«Получить статус Бога»

Получить статус Бога (fb2) - Получить статус Бога 1105K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Алексей Владимирович Большаков (Анатолий Шинкин)

Алексей Владимирович Большаков Получить статус Бога

ОТ АВТОРА

Читать мою фантастику — удовольствие.

Знаю, о чем говорю, — читал, перечитывал и всегда открывал для себя новые грани и потаенные уголки. Тот удачный случай, когда читатель думает вместе с автором, и переживает перипетии гонки, смеется шуткам литературных героев и шутит в ответ.

Минерал фелексин — основа топлива аннигилирующих аппаратов, свободно перебрасывающих людей и технику в любое — над-, под-, за- и всякое другое пространство и время.

Оставляет возможность вернуться, прихватив из мира мечты, зазеркалья и прочих фантазийных миров что-то материальное, вплоть до «волшебной палочки».

Земные правители увидели в минерале «оружие всех времен и народов», пригодное для завоевания безусловного мирового господства. За волшебным минералом фелексин к планете Меларус снарядили и отправили семь грузовых транспортов, — устроили гонку с девизом «Победитель получает все».

«Однажды услышавший музыку в своей душе, уже не сможет отказаться слушать и играть ее вновь и вновь. Иногда мелодия будет звучать громче, порой почти затихать, порождая тревожную неудовлетворенность, грусть и даже зависть к тем, кто продолжает звучать.»

«Среди внешнего цинизма всегда тлеет в мужской душе природная установка — мальчишеское желание поклоняться загадочной богине, и в женщине — девичья мечта — быть загадочной богиней.»

Цитаты из романа точно отражают содержание: романтические приключения в космосе, напряженная гонка нескольких кораблей; любовные истории, без которых не могут обходиться молодые люди — космонавты-водители космических грузовозов.

Главный герой готов биться в гонке за победу и первым доставить на Землю выигрышный груз, но, узнав о намерениях правителей использовать минерал в качестве средства завоевания мирового господства, решается уничтожить или спрятать все запасы фелексина.

В работе и сражениях командир транспорта Серега обрел цинизм, решительность, злость; но китайцы решили, что именно такой Бог им и нужен. Хитростью умертвили капитана. Тело высушили и перетерли на лечебные порошки, а душу поместили в тело Бога-Дракона с головой рыбо-зверо-ящера.

Непринужденное повествование, легкий слог, хороший литературный язык, не пошлый юмор, — делают чтение легким, интересным, занимательным.

ГЛАВА 1 ИЩИТЕ ЖЕНЩИНУ

Тягомотина — эти полеты в безбрежном космическом

пространстве. Первые космонавты, бороздя космос,

совершали подвиг. Нынешние — это водители космических

грузовиков. Утром встал, умылся, пошел на работу, —

везти груз в соседнюю галактику, — своеобразные

дальнобойщики. Летят себе, «баранку» крутят,

из динамиков ненавязчиво струится шансон,

между сиденьями термос с крепким кофе

Из воспоминаний старого космонавта

— Максимально разгрузив свой корабль, первыми доберемся до Меларуса, с честью и славой вернемся к родным пенатам и торжественно поднимем бокалы с друзьями-соперниками в честь заслуженной победы, — часто облизывая губы тонким змеиным язычком, солидно убедительно посверкивал благородной джентльменской сединой топ-менеджер холдинга «Заря».

Совет Директоров за круглым столом генерального офиса заметно скис, поднапрягся, но, по-обычаю, не спешил вытаскивать языки из задницы, зная взбалмошный характер, точнее, норов, своего топ-менеджера. Сорокалетний, но спортивно гибкий Зверев, по совпадению, сын хозяина холдинга, умел и любил гнобить несогласных; а высокая зарплата и солидные должности стоили того, чтобы не возражать против фактической сдачи америкосам корабля и всей экспедиции.

За приоритет в изучении и добыче фелексина — топлива для аннигилирующих аппаратов, свободно перекидывающих космические корабли в под-, над- и какое угодно другое пространство, — сражались семь корпораций и додумались до джентльменского состязания — гонки на космотранспортах с девизом: «Победитель получает все!»

На пяти континентах лихорадочно готовились к старту конкуренты. «Под завязку» заправлялись топливом и оружием, формировали экипажи из отъявленных безбашенных головорезов, семь грузовозов: Австралийский «Попрыгун», Южно-Американская «Лама», Африканская «Мамба яна» (Рыжий бивень), Северо-Американский «Клондайк», Китайская «Панда», Европейский «Бера Бир» (Медвежье пиво и моя ласковая верная «Надежда», истекающая сейчас на стоянке Космопорта маревом испаряющегося охладителя.

Космолетчику холдинга, пусть и старшему, присутствовать в Совете директоров не по чину, и я устроился в коридоре-кулуаре, успешно изображая охранника, благо, массивная двухметровая фигура и черный форменный костюм создавали нужную картину. Непосредственный начальник, шеф службы полетов Штольц, доверяя моей компетенции, держал телефон включенным и мысленно материл себя на языке отцов за нарушение инструкции.

— А не воспользуются ли друзья-конкуренты, — робко проблеял лысоватый толстячок вице-топ-менеджер, — безоружностью нашего транспорта.

— Представить такого не могу, а, главное, не хочу, — безапелляционно отрезал Зверев. Представив не моргающие глаза топ-менеджера, я невольно передернул плечами. — Необоснованное предположение и сомнение в благородстве наших партнеров, оскорбительно. В своих друзьях по гольф-клубу уверен, как в любви моей Натали.

Хорошо, хотя бы по телефону, проникать в разум начальства… или продукт его распада. Зверев, — личность совершенно удивительная: альпинист, дайвингист, гольфист, парапланерист и прочая, и прочая. В перерывах между заплывами, подъемами и спусками, посещал оперу, балет, различные музеи и светские тусовки — безупречный джентльмен.

Жил в свое удовольствие, по придуманным для себя законам; может быть, это и есть мудрость, символом которой является змея, на которою он очень похож. Зверев всегда приветствовал спор, если стороны придерживались одной (его) точки зрения.

— Мне по-должности, — приниженно пытался лепетать в оправдание вице-топ-менеджер. — Полагается предусматривать возможность диверсии, заговора.

— Если и был заговор, то только в несуразной голове, между правым и левым полушариями, — резко отреагировал Зверев. — На последней встрече в гольф-клубе «Атлантида», — Зверев сделал паузу и, должно быть, благоговейно закатил глаза, — мои друзья высказали твердое намерение сражаться честно, достойно, и беспрекословно отдать шпаги победителю, которым, как я не сомневаюсь, будем мы.

«Идиот! Есть в нем и угроза, и загадка, и разрушительного ума палата, но дурь и себялюбие, безусловно, превалируют,» — теперь проблему вооружения транспорта придется решать мне, как наиболее заинтересованному в продолжении своей жизни. Торопливо огляделся и облегченно выдохнул: «На ловца и зверь бежит».

Танцующей походкой, покачивая на десятисантиметровых каблуках чуть полноватые круглые бедра и тонкую талию подходила модельного роста белокурая блондинка в деловом — юбка и блузка, — но не строгом, — расстегнуты по две пуговички, — костюме. Настроение, с утра приподнятое, задралось до неприличия.

Наталья Андреевна, Натали, супруга Зверева. Удивительно несхожая пара. Натали — это рассвет и молодость жизни, и Зверев… Может быть, смолоду и был прекрасным лебедем, но к сорока обратился в надутого удава. Наталья Андреевна возглавляла в «Заре» отдел снабжения и обеспечения. Осветившись самой радостной из улыбок, устремился навстречу, рассчитывая пересечься, аккурат, у дверей кабинета.

— Здравствуйте, Сережа, — большие глаза полу прикрылись подсиненными веками, давая рассмотреть густую ресничную опушку и распахнулись вновь, сверкнули лукавой искоркой. — У вас что-то срочное?

— Наталья Андреевна, — помня о камерах слежения, чопорно приостановился, вдыхая зовущий аромат нереально чувственных духов. — Сам терплю, а душа взгрустнула.

— Попробую угадать причину, — Натали склонила голову набок, изобразив взгляд немного нелепой блондинки. — Нет, вопрос серьезный, пройдем в кабинет. Душевные струны нужно подстраивать бережно.

— Сегодня не смогу смотреть в ваши замечательные синие глаза, — торопливо предупредил, не в силах оторвать взгляд от матовой кожи груди.

Девушка качнула волнистые пшеничные локоны волос, тоненько усмехнулась, гостеприимно распахнула дверь и первой прошла внутрь, а как только деликатно щелкнул фиксатор замка, повернулась, обхватила руками шею и плотно прижалась.

— А я в твои смешливые всегда с удовольствием смотрю, — Натали торопливо расстегивала и сбрасывала с меня одежду, попутно оголяясь сама, видимо, и я как-то участвовал в процессе. — Сережа, продолжай, говори; слова материальны: имеют вкус, цвет, запах, — ах, Серый-Серенький-Сережа, так и повторяла бы…. как возбуждают слова.

Наклонился и, лаская ладонями ее груди, договорил:

— Оторвать взгляд от твоих двойняшек-дынек совершенно невозможно, и невозможно надышаться запахом твоих волос.

— А я-то думала, ты в глубины моей души всматриваешься. Держи крепче, — Натали, толкнув ладонями, повалила спиной на диван, вскочила верхом и закачалась-замурлыкала, ускоряясь и прогибаясь в сладкой истоме. — Не молчи…

— Вчера ежика видел. Бежит вдоль забора, по сторонам — ноль внимания. Я ему: «Эй, ежик, привет!» Ухом не повел, чертяка, — прерывисто выдыхая слова, поведал всплывшую среди наслаждения историю.

Натали замерла на пике; сдерживая крик, закусила губы. Протяжно выдохнула и рухнула в полной расслабленности.

— Хорошо-то как! — повозилась, устраиваясь поудобнее и зажала рот ладошкой, сдерживая смех, — Какой ежик, откуда?

— Нормальный ежик, по траве бежал. Обеспечил настроением на три дня вперед и тебя порадовал. Пушистый весь.

— Хороший ежик, человечный и милый, — Натали посерьезнела. — Мой придурок, кажется, заревновал. Велел ободрать все вооружение с твоей посудины. — Натали дотянулась до стола и подала листок-приказ, по которому грозный каперствующий транспорт «Надежда» превращался в безопасную железную бочку с двигателем.

— Раньше такие страсти решались проще: задушил эту, как ее? — грустно поклоуничал я в ответ на убийственный приказ. — У Шекспира, кажись. Да-да, припоминаю, сам Шекспир и душил. И, как мужик, его понимаю. Твои действия? — приподнявшись на локте и поигрывая в ладони грудью Натали, спросил нарочито лениво.

— Будут зависеть от твоих, — весело подхватила Натали. — Не имеешь ты морального права меня в бездействии упрекнуть.

Девушка вскочила с дивана, накинула блузку и, не застегивая, потянулась к юбке. Мы оба знали сценарий, и Натали, измождено падая лицом вниз на диван, не смогла на этот раз сдержать утробного густого крика. Я присел на пол и заглянул в теплые синие глаза, полюбовался гаснущим возбуждением, чуть тронул губами пушистые ресницы.

— А в детстве, ты была маленькой феей или гадким утенком?

— Ни тем ни другим, — Натали осветилась улыбкой, достав ее откуда-то из глубины души. — Я была маленьким ежиком, пугливым и колючим, пряталась по углам и выставляла иголки. Тебя это действительно интересует?

— Давно хотел спросить, сам из застенчивых.

— Вот и нашелся объединяющий души штришок. Для того и пришел?

— Соврать?

— Не надо, — Натали вновь дотянулась до стола. — Нетерпение твое очевидно, мой рыцарь.

— Опять печаль и грусть, — я попытался шутить. — Зачем люди себя мучают, жили бы без любви.

— Не получается, а к космосу ревновать глупо. Расстанемся без истерик и навсегда, запомнив место и время, где были счастливы. — Натали грустно улыбнулась и протянула листок-приказ, по которому на транспорт «Надежда» кроме штатного вооружения, полагалось множество дополнительного, плюс второй комплект боезапаса в трюм, в качестве груза. В примечании предписывалось демонтировать УДУ (Устройство дистанционного уничтожения). — Чтобы не смогли достать мою симпатию длинные руки озверевшего мужа.

Мир взаимоотношений мужчин и женщин мало того что необъятен, от похотливого инь и янь до чистых эмперий, он еще и не статичен: изменяется во времени и пространстве. Попробуйте найти и соединить две нужные половинки среди миллиардов вариантов… И среди внешнего цинизма всегда тлеет в мужской душе природная установка — мальчишеское желание поклоняться загадочной богине, и в женщине девичья мечта — быть загадочной богиней. И теплый грустный лучик в зеленых глазах Натали — наша общая тайна, о которой мы не могли говорить даже наедине.

— Ощущение, будто мы расстаемся чаще, чем встречаемся.

— Так не бывает.

— Знаю, только ощущение. Спасибо за УДУ, я тебе тоже когда-нибудь, что-то хорошее сделаю, — поблагодарил искренне, хотя УДУ давно выкинул с корабля без всякого на то позволения.

ГЛАВА 2 «ТРОЯНСКИЙ КОНЬ»

Когда человечество все живое уничтожит,

останутся на Земле тараканы, крысы, караси

и китайцы. Живучие заразы и плодовитые до ужаса.

Ненаучный прогноз

Вышел в истоме от сладкого приключения и легких укорах совести, — использовал женщину. Отговорки, мол, все так делают, и победителей не судят, — слабое утешение. Очередной «черный шар» в корзину моральных принципов. Или «белый шар»? Живем с Натали в не соединяемых социальных мирах, но наша долгая чувственная связь похожа на любовь. Постоянно и настойчиво прокладываем маршруты, будто роем тоннели в космосе навстречу друг другу, и согласуем время встреч в разных точках вселенной.

Натали и ее супруг связаны не любовью, а деловыми отношениями: он представитель клана космических перевозчиков, она — «королева бензоколонок» и всего стреляющего и взрывающегося. Бедолаги несли свой династический неразрываемый брак, как тяжкий крест; избегая встреч, жили в разных домах, городах, странах и на разных планетах. Однако пару лет назад родили наследника, который увидел свет на борту нашей «Надежды», — Натали продуктивно отдохнула на курортной планете «Эдем». Теперь Зверев пытался одним выстрелом решить две проблемы: сдать америкосам победу и сжить со света любовника жены.

Завтра начало гонки, а сотрудники, зарядившись оптимизмом неадекватного топ-менеджера, мысленно произнесли пофигистское заклинание: «Шефу не надо, а мне и подавно», — и устранились на устройство личных делишек и развлечений. Охрана, подготовка и старт корабля легли на плечи двух человек — мои и Штольца.

Я «экс оффицио» — по должности, а Штольца, пунктуальнейшего из немцев, гнали к служебным обязанностям врожденная аккуратность и педантичность. Всякое дело бедолага начинал с изучения инструкции, и, если последняя включала даже сто шестьдесят пять пунктов, скрупулезно и точно исполнял все сто шестьдесят пять, что смешило, но и восхищало, гарантируя устойчивую опору под ногами и надежную стену за спиной.

Мне случалось видеть Штольца в бою. Крейсер-американец, — с невинной мордой, мол, принял за пирата, — лупил по нам в упор; пробил защиту и распорол ракетой корпус машинного зала. Рвались экраны наблюдения по всей рубке, ядовитый дым слоями волновался между креслами, но Штольц ни на секунду не оторвался от орудийных мониторов. Методично вколотил в рубку монстра три ракеты подряд и отправил заокеанского «друга-почти брата» в вечное беспосадочное плаванье.

Потом случилось удивительное; когда мы кое-как залатали дыры и потушили пожары, у Штольца началась истерика. Тряслись пальцы и губы, текли слезы. Тогда-то я и оценил силу характера этого парня. Бесстрашные люди мне встречались, но не дай бог оказаться с ними в одном окопе: и себя в безрассудной смелости погубят, и товарищей подставят, — не о них речь; да и, демонстрировать бесстрашие, когда ничего не грозит, — это клиника.

Сильны, умеющие преодолеть или отодвинуть свой страх и действовать в сражении спокойно и расчетливо. Страх у сильных людей до или после; если канатоходец начал бояться посреди каната, он упадет. Запаниковал, закрыл руками глаза и отдался на милость судьбы или спокойно дошел, как бы пропуская страх мимо себя, потом будет трясти, колотить, испарину вытирать устанешь, но опасность уже позади.

Постучав по микрофону условным кодом, зашел в диспетчерскую. Сашка Штольц, худой и высокий, как ножка циркуля, колдовал над голограммой космодрома, проверяя защиту периметра и купола:

— Никаких следов покушения, — пояснил не отрываясь, — и это настораживает.

— Полагаешь, уже прошли через ворота?

— Подкупив или подменив кого-то из наших… даже двоих. Начинается погрузка. Самое время запихнуть в корабль какого-нибудь «Троянского коня».

В оценке нравственных качеств и моральных устоев «друзей-соперников» у нас полное единодушие, — благородства не будет. Постараются уничтожить «Надежду» до старта, во время старта, на взлете и далее по пунктам на всем пути следования. Моя репутация «зачетного» пилота, пережившего более трех среднестатистических сроков жизни космолетчика — два года, — не оставляла шансов на спокойный размеренный полет в межзвездной темноте.

— Серега, давай к кораблю, — скомандовал Штольц, — а я на склад.

Лучи прожекторов по периметру космодрома, отражаясь от поверхности пластикового купола, заливают бетон розовым бестеневым светом. Транспорт «Надежда» сверкающим пятидесяти метровым столбом возвышается впереди. Выбрав в пирамиде скейт поновее, заскользил к кораблю. Легко тронув пальцами, проверил оружие. Я «правша», но пистолет держу в левом рукаве, как последний неприятный сюрприз в жизни противника.

Пластик купола покрыт особым составом: изнутри, обычное прозрачное стекло; снаружи, — темная глухая поверхность, дополнительно защищенная множеством разнотипных маскирующих, обороняющих устройств, задекорированных маскировочной сеткой. Бомбить бесполезно да и небезопасно: может быть воспринято правительством как вторжение и покушение на суверенитет, а это «священная корова» для политиков. Диверсантов нужно ждать изнутри.

На запястье датчик «свой-чужой», замаскированный под наручные часы, и стрелка остается неподвижной, пока я неторопливо прохожу погрузочной площадкой, но слегка «кивает» около начальника боепитания Сухарько, краснолицего крепыша в бейсболке и сигнальном оранжевом жилете. Я поднялся по трапу и остановился у входного люка.

— Штольц, — постучал пальцем по микрофону. — Будешь смеяться, но идентификатор показал неполное совпадение — девяносто девять и пять процента.

— Кто? — голос Штольца зашепелявил от возбуждения. — Следи, но не спугни.

— Сухарько, начальник боепитания.

— Рядом стоит.

— Поздравляю, теперь у нас два начбоя Сухарько.

— Уже идем.

Начинается игра, тягомотная и осторожная, и не факт, что фортуна выберет нас. Противник подобрался к кораблю, но заряд пока не внутри, а на площадке в одном из загружаемых ящиков или ракете. Нужно найти адскую машинку и не дать ее активировать. Взрыв на площадке не причинит ущерба кораблю, а вот у обслуги шансов не останется вовсе.

Вопрос мотивированности диверсанта. Если европеец или американец, — не страшно, — ребята так дорожат своей шкурой, что ни за какие деньги не причинят ей вреда, а вот нам азиатам от жизни мало перепадает, потому и страшны в бою. Фанатика, типа, шахида или камикадзе, жизнь радовала еще меньше, а потому взорвет бомбу при малейшем признаке провала, просто, чтоб «добро не пропадало».

Никогда не знаешь, за что зацепится память. Фраза Штольца «даже двоих» всплыла неожиданно, но очень уместно, когда заметил грузчика, нарочито поворачивающегося к «первому номеру» спиной и бросающего из-под бровей настороженные взгляды.

Командир корабля может позволить себе выглядеть расслабленным и неторопливым среди предполетной суеты, и, опершись на перила трапа, лениво наблюдая за погрузкой, не выпускал из вида лже-Сухарько, грамотно и рационально дирижирующего такелажниками и погрузчиками. Как бы хорошо парень ни был обучен, обязательно бросит лишний взгляд на своего «Троянского коня», — это в инстинктах, и я уверенно ждал этот единственный взгляд.

Лже-Сухарько не смотрел в сторону корабля, но мое присутствие на трапе его не могло не нервировать. Напряженное энергетическое поле уже связало нас, противостояние достигло пика, и нервы «засланца» не выдержали. Я, прикуривая, наклонился к зажигалке, и лже-Сухарько тотчас суетливо направил один из погрузчиков вне очереди к двухкубовому пластиковому контейнеру.

— Штольц, отвлеки его, а настоящий Сухарько пусть отправит погрузчик в отстойник.

Нескладная долговязая фигура Штольца, появилась перед диверсантом, как по волшебству, и лже-Сухарько волей-неволей должен был повернуться за указующим перстом шефа полетов, потеряв из виду контейнер. Начальник боепитания Сухарько, вскочив на подножку погрузчика, погнал машину со смертельным грузом в сторону отстойника.

Теперь все зависит от быстроты. Давно обратил внимание на левую руку «засланца», безотрывно сжимающую борт сигнального жилета, и к бабушке не ходи, взрыватель сработает «на разрыв», которого я и не должен допустить. Легко перемахнув перила трапа, приземлился по-кошачьи мягко, плавно «на цыпочках» скользнул за спину диверсанта, аккуратно из-за спины зафиксировал в правой ладони напряженно вздрагивающие пальцы и резко отмахнул левой в горло начинающего поворачиваться лже-Сухарько.

Метнулась серая размазанная тень перед глазами, две руки схватили правую ладонь, пытаясь разжать пальцы, и я без колебаний выстрелил в висок, оказавшийся напротив ствола. Штольц подхватил Лже-Сухарько с другой стороны, и мы аккуратно положили «бутерброд» из двух «засланцев» на бетон.

Штольц резким движением задрал рукав куртки нижнего, и со смуглого предплечья террориста ощерился, злобно выпучивая глаза, многозубый дракон.

— Китаеза, — аккуратный Штольц оглянулся и сплюнул, стараясь попасть в щель между бетонными плитами. — Члены мафиозной группировки. В гости не звали, а нарушающих назойливым жужжанием покой, мгновенно уничтожаем…. навсегда.

— Хотелось бы верить в действенность такого метода, — я не в шутку загрустил, — но неудачи будто подстегивают сыновей поднебесной и следом из всех щелей лезут другие «члены».

— Удивительно пронырливые ребята, — отметил Штольц.

— И неприхотливы заразы, — поддержал я, — способны размножаться даже при отсутствии условий к размножению, например, в отсутствие женщин.

— На неудачах не зацикливаются, но сегодня праздник не у желтолицых братьев, — Штольц пнул попытавшегося дернуться лже-Сухарько. — Жизнь поимела обоих. Хихикнула пакостливо из-за угла.

Мы передали диверсанта и труп его подельника саперам. Начальник боепитания Сухарько доложился об эвакуации опасного контейнера за пределы космодрома и принял руководство погрузкой. Предстояло снять, проверить и вновь поставить все вооружение.

— Лишних два часа работы, — Штольц зябко поежился, став похожим на взлетающего журавля, и наклонился ко мне. — Этого трояна считай убрали… — выпрямился и продолжил как ни в чем не бывало, — приличный бы хозяин кофе предложил.

ГЛАВА 3 ЭКИПАЖ

Не могу всегда думать о вечном и высоком.

А иногда думаю и о таком, что сказать стыдно

Стыдливо о личном

Своевременно напомнил о кофе Штольц. На удивление организованный парень: все у него «по полочкам», к месту и ко времени. Предполетная суета и беготня за недоделанным вчера и недопогруженном сегодня выбивает из режима питания и отдыха, и живот уже начинал зловредно побуркивать. Кивком пригласил Штольца к трапу и картой доступа открыл наружный люк шлюзовой камеры.

— По графику твои должны заниматься изучением материальной части, — мимоходом просветил Штольц. — Заодно и проверим.

«Твои» — мой экипаж. Штурман-стрелок Гришка, чаще именуемый Отрепьевым, за разлохмаченный, взъерошенный вид и красноватые, воспаленные от постоянного слежения за мониторами глаза. Бортмеханик — верзила с огненно-рыжей шевелюрой и острым носом — Сашка Буратино. Пилот-стажер, пока без «погоняла», Колька, племянник Штольца. И кто из них «Троян»?

Школа космолетчиков с отличием — лучшая из известных мне характеристик. Сквозь трехгодичную программу физической подготовки и интеллектуальной муштры пробивается к финишу треть начавших курс. «Купить» зачет, воспользоваться «лохматой лапой» невозможно. Преподы — космолетчики из выживших — дают «путевку в космос» только умеющим в совершенстве нападать, защищаться и, главное, обучаться.

«Изучение материальной части межзвездного транспортного корабля «Надежда» к нашему приходу достигло кульминации. Гришка Отрепьев азартно тюкал пальчиком по «клаве», вываживая трехкилограммового леща в компьютерной игре «Рыбалка мечты». Сашка Буратино в лирико-драматических интонациях повествовал Кольке историю своего пленения отрядом коварных амазонок на планете Вуди-Руди.

— Говорят, — глаза стажера горели жаждой приключений, — говорят, эти амазонки в бою страшны.

— И после боя не краше, — пренебрежительно отмахнул Сашка. — Носы широкие, в губе кольцо, волосы, как пакля.

— Следующее поколение амазонок будет выглядеть не в пример лучше, — засмеялся Штольц, знавший в общих чертах историю нашего нескучного полета. — Сплошь, востроносые рыжики.

— Не каждый может похвастаться улучшением демографических показателей целой планеты, — «подковырнул» от компа Отрепьев.

— Только одного племени, — поскромничал в ответ простодушный Сашка.

Сашка — старожил экипажа, летал на «Надежде» еще в бытность мою вторым пилотом. Знает «назубок» всю механику корабля и не оставляет «на потом» ни малейшей неисправности. Его «кодекс чести» — безусловное следование «пацанским понятиям», усвоенным в детстве, прошедшем на улочках городских окраин: не предавать и не подставлять друзей, отвечать за слова и поступки.

— Попали амазонки, — смеясь, Штольц сутулился и снимал очки: не парень, а ходячая «особая примета».

— Молодой, — я кивнул Кольке-стажеру. — Обеспечь дядю горячительным напитком, а ты, Сашок, делись, коли начал. Тема — живо трепещущая. Тогда, помнится, ты отделался уклончивыми фразами о вреде обжорства и недопустимости случайных связей.

— Ничего случайного, — Сашка присел в кресло второго пилота, огляделся, настраиваясь на долгий рассказ и сказал. — Сейчас поослабло, а вначале переносилось тяжело и томило сердце неясной тревогой.

Я закусил зубами рукав комбеза, сдерживая смех; Штольц сутулился, крутил за дужку очки и кусал губы; Гришка Отрепьев отгородился экраном; Колька-стажер, подавшись вперед, нетерпеливо ожидал продолжения красиво литературно окрашенному вступлению.

— Мы вышли из очередного боя с победой, истраченной защитой, истерзанным корпусом и почти без топлива, а на экране обзора передней полусферы незнакомые звезды вспыхивали и гасли, сгущая и без того вязкую пугающую черноту незнакомого космоса, — борт механик знобко передернул плечами. — И тогда командир принял решение садиться на ближайшую пригодную планету.

Сашка взглянул на меня, ожидая подтверждения, и я, напрягая скулы, чтобы не захохотать во весь голос, коротко пояснил.

— До Земли больше двух недель, а топлива на одну посадку. Пять-десять минут маневрирования на маршруте, и потом уже не сесть. Гришка прочитал в лоции, мол, планета Вуди-Руди необитаема.

Отрепьеву на планете досталась роль дежурного по кораблю и «ответственного за все», и сейчас в его взгляде из-за монитора читалась легкая зависть.

— Поврежденные дюзы и разгерметизация компрессорного отсека не помешали командиру произвести штатную посадку, — продолжил рассказ Сашка, — в этом сказочном, не побоюсь этих слов, райском уголке, на чистом зеленом лужке между темным хвойным бором и серебристой рекой в изумрудных берегах.

— Так не бывает. Сказки, — неожиданно и неуместно возразил Колька, оборачиваясь за поддержкой к дяде.

— Все именно так и был, — сбился на акцент Штольц, завороженный Сашкиным рассказом, и погрозил племяннику пальцем. — Верю каждому слову.

— А я не верил, пока не увидел и не опьянел от волшебной красоты, — простодушно пояснил борт-механик и, осветившись блаженной улыбкой, продолжил. — Напряженно работая в течение дня — двадцать часов, пока два солнца одно за другим проходили по бирюзовому небосводу, — заменили и восстановили защиту; наладили производство топлива из воды и атмосферного водорода, перезарядили ракетные шахты и пусковые установки, залатали дыры в корпусе, поставили палатку на берегу для предстоящей ночевки, но, несмотря на занятость, что-то влекло пойти по траве, зачерпнуть ладонями воду из речки, подставить лицо солнцу и нежно ласкающему кожу ветерку.

— Пожалуй, вам следует облетать Вуди-Руди за три галактики, — прокомментировал Штольц, — потеряете отличного механика, который, тьфу-тьфу, рискует превратиться в очередного поэта.

— Типун тебе на язык, — вмешался Гришка Отрепьев и повернул в нашу сторону экран. — Девушки приглашают отца на крестины дюжины младенцев обоего пола. Дал Саша душе развернуться.

Картинка на экране полностью соответствовала рассказу борт-механика: серебристая река, изумрудный лужок и гостеприимная тропинка в сторону леса. У Кольки-стажера челюсть отвисла в изумлении, паренек шумно втянул воздух и уставил восхищенный взгляд на Сашку.

— Как честный человек, обязан жениться, — строго выговорил Штольц.

— Обеспечить многочисленное семейство материально и вырастить достойных членов общества, — веселился Гришка Отрепьев.

Гришка из семьи потомственных интеллектуалов. Получил от предков быстрые, гибкие, аналитические мозги и проявляющийся временами атавизм, в виде непрошибаемой бескомпромиссной, доходящей до истерики, интеллигентской упертости, за которую его родители и были причислены властью к бременящему Землю балласту и высланы за пределы солнечной системы, когда мальчишке было тринадцать лет от роду. В экипаже у Гришки роль циничного хохмача-острослова — защитная маска, прикрывающая ранимую чуткую душу. В беде не оставит и слабого защитит. Благородный герой.

— Не сходится, — Сашка Буратино безотрывно смотрел на картинку и наливался краской смущения и крайнего волнения. — Я здесь ни при чем.

— Все мужики потом начинают отказываться и подыскивать алиби, — куражился Гришка, — но мы готовы поверить в твою невиновность и невинность, если ты так же связанно, как начал, объяснишь свое отсутствие на корабле в течение двенадцати часов.

— Я пошел по этой тропинке, — Сашка, гася волнение, отхлебнул кофе. — Легкие тени в прозрачном сосновом лесу и мелодичные крики и посвист удивительно ярких птиц в верхушках деревьев…

— Крики птиц, как свежий ветер в лицо, будят и настраивают на движение, но, давай без лирики, — снова вмешался Гришка, — а то до утра не закончишь. Конкретно: где, когда, с кем, сколько раз.

— Сами виноваты, — обиделся Сашка. — Конкретно, окружили, привели, искупали в фонтане, усадили за стол с разными вкусностями и ушли. Ближе всех стояло блюдо с уткой в золотистой блестящей от жира корочке, перышко кудрявой петрушки заманчиво свисало из клюва, и я, тщетно уговаривая себя не спешить и не жадничать, ведь на столе стояло много всякой еды, торопливо отломил толстую ногу и впился в нее зубами. Как вкусно! — Сашка невольно сглотнул слюну, и мы повторили его движение. — Тут входит стройняшка в набедренной повязке, начинает приплясывать и сладострастно извиваться, а я не против, только, показываю ей утиную ногу, доем, и весь твой.

— Амазонки в мыслях и поступках быстры, резко меняют настроение от любви до ненависти, — вмешался Колька-стажер где-то вычитанной цитатой.

— Молчи, — одернул племянника Штольц.

— Стройняшка уперлась кулаками в стол, толкнула пламенную речугу о вреде неумеренного увлечения жирной пищей, типа, от всей утки я должен был отъесть только петрушку, сверкнула глазами и хлопнула дверью, аж стены затряслись.

— И ничего не было? — изумился Колька.

— Не успел, — просто ответил Сашка. — следом пришла высокобедрая, высокобровая молодуха с высокой грудью.

— И сама высокая, — «прикололся» Гришка.

— … и рассказала, пока я, облизываясь и причмокивая, смаковал ломтики красной рыбы, о здоровом образе жизни среди девственных лесов и чистых рек планеты Вуди-Руди. Третья вещала о политике и праве планет на самоопределение, — не плохо с выдержанным сыром и красным вином.

— Слюнки потекли, — шумно выдохнув, перебил Гришка. — Полный стол изысканной жратвы, разговоры о политике, других удовольствий мужику уже не надо. Они всерьез ждали секса?

— Интересно поставлен вопрос, — вклинился Штольц. — Только на него и сами девушки наверняка ответа не знают, а если прямо спросить, помашут ресницами и покрутят пальцем у виска. Может быть, они мечтали о нескучном вечере с красивым молодым человеком. Продолжай, Саша, нам очень интересно.

— Следующая полногрудая, — «красивый молодой человек» Сашка переждал смешки и вновь осветился блаженной улыбкой, — встала в позу, подняла руку вверх и, как на митинге, почти убедила вступить в партию свободных женщин; спасибо «Оливье» — вернул в реал. Еще я прослушал, в компании с копченым угрем, курс самосовершенствования методом медитации; средних размеров кусочек сочнейшего шашлыка скрасил заунывные вирши тощей поэтессы; а пирог с малиной помог не впасть в депрессию, когда томная большеглазая девица призвала к страданиям во имя любви и предложила вместе броситься со скалы в реку. Сейчас! Все брошу и побегу от стола, с уточкой в золотистой корочке, бросаться в реку с белой мышью на пару.

— Как? Как ты ее назвал? — переспросил Штольц.

— Мышь белая — это вроде «белой вороны» — то каркает не в лад, то пищит не в такт, — пояснил механик, помолчал немного и вновь мечтательно загрустил. — И тут вошла она… — Сашка засопел и засмущался.

— Не томи, — Штольц едва не подпрыгивал от возбуждения. — Я уже представляю картину семейного благополучия: тихий уютный домик на берегу, детишек сопливых, Машенька с ухватом у печи.

— Или Гретхен в белом передничке… Мечты бывают слишком причудливы, — внес я свою лепту. — Иногда лучше не воплощать.

— Она смотрела спокойно, достойно и немного насмешливо, о фигуре молчу, наверное, совершенной и гармоничной, — Сашка вздохнул. — Я уже говорил, что обед длился почти всю ночь?… — Сашка вздохнул еще раз. — И мне нестерпимо захотелось в туалет.

Экипаж изумленно молчал, потом коротко хохотнул Гришка, а следом захохотали остальные.

— Не удалось создать условия, чтобы почувствовало себя счастье уютно в твоих руках, — грустно прокомментировал Штольц, вспомнив, видимо, что-то из своей биографии. — А два раза на одну наживку оно не клюет.

— Счастье свалилось на голову, но я успел отбежать, — грустно подтвердил механик. — Мимолетное счастье, как игривый шлепок теплой ладони.

— Вот так и получают мужики вместо тупого безбашенного секса красивую светлую грусть, — ехидно подковырнул Отрепьев.

— Сколько людей радуются, что однажды свое счастье не догнали, — с трудом сдерживая смех, я попытался сбить механика с печальной струи. — Вяжет оно молодца порой по рукам и ногам, и уже ни в космос за мечтой, ни с друзьями на рыбалку.

— Механик не при делах, а мальчики-девочки откуда? — желая поддержать веселье, развязно улыбнулся Гришка, и экипаж сразу обернулся к штурману-стрелку, разом ощутив в вопросе фальшивую нотку.

— Гриша, — случай нарушения должностных обязанностей без внимания оставить я не мог. — Ты сторожил транспорт не в одиночестве?

— Увы, — Гришка понурился, — но в корабль я их не пустил. Кувыркались всю ночь в палатке на берегу.

— «Их» — это сколько? — заинтересованно переспросил Штольц.

— Четыре бесстыдно прикинутые девицы, появились в сумерках как сладострастные нимфы, — Гришка хитро улыбнулся. — Я всегда помню на чужих планетах, что за мной Земля и надо отстаивать честь, и, если потребуется, по-мужски умереть, сгореть от страсти в руках красавицы.

— Не умер, и, судя по всему, справился достойно, — Штольц, смеясь, повернулся ко мне. — Осталось восемь. Похоже, окончание рассказа мы услышим от командира.

— У нас не принято бросать товарищей в беде, — обычно я не распространяюсь о любовных историях, но сегодня особый случай: нештатные ситуации в космосе должны исследоваться досконально для извлечения опыта и предупреждения ошибок в дальнейшем. Расследование вел методичный Штольц, и отвертеться от рассказа не представлялось возможным. — У нас не принято бросать товарищей в беде, и, едва заметив исчезновение Сашки, я предупредил Отрепьева и отправился на поиски.

— По тропинке, уходящей в сторону леса? — уточнил Штольц.

— Не лыком шиты: прекрасное видим, и к тонкому и чистому прикасаясь, сначала руки с мылом моем, — я указательным пальцем вернул нижнюю челюсть Кольки-стажера в положение «закрыто». — Двинулся по тропинке, и скоро вышел к легкому одноэтажному деревянному строению с множеством окон. Оглядевшись, прошел внутрь, и меня мгновенно обхватила руками и ногами крайне возбужденная стройняшка. Как уже упомянул наш штурман стрелок: «за нами Земля» — да и девушка горела нетерпением. Не скучно рассказываю?

— У Сашки получалось красивее, — Штольц протянул племяннику пустую чашку и жестом попросил еще кофе. — Склоняюсь к мысли, что в космос надо бы посылать мужичков с минимальными сексуальными потребностями. — Штольц покрутил очки за дужку. — Нечего в серьезном деле отвлекаться на низменные инстинкты.

— Кастратов что ли? — угрожающе привстал Сашка Буратино.

— Молодца! — вскинулся кипящий негодованием Отрепьев. — Я, конечно, не Фрейд, но, уверен, люди оскопленные, стерилизованные, отлученные от сексуальных желаний, теряют и стремление к подвигу, к умению переступать запреты, совершать безбашенные поступки. Все просчитать невозможно, а если человечек работает, как автомат в рамках инструкции, он и не рискнет, и не примет нестандартного решения. И зачем он тогда в космосе, достаточно послать робота.

— Хорошо, хорошо, — Штольц примирительно салютнул чашкой с кофе. — Вопрос пока не вышел за рамки дискуссии, хотя формула, «в воздержании есть смысл» — прозвучала с самого верха. Дослушаем рассказ командира о налаживании дружественных контактов на планете Вуди-Руди.

— Я заглянул в одну комнатку, в другую, и в третьей встретил милую тридцатилетнюю особу, с мощными бедрами и красивой волной черных волос, слегка прикрывающих плечи и грудь. Представилась Афрой, порадовалась нашему присутствию на Вуди-Руди, выразила надежду на долгое гостевание. Пока готовился обед, предложила искупаться в фонтане, куда и плюхнулась следом высокобедрая, высокобровая молодуха с высокой грудью.

— Нормально, — смешливо сморщил нос Гришка Отрепьев, косясь в сторону борт-механика.

— Афра оказалась королевой племени амазонок и утомительной болтушкой. Красотка нуждалась не в мужике, а в терпеливом слушателе, и через пару часов я запросил свежего воздуха и сигарету. Выбрался в коридор и насладился любовью с элементами демократических свобод. К полногрудой эмансипе выскочил, уже точно зная время выхода. Девочки появлялись каждые два часа, как по расписанию, и к утру от меня пахло стойлом племенного жеребца. Запах наконец-то добрался до широких ноздрей королевы и заставил на полуслове оборвать легенду о неустрашимой прапрабабушке, которой равных не было в бою. Как оказалось, и королеве равных не было… в любви.

— И ты сдался? — Штольц даже привстал с места.

— Не надейся. Я же тренировался всю ночь.

— Отстоял честь землян и экипажа, — засмеялся Штольц. — Но ответственность за демографию на Вуди-Руди теперь с вас не снять, если вы действовали сознательно.

— Трудно сказать, какое сознание определяло то бытие, — радостно парировал Гришка. — Весенние всплески к осени выглядят иррациональными. Вуди-Руди далеко…. алименты не достанут.

— Как благородные герои…. — Штольц погрозил пальцем. — Разобрались с ситуацией, а теперь, давайте к делу. Старт утром, а до него дожить надо. Вокруг корабля тройное кольцо, но и вы не зевайте.

ГЛАВА 4 СТАРТ

Полет космического корабля начинается

задолго до команды «старт».

Из воспоминаний старого космонавта

Джентльменская инфантильность менеджмента компании доставила множество дополнительных хлопот. В то время как хозяева конкурентов выкладывались ради достижения победы в гонке, руководствуясь принципами «ничего святого» и «все средства хороши», нас «сдавали с потрохами». Общее недоумение Сашка Буратино уложил в одну фразу:

— Они, будто не хотят победить.

— Мудрое замечание, — сверкнул от штурманского столика насмешливой улыбкой Гришка Отрепьев. — Наблюдательность нашего механика четко обозначила общий знаменатель суетливой возни вокруг старта.

— Оба правы, — насмешливость и мне не чужда. — Вспомните множество соревнований, в которых принял участие наш великий спортсмен топ-менеджер Зверев, и назовите одно, в котором он был призером.

— Не было такого, — Гришка растерянно огляделся, — ему главное участие.

— Именно. Он не знает торжества победителя, восторга обретения. Ему для счастья хватает процесса погони, точнее, около спортивной тусовки, где он и щеголяет туфлями и спортивным шматьем эксклюзивного шитья.

— Если мужик начинает думать о своей внешности, — брезгливо сморщился Гришка, подворачивая истрепленный временем рукав комбеза, — о полноценном уме говорить уже не приходится.

— Как и о наступательной брутальности, — добавил я, надеясь закончить разговор и отправиться спать.

— В мужиках соревновательность природой заложена, — неожиданно вмешался Сашка. — Как залог развития: кто первый встал, того и тапки. У кого больше оружия, тот и прав.

— Кто сильнее, тому и самка, — съязвил Гришка, но двухметровый силач Сашка не обиделся, а рассмеялся вместе со всеми.

— Есть самки, а есть женщины, — механик взгрустнул лицом. — Наваждения, иной раз, как шипами по душе, и мучения потом вполне реальные. Вспоминаю амазонку с внимательными глазами и жду с ней встречи.

— А не встретишь? — потянулся к Сашке вечно романтически настроенный стажер.

— Может и к лучшему. Неудачи зачастую лучше запоминаются, и потом внукам с теплой улыбкой: «А вот был случай».

— Плохой пример. Пытаюсь представить рыбака, который радуется, что рыба сорвалась…. — я шутливо погрозил механику пальцем. — Остановку на Вуди-Руди обещаю, и только попробуй повторить «неудачу». Принимается только победа, в любви и в гонке, всегда и везде. Колька, как?

— Командир, — Колька-стажер мгновенно закраснел от возбуждения. — Командир, будь спокоен, зубами буду грызть.

— Что и требовалось доказать. Живому телу нужно движение, а неподвижное, хотя и думающее, ближе к трупу. Вахта по графику, остальным отбой.

Наш дом — корабль, оборудованный всем необходимым. Перед сном загадал мозгу задачку о намеке Штольца. Мой мозг — отличная машина: пока отдыхает тело, анализирует полученную днем информацию и решает поставленные задачи. Засыпая, представил циферблат часов и установил стрелки на время пробуждения. Метод сработал безотказно, и я отправился в душ смывать остатки сна и легкой эйфории от предстоящего старта. Мысленный поиск шпиона в корабле результата не дал, только предположение, что врагом может быть программа в главном компьютере.

