«Надежда победителя»

Дэвид Файнток Надежда победителя

Четвертое путешествие Николаса Сифорта офицера Военно-Космических Сил ООН, в год 2201-й от Рождества Христова.

Николасу Эвину Сифорту, Филипу Таеру и Дереку Энтони Кэрру, хорошим парням. Они научили меня, как надо бороться за свою жизнь.

Часть 1

4 августа 2201 года от Рождества Христова

1

– Но Василий – русский, а у нас пока маловато евразийцев, – возразил лейтенант Дарвин Слик, похлопав рукой по папкам с анкетами и заявлениями в приемную комиссию. Щурясь от летнего девонширского солнца, он покосился на Керси, начальника Военно-Космической Академии ООН.

Керси заглянул в досье русского абитуриента:

– Родился в 2187 году. Так-так, по результатам приемных экзаменов попал в восемнадцатый процент. Неважно, конечно, ну да ладно… Наверно, его можно зачислить. А вы как считаете, капитан Сифорт? – повернулся он ко мне.

– Мне казалось, приемная комиссия не смотрит на национальность, – пробурчал я. Черт бы его побрал, этот Финальный отбор. Мало, что ли, экзаменов? Зачислить триста восемьдесят лучших абитуриентов в кадеты, да и дело с концом.

Эдгар Толливер, привыкший к моим заскокам, с отсутствующим видом изучал свои ногти.

– Официально мы действительно не учитываем национальность, – начал терпеливо объяснять умудренный опытом Керси. – Более того, раньше мы зачастую жертвовали пропорциональным представительством наций ради высокого уровня кадетов. Но теперь, в преддверии войны, мы должны заручиться поддержкой всех континентов без исключения. В русле этой политики лежит установка на прием курсантов со всех континентов.

С тех пор как космические чудища в облике гигантских рыб напали на планету Надежда Нации и планетную систему Веги, наш боевой флот понес катастрофические потери – четырнадцать кораблей, каждый из которых на вес золота, и многие сотни бесценных человеческих жизней, в том числе моих друзей. От мощного ядерного взрыва испарилась орбитальная станция Надежды, где вместо меня погиб Вакс Хольцер. Благодаря ему я тогда остался жив и не попал в ад. Теперь для строительства новых кораблей потребуются неисчислимые средства и напряжение сил всей Земли.

– Может быть, все-таки учитывать только результаты экзаменов? – продолжал упрямиться я.

– Тогда нарушится географический баланс, – терпеливо повторил Керси.

– Ну и что? Ведь вы зачислили сына сенатора ООН Боланда? И тогда не думали о балансе? – съязвил я. Зря, конечно, я напустился на уважаемого Керси, но слишком уж жали мои новые ботинки, да и пересаженное легкое побаливало. В Лунаполисе я привык к небольшой силе тяжести, а тут, на Земле, она тянула меня вниз в шесть раз сильнее.

Я съежился, боясь встретиться с разъяренным взором начальника Академии, и на миг ощутил себя салагой. Четырнадцать лет назад я, тринадцатилетний кадет, точно так же трепетал под строгим взглядом Керси. Но с тех пор много воды утекло. Я превратился в героя Надежды Нации, «всемирно известного» капитана Николаса Эвина Сифорта. Моя физиономия красуется на рекламных плакатах всех вербовочных пунктов, а через две недели я сменю самого Керси на посту начальника обеих баз Академии Военно-Космических Сил ООН: здесь в графстве Девоншир и на обратной стороне Луны в Фарсайде. Но истинную цену моим «геройствам» знаю лишь я сам и всемогущий Господь. Когда-нибудь мне придется держать перед Ним ответ и расплатиться за все.

Однако Керси отреагировал весьма спокойно и испепелять меня взором не стал.

– Капитан, – все так же терпеливо объяснил он, – у нас не было оснований ему отказать. Во-первых, сенатор Боланд является членом Военно-Космического комитета Совета Безопасности ООН, а во-вторых, его сын сдал приемные экзамены достаточно хорошо.

– Наверняка хуже, чем этот русский, – огрызнулся я, и с какой стати мы должны проталкивать сынка Боланда?

– Дело не в этом, – нахмурился Керси, принимая из рук своего помощника, сержанта Киндерса, следующую папку с надписью «Жак Теро. Париж». – Если вместо сына Боланда мы примем другого кадета, то ничего не выиграем, а проиграем многое. Для выбивания денег на строительство кораблей нужна поддержка Военно-Космического Комитета, а значит – сенатора Боланда. Вы хотите, чтобы наш флот остался без кораблей?

Я отвернулся и вперил взор в дверь. Ну что тут сказать? Конечно, корабли нам нужны. Мы просто обязаны защитить от космических рыб Землю и дальние планеты-колонии.

– Все равно я считаю, что надо учитывать только результаты экзаменов, – угрюмо пробормотал я.

Даже Толливер как-то странно на меня посмотрел, не говоря уже о Слике – этот вытаращился, как на чудище.

– Тогда нам надо отказаться от Финального отбора и зачислять всех, кто набрал проходной балл, – спокойно возразил Керси.

– Именно так, – буркнул я.

Лейтенант Слик осторожно кашлянул, дождался одобрительного кивка начальника Академии и обратился ко мне официальным ледяным тоном:

– Финальный отбор является нашей прерогативой, дарованной Академии за особые заслуги. Это давняя традиция, нарушить которую можно лишь при чрезвычайных обстоятельствах, и единственная возможность приемной комиссии – влиять на формирование офицерских кадров Военно-Космических Сил. Вы предлагаете сломать эту традицию?

Он прекрасно знал, что всего через две недели я стану его начальником, и все же решился на такой ледяной тон. И правильно сделал. Военно-Космические Силы не должны так просто отказываться от своих традиций, пусть даже не очень удачных.

Хотя с другой стороны…

– Отец, можно Джейсону остаться у нас на обед? – Мне было тринадцать лет, и я уже знал, что задавать подобные вопросы в присутствии гостя неприлично, но надеялся, что это сойдет мне с рук и законы гостеприимства перевесят антипатию отца к моему другу.

– Он готов стерпеть наши молитвы? – спросил отец, приподняв бровь.

Джейсон замер с диском в руке, стоя у своего музыкального компьютера, расположенного на скрипучем кухонном столе, покраснел, но ответил с достоинством:

– Сэр, можете называть меня вольнодумцем, но обычаи вашего дома я уважаю. – Как бы испугавшись своего дерзковатого тона, Джейсон тут же спрятал лицо, склонившись над компьютером.

– Уважение к Господу Богу – не обычай, а суть жизни, – проворчал отец, но прямота Джейсона ему понравилась. – Может быть, вы оба успеете встать на путь истинный прежде, чем груз грехов низвергнет вас в ад.

Неужели опять проповедь? Только не при Джейсоне! А отец, полируя тряпкой и без того блестящий чайник, все ворчал:

– Напрасно Николас думает, что его уловка повлияет на мое решение. Какая бестактность! Обращаться ко мне с такой просьбой в твоем присутствии! Он ведь знает, что это нехорошо. – Значит, придется мне перед сном выучить еще несколько псалмов. Отец помнил все мои накопившиеся за день грехи и вечером заставлял замаливать их, а иногда порол. – Не побрезгуешь гороховым супом, свежим хлебом и помидорами с нашего огорода?

– Отличный обед, сэр! – мгновенно ответил Джей-сон.

Я ехидно оскалился и тут же получил от Джейсона пинок под столом.

Когда мы пошли мыть руки, Джейсон поинтересовался:

– Что-нибудь сообщили из Академии? Я мотнул головой. На днях должна была решиться моя судьба: примут или не примут в Академию.

– Отец отпустит?

– Да. – Недавно отец наконец дал свое согласие. Я верил, что этому помогли мои долгие мольбы и слезы, хотя за надоедливость отец меня порол.

– Раз ты сдал экзамены и прошел собеседование, а письма с отказом еще не получил, значит, дошел до Финального отбора, – рассудил Джейсон. Он, как все мальчишки, хорошо знал механизм приема в Академию.

– Да, – бросил я. Мне не хотелось говорить об этом, чтоб не спугнуть удачу. Вот бы пройти Финальный отбор! Тогда я буду учиться вначале в Земной Академии в Девоншире, а потом продолжу образование в Фарсайде, на Луне.

Отец обычно молчал за обедом, на этот раз ради гостя завязал разговор. Его заинтересовал музыкальный компьютер.

– Что это за игрушка? – спросил он Джейсона.

– Это не игрушка, а музыкальный аппарат, сэр.

– Электронный аппарат, – проворчал отец. «Электронный» для него значило «сатанинский». Все, что относилось к праздным забавам и легким развлечениям, отец считал сатанинским.

– Мистер Сифорт, этот музыкальный аппарат может заменить всю Уэльскую филармонию, – возразил Джейсон.

– Спародировать, – беззлобно уточнил отец и обмакнул в суп хлеб собственной выпечки, вынутый из печи час назад.

– Пародировать тоже надо уметь, сэр, – улыбнулся Джейсон и я вслед за ним.

Отец укоризненно на меня взглянул, покачал головой, а я оскалился еще шире. Почему-то Джейсон всегда заражал меня своим настроением. Стоило ему хохотнуть, и я уже ржал без всякой на то причины. Он уважительно относился к отцу, но не принимал всерьез его религиозных «заморочек».

– Ты продолжишь обучение в школе? – спросил отец. Какая снисходительность! Отец явно благоволил к Джейсону, разговаривал с ним, как со взрослым. Я был доволен.

– Да, сэр. Из курсов по выбору я решил посещать инженерный.

– Почему?

– Мне нравится строить, конструировать и чинить.

– Строить башни до самых небес? Джейсон не понял и смутился.

– Он имеет в виду Вавилонскую башню, – пояснил я. – Бытие, глава девятая.

– Одиннадцатая! – вспыхнул отец, испепелив меня взглядом. – Лучше бы не показывал своего невежества, Николас!

– Мистер Сифорт, если Николас тоже запишется на этот курс, мы с ним сможем работать над курсовым проектом вместе у меня дома.

– Николас лучше делает уроки здесь, где ему не позволяют бездельничать. – Отец любил обсуждать с гостями мои недостатки при мне, словно я был бесчувственной вещью. Но в этот раз, к моему приятному удивлению, он добавил:

– Но дело не в этом. Просто Николас больше не будет ходить в школу. Вероятно, его возьмут в Академию.

Потрясающе! До сих пор отец никак не показал, что верит в мое поступление.

– Разумеется, – быстро согласился Джейсон. – Я предложил это на тот случай, если его не… то есть, я забыл, что он поступает в Академию.

Спустя два дня я ползал по огороду, выискивая сорняки. Я старался изо всех сил – ведь отец непременно проверит качество прополки и если, не дай Бог, заметит огрехи, то не отпустит меня в субботу из дома, а Джейсон уже купил билеты на футбольный матч с ирландской командой. На всякий случай о билетах я дома даже не заикался.

Надо мной нависла тень. Я поднял голову. Отец.

– Я еще не закончил, сэр, – залепетал я.

– Пришло письмо, – сообщил он.

– Письмо? – Ну и что? Почему ради какого-то письма он отрывает меня от работы? Вдруг до меня дошло. – Из Академии?! Приняли?!

– Не знаю. Оно адресовано тебе, ты и вскрывай. На кухне на столе. Я бросился в дом.

– Вымой руки! – крикнул вдогонку отец.

Я долго и тщательно мыл руки, чтобы, не дай Бог, не оставить на полотенце грязных следов. Если отец рассердится и задаст мне трепку, то долгожданное сообщение не доставит мне никакой радости. Наконец я добрался до кухни и вскрыл вожделенный конверт. Отец стоял, прислонившись к раковине, с непроницаемым лицом. Текст письма гласил:

«Приемная комиссия Военно-Космической Академии ООН постоянно сталкивается с проблемой отбора из множества достойных кандидатов в кадеты. К сожалению, ограниченное число мест не позволило нам зачислить вас в этом году…»

Письмо выпало из моих рук на стол. Глаза застилал туман. Не может быть! Не веря своим глазам, я снова начал вчитываться в прыгающие строки:

«… поздравляем вас с успешной сдачей всех экзаменов. Не всем кандидатам удается достичь Финального отбора. Мы будем рады рассмотреть вашу кандидатуру на следующий год…»

Я побежал в свою комнату, с досадой хлопнул за собой дверью и упал на кровать. Через несколько секунд вошел отец.

– Встать! – рявкнул он.

– Дай мне побыть одному…

– Встать! – гремел он так, что ослушаться было немыслимо. Пришлось встать. Отец отступил в коридор и скомандовал:

– А теперь закрой дверь как следует!

– Какая-то дверь тебе важнее… – Я осекся под суровым взглядом отца. – Есть, сэр. – Осторожно прикрыв дверь, я снова бросился на кровать, сбросил туфли и зарылся лицом в подушку, чтоб заглушить свои рыдания.

Отец не тревожил меня целый час, давая прийти в себя, и лишь после этого зашел ко мне с вопросом:

– Можно прочитать твое письмо?

– Ты уже знаешь, что там написано, – буркнул я в подушку.

– Догадываюсь. – Он положил мне на плечо руку, но тут же убрал ее, словно устыдившись своей нежности. – Николас, повернись ко мне, чтобы я видел твое лицо.

– Мне нужно побыть одному.

– Чтобы исходить жалостью к самому себе?

– А что, нельзя? – промямлил я в подушку.

– Ты не согласен с Господом? – Отец развернул меня за плечо к себе. Пришлось смотреть ему в глаза. – Если тебя не приняли, значит, так угодно Господу.

– Почему ему угодно?! – со злостью выпалил я. – При чем здесь Бог? Все дело в Финальном отборе! Меня не приняла дурацкая приемная комиссия, а не Бог!

– Он заботится обо всех, и о тебе тоже.

– Зачем тогда он заставил меня тратить время на экзамены?! – бушевал я. За ярость против Бога отец меня, конечно, выпорет, ну и пусть! Плевать!

– Может быть, Он хотел научить тебя, чтобы ты принимал неудачи достойно, как мужчина, а не как плаксивый мальчишка, – спокойно произнес отец, сверля меня строгим взглядом.

Я закрыл полные слез глаза. Нет, отец этого не поймет.

– Николас, твоя обида велика. Но ты должен смириться с Его волей. Господу виднее. Я помолюсь с тобой. Может быть, мы поймем Его и Он пошлет нам утешение.

Это означало, что мне придется простоять на коленях несколько часов на твердом полу. Зря я надеялся, что отец меня пожалеет.

– В самом деле, почему бы нам не отказаться от Финального отбора? Разве от этого будет хуже? – спросил я, глядя в глаза начальнику Академии.

– А вы знаете, кто входит в состав приемной комиссии? – вопросом на вопрос ответил Керси, нервно барабаня пальцами по столу.

– Двух членов назначает Адмиралтейство, двух – Генеральный секретарь ООН, и еще троих из своего состава выбирает Сенат.

– А вам известно, что в давние времена в приемную комиссию входили исключительно офицеры Военно-Космических Сил?

– Конечно, так было во всех Академиях, не только в нашей, пока политики не устроили скандал. – С тех пор прошло уже семьдесят пять лет, но космический флот не забыл пережитого им унижения.

– Да, битва была грандиозной, – невесело улыбнулся Керси. – К сожалению, мы ее проиграли и больше не можем набирать кадетов по своему усмотрению. Наши противники обвиняли нас в элитарности, хотя я, честно говоря, не понимаю, что в этом плохого. Почему бы космическому флоту не быть элитарным? Но маленький кусок нам все же бросили, оставили Финальный отбор. В нем участвуют и политики, но и мы можем повлиять на его результаты.

– И протаскиваем в Академию русских, эквадорцев, янки и сынков сенаторов? – съязвил я.

– В следующем году эти вопросы вы будете решать сами! – отрезал Керси. – Вернемся к отбору. Вместо Василия Карниенкова вы хотите взять Жака… как его там… Теро?

– Нет. – Больше всего мне не хотелось участвовать в Финальном отборе. Желания ссориться с начальником Академии Керси тоже не возникало, поэтому я зажал свое упрямство в кулак и согласился:

– Пусть этот русский останется.

– Пустяки, сэр, – утешал меня Толливер по пути к офицерской гостинице. – Всего через несколько дней он уйдет в отставку.

– Не забывайте, что он был начальником Академии восемнадцать лет, – возражал я, любуясь безупречными газонами. – К его мнению будут прислушиваться даже после отставки. У меня и без того хватает врагов, зачем мне еще один?

– Не думаю, что вы нажили в его лице врага, ведь из всех членов комиссии Финального отбора Керси оказался единственным его защитником.

– Возможно, Финальный отбор действительно лучше оставить. – В самом деле, успешная сдача приемных экзаменов вовсе не означает, что за два года обучения кадет станет превосходным офицером, поэтому не правильно отбирать кандидатов, глядя лишь на их оценки.

Я отпустил Толливера и вошел в свои апартаменты. Как капитану первого ранга и начальнику Академии (до вступления в должность оставались считанные дни) мне выделили шикарную по армейским стандартам квартиру. Я снял китель, ослабил галстук, присел на край кровати. Что сейчас с Анни? Два дня назад, когда я навестил свою бедную жену в клинике, состояние ее оставляло желать лучшего.

Грустно побарабанив по столику, я позвонил в Нью-Йорк доктору О'Нейлу.

– Хорошо, что вы позвонили! – обрадовался он.

– Как чувствует себя моя жена?

– Процесс выздоровления идет нормально.

– Нормально? – усомнился я. – А мне показалось… Вы как будто хотели еще что-то сказать.

– Просто мы рады любому звонку, капитан. Понимаем, чем чаще родственники или друзья звонят нам и нашим пациентам, тем быстрее они выздоравливают.

– Доктор О'Нейл, скажите, что с Анни, – потребовал я.

Он разразился длинным монологом, жонглировал непонятными медицинскими терминами, перечислял концентрации в крови. Анни всех семнадцати гормонов, влияющих на психику. Я слушал, пытаясь хоть что-нибудь понять, и наконец спросил напрямик:

– Доктор, что с Анни?

– Ее состояние постепенно улучшается, она проявляет больше интереса к внешнему миру, но перепады настроения все еще велики.

Анни, если бы я мог тебе помочь! Зачем я так легкомысленно согласился на ту роковую встречу у развалин кафедрального собора в Сентралтауне? Надо было настоять на безопасном месте! Анни! Все мое проклятое легкомыслие! Не будь его, тебе не пришлось бы восстанавливать баланс гормонов, а мне – переживать этот кошмар. Жена начальника Академии лечится в психиатрической лечебнице! Какое унижение! Ужасы далекой планеты преследуют нас повсюду.

Безрадостные воспоминания меня не отпускали. Я бессвязно бормотал в телефонную трубку реплики для поддержания беседы. Доктор О'Нейл сыпал непонятными терминами, и я испытал некоторое облегчение, когда тягостный разговор наконец закончился. Как ни был мне ненавистен Нью-Йорк, защищенный от варварских толп беспризорников современнейшими охранными системами, я полетел бы туда сейчас же, если б не служба. Предстояло еще два дня работы в комиссии Финального отбора. Может быть, увильнуть под каким-нибудь благовидным предлогом? Например, сказать Керси, что я заранее согласен на любое его решение и пусть он отбирает кадетов сам? Нет, так относиться к службе нельзя. Уж лучше потерпеть несколько дней, пока Керси не передаст мне дела и кресло начальника Академии.

Как тоскливо одному в огромной квартире! За час до ужина я не выдержал гнета одиночества и выбрался наружу. Вокруг все сверкало чистотой и ухоженностью, дверные ручки блестели. Это мне по душе. Бывало, по воскресеньям я часами вылизывал свою кадетскую форму, полировал запонки и заколку для галстука, пока другие кадеты тратили все свободное время на развлечения.

От офицерской гостиницы я прошел к строевому плацу, по которому под присмотром строгих сержантов маршировали кадеты, пересек его и вошел в знакомый учебный корпус, где я не был с тех пор, как покинул стены Академии юным гардемарином. Моя рука автоматически пригладила волосы и поправила мундир, словно я все еще был кадетом. Старые привычки не так-то легко вытравить.

На стенах висели прежние фотографии: стройные шеренги кадетов, напряженно смотрящих прямо в камеру. Сущие младенцы. Когда-то и я был таким же. Столь юный призывной возраст обусловлен печальной необходимостью. Дело в том, что N-волны, генерируемые сверхсветовыми двигателями, могут вызвать раковую опухоль меланому-Т. Облучение же N-волнами в течение пяти лет периода полового созревания значительно снижает вероятность этой смертельно опасной болезни.

Я внимательно вглядывался в мальчишеские лица, воплощение невинности. Когда я превратился из такого вот симпатичного паренька в погубившего свою душу грешника?

В коридоре послышались шаги, тихий разговор. Из-за угла вышли два кадета – мальчик и девочка – испуганно вытаращились на меня, отдали честь и замерли по стойке «смирно» каменными изваяниями. Будь я сержантом, они бы просто козырнули и пошли по своим делам дальше. Но офицер, да не какой-нибудь, а капитан первого ранга! В их представлении это нечто жутко серьезное!

Вместо того чтобы небрежно отдать команду «вольно» и отпустить салаг подобру-поздорову, я, ностальгирующий маразматик, застигнутый у старых фотографий врасплох, от смущения изобразил грозную физиономию и принялся инспектировать их внешний вид. Какая ошибка! Традиция предписывает капитану не обращать особого внимания даже на гардемаринов, не говоря о кадетах. Лучше бы я сделал вид, что не заметил их.

Как и большинству кадетов Академии, им было лет по четырнадцать или пятнадцать. Паренек был выше своей сверстницы, с короткими черными кудряшками, а у нее локоны спускались до самого воротника, что по уставу вполне допустимо для девушек. У обоих серая кадетская униформа и ботинки были в идеальном порядке, пряжки на ремнях блестели. К чему же придраться? Ага! У мальчишки узел галстука не точно по центру! Нахмурившись, я поправил его и строго спросил:

– Фамилия, курс?!

– Омар Бенгхади, сэр! Второй курс! – отчеканил он и покраснел от смущения.

– А вы? – посмотрел я на девчонку.

– Алишия Джонс, сэр. Первый курс.

– Хорошо. – В первые недели первокурсники сильно выделялись своим неуклюжим поведением и осанкой, но сейчас, в конце учебного года, манеры у Алишии были вполне офицерскими. Значит, сержанты Академии муштруют своих подопечных как следует.

– Чем могу помочь, лейтенант? – послышался сзади голос, несколько резковатый, но достаточно вежливый. Я обернулся. Сержант стрельнул глазами по моим капитанским нашивкам и смутился:

– Ой, простите, сэр. Сержант Рамон Ибарес!

– Вольно, – поспешно скомандовал я. Задерживаться с этой командой и вообще подчеркивать свою власть над сержантами перед их кадетами непедагогично.

– Извините, капитан Сифорт, сразу не узнал вас. Они, – кивнул он на кадетов, – что-то натворили?

Мальчишка от его сурового тона весь сжался, а у девчонки нервы оказались покрепче.

– Нет, сержант, просто… – Я замялся в поисках оправдания и вдруг сообразил, что оправдываться мне не в чем. Смех да и только! Я окончил Академию несколько лет назад, дослужился до капитана, а чувствую себя перед сержантом так, словно он имеет надо мной власть. Сообразив все это, я сказал увереннее:

– Это просто проверка. А вы, – повернулся я к кадетам, – идите по своим делам.

– Есть, сэр, – ответили они хором и с облегчением удалились.

– Чем могу вам помочь, сэр? – снова с прохладцей произнес сержант, словно спрашивая: «Что это ты тут делаешь в моей Академии, парень?»

Значит, не зря поговаривали у нас в кадетских казармах, будто наши сержанты никого не боятся, даже начальника Академии. Вот почему мы их так боялись.

– Спасибо, сержант, все в порядке, – ответил я, но решил, что это прозвучало грубовато, словно «пошел прочь», и смягчил ситуацию доброжелательным вопросом:

– Готовите их к экзаменам?

– В основном придумываю первокурам занятия, чтоб не слонялись без дела, сэр, – сдержанно улыбнулся сержант. – А задания даю из первого семестра второго курса, но они об этом не подозревают. – Наконец улыбка коснулась и его суровых глаз, преобразив их до неузнаваемости. – Мы разминулись с вами всего на два года, сэр. Я служу в Академии с девяносто четвертого.

– А я окончил ее в девяносто втором.

– Знаю.

– Откуда? – изумился я.

– Я даже знаю, в какой казарме была ваша койка, – сиял улыбкой сержант. – Номер три в Вальдес-Холле. Мы выделяем ее лучшему кадету в качестве поощрения.

– Бог мой! – Уж не разыгрывает ли он меня? Вряд ли. Даже бесстрашный сержант Академии не решится разыгрывать капитана первого ранга. А может, все-таки…

– Здесь все утверждают, что хорошо помнят вас, даже те, кто ни разу не вел с вами занятий, – на полном серьезе продолжал сержант Ибарес.

Чепуха какая-то! Надо срочно сменить тему.

– Вы служите классным инструктором? – спросил я.

– Так точно, сэр Кроме этого, я веду занятия по стрельбе и рукопашному бою. Кстати, только что мы с сержантом Востом обсуждали, как вдолбить в голову одному из моих салаг элементарный курс космической навигации.

Я почувствовал к нему расположение.

– Выпьете со мной чашку кофе, сержант? – предложил я.

– Кофе? – От сержантского хладнокровия не осталось и следа, сквозь суровость наконец-то проступило смущение. – Ну, коли не шутите, не возражаю, сэр.

– Напомните, где тут комната отдыха? – В давние кадетские годы я меньше всего думал о чашечке кофе, поэтому понятия не имел, где росположены комнаты отдыха.

– Комната для преподавательского состава находится в том конце коридора, – показал сержант Ибарес. Я уселся в удобное кожаное кресло.

– Всего двенадцать дней, – сказал сержант, разливая по чашкам кофе.

– Пардон?

– До вашего вступления в должность начальника Академии, – пояснил он. – Наверно, мне не следовало об этом говорить, простите, если я веду себя невежливо.

Это действительно несколько выходило за рамки принятых на корабле отношений между сержантом и капитаном, но на Земле в подобных строгостях нет необходимости, поэтому прямолинейность сержанта меня не коробила. Наоборот, я испытал облегчение.

– Ничего, все в порядке, – успокоил его я. – Какая тут уютная обстановка. Это ничего, что мы хозяйничаем тут как у себя дома?

– Почему капитан Николас Сифорт не должен чувствовать себя в родной Академии как дома? – искренне удивился сержант.

– В самом деле, пожалуй, может быть… – забормотал я, чувствую себя идиотом.

Сержант пристально всмотрелся в мою физиономию, отвернулся Наступила неловкая тишина. Я ерзал в удобном кресле, как на иголках Скорей допить кофе и смыться отсюда!

– Не привыкли вы еще к славе, – констатировал сержант.

Какая дерзость! Как он смеет меня поучать?!

– Пардон? – ледяным тоном процедил я.

– Видать, я только что схоронил свою карьеру? Извините, сэр.

– Есть вещи, о которых… – начал я с негодованием и осекся. Чего я окрысился? Сам же пригласил его выпить кофе, а значит, дружески поболтать, а теперь затыкаю ему рот. Нехорошо. Пригасив гнев, я встал, подошел к окну. На плацу все еще маршировали кадеты. – Верно, сержант, не привык я к славе. Честно говорю, она мне в тягость.

Снова воцарилась тишина, но на этот раз сержант молчал с другим выражением. Наконец он задумчиво произнес:

– Странно. Другие многое отдали б, чтобы оказаться на вашем месте.

– Не пожелал бы вам оказаться на моем месте, – сказал я с видом приговоренного к смерти.

– У нас в Академии все были уверены, что вам дадут корабль. Никто не верил слухам, будто вас отстранят от полетов.

Из коридора донесся звонок. В Академии он не означает, что можно захлопнуть карманные компьютеры и радостно броситься на перемену. Урок заканчивается лишь после команды преподавателя, а она может поступить и через несколько минут после звонка.

– Я сам отказался от корабля.

– Вы нужны флоту, сэр.

Опять! Что они, сговорились все, что ли?! Талдычат одно и то же! Сейчас этот сержант, как и сенатор Боланд, начнет объяснять, что флоту нужны герои, особенно в военное время, а война с космическими рыбами вот-вот разразится совсем рядом с Землей. Но сержант завел речь о другом:

– Понимаете… Академия закоснела. Я обернулся. Он грустно смотрел себе под ноги на ковер.

– Что вы имеете в виду? – нетерпеливо спросил я.

– Не подумайте, что я недоволен сложившимися здесь порядками, сэр. Традиции, конечно, нужны, они укрепляют порядок. – Он подошел к окну, задумчиво посмотрел на плац, на вертолетную площадку. – Я согласен, что начальник Академии должен держать дистанцию, не позволять своим подчиненным фамильярности, иначе его авторитет упадет, он потеряет ореол кумира, которому подчиняются не по принуждению, а с благоговением. Но порой традиции заходят слишком далеко. Ваш предшественник Керси иногда держал уж слишком большую дистанцию. Он очень уважает традиции, очень в них верит, сэр.

Я понял, что сержант Ибарес говорит от чистого сердца. Упрекать его за это нельзя. Я глянул на часы.

– Ваша точка зрения мне понятна. Пора на ужин. – Я протянул ему руку.

На столе конференц-зала оставалось еще четыреста двадцать папок с личными делами кандидатов в кадеты. Разумеется, их копии хранились в памяти компьютера Академии, поэтому мы, члены приемной комиссии, могли бы не шуршать сотнями листов, как в старину, а просматривать тексты на экранах. Так было бы быстрей и удобнее. Однако досье, отпечатанное на бумаге, – одна из тех старых традиций, о которых говорил сержант Ибарес.

– Какие еще будут предложения? – спросил начальник Академии Керси.

– Мне кажется, мы сформировали достаточно хорошие пропорции и по национальному составу, и по континентам. Возрастной состав тоже. неплохой, хотя в этом году оказалось больше четырнадцатилетних, – осторожно высказался лейтенант Дарвин Слик.

Эдгар Толливер, сидевший рядом со мной, не подавал голоса, рисовал в своем блокнотике каких-то чертиков.

– А что скажете вы, мистер Сифорт? Откуда мне знать, кого выбрать? Я не могу судить о людях лишь по их анкетам. Вот, например, лейтенанта Толливера я хорошо знаю. Я не переваривал его, еще когда был кадетом. И почему я от него не отделался? А ведь была прекрасная возможность.

– У меня нет… – начал я, но в этот момент Толливер подсунул мне свой дурацкий блокнот. Я хотел было отшвырнуть его, но вовремя заметил в нем дважды подчеркнутую фамилию Теро. – Как насчет Теро? – автоматически спросил я и только после этого допер, что вовсе не собирался идти на поводу у Толливера.

– Кто это такой? Тот парижанин? – спросил Керси.

– Так точно, сэр, – ответил вместо меня Толливер.

– Если вы так настаиваете, мы можем рассмотреть его кандидатуру повторно, – недовольно произнес Керси с тем самым выражением, которого я так страшился, когда был кадетом.

Ни на чем я не собирался настаивать и хотел лишь одного – побыстрее смыться отсюда, но недовольство Керси пробудило во мне демона противоречия, и я сказал:

– Мне бы хотелось включить Жака Теро в список.

– Ладно, – пожал плечами Керси. – Вы тоже имеете право голоса. Дарвин, внесите Теро в список вместо триста восьмидесятого номера.

– Есть, сэр, – ответил лейтенант Слик и произвел указанное изменение.

Сразу после заседания приемной комиссии я в сопровождении Толливера поспешил домой, вернее, в свою новую квартиру в офицерской гостинице. До отлета в Нью-Йорк к Анни оставалась всего пара часов. У Толливера, как только он проводит меня до вертолета, будет целая неделя свободы.

– Почему вы предложили Теро? – спросил я у него на ходу, автоматически козыряя по пути кадетам, старательно отдававшим мне честь.

– А почему бы и нет? Разве он хуже других?

Я резко остановился. Толливер пронесся еще пару метров, вдруг понял, что я куда-то исчез, и вернулся ко мне.

– Отвечайте! – приказал я.

– Сам не знаю, – пожал он плечами. – Наверно, потому, что он вначале был в списке принятых, а потом его оттуда выкинули, чтоб принять русского ради соблюдения национальных пропорций, хотя русский сдал экзамены хуже.

– Вы идеалист? Поборник справедливости?

– Называйте это как хотите, сэр. Мне кажется, я поступил правильно. Если вы не согласны, тогда почему не возразили на комиссии?

– Лучше последите за своими манерами! – вспылил я, потому что никакого разумного возражения мне в голову не приходило.

– Есть последить, сэр, – нагло ответил Толливер. Что ты с ним будешь делать? Он просто неисправим! Вскоре мой мучитель с удовольствием наблюдал, как вертолет уносил меня к Лондонскому космопорту.

2

Клиника была построена на бывшей автомобильной стоянке. Когда-то там находился огромный «Янки-Стадион». Но военный комендант Нью-Йорка решил, что футбольные матчи и прочие варварские зрелища чреваты массовыми драками болельщиков. С тех давних пор стадион зарос сорняками, а стены его местами разрушились. Он напоминал древнеримский Колизей. Контрастом ему было современное здание клиники, обрамленное аккуратно подстриженными газонами. Этот островок благополучия располагался за крепким высоким забором с колючей проволокой. Вокруг были беспорядочно разбросаны хибары бедноты, обитателей так называемого Нижнего Нью-Йорка.

Клиника тщательно охранялась. Скрытые камеры зорко следили за каждым сантиметром территории. В прочных, но красиво отделанных дверях и воротах таились детекторы, способные обнаружить любое оружие и взрывчатку. Все эти охранные навороты можно встретить в любом крупном городе Земли, не только в Нью-Йорке; они давно превратились в неотъемлемую часть урбанистической жизни. В прошлом году только благодаря детекторам пластиковой взрывчатки удалось предотвратить покушение на мэра Лондона Раджни Сивата. Встреча с доктором О'Нейлом была назначена на два часа пополудни. Я прибыл в клинику вовремя, но мне передали, что доктор задерживается на неопределенное время. Тогда я попытался что-то разузнать у его медсестры, миссис Тальбот, когда мы вместе шли по длинным коридорам. Но она то разговаривала по радиотелефону, то заглядывала к своим коллегам. Пришлось мне набраться терпения и смиренно дожидаться, пока эта болтушка соизволит довести меня до тихого местечка. Наконец мы были на месте.

– Разумеется, вы можете увидеться со своей женой, капитан Сифорт, – застрекотала она. – Доктор сказал, что ваши визиты пойдут ей на пользу, если, конечно, вы оба хотите встречи.

– Ей ведь свойственны перепады настроения? Не расскажете об этом поподробнее? – попросил я.

– Это обычное явление на такой стадии, – небрежно махнула она рукой, как будто речь шла о каком-то пустяке. Но для меня это была трагедия! – Ваша жена проходит сложный курс лечения для восстановления баланса гормонов. Доктор очень тщательно следит за работой ее эндокринных желез и вносит корректировки после каждого анализа крови.

Ох, бедная Анни! В отчаянии я комкал свою фуражку.

– А кроме того, – понизила голос миссис Тальбот, – ваша жена пережила тяжелую психическую травму, так что дело тут не только в балансе гормонов.

Конечно! До изнасилования она пережила хаос и панику, когда космические рыбы метнули в Сентралтаун астероид. До этого был голод на «Дерзком». Бедная Анни!

– Вдобавок, у нее прошлое беспризорницы, – вкрадчиво приговаривала миссис Тальбот, – а это тоже неблагоприятный фактор.

Зачем она напоминает мне об этих кошмарах?

Много десятилетий тому назад на Нижний Нью-Йорк махнули рукой и отдали его на растерзание беспризорникам, наводнявшим его разрушающиеся улицы. С тех пор там идет непрерывная и жестокая война банд, состоящих из латиноамериканцев, негров и азиатов, от которых цивилизованные жители Верхнего Нью-Йорка оградились высоченными заборами и современнейшими охранными системами. Между собой «верхние» называют «нижних» чернью и отбросами, а при «черни» старательно избегают обидных слов, чтобы не поплатиться за такое смертельное оскорбление жизнью.

Вот в этих «нижних» трущобах и прошло детство Анни. Она была в одной банде с Эдди Боссом, которого я во время трудного полета на «Дерзком» зачислил в рядовые Военно-Космических Сил. Позже он верой и правдой служил мне и на Надежде. Я долго верил в Эдди Боссу, но одной страшной ночью в Сентралтауне я застал его в постели с Анни. Она к тому времени уже была моей женой, и я отправил его с первым же кораблем (им оказался «Ватерлоо») прочь за много световых лет к дальним планетам.

– Вам обоим пришлось столько вынести, капитан. Представляю, какой ужасный след оставили эти испытания в ваших душах.

– Что было – то прошло, – пробормотал я, едва сдерживая свои истинные чувства.

– Теперь вы без того страшного… То есть я хотела сказать, после выздоровления вы выглядите гораздо лучше.

Без того страшного пятна на щеке, хотела сказать она. По возвращении с Надежды хирурги-косметологи так поработали над моим лицом, что от ожога не осталось и следа.

– А теперь, если позволите, я бы хотел увидеться с женой. – И побыстрее отделаться от бесцеремонной миссис Тальбот.

– Пожалуйста. – Она встала, мы вышли в коридор. – Доктор разрешает миссис Сифорт гулять по всей территории клиники. Проводить вас до ее палаты?

– Нет, спасибо, я помню дорогу. Скажите… у вас есть дети?

– Да. двое. Кэти и Джон.

– У вас есть их фото?

– На столе. Хотите взглянуть?

– Очень.

Мы вернулись в кабинет. На столе лежала не голограмма, а обычная фотография в старинном стиле. Я вынул из кармана ручку.

– Можно сделать надпись?

– Конечно, – улыбнулась миссис Тальбот, польщенная таким вниманием.

Я написал: «Кэти и Джону с благодарностью за заботу и помощь их матери. Николас Э. Сифорт, капитан Военно-Космических Сил».

– Благодарю, капитан! – радостно пропела миссис Тальбот, прижимая фотографию к груди. – Большое спасибо!

Я вышел из кабинета внешне спокойный, но внутри у меня все кипело. Такие, как миссис Тальбот, готовы прогибаться перед любым, чьи физиономии пестрят на обложках журналов. Фу! Но ради Анни я стерплю и не такое. Лишь бы к моей жене относились заботливо.

Мы сидели с ней на диване в светлой комнате отдыха. Одну руку я положил на спинку дивана, а сжатый от ярости кулак другой сунул в карман.

– Зря ты тратишь время на поездки ко мне, – равнодушно говорила Анни, угрюмо уставившись в стену.

– Я так хотел увидеться с тобой. Я навещал бы тебя каждый день, если бы это было возможно. – Мне хотелось придвинуться к ней ближе, но я не решался. Мои прикосновения порой вызывали у нее нервные взрывы. – Жаль, что сегодня у тебя неважное настроение.

– Нормальное настроение! – вспылила она.

– Анни, я люблю тебя. – Я затаил дыхание. Что она на это скажет?

– Ну и что, Никки? Этого мало, – презрительно скривилась она.

Мой кулак в кармане сжимался так, что болели пальцы. Я едва заставил себя их разжать.

– Чего тебе не хватает? Что еще для тебя сделать?

– Ничего. Зачем ты засунул меня в эту клинику?!

– Забрать тебя отсюда?

– Да! Нет! Я уже не знаю, чего хочу! Это ты и их чертовы таблетки довели меня до такого!

Я непроизвольно подвинулся к ней, но она резко отпрянула, как от зачумленного. Меня охватило отчаяние. Она тут же смягчилась:

– Ладно, пойдем прогуляемся.

Мы вышли из здания, в тягостном молчании побрели по дорожкам между газонами. Наконец Анни взяла меня за руку и виновато заговорила:

– Никки, я не хотела на тебя кричать. Сама не знаю, что на меня нашло. Знаешь, доктор О'Нейл говорит, что моя болезнь проходит. Ты сможешь дождаться моего выздоровления?

– Конечно. Буду ждать хоть целую вечность.

– Клево. Значит, сделаешь, что я хочу.

Я насторожился. Жаргонные словечки, исковерканные фразы и жуткий испанский акцент из ее темного прошлого прорезывались у нее только в минуты душевных бурь.

– Никки, когда ты приезжаешь, у меня едет крыша. Доктор О'Нейл, он говорит, будто я злюсь не на тебя, а на эту хренову планету, эту Надежду, и на рыб, и на все такое, в общем, на все остальное, понимаешь, что с тобой связано. Он говорит и говорит это, а я злюсь, а он все спрашивает о рыбах и всякой гадости.

– Он прав, лапочка.

Учение Фрейда, применявшего подобные методы, давным-давно развенчано, но идея, правда видоизмененная, осталась, и современные психиатры взяли ее на вооружение. Церковь Воссоединения тоже учит не прятать свои страхи в подсознании, а смотреть им прямо в лицо подобно тому, как мы поступаем со своими грехами, когда каемся на исповеди.

– Мне плевать, прав он или не прав, я говорю о другом. Всегда, когда ты приезжаешь, я бешусь. Я хочу знаешь чего?

– Чего? – хрипло спросил я, предчувствуя недоброе.

– Чтобы ты не приезжал, пока я не выздоровею. А то я никогда не влезу в норму. – Противореча своим собственным словам, она еще крепче сжала мне руку.

– Анни…

– Да, Никки, не приезжай. Я хочу снова полюбить тебя, поэтому не приезжай, пока я не стану нормальной.

– Ладно, – выдавил из себя я. Она вытерла мне на щеках слезы.

– Уходи прямо сейчас, пока я не передумала.

– Хорошо. – Я слегка приобнял ее, чмокнул в макушку. – Я люблю тебя. Помни.

Бронированное такси доставило меня на ближайшую вертолетную площадку. Я собирался провести в Нью-Йорке неделю, ежедневно навещая жену. Теперь она меня прогнала, и я был в полной растерянности. Чем заняться? Ездить на экскурсии по небоскребам Верхнего Нью-Йорка? Но я уже дважды был здесь и возненавидел этот город. Досрочно вернуться в Девон? Не хотелось бы сшиваться там в последние дни командования Керси. Значит, надо лететь в Лондон, там мой покой никто не нарушит.

Как только шаттл приземлился в Лондоне, я снял номер в старом отеле Уэст-Энда. После пожара 2070 года в этом районе уцелело много домов.

Но покоя мне не было и здесь. Уже через несколько часов я устал от назойливой обслуги отеля: горничные, портье и швейцар, не обращавшие внимания на других обитателей, при малейшей возможности пытались затянуть меня, заезжую знаменитость, в трясину пустых разговоров. А в ресторане даже сам владелец отеля подошел к моему столику, чтобы осведомиться о качестве предложенных мне блюд.

Спасаясь от назойливого внимания обслуги, я выбрался на улицу, но прохожие слишком часто узнавали меня, таращили глаза, а некоторые даже показывали пальцем, как на диковинное животное. В штатском костюме таких сложностей у меня не было бы, но будь я проклят, если начну маскироваться и скрывать свою принадлежность к флоту. Впрочем, я уже проклят. Господь никогда не простит мне того, что я натворил.

Я вернулся в отель, уединился в своем номере и начал расхаживать взад-вперед, пытаясь сообразить, как убить время. Слетать на Луну? Но в Фарсайд я полечу через несколько дней после вступления в должность начальника Академии, а в Лунаполисе недавно уже был, проведывая своего старого друга Алекса Тамарова. Пока он служит помощником начальника оперативного отдела, но вскоре его обязательно вернут на корабль. Время сейчас предвоенное, и хорошие офицеры нарасхват.

Несколько лет я провел на кораблях в многомесячных полетах, а на Землю спускался лишь во время недолгих отпусков. Может быть, и эти несколько дней провести в путешествиях? Нет, сейчас мне не до развлечений. Безвылазно сидеть в отеле тоже не по мне, безделья я просто не вынесу. Хотелось бы съездить… домой.

Домой! На рассвете первым же вертолетом или самолетом в Кардифф! В этот поздний час они уже не летают. А если поспешить, можно успеть и сегодня на ночной поезд.

Я побросал вещи в дорожную сумку, поднялся на крышу, вскочил в вертолет-такси и приказал пилоту:

– На станцию Паддингтон! И побыстрее!

– Естественно, побыстрее, – кисло ухмыльнулся пилот, – Хоть бы раз мне кто сказал: «Помедленней, парень, я просто хочу полетать».

Через полтора часа я уже сидел в купе поезда. Когда он потащился по нескончаемым пригородам Лондона, я стащил с верхней полки матрац, постелил постель, разделся и вытянулся на узком сиденье. В Кардифф я прибуду как раз к завтраку.

Отец. Дом.

Я успокоился и уснул.

Прежде чем взять такси, я позавтракал в буфете старинного вокзала Кардиффа. Конечно, отец будет недоволен, что я потратился на такси, но я могу себе это позволить, и таксистам тоже надо на что-то жить.

В машине я не отрывался от окошка, жадно рассматривая места своего детства. Вот заброшенная «литейка», древнее пустующее здание, где мы с Джейсоном играли, казалось, лет сто тому назад. Дорога начала петлять по знакомым до боли холмам.

Расплатившись с водителем, я спустился к дому отца. Я так и не позвонил ему, не предупредил о своем приезде, потому что знал: даже если отец уйдет на базар, то все равно оставит дверь открытой, а надолго он отлучался из дому только по воскресеньям. Так было всегда, сколько я себя помнил.

Все же я не стал сразу входить, а постучал в дверь. Мало ли что? Отчий дом я покинул в тринадцать лет, за прошедшие годы кое-что могло измениться.

Вышел отец, постаревший, иссеченный временем. В фартуке. Значит, после завтрака мыл посуду. Его взгляд скользнул по моей сумке.

– Значит, на один день? – спросил он.

– Да, на несколько.

Он повернулся и вошел в дом. Я последовал за ним на кухню.

– Чай еще горячий, – предложил отец.

– Спасибо. – Я взял чашку, налил кипятка, опустил в него на цепочке дырчатый шарик с чайными листиками; молча водил цепочкой и наблюдал, как темнеет вода в чашке.

– Я слышал, что ты вернулся из полета. Бакалейщик рассказывал. Он даже хотел дать мне почитать один из журналов с твоими портретами.

– Отец, не возражаешь, если я останусь на неделю?

– Ты дома, Николас.

– Спасибо.

– Поможешь починить забор, а то коровы Гарта так и норовят забраться в мой сад, выщипать огород.

– Хорошо.

– Это, – показал он на мою униформу, – запачкается.

– У меня есть старые брюки.

– Тогда будешь делать и всю свою прежнюю работу по дому.

Я кивнул. Значит, все как и раньше. Порядки в доме отца ни на йоту не изменились. Однажды, много лет назад в порыве отчаяния я спросил его: «Ты меня любишь?» Отец ничего не ответил. Возможно, он и сам этого не знал.

Я втащил сумку в свою комнату. Здесь за долгие годы тоже ничего не изменилось. Я сел на кровать, пружины привычно скрипнули. Помнится, в детстве из-за этого жуткого скрипа я боялся вертеться с боку на бок – не дай Бог услышит отец.

Переодевшись, я занялся ветхим забором, пока отец не приготовил нехитрый обед: суп и овощи. Потом я снова принялся за работу. Отец, вымыв тарелки, присоединился ко мне. В сумерках осмотрев и попробовав на прочность укрепленный забор, он дал суровую оценку:

– Мало. Придется поработать еще.

– Извини, отец.

– От извинений забор крепче не станет. – Все же он по-своему поблагодарил меня – ткнул в бок – и добавил:

– Сейчас приготовлю ужин.

– Я помогу.

– Сперва вымой руки.

– Есть, сэр, – улыбнулся я одними уголками рта. Но отец, конечно, заметил мою ухмылку и нахмурился.

Помолившись, мы съели холодного цыпленка с салатом из огурцов, вымыли вместе посуду. Я устроился на кухне почитать какую-нибудь из книг, давно записанных в память моего карманного компьютера. Когда настало время ложиться спать, вошел отец, остановился в дверном проеме, спросил:

– Помолишься со мной?

– Конечно. – Я выключил компьютер, пошел за отцом в спальню.

Как обычно, мы стояли на коленях, отец вслух читал Библию, а я молился с закрытыми глазами. Разумеется, отец помнил все псалмы наизусть, но все равно клал перед собой раскрытую Библию.

Каким-то чудесным образом этот ритуал умиротворил мою истерзанную душу, хотя колени к концу молитвы страшно болели. Когда мы встали, я неуклюже обнял отца. Потрясенный, он не знал, как реагировать, – не оттолкнул и не обнял меня в ответ.

Я разделся, открыл окно, впустив прохладный вечерний воздух, забрался в постель. Заложив руки за голову, я рассматривал освещенные лунным светом иконы, столь хорошо знакомые еще с детства, модель космического корабля «Отпор», которую я сам вырезал из бальзы, сувенирный флажок футбольной команды Уэльса. Матчи с ее участием проходили по субботам. На двери шкафа все еще висела моя детская одежда. Столько лет прошло, а казалось, все это было вчера.

Я погрузился в воспоминания.

– Он всегда такой? – спросил как-то Джейсон.

– Да. – Я крутил педали велосипеда изо всех сил, стараясь не отставать от друга.

– Как ты все это терпишь? «Ты помыл пол? Ты молился?» – пародировал он моего отца. – Кошмар!

Я переключил скорость, догнал Джейсона и пристроился рядом, чтобы не кричать ему в спину. Ветер трепал волосы.

– Я привык.

Джейсон скорчил гримасу. Он не понимал, что на самом деле отец относится ко мне хорошо. Да, он загружал меня работой, следил, чтобы я вовремя делал уроки, заучивал наизусть молитвы, пропалывал огород, но позволял мне дружить с Джейсоном, кататься с ним на велосипедах. Отец признавал за мной право самому выбирать себе друзей.

Возможно, отец недолюбливал Джейсона не за вольнодумство, а за болтовню, которой наполнялся наш дом с его приходом. Мы с Джейсоном то трещали, как сороки, то шептались, делясь мальчишескими секретами, а отец любил тишину.

Пристегнув велосипеды к перилам стоянки, мы с Джексоном влились в толпу, стекающуюся к стадиону.

– Дернем пивка? – предложил Джейсон.

– Нет! – решительно отказался я. – Ты забыл, что было с Эндрю и Луэлин?

– Только потому, что они попались второй раз, – легкомысленно возразил Джейсон. О некоторых вещах у него были довольно странные понятия.

– Я не собираюсь попадать в тюрьму из-за банки пива.

Эпоха бунтов закончилась десятилетия назад. С тех пор общество не поощряет диких подростков. Честно говоря, я тоже не одобряю разные нелепые выходки, хотя иногда, как каждый мальчишка, и сам бедокурил. Но одно дело тайком удрать ночью из дома, чтобы покататься с Джейсоном на велосипедах, и совсем другое – нарушать общественный порядок.

Мы заняли места на твердой лавке и стали ждать начала игры.

– Никки, в следующем году снова попробуешь поступить в Академию? – спросил Джейсон.

– Не знаю, – буркнул я.

– Поступай.

– А если снова дадут отлуп?

– Но ты же почти поступил! Зря собирал рекомендации, что ли? Нет, надо довести дело до конца.

– На фига мне быть каким-то кадетом? – выпалил я. Мое раздражение выдало меня с головой. Конечно, Джейсон понял, как страстно я мечтаю стать кадетом, и высказал это вслух:

– Обязательно надо еще раз попробовать.

– Нет, это тебе надо переться в Девон, это ты хочешь стать кадетом, – ярился я.

– Пошел ты в жопу. – Он надел наушники и включил плеер.

Я отвернулся.

Наконец, на поле вышли команды.

– Ладно, не дуйся, – начал мириться Джейсон и обнял меня за талию. – Ну извини, Никки.

– Ты же знаешь, я этого не люблю, – заворчал я, сбрасывая его руку.

– Не злись, Никки, пожалуйста.

Я соизволил повернуться к нему, гневно сверкнул взглядом, но сохранить свирепое выражение лица мне не удалось. Почему-то я не могу долго злиться на Джейсона.

– Ладно, – буркнул я.

– Вместе будем учиться в школе, – хихикнул он. – Может быть, отец даже разрешит тебе инженерные курсы.

– Вряд ли. – Около сотни лет назад школьное образование перестало быть обязаловкой, а те, кто учился, могли выбирать любое количество предметов. К сожалению, за меня выбирал отец. Будь моя воля, я бы ходил в школу. Конечно, домашнее обучение за шатким кухонным столом шло быстрее, но было ужасно скучным. Ведь дома нет школьных товарищей, один только отец. После такого одиночества и долгого сидения в четырех стенах школа кажется свежим ветерком на просторе. – Хорошо бы попасть в Фарсайд.

– Это точно. – Джейсон помогу мне готовиться к экзаменам и сопереживал моим мечтам вырваться из Кардиффа, но даже он не знал, как я ревел после письма с отказом. А рыдал я не только в тот день, а всю неделю.

Арчи Коннелли приблизился с мячом к воротам дублинцев. Болельщики с истошным воем вскочили. Я тоже орал так, что чуть не порвал глотку. Может быть, на этот раз мне посчастливится заполучить у Арчи автограф? После прошлого матча уже почти подошла моя очередь, передо мной оставался всего один мальчишка, но Арчи вдруг развернулся и впрыгнул в автобус.

В это время первый поток новоиспеченных кадетов, наверно, уже прибыл в Девон. Чтобы не связываться сразу со всей ордой новобранцев, их принимали группами, то есть в несколько потоков. Как и другие мальчишки, помешанные на Военно-Космических Силах, я хорошо знал все это из журналов.

Наша команда проиграла со счетом 2:5. Арчи получил травму, поэтому после матча автографов не давал. Подавленные печальным результатом, мы с Джейсоном побрели на стоянку к велосипедам. У Джейсона уже были билеты на следующую субботу, наша команда должна была играть с итальянцами.

По пути мы зашли в кафешку выпить молочного коктейля. Поигрывая стаканом, я угрюмо слушал рассуждения Джейсона об ошибках нашей футбольной команды: если бы Регги не потерял по глупости мяч, если бы Микс немного аккуратнее отдал пас, если бы…

Вдруг он схватил меня за руку. Я, конечно, отдернул ее. Терпеть не могу всякие объятия, хватания за руку и прочие подобные штучки, больше свойственные голубым.

– Слушай! – воскликнул он, показывая на телевизор.

Я вслушался в голос диктора: «… при падении шаттла. По сообщению администрации аэропорта „Хитроу“ у шаттла вышел из строя двигатель, но это не должно было помешать пилоту совершить мягкую посадку с двумя оставшимися двигателями. Осколки рассеялись по нескольким взлетно-посадочным полосам, из-за чего были перенесены другие рейсы. Все пассажиры погибли. Среди них был доктор Рафаэль Тендес, создатель вакцины против вируса Ходгинса. На борту шаттла также находилось двадцать восемь кадетов, недавно принятых в Академию Военно-Космических Сил и направлявшихся в Девон…»

– Господи! – вскрикнул я.

Джейсон уставился на меня, бледный как смерть.

– Среди них мог быть и ты, Никки.

– Поехали! – вскочил я.

– Куда?

– Домой!

– Постой. – Джейсон бросил в щель телевизионного компьютера монетку и начал дожидаться, пока автомат выплюнет дискету с записью сообщения.

– Быстрее! – Я выбежал из бара, отстегнул от перил велосипед, оседлал его и понесся вперед, что есть сил нажимая на педали. Слава Богу, пока на полную мощь работали ноги, мне было не до печальных размышлений. Через несколько минут меня начал догонять Джейсон.

– Стой! – крикнул он.

Но я, нагнув голову, продолжал крутить педали изо всех сил.

– Никки! Медленнее! Я сбавил скорость.

– Что с тобой? – пропыхтел Джейсон, поравнявшись со мной.

– Заткнись.

– Никки, почему ты плачешь?

Я толкнул его к обочине. Джейсон съехал с дороги, но не упал. Тогда я подъехал ближе, толкнул его сильнее, сам потерял равновесие, и мы оба повалились на мягкую траву, а вслед за нами и наши велосипеды. Выбравшись из-под них, я набросился на друга с кулаками. Он не был слабаком, отшвырнул меня, принял боевую стойку и яростно крикнул:

– Ну, иди ко мне, придурок!

Мы долго и остервенело боролись, наконец мне удалось положить его на лопатки, но он не сдавался, извивался подо мной, брыкался, вмазал мне кулаком в висок, ойкнул и заверещал:

– Ты сломал мне руку!

– Отлично! – злорадствовал я.

– Болван! В самом деле сломал!

– Покажи, – смягчился я.

– Слезь с меня вначале!

Не успел я встать, как он саданул меня ногой в желудок. Для «квитости», как он любил выражаться. Я сложился пополам, но Джейсон больше не нападал, так и лежал, словно раненый. Теперь его больше беспокоил «сломанный» кулак.

– Покажи, – простонал я, когда ко мне вернулось дыхание. Он нехотя протянул мне руку. – Можешь шевелить пальцами?

Он осторожно пошевелил.

– Могу, кажется.

– Значит, перелома нет, – поставил я диагноз. – Сможешь ехать?

– Если велосипед не сломан, – проворчал он. – Чего ты ко мне прицепился?

– Не знаю.

– А кто знает?!

– Извини, Джейсон, – потупился я.

– Ничего себе! Столкнул меня в кювет, набросился с кулаками, сломал мне руку, а потом делает вид, что ничего особенного не произошло! Одним извинением не отделаешься.

– Прости. – Я не мог разобраться в себе. В самом деле, зачем я с ним дрался? Ведь он мой лучший, мой единственный друг. – Я серьезно прошу прощения, Джейсон.

Он вдруг рассмеялся, словно солнце вышло из-за тучи после грозы. Такие резкие перепады были для него обычными.

– Тогда обними меня, – потребовал он.

– Я не гомик, Джейс, сам знаешь.

– Но ты мне должен. – Он протянул мне руку.

Я недовольно зарычал, поднял его за руку, осмотрелся – нет ли поблизости машин – и смущенно обнял его. Не дай Бог, кто-нибудь заметит.

– Теперь доволен? – буркнул я, поспешно отстраняясь.

– Сойдет.

Я осмотрел его велосипед. Кажется, порядок.

– Поехали быстрее домой, приложим лед.

– К велосипеду? – притворно выпучил он глаза.

– К твоему кулаку, обалдуй! – Тут я заметил его ехидную морду и сообразил, что он просто придуривается. – Когда-нибудь я убью тебя!

– Не сомневаюсь. Во всяком случае, попытаешься.

Дома отец хмуро читал сообщение с дискетки из бара. Джейсон сидел за столом, погрузив ушибленный кулак в воду со льдом.

– Понятно, Николас, – произнес отец, дочитав текст. – Ты из-за этого дрался?

– Да. Нет. Не знаю, – буркнул я, уставившись в стол.

– Я бы на твоем месте тоже расстроился. Ведь это лишний раз доказывает твою глупость.

– Глупость? – удивился я. – Что я сделал глупого?

– Ты роптал на Господа, подверг сомнению его мудрость. Помнишь, я говорил тебе, что ты поступишь в Академию, только если этого захочет Господь. Он уберег тебя от мук ада.

– Значит, Он погубил этих кадетов только ради того, чтобы научить меня смирению? – возразил я, не удержавшись от злых интонаций.

Отец влепил мне пощечину и прикрикнул:

– Богохульствуй со своими дружками, но не в моем доме!

Джейсон затаил дыхание.

– Да, сэр, – промямлил я, потирая покрасневшую щеку.

– Если бы Он собирался научить тебя смирению, то уж научил бы, не сомневайся! – сурово добавил отец. – Еще научит!

Я кивнул. Произносить в эту минуту какие-либо слова было небезопасно.

– Вечером мы помолимся за упокой их душ.

– Хорошо, – прошептал я.

Позже, после ужина, после домашних хлопот и молитв с отцом на сон грядущий, обретя уединение в сумраке своей комнаты, я встал на колени в кровати, привычно закрыл глаза и начал молиться по-своему. Прости, Господи, за то, что я сомневался в Тебе. Я ничего не понимал. Я и сейчас не знаю, зачем погибли кадеты и остальные пассажиры, но я благодарен Тебе за то, что Ты Спас мне жизнь. Я так хотел поступить в Академию. Что же мне теперь делать? Можешь дать мне другую мечту? Можно Тебя попросить об этом? Пожалуйста.

В полумраке я рассматривал свою комнату: китель с капитанскими нашивками на стуле, поцарапанный стол, окно, через которое я лазил мальчишкой. Как бешено тогда колотилось сердце! Еще бы! Преступить запрет отца! Но зато как восхитительно мчаться по ночному шоссе с Джейсоном на велосипедах! Весело шуршат по асфальту шины, ветер треплет волосы, светит луна…

Я осторожно встал, стараясь не слишком скрипеть пружинами, подошел к окну. Бог знает, где сейчас мой старый велосипед. Да и несолидно в моем возрасте лазить через окно. Я прошелся по комнате, провел пальцами по письменному столу. Ни пылинки. Значит, отец следит за чистотой и в моей комнате. Я сел за стол. Почему он такой маленький? Раньше как будто был больше.

Я выдвинул ящики. Карандаши аккуратно лежали в ряд. Старые листы бумаги с дурацкими рисунками. Папка, подписанная печатными буквами: «Документы в Академию Военно-Космических Сил ООН».

Через четыре дня из Академии пришло письмо.

«1 сентября 2190 года

Непредвиденные обстоятельства заставили приемную комиссию набрать дополнительное количество кадетов в Академию ВКС ООН. Сообщаем вам, что вы зачислены кадетом Военно-Космических Сил Организации Объединенных Наций. Просим вас уведомить нас о получении сего письма и прибыть 10 сентября 2190 года в Академию, графство Девон.

Лорон Э. Керси, начальник Академии».

Я закрыл папку, положил обратно в стол, встал на колени у кровати. Господи, помоги мне стать таким же невинным, как тот мальчик, который читал и перечитывал это письмо, пока каждое его слово намертво не впечата-лось ему в память; который поклялся учиться в Академии изо всех сил, чтобы достойно выйти из нее с офицерским званием гардемарина. Господи, этот невинный мальчик во мне умер. Я стал мстительным, лживым, я оправдывал собственные грехи, нарушал присягу, клятвы, приказы, врал старшим офицерам.

Слышишь ли Ты мою молитву? Не противны ли Тебе мольбы грешника? Я знаю, что заслуживаю не Твоей милости, а суровой кары. Но я не знаю, Господи, почему я согрешил.

Неужели Ты послал меня в Академию для того, чтобы я совершил эти злодеяния?

3

Такси уже ждало у дома. Отец вышел меня проводить. Выглядел он усталым, еще более состарившимся. Я поставил сумку на траву. Настала минута прощания. Я посмотрел в голубые глаза отца:

– Рад был с тобой повидаться.

– Хорошо, что ты приехал. Забор починил.

– Теперь я буду ближе к дому, только иногда придется летать в Фарсайд, так что смогу чинить забор чаще.

– В доме есть и другая работа, – едва ли не с укоризной напомнил отец.

– Могу приехать на Пасху, если хочешь, – неуклюже предложил я. Почему-то мне было неловко.

– На все Божья воля. – Это означало согласие.

Обнимать его я не стал. Отец не привык к этому, да и я тоже, поэтому я просто поднял сумку и повернулся к такси.

– Молись, – вдруг сказал отец. – Возможно, Господь уже не внемлет тебе, но ты все равно молись. Молись постоянно, так будет лучше.

– Да, сэр. – Откуда он знает о моих сомнениях? Я ведь не признавался ему. – До свидания. Он кивнул, и я поспешил к такси.

Речь начальника Академии Керси была длиннющей. Я делал вид, что внимательно его слушаю, а сам всматривался в стройные шеренги кадетов: детские лица, пряжки надраены до блеска, серая униформа тщательно отутюжена. Здесь, в Девоне, собрали всех кадетов, даже из Фарсайда. Доставлять такое количество людей с Луны, а потом обратно лишь для торжественной церемонии передачи власти – непозволительная роскошь. Тем более для нынешних неспокойных времен. Хотя война у нас какая-то странная. Пока в Солнечную систему забрела только одна рыбина, да и та сразу отдала концы. Было неясно, где плодятся эти космические чудища и появятся ли они когда-нибудь в Солнечной системе снова.

Недалеко от меня в президиуме сидел Толливер. Глаза его поблескивали, очевидно от удовольствия. Он прекрасно знал, как я ненавижу все эти официальные церемонии, и наверняка наслаждался моими мучениями.

– Двенадцать лет назад, – вещал Керси с трибуны, – мистер Сифорт так же, как и вы, был кадетом. Ему было всего тринадцать лет. И кто бы мог подумать, что скоро он изумит своими подвигами весь мир?!

Все совсем не так! Кто тогда мог подумать, что я нарушу клятву, присягу и совершу тягчайшее уголовное преступление? Не о таких «подвигах» я мечтал.

– Получив по окончании Академии звание гардемарина, мистер Сифорт был направлен для прохождения службы на корабль ВКС «Хельсинки».

У меня тогда буквально поджилки тряслись! Впервые явившись с рапортом на капитанский мостик, я. зеленый салага, так и не смог унять нервную дрожь в руках.

– Потом мистер Сифорт нес службу на корабле «Гиберния».

Этот корабль направлялся к планете Надежда за шестьдесят девять световых лет от Земли. Даже со сверхсветовой скоростью туда надо было лететь семнадцать месяцев.

– Большинство офицеров «Гибернии» погибло при взрыве космической шлюпки.

Шлюпкой на нашем жаргоне называется кораблик для полетов на короткие расстояния, например – для связи между двумя большими кораблями. Тогда в живых, не считая меня, остался лишь один опытный офицер – мой друг лейтенант Мачьстрем, но и он вскоре умер от рака.

– После чего мистер Сифорт вступил в должность капитана корабля и успешно довел «Гибернию» до планеты Надежда.

Господи, когда же Керси закончит?!

– Далее мистер Сифорт повел свой корабль к планете Окраина, а на обратном пути нашел останки корабля «Телстар», внутри которого оказались опасные существа внеземного происхождения. Мистер Сифорт стал первым человеком, увидевшим этих чудищ.

Забравшись в «Телстар», я вначале увидел гадкий пузырь, подергивавшийся в полуметре от моего лица, а потом из недр мертвого корабля выплыла огромная рыбина, напоминавшая серебряного карася. Как позже выяснилось, космические рыбы служат пристанищем для пузырей, которых я называю «наездниками». Их рыбы при нападении выбрасывают из себя в качестве живых снарядов.

– Об этом важном открытии человечество узнало, как только мистер Сифорт вернулся в Солнечную систему. Адмиралтейство утвердило его в звании капитана третьего ранга и доверило ему корабль «Порция». Он направился к планетам Надежда и Окраина, но теперь уже в составе эскадры под командованием адмирала Тремэна. В этом полете космические чудища погубили сына мистера Сифорта, а вскоре он потерял и жену. Потом вышел из строя флагманский корабль эскадры «Дерзкий». Рыбы повредили ему сверхсветовой двигатель и одно из двух отделений гидропоники.

Забавно, как Керси объяснит последующие события?

– Тогда адмирал перебрался на «Порцию», сделав ее флагманским кораблем, но часть пассажиров легкомысленно оставил на «Дерзком». Командование поврежденным кораблем согласился принять капитан Сифорт.

На самом деле я отправился на «Дерзкий» умирать, потому что жизнь потеряла для меня всякий смысл, но Господь не дал мне умереть и наказал долгим и мучительным существованием.

– Несмотря на голод и бунт несознательной части экипажа, мистер Сифорт набрал из пассажиров новых членов экипажа, обучил их боевому искусству и успешно отразил несколько нападений космических чудищ. В последнем бою он протаранил кораблем гигантскую рыбину как раз в тот момент, когда та переходила в сверхсветовой режим. По милости Господа произошло чудо: с кораблем в теле рыба долетела до Солнечной системы, благополучно вынырнула в нормальное пространство и тут же умерла.

Да, мне удалось все преодолеть, но какой ценой! Когда экипаж «Дерзкого» взбунтовался и всем нам грозила гибель, я не нашел честного способа спасти корабль. Елена Бартель, член экипажа, решила включить испорченный сверхсветовой двигатель, что неминуемо привело бы к страшному взрыву. Я поклялся, что не причиню ей вреда, а сам тайком пронес в инженерное отделение пистолет и застрелил ее. Так я нарушил клятву и погубил свою душу.

Керси сделал многозначительную паузу, обвел кадетов взглядом, как бы готовя их к потрясающему сообщению, и продолжил повествование:

– Даже вам, юным кадетам, известно, что капитан Сифорт снова был направлен к Надежде для защиты ее от чудищ. Рыбы сбросили на Сентралтаун астероид, уничтожив большую часть города. После этого капитана Сифорта назначили командующим всеми войсками, оставшимися на поверхности этой планеты. Атаки рыб нарастали как снежный ком, наш космический флот нес большие потери и в конце концов вынужден был отступить. Эскадра полетела к Солнечной системе, а рыбы штурмовали беззащитную планету. Невзирая на болезнь, мистер Сифорт в одиночку сумел заманить на орбитальную станцию сотни рыб и взорвать их ядерным зарядом.

Всего за несколько недель до этого боя даже одно предложение взорвать ядерный заряд считалось не просто уголовным преступлением, а государственной изменой. За нее полагалась смертная казнь. Я не знал о поправке к «ядерной» статье и был уверен, что на Земле меня ждет трибунал.

– Отвага и самоотверженность капитана Сифорта столь очевидны, что не нуждаются в дополнительных доказательствах, – с пафосом вещал Керси. – Поэтому я покидаю свой пост с уверенностью, что передаю дело воспитания наших кадетов в надежные руки. Леди и джентльмены, разрешите представить вам нового начальника Академии, капитана Николаса Эвина Сифорта!

Зал взорвался аплодисментами. Я встал. Улыбающийся Керси тоже хлопал в ладоши.

– Спасибо, – сказал я и сделал паузу, но восторженный грохот не умолкал. Я поднял руку, призывая собравшихся к тишине, но рукоплескания от этого только усилились. Какие же они наивные, эти кадеты! Ей-богу, дурни. – Спасибо, – крикнул я, но навлек на свою голову еще большие неприятности. Мальчишки дружно встали и разразились прямо-таки сумасшедшими овациями. Что я наделал! Как их усадить?! Как успокоить бурю?!

– Тихо! – гаркнул я в микрофон. Овации оборвались, словно их отключили рубильником. Я вышел на трибуну, но от ярости забыл тщательно подготовленную речь и заорал первое, что пришло в голову:

– Когда я здесь учился, кадеты подчинялись офицерам беспрекословно! И вы будете подчиняться, это я вам обещаю!

Стояла мертвая тишина. Кадеты замерли, как мумии. Боже, что я делаю?!

– Мистер Керси, – начал я отрепетированную речь, – благодарю вас за столь великодушную оценку моей службы. Ваше руководство Академией было безупречным. – Бездарным, так было бы вернее. Когда мне показали отчеты, я ужаснулся. Результаты экзаменов и тестирований выпускников ухудшались с каждым годом, дисциплина падала. Но нельзя подрывать авторитет начальника Академии перед кадетами. – Хотелось бы надеяться, что мне удастся справляться со своими обязанностями не хуже.

Я кивнул спускающемуся со сцены Керси, сделал глубокий вдох и произнес непривычно длинную фразу:

– Во исполнение приказа Совета Адмиралтейства Правительства Организации Объединенных Наций принимаю руководство Земной и Лунной Академиями. Разойтись!

Я сидел за письменным столом шикарного кабинета, который Керси освободил лишь утром.

– Зря я вчера сорвался, – посетовал я.

– Возможно, – вяло откликнулся Толливер.

Хоть бы мое звание уважал, если не меня самого. Но нет, я сделал ему слишком много зла, относиться ко мне с почтением он не может. Не помощник, а одно наказание. Взяв его на службу, я наложил на себя своего рода епитимью.

– Они сочли меня дураком, – бормотал я.

– Все это выглядело не так уж и плохо. Зато они почувствовали ваш норов.

– Не забывайтесь, Толливер, – проворчал я.

– Я не подшучиваю, серьезно. Кадетам лучше сразу понять, что с вами шутки плохи. Это благотворно скажется на дисциплине.

Зачем я согласился на эту должность? Отныне мне придется руководить и Земной Академией в Девоне, и Лунной Академией в Фарсайде, и учебной станцией ВКС на орбите Луны.

Когда я вернулся на «Виктории» в Солнечную систему, адмирал Дагани и сенатор Боланд уговорили меня занять этот пост, хотя я просился в отставку. Слава Богу, у меня хватило настойчивости отказаться от корабля. Из-за моей дурости и так погибли слишком многие, хватит.

– Наверно, он уже уехал, – буркнул я. Толливер глянул на часы:

– Вот-вот смоется, сэр. Помощник Керси сказал, что он освободит квартиру к трем часам.

– Эдгар, давайте договоримся сразу… – Я подыскивал подходящие слова. – Считайте это особым поручением… Не разговаривайте со мной в таком тоне при посторонних.

– Постараюсь, сэр, – невесело ухмыльнулся он.

– Хорошо. – Я принялся расхаживать по кабинету. – Через два дня улетаем в Фарсайд.

– Есть, сэр. Можете пока взглянуть на файлы Фарсайда, они имеются в местном компьютере. Почему бы вам не установить в этом кабинете дисплей?

– Вот и займитесь этим.

– Я уже отдал соответствующий приказ, сэр.

– Не надо решать за меня! – вспылил я.

– Отменить приказ?

– Мне нужен дисплей! Но не надо решать за меня! – бушевал я. Ну почему Толливер всегда будит во мне зверя?

– Есть, сэр. Я должен отменить приказ и отдать его вновь, поскольку теперь вы сами решили, что дисплей вам нужен?

Чтоб он провалился! Впрочем, винить мне некого. Я сам возложил на себя это бремя. Никто не заставлял меня брать Толливера в помощники. Вспомнилась беседа с ним в Лунаполисе у меня на квартире.

– Я могу отказаться? – спросил тогда он. Вот это оборот! Я растерялся. Ведь кроме меня брать его к себе никто не хотел.

– Разумеется, можете, – ответил я. – Просто я хотел вам помочь.

– О, конечно, служить под вашим началом большая честь!

– Как вы смеете!? – вспылил я.

– Сам иногда задаюсь этим вопросом, – пожал он плечами. – Может быть, научился от вас?

– Что вы имеете в виду?!

– Да то, что мне теперь наплевать на все, в том числе и на карьеру. – Он сунул руки в карманы. – Капитан Хигби из отдела кадров сказал, что на другую должность я вряд ли смогу рассчитывать.

Я закрыл глаза. Своими злоключениями Толливер обязан мне и только мне. На Надежде я разжаловал его в гардемарины только за то, что он вырвал у меня штурвал вертолета, чем спас нас от верной гибели. Вернувшись на Землю, я восстановил его в лейтенантском звании, но его послужной список был безнадежно испорчен. Я сломал Толливеру карьеру, мне и заботиться о нем.

– Хигби прав, – сказал я. – Если бы я не взял вас к себе…

– Значит, мне придется уйти в отставку? – перебил Толливер.

– Как хотите. Мистер Толливер, мне трудно быть к вам справедливым, слишком уж сильны во мне воспоминания о ваших издевательствах надо мной в Академии, но я вернул вам звание лейтенанта. Чего вы еще от меня хотите?

– А вы ничего и не можете мне дать, – огрызнулся он, отвернулся, но быстро смягчился. – Простите. Вы действительно не можете дать того, что мне нужно. Я бы хотел вернуться в прошлое и прожить его по-другому.

– Вы имеете в виду тот случай в вертолете?

– Его тоже. – Вдруг он криво усмехнулся. – Судьба крепко повязала нас. Совесть не позволяет вам окончательно загубить меня, поэтому под вашим началом я смогу остаться на плаву и продолжить службу.

– Я готов смотреть на вашу дерзость сквозь пальцы, но не забывайте, что я ваш командир и вы просто обязаны соблюдать в отношениях со мной офицерскую вежливость.

– А я и не забываю. Ни на минуту! – Его взгляд пронзал меня Насквозь. – Если я иногда и бываю… скажем так, несносен, то вовсе не потому, что забываю свой офицерский долг, а от обиды.

– Вы считаете, что это вас оправдывает?

– Если я вам слишком надоем, отправьте меня в отставку, – улыбнулся он, но в глазах его была боль. – Конечно, я вас не поблагодарю, но по крайней мере пойму вас.

Почему я никак не могу простить ему детских обид? Ведь с тех пор столько воды утекло, мы вместе прошли сквозь такие испытания!

– Я готов вас терпеть, – сказал я. – Вы не можете переделать себя, но важнее другое. Вы напоминаете мне о том, кто я есть на самом деле.

– Мне не нужна ваша жалость!

– Это не жалость, Эдгар. Это… это понимание.

Больше Толливер не возражал.

Воспоминания рассеялись, навалилась действительность – мой новый кабинет в Академии, нетерпеливое ожидание. Может быть, Керси, наконец, уехал? Я поднялся с кресла:

– Пойду посмотрю квартиру.

– Возможно, адмирал все еще там, – предупредил Толливер, глянув на часы.

– Ну и пусть. – Тем не менее, я сел обратно в кресло. – Напомните мне еще раз учебные планы.

– Во-первых, надо вернуть в Фарсайд прибывших на церемонию кадетов. Выпускники будут ожидать распределения здесь, в Девоне. Нескольких гардемаринов я, конечно, оставлю в Академии, нам ведь нужны помощники. Новобранцы пока будут…

– Я был кадетом, Толливер, – раздраженно перебил я.

– Извините. Первый поток новобранцев в количестве шестидесяти человек прибудет сюда через неделю. Потом будут прибывать следующие потоки. Интервал – пять дней.

– Что я должен делать, пока они все не соберутся здесь?

– Вы хотели сказать после того, как они соберутся, сэр? Возможно, отвечать на их вопросы, – пожал он плечами. – У новичков всегда масса вопросов.

Я улыбнулся. На кораблях новички порой задают такие дурацкие вопросы, какие бывалому офицеру никогда не придут в голову.

– Сколько у нас человек в данный момент?

– Не знаю, сэр. Те, кто из богатых семей, поедут на каникулы. Одну минуту, сейчас выясню. – Поскольку дисплея в кабинете не было, Толливеру пришлось наводить справки по телефону. Вскоре он доложил:

– У нас останутся тридцать два выпускника, которые не уедут на каникулы, плюс шестьдесят новобранцев, которые должны начать обучение в Лунной Академии. Туда же, в Фарсайд, нужно отправить около четырехсот кадетов, прибывших к нам в связи с вашим вступлением в должность. Я тихо выругался. Из-за какой-то никчемной церемонии гоняем туда-сюда сотни кадетов. Я встал:

– Пойду прогуляюсь. Увидимся в три.

– Да, сэр.

– Организуйте мне после ужина встречу с гардемаринами, которых мы оставим в Академии.

– Есть, сэр.

В коридоре я кивнул сержанту Киндерсу, вышел из административного здания и вскоре оказался у главных ворот. Странно было видеть на территории Академии родителей, чинно прогуливающихся со своими счастливыми детками в серой кадетской форме. Штатским позволялось входить в ворота один-единственный раз – когда кадеты превращались в гардемаринов. Скоро эти выпускники сменят серую униформу на синюю и будут носить ее с гордостью и выпендрежем, пока не допетрят, что они все еще салаги в глазах настоящих офицеров.

Большая часть экипажа на кораблях состоит из рядового и сержантского состава. Набрать такое количество людей непросто. Приходится заманивать их повышенными зарплатами, длинными отпусками и всевозможными льготами. Конечно, среди них попадаются субъекты невысоких моральных качеств, идущие на службу лишь ради денег. Офицерский состав – совсем другое дело. В Академии берут лучших из лучших. Здесь учитывается все: и школьные аттестаты, и результаты приемных экзаменов, и рекомендации, и собеседование. Далеко не всякий удостаивается чести стать кадетом.

Выпускники то и дело отдавали мне честь. Я рассеянно им отвечал, вышел наконец за ворота и обрел относительный покой.

Вместе со званием гардемарина наши выпускники получают статус совершеннолетних, а до этого находятся в такой же зависимости от своих офицеров, как дети от родителей. На корабле опекуном кадета является командир корабля, а в Академии все родительские права принадлежат ее начальнику, то есть мне. Я имею право наказывать своих кадетов так, как сочту нужным, в том числе и пороть их Таким образом, до получения первого офицерского чина кадеты совершенно бесправны и ждут звания гардемарина как манны небесной. Когда же они его, наконец, получают, эйфория постепенно улетучивается, начинается медленное карабканье вверх по служебной лестнице. Большинству удается дослужиться до лейтенанта, немногим – до капитана.

В полете при чрезвычайных обстоятельствах командир корабля имеет право взять в кадеты годного к службе подростка из числа пассажиров (к дальним планетам штатских перевозят военные корабли). Мне приходилось пользоваться этим правом, когда не хватало людей, но вообще такое случается довольно редко. Обычно кадетами становятся при поступлении в Академию. Здесь их обучают космической навигации, стрельбе, основам физики, радиоэлектроники и прочим необходимым в нашем деле предметам.

Первоначальное обучение кадеты проходят здесь, в Девоне. Потом их посылают в «настоящую» Академию в городке Фарсайде на обратной стороне Луны. Там начинается серьезная подготовка: управление кораблем, стыковка с орбитальной станцией, выходы в открытый космос. После этой практики большинство кадетов возвращается на Землю для завершающей подготовки.

С момента зачисления в Академию кадет обязан отслужить не менее пяти лет. Теоретически за все эти пять лет он может так и не удостоиться звания гардемарина, но практически почти все становятся офицерами через два, редко три года, а некоторые даже через один. Решение о присвоении гардемаринского звания принимает начальник Академии. Возможность досрочного выпуска заставляет кадетов стараться изо всех сил.

Я направился через плац к казармам и учебным корпусам. Они были окаймлены высокими дубами. Развесистые кроны давали приятную тень, спасавшую от летнего зноя. Из-за толстого ствола выглядывали чьи-то ноги. По серой униформе нетрудно было догадаться, что это кадет Я пошел мимо – пусть отдыхает. Заметив меня, он вскочил, замер по стойке «смирно», втянул живот.

– Джеренс? – изумился я.

– Так точно, сэр.

Джеренса Бранстэда, сына богатого плантатора Хармона Бранстэда с планеты Надежда, я зачислил в кадеты по его просьбе еще в полете на «Виктории», когда мы возвращались в Солнечную систему. Правда, вначале ему пришлось пройти через нелегкие испытания. Теперь он будет изучать офицерскую науку в Академии.

Я придирчиво осмотрел своего подопечного. Брюки пыльноваты, но хорошо отутюжены, ботинки начищены до блеска, прическа аккуратная. Какие разительные перемены! Какой контраст с неумытым, потным пацаном, балансирующим на грани наркомании, запертым мною в каюте с полной ампулой наркотика на три недели! Слава Богу, Джеренс преодолел соблазн, не прикоснулся к наркотику.

Я улыбнулся, но тут же нахмурился, вспомнив традицию: капитану не следует снисходить до разговоров с кадетом.

– Вольно, – скомандовал я.

– Есть, сэр! – радостно отчеканил Джеренс.

– Ты не едешь на каникулы?

– Никак нет, сэр! Я… – он запнулся, вспомнив, что в разговоре с капитаном кадет обязан лишь отвечать на вопросы и не навязываться со своей болтовней.

– Рассказывай, – разрешил я.

– Меня сразу направят в Фарсайд, – с гордостью сообщил он. – А пока мне некуда податься, поэтому я провожу время здесь – Он неуверенно улыбнулся.

Его родители – Хармон и Сара Бранстэды – остались на Надежде и даже не знают, жив ли их сыночек.

– Значит, на Земле у тебя родственников нет?

– Нет, сэр. На Надежду улетели еще мои прадеды и прабабки, там и остались все их потомки.

– Понятно Отдыхай. – Я пошел дальше, размышляя о судьбе Джеренса. Несладко ему тут придется, но он сам хотел этого, прямо-таки умолял меня принять его в кадеты. Я помог ему, но дальше в педагогических целях должен относиться к нему, как ко всем остальным кадетам.

Я вошел в здание казарм. Первый этаж, называвшийся Холлом Ельцина, оказался безлюдным. Второй этаж назывался Вальдес-Холлом, там я когда-то провел немало ночей. Как давно это было… Стоит ли ворошить прошлое? Нет… Впрочем, почему бы не взглянуть?

Я взбежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Дверь была приоткрыта – непорядок, сержантам это не понравится, если увидят. Из двери неслись веселые вопли, ржание и дикарский смех. Безобразие! Я решительно вошел. В метре от моей головы пронеслась подушка. Пунктом ее назначения оказалась девчонка, картинно стоявшая на койке в живописной позе. В последний момент она ловко пригнулась, и подушка пролетела мимо.

– Промазал! – радостно крикнула девчонка и тут заметила мою ошалевшую физиономию. – Ой! Боже… – В ужасе она спрыгнула на пол, вытянулась по стойке «смирно».

– Смирно! – взвизгнул звонкий мальчишеский голос, и все пятеро подростков испуганно замерли.

Оцепенев, я таращился на весь этот кавардак. В Вальдес-Холле, как и в остальных казармах, было два ряда коек у стен, всего тридцать штук. Днем они должны быть аккуратно заправлены, но сейчас здесь творилось нечто невообразимое: постели были всклокочены, на полу тут и там валялись подушки, на двух койках лежали дорожные сумки.

– Что происходит?! – загремел я. Все подавленно молчали. Я подошел к ближайшему кадету. Он был без кителя. Очевидно, его кителем было то, что я поначалу принял за тряпку, валявшуюся на полу. – Доложить!

– Докладывает кадет Рэйф Слэйтер, сэр! Мы… – Бедняга умолк. Чем он мог оправдаться?

– Кто из вас главный? – грозно спросил я.

– Наверно, я, сэр, – робко ответил худощавый дебошир с рыжими кудряшками.

– Наверно?! – свирепо передразнил я.

– Кадет… то есть… Гардемарин Антон Тайер, сэр, – представился он наконец, вспомнив устав.

Я удивленно вскинул бровь, рассматривая его серую кадетскую униформу.

– Меня только сегодня повысили, – смущенно объяснил он.

Сколько им нарядов влепить? По два? По четыре? С другой стороны… этих детей можно понять. Парнишка получил звание гардемарина сегодня, значит, позади традиционная «последняя ночь», во время которой он претерпел изощренные издевательства кадетов. Другие обитатели казармы уехали на каникулы. А оставшиеся? Должна же быть у них хоть какая-то радость в жизни. Слава Богу, я вовремя опомнился.

– Понятно. Продолжайте, – спокойно приказал я. У новоиспеченного гардемарина отвисла челюсть.

– Что, сэр? – Едва придя в себя, он ответил по уставу:

– Есть, сэр.

Я принял по возможности свирепый вид. Важно прошествовал к двери. Но как только закрыл ее за собой, расплылся в улыбке. Дети! Они настрадались от дисциплины во время учебы, сегодня можно дать им послабление. И вообще, за порядком должны следить сержанты, а начальнику Академии не подобает опускаться до таких мелочей.

Гардемарины расселись на стульях вокруг моего стола, а те, кому не хватило места, – устроились на диване. Семь мальчиков и четыре девочки. Я рассматривал их, и меня снедали сомнения – неужели они действительно способны служить гардемаринами? Мальчишки, похоже, ни разу в жизни не брились. Белый пушок, детские лица. В мое время гардемарины были как будто взрослее.

В мое время! Курам на смех! Мне всего двадцать пять, а я уже записал себя в старики. Правда, порой мне кажется, что за плечами у меня тысячелетия, а некоторые из этих гардемаринов только что окончили Академию.

У других всего лишь годичный стаж, и лишь один прослужил три года.

Я присел на краешек стола. Никто из гардемаринов не осмеливался нарушить затянувшуюся тишину, а я все молчал. Мой взгляд остановился на рыжем пареньке. Антон Тайер покраснел, стыдливо уставился в пол. Теперь на нем была синяя гардемаринская униформа. Выглядел он гораздо солиднее, чем тогда в казарме, когда бесился на радостях.

– Я пригласил вас сюда, чтобы познакомиться со своими офицерами, – заговорил я наконец. Слово «офицеры» я употребил намеренно, чтобы подбодрить смущенных юнцов. – Вы уже не кадеты и считаетесь совершеннолетними, а значит, имеете право выходить в свободное время в город, употреблять там спиртные напитки, короче говоря, делать то, что могут делать взрослые люди. Но имейте в виду, на базе вы обязаны показывать кадетам пример во всем. Они должны равняться на вас, как на образцовых офицеров. В противном случае вам придется держать ответ по всей строгости.

Я не имел в виду ту неограниченную власть, которой наделен командир корабля в полете, но послать гардемарина на порку я мог.

– Раньше вы подчинялись инструкторам-сержантам, теперь будете ими командовать. – Гардемарины довольно заулыбались, и тут я их огорошил:

– Но ваша власть над ними чисто номинальна. Разумеется, сержанты будут относиться к вам вежливо, как к офицерам; о нарушениях субординации немедленно докладывайте мне. Однако вы должны выполнять требования сержантов столь же беспрекословно, как и мои. Запомнили?

– Так точно, сэр, – ответили они хором. Я встал, начал расхаживать, но места оказалось маловато. Пришлось опять сесть па стол.

– Что касается кадетов, то формально вы имеете право приказывать им все, что вам заблагорассудится. Однако я вам настоятельно рекомендую… – Для пущего эффекта я сделал паузу и повторил:

– Настоятельно рекомендую воздерживаться от издевательств. Конечно, иногда приходится прибегать к этому крайнему средству, если ничто другое не помогает, но беспредел недопустим.

При этих словах некоторые гардемарины приуныли, но я не обращал на их постные физиономии внимания. У кадетов и без того адская жизнь, и я твердо решил установить предел их мучениям.

– Вы имеете право бить кадетов. – Точнее говоря, такое право предоставлено мне, а гардемарины получают его, лишь действуя от моего имени. – Но я запрещаю вам это. Нарушившего этот запрет впервые я отправлю на порку, а нарушившего запрет дважды, отправлю в отставку.

Когда я учился в Фарсайде, гардемарины нередко избивали кадетов, а однажды дело закончилось жестоким побоищем. Ну, хватит о страшном, а то мои ребята совсем затоскуют.

– Кто из вас главный? – спросил я. Гардемарины сами выбирают себе главного. Возможно, в Фарсайде главным станет кто-то другой.

– Я, сэр, – ответила долговязая девчонка.

– Сандра Экрит?

– Так точно, сэр.

В своем кругу гардемарины обычно обращаются друг к другу по имени, а главного гардемарина в знак уважения называют по фамилии и выполняют его приказы. Если кто-нибудь сумеет завоевать больший авторитет, то свергает главного и занимает его место. Как правило, этот спор решается поединком. Таковы традиции. Старшие офицеры должны делать вид, что не замечают драк гардемаринов. Интересно, неужели Сандра смогла одолеть всех этих мальчишек? Ладно, посмотрим, долго ли она продержится.

– Вопросы есть? – спросил я.

Руку поднял темноволосый парнишка. Сандра Экрит нахмурилась, намекая ему, что лучше бы он не беспокоил меня дурацкими вопросами, но я жестом разрешил ему задать вопрос.

– Гардемарин Эдвард Диего, сэр, – представился он. – Будут ли у нас особые поручения?

– Не знаю, – честно сознался я и зачем-то добавил:

– В этом деле я такой же новичок, как и вы. – Мои подопечные озадаченно ухмыльнулись. Какого черта я им это сказал? Хорош начальник, который не знает, что делать! – Поживем, увидим. Еще есть вопросы? – Вопросов не было. – Разойтись.

4

Мы с Толливером плутали в хитросплетениях орбитальной станции «Порт Земли», самой большой во всем освоенном людьми участке Вселенной. После пересадки легкого в груди побаливало, но меня больше волновало другое – как добраться до шаттла на Фарсайд? На очередном перекрестке встретился указатель: «Терминал 4. Зал ожидания G прямо, посадка на шаттл в Лунаполис направо». Нет, сами из этого лабиринта мы не выберемся, лучше спросить дорогу. Я подошел к столику, за которым перед дисплеем сидел служащий станции в красной униформе.

– Чем могу помочь? – любезно осведомился он, остановив на мне расширяющиеся глаза. Очевидно, узнал, ведь журналисты поместили мою физиономию во всех журналах.

– Как пройти к шаттлу на Фарсайд?

– Пройдите туда, – показал он, – к военному сектору станции, там вам все объяснят.

– Спасибо.

Как я сразу не догадался! Конечно, шаттл должен отправляться из военного сектора, ведь Фарсайд закрытый город, штатских в него не пускают. Там я получил звание гардемарина, через три дня отправился на корабль «Хельсинки» и с тех пор в Фарсайде не бывал.

Погруженный в воспоминания, я свернул за угол, на полном ходу столкнулся с мчавшимся навстречу гардемарином, не удержался на ногах и шлепнулся на пол. Толливер отшвырнул мальчишку, помог мне подняться.

– Смотри, куда прешь! – загремел я на испуганного пацана. – Мозгами шевелить надо, а не конечностями! Куда несешься?!

– Прос… простите, сэр, – начал заикаться гардемарин, – Я спешил к… к шаттлу встретить… – Бедняга совсем охренел, узнав, кого он сбил с ног.

– Кого?! – гавкнул я.

Он вытянулся по стойке смирно.

– Вас, сэр. Докладывает гардемарин Адам Тенер, сэр.

Я не удержался от улыбки, а Толливер старательно хмурился.

– Значит, вы из Фарсайда? – спросил я.

– Так точно, сэр. Лейтенант приказал мне встретить вас и проводить на базу.

– Он приказывал вам нестись так, словно за вами гонится косяк рыб?

– Никак нет, сэр!

– Он приказывал вам сбить меня с ног при встрече?

– Никак нет, сэр! – Похоже, гардемарин от ужаса похолодел и готовился отправиться к праотцам.

– Четыре наряда, мистер Тенер! Вам еще повезло, сегодня я добрый. – Один наряд означал всего лишь два часа отжиманий, приседаний и прочих упражнений в спортзале, так что Адам действительно легко отделался. Любой другой капитан послал бы его на порку.

– Есть, сэр. Спасибо, сэр. Извините. Я фыркнул, поднял свою сумку и миролюбиво приказал:

– Показывайте путь.

– Туда, сэр, – показал в том направлении, откуда только что примчался. – Позвольте взять вашу сумку, сэр.

– Нет. – Доверить этому болвану сумку? Ни за что! Впрочем, она чертовски тяжелая, хорошее будет наказание лопуху. – Ладно, возьмите, – смилостивился я.

Вскоре мы благополучно сели в шаттл.

– Ваша фамилия Тенер? – спросил я гардемарина, пристегиваясь ремнями безопасности.

– Да, сэр.

– Вы случайно не сын капитана Тенера?

– Да, сэр. Мой отец – командир «Свободы». Она входит в состав эскадры, возвращающейся с Надежды. Им уже недолго осталось лететь, месяца через два вернутся.

Я возвращался с Надежды на быстроходной «Виктории», оснащенной новейшим сверхсветовым двигателем, поэтому преодолел шестьдесят девять световых лет за девять месяцев. А остальные корабли эскадры все еще летят к Солнечной системе. Конечно, по возвращении я доложил в рапорте об огромных потерях, но журналистам всех подробностей не сообщили. А этому мальчику можно кое-что рассказать, ведь он сын Тенера.

– «Свобода» погибла, но вашему отцу повезло. Ему удалось спастись на шлюпке.

– Этого я не знал. А что с его экипажем? Я пожалел, что влепил ему аж четыре наряда.

– Почти все погибли.

– Жалко. Мне об этом не говорили, сказали только, что отец возвращается.

– Вы служите в Фарсайде?

– Да, сэр. Меня направили туда два месяца тому назад.

– Я прослежу, чтобы вам дали отпуск, когда ваш отец вернется.

– Благодарю, сэр. – О нарядах он уже забыл, лицо его светилось радостью.

Мне захотелось отменить наряды, но я вовремя сдержался. Это было бы непедагогично. Адам заслуживает наказания, ведь он пер на меня, как танк.

Полет до Фарсайда занял пять часов. Шаттл пошел на посадку. Пассажиров в нем было немного, в основном техники, возвращавшиеся из отпуска. Я выглянул в иллюминатор – пустынный лунный ландшафт украшало несколько огромных прозрачных куполов. Вид был неестественно четким, ведь на Луне нет атмосферы, а значит, и облаков. Посадка здесь не так проста, как пристыковка к орбитальной станции, но намного легче приземления в условиях земной силы тяжести, в шесть раз превышающей лунную. Наконец, гул двигателей утих, от купола к люку шаттла пристыковалась гибкая труба-тоннель с воздушным шлюзом. Мы отстегнули ремни безопасности и пошли к выходу. Из кабины вышел пилот, узнал меня.

– Добро пожаловать в Фарсайд, сэр.

– Давненько я здесь не был, – улыбнулся я.

– Теперь вас трудно представить кадетом.

Мы вошли в шлюз. Хотя давление воздуха в шаттле и под куполом было одинаковым, правила техники безопасности запрещали одновременно открывать оба люка шлюза. Только закрыв за собой люк, ведущий в шаттл, мы могли открыть люк в купол.

В шлюзе было два иллюминатора, сквозь которые можно было любоваться неповторимым лунным ландшафтом. В мою бытность кадетом от шаттла к куполу приходилось добираться по-другому. Мы облачались в скафандры и под присмотром инструктора шли по лунному грунту пешком.

Как капитан я вышел из шлюза в купол первым. Сила тяжести возросла до земного уровня. Гравитроны, создающие искусственную гравитацию, потребляют жутко много энергии, которую им подает мощная термоядерная электростанция. Но это необходимо для тренировки кадетов в условиях нормальной силы тяжести.

Несколько встречавших меня офицеров отдали честь и вытянулись по стойке «смирно». Я отдал команду «вольно» и произнес официальную фразу:

– Во исполнение приказа Совета Адмиралтейства Правительства Организации Объединенных Наций принимаю руководство базой Фарсайд. – Уф! Очередная церемония закончена – гора с плеч.

– Добро пожаловать, сэр, – приветствовал меня худощавый седеющий лейтенант. – Позвольте представиться, сэр. Старший лейтенант Джент Паульсон.

– Вы тут старший? – Я протянул ему руку.

– Да, сэр.

Пожав ему руку, я подошел к следующему офицеру.

– Лейтенант Дарвин Слик, сэр, – представился он.

Этого я уже знал, не раз виделся с ним в Девоне. Он вылетел в Фарсайд на два дня раньше меня, чтобы проследить, все ли готово к возвращению кадетов. Кроме того, в обязанности лейтенанта Слика в Фарсайде входил надзор над системами жизнеобеспечения и гравитронами. А в Девоне он только присматривал за интендантом Серенко.

– Лейтенант Нгу Бьен, сэр, – улыбнулась тоненькая молодая женщина.

Осталось еще два офицера, один из них – мой давний нехороший знакомый, низкорослый, начинающий полнеть мужчина лет сорока с лишним.

– Лейтенант Ардвелл Кроссберн, сэр, – представился он.

– Как вы здесь оказались? – спросил я, стараясь скрыть отвращение.

– Меня направили сюда сразу после полета на «Гибернии», сэр.

У Ардвелла Кроссберна были повадки заговорщика и интригана. О других он судил по себе, всюду совал свой нос, выискивал дурные намерения, во всем ему мерещился злой умысел. Но хуже всего было другое. Он постоянно намекал, будто к его идиотским советам прислу: шивается его влиятельный дядя, адмирал Брентли.

– Надеюсь, вас тут не обижают, сэр? – едко спросил я.

Паульсон и Слик удивленно переглянулись. Они не знали, как я намучился с Кроссберном несколько лет назад в обратном полете с Надежды на «Порции».

Лейтенант Паульсон представил мне последнего офицера:

– Первый гардемарин Томас Кин, сэр. Я лишь слегка кивнул Кину. Капитану не к лицу без особой надобности разговаривать с гардемаринами.

– Остальные гардемарины, за исключением мистера Тенера, находятся в Девоне с кадетами, – проинформировал меня лейтенант Паульсон. – Надеюсь, мистер Тенер вас быстро нашел?

– Да, он достаточно быстро на меня вышел, – пошутил я, «забыв» рассказать, как он налетел на меня из-за угла. Адам смущенно улыбнулся.

– Молодец. Вначале мы не хотели посылать его одного, боялись, что он заблудится, но мистер Кроссберн убедил нас в обратном. Куда вас теперь проводить, сэр?

– В мой кабинет. Мистер Слик, вы пойдете с нами. Гардемарин Кин, отнесите мою сумку ко мне в квартиру. Остальные свободны.

Я быстро сориентировался и без помощи своих спутников вспомнил дорогу в тот район купола, где располагались штаб, кабинет и квартира начальника базы, хотя в кадетские времена побывал там лишь однажды. По пути Паульсон, шагавший рядом со мной, благоразумно молчал. Хороший лейтенант всегда улавливает настроение капитана. Жаль, что Толливеру этого не дано.

К кабинету я подходил все еще в дурном настроении. В приемной вскочила темнокожая женщина лет сорока с сержантскими нашивками, козырнула, представилась:

– Сержант Кина Обуту, сэр.

– Штабной?

– Да, штабной сержант, сэр. Я дежурю в приемной вашего кабинета днем, а на ночь меня сменяет гардемарин.

– Хорошо. – Я бегло осмотрел приемную, аккуратно расставленные стулья, на которых приходится дожидаться несчастным кадетам, вызванным на ковер, подошел к двери кабинета, набрался духу и толкнул ее. Дверь не поддалась. Представляю, каким в этот момент я выглядел дураком. – Что за черт!?

– Он запер ее? – удивилась сержант Обуту.

– Где ключ?! – рявкнул я.

– У начальника, сэр, – сказал Паульсон.

– Я начальник!

– Я имел в виду бывшего начальника Керси. Простите, сэр.

– Может быть, в сейфе есть второй ключ? – подсказала Обуту.

– Сейчас найдем, сэр, извините, что так получилось, – смущенно прострекотал Слик и выскочил в коридор.

– Я тоже поищу, сэр, – поспешно сообщил Паульсон и устремился за Сликом.

Я остервенело расхаживал по приемной, наливаясь яростью. Сержант стояла с безмятежным выражением лица. Вдруг мне в голову ударила мысль.

– Сержант, почему дверь заперта? – спросил я.

– Капитан Керси всегда запирал дверь своего кабинета на ночь.

– Я хотел сказать, почему в двери есть замок?

– У всех офицеров в кабинетах замки, – невозмутимо ответила она. Странно. Зачем?

– Когда вставили замки?

В приемную влетел лейтенант Слик, за ним Паульсон.

– В сейфе нет ключа, сэр, – доложил Паульсон.

– Пять лет тому назад, когда меня направили сюда, замки уже были, сэр, – ответила Обуту.

– Что еще запирается на этой базе?! – кипятился я.

– Столовая и квартиры офицеров, разумеется, – ответил Слик.

– Разумеется?! – рявкнул я.

Наступила гробовая тишина. Вошел Толливер.

– Толливер, у них тут повсюду замки!

– Вот так порядочки, – изумился он.

– Простите, сэр, но я не понимаю, почему это вас удивляет, – простодушно призналась Обуту.

– Мы должны воспитывать в кадетах честность! – бушевал я. – Если от них все запирать, как от воров, то они в конце концов станут ворами! Какой недоумок приказал вставить замки?!

– Капитан Керси, сэр, – ответил Слик.

– Когда я был кадетом, нам в первый же день сказали: «В Академии ничего не запирается, потому что мы доверяем вам, как джентльменам. Истинные джентльмены не крадут и не входят без разрешения в чужие квартиры и кабинеты».

– Это нам сказали на второй день, – поправил Толливер. – В первый день нас постригли, выдали униформу и научили заправлять койки.

– Какая разница! – стукнул я кулаком в запертую дверь. – Уберите этот чертов замок! Взломайте дверь, если не найдете ключа! Уберите все замки! Все! И здесь, и в Девоне!

– Есть, сэр, – ответил Слик. – В сейфах тоже убрать замки?

– Да, кроме тех, где хранится оружие, деньги или секретные документы. Но вначале уберите этот замок! Я подожду у себя в квартире! – Я пулей выскочил из проклятой приемной.

Едва я успел разложить вещи, позвонила сержант Обуту:

– Ваш кабинет открыт, сэр.

– Паульсон еще там?

– Да, он ждет в вашем кабинете, сэр.

– Хорошо, скоро приду.

Через минуту я вошел в свой новый кабинет, загроможденный мебелью, сел за стол в кожаное кресло.

– Прикройте дверь и садитесь, – приказал я Паульсону.

– Есть, сэр.

– Как здесь оказался Кроссберн?

– Не знаю, сэр. Полагаю, его направил сюда отдел кадров.

Этот ответ меня не устраивал. Через отдел кадров проходили все назначения.

– Много он тут натворил?

– Натворил? – удивился Паульсон. – Насколько я знаю, сэр, он ничего плохого не сделал. У Кроссберна есть небольшие причуды, но свои обязанности он выполняет безукоризненно. Почти все свободное время проводит у себя в квартире, что-то строчит.

На «Гибернии» этот параноик тоже писал в свою черную тетрадь, снова и снова расспрашивал моих офицеров о трагедии, постигшей наш корабль, и все записывал, чтобы потом показать тетрадь своему дяде и выставить меня виновным в смерти капитана Хаага. Наконец мое терпение лопнуло, и я загрузил Кроссберна работой так, что у него до конца полета не оставалось времени сочинять доносы.

– Он часто задает вопросы? – спросил я, нервно барабаня пальцами по столу.

– Простите, сэр, – наклонился ко мне Паульсон, словно не расслышал. – Вопросы?

– Да, вопросы о всяких неприятностях и несчастных случаях, происходивших здесь на базе.

– Иногда задает. Особенно он интересовался аварией, случившейся два года назад. Тогда разбился шаттл. Мне кажется, он пишет историю базы.

– Воображаю, что это будет за история, – зло хохотнул я. – От него лучше избавиться.

– Да, сэр. Я полагаю, по этому вопросу вам следует обратиться в отдел кадров.

– Не учите меня, я не кадет! – рявкнул я.

– Простите, сэр.

– Разговор закончен, – ледяным тоном произнес я.

Паульсон встал, козырнул и удалился.

Я схватился за голову. Что я вытворяю? Пробыл на базе всего полчаса, а уже настроил против себя старшего лейтенанта. Так нельзя. Я встал, начал расхаживать взад-вперед по кабинету, распихивая по пути кресла. Покумекав, я позвонил в приемную и приказал:

– Сержант, позвоните в отдел кадров Лунаполиса, соедините меня с человеком, ведающим личным составом Академии.

В ожидании разговора я включил дисплей и наугад начал просматривать файлы кадетов. В них содержалось все: анкеты, биографии, фотографии, результаты экзаменов.

– Капитан Хигби из отдела кадров. Чем могу помочь? – раздался голос в трубке.

– Я хотел бы заменить одного лейтенанта, сэр. – Обращение «сэр» было обязательным, поскольку Хигби был старше меня. Капитанов младше меня в Военно-Космических Силах почти не было.

– По какой причине?

Зачем ему причина? Разве капитан не имеет права выбирать себе людей по собственному усмотрению?

– Он создает нам кое-какие трудности. Его фамилия Кроссберн.

– Что он натворил? – настаивал Хигби.

– Пока ничего.

– Капитан, вы наверно, не знаете, что у нас не хватает людей.

– Он – мина замедленного действия, и я не собираюсь терпеть его на своей базе! – вспылил я.

– Боюсь, ничем не смогу вам помочь. Мы не можем снимать с кораблей опытных офицеров. Вот если Кроссберн согласится служить на корабле, тогда, не исключено, мы сможем выполнить вашу просьбу.

