«Любовная горячка»

Карен Мари Монинг Любовная горячка

Посвящается Джесси в благодарность за то, что, помимо всего прочего, она разъезжала под дождем по всей Ирландии и привезла такие прекрасные фотографии! Я так горжусь тобой! И Лейхе, чья машина всегда заправлена, а колеса всегда крутятся. Ты умеешь улыбаться так, что на твоем фоне Чеширский кот кажется угрюмым. Спасибо за то, что ради меня пересекла страну.

И Нилу, который понимает душу художника, потому что сам художник.

Спасибо за музыку и месяцы в Кей Уэст.

Это был рай.

Однажды образ славы предо мною вспыхнул,

И, как всегда, Швейцар, приняв мое пальто, хихикнул.

Короче говоря, я не решился.

Томас Элиот. Любовная песнь Дж. Альфреда Пруфрока[1]

ДОРОГОЙ ЧИТАТЕЛЬ!

В конце «Любовной горячки» ты найдешь словарик имен, названий и их произношения.

В некоторых записях есть небольшие расхождения. Читайте словарь на свой страх и риск.

Для более детальной информации посетите -se-ersinc.com или .

Пролог

У всех нас есть свои маленькие проблемы, и все мы ощущаем беспокойство. Я не исключение. В те времена, когда я училась в старшей школе, если меня начинало что-либо беспокоить, я спасалась двумя мыслями: я красотка, и мои родители любят меня. Будучи уверенной в этом, я могла пережить что угодно.

С тех пор ко мне пришло понимание того, как мало значит прошлое и каким ядовитым может оказаться на его фоне настоящее. И что же осталось значимым в итоге? Уж точно не наше появление на свет, и не то, кто любит или же ненавидит нас. Не наши умственные способности, – которые, как и красота, всего лишь незаслуженный подарок от наших генов, – и даже не то, что мы можем ответить на этот вопрос.

Нас определяют только наши поступки. То, что мы в итоге выбираем. То, чему мы сопротивляемся. То, за что мы готовы отдать жизнь.

Меня зовут МакКайла Лейн. По крайней мере – я так думаю. Некоторые говорят, что на самом деле моя фамилия О'Коннор. И это одна из тех вещей, которые меня сейчас беспокоят: кто я такая. Впрочем, на данный момент я не особо тороплюсь это выяснять. Вопрос «что я такое» сам по себе достаточный повод для беспокойства.

Я из Ашфорда, штат Джорджия. Так я думаю, но недавно я обнаружила, что некоторые воспоминания из своего детства я не могу отнести к категории ашфордовских…

Сейчас я в Ирландии. Когда мою сестру, Алину, нашли мертвой на замусоренной аллее в северной части Дублина и местная полиция закрыла дело в положенный законодательством срок, мне пришлось лететь сюда, чтобы лично проверить, что можно сделать для того, чтобы добиться правосудия.

О'кей, может, я и не так чиста, как стараюсь показаться. На самом деле я приехала для того, чтобы отомстить. И теперь, после всего того, что я пережила, желание отомстить усилилось вдвое.

Раньше я думала, что мы с сестрой просто две милые девушки с Юга, которые через несколько лет выйдут замуж, заведут детей и будут наслаждаться жизнью, потягивая сладкий чай в портике под цветущими магнолиями, будут растить детей рядом с мамой, папой и друг другом.

А потом я выяснила, что мы с Алиной происходим не из старой доброй южной династии; наша кровь принадлежит древней кельтской линии могущественных ши-видящих, людей, способных видеть Фейри – жуткую расу инопланетных существ, которые на протяжении тысяч лет тайно живут среди нас, скрываясь под иллюзиями и ложью. Они тысячи лет охотились за людьми, власть Королевы почти не сдерживала их, а власть Договора сдерживала еще меньше.

Предположительно, я одна из самых могущественных ши-видящих, когда-либо рождавшихся на земле. Я не только могу видеть Фейри, я способна ощущать их священные реликвии, в которых заключена самая смертоносная и сильная магия этого племени.

Я могу их находить. Я могу их использовать.

Я уже отыскала Копье Луина, одно из двух орудий, способных уничтожить бессмертных Фейри. Кроме того, я – Нуль, человек, который одним прикосновением ладоней может временно обездвижить Фей и лишить их магии. Это позволяет мне надрать им задницы при необходимости, а в последнее время лишь стоит мне повернуться – и такая необходимость тут как тут.

С момента смерти Алины мой мир начал распадаться на части, и это не прекратилось до сих пор. Однако теперь рушится не только мой мир – разрушение коснулось и вашего мира тоже.

Потому что стены между миром людей и миром Фейри рухнули.

Мне неизвестно, как или почему. Я просто знаю, что это произошло. Знаю, потому что слышу голос древней крови ши-видящих. И металлический привкус темного ветра, который веет из мира Фей, подсказывает мне, что грядет жуткая, кровавая война. Я слышу вдалеке топот бритвенно-острых копыт – это чудовищные жеребцы темных Фейри гарцуют, ожидая того мига, когда снова смогут сорваться в древний, забытый всеми Дикий Гон.

Я знаю, кто убил мою сестру. Я смотрела в глаза ее убийцы, в глаза того, кто соблазнил, использовал, а затем уничтожил ее. Не совсем Фейри, но уже и не человек, он называет себя Гроссмейстером, и именно он открыл порталы между реальностями, впустив Невидимых в наш мир.

Фейри разделены на два соперничающих лагеря, каждым правит свой Королевский Дом, и в каждом есть свои уникальные касты: Светлый Двор Фейри называют еще Видимым, Темный, соответственно, составляют Невидимые. Только не дайте себя обмануть всем этим светло-темным заморочкам: оба вида Фейри смертоносны. Самое страшное заключается в том, что Светлые нашли своих Невидимых собратьев настолько отвратительными, что сами заточили их в своеобразную тюрьму на несколько тысячелетий. А если уж один Фейри боится другого, можете быть уверены – у вас точно будут проблемы.

На данный момент Гроссмейстер освободил самых темных, самых опасных наших врагов, открыл им лазейку в мир людей и учит их сливаться с современным обществом. Когда такой монстр идет по улице, вы видите лишь результат его магии – прекрасную женщину, мужчину или даже ребенка.

Я вижу то, чем они являются на самом деле.

У меня нет ни малейших сомнений в том, что, приехав в Дублин, я присоединилась бы к своей сестре на том свете, если бы мне не посчастливилось ввалиться в книжный магазин весьма загадочного человека – Иерихона Бэрронса. Я понятия не имею, кто он такой и что ему нужно, но он знал обо мне и о том, что происходит на самом деле. Знал куда больше, чем все те, кто встречался мне ранее. А мне нужно было это знание.

У меня не было пути назад. Иерихон Бэрронс дал мне крышу над головой, он обучил меня, открыл мне глаза, помог выжить. Признаю, его методы далеки от деликатных или даже просто приятных, но меня теперь не особо волнуют детали того, как я выжила, главное – результат.

Я переехала из мотеля в его книжный магазин, поскольку так было безопаснее. Магазин довольно неплохо защищен от большинства моих врагов благодаря освещенным дворикам с богатым ассортиментом «приятных» неожиданностей. Это бастион, который возвышается на границе с тем, что я называю Темной Зоной, – районом, полностью принадлежащим Теням, аморфным Невидимым, которые охотятся в темноте и питаются людьми.

С Бэрронсом у нас довольно нелегкий союз, основанный на общей цели: нам обоим нужна «Синсар Дабх» – книга, которой миллионы лет и которая содержит самую черную магию из всех, что вы можете себе представить, – по легенде, автором этой книги был сам Король Невидимых. В книге – ключ к силе обоих миров, мира людей и мира Фейри.

Я ищу эту книгу потому, что об этом просила меня перед смертью Алина, а еще потому, что с помощью «Синсар Дабх», по моим расчетам, можно спасти наш мир.

А Бэрронс ищет ее потому, что коллекционирует книги. Ага.

Все остальные, встретившиеся мне на этом пути, тоже ищут «Синсар Дабх». Охота за ней полна опасностей, но ставки в этой игре слишком высоки.

Поскольку «Синсар Дабх» является реликвией Фейри, я могу ощутить ее с близкого расстояния. Бэрронс не может. Однако он знает, где следует искать книгу, а мне это неизвестно. Именно поэтому мы и стали партнерами, хоть и не доверяем друг другу ни на грамм.

Ничто в моей тихой, уютной жизни не могло подготовить меня к тому, что мне довелось пережить за последние несколько недель. Исчезли мои длинные белокурые локоны, сменившись короткой стрижкой и скрывшись от всех под темной краской. Канула в прошлое одежда пастельных тонов, сменившись мрачными темными тряпками, на которых, если что, не будет заметна кровь. Я научилась ругаться, красть, лгать и убивать. Я пережила нападение Фейри, который лишал жизни при помощи секса. Он заставил меня раздеться на людях – и не один раз, а дважды. Я выяснила, что меня удочерили. Я почти умерла.

С Бэрронсом за компанию я ограбила гангстера, чем, в итоге, привела его и его подручных к смерти. Я дралась с десятками Невидимых, и я убила их. Я выжила в схватке с вампиром Мэллисом, удрав с кровавого представления, в котором участвовал сам Гроссмейстер.

За один-единственный месяц я умудрилась разозлить практически всех обитателей этого города, так или иначе обладавших магической силой. Половина этих существ жаждала моей смерти, вторая половина хотела использовать меня для поисков смертельно опасной, но жизненно необходимой им «Синсар Дабх».

Думаю, я могла бы сбежать домой. Попытаться обо всем забыть. Попытаться спрятаться. Однако я вспоминала Алину и то, как она умерла… Ее лицо – которое я знала, как свое собственное, – всплывает в моем сознании. Алина была мне больше, чем сестрой, – она была моей лучшей подругой, и я почти слышу, как она говорит: «Правильно, Младшая, давай, рискни привести в родной Ашфорд монстра вроде Мэллиса, убивающего сексом Фейри или любого другого Невидимого. Сможешь ты так поступить? Дать шанс какой-нибудь Тени проехаться в твоем багаже и превратить милые, спокойные улицы, на которых прошло наше детство, в лишенные света охотничьи угодья? Как ты будешь чувствовать себя, Мак, увидев Темную Зону на месте своего дома?»

И прежде чем ее голос умолкнет, я понимаю, что останусь здесь до самого конца.

До их конца – или до моего.

Смерть Алины будет отомщена.

1

– Вас довольно сложно найти, мисс Лейн, – сказал инспектор О'Даффи, когда я открыла витражную входную дверь «Книг и сувениров Бэрронса».

Книжный магазин – величественный и древний – был моим домом вдали от дома, нравилось это мне или нет. А мне это не нравилось, несмотря на роскошную мебель, бесценные ковры и практически бесконечный выбор самого высококачественного чтива. Потому что даже самая удобная клетка остается клеткой.

Когда я отступила от двери, освобождая проход, инспектор бросил на меня короткий взгляд. От него не укрылись ни шины на моей руке, ни швы на губе, ни багрово-желтые синяки, начинающиеся возле правого глаза и опускающиеся к нижней челюсти. Инспектор удивленно вздернул бровь, однако ничего не сказал.

Погода была отвратительной, и, держа дверь открытой, я довольно сильно продрогла. Уже несколько дней шел дождь, непрекращающийся, вгоняющий в депрессию ливень, ветер осыпал меня его холодными каплями, и даже крытый вход книжного магазина не спасал от этой холодной атаки. В одиннадцать часов воскресного утра было так темно из-за облачности, что уличные фонари все еще горели. Но от их тусклого желтого света было мало толку, и я едва различала очертания зданий на другой стороне улицы – все было заполнено густым, плотным туманом.

Я попятилась и позволила О'Даффи войти. Холодный воздух ворвался вслед за ним, хлестнув по ногам.

Закрыв дверь, я вернулась в зону отдыха, к дивану у камина, на котором, завернувшись в плед, читала до прихода инспектора. Моя временная спальня находилась на втором этаже, но когда магазин закрывался на выходные, я превращала первый этаж, с его эмалированными каминами и удобными диванами для чтения, в свой личный кабинет. В последнее время мой вкус в области чтения стал несколько эксцентричным. Поэтому, опережая возможную реакцию О'Даффи, я незаметно затолкала под антикварный комод несколько самых подозрительных книг. «Маленький народец: вымысел или правда?» улетела под комод первой, за ней отправились «Вампиры для чайников» и «Святая сила: история древних реликвий».

– Жуткая погода, – отметил инспектор, подходя к камину и грея руки у мирно шипящих язычков газового пламени.

Я согласилась с куда большим энтузиазмом, чем того требовала обычная вежливость, но бесконечный сумрак снаружи успел достать меня до печенок. Еще несколько дней подобной погоды, и я начну строить ковчег. Я слышала, что в Ирландии часто дождит, но раньше я считала, что «часто» и «непрерывно» – это все-таки разные понятия. Я неохотно, практически против своей воли, поддалась «инстинкту туриста» и своей тоске по дому, из-за чего и совершила сегодня утром ошибку – проверила, какая погода стоит дома, в Ашфорде. В Джорджии было жарко, безоблачно, около тридцати пяти градусов тепла – в общем, еще один обычный для Юга солнечный день, наполненный ароматом цветов. Через несколько часов мои подруги наверняка отправятся на одно из любимых озер, будут загорать на солнышке, строить глазки симпатичным парням и обсуждать новинки модных журналов.

А здесь, в Дублине, едва-едва десять градусов выше нуля и настолько сыро, что кажется, будто на улице вполовину холоднее.

Ни солнышка. Ни симпатичных парней. А единственное, что интересует меня в фасоне моих нарядов, – достаточно ли они мешковаты, чтобы скрыть спрятанное под ними оружие. Невзирая на все охранные системы магазина, я носила с собой два фонарика, пару ножниц и тридцатисантиметровый смертоносный наконечник копья, на острие которого в качестве заглушки был нанизан шарик из фольги. Кроме того, я рассовала еще несколько десятков фонариков и прочих полезных вещей по всему четырехэтажному магазину, превратив его в настоящий арсенал. В дальних углах я спрятала несколько крестов и бутылочек со святой водой. Бэрронс высмеял бы меня, если бы узнал об этом.

Возможно, вам интересно, не жду ли я в гости армию из ада. Ответ: жду.

– И как вы меня нашли? – поинтересовалась я у инспектора.

Во время нашего последнего разговора в Гарде, который состоялся около недели назад, О'Даффи настоял на том, чтобы я оставалась на связи. Я дала ему свой старый адрес – «Кларин-хаус», мотель, в котором я провела несколько дней после приезда в Дублин. Не знаю, почему я его обманула. Думаю, я просто разучилась кому-либо доверять. Даже полиции. Здесь хороших парней практически нельзя отличить от плохих. И это могла бы подтвердить моя погибшая сестра: Алина стала жертвой самого красивого мужчины из всех, кого мне доводилось видеть, – Гроссмейстера, – и он же оказался главным злодеем.

– Я детектив, мисс Лейн, – ответил О'Даффи с едкой улыбкой, и я поняла, что он ничего мне не скажет.

Улыбка не коснулась его глаз, в них все еще хмуро светилось предупреждение: «Не стоит лгать мне, я сразу это пойму».

Меня это не волновало. Бэрронс однажды сказал мне то же самое, а ведь он и впрямь обладал сверхчеловеческими способностями. И если уж Бэрронс не раскусил меня, то О'Даффи я тем более окажусь не по зубам. Так что я просто ждала, размышляя над тем, что могло привести сюда инспектора. В прошлый раз О'Даффи дал мне понять: он считает, что дело об убийстве моей сестры невозможно раскрыть, и отныне оно отправлено на полку. Навсегда.

О'Даффи отошел от камина, снял с плеча сумку на ремне и бросил ее на стол между нами. По полированному дереву столешницы разлетелись карты.

Думаю, я ничем не выдала себя, хотя по моему позвоночнику пробежала ледяная дрожь. С некоторых пор я уже не могла спокойно, как раньше, смотреть на карты, даже на безобидные путеводители для дезориентированных путешественников и растерянных туристов. Это началось после того, как я обнаружила на последней раскрытой мною карте пробелы в тех местах, где обосновались Темные Зоны, – целые куски Дублина исчезли, поглощенные смертоносными Тенями. С тех пор меня больше волнует не то, что я могу найти на карте, а то, чего я могу там не найти.

Неделю назад я наседала на О'Даффи с требованием рассказать мне все, что ему известно о зацепке, которую моя сестра оставила перед смертью, о словах, которые она нацарапала на камне в той аллее, где ей пришлось умереть: «1247 Ла Ру».

Инспектор сказал мне, что полиции не удалось найти подобного адреса.

Зато это удалось мне. Правда, для этого мне пришлось выйти за рамки своего представления о мире, но в выходе за границы обычного я в последнее время преуспела, как ни в чем другом. Впрочем, в подобном самосовершенствовании, если его можно так назвать, нет моей заслуги. Довольно легко начать думать без привычных ограничений, когда судьба сбрасывает на крышу вашего уютного домика двухтонного слона. А наши рамки, то, во что мы решаем верить, – это и есть уютный домик, который мы строим в своем воображении, чтобы почувствовать себя в безопасности, защититься от внешнего мира. Теперь мой домик защищал не лучше, чем бумажный зонтик от проливного дождя.

О'Даффи опустился на диван рядом со мной – гораздо осторожнее, чем я ожидала от мужчины с таким количеством лишних килограммов.

– Я знаю, что вы обо мне думаете, – сказал он.

И когда я попыталась вежливо возразить – манеры хорошей девочки с Юга нелегко, если вообще возможно, уничтожить, – он отмахнулся от меня тем жестом, который моя мама называла «ш-ш-ш, малыш».

– Я двадцать два года работаю в полиции, мисс Лейн. Я знаю, что думают родственники убитых, дела которых пришлось закрыть, знаю, что они чувствуют, глядя на меня. Боль. Злость. – Инспектор издал сухой смешок. – Они убеждены, что я просто хамоватый идиот, который слишком много времени проводит в пабах и совсем не занимается своей работой. И верят в то, что близкий им человек успокоится на том свете лишь тогда, когда убийца будет гнить в тюрьме.

Гниение в тюрьме было бы слишком легкой карой для убийцы моей сестры. Кроме того, я вовсе не была уверена, что тюремная решетка станет для него преградой. Лидер Невидимых, облаченный в красную мантию, мог просто нарисовать на полу свои пиктограммы и шагнуть в образовавшийся портал. Хоть Бэрронс и советовал мне не спешить с выводами, я не сомневалась, Что именно Гроссмейстер виновен в смерти моей сестры.

О'Даффи молчал, видимо, давая мне шанс возразить. Но я не стала этого делать. Он был прав. Я чувствовала именно это, пусть и на порядок сильнее. Вот только, приняв во внимание масляные пятна на галстуке и пояс, едва сходившийся на животе инспектора, я бы обвинила О'Даффи в просиживании рабочего времени в кафе и кондитерских, а не в пабах.

Инспектор поднял со стола две карты Дублина и протянул их мне.

Я ответила недоуменным взглядом.

– Та, что сверху, датирована прошлым годом. Нижняя была напечатана семь лет назад.

Я пожала плечами:

– И что?

Несколько недель назад я обрадовалась бы любой помощи, которую могла оказать мне Гарда. Но теперь, когда я знаю о Темной Зоне, начинающейся за «Книгами и сувенирами Бэрронса», – жутком, опустевшем районе, где я обнаружила 1247 Ла Ру и где мне пришлось сражаться с подручными Гроссмейстера, во время чего я чуть не погибла, – я хотела, чтобы полиция держалась от меня подальше. Настолько, насколько это вообще возможно. Все равно Гарда ничем не сможет мне помочь. Только ши-видящие способны увидеть монстров, которые заполонили опустевший район и превратили его в смертельную ловушку. А обычные люди даже не поймут, что они в опасности, – до той самой минуты, когда их выпьют досуха.

– Я нашел вашу 1247 Ла Ру, мисс Лейн. Нашел на карте, которая издана семь лет назад. И довольно странно, что я не нашел ее на карте, датированной прошлым годом. Гранд-волк, которая находится в квартале от вашего магазина, тоже отсутствует на этой карте. Точно так же, как и Коннелли-стрит, расположенная на квартал дальше. Я знаю. Я побывал там, прежде чем прийти сюда.

О Господи, он что, бродил этим утром по Темной Зоне? Ведь дневного света сегодня едва хватало на то, чтобы Тени забились туда, куда эти поганые твари обычно прячутся! Если бы гроза еще хоть немного усилилась, если бы тучи были чуть плотнее, то самые смелые из этих тварей наверняка рискнули бы выбраться наружу, чтобы заполучить обед из человечины. О'Даффи только что вальсировал со Смертью, даже не догадываясь об этом!

Ничего не подозревающий инспектор махнул рукой в сторону рассыпавшихся карт. Они выглядели довольно потрепанными. Я заметила, что одну из карт скомкали, видимо, находясь в шоке или в приступе злости и недоверия, а потом старательно разгладили. Мне были знакомы эти эмоции.

– Честно говоря, мисс Лейн, – продолжил О'Даффи, – ни одной из улиц, которые я только что упомянул, нет ни на одной из новых карт.

Я ответила ему своим лучшим непонимающим взглядом.

– И что вы хотите этим сказать, инспектор? Что улицы в этой части Дублина переименованы? Именно поэтому их нет на новых картах?

Лицо полицейского окаменело, он отвел взгляд.

– Никто не переименовывал улицы, – прорычал О'Даффи. – Разве что это было проделано без участия властей.

Затем он снова взглянул на меня, и взгляд его был тяжелым.

– И я подумал, что есть еще кое-что, чего вы не сказали мне, мисс Лейн. Что-то, что могло бы прозвучать… немного… необычно.

Теперь я заметила нечто в его глазах. С инспектором явно что-то случилось, что-то, что кардинально изменило его взгляд на этот мир. Я понятия не имела, что могло так повлиять на черствого, много повидавшего, опытного детектива, что могло выбить его из колеи, но теперь он, как и я, смотрел на мир другими глазами.

А мне нужно было вернуть его обратно в колею – и сделать это настолько быстро, насколько это вообще возможно. Потому что для человека, находящегося вне привычной колеи, этот город смертельно опасен.

Думала я недолго. Похоже, это будет нетрудно.

– Инспектор, – сказала я, смягчая и интонируя акцент родной Джорджии («южная полировка», так мы называли это дома, этакий вербальный мед, маскирующий неприятный вкус любых горьких слов, которые вам нужно произнести), – я знаю, что вы считаете меня законченной идиоткой, которая примчалась сюда и начала сомневаться в правильности вашего расследования, хотя каждому ясно, что вы эксперт в этой области, а я ничего не соображаю в том, как надо расследовать убийство. Я благодарна вам за то терпение, с которым вы ко мне отнеслись, но я больше не сомневаюсь, что вы сделали все возможное для того, чтобы раскрыть убийство моей сестры. Я знаю, что вы не упустили ничего важного при расследовании, знаю, что мне следовало бы остановиться и поговорить с вами, а не убегать… Но, честно говоря, я слишком злилась из-за того, как прошли наши предыдущие встречи. На следующий день я вернулась на ту аллею и как следует ее осмотрела, не плача и не давая воли эмоциям. И я поняла, что моя сестра не оставила мне никаких зацепок. Мной владели лишь злость, и отчаяние, и целый вагон моих собственных домыслов. Что бы ни было нацарапано там, на аллее, это было нацарапано много лет назад.

– Что бы ни было нацарапано на той аллее? – медленно повторил О'Даффи, и я поняла, что он вспоминает, с какой яростью я нападала на него неделю назад, в точности повторяя нацарапанный адрес.

– Правда же, я с трудом прочитала ту надпись. Она может означать что угодно.

– Да неужели, мисс Лейн?

– Да. И еще я должна вам признаться, что та косметичка не принадлежала моей сестре. В этом я тоже ошиблась. Мама сказала, что она подарила Алине серебристую косметичку, и она не была стеганой. Мама хотела, чтобы мы различали их. Раньше мы постоянно ссорились, выясняя, что кому принадлежит. Дело в том, что я готова была схватиться за любую соломинку, и теперь мне очень жаль, что я зря потратила ваше время. Вы были правы, когда советовали мне собрать вещи, вернуться домой и помочь моей семье справиться с этим тяжелым для нас периодом.

– Понятно, – неторопливо произнес инспектор, и я испугалась, что он действительно видит меня насквозь.

Но разве государственным служащим, у которых большая гора работы и маленькая кучка зарплаты, не свойственно реагировать лишь на громкий скрип колес? Я своими больше не скрипела, так почему О'Даффи не понимает этого и протягивает мне масленку? Дело Алины было закрыто задолго до моего приезда сюда, он отказался возобновить расследование, и я прокляну себя, если теперь он это сделает. Для О'Даффи это равносильно самоубийству!

Я поубавила меда в голосе.

– Послушайте, инспектор, я всего лишь пытаюсь сказать вам, что сдалась. Я больше не прошу ни вас, ни кого-либо другого продолжать это расследование. Мне известно, что ваш департамент и так перегружен работой. Я знаю, что нет никаких улик. Я понимаю, что раскрыть это преступление невозможно, и смирилась с тем, что дело моей сестры закрыто.

– Как… неожиданно вы изменились, мисс Лейн.

– Смерть сестры может заставить девушку быстро повзрослеть. – И это во многом правда.

– Думаю, это означает, что скоро вы отправитесь домой.

– Завтра, – солгала я.

– Какой авиалинией?

– Континентальной.

– Каким рейсом?

– Я никогда не могу их запомнить. Но у меня это записано. Где-то наверху.

– В котором часу вы улетаете?

– В одиннадцать тридцать пять.

– Кто избил вас?

Я моргнула, запнувшись на этом вопросе. Не могу же я сказать, что я напала на вампира, а он меня чуть не убил.

– Я упала. С лестницы.

– Вам следует быть осторожнее. Ступеньки часто бывают скользкими. – О'Даффи оглянулся, обводя взглядом комнату. – С какой лестницы вы упали?

– Она в задней части дома.

– А что у вас с лицом? Ударились о перила?

– Ага.

– Кто такой Бэрронс?

– Что?

– Этот магазин называется «Книги и сувениры Бэрронса». Я не нашел ни одной записи ни о его владельце, ни о датах продажи и покупки этого здания, ни даже лицензии на торговлю. И хотя этот адрес присутствует на моих картах, кто-то приложил все силы к тому, чтобы этого здания не существовало. Так кто такой Бэрронс?

– Я владелец этого магазина. Что вам угодно?

Я подпрыгнула, едва подавив вскрик. Вот ведь подлец! Оказалось, что он стоял прямо за нами, словно олицетворенная бесшумность. Одна рука Бэрронса лежала на спинке дивана, черные волосы были зачесаны назад, на лице застыло высокомерное и холодное выражение. Ну, это как раз неудивительно. Бэрронс и есть высокомерный и холодный тип. Кроме того, он богат, силен, великолепен и просто ходячая загадка. Большинство женщин сочли бы его невероятно привлекательным. Слава Богу, что я к этому большинству не отношусь. Меня не привлекает опасность. Я больше ценю мужчин с твердыми моральными принципами. А Бэрронс разве что проходил рядом с моралью – поскольку путь в бакалейный магазин лежит мимо старого собора.

Интересно, сколько времени Бэрронс тут простоял? Когда речь идет об Иерихоне Бэрронсе, ничего нельзя сказать наверняка.

Инспектор поднялся с дивана, вид у него был довольно удивленный. Он явно заметил и габариты Бэрронса, и железную окантовку ботинок, и деревянный пол. Иерихон Бэрронс высокий мужчина крепкого телосложения. Я знала, что О'Даффи сейчас пытается сообразить, каким образом тот умудрился подойти совершенно бесшумно. Я же с некоторых пор перестала задаваться подобными вопросами. Откровенно говоря, до тех пор, пока Бэрронс прикрывает мою спину, я буду игнорировать тот факт, что на него, похоже, не распространяются законы физики.

– Мне угодно ознакомиться с вашими документами! – прорычал полицейский.

Я почти ждала того, что Бэрронс схватит инспектора за ухо и на вытянутой руке отнесет к выходу из магазина, поскольку О'Даффи не имел в данный момент никакого права на подобные заявления, а Бэрронс с трудом мирился с чужой глупостью. Честно говоря, он вообще с ней не мирился, и до сих пор совершать в его присутствии глупости разрешалось только мне, да и то лишь потому, что я ему нужна – в качестве помощника в розыске «Синсар Дабх». Нельзя сказать, что я круглая дура. Если я в чем и виновата, так это в том, что у меня мировоззрение человека, у которого было счастливое детство, любящие родители и долгий период сладкого ничегонеделанья, разбавленный маленькими драмами провинциального городка на Глубоком Юге. Все это – и слава Богу! – никак не способно подготовить человека к тому, какова может быть жизнь вне привычного круга.

Бэрронс ответил инспектору волчьей усмешкой.

– Конечно. – Он вытащил бумажник из внутреннего кармана пиджака, протянул его О'Даффи, однако пальцев не разжал. – Причем у меня такая же просьба, инспектор.

О'Даффи стиснул зубы, но стерпел.

Когда мужчины обменялись документами, я скользнула по дивану в сторону инспектора и заглянула в бумажник Бэрронса.

Интересно, сюрпризы когда-нибудь закончатся? Как и у любого обычного человека, у него были водительские права.

Волосы: черные.

Глаза: карие.

Рост: два метра десять сантиметров.

Вес: сто десять килограммов.

Его день рождения – он что, шутит? – в Хэллоуин.

Бэрронсу тридцать один год, и его второе имя начинается на «Z». И я сильно сомневалась, что Бэрронс был донором органов.

– В графе «Адрес» записан Голуэй, мистер Бэрронс. Вы там и родились?

Когда-то я спросила Бэрронса о его происхождении. Он ответил, что в его роду были баски и пикты. Голуэй находится в Ирландии, в нескольких часах езды от Дублина.

– Нет.

– Где же?

– В Шотландии.

– Ваше произношение не характерно для шотландца.

– А у вас нет ирландского акцента. Однако вы здесь, следите за порядком в Ирландии. Ведь англичане потратили целые столетия на то, чтобы изжить акцент своих соседей. Не так ли, инспектор?

У О'Даффи задергался глаз. Раньше я за ним такого не замечала.

– Как долго вы живете в Дублине?

– Несколько лет. А вы?

– Здесь я задаю вопросы.

– Лишь потому, что я вам это позволяю.

– Я ведь могу вызвать вас в участок. Вы к этому готовы?

– Попробуйте.

Советовать Гарде подобное мог лишь кристально чистый или же невероятно опасный человек. Усмешка Бэрронса ясно давала понять, что у полиции ничего не выйдет. Мне было интересно, что случится, если инспектор все же примет этот издевательский вызов. Мой загадочный хозяин, похоже, обладал неистощимым запасом самых разнообразных трюков.

О'Даффи смог выдержать прямой взгляд Бэрронса гораздо дольше, чем я ожидала. Мне хотелось сказать полицейскому, что нет ничего постыдного в том, чтобы отвести глаза. В Бэрронсе было нечто, недоступное обычным людям. Я понятия не имела, что это, но все время чувствовала, особенно если подходила близко. В тихом омуте, скрытом за дорогой одеждой, неопределимым акцентом и легким налетом хороших манер, жило нечто, до сих пор не выбиравшееся на охоту. И я не хотела, чтобы оно когда-нибудь выбралось. Меня вполне устраивало то, что эта тварь не стремилась наружу.

Внезапно инспектор решил сменить тему разговора или же просто направить его в более мирное русло.

– Я живу в Дублине с двенадцати лет. Когда мой отец умер, мать вышла замуж за ирландца. Один человек в Честере утверждает, что знает вас, Бэрронс. Его зовут Риодан. Позвонить ему?

– Мисс Лейн, идите наверх, – очень быстро, но чрезвычайно мягко сказал Бэрронс.

– Мне и здесь хорошо. – Кто такой этот Риодан и что пытается скрыть от меня Бэрронс?

– Идите. Наверх. Быстро.

Я нахмурилась. Мне не нужно было оглядываться на О'Даффи, чтобы понять, что он смотрит на меня с острым интересом – и жалостью. Инспектор явно считал, что мой полет с лестницы состоялся при прямом и деятельном участии Бэрронса. Я терпеть не могу жалость. Сострадание – это еще куда ни шло. Сострадание говорит: да, я знаю, что ты чувствуешь, это мерзко, правда? А жалость означает, что тебя считают побежденным.

– Он не бил меня, – злобно сказала я. – Я бы убила его, если б он попробовал.

– Убила бы. У нее есть характер. И упрямство. Но мы над этим работаем, верно, мисс Лейн?

Теперь волчья улыбочка Бэрронса была адресована мне. Он кивнул головой в сторону лестницы, ведущей на второй этаж.

Когда-нибудь я пну Бэрронса под зад изо всей силы. И посмотрю, что из этого выйдет. Но этого приятного момента мне придется немного подождать – до тех пор, пока я не стану крепче. До тех пор, пока у меня не появится свой козырь в этой игре.

И пусть меня втянули в эту войну против моей воли, но никто не отменял моего права выбирать свою собственную битву.

Остаток дня я не видела Бэрронса.

Как прилежный солдат, я вернулась в окопы и скрылась в родной траншее, подчинившись приказу. И в этом окопе ко мне пришло откровение: люди могут достать вас лишь настолько, насколько вы это им позволяете. Ключевое слово – «позволяете».

Конечно, есть и исключения: в основном это родители, близкие друзья и супруги, на которых я насмотрелась во время работы барменом в «Кирпичном», Я видела женатых людей, не стеснявшихся на публике творить друг с другом такие вещи, которых я не позволила бы себе наедине со злейшим врагом. Но в основном этот мир не может навредить нам больше, чем мы ему разрешаем. Пусть Бэрронс отослал меня в мою комнату, но ведь это я, идиотка, позволила ему так поступить. Чего я испугалась? Что он ударит меня? Убьет? Вряд ли. На прошлой неделе он спас мне жизнь. Я нужна ему. Так почему же я позволяю ему командовать мной?

Я чувствовала отвращение к себе. Я все еще вела себя, как МакКайла Лейн, наполовину бармен, наполовину завсегдатай пляжей, и на обе половины – гламурная девочка. Моя недавняя встреча со смертью ясно дала понять, что такое воздушное существо, каким я была, не сможет выжить в этом мире, и это утверждение было подчеркнуто пунктиром из моих сломанных ногтей. К сожалению, когда на меня снизошло упомянутое озарение и я спустилась вниз, Бэрронса с инспектором уже не было.

Как последняя капля в чашу моего окончательно испортившегося настроения, в магазин влетела женщина, которая явно считала себя оруженосцем Бэрронса и по совместительству его же главным щитом. Великолепная, чувственная пятидесятилетняя Фиона терпеть меня не могла. Думаю, если бы она узнала, что на прошлой неделе Бэрронс поцеловал меня, ее нелюбовь ко мне вышла бы на новый виток. Я была почти без сознания, когда он сделал это, но я все помнила. Такое невозможно забыть.

Когда Фиона взглянула на меня, отвлекшись от клавиш мобильного, которые она нажимала, я решила, что она, похоже, знает. Ее глаза полыхали злобой, губы были плотно сжаты, вокруг рта залегли страдальческие морщинки. В сочетании с неровным дыханием, с тем, как ее кружевная блузка съехала набок на пышной груди, создавалось впечатление, что Фиона очень сильно торопилась или была чем-то очень расстроена.

– Что здесь сегодня делал Иерихон? – возбужденным тоном поинтересовалась она. – Сегодня воскресенье. Он не должен был приезжать сюда в воскресенье. И мне в голову не приходит ни одной причины, по которой он мог бы сюда явиться.

Она изучала меня с головы до ног, видимо, пытаясь обнаружить признаки недавнего свидания: встрепанные волосы, возможно, недостающую пуговицу на блузке или трусики, забытые в спешке и выглядывающие сиротливым комочком из штанины. Однажды со мной такое было. Алина спасла меня до того, как мама успела это заметить.

Я чуть не рассмеялась. Свидание с Бэрронсом? Да ну, что за сказки!

– А что вы здесь делаете? – спросила я.

Никаких больше послушных маленьких солдатиков. Магазин сегодня закрыт, и никто из них не должен был здесь появиться, добавляя мрачности и без того дождливому дню.

– Я собиралась в мясную лавку и тут заметила, как Иерихон выходит из магазина, – напряженно сказала Фиона. – Как долго он пробыл здесь? И где ты только что была? Чем вы занимались до моего прихода?

В ее голосе сквозила ревность, казалось, что еще немного – и у Фионы пар изо рта повалит. Словно в подтверждение не сказанных ею слов – о том, что мы занимались тут чем-то неприличным, – в моем сознании мелькнул образ обнаженного Иерихона Бэрронса, темного, деспотичного и наверняка совершенно дикого в постели.

И этот образ показался мне невероятно эротичным. Я с беспокойством сверилась со своим внутренним календарем. Так и есть, у меня овуляция. Чем все и объясняется. В эти три дня я становлюсь невыносимо озабоченной: за день до, во время и еще день после. Наверное, Мать-Природа немного подстраховалась на тот случай, если человеческой расе будет грозить вымирание. Так или иначе, в эти дни я засматриваюсь на парней, на которых в нормальных условиях и не взглянула бы, особенно если эти парни затянуты в узкие джинсы. Я ловлю себя на том, что усиленно размышляю об их ориентации. Алина в таких случаях смеялась и говорила: если сразу не можешь определить, Младшая, то, поверь, лучше тебе не знать правды.

Алина. Господи, как мне ее не хватало!

– Ничем я не занималась, Фиона, – сказала я. – Я была наверху.

Она ткнула пальцем в мою сторону, ее глаза внезапно заблестели, и я испугалась, что она заплачет. Если бы Фиона разрыдалась, я бы просто рассыпалась на части. Я больше не могла выносить женский плач: в каждой плачущей женщине я видела маму.

Так что я даже обрадовалась, когда Фиона снова зарычала на меня:

– Думаешь, он занимался твоими ранами потому, что ты что-то для него значишь? Думаешь, он заботится о тебе? Ты для него – пустое место! Ты даже не в состоянии понять этого человека и его настроение. Его потребности. Его желания. Ты просто глупый, эгоистичный, наивный ребенок! – Она уже шипела. – Возвращайся домой!

– Я бы с удовольствием вернулась домой! – закричала я в ответ. – К сожалению, у меня нет такой возможности!

Она открыла рот, но я не расслышала слов, поскольку уже повернулась и захлопнула за собой дверь, ведущую в жилое помещение за магазином. Я была не в настроении выслушивать вздорные, надуманные обвинения, которыми Фиона сыпала мне вслед. Так что я просто оставила ее кричать о том, что у нее тоже нет выбора.

Я вернулась наверх. Вчера Бэрронс велел мне избавиться от шин. Я ответила, что кости так быстро не срастаются, однако рука снова зверски разболелась, и я отправилась в спальню, чтобы снять их.

Я осторожно покрутила запястьем, затем расслабила руку. Похоже было, что рука и не была сломана, скорее всего, это простое растяжение. Я чувствовала, что она цела и – странно – сильнее, чем обычно. Я сняла шины с пальцев и убедилась, что они тоже в порядке. На предплечье осталась слабая красновато-черная, словно проведенная чернилами, полоса. Пока я мыла руки, я разглядывала себя в зеркале, желая, чтобы синяки на моем лице сошли так же быстро. Практически всю жизнь я была привлекательной блондинкой. Сейчас на меня из зеркала таращилась сильно избитая брюнетка с короткой стрижкой. Я отвернулась.

Пока я выздоравливала, Бэрронс принес в мою комнату маленький холодильник – один из тех, что обычно стоят в общежитиях у студентов, – и обеспечил меня закусками. Я откупорила содовую и растянулась на кровати.

Остаток дня я провела, прыгая по сайтам в Интернете и пытаясь восполнить пробелы в своих знаниях о всякой паранормальной активности. Пробелов было много, ведь первые двадцать два года своей жизни я успешно игнорировала существование подобных явлений.

Вот уже неделю я ожидала появления армии из ада. И я недостаточно глупа, чтобы не понять, что нынешнее положение вещей – лишь короткое затишье перед бурей.

Умер ли Мэллис по-настоящему? Да, я ранила его копьем во время своего так и не состоявшегося поединка с Гроссмейстером, и последнее, что я тогда увидела, прежде чем потерять сознание от ран, которые он мне нанес, – это то, как Бэрронс практически размазал вампира о стену. И все же я не уверена, что Мэллис погиб, и не буду в этом уверена до тех пор, пока не услышу этого от одного из пустоглазых поклонников вампира, заполонивших его готический особняк в южной части Дублина. Мэллис пытался убить меня, чтобы скрыть свой маленький грязный секрет – работая на Гроссмейстера, он двурушничал, пряча от лидера Невидимых могущественные реликвии. Если вампир все еще жив, то, без сомнения, рано или поздно он снова явится по мою душу.

Но волновал меня не только Мэллис. Бэрронс уверял меня, что Гроссмейстер не сможет преодолеть древнюю защитную стену из камня и крови, окружавшую магазин, но так ли это? И кто вел машину, в которой на прошлой неделе мимо нашего магазина провезли смертоносную «Синсар Дабх»? Куда ее увезли? Почему? Где сейчас все те Невидимые, которых освободил Гроссмейстер, и что они делают? И насколько я в ответе за то, что произошло? Способности, которыми обладала я и некоторые другие люди, – означали ли они, что именно мы должны исправить сложившуюся ситуацию?

Я заснула около полуночи, плотно закрыв двери и окна и оставив зажженными все лампы.

В тот самый момент, когда я открыла глаза, я почувствовала – что-то произошло.

2

Меня разбудили не только предчувствия ши-видящей, кричавшие, что рядом находится кто-то из Фейри.

Пол в моей комнате был сделан из твердого дерева, и под дверью не было привычного порога. Обычно я запихивала под дверь полотенце – ладно, несколько полотенец, – прижимала их сверху книгами, затем подпирала дверь стулом, на который ставила лампу. Вся эта конструкция, теоретически, должна была упасть и загреметь, если бы вдруг в мою спальню попытался проникнуть какой-нибудь монстр. Лампа разбилась бы, от этого звука я бы проснулась, и у меня было бы достаточно времени для того, чтобы прийти в себя к тому моменту, когда монстр начнет меня пережевывать.

Прошлой ночью я забыла это сделать. Так что первым делом, проснувшись поутру, я перекатилась на другую сторону кровати и взглянула на свою «защитную кучку». Это был мой личный способ убедить себя, что ночью меня никто не съел, что я жива и меня ждет очередной день в Дублине, что бы он мне ни принес. Этим утром я заметила не только то, что забыла забаррикадировать двери. Кое-что другое заставило мое сердце замереть от ужаса. Полоса под дверью была темной. Черной. Как смола.

Я оставила включенными не только лампы в своей комнате – магазин тоже был освещен изнутри и снаружи. «Книги и сувениры Бэрронса» были оборудованы специальными прожекторами, которые освещали фасад, боковые и заднюю стены здания ярчайшим светом, – это заставляло Теней держать необходимую дистанцию. В тот единственный раз, когда Бэрронс выключил наружное освещение, у черного хода были убиты шестнадцать человек.

Внутри магазин был так же тщательно освещен – я включила как лампы под потолком, так и дюжины настенных светильников, торшеров и подсветок, а также настольных ламп, чтобы свет проникал во все уголки и щели. С того дня, как я убежала от Гроссмейстера, все лампы горели круглосуточно, семь дней в неделю. До сих пор Бэрронс ни слова не сказал мне об астрономических счетах за электричество, а если бы он об этом заикнулся, я тут же заявила бы, что платить за свет не собираюсь – это он должен платить мне за то, что я служу ему личным детектором Объектов Силы. Использовать мои способности ши-видящей для того, чтобы находить реликвии Фейри (объекты силы, они же, для краткости, ОС), – это совсем не то, чем я хотела бы заниматься. И дресс-код, выбранный Бэрронсом: обтягивающие черные платья и острые, как стилеты, шпильки непомерной длины – это не мой стиль одежды, я предпочитаю пастельные тона и жемчуг. Да и распорядок дня выбирала не я, а потому он мне не очень нравился: всю ночь я была на ногах, и эта ночь обычно проходила в жутких и явно ненормальных местах, а мне приходилось красть странные вещи у страшных людей. Так что плату за мою еду и телефонные счета Бэрронс смело мог брать на себя, равно как и компенсацию за испорченную одежду: кровь и зеленая слизь плохо отстирываются.

Я вытянула шею, чтобы взглянуть на окно. Снаружи все еще лил дождь, но стекла были темными, и, насколько было видно из теплого кокона моего одеяла, наружные прожекторы тоже не были включены. Это вызвало у меня такое же чувство, какое могло бы возникнуть, упади я, окровавленная, в бассейн с голодными акулами. Я ненавидела темноту.

Я вылетела из постели, как камень из пращи, – секунду назад я еще лежала под одеялом, и вот я уже в боевой стойке посреди комнаты, и в каждой руке у меня фонарик.

Тьма снаружи, тьма внутри магазина, за дверью моей спальни.

– Что за ж… хрень?! – воскликнула я и тут же пробормотала: – Прости, мама.

Из-за детства, прошедшего на Юге, с Библией в качестве основного ориентира в жизни, из-за мамы, которая руководствовалась известным южным афоризмом: «У прелестной девушки не может быть грязного языка», нам с Алиной пришлось выдумать свой собственный язык для замены обычных ругательств, Так, «жопа» стала «петунией», «срань» стала «чушью собачьей», а короткое слово на букву «х» превратилось в «жабу». К сожалению, когда ты вырастаешь, произнося эти слова вместо обычных ругательств, они входят в привычку, от которой так же сложно избавиться, как и от привычки, собственно, ругаться. Эти словечки вырываются в самый неподходящий момент, изрядно подрывая твой авторитет.

«Иди к жабе, а то я надеру твою петунию» – эти слова не могут впечатлить людей, с которыми жизнь сводила меня в последнее время, а мои вежливые южные манеры здесь производили впечатление лишь на меня саму. Я пыталась себя перевоспитать, но дело продвигалось медленно.

Неужели сбылся мой самый страшный кошмар и, пока я спала, в районе отключили электричество? Как только эта мысль мелькнула у меня в голове, на глаза мне попались электронные часы, как прежде, мигавшие розовым и оранжевым, показывая 4.01 утра, и лишь после этого до меня дошло, что над моей «умной» головой все еще горит включенная вечером люстра. Я никогда не забывала ее включить.

Переложив оба фонарика в одну руку, я сняла с базы трубку радиотелефона. Я попыталась придумать, кому могу сейчас позвонить, но в голове звенела пустота. У меня не было друзей в Дублине, а Бэрронс, похоже, жил в этом же магазине, хоть и редко здесь появлялся. В любом случае, я не знала, как с ним можно связаться. И уж ни в коем случае я не могла позвонить в полицию.

Я осталась в полном одиночестве. Положив трубку на место, я прислушалась. В магазине царила полная и оттого еще более пугающая тишина – там могло происходить что угодно, и монстры могли поджидать меня в засаде, надеясь на скорую поживу, прямо у дверей моей спальни.

Я натянула джинсы, сменила один из фонариков на копье, а за ремень засунула три запасных фонаря. После этого я подошла к двери.

Я чувствовала, что за дверью притаились Фейри, но, кроме этого предчувствия, у меня не было никакой информации. Я не могла определить, ни что это за Фейри, ни сколько их, ни даже – насколько они близко. Просто тяжесть в желудке и легкая лихорадка, сопровождавшаяся дикой головной болью, заставляли меня ощущать себя кошкой – с выгнутой спиной, выпущенными когтями и вздыбленной шерстью. Бэрронс уверял, что мои чувства ши-видящей с опытом будут становиться все лучше и четче. Моим чувствам стоило бы поспешить с этим делом, иначе я рисковала не дожить до следующей недели. Я уставилась на дверь. Наверное, я простояла так минут пять, уговаривая себя протянуть руку и открыть дверь. Неизвестность всегда парализует. Хотелось бы мне сказать, что монстр под кроватью не так страшен, как наша боязнь этого монстра. Но весь мой опыт утверждает, что обычно монстр гораздо страшнее.

Я отодвинула засов, толкнула дверь ровно настолько, чтобы между ней и косяком возникла тоненькая щель, после чего направила туда острый луч своего фонарика.

Около дюжины Теней шарахнулись прочь, но лишь настолько, чтобы не попасть в луч света, и маслянистыми комками застыли по краям. Выброс адреналина, казалось, от души дал мне по зубам. Я захлопнула дверь и вернула на место засов.

Тени пробрались в «Книги и сувениры Бэрронса»!

Как, черт побери, это могло произойти? Я проверяла лампы, прежде чем отправиться спать, – они все были включены!

Я прижалась к двери, дрожа и размышляя над тем, действительно ли я проснулась или это просто страшный сон. В последнее время мне часто снились кошмары, а сейчас абсолютно все, что случилось, идеально подходило под это определение. Пусть я самая сильная из ши-видящих, пусть я – мистический Нуль, вооруженный самым смертоносным оружием Фейри, но против низшей касты Невидимых я абсолютно беспомощна. Ирония судьбы.

– Бэрронс! – закричала я.

По причине, которую мой молчаливый работодатель и хозяин квартиры не пожелал сообщить, Тени его не трогают. Эти смертоносные темные Фейри, которые выпивают людей досуха, позволяют Иерихону Бэрронсу безбоязненно проходить мимо, что немало меня интересовало, но я поклялась бы не задавать ему ни одного вопроса на эту тему, если бы он сейчас появился здесь и спас меня.

Я звала Бэрронса до тех пор, пока у меня не заболело горло, но ни один странствующий рыцарь не появился, чтобы вызволить меня из беды.

При нормальных обстоятельствах, если бы Тени оставались вне магазина, на улице, рассвет прогнал бы этих бесформенных вампиров, заставив спрятаться там, где они обычно пережидали день. Но погода все еще была отвратительной, и я сомневалась, что свет проникнет сквозь занавешенные окна магазина и выгонит отсюда Теней. И даже если: бы разошлись плотные облака и выглянуло солнце, солнечный свет не достиг бы внутренних помещений магазина до самого обеда.

Я застонала. Потому что вспомнила: Фиона приедет задолго до этого момента. Всю прошедшую неделю она работала в магазине с самого раннего утра и почти до ночи. Увеличился поток покупателей – так она это объясняла. И множество покупателей появлялось именно по утрам. Она приезжала в магазин без четверти девять утра, и в девять часов магазин уже работал.

Я должна предупредить Фиону до того, как она попадет в засаду Теней!

И как только я поняла это, мне сразу стало ясно, как я могу связаться с Бэрронсом. Я схватила телефонную трубку и набрала номер диспетчера.

– Округ? – потребовал он.

– Весь Дублин, – живо ответила я.

Фиона, без сомнения, жила неподалеку. Если нет, то я проверю и отдаленные районы.

– Имя?

– Фиона… э-э-э… Фиона… – С раздраженным рычанием я бросила трубку.

Я так паниковала, что даже не осознавала: я не знаю фамилии Фионы – до того самого момента, пока она мне не понадобилась.

Вернемся на шаг назад. У меня было два выхода: я могла остаться наверху, в безопасности, под ярким светом ламп, а в итоге Тени сожрут Фиону и неизвестное количество ни в чем не повинных покупателей, которые войдут в открытую Фионой дверь, или же я справлюсь со своей паникой и не позволю этому случиться.

Но как? Свет – мое единственное оружие против Теней. Пусть Бэрронс вряд ли простил бы мне поджог его магазина, но спички у меня были, и пожар наверняка прогонит Теней прочь. Однако я не хотела находиться внутри здания, охваченного огнем, а поскольку спрыгнуть со второго этажа без последствий мне точно не удастся, то «огненный путь» мне не подходил. Разве что мне удастся воспользоваться веревкой из связанных простыней, но я решила, что это будет «крайний вариант». К сожалению, от этого края меня отделял лишь один шаг, и этот шаг был не из приятных. Я мрачно посмотрела на дверь.

Мне придется пройти через строй.

Как Тени пробрались внутрь? Вот что заботило меня в первую очередь. Если была обесточена часть магазина, могли ли они пробраться внутрь через образовавшуюся щель? Способны ли они на это? Или каким-то образом свет выключился сам по себе? Если так, то я могу, вооружившись фонариками, перейти от выключателя к выключателю и снова включить лампы.

Не знаю, знакома ли вам детская игра «Не коснись крокодила», но мы с Алиной обычно играли в нее, когда мама была слишком занята, чтобы заметить, как мы перепрыгиваем в гостиной с дивана на ее любимые кружевные подушки, потом на жуткий стул, обитый парчой в горошек, – его единственным достоинством было то, что он подходил по тону к занавескам, – а потом все дальше и дальше. Смысл игры был в том, что на полу якобы полно крокодилов и если ты наступишь хоть на одного – ты умрешь. Нужно было добраться из одной комнаты в другую, ни разу не коснувшись пола.

Мне необходимо было спуститься со второго этажа книжного магазина на первый, ни разу не коснувшись темноты, и я не была уверена, что мне это удастся. Бэрронс говорил, что Тени могут добраться до жертвы лишь в темноте, но значило ли это, что Тень может сожрать меня или часть меня, если хоть на секунду моя нога или палец окажутся за пределами освещенного круга? Ставки в этой игре были куда выше возможного ожога от синтетического ковра или нагоняя от мамы, которые я получала, упав в детстве. Я уже видела кучки одежды и высохшие кусочки человеческой кожи – то, что оставалось после трапезы Теней.

Дрожа, я натянула ботинки, застегнула куртку, надетую поверх пижамы, и засунула два из шести имеющихся у меня фонариков за ремень, направив лучи вверх. Еще два фонарика я засунула за удобную резинку на поясе куртки, направив их вниз, – чтобы они освещали мои беззащитные ноги. Конечно, это было ненадежно. Если я буду двигаться слишком быстро, фонарики могут выпасть, но, в любом случае, у меня не было нужного количества рук. У меня всего две руки, и в каждой из них тоже оказалось по фонарику. Я положила коробок со спичками в карман, засунула копье в ботинок. Против этого противника копье мне не поможет, но снаружи могут оказаться не только Тени. Вполне возможно, что Тени – лишь авангард, за которым следуют твари похуже.

Я глубоко вздохнула, сгорбилась и открыла дверь. Как только поток света хлынул в коридор, Тени повторили свой фокус с отступлением за границу освещенной зоны, где и замерли маслянистыми пятнами.

Здесь были Тени всех возможных размеров и форм, одни – высокие и тонкие, другие – низкие и широкие. Они не состояли из осязаемой материи. Их сложно было различить в окружающей тьме, но, если вы ши-видящая, вы можете разглядеть их с первого взгляда. Тени более темные, плотные и вязкие, чем окружающая их тьма, и от них тянет злобой. Они постоянно движутся, словно голод не дает им ни минуты покоя. Бэрронс говорил, что они лишены сознания, но однажды я показала Тени кулак, и она в ответ ощетинилась. Это совсем не похоже на отсутствие разума, что довольно сильно беспокоило меня. Тени пожирали все живое: людей, животных, птиц, даже земляных червей. Когда они оказывались в каком-либо районе, он превращался в пустыню. Именно эти опустевшие районы я окрестила Темными Зонами.

– Я справлюсь. Для меня это раз плюнуть.

Подбодрив себя этой ложью, я взяла фонарики на изготовку и шагнула в коридор.

И это действительно оказалось легко – раз плюнуть. Отсутствие света объяснялось не отключением электричества – просто выключатели были повернуты. Я осторожно перебиралась от выключателя на стене к лампе, но когда я поняла, что Тени старательно избегают прямого света, я стала двигаться более уверенно. Даже в коридоре без окон, заполненном абсолютной темнотой, фонарики, укрепленные на моем теле, создавали защитный радиус света, который Тени не могли преодолеть. Чем больше выключателей я поворачивала, тем больше Теней отшатывалось на безопасное расстояние, и вот уже около пятидесяти тварей толпились в темноте, которую я собиралась изгнать, включая лампу за лампой.

К тому времени как я добралась до лестничной площадки, ведущей на первый этаж, я уже осмелела настолько, что не сомневалась – мне без проблем удастся выгнать из магазина всех Невидимых оптом.

Я быстро зашагала по гостиной в сторону стены с выключателем. Три шага внутрь комнаты, и легкое движение воздуха взъерошило мои волосы. Я посветила фонариком в ту сторону. Окно, в котором виднелась аллея находящаяся за «Книгами и сувенирами Бэрронса», было распахнуто! Теперь все стало совершенно ясно: выключен свет внутри и снаружи, а окно открыто, значит, кто-то пытался убить меня!

Я шагнула к окну и упала, споткнувшись о банкетку, которой здесь не должно было быть. Фонарики разлетелись во все стороны, запрыгали по полу, лучи света заметались, беспорядочно полосуя окружающую тьму. Тени запорхали, словно стая перепуганных голубей, и рванулись в спасительную ночь через открытое окно.

Ха. Здорово получилось. Мне осталось лишь закрыть за ними створки.

Я поднялась, опираясь на руки и колени… и замерла, столкнувшись лицом к лицу с… с тьмой, заменявшей лицо той Тени, которая не вылетела из комнаты. И эта Тень была далеко не из самых мелких. Она как-то умудрялась оставаться в темноте, не попадая в лучи фонариков, – она обтекала свет сверху, снизу, вокруг лучей. Я не хотела даже думать о том, насколько хороши рефлексы твари, способной на такой трюк. В некоторых местах Тень достигала потолка, длиной она была, как минимум, три с половиной метра, и по всей этой длине Тень пульсировала, словно темная раковая опухоль, пожиравшая свет.

Я со свистом втянула в себя воздух. Я видела раньше, как Тени это, делают – пытаются потрогать свет. Но я понятия не имела, как далеко зашли их способности. Вырвавшееся у меня ругательство шло от самой души, и эмоций в нем было побольше, чем в любой пламенной молитве. Мои фонарики раскатились по полу. Два из них, лежавшие слева и справа, светили на меня. Я находилась на порядочном расстоянии от них, и кокон света надежно защищал все мое тело, но, если бы я попробовала подобраться к одному из фонариков, его луч стал бы тоньше и значительная часть меня оказалась в темноте. Учитывая гигантскую Тень, которая с необычайной агрессией крутилась неподалеку, я не хотела идти на такой риск…

Я сжалась в комочек, и Тень тут же выбросила тонкие, как паутинка, темные щупальца, одно – к моим волосам, которые были слабо освещены, второе – к моим пальцам, которые скользнули за освещенный круг.

Я отдернула руку, вытащила из кармана коробок спичек и зажгла одну из них. В воздухе едко запахло серой. Тень убрала щупальца.

Хоть и глупо так говорить о существе, не имеющем разума, формы и облика, но я клянусь – Тень изучала меня, отыскивала слабые места в моей обороне. Спичка догорала. Я швырнула ее на пол между собой и Тенью и зажгла еще одну. Я никак не могла снять с себя куртку и поджечь ее – потому что в таком случае часть моего тела обязательно оказалась бы в темноте. Та же ситуация и с банкеткой, о которую я споткнулась, – она была позади меня, слишком далеко, чтобы я могла использовать ее в качестве горючего.

Но… бесценный персидский ковер, на котором я сидела, начал дымиться. Я осторожно подула на тлеющие уголки того места, куда упала спичка. Огонек погас. Если Тени могут фыркать, то именно это сейчас и произошло.

Вдруг Тень увеличилась, потом сжалась, и я ощутила ее злорадство. Я очень надеялась, что ошиблась. Я очень надеюсь, что Тени не способны по-настоящему, логически мыслить.

– Похоже, тебе сейчас не помешает помощь, ши-видящая, – раздался из окна музыкальный баритон, потусторонний, чувственный, со скрытыми до поры до времени звуками громового раската.

3

Что-то я не вдохновляю благородных рыцарей. За окном оказался В'лейн. А я-то думала, что хуже быть не может.

Это был не рыцарь, а целый принц. Принц Видимых, Светлого Двора, если только можно в чем-то верить ему на слово. И уж ни в коем случае не спаситель – В'лейн из тех, кто убивает при помощи секса. Такие не путешествуют в поисках приключений и романтики, такие провоцируют сексуальную агрессию.

Я взглянула на себя и удостоверилась, что моя одежда все еще на месте. Это утешало. Элита Фейри обладает такой сексуальностью, что инстинкт самосохранения уступает другому инстинкту – размножения. Женщина, попавшая под очарование Фейри, теряет способность связно мыслить, весь жизненный опыт отходит на второй план, и наружу вырывается лишь страсть, которая превращает человека в похотливое животное, жаждущее только одного – секса. Первое, что делает женщина, попав под влияние Фейри, – начинает раздеваться.

В каком-нибудь женском романе это могло бы выглядеть экстравагантно, впечатляюще, даже сексуально. В реальной жизни это холодно, жутко и в большинстве случаев заканчивается смертью. Если женщина остается в живых, она превращается в при-йа, сексуальную игрушку Фейри, едва ли способную действовать самостоятельно.

Я снова взглянула на Тень и быстро зажгла еще одну спичку. Похоже, теперь Тень стала изучать меня еще более внимательно.

– Ну так помоги мне! – прорычала я.

– Означает ли это, что ты готова принять мой подарок?

Во время нашей прошлой встречи, несколько недель назад, В'лейн предложил мне древнюю магическую реликвию, известную как Браслет Крууса. Он назвал это жестом доброй воли, в обмен на который я должна была помочь его повелительнице, Эобил, Королеве Светлого Двора, найти «Синсар Дабх». По словам В'лейна, этот браслет защищает того, кто его носит, от различных врагов, в том числе и от Теней.

Если же верить моему хозяину и наставнику, когда имеешь дело с Фейри, Темными или Светлыми, всегда нужно ждать подвоха, ведь они никогда не бывают откровенны. Они вообще не знают, что такое откровенность. Ведь люди не откровенничают с лошадью, прежде чем оседлать ее, или с коровой, которую ведут на бойню!

Возможно, браслет спасет меня. Возможно, он сделает меня их рабыней. Вполне возможно, что он меня убьет.

В прошлый раз В'лейн пытался изнасиловать меня в общественном месте. Не то чтобы изнасилование в приватной обстановке привлекало меня больше, просто когда я, едва оправившись от атаки принца Видимых и придя в себя, обнаружила, что стою почти голая в окружении толпы таращащихся на меня придурков… Это воспоминание не просто болезненно для меня, я его ненавижу. В последнее время у меня появилось множество таких воспоминаний.

Хочу отметить для потомков: мама растила меня совсем в иных традициях. Рейни Лейн прекрасная, весьма порядочная женщина.

Я очень ярко и с обилием деталей сказала В'лейну, что я с ним сотворю при первой же возможности, особо тщательно расписав, куда именно я воткну свое лучшее оружие – копье, способное убить Фейри, – причем по самое «не могу». Все определения были оттенены цветистыми прилагательными. Пусть я не особо умею ругаться, но теоретический материал у меня был богатый – трудно не выучить эти слова, работая барменом.

У меня осталось четырнадцать спичек. Я чиркнула следующей.

В окне, за Тенью, показался В'лейн. Его кожа мерцала золотом, глаза переливались, словно жидкий янтарь, – на фоне бархатной ночи принц Видимых казался сказочно прекрасной картиной в раме окна. Думаю, он просто парил в воздухе. Фейри отбросил волосы назад, и они золотым водопадом рассыпались, обрамляя невероятной красоты тело, которое казалось воплощением мужественности и чувственности. Не сомневаюсь, что в день создания этой твари сатана довольно хохотал, и его смех звучал точно так же, как нынешний смех В'лейна. Прекратив смеяться, принц пробормотал:

– А ведь какой милой ты была, когда попала сюда.

– Откуда ты знаешь, какой я была, когда попала сюда? – вскинулась я. – Как долго ты за мной следишь?

Принц Фейри приподнял бровь, но ничего не ответил.

Я тоже вскинула брови. Он был Паном, Бахусом и Люцифером в обрамлении смертоносных теней. Причем я говорю это в буквальном смысле.

– Почему ты не заходишь? – любезно поинтересовалась я.

На этот счет у меня было одно подозрение, которое хотелось проверить.

В'лейн поджал губы, и наступила моя очередь смеяться. Бэрронс – просто умница.

– Не можешь пробиться сквозь его защиту, верно? Именно поэтому я до сих пор в одежде? – Я бросила спичку за миг до того, как она обожгла мне пальцы, и чиркнула следующей. – Что, защита не дает тебе воспользоваться твоими спо…

Я даже не успела закончить фразу. Желание лесным пожаром выжгло меня изнутри: яхочунемогуумираюбезтебяпожалуйстапожалуйстадаймнеточтомненужнопожалуйста– пылало в мозгу, выбивало воздух из легких и жидким огнем стекало по позвоночнику.

Я скорчилась на полу, выгорев дотла.

Сексуальное инферно исчезло так же внезапно, как и появилось, оставив после себя только холод и – на несколько мгновений – жуткую боль, тоску и жажду того удовольствия, которое можно сравнить лишь с банкетом богов, куда людей обычно не зовут. Запретный плод. Отравленный плод. Плод, за который женщина, не раздумывая, продаст душу. И, возможно, даже предаст человечество.

– Осторожнее, ши-видящая. Я всего лишь решил щадить тебя. Но не испытывай свою удачу.

Я стиснула челюсти и заставила себя подняться и зажечь очередную спичку. При свете мерцающего огонька я изучала своих врагов. Оба готовы сожрать меня, хоть и станут делать это по-разному. Если бы меня заставили выбирать, я бы предпочла стать пищей Тени.

– И почему ты решил щадить меня?

– Я хочу, чтобы мы стали… как это по-вашему? Друзьями.

– У сумасшедших насильников не бывает друзей.

– Я не знал, что ты относишься к их числу, иначе не стал бы предлагать.

– Ха. – От неожиданности я даже села прямее.

Он улыбнулся, и я внезапно поняла, что чуть не попалась на обещание, что со мной все будет в порядке, чуть не поверила, что все действительно будет хорошо. У элиты Фейри есть такое свойство. Бэрронс говорил, что все их существование, на всех уровнях, подчинено лишь одному – соблазнению. Чары, которые они используют, направлены на то, чтобы прикрыть ложь. Нельзя верить ни единому слову Фейри.

– Я не привык общаться с людьми и порой недооцениваю свое влияние на них. Я не знал, что сидха-джай так сильно обеспокоит тебя. И хотел бы начать все сначала, – сказал В'лейн.

Я бросила спичку и зажгла следующую.

– Как насчет того, чтобы для начала избавиться от Тени?

– С браслетом ты сможешь спокойно, без страха ходить среди них. И никогда больше не будешь столь уязвимой. Почему ты отказываешься от такой силы?

– Ха, дай-ка подумать… Наверное, потому, что я доверяю тебе еще меньше, чем Теням?

По крайней мере Тени слишком тупы, чтобы пытаться меня обмануть. Надеюсь.

– Что есть доверие, ши-видящая, как не ожидание того, что некто станет вести себя определенным образом, продиктованным предыдущими деяниями?

– Классное определение. А теперь проанализируй свои «предыдущие деяния».

– Я это сделал. Просто ты неправильно меня поняла. Я пришел к тебе с предложением дара, который способен спасти твою жизнь. Ты красивая женщина, чей стиль одежды должен привлекать мужчин. Я дал тебе это. Я не знал, что сидха-джай будет тебе настолько неприятен. Я даже предложил тебе удовольствие, не требуя ничего взамен. Но ты отказала мне. Возможно, это оскорбило меня. Ты угрожала мне оружием, украденным у моей расы. Ты говоришь о своих причинах не доверять мне, но разве ты сама дала мне хоть один шанс поверить тебе? Ты подозрительное существо со склонностью к воровству и убийству. Но несмотря на твои обещания сотворить со мной не самые приятные вещи, я все еще нахожусь здесь, сдерживая того, кто угрожает тебе, и предлагая помощь.

У меня почти не осталось спичек. Здорово он все повернул: получается, что он не сделал ничего плохого и именно я являюсь опасной тварью.

– Прекрати разыгрывать тут представление, Динь-Динь,[2] и помоги мне избавиться от проблемы. А потом поговорим.

– Правда? Поговорим?

Я нахмурилась и зажгла следующую спичку. В чем-то тут крылся подвох, но я не могла сообразить, в чем именно.

– Я же сказала.

– Поговорим, как друзья.

– Друзья не занимаются сексом, если ты именно этого добиваешься.

Не совсем правда, но В'лейну этого знать не обязательно. Да, я принадлежу к поколению, для которого «секс – это просто секс», но я терпеть этого не могу. Не только друзья занимаются сексом, им занимаются даже те, кто друг друга ненавидит. Как-то я застала Натали и Рика, которые, как мне было известно, на дух друг друга не переносили, в туалете «Кирпичного». Позже я спросила Натали, что же изменилось, и она ответила – ничего, она по-прежнему терпеть не может Рика, просто ей понравилось, как он выглядел в тот вечер. Неужели люди не понимают, что если к сексу относиться как к полной ерунде, он в результате и станет полной ерундой? С тех пор я не убирала служебные помещения. Я предоставила это Вэл: ее положение на «тотемном столбе» было ниже.

Последние несколько лет я провела в ожидании старых добрых свиданий: парень звонит мне, мы вместе строим планы, он подбирает меня на машине, не принадлежащей его папочке (или девушке!), и отвозит в место, которое обязательно должно мне понравиться. Такие действия означают, что ему действительно небезразлично мое мнение и он не зациклен на том, «сколько еще голых сисек можно впихнуть в этот фильм, прежде чем он станет окончательной порнухой». Мне хотелось свиданий, начинающихся с интересного разговора, продолжающихся приятно и неторопливо и заканчивающихся долгими неспешными поцелуями, после которых приходит ощущение, будто ты шагаешь по облакам.

– Это не то, чего я добиваюсь. Мы сядем, лишь мы вдвоем, и наш разговор будет чем-то большим, нежели страхи, уловки и разница между нами. Мы проведем один твой час, как друзья.

От меня не ускользнуло то, с какой осторожностью В'лейн сформулировал эту фразу.

– Один мой час?

– Наши часы намного длиннее, ши-видящая. Видишь, как свободно я могу говорить с тобой? Я выдаю тебе наши секреты. Так что начало доверительным отношениям положено.

Что-то в поведении Тени привлекло мое внимание. У меня ушла почти минута на то, чтобы определить, что именно не так. Тень изменилась. Она по-прежнему была хищной и голодной, но теперь она еще и злилась. Я ощущала это точно так же, как раньше ощущала ее злорадство. Кроме того, я чувствовала, что эта злость направлена не на меня. Вытащив очередную спичку, я покрутила ее в пальцах. У меня осталось всего четыре спички, и возникло сильное подозрение, что В'лейн каким-то образом контролирует поведение этой аморфной твари.

Возможно ли, чтобы невероятно сильная Тень добралась до меня и при свете, если бы В'лейна здесь не было? Неужели он удерживал ее с самого начала?

– Один час, – выдавила я из себя. – Но я не возьму браслет. И ты не будешь практиковать на мне свои сексуальные фокусы. И до того, как мы начнем, мне потребуется кофе.

