«Легион Кэнби»

Болдуин Билл Легион Кэнби

ПРОЛОГ

21 ноября 2681 г., земное летосчисление

На борту «KV388 „SW799“», в космосе, неподалеку от Халифа

— Всем приготовиться к посадке! Занять рабочие места! Закончить гиперсветовые операции…

Николай Кобир, капитан Новокирского флота, вглядывался в лобовые гиперэкраны «SW799», плавно замедляя ход корабля и ожидая окончания Перехода. В поле зрения стремительно рос диск планеты. Экраны все еще отображали лишь гиперсветовую модель того, что происходит впереди. Но пока Николай смотрел, они становились все более и более прозрачными, в то время как два больших гравитонных двигателя «CNX-801E» боролись с огромной силой инерции, накопленной за трехдневное путешествие по Галактике.

При помощи гиперэкранов правого борта Николай наблюдал за ведомым, Эмилем Липпи, который, как всегда — вот уже почти шесть лет жестокой войны, — вел свой «Квлоков KV388L» рядом с «SW799». Ниже и немного позади двигались корабли Хано Квадроса и Жоржа Руа — тот летел во фланге Квадроса. В полукилометре с правого борта строй замыкали еще четыре угловатых «388». Все восемь кораблей преодолели световой барьер строго одновременно, несмотря на то что половина пути пролегала по терзаемой штормом Галактике. Кобир улыбнулся. Меньшего от лучших экипажей и пилотов во всех одиннадцати доминионах Конфедерации Вольпато он и не ждал. Его люди были последними, кто уцелел из Двадцать первой оперативной группы Восьмой флотилии, подразделения, которое всего лишь два стандартных года назад насчитывало двести шестьдесят три корабля, не считая резервных.

Наконец встречные фотоны замедлились до скоростей, которые уже мог различить человеческий глаз, и экраны стали прозрачными, отображая отдаленную планету, вращающуюся вокруг третьесортной звезды вместе с тремя сестрами-планетками, чуть больше астероида.

— Халиф, — печально прошептал кирскианец и покачал головой. — Унылое место для окончания такой красивой мечты.

— Всем приготовиться к посадке! — ожило переговорное устройство, нарушая его мрачные размышления. — Занять места для посадки! Закончить гиперсветовые операции…

До тесной навигационной рубки долетал топот ног членов экипажа, спешащих на свои места, монотонный стук защитных переборок и люков — в общем, обычная какофония, сопровождающая выход космического корабля из дальнего космоса.

Кобир просматривал показания приборов, взгляд привычно перемещался от одной колонки цифр к другой. Все шло нормально, чего и следовало ожидать от такого замечательного корабля, как у него. Уже через несколько стандартных часов после прекращения военных действий передовых боевых кораблей останется совсем немного. Николай с грустью покачал головой.

Неделю назад, неподалеку от пепелища, оставшегося от их последней базы, Кориса-29 — в каких-то тридцати световых годах от Мегиддо, главной планеты Новокирска, — Николай приказал двум своим транспортникам «KV72» с немногими уцелевшими гражданскими лицами, провизией и запчастями на борту отправиться вперед по безопасному маршруту. Спустя три дня, когда в поражении не сомневался уже никто, Николай покинул базу и повел восемь своих уцелевших «388» сквозь сжимающееся кольцо вражеских кораблей. Вероятно, Николай стал последним, кто выскользнул из окружения, прежде чем руководящие офицеры всех государств — членов Конфедерации заключили с Имперской Землей перемирие на ее условиях. Все закончилось несколько стандартных часов тому назад, но Николаю вместе с отважными мужчинами и женщинами, которые сражались рядом с ним и выжили, удалось вырваться на свободу.

Впрочем, что за свобода их ожидает? Кобир не обманывался относительно будущего Конфедерации — с ней покончено раз и навсегда. Благодаря условиям перемирия имперцы непременно добьются этого. Тем не менее с маленькой эскадрой мощных кораблей Николай и его люди вполне могут попытаться выкроить себе из послевоенного хаоса что-либо стоящее. Конечно, это гораздо привлекательнее, чем пассивное ожидание неизбежного. Николай мог обеспечить своим людям хоть какой-то выбор. Выведя корабли, двести с лишним кирскианцев рассеются по Галактике на пару лет — достаточный срок для того, чтобы все улеглось. Затем, по сигналу Николая, те, кто еще захочет этого, снова соберутся и начнут новую карьеру — какой бы она к тому времени ни оказалась…

Под ногами Кобира дрогнула палуба, заставив его усталый ум вернуться к реальности. Настал последний из мощных гравитационных штормов, с которыми людям приходилось сталкиваться на пути. Неистовые бури преследовали их на каждом парсеке из Мегиддо, но они же обеспечивали укрытие от имперских военных кораблей, заполонивших в те дни космос. Большинство имперцев огибали крупные гравитационные циклоны, которые время от времени вырывались из центра Галактики. Они были опасны, если не сказать больше, однако Кобир уже давно научился справляться с ними.

Теперь подтвердилось, что он не зря передал подобный опыт своим экипажам.

Сидя возле Николая, Дориан Шкода, его первый помощник, повернул голову.

— Идем на посадку, капитан? — спросил он.

Кобир кивнул. Планета прямо по курсу увеличивалась в размерах. Системы безопасного сближения не показывали ничего подозрительного. Халиф и ее звезда Са'анто по праву считались в Галактике захолустьем. Но когда почти весь космос управлялся Землей, не исключалась возможность натолкнуться на какой-нибудь имперский корабль. Поэтому Николай снижался на гораздо большей скорости, чем обычно. Иногда все восемь кораблей проносились сквозь уплотнявшуюся атмосферу, словно метеоры — стремительно нагреваясь едва ли не до температуры плавления металла. При таких сумасшедших скоростях даже от лучших шкиперов требовалось очень многое — корабли нервно подрагивали, а малейшее отклонение от курса могло повредить их корпуса. За правым бортом Липпи, Квадрос и Руа неизменно держались вместе. Уголком глаза Николай отметил еще четыре корабля: Гайдар, Гатцкоу, Розенберг и Джабир тоже сохраняли образцовый порядок.

Внезапно «388» Розенберга развалился и лопнул, словно гриб-дождевик. Все, включая летную рубку, поплыло в одну сторону. Кормовая секция с ее тяжелыми трансформаторными подстанциями и гравитонными двигателями продолжала падать, будто огромная комета, в то время как в разные стороны посыпались обломки. Рубка наполнилась горестными стонами.

Кобир закусил губу. Розенберг и его экипаж слишком много пережили, чтобы закончить вот так… когда до спасения оставалось всего несколько минут. Кобир заставил себя не думать о них, напомнив себе, что его вместе с экипажем тоже отделяет от спасения лишь несколько минут — причем опасных минут. Хорошо еще, что древняя Калабрия — единственный и упорно придерживавшийся нейтралитета город — по-прежнему находится за горизонтом, поэтому корабли, вероятно, еще не обнаружены. Кобир не знал, какой прием ожидает их. Калабрийцы, наследники цивилизации, основанной более тысячи лет тому назад, слыли чудаками, более заинтересованными в выгоде, чем каких-то альянсах. Однако чем меньше людей узнает об укрывшихся кораблях, тем будет лучше.

На пугающих скоростях Николай вел корабли вниз, к бесформенным, сглаженным облаками берегам, которые быстро обратились в подвижные сероватые массы. На мостике наступила тишина — по внутренней связи он слышал лишь дыхание и редкие вздохи. Только в нескольких сотнях метров над первым слоем облаков Кобир при помощи рулевых двигателей с трудом вывел корабль из опасного броска. Взгляд на гиперэкраны подтвердил, что оставшееся «стадо» Николая прошло не только благополучно, но и с некоторым подобием порядка.

Корабли опустились сквозь внушительную гряду облаков, почти такую же большую, как и континент, который они покрывали. Чуть ниже Кобир заметил по крайней мере еще четыре слоя грязных сероватых облаков, медленно двигавшихся вниз с ледяных полярных областей планеты.

На мгновение у Кобира возникло желание связаться с каким-нибудь Планетарным Центром для получения посадочных инструкций. Однако многими из этих центров владели теперь имперцы — как и полагалось на планете такого размера, не имевшей даже спутниковой сети предупреждения. Николай вслушался в звук гравитонных двигателей, громыхавших с каждой стороны корпуса. Ничего опасного не наблюдалось. Кобир посмотрел на Шкоду, тоже напряженно вглядывающегося в поверхность планеты.

— Боишься садиться, старик? — спросил Николай. Шкода улыбнулся.

— Боюсь нашего нового начинания, — ответил он, глядя на центральную консоль. — За последние два года я сыт по горло всякими передрягами.

Кобир почувствовал, что тоже улыбается.

— Ну, настоящие передряги начнутся, когда мы сядем и спрячем корабли. Придется как-то выкручиваться, пока все не утрясется.

— Зато теперь, — парировал Шкода, — собственные проблемы мы будем решать сами, а не под руководством никудышного начальства.

Кобир вздохнул.

— Пожалуй, один ноль в твою пользу, дружище, — произнес он.

Когда они опустились сквозь первый слой облаков, палуба сотряслась от ряда слабых толчков, затем все снова пошло гладко, и Николай вновь сосредоточился на управлении. Согласно показаниям приборов, атмосферные излучатели уже работали — вскоре связь прервалась, а корабль начал подпрыгивать и трястись из-за усиливавшегося вихревого возмущения.

С легкостью ведя корабль, за что Николай завоевал репутацию искуснейшего шкипера, он небрежно повернулся к офицеру связи:

— Крюгер, вы готовы дать сигнал транспортникам?

— Готов, капитан, — ответил Крюгер. — Я ввел в передатчик три закодированных сообщения.

— Хорошо, — бросил Кобир через плечо. — Отправьте одно прямо сейчас.

Надвигался очередной слой облаков, когда Николай заметил по левому борту молнию и слегка уклонился вправо, по-прежнему теряя высоту примерно по шестьдесят метров в секунду.

Через некоторое время Крюгер взволнованно воскликнул:

— Капитан, нам ответили.

— Правда? — с легкой улыбкой спросил Кобир. — И что говорят?

— «Добро пожаловать в Королевство Скуки», — прочитал Крюгер. — «Маяк на 14273».

Засмеявшись впервые за несколько дней, Кобир кивнул.

— У вас есть установка на этот маяк, Шкода? — спросил он.

— Я только что ввел значения в наш курс, — невозмутимо ответил Шкода.

На фронтальных экранах Кобира затлел, а затем разделился на горизонтальные линии ярко-красный огонек. По мере того как Николай делал поправку вправо, огонек мерцал вертикальными линиями. Еще одна последняя поправка — линии срослись в одну центральную точку. Взглянув вправо, Кобир удостоверился в том, что другие корабли тоже выстраиваются на маяк.

Увеличивая подъем до девяти, Николай проверил навигационные переключатели и настроил регуляторы скорости примерно на один пятьдесят. Затем повел огонек новым курсом, в то время как мощные нисходящие потоки выхватили корабль и швырнули набок.

— Не отказался бы поискать укрытие и при лучшей погоде, а, Шкода? пошутил Кобир, снова выравнивая корабль.

— Идеальная погодка, — с невозмутимым видом разглагольствовал Шкода, чтобы прятать корабли от любопытных глаз.

На мгновение облака сместились вправо, и перед Кобиром мелькнула земля. Насколько он мог разглядеть — густой лес. Николай был здесь только один раз, много лет, тому назад. В то время его раздражала древность планеты, пестрая архитектура единственного города и эксцентричные жители. Теперь же… если все не очень изменилось, это место покажется раем.

Едва корабль снова проглотили грязновато-серые клубящиеся облака, раздался сигнал превышения скорости. Через несколько секунд корабли нырнули в очередную воздушную яму. Кобир твердо держался выбранного курса. После шести лет полетов в военное время одной ненастной погоды явно было недостаточно, чтобы его смутить. Корабли резко вырвались из последнего слоя облаков. Впереди, у подножия низкой горной гряды, сквозь штормившую атмосферу Кобир разглядел длинное узкое озеро и ярко-красный маяк. Пещеры и транспорт должны находиться поблизости.

Снизившись до ста пятидесяти футов над тем, что походило на очередной лес, корабли пролетели сквозь несколько серых прядей дымки. Затем она быстро сгустилась — по гиперэкранам закапал дождь, закипая на раскаленных добела кристаллических поверхностях. Пилоты инстинктивно сомкнули корабли для поддержания визуального контакта. Любой источник излучения мог привлечь внимание города к непрошеным гостям.

— Если не возражаете, начнем посадочный контроль, Шкода, — предложил Кобир.

— Есть, капитан, — кивнул Шкода. — Как с непрерывным повышением?

Кобир проверил гравитационные панели.

— Включил, — сообщил он, в то время как корабль запрыгал в вихре облаков.

— Радионавигационные переключатели?

— Настроены на радиозондирование.

— Приборы автопилота?

— Проверены, — откликнулся Кобир.

Семь его оставшихся кораблей сомкнулись в одну линию.

— Теперь будем всех сажать, — добавил Кобир.

— Есть, капитан, — ответил Шкода. Через несколько секунд его голос уже разносился по переговорному устройству корабля:

— Всем обеспечить личную безопасность. Всем обеспечить личную безопасность…

Затем Шкода спросил:

— Навигационное радиозондирование? Кобир переключил внимание на панель связи.

— Ручная настройка… — бросил Кобир. — Как будто она нам еще понадобится.

— Вот уж действительно, капитан, — поддержал его Шкода. — Высотомер и навигационные приборы?

— Э-э… настроены и перепроверены.

Теперь корабль стремительно приближался к озеру. Ряды пенистых гребней волн устремились к кораблю, словно огромная седая армия.

— ЭПР ошибки скорости полета?

— Уменьшены до одного и тридцати девяти — и перепроверены.

— Тормоза?

— Замкнуты.

Выстроившись на маяк, корабли прогрохотали над таинственными развалинами планеты ощетинившимся восьмиугольником. В дальнем конце озера Кобир разглядел в скалах, образующих берег, расщелины. В одной из них светился маяк. Путешествие заканчивалось.

— Э-э… вертикальная гравитация? — спросил Шкода.

— Работает. Три зеленых.

— Тридцать три, тридцать три — зеленый свет.

— Есть, — объявил Шкода. Кобир кивнул.

— Все снизились? — спросил он. Просматривая одну из своих панелей, Шкода, помедлив, ответил:

— Все.

В стороне от правого борта в залитых дождем гиперэкранах проскользнули высокие деревья. Теперь высота составляла всего лишь сотню футов. Кобир осторожно сделал обход рулевых двигателей. «388» неуверенно скользили на посадку, но, несмотря на жесткие порывы ветра, корабль Кобира выправился и шел так, как хотелось капитану. В гиперэкранах заметался ярко-красный вектор. Кобир же сосредоточился на подбиравшейся к кораблю череде волн. Они несколько усложняли дело, но не очень.

Кобир еще раз проверил приборы: ровный ход… приличная скорость… угол атаки… До идеала далеко, но для такого шторма вовсе недурно. Кобир добавил скорости — следовало бы идти на два — четыре узла быстрее, — а затем отключил рулевые двигатели. Нос корабля крутанулся к наветренной стороне, и капитан немного накренил палубу для дрейфа. Потом легонько приподнял нос корабля. Судя по подошвам волн, Кобир увел корабль, умело выровняв палубу лишь на мгновение до того, как потоки серой воды ударили в гиперэкраны, и плавно прилепил его корпус к поверхности. Затем капитан включил гравитационные тормоза, высылавшие вперед два долгих потока гравитонов, которые сглаживали волны, замедлявшие ход корабля. Вскоре корабль остановился, качаясь на поверхности кипевшего от шторма озера.

* * *

В другой половине Галактики на планете под названием Земля было девять часов четырнадцать минут утра по всемирному финвичскому времени — наступило двадцать первое ноября две тысячи шестьсот восемьдесят первого года. Для ничего не подозревающих людей новый день начался как обычно.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ МЕЧТЫ И НАДЕЖДЫ

26 ноября 2689 г., земное летосчисление

Бруклинский сектор

Нью-Вашингтон

Земля

Наступил еще один День перемирия, ознаменовавший собой принятие Конфедерацией Вольпато Союзнических условий. Эта важная церемония, проведенная на борту обычного космического корабля «IL-271», завершила собой почти шестилетнюю войну между двумя межгалактическими коалициями. И восемь лет спустя Гордон Бернард Кэнби отчетливо помнил все это, проходя с поношенной продуктовой сумкой по шумной Седьмой авеню Бруклинского сектора. Кэнби командовал звеном истребителей «DH98», сопровождавшим тот самый «IL-271» на посадку в святая святых Конфедерации — Мегиддо, главную планету Новокирска.

В то время все казалось проникнуто героизмом. С последующей ратификацией обеими сторонами Договора Хоудака начался год общих Союзнических празднований, завершенных на самой Земле, наверное, величайшим в истории человечества парадом победы. Кэнби помнил и это. Его прославленный Девятнадцатый Звездный Легион отличился в грандиозном полете над Нью-Вашингтоном, бюрократической столицей Имперской Земли, суверенным государством, охватившим тридцать отдаленных звездных систем, девятнадцать обитаемых планет и бесчисленное количество богатых минералами, а потому невероятно важных для межгалактической торговли астероидов.

Впрочем, спустя всего восемь лет когда-то знаменитый (теперь ему исполнился тридцать один год) командир Звездного Легиона Гордон Кэнби стал просто гражданином Кэнби. Согласно Великому новому порядку — или сокращенно ВНП — Имперской Земли, она начала царствовать под личиной демократии. Контроль над «доведенным до совершенства» режимом осуществлял император, вознесшийся на столь высокий пост благодаря тому, что скопил больше богатства, чем другие претенденты, и остававшийся на нем лишь до тех пор, пока не найдется кто-нибудь богаче. Он (или она) председательствовал в Палате знати, главной формальной организации лордов, состоящей из самых обеспеченных жителей Империи. Эти люди контролировали почти весь имперский капитал и могли продавать свои титулы или передавать их по наследству, причем не обязательно кровным родственникам.

Законодатели — главы политического класса — располагались по иерархической лестнице значительно ниже Палаты знати, на щедрость которой полагались при финансировании своих шумных выборов. Как следствие, Палата знати была почти свободна от законов, принятых выбранными ею патронами. Присвоив достаточно средств, те частенько примыкали к своим более счастливым наставникам, выкупив у императора собственный титул.

Главы торговых предприятий обитали фактически в той же социальной плоскости, что и законодатели. Успех коммерсантов измерялся и вознаграждался соответственно прибыли, приносимой ими хозяевам из знати. Коммерсанты тоже могли купить у императора титулы.

Эти немногие — знать, политики и дельцы — образовывали де-факто монархию, которая в основном предназначалась для обеспечения максимальной продуктивности занятых в производстве, минимума беспорядка среди безработных и строгого соблюдения разнообразных законов, неизменно благоволивших высшему классу, что правил получившими избирательные права «полноправными» гражданами, рассеянными по всей Галактике.

С завершением войны в ветеранах увидели реальную угрозу закрепившейся монархии, поскольку миллионы солдат-победителей и астронавтов вернулись к гражданской жизни, уже успели привыкнуть к независимости. Дальновидная коалиция из консервативных политиков, богатой знати и фанатиков самых доктринерских религиозных сект разглядели эту угрозу еще до заключения перемирия. Тотчас же они принялись за выработку законов, призванных надежно контролировать возвращавшихся к мирной жизни мужчин и женщин, причем делали это весьма успешно.

Как и следовало ожидать, триумф законодателей создал для людей вроде Гордона Кэнби, коренного имперца и почетного выпускника Академии военного флота в Аннаполисе, безрадостную перспективу. Спустя семь лет после демобилизации Кэнби по-прежнему был в отличной физической форме, хотя теперь это никому не требовалось. Среднего роста, коренастый, он держался так, словно все еще служил в армии.

В тот осенний день Кэнби надел поверх толстого шерстяного свитера старую летную куртку. Кэнби носил неопределенного вида серые брюки и оставшиеся с войны ботинки, сверкавшие так, будто он собрался на парад. Несмотря на то что с Верхней бухты дул холодный сырой ветер, Кэнби шел без шляпы. Его голову покрывали лишь соединившиеся на затылке островки волнистых седеющих волос над ушами. Кэнби обладал выпуклым лбом, глубоко посаженными голубыми глазами, часто искрившимися смехом, носом-пуговкой и, как правило, растянутыми в усмешке губами. Впрочем, порой, когда, так же как и в тот день. Гордон Кэнби отправлялся на опасное дело, его губы оказывались крепко сжатыми.

Яркую надежду на будущее Кэнби связывал с Немилом Квинном, товарищем по Флоту, огромное фамильное наследство которого позволило финансировать собственную предвыборную кампанию, независимую от знати. Квинн занимал пост канцлера казначейства, однако распространил по «неофициальным» каналам информацию о том, что станет кандидатом на следующих выборах премьер-министра, поддерживая движение центристских реформ. Поскольку он являлся единственным членом политического класса, который мог (пусть осторожно) высказываться против неумеренности знати и ее лакеев, то стал среди лордов более чем непопулярным. Для большинства же ветеранов это придало его возможной кандидатуре еще больше привлекательности.

Кэнби пробежался глазами по неряшливому ряду безликих шестиэтажных многоквартирных домов: замызганные окна, казалось, отражали безнадежность живших за ними полуобразованных «полноправных граждан». Правительство бесцеремонно вышвырнуло вон большую часть бывших солдат, в услугах которых уже не нуждалось. Многие из обитателей этих домов когда-то входили в Девятнадцатый Звездный Легион Кэнби и продолжали служить в новой и совершенно нелегальной организации, созданной им, чтобы расстроить проводимую новым правительством кампанию подчинения. Многие годы члены организации именовали себя «Легионом Кэнби», хотя он горячо возражал против этого.

В двадцати милях от домов из отдаленного космического порта Айдлвайлд взмыл вверх величественный лайнер. Кэнби с завистью смотрел, как корабль совершил замысловатый вираж и с грохотом вошел в облака, направляясь к звездам. Кэнби был отличным пилотом и не только красиво летал, но и разбирался в физике настоящего гиперполета так, словно родился в рубке. Впрочем, в последний раз Кэнби ступал на корабль, когда вместе с оставшимся экипажем ставил в док Карачи потрепанный в боях «DH98».

Затем по гипертуннелю Кэнби вернулся в Нью-Вашингтон — пришлось демобилизоваться. Остаться служить после «большого дембеля» удалось лишь самым обеспеченным и влиятельным офицерам. С тех пор Кэнби обнаружил, что без работы оказались тысячи таких же высококвалифицированных офицеров космических кораблей. Гражданские корабли наводнили те, кто раньше на них служил, или те, у кого хватило влияния или богатства, чтобы «подмазать» себе путь в строго контролируемую систему гильдий и корпораций. Кэнби к числу таких не принадлежал. Родившись на Артемосе-8 в семье горнорабочих, которая быстро распалась, Кэнби почти всю юность провел в дешевых школах-интернатах, чуть ли не в условиях заключения, а потом сразу отправился во Флот, ставший для него единственной настоящей семьей.

Кэнби был прирожденным Лидером, которому редко приходилось повышать голос. Летную академию юноша окончил одним из лучших, а затем во время войны, благодаря природным способностям к космическим полетам, быстро продвинулся по службе. Однако, как и большинство товарищей-ветеранов, теперь он превратился в отверженного, и едва ли ему улыбнется надежда применить в будущем свои таланты на практике. Выиграв войну, Кэнби и почти все, кем он командовал, буквально лишили себя работы. Неизбежно, по иронии судьбы, наградой за их победу стала безработица.

«…приближаясь к завершению отличной службы в нашем Имперском Флоте, — разглагольствовал один из старших офицеров, обладавший достаточными средствами и политическим влиянием, чтобы остаться на службе, — вы унесете с собой признание бессчетного числа людей, включая всех нас, с которыми вы служили…»

Кэнби приложил свою энергию в другом месте, как и долговязый бывший лейтенант Нортон Питер — когда-то артиллерист на борту одного из штурмовиков Девятнадцатого Звездного Легиона. Как раз теперь Нортон подавал Кэнби с другого конца улицы знак, что впереди нет вездесущих полицейских.

Пройдя половину Шестьдесят пятой улицы, Кэнби миновал одну из государственных бесплатных столовых, организованных для того, чтобы «полноправные граждане» самой жизнью были обязаны правительству с его подачками. В эпоху почти полной промышленной автоматизации неквалифицированные рабочие обычно не требовались, хотя для крупных, финансируемых правительством проектов имелся многомиллионный рынок дешевой рабочей силы. Стоявшие в очереди в столовой мужчины и женщины продвигались вперед, словно зомби, почти все — с опущенными головами, избегая встречаться друг с другом взглядами. Кэнби не хотелось верить в то, будто в еду для «полноправных граждан» правительство что-то подсыпает. Ему и самому порой приходилось питаться в бесплатных столовках, когда не удавалось растянуть офицерскую пенсию от одной выплаты до другой.

Мимо по улице прошелестел важный черный лимузин-глиссер. Зеркальные окна в пассажирском салоне скрывали прилизанных молодых менеджеров, возвращавшихся из одного из незаконных бруклинских «веселых домов», где шли навстречу всем самым немыслимым и порочным желаниям клиента, которые не смогли бы удовлетворить даже специализированные злачные места на «Площади» в Манхэттене. «Веселые дома» содержали многие из товарищей Кэнби, в том числе бывший капитан-лейтенант Ольга Конфрасс, пилот, командовавшая когда-то одним из военных кораблей Девятнадцатого Звездного Легиона.

Кэнби проследил за тем, как большой глиссер скрылся в одной из боковых улочек, и нахмурился. Лимузины редко попадали в Бруклин по иной причине их пассажиры проживали со скучными ханжескими супругами совсем в других местах.

Кэнби повезло: сам он принадлежал к классу, которому предоставили избирательное право. Благодаря правительственной пенсии ему и его товарищам, бывшим офицерам, разрешалось прицепиться к самому краешку привилегированной экономической группы. В пунктах выплат они регулярно получали свои пенсии, назначенные сообразно званиям, до которых дослужились на войне. Можно было забрать все выплаты сразу, подсчитанные по актуарным таблицам. Многие так и делали, пожив недолго, зато на полную катушку, а затем, когда деньги заканчивались, обращались в один из спонсируемых правительством Центров Эвтаназии. Те, кому уже все выплатили, не имели права пользоваться даже бесплатными столовыми. Поскольку для людей без имущества или политических связей постоянная занятость оказывалась невозможной, бывшие солдаты неминуемо попадали в негласную прослойку из воров и нарушителей закона. Примером тому служил бывший капитан-лейтенант Пели Мэддер, попытавшийся избежать неизбежного и потерпевший неудачу…

По незаметному сигналу от бородатого Карло Нанна, бывшего старшины, который не терял бдительности, хотя и стоял, небрежно прислонившись к ржавому фонарю, Кэнби свернул на восток, где Тридцать шестая улица заканчивалась Пятой авеню. Вдалеке, из Манхэттенского сектора, загрязненного и до предела перенаселенного муниципального района Нью-Вашингтона, поднимались древние небоскребы. Справа ряд брошенных космических кораблей, образовывавший бесконечную береговую линию, отделял Кэнби от сероватых вод залива. Отделенный ржавой электрической изгородью, далеко растянувшийся призрачный комплекс когда-то был нацелен на нужды войны, в которой участвовали двадцать две отдельные цивилизации и почти все из четырехсот восьмидесяти трех планет. Теперь все, находившееся за изгородью со стороны залива, быстро разрушалось за ненадобностью. Огромные пакгаузы стояли молчаливые и пустые, с целыми этажами разбитых окон. Повсюду кружил занесенный ветром мусор с улицы. — Громадные доковые краны, словно гниющие трупы гигантских птиц, покрывались ржавчиной. Сами причалы сильно пострадали и от непогоды, и от воды — некоторые уже заваливались на прогнившие сваи.

После демобилизации Кэнби, которому было некуда ехать, поселился на Стейтен-Айленд — военные редко пускали глубокие корни. Как офицер в отставке он имел право выбрать любую планету и остаться на ней на законных основаниях. Однако Кэнби предпочел никуда не ехать и прибавил неиспользованные транспортные средства к своему пособию. Тогда эта мысль показалась ему очень удачной, как, впрочем, и теперь — правда, по совсем другим причинам.

К сожалению, жизнь, в которую окунулся Кэнби, вовсе не являлась жизнью — во всяком случае, для тех, кто прежде представлял собой какую-никакую значимость. До войны, как любой полный решимости юноша, Кэнби купался в мечтах и надеждах. Тогда он даже стремился совершить вояж по Галактике — до Перемирия Кэнби летал как-то на прототипе «DH98», достаточно быстром для такого путешествия. Теперь мечты подобного масштаба остались в прошлом если только кампания Немила Квинна по выборам на пост премьер-министра вдруг не окажется успешной. Однако шансы на победу в выборах составляли один из миллиона, даже для кандидатов с такими ресурсами, как у Квинна.

В первые годы после демобилизации Кэнби сделал все возможное, чтобы найти какую-нибудь стоящую работу. Впрочем, кроме межзвездных полетов, он почти ничего не знал, и никто не проявил интереса к бывшему офицеру старше двадцати пяти лет. В конце концов он сдался, так же как миллионы других ветеранов по всей Империи. Чтобы выжить, Кэнби научился выменивать самоуважение на государственную пенсию.

Заброшенные причалы кончились как раз перед тем, как Пятая авеню превратилась в Прибрежный бульвар и взяла вправо, к древнему сектору Бей-Ридж. Бывший командир Нэмрон Эмпс — одно время капеллан Девятнадцатого Звездного Легиона — пообещал, что Мэддер будет ждать именно там. Шумные улицы обеспечивали необходимое укрытие от полицейских, неизменно проявлявших бдительность по отношению к таким преступникам, как капитан. К тому стали относиться с опаской после того, как он украл еду в одной из государственных бесплатных столовых — одно из многочисленных преступлений, караемое смертной казнью.

Кэнби огляделся в поисках знакомого лица в круговороте кипевшей вокруг жизни. Мимо прошла бригада электриков в комбинезонах с затейливыми монограммами. Две мускулистые женщины вели огромный строительный грузовик, который изрыгал едкий дым. На парковой скамье тощий продажный мужчина, расстегнув брюки, демонстрировал свой «товар» трем возможным клиенткам в мини-юбках. Водопроводчики тащили тяжелую десятифутовую трубу. Дюжий молодой человек закатывал в пивную бочки с пивом. Сквозь толпу пробирались мальчишки, шумно играя в понятную лишь им игру. Троица стариков задумчиво попыхивала сладко пахнущими трубками. Оборванная кучка «полноправных граждан», судя по виду, замышляла что-то недоброе. На дорогих глиссерах проезжали дамы с ничего не выражающими лицами. Подпрыгивающей походкой шагал розововолосый администратор с батареей из пяти самоходных портфелей. Торговцы зонтиками при появлении полицейских развеялись как дым. Старинный Бей-Ридж, деятельный и многообразный, с каждым разом привлекал к себе Кэнби все больше и больше. Эти люди были более настоящими, чем все те прилизанные, одинаковые на вид нью-вашингтонские политиканы.

Из замусоренного входа в переулок Кэнби кивнула полная бородатая фигура, стоявшая возле замызганного магазинчика. Это был Эмпс, обладатель огромнейшего носа, бычьей шеи и непокорных волос. Рядом, откуда-то из полумрака, возникло знакомое круглое лицо Мэддера — его глаза беспокойно двигались. Неожиданно они остановились на Кэнби. Угрюмо поджатые губы растянулись в настороженной улыбке.

Эмпс тоже улыбнулся, ободряюще похлопал Мэддера по плечу и, завершив свою миссию, затерялся среди прохожих.

Улыбнувшись Мэддеру в ответ, Кэнби еще раз поискал глазами полицейских, а затем минуя толпу осторожно нырнул в полутемную аллею. Мэддер прятался за осевшим навесом. Как же изменился этот человек! Грязный и растрепанный, он весил в несколько раз меньше, чем в годы службы. Его заросшее щетиной лицо осунулось, а в глазах отражалась затравленность, характерная для тех, кто пребывает в постоянном страхе за жизнь. Одежду Мэддера составляли лохмотья, и от него пахло так, будто он ночевал в канализационной трубе, что вполне могло оказаться правдой.

— Командир, — хрипло прошептал бедолага, — слава Богу, вы пришли!

Кэнби положил руку на трясущееся плечо Мэддера.

— Похоже, тебе пришлось туго, лейтенант, — ласково заметил Кэнби.

— Так точно, командир, — признался Мэддер слабым голосом. — Хуже, чем я мог представить. А теперь они еще не подпускают меня к центрам эвтаназии. Я нужен им для публичных наказаний. Если бы я только знал, никогда не стал бы…

— Не оглядывайся назад, лейтенант, — перебил Кэнби, ободряющее сжимая его плечо. — Перед тобой снова открылось будущее — осталось только шагнуть ему навстречу. — Он достал из летной куртки конверт. — У меня есть билет на гиперпоезд до Бомбея на мое имя. Сети Интерпола никогда не простирались так далеко.

— Бомбей, — протянул Мэддер, словно сомневаясь в собственном голосе. И меня не смогут выследить?

— Не смогут, — заверил его Кэнби. — Все подготовлено. Тебе нужно лишь попасть на гиперпоезд.

— Но как я это сделаю? — спросил Мэддер так, будто обнаружил, что все слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. — Не могу же я сесть на поезд в таком виде. От меня… воняет.

— Поэтому я кое-что захватил, — сказал Кэнби, доставая сумку. — Тебе помогут стерильные салфетки и чистая одежда, — добавил он с усмешкой. Хотя; боюсь, она будет немного великовата. С тех пор как я тебя видел, ты здорово похудел. Капеллан Эмпс забыл меня об этом предупредить.

Мэддер покачал головой.

— Господи, командир, — промолвил он, трогая одежду. — Не важно, как она будет сидеть. Теперь мне многое не по размеру. Зато копам будет труднее меня узнать.

— Вот это я принес специально для них, — смеясь, сказал Кэнби, доставая парик, накладную бороду и очки. — С такой маскировкой у тебя точно все получится.

— Боже мой! — Мэддер судорожно сглотнул, его глаза наполнились слезами. — Не могу поверить.

— Ты ведь просил помочь, не так ли?

— Так, — еле слышно согласился Мэддер. — Сначала я много раз просил других, но они резко перестали со мною знаться. Остались только вы и командир Эмпс.

— Забудь о других, лейтенант, — посоветовал Кэнби. — Теперь все будет хорошо. Только доберись до Бомбея, измени имя и начни новую жизнь. Это окажется не так просто, потребуется пара лет тяжелой работы, прежде чем ты сможешь зарегистрироваться здесь как полноправный гражданин.

Мэддер кивнул.

— Да. Если меня не будут искать, я продержусь. А тяжелой работы я сроду не боялся. Вы ведь помните, правда, командир?

Кэнби улыбнулся.

— Поэтому я и здесь, лейтенант, — заметил он. — И рад тебе помочь.

— Благослови вас Господь, командир Кэнби, — воскликнул Мэддер, хватая конверт. — Когда-нибудь я так или иначе отплачу вам с лихвой.

— Пользуйся новой жизнью сам, лейтенант, — возразил Кэнби. — Все, что кусает этих гнилых политиканишек, для меня уже награда.

Он взглянул на часы.

— До гиперпоезда на Бомбей осталось меньше получаса. Ныряй в проулок и одевайся. Затем мы вместе дойдем до станции. Так будет проще…

К полудню Кэнби собирался быть дома. С тем, что у него осталось, он мог скромненько протянуть до следующей пенсии, если не налегать на еду и отложить выплату квартплаты до следующего месяца. Храбро подставив лицо пронзительному ветру, Кэнби сел на один из паромчиков, ожидавших возле древних развалин огромного моста, и улыбнулся. Хотя ему придется немного поголодать, все в Легионе время от времени чем-то жертвовали, когда товарищ-ветеран попадал в беду. Это стоило затраченных усилий и риска хотя бы ради того, чтобы насолить правительству.

Белгрейвский сектор

Лондон

Земля

В тот же самый день в Лондонском Белгрейвском секторе, как раз за Белгрейв-Сквер, Садир, Первый граф Ренальдо, носился по спальне на третьем этаже своего элегантного особняка, извергая проклятия в адрес двух дворецких и лакея, которые поспешно ретировались из комнаты. По невнимательности Гертруда, помощница дворецкого, уронила одну из любимых запонок Ренальдо. Та закатилась за «подлинную» старинную заслонку от горячего воздуха и упала в трубу, происхождение которой уже затерялось с годами.

— Вон, сволочи, идиоты! — вопил граф. — И не показывайтесь, пока не заработают ваши убогие мозги!

Тяжело дыша скорее от гнева, чем от бега, он плюхнулся в кресло, свирепо глядя в пустой дверной проем. «Низкие твари, — мрачно думал граф. Теперь все так. Прислуге просто нельзя доверять!.. Разумеется, сегодня вообще никому нельзя доверять». Он капризно посмотрел на свое отражение в богато украшенном зеркале — ну и денек! Целую неделю ждать благотворительного приема в Галерее Барбикан, чтобы надеть новый елизаветинский костюм — и на тебе…

Граф был облачен в красновато-коричневые атласные бриджи длиной до колена (специально скроенные с учетом его полноты), желтые шелковые чулки с украшенными белым кружевом подвязками, белую нижнюю рубаху и пышный кружевной воротник. На манекене рядом с зеркалом висел расшитый золотом изумрудный камзол — как положено, с буфами и разрезами. На инкрустированном ночном столике стояла украшенная перьями высокая бобровая шапка, а рядом с нею — пара широких сапог из мягкой черной кожи с пряжками и шпорами. Широкий круглый плащ «а-ля три мушкетера» беспорядочной кучей валялся там, где его в спешке уронил один из лакеев.

Со стоном Ренальдо вытащил свое тело из кресла: корсет, который он носил, чтобы убрать огромный живот и приподнять обычно впалую грудь, порой причинял большие неудобства. Теперь же, когда бестолковые слуги исчезли, приходилось завершать туалет самому — довольно трудная задача, учитывая сложное историческое одеяние, к которому часто прибегало дворянство Имперской Земли.

Как высокородный отец, а до него — дед, Ренальдо был маленького менее двух метров — роста. Он обладал коротенькими толстыми пальцами, выступающим животом и тонкими ножками. Посещая лондонский университет, Ренальдо занимался спортом, но жизнь в роскоши и страсть к хорошей кухне превратили когда-то многообещающего атлета в тучную краснолицую развалину, когда графу не исполнилось еще и тридцати. Теперь, в возрасте пятидесяти восьми лет, половину из которых он в той или иной форме употреблял табак, у Ренальдо заметно испортились зубы. Его лицо — круглое и белое, словно сырой пирог с мясом — испещрили следы многочисленных венерических заболеваний, коими Ренальдо неоднократно страдал в молодости. Щеки покрывала сеть крошечных синих капилляров, что говорило о чрезмерном увлечении графа многими вещами.

Лишь в его маленьких, близко посаженных глазках — недоверчивых и неизменно алчных — отражалась какая-то жизнь.

Ренальдо оглядел комнату, недовольный даже великолепной обстановкой семнадцатого века. Потолок украшала роскошная роспись в стиле сверхнатурализма кисти Верри, запечатлевшего английскую королеву Анну в аллегорическом образе Справедливости в окружении Нептуна, Британии, Изобилия и Мира. На стенах висели пять из шести гобеленов на тему Битвы при Соулбей, изготовленные семейством Пойнтц в Мортлейке и Хаттен-Гардене в тысяча шестьсот восьмидесятые годы. Впечатляющий мраморный камин работы Джеймса Носта (первоначально задуманный для спальных покоев Георга I) сверкал топографическими изображениями горящего угля. Напротив стояла огромная кровать под балдахином, предназначавшаяся для королевы Шарлотты, супруги Георга III. Постель все еще оставалась незаправленной: почти все утро и несколько послеполуденных часов граф «развлекался» со специально принятыми для этого в штат особняка людьми.

Проковыляв к ночному столику, Ренальдо со стоном — «Чертов корсет!» наклонился за сапогами и направился обратно к креслу. Раздался еще один горестный стон. Усевшись, граф расставил сапоги по обе стороны от себя и с пыхтением взялся за работу, подумывая, нельзя ли хоть ненадолго освободиться от корсета. Разумеется, делать этого было нельзя. Без корсета Ренальдо ни за что не застегнул бы слишком тесные бриджи, за которые проклятый портной Бартоломью так дорого затребовал.

Выдохнув, граф покачался из стороны в сторону, взял кончиками пальцев правый сапог и поднес к ноге. Впереди ожидало самое трудное. С огромным усилием Ренальдо схватил голенище сапога обеими руками и начал через силу поднимать правую ногу — при этом корсет беспощадно впивался графу в грудь. Однако нога поднялась, недостаточно высоко. От недостатка кислорода закружилась голова. Ренальдо попытался достать до пальцев, наклонив сапог. Но едва граф почувствовал, что нога скользнула в голенище, пришло время сделать вдох — и все испортить. Ренальдо безжизненно распростерся в кресле, едва переводя дух.

Перед глазами графа замелькали звездочки. Он выругал дворецкого за неуклюжесть и за ужасные обстоятельства, в которых оказался. Какое скотство! Он платил этим тупорылым за то, чтобы работали, и, ей-богу, заставит их работать.

— Миссис Тимптон… Гертруда! — прогремел голос Ренальдо. — Сюда! Скорее!

Из-за угла с опаской выглянуло лицо женщины не первой молодости.

— Да, вы, миссис Тимптон, — подтвердил Ренальдо. — Вы и юная Гертруда. Заходите. Быстро.

— Вы не накажете нас, хозяин? — спросила Тимптон.

— Я этого не говорил, — проворчал Ренальдо. — Моя запонка все-таки пропала.

Тимптон спряталась за дверью.

— Черт вас обеих побери! Заходите, я сказал! Сейчас же — или лишитесь работы. Вы обе знаете, как сидеть на пособии.

Он усмехнулся. С ними только так и надо: никто не хочет быть «свободным гражданином».

Женщины неуверенно двинулись в спальню, опустив головы и глядя в пол. Обе были одинаково одеты в длинные красные жакеты, украшенные золотой тесьмой, белые атласные бриджи, белые чулки и черные домашние туфли с крупными медными пряжками. Гертруда Кресс, тощий подросток с глазами испуганной лани, Ренальдо почти не интересовала. Таких, как она, граф мог нанять для собственного удовольствия сколько угодно. Дороти Тимптон, напротив, представляла собой красивую статную женщину лет сорока пяти с длинными волосами цвета соломы, высоким бюстом и миловидным лицом. Многие годы Ренальдо относился к ней так же, как к хорошо знакомой или удобной мебели. Как к прислуге, а не как к женщине — штатные шлюхи нанимались совсем по-другому. Впрочем, при ближайшем рассмотрении она оказалась совсем ничего…

— Остановитесь здесь, — приказал граф, когда женщины дошли до середины комнаты.

Обе повиновались, не поднимая головы.

— Ну, — с упреком набросился он на них, — где этот лакей, который с вами был?

Ему никто не ответил.

Ренальдо почувствовал раздражение. Слугам платят за то, чтобы они отвечали.

— Вы слышали вопрос?

— Д-да, господин, — выдавила Тимптон, скользнув взглядом по лицу графа, но избегая его глаз.

— И где же он? — настаивал Ренальдо, продолжая внимательно разглядывать Тимптон — да, для служанки ее возраста у нее сохранилась вполне приличная фигура. Несколько крупновата, но определенно интересна, особенно большая грудь… Несмотря на совсем недавние старания дорогой проститутки, Ренальдо почувствовал возбуждение.

— Он в холле, господин, — робко ответила Тимптон.

— Так позови его сюда, старая шлюха, да поживее.

— Слушаюсь, господин, — пролепетала Тимптон, лицо которой выдавало замешательство. Она повернулась к двери:

— Гюнтер! Идите сюда!

В спальню, тоже уставившись в ковер, ввалился Гюнтер Бекк, неуклюжий угловатый мужчина лет тридцати. Когда-то Бекк повредил левую ногу и, похоже, гордился раной, как будто она придавала ему мужественности.

Несколько секунд Ренальдо молча хмурился, затем у него родилась смутная идея. Он улыбнулся.

— Раздевайтесь, — скомандовал хозяин, — все трое.

— Господин, прошу вас… — взмолилась Тимптон.

— Молчи, старая кляча, — перебил ее Ренальдо, — если, конечно, не хочешь вернуться обратно на пособие.

— Нет, господин, — пробормотала служанка и начала расстегивать жакет.

Вскоре все трое стояли посреди комнаты совершенно голые.

— Что ж, Бекк, — с усмешкой проговорил Ренальдо, — похоже, ты уже готов поразвлечься?

— Да, хозяин, — согласился Бекк, пожирая глазами обеих женщин.

— Какая тебе нравится больше, парень? — поинтересовался Ренальдо со злобной усмешкой.

— Обе ничего, господин, — ответил Бекк с хриплым смехом, обнажившим отсутствие нескольких зубов. — С бабами я не привередлив.

— Господин, — вмешалась миссис Тимптон, — Гертруда никогда…

— Никогда что? — уточнил Ренальдо.

— Никогда… еще не была с мужчиной, господин, — сконфуженно сказала служанка, не сводя глаз с пола.

— Гертруда, — спросил Ренальдо, с изумлением оборачиваясь к девушке, неужели ты еще ни с кем не спала?

— Нет, господин, — прошептала она, ее щеки зарделись, словно от лихорадки.

— Что ж, при твоей внешности не скажу, чтобы я очень удивился, бросил Ренальдо и повернулся к старшей женщине. — Отлично, миссис Тимптон, — продолжал он. — Оставлю ее на потом. Но теперь бедному Гюнтеру не приходится выбирать — и вы не хуже меня видите, что ему срочно нужна ваша помощь.

Гюнтер хохотнул.

— Это точно, хозяин, — поддакнул он. — Без помощи не обойтись.

— Гертруда, — с ухмылкой приказал Ренальдо, — будь добра, принеси вон то мягкое кресло для Гюнтера и миссис Тимптон. — Он показал на богато украшенное старинное кресло возле камина. — Поставь его передо мной, чтобы мне все было видно.

С несчастным видом девушка протащила кресло через всю комнату и поставила его прямо перед графом.

— Прекрасно, — похвалил ее тот, с широкой улыбкой подавая Тимптон и Бекку знак. — Ну а вы, голубки, — на кресло. Надеюсь, вы знаете, что делать. — Ренальдо хихикнул. — Да, Гертруда, — вдруг добавил он, — встань поближе ко мне, чтобы ты могла лучше видеть, чего лишена…

* * *

В первые часы следующего дня, после сердечного вечера с лордами в старинном Центре Барбикан, где Ренальдо пожертвовал Мировому Оперному Обществу четверть миллиона кредитов, граф поспешил домой и вернулся к своим занятиям. Весь вечер он думал о более интересном деле — деле, о завершении которого уже должен был получить известие по личной системе связи. В спешке Ренальдо почти не замечал окружавшей его великолепной обшивки из темного орехового дерева. На полках стояло более тысячи красиво переплетенных томов, некоторые из которых датировались серединой пятнадцатого века. Небрежно швырнув шляпу с перьями на редкий глобус двадцатого века добавленный к коллекции графа лишь несколько недель тому назад, — он тяжело опустился в резное кресло перед чудесным письменным столом девятнадцатого века, сделанным для молодого Эдуарда VII, когда тот еще был принцем Уэльским.

После прикосновения к кнопке выяснилось, что огромный письменный стол переоборудован для более современной роли. Его крышка бесшумно раздвинулась, обнажив мощную рабочую станцию, что вызвало на напомаженном лице графа довольную улыбку. Он чрезвычайно гордился своим — пусть и поверхностным — владением «современной» техникой. И, по правде сказать, Ренальдо действительно удалось преуспеть в том, что имело отношение к информационным наукам. Он обнаружил, что знания, или по крайней мере их демонстрация, полезны для его полуофициального статуса первого лорда Адмиралтейства.

Все знали, но никто не признавался в том, что каждый член политического класса так или иначе контролировался посредством обширного богатства знати. Наиболее же могущественные представители знати — державшие в руках поистине гигантские состояния — обычно специализировались в какой-либо конкретной правительственной сфере. Сферой интересов Ренальдо являлся Флот. С тех пор как несколько лет тому назад Ренальдо выкупил у покойного графа Глостера титул первого лорда Адмиралтейства, он направил значительные средства на финансирование избирательных кампаний определенных политиков, нацеленных на контроль огромной бюрократической машины, которая управляла Имперским Космическим Флотом Земли. По сути, последний протеже Ренальдо, некий Дэвид Лотембер, лишь недавно вступил в должность министра.

Впрочем, в тот день ум Ренальдо занимали другие корабли исключительно личные. Не имея других особенных забот, кроме накопления богатства и погони за удовольствиями, граф увлекся весьма выгодной работорговлей.

Вскоре после первых гиперсветовых путешествий жители Земли с удивлением обнаружили, что вовсе не одиноки в так называемой Внутренней Галактике. Еще удивительнее оказалось то, что большинство из их соседей выглядело почти так же, как они сами. По общему согласию это связали с таинственными существами, известными исключительно как «боги», которые неизвестно, сколько веков тому назад — «засеяли» многочисленные планеты организмами, развившими «гуманоидные» формы тела. Поскольку эти особые «семена богов» продолжали развиваться беспорядочно, многие из культур все еще находились на примитивных уровнях. Как и следовало ожидать, различные жители Земли захватывали на более слабых планетах рабов — подобно тому, как их предприимчивые предки много веков тому назад грабили побережье Африки.

Факт, что порочная практика являлась совершенно незаконной и заслуживала смертного приговора, который неоднократно приводили в действие, пугал даже Ренальдо. Хотя его позиция в Палате знати, вероятно, при случае спасла бы ему жизнь, никто не смог бы за это поручиться. За последние годы целый ряд знати помельче публично казнили за работорговлю. Даже если бы Ренальдо удалось этого избежать, защита стоила бы баснословных средств и погубила бы его репутацию. Поэтому он держал на особом счету кругленькую сумму, которую капитану его невольничьего судна следовало использовать в случае ареста. На эти средства почти всегда можно было купить свободу — да еще осталось бы достаточно, чтобы заплатить капитану за молчание.

Предусмотрев подобную защиту, Ренальдо нашел себе занятие — и весьма выгодное. Недавно один из его кораблей добыл хороший улов на планете МТ8О'9А987-3, захватив почти восемьсот первоклассных рабов, в том числе множество подростков, которые, попав на рынок педофилов, сулили принести огромные прибыли. Груз должен был отправиться на аукцион в то утро, и, если все прошло по плану, графа ожидало зашифрованное сообщение от капитана.

Погружаясь в занятие, которое сулило удовлетворение, граф обнаружил послание, подписанное безвестным композитором Жоржем А. Корто. В нем описывались успехи в сочинении финансируемой Ренальдо новой оперы. Текст разве что несколько пространный — не содержал в себе ничего криминального. Ренальдо на законных основаниях спонсировал многие произведения искусства, особенно оперы. Впрочем, когда текст сообщения был раскодирован, на что даже мощной станции Ренальдо «Элтон-IV» потребовалось несколько секунд, выяснилось, что в нем говорится вовсе не об опере, а об очередной экономической победе. Согласно Корто, почти весь груз пошел на рынке по самым высоким ценам, за исключением нескольких калек, высаженных в космосе или проданных в тиры в качестве живых мишеней.

Ренальдо почувствовал, что расплывается в довольной улыбке. Прибыль от одного лишь специального педоаукциона почти в два раза превышала пожертвование графа Мировому Оперному Обществу.

Энергично принимаясь за работу, он открыл ряд специальных счетов в разбросанных по Империи банках, а затем составил «поздравительное» сообщение. Оно содержало в себе зашифрованные номера банковских счетов, на которые должна была поступить доля их владельца — вместе с самым щедрым вкладом на новую «оперу» композитора. Ренальдо приказывал немедленно приступить к ее сочинению.

Он с усмешкой закрыл терминал, запер стол и отправился в спальню. Наверху, к удовольствию графа, его ждала изрядно перепуганная Гертруда Кресс с двумя бывалыми девицами — на случай, если она окажется совсем уж никуда негодной.

29 ноября 2689 г., земное летосчисление

Рейно Талфор

Нефалий

На задворках известной цивилизации в убогом городишке, где за хорошие деньги можно было приобрести почти все, в том числе и анонимность, Николай Кобир и его помощник Дориан Шкода решительно шагали по треснувшей бетонной площадке к отполированным временем «челнокам».

Кобир, великан богатырского сложения, отличался широким лбом и скулами, доставшимися ему от славянских предков, прямыми темными волосами и бесстрастным взглядом человека, которого жизнь так часто и яростно испытывала на прочность, что он ничего не принимал на веру. Сын кирскианского адмирала, Кобир обладал огромными ручищами крестьянина, орлиным носом и широко расставленными цепкими глазами. — Со времени учебы в Кировской Академии Кобир продвинулся от мичмана, получившего особое назначение в собственную эскадру Императора «Цыган», до командных постов в Кирскианском Флоте.

По сравнению с командиром Шкода казался крепышом среднего роста и славился поразительной физической выносливостью. У Шкоды были темные задумчивые глаза, огромные усы и черные вьющиеся волосы. Кроме того, он являлся одним из самых надежных пилотов, которые когда-либо встречались Кобиру. Веселый, порой громогласный, Шкода частенько разражался старинными песнопениями предков, вызывая неизменные симпатии и дружеские чувства.

В полукилометре от спутников контрольная башня Муниципального Космодрома Рейно Талфора отбрасывала на безликую равнину три отдельные тени. Во всех направлениях до самой цепи шафранных гор, составлявшей зазубренную линию горизонта, насколько охватывал глаз, простирался совершенно ровный, ярко-красный луг. Горы же, казалось, сформировались из миллиона плоских пластин, которые искрились и сверкали в лучах трех из девятнадцати лун планеты. Легкий ветерок приносил с собой пряный, напоминающий перец аромат, на который ни Кобир, ни Дориан Шкода не обращали особого внимания. Гораздо больше их занимала сделка, заключенная ими только что, — сделка, которую Кобир совершил с апломбом жулика с пожизненным стажем.

— Отличная работа, дружище, — проговорил Кобир, щурясь на Нефалий, тройную звезду, обеспечивавшую планету светом в это время дня.

— И правда отличная, капитан, — с усмешкой согласился Шкода, особенно если учесть, что, согласно недавнему закону, сделка вообще не могла состояться.

— Все верно, дружище, — подтвердил Кобир. — Не чудесно ли то, как наличные способны мгновенно извлечь возможности из невозможного?

— А также поправить закон, — добавил Шкода, отпирая тщательно отполированный люк «челнока». — Особенно впечатляет, когда подумаешь, что мы — граждане потерпевшего поражение Новокирска — только что купили четырнадцать бета-вихревых пушек «КТ 88-Е», а это самое передовое оружие во вселенной. Техника, которая для наших соотечественников находится под строжайшим запретом.

— Благословенная коррупция. — Кобир притворно вздохнул и ловко реактивировал самоблокировку, проходя следом за своим помощником через люк. — Что бы мы без нее делали?

Внутренняя обстановка небольшого корабля совсем не вязалась с его потускневшим от времени внешним видом. Крошечная рубка была оборудована самыми современными индикаторами и навигационными приборами, которые оказались доступны за деньги. Кобир настоял на том, чтобы поддерживать технику на высшем уровне, и потратил на это большие средства своей организации. Возвратившись на Халиф, все семь уцелевших «KV388» Кобира выглядели и летали так же хорошо, как в то время, когда были новыми, а порой даже лучше.

Пока Шкода радировал команду находящемуся на орбите экипажу транспортника прислать грузовой «челнок», Кобир жадно сканировал секретные графики передвижения кораблей, которые тоже прикупил в Рейно Талфоре.

Интерес Кобира к передвижению кораблей вовсе не являлся праздным. Такие сведения имели для него очень большое значение — так же, как и для всей его организации. Кобир управлял одной из наиболее действенных эскадр космических пиратов, или — как предпочитал выражаться он сам флибустьеров. Кобир выбрал это занятие не от хорошей жизни, но за последние пять лет драконьи условия перемирия, навязанные Имперской Землей с помощью Договора Хоудака, буквально вынудили капитана на этот шаг. Впрочем, тот факт, что наиболее частыми мишенями Кобиру служили корабли Имперской Земли, не имел к его политике никакого отношения. Всегда прагматичный, он нападал лишь на корабли, наполненные самыми богатыми грузами. Поскольку же Имперская Земля контролировала теперь почти всю торговлю Галактики, ее корабли сами собой оказывались жертвами Кобира. Таким образом он обеспечивал безбедную жизнь себе и зависящим от него людям.

— Гм, — задумчиво произнес Кобир, все еще изучая таблицы, когда Шкода вырулил для взлета на траву, — похоже, следующие несколько недель нам будет ради чего стараться.

Командир кивнул самому себе.

— В этом году, Шкода, мы были очень сдержанны — всего пять налетов.

— Мы и впрямь проявили изрядную выдержку, капитан, — согласился Шкода, поднимая маленький корабль в воздух и настраивая управление на лучший выход на орбиту. — Пора делать следующий налет. В следующем месяце во многих частях Галактики сложатся наилучшие возможности для инвестирования.

Кобир согласно кивнул.

— Я знаю, — сказал он. — Однако имей в виду, что одна из причин нашего успеха — это отсутствие жадности. Благодаря нашему терпению эти… э-э… невольные благодетели будут совсем не подготовлены к нашим визитам.

Корабль пронесся мимо своего грузового «челнока», выглядевшего таким же отшлифованным годами, как и он сам, на высоте чуть меньше тридцати миль. Примерно шесть стандартных часов спустя четырнадцать бета-вихревых пушек оказались в надежном месте, а старенький «KV72» вышел с орбиты в дальний космос, взяв курс на Халиф, до которого было восемь дней пути.

30 ноября 2689 г., земное летосчисление

Колумбийский сектор

Нью-Вашингтон

Земля

На Земле, в древнем Колумбийском секторе Нью-Вашингтона Дэвид Лотембер, министр Адмиралтейства, отдыхал среди роскоши величественного Парламентского Зала. Окруженный декорациями в стиле барокко — приближались рождественские праздники, — Лотембер пристально разглядывал публику, которая обсуждала тонкости нового Всемирного Акта Империи.

Высокий, стройный, «породистый» мужчина, само воплощение кадрового законодателя, Лотембер обладал внимательными, глубоко запавшими карими глазами, длинным патрицианским носом и узким гладковыбритым лицом, которое безупречно дополняли тонкие губы аристократа. Во всем его облике — от изысканно причесанных красновато-коричневых волос до шикарного костюма сквозили спокойное достоинство, интеллигентность и любезность, залог успеха для представителя политического класса. Лотембер носил сшитый по фигуре, немного расклешенный книзу серый сюртук с бархатными лацканами, образующими доходящую до талии букву «V». На левом лацкане сюртука красовался венчик из созданных ювелиром сосновых веточек, подчеркивавших принадлежность Лотембера к скучающим членам Обновленной Имперской Церкви и Духовной Власти, которые постоянно ратовали за соблюдение праздников. Под сюртуком виднелся выбранный в тон костюму узкий двубортный жилет, почти полностью закрывающий плиссированную белую сорочку, накрахмаленный широкий воротник которой дополнял огромный галстук с золотой булавкой посередине. Наряд завершали узкие серые брюки с отчетливыми стрелками, застегивавшиеся сбоку гетры и кожаные туфли. Для своего возраста Лотембер прекрасно выглядел — и знал это.

В самом ближайшем будущем предстояло вынести на голосование Билль о правах — важный документ, касающийся очень многих. Лотембер гордился, что оставит потомкам этот документ. Он был дорог сердцам избирателей, особенно толпам «полноправных» граждан, и потому заслуживал огромного внимания. Не то чтобы избиратели обладали действительной властью. Просто выборы любого уровня решали, какие члены политического класса оказывались на службе, а какие — нет. Первые получали больше полномочий и могли накопить больше богатства, чем их менее удачливые коллеги. Те проводили время между выборами в достаточно выгодных занятиях вроде лоббирования, термин, переводившийся как «зарабатывание денег путем передачи денежных пожертвований на выборные кампании» (а также из других менее тонких побуждений) должностным лицам во имя интересов дела. Но независимо от того, как комфортно чувствовали себя оставшиеся без портфелей политики между выборами, такая жизнь была не для тех, кто привык (или хотел бы привыкнуть) к власти. Поэтому политика являлась действительно серьезным занятием, особенно в тех редких случаях, когда привлекала к себе внимание общественности.

К счастью, данный вопрос выходил далеко за пределы сферы политиков от Флота (сама по себе ужасно серьезная игра, связанная с огромными личными «дополнительными гонорарами»). Интерес Лотембера заключался лишь в ограждении собственной власти от возможных угроз.

Столь высокий пост он занял совсем недавно, положив для достижения этого всю свою жизнь — выше оставался только пост премьер-министра. Свою карьеру Лотембер начал во время войны лейтенантом-куратором над клерками в министерстве снабжения, но быстро выслужился благодаря склонности к совершенно «левым» поставкам, которые принесли наибольшую пользу ему самому.

К концу войны адмирал Дэвид Лотембер встал поперек дороги более влиятельным представителям имперской знати, которые проворно вернулись к гражданской жизни и возобновили свою обычную деятельность — управление огромными ресурсами, согласно своим титулам. Лотембер продержался довольно долго, для того чтобы помочь им в этом, а затем быстренько «завернул» в политический класс, став государственным казначеем Большой Европы, и «сгреб» достаточно ненаписанных долговых расписок, чтобы потратить больше своих конкурентов и выиграть выборы.

Именно на этом посту ряд тайных переводов средств вызвал одобрение Ренальдо. С финансовой поддержкой графа бывший куратор над клерками начал свое последнее восхождение и на высокий пост министра Адмиралтейства взошел лишь в минувшем месяце. Лотембера все еще не покидало чувство возбуждения, словно победа на выборах случилась только вчера. Тот факт, что он совершенно не имел способностей, образования или опыта для подобной работы, не играл особой роли ни для Ренальдо, ни для самого Лотембера. Это кресло он выиграл благодаря умению вести закулисные игры, и, если не развяжется война или что-то вроде нее, требующее боеспособного Флота, это умение должно позволить Лотемберу удержаться на своем посту целые годы.

Довольно улыбнувшись, Лотембер погрузился в мягкие подушки кресла. В просторной полукруглой комнате, в которой он восседал, разодетые люди занимали подиум спикера, представляли короткие доклады для распространения среди принимавших участие в голосовании масс, а затем горячо защищали пункты своих речей от столь же пылких нападок со стороны других ораторов. Тот факт, что «дебаты» не имели к настоящей деятельности правительства ни малейшего отношения, никого не смущал. И хотя избиратели догадывались, что их бюллетени решали лишь то, кто именно из политиков получит портфели, а кто будет зарабатывать на жизнь, торгуя влиянием, граждане терпеливо следили за каждой кампанией и отдавали свои голоса с ложной надеждой, характерной лишь для людей — одновременно самых умных и самых безмозглых существ во Внутренней Галактике.

Нынешняя докладчица, Дороти Поллард, симпатичная дама лет тридцати пяти, одетая в наряд с неуместно высоким воротником и огромными подплечниками, как раз разглагольствовала о том, что, «по ее убеждению», простым полноправным гражданам следует принимать более значительное участие в деятельности правительства. Лотембер с усмешкой подумал о том, что очень немногие решились бы оспорить это перед прессой, хотя он — так же как и все остальные здесь — отлично знал: выступающая не верит ни одному собственному слову.

-..и вот защитникам интеллектуальной свободы предложена на выбор настоящая дилемма, — никак не умолкала ораторша. — Они должны приписывать эту свободу, эту несовершенную связь прошлого и последующего нашим добровольным или вынужденным действиям. Они уже приняли решение…

Несмотря на все усилия сосредоточиться, мысли Лотембера уносились к рождественскому Дивертисменту Великих Рыцарей, который он собирался посетить с избранной группой знати и высокопоставленных членов политического и административного классов. Прежде Лотембер всегда попадал на эти развлечения для элиты в качестве попрошайки; на этот раз он будет посвящен как полноправный участник пиршества. Кроме того, хозяином именно этого выпадающего на самую середину праздников Дивертисмента станет Немил Квинн, славящийся, помимо всего прочего, подростками обоих полов, которые принимали участие в его предыдущих развлечениях и состязаниях…

Эти приятные размышления были неожиданно прерваны осторожным прикосновением к руке Лотембера. С раздражением обернувшись, он увидел старшего начальника снабжения Имперского Флота. Офицерам были хорошо знакомы манера держаться прямо, безупречное поведение и пронзительный взгляд этого человека, однако Лотембер так и не потрудился запомнить его имя.

— Кто вы? — величественно спросил он, поднимая брови.

— Лайл Дженнингс, господин министр. Начальник снабжения Имперского Флота, — представился подошедший. — Когда вы вступили в должность, меня назначили вашим личным помощником.

— Да… конечно, Дженнингс, — проворчал Лотембер, намеренно переплетая пальцы, чтобы избежать рукопожатия.

Худое дело — поощрять фамильярность с военными. Особенно с теми, у которых хватало дерзости на разговоры. После войны высший состав офицеров быстро отправился на пенсию, но некоторые, разумеется, избежали увольнения. В целом Отдел Ревизионной Палаты проделал полезную работу, однако во время празднований победы добиться совершенства оказалось невозможно. Очевидно, этот идиот с негнущейся спиной был среди тех, кому удалось забиться в щель.

— И что же? — спросил Лотембер. — Вы хотите что-то сказать?

— Господин министр, — почтительно прошептал Дженнингс, — мне велели сообщить вам, что сегодня утром недалеко от Ноулона-31 в секторе Веги космические пираты напали на межзвездный лайнер «Королева Анна».