– Ради Бога, не подпускайте его к кораблям! – Что я наделал? Вот дубина! Упустил шанс избавиться от параноика. Правда, на корабль его тоже нельзя пускать, он внесет раздор в любую команду.

– Если он действительно вам вредит, отдайте его под трибунал. Это единственный выход. Нам временно запретили гонять офицеров с места на место. У вас еще есть вопросы?

– Нет, сэр.

– Тогда до свидания.

– Постойте! Разрешите обратиться с этим вопросом к адмиралу Дагани.

Капитан Хигби ответил не сразу. Беспокоить адмирала по пустякам не положено.

– Ладно, – согласился он наконец.

– Спасибо. – Я положил трубку и начал вышагивать по всему кабинету, петляя среди кресел. Не делаю ли я из мухи слона? Может быть, плюнуть на Кроссберна, пусть остается? Загрузить его работой, как на «Порции», и дело с концом.

Задумавшись, я врезался в кофейный столик, ушиб колено, выругался, сел за стол и заорал:

– Сержант Оба. Обе… Сержант! Через несколько секунд она вошла в кабинет и спокойно напомнила свою странную фамилию:

– Обуту.

– Попробуйте дозвониться до адмирала Дагани, – приказал я, потирая саднящее колено.

– Есть, сэр.

– И позовите кого-нибудь, чтобы убрали отсюда эту чертову мебель.

– Прошу прощения, сэр, что вы имеете в виду?

– Мебель! Убрать! Найти людей! – Кажется, я совсем спятил. Если она подумает, что у меня начался маразм, то будет недалека от истины. Я глубоко вздохнул, взял себя в руки. – Пусть оставят письменный стол и кресло. И дисплей, разумеется. Кожаное кресло напротив стола тоже пусть оставят. И диван вон тот, у стены. Все остальное убрать.

– Есть, сэр. Можно спросить зачем?

– Чтобы было место для хождения. Капитан не может думать в кресле, обязательно надо ходить.

– Понятно, сэр.

Неужели Керси не летал на кораблях? Все капитаны расхаживают по капитанскому мостику.

В столовой было непривычно много пустых столов. Кадеты разъехались на каникулы, осталось всего около двухсот человек. Их столы были длинными, вытянутыми, а офицерский – круглым. Возможно, это было сделано специально, чтобы подчеркнуть разницу между кадетами и офицерами, хотя блюда им подавались одинаковые. Правда, офицеров обслуживали стюарды, а кадеты заботились о себе сами.

Когда стюард, подавший нам хлеб и салат, отошел, лейтенант Нгу Бьен ткнула Паульсона локтем в бок и сказала:

– Смотри, Чамберс вернулся.

– Видел. Быстро он оклемался, даже сидеть может.

Я удивленно вскинул брови.

– Это кадет, – объяснил Паульсон. – Несколько дней назад он подрался с двумя соседями по столу и облил их молоком.

– А… Вот оно в чем дело.

– Его выпорол сам Керси, а потом приказат две недели не пускать в столовую. Бедняга Чамберс ел в коридоре.

Наказание строгое, но справедливое. Иногда кадетам приходится вправлять мозги жесткими методами. Баловаться они могут только в казарме, когда поблизости нет начальства и старших кадетов, которым поручено следить за дисциплиной. Хотя всякое бывает. Помнится, старший кадет Толливер однажды так измучил меня своими придирками, что я… Нет, об этом лучше не вспоминать.

– Вы даете им задания? – поинтересовался я. Учебный год еше не начался, но позволять кадетам бездельничать нельзя, иначе они сдуреют со скуки и дисциплина рухнет.

– Сегодня мы с Биллом Радсом выведем их на тренировку из купола, – ответила мисс Бьен. – Они будут рады, если вы пойдете с нами, сэр. Дело в том, что некоторым мы разрешим надеть скафандры с реактивными двигателями, а среди кадетов очень популярна история о том. как вам удалось добраться в таком скафандре до шлюза «Гибернии».

Я аж поперхнулся и расплескал кофе. Всколыхнулись ужасные воспоминания: рыба, затаившаяся в «Телстаре», гибель людей в шлюпке. В отчаянии я кричал по рации Ваксу, оставшемуся на «Гибернии»: «Улетай, Вакс! Улетай!»

– Что с вами, сэр? – встревожилась Бьен.

От «Телстара» я несся в скафандре с мини-движком и на огромной скорости чудом умудрился попасть в открытый шлюз «Гибернии». Едва я влетел, Вакс перевел корабль в сверхсветовой режим.

– Ничего, все в порядке. – Я вытер кофе с подбородка. – Конечно, я пойду с вами.

Спустя два часа я стоял у воздушного шлюза. На мне был скафандр, оснащенный реактивным двигателем, и я пытался не выдать волнения. Неподалеку, тоже в скафандрах, нетерпеливо ждали выхода в космический вакуум около сотни подростков. Двум офицерам справиться с такой оравой нелегко. Пока у всех проверишь герметичность скафандров – рехнешься.

– Что ты суетишься, Джонс! Паук у тебя в скафандре завелся, что ли?! – покрикивал сержант Радс. Кадеты заржали.

– Тихо! – прикрикнул я, внося свою лепту в дело воспитания подрастающего поколения.

– Кадет Дрю всегда смеется, сэр, – пожаловался Радс, испепеляя веселого мальчишку взглядом. – Особенно весело он будет смеяться вечером в казарме, когда я буду вправлять ему мозги.

– Извините, сэр, – пропищал весельчак ростом почти с сержанта.

Учебный шлюз был гораздо просторнее того, через который я входил в купол из шаттла, но вместить сотню кадетов не мог даже он, поэтому выводить их предстояло тремя группами.

Когда шлем пристегнут, общаться можно только по встроенной рации. С кадетами офицеры разговаривали на одной частоте, а между собой – на другой. Раньше мне это казалось несправедливым, но теперь, когда я сам стал офицером, понял необходимость подобных мер для поддержания порядка.

За куполом в ожидании выхода последней группы кадетов я пнул лунный грунт, покрытый пылью. На Земле она бы взметнулась, полетела по воздуху, а тут, в вакууме, сразу осела, словно песок.

– В колонну по два становись! – скомандовал сержант. – К корпусу шагом марш!

Корпусом мы называем модель космического корабля в натуральную величину. Этот цилиндр находится к югу от учебного шлюза, предназначен для тренировок; установлен в горизонтальном положении и наполовину зарыт в грунт так, что над поверхностью выступает лишь верхняя его часть.

Мы с лейтенантом Нгу Бьен шли позади колонны, сержант Радс – впереди. Местность вокруг ни капли не изменилась с тех пор, как я видел ее кадетом. Впрочем, лунный ландшафт не меняется тысячелетиями, ведь тут нет атмосферы и ветров, а значит, и эрозии.

Обычно корабль ВКС походит на карандаш, на который надеты два-три круглых кольца. Эти диски расположены в центре «карандаша» и называются уровнями, или палубами: это жилая часть корабля. Внутри «карандаша» от дисков до носа тянется грузовой трюм, а ниже до самой кормы – термоядерная электростанция и двигатели, как обычные реактивные, так и сверхсветовые. Из нижнего торца выступает труба сверхсветового двигателя.

Много поколений кадетов, и я в том числе, учились карабкаться по корпусу в магнитных ботинках и производить мелкий ремонт в условиях открытого космоса. Между прочим, ходить в магнитных ботинках очень тяжело. Однако, к чести кадетов, за всю историю базы ни один не сорвался с корпуса в лунную пыль.

Кадеты выстроились в шеренгу, разбились на группы и начали тренировку. Большинство ползали по корпусу, включив в подошвах ботинок электромагниты. Одна группа, которой достались скафандры с встроенными реактивными двигателями, под руководством сержанта Радса собралась у кормы учиться летать.

– Сэр, покажете им, как это делается? – спросил у меня сержант на преподавательской частоте. Он, как и все остальные сержанты, особенно перед начальством не прогибался.

– Нет, что вы… – промямлил я. Честно говоря, в этом деле я не специалист. Да и не солидно начальнику Академии прыгать перед кадетами. Хотя… – А куда вы предлагаете мне сигануть?

– От носа к трубе двигателя, если не возражаете.

– Ничего себе, – пробормотал я. Если промахнусь и пролечу мимо кормы рылом в грунт, кадеты удивятся. – Знаете, сержант, я давно не тренировался.

– Пустяки, справитесь. Если вы покажете им пример, они будут усерднее учиться, – уговаривал меня сержант. – Вы ведь летали не только в кадетские времена.

– Да, – кисло согласился я.

Сержант принял это за согласие сигануть на трубу и объявил кадетам, что сейчас начальник покажет им высший пилотаж. Отказываться было поздно. Я нервно начал примериваться, прикидывать, под каким углом лучше лететь.

На Луне прицельные прыжки на дальние расстояния труднее, чем в невесомости. Помнится, когда я влетел в шлюз «Гибернии», едва не сломал ноги. А тут к инерции добавляется сила тяжести. Конечно, на Луне она в шесть раз меньше, чем на Земле, но все-таки…

– … одним прыжком, как вам сейчас покажет начальник Академии, – торжественно вещал сержант своим подопечным. – Особое внимание обратите на угол взлета и точки, в которых корректируется траектория. Эй ты, отойди от трубы! Не подходить ближе десяти метров! – Переключившись на преподавательскую частоту, он обратился ко мне:

– Скажете, когда будете готовы к прыжку, сэр.

– Ладно. – Я переключил рацию на кадетскую частоту:

– Внимание. Следите внимательно, повторять не буду.

Попаду или не попаду? Вот в чем вопрос. Я вспрыгнул на корпус, включил на пару секунд двигатель, но немного не рассчитал: пролетев по параболе к носу корпуса, я чуть не свалился с него. К показательному прыжку от носа до самой кормы на трубу я готовился тщательнее. Предстояло пролететь более сотни метров. Не шуточки!

Вот влип! Как я позволил сержанту уговорить себя? От злости я зарычал и вдруг вспомнил, что моя рация включена на кадетскую частоту. Болван! Сразу надо переключать частоту!

Еще раз оценив расстояние я установил сопло двигателя вертикально, включил его на малую мощность. Что я, сумасшедший, чтобы прыгать одним прыжком? Надо лететь не по параболе, а медленно, на постоянной высоте. Подбавив мощности, я взлетел, наклонил реактивные струи и двинулся к корме, аккуратно сохраняя равновесие. Не кувыркнуться бы на глазах у кадетов!

Низковато, надо повыше. Черт! Переборщив, я слишком высоко взмыл над корпусом. Пришлось включить головной двигатель. Терпеть этого не могу! Приходится наклонять голову так, что подбородок упирается в грудь, а из-за ослепительных струй над головой ни хрена не видно. Опять ошибка – вильнул вправо. Осторожнее, придурок! Лети строго по центру корпуса!

– Кажется, чуть отклонились влево, – раздался вдруг голос сержанта. – И слегка распрямите ноги, сэр. Сильнее прижмите подбородок к груди. Так, теперь хорошо, курс правильный. Пора тормозить.

Я включил передний двигатель, сбавил скорость, медленно начал снижаться; перед самой посадкой на секунду включил вертикальную струю, чтобы приземление было помягче. Есть касание! Я встал точно на трубу.

Кадеты восторженно завопили, пока сержант не утихомирил их парой-тройкой крепких словечек. Я небрежно спрыгнул с корпуса, споткнулся и чуть не упал, но этого, кажется, никто не заметил.

У меня дрожали ноги. Малость отупев от пережитого, я наблюдал, как Нгу Бьен и Радс наставляют кадетов, прежде чем разрешить им включить ранцевые двигатели.

– Сейчас потренируемся залетать на корпус. В прошлый раз вы научились прыгать на ровной поверхности, теперь будет то же самое с той лишь разницей, что приземляться вы будете метров на десять выше, – инструктировал кадетов сержант, – Бронски, ты первый.

– Есть, сэр, – нервно ответил мальчишка. С двигателем он справился неплохо, правда, споткнулся при посадке на корпус.

– Отойди в сторону. Следующим прыгает Салетт, – скомандовал сержант, поправил кадету ранец и отошел назад от струй двигателя.

Я отключил микрофон, как бы случайно коснулся его шлема своим и быстро произнес:

– Спасибо.

– За неуместные советы? Извините, если помешал, сэр. – Он хитро мне подмигнул и повернулся к кадетам:

– Эдварде, готов?

– Кажется да, сэр, – ответил тот дрожащим голосом.

– Тогда вперед.

Кадет неверно направил струю и взлетел почти вертикально, вскрикнув от испуга.

– Смелее, – подбодрил его сержант. – Опускайся и пробуй снова. Сбавь мощность.

– Есть, сэр. – Эдварде в порыве рвения совсем отключил двигатель, по инерции поднялся еще немного и начал падать, набирая скорость.

– Включай! Короткий импульс! – крикнул сержант.

Мальчишка успел включить двигатель всего за метр от поверхности и приземлился довольно мягко, отделавшись легким испугом.

– Извините, сэр, у меня ничего не получится, – замямлил он.

– Попробуй, Дастин, вот увидишь, получится, – послышался детский шепот.

– Кто это сказал?! – рявкнул сержант Радс.

– Я, сэр, – робко выступил вперед один из кадетов. – Кевин Арнвейл.

– Два наряда, Арнвейл! Я же приказывал не забивать эфир болтовней! Говорить можно, только когда вас спрашивают.

– Есть, сэр.

– Твой дружок прав, Эдварде, у тебя получится. Прыгай на корпус.

– Есть, сэр. – Эдварде присел, включил двигатель, медленно взлетел, яростно суча ногами по воздуху, чтобы не потерять равновесие. Полет вышел не очень красивым, но на корпус он все-таки попал, даже устоял на ногах. – Получилось!

– Я же говорил, что все будет в порядке, – сказал Радс.

Арнвейл радостно помахал Эдвардсу рукой. «Забивать эфир» он уже не решался. Я умиленно улыбнулся, словно старикан. Эх, молодежь! Высота пустяковая, а сколько восторга! Посмотрим, как вы будете летать на учебной станции.

– Эдварде и остальные на корпусе, отойдите дальше к корме! Дрю, приготовиться к полету! Следующим прыгает Арнвейл, – распорядился сержант.

– Сэр, у меня не получится, – заныл Дрю.

– Не робей, возьми себя в руки.

– Есть, сэр. – Мальчишка со страху включил двигатель на полную мощность и взвился ракетой.

– Сбавить мощность! – скомандовал сержант. Дрю наклонил струю и полетел к корпусу, но забыл сбавить мощность.

– Отключи двигатель! – рявкнул я.

Но юнец, ошалев от скорости, не слышал наших советов и летел прямо на кадетов, стоящих на корпусе. Они начали разбегаться, но один не успел. На полном ходу Дрю врезался верхушкой шлема Дастину Эдвардсу в лицо. Прозрачная пластмасса треснула, из скафандра в вакуум струйкой прозрачного пара стал выходить воздух. Раздался истошный вопль Арнвейла:

– Дастин!!!

Я врубил двигатель, прыгнул на корпус, схватил бьющегося в агонии Эдвардса и на полной мощности полетел к шлюзу. Арнвейл многометровыми скачками запрыгал за мной.

Мальчишка, дергавшийся в моих руках, затих. Я резко тормознул перед самым шлюзом, упал на грунт, вскочил, открыл массивный люк. За мной в шлюз влетел сержант Радс, вбежал Кевин Арнвейл. Матерясь, сержант задраил люк. Кевин бессвязно кричал.

Казалось, шлюз наполнялся воздухом целую вечность. Я по рации вызвал санитаров. Наконец, давление воздуха доползло до нормы, открылся люк в купол. Кевин снял шлем. Короткие черные волосы, едва пробивающиеся усики, полные отчаяния глаза.

Мы с Радсом понесли обмякшего кадета на руках, Арнвейл открывал нам двери. В коридоре мы столкнулись со спешившими навстречу санитарами. Эдвардса уложили на тележку, сняли шлем. Арнвейл застонал. Изо рта его друга шла кровь, а глаза… Эти страшные глаза я буду видеть в кошмарах. Слава Богу, санитар быстро надел Эдвардсу на лицо кислородную маску, которая прикрыла этот ужас.

Сняли скафандр, разорвали рубашку, сделали бедняге укол. Грудные мышцы мальчишки судорожно дернулись и опять замерли. Санитары начали делать ему искусственное дыхание и закрытый массаж сердца. Арнвейл рыдал.

– Не ной! – прикрикнул на него сержант.

Я подошел к безутешному кадету, заслонив от него тележку с Эдвардсом, но Арнвейл обошел меня, бросился к своему другу, схватил его за руку.

– Арнвейл, отойди от тележки! – приказал сержант.

– Разрешите побыть с ним, – взмолился Арнвейл.

– Выполняй приказ! Хватит хныкать! Будь мужчиной! Отойди и не мешай санитарам…

– Отставить! – рявкнул я.

– Сэр, но ведь…

– Молчать! – Что я делаю? Подаю дурной пример кадету.

Кевин Арнвейл стонал, уткнулся лбом в безжизненную руку товарища. Горестные стенания разрывали мне душу. Господи, помоги!

… Футбольный сезон заканчивался. Оставался последний решающий матч. Билетов давно не было. Их раскупили еще за несколько недель. Бог его знает, как Джейсону удалось достать два билета – себе и мне. Я очень боялся, что отец не отпустит меня на стадион. Причиной могло послужить что угодно: не вовремя сделанные уроки, плохо прополотый огород или недостаточно добросовестно выполненная работа по дому. Лишь по дороге на стадион я вздохнул с облегчением – теперь на матч итальянцев с нашими из Уэльса я точно попаду. Я радостно крутил педали, стараясь не отставать от Джейсона: за спиной у меня был рюкзак с обедом, а в кармане немного денег. Шел 2190 год.

На стоянке у стадиона Кардиффа мы пристегнули велосипеды замками и медленно пошли в плотной толпе ко входу. У обочины стояла вереница автобусов, на которых приехали болельщики из Италии, рабочих кварталов Лондона, Манчестера и Ливерпуля. Вдруг Джейсон остановился, скорчил несчастную рожу и начал рыться в карманах.

– Боже! Никки, я забыл дома билеты!

– Не придуривайся, я видел, как ты положил их в карман рубашки.

Он озарился довольной улыбкой, а на его золотистых волосах сверкато солнце. Мы вошли на стадион и заняли свои места наверху.

– У тебя есть деньги? – спросил Джейсон.

– Два доллара. – Я протянул ему две мятых купюры.

– Сейчас будем пить или потом?

– Мне все равно.

– Тогда лучше потом. Смотри, они сделали новую разметку. Тебе нравится?

– Какое мне дело до разметки?

– Не про разметку спрашиваю, дуралей, а про матч! Ты рад, что попал сюда?

– Был бы рад, если б меня сразу приняли в Академию.

– Везет тебе, – с завистью проворчал Джейсон. – Будешь летать среди звезд, а я останусь в школе. Ты всегда добиваешься своего.

– Джейс, я же не виноват, что ты не поступил в Академию.

– Такова жизнь.

Он как бы невзначай положил мне на колено руку. Я заставил себя не дернуться, осторожно взял ее, чтобы убрать, но секунду помедлил. Что мне, жалко? Зачем по пустякам обижать друга?

– Выходят! – воскликнул я и вскочил, чтобы лучше рассмотреть знаменитого Арчи Коннелли. Он был не самым быстроногим игроком, но остановить его мог только танк.

Как только смолкли гимны, мой крик слился с ревом болельщиков. Игра началась.

– Ник, знаешь, я рад за тебя. Ей-богу, – сказал Джейсон.

Регги передал мяч Коннелли. Я нехотя отвел взгляд от поля. У Джейсона блестели слезы в глазах.

– Спасибо, Джес. Мне тоже будет тебя не хватать.

– Осталось четыре дня.

– Да. – Я уже собрал дорожную сумку. Вещей в ней было совсем немного. Нам сказали не брать одежды, потому как жить мы будем на всем готовом, даже зубные щетки выдадут, поэтому я положил в сумку только дискетки со своими любимыми книгами и фильмами, несколько фотографий да писчую бумагу, чтобы писать письма отцу и Джейсону, если в Академии не разрешат пользоваться факсом и электронной почтой.

На десятой минуте итальянцы забили гол, их болельщики оглушили стадион ликующим воплем, но наши Арчи и Регги и бровью не повели, играли как ни в чем не бывало.

– На чем ты туда будешь добираться? – спросил Джейсон.

– Отец сказал, поедем поездом.

– На самолете всего час лету.

– Я говорил ему, да что толку…

Наш защитник сумел перехватить мяч у самых ворот – мы дружно вскочили – и послал его в центр поля Курану. Какой точный удар! Конечно, меня не прельщала нудная поездка в поезде, да еще вместе с отцом. Любые мои восторги он будет сразу остужать.

Первый тайм наша команда проиграла со счетом 0:2. Джейсон сбросил куртку и побежал купить пару банок напитка, полперерыва протискивался в толпе, но вернулся довольный. Мне он купил безалкогольный лимонад, а себе – пиво.

– Боже мой! – ужаснулся я. – Кто тебе его купил?!

– Случайно встретил Ангуса Терри.

– Нас арестуют!

– Не пори чушь, Никки. – Он с удовольствием отхлебнул пива. – Расслабься и наслаждайся жизнью. Живем-то один раз.

– Спрячь! – зашипел я. Если бы кто-нибудь сообщил о нас в полицию, меня выгнали бы из Академии еще до того, как я приехал в Девон. Джейсон бывал таким безрассудным!

Болельщики расселись по местам, на поле вышли команды. Я нервно дожевал сэндвич и допил лимонад.

– Мама обещала дать на поездку денег, – сообщил Джейсон.

– В Девон? – изумился я. – Ты хочешь ехать с нами?

– А что, твой отец мне не разрешит?

Смогу я упросить отца? Возможно, смогу, надо только правильно выбрать момент и найти правильные слова. С Джейсоном ехать будет гораздо веселее.

Итальянцы завладели мячом, повели его к нашим воротам. Вокруг мяча оказалось сразу несколько игроков из обеих команд, в суматохе Арчи Коннелли столкнулся с итальянцем и сбил его с ног. Судья засвистел и показал Арчи желтую карточку. Наши болельщики возмущенно взревели.

– Итальяшка сам на него налетел! – крикнул Джейсон.

Итальянский игрок пробил штрафной удар, но промазал. Вскоре нашим удалось забить гол. Болельщики подняли оглушительный рев.

– Осталось всего двадцать минут, а нашим надо победить, чтобы выйти в финал, ничья нас не устроит, – волновался Джейсон.

Прошло еще десять минут равной борьбы. Наши болельщики ожесточались. Слава Богу, Джейсон допил свое пиво. Я спрятал его криминальную банку под лавкой. Команда Кардиффа, наконец, подвела мяч к воротам противника, и Регги с трех метров забил гол. Счет сравнялся.

– Джейс, я попрошу отца сегодня же.

– Может, ничего ему не говорить, пока я не сяду в поезд?

– Не знаю. – Я задумался. В самом деле, может, так и сделать? Не станет же отец выбрасывать Джейсона из вагона. Кроме того, почему я всегда должен спрашивать разрешения? Разве я не имею права хоть иногда-поступать по своему собственному усмотрению?

Четыре минуты финального свистка. Рев стадиона усиливался. Итальянцы потеряли мяч, ушли в глухую защиту, но Арчи Коннелли прорывался сквозь все преграды. Я охрип от крика. Вдруг Арчи отдал пасс Регги, тот мгновенно вернул мяч, Арчи отшвырнул итальянского защитника и мощным ударом послал мяч в самый угол ворот. Гол! За минуту до свистка! Мы выиграли!

Мы с Джейсоном пустились в пляс на лавках, как сумасшедшие, но радость была недолгой.

– Угомонитесь, щенки, – рыкнул на нас мужик из соседнего ряда. – гол не засчитан.

– Чего?!

Увы! Гол действительно не засчитали. К тому же нашему кумиру Арчи показали красную карточку! Команда Кардиффа окружила судью, а тот что-то объяснял, яростно жестикулируя.

– Проклятые итальяшки! – неистовствовал Джейсон. Несколько рядов скандировали:

– Бей судью! Бей судью!

Тем временем на поле началась потасовка. Страсти накалялись. Ударом в лицо итальяшка сбил нашего с ног. Стадион возмущенно взревел, болельщики обеих команд высыпали на поле. Началась настоящая битва. На трибунах тоже вспыхнула драка, ломали лавки. Я схватил Джейсона за руку.

– Пошли отсюда!

– Ближайшая лестница там, – показал он наверх. Мы начали протискиваться по проходу наверх сквозь толпу, потянувшуюся к выходу. – Быстрей, Никки! – подталкивал меня Джейсон.

Раздался треск, грохот, верхние десять рядов упали наружу. Толпа повалила назад к первым рядам, уходя от опасности. В проходе было не протолкнуться, люди в ужасе спускались по лавкам, прыгая куда придется.

Стиснутый со всех сторон, я не мог шевельнуться. Поток нес нас с Джейсоном, постепенно разъединяя. Толпа давила людей, вжимала в перила.

– Джейсон! – орал я. – Джейсон! Где ты!? – Но мой голос тонул в гуле, воплях и стонах. Меня вынесло из прохода в ряды скамеек, я упал. Кто-то наступил мне на руку. Я забился под лавку.

Ад длился целую вечность. Наконец шум утих. Я лежал, придавленный сломанной лавкой, не в силах пошевелиться. Рядом послышались голоса. Кто-то убрал лавку.

– Этот еще живой. Что с тобой, парень? – спросил полисмен. Я разревелся.

– У тебя что-то сломано?

Я осмотрелся. Вокруг полицейские укладывали на носилки людей, относили их на траву в поле. Там и здесь виднелись кровавые пятна, валялась обувь, изорванная одежда.

– Ничего не сломано, кажется. – Я сел на соседнюю лавку. – Где он?

– Кто?

– Джейсон.

– Не знаю, – пожал плечами полицейский. – Если хочешь, поищи на поле, но вряд ли ты его там найдешь. Врачи уносят раненых за ворота, а оттуда машины увозят их в больницу. – Полисмен похлопал меня по плечу. – Извини, парень, мне надо спасать остальных.

Он пошел дальше. Я вдруг почувствовал боль в ребрах. Что делать? Идти на поле искать Джейсона? А если он мертв? Этого я не вынесу. Господи, скажи мне, что он жив.

Я вышел со стадиона. На обочинах сидели и лежали раненые. Приземлялись вертолеты «скорой помощи». Увидев на стоянке велосипед Джейсона, я понял, что случилось худшее. Ноги понесли меня обратно к стадиону. На поле среди трупов и раненых Джейсона не было. При виде мертвой женщины с раздавленной головой меня вырвало.

Боже мой, сколько трупов! Некоторые были накрыты покрывалами. Из-под одного высовывались рукава зеленой куртки Джейсона. Нет, это не он! Не надо, Господи! Я снял покрывало и с облегчением всхлипнул. Точно не Джейсон. Разве у него может быть такое изуродованное лицо, заляпанное засохшей кровью? Но почему у этого мальчишки такие же коричневые штаны, как у Джейсона? И кроссовки… Почему такие же золотистые волосы? Я сжал его холодную руку и замер от горя. Так я простоял до темноты.

Санитары переглянулись, один из них покачал головой. Кевин Арнвейл отпустил холодеющую руку друга, – уткнулся мне в грудь и тихо зарыдал. Я обнял убитого горем мальчишку. Сержант Радс смотрел на нас с неодобрением.

Коридор заполнялся кадетами, слышались негромкие команды лейтенанта Нгу Бьен. Кил Дрю, виновник смерти Эдвардса, был подавлен и бледен.

– Уведите их в казармы, лейтенант, – попросил я.

– Есть, сэр. Арнвейла тоже?

– Он пусть останется.

Ко мне подбежал гардемарин:

– Докладывает гардемарин Кин, сэр. Сержант Обуту сказала, что вам звонит адмирал Дагани.

– Кто? – рассеянно переспросил я. – Адмирал? Хорошо. – Тут горестно всхлипнул Арнвейл. Как я могу в такой момент бросить его? – Передайте адмиралу, что сейчас я занят. Позвоню ему позже.

Гардемарин изумленно вытаращился на меня. Не ответить на звонок адмирала?! Но приказ есть приказ.

– Есть, сэр.

5

Я размашисто расхаживал по кабинету, проклиная свою дерзость. Не ответить на телефонный звонок адмирала! Немыслимо! Ничего бы с Арнвейлом без меня не случилось. К тому же я не нянька ему, возиться с кадетами должны сержанты.

Затренькал телефон. Я поднял трубку.

– Примете сержанта Радса, сэр? – спросила сержант Обуту.

– Да.

Я сел за стол. Вошел Радс, отдал честь, встал по стойке «смирно». Я пригласил его сесть в кресло.

– Сэр, я хочу перевестись из Академии куда-нибудь на Землю, – заявил он.

– Только потому, что я прикрикнул на вас при кадетах? Не говорите глупостей.

– Нет, сэр. Потому, что из-за меня погиб кадет Эдварде. И Кил Дрю всю жизнь будет помнить, как он из-за моей халатности убил товарища.

– Это просто несчастный случай.

– Я обязан не допускать несчастных случаев, сэр, тем более таких, как этот. Его можно было предотвратить.

– Вы здесь ни при чем, сержант. Мы на военной службе. Опасности в нашем деле не избежать.

– Нет, – упрямо покачал головой Радс, – я виноват. Дрю не был готов к такому полету и предупредил меня. Вдобавок, после того как он неудачно взлетел, я заставил его еще раз включить двигатель.

Я встал, начал расхаживать, обдумывая положение.

– Что вы от меня хотите? – спросил я наконец.

– Пошлите меня служить в другое место.

– Нет. Разговор окончен.

После этого спорить он уже не мог. На прямой приказ командира существует только один ответ.

– Есть, сэр. – Он встал, направился к двери.

– Постойте. – Отпускать его на такой ноте я не хотел, измучится ведь угрызениями совести. – Составьте рапорт обо всех несчастных случаях в Академии за последние пять лет и изложите свои соображения по усилению мер безопасности. Постарайтесь управиться за две недели. И еще… Одна просьба.

– Слушаю, сэр.

– Эдвардсу уже не поможешь, а вот Килу Дрю и Кевину Арнвейлу нужна поддержка. У обоих тяжелая психическая травма. Позаботьтесь о них.

Радс наморщил лоб:

– Как, сэр?

– Не знаю, это ваша забота. Для того вы здесь и служите, чтобы заниматься кадетами. – Я добавил в голос суровости. – Вы не виновны в гибели Эдвардса, но последующие ваши действия заслуживают порицания. Нельзя было отрывать Арнвейла от его друга.

– Но кадетам в будущем не раз придется видеть смерть, они должны научиться встречать ее достойно. Хотя… – Сержант почесал в затылке. – Я понимаю, они еще дети. Нельзя требовать он них слишком многого. Но, знаете, сюсюкаться с ними тоже нельзя.

– Найдите золотую середину.

– Есть, сэр. Попробую.

К вечеру я совсем одурел. Голова распухла от всевозможных цифр: количество кадетских коек в Фарсайде, запасы провианта, среднедушевое потребление продуктов питания, соотношение преподавателей и учеников. Все эти данные мало что мне говорили.

Я отключил дисплей, потянулся, погасил свет и вышел из кабинета. В приемной вскочил на ноги гардемарин – маленький, тонкий, с ужасно серьезным лицом.

– Будешь дежурить всю ночь? – спросил я.

– Нет, в двенадцать меня сменит мистер Тенер, сэр.

– Хорошо. А что это у тебя на дисплее?

– Изучаю навигацию, сэр.

– Как тебя зовут?

Он вытянулся по стойке «смирно».

– Гардемарин Томми Цай, сэр!

– Мистер Цай, если что, свяжитесь со мной по рации. Пойду прогуляюсь по базе.

Как и во всех других поселениях на Луне, купола и помещения подземных сооружений Фарсайда соединялись между собой коридорами с герметичными дверями.

Они автоматически закрывались при утечке воздуха. Большие объекты, например столовая и спортзалы, находились на поверхности прямо под куполом.

Мой кабинет находился в северном конце подземного одноэтажного помещения и соединялся коридорами с офицерским шлюзом и учебными классами. Далее, опять же по коридорам, можно было пройти в казармы и к офицерским квартирам. Ниже, на втором уровне, находились: термоядерная электростанция, гравитроны, устройства для регенерации воздуха и прочие системы жизнеобеспечения. Там же размешались жилища технического персонала базы.

Я прошелся по лабиринту коридоров к учебным классам, которые помнил еше с кадетских времен. Разумеется, в этот поздний час занятий уже не было. Отбой еще не давали, свет в казармах горел, и кадеты наслаждались свободным временем. Из комнаты, мимо которой я проходил, послышались голоса.

– Странно, почему ему не дали корабль? Я остановился как вкопанный, прислушался. Непринужденная болтовня мальчишек.

– Может быть, предлагали, но отказался.

– Чушь! Адам, от кораблей не отказываются.

Я вошел. В классе оказались три гардемарина. Первым меня заметил сидевший на преподавательском столе, спрыгнул на пол. За ним по стойке «смирно» вытянулись остальные.

– Вольно, – сразу разрешил я. – Что вы тут делаете?

– Ничего, сэр, просто разговариваем.

– Почему именно здесь?

– Разве нельзя, сэр? Мы проходили мимо и зашли посидеть поговорить, – ответил старший из них.

Разгильдяи! Когда я был кадетом, нам не разрешали шляться по базе и заходить куда вздумается. Надо их проучить!

– Разве вам сержант не… – Они же не кадеты! Какой я болван! К тому же они не на дежурстве. Почему бы им не посидеть, не поболтать дружески в свободном классе? – Извините, забыл, что вы уже гардемарины. Ваша фамилия, кажется, Кин?

– Да, сэр. Старший гардемарин Томас Кин, сэр. Извините, если мы…

– Нет, все в порядке, я просто забыл… Дело в том, что я помню себя в Академии только кадетом. – В Академии оставляют лишь горстку выпускников, остальных распределяют по кораблям или куда-нибудь еще. Меня направили на корабль «Хельсинки». Кин явно был смущен. Видимо, раньше ему не приходилось видеть оправдывающегося капитана. Я повернулся к двум другим гардемаринам. – Вас, мистер Тенер, я помню, а вы кто?

– Гардемарин Гутри Смит, сэр, – представился сухопарый, с торчащими ушами юноша.

– Теперь я и вас вспомнил. Продолжайте.

– Может быть, вам нужна помощь, сэр? – выпалил Адам Тенер.

– Помощь?

– Простите, сэр, – покраснел он, – мне показалось, вы что-то ищете… Извините еще раз, что суюсь не в свое дело, но…

– Хватит, Адам, – сказал Томас Кин.

– Есть, мистер Кин. – Обычно гардемарины обращаются друг к другу по именам, но к старшему гардемарину, в знак уважения, – всегда по фамилии.

– Продолжайте, мистер Тенер, – приказал я.

– Да, сэр. То есть, я хотел сказать, есть, сэр, – снова затараторил Тенер. – Дело в том… Я подумал, что вам трудно без подсказки найти то, что вы ищете, ведь вы много лет не были в Фарсайде, только первый день здесь после такого длительного перерыва. Извините, капитан Сифорт. – Он помолчал, наливаясь румянцем, и опять бессвязно залопотал:

– Впрочем, вы и сами, наверно, все помните, извините еще раз за бестактность, я не подумал, не надо было мне это говорить, зря я…

– Он всегда такой? – повернулся я к Кину, вскинув бровь.

– Нет, сэр. Он болтлив лишь тогда, когда надо молчать. Извините, сэр, больше он не будет вас беспокоить.

Теперь болтуну Тенеру несдобровать. Перед капитаном гардемарины должны раскрывать рот только для ответа на вопросы и ни в коем случае не навязываться с разговорами. Учить этому их должен старший гардемарин, ему же и отвечать за проступки своих подопечных. Как видно, он прекрасно это понимал, потому и извинился передо мной.

Адам, вконец смущенный, прикусил язык и с жалким видом пялился в пол. Ничего, пара нарядов ему не повредит. Правда, он уже заработал четыре, когда вылетел на меня из-за угла на орбитальной станции. Если он не успеет их вовремя отработать и схлопочет еще четыре, вот тогда ему придется плохо. За десять нарядов положена порка. Обычно экзекуция проводится старшим лейтенантом, а провинившегося привязывают к скамье, которую по традиции называют бочкой.

Урок пойдет Тенеру впрок, впредь будет осмотрительнее. А все-таки жалко парня, ведь он хотел мне помочь. Надо как-то отвести от него грозу.

– Знаете, мистер Кин, – смягчился я, – мне и в самом деле хотелось найти кого-нибудь, кто мог бы показать мне базу. За несколько лет я подзабыл Фарсайд. Джентльмены не будут возражать, если я попрошу их стать на время моими экскурсоводами? – На самом деле мне хотелось прогуляться одному, но выхода не было.

– Разумеется, не будут, сэр. – А что еще он мог ответить? Приглашение капитана равносильно приказу.

Всей компанией мы двинулись осматривать учебные классы.

– Здесь размещены учебные тренажеры, сэр, – показал Гутри Смит очередное помещение.

Все было новым: самые современные широкоформатные дисплеи, на них компьютер мог выводить изображения нападающих космических рыб и их «наездников»; панели управления были точно такими же, как на боевых кораблях. Изображения рыб были позаимствованы из видеозаписей «Гибернии» и других судов, которым удалось уцелеть в схватках с чудищами.

– А это класс навигации, сэр.

Когда-то и я здесь занимался. Правда, звездную навигацию так и не постиг в совершенстве.

– Какой предмет вам больше всего нравится, мистер Кин? – поинтересовался я.

– Сверхсветовые двигатели, сэр. В этом учебном году мистер Вриз по моей просьбе будет преподавать мне устройство двигателей новых быстроходных кораблей.

– Он все еще здесь работает? – Двенадцать лет назад он казался мне стариком, хотя ему было не больше пятидесяти. – А вам что нравится, мистер Тенер?

До сих пор во время прогулки он самоотверженно молчал, но на прямой вопрос не мог не ответить.

– Навигация и пилотаж, сэр.

Чтобы продемонстрировать всем, что я не держу на него зла, мне пришлось продолжить расспросы:

– Наверно, по этим предметам вы добились больших успехов?

– Был лучшим в классе, сэр, – скромно ответил он, глядя в пол.

– В самом деле? – непритворно удивился я.

– Так точно, сэр. Я не всегда бываю глупым, как это могло вам показаться.

– Хватит, мистер Тенер, – предостерег его Кин.

– Все в порядке, мистер Кин, – вмешался я, – его можно понять. Вчера у нас с ним была интересная встреча. – От которой у меня до сих пор побаливало плечо. – А там что?

– Лестница на нижний уровень, сэр. Гравитроны и прочая техника. Нам туда вход запрещен.

– А там? – показал я в другую сторону.

– Служебный коридор. По нему можно выйти в столовую.

Мы пошли по плавно поднимавшемуся коридору на поверхность. По нему техники вели наверх уборочные машины и другое тяжелое оборудование.

– Это не единственный путь в учебный корпус и не самый короткий, но самый быстрый, что немаловажно, когда опаздываешь на занятия, – признался Адам Тенер. – Кадетам ходить по нему нельзя.

Я вообразил себе опаздывающего на занятия гардемарина, несущегося сломя голову по широкому коридору. По обычным коридорам бегать запрещено.

– А вот и столовая, сэр. Кадеты пользуются этой дверью.

– Помню. А к казармам – направо.

– Да, сэр.

Мы пошли к казармам.

– Давайте заглянем туда, – предложил я, выбрав наугад одно из помещений.

Едва открыв дверь, гардемарин Кин скомандовал:

– Смирно!

Кадеты выскочили из коек и быстро выстроились в шеренгу. А я почему-то думал, что в это каникулярное время казарма окажется пустой.

– Вольно! Ложитесь, это не проверка, – улыбнулся я.

Кин покосился на меня, как на шизанутого, мол, странный он какой-то, этот новый начальник Академии. Что он так сюсюкается с кадетами? Я решил, что при таких обстоятельствах ретироваться как ни в чем не бывало мне не к лицу, и с достоинством прошелся вдоль ряда коек. На одной из них стояла дорожная сумка.

– Койка Эдвардса? – спросил я девчонку с соседней кровати.

– Да, сэр.

Эта сумка простоит здесь всю ночь, а утром кадеты соберутся вокруг нее, выложат на кровать вещи. Кое-что друзья Эдвардса оставят себе на память, а остальное уберут обратно. Потом сумку отправят родителям. Такова традиция.

– А где мистер Арнвейл?

– С сержантом Радсом, сэр, – ответил кто-то из кадетов.

– Понятно. Пойдемте, джентльмены. – Я вышел из казармы.

– Хотите заглянуть в казарму, где вы жили несколько лет назад? – предложил Кин.

– А в сортире случайно не установили таблички с моим именем?

– Извините, сэр.

– Итак, всего здесь шестнадцать казарм?

– Теперь уже двадцать, – подал голос осмелевший Тенер.

– Некоторые, наверно, пустуют?

– Пока да, сэр. Но скоро прибудут первокурсники.

В каждой казарме тридцать коек, значит, база может принять шестьсот кадетов, хотя на самом деле часть коек всегда пустует. Еще пятьдесят коек на учебной орбитальной станции, триста восемьдесят кадетов в Земной Академии в Девоне. Конечно, лишние койки нужны, иначе для переброски части кадетов из Девона в Фарсайд придется столько же человек везти из Фарсайда в Девон. В тыловой работе тоже есть свои тонкости.

Мне показали спортзал под куполом, потом по служебному коридору мы вернулись на первый уровень. Я остановился.

– Спасибо, джентльмены, достаточно. Мистер Тенер, я хотел бы поговорить с мистером Кином.

– Хорошо, сэр.

– Наедине, – добавил я.

– Есть, сэр! – Бедняга Тенер покраснел, как вишня, отдал честь и поспешил прочь.

– Сэр, извините за его поведение… – начал оправдываться Кин.

– Когда-то я тоже был старшим гардемарином. Давно это было, в первом моем полете на «Гибернии».

– Да, сэр. – Озадаченный Кин внимательно смотрел на меня, не понимая, куда я клоню.

– Поэтому я знаю, какая это тяжкая ноша. Старшему гардемарину бывает трудно воспитывать своих подопечных и предугадывать пожелания капитана. Например, вам могло показаться, что следует жестко взяться за воспитание Тенера.

– Конечно, я вправлю ему мозги, сэр, я… сделаю, как скажете, сэр.

– Отлично, – улыбнулся я. – Тогда обращайтесь с ним так, словно нашей сегодняшней встречи в классе не было. Знаете, мистер Кин, не всегда надо вправлять мозги, иногда они становятся на место без посторонней помощи.

– Есть, сэр, – лукаво ухмыльнулся Кин.

– Вот и все, что я хотел вам сказать. Наконец я добрался до своей квартиры. Только начал раздеваться, как зазвонил телефон.

– Извините сэр, – послышался из трубки голос Толливера. – я хотел напомнить, что через два дня в Девон прибывает сын сенатора Боланда.

– Ну и что?

– Вы не хотите быть там в этот день? Просто на всякий случай.

– На какой случай, Эдгар?

– Возможно, его привезет сам Боланд, а он, как вы знаете, является членом Военно-Космической комиссии ООН.

Конечно, я об этом зная. Именно Боланд уговорил меня не уходить в отставку и принять ответственный пост начальника Академии ВКС.

– Толливер, сын Боланда такой же кадет, как и все остальные, и я не собираюсь оказывать ему предпочтение. А что касается Девона, то я уже запланировал лететь туда завтра вечером сразу после обсуждения бюджета Академии в Адмиралтействе.

– Хорошо, сэр. Извините, если разбудил вас.

Я что-то проворчал в ответ и положил трубку. Если Толливер думает, что я буду политиканствовать, то он глубоко заблуждается.

Утром в Лунаполисе я сидел в приемной адмирала Дагани. Как всегда, она была набита людьми. Предыдущий визит сюда я нанес пару месяцев тому назад, когда немного окреп после пересадки легкого. Было это вскоре после моего тяжкого полета на «Виктории». Тогда разговор с Дагани проходил трудно, нервы мои сдали, и я выскочил из кабинета, хлопнув дверью. После такой выходки я ждал трибунала, а меня почему-то начали уговаривать взять Академию. Уговорили-таки.

Наконец помощник адмирала позвал меня в кабинет. Я вошел, отдал честь, вытянулся по стойке «смирно». Адмирал поднялся мне. навстречу.

– Здравствуйте, Сифорт, – протянул руку Дагани. Рукопожатие я воспринял, как команду «вольно», и сел в предложенное адмиралом кресло.

– Жаль, что вчера я позвонил вам в неподходящий момент, – сказал он без тени упрека.

– Извините, сэр, что не смог ответить, у нас произошел несчастный случай. Погиб кадет.

Дагани покачал головой, но особых эмоций не выказал. Должно быть, слишком часто ему докладывали о погибших, и очередная смерть не вызывала у него потрясения. Что ж, в армии нельзя обойтись без жертв даже в мирное время.

– Зачем пожаловали, капитан?

После гибели Эдвардса заводить речь о мелком интригане Кроссберне мне показалось неуместным, поэтому я решил говорить о другом.

– У меня возникли вопросы по бюджету.

– Мы не можем выделить вам больше денег, Сифорт, даже не просите. Сами еле сводим концы с концами.

– Понимаю, сэр, я не собираюсь просить денег. – Я вынул из кармана дискету. – Позвольте? – Он кивнул, и я вставил в его компьютер дискетку. На экране возникла таблица расходов Академии. – Взгляните на эту колонку. Тут указано, сколько средств тратится на питание кадетов и униформу. Кто придумал эти жалкие цифры?

– Разве Керси вам не объяснял?

– Нет, сэр.

– Не берите в голову, Сифорт, у вас ведь есть интендант? Пусть он этим и занимается.

– Вы все-таки взгляните на эту колонку, – настаивал я.

– Сифорт, сколько можно повторять: не обращайте внимания на такие мелочи.

– Это не мелочь, если хотите, чтобы я остался в Академии!

– Отставить! Хватит об этом, у меня и без того достаточно капризных деятелей. Сколько у вас кадетов? Семьсот шестьдесят? А денег вам выделили аж два и шесть десятых миллиона унидолларов. Вот и распоряжайтесь ими по своему усмотрению. На что вы их тратите – никого не интересует. Вы не обязаны отчитываться даже о количестве кадетов. – Заверещал телефон, Дагани снял трубку. – Что?! Вы уверены?! Черт бы ее побрал! Вылетаю сейчас же, ближайшим рейсом! В космопорт Потомак! – Дагани бросил трубку и приказа! лейтенанту:

– Билл, отмени все встречи, достань мне билет на ближайший шаттл в космопорт Потомак. Выкинь кого-нибудь, если не будет свободных мест. – Потом он повернулся ко мне. – У нас куча денег уходит на строительство кораблей. Но не будет их, не нужны будут и ваши кадеты. Сифорт, я должен быть в шаттле через час, не вешайте на меня свои проблемы. – Он вынул из компьютера дискету, протянул мне.

– Но… – попытался возразить я.

– Спасибо, что навестили меня, но больше не забивайте мне голову мелочами, договорились?

– Да, сэр. А что с моим предложением о бомбе с кошачьим концертом?

– Им занимается компетентная комиссия. Создание таких бомб наталкивается на некоторые трудности. – Дагани вынул из стола коробочку с дискетами, сунул ее в карман.

– Сэр, но это очень важно для…

– Это просто лишь на словах – построить беспилотный корабль с ядерной бомбой и генератором несинусоидальных N-волн, или, как вы их называете, кошачьим концертом. Во-первых, такую приманку нельзя устанавливать слишком близко от Земли. Сколько слетится рыб? Мы ведь этого не знаем. А если они нападут на Землю? Посылать далеко автоматический корабль со сверхсветовым двигателем непросто. Точность попадания мала, отклонение от заданной точки составляет процент от длины траектории, так что мы даже не будем точно знать, где всплыл корабль с ядерной бомбой. Во-вторых, если он взорвет только часть рыб, не нападут ли остальные на Землю?

– Даже если бомба уничтожит хотя бы часть рыб…

– Не перебивайте меня, я спешу на шаттл. Так вот, даже если бомба уничтожит часть рыб, то оставшиеся могут проследить путь корабля-приманки и напасть на Землю. Но главная трудность в другом: чтобы узнать, сработала ли приманка, мы должны послать к ней корабль с экипажем. Другого способа нет. А можно ли подвергать людей такой опасности? Ведь мы пошлем их туда, где рыбы кишмя кишат? Кроме того, корабль может пострадать от нашей же бомбы. Все это, Сифорт, не лишено интереса, но пока ваша идея сыровата. – Дагани взял телефонную трубку. – Карл, сообщи Боланду, пусть явится на совещание.

Я вышел в приемную, взял свою сумку и побрел к старой части Лунаполиса, рассеянно козыряя встречным офицерам. Из головы не выходил бюджет. В Академии порядки не такие суровые, как на корабле, где я имел право приговорить преступника к смерти и тут же привести приговор в исполнение. Но все же власть начальника Академии достаточно велика. Если верить Дагани, я могу почти бесконтрольно распоряжаться средствами. Как на корабле: главное – выполнить задачу, а мелочи никого не волнуют.

В ближайшем шаттле на орбитальную станцию «Порт Земли» мест не было, а следующий отправлялся через три часа. Как убить время? Дагани помог бы мне с билетом на ближайший рейс, но теперь просить адмирала было уже поздно. Ну ничего, цены в ресторанах Лунаполиса ниже, чем на орбитальной станции, подкреплюсь хорошенько.

После обеда я благополучно добрался до орбитальной станции и сел в шаттл «Станция-Лондон». Офицеров В КС среди пассажиров оказалось немного, большинство – штатские. Было несколько офицеров наземных сил, которых я старательно игнорировал. Наземные войска и военно-космические – совершенно разные ведомства.

Офицеры ВКС считают себя элитой, и «наземщики» недолюбливают их за высокомерие.

К моему неудовольствию капитан шаттла меня заметил. Проходя по салону, он остановился у моего кресла.

– Капитан Сифорт? Позвольте представиться: пилот Станнер. – Он протянул мне руку. Пришлось пожать ее, бормоча вежливые формальности. – Сегодня место второго пилота свободно, не хотите посидеть в кабине?

Я хотел лишь одного – покоя. Ну почему мне все время кто-то навязывается? Правда, опыт полетов на шаттле не помешает. Однажды на Надежде нам с Толливером пришлось лететь через океан. Ни он, ни я не умели управлять шаттлом, который к тому же был поврежден. Мы едва не рухнули в океан.

– С удовольствием, если не возражаете, – ответил я.

– Конечно, не возражаю.

Он проводил меня в кабину, довольный, что сможет поболтать со знаменитостью. Черт бы ее побрал, мою известность, шагу нельзя ступить – обязательно кто-нибудь прицепится. Теперь этот Станнер будет всем хвастаться, что сам Николас Сифорт был его вторым пилотом.

– Диспетчер, шаттл «Победитель» № 3-4-0 к полету в Лондон готов. Разрешите взлет, – доложил Станнер в микрофон.

– Взлет разрешаю. Счастливого полета, – ответил голос из динамика.

– Понял «взлет разрешаю». Спасибо. – Станнер запустил маневровые двигатели.

Шаттл плавно отстыковался от станции. Отлетев на безопасное расстояние, пилот включил основной двигатель. Я переводил взгляд с удаляющейся станции на земной шар и обратно. Набрав скорость, Станнер отключил двигатели. Шаттл летел к Земле по инерции. Теперь до вхождения в атмосферу пилоту делать нечего, можно и поговорить.

– Летите в Академию, капитан? – спросил Станнер.

– Да. Завтра прибывает очередная группа кадетов.

– Горячая пора у вас, забот невпроворот.

– Наверно. – Честно говоря, я не знал, какие заботы мне предстоят, и надеялся на сержантов. Уж они точно знают.

Осталось двадцать пять минут свободного времени. Как насчет чашечки кофе?

Нас прервал тревожный голос из динамика:

– Шаттл «Победитель», ответьте диспетчеру!

– «Победитель» слушает, – ответил пилот в микрофон.

– Боевая тревога! Боевая тревога! Срочно спускайтесь на Землю в ближайший космопорт! Лондонский далеко – следуйте в Нью-Йорк в космопорт имени фон Вальтера или космопорт Потомак.

– Вас понял, начинаю маневр, – спокойно ответил Станнер, включая двигатели.

– Ваша рация работает на частотах ВКС? – спросил я.

– Да, кроме секретных.

Я настроил рацию на частоту переговоров боевых кораблей, тут же послышался оживленный диалог:

– Вас понял, «Чарлстон». Вы и «Триполи» ближе всех к цели.

– Передайте адмиралу, что мы уже установили радиосвязь с «Триполи». Возник третий голос:

– Я уже сам слышу, капитан Бриггс. Говорит адмирал Ле-Тур, главком флота. Вы уверены, что это рыба?

– Да, сэр, мы рассмотрели ее при максимальном увеличении. Она выглядит так же, как на тренажерах. Господи! Неужели и сюда добрались?!

– Только одна? – спросил адмирал.

– Пока одна, сэр, – мрачно хохотнул Бриггс.

– Пристегнитесь покрепче, капитан, – обратился ко мне Станнер. – Возможна болтанка. При входе в атмосферу будут радиопомехи.

– Знаю! – раздраженно выпалил я. – Извините, нервы сдают.

– Главнокомандующий космическим флотом – всем кораблям ВКС! – раздался из динамика голос адмирала. – Приступить к маневру «С». «Аргентине» и «Бранзвику» оставаться на своих местах. Иду на помощь с эскадрой из орбитальной станции «Порт Земли». Своим заместителем назначаю командира «Ватерлоо» капитана Лузанского. Всем сообщать свои координаты каждые пять минут…

Послышался шум и треск, наш шаттл начал входить в верхние слои атмосферы. Помехи ненадолго стихли, и в рацию пробилось тревожное сообщение:

– Внимание! «Триполи» видит вторую цель… – Снова помехи.

– Космопорт Потомак, как слышите? Говорит лондонский шаттл «Победитель», – произнес Станнер в микрофон.

– Почему молчат? – забеспокоился я. – Может, рыбы сбросили туда астероид?

– Нет, просто помехи мешают. Скоро снизим скорость, и связь возобновится.

– Верно. – Какой же я болван! – Конечно, помехи.

– Вызывайте космопорт каждую минуту, а то сейчас сложный участок снижения, мне надо сосредоточиться на управлении.

– Хорошо.

Слава Богу, на мой четвертый вызов ответили:

– Лондонский шаттл, говорит космопорт Потомак, теперь слышим вас хорошо.

Станнер взял у меня микрофон:

– Потомак, там наверху заварушка, иду к вам. Подхожу с юго-запада, высота 12 километров. Сможете нас принять?

Я затаил дыхание, но космопорт ответил спокойно:

– Конечно, примем. Нас предупредили почти час назад, запретили все полеты шаттлов, так что путь свободен.

Значит, тревогу объявили еще час назад? Кстати, помехи исчезли, надо послушать переговоры кораблей. Я настроил рацию на частоту ВКС.

– … уверен, сэр. Ни одного объекта вокруг, кроме «Триполи».

– «Чарлстон», куда же она делась, черт бы ее побрал?

– Не знаю, сэр. Пауза.

– Внимание! Главком – всем кораблям: первая рыба исчезла. Очевидно, нырнула в сверхсветовой режим. Второй рыбы тоже нет, но есть подозрения, что ее не было.

Я невольно фыркнул, представив себе мальчишку-гардемарина, которому со страху померещилась рыба. То-то он теперь трепещет перед грозным адмиралом! До сих пор рыбы в Солнечную систему не залетали, если не считать той, которую я протаранил «Дерзким».

– Что будет дальше, капитан? Как по-вашему? – спросил Станнер.

Я дал ему знак молчать, напряженно вслушивался в переговоры. Все боевые корабли были подняты по тревоге и ждали боя, но рыбы больше не появлялись. Слушать было нечего, а шаттл уже подлетал к космопорту.

– Извините, мистер Станнер, я думал, что появятся рыбы, но похоже, была только одна, да и та исчезла.

– Наверно, они все-таки еще вынырнут. Как вы полагаете, скоро они нападут на Землю?

– Трудно сказать. Возможно, эта рыба прилетела на разведку. На Надежде… – Там рыбы не трогали эскадру, охраняющую планету, несколько недель, зато потом… О тех ужасах лучше не вспоминать. – Не знаю, что будет дальше.

– Капитан, у меня жена и дети. Где им будет безопаснее, на Земле или в Лунаполисе?

– И этого я не знаю. Думаю, никто не сможет этого предсказать. Возможно, Луна меньше заинтересует проклятых рыб, но с другой стороны, лунные города хуже защищены, а Земля закрыта атмосферой. Все земные города не погибнут. Будь у меня дети, я укрыл бы их на Земле.

– Да поможет нам Бог.

– Аминь.

Через полчаса шаттл приземлился. Я расстегнул ремни, протянул пилоту руку.

– Удачи вам, мистер Станнер.

– И вам, сэр.

– Спасибо. – Я вышел в салон.

– Надо было вам взять корабль, – бросил мне вдогонку пилот, но я сделал вид, что не расслышал.

Стюард подал мне мою сумку и задержал остальных пассажиров, чтобы я мог выйти из шаттла первым. Сделано это было из лучших побуждений, но я чувствовал бы себя уютнее, если бы он вообще меня не заметил. Стараясь казаться незаметным, я спустился по трапу, вошел в здание космопорта.

– Капитан Сифорт! – окликнул меня офицер. – Я лейтенант Гриве, сэр. Меня прислал адмирал Дагани, чтобы проводить вас в пресс-центр ВКС. Адмирал уже ждет вас там, сэр.

– Куда? И откуда он узнал, что я здесь? – удивился я.

– В пресс-центр ВКС, сэр. Это просто конференц-зал здесь же, в здании космопорта, зарезервированный для офицеров ВКС. О вас адмиралу сообщили из Луна-полиса.

– Хорошо.

Мы пошли по коридорам.

– Сюда, сэр. – Гриве открыл передо мной одну из дверей. Это и был пресс-центр.

– А, это вы, Сифорт, – покосился на меня адмирал Дагани, сидевший за столом с сенатором Боландом и незнакомым мне человеком. – Сенатор Уиверн, – представил мне адмирал незнакомца.

Пожав обоим сенаторам руки, я сел за стол рядом с адмиралом.

– Какие новости, сэр?

– Никаких, с тех пор как эта сучара нырнула, – проворчал адмирал. – Несколько часов мы держали все корабли в полной боевой готовности, но рыбы больше не всплывали. Пришлось дать отбой. Теперь остается только ждать.

Да уж, делать тут больше нечего, только ждать.

– Знаете, Сифорт, – вздохнул Боланд, – одно дело узнавать о битвах с рыбами из журналов, и совсем другое – видеть чудищ воочию, да еще в Солнечной системе. Как они себя поведут – ваше мнение?

– Откуда я знаю?

– У вас есть опыт. – И Боланд, и Дагани смотрели на меня с надеждой, как на пророка.

– Ей-богу, не знаю, что будут делать рыбы. – Я встал и начал прохаживаться взад-вперед, пытаясь придумать хоть какой-то ответ. – Мне кажется, некоторое время рыбы не будут нас беспокоить.

– Почему? – хором спросили сенаторы и Дагани.

– Просто так кажется. Разумных объяснений у меня нет, если не считать того факта, что между гибелью «Телстара» и нападением рыб на Надежду прошло несколько лет. А когда рыбы начали нападать, мы никогда не могли предугадать их следующий шаг.

Трудно тогда пришлось нашему флоту. Понеся громадные потери, он вынужден был отступить.

Сенатор Уиверн кашлянул, словно прочищая горло перед речью на заседании Генеральной Ассамблеи ООН, и важно произнес:

– Появление рыб поможет нам убедить ООН разместить заказы на корпуса в Северной Америке.

– Обсудим это потом, Бретт, – осадил его Боланд.

– Сейчас надо быстрее разрабатывать и производить бомбы с кошачьим концертом, – сказал я, перестал расхаживать взад-вперед и сел за стол. – Как обстоит дело с ними, адмирал?

– Теперь выбить средства на эти бомбы будет легче. Но широкой публике сообщать о появлении рыб у Земли не следует. Поняли, Сифорт?

– Я никогда не давал интервью, сэр! – вспылил я. Неужели Дагани этого не знает?

– Итак, о рыбах ни слова. Это приказ. Вам, Сифорт, как человеку надежному, могу сказать, что мы с сенаторами уже условились: если рыбы сегодня больше не появятся, считать сегодняшнюю тревогу ложной.

– Почему? – опешил я.

– Чтобы не было паники. Но сами мы, разумеется, бдительности не потеряем.

– Вы собираетесь ввести общественность в заблуждение?!

– Сифорт, как вы не понимаете? – с укоризной заговорил Боланд. – Ничего хорошего такая правда обществу не даст, а вот паника может подняться.

– Ничего хорошего? – Я задумался. В самом деле, не поднимет ли сообщение о рыбах панику? Могут усилиться голоса в пользу возвращения тех кораблей, которые охраняют дальние планеты, а если флот отзовут, колонии останутся без защиты. – Вам виднее, решайте сами, а я выполню ваш приказ, – нехотя согласился я. Слава Богу, что ответственность за подобные решения лежит не на мне.

– Не давите на него, Ричард, он так же устал, как и мы. Сифорт, я устрою вам шаттл до Лондона. Один полет не повредит наземной обороне.

– Хорошо. – Быстрее бы добраться до Академии, скрыться там от политиков и паркетных адмиралов.

– Мистер Дагани, – встал сенатор Боланд, – если вы сейчас дадите указание отправить шаттл, то я пройду с мистером Сифортом до трапа.

Ловко же они меня выпроводили! Очень вежливо, как опытные политики. Вскоре мы с Боландом уже шли через зал ожидания. Несчастные пассажиры все еще с надеждой ждали отмененных рейсов.

– Мы используем возникшую ситуацию в полной мере, – хвастался по пути Боланд. – Деньги на корабли и ваши бомбы мы выбьем, не сомневайтесь, нужные люди о рыбах извещены, а вот широкой публике знать об опасности не следует, это лишь помешает осуществлению наших планов.

К сожалению, я должен был признать его правоту. Деньги на новые корабли были нужны позарез.

– Завтра я привезу в Девон Роберта, – как бы невзначай бросил Боланд.

– Кто такой Роберт?

– Мой сын.

– Ах да, пардон. Надеюсь, он будет учиться прилежно.

– Я тоже на это надеюсь. Если возникнут какие-нибудь трудности, сразу обращайтесь ко мне.

Из Лондона до Академии в Девоне я добирался на вертолете. На площадку перед главным входом мы сели поздним вечером. Часовой на КПП сразу меня узнал, отдал честь и не стал требовать пропуск. Я хотел было влепить ему за это выговор, но, по здравому размышлению, не стал поднимать шум из-за пустяка, а занялся более важным делом – позвонил в Лунаполис знакомым лейтенантам. На Луне было тихо. Космический флот Солнечной системы второй раз по тревоге не поднимался.

В день приема очередной группы кадетов Академия превращается в сумасшедший дом. Родители без конца выясняют одни и те же вопросы: что их чадам разрешается брать с собой за ворота, можно ли их навещать, когда будут экзамены, когда каникулы?

Лейтенанту Паульсону и сержантам такой бедлам был не в диковинку. Они держались спокойно, отвечали терпеливо, с достоинством. Я сидел как на иголках у себя в кабинете, в приемной дежурили два гардемарина. Они исполняли роль стражей и мальчиков на побегушках, а Толливер следил за порядком снаружи. Гардемарины стойко отражали натиск родителей, штурмовавших мой кабинет. Вначале я не верил в бдительность юных помощников и с беспокойством ждал прорыва взволнованных родителей, но время шло, а проникнуть ко мне никому не удавалось.

Все же мне не сиделось и я расхаживал по кабинету, виляя между кофейными столиками, креслами и прочей дребеденью, отмечая про себя, что здесь надо будет разобраться с завалами мебели столь же сурово, как в Фарсайде.

Промучившись так до обеда и немного еще, я решил, что с меня хватит. За все это время мне пришлось ответить на один-единственный звонок: интендант Серенко просил разрешения купить для столовой новое молоко взамен скисшего. Так какого черта я тут сижу? Рассудив так, я пригладил волосы, поправил галстук и шагнул из кабинета в приемную.

– Пройдусь по территории, – проинформировал я гардемаринов.

– Да, сэр, – отчеканили они.

Как и на корабле, я пошел по своим владениям без рации. Правда, на корабле повсюду установлены динамики и телефоны, поэтому любого члена экипажа в любой момент можно быстро найти по внутренней связи, а здесь, на территории Академии, дело обстояло иначе. Но таскать с собой рацию не хотелось. Конечно, есть совсем маленькие рации в виде наушничка, вставляемого в ухо, но с такими хреновинками ходят подростки, на ходу слушающие плеер. Будь я проклят, если уподоблюсь этим недорослям.

Побродив у казарм, я вернулся к зданию офицерских квартир и прошел дальше к большой тенистой лужайке.

Кадетам было объявлено, что они должны прибыть на место с десяти до четырнадцати часов. Автомобильная стоянка перед узорчатыми воротами Академии заполнялась родительскими машинами. Другие семейства подходили к воротам пешком от вертолетной площадки или железнодорожной станции. У ворот, но уже на территории Академии, гардемарины собирали первокурсников в группы и отправляли в административное здание. С этого момента начиналась их армейская карьера. Среди прочего это означало, что с родителями они увидятся только на каникулах, а до этого могут лишь переписываться с ними.

Издалека я наблюдал «душераздирающие» сцены прощания, пока один из первокуров не узнал мою примелькавшуюся в журналах физиономию и не показал восхищенно на меня пальцем. Я немедленно скрылся за деревом, развернулся и поспешил в столовую.

Обеденное время прошло, еду в столовой уже не подавали. Голод повел меня прямо на камбуз, который на земле называется, кажется, кухней. Поварята удивленно вылупились на меня, а я, не обращая на них внимания, начал лазить по холодильникам.

– Может, сделать вам сэндвичей, сэр? – предложил один из них.

– Что угодно, лишь бы съедобное, – буркнул я.

– Почему бы вам не посидеть в зале столовой? Стюард принесет вам обед.

– Ладно. – Я вышел в зал, сел за ближайший стол (он оказался кадетским), обхватил голову руками и задумался.

Начало учебного года. Половина кадетов отучились курс, другие – только прибыли. Как таким мальчишкам объяснить всю меру лежащей на них ответственности? Скоро, слишком скоро им придется защищать от космических чудищ Землю.

Вот и за этим столом завтра будут сидеть совсем еще дети. Кстати, что это за царапины? Чьи-то инициалы? Плохо сержанты делают свою работу. Вот когда я был кадетом, на столах не царапали.

– Ваш обед, сэр, – раздался голос. Я чуть не подпрыгнул от неожиданности. Стюард поставил на стол поднос.

– Спасибо.

К моему удивлению, на подносе оказались не холодные сэндвичи, а горячее мясо с картофельным пюре и овощами, полная тарелка салата и кофе.

Не успел я пообедать, как в столовую влетел гардемарин, остановился передо мной по стойке «смирно» и отрапортовал:

– Докладывает гардемарин Антон Тайер, сэр. – Его рыжие вихры были аккуратно приглажены, униформа в полном порядке. – Лейтенант Слик просил передать, что сенатор Боланд уже у ворот и хочет с вами поговорить.

– Передай сенатору, что… Хотя, нет, подожди. – Я подошел к настенному телефону у двери, позвонил в приемную своего кабинета.

– Лейтенант Слик, сэр. Проводить сенатора Боланда в ваш кабинет?

– Что ему надо?

– Он привез своего сына.

С политиком такого ранга отношений портить не следует, но традиция есть традиция. Для нее неважно, сенатор ты или еще кто-то. Вход родителям на территорию Академии воспрещен. Одна морока с этими сенаторами.

– Пусть подождет у ворот, я сейчас к нему выйду.

– Но ведь он… Есть, сэр.

Я повесил трубку. Антон ждал моих указаний.

– Что стоишь?! Не знаешь, чем заняться? – проворчал я.

Гардемарин спешно ретировался. Я тоже бросился к двери, но вскоре замедлил шаг. Начальник Академии не лакей сенатора, чтобы бежать к нему сломя голову. Однако, проходя мимо плаца, я сменил гнев на милость и решил, что для Боланда можно сделать исключение. Если будет настаивать, приглашу его к себе в кабинет.

За воротами у обочины стояли два лимузина. У контрольно-пропускного пункта мамаша держала в объятиях своего дорогого сыночка; тут же топтался и Боланд.

– Рад вас видеть, сенатор, – приветствовал его я.

– Я тоже рад встрече, капитан. Позвольте представить вам моего сына Роберта. Роберт, это капитан Сифорт.

Долговязый четырнадцатилетный мальчишка высвободился из объятий мамаши, смущенно заулыбался, не зная, следует ли ему протягивать мне руку. Я как бы случайно заложил руки за спину, слегка кивнул ему и повернулся к папаше:

– Надеюсь, он станет хорошим кадетом, мистер Боланд.

Немая сцена между мной и его сынком не ускользнула от внимания Боланда, что отразилось в его глазах, но вежливость ему не изменила:

– Можно заглянуть в казарму, где будет жить Роберт?

– К сожалению, мне пока неизвестно, в какую казарму его записали, так что извините, – столь же вежливо ответил я. В действительности я легко мог это узнать, пройдя всего несколько шагов до КПП, где был дисплей. – Но ближе к вечеру вам обязательно сообщат, в какой он будет казарме.

– Но название казармы мне ничего не скажет.

– Все они одинаковы, – улыбнулся я.

– Вот как… Хорошо… Знаете, мы с женой так надеемся, что Роберт оправдает оказанную ему честь и докажет на деле, что его не зря приняли в Академию.

– Мне тоже хотелось бы на это надеяться. – Устав от околичностей, я повернулся к Роберту:

– Когда попрощаешься с родителями, обратись к гардемарину, он проводит тебя внутрь.

– Спасибо, – смущенно ответил он. Как же отвязаться от Боланда?

– У вас есть еще какие-то вопросы, сенатор?

– Да, хотелось бы обсудить с вами бюджет Академии. Адмирал Дагани сказал мне, что у вас по этому поводу возникли вопросы.

– Знаете… Это, конечно, действительно… – Ну я и болван! Что за околесицу несу?! Начальник Академии должен говорить твердо, решительно. – Роберт, нам с твоим отцом надо побеседовать наедине.

– Хорошо, сэр. – Парнишка отошел подальше. Теперь я мог говорить свободнее.

– Сенатор, мне понятно ваше желание осмотреть Академию, но родителям вход на ее территорию запрещен. Такова традиция, и я не могу сделать для вас исключения. Не беспокойтесь, о вашем сыне будут заботиться не меньше, чем об остальных.

– Как о том кадете, которому разбили шлем? – В глазах Боланда засветилась искренняя отцовская боль. – Поймите меня правильно, я горд за Роберта, но и очень боюсь за него.

– Не волнуйтесь, я понимаю вас очень хорошо.

– Посмотрите, как он жаждет войти в Академию, как рвется сменить родительскую опеку на вашу. Но что его ждет в казарме? Не ужаснется ли он? Не пожалеет ли о своем выборе? Хотя вы, конечно, об этом не узнаете.

– Почему вы думаете, что… – Как ему объяснить? Он ведь не знает, что пришлось пережить мне, какие безрадостные воспоминания связаны у меня с поступлением в Академию.

… Я угрюмо смотрел в окно поезда, но не замечал проплывавших мимо полей. Меня терзали ужасные воспоминания. Напротив, погрузившись в чтение Библии, сидел отец.

Четыре дня спустя после трагедии, разыгравшейся на стадионе, меня нашли ночью у трупа Джейсона и привезли домой в полицейской машине. Отец вышел из дома на свет фар. Он еще не знал, что случилось, – у нас не было телефона.

Оцепеневший от потрясений, я как во сне прошел за отцом на кухню, сел за стол, невидящим взглядом стал смотреть в стену. Засвистел закипевший чайник.

– Выпей чаю, – сказал отец.

– Не могу.

– Можешь. Потом сразу пойдешь спать.

Я даже не шелохнулся.

Полицейские не разрешили мне сопровождать труп Джейсона в морг, только спросили о его родителях. Я назвал им фамилию его матери. Бедняжка, как ей тяжело будет увидеть останки сына! Горевала бы обо мне моя мать? Мы с ней ни разу в жизни не виделись, но она где-то существовала, и в этом смысле я происходил из нормальной семьи, а Джейсон был клоном, поэтому отца у него никогда не было. Клоны еще до рождения обречены быть сиротами.

– Брось рубашку в стирку, – приказал отец. Только сейчас я заметил на рукаве кровь. Какая ерунда!

– Черт с ней, – огрызнулся я.

Отец замахнулся на меня, но раздумал, опустил руку.

– Понимаю, – смягчился он. – Но не одобряю. И ты пойми, что волю Господа иногда невозможно постигнуть.

Проклятый Господь! Зачем он убил Джейсона? Вслух этого я, конечно, не произнес, богохульствовать при отце было немыслимо, но согласиться с ним тоже не мог. Я твердо решил держать свое горе в себе, но откуда-то изнутри подступили рыдания и вмиг разрушили всю мою решимость.

Отец молча слушал мои рыдания, потом взял за руку. Это было слабым утешением, но мало-помалу я стал приходить в себя.

– Твой друг не хотел идти по праведному пути, вот почему я его не уважал, – сказал отец. Я попытался выдернуть руку. – Он и тебя хотел совратить. Надеюсь, ты его попыткам противился. Если же нет, то совесть твоя нечиста. – Я сильнее дернул руку, но отец сжимал ее, как в тисках. – Но он все-таки был тебе другом, поэтому я уважаю твою скорбь. Он был еще молод и мог успеть встать на путь истинный, если бы Господь дал ему время.

– Ты лишь поэтому терпел его? Потому что он мог исправиться?

– Нет, Николас. Потому, что он был твоим другом. – Отец отпустил мою руку, – Я буду молиться за его душу. Если хочешь, молись со мной.

– Конечно, – прошептал я.

– Пойдешь на похороны?

– Куда?! – Неужели Джейсона в самом деле зароют в яму? Как это жестоко! Отец, хоть бы ты меня утешил! Обними меня, скажи, что жизнь не так беспросветна, что я еще смогу жить.

– Его должны похоронить до твоего отъезда.

– Похороны? – Меня передернуло. Смерть Джейсона все еще казалась нереальной.

Отец встал, наполнил свою кружку. Мой чай уже остыл, я к нему так и не притронулся.

– Николас, ты забыл про Академию?

– Какой смысл туда ехать?

– А какой смысл оставаться здесь? Ты ведь мечтал о ней. Смерть Джейсона здесь ни при чем. Ты не поможешь ему, отказавшись от Академии.

– Но я не могу бросить Джейсона! – взвыл я плачущим голосом. Ведь если его в самом деле опустят в могилу и зароют, значит, о ней надо будет заботиться. Цветы, прополка…

– Он уже ушел от тебя, Николас.

Похороны прошли спустя два дня. В непривычном, плохо сидящем на мне костюме я стоял между своим отцом и матерью Джейсона то тихой, то безутешно рыдающей. На дне узкой ямы лежал недорогой гроб. Как взрослые, я тоже бросил в могилу друга горстку каменистой земли. Его мать печально мне улыбнулась. Я был благодарен ей за то, что она разрешила мне положить Джейсону в фоб модель корабля «Трафальгар», собственноручно вырезанную мной из бальзы. Джейсон так восхищался им…

С похорон в наш тихий, скучный, смертельно тоскливый дом мы с отцом шли молча. После чая отец раскрыл Библию. Мы читали вслух псалмы, потом отрывок из Притчей Соломона. Видимо, вид у меня был такой угрюмый, что показался страшным даже отцу, поэтому он пе-релистнул страницы и открыл Новый Завет. Вместе с отцом я шептал давно заученную наизусть 18 главу Святого Благовествования от Луки: «… пустите детей приходить ко Мне и не возбраняйте им, ибо таковых есть Царствие Божие».

Через два дня мы сели в поезд. Окружающий мир был мне безразличен. Не волновало меня и то, что едем мы не куда-нибудь, а в Академию. Мечта сбывалась, но радости не было.

Наконец, поезд остановился. Я взял сумку, вышел вслед за отцом на перрон.

– Не тратьте денег на автобус, туда можно дойти пешком, – сказали отцу в справочном бюро.

Мы шли молча. Сумка казалась тяжелой: несъеденный завтрак, огромная Библия и еще несколько книг, которые я зачем-то захватил в последний момент, хотя мог бы взять вместо них легонькую дискетку. Чтобы я не потерялся в толпе, отец взял меня за плечо. Он шел слева, поэтому я переложил сумку в правую руку и протянул ему левую, но отец сделал вид, что не заметил ее. Неужели он не изменит своей суровости даже сейчас, когда минута расставания так близка? Я сделал еще одну попытку, но он так и не взял меня за руку.

Неужели ему так легко расстаться со мной? Ведь разлука продлится годы! Может быть, больше встретиться нам не суждено. Отец, ну утешь меня, скажи хоть что-нибудь!

Ты любишь меня?

Ты покинул свой любимый Кардифф, пусть ненадолго, но я знаю, как это тебе нелегко. Ты сделал это ради меня, другого доказательства любви не надо. Отец, я буду очень стараться, стараться изо всех сил, чтобы ты мною гордился.

Впереди показались металлические ворота. Я снова попытался взять отца за руку, но он не вынул ее из кармана.

В молчании мы подошли к КПП, остановились. Часовые открыли ворота. Я собрался прощаться с отцом, но он развернул меня за плечи к воротам и подтолкнул. Ошеломленный, с тяжелой сумкой, я покорно побрел в раскрытую пасть ворот.

Сделав несколько неуверенных шагов, я обернулся. Отец уже шел обратно на станцию. Я помахал ему вслед, надеясь, что он все-таки обернется, проводит меня взглядом хотя бы издалека. Но он даже не замедлил шаг, так и шел, не оборачиваясь, пока не исчез из виду. Словно железное кольцо сомкнулось на моей шее.

Я сморгнул слезу. Так начался мой первый день в Академии.

– Что с вами, мистер Сифорт? – тревожно теребил меня за рукав сенатор Боланд. – Почему вы побледнели?

Я очнулся от воспоминаний, стряхнул с рукава его руку.

– Ничего. Спасибо, все хорошо. – Я подозвал его сына. – Роберт, на территории Академии я не буду с тобой разговаривать или еще каким-либо образом выделять тебя из общей массы. Ко всем кадетам должно быть одинаковое отношение. Понял? И помни, что отец тебя любит, иначе его здесь сейчас не было бы. – Я кивнул сенатору и быстрым шагом вошел в ворота.

6

Толливер стукнул в дверь моего кабинета, просунул голову и доложил:

– Кадеты для принятия присяги готовы, сэр.

– Хорошо. – Я выключил дисплей, встал. – Пошли.

– На всякий случай я захватил для вас листок с текстом присяги.

– Толливер! – рявкнул я. Как он посмел!? Как будто не знает, что я помню ее наизусть!

– Так я и знал. – Он шел на шаг позади меня. – Вы, наверно, хорошо помните день, когда присягали?

– Конечно. Помню так, словно это было сегодня. А вы?

– Еще бы! Помню даже место, где я стоял. Мы поднялись по крыльцу в административное здание, вошли в большой зал.

– Смирно! – прогремел ближайший к двери сержант.

Все замерли по стойке «смирно». Лишь некоторые из новобранцев недостаточно расправили плечи и выпрямили спины, но я не обращал на них внимания.

– Вольно! – Я вышел на сцену. – Сержант Радс, построить будущих кадетов в две шеренги.

– Есть, сэр.

Вскоре сорок семь мальчишек и тринадцать девчонок стояли двумя нестройными шеренгами. Я начал речь:

– Я, капитан Николас Эвин Сифорт, начальник Военно-Космической Академии ООН, сегодня приведу вас к присяге. Это не просто формальность, а торжественное обещание Самому Господу Богу верно служить космическому флоту пять лет. Вместе с этим вы принимаете мое опекунство на весь срок обучения вплоть до получения звания гардемарина. Помните, ВКС – это не просто отборные, а самые лучшие войска за всю историю человечества, служить в них – великая честь. Как и всякая клятва, присяга имеет силу лишь в том случае, если дается добровольно. Кто желает принять присягу, поднимите правую руку.

Все новобранцы подняли руки одновременно. Я по памяти начал читать текст присяги:

– Я…

– Я, – повторил за мной нестройный хор будущих кадетов, перешедший в бессвязное лепетание своих имен и фамилий.

– Громче, пожалуйста, – потребовал я, – это торжественная клятва. Клянусь своею бессмертной душой… Хор усилился, зазвучал стройнее:

– Клянусь своею бессмертной душой…

– … выполнять законы Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций…

– … выполнять законы Генеральной… Один мальчишка дрожал, у другого на глазах выступили слезы.

– … добросовестно служить в Военно-Космических Силах ООН в течение всего срока службы…

– … добросовестно служить в Военно-Космических Силах ООН в течение всего срока службы…

– … и подчиняться всем законным приказам и приказаниям своих командиров. Да поможет мне в этом Всемогущий Господь Бог.

– … и подчиняться всем законным приказам и приказаниям своих командиров. Да поможет мне в этом Всемогущий Господь Бог.

Несколько секунд прошли в полной тишине.

– Теперь вы кадеты Космического Флота, – торжественно объявил я, вытянулся по стойке «смирно», четко козырнул, как на параде, повернулся по-строевому и вышел из зала.

В коридоре на полпути к кабинету меня догнал Толливер.

– Господи… Иисусе, сын Божий, – восторженно бормотал он, шагая за мной.

– Что? – обернулся я и чуть не потерял равновесие. Пережитое волнение еще сказывалось.

– Блестяще! Великолепно! Церемония прошла просто… Никогда ничего подобного не слышал!

– Хватит издеваться, – буркнул я.

– В самом деле, я нисколько не издеваюсь, сэр. – Похоже, Толливер говорил искренне.

– Лучше обсудим кое-какие дела.

В кабинете я первым делом сбросил китель (еще в зале меня бросило в жар), включил дисплей, сунул в дисковод дискетку с бюджетом и вывел на экран таблицу расходов.

– Во-первых, – начал я, – в вашу задачу будет входить постоянное наблюдение за расходами. Следите, чтобы мы не превысили указанных норм ни по одной позиции.

– Есть, сэр. Но разве это не прямая обязанность интенданта?

– Вы будете его контролировать. Во-вторых, проверьте, действительно ли Академия получает то, за что платит деньги.

– Понимаю, – усмехнулся Толливер, – в некотором смысле я буду генерал-инспектором.

– Мне не до шуток, Эдгар. – На Надежде адмирал Де Марне назначил меня генерал-инспектором, и я взялся за эту работу так рьяно, что в первые же дни отстранил от должности начальника Вентурской базы. Адмирал кипел от гнева. – В-третьих, изучите отчеты за прошлый учебный год. Посмотрите наши заказы. Все ли мы по ним получили? Особое внимание обратите на оборудование и прочие товары, приобретенные за наличный расчет. Обо всех нарушениях и подозрительных заказах докладывайте мне лично.

– У вас есть основания для подозрений?

– Дело в том, что, по словам адмирала Дагани, я имею право тратить деньги из бюджета по своему усмотрению и отчета никто у меня не потребует. Странно все это. Очевидно, такое положение сложилось благодаря привилегированному положению космического флота.

С одной стороны, это хорошо, а с другой, открывает простор для злоупотреблений. Возможно, такой порядок вещей был кем-то придуман из корыстных… – Я прикусил язык. Нельзя критиковать начальство в присутствии подчиненных. – Короче говоря, проверьте на всякий случай.

– Но лейтенант Слик старше меня по должности, ему не понравится, если я буду совать нос в его дела.

– Постарайтесь проводить проверку не слишком открыто. Если же он обнаружит ее и будет чинить препятствия, обращайтесь ко мне.

– Есть, сэр. Насколько строго мы должны придерживаться указанных здесь норм расходов?

– Адмирал сказал, что мы вовсе не обязаны придерживаться каких бы то ни было норм. Более того, я даже могу не отчитываться о количестве кадетов. Понятия не имею, что Дагани имел в виду, но выразился он именно так, а расспрашивать было некогда. Выясните этот вопрос сами. Поищите в кодексах и уставах, спросите у юристов.

– Есть, сэр. Что еще я должен сделать?

– Пока это все. Идите.

Толливер ушел. Заложив руки за голову, я откинулся на удобную спинку кожаного кресла. Наверно, сейчас новоиспеченные кадеты получают на складе обмундирование. Древний ритуал, неизменный для призывников всех времен. Вначале им выдадут серые штаны, потом белые рубашки, потом серые кители. Подходящие по размеру ботинки и нижнее белье новобранцы будут выбирать из огромных куч.

Потом сержанты поведут их в казармы. Слушаться сержантов кадетам придется беспрекословно, а изредка заглянувший в казарму офицер, перед которым по стойке «смирно» вытягиваются даже сержанты, тринадцатилетним кадетам покажется чуть ли не богом, на минуту снизошедшим с небес.

– … В шеренгу по одному становись! Равняйсь! Ты, болван, направо надо смотреть, а не налево! Щас подвинчу башку!

Он был мускулистым, широкоплечим, ростом под метр девяносто. Мы содрогались, когда он рычал на нас, словно тигр. Таков был сержант Дарвин П. Свопе. Для нас он был Богом.

Мы пошли разболтанным строем в казарму Вальдес-Холл. В одной руке я держал связку только что выданного обмундирования, в другой – сумку, с которой приехал из дому.

– Первые пятнадцать человек в шеренгу по одному у правого ряда коек, остальные у левого! Каждому встать у своей койки! – прогремел сержант.

Мы вошли в казарму. Я остановился у койки, которой на несколько месяцев предстояло стать моей, переглянулся с взъерошенным соседом. Его улыбка погасла, как только вошел сержант.

– Крууугом! – проревел сержант. – Поставить вещи у коек! Кругом! Руки по швам! Вам уже говорили, как меня зовут, но некоторые из вас сегодня туго соображают, поэтому напоминаю: я сержант Свопе. Наверно, вы знаете, что сержантов обычно не называют сэрами. Однако, поскольку вы еще дети, будете называть меня сэром. Впрочем, иногда можно сержантом. На приказы и вопросы будете отвечать: «Есть, сэр», «Так точно, сэр» или «Да, сэр». И вообще, вы обязаны называть сэром всякого, кто не носит серую форму, если это, конечно, не женщина. К женщинам вы будете обращаться «мэм». Поняли?

– Да, сэр, – ответили мы хором. Я уже потел в своей теплой фланелевой рубашке.

– Правильный ответ: «Есть, сэр». Так надо отвечать на приказы. А на вопросы надо отвечать: «Да, сэр».

В шеренге напротив меня поднял руку высокий, нескладный кадет.

– Спрашивай, – великодушно разрешил ему сержант Свопе.

– Вы спросили нас, поняли ли мы ваши объяснения, – сбивчиво залепетал долговязый, – значит это был вопрос, но вы сами только что сказали, что на вопросы надо отвечать: «Да, сэр». Почему же на этот вопрос мы должны отвечать: «Есть, сэр»?

Сержант не спеша, с доброй улыбкой подошел к пытливому пареньку, приветливо поинтересовался:

– Фамилия?

– Фон Халштейн. Эрих фон Халштейн.

– Так вот, Эрих фон Халштейн, для начала пробе-жись… пробегись вокруг казармы семь раз. Даю две минуты. Бегом марш!

Эрих оторопело выпучил на сержанта глаза, но пререкаться не осмелился.

– Да, сэр! – отчеканил он и метнулся к двери.

– Назад! – грянул сержант. Кадет испуганно тормознул, потрусил обратно. – А теперь, салага, скажи, приказ это был или вопрос?

– Приказ, сэр.

– Как ты сам только что остроумно заметил, на приказ надо отвечать… как?!

– Есть, сэр!

– Молодец, – похвалил беднягу грозный сержант и вдруг снова рявкнул, как тигр:

– Три наряда за неподчинение! Каждый наряд означает два часа непрерывных упражнений в спортзале. А пока вокруг казармы бегом марш!

– Да… Есть, сэр! – Остроумный кадет пулей вылетел в дверь.

– Салага, – проскрежетал сержант, – Еще есть вопросы?!

Вопросов, естественно, не было. Запыхавшийся остряк вернулся и схлопотал еще один наряд за медлительность. Сержант скомандовал нам:

– Выложить все из сумок на кровати! Снять все, в чем прибыли из дому, сложить на подушки и шагом марш в душ!

Я побледнел. Как же так? Раздеться догола при всех? Но ведь тут есть и девочки! Нет! Это выше моих сил.

– После душа, – гремел сержант Свопе, – я-наугад проверю двух кадетов. Если они окажутся плохо вымытыми, всем вам придется туго! Выполнять приказ! Живо!

Сомнения терзали меня лишь до того страшного мгновения, когда на меня устремился взгляд Свопса. Едва живой от ужаса, я быстренько начал раздеваться. В казарме стояла такая тишина, что слышалось шуршание одежды.

Прикрываясь обеими руками, я с толпой голых кадетов вошел в душ. Большинство мальчишек были настолько смущены, что даже украдкой не посматривали на девчонок. Я мылся со всей мыслимой тщательностью и молил Бога о том, чтобы страшный сержант не заметил на моем теле случайной соринки.

Когда мы, обмотав чресла полотенцами, вернулись в казарму, сержант уже почти разделался с нашими пожитками. На моей кровати остались книги, дискетки и бумага для писем. Домашняя одежда валялась у сумки на полу.

– Сейчас вы наденете кадетскую униформу, – распоряжался сержант Свопе. – Потом затолкаете в сумки, привезенные из дома, все то, что лежит на полу. Они будут находиться в камере хранения. А то, что осталось на койках, сложите в армейские сумки, которые лежат под койками. Потом отнесете полотенца обратно в душ и выстроитесь перед казармой. Я поведу вас к парикмахерам. Да, кстати… Ты и… ты. Идите сюда, проверю, как вы вымылись.

Я вздохнул с облегчением. Слава Богу, его выбор пал не на меня.

Отупевших и послушных от потрясения, сержант повел нас в парикмахерскую, потом в столовую, оттуда обратно в казарму, где мы весь вечер учились заправлять койки так, чтобы даже сержанту придраться было не к чему.

– Отбой будет через полчаса, – объявил Свопе. – К этому времени вы должны быть в трусах и майках. Я проверю. В санузел сходите до отбоя.

Боже мой! Я зажмурился от страха. В огромном совмещенном санузле туалетные кабинки были без дверей и располагались напротив умывальников. Испражняться при всех?! Немыслимо! Я не смогу. По крайней мере, несколько дней, пока не привыкну.

Наступило время отбоя. Кадеты сидели на койках в нижнем белье и тихо переговаривались. Я угрюмо молчал, мне хотелось лишь одного: вернуться в свою комнату в доме отца. Отчий дом. Пусть там скрипучая кровать, но зато какое благословенное уединение! Вернулся сержант, пригасил свет.

– Сядь к нему на койку, – неожиданно мягким голосом попросил он одного из кадетов, показывая на мою койку. – И ты, – ткнул он в первую попавшуюся девчонку.

Они послушно сели по обе стороны от меня. Девчонка явно была смущена, вся сжалась, сложила на груди руки. Я сидел как деревянный, стараясь не соприкоснуться с ней плечами.

– Вы прибыли из разных стран. Кто-то из Северной Америки, кто-то из Германии, двое из Лунаполиса. Короче, со всех концов света, – негромко говорил сержант, медленно прохаживаясь между рядами коек. – Но теперь это в прошлом. Теперь все будет иначе. Теперь вы все из казармы Вальдес-Холл. Это ваш дом, все вы братья и сестры. – Он остановился у моей кровати. – Сифорт, потрогай ее лицо. Смелее, обеими ладонями. Не бойся, она не кусается. А ты, Сандерс, положи руку ему на плечо, – приказал он девчонке. – Вы не должны стесняться прикасаться друг к другу. Прикасайтесь!

Смущенный до одури, я осторожно протянул одеревеневшие пальцы к лицу девочки, вернее кадета Сандерс, а мальчишка, вернее кадет, сидевший с другой стороны, положил мне на колено руку.

– Отныне вы члены воинского братства, лучшего за всю историю человечества, – тихо наставлял нас Свопе. – Вы братья и сестры, поэтому не должны стесняться показываться друг перед другом нагишом, не должны стесняться товарищеских прикосновений. Вы все одна семья, у вас общие задачи, общая честь, общий позор. Если вы предадите своего товарища, значит, вы предадите весь Космический флот и нарушите клятву самому Господу Богу. Пройдут годы, вы будете летать к дальним планетам сквозь мрак, пустоту и холод, и тогда по-настоящему почувствуете себя частицей единого целого, поймете, что вместе с вами в корабле незримо присутствуют все офицеры Военно-Космических Сил. А пока вы должны по мере сил прилежно учиться ради ваших товарищей. Конечно, не все у вас получится сразу, за ошибки вас будут наказывать, но в конце концов вы станете истинными офицерами. Сегодня утром вы были для ВКС посторонними, чужаками, а теперь вас объединяет не только казарма, но и общее стремление доказать, что вы достойны нашего доблестного флота. По кроватям! Спокойной ночи. Наконец я остался на кровати один, забрался под одеяло. Наступила мертвая тишина.

И вот теперь мои подопечные кадеты вступали в новую для них жизнь. Спустя пять дней я привел к присяге следующий поток новобранцев. Церемония прошла так же. За неделю сенатор Боланд звонил трижды, пытаясь выяснить, как поживает его сынок Роберт, и все три раза мне удалось уклониться от разговора. Сенатора в благополучии его сынка успешно заверял сержант, разумеется, теми же стандартными фразами, какие были заготовлены для всех родителей.

Закончились каникулы у второкурсников. Часть из них надо было отправлять в Фарсайд. Поначалу я намеревался сам туда полететь, но потом передумал. Все-таки от Девона до Нью-Йорка добраться легче, чем от Луны. В любой момент из клиники могла позвонить Анни.

Космический флот усиленно патрулировал Солнечную систему, но рыбы больше не появлялись.

Мы приняли третий поток новобранцев, потом четвертый. С каждым днем во мне усиливалось беспокойство. Я бродил по Академии, наблюдал за муштрой кадетов и поражался терпению сержантов. Однажды вечером я шел мимо казарм, старательно обходя те, в которых уже поселились кадеты. У сержантов и без меня хватает забот, нечего беспокоить их бессмысленными инспекциями. В задумчивости я остановился у незаселенного корпуса. Это была казарма Вальдес-Холл.

Итак, через два дня прибудет предпоследний поток кадетов. Значит, через неделю личный состав Академии будет полностью укомплектован. Кто из них прославится, как легендарный Хьюго фон Вальтер, а кто станет позором для флота? Эх, если бы знать заранее! Будущее кадетов закладывается здесь, в таких невзрачных казармах, как эта. Я вошел внутрь, включил свет.

Тридцать коек, тридцать голых матрацев. Скоро здесь забурлит жизнь, мальчишки в страхах и страданиях будут становиться мужчинами.

– Чем могу помочь, сэр? – раздался сзади голос. Я оглянулся. Сержант Ольвиро небрежно козырнул мне, замер по стойке «смирно».

– Вольно, – разрешил я. – Это не проверка, просто прогуливаюсь.

– Да, сэр, – обыденным тоном ответил он, словно встреча с начальником Академии в пустой казарме для него была обычным делом.

– Что вы здесь делаете, сержант? – На самом деле меня это совсем не интересовало, своих забот было невпроворот, просто надо было что-то сказать. Не уходить же сразу.

– Это моя казарма, сэр. Я услышал ваши шаги и вышел посмотреть, кто пришел.

Квартирки сержантов пристроены к казармам, так что от кадетов их отделяет только стена. Судя по тому, что Ольвиро услышал мои тихие шаги, стена эта тонкая и звукопроницаемая. Значит, даже в своих квартирах сержанты не обретают покоя.

– Извините, сержант, я не знал, что вас побеспокою.

– Ничего, сэр, вы нисколько мне не помешали. Я только что приготовил кофе. Не откажитесь выпить со мной?

– Нет, спасибо, – с прохладцей ответил я. Негоже начальнику Академии слишком сближаться с сержантами. Надо держать дистанцию, не допускать фамильярности.

– Извините за беспокойство, сэр, разрешите идти?

Он ждал разрешения. Я кивнул. Сержант удалился к себе. В тишине и одиночестве я сидел на койке и постепенно успокаивался. Почему я такой раздражительный? Поведение сержанта совершенно естественно. Разве это грех – предложить чашечку кофе? Или я хочу, чтоб подчиненные шарахались от меня, как от зачумленного?

Я встал, прошелся по казарме. Воспоминания не радовали. Нет, в прошлом не найдешь утешения. Я выключил свет, направился к офицерским квартирам, но невольно остановился. Всего лишь чашечка кофе…. Я держался грубо, бесцеремонно. Надо загладить вину. Я повернул назад.

– Хотелось бы воспользоваться вашим предложением выпить чашечку кофе.

– Конечно, сэр, – с готовностью ответил сержант, не подавая виду, что удивлен моим внезапным возвращением. – Входите.

Я сел. Сержант поставил на столик сахар, сливки, налил кофе.

– Хорошо, что безделье кончилось, опять можно работать.

– Вы не любите отдыхать? – вежливо поддерживал я разговор.

– Я взял всего неделю отпуска.

– Через пару дней на вас навалится – столько забот, что отпуск будет вспоминаться иначе. – Я отхлебнул воробьиный глоток дымящейся жидкости.

Сержант убрал со столика стопку личных дел кадетов, одна папка выскользнула на пол. Я поднял ее, раскрыл, взглянул на фотографию в полстраницы, – незнакомое, ничем не примечательное мальчишеское лицо, – положил папку на место.

– Что вы с ними делаете? – спросил я.

– Запоминаю лица и имена кадетов, изучаю их биографии. Мне интересно знать о них все. Это помогает в работе.

Я и не подозревал, что сержанты изучают кадетов до такой степени.

– Встречаются интересные биографии?

– Да нет, все обыкновенные. Вот, например, этот. – Сержант наугад вытащил из стопки папку, раскрыл ее. – Жак Теро, француз, четырнадцать лет. Мать работает программистом, отец умер несколько лет назад. В анкете Жак написал, что мечтает служить в В КС с тех пор, как посмотрел фильм «Путешествие „Селестины“». Дурацкий фильм, я видел его, но мальчишкам почему-то нравится.

– Позвольте взглянуть.

– Пожалуйста, сэр, – протянул он мне папку.

Я всматривался в фотографию, размышляя о случайностях, круто меняющих человеческую судьбу. Если бы не Толливер, этот пацан не собирался бы сейчас в дорогу, не считал остающиеся до отъезда в Академию часы. А другой мальчишка, выброшенный из списка ради Жака Теро, получил письмо не с воодушевляющим приглашением, а с вежливым отказом. Представляю, как горько он плакал. Мы распоряжаемся судьбами вслепую, не ведая, что творим.

– Что-то не так, сэр? – встревожился сержант.

– Нет, все в порядке. – Я закрыл папку, еще немного поболтал с сержантом о том о сем и вышел в ночь.

У двери столовой я задержался, на всякий случай осмотрел свой мундир и сообщил Толливеру:

– Кажется, все нормально. Я готов.

Толливер открыл передо мной дверь. По столовой прогремела команда: «Смирно!» Двести сорок кадетов вскочили с мест, напряженно замерли. Большинство приняли стойку «смирно» правильно, несколько дней пребывания в Академии не прошли для них даром. Внешний вид у всех был безупречен: волосы причесаны, галстуки строго посередине, униформа отутюжена. Сержанты поработали на славу. Я прошел мимо прямоугольных кадетских столов с лавками к круглому преподавательскому столу. Офицеры козырнули мне.

– Вольно! – громко скомандовал я кадетам, а круглому столу потише и мягче:

– Садитесь, джентльмены.

Мои подчиненные сели: лейтенант Слик, Эдгар Толливер, сержант Обуту и несколько инструкторов, с некоторыми я был еще почти незнаком.

– Новый тренажер великолепен, – делился впечатлениями сержант Ольвиро, наливая себе суп. – Мы его уже испытали.

– Чем же он так хорош? – спросил Слик, передавая большую кастрюлю с супом дальше.

– Видели бы выражение Рамона, когда он попробовал, – улыбнулся Ольвиро. – Невозможно было оторвать его от экрана.

– Кто такой Рамон? – спросил я.

– Рамон Ибарес, сэр, помощник инструктора по стрельбе, – напомнил Ольвиро.

– Ах да. – Как же я, старый маразматик, забыл? – Неужели этот тренажер так впечатляет?

– Просто потрясает воображение, сэр, сами попробуйте. Пульт управления как на обычном боевом корабле, а вот экран! Компьютер показывает на нем рыб как… ну прямо как настоящих! Четкость потрясная! Когда попадаешь в гадину лазером, внутренности так и брызжут!

Я порадовался новому тренажеру, хотя снова увидеть чудовищных рыб, пусть даже ненастоящих, желания не испытывал.

– Обязательно испробую этот тренажер, правда, в стрельбе я не очень силен… – Тут мне пришлось прервать рыбную тему, и слава Богу. К нашему столу спешила дежурная.

– Докладывает гардемарин Сандра Экрит, сэр. Вам звонит адмирал Дагани.

– Хорошо. – Я поднялся, махнул рукой подчиненным, чтоб не вставали, подошел к телефону у двери столовой. – Сифорт слушает.

– Одну минуту, адмирал Дагани пока занят, – сообщил его адъютант.

Минута шла за минутой, а голоса Дагани в трубке не появлялось. Я переминался с ноги на ногу, чувствуя себя под любопытными взглядами кадетов не в своей тарелке. Нехорошо получается: начальник Академии ждет у телефона, как мальчик на побегушках. Наконец, мои мучения закончились.

– Сифорт? – послышался голос Дагани.

– Да, сэр.

– Хорошо, что я сразу нашел вас. Позвоните сенатору Боланду, ладно? А то он так беспокоится о своем сыне.

– Вы только для этого звоните? – изумился я. – Не разыгрываете меня?

Адмирал умолк. Пауза затянулась, казалось, до бесконечности. Что за чепуха?

– Я не шучу, капитан Сифорт, – вынырнул он наконец из задумчивости. – Дело в том, что сенатор Боланд не смог с вами связаться, хотя звонил несколько раз, вот я и обещал ему помочь. Расспросите сержанта, выясните все и позвоните Боланду. Обязательно! Я проконтролирую.

– Есть, сэр. – Что еще мог я ответить на приказ? Это единственно возможная реакция.

– Почему бы вам не позволить его сыну хоть изредка звонить домой? – продолжал наглеть Дагани. Совсем рехнулся он, что ли? Не дождется!

– Я подумаю над вашим предложением.

– Не взбрыкивайте, Сифорт! – вспылил адмирал. – Комитет Боланда выбивает нам деньги!

– Знаю, – по возможности ледяным голосом процедил я.

– Кстати, чуть не забыл… Насчет тех программ, что вы привезли в бортовом компьютере «Виктории». Наши программисты от них в экстазе, мол, огромный прорыв в науке об искусственном интеллекте, и собираются перепрограммировать бортовые компьютеры всех кораблей.

Моя физиономия расплылась в улыбке. Значит, Вильям, компьютер орбитальной станции Надежды, трудился не зря. Это он придумал новые программы и перед гибелью записал их в память бортового компьютера «Виктории», которого назват Биллом.

– Сифорт, постарайтесь облегчить сыну Боланда пребывание в Академии. Боланд отблагодарит нас. Как говорится, рука руку моет.

– Слушаюсь, сэр.

Обратно к столу я брел в задумчивости. Аппетит пропал. Дернул же меня черт согласиться с Дагани! Нельзя создавать тепличные условия сынку сенатора, не правильно это! Ко всем кадетам отношение должно быть одинаковым.

После ужина я сразу пошел к себе в кабинет, плюхнулся в кресло. За окном темнело. Настроение было паршивым. Если я начну расспрашивать сержанта Ибареса о Роберте Боланде, он воспримет это как намек на то, что сынку сенатора надо делать послабления. Это не прибавит ко мне уважения. Хуже другое – остальные кадеты сразу заметят особое отношение к Роберту и начнут его презирать. Своим неуместным вмешательством сенатор только поссорит сына с товарищами. Но выхода нет. Приказ есть приказ. К тому же я обещал адмиралу.

Тренькнул телефон.

– Я уже кое-что проверил и нашел немало интересного, – сообщил Толливер. – Позвольте…

– Не сейчас! – гавкнул я и бросил трубку. Звонят тут всякие, нигде от них нет покоя! Я вскочил, начал расхаживать по кабинету. Едва раздражение спало, снова заверещал телефон. Чтоб вы все провалились! На этот раз звонил из моей собственной приемной дежурный гардемарин Гутри Смит. – Сегодня больше не пропускай ко мне звонков! – рявкнул я.

– Есть, сэр. Но это ваша жена.

– Тогда другое дело. – Я нажат кнопку, переключив линию на свой телефон. – Анни?

– Привет, Никки. Я только что говорила с доктором О'Нейлом, он сказал… В общем, я решила позвонить тебе.

– Правильно сделала, я так соскучился по тебе.

– Как у тебя дела? Дрючишь кадетов? – хихикнула она.

Наконец-то у нее хорошее настроение!

– Пытаюсь. – Мне ужасно хотелось забросать ее вопросами, но я решил сдерживаться, чтоб случайно не испортить ей настроение.

– Никки, знаешь, в последние дни мне как-то не по себе, иногда мне хочется, чтобы ты приехал, забрал меня куда-нибудь в такое место, где мы ляжем в кровать.

– Прилечу в любое время, могу прямо сейчас!

– Нет, не надо приезжать, совсем не надо. Понимаешь, мне этого хочется только иногда, а всегда хочется совсем выздороветь, вот тогда приезжай.

– Может быть, без меня ты никогда не выздоровеешь? – с надеждой спросил я.

– Да, точно. Не знаю, ей-богу, не знаю. Понимаешь, мне просто хотелось услышать твой голос.

– Анни, я люблю тебя.

– И я тебя люблю, Никки, но хочу побыть без тебя. Можешь ты это понять?

Как же так? Странно как-то. Поколебавшись, я сказал правду:

– Нет, лапочка, этого я понять не могу.

– Ох, Никки, – простонала она. Я почувствовал угрызения совести.

– Лапочка, я все понимаю…

– Я еще подумаю об этом, может, звякну тебе через несколько дней, может, даже завтра.

– Хорошо, любовь моя.

– Ну, пока.

Она положила трубку, и я почувствовал страшное одиночество.

Через несколько минут я нашел в себе силы встать. Надо было выполнять обещанное – поговорить с сержантом Ибаресом о сыне Боланда. До отбоя оставалось еще пятнадцать минут. В ожидании, пока кадетов загонят в койки, я начал прогуливаться у казарм.

Из холла имени Райта выбежал кадет, встал лицом к стене. Я узнал его: Джеренс Бранстэд.

– За что тебя наказали? – полюбопытствовал я.

– Я, сэр, просто…

– Давай, докладывай капитану, – прикрикнул на него вышедший из казармы сержант Радс. – Добрый вечер, сэр.

– Я постигаю науку не дерзить старшим, сэр, – четко доложил Джеренс.

– И сколько ты будешь постигать эту науку, кадет? – строго спросил Радс.

– Сколько скажете, сержант.

– Полночи, для начала, думаю, хватит.

– Так точно, сэр!

Мне не следовало вмешиваться в воспитательный процесс, но уже было поздно. Пришлось изобразить строгого начальника Академии.

– Слабовато вы его наказали, сержант. Пришлите его утром ко мне, я разберусь с ним как следует, – приказал я. – Если окажется, что он недостоин учиться в нашей Академии, моментально выгоню. Желающих поступить к нам достаточно.

