«Сила воли»

Стэнли Вейнбаум Сила воли

1

— По-моему, прибыли, — сверившись с приборами, объявил Хэм, переводя челнок в режим планирования, и добавил, глядя в черноту за бортом: — Кажется, еще ни у кого не бывало такого свадебного путешествия. Вероятно, ты и здесь захотела стать первопроходцем? — обернулся он к рассмеявшейся жене.

— Конечно, — согласилась миссис Хэммонд, еще недавно носившая имя Пат Берлингейм. — У меня это, наверное, от отца. И вообще, тебе стоило бы сто раз подумать, прежде чем жениться на биологе.

— А я и думал почти полгода, — парировал ее высказывание Хэм и, поймав удивленный взгляд Патриции, с улыбкой пояснил: — По венерианским меркам полгода, по земным — две недели, это когда мы мотались из Хотленда во Фрэшленд, пока в конце концов не оказались в Эросе.

Разговор происходил на борту исследовательского летательного аппарата, зависшего над темной стороной Венеры. Он стартовал из Венобля, довольно крупного поселения в южной части Сумеречной Страны, открытой в свое время великим английским исследователем Патриком Берлингеймом, отцом Пат. Именно он обнаружил пресловутую Дорогу Безумца — проход через Большой хребет Гор Вечности в северную часть либрационного коридора, колонизированную американцами под предводительством Кроули. Главный населенный пункт американской зоны носил претенциозное название Эрос.

Между тем Хэм перевел рукоять управления в положение «посадка», и челнок начал медленно опускаться в неизвестность — пока мягко не коснулся грунта. В тот же момент двигатели автоматически выключились, и от тишины, сменившей их мощный рев, закололо в ушах.

— Вот мы и на месте, — проговорил Хэм.

— И ты можешь его описать? — скрывая за шутливым вопросом невольную тревогу, спросила Пат, напряженно вглядываясь в темноту за иллюминаторами.

— Без малейшего труда, — бодро ответил Хэм и лихо отрапортовал: — Вверенный мне корабль находится на широте Венобля в семидесяти пяти милях западнее Ледяной Стены. На севере должны возвышаться Горы Вечности, если они, конечно, существуют и на этой стороне планеты, а все остальное покрыто мраком неизвестности.

— Да, с описанием местности как-то слабовато получилось, — прокомментировала его тираду Пат. — И что за подчиненные нынче пошли? Всю работу взваливают на начальство! Вот погодите — подам рапорт о несоответствии пилота его должности, и его уволят: как-никак с мнением командира экспедиции должны считаться!

Хэм вскочил, прищелкнул каблуками и дурашливо завопил:

— Не гневайтесь, командир! Я исправлюсь!

Грустно улыбнувшись жалким потугам поддержать бодрость, они погасили фары наружного освещения и принялись рассматривать никому доселе неведомый мир.

Супруги Хэммонд представляли собой исследовательскую экспедицию, целью которой являлось изучение флоры и фауны темной стороны Венеры. Этот проект, разработанный совместными усилиями Королевской Академии и Смитсоновского института, создавался в расчете на Патрицию Берлингейм, ведущего специалиста в области изучения изменчивой природы Сумеречной Страны. Принимался также во внимание и тот факт, что она была уроженкой Венобля, то есть человеком, наиболее приспособленным к местным условиям. То, что пилотом экспедиции придется взять чуждого научному миру субъекта, да вдобавок еще и американца, высокомудрые разработчики проекта даже не могли предположить. Однако жизнь распорядилась так, что бродяга-янки — правда, с университетским образованием — случайно встретился в Хотленде с надеждой современной английской биологии Пат Берлингейм, и выпавшие им на долю испытания привели к свадьбе, скромная церемония которой состоялась в Эросе. Молодожены заявили о своем категорическом нежелании расставаться, и поэтому — после проверочных тестов — Хэма назначили ответственным за техническую сторону проекта.

В сущности, экспедиция могла бы и не состояться, поскольку Хэммонды намеревались провести свой медовый месяц в цивилизованных условиях, какие только могла предоставить Земля — удачно реализованная венерианская добыча Хэма могла обеспечить им любую роскошь. Однако к тому времени, как путники преодолели Малый хребет и достигли Эроса, Венера, двигаясь по своей орбите, существенно удалилась от Земли, и лишь спустя долгие восемь месяцев появилась бы возможность покинуть Сумеречную Страну. Перспектива длительного унылого прозябания в убогих условиях поселка — будь то Венобль или Эрос — и подвигла молодоженов на участие в рикованной поездке на темную сторону планеты.

Люди давно стремились заглянуть за непреодолимую Ледяную Стену и выяснить, что скрывает вечный мрак, царящий на той стороне планеты, которая никогда не освещалась солнечными лучами. Несколько неудачных попыток не обескуражили исследователей, и вот, наконец, был создан летательный аппарат, способный перемещаться на любых высотах — от безвоздушного пространства космоса до бреющих полетов над поверхностью планеты. В условиях Венеры это имело первостепенное значение, поскольку экипажу предстоял бросок через Ледяную Стену, вознесшуюся до облачного покрывала планеты, плотную пелену которого пронзали лишь отдельные пики гигантских Гор Вечности.

Но не только немыслимая высота ледяной преграды закрывала дорогу человеку: там, где сталкивались воздушные потоки, рожденные на разных полушариях планеты — ледяном и раскаленном, грохотали чудовищной силы огненные ураганы, испепелявшие вокруг все живое.

И тем не менее люди, кое-как обосновавшиеся в узком — не более пятисот миль — пространстве, образовавшемся за счет либрации планеты, стремились узнать о ней как можно больше: стимулом к этому служили невероятные формы жизни, обнаруженные исследователями в Сумеречной Стране, как земляне называли либрационный коридор Венеры.

И вот теперь, казалось, этой мечте суждено наконец сбыться: на замороженных пространствах темной стороны планеты впервые оказался исследовательский корабль, экипаж которого — с тревожным предвкушением неведомого — сквозь стекла иллюминаторов напряженно вглядывался в негостеприимный чуждый мир.

После того как Хэм выключил прожекторы и глаза привыкли к темноте, выяснилось, что здесь царит не непроглядный мрак, а скорее густой сумрак: высокие облака отражали отсветы огненной стихии, бушевавшей над Ледяной Стеной. В этих пульсирующих отблесках света перед удивленными взглядами людей предстала величественная в своей дикой красоте страна: нагромождения льда, которым архитектор-ветер придал самые фантастические очертания, тускло светились зеленоватым светом, переливавшимся в глубинах прозрачных глыб. Каждая льдинка, каждый выступ, каждая неровность, казалось, трепетали в колеблющемся свете, словно говоря: «Вы искали здесь жизнь? Мы и есть жизнь!»

— Какая немыслимая красота! — выдохнула, наконец, Патриция, до этого безмолвно взиравшая на ледяной пейзаж.

— Мне она кажется угрожающей, — проговорил Хэм. — Словно шикарная декорация, скрывающая что-то отвратительное. Неужели здесь возможна какая-то жизнь?

Пат оторвалась от созерцания льдин и обернулась к нему.

— Вполне вероятно, если даже на Титане и Япете обнаружено нечто живое. Кстати, а какая температура за бортом? — Хэм взглянул на панель управления и сообщил, что датчики зарегистрировали тридцать пять градусов ниже нуля. — Вот видишь? Вполне подходящая для жизни, если судить по земным меркам.

— Но, помнится, для зарождения жизни требуется теплая, как суп, водичка. Или я что-то путаю, моя ученая женушка? — К Хэму постепенно стала возвращаться его обычная жизнерадостность.

— Нет, не путаешь, — рассмеялась Патриция. — Кое-какие знания по биологии еще остались в твоей голове со школьных времен. Да только зарождения жизни здесь не требовалось: ее сколько угодно по ту сторону Стены. Вспомни, какая неистовая борьба за выживание идет в жаркой части Сумеречной Страны — в Хот-ленде, где даже растения приобрели замашки хищников. Возьми того же Джека-Хватателя — очень «милое» деревцо! Вполне возможно, что какие-нибудь виды «сбежали» сюда, спасаясь от более сильных конкурентов.

— И кто бы это мог быть, как ты думаешь? — заинтересованно спросил Хэм и взглянул на ледяное пространство за окном, словно ожидая увидеть там нечто большее, чем мерцание световых бликов.