В центральном посту мельком оглядел экипаж и прервал доклад второго пилота Кольки на словах «во время моего дежурства…»

— Спасибо, садись, — я неплохой физиономист, и окончание «никаких происшествий не случилось», давно прочитал по лицам.

Ткнул кнопку включения скайпа и увидел на экране Штольца, возмущенно размахивающего очками в левой руке и негодующе рубящего воздух правой ладонью:

— Поздравляю, Серега, твой маршрут продали: обнаружены следы многократного копирования.

Лицо Штольца выглядит более обычного худым и вытянутым, — провел бессонную ночь, оберегая корабль. Штольц — наш непосредственный куратор, помнить и заботиться о безопасности транспорта и всей экспедиции его прямая обязанность.

— Пока корабль в твоей юрисдикции, экипаж может чувствовать себя спокойно, — искренне, без желания польстить, ответил я. — Это не последняя плохая новость?

— Мы отследили многочисленные скрытые перемещения в радиусе девяноста километров вокруг взлетной площадки, — Штольц надел и снова снял очки, похлопал припухшими веками. — Отправили группы перехвата, но стопроцентной безопасности на взлете не гарантирую. Давай, по-договоренности. — Он сжал в кулак перед грудью пальцы левой руки.

Смешно и грустно. По совершенно секретному каналу не можем говорить открытым текстом: добрая половина сотрудников компании, не скрываясь, гордится жалованьем от конкурентов, вторая половина истекает черной завистью и мечтает наладить каналы дополнительного заработка, и только топ-менеджер Зверев, благородный и бескорыстный, лощенный и напыщенный джентльмен выбалтывает наработки и задумки мимоходом, за партией тенниса или бриджа.

— Узнав о коварстве китайских «товалисей», пытался швырнуть перчатку в узкоглазую мордашку братки Лю-сяня, — грустно поведал Штольц. — Желтолицый ходя (друг — кит.), посиживая напротив Зверева, руководил погрузкой в наш корабль адской машинки. Там его и повязали.

Для соблюдения видимости честного соревнования требовалось дать кораблям возможность одновременно взлететь. Потом соперники забудут правила и заповеди и не будут щадить в движении к цели ни себя ни конкурентов, но хитроумные китайцы и здесь попытались схимичить, подсунув нам «Троянского коня».

Впрочем, и остальные соперники не лучше. За благостно-постными личинами бюргеров с «Бера Бира» и эсквайров с «Клондайка», за демагогической болтовней о свободе и демократии, которые они, якобы, разносят по вселенной, скрывают истории и несимпатичные похождения кровавого свойства.

И мы не ангелы. Коммерческие интересы хозяев компании и естественное желание уцелеть диктуют жесткость поведения, но мы никогда не отселяли аборигенов в бескормные, безводные места, обрекая на голодную смерть; не вырезали целые племена, как угольно-черные «Мамба Яны»; не обращали местное население в рабов, — обычная практика наших благочестивых богобоязненных коллег.

— Хотя бы улетали быстрей, а то уже голова вылезает из орбит. Присматривай за племяшом, — Штольц снизошел до шуток и значит, дела вокруг нашего старта совсем не важные. — Колька, слушай дядю Сережу; не пей, не кури, избегай распутных женщин…

— Где я их возьму в космосе? — непритворно удивился стажер.

— На обратном пути воспользуемся приглашением на крестины, — подал голос молчавший до того Отрепьев. — Сразу после посадки на Вуди-Руди начинай избегать.

— Я этого не слышать, — снова сбился на акцент Штольц. — По инструкции никаких посадок не предусмотрено.

— Не парься, друг, все будет хорошо. Время, — я выключил скайп и развернул кресло в рабочее положение.

В восемь ноль-ноль по Гринвичу командиры семи космотранспортов на семи космодромах должны нажать кнопку «старт». К этому времени полностью раскроются створки купола, закрывающего бетонное поле, и корабль на некоторое время, пока не включится активная защита корпуса, окажется совершенно беспомощным перед перехватывающими ракетами.

Взлететь и тут же рухнуть обратно грудой пылающих обломков — худший из вариантов. Третьего дня я подбросил Штольцу идейку, которая совсем не порадовала его педантичную, привыкшую строго соблюдать инструкции натуру. Я предложил совершить небольшой фальстарт, нажать кнопку на две секунды раньше и проскочить в космос между только-только разомкнувшимися над площадкой створками.

— Это недостойные обман, — горячился Штольц.

— А сбивать нас над космодромом — благородный поступок? — парировал я, протягивая шефу полетов фляжку с коньяком.

Штольц огляделся и торопливо нарушил инструкцию, отхлебнув пару приличных глотков.

— Тревога не отпускает, — Штольц пригорюнился, — даже во сне, то ловлю врагов, то борюсь с ними.

— Большая удача. Психика работает на результат, подсказывает, — я серьезно и внимательно заглянул в глаза Штольца. — Привыкай по снам позиционировать себя в социуме. Когда во сне всех побеждаешь, ты «на коне», дела идут, жизнь прекрасна и удивительна. Если атакуют, а ты пассивен или трусишь — немедленно аутотренинг, типа «Я самая обаятельная и привлекательная».

— Шутишь? — Штольц отхлебнул еще глоток. — Хороший коньяк, а в твоей шутке большая доля здравый смысл.

Для деловых разговоров нам приходилось искать укромные уголки или даже выходить за периметр космопорта от непредсказуемой направленности вороватых взглядов и чутких ушей.

— Чьорт с тобой, — акцент в очередной раз показал, как трудно Штольцу переступать границы предписаний. — Но это крайний случай, если я не могу обеспечить безопасность, делаю рукой так. — Он сжал пальцы левой руки перед грудью в кулак. — Мне нужен победа, а победителей не судят.

Я огляделся. Центральный пост корабля — уютная комнатка-каютка, четыре на четыре метра, высота три. Стены-переборки завешены множеством экранов и в метре от пола голографические клавиатуры дублирующих главную панель систем. Хотя мы и называемся грузовозами, но космос так насыщен, напичкан опасностями: астероидами, метеоритами, непредсказуемой и невообразимой космической живностью и нечистью да еще и кораблями конкурирующих фирм, что всякий полет превращается в боевую операцию, а центральный пост в жерло вулкана, в котором горит и плавится среди молний коротких замыканий, кажется, сам воздух. Тогда-то и приходится конструировать рабочее место пилота из уцелевших блоков на непростреливаемых «пятачках».

— Ключ на старт. Десятисекундный отсчет.

— Есть десятисекундный отсчет, — взволнованным эхом отозвался Колька-стажер.

— И два, и три… — как музыкальные такты, отсчитываю секунды, наблюдая на экране обзора передней полусферы дрогнувшие и начавшиеся расходиться створки купола над космодромом. — …И восемь. — Указательный палец утопил в панели стартовую кнопку, а экраны застелили бешено завивающиеся в смерчи клубы черно-красного пламени. — Поехали.

— Рано, — выдохнул Гришка Отрепьев и втянул голову в плечи, ожидая удара. — Если заденем створки, — трендец.

— Сейчас узнаем, — подтверждая мою правоту, экран показал голубое, но быстро темнеющее небо. — Проскочили.

— Командир, два взрыва в реактивной струе, — доложил из машинного Сашка Буратино.

— Всех, с очередным рождением, — радостный кураж от удачного старта искал выхода. — Гришка, следи за братьями-соперниками и немедленно, нет, — мгновенно, докладывай о враждебных поползновениях.

Перехватывающие ракеты опоздали, но повернули и пошли за транспортом, ориентируясь на инфракрасное излучение, только, где им тягаться с выхлопом межгалактического транспорта.

Не задерживаясь на околоземной орбите, я довернул корабль на разгонный участок к Луне и включил автопилот.

ГЛАВА 5 ПЕРВЫЙ ЭКЗАМЕН

Мечты и реальность не всегда совпадают,

и тогда конфликт неизбежен.

Жизненное наблюдение

Гонка началась, и семь межгалактических транспортов, сорвавшись с Земли, устремились за редким минералом фелксином к планете Меларус, как лыжники с горы, по одной трассе, по одной лыжне. Выбор дорог в космосе не так разнообразен, как хотелось бы.

Все корабли разгоняются-движутся, используя попутные гравитационные потоки, поочередно притягиваясь к отдельным планетам и галактикам по сложной запутанной траектории. Выиграет умеющий быстрее перестраиваться из потока в поток, «срезать» углы и петли маршрута.

У нас преимущество в две или чуть более секунд, но у «Клондайка» и «Бера Бира» базы на Луне, уже расчехлившие пусковые установки для стрельбы по лидеру.

— Гриша, проясни обстановку на маршруте.

— Мы первые, — Отрепьев отозвался мгновенно, молодец, чувствует напряжение гонки. — Латиносы вторые, дальше — «Клондайк», «Бера Бир», «Панда», «Попрыгун», «Мамба Яна».

— Николай, — стажер вздрогнул и с недоумением повернулся ко мне. — По команде отключишь автопилот, а дальше, делай, как я.

Порядок прохождения по трассе лунные базы уже отследили, и будут расстреливать нас и Южно-Американцев. В гонке для запаса прочности лучше мчаться впереди, но, когда замаячила перед глазами смертельная перспектива, я решил на время уступить первую позицию в гонке.

Просто затормозить, используя реверсивные двигатели, нельзя: корабль останется на трассе, и догоняющие соперники не упустят возможности разрядить свои ракетные шахты по «легкой добыче», а вот сделать «петлю» и пристроиться в конец «каравана» реально, хотя и потеряем в скорости.

Улыбнулся Кольке, кивнул поощрительно, но руки парня, хватко сжимающие штурвал, так и не расслабились. Ничего, привыкнет со временем. Коротко рассказал о намерениях экипажу и затылком почувствовал холодок отчуждения, повеявший со стороны то ли «реальных пацанов», то ли «благородных девиц». Пришлось объясняться.

— Расстояние от Земли до Луны около четырехсот тысяч километров.

— Триста восемьдесят четыре тысячи четыреста шестьдесят семь, — уточнил Колька-стажер.

— Дядя Штольц порадуется точности твоих познаний, — обернулся к ожидающим взглядам механика и штурмана, — но я лишь обратил внимание, что у нас есть время расставить точки над «и». Короче, я подставляю под удар Южно-американскую «Ламу», а вы, кем готовы пожертвовать?

— Америкосов, без проблем, сколько нас гнобили мимоходом и, как в порядке вещей, — загорячился Сашка, — и этих…

— «Бера-Биров», тишком-ползком свинюшек нам подкладывают, — подсказал Гришка Отрепьев. — Китаез на «Панде», чтоб под ногами не путались.

— Уже легче, — теперь я мог позволить себе откровенную буффонаду. — Против «подставы» как боевого приема вы не возражаете, но готовы применить его избирательно, к кораблям, уже продемонстрировавшим свои недружественные намерения?

— У «Ламы» к нам претензий не было, — упрямо повторил Сашка.

— Не братья, но и не враги, как бы, — неуверенно поддержал Отрепьев.

— Друзей в гонке нет, и лимит времени на дискуссию подходит к концу. Делаем так, — всмотрелся в простодушные Сашкины глаза, перевел взгляд на Гришку. — С курса не сворачиваем, идем под ракеты лунных баз, пока не получим доказательства агрессивности «не врагов» с Южно-Американского континента.

— Согласен, — облегченно выдохнул Сашка, очевидно, мысленно вернув меня в племя «реальных пацанов», и Гришка Отрепьев одобрительно кивнул и оставил своего командира в списке «благородных героев».

Убедить критическое мышление опытного экипажа — проблема из проблем, особенно, когда критическое превалирует над опытным. Спасибо, перволеток Колька-стажер по недостатку боевого опыта априори на моей стороне.

— Приготовь, Гриша, карту потенциальных целей и будь готов к появлению новых.

— К нам идет управляемая торпеда с «Ламы», — Гришка приник глазами к монитору, его правая рука потянулась к боевому джойстику.

— Сам справишься?

— Без проблем.

Горячие «латиносы», возбужденные удачно начавшейся гонкой, — едва стартовали и уже вторые, — не справились с азартом, решительно взялись за устранение конкурентов, и, сами того не ведая, очистили мою совесть от «угрызений».

На экране обзора задней полусферы грозная двухтонная красавица-торпеда изящно увернулась от перехватывающей ракеты и тут же попала под удары двух контрольных. Экран на секунду осветился яркой вспышкой, но быстро перестроился и снова показал отчетливую картину затемненного пространства.

— Мастер. Отличная работа, Гриша, начинай отсчет, — взрыв нам очень кстати: ослепленным вспышкой стрелкам на Луне теперь гораздо трудней заметить смену лидера.

— Десять секунд, девять, восемь…. - начал отсчет Отрепьев, — пять…

— Отключить автопилот. Приготовиться к перегрузке.

— Два, один.

— Циркуляция вправо. Начали.

Луна и звездный рисунок на экране обзора передней полусферы плавно поехали влево, а силикон в кресле начал обретать жесткость гранитных лавок в банях древнегреческих гимнасий. Усмехнулся неуместности сравнения и, преодолевая перегрузку, оглянулся на стажера: Колька надежно держал штурвал и вглядывался в проплывающие звезды слезящимися от напряжения глазами, — наш человек.

— Гриша, как циркуляция?

— Можно круче на одну палку.

— Делаем, — «палка» — штурманский жаргон. Отрепьев отслеживает дугу, стараясь при наименьшем радиусе петли сохранить максимальную скорость. Я довернул штурвал на одно деление. — Латиносы будто запрограммировали себя на самоубийство и только искали повод.

— Ты знал, что они подставятся? — Сашка смотрел на меня, как на предателя.

— Ни секунды не сомневался, — твердо глянул на механика, и Сашка Буратино послушно опустился в кресло. — С помощью или без нее, ребята подспудно, неосознанно шли в направлении суицида.

— «Лама» и «Клондайк» уже в зоне поражения, — доложил Гришка.

— Включай эхолот.

Обычные электромагнитные волны не догоняли корабли, летящие со сверхсветовой скоростью, и на транспортах использовали приборы, основанные на принципах экстрасенсорики-телепатии. Мысль, окрашенная чувством, мгновенно пронзала пространства и миры и находила адресата даже на другом конце вселенной. Но и мысли перехватывали, и в бою сенсосвязью пользовались с большой осторожностью, например, когда противники заняты в драке друг с другом.

Экран локатора послушно выложил несильно растянувшуюся цепочку из шести транспортов, продвигающихся к естественному спутнику Земли и светящиеся пунктирные трассы, протянувшиеся от Луны к первым двум кораблям.

— Не по-пацански, — тряхнул среди тишины рыжей шевелюрой упрямый борт-механик. — Мы там должны быть.

— Отвязался бы душой по нескольким целям одновременно, — мечтательно поддержал Отрепьев, заворожено наблюдая картину разворачивающейся схватки.

— Молодой, выскажись о наболевшем, — я шутливо подтолкнул Кольку-стажера кулаком в плечо. — Команда уже отметила твое стремление никакой вопрос не считать незначительным и к любому подходить с академической скрупулезностью. Хотелось бы здравого мнения, без эмоций и необоснованных наездов.

— Мне кажется, что победит в гонке один, — Колька обвел нас округлившимися от неожиданного открытия глазами. — Тот, кто сможет вернуться.

— Есть желающие поспорить с истиной, пролившейся из уст младенца? — я в упор посмотрел на Гришку. — Мы сможем победить шесть кораблей?

— Пять! — выдохнул Сашка Буратино.

По экрану локатора разливалось облако мощного взрыва. Горячие южно-американские парни и транспорт «Лама» бесследно растворились во взрывах не истраченных атомных зарядов и огне не израсходованного топлива.

— Дилетанты переоценили свои силы, — Гришка вздохнув, машинально потянул руку к голове и сразу отдернул, вспомнив об отсутствии головного убора.

Лунные стрелки сосредоточили огонь на американце. Клондайк отвечал «братьям по оружию» мощью всего арсенала; успел сделать пару залпов подоспевший «Бера Бир». После чего стрельба прекратилась, как по мановению, видимо, разобрались, что стреляют по своим.

— Гриша, вопрос не снят.

— У нас тупо не хватит снарядов, — кисло сморщился штурман-стрелок, но, глянув на экран локатора, повеселел. — Шансы растут, командир, «Клондайк» тормозит и уже пошел по лунной орбите, будет ремонтироваться.

— Подлатают дыры и догонят, — с надеждой выговорил борт-механик, — а там и пободаемся.

— Ничего у бедолаги не получится, — авторитетно возразил штурман-стрелок. — Караван ушел, запал иссяк, и для нового старта просто не хватит горючего. Спокойно дотопает до базы, где и будет дожидаться эвакуации на Землю.

— Гриша, не обижайся, — я как мог смягчил интонацию, — но из настольных игр я бы порекомендовал тебе и Сашке шахматы, чтобы привыкнуть думать на несколько ходов вперед, неторопливо в душевных устремлениях разбираться.

— Поиски нового в себе мне не очень нравятся, — сострил Гришка, — есть паталогоанатомы.

— А я в шашки, — простодушно поддержал механик, — в Чапая.

— И вскоре слетишь с доски. Мышление в бою должно быть прогрессивным и конструктивным, а эмоциональное восприятие — это не то и не другое. Жду роя мыслей и свежих мнений. Кто выиграет гонку?

— Кто сможет вернуться, — повторил свою первую версию Колька-стажер.

— Я понял, командир, — Отрепьев даже покраснел от смущения. — Нужно не только вернуться, но и привезти фелексин.

— А лететь за ним необязательно, — подхватил Сашка.

— Достаточно отнять добычу у последнего уцелевшего, — замкнул логическую цепочку Гришка.

— Всем пятерки за умение работать в команде. Роение мысли, как правило, результативно, если, конечно, рой не скроется в неизвестном направлении. Один достойный противник на обратном пути у тебя, Саша, уже зарезервирован. Навоюешься.

Уже без азарта наблюдали на локаторе проход мимо Луны «Панды» и «Попрыгуна». Транспорты, входя в зону поражения, немедленно начинали стрелять, Луна отвечала все реже и слабее, последней перед нами «Мамбе Яне» досталась только одна ракета.

Мы без выстрела прошли мимо естественного спутника Земли.

— Здравый смысл можно некоторое время игнорировать, но подчиниться ему придется, — подвел я итог боя. — Чья очередь варить кофе?

— Уже, — проворчал Сашка и недовольно ткнул кнопку кофеварки. — Все равно не правильно. Без боя победы не бывает.

ГЛАВА 6 САНИТАРЫ КОСМОСА

В космосе случалось встречать и див дивных

и чуд чудных. Иногда было смешно,

порой тепло и грустно, но чаще — страшно

Стыдливо о личном

Почему удава не любят? Он ведь

не сразу глотает. У него долгий,

томительно-сладкий процесс заглатывания.

Из воспоминаний старого космонавта

«Доска объявлений» бодро пропела: «Антошка, Антошка, готовь к обеду ложку», и синяя на белом полоска с мелодичным звонком высветила надпись «Перекус».

Шутливая придумка Гришки Отрепьева, собравшего на один экран распорядок дня экипажа: дежурства, занятия на тренажерах, изучение матчасти, сон, — для команды в целом и отдельно для каждого, поначалу смешила, но вскоре стала необходимой и привычной, избавляющей от лишних напоминаний и распоряжений, — ненавязчиво вернула Сашку Буратино от боевого задора к бытовым проблемам.

— Беф-строганов, картошка-фри, зеленый лучок, три соуса на выбор, — торопливо перечислял механик, нажимая кнопки на панелях микроволновок, холодильников, откидных стульчиков и столиков.

— Запеченой уточки в золотистой корочке нет? — хотел «приколоться», но едва не подавился слюной Отрепьев.

— Для шибко привередливых, — Сашка даже перестал накрывать стол, собравшись озвучить остроумный ответ. — Ужин космонавта в тубах, просрочен на пару лет, но зато в неограниченном количестве.

— Не очень и напугал, — легко парировал Гришка. — Заботливая Родина выковала привычку оценивать пищу только по двум параметрам: съедобно-несъедобно. Тубы не выбрасывай, когда наступит «черный день», съедим.

Сашка смутился и промолчал. Родители Гришки Отрепьева попали под глобальный общеземной закон «О гуманной справедливости», по которому все население разделялось на «Золотой миллиард», «Рабочих лошадок» или «Быдл» и «Балласт», подлежащий немедленному отселению на дальние планеты, «с глаз долой из сердца вон».

Малолеток из «балластных» семей брало под «опеку» государство. Отправляло в лагеря «труда и отдыха» на подножный корм и тяжкий труд, «выковывая» путем естественного отбора головорезов для космического десанта и проституток для публичных домов и стрип-клубов. «Конечно, не так, как мечталось, — рассказывал Гришка, — но выжить можно, ежели без особых претензий». Тяжелая тема.

— Говорят, детство несчастливым не бывает, — заметил Сашка Буратино.

— Оно и было вполне приличным, — усмехнулся Отрепьев, — но вскоре судьбами детства озаботилось правительство…

— А как ты выбрался? — нарушил тягостную паузу Колька-стажер.

— Сильное желание выжить и подаренная природой изворотливость ума, — небрежно ответил Гришка и, между глотками сока, обронил, явно обращаясь ко мне. — Есть шанс снова возглавить гонку, срезав путь проходными дворами.

— Хе-хех, — то ли икнул, то ли засмеялся Сашка и с преувеличенным вниманием начал копаться вилкой в своей тарелке.

— Интересное? — насторожился стажер.

— Не дай бог, — пробубнил Сашка.

Космос порой напоминает старый город, с проспектами, улицами, переулками, запутанными проездами и скрытыми проходами, однажды попав в которые, пройдя непредсказуемым маршрутом, попадаешь будто в другую реальность, с чужой жизнью, иными отношениями.

Сашкино «хе-хех» и отразило воспоминание о давнем блуждании по затененным, с отвязными хулиганами в подворотнях, улочкам, куда ненароком завел нас, весело отметивших удачный рейс, «изворотливый ум» Гришки Отрепьева.

Отрепьев, пьяно жестикулируя, горячо и убедительно, с множеством цитат и ссылок на классиков социологии, доказывал невозможность равенства в обществе, поскольку люди не могли произойти от обезьяны одновременно все и везде.

Сашка пытался спеть о тяжелой пацанской доле: «Мы свою молодость профукали, профукали, теперь она у нас как будто не была»[1].

Я равнодушно пялился на обшарпанные, годами небеленые, некрашеные стены, и думал о последовательной деградации человечества от красивых домов к трущобам и далее, к пещерному существованию.

Вскоре теплой компанией заинтересовалась местная общественность, в лице извивающегося во всех плоскостях неопределенного возраста небритого типуса, нагловато потребовавшего у Сашки прикурить.

— Пожалуйста, брат, — размякший и добрый от душевного пения Сашка чиркнул зажигалкой, благожелательно наклонился к аборигену и удивился блеску стального лезвия в грязных, нервно дергающихся руках.

Рефлекс тренированного бойца сработал быстрее подвыпившего сознания, которое «прониклось, расположилось» и старалось спасти нахала от инвалидности. Сашка двумя руками выбил нож, обратным движением правого кулака нокаутировал противника, но попытался задержать падение тела и предотвратить повреждение головы типуса о камни.

Удар бейсбольной битой по спине выколотил доброту и милосердие из Сашки Буратино, как пыль из ковра, и не оставил набежавшим подельникам налетчика право называться здоровыми людьми.

— Покурим? — Гришка Отрепьев протянул сигарету и щелкнул зажигалкой. — Нельзя сказать, что у ребят нет культуры пития. Культура такова, чтоб пить до мордобоя. Даю минуту.

— Опоздал давать, — мельком глянув на разбросанные тела, я затянулся. — Уходим, пока весь околоток не сбежался. Действуя такими темпами, Сашок может ненароком оставить город без бандитов.

— Кстати, интересно поставлен вопрос, — торопливо дофилофствовал Гришка. — Бандиты — часть социума, своего рода, санитары мегаполиса, как волки — санитары леса, и Сашка, безоглядно размахивая кулаками, едва не нарушил экологическое равновесие общества.

— Заткнись, будь другом, — Сашка болезненно повел плечами. — Как-то мне сейчас не до общества… не всегда хочется быть его частью.

Экран обзора передней полусферы посветлел и зарозовел верхом, сигнализируя о приближении края галактики.

— Время принятия решения, — активируя мыслительный процесс команды, я добавил в голос подначки. — Униженно плетемся или по мужски рискнем?

— Соглашайся на поворот, командир, — нетерпеливо ерзал на откидном стульчике Гришка. — Вынырнем из ниоткуда перед самым Меларусом, и пусть утираются неудачники.

— Прикинь, боши с китаезами еще на подходе, — «загорелся» идеей Сашка, — а мы уже…

— Мишень, — неожиданно перебил Колька-стажер.

— А нужно ли садится первыми? — я обвел взглядом команду. — Молодой, но мудрый, как его дядя, второй пилот, кажется, нашел ответ на этот вопрос. Растолкуй.

— В космосе корабль — оружие, после посадки — цель, — смущаясь вниманием, но твердо ответил стажер. — По нам будут стрелять из космоса, а мы не сможем ответить.

— Разумно, — с удовольствием наблюдая замешательство на лицах механика и штурмана, «подтолкнул» дискуссию. — Гриша, пауза неприлично затянулась.

— Выжидать — это не наш метод, — торопливо «рубанул» Сашка.

— Могу вывести в середину каравана и даже на параллельный маршрут, — нашел решение Отрепьев.

— Что и требовалось доказать. Заодно обойдем возможные засады. Работаем.

В космических «закоулках» требуется внимание и напряжение всех сил. Встречаются непредсказуемые магнитные потоки, выносящие на трассу громадные валуны астероидов и сопровождающую их космическую живность: рыб и отшельников. Нередки «черные дыры», упав в которые можно оказаться за миллионы световых лет от места назначения, и судьбу пропавшего, в лучшем случае, смогут отследить только прапраправнуки, если повезет.

Гришка, пощелкивая по голограмме «клавы», перебросил на мониторы пилотов новый маршрут, — извилистый гравитационный поток, «летящий» с двухсветовой скоростью.

— Вливаемся. Приготовиться к переходу светового барьера.

В попутный поток нужно «влиться» аккуратно, избегая столкновений с обломками планет, комет, и прочим космическим мусором. Когда скорости выровнятся, соседство с многотонными глыбами будет не столь опасно. Совместный полет по параллельным маршрутам.

Другая беда: в богатой космической «реке», жируют множество монстро подобных рыб и еще более страшных тварей, которым гигантская рыба — кормовая база. Прожорливые монстры — «санитары космоса» — не знают естественной смерти. Фраза классика: «Все рожденное достойно гибели», — здесь «отдыхает». Однажды начав жить и расти в бескрайнем, беспредельном космосе, тварь заглатывает и перерабатывает все более крупную добычу, пока сама не попадает на обед к монстру, начавшему жить и расти чуть раньше.

— Командир, — Колька-стажер ткнул пальцем в темный завиток на экране.

— Общий вопрос, чем отличается тритон от питона?

— Один черт, — сварливо ответил механик, увлеченно раскручивая отверткой неисправный блок.

— Тритон в три раза больше питона, но в космосе оба на вершине пищевой цепочки, — хищники, — примитивно сострил Отрепьев. — А почему спросил? — Перевел взгляд на экран и вздрогнул. — Торпедой?

— И побыстрей.

Змей плывет в общем потоке и ему не требуется сверхусилий на сближение и бросок. Живые организмы — самые непредсказуемые участники бесконечного космичесмкого движения. От них всего можно ожидать, и лучше обходить дальней стороной. Размеры жертвы не имеют значения: пасть чудовища легко пропускает внутрь добычу трехсот метровой длины.

Нам случалось видеть гада, схватившего в смертельные объятия транспорт, подобный нашей «Надежде». Автоматическая защита корабля устроила огненную, белого магниевого пламени стену между корпусом и сжимающимися кольцами черного тулова, но, меньше чем через минуту, животина начала заглатывать искореженный, измятый остов корабля.

— Взорви торпеду в пасти, и сразу дубль. Приготовиться к циркуляции.

— Есть! — Колька отключил автопилот и замер, напряженно вглядываясь в экран.

Мало, отстрелить твари голову. Длинное тело уже получило от примитивного мозга сигнал и настроилось на бросок и захват. Пока агония в теле чудовища будет бороться с ранее полученным заказом на убийство, обезглавленная тушка будет нападать и давить.

— Право три. Пошел, — одновременно с моей командой атомное пламя осветило половину космоса, разом укоротив монстра на сотню метров. — Лево два. Гриша, не спи.

Корабль вычертил дугу, в радиус которой и уместился километровый остаток промахнувшегося, но продолжавшего свиваться в бесполезный клубок тела.

— Гриша, не спи.

— Уже почти.

Страшный удар потряс транспорт от дюз до рубки, и тотчас на экране обзора задней полусферы вспыхнул цветок второго взрыва.

— Осмотреться. Проверить оборудование.

— Разгерметизации нет, — выдохнул Сашка. — Машинный в порядке.

— Все работает штатно, — с легким развальцем добавил Отрепьев.

— Включаю автопилот, — внес лепту Колька-стажер и пошутил. — Собираете нечисть жуткую. Сердце остановилось и не двинулось с места, пока опасность не миновала.

— Всем спасибо. Всем кофе. Гриша, что ты плел о полезности санитаров в экологических системах?

— Мы — приманка для судьбы, — Отрепьев хитро огляделся, готовясь отпустить очередную псевдо философскую шуточку. — На одних находятся кобры и гадюки, нами заинтересовался непомерной длины питон, и это еще повезло, — Гришка вновь «включил паузу». — Порой мужиков связывают по рукам и ногам белые мыши — вааще трендец.

— Да, белые мыши, те еще санитары, — смущенно поддержал Сашка и поежился. — Большеглазая на Вуди-Руди была очень убедительна… и поэтесса до нее, — не такая уж и тощая.

— А я бы поговорил с поэтессой, — вдруг признался Колька-стажер. — Наверняка, у нее свой богатый внутренний мир из стихов и классической музыки.

— Необъятное пространство рождает мысли о вечном, — съерничал Гришка, указывая на обзорный экран. — Не забывай, Коля, наказ дяди Штольца, избегать распутных женщин.

— Поэтессы не обязательно, «распутные», но всегда опасные. Иногда, чисто для темы разговора, просишь стишок прочесть, а начинается неостановимый стихопад. Самые вампиристые из энергетических вампиров, по стишку, по строфочке; глядишь, уже весь сборник перешептали. Слушаешь и думаешь: «И чего я дурак такой вежливый: не вешаюсь в присутствии паета, чтобы ему стало хотя бы стыдно», — подытожил я разговор о «белых мышах». — Свободы и разнообразия хочет душа, но, если с утра до вечера Моцарт и рифмованные строки, то самая пора вспомнить о «дежурной веревке».

ГЛАВА 7 БИТВА С ЗУЛУСАМИ

Не всегда получается разобраться сразу, ты поимел или тебя использовали.

Мы живем в большой стае, топя или вытаскивая друг друга.

Мимоходом

Поединок с монстром, занявший все внимание экипажа, «выбил» из информационного поля. Неизвестность в бою равносильна смерти, и я недрогнувшей рукой пригасил эйфорию победителей.

— Григорий сканируем пространство на предмет недружественных поползновений. Александр, перезарядка торпедных аппаратов, проверка защиты. Николай, — управление. Мне — связь с Землей.

Ответственный парень Штольц высветился на мониторе сенсосвязи мгновенно:

— Америка на потерю корабля отреагировала обиженной рожей, — Штольц своим сухим вытянутым лицом попытался изобразить «обиженную рожу америкосов», получилось не очень. — По кратчайшему маршруту запустили второй транспорт, и наш топ-менеджер не усмотрел в этом нарушений правил гонки, остальные утерлись молча.

— Догонят?

— Уже завтра, — Штольц сдвинул очки на кончик носа, готовясь сообщить нечто важное. — «Мамба Яна» вышла из каравана и пропала с экранов радаров, а тебе привет от пушистого ежика. — Штольц подмигнул и хитро улыбнулся.

— Спасибо, брат. Ответный привет и конец связи.

Наглость америкосов не знает границ. В любом правительстве всегда присутствует определенный процент, так называемых «ястребов», склонных любую проблему решать с позиции силы (своей силы), — люди «с каменным лицом». У америкосов они традиционно в большинстве. Всегда играют по своим правилам, и никто не смеет возразить, но…. как говориться в их же фильме: «Я подумаю об этом завтра»[2], а сегодня и сейчас ищем негров.

Мысленно пролистал инфу о «Мамбе Яне» — «Рыжем бивне». Грузовик российской постройки, куплен три года назад зулусским царьком Джумбой не для работы, а, «чисто, попонтоваться» перед царьками соседних племен. Из «казаться» и «быть» негры всегда выбирают «казаться», и не жалеют денег на предметы престижного обихода: бусы, зеркала, автоматы Калашникова, космические корабли и ядерные боеголовки. «Пускание пыли в глаза» не проходит по мере взросления, а принимает хроническую форму и, худо-бедно, скрашивает убогую жизнь. Тем не менее, «Мамба Яна» вооружен не луком и стрелами и реально опасен. Зулусы известны своей воинственностью и задиристостью, любимая тактика в бою — нападение из засады.

— Гриша, кого трудно искать в темной комнате?

— Чернокожих братьев, — Отрепьев потянулся и зевнул. — На сканерах чисто, может быть, и нет черной кошки на нашем участке?

— Если не видишь противника, не значит, что его нет, — неожиданно высказался Колька-стажер.

— Золотые слова. Сам придумал? — Отрепьев поднял вверх большой палец. — Командир, мы догоняем группу астероидов, и спектрометр показывает присутствие металла.

— Который смотрит блестящим от предвкушения взглядом карих глаз из-под черных нависающих бровей зулуса. Жду предложений.

— Выпулить пару торпед наудачу, — Сашка Буратино рубанул рукой воздух. — Если пришвартовались к астероиду, защита отключена. Есть шанс пробить.

— Кавалерийская атака с шашками наголо, — Отрепьев сделал паузу, ожидая взрыва смеха, и недовольно поморщился, когда его не последовало. — Подсунем обманку-замануху.

— Космокапсулу вперед пустить, — радостно подхватил Колька-стажер.

— Начинив отражающими параметрами космотранспорта. Есть программка на подобный случай, — Гришка мельком обернулся ко мне и, уловив одобрительный кивок, завозился с клавиатурой.

Корабли транспортного типа оборудованы двумя космокапсулами-шлюпками — миниатюрными четырехместными ракетами. Мы решили одну под видом транспорта «Надежда» отдать на растерзание орудийных залпов Южно-африканских аборигенов, а на второй причалить к «Мамбе Яне» и попытаться проникнуть внутрь корабля. Своеобразный абордаж.

Сашка торопливо облачался в скафандр, Колька умоляюще ловил мой взгляд, ожидая разрешения.

— У меня спецподготовка на отлично…

— В следующий раз, — я шуткой попытался смягчить отказ, — всех китаез с черными поясами отдам тебе, обещаю.

Захлопнули входной люк и прошли, отпуская за собой страховочные тросы-фалы к космошлюпкам. Из командной рубки нам виден темный, но, благодаря приборам наблюдения, прозрачный космос. Стоя на корпусе корабля, даже через приборы ночного видения различаем только неотчетливые контуры предметов в обволакивающей черноте. Смена освещения или точки наблюдения порой разительно меняет картину.

Щелкнул замок, запирающий фонарь кабины, и сразу приветливо осветилась панель управления, уютно загудел регенератор воздуха.

— А пушистый ежик — это кто? — неожиданно спросил Сашка между щелчками запускающихся систем.

— Наш космодромный, — почти не соврал я, — около проходной по траве частенько бегает.

— Видел, и даже в руках держал, — Сашка усмехнулся по-доброму, — колючий зараза, а почему привет только тебе?

— Саша, когда мне было двадцать лет, я знал ответы на все вопросы, а сейчас — увы! Вопросов много и ни одного ответа. Видимо, голова стала хуже работать.

— Или ежик обитает на пяток этажей выше, — съехидничал механик.

— Не опускайся до сплетен, — я мельком глянул на таймер. — Вторгаться в чужое интимное пространство — грех. Говорят, самураи, задев неосторожным словом карму господина, делали себе харакири.

— Все так серьезно? — Сашка смущенно засопел и резюмировал доверительно. — Не один я страдаю.

Коротко полыхнуло на правом борту и вперед умчалась капсула-обманка; отсчитав три секунды, снялись с борта и пошли следом. Транспорт «Надежда», отключивший радиолокацию и сенсосвязь, исчез с радаров, растворился, как призрак, в космической черноте.

— Они точно там? — нетерпеливо подпрыгнул в кресле Сашка Буратино и тотчас повторил с другой интонацией. — Они точно там. Нарываются на наше русское «разъетить».

Один из астероидов, корявый каменный обломок, размером с гигантский айсберг, осветился ярким пламенем и в сторону капсулы-обманки устремился целый рой торпед, ракет и реактивных снарядов. Черные «братья», они же «Рыжие бивни», они же зулусы, похоже, решили не оставлять «Надежде» шансов на сопротивление. Вслед снарядам по-собачьи взлаивала пушчонка прижавшегося к скале транспорта.

Ориентируясь по вспышкам, я «притер» капсулу поближе к центральному посту. Наше вооружение: бластеры, гранаты, пистолеты и компактные лазерные резаки для вскрытия бронированной обшивки. Способ многократно отработан. Провели по корпусу половинки дуги и, когда круг замкнулся, посторонились, пропуская вытолкнутый внутренним давлением кусок обшивки.

Швырнули внутрь гранаты и после взрывов нырнули следом. В трех креслах, вольготно раскинув ноги, сидели три высушенные вакуумом мумии, четвертая, очевидно, первый пилот, сидела, закинув ноги на приборную панель, — субординация по-африкански. Ребята оказались легкомысленными бруталами: не озаботились перед боем облачиться в скафандры и поплатились.

— Сашок, проверь машинное и заглуши реактор.

Я еще не успел договорить, как за Сашкиной спиной появилась громадная фигура в скафандре. Драться в невесомости тяжеловато, и я, торопливо дернув Сашку на себя и вниз, полетел вперед и врезался шлемом в плечо противника. Мельком отметил растерянный взгляд за стеклом гермошлема, схватил и вывернул назад руку с бластером. Три лазерных заряда прошили пол, и на приборной панели загорелась красным английская надпись «покинуть корабль — три минуты». Что-то перемкнулось, и включилась система самоликвидации корабля.

Упираясь ногами в пол, я вытолкнул здоровяка в открытый космос, следом направил Сашку и выбрался сам. Негр пытался упираться, но Сашка ногой в башмаке с магнитной подошвой дал парню крепкого пинка, и африканский хлопец, прихрамывая и придерживая рукой ягодицу, торопливо разместился в капсуле.

— Поехали.

Едва приподнявшись над кораблем, включил форсаж и торопливо заложил крутой вираж, торопясь скрыться от взрыва за ближайшим астероидом. Полыхнули светом и мгновенно затемнились стекла-хамелеоны фонаря кабины.

— Сейчас тряхнет, — буркнул Сашка и защелкнул замок привязного ремня на пленном.

Нас «тряхнула», несколько раз крутанула и протащила взрывная волна, и я, облегченно выдохнув, выключил форсаж, подмигнул негру:

— Будем жить. Инглиш ферштейн?

— Ес, ес, — оценив шутку, заулыбался парень. — Я по-русси хорошо говориль. Патрис Лумумба.

— В Москве учился, — пояснил Сашка. — Черный и белый — дружба навек — наш человек.

— Будем надеяться, хотя… человек — существо разноплановое. В любом намешаны и злость на весь мир, и тонкая душевная организация, и готовность любить всех живущих. Хочется верить, последнего в нем больше. Звать тебя как? Имя, номен?

— Джумба, Джумба, — зачастил зулус. — Русси баб звал Ванья. Очень любил.

— Ты их или они тебя? — развеселился Сашка.

— Любил, да, — зулус приосанился. — Царский невеста хотел, в Африку.

— Командир, — известие о статусе пленника поразило механика и приподняло в собственных глазах. — Командир, мы зулусского царя поймали.

— Колоритный персонаж, — я мельком оглядел негра, — в Африке такие толпами. Отдыхай, царь, посреди дороги не высадим.

ГЛАВА 8 СРЕДИ КОСМИЧЕСКИХ КАМНЕЙ

Живем на душевном порыве, и пусть наши

необдуманные поступки окажутся благородными,

— не будем о них жалеть, а случись повторить

— поступим так же

Девиз моего друга

Войн много, мы еще успеем победить в нескольких

Мимоходом

— Я рад попал русси плен, — заявил Джумбо-Ваня, едва выбрался из скафандра.

— А мы-то как рады, — не удержался от прикола Гришка, — ждали, надеялись, и вот свалилась удача. Стажер, кофе гостю. Я, Григорий Палыч, компьютерный бог замечательной команды; командира и механика ты уже знаешь и, судя по фингалу под глазом, уважаешь. Наш второй пилот Николай, умный, перспективный, надежный. Давай, коротко о себе. Нелегко, полагаю, быть царем воинственных зулусов?

В высоту зулусский царь перерос и меня, и Сашку Буратино — баскетбольный рост, плюс широкие массивные плечи и длинные руки с широкими ладонями. Широкоскулое простоватое лицо, уверен, может быть и жестким, и насмешливым, и каким угодно.

Люди, побывавшие во власти, пусть даже в Африканском племени, быстро превращают свое лицо в универсальную маску — личину, принимающую нужное для ситуации выражение, никак не связанное с испытываемым хозяином чувством.

— Я рад попал русси плен, — повторил Джумбо и осветил центральный пост блеском неестественно белых зубов в кругу коричнево-красных толстых губ. — Невеста-любов искал.

— В Зулусии невесты кончились? — удивился Сашка и пояснил. — Слышал, негритянки темпераментные до жути, без секса двух часов не могут выдержать, а негры — самые раскрепощенные любовники в мире — могут в любое время и в любом месте, часами.

— Да, брось, — Отрепьева «распирало» веселье. — Слухи, которые сами и распускают. Примеры ущербного спаривания, наверняка, случаются и у негров: иногда не вовремя срывается с пальмы кокос и мешает, гад такой, приплыть. Вот и приходится искать страны без пальм и кокосов для полноценного секса. А куда без поиска? Смысл жизни теряется. Я давно убедился, процесс погони и поиска дарит счастья не меньше, чем обретение. Иногда лучше так и не найти, чтоб жизнь не останавливалась.

— Секса есть, невест есть, — Джумбо добродушно усмехнулся Гришкиному спичу, огляделся и, осторожно придерживая в громадной ладони чашечку с кофе, присел на откидной стульчик у стены. Загрустил глазами и поведал историю несостоявшейся любви к русской красавице. — Секса — мой племя, другой племя, весь Африка, вся мир. Любов — русси девушка. Я улыбнулась, она улыбнулся. У нас революшн — я уехал. У вас революшн — не смог вернуться. Я рад попал русси плен.

— И корабль не жалко? — спросил Колька, сочувственно разглядывая пленного.

— Купим новый, красивый, — успокоил Джумбо. — Нефть, алмаз хватит.

— Вы негры, прямо, как русские, — отметил Сашка, — ничему жизнь не учит. Подбросим до места, а, командир? Отработает дорогу на переноске тяжестей в машинном. «Любов» как зовут?

— Наташья, — Джумбо расплылся блаженной улыбкой. — Белый волос, зеленый глаза. Натали.

Совпадения — редкая штука, но названное имя неприятно кольнуло сердце ревностью, и я ответил с несвойственной резкостью.

— Заканчиваем треп и занимаемся делом. Григорий, просвети расстановку команд в гонке.

— Немцы на «Бера Бире» далеко впереди и уже почти достигли Бэтта-Туманности — середина трассы. Китайская «Панда» и Австралийский «Попрыгун» идут рядом, что странно.

— Что странно? — как эхо переспросил Колька.

— Либо бой, либо сговор, либо китаезы нетерпеливо орут: «Уступите лыжню, кенгурятники!» — Гришка оглянулся на меня. — Продолжать?

