ЕРЕСЬ ХОРУСА
Грэхам МакНил
ФУЛГРИМ
Ересь Хоруса
То была легендарная эпоха.
Могучие герои сражались за право человечества верховодить в Галактике.
Бесчисленные армии Императора Земли завоевывали планету за планетой в Великом Священном Походе. Мириады чужеродных рас уничтожались и сметались с лица истории сильнейшими воинами Его. Заря новой эры непревзойденного величия людей была близка как никогда.
Блистающие золотом мраморные цитадели отмечали победы Императора, памятники и триумфальные арки воздвигались на миллионах миров, говоря о невероятных свершениях его последователей.
Первыми и главными среди них были Примархи, сверхлюди, ведущие Имперские армии от победы к победе. Неудержимые и полные могучих сил, они были вершиной генных экспериментов своего отца-Императора. За ними шли многотысячные Легионы Космодесантников, сильнейших солдат в Галактике, способных одолеть в бою сотню обычных людей.
Вождем Примархов был Хорус, прозванный Славным, Сияющей Звездой, любимец Императора, бывший ему почти что сыном. Он стал Воителем, главнокомандующим всех его армий, наместником на тысячах планет, покорителем Галактики. Он был Воином без страха и упрека, одаренным к тому же разумом дипломата.
И, когда пламя гражданской войны охватило Империум Людей, все его защитники оказались пред лицом чудовищной угрозы.
~ ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА ~
Легион Детей Императора
Фулгрим Примарх
Эйдолон Лорд-Коммандер
Веспасиан Лорд-Коммандер
Юлий Каэсорон Капитан 1-ой Роты
Соломон Деметер Капитан 2-ой Роты
Mарий Вайросеан Капитан 3-ей Роты
Саул Тарвиц Капитан 10-ой Роты
Люций Капитан 13-ой Роты
Чармосиан Капеллан 18-ой Роты
Гаюс Кафен Заместитель Соломона Деметера, 2-я Рота
Ликаон Оруженосец Юлия Каэсорона, 1-я Рота
Фабиус Aпотекарий Легиона
Легион Железных Рук
Феррус Манус Примарх
Габриэль Сантор Капитан 1-ой Роты
Каптай Бальхаан Капитан Железных Бойцов
Примархи
Хорус Воитель, Примарх Легиона Сыновей Хоруса
Вулкан Примарх Легиона Саламандр
Коракс Примарх Гвардии Ворона
Ангрон Примарх Пожирателей Миров
Mортарион Примарх Гвардии Смерти
Прочие Космодесантники
Эреб Первый Капеллан Легиона Несущих Слово
ОСТАЛЬНЫЕ ПЕРСОНАЖИ
Имперская Армия
Лорд-Коммандер Таддеус Файль
Гражданские лица
Серена д'Ангелус Фотограф и художник
Беква Киньска Певица и композитор
Oстиан Делафур Скульптор
Коралин Aсенека Актриса
Леопольд Кадмус Поэт
Ормонд Бракстон Посланник Администратума Терры
Эвандер Toбиас Aрхивариус «Гордости Императора»
Ксеносы
Эльдрад Ультран Провидец мира Ультве
Хираэн Гольдхельм Воевода мира Ультве
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
=====================================================
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ ВОИН
«Испытания приводят нас к триумфам, через страдания мы достигаем счастья, ибо истинное наслаждение скрывается в учебе, тренировке, совершенствовании себя... Конечно, ничто не может обойтись без ошибок, совершенных по невежеству, глупости или злому умыслу, но мы должны пройти сквозь тьму, чтобы достичь Света!»
Примарх Фулгрим, «Достижение совершенства».
«Совершенство возникает не в тот момент, когда последний фрагмент добавлен. Оно появляется в тот миг, когда последний фрагмент отброшен!»
Остиан Делафур, «Каменный Человек»
«Истинный рай - тот, что недостижим для нас...»
- Пандорас Женг, философ, советник аутарха 9-го Индонезийского Блока.
Глава 1
Выступление/Поживем-увидим/Лаэране
«Опасность для большинства из нас, - сказал как-то Остиан Делафур в одном из тех редких случаев, когда удавалось вытянуть из него пару слов о его даре -- появляется не тогда, когда наши цели велики и недостижимыми, нет. Она возникает, когда цели низки и мы достигаем их». Промолвив это, великий скульптор скромно улыбнулся и спрятался за чьей-то спиной, явно стесняясь пристального внимания к себе и изливаемых со всех сторон потоков лести.
Только здесь, в своей невероятно захламленной студии, заваленной молотками, долотами и терками, которые в его гениальных руках творили чудеса с обломками мрамора, Остиан чувствовал себя уверенно.
Он соскочил с каменного блока, стоящего в центре комнаты, и провел рукой по своему лбу и коротким вьющимся волосам, в черноте которых хорошо были видны мраморные крошки.
Мраморная колонна примерно четырех метров высотой, ещё не тронутая долотом, возвышалась рядом со скульптором. Остиан обошел её по кругу, поглаживая своими серебристыми руками гладкую поверхность, ощущая текстуру камня и прикидывая место первого касания инструментами.
Сервиторы притащили колонну из трюма «Гордости Императора» ещё с неделю назад, но Делафур до сих пор не закончил осмотр - ведь тот шедевр, что должен возникнуть из камня под его рукой, был слишком важен.
Да и сам мрамор был непрост - его доставили на борт флагмана флота Детей Императора из тех же карьеров на Анатолийском полуострове, откуда брался камень для постройки Императорского Дворца. Этот блок был добыт на крутых ледяных склонах горы Арарат, единственного места в мире, где обретался столь чистый и белоснежный мрамор. Ценность его была настолько велика, что только лишь всё влияние Примарха Фулгрима обеспечило доставку камня в 28-ю Экспедицию.
Остиан, конечно, слышал, что окружающие зовут его «гением», но сам он всегда чувствовал, что всего-навсего помогает выйти на свет красоте, изначально живущей в глубинах мрамора. Его навыки (которые сам Делафур никогда не считал гениальными) позволяли скульптору видеть итог своей работы во всей красе ещё до первого удара по камню - ведь нетронутый мрамор содержал в себе всё, что мог вообразить себе художник.
Что до самого Остиана, то он был невысок, его тонкое лицо всегда оставалось серьезным, а длинные пальцы рук мерцали серебристым, схожим с ртутью металлом. Всякий раз, когда Делафур касался камня, металл начинал волноваться, словно бы оживая и неся в разум скульптора информацию о мельчайших прожилках в толще мрамора. Одевался Остиан, как правило, в длинную белую блузу поверх короткой черной рубашки и шорт сливочного цвета, причем эта строгая и аккуратная черно-белая гамма особенно четко выделялась на фоне невероятного бардака, царившего в его студии почти все время.
«Ну вот, я готов» - прошептал скульптор.
«Надеюсь, да - сказал женский голос за его спиной. Беква просто взбесится, если мы опоздаем на её выступление, ты же знаешь».
Остиан улыбнулся и ответил: «Да нет, Серена, я имел в виду, что готов начать работу».
Он сбросил завязки, удерживающие блузу и стянул её через голову. Впрочем, получилось у скульптора не сразу, так что он не видел Серену д'Ангелус, ворвавшуюся в его студию подобно разъяренной владычице из спектаклей Коралины Асенеки.
Когда Остиан наконец одолел блузу, художница смотрела на разбросанные по комнате инструменты, стремянки и подставки с неодобрением, если не с отвращением. Делафур знал, что её собственная студия была настолько же опрятна и уютна, как захламлена его собственная: лежавшие вдоль одной стены краски были аккуратно уложены по тонам, а кисти и ножи для чистки палитр, сложенные напротив, выглядели такими же новенькими, как и в день покупки.
Невысокого роста и обладающая непонятной для неё самой привлекательностью, Серена д'Ангелус была, возможно, величайшим художником из Летописцев - так называли тех, что отправился в путь вместе с Великим Походом. Кое-кто указывал на гениальные пейзажи Келан Роже, приписанной к 12-ой Экспедиции Робаута Жиллимана, но Остиан чувствовал, что талант Серены все же превосходит прочие.
Даже если она не считает себя лучшей, то я уверен в этом - подумал Остиан, украдкой взглянув на длинные рукава её платья.
*На выступление Беквы художница выбрала длинное вечернее платье лазурного шелка с немного приподнятым корсажем, подчеркивающим симпатичную округлость её груди. Ниспадающие до талии волосы цвета воронова крыла идеально окаймляли овальное лицо Серены с мерцающе-темными миндалевидными глазами.
«Ты очень... красива сегодня, Серена» - пробормотал Делафур.
«Ну, спасибо, Остиан - ответила художница, встав перед скульптором и поправляя ему воротничок. - А вот ты выглядишь так, словно провалялся весь день в этой своей рубашке!»
«Да все в порядке!» - запротестовал Делафур, когда Серена сдернула с него галстук и начала завязывать по новой.
«В порядке, дорогой мой, да не в полном - ответила художница. - Ты же прекрасно знаешь, что, когда это проклятое выступление закончится, Беква обязательно распустит хвост перед своими гостями. И я не хочу, чтобы у неё был повод обвинить нас, художников, в том, что мы портим ей репутацию своим потрепанно-богемным видом».
«Да уж, у Беквы довольно неприязненное представление о нас» - усмехнулся Остиан.
«Это всё из-за того, что она воспитывалась в снобистских городах-ульях Европы. - заключила Серена. - Погоди, я совсем забыла - ты сказал, что готов начать изваяние?»
«Да, - кивнул Делафур. - Я увидел то, что скрыто в камне. Осталось освободить его».
«Ну, я уверена, что Лорд Фулгрим будет рад узнать об этом. Мне говорили, что он лично просил самого Императора разрешить доставку мрамора с Терры» - заметила художница.
«Слушай, не надо на меня так давить...» - пробормотал Остиан, когда Серена отошла в сторону, удовлетворившись изменениями к лучшему в облике скульптора.
«Все будет отлично, дорогой мой. - Улыбнулась Серена. - Скоро ты и твои чудесные руки заставят этот камень петь».
«А что насчет твоей работы? - спросил Остиан. - Как продвигается портрет?».
Серена вздохнула. «Потихонечку. Лорду Фулгриму редко удается выкроить в этой череде сражений денёк для позирования».
Делафур заметил, что художница незаметно для себя вонзила ногти в ладони, говоря: «Каждый раз, когда я вижу этот проклятый портрет незаконченным, я ненавижу его всё сильнее и сильнее! Иногда мне хочется порвать холст и начать по-новой!»
«Нет-нет! - произнес Остиан, беря её за руки. - Ты преувеличиваешь. Наброски просто великолепны, и, как только лаэране будут побеждены, Лорд Фулгрим - я уверен в этом - сможет уделить тебе сколько угодно времени».
Серена улыбнулась, но Остиан без труда разглядел натянутость и боль, копившиеся в её душе. Скульптор всем сердцем пожалел, что не знает, как развеять её грусть и уменьшить тот вред, что Серена причиняет себе. Поэтому он просто сказал: «Пошли? Не стоит заставлять Бекву ждать нас».
---------------------------------------------------------------------------------
Делафур не мог не признать, что Беква Киньска, бывший вундеркинд городов-ульев Европы, выросла в прекрасную женщину. Её распущённые волосы были выкрашены в цвет безоблачного неба, а природные данные подчеркивались усилиями пластических хирургов и изобилием косметики (по мнению Остиана, излишним).
На затылке, чуть ниже края прически, были заметны аугментированные в голову певицы усилители слуха, от которых тянулись изящные ниточки проводов.
Беква обучалась в лучших академиях Терры и посещала недавно основанную «Консервэтуар де Мюзик» - впрочем, там она просто потратила несколько лет впустую, ведь ни один наставник уже не мог научить её чему-либо новому. Благодарные зрители со всех концов Галактики рукоплескали Бекве и восхищались операми, раскрывавшими величайший талант певицы. Критики же наперебой твердили, что и написанные ею гениальные симфонии не имеют себе равных.
Остиан дважды встречал Бекву до того, как они оказались на борту «Гордости Императора», и оба раза скульптора неприятно поражал её чудовищный эгоизм, помноженный на невероятное самомнение. При этом, как ни странно, сам Делафур явно пришелся певице по вкусу.
Одетая в подобранное под цвет волос оборчатое платье, Беква одиноко сидела на небольшой сцене-пьедестале в дальнем от Остиана конце певческой залы, опустив голову. Певица словно бы изучала стоящий перед ней мультисимфонический клавесин, соединенный с множеством динамиков, в каком-то странном порядке развешанных по стенам. Впрочем, они не портили картины, будучи почти незаметными на фоне темных древесных панелей и порфировых колонн, освещаемых мягким светом висящих в воздухе люминосфер.
Вдоль одной из стен залы тянулся ряд витражей, изображавших Детей Императора в неизменной пурпурной броне, напротив же стояли в ряд мраморные статуэтки, изваянные, как следовало из подписей, рукой самого Примарха. Остиан сделал зарубку в памяти, решив как-нибудь потом присмотреться к бюстам повнимательнее.
В зале собралось не меньше тысячи людей, кое-кто в бежевых одеждах Летописцев, некоторые - в строгих черных костюмах жителей Терры. Попадались в толпе и Имперские аристократы, разряженные в сшитые по классической моде парчовые жакеты, полосатые брюки и высокие черные ботинки. Несомненно, большинство из них выбили местечко в 28-ой Экспедиции исключительно ради возможности услышать пение Беквы.
Среди гражданских ярко выделялись солдаты Имперской Гвардии - старшие офицеры в разукрашенных шлемах, кавалерийские уланы в золотых кирасах, комиссары в красных пальто. Вся эта военная «палитра» бесцельно прохаживалась по залу, звеня саблями и побрякивая шпорами по деревянному полу.
Удивленный тем, как много армейцев явилось на концерт, Делафур спросил: «Интересно, как эти типы в форме нашли свободное время? Мы что, уже победили всех ксеносов?»
-«Дорогой мой Остиан, война не должна мешать искусству - ответила Серена, подхватывая с подноса скользившего по залу сервитора два бокала игристого вина. - Особенно если речь идет об истинном таланте, как у Беквы».
-«Ладно, но я-то почему здесь?» - спросил Остиан, потягивая вино и наслаждаясь его освежающе-терпким вкусом.
«Потому что она тебя пригласила, а от такого нельзя просто отмахнуться».
-«Да я её терпеть не могу!» - запротестовал скульптор. - «С чего это ей в голову взбрело приглашать именно меня?».
-«Ты ей нравишься, дурачок, - игриво подтолкнув Остиана локтем под ребра, ответила Серена, - причём не только своими скульптурами, уж поверь мне».
Делафур вздохнул. «Интересно, с чего бы это? Я всего-то разок с ней поболтал, и то она не дала мне и слова сказать».
-«Ладно, забудь. Тебе здесь понравится, я уверена» - сказала Серена, ласково похлопав скульптора по руке.
-«Н-да? Просвети меня, с чего бы это?»
-«Ты когда-нибудь слышал пение Беквы, дружок?» - спросила с улыбкой художница.
-«Ну, я слушал её фонозаписи».
-«Мальчик мой! - воскликнула Серена, делая вид, что падает в обморок, - если ты не слышал её голос вживую, ты ничего не слышал! Тебе сейчас понадобится куча носовых платков, чтобы вытирать льющиеся ручьем слёзы! Да нет, тебе нужно будет накачаться успокоительным, чтобы не свихнуться от восхищения!»
«Хорошо-хорошо, - сказал Остиан, всё ещё надеясь вскоре улизнуть назад в студию. - Я остаюсь».
«Вот-вот, - хихикнула Серена. - О потраченном времени точно не пожалеешь».
Наконец, гвалт в зале начал стихать, художница тоже приложила палец к губам. Делафур заозирался в поисках источника тишины и тут же наткнулся взглядом на входящую в певческий зал гигантскую фигуру с волнистыми светлыми волосами до плеч, одетую в белый балахон.
«Один из Астартес... - выдохнул Остиан. - Я никогда не думал, что они настолько огромны».
«О, это Первый Капитан Юлий Каэсорон» - сказала Серена, и скульптор уловил самодовольные нотки в её голосе.
-----------------------------------------------------------------------------------
«А ты что, знаешь его?»
«Да, он как-то раз попросил написать его портрет - улыбнулась Серена. - Оказался знатоком искусств и вообще приятным человеком. Даже пообещал держать меня в курсе...»
«В курсе чего?» - удивился Остиан.
Серена не удостоила его ответом - возможно, из-за того, что шум в зале окончательно утих, а вслед за этим снизили свою яркость люминосфер.
Скульптор повернулся к сцене в тот момент, когда Беква прикоснулась к клавишам. Внезапное, наполненное энергией и романтикой вступление, превосходно обработанное звукоуловителями, охватило его разум и чувства.
Остиан ощущал, как с каждой новой нотой исчезает его неприязнь к певице, смываемая штормовыми волнами музыки. Сперва он слышал в ней капли дождя, но затем симфония словно бы разъярилась - и вот уже по залу разносились порывы ветра, гремел гром и хлестали тугие струи тропических ливней Терры. Скульптор невольно взглянул вверх, ожидая увидеть под потолком грозовые облака.
Тромбоны, пронзительные флейты-пикколо и громоподобные литавры словно взмыли и танцевали в воздухе, а мелодия все смелела и смелела, превращаясь в страстную симфонию. Позже Остиан не мог вспомнить ничего из её эпичного содержания, поведанного нежнейшими оттенками всех тонов.
Голоса невидимых вокалистов сплетались с оркестром, и музыка летела ввысь, тоскуя о мире, счастье и объединении Человечества.
Делафур ощущал, как слезы катятся по его щекам, а душа устремляется к небу, падает в глубины отчаяния и вновь обретает крылья, подчиняясь волшебной, величественной, ликующей силе музыки.
Обернувшись к Серене, Остиан увидел, как та невольно придвинулась к нему, стремясь разделить упоение и счастье, излучаемые скульптором.
Тем временем Беква металась словно одержимая, её сапфирные волосы рассыпались по лицу, а руки летали над клавиатурой будто пара птиц, оберегающих птенца от врагов.
Какое-то движение в зале заставило Делафура отвлечься. В первых рядах аудитории он увидел аристократа в серебряном нагруднике и высоком жилете цвета морской волны, что-то шепчущего на ухо своей супруге.
В тот же миг музыка оборвалась, и Остиан закричал от боли - мелодия захватила его сердце, и теперь он чувствовал там лишь зудящую пустоту - и необъяснимой ненависти к невоспитанному аристократу, из-за которого всё и произошло.
Беква выскочила из-за клавесина, её грудь высоко вздымалась, на лице горели пятна ярости. Она грозно впилась глазами в лицо аристократа и крикнула: «Я не играю для таких свиней!».
Невежа, явно рассерженный, поднялся с места и ответил: «Ты оскорбляешь меня, женщина. Я - Пальджор Доржи, шестой маркиз Клана Тераватт, патриций Терры. Будь любезна, побольше уважения!»
Певица плюнула на пол: «Ты стал маркизом по праву рождения. Я сама сделала себя той, кто я есть! На Терре тысячи аристократишек, но лишь одна Беква Киньска!»
«Я требую, чтобы ты продолжала играть, женщина!» - заорал Дорджи. - «Ты вообще понимаешь, сколько связей мне пришлось подключить и денег потратить, чтобы попасть в экспедицию и услышать твой проклятый концерт?!».
«Да не знаю и знать не хочу!» - фыркнула Беква. - «Такие гении, как я, бесценны! Заплати ты вдвое, втрое больше, чем пришлось, и то одно мое сегодняшнее выступление стоило бы в тысячи раз дороже. Но это уже неважно, потому что я не собираюсь играть дальше».
Тысячеголосый хор извинений и просьб вернуться за клавесин заполнил зал. Остиан, опять-таки незаметно для себя, присоединился к нему, но Киньска оставалась неколебимой. Вдруг от дверей послышался голос, перекрывающий поднявшийся шум: «Госпожа Киньска!».
Головы мгновенно повернулись к дверям - слова звучали как приказ, и Делафур почуствовал, как заколотилось его сердце. В зал входил Фулгрим Финикиец.
Примарх Детей Императора был прекраснейшим из созданий, виденных Остианом за всю его жизнь. Его выкрашенная в цвет аметиста броня, казалось, лишь вчера вышла из оружейных цехов, золотая резьба сияла ярче солнца, спиральные завитки на пластинах доспехов странно притягивали взгляд.
С плеч Фулгрима спадал изумрудно-зеленый плащ, а высокий пурпурный ворот брони и огромное орлиное крыло на левом наплечнике прекрасно оттеняли бледные черты его лица.
Остиан просил об араратском мраморе именно потому, что холодный камень прекрасно подходил для передачи светлой кожи Примарха, широких, дружелюбных глаз, загадочной улыбки, игравшей на его губах и мерцающей белизны длинных волос.
Скульптор, как и все прочие зрители, пал на колени в знак почтения, немного придавленные недостижимым совершенством величия Фулгрима.
«Если Вы не хотите играть для маркиза, то, быть может, сыграете для меня?» - спросил Фулгрим.
Беква Киньска лишь кивнула в ответ, и музыка полилась вновь.
*******************************************************
Схватка на Атолле-19 позже описывалась историками как «незначительная перестрелка, открывшая операцию по Очищению Лаэрана», пролог к последующим битвам. Однако, бойцам Второй Роты Детей Императора, служивших под командованием Соломона Деметера, она явно не показалась легкой прогулкой по набережной.
Визжащие, разгоряченные сгустки зеленой энергии освещали изогнутый проход, оплавляя его угловатые стенки или пурпурные доспехи медленно продвигавшихся вперед Астартес. Звуки жадно потрескивающего огня смешивался со свистом ракет, тяжелым грохотом болтерной стрельбы и воем горнов, установленных на коралловых башнях, и в этой чудовищной какофонии Космические Десантники Деметера пробивались по извивающимся улочкам навстречу отрядам Мария Вайросеана.
Спиральные башни блестящего, кристаллического коралла возвышались над ними словно скрюченные раковины каких-то огромных морских тварей, испещренные гладкими отверстиями нор, из-за которых шпили зданий становились похожими на флейты. Весь атолл состоял из этого невероятно легкого и прочного материала, уже успевшего подкинуть механикумам немало загадок.
Визгливые крики продолжали доноситься из раздражающих одним своим видом зданий, вопящих, словно живые, и к ним примешивался отвратительный металлический лязг, сопровождавший движения самих ксеносов. Казалось, они уже взяли Астартес в кольцо.
Соломон прижался спиной к извилистой, розовой с прожилками коралловой колонне и загнал новую обойму в личный болтер, от приклада до дула переделанный своими руками. Скорость стрельбы от этого выросла совсем ненамного, зато пропали осечки и перекосы болтов, а капитан Деметер был не из людей, полагающихся на авось.
«Гаюс!» - прокричал он своему заместителю, Гаюсу Кафену. - «Где, во имя Феникса, отряд Тантэарона?!»
Лейтенант покачал головой, и Соломон выругался, понимая, что лаэранам, скорее всего, удалось перехватить высланный им на помощь отряд «Лэнд Спидеров». Проклятые ксеносы были умны, и об этом напомнил недавний страшный разгром фланговых сил под командованием капитана Эсона, доказавший гипотезу о внедрении лаэран в вокс-сеть Легиона. Сама мысль о том, что какие-то мерзкие не-люди сумели нанести такой вред Космическим Десантникам, заставляла воинов Фулгрима сражаться с большей яростью и беспощадностью, чем прежде.
Капитан Соломон Деметер был настоящим образцом Астартес: короткие черные волосы, стриженые ежиком, загоревшая под десятками солнц кожа, живые и крупные черты лица, широкие скулы. Шлем он не одевал, опасаясь все тех же перехватов вокс-команд, да и прямое попадание из лаэранского оружия уложило бы его на месте что в шлеме, что без него.
Убедившись, что поддержки с воздуха ждать не приходится, Соломон выбрал иной, куда более сложный путь, хоть это и шло наперекор его выучке, боевому опыту и субординации - вряд ли бы кто-то из командиров Детей Императора решился на неподготовленный удар без полной готовности всех сил. С другой стороны, Деметер ощущал нечто приятное в том, чтобы «плыть по течению» и на ходу менять тактику боя. Другой на его месте сказал бы, что в этом нет ничего странного, и на войне почти никогда ничего не идет по плану, но для большинства Детей Императора подобные неурядицы становились личным оскорблением.
«Гаюс, придется всё делать самим!» - перекрикнул шум боя Деметер. - «Командуй ребятам прижать ксеноублюдков к земле, пусть не жалеют болтов!».
Кафен кивнул и начал раздавать отрядам, собравшимся вокруг них, короткие, четкие приказы, сопровождая их резкими, рубящими воздух взмахами руки.
Позади них продолжал гореть сбитый «Штормбёрд» - ему оторвало крыло лаэранской ракетой, и Соломон поразился искусству и выдержке пилота, сумевшего дотянуть до суши. Десантник вздрогнул, представив себе чудовищные глубины планетарного океана, когда-то поглотившего древнюю цивилизацию Лаэра. А ведь они могли бы сейчас «наслаждаться» видом этих руин, если бы не погибший летчик...
Лаэране ждали их на месте «высадки», теперь это стало совершенно ясно: горящий «Штормбёрд» и семеро павших братьев служили лучшим доказательством. Деметер не знал, как обстояли дела у других штурмовых групп, но похоже, им оказали столь же жаркий приём. Капитан смерил глазами укрывающую его колонну - её высоту определить так и не удалось, странные искривления, нарушавшие всё законы гармонии и здравого смысла, сбивали с толку. Впрочем, весь проклятый атолл - его цвета, формы, звуки - раздражал обостренные чувства Космических Десантников.
Впереди виднелась широкая пустынная площадь, в центре которой вспыхивали «перья» какой-то энергии, окольцованные светящимся куском коралла. По каждому из известных атоллов были разбросаны подобные объекты, и механикумы выдвинули теорию, что именно они позволяют таким громадинам парить в атмосфере.
Поскольку на Лаэре практически не было значительных кусков суши, захват парящих атоллов являлся ключом к успеху грядущей компании. Их предполагалось использовать как перевалочные базы для масштабного наступления, поэтому Фулгрим лично приказал любой ценой захватить и удержать «энергоперья».
Соломон выхватил взглядом фигуры лаэран, нечеловечески быстро и гибко занимавших позиции вокруг «пера». Первый Капитан Каэсорон отдал ему прямой приказ о захвате площади, и Деметер поклялся огнем сражений, что не подведет Легион.
«Гаюс, веди своих ребят на правый фланг и продвигайся к площади, не вылезая из укрытий. Перебежками, головы не поднимать, понял? Там наверняка будет полно лаэран. И отправь Телония налево. Выполняй!»
«А вы?» - Кафен перекрикивал шум пальбы. - «Где вы будете в это время?»
Соломон ухмыльнулся: «В центре, где же ещё? Возьму парней Харосиана, но сперва удостоверюсь, что Голдоара занял позицию и открыл огонь. Я не собираюсь сдуру атаковать, не прижав тварей к земле».
«Сэр, - пробормотал Кафен - я не хочу оскорбить вас, но вы точно уверены, что это правильный выбор?»
Деметер передернул затвор болтера. «Ты слишком много думаешь о “правильном” выборе, Гаюс. Всё, что нам нужно - сделать хороший выбор, посмотреть, что получится, и разобраться с последствиями».
-«Ну, если вы так говорите, сэр...».
-«Да, говорю!» - заорал Соломон - «Сейчас не время делать все по учебникам, дошло?! А теперь заткнись и вперед, во имя Хемоса!»
Теперь Деметеру оставалось только ждать исполнения отданных приказов, и он ощутил давно знакомое предбитвенное волнение, всякий раз охватывающее Десантника в подобные минуты. Он понимал, что Кафен был совершенно не согласен с его планом «кавалерийского наскока», но не сомневался в полезности подобных атак. По его мнению, лишь через такие испытания Дети Императора могли приблизиться к совершенству, воплощенному в их Примархе.
Сержант Харосиан и его воины-ветераны собрались за спиной Соломона, в тени одной из миллионов лаэрских «раковин».
-«Готовы, сержант?».
-«Так точно, сэр!».
-«Вперед!» - Соломон наконец услышал грохот тяжелых болтеров. Отряд поддержки под командой Голдоара вступил в бой. Крупнокалиберные болты разрывались на всем протяжении улочки, ведущей к площади, выбивая куски коралла из стен, пригибая обороняющихся к «полу». Капитан рванулся из укрытия, увлекая бойцов за собой, к потрескивающей энергией башне «пера».
Смертоносные зеленые молнии вспыхивали вокруг них, но выстрелы явно не были прицельными - огненный шквал, устроенный отделением Голдоара, не позволял лаэранам высунуть нос из укрытий. Соломон услышал пальбу по обе стороны от себя: отряды Кафера и Телония расчищали дорогу к цели. Ветераны-десантники Харосиана стреляли на бегу, от бедра, едва поспевая за Деметером.
И в тот самый миг, когда Второму Капитану показалось, что им удастся без потерь достигнуть площади, лаэране контратаковали...
Населявшие единственную планетную систему, они были одними из первых нечеловеческих существ, встреченных Детьми Императора после их расставания с Лунными Волками и великого триумфа на Улланоре. Фанфары того торжественного дня всё ещё звучали у них в ушах, а яркие, прекрасные образы примархов, собравшихся там, навсегда врезались в память всем Десантникам.
Как сказал тогда Хорус Фулгриму, это был «конец всего и начало всего», ибо отныне величайший из Примархов стал наместником Императора, полководцем всех армий Империума. Всё боевые флоты, миллиарды солдат и мощь, способная сокрушать миры, отныне принадлежала ему.
Воитель...
Совершенно новый титул, изобретенный специально для Хоруса. Его обнародование, что ни говори, посеяло зерна смущения и недовольства в умах Примархов, впервые вынужденных подчиняться кому-то равному себе.
Дети Императора же всей душой приветствовали возвышение Воителя, ведь Лунные Волки были для них столь же близки, как собственные боевые братья. Чудовищная трагедия, случившаяся на заре существования Легиона, едва не положила конец его существованию, но Фулгрим и Дети Императора восстали из пепла подобно Фениксу, и ныне были сильнее прежнего. Именно поэтому Фулгрима и прозвали «Финикийцем», по имени народа Древней Терры, ведшего свою историю от этой мифической птицы.
Все те долгие годы, что Примарх потратил на восстановление Легиона, он и его немногочисленные Астартес сражались в рядах Лунных Волков. Забыть такое было просто немыслимо.
Нескончаемый поток рекрутов, набираемых с Терры и Хемоса, мира, ставшего родным для Фулгрима, наконец восполнил потери Легиона, а опыт, приобретенный в походах под эгидой Воителя, сделал его одной из самых смертоносных сил в Галактике. Сам Хорус однажды прилюдно назвал Детей Императора «Одними из лучших братьев по оружию».
Теперь наконец пришло время для Легиона Фулгрима вести Священный Поход своими силами, впервые за более чем сотню лет сражений. Астартес жаждали действия, и Примарх немедленно принялся наверстывать упущенное время, решив доказать храбрость и надежность своих воинов в настоящем деле. Этим «делом» должно было стать значительное расширение рубежей Империума, а не какие-то операции по подавлению бунтов на тыловых планетах.
Первый контакт с лаэранами произошел вполне стандартно: один из разведывательных кораблей 28-ой Экспедиции обнаружило признаки ксеноцивилизации в приграничной системе двойной звезды. Полученные данные позволили классифицировать её как «незначительно развитую технически».
Первоначально ксеносы не проявляли враждебности к Имперским Силам, но стоило Фулгриму отправить разведгруппу из нескольких легких кораблей к родному миру лаэран, как та немедленно подверглась прямому нападению.
Небольшой, но превосходно вооруженный флот ксеносов атаковал Имперские суда в глубине системы, уничтожив их все до последнего и не понеся потерь.
Обработав обрывки информации, которые успели передать разведчики, механикумы пересмотрели свое мнение о вновь открытой расе. Оказалось, что технологии лаэран как минимум не уступают Имперским, а то и превосходят их.
Далее, выяснилось, что подавляющее большинство ксеносов проживало на гигантских коралловых атоллах, свободно парящих в небе Лаэра, планеты, полностью покрытой океаном. Вероятнее всего, возник он в результате быстрого таяния полярных шапок, и теперь лишь вершины высочайших гор оставались над водной гладью.
Администраторы Совета Терры предложили начать мирные переговоры о переходе Лаэра под протекторат Империума, указывая на неминуемые сложности, ожидающие Детей Императора при попытке поставить на колени столь продвинутую и необычную расу.
Фулгрим просто-напросто отмахнулся от этой идеи, сказав при этом: «Только лишь человечество истинно прекрасно, и любые технологии ксеносов не могут идти ни в какое сравнение с теми, что созданы Человеком. Лаэране будут уничтожены!»
Так началось очищение Лаэра.
+++Конец первой главы+++
Глава Вторая
Врата Феникса/Правь, Аквила!/В огне
Среди всех кораблей 28-ой экспедиции, «Гордость Императора», несомненно, выделялась своей мощью. Её выкрашенный в цвет старого вина бронированный корпус покрывали позолоченные пластины, и на фоне сапфирно-синего Лаэра она выглядела будто спущенный на воду корабль какого-нибудь древнего короля. Сходство усиливала сновавшая вокруг «Гордости Императора» многочисленная свита транспортников, кораблей эскорта, поддержки и десантных судов.
Великий корабль сошел с юпитерианских верфей сто шестьдесят лет назад, его чертежи принадлежали перу самого Главного Фабрикатора Марса, лично следившего за постройкой, а каждая из миллионов деталей «Гордости Императора» обрабатывалась вручную и проверялась по строжайшим спецификациям. Подобная тщательность привела к тому, что строительство продлилось вдвое дольше против обычного, но вряд ли стоило ожидать чего-то иного в случае с флагманом Примарха III Легиона Детей Императора.
Строй кораблей 28-ой Экспедиции являл собой шедевр военного искусства - отнюдь не маленький Лаэр был полностью блокирован, и ни один корабль ксеносов не мог выскользнуть с планеты или пробраться на нее, спасшись от Имперских «Рапторов». В общем, расположение судов Легиона можно было снимать на голопикт и немедленно помещать в учебники флотских академий.
Что до лаэранской эскадры, уничтожившей разведгруппу Легиона, то сейчас её обломки бесславно кружились в метеоритных кольцах шестой планеты системы, сокрушенные чудовищной огневой мощью Экспедиции и флотоводческим искусством Фулгрима.
Сам Лаэр уже получил новое имя - Двадцать Восемь-Три, что указывало на его дальнейшую судьбу - стать третьим по счету миром, приведенным к Согласию 28-ой Экспедицией. Некоторым показалось, что это слегка преждевременное решение, особенно с учетом бескомпромиссной ярости ксеносов, неплохо показавших себя в первых стычках. Впрочем, в победе Легиона были уверены практически всё.
«Андрониус» и «Честь Фулгрима», корабли с прекрасным боевым прошлым, в пурпурно-золотых цветах Детей Императора, стояли на гравитационных якорях по бокам от «Гордости Императора», словно воины у королевского трона. Стаи «Рапторов» носились вокруг них, оберегая величие и гордость Экспедиции - Примарха Фулгрима, собирающегося обнародовать свои дальнейшие планы, изменившиеся после достаточно легкого разгрома лаэранского флота.
-----------------------------------------------------------------------------------
Первый Капитан Юлий Каэсорон всю жизнь был спокойным человеком и дисциплинированным солдатом, ненавидящим любые ссоры и конфликты. Тем тяжелее ему было сейчас, после встречи с Примархом.
Одетый в церемониальные тогу-пикту пурпурной ткани и кроваво-красный плащ-лацерну, Капитан почти бежал по направлению к Гелиополису. За Каэсороном с огромным трудом поспевали его оруженосец Ликаон и слуги, несущие шлем и меч; впрочем, сложнее всего приходилось тем, кто поддерживал полу плаща.
На шее Юлия болтался чудесный янтарный кулон, постоянно цепляясь за золоченую резьбу нагрудника доспехов, однако Первый Капитан не замечал неудобства, погрузившись в невеселые раздумья. На его гордом, аристократичном лице не отражались даже тени бушевавших в душе эмоций, и никто из спутников не мог представить себе ход мыслей Каэсорона. Юлий впервые в жизни засомневался в мудрости Примарха.
Он почти вбежал в широкую, длинную анфиладу с холодными мраморными стенами и ониксовыми колоннами, испещренными золотыми рунами, повествующими о выигранных сражениях и диковинных чудесах, встреченных Детьми Императора в Великом Походе. «Гордость Императора» должна была прослужить Фулгриму ещё не один век, и Примарх приказал превратить её стены в громадное хранилище наследия Легиона.
Колонны сменились статуями героев прошлых лет, и написанные на борту корабля картины Летописцев, удостоившиеся чести висеть рядом с ними, своими нежными красками немного расцветили ледяную белизну мрамора.
«А почему мы так торопимся?» - наконец спросил Ликаон. Отполированные доспехи молодого оруженосца сверкали немногим менее ярко, чем у Первого Капитана. - «Я думал, Лорд Фулгрим пообещал дождаться вас и только потом начать представление нового плана Очищения».
«Да, да», - бросил через плечо Юлий, окончательно переходя на бег. - «Именно поэтому мы должны спешить. Чем скорее мы покончим с планированием и атакуем Двадцать Восемь-Три, тем лучше». Тут его волнение, наконец, прорвалось наружу: «Месяц, Ликаон, месяц! Он хочет одолеть лаэран за один месяц!».