Отметив его непроизвольный жест, Пат с улыбкой сказала:

— Условие существования жизни — четко выстроенная пищевая цепочка. Вопреки известному анекдоту о фермере, который разводил песцов, скармливая им крыс, а тем в свою очередь отдавал ободранные тушки своих питомцев, такой замкнутый круг нереален. И те и другие при подобной кормежке перемерли бы от авитаминоза и расстройства желудка, поскольку для нормального рациона требуются растительные компоненты. Значит, в первую очередь здесь должен был бы обосноваться какой-нибудь вид растительности.

— Ну это бы еще ничего, а вот если что пострашнее? — полюбопытствовал Хэм.

— Думаю, есть и такие. Вспомни, кто набросился на нас в ущелье Большого хребта? Я потом имела возможность хорошенько изучить убитое тобой чудовище, останки которого доставили в Эрос. Это существо, по-видимому, родственник аборигенов Хотленда, которым — из-за их трех глаз — дано научное название Triops. Но оно, несомненно, более свирепое и, скорее всего, менее разумное, поскольку хищники руководствуются в основном высоко развитыми инстинктами. Я предложила назвать их Triops Noktivivans, чтобы отметить причастность этого вида к ночной стороне планеты.

— Можно подумать, что, давая имя какой-нибудь твари, мы делаем ее ручной! — фыркнул Хэм.

Пат отмахнулась от его замечания и продолжила:

— Все внешние признаки этих триопсов — две руки, четыре ноги, три глаза — свидетельствуют о том, что предки этого вида обитали в Сумеречной Стране. Даже их светобоязнь — не абсолютна: вспомни, как они «лакомились» омерзительной протоплазмой, хотя освещение той части ущелья существенно отличалось от здешней тьмы. Возможно, пещерные триопсы лишь переходная ступень к еще более диким обитателям этих просторов. — Вздохнув, она тоже взглянула в окно и добавила: — Так что надо быть готовыми ко всему…

Хэм что-то проворчал и ободряюще похлопал жену по плечу — да ладно, мол, — но Пат вновь увлеченно заговорила:

— Они появились здесь сравнительно недавно. Если руководствоваться земными мерками, то перерождение миролюбивых аборигенов в чудовищных хищников могло произойти примерно за двадцать тысяч лет. Однако этот срок весьма приблизителен — нам же неизвестна скорость эволюции на Венере. Они могли приспособиться к новым условиям значительно быстрее.

— Вот-вот! Я, например, приспособился к ночной жизни студентов университета за один семестр, — перебил ее Хэм.

— Но не все же такие вундеркинды! — усмехнулась Патриция и надолго умолкла.

Некоторое время ничто не нарушало тишину корабля, но затем в темноте снова зазвучал задумчивый женский голос:

— Меня занимает вот какой вопрос: какая жизнь появилась здесь до появления триопсов? Допустим, некий первый абориген, будущий родоначальник нового вида, отыскал путь, приведший его на темную сторону планеты. Но что-то же он ел — иначе бы не выжил! Значит, здесь уже имелась некая флора, а поскольку ночной триопс — хищник, следовательно, была и фауна. Вот какой напрашивается вывод.

— Ты хочешь сказать, что в этом мраке и холоде возможно существование даже разумных существ? — нахмурил брови Хэм.

— Такое тоже возможно, но не обязательно. Как известно, высокий интеллект не гарантирует устойчивость вида, — спокойно проговорила Пат.

— Но ведь именно разум сделал человека практически властелином Вселенной, разве не так? — возмущенно вскинулся Хэм.

— Это просто патетика, — все так же невозмутимо возразил женский голос. — Настоящими хозяевами той же Земли — не будем говорить о Вселенной — являются обыкновенные нематоды, то есть разнообразные черви, населяющие практически всю планету. Их численность в миллионы раз превосходит количество столь обожаемых тобой Homo Sapiens. — Услышав недовольное ворчание, Пат усмехнулась. — Ладно, не будем касаться человечества — можно провести и другие параллели, ну хотя бы гориллу и черепаху. Это тебя больше устроит? — Поскольку возражения не последовало, она продолжила: — Горилла, как ты понимаешь, более интеллектуально развитое существо, чем черепаха, однако последняя встречается повсеместно и даже в водной стихии, а ареал гориллы ограничен отдельными областями Африки: разум не помог ей приспособиться к жизни в других условиях.

— Мне кажется, ты как-то специфически понимаешь значение разума, — недовольно проговорил Хэм. — В конце концов ни черепахи, ни нематоды не привели к научному и техническому прогрессу, в результате которого мы находимся здесь.

— Все это верно, но я хотела показать, что интеллект сам по себе не является решающим фактором, когда речь идет о выживании. В огненном смерче ядерного взрыва погибнет любая цивилизация, а вот «безмозглый» таракан — уцелеет.

Голос Пат становился все слабее и слабее. Обеспокоенный Хэм поинтересовался, как она себя чувствует.

— Это все нервы, — проговорила она. — Наверное, я хочу сама себе доказать, что мы не встретимся здесь с чуждым и непонятным нам разумом: даже трудно представить, насколько чудовищным может быть проявление интеллекта на этой чудовищной планете.

Когда она повернула рубильник, включив наружные прожектора и свет в кабине, Хэм заметил тревожное выражение серых глаз и болезненную бледность любимого лица.

— Тебе просто надо отдохнуть, — заботливо сказал он и, когда Пат скрылась в жилом отсеке, погрозил кулаком тьме за иллюминаторами, проворчав: — Уж я до вас доберусь, будьте вы хоть трижды разумными!

2

Пятичасовой сон благотворно сказался на экипаже челнока. Пат повеселела и больше не казалась такой изможденной, и Хэм, успокоенный ее видом, занялся подготовкой к первому выходу наружу. Прежде всего они достали легкие скафандры с внутренним подогревом, приспособленные для существования в условиях пониженных температур. Поскольку приборы показывали, что наружный воздух вполне пригоден для дыхания, отпала надобность в дополнительных фильтрах, и теперь защитные маски лишь оберегали лица от обморожения.

Хэм проверил работу всех систем жизнеобеспечения скафандров, а также исправность четырех укрепленных на наголовниках мощных ламп, установленных таким образом, чтобы равномерно освещать пространство вокруг человека: при включении этих мини-прожекторов он оказывался как бы в конусе света.

Кстати, это новшество в оборудование скафандров внесли по рекомендации Хэма, который описал разработчикам реакцию триопсов на свет.

Затем он зарядил два пистолета, рассовал по многочисленным карманам запасные магазины к ним, а также заряды к паре бластеров, укрепил оружие в предназначенных для них петлях и только после этого разрешил Пат облачиться в скафандр. Она добавила к своему снаряжению еще мешок для образцов, причем Хэм страстно надеялся, что тот так и останется пустым.

После комбинезонов, пригодных для Хотленда, эти скафандры казались невероятно громоздкими. Супруги посмотрели друг на друга и одновременно рассмеялись.

— Тебе не кажется, что мы смахиваем на роботов первых лет колонизации? — поинтересовался Хэм, с удовольствием рассматривая улыбающееся личико жены.

— Ну да, перед отправкой их на свалку, — согласилась она, входя в шлюзовую камеру и открывая люк. Подождав, пока опустится трап, она первой шагнула на обледенелый грунт. — А теперь дай нам Бог удачи!

Заблокировав подъемный механизм трапа, Хэм захлопнул люк и спустился следом за женой.

Вокруг по-прежнему царила пульсирующая мгла, но теперь окружающий мир более соответствовал характеристике, которую дал ему Хэм, — «угрожающий». Возможно, этому способствовало унылое завывание ветра, дующее в сторону Ледяной Стены, местоположение которой отмечали яркие сполохи зарниц.

Долина, где совершил посадку челнок, представляла собой нагромождение ледяных глыб самых разнообразных форм и размеров. Она постепенно повышалась к северу — к отрогам Гор Вечности, и там россыпи льда перемежались черными головами валунов или длинными языками каменных выступов. К югу грунтовых обнажений было значительно меньше: вероятно, толщина ледяного панциря планеты увеличивалась по мере удаления от горного массива.

Пат словно в ознобе передернула плечами и на вопрос Хэма, не замерзла ли она, ответила:

— Нет, конечно. В этом скафандре чувствуешь себя как под одеялом. Просто немного страшноватое местечко, верно? А кстати, почему здесь не так уж и холодно? Мне казалось, что на неосвещенной стороне планеты должна царить почти космическая стужа.