— Космические пираты? — раздраженно бросил Лотембер. — Напали на нашу «Королеву Анну»?

Он нахмурился. «Анна» являлась одним из новейших и самых роскошных экспресс-лайнеров — огромный космический корабль, способный пересечь всю Галактику менее чем за пару недель.

— Да, на саму «Королеву Анну», господин министр, — подтвердил Дженнингс, — напали пираты.

— Я понял, понял, — скривившись, сказал Лотембер. — Но какое это имеет отношение ко мне? В Адмиралтействе наверняка есть кто-то, специально назначенный, чтобы справляться с такими ситуациями и без приказов министра.

— Адмирал Кендал, господин министр, — начал Дженнингс, — на всякий случай уже выслал в сектор Веги истребительную флотилию.

— Тогда зачем было меня беспокоить? — с сарказмом спросил Лотембер. Хотите, чтобы я возглавил погоню или еще что-нибудь в этом роде?

— О нет, господин министр, — терпеливо ответил Дженнингс. — Но, согласно предписаниям, которые вы лично ввели после своего второго брифинга по нашим новым системам оружия, в случае, если не правомочное «иностранное» агентство воспользуется передовой техникой, следует немедленно известить вас.

— Понятно, — буркнул Лотембер, понемногу теряя недавнее ощущение полного довольства.

Да, он припоминал тот брифинг. В результате исследовательской работы военного времени был разработан целый спектр мощного секретного оружия, которое начали выпускать лишь недавно. Лотембер плохо разбирался в войне и еще меньше — в вооружениях, но какая-то система разрывного оружия — если он правильно запомнил, бета-вихревая — привлекла даже утомленное внимание министра. Такими мощными и компактными оказались эти пушки, что с их помощью размеры серьезных боевых кораблей могли сократиться до размеров легких крейсеров. Даже неспециалист понимал, какие беды сулило это оружие, попав в чужие руки.

— Значит, пираты овладели кое-какой техникой, — наконец проговорил Лотембер.

— Да, господин министр, — ответил Дженнингс.

— Ну и?

— Вы имеете в виду оружие, господин министр?

— Господи, что еще я могу иметь в виду? — презрительно рявкнул Лотембер.

— Оно слишком секретное, чтобы упоминать о нем здесь, господин министр, — сказал Дженнингс.

Лотембер почувствовал, как его лицо краснеет от гнева.

— А кто дал право какому-то офицеришке подвергать сомнению желания министра? — вспылил Лотембер.

— Простите, господин министр, — извинился офицер, набирая в легкие побольше воздуха.

— Можете продолжать…

Дженнингс приблизил лицо к лицу Лотембера — довольно близко для простого чиновника.

— Наши новые пушки «КГ 88-Е», — прошептал он. — Адмирал сэр Томас Крандалл как раз находился на борту лайнера и узнал оружие на пиратском корабле. Все бета-вихревое. Э-э, вы ведь помните этот термин с брифинга, господин министр?

— Разумеется, помню, — процедил Лотембер сквозь стиснутые зубы.

Теперь он окончательно разозлился. Новое оружие уже нашло дорогу в криминальную сеть… «Что за коррупция, ведь она абсолютно везде!» И, конечно, раз речь идет об имуществе Флота, все это может выйти министру боком.

Безразличным жестом отослав офицера, Лотембер подождал пятнадцать минут, чтобы принять невозмутимый вид, а затем отправился к своим офицерам и предупредил их, что каждый, кому приказано поймать пиратов — от самых высших до нижних чинов, — в случае неудачи попадет под суд и на улицу как «свободный» гражданин. Министр только-только занял свое кресло, и этот случай представлял собой отличную возможность показать, что Дэвид Лотембер — строгий сторонник дисциплины, который не потерпит осечек.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ КОРАБЛИ

1 декабря 2689 г., земное летосчисление

Манхэттенский сектор

Нью-Вашингтон

Земля

Помпезные или скромненькие, станции метро по всей Галактике пахли для Кэнби одинаково — не важно, служили ли они городским транспортным средством или соединяли через всю планету два мегацентра. Как правило, в подземках пахло грязью — сладковатый аромат разлагавшейся органики смешивался там с обычным детритом.

«Учитывая обстоятельства, все прошло совсем недурно», — задумчиво отметил Кэнби, шагая за Ником Келлервандом и Питом Мендересом по грязной платформе экспресса Неаполь — Нью-Вашингтон. Кресла все еще не остыли от путешествия на высокой скорости сквозь земную мантию. Когда отъезжавшие пассажиры толпились на единственном эскалаторе, от закопченных кафельных стен отражались обрывки разговоров на десятке различных языков.

— Совсем неплохо, учитывая положение, — проворчал Келлерванд. — Но такие рискованные затеи, как сейчас, тревожат меня, командир. Неаполь так и кишел копами в синих мундирах.

Сильный и широкоплечий, чернокожий Келлерванд происходил из Новой Британии, одной из первых звездных систем, заселенных колонистами после открытия гиперсветовых туннелей. Он обладал огромными ножищами, широким носом, колючими черными волосами и прищуренными глазами стрелка — кем он, собственно, и являлся до демобилизации. Неизменно аккуратный, Келлерванд служил одно время артиллеристом на шестом корабле Кэнби и подбил восемь вражеских судов.

— А кроме них, там еще было полно копов, переодетых в штатское, которых мы не узнали, — добавил Мендерес, мужчина с розовым открытым лицом, вьющимися рыжими волосами и зелеными глазами.

Этот весельчак, бывший командир одного из кораблей в старом Девятнадцатом, неизменно вызывал у всех только добрые дружеские чувства.

— Но мы все-таки довели то, за что взялись, до конца, — с легкой усмешкой напомнил Кэнби товарищам, когда они из душного тепла станции окунулись в декабрьский холод Манхэттена. — Пятеро парней и девять женщин благополучно отправились через половину Галактики в Мармарию. А без нас все они погибли бы.

Он покачал головой, увидев группу одетых в синие мундиры полицейских, которые выстроились вдоль тротуара, открыто изучая выходивших со станции людей.

— Если Квинн не выиграет следующие выборы, куче народу придется худо, — проговорил Кэнби уголком рта.

— Ясно как день, что копам приказано отыскивать флотских, которые видели битву своими глазами. Достаточно одного косого взгляда, и ты уже за решеткой.

— Прямой дорогой к виселице и публичной казни, — поддержал командира Келлерванд, когда все трое уже шагнули на улицу. Обернувшись, он заглянул Кэнби в глаза. — Рано или поздно до этих мерзавцев все равно дойдет, чем мы занимаемся, командир. Тогда они состряпают обвинения уже против нас — и кто будет спасать наши шкуры?

— Может быть, никто, — ответил Кэнби, глядя в глаза бывшего артиллериста. — Но речь идет совсем не о наших шкурах. Дело в том, что мы спасаем людей, которые не заслуживают смерти. Если тебя пугает риск, тогда с Легионом пора завязывать. Массе людей нужно помочь выбраться отсюда, и мы не вправе позволить себе оглядываться через плечо. Разве не так, дружище?

— Все так, — нехотя согласился Келлерванд. — Пожалуй, верно, командир.

— Значит, остаешься с нами, Ник? — спросил Кэнби, задерживаясь возле входа в подземку. Келлерванд на секунду задумался.

— Конечно, остаюсь, командир, — подтвердил он. — Надо же мне время от времени выпускать пар.

— Нам всем это нужно, — заверил его Кэнби и перевел взгляд на Мендереса:

— Как ты, Пит? Мендерес кивнул.

— Все в порядке, командир. Но, ей-богу, я отлично понимаю Ника. По мне легче схватиться с целой эскадрой кирскианских «388», чем пытаться перехитрить копов. Нет ничего хуже фанатиков от власти, особенно когда они считают, будто за ними нечто вроде Священного Писания.

Кэнби понимающе кивнул.

— Потерпите, ребята, — попросил он. — Может, нам удастся помочь Немилу Квинну выиграть выборы. Тогда будет гораздо легче.

— Если он еще будет баллотироваться, — заметил Мендерес, а затем хлопнул Кэнби по плечу и добавил:

— Мне надо успеть на поезд, командир. Я с тобой… да мы все с тобой. Если бы ты не собрал нас вместе, это пришлось бы сделать кому-нибудь другому. Не можем же мы спокойно позволить этим сволочам измываться над нами.

— Спасибо, ребята, — крикнул Кэнби им вслед. Едва он ступил на тротуар, как из входа в метро прозвенел сигнал тревоги. Одновременно потускнели замызганные фонари над лестницей, а потом снова медленно включились.

Вскоре из выхода в метро вылетели три женщины.

— Проклятая подземка, — крикнула одна из них, разминаясь с Кэнби. Какой дурак поверит в перебои с энергией?

— Никто не поверит, — отозвалась другая. — Просто эти заразы так развлекаются!

Со смехом бросившись к обочине тротуара, все три подняли и без того короткие юбки и закричали, чтобы остановить такси на воздушной подушке. В рекордно короткий срок им это удалось.

Усмехаясь, Кэнби мысленно оценил свои волосатые ноги и решил, что уж таксистов, девяносто девять процентов из которых составляли мужчины, ему таким способом точно не привлечь. Тогда он поспешил к реке, где можно было сесть на паром до Бруклина и попасть домой.

Вокруг слышался особый гул Манхэттена, почти не изменившийся с веками. Город по-прежнему растягивался в высоту, во многих из первозданных железобетонных дворцов уже никто не жил, а еще большее их число заменили более высокие сооружения, блестевшие в ясный летний день словно хрустальные. Казалось, они возносятся вверх до самых звезд.

В тот день здания скрывались во влажной сероватой дымке, раскинувшейся примерно в тысяче футов над замусоренными, заполненными такси на воздушных подушках улицами. Люди в спешке сворачивали за угол, выбрасывались на тротуары, пытаясь покончить собой, громко рекламировали свои товары, ломились в огромные и маленькие двери, бегали на высоченных каблуках, смеялись в миллион ртов и болтали на всех наречиях Галактики. Все, даже явные бездельники, казалось, куда-нибудь да спешили, словно со следующим ударом часов ожидался конец света.

Как всегда, пестрое столпотворение, изменчивое переливающееся море цвета, расплескавшееся почти в беспорядке, завораживало и взбадривало Кэнби. Все это — старое и невероятно новое — одновременно пугало и успокаивало, подавляло и веселило. Ужасно грязный старый город все-таки умудрялся сверкать в глазах Кэнби. Отрезанный от бесконечных просторов космоса, который так любил, Кэнби поселился как можно ближе к Манхэттену.

Возле Ист-ривер Кэнби повернул на юг и пошел вдоль каменной стены. За огромным корабельным парком располагался паромный док — Кэнби разглядел струйки пара и дыма, поднимавшиеся от паромов старого образца, которые по-прежнему курсировали среди развалин некогда величественных мостов. Со временем ими перестали пользоваться благодаря мириадам тоннелей, изрешетивших дно реки.

Кэнби сверился с часами — до прибытия следующего судна оставалось более часа, если, конечно, оно вышло в назначенное время. Улыбаясь, он направился вдоль медленно осыпавшейся бетонной постройки, радуясь относительной тишине. По зловонной серо-зеленой воде, ощетинившись ржавыми подъемными стрелами и механическими когтистыми лапами, пробиралась между обломками мостов огромная баржа. Рядом неторопливо дрейфовала по течению неопределенная масса из каких-то перепутанных волокон и волос. Легко шагая вдоль берега, Кэнби мысленно отбросил все уродливое, думая лишь о самой реке, о ее несломленной сути. Хотя этот великий поток почти тысячу лет служил чуть ли не сточной канавой, даже человеку не удалось подавить его дух. Кэнби любил воду так же, как космос.

Тихонько напевая что-то с закрытым ртом, он дошел до ржавых угловатых строений корабельного парка, возвышавшегося гигантской баррикадой. Кэнби улыбнулся самому себе — независимо от настроения, это место всегда наполняло его волнением. Именно здесь выставляли на продажу перед тем, как отправить на слом, старые космические корабли. За двойным ограждением из ржавой колючей проволоки и зловеще мерцающими лазерными прорезями, словно серые пальцы изуродованной ручищи великана, простирались к грязной реке длинные дряхлые причалы. В первые послевоенные годы на них теснились боевые космические корабли всевозможных конструкций. Большинство из них продали доминионам помельче или постепенно отдали на слом, но некоторое количество купили для мирных целей. Поговаривали даже, что корабли разошлись по частным торговым флотам. Как многие другие ветераны в те дни, Кэнби частенько заходил на причалы, с тоской глядя на изящные силуэты и представляя — всего лишь в мечтах, — что приобрел один из этих могучих кораблей для себя. Большинство из них выставлялось на продажу в несколько раз дешевле настоящей цены. Некоторые были по карману даже Кэнби — при условии, что он заберет все пенсионные выплаты сразу и выложит сумму полностью. К сожалению, тогда перед ним встал бы серьезный вопрос, на что жить, не говоря уже о неспособности как-то содержать свое приобретение. Поэтому Кэнби лишь предавался мечтам, а корабли постепенно убывали…

В те дни, когда Космический Флот завершил задачу по сокращению до размеров, необходимых для поддержания мира, огромные причалы почти опустели. Осталось лишь несколько десятков заброшенных кораблей.

Приблизившись к входу в парк, Кэнби посмотрел сначала на стоянку парома, а потом на часы. Он решил, что скорее всего не успеет побродить по парку, хотя особенно осматривать там было нечего. Засовывая руки обратно в карманы, Кэнби собрался уже идти дальше, когда его взгляд наткнулся на смутно знакомый силуэт. Хмурясь, Кэнби повернулся и заглянул в ворота. Невероятно! Он сделал несколько шагов вперед, по-прежнему внимательно приглядываясь.

— Эй, приятель, даже в такую холодину вход — восемь кредитов!

Кэнби подпрыгнул от неожиданности — оклик охранника вернул его к действительности.

— Это что там, «DH98»? — поинтересовался он, все еще всматриваясь в полумрак.

— Какие еще «DH98»? — безразлично спросил высокий нескладный охранник с тощим лицом, длинной челюстью и злобными, близко посаженными глазками.

— Я вон про те маленькие кораблики — за складом. Охранник пожал плечами.

— А-а, эти, — протянул он. — Понятия не имею, как они называются. Они тут уже недели две и, похоже, кроме тебя, никого больше не интересуют. Наверняка скоро пойдут на слом.

— Да, — задумчиво произнес Кэнби. — Скорее всего. Он еще раз оглядел корабли. Их носы и летные рубки находились в тени, но никакие другие известные Кэнби корабли не имели кабин таких размеров.

Кэнби полез в карман за деньгами. Оторвав от тощей, скрепленной зажимом пачки два квадратика, Кэнби протянул их охраннику, рассеянно взял квитанцию, а затем через ворота направился прямо к причалу. Наверное, Кэнби действительно увидел «DH98» — возле них бок о бок были пришвартованы за складом еще два таких же корабля. Крепкие на вид, они обладали огромными кабинами, способными разместить крупные энергоустановки и редукторы. Один из кораблей, прототип, насколько помнил Кэнби, был даже оборудован для межгалактических путешествий Во время войны он летал на таком на заводских испытаниях, но дальше этого дело так и не продвинулось. Тем не менее, учитывая потрясающую мощь этих машин, они оставались в ряду самых красивых из когда-либо сконструированных. Ключом к их высокой боеспособности и скорости являлось не что иное, как внешняя форма вместе с поистине великолепным внутренним устройством. Главной причиной, по которой корабли не достигли массового производства, стало то, что их испытания завершились почти в самом конце войны. К тому времени конвейер заполнили корабли помельче — хотя и вполне приличные, которые и одержали победу. Когда мощные машины оказались готовы к производству, Кирскианский Космический Флот сократился, так что у них осталось мало шансов проявить свои возможности в полном объеме. И, конечно же, производитель небольших кораблей, «Джеффри Лтд.» из Солсбери-Холл, что неподалеку от Лондона, никогда не был отмечен особым вниманием знати. Поскольку выяснилось, что Империя войну не проиграет, лучших кораблей не потребовалось — особенно таких, чьи преимущества еще предстояло доказать.

«DH98» завершили эволюционную цепочку, начавшуюся с выдающейся межгалактической гоночной машины. «DH98» «Джеффри» были нацелены на то, чтобы выжимать максимальную скорость, пользуясь минимальными энергетическими затратами и максимальной дальностью полета Небольшие размеры, компактность и прежде всего безупречный дизайн для маневрирования в атмосфере дали конструкторам «Джеффри» возможность добиться своей цели, обернув «DH98» вокруг огромного орудийного комплекса, который при некоторой доработке мог разместить больше огневой мощи, чем легкий крейсер.

Совсем немногие космические корабли конструировались с такой преданностью первоначальному замыслу, однако конечный результат был достигнут не без затрат. Малый вес, мощные редукторы и безупречно сочетающиеся со всем этим рулевые двигатели, безусловно, заложили основу удивительным летным характеристикам корабля, но в то же время создали западни для неосторожных или плохо подготовленных пилотов. «DH98» представлял собой несколько нервное детище, которое могло творить — и действительно творило — в умелых руках, как у Кэнби и его подчиненных из Девятнадцатого Звездного Легиона, настоящие чудеса. Впрочем, эти корабли обладали также способностью выкинуть трюк и «проучить» посредственных пилотов, немало из которых положили в них свои жизни, часто прихватывая с собой еще по девятнадцать членов экипажа.

Тем не менее, как знали подлинные знатоки космических полетов, лишенные причуд «DH98» заодно лишились бы и великолепных летно-технических характеристик, став очередным классом боевых кораблей.

Удивленный своим горячим интересом к этим славным маленьким звездолетам, Кэнби нахмурился. Уже несколько лет он не подходил к ним так близко. Те немногие «DH98», что уцелели после войны, быстро перехватили мелкие правительства, и прежде в парке еще не появлялось ни одного подобного корабля.

Спустившись по лестнице к пирсу, Кэнби поспешил вперед, остановившись лишь на коротких сходнях, ведущих к люку ближайшего судна. Кэнби вгляделся в расположенную почти на двадцатифутовой высоте маленькую летную рубку возле носовой части корабля, где пара бело-серых чаек пачкала козырьки гиперэкранов, с завистью наблюдая за тем, как их третья подруга пожирает еще одно несчастное существо, умудрившееся выжить в загрязненной реке. Кэнби представил рулевые и летные панели управления, которые скрывались под комингсом. Рубка была маленькой и тесной, зато все располагалось рядом и обеспечивало слаженную работу команды: нехватка места до некоторой степени компенсировалась феноменальным успехом корабля в боевых действиях.

Гиперэкраны, как и весь корабль, не отличались чистотой. Для Кэнби это не имело значения — никакая грязь не могла скрыть красоты обводов корпуса. Даже неподвижные, «DH98» выглядели так, словно путешествовали на гиперскорости. Бесконечно грациозные, они специально проектировались для маневрирования на высокой скорости в атмосфере и невероятных скоростях в космосе. Когда Кэнби летал на таких кораблях во время войны, они были среди самых быстрых космических машин во вселенной. Вероятно, некоторым современным судам и удалось их догнать, но совсем немногим. А уж про красоту и говорить не приходилось!

Взгляд Кэнби остановился на изящном изгибе корпуса. Корабль протянулся примерно на сто пятьдесят футов в длину, а два яйцевидных стабилизатора, составлявшие плоскую «V», добавляли резко заостренной к концу корме еще тридцать футов. Кэнби поймал себя на том, что улыбается, словно идиот. Как будто встретил старого друга после долгой-долгой разлуки!

Опустив плечи, Кэнби прошелся по трапу и дотронулся до середины люка. Тот оказался не заперт и с громким скрипом выдвинулся из рамы. Привычным толчком Кэнби отодвинул люк в сторону и шагнул в крошечный коридорчик, служивший главным воздушным шлюзом. Под потолком тускло горела «вечная» лампа, слабого света которой едва хватало, чтобы отыскать дорогу. Сквозь иллюминаторы во внутренних люках Кэнби увидел, что дальше в корабле совершенно темно. Тогда он захлопнул внешний люк и открыл электросиловую консоль. Четыре аккуратных ряда индикаторов оказались погасшими и безжизненными: два больших трехцилиндровых дельта-термоядерных реактора корабля были отключены. В полумраке едва теплились лишь квадратики в нижнем правом углу панели. Два красных представляли собой заряженные от батареи считывающие устройства, которые, если их активировать, задействовали бы рычаги управления и начали процесс возвращения корабля к жизни. Третий зеленый — квадратик включил бы систему аварийного освещения. Дотронувшись до этого квадратика, Кэнби подождал, пока долго дремавшая система протестирует себя. Наконец сквозь иллюминаторы внутреннего люка Кэнби увидел свет. По крайней мере эта система вроде бы работала…

Шагнув к переднему внутреннему люку, Кэнби привел в движение фиксатор и открыл люк. Холодный затхлый воздух ударил в лицо гостя, словно тот налетел на кирпичную стену. Кэнби оказался не готов встретить все это: долгое время сдерживаемые вредные испарения герметика и мягких уплотнителей, а также тяжелые запахи окислившихся смазочных материалов. Вонь, которая могла исходить лишь от высохших систем жизнеобеспечения и очистки. Несколько секунд Кэнби принюхивался. Убедившись в том, что воздух не отравлен и не представляет угрозы для жизни, он вошел в люк и поднялся по крутой лестнице в рубку, почувствовав, будто вернулся домой после долгого отсутствия.

Низкая арка из грязных гиперэкранов над головой пропускала лишь тусклый сероватый свет, однако сама рубка под нею оказалась чистой и опрятной. Два ряда в трех парах консолей, расположенных с каждой стороны узкого прохода, выглядели почти нетронутыми, хотя одна из левых бортовых навигационных станций, очевидно, стала жертвой налета в погоне за запчастями, учиненного во время вынужденного простоя корабля.

Кэнби прошел вперед, туда, где рубка сужалась, как раз под замызганные козырьки гиперэкранов. Там было место лишь для трех консолей: станции шкипера, позади которой справа когда-то сидел его помощник, а слева системотехник. Словно во сне, Кэнби занял привычное место за штурвалом, отыскивая пальцами рычаги и ставя ноги на сенсоры руля направления, которые располагались для него немного далековато — очевидно, его предшественнику посчастливилось иметь более длинные ноги.

Кэнби усмехнулся. Пусть ему и не удалось оживить корабль, движения под прозрачными гиперэкранами спугнули замызганных чаек. Снаружи на носу корабля остались лишь кровавые ошметки несчастной рыбы — не говоря о тоннах побочных продуктов птичьей жизнедеятельности.

Когда Кэнби уселся за штурвал, а его пальцы удобно устроились на холодных клавишах управления полетом, перед мысленным взором гостя пронеслись сотни воспоминаний. Кэнби улыбнулся. Одной из нескольких вещей, всегда его тревоживших, являлось расположение рулевой консоли. С правой стороны тянулся ряд неповрежденных сенсоров — целых девять штук. Каким же образом пилот выбирал из них единственно правильный в полной темноте? Кэнби мог припомнить не один случай, когда вместо того, чтобы включить посадочные лучи, выключал навигационные огни. Если бы переключатели, как на «Нортоне VT25», подразделялись на более мелкие ряды, таких проблем не возникало бы…

Впрочем, даже со своими недостатками «98-е» прекрасно подходили для полетов, хотя и нажили себе немало критиков. Корабли имели тенденцию и при взлете, и при посадке вибрировать, причем обладали невероятной посадочной скоростью — в основном из-за невеликого отражения линейной силы тяжести, обеспечивающего приповерхностный подъем. Девять градусов свободы означали феноменальную маневренность, но в пределах пятидесяти тысяч футов над поверхностью приходилось каждую секунду, от взлета до посадки, крепко держать управление в руках.

Справа от Кэнби консоль помощника пилота была немного смещена к продольной линии судна, поэтому иногда правая щека помощника рулевого затекала. В свою очередь, у него создавалось впечатление, будто корабль медленно вращается вправо. Это чувство усиливалось по ночам или во время полетов вблизи поверхности в густых облаках. Для того чтобы поверить приборам, требовалась твердая дисциплина, особенно на высоте десяти тысяч футов, когда местная гравитация корабля не действовала. Кэнби вспомнил, как один переведенный на такой корабль новичок подумал, будто корабль вышел из-под контроля. Произошла настоящая битва с пилотом, до конца службы немало повредившая карьере новичка?

Взгляд через гиперэкраны на удалявшийся паром напомнил Кэнби, что он слишком замечтался. Зато, как Кэнби с улыбкой отметил про себя, у него появилась еще пара часов на осмотр корабля. Прыгнув на палубу самым привычным способом, Кэнби зашагал прямо в машинное отделение…

Следующий паром он тоже пропустил, исследуя каждый укромный уголок с растущим увлечением. На табличке изготовителя в крошечной кают-компании как дата выпуска значилось десятое декабря две тысячи шестьсот семьдесят девятого года — почти десять лет тому назад, — однако борт-журнал зарегистрировал только сто восемьдесят летных часов. Если бы не минувшие годы, корабль считался бы совсем новеньким. Убедившись в том, что обе кабины и двигатели полностью укомплектованы (по крайней мере на первый взгляд), Кэнби проверил просторный орудийный отсек и с изумлением обнаружил, что все, кроме громоздких ступеней, передававших энергию самим орудиям, осталось на месте.

Конечно, Кэнби уже знал, чего именно недостает. Еще снаружи он заметил металлические пластинки, прикрывавшие зияющие дыры, из которых когда-то высовывались уродливые сопла дисрапторных пушек.

Прислонившись к перилам на смотровой площадке второго уровня, Кэнби вгляделся в путаницу труб, оптических кабелей и волноводов. Сначала они обрабатывали энергию, а затем отражали ее на необычайно большую дисрапторную пушку. Теперь их питание из реактора возле кормовой переборки было отрезано, и сложный механизм превратился в бесполезный хлам, убрать который можно, лишь разрушив корпус корабля.

Кэнби кивнул. Ему стало ясно, почему корабли наметили на слом. Никто не хотел их приобретать, поскольку не представлялось возможным освободить место для груза. «DH98» годились исключительно для атаки, существуя лишь для того, чтобы летать и воевать, причем и то, и другое им удивительно хорошо удавалось.

Кэнби находился в кабине перемещений на правом борту, когда услышал донесшийся с дальнего конца подходного туннеля, который вел в основной корпус, женский голос:

— Эй, ты меня слышишь? Где ты там?

— Я здесь! — крикнул Кэнби, подбегая, чтобы посмотреть через туннель. — В кабине правого борта.

На том конце стояла женщина-охранник с короткими курчавыми волосами, веселыми глазами, пухлыми щеками с ямочками и большими красными губами.

«Хорошее лицо, — подумал Кэнби. — Такие как будто специально достаются только полнощеким женщинам».

— Пошевеливайся, парень, — сказала она ему. — Мы уже почти полчаса как закрылись. Пора по домам!

— Уже иду, — ответил Кэнби, застегивая пальто и спеша по туннелю.

Женщина не виновата в том, что он не был в «DH98» почти восемь лет.

— Прошу прощения, — извинился Кэнби, появляясь в центральном коридоре. — Похоже, я потерял счет времени.

— Ничего, — бросила охранница. — Мне уже приходилось видеть вашего брата. Что, не получается выбросить их из головы?

— Не получается, — признался Кэнби. — Они как бы стали частью тебя.

— Да, — согласилась женщина, встречаясь с ним взглядом. — Я понимаю. Кэнби улыбнулся.

— Говорите так, будто тоже служили во Флоте. Незнакомка кивнула.

— В Восьмом Флоте, — пояснила она. — Я помогала поддерживать их в космосе. Была главным инженером на одном из старых двадцать пятых «Нортонов».

— Двадцать пятые были отличными кораблями, — заметил Кэнби, внезапно почувствовав к женщине интерес. Та снова посмотрела ему в глаза.

— Я скучаю по ним, — призналась охранница, в глазах которой промелькнула отрешенность. — Понимаю, что вы чувствуете — по крайней мере отчасти.

Кэнби снова посмотрел на часы. Почти половина шестого.

— Наверное, завтра у вас выходной? — спросил он, чувствуя, как краснеет.

— Вот уж не думала, что вам это интересно, — ответила незнакомка с усмешкой. — И какие же будут предложения?

— Для начала — поужинать, — произнес Кэнби, тоже улыбаясь. — Ну а потом… видно будет.

— Что ж, считай, что договорились, парень, — заметила охранница.

— Зови меня Гордон, — попросил он. — Или лучше Гордо. Хорошо, э-э…

— Лейла, — подсказала женщина. — Лейла Петерсон, Гордо. Наверное, ты не удивишься, — добавила она, с легкой усмешкой показывая на свою пышную фигуру, — если я скажу, что здорово проголодалась.

— Меня уже трудно удивить, Лейла, — ответил Кэнби. — Тем более что я сам не ел с утра.

— Тогда вперед, — бросила Лейла и зашагала к выходу. — Позаботимся сначала о насущном.

На борту «KV388 #SW799»

Космос

В это же самое время далеко в межзвездном пространстве два «KV388» Кобира приближались к кораблю «Умбрика Мару», похожему скорее на замызганный старый скотовоз, неуклюжий и угловатый, да к тому же еще без атмосферной экранирующей оболочки для посадки. Издалека корабль напоминал гигантское жирное насекомое, которое тащило на спине полдюжины крупных личинок: атмосферные «челноки» часто перевозили грузы на поверхность и обратно. Громоздкое судно пересекало космос, очевидно, на предельной скорости и, также очевидно, избегало главных космических маршрутов. Внимание пиратов как раз и привлекло то, что корабль тщательно уклонялся от любого проложенного курса среди так называемых цивилизованных планет. Два злоупотреблявших термоядерной энергией двигателя, расположенных на длинных аутригерах по обеим сторонам продолговатого корпуса, с такой силой выбрасывали в космос излучение, что перехват обещал стать невероятно сложным.

Кобир делал последние приготовления к нападению, лично сидя за штурвалом «#SW799». Интуиция и ум подсказали Кобиру, что его ждет необычная — причем очень высокая — награда за труды. Скорее всего экипаж преследуемого корабля состоит из головорезов, которые так же желали сражаться за свой груз, как кирскианские пираты желали этот груз отнять. Кобир улыбнулся, представляя, как капитан этого корабля нервно ведет наблюдение, зная, что излучение из двигателей почти не позволяет разглядеть что-либо с правого борта. Кобир непременно собирался воспользоваться этим и с помощью мелкокалиберных дисрапторов лишить торговое судно коммуникационной антенны, прежде чем оно успеет попросить о помощи по гиперсветовому передатчику, сигналы которого мгновенно проникают сквозь известную вселенную. Конечно, при условии, что корабль решится послать такой сигнал. Если Кобир не ошибся, это судно вместе со своим грузом было таким же незаконным, как и пиратские корабли. Если не хуже…

— Объект в крайних пределах досягаемости, капитан, — спокойно доложил сидевший за орудийной консолью Бернард Фризелл.

Кобир кивнул.

— Вероятность попадания? — невозмутимо спросил он.

— При нужной апертуре — шестьдесят процентов, капитан, — ответил Фризелл.

— Очень хорошо, — заметил Кобир. — Сообщи, когда вероятность превысит восемьдесят пять.

— Есть, капитан.

Через гиперэкраны Кобир взглянул на Эмиля Липпи, который летел рядом на «SR642». Сколько лет они с ведомым летали вот так же, бок о бок? Кажется, будто целую вечность. И с Дорианом Шкодой, тихо сидящим справа от капитана за консолью первого помощника… Кобир подумал, что такое выпадает только самым удачливым командирам.

Кто-то за его спиной чихнул, нарушив почти полную тишину в рубке. Как и все операции, связанные со стыковкой, нынешнее задание являлось очень сложным. Нараставшее с начала тайного преследования напряжение в рубке стало почти осязаемым. Кобир подумал о том, что воевать на каком-нибудь истребителе было бы намного проще. Тот или уничтожал своего противника, или быстро уничтожали его самого. Захват представлял собой совсем другое дело.

— Гиперком врага молчит, капитан, — доложил Крюгер — еще один «старожил».

— Спасибо, Крюгер.

Приглушенный шум в рубке правого борта подсказал, что абордажная группа заняла место в отсеке под рубкой. Кобиру показалось, что его храбрые ребята несколько поспешили. Впрочем, немного волнения перед битвой никогда еще не вредило. Если — при хорошем попадании — корабль лишится антенны, элемента неожиданности не возникнет.

Кобир почему-то вдруг вспомнил о стеклянном глазе Фризелла и невольно улыбнулся. Как бы ни пытался, тот никогда не мог подобрать глаз, подходящий по цвету к настоящему. В результате у Фризелла скопилась целая коллекция искусственных глаз. Слава Богу, его несчастье нисколько не влияло на феноменальную меткость.

Да, оружие… Кобиру не следовало слишком отвлекаться. — Табло суммарной сводки систем показало, что все оружие корабля находится в состоянии готовности. Оставалось лишь твердо держать курс и ждать.

— Вероятность восемьдесят шесть процентов, капитан, — наконец сообщил Фризелл. — Наши усилители обеспечивают сейчас отличный обзор сквозь выхлоп «купца». Он несет две многовибраторные гиперкоммуникационные антенны и одну радиоантенну. Потребуется не более… четырех выстрелов, допуская один промах.

— Отлично, — бросил Кобир и повернулся к Шкоде:

— Ты готов принять командование кораблем? — спросил он так, словно собирался отлучиться на минутку.

— Готов, капитан, — ответил Шкода. — Но я бы с большим удовольствием повел абордажную группу сам. Что, если с тобой что-нибудь случится?

— Тогда ты просто останешься на моем месте, старик, — спокойно объяснил Кобир и рассмеялся. — Вообще-то я еще не готов освободить себя от командования. Поэтому вернусь цел и невредим, можешь не сомневаться.

— Капитан, ты невыносим.

— А ты, Шкода, нарушаешь субординацию, — парировал Кобир, как у них повелось еще со времен первого общего задания.

— К сожалению, оба случая неисправимы, — заметил Шкода, с усмешкой оборачиваясь. — Удачи тебе, капитан, — пожелал он. — Жду благополучного возвращения.

Наклонившись над пультами управления, Кобир пожал помощнику руку, а затем расстегнул ремни кресла.

— Корабль твой, — объявил Кобир, легко соскакивая с места. — Рулевой двигатель — ноль, ноль двадцать один.

— Ноль, ноль двадцать один, — эхом повторил Шкода. — Принимаю управление.

Но Кобир вряд ли расслышал ответ, поскольку уже направлялся к правому борту. Меньше чем через минуту командир вошел в стыковочный отсек, где его старый слуга Джейкоб Танкреди держал наготове стандартный кирскианский боевой скафандр из гибкой брони. Рядом лежал израненный — но до блеска отполированный — такой же черный шлем, а в кобуре — бластер.

— Добрый вечер, капитан, — поздоровался Танкреди. Он был чуть ниже Кобира ростом, такой старый и хрупкий, что, казалось, еще немного — и начнет парить в воздухе. Несмотря на это, изборожденный морщинами старик служил Николаю Кобиру и слугой, и доверенным лицом, так как предыдущему помощнику присвоили первое офицерское звание в Космическом Флоте. Кобир не захотел замены, осторожно сокращая обязанности старика сообразно с годами.

— Добрый вечер, Джейкоб, — ответил кирскианец и кивнул остальным.

Загерметизировав боевые скафандры, они слышали его только по внутренней связи. Повернувшись к старику спиной, Кобир просунул руки в боевой скафандр, а затем присел и натянул на обычные ботинки армированные. После этого закрыл внутренние швы вдоль ног. Еще раз, поднявшись, загерметизировал передний шов до самой шеи и запечатал кольцо воротника.

Пока капитан тестировал системы жизнеобеспечения на левом плече, Танкреди прикрепил к его левому бедру бластер и подготовил шлем — за двадцатилетнюю практику движения слуги были отработаны до совершенства.

— Спасибо, Джейкоб, — поблагодарил Кобир и принял круглый шлем в обе руки, осмотрев армированное отверстие с наводкой на резкость по пьезокристаллической пластине, прежде чем осторожно водрузить шлем на голову.

Едва Кобир запечатал горловое кольцо, все звуки сменились приглушенным шумом систем жизнеобеспечения. Снова коснувшись левого плеча, капитан проверил герметизацию скафандра. Наконец в левом правом квадратике апертуры шлема загорелась зеленая точка. Кивнув, Кобир активировал систему связи ближнего радиуса действия.

— Проверка, — произнес он.

Двенадцать фигур в таких же боевых скафандрах, как у командира, подняли в воздух свои бластеры и ответили:

— Готовы.

Их голоса стереофонически проецировались на шлем Кобира, чтобы с точностью воспроизвести позиции всех членов группы относительно капитана во время рукопашного боя в космосе эта система спасла многие жизни.

Кобир провел еще один, последний тест, подал Танкреди знак покинуть стыковочный отсек и подождал, пока старик не запечатает внутренний люк. Когда предупредительный красный световой сигнал сменился зеленым, Кобир переключил канал связи на летную рубку.

— Шкода, — спокойно заговорил капитан. — Мы готовы. Скажи Фризеллу, что он может палить в свое удовольствие.

— Есть, капитан, — ответил Шкода. Даже в скафандре, находясь внутри стыковочного отсека, Кобир ощутил, как корабль сотрясается после каждого выстрела дисрапторных орудий. Первый, второй, третий… Четвертого выстрела не последовало. Как всегда, Фризелл оставался на высоте.

— Прямые попадания, капитан, — невозмутимо сообщил Шкода. — Теперь у корабля только радиосвязь.

— Мои поздравления мистеру Фризеллу, — проговорил Кобир.

Все прошло необычайно удачно. Почти за тысячу световых лет от ближайшего получателя сигнала преследуемый экипаж мог теперь сколько угодно радировать о помощи. Их сообщение дойдет не раньше следующего тысячелетия.

— А теперь, Шкода, — приказал Кобир, — проведи нас через выхлоп «купца», чтобы мы смогли представиться по коротковолновой гиперсвязи.

— Есть, капитан.

Едва почувствовав, как корабль ускоряется, Кобир заметил, как Липпи отходит на тысячу ярдов к правому борту, чтобы два «388-х» приблизились к цели с обеих сторон. Тогда корабль Липпи возьмет параллельный курс, направив все свое тяжелое вооружение на рубку «купца», а Шкода вплотную подойдет с другой стороны и загерметизирует стыковочные люки. Такая стратегия была уже опробована временем и обычно — правда, не всегда предотвращала бои при абордаже. В конце концов, прежде чем контрольная рубка корабля окажется разрушенной, у капитана будет стимул обменять груз на жизни. К сожалению, находились и такие, кто пытался принять бой. Поэтому Кобир и его отряд полностью облачились в гибкую броню.

После того как, казалось, прошел целый год, на канале связи послышался голос Шкоды:

— Звездная баржа дает знать, что сдается, капитан. Я иду вдоль нее и соединяю наши люки.

— Отлично, Шкода, — отметил Кобир и кивнул одному из бойцов из своей группы, с высокой стройной фигурой и огромными усами в форме велосипедного руля, которые были отчетливо видны даже сквозь щиток.

— Ты отвечаешь за стыковку, Тейбор, — ровным голосом приказал Кобир.

— Есть, капитан, — ответил ему глубокий, низкий голос, и Тейбор шагнул к панели управления люком.

Кобир установил на трех из своих «KV388» стандартные космические переходные люки — они уже тысячу раз окупили себя. Большинство космических пиратов действовало, заставляя свои жертвы перед ограблением приземлиться, что являлось по меньшей мере рискованным. Именно поэтому многие их этих пиратов закончили жизни на виселице.

В следующую секунду корабль плавно замедлил ход, а затем, казалось, исчез. Стиснув поручни переборки, Кобир попытался не поддаваться чувствам. Как большинство современных военных кораблей, «KV388» поддерживали собственные внутренние гравитационные системы — все они отличались ненадежностью во время точных маневров.

— «Купец» расширил стыковочную камеру, — доложил Тейбор, шлем которого вплотную приник к иллюминатору.

Дотянувшись до двух маленьких штурвалов, он начал потихоньку их поворачивать — над люком замерцала красная предупредительная лампочка.

— Расширяю наши.

Казалось, протянулась целая вечность, прежде чем палуба накренилась, а красный огонек лампочки сменился зеленым.

— Состыковались, капитан.

Кобир безмолвно помолился старому полузабытому богу предков и подождал окончания дела.

— «Купец» открыл свою половину люка, — наконец доложил Тейбор.

— Отлично, — бросил Кобир, направляясь к одной стороне комингса.

Пятеро членов группы последовали за ним. Шестеро других заняли противоположную сторону. Кобир кивнул самому себе. Он сделал все, что мог.

— Открыть люк, — скомандовал капитан.

Манхэттенский сектор

Нью-Вашингтон

Земля

На стуле возле кровати лежал аккуратно сложенный темно-синий форменный жакет. На нем юбка, поверх нее блузка, потом чулки, ярко-красные трусики и, наконец, белый бюстгальтер из плотной ткани. Рядом кое-как валялись на полу сброшенные Кэнби рубашка, брюки, нижнее белье и носки. Развалившись на подушках, он наблюдал за тем, как Лейла Петерсон готовит коктейли. Совершенно раздетая, она соблазнительно склонилась над маленьким столиком и, полуобернувшись через плечо, сказала:

— Лучший способ как следует узнать друг друга — это побыть вместе в чем мать родила.

— В таком случае, — ответил Кэнби, — у нас с тобой почти не осталось друг от друга секретов.

Любуясь пышными бедрами Петерсон, он ухмыльнулся и снова отчетливо почувствовал возбуждение. Так скоро, ведь они занимались этим всего лишь пару минут назад!.. Петерсон показалась Кэнби во многих смыслах потрясающей женщиной.

Приготовив напитки, она обернулась со стаканами в руках, бросила взгляд на Кэнби и, хихикнув, снова поставила их на место.

— Судя по всему, сейчас ты думаешь совсем не о выпивке, Гордо, заметила Лейла, возвращаясь к кровати и широко улыбаясь. У нее была полная, широко расставленная грудь, внушительный живот, крепкие ноги с маленькими ступнями и копна каштановых волос. Не произнося ни слова, Петерсон залезла в постель и следующие двадцать минут неистово предавалась поистине акробатическим движениям, от которых более миниатюрная женщина сгорела бы со стыда Затем она отправилась за стаканами, а Кэнби снова откинулся на подушки.

— Значит, ты пилот, — позднее проговорила она, скрестив ноги и усаживаясь возле него. — Я так и думала — Был пилотом, — поправил ее Кэнби, — сто тысяч лет тому назад.

Петерсон кивнула.

— Командиром?

— Да, — охотно признался Кэнби, потягивая бурбон.

— На одной из этих малышек «Джеффри», что ты рассматривал?

— Снова угадала.

Некоторое время оба сидели молча. Петерсон первой нарушила молчание.

— Они идут почти за бесценок, — неожиданно произнесла она.

— Кто идет почти за бесценок? — спросил Кэнби, заглядывая в ее миловидное лицо.

— Да эти маленькие «DH98», — пояснила Петерсон, отпивая из своего стакана. — Чуть ли не даром. Кэнби усмехнулся.

— Не может быть.

— Может, — возразила Петерсон, глядя ему прямо в глаза.

— Ну и? — спросил Кэнби, жестикулируя рукой.

— Мечта да и только, правда? — вздохнула Петерсон.

— Какая еще мечта?

— Купить их, — ответила она. — Стать хозяином всех четырех. Настоящая мечта. Кэнби кивнул.

— Да, мечта что надо, — согласился он. — Наверное, если их никто не заберет, то скоро пойдут на слом.

— Именно, — заверила его Петерсон. — А за них хотят всего триста восемьдесят тысяч — за все четыре. Вот было бы здорово, если бы ты их купил, а?

— Я? Четыре космических корабля? Боже мой, Лейла, — вспыхнул Кэнби, тебе нет равных в постели, но ты или глупее пробки, или принимаешь меня за толстосума. Черт, если я не выложу всю свою пенсию, то не смогу купить даже крышки для люка, а не то что четверку кораблей.

Лейла выразительно взглянула на него.

— Но, держу пари, твоя пенсия вполне покроет эти триста восемьдесят тысяч, если ты возьмешь ее всю, полностью, так ведь?

Кэнби пожал плечами.

— Ну, допустим. Только после этого я умру с голоду. Может, ты не заметила, но теперь пилоты не очень-то в цене. А государственные бесплатные столовки не обслуживают тех, кто забрал все свои выплаты сразу.

— Тогда будешь зарабатывать на кораблях, — дернув плечом, заметила Петерсон. Кэнби улыбнулся.

— Только не на этих, — проговорил он. — В них совсем нет места для груза — их построили вокруг дисрапторных орудий. Единственное, для чего они годятся, так это летать и палить.

— Ну и что? — спросила Петерсон с легкой улыбкой.

— Да черт возьми, Лейла! — горячился Кэнби. — Мне придется стать наемником или пиратом. И кроме того, где я найду четыре экипажа, даже если допустить, что на этих кораблях можно летать?

— Знаешь, командир, — со значением произнесла Лейла, — смею предположить, что ты уже набрал несколько команд, когда служил во Флоте. Неужели никого из них не осталось в живых? Или ты думаешь, среди них мало таких, кому, так же как и тебе, не захочется снова вернуться в космос?

Кэнби улыбнулся.

— Да, — кивнул он, — пожалуй, я смог бы собрать несколько экипажей, хотя первое время им придется работать за спасибо. Но как насчет кораблей? Мне слабо верится в то, что они готовы к полету.

— Может, и не готовы, — уступила Петерсон. — Я их еще не смотрела. Но я знаю по меньшей мере одного главного инженера, который готов рискнуть вместе с тобой — а у нее есть несколько друзей в Сити, кто спит и видит, как бы выбраться из-под правительства.

Вглядываясь в лицо женщины, Кэнби нахмурился.

— Лейла, ты просто свихнулась.

— Ладно, не бери в голову, — бросила она. — Забудь о том, что я сказала.

— Да, — согласился Кэнби, садясь в постели и заглядывая Петерсон в глаза. — Надо бы, да не смогу. Я и сам об этом думал, только никогда не позволял себе относиться к этим мыслям всерьез. Ты ведь знаешь: восстанавливать космические корабли, чтобы использовать их по назначению, противозаконно.

— Черт, — выругалась Петерсон с кривой ухмылкой, — кое-что из того, чем мы сегодня занимались, тоже противозаконно, но ты, похоже, нисколько не беспокоишься.

— За это к тебе не вышлют наряд полиции, — парировал Кэнби.

— Неужели? — удивилась Петерсон. — А как насчет того актера, Грея Ноуланда, которого на прошлой неделе схватили с какой-то телкой? Его казнь показывали по общественной сети в самое лучшее время — а он сделал не больше, чем ты.

— Да, да, — уступил Кэнби. — Этот закон придумали специально для того, чтобы сгрести тебя, когда понадобится. Сволочи уже охотились на Ноуланда. Если бы они не представили ему это обвинение, то обязательно подловили бы на чем-нибудь еще. Слишком уж много плохого он говорил о знати, а другие начали прислушиваться.

— Возможно, в этом все и дело, — помешкав, произнесла Петерсон. — Если бы тебя прикрывал кто-нибудь влиятельный, пожалуй, все бы и обошлось. Знаешь, в парке мне приходится слышать немало сплетен. Болтают, будто есть по крайней мере четыре группы наемников, орудующих в Галактике на оставшихся кораблях. И сам Немил Квинн их защищает, а иногда даже спонсирует. Наверное, он пользуется ими, когда вводить Флот не годится из… политических соображений. Кэнби кивнул.

— Да, я слышал о каких-то наемниках. Один или два корабля — не «DH98». Я не знал, что Квинн в этом замешан, хотя… Особенно удивляться не приходится. Он единственный в политическом классе, который кажется достойным, чтобы его там держали.

Петерсон ухмыльнулась.

— Похоже, ты тоже за Квинна.

— Целиком и полностью, — сказал Кэнби. — В нем наша единственная надежда отстоять правительство от знати.

— Так, может, через него ты и получишь четверку своих «DH98»? предположила Лейла.

— Моих «DH98»? — переспросил Кэнби. — С какой это стати ты мне их вдруг присвоила?

— Да ни с какой, — ответила Петерсон с невинным видом. — Просто подумала, что небольшая помощь Квинна не даст тебе умереть с голоду после того, как ты истратишь всю пенсию. — Она безмятежно пожала плечами. — Ну, до тех пор, пока ты не возьмешься за дело и не начнешь платить экипажам.

Кэнби возвел глаза под потолок.

— Бред собачий, — пробормотал он. — Квинн — крупная фигура в Колумбийском округе. Мне к нему даже и не подобраться. Он сроду обо мне не слышал — я слишком мелкая сошка.

— Да, пожалуй, — согласилась Петерсон., - Но что, по-твоему, заставляет его защищать других? Пораскинь мозгами. Ты не хуже меня знаешь ответ. Тот, кто рискует жизнью, поскольку во что-то верит, никак не может быть мелкой сошкой. Я к тому, что Квинн непременно услышит о таком.

— Предположим, — сказал Кэнби. — Но даже если так, с чего ты взяла, что мне удастся к нему пробраться?

— Не удастся, — ответила Петерсон, глядя ему в глаза. — Он отлично поймет, что ты затеваешь с этими кораблями что-то нелегальное — так же, как и все остальные. Он не пустит тебя в свой офис.

— Тогда к чему мы вообще говорим о Квинне? — возмутился Кэнби. — Я никогда с ним не увижусь и буду барахтаться с этими четырьмя кораблями, которые не смогу содержать, до тех пор, пока не подохну с голоду!

— Ясно, что он не может тебя принять. Но тебе не приходил в голову другой вариант? А именно: он может сойтись с тобой приватно, — не унималась Петерсон. — Наверняка с другими он действовал именно таким способом.

Кэнби на секунду закрыл глаза и глубоко вздохнул.

— Да. Пожалуй, ты права. — Затем он покачал головой. — Но, Боже мой, что, если он этого не сделает?

— Тогда тебе придется сделать это самому.

— Вот именно, — согласился Кэнби. — Господи, какой риск!

— Это то, что отличает мужчин от мальчишек, — спокойно заметила Петерсон, а затем бросила на него лукавый взгляд и улеглась на спину. Кстати, о мужчинах, — продолжала Лейла, поднимая вверх колени с ямочками. Мне стоит чуть-чуть отдохнуть, и тебе тоже. Не уговорить ли тебя еще немного поупражняться, чтобы лучше спалось?

— Вот тут нет никакого риска, — ответил Кэнби с усмешкой.

— Да, — прошептала Петерсон. — По-моему, тоже.

Но борту «Умбрика Мару»

Космос

Качая головой, Кобир стоял посреди грязной рубки «Умбрика Мару». На борту этой старой, потрепанной посудины явно творилось что-то неладное, но пока Кобир не мог точно определить, что именно. Впрочем, это являлось лишь делом времени. Обнаружить капитана и первого помощника в состоянии наркотической комы не представляло собой чего-то необычного. Но, кроме пьяного матроса, открывшего люк со стороны торгового судна, казалось, весь экипаж где-то прятался. Потребовалось обыскать каюту за каютой, прежде чем удалось выудить различных рядовых и офицеров, которые, как мужчины, так и женщины, упорно отказывались отвечать на вопросы. Вместо этого члены экипажа закрывали лица или разражались рыданиями, пока их не уводили и не запирали на замок. Чувствовалось, что на корабле укрывалось какое-то крупное преступление, готовое предстать взору, словно извивающиеся личинки во внутренностях мертвой крысы.

В предчувствии этого кирскианский капитан проявлял большую осторожность, чем мог себе представить. Его прозрение началось, когда он услышал по связи изумленное «Иисус и Мария с Иосифом!», вырвавшееся у Стеллы Бреммер — та повела группу проверить главные трюмы.

— Бреммер, — обратился к ней Кобир, открывая кобуру и спеша вниз по трапу, по которому женщина спустилась всего пару минут назад. — Мы идем. Где вы? Что вы нашли?

— Не спешите, капитан, — ответила она слабым голосом. — Нам ничего не угрожает.

— Тогда что там?

— Мы обнаружили таинственный груз, капитан, — сказала Бреммер, и ее голос задрожал от отвращения. — Груз — это люди. Из примитивных цивилизаций.

Кобир едва не остановился и не закрыл глаза. Вот это номер!

— Работорговцы? — спросил Кобир, с досады хлопнув себя по лбу. Значит, мы захватили невольничье судно?

— Взгляните сами, капитан, — ответила Бреммер. Через минуту Кобир миновал коридор и присоединился к маленькому отряду, собравшемуся вокруг люка в узкую обзорную галерею. Она была встроена в переднюю переборку глубокого грузового трюма, без сомнения, предназначенного для содержания скота. За свою жизнь Кобир насмотрелся всякого — страдания и война всегда шли рука об руку. Однако к такому зрелищу оказался не готов даже он.

Внизу, на палубе, оборудованной для скота, теснилось не меньше тысячи жалкого вида гуманоидов. Примерно двадцать из них лежали, сложенные, словно дрова, возле огромной емкости, очевидно, служившей отхожим местом. Некоторые из других тут и там распростерлись на грудах лохмотьев. Видимо, они станут следующими, кто присоединится к жуткой поленнице из гниющей плоти, ожидавшей, когда ее сбросят с корабля во время очередной уборки если таковая произойдет.

— Разрази меня гром, — пробормотал Кобир, к горлу которого подкатил комок. — Так вот ради какого сокровища я рисковал нашими жизнями…

Глядя в глаза Бреммер, Кобир покачал головой.

— Что ж, — проговорил он со вздохом, — по крайней мере никто не скажет, что Кобир ошибается по мелочам.

2 декабря 2689 г., земное летосчисление

Манхэттенский сектор

Нью-Вашингтон

Земля

Последующий день — весь день — мысли Кэнби были целиком поглощены четырьмя «DH98» и теми возможностями, которые они обещали. Но, Господи, с каким риском связывалось воплощение этих возможностей в жизнь! Речь шла обо всем будущем Кэнби или хотя бы о том, которое он отчетливо видел, причем в очень мрачных тонах. Удивительно, он всерьез задумался о покупке четырех старых кораблей!.. Настойчивое зондирование Петерсон расшевелило то, что уже многие годы подсознательно дремало в его мозгу.

Разделив с новой подругой поздний завтрак, Кэнби, преследуемый целым вихрем мыслей, принялся бесцельно бродить по городу. И к концу дня снова оказался возле ворот парка.

— Не ты ли смотрел тут вчера старые корабли? — спросил охранник, ткнув костлявым большим пальцем в сторону «DH98».

— Да, — признался Кэнби, протягивая банкноты, — это был я.

— Ты тут из-за кораблей или из-за Петерсон? — с ухмылкой поинтересовался охранник. — Я видел, как ты уходил с нею.

Кэнби состроил гримасу.

— И то, и другое, — ответил он.

— Классная баба, — заметил охранник.

— Возможно, — уклонился от разговора Кэнби и, взяв билет, поспешил к причалу.

Едва обогнув склад, он увидел, что люк первого корабля открыт. Кэнби отчетливо помнил, как закрывал его, когда накануне выходил вместе с Петерсон. Он нахмурился, одолеваемый смутными предчувствиями. Неужели кораблями заинтересовался кто-то еще?

Чувство тревоги усилилось, когда Кэнби поднялся на причал и заметил, что открыты все четыре корабля. Ускорив шаг, он как раз подходил ко второму из них, когда услышал знакомый голос.

— Эй, Кэнби, я здесь! — раздалось из летной рубки третьего корабля.

— Привет! — крикнул Кэнби, сам удивляясь тому, что испытывает огромное облегчение.

Как будто он серьезно обдумывал покупку четырех подержанных военных кораблей. Какая нелепость!.. Тем не менее Кэнби почти бежал по доку, пока не остановился возле старого корабля и, заслонив глаза от последних лучей солнца, не посмотрел вверх на летную рубку.

Отодвинув панель гиперэкрана правого борта, Петерсон высунулась наружу.

— Славные кораблики, — произнесла она с дразнящей улыбкой. — Конечно, не то, что «25-е», но тоже очень даже ничего.

— Рад, что они тебе понравились, — заметил Кэнби и показал на три других «DH98». — Ты полазала по всем четырем?

— Да, проверила их.

— Я думал, ты сегодня работаешь. Когда ты успела?

— Кэнби! — воскликнула Петерсон, одновременно хмурясь и улыбаясь. Меня нанимает правительство. Разве кто-то говорил что-нибудь о работе?

— Понятно.

— Так тебе интересно, что я обнаружила?

— Конечно, интересно, — ответил Кэнби.

— Тогда поднимайся — расскажу. Не прошло и минуты, как Кэнби уже стоял в летной рубке. За консолью системотехника усмехалась Петерсон.

— Мне показалось, ты захочешь посидеть на центральном месте, заметила она.

— Спасибо, — поблагодарил Кэнби, скользя в знакомое кресло.

Быстрый осмотр показал, что рубка сохранилась в такой же безупречной чистоте, что и та, которую Кэнби осматривал накануне. Хотя снаружи корпус казался грязнее всех остальных.

— Так в какой он форме?

— Ну, не в рабочей, — проговорила Петерсон. — Похоже, его не запустить.

Кэнби ощутил странное чувство разочарования.

— И насколько плох? — спросил он о корабле.

— Точно не скажу, — начала Петерсон, — но, думаю, у него проблемы с двигателем. Все остальное выглядит вполне прилично — насколько можно судить без энергии, чтобы включить проверку готовности.

— И все-таки ты меня не порадовала, — признался Кэнби. — Двигатели штука сложная.

— К тому же опасная, если толком не знаешь, что делаешь.

— Вот именно, — согласился Кэнби, глядя сквозь лобовые гиперэкраны. А что остальные три корабля?

— Намного лучше, — сообщила Петерсон. — Я запустила все три, как только пришла сюда утром. Без проблем.

Летные системы, кажется, немного подпорчены, но это вполне нормально для машин, которые десяток лет проболтались в сырости. Уверена, если у тебя хватит терпения, они дотянут до любой точки планеты. Ну а потом придется немало повозиться, прежде чем они полетят.

— А это? — спросил Кэнби, заметив на консоли управления знак «W 4050».

— Корабль постарше остальных, — сказала Петерсон. — Похоже, когда-то его красили в ярко-желтый цвет. У меня такое чувство, что это прототип. Внизу возле энергоустановок — огромное логическое устройство, и я знаю, что оно не отсюда.

— Временно подключали? — предположил Кэнби.

— Нет, — возразила Петерсон, покачав головой. — Но в жизни не видела ничего так тщательно разобранного и оставленного на хранение. Как будто кто-то надеялся прийти и когда-нибудь все снова собрать. Даже кабели хранятся в отдельном отсеке. — Петерсон пожала плечами. — Ладно, все это ерунда, пока мы не разберемся с двигателем.

— Если он не запустится, какой тогда толк от корабля? — удивился Кэнби.

— Я же сказала, только на запчасти, — ответила Петерсон. — Кроме того, его практически выбрасывают. Прицепим к одному из остальных.

Кэнби сморщил нос.

— С какой это стати ты говоришь за меня, инженер Петерсон?

— С такими машинами, — начала она с усмешкой, — тебе никак не обойтись без инженера. Найдешь ли ты такого, который справился бы с этими кораблями, да к тому же еще и трахался, как я?

Кэнби глубокомысленно кивнул и ответил:

— Не найду. Ты редкое сочетание. Но не кажется ли тебе, что ты несколько перегибаешь? Я к тому…

— Черт бы тебя побрал, Кэнби! — перебила его Петерсон, и он впервые увидел, что ее симпатичное лицо посерьезнело. — Послушай, кроме того, чтобы тратить сегодня время на эти корабли, я еще покопалась в правительственной базе данных. Прошлой ночью я неплохо тебя узнала, причем не только в постели. У меня возникло такое чувство, что тебе можно доверять — можно пойти за тобой, что ли. Поэтому у меня не заняло много времени, чтобы выяснить, что ты командовал Девятнадцатым Звездным Легионом. Тогда я навела кое-какие справки и обнаружила, что масса людей считает тебя тем парнем, который основал Легион… своим командиром.

— Кто тебе такое наплел? — удивился Кэнби.

— Ни за что не скажу, — отрезала Петерсон. — Но тебе не о чем беспокоиться. Поверь, это из надежного источника. Ни тебе, ни твоему сдвинутому Легиону ничего не грозит.

— Ни о каком Легионе я и словом не обмолвился — ни я, ни кто-нибудь другой, — возразил Кэнби, с беспокойством оглядывая пустую летную рубку.

— Тебе и не надо было, — заметила Петерсон. — Это все я.

— Дурдом какой-то…

Некоторое время они сидели молча, затем Петерсон с ухмылкой нарушила молчание.

— А все-таки, командир, когда начнешь набирать команды? — спросила она. — У нас только две недели на то, чтобы заключить контракт на эти корабли. Иначе они превратятся в лом.

— Набирать команды? — возмутился Кэнби. — Я даже не заикался об этих кораблях, а ты…

— Ладно, ладно, командир, — успокоила его Петерсон. — Но имей в виду, ты все равно никуда не денешься. Я раскусила тебя еще до того, как мы успели раздеться Твои глаза полны звезд, и ты никак не сможешь это отрицать — Чего-то наверняка полны, — буркнул Кэнби — Ей-богу, даже если бы у меня набралось четыре команды, куда я дену эти корабли? В мою квартиру они ну никак не впишутся!

Петерсон кивнула.

— Да, — согласилась она. — Это даже я не продумала., пока. Но послушай, командир, почему бы тебе просто не запросить пенсию? Возня с бумагами займет почти шесть недель, тем более что впереди праздники. А к тому времени, если что-то не заладится, аннулируешь все и останешься при своих интересах. Как ты на это смотришь?

— Как на бредятину. — Кэнби усмехнулся. Петерсон обладала энергией, энтузиазмом и верой, способными сдвинуть горы. Он пожал плечами. — Чтобы я еще раз снял кого-то в корабельном парке…

— Стоп! Разве мы плохо провели время?

— Это меня и пугает, — проворчал Кэнби.

— Ну, командир…

— Лейла, да я понятия не имею, с какой стороны взяться за оформление пенсионных выплат. Прежде чем я смогу кого-то набирать, придется начать с Управления делами ветеранов.

— Да нет, командир, — возразила Петерсон. — Я знаю все порядки. Доверься мне.

— Что значит, ты знаешь все порядки? — удивился Кэнби.

— То и значит, — спокойно ответила Петерсон.

— Не понимаю…

— В общем, вечером по дороге на работу я сама зашла в Управление ветеранов и спросила.

— Гм-м, Петерсон, не слишком ли ты в себе уверена? — с сарказмом протянул Кэнби.

— Нет. Я уверена в тебе. — Она достала из кармана казенного вида конверт. — Понимаешь, командир, я как раз подала на свою пенсию. Мне показалось, тебе понадобятся лишние бабки на неучтенные мною расходы. И еще… — добавила она с задумчивой улыбкой, — раз я теперь вхожу в твой новоиспеченный Легион, между нами больше ничего не будет. — Затем Петерсон подмигнула Кэнби и добавила:

— С завтрашнего дня.

Позднее, перед тем как уснуть, Кэнби решил, что как только на следующее утро подаст заявление на получение всех пенсий, сразу же начнет искать ветеранов, с которыми поддерживал связь — в основном из своего же Легиона. Если удастся найти кого-то еще, кто рискнет забрать пенсии, это будет третий сумасшедший.

Колумбийский сектор

Нью-Вашингтон

Земля

В тот же самый вечер, в нескольких сотнях миль южнее, Дэвид Лотембер завершал долгий день, проверяя доклад по ситуации со средствами массовой информации. Доклад только что поступил из Отдела Флота по контролю над СМИ и распространению информации, сверхсекретной организации, размещавшейся всего в нескольких милях восточное, в историческом (поэтому заметно обветшавшем) здании Пентагона. Из-за необходимости фигурировать на публике, которая появилась у политиков в связи с возникшими накануне в Лондоне проблемами, Лотембер приступил к ответственной работе только теперь.

Доклад представлял собой прогноз намеченных СМИ событий на период следующих тридцати дней. Лотембер пользовался им для того, чтобы определить важное для своей карьеры дело — первый с его участием старт частей Флота в далекий космос. Важно было убедиться в том, что других событий, способных отвлечь СМИ от освещения мероприятия Лотембера, а значит, отвлечь от него общественность, не намечено.

Сосредоточившись, он тщательно штудировал страницу за страницей. Казалось, каждый день обещал по крайней мере одно событие, которое могло стоить Лотемберу зрителей в часы самого популярного экранного времени. Наконец, проштудировав семь дней, Лотембер нашел девятого декабря сто двадцать минут затишья, которые захватывали полдень!

— Ева! — произнес Лотембер по внутреннему каналу связи. — Срочно зайдите ко мне.

В считанные секунды в комнату грациозно вплыла Ева Толтон, стройная блондинка в туфлях на платформе, прибавлявшей к ее росту не меньше трех дюймов. В плотно обтягивающем джемпере, она выглядела и двигалась, как героиня порнокомикса. Ее подлинную сущность выдавали одни лишь глаза. В них проскальзывало выражение человека, просчитывающего каждый свой жест начиная с первых утренних шагов в туалет и кончая последним, вырвавшимся из-под очередного покровителя, воплем имитированного экстаза.

— Вызывали, господин министр? — спросила Толтон.

— Вот, — бросил Лотембер, показывая на дисплей на своем письменном столе. — Видишь этот пробел во времени? Прищурившись, она наконец ответила:

— Да, господин министр.

— Проследи за тем, чтобы никто — и нигде — не занял эфир на эти два часа, — распорядился Лотембер, откидываясь в кресле, чтобы получше разглядеть маленькую тугую грудь Евы. — Понятно?

Женщина нахмурилась.