– Не сейчас, МакКайла. Время выберу я.

Принц назвал меня по имени, словно мы и вправду были друзьями. Но мне это ни капли не понравилось. Я зажгла предпоследнюю спичку.

– Хорошо. А теперь избавь меня от этой проблемы.

Я думала о том, на что я только что согласилась, и о том, сколько еще условий выдвинет В'лейн, прежде чем избавится от Тени, – а я не сомневалась, что он будет тянуть до последнего, чтобы напугать и унизить меня как можно больше, – но он насмешливо протянул: «Да будет свет», и внезапно вспыхнувшие лампы осветили комнату.

Тень взорвалась, разлетаясь на бессчетные темные кусочки. Они яростно стремились за окно, в ночь, словно тараканы, удирающие из комнаты, в которой орудует дезинсектор. Я чувствовала, что Невидимый сейчас испытывает невыносимую боль. Если свет и не убивает Теней, то он точно является для них аналогом нашего ада.

Когда последний агонизирующий кусочек перевалился через подоконник, я вскочила и захлопнула окно. Аллея снова была ярко освещена. И пустынна.

В'лейн исчез.

Я собрала свои фонарики, опять засунула их за пояс и пошла исследовать магазин в поисках Теней, которые могли забиться в темные углы и неосвещенные кладовки. Я не нашла ни одной. Все лампы снова горели, внутри и снаружи.

И это меня сильно беспокоило, поскольку В'лейн, так эффектно их включивший, с той же легкостью мог отправить меня обратно во тьму, стоило ему только пожелать. Ему бы даже не понадобилось входить в магазин.

Что еще он может сделать? Насколько могущественны благородные Фейри? И разве защитному контуру магазина не полагалось оградить меня от психологического влияния? Кстати о защитном контуре, он ведь должен был помешать Теням забраться в магазин. Или Бэрронс обезопасил свою собственность только от Гроссмейстера? Но если Бэрронс способен это сделать, то почему он не защитил здание от всех возможных посетителей? Исключая, конечно, клиентов, хотя совершенно ясно, что торговля книгами – это всего лишь прикрытие, – деньги Бэрронсу нужны точно так же, как Ирландии – еще один дождливый день.

Я нуждалась в ответах. Я просто болела без них. И я была окружена эгоистичными, непредсказуемыми, злобными и бесцеремонными занудами. Да, я исповедовала принцип «если не можешь их победить, присоединись к ним». И была уверена, что тоже смогу стать бесцеремонной злобной занудой. Мне всего лишь не хватало практики.

Я хотела побольше узнать о Бэрронсе. Я хотела узнать, живет он в этом здании или нет. Я хотела узнать, что такого хранится в его загадочном гараже. Не так давно Бэрронс допустил промашку, упомянув, что под гаражом расположены еще три этажа, и намекнув на их важность. И я хотела знать, что такой человек, как Бэрронс, может прятать в подземных тайниках.

Я начала с магазина. Первая его половина была именно тем, чем казалась, – эклектичным и богатым книжным магазином. Я решила проигнорировать ее и направилась в заднюю часть дома. Первый этаж был начисто лишен индивидуальности, это был обыкновенный музей, где в огромном количестве и без особой системы были представлены произведения искусства и антиквариат, но ничто здесь не могло помочь мне разгадать человека, который приобрел все эти вещи. Даже личный кабинет Бэрронса, комната, от которой я ожидала хоть каких-то новых штрихов для психологического портрета, наградил меня лишь холодным, отстраненным отражением в огромном зеркале с деревянной рамой, которое висело между книжными шкафами из вишневого дерева, за богато украшенным столом пятнадцатого века. На первом этаже я не обнаружила ни кухни, ни спальни, ни столовой.

На втором и третьем этажах все двери были закрыты. Это были тяжелые двери из цельного дерева, со сложными замками, которые я даже не попыталась поковырять. Сначала я осторожно и очень тихо попробовала повернуть дверные ручки, так как ожидала, что за одной из этих дверей может оказаться Бэрронс, но на подступах к третьему этажу я уже вовсю награждала двери рывками и злобными пинками. Сегодня я проснулась в окружении темноты. А я устала от темноты. И еще больше я устала от тех, кто может контролировать освещение.

Я затопала по лестнице, ведущей вниз и наружу, к гаражу. Дождь стих, но небо все еще было темным, затянутым грозовыми облаками, так что рассвет казался сказкой, в которую невозможно было поверить, несмотря на то что вот уже двадцать два года я встречала эти самые рассветы. Слева от меня, в глубине аллеи, в темноте заброшенного района танцевали и пульсировали Тени. Я отсалютовала им неприличным жестом. С обеих рук.

Затем я подергала дверь гаража. Закрыто, конечно же.

Подойдя к ближайшему темному окну, я изо всей силы двинула по нему обратным концом фонарика. Звон разлетающегося стекла бальзамом пролился на душу. Никакой сигнализации. «Получи, Бэрронс. Похоже, у тебя далеко не все под контролем, зануда». Возможно, здесь стоял тот же защитный контур, что и в магазине, но он защищал от других воров, не от меня. Я выбила зазубренные остатки стекла, чтобы не порезаться, подтянулась на руках, перелезла через подоконник и спрыгнула на пол.

Повернув выключатель у двери, я целую минуту просто стояла на месте, хихикая, как идиотка. Я уже видела коллекцию машин Бэрронса, даже ездила на некоторых из них, но взглянуть на все это сияющее великолепие сразу – слишком большое потрясение для особ вроде меня.

Я люблю машины. От гладких спортивных до массивных и угловатых, от новомодных и навороченных до вневременной классики, от пышного седана до сверхудобного купе – я фанатик всех этих машин, а Бэрронс их владелец. Ну, возможно, у него есть не все. Например, я еще не видела у него «бугатти» и, учитывая тысячу три лошадиные силы с ценником в миллионы долларов, не рассчитывала увидеть, но у Бэрронса имелись практически все автомобили моей мечты, вплоть до «стингрея»[3] шестьдесят пятого года выпуска, выкрашенного не во что иное, как в традиционный для Британии «гоночный» зеленый цвет.

А дальше «мазератти» примостилась рядом с «Wolf Countach».[4] Еще чуть дальше красная «феррари» едва ли не мурлыкала рядом с… моя улыбка тут же исчезла – с «майбахом» Роки О'Банниона, напоминанием о шестнадцати смертях, которых не должно было быть, о шестнадцати людях, которые не должны были погибнуть, но погибли, и часть моей души болела оттого, что эти смерти были на моей совести, а часть радовалась, поскольку их гибель временно спасла меня от расправы.

Как вы справляетесь с такими двойственными чувствами? Неужели мне пора повзрослеть и начать делить память на отдельные отсеки? Такое разделение, как мне кажется, – это что-то вроде защитной реакции на наши грехи: некоторые здесь, некоторые там, некоторые мы прячем даже от самих себя, отодвигаем их, чтобы можно было жить со всем тем, что мы натворили. Мы можем смириться с каждым грехом по отдельности и жить дальше, а вот если они навалятся все вместе… Способны ли эти грехи просто раздавить нас?

Я вышвырнула из головы все мысли об автомобилях и начала искать двери.

Когда-то этот гараж наверняка играл роль склада, и я бы не удивилась, если бы обнаружила, что этот склад занимает по площади целый городской квартал. Пол был из отшлифованного бетона, стены – явно литые, балки и брусья – из стали. Все окна были закрашены черной краской, начиная от небольших проемов под потолком и заканчивая двойными стеклопакетами на уровне земли, у двери (один из которых я только что расколотила). В гараже была всего одна втяжная дверь.

Кроме нее и, собственно, автомобилей, здесь ничего не было: ни чуланов, ни лестниц, ни люков под резиновыми матами на полу. Я уверена, потому что все обыскала и ничего не нашла.

Ну так и где же эти три подземных этажа и как мне можно к ним подобраться?

Я стояла в центре огромного гаража, в окружении коллекции самых прекрасных в мире автомобилей, спрятанной на безымянной аллее Дублина, и пыталась понять ход мыслей ненормального владельца этой коллекции. Бесполезная трата времени. Я вообще не уверена, что у Бэрронса есть мозг. Скорей всего, в голове у него находится невероятно эффективный микрочип.

Я скорее почувствовала, чем услышала, какой-то шум, урчание под ногами.

Я наклонила голову и прислушалась. Секундой позже я уже упала на четвереньки, смела с пола тонкий слой пыли и прижалась ухом к холодному бетону. Где-то глубоко внизу, под толстым слоем земли, кто-то вопил.

И этот звук, безумный, животный, заставил все тонкие волоски на моем теле встать дыбом. Я закрыла глаза и попыталась представить себе существо, способное издать подобный звук. А оно кричало снова и снова, и каждый леденящий душу вопль длился около минуты, эхом отдаваясь от бетонной гробницы.

Что там внизу? И что за тварь может обладать такими вокальными способностями? Почему она так вопит? В крике звучало нечто более темное, чем просто отчаяние, более опустошенное, чем похоронный плач. Это был безумный вопль измученного существа, которое уже не ждет спасения, существа брошенного, потерянного, обреченного на адские муки без надежды на то, что они когда-нибудь закончатся.

Мои руки покрылись мурашками. Раздался новый вопль. На этот раз он казался испуганным, а не замученным. Оба вопля слились в отвратительный концерт, в жуткий вой. А затем стихли. И наступила тишина.

Я постучала пальцами по полу, размышляя над тем, насколько случившееся выходит за рамки моего понимания.

Больше не чувствуя себя ни упрямой, ни настойчивой, я решила вернуться в свою комнату. Стоило мне шагнуть на улицу, как ветер, гонявший по аллее мусор, разорвал плотное покрывало облаков, открыв окошко темного неба. Рассвет еще не наступил, и луна по-прежнему была полной и яркой. Справа от меня, в Темной Зоне, Тени больше не танцевали в темноте. Они сбежали от чего-то, что не было ни лунным светом, ни восходом солнца. Я часто наблюдала за Тенями из окна спальни: ночью они становились невероятно нахальными, а самые крупные из них не скрывались до самой последней минуты.

Я взглянула налево и чуть не задохнулась от ужаса.

– Нет, – прошептала я.

Там, куда не доставал свет прожекторов, стояла высокая, закутанная в черное фигура, и полы ее темного одеяния развевались на ветру.

На прошлой неделе я несколько раз замечала что-то похожее, но это было поздно ночью. Передо мной было что-то настолько затертое и заштампованное, что я отказывалась верить в его реальность.

Хватит с меня Фейри.

– Тебя там нет, – сказала я.

Я помчалась по аллее, взлетела по лестнице, рывком распахнула дверь и рванулась внутрь. Когда я оглянулась, призрак уже исчез.

Я издала дрожащий смешок. Ну да, конечно. Его там не было с самого начала.

Я приняла душ, высушила волосы, оделась, вытащила из холодильника холодный латте и спустилась вниз как раз в тот момент, когда приехала Фиона и полиция явилась меня арестовывать.

4

– Я уже сказала вам. Он расследовал дело моей сестры.

– И когда вы в последний раз его видели?

– Об этом я вам тоже сказала. Вчера утром. Он остановился у магазина.

– А почему он остановился у магазина?

– О Господи, я и об этом вам уже говорила. Он сказал мне, что пересмотрел дело Алины и все же не нашел ни одной улики и что ему жаль, но дело останется закрытым.

– И вы хотите, чтобы я вам поверил? У инспектора О'Даффи прекрасная жена и трое детей, и он ходил в церковь каждое воскресенье вместе с ними и с другими родственниками – а встречи с семьей он пропустил всего четыре раза за последние пятнадцать лет, да и то лишь потому, что уезжал на похороны. И он решил отменить это ради того, чтобы нанести ранний визит сестре убитой девушки, и проделал все это только для того, чтобы сообщить, что закрытое дело останется закрытым?

Н-да, чушь собачья. Даже я вижу, насколько нелогично все складывается.

– Почему он просто не позвонил?

Я пожала плечами.

Инспектор Джайн, который вел мой допрос, махнул двум офицерам, стоящим у двери. Затем оттолкнулся от стола, обошел его и остановился за моей спиной. Я чувствовала, как он стоит там и таращится на меня. На данный момент меня больше волновало древнее копье, моя воровская добыча, сейчас заткнутая за голенище под штаниной джинсов. Если полицейские обвинят меня и произведут обыск, у меня будут большие проблемы.

– Вы привлекательная молодая женщина, мисс Лейн.

– И что?

– Между вами и инспектором О'Даффи что-то было?

– О, пожалуйста! Вы и вправду думаете, что он в моем вкусе?

– Был, мисс Лейн. Я и вправду думаю, что он был в вашем вкусе. Он мертв.

Я смотрела на полицейского, который нависал надо мной, пытаясь использовать преимущество своего положения и позы, чтобы напугать меня. Он не знал, насколько плохо начался мой день, и понятия не имел, что с некоторых пор в мире людей осталось слишком мало такого, что действительно может меня напугать.

– Вы собираетесь арестовать меня?

– Жена О'Даффи утверждает, что в последнее время он был чем-то расстроен. Взволнован. Перестал есть. Она не знает почему. А вы знаете?

– Нет. И об этом, я вам тоже говорила. Раз шесть, как минимум. Сколько еще вы собираетесь возвращаться к этому вопросу?

Черт, это прозвучало как реплика плохого актера в отвратительном фильме.

Что ж, ответ Джайна был не лучше:

– Столько, сколько потребуется. Давайте начнем сначала. Расскажите мне о вашей первой встрече в участке.

Я глубоко вздохнула и закрыла глаза.

– Откройте глаза и отвечайте на вопрос.

Я открыла глаза и злобно уставилась на него. Я все еще не верила, что О'Даффи мертв. Он мне здорово подгадил, поскольку его нашли с перерезанным горлом и зажатой в руке бумажкой, на которой было написано мое имя и адрес магазина. Так что у его братьев… ну, не по оружию, поскольку полиция в Дублине не носит оружия, – ушло совсем немного времени, чтобы явиться по мою душу. Все утро я провела, сражаясь с Тенями, потом явился смертоносно-сексуальный Фейри, а под гаражом Бэрронса, прямо за моей спальней, обнаружились какие-то монстры. Теперь же я сидела в полицейском участке, задержанная по подозрению в убийстве. Мог ли этот день стать еще хуже? Нет, мне не предъявили официального обвинения, но еще в магазине полицейские применили тактику запугивания, делая вид, что обвинение не заставит себя долго ждать. И они ясно дали понять, что воспользуются малейшим шансом прижать меня к стене, после чего, для начала, сделали снимки для криминального досье. Я была чужой в этом городе, почти все мои ответы звучали неправдоподобно, поскольку были увертками, а утренний визит инспектора О'Даффи в магазин действительно вызывал подозрения.

Я повторила ту же историю, которую рассказывала полиции час назад, два часа назад, и три часа… Джайн задавал те же вопросы, что и двое инспекторов до него, все утро и часть дня – сорок пять минут я «дозревала», пока они ходили обедать. Полицейские вернулись с обеда, благоухая уксусом, рыбой и чипсами, – после чего начали перестраивать фразы, пытаясь поймать меня на несоответствии мелких деталей. Кофеин, который был в холодном латте, испарился много часов назад, и я зверски хотела есть.

С одной стороны, я могла понять инспектора Джайна – он делал свою работу, и делал ее хорошо, что было понятно, поскольку Патрик О'Даффи был его другом. Надеюсь, они так же старались ради Алины. С другой стороны, это меня злило. Мои проблемы были настолько больше всего этого… А здесь с размахом тратили мое время. И злило не только это – здесь я чувствовала себя уязвимой. Если не считать утренней пробежки по аллее, я не выходила из магазина с того самого момента, как увидела то, что увидела на 1247 Ла Ру, а это случилось неделю назад. Я казалась себе ходячей мишенью, на голове которой нарисованы кружочки с цифрами. Знает ли Гроссмейстер, где меня искать? Каким пунктом я значусь в списке его дел? Остался ли он там, куда сбежал, пройдя через портал? Следит ли он за книжным магазином? Есть ли у него Носороги, эта низшая каста Темных, обычно служащая Фейри сторожевыми псами? Носороги огромны, отвратительны, с серой кожей и широкими, плотными, бочкообразными телами, с высовывающимися из пасти нижними зубами и с шишковатыми головами – поджидают ли они меня на улице, чтобы схватить в тот же момент, когда я – в одиночестве – шагну на тротуар из полицейского участка? Стоит ли мне добиться моего формального ареста? Я отказалась от этой мысли в тот же миг, как только она возникла. Люди не смогут спасти мне жизнь. Я моргнула, внезапно осознав, что больше не причисляю себя к лагерю людей.

– Он был моим зятем, – внезапно сказал инспектор.

Я вздрогнула.

– Учитывая то, что вы не имеете отношения к убийству Патрика, я все еще не могу придумать, как объяснить моей сестре, какого хрена он поперся к вам в то утро, когда его убили, – едко заметил Джайн. – Так какого хрена он делал у вас, мисс Лейн? Мы ведь оба знаем, что ваша история – чушь собачья. Патти не пропускал мессы. Патти не тратил свое личное время на закрытые дела. Патти оставался в живых, потому что любил свою семью.

Я мрачно посмотрела на свои руки, крепко сцепленные на колене. Мне давным-давно следовало сделать маникюр. Я попыталась представить, что может думать и чувствовать жена полицейского, который был убит через несколько часов после визита к молодой привлекательной девушке, учитывая мой неубедительный лепет о причине этого визита. Жена О'Даффи знает, что ей солгали, а неизвестное всегда кажется куда более ужасным, чем любая, пусть даже самая горькая правда, которую стараются прикрыть ложью. Поверит ли она, так же как ее брат, что любимый Патти изменил ей, предал их брак в то утро, когда его убили?

Я не привыкла лгать. Мама растила нас с верой в то, что любая ложь в этом мире неизбежно вернется к обманщику и укусит его за петунию.

– Я не знаю, как объяснить действия инспектора О'Даффи. Я лишь могу сказать вам, что он делал. Он приехал сообщить, что дело Алины останется закрытым. Это все, что я знаю.

Меня немного успокаивало то, что, если бы я перестала врать и рассказала Джайну правду, призналась во всем, вплоть до моих подозрений, что О'Даффи каким-то образом узнал о том, что огромная потусторонняя сила пришла в Дублин, и его убили именно по этой причине, инспектор все равно не поверил бы мне.

День казался бесконечным. Кто владелец магазина? Как, вы говорите, познакомились с ним? Почему вы остались у него? Он ваш любовник? Если дело закрыто, почему вы не уехали домой? Откуда на вашем лице эти синяки? Вы где-нибудь работаете? На какие средства вы живете? Когда вы собираетесь вернуться домой? Вы что-нибудь знаете о трех автомобилях, брошенных за «Книгами и сувенирами Бэрронса»?

Я все время ждала, что Бэрронс появится здесь и спасет меня, но эта надежда, скорее всего, была результатом детства, проведенного в мире, где в каждой сказке есть прекрасный принц, спешащий на помощь принцессе. На Юге мужчины привыкли играть эту роль.

В том странном новом мире, где я сейчас оказалась, совсем другие правила. Каждая принцесса должна была спасать себя сама.

Было без четверти шесть, когда полицейские наконец-то выпустили меня. Зять О'Даффи проводил меня до двери.

– Я буду следить за вами, мисс Лейн. Каждый раз, оглянувшись, вы будете видеть мое лицо. Считайте, что у вас вырос хвост.

– Отлично, – устало ответила я. – Вы отвезете меня обратно в магазин?

Ладно, я особо и не надеялась.

– А как насчет телефона? Могу я отсюда позвонить?

Ответом был очередной тяжелый взгляд.

– Вы что, шутите? Вы, ребята, не дали мне даже захватить с собой сумочку. У меня нет денег на такси. А если на меня кто-то нападет и ограбит?

Инспектор Джайн уже шагал прочь.

– У вас ведь нет сумочки, мисс Лейн. С чего бы кто-то стал вас грабить?

Я с тяжелым чувством посмотрела на часы. Забирая меня из магазина, полицейские заставили меня вытащить все фонарики из-за пояса и из карманов и оставить их Фионе.

Прогремел гром, стекла завибрировали в рамах. Скоро стемнеет.

– Эй! Эй, подожди-ка секундочку!

Я даже не сбилась с шага.

– Эй, красотка, подожди минутку! Я так надеялся снова тебя увидеть!

Обращение «красотка» набросило лассо на мою ногу, а голос, который все это произнес, сделал подсечку. Я пробежалась пальцами по своей теперь уже привычной для меня всклокоченной шевелюре и опустила взгляд на темные мешковатые тряпки. Комплимент, конечно, был бальзамом мне на душу, а голос был мужским, молодым и полным смеха. Я замедлила шаг и остановилась. Глупо, я знаю.

Это был тот самый парень с мечтательными глазами, которого я видела в музее, когда искала там ОС.

Я стремительно покраснела. Именно в тот день В'лейн практиковал на мне свои штучки из разряда «умри от секса» и я разделась посреди знаменитой Ирландской выставки, перед Богом и людьми…

Вспыхнув, я снова рванула с места, разбрызгивая лужи. День был дождливый – и холодный, – поэтому дублинские тротуары, включая и Темпл Бар Дистрикт, обычно заполненную крайком,[5] были практически пусты. А мне было куда спешить. Я убегала от надвигающейся темноты и парня, который видел, как я устраиваю стриптиз в общественном месте.

Парень пустился в легкий галоп рядом со мной. С его длинными ногами это было совсем несложно. Я ничего не могла поделать с собой и взглянула на него. Высокий, темноволосый, с замечательными глазами, он был как раз в том возрасте, когда балансируют на грани между мальчиком и мужчиной. Бархатная юношеская кожа обтягивала вполне зрелое тело, в котором не было ни капли лишнего жира. Я бы предпочла любителя пива. Большого любителя пива, во всех смыслах большого… И этот парень явно был нужной мне ориентации. Будь у меня возможность, я бы пожертвовала своими клыками за возможность с ним встретиться. Я бы оделась в розовое и золотое, стянула свои длинные светлые волосы в игривый хвостик, сделала бы маникюр и педикюр в стиле «сегодня все свободны»…

– Ладно, значит, я с тобой побегаю, – с легкостью согласился парень. – И куда ты так торопишься?

– Не твое дело.

Убирайся прочь, красавчик. Тебе нет места в моем мире. Как жаль…

– Я боялся, что больше тебя не увижу.

– Ты меня даже не знаешь. К тому же я уверена, что в музее ты видел более чем достаточно, – ядовито огрызнулась я.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты знаешь.

Он ответил недоумевающим взглядом.

– Я знаю только одно: мне пришлось уйти сразу после того, как я тебя заметил. Я спешил на работу.

Он не видел, как я раздевалась? Что ж, из моей жизни только что исчезла порция грязи.

– А где ты работаешь?

– На кафедре древних языков.

– Где?

Черт, красивый и умный.

– В Тринити.

– Здорово. Студент?

– Ага. А ты?

Я покачала головой.

– Американка?

Я кивнула.

– А ты?

У него не было ирландского акцента.

– Немного того, немного сего. Ничего особенного.

Он улыбнулся и подмигнул. Чудесные глаза, длинные темные ресницы.

Класс. Вовремя. Этот парень был особенным до кончиков пальцев. Мне хотелось познакомиться с ним. Мне хотелось поцеловать его. Мне хотелось, чтобы эти ресницы щекотали мои губы. Но если он будет ошиваться поблизости, велики шансы однажды наткнуться на его труп. Я убиваю монстров, которых не видят другие люди. И я просидела весь сегодняшний день в полицейском участке, отбрыкиваясь от обвинения в убийстве человека, которого я не убивала, вместо того чтобы принять кару за убийство шестнадцати человек, в котором я виновна.

– Оставь меня в покое. Я тебе не подхожу, – грубо сказала я.

– Слишком уж это все необычно, чтобы я так просто отступил. Расскажи мне свою историю, прекрасная незнакомка.

– У меня нет истории. У меня есть жизнь, в которой тебе нет места.

– У тебя есть парень?

– И не один.

– Правда?

– Абсолютная.

– Да ладно, не сбрасывай меня со счетов.

– Считай, что уже сбросила. Отвали, – холодно сказала я.

Красавчик поднял обе руки и остановился.

– Хорошо, понял. Отвалил.

Я затопала по мостовой прочь от него и даже не оглянулась. Мне хотелось заплакать.

– Я буду поблизости, – крикнул он вслед. – Если передумаешь, ты знаешь, где меня искать.

Ага. Кафедра древних языков. Тринити-колледж. Я завяжу узелок на память, чтобы никогда там не появляться.

– Думаю, они меня узнают, – сказала я, входя в магазин через главную дверь.

За конторкой сидел Бэрронс, а не Фиона. Что было странно. И он действительно пробивал чек, словно и вправду работал. Бэрронс бросил на меня короткий взгляд, давая мне знак – тихо, мисс Лейн, – и кивнул головой в сторону покупателя.

– Переверните табличку, – сказал Бэрронс, когда клиент вышел. Сам он швырнул на конторку кусок картона и начал что-то на нем писать. – Так кто, по-вашему, вас узнает?

– Тени. Они становятся… не знаю… возбужденными, когда я приближаюсь. Словно они узнают меня и я их раздражаю. Думаю, Тени более чувствительны, чем мы раньше считали.

– Думаю, у вас разыгралось воображение, мисс Лейн. Вы еще не перевернули знак?

Я его перевернула. Это же Бэрронс, диктатор от макушки до окованных металлом подошв.

– А что, мы теперь раньше закрываемся?

Он закончил писать, подошел и протянул мне табличку, которую следовало поставить у знака, теперь гласящего: «Закрыто».

Я прочитала.

– И надолго?

Я действительно удивилась. Магазин был нашим прикрытием, а теперь он закрывается?

– Как минимум на несколько недель. Если только вы не возьметесь за обязанности кассира, мисс Лейн.

– А где Фиона?

– Фиона прошлой ночью выключила освещение и оставила окно открытым.

Я пошатнулась и чуть не упала от такого психологического удара. Мне удалось восстановить равновесие у журнального столика, который я все же толкнула, уронив несколько безделушек и разрушив башенку из последних бестселлеров.

– Фиона пыталась меня убить?

Я знала, что она меня недолюбливает, но это уж слишком!

– Она утверждала, что хотела лишь напугать вас. Заставить вас вернуться домой. И я уже начал думать, что ей это удалось. Где вы были весь день?

Я была слишком ошарашена подлостью Фионы, чтобы ответить ему. Оглядываться на всех знакомых, ожидая предательства, – только этого мне и не хватало для полного счастья. Я не сильна в женских хитростях и уловках, так что и представить себе не могла, до какой степени можно опуститься, преследуя свои цели.

– Боже, так это она натворила? – выдохнула я. – Пробралась сюда поздней ночью? Как ей самой удалось выбраться?

– Думаю, точно так же, как и вам. При помощи фонариков. Должен заметить, мисс Лейн, я впечатлен тем, как качественно вы очистили помещение. Тени должны были проникнуть повсюду.

– Они и проникли, и не я их прогнала. Я избавилась только от нескольких. С остальными справился В'лейн, – бесцветным голосом ответила я.

Забавно, я так старалась спасти Фиону от монстров, которых она же на меня и натравила.

На секунду в комнате повисла леденящая тишина, после чего Бэрронс заорал:

– Что?! В'лейн был здесь?! В моем магазине?!

Его пальцы сомкнулись на моем предплечье.

– Черт, Бэрронс, мне больно, – огрызнулась я.

Он тут же отпустил меня.

Бэрронс невероятно силен. Думаю, ему приходилось постоянно контролировать себя, дотрагиваясь до кого-либо, иначе он рисковал сломать этому человеку кости. Я потерла руку. Завтра на ней определенно появятся синяки. Опять.

– Извините, мисс Лейн. Итак?

– Нет, конечно, В'лейн не был в самом магазине, ты же поставил защиту, не так ли? Кстати говоря, почему эта самая защита не удержала Теней снаружи?

– Она защищает лишь от определенных вещей.

– Так почему не сделать так, чтобы она защищала от всего?

– Защита требует… ресурсов. У всякой защиты есть своя цена. Как и у любой силы. Света было вполне достаточно для того, чтобы держать Теней на расстоянии. Кроме того, они глупы.

– В этом я больше не уверена.

И я рассказала ему о той Тени, которая поджидала меня в задней комнате, о том, как я уронила фонарики и осталась лишь с коробком спичек, а Тень чуть не прорвалась сквозь круг света. После чего на аллее появился В'лейн и прогнал эту тварь.

Бэрронс внимательно меня выслушал, засыпал кучей вопросов о том, как именно прошел наш разговор, и наконец спросил:

– Вы с ним трахались?

– Фу! – завопила я. – Нет, конечно же! – Я потерла лицо ладонями, спрятавшись на секунду от его взгляда. Потом подняла глаза: – Разве я не стала бы после этого зависимой?

Бэрронс изучал меня, темные глаза оставались холодными:

– Нет, если бы он защитил вас.

– А они это умеют? Правда?

– Попытайтесь умерить энтузиазм в голосе, мисс Лейн.

– Мне просто интересно, – вскинулась я.

– Хорошо. Вы ведь не доверяете ему?

– Я никому не доверяю. Ни ему. Ни тебе. Никому.

– Тогда у вас есть шанс остаться в живых. Где вы сегодня были?

– А Фиона тебе не сказала?

Я уже знала эти фокусы: отвечать вопросом на вопрос. Это отвлекает. И дает возможность ускользнуть.

– Ее сложно было назвать разговорчивой, когда я… Уволил ее.

Маленькая пауза перед словом «уволил», почти незаметная, но я знала, с кем имею дело.

– А что, если она вернется сюда и снова попробует от меня избавиться?

– Не волнуйтесь. Так где вы были?

Я рассказала ему о Гарде, о том, что провела весь день в участке, поскольку О'Даффи мертв.

– И они считают вас способной перерезать глотку человеку, который в два раза больше вас? – фыркнул Бэрронс. – Это глупо.

Внезапно в моей голове стало тихо-тихо. И очень пусто. Я ведь не сказала ему, как именно погиб О'Даффи.

– Ой, да ладно, – выпалила я, пытаясь избавиться от наваждения, – ты же знаешь этих копов. Кстати, а где ты сам был все это время? За последние двадцать четыре часа мне несколько раз могла бы пригодиться твоя помощь.

– Похоже, вы и без меня неплохо справились. Теперь вам помогает ваш новый друг, В'лейн. – Он произнес это имя так, словно речь шла о маленькой крылатой цветочной фее, а не о смертельно опасном принце Фейри. – Что случилось с моим окном на заднем дворе?

Я не собиралась признаваться человеку, который неведомо откуда знает о том, как погиб О'Даффи, что мне известно о монстрах, которых он держит под гаражом. Поэтому я просто пожала плечами.

– Не знаю. А что?

– Оно разбито. Вы ничего не слышали прошлой ночью?

– Мне было чем заняться, Бэрронс.

– Надеюсь, вы говорите о Тенях, а не о В'лейне.

– Ха.

– Вы ведь не были в гараже, не так ли?

– Нет.

– И не стали бы мне лгать, верно?

– Конечно же.

Я не стану лгать тебе больше, чем ты сам мне лжешь, но об этом я промолчала. Вор у вора дубинку украл, вот и все.

– Что ж, тогда спокойной ночи, мисс Лейн.

Бэрронс коротко кивнул и бесшумно скрылся за дверью, ведущей в жилую часть здания.

Я вздохнула и начала собирать книги и безделушки, которые рассыпала, наткнувшись на журнальный столик. Мой мозг все еще не мог принять тот факт, что Фиона прошлой ночью пробралась сюда и выключила все лампы. Она пыталась подставить меня, петуния. Эта женщина хотела моей смерти. Я не могла представить себе человека, который, хорошо зная Бэрронса, способен испытывать к нему такие сильные чувства. И все же мне было известно, что между этими двумя существовала связь куда более глубокая, чем интим и длительное знакомство.

Из жилых комнат раздался яростный рев. Секунду спустя в дверях нарисовался Бэрронс, волокущий за собой персидский ковер.

– Это что такое? – спросил он.

– Ковер? – Я невинно захлопала ресницами, думая о том, что более глупого вопроса он мне еще не задавал.

– Я знаю, что это ковер. Вот это что? – Он сунул ковер мне под нос и обвиняюще указал на десяток, или около того, подпалин.

Я уставилась на них.

– Подпалины?

– Подпалины от брошенных спичек, мисс Лейн? Спичек, которые могли быть брошены во время вашего кокетничанья с этим пагубным Фейри, мисс Лейн? Вы хоть представляете себе ценность этого ковра?

Я не думала, что ноздри Бэрронса могут так раздуваться. В его глазах плясал темный огонь.

– Пагубным? Жуть какая. Английский – это твой второй язык? Третий? – Использовать такое слово мог лишь человек, учивший английский по словарю.

– Пятый, – проворчал он. – Отвечайте.

– Не дороже моей жизни, Бэрронс. Нет ничего дороже моей жизни.

Он уставился на меня. Я вздернула подбородок и уставилась на него в ответ.

У нас с Бэрронсом уже выработался особый способ общения. Мы вели короткие молчаливые диалоги, и все, что мы не произносили вслух, мы говорили взглядами, прекрасно при этом понимая друг друга.

Я не произнесла: «Ты мерзкий зануда консерватор».

А он не сказал: «Если вы еще раз прожжете мой ковер за четверть миллиона долларов, я сдеру с вас шкуру, не поинтересовавшись: "Милая, зачем же ты?"».

И он не сказал: «Мисс Лейн, вам пора повзрослеть, поскольку я не сплю с маленькими девочками», а я промолчала в ответ и не заявила, что в его постель я не заберусь даже в том случае, если это будет единственное место во всем Дублине, где до меня не доберется Гроссмейстер.

– Однажды вы можете передумать. – Голос Бэрронса был низким, глубоким, практически гортанным.

Я открыла рот:

– Насчет чего?

Внутренний этикет наших бессловесных перепалок не позволял озвучивать обсуждаемую тему. И это было единственным условием, которое устраивало нас обоих.

Он холодно улыбнулся мне:

– Насчет того, мисс Лейн, что в этом мире нет ничего дороже вашей жизни. Есть кое-что дороже. И не стоит себя переоценивать. Чтобы потом не пришлось сожалеть.

Бэрронс повернулся и зашагал прочь, все еще волоча за собой ковер.

А я пошла спать.

На следующее утро я проснулась, заставила заткнуться свой невыносимо противный будильник, открыла дверь и обнаружила маленький телевизор со встроенным видеомагнитофоном и DVD-проигрывателем, который поджидал меня прямо под дверью.

Манна небесная! Вчера я думала, что раз уж Фиона ушла, то мне удастся стащить ее телевизор, стоящий за конторкой. Теперь не придется мучиться.

В комплекте шла кассета.

Я затащила телевизор в комнату, устроила его у стены, вставила кассету и включила плеер. Оказалось, он уже настроен на нужный режим.

Я взглянула на экран и быстро выключила плеер. После чего с чувством пнула стул.

Каждый раз, стоило мне подумать, будто я поумнела, тут же оказывалось, что я сотворила какую-то глупость. Папа говорит, что в этом мире есть лишь три типа людей: те, кто чего-то не знают и не знают, что они не знают; те, кто не знают, но знают, что они чего-то не знают, и те, кто знают что-то и при этом помнят, сколького они еще не знают.

Это сложно, я понимаю. Думаю, я наконец перешла из категории «не знаю и не знаю» в категорию «знаю, что не знаю».

У Бэрронса в гараже установлены камеры слежения. И он только что дал мне запись моих «гаражных» похождений.

5

Я перевернула табличку, на которой бледно-розовым фломастером было написано ""Книги и сувениры Бэрронса". Летние часы работы 11.00–19.00, с понедельника по пятницу", – и закрыла входную дверь, весьма довольная собой.

Только что закончился мой первый день на новой работе.

До сих пор я могла похвастаться лишь навыками бармена, но сегодня мои перспективы на рынке труда расширились, и я смело могу добавлять в резюме «работник книжного магазина». Раз уж появилась возможность подзаработать немного денег, то глупо было бы упустить свой шанс. Вчера вечером Бэрронс фактически предложил мне работу. Если только вы не возьметесь за обязанности кассира, мисс Лейн, сказал он.

Но через день я поняла, что эта работа требует куда больших навыков, чем звяканье кассовым аппаратом и отсчитывание сдачи. Нужно было заботиться об уйме вещей – о выполнении специальных заказов, об учете поступления продукции, о том, чтобы покупатели остались довольны, и о впихивании им не только того, что они хотят, но и того, что им вовсе не нужно.

В магазине было полно самых интересных вещей, но кое-что здесь следовало бы изменить. Некоторые журналы нужно исключить из ассортимента: я не собиралась тратить свое драгоценное время на попытки отогнать подростков от стеллажей с журналами для мужчин. А вот что касается журналов для женщин, то эта ниша, к сожалению, практически пустовала, и я собиралась добавить в нее порядочное количество высококачественных модных журналов, да и прочих вещичек, радующих взгляд, поскольку этому магазину не помешал бы более тщательный подбор аксессуаров. Розовый фломастер, которым была написана табличка, принадлежал мне. «Книги и сувениры Бэрронса» предлагал лишь обычные ручки, плюс несколько ханжеских наборов для письма, из тех, которыми это самое письмо практически невозможно написать, не замучившись. Бэрронс обычно не понимал современных сокращений – LMAO, IMHO, GFY – и воспринимал только обычные формулировки, а в мире беспроводной связи и высоких скоростей диал-ап не в чести.

Я взялась за эту работу по двум причинам: у меня практически закончились деньги на счете и рано или поздно там начал бы красоваться ноль, к тому же Гарда, если она продолжит свое расследование, могла принять эту работу как достаточное объяснение того, что я осталась в Дублине. Я могла бы им сказать, что учусь книжному делу и мечтаю открыть собственный магазин в Штатах.

Придуманные Фионой дополнительные часы работы были чепухой: я никоим образом не собиралась работать по одиннадцать часов в сутки. С тех пор как я стала заведовать здесь всеми делами, я приняла решение изменить часы работы – открывать магазин достаточно поздно, чтобы иметь возможность хорошо выспаться утром или же использовать утренние часы для личных дел. А насколько это противоречит нормам труда – это уже не мои проблемы.

Отомстить за мою сестру – единственного кровного родственника, насколько я знаю (но плавать в этой темной воде я хочу не больше, чем звонить сейчас домой), – вот моя главная и единственная цель. Ну и остаться в живых, конечно же.

Сегодня у меня было двадцать семь покупателей, не считая мальчишек, которых я прогнала, и я использовала свободное время для того, чтобы вклеить фотографии Алины, которые я нашла в доме Гроссмейстера, в свой новый дневник. На фотографиях Алина улыбалась мне с улиц Дублина и его окрестностей; для дневника я выбрала одну из оплетенных в тисненую кожу тетрадей, которые продавались в магазине.

Алина.

Господи, почему? Мне хотелось прокричать это в потолок. Почему она? Ведь есть же миллионы гадов в тысячах городов по всему миру, Господи, почему же ты не забрал одного из них? Теперь, когда я узнала, что меня удочерили, я роптала на Бога еще больше. У других людей уйма родственников. У меня была только она.

Прекратится ли когда-нибудь эта боль? Перестану ли я скучать по ней? Будет ли в моей жизни хоть один день без этой рваной раны в душе, без пустоты, которую невозможно ничем заполнить? К сожалению, эта часть души принадлежала Алине и больше никто не мог занять ее место.

Но… может быть, когда я отомщу, края этой раны сгладятся. Возможно, если я уничтожу того ублюдка, который убил мою сестру, эти режущие края станут не такими острыми, не такими зазубренными и перестанут постоянно ранить меня.

Вклеивая фотографии Алины в дневник, я почувствовала, как с новой силой нарастает боль от ее утраты. Учитывая все то, что происходило со мной в последнее время, мне один или два раза удавалось просыпаться без этой, первой, бьющей наотмашь болезненной мысли: Алина мертва, как же мне пережить этот день? Вместо этого я думала нечто вроде: вчера я ограбила гангстера, и теперь он собирается меня прикончить. Или: что за фигня, почему это вампиры существуют? Или: я боюсь, что Бэрронс был любовником моей сестры.

Что-то вроде этого. С неделю последняя мысль больше не возникала, что, кстати, было немалым облегчением.

А теперь странности в моей жизни стали привычными, а злость, тоска и жажда мести не только вернулись, но и усилились до такой степени, что мне было сложно с ними справиться.

Внутри меня жила МакКайла, о которой я раньше и не подозревала. Я не могла заставить ее приодеться. Не могла заставить ее принять душ. Она бы не вписалась ни в одно приличное общество. Я не могла контролировать ее мысли. И я надеялась лишь на то, что у нее не прорежется голос.

Она была примитивной, кровожадной маленькой дикаркой.

И она ненавидела розовый цвет.

Я уперлась обеими ногами.

– Ни за что. Я туда не пойду. Хватит с меня разграбления могил, Бэрронс. Я провела под этим жирную финишную черту.

– Это не ваша ручка.

– Что? А чья?

Какая ручка? Я думала, мы говорим о крошащихся надгробиях, о священной земле, грабить которую является преступлением не только перед людьми, но и перед Церковью. А разговор о ручках мы закончили уже давно, причем тогда же завершились полным фиаско мои планы на заказ новых, классных разновидностей. Бэрронс слушал мой лепет с изумлением и в полной тишине. У меня возникло ощущение, что несколько женщин вполне могли заговорить его до смерти.

И сколько же я плачу вам за работу в моем книжном магазине? – Только об этом он у меня и спросил. В последний момент я решила добавить еще немного к той сумме, которую задумывала поначалу. И когда мы пришли к соглашению, я чуть не завопила от радости, вот только Бэрронс выбрал именно этот момент, чтобы остановить «вайпер», и я, к сожалению, увидела, где мы находимся.

Мы были на самой окраине южной части Дублина, на узкой улочке, прямо за которой начиналось очень темное, очень старое кладбище. В последний раз я была на кладбище, когда хоронили Алину.

Я вцепилась руками в холодные прутья главных ворот и задумчиво посмотрела поверх надгробий.

– Ручка была просто метафорой, мисс Лейн. Проводить линии – это не ваша прерогатива. А моя. Вы детектор ОС, а я ваш босс. И вы пойдете на кладбище. Больше всего меня интересуют безымянные могилы за церковью, но вам придется хорошенько осмотреть и само здание, и склепы.

Я вздохнула.

– И что именно я должна искать?

– Не знаю, может быть, и ничего. Эта церковь была построена на месте древнего капища, которым управляла сама Грандмистрис ши-видящих.

– Иначе говоря, – пробормотала я, – мы снова собираемся дразнить гусей.

– Помните браслет, который предлагал вам В'лейн?

– Есть что-нибудь, чего ты не знаешь?

– Легенда гласит, что было несколько браслетов и у каждого были свои, особые свойства. Кроме того, в легенде говорится, что в древние времена ши-видящие собирали все реликвии Фейри, до которых могли добраться, и, если была доказана; их действенность, прятали артефакты там, где человечество никогда не смогло бы их найти. Некоторые утверждают, что, когда христианство пришло в Ирландию, ши-видящие начали строить церкви в особых местах, даже финансировали строительство, видимо, рассчитывая на то, что спрятанные реликвии будут в безопасности на освященной земле. По закону извлечение и перемещение останков строго контролируются и не менее строго преследуются.

Звучало это вполне правдоподобно.

– Эти ши-видящие… они что, создали нечто вроде клуба по интересам?

– Настолько, насколько это было возможно. Времена тогда были совсем другие, мисс Лейн. Процесс обмена информацией между общинами занимал недели, иногда месяцы, но в опасные времена все ши-видящие собирались в заранее оговоренных местах и занимались ритуальной магией. Это – одно из таких мест.

– А куда делись эти ши-видящие? Ты сказал, что нас таких много.

– Когда Фейри ушли из нашей реальности, потребность в ши-видящих отпала. И выгодное ранее положение сошло на нет. То, что придавало им такую значимость, исчезло. И постепенно братство ши-видящих было забыто. Спустя столетия эти таланты практически исчезли. На случай если кто-то подобный остался поблизости: в следующий раз, мисс Лейн, заметив кого-то из Фейри, смотрите не на него, а на окружающих людей. Наблюдайте. Возможно, вы заметите того, кто тоже видит правду. Некоторые знают, кем они являются. Некоторые находятся на лечении от психического расстройства. Некоторые выдают себя при первом же взгляде на Фейри и погибают. Именно так я понял, кем вы являетесь: я видел, как вы смотрели на Тени.

Психическое расстройство? Я попыталась представить, что увидела монстров в детстве, не нашла никакого объяснения увиденному и поняла, что их вижу только я. Я бы сказала маме. Она была бы в ужасе, отвела бы меня на консультацию к психологу. И что было бы, если бы я рассказала психологу правду? Лекарства – много лекарств. Я прекрасно представляла, как это все происходили бы. Как много ши-видящих находятся сейчас под действием препаратов, которые напрочь отбивают любой интерес к миру?

– Всем управляла эта Грандмистрис?

Бэрронс кивнул.

– А сейчас она есть?

– Если в мире сохранилась достаточно древняя родовая линия, в которой на протяжении миллиона лет не угасал талант ши-видящих.

Это был уклончивый ответ, и я не собиралась так просто отцепиться.

– И что это значит? Знаешь ли ты, что Грандмистрис существует, или же не знаешь, а если знаешь – то кто она?

Он пожал плечами.

– Если она и есть, то наверняка ее личность держится в строжайшем секрете.

– Ага, значит, все-таки есть вещи, которых ты не знаешь. Здорово.

Он слабо улыбнулся.

– Займитесь делом, мисс Лейн. Хоть вы и начинающий криминальный элемент, но это никак не влияет на то, что ночь скоро закончится.

Мое «дело» заключалось в том, чтобы быстренько прочесать церковь, затем исследовать аскетичную часовню, а закончив с ними, проверить все могилы, пройдя вдоль кладбищенских рядов, прошерстить склепы внутри и по периметру, настроив свою внутреннюю антенну, неизвестно каким образом мне доставшуюся, на поиск вещей, о существовании которых еще несколько недель назад я даже не догадывалась.

Неизвестные могилы за церковью я оставила «на сладкое». Я вооружилась фонариками до самых зубов, прекрасно понимая, что Теней здесь нет. Там, где шастают Тени, не пиликают ночные цикады, не растет ни травинки, а кроны деревьев желтые и голые, словно старые кости.

Я думала, что моя прогулка по кладбищу будет более чем отвратительной. Чего я никак не ожидала, так это того, что последнее пристанище людей окажется спокойным, умиротворяющим, однако именно таким оно и было, именно это чувство охватило меня здесь. Естественная смерть была частью жизни. Ведь только неестественная – как в случае с Алиной – гибель нарушала порядок вещей и требовала восстановления баланса, поскольку вмешивалась в вещи космического уровня. Я читала надписи на надгробиях, проходя по рядам. Эпитафии, которые еще не уступили напору пыли и времени, были теплыми и очень искренними. Здесь покоилось на удивление много восьмидесятилетних и даже столетних людей. Можно было заключить, что жизнь здесь когда-то была простой, благополучной и невероятно долгой, особенно для мужчин.

Бэрронс ждал возле машины. Я видела его в профиль, он говорил с кем-то по мобильному.

Умение находить ОС, Объекты Силы – это талант, которым обладают далеко не все ши-видящие. По словам Бэрронса, такое вообще редко встречается. У Алины тоже был этот дар, потому-то Гроссмейстер и использовал ее.

Не думайте, будто я не замечаю, как похожи ситуации: моя сестра и Гроссмейстер, Бэрронс и я. Отличие состоит в том, что я не верю, будто Бэрронс собирается уничтожить человечество. Не думаю, что ему вообще есть дело до этого самого человечества, но он точно не стремится увидеть нас всех в гробу в белых тапочках. Еще одно отличие заключается в том, что он не пытался соблазнить меня и я не влюблена в него. Я прекрасно понимаю, что я делаю и почему. И если я когда-нибудь узнаю, что Бэрронс убил О'Даффи за то, что инспектор вынюхивал подробности его жизни, и что Бэрронс действительно злодей… Ну что ж. Этот мост я перейду, если – или когда – я до него доберусь.

Месть – это блюдо, которое следует подавать холодным. Я никогда раньше не понимала этого выражения, но, думаю, теперь оно до меня дошло. Сейчас я не способна связно соображать, и у меня явно не хватает опыта. Мне нужно побольше узнать о том, кто такие Фейри, и о том, кто такая я сама. Мне нужно стать хладнокровнее, умнее, жестче, сильнее и как следует вооружиться, прежде чем я начну мстить по-настоящему. Мне нужно больше таких ОС, как мое копье. Мне нужен Бэрронс. Он – бесконечный источник информации, и он знает места, которые стоит обыскать. Такие, например, как это кладбище. Я понятия не имела о его существовании или о том, чем оно раньше являлось. Я ничего не знала о своем наследии и еще меньше – об истории Ирландии. Начинающий криминальный элемент – так меня назвал Бэрронс, и с этим не поспоришь. Но я могу измениться.

Я зашла в тень за церковью и направила лучи фонариков вправо-влево. Эта часть кладбища была огорожена низкой, почти осыпавшейся каменной стеной, и видно было, что много лет никто ею не занимался. Даже садовник. Здесь все заросло высокой густой травой, и ни один цветок не нарушал застывшего спокойствия небольших пирамид из камня, расположенных под тяжелой кроной дуба и тонкими ветвями тиса. Сломанная калитка из кованого железа протестующе заскрипела, когда я толкнула ее, но распахнулась практически без сопротивления.

Похоже, я переоценила свои таланты – я брела по колено в траве и споткнулась об эту проклятую штуку прежде, чем смогла ощутить ее присутствие.

В свою защиту могу сказать лишь одно – от этой штуки мало что осталось.

– Что это такое? – в ужасе спросила я у Бэрронса.

Споткнувшись об эту дрянь, я издала вопль, способный разбудить всех здешних покойников. Бэрронс тут же примчался.

У наших ног лежала уродливая глыба, неподвижная, но иногда сокращающаяся в жуткой судороге.

– Думаю, это то, что осталось от Носорога, – медленно произнес Бэрронс.

– И что с ним случилось?

– Скорей всего, мисс Лейн, его кто-то… обглодал.

– Да кто, черт побери, может сожрать Носорога? И зачем?

Бэрронс взглянул на меня, и я с удивлением заметила, что он тоже выглядит потрясенным, а подобные эмоции ему обычно несвойственны.

– Должно быть, какой-то другой Фейри. – Его голос звучал довольно неуверенно. – Поскольку никто из людей не смог бы сделать такое с одной из этих тварей и уж точно у человека не было бы причин для этого. Но почему это сделали, я понятия не имею. Это противоречит всему, что я знаю о сидхах. Фейри не нападают на себе подобных. Даже низшие касты Невидимых посчитали бы такое зверство отвратительным и ненормальным. И многие тут же ополчились бы на нападавшего.

– Оно умрет? – спросила я.

От этой твари так мало осталось. И все же этот комок плоти жил, и его агония была очевидна.

– До тех пор пока вы не проткнете его своим копьем, мисс Лейн, оно будет жить.

– А оно не может каким-то образом регенерировать? – У Невидимого не хватало нескольких жизненно важных частей.

– Нет. Только высшие касты обладают такой способностью. А это существо останется в этом виде навсегда, разве что на него наткнется кто-то из его расы и добьет из жалости, что маловероятно. Или же его добьете вы. – Бэрронс перевел на меня тяжелый взгляд. – А вы пожалеете эту тварь?

Я уставилась в его темные глаза. Временами они казались бездонными, не вполне человеческими, и в этот раз они были именно такими.

– Скажите, мисс Лейн, вы сможете просто пройти мимо и оставить его вечно страдать? Или станете ангелом милосердия?

Я прикусила губу.

– Так что же вы выберете, зная, что одна из этих тварей убила вашу сестру? Возможно, это был не Носорог, но кто-то из его собратьев точно причастен к ее гибели.

– Мою сестру убил Гроссмейстер. – Я была уверена в этом.

– Это вы так утверждаете. Но он не Фейри, а отметины на ее теле определенно оставлены ими.

Это была правда. И все же, пусть Гроссмейстер не участвовал непосредственно в убийстве, но именно он был организатором. Я нахмурилась. Бэрронс, и это очевидно, снова проверяет меня. Но я понятия не имела, чего он в итоге хочет добиться и как мне пройти это испытание. Я чувствовала, что в этом месте как-то переплетались жизнь и смерть, но дело было не в этом.

Вытащив из ботинка копье, я прикончила Носорога. Бэрронс улыбнулся, но я не поняла, иронизирует ли он над моей слабостью или смеется над моим сочувствием. Да и пошел он. Это только мое решение, и мне с этим жить дальше.

Когда мы покидали кладбище, я совершила ошибку, оглянувшись назад.

За мной наблюдал призрак в темном плаще, полы его одежды развевались на ветру, одной прозрачной рукой он опирался на калитку. На фоне ночи этот темный силуэт казался еще темнее. И так же, как ночной мрак, он, казалось, окружал меня, давил на меня, дотрагивался, знал обо мне все…

Я вскрикнула и споткнулась о надгробие. Бэрронс подхватил меня под руку и не дал упасть в грязь.

– Что случилось, мисс Лейн? Муки сожаления? Так быстро?

Я покачала головой.

– Посмотри на калитку, – потерянно пробормотала я.

Раньше призрак никогда не показывался, если рядом со мной был кто-то еще.

Бэрронс обернулся, несколько секунд потратил на изучение древнего кладбища за оградой, потом снова взглянул на меня.

– Что там? Я ничего не заметил.

Я тоже обернулась. Он был прав. Призрак исчез. Ну конечно, мне следовало догадаться. Я вздохнула.

– Думаю, я просто немного испугалась, Бэрронс. Вот и все. Поехали домой. Там ничего нет.

– Домой, мисс Лейн? – В его глубоком голосе было искреннее удивление.

– Должна же я как-то это называть, – угрюмо ответила я. – Говорят, что дом там, где сердце. Думаю, мое сердце в атласном гробу на глубине шести футов.

Бэрронс открыл и придержал для меня дверцу – с водительской стороны.

– Давайте немного развеем ваши девичьи страхи, мисс Лейн. – Он протянул мне ключи. – Неподалеку отсюда есть дорога, несколько миль которой проходит по совершенно безлюдным местам. – Его темные глаза сверкнули. – Головокружительные повороты. Никакого движения. Почему бы вам не устроить небольшие гонки?

Мои глаза расширились.

– Правда?

Он убрал с моего лба прядь волос, и я вздрогнула. У Бэрронса были сильные руки с длинными красивыми пальцами и, думаю, с подзарядкой от батареи, поскольку каждый раз, когда он до меня дотрагивался, меня прошивал разряд неприятной дрожи, словно ток разбегался по всему телу. Я взяла ключи с его ладони, стараясь не коснуться при этом его кожи. Если он что-то и заметил, то не стал заострять на этом внимание.

– Постарайтесь не убить нас, мисс Лейн.

Я скользнула за руль.

– «Вайпер купе SR1O». Шесть скоростей, объем двигателя – 10, 510 лошадиных сил, 5600 оборотов в минуту, разгоняется с нуля до ста километров за 3,9 секунды, – счастливо пробормотала я.

Бэрронс рассмеялся.

Я довезла нас живыми. Не проблема.

Думаю, потребность в доме – это часть человеческой природы. Даже бездомные находят себе какой-то особый закуток вроде определенной скамейки в парке или ниши под мостом, а потом вьют там гнездышко из вещей, выуженных в чужом мусоре. Всем нужно свое собственное местечко в этом мире, безопасное, теплое, сухое, а если такового не находится, люди пытаются создать его сами, используя то, что есть под рукой.

Я угнездилась на первом этаже «Книг и сувениров Бэрронса». Я переставила мебель, унесла в кладовую унылые коричневые покрывала с диванов, заменив их желтыми шелковыми, притащила из своей спальни пару персиково-кремовых свечей, устроила свой проигрыватель возле кассового аппарата, зарядив в него веселые плей-листы, а на телевизор, оставшийся мне от предшественницы, я поставила семейные фотографии.

«Здесь МакКайла Лейн!» – говорили эти вещи.

ОС-детектор по ночам, продавец книг днем… Я нуждалась в отдыхе. Мне нравился пряный аромат горящих свечей, чистый, свежий запах только что отпечатанных газет и глянцевых журналов. Мне нравился звон кассового аппарата, который раздавался всякий раз при печатании чека. Мне нравился бесконечный ритуал обмена товара на деньги. Мне нравилось, как блестят в лучах послеполуденного солнца деревянные полы и книжные полки. Мне нравилось, когда никого не было рядом, ложиться на спину, на стойку у кассы, и пытаться разглядеть фреску на потолке, четырьмя этажами выше. Мне нравилось рассказывать покупателям о прекрасных книгах и выслушивать их рассказы о том, чего я еще не читала. Все вместе эти ощущения создавали теплую иллюзию того, что я дома.

В среду, в четыре часа дня, я с удивлением обнаружила, что бегаю по магазину, мурлыча что-то себе под нос, и чувствую себя почти… у меня ушло несколько секунд на то, чтобы опознать это чувство… хорошо.

А потом в магазин вошел инспектор Джайн.

И, словно его одного было недостаточно для того, чтобы испортить мне настроение, – за ним появился мой отец.

6

– Это ваша дочь, мистер Лейн? – спросил инспектор.

Папа остановился в дверях, внимательно разглядывая меня. Я поднесла руку к всклокоченным волосам, внезапно панически застеснявшись синяков на лице и копья, снова заткнутого за голенище.

– Мак, девочка, что с тобой случилось? – Джек Лейн выглядел изумленным, растерянным и таким обеспокоенным, что я чуть не расплакалась.

Я прочистила горло.

– Привет, пап.

– «Привет, пап»? – повторил он. – Ты только что сказала «привет, пап»? После всего, что я сделал, пытаясь найти тебя, ты говоришь мне «привет» и все?

Ой-ой. Кажется, я влипла. Когда папа переходит на этот тон, можете не сомневаться – полетят головы. Джек Лейн, двухметровый консультант по вопросам налогообложения, который брался за самые трудные случаи борьбы своих клиентов с Внутренней налоговой службой США и практически всегда выигрывал, обычно умный, уравновешенный и обаятельный, превращался в бешеного тигра, если кто-то вдруг осмеливался его разозлить. А по тому, как он отбросил назад свои темные, с нитками седины волосы, по тому, как сверкали его карие глаза, было предельно ясно – на этот раз мой отец очень зол.

Ему вообще-то повезло, что я продолжаю называть его «папа», горько подумала я. Мы оба знали, что он таковым не является.

Он подошел ко мне, нахмурившись.

– МакКайла Эвелина Лейн, что, черт побери, ты сотворила со своими волосами? А твое лицо? А эти синяки? Когда ты в последний раз принимала душ? Ты что, потеряла все свои вещи? Ты же не носишь… Боже, Мак, ты ужасно выглядишь! Что случилось… – Отец оборвал себя, покачал головой и ткнул в мою сторону пальцем. – Должен вам сказать, юная леди, что я оставил вашу мать на попечение ее родителей четыре дня назад! Я бросил все дела, над которыми работал, чтобы прилететь сюда и отвезти тебя домой. Ты хоть понимаешь, что я чуть инфаркт не заработал, узнав, что ты не появляешься в «Кларин-хаусе» уже более недели? И никто не знает, куда ты могла деться! Ты что, не могла проверить свою почту, Мак? Не могла подойти к телефону? Я бродил под дождем по всем этим сырым улицам, заполненным болтающимися повсюду пьяницами, я заглядывал в каждое лицо, прочесывал заброшенные аллеи, я искал тебя и не переставал молиться Богу о том, чтобы найти тебя живой! О том, чтобы не увидеть твое тело лежащим в куче мусора, чтобы ты не повторила путь своей сестры, а мне не пришлось покончить с собой, поскольку я не смог бы вернуться домой и сообщить твоей матери новость, которая убьет и ее!

Слезы, которые мне до сих пор удавалось контролировать, хлынули, словно водопад. И пусть во мне нет ДНК этого человека, он был и остается моим отцом.

Папа широкими шагами пересек комнату и заключил меня в объятия, крепкие, сильные, в которых, ткнувшись носом в его широкую грудь и ощущая запах перечной мяты – его лосьона после бритья, – я с детства привыкла прятаться, считая, что это самое безопасное в мире место.

К сожалению, теперь я лучше знала этот мир. И в нем больше не было безопасных мест. Не для меня. Не сейчас. И уж точно не для папы. Не здесь.

Он бродил по Дублину, разыскивая меня! Я благословила судьбу, хранившую его, не давшую ему зайти на территорию Темной Зоны и защитившую от Невидимых в темных аллеях. Если бы с ним что-нибудь случилось, вина за это камнем повисла бы на моей шее. Да что я себе думала, не проверяя e-mail'ы и отказываясь от звонков домой? Конечно же, он приехал искать меня. Папа никогда не оставлял вопросы без ответов.

И мне придется отправить его подальше от Дублина, причем быстро, пока с ним не случилось ничего ужасного и еще одна часть моего сердца не оказалась в атласном гробу под землей.

Мне придется отправить его домой так быстро, как это вообще возможно, и без того, за кем он приехал, – без меня.

– Что случилось с твоим лицом, Мак? – Это был первый вопрос, который папа задал после ухода инспектора Джайна.

До закрытия магазина еще оставалась пара часов, но я перевернула знак на двери, повесив рядом с ним табличку «Простите, сегодня мы закрылись раньше. Приходите завтра».

Нервно теребя прядь волос, я провела папу в зону отдыха, отгороженную полками от окон, – чтобы подходящие к магазину покупатели не могли заметить нас с улицы. Одно дело – лгать полиции, и совсем другое – обманывать человека, который вырастил меня, который знает, что я боюсь пауков и обожаю огромные рожки мороженого с разогретой сливочной помадкой, арахисовым маслом и взбитыми сливками.

– Инспектор Джайн сказал мне, что ты упала с лестницы.

– А что еще сказал тебе инспектор? – закинула я удочку.

Ну и сколько всего мне придется объяснить?

– Что полицейский, который расследовал дело Алины, был убит. Ему перерезали горло. А незадолго до своей смерти он заезжал увидеться с тобой. Мак, что происходит? Что ты здесь делаешь? Что это за место? – Он оглянулся по сторонам. – Ты что, работаешь здесь?

Я буквально засыпала его словами, при этом умудрившись почти ничего не сообщить. Я поняла, что мне нравится Дублин, сказала я ему. И мне предложили работу вместе с комнатой, так что я переехала в книжный магазин. А оставшись в Ирландии и найдя работу, я получила прекрасный шанс и дальше давить на нового офицера, который занимается делом Алины. Да, я упала с лестницы. Я выпила несколько бокалов пива, забыв, что в Ирландии «Гиннесс» куда крепче, чем у нас. Нет, я понятия не имею, почему инспектор Джайн не очень высокого мнения обо мне. По поводу визита О'Даффи я рассказала папе то же самое, что и Джайну. Для большей достоверности я приплела, что О'Даффи был очень вежлив и заботлив и оказал мне услугу, заехав с визитом. Я сказала папе, что преступность в Дублине достигла очень высокого уровня и мне жутко жаль, что с О'Даффи произошло несчастье, но полицейские все время гибнут на службе, а Джайн просто зациклился на мне, вот и все.

– А твои волосы?

– Тебе не нравится?

Было сложно разыграть удивление, учитывая, как отвратительно я себя чувствовала по этому поводу: мне не хватало моих волос, не хватало всех тех причесок, которые я могла из них создать, не хватало их шелеста при походке. И я была очень рада, что папа не застал меня в бинтах и шинах.

Он уставился на меня.

– Ты ведь шутишь, верно? Мак, детка, у тебя были прекрасные волосы, длинные и светлые, как у твоей мамы… – Он запнулся.

Ага, вот оно. Я внимательно посмотрела ему в глаза.

– У какой мамы, пап? У Рейни Лейн? Или у другой – той, что отдала меня в приют, где вы меня удочерили?

– Может, ты хочешь пообедать, Мак?

Мужчины. У них что, у всех увиливание от ответа является главной линией обороны?

Мы заказали еду с доставкой. Я уже целую вечность не ела хорошей пиццы, а на улице снова собирался дождь, и у меня не было ни малейшего желания выходить из магазина. Я сделала заказ, папа оплатил его, как в старые добрые времена, когда жизнь была простой и он всегда был дома в пятницу вечером, чтобы поддержать меня, если очередной мой парень оказался придурком. Я вытащила бумажные тарелки и салфетки из ящика Фионы, спрятанного за кассой. Прежде чем заняться пиццей, я включила все лампы в магазине и зажгла огонь в газовом камине. Пока что мы были в безопасности. И мне придется побеспокоиться о том, чтобы мы оставались в безопасности до завтрашнего утра, до тех пор пока я не посажу папу в самолет и не отправлю домой.

Я все время старалась думать о хорошем. И в самые темные моменты я обращалась к мыслям о счастье, как к помощникам: когда все закончится, я вернусь в Ашфорд и попытаюсь сделать вид, что ничего и не было. Я найду себе хорошего парня, выйду за него замуж, заведу детей. И мне нужно, чтобы мама и папа были дома, ждали меня, поскольку я рожу им маленьких девочек – наследниц семьи Лейн – и мы снова будем счастливы.

Во время обеда мы ни о чем серьезном не говорили. Папа сказал мне, что мама все еще не в себе от горя и ни с кем не разговаривает. Он очень не хотел уезжать от нее, но бабушка и дедушка, к которым он отвез маму, прекрасно о ней позаботятся. Думать о маме было слишком больно, поэтому я перевела разговор на книги. Папа, как и я, очень любил читать, кроме того, я знала, что он думал о куда худших местах, в которых он мог меня найти, – а я все же работала в книжном магазине, а не в очередном баре. Мы поговорили о последних новинках. Я рассказала о своих планах по поводу этого магазина.

Когда обед был закончен, мы отодвинули тарелки и с опаской уставились друг на друга.

Отец начал унылую песню «Ты же знаешь, что мы с мамой любим тебя», но я на него шикнула. Я знала. На этот счет у меня не было ни малейших сомнений. У меня были настолько сложные несколько недель, что осознание новости о том, что мои родители не те люди, что подарили мне жизнь, заняло на удивление немного времени. Я перевернула свой мир, я полностью сменила свое мировоззрение, однако, несмотря на то что породили меня неизвестная яйцеклетка и неизвестная же сперма, Джек и Рейни Лейн вырастили меня, окружив такой заботой и любовью, каких большинство людей в этом мире даже представить себе не могут. И если выяснится, что мои биологические родители где-то там живы, то именно они окажутся на заднем плане.

– Я знаю, пап. Просто расскажи мне.

– Как ты узнала, Мак?

Я поведала ему о том, как пожилая леди настаивала, что я – это кто-то другой, о том, что у родителей с карими и синими глазами не может родиться зеленоглазый ребенок, о том, как я звонила в больницу, чтобы проверить записи о моем рождении.

– Мы предполагали, что такой день может настать. – Папа запустил руку в волосы и вздохнул. – Что бы ты хотела узнать, Мак?

– Все, – тихо ответила я. – Все до последней детали.

– Это не так уж много.

– Алина была моей биологической сестрой, не так ли?

Он кивнул.

– Ей было почти три, а тебе около годика, когда вы обе попали к нам.

– Откуда мы были, пап?

– Они нам не сказали. Честно говоря, они нам практически ничего не сообщили, хотя требовали многого.

«Они» – это люди из церкви в Атланте. Мама и папа не могли зачать ребенка и к тому времени так долго стояли в очереди на усыновление, что практически перестали надеяться. Однако в один прекрасный день им позвонили и сообщили, что на пороге церкви были найдены два малыша, а знакомый знакомого сестры церковного пастора знал их консультанта и потому предложил отдать найденышей Лейнам. Не все пары были готовы или имели финансовую возможность удочерить сразу двух малышей, а в списке требований биологической матери было указано, что детей нельзя разлучать. Кроме того, она настаивала на том, чтобы пара, согласившаяся на удочерение, не была изначально из сельской местности, а должна была переехать с детьми в маленький город и дать обещание больше не селиться вблизи больших городов.

– Почему?

– Нам просто сказали, что таковы ее требования, и нам осталось лишь смириться с ними или отказаться.

– А вы не думали о том, как это странно?

– Конечно же, думали. Это было очень странно. Но мы с твоей мамой так хотели детей и не могли их дождаться… Мы были молоды, любили друг друга и были готовы на все что угодно ради того, чтобы стать настоящей семьей. Поскольку мы оба были родом из маленьких городов, мы просто восприняли это требование как знак вернуться к своим корням. Мы перебрали десятки городов и в результате осели в Ашфорде. Я был успешным адвокатом и жал на все педали, для того чтобы нам разрешили вас удочерить. Мы подписали все документы, в том числе и лист с требованиями матери, и практически без проволочек стали счастливыми родителями, живущими в маленьком городке, где все считали вас нашими родными дочерьми. Наша жизнь стала такой, как мы давно мечтали. – Отец улыбнулся, вспоминая. – Мы полюбили вас, девочки, в тот самый миг, как увидели. Алина была одета в желтую юбочку и свитер, а ты была с ног до головы в розовом, Мак, с радужной ленточкой в белокурых волосиках.

От удивления я приоткрыла рот. Неужели младенческая память остается в нас? До сих пор розовый цвет и радужные оттенки были моими любимыми.

– А какие еще странные требования были у той женщины?

Я не могла назвать ее «нашей матерью». Она ею не была. Она была женщиной, которая нас бросила.

Папа прикрыл глаза.

– Я не могу припомнить их все. Те документы, которые мы с твоей мамой подписали, были отправлены куда-то, куда просила та женщина. Но одного требования я никогда не забуду.

Я непроизвольно напряглась. Он открыл глаза.

– Первым обещанием, которое мы должны были дать еще до того, как агентство по усыновлению рассмотрит наши кандидатуры в качестве приемных родителей, было ни при каких обстоятельствах, никогда не позволять ни одной из вас оказаться в Ирландии.

Я не смогла заставить его отправиться домой.

Я попробовала все. Папа считал, что сам разрушил свое счастье, предал оказанное ему доверие в тот самый момент, когда взглянул в сияющее лицо Алины, сообщающей, что она выиграла полное обучение за рубежом, – и не где-нибудь, а в Тринити! – и не остановил ее, не запер в комнате и не выбросил ключ. Он должен был настаивать, он должен был отогнать на свалку ее машину и пообещать ей новый спортивный автомобиль, если она останется дома. Были тысячи возможностей не дать ей уехать, тысячи путей, а он пустил дело на самотек.

Алина была так рада, грустно сказал мне папа. Он не смог заставить себя встать у нее на пути. Все те условия, на которые они когда-то согласились, казались незначительными и иллюзорными, как призрак в теплый солнечный день. Прошло уже больше двадцати великолепных лет, и странные требования, которые раньше сдерживали моих родителей, утратили свою важность, превратились в фантомные страхи умирающей женщины.