Хэм обнял жену за плечи и проговорил:

— Теперь моя очередь прочесть тебе небольшую лекцию. Видишь ли, облачное покрывало Венеры не позволяет теплу, которое приносят сюда горячие ветры с освещенной стороны планеты, беспрепятственно рассеиваться в космическом пространстве. Конечно, часть тепловой энергии безвозвратно теряется в этой безумной схватке с холодом над Ледяной Стеной, но что-то проникает и сюда. Таким образом, влияние раскаленных пустынь поддерживает здесь вполне приемлемую температуру воздуха. Думается, что ближе к горам она еще повысится, поскольку теплый воздушный поток, ударяясь о каменные стены, должен стекать по склонам вниз: подняться вверх ему мешает облачная крыша. А вот что творится дальше на юг или севернее Гор Вечности, по-видимому, определят новые экспедиции: ученые мужи, я надеюсь, как-нибудь обойдутся и без тебя, милый мой биолог!

Они медленно двинулись в сторону выступающего из-под ледяной корки валуна, и вдруг Пат резко рванулась вперед. Присев возле камня, она повернула к Хэму улыбающееся лицо.

— Ты только взгляни на это, — радостно сказала она, указывая рукой на какой-то серый ком, примостившийся у самой подошвы валуна на обнаженном участке грунта. Он напомнил поспешившему на зов Хэму гриб-дождевик, испещренный глубокими морщинами.

Когда Хэм поделился с женой пришедшей на ум аналогией, та похвалила его за наблюдательность:

— Оно действительно больше похоже на гриб, чем на традиционное растение, поскольку в этом мраке не может вырабатываться хлорофилл. Но зато — ты только посмотри! — какая мощная проводящая система!

В ярком свете прожектора челнока Хэм разглядел на серой поверхности отчетливый рисунок переплетающихся сосудов.

— Ты понимаешь, о чем это говорит? — все так же восторженно спросила его Пат. — Оно способно прогонять по жилкам нечто жидкое, не позволяя влаге замерзнуть! Значит, его температура выше точки замерзания воды и, кроме того, существует какой-то орган, способный прокачивать этот субстрат по сосудам. Какой-то насос — наподобие сердца или желудка.

Говоря это, Пат вынула из мешка для образцов температурный датчик и приложила его к морщинистой поверхности: тот показал четыре градуса выше нуля.

— Эту находку необходимо исследовать более детально. — Восторженность неофита теперь заменила холодная рассудочность ученого. — Заберем ее с собой.

С этими словами Пат подцепила серый нарост и попыталась отделить его от основания, но это оказалось не таким простым делом: морщинистая масса, казалось, намертво вросла в грунт и не желала поддаваться. Пришлось пустить в ход нож, и наконец торжествующая Пат поднялась, сжимая в руках трофей.

— А ты уверена, что это не теплокровное животное? — спросил Хэм, с отвращением показывая на темные напоминавшие кровь капли, падавшие на снег с торца поврежденного стебля. — Не хватало еще, чтобы это создание стало вопить и кусаться! Ох, да ты только послушай! — К стону ветра присоединился негромкий низкий вой, явно исходивший от странного серого существа. — Какая все-таки мерзость! Прямо венериан-ская мандрагора!

— Ты ничего не понимаешь в биологии! — возмутилась Пат, засовывая находку в мешок. — Это же исконный представитель той самой жизни, которую мы и намеревались открыть на ночной стороне планеты.

«Как хорошо, — подумал Хэм, — что я имею дело с „железками“: они хотя бы не орут, когда я закручиваю гайки или что-нибудь припаиваю». Но вслух, однако, сказал:

— Давай оставим его у входа, а сами поищем чего-нибудь еще. — Он приоткрыл люк челнока, и Пат, не возражая, сунула в щель драгоценный образец.

Они двинулись прочь от корабля, и возбужденная удачей Пат заговорила о том, какой переворот в науке вызовет ее находка. Обсуждая перспективы экспедиции, они даже не заметили, как покинули освещенное прожекторами пространство и оказались в густом сумраке природного ландшафта. Однако им тут же напомнили о допущенной оплошности: со всех сторон одновременно раздались жуткие вопли десятков глоток. Это дали знать о себе незаметно подкравшиеся к людям обитатели ночи — триопсы. Чудовищные крики сменил адский хохот, и на незваных пришельцев посыпались осколки камней и обломки льда.

Только сейчас Хэм понял, что они до сих пор не включили защитные лампы на наголовниках скафандров, и немедленно надавил на кнопку. Лампы вспыхнули — и тут же гомерический хохот перешел в визгливые завывания: вероятно, свет причинял триопсам невыносимые мучения. Вскоре крики и визг растаяли вдали — нападающие отступили.

Все это время Пат стояла, прижавшись к мужу, не в силах сделать ни единого жеста. Ее буквально парализовал ужас от внезапности атаки таких же кровожадных чудовищ, что и на Дороге Безумца — в ущелье Большого хребта Гор Вечности. Она узнала их голоса! Лишь после того, как свет отпугнул триопсов, она пришла в себя и тоже включила лампы. Еще некоторое время она молчала, собираясь с силами, но то, что она произнесла, было словами не испуганной женщины, а истинного ученого:

— Хэм, это же совсем неизвестный вид триопсов — они подлинные обитатели этих мест! Те, в ущелье, вовсе не так боялись света. Вот только вопрос: остались ли они жить в ущельях гор, когда аборигены Сумеречной Страны отыскали путь на эту сторону, или вернулись туда впоследствии?

На эту тираду Хэм лишь руками развел.

В этот момент снова послышались знакомые вопли, перемежающиеся отдельными гортанными выкриками и взрывами чудовищного хохота, и Хэм поинтересовался у жены, являются ли эти звуки своеобразным языком триопсов.

— Не исключено, только вряд ли удастся обуздать свирепый нрав и приручить хотя бы одного из них, чтобы получить возможность изучить язык, — пожала плечами Пат. — О том, что это, несомненно, разумные существа, говорит хотя бы их умение пользоваться камнями в качестве оружия. Кроме того, они знают свойства тех «газовых бомб», которыми забросали нас в ущелье. Но наше знание о степени развитости интеллекта триопсов на этом, пожалуй, и закончится — останутся лишь исследования их анатомии.

Внезапно метко брошенный камень просвистел в непосредственной близости от головы Хэма. Тот развернулся в ту сторону, откуда прилетел метательный снаряд, и услышал громкий визг боли.

— Ого! Похоже, они адаптируются к свету, и их можно напугать только прямым лучом, — проговорил Хэм. — Это еще одно проявление разумности, разве не так? Во всяком случае, надо быть настороже, чтобы избежать нападения издали, а что касается «рукопашной» — они вряд ли рискнут, пока нас защищает световой конус.

Окончательно успокоившиеся путешественники решили продолжить свою познавательную экскурсию, условившись, что теперь станут регулярно обводить лучами прожекторов дальние подступы. Они обнаружили еще несколько морщинистых грибов, и Пат торжествующе засунула образчики местной флоры в мешок. Лишь один раз она застыла над очередным экспонатом, явно пребывая в замешательстве. Хэм присел возле удивившего жену создания — им оказался небольшой извивающийся угольно-черный цилиндр, отдаленно напоминающий червя.

— Обязательно прихвати и этого, — обернулся Хэм к Патриции. — Он здорово похож на любимое лакомство триопсов Хотленда, теперь практически исчезнувшее из их рациона.

Ошеломленная Пат автоматически подобрала червя и негромко проговорила:

— Воистину удивительный мир! Мне кажется, что находка этого существа может объяснить появление здесь триопсов — потомков их хотлендских предков: эти гурманы рванули сюда следом за мигрирующими червями. Помнится, исследователи Венеры отмечали странное исчезновение прежде многочисленного вида, вот только неясно пока, что заставило тех уйти из Сумеречной Страны.

Наконец мешок больше не мог вместить новых образцов, и Хэм предложил возвращаться к кораблю, пока опять не появились триопсы. Пат нехотя согласилась, с трудом преодолев охвативший ее охотничий азарт. Они медленно побрели к освещенному челноку, однако там их ожидал малоприятный сюрприз.