— Н-но, кажется, это работа отдела по контролю…

— Это твоя работа! — рявкнул Лотембер. — Мне плевать, кто — или как сделает ее для тебя. Твоя задача — обеспечить результат. Или, ей-богу, ты опять вернешься на улицу и будешь продавать свою задницу там, а не в Парламенте. Ясно?

В глазах женщины промелькнул страх, а ее пальцы коснулись губ.

— Вы ведь обещали, что не… посадите меня на пособие. Помните? хриплым шепотом спросила она. Лотембер с издевкой рассмеялся.

— Ты не окажешься на пособии до тех пор, пока будешь исполнять мои указания. А нет — тут же начнешь питаться в бесплатных столовках. На улице полно таких, кто что угодно готов предложить за твою работу — сама знаешь. А теперь убирайся и пошли за этим идиотом Дженнингсом — да побыстрее.

— Слушаюсь, господин министр, — сказала женщина и опрометью бросилась вон из комнаты.

Ее уход вызвал на красивом лице Лотембера довольную улыбку. Несомненно, Толтон испугалась. Его это даже немного возбудило. Что ж, полезно время от времени припугнуть людей — чтобы побегали на полусогнутых.

Рассмеявшись, министр откинул голову на спинку кресла. Устрашая других, он проявлял совершенно чудесную власть, которую принесла с собой новая должность. Все вертелось вокруг власти — именно она обеспечивала многочисленные удовольствия.

Еще шире улыбаясь, чтобы обнажить ряд безупречных зубов, Лотембер взглянул в богато оправленное зеркало, которое повесил на стене справа от стола. Министр особенно нравился себе с правой стороны — хотя и слева в его профиле не к чему было придраться…

Размышления Лотембера прервал голос Толтон по внутреннему каналу связи:

— Капитан Дженнингс по вашему приказу прибыл, господин министр.

— Впустите, — произнес Лотембер. Капитан тотчас же вошел.

— Да, господин министр? — любезно спросил он. Дженнингс нисколько не запыхался — очевидно, не очень спешил. Лотембер решил запомнить это — он еще покажет Дженнингсу, что для него важнее всего. Но чуть позже возможно, завтра после обеда. Теперь же Лотемберу требовалась вся энергия для более трудной работы — общения. Неудивительно, что бывшим военным не везло в политике — они не имели необходимой утонченности. Каким образом Немилу Квинну удалось преодолеть проблему, оставалось почти за гранью понимания Лотембера.

— Дженнингс, — с кислой миной начал он, — постарайтесь осознать указания, которые я намерен вам дать.

— Постараюсь, господин министр, — ответил Дженнингс ничего не выражающим голосом.

— Да, — язвительно проворчал Лотембер. — Надеюсь. — Он еще раз показал на свой дисплей. — Видите это окно во времени? — спросил министр так, будто разговаривал с пятилетним ребенком.

— Девятого декабря, от одиннадцати ноль-ноль до тринадцати ноль-ноль, господин министр? — уточнил Дженнингс.

Лотембер собрался было отругать капитана за казарменный стиль, но передумал.

— Именно, — подтвердил он, раздраженный тем, что у его тупицы подчиненного напрочь отсутствуют представления о том, как общаются в приличном обществе — или какие-либо эмоции во время разговора.

— Хорошенько запомните, Дженнингс, — приказал Лотембер. — Эта дата теперь имеет самое непосредственное отношение к вашему пребыванию во Флоте. Сейчас я все объясню. Вы готовы?

— Готов, господин министр.

— Хорошо. Теперь вы лично отвечаете за подготовку эскадры из необходимого числа военных кораблей, достаточно экипированных, к отправке в течение этих часов — именно в этот день. Она должна отомстить космическим пиратам за нападение на лайнер «Королева Анна». — Он посмотрел Дженнингсу в глаза. — Вы ведь помните то пиратское нападение, Дженнингс? Именно вы доложили мне о злодеянии.

— Да, господин министр, — ответил Дженнингс своим ровным бесстрастным голосом. — Я помню.

— Еще раз хорошо, Дженнингс, — заметил Лотембер. — Для военного вы подаете надежды. Далее, эскадра отправится в течение этих часов — но только после подходящей церемонии, во время которой я сообщу людям планеты о ее миссии. Надеюсь, это вам тоже понятно?

— Понятно, господин министр, — ответил Дженнингс. Еще более раздраженный тем, что у Дженнингеа напрочь отсутствуют какие-либо чувства, и злой от собственной неспособности его напугать, Лотембер закусил губу. За годы службы ему встречались такие же истуканы, как этот капитан. Очевидно, подавленные присутствием начальника, они говорили, только когда их о чем-то спрашивали. По большей части Лотембера это устраивало. К сожалению, теперь ему было просто необходимо, чтобы его распоряжение оказалось выполнено в точности. Стоявший перед ним человек не выказывал волнения, однако он слышал угрозу. К тому же ни одного военного, с которым Лотемберу приходилось иметь дело, не радовала перспектива уйти на пенсию. Поэтому капитану явно ничего не оставалось, кроме как сделать все от него зависящее. Внезапно Лотембер захотел, чтобы этот человек вместе с непробиваемой стеной, которую воздвиг вокруг себя, как можно быстрее покинул министерский кабинет.

— Повторите мои указания, Дженнингс, — приказал Лотембер, — и убирайтесь.

— Слушаюсь, господин министр, — ответил Дженнингс, глядя куда-то поверх головы начальника таким пристальным взглядом, что, казалось, он прожжет стену. — Я должен подготовить эскадру из нужного числа военных кораблей, достаточно экипированных, чтобы отыскать пиратов, атаковавших космический лайнер «Королева Анна». Эскадре надлежит стартовать девятого декабря до тринадцати ноль-ноль после церемонии, которую вы проведете и которая начнется в одиннадцать ноль-ноль того же дня.

— Боже правый, Дженнингс, вы когда-нибудь проявляете чувства? Вы хотя бы улыбаетесь?

— Редко, господин министр. Лотембер покачал головой.

— Вот как, — сухо прокомментировал он и, недолго подумав, снова покачал головой. — Ладно, Дженнингс, похоже, вы все поняли. А сейчас идите и выполняйте.

— До свидания, господин министр, — вежливо произнес Дженнингс и, развернувшись на каблуках, скрылся в дверях, словно призрак.

Лотембер долго сидел за столом, недовольный состоявшимся общением. «Солдафоны чертовы», — пыхтел министр. Ну ничего, он им еще покажет! Всем этим сукиным детям, которые работают на Дэвида Лотембера, — снизу доверху. Приближается день — и он уже не за горами, — когда все они задрожат под его властью. Так им и надо!

Налив себе из тяжелого золотого сосуда бокал холодной ароматизированной ключевой воды, Лотембер напился, а затем, поглядывая на часы, нажал на кнопку селектора.

— Толтон, — рявкнул министр. — Эта Лиддл еще здесь?

— Здесь, господин министр, — ответила Толтон. — Пригласить ее к вам?

— Боже, — съязвил Лотембер, — неужели и так не понятно, тупица? Разумеется, пригласи.

Сказав это, он просиял. Остилла Лиддл, известная сводница, явилась, чтобы помочь ему подготовиться к приближавшемуся дивертисменту Квинна. Из всех проституток Вашингтонского сектора она поставляла самых лучших молодых, старых, мужчин, женщин и трансвеститов обоих полов. Услуги Лиддл стоили недешево, однако теперь Лотембер мог себе это позволить. К тому же на дивертисменте он — наконец-то! — намеревался привлечь к себе всеобщее внимание.

Поднимаясь на ноги при виде сводницы, Лотембер милостиво улыбнулся и в пояс поклонился ей.

— А, миссис Лиддл, — произнес он, целуя ее кольцо с огромным бриллиантом, — как вы добры, что посетили мой скромный офис.

6 декабря 2689 г., земное летосчисление

На борту «KV388 „SW799“, в космосе неподалеку от Торриигтона/190-Ми

Находясь на орбите планеты, известной как Торрингтон/190-Ми, Кобир нетерпеливо барабанил пальцами по пульту и смотрел, как казавшийся уже миллионным по счету жалкий „челнок-скотовоз“ отрывается от „Умбрики“ и берет курс на посадку. Под бдительным наблюдением кирскианцев еще пятьдесят гуманоидов были отправлены на родную планету. Внизу располагалась цивилизация, дошедшая до ранних этапов паровой техники. Пожалуй, лет через двести — триста обманутые бедолаги смогут разобраться, что с ними произошло. Вне всякого сомнения, эти люди зафиксировали все, что видели. Передовая техника, с которой они столкнулись, сэкономит им по меньшей мере сотню лет проб и ошибок на пути к звездам.

— Сколько партий еще осталось? — спросил Кобир, когда в рубку вошел Эмиль Липпи. Липпи нахмурил брови.

— На мой взгляд, Николай, еще десятка два. Если по-прежнему останутся на ходу все четыре „челнока“ невольничьего судна, сможем отбыть не позднее утренней вахты. Эти подонки захватили немалый куш. И, судя по реакции снизу, догадываюсь, что они нисколько не скрывались.

— Значит, не церемонились, — бросил Кобир.

— Это еще слабо сказано, — заметил Липпи. — Во время полета я видел разрушенные деревни и огромные выжженные участки. У мерзавцев вовсе не было нужды в таких разрушениях — вряд ли вооруженным пусть даже небольшими дисрапторами и бластерами людям опасны солдаты на лошадях. — Он сжал кулаки. — Эти работорговцы заслуживают самого сурового наказания, Николай.

Кобир закрыл глаза и кивнул. К сожалению, теперь ему самому приходилось отвечать за этих самых работорговцев, а он еще понятия не имел, что с ними делать. В конце концов, если бы Кобир попытался сдать работорговцев каким-нибудь властям в Галактике, вместе с ним арестовали бы и его со всей командой.

— Выбор невелик, Эмиль. Или отпустить их… или убить. Последнее предпочтительнее. Иначе они просто вернутся сюда и снова устроят то же самое.

— Похоже, человечество не слишком пострадает, если лишится таких подонков, — заключил Липпи, глядя сквозь гиперэкраны на отвратительный „скотовоз“, находящийся на орбите в сотне ярдов от правого борта кирскианцев.

— Пожалуй, ты прав, — рассудил Кобир. — Но раз их придется уничтожить, будет лучше, если они вызовут как можно меньше сочувствия.

— Верно… — начал было Липпи, а затем щелкнул пальцами. — Кажется, я придумал, как использовать одного из них, который вызывает мало сочувствия.

Кобир поднял бровь.

— Тогда ты просто гений, — сказал он старому другу. — Поделись.

— Подумай, Николай, — предложил Липпи. — Работорговля — дорогое удовольствие, которое не обходится без кучи взяток — не говоря уже о покупке и оборудовании судна с его „челноками“ и экипажами. Разве я не прав?

— Предположим, что прав, — согласился Кобир.

— К тому же такое предприятие совершенно незаконно, и для тех, кого на этом ловят, почти всегда кончается фатально, — продолжал Липпи. — Надеюсь, с этим ты тоже согласен, Николай?

— Абсолютно, — ответил Кобир. — Я сам наблюдал за публичной казнью самых высокопоставленных лиц — правда, недолго.

— Из этого следует, — заключил Липпи, — что тот, кто финансирует подобную экспедицию, ворочает огромными суммами. Поэтому является идеальной мишенью для шантажа. Спасая свою шкуру, он может крупно раскошелиться.

— А-а, — воскликнул Кобир с понимающей улыбкой. — Теперь до меня начинает доходить, куда ты клонишь.

— Так как тебе моя идея с шантажом, Николай? — спросил Липпи.

Кобир улыбнулся.

— Отличная идея, Эмиль, — ответил он. — К тем, кто отдает приказания, у меня не больше сочувствия, чем к тем, кто их исполняет. Раз нам, вероятно, придется убрать исполнителей, похоже, шантаж еще слишком хорош для того, кто организовал это злодеяние. — Кобир нахмурился. — Занятно. До сих пор я почти не думал о настоящем хозяине. Ты знаешь, кто это?

— Нет, Николай, — едва улыбаясь, ответил Липпи. — Так же как и ты, в последнее время я не заглядывал дальше того, чем непосредственно занимался.

— Интересно, кто настоящий главарь? — вслух размышлял Кобир. — Как ты думаешь, члены экипажа нам скажут?

— Наверное, — проговорил Липпи. — Если знают. Кобир кивнул.

— Подозреваю, что хотя бы один должен знать, — произнес он. — Такие рискованные злодеяния, как работорговля, лучше всего проводить при возможно меньшем числе посредников.

— Ценное замечание, Николай, — согласился Липпи. — Тогда наибольшее подозрение падает на Жоржа Корто, капитана корабля.

— Пожалуй, ты прав, — поддержал друга Кобир. — Похоже, не очень покладистый парень. Сомневаюсь, что он будет словоохотлив. Пусть даже хозяин корабля и не семи пядей во лбу, скорее всего он должен иметь что-то против капитана, чтобы в случае провала тот не раскололся.

Липпи улыбнулся.

— Позволь мне этим заняться, Николай. У тебя слишком слабый желудок, когда дело доходит до пыток.

— Как и у тебя, — парировал Кобир, — если только за последние пару лет ты совершенно не изменился.

— Нет, не изменился, — с усмешкой заверил его Липпи. — Впрочем, на наше счастье, с нами летит Роза Гамбини, а она как раз заядлая любительница подобных развлечений.

Кобир поднял брови.

— Раз с нами такой специалист, нам действительно крупно повезло, — с улыбкой ответил он. — Хочет капитан или нет, в конце концов он выложит нам все, что знает.

— Надеюсь все же, — проворчал Липпи, — ублюдок станет сопротивляться и немного помучается за содеянное над этими несчастными пленниками.

7 декабря 2689 г., земное летосчисление

Лондон

Земля

Спустя почти тысячелетие вознесение Маргариты, завершающее оперу Гуно „Фауст“, по-прежнему поднимало публику на ноги, в том числе и Садира, Первого графа Ренальдо — особенно если партию колоратурного сопрано исполняла великолепная французская певица Бриджит Фуре. С благоговейным трепетом тучный Ренальдо выбрался из резного кресла в личной ложе и присоединился к крикам „Браво!“, перемежавшим вал аплодисментов. Возле Ренальдо со сдержанным удовольствием аплодировала великолепно одетая куртизанка, в точности подражая поведению лорда Отго Гаспари и его более хорошо сложенной спутнице — гостям Ренальдо на тот вечер.

Наконец занавес упал в последний раз, и в зале включили свет.

— Прошла почти тысяча лет, — восторгался Ренальдо, когда они выходили из ложи, — а музыка продолжает жить своей жизнью и никогда не стареет. Жемчужина! Настоящая жемчужина!

— В самом деле жемчужина, — согласился лорд Гаспари, протискиваясь сквозь разодетую публику в вестибюль. — Кстати, о жемчужинах, — добавил он с плутоватым выражением, — наверное, вы уже слышали о чудесном повторном появлении звездного огня „Юлий Цезарь“. Ренальдо невольно поймал ртом воздух.

— Как вы сказали — звездный огонь „Юлий Цезарь“? — едва слышно на фоне общего гула переспросил граф. — Это та знаменитая драгоценность, что исчезла во время прошлой войны?

— Именно она, мой дорогой Ренальдо, — с улыбкой ответил Гаспари. — Я подумал, что вас это может заинтересовать.

Ренальдо почувствовал, как его сердце забилось в три раза чаще. Звездный огонь „Юлий Цезарь“!.. Граф мечтал об этом драгоценном камне с тех пор, как достаточно повзрослел, чтобы понять, какую власть способно принести своему владельцу такое сокровище.

По чистой случайности обнаруженные во время ранних межзвездных экспедиций, великолепные драгоценные камни естественным образом „рождались“ только на двух крупных астероидах, остатках какой-то гигантской кометы, пронесшейся сквозь Галактику миллионы лет назад. Звездный огонь „Юлий Цезарь“ являлся самым крупным и самым совершенным камнем своего рода из когда-либо добытых. Более пятисот лет его ревностно охраняла владевшая им семья Иполито, кирскианских наследников Лазаро Иполито, который волей провидения оказался на астероидах во главе экспедиции, отправленной на поиски всего лишь иридия. Затем, во время войны, камень таинственным образом исчез — его пропажа неразрывно связывалась с двумя убийствами старших наследников Иполито.

Ренальдо тотчас же насторожился.

— Разумеется, мне это интересно, — ответил он, рассеянно кивая важного вида господам и дамам, встречавшимся ему в инкрустированном золотом главном вестибюле Боже, как бы они все завидовали владельцу „Юлия Цезаря“! Тогда уж никто не посмел бы смеяться за его спиной. Набрав в грудь побольше воздуха, Ренальдо взглянул Гаспари в глаза — Почему я не слышал об этом по своим каналам? — подозрительно спросил граф, когда они садились в лимузин Гаспари — узкое лицо, козлиная бородка и усы придавали ему несколько сатанинский вид — с галльским равнодушием пожал плечами Пока граф протискивался на сиденье, Гаспари с деланной озабоченностью нахмурился.

— Кто знает, мой добрый Ренальдо, — произнес он — Вероятно, мои источники оказались лишь немного быстрее — наверное, вы услышите новость завтра… или послезавтра — Или никогда, — нетерпеливо рявкнул Ренальдо, почти забыв о стройной куртизанке, которая уже выскользнула из платья и, к видимому восторгу более полной спутницы Гаспари, раздвинула ноги.

— В этих… э-э… источниках говорилось что-нибудь о цене? — спросил Ренальдо, в тысячный раз напоминая себе о том, что послание от Корто опаздывает уже на пять дней Гаспари улыбнулся, глядя, как обе дамы сомкнулись возле него в объятиях, медленно, с присвистом дыша.

— Цена невероятно велика, Ренальдо.

— Да, это мне понятно. Пожалуй, вы могли бы связать меня с нужными сторонами, чтобы я навел справки.

— Ах, мой дорогой граф, — проговорил Гаспари, пододвигаясь чуть ближе к Ренальдо, — вы все время так много думаете о делах! Взгляните, предложил он, показывая на женщин, шумно занимавшихся сексом. — Эта забава предназначена не только для них, но и для нас тоже. После первого раза их страсть никогда не достигает вершины с прежней остротой. Так что получайте удовольствие, друг мой!

Ренальдо состроил недовольную гримаску, однако кивнул и замолчал, а Гаспари начал расстегивать брюки Раз он упомянул о „Юлии Цезаре“, значит, у него имелись какие-то свои планы на этот счет. Впрочем, если проявить теперь настойчивость, то в конечном итоге камень обойдется Ренальдо намного дороже. Со вздохом он тоже расстегнул брюки.

— Вы правы, Гаспари. Поговорим об этом позже, в более подходящей ситуации.

Тем не менее молчание Корто никак не выходило у Ренальдо из головы.

* * *

Солнце осветило горизонт Лондона с восточной стороны, когда Ренальдо вернулся в свой пышный особняк недалеко от Белгрейв-сквер. Граф направился прямо в кабинет — на этот раз не попав шляпой в глобус пятнадцатого века. Извлекая из письменного стола станцию, Ренальдо включил сеть и отступил назад, ожидая, пока мощные компьютеры примутся за работу. Всю ночь он безуспешно пытался сосредоточиться на развлекавших их с Гаспари куртизанках — хотя, по совести говоря, там было на что посмотреть. Однако более важные заботы не позволяли получить полное удовольствие. Теперь он мог наконец всецело заняться распределением финансов, которые ему потребуются, чтобы завладеть звездным огнем „Юлий Цезарь“.

Впрочем, окончательной цены Ренальдо так еще и не узнал. По-прежнему поддразнивая его, Гаспари открыл лишь одно: доступ к драгоценности имел он — и только он. Ренальдо понимал, что это правда. Жадный аристократ Гаспари никогда не заявлял, что не мог доказать, — особенно когда дело касалось крупных сумм.

Выходит, прежде чем Ренальдо наконец вступит во владение сокровищем, из рук в руки перейдет огромная масса наличных денег. К счастью, не оставалось сомнений в том, что Гаспари обратился к Ренальдо первому. Теперь речь шла только о деньгах — и о быстром доступе к ним.

Когда станция ожила, граф довольно улыбнулся. Мурлыкая мотив из вечернего „Хора ангелов“, Ренальдо примостился на краешке кресла и просмотрел списки сообщений, разыскивая среди них послание от своего „композитора“.

Хмурясь, граф бесплодно вглядывался в экран, изучая каждую колонку, на случай, если сообщение ошибочно попало не в тот раздел.

Снова никакого результата…

— Проклятие, — выругался Ренальдо сквозь зубы — Черт бы его побрал!

Сейчас отсутствие новостей было плохой новостью Он взглянул на часы К утру работорговец опоздает с посланием на полные шесть дней. Набрав в грудь побольше воздуха, граф еще раз углубился в список поступившей информации.

Ничего…

Ренальдо охватило отчаяние Каждый день пути умирало определенное число рабов. Снаряжая такой корабль, приходилось раскошеливаться на определенные средства жизнеобеспечения: продукты, обработка отходов и тому подобное. Все это дорого стоило. Разумеется, оборудуя невольничьи суда, думали не об удобствах, а лишь о том, как сохранить жизнь рабов при самых низких затратах. Во-первых, требовалось знать, какую примерную прибыль можно ожидать от „среднего“ раба, во-вторых, подсчитывалась приблизительная общая стоимость груза. Это число, поделенное на стоимость корпуса корабля-работорговца (с учетом новых средств жизнеобеспечения), давало суммарный выигрыш. Чем больше было это число, тем больше маршрутов приходилось сделать, прежде чем инвестор чувствовал выгоду. Смысл работорговли и заключался в скором получении прибыли.

В свою очередь, чтобы ускорить этот процесс, обычно экономили на дорогостоящем оборудовании жизнеобеспечения на борту, хотя и сознавали, что определенный процент груза не достигнет конечного пункта назначения. Приходилось как следует все взвесить, улучшая или ухудшая условия — или качество рабов, — прежде чем достигалась удовлетворительная экономическая формула Ренальдо дал Корто указание прежде всего руководствоваться как можно более низкими затратами. Главное, купить по наименьшей цене большой, пригодный для полетов транспортный корабль для перевозки скота — чуть лучше того, что идет на слом. Затем Корто следовало оснастить его минимальными системами жизнеобеспечения — не обращая внимания на удобства или безопасность. В конце концов в каждом полете капитану приходилось набивать трюмы достаточным числом рабов, чтобы компенсировать потери, связанные с возраставшей из-за плохих условий смертностью.

До сих пор инвестиции Рональдо окупались исключительно хорошо. Корто бывшему ветерану войны, — несмотря на очень плохой уход и заботу о корабле, удавалось поддерживать его на ходу. Однако теперь капитан опаздывал на целых пять дней!

„Дилетанты“, — рычал Ренальдо. Такая задержка могла обойтись ему… Он быстро подсчитал в уме — две сотни рабов. Морщась, граф снова пустился в расчеты, используя станцию. На этот раз у него получилось двести пятнадцать рабов.

С грохотом захлопывая крышку стола, Ренальдо злобно стиснул зубы и с трудом поднялся на ноги. Пнув свой старинный стул так, что тот долетел до середины комнаты, граф выскочил из кабинета и поклялся, что „композитор“ и капитан работорговца дорого заплатит за свои ошибки.

— Найти миссис Тимптон! — крикнул Ренальдо в холле сжавшемуся от страха слуге. — Скажи, чтобы срочно вызвала ко мне в спальню Гюнтера и эту Кресс!

Манхэттенский сектор

Нью-Вашингтон

Земля

Накануне ночью с востока прилетел холодный осенний ветер, принесший с собою первый снег. Все школы закрылись, и манхэттенские парки наполнились счастливой шумной ребятней. Однако, проходя мимо Бэттери-Парка, Кэнби не обращал внимания на игравших детей. Он по-прежнему пребывал в состоянии изумления — почти каждый, кому он предлагал наняться к нему в экипаж, тотчас же проникался его идеей. Некоторые, вроде Петерсон, даже закладывали свои пенсии. Остальные с ходу соглашались, обещая приступить к делу, как только Кэнби даст знать. Еще не кончился второй день, а Кэнби уже набрал остаток своего экипажа и вовсю вербовал экипаж для второго корабля Сейчас он шел через Бэттери-Парк, чтобы повидаться с Ренфро Гиббонсом, отличным пилотом и одним из лучших командиров кораблей, когда услышал пронзительный женский крик.

— Берегитесь!

Почти в ту же секунду на Кэнби налетело что-то непонятное, возникшее из ниоткуда и сбившее его, словно кеглю. Кэнби неудачно приземлился на спину, перед глазами заплясали, как звезды в гиперэкране во время жестокого боя, яркие святящиеся точки. Наконец на фоне серого неба перед Кэнби вырисовалось лицо женщины.

— Вы не пострадали? — с тревогой в голосе спросила она. Кэнби проверил, в порядке ли его руки и ноги.

— По-моему, нет. — Он осторожно рассмеялся. — Разве что человеческое достоинство.

Рядом с лицом женщины появилось лицо мальчика.

— Дамиан, — строгим голосом начала женщина, — я ведь велела тебе смотреть, куда едешь.

— Извини, мам.

— Извиняйся не передо мной, а перед этим господином — М-м, извините, пожалуйста. Кэнби медленно сел, мигая глазами.

— Ничего. — Увидев гравитонолет мальчика, он усмехнулся. — Здорово же мне досталось от твоей машины, Дамиан.

— Мы ужасно сожалеем, — еще раз извинилась женщина. Стряхивая с рук снег, Кэнби встал и только теперь заметил, что она очень симпатичная блондинка. Стройная, примерно пяти футов восьми дюймов ростом, с длинными распущенными волосами. У нее было лицо в форме сердечка, подправленной формы брови, задумчивые голубые глаза, вздернутый носик и полный, чувственный рот. В руках незнакомка держала светло-коричневые кожаные перчатки. Чуть великоватое потертое темно-желтое пальто, очевидно, покупалось на распродаже. Оно полностью скрадывало грудь женщины. Облик завершали миниатюрные светло-коричневые ботинки и предлинный шарфик в зеленую полоску. Кэнби протянул руку.

— Меня зовут Гордон. Гордон Кэнби. И я очень рад с вами познакомиться.

Незнакомка улыбнулась — казалось, ее улыбка осветила весь парк.

— А я — Синтия Тенниел, — сказала женщина, и в ту же секунду из-за облаков выглянуло солнце.

Стал заметен мягкий пушок, нежно покрывающий щеки многих натуральных блондинок.

— А это, — добавила она с тем особым недоверчивым взглядом матери, мой сын Дамиан. Кэнби протянул мальчику руку.

— Очень приятно, Дамиан.

— Пожми мистеру Кэнби руку, Дамиан, — еле заметно улыбаясь, подсказала Тенниел. — И скажи спасибо, что он не надрал тебе уши.

С угрюмым видом мальчик пожал Кэнби руку.

— Э-э, очень приятно, мистер Кэнби. Еще раз простите, что задел вас своим гравитонолетом. Кэнби рассмеялся.

— Бывает, — бросил он.

— Только с неосторожными мальчишками, — добавила Тенниел.

— Извини, мам, я буду поосторожнее. Можно я пойду поиграю?

Улыбнувшись, Тенниел кивнула.

— Вы уверены, что хорошо себя чувствуете, мистер Кэнби? — спросила она.

— Уверен, — ответил Кэнби, глядя, как Дамиан мчится на гравитонолете в парк. — И мое имя Гордон… вообще-то многие зовут меня Гордо. „Мистер Кэнби“ звучит так, будто мне тысяча лет.

— Пожалуй, мне нравится имя Гордон, — заметила Тенниел, встречаясь с Кэнби взглядом. — И вы очень любезны.

— Может быть, оттого, — признался Кэнби, — что я ужасно рад этому происшествию.

— Не понимаю… — промолвила Тенниел.

— Ведь если бы не этот случай, — начал Кэнби, чувствуя, что его щеки загораются, как у школьника, — я бы с вами не познакомился.

— Хорошенький способ знакомиться!

— Я не упускаю никаких возможностей.

— Очень мило с вашей стороны, — ответила Тенниел. — Спасибо.

— Не стоит, — произнес Кэнби, не зная, что еще сказать. — Вы, наверное, часто сюда приходите.

— Как только могу себе позволить, — сказала Тенниел. — Трудно растить ребенка в городе. Здесь он находит хоть какую-то свободу. — Она покраснела. — Когда не пытается кого-нибудь задавить.

— Ну что вы. — Кэнби усмехнулся. — Вы живете в городе?

— Да, — лаконично ответила Тенниел.

— Наверное, работаете тоже здесь, — произнес Кэнби через некоторое время.

— Когда есть работа, — согласилась она, рассеянно проводя рукой по светлым волосам, как будто довольная тем, что Кэнби не пытается узнать больше. — В основном случайная — только чтобы не сидеть на пособии. Я коплю на взнос для получения постоянного места, но, по-моему, так никогда и не накоплю. — Тенниел вздохнула. — Вы похожи на бывшего военного. Теперь, наверное, в отставке?

— Да, — признался Кэнби, чувствуя себя немного виноватым за то, что живет сравнительно благополучно. — О таком подарке, как пенсия, легко забывается.

Улыбнувшись, Тенниел бросила взгляд в сторону Дамиана.

— Вам не стоило этого говорить. Я нисколько не завидую. Я тоже могла бы получать пособие, если бы не захотела работать.

— Вы не похожи на тех, кто живет на пособие, — заметил Кэнби.

— А вы не похожи на того, кто смог бы прожить на пенсию, — подмигнув, добавила Тенниел. Кэнби засмеялся.

— Я бы избавился от нее в ту же минуту, как нашел бы работу, приносящую равноценный доход, — признался он. — Но, судя по всему, в наши дни пилоты никого не интересуют, поэтому — до недавних пор — я всерьез даже не задумывался о работе.

— А теперь? — спросила Тенниел.

Судя по взгляду, ей было искренне интересно, а Кэнби охотно говорил бы о чем угодно, лишь бы эта красивая незнакомка слушала.

— В общем, тут выставили на продажу четыре корабля, и…

Почти до самого вечера Кэнби и Тенниел проговорили о космических кораблях и о планах. Кэнби узнал, что она никогда не покидала планету, и его описания миров, увиденных во время службы во Флоте, казалось, зачаровали женщину. Кроме того, выяснилось, что ее гражданская карьера тоже оборвалась во время Большой Демобилизации. Когда под вечер Тенниел сообщила новому знакомому о том, что должна уйти на временную ночную работу, он спросил, нельзя ли им увидеться снова.

— С, удовольствием, Гордон, — ответила Тенниел, взяв Дамиана за руку. — Пока есть работа, мы почти каждый день бываем в парке.

— Тогда я тоже буду сюда приходить, — пообещал Кэнби. — Во всяком случае, когда смогу.

— Значит, увидимся, — сказала она, протягивая мягкую теплую руку и довольно крепко сжимая Кэнби ладонь.

Пока женщина не скрылась среди прохожих, он все смотрел ей вслед, а потом отправился на поиски Ренфро Гиббонса, который немедленно дал согласие и также решил вложить в дело свою пенсию.

Два экипажа оказались укомплектованы. На следующий день Кэнби планировал зайти к Ольге Конфрасс в ее „веселый дом“ в Свободной Зоне. Однако то, что он намеревался предложить имевшей дурную репутацию мадам, не имело к сексу ровно никакого отношения.

8 декабря 2689 г., земное летосчисление

В космосе, на борту „Умбрика Мару“, неподалеку от Торринггона/190-Ми

Вместе с Липпи Кобир вошел в каюту Корто спустя несколько минут после того, как их вызвала Гамбини. Кобира сразу замутило от запахов пота, рвоты, испражнений — и страха.

В просторной комнате царил полумрак. Лишь одна яркая лампа освещала обнаженного Корто, неуклюже сидевшего на металлическом стуле. Тонкие пластиковые ремни, которые больно врезались в тело пленного, крепко привязывали его икры и лодыжки к ножкам стула. Подсыхавшие ручейки крови стекали по волосатым голеням на пол и образовывали вокруг ступней лужицы, которые смешивались с гораздо большей лужей — очевидно, мочи. Руки Корто скрывались за спиной, а его широкую волосатую грудь, мокрую от пота, огибал толстый пластиковый ремень. Над ней висела лысая голова, рот был открыт, глаза тупо уставились в колени. Слышалось лишь однообразное бормотание. По спутанным волосам на груди скатывались тонкие струйки рвоты и скапливались вокруг сморщенного полового органа, видневшегося под толстым обрюзгшим животом. К головке пениса крепился крупный зажим с зубцами, от которого тянулся к большому черному ящику на полу электрический провод. Два изолированных провода соединяли этот ящик с зажимами на сосках Корто. Еще три провода выходили из дальнего конца ящика и прятались в темноте за стулом.

Возле капитана стояла Роза Гамбини, а слева и справа от нее — два дюжих члена экипажа Кобира. Сама Гамбини представляла собой невысокого роста, хрупкую и — если забыть о ее склонности к пыткам — довольно миловидную девушку. У нее были светлые волосы, овальное лицо, рельефный нос, тонкие, обычно ненакрашенные губы и синие глаза, в чьи бездонные глубины отваживался заглянуть далеко не каждый. Гамбини считалась ценным членом экипажа, обслуживавшим консоль системотехники. На такие, как теперь, рискованные задания она вызывалась добровольно. Ходили слухи, будто Гамбини оставалась девственницей, и ее возбуждают лишь самые низменные проявления человеческой жизнедеятельности. Казалось, окружающие ее теперь мужчины испытывали глубочайшее отвращение; их одежду пропитывал пот. Гамбини же выглядела лишь чуть-чуть утомленной — словно только что испытала длительный оргазм, — и Кобир подозревал, что так оно и было.

— Теперь капитан Корто готов с вами разговаривать, — промолвила Гамбини, и ее губы под полоской пота слегка растянулись в довольной улыбке.

Кобир проглотил ком в горле. Гамбини была настоящим животным — однако полезным животным. Когда-нибудь, очевидно, Кобир перестанет нуждаться в ее услугах. Ну а теперь…

— Спасибо, Роза, — поблагодарил он, заставляя себя взглянуть прямо в ее безумные глаза.

— Не за что, капитан, — ответила девушка, но Кобир понимал, что ей хочется поскромничать — после безупречного завершения трудной работы.

Кивнув, Кобир подошел к испытывающему муки Корто, который поднял блестевшее от пота лицо. Казалось, его глаза ничего не видели, но затем все-таки сфокусировались на Кобире.

— Вы меня знаете? — спросил тот. С нечеловеческим усилием Корто медленно наклонил голову в знак согласия.

— И вы знаете, какая информация мне нужна — имя вашего партнера, а также имя владельца корабля. Голова снова неуклюже кивнула.

— Тогда расскажите мне, капитан. После этого боль утихнет, и вы сможете заснуть.

Кобир с ужасом наблюдал, как рот открылся и начал говорить. Сначала с распухших губ срывались лишь нечеловеческие звуки и стоны — вместе со слюной и рвотой. Однако едва в поле зрения пленника вошла Гамбини, он начал что-то невнятно бормотать и неловко мотать головой из стороны в сторону его опухшие глаза вращались от страха.

— Назовите владельца этой баржи, капитан Корто, — тихим голосом произнесла девушка. — Назовите человека, на которого вы работаете.

Как только она оказалась за спинкой стула, Корто забился в рвотных спазмах, но изо рта его капала лишь густая слюна.

Кобир не мог больше этого выносить и предостерегающе тронул Гамбини за руку. Тогда со сверхъестественным усилием Корто издал жуткий стон, а потом единственное слово: „Ренальдо“.

Гамбини еще раз протянула руку за стул.

— Пожалуйста, полное имя, капитан Корто, — приказала девушка.

Глаза капитана снова округлились от первозданного страха. Распухшие губы еще раз раскрылись.

— Этот корабль принадлежит моему п-партнеру — Сади-ру, П-первому г-графу Ренальдо, — заикаясь, произнес Корто, и его голова снова бессильно склонилась на грудь, на этот раз оставшись без движения.

Кобиру имя Ренальдо мало о чем говорило. К тому времени он увидел почти все, что мог вынести. К его горлу подкатывала тошнота.

Кобир повернулся к Гамбини и спросил:

— Он умер?

Гамбини казалась удивленной и немного разочарованной.

— Конечно, нет, капитан, — с упреком ответила она. — Вам нужна от него еще информация?

Поеживаясь, Кобир взглянул на Липпи, лоб которого покрылся мелкими капельками пота, и покачал головой.

— Нет, Роза. Спасибо, по-моему, все, что нам надо, мы уже слышали.

— Тогда покончить с ним? — спросила Гамбини. Кобир повернулся спиной к тому, что осталось от человека, и, содрогаясь, кивнул.

— Только сделайте это быстро, Роза, — приказал капитан и направился к выходу. — Пусть он и дерьмо, но уже достаточно намучился за содеянное.

Кобир и Липпи успели спуститься по трапу лишь на пару шагов, когда из открытой двери за ними раздался звериный вопль. Он продолжался и продолжался, то поднимаясь вверх, то опускаясь на несколько нот ниже — от этого душераздирающего „арпеджио“ стыла в жилах кровь. Остановившись, Кобир развернулся и пошел обратно, однако крик резко оборвался. В леденящей тишине мужчины снова остановились неподалеку от двери. Их глаза лишь на секунду встретились, а затем, не говоря ни слова, Кобир и Липпи еще раз развернулись и зашагали прямо к впускному люку корабля, где их ожидал баркас.

Позже, после долгого обсуждения, флибустьеры Кобира единогласно постановили, что подходящую участь могли обеспечить экипажу невольничьего судна только их жертвы: злополучные аборигены Торрингтона/190-Ми. В соответствии с этим решением еще один последний рейс „челнока“ доставил экипаж работорговцев на планету. С воплями те умоляли о пощаде, которой явно не ожидали от своих бывших пленников. После того, что видели пираты, эти мольбы остались без внимания. С трехмесячным запасом провизии — но, кроме ножей, без оружия — экипаж Корто был высажен на маленький озерный островок возле одного из опустошенных городов планеты. Когда „челнок“ вернулся, его команда доложила о том, что несколько канонерок с местными жителями поспешили к острову еще раньше, чем на него вытолкали последнего работорговца.

В последний раз убедившись в том, что на барже никого не осталось, кирскианцы установили по всему ее зловонному корпусу разрушительные заряды и, вернувшись на „KV388“, взяли курс домой, на Халиф. Задолго до того, как ночное небо над Торрингтоном/190-Ми осветила яркая вспышка взрыва, Кобир уже начал поиски Садира, Первого графа Ренальдо.

9 декабря 2689 г., земное летосчисление

Норфолкский сектор

Нью-Вашинггон

Земля

Девятого декабря две тысячи шестьсот восемьдесят девятого года ровно в двенадцать двадцать девять Дэвид Лотембер торжественно взошел на третью ступеньку задрапированной платформы и занял место на подиуме, украшенном золотым Имперским гербом Новой Земли. По просторной площадке, принадлежавшей базе Норфолкского Космического Флота, специально освобожденной от оборудования, гулял сырой ветер с залива, холодивший щеки Лотембера и сметавший с бетона пригоршни снега. Ветер раздувал полы искусно сшитого плаща министра и грозил растрепать его тщательно уложенные волосы, принося с собой запах грязной воды из залива Уиллоубей. Стоявшие перед Лотембером плотным полукругом сотни две репортеров, корреспондентов, журналистов с голографическими камерами и комментаторов, представлявших агентства новостей со всей Галактики, толкали друг друга, чтобы лучше видеть и чтобы видели их.

С обеих сторон платформы трепетали на спешно возведенных шестах флаги, а министр раскладывал свои записи и окидывал аудиторию опытным взглядом, поджидая самого подходящего момента для начала выступления. Лотембер улыбнулся чему-то приятному, известному ему одному. Ева Толтон неплохо справилась со своими обязанностями. На предыдущие три четверти часа нигде не было запланировано ничего достойного внимания прессы. Более того, перерыву в освещении событий предстояло продлиться еще полчаса. За это Лотембер вознаградил Толтон в постели — и, конечно, разрешил ей сохранить за собой рабочее место.

С Дженнингсом — при воспоминании о нем министр мысленно поморщился все обстояло совсем иначе. Лотембер едва не вышвырнул его на улицу, когда тот вдруг предложил выделить для охоты на пиратов вместо новых боеспособных кораблей старые флотские единицы. Дженнингс уверял, что командиры новых кораблей назначены из политических соображений. „А как же иначе?!“ внутренне недоумевал министр, считавший работу с военными сущим наказанием.

Лотембер снова осмотрел представителей прессы — все глаза устремились на него. Время пришло. Министр сделал глубокий вдох.

— Приветствую вас, мои соотечественники, — начал он, подняв подбородок и принимая заранее отрепетированную позу. — Сегодня особый день для нашей Империи, так же как и для моего пребывания на посту министра. — Лотембер прервал речь нарочитой паузой. — Менее чем через полчаса эти корабли отправятся в дальний космос, — продолжал он, показывая на эскадру белоснежных космических кораблей, выстроившихся за подиумом. — Их миссия отомстить за пиратский акт, совершенный против нашей „Королевы Анны“ и еще раз восстановить межзвездный мир, на который вы все вправе рассчитывать…

Эскадра состояла из восьми тяжелых крейсеров „ТА-91“ класса „Тарквин“: семьсот футов сияющего корпусного металла, сверхмощные двигатели и смертоносные дисрапторы. Новые корабли далеко не случайно впечатляюще смотрелись за спиной министра. Они представляли собой самые передовые военные машины в Галактике — каждая оснащалась батареей из восьми бета-вихревых дисрапторов. Экипажи были набраны из числа лучших, талантливейших и образованнейших молодых людей. Все до единого офицеры окончили самые дорогие колледжи и университеты. Лотембер лично настоял на таком подборе кадров. После общения со скучным Дженнингсом министр лично проследил за тем, чтобы в экспедиции не участвовал ни один выпускник Военной Академии Флота. С пиратами должны были иметь дело свежие, исключительно храбрые и умные молодые люди, а не лишенные воображения солдафоны.

Ровно за десять минут до назначенного старта кораблей Лотембер довел свою речь до театрального завершения, чуть не благословляя членов экипажа. Это вызвало в рядах собравшихся, в которые заранее поставили доверенных людей, бесстрастные выкрики „Ура!“. Затем величественным взмахом руки Лотембер дал знак капитану „Эдисона“ („DD-931“). Капитан немедленно активировал огромные двигатели.

Один за другим, с грохотом, сотрясшим даже платформу, на которой стоял Лотембер, ожили остальные семь кораблей. Сдержав недовольную гримасу, министр заставил себя улыбнуться. Он предпочел бы слушать такие резкие звуки, сидя в удобной, хорошо изолированной от шума комнате, лучше с бокалом в руке. Военные корабли явно предназначались для военных — со всем этим грохотом и блеском… Для болванов вроде Дженнингса. Тем не менее, напомнил себе Лотембер, подобные спектакли, похоже, трогают сердца обывателей, голоса которых требуются всем, кто хочет остаться в своих креслах.

Под звуки фанфар оркестра Флота и Нью-вашингтонского филармонического оркестра эскадра в колонне по двое вырулила к дорогам, свернула налево к реке Джеймс и остановилась напротив древнего здания „Ньюпорт Ньюз“, пробуя генераторы. Наконец корабли взяли курс на северо-восток и в каскадах воды начали разбег над Чесапиком. В соответствии с указанием корабли оказались в воздухе как раз позади платформы Лотембера, представляя великолепный задний план для снимков — с Лотембером на переднем плане.

Министр задержался еще почти на час, снабжая средства массовой информации собственными высказываниями для дальнейшего цитирования, пока самые известные журналисты не уехали в Балтиморский сектор на встречу с популярным вокалистом.

Садясь в одну из роскошных летательных машин для высокопоставленных лиц, закрепленную за офисом Лотембера, он решил, что в целом день прошел довольно удачно. К тому же удалось не так уж много соприкасаться с ужасными людьми, которые управляли базой.

— В Манхэттен, — коротко приказал Лотембер, когда стюард подал ему бренди, чтобы министр согрелся после часового пребывания на холоде. Высадите меня на Административной вертолетной площадке в Мидтауне и подождите, пока я не вернусь.

Стюард поклонился.

— Я сообщу пилоту, — сказал он.

Через несколько минут База Флота вместе со своими шумными обитателями осталась далеко позади, в постоянной дымке над Чесапиком. После долгого и трудного дня Лотембер собирался вознаградить себя особыми развлечениями, доступными на Площади.

10 декабря 2689 г., земное летосчисление

Бруклинский сектор

Нью-Вашинггон

Земля

— Я бы сам не поверил, если бы не слышал это собственными ушами, заявил Кэнби, все еще пораженный реакцией добровольцев на его призыв. — Мы заполнили руководящие позиции для всех четырех кораблей, плюс еще группа техобслуживания и административно-хозяйственная группа.

Сидевшая в маленьком кафе напротив Кэнби Петерсон взглянула на него поверх огромного потрепанного меню. Довольно унылую обстановку зала скрашивали лишь скатерти в красную и белую клетку. После почти двух столетий приготовления итальянских блюд стены и потолки закоптились, но смешивавшийся с запахом крепких напитков аромат острой пищи из кухни создавал какую-то солнечную атмосферу, которую не всегда удавалось найти даже в более дорогих заведениях.

— Разве я не говорила тебе, командир? — спросила Петерсон, перекрывая гул голосов. — Не один ты жаждешь вернуться в космос.

— Да, — согласился Кэнби, — но. Боже мой, таким путем? Я к тому, что это рискованнейшее предприятие.

— Раз уж у тебя это в крови, то ничего не попишешь. Ты сам знаешь, командир.

— Что в крови — риск?

— Космос, умник.

— Ну, извини.

При виде улыбающегося усатого официанта, который появился с тарелками дымящихся спагетти, бутылью темно-красного вина и двумя бокалами, Петерсон усмехнулась.

— Подходящая ночь для праздника, командир, — заметила она, подмигивая. — На самом деле эта ночь особенная. Кэнби ухмыльнулся.

— С тобой, Лейла, каждая ночь особенная, — произнес он.

— Тебе, командир, это все равно не поможет, — отрезала Петерсон. — Я уже говорила: раз я у тебя работаю, никакого секса.

— Ого! — усмехнулся Кэнби. — Удар ниже пояса.

— Именно, — подтвердила Петерсон. — Я не зря сказала, что сегодняшняя ночь особенная.

— Да ну? — с ухмылкой спросил Кэнби. — И чем же?

— Скажи, что нам больше всего понадобится, когда с кораблями и людьми будет полный порядок?

— Ты о фантастической удаче? — сострил Кэнби.

— Что ж, — ответила Петерсон, — она тоже не помешает. Но если серьезно, что еще нам нужно, чтобы мы смогли успешно все завершить?

— Гм-м, на ум приходит масса всякого. — Он нахмурился и глубоко вздохнул. — Наверное, важнее всего для нас запихнуть куда-нибудь эти корабли, пока мы будем доводить их до кондиции. Я знаю пару разбитых пирсов на выгоревшем очистительном заводе в старом Сикокосе. Но пока у нас не появится что-нибудь получше, придется туго.

— А как тебе заброшенный флотский ремонтный парк? — скромно поинтересовалась Петерсон. Кэнби изумленно потряс головой.

— Ну! — воскликнул он, осушая бокал. — Если бы такое было возможно, мы бы точно справились. Может, ты прячешь его в кармане юбки?

— Не поместится, — засмеялась Петерсон. — У меня слишком широкая задница. А как насчет парка в Чесапике?

— Надеюсь, ты меня не разыгрываешь? — спросил Кэнби, внезапно посерьезнев.

— Ничуть, командир. Сама я его не видела, но слышала, что он в неплохом состоянии. И если мы захотим, будет наш.

— Захотим? Иисус и Мария с Иосифом, ради этого я пойду даже на смертоубийство! Но как ты о нем пронюхала?

— Через одного приятеля, — ответила Петерсон.

— Приятель раздает ремонтные базы? — Кэнби на секунду посуровел. Господи, Лейла, надеюсь, ты не о Немиле Квинне?

— Возможно.

— Значит, все-таки Квинн?

— Тебе-то что?

— Да так…

— О-о! Ну хорошо — пусть Квинн.

Кэнби недоуменно покачал головой — Само собой, — пробормотал он. — В ту первую ночь ты говорила о нем так, будто вы знакомы. Лейла Петерсон, так ты в самом деле к нему наведываешься?

— Нет, он ко мне, — поправила Петерсон, умело накручивая несколько прядей спагетти на вилку. — По-моему, ему нравятся люди вроде тебя, Гордо. Такие, у которых есть мечта и характер, чтобы ее воплотить. Особенно если они намерены переделать старые корабли и зарабатывать на них. — Петерсон рассмеялась. — Мне почему-то кажется, что он не доверяет Флоту, когда замышляет что-нибудь важное.

— Например, незаконные операции?

— Черт, Гордо, откуда мне знать? Да, мне кажется, будто он проворачивает на этих корабликах не совсем законные сделки. Вроде помощи пустяковым доминионам, именуемым нами „дружественными“. Ну, ты сам понимаешь. Об этом часто треплется пресса.

— Да, — согласился Кэнби, обмакивая в соус толстый кусок хлеба. Пожалуй, все это вполне разумно. — Он нахмурился. — Где ты с ним познакомилась?

— В корабельном парке, — призналась Петерсон. — Он заходит туда время от времени. Лучшего места найти таких, как ты, Гордон Кэнби, просто не придумаешь. Каждый настоящий фанатик космоса в конце концов оказывается на пирсах, чтобы помечтать.

— И он просто… поделился с тобой этими мыслями? — удивился Кэнби.

Петерсон улыбнулась.

— Ему тоже нравятся толстые задницы, Гордо. Ты мог бы заметить, что я не девственница.

— Да, — ответил Кэнби, ощутив мимолетную враждебность, — похоже, до меня ты и правда уже успела пару раз с кем-то переспать.

— Тем не менее, — с улыбкой сказала Петерсон, меняя тему, — он просил позвонить, если я встречу кого-нибудь стоящего. Вот я и позвонила.

— Господи, — прошептал Кэнби, ошеломленно покачивая головой — Как же я раньше…

— У меня была масса возможностей позвонить Квинну, но я ни разу не встретила никого подходящего — пока не подвернулся ты. Причем к той штуке, что у тебя между ног, это не имеет ровно никакого отношения. Понял?

— Понял… — Кэнби почувствовал, как у него загорелись щеки. — Э-э, что я должен сделать, чтобы получить ремонтную базу?

— Судя по тому, что он мне сказал, совсем немного, — объяснила Петерсон. — Просто прогуляйся немного на юг, когда он предложит. Квинн хочет побеседовать с тобой лично. Насколько я понимаю, от тебя требуется лишь оставаться самим собой.

— Самим собой?

— Да, Гордо. Объясни ему все как есть. Без всяких обходных маневров и тому подобного. Мужик он открытый. — Она рассмеялась. — Причем не только в постели.

Кэнби кивнул.

— Пожалуй, я тоже слишком много треплюсь.

— Поэтому и получишь ремонтный парк, — заметила Петерсон. — И еще. Гордо… — добавила она, глядя ему прямо в глаза.

— Что?

— Ну, в общем, пока мы не получили корабли, у нас ведь еще ничего не началось, так? — спросила Петерсон, допивая вино.

Кэнби усмехнулся, чувствуя хорошо знакомое возбуждение.

— Я тоже так считаю.

— Тогда почему бы тебе не обратить внимание на одну толстую задницу, Гордон Кэнби? Заметь — я не называю тебя „командир“.

— Я ценю это, Лейла Петерсон., которая снова станет „инженером Петерсон“ только завтра утром, — ответил Кэнби Следующие пару часов он почти не думал ни о кораблях, ни о Немиле Квинне

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ВСТРЕЧИ

11 декабря 2689 г., земное летосчисление

Монте-Карло-19

Нью-Бельмонт

В следующий по земному времени день. День Императора, — в нескольких световых годах от Земли, в роскошном игровом комплексе Монте-Карло-19 на Нью-Бельмонте, доминионе Имперской Земли, находящемся на орбите Альфы Центавра — Крылатый Шут, один из грифонов Ренальдо, одержал победу над девятнадцатью другими его собратьями-трехлетками. После того как в двух предыдущих забегах Шут отстал чуть ли не на два корпуса, ставки на него составили почти пятнадцать к одному. Тем не менее Ренальдо спокойно поставил на молодого грифона уйму денег и в результате едва не разорил банк казино. Графа немедленно пригласили в личный смотровой павильон Филанте XXI. Павильон возвышался в двенадцати сотнях футов над треугольной площадкой длиной десять миль, над которой летали огромные крылатые кошки Пока император воздавал почести победившему животному, прибыл воздушный катер Ренальдо.

Ступив на платформу из искусственного мрамора, граф, одетый в тот день как римский сенатор — в тогу, золотые сандалии и венок из оливковых ветвей, — испытал мимолетное чувство зависти к императору, окружившему себя такой роскошью. Конечно, власть не могла обходиться без своих внешних атрибутов. И все же Ренальдо никогда не покидала мысль, что истинную красоту он способен оценить в большей степени, чем император. Несмотря на все старания, тот не являлся настоящим знатоком, хотя, разумеется, считал себя таковым.

Осматриваясь с напускным равнодушием (как будто давно привык к подобному, бросающемуся в глаза богатству), Ренальдо жадно любовался построенной в римском стиле беседкой Филанте — естественно, с венчающим купол золотым орлом, многоярусными садами, фонтанами, разодетыми в мантии слугами. Какая пышность! Ренальдо почувствовал, как его верхняя губа невольно скривилась. Он не привык ощущать себя… ниже кого-то. И все же трижды проклятому Филанте каждый раз удавалось вызывать у графа это чувство. Он терпеть не мог оказываться на втором месте, особенно когда дело касалось внешних атрибутов.

Ренальдо заметил, как из царской беседки к нему спешит стройная и гибкая девушка. Всю ее одежду составляла спускавшаяся с плеча широкая шелковая лента. Что ж, слуги Ренальдо нисколько не уступали этой красотке.

— Его императорское величество шлет вам поздравления, господин, объявила она с быстрым и легким поклоном, — и немедленно приглашает вас в свое августейшее общество.

— Спасибо, — пробормотал Ренальдо, питая отвращение к необходимости благодарить кого-то, тем более прислугу, подозревая, однако, что эта соблазнительная молодая особа может оказывать на своего всемогущего хозяина тайное влияние.

Тихим шепотом в крыло старого Букингемского дворца, служившее Филанте резиденцией, сзывался штат для „особых услуг“. Скрипя зубами Ренальдо пошел за молодой женщиной по ковру из нежнейшей травы, окаймленному изящными прозрачными деревьями и украшенному длинными полосами прекрасных цветов. Рядом гарцевали на волосатых козлиных ногах сатиры с рогами и копытами, вызванные теми же генетическими экспериментами, которые породили грифонов. Дети с крылышками и молодые женщины — все обнаженные, украшенные лишь яркими лентами — томно возлежали на постелях из лилий или танцевали с такими же обнаженными юношами. Ренальдо внутренне рассмеялся — старик Филанте посвятил слишком много времени работам Жана-Оноре Фрагонара[1] и Пьеро ди Козимо.[2] Однако великолепие рококо только усиливало в Ренальдо чувство чужого превосходства и по мере приближения к трону все больше отравляло графу жизнь.

Перед ним, смешно развалившись на изысканном, обитом красным бархатом ложе, Филанте неторопливо отрывал от кисти зеленые, прохладные на вид виноградины. Изборожденное морщинами и ужасными синими венами нагое тело Филанте могло вызвать лишь отвращение — по крайней мере по сравнению с другими обитателями „облака“. Сухопарый старик был почти лысым, за исключением грязновато-серых пучков волос над ушами и на самой макушке. Его лицо с длинным носом, обвисшими щеками, тяжелой челюстью и застывшим в улыбке ртом походило на лицо идиота. Но если бы кто-то отважился заглянуть в его близко посаженные серые глазки, то обнаружил бы, что они светятся коварством и умом. Проворно прикрывая пурпурной лентой поросшую седыми волосами промежность, император протянул левую руку.

— Можешь поцеловать мое кольцо, Ренальдо, — провозгласил он. — Мы понимаем, что Крылатый Шут больше всего благоволил сегодня тебе.

Проглатывая гордость (и комок в горле), Ренальдо опустился на колени на верхней ступеньке беседки и поцеловал протянутое кольцо. Не без зависти граф заметил в оправе огромный звездный огонь. „Проклятый Филанте! мысленно выругался Ренальдо. — Все-то у него непременно самое большое и дорогое!“. Впрочем, поднимаясь, граф улыбнулся: звездный огонь „Юлий Цезарь“ был все же и крупнее, и красивее.

— Ах, ваше величество, — замурлыкал Ренальдо, размышляя о том, знает ли старый черт о том, что величайшая драгоценность найдена и выставлена на продажу, — какое наслаждение быть приглашенным в это святилище! Ваша доброта ошеломляет меня.

— Как всегда, Ренальдо, — добродушно улыбнувшись, заметил Филанте, тебя так и распирает от дерьма. Но нам это нравится, — добавил император, так что можешь подняться.

— Благодарю вас, ваша светлость, — проворковал Ренальдо, отчаянно подавляя внезапное желание расплющить костлявому старику не в меру длинный нос.

С ворчанием гость выпрямился, а затем занял неудобное место, предложенное ему одним из сатиров — довольно смазливым малым, если бы не уродливые копыта и козлиные ножки.

— Итак, Ренальдо, — начал император, задумчиво разглядывая новую виноградную гроздь, — на что потратишь свой злополучный выигрыш?

Поведение Филанте наводило на мысли о чем-то гораздо большем, чем его бесхитростный вопрос. Намеренно помолчав немного, Ренальдо нахмурился.

— У меня почти не было времени, чтобы осмыслить победу, ваша светлость, — уклончиво ответил он. — На ум приходит множество всего замечательного — и, конечно, я преданно служу современному возрождению классической оперы.

— Да, — небрежно бросил Филанте, — нам хорошо известна твоя любовь к опере, и мы хвалим тебя за это. От имени искусства Имперская Земля в долгу перед твоими доблестными усилиями.

— Я благодарен вашей светлости за похвалу, — осторожно ответил Ренальдо.

Затевалось что-то другое и, насколько он мог судить, весьма далекое от недавней победы Крылатого Шута — да и самих состязаний.

— Но, разумеется, Ренальдо, помимо оперы у тебя есть и другие интересы, — продолжал Филанте. — Например, мы лично видели твою великолепную коллекцию драгоценностей.

Ренальдо благоразумно позволил императору вести односторонний разговор в избранном им русле.

— Спасибо за комплимент, — снова уклончиво поблагодарил граф.

— Это не комплимент, мой дорогой Ренальдо, — сказал Филанте, разглядывая руку. — Ты наверняка знаешь, что, если не считать этого звездного огня на нашем пальце, твоя коллекция богаче нашей.

Спустя некоторое время он опять посмотрел на Ренальдо.

— Думаем, ты слышал о том, будто вновь всплыл на поверхность звездный огонь „Юлий Цезарь“.

Так вот оно что!.. Изображая святую невинность, Рональде удивленно поднял брови.

— Неужели сам звездный огонь „Юлий Цезарь“, ваше величество? — в театральной манере выдохнул граф. — Где же он?

— Нам это неизвестно, — ответил Филанте, косясь на собеседника. — Мы надеялись, что ты мог слышать…

— Ах, это действительно была бы новость, — пробормотал Ренальдо ничего не значащие слова, одновременно лихорадочно соображая.

Если Филанте не лжет, Отто Гаспари в самом деле сдержал слово и предложил „Юлия Цезаря“ одному только графу Сокровище переходило к нему! Благодаря проклятому пропавшему работорговцу в последующие месяцы Ренальдо окажется почти неплатежеспособен, но, видит Бог, он все-таки придавит Филанте к земле. А такая возможность выпадает не всякому.

— Похоже, ты весь ушел в думы, Рональде, — заметил Филанте после некоторого молчания и усмехнулся. — Наверное, „Юлий Цезарь“ тревожит и твое воображение.

— Еще бы, ваше величество, — согласился Рональде. — О владении таким сокровищем можно всю жизнь лишь мечтать.

— Это правда. — Смерив Ренальдо взглядом, император улыбнулся. — Тогда пусть выиграет достойный.

— Что выиграет, ваше величество? — спросил Ренальдо как можно более безобидным тоном.

— Состязание за право владеть „Юлием Цезарем“, конечно, — пояснил Филанте, изучая свои холеные ногти. — Мелкую ставку ты и рассматривать не станешь, так ведь?

— Ставку против вас, ваше величество? — удивился Ренальдо, чувствуя еще большую победу над костлявым простофилей, который никогда не бросал слов на ветер. Скорее всего шпионам императора не удалось выследить знаменитый камень. Ренальдо долго ждал своего триумфа, а также вознаграждения за терпение и осторожность.

— Разумеется, против нас! Немногие достаточно богаты, чтобы идти на такие пари. — Филанте улыбнулся. — Впрочем, в данном случае, несмотря на липовые налоговые декларации, которые ты подаешь, нам известно, что с твоими ресурсами можно рискнуть крупной суммой.

— Ваше величество слишком добры…

— Скажем, в миллиард кредитов? — холодно продолжал Филанте.

У Ренальдо невольно подпрыгнуло в груди сердце. Действительно крупная сумма! Заставляя себя успокоиться, он взглянул императору прямо в глаза.

— Миллиарда кредитов будет вполне достаточно, ваше величество, услышал он собственный голос.

— Вы это записали? — произнес Филанте, как будто в пустоту.

— Записали и засвидетельствовали, мой император, — ответил чей-то голос, также из пустоты.

— Мы любим, когда наши ставки под надежным контролем, — заверил Филанте гостя.

— Да-да, — дрожа, согласился тот, — разумеется.

— Ждем твой миллиард на счету условного депонирования в Лондонском банке… через недельку?

Ренальдо мысленно сглотнул. „Юлий Цезарь“ стоит по крайней мере раза в два дороже. Чтобы достать столько денег, графу придется заложить почти все владения. Однако если уж нельзя верить императору, тогда с кем еще и заключать пари? Кроме того, получалось, будто „идиот Филанте“ помогает графу купить звездный огонь „Юлий Цезарь“! Ренальдо усмехнулся.

— Договорились.

— Вот и отлично! — воскликнул Филанте, бросая взгляд на хронометр в стиле барокко, подвешенный к ребру крестового свода беседки.

Император нахмурился, затем перевел глаза на стайку окружившей майское дерево молодежи.

— До следующего забега еще почти час, Ренальдо, — заметил он. Приглядел кого-нибудь из этих? Гарантирую, все девственницы.

Разглядывая молоденьких девушек не старше пятнадцати лет, Ренальдо ощутил знакомое возбуждение.

— Даже и не знаю. Одна красивее другой.

— Ну, тогда вон ту, — предложил Филанте, показывая на гибкую шатенку. — Мы воспользуемся ею вместе — прямо на этой кушетке. Эй, малышка, — позвал он. — Да-да, ты, в розовой ленте.

Улыбаясь от удовольствия, Ренальдо потянулся к крупной, украшенной камнями броши, которая застегивала его тогу. Разделить девственницу с императором — исключительная честь. Это могло стать началом особого дня.

Манхэттенский сектор

Нью-Вашингтон

Земля

В те же минуты — в четверть одиннадцатого утра по земному времени Кэнби приехал в Манхэттен. Окольным путем направляясь в корабельный парк, он заметил на скамейке в старом Бэттери-Парке Синтию Тенниел. Выпавший два дня назад снег, как и следовало ожидать для этого сезона, совсем растаял с юга снова подули осенние ветры. По голубому небу плыли, обещая ясную погоду, плоские облака. Если бы не голые деревья, то показалось бы, что до зимы еще очень далеко.

— Можно к вам подсесть? — спросил Кэнби. Оторвавшись от книги, Синтия улыбнулась.

— Привет, Гордон, — сказала она, пододвигаясь на край скамейки.

Под расстегнутым пальто Синтии виднелся ярко-желтый свитер и широкие клетчатые брюки.

— Что привело вас этим утром в Бэттери-Парк?

— Вообще-то, — пробормотал Кэнби, сознавая, что все его „домашние заготовки“ для завязывания разговора рассыпаются, — если вам хочется услышать правду, вы.

— Я? — спросила она и засмеялась. — Наверное, вашему экипажу не хватает канонира или еще кого-нибудь в этом роде.

Кэнби рассмеялся вместе с нею.

— Как вы догадались? Неужели у меня на лице написано: „Требуется канонир“? Вообще-то…

Под холодными солнечными лучами собеседники снова рассмеялись. Видимо, выдалось именно такое утро, которое наполняет всего человека радостью.

— Что „вообще-то“, Гордон Кэнби? — спросила Тенниел. Ее голубые глаза искрились на солнце.

— Вообще-то канониры мне больше не требуются.

— Как? — Синтия изобразила крайнее удивление. — Значит, вы хотите, чтобы я работала у вас в машинном… или еще в каком-нибудь жутком отделении? Нет уж, Гордон Кэнби, или канониром, или никем!

— Может, вас устроит вечер в городе? Подняв брови, она замолчала.

— Меня? — наконец спросила женщина.

— Кроме вас, на этой скамейке больше никого нет, — парировал Кэнби. Значит, все-таки вас.

— Гордон, — начала она, внезапно помрачнев, — вы обо мне ничего не знаете.

— Наверное, поэтому я вас и приглашаю, — настаивал Кэнби, в то время как румяные щеки Тенниел превращались в пунцовые. — А разве есть какие-нибудь препятствия?

— Э-э… н-нет, — выдавила Синтия, поднося руку к губам. На мгновение их тронула печальная улыбка. — Просто…

— Просто что? — осторожно поинтересовался Кэнби. — Если вы не хотите…

— Да нет же, Гордон! — воскликнула женщина, и ее грустную улыбку тотчас же сменила тревога. — Дело в другом. Кэнби отчетливо ощутил смятение собеседницы.