-«Братья готовы», - заявил оруженосец. - «Мы выполним любой приказ!».
-«Я не сомневаюсь, Ликаон! Но пойми же, речь идет о цене, которую придется заплатить. Сколько наших братьев сложат там головы? Сотня? Тысяча?».
-«Гм, сэр, но ведь «Штормбёрды» уже на стартовых площадках и ждут только приказа о начале десантной операции?»
«Знаю», - кивнул на ходу Юлий. - «Но приказ может отдать только Примарх».
«Даже несмотря на то, что Рота Деметера уже высаживается на Атолл-19?», - удивленно спросил Ликаон, пробегая мимо стоявших в почетном карауле с золотыми копьями-пилумами Детей Императора. Заметить, когда живые Астартес сменили статуи древних героев, ему не удалось, ведь Десантники были столь же величественны и недвижимы, как их мраморные копии. Впрочем, при внимательном взгляде ощущалась горячая, скрытая лишь на время нечеловеческая мощь.
-«В том-то и дело. Понимаешь, было бы слишком... самонадеянно начинать Очищение без консультаций с флотскими офицерами, с Администраторами, поэтому высадку Соломона назовут “разведкой боем”, или что-то в этом роде, вот увидишь».
Ликаон удивленно пожал плечами: «А почему мы должны спрашивать их мнение? Я думал, Примарх командует - остальные исполняют. По мне, должно быть так, и не иначе».
Внутренне согласившись с юношей, Юлий тем не менее промолчал. Его настроение продолжало ухудшаться, и причиной тому послужили сообщения по вокс-сети о ходе «разведки». Он слышал, что отряды Деметера и Вайросеана ведут тяжелейшие бои за летающий остров, и понемногу недовольство Каэсорона переходило в гнев. Во всех сообщениях звучало одно и то же: «Несем потери, несем потери...»
Но помочь своим братьям Юлий не мог - по крайней мере, сейчас. Примарх прямо приказал ему присутствовать на совете, где собирался огласить перед старшими командирами флота план операции Лаэранской кампании. Каэсорону уже были известны ключевые пункты плана, и у него захватывало дух при мысли о его смелости... или самонадеянности? Не нужно быть Первым Капитаном Легиона, чтобы понять: флотоводцы не испытают особой радости.
«Хватит болтать, Ликаон, мы почти пришли» - сказал Каэсорон, наконец увидев перед собой огромные Врата Феникса, сияющий бронзовый портал, на створах которого было изображено величайшее событие в истории Легиона - получение Фулгримом Имперской Аквилы из рук Императора. Двуглавый орёл был личным символом Правителя Людей, а III Легион - единственными Астартес, получившими право носить его на доспехах в знак глубочайшего уважения Императора к их Примарху. Тяжкие мысли Каэсорона на миг улетучились при взгляде на Врата Феникса, он преисполнился гордости и невольно прижал руку к нагруднику, касаясь Аквилы.
Стражи, длинными рядами стоявшие перед Вратами, глубоко кланялись Каэсорону и направляли наконечники копий к полу. Наконец, бронзовые створы раскрылись перед ним, и Первый Капитан увидел полоску яркого белого света и доносящийся из неё гвалт множества голосов.
Юлий уважительно кивнул привратникам и вошел в Гелиополис.
-----------------------------------------------------------------------------------
Соломон вдавил свой болтер в морду существа, прыгнувшего на него сверху и едва не располосовавшего надвое огромными клинками. Палец Второго Капитана нажал на спусковой крючок и длинная очередь вылетела из дула его любимого оружия. Через секунду броня Деметера оказалась заляпана мозгами и желтой кровью ксеноса, разорванного на куски и превратившегося в бесформенную кучу, дергающуюся в нескольких шагах от Десантника. Впрочем, тварь пришла не одна, и вскоре вся площадь «пера» была заполнена извивающимися телами врагов, вступившими в бой с Астартес.
Внешность лаэран оказалась невероятно разнообразной. За те несколько часов, что Деметер провел на Атолле-19, его глазам предстали летающие, плавающие... да какие угодно враги, причем их тип строго зависел от того, в каких условиях шло сражение. Была ли столь идеальная приспособленность последствием генных мутаций или нацеленного выведения боевых особей, Соломон не знал, да и знать не хотел.
Противостоящие им сейчас твари обладали узкими змееподобными телами, как все встреченные прежде лаэране, но отличались огромной, мускулистой грудной клеткой, из которой росли две пары конечностей. Защищенные серебристой броней, ксеносы сжимали в верхних «руках» сверкающие, изогнутые подобно ятаганам, клинки; толстые перчатки, извергавшие те самые сгустки смертоносной зеленой энергии, скрывали кисти нижних «рук». На отвратительных насекомоподобных головах выделялись фасетчатые глаза и крупные челюсти-жвалы, издававшие нестерпимый визг каждый раз, когда лаэране бросались в новую атаку.
Соломон вертелся волчком, выхватывая в прицел болтера тварей, продолжающих лезть из коралловых ниш атолла. Ведомые им ветераны построились полукольцом, защищая Капитана с боков, и медленно наступали, с каждым шагом прижимая лаэран к брызжущему энергией «перу».
Трассы болтов пересекали площадь от края до края, и вырванные взрывами куски коралла ежесекундно пролетали перед глазами Десантников, неудержимо движущихся в глубь визжащих руин летающего острова. Без вокс-передатчика Соломон не мог точно знать, как идут дела у Кафена или Телония, но вполне доверял их опыту и отваге. Деметер лично утвердил их назначения сержантами и готов был взять ответственность на себя в случае неудачи.
Струи зеленого огня вылетели из малозаметной норы в одной из «раковин», и трое Астартес рухнули замертво - их доспехи и плоть разложила неизвестная науке Империума гальваническая энергия.
«Противник с фланга!» - закричал Соломон, и ветераны немедленно развернулись с поражающей воображению точностью и легкостью движений. На раскрывших свою позицию лаэран обрушился непрерывный град болтов: Десантники, опустошившие обоймы, тут же отбегали в сторону, и, пока они перезаряжались, братья, стоящие чуть позади, продолжали вести огонь.
Деметер невольно залюбовался отточенными умениями своих воинов, непревзойденной ни в одном из иных Легионов. Ярость берсерка, свойственная Волкам Русса, или дикарская красота набегов Всадников Хана были чужды Детям Императора. Бойцы Фулгрима сражались с холодной головой, нанося хирургически точные удары, в которых сила сплеталась с дисциплиной.
Гриб мощного взрыва вырос справа от Второго Капитана, и он услышал грохот падающей коралловой башни, разлетевшейся облаком пыли с огненными прожилками. Одновременно стихло завывание, прежде доносившееся из бесчисленных щелей этой «раковины».
Дети Императора продвинулись метров на сорок в глубину площади, и теперь закрепились на позициях в центре оставшегося после взрыва кратера, усыпанного острым коралловым «щебнем».
Жар «энергопера» уже ощущался на коже Десантников, но, стоило Соломону отдать приказ о последнем броске, как лаэране возобновили атаки на отряд. Их дергающиеся, извивающиеся тела скользили между руин с невероятной скоростью, а зеленые разряды перчаток скрещивались с болтерными трассами. С обеих сторон велся настолько плотный огонь, что то и дело над площадью вспыхивали огненные цветки - знаки того, что прямо в воздухе встретились выстрелы людей и ксеносов.
Бурлящая толпа лаэран понеслась на Детей Императора, их змеиные тела скользили по неровной «земле» все с той же поражающей быстротой, и Соломон понял, что перестрелка подошла к концу. Десантник с заботливой нежностью положил болтер рядом с собой и вытянул из заспинных ножен цепной меч.
И это оружие Деметера было основательно улучшено в оружейной «Гордости Императора» под строгим, пристальным взором Мария Вайросеана. Рукоять и клинок удлинили чуть ли не вдвое, так что меч стал двуручным, и размах его превысил рост обычного человека. Поперечины выполнили в форме распростертых крыльев, а эфес - головы орла с яростно распахнутым клювом.
Соломон щелкнул руной активации и скомандовал: «Мечи из ножен!». Десятки клинков сверкнули на солнце, выхваченные одним четким и плавным движением.
Лаэране обрушились на Детей Императора в сиянии серебристой брони и надсадном пощёлкивании клинков, и Астартес встретили их лицом к лицу. Оружие, откованное в древних кузнях Марса, скрестилось с мечами ксеносов, выбивая водопады искр и разнося по острову скрежет, подобный грому.
Соломон уклонился от удара в голову, вывернулся из-под второго ятагана и вонзил свой клинок в «живот» врага, чуть ниже края брони. Зубцы цепного меча на миг завязли в толстом хребте ксеноса, но Капитан надавил на рукоять и резко дернул оружие на себя, развалив тварь на две половинки, мягко упавшие на землю.
Его воины сражались со спокойной уверенностью в своем превосходстве, зная, что их командир с ними и готов прийти на помощь в любую секунду. Соломон сбросил с клинка останки очередного ксеноса и шагнул вперед. Десантники, последовав его примеру, убивали своих противников с мрачной жестокостью, стремясь вселить ужас в остальных.
Первым знаком того, что у Роты Деметера начались настоящие неприятности, стал мощный толчок, сотрясший основание атолла. Неожиданно весь остров угрожающе накренился, и Соломон, не сумев удержаться на ногах, кубарем покатился по площади и рухнул в одну из воронок, возникших на поле боя.
Он перевернулся на спину и тут же осмотрелся, отыскивая возможную угрозу, но лаэран поблизости не оказалось. В воздухе по-прежнему грохотали разрывы, как в нескольких шагах от Деметера, так и с другой стороны площади. Похоже, что предположения Механикумов только что подтвердились - вероятнее всего, «энероперья» действительно поддерживали остров «на плаву» в атмосфере, и, видимо, одно из них разрушилось или отключилось.
Соломон встал на ноги и убрал меч за спину, освобождая руки для подъема по крутому склону воронки. Когда он был уже в нескольких шагах от вершины, волоски на его шее зашевелились от почти незаметного дуновения ветерка. Деметер резко поднял голову - как раз вовремя, чтобы увидеть нависший над ним силуэт лаэранца.
Капитан схватился за рукоять меча, но враг бросился на него прежде, чем Десантнику удалось до конца вытащить клинок из ножен.
----------------------------------------------------------------------------------
ХОТЯ Юлий Каэсорон бывал в Гелиополисе несколько сотен раз, красота и величие главного зала «Гордости Императора» до сих пор заставляли его замирать в молчаливом восхищении. Высокие, словно башни, стены холодного камня и бессчетные статуи на золотых пьедесталах поддерживали куполообразный свод с чудесными, но почти неразличимыми снизу мозаиками; шелковые знамена, фиолетовые с золотым шитьем, свисали между рифлеными пилястрами зеленого мрамора.
Блистающий луч сфокусированного звёздного света падал из центра свода, великолепно отражаясь от черного пола Гелиополиса. Обломки мрамора и кварца, вмурованные в отполированные до блеска мрачные плиты, превращали камень под ногами Первого Капитана в сверкающее темное зеркало, точную копию безбрежного космоса, окружающего мирок корабля.
Завершая картину, яркие пылинки плясали в звездном луче, и ароматы благовонных масел приятно раздражали ноздри.
Ряды белокаменных скамей тянулись вдоль округлых стен зала совещаний Фулгрима, разделенные на несколько секторов, словно в старинном театре. Места хватило бы для двух тысяч гостей, хотя в военном совете заседала лишь четверть от этого числа.
Кафедра прекрасного черного мрамора возвышалась в центре зала, прямо под звездным лучом. Именно с неё Лорд Фулгрим выслушивал просьбы своих воинов и давал аудиенции, и, хотя Примарх ещё не украсил Совет своим присутствием, даже пустая кафедра притягивала к себе взгляды.
Юлий заметил высших офицеров Имперской Армии, сидящих в первом ряду, и занял место рядом с ними, кивнув нескольким знакомым. Кое-кто из них осторожно посматривал на его алый плащ-лацерну - люди, достаточно долго прослужившие бок о бок с Детьми Императора, знали, что надевший его воин должен вскоре отправиться в бой.
Каэсорон решил сделать вид, что не заметил их внимания к своему гардеробу, и взял из рук Ликаона шлем и клинок. Оглядев зал Совета, Первый Капитан увидел в нижних рядах серебряно-алую гамму армейцев, занявших места в зависимости от своего звания.
Имперский Лорд-Коммандер Таддеус Файль сидел в центре настоящей стаи денщиков и адъютантов. Строгий, требовательный командир с изуродованным лицом (стальная аугментическая пластина закрывала левую часть головы), он не был лично знаком Юлию. Впрочем, о многом говорила репутация Файля: талантливый полководец, безжалостный, неумолимый солдат... и до смешного плохой оратор.
Над армейскими офицерами, заняв среднюю по высоте часть амфитеатра, сидели Адептус Механикус, бывшие явно не в своей тарелке под ярким светом Гелиополиса. Их закрытые, свободные одеяния скрывали лица и очертания тел. Каэсорон покачал головой, удивляясь глупым завесам тайны и забавным ритуалам, которыми они окружили себя.
Рядом с Механикумами расположились Летописцы, мужчины и женщины, с серьезными лицами писавшие что-то в растрепанных блокнотах или информпланшетах. Некоторые - видимо, художники - набрасывали штрихи углем на кусках картона.
Величайшие таланты Империума тысячами отправлялись на боевых кораблях в Экспедиции Великого Похода, встречая неоднозначный прием. Их цель - сохранить для потомков грандиознейшие события в истории человечества, мало в каком из Легионов встретила понимание, но Фулгрим сразу объявил их желанными гостями и открыл двери на любые, даже самые важные заседания Совета.
Проследив за взглядом своего командира, Ликаон фыркнул: «Летописцы. И что это они делают на военном совете, хотелось бы знать? Нет, вы посмотрите, один даже мольберт с собой притащил!»
Юлиус улыбнулся: «Возможно, он пытается передать будущим поколениям великолепие Гелиополиса, друг мой».
«Мне кажется, Лорд Русс сказал хорошие слова насчет этого: *Мы воины, а не модели для скульпторов или художников*» - довольно-таки твердо возразил Ликаон.
-«Если мы хотим достичь истинного совершенства, то не должны ограничиваться войной и подготовкой к войне, брат. Нам следует читать книги, наслаждаться музыкой и изящными искусствами. Недавно мне посчастливилось присутствовать на концерте Беквы Киньски, знаешь её? Так вот, мое сердце до сих парит на крыльях её непревзойденного таланта».
«Вы опять читали тот сборник поэзии, да?» - спросил, покачав головой, оруженосец.
«Когда есть время, я всегда открываю “Имперские Напевы” Игнация Каркази, - согласился Юлий. - И тебе бы не помешало. Поверь, даже самые плохие стихи тебя не прикончат. Сам Примарх поставил в своих покоях статую, подаренную Остианом Делафуром, а у Эйдолона, говорят, висит над кроватью пейзаж Хемоса кисти Келан Роже».
-«Эйдолон? Быть не может!»
-«И тем не менее, это так», - кивнул Юлий.
-«Вот никогда бы не подумал. Ну что же, я буду по-прежнему стараться достичь совершенства в военном деле, поскольку в нем-то я хотя бы разбираюсь» - решил Ликаон.
«Тебе же хуже», - пожал плечами Каэсорон, глядя на верхние ряды амфитеатра, заполненные писцами, нотариусами и чиновниками - неизбежным балластом любой власти.
-«Народу сегодня...», - протянул Ликаон.
-«Должен прийти Примарх. Разумеется, заявилось множество праздных зевак».
И, словно услышав слова своего Первого Капитана, Примарх Третьего Легиона вошел в распахнувшиеся Врата Феникса, сопровождаемый ближайшими советниками.
Солдаты, адепты, чиновники и Летописцы немедленно поднялись на ноги и склонили головы, вновь поражаясь совершенной красоте своего вождя.
Юлий встал вместе с ними, и его мысли очистились от тяжелых раздумий, смытых потоком радости при виде Фулгрима. Гром оваций и выкриков «Финикиец! Финикиец!» заполнили стены Гелиополиса и не прекращались до тех пор, пока Примарх не поднял руки, приветствуя гостей и членов Совета и призывая их к тишине.
На Примархе была длинная свободная тога бледно-кремового оттенка, и темная железная рукоять его меча, «Огненного Клинка», бросалась в глаза; лезвие же скрывали ножны лаковой пурпурной кожи. Крылья парящего орла золотым шитьем покрывали грудь Фулгрима, тонкий обруч из ляпис-лазури удерживал серебряные волосы Феникса. Двое величайших воинов Легиона, Лорды-Коммандеры Эйдолон и Веспасиан стояли за спиной Примарха, облаченные в простые белые тоги, украшенные лишь мотивами орлиных перьев с правой стороны груди, и Юлий, несмотря на весь свой опыт и мастерство, почувствовал себя едва ли не неофитом на фоне троих героев.
Эйдолон совершенно спокойно смотрел на собравшуюся в зале публику, а за классическими, безупречно красивыми чертами Веспасиана проглядывала тонкая улыбка. Оба коммандера пришли на Совет с оружием - сбоку у Веспасиана висел на перевязи вложенный в ножны меч, а на плече его собрата - энергомолот.
В воздухе сгустилось напряженное ожидание первых слов Фулгрима.
«Друзья мои!», - начал Примарх, занявший черную кафедру и освещенный звездным лучом. - Я всем сердцем рад видеть каждого из вас. Не правда ли, прошло слишком много времени с тех пор, как мы последний раз сражались с врагом? Так вот, сегодня наконец-то появился шанс исправиться».
Хотя Юлий превосходно знал, о чем будет говорить Фулгрим, неясное волнение охватило Первого Капитана. Взглянув на Ликаона, Юлий увидел, что ехидный и мрачный оруженосец улыбается во весь рот, слушая Примарха.
«Мы находимся на орбите мира, населенного омерзительными тварями, которые называют себя «лаэранами», - продолжал Фулгрим мягким голосом, в нотках которого почти не осталось хтонической жестокости, ставшей привычной за годы сражений в рядах Лунных Волков. Каждый слог его речи был приправлен аристократичным акцентом Древней Терры, и Юлия заворожили чарующий тембр и интонация Финикийца.
-«И каков этот мир! Высокочтимые Адептус Механикус не раз говорили мне, что овладение его чудесами принесло бы несказанную пользу Великому Походу возлюбленного нашего Императора».
-«Возлюбленный наш Император» - эхом ответил зал.
Фулгрим кивнул и продолжил: «Однако же, ксеносы не проявляют стремления поделиться с нами своими бесценными секретами, доставшимися им по мановению слепой удачи. Они отказываются видеть знаки Судьбы, ведущей нас по межзвездной дороге, они открыто выказывают нам свое презрение. Они вонзили нож в нашу протянутую для пожатия руку, и честь требует дать им достойный ответ!»
Грозные крики и призывы к войне зазвучали со всех сторон Гелиополиса. Фулгрим улыбался в ответ, складывая руки на груди в знак благодарности за поддержку. Как только шум поутих, командующий Файль встал и поклонился Примарху в пояс.
«Могу я... ну, тоже сказать?» - пробормотал старый вояка, слова явно давались ему с трудом.
«О да, Таддеус, мой старый добрый друг!» - ответил Фулгрим, и суровая маска Файля исказилась в подобии улыбки от столь ласкового обращения.
Юлий хмыкнул, ещё раз убедившись в умении Финикийца польстить в нужный момент. Впрочем, Файль скоро перестанет улыбаться, ознакомившись с истинным положением дел.
«Спасибо, мой Лорд», - начал старик, положив скрюченные руки на бортик, отделяющий скамьи гостей от центра Гелиополиса. Стоило Имперскому командующему открыть рот, как микроскопические кристаллики, кружащиеся в звездном луче, сфокусировались на лице Файля, окружив его рассеянным облаком света: «Не могли бы вы просветить меня по поводу кой-чего?».
Фулгрим улыбнулся, в его темных глазах зажглась озорная искорка: «Я с радостью развею мрак вашего невежества».
Таддеус ощетинился, услышав столь похожие на оскорбление слова, но продолжил: «Вы позвали нас на военный совет, по поводу того, что нужно сделать с Двадцать Восемь-Три? Так?».
«Ну, разумеется», - отозвался Примарх. - «Я не могу принять настолько важное решение без всеобщего обсуждения».
«Тогда почему Вы *уже* послали солдат на штурм планеты?» - задал прямой вопрос Файль, и в голосе старика зазвучали стальные нотки.
Большинство простых смертных теряли дар речи, просто оказавшись рядом с Фулгримом, но Таддеус говорил с Финикийцем так, будто отдавал приказ адъютанту! Юлий почувствовал, как в нем закипает негодование от подобной неучтивости.
«Я слышал, Совет Терры убежден в том, что покорение Лаэра отнимет слишком много жизней и слишком много времени. Десять лет, кто-то мне сказал», - не успокаивался Файль. - «Мы что, даже не поговорим с ними насчет этого... Имперского протектората?».
Каэсорон заметил слабые, но несомненные признаки раздражения на лице Примарха, подвергавшегося настоящему допросу. Впрочем, Фулгрим должен был знать о том, что атака на Атолл 19 стала для Экспедиции секретом Полишинеля, и ожидать подобной реакции.
Юлий понял, что Примарх не всегда готов платить такую цену за «Подобные мнения существуют, не стану спорить», - наконец ответил Фулгрим. - «Но ценность планеты столь велика, что она нужна нам вся, без исключения. Далее, атака, о которой *Вы* говорили, на самом деле является попыткой собрать информацию для более точной оценки боеготовности лаэран».
«А я уверен, что уничтожение наших разведкораблей уже показало эту самую боеготовность, мой Лорд», - ничуть не смутился Файль. - «Мне кажется, что Вы просто начали войну, не посоветовавшись с нами».
«А если и так, что с того, Лорд-Коммандер?», - Фулгрим повысил голос, его глаза сверкнули опасным огнем. - «Вы на моем месте отступили бы перед ксеноублюдками? Вы хотите, чтобы *я* запятнал свою честь, избегая войны в страхе перед её опасностями?»
Старый полководец побледнел, поняв по тону Примарха, как далеко зашел: «Нет-нет, мой Лорд. Мои войска всегда в Вашем распоряжении».
Буквально тут же лицо Фулгрима приняло мирное выражение, и Юлий понял, что вспышка Примарха была не совсем искренней. Так или иначе, Финикиец заставил Файля замолчать; он уже составил идеальный план кампании и не собирался отказываться от него из-за сомнений простых смертных.
«Благодарю вас, Лорд-Коммандер», - ответил Фулгрим. -«И приношу извинения за свою несдержанность. Вы были правы в своем стремлении прояснить положение с Лаэром. Не зря же говорят, что человека должно оценивать не по ответам, которые он *дает*, а по вопросам, которые он *задает*».
«Вы не должны извиняться», - запротестовал Файль, по-прежнему обеспокоенный тем, что разгневал Примарха. - «Это меня слишком занесло».
Фулгрим слегка поклонился: «Спасибо, Таддеус, думаю, мы можем забыть об этом. Теперь к делу. Итак, я разработал план войны, которая, несомненно, принесет нам победу над лаэранцами, и, несмотря на всю важность ваших советов и мощь ваших войск, в *этой* войне будут сражаться Космические Десантники. Сейчас я представлю уважаемому Совету положения плана, но время не ждет, и я прошу разрешить мне *сначала* спустить моих Астартес с цепи».
Примарх повернулся к Юлию, и тот ощутил, как его сердце заколотилось под сверлящим взглядом черных глаз. Единственное, о чем Десантник мог думать в эту минуту - смогут ли он и его воины достойно выполнить приказы Фулгрима?
-«Первый Капитан Каэсорон, ваши люди готовы принести Имперскую Истину на Двадцать Восемь-Три?».
Юлий стоял, окруженный всеобщим вниманием, звездный луч купола Гелиополиса освещал его лицо: «Клянусь огнём, мой Лорд! Мы ждем лишь вашего слова!».
«Вот мое слово, Капитан Каэсорон», - прокричал Фулгрим, сбросив тогу и обнажив сияющие доспехи. - «Через месяц Аквила развернет крылья над Лаэром!».
«Руки» лаэранца вцепились в доспехи Соломона, срывая полосы верхнего слоя брони, а невероятно прочные когти пробили украшенный золотым орлом нагрудник. Противники покатились на дно воронки, и Деметер оказался на лопатках, придавленный к земле весом твари, чьи нижние жвалы распахнулись с оглушительным визгом, обдав Десантника горячим дыханием и сгустками слизи.
Резко встряхнув головой, Соломон ткнул бронированным кулаком сверху вниз, ломая кости врага и обнажая ярко-красную плоть. Тот вновь завизжал, и на одной из серебряных перчаток, надетых на нижнюю «руку», вспыхнуло зеленоватое пламя. Деметер в последний миг откатился в сторону, и пылающий «кулак» лаэранца пробил скалу так, словно это была стена песчаного замка.
Космодесантник отполз к стенке воронки. Ксенос продолжал вопить, его визг словно прижимал Соломона к скале, в ушах звенело от боли, перед глазами возникла странная пелена. Деметер попытался выхватить меч, но лаэранин вновь опередил его. Противники вторично свалились на дно кратера, превратившись в клубок когтистых «рук» и бронированных ног.
В омерзительных глазах ксеноса отразилось искаженное яростью лицо Соломона. Капитан был взбешен тем, что оказался в стороне от боя, что ничем не мог помочь своим братьям. Тут же Десантник ощутил толчок горячей боли в боку - лаэранцу удалось вонзить перчатку в доспехи Деметера, но тот вывернулся, прежде чем зеленое пламя достигло его внутренностей. Впрочем, лучше от этого не стало - Капитан теперь был окончательно обездвижен и прижат к скалистому днищу Атолла-19.
Неразборчивая трель из нескольких визгов донеслась из разверстой пасти ксеноса, и, хотя Соломон не мог знать лаэранского языка, он ощутил злобное наслаждение, звучавшее в голосе твари.
«Получай, урод!», - прорычал Капитан, с силой отталкиваясь от склона воронки. Змеевидное тело лаэранца туго оплело ноги Соломона, когти протянулись к незащищенному лицу, но на сей раз Десантнику удалось оказаться сверху и обрушиться на врага всем своим немалым весом.
Не давая врагу опомниться, Деметер схватил одну из пылающих перчаток врага за запястье и обрушил дробящий удар на сочленение «руки» с туловищем. Конечность ксеноса оторвалась от тела в брызгах зловонной крови, и Соломон, развернувшись на месте, с размаху ударил лаэранца в грудь его собственной «рукой». Энергоперчатка легко пробила серебряную броню, и тварь разлетелась рваными ошметками плоти. В последнюю секунду из её глотки вырвался крик, поразивший Деметера: в нем не было слышно ни боли, ни страха, а одно лишь наслаждение.
Второй Капитан с отвращением выбросил оторванную «руку» лаэранца, на заляпанной кровью перчатке которой уже почти погасло зеленое свечение. В третий раз он пополз вверх по склону, подняв голову над гребнем как раз в тот миг, когда новая волна ксеносов ворвалась на площадь.
Казалось, что поединок с лаэранцем длился совсем недолго, но за эти минуты положение Астартес серьезно ухудшилось. Дети Императора разрозненно, по двое-трое отбивались от окружившего их врага, и, окинув поле боя опытным взглядом, Соломон понял: без подкреплений надеяться на спасение не стоит. Десятки бойцов уже не могли сражаться - их тела лежали на земле, извиваясь в страшных судорогах после попаданий из ксенооружия. Видимо, энергия «перчаток» противника губительно действовала на нервную систему людей.
Все это, вместе взятое, не могло не повлиять на воинов Второй Роты, и они уже должны были понять, что стоят на краю гибели. Ярость Деметера утроилась при мысли о том, как лаэране будут торжествовать победу, быть может, глумиться над телами его боевых братьев...
«Дети Императора!», - вскричал во весь голос Капитан, шагая от воронки к группе Астартес, ещё не разделенной полчищами ксеносов. - «Сомкнуть строй! Я поклялся огнем Первому Капитану Каэсорону, что мы захватим это проклятое место любой ценой! Мы не посрамим честь Второй Роты! Мы не нарушим клятву!»
Соломон увидел, что его клич не пропал зря - многие Десантники словно воспряли духом. За те века, что существовал Легион, Вторая Рота никогда не показывала врагу спины силовых доспехов, не отступит она и сейчас.
Деметеру доводилось читать, что в древние времена на Терре существовал обычай *децимации* - если отряд бежал с поля, то каждого десятого воина в нем забивали палками до смерти его бывшие братья по оружию, во устрашение оставшимся в живых. Тогда Соломон подумал, что такая кара слишком снисходительна - тот, кто побежал однажды, обязательно струсит вновь. Капитан был горд тем, что ни один из отрядов, которыми он командовал в свое время, не нуждался в таком кровавом уроке - ведь воины всему учились у него, а Деметер предпочел бы мучительную гибель трусости, позорящей Легион.
Шум сражения как-то вдруг ворвался в уши Соломона, и он понял, что стоит в самом сердце боя, в месте, где строй Детей Императора только прогнулся, но пока что не был сломан. Капитан запнулся за лежащий на земле болтер и поразился, увидев, что это его личное оружие, которое он отложил в сторону перед контратакой лаэран и «атоллотрясением». Деметер аккуратно поднял болтер с земли и, сменив обойму, поспешил в центр строя.
Капитан убивал с методичным спокойствием, пока не иссякла последняя обойма и последний болт не вылетел из ствола. Затем Соломон вытащил меч, и, крепко держась за рукоять обеими руками, рассекал цепным клинком плоть ксеносов, не переставая воодушевлять бойцов пред лицом лаэран, окруживших их живыми бурлящими волнами.
+++Конец Второй главы+++
+++Продолжение будет, инфа 100%+++
Глава Третья
Цена победы/В центре!/Хищник
Давя закованными в броню ногами изуродованные останки лаэран, Марий Вайросеан обходил поле боя, почти безучастно наблюдая за своими бойцами. Воины Третьей Роты прибирали мертвых и помогали раненным, готовясь продолжать наступление в глубь атолла.
На строгом лице Капитана легко читалось неудовольствие, но кто или что было тому причиной - он и сам не мог бы объяснить, ведь в только что завершившейся схватке Десантники Вайросеана сражались на пределе сил и мужества, слово в слово следуя плану Лорда Фулгрима.
Зоны высадки, плацдармы и «энергоперья» - основные цели операции - накрепко удерживались Третьей Ротой, и теперь оставалось лишь соединиться с воинами Соломона Деметера. После этого Атолл-19 целиком окажется в руках Детей Императора.
К сожалению, цена победы оказалась неожиданно высокой: девять Астартес уже никогда не встанут в строй, их геносемя как раз извлекал Ротный Апотекарий Фабиус Байл. Почти половина бойцов была изранена, многим по возвращению на корабли потребуется помощь аугметической хирургии. Так или иначе, но мерцающее «энергоперо» теперь находилось в глубоком тылу, и Марий решил оставить для его охраны пару взводов, а самому с остальными воинами разыскать Деметера и его Роту.
Легко сказать, но непросто сделать. Взрывы, стрельба, дикие завывания башен-раковин, стократно отражаясь от закрученных коралловых улиц Атолла-19 и накладываясь на невероятные помехи в вокс-сети, сбивали с толку даже самых опытных Десантников.
«Соломон!», - позвал Вайросеан в шарик вокса, закрепленный на горле. - «Соломон, отзовись! Ты слышишь меня?». Ответом Третьему Капитану стал треск помех, и Марий выругался сквозь зубы.
Похоже, Деметер в горячке боя сбросил шлем, не доверяя авточувствам брони. Вайросеан покачал головой, отказываясь верить в подобную глупость со стороны друга: как же можно подставляться под огонь противника, не будучи идеально защищенным?
Какое-то время спустя, наконец, удалось разобрать, что звуки болтерной стрельбы громче всего доносятся с запада, но проще от этого не стало. Улицы - если их можно было назвать улицами - атолла закручивались безумными петлями, по ним можно было бродить часами, ни на шаг не приближаясь к цели.
Сама мысль о том, что они отправились в бой, не установив предварительно место встречи, терзала Мария. Он *всегда* дотошно разрабатывал планы операций и заранее проигрывал каждый маневр в уме или на карте, а затем без мельчайших отклонений воплощал в жизнь. Юлий Каэсорон однажды решил подшутить над ним и сказал, что Вайросеана стоило бы перевести в Легион Ультрамаринов - мол, там бы он пришелся ко двору. Третий Капитан в ответ лишь поблагодарил Юлия за комплимент.
Даже среди вечно борющихся за совершенство Детей Императора Вайросеан выделялся одной интересной чертой характера - Марий находил радость в самой стремлении к нему. Мысль о том, что он, Капитан Космических Десантников, может оказаться неидеальным хоть в чем-то, пугала Вайросеана до настоящей дрожи в коленях. Если бы ему предложили немедленно стать *почти* лучшим воином в Галактике, Капитан с презрением отвернулся бы от такого дара. Давным-давно Марий решил, что никто и ничто не должно, не имеет права встать между ним и истинным совершенством.
«Третья Рота, ко мне!», - скомандовал Капитан.
Десантники немедленно построились вокруг него, окружив четким каре и держа оружие наготове. Марий зашагал вперед, задавая четкой, экономной ходьбе темп, которым Астартес могли идти несколько дней без сна и отдыха, да ещё и немедленно вступить в бой прямо с марша.
-----------------------------------------------------------------------------------
Дети Императора шли по блестящим коралловым улицам, закрученным вокруг недосягаемого центра атолла, под их ногами хрустели обломки стен и непонятных кристаллов. Марий старался придерживаться западного направления, хоть и не был до конца уверен в своей правоте. По пути воинам Третьей Роты то и дело попадались рассеянные группки лаэран, сражавшихся с отчаянием загнанных зверей, но одной из них не удавалось хотя бы замедлить неумолимую поступь Десантников - шагая по трупам врагов, они приближались к своим братьям.
Вайросеан поначалу еще несколько раз попробовал связаться с Соломоном, но потом махнул рукой и начал переключать вокс-каналы: «Кафен? Прием. Это Вайросеан. Прием! Ответь, если слышишь!». Новая порция статических помех... и вдруг звук голоса, искаженного и прерывистого, но несомненно человеческого.
-«Кафен, это ты?!», - закричал Марий.
-«Да, Капитан», - отвечал Гаюс, его голос зазвучал отчетливее в наушниках шлема после того, как Вайросеан завернул в очередную искривленную улочку, доверху заваленную трупами.
-«Где ты находишься? Мы уже несколько проклятых часов пытаемся добраться до вас, но эти долбаные улицы водят нас по кругу вокруг всего атолла!»
-«Прямой путь к нашему «энергоперу» был слишком хорошо защищен, и Капитан Деметер послал меня и Телония на фланги».
-«А сам понесся на врага в центре?!».
-«Да, сэр».
-«Кто бы сомневался», - проворчал Марий. - «Так, слушай меня. Мы поймали твой сигнал и будем идти по нему, но постарайся как-нибудь ещё пометить свою позицию! Отбой!».
На внутренней панели визора Вайросеана зажглась синяя точка, но после нескольких поворотов в толще кораллового города она начала угрожающе мигать.
«Нет! Ну что за грёбаное место!» - выругался Вайросеан, когда сигнал пропал окончательно. Капитан поднял руку и сжал её в кулак, отдавая приказ остановиться... и в тот же миг прозвучал мощный взрыв. Одна из башен-раковин рухнула в языках пламени всего лишь метрах в тридцати от Мария.
«Ладно, плевать», - пробормотал Третий Капитан и поискал взглядом проход среди завала из коралловых глыб. Однако, все улицы вокруг были изуродованы взрывом, окончательно превратившись в безумный лабиринт, искать дорогу к Второй Роте в котором было бессмысленно. Вайросеан посмотрел на вздымающиеся клубы черного дыма и скомандовал: «Уходим отсюда! Пошли!».
----------
Марий карабкался по «стене» одной из лаэранских башен, без труда находя точки опоры для ног и цепляясь руками за выступы в перекрученном коралле. Капитан лез все выше, и подножие раковины быстро уплывало вниз - Третья Рота во главе с командиром решила пробиваться к своим братьям по крышам Атолла-19.
ОСТИАН наблюдал за запуском первой волны штурмовиков и транспортников с борта «Гордости Императора», испытывая одновременно восхищение и раздражение. Восхищение, смешанное со страхом, перед великолепием военной мощи Легиона, обрушенной на враждебный мир; раздражение, потому что его оторвали от превосходной глыбы мрамора, к которой он только-только подступил с долотом. Первый Капитан Юлий Каэсорон предупредил Серену о начале кампании, и художница немедленно заявилась в студию Делафура, взяла скульптора за шиворот и притащила на наблюдательную палубу.
Разумеется, всю дорогу Делафур отбрыкивался, крича, что жутко занят, но Серена оставалась твердой, как адамантий, и отвечала ему: «Ты целый день сидишь и пялишься на свой любимый мрамор, вот чем ты занят!». Теперь же, стоя у бронестекла иллюминаторов, Остиан был все-таки рад тому, что поддался на уговоры художницы.
«Замечательный вид, правда, Остиан?», - спросила Серена, на секунду оторвавшись от альбома, в котором с поразительной быстротой набрасывала штрихи будущей картины.