Хэм поднялся по трапу, открыл люк и едва не слетел со ступенек: в лицо ему ударил отвратительный трупный запах. Источником зловония оказалась темная лужа, блестевшая на том месте, где недавно лежал венерианский гриб. Стараясь не наступить в омерзительную жидкость, Хэм включил устройство продувки камеры, и, когда воздух немного очистился, опрыскал лужу дезинфицирующим раствором. Пат прыгала снаружи, стараясь разглядеть его манипуляции, но только после того, как атмосфера стала достаточно приемлемой, Хэм разрешил ей подняться в камеру.

— Вот что натворила твоя находка, — показал на остатки лужи Хэм.

— Это моя вина, — огорченно проговорила Пат. — Я не подумала, что температура шлюзовой камеры может оказаться для обитателя льдов чрезмерно высокой. Вот бедняга и разложился.

Когда воздух полностью очистился от неприятного запаха, они смогли войти внутрь челнока. Пат взгромоздила мешок с образцами на лабораторный стол и сказала, что немедленно проведет все необходимые исследования. Освободившись от скафандров, они тотчас же погрузились в работу: Хэм занялся приготовлением нехитрого обеда, а Пат принялась пластовать свои находки, заполняя сосуды с консервирующим раствором и размазывая какие-то субстраты по предметным стеклам электронного микроскопа.

Когда с делами, наконец, было покончено, они устроились за столом в жилом отсеке, чтобы перекусить.

— Как ты думаешь, эти ночные триопсы как раз и являются здесь самыми разумными существами? — задумчиво спросил Хэм.

— Скорее всего так, потому что они в состоянии истребить любое существо — независимо от уровня интеллекта жертвы, — ответила Пат.

Ее мнение, как выяснилось впоследствии, оказалось одновременно и правильным, и ошибочным.

3

Последующие несколько дней, если считать по земным меркам, они провели, исследуя более отдаленные от челнока участки долины. Их вылазки каждый раз проходили под аккомпанемент злобных завываний триопсов, но яркий свет ламп не позволял тем приблизиться к людям даже на бросок камня.

Пат не обнаружила здесь никаких новых признаков жизни, и Хэм предложил выбрать другое место для стоянки челнока, двигаясь — как и было задумано — вдоль Ледяной Стены, в сторону Большого хребта Гор Вечности.

Хэм дважды менял местоположение челнока, однако детальное прочесывание долины не добавило ничего, что внесло бы свежую струю в исследование планеты: все те же морщинистые грибы да заходящиеся в исступленном хохоте триопсы. Удивляло лишь количество и тех, и других, хотя можно было предположить, что медленно перемещавшийся из-за опасности столкновения с ледяными пиками челнок сопровождала одна и та же стая хищников.

Наконец они достигли отрогов Большого хребта. Слабо повышавшаяся в сторону гор долина здесь круто взметнулась вверх, и Хэму пришлось довольно долго лавировать между причудливыми глыбами льда и россыпями камней, отыскивая в свете прожекторов удобный для посадки ровный участок грунта. Экипажу маленького челнока становилось немного не по себе, когда прожектор высвечивал уходящую в безмерную высь каменную стену: они вдруг почувствовали себя букашками, посягнувшими на тайну, хранимую могучими великанами.

После того как челнок наконец благополучно коснулся ледяного покрова, Хэм не сразу покинул ставший привычным летучий дом: он хотел, чтобы они с Пат справились с охватившей их подавленностью. Стараясь не показать жене, что намеренно тянет время, он записал в бортовой журнал новые координаты, а также показания других приборов — от высотомера до термометра — и обратил внимание, что температура за бортом существенно повысилась.

— Помнишь, я говорил, что климат предгорьев может быть более теплым? — обратился он к неподвижной фигуре возле иллюминатора, и когда Пат, словно с трудом выходя из транса, медленно повернулась к нему, продолжил: — Здесь на пятнадцать градусов теплее, чем в долине, потому что воздух пустынь натыкается на непреодолимую каменную преграду.

Она безучастно кивнула и вновь уставилась в окно.

— Как все-таки здесь неприютно, — заметил он. — Но, думается, это потому, что мы невольно вспоминаем неприятности на Дороге Безумца, проходящей именно через этот хребет, правда, значительно восточнее. Держи выше нос, женушка, — вспомни, как ты безрассудно ринулась в незнакомое дикое ущелье. Здесь же куда менее опасно, поскольку мы знаем, чего следует остерегаться.

— Перестань меня уговаривать и успокаивать, — с досадой ответила Пат, и Хэм порадовался хоть какому-то проявлению чувств. — Вспомни древнего Тиля Уленшпигеля — «пепел Клааса стучит в моем сердце», вот так и генам Берлингейма не требуется дополнительное вливание мужества! И вообще — что-то мы засиделись: пора на разведку.

Хэм вскочил на ноги, и после уже привычного ритуала проверки снаряжения они покинули челнок.

Снаружи действительно оказалось непривычно тепло, и они несколько убавили уровень подогрева скафандров. Немного посовещавшись, они решили направиться не вдоль хребта, а вверх — к горам. Все здесь на первый взгляд казалось привычным — и причудливые льдины, и округлые головы-валуны, и мерцающий свет. Но постепенно Хэм понял, что в этом новом ландшафте так его угнетало: впереди была абсолютная, без каких-либо световых бликов, тьма — словно там зияла космическая черная дыра, словно там был конец всему.

Однако по мере того, как путники все ближе подходили к горам, стало ясно, что это жуткое впечатление — лишь очередная шутка планеты: просто каменные отроги загораживали скупой свет далеких зарниц, создавая впечатление бездонного черного провала. Постепенно стали проступать контуры склонов, и Хэм смог сосредоточить внимание на ближнем окружении, что оказалось весьма своевременным. Количество серых грибов здесь значительно возросло, они явно увеличились в размерах, и Хэм принялся аккуратно обходить их, стараясь случайно не повредить неприятные наросты: очень уж страшноватые хрипы издавали тогда эти создания.

Пат не страдала подобными комплексами. Она считала непроизвольные стоны грибов лишь естественной реакцией на раздражение — тем, что в биологии обозначается термином «тропизм». Посмеиваясь над щепетильностью Хэма, она предлагала ему вообще перестать есть, чтобы случайно не обидеть пищу жестоким обращением.

Они медленно двигались на север. Пат внимательно заглядывала во все укромные местечки, но на этот раз не собирала образцы, объяснив удивленному ее поведением мужу, что пока ничего нового не обнаружила. Издали снова донеслось знакомое рычание: триопсы ни на миг не теряли из виду движущиеся фигуры людей. Конусы света вокруг них делали темноту по ту сторону еще гуще, и Хэм чувствовал себя экспонатом, выставленным на всеобщее обозрение в витрине супермаркета. Однако он смирился с этим неприятным ощущением, поскольку свет по-прежнему отпугивал хищников.

Внезапно впереди возникло нечто, напоминающее стену: скорее всего, это был каменный барьер, покрытый льдом. Попытавшись оценить его контуры, Хэм определил, что тот простирался далеко в обе стороны: луч прожектора не смог обнаружить края преграды. Раздосадованный появлением неожиданного препятствия, Хэм стал продумывать способ преодолеть его, но тут его размышления прервал голос Пат:

— Что это там? Видишь? У самого основания стены!

Направив луч света в указанном направлении, Хэм заметил ряд черных круглых пятен, резко выделявшихся на белом фоне льда. Они напоминали входы в пещеры и имели диаметр около двух футов. Внезапно раздался резкий визг, и темная фигура стремительно исчезла где-то наверху: вероятно, неосторожный три-опс нечаянно попал в световой поток.

— Может быть, это их норы? — проговорил Хэм, но не увидел больше ни одного хищника: их вопли доносились откуда-то издалека.

Приглядевшись внимательней, исследователи заметили какие-то серые валуны, лежавшие возле нескольких отверстий. Поскольку их размеры практически соответствовали черным зевам пещер, они предположили, что это своеобразные каменные заглушки. Чтобы обитатели пещер не застигли их врасплох, Хэм вытащил пистолет — холодная рукоять уютно легла на ладонь — и сделал знак Патриции укрыться за его спиной.

По мере того как они медленно приближались к стене, контуры серых предметов проступали все отчетливей. Наконец стало очевидно, что перед ними все те же венерианские грибы, но только достигшие гигантских размеров. Однако Пат решила, что это совершенно новый вид растительной жизни планеты, поскольку заметила ряд существенных отличий от уже изученных ею образцов. Подойдя поближе к одному из гигантских «дождевиков», Хэм вынужден был согласиться с женой.