– Есть, сэр, – ответил сержант.

Завтра Джеренс часа два побегает со всякими мелкими поручениями, а потом я его прощу. Но заранее знать об этом он не должен. Пусть думает, что я собираюсь его выпороть. Такая наука пойдет ему впрок, больше не будет раздражать сержанта.

Когда я поворачивался, чтобы продолжить путь, сержант успел хитро мне подмигнуть. Я не спеша побрел к холлу имени Вальдеса, в котором жил кадет Роберт Боланд. Дали отбой, в казармах погас свет. Превозмогая себя, я постучался в квартиру сержанта Ибареса.

– Добрый вечер, сэр, входите, – гостеприимно предложил он.

Ни за что! Но как же быть с приказом адмирала Дагани? Если не выполню, то… Адмирал не узнает, что я не говорил с сержантом. Скажу сенатору Боланду, что с его сыном все в порядке, да и дело с концом. С другой стороны, как я могу требовать от кадетов подчинения, если сам не подчиняюсь приказам? Черт возьми, голову можно сломать. Что же делать?

– Нет, я заглянул просто спросить, все ли в порядке, – улыбнулся я.

– Все как обычно, сэр.

– Хорошо. – Итак, решение принято. Гора свалилась с плеч, и я легкой походкой направился в свой кабинет звонить сенатору Боланду.

По пути из кабинета домой я кривился и ругал себя за придурковатые выражения, которыми заверял Боланда, будто его сыночек чувствует себя в казарме прекрасно, как и всякий нормальный кадет. Конечно, сенатор не особо мне поверил, но высказывать свое неудовольствие не стал.

Добравшись до квартиры, я позвонил Толливеру:

– Не спите?

– Никак нет, сэр. Флот всегда бдит, – бодро доложил он.

– Хватит придуриваться. Я насчет финансовой проверки. Вы…

– Вы звоните из квартиры? – перешел он на серьезный тон. – Я могу прийти к вам прямо сейчас.

– Может, не стоит пороть горячку, лучше…

– Лучше обсудим это сейчас, сэр, а то утром вы опять будете не в настроении. Сейчас приду.

Проворчав нечто невразумительное, я бросил трубку. Что ты с ним будешь делать? Наглец! Но знает меня как облупленного и пользуется этим, чтоб его черти жарили.

Через пятнадцать минут он уже сидел на моем диване, положив ногу на ногу, и посматривал в свой карманный компьютер, видимо, уже напичканный бухгалтерией.

– Сразу скажу, что никаких нарушений я не нашел, сэр, – начал Толливер. – Однако это не означает, что их нет.

– Выражайтесь яснее.

– Дело в том, что многих финансовых документов просто нет. Возьмем, например, топливо. По нему нет ни счетов, ни расписок в получении, поэтому неизвестно, сколько топлива мы получили в действительности. Так же дело обстоит и с униформой, и со многими другими заказами.

– Какие объяснения дал интендант?

– Я пока не спрашивал сержанта Серенко, сэр. Ведь вы просили вести проверку скрытно.

– Может быть, об этом лучше спросить Слика?

– Может быть, Слика об этом лучше не спрашивать, сэр.

Если Толливер кого-то подозревает, то основания наверняка есть. Неужели лейтенант Слик жульничает? Крайне неприятная новость.

– Продолжайте проверку, – приказал я.

– Есть, сэр. – Толливер захлопнул свой компьютерик. – Кстати, попутно я выяснил интересный факт. Оказывается…

– Что оказывается?

– Возможно, вы узнаете это, если соизволите меня не перебивать. Итак, оказывается, в давние времена количество набираемых кадетов было поставлено в зависимость от бюджета с тем расчетом, чтобы денег хватило на каждого. Потом был период, когда бюджет не менялся несколько лет подряд и количество новобранцев тоже не менялось, застыв на отметке триста восемьдесят человек в год. Наш флот и его традиции, как вам известно, тоже имеют свойство окаменевать. Вот как получилось, что в нашу Академию все еще принимается триста восемьдесят кадетов в год, хотя бюджет с тех пор несколько раз уменьшался. А на самом деле вы имеете полное право сократить прием новобранцев, и тогда не придется экономить в ущерб кадетам.

Я был потрясен:

– Боже мой…

– Очаровательная организация наш космический флот, – с сарказмом прокомментировал свои изыскания Толливер.

– Но мы не можем сократить прием, когда треть флота потеряна. Придется выкручиваться имеющимися средствами.

– Есть, сэр.

7

Присяга принималась по уже отработанному сценарию. Едва я вошел, по залу прогремел зычный голос: «СМИРНО!» Очередной поток новобранцев, неумело подражая своим сержантам, попытался изобразить стойку «смирно».

– Вольно, – рявкнул я. – Сержант, построить будущих кадетов в две шеренги!

Как только мальчишки и девчонки выстроились неровными рядами, я начал речь:

– Я, капитан Николас Эвин Сифорт, начальник Военно-Космической Академии ООН, сегодня приведу вас к присяге. Это обещание Самому Господу Богу верно служить Космическому Флоту пять лет. Вместе с присягой вы принимаете мое опекунство на весь срок обучения вплоть до получения звания гардемарина.

В этот момент один слабонервный мальчишка всхлипнул и украдкой утер слезы. Придется сержанту повозиться с этим пятнадцатилетним плаксой.

– Вам выпала честь служить в Военно-Космических Силах, отборных, лучших войсках за всю историю человечества. Кто желает принять присягу, поднимите правую руку.

Шестьдесят новобранцев взметнули руки. Только я начал читать текст присяги, как сзади кто-то громко кашлянул. Я быстро оглянулся. Толливер молча, но выразительно показал мне на новобранцев. Вдруг я все понял. Нет, не шестьдесят рук! Пятьдесят девять!

– Поднять руку! – рявкнул я на высокого нескладного новобранца, того самого, что утирал слезы.

– Я передумал, – испуганно промямлил он. – Хочу домой.

Все с любопытством повернули к нему головы. Я растерялся, таких случаев на моей памяти не было. Один из сержантов двинулся к возмутителю спокойствия с таким свирепым выражением, будто собирался убить его. Я жестом остановил ретивого сержанта и повернулся к Толливеру, но тот лишь пожал плечами.

– Сержант, такое случалось?

– За одиннадцать лет, что я здесь, не было, – ответил сержант Ольвиро.

Кто-то из новобранцев хихикнул. Церемония была на грани срыва, требовались срочные меры.

– Выведите его отсюда, – приказал я.

Два сержанта-инструктора выволокли несчастного мальчишку за дверь. Меня одолевали сомнения. Может, не стоило действовать так резко? Может, побеседовать с парнишкой? Нет, мы не должны уговаривать кого бы то ни было влиться в наши ряды, наоборот, к нам должны рваться, ведь мы оказываем им большую честь. А все-таки неприятно, черт возьми.

– Кто желает принять присягу, поднять руки, – скомандовал я и внимательно всмотрелся в шеренги. На этот раз руки подняли все. Напрасно мы вышвырнули мальчишку с позором, ведь дело это действительно добровольное. – Ждите, – приказал я офицерам и прошествовал за дверь.

Сержант держал плачущего паренька за воротник, словно преступника.

– Имя! – строго спросил я.

– Лорен Рейцман, – пролепетал пацан.

– Возраст!

– Пятнадцать лет, родился в конце марта.

– Там в зате есть тринадцатилетние, но даже эти дети знают, чего хотят. А вы о чем думали, когда шли сюда, Рейцман?!

– Простите, мне было трудно решиться…

– Отвечай! – рявкнул я.

– Сам не знаю, сэр. Я правда хотел был кадетом, но тут такие страшные солдаты, все время орут… – Бедняга вытер слезы, судорожно вздохнул, через силу залепетал, запинаясь:

– А теперь… Когда я вернусь, папа рассердится и… Как я покажусь в школе? И тут тоже не могу… Тут все такие… такие… Умнее меня, я даже не понимаю их шуток. Я боюсь.

– Ты хочешь удрать домой, даже не попробовав себя в деле?

– А что если… если у меня не получится?

– Тогда ты хотя бы не будешь всю жизнь жалеть, что не проверил себя, – немного смягчился я.

– Мне страшно. – Он всхлипнул.

– Ладно. Сержант, выведите его из…

– Не надо! – выпалил мальчишка. – Я приму присягу. Разрешите, пожалуйста.

– Ты уверен, что хочешь этого?

– Так точно, сэр.

Разрешить ему? Черт его знает. Ладно, разрешу.

– Хорошо. Сержант, проводите мистера Рейцмана в зал.

Вскоре все шестьдесят новобранцев повторяли за мной присягу:

– Клянусь своей бессмертной душой… добросовестно служить… подчиняться всем законным приказам… Да поможет мне в этом Всемогущий Господь Бог.

Выдержав торжественную паузу, я возвестил:

– Отныне вы кадеты Военно-Космических Сил. – Козырнув, я приказал сержанту, показывая на Лорена Рейцмана:

– А этого выпорите за осквернение церемонии принятия присяги.

Кадет Рейцман глянул на меня, как на предателя, но меня это не волновало. Подрастет – поумнеет. Порка пойдет на пользу и ему, и его товарищам. Будут знать, чем кончаются шутки с традициями.

После ужина я ушел в свою квартиру, ослабил галстук, сел за недавно установленный дисплей и начал наугад просматривать личные дела кадетов. Звякнул телефон. В трубке раздался тревожный голос:

– Это лейтенант Слик. Если не возражаете, мне бы хотелось встретиться с вами как можно скорее по одному весьма срочному делу.

– Тогда приходите прямо сейчас, – ответил я, положил трубку и спокойно продолжил просмотр файлов.

Пришел Слик, козырнул, прошел за мною в гостиную и ошарашил меня заявлением:

– Отправьте меня в отставку, сэр, или переведите из Академии в другое место.

– Мальчишка действительно вел себя вызывающе, и я прекрасно понимаю ваше возмущение, – начат оправдываться я.

– Какой мальчишка? – резко перебил Слик. – О чем вы?

– О кадете Лорене Рейцмане.

– При чем здесь чертов кадет!?

– Тогда не понимаю, почему вы требуете отставки?

– Из-за вашей тайной проверки! Я расцениваю это как оскорбление! Ваш Толливер всюду сует свой нос, записывал сегодня номера лазерных винтовок. А его якобы невинные расспросы интенданта?!

– Он делает это по моему указанию.

– Если вы хотите что-то выяснить, спросите у меня прямо, а не шпионьте! А если не доверяете мне, тогда увольте. Я тоже принимал присягу и не собираюсь нарушать ее ради нескольких унидолларов!

– Видите ли, в чем дело…

– Прежний начальник Академии Керси никогда не…

– Как вы смеете перебивать капитана! – рявкнул я. Терпение мое лопнуло, взыграло самолюбие. – КАК ВЫ ПОСМЕЛИ!?

– Простите.

– Вы забыли добавить «сэр»! – неистовствовал я.

– Простите, сэр. Сожалею, что перебил вас. но не о смысле сказанных мною слов.

– Старший лейтенант Слик, смирно! – Тот мигом подчинился. Я перешел на ледяной тон:

– Несколько лет я провел в межзвездных полетах. Не знаю, как у вас на Земле, а на боевом корабле лейтенанту даже в голову не может прийти упрекать капитана хоть в чем-либо. Вам, не сталкивавшемуся с реальной опасностью, не смотревшему смерти в лицо, мои действия, возможно, кажутся нетактичными, но вряд ли стоит меня винить в том, что я управляю Академией как боевым кораблем. А теперь ответьте: вы все еще имеете ко мне претензии?

– Так точно, сэр.

– Ладно. Для начала налагаю на вас штраф в размере трехнедельного жалования и объявляю строгий выговор с занесением в личное дело. А если еще раз устроите мне нечто подобное, отдам вас под трибунал. Понятно?

– Так точно, сэр.

– Вольно. Теперь о финансовой проверке. Ответственность за финансовую отчетность лежит на мне, поэтому я не только имею право, а просто обязан знать, что у нас там творится. А вы обязаны содействовать Толливеру. Это приказ. Подтвердить.

– Приказ понят и принят к исполнению, сэр. – Внешне Слик держался спокойно, но чувствовалось, что он весь кипит.

– Еще вопросы есть?

– Да, сэр. Прошу перевести меня на другое место службы.

Каков упрямец!

– Я рассмотрю вашу просьбу. Идите.

Дождавшись его ухода, я снова сел за дисплей просматривать личные дела кадетов, но сосредоточиться не удавалось, из головы не выходила дерзость Слика. Прежний начальник Академии Керси распустил своих подчиненных. Придется бороться с его тяжким наследием.

Хотя Слика понять можно. За мной тоже на «Гибернии» шпионил лейтенант Кроссберн. И его вынюхива-ние выводило меня из себя. Черт возьми, как нехорошо получилось! Зря я накричал на Слика. А то, что проверка перестала быть тайной, даже хорошо. Теперь работа у Толливера пойдет быстрее.

В дверь постучались. Что они все сегодня, сговорились? Выругавшись, я открыл дверь.

– Докладывает лейтенант Паульсон, сэр. У меня для вас важное сообщение.

– Слушаю.

– Звонил адмирал Дагани и передал через гардемарина…

– Почему адмирала не соединили со мной? – перебил я. – У меня, между прочим, есть телефон!

– Он сам попросил передать сообщение через дежурного офицера, сэр. Он сказал… – Паульсон умолк, как бы подыскивая слова.

– Говорите сразу! – рявкнул я.

– Есть, сэр. Мистер Дагани сказал, что сыт по горло вашей уклончивостью.

– Чем?!

– Уклончивостью. Он так сказал, сэр. Мистер Боланд хотел получить от вас более полную информацию, а вы водите его за нос. Адмирал понимает, что вы вольны руководить Академией в пределах доверенных вам полномочий, но, по его мнению, и вы должны понять, что благосостояние флота зависит от высших политиков, поэтому их нельзя раздражать. Вы должны с ними сотрудничать.

Мои уши горели. Какое унижение! Почему адмирал сам не высказал мне все это, почему передал через моих подчиненных?

– Что еще он сказал, лейтенант?

– Больше ничего, сэр. Он приказал записать это сообщение и передать его вам слово в слово. Сожалею, что этот приказ пришлось выполнить именно мне, я понимаю, что адмиралу не следовало… Извините, сэр.

– Спасибо.

После ухода Паульсона я нервно расхаживал по квартире, размышляя, что предпринять. Конечно, надо подать в отставку. Какой позор! Получить такое мерзкое сообщение через своего же подчиненного! Тем самым адмирал Дагани всем дал понять, что не доверяет мне. Обошелся со мной, как с кадетом, как… Как я недавно обошелся со Сликом. Ирония судьбы…

Я невольно улыбнулся. Что посеешь, то и пожнешь. Правда, я сделал выволочку Слику наедине, а Дагани… Нет, я ведь оштрафовал Слика и пообещал занести выговор в его личное дело, а значит, об этом узнают все. Чем же тогда мой поступок отличается от действий Дагани?

Зазвенел телефон.

– Что еще стряслось? – пролаял я в трубку.

– Докладывает сержант Ольвиро, сэр. Надеюсь, я не разбудил вас?

– Неважно, на то я и начальник, чтобы принимать доклады в любое время суток. Что случилось?

– Извините, сэр, возможно, мне следовало разобраться с кадетом Рейцманом самому, но я не уверен… – От волнения сержант тараторил сбивчиво и невразумительно. – Это тот самый, что вначале отказался принять присягу. Короче, он сейчас у меня в квартире и ревет, как малый ребенок. Лейтенант Слик крепко его выпорол, понимаете, кровавые рубцы, не может сидеть… Конечно, я мог бы сразу вправить ему мозги, но подумал, что… Учитывая, что он отказывался принять присягу… Может, отправить его домой?

Слабаки нам не нужны. Точнее будет сказать, не нужны плохие офицеры, а Рейцман пока кадет. Возможно, еще удастся сделать из него хорошего гардемарина.

– Ну что ж, сержант, он сам выбрал свой путь, пусть им и идет. Верните его в казарму, но особо не зверствуйте. Если же он не возьмется за ум, пригрозите, что утром пошлете его ко мне, а по сравнению с моей расправой эта порка покажется ему лаской.

– Есть, сэр, – жестко ответил сержант.

– Но постарайтесь, чтобы посылать его ко мне вам не пришлось.

– Есть, сэр. Постараюсь. – Телерь голос его был заметно теплее. Значит, Ольвиро понял меня правильно.

Я снова расхаживал, размышляя. Что происходит? Все свалилось на меня в один вечер. Сам виноват. Не надо было вести проверку тайно, тогда бы Слик не обиделся. Надо было выполнить приказ адмирала Дагани, тогда не пришлось бы выслушивать его сообщение из уст Паульсона. Не надо было уговаривать Рейцмана, пусть бы ехал домой и не мучился от армейских жестокостей. На его место мы взяли бы более достойного парня.

И в довершение всего мне все-таки придется звонить сенатору Боланду с подробным рассказом о жизни его сыночка. Черт бы побрал этих политиков! Хотят сделать меня лакеем. Надо было просить корабль, там я сам себе господин. А теперь уже ничего не исправить. А может, нет? Наоборот, еще рано. В первый же месяц смыться с поста начальника Академии – это скандал.

Эх, если бы адмирал Брентли не ушел в отставку! С ним этих неприятностей у меня не было бы. Как я могу руководить Академией, если мне приходится стоять перед Дагани на задних лапках? Исполнять его дурацкие капризы! «Подчиняйся политикам, Сифорт», «Позвони сегодня сенатору Боланду».

Хотя, если быть честным до конца, адмирал Дагани не только это сказал. «Вы вольны руководить Академией в пределах доверенных вам полномочий». Но это же пустые слова! Нянькаться с сынком сенатора – это, что ли, мои полномочия?

Значит, я всего лишь винтик в машине. Действуй, как сказано. Набери триста восемьдесят кадетов, перемели их в гардемарины и отдай флоту. Все остальное тебя не касается. Правда, ты можешь нести отсебятину на Финальном отборе, можешь убрать из списка чем-то не понравившегося тебе мальчишку, но не более того.

«Вы вольны руководить Академией в пределах доверенных вам полномочий». Разве? Да я связан по рукам и ногам!

Я долго грыз перед дисплеем ногти в мучительных размышлениях и наконец позвонил в свою приемную дежурному гардемарину.

– Это Сифорт. Свяжитесь с лейтенантами Толливером и Сликом, попросите их зайти ко мне в кабинет через десять минут.

Затянув галстук и окинув взглядом мундир, я пошел в административное здание.

– Они еще не пришли, – доложил гардемарин Тайер, вытянувшись по стойке «смирно».

– Хорошо. Кофе есть? – спросил я.

– Не очень свежий, сэр.

– Сойдет.

Кофе и в самом деле остыл и был невкусным. Первым явился Толливер, сказалась корабельная выучка. Потом пришел Слик, неприязненно покосился на Толливера.

– Эдгар, – начал я, – вы утверждали, что я имею право сократить прием новобранцев, чтобы увеличить расходы в расчете на одного кадета. Так?

– Так.

– А вам это известно? – глянул я на Слика.

– Известно.

– Превосходно. А если я захочу увеличить количество кадетов за счет снижения среднедушевого потребления?

– Сэр, разве сейчас время снижать расходы на обучение? – поморщился Толливер.

– До Финального отбора дошло четыреста двадцать человек. Мы отвергли сорок. А теперь мы им срочно разошлем письма примерно такого содержания: «Рады вам сообщить, что Вы приняты в Академию Военно-Космических Сил ООН. Предыдущее письмо с отказом вы получили из-за нашей ошибки в расчете количества мест. Начальник Академии Николас Э. Сифорт». Текст письма, конечно, надо отшлифовать, но смысл вам ясен.

– Мы не рассчитывали на такое количество кадетов, – высказался Слик.

– Свободных коек у нас достаточно, ведь второкурсники уже отправлены в Фарсайд, – возразил я.

– А провиант? Униформа?

– Деньги на это можно выкроить из бюджета за счет сокращения второстепенных расходов.

– Нам придется оборудовать еще одну казарму. Где взять для нее инструктора? – спросил Толливер.

– Назначим по совместительству кого-нибудь из преподавателей или вас.

– Меня?

– Вы хотите сказать, что не справитесь с кадетами?

– Справлюсь, сэр, но зачем нам дополнительный набор?

– Потому что так решил я! – стукнул я кулаком по столу.

– Сэр, прежде чем принимать такое ответственное решение, может быть, стоило бы получить одобрение в Адмиралтействе? – осторожно спросил Слик.

– Я не обязан утверждать подобные решения в Адмиралтействе. Адмирал Дагани еще раз подтвердил это в переданном мне пару часов назад сообщении. – При этих словах в глазах Слика мелькнуло злорадство. Я понял, что он уже знает о сообщении адмирала все. Вот это да! Здесь слухи распространяются быстрее, чем на корабле. Конечно, я сделал вид, будто ничего не заметил, и жестко продолжил:

– Адмирал Дагани выразился предельно ясно. Он сказал: «Вы вольны руководить Академией в пределах доверенных вам полномочий». А полномочия у меня велики. Должен признаться, суть послания адмирала заключается не в этом, но факт остается фактом. Можете прочитать его сообщение в регистрационном журнале.

– Сэр, вы уверены, что нам действительно нужен дополнительный набор? – все еще сомневался Слик.

– Уверен. У вас есть возражения?

– Нет, сэр, – покачал он головой. – Мистер Толливер, надеюсь, вы поможете мне составить текст письма новобранцам? А вам, капитан, я посоветовал бы подписать письмо сегодня, чтобы уже утром разослать текст по факсу, а в остальном положитесь на нас. Пока мы с мистером Толливером будем шлифовать формулировки, вы, если хотите, можете отдыхать у себя дома, а позже я пришлю к вам гардемарина с готовым письмом. Завтра мы проведем совещание, ведь предстоит многое обсудить. Например, даже если мы обустроим новую казарму, она вместит только тридцать кадетов, а остальных придется распределить по другим корпусам.

Я слушал Слика, как зачарованный. В вопросах снабжения и тыла он разбирается прекрасно. В чем в чем, а в этом ему не откажешь. Занявшись своим любимым делом, он, похоже, забыл и о ссоре с Толливером, и о моем нагоняе. Такому специалисту можно доверить дело.

Я последовал совету Слика и отправился домой.

За завтраком Толливер выглядел переутомленным, поэтому я не терзал его навязчивыми расспросами. Если офицер не выспался, его лучше не трогать, это известно любому гардемарину. По пути в административное здание я остановился у плаца понаблюдать, как под присмотром сержанта Ибареса голые по пояс кадеты отжимаются, приседают и подпрыгивают, касаясь в воздухе руками носков широко расставленных ног.

В первой шеренге приседал Роберт Боланд, а другой кадет старательно прижимал ему ступни, чтобы пятки не отрывались от земли. Обычное дело – так учат неуклюжих первогодков. Я быстренько отвел взгляд – нечего обращать внимание на сынка сенатора. Но в кабинете мысли мои вновь вернулись к его влиятельному папаше. Надо ему позвонить.

Усевшись на стол, я просматривал оставленные мне донесения. Инструктором новой казармы Слик назначил классного инструктора, несколько лет назад уже побывавшего на этой работе. Толливеру повезло, ведь воспитание кадетов – сущая мука.

До обеда я занимался всякой ерундой: изучал и подписывал приказы, накладные и прочие бумаги.

В столовой я вспомнил ночной разговор с сержантом. Раз он не прислал Рейцмана ко мне на расправу, значит, дела у кадета не так уж плохи. Наши сержанты при всей их суровости способны и на доброе слово. Они хорошо понимают свою задачу – воспитывать, а не ломать души. Поискав взглядом, я не заметил Рейцмана. Наверняка он не будет появляться в столовой еще пару дней, пока не сможет сидеть. После порки так часто бывает.

В поведении и внешнем виде кадетов наметились положительные сдвиги. Пройдет несколько недель – и они будут мало отличаться от гардемаринов, от штатской разболтанности не останется и следа. Жесткая дисциплина, огромные физические нагрузки, неведомое доселе чувство братства, возникающее в первые же дни пребывания в Академии, – все это тяжким бременем давит на детские души. Вынести это трудно, почти невозможно. Почти невозможно…

… Сильная рука сбросила меня на пол. Загремел суровый голос сержанта:

– Один наряд, Сифорт! И тебе, Сандерс! Команда «подъем» прозвучала три минуты назад!

Стеная, я поднялся на ноги. Арлина Сандерс хихикнула, покосившись на мои трусы. Я резко отвернулся, краснея, бросился надевать штаны, но они путались, мешал торчащий под трусами орган. А Арлина, глядя на мою возню, все хихикала. Я сгорал со стыда. Ну почему она ведет себя так нечестно?!

Встать в строй, чтобы маршировать в столовую, надо было через десять минут. Я ринулся в санузел. Туалетная кабинка, потом душ, и все это быстро-быстро. А вымыться надо идеально.

Однажды Эрих фон Халштейн по мнению сержанта не очень хорошо вымылся. За это Свопе затащил его обратно в душ и заставил нас смотреть, как моется нерадивый кадет.

Я остервенело намыливал подмышки. Если сержант Свопе заставит меня мыться при всех, я не выдержу. Слава Богу, мне еще не надо бриться, а ведь некоторым приходится тратить время и на бритье.

После легкого завтрака – спорт. Раньше я спортом не занимался, лишь иногда отжимался от пола. А сержант Свопе бил отстающих дубинкой, причем очень больно. Когда мы чуть не валились с ног от приседаний, отжиманий и прыжков, Свопе дал две минуты отдыха, а потом погнал нас на беговую дорожку, где мы смешались с отрядом сержанта Таллора из казармы Ренаулт-Холл.

– Сегодня моя очередь, Дарвин, – улыбнулся Таллор Свопсу и скомандовал нам:

– Давайте, парни, четыре круга. Толливер, вперед.

Мы застонали.

– Есть, сэр, – бойко ответил высокий тонкий кадет и выбежал вперед.

Сержант Таллор бежал сзади с дубинкой. Отставать было нельзя. Того, кого он касался дубинкой, посылали к лейтенанту Зорну на порку. Поговаривали, что Зорн особо не зверствует, но испытать его кнут на своей шкуре мне не хотелось.

После умопомрачительного бега мы снова помчались в душ. В кабинке напротив оказалась Арлина Сандерс. Она хихикнула, смущенно улыбнулся и я, но все же отвернулся к стене. Через некоторое время я набрался духу и оглянулся, но Арлины уже не было. Я высунулся – она шла по туманящемуся от пара проходу между кабинками к раздевалке.

– Эх, если б она была штатской! – театрально воскликнул темнокожий парнишка из Индии. Все дружно заржали.

После обеда нас погнали в учебный корпус. Вначале теоретические занятия, потом практические. Сержант-инструктор раздал нам скафандры, показал на огромном экране учебный фильм, а потом приказал:

– Надеть скафандры. Прежде чем пристегивать шлемы, убедитесь, что из шланга идет воздух. Когда облачитесь, выходите в ту дверь по одному.

– Есть, сэр, – ответили мы не вполне стройным хором. Позже в казарме сержант Свопе научил нас отвечать в один голос, и хор наш стал гораздо стройней.

Припоминая, что показывали в учебном фильме, я открыл вентили, убедился, что воздух шипит, надел шлем, пристегнул его к скафандру вроде бы герметично. Настала моя очередь войти в таинственную дверь. Свопе запер ее за мной. Комната наполнилась туманом. Я подошел к двери напротив, толкнул ее, подергал, покрутил ручку, все без толку. Наконец дверь открылась, я вышел на лужайку, где кадеты снимали скафандры.

– Снять! – крикнул сержант, постучав по моему шлему.

Я отстегнул шлем, вдохнул живой воздух. Испытание выдержано!

– Оказывается, это просто! – улыбнулся я Роберту Роверу. – Хоть сейчас готов лететь в Фарсайд!

Он как-то невесело скривил рот в подобии улыбки и вдруг с выпученными глазами сложился пополам, извергая на траву содержимое желудка.

– Быстро за угол к другим дурням! – заорал инструктор и дал ему в указанном направлении пинка. Робби, пошатываясь и стеная, скрылся за углом. – А ты, салага? – зыркнул на меня сержант, – Тоже вывернешь свой обед на травку?

– Не… – Я с ужасом прислушался к своим ощущениям. Рвотных позывов не ощущалось. – Нет, сэр. А что с Робби?

Но инструктору уже было не до меня, он бросился к приоткрывшейся двери вытаскивать бледно-зеленого кадета, судорожно пытающегося снять шлем. Сержант даже не подумал помочь бедняге отстегнуть крепления, и вскоре смотровое стекло шлема было заляпано рвотными массами, а несчастного кадета все скручивало и выворачивало наизнанку.

– Так разгильдяи учатся внимательно слушать, – объяснил мне сержант.

Спустя полчаса мы выстроились у здания в шеренгу. Некоторым все еще было дурно.

– Ваш отряд самый тупой, самый бестолковый! – с презрительной гримасой орал на нас сержант. – В Академии такого еще не бывало! Через одну-две недели вас пошлют на Луну. Вы что, не слышали, что там нет воздуха? Сейчас мы присматривали за вами, дурнями, а там вы сдохнете!

Устрашенные такой перспективой, мы чумели от ужаса, а сержант подливал масла в огонь:

– Каждому, кто не правильно надел шлем и надышался отравы, – два наряда!

Каждый наряд – два часа напряженных физических упражнений, а ведь есть еще и утренняя зарядка. Мои мышцы постоянно болели. Слава Богу, на этот раз я избежал нарядов!

– А остальным – три наряда!

Так нечестно! Моя радость сменилась яростью.

– За то, что не проверили герметичность скафандров у своих товарищей! – гремел сержант. – Ровер мог умереть. Вам что, наплевать на него? Я вас спрашиваю! Вам наплевать на жизнь товарищей!? Из-за вашей халатности могла погибнуть Сандерс, могли погибнуть другие! Что вы сделали, чтобы им помочь?! В следующий раз вы выйдете в вакуум. Вы не знаете, что это такое?! Вы думаете, вакуумом можно дышать?! Видеть вас не могу, придурки, прочь с моих глаз!

Вечером по сигналу отбоя мы попадали на койки, немые и полумертвые от усталости. Вскоре послышался тихий плач. Кто-то нашел в себе силы шепнуть:

– Робби, что с тобой?

Не дай Бог, услышит сержант! Я затаил дыхание, не смея издать ни единого звука.

– Сбегу отсюда, – простонал Робби. Кто-то ехидно хихикнул. Послышались язвительные комментарии свистящим шепотом:

– Сопляк!

– Плакса!

– Маменькин сыночек!

Жестокосердные! Зачем вы его травите?! Ведь Робби спас меня от сержантского гнева, когда я забыл бросить свое полотенце в бак для стирки. Когда сержант зашел в санузел, оно валялось около раковины Робби. По неведомой мне причине Робби сказал, что полотенце его. Правда, сержант влепил ему всего один наряд, но все-таки…

Наконец тишина. Снова всхлип. Какой-то шутник передразнил его, раздались смешки. Я не выдержал, вскочил, яростно прошептал:

– Заткнитесь!

– А что ты нам сделаешь, молокосос? – хихикнул фон Халштейн.

– Увидишь!

– Хватит, мальчики, сержант услышит, – умоляюще прошептала Арлина Сандерс.

– Ложись, Сифорт, а то всем нам влетит, – зашикали на меня остальные.

Но все-таки я подошел к койке Робби, поправил ему одеяло.

– Спи спокойно, не слушай их. – На секунду моя рука задержалась на его плече, вспомнился Джейсон.

Я вернулся к своей койке и даже успел забраться под одеяло, когда в казарму вошел сержант.

– Что происходит? – грозно спросил он. Все молчали. Я заставил себя встать.

– Докладывает кадет Сифорт, сэр. Я вставал и ходил по казарме.

– Зачем?

Сказать правду? Но как это объяснить сержанту? Нет, лучше соврать.

– Мне послышался подозрительный шорох.

– Тогда будешь охранять нас. Возьми с собой матрац.

– Есть, сэр. Куда?

– Будешь спать снаружи у двери. В полной тишине я потащил тяжелый матрац к выходу.

– Можно убрать, сэр? – спросил стюард. Я очнулся от воспоминаний. Суп уже остыл.

– Да.

Стюард убрал тарелку с супом, поставил салат. Кадеты уже выходили из столовой, остались только дежурные, уносившие подносы с грязной посудой в мойку. Помнится, однажды я уронил поднос. В наказание меня целую неделю не пускали в столовую, приходилось питаться на кухне.

Аппетита не было. Я пошел к выходу. Кадеты уважительно расступались. Среди них я заметил Роберта Боланда, но быстро отвел взгляд. Капитан не должен обращать внимание на кадетов.

По пути в кабинет я пришел к выводу, что больше тянуть резину нельзя. Надо позвонить сенатору Боланду.

Плотно прикрыв за собой дверь, я сел за стол и заставил себя набрать номер дежурной телефонистки.

– Соедините меня, пожалуйста, с сенатором Боландом.

В Вашингтоне в это время было раннее утро, но Боланд уже был у себя в кабинете.

– Сифорт? Рад вас слышать! – радостно воскликнул он.

– Извините, что долго не звонил.

– Ну что вы! Не надо извиняться!

– Я недооценил ваше влияние.

– Спасибо, капитан. Я так волнуюсь за своего…

– Позвольте мне договорить. Адмирал Дагани отдал распоряжение сотрудничать с вами и предоставлять вам полную информацию, что я и собираюсь сделать. Я только что видел вашего сына, у него все хорошо. Я и дальше буду присматривать за ним, так что звоните мне, а я буду докладывать.

– Очень вам благодарен за…

– Сенатор Боланд! – перебил я. Тон мой и лексика были сугубо официальными. – Я выполню приказ адмирала. Вы можете звонить мне с требованием дать информацию по вашему сыну, можете наносить визиты и даже входить на территорию Академии, можете потребовать, чтобы я разрешил вашему сыну звонить вам. Все эти требования я выполню. Но учтите, после первого же вашего звонка или визита, или иного требования, связанного с вашим сыном, после первой же жалобы адмиралу я немедленно подам в отставку. Клянусь перед Самим Господом Богом. – В наушнике стояла мертвая тишина. Я добавил для пущей ясности:

– Итак, мое будущее в ваших руках. Один ваш звонок закончит мою карьеру.

– Господи Иисусе, что вы такое говорите, Сифорт? – ужаснулся сенатор.

– Сэр, если вы хотите гордиться своим сыном, не вмешивайтесь в нашу работу. Ваше вмешательство причинит ему много вреда. – В трубке послышалось невнятное мычание. – Поверьте мне, так вашему сыну будет лучше.

Боланд молчал. Должно быть, моя тирада произвела на него должное впечатление. Не дождавшись ответа, я положил трубку.

Часть 2

Октябрь, 2201 год от Рождества Христова

8

К моему неудовольствию на орбитальной станции «Порт Земли» меня снова встречали. На этот раз послали старшего гардемарина Томаса Кина. В следующий раз придется ехать без предупреждения, а еще лучше – запретить им посылать встречающего. Я не больной и не старик, сам могу таскать свою сумку, а главное – нечего тратить попусту деньги, они нам понадобятся для дополнительно набранных кадетов.

Спустя несколько часов я вошел в шлюз Фарсайда, где меня встретил дежурный офицер. Это был лейтенант Ардвелл Кроссберн. Сплошные неприятности! Он отдал мне честь, я козырнул, не проронив ни слова. Зря я все-таки от него не отделался.

– Как доехали, сэр? – с приторной вежливостью поинтересовался он.

– Нормально, – буркнул я.

– Чем могу вам помочь?

– Ничем. Впрочем, зайдем ко мне в кабинет. Надо поговорить.

– Хорошо, сэр.

Мы пошли по лабиринту коридоров. Коротышка, слава Богу, молчал. Наконец мы вошли в мой кабинет. Я бросил на пол сумку, кинул на стол фуражку и начал допрос:

– Вы все еще ведете дневник?

– Да, сэр, – учтиво ответил Кроссберн.

– Как и раньше, вы записываете все происходящие события?

– Да, сэр. Это мне необходимо для анализа, ведь в памяти все не удержишь.

– Вы заводите разговоры с офицерами о вашей писанине?

– Случаются разговоры, сэр, вернее, просто застольная болтовня, ничего серьезного. Так я и знал! Он неисправим.

– Лейтенант, приказываю вам воздерживаться от описания событий и предметов, не имеюших к вам непосредственного отношения. Строго запрещаю вам обсуждать описываемые вами события с офицерами, сержантами, кадетами и обслуживающим персоналом Академии.

– Сэр, при всем к вам уважении должен обратить ваше внимание на то, что подобный приказ не является законным, ибо посягает на мою личную свободу и не имеет отношения к исполнению служебных…

– Молчать! – Я выразительно помахал пальцем у его носа. – Можете жаловаться в Адмиралтейство! Это я вам разрешаю. – Наверняка там не станут выслушивать его бредни. – А пока выполняйте приказ, иначе я… иначе… – Чем же ему пригрозить? Черт возьми, все вылетело из головы!

– Да, сэр? – Кроссберн был сама любезность.

– К сожалению, здесь у нас нет шлюпки, но если я хоть раз услышу, как вы задаете свои шпионские вопросы, вы немедленно отправитесь на учебную орбитальную станцию в должности надзирателя.

– Этим вы окажете мне большую честь, сэр. Буду рад…

– С постоянным проживанием на станции! – яростно добавил я.

Это заставило его заткнуться. Несколько месяцев в году учебная станция совершенно безлюдна. Бродя в полном одиночестве по пустынным коридорам, Кроссберн сможет сочинять там свои нелепицы сколько ему влезет. Жаль только, сформулировал я свою угрозу не лучшим образом. Теперь, чтобы избавиться от него, мне придется услышать его «шпионский» вопрос кому-либо (не мне, разумеется) собственными ушами, а это маловероятно.

После его ухода я долго расхаживал по кабинету, стараясь унять гнев. Успокоившись наконец, я позвонил в приемную:

– Где мистер Паульсон?

– В своем кабинете, сэр.

– Пригласите его ко мне.

Паульсона я приветливо встретил у самой двери, сразу предложил сесть.

– Как долетели, Джент? Как здесь идут дела? – вежливо поинтересовался я, хотя и так знал, что дела в Фар-сайде идут хорошо, в противном случае мне бы немедленно доложили.

– Кадеты долетели без приключений, устроились в казармах нормально. – Поколебавшись, Паульсон решился на откровенность:

– Честно говоря, сэр, мы удивились тому, как скоро вы отправили к нам шестьдесят кадетов.

– Нам понадобились свободные койки, – объяснил я. На самом деле отправить раньше времени один поток кадетов в Фарсайд посоветовал мне лейтенант Слик, а я просто согласился с его мудрым советом. И кадеты рады, и в Девоне освободилось место.

– До нас уже дошли слухи о дополнительном наборе. – Паульсон говорил незаинтересованно. – А как к этому отнеслось Адмиралтейство?

– Оттуда пока реакции не последовало. – То-то там сейчас спорят, что со мной делать!

После моего дерзкого разговора с сенатором Боландом прошло две недели, и за все это время он ни разу мне не позвонил и не потребовал рассказать о своем сыне, даже не пожаловался адмиралу Дагани. Меня грызло раскаяние, и однажды я чуть было не отправил ему письмо с извинениями, но вовремя опомнился. Вдруг он опять начнет хлопотать о привилегиях для своего чада?

– Надолго к нам пожаловали? – спросил Паульсон.

– На неделю, наверно. – За неделю я как раз успею пошастать по базе, поглазеть на все и надоесть всем до смерти. Должен успеть также слетать на учебную орбитальную станцию. На нее допускаются только хорошо успевающие кадеты, чтобы хлебнуть настоящей жизни в условиях, максимально приближенных к боевым. – Официальную инспекцию, Джент, назначьте денька через три. Известите о ней сержантов, но не говорите кадетам. Больше у вас новостей нет?

– Вы получили письмо для семьи Эдвардса?

– Получил. – Я переслал это письмо матери погибшего кадета, добавив в него несколько строк от себя. – Как поживает кадет Арнвейл?

– Спросите об этом у сержанта Радса, сэр. Я не общаюсь с кадетами, если не считать нарушителей, которых приходится пороть.

– Часто порете? – полюбопытствовал я.

– С начала учебного года троих выпорол. Двоих за то, что не отработали вовремя наряд, а третьего… – Паульсон покачал головой. – Что на него нашло? Кадет Йохан Стриц из казармы Кран-Холл, на прошлой неделе… Представляете, подрался с гардемарином!

Вот это да! Редкий случай.

– А гардемарин кто?

– Гутри Смит. Ему уже семнадцать лет, пора бы поумнеть, а он… Переборщил малость, вправляя мозги.

Кадетам вправляют мозги все кому не лень, особенно сержанты и гардемарины. Это необходимо для поддержания дисциплины. Дело в том, что в полете капитан корабля является абсолютным диктатором, и некоторые превращаются в настоящих тиранов. Если кадет не научится послушанию в Академии, то на корабле с ним случится беда. Капитан может просто казнить строптивца.

– Из-за чего они подрались?

– Дело выеденного яйца не стоит. Отряд кадетов убирал столовую после ужина. Мистер Смит решил, что Стриц работает не очень усердно, и заставил кадета проползти по всему залу, толкая перед собой стул.

– Ловко придумано.

– Этого Смиту показалось мало, и он велел Стрицу повторить номер на бис. Но кадет отказался. Тогда Смит вызвал его в коридор. Там и застал их Билл Радс. Они выясняли отношения. Поскольку в дело был замешан гардемарин, сержант сразу позвонил мне. Я всыпал Стрицу всего дюжину розг и отправил в казарму. В следующий раз он умерит свой норов.

– Верно. – Я тоже не стал бы за это сильно пороть. Стриц вел себя хоть и неразумно, но мужественно.

– Мне очень хотелось всыпать и Томасу Кину за то, что вовремя не вправил Смиту мозги. Что это за старший гардемарин, если он не воспитывает своих подопечных?

– Всыпали?

– Нет. Я всего лишь поставил его лицом к стене и сделал внушение. Надеюсь, надолго запомнит. И четыре наряда. После этого Кин так разобрался со Смитом, что тот пару дней ел, лежа в гардемаринской каюте. Будет знать, как драться с кадетами.

Офицеру не следует рассчитывать только на грубую силу. Ведь на корабле среди его подчиненных могут оказаться физически более крепкие люди. С такими офицер, полагающийся лишь на силу, не справится. Гардемаринов, хотя они имеют статус совершеннолетних, по уставу можно пороть, а солдат и сержантов – нельзя.

– Знаете, порой мне кажется, что мы слишком много их сечем. – Что я несу? Какая ересь! – Вернее, слишком полагаемся на это. Конечно, несколько ударов кнутом за серьезный проступок не помешает, но достигаем ли своей цели частой поркой?

– Обычное наказание у нас – наряды, а что касается порки, то иногда без нее не обойтись, – без колебаний ответил Паульсон. – Кадеты и гардемарины должны пройти через нее, чтобы потом корабельная жизнь не показалась им адом.

Что верно, то верно. Непослушание и невнимательность на боевом корабле недопустимы. Я не зашоренный идеалист и больше полагаюсь на практику. Больше столетия человечество страдало от буйных, избалованных подростков, пока не приняло жестких мер. Так называемая эпоха бунтов закончилась, падения нравов больше не было.

– Еще вопросы есть, сэр?

– Нет. Увидимся за ужином.

Паульсон ушел. Я включил дисплей и начал просматривать сообщения, накопившиеся за время моего отсутствия в Фарсайде. Время от времени я вскакивал и ходил. Большую часть мебели убрали, расхаживать стало удобнее.

Главная моя трудность, судя по всему, заключалась в том, что у меня все еще не было четких идей. Направляясь в Фарсайд, я толком не знал, что буду здесь делать. Не знал этого и сейчас. Не было у меня и плана на учебный год, я не представлял, чем должен заниматься начальник Академии. Другое дело на «Гибернии»! Там все было проще простого: довести корабль до Надежды, доставить туда в целости и сохранности пассажиров и груз. Роль начальника Академии была для меня непривычной. Я подрастерялся. Цель расплывчата: как-то проводить время, чем-то заниматься, пока инструкторы воспитывают и обучают кадетов. При этом следовало поддерживать свой авторитет и, как. на корабле, держать дистанцию, возвышаться надо всеми.

На это я не гожусь. Вникать во все мелочи, уделять внимание каждому кадету я не могу, пусть их воспитанием занимаются опытные сержанты. Что же остается на мою долю? Слоняться по Академии, нагоняя страх на пацанов, внушая им благоговейный трепет? Как собаке пятая нога я им здесь нужен, вот что. Ладно, пока буду слоняться. Дайте срок, мало-помалу еще чему научусь.

Я покинул кабинет, прошелся по пустынным коридорам к учебным помещениям, потом к казармам. Каникулы закончились, кадеты сидели в классах. Осмотревшись – вокруг никого не было – я вошел в казарму Кран-Холл.

Два ряда аккуратно заправленных коек, безукоризненная чистота, порядок. Похоже, сержант Триполь свое дело знает, а драка кадета Стрица с гардемарином – просто недоразумение. Я закрыл глаза и по памяти прошелся вдоль левого ряда коек к своей. Вернее, когда-то эта койка была моей. Теперь она казалась меньше, как и вся казарма. Я сел, провел ладонью по железной спинке кровати. Нахлынули воспоминания.

Был ли я здесь счастлив? Сколько времени прошло… Душа моя была чиста, я был невинен, отличался прилежанием. До тягчайшего уголовного преступления, до нарушения клятвы было еще далеко. А потом что-то во мне изменилось. Другими стали и тело и душа. Сперва начал ломаться голос, все реже прорывались высокие нотки. Грубел мягкий пушок над губами. И вот, наконец, наступил долгожданный день – я начал бриться.

Был ли счастлив тогда? Я был невинен. Не одно ли … Я вскочил с койки, подбежал к Робби Роверу, затормошил его.

– Вставай! Сейчас придет сержант! Робби застонал, но нашел в себе силы сесть, протер глаза.

– Ага, спасибо.

Скрипнула дверь. Не успела она открыться полностью, как Робби вскочил, и в казарму вошел сержант.

– Так, лопухи, слушать внимательно! – пробасил он.

Я ухмыльнулся. Сержант Траммел обзывал нас по-всякому, иногда очень грубо, но при этом в его голосе чувствовалась теплота. А какой добротой светится его лицо, когда кадету удается справиться с ужасно трудной задачей! А когда ничего не получается и, кажется, вот-вот сдадут нервы и хочется разреветься, сержант Траммел как бы случайным прикосновением к руке удивительным образом подбадривает тебя, воодушевляет и возвращает самообладание.

– Есть, сэр, – влился мой голос в дружный кадетский хор.

– Завтра мы летим на учебную орбитальную станцию, а сегодня вам в головы вдолбят кое-какие инструкции. После уроков капрал Толливер отведет вас в Зал Собраний. Покажу вам пару занятных фильмов. – Мы, тяжко вздохнули. Учебные фильмы обычно смертельно скучны. – А потом я вас проэкзаменую. Надеюсь, некоторые из вас, – ехидно улыбнулся Траммел, – опять будут хлопать ушами. Прошлый раз экзамен прошел очень забавно.

Едва дверь за сержантом закрылась, Робби шепотом спародировал его голос:

– Капрал Толливер отведет вас в сортир. Покажу вам очень занятное дерьмецо.

Толливер, хоть и стоял за несколько коек от нас, все же услышал шепот.

– Давай, Ровер, мели языком, только громче, очень интересно тебя слушать, – процедил он, застегивая мундир.

– Стараюсь, мистер Толливер, – скромно ответил Робби.

Кадет Эдгар Толливер был у нас главным и назывался капралом, поэтому шутить с ним было опасно. При желании он мог доставить немало хлопот любому из нас, а частенько так и было.

В каждой казарме сержант назначает кого-нибудь из кадетов капралом и сваливает на него часть своих забот. Капралы следят в казарме за чистотой, водят кадетов на занятия строем. Капрала не удостаивают обращения «сэр», поскольку он все-таки еще кадет, но из уважения обращаются к нему не по имени, а по фамилии, как к гардемарину.

По уставу арсенал наказаний у капралов невелик, он может только жаловаться на кадетов сержанту, но в реальности капралы не особенно церемонятся и порой позволяют себе самые изощренные издевательства. Наш прежний капрал Ван-Флит был гораздо мягче Толливеpa, но уже получил звание гардемарина и был направлен на корабль «Принц Уэльский».

Мы поспешили в санузел. Робби тщательно причесывался. Волосы у него были длинноваты, но он надеялся, что продержится еще несколько дней, прежде чем сержант пошлет его к парикмахеру.

– Какой фильм он собирается нам показать? – спросил Робби.

Я чистил зубы, поэтому в ответ просто пожал плечами. К соседней раковине подошел Толливер.

Обычно гардемарины свирепствуют меньше капралов. Наверное, у них с получением офицерского звания пропадает потребность самоутверждаться перед кадетами. Но и гардемарин, если его разозлить, может задать жару. Однажды один такой злюка заставил меня раздеться до трусов и стоять в гардемаринской на стуле, декламируя по памяти статьи устава, а в это время гардемарины едко комментировали мое телосложение и кое-какие особенности характера. Поговаривают, что иногда при такой «процедуре» кадету и трусов не оставляют. Можно представить, какие тогда бывают «комментарии». Подтвердить не могу, слава Богу, эта участь меня миновала. Но я и так был сыт по горло. Не отпускал колкостей в мой адрес только один гардемарин – Джефф Торн, но остановить издевательства он не мог, поскольку не был здесь главным.

– Заправив кровати, мы строем пошли завтракать. В столовой, к сожалению, я сидел за одним столом с Толливером, поэтому свободно болтать не мог даже тут.

– Никки, чего нос повесил? – приставал ко мне Робби. Просыпался он медленно, зато потом так фонтанировал энергией, что от него некуда было деться.

Толливер посмотрел в мою сторону.

– Может быть, пытается провернуть шестеренки в голове? – съязвил он. – Как только поумнеет, перестанет полировать шкафы.

Я покраснел. Однажды в спешке я неаккуратно повесил одежду в свой шкафчик, край высунулся из дверцы, и она не закрылась. Сержант бы этого пустяка не заметил, но Толливер пялился на приоткрытую дверцу, пока сержант не понял, куда и зачем он смотрит. Пришлось мне четыре часа полировать дюралевые шкафчики, отчего на ладонях появились мозоли, а в сердце – ненависть. И вот теперь в столовой эта ненависть затмила мне разум, и я ответил:

– Я хорошо научился полировать, мистер Толливер. Если хотите, могу полировать вам ботинки.

Настала очередь краснеть Толливеру. Дело в том, что ботинки ему чистила Арлина Сандерс. Такое наказание он влепил ей, придравшись к какому-то пустяку, правда, потом пожалел – она мазала ему ваксой не столько внешнюю часть ботинок, сколько внутреннюю.

– Спасибо, не надо, – ответил Толливер. Видимо, в этот день у него было хорошее настроение. – О том, какое вам дать задание, я подумаю сегодня вечером во время поверки.

Хорошо хоть, что предупредил. Если ему что-то не понравится, исправлять придется мне. А какой-нибудь недостаток всегда найдется. По вечерам Толливер не спеша прохаживался по казарме, замечая любую пылинку. Особенно любил он заглядывать в сортиры. Свою кабинку я содержал в чистоте, но не мог же следить за остальными!

День проходил в напряженных занятиях. Мы постигали тайны устройства сверхсветового двигателя, космическую навигацию, историю освоения планет. Потом обед, час отдыха, спортивная тренировка до изнурения. Ненадолго вернулись в казарму, и снова в путь. Толливер повел нас в Зал Собраний. Первый фильм можно было назвать приблизительно так: «Советы дуракам, как уцелеть на орбитальной станции», а второй: «То же самое для тех, кто забыл первый фильм». До самого ужина в моих ушах звенели грозные предостережения: не выходить в открытый космос, предварительно не проверив герметичность скафандра, а то воздуха в нем не останется и вы вспухнете в вакууме; не летать в космосе перед стреляющими лазерами, а то луч отчекрыжит вам какую-либо важную часть тела или даже разрежет вас пополам.

За ужином я сидел тише воды, ниже травы. Может, капрал Толливер забудет мое наглое предложение чистить ему ботинки?

Но он не забыл.

После ужина я ходил по казарме за Толливером с веником и совком для мусора в одной руке, со шваброй и ведром с водой в другой, а на плече у меня красовалась влажная тряпка для вытирания пыли. Может ли быть грязным помещение, которое тщательно убирают каждый день? Думаете, не может? Эдгар Толливер вправил бы вам мозги. Я стирал воображаемую пыль, прилежно водил веником по полу, на котором не было ни единой соринки, стараясь не думать о том, что будет, когда Толливер поведет меня в санузел.

– Сифорт, не кажется ли вам, что в туалетных кабинках кое-где начинает заводиться плесень?

На этот идиотский вопрос можно отвечать «да» или «нет», результат будет тот же. Капралы хитры, но и кадеты не лыком шиты.

– Мне кажется, вы правы, мистер Толливер, вот на этой стене начинает заводиться плесень, – показал я на идеально чистую перегородку и с театральным энтузиазмом предложил:

– Давайте я ее хорошенько почищу.

Однако моя хитрость не удалась. Толливер упорно гнул свое:

– Вначале посмотрим унитазы.

Унитазы и прилегающее к ним пространство чистились дважды в день кадетами, навлекшими на свои головы сержантский гнев, так что выглядели туалетные кабинки блестяще. Для всех, но не для Толливера.

– Видишь, какая тут грязь, Сифорт? Если увидит сержант, то отменит нам час отдыха. Постарайся, пожалуйста, ради товарищей по казарме, вычисти всю грязь, какая тут есть.

– Есть, мистер Толливер.

Он оторвал от тряпки лоскут, протянул его мне с приказом:

– Сделай это руками.

– Конечно, руками, мистер Толливер. – Чтоб ему это боком вышло! Такое унижение! А потом еще будут болеть спина и колени. Я изобразил улыбку и изощренно огрызнулся:

– Как хорошо, что вы, мистер Толливер, все замечаете. Не каждая казарма может похвастаться капралом, столь тщательно обследующим унитазы, как вы.

Он вытаращился на меня, испепеляя взглядом, а я все лыбился, как приветливый дурачок. Впрочем, победа в словесной дуэли меня мало утешила. Толливер выйдет из туалета, а я останусь на час или два.

– Я проверю, Сифорт, – пригрозил он и убрался, наконец, вон. Но всего через полчаса вернулся. – Нравится работенка, Сифорт? Я рад, что нашлось подходящее для ваших способностей занятие. Постараюсь обеспечивать вам это удовольствие регуля…

– Смирно! – раздался вдруг негромкий голос. Толливер замер, прямой, как шомпол. Я бросил тряпку и встал.

– Что здесь происходит? – спросил гардемарин Джефф Торн.

– Ничего, мистер Торн, просто чистим туалет, сэр, – отрапортовал Толливер.

Заложив руки за спину, Торн подошел к ведру с мыльной водой, покосился на унитаз.

– Отличная работа. Я вижу, мистер Сифорт старается.

– Я так и сказал ему только что, сэр, – залебезил Толливер.

– Слышал, слышал. Вы хороший капрал, мистер Толливер. Если не возражаете, я заберу вашего друга Сифорта с собой, проверим, как он знает уставы.

– Конечно, не возражаю, сэр, – вынужден был ответить Толливер, но в глазах его горела злоба.

– Вот и хорошо. – Торн повернулся ко мне и скомандовал:

– Нале-во! Шагооом марш! Нале-во! Стой!

Я остановился как раз перед выходом из санузла. Гардемарин Торн подошел к Толливеру, осмотрел его внешний вид, безупречно чистую униформу, похлопал его по плечу.

– Молодец, кадет Толливер. Все в порядке. Можете убрать ведро и тряпки. Или, если хотите, закончите работу сами. Сифорт, шагом марш!

Следуя командам Торна, под сочувствующими взглядами кадетов я промаршировал через всю казарму к двери. Все уже знали по себе, что это такое – попасться в лапы гардемарину для воспитания.

Мы вышли наружу. Я домаршировал до первого же поворота, а за углом гардемарин Торн мягко меня остановил:

– Хватит, Сифорт. Вольно.

– Спасибо, сэр, – улыбнулся я.

– Я мог бы заставить его драить туалет, но издеваться над капралами в присутствии простых кадетов непедагогично. Видал, какое у него лицо? – лукаво усмехнулся Торн.

– Да, сэр. Видел в зеркале.

– Читать уставы я тебя, конечно, не заставлю. Есть тут одно дельце. Пойдешь?

– Да, сэр! – с радостью согласился я. Пойти с ним «на дело»? Что может быть лучше! Сам не знал, почему попал в число счастливчиков, но Торн брал меня с собой на озорные «дела». А началось все так.

В тот день я до ночи стоял в гардемаринской на стуле, с трудом припоминая уставы. Торн, казалось, необращал на меня внимания, но потом проводил до казармы. По пути он утешал меня, а я боялся проронить слово, так был устрашен гардемаринами. Однако постепенно Торн разговорил меня, и я рассказал ему немного о Кардиффе и об отце, даже упомянул о Джейсоне. А через неделю Торн взял меня на дело. С тех пор мои ночные похождения с ним стали регулярными.

– С нами пойдет Бэйли из Риадон-Холла и Джастин Равиц, – прошептал Торн, озираясь по сторонам. – Знаешь их?

– Только Джастина, сэр. А куда пойдем?

В прошлый раз он приказал мне следить за техниками, дежурящими у гравитронов. Оказывается, хрустальная мечта многих гардемаринов – пробраться к пульту управления гравитронами и отключить их. Переполох поднимается еще тот! Но на этот раз техники ни разу не отлучились от пульта, и затея Торна не удалась.

– В столовую. – Торн пошел так быстро, что мне приходилось бежать трусцой, чтобы не отставать. – Мне непонятно, почему нам дали по такому маленькому кусочку яблочного пирога на десерт, хотя еще так много осталось. Мороженое тоже должно остаться.

Улыбался он на удивление заразительно. Мой рот растянулся до ушей, а выражение лица, наверно, было как у идиота. Торн бывал строгим, когда вдалбливал нам в головы суровую армейскую науку, но в неформальной обстановке ничем от нас не отличался.

Через полчаса мы с Бэйли и Равицем затаились в коридоре перед поворотом в столовую. Торн осторожно выглянул из-за угла и шепотом скомандовал:

– Вперед!

Мы помчались к столовой. Торну как офицеру позволялось ходить всюду в любое время, у нас, кадетов, такой свободы не было. Мы, конечно, надеялись, что в случае чего всю ответственность на себя возьмет он, хотя в глубине наших душ гнездился страх – а вдруг гардемарин нас не прикроет? Тогда нам влетит по первое число!

Днем дверь в столовую не закрывалась, но теперь по виду была заперта.

– А она не на замке, сэр? – встревожился я.

– Дурак, что ли? В столовую дверь не запирается никогда. – Торн приоткрыл ее, поглядел в щель, шепнул:

– Никого нет, – и устремился в длинный темный зал, освещенный лишь сиянием звезд. Мы трусцой подбежали за ним к одному из столов. – Если нас здесь застукают, скажем, что я привел вас для наказания. А вот если нас поймают в камбузе, тогда не отбрешемся. Бэйли, встань на стреме у двери. Если кто-нибудь появится в оридоре, громко щелкнешь пальцами. Умеешь щелкать? – Тот кивнул. – А сам залезешь под стол, чтобы никто тебя не заметил. Если нас накроют, попробуешь незаметно вернуться в казарму.

– Есть, сэр, – ответил Бэйли, скаля зубы в предвкушении приключений.

– В камбузе мы щелчка не услышим, – инструктировал Торн, – поэтому ты, Равиц, будешь стоять на атасе у самого входа в камбуз. Как только Бэйли щелкнет, сразу войдешь к нам и тоже щелкнешь пальцами. Я щелкну в ответ, это будет означать, что я услышал тебя. А потом где-нибудь спрячешься.

– Да, сэр.

– На приказ надо отвечать «есть, сэр». Нельзя забывать об уставе только потому, что ты наложил в штаны от страха.

– Я не наложил! У меня совсем…

– Тесс! А ты, Сифорт, поможешь мне вскрыть склады противника и обнаружить стратегические запасы. Я буду искать мороженое, а ты – яблочный пирог. Ориентируешься в темноте?

– В холодильниках не очень темно, сэр, в них, когда открываешь дверцу, загораются лампочки.

– Тогда пошли.

Джастин Равиц притаился у линии раздачи, а мы с Торном крались дальше через один из двух входов в камбуз.

– Боишься? – спросил Торн.

– Нет, сэр, – ответил я, хотя сердце колотилось оглушительно.

– Врешь. Я тоже боюсь. Думаешь, мне охота идти на бочку к Зорну?

Поркой чаще всего занимался лейтенант Зорн.

Я открыл один из холодильников. В нем не было ничего, кроме овощей, выращенных в залах гидропоники. Я захлопнул дверцу и вздрогнул. В тишине хлопок показался жутко громким.

– Тише, болван! – зашипел на меня Торн.

Пироги обнаружились лишь в третьем холодильнике. Я вынул пару штук, положил на поднос. Вдруг раздался щелчок. Я взглянул на Торна – тот как ни в чем не бывало шарил в холодильнике. Снова щелчок, еще один. Равиц, наверно, сходил с ума, а Торн не слышал его сигналов, не щелкал в ответ. Тогда я сам щелкнул пальцами. Торн резко оглянулся, округлил от ужаса глаза. Я отчаянно показывал ему в сторону зала. Торн кивнул, дал мне знак уходить и быстро пошел ко второму выходу. Я осторожно направился к первому.

– Эй, кто там под столом? А ну-ка вылазь! – донесся из столовой чей-то голос, потом быстрый топот и крик:

– Назад! Стой!

Торн бросился со всех ног, а я спрятался за линию раздачи. Вдруг раздался грохот, металлический дребезг, крик боли, снова топот, быстро стихший вдали. Значит, Торн убежал. Может, и мне удастся?

Включился свет.

– Проклятые кадеты, подвешу их за яйца. – Послышались чьи-то шаги. Кто-то шел к холодильнику. Я ринулся через столовую к двери.

– Стой! Назад! – орал тот же голос мне в спину. – Смирно!

Как быть? Наверняка он не видел меня в лицо, а униформа у всех кадетов одинаковая, так что вперед! Бежать! Но… мыслимо ли не выполнить приказ?

Я затормозил всего в нескольких шагах от распахнутой двери, встал по стойке «смирно», холодея от ужаса. В коридоре валялось опрокинутое ведро в луже воды. Вот обо что споткнулся Торн.

Шаги приближались. Кто же это? Теперь мне конец. В лучшем случае выгонят из Академии. А вдруг будут судить за воровство? Если бы я не остановился, не выстрелил бы этот человек мне в спину?

Он оказался всего лишь солдатом. Будь я гардемарином, то просто не подчинился ему и пошел бы своей дорогой. К сожалению, кадетом может командовать любой взрослый, а точнее, совершеннолетний.

– Фамилия! – заорал солдат, сжимая кулаки.

Мне показалось, что сейчас он меня ударит. Но бежать уже было бессмысленно. Ведь он видел меня в лицо! Оставалось покорно ждать расправы.

– Кадет Николас Сифорт, сэр, – ответил я дрожащим голосом.

– Стой на месте и не рыпайся, понял? – Он позвонил по настенному телефону у двери, доложил кому следует, подошел к ближайшему столу, выдвинул стул, сел, усмехнулся. – Ну, парень, сейчас тебе всыпят.

Я боялся проронить слово. Если заговорю, дрожащий голос, конечно, выдаст мой страх. А солдат все улыбался. К счастью, ответа он пока не требовал.

– Сейчас подойдет офицер, так что стой смирно. Пришлось ответить:

– Есть, сэр.

– Очень хотелось есть?

– Н… нет, сэр.

– Сопливый щенок. Сейчас тебе подправят мозги, будешь знать!

В коридоре послышались шаги. Вошел сержант Траммел. О Господи! Лучше бы мой позор увидел кто-то другой!

– Что случилось?! – загремел Траммел. Солдат встал.

– Посмотрите, что они тут наделали. Когда я вошел, они…

– Я спрашиваю кадета! – оборвал его сержант спокойно, но так, что солдат заткнулся на полуслове.

– Докладывает кадет Сифорт, сэр! – выдавил я.

– Не фамилию спрашиваю, а что ты здесь делал!

Я лихорадочно соображал. Что ответить? Признаться, что мы крали пироги и мороженое или наврать, будто гардемарин Торн привел нас сюда исключительно для того, чтобы вправить нам, несмышленым кадетам, мозги? А может быть, сказать, что я лунатик и пришел сюда во сне? Нет, врать нельзя.

– Хотел взять пирог, – выпалил я.

– Боже милостивый! Я думал, ты набрался хоть немного ума, Сифорт!

– Он тут был не один, сержант, – ябедничал солдат, – их было трое или четверо. Они постоянно сюда наведываются! Смотрите, опрокинули мое ведро!

– Это правда?! – сурово спросил меня Траммел.

– Да, сэр. – Соврать ему я не посмел.

– Что вы здесь делали?

– Хотели украсть пироги и мороженое, сэр.

– Остальных я не видел в лицо, сержант, было темно и они прятались под столами, – услужливо лебезил солдат.

– Фамилия?

– Луис, сэр. Элтон Луис.

– Вы свободны, Луис, – приказал ему Траммел, – я сам разберусь.

– Есть, сэр. Мое дело – помыть здесь пол. Главный старшина должен знать…

– Конечно, я ему доложу, – перебил Траммел. – А вам лучше молчать, это в ваших же интересах, а то я вам устрою райскую жизнь!

Ворча что-то себе под нос, солдат поднял ведро, взял швабру и принялся за работу.

– Вольно, Сифорт. Марш в коридор! – рявкнул сержант и дал мне пинка в нужном направлении. Мы вышли из столовой. Едва дверь за нами закрылась, он схватил меня за лацканы, прижал к стене и зарычал:

– Салага! Щенок! Из-за тебе мне придется подлизываться к старшине!

– Простите, сержант… – замычал я.

– Молчать! Напляшешься теперь у меня! Шесть нарядов! И это только начало! Кто был с тобой?

– Два кадета и…

– Фамилии, Сифорт! – Он слегка ударил меня. – Кто зачинщик?!

Мне было не больно, но очень обидно, хотелось плакать. Боже, верни меня домой в Кардифф! Ну сделай хоть одно чудо, тебе же нетрудно!

– Пожалуйста, сэр, – взмолился я. Выдать товарищей было выше моих сил.

– Фамилии! – Траммел ударил меня по лицу сильнее.

– Дайте подумать! – визгнул я.

– Ладно, жду.

Я набрал в легкие побольше воздуха, чтобы выговорить дерзкий ответ, но не решился. Пришлось выдохнуть, снова поглубже вдохнуть. На этот раз получилось:

– Ни за что не скажу, сэр! – Тут вдруг до меня дошла вся чудовищность моего ответа. Сейчас сержант отправит меня в нокаут!

Он отпустил мои лацканы и… Не ударил, а всего лишь сказал:

– Ну, держись, Сифорт. Я подам рапорт. Пошел в казарму!

– Есть, сэр. – Я отдал честь, но сержант не соизволил козырнуть в ответ.

Утром в столовую меня не пустили. Завтрак на подносе принес мне в казарму Робби Ровер.

– Мне запретили разговаривать с тобой, – прошептал он. – Что ты натворил?

– Нечто ужасное. Лучшее выполняй приказ сержанта, не разговаривай со мной.

– Я знаю, что ты вернулся среди ночи. Ходят слухи, что ты не сказал сержанту, где был. Мне скажешь?

– В столовой, Робби. Я там был не один.

– Понятно. – Оглянувшись и убедившись, что в казарме никого нет, он быстро обнял меня. – Лучше сознайся, Ник, скажи им всю правду, а то тебя долго будут мурыжить в кадетах. Я хочу, чтобы ты стал гардемарином вместе со мной.

Робби ушел, я остался в полном одиночестве. Через два часа пришел Толливер. Я был в таком унынии, что обрадовался даже его обществу.

– Подтяни галстук, Сифорт, тебя вызывает сам начальник Академии, – сообщил он.

– Зачем?

– Чтоб выбросить тебя без скафандра из шлюза! Откуда я знаю, болван?!

У меня подкосились ноги, я рухнул на койку. Сердце стучало молотом. Все пропало! В кабинете начальника Академии Керси я не бывал и не испытывал ни малейшего желания туда попадать. И вот теперь придется идти на расправу.

– Живее, Сифорт! – подгонял Толливер. – Мне не нужны лишние неприятности из-за тебя.

– Есть, мистер Толливер.

Я поплелся с ним в административное здание, еле живой от страха. Толливер легонько постучал в дверь приемной, вошел и отчеканил:

– Докладывает кадет-капрал Эдгар Толливер, мэм! Приказ выполнен, кадет Сифорт доставлен!

– Хорошо, пусть войдет. А вы свободны, – ответила темнокожая секретарша.

– Есть, мэм! – Толливер лихо козырнул, повернулся кругом и строевым шагом вышел в коридор. – Иди, Сифорт, – показал он мне на дверь. – Послушай… – Помолчав, он совсем другим тоном сказал:

– Удачи тебе, – и ушел, не оглядываясь.

Я робко вполз в приемную.

– Садитесь, – показала секретарша-сержант на ряд стульев у стены.

Я сел с краю, положил руки на колени и стал обреченно ждать расправы. Вскоре секретарша подняла трубку.

– Я на минутку выйду, сэр. Кадет уже здесь, сэр. – произнесла она и тут же вышла в коридор.

Наступила необыкновенная тишина. Я чуть расслабился, оперся затылком о стену. За стеной в кабинете Керси слышался разговор. Я прижал к стене ухо и уловил голос сержанта Траммела.

– … разобраться в казарме, но он отказался выдать сообщников. Я приказал ему, а он отказался. Не выполнил прямой приказ!

– Вы ожидали иного, сержант? – едко осведомился Керси. Пауза.

– Не понимаю вас, сэр.

– Давайте разберемся, что вы от него требовали. – Керси говорил тихо, часть слов разобрать я не мог, пришлось сильнее прижать ухо к стене. -… Учите братству, взаимопомощи, взаимовыручке. На этом держится космический флот. На корабле без этого нельзя.

– Но приказы надо выполнять, сэр, – упрямился сержант.

– Разумеется, Траммел, приказы надо выполнять. Именно поэтому вам не следовало ему приказывать. Вы поставили его в ужасное положение.

– Простите, сэр, но…

– Разве можно приказывать мальчишке выдать его товарищей? Я понимаю, вам очень хотелось найти зачинщика. Так наводить порядок легче. Но нельзя принуждать к предательству. Допустим, Сифорт выполнил бы ваш приказ. И что бы он чувствовал после этого? А его товарищи? Как бы они к нему отнеслись?

Меня охватило незнакомое ранее чувство, на глаза навернулись слезы.

– А как тогда прикажете искать воров, сэр? Я не Господь Бог, чтобы…

– Осторожнее выражайтесь, сержант, не богохульствуйте. Можно приказать им признаться добровольно. Например, можно построить всю казарму в одну шеренгу и приказать сделать шаг вперед тем, кто участвовал в набеге.

– А если никто не выйдет из строя?

– Ничего страшного, можно забыть об остальных и разбираться с тем, кого удалось поймать. Но приказывать предать своих товарищей…

– Боже мой! Вы называете это предательством?!

– Да, сержант. По крайней мере, это близко к предательству.

– Предают врагу, сэр, а мы все свои! Ведь мы все одна большая семья! И я, и вы! Все! Так нас учили.

– Но дети этого еще не понимают. Мы им кажемся чем-то страшным, приказывающим и наказывающим. Нас за своих кадеты не считают. Для них это только близкие товарищи. Понимание единства флота приходит к ним позже.

– Конечно, все это я понимаю… Просто, знаете, сэр, очень уж я был зол на него… В нормальном состоянии я бы ни за что не приказал ему выдать товарищей. А тут опрокинутое ведро, да еще дубина солдат ехидно так ухмылялся. Я знал, что этот уборщик всем насплетничает, оттого и злился.

– Разве вы не хотите, чтобы мальчишки вели себя достойно перед уборщиком? Впрочем, этот кадет держался хорошо.

– Значит, вы не собираетесь его наказывать, сэр?

– Теперь, когда вы послали его ко мне, я обязан его наказать. Не могу же я подрывать ваш авторитет перед кадетами. Не беда, если у них сложится представление обо мне, как о людоеде, но в следующий раз будьте благоразумней, не посылайте их ко мне по пустякам.

– Значит, вы не выгоните его из Академии?

– Нет, конечно.

– Знаете, Сифорт не относится к числу прирожденных лидеров. Я уверен, что идею поживиться в камбузе им подал кто-то другой. Жаль, что теперь нам не удастся найти зачинщика.

– Зачинщиком был Торн.

– Откуда вы…

– Он сам доложил мне об этом утром, как только узнал, что поймали Сифорта. Торн сознался, что кадеты пошли с ним в столовую по его приказу.

– Вот, значит, кто соблазняет кадетов! Маленький педераст!

– Не ругайте его так, он, наверно, исправится. Я послал его на порку к Зорну. Итак, в следующий раз обращайтесь со своими подопечными осторожней.

– Есть, сэр.

– А теперь давайте сюда вашего кадета. Траммел вышел в приемную, но я уже успел оторвать ухо от стены и сидел прямо, как штык, руки на коленях.

– Давай к начальнику, – беззлобно сказал он.

– Есть, сэр. – Я встал, поправил фуражку, строевым шагом вошел в кабинет. – Кадет Николас Сифорт по вашему приказанию прибыл, сэр! – Отдав честь, я замер по стойке «смирно».

– Вот ты какой. – Капитан Керси сверлил меня строгим взглядом. – Дерзкий щенок, отказавшийся выполнить прямой приказ сержанта.

– Так точно, сэр. – Мои ладони вспотели.

– Я всегда огорчаюсь, когда ко мне посылают кадета, ибо сей прискорбный факт означает одно из двух: либо мы плохо воспитываем своих подопечных, либо принимаем в Академию тех, кого не следует. Сейчас я попробую исправить нашу ошибку, научить тебя подчиняться приказам. Когда станешь гардемарином, сам будешь приказывать. Но хорошо приказывать может лишь тот, кто умеет подчиняться. Сними китель и фуражку, положи их на стул.

– Есть, сэр. – Я выполнил приказ.

– А теперь иди к столу, наклонись над ним, положи подбородок на руки.

– Есть, сэр. – Меня уже терзало унижение, хотя Керси еще даже не прикоснулся ко мне.

Он вышел из-за стола, взял в углу розгу.

– Тебя когда-нибудь посылали на бочку?

– Нет, сэр.

– Раз ты совершил настолько серьезный проступок, что попал ко мне, то и наказание понесешь соответствующее. Я буду пороть убедительнее, чем старший лейтенант. Приказываю молчать и не двигаться.

– Есть, сэр.

Розга щелкнула по моей заднице выстрелом. Я дернулся, вскрикнул.

– Я приказал молчать и не двигаться!

– Есть, сэр.

Я изо всех сил выполнял приказ, давя в себе всхлипы, а розга свистела и жалила, свистела и жалила. Когда, наконец, пытка кончилась, я чувствовал себя раздавленным.

– Встать, – приказал Керси, подал мне китель, помог его надеть. – За все надо платить, мистер Сифорт. Только что ты заплатил за свой проступок. Цена немалая, но зато ты искупил его полностью. Постарайся больше ко мне не попадать. – Он легонько подтолкнул меня к двери. – Иди в казарму.

– Есть, сэр. – Я выскочил из его кабинета подавленный, красный от стыда и унижения. Ягодицы горели. Секретарша в приемной не повела и бровью. Я выбежал трусцой в коридор, прислонился к стене и зарыдал.

И вот я снова сидел в той же казарме на той же койке, но уже в синей капитанской униформе, ностальгически поглаживая одеяло. То был жестокий урок. Сам сержант носил мне еду, пока я лежал здесь пластом. А потом боль постепенно прошла, и я маршировал в столовую вместе со всеми.

Послышался шорох. Я оглянулся. У двери с растерянным видом стоял крепкий, жилистый парнишка в серой униформе.

– Кадет Йохан Стриц, сэр! – доложил он, вытянувшись по стойке «смирно».

– Долго ты тут стоишь и шпионишь за мной? – рявкнул я.

Тот испуганно залепетал:

– Простите, сэр, я… Я вошел, увидел, что вы сидите здесь, и не мог сразу сообразить, что делать… Простите, сэр.

– Ты должен становиться по стойке «смирно» независимо от того, смотрю я на тебя или нет! – орал я.

– Так точно, сэр! Есть, сэр!

– Как ты сказал, твоя фамилия? Стриц? Это ты, дерзкий щенок, посмел поднять руку на гардемарина?

– Так точно, сэр!

– Если бы мы были на корабле, я бы тебя… Знаешь, что бы я с тобой сделал? Вольно! – Я заткнулся и вышел вон из казармы.

Стюард налил нам кофе и вышел из конференц-зала. Я обвел взглядом собравшихся вокруг стола офицеров. Это было мое первое совещание в Фарсайде.

– С чего начнем? – спросил я.

– Раньше мы начинали с вопросов снабжения, – подсказала сержант Обуту.

– Хорошо. Так и сделаем.

Лейтенант Кроссберн включил свой карманный компьютер и, поглядывая на экранчик, начал доклад:

– С провиантом дело обстоит плоховато. Несмотря на мои регулярные звонки в Лунаполис, поставки задерживаются. Поскольку урожай наших залов гидропоники недостаточен, мы должны получать свежие овощи из Лунаполиса каждую вторую неделю, но нам не дают их вот уже два месяца. – Кроссберн умолк, ожидая реакции.

– Продолжайте, – сказал я.

– Вы не собираетесь принимать никаких мер? К вашим просьбам в Лунаполисе прислушаются.

Еще чего! Выполнять указания Кроссберна?! Пошел он…

– Разве в наших хранилищах мало запасов?

– Вполне достаточно, но…

– Тогда позвоните в Лунаполис еще раз, – резко перебил я. – Что еще? Кроссберн стушевался:

– Рабочие жалуются на гардемаринов, мол, захламляют служебный коридор банками из-под напитков.

– Мистер Паульсон, проведите разъяснительную беседу со старшим гардемарином Кином, – приказал я.

– Есть, сэр.

– Подробный отчет о положении дел со снабжением я переслал вам две недели назад, сэр, – закончил доклад Кроссберн.

– Ладно, почитаю. – А скорее всего, едва взгляну на него. Я перевел взгляд на старшего лейтенанта Паульсона. – Что у нас с системами жизнеобеспечения?

– Ничего нового, сэр, – доложил он. – Все системы работают нормально. Учебная станция временно законсервирована.

– Когда туда отправят кадетов?

– Через три недели, сэр. Первыми полетят кадеты сержанта Хиллмана.

– Когда вы собираетесь осмотреть станцию, сэр? – вклинился Кроссберн.

– Через день-два. А что?

– Я спросил об этом лишь для того, чтобы знать, к какому сроку подготовиться.

Уважительная причина, обругать Кроссберна было не за что, а так хотелось.

– Следующий, – сказал я.

– В этом месяце успеваемость кадетов слегка превысила среднегодовой уровень, – доложила лейтенант Нгу Бьен, заведующая преподаванием теоретических дисциплин. – В общем и целом все нормально, особых трудностей нет.

– В самом деле? – удивился я.

– Да, сэр.

– Хорошо. Тогда совещание закон… – В этот момент сержант Обуту вежливо кашлянула, явно собираясь что-то сказать. Я предоставил ей такую возможность:

– Слушаю вас, сержант.

– Извините, что перебила, сэр, но мне показалось, что вас заинтересует не только средняя успеваемость, но и некоторые подробности.

– Это входит в ваши обязанности, сержант? – спросила лейтенант Бьен, вперив в сержанта леденящий взгляд.

– Нет, мэм, – внешне спокойно ответила Обуту, но я заметил, как у нее под столом сжался кулак.

Я понял, что оказался меж двух огней, и пошел на хитрость:

– Вы сделали совершенно правильное замечание, мисс Бьен, сержант Обуту исполняет обязанности секретарши и не должна вмешиваться в ход совещания без достаточных на то оснований. – Мисс Бьен обиженно поджала губы, но тут я небрежно бросил:

– Кстати, мисс Бьен, раз уж зашла речь о подробностях… Вы готовы дать информацию об успеваемости по отдельным предметам?

– Да, сэр. Конечно, готова. – Покраснев, Нгу Бьен включила свой карманный компьютер.

Пока она искала нужный файл, я встретился взглядом с секретаршей, незаметно ей подмигнул и тут же перевел глаза обратно на Бьен.

– По навигации, сэр, – начала свой доклад лейтенант Бьен, – лучше всех успевает кадет Алишия Джонс. На втором месте Джеренс Бранстэд. Не справляются с учебной программой два кадета: Арнвейл и Стриц. По истории самые высокие оценки имеют кадеты Бенгхади, Гувир и Боланд, а самые низкие – Кил Дрю и Кевин Арнвейл.

– Дрю? Где-то я уже слышал эту фамилию.

– Это тот самый, который случайно разбил кадету Эдвардсу стекло шлема, – напомнил Паульсон.

– А… – протянул я, – вспомнил. А Кевин Арнвейл дружил с Дастином Эдвардсом. Давайте посмотрим их оценки за последние три месяца.

Оказалось, их успеваемость резко снизилась после гибели Эдвардса.

– Такое бывает, сэр, – комментировал Паульсон. – Со временем подтянутся.

– А если нет?

– Тогда их придется выгнать. Не слишком ли просто?

– Перерыв, соберемся через два часа, – объявил я. Вернувшись в кабинет, я полчаса размышлял, потом вышел в приемную поговорить с сержантом Обуту.

– Почему вы заострили вопрос об успеваемости кадетов? – спросил я.

– Мне не понравилось, что лейтенант Нгу Бьен говорила только о средних показателях, словно речь шла о машинах.

– Только это?

– Видите ли, сэр, хотя воспитание кадетов не входит в мои обязанности, я иногда говорю с ними о том о сем; порой они изливают мне свои души. Возможно, потому, что я женщина, а им так не хватает материнского тепла. Однажды я шла по коридору, когда Кил Дрю мыл пол.

Я остановилась, поговорила с беднягой. Это было спустя два дня после гибели Эдвардса.

– Понимаю, как ему тяжело.

– Очень тяжело! – воскликнула Обуту. – Кил убит горем. Он разрыдался и долго не мог успокоиться.

– Вам удалось его утешить?

– Такое горе быстро не проходит. Я говорила с ним в тот же день вечером, потом еще два раза.

– Вам надо было идти в психологи.

– Боже упаси! Знаете, сэр, в Академии с кадетами обращаются как со взрослыми, а они ведь еще дети. Многим подросткам здесь трудно.

– Знаю.

– Еще при Керси мне приходилось видеть, как из этого кабинета, теперь вашего, после порки выходят кадеты. Как жалко на них смотреть! Мне кажется, взрослые забывают, что они сами были детьми.

– Поверьте, я хорошо помню кадетскую жизнь. Могу вам признаться, она казштась мне невыносимой. Вы так добры, мисс Обуту.

– Спасибо.

– А она – жопа.

Сержант ошалела, но быстро взяла себя в руки.

– Мисс Бьен? Возражать против такой характеристики было бы с моей стороны невежливо… Хотя, почему бы и не возразить? Возможно, она просто увязла в канцелярщине. Работай мисс Бьен с кадетами, а не с бумагами, тогда, возможно, она воспринимала бы их горести совсем по-другому.

Мне стало стыдно. Как я мог так обозвать лейтенанта? Как мог так плохо о ней подумать?

– Вы правы, – согласился я.

Мы снова собрались в конференц-зале. Совещание продолжалось.

– Итак, взвалить на него дополнительные обязанности, загрузить работой, чтобы отвлечь от мрачных мыслей. Чем еще мы можем помочь кадету Дрю? – спросил я.

– Разве в нашем распоряжении есть другие средства? – ответил вопросом Паульсон.

В самом деле, Академия – не госпиталь, в нашем распоряжении есть только армейские способы «поправлять» мозги. Но это мою совесть не успокаивало.

– Давайте послушаем, что скажет его сержант, – предложил я.

– Сержант? – удивился Паульсон.

– Да, сержант Радс. Вызовите его.

– Но сержанты не участвуют в совещании офицеров, – возразил Кроссберн. – Традиции не позволяют…

– Мисс Обуту, вызовите, пожалуйста, сержанта Радса, – приказал я.

Радс прибыл всего через несколько минут.

– Да, кадет Дрю очень переживает, – подтвердил он.

– Как вы считаете, справится он со своим горем без посторонней помощи? – спросил я.

– Должен справиться, если хочет стать гардемарином.

Я встал, начал расхаживать по залу.

– Позиция флота в таких случаях однозначна, – рассуждал Паульсон. – Ведь мы обучаем по жесткому принципу: или плыви, или тони, слабаки нам не нужны. Я понимаю, что Дрю мучается, считая себя виновным в гибели товарища, но он должен научиться обуздывать свои чувства.

– Действительно, у нас ведь не детский сад, чтоб нянчиться с кадетами, – вторил ему Радс. – В трудную минуту их следует подбадривать, но не будем же мы опекать их всю жизнь. Кадеты должны учиться самостоятельности. Чем быстрее они повзрослеют, тем для них лучше. Я думаю, вполне достаточно загрузить Кила Дрю работой.

– Так уж и достаточно? – усомнился я.

– Не совсем, сэр. Я время от времени беседую с ним, как и с Арнвейлом. Кстати, Арнвейл переживает сильнее, ведь Эдварде был его другом. Должен вам сказать, и Арнвейл, и Дрю прекрасно понимают, что флот – военно-космический и потери здесь неизбежны. Так что со временем они придут в себя.

– Если позволите, я… – начал Кроссберн.

– Не позволяю, – оборвал я.

– Есть, сэр. – Кроссберн скорчил обиженную рожу.

– Ну что ж, наверно, лейтенант Паульсон и сержант Радс правы. Так и поступим с кадетами, – заключил я.

Не наверно, а точно. Их правоту подтверждают все сто семьдесят лет существования космического флота.

9

Утром мы с лейтенантом Бьен и двумя сержантами повели кадетов «наружу», то есть за пределы купола в лунный вакуум на тренировку. На этот раз мы принимали все мыслимые меры предосторожности. Я, словно наседка, внимательно следил за каждым движением кадетов – не дай Бог опять кто-то из них погибнет. Все обошлось, тренировка прошла нормально. Зато когда мы вернулись в шлюз, я чувствовал себя вконец измотанным.

Я устало вылез из скафандра, повесил его на вешалку и вдруг осознал, что кадеты какие-то притихшие. В чем дело? Обычно после тренировки они весело делятся впечатлениями, а сегодня почему-то… Один из них уронил шлем. В тишине треньканье по твердому полу показалось особенно громким. Растяпа, уронивший шлем, съежился под моим взглядом. Что с ними? Неужели они так напуганы гибелью Эдвардса? Как только мы с лейтенантом Бьен остались наедине, я решил поинтересоваться ее мнением.

– Конечно, они не в себе, – криво улыбнулась она. – Но уже на следующей тренировке они будут совсем другими.

– Почему вы так решили?

– Потому что на следующей тренировке вас не будет. – Ее улыбка расширилась до ушей. – Разве вы не заметили, как кадеты смотрят на вас? Они вас боятся!

Что ж, страх перед начальником Академии объясним. Возможно, он даже необходим для поддержания дисциплины. Но не слишком ли меня боятся? Выглядеть зверем не очень приятно.

Вечером я дал Обуту задание организовать мне полет на учебную орбитальную станцию и пошел домой. Для подобных полетов у Академии есть свой маленький шаттл. Я еще не знал, сколько времени пробуду на станции, но сейчас это не имело значения – я мог вызвать шаттл и вернуться в Фарсайд в любой момент.

Едва я улегся спать, раздался телефонный звонок.

– Можете лететь завтра сразу после завтрака, – доложила Обуту. – Пилотом будет мистер Трайн.

– Хорошо.

Я лежал и думал об Анни. Может быть, позвонить ей прямо сейчас? Или терпеливо ждать, когда она сама мне позвонит? Будем ли мы с ней когда-нибудь жить вместе нормальной семьей? В таких невеселых думах я незаметно уснул.

Утром, как обычно, я вошел в столовую и сразу сказал:

– Садитесь, джентльмены. – Четыреста восемьдесят кадетов сели. Я подошел к круглому столу. – Доброе утро.

– Доброе утро, сэр, – ответил Джент Паульсон. Я потянулся к кофейнику, но Паульсон меня опередил, налил и мне и себе.

– А где остальные? Где мисс Бьен, мистер Кроссберн? – поинтересовался я, приступая к рулету.

– Мисс Бьен отправилась в Девон, сэр. Сейчас она, наверно, ждет шаттла в «Порту Земли». А мистер Кросс-берн, судя по всему, проверяет ваш шаттл. Вы сегодня заглядывали в журнал, сэр?

– Нет, еще не заходил в кабинет.

– Гардемарина Тенера опять послали ко мне на порку. Десять нарядов. Я приказал ему подождать в приемной, чтобы не опоздать на завтрак. Вернусь – выпорю.

– Адам Тенер? – Я почувствовал угрызения совести. Ведь четыре наряда влепил ему я. – Мистер Паульсон, пожалуйста, полегче с ним – Что за чушь я несу? Так нельзя. На то она и порка, чтобы ее боялись.

– Есть, сэр. – От вопросов и комментариев Паульсон воздержался.

– За что он схлопотал наряды?

– Из-за Тенера кадет Йохан Стриц опоздал на занятия, вот мисс Бьен и наказала его. Подробностей не знаю.

Мне вспомнился гардемарин Джефф Торн. Может быть, Тенер тоже взял Стрица «на дело»? А может быть, все гораздо невиннее, а мисс Бьен просто излишне строга?

– Как наказали Стрица?

– Не знаю. Наверно, Нгу послала его к сержанту.

Я потягивал кофе в задумчивости. На Стрица и без того свалилось куча бед, а если сержант Триполь столь же суров, как Радс, кадету придется туго. Надо будет разобраться с этим, когда вернусь с учебной станции.

Сразу после завтрака я взял свою дорожную сумку и пошел к шлюзу. Меня уже ждали старший гардемарин Томас Кин и лейтенант Ардвелл Кроссберн.

– Уже готовы, сэр? – любезно улыбнулся мне толстенький коротышка.

– Да, мистер Кроссберн, – холодно ответил я. – До свидания.

– До свидания? – изумился он. – Я ведь лечу с вами, сэр.

– С чертом вы полетите. Сопровождающие мне не нужны.

Кроссберн опешил. Гардемарин Кин с интересом наблюдал бесплатный концерт.

– Вы не можете лететь в одиночку, – заворковал Кроссберн, – станция законсервирована. Там надо включить аппаратуру, системы жизнеобеспечения. А кто будет готовить вам еду?

– Только не вы, мистер Кроссберн. – Я лучше отменю полет, чем соглашусь есть из рук Кроссберна.

– Как скажете, сэр. Позвольте вам напомнить, что я, как снабженец, прекрасно знаю, где и какой там находится провиант. Прикажете вызвать вместо меня мистера Паульсона?

– Нет, у него своих дел хватает. – Черт возьми, ну почему никто меня не предупредил, что на станцию собирается лететь именно Кроссберн? И почему я сам не спросил? – Я один справлюсь.

– Сэр, будьте благоразумны! – в отчаянии воскликнул Кроссберн. – Вы можете попасть в большую беду!

Он был прав, но одна лишь мысль о соседстве с Кроссберном доводила меня до исступления.

– Ну и пусть, – резко ответил я. И тут мне в голову стукнула мысль. Я подошел к телефону у двери шлюза, набрал номер кабинета Паульсона. Никто не отвечал. Это хорошо, значит, еще не поздно. Я повернулся к гардемарину. – Мистер Кин, сбегайте в приемную лейтенанта Паульсона, там должен быть мистер Тенер. Пусть захватит с собой дорожную сумку и бежит сюда. Если встретите мистера Паульсона, скажите ему, Тенера он сможет выпороть позже.

Кин ошалело вытаращил глаза, но комментировать мой странный приказ не решился.

– Есть, сэр, – ответил он и рванул с места в карьер.

– Быстрее, – крикнул я ему в спину. Паульсон мог вернуться в свой кабинет с минуты на минуту.

Вообще-то в Академии бегать по коридорам запрещено, но приказ есть приказ – гардемарин Кин помчался сломя голову.

– Не следовало бы вам брать с собой только неопытного гардемарина, – снова завел свою волынку Кроссберн. Я тяжко вздохнул.

– Ардвелл, я вас умоляю! Буду очень вам благодарен, если вы немедленно заткнетесь.

– Есть, сэр. Ставлю вас в известность, что я намерен подать в Адмиралтейство письменный рапорт в связи с…

– Валяйте. Жалуйтесь сколько угодно. – Если адмирал Дагани отстранит меня от должности, я буду только рад. Меньше хлопот.

Несколько минут прошло в полной тишине. Наконец прибежали запыхавшиеся гардемарины – Адам Тенер и Томас Кин.

– Гардемарин Тенер по вашему приказанию…

– Взял сумку? – перебил его я. – Отлично. Полетишь со мной на учебную станцию.

– Есть, сэр. – Почему-то Адам был не очень-то удивлен. Наверно, Кин все ему рассказал. Тем лучше.

Мы прошли шлюз, по тоннелю вошли в мини-шаттл. Пилот уже сидел в кабине.

– Мне разрешается говорить, сэр? – спросил Адам.

Вообще-то гардемаринам в присутствии капитана следует открывать рот лишь для ответов, но тут был особый случай. Почему бы не поговорить?

– Разрешается, – согласился я на свою голову. И он заговорил:

– Тогда нельзя ли… то есть… я хотел сказать, можно у вас спросить, в смысле узнать, зачем вы… вернее, почему я здесь? Конечно, я понимаю, что я здесь по вашему приказу, но я имел в виду другое… Извините, что я так витиевато выражаюсь, но я не хотел показаться дерзким, я просто хотел, понимаете, как бы вам объяснить… – Наконец он смущенно умолк, окончательно сбитый с толку собственной бестолковостью.

Вот оно в чем дело! Теперь понятно, за что Бьен послала его на порку. Еще одна такая тирада, и я сам его выпорю! Лучше бы я взял с собой Кроссберна.

– Шаттл к взлету готов, сэр, – доложил пилот.

Я махнул рукой в ответ, по привычке сжал подлокотники, хотя тут, на Луне, в этом не было необходимости. Лунная сила тяжести в шесть раз меньше земной, преодолеть ее намного легче, поэтому больших перегрузок, от которых перехватывает в груди, не будет.

Откинувшись на спинку кресла, я закрыл глаза. Через несколько минут гул двигателей стих. Шаттл летел по инерции. Я ослабил ремни безопасности. Адам сидел тише воды ниже травы, боясь навлечь на себя мое грозное внимание. Зря я спас его от экзекуции. Эта лечебная процедура очень бы ему помогла. Надо хотя бы сделать ему внушение.

– Мистер Тенер, офицер должен выражаться ясно и четко, а не нести ахинею, – строго сказал я.

– Да, сэр. Простите, очень сожалею, больше ничего не буду говорить.

– Неудовлетворительно!

– Так точно, сэр! – отчеканил он. – Что прикажете, сэр?

– Спроси у меня то, что пытался спросить до взлета.

– Я хотел узнать, зачем мы летим! Я хотел выразиться вежливо, сэр!

– Взгляни на меня, салага!

Его голова послушно крутанулась ко мне. Я схватил его за руку, ткнул ею себе в грудь. Бедняга отдернулся, как ошпаренный.

– Видишь, я человек, а не Бог! – внушал я. – Да, я начальник Академии, мне дана власть пороть тебя и даже отправить в отставку, но это не значит, что ты должен мямлить передо мной, как пришибленный!

– Простите! Пожалуйста! – взмолился он и заплакал.

– Адам… – Ну что ты с ним будешь делать? Сущий ребенок! Эх, лучше б я полетел один, а теперь поздно. Придется объяснить ему кое-что, хотя я так не люблю эту тему. – Скажи, Адам, как ты воспринял мое назначение на должность начальника Академии?

– Я… я был очень рад. Раньше я… я даже боялся мечтать о такой чести… служить под вашим началом.

– Почему?

– Сами знаете. Вы же прославленный герой.

– Слышал я о себе такое. Но я не герой.

– Вы же сделали такое… такое!

– Со страху наложил в штаны, – фыркнул я.

– Но это не умаляет ваш подвиг.

– Где тебя нашел Кин?

– В приемной Паульсона, сэр. Он должен был меня высечь.

– Боишься порки?

– Еще бы! – Он отвернулся к иллюминатору. – Конечно, боюсь.

– Но ведь тебя уже не раз секли, значит, ты знаешь, что можешь выдержать порку.

– Конечно, выдержу, сэр.

– А теперь скажи вот что. Если ты когда-нибудь так достанешь меня своей болтовней, что я отправлю тебя в отставку, что ты сделаешь? Покончишь жизнь самоубийством?

– Самоубийством? – ужаснулся Адам.

– Да. Захочет ли твой отец после этого разговаривать с тобой? Потеряет ли жизнь для тебя смысл?

– Нет, сэр, жизнь не потеряет смысла. И отец по-прежнему будет любить меня. Конечно, он не перестанет разговаривать со мной.

– Ну вот, ничего страшного я тебе сделать не могу. Значит, ты тоже можешь быть героем.

– Не понимаю, к чему вы клоните, сэр. – Бедняга Адам действительно ничего не понимал, судя по его растерянной физиономии.

– В той пресловутой истории с космической рыбой, которая вернула «Дерзкого» в Солнечную систему, мне тоже нечего было бояться. Я пошел на таран только потому, что спасения уже не было. Просто мне хотелось перед смертью убить еще одну рыбу. Журналисты изобразили меня героем, вдолбили всем в головы, будто я совершил подвиг, а на самом деле корабль спасся совершенно случайно. Возьмем другую историю, со взрывом орбитальной станции Надежды. Тогда я не знал и не мог знать, что ядерные взрывы уже разрешены, поэтому думал, что совершаю тягчайшее преступление. А подвиг и преступление, как ты понимаешь, совершенно разные веши.

Я не мог смотреть ему в глаза, воспоминания жгли меня. Помолчав, я собрался с силами и продолжил:

– А тебе, как это ни смешно, нужен настоящий героизм, чтобы говорить со мной кратко и четко, а не мычать, как теленок. Это же так просто! Открыл рот, сказал, что тебе надо, закрыл рот. Вот и все! Я ведь разрешил тебе говорить, так чего ты мямлил?

– Я не был уверен, что… Вернее сказать, я боялся, что покажусь дерзким, – снова забормотал он.

– Тогда молчал бы. А ты пытался говорить, извиняться и молчать одновременно. Делай что-то одно.

– Есть, сэр. Спасибо, сэр.

– Вижу, до тебя еще не дошло! – Я все более раздражался его робостью. Дать бы ему в морду, может, хоть тогда встряхнется? – Если хочешь, чтоб тебя уважали, научись заканчивать фразы и четко задавать вопросы! Иначе тебе не место на флоте!

– Я очень боялся, – прошептал он, вцепившись в полу своего кителя.

– Адам, все мы боимся! – вскричал я. – Но мы не должны позволять страху сковывать нашу волю!

Я понял, что так ничего и не смог ему объяснить, да еще выболтал о себе такое, о чем лучше помалкивать. Ну и хрен с ним! Пусть остается пришибленным. Когда вернемся со станции, спишу его на Землю и дам плохую характеристику в личное дело. Космическому флоту такие тюфяки не нужны.

Я порылся в сумке, вытащил карманный компьютер. Несчастный Адам Тенер не решался взглянуть на меня, неотрывно смотрел в иллюминатор. А когда ему показалось, что я о нем уже забыл и внимательно пялюсь в свой компьютер, он украдкой вытер слезы.

Вокруг была черная бездна космоса. Тщетно я пытался угадать, какая из светлых точек является учебной орбитальной станцией. С такого расстояния искусственные звездочки нелегко отличить от рукотворных.

– Долго еще? – спросил я у пилота.

– Девятнадцать минут, сэр. – Он показал вправо. – Вон она, видите? Нет? Сейчас увидите. – Трайн набрал на клавиатуре бортового компьютера команду, радиопередатчик послал во мрак космоса узконаправленный сигнал, и на орбитальной станции Академии вспыхнули огни.

Наша учебная станция многим отличалась от колоссальной станции «Порт Земли», крупнейшей во всем обжитом космическом пространстве. «Порт Земли» – главный космический порт, из которого корабли отправлялись к освоенным планетам с людьми, сверхсложными станками и прочим высокотехнологичным оборудованием, а возвращались к Земле, набитые колониальными товарами. Даже появление космических чудищ в образе рыб не остановило эти потоки. Гигантские склады станции все еще полнились инопланетными товарами, а земляне по-прежнему стремились в колонии.

А учебная станция – это всего лишь маленький диск. Тут нет этажей или уровней. Стыковочных узла только два, а значит, к станции могут причалить всего два кораблика. Зала гидропоники вообще нет, так что вырастить ничего нельзя, весь провиант привозной. Кают мало. Кадетские койки стоят в них почти вплотную друг к другу. Термоядерной электростанции нет, есть лишь солнечные батареи.

Я был тут лишь однажды и всего одиннадцать дней. Нашим отрядом командовали два строгих инструктора. Возвращаясь сюда в качестве начальника Академии, я испытывал сложные чувства. Хотелось надеяться, что особых трудностей не возникнет.

Шаттл пристыковался. Мы облачились в скафандры. Хотя внутри станции была нормальная атмосфера, на всякий случай я проверил герметичность шлема и у себя и у Тенера. Пилот Трайн включил насос шлюза. Вскоре люк открылся, мы с Тенером вошли в станцию.

– Сэр, подождать, пока вы проверите системы станции? – спросил по рации пилот.

– Не надо, возвращайтесь на базу, – ответил я. – Когда захотим вернуться, вызовем вас.

– Есть, сэр.

Люк шлюза закрылся за нами.

– Не снимай скафандра, пока не проверим все каюты, – приказал я Тенеру.

Итак, сперва надо включить электропитание. В холодильниках должны быть пайки. Я лягу спать в каюте для инструкторов, а Адам в любой кадетской каюте, где ему вздумается. Еще в Фарсайде я взглянул на план станции и помнил, что пульт управления и главный дисплей находятся в кабинете начальника станции где-то неподалеку от каюты инструкторов. Этот кабинет по сути является центром управления станцией.

– Сэр, – неуверенно обратился ко мне Тенер.

– Молчать! За мной! – приказал я и прибавил шагу. По пути я смутно вспоминал каюты. Столько лет прошло… Вдруг я допетрил, что пошел не в том направлении. Значит, Тенер хотел поправить меня, а я ему запретил. Мы обошли станцию по кольцевому коридору и добрались, наконец, до центра управления, который оказался недалеко от шлюза. Хорошо, что станция маленькая.

Клавиатура главного дисплея была с огромными клавишами, чтобы можно было набирать команды толстыми перчатками скафандра. В тусклом свете аварийных ламп я ввел свой личный код и приказ бортовому компьютеру станции: «Общение, пожалуйста, голосом». На экране высветилась надпись: «К устному общению готов». Но моя рация почему-то молчала. Почему компьютер не озвучил свое сообщение? Что за чертовщина? Неужели сломался?

– Компьютер, ответь, пожалуйста, голосом! – потребовал я.

Но компьютер молчал. Точно сломался. Зря я отпустил шаттл. Придется звать его обратно. Какая неудача! Да еще тюфяк Тенер снова замямлил:

– Сэр, пардон, но…

– Молчать! – рявкнул я. Ну зачем я так легкомысленно отпустил шаттл?! И почему компьютер отвечает только письменно? Надо еще раз попробовать. Я снова набрал на клавиатуре:

«Почему не отвечаешь голосом?»

В ответ на экране появилось:

«ОТВЕЧАЮ».

Врешь, компьютер! Почему я тебе не слышу?

– Сэр, вы забыли… – опять начал мямлить пришибленный Тенер.

– Два наряда! – Гавкнул я. – Нет, четы…

– Вы забыли переключить частоту рации! – выпалил он. – Ваша рация настроена на частоту шаттла!

Я умолк, потрясенный. Неужели этот мальчишка прав!? Может быть, в этом все дело? Переключив частоту, я не своим голосом произнес:

– Эй, компьютер!

– Компьютер D 1004 слушает, капитан, – раздался из наушников драматический тенор.

– Наконеп-то… – От стыда я не осмеливался взглянуть Тенеру в глаза. Что бы я без него делал? Молодец, гардемарин! – Включить электропитание по всей станции! Доложить качество атмосферы!

В кабинете вспыхнул яркий свет.

– Во всех помещениях орбитальной станции воздух соответствует санитарным нормам и пригоден для дыхания, – доложил компьютер.

Как бы отделаться от Тенера?

– Мистер Тенер, пройдите по всем каютам, проверьте датчики чистоты воздуха.

– Есть, сэр.

Он вышел. Мне стало легче. Не так стыдно. Пока мальчишка обходил каюты, компьютер включил все системы жизнеобеспечения.

– Всюду воздух в норме, сэр, – доложил Тенер.

– Снимаем скафандры. Отнеси свою сумку и скафандр в каюту.

– В какую?

– В любую. Живее! – Боже, зачем я взял с собой этого гардемарина? Теперь он знает, какой я болван, и разнесет эту весть по всему Фарсайду! Все будут надо мной потешаться. Забыл переключить рацию! Даже кадеты не делают таких промашек! Курам на смех! Вот стыдоба-то!

Пока я предавался самоедству, Тенер успел отнести свои нехитрые пожитки и вернуться.

– Что прикажете, сэр?

Куда бы его послать, чтоб не мозолил глаза, не напоминал о моем позоре? Послать осматривать склады? Установить радиосвязь с Фарсайдом? А впрочем, так мне и надо, самонадеянному недоумку.

– Мистер Тенер, объявляю вам благодарность за подсказку. Отменяю наряды.

– Простите, сэр…

– Пока я отнесу свои вещи в инструкторскую каюту, свяжитесь с Фарсайдом и сообщите, что мы успешно расконсервировали станцию.

– Есть, сэр. Извините, разрешите задать вопрос?

– Задавайте.

– Скажите, пожалуйста, зачем мы сюда прилетели и каковы будут мои обязанности? – На этот раз выдержки у него хватило на целых две секунды, а потом он снова не удержал язык за зубами и принялся мямлить:

– Простите, если мой вопрос показался вам слишком… Не подумайте, что я опять… О, Господи… Боже мой! Я так долго репетировал вопрос, сэр, и вот опять сбился… Лучше бы я молчал! – Бедняга умолк, залившись краской стыда.

– Два наряда, мистер Тенер, – ледяным тоном процедил я. – За упоминание Его имени всуе.

– Есть, сэр. Могу я идти выполнять приказ?

– Нет. Вначале задай вопрос как следует.

– Есть, сэр. – Он облизнул пересохшие от волнения губы, собрался с духом и выпалил:

– Простите, зачем мы сюда прилетели? Что я тут должен делать?

– Вот теперь хорошо, Тенер. Я не был на этой станции двенадцать лет и теперь прилетел сюда, чтобы ознакомиться с ней заново. А тебя я взял в качестве помощника. Среди прочего в твои обязанности будет входить регулярная радиосвязь с Фарсайдом, чтоб там не беспокоились. С интервалом в несколько часов ты должен сообщать им, что у нас все в порядке.

– Есть, сэр.

– Пока все. Между прочим, я взял тебя и потому, что у тебя накопилось слишком много нарядов. Начинай отрабатывать их здесь.

– Есть, сэр. Сейчас я свяжусь с Фарсайдом и до обеда отработаю один наряд.

– Хорошо.