— Ищи америкосов, — я привык доверять интуиции и быстро вычислил истоки своего раздражения, которое никак не могло быть вызвано ревностью. — Гриша, наши заокеанские коллеги запустили не транспорт…

— А быстроходный крейсер «Эльдорадо», — договорил штурман и, ткнув пальцем по «клаве», перебросил на большой экран изображение ощетинившегося пусковыми установками корабля, — и эта штука сейчас мчится по космосу, обрубая хвосты комет и волчком закручивая встречные астероиды.

— Приятно работать, когда команда въезжает в проблему с полуслова, а не отвлекается на праздную болтовню о сексе и девицах нетяжелого поведения, перевалив управление кораблем на плечи безропотного стажера.

— Да, я и… — смущаясь, закраснел Колька.

— Т-с-с. Слушаю предложения.

Мне ответила красноречивая тишина. Крейсер — машина для боя. Набит вооружением и новейшими сенсосканирующими системами. Убежать невозможно, спрятаться — сложно, победить… — было дело. Тогда в штурманском кресле сидел Штольц и «доставал» шестым пунктом инструкции, запрещающим стрелять с короткой дистанции. Американцы, боясь погибнуть на собственных ракетах, соблюли инструкцию, а Штольца я с трудом, но убедил нарушить, и американцы погибли от наших ракет.

— Надо сесть в засаду, как зулусы, — выдал идею Сашка Буратино. — Спрятаться за астероидом.

— И нас разнесут на молекулы вместе с астероидом, — комично пригорюнился Гришка.

— Обмануть, — включился Колька-стажер, — заставить стрелять по нескольким целям.

— Как? Одну из двух космокапсул-шлюпок уже распылили черные братья, — Гришка кивнул на Джумбо.

— Вокруг груды камней — космошлюпок естественного происхождения. Кажется, стажер идет к верному решению. Давай, Коля, освети свежей мыслью затхлые уголки мозга.

— Расставить маяки на астероидах, — совершенно смущенный моим представлением Колька указал на обзорные экраны с проплывающими обломками планет, — а самим спрятаться, незаметно уйти, пока крейсер сражается с ветряными мельницами.

Очередная пауза наполнилась холодком отчуждения и неудовольствия.

— Уйти — это как? Куда? — Сашка Буратино недоуменно огляделся и остановил взгляд на зулусском вожде. — Ваня, зулусы убегают из драки?

— Нет-нет, — с горячей обидой зачастил зулусский царь, — зулус начал драка, зулус продолжает драка. Племя разнимает и начинает балшой драка. Прибегает другой племя, третий…

— Пока не устанут?

— Зулус не устанет, — Джумбо приосанился. — Нет. Зулус далше драка.

— Совсем, как мы, — восхитился Сашка. — Уйти? Щас!

— Уходить бесполезно, — я взглядом пригасил благородное стремление механика к «драка». — Проблему придется решать сейчас кардинально. Мысль о маячках считаю здравой. Что, Гриша?

— Маяки будем включать по мере уничтожения, — серьезно заговорил штурман, — пусть подольше думают, что стреляют по реальному противнику.

— А спрятаться за большим астероидом, — попытался удержать приоритет в «мозговом штурме» Колька.

— Нет. Мы встанем за маленьким камнем, чтобы все видеть, — я оглядел команду: все готовы «к свершениям», «глаза горят». Доверить дело незаинтересованному — это похерить и выбросить. Давно убедился, человек охотнее выполняет задачу, которую сам себе поставил, и пользуюсь этим приемом постоянно. — Расставляем маяки и ждем. Стажер остается на космокапсуле в засаде.

— Командир, за что? — Колька встал с кресла и протянул ко мне обе руки, а я-то, по-наивности, думал, что такие жесты артисты придумали для выразительных сцен. — Командир, мне в бой надо.

— Боишься, «драка» не достанется? — усмехнулся Гришка. — Успокойся, хватит всем.

За бесконечными битвами экипаж совершенно выбился из режима. Обед и отдых в очередной раз пришлось перенести «на потом». Гришка и Сашка из отработавших блоков монтировали маяки и начиняли программой. Джумбо горячо включился в работу и, топая, как боевой слон, бегом перетаскивал блоки к шлюзовой камере. Я пытался разбудить в Кольке дремлющую тевтонскую расчетливую половину и пригасить разухабистую русскую составляющую.

— Помнишь, какую роль сыграл засадный полк в Куликовской битве? Опрокинул, переломил и обратил в бегство — решил исход сражения. На космошлюпке с двумя ракетами и сотней реактивных снарядов, выпущенных в нужный момент, можешь качнуть стрелку весов в нашу сторону, — решающая задача, и в руках наша жизнь. Понятно объясняю?

Колька, кажется, дышать перестал от полноты чувств и только кивнул в ответ.

— Сиди, как мышь, пока не позову, но, если не сможешь сдержаться и ринешься в бой, едва завидев противника, лучше сразу откажись. Рулить космошлюпкой все умеют.

— Командир, — Колька несколько раз судорожно глотнул, — я оправдаю.

— Надеюсь на тебя.

До встречи с «Эльдорадо» больше часа, но нервы уже напряжены. Ожидание хуже боя; наполняет сознание тревогой, все ли сделал и предусмотрел… Нарастающее ощущение неправильности ситуации, — «Эльдорадо» шел по маршруту, как трактор по бездорожью; без признаков маскировки, а за его боевыми мониторами не дураки сидят, и о нашем присутствии в районе знают точно…

— Тревога!. Отключить системы слежения, выключить защиту. Включить маяк. Вниз пятьсот.

Ниже и слева на параллельном курсе, лениво поворачиваясь вокруг своей оси, плыл древний полиметаллический астероид. Я решил «нырнуть» под него. Ориентирующие сопла выбросили реактивные струи, пол и кресло провалились. От резкого притока крови к голове заложило уши и закололо виски. Сашка и Джумбо, не успевшие пристегнуться, «прилипли» к потолку и обрушились вниз, когда перегрузка закончилась.

— Гриша, включи эхолот, осмотримся.

Экран обзора передней полусферы показал четкую картину боя и подтвердил своевременность маневра уклонения. Крейсер «Эльдорадо» самозабвенно, как на учениях, расстреливал глыбу астероида с маячком, добросовестно сигнализировавшем всему космосу, что он-то и есть транспорт «Надежда», лучший и неповторимый. В атомном пламени горел металл и плавился камень, и уже никто не мог бы сказать был ли там на самом деле корабль.

— Вот примерно так и будет выглядеть наша смерть, — попытался схохмить Гришка, но судорожно кривящиеся губы выдали волнение.

— Крейсер здесь, а кого мы ждем через час? — спросил Сашка.

— Понимаю твое недоумение, друг, — Гришка снова начал ерничать и, значит, жизнь возвратилась в правильную колею; можно работать. — Надо отдать должное америкосам, среди них встречаются умные ребята, которые и подсунули на наш радар чучело вместо крейсера.

— Гриша, не увлекайся бессодержательным трепом. Переключаемся на второй маяк.

«Эльдорадо», почти готовый торжествовать победу, недоуменно «помолчал», прислушиваясь к переместившемуся за другой астероид сигналу, чуть повернулся и ударил по новой цели «полным бортом». Круговерть огненных смерчей окутала камень трехсот метрового диаметра. Многотонная глыба, раздробленная на разлетающуюся щебенку, заполнила экраны радаров рябью, запутала сигналы и размазала «картинку».

— Третий раунд!

— Есть, командир, — Гришка ткнул пальцем в «клаву», включая «маячок» на ближнем к «Эльдорадо» астероиде. — Посмотрим решатся ли америкосы нарушить инструкцию.

Коричнево-бурый массивный обломок планеты — Сашка Буратино в шутку обозвал его Ваней, чем вызвал на лице Джумбо радостную улыбку — «висел» в двухстах метрах над крейсером, и стрельба по нему грозила «Эльдорадо» серьезными повреждениями от собственных снарядов.

Однажды американцы не стали стрелять с короткой дистанции и лишились крейсера. Теперь они по полной отрабатывали полученный опыт. «Эльдорадо» громил «Ваню», «Ваня» отражал ударные волны и осколки в «Эльдорадо». Активная защита крейсера, принимая осколки за вражеские снаряды, полыхала по всему корпусу отклоняющими, гасящими взрывами.

— Командир, не тормози, — Сашка Буратино возбужденно стучал кулаком по подлокотнику, толкал в плечо Джумбо. — Закончится дело без нас.

— Хорошо бы, но не получится. Быстро в скафандры и в машинный. Возьми царя. Гриша, приготовились. Три торпеды: одну в дюзы, чтоб не могли удрать, две в центральный пост. Включить все маяки. Поехали.

Гришка — стрелок-штурман «от бога» — легко наводит на цели одновременно несколько снарядов, его безупречная работа не раз вытаскивала «Надежду» из беды. Плавно тронув штурвал, я вывел корабль из-под камня. Теперь мы «засветились» на экранах крейсера, но одновременно «светили» нашими параметрами еще пять маяков на разных астероидах. Богатый выбор целей почти не оставлял «Эльдорадо» шансов выбрать нужную.

Множество мелких камней между кораблями могли спровоцировать преждевременную детонацию торпед. Стрелять пришлось с минимальной дистанции.

— Огонь!

Три упругих толчка отметили вышедшие из аппаратов снаряды, но я продолжал держать «Надежду» на боевом курсе, чтобы не помешать стрелку вывести торпеды на цель. Дюзы, — традиционно не защищаемая часть корабля, — считается, что реактивный выхлоп отбросит атакующую ракету, вот только двигатель работает лишь на взлете, посадке и разгоне. Боевая рубка — самое защищенное место корабля. Для достижения эффекта требуется два-три снаряда: пробить активную защиту, пробить бронированный корпус, добраться до систем управления и жизнеобеспечения.

— Есть! — хищно глядя в монитор, Отрепьев удовлетворенным кивком подтвердил сказанное. — Лови, и… лови. Есть, командир.

— Вниз шестьсот.

Крейсер стремительно набух малиново-красным и поменял цвет на слепящий магниевый. Зулусский царь Джумбо, сидевший в кресле механика, торопливо защелкнул привязной ремень:

— Я рад попал русси плен.

— Прав, — преодолевая перегрузку выговорил Отрепьев, — если бы попал в американский, тебя уже бы не было.

Транспорт «Надежда», кувыркаясь и непрерывно вздрагивая в огне срабатывающей защиты, «проваливался» под укрытие полиметаллического астероида.

ГЛАВА 9 НОВЫЕ ЗНАКОМЫЕ — СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ

Хаос возобновился, то есть все вернулось к норме.

Уютно и привычно в состоянии перманентного хаоса.

Из воспоминаний старого космонавта

«Эльдорадо» разрушался поэтапно: емкости с активным водородом и окислителем оторвали и распылили в белесоватый дым кормовую часть; серия взрывов боезапаса в кластерах разнесла середину; остов боевой рубки, разрываемый неиспользованными ракетами в шахтах, превратился в изуродованную груду металла минут за десять. Все это время «Надежду» швыряли и трясли ударные волны и разлетающиеся части крейсера. Обзорные экраны полыхали огнем срабатывающей защиты и мешали наблюдению.

— Саша, что у вас?

— Справляемся, командир.

— Банька ребятам уже не нужна, — не отрывая взгляд от экранов, прокомментировал Гришка. — попарились от души. Только бы хватило блоков на замену.

Вся тяжесть космической схватки свалилась в машинное отделение. На всем протяжении боя механики меняли и вновь активировали отработавшие блоки, сгоревшие предохранители, пробитые защитные экраны. Вентиляция традиционно не справлялась, и черный дым, застилая отсек, заставлял работать едва не на ощупь. Библейский ад с горящей серой и кипящей смолой «отдыхает» рядом с машинным отсеком космического корабля в бою.

— Вижу стажера и америкосов, — подал голос штурман. Луч эхолота наконец-то пробился через помехи от взрывов и поймал сигналы американской обманки-«чучелки», на которую мы едва не «купились». — Космошлюпка. Быстро учатся ребята на чужом опыте. — Гришка заметно повеселел, увидев противника. — Похоже, стажер пытается их в плен забрать. Чем кормить такую ораву? Нам и один зулус разорителен.

— Пока только на чашку кофе «разорил», а пользу уже принес. Легок на помине.

Сашка и Джумбо, в закопченных изодранных осколками скафандрах, ввалились в центральный пост и разом заполнили громадными фигурами немаленькое помещение.

— Командир, отработали штатно, — Сашка Буратино швырнул шлем в дезактиватор, машину для очистки и починки спецодежды, стянул и бросил следом скафандр. — Раздевайся, Ваня, обед заработали.

— Накормим. Гриша, попробуй связаться с америкосами. Маловероятно, но вдруг окажутся адекватами и сдадутся без истерик.

— Уже, — Гришка «перещелкнул» изображение, и большой экран отразил более спортивно-волевые, чем миловидные, лица двух астронавток.

— Ха, девки, — удивился Сашка Буратино. — Мужиков для космоса не хватает?

— У них к этому давно идет, — пояснил Отрепьев. — Эмансипацию не остановить, а мужики стремительно голубеют. Скоро экипажи будут сугубо женскими.

Одна из девушек показалась мне знакомой: распахнутые почти до круглости глаза встречаются не часто, и сейчас они ласково смотрели на меня. Тем временем, и зулусский царь Джумбо изумился встрече со старой знакомой.

— Блад… — начал по-русски, но сразу переключился на родной Ваня, не отрывая взгляда от второй девушки, и горячо произнес длинное закрученное, очевидно, ругательство.

Девица в ответ кровожадно оскалилась, ощутимо подалась вперед, будто собираясь схватить за горло нашего зулуса, и выговорила длинную английскую фразу, в которой я разобрал несколько раз повторенное слово «фак ю».

— Американцы жуткие сквернословы, — отметил полиглот Отрепьев и продолжил, добавив в голос большую ложку ехидства. — Тесен мир, постоянно дарит нежданные, но приятные встречи. Девчата, мой командир приглашает продолжить путешествие на нашем корабле, поскольку до ближайшего оазиса вам не хватит горючего, а мы гарантируем кофе и вечер в теплых объятиях старых друзей.

Джумбо злобно зарычал, а девушка испустила вопль, напоминающий боевой клич Ирокеза, блукающего в поисках добычи между пяти Великих озер… Экран разделила серебристая полоска, и Колька-стажер открыл рот в намерении высказать недовольство отлучением его от схватки.

— Коля, — перебил я благородный порыв, — повиси на расстоянии, пока примем девушек в шлюз. Задание понятно.

— Понял, командир, — Колька посветлел лицом, а правая рука воинственно прилегла на кнопку боевого джойстика.

— Саша, прими пополнение. Джумбо, — зулусский царь, еще не снявший «зверскую» маску, нетерпеливо оглянулся. — Джумбо, ожидаю корректного отношения к военнопленным и джентльменского с дамами. Йес?

— Ест, командир, — недовольно козырнул Джумбо и отправился за Сашкой к шлюзу.

— Интересно узнать истоки вражды представителей двух небратских народов, — предвкушая забаву, Гришка потянулся в кресле. — Судя по накалу страстей, дело выходит за пределы личных отношений.

— Поживем — увидим, а пока просвети обстановку в гонке.

Гришка пошевелил пальцами над голограммой «клавы», пробираясь по хитросплетениям дальней сенсосвязи, и скоро высветил трассу и три транспорта соперников.

— Впереди «Бера Бир»; «Попрыгун» догоняет, но китайцы на «Панде» не отстают. Мы одинаково думаем?

— Прав. «Панда» и «Попрыгун» вместе завалят «Бера Бира», а «Панда» в одиночку — не остывшего после боя «Попрыгуна». Сыновья поднебесной раздухарились.

— Поскольку уверены, что «Эльдорадо» справился с задачей и отправил нас встречаться с Богом, — договорил Гришка. — Практичные европейцы не постеснялись бы воспользоваться ситуацией, чтобы избавиться от соперников, похрустывая попкорном в зрительских креслах. Упускаем шанс.

— Упускать шансы и транжирить время — бесполезное, но приятное занятие; а практичность нам не свойственна. Русские в области морали, совершенные зулусы: любят сердцем, работают на душевном порыве, дерутся — за справедливость. Загребать жар чужими руками — не наш метод. Будем спасать европейцев. Свяжись с китайскими «товалисями».

— Ивана из сказки, который всех спасал, направо и налево разя мечом, прозвали дураком, — припомнил Гришка. — Пока не просят, не спасай.

— Мы тому Ивану прямые потомки. Не стоит менять традиции и неуместно умнеть.

Экран сенсосвязи засветился, а глаза «тайконавтов» заметно закосили от удивления.

— Ходя-друг, драстуй, да?

— Привет, — небрежно ответил Гришка. — Как дела? Как здоровье? Настроение на уровне? Что из дома пишут? Ничего не беспокоит?

— Нет-нет, ходя. Здоровье хорош, да, — лица соперников льстиво улыбались, но скулы наливались и перекатывались желваками.

— Рад за вас, — отрывался в кураже Гришка, — желаю мирного полета и удачной посадки. Надеемся встретить на Меларусе всех участников состязания. Конец связи.

Экран эхолота отразил Гришкин привет отставанием «Панды» и «Попрыгуна» на безопасную дистанцию.

— Как говорят наши раскосые братья: «Лучшая победа — это предотвращенный бой».

— Но войну китайцы не прекращают никогда, — устало возразил Гришка. — Они всегда в наступлении; как муравьи; когда первые застревают и гибнут в смоле, задние, как по мосту, проходят по их телам вперед; отдают жизни за благо муравейника, довольствуясь самосовершенствованием и созерцанием.

— Занесло тебя, Гриша, не идеализируй: западный человечек, наверное, не понял бы, как можно быть счастливым, не получив от жизни всего и для себя; но и современные Дети Поднебесной стремятся, скорее, к обладанию, чем к созерцанию; хотя и ты прав, их не остановить: у китайцев запредельно длинная скамейка запасных.

На плечи прилегли теплые ладошки и к правому уху прислонилась копна пышных волос.

— Гриша, помоги Сашке организовать ужин, а у меня встреча с юностью. Здравствуй, Галчонок.

— С юностью встречаться лучше мысленно, — мгновенно отозвался «поперечный» штурман. — Память хранит ее молодой и красивой, а глаза — рубят правду-матку без снисхождения.

— А теперь оглянись и убедись в своей неправоте.

— Елы-палы, — Гришка озадаченно потер пальцем макушку. — Здравствуйте, девушка, я Гриша.

Девушка, совершенная Барби-спортсменка, с распахнутыми до круглости темно-серыми глазами, присела ко мне в кресло, прижалась плотно и, как раньше, уютно задышала в ухо.

ГЛАВА 10 МЕСТЬ И СТРАСТЬ

Мысленная беседа с другом, и надежда на встречу,

сокращают дорогу и раскрашивают впечатления; увы,

чаще приходится довольствоваться беседой с самим собой.

Философски о личном

Галя-Галчонок — младшая сестра Штольца. Школьницей укатила в Америку по обмену, да так и прижилась, изредка связываясь с родителями по скайпу.

В старших классах у нас сложилась компания мальчиков и девочек по интересам: музыка, игры по сети, но чаще разговоры и споры, в которых мне отводилась роль мебели. Сидел и слушал, иногда засыпая, на потеху присутствующим.

К моей неактивности привыкли и спокойно воспринимали как часть обстановки. К концу четверти учителя спохватывались, не видя оценок против фамилии. Тревожно оглядывали класс, облегченно вздыхали, заметив объект за последней партой и несмело спрашивали что-нибудь простенькое. Удивившись правильному ответу, задавали вопрос посложнее, потом еще сложнее, потом терялись и ставили «хорошо», не в силах преодолеть неверия невесть откуда взявшимся способностям и знаниям.

Встречались обычно у меня, папа-хирург часто дежурил ночами в больнице, но однажды собрались у Штольца на «шахматный турнир и фруктово-ягодный коктейль», как объявил мой друг программу вечера. Я вошел в квартиру и уперся взглядом в большущие почти круглые глаза десятилетней девчонки-худышки в драных джинах и застиранной маечке-топе. Почему Галя-Галчонок среди эрудитов и красавцев выделила большого и неуклюжего меня, бог весть, но девочка не отходила ни на шаг: стояла за плечом или присаживалась на подлокотник кресла.

— Гони этот прилипалу, — в гневе путая падежи, бесновался Штольц. Родители, сохраняя родной язык, говорили с детьми только по-немецки, и у Сашки на всю жизнь сохранился очень заметный акцент. — Иди к свой модельным куклам, гадкая утенок.

— Всегда есть надежда, что гадкие утята округляться в прекрасных лебедей, — неожиданно для себя и компании возразил я, а девочка прижалась плотнее и молча смотрела круглыми глазами.

Удивительно было другое, я вдруг разговорился: сыпал цитатами от известных и великих, вплетал множество смешных, хотя и приличных анекдотов, сказал длинную латинскую фразу и всех обыграл в шахматы. Через пару дней вновь собрались у Штольца. Галя-Галчонок, прислонившись к плечу, уютно сопела в ухо, а друзья-товарищи, распахнув рты, «наслаждались» моим красноречием. Еще через день я впервые за десять лет учебы на уроке поднял руку. Наш класс был выпускной. Штольц и я поступили в училище космолетчиков. Вскоре в Америку подалась Галя. Разбросала судьба.

— Командир. Экипаж американской космошлюпки доставлен на борт, — в интонации Кольки-стажера упрек и неподдельная горечь: не дали вцепиться в горло врага; ракетой не получилось «стрельнуть».

— Молодец, отлично справился с задачей, бери управление. Мы сегодня ужина дождемся?

— Командир, надо было видеть, как они сцепились, и услышать, как рычали, — Сашка Буратино, смеясь до изнеможения, вошел в рубку, цепляясь за переборки добрался до ближайшего кресла и захохотал, размазывая ладонями слезы по веснушчатым щекам. — Кое-как затолкал врагов в каюту, чтоб не загромождали коридор.

— Уверен, сейчас услышим смешную историю, в которой юмор не поднимается выше пояса, — дождавшись окончания приступа, констатировал Гришка Отрепьев. — А у нас дамы.

— Галчонок, тебя дамой обозвали.

— Могу обидеться, — Галя прощающее покосилась на Гришку и улыбнулась, — но не хочу. История вражды и страсти, любви и ненависти чернокожего монарха и белолицей шпионки мне хорошо известна.

— Делись, — я подвинулся в кресле, чтобы девушка уселась поудобнее. — Судя по вздрагивающим переборкам и доносящимся воплям, названные персонажи сейчас заняты ненавистной страстью и не смогут помешать рассказу, а Сашкину версию после ужина послушаем. — Механик, уловив намек, завозился с кухней.

— Джуди Нигерскиллер… — начала рассказ Галя.

— Убийца негров, — торопливо перевел Гришка.

— Это не фамилия, а прозвище, которое Джуди с гордостью носит, — пояснила Галя. — Джуди работала в Москве секс-шпионкой высокого ранга.

— Что в сексе нашпионишь, — удивился Сашка. — Все давным давно известно.

— Как Мата Хари, — сверкнул эрудицией Гришка.

— Вроде того. Регулярно и оперативно отправляла в Белый Дом ценную информацию, добытую в развлечениях с депутатами и министрами. Государственные люди в постели, мягко говоря, не блистали, и девочке приходилось «поддерживать форму» в общаге Университета Дружбы Народов.

— Где и познакомилась с нашим Джумбой, — радостно вклинился Отрепьев.

— Гриша, — пришлось одернуть развеселившегося штурмана. — Дай слово основному докладчику.

— Только реплика с места, подтверждающая неподдельный интерес к рассказу.

— Сначала Джуди встречалась с баскетболистом Черным Бинзо. Как встречалась… они встретились, заперлись в его комнате, а через трое суток мощный центровой Бинзо умер от истощения сил.

— Не слабо, — восхитился Сашка.

— Потом Джуди встретилась с футболистом Стремительным Зензо. Зензо продержался почти пять дней: футболисты традиционно отличаются выносливостью. Джумбо, для которого Бинзо и Зензо были не только соплеменниками, но и друзьями-почти братьями, поклялся отомстить.

— Убить? — поразился бесхитростный Сашка.

— Не совсем, — скажем, довести до смерти, измотав наслаждением.

— По-русски, такое умещается в одно слово…

— Зулусы-звери, — не удержался от комментария Гришка, — месть для них святое, но и секс-шпионки — живое оружие.

— Нашла коса на камень. Рассказывай, Галчонок, дальше.

— За поединком наблюдала вся общага, и знакомые знакомых со всей Москвы. Заключались пари, делались ставки, но тут приехала полиция. Джуди, одетую в золотые сережки с бирюзой, посадили в полицейскую машину, а зулусский царь, голый и возбужденный, до утра бегал по коридорам и лупил воздух пудовыми кулаками. Джуди выслали из страны.

— Помню-помню, — радостно вмешался политически «подкованный» Гришка Отрепьев. — Государства в очередной раз поссорились. Наши отправили через океан десяток секс-шпионок, америкосы объявили персонами нон-грата наших потаскух. Баш на баш.

— Почти, — спокойно возразила Галя. — Ваши востребованы: ведут шоу и программы на ТВ, а нашим — слом карьеры… или в астронавты, на почти верную смерть.

— Это вас ТВ накручивает, гоняет сериалы о космосе под рубрикой ужасы, — поддержал Гришка, — в астронавты идут только безнадежно проштрафившиеся америкосы, а так, сплошь бывшие русские.

— То-то они и задевают нас по поводу и без: то ракета случайно улетела, то за пирата приняли, — припомнил обиды Сашка, — Мстят, а за что? Никто не гнал.

— Бывшие друзья — лучшие враги.

— Командир, форс-мажор, — Гришка «перебросил» на большой экран картинку с эхолота. — Пираты дербанят Австралийского «Попрыгуна».

Пираты, — бывшие земляки, отселенные земными правителями за нелояльность на дальние планеты, — действовали по апробированной схеме: палили по транспорту из всех видов легкого вооружения, выводя из строя активную защиту. Компьютер, реагируя на движение, ракетами уничтожал пушечные снаряды и быстро расходовал запас. Потом пираты спокойно пристыковывались сверху — абордаж.

— Срочно, китайцев и немцев. Пусть помогут.

— Сам-то веришь? — усмехнулся Гришка, поколдовал над голограммой «клавы и озвучил-процитировал ответы: «Ми реально боятся, товалися», «Тормозим перед Меларус. Разгон не хватает топлифф», — а мы успеваем только к шапочному разбору.

— Твою мать. Галчонок, помоги, Саше убрать посуду, а дядя поработает. Гриша, ты слышал про «наждачный занавес»?

— Теоретически… — поежился Гришка.

«Наждачный занавес» — частое явление в пересечениях и столкновениях космических потоков. Весь космический мусор смешивается в турбулентном завихренном потоке, толкая и дробя друг друга.

— Теоретически, — повторил Гришка, — истирает всякий влетевший предмет в пыль, а практически, наверное, до размера молекулы.

— Но, если пройдем насквозь, повиснем над пиратами минут через пять. Придаем угловое ускорение этой чушке, — ткнул пальцем в экран обзора передней полусферы, на котором лениво поворачивался похожий на суповую тарелку попутный астероид. — Спрячемся, как за щитом. Коля, делай, как я.

Аккуратно «притер» транспорт к астероиду и дал полную тягу правым двигателям. Астероид, вычерчивая невидимую дугу и стремительно разгоняясь, пошел на молочно-белую стену космической пыли.

— Всем смотреть на камень, — важно не пропустить момент, когда размер астероида в потоке истирающих частиц сравняется с нашим, и включить активную защиту. Экран обзора застелили снежно-белые вихри, сквозь которые иногда просвечивает стремительно сжимающийся контур. — Защита.

— Есть, — Колька-стажер нажал кнопку на панели, и транспорт «Надежда» заполыхал по всему контуру, будто взорвался. Активная защита сжигала летящие в корабль камни и отслужившие остатки астероида.

— Надолго не хватит, — сквозь зубы произнес Гришка.

— А больше не надо, — экран зачернел прозрачной темнотой. — Прошли. Сашок, Коля, восстанавливайте защиту. Ищем пиратов. Есть визуальный контакт. — Пиратский, по виду, крейсер уже швартовался к «Попрыгуну» и, следовательно, отключил свою защиту. — Три ракеты в рубку.

— Есть, — корпус троекратно вздрогнул, отзываясь на выход снарядов. — А почему не две?

— Разозлили.

После первого попадания крейсер, как шкодливый кот, рыскнул в сторону, но две следующие ракеты лишили корабль управления. Черная громада пошла наискось от маршрута, постепенно сливаясь с вечным космосом.

— А почему не добили? — удивилась Галя. — И австралийцам счет за спасение.

— Совсем американизировалась, — прокомментировал Гришка и разъяснил. — Благородные герои денег за спасение не берут; а пиратам дали шанс на вторую жизнь, где головорезы, может быть, вернуться в мир приличных людей.

— Гриша, тайконавты к нам не слишком близко?

— То ли пытаются атаковать, то ли приключений на желтую задницу ищут.

— Уже нашли. Две ракеты.

— Есть.

У нависшей над нами «Панды» включена защита, и две ракеты вреда не сделают: легкая зуботычина, — пригасить темперамент зарвавшихся соперников. Засветился экран сенсосвязи, с которого испуганно махали конечностями китайские «товалися»:

— Мы близко посмотреть. Мы помочь.

— Не люблю, когда висят над душой. Скажи, чтоб садились сразу, если не хотят осыпаться на планету грудой металлолома;… и включи дополнительный компенсатор на автопилот: наши гиперактивные гости-любовники в безудержной страсти и мести того и гляди корабль на молекулы разнесут.

— «Не узнаю Григория Грязнова»,[3] — насмешливо пропел Отрепьев. — Командир, ты сегодня, как с цепи сорвался. Крушишь направо и налево. Проход через «Наждачный занавес» уже стал фактом космической истории: такого никто не делал.

— В наших учебниках написано, что это невозможно, — поддержала Галя.

Я повернул кресло от экрана и, подхватив девушку за талию, усадил на колени. Вгляделся в темно-серые почти круглые глаза. «Есть девушка, рядом с которой я становлюсь сильнее», — мог бы я ответить, но только молча тронул губами теплые губы Гали-Галчонка. Много раз, может быть, тысячу вспоминал девчонку худышку из детства, совсем не надеясь на встречу.

— Самое время спросить у девушки, в порядке ли она, — снова съехидничал Гришка.

— Гриша, не нарывайся и не завидуй. Улыбка женщины отражается на лицах мужчин. Уверен, и тебе судьба еще подарит счастливую встречу.

Транспорт «Надежда», плавно замедляясь, пошел по орбите Меларуса.

ГЛАВА 11 ЯВЛЕНИЕ «ЧИКАГО»

Март — это состояние души.

У некоторых мужиков март — круглый год,

а если еще и каждую неделю семь пятниц…

Откровенно о личном

— Этот прилипала тебя и в космос нашел, — лицо Штольца на экране сенсосвязи покривилось благородным негодованием, когда увидел прижавшуюся ко мне Галю. — Вернешься, получишь сильный взбучка.

— Извини, брат, у нас цейтнот. Давай к делу. Как ты лопухнулся с крейсером?

— Источник с «двойной дно»… или «тройной», — как всегда в волнении путая падежи, объяснил Штольц. — Доложил о транспорте и умолчал о крейсере. Богатые америкосы могут себе позволить несколько кораблей…

— То есть, транспорт рядом?

— Выходит на орбиту Меларуса. Ищи быстро.

— Григорий… черт!

— Успокойся, командир, — вальяжно откинулся в кресле штурман. — Он на другой стороне планеты. Угрозы нет.

— Тогда закономерный вопрос, почему не воспользовался преимуществом: более высокой орбитой и скоростью?

— Испугался, наверное, — неуверенно отозвался Гришка.

— Решил дать нам шанс, по-пацански, — рубанул ладонью воздух Сашка Буратино.

— Не смеши. Когда на войну попадают люди, обремененные моралью-нравственностью, их быстро-быстро убивают; а продолжают бой нормальные люди. У америкосов вместо благородства холодный расчет. Галя, я прав?

— Угу, — Галя потерлась щекой о мое плечо. — Транспорт «Чикаго», шел в режиме молчания, с целью подстраховать и добить. Экипаж смешанный: штурман-стрелок и механик — женщины.

— Они нас не заметили, не нашли, — подал голос Колька-стажер и указал на экран кругового обзора.

Колька сориентировал камеры наблюдения на корпус нашего корабля, и все стало понятно. Обшивка транспорта «Надежда» в «наждачном занавесе» отполировалась до зеркального блеска и отражала-рассеивала все щупающие-ищущие лучи вражеских локаторов.

— Зато нашли австралийцев, — сухо сказал Гришка, — и бьют «Попрыгуна» на посадочной глиссаде.

Корабль, входящий в атмосферу, почти не управляем, кроме того отключает защиту, а потому наиболее уязвим. Атмосфера Меларуса смазывала картинку на экране, но можно было разобрать, что «Чикаго» не жалеет снарядов. Прицельно и расчетливо, как в тире, расстреливает беззащитную и безоружную мишень; подло, нагло, безжалостно.

— Пытаются вырваться, — почти влипнув глазами в экран, комментировал Гришка.

Укутанный огненным шлейфом «Попрыгун» развернулся дюзами к планете и включил стартовые двигатели. Я против воли сжал пальцы в кулак: «Ну, есть шанс!». Реактивная струя полыхнула и опала: две торпеды, рванув одновременно, разорвали транспорт на два неравных куска. На поверхность Меларуса австралийский транспорт «Попрыгун», сгорая сам и сжигая экипаж, осыпался дождем огненных головешек.

— Твари, — сквозь зубовную дрожь выговорил Сашка, — не по правилам.

— «Попрыгун» ястребам отольется, — тихо, но твердо пообещал Гришка.

— Америкосы сами устанавливают правила, а, если надо, меняют по ходу игры. Гриша, предложи, подлецам садиться, а в качестве аргумента взорви рядом торпеду.

— Есть командир, — Гришка забормотал в монитор английские фразы и с удовольствием нажал кнопку боевого джойстика. — Ловите, ребята. Послушными становятся, когда их бьют; входят в атмосферу, командир.

— Давай, Сашок, ужинать, пока конкуренты рассаживаются. Галя, я правильно понял, что ты знала о догоняющем нас «Чикаго», но не нашла нужным об этом сказать?

— Конечно, — Галчонок удивленно повернула ко мне почти круглые глаза, — это моя работа.

— А промолчала?…

— Потому что не моя тайна.

— Противостояния великих держав никто не отменял, — неожиданно подал голос Отрепьев. — Девушки в нашем корабле, но не в нашей команде. Галя и Джуди — форварды другой стороны; они на работе, за которую получают зарплату.

— Логично…. Позови к столу неутомимых мстителей, хотелось бы поддержать их силы до возвращения на Землю. После ужина озадачим зулуса работой на воздухе; а на девушку свалим уборку помещений, просто, отвлечь от смертельно опасных сексуальных упражнений.

Полуодетая разгоряченная Джуди Нигерскиллер и зулусский царь Джумбо «прожигали» друг друга взглядами и стремительно уничтожали продуктовые запасы транспорта «Надежда». Сашка Буратино растерянно огляделся и показал на пятилитровые тубы с просроченной космической едой, я кивнул.

— Вот и пришел «черный день», — не удержался от комментария Гришка.

Сразу после ужина обрядили зулуса в скафандр и затолкали в шлюз, перезаряжать торпедные аппараты и ракетные шахты.

— Пусть проветрит в вакууме орудие мести, — засмеялся Сашка Буратино и захлопнул за собой люк.

Половина гонки позади. Из девяти стартовавших с Земли кораблей, включая три американских, до Меларуса добрались только четыре: немецкий «Бера-Бир», китайская «Панда», американский «Чикаго» и наша «Надежда». Ни один из потерянных не умер «естественной» смертью, — все пали от рук конкурентов-соперников. Накал страстей запредельный, и, значит, кровавый счет будет расти.

Пока Сашка Буратино и Джумбо-Ваня перезаряжали вооружение, Гришка Отрепьев собрал виртуальное совещание командиров, назвал время обратного вылета и от моего имени жестко «попросил» не испытывать судьбу, пытаясь взлететь раньше. Одновременный старт с планеты — залог безопасности. Взлетевший первым на разгонном орбитальном круге может легко разбомбить оставшихся на поверхности, а потому мы принимаем на себя обязательство, «вы можете сердиться», первого взлетевшего сбить.

— Космическому флоту Штатов имеет право указывать только президент, — надменно процедил, поправляя командирскую фуражку, первый пилот «Чикаго» — худоватый верзила с лицом спортсмена. Неподвижно безэмоционально смотрели в экран спортивные девицы в голубых комбезах — штурман-стрелок и механик — час назад «завалившие» австралийский транспорт «Попрыгун».

— На кюхен свой фрау командовать будешь, — в тон ответил арийского типа белобрысый Ганс с «Бера Бира».

— Рискните, ребята, — засмеялся в ответ Гришка, — благородное, говорят, занятие.

— Попоззе мозно? Не успеваем загрузить, товалися.

— Поззе, мозно, — передразнил Гришка, — раньше чревато. Конец связи.

Погрузка не занимает много времени — десяток полутонных свинцовых контейнеров, с десятиграммовыми капсулами фелексина. У китайцев свой интерес: оставшееся в корабле свободное пространство заполняют местной флорой и фауной. По прилете в Поднебесную, все привезенное высушивается, истирается в порошок и продается в виде общеукрепляющих пищевых добавок, возбуждающих таблеток, капель и мазей от всех болезней; иногда и болезни нет, а у китайцев уже готова против нее микстура, — бизнес.

Колька-стажер под насмешливыми взглядами Гали откровенно флиртовал с Джуди Нигерскиллер:

— Сразу после остановки двигателей приглашаю на коктейли. Меларус славится…

— Коля, одевайся. Космошлюпка заправлена. НЗ на месте. Твоя задача: отслеживать наших друзей-соперников, и при попытке стартовать раньше времени, неукоснительно сбивать на взлете.

— А в бар? — растерялся Колька-стажер, беспомощно оглядываясь на Джуди. — Мы собирались.

— Тебе напомнить наказ дяди Штольца? — менторским тоном спросил Отрепьев и прыснул смехом. — Избегай распутных женщин и случайных связей, чтобы не корчиться в сомнениях: ты поимел или тебя отодрали.

— Я не распутная, а свободная, — обиделась Джуди, легким движением плеча, подраспахнув и без того откровенный халатик. — Случайные связи — вершина свободной любви, плюс состояние восторга, возникающее при пересечении общепринятых барьеров.

— Деловой человек, дитя города, — насмешливо прокомментировал Гришка. — Секс для снятия стресса, немножко спортивный: много, быстро и разнообразно; без обязательства непременно жениться, если что.

— Второй комплект ракет и снарядов в грузовой кабине, — я твердо взглянул на Кольку. — Сразу после залпа уходишь на форсаже, иначе, достанут. Справишься?

— Командир! — мгновенно подтянулся Колька.

— Отстыковка через шесть минут.

ГЛАВА 12 ГИБЕЛЬ «БЕРА-БИРА»

Мотивы конфликтов становятся понятнее,

если рассматривать конфликты как бизнес-проекты

Аксиома

— Коля, действуешь по обстановке, решения принимаешь сам, связи не будет, — хлопнул стажера по плечу, направляя к шлюзу. — В твоих руках наша жизнь. Дерзай.

Решение оставить на орбите космошлюпку не было спонтанным, а диктовалось настроением соперников в гонке. Китайцы, загруженные кроме фелексина местной фауной, на обратном пути будут уклоняться от боя и всеми силами беречь драгоценное сырье: меллатин везут для компании, а «попутный груз» — личная собственность и свой бизнес.

Немцы на «Бера Бире» прошли половину маршрута, всего однажды «стрельнув» и не получив ни снаряда в ответ, — свежие и с полным боезапасом. Действуют спокойно и расчетливо: не мешают драться другим, сохраняя силы и боеприпасы для последнего оставшегося.

— Логично и грамотно арийцы гонку ведут, — отметил между глотками кофе Гришка. — Ждут, когда яблочко покраснеет и сорвется с ветки; потом возьмут голыми руками, отряхнут от песка и предъявят судьям.

— Порочная тактика, Гриша, — я не упустил возможности схохмить. — Время ожидания зрелости истекло. Можно не дожить. Даешь приступ, с криком «Ура», со всеми вытекающими: лавровый венок, кубок победителя, поцелуй красотки, венок на могилу героя….

— Последняя позиция не очень, — засмеялся штурман.

На работу америкосов уже «налюбовались» вдоволь. Давят массой: кроме из ниоткуда проявившегося «Чикаго», на Луне «зализывает раны» и поджидает уцелевших «Клондайк»; и не факт, что наготове нет других перехватчиков. Хотят и добиваются победы любыми средствами. Удивительный минерал фелексин — это путь к мировому господству, и за каждым снарядом на Американских кораблях маячит костлявая морда дяди Сэма.

— Вход в атмосферу, приготовиться к перегрузке, пошел, — экран застелило желто-красное пламя «шлейфа». — Григорий, как температура?

— Норма, — коротко отозвался штурман.

Я развернул корабль дюзами к планете, и, подрабатывая стартовыми двигателями, плавно затормозил и опустил корабль точно в центр «Русского подворья»:

— С благополучным прибытием. Желаю всем надышаться оптимизмом, бодростью и человечностью.

Планета Меларус по общепринятому статусу своеобразный «Порто-Франко» — не принадлежит никому и одновременно является открытой площадкой для хозяйствующих субъектов. Земляне создали на планете несколько баз, представляющих национальные интересы, и поначалу неплохо уживались между собой.

Обстановка изменилась, когда открыли фелексин и разобрались в его уникальных свойствах-способностях перекидывать в целости и сохранности материальные тела через границу аннигиляции в нематериальный мир и, главное, возвращать обратно.

Пока борьба за фелексин не переросла партнерских отношений, гонка тому подтверждение, но, если америкосы не получат вожделенного приза, войны избежать будет трудно. Руководство Российской компании во главе с топ-менеджером Зверевым, «подогретое» заокеанскими деньгами, готово уступить наглому напору: владейте, мол, нам хлопот меньше. Для того и пытались разоружить транспорт «Надежда». «Слить» победу за океан, избежав гнева сильного соперника и межконтинентальной войны.

— Отважным космолетчикам наше здрасте, — забасил с экрана скайпа бородатый детина Федор, глава местной общины. — Как долетели?

— Федор, привет, не отвлекайся на дежурные вопросы, протокольная вежливость на Земле достала; быстро грузите и заправляйте: конкуренты в затылок дышат.

— От такого конкурента торопиться грех, — засмеялся Федор, кивнув на Галю. — Давайте к нам.

На мой взгляд, главное богатство Меларуса — люди. На освоение удаленной от столиц и «высшего света» планеты отправлялись парни и девчата, не нашедшие в прогнившем обществе применения кипучей энергии, силе, юношеской романтике; не захотевшие обменивать чувство собственного достоинства на блага и комфорт цивилизованных мегаполисов. Жители Меларуса смело смотрели, свободно и весело смеялись, радостно работали.

Про себя называю переселенцев «прямоходящими и несгибаемыми», сознавая свою нравственную ущербность: худо-бедно, научился выживать среди земного вранья, чинопочитания, заносчивости; могу и промолчать для пользы дела, и подсуетиться, и «отстегнуть», презирая себя, нужному человечку, — без этого в сплошной продажности и дела не сделаешь.

— Гриша, остаешься дежурным по кораблю; Саша и Джумбо занимаются погрузкой и заправкой; дамы идут со мной, отдавать визиты местной общественности. Есть возражения?

— Нэт, командыр, — замахал руками Джумбо-Ваня, со страхом косясь на Джуди Нигерскиллер, — я сильный, я погрузчик.

Не такой уж сильный. До мощного зулуса наконец-то дошло, что, выдернув из-под него красотку Джуди, я уберег племенного вождя от преждевременной, хотя и славной смерти, в объятиях неутомимой красавицы. Теперь зулусский царь готов кантовать полутонные контейнеры и опускать в шахты неподъемные ракеты, лишь бы снова не схватываться с Джуди Нигерскиллер в сексуально-смертельном поединке.