Огромный морщинистый гриб напоминал пронизанный бесчисленными кровеносными сосудами обнаженный мозг великана. Снизу его поддерживали ножки-выросты, а поперек пузырчатого тела шел пестрый пояс-ободок, с которого таращилось на людей множество пуговичек-глаз. Когда по ним пробегал яркий луч света, они задергивались полупрозрачными пленками, напоминавшими третье веко примитивных земных животных.

Невольно Хэм бросил взгляд на табло миниатюрного комплекта датчиков: указатель радиационной защиты по-прежнему стоял на нуле, состав воздуха не изменился. Тем не менее он удержал Пат, рванувшуюся было к странной находке, и они остановились футах в шести от стены.

— Подумать только! Какая удача! — всплеснула руками Пат. Чтобы лучше разглядеть удивительный гриб, она присела напротив него на корточки и проговорила: — Ну что ж! Будем знакомы!

— Будем знакомы, — проскрипел в ответ механический голос, звуки которого исходили, казалось, из макушки гигантского гриба.

От неожиданности Пат шлепнулась на снег, а Хэм почувствовал, как у него захолонуло в груди: говорящие грибы — это уже перебор даже для него. Но поскольку ничего больше не произошло, он не торопился пускать в ход пистолет, хотя по-прежнему крепко сжимал его в руке.

Он помог Пат подняться, она с усилием оторвалась от созерцания гриба, и ее удивленные глаза встретились со взглядом мужа.

— Такого не бывает! — овладев собой, решительно заявила она. — Скорее всего это эхо, но отражающих поверхностей здесь так много, что звук получился искаженным до неузнаваемости. А кроме того, вероятно, сказалась и реакция на раздражение. Помнишь? Я тебе говорила о тропизме.

— А это мы сейчас проверим, кто тут шутки шутит — тропизм всякий, понимаешь ли, — фыркнул Хэм и неожиданно завопил: — Привет всем, кто меня слышит!

И его действительно услышали, потому что тот же голос монотонно проговорил:

— Шутки никто не шутит. Это не реакция на раздражение.

— Господи! — Пат невольно схватилась за голову. — Да что же это такое?

— Такое, — с утвердительными интонациями проскрипел гриб.

— Уйдем отсюда, Хэм! Надо немного подумать, а здесь я совершенно ничего не соображаю! — взволнованно проговорила Пат и потянула Хэма за руку.

— Думается, с этим надо разобраться немедленно, — возразил он, обнимая жену за плечи. — Не бойся! Оно вроде бы не собирается нападать.

— Не собирается нападать, — подтвердил гриб.

Это оказалось слишком даже для Хэма: он с трудом справился с дыханием. Но тут же, рассердившись на собственную слабость, повернулся к неожиданному собеседнику и строго сказал:

— Чем обезьянничать, лучше скажи мне, кто ты?

— Кто ты? — с некоторым интересом спросил гриб.

Невольно рассмеявшись, Хэм решил принять правила игры и, посоветовав Пат внимательно следить за окружающей обстановкой, ответил:

— Я — человек с планеты Земля, мы прилетели сюда, чтобы изучить вашу планету. Это ясно?

— Это ясно, — согласился гриб.

— Кто научил тебя нашему языку? — задал следующий вопрос Хэм. — Ты неплохо говоришь по-английски.

— Ты говоришь по-английски. Научил, — раздалось в ответ.

Пат полностью оправилась от испуга и теперь с интересом прислушивалась к странному диалогу.

— Я поняла! — радостно заявила она, дернув Хэма за руку. — Это существо в состоянии усвоить то, что может узнать от нас.

— Узнать от вас, — словно эхо откликнулся скрипучий голос.

— Чтобы поговорить с ним, нам следует предварительно обогатить его словарный запас, подробно разъясняя привычные для нас понятия, — продолжила Пат. — Чем больше мы расскажем ему, тем лучше он нас поймет.

— Он лучше вас поймет, — подтвердил гриб.

Условившись ораторствовать поочередно — один говорит, другой стоит в дозоре, — они принялись за дело. О чем только не поведали земляне жителю Венеры: и о строении Вселенной, и о понятиях добра и зла, и о происхождении видов, и о техническом прогрессе… Придуманная ими система обогащения венерианца земными понятиями позволяла тому, кто в данный момент молчал, тщательно продумать все, что он выскажет через несколько минут. Кроме того, различия в их образовании и жизненном опыте существенно расширяли спектр тем, которые потом обрушивались на молчаливо внимавшего слушателя.

Увлеченные необычным делом, они вначале не уловили абсурдность происходящего. Первым оценил комизм ситуации Хэм: услышав, как Пат с выражением декламирует «Королевский бутерброд», он почувствовал, что сейчас лопнет от хохота. В ответ на удивленный взгляд жены он, всхлипывая от смеха, простонал:

— Прости, любимая. Я больше не мог сдерживаться — это так забавно.

Пат тоже улыбнулась, но когда она заговорила, в тоне явно сквозило осуждение:

— Вряд ли прежде кому-нибудь из землян выпадал случай передать свои знания разумному существу иного мира за жалкие полчаса! Он же впервые услышал человеческую речь — и какие поразительные результаты! А кстати, ты понял, о чем мы рассказывали? — спохватившись, спросила она у морщинистой «головы».

Все тот же скрипучий голос произнес:

— Понял. Я разумное существо.

— Принято, — сказал все еще улыбавшийся Хэм. — А как правильно обращаться к тебе? Трудно беседовать, не зная имени своего собеседника. У тебя есть имя? Я — Хэм, она — Пат, а ты?

— Я — это я, — проскрипел гриб.

— Вероятно, у них иной способ общения — если он есть, конечно, — заметила Пат. — А для нашего удобства мы просто можем его как-то назвать. Оскар, например. Ты не возражаешь против этого имени? — обратилась она к существу возле стены.

— Я — Оскар, — согласилось оно.

— Очень хорошо, — проговорил Хэм. — А теперь, Оскар, скажи нам — кто же ты?

— Для вас я — человек, — с достоинством ответил гриб.

Его собеседники оторопело уставились на него.

— Но этого не может быть! — воскликнул Хэм.

— Человек — венец творения. Я — человек, — упрямо раздалось в ответ.

— Оскар хочет сказать, что он — высшее существо, — догадалась Пат. — Я правильно поняла? — спросила она у серого морщинистого кома.

— Правильно, — согласился тот.

— Ничего себе! — схватился за голову Хэм. — Хотя, с другой стороны, надо быть сверхразумным, чтобы вот так запросто общаться с представителями чуждой цивилизации.

Вслух гриб никак не прореагировал на высказывание Хэма — лишь медленно прикрыл глаза пленкой, что вполне могло служить знаком одобрения.

Пат рассмеялась и махнула рукой.

— Итак, идем дальше, — сказала она. — Как размножается твой народ, Оскар? — Не дождавшись ответа, она пояснила: — Вы производите себе подобных с помощью семян, делением, спорами, партеногенезом или как-нибудь еще? — Эти слова она использовала в своем коротком сообщении по биологии.

Казалось, Оскар понял, что пришельцы имеют в виду, потому что решительно произнес:

— Делением и спорами.

Внезапно совсем неподалеку раздался безумный хохот триопса. Увлеченные беседой с Оскаром, исследователи невольно вздрогнули от неожиданности и обернулись на звук. Прожектор Хэма успел высветить че-тырехногого хищника в тот момент, когда он вонзил чудовищные когти в одного из обитателей пещер. В следующее мгновение триопс со своей добычей растворился во тьме. Хэм выстрелил вдогонку, но, очевидно, промахнулся — иначе они услышали бы визг боли.

Без сомнения, этот эпизод видели и Оскар, и остальные норные жители, однако все продолжали оставаться неподвижными, словно ничего не произошло. Пат возмущенно всплеснула руками и обратилась к Оскару:

— Неужели ты не понял, что одного из твоих соплеменников только что убили? — Пообщавшись с этим удивительным созданием, она уже испытывала симпатию к странным порождениям венерианской природы и была готова прийти к ним на помощь.

— Я понял, — проскрипел в ответ гриб.

— И что? Никто из вас даже не спрятался! — не в силах преодолеть привычные для землян мерки поведения, воскликнула Пат.

— Зачем? Мы их пища. Они нас едят, — едва ли не снисходительно проговорил Оскар.

Тем временем огромные серые грибы зашевелились и медленно поползли к зияющим черным отверстиям.