После ужина я вернулся в свою каюту и начал просматривать на дисплее привезенные с собой дискеты – всевозможные отчеты и справочные материалы о положении дел в Академии. Тенер тем временем отрабатывал наряды. Проверять его я, конечно, не стал. Гардемарину принято верить на слово. Как и всякому джентльмену. Если случайно выясняется, что офицер соврал, его немедленно отправляют в отставку.

Никто не мешал, не отвлекал, работалось мне превосходно. Я решил посещать станцию чаще.

Утром после завтрака я снова уединился в каюте, улегся и по примеру сержанта Ибареса начал просматривать личные дела кадетов. В дверь робко постучал Адам, доложил об отработке очередного наряда. Я приказал ему несколько часов отдохнуть. Ведь наряды служат для наказания, а не для изнурения и подрыва здоровья.

Наступило время обеда. Пока я готовил кофе, Адам разогрел две банки стандартного армейского пайка, осторожно поставил их на стол. Воцарилась тишина. Я решил завязать разговор.

– Какие у вас планы на вторую половину дня, мистер Тенер?

– Вначале выйду на связь с Фарсайдом, потом отработаю один-два наряда.

– Не слишком ли ты усердствуешь?

– Я должен усердствовать, сэр, чтобы вовремя исправить свои ошибки.

– Говорят, раскаяние – первый шаг к исправлению. Знаешь, наряды подождут, лучше помоги мне проверить лодки.

– Есть, сэр.

Лодками мы называли болтающиеся вокруг станции кораблики со сверхсветовыми двигателями. Всего их было одиннадцать штук.

После обеда мы облачились в скафандры с реактивными двигателями, вышли через шлюз в открытый космос, включили в ботинках электромагниты, прошлись по корпусу станции. Вокрут по всему периметру в невесомости висели лодки, привязанные к станции жесткими тросами.

– Вначале посмотрим лодку номер один, – решил я – Прыгай первым, Адам. Будь внимателен.

– Есть, сэр. – Он отключил электромагниты в ботинках, легонько прыгнул к лодке. Кадеты в таких случаях обязательно страхуются тросом, а гардемарины и другие офицеры имеют право летать в открытом космосе без привязи. Медленно проплыв в невесомости несколько метров, Тенер включил электромагниты и уперся ботинками в корпус лодки.

Я решил больше не валять дурака и отнесся к прыжку со всей серьезностью: в полете включил электромагниты не только в ботинках, но и в перчатках, прилип к лодке всеми четырьмя конечностями и лишь после этого отключил магниты в перчатках.

Через шлюз мы вошли в относительно небольшое суденышко. Первым делом я осмотрел главное помещение – капитанский мостик, потом инструкторскую и две кадетских каюты. Все это теперь казалось мне смехотворно малым.

– Адам, ты бывал на линейном корабле?

– Однажды отец показал мне свой корабль. Я знаю, что «Свобода» считается маленьким кораблем, но по сравнению с этой лодкой она выглядит гигантом.

– Верно. – Я сел в кресло пилота, жестом приказал Адаму сесть рядом.

Да, до настоящего боевого корабля этой учебной лодке далеко, но и в ней порой разворачиваются драмы и даже трагедии.

– Внимание, кретины! – орала на нас сержант Гарвер, неподвижно зависнув в невесомости по центру коридора, – Если вы забыли учебный фильм, напоминаю, что эта лодка является упрощенной моделью боевого корабля и предназначена исключительно для обучения тупоголовых кадетов. В ней нет камбуза, нет гидропоники, нет систем регенерации, нет трюма, нет курсовых реактивных двигателей, есть только маневровые, с помощью которых мы можем болтаться туда-сюда около станции, насколько позволит трос. Вот почему эта посудина называется лодкой, а не кораблем.

Я ел глазами сержанта. Пусть думает, что я внимательно-внимательно слушаю. Бегающие глаза, ерзанье, а порой малейшее телодвижение могли навлечь на бедную кадетскую голову гнев строгой инструкторши. А кому хочется схлопотать наряд? Тем более не хотелось омрачать такое радостное событие – наконец-то нас допустили к лодке!

– И конечно, у этой лодки есть сверхсветовой двигатель. Это главное, ради чего мы вас сюда притащили, – вещала Гарвер.

При создании и испытаниях сверхсветовых двигателей было потеряно много жизней. Не сразу выяснилось, что полная безопасность может быть достигнута только при достаточной удаленности от массивных объектов, имеющих ощутимое гравитационное поле. Чем больше судно со сверхсветовым двигателем, тем дальше оно должно быть от источника гравитации. Например, обычный межзвездный корабль вначале должен часа два удаляться от орбитальной станции «Порт Земли», разгоняясь лишь реактивными двигателями, и только потом уже может запустить сверхсветовой двигатель. А гигантскому грузовому кораблю с набитым трюмом надо отлететь от станции в несколько раз дальше. Лодки учебной станции так легки, что их сверхсветовые двигатели можно запускать где угодно, только не слишком близко от Солнца.

– В сверхсветовом полете нет ничего страшного, – уверяла нас сержант. – Забудьте о тех глупостях, что вам показали в фильме. На самом деле при погружении не возникает ни ощущения провала в бездну, ни мурашек на спине, ни одурения. Вы вообще ничего не почувствуете. Вы даже не догадаетесь, что уже погрузились в сверхсветовой полет, пока не посмотрите в иллюминатор и не увидите там… Что мы увидим там, Сифорт?

– Так точно, мэм! – отчеканил я, силясь припомнить, о чем же она лопочет. Ах да… Об иллюминаторе.

– Ничего не увидим, мэм! Ни звезд, ни света. Одну черноту.

– Правильно. Но если ты еще раз пихнешь Арлину Сандерс, то проведешь оставшиеся дни на станции в почетной должности главного начальника туалета. Молчать! Неважно, что она начала первой! Итак, сейчас трое направятся в инженерное отделение, трое – в навигационную каюту, двое – на капитанский мостик. Кадеты, что на капитанском мостике, отведут лодку подальше от станции, а кадеты в навигационной каюте под наблюдением мистера Риза рассчитают траекторию сверхсветового полета.

Господи, пожалуйста, сделай так, чтоб я оказался на мостике! Ты же знаешь, как я не люблю астронавигацию, как плохо в ней разбираюсь! Какая это мука – часами корпеть в навигационной каюте над расчетами! Да еще сержант Риз будет стоять над душой! А попасть в инженерное отделение – еще хуже. Устройство двигателя для меня – тайна за семью печатями.

– Мы выполним несколько коротких полетов, то есть прыжков. Так что пусть обалдуи не радуются, им придется поработать на всех местах. Времени вправить им мозги у нас хватит. Понервничаете вы у меня, попотеете. Всем достанется! Сразу после выныривания из сверхсветового полета будете определять координаты лодки с максимально возможной точностью. Только при этом мы на обратном пути вынырнем недалеко от станции, чтобы потом не тратить время и тонны топлива на приближение к ней с помощью маневровых двигателей.

Арлина Сандерс больно ткнула меня локтем под ребро. Я дернулся, но не отрывал глаз от сержанта. Ну, погоди, Арлина, ты у меня еще получишь.

Разумеется, мне досталась навигационная каюта. Такой уж я невезучий.

Первое задание – рассчитать прыжок в необитаемый кусочек пространства между орбитами Юпитера и Сатурна, с отклонением от эклиптики в тридцать восемь градусов. Мы, трое кадетов, считали-рассчитывали до отупения. Много времени ушло на выискивание ошибки у Ван-Рефа. Когда у сержанта Риза начали пошаливать нервы, а голос переходить в верхние регистры, мы наконец закончили расчеты и передали результаты на мостик. Потянулись томительные минуты ожидания.

– Ради Бога, не ерзайте! – взорвался Риз. – Лучше потянитесь, разомнитесь, если неймется! От вас с нарезки можно слететь!

– Хороша нарезка, – пробормотал Робби Ровер, однако малость не рассчитал громкость. Риз зыркнул на него, но промолчал.

Короткие полеты шли успешно, а между этими «прыжками» нас выводили группками по три кадета в открытый космос, и мы прогуливались в магнитных ботинках по корпусу лодки.

Я попал во вторую группу с Ван-Рефом и Арлиной Сандерс, а выводила нас сержант Гарвер. До этого я тренировался ходить по «корпусу» в Фарсайде и по корпусу учебной станции, но хождение по лодке – совсем другое. Ощущение непередаваемое! Черная бездна, усыпанная мириадами звезд, а у тебя под ногами – лишь утлое суденышко. Потрясающе!

Я осторожно топал от кормы до носа и обратно, сосредоточенно глядя под ноги, чтобы не потерять контакт с корпусом, и старался не поддаваться страху перед окружающей меня бесконечностью. Такие же чувства испытывали и остальные кадеты, поэтому мы практически не переговаривались, хотя сержант не запретила болтать.

Потом мы тренировались правильно входить в шлюз. На первый взгляд может показаться, что в невесомости плавать легко. Глубокое заблуждение! Вакуум – не вода, грести в нем невозможно. А реактивные двигатели были только в скафандре сержанта; у нас, кадетов, их не было.

Сержант Гарвер показала нам, как это делается, два раза; потом из шлюза дала нам команду входить по очереди. Первым был Ван-Реф. Он слишком рано отпустил поручень на корпусе и вплыл внутрь, смешно суча всеми конечностями. Я вошел в шлюз вполне прилично, а вот с Арлиной Сандерс случилась неприятность. Едва она отключила магниты в ботинках, как ее скрутил приступ хохота, из-за чего она не успела схватиться за поручень. Тут ей стало не до смеха. Барахтанье Ван-Рефа забавно, но он летел в шлюз, а Арлина никуда не летела. Она просто зависла у корпуса, до спасительного поручня ей не хватало всего нескольких сантиметров. Она пробовала дотянуться и так, и этак, но безуспешно. Если никто не поможет, такое положение может длиться практически вечно и скафандр станет для несчастного гробом. С ума можно сойти – спасение рядом, а не дотянешься.

Визг Арлины терзал меня из наушников. Ван-Реф от волнения подпрыгнул и хаотически махал ногами, держась руками за поручень. Только сержант Гарвер хранила спокойствие. Она повидала и не такое. Выдержав паузу, чтобы проучить легкомысленную Арлину, она наконец смилостивилась:

– Ладно, Сифорт, втащи ее.

Я взялся левой рукой за внутренний поручень, высунулся наружу, протянул Арлине правую руку, и в этот момент Ван-Реф случайно задел ботинком кнопку пульта управления шлюзом. Люк задвинулся, больно прищемив мне руку. Остальная часть моего тела оказалась снаружи в открытом космосе. Я бешено извивался, воя от страха и боли, но высвободиться не мог.

– НЕ ДЕРГАЙСЯ, СИФОРТ! – пронзительно крикнула Гарвер.

– Мэм, что у меня с рукой!?

– Не шевелись! Порвешь скафандр! – Она нажимала кнопку пульта, но с ним что-то случилось, люк не открывался.

Похоже, рука моя была сломана. Я замер. О Господи! Спаси меня, грешного!

– Простите, я не нарочно, я не хотел, – в ужасе шептал Ван-Реф.

– Заткнись! Назад! – рявкнула на него сержант. – Сифорт, пульт барахлит, подожди минуту, сейчас я с ним справлюсь.

– Никки! – боязливо зашептала Арлина. – Дай руку.

– Прекрати, Сандерс, ему нельзя двигаться! – прикрикнула Гарвер. – Тебе ничего не угрожает! Как только высвободим Сифорта, втащим тебя.

– Никки, умоляю! Дай руку! – паниковала Арлина. – Я больше не могу! Не могу! Умру от страха! Сойду с ума!

Я осторожно протянул ей правую руку, в левом предплечье от малейшего движения жутко стреляло, но как я ни старался, дотянуться не мог, до руки Арлины оставалось еще несколько сантиметров.

– Задыхаюсь! – заорал Ван-Реф. – В моем скафандре зажегся красный сигнал! Кончается кислород!

– Не валяй дурака, Ван-Реф, красная лампочка означает, что воздуха в твоем баллоне осталось на полчаса, – успокаивала Гарвер придурка, манипулируя с пультом. – Сифорт, пульт не поддается, придется открывать люк вручную, это займет несколько минут.

– Хорошо, мэм. – Защемленная рука страшно болела, но мне не оставалось ничего другого, как терпеливо ждать.

– Несколько минут?! – взвизгнул Ван-Реф. – Я задохнусь! Уже задыхаюсь!

– Спокойно, салага. – Сержант вскрыла панель пульта и возилась с ручным управлением.

– Ник! Быстрее! – всхлипывала Арлина. Я тянул к ней руку изо всех сил.

– Сифорт, не тянись к ней, не рви скафандр! Ничего с ней не случится.

– Мэм, Арлина не может ждать. – Я закрыл глаза, постарался забыть о боли и рванулся к Арлине, почти коснулся ее руки. Не хватило всего сантиметра.

– Задыхаюсь! – вопил Ван-Реф.

Совсем одурев от страха, он вдруг бросился к пульту внутреннего люка шлюза и начал жать кнопку, но люк в корабль, слава Богу, не открывался. Защитная система не позволяла открыть оба люка при разнице давлений внутри и снаружи.

– Сучий потрох! – Сержант отшвырнула Ван-Рефа от пульта. – Если откроешь сейчас этот люк, все в лодке погибнут! – Она подключилась к внутренней связи лодки. – Риз! Прикажи всем надеть скафандры! Немедленно! Надо выпустить воздух из лодки! У нас заклинило внешний люк шлюза, мне нужен инструмент. Сделай все за пять минут и подготовь кислородный баллон для Ван-Рефа.

Я покосился на индикатор давления в своем баллоне. Зеленый огонек еще горел, но в любой момент мог смениться красным, воздуха в баллоне оставалось немного. Раздался душераздирающий вопль Сандерс. В ее глазах вспыхнуло нечто такое, что заставило меня забыть о благоразумии.

Если я хоть чуть-чуть надорву свой скафандр, если в нем появится хоть малейшая дырочка, воздух со свистом выйдет через нее в вакуум и через несколько секунд я умру. Но при чем здесь моя жизнь? Моя соратница в опасности, ее надо спасти любой ценой!

Я рвался к ней, не обращая внимания на боль. В левой руке что-то хрустнуло, в глазах потемнело, я чуть не отключился. Наши пальцы соприкоснулись. Еще рывок! Кончики наших пальцев сцепились.

– Ну и пусть! – верещал Ван-Реф. – Мне нужен воздух! Красная лампочка! Задыхаюсь!

– Только подойди к пульту! Прикончу! – рычала на него Гарвер. Чувствовалось, что она не шутит.

Вцепившись мне в пальцы, Арлина медленно подплывала, ухватилась за кисть, потом за запястье. Дальше было легко. Она сжала поручень, но другой рукой все еще держалась за меня.

– Не бойся, Арлина, все уже позади, – утешал я ее.

– Спасибо… О Господи… Большое спасибо, – всхлипывала она, но уже без надрыва.

Держась за руки, мы с волнением ждали, когда же откроется люк.

– У тебя много воздуха, Никки?

– Хватит. А у тебя?

– Должно хватить. Красная лампочка только что включилась.

– Не беспокойтесь, – сказала Гарвер, – воздух из лодки уже почти откачан. Как только я возьму там инструмент, открою люк в два счета. Меньше чем за минуту.

– А если… не получится?

– Получится. Не бойся, Сифорт, я рядом. Только не шевелись, не порви скафандр. Как там Сандерс?

– С ней все в порядке, мэм, уже схватилась за поручень.

– Воздух из лодки откачан, мэм, – доложил Риз. – Открываем внутренний люк.

Вскоре Гарвер открыла и внешний люк. На это ушло, как она и обещала, меньше минуты. Как только люк отодвинулся, в моей руке снова стрельнула боль, но теперь я был свободен. Сержант втянула меня внутрь, обхватила за талию, повлекла в глубь лодки.

Все были живы, шлюз закрыт, лодка снова наполнилась воздухом. С меня осторожно сняли скафандр, наложили на сломанную руку шину. В углу хныкал Ван-Реф, никто на него не обращал внимания. Риз запустил сверхсветовой двигатель, и мы полетели сразу к станции. За иллюминаторами воцарилась тьма.

Я сидел в тесной каюте на койке, потягивал горячее какао. Кадеты подавленно молчали. Подошла Сандерс.

– Спасибо.

– Пустяки, просто мне нечем было заняться, – отшутился я, но по лицам товарищей понял, что юмор тут неуместен. Арлина обняла меня, я тоже робко приобнял ее здоровой рукой. На секунду Арлина уткнулась лицом мне в грудь и отошла. Среди кадетов не приняты нежности. Во мне всколыхнулись новые, неведомые доселе чувства.

Вскоре мы всплыли. Риз включил маневровые двигатели, медленно подгонял лодку к станции. К нам в каюту вошла Гарвер.

– Мистер Сифорт, в шлюзе я приказала вам не двигаться, чтоб не порвать скафандр, а вы не выполнили приказ. Что вы можете сказать в свое оправдание?

Я встал:

– Ничего, сержант.

– Два наряда. Отработаете их, когда врачи разрешат. А вы, Сандерс, могли угробить Сифорта, хотя вам ничего не угрожало. Идите за мной.

Арлина, опустив голову, поплелась за ней в инструкторскую каюту. Вскоре оттуда послышались удары кнута.

В тот день, когда мы вернулись в Фарсайд, Ван-Рефа выгнали из Академии. С тех пор я его не видел.

– Что у вас с рукой, сэр? – спросил Адам Тенер.

– Ничего. – До меня вдруг дошло, что я ощупываю и потираю сломанное когда-то предплечье.

Адам пожирал взглядом многочисленные индикаторы на панели управления. Конечно, он хотел полетать. Любой гардемарин мечтает порулить лодкой самостоятельно.

– Даже и не мечтай, Тенер.

– Как вы догадались, сэр? Я разве что-то сказал? – изумился мальчишка.

– Читаю мысли, – хохотнул я.

Я служил на других кораблях. Здесь все было упрощенным. Радиопередатчик мог работать лишь на одной частоте. Такое ограничение ввели после скандальной истории, получившей название «дела визгливых щенков».

В похожей лодке лет семьдесят тому назад пять кадетов, не рассчитав траекторию, всплыли вблизи Меркурия. Его гравитационное поле не позволяло им снова нырнуть, чтобы вернуться на станцию, и кадеты запаниковали, начали визжать на всех частотах, требуя немедленной помощи. Им еще повезло, что не всплыли у самого Солнца, а то бы сгорели. Разумеется, дурней быстро спасли, но их услышали не только военные корабли, но и торговые. Журналисты раструбили об этом по всему свету и долго потом смаковали подробности, что, конечно же, бросило тень на Академию. Ее начальник в ярости приказал установить на всех учебных лодках передатчики только с одной частотой и шифраторами сигнала, чтобы ни один штатский тип никогда больше не слышал визгов кадетов.

– Ну что ж, начнем. – Я включил питание, запустил все системы лодки. Можно было переходить к расконсервированию следующей.

– Куда теперь, сэр? – спросил Адам.

– Номер пять. «Мамаша».

Такая кличка почему-то закрепилась за корабликом «Трафальгар». Он был побольше остальных лодок и использовался для спасательных целей, например для буксировки лодок, у которых кончалось горючее.

Мы спрыгнули на корпус станции, прошлись по нему и запрыгнули в шлюз «Трафальгара». В нем, в отличие от лодок, были гравитроны, но не было гидропоники, поэтому для долгих межзвездных полетов он не годился. Да и трюм у него был маловат, много провианта не запасешь. Из носового шлюза мы попали не в кольцевой коридор, характерный для больших кораблей, а сразу в большое помещение во всю ширину корпуса. Далее ближе к носу располагался капитанский мостик. Конечно, до настоящего мостика военного корабля ему было далековато.

Убедившись, что атмосфера в норме, я снял шлем, устроился в командирском кресле. Адам сел в кресло помощника командира корабля.

– Включить питание, – приказал я.

– Есть, сэр. – Адам медлил, словно боясь прикоснуться к клавиатуре дисплея.

– Смелее! Если взорвемся, наказывать не буду.

– Есть, сэр, – натянуто улыбнулся он.

На самом деле я подгонял его не ради шутки. Офицер обязан действовать быстро. А вдруг нападут рыбы… Нет, лучше о них не думать.

Адам медленно набирал на клавиатуре команды, бортовой компьютер выдавал на экран информацию. Вскоре включился верхний свет и все системы. Корабль ожил.

– Электроснабжение в норме, сэр, – доложил Тенер. Из настенного динамика раздался знакомый тенор:

– «Трафальгар», ответьте компьютеру учебной станции D 1004.

Я взял микрофон:

– «Трафальгар» слушает.

– База в Фарсайде вызывает на связь начальника Академии.

– Соединяй, – разрешил я.

Вскоре послышался голос сержанта Обуту:

– Сэр, с вами хочет поговорить мистер Толливер. Он сейчас в Девоне. Соединить с ним?

– Чего он хочет?

– Не знаю, он не сказал.

– Ладно, соединяйте. Прошло несколько секунд.

– Докладывает лейтенант Толливер, сэр. Срочно спускайтесь в Девон.

Рехнулся он, что ли? По меньшей мере странное требование лейтенанта к капитану.

– Чего?! – переспросил я. Адам навострил уши.

– Ваше присутствие необходимо здесь, сэр, – тем же категоричным тоном заявил Толливер. – Пожалуйста, срочно вылетайте в Девон.

Точно рехнулся! Я перешел на рык:

– Объясните, лейтенант! Что происходит?!

– Есть, сэр. Но этот канал плохо зашифрован, нас могут подслушать.

– Объясняйтесь!

– Сэр, помните, как журналисты перехватили ваше сообщение из «Дерзкого» и опубликовали в тот же день?

Пожалуй, Толливер прав. Не стоит рисковать, лучше набраться терпения.

– Но я на учебной станции! Вы уверены, что мне надо сломя голову лететь в Девон?

– Уверен, сэр. Почему бы вам не поверить мне на слово?

Почему бы мне не отправить его в отставку? Одни неприятности он него.

– А где старший лейтенант Слик? Он что, не может разобраться там без меня?

– Нет, сэр. Не может. Не звоните ему, так будет лучше.

– Все ясно, у него поехали мозги набекрень, – задумчиво пробормотал я, отставив микрофон в сторону. Адам Тенер сосредоточенно разглядывал ногти. А вдруг Толливер еще не рехнулся? Тогда надо спешить. Я снова взял микрофон:

– Хорошо, Эдгар, скоро буду.

– Прикажите выделить вам спецшаттл, сэр, чтобы не ждать регулярного рейса. Это уж слишком!

– Не указывайте мне, Толливер! – Я бросил микрофон, отключил связь и набросился на Тенера:

– А ты, гард, почему бездельничаешь?! На чем, по-твоему, мы будем добираться до базы?! Живо свяжись с Фарсайдом, вызови шаттл!

– Есть, сэр. Разве вы не через Фарсайд только что… – Под моим свирепым взглядом Адам вовремя прикусил язык и мигом схватил микрофон.

Обуту сообщила, что шаттл мистера Трайна нуждается в заправке, поэтому вылететь за нами сможет не раньше чем через три часа. Я выругался.

– Сэр, может быть, не ждать шаттла, а лететь в Фарсайд на «Трафальгаре»? – робко предложил Адам.

Глупость, этот корабль не способен к посадке. Впрочем, если вылетим сейчас же, то будем над базой как раз к моменту взлета шаттла, там он меня и подберет. Ощутимая экономия времени.

– Нет, – возразил я, – некому будет вернуть корабль на станцию.

– Я могу вернуть, сэр. – Увидев мое выражение лица, он тут же предложил другой вариант:

– Можно попросить подняться к нам на шаттле лейтенанта Паульсона или кого-нибудь из сержантов.

Дельное предложение. Иногда у этого гардемарина котелок варит. Но стоит ли пороть горячку из-за каких-то трех часов? Черт его знает.

– Ладно, надевай скафандр, сгоняй в станцию за сумками. Справишься в одиночку?

– Конечно, сэр! – обрадовался Адам. – Я много раз бывал в открытом космосе, справлюсь.

Пока он плавал в невесомости на станцию и обратно, я связался с Фарсайдом и предупредил о нашем намерении. Как только Адам вернулся, мы запустили маневровые двигатели. Прежде чем запускать основные, надо было отлететь от станции на безопасное расстояние. Мальчишка наблюдал за моими действиями с грустью и вожделением.

– Ладно, управляй сам, – смилостивился я.

– Есть, сэр. Спасибо, сэр. – Адам был счастлив. Он ведет корабль сам!

Я наблюдал за ним с удивлением. Куда только подевалась его робость? Настоящий, уверенный в себе офицер! Запустил основной двигатель точно в нужный момент. Станция удалялась все быстрее и вскоре превратилась в звездочку.

– Пятьдесят минут ускорения, шестьдесят семь минут по инерции и пятьдесят минут торможения, сэр, – доложил Адам.

Я проверил его расчеты. Кажется, правильно. Впрочем, в навигации я не силен, могу и ошибиться.

– Разрешаю.

Адам ввел программу в автопилот, откинулся на спинку кресла, сияя от радости, и осмелел настолько, что даже решился вынести на мой суд очередное предложение.

– Сэр, у меня возникла еще одна идея. Я могу доставить вас прямо к станции «Порт Земли», если разрешите послать туда наш шаттл.

– Не разрешаю.

Одно дело – стыковка с шаттлом в пустом пространстве над базой, и совсем другое – вблизи огромной станции, вокруг которой кишат шаттлы и корабли. Даже если мы ни с чем не столкнемся, наши неуклюжие маневры подорвут репутацию Академии.

– Но ведь… Извините… – снова замямлил Адам. – Есть, сэр! Я хотел только сказать, что… Только не подумайте, что…

– Опять?! Два наряда! Чтоб не мямлил!

– Не мямлить?! Есть, не мямлить! Простите, сэр.

– Адам, ты со всеми так заикаешься?

– Нет, сэр. С гардемаринами и кадетами я говорю нормально, а с вами… Сам не знаю… Может, я пытаюсь сочинять слишком длинные и сложные фразы, чтобы произвести на вас впечатление.

– Тебе хочется выпендриться передо мной потому, что я начальник Академии?

– Нет, сэр. Потому что вы капитан Сифорт. – Он покраснел. – Понимаете, я хотел похвастаться перед отцом, что меня внимательно слушал сам Сифорт, а теперь придется признаться, что я мямлил, как идиот, за что схлопотал несколько нарядов, а при первой встрече даже сбил вас с ног.

– Что касается нарядов… – Я прокашлялся. – Отменяю все твои наряды, в том числе и те десять, за которые тебя послали к мистеру Паульсону на порку. – Конечно, отменять наряды нехорошо с точки зрения дисциплины, но его искусство пилотирования надо было вознаградить. Кроме того, он сэкономил мне несколько часов. Не каждый проявил бы такую находчивость.

– Все наряды?! Да вы что! Шутите?! – изумленно воскликнул он, но вдруг понял смысл своих довольно-таки нахальных слов и покраснел пуще прежнего. – Ой, простите, сэр, я не хотел показаться дерзким, просто так получилось как-то само собой, поймите меня правильно… – Сообразив, что опять мямлит, бедняга потряс головой, как бы стряхивая наваждение, и четко произнес:

– Большое спасибо, капитан!

– Неплохо. Мистер Тенер, приказываю вам в течение месяца отвечать мне или лейтенантам не сразу, а через пять секунд или позже. О каждом преждевременном ответе докладывайте дежурному офицеру, чтобы он наказывал вас нарядом. Я запишу этот приказ в журнал, чтобы вас не обвинили в оскорбительном поведении. Ясно?

– Да, сэр. Есть, сэр! – выпалил он.

– Один наряд!

Прошло секунд десять.

– Есть, сэр.

Поможет ли ему это? Посмотрим.

Наш корабль завис над Фарсайдом. В ожидании шаттла я попросил сержанта Обуту соединить меня с Девоном. Через минуту она доложила:

– Сэр, связь с Девоном невозможна. Все каналы временно заняты под учебную тревогу. У меня приподнялись волосы:

– Похоже, Толливер сошел с ума. На всякий случай вызовите отряд охраны и сопровождения в Лондонский космопорт. Пусть они меня встретят.

– Есть, сэр. Вы уверены, что охрана необходима?

– Подстраховаться не помешает.

– Вы собираетесь входить в ворота Академии с охраной?

– А вдруг Толливер действительно спятил? – невесело усмехнулся я. – Неизвестно, смогут ли его усмирить лейтенанты Слик, Бьен и сержанты.

Едва я вошел через шлюз в станцию «Порт Земли», ко мне подошел сержант из транспортного отдела ВКС.

– Капитан Сифорт? Мне поручено проводить вас к спецшаттлу.

Вообще-то чинопочитание и всякие привилегии мне не нравятся, но тут случай особый, спепшаттл мне действительно необходим. Надо спешить, пока Толливер не натворил бед. Может, вызвать несколько танков и пару лазерных пушек?

Весь полет я изводил себя бредовыми предположениями, и к моменту посадки в Лондоне нервы мои были истощены до предела. Может быть, Толливер понял свою ошибку и пустился в бега, опасаясь моего гнева? Или ждет у ворот с пистолетом и пристрелит меня сразу, как только я подойду? Значит, надо пустить вперед штурмовой отряд. А если Толливер не сошел с ума и у него есть веская причина для столь странных действий? Я вломлюсь в ворота на танке, а потом меня упрячут в дурдом. Тоже хорошо, будем лечиться с Анни в одной палате.

В Лондоне сгущались сумерки. Меня встретил отряд охраны во главе с лейтенантом. Что ему сказать? После мучительных сомнений я решился на компромисс: войду в ворота один, но если в течение двух часов не сообщу лейтенанту, что со мной все в порядке, тогда в ворота ворвется отряд и восстановит порядок.

Через несколько минут вертолет доставил в Академию. Не дожидаясь, пока остановятся лопасти, я спрыгнул на землю и поспешил к воротам.

– Где Толливер?! – рявкнул я на часового, вылезшего из КПП. – Что здесь, черт возьми, происходит?! Тот испуганно вытянулся передо мной.

– Мистер Толливер сейчас подойдет, сэр. Я позвонил ему в административное здание, как только пилот вашего вертолета ответил на запрос и дал опознавательный сигнал.

– Вольно.

К воротам почти подбежали трое: Толливер, сержант Ибарес и старший гардемарин Сандра Экрит.

– Докладывает лейтенант Эдгар Толли…

– Отставить! – оборвал его я. – Что случилось?!

– Погиб лейтенант Слик.

Вот так да! Вот в чем дело! Толливер не сошел с ума, а я, дурак…

– Как погиб? – Я заставил себя дышать ровнее, расслабил напряженные мускулы. – Какого черта ты не сказал мне об этом сразу?!

– Он застрелился. В своей квартире. Это обнаружилось утром, когда к нему зашел сын Бранстэда после зарядки.

– Но… Почему он застрелился?

– Не знаю.

– Какого хрена ты оборвал связь с базой! Я думал, ты спятил!

– Нисколько не удивляюсь вашей догадке, сэр.

– Толливер! Да ты… Да я тебя…

Сержант Ибарес и Сандра словно завороженные следили за спектаклем. Чем сейчас порадует герой Сифорт?

– Я вынужден был пойти на это, чтоб дать вам время! – выпалил Толливер.

– Какое еще время?!

– Чтобы принять меры, сэр. Когда о его самоубийстве пронюхают журналисты, уже будет поздно.

– Какое им дело до обыкновенного лейтенанта?

– Простите, сэр, – вмешался сержант Ибарес, – но мы беспокоимся о вас.

– Вы что, оба рехнулись? При чем здесь я?

– Их интересует каждый ваш чих, сэр, – терпеливо объяснял Толливер. – Не смотрите на меня так, я знаю, как болезненно вы воспринимаете эту тему, но дело в том, что как только журналисты прознают, что ваш лейтенант покончил жизнь самоубийством без видимых причин, они набегут сюда и будут дежурить толпами у ворот, фотографируя и опрашивая все, что движется.

У меня возникло подозрение, что наглец Толливер, как всегда, прав, но это меня не успокоило.

– Слик говорил с кем-нибудь перед смертью? Кто нашел его труп? – все еще раздраженно спрашивал я.

– Джеренс Бранстэд, сэр. Кадет.

– Зачем он приперся к лейтенанту?

– Я достал Джеренса дубинкой, когда он отстал от группы во время утренней пробежки, сэр, и послал его к лейтенанту Слику на порку, – объяснил сержант Ибарес.

– А вы зачем сюда пришли, гардемарин?! – накинулся я на Сандру Экрит.

– По приказу лейтенанта Толливера, сэр, – с достоинством ответила она.

Это меня отрезвило. Яростная муть в голове осела, я вспомнил об охранниках, наблюдающих из вертолета. Не следует обсуждать внутренние дела Академии в их присутствии.

– Ладно, пойдемте ко мне в кабинет, – устало сказал я троице.

По пути меня мучили невеселые размышления. Жалко, что Слика не стало, теперь его место займет дерзкий болван Толливер, который не может разговаривать со мной без сарказма и колкостей. Вечно он выставляет меня дураком! Из-за него я чуть не ворвался в ворота на танке.

– Не кажется ли вам, что самоубийство Слика не является достаточным основанием для обрыва связи? – холодно спросил я этого болвана. – И что я, по-вашему, должен делать с трупом? В полночь зарыть его под столовой?

– Лучше в клумбе. Простите, сэр. – Толливер резко остановился, я по инерции прошел еще шаг. Его тон тоже стал ледяным:

– Вы предпочли бы, чтобы я передал сообщение о самоубийстве Слика открытым текстом по не защищенному от подслушивания каналу? Хорошо, в следующий раз так и сделаю. А в этот раз у вас будет возможность сообщить новость самому и подать ее в выгодном для вас свете. Простите за то, что прикрыл вашу задницу.

Я решил не реагировать на его колкости. Мы продолжили путь.

– И что же мне, по-вашему, теперь делать? – смягчился я.

– Вначале надо выяснить, почему Слик застрелился. Если причины личные, тогда составим краткий, сдержанный некролог. Если же причина связана с Академией, тогда даже не знаю, как быть.

– Какая может быть связь с Академией?

– Откуда я, черт возьми, знаю? Может быть, он склонял кадетов к мужеложству. Может быть, воровал, брал взятки или продавал поступающим экзаменационные билеты. Всякое может быть. Вот поэтому я и хотел дать вам время, чтобы все выяснить.

– Простите. – Некоторое время мы шли в тишине. – А где его тело?

– Я распорядился отнести его в лазарет. Мне показалось, что оставлять труп в квартире… не очень хорошо.

– Вы уверены, что это самоубийство?

– Абсолютно уверен.

Мы вошли в кабинет. Я сел за стол, показал Ибаресу и Сандре Экрит на стулья. Толливер устроился в кресле.

– Почему вы встретили меня втроем? Вы организовали комитет? – спросил я.

– Нет, – помотал головой сержант, – так получилось. Джеренс, увидев труп, сразу выбежал и наткнулся на меня. Я вошел в квартиру, убедился, что Слик мертв, запер дверь и позвонил мистеру Толливеру, а Джеренсу дал особое поручение, чтоб он не общался с другими кадетами. Никому из сержантов и солдат о самоубийстве Слика я не говорил. Многие, конечно, догадываются, что произошло нечто из ряда вон выходящее, но ничего толком не знают.

– Я приказал мисс Экрит организовать охрану двери квартиры Слика, потому что она, как старший гардемарин, имеет право приказывать и гардемаринам, и сержантам, – добавил Толливер. – Как видите, этот выбор сделан неспроста.

– Да, сэр, – подтвердила Сандра, – я поставила часовых из числа гардемаринов, они караулят дверь посменно. Цай и Тайер отнесли тело в лазарет.

– Почему вы уверены, что это самоубийство? – посмотрел я на Толливера.

– Посмотрите сами. – Толливер вставил в щель дисплея на моем столе дискетку с видеофильмом. – Позвольте предупредить, что зрелище это не из приятных.

Я запустил фильм. На экране дисплея возникло мрачное, усталое лицо Дарвина Слика. Он сидел за письменным столом и смотрел прямо в видеокамеру. Вот он протянул к ней руки, поводил ею по комнате, показывая, что в ней никого больше нет, и снова направил объектив на себя, достал из выдвижного ящика старинный пистолет со свинцовыми пулями, приставил его к виску.

– Я кончаю жизнь самоубийством, – произнес Слик, обращаясь к камере. – Я в квартире один, никто меня не вынуждает к самоубийству. Я ухожу из жизни исключительно по собственной воле. Капитан Сифорт, простите меня. Я был не прав. Мне казалось… – Слик закрыл глаза. – Верую в бесконечную любовь и милость Господа… – Он нажал спусковой крючок.

Я отшатнулся от грома выстрела.

– Боже! – вырвалось у меня.

– Аминь. Я ведь предупреждал, – тихо сказал Толли-вер.

У меня в желудке начались спазмы, я изо всех сил сдерживал рвотные позывы. Дрожащей рукой я выключил жуткое изображение, сделал глубокий вздох, чтоб успокоиться.

– Теперь у меня нет сомнений, что это самоубийство. Все же непонятно, что он имел в виду? За что я его должен простить? В чем он виноват? – растерянно спрашивал я.

– Не знаю, – ответил Толливер.

Я нервно барабанил пальцами по столу:

– Сколько у нас времени?

– Его тело в холодильнике, сэр, так что с похоронами можно не торопиться.

– Я имею в виду не похороны. Как долго мы можем скрывать его смерть?

– О его смерти знаем мы, кадет Бранстэд, гардемарины и санитар. Сержант утверждает, что санитар надежный человек.

– На гардемаринов тоже можно положиться, сэр, – заверила мисс Экрит.

– Значит, по крайней мере до завтра это останется тайной, – заключил я. – Эдгар, а как насчет мисс Бьен? Она знает?

– Нет, сэр.

– Сообщите ей. Ночью обыщите с ней квартиру Слика. Сержант, вы пойдете с ними, а вашей казармой займется кто-нибудь из гардемаринов.

– Ею уже занимается мистер Тайер, сэр.

Мистер Тайер? А… Вспомнил! Тот рыжий пацан, что бросался в казарме подушками, празднуя получение гардемаринского звания.

Я встал:

– Как только закончите обыск, доложите мне о результатах в любое время суток, хоть среди ночи. Я буду у себя в квартире, только вначале зайду в столовую, а то не ел целую вечность. Пришлите туда мистера Бранстэда.

Я доедал в безлюдном зале столовой аппетитный сэндвич, когда гардемарин Диего привел Джеренса. Гардемарина я сразу отпустил. Джеренс робко переминался передо мной с ноги на ногу и вдруг замямлил:

– Простите, сэр, теперь я понимаю, что вел себя тогда очень нехорошо.

Он пробыл в Академии уже немало и должен был знать, что кадеты в присутствии капитана имеют право раскрывать рот только для ответа на вопросы, но я решил его пока не наказывать.

– Садись.

– Есть, сэр. – Джеренс сел с округленными глазами, удивленный моей благосклонностью.

Я пристально изучал его. Белки были красными от слез, вся поза какая-то жалкая, вид подавленный.

– Сильно переживал?

– Уже все нормально, сэр, – моментально ответил он.

– Расскажи, как это произошло.

– Я постучал в дверь, как положено. Она оказалась незапертой. Я подумал, что он уже ждет меня, поэтому вошел, не дожидаясь разрешения, а он лежал… – Беднягу аж передернуло. – Он лежал у стола…

Я не мог прикоснуться к Джеренсу, не мог утешить его хотя бы словами, чтоб не выделять из массы других кадетов. По традиции капитан не должен сюсюкать с кадетами. Но несколько месяцев назад на планете Надежда я обещал Хармону Бранстэду заботиться о его сыне. На Земле и во всей Солнечной системе у Джеренса не было никого, кроме меня. Нужно ли проявлять к нему армейскую строгость? У меня тоже когда-то был сын. Он мог бы стать кадетом…

– Пошли. – Я положил ему на плечо руку и повел на камбуз. – Джеренс, капитану не положено кормить кадета на камбузе, поэтому не рассказывай никому, ладно?

– Никому не скажу, сэр.

– Ты ужинал?

– Да, сэр. Мистер Цай принес мне ужин на склад скафандров.

– Что ты там делал?

– Проводил инвентаризацию, сэр. Записывал номера скафандров.

Я вздохнул. Сержант Ибарес мог бы придумать Джеренсу более осмысленную работу. В холодильнике нашелся большой кусок шоколадного торта. В самый раз! Это немного утешит мальчишку. Пошарив вокруг, я нашел две тарелки, разрезал кусок торта пополам, потом порыскал по морозильникам, обнаружил огромную порцию мороженого и отдал львиную долю Джеренсу.

– Наворачивайте за обе щеки, мистер Бранстэд. Небось ужин ваш был не таким вкусным.

– Спасибо, сэр. – Но к лакомству он даже не прикоснулся. – Мистер Сифорт, в чем я виноват? Почему меня весь день не пускали к товарищам? Вы не отпустите меня в казарму даже на ночь?

– Ты ни в чем не виноват, Джеренс, а остальное не твоего ума дело, – строго сказал я. – Ешь мороженое. Приказ есть приказ. Он нехотя взял ложку.

– Простите меня, сэр, я исправлюсь. Простите.

Я тяжко вздохнул. Бедняга вообразил себе Бог весть что! Придется объяснить ему, чтобы не чувствовал себя виноватым.

– Джеренс, дело вот в чем. Мы не знаем, почему Слик застрелился. И хотим выяснить это до того, как о его самоубийстве узнают все. Мы не хотим утечки информации, вот потому и держим тебя отдельно.

– Сержант боялся, что я разболтаю кадетам?

– Да. – Я понял, как оскорбительно для него недоверие. Ведь на «Виктории» я доверил ему, начинающему наркоману, наркотик. Тогда Джеренс выдержал испытание. – Но я-то знаю, что ты не подведешь. Когда справишься с этим, – я показал на тающее мороженое и шоколадный торт, – отпущу тебя в казарму. До конца расследования о смерти Слика никому ни слова. Ладно?

– Конечно, сэр! – Джеренс расправил плечи. – Никому не скажу, даже соседям по койке. Обещаю.

– Тогда за работу, пока нас не нашли. Включай челюсти.

– Есть, сэр, – улыбнулся он наконец.

– Небось испугался, когда увидел мистера Слика?

– Еще как, сэр! – Отправив по назначению кусок торта, Джеренс гордо добавил:

– Но теперь не боюсь.

10

Джеренс вернулся в казарму, я в тяжких раздумьях побрел домой. Осмотр квартиры Слика наверняка займет несколько часов, значит, можно немного поспать. После насыщенного событиями дня я чувствовал себя изнуренным, но сон не шел, навязчиво всплывали мрачные образы: изуродованная выстрелом в висок голова Слика, коридор в Фарсайде, санитары вокруг безжизненного тела Эдвардса.

Разбудил меня страшный грохот – кто-то долбил в дверь и зверски орал. Я бросился открывать, забыв спросонья надеть хотя бы штаны.

– Руки вверх! – рявкнул громила, наставив на меня лазерную винтовку. Я поднял руки.

– Полегче, Джодсон, – осадил его ворвавшийся следом лейтенант, командир отряда охраны, – это же Сифорт. С вами все в порядке, сэр?

– Конечно! Какого черта вы ворвались… О, Боже мой! – Я зарделся. Растяпа! Как я мог забыть об отряде?! – Лейтенант, дайте отряду отбой. Извините, я просто забыл о вас. – Под его испепеляющим взглядом я чувствовал себя тряпкой, корчащейся в огне.

– Забыли, значит, – презрительно процедил он. – Хорошо, капитан. – Он поднес к губам рацию. – Капрал Маннерс, отбой! Освободите часовых. Тревога оказалась ложной.

Я опустил руки.

– Лейтенант, как вы сюда проникли? Вы сняли наших часовых?! Что с ними? Вы покалечили их?

– Не особенно, сэр. Вначале мы скрутили полусонных часовых у ворот, потом окружили это здание, в одной из квартир арестовали троих ваших людей.

– Отпустите их. Это была учебная тревога, – затараторил я, стараясь не казаться оправдывающимся.

– Хорошо. – Лейтенант козырнул, но напоследок не удержался от колкости:

– Если вам еще когда-нибудь захочется проверить бдительность ваших часовых, вызывайте нас, мы поможем.

Как только они вышли, я мгновенно впрыгнул в штаны, набросил китель и понесся в квартиру Слика, где у двери наткнулся на разъяренного Толливера.

– Молчать! – рявкнул я, маскируя стыд гневом. – Продолжать работу! – Не хватало мне еще дурацких вопросов Толливера!

Конечно, лейтенант из отряда охраны был уже здесь.

– Сэр, тут следы крови, – доложил ему охранник. – Дело нечисто, надо бы…

– Лейтенант, выведите отсюда своих людей! – заорал я.

Слава Богу, он подчинился беспрекословно. Я проводил его до вертолетной площадки, сурово предупредив о прискорбных для него последствиях в случае утечки строго секретной информации об инциденте. Я не был уверен, что мои идиотские угрозы подействуют на лейтенанта, но надеялся, что он все-таки сжалится надо мной и будет держать язык за зубами.

Наконец, отряд улетел. Часовые, прошляпившие налетчиков, избегали смотреть мне в глаза. Я помчался к квартире Слика.

– Пока ничего не нашли, сэр, – доложил Толливер. – Мы очень благодарны вам за весьма стимулирующий перерыв в работе, вы так заботитесь о нашем отдыхе…

– Хватит! – оборвал я его и выбежал вон, хлопнув за собой дверью.

Уснуть мне удалось лишь под утро.

– Совсем ничего? – мрачно спросил я. Недосыпание сказывалось, и после бурных событий прошедшей ночи голова была чугунной.

– Я просмотрел даже письма его сестры, – угрюмо отвечал Толливер. Вид у него тоже был далеко не бодрый. – Мисс Бьен по второму разу изучает файлы его компьютера.

– Что в них?

– Ничего существенного. Заметки, касающиеся расписания отправки кадетов на учебную станцию, и еще какая-то мелочь. Если хотите, взгляните сами.

– После завтрака, – проворчал я.

Самоубийство Дарвина Слика казалось совершенно бессмысленным. Финансовая проверка задела его самолюбие, но серьезных нарушений не обнаружилось. Наложить на себя руки из-за какой-то мелочи? Глупо.

Я еще раз все обдумал. Пожалуй, предосторожности Толливера нелишни. Не пристало Академии выставлять свое грязное белье напоказ. Газетчикам только дай повод, мигом сделают из мухи слона. Опять будет сенсация, связанная с моим именем.

Что делать с трупом? Кем заменить Слика? Такого опытного в делах Академии офицера мне не найти. А пока все не улажено, я не могу навестить Анни. Сколько сразу проблем!

В столовой за круглым столом никто не решился спросить меня, куда подевался старший лейтенант Слик. После завтрака мисс Бьен робко сообщила:

– Интендант принес документы… Их должен подписать мистер Слик.

– Вы хотите взвалить эту работу на меня? – раздраженно огрызнулся я. Молчаливый укор в ее глазах заставил меня опомниться. – Простите, мисс Бьен. Объявите всем, что мистер Слик улетел в срочную командировку. Займитесь его делами сами.

– Есть, сэр. Пороть кадетов тоже должна я?

– Пусть этим займется Толливер. Я уединился у себя и принялся расхаживать по кабинету. Что же толкнуло Слика на самоубийство? Обыск его квартиры ничего не дал. Может быть, никаких серьезных причин просто-напросто нет? Может быть, Слик застрелился в приступе депрессии? Тогда бояться нам нечего, можно объявить о его смерти прямо сейчас.

Я сел за дисплей, начал набрасывать текст некролога, но нужных слов не находилось, что-то не давало покоя, в душу вгрызались сомнения. В конце концов я стер с экрана неудавшийся некролог, позвонил в приемную:

– Вызовите мисс Бьен.

Вскоре она явилась, я начал допрос:

– Что вы нашли в компьютере Слика?

– Ничего интересного, сэр. Служебные документы, отчеты, письма, заметки для памяти.

– Совсем никакой зацепки?

– Никакой, сэр. Можете посмотреть его файлы сами, я переслала их на ваш дисплей.

Два часа мы с мисс Бьен просматривали файлы из компьютера Слика. Все без толку. Я отпустил ее, размышлял в одиночестве до обеда, ничего путного не придумал и решил покончить с делом без лишних выкрутасов. Опубликуем некролог, а там будь что будет. Пусть журналюги пишут что им вздумается. Только я собрался сочинять некролог, как в дверь постучали. Вошел сержант Киндерс.

– Недельные отчеты готовы, сэр, можно посылать в Адмиралтейство, – доложил. он.

– Отправляйте, – буркнул я. Никакого значения эти отчеты не имеют, никто их не читает. Я могу вообще не отчитываться. Кстати, об Адмиралтействе… Может быть, посоветоваться с адмиралом Дагани? Нет, наш разговор могут подслушать. – Сержант, скажите, что вам известно о Слике?

– Официально ничего, сэр. Ходят кое-какие слухи, – уклончиво ответил он. Выражение лица его было непроницаемым.

Слухи не прибавят мне авторитета. Сержанты должны знать, что я им доверяю.

– Он застрелился в своей квартире.

Целый час я бился над составлением сообщения о самоубийстве лейтенанта Слика и наконец вручил дискету рыжему гардемарину Тайеру со строжайшим наказом:

– Срочно летите в Лунаполис, отдадите эту дискету адмиралу Дагани лично, из рук в руки! Ясно?!

– Есть, сэр! – радостно отчеканил мальчишка. Еще бы! Не каждый день гардемаринам выпадают такие важные, такие секретные задания.

– Идите. – Я смотрел ему вслед с умилением. Раньше Тайеру не приходилось летать на Луну одному, без начальства, а теперь он посетит Адмиралтейство, зайдет в кабинет к самому адмиралу, а потом сможет несколько часов свободно болтаться по Лунаполису, по всем его барам и прочим увеселительным заведениям, возможно, даже останется там ночевать.

Кем же заменить Слика? Может, пригласить моего старого друга Алекса Тамарова? Нет, я приношу ему одни неприятности. Без меня ему будет лучше.

Хорошо бы найти достойного человека, талантливого наставника, способного воспитывать кадетов в уважении к традициям нашего доблестного флота. Из тех, кого я знаю, такими качествами не обладает никто. Придется обратиться в отдел кадров Адмиралтейства, пусть ищут замену Слику сами. Раз уж я терплю Кроссберна, сработаюсь и с любым другим.

После обеда я позвонил в нью-йоркскую клинику, но Анни к телефону не позвали – она вышла на прогулку в сад. В ожидании звонка адмирала Дагани я сидел в кабинете как на иголках, проторчал в нем до самого ужина, ничего не дождался и пошел в столовую усталый и раздраженный.

Эдгар Толливер фонтанировал бодростью, должно быть, урвал пару часиков сна. Первую его колкость по поводу налета отряда охраны я пропустил мимо ушей, а после второй тихо сказал ему в ухо:

– Мистер Толливер, хватит. Признаю, я спорол глупость, но сколько можно об этом твердить? Не сыпьте соль на рану.

– Что вы! У меня и в мыслях этого не было! – деланно спохватился он. – Я так рад, что в наше болото ворвалось нечто новое! Ворвалось и развеяло скуку!

Каков наглец! Во мне все всклокотало.

– Вам скучно? Я устрою вам развлечение. Завершите финансовую проверку за неделю. А чтоб вам было веселее, присматривайте за утренними пробежками кадетов в течение месяца. – Теперь наглец будет вставать на час раньше!

– Есть, сэр, – невозмутимо ответил Толливер.

Может, он привык рано вставать? До меня вдруг дошло, что я до сих пор этого не знаю. Как я невнимателен к людям!

– Сэр, вас к телефону, – доложил стюард. Я подошел к аппарату у двери.

– Сифорт слушает.

– Адмирал Дагани. Получил ваше сообщение час назад. Думаю, вы правы, инцидент вызовет кривотолки, особенно неприятные для нас после несчастного случая с кадетом в Фарсайде. Если информация просочится в прессу, конкурс в Академию может упасть. Никому ничего не говорите, я все улажу, пришлю к вам людей за… э… за грузом.

– За чем?

– За грузом! – рыкнул адмирал. – За тем самым грузом, сообщение о котором вы передали с гардемарином. Мы разберемся с грузом здесь без лишнего шума. Некий офицер будет переведен на другое место службы, только и всего.

– Вы хотите перевезти… – Назвать Слика «грузом» у меня не поворачивался язык. – Вы хотите перенести проблему в Лунаполис, оформив переход в иное качество как переход на иное место службы?

– Черт вас возьми, Сифорт! А как вы это себе представляли?! Вы просили меня помочь?

– Да, сэр.

– Вот я и помогаю. Я устрою все за день-два, пришлю вам вертолет, он отвезет груз в лондонский космо-порт.

Меня охватили дурные предчувствия.

– Сэр, а что если… – Вдруг я понял, что мямлю, как Адам Тенер.

– Ни о чем не беспокойтесь, все будет сделано в строжайшем секрете. Помните ложную тревогу, когда якобы обнаружили рыб? А на самом деле никаких чудищ в Солнечной системе не оказалось. Мы с такими происшествиями справляемся хорошо. – Адмирал положил трубку.

У меня на душе кошки скребли. Насчет истории с рыбами Дагани был прав. Журналисты так и не узнали, что на самом деле рыбы в Солнечной системе были. Правда, некоторые въедливые борзописцы чесали по этому поводу языки, пытались посеять сомнения, издевались над плохой системой наблюдения флота, но раздуть скандал им не удалось.

Я вернулся к круглому столу.

– Хорошие новости? – поинтересовался Толливер. Его учтивость была невыносимой.

– Очень хорошие, – ответил я, жестоко терзая рулет.

Раздался грохот, полетели осколки тарелок. Кадет, уронивший поднос, испуганно съежился – наряд обеспечен. За одним из столов засвистели, заулюлюкали. Я вскочил:

– Сержант Ольвиро! Пришлете свистунов ко мне в кабинет! Всех! – Воцарилась мертвая тишина. – Если вы не способны обеспечить порядок, я подыщу вам замену!

Сержант встал навытяжку.

– Простите, сэр, больше этого не повторится. Я объясню им, как надо себя вести в столовой.

– Объясните как следует, черт возьми! – прогремел я вне себя от ярости. – Возмутительно! Пришлите этих хулиганов ко мне в кабинет завтра ут…

– Извините, сэр, – вмешался Толливер, очутившийся рядом.

– Идите за свой стол, лейтенант, – огрызнулся я. – Подождите, пока я разберусь с…

– Это не терпит отлагательств, – вежливо, но твердо настаивал Толливер, встав между мной и сержантом. – Пожалуйста, выслушайте меня. Срочное сообщение.

Пришлось отойти с ним в сторону.

– Выкладывай, – злобно прошипел я.

– Возьмите себя в руки! – прошептал он так тихо, что я едва расслышал.

– Опять дерзишь!? Уволю!

– Но пока я ваш помощник и обязан защищать вас даже от вашей собственной глупости. Об истории с отрядом охраны знают немногие, а сейчас вы выставили себя на посмешище перед всеми кадетами!

Сквозь ярость, как сквозь вату, до моего сознания постепенно дошло, насколько необычная в столовой стоит тишина. Из-за чего я разорался? Из-за сущего пустяка!

Я сделал глубокий вздох, еще один, потом, едва держась на ногах, подошел к сержанту Ольвиро, заговорил с ним совсем другим тоном, как мне казалось, доброжелательным:

– Сержант, я хотел сказать, что кадетам не подобает смеяться над промашкой товарища. Беда одного – беда всех. Побеседуйте с ними на эту тему, пожалуйста.

Я вернулся за круглый стол. Лейтенант Бьен покосилась на меня и отвела взгляд. Боже мой, до чего я дошел?! Недосыпание и расшатанные нервы не могут служить оправданием.

– Спасибо, – пробормотал я Толливеру.

– Если хотите, я поговорю с сержантом Ольвиро после ужина, – промолвил он.

– Конечно. – Я прикрыл глаза, прислушался к себе. Уши горели. Какой позор! Что я натворил? Доказал, что в начальники Академии не гожусь.

– Простите, сэр, вам снова звонят, – доложил стюард.

– Кто?

– Не знаю, сэр.

Я опять потащился к двери. Замучили. Может быть, таскать с собой мини-телефон?

– Сифорт! – гаркнул я в трубку.

– Никки?

– Анни! Как поживаешь, лапочка?

– Не знаю… Честно, Никки, не знаю. Иногда мне хорошо, иногда плохо. Иногда я думаю о…

– Понимаю, понимаю… – Конечно, она думает о нашей встрече!

– О том, что со мной сделали в Сентралтауне.

Я зажмурился, прислонился к стене. С тех пор, как ее жестоко изнасиловали и ограбили, она не обмолвилась об этом ни словом. Значит, теперь дела у нее пошли на поправку. Теперь она может справиться со своим горем.

– А у тебя как дела, Никки?

– Нормально. Скучаю по тебе.

– Это хорошо, – хихикнула она. – Как только перестанешь скучать по мне, значит, дела мои плохи.

– Анни, мне так хочется, чтобы ты увидела нашу новую квартиру. Она огромная! А знаешь сколько всяких магазинов в штатском районе Девона? Прорва!

– Ой, мне так хочется кой-чего огромного, – хохотнула она с неприличным намеком.

– Анни! – Я зарделся, как мальчик.

– Никки. я люблю тебя. – Анни всхлипнула и бросила трубку.

Я вернулся к столу, обхватил ладонями горячую чашку кофе, наслаждаясь его теплом, нетерпеливо ждал десерта. Скорей бы попасть домой, отоспаться… Наконец принесли пудинг.

– Простите, сэр, – робко подошел стюард.

– Что еще?

– Вас опять к телефону. Звонят из Фарсайда.

– О, Всемогущий Господь на небесах!

– Простите, но…

– И Его ангелы! Аминь. – Пришлось снова переться к телефону у двери. – Сифорт слушает!

– Докладывает сержант Обуту, сэр. Надеюсь, не потревожила вас?

– Потревожили, да еще как! Если из-за пустяка, пожалеете!

– Судите сами, сэр, пустяк или нет. Кадета Арнвейла послали к лейтенанту Паульсону на порку.

– И это все?!

– Его послал сержант Радс, сэр. А Кил Дрю только что получил десятый наряд и должен явиться к Паульсону на порку утром.

– Кто ему дал наряды?

– Большинство нарядов, думаю, дал сержант Радс. И кадет Стриц из казармы сержанта Куна тоже наказан, сэр. За низкую успеваемость. Его ждет месяц сверхурочных работ.

Ее беспокойство можно понять. Сержанты Радс и Кун, пожалуй, слишком сильно закручивают гайки. Такими крутыми мерами успеваемость вряд ли поднимешь.

– Передайте сержанту Радсу, пусть отменит наряды кадету Дрю и впредь не доводит их число до десяти.

– Есть, сэр. Вы уверены, что это оптимальное решение?

– Что вы предлагаете, сержант?

– Мне кажется, не стоит подрывать авторитет сержанта Радса у кадетов.

Опять она права! Значит, Кил Дрю должен быть выпорот. Впрочем, есть один выход…

– Пришлите этих троих кадетов сюда в Девон, – приказал я.

– Есть, сэр. Правильно, флотская дисциплина для них слишком строга, будет лучше, если вы отчислите их из Академии.

– Я не собираюсь их выгонять! – зарычал я. – Я всего лишь сказал, что их надо отправить в Девон! И сделайте это прежде, чем мистера Дрю отправят на бочку! – Авторитет сержанта Радса при этом не пострадает, а бедный мальчишка избежит расправы. Я бросил трубку и в который уже раз пошел к столу.

Наконец беспокойный ужин закончился.

– Вначале поговорю с сержантом Ольвиро, – предложил Толливер.

– Нет, пойдете со мной, – приказал я.

До моей квартиры мы шли в угрюмом молчании. Там я позволил себе немного расслабиться – сбросил китель, устало плюхнулся на диван.

– Толливер, а не уйти ли мне в отставку?

– С какой стати? – удивленно приподнял он бровь.

– Нервы сдают. Сам видишь, уже сдали. Он сел, как у себя дома, не спрашивая.

– Ты просто устал, – спокойно сказал он. – Мы уже не так молоды, как когда-то.

– Не болтай чепухи. Я ору на всех, как ненормальный, кидаюсь из одной крайности в другую. То требую от кадетов железной дисциплины, то балую их, спасаю от наказания. Такие метания до добра не доведут.

– Выдающимся личностям свойственны причуды. Ты же капитан с мировой славой.

– Хватит зубоскалить, Толливер, – обиженно проворчал я. – Мне сейчас не до шуток.

– Просто сегодня у тебя выдался тяжкий день. Бывает. – Он встал. – Если это все, я пойду вправлять мозги сержанту Ольвиро.

– Сядь, – рявкнул я и тут же пожалел о своем раздраженном тоне. – Прости. В Фарсайде неприятности. Два сержанта слишком наседают на кадетов.

– Что ты собираешься предпринять?

– Не знаю. Вот почему я не гожусь для этой работы. Не знаю, как ее делать. Кстати, о работе… Когда ты сможешь подготовить отчет о финансовой проверке?

– Ты же сам сказал, что я должен управиться за неделю. На самом деле я мог бы закончить эту работу раньше, если б ты не заставил меня заниматься утренними пробежками кадетов.

– Черт с ними, с пробежками, брось все и сосредоточься на финансовой проверке. Как только закончишь, пошлю тебя наверх. В Фарсайде нужен… В общем, за ними нужно присматривать.

– На роль надсмотрщика я вряд ли подойду.

– На «Виктории» ты присматривал за гардемаринами отлично, – проворчал я. Это был скрытый комплимент.

Тогда Толливер был старшим гардемарином. Между прочим, разжаловал его в гардемарины не кто иной, как я, к тому же несправедливо, за что Толливер меня ненавидел, но это не мешало ему выполнять офицерский долг и усмирять также ненавидевших меня гардемаринов «Виктории».

А за что я ненавижу Толливера? Всего лишь за давние кадетские обиды? Не глупо ли это? Конечно, глупо!

– Ладно, Толливер, иди спать, – мягко сказал я.

– Есть, сэр. Но вначале поговорю с сержантом Ольвиро.

– Не надо, я сам с ним поговорю. И не спорь! Я знаю, что делаю.

Толливер ушел. Я сидел на диване, схватившись за голову. Как все это выдержать? Столько забот! Как не согнуться под тяжестью этого бремени? Так я просидел час, потом надел китель и вышел в прохладу позднего вечера.

Сержант Ольвиро был воспитателем казармы имени Вилхэвена. Едва я распахнул в нее дверь, смех оборвался, ближайший ко мне кадет проорал:

– Смирно!

Кадеты мигом выстроились в две шеренги у коек. Некоторые были еще в полной форме, другие – без кителей, третьи – в нижнем белье. Постели на койках измяты. Типичная картина кадетского отдыха перед отбоем.

– Вольно, – скомандовал я. – Где ваш сержант?

– Наверно, в своей квартире, сэр, – ответил кадет с нашивками капрала.

– Пригласите его, пожалуйста, сюда.

– Есть, сэр. – Капрал проворно надел ботинки и шмыгнул за дверь.

Полминуты прошло в абсолютной тишине. Наконец, шаги.

– Сержант Ольвиро по вашему приказанию прибыл, сэр!

– Вольно, сержант. – Я вышел на середину прохода между шеренгами и обратился к кадетам. – Наступит день, когда вам придется командовать рядовым и сержантским составом. Но вы должны научиться не только приказывать. Сейчас я преподам вам урок. – Я повернулся к Ольвиро. – Сержант, приношу вам свои извинения за грубые и необоснованные упреки, высказанные мною сегодня в столовой в приступе раздражительности. Весьма сожалею о случившемся и впредь постараюсь держать свои нервы в узде. – Я прошелся взглядом по напряженным лицам кадетов. Они смотрели на меня во все глаза. – А вам не следовало смеяться над своим товарищем, уронившим поднос. Настоящие офицеры не зубоскалят над промашкой соратника. – Со всем достоинством, на которое был способен, я прошествовал между шеренгами к выходу. Кадеты были сражены наповал.

Ночью я спал как убитый. Ни одного сна не помнил, выспался замечательно, утром бодро вскочил под душ, а после завтрака сразу пришел в кабинет и принялся за работу.

Первым делом надо решить кадровый вопрос. Слик умер, Толливер скоро уедет в Фарсайд – без двух лейтенантов трудно. Надо нажать на отдел кадров, пусть дадут хотя бы одного офицера. Я снял трубку:

– Соедините меня с отделом кадров.

Вскоре мне ответил капитан Хигби, то самый, что отказался избавить меня от Ардвелла Кроссберна. Я сбивчиво объяснил, что лейтенанта Слика по приказу адмирала Дагани перевели из Академии на другое место службы, вследствие чего мне нужен другой лейтенант, причем как можно быстрее.

– Может быть, направить вам кого-нибудь из ваших друзей? – предложил Хигби.

– Нет.

– Тогда я сам подберу кого-нибудь. На это потребуется некоторое время. Ждите, я сообщу. – Хигби положил трубку.

Я занялся просмотром докладов и прочих бумаг. Перед самым обедом позвонил сержант Киндерс:

– Из Фарсайда прибыл гардемарин Кин с тремя кадетами.

– Пригласите их ко мне. – Вот те на! А я чуть не ушел на обед. Как я мог забыть? Сам же вчера вечером приказал доставить кадетов в Девон! Забыл о кадетах, забыл отпустить охрану. Все забываю. До срока выхожу в тираж, старческий маразм. Что будет дальше?

За Кином вошли кадеты, вытянулись по струнке. Гардемарин – довольный успешно выполненным заданием, а кадеты – подавленные, мучимые неизвестностью – зачем их сослали вниз?

– Как они вели себя в пути, мистер Кин? – спросил я довольного собой гардемарина.

– Хорошо, сэр.

– Вы отлично справились с заданием. Подозреваю, хотите вернуться в Фарсайд сегодня же?

– Не то чтобы очень… Хочу, сэр. Меня охватил приступ великодушия:

– А мне кажется, переносить перегрузки шаттла в вашем возрасте не так уж легко. Вы уже не юноша. Поэтому даю вам два дня отпуска. – Конечно, я сделал ему комплимент. Ведь мальчишке Кину только что исполнилось восемнадцать. – Можете съездить в Лондон.

– Спасибо, сэр! – Его глаза озарились блаженством.

– Свободен. – За ним закрылась дверь, и я обратил свой благосклонный взор на кадетов. – Вольно. Кадет Стриц, кажется, я вас уже где-то видел.

– Так точно, сэр. Вы видели меня в казарме.

Я напряг свою дряхлую память. Каким-то чудом мне удалось извлечь из ее недр нужную картинку: я вспоминаю в пустой казарме свою кадетскую юность, и вдруг незаметно подкрался «шпион» Йохан Стриц. Тот самый, что подрался с гардемарином. И вот теперь у него от страха блестел лоб.

– Я не кусаюсь, мистер Стриц, – пошутил я и добросердечно уставился на выпоротого Кевина Арнвейла. – Как вы себя чувствуете?

– Хорошо, сэр.

– Сможете сидеть в столовой?

– Так точно, сэр. – Бедняга густо покраснел. – Наверно, мистер Паульсон пожалел меня.

Мой начальственный взор устремился на Кила Дрю. Теперь он выглядел старше своих пятнадцати лет, щеки впалые, кожа бледная. Сразу видно, что он считал себя виновным в гибели товарища и сильно переживал.

– Кадет Дрю?

– Так точно, сэр.

Что бы ему сказать? Ничего дельного в голову не лезло, поэтому я просто глазел на всех троих. Что теперь с ними делать? Первым делом, наверно, надо распределить по казармам.

– Вы догадываетесь, зачем вас отправили сюда?

– За низкую успеваемость и плохое поведение, сэр, – ответил Кил Дрю. В его голосе сквозила горечь.

– Чтобы вы, посмотрев на нас, приняли окончательное решение об отчислении нас из Академии, – добавил Арнвейл.

– Кто вам это сказал?

– Сержант Радс, сэр. Черт бы его побрал!

– Нет, я вызвал вас… – Я прикусил язык. Нельзя им говорить правду. Ход рассуждений сержанта можно понять, ведь здесь в Девоне они вынуждены будут повторять уже пройденные программы, а такой участи заслуживают лишь безнадежно отстающие. Именно так будут относиться к этой троице другие кадеты. Что я наделал?! Придется импровизировать. – Я вас вызвал для… проверки экспериментальной программы. Дело в том, что некоторые кадеты нуждаются в индивидуальном обучении. Конечно, это временная мера. Здесь вы будете жить в одной казарме и изучать программу Фарсайда.

– Пардон, сэр, а чем мы будем заниматься кроме учебы? – робко спросил Кил Дрю.

Хороший вопрос, жаль только, я заранее не придумал ответа. Главное – делать вид, будто ответ мне известен.

– Вы будете моими помощниками, – брякнул я первое, что пришло в голову. – Будете сопровождать меня в полетах в Фарсайд и обратно, будете… – Черт возьми, что они еще могут делать? – Будете выполнять прочие самые разнообразные поручения и все, что я вам скажу. В моем кабинете. В приемной, конечно. – Я исходил нервным потом. – Об остальном узнаете потом, а пока хватит. Идите к сержанту Киндерсу, он направит вас в казарму. В казарму сержанта Ибареса. – Рамону Ибаресу можно довериться.

Как только за троицей закрылась дверь, я рухнул в кресло. Какой маразм! Полный! Что я натворил?! Какого дьявола я мямлил перед кадетами, как салага? Черт меня дернул за язык наплести про индивидуальное обучение? Никогда в Академии этого не бывало. Придется выдумывать для них какие-то обязанности.

По сути дела я вырвал эту троицу из налаженной системы обучения Академии и взвалил ответственность за их успеваемость на себя. Этого мне только не хватало! Хуже того, я нарушил святую традицию. Капитану не пристало общаться с кадетами, он просто должен их не замечать. Теперь же они узнают меня лучше, увидят все мои недостатки. Разве смогут они после этого меня уважать?

11

На следующий день я поручил сержанту Киндерсу дать кадетам Арнвейлу, Дрю и Стрицу задания. Работы для них нашлось достаточно, чего и следовало ожидать, поскольку офицеров у нас не хватало и некоторым гардемаринам пришлось взять на себя обязанности лейтенанта Слика.

Прошел еще день. Наконец утром замороженный труп Дарвина Слика вывезли на тележке за ворота Академии к вертолету. Я провожшт замаскированное под багаж тело коллеги с молитвой и чувством вины. Напрасно мы скрыли его смерть. Пусть решение принял сам адмирал, но я тоже в этом участвовал, а значит, разделяю ответственность.

В столовой троица из Фарсайда сидела с остальными кадетами. Разумеется, за круглый стол я их не пригласил. Моими помощниками они не стали – наплевав на собственные обещания, я отделался от них в тот же день и ничем их не выделял из общей массы кадетов. На душе у меня кошки скребли, но возиться с ними я просто не мог.

Не замечал я эту троицу и на следующий день, точнее, за завтраком и обедом, а к ужину совесть заела, я не выдержал и попросил стюарда подготовить за круглым столом еще три места, успокаивая себя тем, что Слика и Толливера нет, так что тесниться офицерам не придется. Как только столовые приборы были поданы, я приказал стюарду подозвать ко мне Арнвейла, Дрю и Стрица.

Кадеты подошли с несчастным видом. Лейтенант Нгу Бьен открыла рот, но так и не решилась упрекнуть меня в нарушении традиций. Во флотских преданих ни о чем подобном не упоминалось, и на моей памяти такого не бывало. Начальник Академии никогда не подзывал к круглому офицерскому столу кадетов даже для выговора. Я решился на немыслимое.

– Присаживайтесь, джентльмены, – пригласил я испуганную троицу. – Отныне вы будете ужинать за этим столом.

Кадеты робко сели на свободные места. Кевин Арнвейл оказался рядом с Сандрой Экрит и смущенно отодвигался от нее, прижимаясь к своим товарищам. Я молча налил себе половником из кастрюли суп, надеясь, что напряженную тишину нарушит кто-то другой, а там уж застольная беседа потечет легче. Наконец, Сандра возобновила прерванный разговор с Нгу Бьен. Бордовый Арнвейл сосредоточенно смотрел в свою тарелку, боясь взглянуть на офицеров. Йохан Стриц осмелился что-то шепнуть Килу Дрю, после чего тот решился поднять глаза на сержанта Ольвира и застенчиво произнести:

– Добрый вечер, сэр.

– Добрый вечер, – неприветливо ответил сержант и сразу отвернулся к гардемарину Тайеру:

– Какое впечатление на вас произвел Лунаполис?

– Превосходное, – довольно улыбнулся рыжий гардемарин.

Стало ясно, что без моего вмешательства не обойдется. Лед надо как-то сломать. Я мягко спросил растерянного кадета:

– Сколько тебе лет, Йохан?

– Пятнадцать, сэр.

– Насколько я помню, у тебя были трудности с навигацией. А теперь как с нею обстоят дела?

– Немного лучше, сэр, – потупился мальчишка.

– Хорошо. А вот гардемарин Экрит, полагаю, разбирается в навигации великолепно, – с нажимом произнес я, повернувшись к Сандре. – Верно?

– Так точно, сэр. – Она настороженно вытаращилась на меня, словно ожидая подвоха. Что этот ненормальный Сифорт сейчас учудит?

– Вот и прекрасно, – благодушно промолвил я. – Поможете мистеру Стрицу освоить этот нелегкий предмет.

– Конечно, помогу, – скривилась она.

– И будете помогать Йохану до тех пор, пока не улучшатся его отметки и ваши манеры, – добавил я.

– Простите, сэр, я не хотела вас оскорбить. – Сандра уткнулась в свою тарелку.

– Меня вы не оскорбили, гардемарин, – холодно улыбнулся я, – а вот у мистера Стрица есть основания на вас обижаться. Правда, он еще бесправный кадет и потому не может высказать вам свою обиду.

– Простите меня, сэр. И вы, кадет, простите.

Хорошо ли, плохо ли, но цели своей я достиг: лед отчуждения между офицерами и кадетами сломан. Теперь можно помягче.

– Мистер Тайер, – улыбнулся я рыжему, – расскажите Кевину о Лунаполисе. Надеюсь, вы хорошо провели там время?

В конце концов подключилась и строгая Нгу Бьен, завела разговор с Килом Дрю. Попробовала бы не подключиться! Знает, небось, какой у меня крутой норов. Страшно, если я психану!

После ужина я вернулся в свой кабинет, все еще злясь на бессердечность своих офицеров. Предложив кадетам разделить с нами трапезу, я по сути пригласил их в гости, а мои офицеры оказались такими негостеприимными! Пока я им не вправил мозги. Зазвонил телефон.

– Отдел кадров, – раздался в трубке голос секретарши. – Сейчас с вами будет говорить капитан Хигби.

В ожидании я сосредоточенно грыз кулак. Традиции можно толковать по-разному. Некоторые лейтенанты и гардемарины видят в кадетах лишь безропотные машины, которые все на одно лицо, слуг в безупречно чистой и выглаженной униформе. А некоторые видят в кадетах людей. Гардемарин Джеффри Торн, к примеру. Он защищал меня, несчастного кадета, доверял, брал с собой «на дело», был мне наставником и старшим другом.

– Сифорт? – послышался из трубки голос капитана Хигби. – Я нашел вам сотрудника. Лейтенант Бранн, ему пятьдесят лет. Он попал в катастрофу и потом долго болел, поэтому пока может выполнять только легкую работу.

– Сойдет.

– Несколько лет он провел в полетах к Веге и вокруг нее, настоящий боевой офицер, ему не по душе прозябать в спокойном местечке, но мы не можем сразу пустить его в полет, пусть пока послужит у вас, отдохнет, наберется сил, а потом разрешим ему снова сунуться в пекло.

Больному старику работать в Академии будет трудно. Он не справится с резвыми пацанятами. На их фоне он будет чувствовать себя ущербным и дряхлым. Лучше бы заполучить молодчика, фонтанирующего энергией.

– Между прочим, – стрекотал Хигби, – ваш мистер Слик уже переведен в Лунаполис. Он зачислен в штат адмирала. А что касается личного дела Бранна, то я перешлю его вам электронной почтой.

– Не надо.

– Почему?

– Такой человек меня не устраивает.

– Сифорт, но я ведь спрашивал вас, кого вы хотите, а вы сказали, что подойдет любой. У Бранна отличный послужной список, вы не имеете права отказываться…

– Нет, – рявкнул я. – Не присылайте Бранна, все равно я отправлю его обратно.

– Я старше вас, мистер Сифорт, не забывайте! Кроме того, я действую от имени адмирала Дагани.

– Тогда переведите лейтенанта Слика из штата адмирала обратно в Академию! – прорычал я.

– Ладно, Сифорт, кого вы хотите?

– Мне нужен человек, который… А не могли бы вы узнать, где сейчас служит Джеффри Торн? Он окончил Академию в 2088 году.

– Хорошо, наведу справки и позвоню вам позже, – недовольно пробурчал Хигби и бросил трубку.

Сейчас он нажалуется на меня адмиралу, а ют уже сыт по горло моими выходками. Что если терпение Дагани лопнет? Он может отправить меня в отставку. Ну и пусть. Начальник Академии должен быть большим дипломатом, а я со своей прямолинейностью уже наломал немало дров. Нельзя мне оставаться на этом посту. Такие инструкторы, как сержант Радс, знают свое дело отлично, а я везде сую свой нос, толку от меня никакого кроме вреда, ошибки осознаю слишком поздно, задним умом крепок. Зачем я потакаю кадетам? Нельзя их распускать. Им нужна строгость. И все-таки порой им так не хватает душевной теплоты.

За окнами сгустилась тьма, на меня наплыли воспоминания.

– Извини, Ник, никак не ожидал, что все так повернется, – оправдывался гардемарин Джеффри Торн, отводя глаза. – Лейтенант Зорн предупредил, что если я еще хоть раз что-то такое натворю, меня сразу отправят в отставку. Поэтому походов «на дело» больше не будет.

Кошмар! Неужели у меня не будет даже этой отдушины?! Даже этих нечастых радостей? Значит, впереди лишь беспросветные будни?

– Сифорт, пройдет несколько месяцев и ты сам станешь гардемарином, – утешал меня Джефф. – Я тебе уже не нужен.

– Откуда ты знаешь, что мне нужно! – выпалил я и тут же раскаялся. – Простите, мистер Торн. Простите меня, пожапуйста.

Дружба дружбой, а служба службой. Все-таки он был для меня старшим, офицером, а я – бесправным кадетом.

– Брось, Никки, – Джеффри одарил меня своей волшебной улыбкой, от которой забывались все горести и унижения кадетской жизни. – Все, баста. На «дело» больше не ходим. А о нашем провале не беспокойся, я взял всю вину на себя.

– Знаю, сэр. – У меня на глаза навернулись слезы. – Зря вы это сделали. Я сам виноват, ведь мог бы с вами и не ходить.

– Не мог! – Он положил мне на плечо руку. – Прости, Сифорт. Тебя выпороли из-за меня.

– Пустяки, я выдержал это легко.

– Конечно, пустяки. Не принимай близко к сердцу, Сифорт. Главное не внешнее, а то, что у тебя внутри.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, как бы тебе объяснить… Вот скажи, у тебя сколько друзей? Я думаю, немного.

– Почему немного? Робби, Арлина и еще много…

– Нет, ты не понял. Я имею в виду настоящих друзей, таких, с которыми можно говорить обо всем.

– Мы обо всем говорим, – недоумевал я.

– Даже о самом-самом? О таком, что можно доверить только самому близкому?

– Даже отец не говорил со мной обо всем, – пожал плечами я.

– Но ведь тебе иногда хочется с кем-нибудь поделиться, правда?

Джефф попал в самую точку. Я потупился. В глазах стояли слезы.

– Ты одинок, Ник. Я порой тоже чувствую себя сиротливо, но ты справляешься со своим одиночеством, а значит, в тебе есть внутренняя сила. Ты выдержишь все испытания.

– Разве? – всхлипнул я.

– Конечно, выдержишь. Но тебе будет легче, если бы ты мог делиться с кем-нибудь, то есть говорить обо всем. И не смотри на меня так. Других утешать ты умеешь, я видел, как ты успокаивал Робби, когда его наказал сержант. У тебя очень хорошо получилось. Но сейчас речь не об этом… – Джеффри умолк, мучительно подбирая слова.

– Говорите быстрее, сэр! – невольно выпалил я и в испуге затаил дыхание. Это прозвучало как требование, как приказ, но Джеффри не обиделся, и я облегченно вздохнул.

– Понимаешь, утешать других – хорошо, но надо уметь и самому принимать помощь. Надо быть более открытым, не бояться делиться с друзьями чувствами, впечатлениями. Ведь друг не сможет помочь, если не знает, что тебя гнетет. Может, я не вполне внятно выражаюсь, но поговорить об этом у нас, наверное, больше не будет возможности. Не подумай, что я давлю на тебя, просто…

– Я не нуждаюсь в утешении, и так… – Я запнулся под его печальным взглядом. – Не знаю, меня никогда никто не утешал… Когда-то у меня был друг Джейсон… Нет, со мной все в порядке, сэр! В самом деле!

– А все-таки неплохо мы развлекались «делами», – вдруг хохотнул Торн.

– Так точно, сэр, – я робко улыбнулся.

– Все нормально, кадет. Так держать! – Он быстро пожал мне руку и пошел прочь.

Я смотрел ему в спину, пока он не скрылся за углом. Как и отец, Джеффри Торн не оглядывался. Он унес с собой так нужное мне тепло.

После завтрака я пошел прогуляться по территории Академии. В тире кадеты упражнялись на устаревших компьютерных тренажерах, а некоторым разрешили пострелять из настоящих лазерных пушек, правда, настроенных на малую мощность. Заглянув в класс для обучения обращению со скафандрами, я задумчиво побрел в кабинет.

Может быть, устроить внезапную проверку? Толливер или Нгу Бьен помогут. А может, не надо? Что это мне ударило в голову – проверка? Не потому ли, что я просто-напросто хочу как-то развеять тоску? Впрочем, кадетам надо время от времени устраивать встряски, иначе…

– Докладывает кадет Арнвейл, сэр! – раздался поблизости голос.

Я вздрогнул, оглянулся.

– Какого черта ты подкрадываешься, как дикий кот?! Ты что… – Я взял себя в руки. – Что надо? Мальчишка четко козырнул и доложил:

– Сержант Киндерс просил передать, что у ворот вас ждет мистер О'Нейл, сэр.

Наверно, чей-то отец. Я напряг память, но кадета с такой фамилией не вспомнил.

– Родителям вход на территорию Академии запрещен, – отрезал я.

– Его дети у нас не учатся, он по какому-то другому, очень важному делу, сэр.

– Тогда пусть запишется ко мне на прием.

Кадет козырнул и отправился восвояси.

Я тут же забыл о посетителе и вернулся к прерванным размышлениям, неспешной походкой направляясь к административному корпусу. Едва я вошел в приемную своего кабинета, сержант Киндерс, с телефонной трубкой в руке, доложил:

– Вы как раз вовремя, сэр, вам звонит капитан Хигби из отдела кадров.

Я прошел в кабинет, снял трубку.

– Сифорт? Я нашел Джеффри Р. Торна! – сообщил Хигби. – Четыре года назад ему присвоили звание лейтенанта. Год он летал на корабле «Таргон», потом был в штате Адмиралтейства, а теперь служит на Каллисто.

Отлично! Совсем недалеко – у Юпитера. Хорошо, что не за пределами Солнечной системы. Почему я не вспомнил о Торне раньше?

– Он мне нужен.

– Но ему осталось служить там еще шесть месяцев, а в настоящее время, как вам известно, запрещено переводить офицеров с места на место, если…

– Переведите его ко мне! – потребовал я.

– Но это может оказаться невозможным! По крайней мере, это не в моей компетенции! – начал закипать Хигби.

Мне бы попридержать свой бешеный норов, но я уже завелся и пошел вразнос.

– Мистер Хигби, – повысил я голос, – я не знаток ваших политических игр, но могу обратиться к двум-трем очень влиятельным людям и они подрежут вам крылышки. Лучше не кочевряжьтесь!

Пауза. Не знаю, что чувствовал Хигби, но я был потрясен собственной дерзостью. Откуда во мне столько наглости?! Зачем я пошел на такой блеф? На самом деле я могу пожаловаться лишь одному влиятельному человеку – сенатору Боланду, который просто посмеется над моей глупой просьбой, если вообще станет слушать.

– Ладно, вы получите Торна через несколько дней, – злобно процедил Хигби и бросил трубку.

Вот я и нажил себе еще одного врага. Все из-за моего скверного характера… Теперь при случае Хигби устроит мне неприятности. Ну и Бог с ним, главное, я отвоевал Джеффа Торна.

Позвонили с КПП.

– Посетитель настаивает, сэр, – доложил часовой. – Говорит, очень срочное дело.

– Какой посетитель? Мистер О'Нейл? Я же сказал…

– Не мистер, а доктор О'Нейл.

Боже мой! Это доктор моей Анни из клиники!

– Немедленно проводите его ко мне в кабинет! – рявкнул я. – Пусть его проводит кто-нибудь из гардемаринов!

– Они все заняты, сэр, доверить это одному из ваших специальных кадетов?

«Специальные кадеты»! Надо же такое придумать! Заварил я кашу на свою голову.

– Ладно, – проворчал я.

Терпения хватило у меня лишь на пару минут, ждать дольше не было сил, и я выбежал встречать доктора в коридор. Он появился в сопровождении «специального» кадета Дрю.

– Ради Бога простите, что заставил вас ждать! – оправдывался я в ужасе. – Это просто недоразумение!

– Ничего, – добродушно ответил О'Нейл, лысеющий господин, одетый с иголочки. – Мне надо поговорить с вами с глазу на глаз.

– Добро пожаловать в мой кабинет! Там нам никто не помешает!

В кабинете я гостеприимно усадил доктора в кресло, плотно прикрыл дверь.

– Мистер Сифорт, – медленно начал он, – к несчастью…

– Что? Что случилось?

– Понимаете, не знаю, как это произошло, но…

– Да говорите же сразу! – опять перебил я, вскочив на ноги.

– Она ушла.

У меня внутри все оборвалось:

– Анни умерла?!

– Нет, ушла из клиники. Видите ли, у нас все-таки не тюрьма, а лечебное заведение. До сих пор никто из наших пациентов не убегал…

– Какое мне дело до других пациентов! Говорите о моей жене! – бесновался я.

Доктор занервничал. Лоб у него покрылся испариной.

– Она покинула территорию клиники вчера во второй половине дня. С тех пор мы ее не видели.

– Как вы позволили ей уйти! Она же… в таком состоянии!

– Большинство наших пациентов не ограничены в свободе передвижения, мы изолируем только буйных. Миссис Сифорт не относится к числу…

– Как она убежала?! – рявкнул я.

– Прошла через ворота вместе с родственниками одного из пациентов. Мы узнали об этом не сразу, а когда спохватились и прокрутили видеозаписи охранных устройств, было уже поздно.

– Во что она была одета?

– В легкий спортивный костюм.

– Деньги?

– Насколько нам известно, денег у нее при себе не было. Средства на ее лечение, как вы знаете, перечислялись с вашего банковского счета. Разумеется, мы сразу обратились в полицию и сообщили все приметы вашей жены.

– Трущобы вокруг клиники обыскали?

– Да, вместе с полицией. Мне понятны ваши чувства, мистер Сифорт, именно поэтому я решил сообщить вам об этом лично, а не по телефону.

– Почему она сбежала? Ей у вас что-то не нравилось?

– В последние дни у нее было неважное настроение, бодрость часто сменялась приступами меланхолии. Это обычное явление для такой стадии. Со временем колебания настроения уменьшаются, сглаживаются, человек приходит в норму. Но все это при условии приема лекарств. А теперь, когда она…

– Она оказалась на улице без денег! Без теплой одежды!

– Возможно, для нее это не так страшно. Я имею в виду ее прошлое.

– Прошлое?! – взревел я, поднимаясь.

– Давайте говорить начистоту. Она ведь была беспризорницей, а такие люди, в отличие от нас, умеют жить на улице.

– Чтоб вы были прокляты! Чтоб вам в аду гореть! – Как мне хотелось его задушить!

– Капитан, я читал о жизни беспризорников и представляю, что это такое…

– КИНДЕРС! – зарычал я. – Быстро сюда! Через секунду в кабинет влетел сержант с вытаращенными глазами.

– Я ни в коем случае не оскорбляю вашу жену, – залепетал доктор, – я всего лишь хотел сказать, что она вполне сможет выжить на улице, так что особенно беспокоиться нечего.

– Доктор Ричард О'Нейл! – торжественно загремел я. – В присутствии свидетеля бросаю вам вызов на дуэль! Выбор оружия за вами!

Доктор даже не шевельнулся.

– Хотя наша клиника частная, средства мы получаем из городского бюджета, поэтому я считаюсь государственным служащим и не имею право участвовать в дуэли, – произнес он официальным тоном.

– Ты! Напыщенный болван! Найди мою жену! Если она погибнет, я тебя пристрелю! Пусть оставшуюся жизнь я проведу в исправительной колонии! Но вначале я тебя пристрелю!

Доктор побледнел:

– Я хорошо понимаю ваше состояние, капитан, поэтому, хотя вы способны осуществить вашу угрозу, я не собираюсь на вас жаловаться, если…

– Киндерс, – заорал я, – выведи его с базы! Немедленно!

– Есть, сэр, – ответил сержант, не моргнув глазом, подошел к О'Нейлу, взял его за руку. – Пойдемте, сэр, пожалуйста, я провожу вас к воротам.

Доктор покорно поднялся и позволил себя увести. Я долго метался по кабинету, выбежал в приемную, приказал Киндерсу вызвать Толливера, вернулся в кабинет и снова носился как угорелый. Наконец пришел Толливер со своим вечным сарказмом:

– Я слышал, вы вступили на тропу войны?

– Анни пропала! Сбежала из клиники! Толливер изменился в лице.

– Боже мой! – Он без приглашения сел в кресло. – Чем могу помочь?

– Она сбежала еще вчера. В неизвестном направлении, – тупо добавил я и отвернулся к окну. Голова не соображала, ничего, кроме жалобных воплей, на ум не приходило.

– Наверняка ее найдут, сэр. Это лишь вопрос времени. Попробуйте надавить на полицию.

– Как?

– Обзвоните все начальство. Вас выслушают, пойдут навстречу. Хоть раз в жизни воспользуйтесь своей популярностью.

– Нет, это невозможно. Разве что поговорить с начальником местного полицейского участка…

– Разве это ваш уровень, сэр? – опять начал язвить Толливер, сардонически усмехаясь. – Позвоните комиссару полиции, мэру Нью-Йорка, самому Генеральному секретарю ООН, черт возьми. Прославленному герою они не откажут.

– Адмирал Дагани, однако же, разговаривает со мной иначе.

– Разумеется, он ведь чуточку знает ваше истинное лицо. – Испугавшись моей свирепой морды, Толливер пошел на попятную:

– Извините, сэр, малость переборшил. Кому прикажете звонить?

– Комиссару полиции. Может быть, он и в самом деле согласится потратить время на разговор со мной.

– Хорошо, сэр. Дайте мне несколько минут.

Толливер дозвонился лишь через полтора часа. Комиссар заверил, что полиция займется этим делом в первую очередь, глаз не сомкнет, будет искать день и ночь везде и повсюду, и так далее и тому подобное, но я чувствовал, что все эти заверения неискренни, по сути – вежливый отказ.

Остаток дня я провел как на иголках, вздрагивал и хватал трубку при каждом звонке, но вестей из Нью-Йорка не было. Анни как в воду канула.

За ужином я подавленно молчал. Никто за столом не знал об исчезновении Анни, но по одному моему виду все догадались о том, что меня лучше не трогать, и двигали челюстями в тишине.

Прошло два мучительных дня. Я бездумно подписывал какие-то бумаги, выпорол кадета за самоволку в город, приказал подготовить квартиру для лейтенанта Торна. Позвонили из Адмиралтейства с приглашением на церемонию принятия нового корабля «Веллингтон», назначенную через две недели. Пораскинув мозгами, я согласился. За это время Анни, конечно, найдут, так что настроение на церемонии у меня будет нормальное.

На третий день к вечеру я был на грани сумасшествия, каждые полчаса звонил в клинику, но утешительных новостей не было.

– Капитан! – раздался вдруг голос Толливера. Я даже не заметил, как он вошел в мой кабинет.

– Нашли? – с надеждой спросил я.

– Кажется, нашел.

– Где она, Эдгар!?

– Я о финансовой проверке, сэр. Помните, сержант Ибарес приказал Джеренсу Бранстэду переписывать заводские номера скафандров, когда надо было изолировать этого кадета от других?

Я попытался сосредоточиться. В голову ничего не лезло. Я мог думать только об Анни. В этот момент мне не было дела ни до скафандров, ни до их кадетов, вернее наоборот.

– Помню. И что дальше?

– Так вот, я сверил эти номера с теми, что хранятся в компьютере. Списки не совпадают.

– Ну и что? Какая мелочь! Забудь.

– Есть забыть, сэр. Может, мне забыть и о проверке? – В его голосе опять появился сарказм.

– Толливер! – рыкнул я.

– Вы говорили, что финансовая проверка очень важна, поэтому я занимался ею не покладая рук, не спал, стараясь успеть подготовить отчет, и вот, наконец, нашел зацепку! – Толливер, гневно сверкая глазами, перешел на крик. – А теперь приказываете о ней забыть! Совсем спятили?!

– Извини, у меня действительно сейчас не варит башка, я думаю только об Анни. Продолжай проверку так, как считаешь нужным.

– Есть, сэр, – проворчал он, все еще раздраженный.

– Эдгар, посоветуй, что мне делать?

– Ждите. Что еще остается?

– Анни, бедняжечка, теперь совсем одна.

– Сомневаюсь.

– Что ты имеешь в виду?

– Сэр, она попала в привычную среду. Она вернулась домой.

– Улица не может быть ее домом! – взъярился я. – У нее появился настоящий дом! Она не может променять его на улицу!

– Мы не можем, а она… – Толливер, косясь на мои сжатые кулаки, почел за благо сменить тон. – Вам остается только ждать. Не пойдете же вы искать ее сами.

Искать самому? Интересная мысль.

– Почему бы и нет?

12

Толливер резко возражал против моей «поисковой» экспедиции. Когда же я сообщил, что намерен отправиться в одиночку, его чуть не хватил удар. Пришлось пойти на попятную и взять с собой гардемарина. Толливер выбрал мне в помощники Адама Тенера, который в этот день по каким-то делам был в Девоне. Я не стал упрямиться. Почему бы и нет? Адам – неплохой парень. Правда, из-за него мы чуть не заблудились в лабиринте коридоров здания космодрома, но это мелочи.

Не успел наш шаттл приземлиться в Нью-Йорке, я, к неудовольствию стюардессы, уже бросился к выходу. Адам за мной едва поспевал. Наконец мы сбежали по трапу. Нью-Йорк уже погружался во тьму.

В такой поздний час сразу тащиться в клинику смысла не было, поэтому я решил вначале поселиться в отеле. Служебных дел у меня пока тоже не было, в Академии на хозяйстве остался Толливер – ему предстояло встретить Джеффри Торна и подписывать текущие документы.

У вертолетной площадки я передумал – ожидание в гостинице сведет меня с ума, лучше сразу лететь в клинику. Проворонив несколько вертолетов-такси, я смекнул наконец, что на принципиальности далеко не улетишь, и согласился заплатить пилоту изрядные чаевые, лишь бы он доставил нас в Бронкс.

В полете Адам пару раз пытался со мной заговорить, но я так яростно сверкал на него глазами, что бедняга в ужасе притих. Наконец вертолет сел на самом краю большой площадки, как можно дальше от клиники.

– Адам, сними два номера в «Шератоне», – приказал я.

– Есть, сэр. Можно, я пойду с вами?

– Нельзя.

Дверь на проходной клиники открылась сразу, как только я нажал кнопку. Очевидно, видеокамеры засекли меня еще на вертолетной площадке.

– Добрый вечер, капитан Сифорт, я Джоз Гиерра, – поздоровался охранник. – Доктор О'Нейл хотел вас встретить, но не дождался и час назад улетел домой.

– Покажите мне, пожалуйста, палату, где была Анни.

– Извините, но по правилам входить туда можно только с разрешения лечащего врача. Приходите завтра.

– Обойдусь без разрешения. – Я протиснулся мимо него в дверь.

– Постойте! Без сопровождающего вход запрещен! – крикнул он мне в спину.

– Хорошо, сопровождайте меня! – Я не останавливался.

– Полегче, парень. – Охранник вмиг догнал меня и пошел рядом.

Палата со времени моего последнего визита не изменилась: все такая же безупречно чистая, сверкающая белизной. В небольшом шкафу осталась одежда Анни. В тумбочке у кровати – расческа, дискетки с фильмами и всякая мелочь. Выбрав наугад, я вставил одну из дискет в видеомагнитофон. Мелодрама. Такие фильмы почему-то нравились Анни.

– Зря ищете, полиция все обыскала еще четверо суток назад, – сообщил охранник.

Мне хотелось дать ему в зубы, но я вежливо спросил:

– Вы женаты, мистер Гиерра?

– Конечно, женат.

– Как зовут вашу жену? – Я устало присел на кровать.

– Конни.

– Вы огорчились бы, если б ее убили?

– Разумеется!

– А если бы она попала на улицы Нижнего Нью-Йорка, наводненного бандами?

– Не дай Бог! Ведь моя жена никогда не была беспризорницей.

Я сидел с равнодушно-унылым видом. Зачем бушевать? Все знают, что моя жена беспризорница.

– Простите, капитан, я понимаю ваше состояние, – наконец смягчился охранник и сел в кресло. – Мы ведь тоже искали зацепки, но ничего не нашли. Полицейские уже допросили нас. Хотите правду? Они не стали бы ее искать, будь она чьей-то другой женой. Подумаешь, какая-то беспризорница. У них других забот хватает.

– Если бы пропала ваша Конни, что бы вы делали?

– Искал бы, но не ночью.

– А как бы вы ее искали?

– Кружил бы на вертолете над трущобами. Между прочим, вертолеты у нас по ночам не летают, именно поэтому доктор О'Нейл вынужден был уйти, не дождавшись вас, иначе ему пришлось бы торчать здесь всю ночь.

– Помнится, мы однажды проехались по Манхэттену, ничего страшного тогда не произошло. – На самом деле я путешествовал тогда с Амандой, первой женой. Кажется, это было совсем в другой жизни, столетия тому назад.

– По Манхэттену, среди бела дня, да еще в бронированном автобусе! – фыркнул охранник. – Там полиция днем с беспризорниками еще может справиться. Чуть что, всех перестреляет. Кстати, у вас есть оружие?

– Нет.

– Тогда придется вам подождать до утра. Я встал:

– Если сюда вертолет не прилетит за мной, где я могу найти воздушное такси?

– За рекой. Может, такси сядет на крышу здания полиции на 175-й улице. Вокруг него целый квартал чист. Туда беспризорники не суются.

– Пешком можно дойти?

– Вы когда-нибудь пробовали ходить по Бронксу? Значит, даже не представляете себе, что это такое. Бандиты вам все кости переломают.

– Я должен искать жену.

– Ищите днем: Поверьте мне, мистер Сифорт, пешком туда лучше не ходить.

– Почему клинику построили в таком жутком месте? – Я сел на кровать. От безысходности подступало отчаяние.

– Это место не было таким жутким, когда клинику строили. А потом правительство сократило жилищную программу, и появились тучи бездомных. Вот тогда и начался весь этот кошмар.

И где-то среди этого кошмара теперь моя Анни.

– Капитан, переночуйте в этой палате, – вдруг предложил охранник. – Я уверен, доктор О'Нейл не будет возражать, ведь он чувствует свою вину.

– Ладно. – Выбора у меня не было. – Спасибо, мистер Гиерра.

– Ничего. Извините, что поначалу встретил вас в штыки. Я буду дежурить внизу всю ночь. – Он встал. – А завтра покажу вам окрестности.

– Большое спасибо.

Я разделся. Воспоминания будоражили душу. Ее вещи… Подушка… Во мраке я прижимался к ней, но утешения не было.

Я спал как убитый. Кто-то долго меня тормошил.

– Капитан! Пора вставать! Завтрак готов!

– Через пару минут, – простонал я, с трудом продрал глаза, кинулся в душ.

Джоз Гиерра ждал меня в коридоре. Я выскочил к нему, на ходу подтягивая галстук.

– Мистер Гиерра, откуда здесь можно позвонить?

– Из столовой. – Он проводил меня по сложной сети коридоров.

Я позвонил в «Шератон». Адам не сразу поднял трубку, ответил заспанным голосом.

– Со мной все в порядке, позвоню в полдень, жди, – приказал я ему и повесил трубку. Мы сели за стол завтракать. – Мистер Гиерра, на чем вы обычно добираетесь домой?

– На вертолете-такси. Есть еще наземное бронированное такси, на нем обычно ездят оставшиеся.

– Кто?

– Местные жители. Они остались здесь с тех славных времен, когда Бронкс был еще вполне цивилизованным районом. Когда цветная чернь усилила террор настолько, что пришлось закрыть метро, большинство жителей отсюда уехало, но некоторые твердолобые решили остаться несмотря ни на что, заложили кирпичами окна своих квартир и живут, как в крепости. Это не только старики, с некоторыми остались их уже взрослые дети. – Гиерра отрезал от искусственного бекона ломтик, накрыл его кусочком омлета и отправил двухкомпонентное изделие себе в рот.

– Как они умудряются здесь жить?

– Организовались в отряды, вооруженные до зубов, выходят наружу только днем. Раз в неделю отряды объединяются и доставляют из магазинов провиант и всякие товары. Вот эти люди и ездят на бронированных такси.

– Не позавидуешь им.

– А я предпочитаю вертолет-такси, хотя оно стоит на несколько баксов дороже. До летающих машин беспризорники не могут добраться.

Я уже съел свой рулет и допивал третью чашку кофе. Организм медленно просыпался. Расправился с завтраком и Гиерра. Мы вернулись в палату за моей дорожной сумкой, и тут вошел доктор О'Нейл.

– Капитан, я звонил в полицию несколько минут назад. Миссис Сифорт еще не найдена, – сообщил он. – Не рекомендую вам искать ее в одиночку.

– Спасибо за совет. – Что еще я ему мог ответить? Не препираться же из-за такого пустяка. Джоз Гиерра проводил меня до ворот.

– Видите те сараи? – показал он. – Они всюду вокруг заброшенного стадиона. Возможно, кто-нибудь из обитателей этих трущоб видел Анни, спросите у них.

– Так и сделаю.

– Будьте осторожны.

– Спасибо, Джо. – Мы пожали друг другу руки, и я направился к ближайшему сараю, продираясь сквозь заросли сорняков, торчащих из выщербленного асфальта.

– Эй! – Джо бежал ко мне трусцой. – Знаете, вдвоем будет безопаснее.

– Не надо, я один…

– Пошли, пока я не передумал.

Я улыбнулся, словно солнцу, пробившемуся сквозь дым.

Мы пробирались к жалким лачугам сквозь всякий хлам, груды битых кирпичей и гниющего мусора. Вокруг не было ни души. Наконец добрались до ближайшей хибары. Я постучал в грязную, исцарапанную, покосившуюся дверь. Тишина. Мы побрели к следующей хижине. На стук выползла изможденная старуха в засаленном спортивном костюме с ножом в руке.

– Скажите пожалуйста, вы случайно… – вежливо начал я.

– Пошли на!.. – проскрипела карга.

– Позвольте представиться, капитан Сифорт… – Я едва успел увернуться от удара ножом. Боевитая карга юркнула за дверь, щелкнул замок. – Боже мой, Иисус Христос!

Гиерра глянул на меня, как на полоумного, но промолчал. Мы пошли к следующей халупе. Здесь дверь распахнулась сразу, очевидно, нас ждали. Два крепких молодчика с дубинами.

– Че надо?! – рыкнул один из них с латиноамериканским акцентом.

– Видите ли, моя жена лечилась в той клинике, – замямлил я, – не подскажете ли, куда она пошла? Понимаете…

– Не видали, а если бы и видали – не сказали. Пошел к… матери! – Дверь захлопнулась.

– Ублюдки! – процедил я.

– Капитан, в этих трущобах то же самое вам скажет любой, – увещевал меня Гиерра.

– Неужели они все тут такие?

– Не-все. Встречаются культурные. Брось камень! – заорал он на оборвыша, вылезшего невесть откуда. – У нас ножи! Выпустим кишки!

Шпаненок, метр с кепкой, с досадой бросил булыжник себе под ноги, злобно сплюнул и мигом скрылся.

– У вас действительно есть нож? – прошептал я.

– Нет, я ведь не собирался идти с вами.

Я постучался в следующую лачугу. Открыла растрепанная женщина с замызганным ребенком. Я показал ей фотографию Анни.

– Не-а, не видела, – покачала она головой. – Бесполезно искать, тут не найдешь. Лучше убирайся, мистер. Такой ответ показался мне верхом вежливости.

– Спасибо, мэм.

Гиерра предложил поискать по другую сторону от клиники. Я поупирался, решив опросить жителей по эту сторону позже в одиночку. Вскоре Джозу пришла в голову еще одна дельная мысль:

– Давайте вначале зайдем в клинику, хочу взять дубинку или нож, так будет безопаснее.

Я покорно шел с ним к воротам, нервно поглядывая на часы. Драгоценные минуты тают! У меня сдали нервы.

– А я пока похожу один. Начну с ближайших трущоб к югу от клиники.

На том и порешили. Гиерра вернулся в клинику, а я стал пробираться между куч отвратительно вонявшего мусора. Толливер, как всегда, прав: лучше вернуться в Лондон и терпеливо ждать, пока полиция сделает свою работу. У них больше опыта в таких делах…

– Ищем кого?

Я оглянулся. Ко мне шли трое, двое бородатых, коренастый и тощий, а третий почему-то весь был в поту, словно лихорадочный. Одну руку он прятал за спиной.

– Ищу, – ответил я.

– Девку?

– Вы ее видели? – Во мне всколыхнулась надежда.

– Сколько заплатишь? – осведомился тощий, почесывая бороду.

– Много. Где она?

– Там, – показал он на пустырь.

– Хорошо, только подождите, пока подойдет мой друг. – С такими типами связываться опасно, я решил дождаться Джоза.

– На хрен друга! – оскалился в подлой усмешке лихорадочный. Из его щербатого рта воняло.

– Спокойно, пидор! – зарычал я, мгновенно сунув руку в пустой карман. – Еще шаг – и ты труп!

Несколько секунд они озадаченно переглядывались. Тощий бородач подал условный знак рукой. Дальше медлить было нельзя, я изобразил улыбку, сделал вид, будто просто переминаюсь с ноги на ногу, шагнул вперед и внезапно ударил лихорадочного ногой в пах.

Тот согнулся, упал на колени, и тут выяснилось, что за спиной он держал лазерный пистолет. Коренастый бородач кинулся к упавшему оружию, но я наступил ему на руку, вырвал пистолет. Хорошо если он заряжен, а вдруг нет?

У меня перехватило дыхание – тощий попал мне в бок булыжником. Однако напасть они уже не решались, подняли своего кореша и юркнули за угол.

Урок пошел впрок, я понял – Джоз был прав, в одиночку здесь шляться нельзя. Надо было позвать Адама, а лучше – полицию. Лазерная пушечка тоже не помешает.

Вдруг из соседнего барака выскочили подростки, один со ржавой цепью, второй с тесаком, третий с дубиной. Я бросился наутек. Мне вслед полетели камни, палки. Я развернулся, вытащил пистолет.

– Назад! Застрелю! Убирайтесь! – Я глянул на индикатор. Батарейки сели настолько, что не горела даже красная лампочка.

– Он не фурычит, солдат! – дико загоготала шпана.