— Прошу вас, — выговорил он, совершенно униженный. — Забудем об этом. Представьте, что я не заходил сегодня в парк. Извините, что доставил…

— Вы меня не поняли. Гордон, — возразила Тенниел, поднимая руку, как бы защищаясь. — Я бы хотела пойти с вами. Но…

— Так в чем же дело? — спросил Кэнби, одолеваемый чувством безнадежности. — Что-нибудь не так?

Опустив глаза, Тенниел, казалось, тщательно обдумывала ответ. Наконец она подняла голову.

— Просто я давно уже ни с кем не встречалась, Гордон. И я…

— Что плохого в том, что мы вместе проведем вечер?

— Пожалуй, ничего, — заметила она с мелькнувшей на лице грустной улыбкой. — Но эта моя… ночная работа… — Тенниел покачала головой. Кроме того, вы действительно меня совсем не знаете.

— Я знаю только то, что хочу с вами встретиться, — признался Кэнби. Не обещаю ничего особенного — не могу себе это позволить. Но я бы с удовольствием нанял кого-нибудь присмотреть за Дамианом. К тому же вы сами сказали, что не против. Так как же?

— Моя работа… Кэнби улыбнулся.

— Не могу поверить в то, что вы работаете всю неделю. Тенниел глубоко, чуть ли не обреченно вздохнула.

— Нет, — проговорила она. — Иногда у меня выдается выходной. И, добавила женщина с улыбкой, — я правда хотела бы с вами встретиться. Тогда, может быть, вечером в пятницу?

У Кэнби радостно дрогнуло сердце.

— Вечером в пятницу — замечательно! — воскликнул он. — Когда?

Тенниел ненадолго задумалась.

— В половине восьмого не поздно?

— Нисколько, — произнес Кэнби.

Едва он собрался насладиться несколькими спокойными минутами на солнце, как зажужжал голофон. Хмурясь, Кэнби достал из кармана крошечное устройство и нажал кнопку начала связи.

Над голофоном возникло маленькое голографическое изображение Пита Мендереса.

— Извини, что побеспокоил, командир, — произнес Мендерес, поворачивая голову к Тенниел. — Мы можем сейчас поговорить?

— Это друг, Пит, — ответил Кэнби, бросая на Синтию подбадривающий взгляд. — Что случилось?

— Звоню тебе, командир, — доложил Мендерес, — из-за этой Петерсон, которую ты завербовал. Не представляю, как она узнала о Легионе, но она требует, чтобы я с тобой связался. Говорит, вопрос жизни и смерти. Хочет, чтобы ты позвонил ей в парк pronto — знать бы еще, что это такое. Тебе понятно?

Кэнби нахмурился.

— Понятно, Пит. Спасибо.

— Что-нибудь не так, командир?

— Пока не знаю, — сказал Кэнби. — Но если что, перезвоню тебе прямо сейчас. Если нет — значит, все в порядке Изображение Мендереса растаяло, и Кэнби перевел взгляд на Тенниел.

— Даже утром не дают расслабиться. Простите, — добавил он, набирая номер Петерсон.

Тотчас же над голофоном материализовались ее голова и плечи.

— Похоже на Бэттери-Парк, — заметила Петерсон, оглядываясь.

Затем она увидела Тенниел.

— О, привет. Извини, что отвлекла, командир. Можно говорить?

— Кажется, это что-то важное, — многозначительно произнес Кэнби. — Что стряслось? Петерсон все поняла и кивнула.

— Значит, так, — начала она. — Сегодня в четырнадцать тридцать в секторе Джорджтаун тебе назначена личная встреча. Место называется „Прокуренная таверна“. Ясно?

Ну, еще бы! Немил Квинн назначил ему встречу!

— Яснее некуда, инженер, — откликнулся Кэнби.

— Ты успеешь? — спросила Петерсон с беспокойством. — У тебя осталось часа три.

— Ничего, успею, — заверил ее Кэнби. — Ты правильно догадалась, где я. В самом крайнем случае попаду в Джорджтаун к трем.

— Найдешь там это место?

— Инженер, — успокоил ее Кэнби, — если это таверна, найду, можешь не сомневаться. Петерсон рассмеялась.

— Ладно, командир. Уже не сомневаюсь. Тогда я отключаюсь. — Она быстро повернулась к Тенниел. — Жутко извиняюсь, что побеспокоила вас двоих, проговорила Петерсон тоном, подразумевавшим совсем обратное. Затем она снова перевела глаза на Кэнби. — Потом расскажешь, ладно?

— Тебе первой, — пообещал он.

— Пока, командир. — Ее изображение исчезло.

— По-моему, я ей не понравилась, — пробормотала Тенниел — на мгновение на лице женщины вновь появилась печальная улыбка.

— Правда? — удивился Кэнби в тщетной попытке исправить неприятную ситуацию, пока еще не поздно. — Я не заметил.

— Ну, тогда мне просто показалось, — тихо проговорила Тенниел, но Кэнби догадывался, что она тоже притворяется.

— Так или иначе, это не имеет никакого значения, — сказал Кэнби. — По крайней мере для нашего вечера в пятницу.

Покачав головой, Тенниел улыбнулась — на этот раз с искренней теплотой.

— Никакого значения, Гордон. Значит, в половине восьмого?

— В половине восьмого, — повторил Кэнби. — Только где?

Рассмеявшись, она взглянула ему в глаза.

— Я думала, зададите вы этот вопрос или нет… Но я бы все равно не отпустила вас, пока вы не спросили бы. — Порывшись в своей старой сумочке, женщина быстро нацарапала что-то на клочке бумаги. — Вот, — протянула она ему записку. — Я написала, как добраться. И еще здесь есть мой номер, если нужно будет позвонить.

— Спасибо, Синтия, — поблагодарил Кэнби и потряс головой. — Я надеялся понадоедать вам тут немного. Но вы, наверное, слышали, мне теперь надо спешить.

— Что ж, — призналась Тенниел, — я не могла не слышать, что у вас сегодня довольно важная встреча. Кажется, в секторе Джорджтаун?

Кэнби кивнул.

— Тогда вам действительно пора, — заметила Синтия, взглянув на часы. Туда добираться почти два часа.

— До встречи, — проговорил Кэнби, пряча полоску бумаги в потертый черный бумажник. — В семь тридцать вечера в пятницу.

— Буду ждать, — сказала на прощание Тенниел.

Колумбийский сектор

Нью-Вашинггон

Земля

Пока Кэнби спешил к Гранд-Сентрал, Николай Кобир находился уже в нескольких милях от Джорджтауна, в Колумбийском районе нового Вашингтона. В тот день Николай надел синий мундир гражданского имперского служащего. На его поддельном пропуске с фотографией, а также идентификационным номером значилось вымышленное имя Квинси Бернсайда, аудитора особых документов. Золотой фон и передатчик зашифрованного пользователя — подделка которых стоила десять тысяч кредитов — давали Кобиру доступ к самым точным классификациям документов Империи и проводили его через восемь последовательных проверок Архивного Отдела Империи.

В течение последнего часа Кобир и Казимир Осариан, хрупкий на вид и очень одаренный кирскианец, тоже одетый в имперскую форму, получили довольно полные сведения о финансах Ренальдо.

— Еще что-нибудь есть, Али? — спросил Кобир, обратившись к товарищу по имени, напечатанному на его поддельных документах.

— Всегда можно найти больше сведений, мистер Бернсайд, — ответил Осариан, вглядываясь в один из дисплеев, с которыми они работали, — но уже менее важных, поскольку они старее. То, что мы собрали, подойдет?

— Минуту, мой друг.

Пролистывая указатель, Кобир останавливался на определенных значках, чтобы обдумать записанные в этих разделах сведения. Наконец он закончил работу и улыбнулся.

На сбор подобной информации потребовались немалые денежные затраты, которые пошли на взятки и технические операции. Впрочем, теперь даже поверхностный „срез“ сведений указывал на то, что Кобир сделал разумное вложение. Он станет шантажировать Садира, Первого графа Ренальдо, самым искусным способом — с одной стороны, не требуя лишнего, а с другой — вполне окупая затраченное время.

— Вполне достаточно, по крайней мере пока, — заключил Кобир.

— Тогда я сброшу все на нашу кассету, — сказал Осариан, вставляя в аппарат маленький инфоаккумулятор.

Кивнув, Кобир собрался было отключить терминал, когда почувствовал, что до его плеча кто-то дотронулся.

— Назовите ваше имя, — приказал властный голос за спиной.

Хотя Кобир ничем не выдал своего беспокойства, ум его лихорадочно заработал. Вероятно, на плечо давила чья-то рука — оружие уткнулось бы между лопаток. Следовательно, тот — или те, — кто стоял сзади, не имел оружия или по крайней мере его еще не достал.

Взглянув на Осариана, Кобир с облегчением отметил, что годы военной тренировки мгновенно дали о себе знать. Инженер прекратил работу на терминале и осторожно ждал приказов. Ободрительно подмигнув товарищу, Кобир собрался с мужеством и выпрямился — тотчас же с его плеча убрали руку.

— Кто смеет меня трогать? — спросил Кобир, медленно поднимаясь со стула и разыгрывая крайнее возмущение.

— Молчать! — ответили ему. — Медленно повернитесь и предъявите документы.

Кобир осторожно повернулся и оказался лицом к лицу с бледным штатским со злыми глазами, а также довольно неуверенным с виду охранником в форме. Штатский, на визитке которого значилось „Хогарт, Форнолт, Дж.“, без сомнения, был каким-то начальником и, поскольку распоряжался в этой святая святых, непременно обладал значительной властью. Но здесь, в правительстве, власть редко сочеталась с компетентностью — гораздо чаще она говорила о политических связях. Если Кобир не ошибался, главная сила этого человека состояла в обладании и преумножении власти внутри иерархии, умело сражая своих противников, а также тех, место которых он жаждал занять путем инсинуаций и обмана.

Охранник — судя по визитке, некий Корнолд Вест — не терял бдительности, однако, будучи, как и Осариан, в первую очередь солдатом, ждал приказов. В общем, его кирскианцы могли не опасаться; более того, сам того не желая, охранник мог оказаться союзником.

Кобир тотчас же принял позу оскорбленного.

— Хогарт, — презрительно бросил он, — немедленно ответьте, по какому праву вы мешаете мне проводить правительственную проверку!

— Как вы смеете сомневаться в моих полномочиях?! — взревел Хогарт. — Я начальник этого отдела. Ваш допуск недействителен без моего личного разрешения. Что вы о себе думаете? Рядовой Вест, схватите этого человека!

— Э-э, — промямлил охранник, неуверенно делая шаг вперед.

Кобир предостерегающе поднял руку — охранник замер, — затем небрежно повернулся к Хогарту и изобразил на лице холодную улыбку. Успех штатского был обречен стать его самым слабым местом. Власть придавала ему храбрости утаивать свои настоящие доходы. Этим грешили все, и чем выше пост занимал человек, тем меньше налогов пытался платить. Однако каждый год комиссия из знати наугад выбирала несколько тысяч не игравших особой роли личностей и замучивала их проверками, что, независимо от степени вины, неизменно кончалось для жертв финансовым крахом.

— Вот что я имею, — твердо заявил Кобир, доставая из кармана блестящую карточку из хрома с наводящей ужас эмблемой Имперского Бюро по налогам и сборам, грозного орудия политического класса, с помощью которого из подозреваемых в махинациях с налогами выжимались вполне ощутимые ресурсы. Карточка обошлась Кобиру в лишние четыре тысячи кредитов, зато мгновенно оправдала затраченные на нее деньги.

Подобного поворота Хогарт совершенно не ожидал. Испуганно отпрянув назад, он наступил охраннику на ногу и позволил Кобиру стать хозяином положения.

— Али, — приказал кирскианец, — занесите данные с карточки этого Хогарта для обвинения его в воспрепятствии проведению проверки… и, возможно, в других интересных преступлениях. — Он мрачно усмехнулся. — Бюро непременно захочет проследить финансовую деятельность этого человека разумеется, после тщательного изучения первых предъявленных нами обвинений.

Раскрыв от изумления глаза, Хогарт зажал рот рукой, а охранник продолжал пятиться назад в очевидной попытке спасти ноги. При этом вид у него был такой, словно ему хотелось провалиться сквозь пол.

Приняв воинственный вид, Осариан предстал перед Хогартом, чтобы зарегистрировать зашифрованную на его Табличке информацию.

— Повнимательнее, — предупредил своего помощника Кобир. — Обычно те, кто мешает, оказываются самыми злостными нарушителями.

— Постараюсь быть предельно внимательным, господин особый уполномоченный, — ответил Осариан.

— Н-но, особый уполномоченный Бернсайд… — начал Хогарт, глядя на табличку Кобира.

— Молчать, подозреваемый! — отрезал тот. Казалось, штатский съежился, однако подчинился приказу. Кобир позволил себе немного расслабиться. Теперь он полностью держал положение под контролем. Взглянув на инфоаккумулятор, Кобир строго спросил своего спутника:

— Запись нашей информации завершена? Осариан озабоченно посмотрел на кассету.

— Еще минут пять, господин особый уполномоченный. Кобир сжал губы пока вместе с Осарианом они не поднимутся на поверхность и не покинут здание, их жизнь по-прежнему останется под угрозой. Впрочем, выбора у них не было. Повернувшись к охраннику, Кобир распорядился:

— Вест, теперь вы несете ответственность за подозреваемого. Позаботьтесь о том, чтобы он не передал возможным сообщникам сигнал выкупить эти сведения, пока мы не соберем всю компрометирующую информацию.

— Есть, господин особый уполномоченный, — отозвался охранник, надуваясь, словно воздушный шар. — Навести на него бластер?

— Нет, — поспешил ответить Кобир, заметив, что на них начинают поглядывать посторонние. — Это может привлечь внимание, — объяснил он, — а также предупредить сообщников, что их дни тоже сочтены.

— О да, господин особый уполномоченный, — подхватил Вест. — Как я сам не догадался…

— Я отмечу это в своем докладе, — строгим голосом пообещал Кобир.

Наконец Осариан вытащил инфоаккумулятор, потер его о рукав, словно очищая от грязи, и сунул в официально выглядевший кожаный футлярчик на поясе.

— Я закончил, господин особый уполномоченный.

— Хорошо, — откликнулся Кобир и обратился к охраннику со словами:

— Вест, задержите здесь Хогарта еще на пятнадцать минут, чтобы он не причинил других неприятностей…

— Н-но, господин особый уполномоченный… — вмешался Хогарт.

— Молчать! — приказал Кобир. — Иначе к вашему приговору прибавится еще несколько лет.

— Н-но…

— Похоже, Хогарт, у вас масса лишнего времени?

— Нет, господин особый уполномоченный.

— Как я уже сказал, Вест, — продолжал Кобир, — продержите здесь подозреваемого еще пятнадцать минут, а затем сопроводите прямо в Охранную Службу для допроса и задержания. Вам все понятно?

— Все понятно, — вытягиваясь, ответил Вест. Его рука потянулась к виску, чтобы отдать честь.

— Али, — громко распорядился Кобир, когда они направились к лифту, напомни мне отметить этого Веста в рапорте.

— Слушаюсь, господин особый уполномоченный, — отчеканил Осариан. Затем, приблизив к губам наручные часы — ничего другого они собой и не представляли, — он четко произнес:

— Напомнить особому уполномоченному Бернсайду отметить в рапорте оказанное рядовым Вестом содействие…

Кобир и Осариан благополучно покинули здание. Еще через тридцать минут парочка переоделась в зеленые комбинезоны и желтые рубашки работников местной гильдии обойщиков. Кроме того, Кобир добавил к своему облику квадратные усики, а Осариан — черную глазную повязку. В таком виде оба отдохнули в джорджтаунской забегаловке под названием „Прокуренная таверна“. Ровно через два часа они сели на скоростной поезд до Манхэттенского сектора.

Однако до станции Гранд-Сентрал спутники не доехали. Вместо этого, когда поезд вышел на поверхность на остановке „Красный Банк“, чтобы выверить временной маршрут, они вышли — с помощью специального ключа от дверей, доступного лишь дорожным служащим. Кирскианцы пешком отправились в таверну „Ильвиенто“, где сначала насладились уникальной во всей известной цивилизации итальянской кухней, а потом покинули Землю на борту одного из своих верных „KV72“, избежав крупнейшей за последние несколько лет полицейской облавы.

Джорджтаун

Колумбийский сектор

Земля

В пятнадцать часов двадцать одну минуту Кэнби перешагнул порог „Прокуренной таверны“ в старом Джорджтауне В это время дня таверна пустовала. В расположенных возле стен кабинках негромко разговаривали несколько парочек, да за столиком возле стойки потягивали пиво двое обойщиков — один с повязкой на глазу, второй — со странными квадратными усиками. Заказав себе пиво, Кэнби уселся в кабинке с видом на дверь и начал ждать.

Наступила половина четвертого, а Немил Квинн все не появлялся. Так же, как и без четверти четыре. Двое обойщиков допили по Второй порции пива и вскоре после пятнадцати пятидесяти ушли. К этому времени Кэнби забеспокоился.

Почти в четыре в таверну вошел маленький угловатый человечек. Совсем лысый, он носил коричневый лыжный свитер из шерсти, мягкую кепку и широкие брюки защитного цвета. И хотя после стольких выступлений в средствах массовой информации не узнать этого посетителя было трудно, в жизни он показался Кэнби намного меньше ростом Оглядывая мрачноватое помещение, посетитель наконец остановился на кабинке Кэнби.

Тот кивнул, и Квинн через всю комнату подошел к его столику.

— Я ищу Гордона Кэнби, — произнес он резковатым басом.

Поднявшись, Кэнби почтительно протянул руку — Гордон Кэнби — это я, ответил он.

Квинн усмехнулся.

— Тогда присаживайся, дружище. Я закажу пару напитков, чтобы нам было легче общаться. Что будешь пить? — спросил гость, кивая в сторону наполовину пустого стакана Кэнби.

— На ваш выбор, — ответил тот, приятно удивленный тем, что канцлер казначейства намерен пить такой плебейский напиток, как пиво, — тем более угощать им незнакомца.

Кэнби наблюдал, как Квинн подошел к стойке, пошутил с барменом, пока тот наполнял новые стаканы, и с улыбкой вернулся в кабинку.

— Прошу, — произнес Квинн и через весь стол ловко толкнул стакан прямо к Кэнби. — За „DH98“!

Подняв стакан, Кэнби коснулся им стакана Квинна.

— За „DH98“, — повторил Кэнби, глядя ему в глаза, — и за воскрешение. Тот улыбнулся.

— Итак, Кэнби, — начал он, — что ты собираешься делать с четверкой „DH98“? Наверное, посадишь в них толпу своих бывших астронавтов, которые именуют себя „Легионом Кэнби“?

Кэнби почувствовал, как его сердце дрогнуло.

— Не понимаю, о чем вы говорите, канцлер Квинн, — солгал он, старательно хмурясь.

— Зови меня, как и все друзья, Немилом, — предложил Квинн. — И давай начистоту. Я знаю о тебе почти все. — Он засмеялся. — И для справки — я почерпнул эти сведения не от нашей толстозадой подружки Петерсон. Как канцлер я имею такие источники информации, которые тебе и не снились. Так что или доверься мне, или давай допьем пиво и не станем зря отнимать друг у друга время.

Ошеломленный, Кэнби некоторое время молчал, пытаясь собраться с мыслями. Наконец он кивнул и взглянул Квинну в глаза.

— Хорошо… Немил, я вам верю, — сказал Кэнби и улыбнулся. — Похоже, у меня не очень-то богатый выбор.

— Что правда, то правда, — согласился Квинн, тоже улыбаясь. — А теперь поделись своими видами на эти корабли. Я знаю, что все, кого ты завербовал, из бывших военных.

Кэнби нахмурился.

— Честно говоря, я почти не строил планов дальше получения пенсионных выплат и вытаскивания кораблей из парка, пока они не пошли на слом. — Он задумчиво приник к стакану. — Если вы серьезно говорили Петерсон о старых корабельных мастерских, тогда вы разрешите мою самую крупную на сегодня проблему — где их пристроить. Потом я, конечно, начну беспокоиться о том, где раздобыть несколько дисрапторов.

— Не все сразу, — с усмешкой вставил Квинн. — И еще мне хотелось бы знать, для чего ты собираешься использовать корабли. Ты так и не обмолвился об этом.

— То есть после того, как я доведу их до ума?

— Да.

— Ну, пожалуй, мы предложим обычные услуги по найму: будем выполнять грязную работу для тех, у кого нет своих кораблей. Именно это я обещал экипажам.

— А как насчет незаконных операций? — спросил Квинн, пристально глядя собеседнику в глаза.

— Смотря что вы считаете законным, — парировал Кэнби.

— Тогда что, по-твоему, законно? — не унимался Квинн. Немного поразмыслив, Кэнби улыбнулся.

— Все, что вы от нас пожелаете, Немил Квинн, автоматически является законным. То есть легально все, из чего мы можем выйти сухими из воды. Такое подойдет?

— Именно это мне и хотелось услышать, Кэнби, — заметил Квинн. — А о дисрапторах не беспокойся. Их не так уж трудно найти, если знаешь, где искать. Нам всегда нужны хорошие, верные наемники — разумеется, неофициально, — признался он и, взглянув на тусклый закопченный потолок, процитировал:

В тот день, когда падал рай, В тот час, когда гибли земные устои, Наемники, внемля призыву, Забрали мзду и погибли.

— Узнаешь? — спросил Квинн.

— Нет, — сказал Кэнби. — Я не большой любитель поэзии.

Улыбнувшись, Квинн продолжал, не сводя глаз с потолка — как будто считывая строки с него:

На плечах их держалось небо. Они встали — земные основы остались. Защитили то, от чего отвернулся сам Бог, И спасли все, что имело цену.

— Неужели никогда не слышал?

— Никогда.

— Написано почти семьсот лет назад, — пояснил Квинн, — поэтом по имени А.Е. Хаусман. Он назвал это „Эпитафией армии наемников“. — Квинн посуровел. — Насколько ты знаком с делом, которым собираешься заняться?

— Если я не забыл, как вести военный корабль и людей, мистер Квинн, начал Кэнби, внезапно тоже посерьезнев, — по-моему, я достаточно компетентен, чтобы справиться. И, — добавил он, прищуриваясь, — многие мертвые кирскианцы подтвердили бы это, если бы могли. Плюс очень немногие, которые еще живы.

— Извини. Я имел в виду историю дела. Людей, которые занимались тем же самым в прошлом. Я дам тебе четкое представление того, что ожидаю получить от нашего сотрудничества.

Кэнби набрал побольше воздуха.

— Кроме настоящих знаменитостей вроде Клера Чено и Норгарда Тимбера, я знаю только то, что мог услышать в Академии.

— Как насчет Карла фон Роузена? — поинтересовался Квинн. — Кто это?

— Вы о графе Карле Густаве фон Роузене? — уточнил Кэнби.

— О нем самом, — подтвердил Квинн, — одном из величайших главарей наемников двадцатого столетия. Судя по всему, самое основное тебе известно.

— Если только это имело отношение к политике, особенно в мирное время.

— Имело и не раз, — заметил Квинн. — Не раз спасалось „все, что имело цену“ для нанявших наемников властей, когда вмешательство внутренних военных организаций оскорбило бы закон между доминионами или мораль» Или когда слабое, запуганное правительство не могло позволить себе воспользоваться собственными военными силами.

Кэнби кивнул.

— Если мне не изменяет память, случалось и такое, когда наемники действовали, чтобы опрокинуть власть — как во время революций, — добавил он, наблюдая за реакцией Квинна.

— Конечно, — согласился тот, и глазом не моргнув. — Наемники — это наследники каждого когда-то жившего солдата удачи, ими движут те же мотивы. Летают ли они, скачут ли на коне или шагают пешком — в конечном итоге большинство сражается ради денег, а их преданность длится до тех пор, пока платят клиенты. Вот почему, — подчеркнул Квинн, — цена так высока. Обычно наемники обходятся без долгосрочных контрактов.

— Мало найдется наемников, для которых плата — не главное, — заявил Кэнби. — Те испанские республиканцы двадцатого века, которые летали во время гражданской войны, были настоящими идеалистами. Они шли в битву ради нее самой.

— К тому же этим идеалистам хорошо платили, — напомнил Квинн.

— Верно, — уступил Кэнби. — Однако людьми, которых я завербовал, похоже, движет не это. Между прочим, многие из них вкладывают собственные деньги. Тех, кто заикнулся о барыше, по пальцам перечесть. Просто эти люди — профессиональные космические воины. Я знаю, я сражался бок о бок с ними против лучших кирскианцев.

— Я тоже их знаю, — проговорил Квинн. — Они больше, чем просто воины. Эти люди не могут жить без космоса. Это авантюристы, которые охотно возьмутся за любую работу, которая требует дерзости и невероятного искусства за штурвалом. Наверное, и ты, Кэнби, из их числа?

— Наверное, — согласился Кэнби. — Но среди нас есть и неудачники, негодяи, лентяи, королевские отпрыски, романтики, мошенники, гении и даже парочка психопатов. — Он рассмеялся. — Некоторые подходят под несколько категорий сразу. Включая и вашего покорного слугу.

— Очень надеюсь, — ответил Квинн, допивая пиво и стирая с верхней губы пену. — Твоя очередь покупать. Я пью «Фостер».

— Минутку, — попросил Кэнби, опустошая стакан. — Возможно, у канцлера казначейства уйма денег, но я всего лишь бывший солдат и живу на пенсию. Прежде чем вкладывать деньги во что-то дорогое, вроде «Фостера», я хочу знать: смогу ли я воспользоваться той ремонтной базой в Чесапике?

На минуту смутившись, Квинн поднял брови, а затем усмехнулся.

— С твоим определением законности ты пригодишься не одному имперскому агентству — разумеется, втихаря. А если ты все-таки ввяжешься в то, что мы не одобрим, мы дадим тебе по рукам прежде, чем ты успеешь доставить нам неприятности. Да, Кэнби, — прогоготал Квинн, — считай, что база твоя.

— В таком случае, господин канцлер, — произнес Кэнби, — считайте, что пиво ваше.

В тот же самый вечер принадлежащий Квинну лимузин на воздушной подушке отвез двоих мужчин на юг, в местечко Перрин — город-призрак со времен великой радиационной катастрофы две тысячи двести девятнадцатого года, расположенный на западном берегу бухты Чесапик. Двумя милями севернее, в конце заброшенной дороги, спутники вошли на давно пустовавшую Перринскую станцию техобеспечения и при свете фонариков осматривали ее, даже когда перевалило далеко за полночь. Солнце поднялось уже высоко, когда Кэнби наконец вернулся на Стейтен-Айленд и заполз в постель. Впервые за всю неделю он спал спокойно — его Легион готовился снова вернуться в космос.

15 декабря 2689 г., земное летосчисление

Гаскар

Орион Альфы/1

Через четыре дня после победы Крылатого Шута в Монте-Карло-19 Рональде и Гаспари снарядили частный космический лайнер в старинный знойный торговый центр Гаскар на Орионе Альфы/1, маленьком спутнике, кружившем на орбите звезды, исторически известной как Бетельгейзе. После короткого перемещения из космодрома на борту скрипучей развалины, выданной за лимузин на воздушной подушке, спутники высадились в тесном узком каньоне улицы, от вони которой Ренальдо сразу затошнило. Утирая лоб — жара и влажность тотчас же погубили лондонский костюм графа с системой кондиционирования воздуха, Ренальдо раздраженно посмотрел на Гаспари и покачал головой.

— Неужели в этом была такая уж необходимость? — спросил граф, приподнимая пристегнутый к руке тяжелый кейс. — Знаете, я вовсе не чувствую себя в безопасности, особенно если учесть, что наши телохранители остались на космодроме.

Гаспари лишь пожал плечами. Мимо в обоих направлениях спешили люди в необычных — и вонючих — одеждах. Некоторые прохожие даже тащили на веревках животных.

— По-моему, вы прибыли, чтобы приобрести определенный редкий камень, мой друг, — заметил Гаспари. — Ну а все остальное входит в стоимость.

— За такую стоимость могли бы и доставить его мне, — проворчал Ренальдо, промокая лоб уже мокрым носовым платком.

— Мы раз десять это обсуждали, Ренальдо, — не скрывая досады, напомнил Гаспари. — Вы отлично знаете, что это зависит не от меня.

Качая головой, он сверился с маленькой карточкой и зашагал по заполненной прохожими улице.

— Идите за мной, и все кончится быстро. По обеим сторонам зловонной улочки располагались ряды балконов и ярко раскрашенных резных башенок. Двое мужчин пробивали дорогу к низенькой стрельчатой арке в белой оштукатуренной стене. Как раз над нею виднелась цифра девять.

— Не отставайте, — скомандовал Гаспари. — Офис Веланти должен быть наверху.

Стиснув зубы, Ренальдо следом за Гаспари миновал три бесконечных пролета узкой лестницы, слабо освещенной лишь «вечными» лампами. Наконец спутники вошли в грязноватый холл с оштукатуренными стенами и скрипучим дощатым полом. Пробравшись в дальний конец, туда, где из единственной открытой двери пробивался тусклый свет, Ренальдо и Гаспари вошли в маленькое помещение без окон, щедро увешенное древними с виду гобеленами, золотыми цепями и тусклыми светильниками. Пол покрывал толстый ковер, в застоявшемся воздухе пахло ароматическими сигаретами и фимиамом. Дальнюю стену комнаты занимал огромный, очевидно, бесценный старинный письменный стол, украшенный изящной жанровой резьбой по слоновой кости. За столом, спиной к висевшему на стене ковру, сидели трое бородатых мужчин в белых, скорее всего снабженных кондиционерами мантиях.

Те двое, что располагались по краям, держали в руках грозного вида бластеры. Ренальдо, задыхающемуся и трясущемуся после недавнего путешествия, темные бородатые лица и холодные глаза показались даже страшнее оружия. Один из обитателей комнаты безмятежно сидел, сложив руки над резной шкатулочкой — без сомнения, это был Веланти. Его худое лицо окаймляли длинные черные волосы.

Зоркие, близко посаженные глаза разглядывали графа так же пристально, как покупатель разглядывает выставленного на торгах грифона. Для Ренальдо Веланти представлял собой типичного чужака, из тех, что раздражали графа своим «неземным» поведением.

— Вы Садир, Первый граф Ренальдо? — спросил гаскарианец, искривив тонкие бесцветные губы.

Бросив взгляд на Гаспари, Ренальдо поежился, несмотря на духоту, и проглотил внезапно возникший в горле огромный ком.

— Да, я… Ренальдо, — произнес граф, вдруг почувствовав себя очень одиноким. Веланти молча смотрел на него.

— Вы вспотели, Садир, Первый граф Ренальдо, — бесстрастным тоном отметил он, как будто изучал какое-то редкое животное.

Ренальдо заскрипел зубами от досады.

— Разумеется, я вспотел, болван! — прорычал он, чувствуя, как по спине течет пот. — Такая жара!..

Ничем не выдав своих чувств, Веланти в задумчивости погладил подбородок.

— Вам следует покупать костюмы здесь, Садир, — через некоторое время произнес он. — Очевидно, система кондиционирования в вашем костюме не справляется с охлаждением тучного тела.

Ренальдо почувствовал, как его щеки загорелись, хотя он и так страдал от жары.

— Черт бы вас побрал, Веланти, хватит! — взорвался граф.

Гаскарианец внимательно разглядывал ногти правой руки.

— Ваши черти и боги — если они у вас действительно есть — не имеют надо мной власти. Впрочем, ваши плохие манеры уже возымели свое действие.

Голова Ренальдо дернулась. Он открыл было рот, чтобы возразить, но почувствовал, как его предостерегающе схватили за руку.

— Довольно, мой друг, — прошептал Гаспари, — если не хотите заплатить за свой камень еще больше.

— Я не обязан терпеть от этого чужака…

— Ренальдо, не будьте идиотом, — процедил Гаспари сквозь стиснутые зубы. — До вас еще не дошло, что эти так называемые чужаки — единственные в комнате, у кого есть оружие?

— Следует предположить, — добавил Веланти, кивая графу, — что в вашем кейсе находится та сумма, которую я требовал наличными?

— О Господи, — пробормотал тот, уяснив для себя положение, в которое попал.

Ренальдо посмотрел на двоих мужчин, между которыми сидел Веланти. Ни один из них не пошевелился, однако их холодные взгляды красноречиво говорили о том, что граф не хотел бы услышать. Он содрогнулся — фактически Веланти уже завладел деньгами. И только от его терпения будет зависеть теперь, отдаст он звездный огонь или нет. Здесь, в относительно бесправной группе Ориона, этот человек мог легко оставить себе и драгоценность, и деньги, а Ренальдо — просто «исчезнуть». Его грудь пронзил холодный страх.

— Отто Гаспари, — пропищал Ренальдо, так как его горло перехватило от волнения, — вы тоже замешаны в этом… сговоре?

За аристократа ответил Веланти:

— Ваш друг Гаспари не замешан ни в каком сговоре, Садир. Я лично подтверждаю его честность. Впервые за все время он улыбнулся.

— Впрочем, — уже серьезно продолжал Веланти, — думаю, вы пришли к совершенно верному выводу. Если я захочу, скажем так, лишить вас жизни здесь и сейчас, то завладею и драгоценностью, и вашими деньгами. В этом случае лорд Гаспари, разумеется, получит причитающиеся ему комиссионные. Он улыбнулся. — Соглашение пытаетесь сорвать только вы — своими оскорблениями.

Головная боль Ренальдо усилилась, ему стало казаться, что у него сейчас лопнет череп. Почти нечеловеческим усилием графу удалось сохранить молчание. Чтобы оправдать все эти муки, в будущем ему потребуется извлечь из зависти Филанте немало удовольствия…

— Ах, Ренальдо, — наконец проговорил Веланти. — Как приятно видеть, что учиться никогда не поздно. — Кивнув, он повернул резную шкатулку. Ваше терпение уже завоевало вам частицу моего уважения. Положите кейс на стол, я проверю деньги.

При этих словах двое мужчин по бокам Веланти подняли бластеры — один прицелился прямо в голову Ренальдо, а второй — между ног.

— О, пусть мои люди не смущают вас, добрый граф, — подбодрил его Веланти, — если, конечно, вы не задумали со своим кейсом ничего дурного. В этом случае вы испаритесь, начиная, разумеется, с гениталий. Меня уверяли, что это очень больно.

Сердце Ренальдо бешено забилось в груди.

— Здесь только деньги, — сказал он, кладя кейс на стол.

— Конечно, конечно, — согласился Веланти со страдальческим выражением на лице. — Тогда откройте. — Хозяин сладко улыбнулся. — Люблю смотреть на деньги.

Ренальдо положил дрожащие руки на крошечное устройство, считывающее отпечатки пальцев. Через пару секунд оба замка открылись, и граф распахнул кейс с крупными банкнотами, составлявшими два миллиарда кредитов.

— Ах… — выдохнул Веланти, вытаскивая пачку пластиковых денег и тщательно пролистывая их. — Красота! Одни — бывшие в ходу, другие — новые. Точно так, как я распорядился. — Он поднял глаза на Гаспари:

— Мое уважение к вашему клиенту растет.

Гаспари молча поклонился.

В течение следующего часа, пока Ренальдо и Гаспари стояли в духоте, Веланти просматривал — а потом пересчитывал — деньги, каждую пачку отдельно. Наконец он положил последнюю из них и кивнул.

— Мои поздравления, Ренальдо, вы достойны ручательства вашего друга лорда Гаспари. Он сказал, что вы достанете всю сумму полностью, — и оказался прав.

К тому времени у Ренальдо нестерпимо заныли ноги — он не помнил, чтобы ему когда-либо приходилось так долго обходиться без стула.

— 3-звездный огонь, Веланти, — простонал граф, показывая на шкатулку. — Или дайте мне уйти с ним, или пусть ваши люди меня пристрелят. Мне больно.

Веланти театрально поднес руку к губам.

— О! — воскликнул он. — Разумеется, мой дорогой Ренальдо. Как же я не подумал. — С этими словами хозяин положил шкатулку на край стола. Пожалуйста. Вы заплатили за него, он ваш.

Дрожащими от ярости и нетерпения руками Ренальдо поднял крышку шкатулки — и онемел от изумления.

— Звездный огонь «Юлий Цезарь», — наконец прошептал он, а его глаза округлились от восхищения.

— Правда, красив? — не удержался от комментария Веланти.

— Красив, — повторил Ренальдо, немедленно забывая о жаре, страхе и невыносимой боли в ногах. Положив камень на ладонь правой руки, он рассмотрел каждую сияющую грань. Через некоторое время граф убрал сокровище обратно в шкатулку.

— Ну как, Ренальдо, неужели он всего этого не стоит? — спросил Веланти, заглядывая ему в глаза.

Граф стиснул зубы. Как же ему хотелось бросить в лицо этому противному чужаку то, что он действительно думает. Тем не менее «Юлий Цезарь» теперь принадлежал графу. И, похоже, ему удалось остаться в живых. Хотя Ренальдо поклялся, что когда-нибудь непременно раздавит лорда Отто Гаспари.

— Да, — ответил Ренальдо.

— Что «да»? — с легкой улыбкой уточнил Веланти.

— Да, стоит.

— Хорошо. Рад удовлетворить еще одного клиента, — к крайнему неудовольствию графа заметил Веланти. Он махнул рукой в сторону шкатулки. Тогда забирайте «Юлия Цезаря» — вместе с моим благословением. — Хозяин повернулся к Гаспари:

— Ваши комиссионные будут помещены, как вы просили, друг мой.

Гаспари снова молча поклонился, вызывая у Ренальдо еще большую злость.

— До следующей встречи, Зман Веланти, да не оставят вас ваши боги.

— А вас — ваши.

Теперь уж Ренальдо был на грани удара. В ушах его звенело от подскочившего давления. Граф открыл кейс — по-прежнему прикованный к руке и положил драгоценный камень в него, затем закрыл крышку и запер замки. Рональде направился к двери и сорвавшимся от напряжения голосом просипел:

— Пойдемте, Гаспари.

Когда граф, превозмогая боль, ковылял по коридору, он услышал смех Веланти.

— Неужели у вашего друга Садира, — говорил гаскарианец, — совсем нет чувства юмора?

Манхэттенский сектор

Нью-Вашингтон

Земля

Одетый в свой лучший (и единственный) костюм, Гордон Кэнби с волнением стоял перед кованой металлической дверью квартиры на четвертом этаже. До половины восьмого оставалось ровно пять минут.

Когда-то этот расположенный в Манхэттене дом считался фешенебельным, однако с тех пор минуло более ста лет Теперь он представлял собой один из тысячи многоквартирных сдаваемых в аренду домов, заполонивших южный конец острова. В коридорах пахло дешевой едой и чем-то похуже. Из-за стен квартир доносились самые разные звуки. Кэнби неприятно поежился. Его жилище на Стейтен-Айленде было немногим лучше, но оно хотя бы принадлежало строгой старой домовладелице, которая устанавливала порядок и держала своих постояльцев — в основном из того же социального слоя, что и Кэнби — в рамках цивилизованной жизни.

Не обращая внимания на дверной звонок, Кэнби осторожно постучал в дверь.

В глазке сразу же мелькнул свет, а затем раздался голос Тенниел:

— Минутку, Гордон.

Послышался звон многочисленных дверных цепочек, дверь наконец открылась, и с пальто в руках в коридор вышла Тенниел. Быстро прикрыв за собой дверь, женщина заперла два солидных на вид замка электронным ключом и, обернувшись, улыбнулась.

— Я готова, — объявила она, передавая Кэнби свое, казалось, вечное пальто цвета буйволовой кожи.

На Тенниел было плотно облегающее фигуру короткое бежевое платье с глубоким вырезом, туфли на высоких каблуках и простенькое жемчужное ожерелье. Помогая своей спутнице надеть пальто, Кэнби не мог не подумать о том, что грешно прятать такие изгибы и линии под свободной одеждой. Он все еще тихонько усмехался, когда Тенниел обернулась и вскинула голову.

— Что это вас так рассмешило? — поинтересовалась женщина с милой улыбкой.

— Поверьте, я вовсе не смеялся, — промолвил Кэнби, и его щеки загорелись.

— А что же вы делали? — не уступала Тенниел, спрятав улыбку.

— Вы хотите услышать правду? — спросил он, искоса поглядывая на женщину.

— Ну конечно.

Кэнби показалось трудным определить, серьезна Тенниел или шутит, но он все же выбрал последнее.

— Я думал о том, как стыдно прятать все эти прелести под пальто.

Ее красивые губы тронула печальная улыбка, а плечи немного поникли.

— Очень мило с вашей стороны, — бросила Тенниел ничего не значащую фразу. Кэнби заглянул ей в лицо.

— Похоже, мои слова не очень-то вас обрадовали.

— Какие слова? — спросила Тенниел, как будто забыв, о чем он говорил.

— Те, что я сказал о…

Пожав плечами, она на секунду закрыла глаза и наконец произнесла:

— Спасибо, Гордон.

Кэнби решил притвориться, что ничего не произошло Похоже, он задел Тенниел за живое, но не представлял, каким образом.

— Ой, — воскликнул Кэнби, меняя тему, — а где же Дамиан? Я собирался нанять ему кого-нибудь на то время, пока нас не будет.

— Я помню, Гордон, — заверила его Тенниел, на лицо которой вновь вернулась улыбка. — И поверьте, ценю это. Не думайте, что я принимаю подобные вещи как должное — И что же?

— Нет необходимости, — пояснила женщина, передернув плечиками. — Пока меня временно наняли на ночную работу, он остается в специальном детском центре, за который я плачу раз в неделю. Это этажом ниже.

— Я ведь обещал!

— Вы позволите мне заплатить за центр, а я разрешу вам оплатить ужин. — Она рассмеялась. — А если мы сделаем наоборот, нас арестуют за кражу. На приличный ужин мне все равно не хватит.

— Ну, так и быть, — снизошел Кэнби. — Согласен на детский центр — лишь бы не полиция — Отлично! — сжав ему руку, заключила Тенниел. — Тогда вперед!

В обветшалом Ист-Сайде они ужинали «У грифона», в маленьком кафе с приглушенным светом, крошечными кабинками и превосходной кухней. Стройная изящная блондинка быстро очаровала Кэнби. Ее жизнь до демобилизации во многом походила на его — Тенниел тоже приходилось руководить людьми, выполняя чрезвычайно опасную работу. Только ее подчиненные собирали и ремонтировали передвижные реакторы — те, которые обеспечивали энергией небольшие истребители.

Так же, как и Кэнби, Тенниел очень болезненно восприняла потерю работы, которой отдала столько времени и сил. Тем более что ровно за тринадцать месяцев до этого, после проведенных вместе с заехавшим в их город старым школьным приятелем выходных Тенниел решила родить ребенка.

Всего за пару недель до того, как Имперский Верховный Суд официально легализовал систему корпоративных взяток, названных «данью», Тенниел оказалась на улице. Поскольку работу стало так трудно найти, работодатели выдвигали к соискателям любые требования. С тех пор Тенниел с Дамианом едва удавалось сводить концы с концами, откладывая каждую мелочь в почти тщетной надежде когда-нибудь накопить столько, чтобы заплатить положенное и снова добиться хоть какого-то более или менее постоянного места.

Задолго до десерта Кэнби осознал, что даже не представлял себе, насколько Тенниел не похожа на других женщин.

Джорджтаун

Колумбийский сектор

Нью-Вашингтон

Земля

Пока Кэнби и Тенниел ужинали в маленьком манхэттенском бистро, на проводившемся в тот же самый вечер в Колумбийском секторе Рыцарском Дивертисменте Ренальдо познакомился не с кем иным, как канцлером казначейства Немилом Квинном.

Еще раньше в тот же вечер граф занял первое место в конкурсе костюмов, выбрав экстравагантный наряд дворянина четырнадцатого века — с кольчугой и листовой броней (и то и другое из современного легкого сплава), а также остроносыми туфлями. Впрочем, несмотря на свой успех, Ренальдо едва избежал убытка за настоящим старинным столом для игры в рулетку, когда рядом с графом появился высокий, могучего сложения незнакомец. У незнакомца, одетого в зловещего вида костюм судьи конца восемнадцатого столетия, был широкий лоб, высокие скулы и плоский нос, по мнению Ренальдо — славянский. Однако славян — довольно опасных и склонных к нецивилизованным поступкам типов — и близко не подпускали к Великим Рыцарям. Широко поставленные глаза с саркастическим выражением подчеркивали выдержку и стойкость незнакомца. Казалось, он смотрел сквозь графа, обнажая его душу и все скрытые в ней тайны.

— Добрый вечер, Садир, Первый граф Ренальдо, — произнес человек низким голосом, вызвавшим у Ренальдо ассоциацию с огромным медведем. — Ручаюсь, что бог удачи не обошел вас сегодня стороной.

— Я вас знаю? — спросил Ренальдо, жестом отмахиваясь от крупье.

На губах незнакомца появилась едва заметная улыбка.

— Еще нет, Садир, но очень скоро узнаете. «Садир»! Черни вроде славян следовало обращаться к нему «мой господин». Тем не менее этот славянин, очевидно, представлял деньги и власть, иначе его никогда бы не пригласили на августейшее собрание рыцарей. А глаза незнакомца!. По спине Ренальдо почему-то пробежал холод.

— Кто вы? — настойчиво потребовал ответа граф — Вам что-нибудь говорит имя Николай Кобир? — все с той же сардонической улыбочкой спросил незнакомец — Пока нет, — признался Ренальдо.

— Между тем меня зовут именно так, — продолжал человек.

— Что ж, мне-то какое дело, — бросил Рональде, отметая мысли о незнакомце, как об очередном незваном госте, которые время от времени покупали у охранников право на вход.

Теперь на графа нетерпеливо поглядывали другие игроки, ожидая, когда он сделает ставку. Меньше чем через час начинались Живые Картины, и Ренальдо собрался было положить на стол свою ставку, когда снова услышал спокойный низкий голос.

— Наверное, вам больше известно имя нашего общего знакомого, Садир, заметил незнакомец. — Уж о Жорже Корто вы точно слышали.

Корто! Это имя едва не пронзило Ренальдо, словно ледяная игла. Он похолодел, а в его голове пронеслись сотни тревожных мыслей — одна хуже другой.

— Э-э… милорд хорошо себя чувствует? — с озабоченным видом поинтересовался крупье.

Сжимая челюсти, Ренальдо оглядел вопросительные лица сидевших за столом — некоторые из них не скрывали раздражения.

— Я… э-э… — пролепетал Ренальдо. — Разумеется, я хорошо себя чувствую.

— Тогда, может быть, вы сделаете ставку, милорд?

— У меня очень мало времени, — прошептал Кобир. — Вернетесь к рулетке после нашего разговора — если, конечно, захотите.

С неистово колотившимся в груди сердцем Ренальдо откашлялся.

— Я… на время выхожу из игры, — с трудом выдавил он хриплым от волнения голосом.

— Мудрое решение, — отозвался Кобир, когда Ренальдо собрал свои жетоны и вместе с ним направился в спокойный уголок комнаты. — У меня есть предложение — уверен, оно вас очень заинтересует.

— Как вы сюда попали? — сердито спросил Ренальдо, пробираясь сквозь блестящую толпу. — К Великим Рыцарям вы никак не относитесь.

— Никак не отношусь, — согласился Кобир с язвительной улыбкой. — Но еще давно я обнаружил, что деньги зачастую неплохо заменяют членский билет.

— Я так и знал! — торжествующе воскликнул Ренальдо. — Вы даже не гость — самый настоящий чужеземец. Наверное, славянин.

— Кирскианец, — ответил Кобир ровным голосом.

— Ну да, конечно, — с кислым видом бросил Ренальдо, останавливаясь возле свободного дивана и мечтая, чтобы его колени перестали трястись. Хорошо, какие у вас новости в связи с тем… э-э, человеком, о котором вы упомянули?

— Жорж Корто, — подсказал Кобир. — Вы должны помнить его имя.

— Возможно, мы знакомы, — произнес граф. — Кажется, я припоминаю человека с таким именем. Разумеется, это ничего не значащее знакомство.

— Ах, как жаль, — с сочувствием протянул Кобир. — А ведь незадолго до смерти его губы шептали ваше имя.

— Корто… мертв? — спросил Ренальдо, волнение которого вернулось с утроенной силой. Кобир удивленно поднял брови.

— Сильная реакция — если учесть, что он вам практически не знаком.

Ренальдо почувствовал, как по ребрам расползаются ледяные щупальца паники. Что это за кирскианец… и что ему известно?

— П-послушайте, Николай Кобир или как вас там, — просипел граф, сейчас же выкладывайте, зачем пришли, иначе я позову охрану.

Кобир улыбнулся.

— Вряд ли, Ренальдо, — проговорил он, доставая из необъятного плаща маленькую золотую трубочку с тонкой серебряной инкрустацией в форме виноградной грозди, — ни сейчас, ни потом, когда вы ознакомитесь с этим.

— Порноскоп? — удивился Ренальдо. — Зачем он мне, когда вот-вот начнутся Живые Картины?

— Он только выглядит как порноскоп, — спокойно объяснил Кобир. — Но без пикантного содержимого. Через эту штуку можно посмотреть кое-какие голограммы, недавно отснятые моим коллегой. Они наверняка вам понравятся. Кобир протянул порноскоп графу. Нахмурившись, тот огляделся по сторонам.

— А что, если я не захочу их смотреть?

— Сядьте, Ренальдо, — приказал Кобир, показывая на диванчик, — и смотрите внимательно. Уверяю, вам будет интересно.

— Кто вы такой, чтобы указывать мне, имперскому… — начал Ренальдо, тревогу которого на мгновение вытеснила спесь.

— Сесть! — шепнул Кобир, подходя так близко, что графу показалось, что он задохнется.

Первым порывом Ренальдо было вызвать охранников, однако одно лишь упоминание имени Корто тотчас же подавило это желание. Часто дыша, граф тяжело рухнул на диванчик. Затем, схватив порноскоп, убрал звук и включил изображение.

Его руки сразу похолодели. Сначала он увидел транспортный корабль свой корабль. Ренальдо тотчас же его узнал.

— Где это снято? Кобир улыбнулся.

— В космических далях, — ответил он. — В стороне от обычных торговых трасс.

— Что заставляет вас думать, будто эта… развалина имеет какое-то отношение ко мне? — поинтересовался Ренальдо.

— Возможно, интуиция подсказывает, — заметил Кобир, флегматично пожимая плечами. — Но не отвлекайтесь от просмотра, Садир. Вам предстоит увидеть еще очень многое — и кое-что обязательно зажжет в вас интерес.

Хмурясь, Ренальдо снова включил порноскоп. На этот раз взору графа предстал трюм корабля, забитый несчастными рабами и трупами. Затем появились картины разрушенных примитивных строений — Ренальдо легко догадался, откуда все это взялось. Трясущимися, несмотря на все усилия, руками он остановил изображение и снова взглянул на Кобира.

— Я… я н-никак не пойму, какое отношение имеет весь этот ужас ко мне…

— Да? — разыграл изумление Кобир. — Что ж, последняя часть непременно освежит вашу память. Прошу вас, — предложил он, показывая на порноскоп, продолжайте.

Еще раз Ренальдо неохотно приложил к глазам окуляр и включил изображение. На сей раз перед графом возникла полутемная каюта Корто — с Гамбини и ее помощниками, окружавшими изувеченную фигуру капитана.

— Бог ты мой! — выдохнул граф, горло которого защипало от жгучей рвоты. Он насмотрелся достаточно ритуальных пыток, чтобы понять, что прикреплено к пенису капитана. — О Господи!

Слабый от потрясения, Ренальдо хотел отвести от глаз устройство. Однако пират задержал его руку.

— Для получения полного эффекта, Ренальдо, вам надо теперь включить звук, чтобы услышать последние слова своего «знакомого».

— Н-нет, — промямлил Ренальдо, чувствуя, как его заливает пот. — Я не могу.

— Включите звук, — настойчиво прошептал Кобир. — Иначе я позабочусь о том, чтобы увиденное сейчас вами стало всеобщим достоянием — вместе с последним моментом, которым вам еще предстоит насладиться.

В эту минуту в холле раздались перезвоны, после чего участники веселья принялись вульгарно ласкать всех попадавшихся под руку, кто собирался перед сценой в дальнем конце танцевального зала.

— Живые Картины начинаются. — Ренальдо невольно надеялся, что какое-то чудо отвлечет этого огромного славянина. — Их нельзя пропустить.

— Еще успеете на свои Живые Картины, — раздался жесткий ответ Кобира. — Как только посмотрите последние из этих голограмм.

Глаза Ренальдо жгли слезы — он почувствовал, как одна из них покатилась по щеке.

— Нет! — снова взвизгнул граф и уронил порноскоп на пол. Кобир лишь пожал плечами.

— Не понимаю, зачем вам нужно обнародовать такую пикантную информацию. Но если уж вы так хотите… пусть будет по-вашему. — Подняв порноскоп, Кобир направился к сцене.

— П-постойте! — крикнул Ренальдо.

— Зачем? — спросил Кобир. — Я уже предлагал вам посмотреть, а вы отказались. Похоже, мне с вами не о чем больше разговаривать, и я передам это куда следует — Он передернул плечами. — Как знать? Вдруг последняя часть показалась бы вам самой приятной…

— Прошу вас! — взмолился Ренальдо, со лба которого прямо в глаза тек пот. — Я все посмотрю.

Кобир остановился, словно в раздумье. Хмурясь, он небрежно крутил в руке порноскоп.

— Пожалуйста, — попросил Ренальдо.

В это время свет в комнате приглушили — под неистовые аплодисменты и крики на сцене зажглись огни. Казалось, все это происходит в сотне миль от Ренальдо.

Наконец Кобир передал ему порноскоп.

— Не забудьте включить звук. Сейчас все увлечены сценой, так что, кроме вас — и меня, конечно, — никто ничего не услышит. Но меня опасаться не стоит. — Он безразлично пожал плечами. — Как вы убедитесь, я лично присутствовал при записи.

Трясущимися от страха руками, мешавшими настроить порноскоп, Ренальдо поднес его к лицу.

— Звук, — шепнул Кобир.

Ренальдо повернул рычажок регулировки звука по часовой стрелке как раз, когда появилось изображение Кобира — В-вы! — воскликнул граф, на секунду взглянув на пирата.

— Смотрите лучше в порноскоп, — негромко приказал тот. — О моем присутствии мы сможем поговорить позже.

Почти как во сне Ренальдо наблюдал разыгрывающийся перед ним жуткий спектакль.

— Теперь капитан Корто готов с вами разговаривать, капитан, произнесла маленькая, очевидно, сумасшедшая женщина, губы которой под полоской пота слегка растянулись в довольной улыбке.

— Спасибо, Роза, — поблагодарил славянин, взглянув прямо в безумные глаза женщины.

— Не за что, капитан, — скромно ответила она, вероятно, удовлетворенная состоянием Корто.

Кивнув, славянин встал прямо перед ним, а Корто поднял блестевшее от пота лицо. Казалось, его глаза ничего не видели.

— Вы меня знаете? — спросил славянин. С нечеловеческим усилием Корто медленно поднял и опустил голову.

— И вы знаете, какая информация мне нужна: имя вашего партнера, а также имя владельца корабля.

Ренальдо тяжело дышал. Крошечная сцена стала для него единственной реальностью.

— Нет! — крикнул граф. — Нет!

Однако его мольбам никто не внял. Внезапно он почувствовал, как по ногам растекается теплая жидкость.

Голова снова неуклюже кивнула.

— Тогда расскажите мне, капитан, — предложил человек по имени Кобир. После этого боль утихнет, и вы сможете заснуть.

С явным отвращением славянин наблюдал за тем, как Корто открыл рот и попытался что-то сказать. Сначала с распухших губ срывались только нечленораздельные звуки и всхлипы — вместе со слюной и рвотой. Но когда в его поле зрения попала «сумасшедшая», Корто что-то невнятно забормотал и замотал головой из стороны в сторону — его глаза округлились от страха.

Неожиданно желудок Ренальдо вышел из-под контроля, и рот графа наполнился едкой рвотой, которую он в ужасе проглотил. Где-то, как будто в тысяче миль от него, Ренальдо слышал музыку и обрывки слов из Живых Картин, однако теперь все это было не важным.

— Назовите владельца этой баржи, капитан Корто, — негромким голосом приказала «сумасшедшая». — Назовите человека, на которого вы работаете.

Достаточно ей было лишь оказаться за стулом, как Корто забился в рвотных спазмах, но с его губ капала только густая слюна. Каким-то чудом потерявшему человеческий облик пленнику удалось сквозь стон произнести единственное слово: «Рональдо».

Это слово вонзилось в графа, словно острый меч, убивая все надежды как-то избавиться от великана-славянина. Стиснув зубы, Ренальдо подготовился к финалу ужасного зрелища.

«Сумасшедшая» еще раз протянула руку за стул.

— Пожалуйста, полное имя, капитан Корто, — приказала она.

Глаза Корто снова завращались от животного ужаса, и его распухшие губы наконец раскрылись.

— Корабль принадлежит моему п-партнеру — Садиру, П-первому г-графу Ренальдо, — заикаясь, проговорил человек. После этого его голова опять упала на грудь, на этот раз оставшись без движения.

Изображение исчезло.

Совершенно опустошенный, Ренальдо попытался положить порноскоп на диванчик рядом с собой, но рука графа так дрожала, что он уронил устройство на пол. Ренальдо закусил губу. Глядя на Кобира, он вдруг почувствовал, что стал неподвластен страху и, как ни странно, немного овладел собой, хотя сердце билось по-прежнему учащенно, и он никак не мог справиться с дыханием.

— Что вам от меня н-нужно? — выдавил Ренальдо. Пират зловеще улыбнулся.

— Такой фильм, несомненно, способен причинить вам бесконечные неприятности, Садир.

— Несомненно, — с кислым видом согласился Ренальдо.

— Поэтому также несомненно, что сохранение его в тайне должно стоить кучу денег. Правильно?

— Возможно, — ответил Ренальдо, не желая пока ни на что соглашаться.

— Всего лишь «возможно»? — переспросил Кобир.

— Вообще-то… — начал Ренальдо, стараясь прибегнуть к любой защите, я почти не видел доказательств. Что, если все это подделка?

Кобир рассмеялся.

— Доказательств у меня более чем достаточно, включая документы купли-продажи и многие подлинные свидетельства переводов. Уж в чем-в чем, а в слабой подготовке меня никак не упрекнешь.

Ренальдо опять сник. Очевидно, его карта бита — одного порноскопа хватало, чтобы графу пришлось бороться за свою жизнь в зале суда.

— Ладно, — хрипло прошептал Ренальдо. — Я вам верю.

— Тогда, — предложил Кобир, — давайте обсудим, во сколько вам все это обойдется.

— Это могло бы обойтись очень дорого, но мне все равно не заплатить, ответил Ренальдо, отчаянно пытаясь хотя бы сократить свои потери. — Только на днях я вложил почти все средства. И поверьте мне, Кобир, это капиталовложение нельзя быстро обратить в наличные.

«Пусть у проклятого славянина поболит голова», — подумал граф, глядя в ту сторону, откуда доносилась музыка. В Живых Картинах совокуплялись в различных позах более десяти пар, образуя — вероятно, в честь своих хозяев — букву «Р»

— Надо думать, вы говорите о звездном огне «Юлий Цезарь», — бросил Кобир, и сердце Ренальдо снова опустилось.

Волна страха сразу отогнала от графа мысли об искусном совокуплении и музыке.

— Как вы узнали о «Юлии Цезаре»?

— О ваших финансах, Ренальдо, я знаю даже больше, чем вы сами.

— Но у меня ничего нет! — взвыл Ренальдо. — Поверьте! Присев рядом с ним на диванчик, Кобир сморщил Н9С и отодвинулся на самый край.

— Вы обмочились, — с отвращением сказал он. С горящим от унижения лицом граф собрался было что-то возразить, когда славянин сразил его взглядом, способным остановить даже несущийся на полной скорости грузовик.

— Позвольте просветить вас относительно ваших финансов, — произнес Кобир голосом, от которого у Ренальдо похолодела кровь. — А также порядка будущих — начиная с сегодняшнего дня — платежей.

Следующие пятнадцать минут пират читал Ренальдо лекцию о его финансовом положении: стоимость особняков, инвестиции, существующие денежные расходы и планы будущих капитальных затрат, таких, как грандиозный бальный зал с сокровищницей для звездного огня Граф уже заключил контракт на возведение этого зала в доме на Белгрейв-Сквер. Закончив, Кобир откинулся на спинку и взглянул Ренальдо в глаза.

— Сегодня вы внесете первый из двадцати еженедельных платежей, после чего мы обсудим дальнейшее размещение сцен, запечатленных на этом порноскопе.

Ренальдо сдался Славянин действительно прекрасно разбирался в его личных финансовых делах.

— С-сколько? — спросил граф.

— Сто миллионов земных кредитов, — невозмутимо произнес Кобир, будто называл цену костюма.

— Сто миллионов? — через силу выдавил Ренальдо — Боже милостивый, но ведь за двадцать недель это составит два миллиарда. Вы хотите оставить меня голодным?

Кобир выразительно уставился в огромный живот Ренальдо — Вам только на пользу, — ответил он с саркастической улыбкой. — К счастью, мне известно, что такая сумма совсем не скажется на ваших еженедельных сделках. Начать все сначала?

Сжимая челюсти, Ренальдо покачал головой.

— Нет, не надо, — сдался он. — Я… заплачу.

— Хорошо, — бросил Кобир графу, до слуха которого донеслись оживленные одобрительные возгласы участников веселья. — Ваш первый взнос должен поступить немедленно.

Граф лишь поежился.

— Я не н-ношу с собой наличных, — выдавил он, снова сдавливаемый страхом.

— Пустяки, — заметил Кобир. — Пока все развлекаются перед сценой, самое подходящее время взять у кассира еще денег на игру. Как вы думаете?

— Н-но, сто миллионов кредитов… Кобир безразлично пожал плечами.

— Да, кстати, Садир, Первый граф Ренальдо, — добавил он, — если, прежде чем я благополучно скроюсь с деньгами, со мной что-нибудь случится, мои люди обязательно передадут информацию в нужные — и опасные для вас руки. Надо полагать, вы меня понимаете — Я понимаю, — буркнул Ренальдо.

У него начинала болеть голова — как он уже знал, от подскочившего давления Граф с трудом поднялся на ноги и побрел к кассиру.

Манхэттенский сектор

Нью-Вашингтон

Земля

После ужина Кэнби и Тенниел под руку отправились по сверкавшему, празднично украшенному манхэттенскому району развлечений на новую голодраму «Солдаты удачи», смеясь и болтая обо всем на свете. Не раз парочку сталкивали с тротуара окруженные телохранителями богатые гуляки, но, увлеченные беседой, ни Кэнби, ни Тенниел не обращали на это внимания. Вечер неожиданно стал для них — во всяком случае, для Кэнби — особенным. Впрочем, судя по тому, как сияло лицо Тенниел, — для нее тоже. К тому времени, когда они дошли до ее квартиры, у Кэнби появилось ощущение, будто он знает эту женщину целую вечность.

Прежде чем Кэнби успел подумать, они уже целовались. Неожиданно Тенниел оказалась в его объятиях, ее раскрытые губы мягко и жадно приникли к губам Кэнби, руки нежно обхватили его затылок. Само дыхание Синтии походило на благоухание, ее грудь крепко прижималась к груди Кэнби. Их губы ненадолго расстались, позволив каждому вдохнуть, а затем снова коснулись друг друга, прежде чем, часто дыша, Тенниел отстранилась.

Открывая глаза, Кэнби задержал ее еще на мгновение, тоже начиная задыхаться. Глядя ей в глаза, он заметил, что они вдруг округлились — как будто от страха.

— Что с вами? — спросил Кэнби, освобождая женщину от объятий, а затем осторожно беря за руки, которые внезапно похолодели.

Глаза Тенниел продолжали глядеть куда-то в пустоту. Затем медленно, словно выходя из оцепенения, она отступила на шаг. Наконец ее взгляд сфокусировался на Кэнби.

— Что вы сказали? — переспросила Тенниел.

— Я… э-э… спросил, что с вами? — повторил он. Некоторое время Тенниел молчала, а затем слегка улыбнулась и кивнула.

— Ничего, Гордон, — ответила она, опуская взгляд. — Теперь уже все в порядке. Извините. Снова наступило молчание.

— За что извинить? — тихо спросил Кэнби.

— За то, как я вела себя сейчас, — пояснила Тенниел, глядя ему в глаза. — Все дело в том… ну, в общем… я давно уже ни с кем так не целовалась.

— Что-нибудь не так? — испуганно поинтересовался Кэнби.

— Да нет, все замечательно, — к его величайшему облегчению, возразила она.

— Тогда, быть может, стоит повторить? — осторожно предложил Кэнби.

Закрыв глаза, Тенниел покачала головой, как будто попыталась избавиться от каких-то неприятных мыслей.

— Нет, Гордон. Не сейчас…

— Тогда, пожалуй, извиниться следует мне, — проговорил Кэнби.

— Ну что вы, — поспешила заверить она. — Не стоит. Просто… — Тенниел тщетно старалась подыскать нужные слова, затем покачала головой. — Боюсь, вы не поймете.

— Тогда попробуйте объяснить! Тенниел снова покачала головой.

— Не сейчас. Гордон, — произнесла она. — Дайте мне время.

— Столько, сколько вам понадобится, — ответил Кэнби, еще раз взяв ее руки в свои.

— Спасибо, — прошептала Тенниел, взглянув на часы. — Кажется, мне давно пора спать. — Она улыбнулась. — Завтра Дамиану захочется узнать все о нашем с вами вечере. Он от вас без ума.

— Правда? — удивился Кэнби. — Синтия, он и видел-то меня всего лишь пару раз.

— Да, знаю, — согласилась Тенниел, ее смех вернулся, словно теплый бриз. — Но я сказала ему, что вы шкипер космического корабля, и это привело Дамиана в полный восторг.