— Вы все-таки решили укрыться от триопсов? — догадалась Пат.

— От триопсов? Нет. От холода, — услышала она разочаровавший ее ответ.

Когда последняя серая «голова» исчезла в своей пещере, Пат провела рукой по глазам и, покачав головой, произнесла:

— Говорящие грибы! Это словно кадры из какого-то фантастического триллера, а мы — как это часто бывает во сне — не сидим в зрительном зале, а почему-то оказались на экране.

— К сожалению, это не фильм: послушай только, как беснуются триопсы! — Хэм потянул ее прочь от ледяного барьера. — Пора возвращаться к кораблю.

В привычной обстановке челнока — сытые и отдохнувшие — они, наконец, решили попытаться как-то оценить происшедшее.

— Бесспорно, мы столкнулись здесь с очень высоким уровнем интеллекта, который явно превосходит людской, — начала подводить итоги Пат. — Но тебя ничего не поразило во время нашей беседы — кроме, конечно, самого факта появления говорящих грибов?

— Чудовищная способность к обработке информации, — ответил Хэм. — Этот морщинистый гений принялся болтать с нами, свободно оперируя нашими же понятиями. Я уж не говорю о том, что он мгновенно усвоил язык. Оскар, пожалуй, может дать фору любым сверхсовременным компьютерным устройствам!

— Верно, — согласилась Пат, — но я имела в виду другое. Ты заметил, что он ни разу ни о чем нас не спросил? Даже не удивился нашему появлению. Мы, как только оправились от изумления, сразу набросились на него с вопросами, верно? А он лишь отвечал нам!

— И ты можешь это как-то объяснить? — задал Хэм вопрос и тут же рассмеялся: уж очень удачно проиллюстрировал он высказывание жены.

— Или вот еще, — не отвечая ему, увлеченно продолжила Пат. — Никто из них никак не прореагировал на гибель своего собрата: казалось, было бы естественным спрятаться, завопить, или в конце концов напасть на агрессора. Так поступили бы разумные земные существа! У этих же напрочь отсутствует инстинкт самосохранения, присущий любому животному организму.

— Значит, ты считаешь, что этот пупырчатый «мозг» не животного происхождения? — решил уточнить Хэм.

— Нет, он все-таки только гриб, и его интеллект я условно охарактеризровала бы как растительный. Видел ли ты когда-нибудь, чтобы ветка хлестнула тебя за то, что ты сорвал с нее листок? Так и здесь — патологическое непротивление злу. И тем не менее эти существа, обладающие недосягаемым для человека разумом, всего-навсего какая-то разновидность грибов. Они умеют передвигаться, пользуясь для этого ножками-корешками, а округлые выросты — ты их заметил? — вероятно споровые мешочки: Оскар же говорил о размножении с помощью спор… — Она помолчала, а потом задумчиво добавила: — Знаешь, они мне напомнили те самые «газовые бомбы», которыми триопсы забросали нас в ущелье.

— Этого еще не хватало, — обеспокоенно воскликнул Хэм. — Надо будет рассмотреть их получше, а то можем влипнуть в очередную историю. Очень не хотелось бы подвергнуться «газовой атаке», потому что в комплект наших морозоустойчивых скафандров не входят антиспоровые фильтры, которые нас тогда спасли. Да и кто бы мог догадаться, что эти «бомбочки» с ночной стороны планеты — из мира вечного холода!

Некоторое время оба молчали, вспоминая кошмар, настигший их на Дороге Безумца, а затем снова заговорила Пат:

— Надо обязательно разобраться, до какой степени опасен человечеству обнаруженный здесь разум, потому что при массовой колонизации Венеры это станет главной проблемой. И кто знает, может быть, эти серые мыслители лишь ответвление огромной интеллектуальной мощи, существующей где-нибудь в неведомых закоулках планеты.

— Мне кажется, ты сгущаешь краски, — заметил Хэм. — Если бы «высшие силы» Венеры имели склонность воспротивиться любому вмешательству, их порождения — грибы — умели бы отбиваться от триопсов.

Внезапно лицо Пат покрыла смертельная бледность, и она подняла на Хэма расширенные ужасом глаза.

— Ты сравнил их быстрый ум с компьютером. А может быть, эти грибы — всего лишь биологические записывающие устройства гигантского компьютера… гигантского живого компьютера. А теперь представь, каков должен быть разум, использующий его данные! — Она вздохнула, а затем уже более спокойно добавила: — Надо еще раз побеседовать с Оскаром, причем я постараюсь как можно лучше сформулировать вопросы.

4

Спустя несколько часов исследователи вновь оказались перед ледяным барьером, испещренным пещерами. Только тут они вспомнили, что накануне ничем не отметили жилище Оскара, и в растерянности принялись отыскивать хоть какие-то приметы своего собеседника. Однако молча взиравшие на пришельцев грибы абсолютно ничем не отличались друг от друга.

Наконец Пат нашла выход из положения: она просто решила окликнуть своего недавнего знакомца.

— Оскар! Мы опять пришли. Отзовись! — закричала она, стараясь, чтобы ее услышали все серые «головы».

— Я — Оскар, — ответил откуда-то справа скрипучий голос.

Хэм недоверчиво взглянул в сторону говорившего и заметил:

— По-моему, тут какая-то ошибка. Мне кажется, жилье Оскара было возле этого ледяного шпиля: я обратил внимание на него, когда стрелял по удиравшему триопсу. — И он спросил у облюбованного им гриба: — Ведь это ты Оскар, верно?

— Я тоже. Для вас мы все Оскары, — невозмутимо уточнил избранник Хэма.

— Наверное, они применяют телепатию, — сказала Пат. — Скорее всего, то, что знает один, известно всем. Так что мы можем не искать «своего» Оскара, а говорить с любым из них, хоть с этим.

Хэм кивнул, и Пат спросила «самозванца»:

— Я уже знаю, что вы разумные существа. Но ты мог бы оценить уровень своего развития по сравнению, например, с нами?

— Мой интеллект значительно выше вашего, — без тени сомнения изрек гриб.

Супруги многозначительно переглянулись, и Пат продолжила «допрос»:

— В твоих ответах все истинно или ты сознательно допускаешь неточности, искажения, прямую ложь?

Хэм подумал, что вопрос слишком сложен и даже груб, но пупырчатый нарост не задержался с ответом:

— Всегда говорю то, что знаю, — проскрипел он.

Пат уже приготовилась произнести очередную каверзную задачку, но в этот момент где-то слева раздался негромкий хлопок. Это лопнул один из споровых мешочков соседа их собеседника, и ветер понес желтоватый туман вниз — в долину.

— Объясни, Оскар, что произошло, — показывая вслед уплывающему облачку, потребовала Пат.

— Споры. Зарождение жизни. Новые особи, — кратко прокомментировал гриб.

— Рождение новых Оскаров? — постаралась уточнить Пат.

— Нет. Продолжение рода. Оскары только при благоприятных условиях.

— Что ты под этим понимаешь? — вступил в разговор Хэм.

— Много пищи и тепла, — ответил ему скрипучий голос.

— Значит, те, кого мы видели в долине, при определенных условиях могут стать Оскарами? — не сдавался Хэм.

— Если смогут прийти сюда, — разъяснил гриб непонятливому пришельцу.

— Вероятно, это очень длительный процесс. Мы с тобой не видели ни одного крупного гриба. Это во-первых. А во-вторых, они все невероятно крепко держались за грунт — тут не до перемещений, — сказала Пат, обращаясь к мужу. — Интересно, как же восполняется популяция жителей пещер, если учитывать, что ее постепенно истребляют набеги триопсов?

Внимательно слушавший гриб тут же подал реплику:

— Деление. При благоприятных условиях, — и, не дожидаясь очередного вопроса, уже готового сорваться с губ Пат, добавил, явно не полагаясь на понятливость людей: — Вместо одного Оскара сразу двое.

Пат тотчас повернулась к нему и спросила:

— А как часто происходит такое деление?

— По вашим меркам раз в год, если планета даст пищу и тепло, — проскрипел Оскар.

— Не густо, — проворчал себе под нос Хэм. — Мелких грибов везде много, но они медленно растут. Большие делятся редко. По-видимому, им грозит вымирание. — Затем громко спросил у серого шара: — А триопсы едят грибы в долине?

— Мало. Если только голод. Едят то, что двигается, — тотчас ответил тот.