– Так, значит, она умерла? – приглушенным голосом спросила я.

– Они нам не сказали. Мы так решили. Так было легче: мы не любили незавершенности. И с тех пор мы с мамой не волновались, что однажды кто-то незнакомый разберется со своими чувствами и попытается отнять наших девочек. Кошмары на законных основаниях вроде этого случаются довольно часто.

– А вы с мамой не пытались вернуться туда и выяснить о нас побольше?

Папа кивнул.

– Я не знаю, помнишь ли ты, но когда Алине было восемь, она тяжело заболела и врачам потребовалось больше информации о ее истории болезни, чем мы могли предоставить. Мы нашли церковь, к которой вас подбросили, но она сгорела дотла, агентство по усыновлению закрылось, и частный детектив, которого я нанял, не смог найти его бывших служащих. – Папа увидел выражение моего лица и слабо улыбнулся. – Я знаю. Снова странности. Но ты должна понять, Мак, вы обе были нашими. И нам не важно было, откуда вы, главное то, что вы уже у нас. И именно поэтому ты сейчас поедешь со мной обратно, – подчеркнул он. – Сколько времени тебе понадобится, чтобы собрать вещи?

Я вздохнула.

– Я не буду собирать вещи, пап.

– Я не уеду без тебя, Мак. – сказал он.

– Вы, должно быть, Джек Лейн, – сказал Бэрронс.

Я чуть не выпрыгнула из собственной кожи.

– Я была бы очень рада, если бы ты перестал так делать!

Я вытянула шею, чтобы испепелить его брошенным через плечо взглядом. Ну как этот огромный мужчина умудрялся так бесшумно двигаться? Уже во второй раз он оказывался за моей спиной, когда я с кем-то разговаривала, и второй раз никто не замечал его приближения. Это раздражало меня куда больше, чем тот факт, что он знал имя моего отца. Хоть я ему этого имени не называла.

Папа поднялся, так, как и надлежит большому, уверенному в себе мужчине, – медленно, выпрямляясь во весь свой немалый рост, отчего с каждым движением он казался еще больше. Выражение его лица было спокойным и в то же время заинтересованным; ему было любопытно увидеть моего нового работодателя, несмотря на то что папа уже решил: я больше не буду здесь работать.

Это выражение исчезло с его лица в тот же миг, когда он увидел Бэрронса. Папино лицо застыло, стало жестким, замкнутым.

– Иерихон Бэрронс. – Бэрронс протянул руку.

Несколько мгновений папа просто смотрел на нее, и я не была уверена, что он пожмет протянутую руку. Но затем он наклонил голову, и мужчины обменялись рукопожатием. И застыли.

И застыли. Словно это было какое-то соревнование и кто первый отпустит чужую ладонь, тот и проиграет.

Я переводила взгляд с одного из них на другого и вдруг поняла, что папа и Бэрронс ведут один из тех молчаливых диалогов, к которым я сама уже привыкла. И хотя их язык, по самой своей природе, был мне незнаком, я выросла на Юге, где мужское эго больше, чем их любимый пикап, а женщины рано учатся распознавать не такой уж и тихий рев тестостерона.

Она моя дочь, ты, ублюдок, и, если ты думаешь о своем члене, глядя на нее, я оторву его и тебя же им накормлю.

Попробуй.

Ты слишком стар для нее. Оставь ее в покое.

Я хотела бы сказать папе, чтобы он не волновался по поводу этого человека, но, несмотря на мои настойчивые попытки транслировать ему эту мысль и силу взгляда, от которого у меня глаза чуть не вылезли из орбит, ни один из них так на меня и не оглянулся.

Ты так думаешь? А мне кажется, что она не считает меня слишком старым. Почему бы тебе не спросить у нее самой? (Бэрронс наверняка сказал это лишь для того, чтобы позлить папу. Конечно же, я считаю, что он для меня слишком стар. Не то чтобы я вообще думала о нем в таком ключе…)

Я забираю ее домой.

Попытайся. (Иногда Бэрронс становился отвратительно немногословен.)

Она выберет меня, а не тебя, – гордо ответил ему папа.

Бэрронс рассмеялся.

– Мак, детка, – сказал папа, не отводя глаз от Бэрронса, – иди собирай вещи. Мы едем домой.

Я застонала. Конечно же, я выбрала бы папу, а не Бэрронса, если бы у меня действительно был выбор. Но выбора у меня не было. У меня в последнее время вообще не осталось вариантов, из которых можно было бы что-то выбрать. Я знала, что мой отказ больно ударит отца. Но я вынуждена была причинить ему боль, потому что иначе он не уехал бы.

– Прости, папа, но я остаюсь здесь, – мягко сказала я.

Джек Лейн вздрогнул. Он отвернулся от Бэрронса, чтобы взглянуть на меня с холодным укором, но маска успешного адвоката недостаточно быстро вернулась на его лицо, и я успела увидеть боль от моего предательства.

Темные глаза Бэрронса блеснули. Разговор завершился именно так, как он и ожидал.

На следующее утро я поехала с папой в аэропорт и проводила его до самолета.

Всю ночь я не могла поверить в то, что мне удалось отправить его домой, и, честно говоря, я не уверена, что это удалось мне.

Он остался в магазине, в одной из пустующих спален на четвертом этаже, и до трех часов ночи спорил со мной по всем возможным вопросам – поверьте, адвокаты кого угодно могут вывернуть наизнанку, – пытаясь заставить меня передумать. И случилось то, чего я раньше не могла даже представить, – мы разошлись по спальням, дико злясь друг на друга.

Однако нынешним утром папа превратился в совершенно другого человека. Я проснулась и обнаружила, что он уже внизу, пьет кофе с Бэрронсом в его кабинете. Отец встретил меня теми искренними объятиями, которые я обожала с детства. Он был расслаблен, внимателен, в общем, вернулся к тому харизматичному себе, от которого пищали как сумасшедшие все мои школьные подруги, забывая, что он вдвое старше их. Отец снова был уверен в себе, искренен и находился в самом лучшем расположении духа – я почти не помнила его таким со дня смерти Алины.

Когда мы уходили, папа улыбнулся и пожал Бэрронсу руку, причем сделал это с искренним дружелюбием и даже уважением.

Думаю, Бэрронс сообщил папе что-то такое, что выявило в них скрытую от меня до сих пор общность характеров, и это заставило Джека Лейна приглушить свои адвокатские способности. О чем бы они с Бэрронсом ни говорили, это сотворило чудеса.

Быстро остановившись у отеля, где папа забрал свои вещи, и купив кофе с круассанами, всю дорогу до аэропорта мы провели, болтая на любимые темы: обсуждая автомобили, новинки их дизайна и последние автошоу.

У самого терминала отец снова обнял меня, пообещал передать маме, как я ее люблю, дал слово, что скоро позвонит мне, и ушел так быстро, что я успела вернуться, не опоздав к открытию магазина.

Это был хороший день, но я уже начала понимать – жизнь врежет тебе по зубам именно в тот момент, когда ты начинаешь расслабляться и твоя защита ослабевает. Жизни это, похоже, нравится.

К шести часам у меня побывали пятьдесят шесть покупателей, в кассе накопилось достаточное количество денег и я опять убедилась, что мне нравится продавать книги. Я нашла свое призвание. Вместо того чтобы смешивать алкоголь и наблюдать за тем, как люди превращаются в пьяных идиотов, я получала деньги за то, что продавала людям прекрасные истории, в которые можно сбежать от реальности, истории таинственные, пугающие, романтичные. Вместо того чтобы разливать алкогольную анестезию по стаканам, я смешивала выдуманные тоники, для того чтобы избавить людей от стресса, тяжести и монотонности жизни.

И я не вредила ничьей печени. Мне не приходилось наблюдать, как лысеющий мужчина средних лет позорится, приставая к молоденьким студенткам в надежде вернуть себе былые веселые деньки. Меня никто не грузил слезливыми историями о том, что их недавно бросили (ага, неожиданно, но вполне заслуженно), я не выслушивала этот поток сознания, стоя за барной стойкой. И мне не приходилось смотреть на то, как женатый знакомый крутит интрижки на моих глазах, или мочится прямо на пол, или весь день нарывается на драку.

В шесть вечера мне стоило бы перестать восхищаться новой работой и закрыть магазин пораньше.

Но я этого не сделала, и в тот самый момент, когда я почувствовала себя почти счастливой и довольной собой, моя жизнь снова превратилась в ад.

7

– Хорошее у вас тут место, – сказал мой последний посетитель, когда за ним хлопнула входная дверь. – Глядя с улицы, я и представить себе не мог, что внутри так просторно.

Войдя в «Книги и сувениры Бэрронса» впервые, я подумала то же самое. Снаружи это здание выглядело так, будто в нем ни за что не поместятся все те комнаты, которые действительно там расположены.

– Привет, – сказала я. – Добро пожаловать к Бэрронсу. Ищете что-нибудь особенное?

– Честно говоря, да.

– Тогда вы попали прямо по адресу, – ответила я. – Если у нас в наличии не окажется нужной вам книги, вы сможете заказать ее у нас, а на втором и третьем этажах вы найдете множество коллекционных изданий.

Это был красивый мужчина, на первый взгляд – либо приближающийся к тридцати годам, либо только что переваливший за тридцать, с темными волосами и прекрасной фигурой. В последнее время я просто окружена красавчиками.

Когда я вышла из-за стойки кассира, он наградил меня таким взглядом, что я тут же обрадовалась своему выбору одежды.

Я не хотела, чтобы мой папа вернулся домой, увозя с собой воспоминание о грязной, покрытой синяками дочери в мрачных мешковатых тряпках, так что с утра я тщательно выбирала вещи. Я надела коротенькую розовую юбку, складки которой игриво разлетались при ходьбе, красивую блузку и золотистые сандалии с длинными тесемками, которые обвивали мои икры. Свои темные кудряшки в стиле арабских ночей я повязала длинным блестящим шарфом, шелковые концы которого лежали на моих плечах. Я провела много времени за макияжем, запудривая синяки, распыляя бронзовый блеск возле носа, на щеках и ключицах. Тяжелые серьги из сияющих кристаллов касались моей шеи при каждом движении, а подходящий к ним кулон отдыхал во впадинке между ключицами.

Гламурная девочка Мак чувствовала себя на седьмом небе от счастья.

Дикая Мак радовалась лишь копью, привязанному к внутренней части правого бедра. К левому бедру был прикреплен короткий кинжал, который я умыкнула из выставленной в кабинете Бэрронса коллекции оружия. А в кармане у меня был спрятан маленький фонарик. И четыре пары ножниц ждали за конторкой. Вместе с ними меня ждало не оконченное сегодня исследование законов Ирландии о ношении оружия и размышления о том, как мне добиться разрешения на это. Думаю, полуавтоматический пистолет выглядит достаточно привлекательно.

– Американка? – спросил мужчина.

Кажется, я начала понимать, в чем фишка быть туристом в Дублине. В колледже все спрашивают: «На кого учишься?» А за рубежом всех интересует твоя национальность. Я кивнула.

– А вы определенно ирландец. – И я улыбнулась.

У него был глубокий голос. Мужчина говорил с ярко выраженным акцентом, да и выглядел он так, словно рожден был носить обожаемые ирландскими рыболовами толстые кремовые свитера, линялые джинсы и тяжелые ботинки. Он двигался с ленивой грацией мускулистого мачо. Насчет его ориентации я даже не сомневалась – по его взгляду все сразу было понятно. Вспыхнув, я сделала вид, что складываю на стеллаже вечерние газеты.

Следующие несколько минут мы провели, мило подшучивая друг над другом и наслаждаясь извечным ритуалом мужчины и женщины, которые нашли друг друга привлекательными и начали флиртовать. Не все это умеют, и, честно говоря, я считаю, что флирт перестал быть искусством. Флирт сам по себе не должен ни к чему вести, и уж определенно его целью не является совместная постель. Мне нравится думать о флирте как о чем-то более дружественном, чем рукопожатие, и менее интимном, чем поцелуй. Это словно сказать: «Привет, ты прекрасно выглядишь, желаю приятно провести день». Флирт в лучшем своем проявлении, когда обе стороны понимают его правила, оставляет после себя прекрасное ощущение и способен улучшить даже самое отвратное настроение.

И я чувствовала себя просто великолепно к тому времени, как решила вернуть наш разговор в деловое русло.

– Так что вам помочь найти, мистер…? – Я деликатно дала ему возможность представиться.

– О'Баннион. – Он протянул мне руку. – Дерек О'Баннион. И я очень надеюсь, что вы поможете мне найти моего брата, Роки.

У вас бывали такие моменты, когда время словно останавливается? Моменты, когда вам кажется, будто весь мир замер и вы можете услышать, как падает пылинка, а звук сердцебиения так громко отдается в ушах, словно вы утопаете в крови? Вы стоите, а этот момент все длится, и вы умираете тысячу раз, но все эти смерти нереальны. И вот этот момент заканчивается, напоследок поворачиваясь к вам спиной, и ваш рот открывается, но на месте рассудка остается лишь чистая доска.

Думаю, я в последнее время посмотрела слишком много старых фильмов, пытаясь бороться с бессонницей, поскольку бестелесный голос, который в этот момент зазвучал у меня в голове, принадлежал Джону Уэйну.

Встряхнись, юный ковбой, – сказал этот голос, растягивая сухие и скрипучие слова.

Вы не поверите, как много вещей сообщил мне этот голос, дав короткий совет. Когда исчезает все остальное, у людей остаются только яйца, гласил он. И вопрос лишь в том, сделаны твои яйца из плоти и крови или же из цельной стали.

Я пожала руку Дерека О'Банниона, а привязанное к бедру копье, которое я украла у его брата за несколько часов до того, как обрекла его на смерть, жгло меня адским пламенем. Но я проигнорировала это ощущение.

– Господи, ваш брат пропал? – моргнула я.

– Да.

– И давно?

– Его не видели уже две недели.

– Какой ужас! – воскликнула я. – И что привело вас в этот магазин?

Он уставился на меня, и я вдруг подумала, что странно было сразу не заметить их родство. Те же холодные глаза смотрели на меня две недели назад в гангстерской берлоге, увешанной крестами и иконами, и они же смотрели на меня сейчас. Некоторые сочли бы Роки и его брата Дерека черными ирландцами, но я слышала от Бэрронса, который знал все и обо всех, что в жилах О'Баннионов текла дикая, необузданная кровь древних саудовских предков.

– Я заходил во все заведения, расположенные на этой улице. Позади вашего магазина стоят три машины. Вы что-нибудь знаете о них?

Я покачала головой.

– Нет. А что?

– Они принадлежали… помощникам моего брата. И я хотел спросить, не знаете ли вы, когда они были брошены там и почему. Может быть, вы что-нибудь видели или слышали? Может, вы знаете, где четвертая, черная машина? Очень дорогая машина?

Я снова покачала головой.

– Я и вправду не выхожу на задний двор и не особо обращаю внимание на машины. Мой босс заботится о том, чтобы с заднего двора вывозили мусор. А я просто работаю здесь. И стараюсь не выходить из магазина. Меня пугают аллеи.

Меня понесло: Мне пришлось прикусить щеку изнутри, чтобы остановить поток своего лепета.

– А вы говорили с полицией? – решилась я.

Давай, вали отсюда, уходи же, беззвучно просила я.

Дерек О'Баннион улыбнулся, показав острые, как у акулы, зубы.

– О'Баннионы не беспокоят полицию своими проблемами. Мы сами со всем разбираемся. – Он изучал меня с медицинским интересом, флирт был забыт. – А как долго вы здесь работаете?

– Три дня, – честно ответила я.

– Вы новенькая в этом городе.

– Угу.

– Как вас зовут?

– Мак.

Он рассмеялся.

– Вы не похожи на Мак.

Кажется, разговор сворачивал в более безопасное русло.

– А на кого я похожа? – мило поинтересовалась я, прижимая колено к стойке и выгибая спину.

Давай же, пофлиртуй со мной – говорила моя новая поза.

Он оглядел меня с ног до головы.

– На проблему, – сказал Дерек О'Баннион после недолгой паузы, с честной, сексуальной усмешкой.

Я рассмеялась:

– На самом деле это не так.

– Плохо, – парировал он.

Но я была уверена, что его мысли переключились на заигрывание. В этом он тоже походил на своего брата. И еще кое-что я понимала с кристальной ясностью – он весь был направлен на поиск правды, на месть. Что за каприз судьбы сроднил наши души – мою и этого мужчины? О, простите, это был не каприз. Это была я.

Он вытащил визитку из своего бумажника, достал из кармана ручку и написал что-то на оборотной стороне карточки.

– Если вы увидите или услышите что-нибудь, вы ведь сообщите мне об этом, Мак?

Дерек О'Баннион взял меня за руку, повернул кисть ладонью вверх и запечатлел на ней поцелуй, прежде чем вложить визитку.

– В любое время. Днем и ночью. Что угодно. Не важно, каким незначительным вам это покажется.

Я кивнула.

– Я думаю, что мой брат мертв, – сказал мне Дерек О'Баннион. – И я собираюсь убить того ублюдка, который сделал это с ним.

Я снова кивнула.

– Моя сестра тоже погибла, – выпалила я.

Его взгляд вспыхнул новым интересом. Внезапно я стала для него не просто красоткой, с которой можно пофлиртовать.

– Тогда вы понимаете, что такое жажда мести, – мягко сказал он.

– Да, я понимаю, что такое жажда мести, – согласилась я.

– Звоните мне в любое время, Мак, – произнес О'Баннион. – Я думаю, что вы мне нравитесь.

Я молча смотрела, как он уходит.

Когда за ним захлопнулась дверь, я рванулась в ванную, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Там я и стояла, уставившись в зеркало и пытаясь смириться со своей двойственностью.

Я охотилась на монстра, который убил мою сестру.

Я была монстром, убившим брата Дерека.

Когда я вышла из ванной, я оглянулась и обрадовалась тому, что покупателей больше не было. Я забыла прикрепить на входной двери одну из табличек вроде «Магазин откроется через пять минут», которые я вчера нарисовала и которые должны были прикрывать мои отлучки в ванную комнату.

Я быстренько подошла к двери и перевернула табличку. И снова магазин закрылся раньше, чем положено. Бэрронсу придется просто смириться с этим, поскольку не так уж рано я закрываю магазин и не так уж сильно мой босс нуждается в деньгах.

Переворачивая знак, я совершила большую ошибку – глянула в окно.

Уже почти стемнело. Это время здесь называют «сумеречным», или смутным, и вечер только-только начал превращаться в ночь.

И я была не в состоянии определить, что хуже – инспектор Джайн справа, сидевший на скамейке и даже не притворявшийся, будто читает газету, которую держит в руках; облаченный в черное призрак, стоявший прямо напротив магазина на противоположной стороне улицы и наблюдавший за мной из дымчатой тени, вне досягаемости мигающих уличных фонарей; или Дерек О'Баннион слева, который выходил из двери следующего магазина и направлялся прямо в Темную Зону.

– Где, черт вас подери, вы шлялись, мисс Лейн? – Бэрронс рывком открыл дверцу такси, ухватил меня за руку и буквально вышвырнул наружу.

На несколько секунд мои ноги просто оторвались от земли.

– Не ори на меня! – зарычала я.

Стряхнув его хватку, я толкнула его плечом, отодвигая с дороги. Такси инспектора Джайна затормозило буквально в нескольких метрах от меня. Интересно, он еще не соскучился по семье? Надеюсь, скоро он от меня устанет и отправится домой.

– Я куплю вам мобильный, мисс Лейн, – рявкнул Бэрронс, – и вы будете носить его с собой точно так же, как носите копье. И никуда без него не пойдете. Стоит ли мне напомнить о других вещах, которые вам не следует делать без него?

Я сказала Бэрронсу, как он может поступить с моим пока еще не приобретенным мобильником, – засунуть его туда, где солнце не светит, в место, которое я зову цветочным именем, – и вихрем влетела в магазин.

Он ворвался вслед за мной.

– Вы уже забыли о том, какие опасности поджидают вас в ночном Дублине, мисс Лейн? Может, стоит устроить вам небольшую прогулку?

В прошлый раз, сочтя меня слишком упрямой, он угрожал зашвырнуть меня ночью в Темную Зону. Сегодня я была слишком измучена, чтобы обращать внимание на угрозы. Задвижки загрохотали по железу, словно пули, когда Бэрронс провернул их, закрывая дверь.

– Вы уже забыли, с какой целью вы здесь, мисс Лейн?

– Как бы мне это удалось? – ядовито поинтересовалась я. – Каждый раз, как только я пытаюсь забыть об этом, со мной случается что-то ужасное.

Я была уже на полпути к двери в жилую часть дома, когда Бэрронс схватил меня и развернул к себе. Он окинул меня взбешенным взглядом, который, кажется, ненадолго задержался на подвеске, висящей у меня на шее. Или он пялился на мою грудь?

– И все же вы одеваетесь, как дешевая шлюха, и беззаботно выскакиваете на улицу пропустить стаканчик-другой. Какого хрена вы себе думаете? Вы вообще думаете!

– Дешевая шлюха? Вспомни, в каком времени ты живешь, Бэрронс. Я не выгляжу как дешевое что угодно. Кстати говоря, моя одежда полностью отвечает стандартам большинства современных людей, а то и превосходит эти стандарты. Я уж молчу о той маленькой черной тряпочке, которую ты заставил меня надеть, когда мы… – Я запнулась; воспоминание о том месте, куда я надевала только что упомянутое черное платье, слишком больно отдавалось сейчас внутри. – И к слову, – сердито добавила я, – я выходила не выпить.

– Не лгите мне, мисс Лейн. Я чувствую запах спиртного. И не только спиртного. Кто этот мужчина?

Его смуглое экзотическое лицо было сейчас холодным как лед. Ноздри раздувались и сокращались, как у хищника, учуявшего добычу.

У Бэрронса необычайно обостренные чувства. Я ведь не сделала ни глотка алкоголя.

– Я сказала, что ничего не пила, – настаивала я.

Безусловно, это была трудная ночь, одна из худших в моей жизни.

– Но что-то определенно было. Что именно? – настойчиво спросил он.

– Приправленный алкоголем поцелуй, – ядовито ответила я. – Точнее, два поцелуя.

Но только потому, что я двигалась недостаточно быстро и не успела увернуться от второго. Я отвернулась, злясь на саму себя.

Бэрронс протянул руку и рванул меня за плечо, разворачивая к себе. Этого усилия хватило бы, чтобы завертеть меня на месте, словно балерину, но он вовремя схватил меня за плечи. Кажется, Бэрронс понял, что сжал мои плечи слишком сильно и я уже готова сорваться и наброситься на него. Его пальцы расслабились на моей коже, хотя вся его поза выдавала напряжение. Взгляд Бэрронса снова скользнул по кулону и остановился на ложбинке между моих грудей.

– Кто эти счастливчики?

– «Кто этот счастливчик» будет точнее.

– Хорошо, кто, мать его, этот счастливчик, мисс Лейн?

– Дерек О'Баннион. Еще вопросы?

Несколько секунд Бэрронс просто смотрел на меня, потом его губы скривились в полуулыбке. Точно так же, как у О'Банниона, когда он внезапно признал меня куда более интересной, чем посчитал поначалу.

– Так-так.

Кончиком пальца Бэрронс очертил мои губы, затем взял меня за подбородок и повернул лицом к свету, внимательно глядя мне в глаза. На секунду мне показалось, что он сам собирается поцеловать меня, чтобы попробовать на вкус мою растерянность. Или это просто двуличность?

– Итак, вы целовались с братом человека, которого убили. Почему? – шелковым голосом поинтересовался Бэрронс.

– Я его не убивала, – резко ответила я. – Это ты убил его без моего ведома.

– Чепуха, мисс Лейн, – ответил Бэрронс. – Если бы я спросил у вас в ту ночь, согласны ли вы на его смерть во имя вашей безопасности, вы бы ответили утвердительно.

Я помнила ту ночь. Я никогда ее не забуду. Я была в шоке от того, с какой скоростью развиваются события, до смерти боялась Роки О'Банниона и была уверена в том, что, если мы с ним ничего не сделаем, он определенно сотворит со мной что-то плохое и наверняка невероятно болезненное. И я не обольщалась по поводу своей способности терпеть пытки. Бэрронс был прав. Я бы сказала: «Делай что угодно, только спаси меня». Но это еще не значит, что я наслаждалась ситуацией. И я не собиралась ни в чем признаваться.

Так что я повернулась и зашагала прочь.

– Я хочу, чтобы завтра утром вы отправились на кафедру древних языков в Тринити-колледж, мисс Лейн.

Я остановилась так резко, словно меня дернули за поводок, и сердито глянула в потолок. Похоже, какой-то космической силе нравится играть со мной в игры. Или весь мир превратился вдруг в игру «Давайте поиздеваемся над Мак». Кафедра иностранных языков в Тринити была единственным местом в Дублине, куда я поклялась себе не заглядывать.

– Ты ведь шутишь, правда?

– Нет. А что?

– Забудь, – пробормотала я. – Зачем ты меня туда отправляешь?

– Спросите там женщину по имени Элли Мастерз. Она передаст вам конверт.

– А почему ты сам не можешь к ней зайти?

– Завтра я буду занят.

– Ну так поедь туда сегодня.

– Информация появится у нее только завтра.

– Так пусть отправит конверт с курьером.

– Кто здесь работает, мисс Лейн, вы или я?

– А кто тут детектор ОС?

– Есть какая-то особая причина, по которой вы не хотите туда идти?

– Нет. – Я была не в настроении обсуждать с ним парней с мечтательными глазами, свиданий с которыми у меня никогда не будет.

– Так в чем тогда, мисс Лейн, ваша проблема?

– А мне не стоит бояться, что Гроссмейстер поймает меня по дороге туда или назад?

– А вы волновались из-за этого сегодня, когда позволяли Дереку О'Банниону засовывать язык вам в глотку?

Но тут я уперлась.

– Он направлялся в Темную Зону, Бэрронс.

– И что? Одной проблемой стало бы меньше.

Я покачала головой.

– Я не ты, Бэрронс. И во мне еще живут хоть какие-то человеческие чувства.

Его улыбка была холодней арктических льдов.

– Так что же вы сделали? Помчались за ним и предложили себя на серебряном блюдечке, лишь бы заставить его вернуться?

Почти так и было. А потом мне пришлось провести три с половиной часа в одном из клубов. Я танцевала и флиртовала с Дереком, стараясь отцепить от себя его руки, а инспектор Джайн наблюдал за нами, сидя за угловым столиком. Я пыталась заставить О'Банниона провести со мной достаточно времени, чтобы мысли о возвращении в Темную Зону, по крайней мере сегодня, у него не возникло. И параллельно я старалась свести на нет его домогательства, но тут я потерпела неудачу.

Как и его брат, Дерек О'Баннион привык всегда идти намеченным путем, а если это не получалось сразу, то он пер напролом. А я была ослеплена своим стремлением избежать очередного убийства, которое было бы на моей совести. И забыла о том, что имею дело с родственником человека, который зверски расправился с двадцатью семью жертвами всего за одну ночь и сделал это лишь для того, чтобы получить желаемое.

В половине двенадцатого я поняла, что дальше просто не выдержу. С каждым новым опрокинутым стаканом Дерек все больше распускал руки и все отвратнее себя вел. Поскольку вежливые варианты решения проблемы оказались безрезультатными, я сбежала от него в туалет и попыталась ускользнуть через заднюю дверь. Я решила, что позвоню О'Банниону завтра, притворюсь, что мне стало плохо, и, если он снова меня пригласит, буду уворачиваться, тянуть время и лгать. Я действительно не хотела, чтобы еще один О'Баннион в этом городе разозлился на меня. Первого мне хватило с лихвой.

Дерек поймал меня на выходе из туалета, прижал к стене и принялся так грубо целовать, что я практически не могла вздохнуть. Распластавшись между его телом и кирпичной стеной, я чуть не потеряла сознание от недостатка кислорода. И до сих пор мои губы казались мне распухшими и покрытыми синяками. Я увидела выражение его глаз и поняла, что он из породы мужчин, которых заводит женская беспомощность. Я вспомнила ресторан его брата, о том, как тщательно там дрессировали и контролировали женщин, так что официанты не могли принести даме еду или бокал вина, если их не закажет для нее мужчина. О'Баннионов сложно было назвать милыми людьми.

Когда я наконец вырвалась из рук Дерека, я закатила скандал, громко обвиняя его в домогательствах, хотя много раз говорила ему, что меня это не интересует. Если бы я была с кем-нибудь другим, вышибалы тут же выкинули бы его из клуба, но в этом городе никто не смеет вышвыривать О'Банниона. В результате на улицу выбросили меня. А приклеенный к моему крестцу инспектор наблюдал за этим, нахмурившись и сложив руки на груди, и палец о палец не ударил, чтобы помочь мне.

Этой ночью я нажила себе в Дублине нового врага, словно мне и без него их не хватало. И все же я добилась своей цели, хоть это было и непросто.

Конечно, когда я выглянула из окна и увидела, что Дерек О'Баннион направляется на свидание со смертоносными Тенями, я могла просто перевернуть табличку, закрыть дверь и улечься на диван с книжкой, сделав вид, что ничего не происходит и ничего плохого не случится. Вот только у меня появились некие внутренние весы, которых раньше не было (а может, я просто их не замечала), и я не могла избавиться от ощущения, что если я не попытаюсь сохранить их в равновесии, то потеряю нечто, что уже никогда не смогу вернуть.

И я заставила себя выйти из магазина в быстро сгущающиеся сумерки. Я закатила глаза, взглянув на инспектора, и стиснула зубы, чтобы избавиться от ужаса, охватывающего меня всякий раз при появлении жуткого черного призрака, который наблюдал, выжидал… Я вздернула подбородок и заставила себя пройти мимо него с гордо выпрямленной спиной, так, словно призрака не существует, – и, насколько я могла судить, он действительно оказался нереальным, поскольку Джайн его игнорировал, да и О'Баннион на него даже не взглянул, когда мы шли обратно. И все же я одернула блузку, чтобы открывшийся вид на мою грудь не дал Дереку обернуться назад. Я сделала для этого О'Банниона то, чего не смогла сделать для другого, и чаши моих внутренних весов немного уравновесились.

Я надеялась, что Дерек продолжит свои поиски завтра, при дневном свете, и больше не появится в магазине, а пройдет мимо. Но если, несмотря на все мои усилия, он вернется ночью в заброшенный район, что ж, я сделала, что могла, и, честно говоря, я не была уверена в том, насколько важна жизнь очередного О'Банниона. Папа говорит, что в аду есть специальное место для мужчин, которые унижают женщин. А среди монстров встречаются не только Невидимые, люди тоже бывают монстрами.

– Он хорошо целуется, мисс Лейн? – спросил Бэрронс, внимательно наблюдая за мной.

Вспомнив, я вытерла губы тыльной стороной ладони.

– Это было так, словно он собирался присвоить меня.

– Некоторым женщинам это нравится.

– Но не мне.

– Думаю, это зависит от того, какой именно мужчина собирается вас присвоить.

– Сомневаюсь. Я не могла дышать, пока он целовал меня.

– Однажды вы можете поцеловаться с тем, кто заставит вас забыть о необходимости дышать.

– Ага, однажды я встречу своего прекрасного принца.

– Вряд ли он будет принцем, мисс Лейн. Такие мужчины редко встречаются.

– Я принесу тебе конверт, Бэрронс. Что потом? – Какие еще сумасшедшие зигзаги начнет выписывать моя судьба?

– Я взял на себя смелость оставить в вашей комнате новую одежду для вас. Завтра вечером мы уезжаем в Уэльс.

На следующий день оказалось, что Элли Мастерз не было на месте. К моему огромному облегчению, не оказалось там и парня с удивительными глазами.

Вместо них я встретила четверокурсника, который работал под руководством Элли, и он передал мне конверт. Он был высоким, темноволосым, говорил с сильным шотландским акцентом, немного интересовался Бэрронсом, о котором, я думаю, слышал от своей заведующей. У этого парня тоже были удивительные глаза – тигриные, необычного янтарного оттенка, обрамленные длинными ресницами.

«Скотти» (мы не представились друг другу, я слишком торопилась убраться оттуда и покончить с неприятным делом) сказал, что шестилетняя дочка Элли приболела, поэтому начальница не пришла на работу, так что ему пришлось заскочить к ней за конвертом по дороге в Тринити-колледж.

Я схватила конверт и поспешила к двери. Скотти проводил меня почти до самого холла, что-то мурлыча со своим дивным шотландским акцентом, и я была уверена, что он старается произвести на меня впечатление, чтобы потом куда-нибудь пригласить. Два восхитительных парня в одном и том же месте, два нормальных парня! Но я лишь зря мучила бы себя, думая хотя бы об одном из них. Кафедра древних языков в Тринити отныне будет для меня запретной зоной. Бэрронс может сам ходить за своими конвертами или нанимать для этого курьеров, а я сюда больше – ни ногой.

По дороге обратно в книжный магазин я притворилась, что не замечаю десятка Носорогов, которые сопровождали своих протеже по улицам Дублина, приучая их ориентироваться в человеческом мире. Носороги показывали и объясняли, их подопечные кивали, и было ясно, что обучение жизни в новом мире – в моем мире! – идет успешно. Проходя мимо, я хотела заколоть каждого из них, прошить их насквозь своим копьем, но я отказалась от этой затеи. Я здесь не для мелких стычек. Я здесь для того, чтобы выиграть войну.

Все они были укутаны маскировочными чарами Фейри, притворяясь людьми разной степени привлекательности, но либо они еще не вполне освоили искусство маскировки, либо мои навыки улучшились, однако мне ничего не стоило не обращать внимания на привлекательный фасад Невидимых. Сквозь расплывчатость и легкое колебание цветов и контуров я сразу видела, чем Фейри являлись на самом деле. Ни один из них не был настолько отвратительным, как Серый Человек, который охотился на женщин и пожирал их красоту через открытые язвы на своих руках и теле, и тошнило меня скорее потому, что именно так срабатывал мой дар ши-видящей, своего рода сигнальная система. Я уловила своим «радаром» группу из десяти Невидимых, бредущую в целых двух кварталах от меня, прежде чем увидела их настоящее, уродливое обличье. Я насчитала три новых типа Фейри и решила потом отметить их характеристики в своем дневнике, если смогу заняться записями во время полета в Уэльс.

Вернувшись в магазин, я решилась открыть полученный конверт. Клейкая полоса отделилась довольно быстро, а сам клей выглядел подсохшим. Кажется, кто-то до меня уже открывал это послание.

В конверте оказалось приглашение, написанное по всем правилам, – эксклюзивное, подписанное всего лишь символом – хозяин или хозяйка будущего мероприятия не оставили даже адреса. На оборотной стороне краткого послания обнаружился весьма интригующий список. В нем были указаны объект, долго считавшийся вымышленным, две иконы из Ватикана, по слухам – наиболее разыскиваемые, и картина одного из художников, в древние времена сожженного на костре.

Мы с Бэрронсом собирались сегодня на один из тех частных аукционов черного рынка, вычислением которых бредят все сотрудники Интерпола и агенты ФБР, мечтающие сделать карьеру.

8

Уэльс – это одна из четырех административно-политических частей, составляющих Соединенное Королевство. Оставшиеся три – это Англия, Шотландия и Северная Ирландия.

Ирландия – не спутайте с Северной Ирландией – это суверенное государство, которое является членом Европейского Союза.

Все Соединенное Королевство, занимающее девяносто четыре тысячи квадратных миль, лишь ненамного меньше штата Орегон. Остров Ирландия, на котором расположены как Ирландская республика, так и Северная Ирландия, размером приблизительно со штат Индиана.

Уэльс, занимающий восемь тысяч квадратных миль, на самом деле очень маленький. Для того чтобы взглянуть на него в перспективе, нужно отметить, что Шотландия занимает вчетверо больше земли, а Техас по площади превышает его в тридцать три раза.

Я знаю все это, поскольку специально выясняла. Когда убили мою сестру и мне пришлось вылететь из родного гнездышка в Ашфорде, штат Джорджия, мои крылья еще не окрепли и пришлось обращать внимание на многие вещи. Я тогда взглянула на себя и поняла, что, помимо всего прочего, мало знаю об окружающем мире. И я очень старалась изжить свою провинциальность, училась смотреть на мир с высоты птичьего полета. Если знание – сила, то я не имела права от этой силы отказываться, я хотела получить все, что могло бы мне помочь.

Перелет из Дублина в Кардифф занял чуть больше часа. В одиннадцать с четвертью мы приземлились в Рузе, в десяти минутах езды от столицы. Рядом с нами тут же материализовался шофер, который провел нас к поджидающему серебристому «майбаху-62».

Я понятия не имела, где мы проезжали, поскольку никогда раньше не ездила в таком автомобиле и все мое внимание было поглощено шикарным салоном машины, так что я запомнила лишь мелькающие в боковом окне огни города, сменившиеся темнотой за панорамным окошком в крыше. Я перевела свое кресло практически в горизонтальное положение. Испробовала, как работает функция массажа. Погладила полированное дерево и мягкую кожу салона. Отследила скорость, с которой мы неслись сквозь ночь, по приборам на потолке.

– Когда мы прибудем, займите свое место и не двигайтесь, – в пятый раз повторил Бэрронс. – Не ковыряйте в носу, не поправляйте волосы, не трите лицо и, что бы я вам ни сказал, – кивайте… Говорите со мной, но тихо. Люди будут подслушивать, если у них появится такая возможность. Будьте вежливы.

– Неподвижная, как кошка, и бесшумная, как мышка, – ответила я, играя с меню на персональном телевизоре с плоским экраном.

Этот автомобиль был вполне способен на то, что специалисты назвали бы «великолепными летными качествами» – он разгонялся от нуля до сотни за пять секунд. Должно быть, Бэрронс ранее показал себя заядлым коллекционером, раз уж хозяева аукциона выслали за ним такую машину.

Я не замечала ничего вокруг до того момента, когда Бэрронс помог мне выбраться из автомобиля и взял под локоть.

Сегодняшний вечерний туалет нравился мне гораздо больше, чем все то, что он выбирал для меня прежде. На мне был черный костюм от Шанель, весь из себя деловой, абсолютно не деловые туфли на высоченных каблуках, плюс фальшивые бриллианты в ушах, на шее и запястьях. Свои короткие черные кудряшки я обработала средством для укладки и зачесала за уши. Я выглядела весьма шикарно, и мне нравилось это новое ощущение. А кому бы оно не понравилось? До сих пор самой дорогой вещью, которую я надевала, было платье для выпускного бала. И я всегда считала, что следующим дорогим платьем в моей жизни станет то, которое купит мне папа на свадьбу, а потом, если жизнь сложится хорошо, будут еще десятки нарядов в промежутке между свадьбой и похоронами. Но я уж точно не представляла себе нарядов от кутюр, дорогих автомобилей и нелегальных аукционов, а также мужчину, который будет носить шелковые рубашки и итальянские костюмы с платиновыми запонками в россыпи бриллиантов.

Когда я наконец-то оглянулась, я с удивлением обнаружила, что мы находимся на пустынной дороге. Безликие мужчины в одинаковых костюмах провели нас по короткой тропинке, затененной растущими по обеим сторонам деревьями, и остановились перед особенно густо разросшимся кустарником. Я недоумевала ровно секунду, после чего наши провожатые раздвинули листья, открывая стальную дверь, спрятанную в кустарнике. Нас провели внутрь по казавшейся бесконечной бетонной лестнице, перешедшей в мрачный коридор, по которому вились трубы и провода, и в итоге мы оказались в большой прямоугольной комнате.

– Мы в бомбоубежище, – прошептал Бэрронс, наклонившись к моему уху, – на глубине почти трех этажей под землей.

Не скажу, что это совсем не действовало мне на нервы. Я находилась глубоко под землей, и единственный выход наверх был за спинами дюжины тяжеловооруженных охранников. Не то чтобы я страдала клаустрофобией, но я люблю видеть над собой чистое небо или хотя бы знать, что оно прямо за окружающими меня стенами. А сейчас я чувствовала себя погребенной заживо. Думаю, мне больше понравилась бы перспектива сгореть во время ядерного взрыва, чем гнить двадцать лет в бетонном гробу.

– Прелестно, – пробормотала я. – Это что-то похожее на твой подзем… ой! – Ботинок Бэрронса опустился на мою ногу и надавил так, что мне показалось, будто моя ступня превратилась в блинчик.

– Для проявления вашего любопытства найдется другое время и другое место, мисс Лейн. Здесь постарайтесь воздержаться. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас.

– Извини, – произнесла я, действительно чувствуя себя виноватой.

Я могла понять его нежелание уведомлять этих людей о подземном тайнике, и, если бы я не была так сбита с толку окружающей обстановкой, я бы и сама могла об этом догадаться, прежде чем открыла рот.

– Сойди с моей ноги.

Он ответил своим специфическим, бэрронсовским взглядом, который я не берусь описать, – у него есть несколько таких взглядов, и каждый содержит пару томов информации.

– Я буду настороже, честно, – сердито сказала я.

Терпеть не могу чувствовать себя рыбой, вытащенной из воды, и не только потому, что я бессильно трепыхаюсь на песке, но и потому, что здесь я – килька в окружении акул.

– И я ни слова не скажу, пока ты мне не позволишь, о'кей?

Мой спутник одарил меня напряженной, но довольной улыбкой, и мы направились к своим сиденьям.

Эта комната была бетонной от пола до потолка, глазу не за что было зацепиться. Под потолком вились неприкрытые трубы и какие-то провода. Сорок металлических стульев стояли посреди помещения: в пять рядов, по четыре стула с каждой стороны от центрального прохода. Многие стулья уже были заняты людьми в элегантных вечерних туалетах. Все разговоры велись приглушенным шепотом.

В дальней части комнаты находилась центральная трибуна, по бокам которой располагались столы, уставленные различными предметами, накрытыми бархатом. Многие предметы, также скрытые бархатными покрывалами, стояли у стены за столами.

Бэрронс взглянул на меня. Я предусмотрительно не стала кивать.

«Да», – шепнула я, когда мы занимали свои места в третьем ряду, с правой стороны комнаты.

Я почувствовала это сразу же после того, как мы вошли в комнату, но не была уверена, что это – реликвия Фейри или кто-то из самих Фей, до тех пор пока у меня не появилась возможность изучить всех присутствующих людей на предмет их происхождения. Никто из них не прятался под чарами, все присутствующие в комнате были людьми, и это означало, что тут находился очень могущественный ОС, скрытый где-то под бархатом. По моей личной десятибалльной шкале накатывающей тошноты, в которой десятку вызывала «Синсар Дабх», а все остальные вещи распределялись где-то между тройкой и четверкой, до сих пор пустовали места для вещей с мощностью от шести и выше, а сама десятка заставляла меня терять сознание. Здешняя вещица тянула баллов на пять, и я полезла в карман за леденцами, которые помогали мне справиться с постоянным дискомфортом от непрерывного ношения копья. Копье, кстати, я чуть раньше выложила на стол Бэрронса, который привязал его к своей лодыжке, а не к моей. Я жутко не хотела расставаться с оружием, но мой обтягивающий костюм не оставлял мне выбора – спрятать под ним копье было просто невозможно. Думаю, доверие в наших с Бэрронсом отношениях все же присутствовало – я знала, что он вернет мне копье, как только у меня возникнет такая необходимость.

– Дверь закроется в полночь. – Губы Бэрронса скользнули по моему уху, и я вздрогнула, чем, очевидно, очень его удивила. – Все, кто не успеет зайти внутрь, останутся снаружи. Но пока что мы ждем любителей приходить в последнюю минуту.

Я взглянула на его часы. До полуночи оставалось три с половиной минуты, а шесть стульев все еще пустовали. Минуту спустя пять стульев были заняты, остался лишь один свободный в первом ряду. Думаю, я чуть не свернула себе шею, рассматривая публику, Бэрронс же глядел прямо перед собой.

«Сегодня ночью вы должны быть не просто ОС-детектором, мисс Лейн, – сказал он мне в самолете. – Вы должны стать моими глазами и ушами. Я хочу, чтобы вы ко всему прислушивались и все анализировали. Я хочу знать, кто и каким лотом заинтересовался, кто радовался выигрышу, кто тяжело переживал проигрыш». – «Почему? Ты всегда замечаешь куда больше, чем я». – «Там, куда мы сегодня отправляемся, любой взгляд по сторонам расценивается как проявление слабости и неуверенности. Вы должны замечать все за меня». – «А кто занимался этим раньше? Фиона?»

Когда Бэрронс не в настроении отвечать, он просто игнорирует меня.

Итак, я изображала новичка, интересующегося всем происходящим. Это было вовсе не так плохо, как я боялась, поскольку никто не таращился на меня в ответ. Да, некоторые взгляды слегка плавали, словно иллюстрируя борьбу любопытной человеческой природы с правилами игры, запрещавшими отвечать на нескромные взгляды.

Сначала мне забавно было наблюдать за людьми, которые надели дорогущие наряды лишь для того, чтобы сидеть в них на железных стульях в пыльном бомбоубежище, но потом я поняла: эти люди были настолько богаты, что деньги перестали быть для них просто деньгами. Эти люди сами стали богатством и оделись бы подобным образом даже на собственные похороны.

Здесь были двадцать шесть мужчин и одиннадцать женщин. Их возраст варьировался от раннего «за тридцать» до предела возможного. Самым древним был седовласый старик, которому на вид было около девяноста пяти. Он сидел в инвалидном кресле, в компании кислородного баллона и охранников. Сморщенная кожа старика казалась такой тонкой и прозрачной, что я могла видеть сеть вен на его лице. Он явно был болен чем-то, пожирающим его изнутри. И он был единственным, кто взглянул на меня в ответ на мой взгляд. У него были жуткие глаза. Мне стало интересно, чего же может желать человек, стоящий на краю могилы. Надеюсь, что, когда мне стукнет девяносто пять, я буду дорожить лишь тем, за что не нужно выкладывать миллионы, – любящей семьей, заботой и домашней едой.

Большинство разговоров велись о том, в каком ужасном месте они все оказались, как могла пострадать обувь во время прогулки по грязи и траве, а также об отвратительных политических прогнозах и еще более отвратительной погоде. Никто не упоминал выставленных на аукционе вещей, словно присутствующих вообще не интересовало то, за чем они сюда приехали. И они все время притворялись, будто их не интересует никто и ничто, окружающее их, и все движения, которые могли бы выдать их заинтересованность, маскировались под нечто абсолютно тривиальное. Две женщины вытащили косметички, словно для того, чтобы обновить помаду, хотя в зеркальца они рассматривали что угодно, только не себя. Четверо мужчин уронили различные предметы, для того чтобы нагнуться, якобы за ними, и исподтишка взглянуть на окружающих. Было что-то забавное и грустное в том, как все они почти одновременно ныряли за вещами, пытаясь сделать вид, будто ничего необычного не происходит.

Семеро гостей поднялись и попытались выйти, якобы в мужскую комнату. Вооруженный охранник отклонил их просьбу, зато они смогли как следует осмотреться.

Я никогда не видела такого сборища алчных параноиков. Бэрронс отличался от них точно так же, как и я. Но если я была мелкой рыбешкой, а все они – акулами, то Бэрронс явно принадлежал к породе тех мало исследованных глубоководных рыб, которые прячутся на дне, в самых темных местах океана, куда не проникают ни люди, ни солнечный свет.

В комнату вошел изящный седой джентльмен с тщательно расчесанной бородкой, и на секунду я подумала, что это последний из опоздавших, однако он тут же направился прямо к трибуне. По дороге он, сияя глазами, с четко выраженным британским акцентом тепло поприветствовал нескольких гостей, обращаясь к ним по имени.

Дойдя наконец до трибуны, джентльмен поздоровался со всеми присутствующими, перечислил те немногие требования, соблюдать которые мы согласились уже по той простой причине, что появились здесь, и сказал, что сейчас любой из нас, если пожелает, может покинуть помещение (интересно, мрачно подумала я, разрешат ли нам жить, если мы сделаем это). Затем последовало перечисление приемлемых способов оплаты, и за секунду до того, как аукцион должен был начаться, на последнее оставшееся свободным место проскользнул весьма известный человек – вы наверняка узнали бы его, поскольку каждый день видите по телевизору.

Торги начались с Моне, и с этого момента стало происходить нечто невообразимое. В ту ночь я узнала, что некоторые удивительные картины и артефакты никогда не станут достоянием всего человечества, а продолжат свой путь во времени, перемещаясь по тайным аукционам и прячась в частных коллекциях невероятно богатых людей.

Я видела картины, о существовании которых многие даже не догадываются. Видела вещи, глядя на которые я не могла поверить, что они сохранились, пройдя через века. Видела рукописные копии пьес, которые никогда не были и не будут сыграны, – это действительно большая потеря для человечества. Я поняла, что есть люди, которые готовы заплатить сумасшедшие деньги за счастье обладать единственной в своем роде вещью и наслаждаться не столько ею, сколько бешеной завистью себе подобных.

Цены были за гранью реального. Одна женщина заплатила двадцать четыре миллиона долларов за картину размером с мою ладонь. Другая приобрела за три миллиона двести тысяч брошь величиной с грецкий орех. Известный всем мужчина купил за восемьдесят девять миллионов картину Климта. Здесь были драгоценности, когда-то принадлежавшие королевам, оружие самых прославленных воинов и даже поместье в Италии в комплекте с частным аэродромом и коллекцией классических автомобилей.

Бэрронс приобрел кое-что из старинного оружия и дневник основателя одного из тайных обществ. Я сидела на своих руках, чтобы удержаться от нервных взмахов, затаив дыхание, смотрела, как снимают покрывала с одного сокровища за другим, и пыталась не крутить головой, что гораздо проще сказать, чем сделать. Желание убрать с лица выбившийся из прически завиток становилось практически непреодолимым. До сих пор я не представляла, с какой ясностью мое тело выдает мои мысли, но сегодня неоднократно ловила себя на том, что пожимаю плечами, качаю или киваю головой. Теперь понятно, почему Бэрронс с такой легкостью читает мои мысли. Это была не очень приятная, но уж точно незабываемая ночь. Наконец сняли покрывало с Объекта Силы. Я понятия не имела, что это за вещь, – но Бэрронс это знал и хотел заполучить ее во что бы то ни стало. Я тоже научилась читать его мысли.

Это был драгоценный амулет размером приблизительно с мой кулак – в оправе из золота, серебра, сапфиров и ониксов; согласно информационному листку, в нем также содержалось несколько неизвестных сплавов и не менее загадочных камней. В сияющей золотистой оправе покоился огромный полупрозрачный камень неизвестного происхождения, а сам амулет висел на толстой тяжелой цепи. У этого украшения была весьма интересная история, начавшаяся задолго до эпохи homo sapiens: амулет был создан для избранной фаворитки мистического короля, известного как Круус.

Каждому участнику аукциона была вручена папка, в которой детально описывались все лоты, и, когда я заглянула через плечо Бэрронса, чтобы прочитать историю амулета на цепи, мои глаза чуть не выпрыгнули на страницы папки. Каждый владелец амулета был довольно заметной фигурой в истории или мифологии – даже я, мирно проспавшая почти все уроки истории, знала о них. Некоторые были героическими личностями, несущими добро, другие же – эпическими злодеями. И все они были невероятно могущественными.

Глаза аукциониста сверкали, когда он говорил об амулете и о его мистической способности исполнять самые сокровенные желания своего владельца.

Вы жаждете крепкого здоровья? – мягко спрашивал его взгляд у задыхающегося старика в инвалидном кресле. – Долголетия? Один из владельцев этого амулета, такой же уроженец Уэльса, как и вы, сэр, по слухам, прожил несколько столетий.

Возможно, у вас есть желание попробовать себя в политике? – предлагал аукционист знаменитости. – Хотите ли вы вести за собой свою великую нацию? Как насчет несметных богатств?

Ну куда ему еще богатеть? – удивилась я про себя. На его месте я бы пожелала себе побольше волос.

Может, вы хотели бы вернуть себе сексуальную привлекательность? – проникновенно спросил аукционист у стареющей красотки с горькими складками у рта и набрякшими темными мешками под глазами. – Вернуть мужа? Заставить его новую молоденькую жену… так сказать… поплатиться?

Возможно, – поддразнил он мужчину с четвертого ряда, у которого было самое сумрачное, самое затравленное лицо из всех, что мне доводилось видеть, – вы хотели бы победить всех своих врагов?

Торги просто взорвались.

Все это время Бэрронс сидел спокойно, глядя прямо перед собой. Я же, наоборот, бесстыдно крутила головой. Мое сердце бешено колотилось, а я никак не могла повлиять на ситуацию.

Я все ждала, когда же Бэрронс предложит цену, взвинтив ее до небес, но он этого не сделал. Круус, конечно же, был легендарным создателем браслета, который предлагал мне В'лейн. Это была реликвия Фей, невероятно могущественная, и, даже если мы не будем сами ее использовать, она не должна пойти дальше по миру. Это же Объект Силы! Все инстинкты ши-видящей кричали во мне, что эту вещь нужно изъять из мира людей, где ей ни в коем случае не место и где она больше не должна попадать не в те руки, как, например, к германскому диктатору, которому она однажды уже принадлежала.

Я наклонилась к Бэрронсу и прижала губы к его уху.

– Скажи что-нибудь! – прошипела я. – Торгуйся!

Он положил руку мне на ладонь и сжал ее. Мои кости начали тихонько похрустывать. Я заткнулась.

Торги достигли астрономических чисел. У Бэрронса просто не могло быть таких денег. Но я не верила, что мы так просто упустим эту вещь.

Вскоре основная борьба стала вестись между пятью конкурентами. Затем их осталось всего двое: знаменитость и умирающий старик. Когда сумма дошла до восьмизначных чисел, знаменитость рассмеялась и сдалась. У меня уже есть все, чего я хочу, – произнес он, и я искренне удивилась, поскольку он имел в виду именно то, что сказал. В комнате, заполненной недовольными, жадными людьми, он был действительно счастлив заполучить своего Климта, и больше он ничего не хотел. Мое отношение к нему тут же улучшилось. Я решила, что мне нравятся его волосы и его безразличие к тому, что думают по этому поводу все остальные. Ему повезло.

Час спустя аукцион закончился. А еще через несколько часов, прилетев на частном самолете – вряд ли нелегальные ценности можно запросто перевозить обычным рейсом, – мы стояли возле нашего магазина до того, как по-настоящему стемнело. Я была измотана, поэтому проспала весь рейс и проснулась только после того, как мы приземлились. Я обнаружила, что мой рот приоткрыт и я слегка похрапываю – а Бэрронс смотрит на меня с искренним недоумением.

Я злилась на него из-за того, что он упустил ОС. И я хотела знать, какой силой этот Объект обладает на самом деле. Хотела знать, способен ли он защитить меня лучше, чем браслет, предложенный В'лейном.

– Почему ты не попытался хотя бы поторговаться? – зло спросила я, как только Бэрронс открыл входную дверь.

Он пропустил меня внутрь.

– Я приобрел только то, что должен был приобрести, чтобы остаться в списках приглашенных. Любая покупка на подобных аукционах фиксируется и записывается. Я не хочу, чтобы другие люди знали, чем я располагаю. И я никогда не покупаю вещей, которые мне нужны.

– Ну, это уже просто глупо. И как тогда ты достаешь эти вещи? – Я нахмурилась. – Я не буду помогать тебе красть их, Бэрронс.

Он рассмеялся.

– Разве вам не хочется заполучить эту вещь? Аукционист ошибся, мисс Лейн. Это не амулет Крууса. Эту безделушку создал сам Король Невидимых, и это – одна из четырех Святынь Невидимых.

Несколько месяцев назад я даже не представляла, что существуют какие-то там Святыни. Ага, несколько месяцев назад я точно так же не представляла, что способна на убийство.

Святынями назывались самые сокровенные и могущественные реликвии, за которыми велась одержимая охота. Существовало четыре Светлые реликвии Видимых: копье, меч, котел и камень, а также четыре Темные святыни Невидимых: амулет, шкатулка, зеркало и – самая ужасная из всех – «Синсар Дабх».

– Вы знаете, кто владел амулетом раньше, – сказал Бэрронс. – Даже если бы вы сами не хотели завладеть им, можете ли вы допустить, чтобы Темная Святыня осталась в мире людей?

– Это нечестно! Ты используешь мои инстинкты ши-видящей против меня же, для того чтобы я помогла тебе совершить преступление.

– Жизнь в принципе несправедлива, мисс Лейн. И вам придется привыкнуть к тому, что вы закоренелая преступница. Просто примите это.

– А что, если нас поймают? Меня могут арестовать. И я могу попасть в тюрьму.

Я просто не выживу в тюрьме. Серая униформа, отсутствие цвета, полное подчинение пенитенциарной системе – все это уничтожит меня за считанные недели.

– Я помогу вам бежать, – сухо ответил он.

– Круто. И я всю жизнь проведу в бегах.

– Вы уже в бегах, мисс Лейн. С тех пор как погибла ваша сестра. – Бэрронс повернулся ко мне спиной и исчез за дверью.

Я уставилась на то место, где он только что стоял. Есть ли что-то, чего он не знает? Я знала, что я в бегах с тех самых пор, но ему-то откуда об этом известно?

После того как убили Алину, я начала чувствовать себя невидимкой. Мои родители перестали меня видеть. Все чаще я замечала, как они смотрят на меня с жуткой смесью боли и тоски, и понимала, что в эти моменты они видят Алину в моем лице, моей прическе, моем поведении. Они охотились на нее, преследовали ее призрак.

Я перестала существовать. Я больше не была Мак. Я была той, кто выжил.

Бэрронс был прав. Жажда справедливости и мести – это далеко не все, что заставило меня уехать из Ашфорда. Я убегала от своей тоски, от боли родителей, от пребывания в качестве тени другого человека, которого искренне любили и по которому жутко горевали, – и мне казалось, что Ирландия находится слишком близко для настоящего побега.

Но хуже всего было то, что я застряла в этом смертельно опасном марафоне. Я бежала, чтобы спасти свою жизнь, стараясь хоть на шаг опередить мчащихся за мной монстров, и финишной ленточки не было видно на горизонте.

9

К слову об искренне любимой и горько оплакиваемой – у меня остался всего день, чтобы прибраться в ее съемной квартире. К полуночи все вещи Алины нужно было вывезти, в противном случае хозяин жилья будет иметь полное право выставить их на продажу. Несколько недель назад я запаковала все в коробки. Теперь мне оставалось лишь дотащить их до двери, вызвать такси и заплатить таксисту за то, что он поможет мне погрузить их в машину, а потом выгрузить возле магазина, откуда я смогу отправить все домой.

Я не могла поверить, что практически утратила чувство времени. Но мне пришлось сразиться с монстрами, ответить на вопросы полиции, обыскать кладбище, отправить папу обратно домой, спасти от смерти брата гангстера, научиться новой профессии и побывать на подпольном аукционе, и было просто чудом, что я справилась со всем вышеперечисленным.

Был воскресный вечер, 31 августа, последний день оплаченной Алиной аренды, день, когда моя сестра должна была собрать вещи и ждать такси, которое увезло бы ее в аэропорт… А потом она отправилась бы домой, ко мне, в Джорджию, к бесконечным пляжным вечеринкам. А вместо этого… Вместо этого я обнаружила себя на крыльце, сжимающей мокрый зонт и вытирающей ноги о коврик у ее двери. Несколько минут я простояла там, бессмысленно шаркая по коврику, затем несколько раз глубоко вздохнула, копаясь в сумочке в поисках косметички, – мне нужно было вытереть глаза и прекратить плакать.

Квартира Алины находилась над баром на Темпл Бар Дистрикт, неподалеку от Тринити-колледжа, в котором моя сестра училась на протяжении нескольких месяцев. До того как она стала пропускать занятия, выглядеть обеспокоенной и терять вес. До того как она начала странно вести себя.

Я понимала, почему забыла о том, что следует освободить квартиру моей сестры, но теперь я стояла у порога, не в силах поверить, что не вспомнила о ее дневнике. Алина просто не могла без него обойтись. У нее была своеобразная зависимость, она и дня не могла прожить, не сделав записи. Она вела дневник с самого детства. И не было ни дня, чтобы она что-нибудь там не написала. Я знаю об этом, потому что раньше разыскивала и читала ее дневники, после чего изводила сестру секретами, которые она решила доверить не мне, а какой-то глупой тетрадке.

Живя за границей, Алина делилась самыми страшными секретами именно с глупой тетрадкой, а не со мной, и мне нужна была эта тетрадь. Если только никто не добрался до дневника Алины раньше меня, где-то в Дублине существовало описание всего, что происходило с моей сестрой с того самого момента, как ее нога ступила на эту землю. Алина вела дневник, маниакально фиксируя мельчайшие детали. Так что вполне можно было рассчитывать найти на его страницах абсолютно все, что она видела и чувствовала, куда ходила и что узнавала. Как она выяснила, что является ши-видящей, как Гроссмейстер влюбил ее в себя. И – я надеюсь – там указано место, где можно найти «Синсар Дабх»: у кого эта книга, кто перевозит ее и по какой таинственной причине это делается.

– Теперь я знаю, что это такое, – сказала мне Алина перед смертью в том безумном телефонном сообщении, – и знаю где… – На этом ее звонок оборвался.

Я была уверена: Алина собиралась сообщить мне, что знает, где книга. Надеюсь, моя сестра записала это в своем дневнике и спрятала тетрадь в таком месте, где, по ее мнению, я и только я смогу ее найти. Я всю жизнь находила дневники Алины. И уж точно она оставила мне зацепку для того, чтобы я нашла последний, самый важный ее дневник.

Я вставила ключ, подергала ручку – замок был тугим – и толчком открыла дверь. После чего уставилась на девушку, которая стояла посреди комнаты с бейсбольной битой наперевес.

– Давай это сюда, – потребовала она, протягивая руку и кивая на ключ. – Я слышала, что ты там, и уже вызвала полицию. Откуда у тебя ключ от моей квартиры?

Я спрятала ключ в карман.

– Кто ты такая?

– Я здесь живу. А вот кто ты такая?

– Ты здесь не живешь. Здесь живет моя сестра. По крайней мере до завтрашнего дня это ее квартира.

– А вот и нет. Я подписала договор три дня назад и уже заплатила за аренду. А если у тебя какие-то проблемы, так иди и разбирайся с хозяином квартиры.

– Ты правда позвонила в полицию?

Она холодно взглянула на меня.

– Нет. Но позвоню, если понадобится.

Мне повезло. Сегодня я еще не виделась с инспектором Джайном и наслаждалась этой временной передышкой. Для полного счастья не хватало еще, чтобы он арестовал меня за взлом и проникновение, или что там еще сможет придумать эта девица. Я взглянула мимо нее.

– Где вещи моей сестры? – сурово поинтересовалась я.

Все коробки, которые я так аккуратно укладывала, теперь исчезли. На полу не было ни единого отпечатка пальца, испачканного в порошке для дактилоскопии, не валялось разбитое стекло, не было видно изорванной и поломанной мебели, да и занавески висели на положенных местах. Все исчезло. Эта квартира выглядела идеально чистой и была со вкусом обставлена новыми вещами.

– А я откуда знаю? Здесь было пусто, когда я сюда переехала.

– А кто хозяин квартиры?

Я была растеряна. Я была абсолютно выбита из колеи. Пока я в нерешительности размышляла, стоит ли рискнуть и сорвать полы и настенные панели во время тщательного поиска дневника (этот поиск обошелся мне весьма дорого), а потом занималась совершенно другими делами, я умудрилась проморгать все личные вещи Алины!

Кто-то другой живет в ее квартире. Это несправедливо – ведь у меня был еще один день!

Я бы продолжала стоять здесь и настаивать на своих правах до того самого момента, пока солнце не село, часы не пробили полночь и с их последним ударом все мои права на эту квартиру не испарились. Продолжала бы, если бы новая квартиросъемщица сказала не то, что она сказала:

– Парень, который внизу занимается баром, ведет все дела, но поговорить тебе лучше все-таки с хозяином.

– А кто хозяин?

Она пожала плечами.

– Я с ним никогда не встречалась. Какой-то мужик по фамилии Бэрронс.

Я чувствовала себя крысой в клетке, которая окружена людьми в лабораторных халатах, наблюдающих и смеющихся над тем, как я слепо тычусь в бесконечные коридоры и тупики.

Я оставила новую квартиросъемщицу, не сказав ей ни слова. Я вышла на улицу, на аллею за баром, спряталась под обрамляющую дверь арку, чтобы не мокнуть под дождем, и позвонила Бэрронсу по мобильному, который он оставил прошлой ночью у двери моей комнаты. В мобильном было три номера.

Один обозначался как JB. Его я сейчас и набрала, поскольку он означал – Иерихон Бэрронс. Два других номера были мне неизвестны: IYCGM и IYD.

Когда Бэрронс ответил, его голос звучал раздраженно.

– Что?! – рыкнул он.

Я слышала, как на заднем плане что-то ломается, затем разбилось стекло.

– Расскажи мне о моей сестре! – рявкнула я в ответ.

– Она мертва? – саркастически предположил он.

Снова что-то разбилось.

– Где ее вещи?

– Наверху, в комнате рядом с вашей. Что случилось, мисс Лейн? Это не может подождать? Я сейчас немного занят.

– Наверху?! – воскликнула я. – То есть ты признаешь, что они у тебя?

– А почему бы и нет? Я был хозяином ее квартиры, и вы не очистили помещение вовремя.

– Я пришла туда вовремя. У меня оставался еще целый день!

– Вы были взвинчены и заняты, так что я позаботился о вещах вместо вас. – Его слова были почти не слышны за грохотом. – Не за что.

– Ты был хозяином квартиры, в которой жила моя сестра, и даже словом об этом не обмолвился? Ты же сказал, что не знал ее! – Я заорала, чтобы он смог расслышать меня сквозь шум, доносящийся из трубки.

Ладно, пусть не поэтому. Я заорала потому, что дико разозлилась. Бэрронс солгал мне. Солгал намеренно и жутко. О чем еще он может мне врать? Раскат грома, прозвучавший над головой, разозлил меня еще больше. Однажды я избавлюсь и от Иерихона Бэрронса, и от этого дождя. Однажды я окажусь на солнечном пляже, плюхнусь петунией на песок и пущу корни.

– Кстати, – продолжала рычать я, – твое имя не упоминалось в том письме, которое пришло нам по поводу ущерба, нанесенного комнате!

– Это письмо прислал человек, который занимается моей недвижимостью. И я не был знаком с вашей сестрой. Я не знал, что сдаю ей комнату, ровно до того момента, когда позвонил мой адвокат. Несколько дней назад он сообщил мне, что с одной из моих квартир произошел досадный инцидент. – Раздался мягкий удар, и Бэрронс заворчал. Спустя пару секунд он продолжил: – Адвокат звонил в ваш дом в Ашфорде, но никто не отвечал. Он не хотел брать на себя ответственность и выставлять вещи исчезнувшей квартиросъемщицы на продажу. Тогда я и услышал ее имя, сделал выводы и позаботился о вещах. – Послышалось тихое «бум», а затем мне показалось, что телефон Бэрронса выпал и покатился по полу.

Вот так и испаряется праведный гнев. Совсем недавно у меня было состояние «Ага!!!»: я моментально поверила в то, что Бэрронс скрывает от меня свою связь с моей сестрой, решила, что нашла доказательство этой связи, доказательство того, что он – злодей, и все так логично складывалось, все наконец встало на свои места и обрело смысл… Но его ответ тоже был абсолютно логичен. Два хозяина «Кирпичного», в котором я работала, владели различной недвижимостью и никогда лично не участвовали в сделках, связанных с ней, пока не было никаких проблем. Они даже не видели всех нужных бумажек, пока не приходило время идти с ними в суд, и понятия не имели, кто живет в принадлежащих им квартирах.

– Ты не думаешь, что все это какое-то ужасное совпадение? – спросила я, когда снова услышала в трубке его дыхание.

Бэрронс немного запыхался, словно бежал, или дрался, или и то и другое одновременно. Я попыталась представить, кто или что могло напасть на Бэрронса и заставить его сбежать, и решила, что ни в коем случае не хочу об этом знать.

– Совпадения уже стоят мне поперек горла. А вам?

– И мне, – согласилась я. – Но я собираюсь докопаться до первопричины.

– Вот и займитесь этим, мисс Лейн.

Его голос звучал весьма враждебно. Я поняла, что он собирается закончить разговор.

– Эй, подожди минутку. Кто такой IYCGM?

– Тот, кому вы должны позвонить, если не сможете связаться со мной, – пророкотал Бэрронс.

– A IYD?

– Это на тот случай, если вы будете умирать, мисс Лейн. Но, будь я на вашем месте, я бы звонил по этому номеру, лишь точно зная, что умираю, иначе я просто покончил бы с собой.

Я слышала, как на заднем плане кто-то рассмеялся. И в трубке воцарилась тишина.

– Ты тоже их видишь, – приглушенным голосом сказала я, опускаясь на скамейку рядом с немного испуганной рыжеволосой девушкой.

Я нашла еще одну ши-видящую – такую же, как я сама.

Возвращаясь в книжный магазин, я заметила, что погода налаживается, и решила свернуть к колледжу, понаблюдать за людьми. Несмотря на то что солнце едва пробивалось сквозь облака, день был теплым и студенты гуляли по территории колледжа, некоторые учили что-то, некоторые просто разговаривали и смеялись.

Когда увидите кого-нибудь из Фейри, – советовал мне Бэрронс, – смотрите не на него, а на окружающую толпу, чтобы заметить того, кто тоже видит Фейри.

И я последовала мудрому совету. Несколько часов пришлось потратить зря, но потом я ее все-таки вычислила. Мне помогло то, что в этом городе появилось очень много Фейри. Каждые полчаса или около того я сталкивалась с Носорогом, ведущим своего подопечного на экскурсию. Или же видела нечто совершенно новое, как, например, та тварь, на которую мы обе смотрели.

Девушка подняла на меня глаза, оторвав от книги абсолютно пустой, ничего не выражающий взгляд. Ореол огненно-рыжих кудряшек обрамлял острые черты ее лица: небольшой прямой нос, розовый рот и дерзко вздернутый подбородок. Я бы дала ей лет четырнадцать, максимум – пятнадцать, но ее поведение ши-видящей было практически безупречным. Это заставило меня почувствовать себя неуютно. Она сама всему научилась или ее кто-то обучал?

– Простите, что? – спросила она, моргнув.

Я снова взглянула на Фейри. Фея лежала на бортике многоярусного фонтана, словно загорая в неверных лучах солнца.

Она была стройной, изящной, красивой – очень похожей на те изображения Фей, что так популярны в современной культуре, с облаком тонких воздушных волос, нежным личиком, почти мальчишеским телом и крохотными острыми грудями. Фея была обнажена и не тратила сил на то, чтобы окружить себя чарами. А зачем ей это? Нормальные люди не в состоянии ее увидеть, и, по уверению Бэрронса, многие Фейри уверены в том, что ши-видящие давно вымерли или же встречаются крайне редко.

Я протянула девушке свой дневник, открытый на странице с зарисовкой Феи.