Кэнби почувствовал, что краснеет.

— Спасибо, — поблагодарил он, — хотя пока это еще не совсем правда.

— Насколько я поняла, та важная встреча прошла удачно?

— Какая встреча? — переспросил Кэнби.

— Встреча, — напомнила Синтия, — на которую вы ездили в Джорджтаунский сектор в тот день, когда назначили мне свидание.

Кэнби хлопнул себя ладонью по лбу и улыбнулся.

— Ну да, конечно! Я ведь даже ничего вам о ней не рассказал.

— Так, значит, все хорошо? — снова спросила она.

— Все отлично, — подтвердил Кэнби.

— Я рада за вас, Гордон Кэнби, — промолвила женщина, поглядывая на часы.

— Спасибо, — сказал Кэнби, понимая, что их вечер закончился. Позвольте я помогу вам забрать Дамиана?

— Я заберу его утром, как только встану, — ответила Тенниел. — А сейчас мне — как, наверное, и вам, Гордон — нужно поспать.

— Не могли бы мы встретиться еще? — с замирающим сердцем спросил Кэнби.

— С удовольствием, — согласилась она. — Позвоните мне. С этими словами Тенниел отперла оба замка, однако, прежде чем открыть дверь, еще раз повернулась к Кэнби. Неожиданно обхватив его за шею, Тенниел запечатлела на его губах долгий, влажный поцелуй.

— Я могла бы полюбить вас, Гордон Кэнби, — проговорила она, а затем молча толкнула дверь и скрылась за ней.

До конца своих дней Кэнби так и не вспомнил, как добирался в то утро домой.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ СТАНЦИЯ ПЕРРИН

6-7 февраля 2690 г., земное летосчисление

Манхэттенский сектор

Нью-Вашинггон

Земля

Шестого февраля две тысячи шестьсот девяностого года Манхэттенский корабельный парк, как всегда, открылся ровно в восемь утра. В тот день, стоя возле ворот, начала работы парка с нетерпением ждали Гордон Кэнби и еще более сотни людей, в основном ветераны Девятнадцатого Звездного Легиона.

Кэнби с инженером Уорвиком Джонсом, своим казначеем, сразу занялись финансовыми вопросами, а Лейла Петерсон повела остальных прямо к четырем кораблям, где каждый взялся за заранее запланированную работу. Лишь к одиннадцати тридцати пяти Кэнби и Джонс закончили долгий и сложный процесс по передаче прав на корабли от Имперского правительства к «Легиону Кэнби», корпорации, получившей второе крещение, несмотря на все возражения Гордона Кэнби против такого названия.

К полудню поверх правительственных серийных номеров четырех «DH98» появились имена «Война», «Голод», «Смерть» и «Чума». Стоявшая впереди остальных «Смерть» фактически была уже готова к переброске. Кэнби сидел в шкиперском кресле, сквозь чистейшие гиперэкраны лилось солнце. На месте первого помощника за спиной Кэнби расположился Чанг О'Коннор, а за пультом систем управления — Лейла Петер-сон. Мостик гудел от голосов инженеров и механиков, деловито проверявших приборы. Кэнби в последний раз взглянул на панели считывающих устройств. За исключением низкого давления в ускорителях правого борта, которые все равно пока не понадобились бы, корабль вполне годился к транспортировке.

— Готова к запуску, Лейла? — спросил Кэнби, поворачиваясь направо.

Все в рубке сразу замолчали, как будто украдкой следили за их разговором.

— Готова, командир, — коротко ответила Петерсон, помещая пальцы на красную светящуюся кнопку «ГЛ. ПР. Б.».

— Привести в действие правый борт, — приказал Кэнби. Едва Петерсон коснулась кнопки, как ее цвет сменился на желтый, затем тотчас же на зеленый.

— Привести в действие правый борт, — эхом повторила Петерсон.

— Правый борт свободен, — доложил О'Коннор. Этот спокойный, погруженный в свой собственный мир превосходный пилот из-за густой бороды казался невысок ростом.

Через гиперэкраны Кэнби посмотрел на пустой причал.

— Проверка систем, — бросил Кэнби, охваченный волнением, которого не испытывал уже много лет. И, безуспешно пытаясь убрать с лица улыбку, включил управление гравитонного двигателя правого борта.

После завершения рутинной серии проверок Кэнби передвинул рычаг гравитонной энергии на «холостой ход», а рычаг направления — на «нейтральное». Затем, исходя из опыта тысячи летных часов, на дюйм приоткрыл правый регулятор тяги, выбрал «НАЧАЛЬНОЕ» энергопитание и «ВНУТРЕННИЙ» энергоисточник, включил гравитонное ускорение, а также коснулся трех из пяти пусковых тумблеров. Посмотрев на экран, Кэнби увидел, как искрящиеся электрические разряды начали обвивать перепускные клапаны турбокомпрессора — двигатель готов!

Еще раз убедившись в том, что док пуст, Кэнби с замиравшим сердцем нажал кнопку стартера. Снаружи кабины противопомпажные створы слились в кольцо — главный двигатель проснулся, сотрясая весь корабль и наполняя причал искрящимся облачком гравитонов.

— Не вижу никакого огня, — заметила Петерсон, расплываясь в улыбке.

Тем временем большой гравитонный двигатель вошел в режим, тряска успокоилась, шум стих и сменился однообразным рокотом, и дыхание Кэнби почти пришло в норму.

Левый гравитонный двигатель ожил с такой же легкостью — и грохотом. Откинувшись на спинку кресла, Кэнби заметил, что его лоб покрылся потом, хотя в рубке было довольно прохладно.

— Погоняй их хорошенько, — сказал Кэнби О'Коннору, а затем соскользнул с кресла и, зажав уши, выбрался на причал, чтобы проверить другие корабли.

Следующая на очереди — «Война» — тоже «пошла» гладко. Петерсон присела на корточки возле инженера Расти Доббса перед пультом системотехники, Кэнби занял место за штурвалом, а Ольга Конфрасс умело запустила оба гравитонных двигателя. Эта темнокожая мадам, одетая в шелковый бледно-лиловый комбинезон, все еще искала себе замену на время полетов в приносившем колоссальный доход «веселом доме», но клялась скорее закрыть его, чем оставить «Легион».

Пришвартованный за «Войной» старый «W4050» — «Голод» — находился полностью в воде. Как и предсказывала Петерсон, его двигатель не набирал мощности даже после того, как заглушили демпфирующий механизм. Командир корабля Пит Мендерес уже протянул резервный силовой кабель со «Смерти» и как раз крепил буксирный трос.

Кэнби и Петерсон поспешили на «Чуму», последний в строю корабль.

— Что нам о нем известно, инженер? — спросил Кэнби.

— В последний раз, когда я проверяла, энергию принимал только один двигатель, — задыхаясь от быстрой ходьбы, проговорила Петерсон.

— А что второй?

— Нелады с автоподачей, — ответила она, пробираясь через люк. — Я нырну в кабину и расспрошу инженера Гарднера, а ты пока переговори наверху с командиром корабля.

— Ладно, — согласился Кэнби, взбираясь по трапу в рубку.

Стив Хэтч навис над системными консолями, словно гигантское насекомое над своей жертвой. Рядом с явной озабоченностью следил за его действиями командир Ренфро Гиббоне. Появившаяся миниатюрная голограмма инженера Гарднера, нахмурившись, произнесла:

— Порядок, Стив, давай.

Хэтч внимательно просмотрел дисплей, пробежался взглядом по пульту, снова сверился с дисплеем, а затем кивнул.

— Включить правый борт!

Кнопка «ГЛАВНЫЙ» замигала, медленно поменяла свет с красного на оранжевый, потом на желтый, ненадолго остановилась на нем, а затем быстро вернулась к красному.

— Черт, — негромко бросил Гиббоне.

— Дюжина чертей, — проворчал Хэтч. И он, и Гиббоне смотрели на Гарднера.

— Есть какие-нибудь соображения, инженер?

— Молитесь, — сказал Гарднер, пожав плечами. — Иначе мне придется вламываться в макроответвитель…

— А это не вариант, — перебило голографическое изображение Лейлы Петерсон, которая присоединилась на экране к инженеру Гарднеру. — К концу рабочего дня мы должны покинуть пирс. Так что придется или буксировать эту посудину так же, как «Голод», или идти на одном двигателе.

Она взглянула на Гиббонса.

— Что думаете, капитан?

Тот пожал плечами.

— Одну минуту, — попросил он.

Глядя на Хэтча, который вовсе не нуждался ни в каких пояснениях, Гиббоне занес пальцы над кнопкой «ЛЕВ. ГЛАВНЫЙ».

— Включить левый, — приказал он.

— Включить левый, — повторил Хэтч.

Пока Хэтч давил на кнопку, Кэнби скрестил пальцы. Так же, как и предыдущая, кнопка замигала, медленно изменила цвет, а затем снова покраснела.

— Красота, — буркнул Хэтч.

— Постой-ка, — проговорил Гарднер, и его изображение исчезло с дисплея.

Петерсон хмуро смотрела в ту сторону, где скрылся Гарднер. Затем улыбнулась.

— Ну вот, он предлагает попробовать еще разок. На этот раз Хэтч с силой ударил по кнопке — та немедленно пожелтела, а затем загорелась ровным зеленым светом.

— Левый включен, — доложил Хэтч так, будто сам в этом сомневался.

Не прошло и минуты, как двигатель уже работал.

— Как ему это удалось? — спросил Кэнби.

— Восьмифазное включение, — объяснила Петерсон с дисплея. — Гарднер подключил питание только к шести — во время проверки он перевел два других на ноль.

Прислушиваясь к ровному гудению в левой кабине, Кэнби кивнул.

— Что ты теперь думаешь? — поинтересовался он у Гиббонса.

— Пойдем на одном двигателе, — ответил тот. — Если сдохнет, кто-нибудь всегда сможет взять нас на буксир.

— Молодчина! — поддержал его Кэнби, с трудом подавив вздох облегчения, и хлопнул Гиббонса по плечу. — Когда будете на ходу?

Гиббоне развернулся в кресле.

— Корбин, — крикнул он своему первому помощнику, невысокому жилистому чернокожему с задумчивым лицом, — как у тебя дела?

— Мне бы еще минут десять, — отозвался Корбин, поднимая голову. — О, Кэнби! — с улыбкой воскликнул он, а затем снова занялся спутанным клубком из крошечных кабелей.

Гиббоне усмехнулся.

— Ему минут пятнадцать, потом еще полчаса уйдет на смещение рулевой машины. В общем, минут сорок пять. Годится?

Кэнби кивнул.

— Когда управимся с остальными тремя кораблями, соберу всех командиров, — предупредил он, направляясь к проходу в хвостовую часть.

Спустя полтора часа командиров и штурманов пригласили в рубку «Смерти».

— Все готовы отчалить? — спросил Кэнби, поглядывая на часы. — До темноты мы должны убраться из Лонг-Бранч, так что у нас часа четыре. Ольга? Ты как?

— Готова, — ответила Конфрасс, откидывая голову и плечи назад, как это делают дети и проститутки.

Ее плотно облегающий фигуру комбинезон с трудом скрывал грациозные линии бедер и огромную грудь, которая свободно колыхалась при каждом движении. Волосы Ольга коротко подстригла, оставив над черепом не более полудюйма. У нее были проницательные темно-карие глаза, острый нос и большой чувственный рот.

— Я тоже готов, — с улыбкой доложил Мендерес, — даже если старика «Голода» придется вести на поводке.

Высокий и стройный, в очках в роговой оправе, благодаря веселому нраву и волнистым локонам, которые с уходом юности не распрямились, Мендерес находил дорогу не в одну теплую постель.

— «Чума» готова, по крайней мере наполовину, — сообщил Гиббоне, стало быть, я тоже готов.

Имевший атлетическое сложение при росте не более метра семидесяти пяти, он был красив бросающейся в глаза красотой, сходной скорее с аристократизмом, чем с простой смазливостью. Седеющая грива волос заставляла обращаться к ее владельцу не иначе как «маэстро». И в самом деле, упоминая об отваге Гиббонса за штурвалом, на ум приходило именно это слово.

Кэнби усмехнулся.

— Все будет хорошо, — пообещал он.

— Все уже неплохо, — вставил Мендерес. — Уж лучше я залезу в полуразвалившийся корабль, чем буду сидеть на заднице и ждать пенсии.

— Аминь, — добавил Гиббоне.

— Аминь всем нам, — проговорила Конфрасс, закатив глаза к небесам.

Карен Наргейт, навигатор Кэнби, заняла место за своим пультом, затем достала пачку карт и вставила одну из них в считывающее устройство. Лицо этой невысокой женщины с проседью всегда выделялось из ряда других благодаря своему невозмутимому спокойствию, хотя в чертах не было совершенно ничего примечательного.

— Нет нужды объяснять, что это такое, — с улыбкой начала Наргейт. — Но вместо того чтобы лететь, и сегодня, и завтра мы в основном поплывем. Так что перед тем как отправиться, стоит поговорить о группе в целом. Особенно учитывая то, что мы стартуем в неблагоприятную погоду, — добавила она, глядя на Элкотта Скарбински, гравитолога Легиона, выполнявшего заодно и функции синоптика.

Карен скорбно улыбнулась.

— Через пару минут Корто обо всем вам расскажет. А пока я просвещу вас по поводу того, куда мы направляемся.

Пока она говорила, поверхность консоли превратилась в пространственное голографическое изображение берега моря от мыса Монток на конце Лонг-Айленда до мыса Гаттерас за Каролинским побережьем.

— Наш маршрут, с точки зрения навигации, довольно прост. Мы привыкли совершать такие девятисоткилометровые прогулки за считанные минуты — над водой…

Следующие полчаса Наргейт описывала путешествие, которое — при обычной наземной скорости корабля в тридцать узлов — в нормальных условиях заняло бы часа двадцать четыре. Впрочем, последующая сводка погоды Скарбински почти не оставляла надежды на такую скорость. Маленькие космические корабли типа «DH98» проектировались для перевозки и взлета лишь в умеренных морях. Бури, особенно в чистых ото льда водах, могли урезать скорость до нескольких узлов.

Близился вечер, когда маленькая флотилия приготовилась покинуть корабельный парк. «Смерть» стояла впереди строя — ее нос находился в каких-то тридцати метрах от дамбы. Кэнби понимал, что там слишком тесно. Он посмотрел на грязную Ист-ривер за колонной кораблей, где над серо-зеленой водой начала образовываться холодная дымка. Гиперэкраны заливал дождь со снегом — обычная погода для этого времени года. Впереди ждало немало трудностей.

Сжимая губы, Кэнби бросил последний взгляд на приборы, прислушался к негромкому гулу двигателей, а затем приказал швартовочным командам в передних и правых куполах забрать булинь и два комплекта шпринга. Вскоре береговые команды бросили все тросы — их быстро подняли на борт с помощью лебедки, — пока к пирсу не остался прикреплен лишь кормовой трос.

— Натянуть кормовой трос, — отдал Кэнби распоряжение швартовочной команде с правого борта.

— Есть, командир, — отозвался со стыковочного купола Беннет, главный боцман.

Почти тотчас же нос начал уходить влево. Когда он отклонился от пирса градусов на семьдесят, Кэнби перевел дыхание и кивнул:

— Отдать швартовы и живо забрать кормовой трос!

Как только корабль освободился, Кэнби повернул штурвал на несколько градусов к пирсу и подал оба регулятора тяги вперед. Улыбаясь, он слушал двигатели — те ревели, как будто радовались тому, что снова в деле. Увидев просвет между кормой и пирсом, Кэнби вывернул штурвал до предела влево и быстро перевел левый: двигатель на реверс, с замирающим сердцем разворачивая корабль. По рубке пронеслись вздохи, когда стремительно закружившая корма почти покинула пирс. Через несколько секунд вздохи повторились — два стабилизатора едва не зацепили двухэтажный ангар, построенный прямо на дамбе. Тем не менее корабль устремился прямо в открытую воду, и рубка огласилась радостными криками и поздравлениями. Проглатывая ком в горле, Кэнби почувствовал, как у него загорелись щеки.

— Спасибо, — бросил он через плечо. — Кажется, я давно не практиковался.

— Все здорово, командир, — пророкотал О'Коннор. — Вряд ли у меня получилось бы лучше. А кроме того, — добавил он со значением, — вы ведь ничего не снесли.

— Чуть-чуть не снес, — согласился Кэнби, только теперь замечая, что у него дрожат руки.

Остановив «Смерть», он сквозь дождь посмотрел направо, где Конфрасс готовила «Войну» тащить на буксире «Голод». У Ольги оказалось значительно больше места для разворота, чем у Кэнби, но все-таки не так много.

С прикрепленным к носу «Голода» вытравленным до предела кормовым тросом, Конфрасс развернулась, а затем остановилась. Левый борт оказался на траверзе правого борта буксируемого корабля. Кэнби наблюдал в бинокль, как портовые рабочие в желтых дождевиках выбросили булинь и оба комплекта шпринга, оставляя прикрепленным к швартовой тумбе лишь кормовой трос, который был готов открепиться в любую секунду. Конфрасс выбросила за правый борт два якоря и начала навивать буксир, уводя нос «Голода» от пирса. Когда корабль встал к нему — и к «Войне» — почти под прямым углом, портовая команда выбросила кормовой трос, и Конфрасс снялась с обоих якорей.

— Отличная работа! — передал по связи Кэнби, когда Конфрасс прошла слева от него и встала по течению, где дымку стремительно уносил поднимавшийся ветер.

— А ты как думал! — пришел ответ от ухмылявшегося изображения Ольги Конфрасс. — Мы не халтурим — спроси любого из моих клиентов.

«Голод» вышел из бухточки. Кэнби ждал, пока Гиббоне отдавал швартовы и пытался развернуться при помощи единственного рабочего двигателя. Даже издали Кэнби видел, что Гиббонсу выпала гораздо более трудная задача, чем Конфрасс. Однако он справился с ней почти без колебаний — «Чума» вышла в покрывшуюся теперь белыми барашками реку, из-за перекоса рулевой машины заметно сместившись влево. Не успел Кэнби поздравить командира, как его кривая ухмылка появилась на дисплее.

— Неплохо для банды отставного флотского старичья, — заметил Гиббоне.

— Совсем неплохо, — согласился Кэнби с наигранной серьезностью. — К тому же при случае всегда сможем организовать рыболовный чартерный рейс.

Он следил за Гиббонсом, пока корабли не вышли из маленькой бухты, а затем включил свои двигатели и, набрав скорость, как заранее договорились, в тридцать узлов, возглавил колонну, оставляя за собой белый след из ледяных брызг. Корабли пошли вниз по Ист-ривер — на сером фоне угасавшего дня вырисовывались гигантские манхэттенские башни, и сияющие яркие огни города боролись с наступавшей ночью. Огибая пирсы и развалины древних обвалившихся мостов, корабли прогрохотали мимо оказавшегося слева Бруклина и справа — нижнего Манхэттена, затем обогнули Бэттери-Парк. Кэнби представил где-нибудь за столом Тенниел, как раз приступавшую к своей ночной работе…

Наконец колонна достигла верхней нью-йоркской бухты, миновав остров Бедлоу, где когда-то стоял старинный железный колосс. Теперь сохранился лишь каменный пьедестал, хотя при низкой воде из реки по-прежнему выступала ржавая металлическая нога огромных размеров. Любопытный старый монумент презренный поколениями борцов за справедливость как символ неравенства — со временем осыпался, а затем, в конце двадцать второго столетия, и вовсе упал.

В нескольких милях дальше корабли пронеслись через Веррезано Нэрроуз, избегая опасных остатков огромного обрушившегося моста, потом взяли курс на юго-восток — по нижней нью-йоркской бухте и волнам Атлантики. К этому времени Кэнби не надо было отслеживать шторм по радио — он находился уже над ними.

Оставляя Сэнди-Хук в кильватере, корабли повернули прямо на юг, рассекая вздымавшиеся волны вдоль побережья Нью-Джерси с огнями Сибрайта, Монмут-Бич, Лонг-Бранч и Эшбери-Парк. Теперь скорость кораблей снизилась до восемнадцати узлов. Конфрасс едва справлялась с «Голодом», который раскачивался на конце буксира, словно пьяный моряк.

Следующие одиннадцать часов корабли пробивались к Барнегат-Лайт сквозь двести километров охваченного штормом океана. Там суда собрались было еще раз сместить курс для трехсоткилометрового этапа к мысу Мей, когда Мендерес сообщил с подбрасываемого волнами «Голода» о том, что «Чума» начала отставать.

Вскоре — судя по часам Кэнби, ровно в пять девятнадцать — на одном из дисплеев появилось озабоченное лицо Гиббонса.

— За короткий промежуток времени мы потеряли всю энергию, — доложил он. — Генераторы… В соединении с двигателем утечка. Все накалилось докрасна. Гарднер вернул нам процентов тридцать пять, но пока это максимум. И он не знает, надолго ли этого хватит.

— И что? — с замирающим сердцем спросил Кэнби, хотя уже знал ответ.

— Я вижу лишь два варианта, — ответил Гиббоне. — Или я попытаюсь вытащить корабль на берег к северу от Барнегата, или мы запросто можем затонуть. Лючки двигателей на этой посудине черпают воду каждый раз, когда она поворачивается бортом к волне.

— У меня есть третий вариант, — напряженно думая, предложил Кэнби. Посади экипаж в передний швартовочный купол, а мы попытаемся бросить им трос. Даже с двадцатипроцентной мощностью нам будет легче буксировать «Чуму», чем Конфрасс — «Голод».

— Я как раз на это надеялся! — крикнул Гиббоне. — Сейчас же пошлю туда людей.

Отворачиваясь от дисплея, он принялся отдавать распоряжения.

Кэнби немедленно приказал Беннету сформировать швартовочный экипаж и развернуть правый купол, затем связался с Конфрасс.

— Я возвращаюсь за «Чумой», Ольга, — сообщил он, оглядываясь через гиперэкраны на ее навигационные огни, едва различимые сквозь шторм. — Она почти полностью в воде.

— Не сомневалась, что ты так сделаешь, — заметила Конфрасс. — Я сама еле-еле не сбиваюсь с курса со своей сладкой парочкой.

— Понятно, — бросил Кэнби. — Продолжай двигаться на юг к Норфолку. Скарбински говорит, что шторм идет на убыль, значит, скоро будет легче. К тому же примерно через час начнет светать.

— Удачи, командир, — пожелала ему Конфрасс. — Увидимся в Норфолке.

— До встречи, — ответил Кэнби исчезающей с экрана Конфрасс, осторожно поворачивая штурвал.

За бортом поднимались бесконечные ряды волн и капризно мерцали в свете навигационных огней. Огибая большой круг, позволявший «Войне» с буксиром благополучно занять нужный курс, «Смерть» болталась в бурном потоке, словно сорванный с дерева листок Кэнби заметил, что даже затаил дыхание, колдуя над управлением — после почти десяти лет бездействия. Но возле командира на месте первого помощника спокойно сидел Чанг О'Коннор и во всем помогал ему. Кэнби подумал, что в подобные минуты без такой поддержки просто не обойтись. Качая головой, он посмотрел на гиперэкраны, а затем заставил себя ослабить сжимающие рычаги управления пальцы — теперь требовались лишь легкие касания. С большинством из нынешнего экипажа Кэнби уже приходилось бывать в переделках и выходить из них, но… лиха беда начало.

— Норма, — повернулся он к дисплею. Тотчас же на экране возникла голова Гриффит.

— Командир? — спросила она из машинного отделения.

— Мы возвращаемся за «Чумой». Скорее всего не обойдется без маневрирования, а я знаю, у тебя не было времени как следует проверить рулевую машину. Так что…

— Ловите «Чуму», — настойчиво сказала Гриффит. — Я тут буду держать все под контролем.

— Спасибо, Норма, — поблагодарил ее Кэнби.

— Это моя работа, — ответила Гриффит, и ее изображение на дисплее растаяло.

— Правый купол развернут, — доложил Беннет. — Швар-товочный экипаж здесь, со мной, и мы с буксиром стоим неподалеку.

— Очень хорошо, — отозвался Кэнби, глядя, как «Чуму» швыряют огромные волны. — Сколько тебе нужно времени, чтобы немного осветить объект, Лейла?

— Все уже готово, командир, — сообщила Петерсон. — На всякий случай. Смотрите.

В ту же минуту бушевавший океан осветился неровным сиянием, описавшим небольшую дугу, прежде чем отыскать барахтавшийся в волнах корабль.

— Лейла, — изумленно пробормотал Кэнби, — ты бесподобна.

— А разве кто-то сомневался? — парировала Петерсон.

Кэнби собрался было тоже сострить в ответ, когда О'Коннор завопил:

— Рифы! Рифы! Полный назад!

Не успело еще разнестись это страшное сообщение, как с кормы раздалось еще одно предупреждение;

— С правого борта рифы!

— Мы на мелководье, — услышал Кэнби крики Наргейт швартовочному экипажу. — Ради бога, бросайте якоря! Скорее!

— Стоп, Беннет! — рявкнул Кэнби, смерив навигатора свирепым взглядом. Наргейт заверещала:

— Черт, Кэнби, мало тебе, что ты довел корабль до беды? Теперь еще хочешь погубить нас всех?

Кэнби оставил ее вспышку без внимания — отвечать было некогда. «Чума» стремительно уваливалась под ветер, а экипаж Кэнби, еще не привыкший к военной дисциплине, которая спасала их в прошлом от многих опасностей, парализовали вырвавшиеся у Наргейт слова.

Голосом, перекрывавшим шторм и гул двигателей, Кэнби начал отдавать приказы, одновременно осторожно двигая корму «Смерти» поближе к переднему швартовочному куполу «Чумы», чтобы можно было выстрелить трос. Каждая команда Кэнби звучала точно и четко, что в прошлом прославило его как непревзойденного мастера космических полетов. Действуя в основном интуитивно, Кэнби крепко держал штурвал и разворачивался против ветра. В считанные секунды корабль стоял почти параллельно «Чуме» и всего лишь в нескольких ярдах от ее купола.

Кэнби приготовился, прикинул расстояние и крикнул: «Огонь!» Швартовочный экипаж сразу же выстрелил трос. Но в суматохе тот скользнул обратно в беспокойные волны, прежде чем его успели забрать на борт. Кто-то из швартовочной команды «Чумы» безуспешно попытался поймать трос — огромная волна подняла «Смерть» так высоко, что его отбросило на сотню футов в сторону.

— Еще раз! — прокричал Кэнби, инстинктивно приводя в работу регуляторы тяги.

К этому времени «Чума», которую отнесло за «Смерть», сама едва не налетела на рифы. «Смерть» оказалась почти в таком же плачевном положении, однако Кэнби не привык к поражениям — ни в чем. Сжав челюсти, он подождал, пока швартовочная команда справится с буксиром, а потом ослабил регуляторы тяги, пока два купола не расположились почти перпендикулярно — всего в паре футов друг от друга.

— Да брось ты его вручную, Беннет! — приказал Кэнби. Тотчас же, описав широкую дугу, швартов упал в руки поджидавшего его экипажа «Чумы» — как и Петерсон, Беннет тоже предвидел очередное распоряжение командира. Впрочем, удивляться было некогда. Обоим кораблям еще грозила опасность.

Кэнби продолжал маневрировать. Мало-помалу он взял «Чуму» на буксир, удерживая «Смерть» возле самых рифов и периодически выкрикивая приказы. Уже давно рассвело, а Кэнби все боролся со штормом. Порой казалось, что два корабля слепо летят прямо на покрытую пеной отмель, где их неминуемо подстерегает гибель. Но снова и снова «Смерть» уступала твердой руке капитана, а трос держал. В одну из таких критических минут Кэнби прищурился.

— Видишь вращающийся маяк на западном мысе? — спросил он, вглядываясь сквозь дождь.

— Да, — проговорил, задыхаясь, О'Коннор, — вижу.

— А башню чуть севернее — ту, что похожа на елку?

— Вижу.

— Это широковещательная башня — «WNRG19», далеко на суше. Я помню ее еще с флотских времен. Если огонек удержится к югу от башни, все будет в порядке, если нет — я посадил оба корабля на рифы.

— Господи! — воскликнул О'Коннор. — Может, нам обойти еще раз?

— Не получится, — сказал Кэнби, качая головой. — Посмотри на карту. У нас едва хватает места пройти отмели тем курсом, который мы взяли. Но если мы сможем обойти с наветренной стороны скалу под названием Зуб Сатаны, то минуем самую дальнюю точку. Иначе…

— Почему мы не вышли тем же путем, что и зашли? — спросила Наргейт.

— Я бы так и сделал, — буркнул Кэнби, — если бы позволил прилив. Но в борьбе со штормом у нас просто не хватало мощности.

Взглянув в гиперэкраны, капитан сжал губы. Никто и не обещал, что будет легко.

— Гриффит, — приказал он, — на короткое время мне понадобится вся стартовая энергия.

— Бог ты мой, прошу у командира прощения, — проворчала Гриффит, — но мы еще не проверяли корабль с такой энергией.

Кэнби почувствовал, что улыбается.

— Теперь уже некогда, — заметил он. — Кроме того, ты что — хочешь жить вечно?

— Конечно, нет, — буркнула Гриффит. — Терпеть не могу старость.

Спустя несколько секунд она заглянула с экрана в глаза Кэнби.

— Считай, что вся энергия твоя. Пользуйся!

— Это самоубийство! — завопил кто-то с кормы.

— Это необходимость, — парировал Кэнби. — Смотрите, — предложил он, показывая на землю, — сейчас две башни почти сливаются. Нас по-прежнему сносит в подветренную сторону… Гиббоне! Отдай все, что есть у «Чумы», и следуй за мной.

Затем он толкнул регуляторы тяги вперед от отметки «СТАРТ» до отметки «БОЕВАЯ НАГРУЗКА» и с замирающим сердцем стал ждать. В какую-то секунду результат показался сомнительным. Удары двух неотрегулированных двигателей сотрясали весь корпус. Оглядываясь назад, Кэнби заставил себя дышать. Буксир все еще держался, а оба корабля двигались против шторма. Кэнби сделал все что мог — теперь это должно или сработать, или нет. Он ощущал нараставшее напряжение экипажа. Затаив дыхание, все ждали…

Немного впереди белел от пены океан, и волны, вместо того чтобы катиться одна за другой, казалось, беспорядочно метались. Кэнби разглядел в водном хаосе темный вал не больше сотни метров шириной, но вскоре тот скрылся из виду. Скорее по наитию, чем по каким-то другим соображениям, Кэнби повел корабли между бурунами. Командиром овладело полное спокойствие, он правил рулем так, словно его кто-то вел. Снова и снова, когда пена откатывалась в подветренную сторону, экипаж оживлялся, предполагая, что опасность миновала, но огромные волны вздымались перед ними одна за другой.

Наконец два корабля достигли такого места, где, казалось, их подстерегала сама погибель. Кэнби ждал этого Сосредоточившись, он вгляделся в волны, заметил скалу как раз тогда, когда она на секунду обнажилась, затем обогнул дальний край узкого прохода, рывком в самый последний момент сдвинул руль управления и благополучно вывел оба корабля из рифов в тяжелые волны открытого океана.

По всей их рубке — так же как и на «Чуме» — прокатились крики радости. Гиббоне выглядел на экране так, будто провел за приборами лет десять. Кэнби прекрасно понимал причину. Его помощнику досталась более трудная работа ждать и следовать за человеком, суждению которого приходится безоговорочно подчиняться.

Шторм быстро ослабевал, хотя по-прежнему бушевал ветер. Вокруг простиралось одно лишь море, на горизонте едва показался Барнегат-Лайт, и, установив курс на юго-запад, Кэнби передал штурвал О'Коннору. Как только он собрался осмотреть корабль, на экране появилась Гриффит.

— Да, командир, — начала она, — я по поводу этих двигателей…

— Что с ними? — устало спросил Кэнби.

— Они проверены, — с легкой усмешкой доложила Гриффит, — и готовы к взлету в любое время, когда вам захочется опробовать приборы управления полетом. Я подумала, вам будет интересно.

Усмехнувшись, Кэнби откинулся в кресле, заметив далеко впереди два других своих корабля.

— Большое спасибо, Гриффит, дружище, — поблагодарил он. — Мне просто не терпелось это услышать. Но, думаю, летную проверку мы пока отложим. На сегодня с меня достаточно.

7 февраля 2690 г., земное летосчисление

Омега-932

Пока Кэнби направлялся на корму, чтобы оценить разрушения, причиненные бурей его «DH98», Кобир с четырьмя «KV388» находился более чем в миллионе световых лет от легионеров, на неспокойной, образованной из жидкого азота поверхности Омеги-932, маленькой мертвой планеты в отдаленном уголке Галактики. Вместе с экипажами Кобир только что доставил ценный груз из приводных кристаллов типа 94/А с захваченного накануне утром торгового корабля на один из своих старых «KV72». Под безрадостным черным небом пираты собирались освободить судно, предварительно выведя из строя узлы связи. Наземные экипажи кирскианцев в армированных скафандрах уже хлопотали вокруг «388», готовясь лететь домой, на Халиф, когда в переговорном устройстве Кобира послышался голос Зернера Петроски, капитана «KV72»:

— Сенсоры дальнего действия засекли восемь тяжелых крейсеров. Вероятно, снова имперские «тарквины» ТА-91. На этот раз они уж точно по наши души.

— Zvoiki! — выругался Кобир по-кирскиански. Он знал, что корабли ищут его уже несколько недель, и старательно избегал встречи с ними. Впрочем, рано или поздно, неизбежное должно было случиться.

— Всем капитанам — снимаемся! Срочно! — приказал Кобир, бегом устремляясь вдоль корабля к верхней шлюзовой камере.

— Петроски! — распорядился он. — Выведи «72» на другую сторону планеты, затем установи обратный пеленг из дома, пока мы здесь не разберемся. Понятно?

— Понятно, — ответил Петроски.

Большего и не требовалось.

Уголком глаза Кобир видел, как старый корабль двинулся вперед над бесконечными волнами жидкого азота. Затем капитан вошел в шлюзовой отсек и принялся запечатывать люк — Всем на боевые посты! Закрыть защитные герметические переборки! Шкода, подними нас — сейчас же!

Вскоре он начал пробиваться сквозь охваченную суматохой летную рубку, где Шкода уже быстро вел корабль над азотом. Когда Кобир скользнул в свое кресло, корабль поднимался на полной мощности.

— Это они? — нетерпеливо спросил Кобир, через гиперэкраны показывая на две группы из восьми сверкающих пятнышек, образующих в черном небе клин.

— Меня это нисколько не удивляет, — бросил Шкода в своей обычной невозмутимой манере.

Пока он говорил, каждое пятнышко вспыхнуло в темноте, и удалявшаяся поверхность планеты выстрелила ярким свечением. Кобир оглянулся на беспорядочное озеро жидкого азота, оставленное ими лишь пару минут назад. Внезапно оно изверглось вспышками огня и метнувшихся вверх гейзеров.

— Пресвятая Дева! — воскликнул Кобир, когда одна из вспышек разорвалась со страшной силой. — Они палят по торговому судну!

— Что? — как ни странно, удивился Шкода.

— Они… попали в судно, которое мы захватили! — выкрикнул Кобир, чувствуя, как у него закрутило в желудке. — Господи, вот это взрывы! Наверное, угодили прямо в энергоотсеки. Живых не будет.

— Кому понадобилось… кто смог… пойти на такое? — спросил Шкода, оглядываясь на вспышку излучения, отметившую собой верную гибель судна.

— Должно быть, стреляли, даже не пытаясь определить, во что именно.

— Как целая эскадра истеричных новобранцев в первом бою? Кобир кивнул.

— Я тоже так думаю. Неужели это Имперский Флот, который шерстил нас всего несколько лет тому назад?.. Возможно, старик, это представление устроили специально, чтобы мы впали в излишнюю самоуверенность.

— Скоро все выяснится, капитан, — заверил Шкода. В лобовых гиперэкранах мелькнула звездочка. На секунду Кобир потерял восемь имперских кораблей из виду. Теперь те находились внизу — летали над полыхавшими обломками и под пологим углом обстреливали их. На высоте примерно девятнадцати тысяч метров Шкода снова заметил корабли и сообщил:

— Я их вижу.

— Где? — спросил Кобир.

— Вон там, — ответил Шкода, показывая чуть вперед от опускавшихся и стремительно погружавшихся в бездну планеты развалин.

Кобир вздохнул.

— Пожалуй, пора нам заняться имперцами, — проговорил он, глядя на правый борт, где выстраивались Квадрос и Руа.

Кобир ненадолго задумался, однако выбора у него не было. Восемь кораблей тенью следовали за ними уже почти неделю, действуя так непрофессионально, что Кобир мысленно удивлялся. Он переключил встроенное в скафандр переговорное устройство на ближний радиус действия.

— Мы нападем на них, — сообщил Кобир другим капитанам. — Прямо сейчас.

— Корабль поведешь ты? — спросил Шкода.

— Радуйся, — с улыбкой возразил Кобир. — Сегодня я буду получать удовольствие в качестве зрителя.

— Я рад, мой капитан, — ответил Шкода, заставляя корабль камнем броситься вниз и в считанные секунды сократить расстояние до имперцев.

С внешней стороны планеты четыре штурмовика держались, словно связанные Две четверки атакующих прекратили штурм и твердо держались курса, ясно указывающего на то, что они не заметили скрывшегося с другой стороны планеты Петроски с его «72».

Кобир взглянул на радиолокационную систему опознавания, показывающую теперь восемь штурмовиков ТА-91 класса «тарквин», и кивнул.

— «Тарквины», — бросил он. — Мощные корабли. Шкода пожал плечами.

— Возможно. Если экипажи под стать им. Восемь «тарквинов» продолжали идти тем же курсом, очевидно, не ожидая неминуемой гибели.

— Атакуем крайний правый корабль в правой четверке, — объявил Шкода.

— Крайний правый в правой четверке, — эхом повторил Фризелл. Орудийные системы заряжены и берут цель.

По-прежнему снижаясь, «388-е» стремительно приближались к жертве. Новые «тарквины» запросто могли бы удрать от более старых кораблей Кобира, но победила заурядная небрежность. Пока Кобир отдыхал, на гиперэкранах вырос самый правый ТА-91, затем, как раз когда Фризелл собрался стрелять, корабль внезапно метнулся вправо. Кобир нахмурился, на секунду предположив, что имперцы лишь инсценировали некомпетентность, но, к его удивлению, дальнейших маневров не последовало. Хотя «тарквин» теперь явно ускорялся, он все равно не мог избежать дисрапторов «388-го». Первый же залп Фризелла угодил прямо в реакторный отсек, прежде чем орудийные башни «тарквина» пришли в движение. Два дисраптора противника хило разрядились, затем вся их энергия, казалось, упала, и штурман устремил корабль прямо к планете.

Кобир посмотрел на приборы — высота составляла менее трех тысяч метров над черным океаном бурлящего жидкого азота. Кобир огляделся и никого не увидел — У империей больше нет энергии для дисрапторов, Дориан, — заметил он. — Проводи корабль вниз. Может, нам удастся спасти часть экипажа.

Улыбнувшись, Шкода искоса взглянул на Кобира.

— Как вам будет угодно, мой капитан.

Вскоре Шкода расположил свой «388» справа от носа подбитого корабля.

В бинокль Кобир отчетливо видел панели управления — и экипаж рубки, погрузившийся в полный хаос и панику. Кто-то колотил руками в гиперэкраны, раскрыв рот в мучительном вопле. Некоторые неловко распростерлись на палубе — даже без боевых скафандров! Одна трогательная фигура, похоже, нацеливала на лежащих голокамеру. И только штурман тщетно боролся с управлением.

Поморщившись, Кобир отложил бинокль. За исключением темневшей неровной дыры в реакторном отсеке, сиявший белизной космический корабль, на кабине которого золотыми буквами было написано «Эдисон», судя по всему, нисколько не пострадал. Качая головой, Кобир посмотрел на белую звезду, наложенную на концентрические окружности красного и синего цветов. Как же такая команда непрофессионалов — нет, скорее просто идиотов — могла занять командную рубку имперского космического корабля?

Наконец штурман попытался сесть на «брюхо» над клубившейся поверхностью. Но, задев ее ребром стабилизатора, корабль закувыркался в потоках азотной взвеси, выпуская яркий шлейф энергии и теряя фрагменты корпуса. Лишь исключительное мастерство Шкоды, промчавшегося на «388» сквозь взрыв, спасло его корабль от катастрофы. Секундой позже на месте трагедии остались лишь обломки — и не одного спасательного шара.

После третьего бесплодного захода в поисках оставшихся в живых Шкода поднялся в космос. По гиперсвязи Кобир созвал остальных и с радостью услышал о том, что три его других капитана тоже поразили цели — Липпи сразу две. Кобир почесал в затылке — уцелевшие имперцы полным ходом отступали и, судя по их переговорам, возвращались на Землю, докладывая о том, что их атаковали по меньшей мере двадцать пиратских кораблей.

Колумбийский сектор

Нью-Вашингтон

Земля

Глубоко в подвале старого здания Пентагона в комнате рекогносцировки внезапно воцарилась мертвая тишина Ее прерывали лишь жалобы по гиперсвязи трех уцелевших крейсеров ТА-91 класса «тарквин», спасавшихся бегством от «ужасного столкновения с превосходящими силами противника». Не важно, что эти силы представляли собой всего четыре корабля, а в имперскую эскадру входили восемь новейших, самых мощных кораблей Флота. Хотя и потрясенный, ум Дэвида Лотембера лихорадочно работал над тем, как скрыть размеры бедствия перед прессой. Он взглянул на стоящего рядом со сжатыми кулаками Дженнингса.

— Что это опять за пиратские корабли?

— Думаю, «квлоковы», господин министр, — предположил Дженнингс. «KV388L» — одни из лучших кораблей, сделанных в Новокирске во время войны.

Лотембер нервно покусал ноготь.

— Н-но, наши., наши…

— ТА-91 «тарквины», господин министр.

— Ну да, конечно, наши «т-тарквины»… ведь они намного новее? И большей мощности?

— Да, господин министр.

— И лучше вооружены?

— На «тарквинах» действительно больше дисрапторов, господин министр, подтвердил Дженнингс.

— И… — Лотембер вскинул руки, — что-то вихревое?

— Бета-вихревое оружие, господин министр.

— Тогда в чем же дело?

— Господин министр, «388-й», который, как мы видели, преследовал «Эдисон», тоже, оказывается, был вооружен бета-вихревыми дисрапторами.

— Я боялся этого, — сказал Лотембер с растущим раздражением. — И все-таки восемь против четырех. Почему эта восьмерка не могла уничтожить или хотя бы захватить — пиратов, как я приказал? Видит Бог, я лично отправил на задание самые талантливые и образованные экипажи. Просто в голове не укладывается!

Он откинулся на подушки плюшевого министерского кресла и сердито посмотрел на Дженнингса.

— Это все вы, сами знаете.

— Господин министр?

— Да хватит вам, Дженнингс! — рявкнул Лотембер, задыхаясь от гнева. Вы виноваты — вы и ваши тупорылые солдафоны, которых я разрешил вам назначить на корабли.

Подняв взгляд на бесстрастного флотского офицера, Лотембер в ярости стиснул зубы.

— Это… саботаж, вот что это, Дженнингс! — продолжал он тихим дрожащим голосом. — Сейчас я не могу этого доказать, но в следующий раз вам так просто не отмазаться. Я прекрасно знаю, что вы и ваше самонадеянное начальство направили на корабли самые худшие кадры. Ну, что можете сказать?

Внешне Дженнингс оставался спокойным, хотя пару раз его кулаки сжались, а щеки слегка покраснели.

— Я… мы ничего подобного не делали, господин министр, — ответил он, к еще большей досаде Лотембера сосредоточив взгляд где-то в пустоте. — На самом деле, господин министр, некоторых из знакомых мне главных корабельных старшин на эти корабли назначил лично я.

— Не может быть!

— Это так, господин министр, — закрыв глаза, проговорил Дженнингс превратившимся в узкую прорезь ртом. — Поскольку выбранные вами офицеры оказались такими неопытными, что без помощи не могли запустить двигатели.

Дженнингс стиснул зубы, как будто от физической боли.

— Ложь! Ложь! — заверещал Лотембер с подушек своего огромного вращающегося кресла. — Грязный вы лжец!

У него заболела голова, и он почувствовал, как покрывается потом. Дженнингс же продолжал стоять навытяжку, уставившись в пустоту и добела стиснув кулаки. Почему эта бетонная статуя одетого в мундир болвана никак не реагирует? Внезапно Лотемберу пришла идея. Вероятно, негодяю требуется встряска. Министр, несомненно, обладает властью обеспечить ее. Да, именно встряску — причем нешуточную…

— Ладно, Дженнингс, — проговорил Лотембер с едва заметной улыбкой. Вы когда-нибудь слышали слово «чистка»?

— Слышал, господин министр.

— Хорошо, — сказал Лотембер, глядя на подчиненного испепеляющим, по собственному мнению, взглядом. — Возможно, мне стоит обратить внимание на вас, закоснелых флотских, начни я бороться с настоящей некомпетентностью. Если я этим все-таки займусь, вам и вашим твердолобым друзьям можно будет собирать чемоданы. Потому что моя чистка ознаменует конец вашей карьеры. Понятно?

Дженнингс стоял молча.

— Ну?..

Снова молчание — хотя Лотембер, к своему утешению, отметил, что все в комнате не сводят с них двоих глаз.

— Да отвечайте же мне!

— Мне… все понятно, господин министр.

— Хорошо, — бросил Лотембер, находя хоть какое-то утешение в том, что заставил подчиненного отреагировать.

— Тогда на этом все, господин министр? — спросил Дженнингс, по-прежнему вглядываясь во что-то над головой Лотембера.

«Вот свинья, — подумал тот, — у него еще хватает наглости задавать вопросы».

— Еще нет, — возразил Лотембер, напряженно думая.

С пиратами все-таки надо что-то делать. Он нахмурился. Ну, разумеется! Нужно просто послать против них еще одну эскадру. Только теперь Дженнингс и его недалекие дружки получат полный контроль над подбором экипажа — включая офицеров. Если и на этот раз дело кончится провалом, Лотембер осуществит свою чистку, освобождая от вины своих людей и заодно завоевывая себе крайне важную репутацию.

Конечно, если эскадра преуспеет, он отнесет это на свой счет и тоже крупно выиграет. В целом, Лотембер счел свой план довольно искусным и нисколько для себя не опасным.

Улыбаясь, министр посмотрел бесстрастному капитану в глаза.

— По непостижимым для меня причинам, Дженнингс, я намерен дать вам возможность спасти свою шкуру от пособия. Завтра вы лично сформируете новую эскадру «тарквинов», чтобы в течение недели развернуть ее против пиратов, Впрочем, на сей раз подбор персонала будет полностью на вас — так же, как и ответственность за успех. Вы понимаете, что я вам сейчас говорю?

— Целиком и полностью, господин министр, — ответил Дженнингс, и глазом не моргнув.

— Отлично, — заметил Лотембер, ненадолго задумавшись. — Теперь еще одно задание. Я хочу, чтобы вы попросили осуществляющих контроль над СМИ и распространением информации — как вы, конечно, знаете, этих людей назначил я — подготовить выпуск новостей, касающийся героического сопротивления, оказанного нашей крошечной эскадрой превосходящим силам из двадцати тридцати кирскианских пиратских кораблей. Безотлагательно. В ваших интересах сделать все, как нужно — как нужно мне. Ясно?

— Ясно, господин министр. Это все?

— Нет, черт побери, я скажу вам, когда закончу. Когда выпуск новостей будет готов, пошлите ко мне группу лучших документалистов. Я хочу, чтобы они составили точную историческую запись об этой неравной битве. Тоже понятно, Дженнингс?

— Тоже понятно, господин министр.

— Тогда убирайтесь и приступайте к работе. Видит Бог, мы не можем терять времени.

7-8 февраля 2690 г., земное летосчисление

Восточное побережье Атлантического океана

Земля

В то время как Лотембер планировал свои дальнейшие шаги, четыре корабля Кэнби двигались вдоль побережья Джерси, увеличивая скорость, насколько позволяли стихавший ветер и волны. Радиоактивные руины Атлантик-Сити остались за кильватером, и к полудню корабли прибыли к мысу Мей, затем почти на сто километров потеряли землю из виду в устье бухты Делавэр. К пятнадцати ноль восьми, когда мыс Хенлопен находился на траверзе, корабли начали десятичасовой бросок к мысу Чарльза мимо Оушен-Сити-Сауз. К полуночи они вошли в Нижний Чесапик, где взяли курс на северо-запад, минуя огни распростершихся корпусов главного управления Норфолкского Имперского Флота, к давно заброшенной Перринской станции техобслуживания, расположенной на западном берегу бухты. Когда все четыре корабля благополучно встали на якорь в нескольких сотнях футов от смутно вырисовывавшейся станции, Кэнби отправил следующее сообщение: «Заранее благодарю за бутылку бурбона, захваченную каждым командиром на совещание капитанов, которое начнется на борту моего корабля через десять минут после того, как все корабли будут задраены на ночь».

Путь оказался долгим.

В предрассветном полумраке, наполненном криками просыпающихся водяных птиц, а также мириадами невидимых береговых существ, Кэнби, О'Коннор и Петерсон пригнали одну из надувных лодок «Смерти» к берегу. Кэнби еще никогда не видел станцию с воды. В утреннем сумраке станция, конечно же, казалась совсем не такой, как в тот раз, когда Кэнби посещал ее вместе с Немилом Квинном. Тогда пристани и защитные ограждения пустовали — теперь же их занимали большие угловатые корабли.

— Что нахмурился, командир? — спросил О'Коннор сквозь гул маленького забортного двигателя на корме — Не знаю, — ответил Кэнби. — Здесь было гораздо свободнее, когда мы приезжали сюда с Квинном.

— Похоже, на причалах контейнеры с ячейками, — предположил О'Коннор. Большие.

— Да, — согласилась Петерсон. — Покрыты брезентом. Никаких сомнений.

Когда Кэнби подвел лодку к одному из эксплуатационных пирсов с кранами, стало очевидно, что О'Коннор не ошибся.

— Квинн ничего об этом не говорил, — промолвил Кэнби, постепенно одолеваемый неприятными предчувствиями.

Неужели Квинн передумал? А вдруг база возобновила работу, а он об этом даже не знает? В конце концов, кто стал бы сообщать канцлеру о такой мелочи?.. У Кэнби нервно заиграли на скулах желваки.

— Давайте поднимемся на пристань и, прежде чем начать беспокоиться, посмотрим, что там такое, — предложил он как можно более уверенным тоном.

Вскоре все трое стояли возле больших, похожих на ящики предметов, размерами примерно четыре на шесть и на четыре каждый. Сверху «ящики» покрывал пропахший маслом брезент. Шагнув к ближайшему из них, Кэнби сорвал контровку, удерживавшую веревку на дне ящика, и приподнял угол брезента.

— Да, это тара для хранения, — подтвердил Кэнби, глядя на желтовато-зеленые пластиковые поверхности. — Чанг, возьмись-ка за другой угол — посмотрим, есть ли какая-нибудь маркировка.

Вдвоем они водрузили тяжелый брезент на крышку ящика.

— Есть! — воскликнула Петерсон.

Все трое раскрыли рты от изумления, когда Кэнби вслух прочел нанесенную по трафарету надпись:

ЯЩИК 1, ПОДЪЕМНЫЙ СТРОП ДЛЯ МОНТАЖА DH98

КРЕПЕЖНАЯ И ПЕРЕДНЯЯ РАМА 91

ДЕТАЛЬ № АО 309 85 51

— Бог ты мой, — ошеломленно выговорила Петерсон — Это же передний конец подъемной системы «DH98». Я думала, нам придется делать ее самим. Что ж, этот ящик сэкономит нам недели работы… — Она вдруг остановилась, недоговорив. — Каким ветром его сюда занесло?

— У меня несколько соображений, — заметил Кэнби, оглядываясь по сторонам. — Но сначала посмотрим, что в двух других ящиках. Лейла, пока мы с Чангом примемся за следующий, свяжись с кораблями и скажи им, что можно высаживаться.

— Есть, командир, — ответила Петерсон и направилась к лодке.

Кэнби хмуро посмотрел на большие накрытые ящики Ряд бетонных площадок станции тоже был уставлен штабелями — их тщательно закрывал брезент, слишком чистый, чтобы пролежать здесь более чем несколько дней.

— В последний раз, когда я сюда приезжал, ничего этого не было, признался Кэнби, качая головой.

— Мы определенно кому-то понравились, — пошутил О'Коннор.

— Определенно, — кивнул Кэнби, осматривая пять других эксплуатационных пирсов станции.

Два из них пустовали, но на трех остальных хранились завернутые в брезент ящики — на первый взгляд такого же размера, что те три на пирсе, где стояли О'Коннор и Кэнби.

— Ты думаешь, — пробормотал он скорее себе, чем своему спутнику, — что в них? Кэнби недоуменно покачал головой. Нет, лучше все по порядку.

— Давай-ка сначала проверим эти. Если они и взорвутся, то, кроме нас, никто больше не пострадает. Правильно? О'Коннор флегматично кивнул.

— Хорошая — хотя и не очень приятная — идея, — отозвался он.

В напряженной тишине Кэнби помог ему открыть два ящика с маркировкой «ПОДЪЕМНЫЙ СТРОП ДЛЯ МОНТАЖА». Кроме того, что при вскрытии герметически запечатанных крышек раздались легкие хлопки, ничего не произошло. Похоже, в ящиках содержалась вся подъемная система. Изумленно качая головой, Кэнби перевел взгляд на другие пирсы.

— Как считаешь, на тех пирсах то же самое?

— Есть только один способ проверить, — проговорила Петерсон хриплым от волнения голосом.

Они поспешили на другие пирсы — каждый, конечно, оказался оборудован полным подъемным набором. Под конец начали подтягиваться люди с кораблей и открывать таинственные ящики. К полудню ошеломленные легионеры собрались в одном из пустовавших ангаров, чтобы обменяться информацией. В дополнение к подъемным стропам загадочный благодетель — большинство легионеров не знали о роли, которую играл в их судьбе Квинн — обеспечил их тремя наборами специальных инструментов, двумя полными комплектами запасных частей, а также устройствами разового применения, такими как уплотнители и герметики, которых должно было хватить по меньшей мере на год, плюс ко всему — двумя запасными двигателями. Легионеры нашли даже тренажер серийного завода, на котором тренировались перед первым полетом пилоты-испытатели.

— Кажется, канцлер и впрямь проявил о нас заботу, — промолвила Петерсон в тот вечер, когда они с Кэнби стояли на пирсе и смотрели, как над Нижним Чесапиком угасает солнце. — Теперь у нас есть почти все, что нужно.

— Почти все, — повторил Кэнби, на время погруженный в мысли. Кроме…

— Кроме чего? — спросила Петерсон. — Что еще нам может понадобиться?

Едва ли не с болью Кэнби вернулся к реальности и взглянул на рябь на воде в нескольких ярдах от пирса. Все так просто, когда у тебя в руках только одна часть мозаики… Он с улыбкой повернулся к Петерсон.

— Посмотри назад, — предложил Кэнби, указывая на базу. — Видишь все эти освещенные окна и двери? Обернувшись, Петерсон нахмурилась.

— Конечно, вижу, — наконец ответила она. — В чем же дело? У нас есть все необходимое — даже подходящие люди. Что может быть лучше?

Кэнби улыбнулся.

— Именно о людях я и беспокоюсь.

— Не понимаю, — с озадаченным видом сказала Петерсон. — Лучше не найдешь. Большинство ты подбирал сам. Так что плохого может случиться?

— Чем больше всего любят заниматься эти люди, когда они не в космосе? — с усмешкой задал вопрос Кэнби.

— Трахаться? — предположила Петерсон, тоже усмехаясь. Кэнби рассмеялся.

— Еще больше.

— Лучшего занятия просто не существует, — возразила Петерсон. Кому-кому, Гордон Кэнби, а тебе это известно. Кэнби почувствовал, как его щеки загорелись.

— Допустим, — с ухмылкой согласился он. — От тебя, похоже, это не укрылось?

— Похоже, так, командир, — подтвердила Петерсон.

— Вспомни, — не унимался Кэнби, — тот первый наш день. Что мы делали до того, как?..

— Мы… ну, наверное… поужинали.

— Вот именно, — сказал Кэнби, касаясь ее руки. — А для нас это целая проблема.

— Пойти поужинать?

— Питание! — нетерпеливо воскликнул Кэнби. — Всех этих людей надо кормить — что очень недешево.

Петерсон поморщилась.

— Так ты о деньгах?.. Я не думала о том, что они у нас кончатся.

— Вот это меня и беспокоит, — заметил Кэнби, уныло уставившись в темневшие воды Чесапика. — Я был так поглощен самими кораблями, что до настоящего времени тоже не думал о деньгах.

13 марта 2690 г., земное летосчисление

Колумбийский сектор

Нью-Вашингтон

Земля

Заинтригованный сообщением осведомителя об истории Лотембера с космической засадой, Ренальдо нашел в своем напряженном графике время на то, чтобы нанести неожиданный визит в Пентагон.

«Двадцать пиратских кораблей, — рассуждал Ренальдо, сидя вместе с другими в комнате для совещаний, — представляют собой настоящую засаду опасно крупных вооруженных сил, которыми необходимо срочно заняться». Впрочем, если осведомитель графа не ошибался, и восьми мощным космическим крейсерам действительно задали трепку — причем очень основательную какие-то четыре корабля, оставшиеся с войны, которая закончилась почти десять лет назад, тогда у Флота существуют серьезнейшие проблемы. Ренальдо нахмурился. Без надлежащего внимания и та и другая ситуация легко могут навредить ему как первому покровителю Адмиралтейства.

Возле голопроектора, занимавшего одну из стен, Дэвид Лотембер полным ходом представлял свою версию нападения пиратов, дополненную результатами пространственных съемок, сделанных во время боя. Лотембер как раз дошел до позорного эпизода, отснятого в рубке в последние секунды перед гибелью обреченного «Эдисона».

Такая сцена не приснилась бы Ренальдо и в кошмарных снах. Экипаж «Эдисона», очевидно, поддался панике, а идиот Лотембер даже не обратил на это внимания. Он разглагольствовал о мужестве молодых мужчин и женщин, когда прямо перед его глазами в рубке воцарился полный хаос. Некоторые лежавшие на палубе придурки даже не надели боевых скафандров — очевидно, они погибли, когда пираты пробили корпус. Только один штурман боролся с управлением — бог знает, где в это время находились остальные. Какой-то идиот додумался снимать «388» через гиперэкраны. Господи! Кто эти «сапожники» и как они попали во Флот? Ренальдо почувствовал, что у него поднимается давление, и собрался устроить Лотемберу разнос, когда изображение снова сменилось пиратским кораблем — на этот раз он был ближе и на параллельном курсе.

«Знакомые очертания, — сквозь гнев подумал Ренальдо. — Угловатый, мрачный и мощный». Он помнил вражеские корабли — такие же несимметричные еще с войны. Без всяких подробностей — у него отложилось лишь, что они считались самыми опасными кораблями кирскианцев.

Ренальдо нахмурился. Откуда вообще взялись два десятка этих старых кораблей? Затем его внимание привлекла высокая могучая фигура во вражеской рубке… да еще со старомодным биноклем в руках! Почему-то этот человек показался графу знакомым… Внезапно его сердце едва не остановилось пират опустил бинокль и, вероятно, с искренним сожалением покачал головой. Этот богатырского телосложения мужчина имел широкий лоб, а также высокие скулы славянина, прямые темные волосы, широко поставленные глаза и выражение лица, которое граф не забыл бы никогда.

— Кобир! — невольно вырвалось у него.

— Мой господин? — подобострастно отозвался Лотембер.

— Иисус и Мария с Иосифом! — простонал Ренальдо, когда из-за толчка корабля с экрана исчезло изображение. — Стоп! Проиграйте это еще раз!

— Проиграть что, мой господин? — спросил Лотембер, подняв брови.

— Ту… ту часть, с пиратской рубкой, — сорвавшимся голосом проговорил Ренальдо.

— Но, мой господин, я еще не закончил брифинг, — возразил Лотембер.

— Мне плевать на ваш дурацкий брифинг, Лотембер, — прорычал Ренальдо. — Я хочу увидеть тот пиратский корабль еще раз. Понятно?

— Н-но…

— Сейчас же, я сказал!

— Хорошо, мой господин. Одну секунду. Ренальдо снова и снова просматривал короткий фрагмент. Каждый раз граф все больше убеждался в том, что человек в пиратской рубке — действительно Кобир. Наконец Ренальдо поднял голову.

— Хватит!

— Т-тогда я продолжу брифинг? — спросил Лотембер, явно сконфуженный.

— Нет, — отрезал Ренальдо, едва владея собой.

— М-может быть?.. — начал Лотембер.

— Молчать! — приказал Ренальдо. — Освободите комнату. Немедленно.

— С-слушаюсь, мой господин, — выдавил Лотембер. — В-всем вон! Быстро!

Ренальдо наблюдал, как участники брифинга друг за другом проходят мимо него к дверям. Испуганные взгляды немного смягчали положение, в которое попал граф. Только одному человеку — худощавому мужчине в форме — казалось, было смешно. Впрочем, этих солдафонов разве разберешь…

Наконец дверь закрылась, и Ренальдо остался наедине с Лотембером.

— Выключи все свои вертушки, — прорычал граф. — Ручаюсь, записывать то, что мы сейчас будем обсуждать, тебе точно не захочется. Ясно?

— Д-думаю, что да, мой господин, — пробормотал Лотембер, дотрагиваясь до ряда панелей.

— Сядь, Лотембер.

— Да, мой господин.

— Во-первых, Лотембер, я не одобряю состряпанный тобою брифинг. Совсем не одобряю.

— Состряпанный?

— Дерьмовый.

— Мой господин?

— Если пиратов было двадцать, я съем свою шляпу.

— Мой господин…

— Заткнись, идиот. Если я говорю дерьмовый, значит, так оно и есть. Бог свидетель, я достаточно наелся этого добра от твоих предшественников. А теперь слушай, и слушай внимательно, или уйдешь в отставку следом за ними. В Империи полно недоумков вроде тебя, которые только и умеют сорить деньгами. Даже я знаю о военных делах больше, чем ты. Понятно?

— Мой господин!

— Тебе понятно… дерьмо ты собачье? — Ренальдо почувствовал, что у него снова подскочило давление.

— Мне п-понятно.

— Так-то лучше. Теперь прояви внимание, и, возможно, я разрешу тебе остаться на прежней должности. Иначе…

— Все что угодно, мой господин.

— Хорошо. Этот пират… не важно, сколько у него кораблей, хотя, держу пари, гораздо меньше двадцати… я хочу, чтобы его немедленно уничтожили. Подчеркиваю, немедленно. — Глядя в испуганные глаза собеседника, он скрипнул зубами. — Мне наплевать, во что это выльется. Даже если тебе придется послать весь свой паршивый Флот. Ни затраты, ни предпринимаемые меры меня не интересуют. Но мне надо, чтобы этот человек… эти пираты были мертвы, или после следующих выборов ты окажешься на улице. Если дотянешь до них…

— Мой господин!

— Если все дело в том, чтобы посадить в это кресло человека, который сможет выполнять мои приказы, то… Короче, не ты первый.

— Я… на завтра у меня запланировано п-поднять эскадру, мой господин, — дрожащим голосом сообщил Лотембер.

— Удвой ее! — приказал Ренальдо. — Утрой!

— К-как п-пожелаете, мой господин. В случае провала я уже пригрозил экипажам чистками по всему Флоту.

— Это твоя забота, — прорычал Ренальдо, с трудом ворочаясь в огромном мягком кресле. — Уничтожь пиратов — всех до единого. Никаких пленных. Ясно?

— Ясно, мой господин.

— Очень хорошо, — промолвил Ренальдо, чувствуя некоторое облегчение.

Втрое превосходящая противника по численности, даже эскадра под командованием идиота в конечном счете могла смести кучку пиратов на устаревших кораблях. Граф оглядел шикарную комнату для совещаний и, отыскав глазами большой диван в самом ее конце, улыбнулся. Такие диваны имелись в каждой обитой плюшем комнате для совещаний — для одной и той же цели.

— Твоя секретарша, — сказал Ренальдо, по жирному телу которого пробежала дрожь нетерпения. — Я не уловил ее имени.

— Толтон, — удивленно произнес Лотембер. — Ева Тол-тон, мой господин.

Ренальдо ухмыльнулся. Гибкая блондинка не выходила у него из головы с тех самых пор, как подавала перед брифингом кофе.

— Она чистая?

— Мой господин?

— Не заразна, идиот?

— Т-толтон?

— Болван, о ком я, по-твоему, толкую — об императоре Филанте?

— Э-э… Толтон? Не заразна?

— Боже ты мой! Ты что, совсем рехнулся? С ней можно… ну, ты понимаешь.

— А!.. Да, мой господин.

— Надо думать, ты сам…

— Конечно, мой господин.

— Тогда ради Бога, — взревел Ренальдо, расстегивая брюки и ковыляя к дивану, — убирайся отсюда и пришли ее ко мне голую.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ ПОЛЕТЫ И ОТКРОВЕНИЯ

19 марта 2690 г., земное летосчисление

Станция Перрин

Земля

В течение следующих недель, несмотря на скудное меню, на станции Перрин работали так интенсивно, что Кэнби приходилось лишь удивляться. По большей части успеху, конечно, способствовало государственное оборудование, доставленное Немилом Квинном. Но главной движущей силой являлись сами легионеры, побуждаемые двумя убедительными стимулами: страхом и надеждой. Страх порождало быстрое убывание денег, а надежду — слухи о прибыльной работе, которую можно будет легко получить из-за нехватки наемников. Когда Кэнби выдавалось свободное от многочисленных административных дел время, он не жалел его для превосходного старого тренажера, оттачивая летное мастерство и готовясь к тысяче экстренных ситуаций, грозящих космическому кораблю Впрочем, Кэнби также находил время, чтобы успеть на поезд из расположенного неподалеку Хэмптона и изредка провести с Тенниел вечер в Манхэттенском секторе. Именно там оказался Кэнби за несколько дней до первого запланированного полета «Смерти». После неторопливого ужина в кафе «У грифона», а также двух бутылок недорогого, но отменного «мерло», сквозь шумные и цветастые людские потоки Кэнби со своей спутницей прошли по улице, чтобы посмотреть голодраму, а затем вернулись к дому Тенниел, обсуждая увиденное. Еще они, как всегда, говорили о послевоенном нарушении доверия Империи к среднему классу — и как это сказалось на них обоих.