— Потому-то они и устроили охоту на нас! — воскликнул Хэм. — Ага! Они, значит, полагаются не столько на запах, сколько на движение. Любопытно!

Между тем, стараясь выяснить, насколько широки познания мыслящих грибов Венеры, Пат принялась выспрашивать, каким образом почти полностью неподвижный обитатель темной стороны планеты смог стать обладателем неимоверных интеллектуальных богатств. А то, что его эрудиция не знала границ, не подлежало никакому сомнению — подчас ему просто недоставало человеческих слов.

Пат изумило то, что в «ячейках памяти» этого уникума хранились не только абстрактные понятия, но и совершенно конкретные технические знания, позволявшие создать любое устройство — вплоть до орудия уничтожения, наподобие нейтронной бомбы. На вопрос, откуда он все это узнал, гриб равнодушно произнес:

— Мы всегда это знали.

— Но почему вы не применяете свои знания на практике? Хотя бы для того, чтобы защитить свой народ от триопсов? — допытывалась она. — Пока здесь не появились хищники, вы могли предаваться созерцанию, но теперь пришла пора бороться за свою жизнь, иначе вы все погибнете.

— Борьба не имеет смысла, — проскрипел ответ.

— Но жизнь! Разве она не имеет смысла? — удивилась она.

— Существование или небытие — разные аспекты понятия «жизнь».

— Тогда почему же вы поддерживаете жизнь, рассеивая споры или делясь? — не унималась Пат. Словно в подтверждение ее словам, неподалеку лопнуло еще несколько споровых мешочков.

— Закон природы, — прозвучал равнодушный ответ.

— Но неужели у вас нет желания выжить? — теряя терпение, воскликнула она.

— Желание… Такого понятия нет, — возразил гриб.

С интересом слушая удивительный диалог, Хэм ни на минуту не забывал о таящейся во тьме опасности. Он регулярно освещал прожектором нагромождения скал и льдин, стараясь разглядеть среди них движущиеся тени. Он не сомневался, что чудовища где-то поблизости — их вопли и гогот постоянно вплетались в привычный вой ледяного ветра.

Внезапно он уловил странный запах и ощутил легкий приступ удушья — это напомнило ему аналогичные симптомы во время атаки «газовых бомб» на Дороге Безумца. Резко обернувшись к Пат, он заметил, как в луче света мимо нее скользнуло легкое желтоватое облачко. Вероятно, что-то почувствовала и Патриция: чуть заметно пошатнувшись, она беспомощно протянула руку, инстинктивно отыскивая опору. Хэм подхватил ее под локоть и решительно заявил:

— Немедленно возвращаемся! Хватит на сегодня философских бесед.

Подняв лицо к мужу, она тихо проговорила:

— Как он меня утомил, этот гриб! Я чувствую прямо смертельную усталость.

Взявшись за руки, словно потерявшиеся в лесу дети, они медленно побрели к своему единственному прибежищу в этом странном мире — челноку. Его огни угадывались за хаосом льда и камня, который — если следовать взглядам, изложенным местной флорой, — являлся второй стороной всеобщей гармонии.

Вероятно, так оно и было, но Хэм никогда не чувствовал склонности к философствованию, ощущая себя, прежде всего, человеком дела. Его недомогание бесследно прошло, но из-за слабости Пат они несколько замешкались в пути и немедленно поплатились за это: острый осколок камня, метко пущенный сильной рукой, разбил левый фонарь на наголовнике Пат.

— Вот мерзавцы! — возмутился Хэм. — Вряд ли это случайное попадание. Кажется, злодеи сознательно задумали лишить нас световой защиты!

Когда захлопнувшийся люк челнока отделил Хэммондов от назойливой «свиты», у Пат едва хватило сил освободиться от скафандра. Она примостилась возле стола и, уперев локти о край столешницы, безвольно коснулась лбом ладоней. Через некоторое время ее вывел из транса аппетитный запах. Подняв голову, она увидела перед собой чашку горячего крепкого бульона и лицо Хэма, улыбавшееся ей сквозь ароматный пар.

— Подкрепи силы, женушка, они нам еще пригодятся, — сказал он, принимаясь за свою порцию. Увидев, что и Пат поднесла к губам чашку, он одобрительно кивнул. — Тебя так увлекла беседа с этим местным эрудитом, что ты чуть не стала жертвой «газовой атаки». Это была не усталость, а результат отравления: именно споровые мешочки этих пупырчатых гигантов швыряли в нас триопсы на Дороге Безумца.

Пат, похоже, несколько пришла в себя и смогла сосредоточить внимание на словах Хэма.

— Ты, пожалуй, прав, — заметила она. — А я никак не могла вспомнить, почему мне знаком этот запах.

— Естественно, — согласился Хэм. — Ты же почти сразу потеряла сознание. Ветра в ущелье — по сравнению со здешними просторами — считай что и не было вовсе, а концентрация отравы огромная. Любопытно, как триопсы поняли, что споры грибов ядовиты? И почему сами-то они не травятся?

— Для того чтобы разобраться в этом, надо значительно расширить круг исследований, — решительно проговорила Пат, и Хэм с удовольствием отметил, что в ней опять возрождается прежняя напористость. Патриция, между тем продолжила излагать свои выводы: — Дело в том, что на Венере существует единая экологическая система, только здесь — в отличие от Сумеречной Страны — она упрятана глубоко под поверхность планеты. Там, внизу, проявления жизни ничуть не слабее, чем, например, в Хотленде, потому что раскаленное ядро планеты обеспечивает требуемое для этого тепло, а воды здесь предостаточно. Поверхностный холод загоняет жизнь вглубь, но там, где он отступает, она пробивается наружу. Я думаю, что и дневная сторона планеты тоже не обделена какой-то живностью, но там роль холода выполняет немыслимый жар.

— Это можно лишь предполагать: вряд ли доступно проводить исследования в атмосфере плавильной печи, — заметил Хэм. — А вообще-то твоя идея очень правдоподобна: эти чудовищные грибы как раз и выросли там, где теплее.

— Вероятно, и их периодическое деление зависит от внутрипланетных явлений. Мы совершенно не знаем законов развития Венеры, а ведь наверняка существуют какие-то процессы — этакие глобальные приливы и отливы ее жизнедеятельности. А мы, с нашим техническим прогрессом, выглядим на этом фоне как неандертальцы, вооруженные камнями. — Она безнадежно махнула рукой.

Хэм рассмеялся:

— Вот-вот! Из-за нашей умственной неполноценности грибы, вероятно, видят в нас просто двуногих триопсов, которые почему-то не любят грибных блюд.

— Но самое печальное в том, что этот высочайший интеллект обречен на вымирание, — грустно улыбнулась Пат. — Я не знаю, как случилось, что обладателями невероятных знаний стали не теплокровные животные, а разумные представители флоры. И это фатально для них. Первобытный человек потому и стал человеком, что захотел выжить: ему надо было защищать себя, свою семью, свой род, и тогда он взял в руки орудие защиты и нападения — камень. А эти несчастные начисто лишены воли к жизни, и теперь те идеальные условия, в которых они развивались бог знает сколько тысячелетий, исчезают под напором хищников, великолепно знающих, как надо бороться за существование.

— Но и алчных триопсов тоже ждет незавидное будущее, — покосившись за окно, мстительно сказал Хэм. — Как сожрут все грибы, так и сами передохнут.

— Ты прекрасно изложил теорию Мальтуса, — весело сказала Пат. — Он считал, что численность населения полностью зависит от количества произведенных им продуктов питания. Правда, с развитием техники это перестало быть актуальным.

— Как жаль, что триопсы не знают закон Мальтуса, иначе они берегли бы и холили серых гигантов. Хотя, с другой стороны, кому хочется обедать раз в сто лет!

Добившись того, что Пат больше не выглядела угнетенной, Хэм все же предложил ей пойти отдохнуть: как ни старался он казаться в ее глазах бодрым и веселым, последствия отравления давали себя знать, рождая в душе какие-то давящие предчувствия. Это, похоже, испытывала и Пат: она безропотно удалилась в жилой отсек, оставив Хэма ремонтировать наголовник скафандра.

5

Однако сон не принес им былой бодрости. Тем не менее они не чувствовали себя вправе покинуть темную сторону планеты и вернуться в Венобль, поскольку до сих пор не нашли ответа ни на один вопрос. Напротив, час от часу их становилось все больше. Чтобы сделать еще одну попытку добиться ясности, они решили вновь направиться к ледяному барьеру: возможно, общение с его обитателями укажет новый подход к решению бесчисленных загадок планеты.