«Да, великолепный», - согласился Делафур, посмотрев на сидящую в профиль девушку. В этот момент стартовала вторая волна десантных судов, и голубое пламя двигателей затмило солнечный блеск на их крыльях. Хотя наблюдательная палуба была в сотнях метров от зоны запуска, вибрация корпуса «Гордости Императора» отдавалась во всем теле Остиана.
Наконец, последние «Штормбёрды», оторвавшись от «Андрониуса» и «Чести Фулгрима», понеслись к Лаэру. Делафур заставил себя отвернуться от художницы и проследить за огненными стрелами, которыми пронзали мрак космоса хищные «птички» Детей Императора. Каэсорон сказал Серене, что удар будет «полномасштабным», и Остиан готов был поверить ему - число «Штормбердов» явно исчислялось десятками, если не сотнями.
-«Знаешь, хотел бы я знать, на что это похоже», - задумчиво начал скульптор. - «Целый мир, покрытый одним огромным, бесконечным океаном. Сложно осознать такое, даже если увидеть своими глазами».
-«Не знаю я», - ответила Серена, отбрасывая со лба темные пряди и продолжая упоенно рисовать. - «Наверное, что-то вроде обычного моря, только очень большого».
-«Даже когда я смотрю отсюда, с орбиты, у меня дух захватывает».
Художница искоса посмотрела на него: «Ты ведь не был на Двадцать Восемь-Два?».
Остиан помотал головой: «Нет, я присоединился к Экспедиции во время перехода к Лаэру, так что это первый для меня мир, если не считать Терры, конечно».
-«Так получается, что ты никогда не видел моря? Ты ведь вырос в городе-улье, да?».
-«Ну да, ни разу», - согласился Делафур, чувствуя себя немного глуповато.
-«Милый мой мальчик!», - всплеснула руками Серена, глядя на него поверх альбома. - «Тебя нужно будет обязательно свозить на поверхность, когда закончится война!».
-«Думаешь, нам позволят?».
-«Да уж надеюсь!», - скрежетнула зубами Серена, с треском вырывая лист из альбома и яростно комкая его. Бумажный шарик полетел на пол: «Совсем немногим из нас разрешили спуститься на поверхность Двадцать Восемь-Два. Ох, какой же чудесный был мир! Горы, сияющие снежными вершинами, материки, сплошь покрытые лесами, прозрачные озера, и небо... какое там было небо! Невиданный оттенок, что-то лазурно-синее. Я всегда представляла таким небо Древней Терры - думаю, потому-то оно и запало мне в сердце. Конечно, наделала там кучу пиктов, но они не передают и маленькой доли того очарования... А самое обидное - я так и не смогла смешать краски так, чтобы точь-в-точь передать этот чудесный цвет. До сих пор не могу себя простить».
Остиан заметил странную вещь: когда Серена говорила о своей *неудачной* попытке смешать краски, то почти незаметно колола свое запястье небольшой иглой. На бледной коже художницы выступило несколько капель крови.
«Я больше ничего не могу. Ни на что не способна», - с отсутствующим видом продолжала девушка. Остиану было невероятно жаль её, он задумался над тем, как же отвлечь Серену от самоистязаний. Последнее время художница в основном занималась тем, что рвала и разбрасывала по кораблю незавершенные работы, разочаровавшись в своем таланте.
«Слушай, если получится - я бы хотел, чтобы мы вместе посмотрели на Океан Лаэра вблизи», - наконец произнес Делафур. Серена в ответ лишь улыбнулась и кончиками пальцев погладила его по щеке:
-Уверена, так всё и будет.
=--------------------------------------------------------------------------------------=
Гаюс Кафен пригнулся, пропуская над собой клинок с визгом рванувшегося на него лаэранца, и ответным ударом всадил цепной меч в брюхо врага. Брызнул фонтан крови и костей, а когда Гаюс потянул свое оружие назад, то вслед за бешено воющим лезвием ему под ноги вывалился клубок склизких внутренностей.
Десантник сражался в дымных всполохах огня, поднимавшихся из руин лаэранской башни-раковины, где догорали два «Штормбёрда». Экипаж и пассажиры кораблей погибли при столкновении с атоллом, почти снесшем и саму башню, поэтому Кафену хватило одной связки гранат, чтобы окончательно свалить её с невероятным грохотом. Марий Вайросеан просил его «пометить позицию»? Он сделал все, что мог, и если уж даже такой знак останется незамеченным - что ж, Гаюсу и его людям сильно не повезет.
Они с боем пробивались через гигантский комплекс лаэранских «нор», выполняя приказ Деметера, но ксеносам, похоже, удалось предугадать их фланговый маневр. В каждом хоть немного надежном укрытии, за каждым большим обломком коралла скрывались двое-трое лаэран, молниеносно бросавшихся на Детей Императора в безумном круговороте сверкающих клинков и сгустков энергии.
Эти схватки были быстрыми и жестокими, враги сражались лицом к лицу, не имея ни пространства, ни времени на изящные приемы. Впрочем, безумными атаки ксеносов назвать не поворачивался язык - они всегда наносили удары в центр строя Астартес, и выжить там удавалось лишь счастливчикам. Сам Кафен был покрыт запекшейся кровью - своей, боевых братьев и лаэран. Некоторые раны продолжали кровоточить, и дыхание Гаюса понемногу становилось неровным и поверхностным, но Десантник упрямо шел вперед. Сделать хотя бы минутный привал значило подвести Соломона, сорвать его план атаки.
Чудовищный визг заставил Кафена поднять голову. На его глазах новая волна лаэранских солдат выплеснулась из укрытий. Выглядело это так, словно из-под земли вдруг забили фонтаны змееподобных тел. Воздух наполнился смертоносными зелеными молниями, и вокруг Гаюса запрыгали обломки коралла и сорванные куски брони Десантников.
«Отряд, к бою!», - хрипло закричал Кафен, увидев прямо перед собой трех ксеносов с плюющими огнем «перчатками». В ту же секунду сбоку раздался особенно громкий визг, и Гаюс резко развернул дуло болтера в сторону новой угрозы.
Выстрелить Десантник не успел - «земля» под ногами яростно затряслась, и Атолл-19 медленно, но неудержимо начал крениться. Кафен, упавший на одно колено, ухватился за растущий из стены коралловый завиток и вернул себе равновесие. Оглядевшись, он понял, что лаэране, несмотря ни на что, продолжают вылезать из своих нор. Меткая очередь из болтера разорвала одну из тварей почти надвое, и она рухнула навзничь, дергаясь от жуткой боли.
Тут же оглушительная пальба грянула со стен, окружающих улицу, и десятки ксеносов, пытавшихся взять воинов Кафена в кольцо, разлетелись обрывками плоти.
Гаюс завертел головой, пытаясь разобрать, откуда велся огонь - и засмеялся от радости, увидев спрыгивающих наземь Астартес. Цифра «III» на их наплечниках не оставляла места для сомнений - это была Третья Рота Мария Вайросеана!
Сам Капитан спрыгнул со стены в двух шагах от Кафена, и дуло его болтера тут же вспыхнуло огнем, добившим какого-то чудом уцелевшего лаэранца.
«Вот и мы, Сержант!», - рявкнул Марий. - «Ну, где сейчас Деметер?». Кафен, наконец поднявшийся на ноги, указал в конец длинной улицы. Вайросеан кивнул и бросил взгляд на своих бойцов, жестоко подавлявших последнее сопротивление защитников Атолла: «Тогда вперед, соединим наши отряды, как приказал Примарх!».
Перегруппировавшись, Десантники Гаюса и Мария рванулись вперед.
------------------------------------------------------------------------------
ЕЩЁ ШЕСТЕРО бойцов погибли - кого-то рассекли ятаганы лаэран, из тел остальных просто-напросто выело огромные куски плоти после попадания зеленых «молний», растворивших силовую броню. Соломон начинал жалеть о том, что сбросил шлем и отрубил себе вокс-канал - ведь больше всего на свете ему хотелось узнать, что же сейчас происходит на Атолле-19.
Никаких признаков того, что Телоний или Кафен вот-вот придут на подмогу, не появлялось, а отряд поддержки Голдоары, попытавшийся прорваться к ним, не имел оружия ближнего боя и потерпел неудачу. Хорошо ещё, их не разгромили, а просто оттеснили назад.
Похоже, Деметер и его воины остались одни.
Соломон ударил цепным мечом в раззявленную пасть лаэранца, и клинок вышел наружу, пробив голову врага насквозь. Тварь повисла на мече Капитана, и тот, почувствовав, что не может удержать такой вес, попытался выдернуть клинок. Но бешено визжащие зубцы работающего меча слишком прочно застряли в крепком черепе ксеноса.
Совсем рядом раздался очередной мерзкий крик наслаждения, и Соломон прыгнул на землю, увернувшись от очередного сгустка зеленого огня. На него, с ужасающей скоростью скользя по останкам погибших Десантников, надвигался очередной лаэранин. Безоружный Деметер перекатился на спину, и, не вставая, двинул врага тяжелым ботинком в лицо.
Раздался хруст сломанных челюстей, и ксенос завертелся на месте, молотя хвостом по земле. Сквозь вопль боли, вылетающий из его разбитого рта, Соломону послышалось слабое эхо болтерной стрельбы в другом конце площади, но Капитан, не теряя времени зря, подскочил к лаэранцу и с размаху ударил его бронированным кулаком.
Глаз твари выскочил наружу от удара, сопровождаемый ещё одним страшным криком. Деметер всадил левый кулак в закрытую серебряной кирасой грудь лаэранца, и запачканный кровью металл не выдержал. В лицо Капитана брызнул фонтан горячей крови и слизи, и Соломон взревел в гневе. Алый туман ярости заволок глаза Десантника, он схватил поблескивающее тело врага обеими руками и с размаху ударил головой об острый край коралла.
Ксенос не перестал вопить, и Деметер продолжил бить его о твердое подножие атолла. Но даже когда лаэранин издох, Капитан не смог остановиться и, наконец, превратил череп врага в кашу из дробленых костей и кусочков мозга.
Соломон поднялся с колен и захохотал, радуясь, словно первобытный дикарь, его доспехи с головы до ног были покрыты темной кровью лаэранца.
Слегка пошатываясь, Капитан подошел к первому из ксеносов, убитых им за последнюю пару минут, и с трудом выдернул-таки меч из его головы.
Звук болтерных очередей тем временем усилился, и тут до Деметера наконец дошло, что и он, и его Астартес давным-давно истратили все свои боеприпасы. Соломон только теперь понял, что почти обезумел от ярости, заставившей его изуродовать труп второго лаэранца.
Капитан обернулся, определив, с какой стороны доносится шум пальбы... и не удержался, подняв сжатый кулак в победном жесте. Он увидел Мария Вайросеана, которого нельзя было не узнать даже здесь, на затянутом дымом поле боя. Второй Капитан входил на площадь во главе безупречного клина Космодесантников, и рядом с ним вел свой отряд Гаюс Кафен.
Лаэране, ошеломленные новым нападением с тыла, потеряли строй и почти не могли сопротивляться воинам Мария, которые убивали их из болтеров, не подпуская к себе. Что до бойцов Второй Роты, то нежданное явление боевых братьев удвоило их силы и наполнило уставшие руки новой мощью. Атаки лаэран окончательно захлебнулись, и, хотя чувства ксеносов были невероятно чужды человеческим, Соломон ощутил парализовавшее их отчаяние. Защитники Атолла-19 поняли, что уже ничто не спасет Лаэр от гнева и ярости врагов.
«Вторая, за мно-ой!», - прокричал Второй Капитан, устремляясь навстречу Марию. Его Астартес не нуждались в иных приказах или призывных речах - они немедленно бросились за Соломоном, собираясь в боевое построение для завершающей атаки. Если бы кто-то взглянул на них сверху, то увидел бы нечто похожее на кинжал, нацеленный прямо в сердце атолла.
Никто из Детей Императора не собирался щадить, или, того пуще, жалеть врагов, и через несколько минут всё было кончено. Как только последние вражеские воины пали под неудержимым напором ветеран Вайросеана, смолкло и безумное завывание коралловых башен. Над площадью, ставшей могилой для сотен людей и ксеносов, наконец воцарилась тишина.
Но молчание длилось недолго, и на поле боя зазвучали бесконечные благодарности и приветствия воинам Третьей роты от выживших Десантников Соломона. Сам же Второй Капитан в это время уже вложил меч в ножны и медленно шел по площади, надеясь отыскать свой болтер, потерянный в кромешной резне. Ноги с трудом держали Деметера, его руки не сгибались от усталости, а тело горело от множества ран, на большинство из которых он как-то не обратил внимания в бою.
-«Значит, опять понесся на врага по центру, да?», - спросил знакомый голос за спиной у Соломона.
-«Да, Марий», - не оборачиваясь, ответил Второй Капитан. - «Что, выговор мне собираешься сделать?».
-«Ну, всё может быть».
Повернувшись к другу, Деметер увидел, что тот снимает шлем и трясет головой, стараясь поскорее избавиться от небольшого потрясения, случавшегося каждый раз, когда Десантник возвращался к собственному зрению и слуху от авточувств брони Мк. IV. Взгляд Мария, как всегда, был строгим, волосы цвета перца с солью, слиплись от маслянистого пота.
В отличие от большинства Астартес, Вайросеан обладал тонкими, острыми и живыми чертами лица, которые были словно прорезаны в темной коже, похожей на древесину старого дуба.
-«Добрая встреча, брат», - произнес Соломон, крепко пожимая его руку.
Марий кивнул в знак согласия и заметил: «Похоже, здесь была настоящая бойня?».
Деметер наконец-то отыскал потерянный болтер, и, очищая его поверхность от крови, отозвался: «Что правда, то правда. Лаэране оказались крепкими ублюдками».
«С этим не поспоришь. Может, знай ты об этом заранее - не ринулся бы сломя голову *по центру*, а?», - невинно спросил Марий.
«Знаешь, Марий, если бы в пылу боя у меня вдруг появились несколько отличных идей и куча времени - я бы подумал над этим. Но все, что я знал тогда - лаэране прочно окопались перед нашим фронтом. Я послал людей на фланги, но главное направление не смог доверить никому, кроме себя самого. Вот и все».
-«К счастью для тебя, Сержант Кафен разделяет твои взгляды на то, как следует поступать командиру в такие минуты».
-«Гаюс - отличный боец», - твердо сказал Соломон. - «Он далеко пойдет, возможно, когда-нибудь станет Капитаном».
-«Не буду спорить, хотя мне показалось, что он сейчас на своем месте. Боевой офицер, который без особых рассуждений выполняет приказы».
-«Нам как раз нужны такие офицеры» - заметил Деметер.
-«Снова соглашусь, но, с другой стороны, такие воины постепенно перестают развиваться. Он никогда не достигнет совершенства, просто *делая свою работу*».
-«Не каждому суждено стать Капитаном, Марий. Рядовые нужны на войне так же, как и командиры. Люди вроде тебя, меня или Юлия будут вести Легион к величию, принимая у Примарха и Лорд-Коммандеров образцы храбрости и чести, а после, передавая их тем, кто стоит ниже нас. Сержанты, боевые офицеры - часть этого, они важнейшее связующее звено между нами и простыми бойцами, они, в конечном счете, доносят до них волю Примарха».
Марий остановился и положил руку на наплечник Соломона: «Послушай, я знаю тебя несколько десятков лет, но ты не перестаешь удивлять меня, друг. Я-то думал, что сейчас здорово выругаю тебя за мальчишескую «тактику», а вместо этого выслушал настоящую лекцию о том, как мы должны вести в бой наших воинов».
-Что тут скажешь? - улыбнулся Деметер. - Похоже, это Юлий и его книги так действуют на меня.
-Кстати, раз уж мы заговорили о Юлии, - протянул Вайросеан, вглядываясь в кристально чистое небо. - Похоже, он получил приказ начать кампанию Очищения.
Соломон поднял голову и увидел сотни боевых челноков Легиона, врывающихся в атмосферу Лаэра.
=-----------------------------------------------------=
ЗАХВАТ АТОЛЛА-19 означал успешное завершение первой стадии Очищения Двадцать Восемь-Три. Впрочем, о том, насколько свирепой и кровавой была битва, и что победа в ней висела на волоске, не знал никто, кроме выживших воинов Второй и Третьей Рот.
Тем временем, истребители-перехватчики Флота спускались на Лаэр вслед за челноками и кружили над атоллом, образовав восемь оборонительных колец на случай контратаки ксеносов. Огромные транспортники Имперской Армии выгружали зенитные орудия и подразделения Архитских Паладинов Лорда-Коммандера Файля, немедленно занимавших позиции в руинах летающего города. Вскоре атолл заполнился их фигурами в багровых туниках и серебристых нагрудниках.
Широкие грузовые корабли Механикумов заходили на посадку в клубящихся облаках пыли, и из них высаживались молчаливые адепты в красных балахонах, тут же устремляющиеся к удерживающим атолл в воздухе «энергоперьям». Тяжеленные строительные машины вместе с отрядами бурильщиков и камнетесов расползались по острову с единственной целью - выровнять его поверхность и уложить на неё длинные листы шероховатого металла. Так создавались посадочные полосы для боевых и транспортных судов Экспедиции.
Атоллу-19 суждено было стать первой из множества баз, опираясь на которые, Дети Императора навсегда покончат с лаэранцами.
СЕРЕНА вернулась к себе, сказавшись усталой, но Остиан остался на палубе и продолжал всматриваться в глубины Лаэра. Красота Двадцать Восемь-Три заворожила его, а рассказы Серены о дивных пейзажах иных миров разожгли в его сердце небывалые прежде желания. Ему хотелось немедля ступить на поверхность чужой планеты, подставить лицо лучам странных солнц, ощутить на коже дуновение ветров с далеких континентов, не виданных человеком. Словно яд, эти видения проникли в кровь Делафура и заставили его сильнее прежнего, чуть ли не до боли, мечтать о высадке на Лаэр.
Остиан ещё раз попробовал представить себе линию горизонта этого мира - безжизненную, бесконечную дугу темной синевы, вздымающуюся гигантскими волнами и незримо связывающую края света. Какие неведомые существа населяют эти глубины? Какое чудовищное бедствие обрушилось на древних обитателей планеты и погребло их под тысячеметровой толщей воды?
Уроженец Терры, чьи океаны давным-давно испарились в забытых войнах или природных катастрофах, Остиан просто не мог представить себе мир, лишенный *суши*.
-На что это мы смотрим? - вдруг услышал скульптор.
Делафур скрыл удивление, и, обернувшись, увидел перед собой Бекву Киньску. Темно-голубые волосы певицы были уложены в чрезвычайно замысловатую прическу, на которую явно ушел не один час, а на губах играла хищная улыбка.
Остиану неожиданно пришло в голову, что, хотя, алое платье с корсетом, которое было на девушке, совсем не «выходное», она все равно выглядела так, будто собиралась отправиться в какую-нибудь знаменитую бальную залу Мерики.
-Здравствуйте, госпожа Кинска, - сказал скульптор так равнодушно, как только мог.
-Ой, пожалуйста, зови меня *Бек*, как и все мои хорошие друзья, - ласково произнесла певица, и, взяв Остиана под руку, подошла к тонкому стеклу наблюдательной палубы. Аромат её тела и духов, с сильным яблочным оттенком, проник в ноздри Делафура. Вырез платья певицы был неприлично глубоким, и Остиан покрылся испариной, обнаружив, что таращится прямо на нежные линии её груди.
Быстро подняв глаза, скульптор увидел, что Беква внимательно смотрит на него, и немедленно покрылся румянцем: певица не могла не понять, чем же он так заинтересовался.
-Э-э, то есть, простите, я...
-Да ладно, дружочек, все в порядке, - отмахнулась Беква с игривой улыбочкой, которая совершенно не понравилась Остиану. - В этом нет ничего плохого, правда? Мы ведь оба - взрослые люди и понимаем, *что к чему*.
Вместо ответа скульптор уставился на медленно вращающийся Лаэр, делая вид, что его крайне заинтересовали какие-то океанические течения или грозовые вихри в атмосфере. Но певица только прильнула к нему ещё ближе и вкрадчиво заговорила: «Знаешь, война всегда казалась мне чем-то по-настоящему будоражащим воображение. Кровь вскипает, тело пылает огнем при виде ненавистных врагов! Сколько во всем этом истинного мужества, я бы даже сказала, *мужского начала*. Ты не находишь, Остиан?».
-Ну, э-э, я не то чтобы часто думал об этом...
-Чепуха, не мог ты не думать, - фыркнула Беква. - В каждом настоящем мужчине мысли о войне пробуждают дикого зверя, хищное животное. Нужно быть никчемным слабаком, чтобы не возбудиться при звуках военных гимнов или криков поверженных врагов! Я сама не стыжусь признать, что грохот выстрелов и звон клинков по-настоящему горячат меня... если ты понимаешь, что я имею в виду.
-М-м, не совсем уверен, - пролепетал Остиан, хотя на самом деле он слишком хорошо всё понял.
Беква шаловливо ударила его по руке: «Остиан, не надо так глупо шутить, я не стану тебе подыгрывать! Никогда не думала, что ты такой жестокий мальчик и начнешь дразнить меня в ответ на откровенность».
-Д-дразнить? Я вовсе не...
-Ты же прекрасно все понял, - сказала певица, выпустив руку Делафура и повернувшись на каблуках. Теперь они стояли лицом к лицу. - Я хочу тебя. Прямо здесь. Прямо сейчас.
-Что?
-Не будь таким ханжой, неужели чувства для тебя ничего не значат? Ты ведь слышал мою музыку?
-Да, но при чем...
-Никаких «но», Остиан, - перебила Беква, ткнув его в грудь длинным крашеным ногтем и заставив прижаться спиной к обзорному стеклу. - Наше тело остается просто тюрьмой для души, пока мы не развиваем и не используем на полную все пять наших чувств. Освободи их - и ты распахнешь дверь в темницу души! А я всегда была уверена, что секс - именно то почти мистическое переживание, которое позволяет выпустить на волю все пять чувств разом.
-Нет! - выкрикнул Делафур, вырываясь из её рук. Певица вновь потянулась к нему, но он отступил на несколько шагов. Скульптора бросило в дрожь при мысли о том, что Беква относится к нему, как к игрушке для своих утех, и он затряс головой, пытаясь прийти в себя.
-Перестань изображать из себя дурачка, Остиан, - недовольно сказала Кинска, вновь подойдя вплотную. - Я же не собираюсь тебя насиловать. Если дело в том, что я не в твоем вкусе, просто скажи.
-Нет-нет! - задохнулся Делафур. - Просто...
-Просто - что? - спросила Беква, и Остиан понял, что она по-настоящему смущена. Похоже, ни один мужчина прежде не отказывал ей во взаимности, и скульптор отчаянно пытался отыскать разумный ответ на заданный вопрос. К сожалению, Делафур был настолько ошарашен происходящим, что его разум оказался чище араратского мрамора.
-Просто... мне надо идти. - наконец выдавил Делафур, ненавидя за *настолько* идиотскую фразу хныкающего, жалкого ублюдка, которым был он сам. - Мне нужно к Серене, у нас... свидание.
-К художнице? А, так вы с ней любовники?
-Нет-нет-нет! - выпалил Остиан. - В смысле, да! Мы очень сильно любим друг друга, вот так.
Беква надулась и скрестила руки на груди. Её поза, взгляд, которым она окинула скульптора - всё говорило Остиану о том, что теперь певица относится к нему несколько хуже, чем к содержимому выгребной ямы.
Делафур попытался сказать что-то ещё, но Кинска оборвала его на полуслове: «Вы же, кажется, спешите? Ну, так можете идти, мы уже достаточно наговорили друг другу». Не найдя слов, Остиан повиновался ей и сбежал с проклятой палубы.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Быстрота ударов/Долгая дорога/Братство Феникса
ПО МНОГИМ ПРИЧИНАМ, Очищение Лаэра стало достойным испытанием на пути Фулгрима и его Легиона к совершенству. Битвы, шедшие на затопленной планете, были по-настоящему жестокими и беспощадными. Победы же в них доставались тяжелым ратным трудом и лишь после борьбы, столь же кровавой, как самые страшные схватки в прежней истории Детей Императора. Но, несмотря на потери, войска 28-ой Экспедиции продвигались в недра планеты с быстротой, воистину граничащей с волшебством. Ни для кого не было тайной, что платой за уничтожение лаэран и захват их мира служили потоки крови Космодесантников.
Каждый летающий атолл после Очищения стремительно преобразовывался в базу для последующих операций, обороняемую и удерживаемую Архитскими Паладинами, пока Астартес воплощали в жизнь смелые планы своего Примарха. Хотя лаэране и были высокоразвитой технологичной цивилизацией, они никогда не сражались против столь беспощадного и могучего противника, как Дети Императора. Изящные задумки Фулгрима и его гениальный дар полководца в сочетании с мудрым предвидением возможных поворотов войны делали сопротивление лаэран бесполезным. Они не могли надеяться даже хоть немного отдалить свою гибель, не говоря уже о том, чтобы отстоять Лаэр и избежать того, что было предначертано судьбой.
Убитые в бою или взятые живьем ксеносы доставлялись на «Гордость Императора», где под строгим карантином изучались и препарировались Апотекариями Легиона, стремившимися узнать о враге все, что только возможно. Особи, попадавшие им в руки, изменялись от «воинов», защищавших Атолл-19, до ядовитых «летунов» с когтистыми крыльями, и водных тварей, с легкими, перестроенными в жабры, и костяными гарпунами вмести хвостов. Такое разнообразие существ внутри одного вида было просто поразительным, и с каждым днем на флагман прибывали все новые и новые необычные твари.
С каждой победой, обретали новую славу Капитану и рядовые воинов Легиона, и Фулгрим повелевал создать в их честь сотни произведений искусства. Корабли Флота вскоре превратились в летающие музеи или галереи, их стены украсились изящными картинами, в коридорах взошли на ониксовые пьедесталы гордые мраморные изваяния. Целые библиотеки од, поэм и симфоний вышли из-под пера Летописцев, и кое-кто поговаривал, что Беква Кинска начала новую поэму в ознаменование неизбежной полной победы.
Первый Капитан Юлий Каэсорон %%он же Каезорн%%, не удостоенный чести участвовать в первом ударе по врагу на Атолле-19, в утешение получил под командование передовой отряд войск Лорд-Коммандера Веспасиана. Хотя Эйдолон и был старшим по положению в иерархии Легиона, но он руководил кампанией на Двадцать Восемь-Два, и таким образом «очередь» перешла к Веспасиану.
Война шла на всех возможных направлениях. Дети Императора сражались и на знакомых уже им летающих островах, и в руинах древних городов Лаэра, о стены которых, когда-то возвышавшихся на тысячи метров, бились гигантские пенные валы.
Подводные мегаполисы, обнаруженные через несколько дней после начала кампании, нельзя было оставлять в руках ксеносов, и Астартес атаковали подводные укрепления, не знавшие солнечного света. Десантники врывались в них на модифицированных абодажных торпедах, запускаемых с повисших над океаном крейсеров, а силовые доспехи в воде не подводили их так же, как в небе и на земле.
Соломон Деметер повел Вторую Роту на штурм первого из этих городов и взял его за шесть часов, заслужив личную похвалу Примарха. Марий Вайросеан %%он же Вэросин%% взял на абордаж несколько орбитальных станций Лаэра, необъяснимым образом избегавших обнаружения, и перебил их пилотов, слившихся с кораблями в омерзительном симбиозе.
Что до Юлия Каэсорона, то он скоординировал атаки на атоллы, проведя сложный анализ их движения и точно установив, что их путешествия в атмосфере Лаэра весьма слаженны и подчинены какому-то единому замыслу.
Механикумам удалось определить один-единственный атолл, служивший центром этого круговорота. Он не был ни крупнейшим, ни прекраснейшим среди прочих, но чем дальше продвигались исследования, тем очевиднее становилась его невероятная важность для ксеносов. По предположениям стратегов Файля, этот летающий остров являлся резиденцией правительства Лаэра, но, когда расчеты и выкладки доставили Примарху, Фулгрим тут же объяснил истинную причину.
Это не было место, где заседали правители; это было место, где поклонялись богам.
ХОЛОДНЫЕ флуоресцентные лампы освещали Апотекарион «Гордости Императора», бросая яркий свет на стеклянные двери и полированные стальные емкости с хирургическими инструментами или кровоточащими органами. Апотекарий Фабиус руководил помощниками, выкатывающими из холодильника при корабельном морге запакованное в тяжелый контейнер тело лаэранского воина.
Длинные белые волосы Байля, точная копия шевелюры самого Примарха, были собраны на затылке, открывая лицо с точными, аккуратными чертами и неприветливые темные глаза. Движения Апотекария отличались четкостью, говорящей о большом опыте и несомненном таланте в своем деле. Белые доспехи Фабиуса сейчас стояли в его личной оружейной комнате, и он был облачен в алый балахон хирурга с тяжелым прорезиненным нагрудником, сильно заляпанным кровью ксеносов.
Клубы ледяного воздуха поднимались над телом лаэранца, пока сервиторы катили тележку с ним по коридорам Апотекария. Наконец Байль кивком головы приказал слугам остановиться у каменной плиты, на которой уже лежал вскрытый ксеновоин, несколько часов назад доставленный прямиком с поля боя. Эта особь была убита прямым попаданием в голову, и потому большая часть тела осталась нетронутой - по крайней мере, нетронутой в сражении. Плоть твари все ещё не остыла и была покрыта дурно пахнущей маслянистой пленкой каких-то выделений. Столбцы полученных данных прокручивались на гололитических панелях, подвешенных к потолку тонкими кабелями. Проектируемые ими призрачные, мерцающие картины ползли по гладким, вычищенным до полной стерильности стенам.
Фабиус как следует поработал над трупом ксеноса, и плоды его трудов оказались просто превосходными. Аккуратно удаленные внутренние органы лежали вокруг плиты в серебристых ванночках, словно поданные к столу на пир каннибалов. Все теории, возникшие у Апотекария в первые дни кампании, нашли окончательное подтверждение, и он, наконец, осмелился отправить Лорду Фулгриму отчет о своих находках.
И вот теперь Примарх входил в двери Апотекариона, а за ним на почтительном отдалении следовали вооруженные алебардами Гвардейцы Феникса. Хотя выложенный белыми плитками зал был весьма просторен и высок, при появлении Фулгрима он будто бы съежился и стал тесным. Повелитель Детей Императора явился прямиком с поля брани, не сняв пурпурной брони, кровь ещё кипела в жилах Примарха, разгоряченного схваткой. Война шла третью неделю без единой остановки, и каждый новый удар оттеснял лаэран все ближе к тому атоллу, что служил сердцем их мира и был назван «Храмом».
-Лучше бы новости были *действительно* важными, Апотекарий, - с порога начал Фулгрим. - Мне ещё нужно захватить целый мир.
Фабиус поклонился и согнулся над охлажденным телом лаэранца. Из его нартециумной перчатки выскользнул скальпель, легко рассекший нитки швов, скреплявших вскрытую грудную клетку твари. Байль отвернул слои кожи и мышц, открывая полость тела, и тщательно закрепил их зажимами. На его лице вновь появилась улыбка восхищения превосходным набором органов, превратившим ксеноса в устрашающую машину для убийств.
- Взгляните, господин, - попросил Фабиус. - Я никогда не мог представить себе ничего подобного, и, думаю, никому другому это не приходило в голову. Если, конечно, не брать в расчет безумные эксперименты древних генетиков Терры.
-О чем ты говоришь, Апотекарий? - недовольно спросил Фулгрим. - Не испытывай моё терпение подобными загадками.
-Об одной просто очаровательной вещи, мой Лорд, - отозвался Фабиус, стоявший между телами лаэран. - Я провел генетический анализ этих особей и обнаружил много интересного.
-Единственное, что интересует меня в этих тварях - то, как их поскорее перебить, - холодно проговорил Примарх, и Фабий понял, что пора переходить к делу. Труд единоличного руководства столь тяжелой и непрерывной кампанией был тягостен даже для Фулгрима.
-Конечно, мой Лорд, это так, но я уверен, что Вам покажется занятным то, как устроена жизнь этих существ. В своих исследованиях я осознал следующее: лаэране не так уж отличаются от нас в стремлении к совершенству.
Фабиус указал на вскрытые грудные клетки ксеновоинов и продолжил:
-Вот, например, две лежащие здесь особи. Они генетически идентичны в том смысле, что происходят из одного вида, но их тела были серьезно изменены.
-Изменены? - переспросил Фулгрим. - С какой же целью?
-Чтобы как можно лучше выполнять отведенную им в лаэранском обществе роль, я думаю. Эти изумительные экземпляры от рождения и по сию пору подвергались генетическим и биохимическим воздействиям, все более и более приспосабливаясь к предопределенной нише. Тот, что слева - истинный воин, его центральная нервная система была улучшена ради повышения скорости реакции в бою, она в разы выше, чем у «мирных» лаэран и не уступает нашей! Кроме того, видите, вот здесь, нечто похожее на гланды?
Фулгрим наклонился к телу ксеноса, тонкие ноздри сморщились от вони:
-Для чего они нужны?
-В случае ранения, «гланды» выпускают на чешую лаэранца некий состав, схватывающий края и образующий на ране твердые струпья. По сути, это биологические регенераторы, способные излечить даже тяжелое повреждение за считанные секунды. Нам повезло, что Капитан Деметер уложил ксеноса выстрелом в голову, и эти чудесные органы остались целы.
-Они есть у всех тварей с Лаэра? - заинтересованно спросил Фулгрим.
Апотекарий покачал головой и указал на гололитическую панель, по которой бежали строчки данных. Рядом в воздухе проецировались снимки различных срезов тел ксеносов и вращающиеся объемные изображения внутренних органов.
-Нет, и это самое изумительное из всего. Каждому лаэранцу *ещё до рождения* выбирается путь, по которому он будет следовать всю жизнь - воина, разведчика, торговца, дипломата или даже художника. Некоторые из доставленных сюда ксеносов имели увеличенные глазные яблоки, лучше воспринимающие цвета; у кого-то был усилен центр речи, а кому-то просто нарастили мышцы, видно, готовя в чернорабочие.
Примарх первел взгляд на панели, считывая бегущую информацию со скоростью, недоступной никому из простых людей.
-Похоже, они действительно шли к идеалу... своим путем.
-Верно, мой Лорд, - возбужденно заявил Фабиус. - И изменение физиологии было для них лишь первым шагом!
-Так что же, *ты* считаешь их достойными совершенства, Байль? - обернулся Фулгрим, и в его голосе зазвучали неприятные нотки. - Следи за словами, которые произносишь. Сравнивать этих чуждых уродов с творениями Императора, по меньшей мере, неразумно.
-Нет, нет! - быстро нашелся Фабиус. - То, что Император сотворил с нами, просто недостижимо, но, быть может, становление Космодесантниками - лишь первый шаг по долгой дороге вдаль? Ведь мы - *Дети* Императора, и, как все дети, должны научиться ходить самостоятельно и пройти по этому пути. Что, если мы внимательно взглянем на свои тела и найдем в них ростки новых улучшений, приближающих недостижимый идеал?
-Замолчи! - выкрикнул Фулгрим, нависая над Байлем. - Я могу убить тебя на месте за подобные речи, Апотекарий!
-Господин, - не унимался Фабиус. - Цель нашей жизни - самосовершенствование во всем. Раз уж мы избрали её - то должны отбросить предрассудки и щепетильность, укорачивающие нам руки.
-Геносемя, вложенное в нас Императором, невозможно улучшить. Оно идеально! - отрубил Фулгрим.
-Так ли это? - спросил Байль, поражаясь собственной смелости. - Вспомните, наш прекрасный Легион едва не погиб на заре своего существования. Несчастный случай привел к разрушению огромной части нашего геносемени, но что, если на самом деле это ужасное событие произошло из-за ошибки творца?
-Я не страдаю от провалов в памяти. Когда мы с отцом вернулись на Терру, в живых оставалось ровным счетом две сотни воинов, это так.
-И что же сказал Император по поводу такой трагедии?
-«Хорошо, что это случилось сейчас, пока ты и твой Легион ещё совсем молоды. Вы вместе воспрянете из пепла подобно Фениксу из древних легенд».
Фулгрим не отрываясь смотрел на Апотекария, и тот чувствовал, как в душе его повелителя разгорается гнев при мысли о том, какую боль причинили ему те страшные дни. Фабиус ясно осознавал, что затеял опасную игру, и, возможно, такими вольными речами уже подписал свой смертный приговор. Но дело того стоило - открытие тайн самого Императора, проникновение в саму суть Адептус Астартес - если уж ради такого не рисковать головой, то ради чего же?
Примарх повернулся к Гвардейцам Феникса и кратко скомандовал:
-Оставьте нас. Ждите снаружи, пока я не прикажу вернуться.
Фабиус заметил, что телохранители Фулгрима обеспокоенно переглянулись, словно их повелитель оставался на поле боя наедине с жестоким врагом, а не с Апотекарием в сердце собственного флагмана. Так или иначе, Гвардейцы безмолвно поклонились и вышли.
Фулгрим проследил, как за ними сошлась раздвижная дверь Апотекариона и подошел к Байлю. Примарх задумчиво взирал на тела ксеносов и стоящего меж них смельчака, но по его лицу невозможно было понять что-либо. Умеющий управлять своими эмоциями Фулгрим мог быть загадочнее любого лаэранца.
-Ты сам веришь в то, что сумеешь улучшить геносемя Астартес? - наконец заговорил Примарх.