Всеми силами Кэнби пытался продлить вечер, но вот они вновь оказались на пятом этаже возле двери Тенниел. В тускло освещенном коридоре женщина некоторое время искала ключи, затем обернулась к другу с надолго застывшим на лице вопросом, как будто тщательно обдумывала что-то.

— Все в порядке? — наконец спросил Кэнби К этому времени Тенниел, казалось, пришла к решению и взяла его за руку.

— Да, — тихо ответила она, — все чудесно. В тот похожий на весенний вечер, когда зима близилась к концу, под куртку из ворсистого материала Тенниел надела свитер. Еще на ней была короткая юбка, а на ногах — чулки и сапожки на высоких каблуках. Синтия улыбнулась, хотя глаза ее оставались серьезны.

— Знаешь, Гордон Кэнби, — продолжала она, — в первую нашу встречу я сказала, что смогла бы тебя полюбить. Иногда мне кажется, будто это уже случилось. Ты очень славный парень. Мне давно уже не было так хорошо рядом с кем-то — а может, и никогда.

Удивленный, Кэнби обнял ее, почти не отдавая себе отчета в том, что делает.

— По-моему, я тоже тебя люблю, — прошептал он, притягивая ее ближе к себе и прижимаясь губами к ее губам.

Пряные духи Тенниел манили. Сначала Кэнби и Тенниел нежно поцеловались, но, вопреки всем усилиям, его дыхание участилось — так же, как и ее. Рот Тенниел медленно раскрылся. Кэнби сдержал эмоции. С самого первого свидания он старался не оказывать давления на эту часть их отношений. Тенниел как будто ценила его такт, хотя каждый раз возле двери их прощальные поцелуи становились все дольше и дольше. Еще раз осадив себя, Кэнби отстранился.

— Это может выйти из-под контроля, — с трудом выдавил он.

— Да, — поспешно ответила Тенниел, почему-то задыхаясь. — Прошло много времени, но теперь я, кажется, готова.

Едва Кэнби снова поцеловал влажные губы, как ее язык пару раз несмело прошелся по его рту, а затем с первобытной страстью вонзился в него. Тело Тенниел неистово изгибалось, она с такой силой прижималась грудью к груди Кэнби, что он почувствовал, что теряет над собой власть. На секунду женщина оторвалась от него, дыша так, словно пробежала несколько миль.

— Подожди, — бросила она. — Зайдем внутрь, я хочу раздеться.

Отыскав в сумочке ключи, Тенниел немедленно открыла первый замок, а второй — лишь с третьей попытки. Наконец дверь отворилась, и Тенниел шагнула в квартиру, бросая куртку на стул.

— Быстрее же, Гордон!

Кэнби вошел в маленькую гостиную и закрыл за собой дверь. Тенниел уже расстегивала юбку, когда он предложил:

— Хочешь, я сам?

Посмотрев на него, Тенниел через некоторое время улыбнулась.

— Правда?

— После еще одного поцелуя, — ответил Кэнби, снова обнимая ее.

На этот раз все было медленнее, глубже, с большей страстью. Не в силах ждать, он скользнул рукой по ее бедру, затем расстегнул юбку до конца и уронил ее на пол. Кэнби скорее почувствовал, чем услышал низкий животный стон.

— Свитер, Гордон, — шепнула она в его раскрытые губы. — Я хочу остаться с тобой совсем без одежды. Скорее же.

Кэнби слегка разжал объятия, чтобы осторожно стащить с нее свитер, затем попытался еще раз поцеловать Тенниел, но, улыбнувшись, она выскользнула из его рук.

— Сначала посмотри на меня, Гордон, — произнесла Тенниел, сбрасывая на пол сначала трусики, а потом — чулки. Коснувшись рукой выключателя, она выпрямилась.

Никогда прежде Кэнби не встречался с такой великолепной женщиной. На маленькую, заостренную кверху грудь падали потоки роскошных белокурых волос. У Тенниел была тонкая талия и почти плоский живот. Под ним между широкими бедрами, от вида которых у Кэнби перехватило дыхание, виднелся островок чуть более темных волос. Все это красовалось на длинных стройных ногах с крошечными ступнями.

— Ну как, красивая? — спросила Тенниел, медленно поворачиваясь, показывая роскошные ягодицы, которые восхищали Кэнби со дня первой встречи.

К этому времени сердце Кэнби стучало так, как будто собиралось разорваться.

— Синтия, ты самая красивая женщина, которую я когда-либо видел, прошептал он дрожащим голосом. И Кэнби не лгал.

— Тогда иди ко мне, Гордон Кэнби, — позвала Тенниел, нежно взяла его за руку и повела в соседнюю комнату.

В темноте он скорее ощутил присутствие детского диванчика в дальнем углу комнаты и большой кровати, с которой женщина деловито снимала покрывало. Неожиданно Кэнби уже лежал вместе с нею, и она притягивала его ногой к себе.

Пробежав пальцами внизу живота Кэнби, Тенниел вздохнула.

— М-м-м, — пробормотала она, — чудесно… Кэнби положил руку ей на грудь; грудь оказалась упругой, а сосок — болезненно твердым. Они снова поцеловались — долго, медленно и страстно.

Наконец она слегка изогнулась и перекатилась на спину.

— Так ты готов, Гордон Кэнби? Дрожа, Кэнби кивнул.

— Возможно, даже слишком, — признался он.

— Иди же ко мне — проверим, — задыхаясь, выговорила Тенниел, притягивая его лицо к своему. — Быстрее!

Кэнби не нужно было приглашать дважды…

* * *

На следующее утро, задолго до того как стало светло, все еще не пришедший в себя Гордон Кэнби сел в первый поезд, который двигался в южном от Гранд-Сентрал направлении. Никогда прежде ему не доводилось заниматься таким изощренным сексом. Поймав в Хэмптоне попутный грузовичок до развалин Перрина, Кэнби, покачивая головой, осознал: если до своей первой ночи с Синтией Тенниел он еще не был уверен в том, что в нее влюбился, то теперь у него больше не осталось никаких сомнений.

20 марта 2690 г., земное летосчисление

Белгрейвский сектор

Лондон

Земля

Первый взрыв едва не сбросил Ренальдо с постели. Красивый молодой человек, с которым он провел ночь, с воплем бросился вон из комнаты, и его крики смешались с завываниями сирены в коридоре. Выпутываясь из шелковых простыней, Ренальдо тоже собрался выбежать из комнаты, когда в дверь повалили клубы едкого черного дыма, а следом за ними возникла гигантская фигура в черном бронескафандре, по виду оставшемся с прошлой войны. Ренальдо без труда узнал кирскианский скафандр — как узнал бы каждый, переживший эту войну. И даже в полумраке спальни граф узнал лицо за щитком шлема.

— Кобир! — пробормотал Ренальдо, чувствуя, как заколотилось сердце.

— Он самый, — раздался из громкоговорителя боевого скафандра замогильный голос.

Кобир скрестил руки на груди, демонстрируя в открытой кобуре на боку огромный бластер, затем молча встал, слегка расставив ноги. В двери по-прежнему струился дым. Издалека доносились крики и взрывы.

Отпрянув, теперь уже не на шутку перепуганный Ренальдо приложил пальцы к губам.

— 3-зачем вы здесь? — с трудом выдавил он, заранее зная ответ.

— Есть одно дельце, — почти благосклонно ответил Кобир, — возникшее скорее всего из-за недосмотра. Впрочем… — он переждал продолжительную серию взрывов, перемежающихся визгом и криками, — я почувствовал необходимость в благотворительности — а именно, захотел лично оживить вашу память. И, конечно, оставить вам небольшое напоминание на случай, если у вас опять возникнут с ней проблемы. Это спасет от неприятностей нас обоих.

От очередного взрыва зазвенели окна, снаружи раздался вой сирен.

— Боже милостивый! — изумился Ренальдо. — Что там творится?

— Мое маленькое одолжение, — с улыбкой пояснил Кобир. — Считайте это пробуждением памяти.

— Чем?

— Пробуждением, Садир, дружище, — пошутил Кобир. — Просто мы с ребятами разрушили все в соседнем крыле этого славного дома. Имейте в виду, я нисколько не преувеличиваю. Как вы убедитесь, работа сделана профессионально, хотя, к сожалению, кое-что закоптилось и за пределами непосредственной зоны. Но это уже естественные издержки.

— Что вы все-таки сделали?

— Гм-м, — пробормотал Кобир, глядя на часы. — Боюсь, у меня нет времени, чтобы рассказывать в подробностях — дел, как понимаете, невпроворот. Сами все увидите, огонь скоро прекратится. И, разумеется, я ожидаю, что деньги придут на наш счет в течение часа. Я позаботился о том, чтобы ваш великолепный старинный стол не пострадал и остался в сети.

Он нахмурился.

— К несчастью, все остальное в комнате… — Кобир пожал плечами, как бы в смущении. — Я просил ребят быть поосторожнее, но когда они торопятся, то становятся не очень аккуратными. Что вполне естественно.

— М-мой кабинет?.. — спросил Ренальдо, как холодом, охватываемый страхом.

— Да, к сожалению, — подтвердил Кобир. — Однако в будущем эта потеря не даст вам забыть о платежах. Как я сказал, нам обоим будет легче. — Он снова посмотрел на часы. — Жаль, но я опаздываю. Так что пока прощайте, Садир. Жду вашего платежа в течение часа.

Он шагнул назад в полный дыма коридор и скрылся в общей суматохе.

Через несколько минут прибыла местная полиция и пожарные — машины задержались из-за ряда весьма необычных дорожных происшествий по всему Белгрейвскому сектору. К тому времени от Кобира и его команды не осталось и следа. И никакие угрозы не заставили слуг Ренальдо сказать хоть слово о том, что они видели.

Ренальдо подпалил брови и обжег руки во все еще дымящихся руинах своего кабинета. Однако распоряжение о выплате Кобиру поступило с пятиминутным запасом времени — после чего произошел долгий и шумный разговор графа с Дэвидом Лотембером.

26 марта 2690 г., земное летосчисление

Станция Перрин

Земля

Кэнби проснулся за несколько минут до сигнала поставленного на пять тридцать утра будильника и тотчас же приготовился действовать. Прошло ровно сорок восемь дней с тех пор, как Легион покинул Манхэттенский корабельный парк, и «Смерть» первой из всех космических кораблей оказалась оснащена для полета. К удивлению — во всяком случае, Кэнби, — остальные корабли тоже ненамного отставали. Даже до восстановления «Голода», самого старого из группы, оставалось не более двух недель.

Садясь в койке, Кэнби включил связь с Наргейт, которая дежурила в их временном центре управления возле пристаней.

— Ничего хорошего, — доложила Наргейт, — но и ничего плохого. Высота облачности около тысячи футов, северный ветер двадцать восемь узлов, временами дождь, волнение от трех до четырех футов.

Кэнби пожал плечами.

— Могло быть и хуже, — заметил он.

Лучше уж так, лишь бы снова не откладывать полет. Кэнби хотелось вернуться в космос почти так же, как хотелось еще раз побыть с Синтией Тенниел. Всю последнюю неделю легионеры работали едва ли не по двадцать четыре часа в сутки, зато наконец довели до ума «Смерть» — во всяком случае, так считала Лейла Петерсон. Наземные команды успели закончить работу как раз до темноты. Первые испытания назначили на раннее утро. Кэнби улегся в постель почти сразу же после поспешного ужина в столовой и проспал ночь как убитый.

С трудом облачаясь в боевой скафандр — после вывода из строя на десять лет с кораблем могло случиться все что угодно, — Кэнби ненадолго задержался в переполненной столовой, чтобы проглотить чашку кофе, а затем под дождем поспешил к пристаням, хотя в запасе оставался еще целый час Особый пряный запах бухты услаждал обоняние Кэнби. Судя по собравшейся на пристани толпе, он пришел последним.

— Ну, как он сегодня? — спросил Кэнби у Петерсон, ожидавшей возле посадочного люка.

— Неплохо, — ответила она, поднимая залитый дождем щиток боевого скафандра. — Есть кое-какие проблемы, но не настолько важные, чтобы сейчас ими заниматься. Я бы полетела.

— Лучшей рекомендации просто не придумаешь, — заметил Кэнби, глядя на мокрый корабль, подвешенный над водой на подъемных стропах. — Но сегодня мы проводим только высокоскоростные рулевые испытания. Хорошо?

— Рулевые испытания… и все?

— Послушай, Лейла…

— Да он готов к полетам, Гордо!

— Он, может, и готов, а вот я — нет. Понятно?

— Такое для всех разочарование, Гордо.

— Это для кого же? — спросил Кэнби. Петерсон пожала плечами.

— Ну, хотя бы для них, — сказала она, ткнув пальцем поверх его плеча.

Кэнби посмотрел на док, где под зонтами, казалось, выстроился весь Легион.

Капитан поднял глаза к небу.

— Чуде-есно, — простонал он.

— Да, я знаю, — бросила Петерсон.

— Но мы все равно проведем только высокоскоростные рулевые испытания. Понятно? — нахмурился Кэнби.

— Есть, командир!

— Я тебе дам — командир, — с улыбкой проворчал Кэнби и полез в люк.

Внутри «Смерти» снова запахло «живым» кораблем — нагретыми логическими узлами, маслом, герметиком, кофе и промокшими людьми. Для Кэнби это был лучший запах во всей вселенной.

— Кого еще нет? — спросил он.

— Все здесь, — ответила Петерсон, вытирая ботинки. — Ждали только тебя.

— Хорошо, хорошо, — буркнул Кэнби, тоже тщательно вытирая обувь.

На половине крутой лестницы в рубку он взглянул на часы — до запланированных испытаний оставался еще почти час. То, как все работали, не жалея себя и недосыпая, показывало настоящую преданность делу.

— Ребята здорово волнуются. — Петерсон локтем пихнула капитана в бок.

— Знаю, — ответил Кэнби, вылезая на палубу рубки.

— Значит, полетим?

— Обещания тут неуместны, Лейла! — сказал он, проходя вперед и приветствуя летный экипаж. — Когда корабль будет готов — по моему мнению, тогда и полетим, не раньше.

Оба заняли свои места. Кэнби обернулся и посмотрел Петерсон в глаза.

— Тебе все ясно?

— Извини, Гордо, — проговорила Лейла. Изучая бегущие по экранам дисплеев потоки информации, Кэнби покачал головой.

— Хорошо, — произнес он, не отрывая глаз от консоли. — Пожалуй, у меня еще меньше терпения, чем у остальных. Но, помимо этого, я принимаю решения, которые могут погубить нас всех. Поэтому…

Пожав плечами, Кэнби повернулся к Чангу О'Коннору:

— Раз все на месте, давайте перейдем к проверке. Следующие полчаса экипаж выполнял уже изрядно надоевшую предполетную проверку систем, а затем медленно перешел к инженерной отладке. Наконец Кэнби поднял голову, бросил взгляд на покрытые дождевыми каплями гиперэкраны и еще раз обернулся к Петерсон.

— Похоже, мы готовы сойти на воду, Лейла. Вели такелажникам опустить нас.

— Есть, командир, — ответила Петерсон и обратилась к изображению Джефа Эдмонсона, начальника причала.

Наконец огромный стропильный шпиндель наверху начал поворачиваться, а корабль — приближаться к воде. С другой стороны стояли с длинными швартовыми, обернутыми вокруг кнехтов, такелажники, готовые натянуть провисший трос, когда корабль окажется на воде.

Кэнби уже начал проверку.

— Альтиметры? — спросил он.

— Установлены и перепроверены, — ответил О'Коннор так, словно подготовил ответ еще год назад.

— Данные по G-волне?

— Девяносто один и восемьсот.

— Дефекты отбора напряжения?

— Девяносто два, тридцать восемь и один — пятьдесят один, — доложил О'Коннор.

— Стартовое давление?

— Девяносто один пятьдесят. Подгенераторы включены и стабильны.

Кэнби снова посмотрел в гиперэкраны. Теперь такелажники находились всего в нескольких футах внизу. Корабль был почти на плаву.

— Гравитационный тормоз?

— Установлен.

— Гиперкоммуникация?

— Подключена.

— Мы на плаву, — доложила Петерсон. Снаружи ослабли стропильные тросы, такелажники крепили концы к берегу.

— Осмотри повнимательнее швартовочные купола.

— Готов, командир? — спросил О'Коннор. Кэнби посмотрел на носовую часть. Дождь прекратился, но Чесапик по-прежнему покрывали пенистые гребни волн.

— Включить правый борт, — приказал Кэнби.

— Есть включить правый борт.

Вскоре оба больших гравитонных двигателя загрохотали вхолостую, подтверждая, что последние несколько недель их не зря окружали заботой и вниманием. Кэнби проверил оба пирса, на которых стояли такелажники, готовые взяться за тросы. С улыбкой он решил, что все действуют вполне профессионально. За кратчайший промежуток времени Легион прошел долгий путь — отличное доказательство того, как сильно эти забытые всеми воины хотели нет, жаждали — изменить свою жизнь.

Кэнби включил переговорное устройство.

— Запечатать защитные переборки и люки, — дал он команду по всему кораблю.

— Есть запечатать защитные переборки и люки Один за другим красные индикаторы на дисплее герметичности превратились в зеленые, пока не остался красным лишь один — возле «ГЛАВНОГО ЛЮКА». Затем этот индикатор тоже позеленел. Корабль был загерметизирован.

— Занять стартовые места! — отрывисто бросил Кэнби. Несколько секунд он слушал грохот ботинок по лестнице, затем рубка замерла.

Кэнби повернулся к О'Коннору и с усмешкой спросил:

— Что-нибудь еще?

— Только гравитационное переключение, — заверил О'Коннор.

Кэнби кивнул.

— Всем загерметизировать боевые скафандры, — приказал он, опуская щиток и запечатывая его. Затем перевел переговорное устройство в положение «ТОЛЬКО СКАФАНДРЫ» и развернулся в кресле, чтобы оглядеть рубку. Все были в шлемах и с опущенными щитками.

— Загерметизировать боевые скафандры, — повторил Кэнби и посмотрел в гиперэкраны. Снова зарядил сильный дождь.

— Переключение внутренней гравитации, — произнес командир, касаясь сенсора, который быстро поменял цвет с зеленого на желтый.

Кэнби не обратил внимания на ненадолго возникшее у него головокружение.

— Внутренняя гравитация, — продублировал О'Коннор.

— Ладно, — отозвался Кэнби. — Назвался груздем… Он осторожно перевел двойные регуляторы тяги вперед, слегка наклоняя корабль влево, чтобы компенсировать действие ветра. Внимание Кэнби привлекло какое-то движение по левому борту. Может быть, просто показалось?..

— Пеленг контакта ровно два и семьдесят пять сотых градуса, скорость двадцать пять узлов, — предупредил Тим Томпсон.

Кэнби рассеянно кивнул.

— Понял. Пеленг контакта ровно два и семьдесят пять сотых градуса, девятьсот метров, курс три и пятьдесят пять сотых градуса, скорость двадцать пять узлов.

Он легонько направил гравитационные тормоза корабля в каскады воды из-под носа «Смерти», затем развернулся по ветру и сохранил позицию. Постепенно из серости с левого борта возник какой-то крупный угловатый предмет. Им оказалось старое буксирное судно с прикрепленными к нему тремя огромными баржами. Судя по кружившим вокруг тучам чаек — заполненными контейнерами с мусором.

— Пожалуй, замучаешься отмывать корабль, если налетишь на такую штуку, командир, — скорбным голосом заметила Петерсон.

— Да уж, — усмехнулся Кэнби, глядя как огромные баржи проплывают мимо. — Пока с этим удовольствием повременим.

Когда вокруг стало чисто, он оглядел рубку — казалось, все были готовы — и начал выходить из бухты. К тому времени, когда они достигли фарватера и повернули на север, против ветра, дождь прекратился. Кэнби постоянно придерживал гравитационные тормоза. Наконец он их ослабил, и корабль двинулся вперед с высоко поднятым носом, пока Кэнби снова не взялся за регуляторы и судно не улеглось на воду. Он сразу заметил, что один из двигателей не вернулся к холостому ходу.

— Что с регуляторами?

Петерсон установила верньеры, и пульсирующие двигатели опять перешли на работу вхолостую.

— Прошу прощения, — извинилась Петерсон.

— Ничего, — пробормотал Кэнби, сосредоточившись на считывающих устройствах.

Его первая экскурсия по заливу на самом деле представляла собой четыре коротких пробега, во время которых он набирал скорость примерно до шестидесяти узлов, сбрасывал ее, проверяя рулевое управление, а затем снова двигался на высоких скоростях. Совершая второй бросок по ветру, Кэнби улыбнулся — корабль слушался управления, реагируя на рули так же быстро, как и тренажер.

Правая рука еще раз передвинула регуляторы тяги, пока левая легко скользила по пульту ориентации. Два больших двигателя в первый раз загрохотали на полной стартовой мощности, корабль устремился вперед, набирая шестьдесят узлов, затем ускоряясь до семидесяти… восьмидесяти… девяноста узлов. Корпус несся уже по самым верхушкам волн, и корабль устремился было в воздух, но Кэнби оставил его в прежнем положении. После нескольких километров он с удовлетворением прибрал регуляторы тяги. Пробег удался. Когда корабль снова развернулся в направлении ветра, Кэнби почувствовал, как кто-то тронул его за руку.

— Ну и? — спросила Петерсон невнятным из-за шлема голосом. — Как он тебе?

— Недурно, — сообщил Кэнби. — И даже очень.

— Значит, полетишь?

— Да что ж такое! — выругался Кэнби. — Вот достала!.. Нет. Поднимать корабль сегодня я не собираюсь. Сначала я хочу взглянуть на данные испытаний. Идет?

— Молчу-молчу.

Кэнби посмотрел на системную станцию — Петерсон сидела, застыв, как глыба льда. Он покачал головой. Даже не глядя ей в лицо, он понимал, что Петерсон злится. Как, наверное, и остальные. И Кэнби никак не мог винить их за это — ведь, по сути, корабль готов к полету.

Он глубоко вздохнул. Только его упрямство удерживало корабль на земле, и этим ранним утром с расположенного поблизости Норфолкского Управления их заверили в том, что образовался лишний отрезок времени для старта. Итак… Не говоря ни слова, Кэнби перевел связь в положение «УПРАВЛЕНИЕ С ЗЕМЛИ».

— ММ-семь-четыре-восемь, просим старт в космос Солнечной системы, произнес он, не глядя по сторонам.

На экране появились голова и плечи молодой женщины из Норфолкского Управления.

— ММ-семь-четыре-восемь, — ответила она. — Старт разрешаю. Ваш стартовый вектор четыре и восемь.

— Четыре и восемь, — повторил Кэнби, увеличивая скорость пробега и поворачивая в заданном направлении.

— Хорошо. Подъемные усилители подходят к двадцати, — сообщил О'Коннор, словно ожидая, что они все-таки полетят. Впрочем, Кэнби не сомневался в том, что так оно и есть. — Готовность… два — точка — два.

— Установить, — приказал Кэнби.

— Установлено, — отозвался О'Коннор.

— Степень повышения давления и ошибки скорости полета… один и девяносто один.

— Установлено.

-..а также один и тридцать три.

— Один и девяносто один, один и тридцать три — проверено.

— Повторить проверку.

— Один и двадцать пять и синхронизация… теперь один и тридцать и синхронизация.

— Летные приборы?

— В норме.

— Автомат расторможения?

— Зафиксирован.

— Контрольная проверка ориентации, — приказал Кэнби, О'Коннор передвигал рычаги во всех направлениях, пока Кэнби смотрел на индикаторы предельных величин.

— Все свободно, — наконец сообщил он.

— Пневматические поперечные подачи в порядке, параметрический усилитель снижается, ретрансляторы и внутренний индикатор включены, предстартовая проверка закончена, — сказал Кэнби, глядя на Петерсон, сквозь щиток который сияла счастливая улыбка.

— Молодец, — одними губами произнесла Петерсон Подмигнув, Кэнби отвернулся от нее и начал сосредоточенно выводить корабль из воды — Доложи готовность, Чанг, — обратился он к О'Коннору.

— Я готов, — отозвался тот.

— Норфолкскому Управлению: ММ-семь-четыре-восемь занял стартовое положение на векторе четыре-восемь, — объявил Кэнби.

— ММ-семь-четыре-восемь, разрешен старт в Солнечную систему, — вскоре ответило Норфолкское Управление.

— Спасибо, Норфолк.

Изображение на экране растворилось. Кэнби осторожно отпустил гравитационные тормоза, затем перевел регуляторы тяги вперед до отметки «СТАРТ МАКС.». Двигатели взревели.

— Понеслись! — воскликнул Кэнби, когда корабль снова помчался над волнами.

Вода за кормой в полукилометре от корабля образовывала два желоба двигатели выплескивали мощные потоки гравитонов. Корабль еще раз легко приподнялся над водой, причем гребни волн гулкой дробью ударились о его днище Кэнби наполнил трепет — чувство, которого ему не хватало добрых десять лет.

— Энергия в норме, — доложил О'Коннор — Девяносто… сто…

Кэнби слегка приподнял нос корабля, борясь с волнением.

— Отрываемся.

Прозвучал последний глухой звук удара, и внезапно шум волн затих.

— Летим — взревел Кэнби, когда ожили приборы ориентации.

Как все ее норовистые сестры, «Смерть» начала уходить влево, однако Кэнби немедленно взял ее под контроль с помощью левого двигателя. За считанные секунды корабль прогрохотал сквозь тяжелые тучи, а затем резко вырвался к яркому солнечному свету и чистому голубому небу. Внизу, казалось, повсюду тянулось грязно-серое море, a «DH98» покидал владения шторма и врезался в стратосферу. Небо быстро почернело, горизонт с каждой секундой вырисовывался во все более четкую кривую. Кэнби переключил дисплей на индикатор скорости света, который показывал ноль четыре.

— Чанг, — распорядился Кэнби, — назови световые скорости.

— С удовольствием, — ответил О'Коннор. — Скорость света — четыре и пять… пять… пять и пять…

Уголком глаза Кэнби заметил появившуюся на горизонте луну, которая стала почти полукругом. Кэнби передвинул оба рычага до отметки «ОТКРЫТЫЙ».

— Шесть… шесть и пять…

— Два зеленых горят, пусковые переключатели открыты, — сообщил Кэнби. — Лейла, зажигай пуск.

Тотчас же на его считывающей панели появились две рамки — обе темные.

— Энергия на номер первый, — сказала Петерсон. В правой рамке Кэнби зажегся красный индикатор.

— Зажигание номера первого.

Пока огоньки положения на дисплее правого пуска медленно переходили у Кэнби с красного на зеленый, с низким рокотом ожил большой «Роллс-Ройс Кудесник», сотрясая своей мощью весь корпус.

— На зажигании передача номер один, — радостно выкрикнула Петерсон.

Ее слова подтвердили зеленовато-синее сияние на корме и ряд зеленых огоньков на дисплее положения правой передачи. Как только корабль достиг скорости света, впереди все слилось в красную беспорядочную массу, поскольку фотоны начали достигать гиперэкранов неупорядоченными группками эффект Джинкенса, названный в честь выдающегося алабамского ученого двадцатого столетия, который первым предсказал это явление. Тотчас же гиперэкраны попытались приступить к перемещению, но поскольку настоящая скорость света-1 достигнута не была, их действия оказались неэффективными. Кэнби сосредоточил внимание на приборах.

— Скорость света ноль восемь, — сообщил О'Коннор.

— Энергия — на номере втором, — предупредила Петерсон.

Кэнби увидел, как на дисплее левой передачи появился красный огонек.

— Скорость света ноль восемьдесят пять, — объявил О'Коннор.

— Номер второй — зажигание…

Через несколько секунд под палубой зарокотал второй «Кудесник». Петерсон настроила двигатели на синхронный рев, казалось, заполнивший собой весь корабль.

— Скорость света ноль девять…

За пределами корабля от носа до кормы все цвета и очертания смешались.

— Скорость света ноль девять, — доложил О'Коннор.

— Есть! — выпалил Кэнби севшим от волнения голосом. — Задействовать оба кристалла вполсилы. — Он приоткрыл верньер мощности привода. Двигатели готовы, Лейла.

Немедленно оба изображения двигателей на считывающей панели поменяли цвет с красно-желтого на зеленый.

— Первая скорость света, — сдавленным голосом сообщил О'Коннор.

Через очищающиеся гиперэкраны впервые за десятилетие Кэнби увидел дальний космос.

— Черт бы меня побрал! — с жаром произнес он — и по его щекам потекли слезы.

Его никто не слышал. Рубка — как, наверное, весь корабль — огласилась неистовыми радостными криками.

Через несколько минут Петерсон провела тщательную проверку систем, а Кэнби начал задавать курс вокруг Урана и обратно к Чесапику, когда почувствовал, как кто-то тронул его за плечо. Это был Фрэнк Конвей, помощник по средствам связи.

— Командир, вам личное сообщение по гиперсвязи, — сквозь густые усы проговорил этот невысокий, мускулистый мужчина.

Кэнби нахмурился.

— Сообщение? От кого?

— Помечено «лично», командир. Я не читал. Оно в вашей директории «Политическая этика». Наверное, положили туда для большей безопасности.

— Спасибо, Фрэнк, — усмехнувшись, поблагодарил Кэнби, переключил часть экрана на «СООБЩЕНИЯ» и выбрал команду «ОТКРЫТЬ ВСЕ». Тотчас же возникла единственная строчка: «Отличная работа. Мои поздравления. Н. Квинн».

Кэнби улыбнулся. Легион Кэнби определенно вставал на ноги.

Колумбийский сектор

Нью-Вашинггон

Земля

Примерно в то же время усиливающееся удовольствие Лотембера внезапно прервал звонок голофона. С досадой Лотембер решил не обращать на него внимания, но звонок повторился. Осторожно освобождаясь от старшего капитана Флота — одетой в форму женщины, сидевшей на корточках под его столом, Лотембер поправил галстук и дотронулся до голофона.

— Черт побери, Толтон, — выругался министр, когда материализовался образ его секретарши, — как вы смеете беспокоить меня, когда я провожу переаттестацию офицеров Флота?

— Простите, господин министр, — извинилась Толтон, — но это граф Ренальдо. Он… э-э… требует немедленно связаться с вами.

Лотембер сразу насторожился.

— Разве вы не сообщили ему, что я на совещании?

— Э-э… сообщила, — ответила Толтон.

— И что же?

— Он сказал…

— Ну?

— Э-э…

— Да что он наконец сказал?!

— Сказал, чтобы вы застегнули штаны и ответили ему, господин министр.

Лотембер почувствовал, что его лицо краснеет.

— Вон! — рявкнул он капитану, пытаясь застегнуть брюки. — Закончим переаттестацию позже.

Капитан молча собрала белье и с туфлями в руках бросилась к двери. Когда женщина ушла, Лотембер свирепо уставился в голофон с таким видом, словно ему помешала сама Толтон.

— Ладно, ладно, — проговорил Лотембер, расправляя помятую рубашку. Соединяйте.

— Давно пора, Лотембер! — проревел Ренальдо, изображение которого еще только появлялось. — Когда я звоню, то не терплю никаких задержек. Ясно?

— Ужасно сожалею, мой господин, — ответил Лотембер как можно более вежливо.

— Я тебе покажу «сожалею», мать твою! — рявкнул Ренальдо. — Не пользуйся моей добротой — или вылетишь из кресла на улицу так быстро, что башка закружится. До тебя дошло?

Лотембер ощутил сжимающие горло цепкие когти страха.

— Да, конечно, мой господин, — прошептал министр. — Ч-чем могу быть полезен?

— То-то же, — немного смягчившись, произнес Ренальдо. — Для начала скажи, почему твой никчемный Флот почти две недели просиживал без дела вместо того, чтобы отправиться за пиратами.

— Н-но, мой господин, — возразил Лотембер, чувствуя, как лоб покрывается испариной, — мы предприняли против флибустьеров успешные шаги. Как раз на прошлой неделе наши корабли поймали шайку пиратов неподалеку от Каллат-91/5 в Девяносто первом секторе. Уничтожены оба космических корабля и захвачена почти вся банда. До этого, — поспешно добавил министр, — была группировка Мэннока, а до нее…

— Три сопливые пиратские шайки с парой ничтожных корабликов каждая — и это ты называешь успешными шагами? — набросился Ренальдо на Лотембера. Если ты высовывал свою дерьмовую башку, то, наверное, заметил, что ни один из этих бандитов не летал на таких кирскианских кораблях, как те, которые ты мне показывал. Интересно мне знать, где они?

Лотембер снова почувствовал сжимающие горло когти.

— Я… э-э…

— Да ты просто ни черта не знаешь, лжец несчастный!

— Но…

— Никаких «но», Лотембер, — прорычал Ренальдо. — Я больше не собираюсь ждать. Стоит мне только щелкнуть пальцами, как тебя уволят. Улавливаешь?

— Д-да, мой господин, — подтвердил Лотембер. Пот уже вовсю бежал по его спине.

— Повтори ключевое слово.

— Уволят, мой господин.

— Прекрасно — хотя бы дошло. А теперь, — продолжал Ренальдо, — тащи свою тощую никчемную задницу за работу. Немедленно. Это тебе тоже понятно?

— О, все понятно, мой господин.

— Хорошо, — более спокойно проговорил Ренальдо. — Дай мне знать в ту же минуту, когда получишь новости, которые я хочу услышать. Мелкие пираты не в счет, помни.

Внезапно его изображение растворилось.

Трясущимися руками Лотембер достал из ящика стола кружевной носовой платок и промокнул лоб. Затем откинулся в кресле и начал обмахиваться забытой капитаном кассетой, пока его страх не пошел на убыль и не сменился злостью. Лотембер протянул руку и хватил ею по голофону.

— Толтон, ничтожная ты шлюха! — заверещал министр. — Скажи Дженнингсу, чтобы тут же бежал ко мне, иначе вам обоим мало не покажется!

15 апреля 2690 г., земное летосчисление

Станция Перрии

Манхэттенский сектор

Земля

— Ольга! — воскликнул Кэнби, когда они одновременно вошли в барак с тренажером. — Ты едешь сегодня в Манхэттен?

— Привет, командир, — с улыбкой ответила Конфрасс. — Я и правда отправляюсь на север. Ведь мой бизнес — единственное, благодаря чему на наши столы попадает более или менее приличная кормежка.

— Да, я знаю, — ответил Кэнби, чувствуя, как у него краснеют щеки. Хотелось бы мне обходиться без этой помощи.

— Тем не менее не обходимся, — заметила Ольга. — Лишь бы шалунишки счастливо веселились в моем домике с дурной репутацией — и будут деньги.

Кэнби криво усмехнулся.

— Именно об этом я и хотел с тобой поговорить.

— О деньгах, Гордо? Сколько тебе нужно? Кэнби тронул ее за руку.

— Спасибо, нисколько, Ольга. Пока не нужно. Но здесь только у тебя есть личный глиссер. Не могла бы ты подбросить меня до хэмптонского поезда, когда поедешь вечером? У меня… э-э… кое-какие личные дела в Манхэттене, которые я запустил.

Кэнби не лгал. Вот уже почти три недели после первого полета «Смерти» на станции Перрин шла такая интенсивная работа, что он не мог выкроить ни одного свободного вечера. Когда бы Кэнби ни позвонил, Тенниел не оказывалось дома. Огорченный, он все-таки не роптал на судьбу. Его экипажи вспомнили о былой военной дисциплине и быстро превратились в слаженные команды. Когда в один прекрасный день караван гражданских грузовиков доставил на станцию четыре полных комплекта вооружения — плюс запчасти, исчезла даже проблема с дисрапторами. Мощная космическая артиллерия оказалась упакована и маркирована как партия частей старинного органа.

В то время как на кораблях продвигалась работа, Кэнби терзали лишь две проблемы: быстро таявший банковский счет Легиона и Синтия Тенниел. Заняться второй проблемой Кэнби собрался в тот же вечер.

— В твоем деле замешана женщина? — спросила Конфрасс с улыбкой.

— Да, — краснея, признался Кэнби. — Как ты догадалась?

— Дорогуша, раз у тебя нет никого здесь, значит, есть кто-то в другом месте.

— Ну, ты даешь, Ольга! — воскликнул Кэнби. — Так что скажешь?

— Ладно, командир, — бросила она. — Заберу тебя прямо отсюда минут через… двадцать. Успеешь?

— Значит, через двадцать минут, — кивнул Кэнби и направился к ближайшему голофону. Увы, дозвониться до Тенниел опять не удалось.

Вернувшись в свою комнату, Кэнби нахмурился. Скорее всего Тенниел сидит в это время в Бэттери-Парке — она по-прежнему водила туда Дамиана чуть ли не с фанатичным постоянством. Кэнби взглянул на часы. Поездка до Хэмптона с Конфрасс должна занять полчаса. Затем, если успеть на пригородный пятичасовой поезд до Колумбии и отходивший в семнадцать тридцать Манхэттенский экспресс, Кэнби попадет на Гранд-Сентрал самое раннее в четверть седьмого. К тому времени Тенниел скорее всего вернется домой и будет готовиться к своей ночной работе — если, конечно, она ее еще не потеряла. А ему требовалось еще полчаса, чтобы попасть в Южно-Манхэттенский микрорайон. Скорее всего они разминутся. Ну да ничего, во всяком случае, можно оставить записку и сообщить, что пытался увидеться.

В умывальной Кэнби плеснул на лицо немного средства после бритья и причесал волосы, пожалев, что не успел подстричься. Через десять минут он и Конфрасс на головокружительной скорости неслись по своему первому отрезку пути в Манхэттен.

Пятичасовой пригородный поезд до Вашингтона отправился с восьмиминутным опозданием, что позволило Кэнби нырнуть в самую последнюю дверь и заблокировать ее собственным телом, пока, дыша, словно после стомильного пробега, в вагон не прыгнула Конфрасс. Пригородному поезду благодаря какому-то чуду — удалось компенсировать эти восемь минут и прибыть в семнадцать двадцать четыре. Парочка успела сесть в Манхэттенский экспресс за три минуты до отправления. Этот поезд отправился по расписанию и ровно через сорок пять минут прибыл на Гранд-Сентрал.

Наскоро распростившись с Конфрасс, Кэнби взял аэротакси. Компьютер неплохо работал и выдал шоферу — как ни странно, тот говорил на вполне понятном имперском! — кратчайший маршрут к дому Тенниел. Запыхавшись, Кэнби вбежал туда в восемнадцать тридцать пять. Поправляя волосы, он нетерпеливо постучал в дверь.

Внутри послышался какой-то шум. Затем он повторился — как выяснилось, из квартиры напротив. Хмурясь, Кэнби постучал еще раз… Тишина. Тотчас же его охватило разочарование. Наверное, они все-таки разминулись. Иначе Тенниел уже открыла бы — ее жилище не такое уж большое.

Качая головой, Кэнби остановился возле дверей соседей, у которых Тенниел обычно оставляла Дамиана, когда работала. Мальчик действительно оказался там, и хозяйка квартиры подтвердила догадку Кэнби о том, что Тенниел привела сына минут пятнадцать назад.

— Спасибо, — сказал Кэнби.

— Нет проблем, господин, — ответила женщина. — Она очень расстроится, узнав, что вы ее не застали — она так не любит упускать клиентов.

— Я не клиент, — возразил Кэнби. — И вы даже не представляете, как я огорчен.

Попросив блокнот, он наскоро нацарапал несколько слов: извинения за то, что опять не удалось встретиться.

— Спасибо, — поблагодарил Кэнби, возвращая блокнот и огрызок карандаша.

— Передать ей записку? — спросила соседка. Кэнби улыбнулся.

— Премного благодарен, мадам, но, пожалуй, я просто суну ее под дверь.

— Дело ваше, — рассудительно заметила она, захлопнула складное ограждение, отделявшее вход в ее квартиру, и поспешила внутрь, где дружно заливались по меньшей мере два младенца.

Кэнби оставил записку под дверью Тенниел, а затем медленно вышел из подъезда, положив руки в карманы и расстроившись даже сильнее, чем ожидал, Намного сильнее… Прекрасным апрельским вечером он застрял в Манхэттене, имея не меньше шести свободных часов. Кэнби грустно пожал плечами. Что же теперь делать? Его настроение слегка улучшилось — в крайнем случае он сможет неплохо поесть, даже если это придется сделать в одиночестве.

Отвергнув кафе «У грифона», где все напоминало бы о Тенниел, Кэнби быстро расправился с ужином, как это часто делают одинокие люди. Затем бродил по городу, праздно разглядывая людей — красивых и некрасивых, ничем не примечательных и эксцентричных, маленьких и тучных.

А также высоких и сухопарых, с крашеными волосами, натуральными волосами и лысых, шумных и спокойных. Каждый вливался в смешанный людской поток, который тек во всех направлениях — кто неторопливо шел, кто бежал, кто ковылял, кто мчался на всех парах. Многоголосие толпы перекрывала музыка, витрины ярко горели разноцветными блестящими огнями… Все это завораживало, волновало, отравляло — однако ни в коей мере не заменяло Синтии Тенниел. Повсюду виднелись плакаты, призывающие голосовать за Немила Квинна на долгожданных выборах премьер-министра. Одной этой доброй вести хватило, чтобы наполнить Кэнби радостью. Он жадно впитывал в себя окружающее — уличные торговцы, полицейские, бездельники, рабочие, администраторы, проститутки… В проститутках недостатка не наблюдалось, к тому же многие из них отличались симпатичной внешностью.

Что ж, Кэнби находился всего в нескольких кварталах от центра и Площади, где разрешено почти все. На мгновение его глаза задержались на гибкой блондинке, которая стояла к нему спиной. Несомненно, женщина торговалась со стройным господином аристократического вида, одетым в дорогую одежду. Сзади блондинка ужасно походила на Тенниел!..

Нахмурившись, Кэнби посмотрел на нее еще раз. Мужчина, пошатывающийся от спиртного, тоже показался ему знакомым. Наверное, какой-нибудь политик судя по одежде, довольно высокопоставленный. Такие обычно приезжали сюда из Колумбийского сектора. Пара шагнула в полутемный подъезд закрытого бистро. Женщина прислонилась к двери, а таинственный незнакомец засунул руку под короткую юбку спутницы. Когда она немного повернулась, перед Кэнби мелькнуло лицо…

Тенниел!

И та же длинная стройная ножка с крошечной ступней, та же копна белокурых волос. Сомнений не оставалось. Кэнби отвернулся, его сердце бешено колотилось.

Наконец двое вышли на улицу. Женщина — скорее всего Тенниел поправила юбку, а неизвестный господин неуклюже полез в карман, чтобы отделить от толстого рулона несколько банкнот. Улыбаясь, женщина тщательно сложила каждую педантично отсчитанную бумажку и спрятала их в сумочку Кэнби сразу узнал и ее. Затем спутники под ручку заковыляли по улице по направлению к Площади — Тенниел явно поддерживала своего клиента.

В шоке Кэнби поплелся за ними. По мере того как он приближался к Площади, публика на улицах становилась все непристойнее, а загадочный господин все больше давал волю рукам. Вскоре стало очевидно, что Тенниел надела юбку чуть ли не на голое тело. Впрочем, как выяснилось, большинство проституток — обоих полов — обнажались еще и не так, рекламируя на улице свои разносторонние способности. Одна из куртизанок попыталась переманить таинственного господина, но Тенниел исцарапала ее лицо ногтями и как ни в чем не бывало продолжала идти дальше.

Вскоре успевать за парочкой стало трудно — со всех сторон поступали настойчивые предложения. Кто-то хватал Кэнби между ног, кто-то тащил за руку… Ему пришлось буквально пробивать себе дорогу в этой неразберихе, пока он не заметил, что Тенниел со своим спутником зашли в пользовавшиеся дурной славой «номера на время». Когда Кэнби добрался до вестибюля, пара уже взяла себе комнату.

— Билет для подглядывания, господин? — выкрикнула из-за толстого стекла кассы рябая старуха. — Пятьдесят кредитов за все глазки, пять — за один.

— Блондинка, — выдохнул Кэнби. — Только что пришла сюда с худощавым мужчиной. В каком они номере?

— Ищи сам, — прокудахтала старуха. — Разве всех упомнишь?

Онемев, Кэнби машинально сунул руку в карман и отсчитал пятьдесят кредитов — половину из имевшейся наличности.

Старуха взяла деньги, скрупулезно их пересчитала и выдала Кэнби пластиковый ключ.

— От всех глазков, — заверила она клиента, протянув вслед за ключом несколько бумажных салфеток. — Только не пачкайте стены или полы, понятно?

Кэнби почувствовал, что его щеки краснеют Он не посещал подобных заведений со времен школы и полового созревания. Качая головой, Кэнби схватил ключ и пошел по коридору второго этажа, шумному, дурно пахнущему, полному мужчин и женщин. Подсматривая в глазки, они визжали и смеялись.

Стиснув зубы, он открыл свободный глазок в первой комнате. Оргия… Сквозь вонь застоявшегося сигаретного дыма, дешевой парфюмерии и пота Кэнби протиснулся к двери номер два. Все глазки там оказались заняты, поэтому он перешел к третьей комнате. Двое мужчин… Четвертую занимали извивавшиеся мускулистые женщины, проделывавшие поистине акробатические трюки. Вернувшись к комнате номер два, Кэнби обнаружил, что она опустела. В комнатах от пятой до десятой не происходило ничего интересного — с нарастающим волнением Кэнби поднялся по узкой лестнице на третий этаж. Ничего. Впрочем, в конце концов Кэнби нашел то, что искал, в пятой комнате четвертого этажа, и с первого взгляда исчезли все надежды на ошибку.

Тенниел стояла на коленях над таинственным господином, делая то, что, как думал Кэнби, она делала лишь для него. Причем с тем же неизменным мастерством!

Окаменев от изумления, Кэнби продолжал тупо стоять на месте после того, как остальные «зрители» перешли к другим глазкам. Он видел, как загадочный незнакомец отсчитал гораздо больше кредитов, чем раньше, а Тенниел лежала и вознаграждала его за чаевые улыбкой. Прежде чем пара оделась и покинула комнату, Кэнби собрался с силами, словно слепой, миновал шумный коридор, лестницу и вышел в вестибюль. Там бросил старухе ключ и стремглав вылетел на улицу за угол дома, где его долго выворачивало наизнанку, пока в желудке не осталось и следа от ужина.

Наконец Кэнби тупо побрел по тротуару к Гранд-Сентрал, где встретил Ольгу Конфрасс таким ледяным молчанием, что та не решилась ни о чем его расспрашивать. В глубокой депрессии вернувшись на верфь, Кэнби с головой погрузился в работу. Спустя несколько дней он уже не вспоминал о поездке домой.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ ЛЕГИОН

16 мая 2690 г., земное летосчисление

Станция Перрин

Земля

К шестнадцатому мая все четыре корабля Легиона были готовы к космическим полетам и вооружены. Легионеры, глядя, как быстро тают их средства, чуть ли не в отчаянии ждали первого клиента, переживая самый критический для всех предприятий момент. Не то чтобы работы не хватало. Наемники пользовались во всей Галактике неизменным спросом, поскольку более сотни мелких доминионов — продуктов многочисленных прошлых войн — постоянно образовывались, сливались и снова распадались. Впрочем, как правило, обращались к полудюжине самых известных из всех групп наемников. Недавно сформированные группы, пытающиеся прорваться в бизнес — такие как легионеры, — находили работу лишь тогда, когда все завоевавшие себе имя команды расписывали графики на полгода вперед. Ведь задания, на которые вызывались наемники, никогда не обходились без самых суровых штрафов за неудачи. Люди, использовавшие наемников как некие кулаки, чтобы, фигурально выражаясь, надавать с их помощью другим, естественно, хотели не сомневаться в том, что эти другие уже не смогут отомстить.

В конце июня Кэнби распространил весть, что его легионеры готовы действовать. Именно в этот день он пожертвовал остаток своих сбережений в опустевшую казну Легиона. К тому времени легионеры еще не совсем подготовились, но, понимая положение, решились на ранний старт, прикинув, что если в их услугах возникнет необходимость, то как-нибудь справятся. Впрочем, беспокоиться не стоило. Прошло шесть недель, а Легион по-прежнему — теперь уже с настоящим отчаянием — ждал первого клиента.

Удача пришла почти случайно, когда в одно душное хмурое утро в невзрачный офис Легиона с хозяйским видом вошел человек, почему-то показавшийся Кэнби знакомым. Гость обладал импозантной внешностью и носил подозрительно дорогую, хотя и не столь тщательно подобранную одежду. У него было большое мясистое лицо, волевой подбородок, пронзительные, но дружелюбные глаза, заостренные кверху напомаженные усики и маленький рот с крупными зубами.

— Кто здесь главный? — спросил незнакомец.

— Наверное, я, — осторожно ответил Кэнби, пытаясь вспомнить, где мог видеть этого человека.

— Леон Коупер, — представился гость; подавая Кэнби бросающуюся в глаза визитку. — Я снимаю голодрамы. — Во время разговора он морщил лоб и пристально разглядывал Кэнби, как будто тоже старался вспомнить, не знакомы ли они. — Кстати, я не расслышал вашего имени.

Кэнби улыбнулся и встал.

— Извините, — произнес он. — Меня зовут Кэнби. Гордон Кэнби.

Брови Коупера поползли вверх.

— Бог ты мой, — прошептал он. — Не тот ли Гордон Кэнби, который командовал во время войны Девятнадцатым Звездным Легионом? Вы чертовски на него похожи.

— Пожалуй, этому есть причина, — с усмешкой ответил Кэнби.

— Разрази меня гром! — воскликнул Коупер. — Кэнби, ведь я с тобой летал!

Кэнби щелкнул пальцами.

— Лео Коупер! Лейтенант Лео Коупер. Все верно. Я слышал, что ты ушел в шоу-бизнес. Но, Боже, никогда бы не подумал… — Кэнби указал пальцем на улыбающегося человека перед ним. — Так, значит, это ты снял «Солдата удачи»? Здорово!

— Черт, Кэнби, — небрежно бросил Коупер, — я все делаю здорово.

Кэнби усмехнулся.

— Кто бы спорил.

Коупер оглядел убогий кабинетик и пробежался пальцами по волосам.

— А ты, значит, и есть тот парень с «DH98»? И что вы с ними делаете?

Кэнби ненадолго задумался.

— Ну, в общем-то, — осторожно произнес он, — сдаем.

— По дороге сюда я видел, как один из них летел, — заметил Коупер. — А какой-нибудь еще годится для полетов в космос?

— Все четыре, — не без гордости объявил Кэнби.

— С экипажами?

— Держу пари, со многими ребятами ты знаком лично, Лео.

— Пожалуй, — улыбнулся Коупер. — Тогда все ясно. Значит, говоришь, корабли летают?

— Лучше новых.

Некоторое время Коупер молча улыбался.

— Ладно, — произнес он. — Насколько я помню тебя и всю старую компанию, вы зря трепаться не будете… Вышло так, что я подыскиваю пару «DH98» для своей голодрамы «Эскадра самоубийц». Конечно, о войне. Могу предложить не бог весть что, но все-таки деньги.

— От денег не откажусь, — ответил Кэнби, надеясь, что его волнение не слишком заметно. — Как ты о нас узнал?

— Позвонил старине Немилу Квинну, — объяснил Коупер. — Ему никак не надоест копаться в послевоенном дерьме — к нынешней кампании это нисколько не относится. Он и предложил мне переговорить с вами. — Гость снова оглядел комнату. — Похоже, вы еще только встаете на ноги.

— Кажется, ты попал в самую точку, — признался Кэнби.

— Значит, вы заинтересованы в моем предложении?

— Когда начинаем и где понадобимся?

Коупер усмехнулся.

— Всех дел — на две недели. Пара мелких планет Альфы Центавра — я дам координаты. Хотелось бы начать как можно раньше. Как насчет следующего понедельника?

Кэнби недолго раздумывал.

— Устроит. А как с оплатой?

— Мы устанавливаем экипажам оклады по тарифному расписанию. Стандартные расценки на аренду кораблей.

— Понятия не имею, что это значит, — заметил Кэнби.

— Тебе понравятся расценки, — пообещал Коупер. — Казначей у вас есть?

— Да. Старик Уорвик Джонс. Помнишь его?

— Хороший парень, — с усмешкой проговорил Коупер. — Мог добыть кредитов тогда, когда другим легионам приходилось неделю ждать выплат. — Он улыбнулся. — Я захватил с собой бухгалтеров. Давай свяжем их со стариком Джонсом, и пусть он сам скажет тебе, какая выгодная сделка тебя ждет. Идет?

— Идет, — согласился Кэнби и взялся за голофон. — Я позову Джонса сюда.

В течение двух часов сделка была оформлена, Легион Кэнби получил первого клиента, а также финансовую поддержку в самый критический момент своего существования.

16 мая 2690 г., земное летосчисление

Лондон

Земля

Лишь пару часов спустя, почти в противоположной части мира, Ренальдо поднес к своим толстым губам очередную чашку шоколада с бренди и довольно улыбнулся, когда по языку стала растекаться густая сладкая жидкость.

«Весенний Дивертисмент», — с грустью подумал Ренальдо. Май уже наполовину кончился, и время, казалось, летело. Все равно. Пропустить такое событие невозможно. В список гостей входили все, кто что-то значил в Империи. Ожидалось даже появление императора Филанте.

В этом году Дивертисмент устраивал премьер-министр Империи, достопочтенный лорд Стерлинг, барон Бэттерси, в своем великолепном лондонском поместье на Темзе. Еще более важным представлялось то, что на пиру планировали яркий показ членов Ордена. Ими являлись свежие куртизанки обоих полов, которые — в течение следующего года — предложат свои услуги Пирующим Рыцарям, когда те выдвинут на соискание многочисленных общественных наград созданные ими Живые Картины.

До представления собственных Живых Картин Ренальдо оставалось чуть больше года, поэтому граф отнесся к своему костюму с большим, чем обычно, вниманием. Он оделся в стиле конца восемнадцатого века — длинные полосатые брюки, обтягивавшие толстые ноги графа, белый, до икр, фрак с очень высоким воротником, преувеличенно широкими лацканами, а также завышенной талией (призванной отвлечь внимание от огромного живота). Накрахмаленный полотняный галстук прятал и подбородок, и рот Ренальдо. Чтобы показать «революционные» симпатии, он прикрепил к лацкану розочку красного, белого и синего цветов. Даже парик графа был настоящим — вся масса прямых волос зачесывалась с затылка на лоб, придавая прическе демонический вид.

В тот вечер под высокими сводами Концертного зала собрались костюмированные участники пиршества. Кроме изысканного камерного оркестра из девятнадцати инструментов, к их услугам были накрытые столы, простиравшиеся от сцены до дверей, и не менее двух сотен расторопных слуг. Приглашения получили самые важные лица Империи — как следствие, огромный Гэтвикский космопорт Лондона на несколько дней наполнился изящными космическими кораблями со всех концов Галактики.

В то время — перед Большим Ужином и Живыми Картинами — как раз прибывали влиятельные гости, обмениваясь любезностями, а нередко и деловыми предложениями. Сам Ренальдо всего пару минут назад заключил выгодные сделки с двумя многообещающими администраторами на бирже политического руководства и вознаграждал себя восхитительной вишней в шоколаде. Неожиданно его плеча коснулась чья-то рука. Повернувшись, Ренальдо оказался лицом к лицу не с кем иным, как со своим «тупоголовым» Лотембером, одетым в безупречный фрак, жилет, рубашку, аскотский галстук и полосатые брюки — совсем как дипломат конца девятнадцатого века. Для графа это явилось весьма неприятным сюрпризом. Впрочем, Лотембер держал под руку блондинку с весьма незаурядной внешностью. Эта дама была одета в костюм — что за чудо! — идеально подходивший французскому костюму тысяча семьсот девяносто пятого года самого Ренальдо!

— Мой господин, — произнес красавец-министр, опуская монокль и низко кланяясь, — я ждал удовольствия лично встретиться с вами сегодня вечером.

Ренальдо собрался было недвусмысленно высказать, как он относится к продолжавшимся неудачам с кирскианскими пиратами, однако не решился проявить грубость перед дамой. Изображавшая нимфу, символ распущенности той «новой» эры, незнакомка была одета — очевидно, прямо на голое тело — в длинное, плотно обтягивавшее фигуру прозрачное платье с немыслимо высоким разрезом спереди — а-ля дорический хитон. Платье имело завышенную линию талии — как раз под красивой маленькой грудью — и низкий вырез. Он мог бы показаться очень откровенным, если бы сквозь прозрачную ткань столь отчетливо не вырисовывались соски, делая декольте просто лишним. Убрав волосы на греческий манер, «нимфа» вплела ленты в роскошные белокурые локоны — по всей видимости, натуральные! Кем бы ни являлась эта великолепная незнакомка, она служила олицетворением эры неприкрытой вольности.

— Э-э, — протянул Ренальдо, прекращая наконец пожирать глазами спутницу министра, — очень рад видеть тебя, Лотембер. — Граф почувствовал, что улыбается. — А кто эта истинная богиня рядом с тобой?

— А-а, господин мой, — залился соловьем Лотембер, почтительно кланяясь, — у вас столь изысканный вкус!

Он шагнул в сторону и взял за руку женщину. Низко приседая, та продемонстрировала маленькую, заостренную кверху грудь.

— Эта прелестная дама — особый друг, с которым я познакомился недавно в Манхэттене, — продолжал Лотембер. — Я сам включил ее сегодня в число новичков для вашего удовольствия, мой господин. Могу я представить вам прекрасного рыцаря Ордена Наслаждений Синтию Тенниел?

— Ну конечно же, Лотембер, — ответил Ренальдо, взял мягкую ручку и, целуя ее, так низко поклонился, что у него заболел живот. — Синтия Тенниел, — заворковал граф, наслаждаясь произносимыми самим же звуками, — какое милое имя.

От спутницы Лотембера пахло дорогими духами. Когда она подняла лицо и робко встретилась взглядом с Ренальдо, он сразу понял, что покорен. Граф смотрел на женщину как завороженный, а Синтия медленно закрыла один глаз, подмигивая Ренальдо так соблазнительно, что во время Живых Картин он обращал внимание лишь на самые зрелищные сцены, мечтая о ее гибком теле. В первые же утренние часы следующего дня Синтия утолила его самые дикие желания…

1 июля 2690 г., земное летосчисление

Станция Перрин

Земля

К первому июля «Эскадра смертников» стала хитом всей цивилизованной Галактики. Что-то в режиссуре Коупера трогало души как жителей гигантских городов, так и захолустных малых планет. Он снял драму — как это слово понималось в давние времена, и люди, которые годами не ходили на представления, тратили немалые деньги, чтобы посмотреть фильм по несколько раз. Даже написанную для него музыку сочли шедевром, особенно «Опасный лунный свет», исполнявшийся певцом под аккомпанемент старинного инструмента под названием пианино.

Драма помогла всем, имевшим к ней отношение. Коупер, уже богатый, теперь еще и прославился, а также обеспечил себя до конца дней. Три главных романтических героя присоединились к пантеону актеров, награжденных Бриллиантовой Кометой (в народе просто «Брилком»). Композитор, взявший на себя труд написать главные темы, сразу издал симфонию, хотя не мог сделать это в течение восемнадцати лет. Многие исполнители получили крупные роли, которые раньше были им совершенно недоступны.

Неожиданный успех драмы разделили даже Кэнби и его легионеры. Прибыль начала накапливаться столь быстро, что прежде, чем компания закончила выплачивать им по обычным платежным ведомостям и за аренду кораблей, стали поступать авторские гонорары — казначей Уорвик Джонс наконец подбил положительный баланс. На все денег от драмы, конечно, не хватало, но они оказались для Легиона существенной финансовой опорой.

Настоящий результат «Эскадры» проявился неожиданно. Недели через три после первых показов Кэнби прибежал в корпус Управления в четыре утра. Оказывается, с ним хотел связаться некий Аль-Эмпат Онак-Ганас, император мелкого феодального государства Джейнап, из Группы Берниага, расположенной в отдаленной части Галактики. Император поинтересовался у Кэнби, не он ли является командиром великолепных космических кораблей, показанных в «Эскадре самоубийц».

— Э-э… да… — промямлил Кэнби, пытаясь стряхнуть сон.

— Обычно к нам обращаются «ваша величайшая милость», — подсказал Онак-Ганас. — Но вы так блестяще исполнили роль командира героического корабля, что вам разрешается сократить наш титул до «вашего величества».

— Благодарю вас… ваше величество, — ответил Кэнби, радуясь тому, что гиперсвязь передает только голос. Посреди ночи во внешности Кэнби вовсе не было ничего героического.

— Всегда пожалуйста, — великодушно произнес Онак-Ганас. — Скажите нам, это вы летали на ярко-желтом «DH98»? Кэнби на мгновение задумался.

— Вообще-то я летал на всех кораблях, ваше величество. Мы, шкиперы, часто менялись, поскольку съемочный график был очень напряженным.

— Всемогущие боги! — удивленно воскликнул Онак-Ганас. — Эта история имела место более трех земных лет тому назад, не так ли?

— Думаю, вы правы, ваше величество, — подтвердил Кэнби (у него все еще не хватило времени, чтобы посмотреть драму). — На самом деле мы записали все почти за две стандартные недели.

— Понимаем, — заметил Онак-Ганас. — В наши времена мы сталкиваемся с такими чудесами.

— Э-э… да, с чудесами, — пробормотал Кэнби и предоставил императору вести разговор, а сам в это время отхлебнул из кружки обжигающе горячего кофе, который принес дежурный офицер.

Наверное, тот сеанс гиперсвязи оказался самым дорогим в истории.

Кэнби молча ждал. Наконец кофе сделал свое дело.

— Мы решили, — после некоторой паузы провозгласил Онак-Ганас, предоставить вашей героической личности, Кэнби, исключительную честь.

Он говорил царственным голосом, как будто собирался присвоить высокое воинское звание.

— Через несколько секунд, — продолжал император, — у вас и у ваших кораблей появится возможность получить работу — от нас лично. Надо полагать, это вас очень заинтересует.

Так вот в чем все дело!

— Разумеется, ваше величество, — не замедлил с ответом Кэнби. — Это великая честь. Чем мы можем ее заслужить?

— Увы, — через некоторое время произнес Онак-Ганас, — Эйзин Бейтик, один из наших ближайших доминионов и пария среди Галактических Наций, дошел до того, что захватил часть космических кораблей, которые летают под нашим священным флагом.

— Не может быть! — трагическим голосом прошептал Кэнби.

— Да, это так! — подтвердил Онак-Ганас. — Они должны быть наказаны — а их несчастные корабли изгнаны из космоса раз и навсегда. Мы правим миролюбивым доминионом, у нас нет собственного военного флота. Поэтому мы ищем героя, чтобы он отомстил за нас. «Эскадра самоубийц» наводит нас на мысль, что вы и ваш Легион как раз годитесь для подобной работы.

Пока Кэнби слушал, по его лицу расползалась кривая усмешка. Пространные тирады Онак-Ганаса означали лишь, что он ищет команду, способную выполнить работенку за слишком низкую плату — Мои уважаемые легионеры с восторгом поднимут славный флаг Джейнапа, — ответил Кэнби.

— Отлично, Кэнби, — произнес Онак-Ганас. — Отлично. Мы сделаем вас национальным героем, вместе с собой и другими достойными людьми, потрудившимися ради общего блага.

— Мечта стала явью, ваше величество, — разглагольствовал Кэнби, принимая заданный разговору тон, — но, к сожалению, несмотря на наши таланты, мы всего лишь бедные наемники, а для такой наступательной операции потребуются средства Уверен, что ваше величество понимает После этих слов на дальнем конце межзвездной связи последовало долгое и напряженное — а также чрезвычайно дорогое — молчание. Наконец Онак-Ганас снова заговорил на этот раз лишь о деле.

— Возможно ли связаться с вашим менеджером?

— У нас есть казначей, — поправил Кэнби. — И с ним действительно можно связаться.

— Пока мы говорим, наши представители уже направляются к вам, объявил Онак-Ганас. — Они встретятся с вашим казна… чеем. в течение часа. В случае, если им удастся образовать альянс, Кэнби, вы сможете стать самым почетным воином в нашем пантеоне национальных героев — Какая честь! воскликнул Кэнби.

— Да, действительно, — торжественно провозгласил Онак-Ганас. — Можем лишь представить ту радость, которую вы чувствуете. Пока же до свидания, Кэнби. Будем ждать дня, когда встретимся с вами лично После этого связь прекратилась.

Представители Онак-Ганаса, очевидно, уже ждали звонка своего императора. В течение пятнадцати минут они прибыли в Управление, и к десяти часам утра Легион Кэнби получил клиента — а также необходимые средства.

Во время ленча Кэнби позвонил Тенниел, подумав, что может застать ее дома с Дамианом. С того злополучного вечера в Манхэттене Кэнби звонил ей лишь однажды, но не смог произнести ничего, кроме пустых банальностей Теперь же, окрыленный удачей Легиона, Кэнби решился наконец каким-то образом выяснить отношения.

— Гордон! — воскликнула Тенниел, когда голофон соединил ее с Кэнби. Ты так надолго исчез… Когда ты ко мне приедешь?

В другой ситуации Кэнби счел бы ее еще желаннее, чем прежде.

— Э-э, — начал он, как обычно, с трудом подбирая слова, — я… а ты хочешь, чтобы я приехал?