Один бросился на меня с цепью. Я метнул ему в рыло пистолет. Кровь, вопли. Подбежали другие, шершавая дубина хрястнула мне в висок, из глаз посыпались искры. Сверкнул нож. Едва держась на ватных ногах, я отбивался из последних сил, сумел выбить нож, ранил шпаненка в бок, сбил с ног другого. Третий снова замахнулся дубиной, я выставил руку. В предплечье стрельнула адская боль.

Я побежал. Долговязый детина с дубиной гнался за мной по пятам. Чем защититься? Нужен кирпич или палка, хоть что-нибудь! Я нырнул в открытую дверь брошенной лачуги, с разбега пнул шаткий стол, оторвал ножку, развернулся для контратаки. Как только детина влбтел в дверь, я заехал ножкой стола ему в морду, но тот успел стукнуть меня ногой в живот. Я упал, ударился головой обо что-то твердое…

13

Голова раскалывалась. Я разлепил глаза. Сплошная чернота. Неужели ослеп? Я ощупал себя, застонал от боли. На голове кровоточила огромная шишка. Я понял, что сижу у стены, вспомнил ожесточенную драку, мельканье цепи, дубины.

На ощупь я пополз на четвереньках к двери, тыкался как слепой котенок в стены, в обломки стола, наткнулся на кого-то костлявого. Труп! Я с отвращением отер ладони о пыльный пол, о китель.

Где же чертова дверь? Надо выбраться, не сидеть же тут вечность. Пришлось переползти через коченеющий труп, выставив вперед руку, кое-как ориентируясь по сквозняку. Ударился лицом обо что-то твердое, разбил нос и губы, наконец нащупал дверь, толкнул ее. Прохладный воздух.

Почему не пришел Джоз Гиерра? Может быть, он еще ищет меня? Надо крикнуть. Вдруг Джоза нет, а на мой призыв сбежится шпана? Тогда они меня, слепого, легко добьют. Господи, помоги! Спаси меня ради Анни! У нее никого больше нет.

Я кое-как встал. Что это? Свет? Я протер глаза, глянул снова. Огоньки! Я не слепой!

До меня дошло, что я провалялся без сознания весь день до ночи. А россыпи огоньков вдали – это, наверно, небоскребы Манхэттена. Если так, значит, клиника должна быть в том направлении. Или в том… Черт возьми, как сориентироваться? Спокойно, главное – не паниковать.

Залаяли собаки. У меня мурашки поползли по спине.

Голоса. Совсем рядом. Неясные тени. Вдруг я чихнул. Кто-то испуганно взвизгнул. Удаляющийся топот ног, тишина. Мой разбитый рот невольно расплылся в улыбке. Жители трущоб боятся меня не меньше, чем я их.

Сквозь щели лачуг просачивался тусклый свет. Значит, там кто-то есть. Я побрел, обо что-то споткнулся, упал лицом в какой-то мусор, выругался, встал. Почему я такой болван? Какого черта полез в эти трущобы?

Вдали рокотал вертолет, шарил лучом прожектора. Полиция? Как подать им сигнал? Кричать бесполезно, не услышат. Может быть, у них есть приборы ночного видения? Вряд ли, с такого расстояния лица им не разглядеть. Значит, мой сигнал должен быть световым. Вломиться в чью-то халупу и найти там огонь? Я усмехнулся оскалом дикаря.

Мощный удар в спину бросил меня наземь. Сверху навалились, начали стаскивать с меня китель, снимать ботинки. Краем глаза я увидел в сумраке чью-то морду, извернулся и пнул в нее изо всех сил. Морда пропала, но засвистела дубина. Я пригнулся, дубина прошла в сантиметре от моей головы.

Я вскочил и бежал, как от самого сатаны, виляя между халуп. Острый камень в расшнурованном болтающемся ботинке раздирал подошву. Наконец погоня затихла, я наступил на что-то мягонькое. Душераздирающий вопль кота слился с моим. Господи Боже ж ты мой! Куда я попал?! Промчавшись бог знает сколько, я прислонился к брошенному электромобилю, отдышавшись, до-петрил, что стою на широкой улице, в отчаянии заорал во всю глотку:

– Анни! Я здесь! Выходи, ради Бога!

Призыв услышали. Приближающийся топот прочистил мне мозги, я спрятался за машину, пригнулся и побежал.

А куда? Куда, черт возьми, я бегу? Если справа Ман-хэтген, то, значит, на юг? Или на запад? Похоже, я несусь на восток. Короче, во тьму.

Клиника должна быть на 161-й улице. Где же ее огни? Надо спрятаться до утра, при свете, возможно, я выберусь.

Сзади звякнула консервная банка, впереди трепетали отсветы пламени. Я бросился на свет.

Шестое чувство заставило меня замедлить бег. Крадучись, я вышел к костру, притаился. Вокруг него плясали причудливые фигуры, словно сошедшие с картин Иеро-нима Босха. Одна скакала со стулом, другая – с бутылкой, у третьей на голове каркала и кудахтала птица. Некоторые были голыми. Над костром на вертеле жарилась собака.

Шаг за шагом я осторожно пятился, за спиной зарычал зверь. Я оглянулся – красные глазища, огромная зубастая пасть. От моего нечеловеческого крика зверюга отпрянула, я ринулся к костру. Возможно, то была просто собака, но желания связываться с ней у меня почему-то не было. Лучше пусть меня растерзают люди.

Дикая пляска замерла, сатанисты схватились за ножи, вооружились горящими головешками. Я перепрыгнул через костер, сбил по пути лысую девку, нырнул во мрак. За мной гнались голые дикари, бешеная собака и демоны тьмы.

От человекообразных я отрывался, а зверь не отставал. Я притормозил, поднял кирпич, швырнул в пса. Тот жалобно взвизгнул и отскочил. Я снова помчался, зверь снова за мной. Крики и свист дикарей тоже не утихали.

Ботинок на ноге болтался, легкие горели огнем, а погоня не знала усталости. Где же, черт бы ее побрал, полиция? Почему ее нет как раз в самый нужный момент? Где ближайший полицейский участок?

Кажется, Джоз Гиерра говорил, на 175-й. Я свернул за угол. Рядом упал камень, потом горящая головня. Значит, дикари тоже свернули. А силы уже на исходе.

На пронзительный свист из окрестных хибар выскакивали молодчики, за мной погнались еще две собаки. Обложили со всех сторон! Я метался, как загнанный волк.

165-я улица. Еще десять кварталов, а сил уже нет. Держаться! Еще немного! Главное – не сбиться с ритма…

– … Быстрее, Сифорт! – подгонял топавший сзади сержант Таллор, угрожая ткнуть мне в спину дубинкой.

Я сделал рывок и на несколько метров приблизился к толпе кадетов, бегущих вокруг стадиона Фарсайда. Конечно, сержант при желании легко мог бы достать меня дубинкой, но отставал я не слишком сильно, а Таллор честно соблюдал правила. Он был честен во всем. Я бежал изо всех сил. Касание сержантской дубинки означало порку. Такое случалось не каждый день, но все же довольно часто. Казалось, бегущий впереди каждый раз чуточку прибавлял скорости.

Оставалось два круга. Робби Ровер держался в первой половине нашей слегка растянувшейся группы, впереди несся капрал Толливер.

Выдержу ли сегодня? За месяцы, проведенные в Фарсайде, я заметно окреп и подрос, скоро предстояло сменить униформу на новую, большего размера. Голос тоже менялся, пробивались басистые нотки.

Сержант Таллор опять нагонял. Конечно, я мог сделать еще один рывок, до группы оставался какой-то десяток метров, но тогда я точно не выдержал бы последний круг.

Я споткнулся, не упал, но разрыв увеличился, а сержант Таллор сзади приблизился. Пришлось делать рывок. Вскоре я догнал хвост толпы, сержант отстал на четверть крута. Теперь главное выдержать.

Пошел последний круг. Сзади неумолимый топот сержанта. Черт возьми, не надо порки! Легкие разрывались. Так нечестно! Меня выпороли всего неделю назад! Правда, не зверски, но все же… За отставание в беге порют не сильно, но каково унижение!

– Живее! – крикнул сержант.

Голос его прозвучал в страшной близости, топот ног сзади все приближался. Наконец, он стал протягивать дубинку, но я успел рвануться вперед. До касания оставалось всего несколько сантиметров. Очередной рывок вымотал последние силы, я снова начал сбавлять темп. Сержант опять протянул дубинку, а рывка не получалось. И тут я упал как подкошенный.

– Ой! Нога! – стонал я, катаясь по дорожке, обхватив обеими руками ступню. – О Боже! Боже мой!

– Не поминай имя Божие всуе, – сурово прикрикнул сержант, присел рядом со мной, начал ощупывать вывих. – Можешь шевелить ступней? Больно? А тут?

– Больно, – стонал я. – Наверно, вывихнул.

– Ничего, это пройдет. – Таллор свистнул сержанту Свопсу.

Посовещавшись, сержанты поставили оптимистический диагноз.

– Все кости целы, Ник, – утешил меня Свопе. – Но на всякий случай отведу тебя в лазарет. Надеюсь, на носилках нести тебя не придется?

– Доковыляю сам, сэр. – Хромая и подпрыгивая, опираясь на Свопса, я дотащился до лазарета.

Врач обследовал мою ногу приборами, переломов не нашел, наложил холодную повязку на час, а потом отпустил в казарму. Я принял душ, переоделся. На обед я шел, жутко хромая.

После на занятиях я был рассеян, но инструктор смилостивился надо мной и не стал наказывать. Ужинал я без аппетита, сержант Свопе тоже сжалился и освободил меня от обязанности уносить поднос с посудой. Весь свободный час перед отбоем я лежал на койке.

– Как нога? – заботливо спросила Сандерс, присаживаясь рядом.

– Нормально, Арлина, – улыбнулся я.

– Видел Петерсона? – зашептала она. – Вчера вечером получил по первое число.

– Как?

– На занятиях по навигации неудачно передал шпаргалку, инструктор заметил и влепил ему наряд, а у Петерсона их уже было девять. Ну и его послали на порку к Зорну.

– Теперь понятно, почему он лежит на животе.

– А после порки он ходил к адмиралу.

Такова традиция: выпоротый кадет должен предстать перед начальником Академии и произнести сакраментальные слова: «Докладывает кадет Петерсон, сэр! Лейтенант Зорн передает вам привет и просит списать с меня десять нарядов».

– А после этого я видела его голого в душе, – шептала Арлина мне прямо в ухо. – Так вот, у него нет никаких следов! Вообще никаких. Его не пороли!

– Может, Зорн сжалился над ним? – шепнул я.

– Разве он хоть раз над кем-нибудь сжалился? – фыркнула она.

– Тогда почему он не выпорол Петерсона?

– Потому что Петерсон не ходил к Зорну, прошлялся где-то некоторое время, а потом соврал начальнику, будто его выпороли.

Я аж присвистнул. Какова наглость! Ай да Петерсон! Если о его вранье узнают…

– И что ты собираешься делать? – спросил я.

– А ничего. Это его дело. Извини за грубость, но он сам ищет приключения на свою жопу.

– Ха-ха.

Арлина ушла к своей койке, а я стал с интересом следить за Петерсоном. Хороший малый, жалко его. Звякнул предупредительный звонок, свободный час закончился. Кадеты засуетились – скоро отбой, пора готовиться ко сну.

Отбой. Погас свет. В казарму вошел сержант Свопе, внимательно осмотрел притихших в койках кадетов, мрачно скомандовал:

– Кадет Петерсон, встать! – Тон сержанта не предвещал ничего хорошего.

– Есть, сэр! – мгновенно вскочил бедолага Петерсон.

– Надень штаны и рубашку.

– Есть, сэр. – Одеваясь, Петерсон старался не поворачиваться к сержанту голой спиной.

– К начальнику Академии! Живо!

– Есть, сэр! – Петерсон метнулся к выходу.

– Стой! С сумкой!

– Есть… Что, сэр?

– Что слышал! – рявкнул сержант. – Живо!

В ужасе побросав свои вещички в дорожную сумку, кадет Петерсон выбежал из казармы. Сержант Свопе медленно прошелся между рядов, сел на койку Петерсона, помолчал, заговорил, глядя в стену:

– Военно-Космический Флот прилагает все силы, чтобы сделать из вас достойных офицеров. Мы обучаем вас, воспитываем, тренируем. Мы вправе ожидать от вас усердия и прилежности. И честности! Вы должны понять, что честность необходима прежде всего вам самим. В космосе, а тем более в бою, вам не обойтись без поддержки товарищей, без взаимного доверия. В трудную минуту вы должны быть уверены, что сможете положиться на соратников, доверить им свою жизнь, а заслужить такое доверие может только кристально честный человек. – Сержант встал. – На вас полагаются не только ваши товарищи, но и весь Военно-Космический Флот. Все – гардемарины и адмиралы, солдаты и офицеры, повара и инженеры. Все они верят вашему честному слову. Вы не имеете права лгать.

Помолчав, сержант сел. В казарме стояла звенящая тишина.

– Что такое ложь? Предположим, я провожу в казарме проверку, а кто-то из вас незаметно пнул валяющийся на полу носок под кровать. Это еще не ложь. Но если я спрошу: «Кадет, не валяется ли у вас под койкой носок?», тогда кадет обязан ответить мне правду. Если же он соврет, то это будет настоящая ложь. Нечестность – это нарушение присяги. Ложью вы отделяете себя от флота, становитесь нам чужими. Рано или поздно флот изгоняет лжецов из своих рядов. Именно это произошло с кадетом Петерсоном. Мы вовремя заметили раковую опухоль его лжи, вовремя вырезали ее, не дали ей расползтись. Но следить за здоровьем флота должны не только мы, но и вы, кадеты, как часть флота. От вас зависит его будущее. Вы должны сами оберегать свою чистоту.

Сержант встал:

– Вопросы есть? Может, кто-нибудь хочет мне что-то сказать? – Казарма молчала. Сержант направился к двери.

– Я хочу сказать, сэр! – крикнул я дрожащим голосом.

– Говори, Сифорт.

– Я сегодня соврал. На самом деле я не вывихнул ногу, я притворился… Долгая пауза.

– Иди за мной, – наконец приказал сержант. Я стоял в его квартирке в одних трусах, дрожа от холода.

– Зачем ты это сделал, Сифорт?

– Сержант Таллор собирался коснуться меня дубинкой.

– Значит, ты испугался порки?

– Да нет… – мямлил я, – не то чтобы испугался… Просто… Виноват, сэр!

– Хватит бубнить, говори правду!

– Я чувствовал, что не выдержу, не было сил на рывок, я поддался страху и упал. – Мои уши пылали.

– Так испугался нескольких ударов кнутом, что забыл о чести?

– Нет… Так точно, сэр! – От стыда мне хотелось провалиться сквозь землю. Если б он отвернулся хоть на секунду! Я мигом выполз бы сквозь ту щелочку под дверью.

– Читай. – Он протянул мне папку с моим личным делом.

Я раскрыл папку. Моя фотография, экзаменационные оценки, результаты тестов, характеристики. А вот запись, датированная сегодняшним днем: «Симулировал вывих ступни, чтобы уклониться от порки. Рассмотрение дела отложено». Я закрыл папку.

– Значит, вы знали… – Я заставил себя смотреть сержанту в глаза. – Тогда почему меня не выгнали, как Петерсона, сэр?

– Мы надеялись, что ты сознаешься сам. Как видишь, наши надежды оправдались.

– Что теперь со мной будет?

– Это решит Таллор. Иди к нему, только вначале оденься.

Через пятнадцать минут, полумертвый от страха, я постучался к сержанту Таллору в дверь.

– Докладывает кадет Сифорт, сэр!

– Долго же тебя пришлось ждать, – понимающе прокомментировал Таллор. Вид у него был такой, что я опять начал сгорать со стыда.

– Простите…

– Объяснить тебе, что ты наделал?

– Я уже понял, сэр.

– Тогда скажи, чем отличается твой поступок от поступка бывшего кадета Петерсона?

Отличие, несомненно, было, по крайней мере так мне казалось. Ведь Петерсон соврал по-настоящему, а я всего лишь пошел на невинную хитрость. Правда, и сходство было. Я тоже уклонился от порки…

Я смотрел сквозь стену далеко-далеко, видел среди холмов родной дом, отца. Меня выгонят из Академии, я вернусь в Кардифф и буду постигать науку мужества там.

Возможно, когда-нибудь я даже научусь беречь свою честь.

– Ничем не отличается, сэр, – выдавил я. – Меня тоже надо выгнать из Академии.

– Что надо, а что не надо, я буду решать сам!

– Так точно, сэр.

– Может быть, обойтись поркой?

– Это слишком слабое наказание. И вообще, я случайно попал в Академию. Я ведь не прошел Финальный Отбор. Приемная комиссия сразу догадалась, что я недостоин быть офицером флота.

– Полегче, Сифорт! Не зарывайся!

– Это правда, – стонал я сквозь слезы.

– Значит, так… – Сержант надолго задумался. – Порки не будет.

– Почему?

– Ты осознал свою вину, раскаялся, это главное. А порка тут не поможет.

– Как тогда вы меня накажете?

– Четыре наряда. Кроме того, будешь мыть посуду в камбузе месяц. Работа нелегкая, но думать не мешает, а тебе есть над чем поразмыслить.

– Спасибо, сэр.

– Иди. Постой! Знаешь, Никки, я не собирался касаться тебя дубинкой.

– Но у меня уже не было сил бежать!

– Повторяю, я не собирался касаться тебя! Я видел, что ты стараешься изо всех сил.

– Так я же не знал, – заревел я. – Вы были так близко.

– Только для того, чтобы заставить тебя выложиться.

Наконец я все понял. С первых дней пребывания в Академии нас учили выкладываться до конца, на полную катушку, то есть ни на что не жалеть сил. «Выкладываться» – это словечко в лексиконе Академии было основным.

– Во время бега концентрируйся на каждом шаге, словно он последний, – наставлял меня сержант. – На самом деле ты выносливее, чем тебе кажется. Ты просто себя не знаешь. Твои резервы практически безграничны. Вот то главное, что ты должен понять.

– Простите, сержант, теперь я все понял.

– Верю. Иди.

Возвращался в казарму я с облегчением.

– Держите его! Он чешет к легавым!

169-я улица. Еще шесть кварталов до 175-й, а легкие – на пределе. Шпана не отставала, один из них гнался за мной на ржавом велосипеде.

– Клевый кусок мяса! Зажарим на ужин! – весело орал он.

Я свернул на тротуар, но там было полно мусора, я. подвернул ногу и чуть не потерял болтающийся ботинок. Пришлось вернуться на проезжую часть. Здесь было почище. Велосипед скрипел ржавой цепью всего в нескольких метрах за моей спиной.

Резко остановившись, я толкнул велосипедиста и снова набрал скорость. Любитель человечины пропахал рылом асфальт. Я задыхался, сил не было.

– Есть силы, Сифорт.

На пять кварталов не хватит, сержант.

– Бежать!

Приказ есть приказ, выполняй любой ценой. И я выполнял.

172-я улица. Почему время остановилось? Наконец 173-я. Большая часть кровожадной толпы отстала, гналась лишь горстка молодчиков, улюлюкала, выкрикивала ругательства. Только бы не упасть!

Полицейский участок должен быть освещен. Как же иначе! Но почему вокруг так темно? Пожалуйста, Господи! Джо сказал, 175-я. Не заставляй меня бежать через весь город. Даже ради Анни я этого не смогу.

Каким-то чудом мне удалось добежать до угла. Вот она, 175-я! Где этот чертов участок?!

Там! Один квартал на восток! Свет! Окруженное высоким проволочным забором, здание полиции походило на крепость, возвышающуюся в гордом одиночестве – все дома вокруг были снесены.

Последние метры. Я был на последнем издыхании. Сзади двое молодчиков, один схватил меня за рубашку. Щелчок лазерного выстрела, молодчик упал, его дружок отступил во мрак. Я понял – выстрелили из здания.

Где же ворота? Идти уже не в мочь. Я ухватился за проволоку. Шипение, адская боль. Я отдернулся от бьющего током забора, на ладони остался ожог. Из мрака грянул взрыв злорадного смеха. Стеная от боли, пошатываясь, я плелся вдоль забора едва живой. Ворота! Слава Богу!

Почему заперты! Я замолотил в металлическую дверь кулаком.

– Помогите! – Крика не получалось, мое горло исторгало невразумительный хрип.

– Отвали от ворот! – загремел динамик над воротами. – Участок закрыт до утра!

– Помогите!

– Бродягам не помогаем. Можем прикрыть тебя до угла, а дальше спасайся сам, – ответили из крепости.

– Я Николас Сифорт! ОТКРОЙТЕ, НА ХРЕН, ВОРОТА!

– Его не пускают! – ликовала нечисть во мраке. – Получай, вояка! Зажарим! В меня полетели камни.

– Да это же тот самый, о котором говорил лейтенант Че, – едва слышно донеслось из динамика. Видно, в крепости забыли выключить микрофон. – Открывайте ворога!

Мне в голову попал камень. Я осел у ворот. В лоб ударил кирпич. Полный мрак.

– Как вы себя чувствуете, сэр?

Я лежал в яркой комнате, на лбу было что-то холодное. Сознание прояснилось, я разглядел склонившегося надо мной парня в синей униформе.

– Вы кто? – слабым голосом спросил я.

– Патрульный офицер Уэзли Де-Брок, сэр.

– Где я?

– В полицейском участке на 175-й улице.

Я попытался сосредоточиться:

– Помогите мне сесть.

– Осторожнее, капитан, у вас серьезные раны. Сейчас я доложу старшему лейтенанту Че, что вы пришли в сознание.

– Постойте. – Я осмотрел себя. Ладонь была перевязана бинтом, рубашка изорвана, кителя не было. Я взглянул в огромное зеркало во всю стену комнаты. Боже мой! На лбу огромная темно-синяя шишка, под носом засохшая кровь, разбитые губы вспухли. – Красавец. Как на обложке журнала.

– Вам еще повезло, сэр. В этих трущобах некоторых превращают в мешок костей, а потом жарят.

– Почему вы не открывали ворота?

– Мы не могли поверить, что вы решитесь сунуться в этот район, да еще среди ночи; думали, трущобники нас разыгрывают. Правда, какой-то лейтенант из Британии звонил нам раз сто и клялся, что вы обязательно пойдете в трущобы. Он хорошо вас знает.

Понятно, это Толливер. Вот уж не думал, что так обо мне позаботится.

– Мистер Де-Брок, почему правительство так запустило этот район? Почему бы не навести здесь порядок армией, если полиция не справляется? – Я похромал к креслу.

– Затрудняюсь ответить, сэр. – Патрульный Де-Брок печально отвернулся к окну. – Я бы закрыл даже наш полицейский участок. Лучше сдать Бронкс трущобникам, но зато сконцентрировать все силы в Манхэттене, навести порядок хотя бы там.

– Почему правительство города не идет на это?

– Все дело в том, что оставшиеся здесь добропорядочные граждане исправно платят налоги, а потому имеют право голоса. Они хотят хоть какой-то зашиты. Именно их голоса не дают правительству убрать отсюда последние полицейские участки.

– Вы защищаете этих людей?

– Днем с грехом пополам защищаем, а ночью сами видели, что творится.

– Но ведь у вас есть оружие! Много оружия.

– Раньше мы патрулировали и ночью, но в прошлом ноябре трущобники сбили наш вертолет. Трое офицеров погибло. Вы даже не представляете себе, какие тут банды. – В голосе Де-Брока сквозила безысходность. – Я служу в полиции шесть лет, но с таким, как в Бронксе, сталкиваюсь впервые.

– Моя жена где-то в другом районе. – Иное у меня не укладывалось в голове. Не могла же она добровольно уйти в эти трущобы!

– Пойду доложу начальнику участка.

Я осторожно облокотился на спинку кресла. Все тело болело, ныло, саднило. Вскоре торопливо вошел начальник участка.

– Слава Богу, вы выбрались из этого пекла! – воскликнул он, протягивая мне руку. – Можете остаться у нас до утра, а если желаете, мы отвезем вас на вертолете, куда вам нужно.

– Найдите мою жену.

– Пытаемся. Вы же сами видели, в каких условиях приходится работать, здесь у нас не райские кущи.

Я тяжко вздохнул. Как быть? Похоже, найти кого-нибудь здесь нельзя даже днем, тем более ночью. Торчать тут – зря тратить время. Меня ждет Академия.

Лапочка, дорогая! Я люблю тебя. Прости, но я ничего не могу для тебя сделать.

– Ладно, отвезите меня в отель «Шератон».

– Вызовите вертолет, – приказал начальник Де-Броку.

– По пути остановимся в клинике. – Я тяжело поднялся. – Там осталась моя сумка.

Вертолет приземлился на территории клиники. Де-Брок спрыгнул на землю, пошел за моей сумкой. Из будки у ворот выбежал взъерошенный Адам Тенер, заглянул в салон вертолета.

– Это вы, сэр? Слава Богу! Я уже не знал, что делать! Звонил мистеру Толливеру… – Он в ужасе вытаращился на мою изодранную, окровавленную рубаху, забинтованную кисть, кровоподтек на лбу. Наконец вспомнил устав, вытянулся, отдал честь. – Докладывает гардемарин Тенер! Сэр, хоть вы и приказали мне ждать вас в отеле, но… понимаете…

– Хватит мямлить! – зарычал я. – Договаривай свои гребаные фразы до конца!

– Я так беспокоился о вас, – пролепетал он.

– Извини. – Я отвел взгляд. – Я попал в такую… в такой переплет.

Де-Брок подбежал к вертолету с сумкой, Адам посторонился.

– Этот малый полетит с нами? – спросил Де-Брок.

– Похоже на то, – буркнул я.

В полете над ночным неприветливым городом Адам помог мне надеть чистую рубашку, но от этого мой вид не стал презентабельнее. Когда я хромал через просторный вестибюль роскошного отеля, обслуга косилась на меня, как на прокаженного. Наконец с помощью Адама я добрался до своего номера, залег в ванну и долго-долго отмокал от трущобской грязи.

В чистой одежде, в свежих бинтах я устало плюхнулся в кресло, попросил Адама принести телефон, связался с Адмиралтейством.

– Говорит капитан Сифорт. Соедините меня с адмиралом Дагани. Срочно!

– В его приемной дежурит капитан Хелгар, сэр, – ответил дежурный лейтенант. – Адмирал сейчас у себя дома и наверняка спит.

– Разбудите его.

– На это я имею право лишь в случае боевой тревоги и приравненных к ней ситуаций. Если хотите, соединю вас с капитаном Хелгаром.

Капитан Хелгар старше меня, значит, приказывать ему я не могу, а драгоценное время уходит. Надо нажать на лейтенантика.

– Мне нужен Дагани, а не Хелгар! – рявкнул я. – Живо соедините меня с адмиралом! Или я сниму вас с… сниму с вас шкуру!

В трубке воцарилась тишина. Меня охватили сомнения. А что если фокус не пройдет? Если с должности снимут меня? Дагани охотно воспользуется моим промахом и отправит в отставку.

Через минуту раздался голос самого адмирала:

– Дагани слушает.

– Ник Сифорт.

– Знаю уже. Лейтенант Шпрей чуть не обоссался. Интересно, что вы ему наболтали?

– Сэр, у меня большая беда, очень нужна ваша помощь.

– Что стряслось, Сифорт? – Теперь тон адмирала был совсем другим: серьезным, участливым.

– Пропала моя жена. – Я бегло, в нескольких фразах, объяснил ему суть происшедшего и добавил:

– Я отправился на ее поиски в страшной спешке, поэтому вовремя известить вас о своей отлучке не успел, но Толливер сумеет поддерживать на базе порядок, я в нем уверен.

– Чем мы можем вам помочь?

– Во-первых, прошу у вас разрешения на отпуск, мне понадобится еще несколько дней; во-вторых, не сообщайте об этом журналистам.

– Хорошо, Сифорт. Ради Бога, не беспокойтесь, я прекрасно вас понимаю и не собираюсь чинить каких-либо препятствий. Только вот насчет журналистов у меня иное мнение. Почему бы им не сообщить о пропаже вашей жены? Если об этом узнают все, если ее фото появится во всех средствах массовой информации, тогда поиски намного облегчатся.

– Сэр, вы не представляете себе, что здесь творится. Если трущобники пронюхают о розыске, последствия непредсказуемы. Они могут захватить ее в заложницы и потребовать с меня выкуп, а скорее всего, просто убьют ее. Они ненавидят всех, кто не живет в трущобах.

– Ладно, как скажете. Что еще для вас сделать?

– Мне нужны помощники, но я не могу отрывать от работы своих офицеров, в Академии и без того не хватает людей.

– Обратитесь в отдел кадров Адмиралтейства, я прикажу им дать вам любого, кого назовете.

Такого великодушия от Дагани я, честно говоря, не ожидал.

– Сэр, даже не знаю, как вас отблагодарить…

– Сделайте уступку сенатору Боланду, хоть самую малюсенькую. Не слишком ли многого я от вас требую, капитан?

Малюсенькую? Пожалуй, это действительно слишком много.

– Извините, сэр, но… Адмирал ехидно фыркнул.

– Не знаю, Сифорт, чем вы его так запугали, но он в разговорах со мной почему-то больше не упоминал о своем сыне. Ну, погодите, когда-нибудь я это выясню.

– Могу рассказать вам об этом прямо сейчас.

– Не надо, – хихикнул Дагани, – я догадываюсь, этого мне достаточно. А теперь, Ник, разрешишь мне немного вздремнуть?

– Конечно, сэр! Разумеется! Отдыхайте!

– Удачи вам в поисках, я помолюсь за вас.

– Спасибо, сэр.

– Доброй но…

– Адмирал! – выпалил я.

– Что?

Мне мерещилась тень сержанта Дарвина Свопса. Пришлось набраться духу и признаться начистоту:

– Недавно я совершил нехороший поступок, угрожал капитану Хигби из отдела кадров, наврал ему, будто у меня есть влиятельные друзья, которые могут стереть его в порошок. – Я затаил дыхание, ожидая взрыва негодования.

– Ник Сифорт, вы слишком честный человек, – спокойно, с усталым вздохом произнес Дагани.

– Не понимаю вас, сэр.

– Видите ли, молодой человек, вы знаете только один космический флот, а на самом деле их два. Один флот охраняет планеты и торговые корабли, сражается с космическими чудовищами. Это настоящий боевой флот. А второй флот, с которым приходится иметь дело мне, ведет сражения на другом фронте. Мы, тыловые бойцы, выбиваем средства для строительства новых кораблей, организуем снабжение, короче, занимаемся совсем другой работой. Первый флот, в котором служили вы, держится на кристальной честности своих офицеров. Во втором флоте дело обстоит несколько иначе. Мы политики, молодой человек, а политика – не вполне чистое дело. Мы вынуждены принимать сынков сенаторов вне конкурса, вынуждены скрывать от журналистов неприятную правду, вынуждены делать много всякого такого, что противоречит привычному вам понятию чести. Такова плата за новые корабли, за высокий конкурс в Академию. Все это делается в интересах настоящего боевого флота. Вот и вам тоже пришлось применить нечестный прием, чтоб заполучить нужного вам офицера. Вы тоже действовали не в своих интересах, а ради Академии. Открою вам маленький секрет: Хигби жаловался мне на вас еще три дня назад. Я убедился, что мы не ошиблись, назначив вас на этот ответственный пост. Вы умело деретесь за свою Академию. Так что, Ник, выбросьте все это из головы, не корите себя, не мучайтесь мнимой виною.

– Есть, сэр.

– Доброй ночи. – На этом Дагани положил трубку. Неплохо, кадет. Образ Свопса медленно таял.

– Что? – вырвалось у меня.

– Я ничего не говорил, сэр, вам показалось, – удивленно пролепетал Адам.

– Да я не с тобой разго… – Я прикусил язык. У Адама и без того хватает поводов считать меня сумасшедшим. – Адам, иди спать, только вначале вызови машину и вертолет, пусть прибудут сюда к утру.

– Есть, сэр.

Он ушел в свой номер. Я разделся, лег, выключил свет. Надо было набраться сил и наглости для следующего хода. Наконец я снял трубку, набрал номер.

– Дежурный отдела кадров лейтенант Дервис слушает.

– Говорит капитан Николас Эвин Сифорт, – самоуверенно начал я. – Приказ адмирала Дагани, приоритет ААА: направить к кораблю «Ватерлоо» шаттл для срочной доставки члена экипажа в космопорт имени фон Вальтера! Завтра в полдень он должен быть тут!

– Фамилия члена экипажа?

Сердце стучало молотом. Облизнув пересохшие губы, я произнес имя, которое когда-то хотел забыть навсегда:

– Эдди Босс.

14

– Не учи меня жить, Эдгар, я знаю, что делаю! – раздраженно убеждал я Толливера и себя, бросая сквозь стекло телефонной будки рассеянные взгляды на зал ожидания космопорта.

– С какой стати он будет тебе помогать? – возражал Толливер.

– Это мои проблемы. Адмирала я уже поставил в известность. Академия по-прежнему на тебе, ты временно исполняешь обязанности ее начальника. А что касается специальных кадетов, я имею в виду Арнвейла, Дрю и Стрица… Честно говоря, не знаю, что с ними делать.

– Может, прислать их вам в помощь?

– Нет, в это дело их вовлекать нельзя.

– А на следующей неделе? Церемония ввода в эксплуатацию корабля «Веллингтон»?

– Ты что, спятил? Каких-то кадетов… Там же будут сплошные шишки!

– Ну и что?

– Как что?! Ведь… Впрочем, действительно, почему бы и нет? Ладно, подумаю. Хотя, что тут думать, конечно, возьму их на церемонию. Ты закончил финансовую проверку?

– Нет еще, жду справок из отдела снабжения.

– Джефф Торн прибыл?

– Сегодня должен прибыть. Я послал гардемарина встретить его в Лондоне.

– Хорошо. Передай ему от меня привет. Пока.

– Бог в помощь.

Я вышел из будки. Навстречу мне из кресла вскочил Адам Тенер.

– Выход номер двенадцать находится там, сэр, – услужливо показав он.

– Я еще не разучился читать, – проворчал я.

– Вам, наверно, трудно ходить, сэр, посидите здесь, а я встречу вашего помощника сам.

– Я еще не инвалид. – Ну почему все относятся ко мне, как к инвалиду? После нескольких шагов бодрость моя испарилась, пришлось согласиться с гардемарином. – Ладно, подожду здесь. Ты узнаешь Эдди Босса легко, он раза в два шире тебя.

– Есть, сэр.

Итак, очередной удар судьбы – через несколько минут мне придется говорить с Эдди Боссом, бывшим беспризорником с огромными кулачищами, которыми можно переломить хребет лошади. Я вытащил его из грязи, учил читать и писать, правильному произношению и хорошим манерам, а он отплатил мне… Эх, лучше не вспоминать.

Несколько лет тому назад власти решили переселить часть беспризорников в дальние малонаселенные колонии, подобрали в трущобах Нижнего Нью-Йорка банду подростков и затолкали их в мой корабль, как сельдей в бочку. Среди этих дикарей, говоривших на непонятном мне жутком жаргоне, были Анни и Эдди Босс – главарь банды. С ними я провел тяжелейшие месяцы на «Дерзком». Из-за нехватки экипажа пришлось взять на службу некоторых пассажиров, в том числе и беспризорников. Так Эдди Босс стал солдатом. Он был неплохим малым, по-своему справедливым, учился читать, писать, говорить и вести себя, как «верхние» – жители Верхнего Нью-Йорка. Я бился с ним много недель, учеба шла тяжело, но Эдди очень старался и в конце концов освоил азы.

Вскоре захотела стать «верхней» и Анни. Я начал превращать ее в леди…

– Докладывает гардемарин Тенер, сэр!

Я встрепенулся, встал. Где я? Космопорт, зал ожидания, рядом с Тенером в белоснежной униформе – Эдди Босс. Под моим взглядом он вытянулся по стойке «смирно» и с непроницаемым выражением лица доложил:

– Рядовой Босс по вашему приказанию прибыл, сэр!

– Вольно.

Адам расслабился, а Эдди демонстративно остался стоять столбом, глядя прямо перед собой.

– Мистер Босс, вам сказали, зачем я вас вызвал? – терпеливо спросил я.

– Нет.

Он не добавил необходимого «сэр», но в интересах дела я готов был и не на такие жертвы.

– Мне нужна ваша помощь.

По лицу Эдди пробежала гримаса.

– Это приказ, капитан? – с вызовом спросил он.

– Нет, просьба. – Что толку приказывать? В таких делах нельзя действовать напролом, грубая власть все испортит.

– Тогда я отказываюсь вам помогать.

– Вы знаете, с кем говорите?! – вспылил Адам.

– Знаю, – все тем же ледяным тоном ответил Эдди.

– Что вы себе позволяете?!

– Мистер Тенер, – вмешался я, – позвольте нам поговорить наедине.

– Есть, сэр. – Адам отошел в другой конец зшта.

– Мистер Босс… – Нет, так не годится. К черту официальность! Я сменил тон. – Эдди, стряслась большая беда. Пропала Анни. Вышла из госпиталя и пропала в трущобах. Возможно, она еще жива. Мы должны ее найти.

– Ищи. Я не буду.

– Разве она для тебя уже ничего не значит?

– Анни Уэллс? Трущобница, окрутившая «верхнего», чтоб стать женой капитана? Мне нет дела до этой суки.

– Эдди! – У меня подкосились колени, я упал в кресло. – Эдди, без твоей помощи я ее не найду. Пытался уже… Смотри, что из этого вышло. – Я ткнул перевязанной рукой в огромную шишку на лбу.

– Слабовато тебя разукрасили, – злорадно оскалился он.

– Ты обиделся на меня за то, что я перевел тебя из Сентралтауна на корабль?

– За что обижаться?! За то, что ты отправил меня к черту на кулички подальше от Анни?! – От волнения Эдди говорил с жутким трущобным акцентом. – Ты сбагрил меня с такой хреновой меткой в досье, что я весь полет драил полы! – Он помолчал, с досадой махнул рукой и с горечью, тщательно следя за произношением, утрированно вежливо произнес:

– Разве я могу обижаться на такое, капитан Сифорт, сэр?

– Эдди, ты должен меня понять. Когда я увидел ее в постели с тобой, это было таким ударом… Я ведь не знал тогда, что у вас другие понятия о сексе. То, что у нас, «верхних», считается изменой, в трущобах считается пустяком, чем-то вроде легкого развлечения. Теперь я знаю, что ты… обладал Анни гораздо раньше меня. Теперь я понимаю, что ты не предал меня, а просто…

– Конечно, не предал! Это ж пустяк, капитан! В трущобах все трахаются с кем попало, кто с кем хочет, пацан с девкой, пацан с пацаном, девка с девкой. И группами… Это такой пустяк, что. Короче, это вообще ничего не значит!

– Эдди, помоги мне.

– Не, я уже не трущобник.

– Умоляю тебя, помоги мне, пожалуйста. Хочешь, стану перед тобой на колени?

– Это я люблю, капитан, становись, – плотоядно оскалился Эдди, – посмотрим, как это будет.

Анни, все равно я люблю тебя, даже после этого.

На потеху толпы, глазеющей на нас со всех сторон, я встал на колени перед ухмыляющимся рядовым, бывшим трущобником, и униженно умолял его:

– Эдди, прошу тебя, помоги мне найти…

– Встань, хватит! – Эдци поднял меня за шиворот. – Хватит ползать, капитан! Никогда больше не ползай!

– Помоги, – шептал я. – Помоги.

– Как я тебя ненавидел! Как хотел дать тебе в морду! Но ты учил меня читать. Черт бы тебя побрал, я хотел, но не мог тебя ненавидеть!

– Эдди, помоги…

– Ладно. Не тебе помогу! Ей! Понял?!

– Как скажешь, хорошо, Эдди.

– Ей помогу. Не тебе. – Он сжал мне руку. – Ей и немного тебе. Пошли.

Солдат не имеет права прикасаться к капитану без его разрешения, но я послал к черту традиции и приличия. Все ради Анни!

– Хорошо, – улыбался я, – хорошо. Пусть ей, а не мне. Только помоги.

Мы вылезли из вертолета, направились к клинике.

– Анни вышла отсюда с родственниками одного из больных, – объяснял я Эдци Боссу, показывая на ворота. – Наверно, она где-то-неподалеку.

– Не, – качал головой Эдди, осматривая окрестности. – Тут ее нету. Здесь ей жить нельзя, пришить могут.

– Ее убили?!

– Не знаю. Это же Бронкс! К бронкам хэты не суются.

– Кто?

– Мы с Анни хэты, то есть из Манхэттена, а это совсем не то, что Бронкс. Ты думаешь, мы такое дерьмо? Нет. Бронки – людоеды. Жрут даже друг друга, если кто из них сдохнет. У нас не так.

– Конечно, у вас не так, – охотно согласился я. Вспомнилось, как эти самые хэты ссали у меня на корабле в коридорах, гадили прямо в каютах. Каких трудов стоило научить их пользоваться туалетом! – Вы, хэты, гораздо лучше.

– Бронки такие отбросы, – скривился Эдди. – Пошли.

– Куда? – Я переглянулся с ошалелым Адамом.

– В Манхэттен, куда же еще, капитан, – снисходительно объяснил Эдди, словно ребенку. – Анни, натурально, знала, что бронки замочат ее, и двинула в Хэттен. Там она, если жива еще.

– Эдди, но как она могла дойти до Манхэттена? Меня тут чуть не убили, а я прошел совсем ничего, всего километр.

– Вы ж не трущобник, капитан, – ухмыльнулся Эдди, – Анни знает, как туда добираться. Хэты лучше поганых бронков, соображают. А вы пропадете. Пойду-ка я лучше один.

– Я тоже хочу искать.

– Не сможете. Не знаете наших повадок. Хотя, может, не помешаете. Некоторые трущобники знают о вас, даже уважают. Если узнают, помогут. Ладно, возьму вас с собой. Только в этой робе я не пойду, в трущобах таких не любят.

– Мне тоже переодеться?

– А как же, капитан! – посмеивался Эдди надо мной, как над придурковатым. – Парадная форма там ни к чему. Надо бы что похуже.

– А что надеть гардемарину?

– Этому, что ль? На хрен его. Сосунок нам не нужен.

– Ладно.

Мы пошли в клинику подыскивать одежду.

Адама Тенера мы взяли лишь для того, чтобы он доставил нас на вертолете в Манхэттен. Условились, что он вернется за нами завтра в полдень, а если нас там не окажется, то прилетит еще раз ровно через сутки.

– Сэр, вы опять рискуете жизнью, – увещевал меня Адам, уже сидя в кресле пилота.

Мы с Эдди уселись на заднее сиденье.

– Твое дело доставить нас на перекресток 34-й и Бродвея, – отрезал я, но на всякий случай еще раз похлопал себя по карманам синей униформы. Парадную форму я оставил в отеле. В правом кармане лежал лазерный пистолет, в левом – две запасные батарейки. Из вещей я взял с собой лишь одну смену одежды, фонарик и причиндалы для бритья. – Мистер Босс, вы готовы?

– Давно уж. Надо спешить, а то скоро стемнеет, у бродов и мэйсов начнутся разборки.

Адам запустил лопасти, наш вертолет поднялся с крыши «Шератона».

После клиники мы зашли в магазин, где Эдди закупил два-три десятка банок мясных и овощных консервов, кофе и прочей жратвы. В отеле все это он вытряхнул из сумки в наволочку, измазал ее, получился грязный мешок.

– Чтоб не подумали, будто я «верхний», – прокомментировал он для нас, дубоголовых.

Как только Адам посадил вертолет, Эдди выскочил, как ошпаренный кот, выволок меня за шкирку и скомандовал гардемарину:

– Канай отсюда! Живо!

Адам мгновенно взлетел. К моему удивлению, улица оказалась безлюдной. Помнится, когда мы с Амандой ездили сюда на экскурсию в бронированном автобусе, улицы кишели трущобниками. Правда, мы ездили днем, а теперь сгущались сумерки.

– Итак, с чего начнем? – не спеша озирался я.

– Быстрей топай, пока броды не налетели! – прикрикнул Эдди и потащил меня к обочине.

– Кто такие броды?

– Плохо слышишь или плохо соображаешь? Видишь? – Эдди показал на потрескавшуюся табличку на доме: «Бродвей». – Это их территория, а мы с Анни были мэйсами. Живее. – Эдди с наволочкой-мешком на спине побежал по Бродвею.

Я изо всех сил старался не отставать. Вскоре мы притаились за брошенным электромобилем около перекрестка Бродвея и 38-й улицы.

– Почему мы не приземлились сразу на 34-й? – спросил я.

– Тесс! Говори тише. – Эдди внимательно осматривал окрестности. – Если бы наши увидели, как я спустился на вертолете, думаешь, поверили бы, что я трущобник? Не поверили бы, в натуре. Кто тогда скажет мне, где Анни? Никто. Понял? Тут все просматривается, сейчас рванем на полной скорости. Приготовься.

Эдди бросился со всех ног через автомобильную стоянку, захламленную кирпичами и мусором. Я едва за ним поспевал. Мы остановились у заброшенного магазина с заколоченными окнами. Покореженная дверь была заперта.

– Щас завернем за угол, только вооружимся. – По-озиравшись, Эдди подошел к металлическому столбу с разбитым дорожным знаком и начал его выламывать, но столб не поддавался.

– У меня есть пистолет.

– Это на крайний случай. Лучше найти дубину. – Эдди поднажал на столб, согнул его на несколько градусов, потом начал гнуть в обратную сторону. – Ладно, хрен с ним, найдем что-нибудь полегче.

Вдруг из двери заброшенного магазина выскочили двое: худющая женщина и бородач с палкой. Эдди отбросил меня назад и замахнулся на нападавшего мешком с консервами. Женщина с визгом шмыгнула за дверь, мужик отступил и замер в боевой стойке. Я на всякий случай вытащил пистолет.

– Спрячь, пока нас не шлепнули, – приказал мне Эдди.

– Вы не броды, – выпалил бородач так неразборчиво, что я едва разобрал.

– Щас свалим отсюда. Мир? – предложил Эдди.

– Идет.

– Без свиста. – Эдди опустил мешок.

– Заметано. – Бородач скрылся за дверью.

– Бежим, – приказал Эдди и припустил, не оглядываясь.

Пробежав квартал, мы спрятались за ржавой машиной.

– Он не поднимет тревогу? – спросил я.

– Нет, он обещал. Но мы должны быстрее покинуть их территорию. А ночью нам бы не поздоровилось. -

Внимательно оглядевшись по сторонам, Эдди вышел из укрытия. Я поспешил за ним.

Мусора вокруг было не меньше, чем в Бронксе, зато костров с жарящимися на вертелах собаками не попадалось, да и жалких лачуг не было. Видимо, здесь трущобники жили на первых этажах небоскребов.

– Быстрей, капитан, остался один квартал, там территория мэйсов, – торопил меня Эдди.

– Кто эти мэйсы? Почему из зовут мэйсами?

– Сам увидишь! Быстрее!

– Там родилась Анни?

– Да. И Анни, и я. Деке летает на корабле, но Сэм и Бонн остались здесь, помнят меня! Не бойся, капитан, со мной тебя не тронут. – Эдди все ускорял бег.

Наконец мы свернули за угол. Вот она, та самая улица! Вдруг Эдди помрачнел, остановился как вкопанный, бросил мешок.

– Мэйсы! – заорал он во всю глотку. – Где вы?

Отчаянный крик эхом отражался от облупленных стен, но ответа не было. Я подобрал наволочку с провиантом, подошел к обескураженному бывшему главарю.

– Эдди, что случилось?

– Нет мэйсов! Ушли! – Глаза его сверкали сумасшествием.

– Может быть, мы перепутали, ошиблись улицей?

– Нет! Здесь они были! Здесь! Я здесь родился! Здесь погибла в разборке с бродами моя мать! Мне было тринадцать. Тогда я стал Боссом. Капитан, где же они? Где мэйсы? – По щеке Эдди Босса катилась слеза.

– Мэйсов нет! – раздался вдруг голос. Мы обернулись. К нам приближались четверо: трое парней и девица. Я сунул руку в карман, но они на меня лишь покосились. Их интересовал Эдди.

– Вы на моей территории, – объявил сухопарый верзила в потрепанной куртке. – Мы рокки. Я главный.

– Куда ушли мэйсы? – подступил к нему Эдди.

– Плати, – подло ухмыльнулся главарь.

– Бери две. – Эдди достал из мешка пару банок.

– Сунь их себе в жопу! – презрительно фыркнул главарь. – Даю две минуты. Делайте отсюда ноги. Шустро! Здесь хозяева мы, рокки.

– Рокки?! – вскричал Эдди и швырнул мешок главарю в харю.

Рокки выхватили ножи, завязалась драка. Не успел я достать пистолет, как два рокка уже бежали. Проворная девка вскочила Боссу на спину, он мгновенно стряхнул. ее и вырубил ударом в челюсть.

– Держись, мясо! – орали убегающие смельчаки. – Ща набегут рокки!

Эдди добил главаря, схватил мешок с консервами и с размаха ударил им бездвижного рокка по голове. Мешок обагрился кровью.

– Хватит, Эдди, – схватил я его за руку.

– Это земля мэйсов! – в исступлении кричал Эдди. – Была, есть и будет! Всегда!

– Эдди, бежим!

Он остыл, замер, охваченный горем.

– Мэйсов нет… Мэйсов нет, – повторял он, как заведенный.

– Эдди, нам надо бежать.

– Рокки.

Я похолодел от ужаса. Со всех сторон на нас надвигалась толпа: мужчины, женщины и даже дети. Эдди вышел из оцепенения.

– Бежим!

Мы помчались по 34-й улице. Нам вслед что-то дико кричали.

– Туда! – показал Эдди на магазин с железными ставнями. – Тедро Чанг!

– Он нас спрячет?

– Не знаю. – Эдди заколотил в стальную дверь ногою.

– Этот замок не устоит против лазера.

– Какие лазеры? Тут не достанешь для них батареек! А легавые за пистолет расстреливают на месте! – Эдди отчаянно долбил в дверь. – Открой! Чанг!

– Закрыто, – наконец ответили за дверью.

– Я Эдди Босс! Не узнаешь?! Открой! Быстрее!

– Эдди исчез три, нет, четыре года назад. Его схватила полиция, – скрипел за дверью неторопливый голос.

Рядом с нами в стену ударил камень. Я выхватил пистолет, направил в трущобников. Толпа приостановилась, ощетинившись дубинами, кирпичами, заточками.

– Чанг, пусти нас! Открой! – молотил в дверь Эдди Босс.

– Что дашь?

– Консервы! Много банок!

Дверь со скрежетом приоткрылась, в темноте над цепью настороженно блеснули глаза. О металл грохнул камень.

– Эдди? – удивленно скрипнул голос из щели.

Цепь исчезла, дверь распахнулась настежь, в то же мгновение Эдди втащил меня внутрь. Старик затворил дверь, снова загремел цепью. По стальной двери бил град камней.

В пыльном сумраке тускло светил фонарь с практически вечной батарейкой фирмы «Вальдез». Помещение было забито всевозможными ящиками и коробками, полки ломились под тяжестью консервов, на креслах валялись зимние пальто и куртки, пахло пряностями.

– Здорово, Педро, – сказал Эдди.

– А это кто? – покосился на меня старик.

– Капитан. Консервы его.

– Дай.

– На. – Эдди отдал ему мешок.

– Что за капитан?

– Космический: Я там же летаю.

– Тебя ж загребли копы.

– Отпустили.

– Отпустили трущобника? Никогда такого не слышал, – покачал головой Чанг. В дверь и ставни бешено колотили чем-то тяжелым, металлическим. – Пошли вон от Чанга! – крикнул старик толпе.

– Выдай нам мэйса! – орали снаружи. – На разборку!

– Прочь от Чанга! А то Чанг разберется с вами! – Снаружи притихли. Довольный Чанг повернулся к нам. – Ко мне не сунутся, не бойтесь. Капитан, значит? – фыркнул он, одарив меня презрительным взглядом.

– Педро Чанг от старости малость гикнулся, – прокомментировал Эдди, – а раньше соображал как шесть голов.

– Кто гикнулся?! – возмутился старик, гордо выпрямившись во весь свой маленький рост, – Думаете, поверю, что трущобник летал в космосе и вернулся с капитаном в трущобы? Кто из нас гикнутый?!

– Мистер Босс сказал правду, – вмешался я. – Взгляните на мою униформу. Я действительно капитан.

– Хватит пудрить мозги! Я Тедро Теламон Чанг! Мне мозги не запудришь! – Старик медленно обошел вокруг меня, с недоверием разглядывая мою униформу. – Форма-то ихняя, да не та. В журналах капитаны всегда в белом.

– Капитан не всегда носит парадную форму. Вы хотели, чтобы я шлялся по трущобам в парадной?

– Ой-ой, какой важный! – Чанг насмешливо пощелкал языком. – Косит под «верхнего», в натуре!

Я выхватил пистолет и решительно направился к двери.

– Пошли, Эдди! Прорвемся!

– Всех не перестреляете, капитан Николас Сифорт, – сменил тон старикан, перестав коверкать слова на испанский манер. – Закидают кирпичами, забьют дубинами. – Ни малейшего акцента!

– Ты, плут! – вспылил я. – Куда подевался твой жаргон!

– С трущобниками говорю по-трущобски, а с «верхними» – по-верхнему, – спокойно ответил Чанг. – Что вытаращился? Не в зоопарке. – Старикан хитро подмигнул Эдди. – Верю, что ты теперь ихний. Раз «верхний» капитан смог жениться на трушобнице, значит, и ты смог стать солдатом. А твоя харя, – хитрец снова посмотрел на меня, – шибко часто мельтешит в газетенках и новостях. Я сразу тебя узнал. Многие трущобники смотрят телек, но не верят ему, думают, «верхние» врут все. Ну, зачем к нам пожаловал, капитан?

– Ищу свою жену. Анни Уэллс, когда-то она жила тут, была трущобницей, как и Эдди, из мэйсов.

– Была и будет, внутри трущобники не меняются, – мудро изрек старик.

– Почем ты знаешь, старье?! – возмутился Эдди.

– Тогда почему ты говоришь мне «старье», а не мистер Чанг? Почему ты так вопил, что мэйсы ушли? А?

– Ладно, не обижайся, – смягчился Эдди.

– Говорил, что я гикнутый? Говорил, щенок. А Чанг был старьем, когда тебя еще нигде не было, – все укорял старик.

– Ладно, ладно, – зарделся Эдди, – я же сказал, не хотел обижать.

– Педро Чанг был единственным другом мэйсов. И сейчас был бы другом, если б мэйс не грубил.

– Не сердись, не буду грубить, будь другом.

– Ну. добре. Садитесь. – Чанг свалил шмотки с кресел на пол в одну кучу. – Зачем ищете Анни?

– Она лечилась в клинике в Бронксе, – начат объяснять я, – у нее нарушился баланс гормонов. Несколько дней назад Анни вышла из клиники и не вернулась. У нее нет с собой денег. Она может пропасть.

– Может, – согласился старик. – Ее могли схватить бронки, а она гикнутая, что может сделать?

– Эдди считает, что она могла дойти до Манхэттена.

– Могла, только навряд ли.

– Что с мэйсами? – вскрикнул Эдди, схватив Чанга за руку.

– Не пыли! – Старик с гримасой выдернул из огромного кулака Эдди свою костистую руку, зашаркал на кухню, вернулся с электрическим чайником, подсоединил его к батарейке, поставил на грязный стол три чашки, уселся в кресло, завел неспешный разговор. – Дома на 34-й от старости трескались, разваливались. Два года назад пришла полиция с бульдозерами, начали сносить здания. Мэйсы пытались сопротивляться… Многих мэйсов тогда укокошили. Остальные остались без крова.

– Эй, Чанг! – крикнули снаружи. – Ты с нами или с мэйсами?

– До чего же они нетерпеливые, эти рокки, – проворчал Чанг и крикнул, повернувшись к двери:

– Дайте поговорить с мэйсами! Прочь! На хрен! Ща брошу вам динамита!

Снаружи затопотали, смываясь. Чанг усмехнулся, обнажив желтые зубы.

– Куда ушли мэйсы!? – нервно взрычал Эдди.

– Не торопись, слушай. Так вот, рокки потребовали у мэйсов мзду за проход через их территорию, а у мэйсов уже не было чем платить, поэтому они пробивались с боями. Некоторые погибли, а некоторым удалось прорваться. Что случилось с мэйсами дальше – не знаю. Никто не вернулся. – Чанг наполнил до половины чашки, подумал и налил еще, доверху.

– Мистер Чанг, Анни к вам приходила? – спросил я.

– Нет. Не видел ее. Эдди, где ты научился калякать по-верхнему? В школе?

– Нет, капитан учил на корабле.

– Капитаны не учат трущобников.

– Этот капитан учил.

Старик пристально уставился на меня.

– Хорошо, капитан, ты помог Эдди, я помогу тебе. Чуточку. Много не могу, я ведь нейтрал. Только вначале скажите, за что рокки так злы на вас?

– Я убил одного или двоих, – ответил Эдди. Чанг присвистнул и покачал головой:

– Плохи ваши дела. Я должен вас выдать.

– Есть из твоей конуры другой выход?

– Рокки не такие глупые, как ты, мэйс, теперь они стерегут все мои выходы. Но Чанг тоже не глуп, Чанг хороший торгаш, может договориться о выкупе. Рокки потребуют очень большую мзду.

– Но у нас нет больше консервов! – воскликнул в отчаянии Эдди.

– Консервами все равно не откупитесь. – Чанг задумчиво чесал подбородок. – Чанг ничего им не даст. Что вы дадите? Спрошу у них. – Старик взял дубину, поколотил ею по двери. – Эй, рокки! Будете говорить с Чангом?

– Бросишь в нас динамит? – крикнули снаружи.

– Посмотрим. Давайте базарить.

– Дай мэйса.

– Один мэйс, один рокк, базар у Чанга без драки.

– Щас.

Чанг приложил ухо к двери, прислушиваясь. Через пару минут из-за двери крикнули:

– Два рокка! Только базарить! Без драки!

– Слово Чанга! Два рокка впущу! – Чанг повернулся к нам, показал на портьеры, закрывавшие вход в другую комнату. – Спрячьтесь там. Ждите.

Эта комната оказалась просторной и на удивление чистой. В углу была кровать, на полках стояло множество книг, причем не на дискетах, а старинных бумажных. В одной из стен была массивная стальная дверь, за которой, очевидно, скрывалась еще одна комната. Я встал у портьер, навострил уши и прильнул к щелочке. Заскрежетала дверь на улицу, вошла всклокоченная женщина.

– Добро пожаловать в дом Чанга, Треза! – напыщенно произнес Чанг.

– Хватит болтать, дай мэйса! – зарычал следом вошедший мужик.

– Вначале базар, вы дали слово, – напомнил Чанг.

– Слово рокка закон! Заткнись, Бучи! – прикрикнула на спутника Треза.

– Врет, – шепнул мне Эдди, – роккам верить нельзя.

– Присаживайтесь, пейте мок кофе, – пригласил гостей Чанг. – Зачем вам мэйс?

– Он убил Арно, а тот всего лишь с ним говорил, – сказала Треза.

– Говорил, что это район рокков, – злобно шепнул мне Эдди.

Я ткнул его локтем под ребро. Чанг налил гобтям в железные кружки кофе и продолжил беседу:

– Арно много болтал.

– Ей-богу, Арно просто говорил, а мэйс дал ему в морду мешком! Хотим мстить, – заявила Треза.

– Ладно, ладно, Чанг нейтрал, Чанг выдаст вам мэйса.

– Не выдаст, – шепнул Эдди.

– Почему? – спросил я.

– Он дал нам чая.

Что за бессмыслица? Но я не стал расспрашивать Эдди, мне важнее было подслушивать беседу Чанга с рок-ками.

– Какой выкуп хотите за Арно? – скрипел Чанг.

– Весь твой магазин, – пролаял Бучи.

– Не говори дурость, Бучи, говори дело.

– Не будем брать за Арно жратву, будем мстить.

– Кончаем базар. Допивайте кофе, идите на улицу.

– Возьмем мзду, – сказала Треза и умолкла. Чанг терпеливо ждал. Наконец Треза продолжила:

– У «верхнего» лазерный ствол. Я видела. Возьмем пистоль, и чай, и консервы.

– Лазерный ствол за одного рокка?! – театрально возмутился столь вопиющей несправедливостью Чанг. – Лазерный ствол стоит больше всех рокков! Еще больше!

– Значит, рокки ничего не стоят?! – грозно зарычал Бучи.

– Не так говорил! Все банды без лазеров! Если рокки получат лазер, сразу всех одолеют! Нечестно! Бучи повернулся к своей соплеменнице:

– С лазером отобьемся от бродов.

– Заткнись, лох! – взорвалась она. – Лох Бучи! Не можешь торговаться! Я буду торговаться с Чангом!

– Нельзя торговать лазером, – укоризненно покачал головой Чанг.

– Лазер, три заряда и консервы, – предложила Треза.

– Не, Чанг оставит лазер себе, а роккам даст мэйса, – неторопливо скрипел старик.

– Ты говорил: идите в дом Чанга, будет базар! Почему не торгуешься?!

– Лазерами не торгую, торгуйтесь с «верхним». Он здесь. – Чанг подошел к портьере, отодвинул ее, подмигнул мне. – Выходи, говори с рокками.

Я вышел, за мной Эдди.

– Мясо мэйс! – рыкнул Бучи.

– Кобель твою трахал мать! Пидор Арно был на земле мэйсов! – огрызнулся Эдди.

– Закрыть пасти! – крикнул Чанг. – Говорить! Хрена брешете?! Обещали!

Бучи и Эдди притихли. Чанг поставил свое кресло между враждующими сторонами и обратился ко мне:

– Капитан, дадите роккам лазер?

Я всматривался ему в глаза, пытаясь прочесть ответ, но подсказки в его взгляде не было. Пришлось думать самому.

Как быть? Другого оружия у меня нет. Кроме того, потом надо будет отчитываться за утерю лазера, а процедура эта не из приятных. С другой стороны, Чанг большой знаток психологии трущобников, великолепно торгуется. Если он хочет отдать им мой лазер, значит, это единственный выход. Лазер надо отдать, но не сразу. Чанг уже показал мне пример.

– Отдать лазер за вонючего трущобника? – показал я пальцем на Эдди. Тот вскочил, но я успел прикрикнуть:

– Молчать, салага! А ты, старье, – повернулся я к Чангу, – ты гикнулся. Пристрелю всякого, кто позарится на мой лазер!

– Тогда сам прорывайся сквозь рокков, а они будут гнаться с дубинами, – спокойно ответил Чанг.

– Всех порешу! – гремел я. – Всех поджарю! Пошипят у меня под лазером! Паленое мясо! А этих обезьян сжарю первыми! – грозно показал я на рокков.

Рокки вскочили.

– Тихо, тихо, – успокаивал Чанг трущобников, пихая их обратно в кресла. В конце концов Бучи, Треза и Эдди сели. – Никаких драк у Чанга дома. Не обижайтесь на «верхнего», что с него взять? Дурень не понимает. Не хочет дать лазера.

– «Верхний», сколько рокков подпалишь? – с вызовом залопотала Треза. – Не всех! Остальные сдерут с тебя шкуру!

– Попробуй содрать, сука, – оскалился я.

– Хватит, хватит, капитан, – замахал на меня Чанг. – Ты, наверно, не знаешь, как много рокков. Не две и не три сотни. Они тебя сделают. Лучше торгуйся.

– Я подожду здесь, пока подойдет армия! Здесь много жратвы, подожду. Армия всех перебьет! Очистит улицы!

– Я уговорю его, – сказал Чанг Трезе на ухо тихо, но так, чтоб я расслышал. – Идите, а я уговорю. Скоро позову вас, идите. Чанг хорошо торгуется, Чанг вас спасет.

Треза гордо направилась к выходу, потащив за руку Бучи, злобно сплюнула на пол. Чанг открыл им дверь.

– Верхние думают, что захватят весь мир! Мы их захватим! – на прощанье крикнула Треза. Чанг сразу запер за ними дверь.

– Мистер Чанг, простите, если я не правильно…

– Молодец! – воскликнул старик с озорным блеском в глазах. – Капитан должен быть торгашом, а в космосе сможет летать даже Чанг. Мы выиграли время! Не меньше часа. Пусть подумают, а потом еще поторгуемся.

– Значит, вонючий трущобник? – свирепо процедил Эдди.

– Мистер Босс, я действовал ради…

– Глупый мэйс, – перебил Чанг, похлопывая Эдди по плечу, – капитан спасал тебе жизнь! Сколько я учил тебя уму-разуму, щенок? Все равно не понимаешь! А Чанг и капитан понимают.

– Чего я не понимаю? – клокотал Эдди.

– Рокки не стали бы торговаться, потому что слишком злы на тебя, а капитан переключил их злость на себя. Капитан ругался на всех трущобников и на тебя тоже, рокки забыли о тебе и теперь думают только о капитане.

– Значит, он врал? Может, он всегда врет? Когда ему верить? Вначале прикидывался моим другом, потом отослал меня на корабль, а теперь…

– Он и теперь твой друг, глупенький мэйс, – снисходительно скрипел старик Чанг.

– Почему друг?

– Потому что он хочет отдать мне лазер, чтобы спасти тебе жизнь. Потому что торгаш Чанг видит всех сразу насквозь. Я вижу, капитан тебе друг. – Чанг протянул руку, я отдал ему лазер.

– Хрен вас поймешь, – пробормотал Эдди, тщетно пытаясь скрыть радость и облегчение.

Выждав нужное время, Чанг снова позвал Трезу и Бучи в гости, решительно отвергал их требование дать в придачу к лазеру что-то еще и наконец добился своего. Однако Треза соглашалась пропустить через их территорию только меня.

– Вместе пришли, вместе уйдут, – упрямо повторял Чанг.

В конце концов после долгих и трудных переговоров рокки все-таки согласились пропустить меня с Эдди в обмен на лазер и батарейки к нему. Проход был назначен на утро.

– И никакой мести, – повторил Чанг. – Пропустите их невредимыми.

– Даю слово, – обещала Треза. – Всем скажу, я главная, меня послушают, ты же знаешь. Но в следующий раз, – она презрительно сплюнула Эдди под ноги, – ты, мэйс, будешь мясом!

Эдди зарычал, но не шевельнулся. Я крепко держал его за руку.

– Они сдержат слово? – спросил я, как только рокки ушли.

– Трушобники не врут, как «верхние», – заверил меня Чанг.

Я не стал спорить.

Чанг достал в подвале консервы, пошел на кухню готовить ужин. Аппетитно запахло жареными цыплятами. Ужин был вкусным, чай замечательным. Потом Чанг показал нам туалет. Как ни странно, из кранов текла вода, причем довольно чистая. Спать мы легли на матрацах.

Среди ночи меня растолкал Чанг, шикнул, чтоб я молчал, провел мимо храпящего Эдди в другую комнату. На столике уже стоял горячий чайник. Чай был черный, крепкий, незнакомой мне марки, но такой же превосходный, как за ужином.

– Расскажите о себе и об Эдди, – неторопливо скрипел Чанг на привычном мне языке, без жаргона, почти без акцента. – Как получилось, что капитан и простой солдат оказались вместе в трущобах? Почему Эдди любит вас и ненавидит?

– Это слишком личное. Не буду рассказывать.

– Я вас укрыл, спас от верной гибели, а вы не хотите со мной разговаривать. Вы мне должны. – Старик задумчиво подул на обжигающий чай. – Когда-то у меня тоже была жена. Давно это было… Хорошая была жена, вот только детей у нее не было. Знаете, нелегко жить в трущобах, а еще труднее быть в них торговцем. Со всеми бандами нужно поддерживать отношения, ни с кем не ссориться. Надо быть искусным политиком, уметь чем-то жертвовать. Если б у вас не оказалось с собой лазерного пистолета, мне пришлось бы вас выдать роккам. Но иногда я умею быть другом. Я заботился об Эдди, когда броды убили его мать, воспитывал, учил уму-разуму. И вот Эдди вырос, уже не ребенок. И вот он опять тут, да еще с капитаном, которого показывают по телевизору. Странно все это. Почему вы взяли с собой именно Эдди?

Одинокий старик умолк, застыл, глядя в чашку. В тишине слышался любой шорох. Неспешно отхлебывая дымящийся чай, я начал рассказ:

– Впервые я увидел Эдди на «Порции», но поначалу не отличал его от десятков других беспризорников, набившихся в мой корабль. А потом мы оказались на «Дерзком». Корабль был поврежден, вернуться на Землю не мог, на помощь надежды не было, нам угрожала голодная смерть. Положение казалось безвыходным. Эдди помог мне справиться с беспризорниками. Я принял его на службу. Он очень хотел научиться читать, и я начал ему помогать. Когда учишь человека день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем, постепенно проникаешься к нему особым чувством… Как бы вам объяснить? В сыновья он мне по возрасту не годится, а вот братом я мог бы его назвать. Мы чудом спаслись, наши пути разошлись, Эдди начал служить далеко от меня, но вскоре мы с ним опять встретились. Это было уже не на корабле, а на далекой-далекой планете. Мне приходилось ездить в командировки, а в городе росла преступность. Я боялся оставлять свою жену одну, но постоянно брать ее с собой в командировки не мог. Как ее защитить? Я возложил охрану на Эдди, настолько верил ему. А вскоре я застал их в постели. Пришлось отправить Эдди обратно на корабль. Анни осталась без присмотра, ее ограбили, изнасиловали, избили. У нее помутился рассудок. Я одновременно ненавидел Эдди и понимал, что он не виноват. И Анни не виновата. Во всем виноват один я. Только я. Много зла я принес Эдди.

– Не только, капитан. Вы дали ему мечту, грезу, цель жизни. Что вы смотрите на меня так? Не ожидали услышать такие слова в трущобах? Вы думали, я собрал эти книги на полках просто так? Думаете, никогда в них не заглядывал? Эх, капитан… – Чанг сокрушенно махнул рукой. – Вы мой должник. Платите.

– При себе у меня нет денег, но я могу вам послать, сколько попросите.

– Не надо. – Чанг сжал мне колено с удивительной для старика силой. – Деньги мне от вас не нужны. Нужно слово.

– Слово? – усмехнулся я. – Вы ж говорили, что «верхние» всегда врут.

– Врут. Кроме офицеров.

– Вы и это знаете? – изумился я и залился краской стыда под его взглядом. – Хорошо. Что вы хотите?

– Позаботьтесь об Эдди. У него больше нет никого.

– Я не уверен, что…

– Позаботьтесь, как о родном брате. Больше ничего не прошу, только это. Эдди был мне как сын. – Чанг тяжело поднялся. Я вдруг понял, что он дряхлый старик. – Я не требую, всего лишь прошу. Не обещайте, если не можете. – Педро Чанг прошаркал в свою комнату, оставив меня в глубокой задумчивости.

15

Утром Чанг вышел на улицу с моим пистолетом, а через полчаса вернулся, улыбаясь всеми морщинами, и весело проскрипел в сторону Эдди:

– Вали мэйс, отсюда, пока рокки не передумали, они тебя не тронут. – Старик прошаркал к мешку с нашими консервами, вручил его Эдди. – На 34-ю улицу не ходите, там юны очень сильны. Рокки проводят вас до бродов. С бродами можно торговаться, заплатите им консервами.

Эдди это не понравилось:

– Не надо нам к бродам, совсем в другую сторону хотим, на восток.

– Надо слушать старого Чанга, маленький мэйс. Возвращайтесь туда, откуда пришли, к 42-й, договоритесь там с сабами, пройдете на восток через них. А мне много не надо. – Чанг вынул из мешка две банки. – Это мое, остальное ваше, для бродов хватит. А сабам заплатите этим, – протянул он мне небольшую коробку. – Бери, капитан.

– Что это?

– Батарейки «Вальдез». Сабы любят батарейки больше консервов. Не ругайтесь с сабами, а то убьют. Заплатите – пропустят. Может быть, пропустят. – Старик отпер дверь. – Уходите.

Эдди даже не шевельнулся, мрачно уставился в пол.

– Мистер Босс, это приказ, – сказал я официальным тоном.

– А? – Наконец Эдди вспомнил, что он уже не трущобник. – Так точно, сэр.

– На прощанье обними своего старика.

– Я нейтрал, – смущенно попятился Чанг, – не трожь меня!

Не слушая возражений, Эдди осторожно обнял его. Старик не сопротивлялся. Я взял свою сумку, распахнул дверь, в последний раз взглянул на нашего благодетеля.

– Прощайте, сэр, да поможет вам Бог.

– И ты иди, – подтолкнул расчувствовавшийся старик громадного Эдди, – и больше не трогай меня, а то порежу. Пошел вон! – В глазах Чанга блестели слезы.

– Ухожу, ухожу, – улыбался Эдди. Мы вышли на улицу, кишащую трущобниками. К Эдди подошли трое, среди них Бучи.

– Пошли, мэйс.

– На север, к 42-й, – сказал Эдди.

– Ладно.

Они повели нас, как под конвоем. По улице свободно гуляли люди, некоторые с детьми.

– Эдди, почему мы прилетели сюда поздно вечером, а не днем? – шепнул я ему на ухо.

– И все бы увидели, как мы вылезаем из вертолета. Никто бы нам не помог, сразу убили. Даже Чанг нас бы не спас.

Миновав несколько кварталов, мы вышли к площади, у которой стоял небоскреб.

– Эдди, там на крыше наверняка есть площадка и вертолеты, давай зайдем туда.

– В этот дом? – фыркнул Эдди. – С улицы не зайдешь! Где ты видишь дверь? На нижних этажах нет даже окон!

– Тогда давай остановим экскурсионный автобус, он нас довезет.

– Пристрелят без разговоров.

В центре площади стояло разрушенное здание, а дальше был вход в некогда действовавшее метро.

– Что там теперь? – спросил я.

– Там живут сабы. Мы должны пробраться через них к мэйсам. Анни может быть только у мэйсов.

– Но мы же не знаем, где живут мэйсы.

– Узнаем. Мэйсы не мыши, незаметно проскочить не могли. Кто-то их видел, спросим. Вначале спустимся вниз.

– Разве нельзя пройти поверху?

– Нельзя. Даже за плату.

Мы начали спускаться по выщербленным ступенькам во тьму.

– Эй, сабы! – крикнул Эдди.

Тишина. Мы шли дальше, тьма сгущалась. Я выругался.

– Где ж эти чертовы сабы?

– Тута, – грянул голос прямо мне в ухо. Я отпрыгнул в сторону, выронил сумку. Кто-то загоготал.

– «Верхний», что ль?

– Кто ты?

– Тутошний. Живу я здесь, понял!?

– А дружок у него из трущоб! – раздался из тьмы второй голос.

– Без шума, ребята! Платим! – крикнул Эдди. Кто-то выхватил у меня из рук коробку с батарейками. Я не мог разглядеть даже силуэт вора.

– Поздно платить, сами взяли, – подло хохотнул вор.

– Ты, мудак! – взревел Эдди. Послышался глухой удар, стон Эдди:

– Так нечестно, сабы, мы ж вас не видим.

Чей-то кулак врезался мне под дых, я сложился напо-полам. Множество рук сграбастали нас и потащили в кромешную тьму.

Очнулся я в длинном тоннеле в окружении жителей подземелья. Эдди лежал в нише. В тусклом свете висевших сверху ламп я едва различал экзотическую одежду сабов, украшенных серьгами, цепями, кольцами, татуировками. И у женщин, и у мужчин волосы были завязаны в пучки. Группа сабов сидела на полу вокруг кипящего на электроплите котла, что-то ела из металлических тарелок. Другие прогуливались или просто сидели в сторонке, болтали о чем-то на жаргоне, которого я почти не понимал. Там и здесь стояли ломаные стулья, столы и прочая подобранная на свалке мебель.

– Где мы? – спросил я. Никто не отвечал. – Где моя коробка? – Никому до меня не было дела. Все пропало! Терять больше нечего. Я возопил:

– Животные!

Внимание на меня обратил только один пацан, лениво повернул ко мне голову, неразборчиво стрекотнул:

– Прикрой, «верхний», хлебало, сам дурак.

– Я видел честных трущобников бродов, нейтралов и мэйсов. А вы, сабы, мусор, а не трущобники!

Очнулся Эдди, застонал, начал подниматься, но подскочил саб и бросил его пинком обратно в нишу.

– Не трожь его! – крикнул мускулистый молодчик, одетый не так, как другие. – Пусть говорят.

– Кто ты? – спросил я.

– Я Алвин, главный саб. А ты кто?

– Я Николас Сифорт, капитан.

– Выскочил из автобуса и потерялся?

– Нет, мы пришли к вам с батарейками.

– Видел твои батарейки. Хорошие. Нам пригодятся. – Алвин подозвал к себе тощую девку. – Зови Джозу, зови сюда всех, пусть смотрят, как буду резать «верхнего».

– Ща, – пискнула та и убежала.

– Убьем всех, кто к нам сунется, – зарычал Алвин, приближаясь ко мне.

– Нам сказали, вы примете плату и разрешите пройти.

– Кто сказал?

– Торгаш. Он дал нам батарейки для вас.

– Мы не у всех берем плату. Ты летал над трущобниками на вертолете, а теперь трущобники тебя убьют.

– Мы пришли к вам за помощью. Я ищу свою жену, она когда-то жила в трущобах, а теперь пропала в них. Она из мэйсов.

– Врет! – повернулся главарь к гудящей толпе. – Врет, что его сука трущобница.

– Жена, а не сука! – рявкнул я.

– Слушайте, сабы! – Толпа притихла. – Есть закон! Никто не должен соваться к сабам, если сабы не разрешат! – Толпа одобрительно загудела. – Они сунулись без разрешения. Хочу убить «верхнего». Кто скажет в его защиту? – Толпа умолкла. – Тогда…

– Я скажу! – крикнул Эдди. – Отпустите его, возьмите меня. Это я привел его к вам. Он не виноват, он не знал закона. Убейте меня, если хотите крови!

– И тебя убьем! После «верхнего»!

Господи! Мне надо найти Анни! Дай мне время! Помоги!

Главарь сабов выхватил нож, поднял руку, призывая соплеменников к тишине, и начал выкрикивать приговор:

– «Верхний», я скажу, за что мы тебя убьем! Вы живете вверху, мы обитаем внизу. У вас есть дети, и у нас есть дети, но наши дети дохнут быстрее ваших. Нам не дают жилья, не дают работы, не учат нас. Весь Манхэттен скоро станет как Бронкс. В этом виноваты вы, «верхние». Вы не даете нам жить, но мы все равно живем, добываем еду для себя и даже для наших гостей. У вас свои законы, у нас свои. Мы живем честно. Я главный саб, пока не найдется саб сильнее меня. Я должен принять вызов любого. Мы сами решаем, кто у нас главный. Мы сами решаем, кто нам гость, а кто враг. Мы сами казним.

– Вы казните людей, пришедших к вам за помощью, и называете это законом?

– Справедливость наш главный закон. Вы, «верхние», убиваете нас каждый день. Если я захочу подняться в ваш небоскреб за помощью, мне не помогут. Вот почему ты будешь мясом, «верхний»! – Главарь пошел на меня с ножом.

Погибнуть бесславно? Ни за что на свете!

– Я хочу стать главарем! – рявкнул я. – Алвин, бросаю тебе вызов!

У главаря отвисла челюсть.

– «Верхний» не может…

– Дайте мне нож! – орал я. – Где ваш закон?! Поступите с капитаном по закону!

– Капитан сможет говорить с трущобниками? – Изумлелие в голосе главаря смешивалось с уважением.

– Смогу! Чем я хуже вас?! Все мы равны перед Богом! Давай закон! Давай драться!

– Если победишь, я останусь с сабами?

– Как захочу! Никто не командует сабами! Сабы решают сами!

– Ладно, – ухмыльнулся главарь. – Джоза, дай капитану нож.

Трущобница отдала мне свой нож и отошла. Толпа обступила нас с Алвином.

Главарь сделал ложный выпад, я легко разгадал его финт и блокировал настоящий удар. Но и Алвин оказался не лыком шит, мне никак не удавалось подловить его и хотя бы задеть лезвием. Борьба шла на равных, порезов не было.

Сержант, как ты учил нас? Нырок с выпадом вверх! Почему не получается?

– Сабы! Слушайте! – загремел на весь тоннель Эдди. – Он не «верхний»! Он другой капитан!

Алвин отпрыгнул, поднял руку. Я кивнул, отступил на несколько шагов. Все повернулись к Эдди, стоящему на шатком столе.

– Сабы, вы гикнулись! – презрительно крикнул Эдди. – Вы хоть знаете, почему экраны кричат о вербовке?

– Пугают рыбами! – выкрикнул из толпы подросток. – Брешут все! Нет рыб!

– Есть рыбы! Они вас сожрут! – гремел Эдди, перекрывая ропот толпы. – А он спасет вас! ОН – РЫБОЛОВ!

Толпа притихла. Алвин спрятал нож в чехол, показал мне пустые ладони. Я кивнул ему. Он подошел, долго и пристально смотрел мне в лицо. Наконец заговорил:

– Правда Рыболов? Не тот мудак. что в фильме?

– Не видел плакатов? – вспылил я, еще не остыв от боя. – Там моя морда! Я Ник Сифорт!

– Ну, точно! – изумленно покачал головой Алвин. – Та же морда. – Как бы не веря своим глазам, он тронул меня за плечо.

– Зачем трогаешь? – рыкнул я.

– Чтоб хвастаться, – улыбнулся главарь. – Сколько трущобников скажут, что трогали самого Рыболова?!

– Сколько трущобников скажут, что хотели убить Рыболова?

– Хотел по закону. Мир. – Он протянул мне руку.

– Нет! – Я отбил его руку в сторону. – Нет такого закона. Сделайте новый закон или давай по старому! Давай драться! У сабов будет новый главарь!

– Старый закон. У сабов будет хороший главарь. – Он вынул нож, протянул его мне рукоятью вперед. – Давай! Алвин умрет хорошо.

– Капитан! – вскрикнул Эдди, спрыгивая к нам со стола.

– Сам знаю! – Я приставил острие к груди Алвина. Тот даже не шелохнулся. Я отдал ему нож. – Теперь ты.

Алвин медленно коснулся острием моей груди и опустил руку.

– Рыболов друг Алвина?

– Друг. – Я протянул главарю руку. – Друг всех сабов.

Мы обменялись рукопожатиями. Эдди вздохнул с облегчением.

– Какой хочешь новый закон? – спросил Алвин.

– Не убивайте того, кто приходит к вам в гости с добром. Убивайте только того, кто на вас нападает.

– Закон? – крикнул он толпе.

– Да! – ответили десятки глоток.

– Сабы одобрили закон. Проси, Рыболов, у сабов, что хочешь.

Мне все еще не верилось в спасение, от нежданного успеха кружилась голова. На ватных ногах я подошел к лавке.

– Мы принесли вам плату, чтобы пройти через вас на восток.

– Зачем на восток?

– Пройдем через юнов, будем искать мою жену.

– Юны дерьмо, исты тоже. Не пустят.

– Мне надо пройти. Пройду.

– Ладно. – Алвин обратился к толпе:

– Поможем Рыболову пройти на восток! Джоза, Ло, принесите плату для юнов! И для истов!

– Сколько?

– Все!

Джоза и Ло побежали вглубь тоннеля. Алвин что-то шепнул другому сабу, и тот вскоре принес мою коробку с батарейками.

– Бери, Рыболов, твоя, – сказал Алвин.

– Ваша, – возразил я. – Плата.

– От Рыболова не берем платы.

– Тогда дар.

– Ладно, – улыбнулся Алвин. – Дары Рыболова берем. Пошли. – Он спрыгнул на рельсы, повел меня в темную глубину тоннеля, освещая путь фонариком. За нами шли Эдди и несколько сабов. По пути Алвин рассказывал:

– Когда не было «верхних» с их вертолетами, это место называлось сабвей. Или метро. А потом не стало сабвея. Остановили, закрыли. Три поколения назад это было. Поезда испорчены давно. Мы чиним.

– Много у вас тоннелей?

– В Манхэттене много. А дальше пути завалены, закрыты. Мы их закрыли. Многие лезли к нам. Плохие банды. Мы отгородились.

Мы подошли к старому вагону. Алвин прыгнул в кабину машиниста, включил фары, подал мне руку. Я поднялся по ржавым ступенькам. Эдди, Джоза, Л о и другие сабы с радостным гиканьем забрались в вагон. Поезд тронулся с места, стал медленно набирать скорость.

– Мы накопили много батареек, и теперь поезд ездит, – с гордостью объяснял мне Алвин. – Мы не такие дураки, смогли починить поезд.

Поезд остановился. Алвин остался, а остальные сабы вывели нас с Эдди на поверхность. Джоза начала торговаться с трущобниками из племени истов. Заплатив им, Джоза вернулась к нам с радостным известием:

– Мэйсы теперь живут в двух километрах отсюда около реки. Они выбили эфдээров.

– Кого?

– Тех, кто жили у дороги. Она называется Ф. Д. Р. Франклин Делано Рузвельт. Дорога вдоль реки.

– Я ж говорил, мэйсы прорвутся! – возликовал Эдди.

– А что исты слышали об Анни? – спросил я.

– Сказали, ночью на 34-й какая-то девка убила шесть юнов.

– Она! – воскликнул Эдди. – Анни! Она там была! А потом, ясно, пошла на восток. Я ужаснулся:

– Разве Анни могла убить шесть трущобников?

– Запросто, капитан! Она может! В Сентралтауне она лопухнулась, а здесь трущобы ей как дом родной! Дома лучше! И юнов замочит и бронков. Мы, мэйсы, такие.

– Боже правый! – У меня волосы зашевелились.

Шествие в сопровождении сабов и истов по солнечным улицам после всех ужасов показалось мне сказкой, счастливым сном. Слева была видна Ист-Ривер, вдоль которой за высоким забором тянулась разбитая автострада Ф. Д. Р.

– Осталось два квартала нашей земли, – сказал один из отряда истов. – А дальше опасно. Мэйсы нападают на нас каждую неделю. Мы всегда отбиваем гадов.

Эдди дернулся, но я успел схватить его за руку.

Последний квартал территории истов являл собой печальное зрелище. Дома, некогда украшавшие речной берег, были разгромлены.

– Где живут мэйсы? – стал закипать Эдди.

– Хрен их знает, – пожал плечами ист. – Где-то здесь. Может, в реке. Мэйсы все гикнутые. Я тут же вмешался:

– Молчать, мистер Босс!

У спорного квартала исты остановились.

– Дальше идите одни, – сказал начальник отряда. – Мы будем ждать здесь. Когда вернетесь, проведем вас обратно.

Мы с Эдди побрели по тротуару, заваленному щебнем и битыми кирпичами, завернули за угол. У столба стоял пацаненок со свистком на шее.

– Ты мэйс? – спросил его Эдди.

– Уносите жопы, пока не мясо, – бесстрашно послал нас щенок.

Эдди слегка хрястнул его головой о столб и дернул свисток так, что веревка на шее щенка лопнула.

– Ты мэйс? – грозно повторил вопрос Эдди.

– Пошел на… – Остальное мальчишка не успел произнести, «вразумленный» ударом пудового кулака Эдди.

– Полегче, мистер Босс, – забеспокоился я.

– Ничего, маленько поучить не помешает.

– Я мэйс, – сознался щенок. Эдди сунул ему в руку свисток.

– Зови Сэма и Бонн! И Рэйфа!

Щенок свистнул три раза. Я думал, сейчас словно из-под земли выскочит толпа, но никого не было целую минуту. Наконец выпрыгнули из окна, но всего трое: двое с ножами, один с дубиной.

– Назад, капитан! – крикнул Эдди, схватил мальчишку и выставил его перед собой вместо щита. – На кого прете, мэйсы?! На Эдди Босса? Бонн, ты? – Эдди пристально рассматривал молодчика на пару лет младше себя. – Подрос, однако!

– Прочь, ист! – зарычал тот и бросился на Эдди с дубиной.

Эдди швырнул в него пацаном, подскочил, вырвал дубину.

– Забыл, как я спас твою жопу от бродов?! Я Эдди Босс!

– Стоп! – Бонн вскинул над головой руку. – Эдди забрали.

– Я вернулся! – торжествующе объявил Босс. – Снова дома!

– Кто этот?

– Капитан. Ищет Анни.

Мэйсы ошарашенно переглянулись.

– Где она? – выпалил я.

– Сука пришла ночью, брехала, что была в космосе и даже видела летающих рыб. Совсем нет мозгов. Добрехалась, что муж у нее тот самый капитан, что бьет рыб. В натуре гикнулась.

– Что вы с ней сделали?!

– Ничего, капитан. Совсем не били, просто не помогли.

– Скажите капитану, где Анни! – приказал Эдди. – Быстро!

– Там она, Эдди, – показал Бонн на дальний дом и схватил пацаненка за воротник. – Живо найди Сэма, скажи: Эдди Босс вернулся!

– Иди, капитан, – сказал Эдди. – Теперь они знают: мы – мэйсы. Не тронут.

Я побежал сломя голову, влетел в дверной проем, из которого была выбита дверь. Внутри валялись обломки мебели, мусор, отвратительно воняло фекалиями. В углу сидела моя жена, зажав уши ладонями.

– Анни… – Не слышит? Я крикнул изо всех сил:

– Анни! Я пришел за тобой!

Она опустила руки, долго смотрела на меня, как на привидение.

– Никки? Что ты здесь делаешь?

– Я пришел за тобой. Пошли домой.

– Не, я сука мэйсов, – прошептала она.

– Нет, ты жена моя!

– Ты не трущобник, – покачала она головой. – Не хочу идти с тобой, Никки.

– Чего ты хочешь, Анни? Остаться здесь? В этой грязи?

– Сама не знаю, чего хочу.

– Ты заболела от лекарств. – Я присел рядом с ней на корточки. – Пошли со мной.

– Не пойду.

– Хочешь, я отвезу тебя к своему отцу? Там нет трущоб, там маленький городок.

– Нет, я умею жить только в большом городе с мэйсами.

– Научишься, Анни, – веско сказал Эдди, возникший в дверном проеме. – Я научился, ты тоже сможешь.

– Эдди! – Анни вскочила на ноги. – Эдди!

– Мы уже не трущобники, Анни, хотя и не «верхние». Ты не должна жить здесь, ты должна пойти с ним. Он любит тебя.

– Какая это любовь?! Он затащил меня на ту планету, бросил в развалинах! Меня били, трахали, потом ограбили! А потом потащил обратно, засунул в больничку, как в тюрьму!

– Зря говоришь, капитан не виноват.

– А кто виноват?

– Я виноват. Я зря трахал тебя. Не имел права.

– Как не имел?! – искренне удивилась она. – Имел! Ты же мэйс! И я мэйс! Мы оба мэйсы!

– Были мэйсами. Иди с капитаном, – терпеливо увещевал ее Эдди. – Иди с ним, так будет лучше.

– С Никки? – Она вытаращилась на меня, как на незнакомца. – Нет! Нет… – Рыдая, Анни уткнулась Эдди в грудь.

Он стоял столбом, даже не пытаясь ее обнять, а Анни рыдала все громче, все жалобнее. Эдди вопросительно смотрел на меня.

Я кивнул ему. Он осторожно облапил ее своими огромными ручищами, принялся утешать:

– Анни, ты должна пойти с капитаном. Должна. Не плачь, я с тобой. Буду с тобой, пока капитан позволит. Я с тобой.

– Я с тобой, – прошептал я бессильным эхом.

Сабы, как истинные друзья, дождались нашего возвращения. Два десятка сабов и несколько мэйсов повели нас вдоль реки к новому анклаву ООН. Всю дорогу Анни угрюмо молчала, цеплялась за Эдди, снисходительно позволяя мне держать ее за руку.

Наша группа благополучно добралась до высокого забора, ограждавшего цивилизованную территорию. Анни, Эдди и я вошли в охраняемые ворота, а наш почетный эскорт – сабы и мэйсы – отправились обратно. Я позвонил в «Шератон» и приказал Адаму прилететь за нами на вертолете.

В отеле Анни была такой же подавленной. Я помог ей смыть в ванне трущобную грязь, ласково рассказывал о своих приключениях. Она благосклонно внимала, но о своих похождениях помалкивала, а я не решался спросить.

Ужин в ресторане прошел невесело. Меня донимали просьбами дать автограф, еда казалась безвкусной, застольная беседа не клеилась. Я заплатил за всех, подписав чек не глядя.

Главное – Анни нашлась. Главное – она в безопасности.

После ужина я заказал три билета на шаттл в Лондон и в изнеможении свалился в кровать. Анни положила голову мне на грудь, но ласкать ее не было сил.

– Может быть, со временем все наладится, Никки, – прошептала она.

Я уснул, как убитый.

Близ Кардиффа я отключил автопилот и вел вертолет сам над шоссе, извивающимся между холмов. Вот и кирпичный дом отца.

Приземляться во дворе дома было нельзя, отец расценил бы это как показуху и хвастовство, пришлось сесть на поляне за дорогой. Анни спрыгнула на траву первой, не дожидаясь, пока Эдди подаст ей руку.

– Никки, это твоя родная земля? – удивилась она.

– Мой родной дом за дорогой.

– Так я и думала, – хихикнула она. – Прикольное местечко. Улиц совсем нет. Чем-то похоже на окраину Сентралтауна.

– Немного лучше. – Я взял свою сумку, вытащенную Эдди Боссом из вертолета. – Когда зайдем в дом, вначале я поговорю с отцом наедине, чтобы… Он добрый человек, но ему надо кое-что объяснить.

Мы пошли по тропинке.

– Сколько мы здесь пробудем, Никки? – в очередной раз спросила Анни.

– Посмотрим. Если тебе понравится, я оставлю тебя здесь отдыхать, а сам вернусь в Академию.

– Я ему не понравлюсь.

– Напрасно ты так говоришь, Анни. Пойми, если отец кажется строгим, то это не означает, что он сердится. Просто у него такие манеры, он так привык. Даже со мной, со своим сыном, он всегда говорит строго.

Я молил Бога, чтобы отец оказался дома. Неудобно будет заходить в пустой дом с чужими людьми. Если отец заведет старую волынку о религии, надо будет тактично его прервать.

– Если твой отец будет меня обижать, Эдди меня защитит. Правда, Эдди? – Она прильнула к нему, взяла под руку.

Эдди мягко убрал ее руку, приостановился и пошел позади нас. Я мысленно благодарил его.

Дверь, как всегда, была не заперта. Отец считал, что в его доме нечего красть.

– Отец! – кликнул я.

Но его не было дома. Наверно, пошел в магазин. Я усадил гостей на кухне. В раковине лежали чашка с остатками чая и блюдце. Почему отец их не вымыл? Такого на моей памяти не бывало. Отец никогда не оставлял грязной посуды, выходя в город. Я заглянул в его спальню, кровать была аккуратно застелена. Что случилось? Я заглянул в ванную, туалет, в кладовку, чуя недоброе, вышел на задний двор в огород.

Отец лежал лицом вниз у поленницы. Я присел, хотел взять его за руку, но не смог себя заставить… Со дня смерти, очевидно, прошло уже несколько дней. Тело разлагалось, было изъедено собаками и червями. Едва сдерживая тошноту, я постарался припомнить уместную молитву. На ум почему-то пришли слова: «Ибо в смерти нет памятования о Тебе: во гробе кто будет славить Тебя?»

Какой чудовищный гротеск! Я устыдился, опустил голову. Мерещилось: из детства на меня с укоризной смотрит отец. Недостойный, неблагодарный сын!

На плечо мягко легла рука Анни. Наконец вспомнился подходящий псалом, я зашептал:

– Всегда видел я пред собою Господа, ибо Он одесную меня; не поколеблюсь. Оттого возрадовалось сердце мое и возвеселился язык мой; даже и плоть моя успокоится в уповании; Ибо Ты не оставишь души моей в аде. – Я поднял взгляд на Анни. – Эти слова ему понравились бы, если бы только он не усмотрел в них гордыни. – Я встал перед отцом на колени, не заботясь о том, что мои белые парадные, брюки выпачкаются в земле.

– Никки… – Анни присела рядом, обняла меня.

Я горячо сжимал ее руки, те самые руки, которыми она убила шестерых трущобников из племени юнов. Прочь поганые мысли! Анни Уэллс – моя жена!

В доме отца не было телефона, в полицию пришлось звонить от соседей. Отца увезли, мы с Анни скорбно сидели на кухне. Я никак не мог допить остывший чай.

– Не плачь, Никки, – утешала Анни.

– Я не плачу. – Я смахнул рукавом слезы. – Где Эдди?

– Во дворе. Подбирает чурки. Я вихрем выскочил из дома.

– Не трожь! – заорал я на ползающего по земле Эдди.

– Просто хотел помочь… – Он растерянно встал, прижимая к груди собранные дрова.

– Не трожь! – В ярости я вырвал дрова, остервенело швырнул их на землю, ударил Эдди в грудь. Он не шелохнулся.

– Зачем бьешь меня, капитан? Он от этого не оживет.

– Как ты смеешь так говорить со мной?! Ты, трущобник! – Я прикусил язык, но поздно. Оскорбление уже вырвалось. – Иди в дом!

Не помня себя от горя и ярости, я возился с дровами, пока не осознал, что раскладываю их по земле так, как они лежали в ту страшную минуту, когда я увидел мертвого отца.

Я прислонился к поленнице и долго стоял, покачиваясь. Наконец сквозь рассеивающийся туман в голове пробилось чириканье птиц, порхающих в огороде. Я пошел в дом.

– Мистер Босс, я очень виноват перед вами. Простите меня.

– За то, что назвали меня трущобником? Так я и есть трушобник, – спокойно ответил Эдди.

– Это нехорошее слово.

– Для нас нормальное. Мы привыкли к нему.

– Жители трущоб имеют право называть себя как угодно, а у меня такого права нет.

– Разве? – тускло улыбнулся он. – Вы ж подружились с сабами.

Анни хихикнула, погладила его по руке.

– Видите ли, в чем дело… История с Педро Чангом научила меня… – Я задумался, нахлынули воспоминания. – Понимаешь, Эдди, у меня не осталось друзей. Дерек Кэрр далеко, за много световых лет, на другой планете. Я даже не знаю, жив ли он. Алекс Тамаров тоже не близко. Хочешь служить рядом со мной?

– У капитана должны быть другие друзья, не трущобники.

Вначале я, грешным делом, подумал, что он издевается, но вовремя понял, что никакого сарказма в его словах не было. Эдди говорил от чистого сердца.

– Пожалуйста, – попросил я.

Два дня спустя мы хоронили отца на невзрачном кладбище на холме. Было холодно, ветрено, сеял мелкий дождик. В последний путь отца провожала горстка его знакомых: мясник, торговец фруктами, соседи. Священник читал над могилой молитвы, Анни прижималась к Эдди, я дрожал от холода в белом парадном мундире.

Домой мы вернулись промокшие, продрогшие до костей. Я сразу развел в камине огонь. Анни устроилась у меня на коленях.

– Жаль, не могу здесь остаться надолго, – пробормотал я, блуждая взглядом в языках пламени.

– Куда вам надо спешить, капитан? – спросил Эдди.

– На церемонию принятия корабля «Веллингтон».

– Возьмете Анни с собой?

– Нет, конечно. Вы с ней останетесь в Академии.

– Не поеду туда! – вскрикнула Анни.

– Почему? Там хорошая квартира, там…

– Там все чужие!

Чтобы не раздражать ее, я не подал виду, как огорчен ее отказом. В конце концов, она права. Офицеры и кадеты будут безукоризненно вежливы с супругой начальника Академии, но поговорить по душам ей будет не с кем. С другой стороны, где же еще должна жить жена, если не с мужем?

– Тогда оставайся здесь, – предложил я. – Теперь этот дом мой.

– Одна я здесь не останусь! – Она схватила Эдди за руку. – Я тут сойду с ума!

– Не одна, Анни. С Эдди.

– Вы опять хотите оставить меня с ней наедине? – всполошился он. – Как тогда?!

– Но Анни не может остаться одна, ей нужен…

– Нет! – вскочил Эдди. – Без вас я с ней не останусь.

– Поговорим с глазу на глаз. Мы вышли с ним на веранду.

– Капитан, не надо оставлять меня с Анни! – сразу затараторил Эдди.

– Кто-то же должен ее защищать, – возразил я. По правде говоря, тут защищать ее было не от кого, разве что от нее самой.

– Тогда возьмите ее в Академию! Я молчал.

– Ладно, – согласился Эдди, зардевшись. – Клянусь, я к ней даже не прикоснусь! Клянусь, капитан! Честно!

Я закрыл глаза. Ревнивая память тут же подсунула режущую мне душу картинку: Анни страстно прижимается к Эдди…

– Позаботьтесь о ней, как следует, мистер Босс. А если ей понадобится… Если понадобится, – я сделал над собой усилие и произнес ужасные слова:

– тогда касайтесь ее. Лишь бы моей жене было хорошо.

Я отвернулся и поспешил в дом.

Часть 3

Ноябрь, 2201 год от Рождества Христова

16

– Не расстраивайся, главное, она нашлась, – с мрачным видом утешал меня Толливер. – Со временем выздоровеет.

Конечно, я рассказал Толливеру не все. У меня язык не поворачивался описывать грязь, из которой я вырвал Анни, весь ужас зловонных трущоб. Тем более у меня не хватало духу признаться, насколько она привязана к Эдди.

– А тут что происходило? – перевел я разговор на другую тему.

– Ничего особенного. Выпороли двух кадетов, опять задерживается поставка нового тренажера. Мне, наконец, удалось разобраться со скафандрами.

– Ты о той истории с номерами?

– Да. Из отдела снабжения сообщили, что номера отправленных нам скафандров не совпадают с теми, что значатся в нашем компьютере. Оказалось, новые скафандры до Академии не дошли, вот почему номера имеющихся у нас скафандров не совпадают с номерами в списке компьютера. Это просто-напросто старые скафандры.

– Ничего не понимаю. Кто прислал нам старые скафандры?

– Очевидно, кто-то продал новые, а вместо них по дешевке купил старые.

– Кто?

– Приемкой нового оборудования занимается интендант.

– Сержант Серенко?

– Так точно, сэр.

– Какие он дал объяснения?

– Я пока его не спрашивал, сэр. Дело щекотливое, поэтому я решил дождаться вас, чтобы разобраться вместе.

– Раньше ты так не деликатничал, – проворчал я.

– Ладно, разберусь с ним сам.

– Не надо пока, дай мне время на размышления. Другие новости есть? – Я встал.

– На прошлой неделе прибыл ваш дружок, мистер Торн. – Толливер даже и не подумал вставать. Так и сидел, наглец. – И не забудьте, что церемония с «Веллингтоном» состоится через пять дней.

– Именно из-за нее я вернулся. Знаешь, что-то не нравится мне идея взять с собой туда кадетов. Может, не стоит?

– Но я уже сказал им о ней. Не валяйте дурака.

– Кто из нас начальник Академии!? – взревел я. – Не забывайтесь!

– Тогда сами скажите им, что передумали, – развязно парировал Толливер, скрестив на груди руки. Не успел я зарычать дурным голосом, как этот наглец добавил:

– Видели бы вы счастливую улыбку Кевина Арнвейла, когда я сказал, что его возьмут на церемонию!

– Он уже улыбается? – удивился я.

– Редко еще, но прогресс есть. Я вздохнул, злость испарилась.

– Но ведь эти кадеты не заслужили привилегий, – противился я по инерции. – Если уж брать кого на церемонию, так самых лучших.

– Берите. Еще один кадет не помешает.

– В самом деле, как я сразу не сообразил.

– И гардемарина прихватите, чтоб вправлял мозги кадетам.

– Боже мой, целый полк. Ладно, подумаю.

Толливер встал:

– Примите мои соболезнования в связи с кончиной вашего отца, мистер Сифорт.

– Спасибо. Свободен.

Я сел и углубился в размышления. Выдвинуть против интенданта обвинение в хищении – дело серьезное, тут нужны веские основания. Если подозрения не подтвердятся, отношения с интендантом будут безнадежно испорчены. Может быть, Толливер просто чего-то не понял?

Покумекав, я решил отложить это дело на потом и встретиться со своим старым знакомым Джеффом Торном. Это будет гораздо приятнее. Я вышел из кабинета. В приемной резво вскочил Кевин Арнвейл, скользнул взглядом по моей физиономии с фингалами и отвел глаза в сторону.

– Скоро вернусь, – бросил я, не останавливаясь. Кевин изменился в лице. – Впрочем, пойдемте со мной, мистер Арнвейл. Представлю вас нашему новому лейтенанту.

– Есть, сэр! – Кевин радостно поспешил за мной.

– Мы с мистером Торном знакомы еще с тех времен, когда я был кадетом, – рассказывал я по пути. – А он тогда был гардемарином.

Зачем я ему это рассказываю? Все равно он не может представить меня кадетом, как и себя капитаном. Я прикусил язык.

Слава Богу, у Толливера хватило ума поселить Джеффа Торна не в квартире Слика. Мое сердце забилось чаще. Прошло столько лет! Какой будет встреча? Не предложит ли мне Джефф пойти с ним на очередное «дело»? Например, поживиться в камбузе под покровом ночи!

Я постучал в его дверь.

– Мистер Торн! Джефф! – орал я. Никто не открывал. Джеффа не было дома. Я вздохнул. Почему я ему не позвонил? Почему решил, что Джефф будет дома? – Ну что ж, представлю ему вас в другой раз, – сказал я кадету, разворачиваясь в обратном направлении.

Досада не проходила. Через несколько десятков шагов я сдуру начал делиться воспоминаниями с кадетом:

– Ты что-нибудь слышал о гардемаринах, которые берут с собой кадетов на тайные ночные вылазки?

– Кое… Не. Не знаю, сэр, – смутился Кевин.

– Извини, не правильно задал вопрос. Я не собираюсь тебя допрашивать, не собираюсь заставлять тебя стать моим осведомителем, шпионить за твоими товарищами. Нет, просто мне интересно, сохранились л и… Хотя, я даже не знаю, известно ли тебе… – Я заткнулся. Что за чушь я несу? Не пристало капитану мямлить, как гардемарин Адам Тенер!

– Простите, сэр, что не понял вашего вопроса, – тоже замямлил Арнвейл.

– Молчать!

Всю дорогу до моего кабинета мы не произнесли ни слова. Несколько раз я порывался объяснить бедному кадету, чего я от него добивался, но всякий раз так и не решался раскрыть рот. И без того наболтал лишнего.

– Простите, что не ответил на ваш вопрос, сэр, – выпалил в приемной Кевин.

– Ты не виноват! – Я же уже извинился перед ним, что этому щенку еще надо?! Я влетел в кабинет, остановился у стола как вкопанный, выругался и вылетел обратно в приемную. – Кевин, пошли!

Кевин за мной едва поспевал. Выскочив из здания, мы неслись по территории Академии.

– Сэр, что касается вашего вопроса… – снова замямлил кадет.

– Хватит об этом! – рявкнул я.

– Простите, сэр.

Вскоре я устал и замедлил шаг, присмотрел подходящее местечко, снял китель, ослабил галстук, сел под дерево. Кевин наблюдал все эти загадочные действия в оцепенении.

– Садись! – приказал я, хлопнув рядом с собой по траве.

Испуганный мальчонка сел.

– Слушай, Кевин, расскажу тебе одну историю. Давно это было, в Фарсайде, когда я учился на первом курсе. У меня почти не было друзей, кадет-капрал все жилы вытянул, к тому же мне почему-то все время казалось, что меня вот-вот отчислят. Короче, я тогда был запуган еще больше, чем ты сейчас.

Арнвейл как-то странно на меня покосился, но перебить не решился.