Она вздрогнула, захлопнула тетрадь и уставилась на меня.

– Как ты смеешь? Если хочешь накликать беду на свою голову, так вперед, не стесняйся, но не смей втягивать в это и меня!

Она схватила свою книгу, рюкзак и зонт, вскочила на ноги и рванулась прочь, двигаясь с истинно кошачьей грацией.

Я помчалась за ней. У меня был миллион вопросов. Я хотела выяснить, как она узнала, кем является. Я хотела спросить, кто обучил ее, и познакомиться с ее учителем. Я хотела узнать больше о моем наследстве, и не от Бэрронса, который сообщает мне лишь то, что может сыграть на руку ему и его тайным планам. Да и вообще… Кого я пыталась обмануть? Несмотря на то что эта девушка гораздо младше меня, в этом городе мне было слишком одиноко, и я могла бы с ней подружиться.

Бегаю я хорошо. Тем более что сегодня я была в теннисных туфлях, а рыжеволосая девушка – в босоножках. Она бежала, минуя улицу за улицей, проталкиваясь сквозь толпы туристов и просто гуляющих, а я следовала за ней до тех пор, пока она не нырнула в аллею. Девушка остановилась и оглянулась. Отбросив с лица свои огненные волосы, она прожгла меня взглядом. Ее кошачьи золотисто-зеленые глаза быстро обыскали аллею, тротуар, стены, крыши и, наконец, небо над головой.

– А небо? – нахмурилась я, поскольку мне это ну никак не понравилось. – Там-то что может быть?

– Да пошла ты! Как ты вообще умудрилась выжить?

Она была слишком молоденькой, чтобы ругаться.

– Следи за своим языком. Моя мама вымыла бы его с мылом.

Девушка наградила меня сердитым взглядом.

– А моя мама оттащила бы тебя на совет и позволила бы им запереть тебя, поскольку твоя глупость вредит не только тебе, но и другим.

– Совет? Какой совет? – Возможно ли такое? Неужели таких, как мы, много? Неужели они организованны, как в древние времена, о которых мне рассказывал Бэрронс? – Ты имеешь в виду совет ши-ви…

– Заткнись! – зашипела девушка. – Ты же угробишь нас обеих, дура!

– Так он существует? – настаивала я. – Совет… ну, ты поняла… таких, как мы?

Если это правда, я должна с ними встретиться. И если они еще не знают о Гроссмейстере и его порталах, я должна им об этом сообщить. Возможно, мне удастся переложить решение всех возникших проблем на кого-нибудь другого, на этот внезапно обнаружившийся совет. И я смогу умыть руки, и сосредоточиться на единственной цели – на своей мести, и, возможно, даже получить от них какую-то помощь. Знала ли моя сестра об их существовании, встречалась ли с ними?

– Тихо, ты! – Девушка снова внимательно изучила небо.

У меня появилось тяжелое предчувствие.

– Почему ты все еще смотришь вверх?

Она закрыла глаза и покачала головой с таким видом, словно молила Иисуса, Марию и всех святых угодников о капельке терпения. Вновь открыв глаза, девушка молниеносно выдернула из моей руки тетрадь с записями.

– Ручку, – потребовала она.

Я вытащила ручку из сумки и вложила в ее ладонь.

Она написала:

«Мы с тобой здесь, но ветер повсюду. Не бросай слов на ветер, если не хочешь, чтобы они вернулись к тебе».

– Это все жутко мелодраматично. – Я попыталась понять ее фразу, но безуспешно, только ледяная дрожь пробежала по позвоночнику.

– Это одно из тех правил, которые все мы учим, – сказала она, бросив на меня неприязненный взгляд. – Я выучила это, когда мне было три года. А ты такая старая и должна знать все это лучше меня.

Я застыла.

– Я не старая! А кто тебя учил?

– Моя бабушка.

– Ну вот и ответ. А меня удочерили. И никто мне ничего не рассказывал. Мне пришлось всему научиться самой, и я думаю, что превосходно справилась с задачей. А как бы тебе удалось справиться со всем в одиночку?

Девушка пожала плечами и окинула меня таким взглядом, что сразу стало ясно: она считает, что справилась бы на порядок лучше, поскольку она умна и вообще – лучше всех. О, эта детская задиристость… Как мне ее не хватало…

– Так что там с небом? – настаивала я.

Будь я крысой, мне казалось бы, что в небе над головой полно сов.

Она перевернула страницу и написала на чистом листе всего одно слово. Хоть чернила и были розовыми, слово, перечеркнувшее листок, было темным и мрачным. Охотники – написала она.

Дрожь, с которой мне практически удалось справиться, вернулась, ледяным копьем пронзив позвоночник и застряв где-то в районе сердца. Охотники были ужасной кастой крылатых Невидимых, и их первейшей задачей было отслеживание и уничтожение ши-видящих.

Девушка рывком закрыла дневник.

Их видели, – одними губами сказала она.

В Дублине? – так же беззвучно прошептала я, в ужасе уставившись на небо.

Она кивнула.

– Как тебя зовут?

– Мак, – мягко ответила я. Я не знала, хочу ли доверять свое имя ветру. – А тебя?

– Дэни. С «и» на конце. Мак, а дальше?

– Лейн. – Пока что этого было достаточно.

Странно было чувствовать, как твоя фамилия становится не совсем твоей…

– Где я могу найти тебя, Мак?

Я начала диктовать ей номер моего нового мобильного, но она резко покачала головой.

– В такие времена, как сейчас, мы предпочитаем старые, проверенные методы связи. Где ты остановилась?

Я дала ей адрес «Книг и сувениров Бэрронса».

– Я там работаю. На Иерихона Бэрронса. – Я внимательно следила за ее лицом, пытаясь понять, знакомо ли ей это имя. – Он один из нас.

Она странно на меня посмотрела.

– Ты так думаешь?

Я кивнула и снова раскрыла дневник.

«Много ли таких, как мы?» – написала я.

«Я не тот человек, и это неподходящее место для ответов на твои вопросы, – нацарапала Дэни. – С тобой скоро кто-нибудь свяжется».

– Когда?

– Я не знаю. Это они решат.

– Мне нужны ответы. Дэни, я многое видела. Твой совет знает, что творится в этом городе?

Ее яркие глаза сверкнули, и она раздраженно дернула головой.

Я сердито взглянула на нее.

– Ну так скажи своим, чтобы поторопились. С каждым днем положение становится все хуже. – Я захлопнула тетрадь, затем снова открыла ее. – «Я – Нуль, – написала я. – И я знаю о Гроссмейстере и "Синсар…"»

Тетрадь была выдернута из моей руки, а страница вырвана и разорвана в клочья прежде, чем я успела моргнуть. Дэни сделала это так быстро и незаметно, что ручка, которую я держала, все еще двигалась в воздухе, пытаясь написать в том месте, где только что был лист бумаги, недостающую букву «Д».

Ни один нормальный человек не может бегать с такой скоростью. Дэни перемещалась с нечеловеческой быстротой. Я посмотрела на ее дерзкое, задиристое лицо.

– Кто ты такая?

– Я такая же, как ты. Скрытые таланты просыпаются, когда в них возникает потребность, – сказала она, наблюдая за мной. – У тебя свои таланты, у меня свои. И с каждым днем мы узнаем все больше о том, кем мы были, кто мы есть и кем со временем станем.

– Ты позволила мне догнать тебя, – отметила я.

Она могла бы сбежать от меня в мгновение ока. Кого я пытаюсь обмануть? Этот ребенок мог бы перескочить через невысокое здание.

– Ну и что?

– Почему?

Дэни пожала плечами.

– Я не собиралась этого делать, но мне стало интересно. Ровена послала целую группу нам подобных на поиски тебя и того места, где ты остановилась. Честно говоря, я первой тебя заметила. Она говорила о тебе так, словно ты очень сильная. – Дэни презрительно изогнула бровь. – Что-то я этого не заметила.

– Кто такая Ровена? – У меня было подозрение на этот счет, и оно мне не нравилось.

– Старая женщина. Седые волосы. Выглядит хрупкой, но таковой не является.

Как я и подозревала, это была старушка, которая встретилась мне в мой первый вечер в Дублине. Ее возмутило мое поведение при виде самого первого в моей жизни Фейри. Позже она стояла и смотрела, как В'лейн чуть не изнасиловал меня в музее, а затем шла за мной, утверждая, что меня удочерили.

– Отведи меня к ней, – потребовала я.

Я ненавидела эту женщину за то, что она разрушила мой мир, сунувшись ко мне со своей правдой. Но правда была необходима мне. Старуха назвала меня «О'Коннор», упомянув кого-то по имени Патрона. Знает ли она, откуда я родом? Я с трудом заставляла себя не додумывать эту мысль, поскольку продолжение пугало меня и одновременно притягивало. Я чувствовала себя так, словно предаю своих родителей, предаю ту Мак, которой я была на протяжении последних двадцати двух лет. Вдруг Ровена знает моих родственников, живущих в Ирландии? Кузину, дядю, а может… может быть, даже сестру?

– Ровена сама назначит встречу, – сказала Дэни. Когда я нахмурилась и открыла рот, чтобы запротестовать, она отступила на шаг и вскинула руки. – Эй, не злись на меня. Я просто вестник. И она оторвет мне уши за то, что я вообще с тобой заговорила. – Внезапно Дэни сверкнула улыбкой. – Но ей придется смириться. Она думает, что я просто малявка. А на моем счету сорок семь убийств.

Убийств? Она имела в виду Фейри? Да как эта малышка вообще могла с ними справиться?

Дэни повернулась и помчалась прочь с такой скоростью, словно за спиной у нее были крылья. Я прекрасно понимала, что у меня нет ни малейшего шанса догнать ее. Почему же я не способна развивать такую сверхчеловеческую скорость? Ведь была уже масса ситуаций, в которых такая скорость могла бы мне очень пригодиться.

– Мак, – крикнула Дэни, обернувшись через плечо, – еще одно. Если ты скажешь об этом Ровене, я совру, что ничего тебе не говорила, но тебе нужно это знать. Среди таких, как мы, не бывает мужчин. И никогда не было. Кем бы ни был твой работодатель, он не один из нас.

Домой я отправилась через Темпл Бар Дистрикт, слушая музыку, льющуюся из открытых окон, и громкие голоса посетителей из дверей пабов. Когда я впервые шла по этой части города, вслед мне неслись присвистывания и восхищенные возгласы, а я наслаждалась ими. Я из тех девушек, которые привыкли одеваться, тщательно подбирая одежду и аксессуары, так, чтобы привлечь к себе внимание. А сегодня, в висящих мешком тряпках, обутая в спортивные тапочки, без макияжа и прически, я шагала по наполненным вечерним весельем улицам, и никто не замечал меня, ни один взгляд на мне не останавливался. Теперь это меня только радовало. Единственной компанией, которая меня сейчас интересовала, была компания моих собственных мыслей, заполонивших мою голову и буквально толкавшихся в мозгу, требуя, чтобы я обратила на них внимание.

До сих пор только Бэрронс являлся для меня источником информации о том, кто я такая и что вокруг меня происходит. Но только что мне сообщили, что есть и другой источник, на сей раз вполне многочисленный. Другие ши-видящие боролись с Фейри и убивали их – ершистые четырнадцатилетние девчушки, способные обогнать даже Супермена.

До сегодняшнего дня, даже не зная ее имени, я считала Ровену просто сварливой старушкой, которой известно, что подобные мне люди существуют, и которая прожила достаточно долго, чтобы кое-что узнать о талантах ши-видящих. Я и представить себе не могла, что она входит в сообщество ши-видящих, в действующую сеть с собственным советом и собственными правилами, в которой матери учат своих детей с самого рождения тому, кто они такие и как себя вести в нужной ситуации. Древний союз, о котором говорил мне Бэрронс на заброшенном кладбище, существовал до сих пор!

Я злилась из-за того, что старуха не пригласила меня в это сообщество еще тогда, в первую же ночь, когда я встретила Фейри и чуть не выдала себя – и выдала бы, кстати, если бы не ее вмешательство.

Но нет, она не взяла меня под крылышко в те времена, когда мне отчаянно хотелось получить хоть какую-то помощь, и не научила меня выживать. Ровена просто прогнала меня и посоветовала отправиться умирать куда-нибудь в другое место.

Именно это я бы и сделала – умерла, – если бы моя дорожка не пересеклась с дорогой Иерихона Бэрронса.

Неуправляемая, без малейшего понятия о том, кем я являюсь, я стала бы легкой добычей для одного из Невидимых, в существование которых я тогда отказывалась верить. Вполне возможно, от меня осталась бы выпитая Тенями досуха шкурка, поскольку я запросто могла забрести в заброшенный район. Или же над моей красотой потрудился бы Серый Человек, сотворив кое-что похуже остриженных волос, невзрачной одежды и беспринципности, которая до сих пор прекрасно помогала мне выжить. Меня могла сожрать Многоротая Тварь, я могла привлечь внимание Гроссмейстера и закончить свою жизнь, служа его личным детектором Объектов Силы, а не детектором Бэрронса, и в итоге он убил бы меня, как уже поступил с Алиной.

Кем бы ни был Бэрронс – он был человеком, который спас мне жизнь. Он открыл мне глаза, он превратил меня в оружие. Он, а не Ровена с ее милой компашкой ши-видящих. И я считаю, что лучше один день любви, чем пожизненная ненависть.

Мужчины не могут быть ши-видящими, – сказала Дэни. – Такого никогда не случалось.

Что ж, у меня для нее новости: Бэрронс может видеть Фей, он научил меня всему, что я о них знаю, и мы дрались с ним бок о бок, а это уже больше, чем Ровена или кто-нибудь другой когда-либо сможет для меня сделать.

Я не сомневалась в том, что Ровена скоро свяжется со мной. Она уже послала ши-видящих на поиски. Она знает, что я владею одной из святынь Видимых. В тот день, в музее, когда В'лейн упражнялся на мне в своем смертоносном эротизме, Ровена видела, как я прогнала его при помощи копья. Когда я наконец-то спаслась, она поймала меня и попыталась куда-то за собой оттащить. Но тут она немножко промахнулась – ее поезд ушел. Она второй раз бросила меня на произвол судьбы, и пальцем не пошевелив, чтобы помочь, – и мне пришлось раздеться в присутствии посторонних, поддавшись сексуальной агрессии принца Фейри. И когда я спросила у Ровены, почему она ничего не сделала – даже не попыталась мне помочь, – старуха холодно ответила:

– Выдавший себя – мертвец. Два выдавших – два мертвеца… Мы не можем рисковать и терять нам подобных, особенно меня.

Она была важной персоной, эта пожилая женщина. И она владела информацией обо мне, о том, кто я такая. И если она пришлет за мной кого-то, я с ним пойду. Но лишь вооружившись и держа ухо востро.

Во время третьей встречи все будет совершенно по другому: это Ровена будет доказывать мне свою необходимость.

Когда я дошла до магазина, на улице уже стемнело. Я обошла магазин со стороны аллеи, направляясь к черному ходу. В каждой руке у меня было зажато по фонарику. Я заметила, что Бэрронс заколотил фанерой разбитое окно гаража.

Меня вовсе не терзала паранойя по поводу Теней. Просто я проверяла, остается ли наш статус кво все еще… ну, в силе. Поскольку у самой двери моего убежища стоял один из моих врагов, не мешало проявить осторожность. Любой хороший солдат, как минимум, будет регулярно ходить на разведку, чтобы выяснить, не прибыло ли вражеского полку.

Полку не прибыло. Все фонари горели, все окна были закрыты. Я вытерла лоб тыльной стороной ладони и вздохнула с облегчением. С тех пор как Тени забрались в магазин, я ни на миг не могла перестать об этом думать, особенно о той огромной, агрессивной Тени, которая пыталась поймать меня в гостиной Бэрронса и которая в данный момент дрейфовала вдоль границы тьмы и света.

Я моргнула. Тень выпустила нечто вроде щупальца, подозрительно похожего на человеческий кулак с оттопыренным пальцем – вы догадываетесь каким. Но не могла же Тень научиться этому от меня! Я отказывалась в это верить. У меня просто не хватило бы сил думать еще и об этом – мой мозг и без того был переполнен. Пусть это останется случайной игрой теней и ничем больше.

Я повернулась к лестнице, и уже поставила ногу на первую ступеньку, почти коснулась пальцами дверной ручки, и в этот самый момент почувствовала, что у меня за спиной появился кто-то еще.

Темный. Пустой. Необъятный, как сама ночь.

Я обернулась, готовая к тому, что за моей спиной внезапно образовалась черная дыра, готовая втянуть меня в свою ненасытную пасть.

Но там оказался призрак. Он стоял неподвижно, молча наблюдая за мной, терпеливый, как сама смерть. Чернильные полы его плаща с капюшоном трепетали, словно от сильного ветра.

Я нахмурилась. Ветра не было. Не было даже легчайшего движения воздуха, который бы шевелил листья деревьев на аллее. На моей голове не дрогнул ни один волосок. Воздух был застывшим, неподвижным.

Однако плащ призрака вился вокруг него, словно захваченный нездешним ураганом.

Здорово. Если мне требовалось доказательство того, что мой призрачный гость нереален, то я только что это доказательство получила. Я просто создала эту штуку из воспоминаний, слепила ее из кадров, как в «Фотошопе», сплетя детские истории о привидениях, просмотренные фильмы и прочитанные книги. В моем воображении у подобных призраков всегда развевались плащи, и я никогда не видела их лиц, потому что они были скрыты капюшонами. У каждого призрака имелась острая коса на длинном древке из черного дерева – именно на такую мой гость и опирался. Он был совершенен. Слишком совершенен.

Ну зачем я делаю это с собой?

– Не понимаю, – сказала я.

Призрак, конечно же, ничего не ответил. Он никогда не отвечал, да и не мог бы этого сделать. Поскольку это не смерть стояла на пустынной аллее за моей спиной, ожидая возможности прокомпостировать мой билет на ту сторону, с терпением, которое рождается лишь вечностью. И не Вечный Привратник тянул руку к моей куртке, ненавязчиво, но ясно намекая, что мой бал закончен, свечи погасли и меня ожидает ночь.

Если я хотела доказать самой себе, что этот сотворенный из штампов призрак был всего лишь видимостью, порождением моего уставшего воображения, мне стоило вспомнить, что ни Бэрронс, ни Джайн, ни Дерек О'Баннион не видели его, оказываясь поблизости. И если свидетельства Джайна и О'Банниона еще могли быть неубедительными, все равно оставался Бэрронс. Господи, этот человек смог учуять запах поцелуя. Он никогда ничего не упускал.

– Ты здесь потому, что я убила О'Банниона и его людей? Поэтому я продолжаю тебя видеть? Из-за того, что я собрала их одежду и бросила в мусорный бак, вместо того чтобы отослать ее полиции или вернуть их семьям?

В колледже я посещала курс психологии. Я знала, что даже абсолютно здоровый мозг может иногда выкидывать подобные штучки, а мой мозг вряд ли был здоровым. Он был перегружен мыслями о мести, болью потери и быстро растущим списком грехов.

– Я знаю, что ты не появился бы тут из-за смерти тех Невидимых на складе или из-за раненного мной Мэллиса. По этому поводу совесть меня не мучает. – Я внимательно посмотрела на призрак. Насколько честной я должна быть с самой собой, чтобы эта штука наконец исчезла? – Или ты здесь потому, что я оставила маму горевать в Ашфорде и теперь боюсь, что без меня ей никогда не станет лучше?

А может, это темное существо появилось еще раньше? Неужели оно зародилось в тот солнечный день, когда я загорала на краю бассейна, крутилась, подставляя солнышку бока, и слушала беззаботную музыку, в то время как за тысячу миль от меня моя сестра истекала кровью на темной аллее Дублина?

Родилось ли оно потому, что я, раньше говорившая с Алиной по нескольку часов каждую неделю, не смогла различить в ее голосе перемен, не смогла высунуть свою глупую голову за грань маленького счастливого мирка, в котором обитала, и ощутить, что с сестрой творится неладное? Потому что я утопила свой глупый мобильник в бассейне, поленилась купить новый и пропустила предсмертный звонок Алины, упустив возможность когда-нибудь услышать ее голос?

– Или ты здесь из-за того, что я не спасла ее? Из-за этого? Я вижу тебя, потому что мне стыдно из-за того, что я выжила?

Под капюшоном призрака зевнула тьма, безымянный, отрешенный, шелковый мрак, который обещал забвение. Неужели именно к этому я подсознательно стремилась? Неужели моя жизнь стала такой чужой и отвратительной, что я пытаюсь вырваться из нее – вопреки инстинкту самосохранения, поскольку в глубине души считаю, что заслужила смерть? И именно поэтому я проецирую для самой себя образ этой смерти?

Нет, для меня это было бы слишком сложно. Да и склонности к суициду у меня никогда не наблюдалось. Я верила в серебристые облачка и радуги, и все монстры мира, совместно с чувством вины, этого не изменят.

Так что тогда? Я больше не могла придумать ни одной причины для плохого самочувствия и, честно говоря, не особо стремилась эти причины искать. Самокопание с параллельным психоанализом было нужно мне точно так же, как удаление здорового коренного зуба.

Я сегодня даже не позавтракала, у меня ноги отваливались от бесконечной ходьбы. Я устала. Больше всего мне хотелось вкусно покушать и свернуться у камина с хорошей книжкой.

Разве мне не положено бороться со своими собственными демонами? Я чувствовала себя полнейшей идиоткой, однако решила попробовать.

– Ну давай, хренов друг! – И я швырнула в призрак один из своих фонариков.

Фонарик пролетел сквозь него и отскочил от кирпичной стены за спиной призрака. За миг до того, как фонарик упал на мостовую, мой Призрачный Жнец исчез.

И мне оставалось лишь надеяться, что он не появится снова.

10

– Почему Гроссмейстер до сих пор не явился за мной? Прошло уже две недели. – Как только Бэрронс перешагнул порог магазина – в понедельник вечером, на час раньше, чем обычно, – я озвучила то, что не давало мне покоя весь день.

Снова шел дождь. В отличие от потопа на улице ручеек посетителей быстро пересох. Но несмотря на недостаток клиентов, я чувствовала легкую вину, закрывая магазин раньше положенного, – я слишком часто это делала с самого начала моей работы здесь и старалась не закрывать двери до семи часов вечера. В данный момент я занималась тем, что переставляла книги на полках и вытирала пыль с витрин.

– Подозреваю, мисс Лейн, – ответил Бэрронс, закрывая за собой дверь, – что полученная нами отсрочка обусловлена простым везением. Отметьте слово «нами» в этом предложении, мисс Лейн, на тот случай если вам снова взбредет в голову отправиться погулять в одиночестве.

Он никогда не позволит мне забыть о том, что я чуть было не погибла, в одиночку отправившись на прогулку по Темной Зоне, и погибла бы, если бы не он. А мне все равно. Он мог доставать меня абсолютно по любому поводу. Его деспотизм и придирки с некоторых пор перестали задевать меня.

– Везением? – Я не спорю, мне действительно в данном случае повезло, но это ли имел в виду Бэрронс?

– Да. Скорее всего, Гроссмейстер в данный момент пребывает где-то в другом месте. Если, пройдя сквозь портал, он очутился в стране Фей, он быстро выяснит, что время там идет по-другому.

– В'лейн говорил мне об этом.

Я вытрясла деньги из кассы, сложила счета в стопку, затем начала суммировать на калькуляторе указанные в счетах суммы. Магазин не был компьютеризирован, поэтому учет поступления денег превращался для меня в сплошную головную боль.

Бэрронс внимательно на меня посмотрел.

– Вы с В'лейном неплохо тут пообщались, не так ли, мисс Лейн? Когда вы в последний раз с ним виделись? И что еще он вам рассказал?

– Сегодня я задаю вопросы. – Однажды я напишу книгу «Как диктовать условия диктатору и обмануть обманщика» с подзаголовком «Как вести себя с Иерихоном Бэрронсом».

Он фыркнул.

– Если иллюзия контроля над ситуацией позволяет вам чувствовать себя комфортно, мисс Лейн, не стесняйтесь, пользуйтесь ею.

– Скотина. – Я скопировала выражение его лица.

Бэрронс рассмеялся, а я несколько секунд таращилась на него, потом моргнула и отвела глаза.

Закончив перетягивать резинками стопки наличных, я сложила их в кожаный мешочек и вбила последнюю сумму, подсчитывая дневную выручку. На какое-то мгновение мне показалось, что Бэрронс не выглядит мрачным, отстраненным и холодным. Он стал мрачным, отстраненным и… теплым. Кстати, когда он смеялся, он выглядел… ну… круто.

Я скорчила гримасу. Я точно съела за обедом что-то не то. Записав в гроссбух сумму выручки, я затолкала мешок с деньгами в сейф за спиной, обошла конторку и перевернула знак на двери. Перед тем как закрыть дверь, я помахала инспектору Джайну. Я не видела причин притворяться, будто его там нет. Я надеялась, что он промок, замерз и зверски заскучал. Мне вовсе не нравилось целыми днями смотреть на напоминание о смерти О'Даффи.

– Что насчет Мэллиса? – спросила я. – Он умер?

Я была слишком занята теми врагами, которые ошивались поблизости, чтобы беспокоиться еще и о тех, которые временно пропали из виду.

Мэллис – урожденный Джон Джонстон-младший, сын богатого британского финансиста, – одновременно потерял обоих родителей в автокатастрофе, которую ни одна страховая компания так и не оплатила, – и внезапно стал владельцем состояния суммой около биллиона долларов. Тогда ему исполнилось всего двадцать четыре года. Он тут же отказался от имени, данного при рождении, остановившись на новом, лишенном фамилии, – Мэллис, и вернулся в общество, назвавшись новым не-мертвым. Это случилось около восьми-девяти лет назад. С тех пор у вампира образовался мировой фан-клуб из искренне верящих в него последователей, которые стадами мигрировали в его готическое поместье, находящееся в южной части Дублина. Именно там увлекающийся стим-панком желтоглазый вампир свил свое гнездышко.

Был ли Мэллис вампиром на самом деле или нет, – Бэрронс, похоже, не верил в его вампирскую сущность, – никто не знал наверняка. Я была уверена лишь в том, что Мэллис был не просто человеком. Бледный до синевы, высокий, с тонким и сильным телом танцора – однажды он ухитрился, и я видела это своими глазами, одним движением руки швырнуть через всю комнату двухметрового дюжего охранника, да так, что тот насмерть разбился о стену. Я все еще удивлялась тому, что умудрилась выжить после того, как мы с Мэллисом подрались в Темной Зоне, где я пронзила его копьем.

– На прошлой неделе его почитатели устроили церемонию погребения, – ответил Бэрронс.

Да! Именно этого я и ждала – того, что прихвостни вампира признают смерть господина!

– Значит, он мертв. – Я очень хотела услышать от Бэрронса подтверждение этим словам.

Какую бы уверенность ни вселяла в меня эта новость, я хотела услышать от него подтверждение тому, что одним плохим парнем в округе стало меньше.

Бэрронс промолчал.

– Ой, ну почему бы тебе просто не сказать это? Если кто-то устраивает панихиду по тому, кого он считал не-мертвым, значит, он понимает, что частичку «не» можно отбросить и этот тип действительно мертв. Правильно? Иначе эти фанаты закатили бы шумную вечеринку в стиле «Опять ты к нам вернулся», а не плакали: «На кого ты нас покинул?»

– Я уже говорил вам, мисс Лейн: не верьте в чью-либо смерть до тех пор…

– Помню, пока не сожгу тело, не развею пепел и не проверю дня через два, не проросла ли из этого пепла новая гадость, – отрезала я, закатывая глаза.

Если верить Бэрронсу, некоторых существ невозможно отправить в мир иной. И он твердо уверен в том, что вампиры относятся именно к такой категории существ, хоть и сомневается, что Мэллис вампир. Сразу видно, что Бэрронс не читал «Вампиры для чайников». Если верить авторам, которые для написания этой книги опросили несколько тысяч «не-мертвых» (а Мэллису в этой книге была отведена целая глава, настолько он стал популярен), за всеми вампирами мира велось строгое наблюдение и все их повадки и особенности давно были изучены.

– Представитель Мэллиса был на аукционе, мисс Лейн. Он яростно торговался за некоторые лоты, в том числе и за известный вам амулет.

Все мои надежды рассыпались в прах.

– Так он жив?

– Я бы не торопился с выводами. Вполне возможно, кто-то другой представлял его интересы, присвоив для прикрытия его имя и репутацию. Возможно даже, что это был сам Гроссмейстер, если он надумал взять под контроль финансы Мэллиса. Если он на самом деле решил так поступить, я не вижу причин, которые могли бы помешать ему.

И это было не самое приятное предположение. Каких бы фанатичных последователей ни собрал в свою гвардию Мэллис, у меня не было ни малейших сомнений в том, что Гроссмейстер легко переманит их на свою сторону, поскольку Мэллиса он обыгрывал по всем статьям. Я видела Гроссмейстера всего лишь раз, но его лицо отпечаталось в моей памяти до мельчайших подробностей. Я часами рассматривала фотографии, на которых были изображены дублинские прогулки Гроссмейстера с моей сестрой. Он был нечеловечески красив, почти как Фейри, но он не был Фейри. Мои чувства ши-видящей не срабатывали с ним, точно так же как и с Мэллисом. Он был человеком… но не вполне.

В одном я была уверена наверняка. По десятибалльной шкале харизматичности бывший парень моей сестры легко набирал одиннадцать. У фанатов Мэллиса просто нет выбора: они вмиг окажутся на коленях, отдавая дань новому хозяину. В ту ночь, когда я стащила у Мэллиса Объект Силы, который он прятал от Гроссмейстера, я достаточно насмотрелась на почитателей вампира: они искали что-то, ради чего стоит жить, и умерли бы за один шанс заполучить это «что-то». Это такой же оксюморон, как «огромный коротышка», но такова уж эта порода людей: с ними всегда все по-идиотски.

– Наденьте это. – Бэрронс бросил мне пакет.

Я осторожно развернула его. Вкусы Бэрронса никогда не совпадали с моими. Мы с ним могли одновременно зайти в один и тот же магазин, весь день выбирать покупки, а на выходе оказалось бы, что мы не приобрели ни одной одинаковой вещи. Бэрронс предпочитал строгость и простоту обилию различных аксессуаров, темные тона – светлым, сдержанные цвета – пастельным и строгий стиль – легкомысленному. Я едва узнавала себя в той одежде, которую он для меня выбирал. В глубине души я все еще была папиной дочкой, которая любила розовый цвет и радугу.

– Дай угадаю, – сухо сказала я. – Оно черное?

Бэрронс пожал плечами.

– Обтягивающее?

Он рассмеялся. Во второй раз за этот вечер. Обычно Бэрронс редко смеется. Я нахмурилась.

– Что с тобой такое? – подозрительно поинтересовалась я.

– Что вы имеете в виду, мисс Лейн?

Он подошел ближе. Слишком близко. И он что, снова пялится на мою грудь? Бэрронс стоял так близко, что я чувствовала жар его большого тела и излучаемую им силу, подобную странному электрическому току, струящемуся под его золотистой кожей. Сегодня ночью с ним творилось что-то неладное. Обычно вторым именем Бэрронса могло бы быть «Контроль». Но сегодня у меня возникло ощущение какой-то… дикости, к которой примешивалось что-то, чему я не могла подобрать названия, но что определенно отдавало жестокостью. И было кое-что еще…

Если бы речь шла о каком-то другом мужчине и о другой девушке, я сказала бы, что в его нахмуренных темных глазах светилась похоть. Но это Бэрронс, а я Мак, и смотреть на меня с вожделением он мог бы лишь после того, как в Антарктиде распустятся орхидеи.

– Ничего. Пойду переоденусь. – Я отвернулась, чтобы уйти.

Он схватил меня за руку, и мне пришлось повернуться к нему. В свете настенных бра, падавшем на него со спины, Бэрронс был совсем не похож на себя. Свет и тень резко очертили все угловатости его лица, превратив привычные черты в жесткую, почти пугающую маску. Похоже, он смотрел прямо на меня, но при этом казалось, будто Бэрронс сейчас где-то далеко-далеко и его глаза видят на моем месте совсем другого человека. Чтобы избавиться от напряженности момента, я поинтересовалась:

– Так куда мы сегодня собираемся, Иерихон?

Он мотнул головой, словно стряхивая с себя наваждение.

– Иерихон? Вы что, шутите, мисс Лейн?

Я прочистила горло.

– Я хотела сказать «Бэрронс», и ты это знаешь, – с вызовом ответила я.

Понятия не имею, почему я решила назвать его по имени. В тот единственный раз, когда я обратилась к нему подобным образом, пытаясь немного улучшить наши странные, за неимением лучшего слова, отношения (в свою защиту могу сказать лишь, что это произошло сразу после того, как он спас мне жизнь, я была преисполнена благодарности и не вполне в сознании), он высмеял меня и ясно дал понять, что не жалует фамильярности.

– Забудь, – сухо сказала я. – И отпусти мою руку, Бэрронс. Я буду готова через двадцать минут.

Его взгляд скользнул ниже, остановившись на моей груди.

Я рванулась прочь.

Если бы он был кем-то другим, а я была другой девушкой, я бы сказала, что Бэрронсу сегодня явно хочется секса. Возможно, несмотря на разницу в возрасте, они с Фионой были любовниками и теперь, когда она ушла, он ищет новых приключений. Эта мысль меня испугала. В основном потому, что ее было очень сложно выбросить из головы.

Спустя сорок пять минут после нашего разговора мы были на борту частного самолета, направляющегося в Уэльс. Мы собирались совершить очередное преступление. Инспектор Джайн следовал за нами до самого аэропорта и выглядел по-настоящему разъяренным, выяснив, что не сможет продолжать преследование, – он не мог оказаться с нами в одном самолете, мы летели чартерным рейсом.

Я была права, говоря о черном и облегающем. Под моим плащом, который я поклялась себе не снимать без крайней на то необходимости, был узкий комбинезон, который обтягивал мое тело настолько плотно, что с таким же успехом я могла бы быть и обнаженной. Бэрронс закрепил у меня на талии рабочий пояс с тысячей карманов и отверстий, положил туда фонарики, мое копье и около десятка других приспособлений и штуковин, которые я не смогла опознать. В общем и целом эта конструкция на поясе весила около тонны…

– Так что это за амулет? – спросила я, откидываясь на спинку кресла.

Я хотела знать, что за вещь я собираюсь украсть, рискуя жизнью, честью и конечностями.

Бэрронс уселся в кресло напротив.

– О реликвиях Фейри ничего нельзя сказать наверняка, пока они не попали вам в руки. Но даже в этом случае на изучение их свойств и возможности их применения может уйти длительное время. Сейчас же речь идет не просто о реликвии, а о Святыне.

Я приподняла бровь и взглянула на копье за поясом. До сих пор проблем с его использованием у меня не возникало.

– Вы смотрите на то, что многие назвали бы неодушевленным предметом, мисс Лейн. И я не могу гарантировать, что у него нет какого-либо другого свойства, кроме уничтожения Фейри, если верить утверждениям Невидимых. Их история слишком схематична, полна двусмысленностей и лжи.

– Почему?

– По целому ряду причин. Во-первых, иллюзии их забавляют. Во-вторых, они способны при желании воссоздать себя, но каждый раз, когда Фейри это делают, они полностью избавляются от воспоминаний.

– Что?

Избавляются от воспоминаний? А мне так можно? У меня имелось несколько воспоминаний, от которых я не прочь была бы избавиться, и не все они начинались со смерти моей сестры.

– Фейри никогда не умирают по естественным причинам. Некоторые из них живут дольше, чем вы можете себе представить. Но у невероятного долголетия есть неизбежный и не самый приятный побочный эффект – безумие. Когда Фейри чувствуют его приближение, они, как правило, решают воспользоваться Светлой Святыней – котлом. Отпив из него, они избавляются от памяти и могут начать жизнь сначала. Они полностью забывают о своем предыдущем существовании и считают, что появились на свет в тот день, когда пили из котла. Но есть летописец, тот, кто ведет учет имен каждой новой реинкарнации Фейри и записывает основные вехи истории их расы.

– А разве этот летописец не может сойти с ума?

– Он или она предчувствует момент приближения безумия, и до того, как отпить из котла, передает свой пост другому.

Я нахмурилась.

– Откуда ты все это знаешь, Бэрронс?

– Я исследовал Фейри на протяжении долгих лет, мисс Лейн.

– Зачем?

– Амулет, – продолжил он, игнорируя мой вопрос, – это один из подарков, сделанный Королем Невидимых своей фаворитке. Она не принадлежала к расе Фейри и не умела пользоваться магией. Король же хотел, чтобы она могла творить иллюзии для собственного развлечения, как и Фейри.

– Но аукционист говорил об амулете так, словно он способен не только создавать иллюзии, Бэрронс, – возразила я. Я хотела, чтобы амулет работал. И чтобы он оказался у меня. – По его словам, амулет влиял на окружающую действительность. Вспомни список тех, кому ранее принадлежал этот предмет. Хорошими они были или плохими, но все они были невероятно могущественными!

– Еще одной проблемой артефактов Фейри является то, что со временем они мутируют, особенно если соседствуют или взаимодействуют с другой магией. Они могут жить собственной жизнью и превращаться во что-то весьма далекое от изначальной задумки своих создателей. Например, Серебристый Коридор. Когда зеркала были созданы, они мерцали, словно серебряное море в солнечных лучах. И Коридоры, выложенные этими зеркалами, сияли невероятной красотой. Они были чистыми, завораживающими. А теперь они…

– Почернели по краям, – воскликнула я, радуясь возможности вставить и свою крупицу знаний в нашу беседу, – словно им стало плохо и они вывернулись наизнанку!

Бэрронс тут же вскинулся:

– Откуда вы узнали?

– Я их видела. Я просто не поняла тогда, что это такое.

– Где? – продолжал расспрашивать он.

– В доме Гроссмейстера.

Бэрронс застыл.

– Ты что, не заходил внутрь?

– Я в тот день немного торопился, мисс Лейн. Я сразу направился на склад. Так вот как ему удавалось переходить из нашего мира к Фейри. Меня это давно интересовало.

– Не понимаю, – сказала я.

– Через Серебряный Коридор человек может пробраться незамеченным в мир Фейри. Сколько там зеркал?

– Не знаю. Я видела штук шесть. – Запнувшись, я продолжила: – Там кое-что было, в этих зеркалах, Бэрронс. Вещи, которые иногда являлись мне в кошмарах.

К моему удивлению, Бэрронс не спросил, что именно это было. Он задал другой вопрос:

– Куда они открывались?

– Что ты имеешь в виду?

– Вы не пытались раскрыть стекло и заглянуть в него, мисс Лейн?

Я покачала головой.

– Вы заметили символы или руны на зеркалах, на самой поверхности?

– Нет, но я не присматривалась. – После того как я заглянула в первые зеркала, я отказалась от идеи смотреть в другие и старалась ловить их лишь боковым зрением. – Так ты говоришь, что эти зеркала – что-то вроде черного хода в мир Фейри? И я могла выйти в одно из них?

– Все не так просто, но при определенных обстоятельствах вы могли это сделать. Зеркала – это одна из Святынь Невидимых. Многие верят, что первой Святыней, созданной Темным Королем, было именно зеркало. Одно зеркало. И лишь немногим известно, что на самом деле была создана сеть зеркал, связанных между собой и соединяющих реальности. Серебряный Коридор был для Туата де Данаан первым способом путешествовать между измерениями, до того как они нашли точки выхода, через которые смогли перемещаться сами. Кроме того, некоторые считают, что первые Коридоры были созданы специально для Короля. К тому же в какой-то момент летоисчисления Фейри этот самый Круус, о котором мы столько слышали, проклял Зеркала.

Я уставилась на Бэрронса в ожидании. Он мотнул головой.

– Я не знаю, что это за проклятие, не знаю, кто такой Круус и почему он их проклял. Я знаю только, что, после того как было произнесено проклятие, Фейри не осмеливаются заходить в Зеркала, даже находясь в отчаянном положении. С тех пор Зеркала начали темнеть, и Королева Видимых удалила их из мира Фейри, опасаясь того, во что они могут превратиться, и не доверяя больше Коридору и его способностям.

Я в последнее время именно так себя и чувствовала: темнела и боялась того, на что способна, того, во что я превращалась. И на данный момент я не знала, сколько во мне осталось света. Мы так редко понимаем ценность того, чем владеем, до тех пор пока не потеряем это безвозвратно.

Я встряхнулась, избавляясь от того настроения, в которое меня вогнала рассказанная Бэрронсом история. Мне срочно требовалось немного света. На данный момент сошла бы и перемена темы на менее мрачную.

– Давай вернемся к амулету.

– В двух словах, мисс Лейн, все слухи сводятся к тому, что амулет исполняет человеческие желания.

– То есть стоит что-то себе представить – и оно с тобой случится? – спросила я.

– Что-то вроде этого.

– Что ж, кажется, он неплохо работает. Ты же видел список.

– Я также видел долгие временные разрывы между его владельцами. Подозреваю, что только немногие люди обладали достаточно сильной волей, чтобы заставить амулет работать.

– Ты хочешь сказать, что если ты выдающаяся личность, то амулет может сделать тебя еще более выдающимся? – Мне что, придется войти в историю?

– Возможно. Скоро мы это выясним.

– Он ведь умирает, и ты это знаешь.

Я имела в виду старика. Он хотел приобрести амулет, чтобы выжить. И стоит нам забрать его, как на моей совести окажется очередная спровоцированная мною смерть.

– Тем лучше для него.

Я не всегда понимала Бэрронсово чувство юмора. Иногда я даже не пыталась его понять. Раз уж он сегодня в настроении выдавать информацию, почему бы мне не воспользоваться шансом?

– С кем ты дрался, когда я звонила тебе?

– С Риоданом.

– Почему?

– Он говорил обо мне с людьми, с которыми ему не стоило говорить.

– Кто такой Риодан?

– Человек, с которым я дрался.

Я решила выбрать окольный путь из получившегося тупика:

– Это ты убил инспектора?

– Если бы я был тем человеком, который убил О'Даффи, я бы, без сомнения, солгал вам об этом.

– Так ты убил его или ты его не убивал?

– Ответ «нет» на оба ваши предположения. Вы задаете бессмысленные вопросы. Прислушайтесь к своему внутреннему голосу, мисс Лейн. Однажды он спасет вам жизнь.

– Я слышала, что среди ши-видящих не бывает мужчин.

– Где вы это слышали?

– Где-то.

– И в какой же именно части вы сомневаетесь, мисс Лейн?

– В части чего?

– В том, что я вижу Фейри, или в том, что я мужчина? Думаю, я достаточно много раз доказывал вам, что первую часть вашего сомнения можно смело отбросить. Стоит ли развеять остатки ваших сомнений? – Он потянулся к пряжке ремня.

– Да ладно тебе. – Я закатила глаза. – Ты не в теме, Бэрронс.

– Туше, мисс Лейн, – пробормотал он.

Я не знала имени нашей сегодняшней жертвы и не хотела его знать. Если я так и не узнаю имени старика, я не смогу внести его в список своих грехов и, возможно, день, когда я украду у старого уэльсца его последнюю надежду, обрекая его на смерть, сотрется из моей памяти и не будет причинять мне муки совести.

В аэропорту мы взяли напрокат машину, проехали череду пологих холмов и остановились на дикой лесной дороге. Я неохотно рассталась со своим плащом, и дальше мы зашагали пешком. Взобравшись на очередной холм, я впервые увидела место, которое мы собирались ограбить, и оно меня поразило. Я знала, что этот старик богат, но знать – это одно, и совсем другое – видеть своими глазами.

Дом старика больше походил на дворец, окруженный элегантными примыкающими зданиями и ярко освещенными садами. Здание буквально парило над темными полями Уэльса, словно позолоченный замок из слоновой кости, освещенный со всех сторон. Его фокальной точкой был высокий крытый вход, от которого расходились крылья дома, увенчанные башенками, и бесконечные террасы. На крыше располагался выложенный яркой мозаикой бассейн, который обрамляли скульптуры на мраморных пьедесталах. В высоких окнах с изящными рамами мерцал свет канделябров. В буйной листве ухоженных садиков плескались струи фонтанов, переливаясь из одних мозаичных чаш в другие, и поблескивали лазурной подсветкой пруды, от которых в холодный ночной воздух поднимался пар. На мгновение я позволила себе помечтать, представив себя в роли изнеженной принцессы, принимающей солнечные ванны в этом сказочном мире. Затем я быстро сменила мечту, вообразив себя в роли принцессы, которая отправляется по магазинам с кредитной карточкой старика.

– Это здание стоит сто тридцать два миллиона долларов, мисс Лейн, – сказал Бэрронс. – Изначально это имение строилось для арабского нефтяного магната, который умер до того, как строительство было закончено. Здесь восемь тысяч квадратных футов площади, это больше, чем частная резиденция в Букингемском дворце. В самом имении находятся анфилада из тринадцати спален, тренажерный зал, четыре дома для гостей, пять бассейнов, целый этаж, инкрустированный золотом, подземный гараж и площадка для вертолета.

– И сколько человек здесь живет?

– Один.

Как грустно. Все это… и лишь один человек, который может наслаждаться красотой. Какой тогда в ней смысл?

– Внутри самая современная система сигнализации, две дюжины охранников и убежище на случай нападения террористов. – Бэрронс говорил так, словно наслаждался перечислением фактов, принимая неозвученный вызов.

– И как ты планируешь туда пробраться? – сухо спросила я.

– Думаю, судьба будет к нам благосклонна. Охранники для нас не проблема. Но не обольщайтесь, мисс Лейн, это будет нелегко. Сигнализацию нам придется отключить, кроме того, между нами и стариком окажется не менее шести решеток, которые нужно будет взломать. Подозреваю, что он носит амулет при себе. Так что на это уйдет некоторое время.

Мы спустились с холма и подошли практически к самому дому, когда я наткнулась на первое тело, почти скрытое густым кустарником. Несколько секунд я даже не понимала, обо что именно я споткнулась. А потом не могла поверить в то, что вижу. Прижав руку ко рту, я отшатнулась.

Это был один из охранников, и он был не просто мертв, он был зверски изувечен.

– Черт, – ругнулся Бэрронс.

А потом его рука подсекла мои колени, он забросил меня на плечо, словно рюкзак, и помчался, унося меня прочь от дома. И не остановился, пока мы не оказались в тени одного из домиков для гостей.

Там Бэрронс поставил меня на ноги и толкнул спиной вперед в тень деревьев.

– До тех пор пока я не вернусь за вами, мисс Лейн, – не двигайтесь.

– Скажи мне, что это не та благосклонность судьбы, на которую ты рассчитывал, Бэрронс, – тихо и осторожно произнесла я.

Если это все-таки была она, то для меня это уже чересчур. Я знала, конечно, что Бэрронс действует не вполне честными способами, но такая дикая жестокость, по-моему, ему никогда не была свойственна.

– Предполагалось, что они просто окажутся без сознания. – В лунном свете его лицо казалось еще мрачнее.

Когда я снова попыталась заговорить, он прижал палец к моим губам, призывая к молчанию, и опять исчез в ночи.

Мне казалось, что я уже целую вечность прячусь в тени гостевого домика, однако, когда Бэрронс вернулся, мои часы показали, что прошло всего лишь десять минут.

Его слова опередили его появление.

– Кто бы ни сделал это, мисс Лейн, сейчас его здесь нет. – Бэрронс шагнул ближе, и я подавила вздох облегчения.

Если и есть вещи, которые я ненавижу больше темноты, так это – одиночество в темноте. Я не привыкла к этому чувству, но оно появилось и день ото дня делалось все более сильным.

– Охранники мертвы уже несколько часов, – сказал он. – Сигнализация отключена, дом открыт нараспашку. Пойдемте.

Мы зашагали прямо к главному входу, больше не беспокоясь о том, что нас могут засечь. По дороге нам попались еще четыре трупа. Входная дверь была распахнута, за ней виднелось пышное круглое фойе, обрамленное двумя изящными лестницами, сходящимися, словно крылья, к площадке под разрисованным куполом, из-под которого спускался замысловатый канделябр. Я смотрела прямо перед собой. Когда-то мраморный пол сиял отполированным перламутром. Теперь он был залит красным и усеян телами. Некоторые из них были женскими. Обслуживающий персонал тоже не пощадили…

– Вы чувствуете амулет, мисс Лейн? Что-нибудь ощущаете?

Я закрыла глаза, чтобы не смотреть на следы побоища, и напрягла свои чувства ши-видящей, но осторожно, очень осторожно. Я больше не думала, что моя способность чувствовать ОС является благом. Прошлой ночью, закончив читать очередную книгу о паранормальном – «Экстрасенсорные способности: правда или вымысел?» – я долго не могла заснуть, размышляя о том, кто я такая, что это означает, откуда у меня взялись эти возможности, откуда они вообще берутся у одних людей и почему их нет у других. Я думала, что такого особенного во мне и в Алине. Авторы утверждали, что за экстрасенсорные способности отвечают те части мозга, которые у нормальных людей не задействованы.

Я раздумывала над тем, правда ли это и что могло повлиять на незадействованные раньше части мозга – поскольку ночное телевидение на все мозги влияет не лучшим образом. В процессе размышлений я достала копье и начала постукивать себя по голове.

Нетрудно было заметить, что я отличалась от других, хоть я и не могла поверить, что умудрилась прожить двадцать два года, ни разу не обратив на это внимания. В моей голове было некое местечко, которое помнило себя с тех пор, как была создана Земля, древнее, как само время, всегда настороженное, осторожное. Когда я фокусировалась на этой части сознания, она начинала пульсировать жаром, словно в моем черепе мерцали тлеющие угольки. Мне стало интересно, и я немного поиграла с ней. Мне нравилось, что я могу контролировать это пламя, заставлять его вспыхнуть, заполнить мой череп изнутри и выплескиваться наружу. Эта часть сознания была именно элементом – она не знала морали, не понимала слов. Земля, вода, огонь и воздух – вот чем была эта часть меня. Силой. В лучшем случае – индифферентной. В худшем – разрушительной. Я придавала ей форму. Контролировала ее. Но не всегда.

Огонь ведь не бывает злым или добрым. Он просто горит.

Теперь же я искала неспокойное местечко на поверхности этой внутренней силы. Черное море неизвестных возможностей оставалось неподвижным. Как бы я ни старалась, ни малейшего колебания этой поверхности мне так и не удалось рассмотреть.

Я открыла глаза.

– Если он и здесь, то я не могу его почувствовать.

– Может ли быть так, что амулет в доме, но вы недостаточно близко подошли, чтобы ощутить его присутствие?

Я пожала плечами.

– Я не знаю, Бэрронс, – грустно сказала я. – Это огромное имение. Сколько здесь комнат? Какова толщина стен?

– Сто девять комнат с толстыми стенами. – На его скулах заходили желваки. – Я должен знать, здесь ли амулет, мисс Лейн.

– А почему ты в этом сомневаешься?

– Здесь произошло нечто странное. Возможно, все эти убийства стали результатом неудачной попытки ограбления.

На его лице определенно проступала злость. И не просто злость – неконтролируемая, нечеловеческая ярость.

Я сказала ему правду, хотя и знала, к чему это приведет, и меньше всего на свете хотела делать то, к чему вели мои слова.

– Я не могла обнаружить камень Мэллиса до тех пор, пока не оказалась с ним в одной комнате. Я не ощутила копья, пока не подошла к нему вплотную, и почувствовала амулет только тогда, когда очутилась возле него в бомбоубежище. – Я закрыла глаза.

– Мне жаль, мисс Лейн, но…

– Знаю, ты хочешь, чтобы я обследовала дом, – закончила я за него.

Открыв глаза, я вздернула подбородок. Если есть хоть малейший шанс, что амулет до сих пор в доме, мы должны его найти.

А я еще думала, что хуже прогулки по кладбищу ничего быть не может. На кладбище покойники хотя бы не истекали кровью и лежали себе спокойно в приличных позах.

Бэрронс делал мой поиск немного более приемлемым для психики: он первым заходил в каждую комнату, прикрывал лежащие там тела покрывалами и простынями, а если накрыть трупы было нечем, он просто задвигал их за мебель. И только после того, как он «приводил в порядок» комнату, туда входила я. Я шла одна, поскольку это, по его словам, позволяло мне лучше сконцентрироваться.

Я была благодарна Бэрронсу за попытки, но я все же успела увидеть слишком много. И было сложно не взглянуть за диван или кресло, на тела, которые он не прикрыл. Они оказывали на меня то же жуткое воздействие, что и осушенные Тенями шкурки, и какая-то иррациональная частичка меня была уверена в том, что стоит мне получше присмотреться к телам – и это каким-то образом поможет мне в будущем избежать их судьбы.

– У них нет ни малейших повреждений, которые указывали бы на то, что жертвы сопротивлялись, – сказала я, выходя из очередной комнаты.

Бэрронс стоял в нескольких метрах от меня, скрестив руки на груди и прислонившись спиной к стене. Он весь был измазан кровью – запачкался, передвигая тела. Я попыталась сфокусироваться на его лице, а не на кровавых пятнах, покрывавших руки и темными кляксами измазавших одежду. Глаза Бэрронса необычно сверкали. Сам он казался больше, мощнее и был еще более наэлектризован, чем обычно. Я ощущала, как от него пахнет кровью, – запах старых медных монет. Когда наши глаза встретились, я вскрикнула. Если этот взгляд принадлежал человеку, то я – Фейри. Темные, бездонные дыры уставились на меня, и в этих обсидиановых провалах отражалась маленькая перепуганная Мак. Его взгляд скользнул ниже, огладил мой облегающий костюм, потом – очень медленно – сфокусировался на моем лице.

– Они были без сознания, когда на них напали, – наконец отозвался Бэрронс.

– Так зачем было их убивать?

– Думаю, что просто ради удовольствия, мисс Лейн.

– Да что за монстр способен на такое?

– Любой монстр, мисс Лейн. Любой.

Мы продолжили поиски. Все то восхищение, которое поначалу вызвал у меня дом, быстро испарилось. Я проскочила галерею картин, при виде которых любого хранителя известных мировых музеев мог бы хватить инфаркт от зависти, и не почувствовала ничего, кроме злости на человека, собравшего эту великолепную коллекцию лишь для того, чтобы держать ее в комнате без окон, больше похожей на склад, где никто, кроме него, не мог наслаждаться этой красотой. Я прошла сквозь двойные двери из цельного золота, но увидела лишь кровь.

Бэрронс нашел старика – старика, заплатившего почти биллион долларов за амулет и пребывавшего в счастливом неведении по поводу того, что он не только не спасет свою жизнь, но и ускорит смерть, выложив за безделушку невероятную сумму. Старик умер в собственной постели, голова его практически оторвалась от силы рывка, с которым с его шеи сдернули амулет, отметки от цепочки еще виднелись на морщинистой шее. И снова ирония судьбы: пытаясь обмануть смерть, старик смог лишь ускорить ее приход.

Наши поиски ничем не увенчались. Что бы здесь ни было спрятано – амулет или какой-то другой ОС, – теперь оно исчезло. Кто-то нас опередил. Святыня Невидимых снова путешествовала по миру, послушная воле нового владельца, а мы вернулись к тому, с чего начали. Я действительно хотела заполучить этот амулет. Если он способен влиять на нашу реальность, если я смогу научиться им пользоваться, что ж… это откроет мне множество новых путей. Как минимум, амулет защитит меня, как максимум – поможет мне отомстить.

– Мы уже закончили, Бэрронс? – спросила я, когда мы остановились у лестницы к черному ходу.

Внезапно я почувствовала, что мне не терпится сбежать из этого мраморного мавзолея, и чем скорее, тем лучше.

– Есть еще подвал, мисс Лейн.

Мы повернулись к последнему пролету, ведущему к нескольким дверям, у которых заканчивалась лестница. В этот самый момент одна из дверей начала со скрипом открываться…

Внезапно я очутилась не на следующей ступеньке и даже не в доме – я стояла на белом песке пляжа, и теплый, пахнущий морем ветер развевал мои волосы.

Светило солнце. Белоснежные чайки парили над сверкающими лазурными волнами.

И я была обнажена.

11

– В'лейн! – рявкнула я.

Я раздета – значит, он рядом.

– Настал обещанный час, МакКайла, – раздался бестелесный голос.

– А ну верни меня обратно! Я нужна Бэрронсу!

Как он смог так быстро и незаметно перетащить меня из одной реальности в другую? Он переместил меня между мирами? Я что, только что телепортировалась, как Фейри? Но я даже не видела В'лейна, не чувствовала его прикосновения. Я вообще ничего не чувствовала!

– Мы договорились, что время для разговора выбираю я. Ты отказываешься от нашей договоренности? Следует ли мне отменить свое участие в твоей судьбе?

А он это может? Вернуть меня назад, в заполненный Тенями магазин, оставить корчиться с несколькими спичками в запасе перед поджидающим врагом? Или он имел в виду, что сейчас призовет Теней в магазин и мне придется, вернувшись из Уэльса, своими силами изгонять их? У меня не было ни малейшего желания это проверять.

– Я не отказываюсь! Это ты отказываешься. Верни мою одежду!

– Мы ничего не говорили по поводу одежды. Мы с тобой в равных условиях, ты и я, – промурлыкал В'лейн из-за моей спины.

Я резко обернулась, с яростью во взгляде и жаждой убийства в сердце.

Он тоже был обнажен.

Все мысли о Бэрронсе, открывающем дверь в подвал, и о возможных опасностях, поджидающих за этими дверями, выветрились у меня из головы. Не важно, как я попала сюда. Главное, что я здесь.

Мои колени превратились в желе. Я грохнулась на песок.

Я попыталась отвернуться, но тело меня не слушалось. Моя центральная нервная система явно подчинялась теперь другому хозяину, и сила воли не имела тут никакого значения. Сила? Воли? Воля – последняя – подписывается в присутствии адвоката, на случай внезапной смерти, вот и все. И никакого отношения к данной ситуации она не имеет. Я хотела лишь доверить свое тело Маэстро, который сыграет на нем симфонию, недоступную простым смертным, позволит мне достигнуть невообразимого прежде крещендо, беря аккорды, которые никогда раньше не звучали и могут никогда больше не прозвучать.

Обнаженный принц Фейри был видением, которое всех остальных мужчин заставило бы навечно забыть о каких-либо шансах.

Он шагнул ко мне. Я задрожала. Он собирался коснуться меня. Господи, он собирался коснуться меня!

Есть множество прилагательных, которые помогали мне описывать В'лейна во время предыдущих наших встреч. Я говорила о нем как об ужасающе прекрасном, божественном, излучающем нечеловеческую сексуальность, смертоносный эротизм. Я могла назвать его неотразимым, губительным, я проклинала его. Я хотела его. Я могла бы сравнить его глаза с окнами в сияющий рай, я могла бы назвать их вратами в ад. Я бы дополнила записи в моем дневнике набросками, которые позже не имели бы никакого смысла. Я разбила бы описание на колонки антонимов: ангельский – дьявольский, создатель – разрушитель, огонь – лед, секс – смерть. Я не знаю, почему последние два понятия для меня противоположны, разве что потому, что секс для меня одновременно и празднество жизни, и процесс, который эту жизнь создает.

Я составила бы целый список цветов, внесла бы в него все оттенки бронзы, золота, меди и янтаря, известные человечеству. Я написала бы портрет В'лейна маслом и пряностями, чтобы он пах детством и мечтами.

И все равно описание было бы неполным. Мне не хватило бы никаких слов и словесных конструкций, чтобы описать В'лейна, принца Фейри. Он был настолько прекрасен, что часть моей души просто плакала. И я не понимала этих слез. Это были не те слезы, которыми я оплакивала Алину. Эти слезы состояли не из соли и воды. Думаю, моя душа плакала кровью.

– Прекрати. Это. Немедленно, – сквозь зубы процедила я.

– Я ничего не делаю. – В'лейн остановился на песке, в шаге от меня, он возвышался надо мной.

Та часть его тела, которой я жаждала, которую мне было смертельно необходимо почувствовать внутри себя, которая могла утолить мою нечеловеческую похоть, была на расстоянии вытянутой руки. Я стиснула кулаки. Никогда. Я никогда не протяну руку. Не к Фейри. Никогда.

– Лжешь.

Он рассмеялся, и я закрыла глаза, сжимаясь в клубок на мягком белом песке. Мельчайшие песчинки касались моего тела, словно руки любовника, ветер, ласкающий соски, казался горячим языком. Я молилась лишь о том, чтобы до меня не достала случайная волна: от ее прикосновения я могла просто разорваться на части. Распадется ли связь между клетками моего организма, потеряю ли я человеческую форму, как потеряла суть? Разлетятся ли мои осколки по всей Вселенной, превратившись в пыль на переменчивом ветру мира Фейри?

Я перекатилась, и мои соски вжались в песок пляжа. Во время движения мои бедра слегка задели нежную ноющую плоть, скрытую меж них. И я кончила, быстро и бурно.

– Ты, ублюдок… я… ненавижу… тебя! – прошипела я.

И я снова оказалась на ногах, полностью одетая в свой облегающий комбинезон, с копьем в руке. Мое тело было спокойным, собранным: ни малейшего следа той страсти, в пожаре которой я сгорала всего секунду назад. Я снова контролировала себя.

Я без промедления сделала выпад в сторону В'лейна. Он исчез.

– Я лишь хотел напомнить тебе, МакКайла Лейн, что мы могли бы разделить с тобой, – сказал он из-за моей спины. – Это было необычно, так ведь? Как того и заслуживает необычная женщина.

Я повернулась и снова сделала выпад копьем. Я знала, что В'лейн в очередной раз просто увернется, но ничего не могла с собой поделать.

– Какую часть слова «нет» ты не понял? «Н», «е» или «т»? Это не означает «может быть». Это не означает «я люблю грязные игры». И это никогда, никогда, никогда не будет означать «да».

– Позволь принести тебе свои извинения.

Он снова оказался передо мной, на этот раз одетый в мантию – такого цвета я никогда раньше не видела и не могла бы его описать. Глядя на этот цвет, я представила себе крылья бабочек на фоне радужного неба, освещенного тысячами солнц. Глаза Фейри, когда-то янтарные, теперь были того же странного оттенка. В'лейн не мог бы показаться мне более чуждым.

– Я ничего тебе не позволю, – сказала я. – «Наш час» отменяется. Ты нарушил условия договора. Ты обещал, что не будешь практиковать на мне свои сексуальные штучки. И не выполнил обещания.

Несколько долгих мгновений В'лейн изучал меня, потом его глаза снова стали теплыми, янтарными, и сам он вновь превратился в обворожительного принца Фей.

– Пожалуйста, – сказал он, и по тому, как он это произнес, я поняла, что в языке Фей нет такого слова.

Для Туата Де Данаан не существует разницы между созиданием и разрушением, – сказал мне Бэрронс. – Для них есть лишь покой и изменение.

Точно так же этим существам было неведомо такое понятие, как извинение. Разве океан станет извиняться за то, что захлестнул упавшего человека с головой и заполнил водой его легкие?

В'лейн использовал это слово ради меня. Возможно, он даже выучил его специально для разговора со мной. И он произнес это слово, он просил меня. Я запнулась на миг, чего он, кажется, и добивался.

– Пожалуйста, – снова сказал принц. – Услышь меня, МакКайла. Я опять ошибся. Я пытаюсь понять твои пути, твои желания. – Будь он человеком, я сказала бы, что он выглядел смущенным. – Раньше мне никто никогда не отказывал. Я не привык переживать отказы.

– Да ты не давал им ни малейшей возможности отказать. Ты просто насиловал их!

– Это неправда. Я уже восемьдесят две тысячи лет не использовал Сидха-джай с женщиной, которая не желает этого.

Я уставилась на него. В'лейну восемьдесят две тысячи лет?

– Вижу, я разбудил в тебе интерес. Это хорошо, поскольку я тоже интересуюсь тобой. Ну же, присоединяйся ко мне. Давай поговорим о нас. – Он отступил на шаг и сделал приглашающий жест.

Между нами появились два шезлонга. На плетеном столе, возникшем посредине, стоял поднос с кувшином чая и двумя наполненными льдом бокалами. На песке рядом с одним из шезлонгов образовалась бутылочка с моим любимым бальзамом от солнца и стопка толстых пастельных полотенец. Из ниоткуда появились шелковые покрывала, блеснувшие на солнце и опустившиеся на наши шезлонги.

Соленый ветерок коснулся моей кожи. Я оглядела себя.

Мой комбинезон снова исчез, как и копье. Я была одета в розовое бикини, талию обвивала золотая цепочка с двумя алмазными подвесками и рубином.

Я моргнула. На моей переносице тут же появились модные темные очки.

– Прекрати, – зашипела я.

– Я просто пытаюсь предугадать твои желания.

– Перестань. Это отвратительно.

– Подари мне час под этим солнцем, МакКайла. Я не прикоснусь к тебе. Я не стану… как ты сказала… практиковать на тебе свои штучки. Мы побеседуем, и во время нашей следующей встречи я больше не совершу прежних ошибок.

– Ты говорил это и в прошлый раз.

– Я и тогда ошибся. Тех ошибок я тоже не повторю.

Я покачала головой.

– Где мое копье?

– Оно вернется к тебе, когда ты решишь уйти.

– Правда? – С какой стати он собирался вернуть мне Святыню своей расы, способную убивать ему подобных, зная, что я снова использую ее для убийства?

– Считай это жестом нашей доброй воли, МакКайла.

– Вашей?

– Моей и моей Королевы.

– Я нужна Бэрронсу, – повторила я.

– Если ты настаиваешь, я могу немедленно прекратить эту встречу, поскольку ты считаешь, что я вел себя неподобающим образом. Но я не верну тебя в Уэльс, и ты в любом случае не сможешь помочь Бэрронсу. Останешься ты или уйдешь, ты не окажешься рядом с ним. И, МакКайла, я уверен, что он скажет тебе, что ни в ком не нуждается.

Это во многом походило на правду. Интересно только, откуда В'лейн знал Бэрронса. Я спросила. Но, наверное, они с Бэрронсом прошли одинаковую школу по уклонению от ответов, поскольку принц ответил лишь:

– В Дублине непрерывно идет дождь. Посмотри.

Передо мной распахнулось маленькое квадратное окошко, так, словно кто-то раздвинул ладонями небо, за которым оказался наш мир. Сквозь окошко я увидела книжный магазин. Улицы были темными и мокрыми. Там я снова буду одинока.

– И дождь все еще идет. Стоит ли мне возвращать тебя, МакКайла?

Я посмотрела на крошечный магазин, на тенистые аллеи с обеих сторон здания, на инспектора Джайна, сидящего на противоположной стороне улицы под фонарем и наблюдающего за входом. Я вздрогнула. Мне показалось или в дальнем конце квартала я действительно заметила очертания созданного мною же призрака смерти? Я так устала от дождя, темноты и врагов, поджидающих на каждом шагу. Солнце мягко давило на кожу. Я почти забыла это ощущение. Казалось, что мой мир на протяжении долгих месяцев состоял из мрака и дождя.

Я отвернулась от хмурой картинки, взглянула на небо. Солнце всегда добавляло мне сил и уверенности, словно подпитывая какими-то витаминами, а в его лучах находились необходимые моей душе элементы.

– Оно настоящее? – спросила я, кивая на солнце.

– Так же, как и ваше.

Окошко закрылось.

– А оно мое?

В'лейн покачал головой.

– Мы в стране Фейри?

Он кивнул.

Впервые после того, как меня так бесцеремонно вырвали из привычного мира, я огляделась по сторонам. Песок под моими босыми ногами был ослепительно белым и мягким, словно шелк, океан отливал лазурью, а вода в нем была настолько чистой, что я могла рассмотреть целые города из разноцветных кораллов, над которыми шныряли среди рифов золотые и розовые рыбки. На гребне взметнувшейся волны затанцевала русалка, исчезнув лишь за миг до того, как волна плеснула о берег. Прибой оглаживал песок пляжа, покрывая его мерцающей серебристой пеной. Пальмовые деревья трепетали на ветру, засыпая песок маленькими алыми цветами.

Воздух был пропитан ароматами редких специй, экзотических цветов и соленым привкусом моря. Я прикусила губу, чтобы с языка не сорвалась предательская фраза «Здесь так красиво». Я не собиралась отпускать комплименты в адрес этого мира. Мир В'лейна враждебен нашему. Этот мир находится не на моей планете. А моя планета далеко.

И все же… Солнце всегда было моим любимым наркотиком. И если на этот раз Фейри будет играть честно – то есть не попробует снова меня изнасиловать, – то кто знает, чему я смогу здесь научиться?

– Если ты дотронешься до меня или каким-то другим образом попытаешься повлиять на мое сознание, наше общение тут же закончится. Понял?

– Как пожелаешь. – В'лейн изогнул губы, празднуя победу.

Я сняла солнцезащитные очки и посмотрела прямо на солнце, надеясь, что оно выжжет красоту его улыбки из глубины моих глаз, сотрет ее из моей памяти.

Я понятия не имела, кем или чем на самом деле являлся В'лейн, но я твердо знала одно; он Фейри, и при этом невероятно могущественный Фейри. В этой войне, где знание являлось абсолютной силой, где только информация могла помочь мне остаться в живых, где Бэрронс справлялся с большинством задач лишь потому, что очень много знал, я не могла упустить свой шанс и не попытаться расспросить Фейри. И похоже, В'лейн не имел ничего против подобного допроса.

Возможно, он мне солжет. Возможно, по поводу некоторых вещей он лгать не станет. Я все лучше справлялась с сортировкой получаемых сведений. Я училась слышать ложь в правде и правду – во лжи.

– Ты действительно живешь уже восемьдесят две тысячи лет?

– Дольше. Я упомянул лишь то время, на протяжении которого не использовал свои чары на женщинах. Садись и давай поговорим.

Помедлив немного, я осторожно опустилась на край шезлонга.

– Расслабься, МакКайла. Наслаждайся солнцем. Вполне вероятно, что это твоя последняя возможность увидеть его, тебя ждет долгий период без солнца.

Я задумалась над тем, что он имел в виду. В'лейн что, решил податься в метеорологи? Или он способен контролировать погоду, вызывать дождь? Решив остановиться на более приятной догадке, я легла в шезлонг и вытянула ноги. Я смотрела на сапфировое море, на белых птиц, парящих над волнами и ныряющих за рыбой.

– Так сколько тебе лет?

– Этого, – ответил В'лейн, – никто не знает. В данной реинкарнации я прожил сто сорок две тысячи лет. Ты же знаешь о наших реинкарнациях?

– Ты пил из котла.

Он кивнул.

Сколько, интересно, требуется времени, чтобы сойти сума? Для меня прожитые двадцать два года были достаточным испытанием. Кажется, способность забывать – это большое благо. Я обдумала последствия утраты памяти и поняла, почему Фейри не спешат с этим. Если уж кто-то провел пятьдесят или сто лет, наблюдая, учась, заключая союзы и наживая врагов, то с момента, когда он потеряет память, он не будет знать даже имен этих врагов.

А они будут прекрасно помнить, кем он был раньше.

Интересно, доводилось ли Фейри насильно поить забвением представителей своей расы, чтобы спасти их от неминуемо приближающегося безумия? Или, может быть, по другим, не настолько честным причинам?