— Конечно, — с легким негодованием ответила Тенниел и, оглядевшись, нахмурилась. — Не думаешь же ты, — она пожала плечами, — что я… ну, понимаешь…

Кэнби стиснул зубы — перед его мысленным взором промелькнули болезненные воспоминания. Он пытался прогнать их прочь, но ничего не получалось.

— Гордон?

— Да, — выдавил он. — Извини. Мы были так заняты, что, в общем…

Тенниел улыбнулась.

— Ничего, — промолвила она мягко. — Я знаю, что значит вкалывать, поверь мне.

— Спасибо, — поблагодарил Кэнби, стараясь забыть злые слова, которые рождались в голове. — Давай встретимся.

— Я на это надеялась, — сказала Тенниел. — Когда — сегодня? Если ты приедешь, я возьму выходной.

Кэнби глубоко вздохнул — он рассчитывал, что получит несколько дней, чтобы подготовиться.

— Д-да, — услышал Кэнби собственный голос и взглянул на часы. — Да. Я могу приехать к пяти. Поужинаем в «У грифона». Тебя это устроит?

— Конечно, — проворковала Тенниел. — Я буду готова. «Интересно, буду ли я», — подумал Кэнби.

— Хорошо, — проговорил он. — Увидимся в пять.

— До встречи.

Кэнби выключил голофон и отправился в комнату, чтобы привести себя в порядок. Почему-то ему не хотелось ехать в тот день в Манхэттен — совсем не хотелось.

На борту «Принцессы Доминик», в космосе

Пока Кэнби ехал на гиперпоезде в Манхэттен, чуть ли не в двух миллионах световых лет от него кирскианские флибустьеры почти закончили грабить «Принцессу Доминик», великолепный космический лайнер, принадлежащий престижной компании Имперской Земли «Белая звезда». Сам Кобир как раз обыскивал сейф, встроенный в просторную, временно пустовавшую рубку лайнера. Именно там обычно хранилось самое ценное.

— Безбожный кирскианский ренегат! — взревел капитан, сэр Хьюберт Воландер, герцог Бедфорд и младший сын императора Филанте.

Капитан громко скрипнул зубами, а Кобир осторожно положил в огромный мешок с другими сокровищами маленькую статуэтку девятнадцатого века. Затем, обернувшись, бросил вежливый взгляд сквозь щиток боевого скафандра.

— Да, капитан?

— Вам это так просто не сойдет! — сердито шипел Воландер, нервно кося глазами в сторону огромного бластера, приставленного к его виску Дорианом Шкодой.

Капитан казался совсем молодым, лет двадцати пяти Высокий и симпатичный, с узким лицом, он явно гордился своим высоким происхождением. Отделанная золотом форма выглядела так, словно ее сшили только утром, а сам Воландер казался воплощением блистательного офицера первой линии космических кораблей Галактики.

Кобир задумчиво улыбнулся, вслушиваясь в еле различимый шум из огромного силового отсека корабля. На минуту он представил себя капитаном этого чудесного корабля — а также законопослушным человеком, которым восхищается вся цивилизация. Когда-то Кобир мечтал об этом… до той ужасной войны. Сейчас же… Он мысленно пожал плечами.

В левых гиперэкранах на черном усыпанном звездами фоне висели два «KV388». Казалось, они направляли свои мощные дисрапторы прямо в лицо Кобиру, властно возвращая его к действительности.

— Не исключено, капитан, — ответил он, бережно укладывая на дно мешка комплект из двух бриллиантовых браслетов и тиары. — Однако, — добавил Кобир, не глядя на собеседника, — на вашем месте я приложил бы все усилия, чтобы не шевелить головой — даже при разговоре Кобир извлек из сейфа длинную нить тьенского жемчуга, слишком броского для деликатного вкуса разборчивых скупщиков краденого, услугами которых пользовался. — Мой коллега Дориан — это он приставил к вашей голове бластер — часто жалуется на то, что курок слишком чувствительный. Правда ведь, Дориан?

— К сожалению, — ответил Шкода с особой мрачной интонацией, удававшейся одним лишь кирскианцам, — правда, капитан. — Он вздохнул. Если бы у нас было время на такие мелочи, как текущий ремонт.

Увидев, как побагровело лицо молодого капитана, Кобир возобновил свою работу и, не прерываясь больше, закончил ее. Затем вызвал наряд, чтобы доставить мешок на свой «388», прикрепил Воландера наручниками к ближайшей переборке и направился в жилой отсек.

— Бог накажет вас за это гнусное преступление! — прокричал Воландер ему вслед. — Вы, кирскианцы, всегда были дешевой бандой отбросов!

Кобир остановился возле навигационной станции, стробировавшей срочные вопросы офицеру, которого вместе с остальным экипажем заперли в специальном помещении для арестованных. Почему-то злые слова молодого человека задели Кобира за живое, хоть он не раз слышал подобное от других, чьи корабли грабил. И кто мог бы обвинить потерпевших? Тем не менее… Кобир обернулся к разъяренному имперцу.

— А вам когда-нибудь приходило в голову, капитан, — сдержанно спросил Кобир, — что я и мои коллеги кирскианцы выбрали эту профессию не от хорошей жизни? Поражение не пощадило наш народ.

— Вы продули войну, — рявкнул Воландер. — Так вам и надо. Катитесь в ад!

Кобир покачал головой. Незаконнорожденному имперцу все-таки удалось его разозлить.

— Кстати, об аде, капитан Воландер. Кажется, ваша религия верит и в прямо противоположное место обитания?

— Разумеется, — высокомерно бросил капитан. — Мы называем его раем.

— И вы — лично — ожидаете когда-нибудь попасть в этот рай? — спросил Кобир.

— Несомненно.

— Значит, рай, надо полагать, наполнится подобными вам мужчинами и женщинами?

— И только ими, — ледяным тоном заверил его Воландер Кобир задумчиво кивнул и снова двинулся мимо консолей — Благодарю вас, капитан, — бросил он через плечо — Тогда я непременно буду стремиться только в ад.

В течение следующих двух часов кирскианцы закончили грабеж, а затем полностью вывели из строя приборы гиперсвязи корабля и его основные антенны. Кобир лично установил небольшой заряд с часовым механизмом на люк, запечатывавший арестантскую корабля. Через шесть часов взрыв должен был освободить офицеров, а те, в свою очередь, — выпустить запертых в отдельных каютах пассажиров и продолжить путешествие на Землю.

В то время как огромный имперский лайнер парил на скорости, намного ниже скорости света, маленькая эскадра Кобира из «KV388» снялась с места и скрылась среди звезд, словно призрак.

Манхэттенский сектор

Нью-Вашингтон

Земля

Пока пассажиры и экипаж «Принцессы Доминик» висели в космосе, ожидая освобождения офицеров, Кэнби вышел из поезда неподалеку от дома Тенниел в Нижнем Манхэттене. К этому времени его одолели дурные предчувствия, и он жалел, что вообще ей позвонил. Но, так или иначе, с Тенниел надо было определиться. Решительно войдя в подъезд, Кэнби поднялся на пятый этаж и столь же решительно постучал в дверь.

— Гордон? — раздался из-за двери знакомый голос. От волнения у Кэнби заиграли на скулах желваки.

— Д-да, — выдавил он. — Это я.

В тот день, казалось, Тенниел провозилась со своими замками несколько часов. Наконец дверь открылась и перед Кэнби возникла Синтия, еще более красивая, чем ему запомнилось. На женщине была модная темно-синяя куртка с видневшимся под ней легким голубым джемпером, такая же темно-синяя короткая юбка и черные туфли на высоких каблуках, надетые прямо на голые ноги. Кэнби почувствовал, как его дыхание невольно участилось, когда, не говоря ни слова, Тенниел обняла его, прижимаясь грудью к его груди и нежно целуя в губы. С горящими щеками он с трудом совладал с собой, пока Синтия запирала дверь. Затем она протянула ему руку и направилась к лестнице.

— Сегодня ты такой тихий, Гордон, — заметила Тенниел, когда они вышли на улицу. — Что-нибудь случилось? Кэнби покачал головой.

— Э-э… нет, ничего не случилось, Синтия. Просто последнюю пару недель пришлось трудно.

— Может, позже мне удастся помочь тебе расслабиться, — пообещала Тенниел с легкой улыбкой.

Кэнби заставил себя сжать ее руку и улыбнуться в ответ, видя мысленным взором лишь картину, представшую ему во время подглядывания в «номерах на время».

— Да, может быть…

В таверне «У грифона», несмотря на располагавшую обстановку, Кэнби лишь пил вино — у него так и не появился аппетит. Тенниел, напротив, с жадностью накинулась на спагетти с моллюсками и поглощала все с явным удовольствием. Только к концу ужина Синтия стала бросать на своего спутника тревожные взгляды. Наконец она вытерла губы и отодвинула почти пустую тарелку в сторону.

— Гордон Кэнби, — произнесла Тенниел, сурово нахмурившись, — ты почти не прикоснулся к еде и не вымолвил ни слова. Да что с тобой сегодня? Может быть, я сказала или сделала что-то не то?

Инстинктивно Кэнби принялся возражать, а затем позволил кошмару из «номеров» овладеть его разумом еще раз. Собравшись с силами, Кэнби мрачно кивнул.

— Да, — подтвердил он вымученным голосом.

— Что «да»? — с испуганным видом спросила Тенниел. Кэнби покачал головой и уставился в тарелку, не смея взглянуть своей собеседнице в лицо.

— Не знаю, как и сказать, — с трудом пробормотал он — Что сказать. Гордон? — задала вопрос Тенниел. — Это какая-то шутка?

— Хорошо бы, — ответил Кэнби, поднимая глаза. — Господи, как бы я этого хотел. Но…

— Но, по-видимому, это не шутка, — закончила она за него. — Гордон, ради всего святого, что я тебе такого сделала?

— Лично мне — ничего. Дело в том… в общем… — Он набрал в грудь побольше воздуха. — Все началось в середине июня, субботним вечером…

Затем Кэнби, как в омут, окунулся в сбивчивое повествование о своем одиноком вечере в Манхэттене. Когда Кэнби дошел до эпизода в закрытом бистро, Тенниел сгорбилась в кресле и прикрыла глаза рукой.

— Я боялась, что это ты, — прошептала Синтия. — Вот что значит предчувствие. Я хотела послать парня подальше, но, когда посмотрела еще раз, ты исчез, а он уже запустил руку мне под юбку. — Она вымученно улыбнулась. — Кроме того, когда проделываешь такой классный трюк, считай, что наживка уже на крючке. Большинство клиентов в районе Площади довольно похотливы.

Бросив взгляд на руки, словно они были грязные, Тенниел посмотрела Кэнби прямо в глаза.

— Что еще ты видел?

— Все, — хрипло прошептал Кэнби, как будто слово обожгло ему горло.

— Ты проводил нас до «номеров»?

— Да.

Тенниел закрыла глаза.

— О Боже, надеюсь, ты не купил ключ от глазка? Кэнби кивнул.

— Купил, — признался он.

— Мразь! — выругалась Тенниел. — Тебе понравилось то, что ты увидел? Как я смотрелась — или скорее уж он? Ты получил удовольствие, подглядывая за нами?

Кэнби закрыл глаза.

— Нет. Нет! — возразил он. — Какое там…

— Так какого же черта ты сунулся к глазку?

— Мне нужно было убедиться, что это действительно ты, — дрожащим голосом ответил Кэнби. — Раньше я не подходил достаточно близко.

Тенниел саркастически рассмеялась.

— И какую же часть моего тела ты наконец узнал?

— Не имеет значения, — пробормотал Кэнби, немного приходя в себя. Важно, что это была ты.

— Что важного в том, чтобы подсматривать, как мною пользуются?

— Ничего, — слабым голосом произнес он, — кроме того, что ты проделывала это за деньги! Я видел, как он дал их тебе.

— Я всегда рада чаевым в любых количествах, — сказала Тенниел и на минуту нахмурилась. — Насколько я помню, пачка банкнот у того клиента была намного больше, чем его игрушка.

— Боже! — воскликнул Кэнби. — Ты говоришь, как самая настоящая шлюха.

— Что ж, Гордон, — с усмешкой парировала Тенниел, — наверное, потому что я и есть шлюха.

— Ты признаешь это?

— Конечно, признаю Причем первоклассная шлюха После той ночи со мной у тебя ведь есть что вспомнить, не так ли?

— Н-но тогда было совсем другое. Я занимался с тобой любовью.

— Ты думаешь, я — нет? — спросила Тенниел, и ее брови сошлись на переносице. — Несколько лет я не открывала свою дверь никому. Много лет. И, позволь признаться, в ту ночь я нисколько не притворялась — ни одной минуты.

— Правда? — удивился Кэнби, застигнутый врасплох. — Я думал, проститутки не…

— Ошибаешься, друг мой, — заметила Тенниел. — Конечно, когда я на работе, то ничего не испытываю. Тогда проще сосредоточиться на том, что нужно клиенту, — получив это, он не только дает хорошие чаевые, но и приходит еще. Работа, Кэнби, работа. Но не с тобой.

Кэнби прижал руки к ушам.

— Боже мой, Тенниел, — выдохнул он, боясь поверить в то, что услышал. — Как могла ты так низко пасть? Глаза Тенниел сузились.

— Не смей меня судить! Тоже мне, моралист! — как плетью, обожгла его женщина гневными словами. — Ты спал когда-нибудь под мостом в середине зимы — потому что на другой ночлег не было денег?

— Э-э…

— Бьюсь об заклад, не спал, — продолжала она в ярости. — Ты понятия не имеешь, что значит быть нищим, слышать, как от холода плачет твой ребенок. Конечно, когда ты действительно дойдешь до ручки, то можешь поесть в бесплатной столовке — пойла, напичканного транквилизаторами, способными свалить и лошадь. Мы с Дамианом жрали это, когда не могли добыть милостыни или стянуть чего-нибудь, чтобы не умереть с голоду. А без жилья все быстро покатилось под гору. Очень скоро мы потеряли прежний вид — негде было помыться или постирать те вещи, которые у нас остались.

Тенниел содрогнулась, ее взгляд на минуту затуманился.

— Людям плевать на тебя, когда им кажется, что ты опустился и вышел в тираж, — им даже не хочется тебя видеть.

— Господи, — простонал Кэнби. — И что ты сделала?

— Ты имеешь в виду, как я стала проституткой? Кэнби смущенно кивнул.

— Да, — признался он, — пожалуй, я имел в виду именно это.

Тенниел цинично рассмеялась.

— Не красней, Гордон. Каждый, кто оказывается у меня между ног, в конце концов задает этот вопрос — должно быть, тестостерон или что-то вроде него…

— Прости, — сказал Кэнби. — Наверное, тебе было тяжело.

— На самом деле, — призналась Тенниел, — теперь, когда я оглядываюсь на тот день, все было просто. Я боялась, Гордон, жутко боялась. Просто до ужаса. Работы нигде не было. В один холодный день я увидела нас двоих в зеркале, когда мы поели в бесплатной столовой, и поняла, что дело плохо. Я едва стояла на ногах, Дамиан — тоже, а идти было некуда. Понимаешь, некуда. Тогда я увидела того пьяного — он смотрел на меня. Ну, ты знаешь, как смотрят, когда хотят от тебя кое-чего. До сих пор я всех отшивала, но этот держал в руке банкноту в пять кредитов.

Тенниел мрачно улыбнулась.

— Я просто обязана была заполучить эти деньги. Поэтому я отправила Дамиана обратно в столовую, а сама… подошла к тому человеку и спросила, не заплатит ли он мне пять кредитов. Несмотря на мой вид, он согласился наверное, действительно был сильно пьян. Мы зашли в проулок, и я наклонилась над мусорным баком, запах которого до сих пор меня иногда преследует. Мне было паршиво, зато потом мы с Дамианом впервые за месяц спали под крышей, а утром купили хороший завтрак.

Замолчав, Тенниел взглянула Кэнби в глаза.

— На следующий день я сделала то же самое — даже несколько раз. По пять кредитов с каждого. Я так жутко выглядела, что могла рассчитывать только на таких же бродяг, как я сама, но в конце концов у меня оказалось достаточно, чтобы вымыться и купить немного одежды. После этого я смогла брать больше за свои услуги, и… — Она развернула руки ладонями вверх. Вот и вся история. Извини, что тебе пришлось узнать ее таким способом.

— Ты тоже извини, — прошептал Кэнби. — Но, Господи, должен же быть какой-то выход!

— Шутишь? — спросила Тенниел. — Таким, как я, не дают пенсию — так же как и приличную работу. По крайней мере до тех пор, пока я не накоплю достаточно, чтобы сделать вклад. И поверь мне, я ни за что не позволю Дамиану вернуться на улицу.

Она вдруг прищурилась.

— Не знаю, заметил ли ты, Гордон Кэнби, мой друг, а иногда любовник, но в нашей несчастной Империи имеют цену деньги, и только деньги. Я намерена заработать столько, сколько смогу, и как можно быстрее — причем любым способом.

Сложив руки на столе, Кэнби долго смотрел на них, немного ошеломленный. За короткое время он немало узнал о жизни.

— Наверное, я вел себя совсем как дурак? Тенниел покачала головой.

— Не дурнее большинства, — возразила она. — И тебе действительно выпало узнать обо мне не самым лучшим способом.

— Да уж, — согласился Кэнби. — Не спорю. Тенниел посмотрела на его ужин.

— Ручаюсь, официант мог бы подогреть его тебе. Кэнби улыбнулся.

— Пожалуй, я и правда успел немного проголодаться. После этого пара под ручку отправилась посмотреть «Эскадру самоубийц», а затем провела остаток ночи в постели Тенниел. На следующее утро в отправлявшийся в Вашингтон поезд сел намного более счастливый — и мудрый — Гордон Кэнби.

3 июля 2690 г., земное летосчисление

Колумбийский сектор

Нью-Вашингтон

Земля

— Проклятие, — пробормотал, обливаясь потом, Дэвид Лотембер. Огромный дисплей пространственного изображения, расположенный перед роскошным креслом, только что померк, продемонстрировав содержание картриджа капитана Воландера. На картридже были сняты члены пиратской шайки, которая всего два дня назад ограбила лайнер «Белой звезды» «Принцесса Доминик».

Не прошло и шести часов после приземления, как Воландер устремился прямо в Пентагон. Теперь он тоже сидел в комнате оценки ситуации — слева от Лотембера. Плюшевое кресло справа от него занимал Садир, Первый граф Ренальдо. Ни один, ни другой вовсе не выглядели довольными.

— Имперский скандал, вот что это такое! — рявкнул Воландер. Имперский скандал!

Его узкое молодое лицо исказилось от злости.

— Действительно скандал, ваша милость, — с огромным почтением вторил Воландеру Лотембер.

Наверное, Филанте ужасно переживает за сына. И простой смертный догадался бы, какой властью столь крупная величина, как Ренальдо, была вызвана в Вашингтон в шестичасовой срок.

Граф сидел на впопыхах подставленном кресле, как огромная раздувшаяся жаба. Со странной смесью страха и радости Лотембер заметил, что побагровевшей Ренальдо — слишком толстый, чтобы уместиться между мягкими рукоятками — неудобно ютится на краешке подушки. Похоже, это дурно скажется не только на настроении графа, но и на будущем министра.

— Ну? — наконец не выдержал Ренальдо, злобно уставившись туда, где в паре метров от него сидел Лотембер.

— Э-э… мой господин?

— Я так часто видел этих кирскианских пиратов, что некоторые стали мне знакомы, — проворчал Ренальдо. — Что случилось с эскадрой, которую вы должны были за ними отправить? Насколько я помню, вы обещали уничтожить кирскианцев всех до единого.

— Я, э-э… — смущенно промямлил Лотембер.

— Что?

Наконец ум Лотембера ожил. Что же делать? Ну конечно! Сбить с толку, пока не появится время придумать что-нибудь получше. Обычно это не подводило.

— Как вы, разумеется, знаете, мой господи, — начал Лотембер, лихорадочно подыскивая лазейку, в которой можно было укрыться, — после нашего последнего разговора Флот захватил еще три пиратские банды и…

— Снова сопляков! — страшным голосом прорычал Ренальдо. — Все три мелкие сошки. Я хочу знать, что вы сделали в связи с кирскианскими пиратами. Вы ведь их помните?

Лотембер стиснул зубы — такой подход почти не давал времени.

— О да, конечно, ваша милость. Разумеется, помню — Чудесно, — ядовитым тоном бросил Ренальдо. — Тогда я повторю вопрос ради капитана Воландера. Почему вы не уничтожили их, как мне обещали?

— Э-э… я сделал то, что в моих силах, мой господин, — сказал министр, почти в панике ища новый курс действий. Что угодно, лишь бы отвлечь двух этих злодеев, которые подвергали опасности занятую им удобную позицию!

— Не очень-то много, Лотембер, — буркнул Воландер. — Они ограбили мой корабль, представьте — забрали все. Приковать меня к переборке!

— Да, мой господин, — повторил Лотембер — Надо же — приковать вас — Я уверен, капитан Воландер ценит то, как вы умеете повторять, словно попугай, Лотембер, — выпалил Ренальдо. — Но прежде всего он и я хотим знать, что вы предприняли.

— Вообще-то, — вмешался к величайшему облегчению Лотембера Воландер, совершенно очевидно, что мы уже получили ответ на этот вопрос. По-моему, на самом деле нам хочется узнать, что министр Лотембер собирается делать с пиратами сейчас. Я прав, мой добрый граф?

Ренальдо ненадолго задумался.

— Вы правы, капитан, — наконец согласился он. Пока граф говорил, у Лотембера прямо-таки отлегло от сердца. При такой постановке вопроса мог выпутаться даже самый бестолковый политик Империи.

— Ладно, Лотембер, — рявкнул граф. — Что вы намерены делать с этими проклятыми кирскианскими пиратами сейчас?

Поднявшись и глядя на двух сердитых гостей, министр едва не замурлыкал. Молодой капитан, несомненно, обладал настоящей властью, поэтому…

— Мои господа, — начал Лотембер вкрадчивым уверенным голосом, к которому прибегал в беседе с очень важными посетителями, — я уже составил планы на случай подобных происшествий.

Деланно нахмурившись, министр обратился к Ренальдо — Даже когда я отправлял последнюю эскадру с числом кораблей втрое больше необходимого для такого простого задания, я питал серьезные сомнения относительно способностей кораблей и офицеров.

— Вот как? — спросил Воландер.

— О да, ваша милость, — заверил его Лотембер, прибегая к своей самой выигрышной позе. — По сути, состав нашего Флота тревожил меня с того момента, когда я занял пост министра. Слишком многие офицеры и рядовые ветераны прошлой войны Какую пользу могут принести старики современному Флоту? Ответ вам известен, мои господа.

— Но как же опыт? — осторожно спросил Воландер — Ведь он кое-что значит Лотембер фыркнул.

— Ваша милость, сейчас Флот крайне нуждается в свежих молодых экипажах, способных действовать и реагировать с молниеносной скоростью.

Заметив на губах молодого человека одобрительную улыбку, министр энергично передернул плечами.

— Опыт можно легко передать во время учебных ситуаций, зато у молодых не затуплен ум, как у большинства безнадежно отсталых ветеранов.

— Ей-богу, — воскликнул Воландер, — это впечатляет, Лотембер! Если подумать, в нашей «Белой звезде» очень мало молодых офицеров и рядовых. Он нахмурился. — Боюсь, это дает о себе знать. Если присмотреться, наша линия довольно старомодна.

С этими словами капитан глубокомысленно кивнул — как будто приходил к какому-то сложному умозаключению.

— Лотембер, — произнес Воландер, протягивая ладонь, чтобы похлопать ею по руке министра, — я думаю, вы к чему-то клоните. Надо полагать, у вас есть план, как исправить положение.

— У меня действительно есть план, ваша милость, — ответил тот, глядя на Ренальдо, который, казалось, чувствовал себя более непринужденно, чем пару минут назад. — Вот уже несколько недель я разрабатываю план по очистке Флота от древнего сухостоя, заменяя эту человеческую требуху молодыми людьми, получившими современное образование. Я особо сосредоточусь на заполнении офицерского состава отпрысками лучших семей Империи — так сказать, сливками общества самыми образованными, здоровыми и надежными. Когда я закончу, старый Флот засверкает юностью и энергией. А вскоре после этого кирскианские пираты исчезнут. Что может быть проще?

К тому времени Лотембер уже с трудом сдерживал улыбку удовлетворения, а красивое лицо Воландера выражало полную покорность.

— Ей-богу, Ренальдо, — воскликнул он, поворачиваясь к графу, — сразу видно, почему вы поддержали этого парня на выборах в министры Флота. Мои поздравления, дружище! Я непременно передам это отцу.

Граф привстал со своего неудобного места и поклонился — или по крайней мере попытался сделать это, несмотря на свой огромный живот.

— Ах, капитан, — елейным голосом проговорил Ренальдо, — моя заслуга вовсе не велика. Министра Лотембера было легко выбрать, поскольку он на голову возвышался над своими, так сказать, современниками…

Утонченный, но от этого не менее бессмысленный обмен любезностями продолжался лишь несколько минут — Воландер взглянул на часы.

— Ну что ж, господа, — произнес он, — я бы с удовольствием продолжил нашу дискуссию, однако служба зовет, как говорят у нас в «Белой звезде». Воландер торжественно пожал руку Ренальдо, а затем обернулся к Лотемберу и с чувством проговорил:

— Министр, вы поделились со мной своими взглядами, и я ценю это. Возможно, я наилучшим образом выражу свою благодарность — и восхищение попыткой осуществить ваш план на практике в «Белой звезде».

Лотембер склонился так низко, что едва не потерял равновесие.

— Мой господин, — прошептал он, придавая голосу едва заметную дрожь, вы оказали мне чрезвычайную честь.

После еще нескольких цветистых фраз молодой граф, он же капитан, ушел. Улыбаясь, Лотембер повернулся к своему тучному покровителю и приготовился к похвале, для которой так богато удобрил почву. Вместо этого…

— Лотембер, — распорядился Ренальдо голосом, не оставлявшим сомнений, — немедленно прикажи своим людям освободить комнату.

— Мой господин?

На секунду закрыв глаза, Ренальдо открыл их и пронзил Лотембера взглядом, способным остановить мчавшийся на полной скорости поезд.

— Освободи… комнату… — повторил граф, произнося каждое слово медленно и четко, как будто разговаривал с умственно отсталым ребенком. Ты нужен мне на пару слов.

Лотембер задыхался от волнения.

— В-выйдите все, — приказал он натянутым, как струна, голосом. Секретное совещание. Освободить комнату!

Когда в ней не осталось ни одного аналитика или офицера связи, Ренальдо повернулся к Лотемберу и схватил его за грудки.

— Лотембер, хорек вонючий, тебе удалось спасти свою задницу — но ненадолго. Ты понял?

— Я… м-мой господин? — пробормотал Лотембер в ответ на столь неожиданный поворот.

— В общем, ты меня слышал, Лотембер, — рявкнул Ренальдо. — Если ты думаешь, что слез с крючка с этими кирскианскими пиратами, тебя ждет крупное разочарование. А теперь слушай, да повнимательнее, потому что это твой последний шанс. Провалишь дело снова — и можешь забыть о моей поддержке на следующих выборах. Я хочу, чтобы кирскианцы исчезли — все до единого. Понятно?

— Э-э, разумеется, мой господин, — ответил Лотембер, сердце которого бешено колотилось от волнения.

— Тогда повтори.

— Что п-повторить, мой господин? — заикаясь, спросил Лотембер в недоумении.

— То, что мне нужно.

— Э-э…

— Лотембер, болван ты никчемный, — прикрикнул на него Ренальдо, отчего по ребрам министра поползли ледяные щупальца страха, — что ты должен сделать, чтобы я не поддержал на следующих выборах кого-нибудь другого или, еще лучше, не уволил тебя за некомпетентность? Лотембер немного вышел из ступора.

— К-кирксианцы… — промямлил министр. — Я должен от н-них избавиться.

— Так не забудь об этом, — сердито бросил Ренальдо, направившись к двери, — если только ты не мечтаешь присоединиться к бродягам в бесплатных столовках.

После того как дверь захлопнулась, Лотембер, тяжело дыша, откинулся в кресле — несмотря на кондиционеры, костюм министра промок от пота. Он просидел так почти полчаса, пока дыхание и сердцебиение не пришли в норму.

Пока Лотембер освежался в личной умывальной, тщательно накладывая свежий макияж, чтобы скрыть все следы недавнего смущения, он приказал Толтон вызвать ближайших подчиненных по контролю за СМИ и распространением информации. Когда все они собрались за длинным столом в просторном конференц-зале, министр театрально вошел в комнату.

— Господа, — объявил он, — вы немедленно прекращаете все обычные министерские дела.

Естественно, это привлекло их внимание! Когда в зале снова стало тихо, Лотембер уселся.

— Завтра утром мы — вы и я — начнем задание, которое раз и навсегда докажет всей Империи, на что мы годны.

Министр сделал паузу и посмотрел в глаза каждому из своих помощников.

— Скоро я разошлю вас по домам — возможно, в последний раз перед тем, как вы расстанетесь с семьей и друзьями на целые недели. Когда утром вы вернетесь в свои кабинеты, я ожидаю от каждого из вас — и от всех, кто работает под вашим руководством — нечеловеческих усилий.

Он прищурился и расправил плечи на манер героя.

— С завтрашнего дня вы будете есть, спать и трудиться на рабочих местах до выполнения задания.

К этому времени в комнате наступила такая тишина, что кондиционеры гудели, словно сильный ветер.

— И что же это за задание? — словно актер, обратился Лотембер к аудитории. — Господа, в следующие месяцы мы разработаем и внедрим план, по которому будет проведена полная очистка офицерского состава Флота от дремучей военной некомпетентности. Никчемных стариков заменим молодыми образованными людьми хорошего происхождения.

19 июля 2690 г., земное летосчисление

Менфозо

На зеленой, насыщенной парами Менфозо занималась заря, когда дежурный офицер Стивене вбежал на темный деревянный пирс с пластиковой ленточкой в руке.

— Операция начинается, командир, — задыхаясь, крикнул он.

Кэнби, закреплявший на фюзеляже «Смерти» одну из радиоантенн, кивнул.

— Что на повестке?

Стивене взглянул на записку в руке.

— «Звездная база Дезир-Оминт на Батике/3, - зачитал он. — Координаты: V-2275, N-32''5-980, Т-297А. Восемь крупных транспортных космических кораблей. Возможна активность истребителей. Атакуйте немедленно». Подписано: за его величество императора Аль-Эмпата Онак-Ганаса главный фельдмаршал Маннри Обид.

«Итак, — подумал Кэнби, — день наконец настал».

— Ты проверил, какая погода над целью?

— Проверил, — с гордостью доложил Стивене. — Согласно донесениям, цель закрыта со всех сторон грозовыми облаками.

Кэнби уже составил карту объекта. Дезир-Оминг находился примерно в ста двадцати километрах от столицы врага, поэтому, несомненно, был защищен так, как мог это позволить себе мелкий доминион.

— Хорошо Объявляй подъем Стартуем в — Кэнби бросил взгляд на часы, которые показывали пятнадцать девятнадцать — Через два часа Улыбаясь, он смотрел, как Стивене побежал к палаточному городку, который они стали называть домом после того, как прибыли на планету В последний раз проверив антенну, Кэнби осторожно пробрался вдоль закругленного хребта корабля вперед, спрыгнул в рубку и загерметизировал за собой люк. Спустя несколько минут он тоже вернулся в палаточный городок и, влезая в боевой скафандр, подумал о том, как непривычно возвращаться к активным операциям после десяти долгих лет относительного бездействия.

Как выяснилось, его величеству императору Аль-Эмпату Онак-Ганасу действительно угрожали. Не более чем в девяноста парсеках от него объявивший себя «великим императором» Зерид Алли деспотично правил доминионом из трех едва освещенных планет, вращающихся на орбите маленькой красноватой звезды Йот-73/0185п. Последняя давала так мало энергии, что Эйзин Батику приходилось ввозить почти все продукты, кроме грибов и других растений, не требовавших света. Зато их экспорт не имел себе равных. А вот Джейнап, миниатюрная империя Онак-Ганаса, кружила вокруг Альфы Нико, яркой звездочки, обеспечивавшей двум своим планетам, Корланде и Менфозе, массу энергии. Поэтому Алли решил вторгнуться туда и присоединить их к своим владениям.

Облачаясь в боевой скафандр и потея, несмотря на работающий в палатке кондиционер, Кэнби испытал давно знакомое гнетущее чувство — не что иное, как страх, — которое всегда возникало перед боевым заданием. После тысячи полетов на задания и бог знает скольких рискованных ситуаций Кэнби приближался к смертельной опасности, не обладая ни энтузиазмом молодого пилота, только что окончившего Академию, ни уверенностью, приобретенной вместе с опытом Почему-то возвращение после полного десятилетнего отрыва казалось Кэнби не только опасным, но, по сути, безумным И все-таки он возвращался Спустя несколько минут Кэнби начал в летной рубке «Смерти» обычную серию проверок.

По палубе прогрохотали ботинки Кэнби осмотрел четыре пирса, вдававшихся в безымянное тропическое озеро, на берегу которого обосновался лагерь. Стали подтягиваться, на ходу жуя наскоро приготовленные бутерброды, легионеры с кружками дымящегося кофе в руках Когда на корабли прибыли все члены экипажей, Кэнби быстро обрисовал им ситуацию. Пока он не мог объяснить подробности операции, поскольку положение на Дезир-Оминге постоянно менялось. Кэнби решил, что будет отдавать необходимые приказы, когда легионеры попадут на место.

— Сверим часы, — предупредил он. — На моих семнадцать ноль семь. Стартуем в семнадцать пятнадцать Я поднимусь первым «Война» полетит у меня во фланге вторым номером, «Чума» — третьим, а «Голод» — во фланге «Чумы» четвертым. Вопросы есть? Хорошо, тогда начинаем представление.

К семнадцати пятнадцати «Смерть» была готова к полету Наземный экипаж дока поднял большие пальцы, показывая, что снаружи все тоже в полном порядке Длинное, окруженное джунглями озеро почти не волновалось, хотя кучевые облака в синем небе предвещали послеполуденные грозы.

Пристегнув ремни, Кэнби огляделся. Швартовы были отданы, другие корабли тоже запускали двигатели, выбрасывая мерцающие облака гравитонов. То тут, то там вдоль пирсов пробегал кто-нибудь из команды с забытой картой или бластером. Через гиперэкраны было видно, как на кораблях экипажи рубок занимают свои места — Отдать швартовы, — приказал Кэнби. Ровно в семнадцать двадцать пять — строго по графику, — когда повсюду закрутили тропические бури и озеро стало затягиваться тяжелыми тучами, «Смерть» оторвалась от воды и взяла курс на Дезир-Оминг, а следом за нею — «Война», «Голод» и «Чума».

К Батику/3 они приблизились на высокой скорости, едва не зацепив пояс астероидов, окаймлявший орбиты всех трех планет Эйзин Батика. Затем корабли сквозь грозовые облака дерзко нырнули к поверхности по намеченной траектории, призванной доставить легионеров к порту Дезир-Оминга. Выравниваясь, эскадра промчалась сквозь грозовой фронт, который стягивал тучи все ниже — Кэнби уже едва различал державшуюся позади «Войну».

Корабли находились в километрах тридцати от цели, когда путь им преградила черная перекатывавшаяся туча. Бесстрашно погружаясь в бурю, Кэнби сразу потерял из виду почти все, находившееся за бортом. Где-то рядом располагался Дезир-Оминг… Неожиданно туча рассеялась, и впереди возникла цель. Несмотря ни на что, все четыре «DH98» летели почти идеальным строем.

Слева Кэнби заметил солдат, которые спешили натянуть маскировку на два оставшихся с войны новогасконских штурмовика «GGM33». С земли принялись стрелять. Однако очень скоро вся территория космодрома, казалось, вспыхнула от лучей двадцатидюймовых и тридцатисемидюймовых дисрапторов. Сердце Кэнби едва не выпрыгивало из груди — почти как десять лет тому назад. Битва представляла собой самый страшный — и захватывающий — вид человеческой активности. Близкая ярко-красная вспышка едва не подбросила «Смерть». Залпы с «Чумы» и «Голода» накрыли три из крупных огневых позиций.

Теперь Келлерванд стрелял из мощных двадцатидюймовых дисрапторов с носа «Смерти» — извилистая лента взрывов протянулась среди вражеских ограждений, превращая огневые позиции в дымку из сметенного металла, грязи и обломков. Слева «Война» открыла огонь по огневой позиции дисрапторов, разрезая установочную платформу надвое. Тяжелая пластиковая опора взлетела на воздух вместе с горсткой солдат.

Легионеры почти прорвались к порту. Кэнби невольно наклонил голову и засмеялся — каких-то нескольких дюймов обшивочного металла, а также гиперэкранов вполне хватит, чтобы защитить экипажи. Несколько раз «Смерть» подпрыгивала, когда в ее корпус едва не попадали. Затем кольцо укреплений неожиданно осталось позади.

Внизу справа располагался порт Дезир-Оминга. За извилистой прибрежной полосой простиралось спокойное море с восемью массивными лайнерами, отчаянно пытавшимися сдвинуться с места. Над ними кружила дюжина «GGM». В начале войны они были неплохими штурмовиками — и оставались таковыми в сочетании с подходящими экипажами. Однако до «DH98» им было, конечно, далеко.

Настало время действовать!.. Кэнби мгновенно принял решение. Мендересу с «Голодом» и Гиббонсу с «Чумой» предстояло заняться старыми бомбардировщиками, а в это время Кэнби и Конфрасс должны были, разделившись, обстрелять главный объект. Кэнби передал все это по радио, затем резким маневром развернул «Смерть» к берегу и сквозь рассеянный огонь дисрапторов снизился к самой воде.

Когда Кэнби достиг береговой кромки, радиоальтиметр показывал всего тридцать пять метров. Белые полосы пены отмечали место старта трех больших космических кораблей «Рейнрод-24», которые только что поднялись. Впереди, на реактивных пусковых установках возвышались два транспортных корабля «Ssov & Mholb». Келлерванд открыл огонь по ближайшему и попал в него с первого же залпа. Трос лопнул — «Смерть» пронеслась над огромной дымящейся массой как раз после того, как та, не удержавшись на склоне, упала в море и погребла в нем не меньше тысячи батикских солдат.

Тотчас же в щиток Кэнби, казалось, нацелились все видимые им дисрапторы. Он так быстро рванул вправо, что не смог выстрелить по второму «Ssov & Mholb», но вышел из воды как раз за оторвавшимся кораблем, который угрожающе рос на гиперэкранах. Келлерванд дал один долгий залп из двадцатидюймового дисраптора, продолжавшийся до тех пор, пока Кэнби не увел корабль от столкновения. Кэнби наблюдал на экране, как крупный корабль — с ярко вспыхнувшими пусковыми отсеками и полностью оторванной кормовой секцией — упал в гавань и взорвался.

Горевший «Рейнрод-24» врезался в облако пара позади корабля Конфрасс. Та тем временем «повисла» на хвосте его напарника.

Огонь батикских дисрапторов с берега усилился. К этому времени скорость «Смерти» унесла ее далеко от воды — как раз к плавучей барже с дисрапторами. Кэнби оказался метрах в десяти от нее — над самой водой и тысячами поднятыми дисрапторами брызг. Перед ним мелькнули одетые в боевые скафандры фигуры, метавшиеся по палубам баржи, и ослепляющие снопы энергии из ее оружия. Полностью замаскированная конструкция, казалось, ожила. От яростного взрыва в мечущиеся волны упала, окруженная облаками перьев, стая морских птиц. Наконец «Смерть» вышла из радиуса досягаемости.

Кэнби обнаружил, что весь вспотел, а в горле так пересохло, что стало невозможно говорить. Вскоре он понял, что затаил, дыхание на все время атаки, а сердце билось так, словно собиралось разорваться. Он набрал высоту с правым креном, пытаясь выяснить, что происходит. Справа Конфрасс поливала огнем очередной «Рейнрод», а наверху разворачивался небольшой, но жаркий воздушный бой. Три космических корабля устремились вниз в огне — в них без труда можно было узнать «GGM34» — вместе с целым потоком спасательных капсул. На земле возле невысоких построек горел еще один корабль — уже не поддающийся определению.

Кэнби задумался, следует ли ему попытаться присоединиться к воздушному бою или еще раз пройтись над батикским портом? По меньшей мере половина транспортников оставалась цела, включая три корабля, которые стартовали, когда Кэнби в первый раз пролетал над берегом. Кэнби неохотно выбрал второй вариант — в конец концов им платили за уничтожение транспортных кораблей. Снова снизившись до уровня моря, Кэнби на полной скорости устремился назад, когда неожиданно заметил три «Рейнрода».

Оправившись от удивления, он обезопасил себя от их защитного огня, широко открыл регуляторы тяги и зигзагами бросился к вражеским кораблям — в последний момент вспомнив, что надо сделать записи, чтобы показать их Онак-Ганасу, когда настанет время расплачиваться. Затем, держась подальше от радиуса действия маленьких дисрапторов противника, Кэнби подождал, пока Келлерванд не взял на прицел первый корабль. После нескольких залпов два из трех двигателей корабля загорелись. Пилот попытался совершить вынужденную посадку, но далеко за пределами порта. Море оказалось слишком бурным, и корабль опрокинулся, развалившись пополам и выбросив в огромные волны сотни солдат.

Кэнби немедленно направился за двумя другими кораблями, которые, пытаясь оторваться, скользили по воде. Длинные следы гравитонов затрудняли обзор. На секунду Кэнби даже стало жаль корабли. С его скоростными возможностями и четырьмя мощными дисрапторами у них совсем не оставалось шансов. Кэнби пристроился к правому кораблю, который казался сильно перегруженным и немного отставал от другого. Кто бы ни управлял намеченным в жертву кораблем, это был хороший пилот. В последний момент он — или она резко повернул. Кэнби обнаружил, что ему, как глупцу, пришлось разворачиваться прямо перед кормовой орудийной башней «Рейнрода». Вражеский канонир послал серию выстрелов из маленьких дисрапторов, однако без особого успеха. «Смерть» снова плавно заняла огневую позицию, и Келлерванд почти в упор прошил крупный корабль дисрапторами. Двигатели «Рейнрода» с правого борта загорелись, огонь из кормовой орудийной башни резко оборвался, и в считанные секунды весь корпус поглотило пламя. Пилот попытался набрать высоту и вернуться к берегу, но высота была слишком мала Корабль огненным шаром плыл в паре метров над гребнями волн, оставляя за собой шлейф из черного дыма Вскоре он взорвался и исчез Поискав третий, Кэнби вскоре нашел и его. Этот тоже снижался, охваченный огнем, в сопровождении Конфрасс с правого борта Гибель двух последних жертв позволила «Смерти» развернуться и еще раз пойти над самыми верхушками волн к берегу Дезир-Оминга. Мощные реакторы оставляли за собой двойные петушиные хвосты, словно от старинной прогулочной лодки.

На этот раз Кэнби застал батикских канониров врасплох Они вели довольно беспорядочную стрельбу в направлении воздушного боя. «DH98» пронесся между двумя крупными портовыми строениями и появился над базой на скорости почти в пятьсот узлов. Там располагался всевозможный мелкий транспорт — в таких больших количествах, что Кэнби было трудно выбрать цель. Впрочем, прямо перед ним стояли два огромных корабля «Одара-232» с их любопытными фюзеляжами, пятью кабинами и двадцатью четырьмя колесными прицепами для использования на земле Келлерванд принял решение — его крупнокалиберные «гиспаны» прошили корпуса кораблей.

Попадание в корму «DH98» сотрясло корабль, но не изменило летных характеристик — Кэнби оставил эту неприятность на потом Благополучно выбравшись из зоны обстрела, он проделал спиральный вираж и оказался в разгаре воздушного боя, который быстро затихал — шесть из двенадцати «GGM» уже валялись разбитые на земле. В тысяче футов над ними Гиббоне, по всей видимости, испытывал на своей «Чуме» трудности — из одной ее турбины тянулся дым Гиббоне схватился с «GGM», который очень умно повел бой — и начинал выигрывать Кэнби тотчас же устремился к батикскому кораблю, и Келлерванд влепил в хвостовую часть врага по меньшей мере два дисрапторных залпа Застигнутый врасплох, штурман 9–4 «GGM» машинально сбросил скорость, предоставив Гиббонсу возможность снова открыть огонь, — что тот и сделал В явном замешательстве «GGM» развернулся, а Келлерванд выстрелил, причем опять успешно Так повторилось еще раз «GGM» на секунду как бы завис в воздухе, а затем его фюзеляж раскололся Из огня выпали две или три спасательные капсулы, но одна из них уже раскрылась, и ее понесло к заливу, где всего в паре метров от развалин самого «GGM» произошел взрыв Кэнби проверил разрушения. На каждый корабль досталось по несколько попаданий, но, кроме «Чумы», серьезно ни одна из машин не пострадала Тогда Кэнби дал команду отступать — получив от Гиббонса заверения в том, что «Чума» способна совершить перелет Один за другим оставшиеся в небе «GGM» повернули к Дезир-Омингу, откуда в прозрачный холодный воздух поднимались столбы дыма Тусклая звездочка Йота-73/0185п скользила к линии горизонта, ландшафт уже становился нечетким Кэнби выстроил свои корабли Достигнув скорости света, они устремились к Менфозе. Задание увенчалось успехом Теперь уже профессия наемника не казалась Кэнби такой безумной, как в начале дня

21 сентября 2690 г., земное летосчисление

Калабрия

Халиф

В Лондоне и Нью-Вашингтоне наступила осень, один из трех восхитительных теплых периодов «южного» полушария Халифа Возле маленькой таверны «Корт-Мишель» в древней столице Калабрии Кобир и Эмиль Липпи попивали сладкий «ваннал» с горькой настойкой, сидя под зонтиком, который в более раннее время защитил бы посетителей от лучей Са'анто Теперь же, под вечер, их любимое заведение затеняли покрытые затейливой резьбой стены побеленных зданий, сооруженных за тысячу лет до первых межпланетных полетов землян Улицу перед таверной заполняла многоязычная толпа покупателей и торговцев со всей Галактики. С тех пор как Халиф стал домом для Кобира, он привык проводить досуг здесь, встречаясь с тем или иным кирскианским флибустьером в свободной от стрессов обстановке. Друзья только что заказали еще сладкого «ваннала», который «отлично сдабривал горькую настойку», когда из толпы выделился Дориан Шкода и подставил стул к их столику.

— Слышали о чистке? — спросил Шкода.

— Кто о ней не слышал? — ответил вопросом на вопрос Липпи.

Кобир кивнул и улыбнулся — вместе с Липпи они обсуждали это с тех пор, как пришли сюда почти час назад.

— Кто бы мог поверить? — Кобир усмехнулся, нажимая на кнопочку, которая зажигала ароматические табачные листья в его глиняной трубке с длинным черенком.

Кобир с удовольствием затянулся. Трубки представляли собой ту роскошь, от которой во время космических операций приходилось отказываться.

— Такая же чистка во Флоте, которая когда-то уничтожила наш… прошептал Шкода, подавая знак, чтобы ему тоже принесли «ваннал», и в оцепенении покачивая головой.

— Что ж, — заметил Липпи, морща нос, — в последнее время Флот не увенчал себя славой. Во время нашей стычки было похоже, что экипажи набирались из одних новичков. А после этого вообще не могли нас найти!

— В самом деле, — согласился Кобир, затянувшись пряным дымом. — Такое впечатление, что теми «тарквинами» возле Омеги-932 в основном командовали желторотые выпускники имперских академий. Но это не имело значения… до последнего времени.

— Я не понимаю, — возразил Шкода. — Пока все это вообще не имеет для меня смысла.

— Сначала, Дориан, спроси себя, в чьих глазах это имеет смысл? парировал Кобир.

— Мой капитан?

Кобир улыбнулся, задумчиво отхлебнув «ваннал».

— Часто смысл событий пытаются понять с точки зрения собственной логики, когда в действительности эти события разумны лишь в пределах кругозора другого человека.

Он посмотрел поверх стакана.

— Только в жестком свете практики события — а также вызвавшие их мотивы — оказываются рациональными. Липпи согласно кивнул.

— Николай имеет в виду, что имперская чистка, возможно, не имеет смысла для тебя или для меня, но для кого-то вроде Дэвида Лотембера в ней заключается величайший смысл.

— Лотембер… — повторил Шкода. — Ах да, Имперский министр Адмиралтейства. Неужели он такой осел?

— Все зависит от того, — ответил Липпи, — судишь ли ты его как политика или как командующего. В первом случае он просто гений.

— Однако в последнем, — продолжил Кобир, направляя на Шкоду длинный изогнутый черенок трубки, — он вполне может оказаться идиотом.

— Бог ты мой, — пробормотал Шкода, округляя глаза — Ты предполагаешь, что тех несчастных ребят, командовавших «тарквинами», выбрал сам Лотембер?

Кобир мрачно кивнул.

— Рассматривая известные подробности имперской чистки, — произнес он, — это становится вполне вероятным — Взгляните с другой стороны, — предложил Липпи, зажигая гораздо более короткую и толстую трубку из дерева. — Всю свою жизнь Лотембер занимал тот или иной политический пост — даже во время войны. Благодаря этому он всегда вел жизнь относительно привилегированного человека…

— И понятия не имеет о реальном положении вещей, — закончил за него Шкода.

— Вот именно, — согласился Кобир — А для истинных политиков не существует ничего ценного, если это напрямую не связано с властью, особенно политической, которая обычно приводит к деньгам.

— Так что в глазах Лотембера, — подхватил Шкода, — единственными компетентными людьми во всей вселенной являются те, которые связаны с богатством или властью — а лучше и с тем, и с другим. — Он нахмурился. Это объясняет странные новые имперские списки: адмирал — граф такой-то, капитан — баронесса такая-то, лейтенант — еще какой-нибудь баронет. Меня все это удивляло.

— А новые офицеры без титула, — кивнул Липпи, — отпрыски семей, обладающих властью другого рода: в промышленности, транспорте, политике, преступном мире.

— Если это правда, — заметил Кобир, окутанный облаком дыма, — тогда с «тарквинами» возле Омеги-932 все понятно. Вот только…

— Что?

— Ну, раз они так облажались, зачем Лотемберу подвергать такой же ерунде целый флот?

— По-моему, — высказал догадку Липпи, — он просто сваливает вину на свою команду. Обрати внимание — чистке подверглись только офицеры.

Кобир кивнул.

— Конечно! Отлично, Эмиль! После столь многих лет в космосе у меня начали усыхать мозги.

— Не только у тебя, старик, — усмехнулся Липпи, — у меня тоже. Ведь я так и не возьму в толк, почему все новые высокородные офицеры — почти дети.

— А вот это, — с ухмылкой проговорил Шкода, — мне как раз понятно. Богатые люди обычно слишком заняты, чтобы идти в армию. Такую роскошь могут позволить себе только их чада.

— Если без шуток, — вставил Кобир, — меня тоже озадачивает упор на самых зеленых юнцов. Возможно, это случайно, но кто знает. Чистка Лотембера происходила не под влиянием минуты.

— Пока же, — заметил Шкода, — действия Лотембера следует только приветствовать — похоже, он лишил свой Флот опытных экипажей.

— Не совсем так, — предупредил Кобир. — Во Флоте, так же как и в нашей маленькой эскадре, корабли держатся на рядовых. Офицеры могут ими руководить, но все равно машины, благодаря которым корабли летают, запускают и поддерживают рядовые.

— Верно, дружище, — согласился Липпи. — По-настоящему командование военными кораблями переходит к офицерам лишь во время боя.

— К счастью, — с улыбкой сказал Шкода, — Имперский Флот интересует нас исключительно в это время. Разве не так?

— Так, — торжественно изрек Кобир и поднял стакан. — Предлагаю тост, господа. Давайте выпьем за здоровье Дэвида Лотембера, особого покровителя флибустьеров!

Декабрь 2690 г. — июнь 2691 г., земное летосчисление

К Рождеству Кэнби и его легионеры завоевали себе отличную репутацию, успешно выступая против многочисленных «врагов» и получая значительные суммы от благодарных покровителей — включая и Немила Квинна, который не, только спокойно рекомендовал Легион возможным клиентам, но время от времени лично контактировал с Кэнби. Естественно, легионеры подверглись неизбежным для их опасной профессии случайностям — в том числе потере «Чумы» почти со всем экипажем, попавшей в засаду из девяти космических кораблей. Тем не менее уцелевшие легионеры сочли, что вознаграждение гораздо выше риска.

Сам Кэнби потратил почти все, заработанное после первых трех «побед», на Тенниел, обеспечив ей достаточный вклад для получения работы на крупном предприятии. К его радости, женщина с благодарностью приняла деньги и бросила прежнее занятие вскоре после приобретения должности директора по кадрам на огромном химическом концерне «Объединенные межзвездные реактивы». Впрочем, Тенниел сразу предупредила Кэнби о том, что никакие деньги не позволят ей отвергнуть одного из старых клиентов — слишком могущественного представителя знати, который в случае отказа раздавит ее вместе с сыном. И Кэнби смирился, воздерживаясь от попыток узнать, кто этот господин.

Оставшуюся зиму легионеров по-прежнему сопровождала удача, они добивались одной победы за другой. Каждый раз, возвращаясь домой, Кэнби видел, как Тенниел преуспевает на новой работе. Их роман, казалось, тоже процветал, по крайней мере в глазах Кэнби. Оба больше не упоминали о таинственном представителе знати, и когда Кэнби звонил, чтобы договориться о встрече, Тенниел лишь изредка бывала занята. Кроме того, он обнаружил, что очень сблизился с Дамианом; мальчишка бредил космическими кораблями, особенно после короткой прогулки вокруг близлежащей звезды на борту «Смерти». Однажды вечером по дороге к Тенниел Кэнби заметил, что хотя жизнь и далека от идеала, она, однако, бесспорно, превосходила все, что могла предложить ему, когда Кэнби приходилось довольствоваться пенсией.

К началу лету легионеры купили еще три «DH98» и с размахом отремонтировали старые корабли, которые стали лучше новых. Затем оборудовали каждый корабль новейшими силовыми установками и бета-вихревыми дисрапторами. Когда работа подошла к концу, шесть кораблей Легиона почти не имели себе равных — и, не теряя времени, доказали свою ценность четырем следующим клиентам. Слухи распространялись очень быстро.

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ ПРЕДАТЕЛЬСТВО

16 мюля 2691 г., земное летосчисление

Лондон

Земля

Огромный концертный зал в поместье Бэттерси взорвался неистовыми аплодисментами, перемежавшимися криками «ура» и «брависсимо!». Посреди сцены стоял голый, мокрый от пота Садир, Первый граф Ренальдо, воздевший руки в знак признательности и усыпаемый цветами. Куртизанка Тенниел по-прежнему стояла на коленях возле ног Ренальдо — на ней было лишь великолепное кольцо со звездным огнем, подаренное графом после последней триумфальной репетиции.

Из-за спины графа вышел миловидный молодой человек, тоже обнаженный и покрытый потом, с усталым выражением на ангельском личике.

В это время тринадцать различных по композиции групп начали кланяться, по мере того как одна за другой освобождались от принятых ими удивительных положений. Всего несколько секунд назад все тридцать участников постановки одновременно достигли высшей точки наслаждения — подобного архивы Живых Картин еще не фиксировали. Кто-то счел бы это чудом, но Ренальдо знал, что результат достигнут благодаря тяжелой упорной работе — чтобы довести шоу до совершенства, вместе с другими участниками он усердно репетировал почти год.

Наслаждаясь и успехом, и плодами недавних стараний Тенниел, Ренальдо поклонился так низко, как позволял выпирающий живот. Затем широким жестом граф приказал своей белокурой партнерше подняться. С сияющей улыбкой та встала и вскинула руки, принимая возобновившиеся аплодисменты. Это были минуты триумфа — Ренальдо понимал, что сбережет их в памяти до конца жизни. Ни одна другая аудитория в галактической цивилизации не могла по достоинству оценить то, что совершилось на сцене.

Позднее, пока три обнаженные «нимфы» нежно мыли тучное тело Ренальдо в ароматизированной ванне, он позволил себе расслабиться, упиваясь тяжело доставшейся победой. Граф размышлял о том, что почти забыл о проклятом пирате Кобире — раньше это ему никак не удавалось. От одной мысли о великане-кирскианце Ренальдо поморщился. Его угнетало то, что в последнее время он не справлялся с обязательными выплатами — пиратам, на проекты вроде недавних великолепных Живых Картин, а также подрядчикам на строительство огромного бального зала с куполом и сокровищницы возле обновленного особняка.

Ренальдо поежился, когда одна из нимф коснулась той части тела, которая все еще хранила воспоминания об умелых, продолжительных манипуляциях Тенниел. Ах, Тенниел… Мысли об изящной блондинке вызвали на лице графа редкую улыбку. Казалось, не существовало ничего, что бы она ни сделала — или хотя бы ни попыталась сделать. Тенниел даже держала в любовниках наемника, причем довольно знаменитого. Ренальдо в недоумении покачал головой. Тенниел сама с гордостью рассказала ему о том человеке, но граф уже слышал о нем раньше — от Немила Квинна, да и не только. Как-то раз выскочка-канцлер похвастался, что этот Кэнби со своими приспешниками равняется любой флотской эскадре. Квинн уверял, будто недавно они даже приобрели бета-вихревые дисрапторы…

В эту минуту в голове Ренальдо, словно молний, мелькнула идея. Ну конечно, именно Кэнби! Кого же еще лучше всего выслать против кирскианских чертей?

Ренальдо резко выпрямился в ванне, случайно толкнув одну из нимф, которая растянулась на мокром мыльном полу. Какая удачная возможность! Ведь ему даже не потребуется самому пачкать руки. Тенниел как посредник передаст всю необходимую информацию, а графу останется лишь перевести средства.

На его лице показалась улыбка неподдельного удовольствия. Да! Дружище Кэнби.

Заодно это подтолкнет идиота Лотембера. Ренальдо прекрасно выкажет ему свое неудовольствие, раз и навсегда избавившись от кирскианских пиратов.

Светясь, словно мальчишка, граф похлопал нимфу по сливочным ягодицам.

— Дорогуша, — обратился он к ней, — приведи-ка ко мне сюда эту шлюху Тенниел — да побыстрее.

20 июля 2691 г., земное летосчисление

Сектор Адмирала Филлипса

Сингапур

Земля

Кэнби кивнул, когда официант налил в его бокал нужное количество охлажденного белого десертного вина. Одетые в костюмы девятнадцатого века официанты с безупречными манерами обычно раздражали Кэнби — этот являлся исключением. Но в конце концов рестораны тоже за полгода начали ему надоедать. Через широкое окно под звуки полузабытой мелодии, исполнявшейся на огромной золотой арфе, Кэнби наблюдал, как над Сингапурской бухтой садится солнце. Рядом Тенниел доедала шоколадное суфле размером со старинный головной убор «цилиндр».

Тенниел стремительно делала карьеру в «Объединенных межзвездных реактивах», в основном благодаря нечеловеческой способности осаживать возможных победителей в борьбе, которую она со смехом называла «битвами корпораций». Тенниел представляла Кэнби некоторым из своих новых коллег на их шикарных звездных яхтах и в фешенебельных местах отдыха. Обращаясь с ним довольно сносно — некоторые, казалось, даже интересовались его занятием, сослуживцы Тенниел предпочитали хвастаться друг перед другом тем, как сокрушают конкурентов и добиваются большей отдачи от меньшего числа работников, и делились планами очередного скачка вверх по служебной лестнице. Некоторое время Кэнби пытался вникнуть во всю эту возню, но так и не получил ответа на вопрос, кто на самом деле выполняет для корпораций какую-либо полезную работу. Очевидно, не администраторы, именуемые Тенниел друзьями, — похоже, их интересовало лишь приобретение и сохранение личной власти.

Кэнби бросил взгляд на свою спутницу: она смотрела в окно — задумчивая и красивая.

— Вернись на землю, — с легкой усмешкой попросил Кэнби.

— Извини, — проговорила Тенниел. — Мысленно унеслась в другое место.

— А я там был?

— Ты был везде, — ответила Синтия.

— Не понимаю, — признался Кэнби. Немного полюбовавшись сумерками за окном, она мечтательно улыбнулась.

— У меня есть для тебя работа, Гордон.

— Что у тебя есть?

— Работа, Гордон, — повторила она, — для тебя и твоих легионеров.

— Понятно, — пошутил Кэнби. — Значит, корпоративные войны и впрямь приобрели накал?

— Нет, — возразила Тенниел со странным нервным смешком. — К «Объединенным реактивам» эта работа не имеет никакого отношения.

Кэнби нахмурился.

— Ты что, серьезно? Тенниел кивнула.

— Для кого? — задал вопрос Кэнби. Она коснулась губ кончиками пальцев.

— Тебе непременно нужно знать? Кэнби отослал официанта.

— Ты хотела спросить — вам непременно нужно знать? Синтия снова кивнула, избегая взгляда собеседника.

— Тенниел, — сказал Кэнби, — разумеется, мы должны знать, на кого работаем. Сперва надо выяснить, для чего именно нас нанимают. Затем нужно обсудить контракт. А потом как-то договориться об условиях оплаты — и до, и после выполнения задания. — Он пожал плечами. — Иначе как же мы все устроим?

К удивлению Кэнби, Тенниел лишь сжала губы и посерьезнела, ковыряя остатки суфле на тарелке.

— А что, если… если я сообщу тебе, для чего вас хотят нанять, а также передам все денежные дела? Кэнби задумался.

— Что ж, — промолвил он. — Пожалуй, с первым все в порядке — ты вполне можешь рассказать мне о задании. Но как насчет оплаты?

— Повторяю, деньги я обеспечу. И ты можешь даже назвать свою цену.

— Ты хоть представляешь, сколько мы берем? — спросил Кэнби.

Тенниел покачала головой.

— Скажи, я передам.

— Кроме того, мы требуем половину суммы вперед в качестве задатка, добавил он.

— Вряд ли для него это окажется проблемой, — заверила его Тенниел. — Я позабочусь о том, чтобы тебе заплатили в любой форме по твоему выбору.

Кэнби кивнул.

— Да, хорошо бы получить задаток. Но что ты будешь делать, если тот таинственный человек не захочет расплачиваться?

Кэнби сдвинул брови. Тенниел не любила насилия — именно поэтому они редко говорили о его работе.

— Послушай, Синтия, наш второй клиент попытался проделать такую штуку, и, прежде чем он сдался, нам пришлось разнести его дворец на куски.

Глаза Тенниел расширились от удивления.

— Я этого не знала, — с болью во взгляде произнесла она. — Вам пришлось атаковать его дворец, пока он не заплатил?

— На самом деле, — заметил Кэнби, — чтобы спасти то, что осталось от дворца, выплату завершил преемник клиента. Мы случайно убили его самого, когда крушили тронный зал. — Он рассмеялся. — Перед этим пришлось сбить половину его космического флота из четырех кораблей. Затем…

Кэнби пожал плечами, решив, что сказано достаточно.

— Поэтому нам и нужен кто-то вроде… ну, заложника, что ли. В случае чего, я совсем не собираюсь взрывать твой дом.

— Очень мило с твоей стороны, — с деланной гримаской бросила Тенниел.

Кэнби передернул плечами.

— Послушай, — предложил он, — я свяжу твоего приятеля с Уорвиком Джонсом, нашим казначеем. Они обсудят все детали, и тебе не придется ни во что встревать.

Тенниел насмешливо улыбнулась.

— К сожалению, Гордон, — сказала она, — мой, как ты его называешь, приятель тоже не хочет ни во что вмешиваться. Поэтому он и поручил мне все устроить.

— Это тот господин, с которым ты по-прежнему встречаешься? — с уколом ревности спросил Кэнби. — А все-таки кто он?

— Гордон, прошу тебя, — взмолилась Тенниел, испуганно оглядываясь по сторонам. — Я не смею сообщить тебе его имя. Поверь, он обладает слишком большой властью, чтобы им пренебрегать.

— Я его знаю? — не унимался Кэнби.

— Ты слышал о нем, — призналась Тенниел.

— Он живет в Манхэттене?

— Гордон!

— Ну, хорошо, — сдался Кэнби. — Но я не могу работать на анонимного заказчика. Мои легионеры не приступят к делу, пока не убедятся в том, что получат все обещанные им деньги, — да и я тоже. Слишком опасная профессия, Синтия. С тех пор как мы начали, мы потеряли шестнадцать человек — это больше половины экипажа.

Кивнув, Тенниел поджала губы.

— Да, — после недолгого молчания согласилась она — Кажется, я все поняла.

— Тогда давай оставим это, — весело предложил Кэнби — Скажи своему парню, что мы уже связаны контрактами и ему придется подыскать себе других наемников.

Тенниел осторожно взяла его за руку и прошептала:

— Спасибо тебе, Гордон Кэнби. Такой широкий жест.

— Ничего подобного, — возразил Кэнби. — Сейчас нам действительно не нужна работа. Тенниел покачала головой.

— Да нет. Гордон, поверь мне. Когда этот… э-э… приятель отдает приказ, его выполняют. Он птица слишком высокого полета.

— Говоришь, слишком высокого? — повторил за ней Кэнби.

Тенниел согласно кивнула.

— Такого высокого, что нам лучше попытаться что-нибудь придумать. Иначе… нам обоим не придется больше вообще ни о чем беспокоиться.

Кэнби собрался было спорить, когда она протестующе подняла руку.

— Минуточку! — В голове Тенниел возникла идея. — Что, если этот человек отдаст мне вторую половину, чтобы я перевела ее на какой-нибудь счет условного депонирования?

— То есть в банк?

— Ну да. Тогда у вас обоих будет определенная защита. И я смогу дать тебе копию депозитного сертификата, чтобы ты показал ее своим легионерам вместе с задатком наличными. Так сгодится?

Кэнби задумался.