-Наверняка сказать не могу, - медленно начал Фабиус, пытаясь скрыть обуявший его восторг. - Но верю в то, что мы должны хотя бы попробовать. Быть может, попытки окажутся бесплодными, но если нет...
-То приблизимся к совершенству - закончил Фулгрим.
-И лишь несовершенством мы можем предать Императора - ответил Байль.
Примарх кивнул, соглашаясь:
-Действуй, Апотекарий. Делай, что должен, и будь, что будет.
---------------------------------------------------------------------------------
БРАТСТВО ФЕНИКСА собиралось на обыденную встречу «у огонька» в Гелиополисе. Поодиночке или парами воины проходили через бронзовые врата и занимали места вокруг огромного круглого стола в самом центре темной залы. Впрочем, середина её купалась в падающем с потолка нежном свете, а в жаровне, укрепленной на крышке стола, потрескивало уютное оранжевое пламя. Почти на половине равномерно расставленных стульев черного дерева уже восседали Дети Императора, облаченные в длинные плащи. Их доспехи, как всегда, сияли, но при этом, ни на одном из воинов не нашлось бы и пластины неповрежденной брони. Война успела пометить всех.
Соломон Деметер увидел входящих во Врата Феникса Юлия Каэсорона и Мария Вайросеана, а за ними - остальных Капитанов Легиона, чьи Роты отдыхали после боев. Второй Капитан почувствовал, насколько устали его братья, и постарался как можно радостнее улыбнуться, когда они заняли места по обе стороны от него. Что же, Юлий и Марий вернулись живыми и невредимыми из ещё одного жестокого сражения - разве это не прекрасно?
Очищение Лаэра стало воистину тяжким испытанием для каждого из них. Три четверти войск Легиона, сменяя друг друга, вели непрерывные бои, и каждая свободная минута приносила счастье. По сути, большинство отрядов возвращалось на корабли лишь за пополнением амуниции.
План Лорда Фулгрима был блестящим и смелым, но не оставлял времени на отдых. Даже выкованный из адамантия Марий казался измотанным.
-Сколько за сегодня? - спросил Соломон, как обычно, боясь услышать ответ.
-Одиннадцать, - мрачно ответил Марий. - Не считая тех, кто умрут от ран в Апотекарии.
-Семеро, - вздохнул Юлий. - А у тебя?
-Восемь. Сгорели, картина была ужасная. И в остальных Ротах так же?
-Если не страшнее, - пожал плечами Юлий. - Наши Роты все-таки лучшие в Легионе.
Соломон кивнул в знак согласия. Каэсорон никогда не хвалился впустую, и сейчас в его словах не было ничего, кроме правды.
-Смотри-ка, новенькие, - сменил тему Первый Капитан, увидев за столом двоих Десантников, явно впервые в жизни допущенных в эту залу. Капитанские *инсигнии*, нанесенные на их доспехи, ещё источали запах свежей краски.
-Да, гибнут не только рядовые бойцы, - промолвил Марий. - Настоящие лидеры обязаны подвергать себя опасности и воодушевлять своих людей, ведя их за собой.
-Не надо закидывать меня цитатами, Марий, - поморщился Соломон. - Тем более что эта как раз говорит обо мне. Я давно стал командиром, идущим в бой во главе своего отряда.
-А как давно ты стал самым везучим ублюдком в Легионе? - встрял Юлий. - Я уже потерял счет боям, из которых ты не должен был вернуться живым!
Деметер улыбнулся, радуясь тому, что к друзьям понемногу возвращается хорошее настроение, и что тяготы войны все же не сломили их.
-Ну, Юлий, боги войны любят меня и не хотят, чтобы я погиб на этом никчемном промокшем шарике, по недоразумению названном планетой.
-Не нужно так говорить, - предостерег Марий.
-О чем ты?
-О «богах» и тому подобном. Это просто смешно и глупо.
-Не сердись, Марий! - рассмеялся Соломон, положив руку на наплечник друга. - За этим столом лишь один Бог Войны, и я имею честь сидеть рядом с ним!
Вайросеан сбросил его руку и огрызнулся:
-Не дразни меня, Соломон, я говорю серьезно!
-Я уже понял, - ответил Деметер, и тень пробежала по его лицу. - Но тебе не помешало бы немного развеяться, друг мой. Мы же не можем вечно ходить с мрачными физиономиями, не так ли?
-Война - мрачное дело, Соломон. Хорошие люди погибают, и мы не можем вернуть их к жизни, несмотря на всю нашу силу. Каждая потеря ослабляет Легион, а ты хочешь, чтобы мы смеялись над этим?
-Ну, мне кажется, Соломон не это имел в виду... - начал Юлий, но Марий резко оборвал его.
-Не защищай Деметера, Юлий, он прекрасно понимает, что говорит. И я поражен, что он несет эту чушь в то самое время, когда наши братья гибнут там, внизу!
Соломона по-настоящему задели слова Вайросеана, и он ощутил, как в нем растет злоба на неожиданно набросившегося на него друга. Он придвинулся вплотную к Марию и, пытаясь быть спокойным, произнес:
-Спасибо, без тебя я никогда бы не догадался, что на войне гибнут люди. Но что я знаю по-настоящему хорошо - погибших было бы во много раз больше, если бы в бой их вел не я. Каждый из нас воюет по-своему, и, если мой подход тебе не по вкусу - прости. Но я - тот, кто я есть, и меняться ради кого бы то ни было не собираюсь!
Деметер перевел дух и впился глазами в Мария, ожидая ответа, но Третий Капитан опустил голову и произнес:
-Прости, друг. Война сделала меня не в меру агрессивным, и я постоянно ищу, на ком бы сорвать свою ярость.
-Ясно, - сказал Соломон, его гнев быстро схлынул. - Просто ты так любишь делать все по книгам, что мне приходится время от времени показывать тебе обратный пример. Ты тоже меня извини.
Марий протянул руку, и Второй Капитан крепко пожал её. Вайросеан добавил извиняющимся голосом:
-Война делает нас глупцами, и нужно стараться изо всех сил, чтобы не поддаться ей и не изменить самим себе.
-Ты прав, да иначе и быть не может, - ответил Соломон. - Каждый из нас справляется по-своему. Вот Юлий, например, как-то незаметно сделался «покровителем искусств». Кстати, друг, как там поживают твои любимые Летописцы? Сколько твоих портретов и бюстов появилось на корабле за последние недели? Знаешь, Марий, скоро на «Гордости Императора» будет не повернуться - из каждого угла станет таращиться его физиономия, намалеванная на холсте или высеченная в мраморе!
-Послушай, если ты настолько уродлив, что художники падают в обморок от твоего вида - это ещё не повод запрещать им обессмертить мой прекрасный лик! - усмехнулся Юлий. - И вряд ли стоит винить меня за такую популярность - я ещё надеюсь услышать симфонию в мою честь от госпожи Киньски и увидеть себя на полотне Серены д'Ангелус. Ваш Первый Капитан совершенен во всем, не только в военном деле.
-Во-о-от такущее эго... - протянул Соломон, разводя во всю ширь свои длинные руки. В ту же секунду Врата Феникса распахнулись и в зал вошел Фулгрим, в полном доспехе и плаще, покрытом перьями цвета пылающего огня. Эффект был просто грандиозным - все речи за столом немедленно смолкли, и Астартес обратили взгляды к своему прекрасному и внушающему страх вождю.
Братство поднялось на ноги и стояло, склонив головы, пока Примарх не занял свое место. Как и всегда, по бокам от него шли Эйдолон и Веспасиан, в схожего вида плащах, оба несли в руках чугунные жаровни на подставках, в которых плясало жаркое пламя.
Даже здесь, за круглым столом, вроде бы равнявшим воинов, ни у кого не было сомнений в том, кто будет отдавать приказы. Может, в прочих Легионах подобные ложи и носили более «домашний» характер, но Дети Императора предпочитали этому соблюдение традиций и ритуалов, видя в почтении к ним ещё один шаг к совершенству.
-Братья-Фениксы! - воскликнул Фулгрим. - В пламени сем я приветствую вас!
-----------------------------------------------------------------------------------
Беква Киньска, сидящая за широким столом в своей огромно по корабельным меркам каюте, мрачно смотрела через оправленный медью иллюминатор на голубую планету, плывущую под «Гордостью Императора». Певица вряд ли осознавала всю прелесть картины - её мысли целиком занимали лежащие перед ней чистые листы нотной бумаги, и, конечно же, поступок Остиана Делафура.
Ясное дело, паренек был простым и скромным, он и рядом не стоял с прежними любовниками Беквы, но его молодость - вот что всегда по-настоящему заводило её.
Юные мальчики, подобные ему, прямо-таки излучали невинность, и единственным удовольствием, острота которого не угасла для Киньски с годами и опытом, оставалось их развращение. В прежние годы, Беква *всегда* получала мужчин или женщин, на которых положила глаз, никому не удавалось «избежать» её объятий. То, что подобное случилось сейчас, на пике её славы, по-настоящему вывело знаменитость из себя. Злоба грызла её изнутри, и Беква про себя поклялась, что заставит Остиана как следует пожалеть о своих словах.
Никто не смеет отказывать Бекве Киньске!
Она положила пальцы на виски и начала массировать их круговыми движениями, пытаясь унять тупую боль, пульсирующую позади глаз. Гладкая, неестественная поверхность кожи вдруг показалась ей невыносимо холодной, и Беква вновь положила руки на стол. Косметические аугментации пока что справлялись с внешними признаками старения, но певица хорошо понимала, что вечно так продолжаться не может. Да, сейчас никто не посмеет отрицать её красоту, но сколько ещё лет ей осталось до того, как она превратится в отвратительную старуху?
Беква взяла со стола перо и подтянула к себе пару листов бумаги. Омерзительно чистых листов. Она разболтала всем, что собирается создать триумфальную симфонию в честь Лорда Фулгрима, но все ещё не выжала из себя ни единой нотки.
Быть избранной в Орден Летописцев - великая, но и ожидаемая честь, ведь никто не мог всерьез соперничать с её музыкальными талантами. Это всего лишь очередная ступень в её карьере, после *Консервэтуар дэ Мюзик*, новые горизонты, высшие достижения... бесконечное поле для идей и фантазий. По правде говоря, шпили городов-ульев Терры давным-давно ей наскучили: одни и те же лица, сто раз слышанные банальности - всё это скрипело на зубах, как песок, и было безвкуснее картона.
Да и что вообще могла предложить ей Терра? Ей, перепробовавшей все удовольствия плоти и все наркотики, что можно купить за деньги? Да и как вообще этот дряхлый, скучный мир мог удовлетворить её ненасытные душу и тело?
Быть может, думала тогда Беква, Галактика, пробужденная Великим Походом Человечества, принесет ей невиданные прежде наслаждения и восторги?
Что ж, время от времени такое случалось. Новые, растущие миры дарили певице истинные чудеса восприятия, истинные гении, окружающие её, словно заражали своими идеями. Музыка вновь лилась на нотную бумагу с кончиков пальцев Беквы, как в те времена, когда она выиграла Одеяние Аргенты Меркурио за свою «Симфонию Изгнанной Ночи».
Теперь же мелодии умерли в её душе, и ничто не могло вернуть их.
Беква с надеждой взглянула на плавно вращающийся Лаэр - быть может, хотя бы его красота сумеет вдохновить её?
-------------------------------------------------------------------
Соломон, стоя на ногах у своего места в собрании, вместе с боевыми братьями отвечал на приветствие Фулгрима. Уже право видеть Примарха было для него огромной честью, но ощущение того, частью сколь великого Братства он является, возносило Деметера на вершины блаженства.
-Мы приветствуем тебя, наш командир и повелитель! - прокричал он хором с другими Капитанами.
Деметер внимательно смотрел, как Эйдолон и Веспасиан садятся по бокам Фулгрима, аккуратно ставя жаровни в прикрепленные к их стульям держатели. От глаз Соломона не ускользнула какая-то напряженность между двумя Лорд-Коммандерами, и он задумался о том, что могло вызвать этот раздор...
Братство Феникса было куда более «элитной» ложей, чем такие же в иных Легионах. За те годы, что Дети Императора сражались в рядах Лунных Волков, крепкие узы дружбы связали их с многими из воинов Хоруса, и, после одной из тяжелых битв, чьи-то негромкие голоса поведали им о воинском братстве.
Ложа Лунных Волков, по задумке, была открыта для любого Десантника, пожелавшего вступить в неё, и превратилась в место для пылких споров, где чин и звание не имели веса, и каждый человек мог открыто выражать свои мысли, не боясь наказания. Однажды и Соломон с Марием заявились на подобную встречу. Они провели вечер в приятной обстановке истинного товарищества, а заправлял всем в тот день Лунный Волк по имени Серхар Таргост. Деметеру такое времяпрепровождение понравилось, хотя от таинственности встречи веяло какой-то театральностью или, того хуже, заговором. Что до Мария, то его, похоже, покоробила сама идея общения между командирами и рядовыми без соблюдения субординации, ведь строгие традиции Детей Императора сделали Ложу их Легиона братством равных (но лишь высокопоставленных) воинов...
Примарх просил каждого Капитана заранее известить, сможет ли тот прийти на собрание, и Соломон был достаточно заинтригован.
-Очищение Лаэра подходит с концу, братья, - начал Фулгрим, и Дети Императора ответили хором радостных возгласов. - Последний бастион ксеносов ждет, когда мы обрушим на него свою ярость, и я обязан возглавить наступление. Ведь вы помните, как на этом самом месте ваш Примарх дал клятву развернуть гордое знамя Человечества на руинах столицы лаэран?
-Так было! - воскликнул Марий, и Соломон переглянулся с Юлием; они оба услышали явную лесть в голосе друга. Прочие же застучали кулаками по столу в знак согласия со словами Третьего Капитана. Фулгрим поднял руку, призывая их умерить восторг.
-Борьба с врагом не была легкой, и все мы потеряли немало боевых братьев, - продолжил Примарх, его голос приобрел горькую торжественность. - Но при этом заслужили великую честь, и по прошествии веков, люди, читающие хроники наших дней, пожалуй, будут смеяться над лживыми летописцами. «Никто не мог победить за столь малое время, даже Легион Космодесантников!» - скажут они. Но Дети Императора - не просто какой-то Легион, мы - избранные Императором, единственные, кто вправе носить на груди Его Двуглавого Орла.
Все Десантники приложили ладони к грудным пластинам доспехов, признавая величие оказанной им чести. Тем временем Примарх продолжал:
-Ваши храбрость и самоотверженность не останутся без должной награды, и Колоннада Героев, да будет стоять она вечно, покроется именами и описаниями подвигов погибших братьев. Я сохраню память о них в своем сердце, как и о тех, что последуют за ними.
Фулгрим поднялся с места и подошел к двум новичкам, встав между ними. Один из них, прирожденный воин с гордым лицом, немедленно пришедшимся по душе Соломону, спокойно смотрел на Примарха. Другой же явно чувствовал себя не в своей тарелке, слегка съежившись под взглядами собравшихся. Деметер вполне понимал его состояние, вспоминая, как сам дрожал, будучи впервые приглашен в Братство Феникса.
-Когда кто-то из нас погибает, то тем самым он позволяет другому воину продвинуться ближе к совершенству, заняв его место. Приветствуйте этих двоих, братья, приветствуйте в своих рядах!
Воины встали и поклонились Ложе, а Соломон присоединился к громким аплодисментам, которыми их наградило собрание. Фулгрим положил руку на плечо «скромнику» и сказал:
-Это Капитан Саул Тарвиц, воин, с огромной храбростью дравшийся на атоллах Лаэра. Я думаю, он станет прекрасным пополнением для нашего Братства.
Примарх шагнул в сторону, встав за спиной «дерзкого» новичка:
-А его, братья, зовут Люций, и он великолепный мечник, воплощение того, кем должен быть воин Детей Императора.
Соломону были знакомы оба имени, но их обладателей он видел впервые. Ему больше понравился Люций, в нем было что-то от самого Деметера; в Тарвице же ясно проглядывали черты тех, кого Марий называл «боевыми офицерами».
Саул ощутил взгляд Второго Капитана и уважительно склонил голову, взглянув на него. Соломон вернул поклон, но тут же подумал, что вообще-то немного занесся и смотрит на равного себе воина свысока.
Оба новичка вновь уселись на свои места. Фулгрим тем временем возвращался во главу стола, и перья его плаща обметали гладкий камень пола. Соломон повернулся к Марию и вопросительно поднял брови - ему показалось, что Примарх как-то уж очень мало и неохотно говорил о новых членах Братства. Вайросеан слегка пожал плечами.
-Итак, война заканчивается, и, после захвата последнего атолла, придет время решать, куда мы понесем Свет Империума в дальнейшем. В послании, которое пришло мне от Ферруса Мануса, говорится, что его Железные Руки готовы начать новый поход. Брат-примарх просит оказать ему честь, поддержав в сражениях с наиболее гнусными нашими врагами. Путь Железных Рук лежит в Малое Скопление Бифольда, и там мы сумеем лишний раз на деле показать те принципы совершенства, на которых держится слава нашего Легиона.
-Встреча должна произойти у звезды Кароллис и, таким образом, помощь 52-ой Экспедиции окажется связующим звеном между Очищением Лаэра и заранее спланированным походом к Аномалии Пардус, - закончил Фулгрим.
Деметер почувствовал, как его сердца бьются от радости, и присоединился к приветственным крикам своих братьев. Подумать только, им предстоит драться рядом с Десятым Легионом! Братские узы, соединяющие Ферруса Мануса и Фулгрима, были воистину легендарными, более тесными, чем между другими Примархами, даже прочнее, чем дружба Фулгрима и Воителя, десятилетиями сражавшихся бок о бок.
-Теперь расскажи им остальное, - прозвучал угрюмый голос с другой стороны стола. Соломон поразился, что кто-то посмел говорить с Примархом подобным тоном. Всё недовольно искали наглеца глазами, пока не поняли, что им был Лорд-Коммандер Эйдолон.
-*Спасибо*, Эйдолон, - бросил Фулгрим, и Деметер почувствовал, что Примарх с трудом сдерживает гнев. - Я как раз подошел к этому.
Собравшиеся явно пребывали в смущенных чувствах, не зная, что послужило причиной такой выходки Эйдолона. Соломон нутром чуял какое-то крупное событие, которое ему заранее ни капельки не нравилось.
Фулгрим наконец-то добрался до своего кресла и продолжил:
-К сожалению, часть Легиона не примет участия в новой кампании, ведь все мы должны подчиняться высшим интересам Великого Похода. Галактика не останется послушной без достаточных и точно направленных усилий, а посему Воитель приказал части наших сил прибыть к одному из ранее завоеванных миров и убедиться, что он не отвергнул Свет Империума.
Разочарованные и неверящие возгласы раздались за столом, и Соломон почувствовал, что внутренне напрягся при мысли о том, что лишится права сражаться вместе с двумя величайшими воинами эпохи.
-Лорд Эйдолон возьмет примерно Роту Астартес на борт «Гордого Сердца» и отбудет в направлении Пояса Сатира, где убедится, что местные губернаторы верны законной власти Императора.
Фулгрим повернулся к новичкам Братства:
-Капитаны Люций и Тарвиц, подготовьте своих людей к немедленной переброске на «Гордое Сердце». Это ваше первое серьезное испытание как Братьев-Фениксов, и я не жду от вас обоих ничего, кроме как идеального выполнения поставленной задачи. Я знаю, вы не подведете вашего Примарха.
Оба Капитана отсалютовали, и, хотя Соломон видел на их лицах разочарование при мысли о расставании с Легионом, Саул и Люций тут же вновь расцвели, услышав напутствие Фулгрима.
Эйдолон же помрачнел ещё сильнее, он явно стыдился того, что не смог отстоять право остаться с Детьми Императора. Впрочем, приказы Воителя не обсуждались, и один из военачальников Легиона обязан был взять на себя эту миссию. Смешно было бы отправлять с одной-единственной Ротой Примарха, Веспасиан же командовал войсками на Лаэре. Эйдолон прекрасно понимал, в чем дело, но на душе у него от этого легче не становилось.
-Ничего, мы ещё воспоем вашу храбрость по возвращении, - улыбнулся Фулгрим. - А сейчас, давайте поднимем бокалы за погибель врагов человечества!
При этих словах Врата Феникса распахнулись, и в зал вошло множество лакеев и сервиторов, несших блюда с жареным мясом и бутылками старого вина.
-Скоро, скоро мы попробуем победу на вкус! - провозгласил Фулгрим.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Сбитые с небес/За «Огненной Птицей»!/Храм Искушений
Эскадрильи «Штормбёрдов» и «Тандерхоуков», устремившихся к последнему атоллу Лаэра, представляли собой одну из крупнейших воздушных армад, когда-либо сражавшихся во время Великого Похода. Девять сотен кораблей стартовали со взлетных полос ранее захваченных атоллов в час захода солнца, и момент запуска каждого из них был рассчитан лично Фулгримом. Примарх хотел быть уверен в том, что волны боевых челноков начнут накатываться на Храмовый Атолл друг за другом, в полном соответствии с планом сражения.
Взвывая двигателями, перехватчики и штурмовики устремлялись ввысь, а за ними взлетали бессчетные десантные суда, поднимая тучи из коралловой пыли и выхлопов сгорающего топлива. За какие-то минуты небеса над каждым атоллом заполнились их темными, хищными очертаниями, они кружились подобно стаям воронья, готовые наброситься на обессилевшую жертву. Наконец, по сигналу с орбиты, эскадрильи сменили курс и, подгоняемые хвостами синего огня, понеслись по безоблачному небу Лаэра к своей обреченной добыче.
Фулгрим стартовал с борта «Гордости Императора» на «Огненной Птице», штурмовике, лично разработанном и построенном им на оружейных палубах своего флагманского корабля. Его крылья, гораздо более длинные, чем у «Штормбёрдов», изящно изгибались назад, а хищный крючковатый нос придавал штурмовику жутковатый облик, неизменно вселявший страх в сердца врагов Примарха.
«Огненная Птица» ворвалась в атмосферу Лаэра, призрачные потоки огня обвивали её крылья и корпус, превращая штурмовик в комету, ярко сияющую на вечернем небе.
-----------------------------------------------------------------------------------
Стальные обводы «Штормбёрда», на котором летел Соломон Деметер, были щёдро покрыты позолотой, а трюм и «салон» украшены мозаиками, рассказывающими о великих победах и завоеваниях Легиона, совершенных бок о бок с Лунными Волками. Воины в серой броне долго бились рядом с пурпурными Детьми Императора, и Второй Капитан внезапно ощутил боль сожаления при мысли о тех временах. Вздохнув, Соломон вновь уставился на картины, дрожащие и прыгающие перед его глазами.
-Дальше будет только хуже! - заметил Гаюс Кафен, по-своему поняв состояние командира.
-Спасибо большое! - прокричал в ответ Соломон. - Я только-только попытался забыть о том, что нам нужно преодолеть стену из зениток, защищающих это проклятое место!
Даже несмотря на то, что грохот двигателей смягчался авточувствами шлема, он оставался оглушающим. Звуки разрывов зенитных снарядов казались на его фоне тихими и безобидными за бронированными бортами «Штормбёрда», но Десантники знали о смертельной опасности, скрытой в них.
-Мне это не по вкусу! - заорал Деметер. - Я ненавижу такие минуты, когда приходиться добираться до цели в качестве беспомощного груза!
-Ты каждый раз так говоришь, - заметил Кафен. - Как бы мы ни добирались до поля боя - в «Штормбёрде», дропподе или «Рино». Сам знаешь, это единственный путь к «Храму», если ты вдруг не научился ходить по воде!
-Забыл, что случилось на Атолле-19? Наша «птичка» еле-еле дотянула до проклятой скалы! Боюсь, слишком много отличных бойцов сегодня не успеет даже вступить в бой и попытать воинское счастье.
-Воинское счастье? - Кафен улыбнулся и покачал головой. - Иногда мне кажется, что я обязан доложить капеллану Чармосиану о всех этих твоих разговорах насчет «судьбы» и «богов»! Послушай, мне тоже не нравиться трястись в этой банке, но мы весьма неплохо защищены и без всяких суеверий.
Соломон кивнул, признавая правоту Гаюса. Слова помощника потверждало, например, то, что Примарх предоставил флотским пилотам истребителей честь поучаствовать в штурме «Храма» и уничтожить последние воздушные суда лаэран.
Большинство оборонных сил Лаэра давным-давно были растерты в коралловую пыль, но даже оставшиеся все ещё внушали страх своей численностью. Деметер окинул взглядом бойцов, деливших с ним «салон» челнока, пытаясь понять, не напуганы ли они таким опасным полетом. Увиденное обрадовало его: все Десантники оставались спокойными, словно атака была учебной.
Жаль, что их уверенность не могла передаться Капитану. Несмотря на разумные слова Кафена, он никак не мог успокоиться и решил хотя бы сходить к пилотам и увидеть происходящее своими глазами. Занять их место Соломон в любом случае не сумел бы: он прошел курс пилотирования «Штормбёрда» и даже немного полетал на более новом «Тандерхоуке», но при этом первым признал бы, что стал всего лишь *достойным* летчиком.
Другие люди, с намного лучшим мастерством, должны были доставить Десантников на поле боя. И, раз уж план Примарха предусматривал абсолютную, идеальную слаженность действий, то Деметеру стоило держать свои страхи при себе и понять, что уже поздно пытаться что-либо изменить.
Наконец Соломон не выдержал и поднялся на ноги, схватившись за медный поручень, проходивший под потолком.
-Пошел к пилотам, - сообщил он.
-Сядешь за штурвал? - спросил Кафен. - Здорово, теперь я совсем успокоился.
-Не смешно, я просто хочу посмотреть, что творится вокруг.
Кафен не ответил, и Соломон развернулся в сторону носа «Штормбёрда». Тем временем челнок продолжал взбрыкивать, а взрывы, гремевшие все ближе, били по обшивке подобно огромному молоту. Второй Капитан преодолел узкий проход и толкнул дверь в кабину пилотов.
-Сколько до зоны высадки?! - перекрикнул он шум.
Второй пилот бросил взгляд в его сторону:
-Две минуты!
Деметер кивнул. Ему хотелось поговорить, но отвлекать пилотов в такой момент было бы глупо. Ночное небо за бронестеклом кабины освещалось трассами снарядов истребителей и зениток, перехватчики флота вели поединки с остатками воздушного флота Лаэра, связывая их и открывая дорогу десантным судам.
Впереди был хорошо виден яркий остров, сотканный из света и плавающий в небесах. «Храмовый Атолл» сиял будто маяк во тьме.
-Дураки, - заметил Соломон. - Я бы на их месте устроил затемнение.
В кабине горел тревожный красный свет, и Соломону вдруг показалось, что она залита кровью. Он задался вопросом, не было ли это зловещим предзнаменованием неудачи в грядущей битве, но тут же выкинул из головы мрачные мысли. Вера во всяческие предзнаменования и «знаки» - удел слабых, никчемных умов, не знающих законов природы, по которым живет Галактика. Он - Капитан Детей Императора, а не какой-то жалкий варвар, выдумывающий причины для восходов солнца и падений снега.
Конечно, Деметер стоял выше таких суеверий. Однако же, улыбка скользнула по его губам в тот миг, когда он понял, что привычка своими руками перебирать снаряжение, а потом полушутя просить сохранить ему жизнь в бою как раз и могла быть таким суеверием. Да нет, решил про себя Капитан, уважение к своему оружию - это просто... сентиментальность. Или что-то вроде того.
Соломон присел в дверном проеме, не желая возвращаться на свое сиденье. Он был словно очарован паутиной света, нарисованной на небе лучами лазеров и разрывами снарядов. Как раз в ту секунду, когда Капитан наблюдал за особо запутанной пляской огня, в самый центр которой они летели, кабину озарили вспышки яркого света. Над ними пронеслась «Огненная Птица», которая с непостижимой скоростью приближалась к атоллу и, несомненно, должна была достичь его сердца первой среди всех челноков.
Языки пламени все ещё тянулись с её крыльев, и Соломон улыбнулся, поняв, почему Примарх решил атаковать ночью. Мерцающие, огненно-красные блики плясали на лицах пилотов. Деметера вдруг передернуло - он вдруг окончательно поверил в то, что сегодня произойдет нечто ужасное.
Не только с ним. Со всем Легионом.
Вдруг желудок Соломона рванулся к горлу: «Штормбёрд» начал заваливаться на крыло под громкие крики пилотов. Жестокий удар, казалось, разворотил бок челнока, и могучее судно начало падать с небес, накреняясь все сильнее.
В мозгу Капитана пронеслись образы чудовищной пропасти мирового океана и воспоминания о сражениях в подводных городах в пустынной, безжизненной тьме. Соломон вовсе не горел желанием вновь оказаться в том ледяном подводном мире.
-Пожар в силовой установке! - крикнул пилот. - Повысить мощность правого двигателя!
-Стабилизаторы сорвало! Компенсирую!
-Отруби подачу топлива от крыла, выравнивай машину!
Деметер ухватился за края дверного проема, пытаясь удержаться в дикой болтанке. Пилоты тем временем отдавали друг другу команды, пытаясь выправить «Штормбёрд». По пульту управления метались тревожные огни, и надрывно выла сирена высотомера. Впрочем, хотя в голосах пилотов слышалось напряжение, Соломон уловил и нотки, говорящие об их дисциплинированности и хорошей выучке. Экипаж решительно боролся с возникшей угрозой, и, похоже, их старания взяли свое.
Наконец челнок начал выравниваться, хотя огни на панелях кабины продолжали мерцать и сирена не умолкала. Чувство облегчения разлилось по кабине пилотов, и Деметер чуть отпустил переборку.
-Ну, народ, - выдохнул летчик. - Ещё полетаем!
Секунду спустя вся левая сторона «Штормбёрда» исчезла в огне мощного взрыва. Соломона швырнуло наземь, и бурлящая стена пламени закрыла от него небо. Смотровое стекло кабины разлетелось, и огонь ворвался в челнок.
Второй Капитан ощущал жар на своей броне, но он не мог причинить ему вреда, хотя целые канистры горящего топлива стекали по пластинам, защищавшим тело Десантника. Сильнейшие порывы ветра проникали в кабину и завывали в ушах Соломона, бессильно падающего вместе с поверженным «Штормбёрдом».
Каким-то жестоким чудом, второй пилот все ещё был жив, но превратился в пылающий факел, и крики несчастного уносились ветром, а челнок по спирали несся вниз, навстречу судьбе.
В последние секунды Соломон увидел черную стену океана, рванувшуюся навстречу, и холодная, мокрая тьма поглотила его и обломки разбившегося о воду челнока.
-------------------------------------------------------------------------------
Вопли из коралловых башен звучали повсюду, более громкие и визгливые, чем приходилось слышать Юлию прежде. Его на миг пронзила мысль о том, что сам атолл вопил в гневе. Последние из лаэран обороняли это место, но, если в них и поселились отчаяние или страх, ксеносы не показывали этого. Они сражались так же яростно, как и все те, кого уже уничтожили за время кампании.
Стоило их «Штормбёрду» коснуться атолла, как Юлий и Ликаон уже повели воинов Первой Роты в бой, сверкая отраженным от чудовищно мощных пластин Терминаторской брони светом.
Дикие вопли, звуки пальбы и взрывов складывались в угрожающую какофонию, но доспехи превосходно защищали Юлия даже от самых опасных угроз. Дети Императора рассыпным строем продвигались вперед, не нуждаясь в подгоняющих приказах, и Первый Капитан знал, что то же самое сейчас происходит в сотнях других мест по всему атоллу.
Он и его воины постоянно получали прямые попадания из оружия ксеносов, но сгустки энергии, пробивавшие насквозь Мк.IV, оставляли лишь жалкие царапины на Терминаторской броне.
-Если бы у нас было побольше таких доспехов, война закончилась бы в несколько раз быстрее, - подумал Юлий. К сожалению, массовый выпуск «Тактического доспеха «Неустрашимый» - таким было длинное официальное название брони - только начался, и совсем немного Десантников умело им пользоваться.
-Впере-ед! - скомандовал Первый Капитан, и его воины заняли позиции перед ним, перестроившись фалангой. Терминаторы двинулись вперед, их болтеры и встроенное в броню тяжелое оружие разрывали на части любого лаэранца, осмелившегося встать на пути у Роты. Перед фалангой медленно расползалось облако из ошметков тел и коралловой пыли.
Силы Детей Императора замыкали кольцо вокруг Храма подобно сжимающемуся кулаку и готовились раздавить последних его защитников.
Языки пламени взметались к небу - штурмовики сокрушали башни атолла мощными разрывными снарядами, поддерживая наступление пеших Астартес. Тяжелые транпортники все ещё подвозили на поле боя бронетехнику: «Ланд Рейдеров», «Предаторов» и «Виндикейторов».
Тяжелые шаги разнеслись над полем битвы, и Юлий увидел Древнего Риланора, пробивавшего дорогу сквозь коралловую стену, служившую баррикадой для отряда ксеносов, вооруженных мощной энергопушкой. Луч зеленой энергии вонзился в саркофаг Дредноута, и Каэсорон закричал, увидев, какой ущерб нанес этот выстрел. Впрочем, могучий воин не посчитал нужным даже заметить это попадание. Риланор схватил ближайшего лаэранца и раздавил его в могучих цепных кулаках, в то же время выжигая позицию противника из подвесных огнеметов.
Юлий и его Терминаторы завершили работу, расстреляв горящих ксеносов из болтеров.
-Спасибо за помощь, - прогрохотал Дредноут. - Хотя она и не нужна была.
Внезапная вспышка оранжевого огня окутала поле боя нездешним светом, и над атоллом прозвучал крик «Огненной Птицы». Штурмовик Фулгрима нес Примарха в самое сердце сражения, в Храм Лаэра.
-Пошли, Ликаон! - радостно закричал Юлий. - За «Огненной Птицей»!
Сражавшийся на южной стороне атолла Марий Вайросеан столкнулся с куда большими проблемами, чем Первый Капитан. Слишком много штурмовиков поддержки попали под неистовый огонь зениток и были сбиты. Марий понимал, что скорость его продвижения к Храму уже слишком серьезно отстает от плана Фулгрима. Лаэране сражались с невиданной прежде яростью, их тела бесконечным извивающимся потоком накатывались на Десантников.
Маслянистый туман, перемежаемый, как показалось Марию, красными вспышками, выполз из коралловых нор вдали от Третье Роты. Отравляющий газ? Что ж, если так, то ксеносы здорово просчитались - Детей Императора превосходно защитит от столь примитивного оружия их броня.
Визг башен-раковин в этой части летающего острова был относительно негромким, и Марий не преминул порадоваться хоть этому. Как вообще лаэране могли жить в таких диких условиях, в постоянном шуме и диком буйстве красок, ему в голову не приходило. Впрочем, Третий Капитан и не собирался задумываться над этим - попытки понять ксеносов могут завести на темную тропинку, идущую, кто знает куда.
-Отряды поддержки - вперед! - скомандовал Марий. - Нужно быстро очистить проход. Братья рассчитывают на нас, и Третья не заставит их ждать!
Астартес, несущие тяжелое вооружение, быстро заняли позиции в руинах одной из башен, и крупнокалиберные снаряды устремились в туман. Их гулкие разрывы отдавались в черепе Мария даже сквозь шлем.
Огонь поддержки прижал ксеносов к земле, и настал момент пустить в бой штурмовые отряды. Хоть Вайросеану и не по вкусу были безоглядные атаки Соломона, сейчас как раз пришел час для «удара по центру».
-Отряд Коллания! Отряд Эвдикия! По фронту - вперед!!!
--------------------------------------------------------------------------------
Юлий вбил лаэранца в коралловое тело атолла, силовое поле, окружающее его массивный кулак, прошло сквозь серебряную броню и разрезало ксеноса напополам. Капитан и его Терминаторы прорвали страшную дыру в рядах защитников Храма, и лишь один Десантник не смог продолжать бой и остался на попечении Апотекариев. Битва была не менее тяжелой, чем прежние, но защита, даруемая Тактическим доспехом, оказалась выше всяких похвал. Каэсорон прямо-таки испытывал наслаждение от собственной силы; он мог идти сквозь огонь сражения, не замечая его, словно бог войны, о котором говорил Соломон. Впрочем, Юлий тут же изругал себя за подобные глупости.
«Огненная Птица» села всего лишь в километре от них, но из докладов, звучавшим в вокс-сети, он узнал о невероятно мощном сопротивлении ксеносов в самом здании Храма. Воины Первой Роты не могли двигаться быстро, но и остановить их никто не мог, а вместе с Древним Риланором они готовы были сокрушить любую преграду.
Неожиданно для себя, Юлий почуствовал, что сопротивление лаэран понемногу сошло на нет. Терминаторы были уже в центре атолла, почва здесь оказалась неровной и скалистой - превосходный ландшафт для укрепленной обороны. И ни одного ксеноса. Почему?
-Ликаон, что думаешь обо всем этом? - спросил Юлий, наконец влезший на коралловый вал и осматривающий окрестности в поисках пути к Храму. Нагромождение коралловых ям и обломков казалось непроходимым, но ведь каким-то образом лаэране отступили отсюда?
-Думаю, не очень-то они стараются нас сдержать, - отозвался оруженосец. - Я уже несколько минут не открывал огонь.
-В точку.
-Ну, меня это не сильно расстраивает.
-Что-то здесь не в порядке, - проворчал Юлий. - Так не должно быть.
-Тогда… какие будут распоряжения, сэр?