Поскольку В'лейн прекрасно знал, где я и что делаю, меня интересовал и другой вопрос – был ли он причастен к тому кошмару, который я застала в уэльском поместье?

– Это ты украл амулет?

Он рассмеялся.

– А, так вот за чем вы там охотились. Меня это интересовало. Амулет усиливает волю, МакКайла.

– И что?

– Он мне не нужен. Моей воле не требуется усилитель. Моя воля правит миром. Амулет был создан для представителя твоей расы, поскольку в вашем случае о воле говорить не приходится.

– То, что мы не можем манипулировать реальностью при помощи мысли, еще не говорит о том, что у нас нет воли. Возможно, мы изменяем реальность, просто немного другим способом, и поэтому вы не замечаете изменений.

– Может быть. Королева подозревает, что дела обстоят именно таким образом.

– Она так считает?

– Именно поэтому она послала меня тебе на помощь, чтобы впоследствии ты помогла нам, поскольку вместе мы сможем обеспечить выживание обеих наших рас. Ты что-нибудь узнала о «Синсар Дабх»?

Несколько секунд я размышляла. Стоило ли отвечать ему? Что я могла ему сообщить? Возможно, следовало приберечь эту информацию, чтобы выудить из него побольше фактов.

– Да.

Цветы перестали осыпаться с пальм, волны замерли, птицы застыли на половине движения. Несмотря на солнце, я вздрогнула.

– Ты не мог бы снова запустить этот мир?

Было жутко до озноба. Окружающее снова пришло в движение.

– Что тебе известно?

– Ты знал мою сестру?

– Нет.

– Как такое может быть? Обо мне ты знаешь все.

– Мы узнали о тебе лишь потому, что следили за Бэрронсом. Твоя сестра, о которой мы до сих пор не слышали, не была знакома с Бэрронсом. Их пути не пересекались, соответственно, и наши тоже. А теперь расскажи мне о «Синсар Дабх».

– А почему вы следили за Бэрронсом?

– Потому что за Бэрронсом стоит проследить. Книга, МакКайла.

Но я еще не закончила. Информация о книге дорогого стоила, так что пусть раскошеливается.

– Ты знаешь Гроссмейстера?

– Кого?

– Ты что, шутишь?

– Нет. Кто такой Гроссмейстер?

– Тот, кто провел Невидимых сквозь врата. По совместительству он еще и их лидер.

В'лейн казался удивленным. Но не более, чем я. Оба они, Фейри и Бэрронс, знали невероятно много, но упускали некоторые звенья нужной информации. Они были невероятно умны относительно одних вещей и так же слепы в отношении других.

– Он Фейри? – спросил В'лейн.

– Нет.

Принц недоверчиво взглянул на меня.

– Как такое может быть? Фейри не станут следовать за человеком.

Я не сказала, что Гроссмейстер был человеком. Он определенно был кем-то еще. Но то, как В'лейн процедил слово «человек» – так, словно речь шла о самой низшей форме жизни из всех существующих, – разозлило меня настолько, что я не стала его поправлять.

– А ведь предполагалось, что ты знаешь все.

– Всесильный не значит всезнающий. Мы частично ослеплены тем, что все видим.

– Но это абсурд. Как может ослепить абсолютное зрение?

– Представь себе существо, которое способно увидеть атомную структуру окружающего вас мира, МакКайла. Способно видеть прошлое, настоящее и часть будущего и жить в этом клубке образов. Представь себе всеобъемлющее знание об изначальном устройстве мира. Представь существо, способное осознать бесконечность, – лишь считанные единицы представителей вашей расы приближаются к подобному знанию. Представь себе осведомленность о последствиях любого из возможных вариантов твоих сиюминутных действий, о том, как твой легчайший вздох отзовется во всех существующих реальностях. Но эти последствия нельзя довести до логического финала, поскольку каждое живое существо привносит бесконечный поток изменений. Лишь смерть является подобием покоя, но и этот покой далек от абсолютного.

Мне жилось довольно сложно и в моем, ограниченном человеческом существовании.

– Таким образом, – подвела я итог, – все, что ты говоришь, полная ерунда. При всем вашем превосходстве и силе вы не умнее и не лучше нас. А может, и хуже.

Секундная пауза плавно перетекла в десятисекундную. Затем В'лейн холодно улыбнулся.

– Зли меня, если желаешь, МакКайла. Я сяду на край твоего смертного одра и тогда спрошу, хочешь ли ты поменяться со мной местами. Где этот человеческий идиот, который именует себя Мастером ничтожеств?

– 1247 Ла Ру. Склад за домом. Огромный дольмен. Сквозь него Гроссмейстер проводил Невидимых. Ты не против разрушить для меня этот дольмен?

– Слушаю и повинуюсь.

В'лейн исчез.

Я уставилась на пустой шезлонг. Он что, действительно отправился уничтожать дольмен, сквозь который в наш мир вошли Невидимые? Он собрался еще и убить Гроссмейстера? И тогда справедливость, которой я добивалась, будет достигнута автоматически? А я даже не смогу стать свидетельницей этого? Я не хотела, чтобы так случилось.

– В'лейн! – закричала я, но ответа не дождалась.

Он ушел. И я прикончу его, если он уничтожит убийцу моей сестры без меня! Темная лихорадка, которую я подхватила в тот вечер, когда впервые ступила на мостовую Дублина, превратилась в болезнь иного рода: в кровавую лихорадку – и я жаждала крови, пролитой во имя моей сестры. Пролитой моей рукой.

Дикая Мак, живущая во мне, все еще не обрела голоса, все еще не говорила моими губами, но теперь мы с ней нашли общий язык, и в главном мы с ней полностью сходились. Мы вместе уничтожим убийцу нашей сестры.

– Младшая? – спросил нежный, мелодичный голос.

Голос, которого, как мне казалось, я никогда не услышу вновь.

Я вздрогнула. Голос раздался справа от меня. Я уставилась на волны. Я не буду туда смотреть. Я в стране Фейри. Здесь ничему нельзя верить.

– Младшая, перестань. Я здесь, – снова позвала меня сестра и рассмеялась.

Я чуть не сложилась вдвое от боли, которую вызывал этот смех. Он принадлежал Алине: милый, чистый, наполненный бесконечным летом и солнечными лучами, полный уверенности в том, что жизнь прекрасна.

Я услышала шлепок мяча о ладонь.

– Крошка Мак, давай сыграем. Сегодня прекрасный день. Я принесла пиво. Ты захватила лаймы из бара?

Меня зовут МакКайла Эвелина Лейн. Ее – Алина МакКенна Лейн. Я младше ее на два года. Иногда она называла меня «крошка Мак». Раньше я часто таскала лаймы из холодильника с закусками в «Кирпичном». Каждую субботу. Это глупо, я знаю. Я хотела бы никогда не взрослеть.

Из глаз брызнули слезы. Я глубоко задышала, с силой вдыхая и выталкивая воздух из легких. Я стиснула кулаки. Я покачала головой и посмотрела на море. Ее там нет. Я не слышу ударов мяча о песок. Я не чувствую, как ветер доносит до меня запах ее духов…

– Песочек прекрасный, Младшая. Мелкий-мелкий. Ну давай же! Сегодня придет Томми, – дразнилась она.

В Томми я была влюблена много лет. Но он встречался с одной из моих лучших подруг, так что я притворялась, будто терпеть его не могу. Однако Алина обо всем знала.

Не смотри, не смотри. Есть призраки, а есть вещи гораздо страшнее призраков.

Я обернулась.

За волейбольной сеткой, колышущейся от нежного тропического ветерка, стояла моя сестра. Она улыбалась, хотела сыграть со мной. Она была одета в свое любимое ядовито-лаймовое бикини, ее белокурые волосы были пропущены сквозь отверстие над застежкой линялой бейсболки «Дон Руан» – она носила эту кепку два года назад, во время отпуска в Кей Уэст.

Я заплакала.

Алина выглядела изумленной.

– Мак, милая, что случилось? – Она бросила волейбольный мяч, поднырнула под сетку и поспешила ко мне по песку. – Что такое? Кто-то обидел тебя? Я нашлепаю их лягушачьи петунии. Скажи мне кто. Что они сделали?

Мои рыдания перешли во всхлипы. Я смотрела на свою сестру и дрожала от невыносимой тоски по ней. Алина упала на колени рядом со мной.

– Мак, ну ты просто убиваешь меня. Скажи мне, что случилось?

Ее руки обвились вокруг меня, и я расплакалась, уткнувшись ей в шею, утонув в запахе персикового шампуня, духов «Бьютифул», масла для загара с ароматом гавайских тропиков и жвачки, которую моя сестра всегда жевала на пляже, чтобы мама не учуяла от нее запаха пива.

Я чувствовала ее тепло, гладкость ее кожи. Я касалась ее. Я зарылась пальцами в хвостик из ее волос и всхлипнула. Мне не хватало ее волос. Мне не хватало моих волос. Я скучала по ней. Я скучала по себе.

– Скажи мне, кто тебя так расстроил, – сказала Алина, и я поняла, что она тоже плачет.

Мы никогда не могли вынести слез друг друга и потому договорились всегда защищать одна другую, всегда друг о друге заботиться. Насколько я помню, договор наш вступил в силу еще тогда, когда ей было три года, а мне один – когда нас оставили в чужом для нас мире, – чтобы спрятать, как я начала подозревать.

– Это правда ты, Алина?

– Посмотри на меня, Младшая. – Она отстранилась, вытерла одним из полотенец мои слезы, потом свои. – Это я. Это настоящая я. И я здесь. Господи, как я по тебе соскучилась! – Она снова рассмеялась, и на этот раз я рассмеялась вместе с ней.

Когда вы внезапно, без предупреждения, теряете любимого человека, вы мечтаете вновь увидеть его, пусть хоть раз, но, пожалуйста, Господи, дай увидеть его. Каждую ночь после похорон Алины я лежала без сна в своей спальне, в двух шагах от ее комнаты, и желала ей спокойной ночи, зная, что она уже никогда не сможет ответить мне.

Я лежала среди разбросанных фотографий, снова и снова воскрешая в памяти ее лицо, как будто, если мне удастся все сделать правильно, я смогу позвать ее в свои сны и использовать эти воспоминания как путеводную нить, чтобы добраться до нее.

Иногда я не могла увидеть лицо Алины и плакала, просила ее вернуться ко мне. Я предлагала Богу какие угодно сделки – но он никогда не соглашался на них. В отчаянии я молила хоть кого-нибудь, кто согласится заключить со мной договор, взять что угодно, но вернуть мне сестру.

И кто-то меня услышал. Вот мой шанс снова увидеть ее. И мне все равно как. Мне все равно почему. Я впитывала каждую деталь встречи.

На левой щеке у Алины, на самом верху, была родинка. Я прикоснулась к ней. На носу у моей сестры были веснушки, которые сводили ее с ума, на нижней губе был тоненький шрамик – я нечаянно стукнула ее гитарой, когда мы были детьми. У Алины были ярко-зеленые глаза, почти такие же, как у меня, но с большим количеством золотистых вкраплений. И у нее были длинные светлые волосы, так похожие на те, которые я срезала.

В ушах у Алины были крошечные серебряные сережки в виде сердечек – от Тиффани. Я шесть месяцев собирала деньги, чтобы купить их на ее двадцать первый день рождения.

Это была Алина, от макушки до ногтей на ногах, выкрашенных ее любимым летним лаком, розовым «Cajun Shrimp». Он жутко не подходил к зеленому бикини, о чем я ей и сообщила.

Она снова рассмеялась и вскочила с песка.

– Давай, Младшая, пойдем сыграем.

Я села, застыв на миг.

Я не могу описать все мысли, которые возникли тогда в моей голове.

«Это нереально, этого не может быть. Или – может? Возможно, это опасно. Неужели это моя сестра из другого измерения, другая ее версия, но все же Алина? Поспеши, спроси ее о дневнике, и о Гроссмейстере, и о том, что случилось в Дублине. Не спрашивай у нее ничего, она может исчезнуть».

Все эти мысли быстро пронеслись и исчезли, оставив после себя лишь одно желание – сыграть с Алиной. Здесь и сейчас. Принять все таким, каким оно кажется.

Я встала и помчалась по песку, взбивая его пятками. Мои ноги были длинными, тело – сильным, сердце – целым.

Я играла в волейбол с моей сестрой. Мы пили «Корону» на солнце. Я не принесла лаймов, конечно, но мы нашли в холодильнике целую миску с ними и выжали в бутылки, глядя, как мякоть сползает по замерзшему стеклу. Пиво никогда больше не казалось мне таким вкусным, как в тот день с Алиной, в стране Фейри.

В итоге мы улеглись на песке, купаясь в солнечных лучах, а пальцы ног оказались в щекотавшем их прибое. Мы говорили о маме и папе, мы говорили о школе, мы говорили о классных парнях, которые слонялись поблизости и пытались зазвать нас очередной раз сыграть в волейбол.

Мы говорили о желании Алины переехать в Атланту и о том, как я уволюсь с работы и перееду к ней. Я всегда притворялась, что собираюсь начать серьезнее относиться к жизни, и вот – я снова та, кем была когда-то, выбрав путь наименьшего сопротивления, легкий выход, и я пыталась удержать то, что доставляло мне удовольствие, и плевала на последствия.

Я перекатилась на песке и снова взглянула на сестру.

– Это сон, Алина?

Она повернулась ко мне и улыбнулась.

– Нет.

– Это реальность?

Она снова улыбнулась, но уже грустно:

– Нет.

– Тогда что это?

Она прикусила губу.

– Не спрашивай меня, просто наслаждайся этим днем.

– Я должна знать.

– Это подарок от В'лейна. День на пляже в моей компании.

– Иллюзия, – сказала я.

Словно вода для человека, который два с половиной дня умирает от жажды в пустыне. Он выпьет воду и не подумав отказаться, даже если будет знать, что она отравлена. Я понимала, что не стоит этого делать, но все же попыталась:

– И если я спрошу тебя о том, как ты познакомилась с Гроссмейстером или как найти «Синсар Дабх»?..

Алина пожала плечами.

– Я ничего не знаю об этом.

Я не удивилась. В'лейн, должно быть, вытащил ее из моих воспоминаний, а это значило, что она знает лишь то, что знаю я, и бесполезно спрашивать о чем-то, что выходит за рамки моих воспоминаний о ней.

– Как долго я здесь пробыла? – Как творение В'лейна, Алина должна это знать.

Она снова пожала плечами.

– Дольше, чем человеческий час?

– Да.

– Я могу уйти?

– Да.

– Я могу остаться здесь?

– И получить все, что только пожелаешь, МакКайла. Навечно.

Алина никогда не называла меня «МакКайла». Впрочем, как и мои родители, как и друзья. Так называл меня только В'лейн. Неужели он прячется за этими сияющими глазами? И все же я хотела остаться здесь, раствориться в этом пляже, в этом солнце, проживать этот день снова и снова, до самой смерти. Забыть про дождь и страх, про боль и неопределенность моего будущего. Я могла умереть счастливой, лежа в гамаке под этим солнцем, через семьдесят лет, в окружении своих потерянных мечтаний.

– Я люблю тебя, Алина, – прошептала я.

– Я тоже люблю тебя, Мак, – прошептала она в ответ.

– Мне так жаль, что я подвела тебя. Так жаль, что я пропустила твой звонок. Мне так жаль, что я не поняла вовремя, что все идет не так.

– Ты никогда не подводила меня, Мак. И никогда не подведешь.

Слезы снова покатились у меня из глаз. Откуда взялись эти слова? Неужели принц Фейри может понимать человеческие чувства, которые с такой легкостью проецирует?

Я обняла Алину, глубоко вздохнула и попыталась запомнить все это, во всех мельчайших деталях сохранить ощущения в памяти.

А затем я крепко зажмурилась и потянулась в ту чужую и чуждую часть моего мозга, которая отвечала за пламя моих способностей. Я начала раздувать это пламя. Когда оно взвилось жаркими языками, я пробормотала: «Покажи мне правду» – и открыла глаза.

Мои объятия были пусты. Алина исчезла.

На песок передо мной опустился на колени В'лейн.

– Никогда больше со мной так не поступай, – тихо проговорила я.

– Разве тебе не понравилось время, проведенное с ней?

– Это была не она.

– Скажи мне, что тебе это не понравилось.

Я не могла этого сделать.

– Тогда поблагодари меня.

Это тоже было выше моих сил.

– Сколько прошло времени?

– Я мог вернуть тебя, но не захотел лишать тебя удовольствия. В последнее время в твоей жизни было мало светлых моментов.

– Ты сказал, что отнимешь не больше часа моего человеческого времени.

– Это я и имел в виду. Ты сама решила остаться в Фейри, когда пошла за своей сестрой по песку. Я понимаю, что люди высоко ценят свободу выбора. И не стал лишать тебя этого удовольствия.

Я хотела оспорить его хитроумные методы, но он прижал палец к моим губам. Палец был теплым, сильным, и в прикосновении не было абсолютно ничего от Фейри. Ради меня В'лейн скрыл свою природу. Теперь я ощущала его как мужчину, сильного, уверенного, сексуального мужчину – но не более того.

– Некоторые раны нуждаются в целебном бальзаме. Иллюзия прекрасно справляется с ролью такого бальзама. Скажи мне, твое горе от потери сестры стало немного меньше?

Я обдумала его слова и замерла, поняв, что он сказал чистую правду. И в то же время я знала, что Алина, с которой я только что играла, плакала, с которой обнималась и у которой просила прощения, не была настоящей. Однако этот солнечный день, проведенный с ней, принес мне такое облегчение, о котором я даже подумать не могла. Хоть я и знала, что Алина, которая простила меня, не была моей Алиной, ее слова все же успокоили меня.

– Никогда больше, – повторила я.

Иллюзия может быть бальзамом на душевные раны, но она может быть и опасна. А в моей жизни и без того достаточно опасностей.

В'лейн сверкнул улыбкой:

– Как пожелаешь.

На секунду я закрыла глаза, пытаясь избавиться от образа Алины, не думать о ней: ни о ее запахе, ни о внешности, ни о том, как затихал ее смех. Я все еще ощущала аромат ее духов, оставшийся на моей коже после объятий. Позже я буду воскрешать в памяти каждый момент встречи и утешаться этими мгновениями. Я открыла глаза.

– Что с Гроссмейстером?

– Склад оказался пустым. Я уничтожил дольмен. По всем признакам, там никто не появлялся уже несколько недель. Подозреваю, что Гроссмейстер никогда не возвращается в места, о существовании которых стало известно. Расскажи мне все, что ты знаешь о нем.

– Я устала, – сказала я. – И час прошел. – И не только час. – Верни меня обратно.

– Расскажи мне о «Синсар Дабх». Ты моя должница.

Я рассказала ему все, что знала: о том, как почувствовала, что книгу провозят по улицам Дублина, очень быстро, в автомобиле или чем-то подобном. Это было около двух недель назад. В'лейн задал мне уйму вопросов, на которые я не смогла ответить, поскольку из-за близости к «Синсар Дабх» почти лишилась сознания, – кстати, его этот факт откровенно смутил.

– Мы снова встретимся с тобой, МакКайла, – сказал В'лейн.

А затем принц Фейри исчез и я очутилась в совершенно другом месте. Я моргнула. Я так и не выяснила, сколько времени мы провели с В'лейном, но он на самом деле вернул меня не в Уэльс. Я оказалась у двери «Книг и сувениров Бэрронса». Возможно, В'лейн просто хотел позлить Бэрронса.

Несколько мгновений у меня ушло на то, чтобы собраться и сфокусировать зрение. Кажется, человеческое сознание не приспособлено к такой быстрой смене окружающей действительности, – мы ведь не умеем пользоваться подобным способом путешествий, – на несколько секунд сознание становилось замутненным, словно ночная трансляция по телевизору, которую перебивали помехи. Это опасные несколько секунд, поскольку их вполне достаточно для того, чтобы на вас напали.

Моя рука быстро потянулась к копью. Я обрадовалась, обнаружив его на поясе. Поясе, повязанном поверх («Ха-ха, В'лейн!» – злобно пробормотала я) розового бикини.

– Скотина. – Неудивительно, что я так замерзла.

Затем мой мозг наконец справился с осознанием новой обстановки, и я вскрикнула. «Книги и сувениры Бэрронса» были практически в руинах!

Столы были перевернуты, книги сброшены с полок и разбросаны повсюду, статуэтки и безделушки сломаны. Даже мой маленький телевизор, стоявший за конторкой, был разбит.

– Бэрронс? – осторожно позвала я.

Была ночь, и все лампы горели. Моя иллюзорная Алина сказала мне, что прошло больше часа. Неужели это та самая ночь, просто перед рассветом? Или это следующая ночь после нашей неудавшейся попытки ограбления? Успел ли Бэрронс вернуться из Уэльса? Что вырвалось из подвальных дверей, когда меня так грубо выдернули из нашей реальности?

Я услышала звук шагов – тяжелых подошв по паркету – и в ожидании повернулась к межкомнатной двери.

В дверном проеме появился Бэрронс. Его глаза казались черным льдом. Несколько секунд он просто смотрел на меня, изучая с ног до головы.

– Прекрасный загар, мисс Лейн. Так где вас черти носили весь последний месяц?

12

– Один день! – настаивала я. – Я провела там не больше шести часов, Бэрронс!

На пляже под солнцем, в компании Алины, я потеряла целый месяц своей жизни. Это было невероятно. Неужели я стала на месяц старше, при этом совсем не изменившись? А что, если бы я решила остаться там с Алиной на неделю? Потеряла бы я год? Десять лет? Что случилось здесь за то время, пока меня не было? Я взглянула в окно. Кое-что было неизменным – дождь все еще шел.

– В Фейри, дура! – зарычал Бэрронс. – Вы же знаете, что время там течет по-другому! Мы же говорили об этом!

– В'лейн обещал, что разговор займет не больше моего часа. Он обманул меня, – жарко запротестовала я.

– «В'лейн обещал. Он обманул меня», – фальцетом повторил Бэрронс. – А чего вы ожидали? Он чертов Фейри, мисс Лейн, и один из – как вы их называли? – смертельно сексуальных. Он вас очаровал, и вы пошли за ним, как овца. До чего еще вы докатились? И, для начала, зачем вы вообще пообещали ему провести один час в Фейри?

– Я не соглашалась провести один час в стране Фейри! Мы договорились, что я просто проведу с ним час, в любое время по его выбору. Он ничего не говорил о том, где пройдет этот час.

– Да почему вы вообще решили согласиться на встречу с ним?

– Потому что он помог мне выгнать Теней из магазина!

– Я помог бы вам выгнать Теней из магазина!

– Тебя там не было! – Мы оба перешли на крик.

– Сделки с Дьяволом, мисс Лейн, никогда ничем хорошим не заканчиваются. Это аксиома. Так что в будущем воздержитесь от подобных соглашений. Вы меня поняли? Если мне придется приковать вас к стене гребаной цепью, чтобы защитить от вашей же глупости, я это сделаю! – рявкнул он на меня.

Я позвенела цепями.

– Запястья. Столб. Я уже в цепях, Бэрронс. Так что придумай другую угрозу! – рявкнула я в ответ.

Он попытался сыграть со мной в гляделки, вынудить меня сдаться и отвести глаза. Я этого не сделала. Я не собиралась отводить глаза, когда мои руки связаны за спиной, а на мне только розовое бикини. Я потеряла способность бояться и никогда больше не буду той, кто первая отводит взгляд.

– Кто разгромил магазин, Бэрронс? – спросила я.

Меня интересовала куча вопросов, задать которые у меня раньше не было ни единого шанса. В тот же момент, когда Бэрронс увидел меня, он грубо перекинул мое тело через плечо, затащил в гараж, снял мой пояс и приковал меня к стальной опоре гаража. Я даже не пыталась сопротивляться: в Бэрронсе было больше стали, чем в столбе, к которому он меня приковал.

На скулах Бэрронса перекатывались желваки. Он отвернулся, подошел к маленькому столику на колесиках и подкатил его ко мне. Затем из одного из многочисленных ящичков для инструментов Бэрронс извлек длинную плоскую деревянную коробочку.

– Что ты делаешь? – осторожно поинтересовалась я.

Он молча доставал из коробочки предметы и расставлял их на столе передо мной. Сначала появились две бутылочки с жидкостями – красной и черной. Это что, отрава? Наркотик? Затем я увидела нож, очень острый, с длинным лезвием.

– Ты что, пытать меня собрался? – недоверчиво спросила я. Бэрронс вытащил темную свечу и продолговатый черный футляр. – Или читать надо мной заклинания? – Он что, правда это может?

– Я, мисс Лейн, – он открыл бутылочки, достал из кожаного футляра иглы и зажег свечу, – собрался нанести на ваше тело татуировку.

И Бэрронс принялся разогревать иглы в пламени свечи. Я поперхнулась воздухом.

– Ни в коем случае! Мама меня убьет.

Так эти жидкости были чернилами, а не наркотиком. Я не была уверена, что рада этому обстоятельству. От наркотиков можно избавиться. От чернил – вряд ли.

Он наградил меня тяжелым взглядом:

– Пора взрослеть.

Я и так взрослела – и неплохо справлялась с этой задачей, что бы он там ни думал. И то, что меня беспокоили мамины чувства, вовсе не было проявлением инфантильности. По-моему, как раз наоборот. Кстати, ее чувства я полностью разделяла. Я принадлежала к поколению, которое с удовольствием покрывало себя татуировками, пирсингом, увлекалось косметической хирургией и время от времени брилось налысо. Я же много лет назад поклялась себе сойти в могилу в том же виде, в котором появилась на свет, со скидкой на морщины.

– Ты не будешь татуировать меня, – произнесла я.

– Остановите меня.

Его улыбка была так похожа на кошачью, что я почувствовала, как у меня на макушке начинают пробиваться мышиные ушки. Бэрронс был предельно серьезен. Он приковал меня к железному столбу, а теперь собирался нанести на мою кожу татуировку. Он будет стоять рядом со мной, методично и неторопливо наносить узор на мою обнаженную кожу, и этот процесс может занять несколько часов, в зависимости от сложности татуировки. От одной мысли об этом я почувствовала тошноту и головокружение.

Я приказала себе сохранять спокойствие. Пора дать ему решительный отпор. Я отговорю его от этой затеи.

– И чего ради ты собрался татуировать меня, Бэрронс? – спросила я самым рассудительным и спокойным тоном, на который была способна в своем положении.

– Дизайн содержит заклинание, так что в следующий раз, когда вы решите поддаться детским капризам, я смогу определить ваше местонахождение.

– Капризам? – Я яростно завозилась, гремя цепью. – Это был не каприз. Тебя там не было, ты не мог помочь мне с Тенями, так что я заключила лучшую сделку из всех возможных вариантов!

– Я говорил не о В'лейне. Я имел в виду ваше решение остаться в стране Фейри.

Все, теперь он довел меня до белого каления.

– Ты понятия не имеешь, на что это было похоже! Моя сестра внезапно погибла, и вдруг она появилась передо мной! Я смогла увидеть ее, коснуться ее, снова услышать ее голос! Ты вообще знаешь, каково это – терять кого-то? Или правильнее будет спросить: ты хоть когда-нибудь любил кого-то кроме себя? Любил настолько, что не представлял себе жизни без этого человека? Ты вообще знаешь, что такое любовь? Я не пытаюсь оправдаться. У меня были слабости – и я с ними справилась. Я заставила иллюзию исчезнуть – своей собственной силой воли. Теперь я вижу иллюзии насквозь. И горжусь, что могу это делать. Люди, у которых есть чувства, иногда проявляют слабости, но первая часть этого предложения ничего для тебя не значит, не так ли? – ядовито продолжала я. – Тебе доступны лишь жадность, сарказм и, изредка, эрекция – вот только вызывают ее в тебе не женщины, а деньги, артефакты или книги. Ты ничем не отличаешься от других, играющих в эту игру. Ты ничем не отличаешься от В'лейна. Ты просто холодный, корыстный…

Его рука накрыла мои губы, и я спиной врезалась в холодный металл под весом его тела.

– Да, я любил, мисс Лейн, хоть это и не ваше дело. Я терял. Многое и многих. И – нет, я не похож на других участников этой игры. Я не похож на В'лейна. И эрекция у меня бывает отнюдь не изредка. – Бэрронс плотнее прижался ко мне, и я задержала дыхание. – Иногда ее вызывают не женщины, а мелкие надоедливые девчонки. И да, это я разгромил магазин, когда не нашел вас. Кстати, вам придется подыскать себе новую спальню. И мне жаль, что ваш уютный маленький мирок был разрушен, но это случается со всеми, и они продолжают жить дальше. От вас зависит, как вы будете жить.

Его рука ослабила хватку.

– И я собираюсь сделать вам татуировку, мисс Лейн, где и как захочу.

Его взгляд скользил по моей загорелой, смазанной маслом, очень голой коже. Крошечные розовые треугольники бикини практически ничего не скрывали, и если на пляже меня это нисколько не волновало, то здесь, в присутствии Бэрронса… Быть почти раздетой в его присутствии казалось мне таким же увлекательным, как плавание в бассейне с акулами.

Я не могла позволить ему пересечь и эту черту. Я должна была выиграть битву. Нужно взять себя в руки.

– Если ты это сделаешь, Бэрронс, я уйду отсюда сразу после того, как ты закончишь, и больше не найду для тебя ни единого ОС. Если ты силой сотворишь со мной такое, то все наши отношения закончатся. Я не шучу. Я найду кого-нибудь другого, кто сможет помочь мне.

Я смотрела прямо в его темные глаза. Я не упомянула о В'лейне, поскольку не собиралась размахивать алым плащом перед носом разъяренного быка. Вместе с решимостью на меня снизошло абсолютное спокойствие, которое я постаралась влить в свой голос.

– Не делай этого. Я иногда разрешала тебе командовать мной, но это не тот случай. Я не позволю тебе… – мне понадобилось несколько мгновений, чтобы подобрать нужные слова, – поставить на мне свою волшебную торговую марку, чтобы ты мог выследить меня где угодно и когда угодно. И это, Иерихон Бэрронс, не обсуждается.

Есть такие границы, за которые вы никого не должны пускать. Не всегда в этих границах есть смысл, и не всегда они ограждают по-настоящему важные вещи, но только вы знаете, насколько они необходимы, и, когда появляется кто-то, кто хочет их стереть, вы будете бороться до последнего, защищая их – и себя. А кроме того, кто знает, на что еще будет способна эта татуировка?

Мы молча смотрели друг на друга. В этот раз, даже если Бэрронс и пытался вести со мной один из наших молчаливых диалогов, я его не слышала, поскольку была слишком занята транслированием одного-единственного слова: «Нет». Словно в ответ на эту мысль я почувствовала, как разгорается огонь в странной части моего сознания, как вырывающаяся сила забивает все каналы передач, транслируя в направлении Бэрронса волну отрицания. Как внутренняя сила пытается магически усилить мое «нет», делая его более понятным, чем оно могло бы быть, произнесенное вслух.

Я была поражена, когда Бэрронс внезапно улыбнулся. И я поразилась еще больше, когда он сначала мягко засмеялся, а потом расхохотался от души. Я чувствовала, как смех зарождается в его груди. Его руки легли мне на плечи. Зубы Бэрронса светились на его смуглом лице. Он был наэлектризован, я чувствовала, как его жизненная сила буквально обжигает меня, мощной волной щекочет кожу, словно гладя ее энергией.

– Прекрасно, мисс Лейн. Именно тогда, когда я решил, что вы не что иное, как бесполезный комочек пуха с крашеными ногтями, вы показали мне клыки.

Не знаю, говорил ли он о моих способностях подбирать слова или о гнездящейся во мне силе ши-видящей, которая продемонстрировала ему, на что я способна, но Бэрронс протянул руки куда-то за мою спину и зазвенел цепями, приковывавшими меня к опоре. Несколько мгновений спустя цепи с гулким металлическим бряцанием упали на цементный пол.

– Вы выиграли. Я не буду татуировать вас. Не сегодня. Но считайте, что вы моя должница, и я потребую ответной услуги. Если вы откажетесь, я сделаю вам татуировку. И, мисс Лейн, если я снова решу приковать вас, то разговоров больше не будет. Я воспользуюсь кляпом.

Он расстегнул пуговицу на манжете, закатал рукав, снял с запястья тяжелый серебряный браслет и протянул его мне. Я испытала дежавю, вспомнив В'лейна и Браслет Крууса, хотя этот браслет выглядел совсем по-другому. Я взяла его и перевернула. Браслет еще хранил тепло кожи Бэрронса. Выкованный из толстой серебряной пластины, он был покрыт рунами и символами, вплетенными в кельтский орнамент. Серебро было черненым, и браслет казался очень древним, как музейная вещь.

– Наденьте его. И никогда не снимайте.

Я подняла взгляд. Бэрронс был слишком близко. Мне необходимо было больше пространства. Я отступила от него и от опоры, освобождаясь от оплетавшей меня цепи.

– На что он способен? – спросила я.

– Он позволит мне узнать о вашем местонахождении, если вы снова исчезнете.

– Ты действительно мог бы найти меня в стране Фейри, если бы на мне была татуировка?

Бэрронс отвел взгляд и ничего не ответил. Потом проговорил:

– По крайней мере я знал бы, что вы живы. На этот раз я не был уверен даже в этом.

– А почему ты сразу не предложил мне браслет, вместо того чтобы пытаться наколоть на мне татуировку?

– Потому, мисс Лейн, что браслет можно снять или забыть надеть. С татуировкой этого не сделаешь. И я все еще настаиваю на ней. Браслет – это просто компромисс, который я предложил лишь потому, что вы наконец-то начали работать головой и научились использовать свои… таланты. – Он слегка улыбнулся.

Ага, значит, то, что я попыталась сделать при помощи той странной зоны в моем мозгу, оказало свое действие! Ну, это уже кое-что. Пусть я не могу гнуть ложки силой мысли, но для начала неплохо.

– А разве татуировку при случае нельзя срезать? – Ведь чернила проникают в кожу лишь на несколько миллиметров!

– Это было бы рискованно и очень больно. Я бы сделал татуировку там, где ее было бы сложно заметить.

Я посмотрела вниз, на свое голое тело.

– И где же ты планировал ее спрятать?.. – Я тут же сдала назад. – Стоп, я не хочу этого знать. – Я принялась рассматривать браслет. – А больше он ничего не делает?

– Ничего такого, о чем стоило бы волноваться. Надевайте его. Немедленно.

Я видела в глазах Бэрронса все возможные типы решимости и знала, что он все-таки татуирует меня и тогда мне придется уйти, а, несмотря на всю свою браваду, я пока не была готова к одиночеству в этом темном мире.

Я надела браслет на запястье. Он оказался огромным. Я передвинула его на предплечье, но он просто соскользнул с моей руки и упал. Бэрронс поймал его прежде, чем браслет коснулся пола, и с силой разжал края. Затем приложил разогнутый браслет к моему бицепсу и снова сжал. Мускулов у меня на бицепсе хватало ровно настолько, чтобы браслет не падал.

– Что вы с В'лейном делали в Фейри? – непринужденно спросил Бэрронс.

Я пожала плечами, чувствуя, что не хочу говорить об Алине, и подозревая, что рассказ о самом сильном оргазме в моей жизни, который я испытала на пляже под солнцем Фейри, будет не лучшим ответом на вопрос. Я взглянула на пол и внезапно поняла, что в гараже сегодня необычайно тихо. Интересно, монстры уснули? Бэрронс наблюдал за моим предыдущим проникновением сюда, которое записали камеры слежения. И он знал, что мне об этом известно.

– Что ты держишь под гаражом, Бэрронс? – спросила я.

Впрочем, его ответ я знала заранее и беззвучно прошептала его одновременно с ним.

– Ничего такого, о чем вам стоило бы волноваться. – Бэрронс холодно взглянул на меня. – Вы уже знаете мой ответ, мисс Лейн, так что не тратьте мое время. Вы и так украли у меня целый месяц.

– Хорошо, Бэрронс, храни свои секреты, но знай: я буду откровенна с тобой ровно настолько, насколько ты будешь откровенен со мной. Если ты не станешь мне ничего рассказывать, то я отвечу тебе тем же, и знаешь, к чему это приведет? Мы оба будем блуждать во тьме. По-моему, это просто глупо.

– Я прекрасно вижу в темноте, мисс Лейн. Сожгите бикини. Не стоит доверять тому, что получаешь от Фейри.

Я фыркнула и пожала плечами, ощутив тяжесть браслета.

– А что, я могу доверять тому, что даешь мне ты? Отстань.

– Если вы собираетесь балансировать между В'лейном и мной, воюя на два фронта, вас скоро разорвет на части. На вашем месте, мисс Лейн, я определился бы, и быстро.

На следующее утро я попыталась вернуть магазину нормальный вид. Я подметала, вытирала пыль, выбрасывала в мусор разбитые безделушки и расставляла книги по полкам. Бэрронс предложил оставить магазин закрытым, но мне нужно было, чтобы он работал. Иллюзия – это лишь одно из лекарств, работа и рутина хорошо его заменяют.

Бэрронс не разбил мой айпод и колонки к нему – к моей огромной радости, я достала их целыми из ящика под конторкой. Так что я слушала старые песни «Бич бойз», занимаясь уборкой. И подпевала «Шлюп Джон Би» во всю мощь своих легких: «Я хочу домой. Это самый худший рейс из всех, в которые меня носило».

Каждый раз, когда я бросала взгляд за окно, на угрюмое низкое небо, я пыталась смириться с мыслью, что, пока я загорала на пляже со своей лжесестрой, лето внезапно закончилось – в прямом смысле слова, поскольку теперь был октябрь. Я успокаивала себя тем, что шесть часов яркого солнца – это в любом случае максимум, который я могла бы получить в Дублине за минувший месяц.

К обеду магазин приобрел почти нормальный вид, после чего я решила заняться скопившимися за месяц моего отсутствия газетами, доставленными, но не проданными. Я принесла несколько ящиков, в которых эти газеты будут дожидаться своей отправки в мусорный бак. Через несколько минут я прекратила их паковать, поскольку мое внимание привлекли заголовки.

Пока меня не было, Дублин страдал от небывалого разгула преступности, и масс медиа вешали всех собак на полицию. (Лично и эгоистично я надеялась, что это означало следующее: инспектор Джайн был слишком занят другими делами, чтобы продолжать преследовать меня.) Случаи нераскрытых хулиганств и изнасилований подскочили на шестьдесят четыре процента, случаи убийств – практически на сто сорок два процента относительно годовой нормы. Однако это была лишь часть правды, которую сообщили газетчикам. Жестокость преступлений возросла соответственно.

Я читала газету за газетой, одни скандальные новости за другими. Это не были обычные убийства по банальным причинам. Это были жестокие, садистские расправы, словно самые темные, самые ненормальные слои общества выплеснули на поверхность свою жестокость, после чего пошла цепная реакция. Время от времени заголовки разражались перечислением нескольких новых, шокирующе жестоких групповых убийств-изнасилований-самоубийств.

Возможно ли, чтобы Невидимые, гуляя среди людей – пусть даже не показываясь им, – влияли на человеческую психику? Изменяли людей, выпускали на волю их подсознание? Давали волю самым темным сторонам человеческой души?

Что еще произошло, пока меня не было? Я с тоской покосилась направо, словно могла увидеть сквозь стену пущенные Темной Зоной метастазы, которые разрастались во время моего отсутствия. Если я посмотрю на карту, найду ли я новые исчезнувшие части города?

– Это отвратительно, – сказала я Бэрронсу позже, вечером, когда мы сидели в единственном неприметном автомобиле из его коллекции – черном «седане», которым мы пользовались в ту ночь, когда ограбили Роки О'Банниона. – Ты в последнее время читал новости?

Он кивнул.

– И?..

– Пока вас не было, мисс Лейн, здесь многое произошло. Возможно, впредь это заставит вас дважды подумать, прежде чем соглашаться на свидания с В'лейном.

Я проигнорировала подначку.

– Я сегодня звонила папе. Он вел себя так, словно мы говорили всего несколько дней тому назад.

– Я отослал ему несколько е-mail'ов с вашего ноутбука. Один раз он позвонил.

Я прикрыл вас.

– Ты взломал мой ноутбук? Это же личная информация! – Я была в ярости, хотя и радовалась тому, что папа не волновался по поводу моего отсутствия. А еще мне было интересно, каким образом Бэрронс разгадал мои пароли. – Как?

Он сухо взглянул на меня.

– Ваш общий пароль, мисс Лейн, был «Алина». Пароль на электронной почте был «радуга».

Я запыхтела. Пассажирское сиденье было жестким и холодным – подогрева тут не предполагалось. Мне больше нравился «вайпер» или «порше», на худой конец «ламборгини» или что-нибудь еще того же типа, но сегодня, судя по всему, мы играли в анонимность.

– Куда мы едем, Бэрронс? – раздраженно спросила я.

Ради разнообразия в этот раз не он выбирал мою одежду, и воспользовавшись предоставленной свободой, я надела джинсы, свитер, ботинки и куртку.

– В старое аббатство, мисс Лейн. Просто прокатимся мимо. Нам не придется туда заходить. Поездка не займет много времени, но само аббатство находится в нескольких часах езды от города.

– И что, по-твоему, там может быть? Или мы ищем нечто определенное?

– Просто присматриваемся.

– А это аббатство построено на древней земле ши-видящих, как и то кладбище?

Бэрронс ничего не делал без причины. Было в этом аббатстве что-то такое, что заставляло его считать, будто там может быть спрятан Объект Силы. И я хотела знать, что именно.

Он пожал плечами.

– Ну так почему мы не сможем там побродить?

– Это закрытое аббатство, мисс Лейн. И я сомневаюсь, что ради нас они изменят правила.

– Мужской монастырь? – Я знала, что в таких монастырях существует суровое правило, запрещающее женщинам находиться на их территории. – Или женский?

Стоит монашкам лишь взглянуть на Бэрронса, и они тут же решат, что сам дьявол постучал в их дверь. Мой спутник не просто выглядел опасным, он буквально излучал нечто такое, что даже мне иногда хотелось перекреститься, хоть я и не религиозна. Я вижу Бога в каждом рассвете, но не вижу его в монотонных ритуалах. Однажды я побывала в католической церкви – сели, встали, преклонили колени, встали, сели, – и я была настолько занята тем, чтобы правильно и вовремя перевести свое тело в нужную позицию, что практически не слышала, о чем говорили на проповеди.

Бэрронс неопределенно хрюкнул, что в данном случае означало, что он не будет больше отвечать на мои вопросы и я с тем же успехом могу помолчать.

Не знаю, о чем он думал по пути к этому загадочному аббатству, в то время как я размышляла, насколько близко мне нужно подойти, чтобы почувствовать ОС. Эта мысль потянула за собой другую – очень запоздалую, так что я чуть не хлопнула себя по лбу. Поверить не могу, что забыла об этом.

– А кто вышел из подвала той ночью в Уэльсе, Бэрронс? – Он ведь и словом об этом не обмолвился.

По тому, как моментально напряглось его тело, я поняла, что воспоминания были не из приятных.

– Другие хреновы воры.

– Ты что, шутишь? То есть кроме нас и тех, кто забрал амулет, там был кто-то еще? За амулетом в ту ночь охотились трое?

– Хреново собрание охотничков.

– Ну так кто это был? Кто-то еще с того аукциона?

– Ни хрена идей, мисс Лейн. Я никогда их раньше не видел. Никогда о них не слышал. И, насколько я знаю, чертовы шотландцы раньше не вступали в игру. Они словно с чертова неба свалились. – Он помолчал, затем мрачно добавил: – И они до хрена знают о моих предпочтениях.

Обилие «хренов» выдавало истинное настроение Бэрронса. Кем бы ни были те воры, что бы ни случилось после того, как В'лейн утащил меня в страну Фейри, это очень сильно беспокоило Бэрронса.

– А ты уверен, что это не они украли амулет?

– Если бы убийства совершили они, там не было бы такого кошмара.

– Что ты имеешь в виду?

– Один из них был явно неплохо подкован в магии, оба были последователями друидов. Если кровь не выступает в качестве необходимого элемента, друиды убивают аккуратно. Кто бы или что бы ни убило в ту ночь охранников и персонал, оно явно было склонно к садизму и социопатии или же к неконтролируемой ярости.

Я сконцентрировалась на ворах, чтобы не вспоминать о разорванных телах.

– А что, друиды и сейчас существуют? Я считала, они уже давно вымерли.

– Именно так думают во всем мире и о ши-видящих, – сухо сказал он. – Вам пора избавляться от предрассудков.

– Откуда ты знаешь, что один из воров занимался черной магией?

Бэрронс слегка скосил на меня глаза, не отвлекаясь от дороги, и я поняла, что он собирался снова замолчать. Я и так удивлялась, что он так долго отвечал на мои вопросы.

– На нем было множество татуировок. Черная магия требует платы, мисс Лейн, которую можно… уменьшить, покрыв кожу защитными рунами.

Я поразмыслила над этим минутку, чтобы довести его слова до логического завершения.

– То есть друиды практически расплачиваются собственной кожей?

– Именно. Расплату за некоторые действия можно лишь отсрочить, но не отклонить. Думаю, большинство из них говорят себе, что воспользуются «лишь еще одним маленьким заклятием». Но это наркотик, такой же, как и остальные.

Я смотрела на Бэрронса, размышляя над тем, что скрывается под его элегантным итальянским костюмом и накрахмаленной белой рубашкой. У него имелись все необходимые инструменты для нанесения татуировок. Как будет выглядеть Иерихон Бэрронс без одежды?

– Но если эти воры не были на аукционе, – я быстро выбросила из головы создавшийся образ, – как они могли узнать об амулете?

– Мисс Лейн, если вы думаете, что мы стояли там и мило болтали, то вы ошибаетесь. Вы внезапно исчезли, и я понятия не имел, куда вы делись. Мы коротко выяснили отношения, вот и все.

Размышляя о том, что скрывалось под «коротким выяснением отношений» в понимании Бэрронса, я повернулась к окну. Мы проезжали по Темпл Бар Дистрикт. Всплеск преступной активности пока что не затронул самую яркую, полную вечеринок часть города. Здесь, как всегда, кипела жизнь.

И сновали Невидимые. На каждые двадцать увиденных мной человек приходился, как минимум, один Невидимый. Я надеялась, это потому, что им просто нравилась заполненная туристами территория, и не весь Дублин так же сильно заражен. Теперь Невидимых было значительно больше, чем несколько дней, то есть месяц назад – когда я в прошлый раз проходила по этой булыжной мостовой.

– О боже, Гроссмейстер протащил их сюда за время моего отсутствия? Их стало так много.

Бэрронс кивнул.

– Похоже на то. Но не через Ла Ру. Должно быть, он сконструировал новый портал в другом месте. Я забыл сказать вам, что дольмен на складе был уничтожен. Выглядело это так, словно кто-то сбросил на него бомбу.

Я нахмурилась. Я только что заметила изящную иллюзорную Фейри, которую видела загорающей у фонтана в тот день, когда встретила Дэни. Фея стояла у входа в бар в окружении молодых людей. Пока я смотрела на нее, она становилась все более эфемерной, после чего сделала неразличимый взглядом шаг в сторону соблазнительно улыбающейся брюнетки, повернулась и – скользнула прямо ей под кожу – словно надевая ее тело, как пальто.

Глаза брюнетки на секунду расширились, она помотала головой, словно пытаясь вытрясти что-то попавшее в ухо. Фейри не вышла из ее тела. Мы проехали мимо, и я повернулась, продолжая смотреть на девушку теперь через заднее стекло. Из ее тела по-прежнему ничего не выходило. Я напрягла свои чувства ши-видящей, стараясь проникнуть сквозь человеческую оболочку и увидеть Фейри внутри брюнетки.

Мне это не удалось. Я не смогла ее увидеть и не смогла ее почувствовать. Я умела видеть сквозь их чары, но, как оказалось, не могла учуять Фейри внутри человеческого тела. До сих пор я даже не представляла, что Фейри на такое способны.

Я наблюдала за брюнеткой до тех пор, пока она не скрылась из виду. Она больше не улыбалась. Я думала, насколько отвратительно то, чему я стала свидетельницей. Я не хотела бы об этом знать. Я не могла выскочить из машины, пробежать пару кварталов назад и попытаться выгнать из девушки эту тварь. Все окружающие подумали бы, что я просто сошла с ума, и Фейри внутри брюнетки отлично понимала, что мне это известно.

– Я знаю, – отсутствующим голосом обратилась я к Бэрронсу. – В'лейн сделал это для меня.

С минуту царило молчание. Затем я взглянула на него, и, клянусь, мне показалось, что из его ушей сейчас повалит пар.

– Очень жаль, что не он спас вас в тот день, когда вы чуть не погибли, мисс Лейн, – холодно произнес Бэрронс.

– Он был рядом, когда мне понадобилась защита от Теней. А где был ты?

– Он потребовал платы. Я никогда не требовал от вас ничего подобного. И не пытался трахнуть вас при каждой встрече.

– Нет, ты пытался. Требовать платы, я имею в виду. Ты сделал меня ОС-детектором. Вы оба заставляли меня надевать отвратительную одежду, издевались надо мной и сообщали мне не больше информации, чем было необходимо для того, чтобы держать меня на поводке. Вы оба пытались вручить мне браслеты. Ты преуспел. И ты ничем не отличаешься от В'лейна. Вы оба меня используете. И вы оба однажды спасли мне жизнь. Для меня вы равны.

Он ударил по тормозам так внезапно, что ремень врезался мне в грудь. Если бы Бэрронс выбрал сегодня модель поновее, я бы сейчас жевала подушку безопасности. Затем он перегнулся через меня и рывком открыл дверцу с моей стороны.

– Если вы и вправду так считаете, мисс Лейн, тогда извольте прогуляться.

Я посмотрела в ночь. Мы уже выехали с Темпл Бар Дистрикт и оказались в районе, где смешивались коммерческие и жилые здания, закрытые на ночь. Я не испытывала ни малейшего желания идти в одиночестве по этим темным опустевшим улицам, даже вооружившись копьем и фонариками.

– Ой, вот только не надо устраивать мелодра… – А-А-А-А!

Я обхватила голову обеими руками. Мой череп словно пронзили тысячи раскаленных и в то же время ледяных игл.

Аббатству придется подождать.

Во рту появился вкус желчи. Чуждая часть меня превратила мой мозг в крематорий, из которого в каждую клеточку тела били струи огня.

Я почти ощущала, как обугливается, съеживается моя кожа. Я чувствовала запах своей сожженной плоти.

К счастью, к огромному своему облегчению, я потеряла сознание.

– Это была «Синсар Дабх», не так ли? – настойчиво поинтересовался Бэрронс в тот момент, когда я открыла глаза.

Я бы кивнула, но моя голова болела так сильно, что я решила не рисковать.

– Д-да, – прошептала я.

Осторожно подняв руку, я коснулась своего лица, ощупала губы, щеки, волосы. Судя по ощущениям, моя кожа не была покрыта ожогами, а волосы, хоть и не того цвета и не той длины, но все же были.

– Г-где мы? – Не похоже было, что за моей спиной сиденье автомобиля.

– Снова в магазине. На этот раз вы долго не приходили в себя, мисс Лейн. Я решил, что книга пребывает в опасной близости от вас и не движется, так что я попытался разыскать ее. – Он сделал паузу. – Но мне пришлось остановиться. Я не был уверен, что это вас не убьет.

– Что ты имеешь в виду?

Обморок – это такая ужасная штука. Весь мир вращается вокруг тебя, а ты о нем понятия не имеешь.

– Вы… агонизировали. Судороги были слишком интенсивными по мере приближения к книге.

Я вытаращилась на него.

– И что ты сделал? Взвалил меня на плечо и таскал по округе, как поисковую систему, пока я была без сознания?

– А что мне оставалось делать? В прошлый раз, когда вы засекли «Синсар Дабх» и книга заставила вас потерять сознание, вы пришли в себя, как только она удалилась от вас на достаточное расстояние. Было логично предположить, что если в этот раз вы не приходите в сознание, то книга не движется и, следовательно, мы почти у цели. Я считал, что ваша физическая реакция на книгу заметно усилится по мере приближения к ней, даже если вы так и не придете в сознание. Так и случилось, но мне пришлось уйти. Да на что вы вообще способны, если ощущаете ее, но не можете при этом остаться в сознании?

– Меня тоже интересует этот вопрос. Я не выбирала свои способности и точно так же не выбирала те глупые критерии, которым они соответствуют.

Я дрожала. Теперь, когда огонь во мне угас, я промерзла до костей и начала стучать зубами. В последний раз, когда я оказалась вблизи от этой книги, я чувствовала то же самое, она проморозила меня до самой глубины души своим чистым, без примесей, злом.

Бэрронс отступил к камину, зажег газ и вернулся с одеялом. Я завернулась в него и осторожно села.

– Расскажите мне, что вы при этом чувствуете, – приказным тоном сказал он.

Я подняла на него взгляд. Несмотря на заботу о камине, одеяле и прочем, Бэрронс оставался холоден, собран и мои потребности интересовали его исключительно с профессиональной точки зрения. Интересно, до какой интенсивности дошла моя «реакция», прежде чем он решил прекратить эксперимент. И как сложно ему было оказаться в такой близости от «Синсар Дабх» и, опасаясь, что дальнейший поиск может убить меня, – до того, как он найдет книгу, – решить не портить свой ОС-детектор и не лишаться преимущества в этой игре.

Если бы у Бэрронса была гарантия того, что я не умру до самого последнего момента, решил бы он пожертвовать мной ради того, чтобы заполучить книгу?

На этот счет у меня практически не было сомнений. Сегодня Бэрронс просто излучал жестокость. Я это чувствовала. Я не знала, зачем ему это нужно, и не сомневалась лишь в одном: Темная Книга была целью, к которой стремился Бэрронс. Он был одержим ею, а одержимый человек – опасный человек.

– Ты никогда раньше не приближался к ней так близко? – догадалась я.

– Я беспокоился не об этом, – напряженно сказал он.

Затем, внезапно развернувшись, Бэрронс ударил кулаком в стену – это был короткий, рассчитанный удар, контролируемый выход ярости. Кусочки штукатурки налипли на его кулак – на месте удара образовалась дыра – Бэрронс пробил штукатурку до самого кирпича. Он тяжело привалился к стене.

– Вы понятия не имеете, как долго я охочусь за этой проклятой штукой.

Я очень осторожно пошевелилась.

– Почему бы тебе не сказать мне об этом?

Интересно, а что бы он мог сказать? Десять лет? Десять тысяч?

Его грубый смех был похож на звук, который могли бы издать цепи, скользящие по кости.

– Итак, мисс Лейн, – спросил он, – что происходит с вами, когда вы приближаетесь к книге?

Я покачала головой и сразу же об этом пожалела. Меня тошнило от уверток Бэрронса, но моя голова была целиком и полностью заполнена болью, места для мыслей в ней не осталось. Глаза дико кололо изнутри. Я закрыла их. Настанет день, когда я, так или иначе, получу ответы на все вопросы. А сейчас я отвечу на его вопрос, в надежде что Бэрронс сможет пролить свет на мою абсолютную неспособность приблизиться к книге, найти которую меня просила перед смертью Алина.

– Меня внезапно ударило, и с такой силой, что я не могла ни о чем думать. Я знаю лишь, что прекрасно себя чувствовала до определенного момента, а в следующую секунду на меня обрушилась такая невыносимая боль, что я готова была на все, лишь бы от нее избавиться. Если бы я пробыла в сознании на несколько секунд дольше, я бы умоляла тебя добить меня, Бэрронс. – Я открыла глаза. – Но все гораздо сложнее. То, что я чувствовала тогда, было полной противоположностью тому, чем я являюсь. Мы с книгой словно точка и антиточка, мы отрицаем друг друга. Мы не можем существовать в одном и том же месте. Будто два одинаковых магнитных полюса, которые отталкиваются при сближении. Вот только она отталкивает меня с такой силой, что я почти разрываюсь на части.

– Полярные противоположности, – пробормотал Бэрронс. – Забавно.

– Что забавно?

– Если уменьшить разницу между вами, будет ли отторжение столь же сильным?

– Я не знаю ни одного способа, с помощью которого ты смог бы уменьшить силу книги, Бэрронс, и я не вижу возможности самой стать сильнее.

Он молча ждал, когда до меня дойдет сказанное. Я сердито нахмурилась.

– Ты имеешь в виду уменьшить разницу во мне? Сделать меня немного злее, чтобы книга позволила мне приблизиться? Ну и к чему хорошему это приведет? Если я стану злой и получу злую книгу, то я же начну творить с ее помощью отвратительные вещи! Мы выиграем битву, но проиграем войну.

– Возможно, мисс Лейн, у нас с вами просто разные войны.

Если он считал, что лучший выход – это стать злобной тварью, то без проблем, он прав – войны у нас разные.

13

– Что за хрень валяется у вас на аллее за магазином?

Я подняла глаза. В дверях магазина стояла Дэни, вечернее солнце золотило ее рыжие кудряшки, обрамляло стройную фигуру сияющим нимбом. Как самая обычная девушка, Дэни была одета в униформу, состоящую из светло-зеленых брюк и полосатой бело-зеленой хлопчатобумажной блузы, нагрудный карман которой был украшен вышивкой – трилистником и эмблемой «ПСИ». Дэни казалась милой, забавной и невинной, но мне была известна правда. Не знаю, чему я удивилась больше – ее визиту или солнцу. Они появились одновременно, пока я была поглощена чтением свежих новостей.

Я вернулась к изучению отвратительной истории. Мужчина убил всю свою семью – жену, детей, своих и приемных, даже собаку, – после чего промчался через полгорода и в итоге врезался в бетонную опору моста на скорости восемьдесят миль в час. Он разбился совсем рядом с тем местом, где прошлой ночью останавливались мы с Бэрронсом. По словам соседей, друзей и сотрудников, никто такого не ожидал. Он был любящим мужем, прекрасным работником местной кредитной компании и образцовым отцом, который регулярно занимался со своими детьми учебой и спортом.

– Если хочешь ругаться, Дэни, – сказала я ей, – то займись этим где-нибудь в другом месте.

– Ни хрена, – ответила она мне.

– Поскольку настоящая причина твоего поведения, – продолжала я, не отрывая глаз от газеты, – в том, что при помощи ругательств ты хочешь казаться более взрослой. Как и миллионы других подростков. Попробуй что-нибудь более оригинальное.

Дома я редко читала что-то кроме воскресных журналов, в которых меня прежде всего интересовали разделы о стиле жизни и новостях моды. Убийств всегда было так много, просто я этого не замечала? Неужели я была настолько рассеянна, что не обращала внимания на уровень преступности?

Дэни подвела к двери свой велосипед.

– Мне не нужно пробовать что-то оригинальное, я сама оригинальна. – Она помолчала. – Так что у вас творится за домом?

Я пожала плечами.

– Ты имеешь в виду машины? Понятия не имею.

Я не собиралась признаваться кому-то из союза ши-видящих, что украла Святыню Фейри, убив по ходу дела шестнадцать человек. Я много читала о паранормальном и усвоила золотое правило: не вреди невинным людям и тем, кто каким-то образом может быть отнесен к этой категории, – судя по сообщениям в газете, которую я читала, это правило нарушалось на каждом шагу.

– Нет. Я имею в виду полусъеденного Грага.

– Грага?

Дэни описала то, что от него осталось.

– Я называю их Носорогами. – Я бросила газету. – Так что, за домом валяются останки этой твари?

Дэни кивнула и скривила губы.

– Носороги, понятное дело. Они серые, бородавчатые, и в носу у них так смешно хрюкает.

– А Граг – это специальное название для данной касты Невидимых?

Было ли это официальным названием, которым пользовался совет ши-видящих? Если так, то я хотела знать больше. Я хотела правил, объяснений. Я хотела, чтобы кто-то направлял мою жизнь и привнес в нее хоть немного смысла. Я хотела пройти курс обучения ши-видящих!

Она пожала плечами.

– Не знаю, как они называются у Невидимых. Просто мы называем их Грагами. Твое название мне нравится больше. Так что, ты уже решила прикончить его или хочешь еще немножко попытать? А что ты сделала с остальными его кишками? Держишь в подвале или как?

Дэни оглянулась, словно пытаясь рассмотреть на полках разложенные мной останки Невидимых. При этом выражение ее лица ясно говорило: «Мне так скучно» и «Ух ты, с кишками – это здорово придумано!»

– О Господи, ты что, думаешь… Нет, Дэни, я не пытаю на лужайке Невидимых! Я вообще не знала, что он там валяется.

Меня беспокоил тот факт, что поблизости разгуливал некто большой и нехороший и Носороги служили ему лишь легкой закуской, а я даже не знала об этом. Он беспокоил меня куда больше, чем возможные домыслы Дэни о моей испорченности. Кто вообще формировал модель ее поведения? Телевидение? Видеоигры? Откуда она набралась подобных идей? Нынешние дети, с одной стороны, опасно чувствительны, с другой – столь же опасно впечатлительны, и все это смешивается в смешных пропорциях, отчего стоимость их жизни, за неимением лучших слов, тоже становится смешной. Если я прочту в газете еще одну историю о том, как группа подростков лишила жизни бродягу, объясняя свой поступок: «Ну, не знаю, чего мы его, это было, ну, блин, круто, как в игре по Интернету, знаете такие?», я возьму свое копье и пойду убивать людей, наплевав на все золотые правила.

– Это ты его убила? – спросила я.

– Чем? – Дэни вывернула карманы. – Ты где-нибудь видишь меч, притороченный к униформе? Или прикрученный к велосипеду?

– Меч? – моргнула я. Она же не могла иметь в виду обычный меч. – Ты говоришь о Реликвии Видимых, о Мече Света? Он у вас?

Она гордо посмотрела на меня.

– Господи, как он к тебе попал? – Судя по последней прочитанной мною книге, его разыскивала сама Королева Видимых!

Гордость в ее взгляде погасла. Я нахмурилась.

– Его давала тебе Ровена. – Судя по тому, как стремительно изменилось выражение лица девушки, я была на верном пути, так что продолжила свои догадки: – И она хранит его у себя, нечасто позволяя тебе им пользоваться, не так ли?

Дэни скорчила гримасу и прислонила свой велосипед к стене.

– Она думает, что я, блин, слишком маленькая. А я убила больше Фейри, чем все ее любимые аколиты, приученные лизать ей задницу, которых она не решается даже отпускать в одиночку! И она считает меня ребенком!

Дэни обошла конторку и оглядела меня с ног до головы.

– Я уверена, что ты не можешь убить Грага. Думаю, Ровена ошиблась в тебе. Какие у тебя сверхспособности? Я ничего особенного не вижу.

Ни слова не говоря, я натянула на кассу чехол, толкнула смежную дверь и прошла к черному ходу.

Кто мог сожрать Невидимого прямо под окном моей спальни? Мне это совсем не нравилось. Для беспокойства мне хватало Теней и монстров под гаражом, но теперь на первый план вышел пожиратель Носорогов. Мне очень не нравилось, что я сталкиваюсь с его активностью уже второй раз, к тому же сейчас он подобрался ко мне вплотную. Может быть, такой кошмар творится сейчас по всему городу, а я просто не знаю об этом, поскольку редко выхожу из магазина? Или все происходит только неподалеку от меня? Это совпадение или закономерность?

Я толкнула заднюю дверь и осмотрела аллею по обе стороны дорожки. У меня ушло лишь несколько секунд на то, чтобы обнаружить его. Почти две трети его тела отсутствовали, а то, что осталось, – голова, плечи и огрызок торса – торчало из переполненного мусорного бака. Фейри агонизировал, точно так же как найденный на кладбище его покалеченный собрат.

Я сбежала со ступенек, стряхнула с Носорога небольшую горку мусора и склонилась над ним.

– Кто это сделал? – требовательно спросила я.

Никаких больше убийств из милосердия. На этот раз мне необходима информация.

Он открыл рот, но смог издать лишь хныкающий звук. Я отвернулась. У Носорога не было ни пальцев, ни рук, ни языка. Кто бы ни оставил искалеченную часть монстра корчиться в вечной агонии, он позаботился о том, чтобы Носорог не смог ни говорить, ни изъясняться каким-либо другим образом.

Я вынула копье из кобуры, которую сегодня поддела под куртку, и прикончила Фейри. Носорог умер со вздохом облегчения, который ожег меня холодом.

Когда я, полыхая бессильным гневом, вернулась к крыльцу, Дэни таращилась на меня широко распахнутыми глазами.

– У тебя копье! – благоговейно протянула она. – А какая классная кобура! Она такая компактная, я смогу носить ее с собой повсюду, куда угодно! Я смогу убивать Фейри семь дней в неделю, двадцать четыре часа в сутки! Ты владеешь суперскоростью? – требовательно осведомилась она. – Если нет, то это копье должно быть у меня. – И Дэни протянула руку.

Я спрятала копье за спину.

– Детка, если ты попытаешься дотронуться до копья, я с тобой сотворю такое, с чем не справится даже твое воображение.

Я почти не соображала, что несу, но твердо знала одно: если кто-то попробует забрать у меня копье, ему придется встретиться с той дикой Мак, которая живет у меня внутри. Она ненавидит розовый цвет, вовсе не против того, чтобы обглоданный Носорог корчился в агонии до скончания веков, и может сотворить с соперницей то, о чем мы обе потом пожалеем. Ну, по крайней мере, я пожалею. «Моя» часть сознания сейчас мучилась вопросами. Попытается ли Дэни отобрать копье, воспользовавшись своей суперскоростью? Смогу ли я задействовать что-то из арсенала той странной части моего мозга, которая ответственна за силы ши-видящей, чтобы помешать ей?

– Я не ребенок. И когда вы, гребаные взрослые, это усвоите? – Дэни фыркнула, отворачиваясь.

– Когда ты перестанешь вести себя по-детски. Почему ты пришла сюда?

– Потому что у тебя проблемы, – бросила она через плечо. – Ровена хочет тебя видеть.

Вышивка «ПСИ» на униформе Дэни оказалась не буквой греческого алфавита, а всего лишь аббревиатурой «Почтовой службы инкорпорейтед». Дэни работала там курьером, чем и объяснялись ее униформа и велосипед.

В два часа пополудни, во вторник, я снова достала табличку «Закрыто», вывесила ее в окне и закрыла дверь магазина.

– А разве ты не должна быть сейчас в школе, Дэни?

– Я на домашнем обучении. Как и большинство из нас.

– А как твоя мама относится к тому, что ты бегаешь по округе и убиваешь Фейри?

Я не могла представить себе, чтобы мать любого подростка спокойно воспринимала такое положение вещей. Но думаю, что если ты родила солдата и началась война, у тебя нет особого выбора.

– Моя мама умерла, – равнодушно ответила Дэни. – Погибла шесть лет назад.

Я не сказала, что мне жаль. Я не произнесла ни одной из тех стандартных фраз, которыми мы привыкли утешать людей в их горе. Слова не помогают, они скорее раздражают. Я решила выразить соболезнование на доступном ей уровне.

– Говно случается, правда? – от души поинтересовалась я.

Дэни метнула в меня удивленный взгляд и, кажется, стала не такой отрешенной.

– Ага, случается. Ненавижу эту фигню!

– Что произошло?

Она стиснула свои розовые губки:

– Один из них добрался до нее. Однажды я выясню, кто это был, и убью засранца.

Сестры по несчастью. Я прикоснулась к ее плечу и улыбнулась. Дэни выглядела удивленной, словно была не готова к такому проявлению симпатии. Шесть лет назад – Дэни тогда было около восьми.

– Я не знала, что они так долго ошиваются поблизости, – сказала я, подразумевая Невидимых. – Я думала, что они лишь недавно освободились.

Она покачала головой.

– Ее убил не один из Невидимых.

– Но я думала, что другие… – я осторожно подбирала слова, помня о ветре, – не убивают нас из-за… ну, ты знаешь.

– Договора? Херня собачья. Они никогда не прекращали убивать нас. Ну, может, некоторые и прекратили, но остальные-то нет.

Остаток пути мы преодолели в молчании. Дэни вела велосипед рядом с собой. Ей явно не нравилось разговаривать на улице. Мы пересекли Темпл Бар Дистрикт, затем реку Лиффи.

Курьерское подразделение «ПСИ» находилось в выкрашенном в тот же оттенок зеленого, что и брюки Дэни, трехэтажном здании, отделанном красным деревом, с высокими аркообразными окнами. Знак над входом украшала та же эмблема, что красовалась на блузке Дэни. Зеленый трилистник казался деформированным, непропорциональным. Что-то в этом знаке манило меня. Если бы я в одиночку оказалась на этой улице и заметила его, я бы без промедления вошла в здание, повинуясь странному внутреннему импульсу.

– Он заколдован, – объяснила Дэни, глядя, как я изучаю знак на вывеске. – Он привлекает таких, как мы. Точно так же работает штамп на бумаге. Этот знак долгое время собирал нас.

– А ты не думаешь, что сейчас сообщила мне вещи, которые Ровена не хотела бы мне говорить?

Где находится предел лояльности Дэни? Разве она не воспитанница Ровены?

Дэни около минуты размышляла над моим вопросом, а мне внезапно стал более понятен ее характер. Она, как и я, никому не доверяла. По крайней мере – не полностью. Интересно, почему?

– Заходи с черного хода. – Она тряхнула рыжими кудряшками и вскочила на велосипед. – Я опаздываю с доставкой. Еще увидимся, Мак.

Позади дома оказалось несколько дюжин бело-зеленых велосипедов, четыре мотоцикла и десять почтовых грузовичков, на каждом из которых красовался все тот же несимметричный трилистник. Если «ПСИ» была просто прикрытием, то это прикрытие приносило неплохой доход.

Я поднялась по ступенькам к черному ходу и постучала. Мне открыла женщина лет сорока, в очках без оправы, с сияющей копной каштановых волос. Женщина молча впустила меня внутрь, проводила по двум лестничным пролетам, затем – по длинному коридору к дальней комнате, после чего я осталась одна. Чутье ши-видящей послало мне сигнал. За дверью был либо Фейри, либо один из их Объектов Силы – но я сомневалась, что здесь может оказаться Фейри. Наверняка Ровена держала меч, упомянутый Дэни, в непосредственной близости от себя. Да и другие реликвии тоже.

Я толкнула дверь и вошла в изящно оформленную студию с полированным паркетным полом, стенами, обшитыми деревянными панелями, и огромным камином. Солнечный свет лился сквозь высокие окна, обрамленные бархатными портьерами. Лампы, стоящие на полу и столиках, освещали каждый угол и каждую щель. Думаю, я нашла общую для всех ши-видящих отличительную черту – мы включаем все лампы, до которых можем дотянуться. Мы ненавидим темноту.