— Вечером открываем первый на планете монумент-мемориал, — радостно тиская мою руку, басил Федор. — Памятники — это исторические вехи, а у нас, получается, истории не было.

— Без истории никак…

— Пусть будут памятники, хорошие и разные. Мальчик пописал — памятник, чижик попил — и ему памятник… В жизни много серых красок, а памятники останавливают взгляд и будят воображение. Даешь памятники! Не в награду, а памяти для, — разливался Федор, наклонился и подтащил, прихватив за шкирку, вислоухого кобелька. — А вот и персонаж исторический, Тобик.

— Ну, здравствуй, Тобик, — присев на корточки, я ласково потрепал теплый загривок кобелька. — Ух ты, морда здоровая.

— Не такая и здоровая, — танцующий от нетерпения у трапа Федор приостановился, — бывают и побольше.

— Догонит, ты к своей лет тридцать шел.

— Ешкин блин…. — Федор, не обратив внимания на шутку, распахнул в волнении глаза и губы, нежно прихватил руку Джуди. — Девушка, вы к нам надолго?

— Навсегда, — мягко улыбнулась Джуди.

— Любовь с первого взгляда, — засмеялась Галя.

— Угу, — закраснел сквозь смолевую бороду Федор, ловко подцепил Джуди под руку и перестал обращать на нас внимание. — Покажу поселок, производство и все здешние красоты.

— А не обманешь? — игриво засомневалась Джуди.

— Обещаю, — легко и двусмысленно пошутил Федор.

— Как бы не обидели Джуди местные здоровяки, — обеспокоилась Галя. — Смотрят, как завороженные.

— Думаю они нашли друг друга, — возможность избавить экипаж от сексуального монстра только радовала. — Секс дает ощущение жизни, жизнь дает ощущение секса, нутром чувствую связь этих понятий. Пошли, Галчонок, лабораторию посмотрим, Федор сегодня для нас потерян.

Меларус несмотря на повышенную гравитацию — одна и две десятых жэ — комфортная планета, с ровным климатом. Семь больших материков, в сплошном океане. Высокие горные хребты не дают разгуляться ветрам, температура неторопливо колеблется от десяти до тридцати пяти градусов. В атмосфере чуть больше углекислого газа, в остальном похожа на земную.

— Здорово, Серега, — небрежно, будто вчера встречались, приветствовал Колян, худоватый очкарик с повадками джентльмена, и восхищенно уставился на Галю. — Я Коля, а вы к нам надолго?

— Колян, — я прижал Галю поплотнее к себе и сколько мог загородил собой: местные хлопцы при виде девчат глупели мгновенно. — Колян, расскажи о фелексине…

В ухе высокий красивый голос пропел строчку песни о снеге, который «идет», и раздался тревожный Гришкин голос:

— Командир, немцы собираются взлетать…

— Попробуй убедить словами, — новость, как обухом по голове. — Штольца подключи. Мы идем. — Схватил Галчонка за руку, побежали к кораблю.

Наверняка, туповатым, но упрямым бюргерам «накрутили хвост» америкосы. Любят загребать жар чужими руками. К запрещению взлетать раньше времени янки отнеслись вполне серьезно, и решили нашими руками убрать с дороги, хотя и полусоюзника, но все-таки конкурента, — «Боливар не вынесет двоих».

Гришка, не переставая убеждать коллег с «Бера-Бира», включил громкую связь. Немцы ругались, мешая русскую и немецкую речь. Пытались криками и напускной злостью заглушить в себе страх и хваленую тевтонскую расчетливость. Будто загипнотизированные зомбаки толпились в начале дороги смерти и уже занесли ногу, чтобы сделать первый шаг.

— Доннерветтер — это что? — обернулся Гришка.

— Хреновая погода.

— А думмкопф?

— Лучше тебе не знать. Жаль идиотов.

Экран наблюдения застелился пылью, дымом и огнем. В десятке километров с немецкого «гастхауза» на форсаже уходил транспорт «Бера-Бир».

— Думают прорваться в космос напрямую, без орбитального разгона, — прокомментировал Гришка.

— Никаких шансов…. - я не успел договорить.

Экран локатора четко показал, как проткнули и взорвались внутри боевой рубки транспорта две ракеты с космошлюпки. Колька-стажер справился с задачей на «отлично». Двигатели «Бера-Бира» продолжали работать в форсажном режиме, унося теперь уже «летучего Голландца» в последний бесконечный полет. Следом, спасаясь от американских ракет, растворилась в бездонной пустоте космошлюпка.

ГЛАВА 13 РОЖДЕНИЕ «ЧЕРНОЙ ДЫРЫ»

Человек, если не может добраться до непонятного объекта,

старается исследовать его методом взрыва, -

бабахнуть и посмотреть, что получится

Жизненное наблюдение

Еще на трапе строго попросил Сашку Буратино и Джумбо поторопиться с погрузкой и дозаправкой:

— И, будь другом, Сашок, сразу после старта накорми команду.

Попытка упорядочить обратный старт и спасти оставшиеся транспорты от самоуничтожения улетела в космические просторы на мертвом «Бера-Бире» — «пивном медведе» или «медвежьем пиве», — умеют же тевтоны названия придумывать.

Колька-стажер, выполнив задачу, уже мчался в сторону Земли. Опасность погибнуть на старте исчезла, и америкосы лихорадочно догружали свой корабль, рассчитывая незамедлительно стартовать, и разбомбить с разгонной орбиты нас или китайцев, или, в случае удачи, обоих.

— Александр, доложи готовность.

— Еще десять минут, командир.

— Так и не узнала об удивительных свойствах минерала фелексин, — Галя крутанулась в кресле второго пилота и засмеялась. — Зато лишилась подружки, как бы не пропала девушка среди голодных мужиков.

— Как бы мужики не пропали от любвеобильной шпионки. «Щуку бросили в реку», — ответил я словами басни и кивнул на Отрепьева. — О фелексине к ходячей энциклопедии. Все расскажет, как покажет, и объяснит, как на пальцах разложит, а мне достаточно помнить о «критической массе», чтобы не взорваться ненароком.

— Это опасно? — удивилась Галя. — Впервые слышу.

— Если на пространстве в сто квадратных метров собирается сто двадцать граммов фелексина…. - значительно произнес Гришка и важно покивал своим словам, — предполагается взрыв с непредсказуемыми последствиями. Версия гипотетическая, на практике пока никто не рискнул проверить.

— Поэтому транспорт берет только десять контейнеров по десять грамм? — догадалась Галя и вновь весело засмеялась. — То-то китайцы любят сюда летать: в корабле остается много свободного места, и можно загрузить контрабандой.

Китайская стартовая площадка «чайна-таун» на соседнем материке, изобиловавшем всякой пресмыкающейся живностью: змеями, ящерами, жабами, — но каждый прилет-визит желтолицых тайконавтов значительно сокращал континентальную фауну.

— Америкосы включили двигатели, — доложил Гришка.

— Приготовиться к старту, — на экране локатора четко виден момент отрыва «Чикаго» от поверхности. — Десятисекундный отсчет. — Экран закрылся черно-красными вихрями огня. — До встречи, Меларус. — На разгонной орбите я пристроился в хвост транспорту «Чикаго». — Гриша, свяжись с америкосами и попроси не бомбить простодушных и почти бескорыстных любителей природы из поднебесной…. если хотят жить.

Транспорт «Чикаго» негодующе фыркнул форсажным выхлопом и ушел в глубины космоса.

— Приятно кого-нибудь спасать, — поделился Гришка, — чувствуешь себя на ступеньку выше на лестнице самосовершенствования.

В центральный пост вернулся Сашка-механик; следом настороженно оглядываясь, вошел Джумбо-Ваня, выдохнул с заметным облегчением, не встретив секс-шпионки Джуди Нигерскиллер, и мгновенно приосанился:

— Этот девка сбежал, давай, до свидания, да?

— Не выдержала твоего напора, — почти серьезно ответил Отрепьев. — Покинула поле битвы. Засчитываем техническое поражение.

— Баранка, да, — развеселился зулусский царь и постучал пудовым кулаком по богатырской груди, — равный нет, да: лучший любовник, непобедимый воин, идеальный мужчина.

— Идеальный мужчина, как идеальная женщина, и как всякий идеальный предмет должны храниться в музее под стеклом с надписью: «Руками не замать», — не смог смолчать насмешник Отрепьев.

— Не по-пацански, — возразил святая простота Сашка Буратино. — Полагается дать Джуди шанс. В следующий раз на Меларусе матч-реванш устроим.

— Нет, реванш, нет, — лицо зулуса из темно-коричневого мгновенно стало серым. — У меня корабль нет, и деньги новый тоже нет.

— С нами доберешься, — настойчиво пригласил Сашка.

— Экономик поднимать надо, народ учить, да, медицин развивать. Время нет. Сам, если хочет, приезжает, — нашел решение трудной проблемы Джумбо, и облегченно огляделся. — Обед надо. Да.

— А почему за америкосами летим? — удивился Сашка, глянув на эхолот.

— По пути, — коротко ответил Гришка. — Пора бы уже нашему герою-перехватчику проявиться. Командир, америкосы к «Бера-Биру» швартуются.

— Наверное, надеются живых найти и спасти, — предположил Сашка.

«Бера-Бир» с разбитой носовой частью, выработав на форсаже топливо, плыл в неуправляемом вечном полете, а «Чикаго» пристраивался-стыковался снизу…. как обычно соединяются корабли для передачи грузов.

— Пока непонятно. Мы кофе дождемся, — я строго оглянулся на Сашку. — И оцените, я не спрашиваю про еду.

— Космошлюпка догоняет, — просто сказал Гришка, простучал пальцами по голограмме «клавы» и с монитора заулыбалась сияющая физия Кольки-стажера:

— Командир, задание выполнено.

— Причаливай с ходу, у нас очередной форс-мажор.

— Америкосы грабят, а не спасают? — удивился Сашка, раздавая чашки с кофе.

— Американцы никогда никого не спасают…. бесплатно, — ответила Галя. — Это основной принцип, почти национальная идея.

— Кольку приняли? Гриша, свяжись с «Чикаго», попытайся рассказать о критической массе.

— Показали фак и продолжают перегружать к себе контейнеры с фелексином, — хохотнул Гришка. — Заодно и посмотрят эффект от взрыва.

— Уходим, форсаж. Если идиот, рискуй своей жизнью, но они почему-то стараются забрать с собой побольше народу. Иного не ожидал. Глупость, помноженная на жадность, срывает границы разума. Приготовиться к переходу светового барьера.

Транспорт «Надежда» стремительно набирал ход, направляясь к родной галактике. Привычно протяжно тряхнуло на световом барьере, но я продолжал разгонять корабль.

— Командир, — несмело окликнул Сашка Буратино, — топливо.

— Выключишь двигатель, когда останется только НЗ.

— Снова садиться на Вуди-Руди, — неуместно завеселел Отрепьев и кивнул на Галю. — Получается, как в Тулу со своим самоваром.

— Стоп двигатели, смотрим на экраны и ждем, — я оглянулся на Отрепьева и отхлебнул кофе. — Очень жаль, Гриша, если последняя шутка в твоей жизни окажется глупой… У тебя и осталось-то не больше минуты, чтобы перешутить поумнее.

Звезды на экранах, быстро разгоняясь, поехали назад, а пол под ногами затрясся. Похоже, америкосы обрушили половину космоса. Я торопливо допил кофе, пристально вглядываясь в экран переднего обзора: несколько звезд остались неподвижны. «Звезды нашей надежды», выручайте».

— Не успеваешь, Гриша, шути быстрее.

— Если кто-то знает молитвы, самое время их прочитать, — насмешливо оглянулся безбашенный Отрепьев. — Так пойдет?

— Лажаешь. Судьбу не обмануть расхожими репликами из блокбасте…

— Теряем скорость, — выкрикнул Гришка, — уже почти скатились к световому барьеру.

— Торпеду. Назад по курсу. Время взрыва — две секунды. Пошел!

Грузовой транспорт «Надежда» — наш дом, наша крепость — вибрировал и стонал, прорываясь вперед из затягивающей черной пустоты. Задрожало изображение на экранах обзора. Корабль «рыскал» по курсу, теряя скорость и путевую устойчивость.

Двухтонная атомная торпеда вышла из аппарата и мгновенно застелила экран ослепляющей вспышкой, взрывная волна бросила корабль вперед.

— Двигатели, форсаж!

— Последнее топливо, — обреченно выговорил Сашка.

— Там оно не понадобится, — преодолевая перегрузку, обернулся к Отрепьеву. — Заказ на остроумную шутку не снят.

— Резервирую экспромт, — Гришка ткнул пальцем в монитор. — Скорость восстановили, но горючку сожгли. Теперь у нас вагон времени, точнее, вечность в беспосадочном полете. Шутить нам не перешутить.

— Еще скажи в присутствии девушки «мать-перемать».

На экране обзора задней полусферы убегающие звезды и галактики превратились в стремительные линии и кончились, умчались в черную пустоту, но транспорт не потерял скорости; и кулачок, сжимавший сердце, нехотя разжался, — вырвались.

— Всех с очередным рождением, — пережитая опасность требовала разрядки, обернулся к Гале. — Жаль, не могу поздравить с тем же твоих друзей.

— У американцев нет друзей, — возразила Галя, — только деловые партнеры, но, все равно, жаль.

— А у нас теперь есть знакомая черная дыра, — подытожил Гришка. — Куда мы можем нырнуть, когда устанем шутить, для встречи с деловыми партнерами.

— Не паникуй. — я давно «переваривал» идею посадки с выключенным двигателем, теоретически — это возможно. — Саша, в твоем астрономическом учебнике был параграф о вращении планет?

— Планеты вращаются вокруг Солнца и одновременно оборачиваются вокруг своей оси, — четко, как на уроке, продекламировал Сашка-механик.

— Молодец, а в каком месте планеты наибольшая угловая скорость отдельно взятой точки?

— Хи…, командир, — Сашка беспомощно расставил руки и начал оглядываться.

— На экваторе, — подсказал Колька-стажер.

— Где и находится изумрудная полянка с гостеприимной тропинкой в сторону леса, — радостно включился Отрепьев. — А Сашку винить не надо, по болезни урок пропустил.

— Не отвлекайся. Коля, обоснуй возможность посадки на точку.

— Двигаясь по орбите в направлении вращения планеты, — раздумчиво заговорил Колька; чувствовалось, парень реально представляет картину предстоящей посадки. — Уравнивая скорости, можем оставаться, «зависнуть» над одной точкой планеты.

— Теоретически, — насмешливо поддержал Гришка, — но, чем ближе к поверхности, тем большей должна быть скорость, чтобы не брякнуться.

— Следовательно, к «точке» нужно подойти на посадочной высоте, «притереться», — Колька-стажер «летчицким» приемом показал ладонями момент посадки.

— Что невозможно, — загрустил Отрепьев. — Нас сотрет в порошок о поверхность. Нужен тормоз, а горючку сожгли.

— Не всю, — Сашка-механик посветлевшим взглядом обвел команду. — В космокапсуле полная заправка.

— Вот и решили вопрос. Обеда когда-нибудь дождемся?

ГЛАВА 14 ТРАНЗИТНАЯ ОСТАНОВКА

Душевные устремления — это дорога

с множеством развилок и перекрестков

Мимоходом

Космос без женщин — просто вакуум

Мимоходом

Бесконечные переходы из боя в бой, из форс-мажора в запредельные перегрузки; без сна и отдыха; перекусы на ходу и на бегу, — обстановка в гонке просто не оставляла свободного времени.

Исхудавший высохший Сашка Буратино до смешного напоминал свой деревянный аналог. Сексуально измотанный тяжеловесный Джумбо-Ваня заметно постройнел, утратил большую часть жизнерадостности и порой непроизвольно вздрагивал, вспоминая безудержную секс-шпионку Джуди Нигерскиллер.

Колька-стажер быстро преодолел эйфорию от победы над Бера-Биром и, уставившись в экран обзора передней полусферы, грустил об оставшейся на Меларусе красавице Джуди Нигерскиллер. Гришка Отрепьев утратил искрометность, шутил дежурно и тускло. За собой замечал неоправданную резкость и безаппеляционность.

— Григорий, просчитай вероятность гибели Меларуса.

— Как это? — удивился Гришка, — где мы, а где волшебная планета.

— Григорий, — теперь удивился я и пощелкал пальцами перед лицом штурмана. — Проснись, задачка для второго класса: расстояние от нас до места взрыва — это радиус поражения.

— Туплю, — Гришка торопливо застучал по «клаве». — Есть, командир: только-только, но укладываются в границы выживания. Вероятность пятьдесят на пятьдесят. Джумбо, радуйся: матч-реванш может состояться.

— Я больше не мстить, — парировал Джумбо, — мстят слабый духом, а зулус сильный, могу прощать.

— Гриша. Ты обещал просветить девушку о свойствах фелексина.

— Одно «свойство» мы уже имели честь наблюдать, — оживился Гришка.

— Удовольствия не доставило, — улыбнулась Галя, и в ответ улыбнулась вся команда, и даже экраны обзора стали выглядеть веселее.

Удивительная девушка: внимательный взгляд почти круглых глаз делает жизнь вокруг интересной, насыщенной, красивой. Галя так и не завела в центральном посту своего кресла. В спокойном полете присаживается ко мне на колени, в бою — стоит за спиной, обнимая за плечи, и мне порой приходится изображать строгость и нарочито хмуриться, чтобы скрыть переполняющее сердце и душу счастье.

— Кто-то надеется, другие верят, а многие точно знают о наличии жизни после смерти, — тоном лектора из общества «Знание» заговорил Отрепьев.

— В смысле, рай и ад? — уточнил Сашка Буратино.

— Место богатый дичью, — серьезно поддержал Джумбо, — много мяса и бананы.

— И фелексин легко может туда доставить, — торжественно пообещал Гришка.

— Едва не доставил час назад, — скептически скривился Колька-стажер.

— И вернуть с сувениром от усопшего век назад дедушки, — как ни в чем ни бывало закончил Гришка.

— Гроб что ли дедушка передаст в качестве умного назидания «Мементо мори»? Григорий, давай другой пример.

— Хорошо-хорошо, — засмеялся Гришка. — Совсем чувство юмора растеряли. Жалею вас убогих. Сказки в детстве, читали, слушали, по телевизору смотрели?

— Я и сейчас читаю, — призналась Галя.

— А я в ней третий день живу, — сорвалось у меня признание, и Галя прижалась благодарно.

— А мне в четырнадцать лет рассказали, что Деда Мороза не существует, но я не верю, — мечтательно улыбнулся Сашка Буратино.

— И правильно делаешь, — интригующе понизил голос Гришка. — Присядь в кресло аннигилирующей установки, и всего один грамм фелексина перенесет тебя из материального мира в духовный. Ты поговоришь с Дедом Морозом; поцелуешься со снегурочкой, если повезет; покатаешься на оленях, только с нарт не свались; наешься конфет, шоколадок и орехов; в восторге от своего волшебного могущества организуешь зимний дождь, как дополнительный штришок на лицо белой зимы; а потом вернешься в реал, зажав в ладони горсть прошлогоднего снега, — в знак того, что был там на самом деле, и на твоей щеке еще некоторое время будет рдеть след от нежного поцелуя белоснежной красавицы…. а там и свадебка, с первой брачной ночью.

— Не опошляй чудесную картину, Гриша, — я плотнее прижал к себе Галю, — снегурочки наверняка и под платьем красивые, но не хотелось бы лишаться загадки.

— Охренеть, — выдохнул завороженный словами Сашка, поочередно осмотрел свои большие ладони и медленно сжал правую в кулак, — очень нужный минерал. Нырнуть в нужное время и спасти, например, поэтов на дуэли.

— Ребята уж больно не простые, — развеселился Гришка. — Особенно, кучерявый: чуть не по нем, или за пистолет хватается, или кулаком в лицо норовит запулить. Судьбу поэтов определил их характер, а, если вмешаться с целью помочь, то пушкиноведы будут вместо Дантеса называть другое ФИО, например, Сашка Буратино. — Гришка загрустил и продолжил. — Минерал полезный, но с ограничениями. Фелексин открывает дорогу материальному в мир духовного, в мир мечты. Гарантирует возврат и позволяет прихватить оттуда что-то в материальном выражении, например, работающую волшебную палочку, тем и опасен. Волшебная палочка не теряет волшебных свойств в руках дурака и подлеца — это страшно.

— Не складывается, — подал голос Колька-стажер, — мы можем позволить себе верить в сказки и работать за пригоршню прошлогоднего снега, но отправившие нас в полет не столь легкомысленны.

— «Речь не мальчика, но мужа», — одобрил Гришка, — правы, юноша. В руках государственного негодяя — достигший высот в политике иным априори быть не может — фелексин превращается в оружие всех времен и народов, а его применение может быть ограничено только недостатком фантазии недобросовестного правителя.

— Хотелось бы иллюстративного материала, — прервал я красноречие штурмана. — «Верба доцент, эксемпла трагунт — слова обучают, примеры увлекают».

— Запросто изменить историю, например: отменить открытие Америки, — просто ответил Гришка, — или изъять из водного баланса России Волгу, или собрать в свои погреба все золото мира.

Центральный пост погрузился в тишину: об амбициях и сестре ее глупости земных правителей знали не понаслышке, и мы же везем в их руки страшное оружие.

— Я убью тебя, лодочник[4], - выговорил я расхожую строчку из песни. — Команде, спать. Колька, курс на Вуди-Руди. Заправимся, перезарядимся и определимся с дальнейшими действиями.

ГЛАВА 15 ТРАНЗИТНАЯ ОСТАНОВКА

Мир устроен до безобразия просто

и по единой схеме: все имеет не только вход,

но и выход.

Мимоходом

Совершенно безумная фраза «космос опустел» до зубовной дрожи отражала реальность. Все, летевшее в сторону устроенного америкосами «армагеддона», многократно ускорилось и свалилось неведомо куда; летевшее в поперечном направлении — сбилось с маршрута, приобрело центростремительное ускорение и, закручиваясь по краю гигантской космической воронки, опускалось в страшную черную глубь, с каждым витком сжимая радиус орбиты и набирая вертикальную скорость.

Гришка Отрепьев, объединив память корабельных компьютеров, вывел на экран главного упрощенную схему случившегося катаклизма.

— Похоже на торнадо, — заметила Галя, — только наоборот. Торнадо захватывает снизу, проносит через воронку и разбрасывает вверху.

— Понятие «верх» и «низ» в космосе условно, — заикаясь от торопливости, высказался Колька-стажер, — и зависит от положения в пространстве наблюдателя.

— А я и раньше замечал в стажере потенциал мыслителя, — необидно пошутил Гришка.

— На личности не переходи, — Галя дотянулась и взлохматила вихры краснеющего от внимания Кольки.

— Я видел торнадо на озеро Туго Ухо, — поделился Джумбо Ваня. — Воронка набрал много вода и далеко вылил дождь с рыба и озорной трава.

— Озерной, — поправила Галя.

— Да, водяной, — согласился Джумбо.

— Аналогия понятна, — я оглядел команду. — Если здесь космос проваливается в воронку, то есть место, в которое он выливается. Еще версии?

— В школе я часто прогуливал уроки, — неожиданно признался Сашка Буратино.

— Не может быть, — искренне удивился Отрепьев.

— Я часто прогуливал уроки, — Сашка смутился. — На улице интереснее.

— Никогда бы не подумал, — покачал головой Отрепьев, — так и представляю тебя все время с книжкой, или за шахматной доской, или за экраном монитора, выуживающим крупицы знаний в библиотеках мировой литературы.

— Ничего подобного, — рыжий Сашка густо зарозовел, разом проявив все веснушки, — я никогда не пропускал астрономию и про космос знаю все.

— Что рассказано в учебнике за десятый класс, — подхватил Отрепьев. Гришкины голос и лицо выражали неподдельное сочувствие механику, но глаза «хохотали». — Ты наверное хочешь рассказать о сверхтяжелых планетах, которые притягивают даже собственный свет.

— Точно, — облегченно выдохнул механик. — Один грамм такой планеты весит, как целая галактика.

— И все-таки уроки, Саша, пропускать не следовало, — грустно улыбнулась Галя. — Один грамм той планеты весит ровно один грамм, а вот кубический сантиметр, как ты и сказал, весом в галактику.

— Ну, да; ну, так, — снова засмущался Сашка. — Не умею думать так глубоко, широко и всеохватно, но вы же поняли.

— Две версии — это дилемма. Есть из чего выбирать, — я твердо взглянул на штурмана, и смех в глазах Отрепьева сменился испугом и растерянностью:

— Командир, ты что задумал? — срываясь на шепот, спросил Гришка.

— Пока ничего. Прорабатываем версии. Давайте сейчас отдохнем, наберемся сил, на Вуди-Руди они вам понадобятся. Гриша, ты тоже свободен, за космосом Галя последит.

Наконец-то смогли наговориться и насмотреться друг на друга. Множество обязанностей и нестандартных ситуаций не оставляли времени на душевные разговоры и чувственные воспоминания.

— Галчонок, ничего не пропуская, какой черт тебя в Америку занес?

— Родители, — Галя улыбнулась теплой вспоминательной улыбкой. — Когда Сашка (Штольц) вместе с тобой поступил в школу космолетчиков, добропорядочных бюргеров чуть удар не хватил; они же знают, что космонавты долго не живут. «Унзере фамилия (нашей семье) хватит один труп», — сказали они и отправили меня в Америку, подальше от тебя, но я придумала, как встретиться.

— Плохо придумала: с америкосами у нас вооруженный до зубов нейтралитет, причем они всегда нападают, якобы случайно, первыми. Большое счастье, что немецкая пунктуальность в Кольке-стажере взяла верх над русским «авось», он не проявил инициативу и не сбил вас на подлете.

— Стало страшно.

— Колька — хороший солдат; не стреляет без команды и продолжает выполнять ранее поставленную задачу, пока не поступила новая вводная.

— Тебя всегда смешила эта черточка в характерах моих родственников.

— И сейчас смешит, но больше радует, когда есть надежные, обязательные друзья-сотрудники. Космос и без того малопредсказуем. Ты о себе начала рассказывать.

— Уже все, — Галя засмеялась, прижалась плотно и прошептала. — Росла, училась и ждала встречи.

Энергетика прикосновений родного человека — это и терапия и профилактика. Поэтому люди тянутся потрепать по плечу, по волосам, взять за руку: успокоился и поддержался, успокоил и поддержал. Теплая волна прошла по телу от ласкового прикосновения и теплых слов.

— Стыдно признаться, но я так и остался тупым безынициативным исполнителем, послушным попутному ветру. Развела судьба, значит, так было надо. Потерял столько времени — жил без тебя.

— Или взрослел и готовился к встрече…

— Не готовился, а тупо плыл по течению. Все теряем: кто целую жизнь, а кто отдельные крупные куски, но как винить внешние обстоятельства? Потери надо искать в себе: недосмотрел, недодумал, не так себя повел, поленился…. Встречи с тобой хотелось, но и пальцем не шевельнул; радостно вспоминал уютное теплое сопение над ухом, и не озаботился расспросить Штольца о его большеглазой сестренке. Только-только начал осознавать свою тормознутость: события управляют, а я ни разу не шагнул за очерченный круг, не попытался заставить мир вести игру по моим правилам.

— Ты сильно разозлился, будто оправдываешься… или споришь с кем-то.

— Злость на себя вне конкуренции, никак ее другие злости не компенсируют, — заглянул в почти круглые карие глаза. — Еще только предстоит научиться принимать собственные решения.

— Это говорит лучший космолетчик земли, — по-доброму засмеялась Галчонок. — Представляю, как комплексуют остальные пилоты.

— Они не успевают дорасти до комплексов…. мы сбиваем их раньше, и, поверь, без удовольствия, — работа такая. Накапливает, грузит в душу такое, что не хочется и с самим собой обсуждать.

— Груз достигает «критической массы», и у психиатра очередной пациент, — Галя мягко улыбнулась. — Продолжай, говори, нужно быть откровенным, хотя бы с собой… и со мной. Вуди-Руди, — Галя показала яркую зеленую точку на экране. — Правда, что твой экипаж — отцы многочисленных семейств на планете?

— Правда, — не стал я отпираться. — Бездумно наследили… Переходим на орбитальный полет, приготовься к перегрузке: посадка будет жесткой.

Галя посмотрела укоризненно, легла в противоперегрузочное кресло и пристегнулась.

— Здравствуй, любвеобильная зеленая планета, — тормозя на остатках топлива, я дотянул корабль на место прежней посадки, между хвойным лесом и серебристой рекой; на полянку с изумрудной травой и уютной тропинкой, гостеприимно уходящей в сторону леса.

Выработав топливо, остановились двигатели. Галя поднялась с кресла и, морщась от боли, разминала суставы рук и ног:

— С гаремом познакомишь, султан?

— Если согласишься стать любимой женой.

— Я подумаю, — серьезно ответила Галя, приблизив к моему лицу большие почти круглые глаза.

ГЛАВА 16 ЗАПАСНОЙ АЭРОДРОМ

Есть места, где мужики «отдыхают душой»;

для кого-то — это отчий дом,

для других — «запасной аэродром».

Наблюдение «по жизни»

Корабль плотно стоял на грунте, напряжение отпустило, и, как следствие, мгновенно навалилась усталость; обмякшие плечи, плетьми повисшие руки. Неделя почти без сна, работа «на нерве», — истощили, вымотали организм. Осмотр и ремонт повреждений корабля, полученных при «жесткой посадке», можно оставить на потом. Сейчас только спать, приводить себя в рабочую форму.

Наверное, годы поджали. Двадцать семь для космолетчика — большой возраст, когда риск внезапной смерти особенно высок, тем более, жизнь старательно подводила к обострению. Все чаще возникало ощущение, что вот-вот и разорвется или тихо остановится сердце, не выдержав запредельных нагрузок, и голос «садился» до шепота — легкие не могли с достаточной силой выталкивать воздух.

Старушка в надвинутом на глаза темно-сером капюшоне, никогда не отходящая далеко от пилотского кресла, легонько качнув вперед острую косу, внимательно смотрела и придвигалась ближе. Радость жизни и любовь отодвигались, заслонялись необходимым, насущным и обязательным. Душевные порывы уже не поддерживало уставшее тело. Секс с Галей не состоялся.

— Я не готова, — просто сказала Галчонок, — извини.

Правду сказать, никакой готовности и у меня не было. Наши отношения пока определяли воспоминания детства и школьная влюбленность, в которой не было место плотскому. Мы чувствовали и понимали друг друга на уровне взгляда, дыхания, прикосновения и несли в себе это нежное чувство как переполненную чашу, боясь уронить капельку драгоценной жидкости, расплескать неосторожным движением или неловким шагом. На смену количеству пришло качество счастья, которое хочется долго с наслаждением смаковать мелкими глотками, — возраст.

— Галчонок, иди спать. Моя каюта свободна, а я вздремну в кресле.

— Спасибо, — Галя благодарно улыбнулась, прижалась щекой и чмокнула в нос. — Знала, что поймешь и простишь, я в душ.

— Угу, — буркнул, следя за восходом первого из двух местных солнц.

В расстроенных чувствах, тревожном недоумении и неясных сомнениях встретил начало долгого дня на Вуди-Руди. На планете два дневных светила и одно ночное. Солнца — Стен и Буль (местные названия). Стэн светит двенадцать часов, потом всходит желтоватый Буль, опаляет жаром около восьми часов и «передает вахту» ночной Эоле. Непривычные долгие сутки длятся сорок часов. Не случившийся секс не мог повергнуть в уныние и заставить в одиночестве хлебать черный кофе в центральном посту грозного транспорта «Надежда»…

Из десятка кораблей, отправившихся за стратегическим сырьем, точно уцелела только наша «Надежда», и под вопросом оставались узкоглазые желтолицые братья. Вопрос складывался из нескольких «если»: если «тайконавты» не стартовали до взрыва, если не исчезли вместе с планетой Меллатин, если, взлетев, умудрились не провалиться в «черную дыру».

Ясности не было, но задачу я себе уже поставил: фелексин не должен добраться до Земли. Слишком безответственны земляне для обладания столь мощным оружием. Кого ни возьми: американцев, китайцев, русских, зулусов — непременно используют волшебный минерал для завоевания абсолютной власти.

Прав Колька-стажер, правящему конгломерату из бизнесменов и политиков и в голову не придет извлечь из сказки волшебную палочку и оделить каждого ребенка мороженым, а женщинам подарить цветы; а вот устроить Конец Света, он же Апокалипсис, он же Армагеддон, он же Страшный Суд без участия Бога — всегда пожалуйста. «Сплю», — сказал себе и «отключился».

Сон для меня время перезагрузки. Пока отдыхает тело, в мозгу идет конструктивная неостановимая работа. Накопленная информация кружится в поисках нужных, близких к теме файлов, сцепляется пазлами в картинки и логические цепочки и аккуратно раскладывается на полочки с надписью «решения». Три часа в позе полусидя-полулежа вернули к жизни и работе. Команда завтракала, и Сашка торопливо подвинул в мою сторону пластиковую посудину с говяжьей тушенкой.

— НЗ доедаем, — пояснил Отрепьев, — но к вечеру планируется уточка в золотистой корочке.

Чувствовалось, мой хмурый вид напрягал команду, но тут в центральный пост вошел могучий Джумбо-Ваня, сладко потянулся и всех развеселил:

— Очень хороший, спать без женщина сзади. Теперь всегда буду.

— А с женщина хорошо не спать, — мгновенно скаламбурил Гришка. — Только учти, амазонок сзади не возьмешь, пока спереди оборону не взломаешь.

— Командир, почему не разбудил посадку без двигателей посмотреть? — отсмеявшись, спросил Сашка.

— Галя расскажет.

— Нечего рассказывать, — улыбнулась Галя. — Все суставы вывернулись в обратную сторону, а тело расплющилось.

— Так и запишем в инструкциях по кораблевождению, — расцвел Гришка Отрепьев ответной улыбкой. — Теоретически посадка без двигателей возможна, но с жизнью несовместима.

С «доски объявлений» прозвучала бодренькая мелодийка: «Выходите на зарядку, становитесь по порядку.» Не перестаю удивляться, откуда Отрепьев выкапывает такие замечательные образчики абсурда. Следом за призывом «доска..» расцветилась надписями: «Деж. по кораблю — Отрепьев», «Деж. по кухне — Сашка».

— Дежурства придется скорректировать, — я подмигнул Сашке Буратино, отмечая, как парень повторил про себя и «намотал на ус» новое слово. — Добраться до поселка амазонок и обеспечить продуктовую безопасность корабля поручается Гале и Джумбо.

— А чем платить? — озаботилась рыночно дисциплинированная Галя.

— За деньги всякий купит, — схохмил Отрепьев. — Шучу-шучу, вот набирайте.

На транспорте всегда хранился запас товаров ширпотреба: иголки, бусы, ножи, ткани, монеты разных стран и эпох — никогда не знаешь, на какую валюту прельстятся аборигены.

— Отправляйтесь прямо сейчас. Саша, обеспечь ребят транспортом.

— Стоит у трапа, — недовольно буркнул механик. — Я сам собирался.

— У тебя другое задание, — проследил глазами, как легкий грузовичок на мягких шинах низкого давления скрылся в лесочке. — Бери тракторенка, отсчитай пятьсот метров и вырой яму. Спрячем феликсин.

— А не лучше, выбросить в космос и забыть? — осторожно высказался Гришка. — Нет, и взятки гладки.

— Не прав, Гриша, — штурман мне возражал редко, и я постарался ответить не жестко. — Фелексин — это гарантия нашей безопасности, как долг в миллион: не дадут умереть, надеясь на возврат. Выходим. Стажер в корабле. Никому не открывать, даже мне. Будет нужно, сам открою.

— Думаешь, и здесь есть китаезы с «Троянскими конями»? — удивился Гришка.

— Все может быть, работаем.

Два нижних грузовых отсека на корабле заполнены разнообразной техникой, вспомогательным инструментом и легко монтирующимися конструкциями. При желании, легко и быстро можем оборудовать небольшой космодром, с техническими службами, заправочной станцией и жилыми помещениями. Станцию ГСМ (горюче-смазочных материалов) запустили год назад, и теперь оставалось только развернуть шланги и включить аппаратуру.

На выбранной Отрепьевым поляне подрезали и скатали рулоном дерн, выбрали песчаный грунт и на дно получившейся ямы плотно поставили контейнеры с фелексином; утрамбовали песок и накрыли дерном. Сашка удовлетворенно кивнул:

— Никто не заметит, не найдет, умеем делать красиво.

— Золотые же руки, — усмехнулся Отрепьев.

— Мне всегда так говорят, — скривился механик, — а потом подсовывают какую-нибудь неинтересную работу… и отказаться не умею: нет во мне хитрости, не заложила природа, и живу-мучаюсь всю жизнь с этим недостатком.

— Учись отказываться, — поддержал Гришка, — подставлять шею, чтоб на нее сели, нельзя. Надо учиться «рубить хвосты», и помни, что золотыми руками рулит голова. — Прислушался и добавил. — Какие-то крики, командир, похоже, нас встречают.

— От встречи отказываться не будем.

Со стороны поселка амазонок доносились бессвязные вопли и нескладная музыка.

— Не дадут работать, — сквозь зубы проворчал Сашка, — хоть забором от красоток отгораживайся.

— Точно, — снасмешничал Отрепьев. — Сейчас усадят за стол и начнут приставать со своей уточкой в золотистой корочке.

— И неплохо бы, — облизнулся Сашка.

— Светские мероприятия ближе к вечеру, — я постучал по телефону в мочке уха. — Галя, как у вас?

— Загрузились. Ваши девушки рвались встречать героических отцов многочисленных прелестных малюток, но я убедила приготовиться и подождать.

— Уже легче, а Джумбо?

— Сначала шарахался, но оттаял душой и теперь бесстыдно тискает королеву под завистливыми взглядами фрейлин, попутно демонстрируя амазонкам праздничные песни и пляски зулусов.

— Вот, значит, откуда вопли и музыкальный гвалт.

— Амазонки в восторге от гармонии музыки, слов и содержания, кстати, совершенно неприличного; а Сашке большой привет и особое приглашение.

— Передам. Сашок, тебе привет от девушки с внимательным взглядом.

— Запомнила, — нежно протянул Сашка Буратино, расплываясь лицом в блаженной улыбке. — Подарок бы надо.

— Если нет денег на цветы — дари вселенную, — мгновенно посоветовал Гришка.

— Соберу букет, — Сашка кивнул, соглашаясь со своим решением. — Командир, а давай устроим на Вуди-Руди космодром, типа, запасного аэродрома.

— Сам понял, что сказал? — развеселился Отрепьев.

Мы не афишировали перед начальством наши посадки на Вуди-Руди, о транзитном приюте знал только Штольц, которому я доверял, как себе. Теперь, когда узнали о свойствах фелексина, наличие скрытого убежища позволяло смотреть на жизнь более оптимистично.

— И неплохая идея, — я хлопнул Сашку по плечу. — Закончим работу, и отправимся знакомиться с местностью и местной общественностью…. с внимательным взглядом карих глаз.

ГЛАВА 17 НОВАЯ ВВОДНАЯ

Словосочетание «болит голова»

в языке амазонок отсутствует.

Записки лингвиста.

Подготовка корабля: заправка, вооружение, проверка-отладка систем управления — радует и волнует, как межзвездные перелеты. С каждой деталью, рабочим узлом, системой связаны воспоминания о трудных, страшных или смешных случаях в полете и в бою. Точная надежная работа корабля — залог нашего выживания, наша жизнь.

По большому счету, и в космосе, и на земле воюют машины. Человек оставил себе право направлять в бой смертоносные агрегаты, и умирать, когда агрегаты противной стороны оказываются сильнее.

Корпус межгалактического грузового транспорты «Надежда», до зеркального блеска отшлифованный в «наждачном занавесе» и подкопченный боями и жесткими посадками, смотрелся великолепно, — никогда не уставал любоваться своим кораблем и не воспринимал просто грузовозом из пункта «А» в пункт «Б». Правду сказать, и не давали забыть партнеры-конкуренты о боевом предназначении всякой бороздящей просторы техники.

Особенно усердствовали заокеанские «друзья», выполняя наказ своего правительства о достижении безусловного доминирования и полного контроля пространства. Задирали и провоцировали при каждом удобном и неудобном случае наши корабли. За штурвалами американских транспортов, крейсеров и эсминцев сидели, как правило, выходцы из России, и не упускали случая пнуть бывшую родину.

Поведение эмигрантов, на мой взгляд, точно объясняла пословица: «Ни в городе Иван, ни в селе Селифан», — неуважаемый односельчанами провинциал, перебрался в столицу и скоро убедился, что и там никому не нужен и не интересен; вот и возненавидел бывших земляков.

— Отлично смотрится, — кивнул на зеркальный корпус подошедший механик. — Думаю начать рисовать на корпусе звездочки за каждый сбитый корабль противника.

— Сгорят при первой посадке, да и незачем. Не каждой победой можно гордиться. За чужие интересы воюем, и сбиваем не всегда врагов. Много ли вреда тебе зулусы сделали?

— Нет, как бы, — растерялся Сашка, — но они воевать любят, Джумбо говорил.

— И остался жив, а команда в космосе растворилась. Будешь звездочку рисовать?

— Не буду, — смущенно проворчал Сашка и резко отмахнул рукой. — В этом чертовом космосе сплошные зулусы.

Среди работы хорошо думается, благо, поводы для размышлений жизнь подкидывает неустанно.

— Гриша, — окликнул штурмана. — Поправь, если ошибаюсь. Среди резких, эмоциональных; быстрее действующих, чем думающих амазонок, может быть девушка с внимательными глазами?

— Теоретически, — раздумчиво начал Отрепьев, а я ругнул себя: Гришке только повод дай для развернутого ответа на незначительный вопрос. — Теоретически такое возможно. Всякая социальная группа неизбежно выделяет из своей среды лидера, его свиту — «шестерок»; рабочую массу — «болото»; изгоев — «мальчиков, в нашем случае, девочек для битья»; придурков — «местных дурачков»; поэтов-философов — людей «не от мира сего». А почему спросил?

— Откуда взялись амазонки на планете, помеченной в лоции «необитаемой»? Почему у смуглокожих брюнеток европейские черты лица? Почему наши автопереводчики, знающие только земные языки, легко приспособились к общению с аборигенами?

— Земляне? — сомневаясь, переспросил Отрепьев.

— Засада… Пойдем в корабль, время обеда. Коля, — я постучал по телефону, — мы заходим.

Подождали Сашку и прошли в гостеприимно распахнувшийся входной люк. Колька-стажер суетился у стола, расставляя банки с поднадоевшим НЗ.

— Коля, у тебя великолепная память, напомни мой утренний приказ.

— Никому не открывать, даже мне, — мгновенно процитировал стажер и понурился виновато. — Больше не повториться, командир.

— Принимается. Общий вопрос: амазонки — кто они?

— Это такие женщины, — мгновенно среагировал Сашка Буратино.

— Не может быть, — поразился Отрепьев и прокомментировал. — Глубокий, все объясняющий ответ.

— Амазонки — это «народ, состоявший исключительно из женщин, не терпевших при себе мужей. Для воспроизведения потомства амазонки вступали в связь с мужчинами других народов. Мальчиков отсылали отцам, девочек оставляли у себя и воспитывали из них новых амазонок. Название «амазонки» происходит от иранского слова «ha-mazan» — женщина-воин. Ещё один вариант — от слова «a masso» — неприкосновенные»[5], - проинформировал энциклопедически «подкованный» Колька-стажер. — Мифический народ.

— Который в реале нарожал нам детей, — скептически скривился Отрепьев. — Театр, и мы в нем клоуны, а режиссер, похоже, руководит спектаклем с Земли.

— И доставляет актеров по неизвестному нам каналу, — подхватил стажер.

— Саша, — попытался я втянуть в дискуссию механика, — ты уже неоднократно заявлял, что знаешь о космосе все из учебника по астрономии.