Разноголосица завывающих башен все усиливалась, и, чем ближе Астартес подходили к центру атолла, тем извилистее и уже становились проходы в толще коралла, ведущие их к цели.
Похоже, эти «дороги» как нельзя лучше подходили змееподобным лаэранцам.
Звуки битвы приближались и сливались с воплями башен и визгливыми криками ксеносов в такую какофонию, что Капитан оставалось только удивляться: и как это лаэране ещё не свихнулись от шума?
«Огненная Птица» где-то поблизости. - начал Юлий. - Рассредоточиться и искать проход сквозь коралл. Примарх ждет нашей поддержки!
Звуки сражения сейчас были похожи на те, что описывались в рассыпающихся от старости поэмах Древней Терры, переполненных неуместных гипербол, смешанных с описаниями сражений, авторами которых наверняка были люди, никогда не видевшие войн.
Юлий вдруг понял, что даже в такой момент думает о поэзии и критикует литературу, и постарался прогнать посторонние мысли. Кто знает, может, Соломон был прав и он слишком много времени проводил с Летописцами?
-Капитан! - закричал Ликаон. - Сюда!
Каэсорон обернулся к оруженосцу и увидел того стоящим у незамеченного прежде округлого туннеля, пронизывающего плотную массу коралла. Проход был достаточно широк, хотя и не совсем уж удобен для воина в Терминаторской броне, и Юлию очень хотелось верить в то, что он приведет их к цели.
-Первая, за мной! - скомандовал он, устремляясь в проход так быстро, как только позволял Тактический доспех.
Не опуская оружие, Юлий вел свой отряд по темному проходу к сердцу атолла. Эхо сражения отдавалось внутри туннеля в неприятно искаженном виде, да к тому же в нем самом раздавались какие-то вздохи и бурчания. Через какое-то время Капитану начало казаться, что они идут по кишкам какой-то гигантской твари.
Неожиданная мысль пронзила его: а что, если Великие атоллы Лаэра - живые? Кто-нибудь проверял это?
Окончательно разозлившись на себя за постоянные неуместные идеи, Юлий продолжал шагать на отзвуки битвы и отсветы огня в конце туннеля. Даже если он и прав, все равно уже небольшая разница - живыми были атоллы поверженной расы или нет.
Наконец впереди открылся клочок темного неба, пересекаемый трассами снарядов, и замаячил узкий выход. Оставалось надеяться, что петлявший проход привел их к Храму. Туннель окончательно сузился, и Юлию пришлось поработать силовым кулаком, а потом ещё поднажать плечом брони, чтобы вырваться наружу.
Первый Капитан оказался в конце широкой долины с розовыми коралловыми стенами; напротив его возвышался чудовищных размеров Храм, чья раздвоенная, перекрученная верхушка пронзала облака. На всем пути до здания торчали плотным строем сотни визжащих, острых коралловых шипов, загнутых внутрь. Из-за них долина напоминала зубастую пасть.
Стаи летучих лаэран вились у зубцов Храма, а в центре долины…
Да. В центре долины возвышалась прекрасная и могущественная фигура Примарха, прокладывающего себе дорогу мощными взмахами своего золотого меча, Огненного Клинка. Крылатый шлем Фулгрима сиял в ночи, и Юлия охватила невыносимая гордость за своего вождя.
Тяжелые мечи Гвардейцев Феникса прикрывали Фулгрима с боков, их длинные алебарды удерживали ксеносов на расстоянии, и вместе с Примархов они неуклонно приближались к Храму. Рядом с ними шагал огромный Десантник, брат Фестис, высоко державший огромный штандарт Легиона Детей Императора. Орел на вершине знамени сиял белым золотом в свете луны Лаэра, и пурпурная ткань трепетала на ветру подобно шелку.
Опытным глазом Юлий тут же увидел, что Примарху грозит страшная опасность, и закричал:
-Воины Первой, к Фениксу!
Повелитель Детей Императора крушил врагов мощными ударами меча, и каждый грозный взмах уносил жизнь ксеноса. Никто не мог встать на его пути и остаться в живых. Он явился в бой, когда предательские мысли о провале начали появляться в умах даже самых преданных воинов.
Гвардейцы Феникса геройски сражались подле него, их золоченые клинки рассекали любого, кому удавалось уйти от разящих алебард. Храбрый Фестис гордо нес Знамя Легиона, убивая всех, рискнувших подойти на длину его меча. Лаэране гибли десятками вокруг островка, в центре которого возвышался величавый Фулгрим, и к разрубленным тварям добавлялись те, кого сразил меткий огонь болтеров.
Странный розоватый туман тем временем расползался по «зубастой» долине, завиваясь у ног Астартес, распространяя мерзкую вонь. Визг башен-раковин смешивался с воплями ксеносов, и Фулгрим в какой-то миг подумал, что не припомнит столь необычного поля боя.
Никогда прежде ему не встречалась столь безумная мешанина звуков и красок, служивших неясной, но какой-то определенной цели. Громадный Храм явно был центром творящегося безумия - из впадин в его стенах, отдаленно схожих с окнами, раздавался самый громкий визг, и оттуда же вытекали клубы розового тумана. Лишь три сотни метров осталось пройти Фулгриму до подножия Храма, но без подкрепления оно было все равно, что в трех сотнях световых лет.
Тяжелая, неприятная мысль закралась в разум Примарха в миг, когда он рассек от головы до основания хвоста ещё одного лаэранца. Что, если они оказались в этой жуткой долине не по своей воле? Да, конечная цель атаки - захват Храма, но хорошо ли продумана высадка? Розовый коралл стен и изогнутые зубья шипов напомнили Фулгриму о растениях, виденных им в диких болотах Двадцать Восемь-Два. Они питались огромными жужжащими насекомыми, привлекая их своим чудным запахом. Жертва садилась на лист, и он тут же сворачивался, обрекая её на прижизненное переваривание и поглощение.
Лишь только воины, прибывшие на «Огненной Птице», бились сейчас рядом с ним, и, несмотря на все их мужество, они неминуемо полягут один за другим. Исход этой схватки, похоже, предрешен.
Не отчаиваясь, Фулгрим принялся быстро оглядываться, отыскивая знаки, указывающие на приближение подмоги. И тут же, не удержавшись от восторга, вскинул над головой руку со сжатым кулаком - он увидел Юлия Каэсорона и Десантников Первой Роты, пробивающихся к нему сквозь ряды извивающихся и вопящих лаэранских воинов.
Терминаторский доспех и правда наделял бойца силой и мощью танка. Хотя Примарху в свое время не пришелся по вкусу совсем не элегантный дизайн брони, сейчас он чуть не прыгал от радости.
-Узрите же мощь Первых! - кричал Фулгрим. - Вперед, братья, давите их!
Брат Фестис рванулся вперед, держа Знамя Легиона в одной руке и прорубая себе путь мечом, зажатым в другой. Фулгрим поспешил за ним, защищая фланг своего верного знаменосца, а Гвардейцы Феникса тем временем собирались под трепещущей Аквилой.
-За Финикийцем! - не переставал командовать Юлий, и Фулгрим в пылу боя рассмеялся от избытка чувств, наполнивших его при виде великолепных Терминаторов и их непревзойденной мощи, обрушившейся на лаэран. Фабиус говорил, что ксеносы «химически улучшали себя, стремясь к совершенству»? Чушь, они - всего лишь жалкие твари, бледная тень идеала, воплощенного в *его* Легионе!..
…Визжащий лаэранин взмахнул своим ятаганом снизу вверх. Лезвие на удивление легко скользнуло через НАПЛЕЧНИК, и его кончик оставил след на золотом шлеме. Примарх испустил крик, скорее от удивления, чем от боли, и тут же раскроил противнику череп.
Фулгрим заставил себя сосредоточиться на битве и не думать о ждущих его почестях и славе. Тем временем все больше Астартес входили в долину, небольшими отрядами вылезая из проходов в толще атолла. Примарх несколько разозлился их опозданию - ведь его план предусматривал, что все они разом соберутся перед Храмом и нанесут удар, от которого рухнет любая оборона! Видимо, где-то появились проблемы, и большинство воинов Легиона задерживались с прибытием. Нежданная мысль о том, что они, быть может, не придут *вообще* никогда, окончательно спустила Фулгрима с небес на землю. Порыв восторга прошел, и Примарх заметно помрачнел.
Пока долина наполнялась Детьми Императора, Фулгрим и Знамя Легиона все глубже вгрызались в бурлящие ряды лаэран, и Храм был от них уже на расстоянии руки. Тут же словно из ниоткуда вылетели струи зеленого огня, и Примарх резко отпрыгнул в сторону. Он ощутил жар вражеского пламени в тех местах, где выстрелы пробили броню, но, отбросив мысли о боли, вновь повернулся к Храму. Тем временем Гвардейцы Феникса уже изрубили на куски покушавшегося на него ксеноса.
-Знамя падает! - раздался чей-то истошный крик, и Фулгрим увидел брата Фестиса, рухнувшего на колени и превратившегося в огненную статую, пожираемую зеленым пламенем. Знамя выпало из его мертвых рук, и шелк горел в тех местах, где его коснулись лучи энергии.
Фулгрим рванулся вперед и подхватил Знамя прежде, чем оно коснулось земли. Он высоко вознес его над собой, так, чтобы весь Легион мог видеть символ своего величия. Пламя, прошедшееся по полотну, в своем безумии почти полностью уничтожило труд сотни безымянных женщин, соткавших его для прекрасного Примарха Третьего Легиона.
Когти Аквилы, геральдический знак Фулгрима, сгинули в огне, и Примарх ощутил, как впадает в ярость от столь страшного оскорбления его чести. Обгорелые клочки ткани сыпались на плечи Фулгрима, но Орёл на вершине знамени остался невредимым, словно некая великая сила защитила его от пламени.
-Орёл все ещё парит! - вскричал Примарх. - Аквила не сгинет никогда!
Десантники Фулгрима взъярились пуще прежнего при виде насилия, свершенного над их Знаменем, и удвоили натиск на врагов. Мощные звуки выстрелов из болтера раздались вблизи от Фулгрима, и он увидел Юлия Каэсорона, расстреливающего двух крылатых лаэран, нацелившихся схватить когтями обгоревший стяг. Гвардия Феникса окружила Примарха непроходимой стеной, и он быстрым шагом подошел к командиру Терминаторов, не выпуская знамени.
-Капитан Каэсорон, кто позволил вам так задержаться? - грозно спросил Фулгрим.
-Приношу извинения, мой Лорд, - почтительно ответил Юлий. - Отыскивать дорогу сквозь эти коралловые стены оказалось куда труднее, чем я думал.
-Трудности - не оправдание, - возразил Примарх. - Совершенство преодолеет любые трудности.
-Да, мой Лорд, - подтвердил Каэсорон. - Этого больше не повторится.
Фулгрим кивнул и спросил:
-А где же Вторая Рота Капитана Деметера?
-Не могу знать, мой Лорд. Он не отвечает на мои вокс-вызовы.
Примарх отвернулся от Юлия и скомандовал:
-Бери своих воинов и следуй за мной. Мне нужны вы все, чтобы вскрыть раковину этого Храма.
Не ожидая ответа, Фулгрим бросился вперед, почти прорываясь сквозь ряды собственных Гвардейцев, которые вновь собирались вокруг него, и Орёл Легиона снова вступил в бой. Ракеты и разрывные снаряды врезались в стены Храма, выбивая из них громадные куски коралла. Те, подобно обвалу, падали в долину, давя лаэран, собравшихся у своего последнего оплота.
С Примархом во главе, Дети Императора образовали боевой клин, продвигающийся сквозь вражеские ряды. У самого Храма ксенсосы сражались с яростью, граничащей с безумием. Розовый туман обвивал их тела подобно прозрачной ткани, и их пасти поминутно исторгали визгливые крики, подобно *баньшам* из древних мифов. Они бились, не думая о самозащите, и Фулгриму стало казаться, что некоторые сами бросались на его Огненный Клинок. Темная кровь и крики, в которых слышалось наслаждение, исторгались из тел ксеносов при каждом ударе.
Витые пики воющих башен Храма возносились в небо над головой Примарха, и широкий арочный проход меж ними напоминал створ подводной пещеры. Крупные обломки выломанного взрывами коралла почти завалили его, и бессчетные, многорукие, змеиные тела лаэран мелькали среди них. Их конечности сжимали ятаганы, потрескивающие голубым пламенем, ярко сияющим в тумане, вытекавшем из рушащегося Храма.
Дети Императора обрушились на них подобно кузнечному молоту, и началась последняя часть битвы, столь же кровавая, сколь и краткая. Лаэране с поистине нечеловеческой быстротой наносили удары своими смертоносными клинками, и даже Терминаторская броня не могла выстоять против пропитавшей их неестественной энергии. Немало бойцов Каэсорона потеряли в том бою руку, ногу или самую жизнь.
Но все новые и новые Десантники входили в долину, и их превосходство понемногу становилось неоспоримым. Они стягивались к зияющему входу в пещеру Храма, не оставляя за собой живых врагов.
-Они в наших руках, дети мои! - прокричал Фулгрим. - Вперед, без промедления!
С золотым мечом и развевающимся лоскутом знамени в руках, Примарх Детей Императора вступил в Храм Лаэра.
Юлий Каэсорон разил врагов с яростью одного из воинов Ангрона, волна стыда, объявшего его после выговора от Фулгрима, заставила Первого Капитана доказывать самому себе свою храбрость и выучку. Он давно потерял счет убитым лаэранам, и сейчас над ним смыкалась тьма - он следовал за сиянием Огненного Клинка в сердце темного кораллового Храма.
Тьма эта была подобна живому существу, пожиравшему любой свет и звук, попавшие в её сети. За стенами Храма уши Юлия страдали от грохота взрывов, перестрелок, звона сталкивающихся мечей и разрывавшего разум воя башен. Здесь же, с каждым шагом вглубь Храма, шумы стихали столь быстро, словно Капитан падал в бесконечно глубокую яму.
Впереди него шагал Фулгрим, не думая или не заботясь о том, какое влияние оказывала кромешная тьма на его бойцов. Юлий заметил, что даже невероятно хладнокровным Гвардейцам Феникса здесь было явно не по себе. Теперь его не удивляло, что сам Примарх как-то назвал этот Храм «местом поклонения».
Подобные мысли были столь же чужды Юлию, как и мысли о поражениях, неудачах или несовершенстве. Поэтому осознание того, что он стоит посреди капища, в котором уродливые твари поклонялись ложным богам, лишь распалило огонь его ненависти. Астартес, проникшие вслед за ним внутрь Храма, не опускали цепные мечи и болтеры, готовые обрушить их на любую угрозу. В том, что самая тяжелая часть битвы ещё впереди, никто не сомневался - если ксеносы так обороняли подходы к зданию, что же будет внутри него?
-*Здесь скрывается сила*, - произнес вдруг Фулгрим, и его голос прозвучал, словно из невообразимой дали. - *Я ощущаю её…*
Гвардия Феникса сомкнулась вокруг него, но Примарх отстранил их, убрал в ножны Огненный Клинок и уверенным жестом снял с головы шлем с орлиными крыльями, передав его ближайшему из телохранителей. Те остались в шлемах, но большинство других воинов последовали примеру Фулгрима и обнажили головы.
Среди них был и Юлий. Первый Капитан освободил захваты, соединяющие плотно прилегающий шлем с воротом брони, и стянул его. Все лицо Каэсорона оказалось влажным от пота, выступившего как от жара сражения, так и от переживаний в самом Храме. Юлий сделал глубокий вдох, прочищая легкие от затхлого, восстановленного кислорода, подававшегося доспехами. Воздух в Храме оказался горячим и ароматным, приятно раздражающий ноздри туман стелился из отверстий в стенах. Капитан удивился самому себе, ощутив легкое головокружение. Такого с ним не бывало уже очень давно.
Они продвигались все глубже во тьму Храма, и вдруг Юлий услышал некие звуки, напоминающие бьющуюся в истерике музыку, словно бы миллион безумных оркестров одновременно исполнял миллион разных мелодий. Далеко впереди, откуда, казалось, исходила дикая музыка, мерцали многоцветные вспышки огня, прорезавшие тьму. Даже с такого расстояния Юлий чувствовал легкие дуновения прохладного ветерка, говорящие об огромном пространстве, лежащем перед ними. Капитан ускорился, его тяжелые, грузные шаги с трудом позволяли успевать за легким на ногу Примархом.
Как оказалось, на их пути лежала какая-то пещера. И, стоило Юлию войти в неё, как с его головы будто сняли плотный мешок - Капитан изо всех сил заткнул уши и зажмурил глаза, не сумев выдержать чудовищный поток шумов и цветов, обрушившийся на него.
Сияющий свет заполнил весь Храм, отражаясь от гладких стен, и эхо нечеловеческих звуков походило на бесконечные, непрерывные удары грома. Пятна фантастических, невиданных цветов появлялись в воздухе в тех местах, где свет проходил сквозь влажный ароматный дым, ползущий по залам. Чудовищные статуи, которые Юлий посчитал за изваяния богов Лаэра, возвышались по окружности Храма. Это были крупные твари, с массивными головами быка, бесчисленными руками и длинными рогами, закручивающимися из их черепов. Множество больших колец пронзало их каменную плоть, а торс каждого бога покрывала плотно прилегающая броня, оставляющая открытой правую сторону груди.
Порочные фрески покрывали каждый сантиметр стен, и Юлий на миг опешил, увидев сотни лаэран, извивавшихся на полу Храма. Чуждые, сухие звуки их движений и вскриков создавали самый омерзительный шум, который когда-либо доводилось слышать Каэсорону. Капитан отдал приказ приготовиться к бою, но тут же убедился в его бессмысленности - гибкие тела лаэран были отвратительно соединены вместе, и картина напоминала гротескную пародию на групповой секс.
Похоже, что какая бы сила ни понуждала лаэран защищать Храм с одержимостью маньяков, внутри его стен она не действовала. Здесь их гибкие тела, пронзенные не меньшим числом колец, чем статуи богов, извивались в плавных, расслабленных позах. Их медленные движения явно указывали на одурманенность каким-то наркотиком.
Юлий закричал, перекрывая шум:
%%-Мы что, по ошибке зашли в какой-то ночной клуб в Дефолт-Сити? :3%%
-Что они делают? Умирают?
-Если да, то это весьма приятная смерть, - бросил Фулгрим, его глаза жадно смотрели на что-то в центре зала. Каэсорон проследил за взглядом вождя и увидел, что лаэране обвивают скользящими телами округлый, испещренный прожилками черный камень, из толщи которого выглядывал долгий, плавно изогнутый меч.
Его рукоять, небывало длинная, была откована из серебра, а в навершии виднелся подмигивающий фиолетовым огоньком камень, отбрасывающий чарующие блики.
-*Они защищали его...* - произнес Фулгрим тем же мягким, отстраненным голосом, что прежде поразил Юлия. Глаза Капитана щипало от дыма, голова начала раскалываться от шума, а безумный свет все также мучил его глаза.
-Нет, - прошептал Юлий, поняв, сам не зная как, что лаэране вовсе не молились в этом Храме, а были его рабами. - Это не дом богов, это дом повелителей.
Все ещё не выпуская орлиное Знамя Легиона, Фулгрим двинулся прямо в толпу корчившихся в экстазе ксеносов. Гвардейцы шагнули было за Примархом, но тот отстранил их нетерпеливым жестом. Юлий попытался что-то закричать, предупредить Фулгрима о том, насколько неправильно и странно все происходящее здесь - но не смог. Ароматный дым заполнил его легкие, не давая вздохнуть, и чей-то скрипучий шепот прошипел ему в ухо:
-*Позволь ему взять меня, Юлий...*
Слова забылись в тот же миг, как отзвучали, и по телу Каэсорона разлилось странное онемение, лишь кончики пальцев нежно кололи миниатюрные иголочки. Тем временем Фулгрим продолжал идти сквозь извивающихся лаэран, и те расползались с его пути, освобождая дорогу к камню.
В тот миг, когда Примарх достиг цели, Юлий вспомнил его слова, сказанные на входе в Храм: «Здесь скрывается сила».
Капитан вдруг понял, что может ощутить малейшие колебания воздуха, дыхание ветра, овевающего Храм, пульс его живых стен и... и... крик боли человека, по глазу которого проводят острейшим лезвием, ласку нежнейшего шелка, гладящего обнаженное тело, вопль из уст смертельно раненного создания, счастье мученика, нашедшего блаженство в собственной агонии!
Юлий кричал изо всех сил, пока ужас и наслаждение наполняли его разум, а безумный смех, не слышимый никем, кроме него, эхом разносился по пещере. В своей сладкой муке Капитан увидел, как пальцы Примарха смыкаются на рукояти меча, и тут же вздох, подобный порыву древнего ветра из самой дикой пустыни, прозвучал над его головой. По Храму пробежала дрожь, он затрясся, выпуская из себя нечто, веками жившее в нем... и Фулгрим вырвал клинок из камня.
Примарх Детей Императора в восхищении поднял меч на уровень глаз, и бледные черты его прекрасного лица озарил танцующий свет, озаривший вдруг пещеру. Лаэране все ещё ползали у его ног, и их тела разом изогнулись в безумных муках, когда Фулгрим вознес над головой обгоревшее Знамя и вонзил его в камень на место меча.
Крылья Аквилы отразили свет клинка сотнями лучей, и Юлий замер в испуге - он отчетливо увидел, как Орел Легиона страдает и корчится от боли.
Фулгрим перехватил меч, проверяя баланс. Вдруг он бросил взгляд на лаэран, несколько сотен которых подергивались вокруг, и злобно улыбнулся.
-Убейте их всех, - приказал Примарх. - Никто не должен выжить.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ФЕНИКС И ГОРГОНА
Глава Шестая
Диаспорекс/Пламенное Сердце/Юные Боги
Как бы сильно Капитан Бальхаан из Легиона Железных Рук не презирал флотоводцев Диаспорекса за то, кем они стали, он не мог не признать их поистине выдающегося мастерства. Уже пятый месяц они водили за нос корабли X Легиона в окрестностях звезды Кароллис (Малое Скопление Бифольда) с уверенностью, невиданной даже опытнейшим капитанам Железных Рук.
Только сейчас «Ферруму» и небольшому отряду судов сопровождения удалось отделить пару кораблей от основных сил неприятельского флота и загнать их в ловушку у газовых колец Кароллиса. По иронии, именно отсюда и начиналось преследование.
Феррус Манус, Примарх Легиона, с горечью заметил, что они своими руками создали положение дел, приведшее к нынешнему противостоянию и будущему уничтожению Диаспорекса. Он попал в зону внимания 52-ой Экспедиции случайно, когда разведкорабли, посланные к западным рубежам скопления, засекли необычные вокс-трансляции.
В этой области Галактики собрались три звездные системы, две из которых содержали множество обитаемых миров, вернувшихся в лоно Империума почти без сопротивления. Передовые группы кораблей обнаружили ещё ряд систем с пригодными для жизни планетами в глубине Скопления, и, по первоначальному предположению, сигналы исходили оттуда. Однако прежде чем туда были отправлены крупные силы, случился ещё один вокс-перехват, на сей раз - в Имперском пространстве у Кароллиса.
Манус немедленно приказал офицерам связи определить источник сигналов, что и было сделано в самое короткое время. Оказалось, что передачи исходили от неопознанного флота неизвестной величины, большая часть которого находилась в Имперском космосе. Ни одна прочая Экспедиция не могла оказаться в данном районе, у вновь присоединенных миров флотов вообще не было, поэтому Примарх приказал найти и уничтожить нарушителей прежде, чем они успеют что-либо предпринять.
Охота началась.
Каптэй Бальхаан стоял за железной кафедрой управления, бывшей его командным пунктом на «Ферруме», среднеразмерном ударном крейсере, верой и правдой служившего Легиону в течение полутора столетий. Шестьдесят из них прошли под знаком капитанства Бальхаана, и Каптэй по праву гордился тем, что его корабль и экипаж считались лучшими во флоте. Что-то меньшее стало бы *слабостью*, неприемлемой для него.
Обстановка на мостике «Феррума» названного в честь примарха Десятого Легиона, Ферруса Мануса, была крайне скромной, пожалуй, даже спартанской. Но каждая металлическая поверхность, каждый поручень был надраен до блеска, и найти хоть пятнышко ржавчины никому бы не удалось. Конечно, какие-то украшения встречались, но их было настолько мало, что корабль выглядел точь-в-точь как в день спуска с марсианских стапелей. Он был быстрым, смертоносным и как нельзя лучше подходил на роль охотника за неизвестным флотом.
Тем более что охота отнюдь не была простой - нарушители явно не стремились попасть на глаза Имперским силам. Наконец происхождение таинственного флота удалось выяснить, в общем-то, по чистой случайности. Боевая баржа «Железная Воля» наткнулась на группу неопознанных кораблей и преградила им путь к бегству.
К удивлению и восторгу многочисленных механикумов, эти корабли были построены человеческими руками! После допроса выживших членов экипажей, оказалось, что уничтоженные суда были частью огромного скопления кораблей (пленные называли его *Диаспорекс*), и были пришельцами из давно минувшей эпохи.
Бальхаан любил и прилежно изучал древнюю историю Земли, и, разумеется, знал о Золотой Эре Открытий, завершившейся за тысячи лет до начала тяжелых веков Долгой Ночи, накрывшей Галактику. В те времена люди путешествовали по космосу целыми колонизационными флотами, и главной целью Великого Похода было возвращение в лоно Матери-Земли того, что принесли человечеству первопроходцы, и отняла у него Эра Раздора. Подобные древние флота стали легендой, но похоже, они до сих пор несли детей Земли в отдаленнейшие уголки Галактики.
Сам Феррус Манус поздравил Экспедицию, обрадовавшись встрече с братьями по крови.
Благодаря сведениям, полученным от бывших пленных, а ныне гостей, удалось установить контакт с пришельцами из прошлого. И тут, к отвращению всей 52-ой Экспедиции, оказалось, что в состав Диаспорекса за долгие тысячелетия странствий влилось множество чуждых существ. Рядом с древними судами человечества летели корабли иных рас, и, вместо того, чтобы отвергнуть их, как предписывал Император, флотоводцы Диаспорекса с радостью приняли ксеносов в свои ряды и бок о бок путешествовали по Галактике.
В духе всепрощающего братства, Феррус Манус великодушно предложил доставить тысячи людей с кораблей Диаспорекса на лояльные миры. От них требовалось лишь принять Законы Императора Человечества.
Предложение Примарха высмеяли и разорвали связь.
Столкнувшись с таким оскорблением Воли Императора, Манус был вынужден начать войну против Диаспорекса.
Бальхаан и его «Феррум» встали в авангарде сил Легиона, и сегодня им наконец представилась честь отомстить ублюдкам, посмевшим отвергнуть руку Императора и растущего Империума. Подобно кораблю, которым он командовал, Каптай славился своей суровостью и неумолимостью. Впрочем, этим мог похвастаться любой воин Клана Кааргуль. Давным-давно, будучи всего лишь пятнадцати лет от роду, он уже водил по ледяным морям Медузы флотилию рыболовных шхун и лучше любого старого мудреца понимал переменчивый нрав стихии.
С той поры и по сей день, никто из бывших под его началом ни разу не подвергал сомнению приказы Бальхаана и ни разу ни подводил его.
Черный доспех Мк. IV блистал свежей полировкой, и белый плащ прекрасной шерсти, прошитый серебряными нитями, ниспадал до колен капитана. Три десятилетия назад грубый топор зеленокожего дикаря отсек левую руку Каптая, и всего лишь годом позже ксенос-деютрит лишил капитана правой. Теперь на месте потерянных рук сияло гладкое железо аугметики, но Бальхаан был в конечном итоге рад такому повороту судьбы - ведь человеческая плоть, даже плоть Астартес, была слишком слаба и рано или поздно могла подвести его.
Обрести Благословение Железа было для Десантников Х Легиона счастьем, а не проклятием.
Взволнованный шум поднялся на мостике, но Бальхаан не стал делать экипажу выговор за нарушение дисциплины. Всё-таки «Феррум» вот-вот должен был поразить первую цель за почти полгода охоты. На главном смотровом экране зияла мрачная пустота космоса, освещаемая ярко-желтым огнем Кароллиса. На изображение накладывалось множество беспокойно мерцающих линий - траектории полета кораблей, следы торпед, координаты и вектора схождения. Все это однозначно говорило о том, что двум судам Диаспорекса, летящим в паре тысяч километров от носа «Феррума» осталось совсем немного.
Странная ирония этой охоты не укрылась от Бальхаана. Ведь, несмотря на свой чин командира военного судна, он никогда не позволял чувству долга окончательно вытеснить из своего разума все прочие эмоции. И сейчас нечто щемящее было в том, что они собирались атаковать старинные корабли людей, разрушить кусочек самой Истории, столь дорогой ему.
-Внимание, сменить курс - 0-2-3! - приказал Каптай, слегка сжав железные пальцы на кафедре. Конечно, он не собирался прыгать от радости поимки двух небольших крейсеров, отколовшихся от основной массы Диаспорекса, но и отказать себе в легкой победной улыбке не мог. Тут Бальхаан увидел подходящего к нему офицера-артиллериста, сжимавшего в подрагивающих от возбуждения руках информпланшет.
-Подготовили расчеты для носовых батарей, Аксарден? - спросил Бальхаан командным тоном.
-Так точно, сэр.
-Сообщите их на артиллерийскую палубу, но пусть открывают огонь только с оптимальной дистанции.
-Есть, сэр! - ответил Аксарден. - А что делать со сброшенными противником объектами?
Бальхаан вызвал на экран изображение с бортовых пиктеров и увидел кувыркающиеся в пустоте гигантские грузовые контейнеры. Крейсера освобождали трюмы в отчаянной попытке увеличить скорость и оторваться от погони Имперского Флота. Бесполезно.
-Игнорировать. Сосредоточьтесь на крейсерах, а к контейнерам вернемся позже и посмотрим, что в них лежит, - приказал Каптай.
-Будет исполнено, сэр!
Наметанный взгляд Бальхаана заметил, что дистанция до крейсеров ещё немного уменьшилось. Сейчас они огибали по изогнутой траектории корону Кароллиса, надеясь, видимо, укрыться в электромагнитной буре и потоках плазмы, протуберанцами вздымавшимися с поверхности звезды. Однако же, «Ферруму» не нужны были даже приборы - с такого малого расстояния крейсера были видны невооруженным глазом. Очередная глупая и бессмысленная попытка отсрочить конец.
*Глупая и бессмысленная...*
Каптай нахмурился, задавшись вопросом о причинах этой глупости. Весь опыт последних месяцев говорил о капитанах Диаспорекса как о небывало умелых флотоводцах, и они не могли всерьез полагать, что такая простая хитрость спасет их суда. Это выглядело подозрительно.
-Артиллерийская палуба рапортует о готовности открыть огонь! - доложил Аксарден.
-Хорошо, хорошо, - кивнул Бальхаан, начиная всерьез беспокоиться о том, что мог упустить из виду нечто важное.
Крейсера тем временем легли на расходящиеся курсы, и Каптай знал, что должен отдать приказ «Полный вперед!», войти в зону между кораблями противника и разом накрыть их бортовыми залпами, но что-то удерживало его.
И худшие страхи капитана тут же воплотились в крике палубного офицера:
-Контакт! Контакт! Множественные сигналы!
-Во имя Медузы, откуда они взялись?! - закричал Бальхаан, разворачивая свое грузное тело к огромному каскаду мониторов слежения. Красные огоньки, один за другим, появлялись на экранах, и Каптай понял, что они заходят с кормы.
-Не уверен, но... - начал палубный офицер, но капитан уже знал, что произошло, и вновь повернулся к своей кафедре. Подключив пиктеры правого борта, он в ужасе увидел, как выброшенные крейсерами грузовые контейнеры раскрываются и из них вылетают бессчетные сверкающие стрелы - несомненно, бомбардировщики и штурмовики.
-Полный вперед! - скомандовал Бальхаан, понимая, что уже слишком поздно. - Новый курс - 9-7-0, перехватчики - старт! Оборонительные турели - к бою, корабли сопровождения - защитное построение!
-Что с крейсерами? - явно не к месту спросил Аксарден.
-В задницу крейсера! - заорал Каптай, видя, как те прекращают ложное бегство и разворачиваются в сторону «Феррума». - Это была самая обычная западня, и я попал в неё, как последний дурак!
Под его ногами стонала металлическая палуба, и «Феррум» отчаянно пытался совершить разворот к новому врагу.
-Фиксирую запуск торпед! - предупредил офицер защитных систем. - Удар через тридцать секунд!
-Огонь по торпедам! - скомандовал Бальхаан, хотя и знал, что при запуске с такого расстояния избежать попаданий невозможно. «Феррум» продолжал свой маневр, и к стону палубы прибавилась вибрация защитных турелей, открывших заградительный огонь. Несколько вражеских торпед попали под шквал снарядов и беззвучно взорвались вдали от корабля, но большая часть продолжила полет.
-Двадцать секунд до удара!
-Стоп машина! Обратный разворот, может, это отбросит пару торпед, - приказал Каптай.
Перехватчики уже должны были стартовать из ангаров, и, быть может, им удастся сбить ещё хоть сколько-то торпед, перед тем как вступить в бой со штурмовиками противника.
«Феррум» с трудом начал крениться на борт, и, похоже, это был самый сложный маневр за всю историю ударного крейсера. Скрипы и стоны, раздающиеся в металле корпуса, болью отзывались в ушах Бальхаана.
-Сообщение с «Железного Сердца», они попали под огонь вражеских крейсеров. Рапортуют о тяжелых повреждениях.
Каптай вновь повернулся к главному экрану, на котором небольшой силуэт «Железного Сердца» подрагивал во вспышках прямых попаданий. Тонкие лучики света мерцали в пространстве между кораблем Империума и судами Диаспорекса, и вечная тишина космоса и тысячекилометровая дистанция скрадывали всю ярость боя.
-У нас свои проблемы, пусть «Железное Сердце» выпутывается само, - бросил Бальхаан. Тут же он прижался к своему пульту управления, вновь услышав отсчет секунд:
-Удар через три... две... одну...
Торпеды врезались в кормовую четверть правого борта, и палуба закачалась под ногами у экипажа «Феррума», получившего по-настоящему серьезное попадание. Раздался звон аварийных сигналов, а изображение на смотровом экране, чуть подергавшись, тут же пропало окончательно. Из разорванных трубопроводов рванулись языки пламени, и клубы шипящего пара заполнили мостик.
-Сообщить о повреждениях! - Бальхаан только сейчас заметил, что почти разломал пульт управления, вцепившись в него мертвой хваткой своих железных рук. Сервиторы и палубная обслуга тем временем начали бороться с огнем, и Каптай увидел, как они вытаскивают с их позиций погибших и обгоревших членов экипажа. Он наклонился к офицеру-артиллеристу и скомандовал:
-Всем орудиям - открыть заградительный огонь!
-Сэр! - не сдержался Аксарден. - Там же и наши перехватчики, они будут в зоне поражения!
-Выполнять! Иначе им все равно некуда будет возвращаться. Открыть огонь!
Аксарден кивнул и побежал по раскуроченной палубе исполнять приказ своего капитана.
Скоро враги увидят, что у «Феррума» ещё остались клыки.
Покои Примарха на борту его боевой баржи «Железный Кулак» выполненные в камне и стекле, были столь же холодны и неприветливы, как и промерзшая тундра Медузы. Стоявший перед Манусом Первый Капитан Сантар почти ощущал на коже ледяное дыхание своего родного мира. Крупные блоки поблескивающего обсидиана, вырезанных на склонах подводных вулканов подчеркивали мрачную атмосферу покоев, а стеклянные витрины, полные боевых трофеев и бессчетных образцов оружия, стояли в углах будто стражи, охраняющие память о веках сражений.
Сантар смотрел на стоящего перед ним в окружении слуг полуобнаженного Примарха. Сервиторы омывали его твердую металлическую плоть и накладывали на нее благовонные масла перед тем, как очистить её окончательно при помощи бритвенно-острых ножей. После того, как тело Примарха было отполировано до блеска, оружейники начали одевать Мануса в несколько слоев боевой брони - сияющих черных пластин гладкого керамита, выделанного мастером-адептом Малеволием на Марсе.
-Что ж, оруженосец Сантар, - начал Примарх, и в его голосе послышалось клокотание лавы в жерле Медузианского вулкана. - Расскажи мне вновь, как же наш опытный капитан Бальхаан умудрился потерять три своих корабля и никак при этом не повредить врагу?
-Кажется, его заманили в засаду, - ответил Сантар, выпрямляя спину. Служба в качестве Первого Капитана Железных Рук и личного советника-оруженосца Примарха была величайшей честью, которой он заслуживал в своей жизни. Но, хотя он радовался каждой минуте, проведенной рядом с Манусом, бывали моменты, когда гнев Примарха выходил из-под контроля разума, подобно неустойчивому ядру их родного мира, непредсказуемому и ужасающему.
-В засаду? - прорычал Феррус Манус. - Проклятье, Сантар, мы все превращаемся в размазню! Месяцы в погоне за тенями сделали нас безрассудными и опрометчивыми. Я так этого не оставлю.
Примарх возвышался над толпой слуг, его бледная плоть (в тех местах, где её не сменило железо) казалась выточенной из толщи ледника. Боевые шрамы пересекали кожу затейливой сетью - Примарх Железных Рук никогда не упускал случая воодушевить воинов личным примером. Коротко постриженные волосы чернели углем, глаза блестели как серебряные монеты, а лицо несло на себе отпечаток столетий войны.