За антикварным столом сидела пожилая женщина. Впрочем, сегодня она не выглядела такой уж старой. Во время двух наших предыдущих встреч она была одета в какие-то тряпки. Сегодня Ровена облачилась в бирюзовый костюм классического покроя и белую блузу. В таком наряде она выглядела лет на двадцать моложе: скорее на шестьдесят, чем на восемьдесят с хвостиком. Седые волосы были заплетены в косу, уложенную вокруг головы наподобие короны. В ушах, на шее и на запястьях Ровены блестел жемчуг, подобранный в тон к ее серебристым волосам. Она выглядела элегантной, собранной и при этом, как часто говорил о низкорослых людях мой отец, ядовитой и въедливой. Думаю, ее неприметный облик безобидной бабушки, который она принимала, выходя на люди, был выбран ею сознательно – мы стараемся не замечать неряшливых, неприглядных стариков, и такой образ давал Ровене преимущество, равносильное невидимости. Думаю, люди подсознательно боятся обращать внимание на таких стариков, словно признать их существование означает смириться с тем, к чему они сами приближаются с каждым ударом часов.

С шеи Ровены свисали очки на витой цепочке. Она подняла их и водрузила на свой вздернутый нос. Очки увеличили ее глаза, усилили их голубизну и пронзительность взгляда.

– МакКайла. Входи же, присаживайся, – оживленно сказала она.

Я поприветствовала ее коротким наклоном головы и шагнула вглубь комнаты. Затем осмотрелась, размышляя о том, где Ровена прячет меч. В этой комнате явно ощущалось присутствие чего-то из мира Фей.

– Ровена.

Ее глаза блеснули, и я поняла, что фамильярность ей не нравится. Отлично. Я собиралась общаться на равных, а не в качестве ее ученицы. Ровена упустила свой шанс стать моей наставницей, когда отвернулась от меня. Теперь мы молча смотрели друг на друга. Молчание затянулось. Я не собиралась его нарушать. Это был поединок воль. И не я его проиграю.

– Садись, – снова сказала Ровена, указывая на кресло перед столом.

Я не села.

– О, ради Богородицы, да расслабься же, девочка! – рыкнула она. – Здесь мы – семья.

– Да неужели? – Я прислонилась спиной к двери и скрестила руки на груди. – Там, откуда я родом, семья не бросает своих детей ради выгоды, а ты дважды проделала со мной такое. Почему той ночью в баре ты посоветовала мне умереть? Ты же собираешь ши-видящих. Чем же я тебе не угодила?

Она откинула голову назад и опустила взгляд, оценивая, взвешивая ответ.

– У меня был тяжелый день, я потеряла троих наших. А затем появилась ты. Ты была в шаге от того, чтобы выдать себя, и лишь святые знают, скольких из нас ты погубила бы, если бы не остановилась.

– Это вполне понятно, учитывая, что я ничего о себе не знала.

– Неудивительно, что Фейри тебя очаровал. Я же говорила тебе, я считала тебя при-йа, одной из их игрушек. Откуда мне было знать, что это первый Фейри, которого ты увидела, или о том, что ты не знаешь, кем являешься? Тем, кто стал при-йа, мы уже не способны помочь. Если такой ущерб нанесен, то воля потеряна, равно как и рассудок. И я бы никогда не пожертвовала десятью ради спасения одной.

– Я была похожа на сумасшедшую? – поинтересовалась я.

– Вообще-то да, – сухо ответила Ровена. – Именно так ты и выглядела.

Я подумала о той ночи, моей первой ночи в Дублине. Я была уставшей после тяжелого перелета, раздавленной горем, чувствовала себя совсем одинокой и брошенной и увидела то, чего просто не могло существовать. Возможно, выражение моего лица и было немного… ошарашенным, немного отрешенным. Но…

– А что насчет музея? Ты и там меня бросила, – продолжила я.

Ровена скрестила руки на груди и откинулась на спинку кресла.

– Ты собиралась заключить союз с принцем Фей – и опять вела себя, как при-йа. Ты раздевалась перед ним. И что я должна была подумать? Я поняла, что ошиблась, лишь когда ты начала угрожать ему копьем. Кстати говоря, мне нужно взглянуть на это копье.

Она встала, обогнула стол с проворством куда более молодой женщины и протянула руку.

Я рассмеялась. Да она с ума сошла, если считает, будто я отдам ей свое оружие. Да я скорее загоню его ей в сердце.

– Не думаю.

– МакКайла, – спокойно сказала Ровена, – позволь мне взглянуть на копье. Ты одна из нас. В этой войне мы все – твои сестры.

– Моя сестра мертва. Ты ведь ее тоже видела? И тоже сделала дурацкий вывод и отвернулась от нее? Велела ей умереть в одиночестве? Поскольку именно так она и погибла, – ядовито произнесла я. – Фейри разорвали ее в клочья.

Ровена выглядела удивленной.

– О какой сестре ты говоришь?

– Ой, не надо…

Вот она, истинная причина моей ненависти. Не только то, что Ровена отвернулась от меня в трудную минуту и разбила мою веру в то, что у меня есть семья, – а то, что она не сумела спасти мою сестру. Со всеми своими заколдованными знаками, со способностями, со шпионками на велосипедах, почему она не забрала Алину к себе? Не обучила ее? Не спасла?

– Моя сестра провела в Дублине несколько месяцев и все время гуляла по пабам. Как ты могла проглядеть ее?

– А ты считаешь, что я должна знать всех американских туристов? – огрызнулась Ровена. – Дублин большой город, а мы лишь недавно объединились. Все это время у меня было множество дел в других местах. Как долго твоя сестра пробыла здесь? Как она выглядела?

– Она прожила здесь восемь месяцев. Она была блондинкой, как и… я во время нашей первой встречи. Тот же цвет глаз. Но у нее было более спортивное сложение, и она была немного выше, чем я.

Ровена изучала мое лицо, словно пыталась вычленить и отбросить мои индивидуальные черты, замещая их, переделывая, стараясь представить лицо другой женщины. Наконец она покачала головой.

– Прости, МакКайла, но нет. Я никогда не встречалась с твоей сестрой. Ты должна рассказать мне, что произошло. Мы с тобой сестры не только по способностям и виденью, мы сестры по несчастью. Расскажи мне все.

– Мы не можем быть сестрами, бабушка, ни при каком раскладе. И мое копье ты не получишь. – Ей не удастся приручить меня, внушив симпатию.

Ровена ответила тяжелым взглядом.

– В первый раз я отослала тебя прочь. Во второй я попыталась привести тебя сюда, но ты отказала мне. Мы сравняли счет своих отказов. Я больше не совершу такой ошибки. А ты?

– Ты должна была найти мою сестру. Ты должна была спасти ее.

– Ты и представить себе не можешь, как бы я хотела это сделать. Позволь мне спасти тебя вместо нее.

– Меня не надо спасать.

– Необходимо, раз уж ты работаешь на Иерихона Бэрронса.

– Что ты знаешь о Бэрронсе?

– Среди нас нет и никогда не было мужчин ши-видящих, МакКайла. Наш дар – преимущество матриархата.

Я хрюкнула.

– Дар? Он убил мою сестру и разрушил мою жизнь. Что же до Бэрронса – ну и кто он в таком случае? Потому что он определенно видит Фей и он помогал мне убивать их. А это само по себе уже больше, чем все, что вы могли для меня сделать.

– И это все, что нужно для того, чтобы завоевать твое доверие, МакКайла? Сражаться с тобой бок о бок? Так давай прямо сейчас выйдем отсюда и вместе убьем Фейри. Ты знаешь, что творится на сердце у Бэрронса? В его мозгу? Почему он действует так, а не иначе? Что ему нужно?

Я молчала, потому что мне нечего было ответить. Большую часть времени я вообще не была уверена, что у него есть сердце, и что бы ни было у него на уме, он тщательно скрывал свои мысли.

– Не думаю. Он ведь ничего не рассказывает тебе, верно?

– О том, кем я являюсь, он рассказал мне больше, чем ты.

– Ты не дала мне шанса это сделать.

– Оба своих шанса ты упустила.

– Попробуй еще раз, МакКайла. Я готова говорить. Готова ли ты слушать?

– Ты знаешь, кем он является? – с нажимом спросила я.

– Я знаю, кем он не является, и это все, что мне нужно знать. Он не один из нас. Мы чисты сердцем, и наши цели бескорыстны. Видишь этот знак? – Ровена указала на картину, висящую над ее столом, – огромный зеленый трилистник на золотом фоне. – Посмотри на него. Ты знаешь, что его принято считать символом удачи и что этот знак существует дольше, чем кто-либо может вспомнить?

Я покачала головой.

– До того как клевер стал символом Троицы Святого Патрика, он был нашим знаком. Эмблемой нашего ордена. Этот символ наши древние сестры вырезали на своих дверях, тысячи лет назад его рисовали на флагах и несли перед собой, отправляясь в новые поселения. Так все узнавали, кто мы такие и что мы делаем. Увидев наш знак, люди устраивали праздник, который отмечался всю ночь напролет. Они встречали нас подарками, вручая лучшую еду, вино и приводя к нам лучших мужчин. Мужчины устраивали турниры за право разделить с нами постель. – Ровена подошла к картине, прихватив по пути карандаш со стола. – На самом деле это вовсе не клевер. Это наша клятва. – Резинкой на кончике карандаша она обвела боковые листы трилистника, слева направо. – Видишь, эти листки образуют цифру восемь, перевернутую наподобие ленты Мебиуса. Это две переплетенные буквы «S», их концы встречаются. Третий лист и стебель – это прямостоящая буква «Р».

Так вот почему трилистник выглядел непропорциональным! Он и был таким. Правый листок казался более плоским, чем левый, а стебель был слишком прямым.

– За тысячи лет все забыли о нашем существовании, добавили лишние штрихи к этому знаку, в том числе и четвертый лист, и теперь считают его клевером, приносящим удачу. – Она фыркнула. – Но мы ничего не забыли. Мы никогда не забудем. Первая «S» означает «See», видеть, вторая, «Serve», – служить, и «Р», «Protect», значит «защищать». Сам по себе трилистник является символом Эйре, великой Ирландии. Лента Мебиуса – залог того, что наша служба будет вечной. Мы, ши-видящие, вечные стражи человечества. Мы защищаем его от Древних. Мы стоим между этим миром и другими. Мы побеждаем смерть в любом обличье, которое она принимает, и сейчас, куда сильнее, чем прежде, возросла наша значимость.

Я чуть не начала возбужденно напевать «Дэнни Бой»,[6] хоть и не знала слов. Ровена заставила меня почувствовать, что я являюсь частью чего-то огромного, она пыталась давить на меня, но я сопротивлялась. Я никогда не любила играть в команде, а уж присоединяться к клубу, который дважды отшил меня, у меня не было вообще никакого желания. Да, я злая, и память у меня хорошая. Я сделаю с Ровеной то же самое, что и со всеми остальными. Персональная месть Мак Лейн: я выкачаю из нее всю возможную информацию. Позже я запишу все это в свой дневник, посижу в тихом месте, размышляя, кому верить… ну, вроде того, по крайней мере – кого можно включить в список тех, кому можно хоть немного верить.

– Надеюсь, у вас есть где-нибудь архив? – Если да, то я с удовольствием запущу в него руки.

Ровена кивнула.

– Есть. Информации о Фейри у нас накопилось больше, чем кто-либо другой смог бы собрать за десяток жизней. Некоторые из нас… физически не способные к битвам… решили перенести наши архивы в двадцать первый век. Они начали огромный труд, переводя все источники информации в электронный вид. Наша библиотека, ранее огромная, теперь разъята на составные части.

– И где эта библиотека?

Она смерила меня взглядом.

– В старом аббатстве, в нескольких часах езды от Дублина.

Старое аббатство. Понятно. Увижу Бэрронса – убью!

– Желаешь ознакомиться с библиотекой?

Каждой клеточкой своего тела. Я хотела сказать: возьми меня с собой, покажи мне все, прямо сейчас проведи меня по этим коридорам, научи меня быть той, кем я есть. Но я этого не сказала. Что, если Ровена заведет меня туда и бросит среди холмов, овец и руин, зачарует своей верой в силу их хевена и отберет мое копье? Я понимала важность своего оружия. Из всех возможных орудий лишь два способны были убить Фейри. Одно было у Ровены – и при этом огромное количество ее последовательниц ходили безоружными. Второе было у меня. По-моему, не очень честный расклад. Но меня не беспокоила честность. Меня интересовало только собственное выживание.

– Может, в другой раз, – уклончиво ответила я.

– Позволь показать тебе часть того, от чего ты отказываешься. – Она снова отошла к столу, открыла ящик и достала оттуда толстый том, переплетенный в кожу и обвитый шнуром.

– Подойди, – поманила меня Ровена. Она положила книгу на стол и открыла ее, с осторожностью пролистав отмеченные временем страницы. – Думаю, эта запись может заинтересовать тебя. – Она указала пальцем нужное место внизу страницы.

Это было что-то вроде алфавитного указателя для лексикона ши-видящих, открытого на букве «В».

Я судорожно вздохнула.

«В'лейн: принц Светлого Дома, Видимый. Входит в Верховный совет Королевы Эобил, иногда выступает в роли консорта. Изобретатель Дикой Охоты, крайне высокомерен, невероятно сексуален. Одна из первых зафиксированных встреч с ним состоялась в…»

Ровена закрыла книгу и вернула ее в ящик стола.

– Эй, – запротестовала я, – я еще не дочитала! Когда и где состоялась первая встреча с ним? Насколько можно верить этим записям? Это точно, что он принадлежит к Видимым?

– Принц Фейри, который управлял твоими действиями в музее, действительно рожден при Светлом Дворе и с начала времен служит своей Королеве. Присоединяйся к нам, МакКайла, и мы поделимся с тобой всеми знаниями, которыми обладаем сами.

– И чего вы потребуете взамен?

– Лояльности, послушания и приверженности. За это мы предоставим тебе дом, убежище, станем твоей семьей и поделимся с тобой всеми знаниями, накопленными нами за века.

– Кто такая Патрона?

Ровена улыбнулась – тонко, грустно.

– Женщина, на которую я возлагала огромные надежды и которая была убита Фейри. Ты очень на нее похожа.

– Ты говорила, что я похожа на О'Коннор. В вашей организации есть еще О'Конноры? Люди, с которыми я могу состоять в родстве?

Она снова вздернула голову и посмотрела на меня сверху вниз, ноздри ее слегка расширились.

– Ты говорила со своей матерью. Очень хорошо, я в тебе и не сомневалась. Так что же?

Я стиснула челюсти. Я не могла заставить себя признать ее правоту.

– Я хочу знать, кто я и откуда я родом. Ты можешь сообщить мне это?

– Я могу помочь тебе в поиске правды.

– Так есть ли еще О'Конноры в вашей организации? – Почему никто никогда не может прямо ответить на мой вопрос?

По ее лицу пробежала тень. Она покачала головой.

– Эта линия прервалась, МакКайла. Если ты вправду О'Коннор или наследница одной из ветвей их рода, ты последняя, кто выжил.

Я отвернулась, ужасно разочарованная. До сих пор я не понимала, как сильно помогала мне надежда найти кровных родственников, я поняла это лишь теперь, когда несколько слов уничтожили ее на корню.

Руки Ровены нежно опустились мне на плечи, но я знала, что эти руки крепче железа.

– Ты одна из нас, МакКайла.

– Остальные О'Конноры тоже были убиты Феями?

– Ты на распутье, дитя, одной ногой здесь, другой там. Прими решение, поскольку ты стоишь на пороге и дверь может закрыться.

Я повернулась и посмотрела на нее.

– Где «Синсар Дабх»?

– Ох, ну разве время сейчас для таких вопросов?

– Она у вас?

– Ты спрашиваешь меня о том, что известно лишь Небу. Я не могу ответить тебе.

– И что это за Небо?

– Наш Совет, который когда-то возглавляла Патрона. Ты – Нуль?

– Да.

Она так быстро сменила тему, что я ответила без промедления. Что ж, я решила воспользоваться ее тактикой и выпалила в ответ:

– Что за Фейри могут проскользнуть внутрь человека и не выйти из тела?

Ровена с трудом втянула в себя воздух.

– Ты видела такое создание?

Я кивнула.

– На что оно было похоже?

Я рассказала, после чего она воскликнула:

– Святые праведники, та самая, которую описывала мне Дэни, та, которую она видела в день встречи с тобой! Так вот что они делают! До меня доходили слухи о том, что подобные Невидимые существуют. Но мы не знали, кто они такие, и у нас нет для них названия.

– Я не смогла увидеть Фею, когда она забралась в человеческое тело.

– Она сумела укрыться от чутья ши-видящей? То есть она использует человеческое тело вместо наведения чар и ты не способна это определить? – Ровена была так же встревожена, как и я. – Ты убила ее?

– Как я могла это сделать, не убив девушку?

В ее глазах вспыхнул упрек.

– Так ты просто позволила ей уйти, притворившись человеком? Скольким людям придется умереть из-за того, что ты оказалась слишком доброй и не смогла отнять единственную жизнь? Твоя совесть выдержит груз этих смертей, ши-видящая? Или ты притворишься, что ты здесь ни при чем? В тот момент, когда Фейри оказалась внутри той девушки, она перестала быть человеком!

Я понимала точку зрения Ровены, но считала ее отвратительной.

– Во-первых, ты этого не знаешь. Во-вторых, я не могла просто так подойти к ни в чем не повинной девушке и убить ее.

– Тогда отдай свое оружие тем, кто может это сделать! Когда ты отпустила ее, не пожелав испачкать руки кровью жертвы, ты испачкала их в крови десятков жертв! Фейри будет убивать. Такова природа Невидимых.

– Для тебя существует лишь черное и белое, да?

– Серый – это лишь название светло-черного. Серому никогда не стать белым. Лишь белый – это белый. В нем нет места теням.

– Ты пугаешь меня, бабушка.

– Это ты пугаешь меня, детка, – парировала Ровена.

Затем она закрыла глаза и глубоко вздохнула. Когда она вновь посмотрела на меня, в ее взгляде не было и следа упрека.

– Пойдем в аббатство. Ты уже познакомилась с Дэни. Познакомься с остальными своими сестрами. Узнай нас. Посмотри, что мы делаем и почему. Мы не монстры. Это Фейри чудовища. И война между нами с каждым днем становится все более жестокой. Если мы не станем отвечать на их беспощадность собственной беспощадностью, мы проиграем. Тот, кто не движется вперед, движется назад. А тот, кто движется назад, долго не живет.

– Ты знаешь о Гроссмейстере и его планах освободить всех Невидимых?

– Я не отвечу ни на один твой вопрос до тех пор, пока ты не сделаешь свой выбор. Среди нас нет ренегатов. Я не приемлю их. Либо ты с нами, либо ты против нас.

– Ровена, оттенки серого существуют. Я не за вас и не против. Я сама решаю, чью сторону принять. Вместо того чтобы давить на меня, попробуй меня убедить.

– Я пытаюсь. Поедем в аббатство.

Я хотела бы. Но только на своих условиях и тогда, когда я буду чувствовать себя в безопасности, чего о данной ситуации сказать нельзя.

– Я буду на связи.

– Каждая минута, которую ты тратишь вдали от нас, может стать последней в твоей жизни. Ты можешь погибнуть в одиночестве, вместо того чтобы объединиться со своими сестрами и обрести защиту, МакКайла.

И все же я рискну.

Когда я подошла к двери, Ровена бросила мне вслед:

– Почему Дэни целый месяц нигде не могла найти тебя?

Я подумала о том, стоит ли солгать, но решила оставить фишки там, куда они упали.

– Потому что я была в стране Фейри с В'лейном, – ответила я, переступая порог.

Она зашипела:

– Если ты при-йа и он прислал тебя сюда, чтобы шпионить за нами…

– Я не марионетка, Ровена, – сказала я, не оборачиваясь. – Не его. Не Бэрронса. И не твоя.

14

Я устроилась на мягком кожаном сиденье у стены, вдоль которой был приделан подголовник (здесь эти уютные огороженные кабинки назывались «снагами», а дома, в Штатах, мы привыкли называть их собственно кабинками), и заказала себе пиво и рюмку виски.

В первый раз со дня приезда в Дублин я чувствовала себя удивительно спокойно, словно на игральной доске наконец-то появились все главные фигуры и матч теперь пойдет в полную силу.

На одной стороне доски был Гроссмейстер. И он был злодеем: он привел в наш мир Невидимых и собирался его уничтожить.

На другой половине доски расположилась я – точка, оставленная остро заточенным карандашом на фотографии, сделанной с высоты птичьего полета. С этого края махала крошечная ручка. Я хотела отомстить за свою сестру и сделать так, чтобы Фейри отправились на хрен, как выразилась бы Дэни, из нашего мира. Я была хорошей.

На доске располагались еще три главных игрока: В'лейн, Бэрронс и Ровена. Их объединяло лишь одно: всем им нужна была я.

Один из них был Фейри. Второй – неизвестно кто. Третья – я была уверена в этом, хоть она ни словом не обмолвилась, а я и не спрашивала, – Грандмистрис ши-видящих.

У всех были свои тайные планы и секреты. И я не сомневалась, что все трое будут лгать мне с такой же легкостью, с какой при случае загонят ножи друг другу в спину.

Я вытащила дневник и начала писать.

Для начала В'лейн. Если верить Ровене, он говорил мне правду. Он действительно принц Видимых, член Верховного Совета и стремится исполнить волю Королевы, прекратив вторжение Невидимых в наш мир и загнав беглецов обратно. Похоже, его можно расположить на моей стороне доски, отведенной для добра, с чем довольно сложно смириться, ведь я знала, что он безжалостен и будет манипулировать мной до самой моей смерти, преследуя свои цели и по мере возможности пытаясь склонить меня к потенциально смертельному для меня сексу.

Ему, как минимум, сто сорок две тысячи лет, а возможно, и значительно больше. Я не уверена, что В'лейн вообще способен понять человеческие эмоции по тому или иному поводу, и именно по этой причине он может нанести мне вред, даже пытаясь от этого вреда уберечь, и последствия будут ужасны.

Затем – Бэрронс. Несомненно, преследующий свои собственные интересы, может ли он быть самым вероломным из всех троих? Когда Ровена упомянула аббатство в нескольких часах езды от города, а затем сказала, что в прошлом месяце Дэни искала меня в книжном магазине, я внезапно поняла, что Бэрронс явно последовал за девушкой и отследил ее передвижения или даже передвижения самой Ровены, которая зачем-то возвращалась в аббатство. Мое аббатство.

А потом ему хватило наглости заставить меня поехать с ним, наверняка чтобы удостовериться, что «Синсар Дабх» не спрятана в подвалах аббатства, – ведь кто, кроме армии ши-видящих, от которых не укроется ни один монстр, охотящийся за книгой, сможет лучше защитить это средоточие черной магии Фейри? И он ведь даже не сказал: «Кстати, пока вас не было, я нашел штаб-квартиру ши-видящих, и я думаю, что они могут рассказать вам кое-что о ваших способностях». Нет, у него не было видимых причин делиться со мной важной информацией.

Бэрронс спокойно ходил среди Теней, и они его не трогали. Он мог видеть Фей, он знал о друидах, он обладал необычайной силой и скоростью, а кроме всего прочего – у меня ушло довольно долгое время на то, чтобы признаться в этом самой себе, – душа, которая скрывалась в глубине его темных глаз, никак не могла быть тридцати лет от роду. Был ли он человеком, который научился обманывать время? Был ли он Фейри, которого я не могла распознать? Если так, то насколько же сильным должен быть Фейри, способный распознать ши-видящую? Возможно ли, что одна из иллюзорных Фейри проникла в его тело и теперь я общаюсь с тем, кто когда-то был Бэрронсом? Я отмела эту мысль в тот же момент, когда она возникла. Я бы ни за что не поверила, что кто-либо, пусть даже и Фейри, смог справиться с Иерихоном Бэрронсом.

Фиона исчезла после того, как попыталась «испортить» его личный ОС-детектор. Инспектор, который осмелился вмешаться в его дела, погиб. Люди, которые вступали в конфликт с Иерихоном Бэрронсом, непонятным образом и очень быстро либо исчезали, либо погибали. И все же… У меня не было ни малейших доказательств того, что именно он виноват в том, что случилось.

Не похоже, чтобы он хотел прихода Невидимых в наш мир. Но в то же время Бэрронс не очень интересовался тем, как спасти наш мир от нашествия. Неужели он настолько безжалостен и безразличен? Неужели книга нужна ему лишь для того, чтобы продать ее тем, кто предложит самую высокую цену?

К тому же оставался открытым вопрос о том, как он собирался завладеть книгой, когда мы до нее доберемся. Зло, заключенное в «Синсар Дабх», овладевало всяким, кто пытался ее присвоить. Бэрронс верил, что татуировки, покрывшие его кожу защитными заклятиями, позволят ему дотронуться до книги без малейшего вреда? Может ли такое быть?

Я потерла лоб и опрокинула рюмку. По пищеводу прокатилась волна огня. Я закашлялась и постучала себя кулаком по груди.

Я была уверена в одном: когда речь заходит об Иерихоне Бэрронсе, ни в чем нельзя быть уверенной. Вопросов было на порядок больше, чем ответов, и я не могла пока определить его положение на доске.

В'лейн, предположительно, был на стороне добра, Бэрронс – на боковой линии. Оставалась Ровена, с которой тоже предстояло разобраться. Теоретически она была человеком, которого я без сомнения могла расположить на одной стороне доски с собой, и если брать в расчет лишь ее бескомпромиссную войну с Невидимыми и Фейри вообще, то проблем с позиционированием не возникало. Проблема была в том, что я не была уверена, на моей ли она стороне.

Я знала, что В'лейну и Бэрронсу я нужна живой и у них есть возможность позаботиться о том, чтобы я такой и оставалась. Сказать то же самое о Ровене я не могла. Если она уверена в том, что мое копье должно достаться кому-то более квалифицированному – и более послушному, чем я, – дабы работать на ее святую троицу «Видеть, Служить, Защищать», то как далеко она готова зайти, чтобы отобрать у меня оружие? Если люди должны отвечать на жестокость Фейри равносильной жестокостью, то чем же люди будут отличаться от Фейри? Не должно ли здесь быть какого-то определяющего фактора? Я что, действительно должна была подойти к той девушке и просто так убить ее, лишь потому, что внутри нее находилась Фея? Не попытавшись даже найти способ изгнать Фейри из ее тела? Приснятся ли мне сегодня ночью те смерти, которых можно было бы избежать, если бы я не отпустила ее?

Думать о Ровене было противно. Я сделала маленькую сноску на полях: «Если Грандмистрис не она, то кто же?»

Затем я перешла к заметкам о второстепенных игроках, таких как Мэллис, который работал, двурушничая при этом, на Гроссмейстера. Бэрронс рассказал, что за месяц моего отсутствия Мэллиса по-прежнему не было ни видно, ни слышно; по-моему, это означало, что ритуальное прощание с вампиром было настоящим и он все-таки мертв. Если он выжил после того, что я и Бэрронс с ним сделали, он бы наверняка давно уже вернулся к своим почитателям. Интересно, Гроссмейстер обзавелся его заместителем? Что ж, Мэллиса я сбросила с доски. Одним меньше!

МакКейбов, О'Баннионов и различных коллекционеров созданных Феями артефактов я в расчет не принимала. В игре участвовали лишь те, кто либо сам, либо работая на кого-то, пожелавшего остаться неизвестным, охотился за «Синсар Дабх».

Всем Невидимым, попавшим в наш мир, я присвоила статус пешек. Их основным предназначением и целью было удовлетворение своих извращенных потребностей, сотворение хаоса и наблюдение за людьми. Они, судя по всему, должны были мутить воду, прикрывая Гроссмейстера и его личные планы, а затем, когда он достигнет, чего хотел, Невидимые будут служить ему. Если среди Невидимых была какая-то иерархия, то либо я ее еще не вычислила, либо она была слишком тонкой, чтобы ее можно было заметить.

Ручка застыла в начале новой страницы – я задумалась о том, не может ли, в этой игре быть других участников, до сих пор прячущихся в Тени.

«Королева Видимых», – написала я.

По словам В'лейна, ей нужна «Синсар Дабх», но зачем? Для того чтобы снова запереть Невидимых? Или ей нужны были заклинания, известные ее более темным собратьям? И что такое на самом деле «Синсар Дабх»? Я знала, что это книга черной магии, написанная Королем Невидимых, но что она делала? Почему она так всем нужна? Или у каждого игрока были свои цели и различные способы использовать ее? Что за заклинания и какая магия были записаны на ее страницах и насколько ужасными они должны быть, чтобы мгновенно поработить любого, прикоснувшегося к ним? Могут ли слова и символы обладать такой мощью? Могут ли какие-то каракули на пергаменте уничтожить любые моральные устои человека? Неужели мы сделаны из настолько податливого материала?

Я не торопилась это выяснять. Две мои встречи с Темной Книгой закончились болью и небытием, после чего я чувствовала себя слабой, как младенец, и отчаянно желала лишь одного – никогда не вступать в эту игру.

Какова роль самого Короля Невидимых? Имел ли он вес в этой игре или был просто отсутствующим владыкой?

Если бы мою Темную Книгу кто-то стащил, то, можете держать пари на собственную петунию, я бы начала искать ее. А он? Почему он не ищет ни книгу, ни меня? Все остальные ведут свою охоту. И, для начала, как случилось, что у него эту книгу забрали? В таком случае, хоть я и понимаю, что это уже типичная паранойя – благоприобретенная и, к сожалению, вполне обоснованная, – а «Синсар Дабх» вообще забирали у Короля Невидимых? Не может ли получиться так, что книга – это всего лишь наживка на очень длинной леске? И если да, то кто рыбак? И что он собирается поймать на эту наживку? И может ли Гроссмейстер оказаться лишь марионеткой в куда более темной и древней руке? Может ли оказаться, что игровое поле этой доски куда больше, чем видится мне сейчас? И не являемся ли все мы марионетками сил, о которых не имеем понятия?

Где-то по клеткам этой доски передвигалась «Синсар Дабх». Кто двигал ею? Как происходило движение? И почему?

И чья веселая шутка – вот это я действительно хотела бы знать! – могла создать такое существо, как я, способное ощутить самую опасную из всех реликвий, и в то же время запретить мне к ней приближаться, потому что я тут же теряю сознание?

Я заказала еще выпивки и опрокинула очередную рюмку, исполнив ритуал, который столько раз наблюдала на работе, – глотнули, передернулись, вздохнули.

– Не возражаешь, если я присоединюсь к тебе?

Я подняла глаза. Это был тот самый парень с шотландским акцентом, которого я видела на кафедре древних языков, «Скотти». Тот, у которого я забирала конверт с приглашением на нелегальный аукцион. Как тесен мир. А все мне твердят, что Дублин – большой город.

Я пожала плечами:

– Конечно, почему бы и нет.

– Ага, спасибо, – сухо ответил он.

Подозреваю, он был просто не готов к такому мгновенному ответу со стороны женщины. «Скотти» был примерно одного возраста с тем парнем (с удивительными глазами), с которым работал, но на этом их сходство и заканчивалось. Его коллега был на грани перехода от парня к мужчине, с нежной кожей и стройным телом, а «Скотти» был широким в кости, плотно сбитым, в его манере ходить и двигаться чувствовалась уверенность в себе, и, несмотря на его возраст, этот мальчик уже был мужчиной.

Почти два метра роста, длинные темные волосы собраны в хвост на затылке. Золотые тигриные глаза оценивающе изучали меня. Эстроген ответил тестостерону – да, этот мальчик уже был мужчиной, – и я непроизвольно села прямее.

– За хороший скотч и милых девушек. – «Скотти» чокнулся своей рюмкой с моей кружкой пива, и мы выпили.

После пива последовала очередная рюмка: глотнуть, передернуться, вздохнуть. То холодное место в моем животе, которое было рождено одиночеством и неприкаянностью, наконец начало согреваться.

«Скотти» протянул мне руку:

– Я Кристиан.

Я протянула свою. Его рука стиснула мою ладонь.

– Мак.

Он засмеялся.

– Ты совсем не выглядишь, как Мак.

– Ладно, сдаюсь. Почему все это говорят? На кого я, по-твоему, похожа?

– В большинстве случаев Мак – это мужское имя, а в тебе, милая, нет абсолютно ничего мужского. Там, откуда я приехал, ты должна была бы представиться: «Я из клана такого-то» – а я все еще не слышал твоего полного имени.

– Ты из Шотландии.

Он кивнул.

– Из клана Келтар. Кристиан МакКелтар.

– Красивое имя.

– Спасибо. Я наблюдал за тобой с того момента, как ты зашла. Ты выглядишь… грустной. И, если я не ошибаюсь, это уже третья по счету рюмка. Когда красивая девушка пьет в одиночестве, я начинаю волноваться. С тобой все в порядке?

– Просто трудный день. Спасибо, что спросил.

Он был очень милым. А мне просто необходимо было напоминание о том, что в этом мире остались хорошие люди, я слишком редко с ними встречалась.

– Ты пишешь? – Кристиан кивнул на мой дневник.

Я захлопнула тетрадь в тот самый момент, когда он присоединился ко мне.

– Я веду дневник.

– Правда? – Он вздернул бровь, в золотых глазах засиял интерес.

Я чуть не рассмеялась. Не сомневаюсь, что он решил, будто я пишу о красивых парнях, модных тряпках и о последнем реалити-шоу по телевизору, в котором мне кто-то понравился, – в общем, обо всех тех вещах, что раньше царили у меня в голове. Хотела бы я пододвинуть к Кристиану тетрадь и посоветовать прочитать страницу-другую. Интересно было бы посмотреть, захочет ли он и дальше сидеть рядом со мной. После трех рюмок я была вполне способна на такой поступок.

Я устала от лжи и одиночества, устала от собственной изоляции. Я устала от компании людей, которым не могла доверять, и хотела доверять людям, с которыми не могла быть рядом, например таким, как этот парень или его сотрудник, тот, с мечтательными глазами. Мне дико не хватало нормальности, и я уже достаточно разозлилась, чтобы своими руками уничтожить шанс эту нормальность получить.

– Проверь сам. – И я послала свой дневник через весь стол.

Кристиан выглядел удивленным, неуверенным. Я прекрасно понимала, что ему хочется узнать мои сокровенные мысли, – а какой мужчина откажется от возможности прочитать настоящие, не подвергнутые никакой цензуре мысли женщины? При этом он понимал, что должен пощадить мое самолюбие, на случай если я слишком пьяна, чтобы отвечать за свои действия, а для этого нужно вернуть мне дневник, не читая. Кто победит, подумала я, мужчина или джентльмен?

Мужчина открыл мой дневник на первой странице, странице, заполненной описанием последних Невидимых, попавшихся мне на глаза. Далее следовала страница с предположениями по поводу того, как Фейри убивают и каким способом я смогу убить их самих.

Я позволила Кристиану прочитать обе страницы, после чего отобрала дневник.

– Итак, – весело сказала я, – теперь ты знаешь, что я сумасшедшая… – Я запнулась и уставилась на него. – Ты ведь понял, что я сумасшедшая, верно?

Что-то в его взгляде было очень и очень неправильно.

– МакКайла, – мягко произнес он, – пойдем со мной куда-нибудь… в более безопасное место. Нам нужно поговорить.

Я задохнулась.

– Я не говорила тебе, что меня зовут МакКайла.

Я смотрела на него, чувствуя, что слишком опьянела, чтобы справиться с паникой, возникшей после такой неожиданной смены темы разговора. Я пыталась уничтожить свои шансы на что-то нормальное, а в итоге поняла лишь, что в данной ситуации этих шансов не было изначально, поскольку нормальный парень нормальным не являлся.

– Я знаю, кто ты. И знаю, что ты, – тихо сказал он. – Мне уже встречались такие, как ты.

– Где? – Я была в замешательстве. – Здесь, в Дублине?

Он кивнул.

– И не только.

Конечно же, не только. Но как такое возможно? Он знал мое имя. Что еще ему известно обо мне?

– Ты был знаком с моей сестрой? – Внезапно мне перестало хватать воздуха.

– Да, – веско сказал Кристиан. – Я знал Алину.

У меня отвисла челюсть.

– Ты знал мою сестру, – практически беззвучно прошипела я.

Откуда он знал о нас? Кто он такой?

– Да. Так ты пойдешь со мной туда, где мы сможем поговорить в приватной обстановке?

Громко зазвонил мой мобильный, глубоко закопанный в сумке. От испуга я чуть не выпрыгнула из собственной кожи. Охрана бара, стоявшая у третьей по счету кабинки, оглянулась в мою сторону. Я их не винила: это завывание иерихонских труб вопило на максимально возможной громкости. Сразу ясно, что Бэрронс не хотел, чтобы я пропустила этот звонок.

Я дернула сумку к себе, выкопала телефон и нажала на кнопку приема. Судя по голосу, Бэрронс был не в духе.

– Где вас черти носят?! – рявкнул он.

– Не твое дело, – холодно ответила я.

– Этим вечером я видел над городом двух Охотников, мисс Лейн. Рискну предположить, что на самом деле их больше. Гораздо больше. Тащите свою задницу домой.

Меня проморозило до костей. Он сказал, что хотел, и бросил трубку.

Я не могу объяснить, как на меня действует слово «Охотники», но оно задевает меня за живое. Оно проникает в самое сердце, в то место, которое я привыкла считать безопасным, но которое больше не будет таковым до тех пор, пока в нашем мире разгуливают Фейри. Подозреваю, что определенные вещи запрограммированы в ши-видящих на уровне ДНК и реакцию нашего организма на них нельзя ни контролировать, ни игнорировать, ни терпеть.

– Ты побелела как полотно, красотка. Что-то случилось?

Я прикинула свои возможности – их, как таковых, особо не было. Либо я прямо сейчас бегом отправляюсь в магазин, либо жду несколько часов, но если Охотники на пути сюда, то за несколько часов они явно до меня доберутся.

– Ничего. – Я бросила деньги на счет, добавила немного мелочи на чаевые.

Почему Бэрронс не приехал за мной? Мой телефон снова зазвонил. Я нажала на кнопку соединения.

– Помимо того что я сделал бы нас лишь более крупной мишенью, я сейчас немного занят, – сказал Бэрронс. – Держитесь поближе к зданиям или под кронами деревьев, насколько это возможно. Если сможете, попытайтесь затеряться в толпе.

Он что – телепат?

– Я могу вызвать такси.

– Вы видели, кто в последнее время их водит?

Нет, но уверена, что после его слов начну присматриваться.

– Где вы?

Я ответила.

– Это недалеко. Все будет в порядке, мисс Лейн. Только побыстрее выметайтесь оттуда, пока их не стало слишком много.

Я бросила телефон и дневник в сумочку и поднялась на ноги.

– Куда ты? – спросил Кристиан.

– Мне нужно уходить. Кое-что приближается.

Какие бы преступления я ни приписывала Бэрронсу, я была уверена, что он сможет меня защитить. Если в городе этой ночью рыщут Охотники, то пусть уж на моей стороне окажется самый опасный человек из всех, кого я знаю, а не двадцати-с-чем-то-летний шотландец, который знал мою сестру (на данный момент, к сожалению, покойную) – и, судя по всему, оказался не способен ее защитить.

– Я хочу знать все. Могу я встретиться с тобой в Тринити?

Он поднялся.

– Что бы ни происходило, Мак, позволь мне помочь тебе.

– Ты станешь лишь обузой.

– Ты этого не знаешь. Я могу оказаться полезен.

– Не дави на меня, – холодно ответила я.

Мне осточертело, что на меня давят.

Кристиан окинул меня изучающим взглядом, потом кивнул.

– Приходи ко мне в Тринити. Поговорим.

– Скоро приду, – пообещала я.

Выйдя из паба, я удивилась своей глупости. Я сидела там, считая, что Ровена была последним неучтенным фактором, вставшим наконец на свое место. Я была занята анализом своей воображаемой игровой доски, я рассуждала и делала выводы, чувствуя себя очень умной, а игрок, о котором я даже не подозревала, сидел и пил неподалеку, ничем не отличаясь от остальных посетителей, и он знал обо мне куда больше, чем мне было известно о нем.

И я снова почувствовала себя дурой. Ну и куда на моей доске следует поставить Кристиана МакКелтара?

Я мысленно ударила по доске, разбивая ее на кусочки, и шагнула в ночь. Хрен с ней. В данный момент мне нужно вернуться в книжный магазин, не попавшись на глаза моим смертельным врагам – монстрам, чье предназначение заключалось в охоте и уничтожении таких, как я.

В детстве, когда я пыталась убедить папу, что тройка в моем табеле на самом деле почти четверка, он сказал очень умную вещь: «Мак, детка, «почти» не имеет значения при взрыве гранаты или ударе подковой».

Я была почти у цели, я практически добежала до дома, когда Охотники нашли меня.

15

Казалось, что, пока я сидела в пабе, родился новый Дублин, и я поняла, что, если не считать короткой вечерней поездки по Темпл Бар Дистрикт, я уже больше месяца не появлялась на улицах города. Слишком давно я в последний раз присматривалась к окружающему миру.

Ночь была их временем, и они гуляли целыми стаями. Носороги водили такси. Невидимые какой-то неизвестной мне касты, жутко бледные и болезненно тощие, лишенные рта, с огромными влажными глазами, в которых светился зверский голод, толкали перед собой тележки с товарами.

Куда делись настоящие владельцы тележек? Я была уверена, что ответ мне не понравится.

На каждый десяток идущих по улице людей приходился, как минимум, один Невидимый. Многие Фейри окружали себя чарами привлекательности и шагали под руку с настоящими людьми, и я знала, что они направляются в бары, прикидываясь туристами, чтобы охмурить настоящих туристов.

И что потом с ними станет?

Этого я тоже не хотела знать. Я не могла убить всех Невидимых: когда они в таком количестве, я против них бессильна. Я заставила себя смотреть прямо перед собой. Вокруг меня была тьма Фейри, а я слишком много выпила. Мой желудок превратился в содрогающийся комок боли. Мне нужно было побыстрей убраться отсюда. Туда, где я смогу дышать. Или туда, где я смогу без последствий вырвать.

Коалиция ши-видящих стала казаться мне куда более привлекательной. Понадобятся сотни таких, как мы, чтобы исправить то, что случилось с этим городом. А ведь из оружия у нас лишь пара лезвий. Это сумасшествие, нужно найти какие-то другие способы убивать Фейри.

Я опустила голову и ускорила шаг, проходя улицу за улицей, смешиваясь с толпами туристов и стараясь, по возможности, держаться под деревьями. Интересно, чем так занят сегодня Бэрронс?

Ночь буквально звенела от обилия Невидимых, и я ощущала себя камертоном, вибрирующим от их количества и близости. Внутри нарастало почти непреодолимое желание закричать, убежать, спастись, сделать… хоть что-то… я не могла вспомнить… что-то, спрятанное в глубине моей клеточной памяти… что-то, чему меня учили… очень давно… Это был ритуал, нечто темное… и мы платили за него жуткую цену… Это было нашим страшнейшим позором… и мы заставили себя об этом забыть.

Когда я свернула с Друри-лейн на Баттерфилд, за спиной в темноте зазвучали приближающиеся шаги: тяжелые, уверенные, словно марш целой роты солдат. Я не осмелилась оглянуться. Если бы я обернулась, я бы увидела тех, кто преследует меня, и наверняка чем-то выдала бы себя. Если они пока не знают, что я ши-видящая, то не стоит обнаруживать себя и я должна продолжать идти так, словно ничего странного не происходит.

Правильно?

– Человек, – проревел кто-то за моей спиной, – беги! Беги, как паршивая дворняга, которой ты и являешься. Удирай. Нам нравится погоня.

Этот голос словно пришел из ночного кошмара. И точно говорил не со мной.

– Ты. Ши-видящая. Беги.

Оно назвало меня ши-видящей. И оно точно знало, что в округе я такая одна.

В лицо меня знали только Невидимые, служившие Гроссмейстеру, а это означало, что он вернулся оттуда, где отсиживался все это время, – и он искал меня.

Я думала, что появление Охотников над городом – это всего лишь случайность, а не часть чьего-то плана. Я ошибалась. Они явились по мою душу. Я могла драться, копье было при мне, в кобуре, но количество Темных Фейри, попавшихся мне по дороге, наводило на мысль о том, что мне следует отважиться на трусливый поступок. Я оглянулась через плечо. Улица была заполнена Носорогами, они шли бок о бок, и конец их колонны мне не удалось рассмотреть.

Бывают времена, когда храбрость оборачивается глупостью. Я побежала.

Вниз по одной улице. Вверх по другой. По аллее. Через парк. Я перепрыгивала через скамейки и разбрызгивала фонтаны. Я бежала до тех пор, пока мои легкие не начало жечь огнем, а ноги не ослабели. Я завернула за старую пивоварню и промчалась еще шесть кварталов.

Я бежала.

Я бежала, как Дэни, словно на ногах у меня выросли крылья, и наконец, с величайшим облегчением, я поняла, что шаги за спиной стихли и ничто не нарушает тишины, кроме топота моих подошв по цементу.

Я решилась оглянуться.

Я оторвалась от них. Я и вправду, вправду это сделала! Возможно, Носороги и сильны, но с их короткими руками и ногами они не могли быть ни быстрыми, ни маневренными.

Я завернула за угол и еле успела затормозить, чтобы не размазаться по кирпичной стене. Тупики в этом городе попадались столь же неожиданно, как и улицы с односторонним движением. Мне нужно было выбираться побыстрее, пока сюда не нагрянули мои преследователи. Перелезть через стену я никак не могла – она была почти три с половиной метра в высоту, сложена из цельного кирпича, и контейнеров для мусора, по которым можно было бы взобраться наверх, здесь тоже не наблюдалось.

Я была в трех кварталах от «Книг и сувениров Бэрронса». Конечная цель была отделена от меня всего лишь стеной и двумя улицами. Близко, так близко…

Я развернулась. И застыла.

У меня было такое чувство, словно кто-то раскрыл надо мной в небесах гигантский холодильник. Температура стремительно падала. Острые мелкие ледяные иглы впились в мою кожу.

Оно было там. Я знала, что оно там. Каждой клеточкой своего тела я ощущала то, чем оно является. И не потому, что я много о нем читала, не по рассказам Бэрронса, не по картинкам, которые мне попадались.

Над моей головой, в темноте, парило чудовище. Я слышала звук, с которым его крылья поднимали ветер. Запах серы и – буквально – пыли веков забил мои ноздри. Если в аду существовали драконы и у этих драконов был запах, то они не могли бы пахнуть по-другому.

– Ши-видящая, – сказало оно, не произнеся ни слова. Голос раздавался внутри моей головы и шел из того самого, чуждого мне, отдела в мозгу. – Покорись. Ты принадлежишь нам.

– Убирайся! – завопила я, пытаясь выплеснуть на него пламя, разгорающееся в моей голове.

Оно исчезло из моего сознания, но не с ночного неба. Я чувствовала движение воздуха. До меня доносилась его резкая вонь.

Я подсчитывала расстояние, которое отделяло меня от конца аллеи, мысленно пытаясь рассчитать свой путь оттуда. Насколько быстра эта тварь? И, раз уж на то пошло, насколько она велика? В тех описаниях, которые я читала, указывались самые разные размеры. Впишется ли она между зданиями? Сможет ли она спикировать и утащить меня в когтях, оторвав от тротуара? Сможет ли она разрушить магазин от крыши до фундамента, пытаясь выцарапать меня оттуда? Или для того, чтобы разрушить магазин, она позовет на помощь своих собратьев? И заметит ли кто-нибудь их деятельность или Охотники обладают той же способностью, что и Тени, и маскируют Темные Зоны? Рискну ли я привести эту тварь к Бэрронсу? Или не рискну? Если я зайду куда-нибудь, куда угодно, оставит эта тварь меня в покое или будет вечно маячить, как ворон Эдгара По, где-то на грани видимости? С той разницей, что она гораздо страшнее и смертоноснее ворона. Может ли она телепортироваться? Просто материализоваться рядом со мной?

– Б… – с чувством произнесла я.

Иногда просто нет другого слова для описания ситуации.

Мне нужно было знать, с чем я имею дело. Знание – сила. Это правило, которое я усвоила еще в детстве, никогда меня не подводило.

Стряхнув с лица иней, я посмотрела вверх. Прямо в глаза, которые сияли, как пламя самого ада, и глядели на меня с верхушки глыбы, состоящей, казалось, из цельного куска черного льда.

В книгах, которые я читала, Королевских Охотников сравнивали с классическим для человеческой литературы описанием дьявола.

Книги не лгали.

Когда-то в незапамятном прошлом ши-видящая или несколько ши-видящих, должно быть, повлияли на мифические описания или записи в Библии. Ши-видящие встречали Охотников и использовали свои воспоминания, чтобы запугать до смерти – буквально – остальное человечество.

В какой-то момент мне сложно было различить эту тварь на фоне ночного неба, поскольку тьма сливалась с тьмой. Затем мое зрение прояснилось, словно вмешались мои гены, и я начала видеть очень четко. Огромные темные кожистые крылья хлопали на ветру, поддерживая кожистое же тело с массивной козлиной головой, загнутыми рогами и остроконечным хвостом. Язык у твари был длинный и раздвоенный на конце. Длинные черные рога загибались назад, кончики их были кроваво-красными. Само существо было темным, но не только благодаря черному цвету кожи; оно было абсолютным, полным, безграничным отсутствием света. Оно поглощало свет, впитывало его, втягивало в свое тело, переваривало, чтобы выпустить в ответ миазмы тьмы и опустошения. И оно было холодным. Воздух, который взбивали его медленно двигающиеся крылья, наполнялся крошечными черными иглами льда, которые осыпались вниз с каждым новым взмахом. Это был единственный Фейри – не считая В'лейна, в тот раз, когда мы впервые встретились, – чье присутствие в нашем мире оказывало влияние на реальность. В'лейн тоже замораживал воздух, но не с такой интенсивностью и без спецэффектов. Да, эта тварь была могущественной. И меня от нее тошнило так, что я практически не могла дышать.

Существо расхохоталось в моем сознании. Я закрыла глаза и снова вытолкнула его оттуда: на этот раз это удалось с большим трудом. Оно знало, где меня искать, поскольку могло пробираться в мои мысли. Неужели именно поэтому их так боятся – потому что эти Фейри способны завладеть нашим сознанием?

Сможет ли ши-видящая, которая слабее меня, противостоять Охотнику? Или он разорвет ее разум на клочки, по одному отрывая воспоминания, черты личности, мечты, а потом развеет эти кусочки, прежде чем растерзать ее тело, в котором уже не останется почти ничего?

Я открыла глаза. Мой личный Вестник Смерти стоял на аллее, всего в нескольких метрах от меня, темное одеяние колыхалось в порывах жуткого ветра, который гнали вдоль улицы крылья ночной твари.

Призрак стоял молча, как всегда, изучая меня из-под низко надвинутого капюшона, хоть я и знала, что у него нет лица, нет глаз, нет вообще ничего под этим капюшоном, чем он мог бы на меня посмотреть. Он был нереальным и почти терялся в ночи, как и Охотник над моей головой, вот только призрака, в отличие от Охотника, здесь не было. Ну что за глупое время выбрало мое подсознание для таких вот напоминаний!

Проигнорировав призрак, я откинула полу куртки, вытащила из ножен копье и плотно стиснула его рукоять. Призрак был не моей проблемой. А вот дракончик из ада – моей.

Темный град усилился, ледяные иглы жалили мою кожу. Охотник был недоволен, и его злость вымораживала пространство вокруг.

– Как ты смеешь касаться наших святынь?! – проревел он в моей голове.

– Да пошел ты, – огрызнулась я. – Хочешь меня достать? Спускайся и попробуй.

Я сфокусировалась на чуждой части моего сознания, полыхавшей в странном огне, и попыталась закрыть свои мысли так плотно, как только могла. Рев этой твари чуть не взорвал мою голову.

Может ли Охотник втиснуться в эту узкую улочку? Может ли он телепортироваться сюда или уменьшиться в размерах?

Посмотрим, если он сделает это, я заморожу его, как только он приблизится, а потом прикончу копьем.

Я ждала. Охотник парил. Я взглянула вверх… и улыбнулась.

В огненных глазах твари полыхала ярость, но он не сделал ни одного движения в мою сторону. Он не решался приблизиться к моему копью, и мы оба это знали. Я могла его убить. Я могла лишить его вечности, а его себялюбие было шире размаха крыльев – монстр явно не собирался отдавать свою жизнь во имя какого бы то ни было хозяина или какой-либо цели.

И тогда я поняла, или просто очередное воспоминание из архива общих знаний ши-видящих всплыло на поверхность: именно поэтому Охотников боялись даже представители их же расы. В них было что-то… я не уверена, что именно, но даже члены королевской семьи Фейри не решались с ними шутить. Охотники тоже были Фейри… но не совсем. Они служили лишь тем, кого сами выбирали, и лишь тогда, когда были в чем-то заинтересованы, только если у них была своя собственная цель в таком служении, и прекратить свою службу они могли в любой момент – по своему усмотрению. Они были корыстными в самом прямом и концентрированном значении этого слова.

Тварь боялась копья. И не хотела умирать. Значит, у меня был шанс.

Я сорвалась с места.

До тех пор пока за мной не придет очередной отряд Невидимых, до тех пор пока по мою душу не явятся новые Охотники, я буду жить. Я могу выжить, я могу добраться до книжного магазина, а у Бэрронса наверняка есть какой-то план для подобной ситуации – планы у него есть всегда. Возможно, мы сможем покинуть город на несколько дней. Возможно, с неохотой подумала я, мы объединимся с остальными ши-видящими. Потому что, объединившись, мы будем в большей безопасности.

Когда я пробегала мимо своего Фантома Смерти, он выкинул нечто настолько невероятное и неожиданное, что мой разум отказывался поначалу это воспринимать.

Призрак поднял свою косу и деревянной ручкой ударил меня в живот.

Мое сознание кричало: «Ты же не существуешь!» – даже тогда, когда я скорчилась на тропинке, пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха.

Каким бы ни был призрак, коса у него была самая что ни на есть настоящая.

В который раз за сегодня мое видение мира было грубо поставлено с ног на голову: мой Призрак Смерти был материален.

Но это невероятно! Я бросила в него фонариком, и фонарик пролетел сквозь него и лишь потом ударился о стену. Призрак не мог быть материальным!

Рассмеявшись, он двинулся ко мне. Теперь, когда я знала о его реальности, я чувствовала его враждебность, темную, пульсирующую ненависть, которая едва умещалась под его колышущимся одеянием. Она была направлена на меня, и только на меня.

Я недоверчиво смотрела на него, все еще пытаясь втянуть воздух в свои несчастные легкие. Попытки причиняли боль. Мои ребра приняли на себя слишком сильный удар, из легких вылетел весь воздух, и теперь казалось, что они больше никогда не наполнятся.

Меня переиграли. Я думала, что мой враг вовсе не враг, а он просто выжидал удобного момента для начала своих действий. Неужели все это время призрак за мной шпионил? Наблюдал и поджидал?

А я разговаривала с ним. Я исповедовалась ему в своих грехах! Да что же он такое?

Мне наконец-то удалось вдохнуть, и воздух с жутковатым свистом наполнил легкие.

Призрак приближался, его плащ, казалось, двигался впереди него.

Я чувствовала Фейри – но я не чувствовала Фейри в нем. Возможно, мне удастся его заморозить, возможно, нет.

Призрак поднял свою косу. Я отскочила. Он повернулся и снова ударил. Я поднырнула под древко и ушла в сторону. Древко со свистом рассекало воздух, и я знала, что стоит ему коснуться меня – и моя кость превратится в пыль.

Призрак не пытался атаковать меня лезвием косы. Он хотел изувечить меня, раздробить мне кости. Почему? У него есть особый план моего убийства?

Пока мы танцевали свой жуткий вальс, аллею заполнили Носороги, та самая рота солдат, которая охотилась за мной.

Еще несколько секунд, и они просто раздавили бы меня. Стоило нескольким десяткам Невидимых напасть одновременно, и со мной было бы покончено. Я могла заморозить их, но их было слишком много. Если бы они навалились на меня в один и тот же миг, я просто задохнулась бы под их тяжестью. Мне нужна была Дэни, мне нужен был Бэрронс. Потому что сейчас орда этих монстров схватит меня и на гребне своей волны отнесет своему господину…

Я сделала то единственное, что мне оставалось: когда все уже потеряно, постарайся сразить вожака. В данном случае я была уверена, что вожаком являлся мистер Смерть, которого я до сих пор полностью игнорировала, – до недавнего времени он казался мне абсолютно безвредным.

Я бросилась на призрака.

Он парировал выпад моего копья с нечеловеческой быстротой, ударив меня по руке древком косы. Я почувствовала, как ломаются кости запястья. Упав на колени, практически ослепнув от боли, я все же умудрилась другой рукой достать до него, скрытого свободным плащом.

Он не застыл. Да и то, чего я коснулась, было не вполне… телом.

Когда мне было пять лет, я нашла мертвого кролика, который каким-то образом пробрался в наш домик для игр. Думаю, он просто умер там от голода. Была весна, и на улице было нежарко, так что не было ни запаха, ни других заметных признаков разложения – по крайней мере на видимой части тела животного. Он выглядел таким милым, когда лежал на моем коврике, с шелковой белой шерсткой, маленьким хвостиком и розовым носом. Я подумала, что он просто спит, и попыталась поднять его, чтобы отнести домой, показать маме и попросить разрешения оставить его у себя. Мои маленькие ладони глубоко ушли в его тело, в теплую, желтоватую тухлятину разложившейся плоти.

Я надеялась, что никогда больше не почувствую ни такого прикосновения, ни такого запаха. Сейчас эти ощущения полностью повторились.

Моя левая рука погрузилась в живот призрака, глубоко уйдя в его плоть. Но это существо не полностью сгнило. Призрак схватил меня за горло. Его рука не была теплой, но оказалась сильной и жесткой, словно стальной канат.

Я брыкалась и кричала, я дралась и вырывалась, но сила этой твари была просто невероятной. Что же это такое? С чем я пытаюсь бороться? Как легко я поверила в ту байку, которую сама себе преподнесла! Наверняка призрак хохотал до слез, когда я рассказывала ему обо всех грехах, что числились на моей совести. И где мое копье?

Во второй раз за несколько минут я не смогла вдохнуть. Призрак душил меня.

Я уставилась вверх – надо мной мелькнуло кожистое подбрюшье парящего в небе Охотника – и умерла.

16

Как вы наверняка уже догадались, я не умерла тогда, не повторила судьбу своей сестры – мое тело не растерзали монстры на пустынной аллее в темном сердце Дублина.

И моим родителям не придется забирать еще одно тело у сотрудников аэропорта. По крайней мере – не сейчас.

Я просто подумала, что умираю. Когда кровь не поступает в мозг по причине того, что кто-то схватил вас за шею, нельзя сказать с уверенностью, продержат вас так еще десять секунд, чтобы вы потеряли сознание, или будут душить гораздо дольше, пока не остановится сердце и не умрет мозг. Я подумала, что призрак хочет меня убить.

Но вскоре я пожалела, что он этого не сделал.

Я пришла в сознание, чувствуя во рту кисловатый химический привкус. Судя по всему, меня накачали какими-то лекарствами: пылающая боль в запястье сопровождалась странной неподвижностью и тяжестью. Мое обоняние забила вонь влажных, поросших мхом и плесенью камней. Я не открыла глаза и постаралась дышать в том же ритме, пытаясь понять, где я нахожусь и в каком я состоянии, прежде чем тот, кто, возможно, за мной наблюдает, поймет, что я очнулась.

Я замерзла. Я была босиком, и из одежды на мне остались только джинсы и футболка. Обувь, свитер и куртка куда-то исчезли. Я смутно припоминала, что сумочку потеряла еще там, на аллее. Так же как и телефон, который дал мне Бэрронс. Кстати о Бэрронсе – он ведь найдет меня! Он отследит меня по браслету и…

Мое сердце пропустило удар – я не чувствовала браслета на руке. Кроме того, я ощутила нечто другое, тяжелое, стягивающее мое запястье. Интересно, где и когда с меня сняли браслет, где я нахожусь и сколько времени прошло? Интересно, кем или чем был тот призрак? Хотя Гроссмейстер и был одет в похожую мантию, когда я в последний раз его видела, его одеяние было красным. К тому же я не верила, что эти два злодея – на самом деле одна и та же личность. Да, в их природе определенно было нечто общее, но Гроссмейстер значительно отличался от призрака.

Я лежала абсолютно неподвижно и прислушивалась. Если кто-то притаился поблизости, у него наверняка все тело затекло от попыток не выдать себя ни единым звуком.

Я открыла глаза и взглянула вверх, на каменный потолок.

Никто не произнес очередной банальности вроде: «Ага, ты проснулась, теперь начнутся пытки», – так что я рискнула посмотреть на свое запястье. Оно было в гипсе.

– Я раздробил тебе руку, – раздался спокойный голос, от звука которого моя душа чуть не выскочила из тела. – Ты могла умереть от кровопотери, поэтому я принял необходимые меры.

Я медленно, осторожно села. Голова кружилась, язык распух. Рука казалась клубком оголенных нервов, по которым до самого плеча доходила кипящая боль.

Я оглянулась. Я была в каменной клетке, пол которой был посыпан тонким слоем соломы. Судя по всему, это был древний грот. Моя клетка была огорожена решеткой из железных прутьев. По другую сторону решетки стоял призрак.

– Где я?

Когда он говорил, его капюшон слегка колыхался.

– В Буррене. Точнее, под Бурреном. Ты ведь знаешь, что такое Буррен?[7]

В его голосе чувствовалась улыбка. Где я могла слышать этот голос? Шипящий, словно шелковый, он был мне знаком… Но теперь он казался немного другим – слишком плавным, слова были слегка смазаны.

Да, я знала, что такое Буррен. Я видела его на карте и много читала о нем в процессе того ускоренного самообразования, которое я себе устроила, чтобы справиться с собственным невежеством. Название произошло от ирландского Boireann, что означает «большая скала» или «каменистая местность». Этот карстовый ландшафт находится в ирландском графстве Клер, и его площадь составляет почти три сотни квадратных километров. В юго-западной части Буррена находятся знаменитые утесы Мохера.[8]

В разломах известняка, в кавернах и пещерах иногда рукотворного, а иногда и естественного образования можно обнаружить и относящиеся к каменному веку захоронения, и древние дольмены, и огромные кресты, и остатки как минимум пяти сотен фортов. Под Бурреном находилась действующая система пещер и целые мили запутанных переходов между ними, некоторые были открыты для туристов, но большинство еще не исследовано, не расчищено и уж точно слишком опасно для обычных спелеологов.

Я была под Бурреном. И это было в тысячу раз хуже, чем очутиться в бомбоубежище. С тем же успехом я могла оказаться погребенной заживо. Я ненавижу замкнутое пространство почти так же, как и темноту. Осознание того, что над моей головой тонны камня, плотного и нерушимого, и они отделяют меня от воздуха, от открытого пространства и возможности свободно двигаться, – все это вызывало у меня приступ клаустрофобии. Наверное, на моем лице отразился ужас.

– Вижу, что знаешь.

– Где мои вещи?

Я не могла сейчас думать о том, где я нахожусь, эта мысль выбивала меня из колеи. Мне нужно сосредоточиться на том, как отсюда выбраться. А также на том, где сейчас мой браслет. Призрак снял его уже здесь? Или еще на аллее? Вряд ли я могла спросить об этом прямо, но мне необходимо было это узнать.

– А что?

– Я замерзла.

– Холод – это самая последняя из проблем, о которых тебе стоит беспокоиться.

Чистейшая правда. Даже если я сумею выбраться из клетки, как я найду путь на поверхность? Через все эти темные туннели, затопленные каверны, без компаса, без направления? Я страстно желала выяснить, что случилось с моей одеждой, копьем и браслетом, но боялась настаивать; слишком явный интерес может показаться моему тюремщику подозрительным, а последнее, чего бы мне хотелось, – это заставить призрак уничтожить то, что могло бы спасти мне жизнь. Как работает браслет? Сможет ли Бэрронс засечь сигнал, идущий из-под земли?

– Кто ты такой? Что тебе нужно? – Лучше уж спрашивать об этом.

– Я хочу спасти свою жизнь, – ответил призрак. – Но раз уж это невозможно, я решил отнять твою. Точно так же, как ты поступила со мной, – я собираюсь отбирать твою жизнь медленно, по частям.

– Кто ты? – повторила я.

О чем он вообще говорит? Призрак поднял руку и сбросил с головы свой глубокий капюшон.

От неожиданности я вздрогнула и несколько секунд могла лишь в ужасе смотреть. Я искала в его лице хоть что-то знакомое. Но обнаружить это я смогла не сразу – единственной знакомой мне чертой оказались глаза. Мертвые, желтые, нечеловеческие.

Мэллис!

Я слишком поторопилась сбросить его со счетов в этой игре. Я ошиблась, как я ошиблась! Вампир не был мертв. Он был гораздо хуже, чем мертв.

И все время, когда призрак попадался мне на глаза, – в окне спальни, или темной ночью на аллее за домом, или на кладбище, где я была с Бэрронсом, – Мэллис следил за мной. Я считала Призрака Смерти всего лишь игрой моего воображения, а на самом деле рядом со мной находился вампир. Я вздрогнула. Я так часто оказывалась совсем рядом с ним, даже не подозревая о том, в какой я опасности. Он был на аллее за домом в ту ночь, когда на меня напали Тени, и в ту ночь, когда я забралась в гараж Бэрронса. Он начал следить за мной вскоре после того, как я ранила его копьем. Непонятно лишь, почему он так долго выжидал, прежде чем перейти к действиям.

Я пыталась смотреть ему прямо в глаза, но лишь потому, что не хотела видеть, во что превратилось его тело. Неудивительно, что он постоянно носит этот плащ. Неудивительно, что он прячет лицо под капюшоном. Я отвернулась. Я не могла этого вынести.

– Смотри на меня, сука. Внимательно смотри. Ты сделала это со мной, – прорычал он.

– Я этого не делала, – тут же возразила я.

Пусть я и мало знаю, но я бы никогда и ни с кем не сотворила такого, даже со злейшим врагом.

– Сделала. И до того, как я умру, я успею сделать с тобой кое-что гораздо хуже. Ты умрешь лишь тогда, когда умру я. Может быть, у нас остались недели, может быть – несколько месяцев.

Я снова повернулась к Мэллису и попыталась заговорить, но не смогла. Его лицо, когда-то красивое и бледное, как и положено эталону готической красоты, теперь внушало ужас.

– Я не делала этого, – настойчиво повторила я. – Я просто не смогла бы. Я всего лишь ранила тебя в живот. И я не знаю, почему ты стал таким… таким… – Я не закончила предложение, к счастью для нас обоих. – А ты уверен, что это сделал не Бэрронс?

Не самое взрослое решение – ябедничать на Бэрронса, но в тот момент, учитывая обстоятельства, мне плевать было на это. Я чувствовала себя маленькой и испуганной. Мэллис считал меня виновной в том, что с ним произошло, а то, что с ним произошло, было самым худшим из всего, что снилось мне в кошмарах или запомнилось из фильмов ужасов.

– Ты ранила меня копьем, которое убивает Фейри, сука!

– Но ты же не Фейри, – запротестовала я, – ты же вампир!

– Во мне была часть Фейри! – зашипел он.

Поскольку рот у него теперь не закрывался, капли слюны пролетели через решетку и попали мне на кожу. Они жгли, словно кислота. Я быстро вытерла руки футболкой.

– Что?

Как часть кого бы то ни было могла принадлежать Фейри? Однако все выглядело именно так, как он сказал: копье уничтожило некоторые части его плоти. Кое-где лицо Мэллиса все еще было бледным, с гладкой кожей, и напоминало прежнее обличье вампира, но все остальное было сгнившим, как у прокаженного. По правой щеке змеилась сетка черных вен, охватывая челюсть и даже часть шеи. Выглядело это так, словно кто-то бросил в мраморную статую кусок гниющего мяса. Над левым глазом вампира пульсировал серый влажный кусочек плоти, большая часть подбородка и нижней губы была охвачена септическим разложением. Это было ужасно. Я не могла заставить себя отвернуться. Длинные светлые волосы Мэллиса выпадали, обнажая раздутый череп, на котором выступали темные вены.

Теперь стало понятно, почему при попытке его ударить моя рука провалилась – некоторые части его тела уже разложились, чем объяснялись шаткая походка вампира и изменения в голосе, – и, как я уже сказала, рот у него теперь не закрывался, и это сильно влияло на дикцию. Похоже, он разлагался и изнутри. Я с отвращением вытерла руку еще и о штаны.

– Смотри на меня, – сказал призрак. Желтые глаза светились, как фонарики, утопая в бесформенном черепе. – Смотри внимательно. Скоро ты будешь знать мое лицо как свое собственное. Мы станем близки, очень близки. Мы собираемся умереть вместе. – Его глаза превратились в щелки. – А знаешь, что ужаснее всего? – Он не ждал от меня ответа. – Поначалу ты думаешь, что самое страшное – это видеть, как части твоего тела разлагаются. Смотреть в зеркало, трогать пальцем мертвые мягкие кусочки своего собственного тела. Думать о том, стоит ли вырезать эти части или лучше оставить все как есть. Прятать их под бинтами. Осознавать, что твое ухо или часть твоего желудка уже ничем не восстановишь. Чувствовать, как падает температура. Думать «это я переживу», но затем замечать, что все новые и новые части твоего тела начинают гнить, и понимать, что хуже всего тебе не по утрам, когда ты просыпаешься и обнаруживаешь, что очередной кусок твоего тела сгнил, а по ночам, когда ты лежишь и в ужасе размышляешь, чего еще ты лишишься на этот раз. Будет ли следующей рука? Глаз? Ослепнешь ли ты перед смертью? Или это будет язык? Или член? Или яйца? Тебя уничтожает не реальность происходящего, а неопределенность этой реальности. Все эти бессонные часы, когда ты лежишь и размышляешь – что же будет дальше? Тебя терзает не боль текущего момента, а ожидание следующей боли. И не сам процесс умирания – смерть стала бы лишь облегчением, – а безнадежное желание жить, глупая потребность существовать даже после того, как ты возненавидишь себя, даже после того, как ты не сможешь взглянуть на себя в зеркало. Ты почувствуешь все это, прежде чем я закончу с тобой. – Губы Мэллиса, одна пухлая, розовая и красиво очерченная, другая сгнившая, раздвинулись еще больше, обнажая клыки. – Посмотри на меня. Долгие годы я был смертью. Я играл ее роль для других. Я приносил смерть своим последователям, и смерть была великим искушением для готов. Смерть приходила к ним в бархате и кружевах, окутанная ароматом секса. Я возносил их выше, чем это сделал бы любой человеческий наркотик. Я в танце вводил их в мир смерти. Я рвал им глотки и пил их кровь, а их тела бились подо мной в экстазе. Почему никто не сделает для меня того же? Почему никто не уведет меня в танце Тьмы?

Я не могла найти слов. Его улыбка была кошмарной, но еще более жутким оказался смех – хлюпающий, ни на что не похожий. Вампир вскинул руки, словно приглашая меня на вальс.