— Такого в учебниках не пишут. За видимым скрытое, за радостным печаль, за личностью кукловод, увы, так всегда бывает. — Сашка загрустил глазами и, обрывая смешки мгновенно развеселившийся команды, рубанул ладонью воздух. — Портал для переброски во времени и пространстве.

— Фью-ю-ю, — долгим свистом выразил отношение к сказанному Отрепьев.

— А я не исключаю, — закраснел лицом, возражая старшему, стажер. — Порталы не фантастика. Страшно представить, сколько понадобилось энергии для переброски через десятки световых лет целого племени пышнотелых, полногрудых амазонок?

— А как ты представляешь портал? — развеселился Отрепьев. — По-вашему, портал — это широко распахнутые ворота для пропуска бронепоезда или тяжело груженного товарняка? — обвел нас смеющимся взглядом «поймавшего волну» юмориста. — Для крупных предметов нужны ворота, для средних — достаточно калитки, а мелочевку удобно прокидывать через форточку. При нынешних возможностях по изменению предметов…

— …достаточно узко направленного луча для пропуска цепочки, толщиной в одну молекулу, — поставил победную точку Колька-стажер, гордо огляделся и добавил, — энергии понадобится совсем немного.

— Вообще-то, портал я придумал, — обиженно буркнул Сашка Буратино. — Кофе или чай?

— Спасибо, кофе, — зачетная у меня команда, я высоко поднял чашку. — За тебя, Саша. Отправляемся на вечеринку искать портал, оружие берем. Коля, наблюдаешь, прикрываешь и не забываешь утренний приказ. — Кивнул на экран наблюдения, отразивший остановившийся у трапа грузовичок. — Пока мы собираемся, перегрузи продукты в корабль.

— Это Галочка вовремя успела, — скривился Отрепьев, — когда мы уже наелись просроченной тушенки.

ГЛАВА 18 НЕЛЕГКИЙ ПУТЬ К ПОРТАЛУ

Трудно устоять, когда все можно

Мимоходом

Самое трудное для космонавтов — оправдываться

перед женами, откуда в боевой рубке корабля

женское белье. Ссылки на спасение человечества

от глобальной катастрофы не прокатывают

Из воспоминаний старого космонавта

Перед выходом тщательно отсмотрели и обсудили трехмерную карту местности, поданную на большой экран штурманом. Деревня амазонок спряталась на поросшей лесом предгорной холмистой равнине, вытянувшейся двух-трех километровой полосой между нашей рекой и закрывающей северный горизонт высокой горной грядой. В километре к востоку долину пересекала речушка-ручей в каменистых берегах, образовывающая по пути каскад небольших озер и водопадов.

— Красотища, — выдохнул Сашка Буратино, — хочется распахнуть рубаху и омыть грудь в сверкающих струях.

— Рискуем потерять механика, — ехидно «озаботился» Отрепьев, — если он перед голограммой сбивается на поэтические нотки; увидев картину вживую, просто слетит с катушек. Предлагаю оставить Сашку в корабле.

— Да я, — Сашка судорожно глотал воздух, не находя нужных слов, — командир, я год ждал и надеялся.

— Успокойся, не оставим, а ты, Григорий, не тереби грубым вмешательством ранимую, чуткую к неосторожным высказываниям душу поэта.

— Хорошо, хорошо, — шутливо проворчал Гришка, — Поддержим, пока не потерял надежды удивить и завлечь амазонок своей неброской красотой.

Закончило работу утреннее солнце Стэн, и менее ярко, но несравненно жарче осветил планету Буль, когда, держа друг друга в поле зрения, разными тропками подошли к поселку. Специально для похода обрядились в широкие полуштаны ниже колен и рубахи-распашонки с длинным широким рукавом. Не красоты ради, — оружие удобно прятать.

Год назад, увлеченные романтическими приключениями, мало глазели по сторонам, теперь приходилось наверстывать упущенное. Два десятка хижин-бунгало из обмазанных глиной жердей беспорядочно разбросаны по утопающей в цветах поляне. В центре «королевский дворец», отличающийся от других сооружений только размерами да обложенным камнями неглубоким бассейном внутри, с подпиткой из пересекающего долину ручья. Перед дворцом на тщательно расчищенной поляне полыхал огромный костер, заправленный трехметровыми сосновыми кряжами. Со стороны леса хозяйки расстелили разноцветные циновки и уставили глиняными мисками с разнообразной едой и кувшинами с напитками.

Между костром и дворцом оставили площадку для общих танцевальных упражнений, выступлений солистов и самодеятельных творческих коллективов племени. Судя по сияющей физиономии зулуса Джумбо-Вани, наставляющего артистов в центре площадки, представление готовилось «убойное».

Подошли механик и штурман, кивнули успокаивающе, «все в порядке». Галя-Галчонок суетилась возле подвешенных к ветвям деревьев на краю поляны качалок-колысок. Сосчитал — шестнадцать — перебор.

— Сашок, ты точно помнишь, что в прошлый раз сохранил девственность, — вслед за мной пересчитав колыски, поинтересовался Отрепьев.

— Говорю же, — не оборачиваясь, ответил Сашка; напряженно высматривал в толпе свою пассию с внимательным вдумчивым взглядом.

В окружении фрейлин величественно выплыла из дворца королева-предводительница амазонок — крупнотелая красавица Афра. Спасибо Галчонку, надоумила прихватить с корабля побольше бус розового и голубого стекла.

Афра широко улыбнулась, выговорила длинное, музыкой прозвучавшее, но совершенно непонятное приветствие, поцеловала два раза в правую щеку и один раз — в левую, взяла из руки двое розовых и одни голубые бусы.

— Две девочки и мальчик, — шепнула незаметно подошедшая Галя, — поздравляю, папаша. Контактер включи.

Не случалось раньше отцом быть, вот и растерялся. Торопливо придавил пальцами мочку левого уха, и автопереводчик-контактер добросовестно преобразовал музыкальный гвалт амазонок в удобоваримые русские словоформы.

Гришку долгим, затяжным поцелуем приветствовала фигуристая девица, судя по лукаво взблескивающим глазам, хулиганка по жизни. «Стреляли» по сторонам глазами в ожидании очереди три подружки-хохотушки.

«Хвост» девиц передо мной выглядел солиднее. Стройняшка в набедренной повязке на крутых бедрах; высокобедрая, высокобровая молодуха, с противоестественно устремленной к небу высокой грудью; крепышка, с горящим взглядом политика и общественного деятеля; полногрудая эмансипе; томная большеглазая суицидница… — по выражению Отрепьева «дал душе развернуться», стольким красавицам подарил радость материнства, и без всякой выгоды для себя. Широкой души человек.

Поймав взгляд Отрепьева, сжал левую ладонь в кулак и качнул локтем в международном жесте «я тебя сделал». Отрепьев хрюкнул и несколько раз судорожно глотнул, сдерживая смех.

Итог суточного «гостевания» доблестного экипажа «Надежды» на планете Вуди-Руди — девять девчонок и семь пацанов.

— Надеюсь, мамаши не вернут нам в соответствии с обычаем ораву мальчишек, — озабоченно шепнул Отрепьев.

— Хочется верить. — пробормотал, принимая поцелуи в обе щеки от миниатюрной поэтессы.

В руке остались несколько сверкающих ниток бус, и я собрался щедрой рукой швырнуть их в толпу.

— Не вздумай, — Отрепьев остановил благородную щедрость. — Воспримут как обещание. Отрабатывай потом.

— Дело прежде всего, и я знаю, как использовать обычай, — недрогнувшей рукой протянул оставшиеся бусы черно-рыжей «вумен», — по другому не скажешь, несмотря на праздничную раскраску и амазонский наряд топлес. И ничуть не удивился, когда девушка, прикусив губу, сделала «книксен». — Думай, — шепнул Отрепьеву, также отметившему несвойственное аборигенкам движение. — Думай и наблюдай.

— Засада или подстава, командир, — Гришка незаметно приглядывался к амазонкам, — попробую разговорить сухонькую, с глазами учительницы младших классов, таким только дай слово.

Праздник бурлил. В центре площадки «зажигал» зулусский царь Джумбо. Девицы висли на нем гроздьями. Время от времени Джумбо, шевельнув могучими плечами, освобождался от груза, но тут же на африканском богатыре повисала новая порция потных от возбуждения, разгоряченных танцами женских тел. Широкое лицо зулуса светилось от счастья. Королева Афра уставала расталкивать подданных, отстаивая приоритет на обладание чернокожим гигантом.

Обилие и разнообразие закусок на циновках радовало глаз и желудок. Гришка, лениво осматриваясь, брал из каждого блюда по щепоточке, смаковал и наслаждался, — порода интеллигентская. Дегустации нужно учиться, а, если не учился, можно и залпом. Мимоходом отхлебнул из глиняного стаканчика, отметил взглядом золотистую курочку в центре циновки, и, пока не покончил с делами, ревниво на нее поглядывал.

Красотка-амазонка, опустив глаза… нет не так, — потупивши очи долу, перебирала в руках дорогой подарок, но не выглядела смущенной. Просто ждала продолжения. Притянул к себе красотку, покружил, легонько пробежавшись пальцами по телу, и убедился в правильности выбора. Точно, не амазонка, слишком женственна. Идеально круглая попка. Тонкая талия, с возбуждающей прослойкой подкожного жира; стройные ноги, явно длинноваты для аборигенки. Усадил девушку за стол и торопливо протянул руку к золотистой курочке.

— Не слишком увлекаешься? — шепнула Галя-Галчонок.

— Галя, я работаю, — энергично прожевывая куриное мясо, постарался придать голосу строгости. — Присматривай за Сашкой и будь готова отступать к кораблю.

— Все так серьезно? — Галя прыснула смехом и указала на курочку в моей руке. — Совершенно погрузился в работу. Смотри не подавись.

— Не шучу, — взглядом указал на одну из девиц, — обрати внимание на белую полоску поперек спины.

— След от купальника, и что?… — Галя прикрыла рот ладошкой. — У них же нет купальников.

— Вот и нужно выяснить, почему купальников на девушках нет, а след от них есть, — поставил я победную точку.

— Да, пошел ты, — обиделась Галя и отодвинулась.

Выяснение отношений пришлось отложить, и я вплотную занялся девушкой-дамой, благо, девица улыбалась, «щебетала» и прижималась красноречиво и недвусмысленно.

— Я умею петь, танцевать, сочинять стихи и миниатюры, готовить много разной еды…, а звать меня Вале-Рия.

Стараясь не подавиться курицей, из последних сил сдержал рвущийся наружу смех, — ничего себе, имя для амазонки. Прихватил Вале-Рию за талию и повел, обходя танцующих, к королевскому дворцу. Мельком отметил укоряющий взгляд Галчонка и нахмурился — дело прежде всего.

Я профессионал до мозга костей, и, соответственно, совершенно безнравственный человек, точнее, машина для получения нужного результата, который достигаю любым из известных мне тысяч способов. Нас этому учили, а я был лучшим учеником: краса, гордость и уже легенда школы космолетчиков, пока еще живая. Использование человеческих слабостей — обычное явление; «скачать» инфу, охмурив женщину, — один из приемов. Дело прежде всего.

Сомнений в земном происхождении племени не осталось, но хотелось выяснить, нет ли на планете других сил, более воинственных, чем амазонки; найти канал доставки и разобраться, кто его организовал.

Бассейн призывно журчал водопадиком впадающего ручья и стекающими с другой стороны струйками воды. Света из четырех полукруглых окон не хватало, и ровный полумрак создавал ощущение интима. Близость девушки горячила и, стараясь сохранить контроль над телом, попытался мысленно считать перепрыгивающих через ограду овец, вспомнил таблицу умножения; перемножил перепрыгнувших до обеда овец на оставшихся. Девушка оказалась слишком хороша, — математика ей не конкурент.

Свалились полуштаны и рубашка-распашонка, прикрыв на полу арсенал из двух пистолетов и лазерного револьвера; юбчонка Вале-Рии потерялась еще раньше. Лихорадочно шарил губами и руками по телу девушки, она горячо отвечала. О соблазнении и уговорах речи не было: каждый стремился взять от партнера максимум.

Спрыгнул в бассейн, воды оказалось по пояс. Подхватил, покружил Вале-Рию, окуная с головой; поставил на ноги и, поцеловав соски нервно вздрогнувших грудей, склонился к животу, постепенно опустил губы ниже. Взял на плечи круглые бедра и, когда воздух в легких закончился, придержал девушку за спину и попу и выпрямился во весь рост.

Вале-Рия толчками втягивала в себя воздух, а потом, кажется, и вовсе перестала дышать; напряглась, прогнулась; ее животик перед моими глазами округлился и затвердел. Провел, чуть касаясь, пальцами вдоль позвоночника…

— Мама!.. — на выдохе закричала Вале-рия, разом обмякла, расслабилась, освободила бедра и стекла вниз по моему телу, обрывая с шеи нитку бус. — Волшебно. — Прошептала в ухо по-русски, сообразив, что таить теперь нечего. Потянула к стенке бассейна. — Приляг…. не могу так долго под водой.

Девушка умела «взорвать» мужчину, но и мне не хотелось оставаться пассивным объектом, — трогал и ласкал все, до чего дотягивались руки и губы. Вале-Рия свалилась в полном изнеможении, отдышалась, повернулась боком. Стянула нитку бус, разорвала и скатила камушки в ладонь. Полюбовалась переливами света на гранях, тронула губами и бросила вверх. Подставила рот под падающие градины и радостно засмеялась, поймав одну губами.

Нас учили использовать женщин, но я никогда не был с женщинами без любви, и сейчас искренне любил Вале-Рию.

— Спрашивай, если хочешь, — пробормотала девушка, укладываясь на мне во весь рост. Поочередно вытягивала и расслабляла руки и ноги, как кошка, только не мурлыкала.

— И так все знаю: иняз, с упором на восточные — китайский; универ — психология….

— А, может быть, медицинский!?

— Врачи смотрят по другому: встречают пациента, как потенциальный труп, а психологи, как на клиента, которого можно долго использовать, например, регулярно отнимая деньги.

— Верно, в целом, — засмеялась Вале-Рия, — но для чего-то ты меня выбрал?

— Слово «любовь» не прокатывает? — я усмехнулся и долгим поцелуем тронул полные губы. — Как вас доставили?

— Поцелуем не отделаешься, — Вале-Рия, судорожно глотая воздух, устраивалась в позе «наездницы». — Заслужи ответ.

Не знаю службы более приятной. Девушка с криком сорвала с шеи очередную нитку бус. Перекатились и плюхнулись в бассейн. Шутливо поборолись, покувыркались; Вале-Рия прилегла грудью на парапет и призывно шевельнула бедрами. Не в силах удержать разом в руках и губах волнующую красоту мягких плавностей и безупречных округлостей, прилег всей грудью к горячей спине, впился губами в ямочку на шее под мокрыми прядями волос.

Вале-Рия грозно зарычала, запрокидывая назад голову; потом тихо застонала и расслабилась, растеклась телом, прилегла щекой к теплому парапету, пытаясь дотянуться язычком до раскатывающихся розовых бусин.

Не переставая целовать, ласкать и обниматься, кое-как отмыли друг друга от страсти и начали одеваться. Ничуть не удивился, когда Вале-Рия пристегнула к бедру и прикрыла яркой юбчонкой плоский лазерный пистолетик. Постучал по мочке уха, вызванивая Гришку.

— Иду к порталу.

— У нас тихо, — Гришка засмеялся. — Сашка рассказывает девушке с внимательными глазами о своей нелегкой запутанной судьбе. Девушка зевает, но терпит пока.

— Поброди с подружками вокруг лагеря.

— Чем и занимаюсь, — блудливо хихикнул Отрепьев. — Удачи, командир.

Вале-Рия прижалась и шепнула с интонацией заговорщика:

— Еще трое бус осталось.

ГЛАВА 19 ПОСПЕШНОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ

Секс с разведчицей противной стороны,

не залог честного сотрудничества

Мемуары шпиона

Кроме большого зала во «дворце» оказались другие комнаты, комнатки и комнатушки с грубо, но прочно устроенными столами, скамьями и полатями. Вале-Рия провела кухней-столовой, знакомой по прежнему посещению, открыла дверь на противоположную от танцпола сторону, — своеобразный «черный ход»; вставила ноги в подобие пляжных тапочек и призывно кивнула, приглашая идти следом.

Тропинка под ногами не просматривалась, но Вале-Рия двигалась легко, свободно и уверенно, явно, не впервые. Вскакивала на торчащие из грунта валуны и каменные глыбы, грациозно удерживая равновесие, пробегала по стволам поваленных временем и ветром деревьев.

Смуглое стройное тело, подчеркнутое задорно и нескромно взлетающей, подпрыгивающей юбочкой, провоцировало сознание на игривые картины. Мы шли на восток, к речке-речушке с каскадом озер и естественных бассейнов с водопадами в каменных гротах, живописно представленных на трехмерной голографической карте, и я прикидывал, хватит ли трех пар бус для обследования всех природных достопримечательностей.

Поляна скоро закончилась, но Вале-Рия без труда ориентировалась среди темных стволов под нависающими кронами. Недостаток света в лесу не давал разрастаться траве и подлеску, и двигаться стало заметно легче.

— Звери тут есть?

— Ты самый страшный, — не оборачиваясь, засмеялась девушка, — а еще кролики и одичавшие куры.

— Мне показалось, домашнюю ел.

— Поначалу вся живность была домашняя, но пока дамы научились за ней ухаживать и присматривать, большая часть разбежалась и одичала, — просто объяснила Вале-Рия. — Эксперименту по заселению почти пятнадцать лет, из старожилов только Афра осталась.

— Бог с тобой, а остальные? — пот прошиб от «дикого» предположения, Вале-Рия заметила и улыбнулась.

— Заработали денег и вернулись на Землю, выходить замуж и рожать детишек: сюда достойные космические жеребцы не часто заглядывают. Вы первые.

— Не отвлекайся, — постарался сохранить серьезность и не среагировал на комплимент. — Продолжай о портале.

— Ворота работают постоянно. По четным месяцам гонят людей и грузы сюда, по нечетным — обратно.

— А на Земле тишина, не могли девицы не проболтаться.

— О чем? — легко парировала Вале-Рия. — Девчонки уверены, что участвовали в увлекательной игре в амазонок на Южно-Американском континенте и ни о каком портале слыхом не слыхивали.

— «Все страньше и страньше»[6], - невольно процитировал я известную сказку. — А как работает система?

— Заходишь в кабинку и выходишь на Земле, — Вале-Рия указала пальцем на темно-зеленую пластиковую коробку, напоминающую биотуалет, — а подробности у них спроси.

Сильные руки, как клешни, охватили сзади, сдавили плечи и сомкнулись замком на груди. Противник ростом выше меня и взял слишком высоко. Я подогнул ноги, нырнул, легко выскользнув из кольца; прострелил парню ступню и, прихватив нападавшего за голени, наполовину выпрямился. Парень свалился на мою спину, и выстрел подельника достался ему. Я тушей протаранил стрелка с бластером, широким размахом достал ладонями шеи противников, нанес парализующие удары. Отскочил и прижался спиной к толстому седому от старости стволу кедра.

В сонную артерию ткнулся квадратик ствола лазерного револьвера. Вале-Рия стояла передо мной и старательно дотягивала свой модельный — сто семьдесят пять сантиметров — до моего двухметрового роста. Похоже, решила напоследок в глаза заглянуть.

Спортивные смуглые «крутые» бедра коснулись ладоней, вздрагивающие мячики грудей задели-проскребли кожу жесткими сосками раз-другой и прижались плотно. Желание, нет, теперь вожделение судорогой соединило тела, прошло волной, заполнило тянущей истомой клеточки и поры. Вале-Рия обхватила руками за шею. Мой союзник и защитник старый кедр принял на себя всю мощь страстной волны и вернул сторицей многократно усиленную отраженную животную страсть. Вале-Рия даже не пыталась сдерживаться, сопротивляться сметающему резонансу, — царапалась, рычала, выла и ругалась во весь голос. Густым дождем осыпались, запутывались в бешено подпрыгивающей перед глазами черно-рыжей шевелюре длинные серо-зеленые кедровые иголки.

Заглянул в пьяные, сумасшедшие глаза Вале-Рии, бережно усадил девушку на валяющуюся лесину, аккуратно вынул из руки револьвер. Вале-Рия, судорожно втягивая воздух в попытке восстановить ровное дыхание, нашарила на шее нитку бус, оборвала и медленно рассыпала, провожая каждую взглядом.

Парни начали «просыпаться». Усадил обоих по разные стороны кедра, свел и связал руки кольцом вокруг ствола. Первому из напавших лазер сжег одежду на спине, оставил глубокий ожог на теле, — сами виноваты. По телу пленных пошли локальные судороги — последствия парализующих ударов — парни болезненно морщились, стонали и матерились.

— Извините, ребята, выбирать не приходилось, — присел рядом с Вале-Рией. Присмотрелся. Здоровые крепкие парни, в темно-серой форме американского космического десанта, но морды — очень крупные лица — совершенно славянские. И здесь бывшие соотечественники. — Хотелось бы подробнее о портале, юноши.

— Зачем? — преодолевая боль, снасмешничал раненый. — В раю эти знания не нужны. Переброска идет второй день, и корабль уже наверняка у нас. — Морщась, кивнул в сторону «био-туалета».

Дверь пластиковой кабинки открывалась и закрывалась, выпуская молодцов-удальцов-близнецов-десантников. Я упал, перекатился и, не обращая внимания на лазерные вспышки и сыплющиеся сверху листья и ветки, трижды выстрелил по стволу кедра, настильным броском закатил под кабину бризантную гранатку.

— Прощай друг, спасибо тебе, — проводил взглядом упавший на кабинку ствол и накрывшую десантников тяжелую крону. Не удержался и поцеловал, прижал губами припухшие губки Вале-Рии. — Увидимся.

Пригибаясь и петляя среди деревьев, помчался к кораблю. Заблудиться, потеряться на местности для меня дело невозможное, — тренированный «навигатор» в мозгу безошибочно ориентирует даже в тумане и полной темноте. На вершине очередного холмика оглянулся. Вале-Рия стояла на высоком камне, облитая золотом лучей закатного солнца, и в высоко поднятых руках держала две нитки неиспользованных бус. Махнул рукой обещающе — я всегда возвращаю долги — и побежал дальше, на ходу вызванивая экипаж. Перебивая друг друга, зачастили взволнованные голоса.

— Командир, мы к кораблю, — отозвался запыхавшийся Гришка Отрепьев, — стажер с кем-то воюет.

— Джумбо остается, — радостно проинформировал зулус. — Джумбо нашел свое счастлив.

— Иди к черту, — презрительно выдохнула Галя-Галчонок. — Предатель.

— Колька, проясни обстановку.

— Командир, — в голосе стажера прозвучала неподдельная радость, — я извелся весь. Два часа у корабля возня: то ты в люк стучишь, то Сашка, то Гришка. Когда попытались лазером открыть, пришлось стрелять.

— Хорошо. Зачехли пушку и помни, «люк я открою сам».

Изумрудная поляна больше не радовала взгляд: многочисленные воронки от снарядов и десяток дымящихся трупов. Подошел к самому большому, повернул ногой голову и глянул в лицо… как в зеркало. Умеет работать противная сторона.

Неторопливо зашагал к кораблю. От леса подбегали механик и штурман. Картой доступа открыл люк шлюзовой камеры и последний раз оглянулся на гостеприимную тропинку в сторону леса. Не разбирая дороги, к кораблю бежала Галя-Галчонок, следом, размахивая руками и крича, мчался Джумбо-Ваня.

— Сережья, Сережья, — орал зулусский царь, — я русси плен, — отдышался и, проходя в шлюз, пояснил, — Натали.

— Черт бы тебя побрал, — искренне пожелал я, блокируя люк. — Десятисекундный отсчет. Приготовиться к перегрузке.

Стартовым огнем и грохотом распрощались с милыми амазонками. Грузовой транспорт «Надежда» прорвал атмосферу и устремился в сторону Буля — второго солнца любвеобильной планеты Вуди-Руди.

ГЛАВА 20 КТО ИЩЕТ…

Врачи теперь не лечат, а оказывают медицинские услуги,

учителя оказывают образовательные услуги, — рынок, мать его.

Зато не надо мучиться и угрызаться, совесть напрягая:

у тебя есть деньги, ты получаешь здоровье, образование и все,

что сможешь купить за деньги. Если денег нет, — извини и отвали

Реалии земного бытия

Две недели крейсирования в районе вновь образованной «черной дыры» результата не принесли. Планета Меллатин исчезла с привычной орбиты. Китайцы с грузом фелексина не отвечали на вызовы и не отсвечивались на радаре. Зулусский вождь Ваня-Джумбо совсем успокоился, расслабился и вспоминал Джуди Нигерскиллер в тонах иронически пренебрежительных:

— Этот девка сам черный дыра, они нашел друг друга.

— Просто нужно отыскать новую орбиту Меларуса, — запальчиво возражал Колька-стажер, — и Джуди вернется в наши дружеские объятия.

— Джуди — надежный напарник и веселая девушка, — поддержала Галя-Галчонок. — Нужно расширить границы поиска.

— И, по-чесноку, матч-реванш должен состояться, — вклинился справедливый Сашка Буратино. — Прошлая встреча не выявила победителя.

— Эй, зачем ищем, — побледнел Джумбо. — Другой девка есть. Сережья, командир, давай Вуди-Руди.

Штольц с экрана сенсосвязи разводил руками и, путая падежи, убеждал:

— Дай неделя: Меларус был, Меларус есть, Меларус должен был, — переводил строгий взгляд на Галю-Галчонка и добавлял, — с первой попутка отправь прилипала нах хаус.[7]

Галя хмуро смотрела на брата, еще более хмуро на меня и молча отводила взгляд.

— Черная кошка пробежал, — радостно комментировал Штольц. — Немедленно домой…

Галя-Галчонок со мной не разговаривала, но частенько чувствовал изучающий взгляд. Умная девочка могла бы догадаться, что за почти десять лет разлуки у меня была какая-никакая «личная и общественная жизнь». От объяснений и сближения Галя уклонялась.

По большому счету, я не находил ошибок в своих действиях на Вуди-Руди. Решал и решил боевую задачу: портал обнаружен и уничтожен; а девиз «все средства хороши», пока не отменили. Увы, червячок сомнений грыз и лишал душевного спокойствия; еще и Гришка Отрепьев доставал приколами.

— Когда Серега стрелял, сражался с хранителями портала; перебегал, уворачиваясь от лазерных вспышек — это нормально, — «убеждал», ехидно поглядывая в мою сторону, Галю, — но почему ты считаешь неприемлемой работу с информатором, — с Вале-Рией, которая и сдала Сереге портал. Неужели нужно было применять варварские методы допроса и средневековые пытки?

— А разве он не пытал? — с негодованием вскинулась Галя-Галчонок. — Крики и вопли из дворца танцпол заглушали.

Гришка уставился на Галю в совершенном недоумении, потом тихо пробрался к штурманскому столику, сел и прикусил рукав комбинезона; я благоразумно промолчал, но на этом участке души стало полегче: выяснилась формулировка стороны обвинения. Практика пытать врагов, тем более, женщин — дикость неимоверная, во всем мире давно забытая. Непонятно, как такая мыслища Гале в голову пришла.

— С кем поведешься, от того и наберешься, — отозвался поговоркой мудрый Отрепьев. — Девушка воспитывалась за океаном, а там на полном серьезе считают русских дикарями, варварами, палачами и садистами, питающимися сырым мясом и трупами младенцев. Люди внушаемы.

— И как объяснить девушке, что Вале-Рию я не пытал и не убил?

— Покажи Галчонку свою шпионку, — развеселился Гришка, — а вопила, оттого, мол, что увидела страшного мыша.

— Знать бы, где сейчас Вале-Рия, — почувствовав невольное возбуждение, я потянулся в сладкой истоме, — примерно так и было… увидела мыша… вышвырнуть бы тебя охальника через шлюз без скафандра.

Худо-бедно, Гришкина идея могла сработать: однажды Штольц приволок на наши посиделки пару белых мышат. Галчонок тогда вскочила на кресло и визжала до истерики.

— Я в туалет, — Колька-стажер, поднимаясь из пилотского кресла, болезненно сморщился и невольно схватился за живот.

— Плохо дело, — окликнул Отрепьев, провожая взглядом стажера. — Парень второй день загибается. Наверняка аппендикс, а врачей нет…

— … если не считать нас, — программа обучения космолетчиков включает двухгодичный курс скорой медицинской помощи, и мы уже могли похвастаться практикой.

К супруге шефа Натали Зверевой, продуктивно отдохнувшей на планете-даче «Эдем», эскулапы не успели, и красавца малыша приняли на свет два подручных акушера — я и штурман Гришка Отрепьев. Событие увековечено Гришкой-насмешником на стене больнички-изолятора слащавым граффити в бело-розовых тонах. Приторно красивая мамашка с ясноглазым ребятенком — бантики, рюшечки, кружева. Им бы нимбы, и совсем мадонна с младенцем.

Второй случай нашей медицинской практики — залечивание последствий абордажной схватки с пиратами. К ножевому ранению и местному обморожению космическим холодом прибыли америкосы, но принять Сашку Буратино на лечение отказались из-за отсутствия межгалактического страхового полиса, даже антибиотиков не дали: «Федеральный бюджет не обязаны оплачивать препараты для граждан другого государства.» Склепки-стяжки на рану ставил я, а Гришка заливал рану клеем-антисептиком.

— Если не считать нас, — повторил, привлекая внимание механика. — Сашок, Галя и Джумбо, подготовьте изолятор-больничку и определите туда стажера. Григорий, обеспечь изолятор монитором. Попробуем добиться от Земли дистанционного диагноза.

Экран сенсосвязи отразил обеспокоенное лицо Штольца, торопливо «листающего» значки на голографической «клаве»:

— Сейчас дам лучшего диагност, — торопливо пообещал шеф-пилот, и на экран вплыла роскошная красотка-шатенка под тридцать, в глубоко и широко декольтированном белом халате; заинтересованно рассмотрела раздетого по пояс Кольку-стажера и повернулась ко мне, оживив в памяти забытые, как казалось, картины. — Диагностка. — Донесся из-за кадра голос Штольца.

До смешного тесен мир, куда ни глянь, — сплошь добрые знакомые да бывшая родня. С экрана насмешливо улыбалась «часть моей биографии» — опыт официального сожительства — после училищная женушка, плотнотелая красавица Тамара-рыжая, заводила всех и всяческих развлекательных мероприятий.

Школа Космолетчиков соседствовала с Медицинской Академией, и студенты заведений активно встречались-тусовались в свободное от учебы время, а в выпускные месяцы медички подключали к тусовкам мамаш, с целью охомутать и запрячь выпускников-космолетчиков в семейный воз. И, если цели потенциальных невест базировались на чувстве любви и мечтах о подвенечном платье, то мудрые мамаши преследовали чисто меркантильный интерес. Яркая, но короткая жизнь космолетчика — в среднем два года — быстро превращала девушку в обеспеченную вдову.

Космонавты-выпускники оберегали-хранили свою свободу более рьяно, чем медички девственность. Один вытащил из казармы и поставил перед мамой и дочкой тяжеленный чемодан, а сам отпросился сбегать за оставленным в комнате дипломом и удрал через черный ход, а в чемодане оказалось более десятка силикатных кирпичей. Другой, мимо потенциальной тещи, пока мама и дочка стыдливо рассматривали четную сторону улицы, прокрался по нечетной в костюме возбужденного нудиста. Остальные результативно разрушали матримониальные планы, уходя огородами и просачиваясь через проходные дворы и форточки спальных помещений.

Я прятаться и удирать считал недостойным. Мы с Тамарой поженились и через полгода развелись, по причине несходства характеров и интересов: «Людей не может связывать только животный секс,» — гордо заявила Тамара, потягиваясь после очередного бурного. «Нас-то связывает», — резонно возразил я. «Это ненормально!» — отрезала Тамара, на том и расстались.

«Твою мать! — помогут только с диагнозом, но останутся зрителями, а в случае неудачного лечения недоброжелательными свидетелями в суде. — Твою мать!» Переключился на больничку-изолятор. Сашка-механик заканчивал монтировать реанимационное оборудование; Галя-Галчонок натягивала на согнутые в локтях руки Гришки Отрепьева прозрачные латексные перчатки; поправила повязку на лице и шапочку, закрывающую шевелюру. Джумбо-Ваня, заворожено шевеля губами, рассматривал граффити на стене.

— Имя, фамилия, год рождения, — Тамара манерно занесла пальцы над «клавой».

— Мы все скажем, ничего не скроем… потом, — прервал Гришка. — Давайте сначала диагноз.

— Хорошо, — приподняла двумя пальчиками очки, прогибаясь над столом, оторвала от кресла обтянутый халатом крепкий зад, наклонилась, разом открыв взглядам плотные овалы груди, и всмотрелась. — Боли второй день? Приподнимите левое веко, правое; губы покажите. Сильно нажмите двумя пальцами выше пупка… отпустите. Острый живот.

Колька не смог сдержать стон, а Тамара победно водрузила очки на нос и глянула в мою сторону значительно. Я в ответ изобразил руками выдающийся женский бюст и восторженно поднял большие пальцы. Девушка порозовела щеками, легко улыбнулась и неторопливо поправила ворот халата. Позади «лучшего диагност» проявилась нескладная фигура Штольца, и легкая улыбка на губах девушки сменилась счастливой, — похоже, с моим другом девушку связывал не «только секс».

Я по природе анархист, и люди организованные вызывают у меня недоумение, раздражение, зависть, с примесью восхищения, — много разнообразных чувств, короче, не оставляют равнодушным. А когда такие чудики вдвоем, и любовь у них… Штольц глянул вопросительно и сразу засветился взглядом, уловив мой одобрительный кивок. Догнал-таки Сашка Штольц свое счастье, и я от всей души порадовался за друга.

— Аппендикс, — пояснил для меня Гришка, — возможно, с осложнением. Сколько у нас времени?

— Уже нет, — Тамара говорила о деле, не пытаясь изображать сочувствие. — Из медиков рядом с вами только американцы, но вряд ли они помогут: так понимаю, страховки у вашего друга нет?

— Правильно, — неожиданно поддержала Галя, — никто никого не обязан лечить бесплатно.

— Галя, — удивился Отрепьев, — а ничего, что Колька твой племянник?

— Если можешь заплатить, ты в порядке; если не можешь — извини, — рассудительно поделилась Галя-Галчонок очередной «моральной ценностью» западного мира.

— Галя, — я постучал по микрофону, — еще одна подобная сентенция и высажу в открытый космос, пешком пойдешь в свою Америку. Григорий, вызванивай заокеанских братьев.

В космос больных не посылают, а отдельные недомогания и травмы быстро залечиваются командами кораблей, благо у всех космолетчиков хорошая медподготовка; или терпят до ближайшего госпиталя.

Тем не менее, америкосы последовательно и неуклонно создавали, так называемый, медицинский космический флот. Корабли МКФ напоминали крейсера, эсминцы и громадные базы-матки — корабли бессрочного автономного рейдирования, и, на моей памяти, не оказали медицинской помощи ни одному больному, зато постоянно «паслись» на наших маршрутах, демонстрируя эффект численного превосходства и отслеживая каждое наше движение.

— Медборт «Онтарио» отвечает «Надежде», — сенсоэкран показал рубку американцев. Смешанный экипаж: женщины-пилоты — красавицы — чернокожая толстушка и белая стройняшка; обе в наглухо застегнутых форменных воротничках, зализанные в пучки прически, лица без улыбок; и штурман — парень, с манерами голубого. Сторонник однополой любви делал вид, что занят расчетами маршрута, но незаметно с опаской косил глазом на «варваров, запретивших в своей стране гей-парады».

— Нам нужна хирургическая бригада — острый аппендицит.

Девицы напряглись, а «голубой» штурман-стрелок втянул голову в плечи и старательно разглядывал поверхность штурманского столика. Я поймал взгляд толстушки и, чуть заметно моргнув, указал взглядом на зулуса Джумбо-Ваню. Девушка подтянулась вверх мощной грудью, заблестела черными глазами и радостно заерзала обширным задом в кресле второго пилота, — один друг и союзник уже есть.

Первый пилот пока не оставила желания послать подальше и нас, и нашего больного, но прошли те времена: боевая репутация транспорта «Надежда» среди американских астронавтов высока и однозначна, примерно как у Джуди Нигерскиллер среди негров. Заносчивые америкосы, бывшие россияне, зарабатывающие опасной службой Грин-карту, пытались не разозлить нас и «сохранить лицо»:

— Мы готовы оказать помощь вашему парню на нашем корабле, — первый пилот, тридцатилетняя строгая кареглазая брюнетка, смотрела с экрана жестко и бескомпромиссно, а я разглядывал голубые и розовые бусы поверх ее воротничка. Большим экстрасенсом себя не считаю, но память с предметов считываю шутя. Без сомнения, — это те самые бусы, что я оставил Вале-Рии, — мой не возвращенный долг. Как все запутано в космосе!

— Григорий.

— Да, командир, — Гришка заметно оживился, ожидая нестандартного поступка.

— Расчехли порты торпедных аппаратов. Смерть стажера автоматически похоронит медиков. Ждем бригаду хирургов. У вас десять минут.

«Голубой» штурман уронил нижнюю челюсть на штурманский столик, засуетился руками и, задевая переборки, бросился внутрь корабля. Следом вывалилась из кресла и слоноподобно затопала, заполнив задницей половину экрана, второй пилот.

— Биг-мак ходячий, — не удержался от комментария Гришка.

— Это космический терроризм, — отчеканила первый пилот. — Вся мощь федерального флота…

— Восемь минут…. - я с усмешкой провел ладонью перед экраном. — Мария, двадцать шесть, козерог, выглядишь старше. — Девушка насупилась, ее загорелые щеки налились краской смущения. — Мария помнишь сказку о Золушке и хрустальном башмачке?

— И? — поторопила Мария, но карие глаза отразили растерянность.

— Размер туфельки соответствовал только одним ножкам, и никак хрустальная обувка не смотрелась на других…. также и бусы недавно принадлежали другой девушке. Бригада готова?

— Уже отстыковались, — Мария поникла плечами, ссутулилась, ответила тихо. — Вале-Рия подарила…

— Или заплатила? — я добавил в голос насмешки, потому что знал ответ, — это важно, Машенька, беспокоит судьба невинной шпионка-шлюшки.

— Невинная шлюшка? — радостно уцепилась за слова Машенька, — сам себя слышишь?

— Невинная, потому что использовали девушку «в темную».

— А ты восстановил справедливость и использовал в открытую? — неуверенно парировала Маша.

— Поддержал традицию рыцарей работать с открытым забралом.

— Вале-Рия на корабле-матке «Техас» и с ближайшим попутным кораблем отправится на Землю, — скороговоркой произнесла Мария, опустив глаза к ходовому монитору.

— Приглашаем экипаж «Онтарио» на вечеринку в честь выздоровления больного. Григорий, готовы к операции?

— Джумбо мешает, — Отрепьев переключил экран. Зулусский царь стоял на коленях посреди изолятора и молитвенно смотрел на Гришкину настенную живопись.

— Натали, — отчетливо прошептал Джумбо и повернулся к экрану связи, — с твоя сын, Сережья.

Ох уж мне эти простодушные зулусы: выбалтывают то, о чем весь космос, включая мужа Натали, знал, но молчал. Теперь топ-менеджер Зверев как благородный джентльмен и оскорбленная сторона обязан начать мстить, например, нажать кнопку УДУ (Устройство дистанционного уничтожения). Хорошо, что мы давно демонтировали и выбросили в открытый космос эту подлую штуку.

Стюарт, штурман-стрелок, оказался хорошим хирургом и, хотя поначалу затравленно озирался, опасаясь увидеть развешанные по стенам чучела американских астронавтов, но к аппендиксу подступил вполне профессионально, уверенно, и поощряемый всеобщим вниманием принялся рассказывать душещипательную историю о бедах оставшегося на Земле гламурного друга-партнера:

— Джонни актив, но маленького роста и решил удлинить ноги… А Джонни не привык и упал с высоты роста, и сломал нос и правый мизинец. Теперь не может пить мартини, потому что, держа бокал, надо отставлять палец. Мы вместе дули на сломанное место, и Джонни повторял: «Это ужас, Стюарт!»

Моя команда сочувственно кивала, старательно сдерживая смех, и по окончании операции радостно наградила как бы парня бурными аплодисментами.

— Знакомого звали Стюарт, — «к месту» вспомнил байку Сашка Буратино. — Когда выпивал с друзьями, обязательно после пятой рюмки рвались заглянуть в паспорт, чтобы «раз и навсегда» узнать на какую букву заканчивается имя.

— Спасибо, приятель, твой звездный час, он же минута славы, — я с чувством пожал руку хирурга. — Мария, — нетерпеливо постучал пальцем по экрану, — не буду возражать, если в отчете для прессы, подчеркнете нетрадиционную ориентацию своего хирурга.

— Ваше начальство не будет в восторге… — Мария улыбнулась. — Скандал. Русского космолетчика оперировал хирург-гей.

— Считай эту уступку платой за спасение нашего товарища.

Пока мировая пресса будет «носить на руках» голубого штурмана-хирурга, новость об адюльтере в семье Зверевых потеряет актуальность, что и требовалось.

Толстушка Джессика — второй пилот — оказалась по совместительству операционной сестрой и, принимая от Джумбо благодарность за спасение друга нежными объятиями и затяжными поцелуями, совершенно излечила нашего чернокожего друга от тоски по блондинке Натали.

ГЛАВА 21 В ДРУГОЕ ИЗМЕРЕНИЕ

Неумелые игроки делают непродуманные шаги

и направляют игру по непредсказуемому маршруту

Мимоходом

И нас, и америкосов напрягал недостаток инфы. Жадность и глупость команды «Чикаго», устроивших глобальный катаклизм и превративших громадный космический массив в «Дикое поле», подняли цену каждого байта-бита информации, пошучу, до небес или выше; а вот аппендикс Кольки-стажера свалился америкосам нежданной халявой. Теперь им уже не нужно таиться, рыская по нашим следам; сели спокойно на шею и поехали к вечному блаженству. И нам, вроде бы обязанным за спасение стажера, теперь приблудных легче взорвать, чем дипломатично «стряхнуть с хвоста».

Утрясая организационные и политические вопросы, ни на секунду не отрывался от наблюдения за космосом. В вечном и бесконечном пространстве изменения стратегического характера происходят редко, предсказуемо и неторопливо; а вот одноразовые, одномоментные, местные «выбросы» — обрушиваются внезапно, без предупреждения, ниоткуда.

«Черная дыра» за две с лишним недели с момента взрыва стабилизировалась, оформилась; четко обозначила свои контуры-параметры, и на экране дальнобойного локатора выглядела снежно-белым перекрученным столбом, пересекающим десяток постепенно втягивающихся внутрь галактик.

Ближняя к нам сторона «столба» венчалась обозначенной штрихами вспыхивающих звезд и метеоритов, закручивающейся против часовой стрелки воронкой, к которой оба корабля: грузовой транспорт «Надежда» и медборт «Онтарио» последовательно смещались.

— Маша, — я не выключал экран сенсосвязи с командой медборта. — Сейчас пойдем мимо воронки через «плоский космос»; если вы с нами, лучше пристыковаться.

— Нет, — карие глаза капитана сверкнули возмущением на грани оскорбления, будто я предложил девушке переспать, не угостив предварительно шампанским; а мне казалось, что у нас уже наладилось конструктивное сотрудничество.

— Повернете назад?

— Нет!

Два отрицания подряд колыхнули в сердце сладкую волну: два отрицания равны одному утверждению, — и это правило почти не знает исключений. Розовые и голубые бусы на командире американского корабля с первого взгляда придали знакомству романтическую направленность, и взаимная тяга между мной и Машей нарастала в геометрической прогрессии.

С девушками всегда придерживался четкой позиции: если есть чувства, обязательно о них говорил-объяснялся. Смолоду бывало не признавался, потом жалел, но однажды дал зарок всегда признаваться, вошел во вкус и начал объясняться, даже не успев влюбиться, и «прокатывало» порой, точнее, всегда.