– И еще тогда был в Академии гардемарин, который… – Я смотрел вдаль, вспоминая прошлое. Нужные слова находились с трудом. Нелегко капитану рассказывать такие вещи кадету. – Тот гардемарин обладал теми качествами, которых так не хватало мне. Он был красивым, жизнерадостным… Ничего и никому ему не надо было доказывать, его и так все уважали. Это получалось как-то очень естественно, само собой. Ты часто встречал таких? Не часто, наверное. Он был уже гардемарином, а я всего лишь кадетом, но он не считал для себя зазорным говорить со мной на равных, как с другом. Иногда поздними вечерами он выводил меня из казармы якобы для наказания. Никто в этом не сомневался, а на самом деле мы с ним совершали сумасшедшие рейды или, как мы выражались, ходили «на дело». Крали со склада походные пайки, влезали в запретные зоны, а однажды ради шутки перепрограммировали компьютер в навигационном классе.

Я покосился на Кевина. Он делал вид, будто внимательно изучает травинку.

– Но один случай положил нашим ночным рейдам конец. Нас застукали на месте преступления и выпороли. Но знаешь, теперь я понимаю, что без тех рейдов я бы не выдержал, не удержался в Академии. Дело даже не в самих рейдах… Понимаешь, мне дико не хватало друга. Трудно быть одиноким. – Я умолк. Развивать эту тему перед кадетом было бы неразумно.

– Вам не следовало бы говорить мне подобные вещи, сэр, – промолвил Кевин.

Одиночество. Анни в Кардиффе, с нею Эдди… О чем я? Я ведь о прошлом рассказывал.

– Видишь ли, Кевин, программа в Академии очень насыщенная, дисциплина железная, традиция держит кадетов в жестоких рамках. Такое бремя не всякий выдержит. – Может быть, Анни уже никогда не будет моей. А теперь и отца нет. Никого у меня не осталось. Никого, кроме Господа Бога. Одни лишь обязанности, одна работа, но и с работой я не справляюсь. – Вот почему мне так нужен был тот гардемарин. Все это уже в прошлом, словно в другой жизни, но воспоминания не дают покоя.

– Сэр…

– Наверно, когда-нибудь это забудется… – Я вскочил, поднял китель, отвернулся. Глаза слезились. Проклятая пыль! – Пойдем! Пойдем обратно.

– Есть, сэр.

Возвращался я не спеша. Возможно, Кевин ни слова не понял из моих путаных, излишне откровенных излияний, но я чувствовал облегчение и не раскаивался. На ухоженных клумбах ласкал взоры шафран. Когда-нибудь я съезжу в Кардифф, неважно, будет Анни там или нет, вот так же медленно буду прогуливаться и обрету, наконец, иллюзорный покой.

– Я не ходил по ночам в рейды, – робко признался Кевин.

– Не бери в голову, я рассказывал просто так.

– Дастин Эдварде был моим другом… Еще до Академии. – Его голос дрожал. – А теперь у меня нет друзей. Среди наших гардемаринов есть очень хорошие. Мистер Кин, мистер Тенер… Но они не замечают меня, не дружат так, как с вами дружил тот гардемарин. Я ведь немного соврал вам, на самом деле гардемарины в Фарсайде и теперь ходят «на дело». Говорят, пытались отключить гравитроны. Не знаю, правда, берут ли они с собою кадетов.

Я пялился на шафран. Казалось, цветы становятся ярче. Кевин успокоился, продолжал смелее:

– А однажды поймали трех кадетов, когда они пихали желе в ботинки скафандров. Они не в первый раз это делали.

– Жуть какая!

Мальчишка, покосившись на мою физиономию, улыбнулся.

– Спасибо, – буркнул я.

До административного здания мы шли молча.

– Прикажете дежурить в приемной, сэр? – спросил Кевин.

– Знаешь… – Стоит ли сегодня держать его в приемной? Нечего ему там делать. – Лучше сходи постригись. И вообще, до ужина делай что хочешь.

Неслыханно! Кадет должен быть занят всегда, каждую минуту. Что я наделал?!

– Есть, сэр.

Анни была в Кардиффе, отец умер, Господь Бог посылает мне все новые и новые испытания, но каким-то чудесным образом я почувствовал облегчение.

После скитаний в трущобах минула неделя. Я снова занял свое привычное место за круглым офицерским столом в нашей огромной столовой, а казалось, минули годы. Я ел медленно, пытаясь сосредоточиться на делах Академии, на расследовании Толливера. После Кардиффа работа давалась с трудом. Кевин Арнвейл, сидевший напротив, застенчиво улыбнулся мне, за что сержант Ольвиро пронзил его зверским взглядом. Я хитро подмигнул мальчишке.

После ужина мы с Толливером пошли в мой кабинет. В приемной перед нами вытянулись Арнвейл и Кил Дрю. Я плотно прикрыл за собой дверь, предстояло обсудить серьезные вопросы.

– Что будем делать с интендантом Серенко? – спросил я.

– Допросим его. Пусть объяснит нам, что произошло, а там видно будет, – предложил Толливер.

– Как ты себе это представляешь? «Добрый вечер, сержант, присаживайтесь. Кстати, не знаете, кто слямзил скафандры? Случайно, не вы?» Так, что ли?

– Приблизительно так, – со своим обычным сарказмом усмехнулся Толливер. – «Видите ли, мы никак не можем понять, почему номера посланных нам скафандров не соответствуют номерам полученных нами скафандров. Будьте добры, объясните нам, в чем тут дело».

Хотелось рявкнуть, но я сдержался. Возможно, Толливер прав, для начала надо допросить интенданта.

– Ладно, допросим его завтра утром, – согласился я. – Кстати, почему Джефф Торн не пришел на ужин? Где он?

– С каких пор я обязан следить за дружками начальника Академии?

– Толливер! – гавкнул я.

– Он пошел в город. Наверно, вернется поздно.

– Зачем?

– Спросите у него! – Толливер вскочил, козырнул и гордо вышел за дверь.

Что на него нашло? Вообще-то, наглости у Эдгара хоть отбавляй, но такого он себе раньше не позволял. Может быть, он поругался с Джеффом? Жаль, если так. Им ведь придется работать вместе.

Боже мой, беды идут чередой! Анни в Кардиффе. Может быть, зря я на ней женился? Но это был единственный способ уберечь ее от ссылки в трудовую колонию на дальней малонаселенной планете Окраина, где трущобников перевоспитывают под строгим надзором. Почему все у меня идет наперекосяк, почему все мои близкие погибают или уходят? Я всем приношу несчастья. Наверно, и Слик застрелился из-за меня.

Хорошо хоть удалось выбить в отделе кадров назначение в Академию Джеффа. Теперь будет с кем поговорить по душам. Поскорее бы с ним встретиться.

Я выключил компьютер, собрался идти домой; у двери, выключая свет, услышал из приемной голос Арнвейла:

– Тихо! Он может услышать. Я замер, приложил к двери ухо.

– Думаешь, я не понимаю, как ты переживаешь? Думаешь, я чурбан? Ничего не чувствую? – горячился Кил Дрю.

– Я понимаю, что ты не нарочно…

– Конечно, не нарочно, Кевин!

– И хватит об этом! Его уже не вернешь!

– Что ты кричишь на меня? Думаешь, мне не больно? Лучше бы я оказался на его месте! Мне каждую ночь снится, как врезаюсь в него шлемом.

– Мне тоже. Мы ведь с Дастином вместе подавали заявления, вместе поступали. Как мы радовались, когда нас поселили в одной казарме! Никогда у меня больше не будет такого друга.

– Когда его пороли, ты ходил так, будто пострадала не его, а твоя жопа, – хихикнул Дрю.

– Ты, придурок! Знаешь, что я с тобой сейчас сделаю?!

– Прости, Кевин, больше не буду. Я уже весь испереживался, измучился, уже нервы сдают.

– И ты прости, я понимаю, что ты не нарочно…

Я на цыпочках отошел от двери, сел за стол. Боже мой! Мы нагружаем мозги и тело кадетов навигацией и тренировками, но не заботимся об их душах. Мне помогал Джефф Торн, а кто им поможет? Я позвонил в приемную:

– Соедините меня с сержантом Киндерсом!

– Есть, сэр, – ответил Арнвейл.

Сержант отозвался всего через несколько секунд.

– Сержант, передайте лейтенанту Торну, пусть зайдет завтра ко мне в кабинет после завтрака.

– Есть, сэр.

Какого хрена я передаю Джеффу приказ через сержанта? Это подчеркнет разницу в положениях: я начальник, а он подчиненный. На хрена это надо?

– Отставить, сержант. Скажите, вы хорошо знаете город?

– Неплохо, сэр, я жил там несколько…

– Вы смогли бы найти в городе офицера? – нетерпеливо перебил я. – Я имею в виду, если офицер вышел погулять в город… Вы знаете, куда он скорее всего пойдет? В какой ресторан или паб? – Меня вдруг ударила мысль: я еще ни разу не выбирался в город.

– Конечно, сэр. Вы хотите, чтобы я нашел лейтенанта Торна?

– Сам найду.

– Тогда идите в таверну «Атения», я видел его там пару дней назад.

– Спасибо.

Через несколько минут я выскочил за ворота и направился к центру города. Можно было доехать туда на автобусе, но мне хотелось пройтись пешком, тем более что «Атения» была неподалеку: около километра.

Над входом в таверну красовалась огромная голограмма, изображавшая Солнечную систему в искаженно-романтическом виде. Внутри винные пары и табачный дым сотрясались взрывами лошадиного смеха.

– Отдельную кабинку, капитан? – подскочил ко мне метрдотель.

– Просто ищу приятеля, он лейтенант… – Я обвел взглядом зал, за одним из столов приметил гардемарина Тайера в компании штатских. Он встретился со мной взглядом, поднялся; я махнул ему, мол, садись, не обращай внимания. – Тут его нет. Спасибо, столик не нужен, – сказал я метрдотелю и повернулся к выходу.

– Один лейтенант сейчас в игровом зале, – услужливо сообщил метрдотель.

Вряд ли это Торн. А вдруг? На всякий случай я заглянул в игровой зал. Перед экраном в окружении завороженных мальчишек сидел в шлеме «виртуальная реальность» неопрятный лейтенант. От экрана к его управляющим перчаткам тянулся тоненький кабель. Рядом на столике стоял стакан с коктейлем.

– Получайте, гады! – азартно крикнул лейтенант, шевеля в воздухе перчатками. Последние три вражеских корабля на экране эффектно рассыпались в труху, изображение исчезло, появилась ярко-зеленая надпись: «Поздравляем! Шестнадцатый уровень!» Появилась новая картинка со множеством вражеских кораблей. Начался новый бой.

– Никто еще не добирался до шестнадцатого уровня! – громко восхитился один из мальчишек. Остальные пялились на экран, как зачарованные.

Я невольно тоже увлекся грандиозным зрелищем. Даже на экране битва выглядела захватывающе, а лейтенанту наблюдать за ней было еще интереснее: шлем обеспечивает круговой обзор, впечатление реальности происходящего полное, кажется, что находишься в гуще битвы. В детстве мне случалось баловаться такой игрушкой, но, как Джейсон меня ни вдохновлял, ни разу я не поднялся выше четвертого уровня. А лейтенанту вскоре удалось достичь семнадцатого, а потом и восемнадцатого. На этом уровне выйти из схватки победителем было выше человеческих сил, неудивительно, что корабль лейтенанта погиб, объятый красочными языками пламени. Игрок снял шлем.

– Джефф?! – вырвалось у меня. Какой кошмар!

– Ты? – Он поднялся, небрежно козырнул. – Докладывает лейтенант Джеффри Торн, сэр!

Я онемел. Неужто это тот самый Торн? Небрит, рубаха мятая. Боже мой, до чего опустился!

– Не смотрите на меня так, капитан, – развязно хихикнул он. – Похмелье, понимаете. Вчера малость перебрал.

Его болельщики заулыбались, зашушукались.

– Ты пьянствуешь?! – Дурацкий вопрос, но ничего другого в мою потрясенную голову не приходило.

– Только в свободное от службы время, только вне базы.

– Я не виню тебя, просто пришел встретиться с тобой, поболтать.

Наступила неловкая тишина.

– Может, поговорим за столом? – наконец предложил он.

– Знаешь… Давай лучше как-нибудь в другой раз. Впрочем, ладно.

– Вот и хорошо, – кисло улыбнулся он. – А то мальчишки ждут не дождутся, когда я им освобожу шлем. Я часто играю. – Мы пошли к его столу, сели. – Извини, что вид у меня неопрятный, забыл переодеться.

– Я ведь служил в такой глуши, на Каллисто, спутнике Юпитера. Малолюдная военная база, сам понимаешь…

Там не очень-то следят за внешним видом, не выпендриваются. Да и перед кем?

– Здесь придется следить, – твердо сказал я. – Кадетам нужен достойный пример.

– Я не гожусь на эту роль, капитан, пусть кадеты берут пример с кого-нибудь другого.

– Но когда-то ты с этим справлялся.

– Эх… Как давно это было…

– Что изменилось с тех пор?

– Я повзрослел. – Голос Джеффа был печальным, в нем сквозила обреченность.

Официант принес нам меню. Я не стал заказывать, а Джефф попросил джина.

– Мистер Торн, что с вами, все-таки, произошло? – перешел я на официальный тон. Торн глянул на меня почти с неприязнью.

– Ничего особенного. Через несколько месяцев срок моей службы истечет и я, наконец, буду свободен. Свободен так свободен. Я встал.

– То, чем вы занимаетесь в свободное время, меня не касается. Но в рабочее время вы обязаны подчиняться всем требованиям Академии и показывать кадетам достойный пример!

– Есть, сэр. Покажу.

– Мистер Толливер введет вас в курс дела и объяснит ваши обязанности. Вопросы есть?

– Есть один. – Его озорное выражение напомнило мне прежнего Джеффа. – Какую еще месть ты для меня выдумаешь?

– Как вы смеете так со мной разговаривать?! – вспылил я. – С начальником Академии!

– А то я не знаю, кто ты, – резанул он, словно ножом. – Знаю, зачем ты добился моего перевода! Чтобы сожрать меня!

Шумок за соседними столиками притих, все уставились на нас, предвкушая бесплатный спектакль. Подошел встревоженный официант. Джефф махнул ему – убирайся.

– Как тебе могло прийти такое в голову? – спокойнее спросил я, начиная кое-что понимать. – Какая чушь!

– А зачем же еще ты мог взять себе офицера с такой отвратительной характеристикой, как у меня? – искренне удивился Джефф.

– Не понимаю, о чем ты говоришь?

– Ты и врать уже научился. Раньше за тобой такого не замечалось. Ты был хорошим кадетом.

– А ты был хорошим гардемарином! Я тобой восхищался! – Черт возьми, что несу?! Проболтался! Мои уши вспыхнули. – Я действительно не заглядывал в твое досье. Что там написано?

– Ладно. Сделаю вид, что верю. Может быть, ты и в самом деле его не читая. Садись, потолкуем. Я сел.

– Как ты помнишь, – начал он, – я прослужил в Академии два года гардемарином. А незадолго до твоего выпуска меня перевели на корабль «Таргон» старшим гардемарином. – Джефф опрокинул в себя стакан. – Служилось мне там неплохо. Появились друзья. Прошел год. – Он угрюмо уставился в стол. – Меня перевели в Лунаполис, в Адмиралтейство. Я был мальчиком на побегушках, исполнял всякие мелкие поручения командировочных капитанов. Так продолжалось месяц за месяцем, и называлось это помощью в аккомодации. Рядом со мной такой же хренотенью занимались гардемарины, напрочь лишенные честолюбия, и лейтенанты, готовые лизать капитанам ботинки. Я слал начальству рапорт за рапортом с просьбой перевести меня куда-нибудь в другое место, где идет настоящая служба. Но на мои просьбы плевали. А что было дальше, ты знаешь.

– Не знаю, Джефф. – Меня охватило дурное предчувствие.

– Лейтенанта Трикса перевели на другое место службы. Его надо было кем-то заменить, а лейтенантов не хватало. Снять какого-нибудь лейтенанта с боевого корабля из-за такого пустяка они не могли, поэтому поступили просто: присвоили лейтенантское звание мне. Не потому, что я его заслужил, а потому, что им так былом удобнее. Капитан Хигби из отдела кадров так и сказал. Прямо так и сказал мне в глаза.

– Ублюдок какой! И что дальше?

– Я же хотел стать настоящим боевым офицером, а не лакеем! Меня держали там месяцы, годы! И этому не было видно конца! – Джефф допил остатки джина и заказал еще одну порцию.

– Ну? Что дальше? – торопил его я. Джефф наклонился ко мне и прорычал:

– Я им не сводник! – Он долго и пристально смотрел мне в лицо, наконец откинулся на спинку стула и продолжил печальный рассказ. – Однажды прибыл корабль «Веспа» с капитаном Ригисом. Меня, как обычно, приставили к нему в услужение. Где, черт возьми, мой джин?

– Хватит тебе пить, Джефф, ты и так уже…

– Не хватит! – перебил он, оглянулся, чтобы крикнуть, но вовремя заметил официанта, уже спешащего к нему с очередной порцией джина. – И вот, дружище, капитану Ригису захотелось женщину, желательно блондинку. Блядь, короче.

– Боже правый!

– Думаешь, я редко слышал такую просьбу от капитанов? Много раз! И я приводил им блядей в гостиницу! Но в этот раз… – Джефф охладил свою ярость глотком ледяного джина. – Я вдруг понял, почему меня не переводили в другое место. Я нужен был капитанам именно там, потому что я всегда доставал им женщин. Я угодил в эту ловушку из-за того, что слишком хорошо делал свое дело. Как вырваться? И вот, вместо того, чтобы, как обычно, звонить какой-нибудь бляди, я позвонил жене адмирала Дагани. Сам адмирал в тот день был на Земле, мне это было известно. Я сказал миссис Дагани, что капитан Ригис празднует возвращение из полета, в связи с чем устраивает у себя в номере вечеринку, и приглашает к себе в гости мистера и миссис Дагани. Кстати, миссис Дагани как раз блондинка. И вот она пошла к капитану Ригису в номер.

– Боже мой! Джефф!

– Конечно, разразился скандал. Я надеялся, что меня отправят в отставку. А лучше бы послали в бой. Но я просчитался. – Он отпил жгучий глоток. – Меня отправили на Каллисто.

– Это же дыра дырой!

– Ты даже не представляешь себе, Ник, что это такое! – Он поднял на меня пьяный взгляд. – Там абсолютно нечего делать! Впрочем, есть одно занятие. – Он криво ухмыльнулся. – Компьютерные игры. Я жутко увлекся ими, играл сутками напролет.

– Джефф, прости, что…

– Игра чем-то похожа на жизнь, Ник. Как бы ты ни старался, все равно не выиграешь. Можно долго-долго играть, искусно избегая поражения. Однажды я добрался до двадцать третьего уровня. Но уровням нет конца. Рано или поздно тебе все равно каюк. – Его глаза расфо-кусировались. – Обязательно, – прошептал он.

Снова подошел официант, но я послал его от окосевшего друга прочь.

– Пошли, Джефф, отведу тебя домой, – терпеливо уговаривал я его.

– Домой, говоришь? – мямлил он заплетающимся языком, но все-таки встал, пошатываясь. – Дом там, где твое сердце. А где мое сердце, капитан Сифорт?

Я бросил на стол деньги за джин, с трудом вывел Джеффа на улицу. Такси не было. Пришлось вести в дым пьяного друга на виду у всех. К счастью, ночная прохлада слегка протрезвила его, идти стало легче.

– Я там читал все журналы, какие нам присылали, читал все статьи о тебе, – бормотал Джефф.

– Смотри лучше себе под ноги, не спотыкайся!

– Каллисто был адом. – Он опять споткнулся, но устоял. – А ты делал мою жизнь еще беспросветнее.

– Это как же? – Я потянул его в сторону, уберегая от встречи с деревом.

– Что ты там плел насчет примера кадетам? Твои рожи в журналах постоянно показывали мне пример. Показывали, кем я мог стать. Но не стал. Я возненавидел тебя.

– Я не виноват, твою карьеру сломали другие.

– Ты что, оглох? Слышал, что я сказал? Я ненавижу тебя.

Что я мог на это ответить? Через несколько шагов он бухнулся на колени и начал блевать. Выплеснув из себя излишки джина, он вытер рот, поднялся, пошел ровнее, почти не шатаясь.

– Извини, старина, – бормотал он, – дай Бог, утром не буду помнить этого кошмара.

Я довел его до самой квартиры и пошел к себе спать, но уснул лишь к утру.

Сержант вошел в кабинет строевым шагом, остановился перед моим столом, вытянулся по стойке «смирно» и доложил:

– Сержант Серенко по вашему приказанию прибыл, сэр!

– Вольно, сержант, садитесь. – Мой тон был подчеркнуто официальным. Но мне показалось, что я перегнул палку, и я добавил теплоты:

– Дело пустяковое, сержант. Недавно мы проверяли запасы и оборудование, обычная проверка, ничего особенного, но кое-что нам показалось неясным. Вот я и решил выяснить у вас некоторые пробелы.

– Пробелы, сэр? – Серенко уставился на меня невинными голубыми глазами. – Не вполне понимаю, что вы имеете в виду.

– Ну, например, скафандры. Дело в том, что их заводские номера не совпадают с номерами, записанными в нашем компьютере.

– Впервые слышу о номерах, сэр. – Он непонимающе повернулся к Толливеру. – Лейтенант, вы ради этого просматривали мои финансовые документы? Почему вы не спросили у меня об этом прямо?

– Потому что…

– Молчать, Толливер! – рявкнул я. – Сержант, он действовал по моему приказу. – Черт возьми, все мои планы тактичного допроса провалились в тартарары! -

У вас в финансовой документации полный хаос. Я собираюсь провести расследование.

Сержант встал, гневно сверкая глазами.

– Тогда отправьте меня в отставку! – потребовал он. – Если вы подозреваете меня в нечестности лишь на том основании, что я точно исполнял все указания прежнего начальника Академии…

– Я не разрешал вам вставать! – загремел я и для убедительности стукнул кулаком по столу. – Сесть! – Он сел. Я заставил себя говорить спокойно. – Мы не обвиняем вас, а всего лишь хотим выяснить некоторые мелкие вопросы, возникшие…

– Мелкие?! Вы специально тянули время, дожидаясь, пока лейтенант Слик…

– Молчать! Еще раз перебьете – и я вас уволю! Это в лучшем случае, Серенко! А могут быть последствия и похуже. – Я резко встал. – Здесь я начальник! Будете делать так, как прикажу я! Сколько вам нужно времени, чтобы прояснить ситуацию со скафандрами?

– Понятия не имею. Во-первых, мне нужна копия того документа, на основании которого вы подозреваете нарушения. Во-вторых, мне надо… – Оробев под моим зверским взглядом, Серенко сменил пластинку:

– Два дня мне, пожалуй, хватит. Как ни крути, а запросы в отдел снабжения Адмиралтейства мне придется послать, а потом надо дождаться ответа.

– Потрудитесь разобраться с этим до того, как я вернусь с церемонии принятия «Веллингтона»! А мистер Толливер к этому времени подготовит другие вопросы. Идите.

Серенко вышел.

– Я рад, что не допрашивал его сам, – с обычным сарказмом усмехнулся Толливер. – Вы допросили его с присущим вам так-том. Я бы так не сумел.

– Хватить ехидничать. – Я бросился расхаживать по кабинету, кипя негодованием. – Хрен с ними, скафандрами, но каков наглец! Перебивает самого начальника Академии! Неслыханно! Огрызается! Как низко пала здесь дисциплина!

– Здесь же не корабль, сэр. Пригрелись на теплых местечках, вот и раскуздяйничают.

– Вот-вот! Сержант, называется! Одно название! – Я в бешенстве бросился на диван. – Какое бесстыдство! Он такой же наглец, как и вы!

– Вам плохо спалось, сэр? – ехидно приподнял бровь Толливер.

– Хватит дерзить! Да, я не выспался. А тут еще этот нахал.

– А ты не наглец? Я недавно звонил в отдел кадров. Капитан Хигби мне кое-что поведал.

– Представляю, что он наговорил обо мне. – Чтобы заставить Хигби перевести Эдди в Академию, мне снова пришлось хамить, дерзить, угрожать. Одним словом, тогда я малость покипятился.

– Просьбы, пожелания есть? – Толливер встал.

– Нет. Есть один вопрос. – Я сел за стол. – Почему ты назвал Джеффа Торна моим дружком?

– Беру свои слова обратно.

– Отвечай!

– Мне так показалось.

– Черт бы тебя побрал, Эдгар, ты же знал его!

– Еще как! Торн презирал меня. Правда, теперь он, наверно, уже не помнит этого. Кадеты обрадуются, если он обучит их компьютерным играм.

– Пошел вон!

На этот раз Толливер не стал спорить.

– Прошу садиться, – произнес я сакраментальную фразу, войдя в столовую. Задвигались сотни стульев, обед начался. Я занял свое обычное место за круглым столом. Джефф Торн оказался напротив меня, рядом с Сандрой Экрит. Лицо его было непроницаемым, волосы аккуратно причесаны, униформа – в идеальном порядке. Следов тяжкого похмелья не замечалось, если не считать нездорового румянца.

Я украдкой поглядывал на своего бывшего друга и покровителя, с болью замечая печальные изменения. Всегда опрятный, подтянутый, веселый, обаятельный, гардемарин Джефф превратился в хмурого, обрюзгшего, полноватого лейтенанта Торна. А ведь ему не было и тридцати.

Да и сам я после тяжелой ночи был не в лучшей форме. Мучительные размышления перемежались недолгими минутами забыться, несколько раз снился отец. А утром после нервного разговора с сержантом Серенко остался неприятный осадок. Несмотря на все это я попытался завязать с Торном беседу. Толливер наблюдал это жалкое зрелище с нескрываемой насмешкой. Разговор не клеился, и я мрачно умолк, горько жалея, что вызволил Торна из Богом забытой дыры. Вдруг к нашему столу подошел запыхавшийся «специальный» кадет.

– Докладывает кадет Кил Дрю, сэр. Мистер Киндерс просил передать, что вам звонят из Кардиффа.

Я поспешил к телефону у двери, едва не переходя на галоп.

– Анни?

– Нет, капитан, это я, Эдди Босс.

– Что случилось?

– Анни уже второй день не ест, только лежит и плачет. Не знаю, разрешить ей остаться здесь или нет.

– Знаешь, что… – Что, в самом деле? Отправить ее обратно в клинику, откуда она сбежала? – А чего она хочет, Эдди?

– Валяться целыми днями и жалеть себя, вот чего она хочет!

– На ее долю выпали нелегкие испытания, мистер Босс.

– Не одной ей было плохо, сэр. Нельзя ж все время думать о прошлом. – Чувствовалось, что капризы Анни уже достали его.

– Значит, не ест ничего. А пьет?

– Пьет, еще как пьет! Много чая. Больше ничего.

– Давай подождем еще сутки. Если и завтра она не начнет есть, тогда вызывай такси и вези ее на вокзал, а оттуда – в Академию. Ты ездил когда-нибудь на поездах?

– Нет, но я ж не гикнутый, капитан, – обиделся Эдди, – разберусь как-нибудь с расписанием.

– Хорошо. Звони, если возникнут трудности.

Я вернулся к столу. Толливер тревожно-вопросительно приподнял бровь, я в ответ отрицательно покачал головой Но тревога за Анни не проходила. Если к ее разбалансировке гормонов добавится истощение, к чему это приведет? От мрачных мыслей меня оторвала Сандра:

– Простите, сэр…

– Слушаю, мисс Экрит.

– Согласно вашему приказу я обучала кадета Стрица. Так вот, за последние две недели его успеваемость заметно повысилась.

– Хорошо. – Я сосредоточенно резал рулет.

– Вы также упомянули тогда, что я обязана учить его до тех пор, пока успеваемость не… В общем, в связи с тем… Поскольку теперь. – Так и не договорив, Сандра смущенно умолкла.

– По-моему, гардемарины должны уметь говорить законченными предложениями. Джефф, помните, как вы заставляли меня по часу стоять лицом к стене, когда я начинал мямлить?

– Конечно, сэр, ведь тогда у вас не было оправдания. Вы говорили не с начальником Академии.

– Ладно, мисс Экрит, – смилостивился я, – вы можете не утруждать себя помощью кадету Стрицу, когда научитесь говорить законченными фразами.

– Есть, сэр, – ответила Сандра, тщательно скрывая свою досаду.

– Попробуете произнести законченную фразу на эту тему спустя две недели. Если успеваемость кадета останется на приемлемом уровне, я освобожу вас от этой нагрузки.

– Есть, сэр. Спасибо, сэр.

После обеда по пути к офицерским квартирам ко мне присоединился Джефф Торн. Вначале мы шли молча. Наконец Джефф решился спросить:

– Кажется, вчера я показал себя не с лучшей стороны?

– Я надеялся, ты это забудешь.

– Прости, если что было не так.

– Выражался ты, конечно, не очень пристойно, но для разговора под рюмашку вполне терпимо, – уклончиво ответил я, стараясь не показаться ханжой.

– Ты знаешь, что мне осталось служить всего пять месяцев?

– Знаю, но надеюсь, ты завербуешься на новый срок.

– Нет. Уйду в отставку. Мою карьеру уже не поправить.

– Только из-за карьеры? Не неси ахинею, еще не все потеряно. Одумайся, рано тебе уходить в отставку.

– Командир не имеет права заставить подчиненного завербоваться на новый срок. Статья сто вторая, параграф…

– Ну ты даешь! – заржал я. – Цитируешь устав не хуже меня.

– Стараюсь походить на прославленного героя.

– Хватит паясничать! – вспылил я. – Какой я, на хрен, герой? Я мошенник! Дутая знаменитость! – Остановившись, я вдруг заметил «специальных» кадетов, следовавших за мной по пятам, и загремел на них громовым голосом:

– Какого хрена вы за мной…

– Бегите, парни! – приказал им Джефф. – Нам надо поговорить. Живо!

– Есть, сэр. – Испуганно козырнув, кадеты понеслись прочь.

– Не я спас «Дерзкого», рыба спасла! – орал я, как сумасшедший. – А на Надежде я совершил уголовное преступление! Врут журналюги, не верь им.

– Полегче, капитан, – увещевал меня Джефф.

– Думаешь, я кривляюсь?! Нет! Это правда!

– Ладно, ты не герой, только не шумите, мистер Сифорт.

В голосе Джеффа воскресли те самые непередаваемые нотки, которые я так обожал в далекие кадетские времена, и вдруг я снова почувствовал себя одиноким маленьким страдальцем, которому судьба нежданно-негаданно подарила сильного, умного друга.

– Знаешь, Джефф, – чуть не всхлипнул я, – не получается у меня ладить с людьми. Я ору на всех, издеваюсь над подчиненными. Как только понял, что Сандра Экрит не любит сидеть за одним столом с кадетами, так сразу заставил ее помогать кадету осваивать навигацию. Мне нужен помощник, способный обуздать мой дурной нрав.

– Ничего с Сандрой не случится, – усмехнулся Торн.

– Ты даже не представляешь, чего мне стоило выцарапать тебя из Каллисто! Хигби мне этого никогда не простит. Как я ему грубил! угрожал! А он ведь старше меня!

– Поделом ему. Ты правильно ему врезал.

– Нет, Джефф, ты не представляешь! Я сжег за собой все мосты!

– Вижу, что ты вот-вот сорвешься с нарезки. Нервишки пошаливают?

– При чем здесь нервы!

– Пойдемте-ка, мистер Сифорт, ко мне.

Я хотел возмутиться – лейтенант приказывает капитану! – но почему-то покорно поплелся за ним.

Оставив меня в гостиной, он закрыл дверь в спальню (но я успел заметить скомканную постель), зашел в свой домашний кабинет и, вернулся с бутылкой джина.

– Не пей сейчас, Джефф, пожалуйста, – взмолился я.

– Я и не собирался. Это для тебя. – Он плеснул в стакан немного джина, бросил пару кубиков льда, протянул мне. – Пей.

Я послушно хлебнул, поморщился – давненько не пробовал крепких напитков – и снова завел свою волынку:

– Джефф, ну почему все-таки ты не хочешь завербоваться на следующий срок? Ты так мне нужен. Оставайся.

– Я гожусь в образцовые офицеры? Видишь? – Джефф обвел рукой грязную квартиру. – Нам вдалбливали в голову высокие понятия: честь, храбрость, самоотверженность. А в действительности армия живет по-другому. Я по таким законам жить не хочу.

– В моих глазах ты был самым лучшим гардемарином.

– Чушь собачья.

– Да знаешь, что ты для меня значил! – вскрикнул я и бухнул стакан на стол так, что выплеснулся джин.

– Забыл, как тебя из-за меня выпороли?

– Ты о «походе» в камбуз? Ерунда какая!

– А я жалел о том проколе долгие годы. Я во всем был виноват, один только я…

– Не дури, Джефф. – Я быстро промокнул на столе капли джина.

– Ник, может быть, я действительно чем-то помог тебе тогда, но все это в прошлом. Я неудачник. История с камбузом, потом с женой Дагани… Слишком много ошибок.

Как же его образумить? Я медленно потягивал капли со дна стакана. Наконец пришла дельная мысль.

– Скажи, Джефф, зачем ты перебил меня, когда я орал на кадетов?

– Они были не виноваты, а ты мог влепить им кучу нарядов.

– Ну и что? Они же всего лишь кадеты.

– Не прикидывайся, будто ты не считаешь их за людей.

– В том-то и дело, что иногда не считаю. Вот для чего ты нужен мне, Джефф.

Печально помолчав, он задумчиво вздохнул:

– Жаль, что нам не довелось служить вместе, Ник.

– Жаль… Ты удержал бы меня от преступлений, не позволил бы мне погубить свою душу. Только не спрашивай, как это произошло. Все равно не скажу.

Джефф откинулся на спинку кресла, снова умолк и погрузился в задумчивость.

– Ник, – наконец устало промолвил он, – куда делись надежды нашей юности?

– Умерли от старости. – Я встал. – Спасибо за джин. Джефф, ты же видишь, что со мной происходит, я не справляюсь с обязанностями. Не уходи в отставку, помоги мне.

– А знаешь, я ведь действительно думал, что ты вызвал меня лишь для того, чтоб рассчитаться за тот дурацкий случай в камбузе.

– Пожалуйста, не уходи в отставку.

– Ладно, подумаю, сэр.

Больше я его не упрашивал. Я знал – он останется.

17

Я нетерпеливо поглядывал в иллюминатор шаттла. Еще два шаттла ждали своей очереди подплыть, медленно маневрируя, к стыковочным узлам гигантского корабля «Веллингтон». Какая скука! Придется вести вежливые беседы с политиками и высоким начальством Военно-Космических Сил, с теми самыми офицерами, которые по выражению адмирала Дагани представляют собой «второй» флот.

За мной на сиденьях ерзали кадеты. Гардемарин Адам Тенер что-то шепнул Йохану Стрицу, и оба довольно заржали. Я обернулся, пронзил их лазерным взглядом, и пацаны мигом притихли.

– Если я пожалею, что взял вас с собой, то вы пожалеете еще больше! – пригрозил им. я.

Пацаны съежились.

Бледный, подавленный Роберт Боланд, недавно переживший приступ тошноты, выпрямился; Стриц и Арнвейл смиренно опустили глаза; Джеренс Бранстэд зарделся. Вскоре кадеты по команде Адама тихонько поднялись с мест и пошли в хвостовую часть к огромному иллюминатору. Меня грызло раскаяние. Стыковка задерживается, но при чем здесь гардемарин и кадеты? Какого черта я срываю на них злость?

Зачем я взял их на столь важную церемонию? Достойны ли они столь щедрого поощрения? Правда, Бранстэд и Боланд – лучшие по дисциплине и успеваемости, но можно было наградить их скромнее: объявить благодарность, освободить на неделю от очередных нарядов на камбузе. Что скажут мои коллеги? Капитан Сифорт таскает на государственные церемонии детей!

Ну и ладно. Будет благовидный предлог уйти с поста начальника Академии. Не годен я для этой работы, не мое это. И вообще, надо уйти в отставку, посвятить остаток жизни заботе об Анни.

Наконец наш шаттл пристыковался. По пути к шлюзу я в сотый раз осмотрел свою белоснежную парадную униформу, поправил давно выровненный галстук. У шлюза, как и требует протокол, я официальным тоном произнес в микрофон:

– Капитан Сифорт и сопровождающие его лица просят разрешения войти на корабль.

– Разрешаем, сэр, – послышалось из динамика. – Добро пожаловать на борт военно-космического корабля «Веллингтон».

Люк шлюза открылся. Впереди был просторный коридор.

– Смирно! – рявкнул лейтенант. Две шеренги солдат вытянулись, блестящие офицеры замерли с приложенными к козырькам руками. Кадет Боланд изумленно застонал, а Джеренс, проведший на «Виктории» несколько месяцев, взирал на великолепие настоящего боевого корабля едва ли не равнодушно. – Лейтенант Холлис, сэр! Добро пожаловать на борт нашего корабля. – Он показал на лестницу. – Капитан Причер пока на мостике, выйдет, когда соберутся журналисты. Адмирал Дагани, сенатор Боланд и другие уважаемые гости ждут в гостиной. Куда вас проводить, сэр?

Во всяком случае, не в гостиную. Терпеть не могу политиков.

– Мне бы хотелось поговорить с капитаном, если он не возражает, – ответил я.

– Конечно, ему будет приятно встретиться с вами, сэр. – Лейтенант скользнул взглядом по моему необычному сопровождению – Адаму Тенеру и кадетам. – Ваш эскорт пойдет на мостик с вами?

Оставить их без присмотра в гостиной – большой риск. Мало ли что мальчишки учудят в присутствии важных политиков? Вдруг Адам собьет кого-нибудь из них с ног за углом, как однажды проделал это со мной?

– Да, они пойдут со мной.

Лейтенант повел нас по идеально чистому коридору. Нигде ни пятнышка, ни щербинки – новенький корабль, только что выпущенный ракетостроительным заводом в Лунаполисе. Испытания «Веллингтона» завершились всего две недели назад.

Перед капитанским мостиком я выстроил кадетов в шеренгу и строго приказал:

– Ждать здесь, пока не позову!

Лейтенант почтительно распахнул передо мной дверь:

– Прошу вас, капитан Сифорт. Навстречу мне с холодной улыбкой поднялся капитан Причер.

– Рад видеть вас, капитан Сифорт. А вы, лейтенант, можете идти.

– Добрый день, сэр. – Я отдал честь первым (Причер был старше меня на несколько лет) и жадно впился взглядом в приборы капитанского мостика, оснащенного суперсовременными системами. Одна из стен полностью была занята голографическим экраном, на котором сияли мириады звезд.

– Вы добирались сюда с проблемами, мистер Сифорт? – с любезной едкостью осведомился Причер, буравя взглядом синяки, украсившие мою рожу в походе по трущобам.

– Нет, сэр, – скромно ответил я, зардевшись. Объяснять происхождение фингалов я, конечно, не стал.

– Торжественная церемония начнется через час. Все хотят выступить, говорильни будет немало. Принимать корабль будет заместитель Генерального секретаря ООН Франджи, но прежде мы продемонстрируем возможности «Веллингтона» политикам и журналистам.

– Не сомневаюсь, что ваш корабль оставит незабываемое впечатление.

– Надо произвести впечатление, чтобы оправдать «незабываемые» средства, вложенные в «Веллингтон», скривился Пример. – Экипаж собрался с разных кораблей, так что пришлось повозиться, сколачивая команду. Я по своему опыту знал, сколько сил и времени требует «сколачивание» новой команды, и искренне сочувствовал бедняге Причеру.

– Куда пошлют ваш корабль, сэр? – Конечно, я заранее знал ответ, но хотелось перевести разговор на другую тему.

– Никуда. Останемся в Солнечной системе. Приятно служить неподалеку от дома, не терзаться скукой нудного полета к дальним планетам.

– Хороший вам достался корабль, сэр.

– Великолепный. Вооружение превосходное, сверхсветовой двигатель новейшей модели. Сами взгляните – если хотите, я дам вам сопровождающего.

– Большое спасибо, сэр, но сейчас вашему экипажу не до этого. Подожду до поры.

– Тогда подкрепитесь легкими закусками в гостиной на втором уровне, – предложил Причер вежливо, но с таким оттенком, что сомнений у меня не осталось: пора выметаться с мостика.

– Спасибо, капитан. Удачи вам. – Я козырнул, но Причер уже отвернулся к дисплею и не удосужился мне ответить.

Делать было нечего, пришлось идти всей гурьбой на второй уровень в гостиную к политиканам. Прежде чем туда войти, я спросил сенаторского сынка, страдавшего от невесомости в шаттле:

– Как вы себя чувствуете, мистер Боланд?

– Хорошо, сэр. Гравитация помогла, мне стало гораздо лучше.

– Внимание! – рыкнул я и обвел строгим взглядом своих подопечных. – Сейчас вы войдете в помещение, где собрался цвет нашей политики и Военно-Космического флота. Никаких разговоров! Ни звука по собственной инициативе! Открывать рот вы можете только для ответа на прямые вопросы. Ни в коем случае не перебивать! И вообще, ведите себя как настоящие джентльмены. Адам, не спускай с них глаз!

Я еще раз осмотрел свой мундир, открыл дверь и шагнул в просторную гостиную.

– Наконец вы пришли, Ник! – приветливо воскликнул адмирал Дагани. В руке у него был стакан с коктейлем, явно не безалкогольным.

Вообще-то пить на кораблях строго запрещено, но торжественные церемонии – исключение. К тому же тут присутствовали и штатские: политики и журналисты.

– Здравствуйте, сэр, – учтиво произнес я.

– Позвольте представить вас заместителю Генерального секретаря ООН. Кадеты? – Он недовольно покосился на моих спутников. – Идея, прямо скажем, эксцентричная, если не сказать больше… А это… Это сын сенатора Боланда?! Да вы молодчина, Ник! Гениально! – Адмирал жизнерадостно похлопал меня по плечу. – Сенатор Боланд будет доволен!

– Я взял кадета Боланда не для того, чтоб порадовать его отца, а потому, что он заслужил это, – начал я объяснять натянутым тоном. – Его оценки и…

– Ладно тебе прикидываться, – хитро ухмыльнулся Дагани, все еще похлопывая меня по плечу. – Правильно сделал!

– Простите, сэр, – робко чирикнул сзади Адам.

– В чем дело?! – зашипел я, резко развернувшись. Как этот щенок посмел вмешаться в мой разговор с адмиралом Дагани!

– Кадета Боланда снова тошнит, – тихо сказал Адам. – Что делать? Проводить его в туалет или послать его туда одного? Или вывести из гостиной всех кадетов?

– Из-за такого пустяка ты посмел… – Я спохватился и прикусил язык. За что я собрался ругать гардемарина? Он правильно сделал, вопрос важный. – Туалет рядом, отправь слабака туда одного и присматривай за остальными кадетами. – Я повернулся к Дагани и продолжил свои оправдания:

– У кадета Боланда действительно самая высокая успеваемость…

– Ладно, ладно, – перебил меня Дагани, – пойдемте, познакомлю вас с Франджи и другими не менее известными персонами.

Пришлось идти за адмиралом к косяку знаменитостей.

– Мистер Франджи, позвольте представить вам капитана…

– Сифорта! – закончил Франджи, перебив адмирала. – Разве можно не узнать знаменитого капитана Сифорта?! – Низкорослый темноволосый заместитель секретаря протянул мне руку. – Я давно хотел встретиться с вами, но вы, говорят, стесняетесь появляться на публике.

– В некотором роде, сэр…

– Однако газеты снова запестрели вашими фотографиями, как только «Виктория» вернулась домой. Такова жизнь, никуда нам не деться от журналистов. Не пора ли вам, молодой человек, всерьез заняться политикой? А мы охотно поможем.

Одни политики заулыбались, другие вцепились в меня оценивающими взглядами. Нет! Ни за что на свете! Хватит с меня обмана и преступлений!

– Я не нахожу в себе способностей политика, сэр, – выдавил я из себя, – ведь я офицер и могу служить только на флоте.

– Но когда-нибудь вам придется уйти в отставку, а на этом жизнь не кончается. Как только решитесь попытать свои силы в политике, обращайтесь ко мне или к Ричарду. Вот он, здесь, к вашим услугам, – кивнул он на Боланда.

– Надо будет подумать, – уклончиво ответил я. Не высказывать же ему в лицо все, что у меня на душе. – Рад видеть вас, сенатор, – улыбнулся я Боланду, искренне радуясь знакомому лицу среди клики больших шишек.

– И я рад вас видеть, капитан, – любезно осклабился он, ничем не выдав своего истинного ко мне отношения.

Я покраснел, со стыдом вспоминая свою глупую клятву с угрозой уйти в отставку, и не знал, как держаться, что говорить. Слава Богу, Ричард Боланд разрядил дурацкую ситуацию, заведя непринужденную болтовню о пустяках:

– Огромный корабль, не правда ли? Какая просторная гостиная! Знаете, политиком я стал случайно, а когда-то мечтал служить в Военно-Космических Силах.

Дипломат из меня никудышный, но от презрительного фырканья я все-таки удержался. Разве можно стать кем-то случайно? Я мечтал о флоте с десяти лет и делал все, чтобы добиться своего: поднажал на математику, в журналах читал запоем статьи о флоте. Будь у Боланда на самом деле желание стать офицером, он бы для этого костьми лег. Но сейчас заводить спор было не время.

– Зато вашу мечту осуществит ваш сын, – «утешил» я сенатора.

– Это его собственная мечта, я его не заставлял. Кстати, весьма польщен тем приятным фактом, что вы взяли его с собой, но еще лучше было бы узнать об этом заранее.

– Возможно, – холодно ответил я. Хрен тебе, не дождешься! Чтоб я обзванивал родителей, извещая о каждом шаге их сынков? Когда рак на горе свистнет!

– Между прочим, капитан, тот необычный вопрос с кадрами улажен в лучшем виде.

О чем он? О Джеффе Торне? Что за бессмыслица? А… Он о Слике! Конечно, о трупе лейтенанта Дарвина Слика!

– Его похоронили? Все как следует?

– Да. В Лунаполисе. Вы правильно поступили, что обратились к Дагани. Ни к чему вам скандал с таинственным самоубийством подчиненного.

На самом деле это была идея Толливера, без него я точно напоролся бы на скандал.

– Знаете, я слишком прямолинеен и не умею улаживать такие дела, так что без помощи адмирала Дагани правда не мог обойтись.

– Ричард, – окликнул Боланда сенатор Уиверн, – я вижу, ты захватил нашего юного героя в личную собственность?

– Болтали о пустяках, Бретт. – Боланд тактично удалился к группке адмиралов, уступив Уиверну место.

– Капитан, журналисты жаждут взять у вас интервью, – хихикнул Уиверн. – Если представители масс-медиа не идут к Франджи, он сам идет к ним; а вот взять интервью у вас им пока еще не удавалось.

– И не удастся, надеюсь.

– О, вы не знаете журналистов! Это такие наглецы! Им ничего не стоит вас растерзать, поэтому я хочу вам помочь. Давайте выйдем в тихое местечко, где я смогу дать вам хороший совет.

Я глянул на часы.

– Но церемония начнется через несколько минут.

– Этих минут нам вполне хватит.

Мне не терпелось отделаться от него, но наживать новых врагов не стоило. В конце концов, Академия превыше всего. И я послушно последовал за сенатором.

После гула людной гостиной коридор показался странно тихим. Мы зашли за угол. Я волновался за кадетов, оставшихся без присмотра, если не считать гардемарина Тенера, но от него можно ждать чего угодно.

– Итак, – страдальчески вздохнул я, – каков ваш совет?

Улыбка сенатора померкла, во взгляде появилась жесткость.

– Чтобы выдержать натиск журналистов, вы должны быть готовы к самым коварным, самым наглым вопросам.

– Я готов.

– Они буду изводить вас вопросами о вашей сказочной карьере, о чудесных спасениях из безвыходных положений, но это все цветочки, а ягодки впереди. Наверняка вас спросят и о душевнобольной жене, сбежавшей из клиники в трущобы Нью-Йорка, и…

– Сенатор! – рыкнул я.

– О бывшем трущобнике, сожительствующем с ней в доме вашего покойного отца в то время, как вы в Академии изображаете из себя строгого блюстителя нравов…

У меня потемнело в глазах. Что произошло, я понял лишь в тот момент, когда мой кулак врезался в стену.

Оказалось, сенатор уклонился от моего бешеного удара. Увы, в челюсть ему я не попал.

– Возьмите себя в руки, Сифорт! Хватит махать кулаками! – увещевал меня Уиверн, пятясь вглубь коридора.

– Ублюдок! – рычал я, все еще плохо соображая от ярости.

– Послушай, парень, я хотел дать тебе дельный совет, чтоб ты не опозорился перед журналистами. Они ведь мастера задавать каверзные вопросы. Могут спросить, например, зачем ты сбежал из Академии и шлялся по трущобам? Не искал ли ты там дешевых сучек, готовых на любые извращения?

Я схватил его за грудки, прижал к стенке.

– Уиверн, я вас убью!

– А журналистов тоже?

– Они ничего не знают о том, что вы говорили.

– Эх, парень! Как ты наивен. Пока не знают, но скоро узнают. Я гарантирую.

– Кто им расскажет? Ты? – Я вдруг начал кое-что соображать, медленно выпустил лацканы его пиджака. – Чего ты от меня хочешь?

– Ничего особенно, капитан, одну маленькую услугу Вам всего-навсего надо замять одно дельце.

– Какое дельце?

– Скажите своему лейтенанту, чтоб не копал под интенданта. Пусть этот придурок забудет о финансовой проверке.

Я ошалело раззявил рот. Что связывает сержанта с сенатором?

– Сержант Серенко? Толливер? – тупо спрашивал я. – Какое они имеют к вам отношение?

– А вот это не ваше дело.

– Но у нас украли скафандры! Почему я не должен расследовать воровство?! Наш интендант вор!

– Политика выше справедливости.

– Говори! Убью!

– Он муж моей племянницы, – сознался Уиверн. – Не следовало ей выходить замуж за этого человека, но теперь поздно, не разрушать же семью. Я добьюсь, я обязательно сделаю так, что убытки, понесенные Академией, будут возмещены прибавкой бюджета в следующем году.

– Закрыть глаза на воровство?! Ни за что на свете!

– Если вы тронете Серенко, на следующий день пикантные подробности о вашей жене и ее любовнике станут известны всему миру.

О, моя Анни! Ради тебя я пойду на сокрытие преступления!

Нет! Прочь от меня, сатана!

– Делайте свое черное дело, Уиверн! – Я повернулся и пошел в гостиную.

– И сделаю! – крикнул мне в спину сенатор. – Я испорчу жизнь вам и вашей жене, а Серенко выйдет сухим из воды, моего влияния на это хватит!

Дойдя до угла, я остановился. Анни, ради тебя я пойду даже на это! Я уберегу тебя от издевательств.

– Ладно. – Я вернулся к Уиверну. – Ваши условия?

– Вы обещаете не трогать Серенко, а я обещаю ничего не рассказывать журналистам. И не смотрите на меня так, капитан, я политик.

– Договорились, – выдавил я.

Скоро, Анни, очень скоро мы с тобой встретимся. Как только вернусь в Девон, сразу подам в отставку. Какой тогда смысл Уиверну рассказывать о тебе гадости?

Я вернулся в гостиную и сразу направился к бару заглушить чем-нибудь горечь стычки с сенатором.

– Леди и джентльмены, внимание! – зычным голосом объявил лейтенант. Шумок светских бесед утих. – Торжественная церемония приемки военно-космического корабля «Веллингтон» будет происходить на капитанском мостике, но прежде мы хотели бы вам показать некоторые возможности нашего суперсовременного судна. Для начала капитан Причер объявит боевую тревогу. Вы сможете наблюдать за действиями экипажа из инженерного отделения или в коридоре первого уровня неподалеку от капитанского мостика.

Я повел свой маленький отряд кадетов по лестнице на первый уровень. От Роберта Боланда пованивало блевотиной. Не хватало еще, чтоб его начало рвать в коридоре!

– Ты уже очухался? – строго спросил его я.

– Кажется, да, сэр. Простите, что доставил вам беспокойство. В следующий раз приму таблетки.

– Ничего, я тоже когда-то этим страдал.

– Вы меня накажете, сэр?

– Один наряд! За то, что спросил.

– Есть, сэр.

Мы поднялись на первый уровень. Процессию возглавлял заместитель Генерального секретаря ООН, а по-простому зам генсека Франджи.

– Ладно, снимаю с вас наряд, мистер Боланд, – сжалился я над кадетом. – Но больше не задавайте неуместных вопросов.

– Есть, сэр.

Взвыла сирена, из настенных динамиков грянул голос Причера:

– Тревога! Всем занять боевые посты!

Я невольно похолодел. Разум мой понимал, что тревога учебная, но въевшийся в кровь и плоть за годы службы инстинкт взывал к действию. Журналисты наставили видеокамеры на гардемаринов, вылетающих из каюты к боевым постам: на пункт управления лазерами, на пункт связи, на капитанский мостик. Через несколько секунд беготня прекратилась, тяжелая дверь капитанского мостика закрылась, превратив его в неприступную крепость. Сирена утихла. Капитан Причер подключил внутреннюю связь к настенным динамикам коридора, предоставив гостям возможность слушать доклады с боевых постов:

– Носовой шлюз закрыт, сэр!

– Инженерное отделение готово, сэр!

– Гидропоника готова, сэр!

– Лазеры готовы, сэр!

По всему кораблю закрылись герметичные двери, разделив его на множество отсеков. Если корпус где-то будет пробит, то воздух выйдет в космический вакуум лишь из одного отсека.

Один за другим о своей готовности капитану доложили отделение систем регенерации, лазарет, камбуз и прочие. Когда отзвучал последний доклад, я глянул на часы. Неплохо для свежеиспеченной команды!

– Каково ваше впечатление, мистер Дагани? – спросил у адмирала замгенсека.

– Великолепно, сэр! – не моргнув глазом, ответил Дагани. – На двадцать секунд быстрее, чем на прошлой неделе.

Странно! Адмирал даже не взглянул на часы. Вот оно, искусство политики!

– Отбой всем, кроме лазерного отделения, – объявил капитан Причер. – Уважаемых гостей прошу пройти в лазерное отделение. Оно расположено на первом уровне.

Мы набились в отсек, заставленный в два ряда дисплеями, за которыми сидели безупречного вида стрелки. Встретивший нас лейтенант заговорил тоном экскурсовода:

– Добрый день, мистер Франджи. Добрый день, уважаемые гости нашего корабля! Сейчас мы покажем вам учебную стрельбу. Такие учения проводятся регулярно на любом корабле, но обычно на экраны дисплеев подается компьютерное, а не реальное изображение, и лазеры в действительности не стреляют. Это называется компьютерной симуляцией. Но сегодня в честь наших уважаемых гостей вместо этого мы покажем настоящую стрельбу по настоящим мишеням. Наши офицеры будут выбрасывать их в открытый космос из двух космических шлюпок. – Лейтенант поднес к губам микрофон:

– Лазерное отделение готово, сэр!

– Мистер Йохански, Сандерс, начинайте, – скомандовал капитан.

Учебная стрельба по настоящим мишеням довольно опасна, ведь стрелок может случайно спутать шлюпку с выброшенной ею мишенью.

Из шлюпки к «Веллингтону» полетел учебный снаряд. Стрелок за ближайшим ко мне дисплеем прицелился, на экране возникло увеличенное изображение мишени.

– Огонь!

Стрелок нажал клавишу. Разумеется, выстрела мы не услышали. В присутствии высокого начальства стрелки не решались ругаться, хотя обычно во время стрельбы в лазерном отделении не смолкает мат, особенно в настоящем бою. Время от времени, когда учебные снаряды подлетали к кораблю слишком близко, тренькал тревожный сигнал. Вдруг бортовой компьютер бесстрастным голосом объявил:

– Пробит левый борт в районе второго уровня!

Конечно, это была всего лишь игра. Учебным снарядом бронированный корпус корабля не пробьешь.

Снаряды вылетали со шлюпок все чаще, к дисплеям прильнули все стрелки. Я проникался к Причеру уважением. Другой капитан провел бы учения перед журналистами, политиками и адмиралами помягче, без риска показать промахи своих стрелков.

– Носовые лазеры слева по борту выведены из строя!

Дисплей, управляющий этой группой лазеров, погас. Напряжение росло, стрелки мало-помалу начинали ругаться, но без нецензурщины.

– Паскуды! Сразу двое! Попал! Готов, сукин сын!

Я улыбнулся. Вот это уже больше похоже на бой!

Компьютеры не ругаются, их искусственный интеллект способен мгновенно распознавать любую известную цель и поражать ее без промаха, но что если вынырнет цель неизвестная? Дарла, бортовой компьютер «Гибернии», растерялась, впервые увидев космических рыб, выплывших из мертвого «Телстара». Поэтому компьютерам на боевых кораблях не доверяют.

Поток снарядов оборвался, стрельба прекратилась.

– Уважаемые гости нашего корабля! – обратился к нам лейтенант. – Мы продемонстрировали вам максимальную скорость стрельбы. Наши стрелки поразили двести двенадцать учебных снарядов, и всего лишь одиннадцать снарядов долетели до «Веллингтона».

Грянули аплодисменты. Довольная публика потянулась из лазерного отделения в коридор. Мне хотелось задержаться. Скоро отставка, никогда больше не увижу я корабля.

– Каково ваше мнение, капитан? – спросил у меня Франджи. – Вы побывали в настоящих боях, ваше мнение для нас имеет огромное значение.

Одиннадцать пропущенных снарядов – это не «всего лишь», как выразился лейтенант, это много, слишком много. В настоящем бою одиннадцать снарядов погубили бы «Веллингтон». Но я не стал высказывать замгенсеку свои соображения, отделавшись сдержанными похвалами. Зачем политику знать сермяжную правду? Не стал я рассказывать ему и о том, что на «Дерзком» солдаты, набранные из подростков-трушобников, стреляли быстрей и точнее стрелков «Веллингтона». Конечно, мне пришлось долго и упорно с ними заниматься, но экипаж «Веллингтона» тоже тренировался.

– Следующее представление будет показано в инженерном отделении, – объявил капитан Причер.

Косяк гостей потянулся на нижний уровень. Мы еще спускались по лестнице в районе второго уровня, когда из динамиков грянул приказ:

– Боевая готовность! Боевая готовность!

«Боевая готовность» – это почти то же самое, что команда «тревога», только помягче: герметичные двери не запираются, лазеры не снимаются с предохранителей, но все члены экипажа должны занять свои боевые места. Снова началась беготня, мы прижались к стене, мимо побежали солдаты.

– Не похоже на учебную тревогу, – засомневался Уиверн.

– Не беспокойтесь, джентльмены, – улыбнулся Дагани, но Уиверн и Франджи явно нервничали. – Ладно, я спрошу у капитана, чтобы вы не волновались. Спускайтесь пока в инженерное отделение на третий уровень.

– Отбой! – раздался новый приказ капитана.

Сенатор Уиверн облегченно вздохнул, тихо выругался. Я злорадно посмеивачся: может быть, Пример доведет его до инфаркта? Наконец мы спустились на третий уровень, направились к инженерному отделению, и тут нас настигла очередная команда капитана:

– Пожар в отделении регенерации! Пожар в отделении регенерации!

Едва я успел прижать кадета Дрю к стене, как мимо нас по коридору пронеслись пожарные.

– Не слишком ли Причер усердствует? – лукаво ткнул меня в ребро сенатор Боланд.

– Он показывает политикам корабельную жизнь без прикрас.

Вскоре суета закончилась, гардемарин «Веллингтона» доложил капитану:

– Огня в отделении регенерации нет, сэр.

– Хорошо. Отбой, – скомандовал Причер.

Пожарные начали сворачивать шланги и запихивать их обратно в ниши. Через десять минут мы собрались в инженерном отделении для заключительного спектакля.

– Леди и джентльмены, – полился из динамиков смягченный голос Причера, – сейчас мы запустим сверхсветовой двигатель и отправимся в полет к окрестностям звезды Вега. – Пауза. – Для тех, у кого на Земле остались родные и близкие, сообщаю, что полет будет не настоящим, а сверхсветовой двигатель будет работать вхолостую.

Политики старательно заржали. Ведь полет к Веге потребовал бы нескольких месяцев.

– Инженерное отделение, включить сверхсветовой двигатель! – приказал капитан Причер.

– Есть, сэр. – ответил инженер. Его помощники уставились на дисплеи.

На капитанском мостике гардемарин занялся навигационной прокладкой, которую потом проверят старшие офицеры. Таково правило: не доверять компьютеру, проверять и перепроверять собственные расчеты.

– Расчеты выполнены, мэм, – послышался из динамика юный голос гардемарина.

– Расчеты проверены, капитан, – доложила вскоре пилот.

– А ты что скажешь, Харлан? – спросил Причер.

– Расчеты совпадают с моими, капитан, – доложил бортовой компьютер.

– Приготовиться к погружению!

– Но ведь сверхсветовой полет программой церемонии не предусмотрен, – забеспокоился мистер Франджи.

– К погружению готовы, капитан! – доложил инженер.

Перед нами на демонстрационном экране заплясали синусоиды N-волн, генерируемые сверхсветовым двигателем.

– Не волнуйтесь, это компьютерная симуляция, – успокаивал я замгенсека, – на самом деле сверхсветовой двигатель не работает.

– Это не симуляция, сэр, – возразил инженер, – двигатель действительно работает и генерирует настоящие N-волны.

– Настоящие?! – поразился я. – Вы шутите?

– Никаких шуток, капитан, сегодня мы показываем все настоящее, – без тени юмора ответил инженер.

– Отключите двигатель! – крикнул я. – Немедленно!

– Почему?

– Это опасно? – встревожился Франджи.

– Конечно, опасно! – бушевал я. – Рыбы чуют N-волны, летят к их источнику, как мотыльки на огонь!

– Двигатель будет работать всего несколько минут, сэр, – все также невозмутимо ответил инженер.

– Дайте мне микрофон, – потребовал я. Надо отговорить Причера! Срочно!

– Простите, сэр, но я не могу прерывать демонстрацию.

– Вы чем-то недовольны, Сифорт? – то ли с сарказмом, то ли с тревогой спросил Уиверн.

– Инженерное отделение! Прибавить мощности! – раздался из динамика приказ Причера. – Поддерживать генерацию десять минут.

– Есть, сэр, – ответил инженер в микрофон.

– Адам, присмотри за кадетами! – приказал я, протискиваясь сквозь толпу к выходу.

– Куда вы, капитан? – удивленно крикнул мне вслед сенатор Боланд.

– На мостик! – Я понесся по коридору, вверх по лестнице.

Меня подгоняли страшные воспоминания. Испорченный сверхсветовой двигатель «Дерзкого», а потом и намеренно испорченные мною двигатели трех кораблей на гигантской орбитальной станции Надежды притягивали несметные косяки рыб. «Дерзкого» спасло чудо, орбитальную станцию я взорвал, уничтожив вместе с нею сотни чудовищ. Но все это происходило за десятки световых лет от Земли.

«Веллингтон» приманивал рыб в Солнечную систему.

Наконец первый уровень, капитанский мостик. Я бешено замолотил кулаками в запертую металлическую дверь. И вот мне открыли.

– Капитан Сифорт! Разрешите войти?! – выпалил я.

– Входите, – разрешил Причер. Рядом с ним на столе с дисплеем сидел адмирал Дагани. – Что случилось?

– Вырубите двигатель! Быстро! Пока не налетели рыбы!

– Простите, сэр, это приказ? – флегматично спросил Причер, приподняв бровь. Черт возьми! Он старше меня!.

– Нет, сэр, конечно! Поймите, рыбы чуют N-волны! Сейчас налетят! – Как же его убедить? – Рыб особенно раздражают волны двигателя, работающего вхолостую.

– Слышал об этом, такие волны вы называете «кошачьим концертом», – не спеша, безмятежно разглагольствовал Причер. – Интересный термин, интересная концепция, но даже если ваша теория справедлива, я думаю, несколько минут излучения не повредят, чудища не успеют их почуять.

– Адмирал, ради Бога! – взмолился я. – Прикажите ему отключить двигатель! На борту штатские, мы не можем рисковать их жизнями!

– Сифорт, не драматизируйте так все, здесь не театр, – холодно произнес Дагани.

– Вы не были в бою, не представляете, что это такое!

– Не забывайтесь! – вскочил Дагани. – Держите себя в руках! Мы предлагали вам корабль! Почти упрашивали вас взять корабль! Но вы отказались! Мы отдали «Веллингтон» Причеру, он здесь командует!

– Поймите, сэр, мои амбиции и мои нервы здесь ни при чем! Помните мое предложение нашпиговать пространство вокруг Солнечной системы беспилотными кораблями с ядерными зарядами на борту? Их двигатели должны излучать точно такие же волны, которые сейчас генерирует двигатель «Веллингтона»!

– Точно такие же? Вы уверены?

– Не совсем такие же. Рыбы острее чувствуют искаженные, негармонические волны, но суть от этого не меняется…

– Меняется! – перебил меня Причер, – Наши волны строго синусоидальные! Взгляните на экран. Видите? Кроме того, Сифорт, не забывайте, что мы находимся в Солнечной системе, где рыб нет. Корабли отправляются к дальним планетам почти каждый день, почему же рыбы не слетаются на их волны?

– Ладно, сэр, вы тут главный, вам и решать, – обреченно согласился я, поняв, что им ничего не втолкуешь. – Извините за беспокойство.

– Гарри, а может, все-таки отключить двигатель? – неуверенно предложил Дагани.

– Уже недолго осталось, сэр, пусть гости увидят не симуляцию, а настоящую работу.

– Ладно, Гарри, ты командир корабля, тебе и решать, – сдался Дагани.

Причер тоже решил проявить великодушие.

– Инженерное отделение, приготовиться к всплытию, – приказал он в микрофон. – Кстати, капитан, лейтенант Сандерс говорит, что училась с вами.

– Арлина? – Только теперь я обратил внимание на женщину-лейтенанта в кресле справа от Причера.

– Так точно, сэр.

– Лейтенант, проводите капитана Сифорта в гостиную, – попросил ее Пример.

– Есть, сэр.

Козырнув Примеру и Дагани, я вышел с Арлиной в коридор.

– Рада вас видеть, сэр, – обворожительно улыбнулась она.

– Арлина… Как давно мы не виделись! Расскажи о себе. Как ты жила?

– У меня все нормально. Правда, мне долго не удавалось выбиться в лейтенанты.

Я осмотрелся – в коридоре никого не было – и взял ее за руку. Арлина нисколько не возражала. Наши лица сблизились, меня окатила волна свежего запаха ее волос. Столько лет прошло, а Арлина все такая же юная…

– Пополудни будет проверка по полной программе! – гремел сержант Свопе. Возможно, проверку проведет сам начальник Академии. Чтобы все было по высшему классу! Поняли?!

– Так точно, сэр! – ответили мы дружным хором.

Я особо не волновался. Мы уже были закаленными кадетами, второкурсниками, искушенными в хитростях казарменного быта. Мы уже знали, как изображать полный порядок. Гораздо больше меня волновало другое – поговаривали, будто сотне кадетов скоро присвоят вожделенное звание гардемарина. В глубине души я надеялся, что окажусь в их числе, хотя умом понимал, насколько это маловероятно. Еще после присяги нас предупреждали, что при плохой успеваемости кадет может ждать гардемаринского звания все пять лет первого срока службы. Ходили слухи, будто некоторые так и не становились гардемаринами, хотя никто таких кадетов ни разу в жизни не видел.

Сержант ушел, и мы принялись за работу: мыли, чистили, стирали, гладили. Короче, приводили себя и казарму в полный порядок. Капрал Толливер расхаживал с важным видом, отдавая направо и налево придурковатые приказы.

Я чистил до зеркального блеска ботинки – свои и Арлины, – а она аккуратно стелила кровати – свою и мою. В обычные дни такого «разделения труда» у нас не было, но проверка – дело особое.

Казарма суетилась и шустрила несколько часов. Наконец все было готово. Я еще раз осмотрел свою униформу, поправил прическу.

– Идут! – крикнул Робби Ровер, дежуривший у двери.

– Становись! – завопил Толливер. Мы выстроились у кроватей в шеренги. Первым в казарму вошел сержант Свопе.

– СМИРНО! – рявкнул Толливер.

Мы замерли, выпучив глаза прямо перед собой. За Свопсом вошел сам начальник Академии Керси. Боже, спаси и сохрани!

Керси осматривал буквально все, дотошно проверял каждую мелочь, кроме сортира – оттуда он выскочил удивительно быстро.

– Хорошо, мистер Свопе, замечаний нет, – заключил он.

– Спасибо, сэр.

Керси направился к выходу, но задержался и объявил:

– Список кадетов, удостоенных звания гардемарина, будет вывешен сегодня вечером в коридоре за час до отбоя.

Он вышел, а мы молчали еще целых полминуты. Гробовая тишина взорвалась восторженными воплями. Робби ткнул меня кулаком в плечо, слегка пихнул Арлину.

– Сегодня! – орал он. – Кто-то из нас!

– Несбыточные надежды, – съязвил Толливер.

Остаток дня прошел в мучительном ожидании. На занятиях по навигации я предавался мечтам, за что схлопотал замечание от Ривса. Пришлось выбросить из головы сладкие грезы и заставить себя сосредоточиться. Пока список не вывешен, возможно всякое.

Так же мучительно прошел ужин. Не помню даже, съел ли я что-нибудь. То ли пил молоко, то ли жевал салфетку… Рассеянность и не до того доведет!

Сержант Свопе делал вид, что не замечает нашего странного поведения. Доновер опрокинул на себя чашку кофе, а Робби Ровер, вылезая из-за стола, уронил стул.

– Как думаешь, вывесили уже список? – томно поинтересовалась Арлина по пути из столовой.

– Керси сказал, что список вывесят перед отбоем. Осталось часа полтора.

– Слышала, не глухая! – вдруг вспылила она.

– Болван ты, Сифорт! – подзуживал Толливер. – Она же флиртует с тобой!

– Заткнись! – Я схватил его за грудки. Кровать Арлины стояла рядом с моей, мы были с ней как брат и сестра, поэтому мысль об интимной близости с ней не укладывалась у меня в голове. Как я могу трахать ее?! Мы же просто товарищи!

– Дурак ты, Толливер! – поддержал меня Робби.

– Ладно, парни, полегче, я ж пошутил. Отпусти, пока не увидел сержант.

Капралы всегда зверствовали в казармах, это считалось обычным делом, но Толливер резко отличался в худшую сторону, и его все ненавидели.

После ужина, как всегда, мы начали делать домашнее задание. Сержант в это время нас не беспокоил, кадеты устраивались на койках в разнообразных позах. Я предпочитал лежать на боку, держа перед собой компьютер, как книгу. Некоторые сидели, скрестив ноги, а кто-то лежал на полу. Так, например, делал Робби, задрав ноги на койку.

В казарме стояла тишина, но я подозревал, что кадеты поглощены не столько уроками, сколько мечтами и ожиданием. Мне тоже не лезли в голову формулы. Через полчаса я выключил компьютер.

Конечно, меня в списке не будет, ведь на экзаменах я показал не лучший результат. Значит, придется еще несколько месяцев кадетствовать. Некоторые мои товарищи станут гардемаринами и уйдут, их место в казарме займут незнакомые мне кадеты. Возможно, меня переведут в другую казарму к другому сержанту.

Наконец раздался звонок. Начался «свободный час». Некоторые ринулись в коридор, некоторые держались солиднее, шли туда не спеша, а я лежал, подавленный невеселой перспективой. Куда торопиться? Все равно меня нет в чертовом списке.

– Вставай, Никки.

– Не хочу, – буркнул я. Арлина села ко мне на кровать.

– Пошли вместе, Никки, я боюсь одна.

– Боишься? – фыркнул я. – Ладно, пошли.

Мы вышли в коридор. Вокруг списка толпились кадеты. Кто-то ревел, многие ликовали. Работая локтями, я медленно пробивался к цели.

– Прекратить толкучку! Всем встать в очередь! – раздался голос гардемарина Торна.

Кадеты притихли, выстроились в очередь. Толливер оказался на несколько человек впереди нас с Арлиной. Обнаружив свою фамилию, он лихо снял фуражку и швырнул ее в дальнюю стену.

– Есть! Я уже не кадет! Понял, Сифорт?! – Радость сделала его улыбку почти человечной.

– Поздравляю, – равнодушно сказала Арлина.

Толливер бросился за фуражкой, снова запустил ее по коридору. Она пролетела в сантиметре от носа Торна, но тот лишь усмехнулся:

– Погоди, Толливер, тебе еще придется выдержать Последнюю Ночь.

– Выдержу, сэр! – крикнул он, словно традиционные муки Последней Ночи его совсем не волновали.

Робби Ровер снова и снова пробегал взглядом весь список. Увы! Его фамилии не было. У бедняги дрожали губы. Несколько секунд он мужественно сдерживался, но всему есть предел. Горечь вырвалась наружу. Робби утер рукавом слезы.

– Ничего, Робби, будем кадетами вместе, – утешал его я.

– Может, еще не все потеряно? Может, еще станем гардемаринами? – хныкал он.

– Держись, – похлопала его по плечу Арлина. – Керси просто старый осел, все знают это.

Боже Праведный! Я ткнул ее под ребра. Не дай Бог, кто услышит…

– Спасибо. – Робби помчался в казарму, чуть не сбил с ног гардемарина Дженкса, пришедшего поглазеть на трагикомедию.

Настала очередь Арлины. Она повела по списку пальцем, замерла на фамилии Сандерс. Не помня себя от радости, я обнял ее, закружил в диком танце.

– Ох, Никки, а я так боялась, – постанывала она.

– Хватит беситься! – прикрикнули на меня из очереди.

– Посмотри, Никки, может быть, ты тоже там есть, – упрашивала Арлина.

– Нет меня там, что толку смотреть? – Все-таки я бросил ленивый взгляд на список. Что это?! Неужели? Моя фамилия? – Боже мой! Так не бывает! – Я протер глаза, снова глянул. Точно, ошибки нет. «Сифорт, Николас Э.» Чудеса в решете! – Кажется, я стал гардемарином, – тупо пролепетал я.

Онемев от такой «нелепости», я пошел по коридору, ничего не видя перед собой. Гард Дженкс подставил мне подножку, и я растянулся бы, не поймай меня вовремя другой гард. Это был Джефф Торн.

Добравшись до койки, я плюхнулся на спину, поднял над собой руку, уставился на серую материю рукава. Кадетский цвет. Скоро будет синий гардемаринский. Я гард? Странно все это…

– Арлина! Когда церемония?

– Завтра в полдень.

– Не верится.

– Ночью поверится.

Последняя Ночь! К издевательствам кадетам не привыкать, над ними издеваются все кому не лень, но в Последнюю Ночь пытки особенно жестоки. Такова традиция. Ну да черт с ней! Главное – завтра я стану гардемарином.

Из нашей казармы в списках оказалось девять кадетов. Наша радость скоро сменилась подавленностью. Скоро придется расстаться с товарищами, друзьями… Что мы получим взамен? Старый друг лучше новых двух. Лучше б меня не было в том списке.

Они пришли после отбоя.

Шайка гардемаринов во главе с Дженксом хищно рыскала по казарме, шарила по нашим лицам яркими пятнами фонарей, выискивая тех, кому завтра предстояло получить офицерское звание. Вначале они выдернули из постели Рестона и Лорка, вывели их в коридор. Мы, затаив дыхание, вслушивались в тишину. Временами как будто слышались стоны и плач. Прошел час, я задремал.

Дико завизжала Арлина. Я вскочил. Она яростно трепыхалась, пытаясь высвободиться из простыней, напичканных льдом. Вскоре осколки льда разлетелись по всей казарме. Ухмыляющийся гардемарин пощупал ее мокрую майку.

– Ублюдки! – взревел я, мгновенно спрыгнул на пол и начал расшвыривать гардемаринов. – Скоты!

Меня тут же скрутили, заломили за спину руки. Извернувшись, я пнул Дженкса ногой.

– Ах, ты еще сопротивляешься?! – Дженкс надел мне на голову ведро. – Ну, вякни еще что-нибудь! Бешено извиваясь, я сбросил ведро.

– Придется поучить этого лопуха скромности. Тащите его в клозет! – приказал Дженкс.

– Не зверствуйте, ребята, – робко подал голос какой-то кадет.

– Кто квакнул?! А ну-ка, пожалуйста, повторить! – Дженкс провел лучом фонаря по койкам. Кадеты забились под одеяла, как мыши в норы, не смея пикнуть.

Двое крепких гардемаринов поволокли меня в туалет. Как я ни извивался, вырваться не мог. Меня подвели к раковине умывальника.

– Капрал Толливер, сюда! – приказал Дженкс. Через две секунды в туалет вбежал Толливер в трусах и майке.

– Да, сэр?

– Смотри, салага, как учат хорошим манерам. А вы, жлобы, держите крошку Никки покрепче. – Дженкс открыл кран до упора, заткнул мне рот мылом, а отверстие раковины – пробкой. – Сифорт, гардемарин должен быть вежливым, скромным, слушаться старших. Сейчас мы тебя маленько поучим хорошим манерам.

Раковина наполнилась холодной водой. Мучители начали окунать туда мою голову, крепко придерживая за волосы. Чем больше я брыкался, чем дольше меня держали харей в воде. Наконец я понял, что лучше не рыпаться, и затих. Погружения стали менее продолжительными.

В туалет вошли еще двое с бутылкой горячей воды. Дженкс что-то шепнул им, показывая на капрала-кадета, и они поволокли Толливера к унитазу.

Мне снова пригнули голову ко дну раковины. Я задыхался, давился мылом, пытался выплюнуть его, но рот был крепко зажат гардемаринскими ладонями. А сзади из кабинки доносились дикие вопли Толливера.

Новая униформа показалась мне странной и неудобной, хотя от кадетской отличалась лишь цветом и формой воротника. Разумеется, нас сразу перевели в другую казарму. Гардемарины не должны спать в одном помещении с кадетами. Наши вчерашние друзья, оставшиеся в кадетах, с чувством собственного достоинства отдавали нам честь, а мы козыряли им в ответ немного смущенно.

Немногие из новоиспеченных гардемаринов остались в Академии, большинство распределялось по кораблям и военным базам. Каждый ждал своего направления и отбытия к месту службы с трепетом. Шли дни, наши ряды таяли. Мы с Арлиной получили свои направления в числе последних.

В один из этих дней ко мне в казарму пришел Джефф Торн.

– Выдержал Последнюю Ночь? – спросил он.

– С трудом. – Мне все еще мерещился вкус мыла во рту.

– Извини, я ничего не мог сделать. Дженкс, этот придурок, старше меня.

– Ничего, все обошлось, сэр.

– Не сэр, а Джефф. Не забывай, что ты уже гардемарин.

– Конечно, сэ… э… Как-то трудно привыкнуть. – Я изобразил застенчивую улыбку.

– Помню, у меня так же было. – Джефф протянул мне руку, мы обменялись рукопожатиями. – Завтра улетаю, меня направили на корабль «Таргон». Вот я и пришел пожелать тебе удачи. И вам, Сандерс.

Арлина и в новой казарме спала на соседней койке.

– Спасибо. Я…. – Поколебавшись, я выпалил:

– Мне будет не хватать вас, мистер Торн.

– Маловато мы сделали, не успели отключить гравитроны, – с напускной серьезностью сказал Джефф.

– Этого пока никому не удавалось, – ухмыльнулся я.

– Прости за все. – Джефф хлопнул меня по плечу и ушел.

А через два дня распределили и нас с Арлиной. Меня направили на корабль «Хельсинки», а ее – на «Свободу». После четырехдневного отпуска в Лунаполисе нам предстояло явиться на орбитальную станцию «Порт Земли», где после дальних полетов отдыхали наши корабли.

Отпуск казался чем-то непостижимым. Ничего не делать? Заниматься чем хочешь? И это после жизни, расписанной по минутам? После двух лет под постоянным присмотром, когда нас всех вместе гоняли в столовую, на стадион, в парикмахерскую, в душ? Мы с Арлиной таращились друг на друга, как идиоты. Неужели мы заслужили отпуск?

Вместе с гардемаринским званием мы получили статус совершеннолетних. Штатские в нашем возрасте все еще обязаны слушаться родителей, лишены тех удовольствий и развлечений, на которые имеют право взрослые, а мы, гардемарины, независимо от возраста имеем право пить спиртное, управлять автомобилем и прочее, и тому подобное.

Пьянящие перспективы кружили нам головы. Мы напрягали фантазию, строили грандиозные планы.

Не знаю, что чувствовали другие гардемарины, а у меня комок в горле стоял, когда я смотрел через иллюминатор шаттла на купола Академии в Фарсайде. В этот момент я любил всех-всех, даже сержанта Свопса. Хотя, нет, не всех… За что любить Дженкса?

В Лунаполисе можно было остановиться в недорогой гостинице, многие из гардемаринов так и делали, но мы с Арлиной поселились в офицерском общежитии, чтобы сэкономить деньги на развлечения и музеи. Со дня присвоения нам гардемаринского звания мы начали получать жалование, но накоплений у нас почти не было. Надо было как-то дотянуть до аванса.

Мне казалось, что бродить по Лунаполису, осматривая достопримечательности и музеи, можно неделю, но я все обошел в первый же день. Большинство экспонатов в Музее космонавтики оказались копиями того, что я видел в музее Академии. Гораздо интереснее мне показалось первое построенное на Луне подземное жилое сооружение, названное за тесноту «кроличьим садком». Удивительно, как люди могли жить в таких условиях?

Второй день я провел в баре, а вторую ночь – в туалете над унитазом, выворачиваясь наизнанку. Наблевался я тогда от души. Третий день я провел с жуткой головной болью и чувством глубокого раскаяния. Оно погнало меня вечером в церковь, и я долго замаливал свои грехи и проклинал свою глупость.

И вот настал четвертый, последний день отпуска. Набравшись наглости, собравшись с духом, я поплелся знакомиться с сомнительными местечками города.

Как и в любом другом городе, в Лунаполисе есть районы, изобилующие злачными местами. Один из них называется Старым Лунаполисом. Разнообразные кафешки, бары, рестораны и прочие невинные на первый взгляд заведения предлагают широчайший выбор всех плотских утех, о некоторых из них я, пылкий юноша, грезил во тьме ночной, а о некоторых не осмеливался даже помыслить.

Я испуганно шарахался от зазывных вывесок и невольно вспоминал страшную лекцию врача-венеролога, сопровождавшуюся соответствующим фильмом ужасов. Наконец я забрел в какое-то кафе, показавшееся мне самым дешевым, и заказал ужин. Поскольку в спиртных напитках я совсем не разбирался, то смело согласился на услужливо предложенное официанткой вино. Оно оказалось мутной жидкостью неопределенного цвета, да еще с омерзительным запахом, но я глотал ее мужественно, как и положено настоящему офицеру. Вскоре у моего столика как бы случайно остановилась проходившая мимо еще вполне молодая женщина, непринужденно заговорила со мной, села напротив. Познакомились. Она назвалась Линеттой.

После ужина по ее предложению мы пошли прогуляться вместе. Из книг я имел некоторое представление о женщинах, торгующих телом, и не сомневался, что встретил одну из них, поэтому с напряжением ждал, когда же она предложит свои услуги за деньги. Конечно, я собирался с негодованием отказаться. Но, к моему удивлению, денег она не требовала и вела себя очень мило. Очень скоро эта прелестница взяла меня за руку и ласково прошептала в ухо о своем желании. Я смотрел на нее, не веря своим глазам. Неужели я так ей понравился? А может быть, она влюбилась в меня? Почему бы и нет?

Я повел ее в гостиницу, лихо заплатил за номер большую часть оставшихся у меня денег.

– Никки, наконец-то мы с тобою наедине! – возбужденно воскликнула Линетта. – Какое блаженство!

Она мягко подтолкнула меня в кресло, устроилась у меня на коленях, начались поцелуи, ласки. Я смущался своей неопытности, но она нежно направляла мои руки в свои интимные места, и вскоре я почувствовал себя увереннее. Возбуждение нарастало.

По ее команде я разделся, делая вид, будто это мне не впервой, с вожделением поглядывая на обольстительно раздевающуюся Линетту. Ее соски прижались к моей безволосой груди.

Вскоре мы лежали в постели. Мои фантазии разгорались, но робкие попытки овладеть Линеттой почему-то не удавались. Она крутилась и извивалась, но как-то невпопад, не так, как мне хотелось; прижималась, но тоже как-то не так, вызывая досаду. Возбуждение медленно пропадало, я начал спешить, но она не давалась; вернее, вроде бы давалась, но неудобно. Я ничего не понимал. Что происходит? Как это должно происходить? Может быть, все дело во мне? Может быть, я никчемный мужчина? Да, наверно. Как стыдно!

Отчаявшись, я неподвижно лежал, проклиная свою неопытность. Желания не было, остался лишь стыд. Линетта снова начала меня возбуждать. У меня появился проблеск надежды. Может, еще получится? Я напрягал фантазию, пытаясь воспламенить увядшую страсть, но пальцы Линетты действовали у меня между ног так грубо, так неприятно, что желание не разгоралось, а вскоре исчезло совсем.

– Разве ты мужчина? – едко стыдила меня Линетта, жестко работая пальцами. – Почему ты не возбуждаешься?

– Не знаю… Не надо! Хватит! – Я резко убрал ее руку, причинявшую одну только боль.

– Знала бы, что ты такой хлюпик, не стала бы связываться! Сколько тебе лет, щенок? Тринадцать?

Хлюпик! Не мужчина! Я отвернулся. Какой кошмар! Первая в жизни женщина… Не смог… Позор!

– Все хорошо, дорогой, – перешла на ласковый тон Линетта, ласково поглаживая мое вздрагивающее от всхлипов тело. – Все хорошо, не плачь. Получится, вот увидишь.

Я благодарно повернулся к ее объятьям. Несколько минут она была очень нежна, я воспрял духом, но тут она поцеловала меня слишком сильно, больно куснула губу. Я вскрикнул, желание снова пропало. Набравшись терпения, я начал ласкать ее грудь, но Линетта почему-то замерла, как бревно. Я пробовал и так и сяк, а она была холодна, как труп. О возбуждении не могло быть и речи.

Наконец я понял, что все бесполезно. Может быть, у нас с ней несовместимость? Пора уходить. Я встал.

– Смыться решил? – сварливо спросила она.

– Почему смыться? Просто уйти.

– Ты говорил, твой папаша живет в Уэльсе? – Она села, пронзила меня злобным взглядом. – Как ты думаешь, что он скажет, если узнает, как ты со мной поступил?

Хорошего не скажет, это уж точно. Я спешно одевался.

– Он скажет, что ты не мужчина! Не можешь справиться с отдавшейся тебе женщиной! – беззастенчиво верещала она.

– Что тебе от меня надо?

– Ничего! Ничего ты не можешь дать женщине. Попробуй с мужчиной, а!

Такого оскорбления вынести я не мог, в ярости я замахнулся на нее ладонью, но Линетта вовремя отшатнулась. Пощечины не получилось, а жаль.

– Беги домой, мальчик, займись онанизмом, это тебе в самый раз! – презрительно голосила она.

Я быстренько напялил китель, галстук, выбежал в коридор, а вслед мне неслись ее визги:

– Урод! Гермафродит! Может, у тебя в жопе влагалище? Гомик! Педераст! Ничтожество!

Боже мой! Неужели она права?! Я стремглав выскочил на улицу, как из пристанища сатаны.

До офицерского общежития я добрался через несколько часов после хаотичных блужданий, пряча от прохожих глаза – не дай Бог догадаются, какое я ничтожество. Наконец, я уединился в своей комнатушке, стянул с себя пропитанную потом одежду и упал без сил на кровать, но тут же вскочил, полез в душ, ожесточенно смывал с себя грязь чудовищной женщины. Почему она так обошлась со мной? За что мне такое наказание?

Долгие минуты под целительными струями теплой воды немного облегчили душевную боль, ослабили нервное напряжение. Я вытерся насухо, обмотался полотенцем вместо трусов, лег на кровать. Как жить? Жениться мне, конечно, нельзя, до конца дней своих останусь холостяком. Отдам все силы службе. Завтра вольюсь в экипаж «Хельсинки», корабельная жизнь с ее многочисленными заботами и обязанностями поможет забыть о женщинах.

Спать не хотелось, я решил молиться до утра. Может быть, Господь услышит меня, умиротворит истерзанную душу?

Кто-то постучался в дверь, но я не открывал. Началась новая жизнь, отныне я буду нелюдим, чтоб никто не догадался о моем пороке.

Стук в дверь усиливался.

– Никки! Открой! Это я.

Черт бы тебя побрал, Арлина! Как не вовремя ты пришла!

Я зарылся в подушку. Побарабанив в дверь, Арлина ушла. Я остался наедине с тяжкими воспоминаниями о Линетте. Как приговор, в ушах звенели ее слова: «Онанист! Гомик. Попробуй с мужчинами!» Я достал из сумки Библию, листал знакомые страницы. Прости, отец. Я никчемный, презренный, глупый.

Сын мой! Храни заповедь отца твоего… ибо заповедь – светильник… чтобы остерегать тебя от негодной женщины, от льстивого языка чужой…

Пожалуйста, Господи. Каюсь. Сделай так, чтоб я забыл весь этот ужас.

Потому что из-за жены блудной обнищевают до куска хлеба.

Я закрыл Библию. До куска хлеба. Ради похоти я отдал почти все деньги.

Снова стук в дверь.

– Никки!

Я тяжко вздохнул. Арлина стучалась несколько минут, пока я не ответил:

– Не сейчас, Арлина.

– Я на минутку!

Тихо ругаясь, я открыл дверь.

– Что надо?

– Забавная униформа. – Источая запах вина, Арлина с ухмылкой смотрела на полотенце, обмотанное вокруг моих чресел. Глаза ее возбужденно блестели. – Болит голова?

– Ради Бога, Арлина! Быстрей говори, зачем пришла, и уходи!

– Придурок! Я пришла попрощаться. Что вылупился? Ну, прибалдела от вина. Скидывай полотенце!

– Глупая сука!

Она влепила мне звонкую пощечину.

– Дурак ты, Никки! Козел! Ненавижу! – Арлина гордо удалилась.

Я расхаживал по комнате, потирая горящее лицо, проклиная всех баб. Почему они меня оскорбляют? Со злости я отфутболил оказавшийся на пути стул, чуть не сломав на ноге пальцы, бросился на кровать, выключил свет. Болело все: и лицо, и нога, и душа. Какой я несчастный, оскорбленный, униженный!

Казалось, прошли недели. Я встал, включил свет. Но я провалялся всего лишь час.

Черт бы тебя побрал, Арлина! Даже ты оскорбила меня! А может быть, я сам виноват? Не мудрено потерять голову в самый горький день своей жизни.

Нет, самый горький день не сегодня. Это было тогда на стадионе, когда я долго-долго стоял на коленях на холодной траве подле трупа друга.

– Ой, Никки, какой ты мужественный!

– Заткнись, Джейсон, ты мертв. Конечно, мне не хватает тебя, но лучше не приставай ко мне.

– Ладно. – Образ Джейсона растворился.

– Нет, Джейсон! Не уходи! Тишина.

– Прости, я не хотел обидеть.

– Ты кому говоришь? Ей или мне?

– Тебе. Нет, ей. Вернее, обоим. Тишина.

Я оделся, вышел в коридор. В какой комнате живет Арлина? Забыл! Что за жизнь! Сплошные сложности!

Пришлось спуститься к вахтеру, долго втолковывать ему, зачем мне нужно зайти к гардемарину Сандерс. Наконец, вахтер соизволил назвать номер, и я потащился по другой лестнице вверх. Конечно, сам виноват, я первый ее оскорбил. Надо извиниться.

– Арлина! – Я долго стучал, но за дверью не слышалось ни шороха. – Арлина, прости меня! Я и в самом деле дурак! – Что я плету? Совсем одурел!

Я поплелся обратно, ничего не видя перед собой, и вдруг на кого-то наткнулся.

– Простите… Арлина?!

– А я опять ходила к тебе.

– Арлина, я хочу извиниться. Прости меня, дурака, я… Я не хотел оскорбить тебя, это само вырвалось.

– И ты меня прости, сама не знаю, что на меня нашло. Прости за все… В казарме я бывала грубой, но это внешнее. На самом деле я совсем другая. Мне так одиноко. Никки, почему ты отворачиваешься? Почему у тебя такой взгляд? Что с тобой?!

– Ничего, – буркнул я.

– Никки, да что с тобой?! – Она обняла меня.

– У меня такое несчастье… – Как я был ей благодарен! Но слов не находилось. Разве можно такое высказать?

– Расскажи, что случилось.

Описывать свой позор? Только не это! Может быть, рассказать не все? Может быть, лишь намекнуть?

– Ладно… Но не здесь.

Мы пошли в мою комнату. Арлина уселась на кровати, скрестив ноги, как она любила сидеть в Фарсайде, и приказала:

– Выкладывай.

Я начал издалека, со случайного знакомства в кафешке. Невнятно, сбивчиво, путано я выдавливал из себя ужасающие подробности. Исповедавшись, я зажмурился, не в силах смотреть Арлине в глаза. Что она обо мне подумает? Презрительно рассмеется или все-таки пожалеет, утешит?

– Ты можешь ее найти? – жестко спросила она.

– Зачем?

– Убью ее!

Не ослышался ли я? Нет. Такого свирепого лица у Арлины я ни разу не видел. Пожалуй, и вправду убьет.

– Арлина, не трогай ее. Я получил то, что заслужил.

– Совсем сдурел, что ли?! Она же нарочно тебя продинамила! Не слышал о таких? Они называют себя молестерами, это вид сексуального извращения. Среди молестеров есть и мужики, они ищут для забавы неопытных девочек, а бабы динамят неопытных мальчишек вроде тебя. Так молестеры ловят кайф.

– Откуда ты знаешь?!

– Гардемарины рассказывали. – Арлина зарделась. – И не только рассказывали. Иногда они так издеваются над кадетками. Самое что ни на есть зверство, хуже не придумаешь. Та сука хотела закомплексовать тебя на всю жизнь.

– Это ей удалось, – прошептал я.

– До нее ты с кем-нибудь трахался?

– Арлина!

– Отвечай! Что тут стыдного? Я могу сказать: за прошедший год я трахалась всего два раза. С второкурсниками.

– Боже мой на небесах!

– Дурное дело не хитрое. – Она потрогала мой лоб. – Господи! Ник! У тебя жар!

Я долго молчал, собираясь с духом, и наконец прошептал, глядя в сторону:

– До нее ни с кем не… – Мои щеки пылали стыдом.

– У нас мало времени. – Арлина глянула на часы. – Через шесть часов я должна быть на корабле.

– Иди к себе, успеешь немного поспать.

– Ты что, не понял? – Она начала раздеваться.

– Ты что делаешь?!

– Раздеваюсь. Лучше, если я разденусь сама.

– Не надо! – возопил я. – Не получится! Не смогу! Тем более с тобой.

– Чем я хуже других?

– Ты же соседка! Ты стала мне как сестра. Два года на соседних койках….

– Какая я тебе, к черту, сестра?! И не соседка! Мы расстаемся! Завтра я улечу на «Свободу», а ты на «Хельсинки»!

Она сняла трусики. Я заревел.

– Арлина, я не смогу… Не мучай меня, умоляю…

– Хорошо, мы просто поговорим, Никки. – Она прижалась щекою к моей груди. – Я так одинока, не прогоняй меня.

– Ладно. – Пришлось терпеть, чтоб не обидеть ее опять.

Вскоре мы вместе забрались под одеяло, я выключил свет. Ничего, пусть лежит рядом, тесновато, конечно, но одну ночь как-нибудь вытерплю.

– Бедный Робби… Он так хотел стать гардемарином, – шептала Арлина.

– Ничего, скоро станет.

– Конечно, станет. Знаешь, он плакал после отбоя.

– Я тоже слышал.

– Обними меня, Никки.

Прошел час. Пригревшись под боком подруги, я задремал. А проснулся от…

– Арлина, что ты делаешь?

– Тесс! Молчи. – Она сидела на мне верхом, грациозно двигаясь. – Ты великолепен, Никки. Особенно в этой позе. Завидую женщинам, которые у тебя будут.

– Ох, Арлина, это не сон? – Меня захлестывала теплая волна.

– Никки, кажется, я влюбилась в тебя.

Наши губы встретились. Я впивался ей в рот, лобзал все уголки ее тела. В ту незабываемую ночь Арлина подарила мне уверенность. Я снова чувствовал себя настоящим мужчиной.

– Быстро же вы стали капитаном, сэр, – улыбалась Арлина, трогая мои капитанские погоны.

– Не верь журналистам. Все было не так.

– Догадываюсь. По твоим глазам видно. – Вдруг вспомнив, что мы на капитанском мостике не одни, Арлина отступила на шаг.

– Со мной все в порядке, – грубовато буркнул я. – Лучше расскажи о себе.

Мы вышли, направились на третий уровень.

– Меня швыряли по всем кораблям, по всему флоту, – со смехом рассказывала она. – Вначале «Свобода», потом «Боливар», Адмиралтейство.

– Когда тебе присвоили звание лейтенанта?

– Четыре года тому назад. Счастливая случайность. Если б капитан Ворхес… Взвыла сирена.

– ТРЕВОГА! ВСЕМ ЗАНЯТЬ БОЕВЫЕ ПОСТЫ! – гремел из динамиков голос Причера.

– Что на него сегодня нашло!? – воскликнула Арлина. – Сколько можно?!

– Выпендривается перед начальством.

– Тревога! Это не учения! Боевая тревога! – В голосе капитана Причера звучали трагические нотки.

– Господи! – Арлина метнулась назад к капитанскому мостику. Я побежал за ней.

Мы влетели на капитанский мостик почти одновременно. В следующее мгновение массивная дверь закрылась, как и положено по уставу. Капитан Пример, адмирал Дагани, Арлина и я… А где же дежурный гардемарин?

– Три рыбы! – стонал Причер, показывая на экран. – В учебных фильмах таких огромных не было. Из динамика неслись доклады:

– Лазерное отделение готово, сэр!

– Инженерное отделение готово, сэр!

– Гарри, погружайся! – паниковал Дагани за спиной Причера, вцепившись в спинку его кресла. – Куда-нибудь! От этих тварей!

– Откуда они, проклятые, взялись? – бубнил Причер, уставившись на экран. Адмирала он как будто не слышал.

– Отделение гидропоники готово, сэр!

– Расстояние до ближайшей цели сто метров, до следующей пятьсот метров, – доложила Арлина.

– Гарри! – орал Дагани.

– Отвали! – отмахнулся Пример. – Заткнись! Не мешай думать!

Ошалевший адмирал прикусил язык.

Я завороженно смотрел на экран. Первая рыба приблизилась к кораблю почти вплотную, начала тянуть к корпусу щупалец.

– До третьей рыбы три километра, – докладывала Арлина. – Капитан, пора открывать огонь.

– Гарри! – не выдержал Дагани. – Прикажи открыть огонь!

Я бросил взгляд на индикаторы. Лазеры все еще были на предохранителях. Снять их имеет право лишь капитан. Бледный Причер обеими руками вцепился в подлокотники. Я подошел, заглянул ему в глаза – они были остекленевшие.

– Капитан Причер, возьмите себя в руки, – мягко сказал я. – Защищайте свой корабль! Он молчал.

– Мистер Причер! Пожалуйста!

– Чудища, – шептал Причер.

– Капитан, позвольте мне снять лазеры с предохранителей.

– Гарри! Прикажи им нырнуть! – вопил Дагани.

– Отставить! – рявкнул я. – В бортовой компьютер заложены координаты Веги! На ввод новых координат и расчеты понадобится время. Кроме того, корабль находится слишком близко от Земли, поэтому погружение в сверхсветовой режим опасно.

– Еще две цели на расстоянии шести километров, – доложил бортовой компьютер Харлан.

Причер сидел мертвенно-бледный, что-то едва слышно шептал. Я наклонился, прислушался.

– … как же так… как же так…

– Отстрани его! – крикнул я Арлине. – я не член экипажа, не имею права.

– А если меня повесят, Ник?

– Здесь адмирал! Спроси у него! Щупалец рыбы рос, шевелился у самого корпуса корабля, грозя проплавить броню насквозь.

– Гарри! Ныряй! – хрипло орал Дагани.

– Адмирал, примите командование кораблем на себя, – предложил я.

– Что?

– Командуйте кораблем!

– Я же… Как же так… Я не служил на кораблях несколько лет, все забыл.

– Тогда заткнитесь! – перегнулся я через оцепеневшего Причера к пульту управления и снял лазеры с предохранителей. Формально, по букве устава, это был бунт.

Кораблем должен управлять только капитан. Этот древний закон прошел сквозь века и закреплен в современном уставе. Противодействие воле капитана является бунтом и жестоко карается, вплоть до смертной казни. Ведь капитан является представителем самого Господа Бога.

Ибо нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению; а противящиеся сами навлекут на себя осуждение.

Однажды я уже навлек на свою голову проклятье Господне. Теперь я буду проклят дважды.

– Говорит капитан Николас Сифорт! – объявил я в микрофон по внутренней связи. – Я передаю приказы капитана Причера. – Иначе экипаж может не подчиниться. – Лазерное отделение, огонь! Дежурный гардемарин, живо на капитанский мостик! Пилот тоже! Инженерное отделение, приготовиться к маневрам!

– Одну гадину кокнули! – доложили из лазерного отделения.

На экране вспоротая лазерами рыба билась в агонии, извергая из дыр протоплазму. Щупалец болтался, как плеть.

– Ник, ты уверен, что… – замямлил Дагани и заткнулся.

– Докладывает инженерное отделение. Капитан Причер, замгенсек Франджи спрашивает, кто в действительности командует кораблем и скоро ли мы погрузимся, чтоб уйти от чудищ?

– У нас нет времени болтать со штатскими! – отрезал я. – Пункт связи, передайте в оперативный отдел штаба Адмиралтейства следующий текст: «Веллингтон» атакован рыбами, наши координаты… Координаты знаете?

– Да, сэр.

– Вот и впишите их в текст.

– Докладывает лазерное отделение, сэр. Раненая рыба нырнула!

В дверь мостика забарабанили. Маленький дисплей, связанный с видеокамерой за дверью, изображал тревожную физиономию гардемарина. Я нажал кнопку, щелкнул замок.

– Гардемарин Ривс по вашему приказанию прибыл, сэр!

– Пункт связи! Передайте в Адмиралтейство: на нас нападают пять рыб, одна убита.

– Еще одна рыба на расстоянии семидесяти метров! – доложил компьютер.

– Сэр, – обратился гардемарин Ривс к Причеру, – простите, но после сигнала тревоги закрылись коридорные двери, и я оказался…

– Не стоит спешить, мистер Ривс, – вдруг забормотал Причер. – А что с мистером Франджи? Он готов принять наш корабль? Надо бы продолжить церемонию. – Из раскрытого рта Причера по подбородку текли слюни.

На быструю помощь надеяться не приходилось, боевых кораблей поблизости не было.

– Харлан, огонь по рыбам! – приказал я.

– Простите, мистер Сифорт, но командиром корабля является капитан Причер, – спокойно ответил компьютер.

– Послушай, компьютер…

– Я разберусь с ним! – остановила меня Арлина. – Харлан, я, лейтенант Арлина Сандерс, приказываю тебе подчиняться всем приказам…

– Арлина! Стоп!

– … капитана Сифорта.

Теперь она стала соучастником моего мятежа! Ее повесят рядом со мной. Ладно, сейчас не время думать об этом.

– Арлина, рассчитай погружение!

– Куда полетим, сэр?

Какая разница? Лишь бы спастись от рыб.

– Куда-нибудь в сторону от Земли! Гардемарин, помоги ей с расчетами!

– Есть, сэр. А что с капитаном Причером?

– Выполняй приказ!

– Мисс Сандерс, – спокойный голос Харлана, – еще одиннадцать рыб, одна из них всплыла всего в восьмидесяти метрах от корпуса по центру корабля.

– Лазерное отделение, сконцентрировать огонь на ближайших рыбах! – скомандовал я. Не дай Бог, чудища успеют войти в мертвую зону, недоступную для лазерных пушек.

Вскоре столь же близко от корпуса – у самой кормы – всплыла еще одна рыба. Наконец появился пилот.

– Пилот Арнод прибыл! Кто командир корабля?

– Пока Сифорт, – ответил Дагани.

Пилот бросился в свое кресло, уставился в дисплей, бросил взгляд поверх него на экран, занимавший всю стену, и начал маневры, уклоняясь от рыб. Чудища старались не отставать, нападали со всех сторон. В таком окружении маневрировать было бесполезно.

– Ремонтная команда, приготовить скафандры! – приказал я.

– Для безопасного погружения надо удалиться от Земли! На полном ходу потребуется восемнадцать минут! – доложила Арлина.

– Пилот, полный ход от Земли!

– Сучары проклятые! Целый рой! – неслась ругань из лазерного отделения.

Из-за огромной массы «Веллингтона» погружение вблизи Земли могло привести к катастрофе. Но я решил пойти на это, если рыбы начнут одолевать.

– Ныряйте, ради Бога! – умолял Дагани. – Рискнем! Иначе они нас сожрут!

Рыбы подбирались к торчащим из кормы трубам сверхсветового двигателя. Одну из рыб вовремя подстрелили, а другая успела исторгнуть из себя и метнуть в корабль слишком хорошо знакомое мне существо, способное принимать любую форму. Этих гадов я называл наездниками.

– Старшина корабельной охраны, – загремел я в микрофон, – на корме ожидается вторжение противника! Приготовиться к бою! Инженер, всех штатских пошлите наверх! Рыбы выбрасывают наездников!

– Сифорт, почему мы не погружаемся?! – паниковал Дагани.

Я не обращал на него внимания, орал в микрофон:

– Пункт связи, получили ответ от Адмиралтейства?

– Так точно, сэр. Оперативный отдел штаба рекомендует нам оставаться на месте и ждать помощи. Боевая шлюпка подлетит к нам часа через два.

– Некогда ждать? Передайте им: шлюпку не посылать, мы попробуем погрузиться!

– Замгенсек на борту! – вопил Дагани. – Погружайтесь, пока рыбы не повредили трубу! Это приказ, Сифорт!

– Рано еще! – стукнул я по столу. – Корабль слишком близко к Земле! Еще несколько месяцев назад я просил вас оградить Солнечную систему от рыб беспилотными кораблями с «кошачьим концертом» и ядерными зарядами! Вы все еще не поняли, адмирал? Рыбы чуют волны! – В ярости я бросил свою фуражку на пол. – Мы неможем улететь далеко! Как только всплывем, рыбы догонят нас и снова набросятся! Они уже наводнили Солнечную систему!

– Летите к Веге! – неистовствовал Дагани.

– Сейчас на «Веллингтоне» нет запасов для многомесячного полета! Мы сдохнем от голода!

– Мостик! – крикнули из динамика. – Рыбы выбрасывают из себя жутких тварей прямо к корме! К трубе двигателя!

– Ладно, адмирал! Командуйте сами! – Я включил микрофон. – Инженерное отделение! Кораблем командует адмирал! – Вручив микрофон ошалевшему Дагани, я пошел к двери.

– Сифорт! Назад!

– Если не можете сами, тогда передайте командование лейтенанту Сандерс! – огрызнулся я.

– Сифорт! Пожалуйста! Ради Бога! Взвизгнула сирена тревоги, компьютер доложил:

– ВЫВЕДЕНА ИЗ СТРОЯ ГРУППА ЛАЗЕРОВ НА ЛЕВОМ БОРТУ. ПОВРЕЖДЕН КОРПУС. ТРЕТЬЕМУ УРОВНЮ УГРОЖАЕТ ДЕКОМПРЕССИЯ.

– Ник, пожалуйста! – взмолился Дагани.

Как быть? Подчиниться идиотскому приказу адмирала? Я глянул на Причера. Может быть, свалить ответственность на него?

– Капитан Причер, вы способны командовать кораблем?

– Конечно, – безумно осклабился Причер. – Отключите все лазеры, дайте отбой. Не надо тревожить людей, пусть успокоятся.

– Гардемарин Ривс, отведите Причера в его каюту! – приказал я. – Если понадобится, примените силу!