– Добро пожаловать, моя милая партнерша. Добро пожаловать на мой бал в гроте Ада. Смерть не будет для тебя обольстительной. Она не придет в шелесте шелка и сладком аромате, как это было с избранными мною. Она будет холодной и безжалостной. И ты лишишься всего, прежде чем расстанешься с жизнью. – Он уронил руки. – У меня было все. Я держал этот мир за яйца. Я трахал всех, кого хотел, и везде, где только хотел. Я был окружен почетом, я был богат и собирался стать одним из властителей мира. Я был правой рукой Гроссмейстера, а теперь я ничто. Из-за тебя.

Призрак натянул капюшон, запахнул плащ и зашагал прочь.

– Вот и подумай, милая сучка, – бросил он через плечо, – насколько милой ты скоро станешь. Подумай о том, какие ужасы ждут тебя этим утром. Попытайся уснуть. Подумай о том, каким будет твое пробуждение. Помечтай обо всем, чего ты теперь лишена. Я отнял твою реальность. Добро пожаловать в мою.

Я лежала на соломе и смотрела в каменный потолок. Попытавшись свериться с той частью моего сознания, которая отвечала за способности ши-видящей, я кое-что обнаружила: я владела даром создавать иллюзии. Не те фальшивые иллюзии, которые Фейри используют, чтобы обмануть других, а те, что могу видеть только я. Но этого было достаточно. Мысленно я нарисовала на каменном потолке своей пещеры облака и голубое небо и снова смогла дышать.

Неужели прошло всего три месяца с тех пор, как я лежала у бассейна в доме родителей, надев любимое розовое бикини в горошек, потягивала чай со льдом и слушала, как Луи Армстронг гудит о том, как прекрасен окружающий мир?

Сейчас мой внутренний плеер играл «Дорогу в ад». Что ж, я уже приехала, хоть и не осознала этого. Это быстрый путь: два месяца на переезд из Америки в могилу и месяц, равный одному дню в стране Фейри, во время которого я играла в волейбол с копией моей сестры.

– В'лейн? – требовательно позвала я. Я создала легкий ветерок, чтобы мои пушистые облачка быстрей ползли по воображаемому небу. – Ты там? Ты слышишь меня? Мне действительно не помешала бы твоя помощь, прямо здесь и сейчас.

Какое-то время – я потеряла счет времени в этом месте – я страстно призывала смертоносного Фейри. Я обещала ему вещи, о которых наверняка пожалела бы. Но все они были предпочтительнее смерти.

Все было бесполезно. Где бы он ни был, он не слышал меня.

Что же произошло с Мэллисом? Что он имел в виду, когда говорил, что часть его тела принадлежит Фейри? Я считала, что можно либо быть Феей, либо не быть. Неужели у Фейри и человека может родиться ребенок, который одновременно будет и тем и другим?

Но все, что я читала о Мэллисе, противоречило этому. Каждый раз, когда я с ним встречалась, я фокусировалась на нем, пытаясь понять, кем же он является. И это всегда приводило меня в недоумение, особенно сейчас. Каким бы образом в нем ни оказалась часть Фейри, он явно не был с ней рожден. Она была приобретенной. Но как? Неужели это как вампиризм? Фейри что, кусаются? Или занимаются любовью с людьми? Как такое могло случиться?

Мои облака пропали. Поддержание иллюзии оказалось работой не из легких, а у меня осталось слишком мало сил, учитывая жуткую боль в запястье и те наркотики, которыми меня накачал вампир, чтобы я не пришла в себя при переезде из Дублина в Буррен. Я очень хотела есть. Мне было холодно и страшно.

Я перекатилась на бок и перестала разглядывать потолок.

Моя тюрьма находилась в овальной пещере, освещенной факелами на стенах. На другой стороне пещеры располагалась металлическая дверь, врезанная в стену.

В центре пещеры стоял низкий каменный стол, больше всего похожий на жертвенный алтарь: он был завален ножами, цепями и уставлен какими-то сосудами. Вокруг стола разместились три богатых кресла викторианской эпохи, обитых парчой и выглядевших невероятно дорого. Наверняка Мэллис прихватил их с собой из готского поместья и приволок под землю.

Во влажных стенах пещеры было еще несколько отверстий, ведущих либо в такие же, как у меня, камеры, либо в другие пещеры. Некоторые отверстия были настолько узкими и маленькими, что человек уместился бы в них лишь с большим трудом, другие же вполне годились на то, чтобы засунуть туда целый десяток мне подобных. По обе стороны моей камеры располагались другие клетки, отделенные от меня решетками, но там было пусто. А вот в некоторых клетках по другую сторону пещеры я определенно заметила движение. Я окликнула их обитателей, но мне никто не ответил. Интересно, это место оборудовал Мэллис или я сейчас нахожусь в каком-то древнем капище, которое осталось еще с варварских времен, погребенное глубоко под землей и всеми забытое?

Облака. Я снова перекатилась на спину и начала рисовать их на потолке. Меня била дрожь. Фразы вроде «глубоко под землей» никогда мне не нравились. Некоторые мои друзья увлекались спелеологией, но я всегда считала их чокнутыми. Зачем лезть под землю раньше, чем это предопределено природой?

Я добавила к иллюзии солнце, белый морской берег и одела себя в розовое. Потом пририсовала к получившейся картинке свою сестру.

И внезапно заснула.

Я поняла, что он в пещере, как только проснулась. Фейри, но не Фейри. Я чувствовала, где он стоит, – словно темная раковая опухоль, неправильность.

Голова болела от долгого сна на твердом каменном полу. Запястье тоже болело, но теперь это была обычная боль живой плоти, а не пылающий в огне комок нервов, и терпеть ее было куда легче. Я была слишком голодна и слишком ослабела, чтобы пытаться двигаться. Он что, собирается уморить меня голодом? Я слышала, что человек может прожить три дня без воды. А сколько проживу я? В этом месте совсем не ощущалось движение времени. Могут ли проведенные здесь часы казаться днями? Будут ли дни казаться месяцами? И как долго я провалялась без сознания? Сколько я спала? По тому, насколько я проголодалась, можно было предположить, что прошло уже больше суток, максимум – двое. У меня быстрый обмен веществ, и мне часто хочется кушать. А если предположить, что Мэллис кормил меня, может ли оказаться, что я здесь уже неделю? Месяц?

Я осторожно перевернулась на бок. В моей клетке обнаружились кусок хлеба и маленькая чашка с водой. Я бросилась к ним, как животное.

Отломив несколько кусочков черствого хлеба, я затолкала их в рот, наблюдая за Мэллисом сквозь прутья решетки. Он сидел спиной ко мне, капюшон был отброшен на спину. Лысый морщинистый затылок был воспаленным, гниющим. Тесемки, которые стягивали его плащ на шее и у запястий, сейчас были развязаны, роба отброшена. Даже разлагаясь, он одевался, как прежде, когда был символом готов. Он сидел на низком каменном алтаре и, я не ошиблась, тоже что-то ел, издавая в процессе отвратительные звуки. Я видела, как блеснуло серебристое лезвие, слышала, как оно стукнуло по камню, что-то отрезая. Интересно, чем может обедать гниющий заживо вампир? Согласно утверждениям автора «Вампиров для чайников», они вообще не едят. Они пьют кровь. Тело Мэллиса и спинки кресел загораживали от меня его пищу.

Я быстро покончила с хлебом, возможно, слишком быстро, судя по ноющей боли в желудке, не привыкшем к грубой, заплесневелой пище. Несмотря на жуткую жажду, пила я осторожно. В адской камере не был предусмотрен туалет. Забавно, унижение для людей иногда заслоняет собой куда более важные проблемы – перспектива справлять нужду перед злейшим врагом пугала меня куда больше той жуткой смерти, которую он мне пообещал.

Где сейчас Бэрронс? Что он предпринял той ночью, когда я так и не появилась в магазине? Пошел меня разыскивать? И, может быть, все еще ищет? Или Мэллис с Охотниками добрались и до него? Я отказывалась в это верить. Мне необходимо было надеяться. Ну конечно же, если бы Мэллис справился с Бэрронсом, он бы уже похвастался этим и, возможно, запер бы его в камере по соседству со мной, чтобы я могла его видеть. Может, Бэрронс сейчас в магазине, злится на меня, думает, что я снова с В'лейном и вернусь через месяц, в новом бикини и загоревшая?

Где мой браслет? И почему, ну почему я не позволила Бэрронсу сделать мне татуировку? Что мне в голову взбрело? Теперь я была согласна даже на клеймо между половинками моей петунии, лишь бы оно помогло мне выбраться отсюда! Ну о чем я думала? Свалять такого дурака!

«Браслет можно снять, мисс Лейн. С татуировкой такого не сделаешь».

Этот урок дался мне непросто. Вопрос лишь в том, выживу ли я, чтобы исправить свои ошибки?

– Где мое копье? – спросила я.

Если Мэллис притащил его сюда, то и браслет должен быть неподалеку.

– Это не твое копье, сучка, – ответил вампир, поднимая руку, чтобы поднести ко рту очередную порцию. Я успела рассмотреть его кисть – он носил блестящие обтягивающие черные перчатки. Наверное, его руки тоже начали разлагаться, и перчатки нужны ему, чтобы сохранить форму пальцев. Несколько мгновений Мэллис молча жевал.

– Ты никогда не была достойна этого копья. Я пустил слух, что оно у меня. Тот, кто вылечит меня, сможет получить его.

– Ты и вправду думаешь, что тебя можно вылечить?

Он выглядел как нечто, с большим опозданием выползшее из могилы. Я не представляла себе, как можно восполнить такой ущерб.

Он не ответил мне, но я почувствовала его злость: она холодом разлилась по комнате.

– Если ты был правой рукой Гроссмейстера, почему же он не исцелил тебя? Он ведь командует Невидимыми и должен быть очень могущественным, – попыталась закинуть удочку я.

Мэллис вытащил что-то, застрявшее между зубами. Я смогла рассмотреть лишь красный хрящеватый комочек, прежде чем вампир бросил это на пол по другую сторону стола. Он что, ест крысиное мясо?

– Гроссмейстер никто по сравнению с Фейри! Сейчас мне нужен настоящий, без дураков, Фейри. Возможно, сама Королева придет за этим копьем, а взамен даст мне эликсир жизни, с помощью которого я стану по-настоящему бессмертным.

– А с какой стати ей это делать, если она может просто убить тебя и отобрать копье?

Мэллис обернулся и уставился на меня, желтые глаза полыхали злобой. Облака были моей иллюзией. Его иллюзией была Королева, которая подарит ему бессмертие, и я только что развеяла эту иллюзию в пыль.

Мое тело содрогнулось прежде, чем мозг осознал, на что именно я смотрю. Некоторые вещи наше сознание просто отказывается воспринимать, они сразу бьют под дых. Из жующего рта вампира свисал кусок сырого мяса, а другой кусок он держал в руке. Мясо было розовато-серого цвета, с него текла кровь, а кусочек кожи был покрыт лоснящимися прыщами. Вампир сел ко мне вполоборота, и я смогла увидеть часть алтаря. Теперь я знала, чем он обедает.

К алтарю был привязан Носорог. Живой. То, что от него осталось, корчилось в агонии. Мэллис жрал Невидимых!

Кусок хлеба в моем желудке внезапно превратился в комок дрожжей, которые разбухли и попытались вернуться наружу. Я им этого не позволила, мне нужна была энергия. Я с большим трудом сглотнула. Кто знает, станет ли вампир и дальше кормить меня?

– Ты! Так это ты их ел! Но почему?

Конечно. Теперь понятно, что наполовину съеденные туши, которые появлялись неподалеку от мест, где я видела призрак, были вовсе не случайны. Это Мэллис съел Носорога на кладбище в ту ночь, когда я обследовала местность для Бэрронса. И именно Мэллис оставил покалеченную тушу в мусорном баке за магазином. Так близко, а я ведь даже не знала!

Мэллис пальцами поправил свисающий изо рта кусок мяса. Мясо дрожало, все время сопротивляясь. Я видела, как его еда движется за щеками. Мясо, которое ел вампир, было не просто сырым, оно было все еще живым, как и Невидимый на алтаре.

– Интересуешься мной, сучка? А я интересуюсь тобой. После того как ты ранила меня, я моментально заболел. Я не знал, что со мной такое. Я лежал в своем поместье отравленный и медленно понимал, что со мной сделало твое копье. Именно тогда я решил отомстить тебе и начал шпионить за тобой. Но поначалу я был слишком слаб, я мог лишь следить за тобой и строить планы. Однако жажда мести сделала меня сильнее. Жажда мести и мясо моих последователей. – Он рассмеялся. – Когда я лежал в своей комнате, воняя, как адская лужа, и разлагаясь, я вел с тобой воображаемые беседы, я вынашивал планы, касающиеся тебя. Но я вынужден был ждать. И во всех этих милых беседах перед смертью ты признавала мою власть. Хочешь узнать обо мне побольше? Скоро узнаешь. Скоро ты назовешь меня Гроссмейстером. Повелителем. – Прожевав очередную порцию мяса, вампир буркнул: – Именно он приучил меня к их мясу.

– Почему? Зачем? – Так, наконец-то я начала хоть что-то узнавать о своем главном противнике.

– Чтобы я смог их видеть.

– Кого «их»? Ты имеешь в виду Фейри? – удивленно спросила я.

Он кивнул.

– То есть ты хочешь сказать, что, если человек съест Невидимого, он приобретет способность видеть Фейри? Самый обычный человек? Или для этого обязательно нужно быть вампиром?

Мэллис пожал плечами.

– Я заставил двух моих охранников съесть мясо Невидимых. С ними это сработало.

Интересно, что он сделал с этими охранниками потом. Но я не спросила. Мэллис явно был не из тех, кто оставляет в живых любую конкурирующую с ним форму жизни, которая является для него потенциальной угрозой. Если Мэллис и вправду был вампиром, то я сильно сомневаюсь, что его «наставник» все еще жив.

– А почему Гроссмейстер хотел, чтобы ты мог их видеть?

– Чтобы привлечь меня на свою сторону. Ему нужны были мои деньги и связи. А мне нужна была его сила. И я собирался присвоить эту силу – всю, до конца, – но тут появилась ты. Я переманил множество его подручных на свою сторону. Они до сих пор служат мне. – Он откусил еще один кусок мяса и закрыл глаза. На несколько секунд его обезображенное лицо стало отсутствующим, выражая лишь физическое удовольствие. – Ты представить себе не можешь, на что это похоже, – сказал Мэллис, медленно пережевывая мясо и улыбаясь. Потом он открыл глаза, горящие ненавистью. – Или на что это было похоже до того, как ты ранила меня. Это был невероятнейший кайф. В меня вливалась вся мощь темных искусств, сила десяти человек, мои чувства усиливались, а смертельные раны залечивались так же быстро, как и были нанесены. Я становился Невидимым. А теперь в этом мясе нет никакого удовольствия. Оно делает меня сильнее, оно позволяет мне остаться в живых, если я ем его регулярно, – но не более того. И все это из-за тебя!

У Мэллиса имелась еще одна причина ненавидеть меня: я отняла у него любимейший наркотик. И вдобавок к этому я нанесла ему неизлечимую рану, которую не может исцелить – даже съеденное мясо Невидимых. Рану, которая медленно убивает его, по одной частичке Фейри за раз. Последний факт был мне не очень понятен.

– А то, что ты ешь их мясо, не превращает тебя самого в Фейри? Именно этим вы были заняты с Гроссмейстером? Жрали Фейри, чтобы самим стать Феями?

– В жопу Гроссмейстера! – взвизгнул вампир. – Теперь я для тебя Гроссмейстер!

– Он бросил тебя, не так ли? – предположила я. – Увидев, во что ты превратился, он оставил тебя умирать. Ты больше не отвечал его требованиям.

В воздухе звенела ярость. Вампир отвернулся и отрезал еще кусок мяса. Когда он пошевелился, полы его черного камзола распахнулись, и я заметила блеск чего-то золотого и серебряного, инкрустированного сапфирами и ониксами, на свисающей с его шеи цепи.

У Мэллиса был амулет! Это он был тем, кто опередил нас в ту ночь в уэльском поместье!

Но если у него был амулет, почему он не воспользовался его силой, чтобы исцелиться? Ответ вытекал из самой постановки вопроса: Бэрронс рассказывал мне, что Король Невидимых создал амулет для своей фаворитки, которая не была Фейри, и лишь выдающиеся люди могли пробудить силу этой реликвии. Мэллис же сказал, что отчасти состоит из плоти Фейри. Это означало, что либо та его часть, что относилась к Феям, не давала ему воспользоваться силой амулета, либо, несмотря на все его махинации со своим положением в обществе, Джон Джонстон-младший не являлся выдающимся человеком.

Возможно, таковой являлась я. И мне нужно было заполучить этот амулет.

За всеми этими предположениями следовала куда более мрачная мысль: именно Мэллис так зверски расправился с теми людьми. Как там выразился Бэрронс? Кто бы или что бы ни убило в ту ночь охранников и обслуживающий персонал, это или неуправляемый садист, или полный социопат, или убийства совершены в припадке невероятной ярости.

Итак, с кем же я имею дело? Мэллис сумасшедший или просто неуправляемый? И то и другое для меня плохо. Возможно, я смогу манипулировать вспыльчивым идиотом. Но я была не уверена, что выживу после того, как разозлю сумасшедшего.

Мэллис встал, обернулся, достал из складок своей одежды платок с изящной вышивкой и вытер подбородок. Потом улыбнулся, оскалив клыки.

– Как поживает твое запястье, сучка?

Вообще-то оно поживало не так уж и плохо, пока он снова его не сломал.

На некоторое время я оставлю вас наедине с вашим воображением.

Пусть временами вам могло показаться нечто иное, но моя история не о тьме. Она о свете. Как сказал Халил Джибран[9] «радость может наполнить нас лишь настолько, насколько нас ранило горе». Если вы никогда не ощущали горечи, сладость станет для вас всего лишь очередным вкусовым ощущением. Судя по всему, однажды мне предстоит испытать величайшее счастье.

Единственным ограничением для Мэллиса было то, что он не хотел моей смерти. Не сейчас. Он знал множество изощренных способов причинить боль без нанесения непосредственного, калечащего вреда телу. Он хотел, чтобы я предчувствовала все те ужасы, которые он придумал для меня, и хотел этого гораздо больше, чем, собственно, самих издевательств. Он хотел, чтобы я испытывала те же безнадежность и ужас, с которыми он жил в последнее время. В течение долгих недель, когда вампир отлеживался в своем поместье, пытаясь справиться с проникшим в тело ядом, он планировал мою смерть в мельчайших деталях и теперь не собирался торопиться, наслаждаясь каждым своим действием. Лишь после того, как он причинит мне максимум боли, не покалечив при этом, он собирался перейти к настоящим пыткам. За каждый кусочек, который поразила его болезнь, я, по словам Мэллиса, заплачу аналогичной частью тела. У него под рукой был доктор, который не даст мне умереть после его варварской хирургии.

К тому времени как мы оба умрем, я буду такой же сумасшедшей, как и он.

Сначала меня удерживали двое Невидимых. Потом Мэллис внезапно отослал их прочь, вошел в мою клетку и перешел к более близкому «общению». Казалось, он считал, что мы связаны какой-то очень крепкой, очень странной связью. Мучая меня, вампир ни на миг не прекращал говорить. И даже если его слова не доходили до моего замутненного болью сознания, они возвращались потом, когда я немного приходила в себя. Они всплывали на поверхность моего разума, и я понимала, что Мэллис действительно провел много времени, продумывая эти разговоры со мной. Его слова были хорошо отрепетированы, а время для них было подобрано так тщательно, что они всегда пугали и ранили с максимальным эффектом. Вампир Мэллис, с его особняком, словно срисованным с фильма о семейке Адамсов, с его одеждой в стиле стим-панк, с толпами почитателей-готов, молившихся на него, играл роль соблазнительной, острозубой смерти – он всегда был шоуменом. А я была его лебединой песней. Он стремился сделать свое последнее шоу самым лучшим. До того как он покончит со мной, сказал Мэллис, я стану верна ему, я буду искать его милости и умолять о ней, умолять его продолжить, даже если это уничтожит меня.

Есть просто пытки, а есть психологические пытки. Мэллис был мастером обоих видов. Я держалась. Я даже старалась не кричать. Пока что. Я судорожно цеплялась за борт крошечной лодочки своего оптимизма, затерянной в море боли. Я говорила себе, что все будет хорошо, что, даже если Мэллис снял с меня браслет, он ни за что бы не выбросил вещь, которая могла оказаться ему полезной, особенно если эта вещь старинная и стоит немалых денег. Я уверяла себя, что браслет находится неподалеку от моей клетки и что Бэрронс отследит его и найдет меня. И боль прекратится. И я здесь не умру. Моя жизнь не закончится.

А потом Мэллис сбросил на меня последнюю бомбу. С улыбочкой, сочащейся гноем, он приблизил свое лицо к моему настолько, что я начала задыхаться от зловония разлагающейся плоти, и потопил мою спасительную шлюпку, отправив ее на самое дно океана. Он велел мне забыть о Бэрронсе, если я до сих пор на него надеялась, если именно это спасало меня от безумия, поскольку Бэрронс никогда не придет за мной. Мэллис лично наблюдал за тем, как Бэрронс поднимал мой «маленький хитроумный браслетик» с земли на той проклятой аллее, где вампир выбросил его вместе с моей одеждой и сумочкой. Браслет остался там, среди разбитых бутылок и прочего мусора.

Сюда нас принесли Охотники, и отследить наше передвижение невозможно. Учитывая корыстность этих существ, Мэллис перебил ту цену, которую предложил Гроссмейстер за временные услуги Охотников. Нет ни малейшего шанса, что Бэрронс или кто-нибудь другой когда-нибудь найдет меня и придет мне на помощь. Я была забыта, потеряна для мира. Остались лишь я и Мэллис, погребенные в недрах земли, и до самого конца для нас ничто не изменится.

Фразы вроде «недра земли» всегда действовали мне на нервы. А мысль о том, что мой браслет остался лежать на той аллее, выбила меня из колеи с дьявольской эффективностью. От Дублина меня отделяли часы полета и тонны камней.

Мэллис был прав: без браслета меня никогда не найдут, ни живую, ни мертвую. После смерти Алины маме и папе осталось хотя бы ее тело. Мое же они никогда не похоронят. Как они переживут то, что вторая их дочь исчезла без следа? Я не могла даже думать об этом.

На Бэрронса можно было не рассчитывать. Точно так же как и на В'лейна: если бы он наблюдал за мной, он бы уже прекратил все это. Он не позволил бы Мэллису так со мной обращаться, а значит, принц Видимых пребывал сейчас где-то вне досягаемости, возможно, выполняя поручение своей Королевы, и в человеческом мире может пройти много месяцев, прежде чем он снова вернется сюда. Оставалась Ровена и строго контролируемая ею группа ши-видящих, а эта женщина давно уже определилась со своей позицией: «Я никогда не рискну десятью жизнями, чтобы спасти одну».

Мэллис был прав. Никто не придет мне на помощь. И я умру здесь, в этой жалкой темной дыре, в компании гниющего монстра. И никогда больше не увижу солнца. Никогда не почувствую под ногами ни травы, ни песка. Никогда не услышу ни одной песни, никогда не вдохну воздуха родной Джорджии, пропитанного ароматом магнолий, никогда не попробую маминых жареных цыплят и персикового пирога.

«Я собираюсь парализовать тебя», – неторопливо сообщил мне невероятно холодный голос.

Страдания, которые Мэллис намеревался причинить мне, лишив мое тело способности двигаться, были слишком жуткими, мой мозг отказывался в это верить, а уши не хотели этого слышать. Я прекратила слушать его. Я больше ничего не слышала.

Надежда – очень странная штука. Без нее мы просто ничто. Надежда питает нашу волю. А воля правит миром. Пусть я и страдала от недостатка надежды, но у меня оставалось еще кое-что: воля, отчаянное безрассудство и… еще один шанс. Мерцающий золотом и серебром, инкрустированный сапфирами и ониксами шанс.

Я недавно поела и еще не была сильно покалечена, и одна моя рука по-прежнему меня слушалась. Кто знает, в какой форме я буду завтра? Или послезавтра? В этом месте я не могла позволить себе думать о будущем. Возможно, у меня больше никогда не будет такого хорошего самочувствия, как сейчас. Начнет ли Мэллис накачивать меня психотропными препаратами, как обещал? Мысль о том, что я потеряю контроль над собственным рассудком, пугала меня больше, чем обещанное им усиление боли. У меня не будет даже мысли о том, что я могу сопротивляться. Такого со мной произойти не должно.

Так что сейчас или никогда. Мне нужно знать: достаточно ли я выдающийся человек? Другой возможности это выяснить мне может и не представиться. Не исключено, что в следующий раз вампир прикует меня к стене. Или к чему-нибудь похуже.

Он продолжал говорить, не обращая внимания на то, что я веду себя как глухая и даже не вздрагиваю в ответ на его пассажи. Это было представление, ради которого он жил. В его желтых глазах горел сумасшедший огонь.

Когда Мэллис снова наклонился ко мне, я рванулась вперед, словно пытаясь обнять его. Он замер. Я успела сунуть здоровую руку под плащ, схватить амулет и вцепиться в него изо всех оставшихся сил. Ощущение было такое, словно мои пальцы сомкнулись на глыбе сухого льда. Металл был настолько холодным, что почти обжигал; казалось, он сейчас прожжет мою ладонь до кости. Я постаралась отвлечься от боли. В первую секунду ничего не произошло. А затем темный огонь, светящийся синим и черным, начал пульсировать под плащом, между моих пальцев.

Я получила ответ на свой вопрос. МакКайла Лейн была потенциально великой личностью!

Я попросила амулет дать мне немного сил и карту, чтобы выбраться отсюда. Я дернула, но цепь состояла из крепких звеньев, и они выдержали. Я не могла ее порвать. Это напомнило мне о том, что голова предыдущего владельца амулета была практически оторвана цепью. Могут ли звенья быть защищены какой-то магией? Я сфокусировала волю, попытавшись протащить цепь сквозь гниющую шею вампира. Полупрозрачный камень в центре амулета сверкнул, заливая пещеру темным светом.

– Ты, сучка! – Вампир выглядел удивленным.

Я оказалась права. Он не мог заставить амулет работать. Я фыркнула:

– Думаю, ты недостаточно хорош для него.

– Невероятно! Да ты же никто, ничто!

– И это ничто только что надрало задницу одному вампиру.

Тра-ля-ля. Осталось лишь молиться, чтобы я оказалась права. Когда цепь внезапно поддалась, я врезалась спиной в стену и скрутилась в клубочек, сжимая амулет.

Несколько мгновений вампир просто стоял, не веря своим глазам; его затянутые в перчатки руки потянулись к шее. Мэллис явно не понимал, как мне удалось снять с него цепь, ведь сам он почти обезглавил предыдущего владельца, чтобы разорвать его связь с амулетом. На лице вампира проступила ярость. Он упал на меня, оскалив клыки, и начал наносить беспорядочные удары, пытаясь отобрать у меня амулет прежде, чем я смогу его использовать.

Я сжалась, защищая амулет, закрывая его, яростно фокусируя на нем свою волю.

Ничего не произошло.

Я потянулась к тому горящему, чуждому участку своего мозга, надеясь с его помощью усилить свой призыв.

Уничтожь его, – скомандовала я. – Разорви на части. Убей его. Спаси меня. Пусть он умрет. Помоги мне выжить. Заставь его прекратить эти удары, заставь его прекратить, заставь его прекратить, заставь его прекратить!

Но удары сыпались на меня один за другим. Реальность не изменилась ни на грамм.

Амулет в моей руке был холоднее смерти, и он постепенно выскальзывал из пальцев. Он излучал свой темный свет, предлагая мне воспользоваться его холодной, жуткой силой. Эта ледяная штука в моей руке жила какой-то своей, непонятной мне жизнью. Я знала, как пульсирует амулет, ощущала его нетерпеливое, мрачное сердцебиение. Я чувствовала, что амулет хочет, чтобы я его использовала. Мне тоже жутко хотелось этого, но что-то не давало амулету окончательно стать моим, а я не понимала, что именно. Только сейчас до меня дошло, что я не разорвала цепь, она сама соскользнула с шеи вампира, она решила перейти ко мне, поскольку почувствовала, что я могу пробудить силу амулета.

Но на этом все и заканчивалось. Я должна была понять, как заставить амулет работать. Ну что мне нужно сделать?

Зубы Мэллиса были совсем рядом с моей шеей, с них капала слюна. Его кулаки молотили по мне со скоростью отбойного молотка, пытаясь заставить меня распрямиться, чтобы он мог отобрать амулет. Боль внезапно стала настолько невыносимой, что я уже не могла думать ни о чем другом.

Темный артефакт оказался бесполезным. Если бы у меня было время подумать над тем, как заставить его работать, у меня был бы шанс.

Но пока что я смогла лишь разозлить Мэллиса до крайности: я доказала, что я более выдающаяся личность, чем он.

Он продолжал молотить меня, а я внезапно поняла очень многое о его характере. Под личиной злобы, под его злодейской сущностью вампир был всего лишь самовлюбленным, испорченным ребенком. Вовсе не психопатом, просто невоспитанным ребенком, который терпеть не мог, когда у кого-то игрушки лучше, денег больше, или же кто-то сильнее, или – как в случае со мной – кто-то хоть в чем-то превосходит его. Если он не мог чем-то завладеть, чего-то сделать, чем-то стать, он просто уничтожал это.

Я вспомнила тела, которые остались лежать на полу после его визита в уэльское поместье. И о том, как жестоко он убил этих людей.

Никто не придет за мной. Я не могу заставить амулет работать. Несмотря на болезнь Мэллиса, я никогда не была и никогда не смогу стать сильнее его. Выхода не было. Я наконец смирилась с этим.

Когда все выходит из-под контроля и тебе не остается ничего другого, кроме как умереть, ты можешь выбрать лишь одно – какой будет эта смерть, быстрой или медленной. Жизнь становится до отвращения ясной и понятной. А боль, которую я испытывала, не оставила места сомнениям.

Я не позволю вампиру лишить меня способности двигаться. Я не позволю ему свести меня с ума. Есть вещи, которые намного хуже смерти.

Мэллис был ослеплен яростью, я никогда еще не доводила его до такого состояния. Он был в шаге от того, чтобы полностью потерять контроль над собой. Мне осталось лишь добавить последнюю каплю к его ярости, чтобы вытолкнуть его за грань.

Я вспомнила, что рассказывал мне Бэрронс о Джоне Джонстоне-младшем. О загадочной «скоропостижной» смерти его родителей, о том, как быстро он порвал все связи со своим прошлым. Я вспомнила, как Бэрронс провоцировал Мэллиса, напоминая о его корнях, и о том, как вампир разозлился, как вышел из себя при одном упоминании прежнего имени.

– Как давно ты сошел с ума, Джей-Джей? – выдохнула я в перерыве между ударами. – Сразу после того, как убил своих родителей?

– Я Мэллис, сука! А для тебя – Повелитель! И мой отец заслуживал смерти. Он называл себя гуманистом. Он тратил мое наследство. Я сказал ему, чтобы он прекратил. Он этого не сделал.

Бэрронс злил Мэллиса, называя его «Младшим». Но это было мое имя, так называла меня Алина, и я не собиралась пачкать свое детское прозвище, обращаясь к вампиру.

– Это ты заслуживаешь смерти. Некоторые люди заслуживают ее с самого рождения, Джонни.

– Никогда не смей меня так называть! НИКОГДА не называй меня так! – заорал он.

Я попала в яблочко, это имя подействовало на вампира куда сильнее, чем обращение «Младший». Может быть, именно так называла его мама? Или это уменьшительное имя использовал его отец?

– Нел превратила тебя в монстра. Ты сам стал им, Джонни.

Я была вне себя от боли. Я больше не чувствовала своей руки. Мои лицо и шея были залиты кровью.

– Джонни, Джонни, Джонни, – дразнила я. – Джонни, маленький Джонни. Ты всегда был ничем…

Следующий удар превратил мою скулу в огненный взрыв боли. Я упала на колени. Амулет выскользнул из моей руки.

– Джонни, Джонни, – сказала я или только подумала, что сказала.

Убей меня, молила я. Убей меня поскорее.

Следующий удар размазал меня по дальней стене пещеры. Хрустнули кости ног. И я с облегчением потеряла сознание.

17

Я не знаю, откуда берутся сны. Иногда мне кажется, что это просто генетическая память или, в своем роде, предсказания. Возможно, даже предупреждения. Наверное, у людей все-таки есть инструкция по эксплуатации, но мы слишком глупы, чтобы ее прочитать, поскольку наш «рациональный» разум отказывается воспринимать иррациональные, с его точки зрения, сигналы. Временами я думаю, что все необходимые ответы хранятся в нашем дремлющем подсознании и приходят к нам лишь во сне. Каждую ночь мы открываем эту книгу: всякий раз, когда наша голова касается подушки, перед нами появляются страницы с необходимой информацией. Умные читают ее, внимательно изучают. А остальные изо всех сил пытаются позабыть прочитанное, как только проснутся, поскольку там может оказаться много странного и необычного.

Когда я была ребенком, у меня было несколько повторяющихся кошмаров. Мне снились четыре отдельных, неуловимо различающихся вкуса. Два вкуса были очень даже приятными. Оставшиеся же два были настолько отвратительными, что я просыпалась и долго пыталась выплюнуть собственный язык. Один из двух последних вкусов я ощущала сейчас. Он пропитал мои щеки и язык, приклеил губы к зубам, и я наконец поняла, почему никогда не могла описать этот вкус. Он не имел отношения к еде или питью. Это был вкус сожаления. Глубокого, концентрированного сожаления, поднимавшегося из самой глубины души, и относилось оно к тем вещам, которые не стоило делать, вот только было уже поздно и исправить последствия этих действий было абсолютно невозможно.

Я была жива. Но я жалела не об этом.

Надо мной стоял Бэрронс. Но об этом я тоже не жалела.

Я жалела о том, что сказало мне выражение его лица, гораздо более честное, чем прогноз любого врача: того, что со мной сделали, я не переживу. Я была еще жива, но это ненадолго. Мой спаситель стоял рядом. Благородный рыцарь из сказки успел бы вовремя, если бы принцесса не облажалась.

А теперь было слишком поздно.

Я могла бы выжить – если бы только не потеряла надежды на это.

Я заплакала. Наверное. Своего лица я практически не чувствовала.

Что сказал мне Бэрронс в тот вечер, когда мы ограбили Роки О'Банниона? Я тогда слушала вполуха. Я даже не думала, что он говорил мне очень мудрые вещи. Ши-видящая, у которой не осталось надежды, не осталось необоримого желания выжить, – это мертвая ши-видящая. Ши-видящая, которая считает, что она безоружна и брошена, может с тем же успехом приставить дуло к виску, спустить курок и вышибить себе мозги. В этой жизни есть только два определяющих фактора – надежда и страх. Надежда дает силу, страх убивает.

Только теперь я это поняла.

– Ты… н-н-настоящий?

Мои губы плохо слушались, поскольку были разорваны моими же зубами. Язык сочился кровью и сожалением. Я знала, что собираюсь сказать, но была не уверена, что смогу четко это произнести.

Он угрюмо кивнул.

– Это был… Мэллис… не мертвый… – сказала я.

Ноздри Бэрронса расширились, глаза стали суровыми, и он прошипел:

– Я знаю, я чую его запах здесь, повсюду. Это место провонялось им. Не разговаривайте. Черт побери, это он с вами сделал? Что вы натворили? Вы что, специально злили его?

Бэрронс слишком хорошо меня знал.

– Он сказал мне… что ты… не придешь.

Мне было холодно, очень холодно. И при этом на удивление не больно. Это могло означать лишь одно – спинной мозг был поврежден.

Бэрронс дико взглянул на меня, словно искал что-то, и, будь он кем-то другим, я бы решила, что он просто обезумел.

– И ты поверила ему? Нет, не отвечай. Я сказал, не отвечай. Просто не двигайся. Твою мать, Мак. Твою мать!

Он снова перешел на «ты» и назвал меня «Мак». У меня слишком болело лицо, чтобы улыбнуться, но я улыбнулась мысленно.

– Б-Бэрронс?

– Я сказал «молчи»! – рыкнул он.

Я собрала все силы, чтобы произнести слова отчетливо:

– Н-не дай мне… умереть… здесь… внизу. – «Умереть… здесь… внизу», – откликнулось эхом пространство. – Пожалуйста. Забери меня… отсюда… к солнцу.

И похорони меня в бикини, додумала я. Рядом с моей сестрой.

– Б…! – снова взорвался он. – Мне нужно хоть что-то!

Бэрронс опять осмотрел пещеру тем же безумным взглядом. Интересно, что он искал? На этот раз бинты и гипс не помогут. Я попыталась ему об этом сказать, но не смогла издать ни звука. Я попробовала сказать ему, что мне жаль, но эти слова тоже отказывались звучать.

Наверное, я моргнула. Его лицо вдруг оказалось совсем рядом с моим. Его рука погладила мои волосы. Я чувствовала щекой его теплое дыхание.

– Здесь нет ничего, что могло бы помочь мне, Мак, – глухо сказал Бэрронс. – Если бы мы были в каком-то другом месте, если бы у меня были нужные вещи, я бы… мог воспользоваться некоторыми заклинаниями. Но ты не доживешь до того момента, когда я вынесу тебя отсюда.

Долгое время мы молчали, хотя, может, он и говорил что-то, вот только я его уже не слышала. Время исчезло. Сознание расплывалось.

Его лицо снова склонилось надо мной. Темный ангел. Баски и пикты в роду, как он однажды сказал. Разбойники и варвары, как издевалась я. Красивое лицо, при всей своей диковатости.

– Ты не можешь умереть, Мак, – сказал Бэрронс. Его голос был спокойным, лишенным эмоций. – Я тебе не позволю.

– Ну так… останови… меня, – удалось выговорить мне.

Я не уверена, что он уловил в моих словах иронию, которую я старательно пыталась вложить в эту фразу. Мой голос был слабым, неуверенным. Но у меня осталось хотя бы чувство юмора. Мэллис не превратил меня в чудовище, как обещал сделать перед моей смертью. И это утешало. Надеюсь только, что папа будет хорошо заботиться о маме. Надеюсь, кто-то сможет присмотреть за Дэни. Я хотела бы узнать ее получше. Под ершистой поверхностью я чувствовала в ней родственную душу.

Я не отомстила за смерть Алины. И кто теперь это сделает?

– Это не то, чего бы я хотел, – сказал Бэрронс. – И не то, что я бы выбрал. Ты должна понять это. Очень важно, чтобы ты это поняла.

Я понятия не имела, о чем он говорил. Что-то пыталось достучаться до меня из глубины сознания. Что-то, о чем следовало бы подумать. Выбор, который мне нужно было сделать. Я почувствовала, как пальцы Бэрронса легли мне на веки. Он закрыл мне глаза.

Но я же еще не умерла, хотела сказать я. Его рука осторожно надавила мне на шею. Моя голова повернулась в его сторону.

Н-не дай мне… умереть… здесь, внизу, – снова раздалось в моей голове.

Я вдруг поняла, как жалко и глупо это прозвучало. Как беспомощно. Один пух и никакой стали. Я была жалкой с большой буквы «Ж».

И я ощутила второй вкус, знакомый по старым кошмарам. Он высушил изнутри мои щеки, и рот наполнился слюной. Я изучала этот вкус, перекатывая его на языке, как старое вино. В этот раз я опознала яд еще до того, как проглотила, – это был вкус трусости.

Я вновь повторила свою ошибку: оставила надежду прежде, чем завершился бой.

Мой бой еще не завершен. Мне могут не нравиться предложенные варианты выбора – честно говоря, они мне не просто не нравились, меня от них тошнило, – но мой бой еще не закончился.

«Вся мощь темных искусств вливалась в меня, сила десяти человек, мои чувства обострились, а смертельные раны залечивались так же быстро, как и были нанесены».

Темные искусства меня не интересовали. Я бы предпочла силу и обострение чувств. Но особенно меня интересовала та часть, которая касалась исцеления смертельных ран. Может, я и упустила свой первый шанс пережить эту ночь. Но от второго я не откажусь. Сейчас здесь Бэрронс. И клетка открыта. Он может добраться до Фейри на алтаре и накормить меня его мясом.

– Бэрронс. – Я заставила себя открыть глаза.

Веки отяжелели, казалось, что каждая весит тонну.

Его лицо было совсем рядом с моей шеей, он тяжело дышал. Он что, собрался меня оплакивать? Уже? Да и вообще, будет ли он горевать по мне? Может быть, я хоть немного значу для этого загадочного, сильного, умного, властного мужчины? Я поняла, что он пришел сюда из-за меня. Хороший он или плохой, добрый или злой, но он беспокоился обо мне.

– Бэрронс, – снова сказала я, на этот раз более уверенно, вкладывая в свои слова все силы, которых у меня осталось не так уж много.

Но их хватило на то, чтобы привлечь его внимание.

Он поднял голову. В свете факелов его лицо, казалось, состояло из одних углов и четких линий, которые ничего не выражали. Темные глаза на этом лице казались окнами в мрачную бездну.

– Прости, Мак.

– Ты не… виноват, – выдавила я.

– Я виноват больше, чем ты можешь себе представить, женщина.

Он назвал меня женщиной. Я выросла в его глазах. Интересно, как он вскоре назовет меня?

– Прости, что не приехал за тобой. Мне нельзя было позволять тебе возвращаться домой в одиночестве.

– С-слушай, – сказала я.

Я бы вцепилась в его рукав, чтобы притянуть к себе, но не могла пошевелить руками.

Он наклонился ближе.

– Невидимый… на алтаре? – спросила я.

Бэрронс сдвинул брови, оглянулся через плечо, потом снова взглянул на меня.

– Он все еще там, если тебя это интересует.

Мой голос звучал ужасно, когда я попросила:

– Принеси… мне… его.

Он вздернул брови и моргнул. Потом посмотрел на дергающегося Невидимого, и я практически смогла прочитать его мысли: «Ты… что… этот Мэллис…»

Бэрронс оборвал себя.

– Что именно ты имеешь в виду, Мак? Ты хочешь сказать, что собираешься съесть это?

Я уже не могла говорить и просто раздвинула губы.

– Черт побери, ты хорошо подумала? Ты хоть понимаешь, что оно может с тобой сделать?

Я попыталась ответить ему в стиле наших безмолвных бесед. Я сказала: «Прекрасно представляю. Например, оно может спасти мне жизнь».

– Я имею в виду обратную сторону медали. Всегда есть обратная сторона.

Я сказала, что хуже смерти эта сторона точно не будет.

– Есть вещи и похуже смерти.

«Не эта. Я знаю, что делаю».

– Даже я не знаю, что ты собираешься сделать, а я знаю все! – рыкнул Бэрронс.

Я бы рассмеялась, если бы была в состоянии смеяться. Его самоуверенность была просто безграничной.

– Это темный Фейри, Мак. Ты собираешься съесть Невидимого. Ты это понимаешь?

«Я умираю, Бэрронс».

– Мне не нравится эта идея.

«Есть идеи получше?»

Он судорожно вздохнул. Я не поняла выражений, которые промелькнули на его лице, – это были слишком сложные мысли для моего нынешнего состояния, – но Бэрронс, судя по всему, отбросил их. И все же он довольно долго медлил, прежде чем коротко и яростно мотнуть головой. Я догадалась, что у него были другие идеи, но он от них отказался, поскольку они явно были хуже того, что предложила я.

– Идей получше нет.

В его руке оказался нож. Бэрронс натянуто, саркастически улыбнулся мне и пошел к алтарю.

– Крылышко или ножку? О, к сожалению, этих частей у него уже не осталось. – И Бэрронс полоснул Фейри ножом.

Крыльев у Носорога и раньше не было, но я была благодарна Бэрронсу за юмор, пусть даже и черный. Он пытался сделать мою предстоящую трапезу менее ужасной.

Я не хотела знать, какую именно часть туши собираюсь есть, поэтому я закрыла глаза, когда Бэрронс поднес к моим губам первый кусочек мяса Невидимого. Я не могла на это смотреть. Мне хватало и того, что мясо подергивалось и кровоточило, пытаясь сбежать все время, пока я жевала его. И все время, пока я глотала. Мелкие кусочки двигались в моем желудке.

На вкус мясо Невидимого было еще хуже, чем оба вкуса из моих кошмаров. Думаю, инструкции, которые мы получаем во сне, касаются только нашего мира и не распространяются на Фейри. Это радовало. Не хватало еще ощущать во сне самые мерзкие вещи, принадлежащие миру Фей.

Я жевала и давилась, давилась и глотала.

МакКайла Лейн, бармен и гламурная девочка, кричала во мне, умоляя остановиться, остановиться, пока еще не поздно. Пока мы не лишились пути назад, в беззаботную счастливую жизнь обычной южанки, которой я когда-то была. Эта часть меня не понимала, что пути назад уже давно не было.

Дикая Мак каталась по грязи, вонзая копье в землю, кивала и говорила: даааа, наконец-то настоящая сила! Давай же, давай еще!

Я – та, которая пыталась существовать отдельно от этих двух, – размышляла над тем, какую цену мне придется заплатить за то, что я делаю. На чем основывались подозрения Бэрронса? Может ли поедание темного Фейри сделать со мной что-то плохое, превратить меня в нечто злобное? Или стать чем-то темным могут лишь те, в ком уже есть зерно тьмы, из которой потом вырастает все остальное? Может быть, если я попробую это мясо один-единственный раз, это никак меня не изменит? Мэллис ел его постоянно. Возможно, убивала именно эта частота. Существует ведь масса наркотиков, которые человек может употребить несколько раз без особых последствий. Вдруг живая плоть темного Фейри исцелит меня, сделает меня сильнее и больше никак не проявит себя?

А может, все это не имеет значения, поскольку я уже пересекла финишную черту, ведь в этот день – или ночь, или что там сейчас – я слишком рано отказалась от надежды, и я не собиралась повторять свои ошибки. Я буду бороться за жизнь изо всех сил и, не жалуясь, заплачу любую цену, которая от меня потребуется. Я больше никогда не соглашусь умереть без борьбы. Я буду биться до последней секунды, вне зависимости от того, какой ужас будет противостоять мне. Я стыдилась себя из-за того, что перестала надеяться.

«Ты не сможешь двигаться вперед, если станешь постоянно оглядываться назад, Мак, – всегда говорил мне папа. – Иначе ты налетишь на глухую стену».

Я отбросила все сожаления, весь этот бесполезный багаж, решив смотреть только вперед. И открыла рот.

Бэрронс отрезал и скормил мне еще один кусок мяса, потом еще один. Я начала усиленно жевать, энергично проглатывая.

Меня охватили одновременно холод и жар, я задрожала, словно в смертельной лихорадке. Проглотив еще несколько кусков, я почувствовала, как мое тело начало болезненный процесс восстановления. Ничего приятного в этом не было. Я закричала. Бэрронс накрыл мой рот ладонью, обнял меня и прижал к себе, а я билась в судорогах и стонала. Думаю, он старался заглушить мои вопли, поскольку неподалеку от нас все еще мог вшиваться Мэллис или кто-то из его подручных.

Когда мне становилось лучше, я снова ела, и снова все повторялось по тому же замкнутому кругу. Прижавшись к теплой коже Бэрронса, я выздоравливала. Я дрожала и корчилась в кольце его рук и снова становилась единым целым. Все раны во рту затягивались новой, неповрежденной оболочкой. Кости распрямлялись и срастались, сухожилия и разорванная кожа возвращались в первоначальное состояние, гематомы от ударов рассасывались. Это было агонией. И это же было чудом. Я чувствовала, что творит со мной живая плоть Невидимого. Я чувствовала, как она меняет мою природу, вмешивается в нее на клеточном уровне, превращая меня в нечто древнее и могущественное. Все раны затянулись, но изменения продолжались, преодолевая границы обычных способностей смертного тела, превращая меня в нечто невероятное.

Во мне медленно нарастала сладкая волна эйфории. Мое тело было юным, сильным – куда сильнее, чем когда-либо прежде, сильнее, чем это вообще возможно!

Я потянулась, сначала осторожно, потом с радостью. В моем теле не осталось боли. Когда я двигалась, мои мышцы отвечали мне необычной силой. Сердце пустилось вскачь, прокачивая сквозь меня и мой мозг горячую, сильную кровь, в которой бурлила сила Фейри.

Я села. Я села! Я была на волоске от смерти, а теперь снова стала такой, как прежде! Даже лучше. Я с удовольствием и интересом провела руками по лицу и телу.

Бэрронс сидел рядом со мной. Он смотрел на меня с таким выражением, будто ждал, что вместо моего лица в любую секунду появится морда страшилища. Ноздри Бэрронса раздувались; он наклонился к моей коже и глубоко вдохнул.

– Твой запах изменился, – грубо буркнул он.

– Мое самочувствие изменилось. Но я в порядке, – заверила я его. – Честно говоря, я чувствую себя просто прекрасно! – Я рассмеялась. – Фантастически! Я чувствую себя лучше, чем когда-либо в своей жизни! И это обалденно!

Я встала, вытянула перед собой руку и покрутила запястьем. А потом я сложила пальцы в кулак и ударила им в стену. И почти ничего не почувствовала. Я ударила еще раз, сильнее. Кожа на костяшках лопнула – и тут же затянулась, не прошло и секунды. Даже кровь не успела брызнуть – так быстро все произошло.

– Ты видел это?! – воскликнула я. – Я теперь сильная. Я теперь, как ты и Мэллис, и я могу кому угодно надрать задницу!

Бэрронс помрачнел, поднялся и зашагал прочь. Ха, он слишком сильно переживал. Я ему так и сказала.

– А вот вы недостаточно сильно переживаете, – проворчал он.

Вообще-то довольно сложно переживать, когда ты стояла на пороге смерти, а потом внезапно почувствовала себя так, словно отныне будешь жить вечно. Я слишком быстро перескочила из одного состояния в другое, словно очень легкий маятник, который сильно раскачали. Меня рикошетом отбросило от бездны отчаяния в эйфорию, от полной беспомощности почти к всемогуществу, от запуганности к способности напугать кого угодно. И кто теперь мог причинить мне вред? Да никто!

Наконец-то я поняла, что такое быть ши-видящей с особыми возможностями. У меня была сверхчеловеческая сила, а это куда лучше, чем суперскорость Дэни. Я не могла дождаться возможности проверить себя в деле, понять, что я теперь могу. Бесстрашие вскружило мне голову. Я опьянела от силы, от того, насколько это здорово – быть мной!

Я затанцевала вокруг Бэрронса, имитируя движения боксера на ринге.

– Ударь меня.

– Не говорите глупостей.

– Да ну, ударь меня, Бэрронс!

– Я не собираюсь вас бить.

– Я сказала, ударь. Ой!

Он стукнул меня. Кости завибрировали, моя голова отлетела назад. И снова вернулась на место. Я помотала головой. Никакой боли. Я рассмеялась.

– Я просто чудо! Посмотри на меня! Да я почти ничего не почувствовала! – Я танцевала вокруг него, имитируя удары. – А ну, давай! Ударь меня снова.

Моя кровь была словно наэлектризована, тело сопротивлялось любому урону.

Бэрронс покачал головой.

Я врезала ему в челюсть, его голова мотнулась назад.

Когда он снова посмотрел на меня, на его лице четко читалось: ладно, живи пока, но ты у меня дождешься.

– Теперь вы счастливы?

– Ну как, больно?

– Нет.

– А можно я еще раз попробую?

– Купите себе боксерскую грушу.

– Давай подеремся, Бэрронс. Мне нужно знать, насколько я теперь сильная.

Он потер челюсть.

– Вы сильны, – сухо сказал он.

Я рассмеялась, окрыленная. Теперь южная красотка стала сильной, и с ней стоило считаться! И это было здорово. У меня появилась сила. Я опять в игре. И как только у меня в руках снова окажется копье, я вновь буду на коне! На поле битвы со злом вышел герой нового уровня.

Кстати о новом уровне и борьбе со злом. Я хотела видеть Мэллиса. Мертвым. И немедленно. Этот сукин сын лишил меня воли к жизни. Он был живым, дышащим напоминанием о моем позоре.

– Ты случайно не заметил Мэллиса по дороге сюда? К слову, о пути сюда… Как ты меня нашел? Он солгал мне про браслет, правда?

– Я не видел браслета, меня больше занимали попытки найти вас. Система пещер под Бурреном просто огромна. Я выведу вас отсюда. – Бэрронс взглянул на часы. – Если повезет, то за час мы отсюда выберемся.

– После того как убьем Мэллиса.

– Я вернусь и позабочусь о Мэллисе.

– Не думаю, – холодно сказала я.

И взглядом посоветовала ему не спорить. Я была на взводе, меня переполнял адреналин. И я ни в коем случае не позволила бы кому-то другому драться вместо меня. Этот урод был моим, я кровью заплатила за право убить его.

– Дайте женщине хоть немного власти, – сухо огрызнулся Бэрронс.

– Он сломал меня, Бэрронс. – Мой голос сорвался.

– Все мы хоть раз ломаемся. Один раз. Ни стыда, ни грязи в этом нет, если удалось выжить. Вы выжили.

– И тебя однажды ломали? – Да кто или что смогло бы сломать Иерихона Бэрронса?

Он уставился на меня, изучая в тусклом свете, заливавшем пещеру. Пламя факелов очертило его лицо, тени сделали щеки еще более впалыми, в глазах отражался огонь.

– Да, – наконец ответил Бэрронс.

Позже я спрошу, кто и как. А сейчас я хотела знать лишь одно:

– Ты убил ублюдка?

Я не была уверена, что его губы изогнула именно улыбка, просто я не знала, как еще это можно назвать.

– Голыми руками. После того как убил его жену. – Он махнул рукой в сторону выхода из пещеры. – После вас, мисс Лейн. Я буду прикрывать вам спину.

Я снова стала «мисс Лейн», и мы опять были на «вы». Забавно, он называет меня «Мак», только когда я нахожусь на пороге смерти или очень сильно избита. Но об этом мы тоже поговорим позже.

– Он мой, Бэрронс. Не вмешивайся.

– Лишь в том случае, если вы будете способны с ним справиться.

– Я справлюсь с ним, – торжественно заявила я.

Система пещер действительно оказалась огромной. Удивительно, что Бэрронс вообще смог найти меня. Мы сняли факелы со стены и начали бессистемно и без особых оснований исследовать туннели и пещеры одну за другой. Я видела фотографии туристов, которые побывали под Бурреном. На снимках не было ничего похожего на те места, где мы сейчас проходили. Мы были гораздо глубже и гораздо дальше проложенных для туристов дорожек, в не исследованной пока еще системе лабиринтов и пещер. Думаю, если сюда и добирались любители экзотических фотографий, Мэллис быстро решал эту проблему, попросту обедая туристами.

Я бы никогда не выбралась отсюда в одиночку.

Я была босиком, но либо камни не резали мне ступни, либо ноги у меня заживали моментально после каждого пореза. При обычных обстоятельствах меня бы довольно сильно беспокоили темнота и теснота, царившие вокруг, но мясо Невидимого, которое я съела, что-то сделало со мной. Я не испытывала страха. Меня охватило нечто вроде веселья. Мои чувства обострились до предела. В тусклом свете факела я видела так же хорошо, как и при ярком свете солнца. Я слышала мелких тварей, которые жили в толще земли. И ощущала больше запахов, чем могла опознать.

Мэллис здесь неплохо обустроился. Большинство мебели викторианской эпохи, которую я раньше видела в его поместье, он перевез сюда, в пещеры. В комнате, которую он превратил в роскошный готический будуар, я обнаружила свою расческу – на столике возле кровати под атласным балдахином. Рядом с расческой стояла черная свеча, три маленькие бутылочки и лежали, видимо снятые с расчески, мои волосы.

Бэрронс открыл одну из бутылочек, принюхайся.

– Он шпионил за вами, создавая свою проекцию. Вы не ощущали чего-либо похожего на слежку?

Я рассказала ему о призраке. И засунула расческу в задний карман джинсов. Мне было неприятно прикасаться к вещам, до которых дотрагивался вампир, но ни одного воспоминания обо мне не останется здесь, под землей, в его адском логове.

– И вы никогда не говорили мне об этом? – возмутился Бэрронс. – Сколько раз вы его видели?

– Я бросила в него фонариком, и фонарик пролетел насквозь. Я думала, что призрак нереален.

– Ну и как я могу охранять вашу жизнь, если вы постоянно чего-то недоговариваете? – ядовито поинтересовался Бэрронс.

– А с чего я стану все тебе рассказывать, если ты сам все время что-то скрываешь? Я о тебе вообще ничего не знаю!

– Я тот, кто постоянно спасает вашу жизнь. Это вам ни о чем не говорит?

– Да, но почему? Потому что я тебе нужна. Потому что ты хочешь использовать меня.

– А по какой еще причине я могу это делать? Потому что вы мне нравитесь? Лучше быть полезной, чем симпатичной. Симпатия – это эмоция. Эмоции, – он поднял руку и сжал пальцы в кулак, – это все равно что вода в кулаке. Стоит открыть ладонь, и понимаешь, что ничего не осталось. Лучше быть оружием, чем женщиной.

В данный момент я была и тем и другим. И мне нужен был Мэллис.

– Можешь покусать мою петунию позже. У меня тоже есть что тебе сказать.

Копье мы нашли в обитой бархатом шкатулке, стоящей возле ноутбука. Я удивилась тому, что в таком месте, как это, может работать ноутбук, но потом заметила, что вокруг него роятся те же черно-синие огоньки, которые излучал амулет. Мэллис практиковал черную магию.

– Подождите. – Бэрронс набрал команды, вглядываясь в экран.

На несколько секунд всплыло какое-то текстовое сообщение, но потом холодные искры брызнули из экрана, и ноутбук вырубился.

– Ну и что ты там вычитал?

– У Мэллиса было несколько клиентов, которые интересовались копьем. Я успел прочитать пару имен. – Бэрронс снова взглянул на часы. – Берите копье и пойдемте домой.

Я потянулась к копью, лежащему на бархатной подкладке, и уже почти вынула его из шкатулки, но внезапно застыла от четкой жутковатой мысли.

Я закрыла шкатулку. Когда я взяла ее под мышку, Бэрронс странно на меня посмотрел. Я пожала плечами, и мы пошли дальше.

За будуаром оказалась еще одна пещера, буквально заваленная книгами, шкатулками, коробками и банками, содержимое которых не поддавалось описанию. С первого взгляда на эти вещи становилось ясно, что Мэллис занялся черной магией задолго до своего знакомства с Гроссмейстером. Его детские «сокровища» лежали вперемешку с коллекцией зелий, порошков и прочей загадочной ерунды. Я почти видела молодого британского мальчика, который терялся в тени своего знаменитого могущественного отца и ненавидел такое положение вещей. И в итоге стал бунтовать. Именно поэтому Мэллис стал звездой в мире готов – это был мир, полностью отличный от того, в котором он вырос. Он изучал черную магию. Он замышлял убийство своих родителей, когда ему не было и двадцати четырех лет. Мэллис стал монстром задолго до того, как вслух назвал себя таковым.

Превращенная в кладовую пещера переходила в длинный широкий туннель, освещенный факелами. В конце него виднелась стальная дверь. Она оказалась закрытой.

Ни Бэрронс, ни я не смогли ее выбить. Несколько секунд Бэрронс постоял, приложив ладони к двери, после чего сказал «ага» и быстро пробормотал несколько неразборчивых слов. Дверь рывком распахнулась, открывая узкую пещеру. Мне показалось, что ее длина – почти четверть мили. Вдоль стен были расположены клетки с Невидимыми. Судя по всему, это была личная кладовая Мэллиса. Интересно, как он их всех поймал?

Внезапно я почувствовала его – водоворот разложения и ярости, бушующий где-то в туннелях, которые начинались перед нами.

– Мэллис идет сюда, – сказала я Бэрронсу. – Думаю, ему нужна еда. Он сказал, что должен регулярно питаться.

Бэрронс снова искоса взглянул на меня. Я прекрасно знала, о чем он думает.

– Не потому, что его пища вызывает зависимость, – пояснила я, защищаясь. – А потому что некоторые части его организма превратились в Фейри из-за того, что он ел Невидимых и копье отравило эти части.

Бэрронс уставился на меня.

– Части его организма превратились в плоть Невидимых? А копье отравило их? И вы знали это еще до того, как съели мясо Фейри?

– Я просто учитывала альтернативу, Бэрронс.

– Так вот почему вы оставили копье в шкатулке и несете его под мышкой! Теперь вы боитесь до него дотрагиваться, верно?

– Раньше у меня было оружие. Теперь я сама оружие.

Я развернулась и зашагала прочь из пещеры. Мне вовсе не хотелось показывать Бэрронсу, насколько меня беспокоит то, что вместе с силой Фейри я приобрела и их слабость. Я хотела никогда больше не прикасаться к этому копью. Если я случайно порежусь им, стану ли я, как и Мэллис, постепенно гнить? И в кого я превратилась? Насколько я теперь похожа на моих врагов?

– Он идет сюда, – бросила я, не оборачиваясь. – Я бы не хотела, чтобы он успел нажраться.

Бэрронс подошел ко мне сзади и запер дверь. Когда он достал из кармана бутылочку, я поняла, что он позаимствовал кое-что из коллекции вампирского зелья. Бэрронс брызнул на дверь из флакона и снова произнес несколько слов на языке, которого я не понимала. Затем Бэрронс оглянулся, и, судя по его лицу, ему очень не понравилось то, что он увидел.

– Хороший солдат сам выбирает территорию, на которой ему придется драться. У вас с Мэллисом одинаковые особенности организма. Если вы можете его чувствовать, то я уверен, что он тоже чувствует вас. И он придет за вами.

– И что мы ищем?

– Место, откуда не будет запасных выходов. Я хочу, чтобы все это закончилось как можно быстрее.

Пещерка, которую мы выбрали, была маленькой, с низким потолком и вся заросла сталактитами и сталагмитами. Здесь был всего один выход, который Бэрронс собирался заблокировать сразу после того, как Мэллис войдет. Я протянула Бэрронсу шкатулку с копьем. Он жестом велел мне спрятать ее в куче оставшихся от обвала камней. Я ни в коем случае не дам Мэллису использовать это оружие против меня. К тому же копье уже показало, что может уничтожить лишь части его тела, а частей мне было недостаточно. Я хотела, чтобы этот ублюдок сдох целиком.

– И как мне убить вампира? – спросила я у Бэрронса.

– Надеюсь, он все же не вампир.

– Мне, честно говоря, этот ответ не очень нравится. Он пожал плечами.

– Это все, что я могу сказать, мисс Лейн.

Я чувствовала приближение Мэллиса. Бэрронс был прав, мясо, которое мы ели, каким-то образом связало нас с вампиром. Я не сомневалась, что он ощущает меня так же четко, как я – его.

Вампир был разгневан… и голоден. И он не мог зайти в свою же кладовую. Что бы ни сделал с дверями Бэрронс, это качественно запечатало вход. Я уже говорила, что у моего гостеприимного хозяина неистощимый запас всяческих фокусов. И меня все больше и больше интересовало, где он им научился.

Мэллис был близко. Мое тело звенело от напряжения. Вампир появился в проеме. Его капюшон был отброшен, а улыбка была более чем отвратительной.

– Ты все еще не ровня мне, сучка.

Он стоял в дверном проеме, пламя факелов обрамляло его фигуру, темный плащ развевался, а я чувствовала запах всех его эмоций четче, чем вонь его гниющей плоти. Он пах тем же бесстрашием, которое ощущала я. Он действительно верил в то, что только что сказал. Но я докажу ему, что он ошибается. Я нахмурилась, изучая его. Пусть Мэллис и считал себя сильней меня, но его заботило то, что я выбралась из клетки, и он не отваживался войти в пещеру, не выяснив, как мне это удалось.

Я поддразнила его:

– Что ж, тогда войди и поймай меня.

– Как ты выбралась из своей клетки?

– Ты оставил дверцу незапертой, – соврала я.

Он с минутку поразмыслил над этим.

– Ты не могла даже двинуться. Я сломал тебе обе ноги. И руки. Как ты добралась до Невидимого?

– Точно так же, как и заколдовала твой маленький «холодильник». Неплохая работа, правда? Ты не смог туда войти. Я и сама владею кое-какой магией. Ты недооценил меня.

Вампир изучал меня. Он знал, каким сильным заклинанием защитил свою кладовую, и если я сумела справиться с магией такого уровня, то была способна на многое. Внезапно я почувствовала, как он расслабился.

– Что ж, так даже интереснее. Знаешь, я вынашивал эту идею. Теперь мы будем гнить вместе. Я снова накормлю тебя, а потом проткну твоим же гребаным копьем.

Было ясно: он еще не знал, что копье пропало.

– Ну так давай начнем, – промурлыкала я.

Мэллис развязал тесемки плаща и сбросил его на пол. Его кружевная шелковая рубашка была покрыта пятнами гноя. Я предположила, что облегающие кожаные брюки он носил по той же причине, что и перчатки. Мне нужно было заманить его в пещеру, после чего Бэрронс наложит заклятие на выход и вампир уже никуда не денется. Я снова по-боксерски затанцевала.

– Ну давай, Джонни, входи, поиграем.

Он с нечеловеческой скоростью влетел в пещеру и сомкнул обтянутые перчатками руки на моем горле. Я увидела, как Бэрронс возник позади него, и безмолвно скомандовала: не вмешивайся!

Схватив Мэллиса за запястья, я врезала ему коленом в пах со всей новоприобретенной силой десяти человек. Но плоть между его ног оказалась слишком мягкой. Мое колено проскользнуло на несколько сантиметров в его тело.

– Там я ничего не чувствую, сука, – хмыкнул Мэллис.

– А как насчет вот этого? – Я изо всех сил ударила его в ухо.

Кровь брызнула из его черепа, вампира повело в сторону, но он устоял. Я смотрела, как быстро затягивается его рана. А у меня так получится?

Выяснить это мне довелось довольно быстро – Мэллис сломал мне нос. Нос тут же восстановился. Я чуть не вырвала вампиру руку из плеча. На несколько секунд его конечность бессильно обвисла, а потом с прежней силой врезалась мне в бок.

– Когда я покончу с тобой, сучка, я поеду в Ашфорд. Помнишь свое маленькое признание? – прошипел он. – Ты сказала, что там у тебя мамочка? Возможно, я даже позволю тебе дожить до того момента, когда начну разбираться с ней.

Я превратила его ненавистную мне морду в ошметки мяса и костей. Все закончится здесь и сейчас. Мэллис никогда больше не выйдет из этих пещер, даже если мне тоже придется остаться здесь навсегда, удерживая его. Он попытался оторвать мне ухо. Я чуть не укусила его, но быстро передумала, вспомнив, что читала о вампирах. Мне никак не хотелось, чтобы его кровь попала мне в рот. Вместо этого я ударила Мэллиса в колено. Когда он припал на сломанную ногу, я бросилась на него сверху, с рычанием нанося удары и пинки.

Я чувствовала, как внутри меня что-то деградирует, и мне нравилось это ощущение.

Время перестало иметь для меня значение. Мы были просто двумя неразрушимыми автоматами. Мы бесчувственно молотили друг друга, забыв про все причины. Меня заботило только одно: сбить его с ног, оставить валяться на земле и не дать ему снова подняться. Я даже не помнила, кто он такой. Мне было плевать на то, кто такая я. Все упростилось до предела. У Мэллиса теперь не было ни лица, ни имени. Он был Врагом. Я была Уничтожителем. Я понимала лишь одну направляющую меня идею: радость от убийства.

Я швырнула его в стену. Мэллис почти размазал меня по сталагмиту, выросшему практически в человеческий рост. От соприкосновения с ускоренной мной сталагмит рассыпался. Я вскочила на ноги, и мы с Мэллисом снова завертелись, нанося удары, пинаясь и рыча.

Внезапно между нами очутился Бэрронс и расшвырял нас в разные стороны.

Я повернулась к нему, завывая:

– Какого дьявола ты делаешь?

– Ты! – Мэллис выглядел ошарашенным. – Как ты сюда попал? Я же оставил браслет на той аллее! Ты никак не мог выследить меня!

Я уставилась на Бэрронса. Ну и как же он меня нашел?

– Отвали, Бэрронс. Это моя драка.

Бэрронс застал меня врасплох, я пропустила серию ударов в голову и в живот, после чего на время выбыла из игры.

Я согнулась пополам, не в силах поверить в то, что происходит. Мэллис захохотал.

Несколько секунд, пока собирались осколки костей и срастались ребра, я стояла, согнувшись. Грудь болела так, словно легкие разлетелись на кусочки. Смех Мэллиса оборвался задушенным звуком.

Когда я выпрямилась, оказалось, что Бэрронс крепко сцепил руки на шее вампира. Затем Бэрронс ударил меня, и я снова отлетела назад. Судя по всему, в тот раз, когда я его попросила, он бил не в полную силу. Тот удар по сравнению с этим был всего лишь дружеским похлопыванием по плечу.

Этот сукин сын повторил спектакль три раза: стоило мне разогнуться, и его кулак врезался в мое лицо прежде, чем я успевала твердо встать на ноги. Чувство было такое, словно мой мозг размазался изнутри по черепу.

Когда я встала в пятый раз, Мэллис лежал на земле, не подавая признаков жизни. И я видела почему. Его голова и шея больше не составляли единого целого. Бэрронс убил его! Этот гад украл у меня возможность отомстить, лишил наслаждения уничтожить того, кто чуть было не уничтожил меня!

Я рывком развернулась к Бэрронсу. Он был весь заляпан кровью, дыхание было тяжелым, голова опущена, брови нахмурены. Он излучал волны ярости, которые тяжело перекатывались в пространстве. Да как он посмел еще и сердиться на меня? Это ведь мне полагалось быть вне себя! Он бесцеремонно влез в мою драку, моя жажда крови бурлила, не находя выхода, а обороты моего внутреннего мотора вышли за красную черту.

– Вампир был мой, Бэрронс!

– Посмотрите на его зубы, мисс Лейн, – резко ответил Бэрронс. – Над ними явно поработали дантисты. Он не был вампиром.

Я слегка ударила Бэрронса по плечу.

– Мне плевать, кем он был! Это была моя битва, ты, ублюдок!

Он ткнул меня в плечо с той же сдерживаемой, предупреждающей силой.

– Вы слишком долго с ним возились.

– Да кто ты такой, чтобы решать, сколько нужно мне для «слишком»? – Я снова ударила его.

Бэрронс ответил таким же по силе ударом.

– Вы наслаждались этим!

– Неправда!

– Вы улыбались, выделывались перед ним и развлекались самим процессом.

– Я пыталась покончить с ним! – В этот раз я ткнула его кулаком куда сильнее.

– Вы слишком медленно пытались, – рыкнул он, возвращая удар. Я чуть не упала. – Вы сознательно продолжали просто драться. И все время любовались собой.

– Ты ни фига не понимаешь, о чем говоришь! – закричала я.

– Я больше не мог разглядеть, в чем же между вами разница! – прорычал Бэрронс в ответ.

Я врезала ему по лицу. Ложь просто скатывается по поверхности. Но правда, которую мы не хотим слышать, порой заставляет нас хорошо потрудиться, чтобы заставить ее замолчать.

– Тогда ты плохо смотрел! Из нас двоих я та, у кого есть сиськи!