Иного ответа от америкосов и не ожидал: медборт «Онтарио» — разведчик, и не упустит возможности пройти с нами по кромке жизни и смерти, чтобы «взглянуть на космос снаружи», но идти за русскими, как бычок на веревочке, не позволяли великодержавные амбиции.

— Продвигаться самостоятельно ваше право, но стоит ли совершать свои ошибки, когда есть чужой опыт? — пытаясь образумить девчат, «включил юмор». — Это ни в коем случае не попытка давления или указания считающего себя старым и умным промокшего ворона с верхушки облетевшей березы, ничуть не бывало, только греющее душу стремление не упускать из виду красоток. Держитесь за нами и делайте, как мы.

Космос постепенно сжимался сверху и снизу, расстилая, раскладывая все видимые объекты в одну плоскость… или на одну плоскость. Не осталось звезд вверху, не осталось звезд внизу; только ковер из гигантских разноцветных блесток, и гигантская воронка, в которой закручивались, проваливаясь в неведомую глубину, звезды.

— Маша приподнимитесь над нами и внимательно следите за скоростью.

Двухмерный космос оставляет минимальные возможности для маневра: всякое отклонение вверх или вниз отзывается многократным возрастанием нагрузки, грозящей «размазать» корабль по кромке гравитационного потока, добавив дополнительную белую строчку в стену воронки.

— Так вы с нами, девушки? — корабли пока в безопасности, и я позволил себе немного игривой иронии.

Маша, прячущая за строгостью взгляда смущение и растерянность, откровенно заводила. Девочка-отличница, поменявшая однажды игру в куклы на игру в космос, строго выполняющая наставления штурманских карт и пилотские инструкции.

— «Сорвите цветок, пока свеж и душист, иначе сам бесславно упадет состарясь,» — язвительным шепотком отметился в телефоне не отрывающий взгляд от экрана Отрепьев.

— Гриша, не напрягай красивостями… место поэта в команде занято механиком.

— Вольный перевод латинской фразы, которую давно забыл, — пояснил Гришка, — но девушку развеселить необходимо… для предотвращения непредсказуемости.

Второй пилот «Онтарио» черноглазая пышечка Анжела со времени операции «заводила» Джумбо-Ваню. Зулус второй день «прожигал» взглядом экран и судорожно сглатывал слюну при каждом взгляде пышнотелой астронавтки.

— У нас заданный алгоритм прохода «черных дыр», — сухо сверкнула глазами Маша и кивнула чернокожей круглолицей напарнице, — автопилот.

«Онтарио» полыхнул на форсаже маршевыми двигателями, и, стремительно разгоняясь, промчался над нами к космическому провалу.

— Твою мать! — благодаря северо американским братьям… и сестрам я стремительно превращался в записного матерщинника. — Гриша, следим.

— Вот и непредсказуемость. Зря они так, — Отрепьев буквально влип глазами в экран. — Никаких шансов… все — закрутило.

«Черные воронки» — это своеобразные ворота в другой космос, в другое пространство, в другое время. Провалившийся корабль и экипаж не обязательно теряли жизнь и физическое тело…. иногда выныривали и продолжали жить на тысячу или две тысячи лет назад или вперед, в зависимости, как далеко и долго получилось лететь в воронке.

Закручивающийся космический мусор четко рисовал линейные направленные потоки, подхватившие «Онтарио» плотными струями, и кругами уносящими в глубину. Самому медборту вязкий поток уже не прорвать.

— На принятие решения десять секунд: либо проходим прямо, навсегда забыв о Колькиных спасителях, либо рискуем. Только да или нет?

— Да, — не дослушав, ответил Гришка; Сашка Буратино, сжав кулаки, шагнул от входного люка вперед; торопливо поднялся сидевший на корточках у переборки Джумбо-Ваня; незаметно подошедшая сзади Галя-Галчонок крепко обхватила за плечи. — Поехали. Форсаж!

«Онтарио» еще можно вытащить, дав ему возможность развернуться в потоке, а для этого ламинарные (линейные) струи нужно превратить в турбулентные (завихренные) — менее плотные.

— Маша, когда промчимся перед вами, включайте форсаж и поворачивайте следом.

— Не командуй…

— Маша — красивое имя… так бы и повторял…

— А Серега — грубое…

Транспорт «Надежда», как с трамплина, нырнул вниз, пролетел в пустоте и прорвал-взлохматил стену воронки перед медбортом «Онтарио». Девчонки не оплошали, — «повисли на хвосте».

Два корабля, отключив форсаж, пошли вперед в одной связке, настороженно присматриваясь к другому незнакомому космосу.

ГЛАВА 22 ДРУГАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

Смотрим вокруг, — глаза округляются

Из воспоминаний старого космонавта

— Черт! Черт» Черт! — Гришка Отрепьев напряженно вглядывался в экран обзора передней полусферы и часто бил кулаком по колену. Обернулся в возмущении и досаде. — Все не так. Все неправильно. Так не должно быть…

— Не кипятись. Григорий, — я также вглядывался в картину незнакомого, но обычного космоса: попутно косил глазом на экран сенсосвязи с американским медбортом. Маша-Машенька недовольно в ответ хмурилась, спасай таких… — В чем причина недоуменных взглядов, Григорий? У тебя есть причины для беспокойства?

— Нет, — ответил Гришка резко и язвительно, — просто ленивые умствования праздного после обеда ума, на подвернувшуюся нечаянно тему. Командир, мы уже десять минут в другом измерении, в другом пространстве, — штурман-стрелок снова обвел глазами боевую рубку и, едва не по слогам, как для безнадежно тупых, прояснил свое недоумение. — На экране такие же звезды, такой же космос, пусть другого рисунка, но космос и звезды, а в кабине транспорта те же самые мы. Не нормально…

— А нормально, если бы у нас выросли рога? — удивилась из-за моего плеча Галя-Галчонок.

— А с экрана простер руки Бог, — развеселился Сашка Буратино и, пытаясь изобразить картину, протянул руки к Джумбо-Ване и пробасил. — Здравствуйте, разноцветные дети мои, приветствую вас в другой реальности.

— Другой не нада, Сережья, — забеспокоился зулусский вождь. — Давай обратно, давай, где я царь и вождь, да.

— Все в наших руках, Ванюша, — я подмигнул Гале-Галчонку, приглашая к розыгрышу. — Галочка, ты уже скучаешь без подружки Джуди?

— Очень бы хотелось увидеть напарницу, — не глядя на Джумбо, лукаво улыбнулась Галя, — как она в покинутой реальности, не обижают ли мужики-здоровяки хрупкую девушку?

— Командир, поворачиваем? — с экрана больнички-изолятора глаза наивного Кольки-стажера заблестели радостной надеждой.

— Больным слова не давали, — пошутил Сашка Буратино.

— Не больной, а выздоравливающий, — разулыбался во весь рот Колька. — Так поворачиваем?

— Эй, Сережья, давай не надо, — при воспоминании о Джуди Нигерскиллер к зулусскому царю вернулись прежние страхи, и лицо заметно побледнело. — В этот пространство посмотрим-поищем планет, как Вуди-Руди.

— Маша, — я постучал пальцем по микрофону. — Пригласи своих на объединительное совещание. Теперь нам волей-неволей придется взаимодействовать, хотелось бы согласия в общей работе.

Девушка повернула лицо в мою сторону медленно и болезненно тронула рукой правый висок, — мигрень у девушки — шанс у рыцаря. Торопливо послал мысленную волну, и Маша устало прикрыла глаза; видимо, давно терпит.

— Маша, слушай меня. Головная боль — это серьезно. Сядь свободно, глаза не открывай. Представь покачивание моих ладоней у висков; стою позади, и ты чувствуешь тепло на коже; прихватываю боль ладонями и качаю, она качается вместе с движениями моих рук, поднимаю и плавно убираю в сторону, будто корону. Не открывая глаз, прислушайся к себе. Все.

— Никто не просил, — Маша облегченно радостно крутилась в кресле, но на меня посматривала по прежнему настороженно. Упрямая девушка. Я «перещелкнул» канал на «интим», исключая экипажи из разговора и перешел на воркующий полушепот:

— Не оценила старания, а у меня руки лечебные. Мог бы хорошие деньги зарабатывать бесконтактным массажем, — пытался закрепить победу.

— Отличный кусок хлеба на старость, — отрезала Маша, — когда из космонавтов за несоответствие выгонят.

— Извини, Машенька, за тупость и нечуткость. Не сообразил, что ты через столько разделяющих километров можешь не расслышать моего утробного нежного мурлыканья. Поверь, оно было и есть, и сейчас выгибаю спинку и пушу шерсть на загривке в ожиданиях следующих прикосновений. Я тебя чувствую, — это факт. А ты грубиянка, надежное мужское плечо отталкиваешь.

Машенька забавно изображала взрослость и строгость, и я не упустил случая позабавиться, поиграть с девушкой, как кошка с мышкой.

— Дожидаюсь встречи, предвкущая плавное кружение в медленном танце под звуки полузабытого, но сладко волнующего шлягера.

— Похоже на плебейские пошловатые изыски, — снисходительно улыбнулась Машенька, — приличным девушкам ближе «Сказки Венского леса».

— А вот этого не надо, — строго оборвал и сопроводил отсекающим взмахом «музыкально эстетическую отрыжку утонченной курсистки». — Ты умная, красивая все понимающая, но, когда включаешь дворянско-снобистские закидоны, во мне вскипает пролетарское самосознание; и голоса героических предков вновь зовут к борьбе за свободу и равноправие.

Совершенно растерявшаяся девушка, не зная, что ответить на неожиданный спич, смотрела виновато, и я с удовольствием продолжил «экзекуцию»:

— В очередной раз убеждаюсь в правоте революции, погрузившей однажды на пароход и вышвырнувшей лучшую часть соплеменников, с голубой кровью и белой костью, за пределы страны.

— Допускаю, — Машенька закраснела до слез и готова любыми средствами компенсировать мои «уязвленные пролетарские амбиции». — Правящая верхушка допускала элементы барства и снобизма, но в свободном мире это считается пережитком. — В смущении девушка выглядела трогательно красивой.

— И тем не менее вылезает иногда, — заканчивая игру, добавил в голос легкие примирительные нотки. — Предлагаю дообсудить антогонистические противоречия при личной встрече и окончательно сблизить позиции и закрепить отношения дружеским сексом.

Машенька вновь покраснела и оскорбилась, — что и требовалось доказать. Правду сказать, медборт «Онтарио» для нас обуза, и в другое время я с легким сердцем предоставил американцу свободу множить ошибки, но из кресла первого пилота нарочито хмурилась, изображая опытного взрослого космонавта, Маша-Машенька-Машулька и часто трогала и поправляла на шее голубые и розовые бусы — мои неоплаченные секс-векселя, а я мальчишка обязательный и всегда возвращал долги. Интересно, знала ли девушка «цену вопроса»?

— Даже не надейтесь давить и управлять, мужскому шовинизму нет места на американских кораблях, — негодующая Маша пулей выскочила из кресла, и мой мужской экипаж торопливо направил глаза в экран сенсосвязи.

При стройной тонкой фигуре массивные высокие бедра велосипедистки или конькобежки, возбуждающе обтянутые блестящей голубой тканью комбинезона; аккуратные высокие грудки-яблочки, чутко вздрагивающие на каждом движении, и строгие, широко расставленные серые глаза над прямым тонким носиком и пухлыми резко очерченными губами. Джумбо даже застонал, плотоядно облизываясь.

— Сережья, попроси, и Анжела встанет…

Зулус Джумбо при каждом сеансе связи торопливо придвигался к экрану и начинал с объемной Анжелой нескончаемый воркующий диалог со страстными взглядами и обещающими причмокиваниями.

— Машенька-солнышко, прими уверения в почтении, но мы вместе попали в трудную ситуацию, — я игриво подмигнул девушке и на чистом глазу соврал. — Без вашей помощи нам не выбраться. Поработаем вместе?

— Нет! — твердо возразила Маша, — Америка не бросает свои корабли, и мы уже связываемся с рейдером «Техас». До встречи.

Картинка рубки на экране сенсосвязи замерла и начала распадаться на множество разноцветных квадратиков. Монитор кругового обзора отразил вспышку запускаемых маршевых двигателей медборта «Онтарио». По широкой дуге развернув корабль, девчонки двинулись в обратный путь.

— Дуры, — на этот раз негативно отозвался об американских космонавтках Сашка Буратино. — Не осмотрелись, не подумали. Пошли бы за нами и выбрались без проблем.

— И ты, Сашка? — Галя-Галчонок, возмущенно сжимая кулачки, встала против двухметрового механика, с трудом дотягиваясь макушкой до его плеча. — Ты тоже считаешь женщин ниже мужчин?

— Я? — и без того не быстрый умом Сашка растерялся и начал беспомощно оглядываться.

— Удел женщины — кюхен, кирхен, киндер, (кухня, церковь, дети) — неуместно пошутил Отрепьев, и Галчонок «взорвалась» благородным негодованием.

— Феминофобы, женоненавистники, — презрительно морщила губы Галчонок, — если девчонки пожалуются в Международную лигу женщин, я выступлю на их стороне…. и расскажу о пытках. — Отдельно отнеслась ко мне.

— Ми любит женщина, — попытался оправдаться Джумбо, но только «подлил масла в огонь». — Спать с Анжела, пока смерть не разлучает.

— Кобели, — разъярилась Галчонок, — женщины вам нужны для плотских утех.

— Похоже, у нас завелась «пятая колонна», — сокрушенно отметил Отрепьев.

— Мягче надо к мужикам, — всерьез обиделся и упрекнул Сашка, — а не как ты.

— Шутки в сторону, — подавляя смех, взглядом собрал внимание команды. — Общая задача, определяемся во времени и пространстве.

— Чтобы измерить, требуется мерка, — разговор перешел от абстракций к конкретике, и Сашка Буратино сразу успокоился и «растормозился». — Например, чтобы узнать рост, прислоняемся к мерной планке.

— Найти эталон для сравнения, — поддержал Гришка.

— Точка отсчета, — едва не влезая головой в монитор, торопливо поспешил высказаться Колька-Стажер. Парень, скучая в больничке-изоляторе, все время оставался на связи с центральным постом.

— Не трудно, — по-обыкновению, съязвил Отрепьев, — методом случайных чисел выбирается произвольная точка, которая движется по непредсказуемой траектории.

— Из космической дали нашей точкой отсчета может быть только Земля-матушка, — неожиданно взгрустнул Сашка Буратино.

— Мы задачу решаем или стихи пишем? — удивился Отрепьев. — Хотя механик прав, Земля — достойный эталон. Командир?

— Только одностороннюю связь, чтоб не вообразили, будто слушают пришельцев.

— Ее нет, — не сводя глаз с монитора, Гришка водил пальцами над голографической «клавой» локатора, — командир, Земли нет.

— Земли нет нигде, или только там, где рассчитывал ее увидеть?

— Торможу, — повинился Гришка, торопливо изобразил на большом экране масштабную «Паутину» с транспортом «Надежда» в центре и начал методически сканировать пространство по секторам. Выдохнул облегченно. — Есть, командир.

— Занимайся, а нам феминисток вытаскивать.

— Думаешь, уцелели? — Сашка опасливо покосился на Галю-Галчонка.

— Масса у «Онтарио» ничтожная, отделаются синяками.

Все время дискуссии я наблюдал на мониторе локатора полет медборта «Онтарио». Как и ожидалось, девчонки вернулись к «Черной дыре», рассчитывая подняться вдоль столба и попытаться прорваться обратно в «плоский космос» на краю черной воронки. Примерно то же самое, что снизу пробить лед, сковавший поверхность озера.

Медборт «Онтарио, завершая широкую дугу, ударился по касательной о пограничный слой сжатого вращением пространства, получил резкое ускорение и падал, пересекал наш маршрут безжизненной, неуправляемой металлической массой.

— Судьба хранит умом убогих, — философски прокомментировал я, и, прихватив Галчонка за талию, притянул упирающуюся на колени. — Оставить упрямых самих выпутываться или разрешишь спасти?

ГЛАВА 23 ВСЕ БОЛЕЗНИ ОТ НЕРВОВ

Диагноз «безнадежен» сменился

на «стабильно тяжелый»

Мимоходом

Американский медборт «Онтарио», беспорядочно кувыркался, падал, пересекая наш маршрут.

— Как желтый лист на ветру в осеннем парке, — заворожено глядя в экран, выговорил Сашка Буратино.

Среди напряженной работы, иногда возникают моменты тишины, именно в такой и угодила «поэтическая» реплика. Пауза продлилась общим недоуменным осмыслением и обвалилась сумасшедшим хохотом: подобных сравнений в своей истории космонавтика наверняка не слышала. Сашка смутился и налился малиновым цветом до корней волос.

— Грустный мир поэта не вовремя заметила спешащая по своим заботам толпа, — торопливо откомментировал Гришка Отрепьев.

Выполнив маневр уклонения, отпустил штурвал. Нежно притянул Галю за плечи, и радостно почувствовал ответное теплое движение.

— Уже почти перестала злиться, — улыбнулась Галчонок.

— И сразу не нужно было напрягаться, — уверил «на чистом глазу». — Привыкай в начале гнева трогать рукой; нащупаешь белое, теплое и пушистое — это я — и поймешь, что данная субстанция не может иметь плохих намерениев.

— Сейчас поверю, — радостно засмеялась Галя моему признанию. — Только лапшу с ушей стряхну.

— Слушай Колькины подсказки, — я передал девушке штурвал, и кивнул на внимательно наблюдающего с «больничного» экрана стажера. — Рулями работай плавно и предсказуемо, чтобы у пациента швы от нервных нагрузок не разошлись. Джумбо, собираемся.

Гришка Отрепьев, водя пальцем по монитору, торопливо рассказывал о маршруте движения в чужом корабле:

— Заходите через дюзы, вскрываете переборку машинного зала и сразу завариваете за собой дыру. Дальше только отсечные люки с формальным кодом доступа.

Джумбо-Ваня еще ворочался в кабине космошлюпки, умащивая свое большое тело в кресле, когда я легко оторвал ракетку от корпуса «Надежды» и, выполнив широкий разворот, с ходу пристыковался к причальным крюкам медборта «Онтарио».

Методики проникновения в чужие корабли отрабатываются и совершенствуются постоянно. Космический десант, как правило, вламывается, прожигая лазерным резаком обшивку корабля, напрямую в боевую рубку или машинное отделение.

Нам необходимо сохранить герметичность корабля, залог выживания находящегося в бессознательном состоянии экипажа, и потому забрались через кормовую часть. Формальный код — это код домофона, когда пользователь набирает первые пришедшие в голову цифры: три, пять, семь — наиболее употребительная комбинация. Легко открывая межотсечные люки, добрым словом вспомнил учителей в Школе Космолетчиков, — хорошо учили.

Обстановка в боевой рубке не удивила. Удар снизу о воронку «черной дыры» выбил, оборвав привязные ремни, экипаж «Онтарио» из кресел и разбросал по рубке. Тела двух девушек и «голубого» штурмана-хирурга лежали на полу. Маша пыталась шевелиться, двигала рукой, возвращаясь в сознание.

— Давай, Джумбо, вспоминай средства народной зулусской медицины для лечения болящих.

— Там-Там нет, — возразил, горестно разглядывая поверженный экипаж, зулус.

— Где-где нет? — искренне удивился я, усаживаясь в кресло первого пилота.

— Там-Там — лечебная барабан, — пояснил Джумбо. — Там-Там бьем Бум-Бум, — мертвый встает.

— Вот дикари. По щекам похлопай, а лучше погладь: штурману-красавчику должно понравиться; Анжелу по заду хлопни, только сам не возбуждайся…. - убедившись в исправности оборудования, включил экран сенсосвязи с «Надеждой». — Галчонок, держи штурвал ровно, стыкуем корабли.

Плавно «притер» медборт к стыковочному узлу на корпусе «Надежды» и дружески мигнул глазом загоревшейся на приборной панели сигнальной лампе. Встав с кресла, поднял на руки Машу, чувствуя телом томное возбуждающее тепло женского тела, но, заметив ревнивый взгляд Галчонка, поспешил оправдаться:

— Не случалось до сих пор медиков лечить.

— Никакой разницы, — сказала, как отрезала Галя. — Хоть бы совесть поимел: уже пять минут девушку нянькаешь-лапаешь, еще поцелуем оживить попробуй…. Елисей-самец. Положи в кресло и подключи автодиагност. Пользоваться умеешь?

— Не в лесу родились, — изображая лицом обиду, легко соврал в ответ.

Автодиагност — отличная американская машинка — шесть датчиков на конечностях и голове мгновенно высвечивают подробный реестр недомоганий, а, главное, дают перечень и последовательность действий врача и очередность введения медикаментов. Всем троим пострадавшим пришлось восстанавливать гемоглобин, ликвидировать авитаминоз, нормализовать сердечную деятельность. Стресс и сильнейший удар состарили ребят на пару лет и резко истощили силы организма.

Джумбо-Ваня оказался ловким медиком, нежно массировал коричнево-темную гладкую кожу на обширных ягодицах Анжелы и заботливо протирал ваткой со спиртом места уколов. Быстро сделали необходимые инъекции и оставили ребят набирать силы в оздоравливающем сне. Зулус занялся изучением американской кофеварки, а я вернулся в кресло первого пилота, позвал Гришку Отрепьева:

— Как Земля? Далеко ли сместились?

— Терпимо, — радостно заморгал в монитор усталыми глазами Гришка. — В пределах допустимой погрешности. Конкретнее, сегодня утром взлетели с Вуди-Руди.

— Две недели блужданий по космосу псу под хвост… Другая тема, я не сказал, а ты в последнее время тормозишь, не догадался, конечно…

— Обижаешь, командир, — Гришка попытался сделать оскорбленную мину, но веселое возбуждение не позволило. — Планета Меларус нашлась. Китайцы еще не взлетели, и я потребовал от твоего имени разгрузить фелексин обратно. Сейчас желтолицые догружают освободившееся пространство лягушками и тритонами и ждут от тебя официального запрета на вывоз фелексин и разрешения на взлет.

— Удивительная покладистость.

— Они «реально боимся», — передразнил Гришка.

— Пошли китаезам факс, и пусть уматывают. Предупреди о ждущем перед Луной «Клондайке».

— Ждал: скажешь или нет, — Гришка насмешливо смотрел мне в лицо.

— Неужели я настолько деградировал и «в легкую» подставляю под удар невинных?

— Цинизм и жесткая брутальность из тебя потоком прут.

— Гриша, ты выплескиваешь накопленное и скрытно в душе сберегаемое?

— Не ищи во мне обид, и не относись настороженно, командир, — Гришка вздохнул, — когда швыряю камень в прежнюю дружбу, я не достаю специально приготовленный из-за пазухи, просто хватаю первый попавшийся из-под ног. Все честно. Ты изменился и не в лучшую сторону, Серега.

— Не заговаривайся, брат. Уж больно строг ты, а китаезы далеко не ангелы, передумал: пусть нас дождутся, — попытался смягчить слова улыбкой. — Обо мне потом. Свяжись с Русским подворьем на Меларусе. Спроси Федора, как перенесли взрыв. Передай привет Джуди Нигерскиллер.

За спиной шлепнулся о пол пластиковый стаканчик с кофе, а следом рухнуло большое тяжелое тело. Пришлось срочно делать противо стрессовые инъекции зулусскому царю, благо, Анжела очнулась и ненавязчиво оттеснила в сторону, приняв на себя заботу и лечение чернокожего гиганта. Лукаво подмигнув, утвердила зулуса на ногах и, нежно-утробно воркуя, повела в глубь корабля.

— Нельзя же так, командир, — проводив глазами парочку, весело упрекнул Гришка. — Джумбо, услышав о Джуди, едва медвежью болезнь не заработал.

— Медвежья болезнь — лечит нервы. Это прекрасно знали врачи Эпохи Возрождения и пользовали больных исключительно клизмой и кровопусканиями, — вмешался в разговор Колька-стажер, которому упоминание о Нигерскиллер явно приподняло настроение.

— Все болезни от нервов, — посетовал, улыбнувшись Галчонку, — надо срочно чего-нибудь успокаивающего съесть; или сам начну безадресно материться в пространство, которому и дела нет до накопленной мной злости.

Теперь корабли соединял открытый в обе стороны стыковочный шлюз, и дорога в центральный пост «Надежды» не заняла много времени.

ГЛАВА 24 НОВЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА

Не горюйте о местах и временах:

они не исчезают, только обретают иное качество.

Мы живем и работаем в космосе, то есть, в бессмертии:

мне все труднее скрывать от читателей, что по космосу

можно двигаться не только через пространство, но и

через время; — это зависит от скорости и направления.

Философски «о личном»

Связка из транспорта «Надежда» и медборта «Онтарио» потихоньку-полегоньку, в досветовом режиме, дрейфовала к Меларусу. «Глубина погружения» составила примерно две недели в будущее, и корабли оказались на одной временно-пространственной ступени с планетой. Теперь предстояло объединить заинтересованные стороны и начать выравнивать пространство и время с далекой Землей, попутно разбираясь в сложившейся ситуации.

Американские астронавты: «голубой» штурман-стрелок-хирург Стюарт и Маша — первый пилот — спали, набираясь сил после удара о пространственно-временной барьер. Второй пилот Джессика обихаживала и приводила в чувство нашего зулуса Ваню-Джумбо, проявившего душевную и физическую слабость при упоминании о Джуди Нигерскиллер.

Гришка Отрепьев неустанно сканировал пространство, сравнивая и увязывая незнакомые картины в единое полотно, на котором еще предстояло найти и открыть дверцу в прошлую жизнь. За обедом штурман попытался объяснить нам ситуацию:

— Получилось нечто вроде временной лестницы: мы попали на одну из верхних ступенек, а находившиеся вблизи эпицентра провала-апокалипсиса, нырнули глубже всех, — бог весть, где теперь их искать.

— Слово «нырнули» имеет определенно направленное значение, — отметился с больничного экрана штатный энциклопедист Колька-стажер. — Нырнули, значит, провалились в прошлое.

— Снимаю шляпу, — Гришка салютнул вилкой с намотанными на зубцы спагетти. — Не устаю отмечать недюжинные предпосылки к аналитическому мышлению у нашего второго пилота.

Вроде бы и не сказал Гришка ничего обидного, но стажер мгновенно закраснел в смущении, а команда захихикала, в очередной раз убедившись, что перебивать записного насмешника чревато.

— Планета Меларус «нырнула» на две недели вперед, где мы ее и догнали, благодаря гонору и тупой упертости дорогих сердцу командира американских пилотесс.

— Гриша не отвлекайся и не нарывайся, — в полемическом задоре Отрепьев намекнул на мой интерес к первому пилоту «Онтарио» Машеньке; пришлось оправдываться. — Девушки спасли нашего товарища, а Джессика, второй пилот, судя по ритмичному вздрагиванию корпуса корабля, прямо сейчас проводит антистрессовое мероприятие и становится супругой нашего Вани-Джумбо.

— Серега, не опошляй? — возмущение Гали-Галчонка вновь привнесло струйку веселья. — Джессика из уважаемой семьи добропорядочных мормонов…

— Галчонок, ни сном, ни духом. Уверен в чистоте помыслов зулусского царя.

— Разделяю уверенность об отсутствии между молодыми секса, — торжественно поддержал Отрепьев, пряча смешинку за прищуром серых глаз, — максимум, невинные целомудренные разговоры о личном…, платочек потеребить; но давайте к делу: очень возможно, что взрыв распространился равномерно во все стороны пространства и времени. Прошу принять как гипотезу.

— А если не примем? — неуместно, видимо, чтобы не молчать, возразил Сашка Буратино.

— Вопрос обоснуй, — Гришку Отрепьева ветром подбитыми репликами с мысли не сбить. Сашка беспомощно оглянулся и, не встретив поддержки, промямлил.

— В смысле, нам бы снова в прошлое, типа, откуда взяли, туда и…

— Губа не дура, но и я не истина в последней инстанции, только подаю темы для размышлений, в том числе и командиру, — отметил Гришка, очевидно, собираясь продолжать буффонаду и стопроцентно использовать свою минуту славы; пришлось вмешаться:

— Пространство и время поработали на нас: образовали пазухи-карманы другой временной реальности, куда мы и залетели, прорвав оболочку, и откуда не смогли выбраться наши американские коллеги…

— И сейчас зализывают синяки и шишки, — снова подал голос Колька-стажер. — Пазухи и карманы по другому называются «под-, над-, гипер-пространством».

— Устами младенца, — обернувшись к экрану вполоборота, ревниво снасмешничал Гришка. — Но все эти чужеродные друг другу карманы, пазухи и сгустки укладываются в единую систему координат и, следовательно, легко могут быть просчитаны, найдены и увязаны одной тропинкой, которая и выведет нас в пространственно-временной континиум, знакомый и привычный с самого рождения.

— Бездоказательно, — сказал, как отрезал, Колька-стажер; самолюбование Отрепьева здорово разозлило парня; он даже приподнялся с кушетки. — Бездоказательно и неубедительно. Претензии на парадоксальность, и алогичные изыски праздного ума.

— Как-как? — Сашка Буратино вилку опустил и остался с открытым ртом, услышав связку из такого количества «умных» слов. Толкнул Гришку локтем. — Давай, ответь за разговор по-пацански.

— Метель-вьюгу видел? — Гришка Отрепьев праздновал победу. — Основная масса снега летит вперед, но там и здесь образуются смерчики, циклончики, тайфунчики, — завихрения, в которых крутится множество снежинок, отбившихся от основного потока. Они задержались в другом пространстве и в другом времени, но остались в той же системе координат, — мы видим это невооруженным взглядом.

— Визуально, — поддержал Сашка Буратино.

Собиравшая посуду Галя поставила тарелки на стол и захохотала, следом заулыбались и остальные. На больничном экране старательно сдерживал смех, оберегая послеоперационные швы, Колька-стажер, разом зауважавший штурмана, наглядно и просто показавшего выход из сетуевины.

— Григорий, вызывай Меларус. Отставить! Экраны кругового обзора! — связка из кораблей уже не вздрагивала, а беспорядочно тряслась. Как бы ни были безудержны в сексе негры-гиганты Джумбо и Джессика, вибрацию, раскачивающую конструкцию из двух межгалактических транспортов, они устроить не могли.

Свет бортовых огней и прожекторов-искателей заскользил по обшивкам кораблей. Лучи, срываясь с титановой серебристой поверхности упирались, обрывались в пустой черноте космоса. На первый взгляд, ничего необычного, но медборт «Онтарио» беспорядочно дергался, поворачивался, будто невидимая рука пыталась отломить-оторвать его от стыковочного узла.

— К бою! Скафандры. Галя, буди америкосов. Саша, перекрой шлюзовые камеры между кораблями. Гриша, ищи позади «Онтарио».

— Почти нашел, — Гришка задействовал камеру и прожектор с нашей кормы и осветил над американцами корабль, похожий на большую консервную банку, — явно не земного происхождения.

Агрессор опустил на корпус «Онтарио» луч-трубу, двухметрового диаметра, прожег обшивку и, как пылесосом, втягивал в свое нутро наших заокеанских братьев. Медленно поворачиваясь во всех плоскостях, неторопливо плыли в ярком луче первый пилот медборта «Онтарио» Машенька, трогательно умостившая под щекой правую ладонь; игриво отмахивающийся от невидимого противника «голубой» штурман Стюарт; не успевшие расцепить страстных объятий в «мессионерской позе», полуодетые зулус Джумбо и второй пилот Джессика.

— Не слабой ширины лифт у пришельцев, — прокомментировал Отрепьев, — задница второго пилота даже не чиркнула.

— Гриша, заведи управляемую торпеду с тыла.

— Надеешься победить?

— Нет, подожду пока нас всосут и утрамбуют в пластиковый контейнер для биологических образцов. Пошел!

Воевать на столь малом расстоянии атомным оружием опасно, но я надеялся укрыться от взрыва за корпусами пришельцев и американцев. «Большая консервная банка» некоторое время игнорировала идущую по большому кругу торпеду, потом ухватила в лучи нескольких прожекторов. Гришка напрягся, засуетился, ко лбу прилипли мокрые пряди волос.

— Командир, отжимают.

— Взрывай.

Ядерная вспышка осветила космос позади инопланетного корабля, разом обрисовав контур, многократно превышающий размеры «Надежды». Под ударом взрывной волны, чужак заметно просел, сокращая расстояние до американца, погасил луч-трубу. На противоположной от нас стороне светило нешуточное пламя от горящего металла. Махина сорвалась с места и стремительно разгонялась.

— Торпеду.

— Есть, — Гришка, хищно вглядываясь в экран, вновь заводил снаряд сверху. — Не успеваю…

— Рви!

На расстоянии прямой видимости вспышка взорвала, осыпала центральный экран передней полусферы. Правый и левый мониторы-хамелеоны выдержали, затемнились и показали ответный выстрел с «консервной банки», — продолжительный слепяще-белый луч. Я резко сработал штурвалом, загораживая транспорт американским медбортом.

— Все, можно открыть глаза, — вздрагивающими пальцами отстегнул и сбросил шлем скафандра. Оглядел экраны и мониторы кругового обзора.

В пустынном спокойном космосе транспорт «Надежда» продолжал дрейфовать к планете Меларус с досветовой скоростью. На левом экране дымился стыковочный узел-шлюз, с которого бесследно исчез-испарился американский медборт «Онтарио».

— Твою мать! Форсаж! — ткнул кнопку перевода кресел в антиперегрузочный режим и направил транспорт в след «Большой консервной банке». — Приготовиться к переходу светового барьера. Общий вопрос: что это было?

— Летающая тарелка, — мгновенно отозвался Сашка Буратино.

— В форме консервной банки, — не замедлил «приколоться» Гришка Отрепьев.

— Однообразите, ребята, — я повернулся к «больничному» экрану. — Коля, сверкни интеллектом.

— Корабль, будто вытянулся перед рывком, а потом снова собрался в диск, — торопливо поделился наблюдением Колька-стажер.

— И я заметил, — поддержал Сашка, — как из рогатки сам себя выстрелил.

— А реактивной струи не было, — внесла лепту Галя.

— Интересный момент. Гриша, наблюдаешь?

— Догоняем, — обиженно проворчал Отрепьев: в однообразии оригинала штурмана до сих пор не упрекали. — Догоняем, потому что консерва в агонии, экипаж эвакуируется в космошлюпку, которая сейчас удерет.

— Причаливаем. Абордажные захваты.

Серебристый диск, диаметром чуть более нашей длины, отделился от «консервной банки», и я мгновенно «притер» на его крышу транспорт «Надежда». Абордажные буры, с алмазными долотами, за секунду прогрызли обшивку чужака в четырех точках и намертво притянули корабли друг к другу.

— Реверс, — теперь требовалось убраться от горящей внутри и набирающей давление и температуру «Большой консервной банки». — Приготовиться к циркуляции. Курс на Меларус.

— Командир, а кто у кого в плену? — съязвил Отрепьев, продолжая мстить за «однообразие».

— Кофе попьем, и начнем, помолясь, разбираться, кто из нас добыча, — я улыбнулся Галчонку. — Поработаешь для народа?

Экран обзора задней полусферы заполыхал вспышкой от взорвавшегося инопланетного корабля

ГЛАВА 25 ЕСТЬ КОНТАКТ

Не поверите, у них несколько глаз,

а носов — и не сосчитать

Слухи и сплетни о «зеленых человечках»

Верить и надо, и хочется, но не верится

Мимоходом

О случаях встреч и столкновений с инопланетянами на Земле среди обывателей и ученых обывателей бродило множество никем и ничем не подтвержденных слухов и домыслов. Временами будоражили умы аудио и видео материалы сомнительного происхождения.

Нас в школе Космолетчиков готовили к практической работе, и преподавали материал, который можно увидеть, ощупать, потрогать, — осязать всеми пятью чувствами, — об инопланетянах такого материала не было: либо недюжинное умение альтернативной разумной жизни скрывать свое существование, либо допустить мысль, что мы одиноки во вселенной.

Теперь материальное опровержение второго утверждения, крепко принайтованое четырьмя абордажными «кошками» к нашему борту, звало к исследованию и познанию.

— Хотелось бы определить принцип действия, — отметился с «больничного» монитора Колька-стажер, — вид топлива, тип двигателя…

— Скорость по прямой, — Сашка-механик, едва не подпрыгивал от возбуждения. — Легко их «сделаем», если по чесноку…

— Только сначала познакомимся поближе, — в тон продолжил Гришка и обернулся ко мне. — Америкосов вытащим, зулуса освободим, и пусть катятся блюдцем, благо, жесткого пинка уже получили. Саша, как?

— Не согласен, — категорично отмахнул ладонью механик. — Люди проходят по жизни в поисках путей к душевному сближению… и мы должны использовать шанс для установления контакта, возможной дружбы и тесного общения… в перспективе.

По мере Сашкиного высказывания стоящая рядом со мной Галя все более прислонялась к плечу, но от «перспективы» просто прилегла без сил и засмеялась, всхлипывая и вытирая кулачком слезы. Удивительно, как неуместно и смешно звучат из Сашкиных уст «глубокие» высказывания. Я прижал девушку к себе, тронул губами реснички на круглых глазах:

— Поможешь? — и Галчонок прислонилась, будто перетекла в меня. — Просто, будь рядом.

Сверхчувствительность в меня природой заложена, и преподаватели Школы Космолетчиков не оставили без внимания уникальные способности. Три штатных медиума неустанно оттачивали умение считывать инфу с предметов, воровать сведения из мозга ближнего; управлять сознанием живого объекта: не обязательно человека, не обязательно мыслящего.

Прямых доказательств внеземного разума не было, но подготовка к возможным контактам с экзотическими объектами велась постоянно. До «перетереть за жизнь», как правило, не поднимались, но восприятия подопытными элементарных команд добивались в обязательном порядке.

На семинарах и практических занятиях полагалось настроить на дружеский лад любого «собеседника»: кошку, собаку, дождевого червя, муравья, белого медведя, комнатную герань. Выполняя задание, приходилось едва ли не из кожи вылезать, поскольку «гребаная геранька» дружески отзывалась только на плавные колебания температуры от двадцати одного до двадцати трех и обратно…

— Приготовиться выходить и сражаться на воздухе. Саша, будь готов задействовать сто процентов защиты. Галя. Следишь за автопилотом. Стажер….

— Я, — Колька-стажер «влип» глазами в монитор, попытался приподняться с кушетки, демонстрируя готовность к свершениям.

— Заблокируй отсек и выздоравливай. Прекращаем праздную болтовню. Работаю.

Предстояло мысленно проникнуть, оглядеться, если получится, «пообщаться», с экипажем «тарелки». С земными кораблями многократно проделывал подобное и выигрывал космический бой, придерживая в бою команды пилота или сбивая прицел штурмана-стрелка, но для взлома и сканирования незнакомого объекта моей энергии могло не хватить.

Потому и попросил быть рядом Галю. Галя-Галчонок, — проверенный «энергетический донор», — рядом с ней я «искрил и светился» во всех смыслах этих слов: становился сильным, ловким, умным и, наверное, красивым, судя по ласковому обожающему выражению почти круглых глаз.

Уперся взглядом в панель управления, настраивая внутреннее зрение, и вздохнул с облегчением: инопланетники не удосужились обыскать пленных. Голубые и розовые бусы, уже прочитанные мною раньше, четко показали пленников. Джессика, Маша, Джумбо и штурман Стюарт, касаясь друг друга спинами, сидели в прозрачном тетраэдре в центре корабля и неподвижно смотрели прямо перед собой.

Я кивнул, и Отрепьев торопливо щелкнул тумблером сенсоэкрана. Теперь картинку через меня мог наблюдать весь экипаж.

— Похоже на анабиоз, — выговорил Колька-стажер.

— Командир, переборки покажи, — засуетился Сашка Буратино, видимо, уже намечая пути штурма.

Легко сказать. Лучи преломлялись в многочисленных бусинах и стенках тетраэдра. Мелькнул потолок «тарелки» и «лапы» абордажных «кошек».

— Обшивка не толстая, — прокомментировал Сашка, — проломим.

— Даже не думай, ребята без скафандров, — возразил Гришка. — И зеленых человечков посмотреть не мешало бы.

— Симпатяги, на осьминогов похожи, — обратил наше внимание Сашка. Пять разноцветных теней появились около тетраэдра ниоткуда. — Цвет странный.

— Слишком яркий, — подтвердила Галя, — мультяшный, а руки-ноги длинные, как щупальца.

— Цвет переливается, — воскликнул Гришка, — хамелеоны.

Действительно, за минуту цвет всей группы переливами поменялся от светло-желтого до сине-фиолетового и багрово-красного и вновь вернулся к желтому.

— Они в прозрачных скафандрах, — догадалась Галя.

Я предостерегающе поднял руку, призывая к молчанию, и тронул Галчонка за плечо: как говоривали наставники: «В глаза ближних нужно заглядывать глубже», — и требовалась максимальная энергия, чтобы убедить братьев по разуму в нашей мирности и нестрашности, а потом и протоптать тропинку к общению. Быстро отсканировал путь через изменение цвета: белый, желтый, зеленый — дружба, согласие, надежда — человечки приняли установку, снизили интенсивность переливов и ровно отсвечивали заданной палитрой.

Начался двусторонний процесс: на экране возникли две поднятые руки с открытыми четырехпалыми ладошками, и я от души мысленно поблагодарил своих учителей, так хорошо угадавших методику контакта с братьями по разуму.

Поднятые руки, открытые ладони, широкая улыбка формируют в мозгу сигнал дружелюбия. Помнится, таким приемом мне удалось убедить в своем миролюбии злобного непредсказуемого шершня — осу-убийцу пчел.

ГЛАВА 26 ТРУДНОСТИ ОБЩЕНИЯ

Человек обезьяне не Бог,

равно и обезьяна человеку никто.

О разных мирах

Решение всякой загадки-задачки-головоломки начинается с нахождения отправной точки, кончика нити, потянув за которую, можно распутать весь клубок. Два-три сигнала, одинаково понятые мной и щупальцерукими братьями по разуму вполне могли послужить ключом к началу общения.

Контактер-переводчик, вживленный в мочку уха жидкий кристалл, — обязательный инструмент космонавта, — хранит в памяти более двух тысяч земных языков и диалектов, на базе которых методом сравнительной лингвистики, легко приспосабливается к любой незнакомой речи.

Материала для сравнения достаточно: «мертвые» языки, носителей которых «добросовестно» изжили соседи по планете; экзотические, которые могли признать родными два-три-десять индейцев на забытых Богом и людьми островах в океане. Языки без шипящих, без гласных, без согласных; с беглым ударением и закрепленным; музыкальным, похожим на птичий щебет…

Контактер-переводчик не мог пожаловаться на недостаток материала для синтеза удобоваримого языка общения с «консервонавтами», как обозвал наших инопланетных визави насмешник Гришка Отрепьев.

Умная машинка, опираясь на язык жестов и цветовое выражение эмоций, определилась за пару минут и выдавала ответы не только голосом, но и подстрочником на сенсоэкран. Язык оказался близок наречию индейского племени Акало, обитающему в Южно-Американских джунглях.

— Допускаю, что ребята знают о нас больше, чем мы о них, — предположил Гришка.

— Не исключаю, — значительно прищурился на экран Сашка Буратино.

Сашкину привычку запоминать и при случае козырять, чаще не к месту, «умным и красивым словом» команда без внимания не оставляла. Гришка и Галя переглянулись и прыснули смехом.

— Работаем, — переждав смешки, я потянулся к штурвалу; теперь связь обеспечивала техника, можно вернуться к управлению кораблем. — Выясняем желания пленных и находим точки соприкосновения.

— И у них наши ребята, — напомнил Гришка, присматриваясь к сенсоэкрану, на котором четырехпалая ладошка рисовала звездную карту и маршрут. — Меларус! — Гришка возбужденно ерзал в кресле, сверяя карту на экране со своей рабочей. — Точно, командир.

— Совпадение интересов облегчает диалог, — я повернулся в кресле и, показывая рукой, назвал по именам свою команду.

Ответ ждать не заставил. Контактер-переводчик справлялся неплохо, но приходилось дофантазировать отдельные слова. Знакомство прошло легко, и дальше «по накатанной» визави рассказали свою историю.