Да, если другие примархи были от рождения прекрасными созданиями, сравнявшимися по красоте с богами за время, проведенное во главе Астартес, то о Феррусе Манусе ничего подобного сказать было нельзя. Да он и не стремился к этому.
Глаза Сантара, как и всегда, были устремлены на сияющее серебро рук примарха. От плеч и до кончиков пальцев вместо теплой плоти пульсировал серебристый, похожий на ртуть металл, словно пойманный в ловушку и вынужденный на веки вечные сохранять одну и ту же форму. Сантару не раз доводилось видеть чудесные вещи, созданные этими руками - механизмы и оружие, что никогда не ломались и не подводили хозяев. Все они были созданы одними лишь руками Примарха, не нуждавшегося в кузнице или молоте.
-Капитан Бальхаан уже на борту флагмана, чтобы лично извиниться за свою неудачу. И он готов немедленно оставить командование «Феррумом».
-Извинения? - гневно отозвался Манус. - Да я сниму с него голову, чтобы другим неповадно было терпеть «неудачи»!
-Со всем уважением, мой лорд, - возразил Сантар. - Бальхаан - опытный капитан, и он заслуживает менее строгого наказания. Быть может, вы просто лишите его рук?
-Руки? И как же он будет служить мне без них? - грозно нахмурился Примарх, заставив вздрогнуть от страха слугу, державшего нагрудник.
-Крайне паршиво, - согласился советник. - Хотя, должно быть, лучше, чем без головы.
Феррус Манус улыбнулся, и его гнев схлынул так же мгновенно, как и появился:
-У тебя настоящий дар слова, Сантар. Пламенное сердце Медузы пылает у меня в груди и порой изливает огонь в мою голову.
-Я всего лишь ваш скромный слуга, - поклонился советник.
Примарх раздвинул оружейников в стороны и подошел к нему. От тела Примарха исходил сильный аромат полировочных порошков и благовонных масел. Хотя Сантар был высок даже по меркам Астартес и облачен в полный боевой доспех, Манус все же возвышался над ним, глядя сверху вниз беспощадными серебристыми глазами. Они напоминали осколки вулканического кремня - твердые, неумолимые, острые, и советник с трудом подавил дрожь под их взором. Сантар чувствовал, как его душа раскрывается и исследуется Примархом, способным узреть любую слабость и несовершенство.
Но и сам советник был достойным сыном Медузы, и сильно походил на свою «мать» - его грубые прямые черты напоминали скалистые утесы на склонах гор, серые глаза словно отражали изорванное великими бурями небо родного мира.
Много десятилетий назад, при попадании в Легион, левую руку Сантара заместили бионическим имплантатом. Спустя годы, обе ноги Первого Капитана постигла та же участь.
-Ты для меня больше, чем советник, Сантар - промолвил Манус, кладя руки на НАПЛЕЧНИКИ оруженосца. - Ты - лёд, охлаждающий мой огонь, когда тот угрожает подпалить здравый смысл, данный мне Императором. Хорошо, если ты не разрешаешь мне казнить Бальхаана, то, какое наказание предложишь?
Сантар набрал воздуху в грудь - невероятное уважение, проявленное Примархом, обездвижило его язык и высушило губы. Сам Примарх тем временем вернулся к оружейникам.
Наконец, разозлившись на себя за минутную слабость, советник начал:
-Капитан Бальхаан извлек жестокий урок из этого разгрома, но его слабость подлежит несомненному наказанию. С другой стороны, если снять его с командования, то экипаж «Феррума» будет окончательно деморализован. Я уверен, что они смогут восстановить свою воинскую честь лишь под руководством Бальхаана.
-Ну, так что же ты предлагаешь? - спросил Феррус.
-Вы должны показать ему, что он навлек на себя ваш гнев, но вместе с тем - что вы милосердны и позволите ему и команде корабля вернуть ваше доверие.
Манус кивнул. Оружейники, наконец, закончили свою работу, соединив нагрудник с пластинами, защищающими спину, и Примарх развел в стороны серебряные руки, а слуги опустили длинные полосы ткани в железные шары с душистыми маслами и тут же обмотали ими их живой металл.
-Тогда я прикажу одному из Железных Отцов присоединиться к команде «Феррума».
-Это вряд ли понравится Бальхаану, - заметил Сантар.
-У него не будет выбора!
---------------------------------------------------------------------------------
Анвилариум «Железного Кулака» напоминал гигантскую кузницу: огромные шипящие поршни опускались и вздымались у стен залы, а отдаленный грохот молотов отзывался эхом по полу из листового металла. Это место, пожалуй, чем-то похожее на пещеру, источало острые ароматы нефтяных масел, в воздухе разило раскаленным металлом - иными словами, здесь царил запах машин и заводов.
Сантар каждый раз наслаждался пребыванием в Анвилариуме - здесь замышлялись великие дела и ковались небьющиеся узы братства. Быть частью его - великая честь, о которой немногие мечтают и почти никто не достигает.
Прошло два месяца со дня трагического столкновения «Феррума» с кораблями Диаспорекса, и 52-я Экспедиция ни на шаг не приблизилась к своей цели - уничтожению флота предателей. Выводы, сделанные из истории с Бальхааном, позволили избежать бОльших потерь, но шансов вовлечь врага в открытое сражение не прибавили.
Сантар и прочие воины из Клана Аверний возвышались по стойке «вольно» у огромных ворот, ведущих в Железную Кузню, наисекретнейший реклюзиум Примарха. В дальнем конце Анвилариума возвышались *Морлоки* Легиона, их Терминаторская броня блистала в алом огне факелов, укрепленных в железных держателях. Солдаты и старшие офицеры Имперской Армии стояли рядом с облаченными в робы адептами-механикумами. Сантар поймал на себе взгляд блестящих аугметических глаз их старшины, адепта Ксантуса, и уважительно кивнул ему.
Ему, как Капитану Первой Роты, принадлежало право объявить приход Примарха, и Сантар вышел в центр Анвилариум, и к нему промаршировали знаменосцы Легиона, остановившись чуть позади. Один из них держал личное Знамя Примарха, на котором изображалась победа Мануса над Великим Червем Азирнотом, другой же нёс стяг с вышитой Железной Рукавицей Легиона. Девизы на знаменах были выполнены серебром по черному бархату, а края полотнищ не раз пробивали вражеские пули и клинки. Хотя оба флага не раз бывали в самом пекле сражений, ни одно из них ни разу не пало наземь, и не было выпущено из рук. Тысячи побед одержал Легион под их сенью.
Ворота открылись настежь, и, в шипении пара и жаре плавильных печей, Примарх вошел в Анвилариум, его броня блестела от нефтяных масел, а бледная кожа раскраснелась от пылающего огня. Все, кроме Терминаторов, опустились на колени в знаке почтения к величию Мануса. Он тяжело шагал вперед, держа свой могучий молот, *Крушитель Крепостей*, просто закинув его на огромный зазубренный НАПЛЕЧНИК.
Каждая пластина черной брони Примарха ковалась вручную, и все её углы и изгибы казались воистину совершенными. Её великолепие могло сравниться лишь с могуществом того, кто носил доспех. Высокое ожерелье темного железа высилось на задней части ворота брони, и точеные заклепки гордо сияли на серебристых краях каждой пластины.
На каменном лице Примарха застыло грозное выражение, а низкие, тяжелые брови сдвинулись в скрытой ярости. Он шагал мимо своих воинов, притягивая взгляды к своей мощной фигуре - истинный полководец без страха и упрека, безжалостный к любым проявлениям слабости.
За Феррусом Манусом в воротах возникла статная фигура Кистора, Мастера астропатов Флота, облаченная в черно-белую мантию с пущенным по краям золотым орнаментом. Голова астропата была начисто выбрита, и все хорошо видели ребристые кабели, змеившиеся с боков и затылка гладкого черепа. Исчезали они в темноте под металлическим капюшоном, возвышавшимся над плечами Кистора. Глаза Мастера источали слабое розоватое свечение, а его правая рука, в знак чести, оказываемой ему правом служить Легиону, была заменена механическим имплантатом. В левой, «живой» руке, он сжимал посох, увенчанный распахнутым глазом, а на поясе астропата висел золотой пистолет - дар Примарха.
Сантар встал на пути Мануса и протянул руки, готовый принять в них «Крушителя Стен». Примарх слегка кивнул и вложил в них ужасающее оружие, неподъемный вес которого швырнул бы на пол любого, не бывшего одним из Астартес. Рукоять молота, цвета эбенового дерева, но куда более прочную, увивали ч*у*дные золотые и серебряные включения, напоминающие ветвистый разряд молнии. На теле молота был искусно вырезан могучий орёл с острым клювом, делавшим его облик похожим на странное человеческое лицо, и клиновидными крыльями, распростертыми над сильными когтями. Честь держать в руках оружие, сработанное на Терре руками Примарха, была просто невероятна.
Первый Капитан повернулся, освобождая путь Манусу, и поставил молот рукоятью вверх у своих ног, а знаменосцы последовали за Примархом, начавшим обходить залу по кругу, приветствуя собравшихся. Феррус никогда не любил церемонные встречи или протокольные беседы, поэтому его военные советы всегда проходили в подобных покоях, где зачастую и стульев-то не было. Зато любой мог высказать свое мнение, невзирая на лица, чины и звания.
-Друзья мои, - начал Манус. - Я получил вести от братьев-примархов.
Железные Руки с радостью встретили его слова, они всегда с нетерпением ждали новостей о разбросанных по Галактике Астартес. Конечно, воины Десятого Легиона считали необходимым и правильным отмечать победы других Экспедиций, но при том не забывали сравнивать чужие достижения со своими и стараться изо всех сил, чтобы не оказаться в хвосте. Железные Руки считали себя лучшими среди всех Легионов (ну, может, если не считать Лунных Волков Воителя).
-Прежде всего, Имперские Кулаки Рогала Дорна отозваны на Терру, где его воины займутся укреплением врат и стен Императорского Дворца.
Сантар пробежал взглядом по лицам собравшихся и увидел на них беспокойство и недоумение. Он и сам немало удивился тому, что Седьмой Легион прерывает Великий Поход и возвращается на родину человечества. Ведь это тысячи славных воинов, не уступающих Железным Рукам в силе и храбрости. В чем же смысл такого приказа?
Феррус Манус не мог не увидеть смущения на лицах бойцов и продолжил:
-Я не знаю причин, побудивших Императора поступить так. Имперские Кулаки ничем не запятнали себя, так что это не наказание. Видимо, они станут преторианцами Императора, и, хотя это воистину великая честь, но она не для нас - ведь ещё не все войны выиграны и не все враги сокрушены!
Вновь прозвучали одобряющие выкрики, заглушившие шум молотов. Манус же продолжал прохаживаться по залу, его серебряные руки и глаза сияли в глубоком мраке Анвилариума.
-Волки Русса расширяют пределы Империума с невиданной быстротой, и летопись их побед растет с каждым днем. Впрочем, чего ещё ждать от детей мира столь же яростного и безумного, как наш?
-А слышно что-нибудь о Детях Императора? - спросил чей-то голос, и Сантар улыбнулся, зная, как Примарх любит поговорить о своем самом дорогом брате. С лица Мануса спала маска спокойствия, и он с радостью ответил:
-Конечно же, друзья мои. Мой брат Фулгрим присоединится к нам с лучшей частью своей Экспедиции!
И вот теперь от металлических стен зала отразилось по-настоящему громогласное эхо счастливых возгласов. Дети Императора всегда были лучшими друзьями Железных Рук, ведь в обоих Легионах прекрасно знали о глубоких узах братства между Фулгримом и Феррусом. Эти полубоги сдружились раз и навсегда ещё при первой встрече.
Безусловно, Сантар хорошо знал эту историю, которую Примарх не один раз рассказывал за обеденным столом, и все детали запомнились так хорошо, словно она произошла с ним самим.
Итак, Манус и Фулгрим впервые встретились у подножия горы Народной, величайшей кузницы Урала. Феррус тогда трудился рядом с мастерами, некогда служившими Клану Терраватт во время Объединительных Войн. Примарх показывал им свой чудесный талант и невероятные способности жидкого металла своих рук, а Фулгрим вместе с Гвардией Феникса прогуливались по гигантскому, врезавшемуся в тело горы комплексу.
Никогда прежде не встречавшиеся Примархи сразу ощутили друг в друге великие познания - алхимические, оружейные и иные, что были вложены в их умы при создании Императором. Перепуганным мастерам же они показались богами, и те распростерлись у ног могучих воинов, боясь, что те начнут меж собой кровопролитную схватку.
Феррус Манус любил пересказывать Сантару, как Фулгрим встал в эффектную позу и объявил, что явился в кузницу с тем, чтобы выковать самое совершенное оружие из когда-либо созданных, чтобы сражаться им в Великом Походе.
Ну и конечно, Примарх Железных Рук не мог оставить подобное хвастовство без ответа. Он рассмеялся Фулгриму в лицо, заявив, что его «нежные ручки» никогда не смогут создать что-то достойное. Тот принял вызов с поистине королевской гордостью, и оба Примарха, раздевшись до пояса, приступили к работе. Она продлилась несколько недель без перерыва, и единственными звуками, сопровождавшими её, был грохот кузнечных молотов, шипение охлаждаемого металла и добродушными подколками юных богов, стремившихся превзойти друг друга.
Наконец, по прошествии трех месяцев напряженного труда, герои окончили свои творения. Фулгрим создал дивный молот, способный одним ударом сравнять с землей гору, а Манус - золотой клинок, вечно горевший пламенем своей матери-кузни. Оба они были прекраснее любого оружия, когда бы то ни было сработанного людьми, и Примархи в один голос объявили, что спор выиграл противник.
Фулгрим сказал, что золотой меч подобен тому, что отковал легендарный герой Нуада Среброрукий, а Феррус Манус - что лишь могучие боги грома из нордийских легенд достойны столь прекрасного молота.
Без лишних слов, Примархи обменялись оружием и назвали это залогом вечной дружбы и братства.
Сантар лишний раз осмотрел молот, ощущая его скрытую силу и понимая, что не мастерством единым он был создан. Любовь и честь, верность и дружба, смерть и отмщение... все воплотилось в его величественном образе, и то, что «Крушителя Стен» создал великий брат их грозного примарха, делало оружие поистине легендарным.
Наконец Феррус Манус замкнул круг вдоль стен Анвилариума, и его лицо вновь омрачилось.
-Да, братья мои, радуйтесь, что скоро вы будете сражаться рядом с воинами Фулгрима, но не забывайте: они придут сюда лишь потому, что мы проявили слабость!
Оживление в зале тут же пропало, и воины начали с опаской посматривать друг на друга, избегая взгляда разгневанного Примарха. Тот продолжил свою речь:
-Диаспорекс продолжает ускользать от нас, и мы из-за этого не можем вернуться к распространению света Имперских Истин по Скоплению. Как вообще флот из кораблей тысячелетней давности, ведомый обычными людьми, может водить нас за нос столь долго? Отвечайте!
Никто не решился поднять голос, и Сантар ощутил глубокий стыд за подобное проявление слабости духа. Он крепко сжал рукоять великого молота, и сквозь сталь его аугметической руки словно пробежала искорка. Верные слова сами вдруг родились в его голове:
-Потому что мы не можем совладать с ним одни.
-Именно! - откликнулся Манус. - Не можем. Мы изо всех сил пытались справиться с Диаспорексом семь долгих месяцев, и теперь это совершенно ясно. Железные Руки стремятся искоренить слабость во всем, но просить о помощи - это не слабость. Слабость и глупость - отказываться от протянутой руки. Продолжать безнадежное сражение и отталкивать тех, кто готов подставить плечо - просто слепое упрямство.
Примарх вернулся к входу в Анвилариум и приобнял за плечи астропата Кистора. Рядом с могучим Примархом высокий Кистор казался карликом, и, казалось, чувствовал странную боль от такого соседства.
Затем Манус нетерпеливо протянул руку, и Первый Капитан, выступил вперед, держа «Крушителя Стен» перед собой. Примарх принял свой молот и воздел вверх, словно чудовищный вес того куда-то испарился.
-Больше мы не будем биться в одиночку! - вскричал он. - Кистор сказал мне, что его хор астропатов возвестил о прибытии моего брата. Через неделю «Гордость Императора» и 28-я Экспедиция окажутся здесь, и Железные Руки вновь сразятся рядом с Детьми Императора!
+++КОНЕЦ ШЕСТОЙ ГЛАВЫ+++
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Будут другие океаны!/Излечение/Феникс и Горгона
Остиан начал с легких, неуверенных прикосновений к мрамору, но затем его рука окрепла и видение того, что должно получиться в итоге, усилилось. Увы, тут же скульптор вспомнил о Бекве Киньске и набросился на камень с яростью дикого зверя, рубя его долотом. Делафур глотнул запыленного воздуха сквозь маску и отступил от куска мрамора.
Он стоял, прислонившись к металлическим поручням, и сжимал в руке долото так крепко, как никогда прежде. Остиан чувствовал, как гнев, обращенный на певицу, сжимает его грудь своими челюстями и не дает вздохнуть. Бросив взгляд на мраморный блок, он понял, что гладкие обводы, которыми славилось его мастерство, куда-то исчезли. Рождавшаяся сейчас под резцом Делафура статуя сверкала прямыми линиями и острыми углами, но, как бы Остиан не пытался исправить её, горечь и боль мешали ему слишком сильно.
Вновь и вновь скульптор возвращался мыслями к тому прекрасному дню, когда он и Серена шли рука об руку по посадочной палубе, радостные и беззаботные, предвкушающие, как вместе откроют для себя новый мир. Коридоры «Гордости Императора» все ещё гудели, взволнованные слухами о последней, решающей битве Детей Императора на Лаэре, или, если быть точным, Двадцать Восемь-Три.
Серена зашла к Остиану, чтобы «проводить» его на предвылетную перекличку, наряженная в невероятное платье, явно не подходящее для визита на затопленный мир. Перешучиваясь и смеясь во весь голос, они шли по невероятно высоким палубам корабля, встречая все больше Летописцев.
Настроение у всех было легким, художники и скульпторы смешались с писателями, поэтами и композиторами в веселой толпе, которую провожали к челнокам закованные в броню Астартес.
-Какие же мы счастливые, Остиан - промурлыкала Серена, когда они подошли к огромным, позолоченным противовзрывным дверям палубного шлюза.
-Да ну? - весело спросил Делафур, не замечая в этой обстановке всеобщей радости мрачного взгляда Беквы Киньски, упершегося ему в спину. Наконец-то он увидит океан! Его сердце просто-таки прыгало от счастья при мысли об этом, и Остиан попытался успокоить себя цитатой из писем древнего философа Суматры, Сахлонума. Тот говорил: «Истинный смысл любого путешествия кроется не в том, чтобы увидеть новые земли, а в том, чтобы обрести там новый взгляд».
-Лорд Фулгрим ценит наш тяжкий труд, дружок, - заявила Серена. - Я слышала, что в других Экспедициях Летописцы уже счастливы, если увидят спину Космодесантника, не говоря уже о высадках на покоренные миры.
-Ну, Лаэр-то покорен до конца, - ответил Остиан. - Там не осталось ни одного живого ксеноса, их всех перебили.
-Вот и прекрасно! А кто-то рассказывал, что Воитель до сих пор не пустил никого из своих Летописцев на Шестьдесят Три-Девятнадцать.
-Я не удивлен. Говорят, там все ещё «присутствует сопротивление», так что понятно, почему Воитель не хочет рисковать ими.
-Сопротивление! - фыркнула Серена. - Астартес всех там разотрут в порошок. Кто вообще может им противостоять? Да по сравнению с нами они настоящие боги! Неуязвимые и бессмертные!
-Не знаю, - ответил скульптор. - В *Ла Венице* ходят слухи о значительных жертвах в последнем сражении.
Ха, *Ла Венице!* - отмахнулась художница. - Ты что, веришь всему, что прошипят в этом гадючьем гнезде, Остиан?
«М-да, здесь она права», - подумал Делафур. *Ла Венице*, «Маленькой Венецией», называли часть «Гордости Императора», отданную во временное пользование Летописцам. Её действительно гигантские залы, расположенные на верхних палубах, из тренировочных комплексов и складов преобразились в столовые, зоны отдыха, уютные «улочки» для прогулок и даже выставки. В течение всей кампании на Лаэре проводил там все свободные вечера за болтовней и выпивкой со знакомыми художниками. Идеи лились рекой, и ощущения от того, что находишься в среде, где замыслы витают в воздухе и обсуждаются в горячих спорах, были крайне острыми и приятными. Желание лишний раз поприсутствовать при рождении нового гениального произведения манило как наркотик.
Но у всего на свете две стороны, и в «Венеции» вино лилось потоком не менее бурным, чем идеи. И, когда оно переливалось из бутылок в глотки, место встречи превращалось в рассадник злобы, скандалов и интриг. Остиан понимал, что поместить в ограниченное пространство столько людей с артистической натурой и надеяться при этом избежать склок, было бы глупо, но их поведение все равно казалось ему смешным, диким и неразумным.
Но в тех историях, что рассказывали об ужасах сражений за Лаэр, были зерна правды. Люди говорили о трех сотнях погибших Астартес, а кто-то поднимал цифру до семисот и утверждал, что вшестеро больше были ранены.
Поверить в подобное было невозможно, но при этом Остиан часто задумывался о силах, способных за месяц сокрушить целую цивилизацию. И какую цену пришлось заплатить при этом? Да ещё и сами Десантники последнее время выглядели мрачными, но семьсот погибших? Это уже слишком.
Все мысли о погибших Астартес вылетели из головы скульптора, как только они с Сереной вошли на посадочную палубу и мощные двери шлюза сошлись за ними, отделив от корабля. У Остиана просто отпала челюсть, когда он увидел, насколько огромны ангары «Гордости Императора». Его оглушил гул работающих механизмов, поразил потолок, теряющийся в полумраке и похожие на муравьев сервиторы в дальнем конце палубы. Холодная чернота космоса виднелась сквозь помеченное сверкающими красными огнями стартовое «окно», закрытое силовым полем. Делафура тут же передернуло при мысли о том, что произойдет, если оно откажет.
Грозные «Штормбёрды» и «Тандерхоуки» уже были закреплены на стартовых рельсах, проходивших по всей длине ангара. Их пурпурно-золотые корпуса были вычищены до блеска и излучали в пространство спокойную и уверенную мощь.
Колесные сервиторы медленно ползли по палубе, волоча за собой снарядные ящики и стойки с ракетами, грохотали топливозаправщики, а контролеры в разноцветной форме управляли этим бедламом со спокойствием и знанием дела, поразившим Остиана. Куда бы он ни взглянул, всюду суетились занятые рабочие, и суматоха, царившая здесь, в сердце флота, только что окончившего кровопролитную войну и стершего из истории цивилизацию, казалась нелепой и прозаичной.
-Остиан, закрой рот, не то муха влетит, - улыбнулась ему Серена.
-О, прости, - пробормотал он, заглядываясь на чудеса, открывающиеся за каждым поворотом: огромные подъемники, сжимающие в механических клешнях тяжеленные бронемашины сменялись фалангами Астартес, садящихся на челноки или выходящие из них с одинаково прекрасной слаженностью.
Почетный эскорт вел Летописцев, словно по линеечке, и Остиан понял, что это было по-настоящему необходимо - малейший сбой, любая помеха этому сложному «танцу» на посадочной палубе, могли привести к кошмарным последствиям.
Вольное и веселое настроение Летописцев как-то сникло и сменилось серьезным, стоило им наконец добраться до конца ангара, в котором на задрапированном пурпурной тканью подиуме стоял огромный и прекрасный Десантник, возвышавшийся над парой итераторов. Делафур узнал Первого Капитана Юлия Каэсорона, бывшего на концерте Беквы Киньски, но итераторов он видел впервые.
-А что они тут делают? - прошептал Остиан. - На Лаэре ведь никого не осталось, и просвещать некого?
-Они тут из-за нас, - ответила Серена.
-Из-за нас?
-Да. Хоть Лорд Фулгрим и привечает нас, я больше чем уверена - он хочет, чтобы мы видели там только *нужные вещи* и по возвращении говорили *нужные слова*. Так, я думаю, Капитана Юлия ты помнишь, а вон тот лысеющий тип слева - Иполид Зигманта, довольно приличный человек для итератора. Единственное, очень любит поговорить и наслаждается звуками своего голоса - но это у него профессиональное.
-А та, что рядом с ним? - спросил Остиан, глядя на женщину с волосами цвета воронова крыла, излучающую абсолютное спокойствие.
-О, это Коралина Асенека. Интересная личность: актриса, итератор, красотка. Вот тебе и три причины её не доверять.
-Что ты имеешь в виду? Итераторы ведь несут в Галактику слова Имперских Истин.
-Конечно, дорогой мой, но кое-кто из них прячет за этими словами свои настоящие мысли.
-Ну, она выглядит вполне... приятно.
-Милый мой мальчик, уж ты-то должен понимать, что внешний вид - это ещё не все. У кого-то физиономия Гефеста сочетается с прекрасной и доброй душой, а кто-то с личиком Афродиты лелеет в груди ядовитую змею вместо сердца.
-Точно, - согласился Остиан, вспоминая синеволосую певицу и её приставания на обзорной палубе.
Обернувшись к Серене, он сказал:
-А раз так, то как я могу доверять тебе, если ты столь же прекрасна?
-Потому что я - художник и ищу истинную суть всех вещей, Остиан. Актрисы же вечно стараются скрыть свои настоящие лица от окружающих, изображая лишь то, что хотят показать.
Скульптор согласно кивнул и вновь обернулся к платформе, где Капитан Каэсорон начал небольшую речь. Голос Десантника звучал глубоко и мелодично, не хуже, чем у иного итератора.
-Славные Летописцы, я искренне счастлив видеть всех вас перед собой в этот день. Ведь вы - верный знак того, что человечество не забудет, как я и мои братья-воины добыли для него Лаэр. Война была тяжелой, не стану отрицать, и подвела нас к пределам выносливости. Но любые испытания - благо, ибо преодоление их помогает нам в походе за совершенством. Как учит Лорд-Коммандер Эйдолон, Десантнику всегда нужен достойный противник, чтобы испытать на нем свои силы и отточить мастерство. Итак, вы были избраны как выдающиеся документалисты и хроникеры, и сейчас отправитесь на поверхность нового мира Империума, чтобы рассказать о нем людям по всей Галактике.
Остиан почуствовал, как раздувается от непривычной гордости, услышав похвалу из уст Капитана Астартес. Одновременно он про себя поразился нежданному ораторскому искусству воина.
-Не забывайте, Лаэр по-прежнему считается зоной боевых действий, патрулируемой Паладинами командующего Файля, и поэтому мне стоит сразу предупредить: вас ждут тяжелые картины войны и страшные, кровавые последствия сражений. Но не бойтесь, ведь, чтобы поведать правду о войне, нужно увидеть обе её стороны - и славную, и ужасающую.
-Вы должны испытать всё, чтобы выделить и сохранить для себя и истории важнейшее. Прошу каждого, кто чувствует себя неготовым к такому, выступить вперед. Поверьте, ничего постыдного в этом не будет, - улыбнулся Каэсорон.
Никто из Летописцев, как и подумал Остиан, не двинулся с места. Шанс увидеть своими глазами новый мир был слишком редок, чтобы просто так отказываться от него. По лицу Каэсорона было видно, что он ждал такого исхода.
-Что ж, тогда начнем распределение и посадку на транспорты, - заключил Первый Капитан. Вслед за этим оба итератора сошли с трибуны и начали пробираться сквозь толпу Летописцев, отмечая их имена в своих информпланшетах и указывая челноки, места в которых были расписаны заранее.
Коралина Асенека наконец подошла к ним, и сердце Остиана бешено заколотилось - её красота поразила его с невероятной силой. Точеная, изящная фигура, волосы, густые и темные, словно поток нефти, губы, изящно подведенные сочным пурпуром и глаза, искрящиеся внутренним светом аугметических усилений - все в ней было поистине совершенно.
-Так, а вы у нас кто? - спросила итератор. Делафур вдруг понял, что утонул в звуках её шелкового, обволакивающего голоса. Слова Коралины накрыли его подобно туману, разгорячили и заставили забыть собственное имя.
-Его зовут Остиан Делафур, - надменно ответила художница. - А мое имя - Серена д'Ангелус.
Коралина сверилась со списком и кивнула:
-О, да, госпожа д'Ангелус, вам выделено место на «Полете Совершенства», это вон тот «Тандерхоук».
Сказав это, итератор развернулась и направилась было дальше, но Серена шустро схватила её за рукав:
-А как же мой друг?
-Так-так, Делафур... Нашла. Мне жаль, но ваше разрешение на полет было отозвано, - сказала Коралина.
-Отозвано? - пораженно переспросил Остиан. - Но почему? Что произошло?
Коралина покачала головой:
-Откуда мне знать? Все, что могу сказать - вам не позволено посетить Двадцать Восемь-Три.
Итератор говорила мягким и успокаивающим голосом, но её слова будто резали ножом по сердцу Остиана.
-Я не понимаю, кто отозвал мое разрешение?
Каролина ещё раз сверилась со списком, всем своим видом показывая недовольство задержкой:
-Здесь говорится, что это сделал Капитан Каэсорон по представлению госпожи Киньски. А теперь прошу извинить, мне нужно идти.
Прекрасный итератор отправилась дальше, а Остиан остался стоять на месте, потеряв дар речи от негодования. Подлая и мелочная месть великой певицы просто ошеломила скульптора, и он замер, бессмысленно озираясь. И буквально тут же глаза Делафура нашел Бекву - она смотрела на него, поднимаясь по трапу Штормбёрда. Увидев, что Остиан заметил её, певица послала ему насмешливый воздушный поцелуй.
-Сука! - выкрикнул он, сжимая кулаки. - Я просто поверить не могу!
Серена нежно погладила его по руке и успокаивающе сказала:
-Дорогой мой Остиан, это просто смешно. Послушай, если ты не можешь лететь, то и я не должна - что мне красоты Лаэра, если тебя не будет рядом?
Делафур мотнул головой.
-Нет, иди. Нельзя, чтобы эта синеволосая уродина изгадила праздник нам обоим.
-Но я так хотела показать тебе океан!
-Будут другие океаны, - ответил Делафур, изо всех сил стараясь сдержать горькое разочарование. - Прошу тебя, иди на борт.
Серена медленно кивнула и потянулась ладонью к его щеке. В мгновенном порыве Остиан схватил её руку и, дернувшись вперед, коснулся губами её припудренной скулы. Художница мило улыбнулась и пообещала:
-Когда вернусь, обязательно все тебе перескажу про эту войну, в самых кошмарных и мерзких деталях.
Скульптор следил за тем, как она идет к «Тандерхоуку», пока обзор не закрыли мрачные физиономии двух солдат Имперской Армии.
Они почти вежливо препроводили Остиана в его студию, где он и начал с яростью долбить мраморную глыбу.
Выложенные гладкой плиткой стены и потолок палаты Апотекариона всегда сияли абсолютной чистотой - об этом заботились бессчетные сервиторы и рабы Фабиуса Байла. Днем и ночью глядя на них, Соломон чувствовал, что понемногу теряет рассудок. Единственное, на что он был способен - просто лежать в окружении неживой белизны и ощущать бесконечную боль в срастающихся костях. Деметер не помнил, сколько дней (месяцев? лет?) прошло с того момента, как пылающий «Штормбёрд» рухнул в океан у Храмового Атолла. Иногда ему казалось, что это было целую жизнь назад. Всё, что помнил Соломон после столкновения с морской гладью - боль и тьму. Он отключил почти всё функции своего организма, и лишь потому дожил до той минуты, когда его изломанное тело, плавающее среди обломков, подобрал спасательный челнок.
Когда Соломон наконец пришел в себя в Апотекарионе «Гордости Императора», сражение было давным-давно выиграно. Но вот цена победы оказалась безумно высока, и поэтому апотекарии вперемешку с медицинскими сервиторами сновали туда сюда по всей палубе, изо всех сил пытаясь спасти и поставить на ноги как можно больше Астартес.
Апотекарий Фабиус лично заходил навестить его, и Соломон был благодарен ему за проявленную заботу. Ему доводилось слышать, что Байл - самый лучший и самый даровитый среди хирургеонов Детей Императора.
Длинные ряды больничных коек с обеих сторон от Деметера были заняты почти полусотней раненых Десантников, и подобная картина поражала Второго Капитана. Он никогда не мог представить себе подобных потерь, а сколько ещё боевых братьев лежали в таких же палатах по всему Апотекариону?
От подобных мыслей Соломон снова впал в уныние. Ему хотелось как можно скорее убраться из этого пропитанного болью места, но он все ещё был слишком слаб, а боли в костях оставались невыносимыми.
-Апотекарий Фабиус обещал, что ты и опомниться не успеешь, как снова начнешь скакать по тренировочным залам, - сказал Юлий, прерывая его грустные мысли. - В конце концов, это всего лишь пара поломанных костей.
Каэсорон с самого утра сидел у его постели на скромном металлическом стуле, сверкая на всю палату отполированной броней, с пластин которой оружейниками Легиона были удалены последние шрамы войны. Наплечники покрылись новыми почестями, увековеченными в печатях красного воска, а славные деяния Первого Капитана были вписаны на длинные полосы сливочно-белого пергамента.
-Пара костей? Он в своем уме?! - опешил Соломон. - Да в этом крушении я сломал все ребра, обе руки и ноги, мне раздробило череп! Апотекарии удивляются, как я вообще сейчас могу ходить. И, кстати, когда меня наконец нашли, то в доспехах оставалось воздуха всего на несколько минут.
-Ничего непоправимого с тобой не могло случиться, - иронично заметил Юлий, глядя, как его друг с мучительным трудом поддерживает себя в сидячем положении. - Помнишь, что ты сам как-то раз сказал: *«Боги войны любят меня и не хотят, чтобы я погиб на этом никчемном промокшем шарике, по недоразумению названном планетой»*. Ну, вот, они и не допустили твоей гибели, что не так?
-Да все в порядке, - проворчал Соломон. - Только все равно с их стороны было подлостью не дать мне сразиться в последней битве. Я пропустил все представление, а ты тем временем прославился и отличился на глазах у Финикийца.
Тут Деметер заметил, что по лицу Юлия скользнула тень, и не удержался от вопроса:
-Что случилось?
Каэсорон пожал плечами:
-Я не уверен. Просто... Просто я не уверен... хм... что тебе понравилось бы стоять рядом с Примархом в конце сражения. Там, в Храме... было что-то неестественное.
-Неестественное? А именно?
Юлий как-то затравленно огляделся, словно выискивая шпиков, и продолжил:
-Так просто не объяснишь, Сол, но я вдруг почувствовал, что то ли Храм живой, то ли что-то в нем было живое... глупости, конечно.
-Живой Храм? Вот уж правда, звучит глупо. Это же просто здание, не так ли?
-Я знаю, - согласился Юлий. - Но я просто описал тебе то, что мне тогда показалось, и других слов не найду. Поверь, это было страшно - и вместе с тем волшебно; цвета, звуки, запахи - тогда они мучили меня, но потом мне захотелось вновь оказаться в Храме. Для каждого из моих чувств там нашлась работёнка, и я почувствовал себя... свежим, энергичным, обновленным.
-Знаешь, мне прямо-таки захотелось попробовать, - заметил Соломон. - Обновиться было бы не лишним.
-Знаешь, я ведь уже возвращался туда. Водил Летописцев на экскурсию, - Юлий рассмеялся, но Соломон без труда расслышал смущение в его голосе. - Они-то думали, что я оказал им великую честь, решив сопровождать их по атоллу. И никто не догадался, что вся история с осмотром Храма - не ради них, а ради меня. Я должен был ещё раз увидеть то место, хоть и не знаю, почему.
-А что Марий думает насчет всего этого?
-Он до Храма так и не добрался, как и его Третья Рота. Битва уже почти закончилась, а они только-только пробились в долину. Короче говоря, Третья вернулась на «Гордость Императора» не в лучшем настроении.
Соломон закрыл глаза, задумавшись о том, насколько мучительным оказался для Мария миг, когда тот, наконец, достиг цели и увидел, что войну закончили без него. Деметер уже слышал о том, что неудача Вайросеана сорвала идеальный план Примарха и едва не поставила самого Фулгрима на край гибели. Теперь гордый Третий Капитан должен был испытывать настоящие муки совести, вспоминая о том, как нарушил свой долг.
-Ну, и как он сейчас? - наконец спросил Соломон. - Ты с ним разговаривал?
-Недолго. Он не выходит с тренировочной палубы, гоняет там свою Роту сутками подряд, так, чтобы они никогда больше не позволили себе подвести Примарха. Правда, Фулгрим их уже простил.
-Простил?! - внезапно взъярился Соломон. - Я слышал, что южный край атолла был самой укрепленной его частью, и что большую часть штурмовиков и челноков сбили ещё на подлете! Как он вообще мог при всем этом успеть вовремя?
Юлий кивнул.
-Мы с тобой хорошо это понимаем, но попробуй, убеди Мария, что он ни в чем не виноват. Сейчас он может думать только о том, что Третья Рота не смогла исполнить предписанное Примархом, и теперь должна сражаться вдвое лучше против прежнего, чтобы хоть немного искупить свою вину.
-Он просто должен понять, что *никак* не мог добраться до Храма вовремя. Вот и всё.
-Да, да. Но ты же знаешь Мария, - невесело улыбнулся Юлий. - Он уже убедил себя, что должен был совершить невозможное.