– Я прекрасно знаю, что у вас есть сиськи! Я чуть ли не носом в них утыкаюсь каждый раз, когда оборачиваюсь в вашу сторону!

– Может, тебе просто следует обуздать свое либидо, Бэрронс?

– Да… имел я вас, мисс Лейн!

– Еще нет, и даже не пробуй! Потому что теперь я способна выбить из тебя дерьмо!

– Вы так думаете?

– Рискни проверить.

Он обеими руками схватил меня за футболку и притянул к себе так, что наши носы соприкоснулись.

– Я рискну и проверю, мисс Лейн. Но не забывайте, что вы сами это предложили. Так что даже не надейтесь сбежать с ринга и отказаться от игры.

– Ты что, слышишь, как кто-то умоляет о пощаде, Бэрронс? Потому что я не слышу.

– Отлично.

– Отлично.

Продолжая удерживать мою футболку одной рукой, он запустил вторую в мои волосы и накрыл губами мой рот. Я рванулась.

Я оттолкнулась от него, вырываясь из его рук. Он притянул меня к себе и плотно прижал к своему телу. Я вцепилась ему в волосы. Он дернул за мои. Черт, Бэрронс играл нечестно! Хотя вообще-то на самом деле он был честен. Он не делал мне никаких уступок. Ни единой.

Я укусила его за губу. Он сделал подножку и повалил меня на каменный пол пещеры. Я пнула его. Он навалился на меня сверху.

Я разорвала на нем рубашку, которая повисла на его плечах двумя лоскутами.

– Мне нравилась эта рубашка! – зарычал Бэрронс.

Он нависал надо мной, как темный демон, блестящий в свете факелов от пота и крови. Весь его торс был покрыт татуировками, которые спускались куда-то под ремень.

Он схватил край моей футболки, натянул ее мне на шею и резко, прерывисто вздохнул.

Я опять пнула его. Если Бэрронс и пнул меня в ответ, то я этого не почувствовала. Его рот снова накрыл мои губы, и я ощущала только горячий шелк его языка, осторожные касания неровной кромки его острых зубов, сбивчивое дыхание и тихие, безнадежные звуки желания. Цунами похоти – которое, без сомнения, родилось под влиянием Фейри на мою кровь – накрыло меня, сбило с ног и потащило прямо в полное опасностей море. В этих бездонных, убивающих меня волнах не было спасательной шлюпки, не было даже маяка, чей янтарный свет указал бы мне путь к береговой линии. Был только шторм, охвативший Бэрронса и то существо, которым когда-то была я. Даже если под этими темными водами было течение, подсказывающее, что неплохо бы осмотреться и подумать, как выплыть к спасению, мне было плевать на это.

Бэрронс приподнялся надо мной, опираясь на руки, и начал тереться и вжиматься в меня – в сводящем с ума эротическом ритме. Одинокий мальчик. Одинокий мужнина. Потерявшийся в пустыне под кроваво-красной луной. Война повсюду. Всегда война. Яростный сирокко танцует на драгоценном песке. Пещера под склоном. Убежище? Теперь нет спасения нигде. Язык Бэрронса был у меня во рту, а сама я каким-то образом оказалась внутри Иерихона Бэрронса. Потому что эти образы принадлежали ему.

Мы одновременно услышали шум снаружи и отскочили друг от друга с той же скоростью, с какой раньше свалились на пол, и замерли в противоположных концах пещеры.

Пытаясь отдышаться, я смотрела на Бэрронса. Он тоже тяжело дышал, темные глаза сузились, превратившись в щелочки.

«Заклинание еще действует?» – беззвучно прошептала я, подразумевая выход из пещеры.

«Только на выход. Но не на вход».

«Ну так заговори его еще раз!»

«Это не так уж и просто».

Он растаял в тени сталагмита. Я сосредоточилась на двери, пытаясь почувствовать, кто приближается, и вздрогнула.

Фейри… и в то же время не Фейри. В компании как минимум десяти Невидимых.

Я смотрела на выход поверх тела Мэллиса, внутри у меня все дрожало, словно натянутая струна. Внезапно мое внимание отвлек золотисто-серебряный блик, мерцающий в свете факелов.

Амулет! Как же я могла о нем забыть? Он лежал поверх скрученной цепи, между трупом вампира и выходом. Наверное, амулет свалился, когда Бэрронс оторвал уроду голову.

Звук шагов приближался. Я рванулась за амулетом.

Тяжелый ботинок опустился на реликвию Фейри в тот самый момент, когда я протянула к ней руку. Я посмотрела вверх и встретилась глазами с убийцей моей сестры.

18

Взгляд Гроссмейстера скользнул мимо меня и со спокойным интересом остановился на Мэллисе.

– Я пришел сюда, чтобы его прикончить, – сказал Гроссмейстер. – Он стал обузой. Но ты избавила меня от этой проблемы. Как тебе это удалось?

Он смотрел на меня, отмечая, видимо, что мое лицо, руки и одежда заляпаны кровью при полном отсутствии ран. На невероятно красивом лице расцвела ленивая улыбка:

– Ты ела Невидимого, не так ли?

Я ничего не сказала. Думаю, меня просто-напросто выдали глаза. За спиной Гроссмейстера, у выхода из пещеры, сгрудились чуть больше десятка Невидимых, затянутых в черную униформу с красным значком. Такой касты я раньше не видела. Впрочем, сразу ясно, что эта команда – его личные телохранители.

Гроссмейстер рассмеялся.

– Ну и сюрприз. Ты почти такое же чудо, как Алина, с той лишь разницей, что она никогда бы такого не сделала.

Имя моей сестры из уст ее убийцы мигом взбесило меня.

– Не смей даже произносить ее имя! Ты мизинца ее не стоишь! Не смей даже вспоминать о ней!

Если Бэрронс вмешается и в этот бой, я его просто убью.

Но мне не суждено было сразиться с Гроссмейстером. Не здесь. И не в этот раз.

Его голос вдруг стал глубоким, громким, с оттенками тысяч разных голосов. Этот голос что-то сделал с моим сознанием; слова Гроссмейстера отдавались эхом, меняя абсолютно все.

– Подай мне амулет. Быстро, – прошептал он.

Я подняла амулет и протянула его Гроссмейстеру, про себя удивляясь, что я делаю и с какой стати его слушаюсь. Оказавшись в моей руке, амулет засветился черно-синим, словно узнав меня. Глаза Гроссмейстера удивленно расширились. Он осторожно взял у меня амулет.

– Еще один сюрприз, – пробормотал он.

Вот именно, ублюдок, я выдающаяся личность, так что берегись, хотела сказать я, но голосовые связки больше не повиновались мне, как и все остальное.

– Встань, – скомандовал Гроссмейстер.

Амулет мерцал на его ладони, излучая такой же призрачный свет, как тот, что я смогла зажечь и которым так гордилась.

Я встала, неуклюже, как марионетка на ниточках. Разум боролся, но тело ему не подчинялось. Я застыла перед облаченным в красную мантию Гроссмейстером, глядя в его слишком красивое для человека лицо и ожидая новых приказов. Он и с моей сестрой так поступал? Она тоже повиновалась ему, так же бессильно сопротивляясь, как я сейчас?

– Пойдем. – Он развернулся, и я, как робот, последовала за ним.

Из тени пещеры вдруг появился Бэрронс, который, словно ракета, сбил меня с ног на пол и прикрыл собственным телом.

Гроссмейстер обернулся, мантия взвихрилась вокруг него.

– Она остается со мной, – сказал Бэрронс.

Его голос тоже гудел тысячами оттенков других голосов, стенки моего черепа опять завибрировали. Конечно же, я остаюсь с ним. Разве может быть иначе?

То, что сделал в следующую секунду Гроссмейстер, оказалось для меня настолько неожиданным, что я еще несколько минут тупо моргала после того, как все закончилось.

Он внимательно посмотрел на моего загадочного защитника, кивнул головой охранникам – и ушел.

19

Мы мчались обратно в Дублин на блестящем черном «майбахе», украденном у Роки О'Банниона. Я не пыталась начать разговор, Бэрронс тоже. За последнее время, вне зависимости от того, сколько часов было в этом «последнем времени», мне слишком многое пришлось пережить. Потом я узнала, что прошло всего двадцать семь часов. Я встретилась с Охотником, выяснила, что призрак не только реален, но и более опасен, чем Невидимые, которые за мной охотились, я была заперта в клетку, меня пытали, меня искалечили до смерти, я спаслась, я съела живое мясо Невидимого, я приобрела нечеловеческую силу и мощь, но одному Богу известно, чего при этом лишилась, я дралась с вампиром, я дралась с Бэрронсом, которого ближе к концу начало заносить куда-то совсем уж мимо дела, я отдала могущественную реликвию Темных убийце моей сестры, и, что хуже всего, я выяснила, что в его присутствии я не способна действовать по собственной воле. Если бы там не оказалось Бэрронса, который снова меня спас, мой главный враг в красной мантии просто увел бы меня за собой, как Гаммельнский музыкант зачарованную крысу. Однако в тот момент, когда я думала, что ничто уже не способно удивить или поразить меня, Гроссмейстер только взглянул на Бэрронса – и по одному его слову ушел прочь.

И это беспокоило меня. Очень беспокоило. Если Гроссмейстер так просто ушел от Бэрронса, то в какой же я опасности на самом-то деле? В пещере я чувствовала себя непобедимой до последнего момента. А потом один из находившихся там мужчин сломил мою волю всего парой слов, а другой мужчина заставил первого уйти. Вот они, два зла, между которыми надо сделать выбор.

Я взглянула на водительское сиденье, на котором восседало Меньшее Зло, и открыла рот, чтобы заговорить. Меньшее Зло взглянуло на меня. Я тут же захлопнула рот.

Я не знаю, как он умудрялся вести машину, поскольку довольно долгое время мы не сводили друг с друга глаз. Мы неслись сквозь ночь, а воздух в машине был заполнен всем тем, что мы не решались сказать. В этот раз мы даже не пытались вести один из привычных безмолвных разговоров, никто из нас не хотел выдать другому ни единой своей мысли, ни одного чувства.

Мы смотрели друг на друга как два абсолютно незнакомых человека, которые внезапно проснулись в одной постели и теперь не знают, что говорить друг другу, и поэтому молчат. Они расходятся в разные стороны, обещая, естественно, что позвонят. Однако следующие несколько дней при взгляде на телефон они испытывают дискомфорт и смущение оттого, что раздевались перед кем-то, кого вообще не знают, и с каждым разом этот дискомфорт становится ощутимее, а в итоге телефонный звонок так никогда и не раздался.

Сегодня вечером мы с Бэрронсом сняли друг перед другом кожу. Мы разделили слишком много секретов, но ни один из них не был важен.

Я уже собиралась отвернуться, когда он потянулся к моему сиденью, коснулся моей скулы своими длинными, сильными, красивыми пальцами и погладил меня по лицу. Ласковое прикосновение Иерихона Бэрронса способно заставить кого угодно почувствовать себя самым счастливым человеком на земле. Это все равно что подойти в джунглях к самому большому, самому дикому льву, лечь рядом, сунуть голову ему в пасть и ощутить, что лев, вместо того чтобы откусить вам голову, начинает вылизывать вас и мурлыкать.

Я отвернулась. Бэрронс снова сосредоточился на дороге.

Остаток нашего пути прошел в том же напряженном молчании, что и первая его часть.

– Возьмите это, – сказал Бэрронс, отворачиваясь, чтобы закрыть дверь гаража.

Теперь он установил здесь систему сигнализации и набирал на пульте какие-то цифры.

Уже почти стемнело. Краем глаза я заметила Теней, которые все так же непрерывно, без устали двигались по краю Темной Зоны, словно мухи, которые трепещут крыльями, прилипнув к ленте.

Бэрронс протянул мне шарик из тонкого стекла. Шарик казался хрупким, как скорлупка, и был того же неопределимого цвета с постоянно меняющимися оттенками, что и мантия В'лейна, в которой он показался мне на пляже в стране Фейри. Я осторожно взяла шарик, опасаясь своей нынешней силы. Я сломала дверь «майбаха», слишком сильно хлопнув ею, и Бэрронс до сих пор бесился по этому поводу. Никто не любит тех, кто хлопает дверью, вопил он.

– Что это такое? – спросила я.

– Это Сфера Д'жай, Реликвия одного из королевских домов Видимых.

– Не может быть. Это не Объект Силы, – сказала я.

Бэрронс взглянул на меня.

– Да, это он.

– Нет, не может быть, – упорствовала я. – Я же разбираюсь в таких вещах, помнишь?

– Это, – мягко повторил Бэрронс, – определенно Объект Силы.

– Нет, не Объект.

В какой-то момент я была уверена, что мы продолжим эту игру в «нет-да». Мы уставились друг на друга, свято уверенные в собственной правоте.

Затем глаза Бэрронса расширились, словно он понял что-то крайне неприятное.

– Достаньте копье из шкатулки, мисс Лейн, – потребовал он.

– Я не понимаю, с какой стати мне это делать, поэтому лучше не буду.

Я не хотела больше прикасаться к копью. Я жутко боялась плоти Невидимого, которая растворилась во мне, и понятия не имела, насколько эта пища изменила меня, а пока я не знала, где лежит предел этих изменений, я старалась как можно тщательнее избегать вещей, способных навредить Фейри.

– Тогда просто откройте шкатулку, – сквозь зубы процедил Бэрронс.

Это я могла, хотя все еще не понимала, зачем это делать. Я вытащила шкатулку из-под мышки и открыла ее. Посмотрела на копье. У меня ушло несколько секунд на то, чтобы понять.

Я не чувствовала его. Совсем.

К тому же, внезапно сообразила я, я не чувствовала его еще в будуаре Мэллиса. Я просто увидела копье, лежащее в шкатулке.

Я сфокусировалась на копье изо всех сил. Мои чувства ши-видящей больше не действовали. Они не замерли. Не притупились. Они исчезли.

– Да что со мной такое?! – в отчаянии закричала я.

– Вы ели Фейри. Подумайте.

Я закрыла глаза.

– А Фейри не могут ощущать Объекты Силы.

– Вот именно. И вы знаете, что это означает? Это означает, мисс Лейн, что вы больше не способны отыскать «Синсар Дабх». Черт побери! – Бэрронс резко развернулся на каблуках и зашагал к магазину.

– Черт побери, – повторила я.

Это означало еще и то, что теперь я ему не нужна. Точно так же, как и В'лейну. Со всеми своими сверхчеловеческими способностями я внезапно оказалась совершенно бесполезной.

Всегда есть обратная сторона медали, – предупреждал меня Бэрронс.

Эта обратная сторона больше походила на ад. Я потеряла все, и вместе с частью Фейри я приобрела все их слабости.

Все воскресенье я провела в постели, проспав большую часть дня. Ужас, который мне пришлось пережить, истощил меня. Казалось, мое внезапное и неестественное исцеление не прошло даром. Человеческое тело не рассчитано на моментальную регенерацию после того, как его чуть не забили до смерти. Я не могла осознать, каким образом и что именно изменилось во мне на клеточном уровне. Несмотря на крайний упадок сил, Фейри во мне продолжал держать меня на взводе, я была агрессивной, словно под кожей у меня скрывалась целая армия крошечных солдат.

Дремота находила на меня урывками. Мне снились кошмары. Я была в каком-то холодном месте, из которого не было выхода. Меня окружали высокие ледяные стены, они не выпускали меня наружу. В пещерах наверху этих стен и в высоких гнездах селились твари, которые наблюдали за мной. Где-то недалеко от этого места был замок, огромное здание из черного льда. Я чувствовала, как он давит на меня, и знала, что, если я найду его и войду в забытые двери, я никогда уже не стану такой, как прежде.

Я проснулась, дрожа, и простояла под обжигающим душем до тех пор, пока не закончилась горячая вода. Замотавшись в полотенца, я включила ноутбук и попыталась ответить на письма друзей, но не могла вникнуть в то, о чем они мне писали. Вечеринки и способы смешивать коктейли, кто с кем спит и «он сказал/она сказала» – все эти вещи сейчас просто не укладывались у меня в голове.

Я заснула. Мне снова приснилось то же холодное место. И я опять залезла под горячий душ, чтобы прийти в себя. Затем я взглянула на часы. Понедельник, девять утра. Конечно, можно было бы весь день проваляться в кровати, прячась от всех, а можно попробовать растворить свои проблемы в море рутины.

Вариант с рутиной выиграл. Временами слишком опасно останавливаться и задумываться. Иногда нужно просто продолжать двигаться.

Я заставила себя заняться своим внешним видом. Я сделала себе отшелушивающую и очищающую маски, потом взялась за бритье. Порезав колено, я согнула ногу и, выйдя из душа, намазала ее зубной пастой – этому трюку меня научила Алина, когда я только начала брить ноги. Тогда я буквально изрезала свои лодыжки… Кровь смешивалась с голубым гелем, из моих глаз брызнули слезы. Если бы в тот момент у меня появилась возможность отправиться в страну Фей и снова встретиться с Алиной, я бы осталась там на неделю.

Кровь смешивалась с голубым гелем. Я глазела на царапинку. У меня шла кровь. Я не регенерировала. Почему? Я стерла пасту с ранки. Теперь кровь текла свободно вместе со струйками воды по моей все еще мокрой ноге.

Нахмурившись, я сложила пальцы в кулак и ударила по двери.

– Ой!

Все еще не веря, все еще удивляясь, я снова ударила кулаком в дверную филенку. И снова ощутила боль, а на содранных костяшках проступили капельки крови.

Моя нечеловеческая сила исчезла! И я больше не регенерировала!

Мои мысли закрутились, словно вихрь. Мэллис говорил, что постоянно ел Невидимых еще до того, как я ткнула его копьем. Я решила, что у него просто выработалась зависимость от мяса Фейри.

Но теперь я знала наверняка: если не продолжать питаться их мясом, человеческое тело быстро возвращается в нормальное состояние. Конечно же, Мэллис не хотел, чтобы с ним это произошло.

Я смотрела в зеркало, наблюдая за тем, как течет из ранок моя кровь. Это напомнило мне, как однажды я уже стояла вот так, изучая себя в этом же зеркале. Я снова посмотрела на себя, на этот раз не обращая внимания на кровь.

Сложно сказать, почему части головоломки порой складываются сами и у нас случаются своего рода прозрения, но на меня внезапно обрушился целый поток образов.

Я снимаю шину с руки и замечаю, что на предплечье у меня красновато-черная, словно проведенная чернилами, полоса; торс Бэрронса, покрытый татуировками; Мэллис кричит, что он оставил браслет на аллее, и требует от Бэрронса сказать, как тот нас выследил; я, привязанная цепью в гараже, луч света, падающий на стоящий рядом столик с инструментами…

И вот оно, настоящее прозрение.

– Ах ты сукин сын! – задохнулась я. – Это же была просто уловка, верно? Потому что ты боялся, что я обнаружу татуировку, которую ты уже сделал!

Игра в игре, любимый трюк Бэрронса.

Я начала исследовать свою кожу, дюйм за дюймом, крутясь перед зеркалом.

Я бы спрятал ее, – сказал он.

Я тыкала и раздвигала. Я посмотрела под грудями. Я проверила местечко между ягодиц, воспользовавшись маленьким зеркалом для лучшего обзора сзади, и с облегчением вздохнула. Я осмотрела кожу за ушами. Посмотрела в ушах.

Татуировка, почти невидимая под моими волосами, обнаружилась на шее, в ямке у основания черепа.

Это был замысловатый черно-красный узор со слабо мерцающей буквой «Z» в центре – мистический штрих-код, колдовская торговая марка.

Должно быть, Бэрронс сделал эту татуировку, принеся меня из Темной Зоны, когда лечил меня и накладывал шины. В ту ночь, когда он велел мне спать и поцеловал меня. Я тогда долгое время провела без сознания.

А затем случилось нечто, заставившее его испугаться, что я найду этот рисунок. Он знал, что, если я обнаружу татуировку, это выведет меня из себя и я натворю глупостей. Он был прав, кстати, так бы и случилось. Так что когда я вернулась из страны Фейри, Бэрронс получил прекрасную возможность настаивать на том, что сделает мне татуировку для моего же блага. Без сомнения, он просто собирался обновить старую, возможно, добавив к ней что-то не слишком честное.

И когда я ясно дала понять, что он перешел очерченные мной границы и я настолько зла, что готова уйти от него, он невольно оказался меж двух огней. Бэрронс не хотел давить на меня, понимая, что иначе я исполню свою угрозу, – и знал, что я могу найти татуировку, которую он уже сделал, и тогда все равно уйду.

Он пометил меня, ничего не сказав мне и не спросив моего согласия, пометил, как собственность. Как свою собственность – об этом свидетельствовала хренова буква «Z» у основания моего черепа.

Я провела по татуировке подушечками пальцев. Рисунок был чуть теплее, чем кожа вокруг него. Я вспомнила, как лежала в той чертовой пещере, каждой частичкой своей души жалея о том, что не позволила Бэрронсу сделать мне татуировку.

Если бы он не сделал тату, я бы сейчас была уже мертва.

Забавно, именно то, из-за чего я угрожала бросить его, если он это все-таки сделает, спасло мне жизнь.

Я смотрела на себя в зеркало, страстно желая, чтобы хоть что-то в моей жизни было настолько же четким и ясным, как мое отражение.

Ровена ошибалась. Как же она ошибалась… Существуют только оттенки серого. Черный и белый – это всего лишь высокие идеалы, создаваемые нами, стандарты, с помощью которых мы судим об окружающем мире, и карта, где мы в соответствии с этими стандартами пытаемся найти свое место. Добро и зло, в чистейшей своей форме, недостижимы. Мы никогда не сможем понять и удержать их, точно так же как это не получится с иллюзиями Фейри. Мы можем только стремиться к ним, стараться их достичь и надеяться на то, что мы не потеряем этих ориентиров и не заблудимся во тьме без направления и цели.

А вот сила существует. И если вы ее не используете, значит, это сделает кто-то другой. Вы можете творить с ее помощью, а можете и уничтожать. Творение – это добро. Уничтожение – зло. Этого мне пока что достаточно.

Я чувствовала копье: оно находилось где-то позади меня и тихо щекотало мои чувства ши-видящей.

Я снова могла ощущать Объекты Силы. У меня была нормальная человеческая сила и способность к регенерации. Это была я: сто процентов МакКайлы Лейн, к счастью или наоборот.

Я вернулась – и была рада этому. Я надеялась лишь на то, что мясо Невидимого прошло сквозь меня, не оставив следов.

Жизнь не бывает черной или белой. И ближе всего к этим цветам мы подбираемся лишь тогда, когда надеваем соответственно окрашенную одежду.

Я оделась, спустилась вниз и открыла магазин, начав рабочий день.

День оказался загруженным.

Шел дождь, но не сильный. Я нашла мобильный, который Мэллис оставил на аллее, когда похитил меня. Телефон лежал на стойке возле кассового аппарата вместе с моими ботинками, курткой и сумочкой; наверное, отправившись меня искать, Бэрронс нашел все эти вещи. В телефоне осталось всего две черточки заряда, поэтому я достала зарядное устройство и принялась «кормить» мобильный: я больше не могла позволить себе легкомысленно относиться к телефонам. Мне до конца дней моих хватит воспоминаний о том мобильнике, который я утопила в небесно-голубом бассейне, когда была еще глупой молоденькой девочкой.

Ботинки и куртку я отправила в мусорный бак вместе с остальной одеждой, которая была на мне во время заключения под Бурреном. К этим вещам прикасался Мэллис, они воняли вампиром, и я никогда бы не надела их снова.

Браслета на конторке не оказалось. Я невесело улыбнулась. Бэрронс знал, что я не могу не понять намеков Мэллиса по поводу того, что был какой-то другой способ отыскать меня. Хорошо, Бэрронс правильно оценивал мои мыслительные способности. А с чего бы ему меня недооценивать?

К четырем часам дня в магазине побывали около шестидесяти покупателей.

Я уже собралась было вывесить в окне соответствующую табличку и отлучиться на пять минут в туалет, когда почувствовала кого-то (или что-то) у входной двери. Фейри – но не Фейри!

Я застыла. Красная дверь со вставкой из мозаичного стекла начала открываться, звякнул колокольчик.

И вошел Дерек О'Баннион, излучая агрессию и ненависть. Я удивилась тому, что когда-то он казался мне привлекательным. Теперь он не был ухоженным, он был темным. Дерек больше не напоминал мачо, он двигался, как большой ящер. Когда О'Баннион мне улыбнулся, его улыбка больше походила на оскал. Бритвенно-острыми зубами меня приветствовала моя смерть.

Я знала, что он сейчас чувствует. Я сама побывала в его шкуре. Он был на взводе, попробовав мясо Невидимого.

У меня все лучше получалось анализировать и делать выводы; с того момента, как я сошла с борта самолета, прибывшего из Штатов, мои дедуктивные навыки возросли почти во сто крат.

Факты: Дерек О'Баннион не ши-видящий. Он не может распознать Невидимого. Если вы не можете увидеть Невидимого, вы не способны съесть Невидимого. Что означает: если человек, который не является ши-видящим, обладает всеми признаками того, кто съел Невидимого, значит, кто-то, кто может видеть Невидимых, должен был накормить этого человека, предварительно открыв ему глаза на новую, мрачную реальность, сделать то, что Гроссмейстер когда-то проделал с Мэллисом. Нормальный человек никогда не решится превратиться в гибрида, кто-то, кто видит и знает, должен был превратить его, проведя темный ритуал.

– Пошел вон из моего магазина, – холодно сказала я.

– Сколько понтов у ходячей мертвечины!

– Кто тебя этим накормил? Красавчик в красной мантии? Он не рассказывал тебе о Мэллисе?

– Мэллис был дураком. А я нет.

– А он сообщил тебе, что Мэллис сгнил изнутри в прямом смысле этого слова?

– Он сообщил мне, что ты убила моего брата и что у тебя есть кое-что, принадлежащее мне. И послал меня за этим.

– Значит, он послал тебя умирать. Поскольку вещь, за которой тебя отправили, способна убивать Невидимых – часть которых теперь есть и в тебе – и именно после контакта с этим предметом Мэллис начал гнить. Я проткнула его. – Я улыбнулась. – Твой новый друг ничего тебе об этом не рассказывал? Ты понятия не имеешь, во что теперь превратился.

Мне показалось или я начала говорить точно так же, как Бэрронс? Я что, повторила брату убитого гангстера те самые слова, которые услышала от Бэрронса, когда я делала свои первые шаги в реальность мира с Фейри? Пожалуйста, скажите мне, что мой наставник на меня не влияет. И, пожалуйста, скажите мне, что, когда мы вырастаем и становимся взрослыми, это не сводит нас с ума.

Я вытащила копье из ножен на плече и воткнула его в конторку. Копье завибрировало, воткнувшись в дерево, рассыпая блики и практически светясь белым светом.

– Вперед, О'Баннион, попробуй его забрать. Я по горлышко сыта уродами вроде тебя, у которых петуния вместо головы, и я с удовольствием буду наблюдать за тем, как ты разлагаешься заживо, часть за частью, медленно и мучительно. Я знаю, что сейчас ты из себя выпрыгиваешь от той силы, которая тебя переполняет, но имей в виду: за моим красивым личиком скрывается нечто большее. Я ши-видящая, и у меня тоже есть пара способностей, которые помогут надавать тебе под зад. И ты никак не сможешь помешать мне проткнуть тебя этим копьем, если не уберешься от меня минимум на десять метров. Так что если ты горишь желанием сгнить изнутри, – я ведь уже сказала, что именно это случилось с говнюком, который был до тебя? – то сделай еще один шаг по направлению ко мне.

В холодных глазах, так похожих на глаза рептилии, застыла нерешительность.

– Твой брат не видел во мне угрозы. И он мертв, как и пятнадцать его подручных. Подумай об этом. Хорошо подумай.

Дерек О'Баннион таращился на копье, загипнотизированный его мягким, неестественным светом. Роки понятия не имел о темных силах, которые его окружали. Дерек недавно узнал об их существовании и стал их частью, и он не будет повторять ошибок своего брата – это было написано у него на лице. Этот О'Баннион не станет слепо мчаться навстречу смерти. Сейчас он отступит. Но для меня это отступление станет лишь временной передышкой. Он перегруппируется и вернется, куда более опасный, чем сейчас.

– Это еще не конец, – сказал Дерек. – И он не наступит, пока ты не умрешь.

– Пока не умрет один из нас, – уточнила я. – Пошел вон.

Я вытащила копье из столешницы и стиснула ладонью его основание.

Мне нужно было позволить Дереку отправиться в тот день в Темную Зону. Вместо этого, страдая от угрызений совести по поводу своих прошлых грехов, я спасла ему жизнь. Надо же быть такой идиоткой!

Я еще долго смотрела на дверь после того, как О'Баннион ушел. У меня даже сердцебиение не ускорилось. Я вывесила табличку на двери, посетила туалет и снова открыла магазин.

В понедельник и во вторник Бэрронс не появлялся. Наступила среда, а о нем все еще не было ни слуху ни духу. Вечером в четверг я подсчитала, что не видела его уже пять дней – дольше, чем когда-либо прежде.

Во мне нарастало нетерпение. У меня была куча вопросов и воспоминание о нашей драке, которая завершилась всплеском похоти. Каждый вечер по нескольку часов я проводила на привычном диванчике в задней части магазина, притворяясь, что читаю, и слушая шипение газа в камине. Я ждала Бэрронса.

Книжный магазин был огромным, в нем было очень тихо. Я чувствовала себя невероятно одинокой, затерянной в тысячах милей от дома.

Прошло пять дней, и я сдалась, решив набрать «JB» – Иерихон Бэрронс – с мобильного, который он мне дал. Никто не ответил.

Я уставилась на дисплей, перебирая коротенький список номеров – JB, IYCGM, IYD. У меня не хватало духу набрать последний номер. Вместо него я ткнула на IYCGM.

– Риодан, – рявкнул голос.

Я резко нажала отбой, испытывая замешательство и чувство вины.

Телефон завопил как сумасшедший, иерихонские трубы запели у меня в руке, и, хоть часть меня и ожидала этого, я все же перепугалась и чуть не подпрыгнула.

На дисплее мигало: IYCGM. Я вздохнула и нажала кнопку ответа.

– Мак? Ты в порядке? Ответь мне, – прогудел низкий голос.

Риодан: загадочный человек, с которым не следовало говорить о Бэрронсе. Именно с ним Бэрронс дрался в тот день, когда я отправилась в квартиру Алины.

Я медлила.

– Мак! – проревел голос.

– Я здесь. Все в порядке. Извините, – сказала я.

– Почему ты звонишь?

– Я хотела бы узнать, где Бэрронс.

Раздался мягкий смешок, похожий на глубокое довольное мурлыканье.

– Он так теперь себя называет? Бэрронс?

– А разве это не его имя? Иерихон Бэрронс?

Снова смех.

– А он пользуется вторым именем?

– Инициал «Z». – Я видела это в водительских правах Бэрронса.

– А, Омега. Он любит мелодраматические жесты.

– А заодно и Альфа? – шутливо спросила я.

– Он наверняка попытается обставить все именно так.

– А как его зовут на самом деле?

– Спроси у него сама.

– Он мне не ответит. И никогда не отвечал. А кто вы?

– Я тот, кому следует звонить, когда Бэрронс недоступен.

– Ага. Спасибо. Кто такой Бэрронс?

– Тот, кто продолжает спасать тебе жизнь.

Я представить себе не могла, что два разных человека могут говорить так похоже. Они оба оказались мастерами уклончивых ответов, которые ни к чему не вели.

– Вы что, братья?

– В некотором роде.

Я не хотела продолжать расспросы и уже не пыталась понять последнюю фразу: как и Бэрронс, Риодан расскажет мне лишь то, что захочет рассказать, и все вопросы мира он просто пропустит мимо ушей, если среди них не попадется такого, на который он сам захочет ответить.

– Я уезжаю, Риодан. Бэрронс лжет мне, держит меня за дуру. И никогда ничего мне не рассказывает. Он предал меня.

– Я в это не верю.

– Во что? В ложь или предательство?

– В предательство. Остальное довольно привычно для… как ты его назвала? Бэрронса. Но он не предаст.

– Вы не так уж хорошо его знаете, как пытаетесь показать.

– Открой глаза, Мак.

– Что вы имеете в виду?

– Слова можно перекрутить в любую удобную сторону. Обещания можно давать и от чистого сердца, и повинуясь душевному порыву. В конце концов, анализ сказанного ни к чему не приводит. Слова – лишь обозначения определенных явлений, которые нужны, чтобы наш маленький глупый мозг возился с их значениями и подтекстами, отвлекшись от того, что в девяноста девяти процентах случаев наша реальность не имеет ничего общего с подобной ерундой. Самые мудрые люди всегда молчаливы. Поразмысли над поступками Бэрронса. И суди его по ним. Он думает, что у тебя сердце воина. Он верит в тебя. Поверь и ты в него.

– Во что? В его корыстолюбие? Ему нужна книга, чтобы продать ее тому, кто больше предложит! Охотники тоже корыстны!

– На твоем месте я бы никогда о нем так не говорил. Да какое ты имеешь право его осуждать? Или твои мотивы совершенно чисты? У тебя благородное призвание? Дерьмо собачье. Что в тебе хорошего? Ты жаждешь крови. Ты хочешь отомстить. Тебе наплевать на судьбу мира, ты просто хочешь вернуть свое маленькое теплое местечко в нем. Люди, которые живут в стеклянном доме… – Он замолчал, словно я сама должна была знать продолжение.

Но я не знала.

– Что? Люди, которые живут в стеклянном доме, – что?

– Черт, ты совсем молоденькая, верно? – Риодан рассмеялся. – Не должны бросать камни, Мак. Люди, живущие в стеклянных домах, не должны бросать камни.

И он отключился.

Зазвенел колокольчик. Вошел Бэрронс.

– Бэрронс. – Я быстренько засунула телефон между подушек.

– Мисс Лейн. – Он слегка склонил свою темную голову.

– Ты сделал мне татуировку, ублюдок! – Я сразу перешла к делу.

– И?

– Ты не имел права!

– Вы предпочли бы, чтобы я ее не делал?

– Это еще не значит, что все в порядке!

– Но ведь все в порядке, не так ли? И именно это вас злит. Я пренебрег вашими желаниями. Я позаботился о вас так, как всегда заботились мужчины о женщинах, пока не наступили времена, когда дети начали подавать в суд на своих родителей, требуя их развода. Если бы я не сделал этого, вы были бы уже мертвы. Вы будете притворяться, что хотели бы умереть? Я вас знаю. Вы под завязку полны жизненной силы и эгоистично радуетесь тому, что живете и будете жить. Если вам нужны зрители, для того чтобы разыграть перед ними роль монашки, которая готова пожертвовать жизнью, лишь бы сохранить девственность, если ваша совесть так уж требует благодарной аудитории, то поищите все это в другом месте, я не собираюсь вам аплодировать. Готовы ли вы отдать свою жизнь ради ерунды, которая в конечном итоге ничего не значит? Раз уж вы слишком молоды и наивны, чтобы правильно оценить угрозу, я согласен стерпеть ваш гнев, но защитить вас. Кричите на меня, раз уж не можете без этого. Но, повзрослев, вы скажете мне спасибо.

Я сменила тему. Иногда он так достает меня, что гораздо проще перевести разговор в другое русло, чтобы заставить Бэрронса защищаться, а самой иметь возможность нападать. Мне надоело то, что обычно все происходит с точностью до наоборот.

– Почему Гроссмейстер только посмотрел на тебя и ушел? Кто ты такой, Бэрронс?

– Тот, кто никогда не позволит вам умереть, а это, мисс Лейн, куда больше, чем кто-либо другой может сказать вам. И больше, чем кто-либо другой будет способен сделать.

– В'лейн…

– В'лейн даже яйца не почесал, чтобы вытащить вас из той пещеры, не так ли? Где носило вашего золотого принца?

– Да меня уже тошнит от твоих увёрток! Кто и что ты такое? – Я подошла к Бэрронсу и стукнула его кулаком в плечо. – Отвечай!

Он отвел мою руку в сторону.

– Я только что ответил. И это все, что я могу вам сказать. Либо вы принимаете меня таким, какой я есть, либо не принимаете. Хотите – оставайтесь, хотите – уходите.

Мы смотрели друг на друга. Все выглядело, как наша обычная ссора. Но на этот раз у меня не было настроения драться, и Бэрронс это чувствовал.

Когда я подошла к дивану и села, он отвернулся.

– Насколько я понял, вы снова стали самой собой, – сказал Бэрронс, глядя в огонь камина.

– Откуда ты знаешь?

– Последние несколько дней я провел, исследуя результаты того, что вы сделали, чтобы выяснить, обратим ли этот процесс. И узнал, что поедание Невидимых дает лишь временный эффект.

– Если бы ты удосужился прийти сюда в понедельник, я бы сама тебе это сказала.

Он повернулся ко мне.

– Это произошло настолько быстро?

Я кивнула.

– Вы полностью восстановились? Вы снова можете ощущать копье?

– Не дрейфь, твой ОС-детектор вернулся, – ядовито сказала я. – Ах да, и еще, судя по всему, О'Баннион заменил Мэллиса на службе у Гроссмейстера. – Я рассказала Бэрронсу о визите младшего брата Роки и о том, что он явно ел мясо Невидимых.

Бэрронс сел на противоположный край дивана, но расстояние между нами все равно казалось слишком близким. Я вспомнила ощущение от его дикого, наэлектризованного тела, нависающего надо мной. Вспомнила, как лежала под Бэрронсом с футболкой, задранной до ушей, вспомнила выражение его лица. И отвернулась.

– Я защищу от него магазин. Пока вы внутри, вы будете в безопасности.

– Если ты все равно сделал на мне татуировку, почему ты не смог найти меня, когда В'лейн забрал меня в страну Фейри? – Эта нелогичность уже давно грызла меня.

– Я знал, что вы в стране Фей, но я не мог вас там вычислить. Реальности постоянно смещаются, что делает невозможным перемещение к… маячку.

– А зачем ты заставил меня надеть браслет, если на мне уже была твоя татуировка?

– Чтобы объяснить вам, как я нашел вас, если мне придется это сделать.

Я фыркнула.

– Ну и запутанную же паутину мы плетем, а? А браслет действительно работал как маячок?

Бэрронс покачал головой.

– Он вообще обладал какой-нибудь силой?

– Вас ведь не это интересует.

– Что сделал со мной Гроссмейстер и почему я стала его слушаться?

– Гипнотические штучки. Это называется Глас. Им владели друиды.

– Ты и сам владеешь этими гипнотическими штучками. А кого-то еще можно научить этому? Меня, например?

– Сомневаюсь, что вы проживете достаточно долго, чтобы этому научиться.

– Ты же научился.

– У вас нет соответствующей подготовки.

– Так подготовь меня.

– Я подумаю.

– Ты именно это использовал тогда, с моим отцом? Именно поэтому он на следующее утро уехал, хотя накануне мы с ним целую ночь проспорили и уезжать он не собирался?

– Вы бы предпочли, чтобы он остался?

– И ты снова использовал это, когда он позвонил сюда, а я на месяц застряла в стране Фей?

Я начала понимать его методы.

– Мне следовало позволить ему приехать сюда, чтобы он здесь погиб?

– А почему ты не рассказал мне про аббатство, Бэрронс?

– Потому что они лживые ведьмы. И наплели бы вам что угодно, лишь бы переманить на свою сторону.

– Какое знакомое описание! И как под него подходит некто, кого я знаю.

Вообще-то под это описание подходили все, кого я знала.

– Я ни разу не давал вам обещаний, которых не сдержал, и я отдал вам копье. Они его у вас отнимут. Дайте им хоть полшанса, и вы увидите, что они сделают. Только не прибегайте потом плакать из-за того, что вас обидели.

– Я поеду в это аббатство на несколько дней, Бэрронс, – сказала я, и это был форменный вызов.

Это означало «уж лучше дай мне столько свободы, сколько мне требуется».

После всего, что мне пришлось пережить, мое отношение к некоторым вещам изменилось. Мы с Бэрронсом были партнерами, а не просто ОС-детектором и его хозяином. А у партнеров есть свои права.

– Я собираюсь провести там некоторое время и посмотреть, чему они могут меня научить.

– Я буду здесь, когда вы вернетесь. И если эта милая бабушка постарается навредить вам, я ее прикончу.

Я чуть не пробормотала «спасибо», но вовремя одернула себя.

– Я знаю, что среди ши-видящих не бывает мужчин.

Когда он открыл было рот, чтобы вставить свое очередное едкое замечание, я воскликнула:

– Ой, вот только не надо! Я знаю, что ты мужчина, и знаю, что ты их видишь. Это не нуждается в дополнениях. Кроме того, я знаю, что ты невероятно сильный и редко прикасаешься к копью. Ну и как долго ты ешь мясо Невидимых, Бэрронс?

На несколько секунд он просто лишился дара речи. Потом его плечи начали дрожать, грудь заходила ходуном, темные глаза засияли удивленным весельем, и он расхохотался.

– Это вполне логичное предположение! – ощетинилась я.

– Да, – сказал он наконец. – Вполне. Вы просто ошеломили меня своей логичностью. Но это неправда.

Я, хмурясь, изучала его.

– Может быть, именно поэтому Тени тебя не едят. Они не каннибалы, а в тебе полно родственной им плоти. Может, им не нравится темное мясо.

– Ну так ткните меня копьем, – мягко предложил Бэрронс.

Я сунула руку под пиджак, стиснула ладонь у основания наконечника. Но это была чистой воды бравада: и я, и Бэрронс знали, что я не стану его ранить.

За конторкой кассира зазвонил телефон. Я смотрела в темные глаза Бэрронса, а телефон звонил и звонил. Я вспоминала, как целуется Иерихон Бэрронс, вспоминала череду образов, которую увидела тогда, – пустыня, горячий смертоносный сирокко, одинокий мальчик, бесконечная война. Интересно, если я когда-нибудь снова поцелую Бэрронса, смогу ли я опять пробраться в его воображение? Телефон все звонил. Я внезапно поняла, что это вполне может оказаться мой папа. Воспользовавшись возможностью отвести взгляд, я встала с дивана и схватила трубку.

– Алло? – Это был не мой папа. – Кристиан! Да, конечно, с удовольствием. Нет, нет, я не забыла! Просто я была занята.

Да, я была занята, и мысли о происшедшем все еще сплетались в моем мозгу в тугой клубок.

Но теперь все было в порядке. Все снова стало хорошо. Я снова была МакКайлой Лейн, ши-видящей, вооруженной до зубов копьем, ножами и фонариками. А Бэрронс был… ну, Бэрронсом, и охоты на «Синсар Дабх» никто не отменял.

А сегодняшний вечер прекрасно подходил для того, чтобы провести его в компании симпатичного шотландца, который был знаком с моей сестрой, и выяснить, что он знает.

– Я буду там через сорок минут. – Я хотела переодеться и освежить макияж. – Нет, не надо за мной заезжать. Я прогуляюсь. Не волнуйся, все будет в порядке.

– Свидание, мисс Лейн? – спросил Бэрронс, когда я повесила трубку. Он был абсолютно неподвижен. В какой-то момент мне даже показалось, что он не дышит. – Вы и вправду думаете, что это хорошая идея, учитывая нынешнее положение вещей? Там снуют Охотники.

Я пожала плечами.

– Они боятся моего копья.

– И бродит Гроссмейстер.

Я сухо улыбнулась.

– Тогда, думаю, очень здорово, что у меня есть ты и ты не позволишь мне умереть.

Он ответил мне зеркальным отражением моей улыбки, вот только у него она получилась еще суше.

– Должно быть, это действительно особенный парень, раз уж ради него вы готовы бродить ночью по Дублину.

– Действительно особенный.

Я не сказала Бэрронсу, что это друг моей сестры. Бесплатный обмен информацией – это не то, чем мы с удовольствием занимались. Мы оставляли друг друга вариться во всех тех недомолвках и домыслах, которые так часто создавали. В тот день, когда он перестанет это делать, перестану и я.

– Может быть, мне следует ввести для вас комендантский час? – поддел меня Бэрронс.

– Попробуй.

Я повернулась к задней двери. Мне нужно умыться, нанести румяна, тушь, блеск для губ и выбрать из одежды что-то миленькое и розовое. Не потому, что я считаю будущую встречу свиданием. «Скотти» знал мою сестру, возможно, знал кое-что о том, кто мы такие, но он не мог жить в моем мире. Мой мир был слишком опасен для обычного мужчины, даже если тот обладал нужными знаниями.

Я решила надеть розовое потому, что в моем будущем не предвиделось ничего, кроме мрака. Так что я собиралась подготовиться по полной и пофлиртовать, как раньше, поскольку моему миру нужно было больше красоты, чтобы смириться с той отвратительной реальностью, которая меня окружала. Я решила надеть розовое, потому что ненавидела серое, не заслуживала белого и меня тошнило от черного.

Дойдя до двери, я остановилась.

– Иерихон.

– Мак.

Я помедлила.

– Спасибо, что спас мне жизнь. – Я шагнула через порог. Прежде чем закрыть дверь, я мягко добавила: – Снова.

20

Чтобы пройти к Тринити-колледжу, возле которого мы с Кристианом договорились встретиться, мне нужно было пересечь Темпл Бар Дистрикт.

По дороге я встретила инспектора Джайна – он вместе с двумя другими полицейскими сдерживал группу агрессивно настроенных пьяниц. Когда я проходила мимо, Джайн наградил меня резким, полным ярости взглядом, давая понять, что он не забыл ни обо мне, ни об убийстве своего зятя. Я не сомневалась в том, что скоро нам снова доведется увидеться. И я не винила полицейского. Я тоже охотилась за убийцей и прекрасно представляла себе, что чувствует Джайн. Проблема лишь в том, что он охотился не за тем человеком. Я не убийца.

Если вы, прочитав о том, что мне довелось пережить, считаете, что я начала бояться ночи, то вы ошибаетесь. Ночь – это просто обратная сторона дня. Меня пугала не темнота, а существа, которые в ней притаились, но теперь я была готова к встрече с ними.

У меня было копье, и Охотники не осмелятся приблизиться к нему. У меня была татуировка у основания черепа, и с ее помощью Бэрронс сможет найти меня где угодно и когда угодно. А если я окажусь в стране Фейри, то, подозреваю, слух об этом быстро донесется до В'лейна, а ему я тоже нужна живой. Пусть у меня крайне могущественные враги, но мои покровители им ни в чем не уступают. А еще есть Риодан – человек, который смог выжить после схватки с Бэрронсом и которому можно позвонить, в случае если Бэрронса рядом не окажется. И есть неизвестный IYD, на тот случай если все пойдет совсем уж плохо. После того, что я узнала о Бэрронсе, я не сомневалась в способности IYD надрать абсолютно любую петунию.

А если все пойдет не просто плохо, а хуже некуда, я укушу ближайшего Невидимого, вместо того чтобы проткнуть его копьем, и начну жевать.

Кстати о Невидимых. Они были повсюду, заполонив район вечеринок, но я не обращала на них внимания. Вместо них я просто смотрела на людей. Это были мои люди.

У меня было задание, цель, которая гораздо больше первоначальной задачи найти «Синсар Дабх», о чем просила меня сестра. Я знала, что Алина никогда не думала, будто поисками книги все и закончится. Просто раньше я исходила из своих собственных эгоистичных побуждений.

От этого зависит все, сказала Алина. Нельзя позволить им завладеть ею! Мы должны первыми добраться до нее!

Ее сообщение отпечаталось в моей памяти. Я снова и снова прокручивала его в голове. Нам нужно первыми добраться до «Синсар Дабх», чтобы мы могли с ее помощью что-то сделать. Я не знала, что именно, но не сомневалась, что мое задание не будет выполнено в тот момент, когда я наконец-то найду книгу.

Вопрос: если вы являетесь одним из нескольких человек, которые могут каким-то образом решить определенную проблему, какую ответственность это на вас налагает?

То, как вы ответите на этот вопрос, зависит только от вас, и ваш ответ позволит понять, кто вы.

Я шла сквозь веселую толпу, одетая в розовое и золотое, мои черные кудряшки весело подпрыгивали, глаза сияли, замечая абсолютно все. Я впитывала запахи, наслаждалась звуками. Я никогда еще не чувствовала себя настолько живой, настолько энергичной и настолько – частью этого мира. Я решила, что по дороге домой зайду в круглосуточное интернет-кафе, прочувствую позднюю дублинскую ночь с ее крайком и загружу несколько новых мелодий в свой плеер. Теперь у меня был источник дохода. И я собиралась потратить немного сэкономленных денег.

Недавно я постучалась в дверь смерти, и я захмелела оттого, что все еще жива, вне зависимости от того, насколько плохо сейчас моему миру и насколько мерзко вздрючили мою собственную жизнь.

Я глазела по сторонам, с интересом всматриваясь в лица проходящих мимо людей. Я щедро дарила улыбки и получала улыбки в ответ. Я даже заработала несколько восхищенных присвистов. Иногда маленькие радости – это самое лучшее, что есть в нашей жизни.

Мысленно я перебирала фигуры на моей воображаемой игральной доске. Мэллис теперь окончательно вышел из игры – темная обезглавленная ладья стояла за боковой линией игрового поля. Дерек О'Баннион занял его место на темной стороне доски, которой правил Гроссмейстер.

Я все еще верила в то, что Ровена, по большому счету, на моей стороне – на светлой половине поля, – и надеялась, что Кристиан МакКелтар каким-то образом относится к «нашим». Было бы неплохо, если бы они составили мне компанию. Дэни наверняка на стороне света.

Бэрронс? Иногда мне кажется, что именно он создал эту проклятую доску и теперь двигает по ней фигуры.

До Тринити оставалось около трех кварталов, и я решила срезать путь. Именно тогда это и произошло.

Я обхватила голову руками и застонала.

– Нет. Не сейчас. Нет!

Я пыталась отойти назад, избавиться от этого ощущения, но оно меня не отпускало. Мои ноги буквально примерзли к мостовой.

Боль в голове нарастала сумасшедшим крещендо. Я сжимала виски руками, уткнувшись лицом в предплечья и покачиваясь из стороны в сторону.

Ничто не сравнится с агонией, которую вызывает «Синсар Дабх». Я прижала подбородок к груди, понимая, что через несколько секунд окажусь на тротуаре, свернусь в клубок и потеряю сознание, став легкой добычей для любого человека и любой твари, которая бродит этой ночью.

Боль невероятно усилилась, и в тот момент, когда я была уверена – моя голова вот-вот взорвется и осколки черепа шрапнелью разлетятся по улице, тысяча ледяных красных игл вонзилась в мою голову, высвобождая внутреннее давление, создавая свой собственный ад внутри меня.

– Нет, – заскулила я, пошатываясь, – пожалуйста… не надо.

У ледяных игл оказались очень острые грани, они вращались, затягивая мой мозг в свою мясорубку. Мои губы беззвучно шевелились, и я упала на колени, скатилась в борозду водосборника, а затем свалилась лицом вниз в противно пахнущую лужу, вся такая красивая, в розовом и золотом. Холодный ветер, завывающий между домами, проморозил меня до костей. Старые газеты летали над пустыми бутылками, бесполезными тряпками и осколками, словно грязные перекати-поле. Я царапала мостовую, оставляя крошки лака и кусочки ногтей на ее булыжной поверхности.

С невероятным усилием я подняла голову и посмотрела на то, что происходило на улице. Улица была практически пуста, холодный темный ветер прогнал с нее всех туристов, оставив лишь меня… и их.

Я в безмолвном ужасе смотрела на сцену, разворачивавшуюся перед моими глазами.

Спустя несколько долгих секунд боль пошла на убыль, и я прижалась щекой к грязному булыжнику мостовой, наслаждаясь тем, как отступает агония.

Еще через несколько минут я смогла вылезти из канавы и заставить себя снова ступить на тротуар, где меня вывернуло наизнанку.

Теперь я знала, где находится «Синсар Дабх». И знала, кто перемещает ее по городу.

И все же на данный момент эта информация, внезапная и ошеломляющая, заботила меня куда меньше, чем нечто другое.

Я была всего в пятидесяти метрах от Темной Книги, а это ближе, чем когда-либо раньше, я видела Книгу собственными глазами – и я не потеряла сознание.

Интересно, – сказал когда-то Бэрронс, – если уменьшить разницу между вами, будет ли отторжение столь же сильным?

«Синсар Дабх» существовала на протяжении миллионов лет, и, хотя Бэрронс говорил, что со временем реликвии Фейри могут меняться, я была твердо уверена, что эта никоим образом не могла стать лучше. Честно говоря, я думаю, что Книга способна лишь наращивать собственное зло.

Раньше она за несколько секунд лишала меня сознания. Сегодня я не только все время осознавала себя и происходящее, я приблизилась к ней на максимальное расстояние, и это могло означать лишь одно. Изменилась я сама.

СЛОВАРЬ ИЗ ДНЕВНИКА МАК

Амулет*:[10] Темная реликвия Невидимых, созданная самим Темным Королем для своей фаворитки. Украшен золотом, серебром, сапфирами и ониксами, создающими «клетку» для невероятной чистоты камня неизвестного происхождения. Человек, обладающий выдающимися способностями, может воспользоваться амулетом, для того чтобы повлиять на реальность. Список бывших владельцев просто ошеломляющий: в нем упомянуты Мерлин, Боудика,[11] Жанна д'Арк, Шарлеман и Наполеон. Последним амулет приобрел уэльский богач, отдав за него на нелегальном аукционе восьмизначную сумму, но в его руках амулет пробыл недолго. В настоящее время амулет у Гроссмейстера. Эта реликвия налагает на владельца что-то вроде десятины, требуя платы за свое использование. Я смогла пробудить амулет, но не сумела выяснить, каким образом им нужно пользоваться.

Браслет Крууса: браслет из золота и серебра, украшенный красными камнями; древняя реликвия Фейри, которая, теоретически, позволяет человеку, носящему ее, «поставить щит против многих Невидимых… и других неприятных явлений». (Это по словам смертоносно-эротичного Фейри – которому верить, сами понимаете…)

Бэрронс, Иерихон: да ни фига я о нем не знаю. Но он продолжает спасать мне жизнь. А это уже кое-что.

Видимые: «светлые», или «прекрасные», Феи, относящиеся к кругу, которым управляет Видимая Королева, Эобил. (Определение И. Б.)

В'лейн: согласно записям Ровены, В'лейн является принцем Видимых, принадлежит к двору Светлых, входит в Верховный Совет Королевы и иногда является ее консортом. Он – убивающий сексом Фейри, который старается заставить меня работать на него и Королеву Эобил, искать «Синсар Дабх».

Гроссмейстер: тот, кто предал и убил мою сестру! Фейри, но в то же время не Фейри, предводитель армии Невидимых, охотник за «Синсар Дабх». Он использовал Алину точно так же, как Бэрронс использует меня, – для того чтобы находить ОС.

Дольмен: одиночная древняя могила, которая состоит из двух или более вертикально стоящих камней. На камнях располагается большая плоская горизонтальная плита. Дольмены широко распространены в Ирландии, особенно в окрестностях Буррена и Коннемара. Гроссмейстер использовал дольмен для ритуала черной магии, с помощью которого создал дверь между реальностями и провел сквозь нее Невидимых.

Друиды: в дохристианском кельтском обществе друиды руководили правящим религиозным культом, их орден обладал законодательной и судебной властью, они занимались философией и обучением элитной молодежи, которую после привлекали в орден. Друиды, по преданиям, ведали секретами богов, в том числе обладали способностью манипулировать физической материей, пространством и даже временем. В первоначальном значении ирландское слово «друи» означает «маг», «волшебник», «прорицатель». (Мифы и легенды Ирландии.)

Дополнение к записи: я видела, как Бэрронс и Гроссмейстер использовали умение друидов под названием Глас – особый способ говорить многими голосами, которым невозможно сопротивляться. Совпадение?

Дэни: молоденькая ши-видящая, совсем подросток, чей дар – сверхчеловеческая скорость. На ее счету – и она по этому поводу готова при первой же возможности танцевать на крыше – сорок семь убитых Фейри, и это лишь к моменту нашей встречи. Я уверена, что сейчас этот список увеличился. Мать Дэни убили Фейри, мы с ней сестры по мести. Она работает на Ровену, в том числе и курьером в «Почтовой службе инкорпорейтед».

Копье Луина* (известное также как Копье Луга, Копье Лонгина, Копье Судьбы, Пылающее Копье): копье, пронзившее тело Христа после его распятия. Не человеческое оружие – Светлая Реликвия Туата Де Данаан, одна из немногих вещей, способная уничтожать Фей – вне зависимости от ранга и силы. (Определение И. Б.)

Дополнение к записи: оно убивает все, что имеет отношение к Фейри, даже если это всего лишь часть Фейри, и убивает жестоко.

Королевские Охотники: средняя каста Невидимых. Разумны и агрессивны, внешне полностью подходят под классическое описание дьявола: раздвоенные копыта, рога, вытянутые, похожие на козлиные, морды, кожистые крылья, хвосты, светящиеся оранжевые глаза. Их первоочередная функция: уничтожение ши-видящих. Оценка угрозы: смертельны. (Определение И. Б.)

Дополнение к записи: столкнулась с одним из Охотников. Бэрронс знает далеко не все. Эта тварь оказалась гораздо больше, чем я думала, размах ее крыльев – девять или десять метров, и она обладает телепатическими способностями. Охотники невероятно корыстны и служат определенному хозяину лишь до тех пор, пока им это выгодно. И, честно говоря, я не уверена, что их каста относится к средним и они полностью Фейри. Но они боятся моего копья и, подозреваю, не хотят умирать ни за какие цели и идеалы, что дает мне тактическое преимущество.

Котел*: реликвия Светлых, или Видимых, из которой они пьют, чтобы избавиться от памяти, когда она угрожает свести их с ума. По словам Бэрронса, у бессмертия есть своя цена – в конечном счете все бессмертные теряют рассудок. Когда Фейри чувствуют приближение безумия, они пьют из котла и «рождаются заново», теряя все воспоминания о своем прошлом существовании. У Фейри есть летописец, который фиксирует все многочисленные реинкарнации своих соплеменников, но текущее местонахождение этого летописца известно только избранным, а о том, где его записи, знает только он. Интересно, проблемы Невидимых пошли именно от этого – у них нет возможности добраться до котла и выпить из него?

Круус: Фейри, неизвестно, Видимый или Невидимый. Множество реликвий, созданных его руками, теперь разбросано по миру. Он проклял Серебряные Зеркала. Природа проклятия неизвестна.

МакКелтар, Кристиан: сотрудник кафедры древних языков в Тринити. Он знает, кто я, и был знаком с моей сестрой! Понятия не имею, какую роль он играет в происходящем, и ничего не знаю о его мотивах. Скоро все это выяснится.

Меч Луга*: реликвия Светлых, или Видимых, известная также как меч Света. Обладает способностью убивать Фейри, вне зависимости от того, Светлые они или Темные. На данный момент принадлежит Ровене, она вооружает им ши-видящих, служащих у нее курьерами, которых она считает достойными. Обычно мечом пользуется Дэни.

Многоротая Тварь: омерзительный Невидимый с мириадами похожих на пиявки ртов, дюжинами глаз и гипертрофированными половыми органами. Каста Невидимых: в данное время неизвестна. Оценка угрозы: в данное время неизвестна, теоретически, убивает способом, о котором я и думать не хочу. (Личный опыт.)

Дополнение к записи: эта тварь все еще где-то там ходит. И я очень хочу, чтобы она сдохла.

Мэллис: урожденный Джон Джонстон-младший. После загадочной смерти своих родителей унаследовал сотни миллионов долларов, затем исчез на некоторое время и появился уже в образе умершего и при этом бессмертного вампира Мэллиса. На протяжении следующих десяти лет сформировался и вырос всемирный клуб его поклонников, а самого Мэллиса нанял Гроссмейстер, заинтересовавшись его связями и деньгами. Бледный светловолосый желтоглазый вампир предпочитал стим-панк и викторианскую готику.

Невидимые: темные, или злобные, один из дворов Туата Де Данаан. Согласно легенде Туата Де Данаан, Невидимые были заперты на сотни тысяч лет в тюрьме, из которой невозможно сбежать. (Ага, невозможно. Козлы.)

Носороги: отвратительные Невидимые с серой кожей, напоминающие носорогов шишковатыми, вытянутыми головами, бочкообразными телами, короткими руками и ногами, безгубыми ртами и торчащими нижними клыками. Самая низшая из средних каст Невидимых. Более высокие касты Фейри используют Носорогов в качестве сторожевых псов. (Личный опыт.)

Дополнение к записи: на вкус они просто мерзость.

Нуль: ши-видящая со способностью временно замораживать Фей, коснувшись их руками (например, я). Чем выше и сильнее каста Фей, тем менее длительным будет время заморозки. (Определение И. Б.)

О'Баннион, Дерек: брат Роки и новый «рекрут» Гроссмейстера. Зря я не позволила ему в тот день отправиться в Темную Зону.

ОС: сокращение от «Объект Силы», реликвия Фей, обладающая мистическими свойствами. (Определение Мак.)

ОС-детектор: я – ши-видящая с особой способностью чувствовать ОС. Алина тоже была такой, именно поэтому Гроссмейстер ее использовал.

Патрона: о ней упоминала Ровена. По словам Ровены, я очень похожа на Патрону. Была ли она О'Коннор? Некоторое время она являлась предводительницей ши-видящих и возглавляла хевен.

При-йа: женщина, пристрастившаяся к сексу с Феями. (Я так думаю. Определение следует.)

ПСИ («Почтовая служба инкорпорейтед»): служба курьерской доставки, прикрытие для коалиции ши-видящих. Похоже, Ровена там за главную.

Реликвии: восемь древних реликвий, дарующих безмерную силу: четыре принадлежали Светлым, четыре – Темным. Светлыми реликвиями считаются камень, копье, меч и котел. Темными – зеркало, шкатулка, амулет и книга («Синсар Дабх», или Темная Книга). (Алфавитный определитель артефактов: истинных и мифологических.)

Дополнение к записи: я все еще ничего не знаю о камне и шкатулке. Обладают ли они силой, которая способна мне помочь? Где они? Небольшое исправление идущей выше записи: зеркало – это на самом деле Серебряный Коридор. Смотри: Серебряный Коридор, или Мерцающие зеркала. Все реликвии Невидимых создал Темный Король. Кто сделал Светлые?

Риодан: Бэрронс записал его номер в мой мобильный под инициалами IYCGM.

Ровена: в некоторой степени она может считаться главой коалиции ши-видящих, которые играют роль курьеров в «Почтовой службе инкорпорейтед». Действительно ли Ровена Грандмистрис? У ши-видящих есть нечто вроде убежища или штаб-квартиры в старом аббатстве, в нескольких часах езды от Дублина. Там находится библиотека, в которую я должна попасть.

Серебряный Коридор (Мерцающие зеркала)*: реликвия Невидимых, или Темных, искусно сделанный зеркальный лабиринт, когда-то служивший основным способом перемещения Фей между реальностями. Однако с тех пор, как Круус наложил на него запретное заклинание, ни один Фейри не смеет зайти в Серебряный Коридор. (Определение И. Б.)

Дополнение к записи: в доме Гроссмейстера, который находится в Темной Зоне, стоит множество этих зеркал, и Гроссмейстер пользовался ими, чтобы перемещаться в страну Фейри и обратно. Если уничтожить такое зеркало, пропадет ли то, что в нем заключено? Останется ли в ткани нашего мира незаживающая рана, открытый вход/выход между нашим миром и страной Фейри? Какое именно проклятие наложил Круус на эти зеркала и кто такой этот Круус?

Серый Человек: невероятно уродливый, заживо гниющий Невидимый, который питается украденной у человеческих женщин красотой. Оценка угрозы: может убить, однако предпочитает оставлять свою жертву ужасно обезображенной, но живой, чтобы насладиться ее страданиями. (Личный опыт.)

Дополнение к записи: судя по всему, существовал единственный представитель данного вида, и мы с Бэрронсом его прикончили.

«Синсар Дабх» (Ши-са-ду)*: Темная реликвия, принадлежащая мифологической расе Туата Де Данаан. Написанная на языке, известном только старейшинам их расы, книга учит, как завладеть смертоносной магией, заклинаниями которой заполнены ее зашифрованные страницы. Принесена в Ирландию Туата Де во время вторжений, описанных в псевдоисторической «Книге захвата Ирландии» («Leabhar Gabhala Eireann»), затем украдена вместе с другими реликвиями Темных и, по слухам, попала в мир людей.

Авторство приписывается Темному Королю Невидимых, написавшему ее миллион лет назад. (Алфавитный определитель артефактов: истинных и мифологических.)

Дополнение к записи: теперь я ее видела. Но словами эту вещь не описать. Это книга, но она живая. И она обладает сознанием.

Сфера Д'жай: понятия не имею, что это такое, но у Бэрронса она есть. Он говорит, что это ОС. Я не могла почувствовать ее, когда держала в руке, но в тот момент я вообще ничего не могла почувствовать. Где он ее взял и куда потом дел? Спрятал в своем таинственном подземелье? И какие у нее свойства? И, кстати, как Бэрронс пробирается в это свое подземелье? Где вход в эти три подземных этажа под его гаражом? Есть ли туннель, соединяющий здания? Надо проверить.

Тав'ры (Таб'ры): порталы Фей, сквозь которые они могут переходить из мира в мир, обычно спрятаны внутри повседневных человеческих объектов. (Определение И. Б.)

Телепортация: способ перемещения Фей, со скоростью мысли. (Сама видела!)

Дополнение к записи: каким-то образом В'лейн смог телепортировать меня без моего согласия, причем его самого я даже не видела. Я не знаю, сумел ли он как-то скрытно подобраться ко мне, а потом в последний момент прикоснуться, а я просто не поняла этого, поскольку все происходило слишком быстро. А может быть, он сместил реальности, вместо того чтобы перемещать меня? Умеют ли они это делать? Насколько могуществен В'лейн? Могут ли другие Фейри проделать со мной то же самое, а я даже не почувствую угрозы до самого последнего момента? Это же невероятно опасно! Мне нужно больше информации.

Темная Зона: территория, занятая Тенями. Днем она выглядит как обычный заброшенный район, с наступлением темноты превращается в смертельную ловушку. (Определение Мак.)

Тени: одна из низших каст Невидимых. Могут чувствовать, но неразумны. Они голодны – они питаются. Тени не выносят прямого попадания света, поэтому охотятся только по ночам. Они похищают жизнь тем же способом, каким Серый Человек похищает красоту, осушают своих жертв с вампир-ским проворством. От жертвы остается лишь кучка одежды и высохшая оболочка. Оценка угрозы: смертельны. (Личный опыт.)

Дополнение к записи: я думаю, что Тени меняются, учатся, усложняются.

Трилистник: немного несимметричный трилистник клевера является древним символом ши-видящих, которые призваны Видеть, Служить и Защищать человечество от Фейри.

Туата Де Данаан, или Туата Де (Туа де дана, Туа де) (смотри Феи, ниже): высокоразвитая раса, прибывшая на Землю из иного мира. (Определение следует.)

Убивающие сексом Феи (например, В'лейн): Фейри, которые настолько сексуально «могучи», что люди умирают от секса с ними, если Фейри не защитит человека от полного влияния своего смертоносного эротизма. (Определение следует.)

Дополнение к записи: В'лейна я ощущала, как обычного сексуального мужчину, когда он прикоснулся ко мне. Они могут приглушить свою смертоносность, если захотят.

Фея (Фейри) (смотри также Туата Де Данаан): разделены на два двора: Видимый, или Двор Света, и Невидимый, или Темный Двор. К обоим дворам относятся различные кланы Фей, каждой кастой управляет королевский дом. Всего королевских домов четыре. Видимая Королева и избранный ею супруг управляют Светлым Двором. Темными управляют Темный Король и его нынешняя любовница. (Определение И. Б.)

Хевен: верховный совет ши-видящих.

Чары: иллюзии, при помощи которых Феи маскируют свой истинный вид. Чем сильнее Фей, тем сложнее проникнуть сквозь эту маскировку. Обычные люди видят только то, что Феи хотят им показать. Особой частью магии Фей является небольшой периметр искаженного пространства, окружающий их, он отпугивает людей и не позволяет им наткнуться на Фейри или нечаянно задеть их. (Определение И. Б.)

Четыре камня: полупрозрачные сине-черные камни, покрытые выгравированными руническими письменами. Ключ к пониманию древнего языка, которым написана «Синсар Дабх», находится в этих камнях. Каждый из этих камней по отдельности может пролить свет на небольшую часть текста, но лишь все четыре камня, объединенные в один, смогут расшифровать текст полностью. (Мифы и легенды Ирландии.)

Ши-видящие: люди, на которых не действует магия Фей, способные видеть сквозь иллюзии, или «чары», с помощью которых Феи скрывают свою истинную сущность. Некоторые ши-видящие способны также видеть Тав'ры, тайные порталы между реальностями. Некоторые способны чувствовать близость Объектов Сил, принадлежащих Видимым и Невидимым. Каждая ши-видящая индивидуальна, различны степени чувствительности к близости Фей. Некоторые ограничены, некоторые наделены несколькими «особыми силами». (Определение И. Б.)

Дополнение к записи: некоторые ши-видящие, как Дэни например, обладают сверхскоростью. И то место в моем мозгу, которое… не вполне мне принадлежит, есть ли оно у всех? И что это такое? Как мы такими стали? Откуда к нам приходит знание, которое кажется воспоминаниями? Существует ли коллективное генетическое подсознание?

Примечания

1

Перевод А. Сергеева. (Здесь и далее примеч. перев.)

(обратно)

2

Динь-Динь – фея из сказки Дж. Барри «Питер Пэн и Венди».

(обратно)

3

Входит в автомобильный ряд «Шевроле-Корвет».

(обратно)

4

«Ламборджини», модельный ряд автомобилей «Countach».

(обратно)

5

Определение самой Мак: крайк – так ирландцы на своем сленге называют нечто, означающее все оттенки бесшабашного веселья.

(обратно)

6

«Дэнни Бой» – самая популярная песня об Ирландии.

(обратно)

7

Полуостров Буррен – уникальная экологическая область Ирландии, известная благодаря «лунному пейзажу». Под почвой Буррена находятся скальные образования, которым около двух миллионов лет.

(обратно)

8

Утесы Мохера – самые высокие в Европе. Утесы Мохера возвышаются на семьсот футов над Атлантическим океаном, их протяженность вдоль береговой линии – более четырех миль (6 км).

(обратно)

9

Джибран Халил Джибран – поэт, художник и философ ливанского происхождения.

(обратно)

10

Знак * обозначает Светлую или Темную реликвию.

(обратно)

11

Жена Прасутага, вождя зависимого от Рима бриттского племени иценов, проживавшего в районе современного Норфолка в Восточной Британии. После смерти мужа Боудики римские войска заняли ее земли, что побудило ее возглавить антиримское восстание.

(обратно)

Оглавление

ДОРОГОЙ ЧИТАТЕЛЬ!

Пролог

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

СЛОВАРЬ ИЗ ДНЕВНИКА МАК

Реклама на сайте