Оказалось, Меларус — родная планета «зеленых человечков», а земляне до сих пор не столкнулись с аборигенами, потому что меларусцы жили под куполами, которые земляне принимали за ледяные полярные шапки и до сих пор умудрились не исследовать:

— Вы нас не трогаете, мы Вам не мешаем.

— Логика, как у желтолицых братьев из поднебесной, — отметил Гришка, и, добавив в голос агрессивности, подался лицом к экрану. — Зачем америкосов забрали? — Зеленые человечки мгновенно возбудились и начали перемигиваться всеми оттенками красного. — И уже не надо долго подбирать матерные слова и неприличные выражения, — прокомментировал Гришка. — Америкосы-таки сунули нос под полярные шапки, а цвет у братьев по разуму основная эмоциональная единица.

— Очень удобно, — размечтался Колька-стажер, — подходишь к девушке, окрашиваешься в зеленый цвет надежды, а красавица уже согласно побелела.

— Взлетели на розовом облачке любви, — язвительно включился Отрепьев, — и нарожали новых зеленых человечков.

— Как вы на Вуди-Руди, — засмеялась Галя, — только одно на уме.

— А мне нравится, — вклинился Сашка Буратино. — Показали зеленую ладошку, значит, накормят, показали красную — в ухо дадут.

— Командир, — официальное обращение мгновенно оборвало легкомысленный треп. — Посадочная глиссада. Отпустим пришельцев?

Доклад прервал мощный рывок «тарелки» вниз и вправо.

— Грубо, — штурвалом и тягой я компенсировал попытку инопланетян освободиться, — похоже, близость к родному стойлу перевозбудила. Галя, помаши перед экраном ладошкой. — Новые беспорядочные потяжки рвали штурвал. — Включай, Галя, волшебную улыбку.

— И спой чудикам, — не замедлил вставить свои «две копейки» Отрепьев.

— Хорошая мысль. Быстро распакуй в фонотеке что-нибудь струнное.

— А-а-а, — растерянно тянул Отрепьев.

— Это приказ, Гриша. Умение напеть, а лучше наиграть на струнах души, не одно сердце взломало.

Первые аккорды прекратили рывки, как по мановению, а красные фигурки на сенсоэкране побледнели и сменили цвет на салатовый. Только самый маленький из щупальценавтов отвалил в сторону и сердито отсвечивал бордовым.

— Оппозиция, — пробасил Сашка Буратино, помолчал и с удовольствием выговорил. — Диссидент.

— Угадал с музыкой, — я дотянулся рукой до Галиного плеча. — Помнишь?

— Еще бы, — Галчонок обернулась, из почти круглых глаз пролегли по щекам дорожки слез. — Тогда казалось невсерьез, и встреча не за горами.

В день отъезда Галчонка столица ждала великих музыкантов, и эта мелодия буквально наполняла город: дома, салон таксолета, аэропорт. Мы веселились, не представляя, что разлуки затягиваются иногда надолго, порой навсегда; наша продлилась десять лет.

— Спасибо, Гриша, угодил.

— Старался, — Гришка усмехнулся. — Вру, не старался: первую попавшую включил: Ремо Джадзотто, адажио соль минор для струнных инструментов и органа, известное как Адажио Альбинони, исполнение группой «КВАТРО».

— Как-как? — растерянно развел руками Сашка Буратино. — Столько слов не запомню, на бумажку запиши.

— Обязательно, — Гришка улыбнулся каким-то своим мыслям. — Слова вторичны, и могут служить добру и злу; открывать истину и затемнять. Можно долго об этом говорить, но это будут только слова, которыми мы играем, скрывая свои мысли и замыслы. Отпустим пришельцев?

— Нет. Пригласи в гости и попроси не дергаться. Заодно и топливо сэкономят. Удивительно, Гриша, как интеллигентская подоплека души у тебя постоянно пробивается на свет.

— Считаешь, недостаток? — напрягся Гришка.

— Достоинство, но спорное, а иногда и опасное.

— А у меня не пробивается, — похвастался Сашка, — просто открытый и правдивый от сохи, парень от станка, росток от земли.

— Яблоко от яблони, — придерживая живот, чтобы не разошлись от смеха после операционные швы, поддержал Колька. — Знание своих корней помогает устойчиво стоять на земле.

— Командир, а как ты догадался, что консерванты поведутся на струнную музыку? — проигнорировал стажера Сашка Буратино, а Гришка Отрепьев едва не выскочил из кресла, торопясь разыграть простодушного парня. Я предостерегающе поднял ладонь и, подмигнув Галчонку, небрежно ответил:

— Внутренний слух, — значительно глянул на механика и пояснил. — Обычное дело у экстрасенсов: внутреннее обоняние, внутреннее осязание…

— Внутреннее чувство юмора… — торопливо добавил Гришка.

— Не слушай балабола. Кстати, посмотри на правый экран и отсчитай пятнадцать секунд — увидишь слоноподобный астероид.

— Точно, на слона похож, — Сашка уставил на меня восхищенный взгляд и догадался сам. — Внутреннее зрение?

— Да, Саша, — просто ответил я и скомандовал. — Готовимся к посадке.

Сашка рванул в машинный зал, вслед улыбалась команда. Слоноподобный астероид, до появления на правом экране, целую минуту маячил на переднем, и Сашка, единственный из экипажа, умудрился его не заметить.

— Тарелка имеет вес, — отметил Гришка перед началом торможения. — Можем провалиться на глиссаде.

«Провалиться — пройти, подчиняясь силе притяжения Меларуса, ниже расчетной кривой и не дотянуть до посадочной площадки.

— Уменьшим радиус циркуляции, — развернув корабль дюзами к планете, плавно потянул штурвал. Регулировать до приемлемого соотношение силы тяги двигателей и скорости падения корабля пришлось в ручном режиме, так как автопилот не имел в своем компьютере программы посадки с двойной массой.

Медленно опустил транспорт в бушующее море огня, дыма и пыли. Экраны наблюдения заволоклись черно-красными клубами. Легкий толчок отметил касание с грунтом. Дрожание обшивки и грохот за бортом сменились успокаивающим шелестом останавливающихся двигателей.

— Гриша, пока оседает пыль, свяжись с властью, проинформируй о пришельцах.

— Строго говоря, пришельцы на планете мы, — возразил «поперечный» штурман.

— Не будь строгим, имей снисхождение к человеческим слабостям, — эйфория от «мягкой» посадки настроила на благодушие.

Посадка космического транспорта реально трудная и опасная работа: десять процентов аварий космических кораблей — это грубое обрушение на бетонное покрытие космодрома прилета.

— Слабостям места нет, готов к работе, — раздался за спиной голос Кольки — стажера.

— Не торопишься? Двух суток не прошло, — с сомнением осмотрел стажера, вроде бы нормально выглядит. — Давай на сидячую работу, но, если что, сразу в изолятор. Геройствовать не нужно. Ферштейн? Галчонок, уступи место племяннику.

— Фи, — фыркнула Галя, вставая. — Разогнался выздоравливать, чтобы Джуди увидеть.

— А я не скрываю, — загорячился Колька, — мечта…

— Нечего бездумно лететь за мечтой, — бесцеремонно перебила Галчонок, — можно нарваться на разочарование.

— Вот сейчас… — Колька едва не плакал.

— Швы разойдутся, — грубо оборвала Галя племянника.

Колька обиженно замолчал. Галя сердито двигала посуду по стойке. Удивительное семейство, все и всегда друг с другом на повышенных тонах. Звякнул скайп, и экран заполнило бородатое лицо Федора, главы русской общины на Меларусе.

— Принимай гостей, — я кивнул на экран сенсосвязи, где переливались радостными цветами щупальцерукие пленники. — Похоже, они рады тебя видеть.

— Еще бы, — пробасил Федор и широко улыбнулся человечкам, отчего разноцветные начали еще и подпрыгивать. — Сейчас подойду.

— Лавры первооткрывателей пролетели мимо, — криво усмехнувшись, констатировал Отрепьев и повернулся ко мне. — Первый контакт с внеземным разумом состоялся раньше. Отпускаем?

Колька-стажер плавными движениями пальцев настроил обзорные экраны. Тарелка выпустила три гидравлические лапы, похожие на паучьи, поставила на грунт. Гришка последовательно, одну за другой, отцепил и спрятал в корпусе, удерживавшие «тарелку» абордажные «кошки». «Паучьи лапы» спружинили и поставили «тарелку» параллельно грунту.

ГЛАВА 27 НИКОМУ НЕЛЬЗЯ ВЕРИТЬ

Верят люди, значит, вру хорошо

Мимоходом

Площадка у трапа транспорта «Надежда» напоминала ярмарку. Серебристый диск космической «тарелки», добрых тридцати метров в диаметре, похожий одновременно на цирк-шапито и карусельный аттракцион, собрал вокруг себя все население фактории. Тракторенок-тягач приволок сцепку из пяти вагончиков-модулей — жилые и рабочие помещения для экипажей.

В центре движения у подножия памятника, устремленно бегущему в неизвестную даль псу Тобику, возвышался глава фактории и русской общины на Меларусе бородатый невозмутимый Федор, а около его ног радостно прыгал прототип и натурщик мемориала — лохматый мордатый пес Тобик.

Переминались в ожидании приодевшиеся в металлопластиковые костюмчики тарелконавты, об их эмоциях можно было судить только по изменению цвета треугольных, вершиной вниз, лиц. Пес Тобик рванулся радостно к рукам, и я, прихватив за шкирку, забросил собаку на плечи воротником.

— Здорово, брат, — Федор стиснул ладонь, приобнял другой рукой. — Прикипел к тебе наш символ-талисман штатный. Смотри не увези.

Тобик, будто понимая, ловко повернулся и радостно моргал черными блестящими глазами.

— Знакомь с братьями по разуму, — я протянул руку ближайшему, — у нас контактер-переводчик напутал, наверное, обозвал ребят примитивно по номерам.

— Первый, — прозвучало в ухе и четырехпалая ладошка крепенько прихватила пальцы.

— Второй, — похоже, ребята давно общались с землянами и вели себя просто и естественно.

— Третий, — малорослый тарелконавт выступил вперед и энергично тряхнул руку; видимо, тот самый «оппозиционер», который в корабле отсвечивал бордовым.

— Не ошибся контактер. Дальше попробую сам догадаться, — я обернулся к Федору, — остались Четвертый и Пятый?

— Не угадал, — Федор развеселился и шлепком ладони подтолкнул очередного тарелконавта.

— Четвертая, — пропищал-пропел в ухе высокий голосок.

— Пятая, — откровенно потешаясь надо мной, представилась пятая.

— Они представляются по номеру в команде, пояснил Федор. — Первый — это главный.

С особым удовольствием взял пальчики обеих девчушек в ладонь и накрыл другой. Придержал, переводя взгляд с одного лица на другое, и белые щечки зарозовели теплым возбуждением, а треугольники глаз заблестели улыбками.

— Собачку отпусти, — пробасил Федор.

— Пусть погреется, ему там хорошо, — я почесал Тобика за ухом. Совершенно разомлевший от счастья пес, потянулся и радостно застучал хвостом по спине.

Правду сказать, я использовал собачку, чтобы не тратить энергию, закрываясь от сильного экстрасенса, которым оказался Третий. Лицо парня наливалось негодующим свекольным колером, в тщетных попытках извлечь полезную информацию из перекрывающей мое энергетическое поле ауры бестолкового беспородного кобелька.

Временной ли провал повлиял, но воздух на планете будто пропитался настороженностью и недоверием.

— Никому нельзя верить, — подтвердил Федор и кивком пригласил внутрь одного из модулей. — Выпьем пивка с местной воблой-воблешкой.

— Есть рыбалка?

— Химик Николай балуется с удочкой. Философствует о жизни, вперив очи в поплавок; как бы не свихнулся от вида бесконечной водной глади.

— Созерцатель и философ и должен существовать на открытом, небогатом предметами и событиями пространстве, — пошутил я, — в избытке времени, стремящемся к вечности, но ты, конечно, материалист и практик?

— Пустота красива, долго можно смотреть не отрываясь, но обманчива зараза: зовет, а зачем — не говорит. У меня охота, — подмигнул Федор. — Днями увидел глухаря на сосне, торопливо ружье вскинул, а глухарь в ответ: «Кар-р-р», — и тут обман.

— Прав, Федя, лучше не верить, — я забрал рыбу и пиво и перенес в самый дальний домик, налил в прозрачные высокие стаканы и начал обдирать серебристую кожуру с воблешки. — Колись, пошто в грубый космический разбой ударился?

— Жестко квалифицируешь, — зябко повел плечами Федор.

— Мягко, а справедливый международный суд категорически скажет «терроризм».

— Душевная простота и сердечная открытость после вашего отлета остались только в Тобике, — Федор глянул печальными карими глазами глубоко несчастного человека, горестно вздохнул, отпил больше половины из стакана и взъерошил пальцами смолевую бороду. — Остальные жители прожигали друг друга подозрительными взглядами и не вынимали из-за пазухи правую руку, крепко сжимающую приготовленный для ближнего камень.

— А причиной всего оказалась…?

— Причин было несколько, — торопливо перебил Федор. — Сначала к америкосам прилетел транспорт «Клондайк».

— Неожиданно, думали ремонтируется на Луне.

— Потом катаклизм, похожий на конец света, и провал во времени. Шедший следом за «Клондайком» рейдер-база «Техас», до сих пор не может нас найти.

— Я в том еще беды не вижу, — попытался я развеселить друга поэтической строкой.

— Да скука, — вот беда, мой друг,[8] — мгновенно отозвался Федор и радостно захохотал.

— Нам скучать не приходилось, — радуюсь за вас.

— Радость ущербная, — Федор вновь наполнил бокалы и признался. — Джуди Нигерскиллер оказалась стихийным бедствием: перессорила мужиков, прознала о нашем общении с аборигенами, и америкосы решили отправить щупальцеруких на Землю для лабораторных исследований.

— Для опытов? Акт, несовместимый с принципами гуманизма.

— Америкосам в очередной раз захотелось показать себя выше других и обозначить массив, на который могут плюнуть сверху и ничего за это не будет.

— Чисто научный интерес отвергаешь изначально?

— Я решил снять экипаж с медборта и обменять на аборигенов, а ты влез, — Федор настойчиво «буровил» меня взглядом. — Где взять слов, чтоб выплеснуть досаду?

— Если начну оправдываться, запишешь во враги и перестанешь здороваться? Теряюсь от максимализма друзей. Командуй.

— Желание вернуть аборигенов семьям по прежнему актуально.

— Без проблем, но, не будь я экстрасенс…. вижу сверхзадачу.

— Умеешь между строк душевные терзания прочитывать, — Федор смущенно засопел. — Джуди исчезла на второй день, и сердце мое…

— Идешь с нами?

— Собираемся… И еще: Джуди знала о «Клондайке»… Допивай напиток Богов. Сами делаем, без пива же никак, хоть на Марс улети, хоть вокруг Плутона болтайся, — пиво нужно.

— Не успокаивай… значит, Галчонок, моя девушка, тоже знала?

— «Клондайк» должен был подобрать космокапсулу с астронавтками, после вашей кончины.

— Грустно, Федор, но я тебе верю.

На улице грохнул мощный взрыв, и окна модуля осыпались мелким стеклом на пол. На месте первого вагончика чернела трехметровая воронка.

ГЛАВА 28 ДРУЗЬЯ И ШПИОНЫ

Умение наблюдать, смотреть и

видеть — созерцать — корень мудрости

Мимоходом

Шпионы — обычные люди,

но платят им за вранье

Аксиома

— Едва упомянул о шпионах и, как с куста, диверсия. Черт! — Федор нетерпеливо перебирал ногами на крыльце модуля, готовясь мчаться и выяснять.

Народонаселение фактории торопливо-суетливо подтягивалось к месту взрыва. Я придержал Федора за рукав комбеза:

— Смотри отсюда, обращая внимание на отсутствие наличия контингента. Своих вижу, тарелконавты — здесь. Вычисляя шпиена, думай вслух, Федя.

— Раз, два…. десять — шахтеры здесь, — Федор попросту пересчитывал подчиненных «по головам», благо, толпа у воронки хорошо просматривалась с двухметровой высоты. — Химика нет. Порву гада!

Федор через перила прыгнул вниз и по-спринтерски припустил к лаборатории, с размаха выбил телом дверь. Я обежал модуль с тыла и, прихватив за руку, впечатал лицом в пыль выскочившего из окна химика Николая. Модуль дрожал и трясся от ударов и воплей разгневанного Федора.

— Я б в шпионы пошел, пусть меня научат, — я придавил большим пальцем болевую точку под носом химика, удерживая парня от ненужного вранья. — Джуди где?

— Утром сбежала, — всхлипнул химик и злорадно оглянулся на Федора. — Ни мне, ни тебе.

— Взрослые люди вроде бы, — я с сомнением перевел взгляд с одного на другого. — Здорово вас девушка высветила, как на ладошке показала. К тридцати не стал циничным, значит, не был и умным.

— Мне ближе глупая молодость, чем мудрость на грани маразма, — шмыгнув помятым носом, осторожно надерзил Николай.

— К тебе мудрость пришла, ко мне маразм крадется…, жизнь не остановить, — поддержал Федор; выбрался через окно и, горестно отмахнув рукой, рассмеялся. — Умные и циничные у вас на Земле, а у нас все на душевном порыве, с открытым сердцем… — с распахнутым взглядом, — с жалостью глядя на запутавшихся в любовных страстях друзей, я «отвесил» Николаю подзатыльник за непочтение к старшим и примирительно улыбнулся. — Очередные зулусы на мою голову: рванул рубаху от ворота, ударил шапкой оземь…. что ж не живется вам спокойно и бесстрастно? Готовь, Николай, взрывчатку; пойдешь в поход подрывником. После заката тронемся незаметно. Готов отличиться?

— В жизни всегда есть место подвигу, особенно, если не спится, — освобождаясь от нервного напряжения, засмеялся Николай. — В шпионы без знания иностранных языков не возьмут, а диверсант еще может получиться.

— А между делом до вечера заровняешь яму, — строго приказал Федор.

От своих проблем голова пухнет, а тут чужих воз. Лохматый Тобик выкатился и зарысил рядом, путаясь и прижимаясь к ногам. Присев рядом, потеребил-погладил теплый загривок:

— Напугали бабаханьем неумные любовники? — незаметно оглядевшись по сторонам, позвонил Отрепьеву. — Будешь смеяться, но у нас по факту на каждого члена экипажа по америкосу и по инопланетнику.

— И по ноль целых, пять десятых работающих шпионов на нос, — в тон продолжил Гришка.

— И ты, брат, считаешь, что Галчонок врет?

— Не договаривает. Случай с «Чикаго» как первый звонок, а теперь и «Клондайк» всплыл.

— Прав, пазлы складываются в картину изощренного шпионажа.

— И надо ждать диверсий, — «подлил масла в огонь» Отрепьев.

— Одну вот только разрулили. Гони всех с корабля на комфортное жительство в вагончиках.

— Галя уже в крайнем, твое пиво допивает.

— Если и рыбу доедает, не пощажу.

— Поторопись.

Предупредительно постучав, прошел в комнату. Галя неловко сидела на краешке стула, очевидно, наблюдала за мной в окно. Взглянула настороженно, отчего синие глаза еще округлились:

— Хочешь объяснений?

— Потом…

Обнялись и долго стояли, прижимаясь, перетекая, смешиваясь чувствами друг в друге; терялись во времени и пространстве. Задвигались, целуясь, раздевая и раздеваясь. Улеглись, уместились на жестковатой походной «полуторке», покрытой мягким синтетическим одеялом, темно-голубой казарменной расцветки.

В отношениях с Галей-Галчонком слово «любовь» никогда не звучало, да и не было нужды в объяснении чувств: телесная, духовная, энергетическая близость стягивала и соединяла. Представить себе не мог ситуации, когда, стоя рядом с Галей, не держал бы ее за руку или не касался телом.

Со дня расстрела американского крейсера почти не расставались. Галя либо сидела рядом в кресле, иногда на коленях, либо стояла позади, обнимая за плечи. Только секса не случилось, зато теперь накопленный потенциал «рвал плотины и шифер с крыш»; низвергался нескончаемой лавиной, и каждый оргазм становился основой, платформой, ступенькой для нарастания следующего, более сильного, более высокого, более пьянящего.

— Твои глаза когда-нибудь закрываются или даже не моргают?

— Зацени, — Галчонок прикрыла глаза, и нижние веки полностью скрылись под сантиметровой опушкой ресниц.

— Так не бывает, — потянулся потрогать губами, и Галя торопливо наклонилась, прилегла, вытягиваясь на мне во весь рост.

— Возьмешь в жены девушку-шпионку?

— Как благородный рыцарь… обязан; благо твое инкогнито потеряло актуальность, а мое либидо вернулось к норме… но, боюсь, не согласишься ломать свою карьеру?

— Это только работа, независимость, положение в обществе. Работа — отдельно, любовь — отдельно. Как ты не понимаешь?

— Пытаюсь осмыслить. Америка воспитывает людей действия, мы пытаемся думать и чувствовать, хотя одно другому не должно бы мешать. Что выбираешь?

— Конечно, бизнес, — Галчонок спокойно смотрела взглядом уверенного в своей правоте человека.

— Встаем. Прав Гришка, совсем, Галчонок, перестала быть русской.

— Я русская немка.

— Забудь. В России и немцы, и зулусы, и титульная нация — жизнь, работу, любовь и войну не разделяют.

— За сбычей мечт следует грусть о потерянной надежде. Мечты пусть сбываются… редко, — Галчонок через силу улыбнулась. — Могу считать себя арестованной?

— Постарайся ничего не предпринимать, — внимательно посмотрел в наполняющиеся слезами почти круглые глаза и пошел к двери. — Охранять будут братья по разуму, а ты знаешь, как они относятся к америкосам.

— Пристрелят?

— Их соплеменники и родня в плену у ваших, — разорвут на части.

ГЛАВА 29 ТРЕНИРОВКА НА МЕСТНОСТИ

Не получается быть загадкой:

все тайное крупными буквами «по морде лица»

С досадой о личном

Бесконечное пространство рождает философов.

В космосе можно думать, о чем угодно,

а в лесу у космонавта только одна мысль:

как не заблудиться?

Из рассказов старого космонавта

До заката оставалось часов пять. Более чем достаточно для обдумывания и подготовки «партизанской вылазки» на американскую базу. От лишних ушей пригласил Федора прогуляться в ближайший лесок, расположившийся в пойме широкого почти идеально круглого озера:

— Посмотрю-послушаю каркающих глухарей.

На самом деле, собирался «прощупать» физическое состояние Федора. Работники фактории перед отлетом с Земли получили серьезную подготовку, но с тех пор прошло три года. Не разучились ли быть солдатами, не отрастили «пивные животы». Помнят ли, что в бою нет места демократии, а приказ командира — закон, не подлежащий обсуждению.

В полете «дееспособность», по выражению Гришки Отрепьева, поддерживали системой активных движений и пассивных нагрузок. Четыре часа интенсивных занятий на тренажерах; больше можно, меньше — нет. Плюс утяжеляющие, сдавливающие, возбуждающие электро разрядами группы мышц устройства. Отдельным пунктом в расписании выделялась спецподготовка: упражнения на реакцию, интуицию, телепатию, тренировка памяти и прочее… — бесконечный, часто пополняемый список.

— Да мы, — Федор в благородном негодовании в очередной раз едва не «рванул рубаху на груди», — да мы здоровый образ жизни каждый день ведем. Земные полцентнера даже при нашей силе тяжести в легкую, а с красивой девушкой на плече в эйфории да кураже — бегом — и не вопрос…. Про амбиции забыли начисто: иду рядовым и слепо выполняю приказы, за Николая ручаюсь, место в строю четко запомнил, когда мордой песок ровнял.

— Уже легче. Рассказывай диспозицию.

— Джуди на третьем этаже штабного модуля. Вы отвлекаете охрану….

— Федя, — я пощелкал пальцами перед красным носом над черными усами. — Любовь обманная непостоянная и уязвленные амбиции на втором плане. Начни рассказ с захваченных на опыты братьях по разуму.

— Бункер, метров двести вправо, — Федор возбужденно танцевал боксерский танец, с резкими уклонениями, неожиданными нырками и разворотами, и лупил кулаком по стволу толстого дерева, похожего на осину. — К Джуди по наружной лестнице….

— Лучше, на Сивке-Бурке Вещей Каурке до верхнего окошка в тереме, — внимательно посмотрел на Федора, и парень начал потихоньку успокаиваться. — Второй вопрос, как «Клондайк» повредить?

— Пусть уматывают от греха, — Федор уставил на меня злобный взгляд. — Там экипаж из бывших морпехов.

— В морпехи традиционно набирают цвет нации, избранных из лучших. Зорких соколов и стремительных орлов.

— Даже лучшим из мужиков имя не только Орел, но и Кобель, — совершенно разуверившийся в людях Федор подозрительно взглянул на меня и, снизив тон, закончил жалобно. — Так и крутят-метут похотливо хвостами около моей Джуди Нигерскиллер.

— Улетят и фелексин увезут.

— Нечего увозить. Накопать не успели. Если только у китайцев купят или отнимут.

— Правильно напомнил, надо весь оставшийся фелексин схоронить безвозвратно.

— Тупой, — Федор смотрел с усмешкой победителя, и я на мгновение почувствовал себя уязвленным: подобных характеристик в свой адрес давно не слышал.

— Объясняй.

— Мы в другом времени и в другом пространстве. Земля нас теперь просто не сможет найти и пересечься. Мы «отрезанный ломоть», «вещь в себе», «затерянный рай»; «летучий голландец», размером в целую планету. «Пойди туда, не знаю куда», и к нам нет дороги.

— Не поверишь, но я всегда подозревал в тебе недюжинное поэтическое начало, божественно красиво только что продемонстрированное, — наивный Федор засопел, краснея от неожиданной лести. — Дорога от Меларуса до Земли есть, и при некотором старании ее найдут и китаезы и америкосы. Сейчас подойдет Сашка Буратино, подумаем, как взорвать «Клондайк».

— Командир, — раздался в телефоне Сашкин голос, — двигатель в транспорте не разбить: реактор уцелеет даже от ядерного взрыва, а камера сгорания — толстостенная пустая бочка, в которой нечего ломать. Стрельнуть ракетой в боевую рубку или в машинный зал… — и превратить корабль в груду металлолома. Спасибо за совет. Саша, ты далеко.

— Командир, — Сашка заговорил шепотом, — тут какие-то крадутся. Пятеро в камуфляже, китаезы.

— Следи, мы идем.

Коротко пересказал ситуацию Федору и удивился мгновенно произошедшим в богатыре переменам. Федор чуть пригнулся, присел, нешироко расставил полусогнутые руки и двинулся вперед мягкой походкой крадущегося кота, даже усы зашевелились, видимо, выполняя осязательную функцию. Я сместился на расстояние видимости и шел, внимательно оглядывая потаенные местечки, параллельно. Федор приподнял руку, пальцем указал направление, и через три шага я увидел китайцев, суетливо упаковывающих в травяной мешок что-то живое.

Одновременно прыгнув вперед подмяли четверых, пятый обреченно вяло сопротивлялся в руках Сашки Буратино. Я «своих» прихватил неловко; один крепыш вырвался и тараном врезался в Федора, разом освободив еще двоих подельников.

Федору пришлось биться с тремя противниками. Мы с Сашкой, удерживая по китайцу, помочь не могли. Сыновья поднебесной демонстрировали неплохую боевую подготовку-выучку-сноровку: подпрыгивали, крутились в вертушках, застывали в позах тигра, кобры, пьяной обезьяны, — наносили сокрушительные удары руками и ногами. С окружающих полянку деревьев дождем осыпались срубленные ударами ветви и листва.

Федор поворачивался и двигался вроде бы неторопливо и неэффектно, зато конструктивно: перехватил бьющую руку и перенаправил летящее следом тело в ствол дерева; второго крутанул и на секунду прижал к груди, парень мешком сполз на влажную почву. Третьего Федор отправил к первому банальным пинком в зад. Оглянулся на меня и сплюнул.

— Экзаменаторы, блин, в следующий раз с вас начну.

— Не обижайся, Федор, спонтанно битвы не выигрывают, подготовка нужна и большая работа.

— А я не при делах, — честно округлил глаза простодушный Сашка. — И драка так себе… короткая и без крови.

— Гурман, — засмеялся Федор. — Драки хороши только постановочные в кино, остальные — смешные сплошь: то герой о копье споткнулся, то поскользнулся на собственном дерьме. Желтолицых точно не звали?

— Впервые вижу, — отрезал Сашка. — Они вообще кто?

— Браконьеры, — пояснил Федор. — На своем материке все отловили, и взялись за наших крокодайлов. Далеко не безобидные ребята: благодаря внимательности и трудолюбию, выгребают фауну подчистую.

— Кстати, употребленная с пивом плотва — вылитые донские чебаки.

— Вы же их и привезли три года тому, — засмеялся Федор. — Местные здесь пресмыкающиеся, а пернатые, два десятка пород рыб, кролики, несколько сотен видов растений и деревьев — земного происхождения. Со всем хозяйством приехал и биолог, для перекрестного опыления, симбиоза и создания условий гармоничного сосуществования.

— Судя по твоей усмешке ничего у парня не получилось?

— Хорошо бы, — Федор горестно-иронично выдохнул. — Биолог вообразил себя Богом — зараза. Теперь в озере купаются только плотоядные монстры. Охрененно крупная помесь рыб, зверей и пресмыкающихся, ко всему, с начатками мышления, склонная к коллективным согласованным действиям. От чудовищ даже этот крокодил на чистую воду не выплывает: пробирается по камышам или плещется опасливо на мелководье.

Игнорируя злобные взгляды китайцев, я вытряхнул из мешка трехметрового крокодила, перерезал скотч, удерживающий лапы и хвост; почесал пальцами над глазом монстра, и животное прилегло брюхом на траву; тогда освободил от липкой ленты пасть. Злоба на лицах браконьеров сменилась удивлением и восхищением: они точно знали о неприручаемости рептилий.

— Ну, — крокодил сделал несколько неуверенных шагов и оглянулся, я кивнул и животное направленно зарысило к воде.

ГЛАВА 30 ШТУРМ БАЗЫ

Я к национальностям и народам со всей душой,

но в романе — они соперники, и литературный

герой просто обязан их чем-то попрекнуть

Замечание от автора

Кто девушку шампанским поит,

тот и танцует, а девушка покладистая.

А Вы других встречали?

Вопрос «на засыпку»

— Буду считать операцию результативной, если спасу Джуди Нигерскиллер, — объявил Федор.

— В таком случае, мне хочется получить отсутствие результата, что в определенной степени тоже результат, — загрустив, возразил я другу. — Или девушка-проблема еще не все праздники нам подарила?

Выдающиеся способности девушки влюблять в себя мужиков и сталкивать их в «битвах за самку» были на данный момент самой большой проблемой планеты Меларус. Пока за любовь сражались в кровавых междусобойчиках американские морские пехотинцы, мне спалось спокойно, но завтра Федор вернет девушку в Русскую факторию, и «битвы за любовь» станут нашей головной болью. Ругнулся и решил не отнимать у морпехов девушку-праздник и проблему.

Среди навыков космолетчика не последним является «шпионское» умение оставаться незаметным. Даже при двухметровом росте и массивной фигуре легко решаемая задача: не стоять рядом с низкорослыми и худыми, чуть отставать от напарника, в группе держаться сбоку и сзади, экономная жестикуляция, ровный голос и рассеянный взгляд. Космолетчик — это штучный, особо оберегаемый товар, для того и учили «не рисоваться», но в общении с китайцами я намеренно создавал сильный запоминающийся образ.

У ребят мышление азиатское: если не уважают и не боятся, дела с ними не сделаешь, «каши не сваришь». В отношениях с партнерами «дети поднебесной», едва замечали слабинку, начинали врать, воровать, шантажировать, проворачивать аферы и комбинации. В случае удачи, превращали партнера в раба или «рабочую лошадку».

В космосе во время сеансов сенсосвязи с китайцами, я со спокойствием Будды смотрел в мировое пространство на экране обзора передней полусферы, а штурман Гришка Отрепьев насмешничал, подтрунивал и всячески измывался над «желтолицыми братьями», а потом от моего имени давал строгие инструкции и распоряжения. Простой расчет: если такой оторвяга штурман, то от вмешательства командира и вовсе туго придется. Наступательная тактика давала возможность спокойной работы и гарантировала предсказуемое поведение.

Всякого рода рептилии-драконы для «детей поднебесной» — высшие существа, и фокус с крокодилом в глазах китайцев, думаю, приравнял «управляющего драконом» к богу, которому, как минимум, нельзя врать. Взглядом отметил командира группы, и невысокий крепыш торопливо шагнул вперед:

— Лю Синь вам помогай. Экран летает дадим: американ знает, американ не трогает.

— Кто бы сомневался, — не удержался от комментария Сашка Буратино. — Янки на нашу территорию готовы хоть черта с рогами пропустить.

— Как говорит Галчонок: «Они не обязаны соблюдать наши интересы», — я пристально заглянул в узкие темные глаза Лю Синя. — Отдадите нам фелексин в обмен на чудищ из речки. Федор, сколько их?

— Пара десятков наберется, — Федор поежился, видимо, что-то вспомнил. — Сами пусть вылавливают.

Щелочки глаз сверкнули радостным лучиком, и Лю Синь торопливо протянул тонкую длинную ладонь, взглядом показал направление. Экранолет прилег-распластался на соседней поляне вытянутой темно-зеленой лепешкой десяти метров в длину и шести в ширину.

— Браконьерская машинка, — отметил Федор, — рядом пройдешь и не заметишь.

— Обживайтесь, а я народ соберу, — постучал по мочке уха, вызванивая Гришку.

— Голому одеться — только подпоясаться, — отметился поговоркой Сашка, отодвигая дверную створку аппарата.

Диверсионная группа в ночной вылазке должна быть компактной. Пригласил химика Николая с взрывчаткой, тарелконавта Третьего, с которым уже наладил телепатическое общение. Бластеры и приборы ночного видения и прицеливания выдал Лю Синь. Сашка и Федор в благодарность помогли вытолкнуть из экранолета на поляну два глиссирующих катера.

Местное голубоватое солнце Калес скрылось за верхушками деревьев, и темнота стремительно закутывала лес. Николай и Третий не замедлили появиться из-за деревьев, химик подталкивал большую тачку, на магнитной подушке, с грузом взрывчатки.

Пока команда облачалась в кевларовую защиту и вооружалась, рассказал о целях и задачах экспедиции, поставил каждому конкретную задачу. Кресло пилота автоматически приспособилось к моей конституции, и я нажал кнопку запуска.

Кроме освобождения «зеленых человечков» требовалось на две-три недели вывести из строя транспорт «Клондайк», чтобы мы смогли собрать и закопать поглубже или безвозвратно отправить в космос все запасы фелексина. Придумали смешное оригинальное решение: уронить транспорт на почву. Оборудование для возвращения корабля в стартовое положение америкосам придется выдумывать и монтировать дней десять.

— Николай, Саша, свалить ракету — вторая главная задача, — внимательно вгляделся в серые глаза Николая. — Воронка под опорой должна быть не меньше, чем под вагончиком-модулем. Начинайте заниматься сразу. Если уроните ракету на штабной модуль заклятых друзей, ничего страшного.

Расстояние между базами «заклятых друзей» не более полусотни верст; экранолет преодолел за десять минут. Огней я не включал, двигатели браконьерского вездехода-везделета издавали чуть слышный свист. Я облетел базу по кругу и плавно опустил машину на почву между модулем, домиком на колесах, в котором американцы держали пленных, и вертикально громоздящейся в центре площадки пятидесятиметровой трубой, — межгалактическим транспортом «Клондайк».

— Пошли. Работаем тихо. Третий, предупреди своих.

Третий, как и мы, упакованный в кевлар, торопливо свел к носу треугольные глаза и уставил напряженный взгляд на вагончик. Федор большой, но бесшумной тенью скользнул к трехэтажной башне и мягко, по-кошачьи наступая, торопливо начал подниматься в «терем» красотки Джуди Нигерскиллер. Сашка и Николай бегом понесли ящик с взрывчаткой к опорам «Клондайка». Я с лазером наперевес контролировал вход в казарму и штабной модуль, попутно высматривая камеры видеонаблюдения.

В случае боя объективы камер надо расстрелять в первую очередь, чтобы лишить противника наблюдения-контроля двора и возможности прицеливания. Краем глаза заметил, спускающихся цепочкой к экранолету «тарелконавтов» и бегущих от транспорта Сашку и Николая.

Два дела сделаны; глянул вверх и вздрогнул от разорвавшего тишину сладострастного женского вопля. Торопливо сжал пальцами мочку уха:

— Федор, едрит твою налево! Успеешь детей нарожать. Бегом в машину.

— Уже, почти бегу, — басом прохрипел Федор, и по железной лестнице затопали крепкие ноги бородатого богатыря, с едва прикрытой прозрачной ночной рубашкой красавицей Джуди Нигерскиллер в руках.

Я прицельно «гасил» объективы видеокамер, из вагончиков выскакивали и сразу прятались обратно полуголые морпехи. К месту вспомнил слова Гали: «Морпехи не обязаны воевать, пока одеты не по форме». В чужой монастырь со своим уставом лезть не стоит, но и загружать на борт экранолета Джуди «Убийцу негров» я не собирался, тем более, «наш негр» — зулус Джумбо-Ваня только-только начал оправляться от сексуально-психологической травмы, нанесенной Джуди; а второй пилот Колька-стажер, забывая штурвал, упирался мечтательным взглядом в потолок кабины и грезил о встрече с божественно красивой секс-шпионкой.

Еще раз глянул на нежно розовое тело за струящейся накидкой, и сердечный бой многократно ускорился; вот так увидишь в реале загадочно-манящее и начинаешь понимать, что в жизни многое упустил. Переводя луч лазера от одного экрана к другому, «забыл» отпустить спусковую скобу.

Перерезанные ступени рухнули, Федор и Джуди упали с двухметровой высоты и покатились по песку. Я торопливо кивнул третьему. «Зеленые человечки» бросились вперед и затащили потерявшего сознание богатыря в экранолет. Мгновенно возбудившиеся морпехи набрались мужества, подхватили Джуди Нигерскиллер и, торопливо и жадно лапая, с радостными воплями потащили в казарму. Джуди, поймав мой взгляд, хитренько подмигнула и «сделала ручкой», мол, прощай, но не навсегда, — встреча непременно состоится. Бластер дрогнул в руке, отзываясь на нестерпимое желание пристрелить красотку.

Я дяденька обязательный и без перерыва на обед и сон помню о стоящих за спиной команде, фактории, России и Вселенной, в которой отвечаю за все. Девушка, несущая с собой дисгармонию, напрочь сметающая установившийся порядок, — мой друг Штольц сказал бы «Орднунг» — априори становилась противником.

На секс с Джуди обменивали интересы Родины депутаты и министры, поплатились жизнью негритянские спортсмены: футболист Зензо и баскетболист Бинзо; впервые в жизни испытал сексуальное фиаско и растерял веру в себя альфа-жеребец и зулусский вождь Джумбо-Ваня; рассорились до покушений на убийство «самцы» фактории… — такой колобок непременно требуется остановить.

Подарил девушке улыбку «от уха до уха» и левой рукой изобразил международный жест: «Вперед и с песней. Сделай их, Джуди!» Может быть, с морскими пехотинцами великой заокеанской державы девушка наконец-то натрахается досыта. Выйдет за одного из них замуж, нарожает детей и обретет в браке тихое семейное счастье.

Передал лазер Сашке и плавно поднял экранолет, включил горизонтальную скорость. Химик Николай суетливо набирал код на пульте взрывателя.

— И-и-есть! — выдохнул Николай, но взрыва не последовало. Николай растерянно повернул машинку тыльной стороной.

— Это техническая система, которая имеет свойство и право «глючить», — ответил на мой недоуменный взгляд Сашка Буратино, взял пульт в правую руку и хлопнул по задней стенке левой ладонью, еще раз нажал кнопку.

Взрыв осветил половину неба. Толстая труба «Клондайка» качнулась, накренилась и рухнула с грохотом перекрывающим звук взрыва, точнехонько на штабной модуль. Сашка Буратино радостно ткнул в пространство пудовым кулаком. Взрывная волна качнула экранолет, освобождающе тряхнула по нервам, снимая напряжение и мыслительный ступор.

Постстрессовое состояние наполняет жизнь хищной радостью. Как коршун, снисходительно рассматриваю поле боя с утеса, никому не желаю зла и всех готов выслушать и понять. Не пришедший в сознание Федор лежал на полу экранолета и радостно улыбался. Поцелуй от «принцессы» получил… и хватит. Рыцарей на свете много, девушка всем должна дать шанс. Химик Николай, оторвавшись от экрана, споткнулся о ноги Федора и повторил негодующе:

— Ни мне, ни тебе. Улыбайся теперь… во сне. Надо было оставить на растерзание морпехам.

— Не будь кровожадным, — одернул приятеля Сашка Буратино. — Не красит.

— Нет во мне кровожадности, — быстро возразил Николай и впервые за два дня улыбнулся, собираясь пошутить. — Только мелкая злобная мстительность.

За спиной послышались радостные хлопки в ладоши. Вдоль правого борта стояли и наливались торжествующим оранжевым цветом «зеленые человечки», любуясь в иллюминатор разгромом американской базы.

ГЛАВА 31 ОХОТА НА ЧУДОВИЩ

С симпатией к аристократам духа,

но не дальше второго стакана:

из-под аристократической бородки

крысиный носик начинает проглядывать.

Наблюдение «по жизни»

Вернувшись с боевой вылазки, завалились спать прямо в экранолете и пропустили рассвет и начало охоты на озерных монстров. Китайцы старались не шуметь, рассчитывая управиться со зверо-рыбо-ящерами до нашего пробуждения, чтобы лишний раз не светить перед посторонними свои методы и приемы работы с дикой природой.

«Нашла коса на камень», и желтолицые узкоглазые сыновья Поднебесной вид имели обескураженный и бледный. Толклись и кружились по песку вокруг высокого парня в ярко-зеленом комбинезоне.

— Исследователь и создатель, — обиженно отворачивая глаза, пояснил очнувшийся Федор. — Штатный биолог фактории.

— Догадался, — я пожал протянутую руку, — Уже наметил пути разрешения ситуации?

— Евгений-Женек, — представился парень двойным именем. — В режиме осмысления.

— Консилиум не нужен?

— Из кого? — парень скептически окинул взглядом меня и Сашку, задержался взглядом на розовом, но сильно помятом лице Федора, презрительно хмыкнул и вновь уставился на монстров.

Бригадир браконьеров Лю Синь стоял на одном колене и, ловко работая автоматической аптечкой, обрабатывал и зашивал глубокую рану на левом бедре.

— Клыком царапай, — коротко пояснил, заметив мой взгляд. Пройдя машинкой пятисантиметровый шов до конца, брызнул антисептиком и наклеил бактерицидный пластырь, той же машинкой сшил разрезанную штанину.

— Молодца, — я показал большой палец правой руки, отмечая хорошую выучку парня.

Остальные китайцы, беспорядочно жестикулируя, визгливо обвиняли друг друга в неумении и нерасторопности, и часто пинали совершенно измятый, покореженный, побитый катер-глиссер. Вторая посудина стояла на берегу в целости и готовности бороздить водную гладь, но никто из звероловов не спешил занять в ней место.

Из маловразумительного ора удалось выяснить, что озерные обитатели не поняли и не приняли желания китайцев превратить их в добычу. Напротив, проявили себя агрессивной хищной стороной, с активной наступательной тактикой и признаками осмысленных совместных действий.

— Ми думал, гоним звери на мель, а это они отгородили нас от берега, — размазывая грязной ладонью по потному лицу темные разводы, горестно поведал Лю Синь. — Мал-мал, прорвались; чуть не сожрали, однако.

— Зверюшек в милосердии упрекать не приходится, — подтвердил Федор.

— И обратите внимание, — академически приосанившись, поделился наблюдением Евгений-Женек. — Индивиды не стараются уйти от конфликта, а, наоборот, провоцируют развитие конфронтации.