– Есть, сэр. – Ривс что-то зашептал на ухо Причеру, но тот не двигался с места и лишь покачивал головой.

– Гардемарин Тенер, присоединитесь со своими кадетами к отряду старшины! Харлан, открой им коридорные двери! Старшина, выдать гардемарину Тенеру и кадетам лазерные пистолеты! Харлан, доложить обстановку!

– Вокруг корабля одиннадцать рыб, они то погружаются, то всплывают хаотическим образом, за исключением дохлой рыбы у кормы. Только что у кормы появилась живая рыба. Лазерные пушки на корме выведены из строя.

Гардемарин Ривс все еще упрашивал Причера встать.

– Гардемарин Тенер! На мостик! – рявкнул я в микрофон.

– КОРПУС ПРОПЛАВЛЕН! ДЕКОМПРЕССИЯ НА ТРЕТЬЕМ УРОВНЕ, СЕКЦИЯ НОМЕР ТРИ.

Господи, помоги нам!

– Докладывает пункт связи! Получено сообщение из оперативного отдела штаба от дежурного офицера вице-адмирала Луэлина Стикеса капитану Причеру: «Рекомендую погружение. Советуйтесь с адмиралом Дагани, который присутствует на борту вашего судна».

Я глянул на адмирала.

– Осторожничает, – прокомментировал он.

– Докладывает старшина охраны! В третью секцию сквозь дыру в корпусе влезли два пузыря, по-вашему «наездники»! Видеокамера видит их, вот они, на экране. Я послал туда четырех своих людей с лазерами. Черт побери! Проклятье! Господи! Пузыри спалили моих людей!

– Не давайте им выбраться из третьей секции! – Если наездники начнут шастать по всему кораблю, тогда…

– Есть, сэр. Мы так и делаем! Пришел Адам.

– Гардемарин Тенер по вашему приказанию прибыл, сэр!

За ним вошли кадеты Кевин Арнвейл, Кил Дрю и прочие. Джеренс Бранстэд был бледен, как смерть.

– Капитан Причер болен, отведите его в капитанскую каюту! – приказал я.

– Есть, сэр. – Адам подошел к Причеру. – Встаньте, пожалуйста, сэр.

– А вы, гардемарин Ривс, идите в гардемаринскую!

– Есть, сэр.

– Боланд, бери мистера Причера за руку! – командовал Адам. – Арнвейл, помогай!

Вскоре кадеты вынесли Причера с мостика. Я сел в его кресло.

– Харлан! Доложить обстановку!

– Осталось шесть рыб, две из них у кормы, одна в километре от носа, остальные три по центру корабля справа по борту, угрожают лазерной группе три.

Пилот включил боковые маневровые двигатели, начал вращать корабль относительно оси.

– Докладывает старшина охраны! Пузырь прожигает дверь во вторую секцию! Мы караулим его с лазерами наизготовку. Второй пузырь рвется в четвертую секцию, там тоже в засаде мои люди.

– Наездники умеют прожигать не только двери, но и стены! – предупредил я.

– Знаю, сэр, но у меня не так много людей, чтоб караулить всюду.

– Где штатские? Где Франджи, сенаторы?

– На втором уровне, в столовой. Я выделил несколько человек для их охраны.

– Хорошо.

– Докладывает лазерное отделение. Уничтожены еще две рыбы!

Если новые рыбы не появится, выстоим. Я начал расхаживать взад-вперед по мостику. Положение не столь уж безнадежное. Разгерметизирована всего одна секция, в ней мечутся лишь два пузыря-наездника, вокруг корабля осталось всего четыре рыбины. Неплохо. Бывало и похуже.

Вскоре пузыри проплавили коридорную дверь в четвертую секцию. Там их встретили ураганным огнем лазеров, и они мгновенно превратились в дымящиеся лужицы. Я с удовлетворением отдал приказ:

– Провести обеззараживание разгерметизированных помещений по форме А! После снятия скафандров всем немедленно пройти вакцинацию!

Наконец лазерное отделение уничтожило последних четырех рыбин. Я с тревогой смотрел на экран, но новых чудищ не появлялось.

Прошло полчаса. Я позволил себе немного расслабиться. Через час я дал отбой. Экипажу требовался отдых, «Веллингтону» – ремонт.

– Пилот, ведите корабль в Лунаполис.

– Есть, сэр.

«Веллингтон» начал ускорение.

18

– Внимание, пассажиры и экипаж! Атака чудищ отбита, – объявил я в микрофон по всему «Веллингтону». – В третьей секции пробит корпус, три члена экипажа погибли. Сейчас наш корабль направляется к орбитальной станции «Порт Земли» для ремонта. Адмиралтейство извещено. Приемка «Веллингтона», доказавшего свою высокую боеспособность в деле, состоится на капитанском мостике через два часа. – Вот и все, с моей карьерой покончено. Я отложил микрофон, встал, посмотрел в глаза Дагани. – Адмирал, я собираюсь сдать командование лейтенанту Холлису как старшему офицеру корабля после капитана Причера. Мне грозит трибунал. Следует ли мне присутствовать на церемонии?

– Боже мой, Сифорт, в какое неловкое положение вы меня поставили! Вы зашли слишком далеко. Я имею в виду не только отстранение Причера. В присутствии свидетелей вы отказались выполнить мой приказ. Теперь вас придется судить. Разумеется, мы постараемся не поднимать лишнего шума, чтоб не пострадала высокая репутация флота. А насчет церемонии… Конечно, вы должны присутствовать.

– Есть, сэр. – Я испытал облегчение. Тихий суд лучше трескотни в прессе, обещанной Уиверном.

– Простите, адмирал, но, по-моему, Ник не заслуживает трибунала, – вмешалась Арлина.

– Это не ваше дело, лейтенант Сандерс, – холодно ответил Дагани.

– Вы собираетесь его судить за то, что он спас вас и весь корабль? Что ж, судите, а я буду свидетелем. Я расскажу трибуналу, как вы струсили, когда Причер сошел с ума. И я струсила! Из-за моей трусости отстранять Причера пришлось Нику, хотя это должна была сделать я.

– Арлина…

– Не перебивай, Ник! Адмирал, почему вы не взяли командование кораблем на себя? Никки просил вас об этом, но вы отказались! У него не было выбора, он просто вынужден был взять всю ответственность на себя. И Ник спас корабль, несмотря на ваши трусливые вопли, мешавшие ему командовать кораблем! Вот что я скажу судьям!

– Вы угрожаете мне, лейтенант?

– Нет, сэр, предупреждаю. Вы должны защитить Ника.

– Она такая же ненормальная, как и ты, Сифорт, – сверкнул на меня взглядом Дагани. – Выметайтесь отсюда оба, а я подумаю.

– Есть, сэр.

В коридоре мы столкнулись с лейтенантом Холлисом, спешившим на мостик, и разошлись, как в море корабли, каждый своим курсом.

Возможно, под трибунал меня не отдадут, я вернусь в Академию, по-прежнему буду учить кадетов бить проклятых чудищ.

Нет. Я забыл о сенаторе Уиверне! Значит, с карьерой покончено. Ну и черт с ней, не велика потеря. Сегодня на моих глазах погибло трое, а я жив-здоров. Господи, упокой их души!

– Арлина, напрасно ты поссорилась с адмиралом, выгораживая меня…

– Себя, а не тебя! – огрызнулась она.

– Все равно я безмерно благодарен тебе, Арлина.

– Не трогай меня!

Я отдернул от нее руку, как от огня.

– Чем я провинился перед тобой?

– Ты требовал, чтоб я отстранила своего капитана в присутствии адмирала! Меня же повесили бы! Думаешь, мне не терпится отправиться на тот свет? Не попадайся больше мне на глаза, Сифорт! Уйди из моей жизни!

Ошеломленный, я прислонился к стене. Арлина быстро спускалась по лестнице на второй уровень и вскоре исчезла из виду. Ну почему в моей жизни все идет наперекосяк? Встреча с Арлиной озарила лучом надежды потемки моей души, но лишь на мгновенье…

С большим трудом я заставил себя спуститься на второй уровень в столовую. Едва я вошел, журначисты окружили меня толпой, наставили камеры, вытянули вперед микрофоны. Посыпались дурацкие вопросы:

– В какой момент вы поняли, что капитан Пример сошел с ума?

– Скажите, этот подвиг был труднее предыдущих?

– Правду говорят, что вы предупреждали капитана Причера и адмирала Дагани об опасности включения сверхсветового двигателя?

– Не кажется ли вам, что рыбы охотятся персонально за вами?

– Как вам удалось так быстро справиться с рыбами?

– ОТСТАВИТЬ! – рявкнул я. – Убрать камеры! Не тыкайте мне в лицо микрофонами!

Журналисты притихли на пару секунд и застрекотали пуще прежнего.

– Не кажется ли вам, что Причер и ранее подавал признаки душевной болезни?

– Правда ли, что он плакал?

– Он оказался трусом?

Я отворачивался, но журналисты наседали, не выпуская из окружения. Сенатор Боланд наблюдал за моими мучениями с веселым любопытством.

– Причер хороший офицер! – крикнул я. – Он не трус! Он просто не ожидал нападения рыб! Любой из вас на его месте испугался бы!

– Если он не трус, тогда почему вы его отстранили?

– Вурдалаки! Капитан Причер болен, а вы над ним смеетесь! Вас пригласили на церемонию, чтобы вы рассказали людям о новом корабле! Вот и спрашивайте о «Веллингтоне»!

– Мы должны сообщать обо всем! Если они раструбят о сумасшествии Причера, его карьере конец. Что делать?

– Хватит о Причере! – рявкнул я. – Спрашивайте обо мне. Если вы забудете историю с Причером, я буду отвечать на ваши вопросы сколько угодно, всю дорогу до Лунаполиса.

Я подошел к столу, налил себе чашку кофе, развернул стул к журналистам, сел. Допрос начался.

– Расскажите, что происходило на капитанском мостике?.

– Я помогал капитану Причеру вести бой. Мы победили рыб вместе, – ответил я.

– Поделитесь впечатлениями о рыбах, вам ведь приходилось сталкиваться с ними неоднократно.

– Рыбы… – Проклятый вопрос. Но ничего не поделаешь, теперь придется рассказывать. – Это очень серьезная угроза человечеству. Мне в их поведении непонятно следующее…

Церемония приемки «Веллингтона» прошла тускло, о праздничном настроении не могло быть и речи. Радовало одно: нападение рыб развеяло у человечества все сомнения в том, что такие линкоры, как «Веллингтон», необходимы. Замгенсек Франджи заявил это журналистам со всей прямотой и в самых недвусмысленных выражениях.

Отзвучали формальные тосты, церемония закончилась. Я отвел Адама и кадетов в гостиную. К этому времени брешь в корпусе корабля была заделана, пострадавшие помещения – обеззаражены. Во избежание риска распространения опасных вирусов тела трех погибших солдат выбросили в открытый космос, всем гостям и экипажу сделали инъекции. После эпидемии, скосившей десятки людей на «Порции», меры принимались самые суровые.

В гостиной кадеты сгрудились у буфета, наваливая на свои тарелки лакомства. Ко мне подошел Франджи.

– Знаете, мистер Сифорт, – начал он, – я не силен в вопросах тактики и стратегии, поэтому хотел бы узнать ваше мнение. Взять, к примеру, эту церемонию. Не кажется ли вам, что мы напрасно оторвали от дел высших офицеров, оголив штабы флота в столь тревожное время?

– Видите ли, мне не хотелось бы…

– Это между нами, капитан, не бойтесь говорить начистоту.

Стоит ли с ним откровенничать? Сказать, что толку от адмирала Дагани в Лунаполисе все равно нет? Ведь Дагани никудышный стратег, что он и доказал сегодня, отказавшись командовать «Веллингтоном». А как капитан Пример умудрился пройти психологические тесты? Может быть, он, как и Серенко, родственник некой большой шишки? Хотя психотесты и действительность – разные вещи. Помнится, на «Дерзком» я тоже чуть не спятил, когда над нами нависли тучи рыб. Можно ли объяснить все это политику?

– Видите ли, сэр, я всего лишь начальник Академии… – Я поймал на себе тревожный взгляд Дагани. Заметив это, адмирал мгновенно отвел глаза в сторону. Из-за таких вот политиканов флот несет лишние потери. – Знаете, сэр, всего не предусмотришь. До сих пор в Солнечной системе побывали только три рыбины. Кто мог предугадать момент, когда прилетят другие? Правда, можно было предвидеть… – Я прикусил язык, но поздно.

– Что? – спросил Франджи. Пришлось сознаваться:

– Можно было предвидеть, что рыб приманят волны сверхсветового двигателя. Не надо было включать его. Сегодня мы получили еще одно доказательство, что рыбы летят на N-волны, как мотыльки на огонь. Надеюсь, теперь политика флота изменится.

Поблагодарив меня за спасение «Веллингтона», Франджи отошел. Через несколько секунд его место занял сенатор Ричард Боланд.

– Мистер Сифорт, после того памятного телефонного разговора о Роберте я ни разу не требовал для него поблажек, не жаловался в Адмиралтейство. Но сейчас, когда он всего в нескольких метрах от нас… Не сочтите это давлением, я всего лишь прошу. Разрешите мне поговорить со своим сыном.

– Пожалуйста, говорите, сколько пожелаете. Сегодня был нелегкий день для всех нас и для него тоже.

– Благодарю! – расчувствовался сенатор.

– Не буду стеснять вас своим присутствием. – Я направился к двери.

– Нет, что вы! – остановил меня Боланд. – После такого трудного дня вам надо выпить и хорошо закусить!

Оставайтесь здесь, а мы с Робертом поговорим в коридоре.

– Спасибо. – Я подозвал Адама Тенера и приказал ему отпустить кадета Роберта Боланда к отцу.

Спустя пару часов «Веллингтон» причалил к «Порту Земли», где я позволил журналистам задать мне еще несколько вопросов. В Девон мы прибыли ранним утром. Я отпустил уставших кадетов в казарму. Адам провожал меня до офицерских квартир.

– Знаете, сэр, – замямлил он, – мы слушали ваши команды с мостика… во время боя…

– И что дальше? – устало спросил я. Гневаться на бестолкового гардемарина не было сил.

– Ничего, сэр, Просто… Это было так здорово! Я тоже хотел бы так научиться. Может быть, когда-нибудь научусь и… И стану, как вы.

– Болван! Чтоб я этого больше не слышал!

– Есть, сэр.

– Иди спать.

Добравшись до дома, я первым делом включил дисплей, бегло просмотрел поступившие за время моего отсутствия сообщения. От Эдди Босса вестей не было. Наверно, Анни прекратила голодовку. Я решил позвонить в Кардифф позже, остальные сообщения читать не стал, выключил дисплей и рухнул без сил на кровать.

19

Я тщательно готовился к последнему дню службы в Военно-Космических Силах ООН. Долго причесывался, с трудом отказался от соблазна облачиться в белый парадный мундир и надел обычный. Перед выходом позвонил в свою приемную, приказал передать Толливеру просьбу явиться ко мне в кабинет после завтрака.

Солнце еще не поднялось над деревьями, а разрумянившиеся кадеты уже делали на стадионе утреннюю зарядку. Я направился мимо ворот вдоль ограды. Прощальный обход территории… Вот под этим деревом я сидел с Джеренсом Бранстэдом. На планете Надежда я пообещал Хармону Бранстэду позаботиться о его старшем сыне, но с завтрашнего дня не смогу выполнять это обязательство. Правда, Джеренс уже способен обойтись без моей поддержки. По успеваемости он второй в Академии. Со временем станет гардемарином.

Учебные корпуса… Несколько лет назад я думал, что не увижу их больше, и вот снова прощаюсь. Теперь уже навсегда. Ухожу с позором, зато буду рядом с Анни. Может быть, в доме отца к нам вернется счастье.

Настало время завтрака. Я вошел в столовую. Двести опрятных кадетов встали.

– Доброе утро! Прошу садиться! – Я сел за круглый стол.

– Доброе утро, сэр.

Почти подбежала Сандра Экрит.

– Простите, капитан, пришлось задержаться.

– Ничего. Один наряд.

– Сегодня обложки журналов снова украшены вашими фото, – сказал Толливер, передавая мне рулет. – Ваша слава вспыхнула с новой силой. Поздравляю.

– Смените тему, – приказал я. – Кстати, я не успел прочитать ваше сообщение по электронной почте. О чем там речь?

– Вы не обратили внимание, что оно зашифровано, сэр?

– Мне уже нечего скрывав. О чем там речь? Пришлось Толливеру рассказывать.

– Некий сержант прислал мне ответ по поводу заводских номеров. По сути дела, это не ответ, а отписка. Никаких объяснений. Кроме того, мне удалось вскрыть еще кое-какие любопытные факты, касающиеся поступлений провианта за последние пять лет.

– Хватит на эту тему, – оборвал я, сообразив, наконец, о чем речь.

– Есть, сэр. Извините, что всегда говорю не на ту тему, – ядовито огрызнулся Толливер.

– Мистер Толливер! – ощетинился Джефф Торн. – Не будете возражать, если я начну говорить с вами тем же тоном, каким вы говорите с капитаном Сифортом?

– Не буду, конечно. Как человек относится к людям, так и они к нему, – холодно парировал Толливер, но тень смущения все же легла на его самоуверенную физиономию.

Сандра Экрит ковырялась в тарелке с таким угрюмым видом, что я не выдержал. Как она смеет обижаться на начальника Академии?!

– Мисс Экрит, – злобно процедил я, – что вы скажете насчет двух нарядов? Или ваше настроение поднимется без них?

– Лучше два наряда, сэр. У меня нет настроения вам улыбаться.

Оба лейтенанта вылупили на Сандру глаза, изумленные ее наглостью.

– Я разберусь с ней, – рыкнул Толливер. – Гардемарин Экрит, после завтрака зайдите ко мне!

– Есть, сэр.

– Нет, Эдгар, ты пойдешь со мной, есть очень важное дело, а ей вправит мозги Джефф. Мисс Экрит, шесть нарядов! Покиньте столовую! Ждите мистера Торна у его квартиры.

– Есть, сэр. – С непроницаемым выражением лица Сандра удалилась.

– Она подражает тебе! – набросился я на Толливера.

– Но я лейтенант, а она всего лишь гардемарин!

– Не ругайтесь, дело не в этом, просто у Сандры большие неприятности, – успокоил нас Джефф.

Поворчав еше немного, я угомонился. Джефф Торн умеет вправлять мозги. Однажды он заставил меня стоять лицом к стене и… Лучше не вспоминать! Разберется и с Сандрой. И вообще, что взять с подростков? Они же не взрослые! Что с них требовать? Может быть, принимать в Академию ребят постарше, как в прежние времена?

Нет, старшие не годятся. Риск меланомы-Т уменьшается, если облучение N-волнами начинается в более раннем возрасте. Кроме того, когда-то Британия господствовала на морях и океанах два славных столетия, а в те времена гардемарины бывали еще младше, чем теперь. Как ни крути – и так плохо, и этак нехорошо.

– Гардемарин Ли, один наряд! – прикрикнул лейтенант Яревский. Билли, клевавший носом, резко выпрямился. Я на всякий случай тоже сел поровнее и уставился на дисплей своего компьютера. Шли занятия по уставам. Ненавижу заучивать наизусть статьи и параграфы! Но что поделаешь… Хотя я уже был гардемарином и служил на настоящем боевом корабле «Хельсинки», учеба не прекращалась. Все равно в долгом полете нечем заняться.

Лейтенант Яревский не спеша хромал по тесному помещению пункта связи, волоча ногу.

– Гардемарин Брюстер, расскажите нам об иерархической лестнице.

– Есть, сэр! – вскочил Билл Брюстер. – Иерархической лестницей называется последовательность офицерских званий от самого высшего до самого низшего.

– А если в лестнице образуется пробел? Например, на корабле погиб офицер.

– Тогда для его подчиненного непосредственным командиром становится офицер на две ступеньки выше, то есть непосредственный командир погибшего офицера, сэр.

– Это просто. А как быть, если связь между ступеньками лестницы обрывается?

– Тогда…

– Стоп, мистер Брюстер. – Яревский порыскал по нашим лицам своими выцветшими голубыми глазами. – Пусть на этот вопрос ответит Сифорт, а то он сейчас мечтает о роскошной жизни в «Порту Земли» с красоткой, которую видел на обложке журнала.

Я вскочил, лихорадочно вспоминая, о чем шла речь. Слава Богу, это мне удалось.

– В этом случае главным становится старший по званию из оставшихся офицеров, сэр.

– Например, врач.

Я уже знал все подколки Яревского.

– Извините, сэр, я выразился неточно. Врачи строевыми офицерами не являются. Главным становится самый старший из строевых офицеров.

– Например, вы, мистер Сифорт, – хитро прищурился Яревский.

– Нет, сэр, по крайней мере лейтенант, а я всего лишь гардемарин. – Черт дернул меня за язык, и я добавил:

– Бездельник.

– А мне казалось, что вы офицер и джентльмен, – ухмыльнулся лейтенант. – Потрудитесь объясниться. Во влип! Придется изворачиваться.

– Простите, сэр, я всего лишь повторил характеристику, данную мне одним из лейтенантов, а своим старшим офицерам я верю безоговорочно, – «объяснил» я, строя из себя невинного ангелочка.

Билл Ли осуждающе покачал головой: мол, порки за такую дерзость не избежать. Глаза лейтенанта сузились, но он не вспылил, а терпеливо продолжил допрос:

– Значит, верите безоговорочно? А если старший офицер окажется не прав? А что если он отдаст вам преступный или бессмысленный приказ?

– Все равно я обязан подчиниться, сэр. – По напряженному молчанию Яревского я догадался, что ответил не совсем верно, и вовремя вспомнил нужный параграф:

– В некоторых случаях я имею право отстранить старшего офицера.

– В каких случаях, гардемарин?

– Только в двух случаях, сэр. Если старший офицер окажется в невменяемом состоянии или если он потеряет способность командовать в силу ранения или болезни.

– Номер статьи?

– Сто… Номера точно не помню, сэр, но могу процитировать эту статью.

– Вот и процитируй, – улыбнулся Яревский так, что у меня по спине поползли мурашки. Я напряг намять и процитировал:

– Офицер может быть отстранен от должности: непосредственным или вышестоящим командиром по любой причине; равным или младшим по званию офицером в случае явной неспособности выполнять свои обязанности по причине душевной или телесной болезни или ранения.

– Это 121-я статья, параграф 4-й. Это единственные основания для отстранения офицера?

– Так точно, сэр.

– Для начала, гардемарин Бездельник, вернее гардемарин Сифорт, даю вам три наряда. Один за дерзость, второй за глупость, третий за неполный ответ. Садитесь.

– Есть, сэр.

– Посмотрим, как вы ответите завтра.

Так к моим шести нарядам прибавилось три. Я вплотную приблизился к опасному рубежу: при десяти нарядах посылали на бочку. Срочно надо было отработать хотя бы один наряд, чтобы хоть немного себя обезопасить. Пришлось идти в спортзал. Вместе с потом из меня выходила дурость, я все больше жалел, что ввязался в нелепую перепалку с Яревским. В семнадцать лет пора быть поумнее.

В зал вошел старший гардемарин Арван Хагер, прислонился к стене. Я прилежно приседал.

– От кого схлопотал наряды, Ник?

– От лейтенанта Яревского.

– За что?

Говорить, быстро приседая, было трудно, но я рассказал.

– Ну и дурак же ты, Никки, – добродушно прокомментировал Хагер. – В таких случаях шпаргалка не помогает.

– Согласен, мистер Хагер. – Я прилег отдохнуть. Отдыхать можно было не больше минуты. – Только не надо называть меня Никки и обращаться со мной, как с ребенком.

– Ты и есть ребенок. Глупый ребенок.

– Так точно, СЭР, мистер Хагер! – плеснул я сарказмом.

Не тратя попусту слов, Арван подскочил ко мне, поднял, как щенка, на ноги и влепил пощечину. Сделав дело, он не побрезговал потратить на меня и несколько слов:

– Сифорт, ты неплохой малый, но упрямый, как осел!

К своему стыду я разревелся. Какой позор! Я отвернулся к стене. Скорей бы Арван ушел! Но он почему-то не уходил.

– Извини, Ник… гардемарин Сифорт, – сказал он, наконец. – Я малость переборщил.

– Имеешь право, – буркнул я. Старший гардемарин действительно имеет право «учить» своих подопечных незамысловатыми методами физического воздействия.

– Тебя постоянно что-то гнетет. Что?

– Ничего, сэр.

– Я же вижу, как ты мучаешься. Скажи, и тебе станет легче.

– Слишком строгие тут порядки. – Я вытер слезы. – Вся жизнь расписана по минутам, никакой свободы.

– Но так на всех кораблях.

Это я уже слышал. Тем беспросветнее казалось мне будущее. Если также плохо везде, то надеяться не на что. Я все больше и больше раскаивался в неудачном выборе жизненного пути. Какого черта я поступил в Академию?

– Кто назвал тебя бездельником? Поколебавшись, я признался:

– Дженкс.

Альфред Дженкс был племянником адмирала, поэтому ему досрочно присвоили звание лейтенанта. К сожалению, Дженкса после Академии направили на «Хельсинки», а значит, Арван Хагер тоже был его подчиненным.

– Авторитетная фигура, – озорно усмехнулся Арван. – Давай, Ник, поговорим об этом потом, а сейчас отрабатывай свой наряд.

Так началась наша с Арваном дружба.

– Подготовился по уставу? – спросил он меня вечером в гардемаринской каюте.

– Нет, – уныло ответил я. Разве мог я вызубрить весь устав?

– Внимательно просмотри шестую главу, – посоветовал Арван.

– Спасибо. – Я набрал на своем компьютере «отстранение» и пару других ключевых слов, включил поиск по всей главе. – Нашел! Тут есть статья, в которой другими словами сказано то же самое, что и в 121-й.

– Только не говори об этом Яревскому. Вчитавшись, я обнаружил одно отличие.

– Начнем с мистера Сифорта, – проскрипел лейтенант Яревский, укладывая больную ногу поверх здоровой.

– Есть, сэр. – Я встал. – Вчера я забыл о третьем параграфе 64-й статьи, где тоже говорится об отстранении, как и в 4-м параграфе 121-й статьи. Различие между этими статьями в следующем: в 121-й речь идет об отстранении офицера в его присутствии, а в 64-й – в его отсутствие.

– Хорошо, гардемарин, – искренне похвалил Яревский, – но не совсем точно. 64-я статья не требует, а лишь допускает отсутствие отстраняемого офицера. Он может присутствовать, а может и отсутствовать. А в 121-й статье присутствие обязательно. Садись.

Яревский, медленно расхаживая туда-сюда, хромая то больше, то меньше, начал подробно нам объяснять, как с помощью 64-й статьи можно избежать катастрофы, если находящийся где-то далеко командир отдал по связи безумный или просто ошибочный приказ. Кары за злоупотребление этой статьей предусмотрены жесточайшие, а доказать, что отстранение командира законно, не всегда просто, поэтому за всю историю космического флота еще не было случая отстранения офицера по 64-й статье.

– Как прошел урок, Ник? – спросил меня Арван Хагер по пути на ужин. Конечно, я сразу обратил внимание, что он называет меня уже Ником, а не Никки. Большой прогресс.

– Яревский задал нам сочинение на тему о том, в каких случаях может быть применена 64-я статья, – ответил я упавшим голосом. – Нужно придумать примеры.

– Не мучайся, Ник, таких примеров не существует. Ведь эта статья не что иное, как подстрекательство к бунту. Будь я судьей в трибунале, то всегда выносил бы обвинительный приговор тем, кто отстранил своего командира по этой статье. Я даже не вникал бы в суть дела! Виновен и баста!

– Но ведь…

– Именно так, Ник! На флоте главное дисциплина. Разве тебя не учили этому в Академии?

Я уже был достаточно умен, чтоб не спорить.

На следующий день Яревский разбабахал мое сочинение в пух и прах, но почему-то поставил оценку А. Бог знает этих лейтенантов, что у них на уме.

После урока я дождался, когда все гардемарины вышли, и попросил у Яревского прощения за свою позавчерашнюю дерзость.

– Дать тебе хороший совет, Сифорт? – спросил он с отеческими интонациями.

– Конечно, сэр.

– Наберись терпения. Ты уже взрослый.

После завтрака я сразу пошел в свой кабинет. К горлу подкатил комок. Завтра этот кабинет не будет моим.

Пришел Толливер, едва козырнул, без разрешения сел в свое любимое кресло и с ходу затараторил:

– Я накопал кучу материалов о воровстве этого сукина сына, теперь он не отвертится. Сейчас покажу…

– Не надо.

– Не надо?! Зачем же ты позвал меня сюда? Серенко вор! Я доказал это! Надо передать материалы в прокуратуру.

– Забудь об этом деле. Уничтожь все компрометирующие материалы и никому ничего не рассказывай.

Толливер долго молчал, пронзая меня взглядом, наконец встал, подошел ко мне, облокотился на стол.

– Ты у них на крючке?

– Это не ваше дело, лейтенант! – холодно ответил я. – Я больше вас не задерживаю, идите.

Он направился к двери, вдруг резко вернулся к моему столу.

– Что тебе посулили?! Адмиральское звание?! – остервенело спрашивал он. – И ты продажный? Подался в политиканы?

– Да как ты смеешь?! – Я вскочил, но вовремя взял себя в руки. – Выполняй приказ!

– Нет! Пусть меня судят! На трибунале я все расскажу! Боже мой, какой я дурак! Верил тебе…

Зазвенел телефон. Я не обращал на него внимания.

– Сегодня я ухожу в отставку, а вызвал тебя только для того, чтоб ты помог мне составить прошение об отставке.

– Не делай этого. – В голосе Толливера проскользнуло то, чего я от него ни разу не слышал. Мольба.

– Я должен уйти в отставку. Не спрашивай меня о причинах, все равно не скажу. Официальным предлогом для отставки будет моя болезнь, вызванная переутомлением. Прошение должно быть подано сегодня же.

Постучав в дверь, в кабинет просунул голову сержант Киндерс.

– Сэр, вам звонят…

– Никаких звонков сейчас, сержант! – отрезал я.

– Звонит адмирал Дагани.

– Черт бы его… Извините.

– Мне уйти, сэр? – спросил Толливер.

– Не надо. – Я взял трубку. – Сифорт слушает.

– Хочу ознакомить вас с официальной версией истории с «Веллингтоном». Капитан Причер заболел гриппом, осложненным обезвоживанием организма, но уже идет на поправку. Вот и все. Конечно, «Веллингтоном» он командовать больше не будет. Может быть, когда-нибудь дадим ему другой корабль.

– Хотелось бы надеяться, сэр, ведь он впервые столкнулся с рыбами…

– Не учите меня, Сифорт.

– Есть, сэр.

– И еще… – Голос адмирала смягчился. – Знаете, я много думал обо всем этом… Я имею в виду вашу дерзость и вообще тот страшный бой с этими чудовищами.

– Простите, сэр…

– Не перебивайте! Помните, я говорил вам о двух типах офицеров, о солдатах и о политиках? Так вот, я проворочался без сна всю ночь и пришел, к выводу, что вы оказались очень хитрым политиком. С точки зрения устава вы совершили мятеж, что бы по этому поводу ни болтала Сандерс, и вы прекрасно поняли это. Поэтому, как только закончился бой, вы сразу побежали вниз к журналистам. Теперь вашими фото залеплены все журналы, из мятежника вы превратились в героя. Да, именно так! Вас все называют героем! Отличный политический ход, молодец, Сифорт Вы очень ловко уклонились от трибунала, хитрец. Только не задирайте нос, ведь мы знаем, кто вы на самом деле. То, что я о вас думаю, лучше не произносить вслух!

– Сэр, вы не правильно поняли… – Я вдруг осознал, что обращаюсь к коротким гудкам. Адмирал уже не слышал меня.

Я бросил трубку и обхватил ладонями пылающие уши.

– По-моему, адмирал не прав, – промолвил Толли-вер.

– Ты же сам недавно обвинял меня в продажности и политиканстве.

– Брось нести чепуху, ты ни в чем не виновен. Из всех, кого я знаю, ты единственный не рвался к званиям любой ценой, а твоя прямолинейность несовместима с политиканством. Даже мне, пострадавшему от тебя больше других, трудно тебя ненавидеть.

– Спасибо, лейтенант.

– Прости, если тебе померещился в моих словах сарказм. Я говорил искренне. Зачем ты уходишь в отставку?

– Это обсуждению не подлежит.

– Очевидно, это как-то связано с «Веллингтоном». Наверно, прекратить расследование о воровстве Серенко тебя попросил адмирал. Но почему ты не отказался? У него есть на тебя компромат?

– Толливер!

– Ты сдался без боя, решил уйти в отставку. Теперь Серенко, почуяв безнаказанность, начнет воровать вдвое больше. Крепко же Дагани подцепил тебя на крючок.

– Не Дагани, – признался я.

– А кто?

– Не могу сказать. – Ни к чему это знать Толливеру. А впрочем… Ведь мы с ним прошли сквозь огонь и воду. От кого я таюсь? Если не с ним, то с кем же еще поделиться бедою? – Все дело в Анни. Подробности тут не важны, а суть в том, что мне надо было уйти в отставку еще тогда, когда мы вернулись домой на «Виктории». Лучше давай обсудим прошение об отставке, я не хочу скандала.

– Тогда тебе надо где-то спрятаться от газетчиков. Подай прошение об отставке в Фарсайде, там они тебя не достанут.

Лететь на Луну только для того, чтоб подать прошение об отставке? Не прав ли опять Толливер? В Фарсайде можно затаиться, пока буря в средствах массовой информации не утихнет. А тут, в Девоне, газетчики будут околачиваться у забора, караулить. Вдруг удастся взять интервью или хотя бы меня сфотографировать?

– Не хотелось бы лететь туда без благовидного предлога.

– Послезавтра в Фарсайд отправляются около сотни кадетов, – напомнил Толливер. – Вот тебе и благовидный предлог.

– Я не могу ждать, мне надо подать прошение сегодня.

– Пошли его сегодня, а дату отставки укажи послезавтрашнюю.

– Наверно, послать его надо Дагани.

– После его сегодняшнего звонка? Он же полностью извратил мотивы твоего поведения на «Веллингтоне». Отправь прошение в отдел кадров.

Я представил себе текст: «Капитану Францу Хигби от капитана Николаса Эвина Сифорта, начальника Академии Военно-Космических Сил ООН. Заявление. Прошу…» Вот Хигби обрадуется! Ну и черт с ним. Посоветовавшись с Толливером, я составил заявление всего за несколько минут. Тренькнул телефон, я снял трубку.

– С вами желает побеседовать сенатор Боланд, – доложил сержант Киндерс.

– Ладно, – скривился я. – Соединяй.

– Доброе утро, капитан, – раздался голос Ричарда Боланда. – Как вы себя чувствуете после инцидента с «Веллингтоном»?

– Я очень занят, сенатор, говорите по существу, – проворчал я.

– Поздравляю с удачным интервью журналистам! А что касается сути, то вот она: вопрос, поднятый моим коллегой на борту «Веллингтона», решен в вашу пользу.

– Что вы имеете в виду? Толливер навострил уши.

– Не бойтесь его угроз, поступайте с вашим интендантом по справедливости, смело отдавайте его под суд. Уиверн не будет вам пакостить.

Я немедленно отключил звук в динамике, оставив голос Боланда только в трубке, но уже было поздно. Толливер кое-что понял.

– Знаете, сенатор, я сейчас не могу… в общем… понимаете, дело в том, что… – бессвязно залопотал я, а Толливер с интересом посматривал на мою смущенную физиономию.

– Ник, уверяю вас, все устроено в лучшем виде! Не бойтесь этого сукина сына, – бархатно рокотал Боланд, не догадываясь, в каком я дурацком положении. – На Уиверна тоже имеется компромат, так что нам есть чем его подцепить. Не сомневайтесь! Уиверн крепко сидит на крючке. Сведения, порочащие вас и вашу жену, в печати не появятся. Об утечке информации не беспокойтесь.

Господи! Я уронил голову на стол. Толливер… Отставка… Анни… Все вокруг закружилось.

– Что с вами, сэр? – деликатно поинтересовался Толливер.

Я сделал над собой усилие, прильнул к трубке.

– Вы уверены, сенатор?

– Абсолютно уверен! Поверьте мне, Сифорт.

– Мистер Боланд, почему вы помогаете мне?

– Просто так. Хочу и помогаю! – хихикнул он и положил трубку.

– Господи Боже ж ты мой! – Я вскочил, бросился расхаживать взад-вперед. – Вот так задачка… вот так задачка…

– Я пойду, сэр, – поднялся Толливер, – вызовите меня, если понадоблюсь.

– Спасибо.

Толливер вышел. В одиночестве я бродил по кабинету на ватных ногах, пытаясь осмыслить обрушившееся на меня как гром среди ясного неба известие. Откуда сенатор Боланд узнал, что Уиверн угрожал мне разоблачением в печати? Зачем Боланд вмешался? В чем его интерес?

Временами звонил телефон, но я не брал трубку, расхаживал, садился за стол, снова вскакивал. Лишь через час я догадался, что произошло, и заорал:

– Мистер Киндерс!

Сержант мигом вбежал в кабинет. Я отдал приказ вызвать Боланда и с нарастающим нетерпением истаптывал кабинет, пока в дверь не постучали. Вот он! Явился!

– Кадет Боланд по вашему приказанию прибыл, сэр! – доложил салага и замер по стойке «смирно». Его внешний вид был безупречен, а на мальчишеском лице угадывались начатки уверенности будущего офицера; наивностью он уже не страдал. Крепкий орешек.

Я чувствовал, что расколоть его будет непросто. Буравя его взглядом, я долго молчал, испытывая его нервы, и наконец загремел:

– Начальник Академии не вызывает кадетов по пустякам! То, что ты сделал, неслыханно! Возмутительно!

– А что я сделал, сэр? – непонимающе спросил он.

Я дал ему пощечину и загремел пуще прежнего:

– Молчать! Я еще не задавал вопросов! Ты забыл, что кадет в присутствии капитана имеет право открывать рот только для ответа на вопросы?!

– Никак нет, сэр! Не забыл!

– Кадет Боланд, зачем я тебя вызвал?! – орал я, как сумасшедший. Но он стойко выдерживал мой натиск.

– Не знаю, сэр! – По лицу его текли тонкие струйки слез, но выражение лица оставалось непроницаемым.

Я уставился на него, скорчив свирепую морду, долго сверлил взглядом, но он упорно молчал. Пришлось сменить тактику.

– Роберт, как ты подслушал? – тихо спросил я.

– Что я подслушал, сэр? Не понимаю, о чем вы говорите.

Я снова влепил ему пощечину и рявкнул:

– Отвечай! Это сработало.

– Меня тошнило не только в шаттле, но и на «Веллингтоне», – сбивчиво залопотал он, – поэтому мистер Тенер приказал мне идти в туалет. А когда я возвращался по коридору, услышал за углом ваш голос и остановился. Вначале я не хотел останавливаться, но…

– Но решил подслушать!

– Нет, сэр, я не решился показаться вам на глаза, потому что вы говорили с сенатором Уиверном очень сердито. Голос Уиверна я сразу узнал, ведь он часто бывал у нас дома. Я стоял в растерянности, думал, как быть… Вот так и получилось, что я услышал…

– Отвратительно. – Мне вдруг вспомнилось, как на «Гибернии» я подслушивал разговоры своего экипажа. К черту воспоминания! Из своих кадетов мне надо сделать более достойных офицеров, чем я сам. – Роберт, отвратительно не то, что ты случайно подслушал, хотя это тоже плохо, а то, что ты передал мой разговор с Уиверном своему отцу.

– Я хотел вам помочь, – прошептал Роберт.

– Ты не должен был вмешиваться! Я выгоню тебя из Академии сегодня же, если ты не дашь слово, что никогда больше не будешь выдавать секреты флота посторонним.

– Обещаю, – едва слышно пролепетал он.

– Ладно, выгонять не буду, но от наказания тебе не уйти. Сними китель, повесь на стул. Так, теперь руки на стол, нагнись, подбородок на руки. – Я взял из угла розгу, размахнулся и со свистом хлестнул кадета по заду. Мальчишка дернулся, но не издал ни звука. – Это вам, мистер Боланд, за то, что опозорили флот.

Нахлеставшись до усталости, я отпустил всхлипывающего пацана в казарму, с отвращением бросил розгу в угол. На душе было гадко.

Правильно ли я поступил? Не скатились ли мы к варварству, введя в практику телесные наказания? Но ведь были времена, когда детей не били. Времена, оставшиеся в памяти человечества под именем Эпохи Бунтов. Тогда общество натерпелось от буйных подростков столько, что решило любой ценой отвратить их от преступлений, беспутства и лени.

И все-таки почему нельзя воспитывать ребенка в радости, а не в страхе; в любви, а не в страдании? А если бы отец воспитывал меня не так строго? Разве не стал бы я лучше?

Возник образ отца.

– Библия, Николас.

Помню, отец. «Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына; а кто любит, тот с детства наказывает его… Не оставляй юноши без наказания: если накажешь его розгою, он не умрет; ты накажешь его розгою и спасешь душу его от преисподней».

Из моей груди вырвался тяжкий вздох. С Библией не поспоришь.

Щурясь от яркого солнца, мы с Эдгаром Толливером прогуливались по территории Академии.

– Нелегко пережить такой резкий переход, – жаловался я.

– Похоже на второе рождение, – без тени сарказма заметил Толливер.

– Эдгар, пойми меня правильно. Я мечтал о тихой жизни с Анни…

– Среди груд журналов, украшенных твоими портретами, – съязвил он.

Мне сразу полегчало. Вечный, незыблемый сарказм Толливера – как это привычно, как искренне! И очень по-дружески.

– Что же мне делать теперь?

– Покончи с Серенко, – посоветовал сарказматик.

– А потом?

– Полетишь с кадетами в Фарсайд, подготовишь базу к визиту Военно-Космической комиссии ООН.

Это верно, в Фарсайде дел невпроворот. Толливер, как всегда, прав. А может, послать в Фарсайд Толливера и Джеффа Торна, а самому остаться в Девоне? Или навестить Анни? Эх, мечты…

– Ладно, лечу в Фарсайд.

В качестве начальника Академии мне приходилось летать в Фарсайд уже несколько раз, но еще ни разу я не организовывал полет целой сотни кадетов. Одному проще – заказываешь вертолет, летишь в Лондонский кос-мопорт, оттуда на шаттле до орбитальной станции «Порт Земли», а там тебя встречает какой-нибудь гардемарин.

А тащить в Фарсайд целое стадо первокурсников – настоящий кошмар. Слава Богу, мне помогали сержанты. Они свое дело знали хорошо.

В казармах сержанты научили неопытных кадетов складывать дорожные сумки. Сержанты в приемных – Киндерс в Девоне и Обуту в Фарсайде – согласовали время прибытия вертолетов и шаттла.

Я был вконец измотан всей этой беготней. Проверки и перепроверки проводил самолично. Вечером, совсем обессиленный, пригласил к себе в кабинет Толливера.

– Как там в Фарсайде со снабжением? – устало спросил я.

– Хватает всего – и жратвы, и туалетной бумаги.

– Толливер!

– Когда интендант сидит в карцере, заниматься снабжением нелегко, но кое-что нам удалось. Провианта и прочего кадетам хватит.

– Когда сержанта Серенко переведут в тюрьму?

– Завтра после обеда. Его отвезут в Портсмут, там же допросят под наркотиками правды на детекторе лжи.

Однажды мне тоже пришлось пройти допрос с применением так называемого наркотика правды и полиграфа. Голова после этого болит несколько дней, но потом все проходит бесследно.

– Кажется, к отлету подготовились, – неуверенно пробормотал я.

– Кажется. – Толливер потянулся. – А как насчет твоих «специальных» кадетов? Они полетят со всеми или с тобой?

– Я им не нянька!

– Конечно, не нянька. Ты начальник Академии, большая шишка!

– Что вы предлагаете, старший лейтенант Толливер?

– Возьми их с собой, ты ведь им обещал особый статус.

– Ладно, уговорил.

Утром после легкого завтрака мы тронулись в путь. В вертолете я, к своему удивлению, наткнулся на гардемарина Кина.

– Что вы здесь делаете, мистер Кин? По-моему, вы должны были лететь на большом вертолете с кадетами и сержантом Радсом.

– Так точно, сэр. – Он покраснел до кончиков ушей. – Но сержант Радс приказал мне лететь с вами.

Я пристегнулся к сиденью; вертолет начал набирать высоту.

– Зачем?

– Так просто, сэр, – промямлил Кин.

– Повторите точно, что он сказал, – потребовал я.

– Он сказал, чтобы я убирался к начальнику, то есть к вам, и досаждал начальнику, то есть вам, так же, как ему, то есть сержанту Радсу, – пролепетал гардемарин с обреченным видом, покорно ожидая наказания.

Йохан Стриц ткнул локтем в бок Кила Дрю, кадеты весело переглянулись. Конечно, наивным мальчишкам не удалось скрыть от меня свою озорную радость, мордашки выдали их с головой, но я сделал вид, будто ничего не заметил, отвернулся к иллюминатору. Пусть потешатся, не часто кадетам случается видеть гардемарина, корчащегося под гневным взглядом начальника. Вертолет уже поднялся на шестьсот метров.

– Ладно, досаждайте мне, мистер Кин, – приказал я.

– Есть, сэр. Я не досаждал сержанту Радсу, просто хотел ему помочь.

– Воображаю, как это было. – Черт с ним, пусть живет, не буду пока наказывать.

Мой вертолет приземлился в Лондоне первым. Я наблюдал за прибытием больших вертолетов, за высадкой и построением кадетов, в отряде сержанта Ибареса заметил Роберта Боланда. Походка его была неестественной – последствия моей порки.

Кадетов отвели в огромный зал ожидания, а меня Толливер отвел в более уютный зал для офицеров ВКС под предлогом того, будто кадеты в моем присутствии ведут себя как-то не так, отчего ими якобы труднее командовать. Иногда у Толливера ум за разум заходит. Как старший лейтенант, он время от времени гонял Джеффа Торна посмотреть, как идет посадка кадетов.

Наконец кадеты разместились в большом шаттле, настала наша очередь идти к шаттлу поменьше.

– Надо было зашторить кадетам иллюминаторы, чтоб не испугались меня, – вяло сострил я.

– В офицерском зале вам было гораздо лучше, сэр, там такой прекрасный буфет, – ответил Толливер с изысканной вежливостью.

– Странно, почему ты не послал меня к сержанту Радсу, чтобы я досаждал ему, а не тебе.

Толливер лишь улыбнулся, а гардемарин Кин густо покраснел.

– Сегодня мы с тобой всем мешаем, – посетовал я, хлопнув парнишку по спине.

Полет начался. Ускорение, перегрузка, боль в груди, невесомость. Наконец мы в «Порту Земли». Пересадка на другой шаттл, два часа полета до базы Академии в Фарсайде. Незадолго до посадки я решил поговорить со своими специальными кадетами, сидевшими неподалеку у другого борта.

– Довольны, что вернулись в Фарсайд?

– Конечно, сэр, – неуверенно отозвался Йохан Стриц.

– А если честно? – настаивал я.

– Не знаю, сэр. Видите ли, сержант Радс… В общем… Простите, сэр…

– Критикуете своего командира, кадет?! – зарычал я.

– Сэр, – вмешался Толливер, – позвольте напомнить вам одну важную вещь. Это будет конфиденциальный разговор. – Не ожидая моего приглашения, Толливер расстегнул свой ремень безопасности и направился в хвост шаттла.

Я последовал за ним.

– Слушаю.

– Какого черта ты взъелся на мальчишку?! – с ходу завелся Толливер. – Ты отозвал бедных кадетов из Фарсайда якобы для занятий по спецпрограмме, на самом деле не существующей, наобещал им с три короба, сделав их «специальными» кадетами, но за все время их пребывания в Девоне общался с ними не больше десяти минут. А теперь, когда Стриц по твоему требованию пытался сказать правду, ты чуть не сожрал его с потрохами! Давай, выпори его, если тебе станет легче! На кадетах легко срывать злость!

– Я не десять минут провел с ними! – оправдывался я. – Больше! Я брал их на церемонию!

– Они окружали тебя, как бессловесные твари! Как вещи! Ты говорил с ними?

– Конечно! Вообще-то Адам за ними присматривал… Зато на прошлой неделе я говорил с Кевином.

– Ты задумывался, какое мнение осталось у них о твоей «специальной программе»?

– По правде говоря… нет. Эдгар, что же мне делать?

– Что хочешь. Только не издевайся над ними.

– А ты не издевался надо мной, когда мы были кадетами?! – вспылил я ни с того ни с сего. Что на меня нашло? Сам не знаю.

– Не издевался, а приучал тебя к порядку и дисциплине. Давай не будем о старых обидах, с тех пор прошло уже черт знает сколько лет. Разве мы за это время не поумнели?

– Нет! – Какой ужас! Неужели я не поумнел?! Наверно, в этом все дело! – За эти годы мне стало ясно одно: я хуже, чем мнил о себе. Гораздо хуже.

Я отвернулся и пошел к своему месту.

– Мистер Стриц… Йохан…

– Приготовиться к посадке! – раздался из динамика голос пилота.

– Надевать скафандры, сэр? – спросил Стриц.

– Надевайте. На всякий случай. – Сам я надевать скафандр не стал. К чему мне эти предосторожности? Если Господу угодно взять мою душу, пусть берет. Слишком часто он спасал меня от гибели. Хватит, наверное.

Как и положено начальнику, из шлюза шаттла в офицерский шлюз купола базы я вышел первым. Нас встречали лейтенант Бьен и местные гардемарины.

– Добро пожаловать на базу, сэр, – приветствовала меня Бьен.

– Спасибо. К нападению кадетского десанта готовы?

– Они уже входят в большой шлюз под присмотром сержанта Радса, сэр.

Спустя несколько минут, бросив сумку в своей фарсайдской квартире, я прогуливался у казарм. Никаких видимых изменений за время моего отсутствия не произошло. Вскоре начали появляться первые группы кадетов с дорожными сумками на плечах. Чтобы не мешать им устраиваться на новом месте, я забрел в широкий служебный коридор (запретную для кадетов зону) и вскоре за углом наткнулся на задумчивого Джеффа Торна.

– Что ты здесь делаешь? – спросил я.

. – Вспоминаю те времена, когда я бегал здесь юным гардемарином. Тогда мне и в голову не приходило, что когда-нибудь я вернусь.

– Я тоже после выпуска думал, что покидаю Академию навсегда. Но жизнь решает по-своему.

– Верно. Она разбивает наши надежды.

– Джефф, мы еще не старики, не все потеряно, жизнь продолжается.

– Разве? – грустно улыбнулся он.

– Конечно, Джефф! – Я схватил его за руку. – У тебя все еще впереди! Ты еще можешь надеяться! Ведь ты, в отличие от меня, не предавал никого, кроме себя.

– Что ты имеешь в виду? – поморщился он, стряхивая мою руку.

– Ты горюешь над неудавшейся карьерой, а мне не удалась жизнь! Не ты настоящий неудачник, а я! С какой радостью я поменялся бы с тобою местами! Я проклят самим Господом Богом!

– Извини, Ник…

– Ты бы лучше не извинялся, а взял себя в руки! – выкрикнул я и вдруг понял, что взять себя в руки должен как раз я. – Кстати, ты выпорол Сандру Экрит?

– Немного. Мы поговорили с ней по душам, потом я ударил ее один раз. Похоже, она не возражала бы против настоящей порки. Знаешь, иногда физическая боль перебивает душевную, и тогда человеку становится немного легче.

– У тебя природный дар воспитывать не только кадетов, но и гардемаринов.

– А толку-то? – скривился Джефф. – У меня тоже жизнь не удалась. Из радостей только компьютерные игры да джин, а утром опять надо вставать. С трудом заставляю себя вылезти из постели, через силу впрягаюсь в работу.

– Хватит ныть! Ты же всегда был таким жизнерадостным!

– Думаешь, еще не все потеряно?

Мы помолчали. Наконец я с ностальгией спросил:

– А помнишь, как мы с тобой крались по этому коридору к гравитронам?

– Гравитроны… Жаль, слишком хорошо они охранялись.

– Я столкнулся на лестнице с Робби Ровером, покатился кубарем вниз, вся наша «банда» перепугалась и разбежалась. – Моя рожа невольно расплылась в улыбке. – Как я тогда улепетывал! Наверно, побил все мировые рекорды.

– Мы предали тебя, а тогда в столовой… Если бы тебя поймали…

– Не поймали ведь. А когда меня поймали в столовой, ты взял всю вину на себя. Я тогда восхищался тобой.

– Серьезно?

– Вполне, Джефф. Твой пример мне потом очень помог. Знаешь, я натворил много глупостей и даже совершал преступления, чем погубил свою душу, но никогда не предавал товарищей, потому что передо мной всегда стоял твой пример. – В глазах защипало от слез, я отвернулся.

– Полегче, Ник, не преувеличивай свои грехи. Я кое-как справился с собой, задавил рвущиеся наружу слезы.

– Джефф, и ты не распускай слюни, прекрати жалеть себя и свою якобы бестолковую жизнь. У тебя есть талант, не зарывай его в землю. Воспитывай молодежь.

– Учить ее компьютерным играм? Не смотри на меня так, это же шутка! А если серьезно… Знаешь, я подумаю. Большего пока не могу обещать.

Я направился в административный корпус. В приемной меня уже ждали «специальные» кадеты. Я пригласил их в кабинет, предложил им сесть, сам сел за стол и долго рассматривал свои ногти, хрустел пальцами, не зная, с чего начать. Может быть, ничего им не говорить, сразу отпустить в казармы?

Пригрезился строгий облик отца. «Стыдись своих ошибок, но не стыдись признавать их». Конечно, отец.

Но почему я так боялся говорить тебе о своих мелких пакостях? Ведь признания приносили мне облегчение. Кил Дрю съежился под моим хмурым взглядом.

– Я должен извиниться перед вами, – наконец выдавил я из себя, стараясь смотреть кадетам в глаза. – Извиниться перед всеми троими. Я напрасно отзывал вас из Фарсайда в Девон. Рассчитывал вам помочь, но не помог. Не сумел. Я видел, как тяжело отразилась смерть Дастина Эдвардса на тебе, Кевин, и на тебе, Кил. У вас резко снизилась успеваемость. На самом деле в гибели Дастина виновны мы, ваши начальники. Мы обязаны были предусмотреть все, но не приняли необходимых мер предосторожности. Ты должен знать это, Кил. Ты невиновен. Я думал, тебе легче будет понять это в другой обстановке, в Девоне. И у тебя, Йохан, тоже была очень низкая успеваемость.

– Сэр, вы выгоните нас из Академии? – выпалил Кевин Арнвейл, не выдержав моего длинного и бестолкового монолога.

– Нет, конечно! – Я встал, начал расхаживать по кабинету. – Я просто хотел вам сказать, что не знаю, как вам помочь. Мне казалось, что помогу, а потом выяснилось, что не получается. Я не уделял вам должного внимания, фактически игнорировал вас. Вот за что я прошу у вас прощения.

– Меня вы не игнорировали, сэр, – горячо возразил Арнвейл, зардевшись.

– Чепуха. Тот разговор, когда мы ходили к мистеру Торну и не застали его дома, не в счет.

– Мне было очень интересно, сэр. Ваш рассказ мне очень помог!

– Прежний начальник Академии капитан Керси не был таким мягкотелым, как я. Однажды он жестоко выпорол меня вот на этом столе. Мы, кадеты, входили в этот кабинет с ужасом, как и должно быть. Не знаю, какие чувства испытываете здесь вы, но точно знаю, что не гожусь в воспитатели кадетов.

– Мы больше не будем вашими специальными кадетами, сэр? – выпалил Стриц.

Мне действительно хотелось избавиться от них, но теперь это выглядело бы как наказание за их откровенность. Я снова устроил себе ловушку.

– Нет, я попробую исправиться. Только давайте установим новые правила: отныне вы имеете право задавать мне вопросы и делиться со мной своими соображениями. А чтобы повысить вашу успеваемость, я разрешаю вам делать домашние задания в приемной моего кабинета. – Боже, что я такое заладил? Совсем спятил! Черт дернул меня за язык сболтнуть еще одну глупость:

– Возможно, я иногда буду вам помогать.

Ошеломленные, кадеты молчали. Что они обо мне думали? Начальник рехнулся! Придется околачиваться возле сумасшедшего почти целый день!

– Вот и все, – растерянно сказал я и, поколебавшись, зачем-то добавил:

– Не возражаете?

Господи, что я несу?! Чушь несусветную! Я попер против традиций! Они же кадеты!

20

Вечером по дороге в столовую я признался Толливеру, что извинился перед кадетами.

– Прекрасно, – прокомментировал он с обычным сарказмом.

– Что ж тут прекрасного? – буркнул я.

– Конечно, это лучше, чем то и дело на них рычать, но еще лучше, если ты будешь поддерживать между вами правильную дистанцию. Капитан не должен извиняться перед кадетами.

– Тут особый случай, я должен был извиниться. Ошибки надо исправлять.

Мы подошли к двери столовой. Толливер пропустил меня вперед, я вошел в огромный зал. Пятьсот кадетов встали как один.

Я занял место за круглым офицерским столом и спросил:

– А где лейтенант Бьен?

– Улетела, сэр, – ответил Толливер.

– Куда? Зачем?

– В отпуск. На прошлой неделе я дал вам завизировать расписание отпусков, вы подписали его без возражений.

После ужина я снова бродил по базе; встретил Сандру Экрит и Антона Тайера, зашел в служебное помещение, спустился по лестнице на самый нижний уровень, заставленный всякими машинами и агрегатами; миновал пункт управления гравитронами, охраняемый круглосуточно, зашел в зал управления термоядерной электростанцией. Дежурный техник, читавший журнал, вскочил и вытянулся по стойке «смирно».

– Вольно, – разрешил я.

– Чем могу быть полезен? – вежливо поинтересовался он.

– Ничем. Что это? Пролитый кофе? Вытереть!

– Есть, сэр.

Дав нагоняй, я с чувством удовлетворения вернулся обратно, поднялся в свои апартаменты и лег спать.

Прошло несколько дней. Вечером я просматривал в своем кабинете электронную почту. Сообщение из Портсмута гласило, что интендант Серенко сознался в воровстве и предан суду за хищение на сумму сто тысяч унидолларов. О родственной связи Серенко с сенатором Уиверном ничего не говорилось. Возможно, утаивание этого обстоятельства и было одним из пунктов договора между Уиверном и сенатором Боландом.

Из Адмиралтейства сообщили, что мое предложение о создании автоматического корабля со встроенным ядерным зарядом и двигателем, генерирующим искаженные N-волны («кошачий концерт») передано, наконец, в инженерную группу. Приказано выполнить предварительную разработку этого важного проекта.

Следующее сообщение: капитан Причер выздоровел и назначен церемониймейстером при адмирале Дагани. Командиром «Веллингтона» стал капитан Тенер, отец Адама.

Сообщение от Эдди я перечитал дважды. Анни ест хорошо. Эдди нашел в сарае мой старый велосипед, отдал его Анни, себе тоже купил крепенькую двухколесную машину, и теперь они оба – Анни и Эдди – ежедневно катаются по городу, объезжают магазины и возвращаются домой с провиантом.

Слава Тебе, Господи! Наконец с Анни все хорошо.

В дверь постучался и робко заглянул Кил Дрю.

– Разрешите?

– Входи, – сказал я. В последние дни мне удалось рассеять страх кадетов передо мною и установить новую форму общения, непривычную как для меня, так и для них. – Что так поздно? – Я глянул на часы. – Не пора ли тебе в казарму?

– Я не успел сделать домашнее задание. Разрешите я сделаю его у вас?

– Разумеется. А почему ты не хочешь делать уроки в казарме?

– Если хотите, пойду в казарму, сэр. Просто… – Он покраснел. – Понимаете, сэр, там не очень-то располагает к учебе обстановка. Не очень дружественная. Товарищи стали относиться к нам хуже с тех пор, как вы взяли нас к себе.

Как я сразу об этом не догадался? Взяв их под свое крылышко, я настроил остальных кадетов против моих протеже. Впрочем, для них это лучше, чем отчисление из Академии.

Я приготовил себе свежий кофе, снова начал просматривать файлы. Кил Дрю корпел над своим компьютером, беспрестанно ерзая на стуле, кладя под задницу то одну, то другую ногу. Наконец я не выдержал:

– Тебе что, в сортир надо?

– Нет, сэр.

– Тогда хватит ерзать. – Я снова уткнулся в дисплей, начал делать заметки для памяти. Завтра надо поговорить с Толливером насчет нового интенданта, пусть найдет подходящего человека. Действовать обычным порядком нельзя. Если обратиться в отдел кадров Адмиралтейства, то капитан Хигби нарочно пришлет нам отпетого разгильдяя. Кил Дрю шумно вздохнул. – Что ты сидишь как на иголках?! – прикрикнул я. – Не шуми или выметайся отсюда!

– Простите, сэр. – Бедняга начал лихорадочно собирать в коробку дискеты.

– Отставить! – Ну почему я не выдерживаю ровный тон? Куда меня все время несет? Толливер прав, с кадетами надо быть ровнее. – Что с тобой, Кил?

– Простите, сэр, но я никак не могу в это въехать. «Основы электротехники» – сплошные амперы, омы и ватты.

– Этот предмет требует усидчивости, – с видом бывалого мудреца промолвил я.

– Зачем офицерам вся эта чепуха? Автоматика в инженерном отделении корабля сама все делает. А сам инженер на что? – Кил осторожно взглянул на меня, пытаясь понять, не слишком ли грубо и прямолинейно он выражается при начальнике Академии.

– Офицер должен быть всесторонне образованным человеком, Кил, – изрек я.

– Я еще могу запомнить, что мощность измеряют ваттами, ток – амперами, а сопротивление – омами. Могу запомнить, что сопротивление обозначается буквой R, и прочие обозначения тоже. Но все эти формулы… Откуда они берутся? Я их никогда не выучу.

– Выучишь, – улыбнулся я и отчеканил в рифму:

– «Ток в квадрате множь на R, мощность – есть. Решил пример!» Повтори.

Кил удивленно вылупился на меня, но повторил мнемонический стишок правильно. Греясь в лучах кадетского восхищения, я научил его еще нескольким запоминалкам.

– Так и правда можно выучить формулы! Сэр, откуда вы все это знаете?

Мы снова занялись каждый своим делом. Кил уже не шумел, не раздражал меня ерзаньем. Наконец он выключил компьютер, потянулся, улыбнулся.

– Спасибо, сэр, ваши стишки очень мне помогли.

Я тоже вроде бы испытал облегчение, словно сбросил несколько килограммов. Ну, точно! Гора с плеч свалилась!

– Тогда беги в казарму, а то опоздаешь к отбою. – Я поднес чашку ко рту и вдруг пролил на рубашку кофе. – Черт!

– Есть, сэр. – Кил как-то слишком уж резко встал и даже слегка подпрыгнул. – Ой!

Взревела сирена тревоги, из динамика раздался голос:

– ОТКЛЮЧИЛИСЬ ГРАВИТРОНЫ! ОТКЛЮЧИЛИСЬ ГРАВИТРОНЫ!

Я схватил микрофон, загремел приказами:

– Перекрыть коридоры! Надеть скафандры! Толливер, Торн, в кабинет начальника!

Сила тяжести уменьшилась в шесть раз, я встал со стула и врезался головой в потолок, отскочил вниз, успел вцепиться в кресло. Кил Дрю наблюдал за моими маневрами с отвисшей челюстью.

Первым ко мне в кабинет штетел Джефф Торн с озорным оскалом.

– Отключили-таки! – ликовал он. – Молодцы! – Рот его растянулся до ушей.

– Кто отключил? – оторопел я.

– Гардемарины! Кто же еще?! Гардемаринам наконец удалось отключить гравитроны!

Вот оно в чем дело! Я связался с пунктом управления гравитронами:

– Пункт гравитронов! Пункт гравитронов! Ответьте! Никто не отвечал. Вошел Толливер, следом за ним сержант Кина Обуту.

– Впервые! Впервые за долгие годы! – шумел Джефф. – Сумели! Мы не смогли, а они сумели!

Кил Дрю заулыбался, я нахмурился. Пацан, салага еще, а понимает!

– Кадет! В казарму! – приказал я.

– Есть, сэр!

– Он не пройдет, сэр, коридоры герметично перекрыты, – саркастически заметил Толливер.

– Ладно, тогда…

– Докладывает дежурный по гравитронам Сивер! – грянул из динамика голос разъяренного техника. – Я на электростанции. Вышел на секунду, а эти ублюдки отключили гравитроны, ввели в замок другой шифр и заперли дверь! Я не могу войти в пункт управления гравитронами!

– Какого черты вы вышли из пункта?! – рявкнул я.

– Да кадет пришел, набрехал, будто меня срочно вызывают в инженерное отделение!

– Какой кадет?

– Волосы длинные такие, белые, а брови густые-густые. А как зовут – не знаю. Думаете, я помню их, ваших кадетов? Они все на одно лицо!

– Загримировался, наверно, – пробормотала Обуту. – У нас нет кадетов с длинными белыми волосами.

– Сэр, – продолжал жаловаться из динамика техник, – даже если я попаду в чертов пункт, потребуется час, чтобы запустить эти хреновы гравитроны!

– Открывайте дверь как хотите! – зарычал я. – Вызовите бригаду сварщиков! Что угодно! Но гравитроны должны быть запущены как можно скорее! – Я переключил связь на казармы.

– Докладывает сержант Радс, сэр. У нас тут…

– Знаю, черт бы их всех побрал! – Я бешено крутанулся к Торну, чуть не вылетев из кресла. – Торн! Найти поганцев! Выпороть! Выгнать!

– Позвольте мне решить этот вопрос без излишней жесткости, сэр.

– Выгнать! – бушевал я. – Пусть улетают домой! Нет! Оставить! Отдать негодяев под трибунал! – Поносившись по кабинету, я малость пришел в себя и заглох.

– Это всего лишь детская шалость, сэр, – вступилась за «негодяев» Обуту.

– Всего лишь? – Ничего себе, шалость. Из-за них я пролил на себя кофе! Из-за них я то и дело вылетаю из кресла! Наглые гардемарины! До чего наглые! Вот раньше, когда я был гардемарином, тогда…

Джефф Торн хитро мне подмигнул. Наивный, думает, кадет Дрю ничего не замечает. Уголки мох губ слегка дернулись вверх.

– Ладно, Торн, – согласился я, – делай с поганцами, что хочешь. – Может, у него хватит ума их выпороть. Гардемарины должны понять, что за удовольствия надо платить. Я повернулся к Толливеру:

– Наверняка ночью в казармах будет кавардак, хаос, метание подушек или что-то похуже. Скажите сержантам, пусть не вмешиваются. В конце концов, за всю историю Академии это первый случай. Гардемаринам еще ни разу не удавалось добиться такого оглушительного успеха. Так не будем же омрачать кадетам их праздник. А вы, кадет Дрю, что лы-битесь, как дурачок?! Ничего смешного тут нет!

Откуда во мне столько легкомысленности? Неужели во всем виновата чересчур слабая гравитация Луны?

Ардвелл Кроссберн держался подчеркнуто официально.

– Мне непонятна ваша снисходительная позиция по отношению к злостным вредителям, причинившим базе значительный материальный ущерб, – долдонил он тоном, слишком хорошо знакомым мне с прежних времен. До чего противно! Самоубийство лейтенанта Слика привело к кадровым перестановкам. Технические службы базы перешли в ведение Кроссберна. Теперь обойтись без него при обсуждении истории с гравитронами было нельзя.

Я обвел взглядом своих офицеров, сидевших за длинным столом. Джефф Торн закатил глаза к потолку, у Толливера тоже физиономия была постная и весь вид откровенно скучный.

– Пункт управления гравитронами был заблокирован. Нам пришлось вскрывать дверь автогеном, – монотонно гудел Кроссберн, – она безнадежно испорчена, а значит, придется потратить средства на новую дверь Странно, если не сказать подозрительно, выглядит то, что Торну не удалось найти вредителей. Я потрясен до глубины души.

Дурак ты дурак, Кроссберн. Разве ты не заметил неестественную походку трех гардемаринов? Разве не догадался, кто и за что их выпорол?

– И еще более подозрительно выглядит то обстоятельство, – гнул свое Кроссберн, – что начальник Академии всячески пытается замять…

– Как вы смеете! – взвился с кресла я. – Вы собираетесь мне указывать?!

– Нет, я не указываю, просто излагаю свое мнение. Я бы посоветовал вам уволить вредителей, пока Военно-Космическая комиссия ООН не пронюхала, как вы…

Я хрястнул об стол свой карманный компьютер, брызнули осколки.

– Мистер Кроссберн, собирайте вещички! – заорал я вне себя от ярости. – Прочь с базы! Убирайтесь отсюда сегодня же!

– Но вверенные мне технические системы находятся здесь, в Фарсайде. А в Девоне мне нечего делать.

– За системами присмотрит Джефф Торн! А вы убирайтесь не в Девон, а в Лунаполис! В отдел кадров к капитану Хигби!

– Как прикажете объяснить ему ситуацию? Честно рассказать обо всем, что здесь произошло? – совсем обнаглел Кроссберн.

– Убирайтесь, пока вас не вышвырнули силой!

– Вы еще пожалеете, сэр. – Бросив на стол листки с речью, Кроссберн гордо удалился.

Несколько секунд стояла гробовая тишина.

– Я плохо разбираюсь в гравитронах и прочих системах, – посетовал Торн.

– Найдешь учебник, изучишь! – проворчал я.

– Зачем ему разбираться в гравитронах? Пусть охраняет их от гардемаринов, – съязвил Толливер.

– Эдгар! – рявкнул я.

– Ладно, обсудим другие дела. На следующей неделе с плановой годовой проверкой пожалует Военно-Космическая комиссия ООН. Разумеется, ее представители ожидают обычного в таких случаях шикарного приема.

– Что вы имеете в виду?

– Во-первых, их надо накормить до отвала деликатесами.

– Придется кормить, – вздохнул я. Адмирала Дагани хватит инфаркт, если я плохо приму комиссию.

– И поить, – добавил Толливер.

– А вот спиртных напитков не надо.

– Хорошо, сэр. Но сенаторы на трезвую голову урежут нам бюджет.

– Перебьются без вина! – повысил я голос.

– Джефф, хоть бы вы помогли мне убедить начальника, а то у него опять дурное настроение. Сэр, комиссия пробудет у нас всего неделю. Кстати, о размещении гостей… Предлагаю такой вариант: мистер Торн временно переселится ко мне, мисс Бьен – к гардемаринам, двух сенаторов подселим к начальнику. Керси тоже брал двух сенаторов.

– Согласен, – буркнул я. Сенаторов-то немного, всего восемь штук, но с ними прилетит целая свита, ее тоже надо куда-то поселить. Значит, придется уплотнить техников.

– В этом году только двое сенаторов приедут с семьями. За детьми присмотрят гардемарины.

– Не надо детей.

– Будьте благоразумны, сэр, вы же не можете приказывать сенаторам.

– Кто здесь начальник?! – вспылил я.

– Они тоже начальники, сэр. Или я ошибаюсь? Я бы тут же стер в порошок наглеца Толливера, но вовремя вмешался Джефф Торн:

– Никаких возражений, сэр, пусть в моей квартире поживет какой-нибудь сенатор с семьей, зато комиссия будет довольна.

Я мрачно уставился на свой разбитый компьютерик. И что меня так колбасит по пустякам?

– Здесь не курорт для шайки развлекающихся политиканов с семьями! Проверка отменяется! – отрезал я.

– Комиссия сама назначает и отменяет свои проверки, – парировал Толливер. – Пора идти на обед.

– Хватит дерзить! Ну ладно, пусть приезжают, только никаких яств, пусть питаются, как все!

– Есть, сэр, – устало бормотнул Толливер.

– Все офицеры останутся в своих квартирах!

– Хорошо, двух сенаторов поселим к вам, а остальных шестерых куда?

– Восьмерых! Я не пущу к себе политиканов! – Пару мгновений я наслаждался его изумлением. – Кадетов из Кран-Холла отправим на орбитальную учебную станцию, для комиссии освободится сразу тридцать мест.

– Комиссию – в казарму?! – ужаснулся Толливер. – Затолкать сенаторов, их детей и помощников как селедок в обиталище для кадетов?!

– У нас не санаторий, а военная база! – отрезал я и гордой походкой направился к двери.

К ужину я успокоился и засомневался в своей правоте, но менять решения не стал. Пусть политиканы потолкутся в казарме. Может, раньше смоются. И реже будут мне докучать. Эти их проверки за годы правления Керси превратились в увеселительные экскурсии. На всякий случай я предупредил Толливера, чтобы он не проболтался адмиралу Дагани о моем нововведении.

Несколько дней я был поглощен канцелярщиной: сочинял характеристики на выпускников, подписывал хозяйственные и прочие бумаги, установил строгий порядок инвентаризации, чтобы таким, как Серенко, жилось менее вольготно.

За день до прибытия высокой комиссии я выступил перед кадетами, отправляющимися на учебную станцию. Мне хотелось не столько запугать их, сколько предостеречь. Несчастных случаев больше не должно быть. Хватит с меня смерти кадета Эдвардса. Не уверен, что кадеты меня слушали, но смотрели на меня внимательно. Проводив их до шлюза, мы с Толливером на обратном пути обсуждали последние приготовления.

– Эдгар, кто будет убирать казарму?

– Два солдата под присмотром гардемарина Диего.

Лучше бы за солдатами присматривал сержант Радс. Ну да черт с ним, с гардемарином. А может, зря я затеял этот цирк с казармой? Неприлично все-таки держать сенаторов в таких условиях. Но отменить приказ тоже нехорошо, подчиненные скажут: Сифорт колеблется. Начальник должен быть решительным.

Утром в суете дел я на время забыл о комиссии, а опомнился лишь после обеда, когда эти шишки уже прибыли и менять что-либо было поздно.

Я выстроил перед шлюзом всех своих офицеров, пышно поприветствовал незваных гостей, доверил Толливеру почетную миссию проводить важное стадо в загон и занялся своими делами, стараясь не думать о реакции оскорбленных сенаторов.

Вечером по пути в столовую за мной увязался Кевин Арнвейл.

– Добрый вечер, сэр. Сегодня на уроке тригонометрии мистер Стайс поставил мне «отлично». Можно ему сказать, что половина этой оценки заслуженно принадлежит вам?

Оказывается, у пацана хорошо развито чувство юмора. Почему я раньше этого не замечал?

– Спасибо, но лучше об этом не говорить, а то в следующем году я стану наполовину гардемарином, – сострил я.

Кевин осветился довольной улыбкой. Бедный мальчик! Он так одинок, что всего одно доброе слово делает его счастливым. Хорошо, что я пригрел его под своим крылышком.

– Сэр, а правду говорят, что вы сунули отца Робби Боланда в казарму?

– А что?

– Ничего, сэр. В казармах тоже можно… жить. Мы вошли в столовую.

– Прошу садиться! – возвестил я на весь зал, изобразил приветливую улыбку и направился к длинному столу, за которым сидели мои гости и офицеры. – Добрый вечер. Извините, что из-за огромной занятости не смог проследить, как вы устроились.

– Знаете, куда они нас поселили? – с негодованием завизжала на меня сенатор Дороти Уэйд.

– Куда? – любезно поинтересовался я.

– Ваш придурковатый лейтенант отвел нас в казарму!

Толливер на противоположном торце стола делал вид, будто не слышит ее. Йохан Стриц закрыл рот салфеткой и затрясся в беззвучном смехе. До чего я дошел? Надо мной смеются кадеты! Кил Дрю ткнул Йохана в бок.

Пожалуй, я зашел слишком уж далеко. Надо создать гостям достойные условия, поселить их в квартиры. Конечно, это доставит моим офицерам некоторые неудобства, но так это ж ведь всего на неделю. А свалить свою бестолковость можно на Толливера.

– Простите, я был так занят, – залепетал я, – что не успел…

– Ничего, мистер Сифорт, все мы иногда ошибаемся, – утешил меня сенатор Мимкин.

– А душ!? – клокотала миссис Уэйд. – Убийственно!

– Что с душем? – встревожился я. – Там грязно?

– Нет, чисто, но кабинки такие маленькие, а главное, в них нет дверей! Какое варварство!

Что я наделал?! Это надо исправить немедленно!

– Миссис Уэйд, пожалуйста, не сердитесь, – затараторил я, – это самая обычная казарма, она ничем не хуже других. После ужина я сразу же…

– Там могут жить только животные и трущобники! А мы – цивилизованные люди!

В столовой воцарилась гробовая тишина. Оскорбленные кадеты и офицеры, затаив дыхания, ждали моего ответа. Я встал, чтобы ответ был слышен всем.

– К сожалению, мэм, это военная база, и на ней нет квартир, к которым вы привыкли. – Что же сказать? В ушах звенел визг: «животные», «трущобники». Это о наших кадетах! Об офицерах! Все мы были кадетами, значит, я тоже животное. Или трущобник? – Из свободных помещений у нас есть только казарма Кран-Холл. В подобных казармах живут все кадеты Фарсайда, а те, что в Девоне, мечтают когда-нибудь сюда попасть.

– Как же нам быть? – спросил сенатор Ричард Боланд.

– Те, кто считает казарменные условия неприемлемыми, могут лететь обратно, шаттл ждет вас, а те, кто способен переночевать в казарме, могут остаться.

– А как же проверка?

– Я могу принять вас в Девоне, там в городе неподалеку от Академии есть фешенебельные отели. Извините, у меня много работы. – Я гордо развернулся и прошествовал к выходу.

Плотно прикрыв дверь, отключив телефоны, я расхаживал по кабинету. Какого черта я опять не сдержался?! Какого черта снова проявил свой бешеный норов? Дагани сместит меня с должности этой же ночью, как только разъяренные сенаторы доведут его своими звонками до белого каления. Тем более после инцидента на борту «Веллингтона» Дагани только и ждет удобного случая, чтобы от меня избавиться.

Лично мне наплевать на отставку, окунусь в тихую семейную жизнь с Анни. Обидно другое – пострадает Академия, пострадают кадеты.

Стук в дверь. Вошла сержант Обуту.

– Никого не принимаю! – рявкнул я.

– Хорошо, сэр. – Кина удалилась.

Я снова забегал по кабинету, яростно пнул стоявшее на пути кресло. Нет. ну это ж надо было нас так обозвать! «Животные»! «Трущобники»! Ну и что? Подумаешь, обозвали. Когда я был кадетом, и не такого наслушался.

Снова стук в дверь. Я раскрыл рот, чтобы рявкнуть на сержанта, но вошел Йохан Стриц.

– Простите, сэр, но вчера вы сказали, что я могу делать домашнее задание у вас в кабинете.

– Прочь! Нет, отставить. Оставайся, делай свои уроки. – Я снова начал бегать туда-сюда.

– Есть, сэр. – Йохан сел в кресло, достал свой ком-пьютерик. – Видели бы вы, сэр, как они уходили.

– Делай уроки! – прикрикнул я. А может, Дагани отправит меня в отставку утром? Значит, ночью я еще имею право воспользоваться нашим шаттлом для полета в Девон, – Ладно, Йохан, рассказывай!

– Та дурная старуха кричала… Ой! Простите, сэр. Миссис Уэйд громко называла вас солдафоном, авантюристом, садистом, неандертальцем и извращением, которому доставляет удовольствие мучить своих начальников. А сенатор Мимкин назвал вас моральным уродом и…

В дверь стукнул и тут же влетел Джефф Торн.

– Знаю, знаю, что ты никого не принимаешь, но дело очень серьезное, – затараторил он с ходу.

– Пошли вы все к чертовой матери!

– Это не для кадетских ушей, – покосился он на Стрица.

– Говори при нем!

– Есть, сэр. Сержант Ольвиро застукал двух своих подопечных кадетов во время… Как бы это приличней выразиться… Короче, они трахались.

– Ну и что?

– А то, что они из одной казармы!

– Из одной?! – ужаснулся я.

– Да, сэр. Таня Гувир и Чамберс. Их койки стоят рядом. Сержант послал их на порку ко мне, но я думаю, такой случай заслуживает разбирательства в этом кабинете.

– Какие могут быть разбирательства! Выгнать обоих, и дело с концом!

– Не слишком ли? Конечно, они поступили отвратительно, но…

– Выгнать! – рявкнул я и грозно зыркнул на Стрица. – А ты что вылупился?!

Кадет покорно уставился в свой компьютер.

– Ладно, Джефф, – смягчился я, – делай с ними, что хочешь. Всыпь им так, чтоб неделю сидеть не могли!

– Хорошо, сэр. – Джефф тут же выскочил, не дожидаясь, пока я передумаю.

Не Академия, а сумасшедший дом! Гардемарины отключают гравитроны, кадеты трахают кадеток, бешеные сенаторши выскакивают из казарм и обзывают всех животными, начальник собирается в отставку, а в это время у него в кабинете сидит кадет, которого давно надо было выгнать за неуспеваемость, и делает вид, будто смотрит в компьютер.

Полный порядок!

Не совсем. Одно достижение у меня все-таки есть – избавился от Кроссберна. Как раз вовремя.

Снова стук в дверь. Кина Обуту.

– Сенатор Боланд хочет поговорить с вами, сэр…

– Ладно, пусть подребезжит. – Я взял трубку.

– Не по телефону, сэр. Сенатор здесь, сэр, в приемной.

Обуту отступила в сторону, вошел Боланд.

– Капитан, пять сенаторов проголосовали «за», а трое «против». Мы остаемся.

Плакать мне или смеяться? То и другое одновременно? Я схватился за голову. Ну точно, сумасшедший дом.

– Сенатор, видите ли…

– Простите за грубость моей коллеги. – Сенатор плюхнулся в кресло, глянул мельком на Стрица и отвернулся, не обратив на него особого внимания. Наверно подумал, что кадеты с незапамятных времен делают уроки в кабинете начальника Академии.

– Ничего, ее можно понять, – учтиво ответил я. – Новый начальник Академии предоставит комиссии другие условия.

– Мы тоже беспокоимся, что Дагани может вас отстранить, поэтому мне поручили от имени всей комиссии связаться с ним и…

– Можете позвонить ему из приемной.

– Сейчас к адмиралу нелегко дозвониться, лучше я сделаю это завтра. – Боланд встал. – Еще раз простите, капитан. Эта выжившая из ума сучара… Кстати, помните, я вам говорил, что в детстве мечтал стать офицером. Похоже, вы предоставили мне возможность частично осуществить мечту. Что ж, пойду хлебну суровой армейской жизни.

Не успел я придумать ответ, как сенатор уже скрылся за дверью.

– Они тупее первогодок, сэр, – с жаром рассказывал мне на следующий день Йохан Стриц. – Мистер Мимкин никак не мог допетрить, как надевается скафандр! Кил объяснял ему час!

Кил Дрю согласно кивал, я вяло улыбался. С рокового момента прибытия высокой комиссии прошло два дня. Похоже, в лице некоторых сенаторов я заимел смертельных врагов, а Йохан подружился с дочками-близняшками сенатора Рудольфе. Адмирал Дагани все еще не звонил мне, не устраивал разноса.

– Сэр, поможете мне вечером разобраться с уставом? – робко спросил Кил. – Я бы обратился к мистеру Кину, но он занят с сенаторами.

– Давай займемся этим прямо сейчас, – тяжко вздохнул я. Совсем обнаглели кадеты, чувствуют себя в моем кабинете, как дома. Но хуже другое – я привязываюсь к ним все больше и больше.

21

Я слушал доклад Нгу Бьен о системах жизнеобеспечения Фарсайда, когда сержант Обуту из приемной доложила о звонке адмирала Дагани. Комиссия отбыла неделю назад, и все это время Дагани не звонил, значит, в отставку меня отправлять пока не собирались, поэтому я взял трубку без трепета.

– Сифорт? Хигби опять на вас жалуется, – весело сообщил Дагани. – Вы ни за что ни про что выгнали Кроссберна. Я временно взял его к себе в штаб. Должен вам сказать, я недооценивал вас как политика, за что прошу прощения.

– Что вы имеете в виду, сэр?

– Как что? Не прикидывайтесь простаком, Сифорт. Я говорю о комиссии. Какой прием вы ей устроили?

– Простите, сэр…

– Великолепный замысел! Сенаторы ошеломлены! Как вам пришла в голову гениальная идея усадить их за тренажеры для учебного боя с рыбами? Сенатор Мимкин признался, что никогда в жизни не чувствовал такой усталости! Теперь члены комиссии поняли, как трудна жизнь в Академии и как много ей нужно средств.

– Сэр, вы меня разыгрываете?

– Впервые за многие годы они решили увеличить ваш бюджет! Правда, одна старушенция кочевряжилась, но ваши сторонники быстро сделали ей укорот. Деньги дадут даже на новые казармы!

– У нас и старые неплохие.

– Мне надо бежать, Сифорт, очередная идиотская церемония.

– А как насчет кораблей с «кошачьим концертом»?

– Работа над проектом идет полным ходом. До свидания, удачи. – Дагани положил трубку.

Я сидел, как истукан, ничего не соображая.

Обычно все мои благие намерения приводят к беде, а тут вышло наоборот. Впервые в жизни.

Ночью меня поднял тревожный звонок сержанта Радса. Вскоре я на всех парах проследовал мимо зевающей Обуту в свой кабинет, где меня уже ждал Радс.

– Что случилось, сержант?

– Несколько минут назад я услышал за стенкой шум и пошел в казарму выяснить, что происходит. В туалете подрались двое кадетов.

– Боже мой!

– Одного я оставил в казарме, а другой сидит у меня дома.

– Из-за чего драка?

– Я еще не допрашивал их, сэр. По мне, этих драчунов надо выпороть, а потом уже разбираться, что к чему. Но ведь вы раз сказали, что я перегибаю палку. Вот я и решил вначале посоветоваться. – Радс не мог скрыть раздражения.

Значит, не у меня одного нервишки пошаливают. Я во всем виноват, из-за меня сержанты и кадеты чувствуют себя не в своей тарелке.

– Пришлите обоих ко мне.

– Есть, сэр. – Козырнув, сержант удалился.

Я свирепо расхаживал по кабинету, проклиная себя за благодушие. Зачем я закрыл глаза на историю с грави-тронами? Зачем помиловал кадетов, которые занимались любовью? Совокупляться в Академии? Это незаконно! А Стриц и другие «специальные» кадеты с их фамильярностью? Нет, баста! Хватит миндальничать! Надо быть строже!

Раздался стук в дверь, вошел кадет с фингалом и разбитой губой, вытянулся по стойке «смирно».

– Кадет Джеренс Бранстэд по вашему приказанию прибыл, сэр.

– Ты?! – изумился я. Узнать его было не так-то легко, правый глаз уже почти заплыл.

– Так точно, сэр.

– Что, черт бы вас всех уволок в ад, произошло?!

– Подрались, – буркнул он.

– И сам вижу! Ты заляпал кровью весь пол! Вольно! Кто тебя так избил?!

– Кадет Очард, сэр. Он не избил меня, просто… Я тоже ему вмазал как следует.

– Четыре наряда! – рыкнул я и схватил в углу розгу. – Из-за чего подрались?

– Он сказал, что я… что вы… – Окровавленные губы Джеренса задрожали.

– Сядь, успокойся, вытрись, – показал я ему на диван и дал свой носовой платок, совершенно чистый. – Ну, теперь рассказывай.

– Он сказал, что я попал в Академию только потому, что… что на «Виктории» я к вам подлизывался. Конечно, он выразился не совсем так, вернее, совсем не так… – Голос Джеренса с трудом пробивался сквозь всхлипы. – Меня и раньше дразнили этим, а сегодня мое терпение лопнуло.

Да, иногда кадеты бывают зверски жестокими. Если почуют в ком-нибудь слабину, набросятся, словно волки, и не успокоятся, пока не загрызут.

– Думаешь, буду тебя утешать? – спросил я, придав голосу побольше строгости. – Нет, я тебя выпорю. На «Виктории» ты справился с соблазном принять наркотик, а тут распустил нюни лишь потому, что тебя назвали подлизой. Надо быть терпеливым, иначе… На телефоне затрезвонил сигнал тревоги.

– Срочное сообщение с орбитальной станции «Порт Земли», – доложила Обуту.

Я переключил прием на динамики, зазвучал взволнованный голос:

– … ВСЕМ ВОЕННЫМ КОРАБЛЯМ, ВСЕМ ВОЕННЫМ БАЗАМ. ПОВТОРЯЮ: БАЗА В ЛУНАПОЛИСЕ ПОДВЕРГЛАСЬ БОМБАРДИРОВКЕ, О ЖЕРТВАХ И РАЗРУШЕНИЯХ ПОКА ТОЧНО НЕИЗВЕСТНО…

Господь Всемогущий! Я оцепенел.

– … АДМИРАЛТЕЙСТВО НЕ ОТВЕЧАЕТ. ДОКИ «ПОРТА ЗЕМЛИ» АТАКОВАНЫ РЫБАМИ. СЕЙЧАС ВОКРУГ СТАНЦИИ СЕМЬДЕСЯТ ПЯТЬ РЫБ. ПРОСИМ ПОМОЩИ У ВСЕХ КОРАБЛЕЙ.

– Говорит капитан Цонг, командир корабля «Непобедимый». Временно принимаю командование флотом на себя. Всем судам, пришвартованным к станции «Порт Земли», немедленно отчалить! В верхних слоях атмосферы Земли появилось около сотни рыб!

Сотня рыб?! Господи, спаси и помилуй!

– Сэр, может быть…

– Заткнись, Джеренс! – Я прильнул к динамику.

– Говорит корабль «Ацтек»! Рыбы проплавили наш корпус. Целый рой вокруг нас, мы с ними не справимся. Нужна помощь. Наши координаты…

– Джеренс, беги в казарму! – приказал я.

– Есть, сэр.

Я переключил телефон на внутреннюю связь:

– Толливер! Торн! Срочно ко мне в кабинет! Сержант Обуту, вы тоже! Но вначале передайте технической службе приказ: отключить внешнее освещение, радиостанции включать только на прием. Нельзя ничем привлекать рыб.

– Есть, сэр.

Вскоре в кабинет влетел Торн, за ним заспанный и ворчащий Толливер. Обуту вошла с чашками и кофейником. Что бы я без нее делал?!

– Лунаполис разбомблен, – объявил им я. Все притихли. – Адмиралтейство молчит, флот лишился центрального командования.

– Его функции может взять на себя штаб ООН или Лондонское Адмиралтейство, – предположил Толливер.

– Они на Земле, а с ее поверхности полноценное руководство космическим флотом невозможно, – возразил я.

– Не будь «Порт Земли» атакован, Лондонское Адмиралтейство могло бы руководить через станцию, – с оттенком паники сказала Обуту.

Я переключил внешнюю связь на динамики, понеслись сообщения кораблей и станции:

– … ПРОПЛАВЛЯЮТ КОРПУС! ВСЕМ НАДЕТЬ СКАФАНДРЫ!

– … держать оборону не можем! Ныряем!

– … большая часть города затоплена, астероид попал в залив в ста километрах к юго-востоку от Галвестона.

Мы с ужасом слушали, как по всей Земле ширится катастрофа. Пять военных кораблей были уничтожены в первые же минуты нападения рыб, еще тридцать – повреждены, но пока оказывали сопротивление. Четыре корабля нырнули и со сверхсветовой скоростью направились за пределы Солнечной системы.

Космические чудища всплывали косяками. По предварительным оценкам, Солнечную систему наводнили три сотни рыб. Гигантская орбитальная станция «Порт Земли», осажденная рыбами со всех сторон, пока еще держалась. Выстоит ли? С ее падением вся межзвездная торговля замрет.

– Может быть, надеть скафандры? – предложил я. – Вдруг рыбы бросят астероид и на наш купол?

– Но пока наши радары рыб не видят, – возразил Толливер.

– Пока… Рано или поздно это случится.

– Но запаса кислорода в скафандре хватает на два часа, – напомнила Кина Обуту, – нельзя же постоянно менять баллоны всем пятистам кадетам.

– Не обязательно пристегивать шлемы сразу, – парировал Торн.

– Приказать кадетам надеть скафандры под предлогом учебной тревоги? – вслух рассуждал Толливер. – Фарсайду нечем себя защитить, у нас нет боевых лазерных пушек.

– Может быть, отправить всех кадетов на Землю? – предложила сердобольная Кина.

– Но у нас только один шаттл, и то непригодный к приземлению, а причаливать к станции «Порт Земли» сквозь гущу рыб – удовольствие не из приятных, – съязвил я.

– Не обязательно причаливать! Можно просто кружить по орбите.

– Этот шаттл может взять на борт только пятьдесят человек. Кого оставим в Фарсайде?

– Значит, нам остается лишь ждать? – заключил Торн.

– Выходит, так.

– … астероид упал недалеко от Ванкувера, – неслось из динамика. – Обширные лесные пожары…

– Капитан, – закричал побелевший Торн, – кадеты имеют право знать! Неизвестно, доживем ли мы до утра! Объявите им! Расскажите, что происходит!

– Это приказ?

– Нет, сэр.

– Даже если это их последняя ночь, пусть не мучатся напрасно страхом. Объявлю утром.

– Говорит адмирал Искандер из Лондона, – раздался из динамика новый голос. – Мы внимательно наблюдаем за обстановкой. Хотя полной информации у нас еще нет, уже можно сделать вывод, что бомбардировке астероидами подвергаются все континенты…

– Наблюдатель, твою мать! – злобно выругался Толливер.

– Тесс!

– Молчать!

– … до разработки стратегии глобальной обороны Земли каждый корабль, каждая орбитальная станция, каждая военная база должны защищаться самостоятельно, рассчитывая только на свои силы. Все суда, находящиеся от Земли на расстоянии пяти часов лета, должны направиться к Земле и вступить в бой с рыбами, метающими в нас астероиды…

Снова сообщение со станции «Порт Земли»:

– … ОКОЛО СОТНИ РЫБ УНИЧТОЖЕНО, ЕЩЕ СОТНЯ КРУТИТСЯ ВОКРУГ СТАНЦИИ. ЗНАЧИТЕЛЬНАЯ ЧАСТЬ ЛАЗЕРНЫХ ПУШЕК ВЫВЕДЕНА ИЗ СТРОЯ…

– Похоже на блицкриг, капитан, – мрачно комментировал Толливер.

– Военная база на Каллисто уничтожена, орбитальная станция Деймоса еще…

– … массированная бомбардировка Восточной Азии…

– Толливер прав, мы проиграли, – окончательно пал духом Торн.

– Но мы еще живы! – рявкнул я. Нельзя так легко сдаваться! А может, война и правда уже проиграна? Эх, если бы Адмиралтейство вовремя прислушалось к моему совету и успело сделать хотя бы один корабль-приманку с ядерной бомбой…

Некоторое время мы молчали, прислушивались к сообщениям из динамика. С каждой минутой вести становились тревожнее.

– Пожалуй, это даже к лучшему, – вдруг изрек Торн и, заметив наши отвисшие челюсти, добавил:

– Все люди смертны, но раньше никто из нас не знал своего часа, а теперь все стало ясно, не надо мучиться неизвестностью.

Я содрогнулся. Скоро, очень скоро моя грешная душа предстанет пред Господом, а потом будут вечные муки в аду. Времени для искупления грехов не осталось.

– Лучше сразу в ад, чем ожидание, – вырвалось у меня.

– Бред! – воскликнул Толливер. – Что несем, капитан?! Прославленный герой Ник Сифорт запаниковал! Сдался без боя! Раньше за тобой такого не замечалось!

– А что тут делать?! – сорвался я на крик. – Пойти против рыб с дубиной? У нас нет кораблей, нет оружия, нет даже крепких убежищ. Даже если рыбы не разнесут нашу базу астероидом, рано или поздно у нас закончится пища, запасы воздуха!

– Придумай что-нибудь! Ты всегда находил выход!

– Что тут придумаешь? – ответил вместо меня Торн. – У нас действительно нет оружия. Если не возражаете, пойду в гостиную. Поиграю напоследок с компьютером.

– Слабак! Неудачник! – заорал на него Толливер.

– Прекрати, Эдгар! – рявкнул я. – Извинись перед ним.

Толливер невнятно пробурчал извинения.

– Я не обиделся на него, капитан, – равнодушно сказал Торн. – Он прав, я действительно неудачник. Удачи вам, мистер Толливер. И вам, капитан. Знаете, я ведь хотел начать новую жизнь… Жаль, что у меня не осталось времени исправить ошибки молодости.

Боже, что делается!? Всего час назад я собирался пороть Джеренса, а теперь все потеряло смысл, рушится цивилизация. Дисциплина, офицерская честь… Имеет ли все это теперь хоть какую-то ценность?

– Идите, мистер Торн, – разрешил я. – Мисс Обуту, вы тоже можете идти куда хотите. И вы, Толливер.

– Я не очень-то рвусь к играм, – пожал плечами Торн, – могу и здесь посидеть.

– Нет, ни к чему это. Я вызову вас, если понадобитесь.

Торн и Обуту ушли.

– Может, принести сюда скафандры? – предложил Толливер.

– Не надо, – буркнул я. – Уходи. Ушел и Толливер. Я пригасил свет, сел в полумраке у приемника, слушал то одну, то другую волну.

– … зданий и подземных сооружений Лунаполиса разрушено, но еще есть надежда, что в развалинах уцелели живые люди, успевшие надеть скафандры.

– … вокруг этого астероида кишат рыбы, штук двести! Сейчас они его бросят на Землю!

– … приблизительно шестьсот рыб направляются…

Целые косяки рыб! Шансов у нашего флота нет!

Анни! Как ты там без меня в Кардиффе?! Если астероид сметет с лица Земли Кардифф… А я ничем не могу помочь.

Почему эти чудища набросились на нас, как бешеные акулы? Что мы им сделали?

– … сбит шаттл 382AF, направлявшийся из Лондонского космопорта на орбитальную станцию «Порт Земли». На борту шаттла находился адмирал Де Марне, недавно вернувшийся с планеты Надежда. Он собирался принять командование…

Стук. В дверь заглянул Джефф Торн.

– Я понял, что мое место здесь, – неуверенно улыбнулся он, как бы извиняясь. – Помнишь, я сравнивал нашу жизнь с игрой. Так вот, мы сейчас на двадцать третьем уровне. Играть чертовски трудно, но еще можно. Еще пару уровней мы, возможно, осилим.

– Неплохое сравнение, Джефф! Но как подняться на следующий уровень?

– Для начала перекроем все коридорные двери, тогда в случае бомбардировки мы погибнем не сразу.

– Это лишь затянет агонию. Но сдаваться тоже нельзя. Эх, если б у нас был корабль! Задали бы мы этим чудищам жару! Правда, Джефф? – Я попытался через силу улыбнуться. Рассудок от отчаяния мутился.

– … выступит Генеральный секретарь ООН Рафаль Де-Вала.

– Давай послушаем его выступление, Джефф.

– Граждане! Солнечная система атакована космическими чудищами в облике рыб. Сотни чудищ окружили Землю, забрасывают ее астероидами. Несколько городов уже уничтожены, а часть побережий затоплена цунами, возникшими при попадании астероидов в моря. По опыту планеты Надежда мы знаем, что это не единственное оружие рыб. Они могут заразить Землю опасными вирусами. По неподтвержденным пока данным, часть рыб уже прошла сквозь атмосферу и достигла поверхности Земли. Лунаполис разрушен, штаб космического флота погиб. Мы в срочном порядке организуем штаб в Лондонском Адмиралтействе, а пока наземным вооруженным силам отдан приказ уничтожать рыб, высадившихся на поверхность. Уцелевшим кораблям приказываю сосредоточиться над Северной Америкой и Европой для спасения индустриальной базы Земли.

– Они бросили на произвол судьбы Азию и Африку! – воскликнул потрясенный Торн.

– Но мы потеряли уже половину флота, если не больше! Какого черта оставшиеся корабли должны защищать африканские джунгли? Ладно, Джефф, давай для начала закроем все герметичные двери и задраим люки.

– Есть, сэр. – Джефф включил внутреннюю связь и отдал в микрофон распоряжения.

Я нервно ерзал в кресле, пытаясь найти выход из тупика. Эх, была бы у нас ядерная бомба… Может быть, сесть в шаттл и таранить чудовищ? Ну, протараню одну рыбину, а их вокруг сотни.

– Джефф, мне надо побыть одному.

– Хорошо, пойду посмотрю, что творится в казармах. – Сразу помрачнев, Торн ушел.

Я проклинал себя за легкомыслие. Почему я не настоял на производстве кораблей-ловушек с ядерными бомбами и генераторами искаженных N-волн? Ведь никто, кроме меня, не сознавал их важность! Никто, кроме меня, не сознавал опасность, нависшую над человечеством! Но я слишком заботился о собственной персоне, шлялся по трущобам, пытался устроить свою личную жизнь, а Дело не двигалось с места. Я обрек человечество на гибель.

Господи, что я скажу тебе на Страшном Суде? Нет оправдания! Как Ты покараешь меня? Есть ли у Тебя что-нибудь хуже ада?

– … погиб быстроходный корабль «Виктория», несколько месяцев назад под командованием капитана Николаса Сифорта возвратившийся из полета к Надежде.

– … выиграть время для эвакуации жителей крупных городов…

Вот до чего дошло! До эвакуации! Но можно ли быстро эвакуировать такие крупные города, как Нью-Йорк? А кто будет эвакуировать трущобников? Мой друг Педро Чанг останется среди руин, зараженных рыбными вирусами.

Господи, внуши мне здравую мысль! Подскажи, что делать! Я воевал с рыбами в Вентурских горах, я взорвал сотни рыб ядерной бомбой вместе с орбитальной станцией Надежды, я жег чудищ лазерами с борта «Веллингтона». А одну рыбину я угробил вообще без оружия, протаранив ее в отчаянии носом «Дерзкого». Но что я могу сделать теперь?

Почему-то вспомнился лейтенант Слик, его предсмертная фраза: «Капитан Сифорт, простите меня». Значит, он понял, что мы раскроем воровство сержанта Серенко. Сам Слик в хищении не участвовал, но мучился за подчиненного, переживал, что не смог предотвратить воровство. Вот почему Слик застрелился. Не вынес позора. В схожей ситуации оказался и я. Не смог предотвратить…

Теперь поздно. Я уже не могу защитить своих кадетов. Своих детей…

Я вынул из стола лазерный пистолет, снял его с предохранителя, приставил дуло к виску. Простите меня, кадеты.

А если… Мысль ударила меня ослепительной молнией, я выронил пистолет.

Нет, выход есть!

Но, Боже мой, каких это потребует жертв!

Часть 4

Январь, 2202 год от Рождества Христова

22

Я бросился в туалет, плеснул в лицо холодной водой, глянул в зеркало. Физиономия чумная.

Вернулся к дисплею, отдал команду открыть межкоридорные двери, включил сигнал общего сбора и приказал в микрофон:

– ВНИМАНИЕ! ВСЕМ КАДЕТАМ И ОФИЦЕРАМ НЕМЕДЛЕННО СОБРАТЬСЯ В СТОЛОВОЙ!

Но сам я не спешил: подтянул галстук, причесался, поправил мундир, подобрал с пола пистолет, сунул его в кобуру.

По пути в столовую заставил себя успокоиться. Никто не должен заподозрить, что начальник волнуется.

– Что случилось? – тревожно воскликнул Толливер, поджидавший меня у входа в столовую.

– Пока ничего. – Я открыл дверь, шагнул в столовую.

– СМИРНО!

Стройные шеренги вытянулись и замерли. Непричесанные, застегнутые не на все пуговицы – сразу видно, что натягивали униформу впопыхах. Жаль, не все из этих кадетов доживут до выпуска. Великолепные получились бы офицеры.

– Вольно! – Я окинул своих воспитанников прощальным взглядом. Последнее в моей жизни построение. – Мне нужны добровольцы на учебную орбитальную станцию для важного задания. Предупреждаю: дело опасное, поскольку в Солнечной системе по некоторым данным опять появились рыбы.

Мертвая тишина. Кина Обуту печально качала головой, осуждая мое вранье. Но не могу же я открыть кадетам всю правду! И без того нет ни одного добровольца. Чем их привлечь? Что посулить?

– Добровольцы освобождаются от экзаменов по навигации!

Непедагогичный прием подействовал, над шеренгами неуверенно поднялась одна рука, потом другая. Я подошел к первому смельчаку.

– Два шага вперед! Фамилия?

– Рэйф Слейтер, сэр, – звонко ответил кадет. Совсем еще ребенок, даже голос не начал ломаться.

– В шлюз!

– Есть, сэр. Сумку с собой брать?

– Нет. – Я подошел к следующему добровольцу. – Фамилия?

– Лех Бронски, сэр.

– Тоже иди в шлюз. Кто еще?

– Жак Теро, сэр, – вышел из строя третий кадет.

– Знакомая фамилия. Где я тебя видел?

– Не знаю, сэр.

– Ладно, присоединяйся к своим товарищам в шлюзе.

– Ты включил его в список на Финальном отборе, – прошептал мне Толливер.

Разве? Ах да, было дело. Пришлось выкинуть из списка какого-то абитуриента. С тех пор, кажется, минула вечность.

– Сержант Ибарес! Идите в шлюз, помогите кадетам надеть скафандры, потом отведите их к шаттлу, – приказал я.

– Есть, сэр.

Из строя вышло еще несколько добровольцев.

– Роберт Боланд, сэр.

– Нет, тебя не возьму. – Рисковать его жизнью у меня не поднималась рука, слишком хорошо я знал, как он дорог своему отцу сенатору Боланду.

– Пожалуйста, сэр! – взмолился Роберт. – Возьмите меня!

– Нет!

– Пожалуйста, сэр! Я первый в классе по навигации! Я огляделся: желающих лететь на станцию по пальцам можно перечесть, выбирать не приходится.

– Ладно, – согласился я скрепя сердце. – Следующий.

– Йохан Стриц, сэр.

Вместе с ним вышли Кил Дрю и Кевин Арнвейл. Что подвигнуло их на этот шаг?

– Ладно, беру всех троих. Следующий.

– Лорен Рейцман, сэр.

Опять знакомая фамилия. Да это же тот самый, что поначалу отказывался принять присягу! Выдержал, стал хорошим кадетом. Молодец! Но не сломается ли он снова?

– Хорошо. Следующий.

– Джеренс Бранстэд, сэр.

Нет, Джеренса брать нельзя, ведь я поклялся его отцу беречь наследника обширной плантации Бранстэдов на Надежде. Пусть я однажды нарушил клятву и теперь мое слово не стоит ломаного гроша, но увеличивать бремя своих грехов не буду.

– Нет, – отрезал я.

– Сэр, я понимаю, что произошло! Знаю, чем рискую! Это мой сознательный выбор!

– Молчать! Встать в строй!

Джеренс с нескрываемой досадой на лице подчинился. Я направился к другим добровольцам.

– Елена фон Сейл, сэр!

– Хорошо.

– Омар Бенгхади, сэр!

Где я его видел? Ладно, потом вспомню.

– Хорошо. Иди к шлюзу.

Из строя вышла его соседка, хрупкая на вид девчонка.

– Алиса Джонс, сэр!

Вдруг я вспомнил, как случайно встретил эту парочку – Алису и Омара – в учебном корпусе в Девоне еще за несколько дней до вступления в должность начальника Академии. Тогда же я познакомился и с сержантом Ибаресом.

Пройдясь вдоль строя, я набрал сорок три кадета. Пожалуй, хватит. Больше добровольцев нет, а заставлять идти на верную гибель нельзя.

– Остальным кадетам вернуться в казармы! Разойтись! – приказал я. В зале остались лишь офицеры. – Гардемарины, ко мне!

Меня окружили знакомые и полузнакомые лица: Томас Кин, Адам Тенер, Сандра Экрит, Гутри Смит, Томми Цай, Эдвард Диего и рыжий Антон Тайер. Их согласие мне не требовалось, офицеры обязаны выполнять приказ, даже если им предстоит умереть.

– Мистер Кин, организуйте посадку ваших гардемаринов на шаттл! Живо!