-Прошу тебя, друг, поговори с ним, - не отступал Соломон. - Ты найдешь верные слова, я же тебя знаю.
-Хорошо, но позже, - пообещал Каэсорон, поднимаясь со стула. - А сейчас мы с ним отправляемся на летную палубу, где в качестве почетного караула будем встречать Ферруса Мануса. Он вот-вот прибудет на «Гордость Императора».
-Феррус Манус? - поразился Деметер, резко выпрямившись и тут же содрогнувшись от боли. - Здесь?
Юлий ободряюще похлопал его по плечу.
-У нас, видишь ли, через шесть часов назначено свидание с 52-ой Экспедицией. Примарх Железных Рук прибывает к нам на корабль, и Фулгрим с Веспасианом приказали нескольким самым заслуженным Капитанам принять участие во встрече.
Соломон ещё раз выпрямился и даже сумел спустить ноги на пол. Увы, дальше дело не пошло - палата завертелась перед глазами Второго Капитана, стены вдруг заполыхали вспышками света, и он крепко вцепился в край койки.
-Я должен быть там, - угрюмо процедил Соломон.
-Ты не в том состоянии, друг, поверь мне, - мягко сказал Юлий. - Кафен сумеет достойно представить Вторую. Кстати, вот кто настоящий везунчик - отделался в том крушении синяками и царапинами.
-Кафен, - пробормотал Соломон, снова укладываясь в койку. - Ты последи за ним, хорошо? Он отличный боец, только иногда на него находит какая-то дичь.
Деметер чуть не плакал - он, неуязвимый, бессмертный Астартес, беспомощно валяется в постели, едва ли не впервые на своей памяти.
Юлий улыбнулся.
-Хорошо, Соломон, а теперь выспись как следует, понял? Или то падение окончательно отшибло тебе мозги?
-Выспаться? Думаю, что отложу это на после смерти.
--------------------------------------------------------------------------
Верхнюю посадочную палубу выбрали в качестве места торжественной встречи прибывших Железных Рук, и Юлий заранее занял свое место, с большим волнением ожидая часа, когда ему вновь доведется увидеть Ферруса Мануса. В последний раз это случалось на залитых кровью полях Тигрисса, и с тех пор Каэсорон с гордостью вспоминал триумфальные возгласы обоих Легионов и прекрасные совместные пиры.
С плеч Первого Капитана спадал плащ цвета слоновой кости, по краям вышитый алыми листьями и стилизованными орлами, золотой лавровый венок украшал его непокрытую голову. Шлем Юлий держал на сгибе руки, так же, как и двое боевых братьев, явившихся сюда с той же почетной целью. Марий стоял по левую руку от него, и его лицо хранило все то же мрачно-недовольное выражение, как никогда резко выделяющееся на фоне радостных и взволнованных Астартес. «М-да, Соломон был прав», - подумал Юлий, решив последить за Вайросеаном и при случае попробовать уговорить его прекратить самобичевание.
Совсем по-другому смотрелся Гаюс Кафен. Едва сдерживая волнение, он поминутно переминался с ноги на ногу, так до сих пор и не веря в свою удачу, что позволила ему уцелеть в крушении, едва не сгубившем его Капитана, и больше того, позволила оказаться здесь. Чуть поодаль стояли ещё четверо Капитанов: Ксандр, Тирион, Антей и Геллеспонт. Юлий довольно-таки близко знал Ксандра, но про остальных только слышал, да и то немного.
Неподалеку Лорд-Коммандер Веспасиан тихо беседовал с Примархом, облаченным в полный доспех. Золотое крыло вздымалось на левом плече Фулгрима, на голове Примарха блистал боевой шлем с шишаком, и ленты металлических пластин спадали с краев брони сверкающим каскадом.
Сегодня Фулгрим препоясался золотым *Огненным Клинком*, и Юлий неожиданно обрадовался тому, что Примарх не стал брать с собой серебристый меч, захваченный в Храме Лаэра.
Позади них возвышался грозно изогнутый нос «Огненной Птицы», словно прислушивавшейся к беседе. Штурмовик Фулгрима источал приятный запах свежей краски, которая скрыла ожоги, оставленные прорывом сквозь атмосферу Лаэра.
Веспасиан кивнул, соглашаясь со словами Примарха, и, развернувшись, направился к Капитанам. Лорд-Коммандер воплощал в себе всё, о чем только мог мечтать воин - ловкость, спокойствие и смертоносность. Короткие золотые волосы слегка курчавились, а черты красивого лица - царственные и ангельско-строгие - делали его истинным Астартес. Юлий сражался рядом с Веспасианом в бесчисленных битвах, и он, как и все прочие воины, готов был (пусть и в шутку) поклясться, что Лорда-Коммандера не уступает в мастерстве Примарху. Пример Веспасиана давал каждому Десантнику надежду на достижение идеала и заставлял их стремиться к все новым высотам доблести и силы.
Помимо того, Веспасиан был приятным человеком - несмотря на высокий чин и непревзойденное воинское искусство, Лорд-Коммандер всегда оставался скромным и дружелюбным. Любой Десантник тепло относился к нему, и, по обычаю Детей Императора, те, кто выбрал Веспасиана примером для подражания, стремились достичь совершенства через чистоту помыслов и дел.
Лорд-Коммандер шёл вдоль строя, проверяя, все ли в порядке и достойно ли Капитаны представляют Легион. Подойдя к Гаюсу Кафену, он приостановился и улыбнулся.
-Готов поспорить, ты не веришь своему счастью, Гаюс.
-Никак нет, сэр.
-Не подведешь меня сегодня?
-Никак нет, сэр! - повторил Кафен, и Веспасиан похлопал его по плечу:
-Молодец. Я слежу за твоими успехами, Гаюс, и надеюсь, что ты много добьешься в грядущей кампании.
Кафен вспыхнул от гордости, а Лорд-Коммандер тем временем уже стоял между Юлием и Марием. Слегка кивнув Третьему Капитану, Веспасиан наклонился к Каэсорону и прошептал, увидев, что по краям защитного поля начали мигать красные огни:
-Ну как, готов?
-Так точно, - ответил Юлий.
-Отлично, хоть один из нас не дрожит.
-А ты что, волнуешься? - с улыбкой спросил Каэсорон.
-Нет, - ухмыльнулся Веспасиан. - Но всё-таки мы не каждый день оказываемся рядом с двумя настолько великими созданиями. Я, конечно, достаточно много дней провел в свите Лорда Фулгрима, чтобы не трястись подобно перепуганному смертному, но двое Примархов в одном месте...
Юлий понимающе кивнул. Почти осязаемые мощь и великолепие примархов порой ложилась тяжким грузом на плечи окружающих, и воины, бесстрашно сражавшиеся с самыми мрачными ужасами Галактики, порой застывали от страха пред лицом своих вождей. Каэсорону вспомнилась его первая встреча с Фулгримом, когда Первый Капитан - тогда ещё простой воин - не смог вспомнить даже собственное имя.
Ему тогда показалось, что само присутствие Примарха унижает людей, выставляет напоказ даже мелкие их недостатки. Но чуть позже Фулгрим, видимо, прочитав мысли Юлия, сказал ему такие слова:
-«Поверь, это прекрасно - дать человеку шанс распознать свои слабости и уничтожить их во имя совершенства».
-Тебе доводилось видеть Примарха Железных Рук? - поинтересовался Каэсорон.
-О, да, - оживленно ответил Веспасиан. - Он во многом напомнил мне Воителя.
-Чем же?
-А ты встречал когда-нибудь самого Воителя?
-Нет, но я видел его издали, когда шёл в рядах Легиона во время парада на Улланоре.
-Тебе нужно обязательно рассмотреть их обоих вблизи, чтобы понять, - заявил Веспасиан. - Их обоих взрастили миры, что выковывают души и тела в яростном огне. Сердце Горгона сработано из гранита и стали, и по его венам струится кровь Медузы - расплавленная, непредсказуемая, дикая.
-Почему ты назвал Ферруса Мануса Горгоном? - удивился Юлий.
Веспасиан с улыбкой на секунду обернулся, взглянув на огромный, основательно модифицированный «Штормбёрд», вползающий на палубу сквозь защитное поле. Полуночно-чёрный, холодный корпус поблескивал в тех местах, где на нем начала оседать изморозь. Рычащие двигатели доворачивали челнок, их первоначальная форма была давным-давно скрыта под обвесами из ракет и дополнительных ускорителей.
-Говорят, что это имя пришло из древнейших легенд времен Олимпийской Гегемонии, - ответил Веспасиан. - Горгон был чудовищем столь омерзительным, что один взгляд на него мог превратить человека в камень.
Юлий поразился подобному неуважению и спросил:
-И что, кто-то не боится так назвать Примарха в глаза?
-Не бойся, все не так страшно, - фыркнул Веспасиан. - Манусу самому нравится это имя, и в любом случае его так не из-за внешности прозвали.
-А из-за чего?
-Старинное прозвище. В отличие от Фулгрима, Манус совсем не уделял внимания рисованию, музыке, культуре вообще - всему тому, что так любит наш Примарх. Говорят, что, после встречи у горы Народная, они оба отправились в Императорский Дворец и прибыли туда в час, когда туда же явился Сангвиниус, привезший отцу великие дары. Там были изящные статуи, высеченные из пылающих скал Баала, бесценные камни и невиданные творения, вырезанные в арагоните, опале и турмалине. Повелитель Кровавых Ангелов привез их достаточно, чтобы заполнить дюжину крыльев Дворца прекраснейшими из чудес искусства.
Юлий, незаметно вздохнув, попросил Веспасиана переходить к сути дела - «Штормбёрд» Железных Рук уже окончательно остановился, с гулким металлическим грохотом припав к палубе.
-Конечно, Фулгрим просто пришел в восторг, увидев, что один из его братьев разделяет с ним любовь к искусству и красоте. Феррус же, разумеется, нисколько не впечатлился и только пробурчал что-то насчет того, как глупо тратить время на безделушки, когда их ждёт ещё не отвоеванная Галактика. Мне рассказывали, что Фулгрим тогда захохотал во весь голос и обозвал брата ужасным горгоном, сказав: «Если ты не ценишь эту дивную красоту, то не ценишь и звезды, что мы должны вернуть нашему отцу».
Каэсорона повеселила эта история, и он подумал, сколько в ней было правды и сколько - вымысла. Конечно, она превосходно подходила к тому, что Юлий прежде слышал о Примархе Железных Рук. Впрочем, все мысли о горгонах и небылицах исчезли из его головы, когда носовая часть «Штормбёрда» опустилась к палубе, и из челнока появился Примарх, сопровождаемый воином с каменным, грубым лицом и квартетом Терминаторов в броне, выкрашенной под железо.
Первое, что бросалось в глаза при взгляде на Ферруса Мануса - размеры его огромной фигуры. Примарх был настоящим гигантом, могучим, словно скала. Он нависал даже над равным ему Фулгримом, рост которого скрадывался изяществом и стройностью. Броня Мануса отражала свет подобно темному ониксу, рукавица на наплечнике - символ Легиона - выкованная из простого железа, слегка прикрывалась блестящим плащом, развевавшимся за спиной Примарха. Чудовищный молот покоился на его плече, и Юлий узнал в нём смертоносного *Крушителя Стен*, когда-то откованного Фулгримом в дар своему брату.
Манус не носил шлем, и его израненное лицо походило на осколок гранита, иссеченный двумя веками войны среди звёзд. Тут Феррус заметил своего брата, и его строгое лицо почти исказилось, освещенное дружеской улыбкой, которая поразила всех своей искренней и глубокой теплотой.
Юлий, рискнувший бросить взгляд на Фулгрима, увидел, что тот, словно зеркало, повторил улыбку брата, и Первый Капитан также немедленно расцвел в широкой и глуповатой улыбке.
Его сердца пели в унисон от счастья при виде такой прекрасной и совершенной картины, как искренняя радость встречи двух великих братьев. Манус раскрыл объятья Фулгриму, и взгляд Каэсорона задержался на сверкающих руках Железного Примарха, сияющих подобно хрому в ярком свете палубных ламп.
Примарх Детей Императора шагнул навстречу брату, и воины обнялись, как два старых друга, вдруг встретившихся там, где ни один из них не ждал увидеть другого. Они расхохотались от радости, и Манус с силой ударил Фулгрима по спине:
-Как здорово, что мы снова рядом, брат! - прогрохотал он. - Трон Терры, как же я соскучился!
-А уж я-то все глаза проплакал, Горгон! - подхватил Фулгрим.
Феррус слегка приотпустил брата и огляделся вокруг, рассматривая встречающих его Детей Императора. Наконец, окончательно освободив Фулгрима из своего железного захвата, Манус вместе с ним направился вдоль строя Капитанов X Легиона. Когда они приблизились к Юлию, тот на миг перестал дышать, восхищенный мощью Ферруса - тот возвышался над ним, подобно легендарному великану.
-Ты, я вижу, Первый Капитан, - обратился к нему Примарх. - Скажи мне свое имя.
Юлий вновь с ужасом вспомнил первую встречу с Фулгримом, и замялся, боясь... наверное, собственного страха. Но тут же, поймав удивленный взгляд своего Примарха, Каэсорон собрался и даже добавил немного стали в голос:
-Я - Юлий Каэсорон, Капитан Первой Роты, мой лорд.
-Ну что ж, рад встрече, Капитан, - громыхнул Манус, пожимая ему руку и с энтузиазмом несколько раз встряхивая оную. Другой он махнул каменнолицему воину, шедшему следом за ним от челнока. - Я слышал, за тобой немало подвигов!
-Спасибо, - ответил Юлий, и тут же быстро добавил, - мой лорд.
Манус вновь рассмеялся и представил своего спутника:
-Вот это - Габриэль Сантар, командир моих Ветеранов, которого злая судьба приговорила быть моим советником. Думаю, вам стоит познакомиться с ним - ведь если не знаешь человека, как решишься доверить ему свою жизнь, а?
-О, несомненно, - пробормотал Юлий, слегка ошарашенный непосредственностью Примарха.
-Он - лучший из моих людей, Юлий, и я надеюсь, ты многому от него научишься.
Каэсорон ощетинился, приняв подобные слова за оскорбление, и ответил:
-А я уверен, что Сантар кое-чему поучится у меня!
-Да я не сомневаюсь, - усмехнулся Манус, и Юлий почувствовал себя глуповато, уловив странное выражение беспокойства, мелькнувшее в серебристых глазах Примарха. Отведя взгляд в сторону, он увидел на Габриэля, который смотрел на него с молчаливым уважением. Каэсорон ответил ему тем же, и несколько секунд они взирали друг на друга, стараясь понять, кто из них будет «поучать» другого.
-Рад видеть тебя живым, Веспасиан! - заорал Манус, успевший отойти от Юлию и заграбастать Лорд-Коммандера в медвежьи объятья. - Ух ты, а вот и «Огненная Птица»! Да уж, давно я не видел полетов Феникса!
-Скоро насмотришься вдоволь, брат, - пообещал Фулгрим.
**+++Конец СЕДЬМОЙ Главы+++**
**ГЛАВА ВОСЬМАЯ**
**Наиважнейший вопрос/Воитель/Эволюция**
Примархи не потратили много времени на то, чтобы собрать старших офицеров обоих Легионов в Гелиополисе и начать препираться по поводу того, как вернее уничтожить Диаспорекс. Мраморные скамьи ближайших к темному полу рядов были заполнены яркими, пурпурно-золотыми Детьми Императора и строгими, черно-белыми Железными Руками. Совет шел через пень-колоду, и Юлий заметил, как сильно вознегодовал Манус после того, как Фулгрим отверг его последнюю идею.
-Сам-то что предложишь, брат? У меня не осталось никаких хитрых планов! - саркастически заявил Феррус. - С Диаспорексом все просто: пока мы замахиваемся на них, они берут и сбегают.
Фулгрим внимательно взглянул брату в глаза и ответил:
-Ты ошибаешься, думая, что я критикую твои предложения ради забавы, брат. Просто я уже понял главную причину, не позволившую Железным Рукам заставить Диаспорекс принять бой.
-Ну и что это?
-Ваша *прямолинейность*.
-Что?!
Финикиец успокаивающе поднял руку, упреждая очередной взрыв гнева со стороны Мануса.
-Я прекрасно знаю тебя, брат, так же, как и стратегию твоего Легиона. И поэтому скажу вот что: если ловишь комету, не пытайся поймать её за хвост.
-Так ты что, хочешь, чтобы мы попрятались по всему сектору, как крысы в трюме, и так поджидали врагов? Железные Руки никогда до такого не опустятся!
Фулгрим энергично покачал головой.
-Не думай, что я когда-нибудь отказывал себе в удовольствии ударить по врагу с мечом в руке, во главе Легиона. Но если ты угодил в лабиринт, то проламывать головой стены в поисках выхода - не лучшая идея.
Сыпля метафорами, Фулгрим прохаживался по Гелиополису, обращаясь то к брату-примарху, то к собравшимся в зале Десантникам. Отраженное от пола сияние звезд освещало его прекрасное лицо, от подбородка до глаз, казавшихся темным отражением серебряных озер Ферруса Мануса, но горевших искренней страстью.
-Уничтожение Диаспорекса - а это, безусловно, единственное наказание, которого заслуживают подобные ксенолюбы - стало идеей-фикс твоего Легиона, брат. Вы столь сильно желали покарать их, что забыли задать себе один наиважнейший вопрос.
Манус недоверчиво скрестил руки на груди.
-И что это за вопрос?
Фулгрим мягко улыбнулся:
*-Почему - они - здесь?*
- И что это вообще за вопрос? Философский? Или там... риторический? - опять вспылил Манус. - Если так, то задай его итераторам, они тебе что хочешь наплетут, а мне это неинтересно.
Его брат с легким вздохом повернулся к воинам двух Легионов:
-Поставьте себя на их место. Вы знаете, что вас преследует могучий боевой флот. Что он стремится уничтожить вас. Почему бы просто не сбежать? Почему не найти в огромной Галактике более безопасное место?
-Не знаю я, брат,- заявил Феррус. - Почему?
Юлий почувствовал на себе взгляд Примарха, уловил в нем ожидание ответа, и тяжесть ответственности тут же придавила его к скамье. Если уж могучий ум Фулгрима не смог ответить на этот вопрос, то какие шансы у простого Астартес?
Он взглянул в глаза Фулгрима, прочел там веру в него, и ответ вдруг стал ясен. Каэсорон поднялся и произнес:
-Потому что они не могут уйти. Они заперты в этой системе.
-Заперты? - перепросил с другого конца зала Габриэль Сантар. - Как?
-Вот этого я не знаю, - ответил Юлий. - Быть может, у них нет Навигаторов.
-Нет, - возразил Фулгрим. - В этом случае 52-ая Экспедиция давным-давно загнала бы их в угол. Здесь иная причина, но вот какая именно?
Юлий вновь задумался, рассеянно глядя на перешептывающихся офицеров обоих Легионов. Впрочем, он был уверен, что его Примарх уже знает верный ответ.
И в тот момент, когда он пришел и к Юлию, Сантар неожиданно сказал:
-Топливо. Без топлива их флот беспомощен.
Понимая, насколько это глупо, Юлий тем не менее внутренне разозлился на Габриэля за то, что тот не позволил ему ещё раз отличиться в глазах Фулгрима, и злобно уставился на обветренное лицо Первого Капитана Железных Рук.
-В точку! - щелкнул пальцами Фулгрим. - Топливо. Столь огромный флот просто обязан потреблять каждые сутки безумное количество энергии, не говоря уже о том, что уходит на варп-прыжки. И, поскольку Управления Флота на верных нам мирах данного сектора не сообщали о значительных потерях танкеров или транспортных конвоев, мы можем заключить, что Диаспорекс берет эту энергию из иного источника.
-И это звезда Кароллис, - поспешно подхватил Юлий. - Должно быть, в её короне спрятаны солярные батареи, и противник ждет их полной зарядки, чтобы удрать из Скопления с полными резервуарами.
Фулгрим развернулся к центру залы и сказал, подводя черту под Советом:
-Вот и ключ к тому, как втянуть Диаспорекс в битву. Нам осталось лишь обнаружить и захватить эти батареи, и уж тогда врагу не останется ничего, кроме как явиться к Кароллису и попытаться отбить их. А значит, судьба предателей человечества решена. Они будут уничтожены.
-----------------------------------------------------------------------------------
Распустив военный совет, Фулгрим и Феррус проследовали в личные покои примарха Детей Императора. Обстановке в палатах Фулгрима на борту «Гордости Императора» позавидовал бы любой ценитель изящных искусств и старины из терранской аристократии. На стенах же висели превосходные пейзажи отвоеванных миров и пиктопортреты Астартес и смертных, отличившихся в Великом Походе.
Коридоры и вестибюли покоев, расходившиеся от центральной залы, были заставлены мраморными бюстами и военными трофеями, и повсюду, куда не бросишь взгляд, сверкали своей несравненной красотой мастерские творения человеческих рук. Только лишь в дальнем конце покоев на стенах не сиял золоченый орнамент, и пол скрывался под неотесанными глыбами мрамора и мольбертами с недописанными картинами.
Фулгрим, скинувший броню и облачившийся в простую бело-пурпурную тогу, развалился в шезлонге. Потягивая вино из хрустального кубка, он постукивал пальцами по столу, на котором изогнутый серебряный меч, захваченный в Храме Лаэра. Это было поистине превосходное оружие, вряд ли способное сравниться по силе с Огненным Клинком, но куда более изящное. Кроме того, оно отличалось идеальным балансом, и Фулгриму иногда казалось, что меч был откован именно под его руку. Лезвие же обладало такой остротой и прочностью, что без труда прорезало доспех Десантника.
Пурпурный камень в навершии рукояти был огранен достаточно грубо, но при этом обладал неким диковатым обаянием. Впрочем, Фулгриму все равно пришла в голову идея сменить его на что-нибудь более достойное и соответствующее красоте клинка.
Вдруг Примарх, неожиданно для себя, испугался этой идеи, удаление камня показалось ему варварским и недопустимым. Тряхнув головой, Фулгрим отогнал от себя мысли о мече и рассеяно поправил разбросанную по плечам гриву белых волос.
Его брат ходил по зале взад-вперед, подобно посаженному в клетку льву. Хотя разведкорабли уже начали поиски топливных батарей Диаспорекса, Манус по-прежнему был раздражен собственным вынужденным бездействием.
-Феррус, сядь, пожалуйста. Ты протопчешь целую траншею в полу, а он всё-таки из редкого мрамора. Вот, выпей лучше вина.
-Знаешь, Фулгрим, иногда мне кажется, что это уже не боевой корабль. Ты сделал из него летающую галерею, - отозвался Манус, критически озирающий развешенные на стенах работы. - Правда, вот эти пикты неплохо смотрятся, кто их сделал?
-Евфратия Килэр. Кажется, приписана к 63-ей Экспедиции.
-У неё талант, - заметил Феррус. - Пикты весьма удачны.
-Согласен. Думаю, скоро о ней заговорят во всех флотах Великого Похода, - кивнул его брат.
-А вот про эти картины так не скажешь, - заявил Манус, указывая на несколько полотен, выполненных акриловыми красками в абстрактной манере, буйными и страстными мазками кисти.
-Ещё раз убедился, что ты совершенно не разбираешься в изящных искусствах, брат, - вздохнул Фулгрим. - Это работы Серены д'Ангелус, и многие аристократы Терры отдали бы за любую из них маленькое состояние.
-Правда, что ли? - спросил Феррус, недоверчиво склонив голову набок. - Ну и что же такого они из себя представляют?
-Это... - начал Фулгрим, пытаясь облечь в слова ту непередаваемую гамму чувств и ощущений, что охватывала его при каждом взгляде на картины. Он пристальнее посмотрел на них и, улыбнувшись, продолжил:
-Это представление реальности, сформированное в соответствии с метафизическими суждениями художника о его жизненных ценностях, - слова сорвались с губ Фулгрима единым духом. - Художник по-новому смотрит на те аспекты реальности, что являют собой фундаментальные основы человеческого бытия. Поняв их, мы придем к пониманию законов существования Галактики. Автор, госпожа д'Ангелус, сейчас на борту «Гордости Императора», и я, пожалуй, представлю тебя ей.
Феррус недовольно фыркнул.
-Почему ты так много времени уделяешь этим безделушкам? Тебе не кажется, что они отвлекают от выполнения нашего долга перед Императором и Хорусом?
-Эти творения - особый вклад Детей Императора в будущее, в объединенную Галактику. Да, есть ещё миры, которые нужно завоевать, враги, которых должно уничтожить. Но подумай, как выглядит Галактика, если люди в ней держат в руках одни лишь мечи? Империум окажется безжизненным и сухим, если мы отвергнем картины, поэзию, музыку, даже если просто разучимся ценить их. Красота и искусство должны быть единственными святыми понятиями в нашу свободную от богов эру. Если всё люди начнут каждодневно создавать хоть что-то прекрасное, то они обессмертят себя, и Империум Человечества окажется вечным.
-А я говорю, что это отвлекает тебя от важных дел, - не отступал Манус.
-Нет и ещё раз нет, Феррус, ибо сейчас Империум стоит на искусстве и науке. Если они исчезнут или хотя бы потеряют нынешнюю силу, Империум рухнет. Ты знаешь, философы говорят, что *искусство рождает империи, но не наоборот*, и потому я готов неделями обходится без пищи или воды, но не проживу и дня без этих картин!
Было непохоже, что слова брата убедили Мануса. Он спросил, указывая на неоконченные работы в углу залы:
-Ну, а вон те картины что здесь делают? Даже я могу сказать, что выполнено так себе. Что в них хорошего?
Фулгрим подавил вспышку гнева, ничем не выдав её.
-Так... я решил побаловать творческую сторону своей натуры. Ничего серьезного, - сказал он с напускной небрежностью, но в сердце примарха появился маленький червячок недовольства. Кого угодно разозлило бы столь явное оскорбление дела своих рук, особенно из уст грубияна Мануса.
Феррус в ответ пожал плечами, и, усевшись на роскошное кресло дорогого дерева, взял со стола серебряную амфору с вином и наполнил свою чашу.
-Эх, как же всё-таки здорово вновь оказаться среди друзей, - заявил Манус, поднимая её к губам.
-О, да, - согласился Фулгрим. - Мы видимся так редко, особенно сейчас, когда Император возвратился на Терру...
-И прихватил с собой Кулаков, - перебил Манус.
-Да, знаю. Неужели Дорн натворил каких-то дел или чем-нибудь оскорбил нашего отца?
-Быть того не может. Хотя, кто знает, может быть, Хорусу что-то и сообщили. Я-то уж точно не в курсе дела.
-Так и не можешь привыкнуть к его титулу? Он ведь теперь Воитель, помнишь? - улыбнулся Фулгрим.
-Ну да, помню, - досадливо ответил Феррус. - Просто мне сложно думать о нем как о вожде Великого Похода, понимаешь, о чем я?
-Да, но так обстоят дела, брат. Хорус - Вождь и Воитель. Мы - его полководцы. Воитель Хорус отдает приказы - мы выполняем их.
-С тобой не поспоришь. И Воитель, конечно, честно заслужил все, что имеет сейчас, - кивнул Феррус, поднимая чашу. - Никто не может похвастаться столь же огромным списком побед, как Лунные Волки. Хорус вполне достоин того, чтобы ему подчиняться.
-И ты, похоже, делаешь это с радостью? - улыбнулся Фулгрим; какой-то странный внутренний толчок заставил его поддразнить брата.
-Что это ты имеешь в виду?
-Да ничего, забудь, - отмахнулся Финикиец. - Хотя, вот что: неужели ты ни разу не представлял себя на месте Хоруса? Не желал всем сердцем, чтобы Император назвал тебя своим преемником во главе Похода?
-Нет! - отрубил Феррус.
-Неужели?
-Даю тебе свое честное слово, - подтвердил Манус, залпом опрокидывая вино и вновь наливая чашу до краев. - Ты представь, какая это страшная ответственность. Даже пройдя за Императором пол-Галактики, я не чувствую себя хоть на капельку готовым взвалить на плечи такой груз, как завоевание второй половины.
-А Хорус, по-твоему, готов? Ты имеешь в виду, что он достаточно горд и уверен в себе для подобных свершений?
-Я говорил совсем не об этом, и, пожалуйста, не приписывай мне чужие слова, брат. Но хоть Хорус не идеален, - улыбнулся Манус, - я не хочу, чтобы меня заклеймили «предателем». Он - именно тот из нас, кто по-настоящему достоин быть Воителем.
-Поверь, не все думают также.
-Успел пообщаться с Пертурабо и Ангроном, да?
-Не только с ними, и они говорили не только со мной, - пояснил Фулгрим. - Эти двое открыто объявили о том, что... *обеспокоены* решением Императора.
-По мне, они бы яростно накинулись на любого. Для них важно не то, что Воителем стал Хорус, а то, что Воителями не стали они.
-Вполне возможно, - кивнул Фулгрим. - А вот я искренне рад за брата. Уверен, ему предстоит совершить нечто поистине великое.
-А я за это выпью! - провозгласил Феррус и вновь опустошил чашу.
*Взгляни на него... он же просто недалекий подхалим...* - послышалось в голове Фулгрима, и примарх почувствовал себя не в своей тарелке.
-----------------------------------------------------------------------------------
После окончания войны с лаэранами бесконечный поток убитых и раненных, наводнивших палаты Апотекариона, наконец схлынул, и у Фабиуса Байла появилось время для продолжения его дерзких экспериментов. Для пущей секретности он даже перебрался в маленький научно-исследовательский центр, затерявшийся среди палуб и переборок «Андрония», ударного крейсера Эйдолона. Поначалу Байль думал, что его исследования будут по большей части теоретическими, но уже через несколько дней он заполучил превосходный набор редкого специального оборудования.
Лорд-Коммандер тогда лично проводил Фабиуса в лабораторию. Они прошли по длинной Галерее Мечей, добрались до сияющего хирургической сталью Апотекариона, расположенного в передних отсеках правого борта. Не останавливаясь, Десантники прошагали по его округлой центральной зале, и, свернув в выложенный плиткой коридор, наконец, увидели украшенный позолотой вестибюль, от которого налево и направо отходили два прохода. Стена, перед которой остановился Эйдолон, была почти голой, хотя какие-то пометки на ней указывали, что скоро здесь появится мозаика или барельеф.
-Что мы здесь делаем? - спросил Фабиус.
-Сейчас увидишь.
Эйдолон надавил рукой на стену, и её фрагмент раскрылся подобно цветку, образовав арку, за которой виднелась ярко освещенная винтовая лестница. Спустившись по ней, Дети Императора оказались в исследовательской лаборатории, заставленной девственно-чистыми хирургическими столами и пустыми инкубационными камерами.
-Работать будешь здесь, - заявил Эйдолон. - Примарх серьезно рассчитывает на тебя, Апотекарий, поэтому не вздумай потерпеть неудачу.
-Этого не случится, - пообещал Фабиус. - Но скажите мне, Лорд-Коммандер, почему лично вас так заинтересовали мои… разработки?
Глаза Эйдолона сузились, и он мрачно посмотрел на Байля.
-Ты знаешь, что я должен отправиться на «Гордом Сердце» к Поясу Сатира с «миротворческой миссией»?
-Да, конечно. Это не самая славная, но необходимая работа - *убедить* планетарных губернаторов в точности соблюдать Законы Императора.
-Эта «работа» просто позорна! - сорвался Эйдолон. - Лучше бы мне приказали просто выбросить свою храбрость и талант полководца в помойную яму!
-Пусть так, но что же требуется от меня? - спросил Фабиус. - Вы ведь не без причины лично пришли сюда?
-Ты не ошибся, Апотекарий, - уже спокойнее ответил Лорд-Коммандер, и положив руку на плечо Байля, повел его в глубь секретной лаборатории. - Фулгрим объяснил мне, в чем состоит высшая цель твоих... научных экспериментов. И, хоть мне и не нравятся методы, которыми ты рассчитываешь достичь её, я обязан выполнять любые поручения Примарха.
-Даже отправляющего вас на «миротворческие миссии»?
-Да. Но я поклялся себе, что подобное не повторится никогда. Итак, напоследок спрошу ещё раз: твоя работа позволит улучшить физиологию Астартес? Да или нет?
-Я верю в это, - искренне ответил Фабиус. - Пока прошло совсем немного времени с тех пор, как я впервые прикоснулся к тайне геносемени, но когда эксперименты завершатся... Все его секреты будут раскрыты.
-Тогда, по возвращению из Пояса Сатира, я вернусь в эту лабораторию, и ты начнешь улучшать Детей Императора с меня. Я должен стать самым сильным, быстрым, проворным и смертоносным, чем кто бы то ни было из смертных, я должен стать настоящей правой рукой Примарха! Приступай, Апотекарий, а я прослежу, чтобы ты ни в чем не нуждался, - пообещал Эйдолон.
--------------------------------------------------------------------------------
Фабиус улыбнулся своим воспоминаниям. Сейчас он уже был полностью уверен в том, что его достижения поразят Лорда-Коммандера, когда тот вновь присоединится к Экспедиции.
Вернувшись к работе, Байль вновь склонился над трупом Десантника. Его когда-то белый балахон, заляпанный кровью препарируемого Астартес, был перехвачен на поясе широким ремнем, фиксирующим комплект хирургических сервоконечностей, спереди был прикреплен портативный набор инструментов. Пощелкивающие стальные «руки», подобные металлическим паучьим лапам, изгибались над плечами Апотекария, сжимая шприцы, скальпели и ампутационные пилы, рассекая плоть и удаляя органы.
Зловоние свернувшейся крови и прижженных лазером мышц преследовало Байля уже много дней, но он уже начинал наслаждаться им. Этот «аромат» для Апотекария был неразрывно связан с восхищением от собственных открытий и храбрости, с которой он шел к достижению запретных знаний.
Холодный свет лабораторных ламп поблескивал на коже погибшего Десантника и отражался от инкубаторов, заполненных образцами геносемени, которые подвергались в них химической стимуляции, генетическим изменениям или направленному облучению.
Воин, превратившийся в очередную порцию расходного материала Апотекария, был доставлен сюда умирающим от множества тяжелых ранений. Впрочем, он наверняка был бы благодарен Байлю за то, как прошли его последние минуты: Фабиус снял крышку черепа ещё живого Десантника, и, изучая строение коры головного мозга, случайно наткнулся в пульсирующей серо-розовой массе на спайки нервной системы с центрами удовольствия. Не понять, что это именно они, было невозможно - только что корчившийся в агонии Астартес забыл о боли и извивался от беспримесного, чистого наслаждения при каждом прикосновении скальпеля.
Байль пока что не был уверен в том, пригодится ли ему это знание в дальнейшем, но подобная находка стала ещё одним удивительным самородком среди множества иных ошеломительных открытий.
Но, чем дальше продвигался Фабиус в деле *познания* геносемени, тем больше провалов подстерегало его в попытках создать удачные *изменения*. К счастью для него, теперь, когда завершившаяся война с Лаэром предоставила ему почти неистощимый источник образцов геносемени, баланс успехов и неудач явно сместился в пользу Апотекария. И, хотя печи лаборатории по-прежнему пылали днем и ночью, сжигая следы поражений Байля, прогресс был налицо, и даже серьезные ошибки уже не могли помешать стремительному приближению Детей Императора к совершенству.
Конечно, он понимал, что не всем в Легионе придется по вкусу его работа, но Фабиус заранее припас аргументы в свою защиту. Он готов был обвинить противников в близорукости, в том, что они не способны понять, каких высот достигнут Дети Императора, перешагнув через подобные предрассудки. Эксперименты над телами боевых братьев уже стали для Байля лишь «неизбежным злом на пути к совершенству».
Сделав прыжок по эволюционной лестнице, воины Фулгрима будут настолько же превосходить прочих Астартес, насколько те превосходят простых людей. Они станут величайшими воинами в Армии Императора, а значит - и во всей Галактике. А раз так, то имя Фабиуса прозвучит в каждом уголке Империума, его будут воспевать как создателя истинного совершенства!
И уже сейчас в лабораторных инкубаторах, заполненных питательной средой, плавали крошечные, жалкие на вид кусочки плоти - удачные плоды его экспериментов, измененные органы Десантников. Образцы тканей Байль извлек у Астартес, павших на Лаэре, и, по его прогнозам, после прохождения серии возвышающих процедур, их эффективность должна была удвоиться.
Наиболее удачной пока что выходила улучшенная *оссмодула*, способная резко повысить прочность суставных сочленений и самих костей, и тем самым снабдить Десантника совершенно несокрушимым скелетом. Далее следовал пока что безымянный орган, созданный на основе вытяжек из гормонов лаэран. По плану Фабиуса, он должен был внедряться в *железу Бетчера* и добавлять к возможности генерации яда способность воспроизводить боевой клич лаэран, только с куда более жуткими последствиями.
Что касается прочих уникальных органов Астартес, то Байль возлагал большие надежды на удачную трансформацию *бископеи*, с целью вновь активировать рост мускулатуры Десантников, прекращавшийся в молодости, и создать тем самым воинов, сильных, как Дредноуты, способных ударом кулака пробивать танковую броню. Кроме того, изучение широкоспектральных глаз лаэран дало Апотекарию достаточно данных для начала опытов по улучшению оккулоба. Сотни глазных яблок сейчас трепыхались в стерильных боксах лаборатории подобно бабочкам на булавке - шла химическая стимуляция оптических нервов.
Пожалуй, двух-трёх незначительных изменений вполне хватило бы для появления на свет зрительного органа, способного видеть в кромешной тьме, на ярчайшем свету или в бешеном буйстве красок, не позволяя Астартес ослепнуть или потерять ориентацию.
И, наконец, позади Байля, на многочисленных стальных полках медицинских шкафчиков, выстроились рядами тысячи пузырьков с синеватой жидкостью - его первый осязаемый успех, препарат, синтезированный на основе гормонов лаэранского воина, способный «разбудить» щитовидную железу и бископею Десантников.
Фабиус уже опробовал препарат на нескольких «добровольцах» - воинах, обреченных на смерть из-за слишком тяжелых ранений - и обнаружил, что их метаболизм заметно ускорился, а мышечная масса явно возросла. Кроме того, полученные результаты дали возможность провести завершающую обработку и устранить риск перегрузки сердечной мышцы. Теперь препарат был готов к распространению среди Детей Императора.
Фулгрим одобрил его использование, и уже через несколько дней уникальная жидкость должна была раствориться в крови каждого воина... кто пожелает принять её. Примарх пока что не собирался навязывать препарат Легиону.
Фабиус выпрямил спину и улыбнулся своим мыслям. Он думал о чудесах, которые создаст своими руками - руками, которые развязал ему Фулгрим. О, каких высот он достигнет, улучшая тела Детей Императора!
-О, да, - прошептал Фабиус. Его темные глаза сияли, в них отражались драгоценные секреты трудов Императора, извлеченные на свет. - Да, я познаю все *Ваши* тайны.
-------------------------------------------------------------------------------
Перед глазами Серены расплывалась палитра, залитая многоцветьем красок. Но увы, среди них не было единственного нужного ей оттенка, и это приводило художницу в неописуемое бешенство. Девушка провела большую часть условного корабельного утра в попытках воссоздать тот красновато-золотой цвет заката, что поразил её на Лаэре, но опустошенные баночки с краской и валяющиеся повсюду сломанные кисти однозначно указывали на её неудачу.
Холст, укрепленный на мольберте, был испещрен чёткими карандашными штрихами, складывающимися в этюд, который, быть может, породит величайшую из её работ... если только наконец получиться смешать этот проклятый цвет!
Серена выругалась и отшвырнула палитру с такой силой, что та ударилась о стену и разлетелась на куски.
Дыхание художницы участилось, она хватала воздух короткими, болезненными вдохами. Девушка обхватила голову руками, и тяжелые, глухие рыдания, сотрясавшие её грудь, наконец превратились в поток слёз.
Злость на собственную беспомощность захватила её, и схватив сломанную кисточку, Серена яростно всадила острый край расщепленной деревяшки в нежную кожу плеча. По руке потек ручеек крови, обрисовывая бледные следы прежних шрамов, и боль, хлынувшая в мозг, на миг заставила её забыть обо всем остальном. Художница вонзила обломок глубже, с наслаждением отдаваясь боли и понемногу приходя в себя.
Взгляни она сейчас в зеркало, увиденная картина перепугала бы её. Густые темные волосы Серены, перехваченные лентами и ниспадающие к талии, измазались в краске, кожа отливала нездоровой бледностью, типичной для человека, не спавшего несколько дней кряду. Что до прекрасных миндалевидных глаз, то они превратились в изможденные, покрытые сеточкой сосудов щелки на усталом лице, а ногти на изящных пальцах были обломаны и перепачканы.
Всегда уютная и прибранная студия художницы, мягко говоря, *изменилась* после её возвращения с Лаэра. Серена, в порыве то ли бешенства, то ли страсти, перевернула комнату вверх дном, пытаясь создать обстановку, которая напомнила бы ей послевоенный хаос, увиденный на атоллах Двадцать Восемь-Три.
Желание творить всегда было для Серены внутренним, инстинктивным, чем-то, чему нельзя сопротивляться. Это всегда нервировало и... возбуждало её - она жила, чтобы создавать картины, наполненные страстью и чувственностью. По возвращении на борт художница немедленно расписала три холста буйством красок и игрой света, рисуя как одержимая, пока усталость, наконец, не заставила её рухнуть в сон прямо на «руинах» студии.
Проснувшись, Серена окинула критическим взглядом то, что намалевала на холстах, и увидела несовершенство своей работы. Примитивные, унылые цвета не шли ни в какое сравнение с теми живыми и резкими цветами, что предстали перед ней в Храме. Проведя раскопки студии, художница отыскала пикты, на которых она запечатлела Храм, сам гигантский коралловый остров, его гордые башни, небо и безграничный океан, сияющие невиданными цветами.
С того самого дня Серена пыталась вновь разжечь в себе те непередаваемые чувства, что посетили её на Лаэре, но, как бы она не смешивала краски, сколь долго не смотрела бы на пикты, ей не удавалось даже приблизиться к нужным оттенкам цветов.
Художница раз за разом воскрешала в памяти тот день. Она вновь переживала то разочарование и боль, что обрушились на неё перед самым отлетом, когда она, стоя на трапе «Тандерхоука», видела уходящего Остиана. Она стыдилась того, что мгновенно забыла о друге, как только челнок вынырнул из облаков, и под ней распростерлась бесконечная, свободная и прекрасная синева Лаэранского Океана.
Никогда прежде Серена не встречала столь великолепный, яркий и живой синий цвет, и потому, немедленно схватив пиктер, девушка сделала не меньше дюжины снимков - при том, что челнок только-только начал снижение к атоллу. Пока он делал круги над коралловым островом, заходя на посадку, художница успела забыть об океане, и, припав к иллюминатору, впилась взглядом в невиданное зрелище. Ей хотелось выпрыгнуть из «Тандерхоука», чтобы поскорее вступить на улицы города ксеносов.
После «приземления» их повели по разрушенному войной, но когда-то прекрасному памятнику совершенно чуждой культуры, и ни один из Летописцев не смог сдержать восхищенных вздохов.
Капитан Юлий постоянно находил интересные темы для разговора. Он пояснил Летописцам, что высокие, крученые коралловые башни в течение всей войны изводили Десантников беспрестанным воем и визгом. Теперь большинство из них было взорвано, но немногие, оставшиеся в отдаленных частях атолла, продолжали петь - теперь их стоны звучали тихо, невообразимо одиноко и грустно.
Серена не выпускала пиктер из рук, запечатлевая все подряд. Даже то, что они шли среди обломков зданий, усеянных трупами лаэран со следами страшных ранений, не могло сбить её с восторженного настроя - подумать только, город, парящий над бесконечным океаном!
Звуки, запахи, цвет - всё было столь ярким и притягательным, что художница понемногу начала терять самоконтроль, её чувства и разум выбивались из сил, стараясь справиться с волной новых ощущений.
*И вдруг она увидела Храм.*
И все мысли разом покинули Серену. Осталось лишь необоримое желание поскорее войти в ЕГО манящее нутро, где уже скрылись Капитан Юлий и оба итератора. По толпе Летописцев прокатилось нечто вроде гипнотического зова, и они начали, как одержимые, толкаться и работать локтями, стараясь опередить коллег и поскорее проложить дорогу во чрево загадочного строения.
Как можно аккуратнее ступая по наваленным внутри Храма обломкам стен, Серена вдыхала странный, густой аромат, в первые минуты сильно раздражавший её; тем не менее, в отличие от следовавших рядом армейцев она не стала надевать защитную маску. Чуть позже художница заметила призрачные витки розоватого тумана, источаемого пористыми стенами; их чужеродность ощущалась в самой глуби её сознания. Облачко тумана коснулось ноздрей Серены, и на миг девушку охватило чувство приятной беспомощности, когда она поняла, что запах… обволакивает её, становится приятным и манящим.
Арку над входом в Пещеру Меча осветили сильными люминосферами, и в ярком сиянии глазам Летописцев открылись невиданные узоры и фрески, повествующие о том, как и чем жила цивилизация, породившая их и сокрушенная Астартес. Всё стоящие вокруг Серены разом судорожно вздохнули от восхищения, художники тут же принялись судорожно делать наброски в своих планшетах, а хроникёры - снимать панорамные пикты стен пещеры.
Серена тем временем поняла, что всё это время слышит дикую, страстную музыку, идущую из неведомых глубин, неотрывно, с каждым ударом сердца становясь частью её самой. Девушка отвернулась от фресок и направилась в сторону хорошо заметной синей прически Беквы. Тем временем, манящая мелодия становилась все сильнее, и, похоже, звала к себе Кинску едва ли не громче Серены.
Будто из ниоткуда, на художницу нахлынула новая волна гнева на Бекву, заструившегося по жилам подобно расплавленному свинцу. Губы Серены сами собой искривились и сложились в злобную гримасу, и она продолжала идти за Кинской след в след, а музыка в её сознании уже заглушала все прочие звуки.
Люди, стоящие на пути девушки, порой окликали её, но она просто не обращала на них внимания. Все мысли Серены занимали безумные ощущения, обрушившиеся на неё подобно горному камнепаду; музыка, вспышки света, дикое многоцветье фресок окружили художницу, завертелись в безумном хороводе, и она из последних сил пыталась сохранить власть над своим телом и разумом.
Серена наконец протиснулась через толпу Летописцев, обогнула край скалы, отгораживающей сердце пещеры от остального Храма… и рухнула на колени, осознав ужасающую красоту и грандиозную мощь света и звука, достигших своей истинной силы лишь здесь.
Беква Кинска стояла в самом центре огромной залы, разведя руки над головой и крепко сжимая в них микрофоны включенного на запись вокс-кастера, и музыка обтекала великую певицу, становясь с ней единым целым.
Художница вдруг ощутила, что видит сейчас нечто прекраснейшее из всего, встречавшегося в её бурной жизни. Глаза Серены горели и слезились от постоянно меняющихся, вспыхивающих красок, но она не могла даже моргнуть, боясь упустить даже миг столь совершенной красоты…
Сейчас, в полумраке своей студии, она из последних сил пыталась воссоздать на полотне тот краткий, незабываемый миг, когда её взору предстали *идеальные* цвета, сложившиеся в *идеальный* рисунок. Съежившись и не переставая плакать от боли, Серена вытащила из кучи мусора более-менее чистую палитру и вновь начала смешивать краски, все ещё надеясь получить «совершенный красный».
Она соединила кадмиевый алый с королевским багровым, разбавив их бургундским пурпурно-красным, но тут же увидела, что полученный цвет немного отличается по тону от идеала. И в тот миг, когда Серена вновь была готова потерять голову от ярости, с её руки в смесь красок упала капелька крови. И, словно по волшебству, оттенок цвета изменился ровно настолько, насколько это было нужно. На палитре возникла точная копия совершенства, виденного её в Храме, и художница улыбнулась, поняв, что должна делать дальше.
Она взяла в руку перочинный ножик, которым обычно чистила этюдные карандаши, и провела им по своей нежной коже, взрезав её от плеча до запястья. Струйка алой крови немедля начала вытекать из пореза, и Серена подставила под неё палитру со смесью красок. Девушка не прекращала улыбаться, видя, как вокруг каждой капельки крови образуется пятнышко идеального цвета.
Теперь она наконец-то могла начать свою картину. Свое величайшее полотно.
---------------------------------------------------------------------------------
Соломон нырнул под пляшущее лезвие клинка своего противника и успел вовремя поднять свой меч, сблокировав удар, нацеленный в незащищенную грудь. Клинки столкнулись со звоном, отдавшимся в едва сросшихся костях Деметера такой болью, что он яростно заскрипел зубами, сдерживая крик. Соломон попятился назад, но Марий Вайросеан неотступно следовал за ним, приставив острие меча к его груди.
-Медленно, Соломон, сли-ишком мед-лен-но, - протянул Марий.
Вместо ответа Деметер резко опустил меч, отбив в сторону клинок Третьего Капитана, и развернулся на месте, пытаясь нанести тому решающий удар, но был вынужден тут же отпрыгнуть от Мария, едва не зацепившего противника самым краешком лезвия. Соломону показалось, что его тело просто разваливается на куски, не желая больше терпеть подобного обращения с собой.
-Да уж побыстрей тебя, старичок, - натужно улыбнулся Соломон, понимая, что через несколько минут выдохнется окончательно.
-Врешь, парень, - покачал головой Марий, бросая меч на циновку и направляясь к стойкам с оружием, выстроившимся у стен тренировочной залы. Немного подумав, он выбрал *Солнце* и *Луну*, двухлезвийные кинжалы, бесполезные в реальном бою, но очень популярные в подобных, смертельно опасных спаррингах. Соломон также отложил свой клинок и взял с полок пару *Ветра* и *Огня*, редкого оружия круглой формы.
Как и кинжалы Вайросеана, *Ветер* и *Огонь* были скорее декоративными, не очень удобными клинками, представлявшими собой украшенные вычурной гравировкой стальные кольца с заточенной внешней кромкой, усиленной загнутыми шипами. Впрочем, Соломону всегда приходились по нраву тренировки с нестандартным оружием, они позволяли придумать и отточить новые, необычные приёмы в защите и в нападении. Повернувшись к Марию лицом, Деметер выставил вперед левую руку, согнув правую и защищая ею свой бок.
-Может, вру, а может, нет, - ухмыльнулся он. - Есть лишь один способ проверить.
Кивнув, Марий яростно рванулся в атаку, и двойные кинжалы засверкали густой сетью смертоносной стали. Соломон с громким лязгом блокировал несколько ударов подряд, отступив на несколько шагов к стене.
Увернувшись от резкого удара в голову, Деметер попытался размашистым, но слишком медленным движением зацепить ноги своего противника. Вайросеан легко отбил его клинок вниз, и четким выпадом вонзил один из своих кинжалов в центр круглого оружия Соломона, «приколов» его к полу. Деметеру пришлось выпустить лезвие и отскочить назад, поскольку Марий едва-едва не пронзил его другим кинжалом.
-Слышал новости? - выдохнул Соломон, пытаясь выиграть немного времени и отвлечь противника.
-Что ещё за новости?
-О новом химическом стимуляторе, который нам вот-вот предложать опробовать.
-А, ну да, - кивнул Марий. - Примарх верит, что благодаря этому мы станем ещё быстрее и сильнее, чем сейчас.
Деметер слегка нахмурился, услышав в тоне своего друга какую-то неуверенность, словно бы Марий повторял с чужого голоса то, во что сам не особо верил. Подняв руку в знак того, что хочет прервать поединок, Соломон спросил:
-Скажи, тебя не беспокоит внезапность, с которой появился этот «стимулятор»?
-Он был одобрен Примархом, - пожал плечами Марий, нагнувшийся за кинжалом.
-Да, но дело в том, что это вещество просто не могли прислать с Терры. Я убежден, что стимулятор изготовили здесь, и собственными ушами слышал, как о чем-то подобном болтал Апотекарий Фабиус - до того, как отправиться на «Андроний».
-И что в этом страшного? Если Примарх позволил использовть стимулятор, значит, он хотя бы безопасен.
-Ну, не знаю, - ответил Соломон, видя, как Марий вновь начинает кружить около него. - Возможно, я делаю из мухи слона, но мне просто не нравится сама идея того, чтобы накачиваться химикалиями и потом нервничать из-за раздумий, к чему это приведет.
Вайросеан только расхохотался в ответ.
-Погоди, а всё генетические изменения в теле, сделанные при воссоединении с Легионом, тебя не беспокоят? А лекарства, исцелившие переломанные кости, тебя не беспокоят?
-Это совсем не то же самое, Марий. Мы были созданы по образу и подобию Императора, став его идеальными воинами. Чего ещё желать?
Не отвечая, Вайросеан сделал резкий выпад, целясь в грудь Второго Капитана. Соломон вновь отвел кинжал партнера резким рывком и охнул от боли, почувствовав, как внутри него что-то определенно порвалось напополам. Пожалуй, поединок стоило заканчивать...
Несколько недель назад Деметер просто-напросто ушел из Апотекариона, решив, что рискует свихнуться от скуки в ожидании полного выздоровления. Гаюс Кафен чуть ли не прыгал от счастья, увидев своего Капитана, но Соломон был почти уверен в том, что помощник прежде всего радовался возможности наконец-то скинуть тяжкий груз командования Ротой.
Медленно текли дни, Диаспорекс по-прежнему не желал показываться на глаза объединенным флотам Легионов, и Соломон, желая как можно быстрее вернуть былую форму, взял за правило каждый день проводить изнурительные схватки с Марием. Конечно, он до сих пор не выиграл ни одной.
-Фулгрим приказал, и мы должны выполнять - заявил Вайросеан с таким видом, словно приводил убойнейший аргумент.
-Пусть даже так, - задыхаясь от боли, ответил Соломон. - Но я всё ещё не могу понять, *зачем* нам этот стимулятор.
-Знаешь, вообще-то никого не интересует, что ты понимаешь, а что нет, - отрезал Марий. - Ещё раз тебе говорю - Примарх приказал, мы выполняем. Всё наши идеалы чистоты и совершенства исходят от Фулгрима, их воспринимают достойнейшие из Десантников - Лорд-Коммандеры и передают нам, Капитанам Рот. Ну а уж наша задача - донести эти идеалы до каждого из своих воинов.
-Не учи меня прописным истинам. И мне по-прежнему всё это кажется очень неправильным, - не сдавался Соломон. Ещё раз судорожно глотнув воздуха, он бросил клинок. - Ну всё, достаточно. Ты снова меня уделал.
-Ты с каждым днём дерешься все лучше и лучше, Сол.
-Но недостаточно хорошо, - ответил Деметер, тяжело валясь на циновку.
-Потерпи немного, скоро ты опять сумеешь драться, как прежде, - присел рядом Марий.
-Можешь не беспокоиться, я вот-вот задам тебе хорошую трёпку, - с натужной улыбкой пообещал Соломон.
-Э, нет, не выйдет, - серьезно ответил Вайросеан. - Всё то время, что прошло со дня победы над Лаэром, я тренировал Третью до умопомрачения, и теперь мы стали лучшей Ротой Легиона. Я не хвастаюсь, но и мои навыки сейчас лучше, чем у прочих Капитанов. Если прибавить к этому обещанный стимулятор, то со мной вообще никому не справиться.
Взглянув другу в глаза, Соломон увидел, *как* того мучит неудача на Храмовом Атолле. Придвинувшись ближе, он похлопал Мария по плечу.
-Слушай, я знаю, что ты для себя уже всё решил, но просто обязан поговорить начистоту.
-Нет, - твердо ответил Вайросеан, покачав головой. - Третья Рота опозорила себя, и ты сделаешь только хуже, если начнешь заступаться за меня и оправдывать наш провал.
-Это - не было - провалом, - четко произнес Деметер.
-Да-да, конечно. Тебя там не было, и вообще, Соломон, ты должен радоваться, что тебя сбили на подлете к Атоллу.
-Я вообще-то чуть не погиб!
-Поверь, я хотел бы оказаться на твоем месте и утонуть в океане Лаэра, - прошептал Марий.
-Ну что ты несешь?!
-Запомни, Третья *не выполнила поставленную задачу*, и во искупление этого я и все воины Роты будут любой ценой выполнять всё будущие приказы Примарха.
-Какими бы они ни были?
-Да. Какими бы они ни были.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Ловушка захлопнулась/Блайк/Честнейший советник
«Феррум» несся сквозь сияющую корону Кароллиса, его полностью активированные щиты оберегали от чудовищных электромагнитных помех наблюдательные системы корабля, ведущего поиски соларных батарей Диаспорекса. Корпус «Феррума» подлатали, в общем-то, на скорую руку, восстановив важнейшие элементы брони и внутренней структуры. Но для того, чтобы полностью свести на нет тяжкие последствия боя с Диаспорексом, корабль явно стоило бы пару недель ремонтировать в орбитальных доках.
Капитан Бальхаан, как и несколько месяцев назад, стоял у кафедры управления, но теперь он уже не мог ощущать себя полновластным хозяином корабля. И причиной тому был Железный Отец Дьедэрик, чья громоздкая фигура возвышались рядом с Аксарденом, ставшим теперь палубным офицером. Хотя Каптай прекрасно понимал, что подобное наказание было для него мягчайшим из всех возможных, он не мог не терзаться от такого унижения.
Дьедэрик тщательно надзирал за командой и «рассматривал на свет» каждый приказ Бальхаана, но делалось это не из желания оскорбить капитана «Феррума», а скорее ради напоминания об опасностях, которые таит уверенность в своей непогрешимости. Тело Железного Отца, переполненное аугметическими имплантатами, давным-давно лишенное большинства органических частей, наделяло его совершенством отлаженного механизма и готовило к, возможно, скорому и безболезненному переходу в саркофаг Древнего Дредноута.
-Есть данные от группы наблюдения и дальней разведки? - произнес Бальхаан, обращаясь к Аксардену.
-Только что поступили, сэр.
-И что там?
-Ничего обнадеживающего, сэр. Из-за мощных помех мы можем пройти прямо над батареей и не обнаружить её, - пояснил Аксарден, обращаясь в равной мере к Железному Отцу и к своему Капитану.
-Ясно. Немедленно дай мне знать, если что-то изменится, - приказал Каптай.
Он тяжело облокотился на кафедру, пытаясь вспомнить примеры из истории, в которых великие люди своего времени бывали вынуждены исполнять унизительные и мелкие обязанности. На ум ничего не приходило, но, впрочем, история всегда старалась не обращать внимания на мелочи и жадно набрасывалась на героические битвы или страшные трагедии минувших эпох.
Каптай задумался над тем, что же накропают Летописцы 52-ой Экспедиции об этой частичке Великого Похода. Он готов был поклясться, что они даже не удостоят её своим вниманием. Да и правда, что такого величественного было в неудачной, затянувшейся охоте целого флота на несчастные солярные батареи?
Тут Бальхаан почему-то перекинулся мыслями на недавно прочитанную повесть древнего летописца Геродота, рассказывавшую о морской баталии у берегов земли, названной Артемисия, на севере Эвбейского моря. В той битве якобы участвовали два могучих океанских флота, и длилась она целых три дня. Каптая сразу удивило столь долгое сражение, и он решил, что наверняка флоты расходились и перегруппировывали силы, а не бились без передышки все это время.
Он думал так, исходя из опыта юности - схватки в холодных морях Медузы были краткими и кровавыми. Одна из галер, ведомая более умелым капитаном, просто таранила другую, обрекая вражеских моряков на страшную смерть в ледяной глуби океана.
От мрачных мыслей Каптая отвлек неожиданный крик Аксардена:
-Капитан, похоже, мы что-то нашли!
И тут же он увидел то, что так обрадовало Аксардена: яркий блеск отраженного света на гигантских рифленых боках и панелях солярной батареи.
-Стоп-машина! - скомандовал Бальхаан. - Нельзя дать врагам понять, что мы нашли их «тайник».
-Нет, нужно атаковать! - перебил Дьедэрик, и Каптай с трудом подавил в себе порыв негодования. Неужели Железный Отец забыл, что «Феррум» едва не погиб из-за такой же бездумной ошибки?
-Нет, - отрезал он. - Наша задача - предупредить остальные корабли флота.
Дьедэрик повернулся к Аксардену:
-Сколько здесь батарей?
Палубный офицер приник к экрану своего ауспекса, и потянулись невыносимые для Бальхаана секунды.
-Минимум десять, и может быть больше, но точно сказать не могу из-за слишком высокого уровня звездной радиации. Помехи, сэр. - наконец ответил Аксарден.
Бальхаан, выскочив из-за консоли, подбежал к Дьедэрику:
-Не важно, сколько их здесь, Железный Отец. *Мы не можем атаковать.*
-Почему это, Капитан? - иронично спросил Дьедэрик. - Мы выполнили приказ Лорда Мануса, обнаружили источник энергии вражеской флотилии.
-Я знаю наизусть все приказы, но без поддержки основной части флота Диаспорекс нас просто снесет.
Кажется, Дьедэрик внял разумным доводам.
-Но что вы в таком случае предлагаете, капитан?
Ощутив нечто вроде благодарности, Бальхаан начал:
-Предлагаю ждать здесь. Отправить сигнал командованию флота и собрать как можно больше данных, стараясь не выдать себя и не потерять эти батареи.
-Ну а затем? - спросил Железный Отец, которому явно не пришлась по вкусу идея ожидания.
-Затем мы уничтожим их и вернем утраченную честь «Феррума»!
Архивы «Гордости Императора» занимали не много ни мало - целых три длинных палубы, полностью занятые высокими полками, забитыми текстами времен Старой Земли. Заботился об этих драгоценных манускриптах (да, пожалуй, и собирал эту прекрасную коллекцию) выдающийся итератор по имени Эвандер Тобиас. Долгие годы книжничества сблизили Юлия со стариком, они даже стали друзьями, что вообще-то было редкостью для Астартес. Сейчас Каэсорон пробирался в каморку Эвандера, укрытую на верхней архивной палубе.
Он вступил в широкий лес грузных колонн зеленого мрамора, окаймляющих открытое пространство. Здесь давным-давно обосновалась уважительная тишина, сразу же выдающая хранилище великих знаний. Полки темного дерева гнулись под весом свитком, книг и дата-кристаллов.
Юлий аккуратно ступал по натертому мраморному полу, и мягкий свет парящих в воздухе люминоглобов отбрасывал вперед его тень. Первый Капитан снял броню и облачился в тренировочную одежду, поверх которой натянул короткий балахон, украшенный Аквилой.
Повсюду мелькали одетые в бежевое Летописцы, сидевшие за столами или что-то читающие не отходя от полок, а сервиторы, не обращая на Капитана никакого внимания, перетаскивали туда-сюда огромные стопки книг.
В одном из многочисленных закутков архива Юлий заметил характерную гриву синих волос Беквы Кински, и сперва приостановился, решив немного поболтать с ней.
Певица сидела за широким столом, заваленным листами нотной бумаги, непричесанные волос разметались по спине. На голове женщины Юлий заметил подключенные к переносному вокс-кастеру наушники, и, даже с довольно-таки большого расстояния, острый слух Десантника уловил звучащую в них странную, визгливую музыку, впервые услышанную им в лаэранском Храме. Руки Беквы беспорядочно дергались над столом, словно она подражала взмахам крыльев маленькой пташки или дирижировала незримым оркестром.
Певица улыбалась, но во всем её облике и поведении отчетливо мелькало нечто безумное, словно бы музыка слилась в одно целое с телом и разумом Беквы, а потом поглотила их.
«Что же, так работают истинные гении», - решил Юлий, решив не прерывать госпожу певицу.
Он уже довольно давно не появлялся в архиве: пока шло Очищение Лаэра, даже у простых Астартес не было и минутки свободного времени, а для Каэсорона несколько недель, проведенных без взятой в руки новой книги, были сродни паре месяцев голодания для обычного человека. Вообще-то и сейчас Юлий не совсем законно бросил свою роту (в свете охоты за Диаспорексом), но Первый Капитан успокаивал себя тем, что отдал Ликаону строгий приказ немедленно связаться с ним в случае чего.
Бесчисленные писцы и хранители архива приветствовали Каэсорона вежливыми поклонами. Многих из них он знал, кое-кого - лично, но, хотя большая часть книгочеев была незнакома Юлию, Первый Капитан всё равно чувствовал их немножко родными - ведь они так же, как и он, любили книги.
Наконец, Каэсорон увидел перед собой знакомую фигуру Эвандера Тобиаса, и улыбка сама собой появилась на его губах. Уважаемый архивист занимался любимым делом - устраивал разнос нескольким сбившимся в кучку Летописцам за какое-то нарушение его строгих установлений.
Старик перевел дух, и, оглянувшись, заметил своего друга и ученика. Строгое лицо Эвандера вмиг потеплело, и он, царственно махнув рукой, отпустил стертых в порошок Летописцев на все четыре стороны. Облаченный в скромный балахон из плотной темной ткани, Тобиас являл собой воплощенное знание. Старик источал вокруг себя некое поле боязливого уважения, которое действовало даже на Астартес. В его манере говорить, двигаться, даже сидеть, было столько гордого спокойствия, что Юлий каждый раз испытывал глубочайшее почтение к ученому.
Когда-то Эвандер Тобиас слыл величайшим оратором Терры, и именно он обучал первых Имперских итераторов. Он уже был утвержден в качестве Старшего Итератора при флоте Воителя, но трагическая случайность - быстро развившийся рак гортани - привела к парализации голосовых связок и вынудила Эвандера уйти из Схолы Итераторум. В преемники Тобиас выбрал своего лучшего и наиспособнейшего ученика - Кирилла Зиндерманна, ныне пребывающего в составе 63-ей Экспедиции.
Ходили слухи, что сам благословенный Император явился к постели Эвандера и лично руководил величайшими хирургами и кибернетиками Империума, оперировавшими старика, хотя была ли в этом хоть доля правды, точно не знал никто.
После того, как капризная судьба отняла у Эвандера данный ему от рождения талант ораторского убеждения, его вряд ли могли утешить аугментированные гортань и связки. Теперь бывший итератор говорил с мягким, даже приятным механическим шумом, и его тихий голос вводил в заблуждение многих Летописцев. Они считали его безобидным дряхлым старичком… до своего первого смешка или громкого слова на архивной палубе.
-О, мальчик мой, - Тобиас шагнул навстречу Десантнику и пожал его руку. - Давненько не заходил, верно?
-Служба, Эвандер, - с улыбкой ответил Юлий, кивая в сторону разгромленных Летописцев. - Дети опять нашалили?
-Они? Тьфу, безмозглый молодняк! - вновь разгневался старик. - Понимаешь, я всегда думал, что невозможно стать Летописцем, не обладая твердым характером и уровнем интеллекта хотя бы выше среднего орочьего. Но эти идиоты не могут даже воспользоваться моей гениально простой системой поиска данных! Это выводит меня из себя, и я начинаю опасаться за то, каким будет «творческое наследие» нашей Экспедиции. Боюсь, эти дуболомы не смогут даже как следует занести ваши деяния в летописи Великого Похода.
Юлий рассеянно кивал, думая про себя о том, насколько сложной на самом деле была «гениальная» система Эвандера. Первый Капитан и сам провел немало бесплодных часов в попытках отрыть из архивных залежей нужные ему записи. Впрочем, эти соображения лучше было держать при себе.
-Учитывая то, что вы в любой момент готовы прийти на помощь эти несовершенным Летописцам, мой друг, я уверен - наследие Детей Императора в надежных руках.
-Ты все так же добр к старику, мальчик мой, - одобрительно заметил Эвандер, и в серебряном горле архивариуса мягко прошипели какие-то клапаны.
Юлий улыбнулся, услышав, что его вновь назвали «мальчиком». На самом деле, Первый Капитан был едва ли не вдвое старше Тобиаса, хоть и оставался вечно молодым благодаря операциям над плотью и скелетом, возвысившим его от обычного человека до Астартес. Однако, несмотря на бессмертие тела, где-то в глубине своего разума Каэсорон оставался обычным малышом с Хемоса. И, возможно, Эвандер в каком-то смысле заменил Юлию настоящего отца, которого тот никогда не знал.
-Ладно, ты же пришел сюда не обсуждать идиотизм Летописцев, правда? - с улыбкой спросил Тобиас.
-Разумеется, - кивнул Юлий, а подобревший архивариус уже шагал по длинному коридору между бесконечных полок вглубь палубы.
-Пройдись рядом со мной, сынок, на ходу мне всегда лучше думается, - позвал обернувшийся через плечо Эвандер.
Каэсорон быстро догнал его и тут же умерил шаг, стараясь ненароком не обогнать старика.
-Пришел поискать что-нибудь особенное, верно?
Помедлив, Юлий кивнул. Присутствие кого-то или чего-то, впервые проявившегося в Храме Лаэра, продолжало сидеть занозой в разуме Первого Капитана. Промучившись пару недель, Юлий наконец решился отправиться в архив и попытаться найти ответ на неприятные вопросы - например, почему он с каждым днем все сильнее ощущал жгучее желание вернуться в этот омерзительный, чуждый и ненавистный Храм?
-Возможно, - начал Десантник. - Правда, я не совсем уверен, где мне *это* искать, или даже с чего начать.
-Звучит интригующе. Но все же, если хочешь, чтобы я тебе помог, объясни поподробнее, хотя бы в общих словах.
-Я уверен, вы слышали о Храме Лаэра? - наконец решился Юлий.
-Безусловно, и у меня сложился образ жутковатого дикого места, слишком безумного для моих стариковских чувств.
-Да, верно, так оно и есть, ничего подобного я прежде не видел за всё время Великого Похода. И, в общем, мне бы не помешало узнать побольше о подобных вещах, потому что... я постоянно возвращаюсь мыслями к этому Храму.
-Почему? Он так тебя очаровал?
-Очаровал? Меня? Да нет, что вы! - запротестовал Юлий, но тут же почувствовал фальшь в собственных словах и поймал на себе неодобрительный взгляд Эвандера.
-Хотя, наверное, да, - склонил голову Каэсорон. - Понимаете, я никогда не чувствовал так ярко, как тогда - ну, разве что при первом взгляде на великую картину или первом прочтении гениальных стихов. Каждое из пяти моих чувств вдруг обострилось донельзя, и с тех пор всё кажется каким-то серым, безжизненным. Я не нахожу радости в творениях, когда-то воспламенявших мою душу. Я иду по залам корабля, заполненным трудами величайших мастеров Империума - и ничего не чувствую.
Улыбнувшись, Тобиас кивнул в знак понимания.
-Похоже, этот Храм и вправду невиданное место, раз уж он стольких людей сбил с толку.
-О чем это вы?
-Ты ведь не первый из тех, кто явился сюда в расстроенных чувствах после экскурсии по Лаэру.
-Не первый?!
Тобиас, казалось, слегка улыбнулся.
-Почти все, кому довелось побывать внутри Храма, пришли в мой архив, ища объяснение тому, что случилось с ними. Летописцы, офицеры Армии, воины-Астартес. Похоже, там действительно было на что посмотреть, и мне почти жаль, что я не смог выкроить свободный вечерок и побывать на Лаэре.
Юлий, неожиданно для себя, сделал отрицающий жест, но старый архивариус не заметил этого, поскольку резко остановился и повернулся лицом к полке, заставленной внушительными томами в кожаном переплете с золотым обрезом. Корешки книг покрылись несколькими слоями пыли, и, похоже, их никто никогда не брал в руки со дня попадания в архив.
-Что это? - спросил Каэсорон.
-Здесь, дорогой мой мальчик, собрание сочинений жреца, умершего за несколько веков до наступления Долгой Ночи. Имя ему было *Корнелий Блайк*, а вот звали его по-разному: гением, мистиком, провидцем и еретиком, причем, как правило, за одни и те же слова.
-Похоже, жизнь этого Корнелия однообразностью не отличалась, - усмехнулся Юлий. - О чем же он писал?
-Обо всем, что сейчас терзает тебя, мальчик мой, - ответил Тобиас. - Блайк полагал, что только чувственный опыт способен помочь людям в получении новых знаний о мире, и что истинная мудрость рождается только в разуме, пресыщенном наслаждениями. В его трудах ты найдешь целую мифологию, созданную Корнелием лишь затем, чтобы обосновать свои духовные идеи и объединить их в прочный фундамент, на котором будет возведено здание новой Эры, века чувственного опыта и сладких знаний.
Кое-кто, - продолжал Эвандер, - считал Блайка выдающимся философом-сенсуалистом, который иносказательно выражал в своих работах борьбу между распущенностью человеческих чувств и строгостью пуританской морали авторитарного государства, в котором он провел всю свою жизнь. Другие говорят, что Корнелий - обыкновенный падший жрец и распутник, претендующий на то, чтобы превратить свои любовные похождения в философскую систему.
Протянув руку, Тобиас вытащил с полки одну из книг и, взглянув на обложку, прокомментировал:
-Вот здесь, например, Блайк утверждает, что человечество должно стремиться к извлечению чувственного опыта из всевозможных источников, чтобы, в конце концов, создать новое, построенное на гармонии общество. Он верит, что подобное мироустройство будет лучше современного ему «общества невинности», которое - опять же, по его мнению - наша раса переросла уже тогда.
-А как вы относитесь к его идеям?
-Думаю, что подобная вера в способность человечества вырваться за рамки пяти чувств и таким путем достичь... в каком-то смысле, бессмертия - это, несомненно, красиво звучит. Хотя, безусловно, философию Блайка не раз упрекали в том, что следование ей отупляет человека и превращает его в животное. Не зря же эпохи, когда увлечение подобными теориями становилось повальным, вспоминают как грязные, порочные времена. Корнелий же не раз говорил, что те, кто увяз в своих желаниях или наоборот, ограничил себя как аскет, всего лишь слишком слабы для верного понимания его теории чувственности. Сам себя он слабым никогда не считал и ни в чем не ограничивал.
-Теперь понятно, почему Блайка заклеймили «еретиком», - кивнул Юлий.
-Совершенно верно, - подтвердил Тобиас, - и, кстати, тебе делает честь знание этого термина. Ведь сейчас он почти исчез из языка Империума, благодаря великим трудам Императора по искоренению лживых религий. Этимологические корни слова *«ересь»* уходят к древним языкам Олимпийской Гегемонии, где оно когда-то значило просто *«выбор веры»*. Один древний ученый по имени Иреней, в своем трактате *«Contra Haeresis»*, *«Против Ереси»*, поведал о своей вере в давным-давно умершего бога. Эти убеждения в дальнейшем стали неотъемлемой частью тогдашнего культа верований и краеугольным камнем бесчисленного множества лже-религий.
-И почему же этому слову была уготована столь долгая жизнь? - уточнил Каэсорон.
Комментарии к книге «Фулгрим», Грэм Макнилл
Всего 0 комментариев