Однако уже в самом начале пути стало очевидным, что преследователи не оставили их в покое: стоило людям спуститься с трапа, как на них обрушился град ледяных осколков, сопровождаемый торжествующим воем триопсов. Пожалуй, впервые хищники подступили так близко к челноку.

Отогнав триопсов на почтительное расстояние прожекторами наголовников, земляне зашагали к норам. Хэму казалось, что он идет против течения реки, настолько затруднены были движения. Однако физическое недомогание не затуманивало мозг, и Хэм мог четко контролировать собственные поступки.

Серые морщинистые грибы уже выползли из своих обиталищ и молчаливо взирали на пришельцев. Пат обратилась к ближайшей «голове»:

— Мы пришли, чтобы спросить тебя, Оскар, чем заполнено твое существование?

Скрипучий голос тотчас ответил:

— Размышлением.

— О чем? — нетерпеливо спросила Пат.

— Обо всем.

В словах гриба Хэм уловил даже некую многозначительность.

— О сотворении мира?.. О Вселенной?.. О своей судьбе?.. О судьбе своей планеты?.. — допытывалась Пат, но гриб молчал.

Услышав истерические нотки в голосе жены, Хэм прервал череду вопросов, трезво заметив, что предметом размышления этих существ может быть что-то такое, для чего человечество не имеет не только определения, но даже и представления — настолько разум обитателей Венеры чужд земным понятиям.

В этот момент с обеих сторон раздались хлопки лопающихся мешочков, и Хэм попытался заставить Пат отойти от барьера. Но та вырвала руку и заявила, что хочет задать еще один вопрос. Присев на корточки возле гриба, она спросила:

— Ты когда-нибудь думал о смысле всего сущего, Оскар? Для чего все это? — Широким жестом она обвела и норы, и долину с воющими вдалеке триопсами.

— Предназначение, — ответила «голова».

— В чем оно?

Этот вопрос Хэм услышал словно бы издалека. На глаза надвинулась темная пелена, грудь сдавило, и ему показалось, что ответ загадочного существа прозвучал где-то внутри него:

— У каждого свое… Мы размышляем… Триопсы нас едят…

Пытаясь осмыслить услышанное, Хэм покрутил головой и, когда навалившийся душный морок на миг оставил его, заметил, что Пат неподвижно сидит возле норы. С невероятным усилием оторвав ноги от ледяного наста, Хэм подошел к ней и дотронулся до плеча — на него уставились пустые глаза сомнамбулы.

В этот момент лопнуло еще несколько мешочков, и — словно триопсы только этого и дожидались — из-за ледяного барьера в людей полетели камни. Тотчас же передний прожектор Хэма разлетелся мелкими осколками и погас, та же участь постигла и отремонтированный накануне левый прожектор на наголовнике Пат. Хэм рывком поставил ее на ноги и крикнул чуть ли не в самое ухо:

— Бежим!

Что было потом, Хэм как-то не запомнил. Но, по-видимому, ноги четко выполнили приказ, так как, вновь осознав окружающее, Хэм обнаружил, что довольно быстро идет в сторону челнока, обхватив за плечи безжизненное тело жены. Он остановился, прислушиваясь. Триопсы вопили где-то впереди, вероятно решив устроить людям засаду возле корабля.

Хэм осторожно посадил Пат возле большого валуна и, поймав взгляд серых глаз, спросил:

— Ты можешь идти?

— Куда? — прошелестело в ответ.

— К челноку. Нам надо укрыться от этих тварей.

— Зачем? — спросила Пат.

И в самом деле зачем? Словно в замедленной съемке перед ним проплыли картины из прошлой жизни: солнечное утро на ферме, какие-то эпизоды студенческой поры, грязевой омут Хотленда… Прошлая жизнь… А теперь?.. Где он теперь? Или его уже нет?

Однако боль от попавшего в спину камня вернула его к действительности. Мгновенно все вспомнив, он помог Пат подняться, и они побрели, поддерживая друг друга, к, казалось бы, недосягаемому кораблю.

Теперь на наголовниках у каждого горели лишь по две лампы — передних и левых прожекторов больше не существовало — и триопсы могли беспрепятственно вонзить в долгожданную добычу свои чудовищные когти, подобравшись к ней с неосвещенной стороны. Время от времени Хэм останаливался и отгонял хищников, поворачиваясь то вправо, то влево. Лучи скользили по ледяным нагромождениям, заставляя триопсов визжать от боли, но стоило путникам двинуться вперед, как они вновь оказывались в кольце преследователей.

Пат двигалась из последних сил, и, когда Хэм в очередной раз остановился, чтобы отпугнуть жаждущих крови преследователей, она, потеряв сознание, опустилась на снег возле его ног. В отчаянии он сел возле нее, и тут же в мглистой тьме замелькали скрюченные тени: триопсы готовились к последней атаке.

Хэм встал. Скованное усталостью и дурманом тело не хотело подчиняться ему, но он, обругав себя «безвольным грибом», прижал к груди тело жены и двинулся вперед. Теперь проблема освещения оказалась решенной: они снова находились в замкнутом конусе света, поскольку уцелевшие прожектора на наголовнике Пат освещали пространство слева и впереди.

Представив себе, какое выражение будет на насмешливом личике жены, когда он представит ей счет за «грузовые переноски», ставшие традиционными в их семействе, он хрипло рассмеялся, чувствуя, как исчезают сдавливающие мозг обручи.

Добравшись до освещенного пространства возле челнока, Хэм прислонил Пат к трапу, вполз на него и открыл люк. Теперь вопрос о защитном конусе больше не стоял, поэтому, спустившись вниз, он перекинул жену через плечо и снова пополз вверх. Уложив ее на пол шлюзовой камеры, он обернулся к обледенелым просторам и торжествующе выкрикнул:

— Что, голубчики? Съели? Вот так-то!

6

Челнок, пронзив атмосферу Венеры, вынырнул в космическое пространство, чтобы благополучно миновать Горы Вечности, отдельные пики которых вздымались ввысь на десятки тысяч футов. Отсюда, из Космоса, планета казалась огромным шаром клубящихся облаков, гигантским мячом, словно предназначенным для детских забав колоссов, подрастающих где-то в межгалактических просторах. Одна половинка этого мяча казалась угольно-черной, другая сверкала нестерпимой белизной, а ободок, делящий их, переливался всеми оттенками жемчуга. Именно туда держал путь космический корабль: исследователи направлялись в Сумеречную Страну.

— Все-таки обидно, что мы возвращаемся, в сущности, ни с чем, — заметил Хэм, переводя корабль на новый курс.

— Ты ошибаешься, — возразила Пат, подняв голову от своих записей. — Мы узнали очень многое и, самое главное, сможем указать направление дальнейших поисков. И, конечно, надо доработать скафандры, чтобы обезопасить людей от воздействия спор.

Она снова склонилась над блокнотом, но потом решительно отодвинула его в сторону и стала смотреть в иллюминатор, словно зачарованная мощными волнами черноты, постепенно откатывавшейся назад.

— Я не знаю, чьим целям служит обнаруженный нами невероятный интеллект, — задумчиво проговорила она. — Может быть, нам просто примерещилась некая злая воля оттого, что мы с тобой надышались отравой. Но тем не менее, философы в причудливом обличье грибов существуют на самом деле, и очень жаль, что век их сочтен.

Хэм кинул взгляд на жену и недовольно проворчал:

— Такая унылая патетика наверняка вызвана не выветрившимся из твоей головы дурманом, дорогая. Эти морщинистые мыслители проживут еще многие столетия, так что незачем заранее оплакивать их. Надо думать о жизни, жаждать ее, наслаждаться ею, а не ждать смерти — пусть и с философским спокойствием.

— Оказывается, и ты не чужд патетики, — улыбнулась Пат. Потом помолчала и как-то нерешительно спросила: — А как ты догадался, что нам конец? Как смог сбросить наваждение?

— Ну, за это надо благодарить наших невольных убийц Оскаров! — засмеялся Хэм. — Твой последний собеседник говорил тогда, помнится, о предназначении, о том, что грибы — это пища для триопсов. Вот я тогда и вспомнил, что уже давно хочу есть, а потенциальные покойники — как нетрудно догадаться — не испытывают мук голода. Перед таким раздражителем спасовал даже дурман!

Оглавление