– Есть, сэр.

Старший гардемарин Кин увел своих подопечных, в зале остались два лейтенанта, сержанты, несколько техников и пилот шаттла Трайн.

– Мистер Трайн, подготовьте шаттл к полету на орбитальную учебную станцию! – Пилот пошел к выходу, я обратился к оставшимся:

– Не исключено, что рыбы нападут на Фарсайд. – Пилот задержался у двери, навострил уши. Не обращая на него внимания, я продолжал:

– Сделайте ради спасения кадетов все возможное и невозможное.

– Что вы задумали, сэр? – спросила Обуту.

– Я буду с кадетами и гардемаринами на учебной станции, – уклончиво ответил я. Рассказывать о своем замысле я не мог, иначе нашлись бы желающие остановить меня, а препятствий и без того выше крыши.

– Бог вам в помощь, капитан, – сказал Радс.

– Спасибо.

– А я, судя по всему, отстранен? – со смесью сарказма и досады спросил Толливер.

– Нет, вы отправитесь со мной. Но это не приказ, старший лейтенант Толливер.

– Что ты задумал на этот раз?!

– Пока не могу сказать, Эдгар.

– То же самое ты говорил, когда намылился взорвать орбитальную станцию Надежды! – заклокотал он.

– На этот раз ничего взрывать не будем.

– Ладно, что с тобой сделаешь… Вместе начинали служить, вместе закончим. Лечу с тобой. Неужели он догадался?

Перед выходом из шлюза я тщательно проверил свой скафандр.

– Все в шаттле?

– Так точно, сэр, – ответил Ибарес. – Мне тоже лететь?

Опыт сержанта мне бы на станции очень пригодился, но кто-то ведь должен присматривать за оставшимися кадетами.

– Нет, возвращайтесь в казарму. – Я вышел из шлюза в безвоздушное пространство. В черноте над головой немерцающими точками висели звезды. По лунной пыли я поспешил к шаттлу. Каждая секунда задержки означала гибель сотен мирных людей на Земле, гибель моих соратников в боевых кораблях. Наконец шлюз шаттла открылся, я вошел внутрь, устроился на переднем сиденье рядом с Толливером, пристегнулся к креслу.

– Эдгар, все на месте?

– Все, кроме пилота.

– Где он?

– Не знаю.

– Черт бы его побрал! – Я включил рацию:

– Джефф! Торн! Ответь срочно!

Ответ последовал лишь через минуту:

– Лейтенант Джеффри Торн…

– Где пилот?! – рявкнул я.

– Трайн? Разве не в шаттле? – удивился Джефф.

– Найди его! Живо!

– Есть, сэр.

Потянулись томительные минуты. Я закипал, натянутые нервы, казалось, вот-вот лопнут.

– Нам надо спешить? – спросил Толливер.

– Не твоего ума дело!

– Но я, как твой заместитель, обязан знать.

– Где этот чертов пилот?! – рычал я, молотя кулаком по подлокотнику'.

Наконец из рации послышался голос Торна:

– Пилота Трайна нигде нет, сэр. Может быть, поднять по тревоге кадетов, чтобы обыскали всю базу? – Найди, как хочешь, и посади гада в карцер! Мы летим без него! – проорал я в микрофон и отключил рацию. – Толливер, за мной! – Я бросился в кабину, сел на место второго пилота. – Поднимай эту посудину!

– Не кажется ли тебе, что мы…

– Хватит болтать! – оборвал я его саркастическую тираду. – Помнишь, как мы возвращались из Вентур на разбитом шаттле? А этот – целый!

– Тогда сам садись на место пилота, – упрямо язвил Толливер.

Что толку с ним препираться? Нельзя терять драгоценное время! Я включил бортовой компьютер. На приборной панели вспыхнули десятки индикаторов.

– Предполетная проверка запушена, – начал докладывать компьютер, – топливные баки полны, запасы воздуха…

– Нет времени! – рявкнул я. – Прекратить проверку!

– Проверка прекращена, сэр.

– Запускай двигатели!

– Предполетная проверка запущена, – все тем же безразличным тоном долдонил компьютер. – Топливные баки полны…

– Запускай двигатели без проверки! – взревел я на грани истерики.

– Запускать двигатели без проверки запрещено правилами техники безопасности.

– К черту правила! Это приказ!

– Я выполняю только приказы пилота, – невозмути-мo ответил компьютер. Толливер давился смехом. Чертов Толливер! Чертов пьютер!

– Что ржешь, Эдгар?! Пьютер, теперь я твой пилот!

– Введите пароль.

– Эдгар, как совладать с бесноватым компьютером?!

– Понятия не имею, – пожал он плечами. Я отключил компьютер, включил ручное управление, запустил двигатели. Шаттл тронулся с места.

– Эдгар, бери управление на себя. Что вылупился? Ты же лучше справляешься с такими посудинами!

– Ладно. Если заметишь станцию – скажешь, – ядовито огрызнулся Толливер. Разумеется, невооруженным глазом отличить светящуюся точку учебной станции от тысяч других естественных и искусственных звездочек невозможно. – Может быть, компьютер не откажется подсказать нам дорогу?

– Проще пешком дойти, чем говорить с этим бестолковым чемоданом электроники. – Тем не менее я включил бортовой компьютер. – Пьютер, вычисли траекторию к учебной орбитальной станции Академии.

Через пару миллиардов наносекунд «чемодан электроники» ответил:

– Траектория вычислена, автопилот включен, сэр.

– Неужели!? – Какое облегчение! – Спасибо, пьютер.

– Я узнал вас по голосу, капитан Сифорт. По возвращении на базу я подам рапорт в связи с нарушением вами правил техники безопасности.

– Пожалуйста, пьютер. А я подам рапорт на тебя. Толливер, пройдись по салону, посмотри, все ли кадеты в порядке.

– Есть, сэр. – Толливер вышел из кабины.

– Впервые слышу, чтобы человек подавал рапорт на бортовой компьютер. А как меня накажут? – спросил пьютер.

– Не знаю. Наверно, сотрут твою личность, – буркнул я. Что заставляет меня воспринимать искусственный интеллект всерьез, как настоящего человека? Глупо ведь злиться на машину.

Вернулся Толливер.

– Все хорошо, никого не тошнит.

– Капитан Сифорт, но я не нарушал правил, – взмолился компьютер.

– Молчать, чудо электронное! – рявкнул я. – Лучше посматривай, нет ли поблизости рыб.

– Есть, капитан.

Я включил радиоприемник. Новости поступали неутешительные: погибло несколько кораблей, еще несколько городов уничтожено астероидами. Правда, порядок в войсках восстановился, наземные лазеры поражали рыб, взрывали астероиды в воздухе, не позволяя им долететь до цели. Земля сопротивлялась изо всех сил.

В разрушенном Лунаполисе уцелело немало высших офицеров, правда, большая часть аппаратуры связи и наблюдения вышла из строя, затрудняя координацию боевых действий. Адмирал Дагани временно сложил с себя полномочия и передал командование Лондонскому штабу. Правильно сделал, стратег из него никудышный.

Я пошел гулять по разным частотам, слушая новости со всех концов Земли:

– … значительная часть лазерных пушек под Пекином выведена из строя…

– … рыб высадилось на окраине Киева…

– … тринадцать косяков над Бразилией…

– На расстоянии пятисот километров от шаттла появилось семнадцать рыб, – доложил бортовой компьютер. – Движутся косяком в направлении: два, пять, два.

– Что находится в том направлении? – спросил я.

– Орбитальная станция «Порт Земли».

– На каком от нее расстоянии сейчас учебная станция?

– Одиннадцать тысяч километров. Слишком близко. Это затрудняет задачу.

– Мистер Тенер и мистер Кин! Срочно в кабину! – приказал я. Гардемарины прискакали в считанные секунды. – Проверить герметичность скафандров всех кадетов, затем откачать из салона воздух! Пристыковываться некогда, поэтому, как только подлетим к станции, сразу откроете шлюзы, один из вас… Мистер Тенер возьмет трос, прыгнет с ним на станцию, закрепит там его конец, а мистер Кин с лейтенантом Толливером будут следить за безопасностью переброски кадетов по тросу на станцию. Поняли?

– Есть, сэр. Это учения? – спросил Кин.

– Два наряда! Еще вопросы есть?

– Нет, сэр! – Оба гардемарина поспешно ретировались в салон.

– До учебной станции осталось 30 километров, – доложил компьютер. – Я остановлю шаттл в двадцати метрах от станции.

– Хорошо. Когда мы все переберемся на станцию, отлетишь от нее на триста метров.

– Есть, сэр.

– Долго еще лететь?

– Около шести минут, сэр. Я включил рацию:

– Адам! Мистер Кин! Готовы?! Тогда ведите кадетов к шлюзу.

Далеко не всем кадетам довелось поучиться передвижению по тросу в условиях невесомости. Оставалось надеяться, что ловкость их не подведет.

Наконец шаттл замер у станции. Адам вынырнул из шаттла, волоча за собой трос, привязал его за специальный крюк около шлюза. Первым по тросу на станцию перебрался Толливер.

Томас Кин под моим наблюдением инструктировал кадетов, показывал им, как правильно держаться за трос, и посылал их к шлюзу станции в руки Толливера. После кадетов один за другим по тросу заскользили гардемарины: Антон Тайер, Сандра Экрит, Эдвард Диего. Последними покинули шаттл Кин и я. Отсоединили трос, шаттл отлетел на триста метров.

Вокруг диска станции на тросах болталось одиннадцать корабликов, которые мы называли лодками. Все они были оснащены сверхсветовыми двигателями. Поскольку у станции было всего два стыковочных узла, одновременно пристыковаться к ней могли только две лодки.

– Мистер Толливер, пристыковать к станции ближайшую лодку! – приказал я. – Мистер Кин, пристыковать вторую лодку к другому шлюзу! Антон, помоги ему!

Глаза гардемаринов засветились радостью. Еще бы! Не часто выпадает счастье порулить кораблем, пусть маленьким, зато настоящим. Пока из шлюзов откачивался воздух, я дал команду кадетам и гардемаринам на построение и произнес краткую речь:

– Предстоит выполнить сложное задание. В каждой лодке будет пять кадетов и один гардемарин. Я полечу во флагманской лодке «Трафальгар».

«Трафальгар» больше остальных лодок, его даже можно назвать кораблем. В Академии за ним закрепилась кличка «папаша».

Гардемаринов у меня было семь, а кадетов хватало на восемь лодок. Я рассчитывал на пилота Трайна, но он сбежал. Подлый трус! Даже восемь лодок маловато, не говоря уже о семи.

Что делать? Толливер нужен мне на «Трафальгаре», не могу же я одновременно командовать и управлять кораблем.

Пристыковалась первая лодка.

– Мисс Экрит, вы командуете первой лодкой! Возьмите пять кадетов. Отстыковаться через пять минут! – приказал я.

– Есть, сэр. Куда лететь?

– Отлететь от станции на полкилометра и ждать.

– Есть, сэр. – Сандра Экрит взяла пять первых попавшихся кадетов и поспешила с ними в лодку.

Командиром второй лодки я назначил Томаса Кина. Адам Тенер и Толливер пристыковали к станции вторую пару лодок. Третью лодку возглавил Томми Цай, четвертую – рыжеволосый Антон Тайер.

Следующая пара лодок. Боже мой, какая потеря времени! Каждую секунду на Земле гибнут люди!

– Твоя – пятая, – напутствовал я гардемарина Гутри Смита.

Когда-то его выпороли за драку с кадетом. Может быть, – теперь он сумеет поддерживать дисциплину другими методами. В его пятерке я знал лишь одного – Лорена Рейцмана, который принял присягу только со второго захода. Из рации раздался голос бортового компьютера шаттла:

– На расстоянии семи километров вынырнули две рыбы, движутся медленно.

– Мистер Диего. – заорал я, – живо ведите кадетов в шестую лодку!

– Есть, сэр! – Эдвард толкнул к шлюзу ближайшего кадета.

Лицо черноволосого паренька показалось мне знакомым. Да это же Бенгхади!

– Можно мне с ним?! – с мольбой воскликнула Алиса Джонс.

– Можно, только быстрее!

Еще три кадета вскочили в шлюз без приглашения.

– Мистер Смит, отчалить немедленно! – гаркнул я. – И вы, Диего, поторапливайтесь!

– Еше три рыбы! Одна на расстоянии трех тысяч шестисот метров, две других – пятидесяти метров.

– Всего пятьдесят метров?! Боже Праведный! Совсем рядом со станцией!

– Пятьдесят метров от шаттла, а не от станции.

– А ты где, черт тебя разорви!?

– На расстоянии триста метров от станции, как вы приказали.

Близко, слишком близко!

– Докладывает гардемарин Гутри Смит, сэр. Около шаттла плавают рыбы.

– Молчать, гард! – рявкнул я в микрофон. Надо спешить! Как же быть с восьмой лодкой? Послать туда кадетов без гардемарина? Справятся ли? Я глянул на оставшихся кадетов. – Кто-нибудь из вас раньше тренировался на этой станции?

– Я тренировалась, сэр, – вышла вперед девчонка. – Кадет Таня Гувир, сэр.

Таня Гувир? Знакомое имя. Не ее ли застукал сержант Ольвиро с кадетом Чамберсом? Впрочем, сейчас не время с этим разбираться.

– Я тоже здесь тренировался, сэр, – вышел из строя Кевин Арнвейл.

– Кто еще? Никто? Тогда ты, Кевин, будешь штурманом, а мисс Гувир – пилотом.

– Капитан, две рыбины между шаттлом и станцией! – раздался из рации голос Толливера. – Они приближаются! Причаливаю! Адам уже ведет к шлюзу восьмую лодку.

– Адам, не трать время на стыковку! Откачай из лодки воздух и жди нас у шлюза, мы выйдем в открытый космос! – крикнул я в микрофон и повернулся к кадетам. – Арнвейл, Гувир! Ведите свою команду к седьмой лодке! Остальные – за мной, к тому шлюзу! Пристегнуть шлемы! – Я надел шлем. – Шаттл!

– Слушаю, капитан!

– Включи все свои огни! Вращайся минуту по оси X, потом по оси Y!

– Но свет и маневры могут спровоцировать рыб, они на меня нападут.

– Именно в этом твоя задача! Отвлеки гадин от нас!

– Есть, сэр.

– Седьмая лодка пристыкована, – доложил Толли-вер. – К лодке Адама направляется рыбина! Ей осталось метров шестьдесят!

Наконец первый шлюз наполнился воздухом, открылся, из него выскочил Толливер. Я затолкал в шлюз пять кадетов, задраил за ними люк, метнулся к другому шлюзу, открыл люк.

– Все в этот шлюз! – приказал я остачьным кадетам.

– Но там же рыбина! – истерично взвизгнула кадетка.

– В шлюз! – рявкнул я, попытался схватить ее за руку, но кадетка отскочила от меня, как от прокаженного.

Пока я гонялся за обезумевшей от страха девчонкой, Толливер загнал в шлюз остальных восемь кадетов.

– Сэр, проклятая рыбина приближается к станции! – доложил по рации Адам Тенер.

Возиться со струхнувшей кадеткой не было времени. Если рыба нападет на станцию, то всем нам конец. Пришлось забраться в шлюз, где меня ждали Толливер и восемь кадетов.

– Держаться за поручни! – скомандовал я, задраил внутренний люк и, не дожидаясь откачки, открыл внешний. Воздух ураганом рванулся из шлюза наружу. Один из кадетов не удержался, и его подхватил вихрь, но я успел схватить лопуха за ногу. Вскоре ветер утих, наступил покой вакуума.

– Адам! – крикнул я, выглянув наружу.

– Слышу вас хорошо, сэр! – раздался его голос в моих наушниках. – Минутку, сейчас остановлю лодку! Воздух откачан, люк шлюза открыт.

Восьмая лодка медленно приближалась к нашему шлюзу. С такого близкого расстояния она казалась огромной.

– Капитан, в пятнадцати метрах от шаттла четыре рыбины. Можно прекратить маневры?

– Можно, шаттл! Но если рыбы отвяжутся от тебя, то снова крутись!

Наконец лодка Адама замерла на месте.

– Адам, брось нам трос! – крикнул я.

Что он там копается?! Может, самому прыгнуть на лодку? А вдруг промахнусь? Наконец Адам выглянул из шлюза лодки с мотком троса, прицелился, бросил его к нам. Магнитный наконечник троса ударился о корпус станции и отскочил. Черт! Нервы сдали, я дернулся вперед, схватил улетающий наконечник, но не удержался другой рукой за поручень и вывалился в открытый космос.

– ЛОВИТЕ МЕНЯ!

Чья-то рука поймала меня за ступню.

– Предупреждать надо, – проворчал Толливер, втаскивая меня обратно в шлюз.

Я осторожно высунулся, прилепил магнитный наконечник к корпусу возле люка шлюза.

– По тросу – на лодку! – приказал я ближайшему кадету.

Кадет, едва не всхлипывая от ужаса, схватился за трос, выплыл наружу, судорожно перебирая по тросу руками. Как медленно! Мои нервы были напряжены до предела. Наконец испуганный кадет добрался до лодки, Адам втянул его в шлюз.

– Следующий! – рявкнул я.

– РЫБА! – взвизгнул Адам.

Я чуть не оглох. Адам показывал куда-то за диск станции.

– Быстрее! – Я подтащил следующего кадета к тросу. – Пошел!

Мальчишка вцепился в трос мертвой хваткой и яростно дрыгал ногами, как подвешенная лягушка.

– Не дрыгайся! Перебирай руками! – загремел я.

Бестолковый пацан разжал пальцы правой руки, потом левой, не успев как следует схватиться за трос в другом месте правой рукой, обезумел от страха, завизжал, бешено затрепыхался, беспорядочно суча конечностями. Его бултыхающееся тело медленно отплывало от троса.

– Я поймаю его! – крикнул Адам и ловко дополз по тросу, как обезьяна по лиане.

– Капитан, я могу отогнать от вас рыбу газовой струей своего двигателя.

Из рыбины уже появлялся пузырь.

– Давай, пьютер!

Адам дополз до извивающегося кадета, вытянул к нему ноги, крепко держась обеими руками за трос. Слава Богу, кадет не успел отплыть далеко, дотянулся до ступней Адама и вскоре подобрался к тросу, вцепился в него. Адам направился обратно, волоча за собой истеричного пацана, запихнул его в лодку, вернулся в шлюз станции.

Пузырь, выпущенный рыбиной, распался в струе раскаленных газов шаттла; осталась лишь кипящая протоплазма, дрейфующая по инерции к станции. Я подтолкнул к тросу следующего кадета, за ним другого. Осталось четверо, одного из них надо было оставить для «Трафальгара».

– Пошел! – приказал я ближайшему.

Кадет проворно пополз по тросу, следом собрался Адам, но я остановил его. Из-под полупрозрачной кожи рыбины высунулся очередной пузырь, полетел к нам.

– КАДЕТ! НАЗАД! – заорал я.

Он замер, завороженно глядя на странную переливающуюся массу. Пузырь врезался в кадета, расплескался по нему кислотой от шлема до талии. Скафандр задымился, скукожился, сквозь дыры едкая протоплазма проникла к телу бедняги. Пронзительный вопль, жуткая тишина. Трос, расплавленный кислотой, распался на два обрывка.

Шаттл врезался в рыбину тупым носом, обе громадины поплыли от станции прочь.

– Шаттл! Назад! – крикнул я. Ответа не было. – Ты нам нужен! Компьютер! Тишина.

– Капитан, докладывает гардемарин Кин. Разрешите нырнуть!

– На вас нападает рыба?

– Нет, сэр. Похоже, лодками они не интересуются, но кто знает, как они поведут себя дальше. Вот еще две рыбины вынырнули у самой станции.

– Нырять разрешаю лишь в том случае, если рыба приблизится к вам на сто метров.

– Есть, сэр.

– Восьмая лодка, бросьте нам другой трос! Толливер схватил меня за руку, молча показал на огромную рыбину, направляющуюся к восьмой лодке.

– Отставить бросать трос, восьмая! – приказал я. – Закрыть шлюз! Включить реактивные двигатели! Отлететь от рыбы!

– Позвольте мне прыгнуть в шлюз, сэр! – воскликнул Адам.

Люк шлюза закрылся, включились двигатели, лодка начала удаляться.

– Поздно, Адам.

– Там их всего четверо! Без меня кадеты не справятся!

– К «Трафальгару»! За мной! – скомандовал я, включил электромагниты в ботинках и выбрался из шлюза на поверхность корпуса станции. За мной из шлюза вышли кадеты, Адам Тенер и Толливер.

К «Трафальгару» пришлось идти на противоположный край диска станции, но не по диаметру, чтобы не продираться сквозь лес антенн, а по окружности. Путь предстоял не очень длинный, но трудный: отделять магнитный ботинок от корпуса надо осторожно, чтобы не оторвался другой ботинок, иначе улетишь в открытый космос. В суматохе мы надели скафандры без ранцевых реактивных двигателей.

Один из кадетов захныкал. Я приказал ему отключить электромагниты и потащил его за руку. Толливер поволок второго кадета, Адам – третьего.

– Сэр, где вы? – раздался в наушниках голос Сандры Экрит.

– На краю диска. Молчать!

– Боже! – воскликнул Толливер. – Смотрите!

Метрах в сорока от нас плыла рыба, а из ее дыхала на диск станции брызгала едкая струя, проплавляющая металл. Вскоре в корпусе образовалась дыра. До «Трафальгара» оставалось еще 50 метров. На коже рыбины вспучивался пузырь. Наездники!

– Прячемся за край! – крикнул я, сворачивая в сторону. Как трудно идти! Ну почему мы забыли о скафандрах с двигателями?! Наконец последние три шага пройдены, вот и край диска. За мной тащили своих кадетов Адам и Толливер.

Через край мы перешли на нижнюю плоскость диска, которая теперь для нас стала верхней. В невесомости нет верха и низа, нет пола и крыши. На чем стоишь – то и пол. На этой стороне диска станции антенн и радаров было меньше. В центре окружности, как крылья бабочки, были развернуты солнечные батареи.

Вдруг мой шлем наполнился истошным визгом Адама. Он в ужасе смотрел куда-то поверх моей головы. Я оглянулся. Над станцией медленно плыл по инерции изуродованный труп кадета в прожженном скафандре.

Адама вырвало, рвотные массы залепили лицевое стекло скафандра. Не дай Бог, они еще забьют воздушные шланги! Тогда Адаму не прожить дольше трех минут. Я поставил своего кадета на ноги, включил в его ботинках электромагниты, с трудом оторвал от себя его судорожно цепляющиеся руки, бросился к Адаму, сграбастал его под мышки и потащил подальше от опасного края. Адам бешено трепыхался.

– Спокойнее, спокойнее, – уговаривал я, едва удерживая его извивающееся тело, – потерпи, осталось недолго. – Что это, лодка или «Трафальгар»? Кажется, «Трафальгар». Слава Богу! Вот его трос.

Наконец я ступил на корпус кораблика. До шлюза 20 метров. Шаг, еще шаг… Агония Адама подходила к страшному концу. Выживет ли? Надо спешить, но торопиться нельзя, один неверный шаг – и мы улетим в бесконечность. 15 метров, 10…

Наконец, шлюз. Я открыл люк, втолкнул внутрь Адама, влез сам, задраил люк, включил насос. Медленно нагнетался воздух. Медленно, чертовски медленно! Одна атмосфера! Я сорвал с Адама шлем. Бледное, синюшное лицо.

Я перевернул его на живот, нажал на спину ладонями. Толчок, еще один. Слава Богу! Адам вздохнул сам! Жуткие рвотные позывы, снова вздох. Жить будет! Я открыл внутренний люк, втащил кадета в каюту, бросился обратно к шлюзу, задраил внутренний люк, включил откачивающий насос.

Открылся внешний люк. Толливер швырнул в шлюз Роберта Боланда и бросился к двум кадетам, оставшимся на корпусе.

– Держись за поручень! Не трогай пульт управления! – приказал я Роберту и выплыл из шлюза на корпус станции.

Толливер потащил за руку одного кадета, я – второго, вернее, как оказалось, кадетку.

– Я сама умею ходить! – с достоинством пропищала она, вырывая руку.

Сама так сама. Я отпустил ее и пошел следом, догнал Толливера, взял его подопечного за руку. Первой в люк шлюза забралась проворная кадетка, потом мы с Толли-вером, словно родители маленького ребенка, подняли за обе руки второго кадета. Из-за края станции выплыл наездник-пузырь. Толливер ударил по кнопке закрытия люка.

Не снимая скафандра, я поплыл на капитанский мостик, пристегнулся к креслу пилота, включил двигатели.

– Мы же на привязи! – крикнул Толливер. – Подожди, я открою люк! Надо отсоединить трос!

Но меня в этот момент сверлила одна мысль: побыстрее отчалить от станции, побыстрее отделаться от пузыря. Не слушая Толливера, я направил наш кораблик прочь от опасности. Трос, крепившийся к корпусу «Трафальгара» возле люка шлюза, натянулся.

– Повредишь шлюз! – заорал благим матом Толливер.

– Скорее трос лопнет! – огрызнулся я и включил экран. Рыба приближалась. Я прибавил мощности, «Трафальгар» дернулся сильнее, но трос не рвался.

– Не дергай! Я выйду наружу!

– Нет! Некогда! – В ушах шумело, дышать становилось труднее. Наверно, в баллоне скафандра кончался воздух. В глазах потемнело, все вокруг поплыло. Я сорвал шлем. Если теперь пузыри проплавят нам корпус, все кончено. Я врубил мощность двигателей на полную, «Трафальгар» бешено рвался вперед, но трос никак не хотел лопаться. Я убрал мощность, включил задний ход. Трос ослаб.

– НЕ ТУДА!

Из-за края станции выплыла рыбина.

– Знаю! – Приблизившись к станции еще на несколько метров, я дал полный вперед. На этот раз наш кораблик успел разогнаться как следует, трос лопнул.

Рыбина устремилась за нами. «Трафальгар» набирал скорость медленно, как в кошмарном сне.

Расстояние между нами катастрофически сокращалось, рыба едва не ткнулась мордой в люк шлюза, но в этот момент скорости сравнялись. Некоторое время рыбине удавалось сохранять дистанцию, но мало-помалу разрыв начал увеличиваться, чудище отставало все больше и больше, пока не превратилось в точку, неразличимую на фоне звезд.

23

– Слава тебе, Господи! – облегченно вздохнул я.

– Аминь, – произнес Толливер, не отрывая глаз от экрана.

Я включил гравитроны, радиостанцию. Гравитация плавно выросла до привычного уровня. Адам опустился на пол, лег, все еще не в силах подняться.

– Докладывает гардемарин Тайер, сэр, – послышался из приемника взвинченный голос. – Где вы? Что нам делать?

Почти истерика. Пора успокоить свою команду. Я переключился на частоту четвертой лодки:

– Мистер Тайер, в окрестностях вашей лодки есть рыбы?

– Нет, сэр. Пока нет.

– Вот и хорошо, успокойте свой экипаж. Одного кадета пошлите в инженерное отделение, двух посадите у дисплея для расчета координат сверхсветового полета, четвертый пусть дежурит у радиостанции и следит за радарами.

– Есть, сэр.

Так, с этими разобрался. Пора навести порядок на собственном корабле. Со мной Эдгар Толливер, Адам Тенер и… Кто еще?

– Кадеты! – рявкнул я. – Снять шлемы! Представиться!

– Кадет Роберт Боланд, сэр.

– Кадет Рена Салетт, сэр.

– Кадет Джеренс Бранстэд. сэр.

У меня отвисла челюсть. Откуда он взялся? Я же его не брал! Поклялся его отцу! А теперь он погибнет!

– Ты как сюда пролез!? – загремел я. В ярости я бросился на него, влепил пощечину. – Отвечай!

– Я… просто…

Я вмазал ему по физиономии, потом еше, еще… Вдруг между нами возник Толливер.

– Толливер! Ты куда смотрел?!

– Я сам пробрался. – прохныкал Джеренс. Мои ноги стали ватными, я опустил руку.

– Докладывает гардемарин Цай, сэр, – раздалось из динамика. – Что делать?

– Одну минуту. – Я отключил микрофон, покосился на покрасневшего от моих ударов (или от стыда?) Дже-ренса. – Толливер, убери его с глаз долой! – Включил микрофон:

– Слушаю, мистер Цай.

Час драгоценного времени был потерян, зато все лодки получили от меня инструкции, люди успокоились. В седьмой лодке не было гардемарина, но самым трудным было положение на восьмой, где тоже без присмотра офицера осталось четверо плохо подготовленных кадетов. Зря я взял добровольцев, надо было отбирать самых лучших… Поздно уж, придется действовать с этой командой.

Я объяснил Адаму стоящую перед ним задачу.

– Но, сэр… – ужаснулся он, – ведь…

– Мистер Тенер! – рявкнул я. Адам аж вздрогнул.

– Есть, сэр.

– Сколько тебе понадобится времени для расчета координат?

– Для всех лодок, сэр? Минут двадцать, наверно.

– Тогда за дело. – Я встал. – Пойду на пункт связи. Не стоит мешать Тенеру своим присутствием. Дорога каждая минута.

– Сиди, Роберт, – сказал я, входя на пункт связи. – Давай послушаем частоты ВКС.

– Есть, сэр. – Он начал идти по всем военным частотам подряд, рубка наполнилась докладами и сообщениями.

– … цунами в Японском море…

– … проклятые рыбы! Разрешите нырнуть, сэр! Иначе наш корабль погибнет!

– … косяк завис над атмосферой…

– … SOS SOS SOS SOS…

Вскоре тон докладов чуть изменился, рыб стало меньше. Но они всего лишь ныряли в подпространство, становясь невидимыми. Я знаи, что чудища отправились за подмогой и скоро вернутся. Тогда их штурм… Лучше этого не произносить!

– Приказ главкома всем кораблям ВКС! Собираем все силы вокруг Деймоса. Через полчаса всем кораблям нырнуть и вынырнуть около Деймоса! Приготовить координаты!

НЕТ! Это же нарушит мой план!

Я включил частоту главкома и заорал в микрофон:

– ОТСТАВИТЬ! НЕ НЫРЯТЬ! Боланд раскрыл рот.

– Прочь с моей частоты! Повторяю: всем кораблям нырнуть через полчаса! Курс…

– Докладывает капитан Николас Сифорт, корабль «Трафальгар»! Сэр, если корабли нырнут, то война проиграна!

– Молчать! На этой частоте работаю только я, адмирал Ричард Севиль, временно исполняющий обязанности главнокомандующего!

– Есть… Нет, сэр! Не могу молчать! Ради Бога, адмирал, отмените свой приказ! – неистовствовал я. В дверь заглянул Адам Тенер.

– Сэр, набор координат подготовлен…

Я крутанулся к гардемарину, отставил микрофон.

– Срочно передай эти координаты лодкам! Пусть введут их в бортовые компьютеры и ждут моего приказа нырнуть. Не забудь ввести координаты и в наш компьютер! Позови Толливера.

– Есть, сэр. – Адам исчез.

Через пару секунд прибежал Толливер.

– Эдгар, свяжись с восьмой лодкой, объясни кадетам что к чему! Проследи, чтобы они правильно ввели координаты.

– Есть, сэр. А справится ли Джеренс Бранстэд? В инженерном отделении он один.

– Ему поможет Адам. Быстрее, Эдгар! – Я снова поднес к губам микрофон:

– Адмирал, рыбы могут вынырнуть в любой момент! Если корабли соберутся у Деймоса, рыбы почуют это и уничтожат весь флот! Они же чувствуют волны!

– Откуда ты, на хрен, знаешь, что сделают рыбы! – зарычал адмирал Севиль и яростно заматерился.

– Я был на Надежде! Знаю их тактику!

– Чушь! Никакой тактики там у них не было! Потому Надежда и уцелела. Ничего они не вернутся. Они отступили! Мы уничтожим остатки гадин лазерами…

В эфир ворвался тревожный голос:

– Срочное сообщение штаба ООН! Огромным метеоритом уничтожен Мельбурн.

Я сполз на колени. Господи, упокой их души! Ничего не прошу для себя. Не суди невинно убиенных. Суди меня, скоро я предстану перед Тобою. Возьми мою душу и пощади невинных!

Сотворив молитву, я поднялся, сел, не обращая внимания на оцепеневшего Роберта Боланда, взял микрофон, включил передатчик на частоте своих лодок.

– Я капитан Сифорт. По моей команде запустите сверхсветовые двигатели. Помните, что лодки вынырнут на значительном расстоянии друг от друга, поэтому при радиосвязи возникнет ощутимая задержка сигналов.

– Есть, сэр, – ответил хор голосов.

Толливер все еще втолковывал восьмой лодке, как запускать сверхсветовой двигатель. Я ждал, нервно барабаня по столику пальцами. Вдруг на частоте рации наших скафандров раздался истошный вопль:

– Помогите! Оно гонится за мной! Кто же остался в скафандре? Странно… Душераздирающий вопль оборвался, скоро утихли и стоны. Да это же та обезумевшая от страха девчонка, что осталась на станции! Я даже не знаю ее имени.

– Восьмая лодка указания получила, – доложил Тол-ливер.

– Всем нырнуть! – приказал я в микрофон. Звезды на экране исчезли, корабль начал сверхсветовой полет. Я приготовился к худшему.

– На расстоянии сорока тысяч километров всплыла восьмая лодка, сэр, – доложил Толливер.

Значит, мои опасения не оправдались. Дело в том, что восьмой лодке по моему приказу Адам задал те же координаты точки всплытия, что и нашему «Трафальгару». Всплытие всегда происходит не в заданной точке, а с разбросом в один процент от длины пути. Вероятность столкновения наших кораблей ничтожно мала, но все же не равна нулю, поэтому такие опасные «фокусы» категорически запрещены. Но я уже наплевал на все правила, на все инструкции. Главное ведь не в этом.

– «Трафальгар» вызывает седьмую. Ответьте! – произнес я в микрофон. Седьмая лодка всплыла от нас на расстоянии 9 миллионов километров. Для прохождения этого пути радиосигналу требуется 30 секунд. Пришлось набраться терпения. При таких задержках создается впечатление, будто разговариваешь с тугодумом.

Учебная станция, откуда мы вылетели, вращается вокруг Луны; по меркам Солнечной системы это совсем рядом с Землею, а расстояние от Земли до Солнца равно одной астрономической единице – 150 миллионов километров. Теперь же лодки вынырнули в разных местах, растянувшись цепочкой, один конец которой приблизился к Солнцу на четверть астрономической единицы, а второй конец – седьмая лодка – чуть удалился, то есть остался на расстоянии 1 астрономической единицы, если пренебречь сотыми долями. Ближайшим к этому концу цепочки звеном стал «Трафальгар» и восьмая лодка с четверкой неопытных кадетов, которая практически осталась у станции, по космическим масштабам.

– Седьмая докладывает «Трафальгару»! – донесся, наконец, ответ припозднившейся лодки. – Говорит кадет Татьяна Гувир из пункта связи.

– Молодцы. Кто у вас в кресле пилота? Снова минута томительного ожидания.

– Кадет Кевин Арнвейл, сэр.

– Дайте ему микрофон.

Черт возьми! Что эти радиоволны так медленно ползут?

– Кадет Арнвейл у микрофона, сэр.

– Кевин, назначаю тебя кадетом-капралом. По моей команде включишь сверхсветовой двигатель в режиме холостого хода, шестьдесят процентов от номинальной мощности. – При этих словах Толливер изменился в лице, но я не обращал на него внимания и тараторил инструкции:

– Поскольку погружения при этом не произойдет, координаты точки назначения можешь вводить любые. Генерируемые двигателем волны наверняка привлекут рыб, поэтому внимательно наблюдай за окрестностями своей лодки. Если рыбы начнут приближаться, включай реактивные двигатели и маневрируй, но ни в коем случае, повторяю, ни в коем случае…

– Спасибо, сэр!

Он что, спятил?! А… Он благодарит меня за назначение его капралом! Чертова задержка!

– Ни в коем случае не ныряй! – повысил я голос. – Уклоняйся от рыб любыми маневрами, пока это будет возможно, а если рыбы обложат тебя со всех сторон и уклоняться станет невозможно, тогда произнесешь условную фразу: «Седьмая лодка прерывает тест». Учти, что произнести эту фразу ты должен заранее! За полминуты до того, как уклонение станет невозможным. Не забывай о задержке сигнала. А через полминуты после этой фразы отключишь сверхсветовой двигатель, тогда рыбы…

– Не привлечет ли это рыб? – снова вмешался голос Кевина.

– Черт бы тебя задрал! – взревел я. – Не перебивай! Не забывай о задержке сигнала!

– Что ты задумал?! – зарычал Толливер. – Погубишь кадетов!

– Молчать, лейтенант! – Я испепелил его взглядом, как лазером.

Через долгую минуту дуэли на нервах Толливер отвел взгляд в сторону, признав свое поражение, и проворчал:

– Есть, сэр.

– Есть, сэр, – эхом отозвался Кевин. – Простите, больше не буду перебивать.

– Конечно, N-волны сверхсветового двигателя приманят рыб, – продолжил я инструктировать, – но это необходимый риск. Итак, повторяю, когда сообщишь мне условную фразу, отсчитаешь тридцать секунд и отключишь сверхсветовой двигатель. НЕ РАНЬШЕ! Понял?!

Бесконечная минута. Наконец ответ:

– Приказ понят, сэр. Значит, если мы поймем, что от рыб уже невозможно уйти, тогда можно нырять?

– Нет! Нырять нельзя ни при каких обстоятельствах. Если рыбы разрушат вашу лодку, тогда пересядете в спасательную шлюпку. Она такая маленькая, что рыбы ее просто не заметят, так что вы будете в безопасности, а потом вас подберут. Вот и все. Включить сверхсветовой двигатель!

– Ты их погубишь, – проворчал Толливер.

Не тратя времени на препирательства с ним, я переключил радиостанцию на частоту шестой лодки, удаленной от нашего «Трафальгара» на несколько миллионов километров в сторону Солнца, и приступил к инструкциям:

– Шестая! По сигналу «начать тест» включите сверхсветовой двигатель в режиме холостого хода на шестьдесят процентов номинальной мощности! После этого…

– Зачем ты наврал Арнвейлу, будто рыбы не заметят спасательную шлюпку? – перебил меня Толливер.

– Чтобы он с испугу не нырнул раньше времени. Седьмая лодка должна приманивать рыб как можно дольше.

– Но ведь седьмая совсем рядом с Землей!

– Не перебивай! А когда седьмая отключит Свой двигатель, мы переманим рыб к шестой. Не мешай, у меня мало времени! – Я поднес к губам микрофон:

– Шестая, говорит «Трафальгар»! Когда по сигналу «начать тест» включите сверхсветовой двигатель на холостом ходу… – Я подробно объяснил им то же самое, что и седьмой лодке.

– Ладно, – снова забрюзжал Толливер, – допустим, тебе удастся переманивать рыб по цепочке от одной лодки к другой. Оставим пока вопрос о том, погибнут ли при этом экипажи. Но что ты сделаешь, когда рыбы соберутся вокруг первой лодки, ближайшей к Солнцу?

– Может быть, завянут на жаре. Они ведь органические существа. Получатся то ли жареные, то ли копченые рыбки.

– В этом и состоит твой грандиозный суперсекретный план?! Заманить рыб поближе к Солнцу и посмотреть, что получится? Господи Иисусе, твою мать!

– Не богохульствуй.

– Да не полетят они в пекло! Даже если рыбы глупы, наверняка у них есть инстинкт самосохранения!

– Около нас вынырнули две рыбины, сэр! – раздался из динамика голос Арнвейла.

– Вас понял, седьмая. Уклоняйтесь от рыб, тест НЕ прерывайте. Эдгар, – протянул я ему микрофон, – свяжись с пятой лодкой, проинструктируй их.

В пункте связи дежурил Роберт Боланд. Я перешел туда и приказал:

– Боланд, внимательно следи за сообщениями седьмой лодки.

– Есть, сэр.

– Как только услышишь условную фразу «Седьмая прерывает тест», так сразу передашь шестой лодке фразу, запиши ее: «Приказ „Трафальгара“: начать тест».

– Есть, сэр. – Роберт набрал на клавиатуре дисплея фразу.

– Капитан! – вскрикнул панический голос. – Это Арнвейл! Вокруг нас больше десятка рыб! Одна почти ткнулась в нас рылом, я еле успел отбросить лодку! Можно отключить двигатель?!

– Спокойнее, капрал Арнвейл! – строго сказал я. – Возьмите себя в руки! Вы еще можете маневрировать. Рыб должно собраться больше! Несколько десятков, а не один! – Я переключил приемник на частоту Адмиралтейства, посыпались тревожные сообщения:

– … огромный метеорит! Или астероид! Километров двести в диаметре! Его тащат десятки рыб! Надо вмешаться! Я поднял микрофон:

– Капитан Сифорт вызывает главкома! Срочно!

– Я напряженно ждал ответа, вслушиваясь в несущиеся из динамиков сообщения.

– … «Потемкин» – Адмиралтейству. Разрешите напасть на рыб, несущих астероид.

– Не разрешаю, «Потемкин». По моему сигналу нырнет весь флот! Вы не исключение! Осталось три минуты.

– «Мэйфлауэр» – главкому! У нас повреждена труба сверхсветового двигателя! Мы не можем нырять!

– Почему главком мне не отвечает?! – закипал я. – Ублюдок! – Я начал молотить кулаком по столику.

– Сэр, но…

– Молчать, кадет! – рявкнул я.

– Есть, сэр, – смутился Роберт и вдруг выпалил:

– Вы забыли о задержке сигнала!

В самом деле! Забыл! Наконец пришел ответ:

– Адмирал Севиль слушает. Что еще вам взбрело в голову, Сифорт?

– Сэр, я провожу важную операцию! – взмолился я. – Заманиваю рыб N-волнами. Если корабли включат сверхсветовые двигатели, то мой план расстроится. Прошу отменить приказ флоту нырнуть и лететь к Деймосу. – Я затаил дыхание, выжидая томительные секунды. А вдруг адмирал послушается? Смешно! Нет, конечно. И все-таки, чем черт не шутит…

– Вы ничем не поможете нам, Сифорт. Ваш «Трафальгар» безоружен. Мы только что рассыпали вдребезги огромный астероид, наверняка он последний. Настало время перегруппировать наши силы, мы обязательно соберем флот у Деймоса. А если рыбы нападут на нас там, тогда…

– Сэр, не заманивайте рыб на Деймос, они мне нужны здесь! Умоляю! Это последний шанс!

– … и выбьем их из Солнечной системы. Нашей огневой моши вполне достаточно для… Черт возьми, что это?! Боже! Над южной частью Атлантического океана косяк рыб несет новый астероид! «Потемкин», ныряйте! Срочно гуда! Вступить в бой! Уничтожить гадин!

– Сэр, ради Бога, умоляю вас…

– СИФОРТ, ПРОЧЬ С ЭТОЙ ЧАСТОТЫ! ЭТО ПРИКАЗ!

Что делать? Времени для размышлений не оставалось, плохо соображая, что делаю, я заорал в микрофон:

– Капитан Николас Сифорт всем кораблям! От имени Правительства ООН отстраняю адмирала Ричарда Севиля с должности главнокомандующего флотом!

На мой крик прибежал с перекошенным лицом Толливер.

Мосты сожжены! Даже если я чудом выживу в этой заварухе, меня казнят! Больше терять нечего. Воодушевленный такой перспективой, я смело продолжил:

– Принимаю командование флотом на себя. Основание: устав ВКС ООН, статья 64-я, параграф 23-й.

– Ты что, совсем рехнулся!? – зарычал Толливер.

– Всем кораблям оставаться на своих местах, – твердым голосом продолжал я, не обращая внимания на вопли Толливера. – Сверхсветовые двигатели не включать!

– Капитан Вальдес, командир «Иберии» – Сифорту. Что вы задумали, черт возьми?

– Адмирал Севиль – Сифорту. Отстраняю вас…

– Сифорт командиру «Иберии». Как главком флота, приказываю вам не включать сверхсветовой двигатель! Повторяю всем кораблям Солнечной системы: не включать сверхсветовые двигатели! – Я положил микрофон. – Скоро все закончится, Толливер. Будет Армагеддон. Для человечества или для рыб.

– Боже, ты точно спятил!

– Нет, просто… – Я вцепился в подлокотники кресла, чтобы не выдать дрожь. – Возможно, так оно и есть. Но дело не в этом.

– Черт возьми, что за дурная привычка не раскрывать карты даже соратникам! Но в этот раз ты блефуешь! Нет у тебя козырей! Мне осталось одно: отстранить тебя и прикончить за неповиновение приказу адмирала в военное время! – Толливер расстегнул кобуру, вынул пистолет.

– Сэр, – раздался из приемника голос Арнвейла, – вокруг нас уже два десятка рыб! Я не успеваю уворачиваться!

Я потянулся к микрофону, но заставил себя отдернуть руку. Мало рыб. Рано еще!

– Действуй, Толливер. – Я посмотрел ему прямо в глаза.

– Извини, Никки. Капитан… – Толливер направил на меня пистолет. – Ты не оставил мне выбора… Ой! – Он упал на колени, выронил пистолет.

– Не трогайте капитана! – Джеренс Бранстэд отшвырнул табуретку, которой саданул Толливера по голове, подобрал пистолет.

– Отдай, – простонал Толливер. – Капитан болен. Я не собирался его убивать, просто хотел отстранить.

– Не двигаться! – крикнул Джеренс. – Я метко стреляю, не сомневайтесь! Уходите! Капитан правильно поступил, я знаю устав!

– И что написано в 64-й статье? – спросил Боланд.

– Дай-ка его мне, Джеренс. – Я взял у него пистолет. – А ты, Боланд, изучи эту статью.

– Есть, сэр. – Боланд вывел на экран дисплея 64-ю статью устава ВКС ООН с поправками 2087 года.

– Седьмая лодка прерывает тест! – завопил из динамика Арнвейл. – Боже мой! Как же их много!

Боланд переводил взгляд с Толливера на меня, не зная, кому подчиняться.

– Они же твои соратники! – хлопнул я его по плечу. – Помоги им!

Наконец Боланд переключил частоту на шестую лодку, взял микрофон, произнес условную фразу:

25

– Шестая лодка, приказ «Трафальгара»: начать тест. Напряженная тишина. Через минуту раздался голос гардемарина Эдварда Диего:

– Вас понял, «Трафальгар». Включаем сверхсветовой двигатель.

Боланд уткнулся в дисплей.

– Капитан Фосс, командир «Потемкина», вызывает капитана Сифорта. Объясните причины вашего поведения.

– Кадет Боланд, читайте с экрана вслух, – приказал я, сунув ему микрофон.

– В критических ситуациях во время боевых действий и при условии, что связь с командующим ограничена, офицер, располагающий сведениями и возможностями, позволяющими уберечь основную часть флота от уничтожения, имеет право отстранить командующего и принять командование всеми силами на театре боевых действий на себя до конца боя. Командующий ради спасения флота обязан согласиться на свое временное отстранение вне зависимости от чина отстранившего его офицера. После боя отстраняющий офицер обязан представить ясные и неоспоримые доказательства обоснованности своих действий.

Я отключил микрофон, посмотрел на Толливера.

– Ну что, Эдгар? Он промолчал.

– Это не все, сэр, – напомнил мне Роберт.

– Заключительные фразы прочитай специально для мистера Толливера. Может быть, это его утешит. Боланд в ужасе зашептал:

– Злоупотребление этой статьей наказывается смертной казнью. Приговор обжалованию не подлежит.

– Ты труп, Ник, – с горечью произнес Толливер. – Вся ответственность на тебе. – Он тяжко вздохнул. – А я лишь выполняю твои приказы. Что мне еще остается делать?

Шестая лодка излучала N-волны всего пятнадцать минут. Не выдержав натиска тридцати пяти рыб, гардемарин Диего отключил сверхсветовой двигатель. Я передал условный сигнал «начать тест» командиру пятой лодки, гардемарину Гутри Смиту. Как и Диего, отключить двигатель он имел право без моего разрешения.

Роберт Боланд и Джеренс Бранстэд сидели у дисплея, Рена Салетт дежурила в инженерном отделении. Толли-вер кипел от ярости. Я сидел с микрофоном у рации.

– Шестая – «Трафальгару». Рыбы уходят, – доложил Диего. – Наконец-то! Это был такой кошмар!

Я хотел было отругать его за трусость, но вовремя спохватился. Ведь при виде космических чудищ у куда каких опытных бойцов душа уходила в пятки, а капитан Причер даже повредился рассудком.

– Пятая – «Трафальгару»! Рыбы! Десятки рыб! Господи!

– Маневрируй, Гутри! – прикрикнул я. – Ускользай от них!

Минута задержки.

– Окружили со всех сторон! Некуда деться! Мы… – вопль оборвался.

Я переключил передатчик на частоту второй лодки и отдал приказ:

– Говорит «Трафальгар». Гардемарин Кин, начать тест!

От нас до второй лодки было семьдесят с лишним миллионов километров, на преодоление которых радиосигналу требовалось четыре минуты. Четыре туда, четыре обратно, итого ответа ждать надо восемь минут. Пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы рыбы ушли от пятой лодки.

А сигнала с пятой все не было. Может, там все погибли? Наверно, Лорен Рейцман проклял ту минуту, когда согласился принять присягу. Прочь кошмары! Мне еще нужен трезвый ум!

– Есть, сэр, – пришел ответ со второй. – Докладывает гардемарин Кин. Сверхсветовой двигатель работает на холостом ходу.

– Лондонское Адмиралтейство вызывает «Трафальгар», – послышалось из динамика. – С вами будет говорить адмирал Дагани. – Пауза. – Ник, у тебя совсем крыша съехала?! Какого хрена ты взял на себя командование?!

– Простите, сэр, это было необходимо, – сдержанно ответил я.

– Ты прекрасно знаешь, что 64-я статья мертва! – повысил голос Дагани. – За все двести лет существования космического флота она ни разу не применялась!

– За все двести лет ее ни разу не отменили, сэр.

– Философ хренов! Словоблудие! Ты совершил…

– «Лузитания» вызывает «Трафальгар»! – ворвался в наш диалог тревожный голос. – Мы окружены рыбами! Разрешите нырнуть! У нас выведены из строя лазеры!

– Простите, «Лузитания», но ваше погружение погубит…

– Мистер Сифорт! Мы погибаем! Невыносимый выбор! Одним словом погубить корабль?

– «Лузитания»! НЕ нырять! – прогремел я.

– Сифорт, – снова затараторил Дагани, – тебя ждет трибунал! Я сам тебя буду судить!

– Адмирал, я очень занят, не отвлекайте меня пустыми разговорами.

Толливер вытаращился на меня, забавно раззявил рот.

– Сифорт! – завопил Дагани. – Скажи хотя бы, что ты задумал!

– Отвлекаю рыб от флота N-волнами.

– Твой корабль безоружен!

– Справимся без оружия.

– И как же мы будем справляться?! – с сарказмом спросил Толливер.

– Твоя задача проста: подчиняться моим приказам, – отрезал я.

Дагани и Толливер замолкли. Я еще раз проверил расчеты.

К моему удивлению, мне подчинились почти все корабли. Очередное препятствие для моего плана было преодолено. Настало время перейти к следующему этапу. Я начал с восьмой лодки. Ею управляла четверка неопытных кадетов.

– «Трафальгар» вызывает восьмую. Ответьте.

– Кадет Теро слушает, сэр, – дрожащим голосом ответил Жак.

– Передаю ваши новые координаты… – Я продиктовал заранее подготовленные числа. – Как вынырнете – сразу включите сверхсветовой двигатель в режиме холостого хода на шестьдесят пять процентов от номинальной мощности. Этот тест должен продолжаться ровно пятнадцать минут.

– Есть, сэр. А что если на нас нападут рыбы?

– НЕ прекращайте тест НИ при каких обстоятельствах, пока не истекут положенные пятнадцать минут. А чтобы у вас не было соблазна отключить двигатель раньше времени, передайте управление им бортовому компьютеру и запрограммируйте его так, чтобы вы не могли вмешаться и прервать тест.

– Есть, сэр. Что делать, когда истекут пятнадцать минут?

– Ныряйте и возвращайтесь сюда, на прежнее место.

– Есть, сэр. Спасибо, сэр.

– Ты что творишь?! – вскричал Толливер. – Соображаешь, какие ты им дал координаты?! Они же окажутся рядом с Солнцем! Ближе критического радиуса Ибн Ауба!

Толливер был совершенно прав. Корабль, попавший в сферу, названную именем физика из Саудовской Аравии Ибн Ауба, уже не сможет нырнуть. Вырваться из этой сферы можно лишь при помощи обычных реактивных двигателей.

– Знаю, – холодно ответил. – Восьмая, ныряйте!

– Есть, сэр, – ответил Теро.

Через несколько секунд восьмая лодка исчезла с экрана.

– Ублюдок! – процедил Толливер.

– Толливер! – рявкнул я.

Он смачно плюнул мне в лицо. Я окаменел. Слюна медленно стекала по моей щеке.

– Зачем? – жалобно вскрикнул Роберт Боланд. – Зачем вы это сделали, сэр? Они же погибнут! Наши товарищи!

– Я не видел другого выхода, – сказал я в пространство, как бы оправдываясь перед самим собой.

– Вы убили их!

– Молчать, кадет Боланд.

– Докладывает вторая лодка, сэр, – раздался из динамика голос гардемарина Кина. – Рыбы роятся вокруг нас, как осы! Боже! Все пространство ими кишит! Некуда деться…

– «Потемкин» докладывает главкому Сифорту. В непосредственной близости от нас и «Гибернии» над Атлантикой косяк рыб разгоняет астероид. Только что большая часть рыб нырнула. Я не уверен, что они испугались наших лазеров, но другого объяснения…

– Больше сотни! – кричал Кин. – Господи! Вот так взрыв! Одна рыбина нырнула в другую! Чуть нас не задело! Опять к нам лезут, сучары! Сэр! Разрешите прервать тест! Мы больше… Нет! Они начали исчезать! ОНИ НЫРЯЮТ! Слава Богу!

Значит, чудища услышачи N-волны восьмой лодки.

– Мистер Боланд, попробуйте связаться с восьмой лодкой, – приказал я без особой надежды. Слишком большое расстояние, вряд ли радиосвязь установится. А скорее всего, восьмая лодка скоро погибнет и разговаривать будет не с кем. – Кстати, кто в этой лодке?

– Кадеты Жак Теро, Лех Бронски, Сара Тхау и Катрин Джанес.

Прости, Жак. Простите все. Вы никогда не узнаете, что совершили подвиг. Вы спасли мистера Кина. Он опытнее вас, а потому нужнее. Другого выхода нет.

– Помолитесь за них, – попросил я. Сам я молиться за упокой их душ не мог, это было бы кощунством.

– Есть, сэр.

Я распоряжался судьбами, решал, кому жить, а кому умирать. Тьфу! Карикатура на Господа Бога.

– Ты уверен, что не напрасно посылаешь кадетов на смерть? – спросил Толливер.

– Уверен. – ответил я. – Рыбы не выдержат такой температуры. Там тысячи градусов! А нырнуть внутри критической сферы они не смогут.

– Капитан, разрешите прервать тест! – взмолился Антон Тайер, командир четвертой лодки.

– Первая лодка, начать тест! – приказал я. До нее было шесть световых минут в сторону Солнца. Я переключил частоту на четвертую лодку:

– Мистер Тайер, продолжать тест в течение шести минут!

– Ты думаешь, рыбы влетят в критическую сферу? – приставал Толливер. – У них должен быть инстинкт! Они должны чуять опасность! Иначе все рыбы давно сгорели бы на звездах!

– Хватит! – рявкнул я. Я выбежал в коридор, пометался туда-сюда, забрел в инженерное отделение к Адаму и кадетке Рене Салетт. – Как дела, мистер Тенер?

– Все нормально, сэр, – доложил Адам. – Можно вопрос, сэр? Скажите, пожалуйста, сэр, что происходит?

– И вы, мистер Тенер?! – зарычал я.

– Простите, сэр.

Зачем на него ору? Гардемарин задал резонный вопрос.

– Мы заманиваем рыб к Солнцу, – смягчился я. – Там они погибнут.

– Так просто, сэр?

– Да, так просто.

В инженерное отделение влетел Роберт Боланд.

– Сообщение с первой лодки! Мисс Экрит хочет прервать тест! – доложил он. – Она говорит, что уже не может уклоняться от рыб. Их слишком много!

Выругавшись, я ринулся на капитанский мостик.

– Толливер, скажи ей, что я повешу ее. если она прекратит тест раньше времени! Осталось четыре минуты!

– Есть, сэр, – буркнул Толливер.

Я устало опустился в капитанское кресло. Через четыре минуты предстояло вынести еще один смертный приговор. Тщательно проверив координаты, я взял микрофон:

– «Трафальгар» вызывает седьмую, ответьте. – Через двадцать четыре секунды мой сигнал достигнет цели. Недолго ждать.

Скоро седьмая лодка отправится на верную гибель. Кевин Арнвейл дважды ускользал от чудиш. В третий раз не получится.

– Докладывает кадет Кевин Арнвейл, командир седьмой лодки.

– Мистер Арнвейл, вам надо нырнуть еще раз, еще ближе к Солнцу. Вы окажетесь у самой границы критической сферы Ибн Ауба, но за ее пределами, – соврал я. – Как только всплывете, сразу начнете тест. Поручите управление сверхсветовым двигателем бортовому компьютеру, чтобы… – С тяжелым сердцем я подробно объяснил ему, что надо делать, и продиктовал координаты точки всплытия. – Все ясно?

Глядя на часы, я ждал ответа. Толливер пронзал меня презрительным взглядом.

– Вас понял, сэр, – пришел наконец ответ Кевина.

– Тогда ныряйте.

За пределами критической сферы осталось пять лодок.

– Мистер Боланд, пошлите сообщение всем кораблям флота, пусть каждый доложит количество рыб в своем секторе, – приказал я.

– Есть, сэр.

– Первая лодка вызывает «Трафальгар». Докладывает гардемарин Сандра Экрит. Рыбы нырнули.

Уф! Какое счастье! Значит, первая выжила! Я переключился на инженерное отделение.

– Приготовьтесь нырнуть и продолжить тест приблизительно через восемь минут по моему сигналу. – Я переключил связь на инженерное отделение. – Мистер Тенер, мощность шестьдесят процентов, начать тест!

– Есть, сэр.

– Жаль… А я мечтал слетать к Веге, – пробормотал из соседнего кресла Толливер. – Если б ты знал, как я иногда тебя ненавижу.

– Только иногда? – бросил я.

– Сейчас особенно.

– Знаю, Эдгар. Я заслужил более страшную кару, чем твоя ненависть.

– Первая лодка – «Трафальгару», – пришел издалека ответ Сандры Экрит. – Мы чуть не погибли во время предыдущего теста, я не могу подвергать кадетов такой опасности, тем более нам непонятно, из-за чего мы рискуем, вы ведь не объяснили нам смысл всех этих маневров…

– Рыба! – вскрикнул Толливер, расширив глаза на экран. – Тысяча километров!

– Вижу, – буркнул я.

– Уже семь гадин! Восемь! Одиннадцать! Выныривают совсем рядом! Всего двести метров!

Я включил реактивные двигатели на полную мощность, лихорадочно пытаясь сообразить, как маневрировать среди такого количества тварей. Возможно ли это? Надо!

– Дай управление мне! – потребовал Толливер. – Быстрее!

Мне вспомнилась Надежда, полет на вертолете, отчаянные попытки уклониться от самонаводящейся ракеты. Тогда вмешательство Толливера спасло нам жизнь.

– Давай! – Я мгновенно переключил управление на его пульт, схватил микрофон, включил частоту шестой лодки. – «Трафальгар» вызывает шестую! По условному сигналу ныряйте с новыми координатами… – Я продиктовал координаты. – Как только вынырнете, начнете тест. Сразу! Шестьдесят процентов мощности, восемь минут! Подтвердите!

Толливер бросал, крутил и вертел наш «Трафальгар» так, что звезды на экране плясали, как бешеные. Ответ шестой должен был прийти не раньше чем через минуту, поэтому я соединился с первой:

– Мисс Экрит, вы правы, я больше не буду подвергать вашу лодку опасности. Ныряйте к «Трафальгару» и ждите дальнейших указаний.

– Докладывает гардемарин Диего, – пришел ответ с шестой, – ваши инструкции поняты, сэр, С пункта связи прибежал Роберт.

– Сэр, докладывает кадет Боланд. По сообщениям боевых кораблей, вокруг Земли осталось около восьмисот рыб.

В километре от «Трафальгара» возник огромный косяк численностью штук в двести. Чудища направлялись прямо на нас.

– «Трафальгар» – шестой лодке. Мистер Диего, ныряйте, – приказал я и нажал кнопку отключения сверхсветового двигателя.

– Сверхсветовой двигатель отключен, сэр, – подтвердил из инженерного отделения Адам Тенер.

– Держись! Еще немного, – подбодрил я Толливе-ра. – Через несколько секунд все эти рыбины отправятся к лодке Диего.

Рыбы действительно начали исчезать, но на экране возник новый объект на расстоянии двадцати тысяч километров. Радары уловили металл. Что это?!

– Докладывает гардемарин Экрит, сэр. Мы… Да это же первая лодка!

– Мисс Экрит! – перебил я. Теперь, к счастью, задержки сигнала не было. – Немедленно выйти в открытый космос! Проверьте, не перегрелись ли внешние датчики и труба сверхсветового двигателя! Вам предстоит нырнуть для полета к орбитальной станции «Порт Земли», поэтому ваш двигатель должен быть в полном порядке!

– Есть, сэр. Сейчас надену скафандр.

– Живо! – рявкнул я. Дождавшись, пока Сандра, по мои расчетам, вышла из лодки, я свирепо загремел в микрофон:

– Начальник Академии капитан Сифорт вызывает первую лодку! Ответьте!

– Слушаю, сэр, – раздался испуганный голос кадета.

– Кто ты?

– Кадет Уоллис Фрейд, сэр. Рядом со мной кадет Чамберс и кадет Зорн, сэр.

– Где мисс Экрит?!

– Вышла из лодки, сэр! Осматривает трубу двигателя.

– Позови остальных кадетов! Живо!

– Есть, сэр. – Через несколько секунд тот же дрожащий от страха голос произнес:

– Из инженерного отделения прибыли два кадета, сэр.

– Слушайте внимательно! Отстраняю мисс Экрит! Ясно!

– Не совсем, сэр. Как отстраняете? Она больше не гардемарин?

– Она больше не командир вашей лодки! Вы будете выполнять только мои приказы! А приказы мисс Экрит для вас не имеют силы! Поняли?

– Поняли, сэр.

– Теперь передайте мисс Экрит, чтоб она немедленно возвращалась!

– Есть, сэр. – Пауза. – Она уже возвращается, сэр.

– Теперь немедленно поставьте внутренний люк шлюза на предохранитель!

– Есть, сэр. Люк заперт на предохранитель. Но ведь мисс Экрит не сможет войти в лодку….

– Не пререкаться! Она вошла в шлюз?

– Кажется, входит, сэр. Вот уже заработал насос.

– Как только давление воздуха в шлюзе сравняется с давлением атмосферы лодки, сразу заприте на предохранитель внешний люк! Это делается одной командой с дисплея. Знаете?

– Знаем, сэр. Но ведь мисс Экрит окажется в ловушке, она не сможет выйти из шлюза…

– Кадет Фрейд! – рыкнул я, аки лев. – Я же сказал! Не пререкаться!

– Так точно, сэр! Внешний люк шлюза тоже заперт, сэр!

– Так, хорошо. Теперь введите в бортовой компьютер координаты для сверхсветового прыжка. – Я продиктовал кадету числа, обрекавшие лодку на гибель внутри критической сферы. К седьмой и восьмой лодкам прибавилась первая. Уже три. Я ощутил себя ангелом – вестником смерти. – Первая, как только вынырнете, сразу включите сверхсветовой двигатель на пятнадцать минут в режиме холостого хода. Поручите это дело бортовому компьютеру. Ясно?

– Так точно, сэр. Мисс Экрит молотит руками и ногами в люк, что ей сказать?

– Ничего. Я разберусь с ней позже, а пока пусть посидит в шлюзе. – Боже мой, на какую я ее обрекаю смерть! Сандра будет метаться в шлюзе, как в карцере, не понимая, за что ее предали.

– Она орет благим матом, – волновался Фрейд.

– Пусть орет. Обычно гардемарины мучают кадетов, а теперь будет наоборот. Считайте, что вы мстите ей за издевательства. Она ведь тоже когда-то вас мучила?

– Так точно, сэр.

– Тогда ныряйте!

– Есть, сэр.

Первая лодка исчезла с экрана. Господи, неужели я ошибаюсь? Может быть, я напрасно послал их на смерть? Через несколько секунд я взял себя в руки, поднял микрофон.

– Мистер Боланд, свяжитесь с боевыми кораблями, спросите у них, много ли осталось рыб. И установите связь с шестой лодкой.

– Есть, сэр.

Я переключил частоту:

– «Трафальгар» вызывает третью.

– Я – третья, докладывает кадет Кил Дрю, сэр. Мистер Цай находится в инженерном отделении.

– Их тоже пошлешь на смерть? – с ненавистью спросил меня Толливер.

Сомнения одолели меня, я дрогнул.

– Нет. Полетим сами. Введи координаты окрестностей второй лодки.

– Это другое дело. – Толливер мгновенно забарабанил по клавиатуре дисплея. – Готово.

– Ныряем.

Вынырнули мы на несколько миллионов километров ближе к Солнцу. Теперь с гардемарином Кином, командиром второй лодки, я мог разговаривать практически без задержки сигнала.

– Мистер Кин, включите тепловую защиту вашей лодки на полную мощность. По условному сигналу нырнете со следующими координатами… – Я продиктовал три числа. Второй лодке предстояло приблизиться к Солнцу на 30 миллионов километров.

– Что делать при всплытии, сэр? – послушно спросил Томас Кин. Какой контраст с поведением Сандры Экрит! Не зря я ее наказал.

– Вы всплывете достаточно далеко от Солнца, дальше критического радиуса на целый миллион километров. – На этот раз я говорил чистую правду. – Напоминаю, что для такого легкого корабля, как ваш, критический радиус Ибн Ауба равен тридцати миллионам километров. После этого я передам вам новые координаты. Как и раньше, сразу после всплытия начнете тест, то есть включите сверхсветовой двигатель на холостом ходу на шестьдесят пять процентов номинальной мощности. Когда появятся рыбы, развернете лодку носом к Солнцу, включите реактивный двигатель на полную мощность и будете лететь так, пока не приблизитесь к Солнцу на критическое расстояние тридцать миллионов километров.

Я ждал возражений, но Томас все так же спокойно ответил:

– Есть, сэр.

– При этом постоянно сообщайте нам о количестве преследующих вас рыб и об их действиях. Меня интересует их поведение на границе зоны Ибн Ауда.

– Есть, сэр.

– Хоть ему скажи правду! – мрачно процедил, не поворачиваясь ко мне, Толливер. Я отключил микрофон.

– Какую правду, Эдгар?

– Всю! – крикнул Толливер. – Скажи, что его ждет смерть!

– А если он откажется выполнять приказы?

– Томас не откажется. Может быть, Толливер прав?

– Ты думаешь, люди способны добровольно идти на смерть? – задумчиво спросил я.

– Конечно, иначе они были бы хуже рыб. Верно. Надо сказать Томасу правду. Я поднес к губам микрофон.

– Ник, не заманивай его в смертельную ловушку обманом, – все еще убеждал меня Толливер. – Подумай о своей душе.

Это заставило меня передумать.

– Мистер Кин, ныряйте! – приказал я. Ведь души у меня нет.

– Сэр, шестая лодка не отвечает, – доложил Роберт Боланд. – Я вызывал ее три раза.

– Ладно, иди помогай Толливеру. – Я остался на пункте связи один, угрюмо вслушивался в потрескивания эфира, посматривал на часы. С начала операции прошло черт знает сколько времени. Может, Эдвард Диего еще ответит?

– Разрешите войти, сэр? – робко спросил возникший на пороге Джеренс Бранстэд. – Мистер Тенер разрешил мне отлучиться из инженерного отделения.

– Чего ты хочешь? – буркнул я.

– Просто поговорить, посидеть рядом с вами.

– Нет. Возвращайся на свой пост.

– Есть, сэр.

Совсем обнаглел! Как он смеет так фамильярничать с капитаном? Впрочем, в таком Армагеддоне привычные правила не действуют.

– Вторая лодка вызывает «Трафальгар», – послышался наконец из динамика голос Томаса. – Докладывает гардемарин Кин. Мы недавно всплыли, направляем лодку обычным ходом к Солнцу.

Сколько же минут шел от этой лодки сигнал? Нет сил считать. Минуты полторы, наверно.

– Доложите обстановку, мистер Кин, – приказал я.

– Включили сверхсветовой двигатель на холостом ходу, шестьдесят пять процентов от номинальной мощности. Рыб пока нет. Наша лодка быстро ускоряется к Солнцу. Охрененно быстро! Извините, сэр, случайно вырвалось. Рыб все еще нет.

Я расстегнул китель. Кондиционеры не справлялись, жара становилась невыносимой.

– Знаете, сэр, – продолжал Кин, – отсюда Солнце кажется таким огромным! Тепловая защита пока справляется, правда, температура внутри лодки уже немного поднялась. Рыб все еще нет. Ой! Одна уже есть! Гигантская и совсем рядом. Гонится за нами.

Зря я не сказал Томасу правду. С другой стороны, что изменит еще одно предательство, еще один обман? Все равно я уже загубил свою душу.

– Сэр. мои кадеты прекрасно справляются со своими обязанностями, особенно Елена фон Сейл в инженерном отделении и Рэйф Слэйтер на пункте связи. Появилась еще одна рыбина. А вот и третья! Нет, она сразу исчезла! Нырнула.

Неужели? Господи! Весь мой план рушится!

– На ближайшей к нам рыбине образовалось пятно, темно-красное, превращается в бугор, на экране это хорошо видно. Сейчас, наверно, вылетит наездник. Всплыло еще пять рыб. Вместе с прежними их всего семь. Все гонятся за нами, сэр! Капитан, мои кадеты очень боятся, сейчас я их успокою.

Я закрыл глаза.

– Я успокоил кадетов, сэр. Уже дюжина рыб. Норовят вгрызться в трубу сверхсветового двигателя, но мне пока удается уклоняться, мечусь из стороны в сторону. Красный бугор на рыбине, кажется, замер, наездник из него не вылетает. Может быть, на него действует солнечный жар или колоссальная гравитация. Минутку, сэр.

У меня задрожали колени.

– Извините, сэр, пришлось успокаивать кадета Фроу, он был близок к истерике. Я отправил его на пункт связи и приказал принять успокоительное.

Господи, помоги им! Пожалуйста! Хорошо, что я не сказал Томасу правду.

– Сэр, сообщение боевых кораблей, – доложил Боланд.

– Молчать! – рявкнул я. Роберт забился в угол.

– Рыбина с красным бугром нагоняет нас, сэр, – добросовестно рассказывал Томас Кин. – Что это? Ха… Она задергалась! Исчезла! Нырнула. Неудивительно, такую жару трудно выдержать. Зато всплыло много других рыб, сэр, столько, что не сосчитать.

– Молодец, мистер Кин! – воскликнул я. – Присвою вам звание лейтенанта как только… – Эх, черт! Опять придется соврать! – Как только вернемся домой.

– Гадина с красным бугром вернулась! – вскричал Кин с надрывом, – Похоже, ей не удается вырваться! Они попались в ловушку! В критическую зону! Да не ори ты, Слэйтер! Скоро вернемся домой! Простите, сэр, приходится успокаивать кадетов.

Получается! Я задрожат от нервного возбуждения.

– Мистер Бранстэд! – крикнул я по внутренней связи. – На пункт связи!

– Сэр, мы приближаемся к критической зоне для тел с малой массой, то есть для нашей лодки, а наша скорость растет, – тараторил Кин. – Мои кадеты насчитали около нас сто шестьдесят рыб. Наверняка уже больше, они всплывают десятками и уже не ныряют! Хорошо хоть не бросают в нас пузырями. Похоже, они поджариваются. Кстати, тепловая зашита лодки тоже скоро не выдержит.

Это меня отрезвило. Не пора ли прекращать?

– Кадет Бранстэд по вашему приказанию прибыл, сэр.

Я дал ему знак молчать.

– Капитан… – У Томаса задрожал голос. – Я отослал всех кадетов в каюту и отключил там динамик. Они нас не слышат. Мой отец Рафаэль Кин, он живет в графстве Мидлендс, в компьютере Академии есть его адрес… Пожалуйста, когда вернетесь на Землю, скажите ему, что я Перед смертью думал о нем. Господи! Сколько рыб! Они тащат астероид! Они вынырнули с ним рядом с нами! Ох, Томас!

– Сэр, они дымятся! Пар валит изо всех дыр! Ваш план сработал! Я ведь понимаю, зачем вы послали нас. – Солнечные помехи усиливались. Томас, перекрывая шум и треск, кричал скороговоркой:

– Я не жалею, что пошел в Академию. Честно! Трудно было, конечно, муштра… У кадетов жизнь не сладкая… Простите, если я плохо справлялся с обязанностями старшего гардемарина… Мне очень нравилась астрофизика… Я хорошо помню про зону Ибн Ауба…

– Простите меня, мистер Кин! – заорал я, сжимая микрофон обеими руками. – Пожалуйста! Ради Бога! Простите! Мистер Кин! Простите!

– … очень жарко… триста рыб… дергаются, извиваются… барахлит тепловая защита… – Голос Томаса Ки-на потонул в монотонном шуме.

– Простите, мистер Кин! Простите, мистер Кин! – повторял я, как заведенный, пока Джеренс не вырвал из моих рук микрофон.

26

– Сколько лодок осталось?

– Третья, там командир мистер Цай, и четвертая с Тайером, – пролепетал Роберт Боланд. Я взял микрофон:

– «Трафальгар» вызывает четвертую. Слушайте приказ. – Я продиктовал координаты и дал инструкции. – Подтвердите.

Четвертая лодка находилась на восемнадцать миллионов километров дальше от Солнца, чем «Трафальгар», значит, ответа надо было ждать две минуты.

– Мистер Боланд, что сообщает флот? – спросил я, чтоб хоть как-то убить время.

– У Земли и по всей Солнечной системе разбросано несколько сотен рыб, сэр. В штате Колорадо астероидом уничтожен Денвер, в Европе – Роттердам, из-за цунами сильно пострадала Голландия. Под Каиром рыбы высадились на землю. Но количество рыб быстро уменьшается, они ныряют.

Значит, война продолжается, а у меня остались только две лодки и «Трафальгар».

– Сэр, капитаны кораблей спрашивают, что делать. Что им ответить? – робко спросил Боланд.

Я включил частоту Адмиралтейства, из динамика тут же посыпался град сообщений и требований:

– … Сифорту. Если вы главком, то командуйте, в противном случае…

– … еще две минуты и ныряю! Что за хрен такой взялся нами командовать?! Когда же он…

– … РЫБЫ УЖЕ В ИНЖЕНЕРНОМ ОТДЕЛЕНИИ! ПЫТАЕМСЯ ПЕРЕСЕСТЬ В СПАСАТЕЛЬНЫЕ ШЛЮПКИ!

Я включил микрофон.

– Говорит Николас Сифорт, действующий главком флота. Внимание всем кораблям! – Я глянул на часы. – Мы отвлекаем рыб от флота и от Земли. Первые результаты нашей операции вы уже видите. Приказываю: не нырять еще два часа, отключить все передатчики. По истечении этого срока командование флотом переходит к Лондонскому Адмиралтейству, всем кораблям можно нырять и возобновить радиосвязь. – Я отключил микрофон.

Конечно, надо было объяснить капитанам, как я отвлекаю рыб, куда их заманиваю. Но я не мог заставить себя раскрыть свой варварский замысел, не мог признаться, какой ценой покупаю победу. Догадаются, когда я отправлюсь на тот свет. Должны догадаться.

Я поспешил в инженерное отделение. Гардемарин Тенер был сам не свой от страха.

– Адам! Рена! Приготовьтесь включить сверхсветовой двигатель в холостом режиме. Скоро мы нырнем, а когда вынырнем, снова запустите тест. Возможно, этот маневр придется повторить несколько раз.

– Есть, сэр. – Помявшись, Адам решился задать давно мучивший его вопрос:

– Сэр, можно узнать, что происходит с лодками?

Соврать, глядя ему прямо в глаза, я не смог. В микрофон врать, оказывается, гораздо легче.

– Они погибают, – признался я. – Заманивают рыб.

– Куда?

– На Солнце. Это достойная смерть, Адам. Они герои.

– Мертвые герои…

– Приготовиться к тесту! – жестко приказал я. – Следите, чтоб двигатель не перегрелся.

– Есть, сэр. Простите меня, я понимаю, что другого способа избавиться от рыб нет.

– Как ты смеешь обсуждать приказы!? – Мне хотелось его ударить, но я зажал свою ярость в кулак, вышел, хлопнув за собой дверью, и понесся на пункт связи.

Едва я вошел, из динамика послышался голос Антона Тайера:

– Четвертая лодка докладывает «Трафальгару»: приказ понят.

– Начинайте, мистер Тайер. – Я переключил частоту. – «Трафальгар» вызывает третью. Ответьте. Опять надо дожидаться ответа две-три минуты.

– Капитан, после лодок… Что тогда? Наша очередь? – запинаясь, спросил Джеренс.

Я кивнул. Наконец из глубины космоса добрался сигнал:

– Третья лодка вызывает «Трафальгар», сэр. Докладывает кадет Кил Дрю.

– Мистер Дрю, введите в свой бортовой компьютер следующие координаты. – Я продиктовал координаты и те же инструкции, что и для четвертой. – Подтвердите. – Я отключил микрофон, повернулся к Джеренсу. – Вот почему я не хотел брать тебя на станцию. Я обещал твоему отцу беречь тебя. Я хотел спасти тебя, Джеренс.

– А я знал о войне с рыбами и сразу догадался, зачем вы набираете кадетов на станцию. Помните, как вы вызвали меня к себе в кабинет, хотели выпороть, но вдруг получили сообщение о бомбардировке Лунаполиса?

– Зачем же ты тогда пошел со мной?! – воскликнул я.

– Чтобы помочь вам. Вы же мне помогали… – Он отвернулся, сдерживая слезы.

– Ох, Джеренс… – Я положил ему на плечо руку.

– Четвертая вызывает «Трафальгар»! – раздался из приемника голос Йохана Стрица. – Вокруг нас тучи рыб! Сотни! Боже мой! Капитан! Пожалуйста! Помогите!

– Инженерное отделение! – крикнул я по внутренней связи. – Адам! Запустить двигатель! Шестьдесят процентов! – Я включил микрофон передатчика:

– Четвертая! Прекратить тест!

Теперь мой план был таков: вызвать рыб на себя, держаться как можно дольше, потом перебросить их на лодку Цая. Падет смертью храбрых и Кил Дрю, искупив свою вину за гибель Эдвардса.

– Толливер, подготовь координаты для коротких прыжков! – крикнул я по внутренней связи. – Сейчас налетят рыбы! Садись в кресло пилота!

– Может, зайдешь на капитанский мостик, поможешь? – предложил он.

– Хорошо. – Я встал. – Прости, Джеренс.

– Жаль, если мы все погибнем…

Я не стал его успокаивать. Да и чем утешить кадета? Хуже всего придется мне, ведь я попаду в ад.

Последний раз в этой жизни я вошел на капитанский мостик корабля Военно-Космических Сил ООН в качестве командира. Кажется, Толливер почувствовал мое настроение, встал, чтобы отдать честь, но я сразу махнул рукой.

– Садитесь, мистер Толливер.

– Уже семь рыб, – показал он на экран. Все они были еще далеко.

Вскоре рой гадин сильно погустел, появился косяк со стометровым астероидом, потом еще шайка чудищ, тоже с каменюкой.

– Эдгар, сейчас нырнем.

– Быстрее!

Я нажал кнопку, изображение на экране исчезло. Всплыли мы всего через две секунды и тут же снова нырнули с координатами прежнего места. Конечно, из-за неизбежной ошибки рассеяния на прежнее место мы не попали, а вынырнули чуть в стороне от гигантского скопления рыб. Вспыхнул взрыв, наш экран ослеп, равномерно светился белым светом.

– Что это?!

– Рыбы столкнулись?

– Астероиды!

Через несколько секунд ослепительное свечение поблекло, на экране проступило неполное изображение. Видеокамера на правом борту вышла из строя. Прежних астероидов и рыб не было. Однако начали всплывать новые чудища.

– Толливер, я выйду наружу, заменю видеокамеру, у нас есть запасные.

– Рехнулся? А если придется нырять?

– Значит, я погибну. Вместе с кадетом. – Я взял микрофон. – Рена Салетт, надеть скафандр! Живо! – Насколько я помнил, на тренировках она лучше всех ходила по корпусу.

Я бросился к шлюзу, начал влезать в скафандр, ругаясь – из-за спешки получалось слишком медленно. Рена уже надевала шлем. Вбежал Джеренс, проворно облачился в скафандр.

– Ты останешься здесь! – рявкнул я.

– Пожалуйста, сэр, разрешите! – взмолился он.

Что ты с ним будешь делать! Я кивнул. Хотя заменить надо было одну видеокамеру, я на всякий случай взял две, одну из них дал Рене. Наконец воздух откачался, внешний люк открылся, мы вышли из шлюза в открытый космос. Вдалеке плыл десяток рыб. Рена, быстро переставляя магнитные ботинки, шла впереди, я едва поспевал следом, за мной – Джеренс. Рыбины приближались.

Не успели мы заменить камеру, как метрах в семи от нас возникла рыба.

– Возвращайтесь! – крикнул по рации Толливер. – Быстрее!

Рена бросилась к шлюзу, а Джеренс еще возился с камерой.

– Пошли! – Я потащил его за руку.

Из рыбы вылетел пузырь и врезался прямо в стекло шлема Рены. Она задергалась, не удержалась на корпусе и поплыла в звездную бездну. Я оцепенел, сжав в руке запасную камеру.

– Быстрее, сэр! – дергал меня за руку Джеренс. – К шлюзу!

А я, как изваяние, таращился на чудище. Нос рыбины был совсем рядом, в метре от нас. В наушниках мольба Джеренса смешивалась с криком Толливера:

– Капитан, быстрее! Надо нырять!

На морде рыбины не было ни глаз, ни рта, ни каких-либо иных органов. Начал расти бугор, кожа на нем утончалась, стала полупрозрачной. Секунды – и вылетит наездник.

– СГИНЬ, САТАНА! – зарычал я. – ЛЮЦИФЕР! ИМЕНЕМ ГОСПОДА БОГА ВСЕМОГУЩЕГО ЗАКЛИНАЮ ТЕБЯ! СГИНЬ!

Кожа на бугре разверзлась. Я метнул в наездника камеру. Из прорвавшегося пузыря брызнула протоплазма. Рыбина отпрянула. Джеренс поволок меня к шлюзу.

Как только за нами закрылся люк, корабль нырнул.

Я сидел в капитанском кресле, впившись глазами в экран. В голове туманилось. Не спрашивая разрешения, вошел Джеренс. Сотни и сотни рыб спешили издалека на наши N-волны. Летите, голубчики.

– Пришло время третьей, – пробормотал я, плохо соображая от усталости, страхов, перенапряжения и еще черт знает чего. – Время убить Томми и Кила. – Я взял микрофон. – «Трафальгар» вызывает третью. Ответьте. – Что я хотел им сказать? Кажется, что-то о рыбах.

– Капитан бредит, неси аптечку, – приказал Толливер Джеренсу.

Джеренс сгинул. Итак, Томми Цай, Томми Кин. Надо перебить всех Томми. Мой рот оскалился в идиотской улыбке.

– Третья лодка слушает, сэр. Докладывает гардемарин Цай.

Джеренс держал мою правую руку, Толливер поднес к ней иглу. Сознание прояснилось, я выхватил левой рукой шприц, шарахнул его о край дисплея.

– Я еще соображаю! Я капитан!

– Сэр, вы…

– Сумасшедший! Знаю! – гаркнул я. Толливер пристально смотрел на меня, Джеренс всхлипывал. Я взял микрофон.

– Томми… – Язык заплетался. Я сделал над собой усилие, собрался. – Мистер… гардемарин Цай. Ваше время пришло. Начинайте тест.

– Есть, сэр. Включили.

– И не отключайте.

Прошла вечность или минуты. Рыбы на экране начали исчезать.

– Они улетели к Томми, – бормотал я. – Много ему досталось рыбешек.

Никто мне не отвечал. Джеренс утирал слезы.

– Четвертая лодка, ответьте, – пробубнил я в микрофон. И эти молчали. Третья продержится несколько минут. – Эдгар, нам скоро опять придется звать гадин. Введи координаты для коротких Прыжков.

– Ты бредишь…

– Выполняй приказ. А ты, Джеренс, не плачь. Не огорчай меня.

– Есть, сэр. – Как ни странно, он подчинился приказу. Слез как не бывало.

– Четвертая лодка. Докладывает Антон Тайер. Я поднес к губам микрофон.

– Мистер Тайер, приготовиться нырнуть и повторить тест. На этот раз вам ничто не угрожает. Рыб больше не будет.

Через две-три минуты пришел ответ:

– Капитан, зачем все это? Мы не понимаем своей задачи.

– Мы запутываем рыб, чтоб они спятили и вернулись домой. – Голова раскалывалась, тело вдруг задрожало, нужные слова не приходили на ум. Что я хотел сказать? Что я сказал?

– Координаты введены, сэр. Ждем приказа, – доложил Тайер.

Я отключил микрофон.

– Мистер Толливер, запустите наш сверхсветовой двигатель вхолостую на шестьдесят пять процентов мощности. – Больше мощности давать было нельзя, перегрелся бы двигатель.

– Есть, сэр. – Толливер передал приказ в инженерное отделение. На экране стали появляться рыбы.

Вскоре начали всплывать целые косяки. Толливер нырнул и тут же вынырнул, потом сделал короткий сверхсветовой прыжок назад, из-за ошибки мы вынырнули в миллионе километров от первоначального места.

Снова тест, снова полчища рыб, теперь уже с астероидами. Вспышки взрывов.

Снова прыжок туда, прыжок обратно.

Я молча созерцал смертельную пляску в космосе. Наверно, Господь решил пошутить, стравив одно зло с другим – меня с рыбами. Значит, Господь меня не забыл. Как отрадно…

– Капитан! – вскрикнул Толливер.

– Что случилось?

– За нами гоняется полтыщи рыб! Надо срочно передать их четвертой!

– Еще рано.

Опять сверхсветовые прыжки. Мы всплыли в самой гуще косяка рыб, Толливер едва успел нырнуть, вынырнул подальше от скопища тварей.

– Хватит!

– НАЗАД, ПОКА ОНИ НЕ РАССЕЯЛИСЬ! – заорал я, стукнул по дисплейному столику, выматерился.

– Бессмысленная смерть! Пусть теперь работает Тайер!

– Рано.

– У нас кончается топливо.

Я проверил. Толливер оказался прав.

– Ладно, – сдался я, взял микрофон, включил частоту четвертой лодки. – Мистер Тайер. Начать тест!

– Далеко? – спросил я.

– Рыбы? Три миллиона километров от нас, – ответил Толливер.

– Вернемся назад. Хочу взглянуть.

– Дождись ответа четвертой.

– Ныряй!

– Есть, сэр.

Наш «Трафальгар» вынырнул возле огромного клубка рыб.

– Тайер не начал тест! – с досадой крикнул Толливер.

– Подожди, посмотрим.

Рыбы начали исчезать. Спасибо, Антон. Ты не сможешь вырваться из объятий солнечной гравитации, я обрек тебя и кадетов на смерть, но пойми, у меня не было выхода.

– Эдгар, иди в инженерное отделение. Тенер может не согласиться нырнуть с такими координатами.

– Согласится. Он всегда выполняет приказы.

– На всякий случай. Иди, – попросил я.

– Есть, сэр. – У двери Толливер задержался. – Знай, у меня уже нет ненависти к тебе. То, что ты сделал… Это выше любви и ненависти. Ты спас человечество.

– ИДИ! – рявкнул я.

Вдруг ожил динамик, затрещал помехами.

– Сэр, тут столько рыб! – причитал сквозь слезы Антон. – Мы в самой гуще! Нам не вырваться! Капитан! Вы солгали!

Я сидел как оглушенный. Ногти впились в ладони до крови. Наконец я очнулся, включил внутреннюю связь.

– Инженерное отделение, шестьдесят процентов, начать тест!

– Есть, шестьдесят процентов, сэр, – ответил Адам Тенер.

Я подготовил координаты для последнего сверхсветового прыжка в зону смерти. Там мы встретимся, порождение Люцифера.

Почему на экране нет рыб?

– Мистер Тенер, проверьте, работает ли сверхсветовой двигатель?

– Работает на холостом ходу, сэр. Мощность шестьдесят процентов.

– Увеличить до шестидесяти пяти! – рявкнул я. Время шло, а рыб все не было. Что за чертовщина?! – Адам, что с двигателем?

– С двигателем все в порядке, сэр, – ответил вместо него Толливер. – N-волны генерируются нормально.

– НЕТ!

– Пойдите сами, убедитесь.

– Пункт связи, докладывает кадет Боланд, сэр!

– Врубите семьдесят процентов! – загремел я.

– Но двигатель расплавится, сэр.

– Семьдесят! – рявкнул я.

– Есть, сэр. Семьдесят процентов. Опять нет рыб. В чем же дело?

– Что, затаились, сучары?! – ревел я, как лев. – Сюда! Летите ко мне! Летите!

Джеренс шарахнулся от меня в угол. Вбежал Роберт Боланд.

– Сэр, сообщение флота! – завопил он. – В Солнечной системе нет рыб! Совсем нету!

– Вон! – рявкнул я. – Есть! Должны быть! – В приступе бешенства я схватил микрофон и заорал во всю глотку:

– Сюда, твари! Я РЫБОЛОВ! КО МНЕ!

Вслед за Боландом с капитанского мостика вылетел Джеренс.

– Капитан, расплавится двигатель! – кричали из инженерного отделения.

– Ладно, шестьдесят пять! Но не меньше! – ни одной твари на экране не было. Я разрыдался. – Будь ты проклят. Господи! ЗАЧЕМ ТЫ ПОКАРАЛ МЕНЯ ТАК?!

Ни одной рыбины. Вот он, Господень гнев. Память жжет меня, и нет забвения.

Строгий облик отца, суровые уроки. Николас, хитрость сатаны безгранична.

Нет, я получу забвение! Нырну в пекло!

– Инженерное отделение! Ныряем! Нырнуть! Живо! – Я ударил кулаком в экран, брызнула кровь, осколки. – Быстрее! Не оставляйте меня в живых! – Я орал, как сумасшедший, дубасил окровавленным кулаком по дисплею, радуясь пронзительной боли. На мой крик сбежался весь экипаж. – Умоляю! Дайте мне умереть!

Сорвав голос, я исступленно хрипел, пока меня не скрутили.

27

Очнулся я в незнакомой каюте, протер перевязанной рукою глаза. Рядом сидел Толливер.

– Где я?

– В каюте старшего лейтенанта, сэр. Мы на корабле «Принц Уэльский».

– Как мы здесь оказались?

– Они вчера нас подобрали. Ты все еще спал под действием снотворного.

– Где рыбы?

– Нигде. Нет их больше.

– А куда летим?

– Домой.

– На трибунал. – Значит, скоро моим мучениям придет конец.

– Да.

В дверь постучали, вошел безупречного вида гардемарин, поставил поднос, козырнул, молча удалился.

– Скоро прилетим?

– Завтра. На станции «Порт Земли» почти не уцелело стыковочных узлов, но «Принцу Уэльскому» разрешат причалить вне очереди. Вас срочно требуют на Землю.

– Слава Богу.

– Ты спешишь умереть, Ник?

– Конечно. Эдгар, жить с моим преступлением невыносимо.

– Понимаю. Но ты не должен рассказывать правду.

– Что за глупости?! Эдгар, я обманул кадетов…

– Капитан! – крикнул Толливер. – Представь себя, скажем, на месте отца Кила Дрю. Твой сын прошел высокий конкурс, поступил в Академию, ты гордишься им. К сожалению, твой сын погиб, но погиб смертью храбрых, об этом знает весь мир. Это единственное твое утешение, и вдруг ты получаешь факс: ваш сын вовсе не герой, он не собирался жертвовать собой ради человечества, а на Солнце его заманил лживый начальник Академии.

– Так оно и было. Чистая правда.

– Жестокая правда! – Толливер наклонился ко мне, глядя прямо в глаза. – Наши кадеты герои. Понял? Герои!

– Но я не смогу жить! Я предал их!

– Они вызвались добровольцами. У тебя не было выбора, а теперь выбор есть. Не лишай их родителей последнего утешения.

– Но… Роберт, Джеренс, Адам Тенер… Они скажут правду.

– Я уже поговорил с ними, все объяснил. Их не в чем обвинить, ведь они выполняли приказы, поэтому допрашивать их не будут. А ты можешь признаться в чем угодно, только не в том, как обманывал кадетов. Не позорь их честные имена.

– Опять врать? Это невыносимо.

– Я знаю правду, этого достаточно.

– Эдгар, умоляю тебя, – шептал я, – не заставляй меня врать снова…

Но он был непреклонен. Он уже вынес мне приговор.

Я не сопротивлялся. Позволил надеть на меня белую парадную форму, позволил вести к шлюзу. Казалось, весь экипаж «Принца Уэльского» высыпал в коридор, чтобы в последний раз взглянуть на пресловутого Сифорта. Я хранил непроницаемое выражение лица.

Они ни о чем не должны догадаться.

Из шлюза меня вывели в «Порт Земли», провели к шаттлу, усадили, пристегнули ремнями безопасности.

Одиночная камера предварительного заключения. Меня упрятали туда же, куда я в свое время отправил сержанта Серенко, – в Портсмут. На следующий день сам адмирал Дагани вручил мне обвинительный акт. Держался он строго официально, почему-то козырнул первым. Я тоже козырнул в ответ.

Говорить я мог только с капитаном Джейсоном Тенером, которого назначили моим адвокатом. Он сказал, что у здания следственного изолятора толпятся журналисты, жаждущие взять у меня интервью, и просто праздношатающиеся.

Я собирался признать свою вину, но капитан Тенер не хотел даже слышать об этом. На первом же заседании, невзирая на мои яростные протесты, он сообщил суду, будто я считаю себя невиновным. Я кричал, что отказываюсь от адвоката, что буду отвечать на все вопросы сам, но суд не внял моим требованиям. Меня не допрашивали под наркотиками, не допрашивали на детекторе лжи. Вообще не допрашивали. За меня отвечал адвокат.

Суд длился две недели.

Когда я входил и выходил из суда, меня окружала толпа журналистов, наставляла видеокамеры, тыкала в лицо микрофонами. Я упорно молчал.

Одним из свидетелей был кадет Боланд. Он выходил в серой, всегда свежей и отутюженной униформе, честно рассказывал о моем искреннем намерении присоединиться к своим жертвам, принесенным на алтарь Солнца.

Капитаны боевых кораблей свидетельствовали о тяжелейшем положения флота, о горечи поражений, чувстве безысходности и неминуемого проигрыша войны, и о том, как резко изменилась обстановка с момента, когда мои лодки начали заманивать рыб своими N-волнами.

Адмирал Дагани поведал суду о моем предложении строить беспилотные корабли-ловушки с ядерными бомбами на борту для заманивания и уничтожения рыб, о том, как усердно я хлопотал об ускорении их подготовки.

Наконец судья приступил к чтению приговора. Стоя по стойке «смирно», я с равнодушным видом выслушивал его дифирамбы о проявленных мною героизме и изобретательности, мужестве и находчивости. Неумеренные похвалы сменились многословными доказательствами правильности моих действий, необходимости отстранения адмирала Севиля и узурпации должности главкома флота.

Меня оправдали. Господь Бог решил еще со мной поиграть.

Через неделю мне передали вызов в Лондонскую резиденцию адмирала Дагани. Я явился к нему с прошением об отставке. В кабинете, к моему удивлению, оказался сенатор Боланд. Как и после моего возвращения с Надежды, он предлагал мне пойти в политику, но я сразу решительно отказался.

– Святые небеса! Вы же так популярны! – изумлялся сенатор Боланд. – Вы спасли мир! Вас изберут!

– Нет. – Я положил на стол адмиралу прошение об отставке.

У Дагани отвисла челюсть, выпучились глаза.

– В отставку?! – простонал он. – Не валяйте дурака, Сифорт. Если не хотите в парламент, тогда оставайтесь на службе. Вы нам нужны. Нам предстоит строить флот, искать планету, где рождаются рыбы…

– Нет, – оборвал я.

– В таком случае позвольте напомнить вам, что офицер обязан служить на том посту, на который его назначат.

– А я откажусь. Или отпустите меня, или отдайте под трибунал за неповиновение.

– Вы обиделись на меня за то, что я уговаривал вас не применять 64-ю статью? Признаю, я был груб, но обстановка не располагала к вежливости…

– Вы не поняли, адмирал. Я ухожу не из-за каких-то обид, а совсем по другим, по личным причинам.

– Я понимаю, – ворковал Дагани, – вам не нравится политика, но как вы можете оставить Флот? Ник, разве офицерская честь для вас…

– Дагани! – вскрикнул я. – Не смейте произносить слово «честь» вместе с моим именем! Иначе я задушу вас тут же! На месте!

Ошарашенный адмирал притих, сенатор смотрел на меня с участием.

– Мистер Сифорт, большое спасибо вам, – сказал Боланд, – вы спасли моего сына. Разве? Я хотел его погубить.

Эпилог

В конце концов, уйти в отставку мне разрешили.

Я приехал в Кардифф, но без отца дом осиротел. Анни и Эдди старательно изображали радость, отчего мои истрепанные нервы едва не лопались, как туго натянутые струны. Я был лишним, это чувствовалось во всем. Анни висла на Эдди, а когда заметила, наконец, мое неудовольствие, то заставила себя пару раз прикоснуться ко мне, на что я реагировал с напряженным равнодушием.

Такая неловкая атмосфера выматывача мне нервы три дня. Затем, навестив могилу Джейсона, я уехал.

Поначалу я остановился в Девоне в нескольких кварталах от Академии, но меня узнали, и спасения от журналистов не было. Я скитался по всей Британии, нигде не находя покоя. Рано или поздно меня всюду узнавали.

В один из пасмурных дней в поисках умиротворения для истерзанной души я забрел в монастырь ордена Необенедиктинцев в Ланкастере. Беседа с аббатом Райсоном была мучительной. Он словно нутром почувствовал во мне неисправимого грешника, но что-то в моей исповеди удержало его от решительного отказа, и он согласился дать мне испытательный срок. Спустя три недели я дал обет воздержания и послушания и поселился в монастыре, оставив за его стенами все, кроме мундира.

Отец Райсон предупреждал меня о тяготах монастырской жизни, но такие мелочи меня не волновали. Видя мою гордыню, он наложил на меня епитимью: несколько недель полного молчания. Но для меня это было благом, а не наказанием.

Утром вместе с братьями я шел на утреню, стоя коленями на каменном холодном полу, испрашивал милостей Божиих в предлежащий день, потом тяжко трудился в пекарне. Там я научился печь превосходные сладкие рулеты, и они украшали наши трапезы.

Вечером я шел в крошечную келью, молился и почивал. Знакомые с детства слова доставляли некоторое умиротворение, но присутствия Бога я не ощущал и не смел даже помыслить о такой чести, довольствуясь тем, что долгое чтение молитв отвлекает от кошмарных воспоминаний.

От невыносимых мыслей меня отвлекало замешивание теста в пекарне. От невыносимых мыслей меня отвлекала чистка отхожих мест. К сожалению, невзирая на мои протесты, отец Райсон освободил меня от последней обязанности.

Во время службы прихожане узнали меня, много дней в храме было невиданное столпотворение, один журналист даже дерзнул наставить на меня камеру, но, слава Богу, два крепких монаха вывели его за пределы священного места.

Трудно заставить голос разума умолкнуть, особенно после стольких лет опасности и неотложных решений. Чем труднее, тем усерднее я глушил проклятую мысль, тем чаще исповедовался аббату Райсону, которого избрал своим духовником. От него я не утаивал ни одного греха, один из которых заключался в моем непомерном себялюбии. Слишком уж часто меня тянуло на размышления о том, кто я есть и что я натворил за свою короткую жизнь.

За этот грех аббат Райсон наложил на меня епитимью: описать свою жизнь со всеми подробностями, не утаивая даже самых постыдных вещей.

На протяжении многих месяцев ежевечерне я переносил свои воспоминания старинной ручкой на бумагу, гнушаясь компьютера, и вот жизнеописание подходит к концу. Формально я писал для аббата Райсона, а в действительности для Тебя, Господи, хотя прекрасно понимаю, что Тебе не нужны письмена, ибо Ты читаешь в сердцах рабов Твоих.

Избрав нелегкую для меня позицию отстраненного наблюдателя, я честно изложил свое падение к преисподней. Началось оно, как я понимаю, с дурацкой гордости за свою принадлежность к флоту, с глупой самонадеянности в том, что хранить верность священной присяге легко, что у меня хватит для этого сил и чести.

Потом я лгал себе, будто облагодетельствовал Вакса Хольцера избавлением от наказания за его отказ оставить меня на «Телстаре», а на самом деле я нарушил свой долг.

Следующий шаг в пропасть: попытка обойти устав, чтобы избавить Филипа Таера от незаслуженной порки. Отказ подчиниться приказу адмирала Тремэна принять на борт «Дерзкого» пассажиров «Порции».

Мог ли я тогда остановить сползание в пропасть? Не знаю.

Твердо знаю одно: дальше падение шло быстрее. Долг я поставил превыше Господа. Ради спасения корабля я поклялся Елене Бартель перед лицом Господа в том, что не причиню ей вреда, но застрелил ее. С тех пор я потерял право клясться.

Слово мое превратилось в ничто, поэтому мне нетрудно было наврать о том, что произошло на орбитальной станции Надежды между мною и Ваксом Хольце-ром. Падение в пропасть ускорялось.

Так я докатился до обмана доверчивых кадетов, заманил их в пекло, из которого нет выхода.

Пошли бы они туда добровольно? Этого я никогда не узнаю.

Были ли эти жертвы необходимы?

В некотором смысле, да. Я не верил, что Ты спасешь свой народ, свою церковь. Ослепленный неведением, я верил, будто спасти человечество могу только я один.

Ночами я ворочаюсь до утра, веду нескончаемые беседы с Кевином Арнвейлом, Килом Дрю, Жаком Теро и многими, многими другими загубленными мною людь-487 ми. Нередко подле моей кровати сидит обуглившийся Томас Кин, но всякий раз исчезает, как только я просыпаюсь.

Прости меня, Господи, но я вижу их даже в храме в заутреню, когда мой ум своевольно отвлекается от молитв, вижу и днем, вижу вечером, вижу всегда, когда приходится думать о них. Вот и сейчас предо мною витают их образы, а мне пора на вечерню.

Я проклят, я погубил свою душу. Это правильно, за все положено воздаяние. Но все же…

Иногда ночами я думаю вот о чем…

Бог есть Любовь. Я знаю, но не понимаю, как это может быть. Неужели Ты, Бог Любящий, Бог Милостивый, никогда не простишь меня?

Господи, если Ты можешь простить меня, тогда как я могу верить в Тебя? Разве можно простить такого, как я, пославшего на смерть детей? Бог должен быть справедливым, Бог должен злодеев карать, а не любить.

Глупые мысли. Конечно, Ты ведал, что делаешь, попуская мне совершить злодеяния. Я не понимаю Твоего великого промысла. Неисповедимы пути Твои.

Ты создал меня, Ты поставил меня перед выбором, Ты позволил мне пойти против Тебя, Ты сделал так, что я должен был спасти созданную Тобой Землю, искупив ее грехи жертвой невинных, доверчивых детей.

Вот почему меня мучит вопрос:

Боже мой, зачем Ты оставил меня?

Послесловие

Так заканчивается автобиография моего друга и наставника, капитана Николаса Эвина Сифорта. Никаких других записей, кроме этих пронзительно честных страниц, он не оставил.

История отнеслась к нему благосклоннее, чем он сам. После десяти лет тихой жизни в монастыре, уступив настоятельным просьбам старых друзей, мистер Сифорт вернулся в мир и окунулся в политику.

Организация сенатора Боланда выдвинула его кандидатом в сенат ООН, и на выборах Сифорт одержал блестящую победу. Голосов против него практически не было. Вознесшись на политический Олимп, он сразу зарекомендовал себя беспристрастным, кристально честным человеком, не подверженным никакому давлению. Одиночество, мучившее его после развода с Анни Уэллс Сифорт, впоследствии Анни Босс, счастливо завершилось свадьбой с Арлиной Сандерс в большом зале здания ООН.

Большинство биографов недооценивают благотворного влияния аббата Райсона на израненную душу бывшего капитана. Одному Господу Богу известно, как ему удалось примирить Ника Сифорта с его прошлым. Мне же известно доподлинно, что с тех пор Ник не выносит даже самой малейшей лжи, в какие бы одежды та ни рядилась.

Разумеется, такой бескомпромиссный человек не каждому по душе, поэтому друзей у него немного, зато те, что есть, весьма достойные и почтенные люди.

За годы пребывания на высоком посту Генерального секретаря ООН мистер Сифорт всячески поддерживал строительство Военно-Космического Флота, основательно потрепанного в войнах с рыбами, но в то же время решительно боролся с процветавшими в его рядах кумовством и семейственностью. С тех пор на флоте по служебной лестнице быстро продвигаются только лучшие, талантливые офицеры вне зависимости от их связей и происхождения.

Нечистоплотные приемчики традиционной политики чужды Николасу Сифорту. Он не признает дипломатической лжи, уклончивых ответов, хитрых уверток и отговорок. Когда из-за халатности некоторых головотяпов в Лондонском порту случилась авария, раздутая журналистами до размеров вселенского скандала, мистер Сифорт мог легко отмежеваться от этой пустячной истории, но отказался снять с себя ответственность за своих подчиненных, в результате чего правительство вынуждено было уйти в отставку, а честное имя Сифорта нешадно полоскалось охочими до жареного газетчиками. Будь Ник менее самокритичен, его администрация легко продержалась бы до марта 2224 года и на выборах одержала победу.

По прошествии некоторого времени сенат ООН оценил достойный поступок Сифорта и провозгласил его эталоном честности и благородства. Журналисты снова поют ему дифирамбы, а сенаторы непрерывно звонят с просьбами вернуться. Однако, зная его ранимость, нелюбовь к политике и потребность в уединении, я берусь предсказать, что общественной деятельностью Ник уже не займется.

Теперь уже трудно представить себе весь ужас тех страшных времен, когда космические чудища беспрепятственно блуждали по всей Вселенной, терроризировали все населенные планеты и даже Землю, колыбель человечества. В наши дни Солнечная система окружена автоматическими станциями-ловушками, начиненными ядерными зарядами и генераторами N-волн. Возможно, угроза уже миновала, но флот не теряет бдительности, и станции-ловушки, придуманные Ником Сифортом, надежно охраняют наш покой.

Изредка, когда дела заставляли меня совершать дальний перелет с Надежды на Землю, мы с Ником встречались, поминали погибших друзей, перемывали косточки выжившим и вспоминали времена невинной молодости. В одну из таких встреч капитан Сифорт признался мне, что высокая должность и всеобщий почет не особенно его радуют, а самые лучшие дни его жизни прошли на «Гибернии», когда он был старшим гардемарином, в нашем первом полете к звездам, когда он был полон юношеских надежд и мечтаний.

Первый Губернатор

Содружество Надежда октябрь 2225 года.

Оглавление

Часть 1

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

Часть 2

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

Часть 3

  16

  17

  18

  19

  20

  21

Часть 4

  22

  23

  25

  26

  27

Эпилог

Послесловие

Реклама на сайте