Федор фыркнул, сдерживая смех, и отвернулся в сторону озера. Два десятка темно-зеленых спин, с выступающими гребнями позвонков барражировали по краю мелководья. Время от времени одна из туш выметывалась-вздымалась из воды почти на два метра над поверхностью, стараясь отследить действия толпящихся на берегу браконьеров.

Всегда предпочитаю общение равного с равным. С художником говорю, как художник; с космонавтом, как космонавт; с депутатом, как спикер…. шутка; с ворами — «ботаю по фене». Теперь требовалось заставить конструктивно думать обремененного апломбом, заскоками и амбициями «остепененного ботана».

Всякое слово против у «юных» докторов наук традиционно считается покушением на основы и беспощадно подавляется в зародыше. Откуда такая боязнь оппозиции? Может быть, от неуверенности в себе? Пришлось думать лишнюю минуту.

Населяющие Меларус не достигшие тридцатилетнего возраста ученые люди: кандидаты, доктора наук и академики, никогда не отказывались выслушать и оспорить чужое мнение, благо (или беда), имели любимое свое.

Постороннего «носителя мнения» ревниво отслеживали, внимательно выслушивали и беспощадно «расстреливали» убедительными аргументами, неопровержимыми доводами и умозрительными фактами, зачастую в ущерб делу. Идеи таким ребятам приходилось подавать осторожно, чтобы не заподозрили покушение на их ученое реноме.

— Женек, я правильно понял, что монстры сожрали в озере все живое и теперь голодны, как крысы в бочке?

— На голый крючок схватят, — схохмил Сашка Буратино.

— Биолога наживим, — отметился подначивающим баском Федор. — Чтоб в будущем семь раз отмерял, а потом начинал мерить вновь.

— Голодные крысы в бочке начинают жрать друг друга, — примирительно вмешался я. — Вот, если бы кто-то придумал, как натравить зверей друг на друга.

— Интересная и своевременная мысль. Надо спровоцировать каннибализм, — Евгений-Женек, найдя решение, радостно прыгал, суетился и дергал китайцев за рукава. — Доставай гранатомет.

Лю Синь торопливо отдавал подчиненным команды. Потеряв терпение, бросился к экраноплану сам и вернулся с толстомордой бронебойной базукой. Эффект от выстрела превзошел ожидания. Бьющаяся в агонии полуторатонная туша монстра и смешивающаяся с водой кровь привели стадо в неистовство. Клыки и зубы чудищ разили направо и налево. Все сражались против всех. Водная гладь там и здесь взрывалась вылетающими черными телами, с вцепившимися в нее двумя-тремя собратьями. В этой сваре не было друзей и союзников. Каждый рвал и стремился сожрать каждого.

Взбудораженная поверхность озера покрывалась сбитой в островки и «шапки» розовой пеной, расплывающейся в стороны от кипящего центра событий. Непрекращающийся рев и предсмертные вопли животных резали слух жуткой обреченностью и выворачивающей душу тоскливостью.

Я тронул возбужденно вздрагивающее плечо Лю Синя, глазами указал на катер-глиссер и на звериное побоище. Парень недоуменно огляделся, потом спохватился; закричал отрывисто и пронзительно визгливым голосом, побуждая команду браконьеров к действию.

Китайцы работали слаженно. Крюками и веревками подхватывали ослабевших израненных животных, торопливо буксировали на мелководье и отправлялись за следующим. Меньше чем за час девятнадцать темно-зеленых туш зверо-рыбо-ящеров громоздились вдоль береговой черты.

— Как памятники твоей высоко научной деятельности, — Федор подтолкнул кулаком в плечо биолога Евгения-Женька. — Устыдись и скажи спасибо браконьерам из поднебесной; а потом обеспечь озеро нормальной живностью.

— Рыба — быстро воспроизводящийся ресурс, — оправдываясь, пообещал биолог, — не пройдет и полгода….

Катер-глиссер, тем временем, кружил вокруг последнего оставшегося хищника. В каждом стаде находится выдающаяся размерами и умом особь — закон, мать ее, природы — и сейчас «дети природы и Поднебесной» пытались захомутать и обезвредить не потерявшего силу и агрессивность зверя.

Попытки заарканить осложнялись стремлением монстра атаковать. Браконьерам приходилось бросать концы веревок и удирать, отталкивая темную тушу баграми. Катер-глиссер делал круг по чистой воде и вновь шел на сближение. Лю Синь, плотно упираясь ногами в баковый настил, готовился забросить на монстра очередную петлю.

— Сказка про белого бычка, — прокомментировал Сашка Буратино. — До морковкина заговенья не захомутают.

Механик оглянулся на меня, и двинул вниз собачку предохранителя на бластере. Мы быстро пошли по мелководью к месту схватки. По счастью, песчаное дно озера и не большая глубина позволяли двигаться свободно.

Сашка выстрелил в голову животного, мой заряд вырвал гребень у затылка зверо-ящера. Петля, брошенного Лю Синем аркана охватила толстую шею, но туша уже выметнулась вверх и обрушилась на нос катера. «Охотники на монстров» закувыркались, разлетаясь в разные стороны от неожиданного ускорения. Катер-глиссер, переворачиваясь, обрушился на зверюгу и рубанул между налитыми кровью глазами воздушным винтом. Чудище взбивало кровавую пену и крутилось в агонии, наматывая на себя аркан, другой конец которого захлестнул Лю Синя и быстро подтягивал бригадира браконьеров под слепые удары мощных лап.

Я выстрелил «навскидку» раз и другой, перебил дергающуюся веревку, схватил Лю Синя за ворот и потащил к берегу, краем глаза отмечая, как Сашка Буратино добивает чудище выстрелами в голову.

— Ничего так: нервно, зрелищно, красиво; вошли в раж, поймали кураж, — подвел итог Федор, потянулся и добавил. — Утро прошло нескучно.

— Множество смертельно опасных событий происходит в единицу времени, — я философски поддержал тему, — и только удача иногда мешает стать участником.

Браконьеры торопливо разделывали туши, вонзали ножи в шеи агонизирующих чудищ, кровь пропитывала песчаный берег. Сашка Буратино торопливо отвернулся:

— Все остальное более отвратительно, чем интересно, — тронул за плечо биолога Евгения-Женька и добавил. — Эстетически окрашенное зрелище битвы плавно переросло в банальный забой.

Я отвернулся и закрыл ладонью рот, сдерживая приступ смеха. С кем поведешься, от того и наберешься. Сашка Буратино следом за мной решил с местными интеллектуалами разговаривать на одном языке.

ГЛАВА 32 У ВОДОПАДА

Однажды услышавший музыку в своей душе,

уже не сможет отказаться слушать

и играть ее вновь и вновь. Иногда мелодия

будет звучать громче, порой почти затихать,

порождая тревожную неудовлетворенность, грусть

и даже зависть к тем, кто продолжает звучать.

Тихое о личном

— Сильва ты меня не любишь. Сильва, ты меня погубишь, — сами собой напелись строчки из оперетки.

Шагнул на полянку перед водопадом и понял, что не хочу возвращаться. Подставляя лицо под пенящиеся струи, широко расставив руки, вытягивалась и качалась на носках Машенька. Удивился цвету бело-розовой кожи. Кареглазая брюнетка под одеждой оказалась «рыжиком» — мой любимый цвет, — и множество родинок-веснушек по телу. Глаз не отвести.

В делах и заботах думать забыл об экипаже погибшего медборта «Онтарио» и его командире, зато сейчас открылись и задышали все чувственные центры, с радостью отметил на груди девушки ниточки голубых и розовых бус…. и грудки-яблочки заметил и вспомнил, как оттопыривали и вздрагивали под голубой тканью комбеза первого пилота.

Совершенно перестал жалеть о ниоткуда появившемся желании прогуляться после охоты на монстров вокруг озера. Сашка Буратино помогал китайцам грузить туши зверо-рыбо-ящеров в экранолет, собираясь обратным рейсом привезти китайский фелексин. Начальник фактории Федор, предупреждая появление в округе новых монстров, отчитывал «переученного» биолога Евгения-Женька. Только я не у дел, окликнул Федора:

— Прогуляюсь, начал забывать, как пешком ходят.

— Загляни на водопад, искупайся, — Федор радостно потянулся. — Горячие камни, и гейзер — чудо природы — естественное джакузи. Чудищ отловили, теперь там безопасно.

Дорога вокруг озера между смешанным лиственно-хвойным леском и чистым берегом неплохо укатана и утоптана. Впереди над деревьями возвышалось небольшое плоскогорье и доносился шум стекающего в озеро водопадика.

Местное светило Калес, прогревая влажную атмосферу, будто развесило под каждым облачком сумеречное марево, приглушающее свет. Непрозрачный теплый воздух снижал и растворял резкие звуки до мягкой нечеткости.

Я подбирал плоские камешки и пускал «блинчиками» по воде: раз, два, три, четыре… бульк, — с детства так не развлекался. Скайп в мочке уха голосом любимой певицы спел о желтых ботинках, которые «шагают быстро по асфальту», и Гришка Отрепьев нарочито обыденным голосом сказал:

— Я нашел «трояна» в корабле.

— Не томи.

— Программа в главном компьютере, как ты предупреждал, можешь радоваться своей проницательности.

— Не нарывайся на взаимную похваляшку. Почему раньше найти не мог?

— Включается редко, показывает только местоположение.

— Так они обнаружили Вуди-Руди, а теперь отыщут утраченную дорогу к Меларусу, — размыслил я вслух. — Не удаляй. Америкосы знают, где нас искать, теперь не потеряемся. Отследи рейдер «Техас» и начинай готовить встречу.

— Минуту, — Гришка выдержал паузу. — В судовой роли рейдера «Техас» на первой строчке адмирал Джон Смит, благоверный знакомой тебе Машеньки.

— Вернем мужу его лучшую из половин. Институт брака для меня святое.

— По-моему, ты сам себе давно не свят, — неожиданно грустно возразил Гришка.

Забота Отрепьева о моей морали-нравственности начала «доставать». Самое неприятное, я чувствую и знаю его правоту: и штурман-стрелок Гришка Отрепьев, и механик Сашка Буратино, каждый в своей ипостаси — «благородного героя» и «реального пацана» — честнее и совестливее меня, склонного к компромиссам, умолчаниям и самодурству, но до сего дня мое поведение нареканий не вызывало. Или товарищи становятся лучше, или я хуже, или гонка за феликсином экипаж разобщила?

Дорога нырнула в лесок, и жизненный опыт услужливо шепнул о всегда не сбывающихся уверениях в безопасности. Я привычно машинально глянул на левое предплечье, проверяя наличие пистолета в кобуре, которую снимал один раз в сутки для трехминутной быстрой проверки-смазки-перезарядки.

Деревья обступили с двух сторон, а впереди замаячил просвет и десятиметровый из нескольких нешироких струй водопад, похожий на театральный занавес, отгородивший от партера пространство сцены. Сходство дополняли обрамляющие слева и справа зеленые полосы вьющихся растений.

Остановился у похожего на земную березку деревца, просеивающего лучи солнца Калеса сквозь мелкую шелестящую листву. Машенька стояла между двух струй, подставляя лицо с закрытыми глазами теплым лучам, и ловила ладонями падающую воду. Разлетающиеся, сверкающие в ярких лучах брызги окружили девушку ореолом, прозрачным окутывающим занавесом. Картина возбуждала и завораживала.

Ощущение «дежавю», будто поставили жизнь на паузу. На планете Вуди-Руди шли с Вале-Рией к водопадам. Подпрыгивала юбчонка-поясок над плотными высокими бедрами, и девушка задорно размахивала парой бус. Планета другая и бусы на груди другой девушки, а бедра у Машеньки… покруче. Конец паузы.

Живо промелькнули в сознании картины чувственных игр; сумасшествие в глазах Вале-Рии, разлохмаченная черно-рыжая шевелюра, с запутавшимися кедровыми хвоинками. Будто отзываясь на мысли, Маша часто и глубоко задышала, потянулась, приподнимаясь на носках и протяжно-утомленно закричала, сливаясь голосом с водопадом.

Открыла глаза, долго смотрела, бессмысленно и бездумно улыбаясь; торопливо двинулась навстречу, обняла и прижалась; перехватывала руками по телу, целовала, пыталась раздевать, — все одновременно. Непривычная и ненормальная ситуация, когда женщины пытается напористо «рулить», пресекая стремление партнера поучаствовать в процессе: то ли девушка «намечтала» себе предварительно сценарий, то ли по жизни сексуальная активистка.

А я компромиссный, и если противник, размахивая шашкой, с криком «Ура!», рвался в бой, привычно делал шаг назад и заманивал «на свою территорию», где работали мои правила игры, и где не знал поражений. Охотно предоставил Машеньке полную свободу, внимательно следил, быстро выполнял ее желания, и результат не заставил себя ждать. Машенька вздрогнула в оргазме, и, приостановившись, недоуменно прислушалась к себе, — рано, и вновь мышцы живота передернула сладкая судорога. Наслаждение нарастало, и каждая новая потяжка мышц длилась дольше, а тело перестало подчиняться мозгу, — вздрагивало, отдаваясь наслаждению.

Активность партнерши дольше удерживает «самца на высоте» — аксиома. Стремление Маши получить все и сразу сняло ответственность за результат и позволило дистанцироваться, наблюдать любовную игру со стороны. Грубо говоря, Машенька уготовала мне роль шеста в стрип-баре, вокруг которого самозабвенно крутилась изобретательная танцовщица, и я с удовольствием отдавал должное фантазии и опыту; «не теряя головы», позволял девушке выплеснуть накопленную одинокими ночами энергию.

— А теперь моя очередь, — почти строго шепнул в розовое ушко. И раньше подозревал, что тело Машеньки и глазам, и рукам, и губам сладко и, не пропуская достопримечательностей, округлостей и выпуклостей, «пропутешествовал» сверху до кончиков мизинцев на ногах и вернулся обратно под сладостные стоны и страстные шепотки…

Отдыхая, забрались в «естественное джакузи» — наполненную горячей водой нишу в скале, с выбивающимися со дна струйками горячей воды. Маша перевернулась на живот, подтянулась по моей груди повыше, потеребила губами нос и просто сказала:

— Ты меня не любишь, — подождала ответа, еще подтянулась вверх и, плотно умостившись на мне сверху, вздохнула и добавила. — И я тебя не люблю. Какая-то линейка, полоска блестящая в душе, которую не могу перешагнуть… Не хочу сближать два разных мира, а с тобой быть хочу. Ненормальность.

— Сам иногда вздрагиваю от гримас любви и не знаю, любить или говорить о любви, или совмещать как-то.

— Наверное, шлюшкой меня считаешь?

— Интересно вопрос поставлен. Шлюха и порядочная женщина — это не два разных полюса, одна всегда есть в другой в той или иной степени. В тебе кого больше?

— Юморист безответственный, а мне к мужу с повинной головой возвращаться.

— Проверен временем?

— Любит и не бросит, — коротко и твердо подтвердила Маша.

— Любовь к женщине — ответственность; видимо, твой мужчина это понимает, а супруга слабинку дала; впрочем, жизнь безгрешной не бывает, а если бывает, то не жизнь, — я забросил руки за голову, давая девушке свободу, и Маша не замедлила вытянуться и улечься удобно и надежно; благодарно поцеловала и заговорила:

— Я встречи с тобой три года ждала: легенда, романтический герой, рыцарь космоса. Вале-Рию встретила, всю в безутешных рыданиях и не просыхающих горючих соплях, и отобрала бусы; а тут и вы с аппендицитом, чуть из корабля от счастья не выскочила, торопилась навстречу бежать и стихи читать.

— Т-с-с, — я дернулся в сторону и шутливо свел брови, — даже не пытайся бередить почти зажившие раны. В юности на дне рождения одноклассницы две поэтки взяли в плен и начали стихи читать, поминутно спрашивая, нравится или нет. Воспитанный и деликатный я притворно восторженно мычал и кивал. Девицы закатывали глаза и, завывая голосами, фонтанировали новыми стихами. Литературно изнасиловали и отравили вечер. Теперь только проза.

— Спасибо за предупреждение, — Машенька радостно смеялась, — но сначала я хотела плотно-плотно прижаться и погладить тебя по плечу.

— И, вместо того чтобы проверить мужчину на отзывчивость, начала хмуриться, говорила недружественные слова, делала нелояльные жесты и пыталась удрать.

— Подружка твоя, — Маша вдруг ощетинилась и напряглась. — Липнет к тебе, будто чистым медом кормишь.

— Всего лишь, бескорыстный ангел хранитель, — упоминание о Галчонке наполнило радостью, — платы не требует, защищает и делает добро без предварительных условий. Давай о тебе.

— Слишком много счастья… одни только сны, — Маша невольно осветилась блаженной улыбкой, — вернее, пробуждения…. с тобой целовалась.

— М-м-м… а ты правильное слово употребила?

— Неправильное… ты же понял… полное ощущение реала…. и сумасшедший оргазм…. а потом, как на крыльях летала…. даже наш голубок-штурман замечал, «светишься вся»…. вот и приходилось хмуриться…. скрывала, — Маша засмеялась с тихой радостью, загрустила, задвигалась; нажимая ладошками, гладила плечи и грудь и предупредила шутливо. — Попробуй только не являться по утрам.

— Наверное, самое тяжелое для женщины — это разочарование в мужчине, — обещаю соответствовать. Кстати, пора…

— Что пора? — напряженно выговорила и осеклась Машенька.

— Соответствовать, — опустил руки на спину девушки и, перебирая пальцами, заскользил ладонями вниз к ягодицам.

Периферийным зрением отметил движение в спускающемся со скалы занавесе, без раздумий вскинул левую руку и начал стрелять. Разрывные пули мгновенно раздробили череп и в нескольких местах перебили позвоночник многометрового толстого питона. Мы успели вскочить на ноги и отойти в сторону, а длинное тело все продолжало скользить со скалы, нагромождая бесформенную зелено-желтую кучу у подножия водопада. Я постучал по мочке уха:

— Федор, китайцы еще на месте? Подъезжайте к водопаду за добычей, и возьмите горе-биолога. Есть достойная куча дерьма, в которую его непременно нужно ткнуть носом, — повернулся и правой рукой притянул-прижал Машу. — Одеваемся.

— Да, — Маша, подняла ко мне лицо и потянулась губами к уху, зашептала, лукаво улыбаясь, — но проверка на соответствие не закончена, только откладывается до лучших времен.

ГЛАВА 33 К ЗАКАТУ

Человек с холодным сердцем — чудовище.

Доведу ли своего героя до такой крайности,

пока не знаю, все-таки хотелось бы остаться

в рамках логики. Впрочем, — это совершенно

не важно. Два-три десятка читателей отдельных глав

нелогичности не заметят, а двое-трое, осиливших роман

до конца, поленятся высказать претензии.

Литературные герои — это наши личные игрушки,

для окружающих — игрушки б/у, секондхэнд или неопасные

заморочки сдвинутых людей. Шучу, хотя… Шучу.

Шутка с долей правды

Краса, гордость и мощь Американского космического флота флагман-рейдер «Техас», ориентируясь на сигналы «Трояна»-шпиона-маячка в нашем главном компьютере, уверенно нащупывал путь к планете Меларус. Гришка Отрепьев, выполняя команду: «Помотай, но дай добраться», — наслаждался, подкидывая «америкосу» маршруты-обманки, неожиданные, трудно преодолимые помехи и препятствия.

Джон Смит командир рейдера и законный супруг Маши-Машеньки-Машульки, в стремлении доставить своему начальству минерал фелексин и мировое господство, умело обходил преграды, — надо отдать должное, — взламывал препоны и мчался к нам с неотвратимостью судьбы, как страшный суд, как час пик, как карающий рок, как момент истины.

Торопился смять и размазать по планете транспорт «Надежда», забрать запасы минерала, «начистить» лицо сопернику, вернуть в семью красавицу жену. В ореоле победителя космической гонки вернуться на Землю и ощутить праздник в объятиях хозяев и спонсоров.

Людям нравятся праздники. Устраивают по поводу и без, например: первое апреля — день Дурака. Флагман-рейдер «Техас», расчехлив пушки и ракетные установки, отбросив порты торпедных аппаратов, огненным тараном прошибал космос: отрывал от планет спутники и, как кегли, сшибал и закручивал волчком космические камни. Мчался к планете Меларус в эйфории и предвкушении на торжество… «шапочного разбора».

Наше веселье в другом. Запасы фелексина в один день разослали во все концы вселенной, — жизни не хватит собрать; разместили вокруг планеты множество маячков, с отражающими параметрами крейсеров и миноносцев, несущих флаги всех существующих космических держав. Гришка Отрепьев, компьютерный гений и украшение мыслящей части двуногих, превзошел сам себя, «прыгнул выше головы» и создал замечательно мощный виртуальный космический флот.

На случай доказательства реальности существования вооруженной до зубов эскадры, среди виртуальных кораблей вертелись-крутились на космошлюпках Сашка Буратино и Колька-стажер, всегда готовые с щенячьим восторгом придавить гашетку «Пуск» на реактивных установках.

Джон Смит не захочет атаковать транспорт «Надежда» при свидетелях, у каждого из которых накопилось на «старшего брата» немало зубов. Остается красавица супруга Машенька, командир уничтоженного аборигенами медборта «Онтарио». Законы брака священны, а муж есть муж — пусть забирает.

Секс с Машей после первой сшибающе страстной волны все более словесно разбавлялся и упорядочивался, плавно перетекая в бесконечную сагу об удивительном человеке Джоне Смите: красивом мужчине, выдающемся космонавте, непобедимом воине, заботливом муже, умелом любовнике.

— … и утром приносит в постель чашечку кофе…. я просыпаюсь, отпивая по глотку.

— Не согласен, — возражал я, лениво потягиваясь. — Чашка кофе в постель — это сродни подвигу, а каждый день… девальвирует понятие.

Мое отношение к Маше самого удивляло. Небрежное самолюбование и бесшабашная дерзость-уверенность, что никуда красавица не денется, будет бежать рядом, как собачка на поводке. Стоило протянуть руку или бросить взгляд, и рядом оказывалась теплая стройная, притягивающая, манящая… и никогда не отказывающая.

— Даже не надейся на лидерство, — Маша потянулась змейкой и легко оказалась сверху; наклонилась и страстно выдохнула в ухо, — в моем случае предложение всегда будет опережать спрос…

Во время обеда образ благородного джентльмена Джона Смита дополнился новыми чертами: искристая седина, мягкий загар на чисто выбритом круглом лице, загадочное прошлое, связанное со спецслужбами. Родился Джон на десяток лет раньше.

— Мне всегда нравились мужчины постарше…

— то есть, я случайная связь?

— Нет, в тебе будто сто лет…. иногда даже страшно, — Машенька напряглась и уставилась взглядом в сторону двери. Только при виде Галчонка карие глаза застилались непрозрачным блеском, и знобкий холодок шершавил кожу рук неприятными мурашками…. я поздоровался не оборачиваясь:

— Здравствуй, Галчонок. Хочешь, сон расскажу?

— А я уже рассказала воде в тарелке, и поверхность улыбчиво колыхнулась в ответ, — Галчонок подошла сзади, привычно обхватила за плечи и прижалась всем телом, не обращая внимания на Машу. — Кто первый начнет про собаку-волкодава?

Нам в очередной раз приснился один сон на двоих. Огромная белая лохматая собака пыталась преодолеть двухметровый рыхлый сугроб. Бедная животинка приглядывалась, принюхивалась; набравшись смелости, переносила лапу вперед; проваливалась по плечо и останавливалась в размышлении — шагать ли дальше.

— В моем сне лохматый пес-водолаз, жалобно прискуливая, стеная и оглядываясь, одолел-таки вершину…

— А в моем еще и возвращался несколько раз, натаптывая маршрут, — Галчонок приблизила к моему лицу почти круглые глаза и быстро краснеющие щеки, торопливо чмокнула в висок и крикнула убегая. — Спасибо тебе. Ты лучший.

— Знаю, — притворно поворчал в ответ и разъяснил для Машеньки. — Пушистый волкодав-водолаз — это начальник фактории. Галя-Галчонок сдружилась с Федором, и «зеленые человечки», боготворящие бородатого гиганта, мгновенно прониклись любовью и доверием к «блондинке Барби». Увел девушку.

— А ты не возражал? — Машенька привстала в кресле, готовая в зависимости от моего ответа опуститься обратно или броситься вперед и вцепиться зубами в горло. — Ишь как прижимается, прилипала.

— Это я к ней прижимаюсь, — случайно или нет Машенька повторила слово Сашки Штольца «прилипала». — Пожалуй, ты права: мы с Галей почти как одно целое, но это, скорее, братско-сестринское, только сейчас понял. Не ревнуй. Заметь, ни разу не поставил тебе в вину связь с Джоном Смитом.

— Считаешь, законный муж мне вроде брата?

Машенька снова подпрыгивала в крайней степени возмущения, но я предостерегающе поднял руку, призывая к молчанию. Скайп высоким голосом любимой певицы доверительно позвал: «У нас есть наша песенка, давай ее споем»[9], - и продолжил торопливым шепотом Отрепьева:

— Америкосы умостились на орбите. Адмирал рвется с визитом.

— Надеюсь, с дружеским; зови, — усмехнувшись, (почему мне нравилось сердить Машу-Машеньку?) сказал нарочито обыденно, — пойдем встречать твоего благоверного. Рада, конечно?

— А как же прощальный секс? — Машенька растерянно теребила бусы, голубые и розовые. — Больше не повторится?

— Не успеваем, — легко и с удовольствием соврал я в очередной раз.

— Я не люблю тебя, — повторила Машенька однажды сказанную фразу, — но если бы ты был настойчивее…

— Время, — бесцеремонно прервал девушку и, взяв под руку, вывел на крылечко вагончика-модуля.

В полукилометре, опираясь на красно-желтое пламя реактивной струи опускалась в облако коричнево-черной пыли блестящая металлом космокапсула.

Не избалованное визитами высоких гостей народонаселение Фактории дружно высыпало встречать и дивиться. Зулусский вождь Джумбо-Ваня и пышная вторая пилотесса Джессика выбрались на свежий воздух впервые за прошедшую неделю, но и здесь держали друг друга в объятиях и пытались незаметно потискать.

Машенька теребила-поглаживала на груди нити голубых и розовых бус и ожидающе-болезненно взглядывала блестящими от слез карими глазами. А я не бесчувственный, пытался выглядеть беспечным, из последних сил сдерживал рвущие душу эмоции. Задача поставлена, — американский Менелай должен без аннексий и контрибуций получить обратно свою прекрасную Елену, — но сердце противилось решению.

Легкий ветерок сдул-осадил облако пыли и дыма вокруг космокапсулы. Бесшумно сдвинулась в обшивку корабля крышка люка, и, глуховато пристукнув по бетону, опустился неширокий трап. Джон Смит, настоящий воин, пренебрегая безопасностью, первым шагнул из корабля, — картина, достойная восхищения.

Рассказы Машеньки о муже начали подтверждаться с первого взгляда: сорокалетний породистый благородный жеребец-красавец, с искрами недюжинного интеллекта в темных глазах, в строгом костюме адмирала Американских военно-космических сил, с кортиком у колена. Коротко, почти незаметно осмотрелся, — привычка профессионального разведчика, — легко зашагал в нашу сторону.

— Маша, — я тронул девушку за плечо и тотчас почувствовал встречное движение. — Маша, бусы нужно порвать и рассыпать — это своеобразная контрацепция.

— Гад! — коротко ответила Маша. Встав передо мной, плотно прижалась спиной и попой, слегка потянулась прожигающим через одежду чувственным жаром, и мое тело едва не взорвалось от пронзившего мгновенного возбуждения. — Мучайся теперь. — Шепнула через плечо и устремилась навстречу мужу, прижалась и замерла в объятиях красавца. Отчетливо, явно рассчитывая на мой слух, выговорила. — Я тебя очень ждала.

— Посмотрел и теперь знаю, как выглядит жалкая кривая улыбка, — грустно пошутил незаметно подошедший Гришка Отрепьев.

— Вглядись пристальнее и увидишь, как выглядит истерзанная душа, — искренне ответил я.

На трапе космокапсулы Машенька оглянулась и правой рукой погладила бусы на груди. Захлопнулся люк, скрыв девушку от взгляда, и в мир вернулись звуки. Нарастающий грохочущий свист ракетных двигателей поднял в воздух опустившуюся недавно пыль. Мужское население фактории громогласно комментировали событие и косили на меня взглядами, исполненными осуждением, разочарованием и откровенным презрением.

— Не чувствую себя виноватым… — упрямо выговорил, убеждая себя.

— Ни вообще каким, — торопливо и тупо снасмешничал Гришка.

— Поясни.

— Ты превратился в робота, командир, — выдохнул Отрепьев. — Все просчитано, все схвачено. К месту и ко времени говоришь нужные слова, совершаешь необходимые движения, направленные на оптимальное решение задачи.

— Оптимальное, значит, лучшее, — я шуткой попытался сбить горестно-укоряющий настрой оппонента, — а я как раз лучший.

— Механический, — упрямо возразил Гришка. — В тебе больше нет слабых мест.

— Это недостаток? — интеллигентская упертость штурмана начала веселить. — И какие конкретно места ты имеешь ввиду?

— Это не по-человечески…

— … то есть, весь мир живет по законам морали и нравственности, и только моя сухая совесть регулярно дает сбой?

— Не передергивай, — резко осадил Отрепьев. — Прекрасно понимаешь. Мир живет эмоциями, чувствами, душевными движениями, а ты…

— Тщательно свои чувства скрываю.

— Дай-то Бог, — скептически прищурился Гришка, повернулся и пошел к кораблю. — Систему проверю.

Вернулся в модуль-вагончик, достал пиво из холодильника. Пустота вокруг, некому душу излить. Экипаж в работе, Галя с Федором друг другом заняты. Впору тарелке с водой о своих бедах рассказывать… или бокалу с пивом поведать, как не солоно хлебавши, мчится восвояси краса и гордость американского космического флота флагман-рейдер «Техас», а в его командной рубке благородным густым баритоном отдает распоряжения, задевая рогами переборки, адмирал Джон Смит.

Я засмеялся и выплеснул пиво в раковину: герой понимающий и шанс дающий, не по душевной потребности, а потому что друг рядом лучше, чем враг. Холодно расчетливый и циничный: любил, оберегал, заботился, а когда задачу выполнили, повернулся и ушел, ни одной мышцей не дрогнув;… — усмехнулся и отправился к кораблю — работать, решать задачи.

ГЛАВА 34 ХЕПИЭНД

Чтобы прийти к святости, нужно оттолкнуться

от противного, испачкаться, иначе святость

будет чистой воды ханжеством. Не оценишь сладкого,

не зная вкуса горького.

Философское о жизни

Люди внушаемы, еще хуже, самовнушаемы.

Достаточно запустить механизм,

остальное сами сделаем.

Сказал: «Жизнь прожита зря», —

и впервые себе не соврал;

добавил: «Смерть пришла» — лег и умер.

С грустью о личном

Лучшие Боги получаются из смертных

Мимоходом

Жизнь на Меларусе успокоилась, устаканилась и вошла в обыденную рабочую колею, а вот меня последние события из этой же колеи безжалостно выбросили. Отлет Маши поначалу принес облегчение и освобождение: агрессивно назойливо девушка стремилась всегда быть рядом, а отправил в объятия законного мужа, и опустело-осиротело пространство под правым локтем.

Галя-Галчонок сдружилась с Федором, и «зеленые человечки», боготворящие бородатого гиганта мгновенно прониклись любовью и доверием к «блондинке Барби». Федор и Галя практически не расставались, руководя и направляя жизнедеятельность фактории.

Мой экипаж между делами налаживал контакты с разноцветноликими аборигенами. Полетали-прокатились на их корабле, который ускоряясь, будто многократно «выстреливал» сам себя из рогатки. Выпросили и установили на «Надежде» пушку-луч, которой «зеленые человечки» однажды ловко испарили медборт «Онтарио».

Возражая против подарка, протестно наливался бордовым и красным — цветами злости — «Третий», но девчушки «Четвертая» и «Пятая», оказавшиеся племянницей и дочерью «Наипервейшего», торопливо вложили в мою руку четырехпалые ладошки. Я, как и при первом знакомстве, прикрыл их второй рукой, тепло подул на розовые пальчики, треугольные лица мгновенно налились матовым бело-розовым согласием, и вопрос решился положительно. Благо, наши контактеры-переводчики совершенно адаптировались к языку аборигенов, и мы общались без затруднений.

Китайцы возились в Чайна-Тауне, и со свойственным этому народу непринужденным терпением ждали разрешения на возвращение к родным пенатам. Предвкушая невиданные прибыли, передвигались вприпрыжку и подозрительно, хотя и почтительно, косили узкими от природы глазами.

Сушили и перетирали в «лечебный» порошок зверо-рыбо-ящеров. Из шкуры убитого на водопаде питона соорудили чучело дракона. Вместо испорченной выстрелами, подставили шишковато-рогатую голову монстра из озера. Планировали смонтировать крылья, но пока не могли отыскать подходящего материала. Из человеколюбия и в целях укрепления дружбы между народами я раскопал в дальнем складе-кластере транспорта «Надежда» старенький белокрылый дельтаплан и торжественно вручил бригадиру браконьеров:

— Не забудьте пригласить на испытательный полет вашего Бога.

Лю-Синь, сжимая мою ладонь и беспрерывно кланяясь, суетливо протянул чашку чая; старательно скрывал безудержную радость и лепетал загадочную чушь о жрецах-проводниках, доносящих людям волю Драконов.

— Твердо и последовательно идущих путем Дракона меньшинство, — резюмируя свой лепет, Лю Синь заговорил размеренно и торжественно. — Людям свойственно отвлекаться на суетное-второстепенное, но поднявшиеся однажды уже не хотят возвращаться вниз. — Китаец закатил глаза под веки и стал похож на слепого. — Отсутствуя здесь, качался в нирване и сверху видел Мир и скользящие тени от крыльев Драконов.

— Приглашение не по адресу, — вежливо, но твердо попытался я закруглить теологические изыски китайского браконьера, вежливо отхлебнул и поставил чашку на столик с рисованными разноцветными драконами. — Религия — большая часть общественного мировоззрения, но Бога знаем опосредовано, через проводников его идей и воли. Жрецы наступательны, а иногда и агрессивны, — не имею в виду присутствующих — по ним и судим о руке направляющей.

У каждого Филатки свои заморочки. «Мы с Богом не верим в существование друг друга» — эта шутливая максима до сих пор меня устраивала. Глянул вперед и торопливо скрылся в вагончике-модуле от выжидательно молящего взгляда Кольки-стажера. Забросив дела, Колька бродил по фактории в компании пса Тобика и поэтически тосковал о «томящейся в американском плену» Джуди Нигерскиллер. Красотка, не подозревая о планах нашего стажера, «ставила на уши» американскую базу.

Морские пехотинцы днями возились в ограде форта, пытаясь вернуть в вертикальное положение грузовой транспорт «Клондайк», замечательно уроненный Сашкой Буратино и Николаем-химиком. «Клондайк» кренился вправо и влево на мягком грунте, будто уклонялся от погружения в космические глубины.

Вечерами вояки наливались пивом и вискарем. Злобно ругали чернокожего сержанта Чарли Бергстрема, который заперся в вагончике-модуле с Джуди Нигерскиллер двое суток назад, и все еще был жив и активен. В ожидании смерти Чарли морпехи «рыхлили копытами песок и обдирали рогами кору с деревьев» — сходились в организованных спортивных поединках и стихийных кровавых побоищах. Доказывали свое право быть первыми в очередь на смерть от сексуального истощения в объятиях неутомимой красотки.

Колька-стажер строил планы вылазки. Парень старался чаще попадаться мне на глаза, надеясь, героически поучаствовать в следующем штурме недружественного форта:

— Принцессу из рук не выпущу, как некоторые, — мечтательно закатывал глаза Колька, не замечая скептических взглядов Сашки-механика и Гришки Отрепьева.

— Спасать или не спасать принцессу, решать не тебе, — вздохнул Сашка. — Я бы тоже сейчас на Вуди-Руди к девушке, с внимательным взглядом теплых серых глаз, но… на работе мы.

— Производственная дисциплина, — не замедлил с приколом Гришка. — Командир, китайцы дракона твоим именем назвали и регулярно совершают перед сушенным животным обряды, похожие на просьбы о благословении.

— Дракон Серега — это не слабо. Есть повод гордиться?

— Скорее, насторожиться. Для полноты картины животина должна обрести душу, а последняя уже почти тридцать лет бременит хорошо физически развитое, большое тело, которое может не захотеть расставаться в силу привычки…

— Желтолицые парни настойчивые — за это их уважаю, — если собрались решить задачу, то не стесняются в выборе оружия, и не беспокоятся, что оно окажется слишком тяжелым и разрушительным. Спокойно поднимают таран и бросаются на врага, не разбирая, действительно ли под удар попал враг или неправильно разобравшийся в обстановке друг. В войне стремятся к победе, и достигают любым путем.

— Сложная заморочка у сыновей Поднебесной, вроде бы надо удачи пожелать, но не к месту, как бы, — шутливо продолжил мой спич Гришка Отрепьев, и закончил серьезно. — Парни в стремлении к цели хороши, но пока у них не было против нас шанса.

— Нет, Гриша, пока у них не было против нас достойной задачи.

— Все так серьезно? — Сашка Буратино толкнул в плечо Кольку-стажера. — Думай, аналитик.

Более чем Гришку и Сашку, поведение китайцев, сооружающих себе Бога, должно бы напрягать меня, но странная апатия тормозила, останавливала. Все замечал, но молчал до времени, — не только наблюдательный, но и хитрый, — давал человечку шанс на исправление, потому что еще и мудрый, и добрый до безобразия, — и снисходительно относился к человеческим слабостям.

Очень возможно, тайконавты и время назначили, а день рождения — это, по-определению, грустный праздник даже если именинник Бог. Я лежал, смотрел и шутил, когда китайские браконьеры быстро, но не суетливо погрузили размякшее тело в ракетоплан, и Лю Синь, обязанный мне жизнью, чтобы не мучить понапрасну, убил точным ударом блестящего молоточка в висок.

У меня такое ощущение, что судьба оставляет уходящему некоторое время, чтобы посмеяться над остающимися; многие из живых догадываются об усмешке судьбы и торопят родственников — поскорее закопать, но так у нас. Китайцы менее расточительны, и всякая белковая материя используется на сто процентов для изготовления укрепляющих оздоравливающих порошков, микстур и таблеток. Тем более, не могли желтолицые допустить нерационального использования тела Бога-Дракона, которым, очевидно, всерьез считали.

Уже к вечеру над китайским Чайна-Тауном при слабом ветерке парил, размахнув крылья моего дельтаплана, громадный дракон. В соответствии с культурными традициями, стремлением к яркому, чистому, светлому, дети поднебесной раскрасили темно-зеленную кожу рептилии в желтый, красный, голубой, белый цвета. Вместо глаз вставили блестящие стекляшки рубинового цвета.

Я не умер, только воплотился в китайского Бога-Дракона на планете Меларус. Кружил «на своих крыльях» над Чайна-Тауном, смотрел, думал. «Отсутствуя внизу, качался в нирване и сверху видел Мир и скользящие тени от крыльев Дракона.»

Видел, как суетливо допытывались Сашка Буратино и Гришка Отрепьев, куда девался их командир. Китайцы разводили желтые ладошки «Моя твоя не понимает», и только в краешке узких черных глаз мерцала хитрая восточная усмешка.

Анатолий Шинкин О книге Анатолия Шинкина «Получить статус Бога»

Чтобы прийти к святости, нужно оттолкнуться

от противного, испачкаться, иначе святость

будет чистой воды ханжеством. Не оценишь сладкого,

не зная вкуса горького.

Эпиграф заключительной главы

Книга Анатолия Шинкина «Получить статус Бога» заметно выделяется из множества представленных на книжном рынке космических приключений.

Автор не стремится «залить космос кровью» и забросать «остатками человеческих тел».

Битвы, сражения и столкновения — только часть сюжета. Правители ведущих держав устроили гонку космических транспортов за минералом «Фелексин», легко перебрасывающим в любое под-, над-, за — пространство.

Автор уделяет большое внимание отношениям членов экипажей: дружбе, любви, взаимной работе и совместному преодолению опасностей.

Остроумно разрешены сотрудничество в космосе и выход из космической воронки совместно с женским экипажем американского медицинского корабля.

Показательна встреча с «Зелеными человечками». После короткого боевого столкновения представители разных миров смогли договориться, подружиться и научились жить рядом на планете Меларус.

Минерал «Фелексин» оказался идеальным оружием для завоевания мирового господства, так как позволял собрать в свои погреба «все золото мира». Узнав об этом, герой решил распылить минерал по космосу, но не отдавать легкомысленным земным правителям.

Отличный литературный язык, искрометный юмор автора, многочисленные афоризмы, — делают чтение легким, интересным, познавательным.

Эпиграфы к главам привносят в текст хорошую философскую нагрузку.

Чтение создает позитивное настроение у читателя

Примечания

1

Группа «Лесоповал»

(обратно)

2

«Унесенные ветром»

(обратно)

3

«Царская невеста»

(обратно)

4

Шлягер

(обратно)

5

Википедия

(обратно)

6

Льюис Кэролл «Алиса в Стране Чудес»

(обратно)

7

домой

(обратно)

8

А.С. Пушкин «Евгений Онегин»

(обратно)

9

Жанна Агузарова

(обратно)

Оглавление

ОТ АВТОРА

ГЛАВА 1 ИЩИТЕ ЖЕНЩИНУ

ГЛАВА 2 «ТРОЯНСКИЙ КОНЬ»

ГЛАВА 3 ЭКИПАЖ

ГЛАВА 4 СТАРТ

ГЛАВА 5 ПЕРВЫЙ ЭКЗАМЕН

ГЛАВА 6 САНИТАРЫ КОСМОСА

ГЛАВА 7 БИТВА С ЗУЛУСАМИ

ГЛАВА 8 СРЕДИ КОСМИЧЕСКИХ КАМНЕЙ

ГЛАВА 9 НОВЫЕ ЗНАКОМЫЕ — СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ

ГЛАВА 10 МЕСТЬ И СТРАСТЬ

ГЛАВА 11 ЯВЛЕНИЕ «ЧИКАГО»

ГЛАВА 12 ГИБЕЛЬ «БЕРА-БИРА»

ГЛАВА 13 РОЖДЕНИЕ «ЧЕРНОЙ ДЫРЫ»

ГЛАВА 14 ТРАНЗИТНАЯ ОСТАНОВКА

ГЛАВА 15 ТРАНЗИТНАЯ ОСТАНОВКА

ГЛАВА 16 ЗАПАСНОЙ АЭРОДРОМ

ГЛАВА 17 НОВАЯ ВВОДНАЯ

ГЛАВА 18 НЕЛЕГКИЙ ПУТЬ К ПОРТАЛУ

ГЛАВА 19 ПОСПЕШНОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ

ГЛАВА 20 КТО ИЩЕТ…

ГЛАВА 21 В ДРУГОЕ ИЗМЕРЕНИЕ

ГЛАВА 22 ДРУГАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

ГЛАВА 23 ВСЕ БОЛЕЗНИ ОТ НЕРВОВ

ГЛАВА 24 НОВЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА

ГЛАВА 25 ЕСТЬ КОНТАКТ

ГЛАВА 26 ТРУДНОСТИ ОБЩЕНИЯ

ГЛАВА 27 НИКОМУ НЕЛЬЗЯ ВЕРИТЬ

ГЛАВА 28 ДРУЗЬЯ И ШПИОНЫ

ГЛАВА 29 ТРЕНИРОВКА НА МЕСТНОСТИ

ГЛАВА 30 ШТУРМ БАЗЫ

ГЛАВА 31 ОХОТА НА ЧУДОВИЩ

ГЛАВА 32 У ВОДОПАДА

ГЛАВА 33 К ЗАКАТУ

ГЛАВА 34 ХЕПИЭНД

Анатолий Шинкин О книге Анатолия Шинкина «Получить статус Бога» Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg