«Те, кого принимают в расчет»

На космическом корабле их было пятьдесят. И все они уже довольно долго жили вместе. Но пятьдесят пять в расчет не идут. Только три, скажем так, центральные фигуры имеют значение. Одна из них — Гибсен, украшенный бриллиантовыми эполетами и ниткой прекрасно подобранных рубинов. Вторая — Брэбент со своими чернильными пятнами тоже принимается в расчет. И, можно сказать, самая главная из всех — Рей Уэнсли.

Все же остальные не считаются, как бы они ни страдали. Итак, только эти трое.

Один из тех, кого в расчет не принимают, пронзительно кричал. Он был здесь самый маленький — крошечный и, так сказать, совсем новенький. Даже за обшивкой корабля, где готовились к полету разведывательные ракеты, Брэбент слышал его голос. Гибсен, подпрыгивая, как наживка на крючке, продвигался по коридору и тоже прекрасно его слышал. Рей слышала его еще лучше, так как находилась ближе всех к этому самому маленькому существу. А он извивался от ужасной боли, самой ужасной из всех, которые когда-либо испытывал, если не считать той, в результате конторой он и появился на свет пять недель и три дня тому назад.

Рей Уэнсли пальцем ноги подцепила пустую колыбельку малыша, которая в условиях, в которых они пребывали, была ни к чему, стукнула по кнопке настенного переговорного устройства и окликнула:

— Мери!

Через секунду из динамика послышалось сонное:

— М… м… м?

— Мери, ты бы лучше пришла сюда и помогла мне, — укоризненно заметила Рей. Она оставила микрофон включенным и вернулась к ребенку. Мери была мамой ребенка, и его плач лучше, чем любые убеждения, заставит ее поторопиться.

Маму ждали около часа. Сеточка для волос сползла у Рей набок, и их золото рассыпалось по спине. Но дедушке было не до этого. Она то похлопывала ребенка, то трясла его, приговаривая:

— Давай, милый. Ну, пожалуйста, выпусти воздух для тети Рейчел.