— Пожалуй, — наконец кивнул он. — Думаю, сгодится.

— Тогда решено, — произнесла Тенниел. — У тебя будет время на эту работу?

— Все зависит от характера работы — и от суммы, на которую раскошелится твой дружок, — объяснил Кэнби. Тенниел улыбнулась.

— Я же сказала, что ты можешь назвать ее сам. Конечно, в пределах разумного.

— А работа?

— Я не особенно в курсе. Речь о том, чтобы убрать шайку пиратов. Тех кирскианцев, о которых ты наверняка слышал. Меня просили передать, что все необходимое ты узнаешь непосредственно перед операцией.

Кэнби кивнул.

— Да уж, работенка не из простых и обойдется недешево.

— Забавно, — промолвила Тенниел, — он почти угадал твою реакцию. И просил передать, что заплатит тебе по высшему разряду.

Кэнби почувствовал, как его брови поползли вверх.

— Ну что ж. Это будет стоить…

20 августа 2691 г., земное летосчисление

Колумбийский сектор

Нью-Вашингтон

Земля

Беспощадное летнее солнце жгло неприкрытую голову Ренальдо, словно огонь. Колумбийская жара и влажность грозили погубить мощный кондиционер в сшитой на заказ адмиралтейской накидке графа. Область низкого атмосферного давления — со связанным с ней теплым фронтом — задержалась возле местечка Месесбург, примерно в ста двадцати километрах к северу. Как следствие, обстановка для смотра Флота была описана как опасная.

Ренальдо стиснул зубы — по крайней мере его мучения подходили к концу. Не более чем в ста ярдах слева от графа в марше двигалась последняя команда. Он закатил глаза к сверкающим небесам — приходилось терпеть очередную кошмарную какофонию из творений давно умершего Дж. П. Сауза, затем церемонию закрытия и множество прохладительных напитков перед скучным, хотя сносным приемом, а также государственным банкетом. Ренальдо взглянул налево, где отдавал честь и махал рукой маршировавшим космическим воинам Лотембер — словно на самом деле знал, как управлять Флотом.

Ренальдо мысленно рассмеялся. Придурок Лотембер хотя бы разбирается в политике — причем в ней он просто бесподобен. К сожалению, Лотембер также занимает один из немногих постов, которые требуют результатов, а не обычных пустых обещаний и вздора, которые несут политики. Эти мысли вызвали на лице графа угрюмую улыбку. Сегодня в какой-нибудь подходящий момент он преподнесет самонадеянному болвану сюрприз.

Гораздо позже, после приема, где граф занимал почетное место, он вращался среди офицеров из нового Флота Лотембера (скорее похожего на детский сад), а также привычной военно-промышленной шушеры: политиков, производителей оружия и космических кораблей, подрядчиков, лоббистов и консультантов. Ренальдо любил такие минуты, когда, подобно Богу, которым искренне считал себя по отношению к этим трусливым лакеям, беззаботно раздавал милости.

Наконец примерно сотня самых главных деятелей из военной знати Империи удалилась в старинный Белый Дом, где Лотембер устраивал щедрый неофициальный банкет, на котором подавалось тридцать одно блюдо. Затем многие гости отправились в исторический Овальный кабинет, чтобы выпить бренди и покурить. К тому времени большинство из них были изрядно навеселе, в том числе и Ренальдо; ему даже пришлось несколько раз выходить во время банкета в туалет, где его рвало. Одетый в темно-синюю форму Первого Патрона Флота, дополненную золотыми эполетами, шпагой, а также шляпой, Ренальдо только что принял от официанта очередную порцию бренди и вовсю тянул руки к пухлым ягодицам хихикавшего адмирала, когда рядом появился Лотембер с бокалом в руке.

— Мой господин, — начал министр располагающим тоном, — по-моему, чудесный получился день.

Ренальдо с явным неудовольствием искоса взглянул на Лотембера — тот просто не мог не быть пьяным, однако, похоже, полностью владел собой. Законченный политик.

— Потом, — шепнул Ренальдо адмиралу, которая с глупым смешком нырнула в толпу, поправляя юбку. Затем граф злобно уставился на министра.

— Возможно, для тебя это и чудесный день, Лотембер, — рявкнул он, — а для меня, как обычно, просто работа.

— Мой господин, — удивленно протянул Лотембер. — Я не понимаю.

— Похоже, ты многого не понимаешь, — заметил Ренальдо. — Например, как поймать пиратов и тому подобное — или я просто не разглядел болтающихся на виселице кирскианцев?

Лицо Лотембера немного вытянулось.

— Ну что вы, мой господин, я разрешу эту маленькую проблему. Мой обновленный и реорганизованный Флот скоро поднимется на задание…

— Маленькую проблему?! — взорвался Ренальдо. — Иисус и Мария с Иосифом, кирскианцы терзают нас уже несколько лет, а ты называешь эту проблему маленькой?! В каком месте твои куриные мозги?

— Но теперь это уже действительно не проблема, — продолжал Лотембер мягким, словно шелк, голосом. — Как только Флот…

— Я больше не могу дожидаться твоего дерьмового Флота, — прорычал Ренальдо. — Я хочу действовать сейчас, поэтому нанял команду наемников.

Лотембер тотчас же упал духом.

— Н-наемников? — спросил министр с таким видом, как будто его ударили кирпичом.

— Вот именно. — Ренальдо ухмыльнулся, чрезвычайно довольный собой ощущение подобной власти наполняло удовольствием все его члены. Он ждал от министра следующей невразумительной реплики.

Вместо этого, к изумлению графа, Лотембер прищурился и расправил плечи.

— А это, мой господин, — спокойно изрек он, — будет серьезной ошибкой.

Как громом пораженный, Ренальдо почувствовал, что у него подпрыгнуло давление. Диким взглядом он осмотрел шумную комнату — казалось, их никто не подслушивал.

— Да как ты смеешь даже предположить, что я ошибаюсь?! — спросил Ренальдо, тяжело дыша.

— Дело в том, мой господин, — безмятежно произнес Лотембер, — что вы все-таки ошибаетесь.

Ренальдо заскрипел зубами от гнева. Этот лизоблюд-политиканишка совсем распоясался. Но ненадолго!.. По многолетнему опыту Ренальдо знал, что слащавый шельмец в конце концов повесится, если ему дадут достаточно веревки.

— Ну-ну, продолжай, — сквозь стиснутые зубы процедил граф. Расскажи-ка мне, в чем я, по-твоему, ошибаюсь. Лотембер развел руками.

— Если вы настаиваете, мой господин…

— Да! Вот именно, настаиваю! Министр поклонился.

— Мой господин, — пролепетал Лотембер самым сладкозвучным голосом, ваша ошибка в некотором упущении.

— Ну?

— Вы, мой господин, не приняли во внимание свое высокое звание Первого Патрона Адмиралтейства. Благодаря ему доброе имя Ренальдо теперь тесно связано с репутацией Флота — вашего Флота, мой господин, так же как и моего. — Лотембер театрально поднял брови. — Опорочите ли вы его честь ради какой-то шайки наемников? Подумайте о том, как вы повредите своей собственной репутации.

По мере того как министр говорил, Ренальдо все больше мрачнел и кусал губы. В отчаянной попытке избавиться от кирскианских дьяволов он начал пренебрегать мелочами, причем важными. Уголком глаза граф заметил, как к ним приближается влиятельная — и проголодавшаяся — директор-распорядитель крупной строительной площадки космических кораблей. Ренальдо поморщился. Несомненно, этой даме хотелось поговорить — а с такой кучей денег, которыми она распоряжалась, отказать ей не смог бы и сам Господь Бог.

— В твоих словах есть смыл, — шепнул Ренальдо. — Завтра мы обсудим это поподробнее. Утром я тебя вызову.

21 августа 2691 г., земное летосчисление

Сектор Арлингтон

Нью-Вашингтон

Земля

В пять часов утра Дэвида Лотембера, крепко спавшего на широкой кровати под балдахином, потревожили. Сначала министр просто удивился: почему? Раньше половины десятого он никогда не вставал, а чаще всего спал до одиннадцати. Затем Лотембер быстро разозлился.

— Кто смеет нарушать мой покой в такой час? — прикрикнул он на жавшегося в дверях ординарца.

— С-садир, П-первый граф Ренальдо, господин министр, — заикаясь, пробормотал ординарец. — Он требует, чтобы вы явились в отель к шести часам.

Снова закрыв глаза, Лотембер покачал головой, вспоминая слова, сказанные этим высокородным боровом накануне вечером. Но к шести утра?.. Лежавшая возле министра худышка с длинными рыжими волосами, которую он подобрал по дороге домой, села и неуверенно потерла глаза. Утром тощая грудь и выступающие ребра девушки не произвели на Лотембера впечатления, и он грубо столкнул ее ногой на пол.

— Убирайся отсюда! Кто-нибудь внизу накормит тебя и даст немного денег.

Почувствовав запах дешевых духов, распространившихся, когда гостья безмолвно оделась и мышкой выскочила из комнаты, Лотембер поморщился.

— Почему так рано? — спросил он. — Такие влиятельные господа, как Ренальдо, не поднимаются с рассветом.

— Не знаю, господин министр, — ответил ординарец — Звонок принимал не я.

Лотембер щелкнул пальцами. Ну конечно! Дом Ренальдо находился в другой временной зоне, на шесть часов отличавшейся от времени Лотембера. В Лондоне уже пошел двенадцатый час. Тогда все понятно…

— Пришли слугу, чтобы одеть меня — да поживее! — распорядился Лотембер. — У меня остается меньше часа.

Ровно в пять пятьдесят восемь министр прибыл в номер Ренальдо в старинном отеле «Вашингтон» на исторической Пенсильвания-авеню. Гостя немедленно проводили в просторный мраморно-зеркальный туалет, где граф еще в измятой шелковой пижаме — по-царски восседал на огромном фарфоровом унитазе, искусно украшенном барельефами херувимов и мифологических богов в стиле барокко.

С невероятным отвращением Лотембер попытался задержать дыхание, но вскоре бросил эту затею и принялся неглубоко дышать ртом.

— Мой господин? — проговорил министр, отчаянно стараясь, чтобы в спешке съеденный завтрак остался на месте.

Ренальдо угрюмо поднял голову — его лицо покраснело от натуги, — а затем показал на стул, помещенный на плиточном полу как раз перед собой.

— Садись, Лотембер, — предложил Ренальдо, протянув руку, чтобы спустить воду.

Сжимая челюсти, Лотембер сел, изо всех сил стараясь не смотреть на волосатую мертвенно-бледную глыбу жира, выплывшую из-под пижамы графа и возвышавшуюся над унитазом. Министра действительно затошнило.

— Я думал о том, что ты вчера сказал, — буркнул Ренальдо сквозь слабый шум воды. — О репутации Флота.

Несмотря на тошноту, Лотембер заставил себя кивнуть с выражением живейшего интереса на лице. Впрочем, интерес был неподдельный.

— Я все равно не доверяю… твоему… дерьмовому Флоту, — проговорил Ренальдо, снова напрягаясь.

— Но, мой господин! — выкрикнул Лотембер. — Я только что завершил самую всестороннюю модернизацию офицерского корпуса во всей истории Флота. Так далеко я пошел, чтобы…

— Насколько я могу судить, — перебил его Ренальдо, — 1 все, что ты сделал, так это вышвырнул на улицу всех офицеров, обладавших хоть каким-то опытом, и поставил на их место детей.

— Мой господин, — возразил Лотембер, — эти дети — отпрыски самых влиятельных семей Империи — сливки общества. Нигде в цивилизации не найти более талантливых, более богатых идеями лидеров.

Ренальдо долго тужился изо всех сил, прежде чем снова спустить воду.

— Может быть, Лотембер, — проговорил он с багровым лицом, — а может быть, и нет.

Лотембер заметно приуныл. Прошлой ночью он думал, что проблема решена. Теперь же…

— Мой господин, только не наемники! — воскликнул министр. — Как же ваша репутация?

— Да заткнись ты, — оборвал его Ренальдо. — Ради собственной репутации я позволю тебе отправить за пиратами твой крылатый детский сад, — проворчал он. — Но поскольку я очень заинтересован в том, чтобы очистить космос от кирскианских пиратов, я пошлю и наемников Лотембер похолодел, когда лицо графа снова принялось наливаться кровью.

— Но, мой господин, — запротестовал министр, — что, если наемники доберутся до пиратов первыми?

— Забудь свое «если», — ответил Лотембер, перекрывая шум в очередной раз спущенной в унитазе воды. — Флот не нападет на кирскианцев. Его единственным заданием будет тайно следить за наемниками, пока они не атакуют пиратов.

— А-а… — начал министр.

— Лотембер, — рявкнул Ренальдо, пронзая его злобным взглядом, — вместо того чтобы обижаться, считай лучше этих наемников бесплатной страховкой для своей никудышной задницы! Я хочу убрать пиратов с дороги, и еще один провал твоего Флота дорого тебе обойдется. Ты ведь знаешь, что такое пособие по безработице?

Лотембер кивнул.

— Что, если у н-наемников н-ничего не получится? — с несчастным видом выдавил он.

— В этом случае — что в свете их репутации кажется маловероятным твоему хваленому Флоту тоже разрешается напасть на пиратов, — с саркастическим смешком ответил Ренальдо.

— А если они с-справятся?

— В чем я почти не сомневаюсь, — закончил за министра Ренальдо. Тогда у меня есть для тебя и твоего Флота более важное задание Оно укрепит их репутацию, так же как и мою — если тебе удастся с ним справиться Хмурясь от столь неожиданного поворота событий, Лотембер на минуту забыл дышать через рот, но тотчас же спохватился.

— Э-э… и что же нам надлежит сделать? — поинтересовался Лотембер, подавляя спазмы в горле. Ренальдо улыбнулся.

— После боя с пиратами мои наемники наверняка сильно ослабеют, промолвил он — Именно тогда в дело вступит твоя эскадра, которая до этого будет лишь следить за наемниками. Она нападет и уничтожит их.

Лотемберу потребовалось некоторое время, чтобы усвоить информацию.

— Уничтожит наемников?.. Н-но зачем?

— Хотя бы для того, чтобы избавить меня от окончательного расчета за их услуги.

Подобный довод Лотембер сразу оценил.

— В-великолепный план, мой господин, — пробормотал министр, пока Ренальдо спускал воду.

— Не расслышал, — бросил тот.

— Великолепный план, мой господин, — повторил Лотембер, — кроме одного момента, — со страхом добавил он. Ренальдо хмуро поднял голову.

— Какого еще момента?

— Я полагаю, наемники, которых вы наняли, подчиняются имперским законам…

— Конечно, — заверил Ренальдо.

— Тогда, — пожав плечами, спросил Лотембер, — на каких основаниях на них нападет наш Флот? Ренальдо насмешливо рассмеялся.

— Лотембер, неужели ты сомневаешься в том, что я способен упустить такую мелочь, как законный предлог? Лотембер состроил гримасу.

— Разумеется, нет, мой господин. Я лишь., э-э, подстраховываюсь ради… вашей безопасности.

— Тебе хочется знать предлог? — высокомерно спросил Ренальдо.

— Если вам угодно, — произнес министр, стискивая зубы — как же он ненавидел этого жирного урода! Граф рассмеялся.

— Ты, конечно, слышал о бета-вихревых дисрапторах?

— Конечно, — с содроганием подтвердил Лотембер. — У них есть такое оружие?

— Насколько я понимаю, да.

— Как оно у них оказалось? — задыхаясь от негодования, спросил Лотембер.

— Какая разница? — бросил Ренальдо. — Важно, что оно у них есть, а по имперским законам это запрещено Твои люди имеют все права напасть на них в свое время Неожиданно он смерил Лотембера злобным взглядом — Ни в коем случае не раньше! Тебе ясно? Лотембер невольно сглотнул.

— Ясно.

— Что ясно?

— Э-э… н-ни в коем случае не раньше нужного времени, мой господин.

— А когда, Лотембер?

— Только когда наемники и пираты прекратят бой, мой господин.

Ренальдо кивнул, и его тучное тело поерзало на сиденье унитаза.

— Отлично, — буркнул граф, дотягиваясь до шоколада в украшенной кружевами коробке, которая лежала рядом на раковине. — А теперь, проговорил он, откусывая от липкой плитки, — скажи, пока я тебя не отпустил, что я могу сделать, дабы обеспечить твоему заданию полный успех?

Сначала Лотемберу захотелось просто поблагодарить графа и как можно быстрее выскочить на свежий воздух. Затем в министре заговорил политик. Оставшись еще на несколько минут, Лотембер мог лишь выиграть. Глядя, как граф запихивает шоколад в рот, а потом — почти одновременно — тужится и спускает воду, министр с отвращением представил, что эти два отверстия у Ренальдо соединены напрямую, минуя пищеварительный процесс. Потом Лотембер сосредоточился непосредственно на деле. Где находится слабое место Флота? Допустим, в орудийной части, но эту слабость можно преодолеть, послав лишь больше дисрапторов, и граф уже распорядился, чтобы отправили большую эскадру Лотембер заставил себя поработать мозгами Мог ли кто-то испортить корабли наемников или отравить их самих перед боем? Во-первых, маловероятно, а во-вторых, наемникам — вместе со своими кораблями — сначала предстояло схватиться с пиратами…

«Думай же, Лотембер!» — подгонял себя министр. Где может споткнуться Флот? Штурманы? Тактика? Навигация? Навигация!.. Ну конечно, об этом сразу следовало подумать! Настоящим трюком станет тенью следовать за наемниками, пока не наступит время атаки — задача, требующая огромного искусства. Такое редко требовалось от крупнейшего в мире флота, который удобнее чувствовал себя, сокрушая то небольшое сопротивление, с которым сталкивался, буквально весом оружия.

Сжимая губы, Лотембер попытался представить, какую помощь может оказать в этом Ренальдо, и тут уголком глаза заметил, как толстяк засунул в рот сразу две огромные конфеты. Лотембер сжал челюсти. Нет, в этой мерзкой клоаке ни на секунду нельзя задерживаться!..

Министр собрался было встать, когда его осенило.

— Мой господин, вы действительно могли бы оказать небольшую помощь. Ренальдо кивнул.

— Да?

— Я имею в виду рабочий план наемников, — пояснил Лотембер. — Если бы моим командирам каким-то образом удалось получить сведения, касающиеся стратегии, возможных маршрутов и тому подобного, то мы бы достигли цели с гораздо большей вероятностью.

Ренальдо нахмурился.

— Рабочий план наемников? Ты хоть представляешь, чего просишь? — Граф с негодованием потряс головой. — Конечно, нет, — ответил он на собственный вопрос. — Ты понятия не имеешь ни о чем, кроме политики.

Внезапно лицо Ренальдо просветлело.

— Зато ты сразу поймешь другое. Насколько хорошо ты защищаешь тактику, которую собираешься использовать против оппонентов перед выборами?

Скорчив гримасу, Лотембер посмотрел Ренальдо в глаза.

— Собственной жизнью, — признался министр.

— Что ж, — проговорил Ренальдо, — тогда тебе ясно, какого рода активность понадобится, чтобы выудить такие сведения из вооруженных наемников. — Он рассмеялся. — Тут потребуется…

Граф остановился, коснувшись толстым пальцем щетины на подбородке.

— Да, — бросил он. — Такой трюк под силу только любовнице — и то далеко не каждой.

Улыбаясь чему-то своему, Ренальдо повернулся к Лотемберу.

— Эта информация на самом деле так важна? Будет ли от нее зависеть твой успех?

— Вполне возможно, мой господин, — почти не задумываясь, ответил Лотембер.

— Настолько, чтобы из-за нее я оказался перед кем-то в долгу?

— Это полностью на усмотрение моего господина, — уклонился от прямого ответа Лотембер. — Впрочем, если вы искренне желаете обеспечить успех нашей операции, такая услуга может оказаться весьма полезной.

Ренальдо кивнул.

— Может быть… всего лишь может быть, Лотембер, — сказал он, — мне удастся исполнить твое пожелание.

6 сентября 2691 г., земное летосчисление

Станция Перрин

Земля

— Так, с экипажами для задания все, — проговорил Кэнби, переходя к следующему на повестке вопросу. — Что слышно о корабле-приманке?

Сидевший на конце стола капитан-лейтенант Стив Лонг, руководитель задания, отвечавший за транспорт, справился со своей записной книжкой.

— Лейла Петерсон только что прислала сообщение из лагеря на астероиде. Уверяет, будто весь экипаж умрет от скуки, прежде чем приведет в порядок эту старую посудину В остальном все хорошо. Петерсон подготовила вооружение для рубки и ждет команды, чтобы установить его.

— Значит, затруднений нет?

— Мы подобрали неплохой корабль, — заметил Лонг. — Те старые транспортники «ED3» были построены на века. Он справится с задачей, и не с одной.

— Ладно, — бросил Кэнби, глядя на десятерых членов комитета «операции X», как ее все называли. — Есть какие-нибудь преграды перед тем, как Лейла установит это дорогое оружие? Как с финансами, Уорвик?

— Утром ваша подруга Синтия Тенниел перевела на наш счет полностью весь задаток, — ответил Джонс, — и я навел справки относительно остальной суммы. Она на моем совместном счету с мисс Тенниел и анонимным партнером.

— По-моему, порядок, — произнес Кэнби. — Капитан-лейтенант Харпер, как с электроникой?

— Все «DH98» готовы к запуску.

— Что с новыми детекторами дальнего радиуса действия, которые мы добыли на прошлой недели в «Рейно Тальфор»? Их установили?

Харпер кивнул.

— Установили, — нахмурившись, подтвердил он. — Мы еще не полностью их отрегулировали. Но, судя по первым тестам, эти «2HD/19» помогут нам обнаружить кирскианцев раньше, чем они обнаружат нас. Может, даже в то время, когда они еще будут красться за приманкой.

— Спасибо, Дон, — поблагодарил Кэнби, поворачиваясь к другой стороне стола. — Как у вас, разведчики?

— Мы готовы выпустить статью сразу после окончания собрания, — доложил Сэм Юнг, офицер разведки Легиона, и улыбнулся, как человек, радующийся редкому сюрпризу, который преподносит его профессия.

— Для заметки, — добавил Юнг, — у нашей маленькой аферы есть правдоподобная начинка. Когда нам пришлось вникнуть в проблему, мы обнаружили, что во время войны действительно пропала большая коллекция звездных огней Она принадлежала некоему богатому кирскианцу по фамилии Амброновски и считалась настоящим сокровищем Ее главный камень, вставленный в нечто вроде скипетра, являлся вторым по величине из когда-либо найденных Самый крупный называется, кажется, «Юлий Цезарь» Его только что купил прямо под носом у императора, которому тоже ужасно хотелось его заиметь один из наших представителей знати, тот толстяк, который теперь патрон Флота.

Кэнби усмехнулся — драгоценные камни принадлежали к разряду вещей, которые носили другие.

— Значит, коллекция Амброновски? Что ж, если это на пользу заданию, я не против.

10 сентября 2691 г., земное летосчисление

«Голдз рэйнбоу гранд»

Радужный Рой

«Голдз рэйнбоу гранд» представлял собой пусть не самое роскошное, зато, несомненно, самое дорогое казино в Галактике В расположенном почти в восьмистах парсеках от Земли посреди Радужного Роя (зрелищного калейдоскопа из разноцветных планетных камней, освещенных кружившимися рифами разнообразных ярких протозвезд) «Гранде» отдыхали короли, монархи, члены царских семей и самые привилегированные богачи.

Под величественным прозрачным сводом обеденного павильона одетый в тогу Ренальдо вдыхал пряные ароматы и с удовлетворением смотрел через стол на прекрасную куртизанку Тенниел. Красота одетой в тот вечер в узкое шелковое платье синего цвета, украшенное лишь бриллиантовой брошью, спутницы графа соперничала с космическим калейдоскопом за ее спиной.

Как и планировал Ренальдо, Тенниел отчетливо сознавала, какая честь ей оказана. И едва их проводили в апартаменты, на деле проявила свою благодарность, не дожидаясь, пока возбужденные этим зрелищем слуги распакуют их багаж Теперь же, под конец обильного ужина, Тенниел отдыхала в кресле, отпивая из огромного хрустального кубка бренди и любуясь калейдоскопом за окном. Куда бы она ни посмотрела, везде обедали и развлекались среди великолепия самые могущественные люди Галактики. Само окружение могло заставить нищую проститутку чувствовать признательность к своему спонсору — именно поэтому он и привез ее сюда.

— Кредит за твои мысли, — добродушно проговорил граф.

— Как, Ренальдо, — воскликнула Тенниел с деланным удивлением, — всего лишь кредит здесь, в «Гранде»? По-моему, здесь следует предлагать миллионы.

Ренальдо улыбнулся.

— Я бы так и сделал, дорогая, если бы мог раздавать богатства. Увы, я всего лишь бедный граф и могу заплатить не больше одного кредита.

— За мои мысли — пожалуй, Ренальдо, — согласилась Тенниел, с улыбкой потягивая бренди. — Но сколько бы вы предложили за что-то более осязаемое?

Ренальдо театрально округлил глаза.

— Как сказать, — ушел он от ответа.

— А все-таки?

— Смотря что предлагаешь, — пояснил граф.

— А это непременно должно быть осязаемым? — спросила Тенниел, наклоняя голову набок. Мягкие белокурые волосы упали на плечо золотой волной.

— Ну, не обязательно, — уступил граф.

— Ренальдо, чего вы все-таки хотите? Вряд ли это имеет отношение к тем услугам, ради которых вы меня обычно вызываете.

Улыбнувшись, Ренальдо со значением взглянул сквозь хрустальный стол на ее вытянутые вперед и скрещенные ноги.

— Гм-м, — произнес граф, — может, да, а может, и нет Быстро оглядев комнату, Тенниел сделала движение, от которого длинное платье распахнулось, обнажая стройные ноги до самых бедер. В приглушенном свете они казались поразительно белыми.

— Не об этом ли вы? — поинтересовалась женщина с усмешкой.

— О чем же еще. — Ренальдо рассмеялся — Но не только Она кивнула.

— Тогда я допиваю бренди, и мы возвращаемся в номер? Ренальдо довольно засмеялся.

— Можешь пить сколько угодно, дорогая. Пока я с удовольствием просто полюбуюсь твоими ножками Что еще меня интересует, так это поговорить о твоем наемнике Его зовут Кэнби?

При упоминании этого имени Тенниел нахмурилась — Да, — осторожно подтвердила она, — Гордон Кэнби Что-то не так с работой, на которую вы заключили с ним контракт?

Ренальдо покачал головой.

— Все по порядку, дорогая, — заметил он, снова бросая выразительный взгляд сквозь прозрачный стол Тенниел подняла платье повыше.

— Так что с Гор… э-э.

Кэнби?

— Будь хорошей девочкой, задери юбочку повыше, — капризно произнес граф. — Тогда и поговорим.

Глубоко вздохнув, Тенниел ловко передвинулась на край кресла и раскрыла подол так, чтобы Ренальдо увидел, что на ней нет нижнего белья Так лучше, — проговорил он, облизывая губы Женщина была чертовски хороша ему нравилось показывать ее другим.

— Так вот, этот твой Кэнби, — повторил граф, — давай поговорим о нем.

Она нехотя кивнула — Ты его любишь?

— Не понимаю, о чем вы, — тихо сказала Тенниел.

— Ну, считаешь ли ты этого человека своим возлюбленным? — пояснил Ренальдо. — Любишь ли его? — Он развел руками. — К нам это, конечно, никак не относится. Я не люблю никого. Люблю только заниматься любовью, что у тебя отменно получается.

Казалось, женщину озадачил вопрос, как будто она никогда над ним не задумывалась.

— Не знаю, — проговорила Тенниел, глядя на искрившиеся краски за окном казино. — Наверное, я его действительно люблю. Во всяком случае, больше, чем кого-либо еще. А что?

— Да так, — беззаботно бросил граф. Тенниел улыбнулась.

— Мой дорогой Ренальдо, — прошептала она, — вы никогда ни о чем не спрашиваете просто так.

— Верно.

— Тогда зачем вы хотите о нем знать?

— Не совсем о нем, — поправил ее Ренальдо, делая решительный шаг. Меня интересует его план.

— План?

— Да, моя дорогая. Надо полагать, что у него есть план для выполнения нашего контракта.

Тенниел осторожно отставила бокал с бренди.

— Я, право, не знаю. Мы почти не говорим о его делах. Ренальдо рассмеялся.

— Ручаюсь, я знаю, о чем вы говорите!

Тенниел намеренно оставила его реплику без внимания.

— Значит, вы не обсуждаете то, чем он занимается? — настаивал Ренальдо в наступившей напряженной тишине. — Обычно все об этом говорят.

— Мы не говорим, — не уступала Тенниел. — И мне становится не совсем удобно так сидеть.

Ренальдо почувствовал, как его брови поползли вверх. Эта шлюха ведет себя сегодня слишком нагло. Граф подумал, не дать ли ей пощечину, но ему действительно было кое-что нужно от Тенниел Бросив последний взгляд вниз, он кивнул.

— Тогда можешь сесть, как удобно, — проворчал Ренальдо.

— Спасибо, — сухо поблагодарила Тенниел, скользнув обратно на подушку и прикрывая ноги подолом до самых лодыжек.

Ренальдо стиснул зубы. Вот сука!..

— Итак, ты не разговариваешь со своим Кэнби о делах? — подытожил он.

— Во всяком случае, о его работе наемника, — подтвердила Тенниел. — Я не выношу убийств и насилия.

Ренальдо почувствовал, как у него закрутило в желудке Граф тоже не любил насилия — особенно когда оно было направлено против него!

— Держу пари, за определенную плату ты бы поговорила с ним о его делах, — заметил Ренальдо, понижая голос до шепота.

Тенниел прищурилась.

— Скажите прямо, что вы задумали, Садир? — спокойно спросила она.

Ренальдо побледнел — проституткам разрешалось называть его по фамилии, только когда они его обслуживали — чем Тенниел в эту минуту совсем не занималась. В гневе граф открыл рот, чтобы возразить… но вскоре молча закрыл. Без Тенниел ему никак не обойтись. А по ее взгляду он догадался, что она провела определенную работу и полностью овладела ситуацией.

— Э-э, — промямлил Ренальдо, оказавшись в крайне непривычном положении, — то, что я задумал…

— Вам что-то надо? — задала вопрос Тенниел, на губах которой появилась жесткая усмешка. — То, что можно получить только от меня, правильно?

Ренальдо стиснул зубы. Так многое в тот день, казалось, выходило из-под его контроля: Кобир, Флот, а теперь еще эта… роскошная шлюха.

— Возможно, — выдавил граф.

— Что же вы хотите, помимо того, чтобы как следует провести сегодня время со мной в постели? — спросила она с легкой торжествующей улыбкой — с той же самой, с которой доводила его до пика наслаждений.

— Этот Кэнби, — начал Ренальдо, внезапно затрудняясь с выбором слов. Мне нужно знать его планы по выполнению услуг, ради которых я его нанял.

Собеседница наморщила лоб.

— Планы Кэнби? — переспросила она. — Вы о его оперативных планах?

— Д-да. О его оперативных планах, — буркнул Ренальдо.

— Для чего?

— Я не могу тебе сказать, — отрезал Ренальдо, лихорадочно соображая. Просто мне это нужно.

— Вам? — саркастическим тоном произнесла она. — Что вы будете делать с планами?

— Молчать! — невольно взвизгнул Ренальдо, а затем закрыл глаза. — Это так важно? Тенниел улыбнулась.

— Как сказать, — ответила она, наклоняясь вперед снова с той жуткой улыбочкой на лице.

— А точнее?

— Все зависит от того, сколько вы захотите заплатить, — объяснила Тенниел. — И позвольте предупредить вас, мой тучный друг, за сведения об этом человеке цена будет высока.

Ренальдо почувствовал внутреннее облегчение. В конце концов Тенниел настоящая проститутка. Граф улыбнулся, слишком усталый, чтобы торговаться.

— Место директора, — выдохнул он, — в правлении «Объединенных реактивов». Это мое лучшее предложение; решай сама.

— Директора? — переспросила Тенниел.

— «Объединенных реактивов», — повторил Ренальдо. — Они почти полностью мои.

Тенниел долго смотрела на него, затем улыбнулась и снова раскрыла юбку.

— Ренальдо, — проговорила Тенниел, — считайте, что вы заключили выгодную сделку.

15 сентября 2691 г., земное летосчисление

Манхэттенский сектор

Нью-Вашинггон

Земля

Для Кэнби середина сентября была самой красивой порой в Бэттери-Парке. Летняя жара, а также влажность исчезли до следующего года, и погода казалась идеальной для человеческого организма. Кэнби сидел на скамейке, обняв Тенниел и глядя, как Дамиан радостно играет в шумной стайке мальчишек и девчонок.

— Пусть он и живет в верхнем городе, — заметила Тенниел, пожав плечами, — но его настоящие друзья остались здесь, в Бэттери-Парке.

— А в тех дворцах в верхней части, где вы живете, вообще-то есть дети? — в шутку спросил Кэнби. Тенниел кивнула.

— Да, есть немного. Иногда он играет с ними. Похоже, со здешними детьми ему лучше. Взгляни, — она показала на детей, которые играли вдоль узкой обочины тротуара в игру «делай как я», — у них нет никаких игрушек, зато им, кажется, весело. — Тенниел передернула плечами. — У Дамиана целая комната завалена дорогими играми, которые я не могла покупать ему раньше, но когда мы сюда приходим, он ничего не берет с собой. Говорит, что они мешают.

— Наверное, у его друзей в верхнем городе тоже полно игрушек, — сказал Кэнби.

— Ну, еще бы, — подтвердила Тенниел. — У некоторых даже больше, чем у Дамиана.

— Вероятно, воображаемые игрушки интереснее — в конце концов они идеально подходят для любой ситуации. — Кэнби рассмеялся. — Посмотри вон на того мальчугана с палкой. По-моему, сейчас это у него лазерная винтовка, но мгновенно может превратиться в мушкетон тринадцатого века или даже в дисраптор.

Бросив на него странный взгляд, Тенниел покачала головой — почти с грустью.

— Ты так смотришь… — заметил Кэнби. — О чем ты думаешь?

— Я думаю, — ответила Тенниел, посмотрев ему прямо в глаза, как будто увидела впервые, а затем нахмурилась и покачала головой, — что еще никогда не встречала такого человека. Ты не похож на других. Наверное, поэтому я и люблю тебя… Но за что любишь меня ты?

— Просто люблю, вот и все, — удивился Кэнби. — Разве любовь не такая?

— Пожалуй, ты прав, Гордон, — печально промолвила Тенниел. — По крайней мере именно так и должно быть.

— А разве все не так?

— Может быть, в совершенном мире, — согласилась Тенниел, затем закрыла глаза и снова медленно покачала головой. — К несчастью, наш не таков.

— Вероятно, мы сможем сделать его совершенным, — произнес Кэнби, притягивая Тенниел к себе.

Повернувшись, она скорбно посмотрела ему в глаза и проговорила:

— Я на это не рассчитываю.

— Ну вот, — пожаловался Кэнби, — ничего себе счастливый денек! Откуда такая тоска?

— Ты снова прав, Гордон, — сказала Тенниел, глядя на Ист-ривер. Давай поговорим о чем-нибудь другом… поинтереснее. — На мгновение она сжала губы, потом улыбнулась. — Расскажи мне лучше, как ты собираешься поймать тех пиратов.

— Что? — удивленно спросил Кэнби.

— Расскажи, как собираешься ловить пиратов. Наверное, это интересно.

— Ты, которая никогда не заговариваешь о насилии, хочешь узнать, как я намерен избавиться от шайки пиратов? Не могу поверить!

Тенниел улыбнулась.

— Что ж, пора мне хоть немного вникнуть в то, чем ты занимаешься. Я имею в виду, что мы уже достаточно подружились.

Кэнби нахмурился.

— Да, — подтвердил он, — это так. Но… вообще-то оперативные документы держатся в секрете. О планируемых операциях знают лишь те легионеры, которые непосредственно в них заняты, и то у них есть доступ только к своей части задания. Полный план, возможно, известен лишь шестерым.

Тенниел капризно изогнула бровь.

— Похоже, ты мне не доверяешь, Гордон.

— Конечно, я тебе доверяю, — поспешил заверить Кэнби, недовольный неожиданной темой разговора. — Просто дело в том…

— В чем? — не уступала она. — Что может быть такого в твоем задании, чего ты не можешь мне сказать? Да и с кем я могла бы этим поделиться — с Дамианом?

— Ну, — парировал Кэнби, которому теперь уже действительно стало не по себе, — у тебя ведь есть этот твой клиент…

Тенниел рассмеялась.

— Чепуха! С какой стати я буду ему что-то рассказывать? Кроме того, зачем ему, по-твоему, это нужно — чтобы проболтаться и провалить твое задание? Полный вздор!

К этому времени Кэнби не на шутку встревожился.

— Тенниел, я дал слово. Я просто не могу… как ты не понимаешь…

— Да нет, Гордон Кэнби, я все понимаю, — проворчала Тенниел, отодвигаясь от него. — Если я ничем не отличаюсь от других в этом, тогда, может, не стоит со мной и спать. А ведь я думала, что ты меня действительно любишь.

— Я и люблю! — воскликнул Кэнби. — Видит Бог, действительно люблю. Просто… — Он покачал головой. — Неужели тебе нужно это знать?

— Да, — произнесла Тенниел, — вот теперь нужно. Я так долго думала, будто что-то для тебя значу…

— Значишь! — заверил ее Кэнби.

— Тогда докажи, — предложила Тенниел. — Покажи, что ты мне доверяешь. Кэнби кивнул.

— Хорошо, — неохотно согласился он. — План — сама простота. Недели две тому назад мы пустили слух, будто обнаружили пропавшую коллекцию звездных огней…

16 сентября 2691 г., земное летосчисление

Колумбийский сектор

Нью-Вашинггон

Земля

На следующий день Лотембер дремал на диванчике в своем кабинете, как делал по обыкновению после обильного ленча с бутылкой превосходного вина, когда его разбудил звонок голофона.

— Черт бы тебя побрал, Толтон, — прорычал Лотембер с закрытыми глазами. — Неужели нельзя.

Его язык сделался как будто ватным, а голова немилосердно болела Проклятие! — снова, взревел министр, открывая глаза в полутемной комнате Толтон не отзывалась. В последнее время она совсем обнаглела, отвечала только после того, как его гнев проходил. Дешевка!

Но что, если ему звонил Ренальдо — или кто-нибудь другой из важных персон? Спуская ноги на пол, Лотембер осторожно сел, держась за диван, потому что комната начала кружиться.

— Толтон, мерзкая ты шлюха! Башку оторву за то, что разбудила. Что там?

Снова молчание.

Лотембер проковылял к голофону, выключил изображение и нажал на кнопку «прием».

— Слушаю, в чем дело? — спросил он как можно более вежливо.

— Курьер от графа Ренальдо, господин министр, — невозмутимо доложила Толтон. Лотембер нахмурился.

— Что принесли?

— Она не сказала, господин министр, — ответила Толтон. — Сообщение находится в некой запечатанной сумочке, прикованной к ее руке, и она говорит, что не отдаст ее никому, кроме вас, господин министр.

— На бомбу не похоже? — поинтересовался Лотембер.

— Похоже на конверт, господин министр.

— Ну… пропустите, — снизошел Лотембер, включая в кабинете свет.

Вскоре в комнату вошла стройная женщина в деловом костюме.

— Министр Лотембер?

— Разумеется, — бросил Лотембер, оценивающим взглядом рассматривая ее большую грудь и длинные ноги Гостья протянула симпатичную вышитую сумочку, прикрепленную к серебряному браслету.

— Надавите, пожалуйста, большим пальцем правой руки на середину вышитого цветка, господин министр, — предложила женщина.

Лотембер повиновался. Через несколько секунд цветок стал теплым, затем цепочка раскрылась — и сумочка тоже — Ренальдо просил что-нибудь передать на словах? — поинтересовался Лотембер.

Посетительница кивнула.

— Он сказал, что вы можете порадоваться, господин министр.

— И это все?

— Все, господин министр.

Лотембер пожал плечами.

— Хорошо, — проговорил он, без смущения разглядывая грудь женщины. Теперь можешь раздеться. Со смехом та направилась к дверям.

— В таком случае Ренальдо просил еще кое-что передать, — сказала она.

— Ну и? — спросил Лотембер, пытаясь дотянуться до ее руки.

— Он настоятельно советует держать ваши руки подальше от меня, а лучше заняться конвертом.

Лотембер остановился на полпути, охваченный гневом, который тотчас же сменился страхом. Наверное, это одна из женщин Ренальдо.

— Э-э… передайте графу мои наилучшие пожелания, — выдавил Лотембер, прямо перед лицом которого захлопнулась дверь.

Министр заскрипел зубами от злости, а за дверью рассмеялись. Что ж, возможно, эту курьершу ему не достать, но он хорошенько постарается, чтобы Толтон сполна получила вместо нее. Да, сообщение…

Лотембер отнес сумочку на стол, установил секретный звуковой занавес (он также не пропускал продолжающийся смех из приемной Толтон) и достал шесть листов пластиковой бумаги. Надев очки, которыми никогда не пользовался за стенами кабинета, министр начал читать.

На верхнем листе имелось название «Секретные оперативные планы» Изучая документ, министр с изумлением обнаружил, что получил довольно подробный рабочий план предстоящей кампании наемников против кирскианских пиратов. Она должна была начаться с отправки корабля-приманки с сокровищами двадцать второго сентября, меньше чем через шесть дней. Лотембер улыбнулся, забывая о пренебрежении, с которым с ним обошлась курьерша графа. Вот что представляет настоящую важность! Недавно министр удвоил имперскую оперативную группу, которую собирался направить против пиратов. Теперь она состояла из девятнадцати мощных военных кораблей — и была готова подняться в космос в течение двух дней.

— Толтон, — приказал Лотембер, — немедленно вызовите ко мне командиров Одиннадцатой оперативной группы!

На этот раз потерпеть поражение он просто не мог!

ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ КРУТЫЕ ВИРАЖИ

22 сентября 2691 г., земное летосчисление

На борту «KV388 „SW 799“», в космосе

Кобир ввел в компьютер новый курс, сверил его с указаниями, только что полученными от навигаторов с кормы, затем нажал «ввод». Через несколько секунд, когда звезды плавно качнулись вправо и вниз, Кобир, взглянув на гиперэкраны, удостоверился в том, что другие «388» тоже изменили курс. Если расчеты навигаторов верны, пираты должны перехватить объект через полтора часа.

В сотый раз Кобир проверил в рубке приборы — все было в порядке. Посмотрев на датчики ближней локации, он убедился в том, что те также работают нормально. За прошедший час датчики докладывали о крупных кораблях, двигавшихся параллельным курсом примерно в девяноста километрах позади левого траверза. На этом перегруженном космическом маршруте часто попадались большие корабли. Казалось, все шло хорошо, тем не менее в отдаленном уголке сознания тихий голос предупреждал о каком-то упущении — и Кобир не мог определить его, чтобы успокоить свою давно пропавшую душу.

Заставляя себя расслабиться, он прислушался к ровным ударам приводных кристаллов двумя палубами ниже. Время от времени корабль подпрыгивал и трясся, попадая в области нестабильной гравитации, что считалось нормальным для этой части Галактики. Кобир кивнул самому себе — кто бы ни вел старый транспортник, судя по всему, он выбрал верный курс. Вместо прямого, оптимального по времени пути на Землю навигатор предпочел увеличить прохождение примерно на день, чтобы захватить Вектор Иерткс, один из самых загруженных маршрутов между имперской столицей и густонаселенными Окружными Владениями. Оживленное движение на этом космическом пути могло бы заметно усложнить задачу пиратов, но, разрабатывая задание, Кобир учел все трудности. По-прежнему чем-то недовольный, он еще раз провел проверку летных приборов.

— Капитан, — обратился к нему Шкода, — такое чувство, будто сегодня ты не такой, как всегда. Что-то случилось?

Кобир покачал головой.

— Да все вроде бы в порядке, — поделился он с другом и сжал губы. — И все же… Шкода улыбнулся.

— Ты ясно дал понять, что не в восторге от задания еще прежде, чем мы за него взялись.

— Верно, — согласился Кобир, — но, как-никак, коллекция Амброновски… — Он снова покачал головой. — Национальная гордость победила логику. Кто его знает?

— И поэтому ты волнуешься? — спросил Шкода.

— Пока, — нахмурившись, произнес Кобир, — я понятия не имею почему. Мне ясно лишь одно: тут что-то не так. Но поскольку я не могу вычислить, что именно, то не имею возможности предпринять шаги и защитить нас от опасности. Так же как отменить операцию из-за какого-то предчувствия.

Шкода кивнул.

— Как нам везло раньше, наверняка повезет и сейчас, мой капитан. Взглянув на часы, он освободился от пристяжных ремней. — До исходной позиции больше трех часов. Пока мы не натянули скафандры, не хочешь ли спуститься со мной в камбуз? Может, тебе полегчает от кружечки кофе?

— Дориан, — сказал Кобир, — твое предложение — самое лучшее из всех, что я слышал с тех пор, как мы покинули Халиф. Надо полагать, угощаешь ты?

Шкода кивнул.

— А то кто же, мой капитан.

На борту «Смерти», в космосе

В это время Кэнби сидел за пультом управления «Смерти», держа «ED3» в поле видимости, согласно новым датчикам ближней локации, примерно в тысяче километров с правого борта. Новые приборы не очень радовали Кэнби — Харпер сделал все, чтобы их настроить, но они все равно врали. Датчики продолжали указывать на большое скопление тяжелых космических кораблей за кормой, километрах в трехстах выше.

Кэнби не удивлялся оживленному движению в этом коридоре, однако приборы указывали на присутствие действительно крупных кораблей — размером с боевые крейсеры. Если бы в космос вышли флотские единицы таких размеров, Кэнби знал бы об этом. В последнее время корабли никогда не покидали Земли без звона фанфар.

Не ожидая в ближайшем будущем никакой опасности, Кэнби передал управление О'Коннору и отправился в кормовую часть, чтобы выпить кофе. Легионеры уже два дня тенью следовали за старым кораблем-приманкой — без всяких намеков на пиратов, — и скука казалась почти невыносимой.

На борту «KV388 „SW 799“», в космосе

— Мы определили местоположение объекта, — доложил Кобиру техник. — Он находится приблизительно в девятистах километрах по курсу, и отметка на вашем дисплее теперь подтверждается.

Кобир кивнул — скорее себе, чем кому-то другому.

— Спасибо Эрика, — поблагодарил он, глядя в гиперэкраны на три других корабля.

Те уже заняли позиции, заранее определенные для нападения. Кобир долго смотрел на сигнализатор, затем ткнул в клавишу «ВСЕМ ПОСТАМ».

— По местам! Всем занять свои боевые посты. Абордажный отряд, немедленно к главному люку!.. Ну, старик, принимай штурвал, — обернувшись, сказал он Шкоде. — Рулевая машина — ноль-четыре-ноль, и корабль — твой.

Кивнув, Шкода символически положил руки на контрольный пульт, хотя корабль еще управлялся автопилотом.

— Да сопутствует тебе удача, капитан.

Через несколько минут, слушая доносившийся из-под палубы грохот двигателей, Кобир вместе с абордажной командой стоял в главном стыковочном отсеке корабля, обмениваясь приветствиями со стариком Танкреди и одеваясь в кирскианский скафандр.

На борту «Смерти», в космосе

Кэнби склонился над датчиком ближней локации и уставился на дисплей. Примерно в девятистах километрах позади «ED3» на экране возникли четыре пятнышка, которые стремительно приближались.

— Думаю, это наши пираты, — бросил он Томпсону, радиоинженеру. — Будем брать!

Устремившись к штурвалу, Кэнби настроил переговорное устройство на «ВСЕ ПОСТЫ» и подмигнул О'Коннору.

— Всем постам! Всем постам! Загерметизировать переборки и занять боевые посты!

Когда корабль наполнился топотом ног и шумом захлопывавшихся люков, Кэнби вспомнил о Петерсон, находившейся в сотне километров от него в бронированной кабине «ED3». По какой-то причине Петерсон больше с ним не летала, а всегда вызывалась на особые задания в других кораблях. «Женщин не поймешь», — решил Кэнби.

— Хочешь штурвал, командир? — спросил О'Коннор. Кэнби улыбнулся.

— Спасибо, Чанг.

— У меня еще будет полно времени… Во время боя, когда ты устанешь, с улыбкой проговорил О'Коннор. — Если кто-нибудь из нас до этого дотянет.

— Типун тебе на язык! — усмехнулся Кэнби, сосредоточиваясь на показаниях приборов.

В левом нижнем квадрате ситуационного экрана светилась копия дисплея датчика ближней локации. К тому времени пираты — или предполагаемые пираты — держались километрах в восьмидесяти пяти позади «ED3». В обычном полете экипаж на борту старого корабля не имел бы об этом представления. Казалось, преследователи летят в пределах «конуса молчания», оставляемого следом «ED3», но с тех пор как на экране начали появляться отметки цели, оператор гиперсвязи со «Смерти» посылал на транспортный корабль зашифрованные сообщения.

Кэнби взглянул на гиперэкраны. Все шесть «DH98» летели тесной группой. Конфрасс на «Войне» прижималась к левому борту «Смерти». Выше и немного левее старый «Голод» мчался так, словно только что сошел с поточной линии. Возле него и чуть левее пристроилась «Чума II», один из трех новых кораблей, приобретенных в прошлом году. «Беда» и «Месть», остальные новые корабли, летели в сотне метров от правого борта «Смерти». Через несколько секунд Кэнби предстояло отдать приказ о нападении, используя феноменальную скорость «DH98», чтобы прибыть к цели прежде, чем пираты получат возможность отреагировать.

В этом задании Кэнби учел все случайности, захватив даже резервные корабли в попытке превзойти силы пиратов в первые минуты боя, заставляя противника занять оборону до того, как он определится с нападением. Эта стратегия хорошо зарекомендовала себя во время войны в столкновениях с другими кирскианцами.

Кэнби переключил слаботочную гиперсвязь на запланированную частоту и нажал кнопку «ТРАНСЛЯЦИЯ».

— Все готовы?

Вскоре в его боевом шлеме одновременно прозвучало пять ответов «да».

— Тогда начинаю отсчет от трех. Три… два… один… ноль! — С этими словами Кэнби дернул руль направления вправо и передвинул регуляторы тяги до отказа вперед. — Понеслась душа в рай!

На борту «KV388 „SW 799“, в космосе

Танкреди герметично закрыл люк стыковочной камеры. Теперь Кобир со своим отрядом ждали в напряженном молчании, когда Фризелл даст команду взорвать принадлежащую кораблю-мишени антенну гиперсвязи. Команда все не поступала. Вместо нее, без предупреждения, ровный рокот привода внезапно превратился в громовый рев, и корабль так резко повернул, что даже в искусственно созданной гравитации все сбились в кучу в одном углу камеры.

— Шкода! — крикнул Кобир в микрофон. — Что происходит? Где цель?

— Капитан! — отозвался Шкода сдавленным голосом. — Корабль… исчез! На нас напали! Шесть скоростных космических кораблей с полным вооружением!

В следующую секунду корабль снова закружился, затем дрогнул от направленного на него дисрапторного огня так, что начал мигать свет. За долгие годы Кобир сотни раз испытывал подобные потрясения. Вскоре Фризелл разрядил собственные дисрапторы, и палуба закачалась во второй раз.

С трудом поднявшись на ноги, Кобир разгерметизировал стыковочную камеру и направился обратно к лестнице в рубку. Казалось, прошли сотни лет, прежде чем Кобир, шатаясь от неистовой качки, пробился к пульту управления.

— Кто это? — спросил он, падая в кресло.

— Не знаю, — бросил Шкода, сильно накренив корабль. — Смотри!

На гиперэкранах неожиданно возникло крыло с огромной кабиной, очертания эксплуатационного люка и закругленный фюзеляж, которые могли принадлежать только…

— Это „Джеффри“! — удивленно выдавил Кобир. — „DH98“!

Тотчас же Фризелл выстрелил. Весь корабль содрогнулся от залпа двух тридцатидюймовых дисрапторов „МК108“, двух двадцатидюймовых дисрапторов „MG151“, а также двух дисрапторов „MG81“ калибра семь целых и девять десятых дюйма — все были бета-вихревыми. От набиравшего скорость „Джеффри“ отлетела большая металлическая пластина — как раз перед тем, как он сделал два быстрых маневра. Затем из корабля изверглось пламя, обломки, однако спасательные шары не появились. Бившийся, словно пойманная рыба, V-образный хвост подбитого корабля прошел в пяти метрах от хвоста пиратского судна, а затем взорвался, как гигантский светящийся гриб-дождевик.

В то время как „388“ бешено рванулся сквозь ударные волны, Шкода попытался завершить поворот, но из-за машинального непроизвольного движения штурмана корабль вошел во вращение — самое уязвимое из всех положений, когда сбивается все дистанционное управление.

Ослепительная вспышка перед глазами Кобира резко отбросила его назад на сиденье, так что стало больно, даже несмотря на защиту боевого скафандра. Возле командира безвольно качался за штурвалом Шкода — очевидно, он потерял сознание или еще хуже… Со страхом Кобир выдвинул свое кресло вперед, чтобы дотянуться до пульта. Один из разбитых приборов висел на конце проводов, и Кобир видел, как внутри панели мелькают голубые искры. Тяжело дыша, он машинально принял управление „388“.

Однако в корабль снова попали!

На этот раз в корму. Кобир ощутил толчок от тяжелого удара в спинку своего кресла, а переговорное устройство огласилось криками и воплями. Кобир как можно резче повернул корабль. Перед гиперэкранами мелькнул ослепительно белый на фоне темноты — еще один „DH98“. Его приводные дверцы светились, словно зеленые глаза. Затем „Джеффри“ рванул вертикально вверх, как будто его выводили для очередного выстрела. Километрах в пяти еще один корабль, неизвестно чей, пожираемый ярким радиационным огнем, начал распадаться на части.

Кобир колебался совсем недолго. Несмотря на разрушения, под его ногами по-прежнему ровно гудел двигатель, а корабль слушался управления. Однако людей, которые летели на тех „DH98“, надо было непременно остановить!.. Кобир передвинул регулятор тяги до конца вперед, не зная, взорвется корабль или увеличит скорость. К удивлению командира, случилось второе — причем без промедления. И хотя кирскианская машина не имела никакой возможности перегнать „DH98“, Кобир обнаружил еще одного врага — на этот раз при развороте, так что корабль мог по крайней мере пройти рядом и произвести несколько точных выстрелов. Сквозь грохот двигателей Кобир слышал, как Фризелл уточняет угол горизонтальной наводки. Господи, в этот они все-таки попали!

Неожиданно между „DH98“ и кораблем Кобира вспыхнуло несколько крупных взрывов — ослепительные лучи энергии прошили пространство и скользнули мимо „388“. Но кто стрелял теперь? Ни один из кораблей Кобира не обладал такими крупными дисрапторами; к тому же он и не видел поблизости ни одного из своих кораблей. Внезапно Кобир догадался — стреляли не только по „DH98“, но и по нему тоже!

Оглянувшись назад, он все понял. На его хвосте плотным звеном в идеальном порядке летели пять гигантских боевых крейсеров, палящих на полную мощь. Кобир быстро бросил корабль вниз… куда как раз подтягивались другие крупные корабли. Огромные единицы Флота не могли сравняться по скорости ни с „DH98“, ни даже с кораблем Кобира, но благодаря дальнобойности их дисрапторов это не имело никакого значения.

— Господи! — вскричал Кобир, осознав ситуацию. — Да они атакуют нас обоих!

К этому времени он и „DH98“ пытались уйти от страшного огневого вала, причем второй корабль воспользовался своей поразительной скоростью, чтобы увеличить расстояние между ними. Но они оба оказались „под колпаком“. Несмотря на то что передний край этого „колпака“ был открыт, ни таинственный „DH98“, ни „388“ Кобира не успели бы его достигнуть. Оставался единственный выход — пробить в „колпаке“ дыру. Однако по отдельности такой огневой мощью ни один из них не обладал. Стиснув зубы, Кобир продолжал маневрировать, а также искать другие корабли. Выше по правому борту находился по крайней мере один из его собственных, еще один с трудом передвигался слева. Со стороны кормы подтягивались к своему собрату еще два „DH98“. Это определило решение Кобира.

Взглянув на гиперсвязь, он выбрал „ВСЕКАНАЛЬНУЮ ТРАНСЛЯЦИЮ“, затем „ПОЛНУЮ МОЩНОСТЬ“ и переключил шлем на выход.

— „KV388“ обращается к штурмовикам „DH98“, — объявил Кобир на ломаном имперском. — „KV388“ обращается к штурмовикам „DH98“. Прошу связи.

На борту „Смерти“, в космосе

Кэнби добился эффекта неожиданности, к которому стремился. Его „DH98“ яростно набросились на четыре пиратских корабля, разбросав их прежде, чем те направили свои дисрапторы на „ED3“. Но не успел Кэнби полностью воспользоваться положением, как на передних гиперэкранах появился угловатый силуэт — прямо к его кораблю устремился луч дисраптора, скользнувший всего в нескольких метрах от рубки.

Кэнби невольно опустил нос корабля вниз, и два его стабилизатора оказались прямо перед выхлопной струей пиратского судна. Отменив маневр, Кэнби как раз вовремя заметил, как „388“ крадется за другим „DH98“. Последнему удалось уйти из-под огня, хотя за это время в него успели попасть раза три или четыре. Сам Кэнби схватился с пиратом, который так круто развернулся, что корабли едва не столкнулись и дать залп никак не представлялось возможным. Ребята-кирскианцы свое дело знали!

— Легионеры, говорит „Беда“. Просим помощи — нам невмоготу.

Это был капитан Фелтон.

Совершив жуткий вираж, „388“ вернулся, и Кэнби пришлось так яростно пробивать дорогу, что логические узлы пришли в смятение — он подчинил себе корабль только с помощью опаснейшей „быстрой бочки“. С замирающим сердцем Кэнби открыл огонь по пирату, но хитрый мерзавец ушел в сторону при повороте, и Кэнби снова промахнулся. Схватка продолжалась секунд шестьдесят. Еще одна „быстрая бочка“ — на этот раз при полном контроле над приборами — отбросила Кэнби назад к „Беде“, которая как раз описала длинную кривую, оставляя за собой длинный шлейф лучистого свечения и обломков, но не спасательных шаров. Вскоре из корабля изверглась яркая вспышка и рой сияющих комет, которые быстро исчезли. Уцелеть не удалось никому.

В ужасе сцепив зубы, Кэнби снова развернулся, на сей раз нацеливаясь на другой „388“ — возможно, тот, что подбил „Беду“. Келлерванд сделал отличный выстрел, однако пират метнулся вправо, совершая невероятно крутой поворот. И ошибся — по инерции налетел на огненный конус „Смерти“. Наконец-то в пределах досягаемости!..

Кэнби почувствовал, как палуба дрогнула, когда разрядились крупные дисрапторы в носовой части, а затем „прошелся“ вдоль пиратского корпуса к рубке. Корабль оказался так близко, что стала отчетливо видна каждая деталь. Это был один из последних „388“ — в конце войны Кэнби встречался с несколькими подобными смертоносными корабля ми. Он разглядел зеленое сияние выхлопных газов, оксидный след вдоль кормовой части корпуса, черный с темно-синим фюзеляж…

Неожиданно рубка „388“ взорвалась. В корабль врезались лучи дисрапторов — причем исходящие не от кораблей Легиона, от кормы до отсека с двигателем по корпусу заплясали искры. Следом за радиационным пламенем в космос метнулись обломки. Кэнби рванулся в сторону, успев заметить, как пиратский корабль превратился в белую комету — вспыхнувшую и скрывшуюся из виду, словно детская пиротехническая игрушка.

В следующий момент Кэнби увидел, как противник приближается к „Мести“. Он собрался послать предупреждение, когда по его собственной гиперсвязи раздалось: „Смерть“, берегись! Сзади!»

Не успев еще понять, что предупреждают его, Кэнби машинально задрал нос корабля вверх — но слишком поздно. В кормовую часть возле пускового отсека едва не попали из гигантского дисраптора. Взглянув за корму, Кэнби увидел на хвосте «388», к которому пристраивался еще один корабль, — однако стрелял явно не тот и не другой!

Между Кэнби и «пиратом» снова прогремел взрыв. Затем он повторился еще и еще. Вскоре космос наполнился колоссальными вспышками — казалось, огонь посылали отовсюду. Кроме того, кто бы ни стрелял, он бил и по пиратам тоже!

Отчаянно рванувшись, Кэнби сумел обеспечить себе лучший обзор со стороны кормы и… Боже милостивый! Позади пиратов и его корабля находилось пять крупнейших боевых крейсеров, паливших во все подряд. К счастью, они не обладали той точностью, которой следовало ожидать от вышколенного Пентагоном Флота, но со всеми введенными в дело дисрапторами им и без того был обеспечен полный успех.

Когда «Война» и «Голод» встали в строй позади Кэнби, он огляделся в поисках других уцелевших. Внизу и левее с трудом двигались «Чума» с «Местью», очевидно, получившие разрушения, — теперь у них осталось мало шансов вырваться из бойни, которая развязалась вокруг.

С какой же стати Флот пытается «достать» и пиратов, и наемников? В конце концов легионеры действуют почти легально, пройдя для этого нелегкий путь.

Корабль резко накренился, когда его отшвырнуло ударной волной от близкого выстрела. Кэнби закусил губу. И он, и пираты попали в настоящую беду. Впрочем, худшего им удалось избежать благодаря тому, что кто-то на борту боевых крейсеров поторопился открыть огонь, предоставив несколько лишних секунд.

Однако почему они вообще открыли огонь?

Уклоняясь от огня, Кэнби отправил оставшимся на станции Перрин людям зашифрованную команду к эвакуации и приказал «ED3» приступить к экстренным действиям, когда неожиданно по его гиперсвязи прозвучал сигнал тревоги.

— «KV388» обращается к штурмовикам «DH98», — передал чей-то низкий голос на ломаном имперском. — «KV388» обращается к штурмовикам «DH98». Прошу включения.

Ошеломленный, Кэнби покачал головой, а затем пожал плечами. Почему бы и нет? Теперь все и все, казалось, сошли с ума.

— Штурмовик «DH98» на связи с «KV388», — объявил он. — Прием.

— Штурмовики «DH98», — тотчас же ответил кто-то, немного задыхаясь, нас обоих уничтожает крупная эскадра из явных непрофессионалов. У меня два крепких корабля, у вас, наверное, три. Может, нам стоит договориться?

Кэнби сразу понял суть предложения.

— «KV388», думаю, стоит, — ответил Кэнби, ум которого заработал с предельной скоростью. — Если вы присоединитесь к нам, то мы сумеем подбить один из боевых крейсеров, — отрывисто продолжал Кэнби, вспомнив отчаянный маневр, к которому обе стороны прибегали во время прошлой войны. — Вам знаком такой трюк?

— «DH98», — раздался низкий голос, — «Огненная точка» принимается. Берем средний крейсер, на котором скорее всего летит командование. Идет?

— Да, — согласился Кэнби, — неплохая мысль.

— Хорошо, — сообщил пират. — Пристраиваемся к вам. Подбитые могут следовать по бокам. Прошу снизить скорость, чтобы мы смогли вас догнать.

Кэнби с опаской подозвал свои поврежденные корабли, потом замедлил тягу, пока не приблизились два угловатых пиратских корабля, которые уклонялись от огня так, словно согласовали маневры с тремя кораблями Кэнби. «Классные у них там пилоты», — подумал он. С виду «KV388» пребывали в удивительно хорошем состоянии, за исключением нескольких рваных дыр, прожженных в корпусе. Пираты уже приняли в связи с этим необходимые меры так же как и легионеры.

— Отсчет до нуля, — предложил Кэнби, голос которого дрожал от сотрясавшей корабль стрельбы, — начиная от пяти.

— До нуля, — последовал ответ.

— Пять, четыре, три… два… один… ноль! Создалось впечатление, будто маневр отрабатывался годами, чем, собственно, и занимались легионеры с пиратами — правда, по отдельности, а также десять лет тому назад. Пять кораблей быстро выстроились в линию, затем приняли форму пятиугольника, направив фюзеляжи внутрь, а внушительную сконцентрированную огневую мощь вперед.

— Порядок, — передал по связи Кэнби, глядя за корму на два своих побитых «DH98», а также на изрешеченные «388». — По-моему, теперь мы должны выкрутиться. Ударим по крейсеру!

С этими словами Кэнби передвинул регуляторы тяги вперед и направил свою необычную эскадру прямо на рубку располагавшегося в центре крейсера.

Пентагон

Колумбийский сектор

Нью-Вашингтон

Земля

В первые минуты атаки Кэнби на пиратов взволнованный Дэвид Лотембер сидел на краешке плетеного кресла в просторном подземном штабе Пентагона с широкой — как будто приклеенной к лицу — улыбкой.

Ему предстояло доказать действенность решительных мер, предпринятых им для улучшения Флота. В комнате, заполненной мерцавшими окнами, показывавшими дислокации войск по всей Галактике, все взгляды были прикованы к большому пространственному дисплею, который увеличивал фронтальный обзор из гиперэкранов в рубке «Великолепного». Этот знаменитый боевой крейсер на предельной скорости мчался туда, где, по всей вероятности, разыгрался небольшой бой между кораблями, оставшимися после войны, которая закончилась более десяти лет назад. Впрочем, этот бой незначительным не назвал бы никто. Ведь самые могущественные и влиятельные личности Империи питали к нему глубокий личный интерес. В определенном смысле от этого боя зависела и карьера Лотембера.

С помощью дистанционного пульта он попытался улучшить изображение. Однако битва происходила слишком далеко, чтобы ее зафиксировали приборы, предназначенные для человеческого зрения, — Лотембер добился лишь того, что стали видны мелькавшие впереди звезды. Через несколько минут он заметил заплясавшие вокруг дисплея дальнего радиуса локации значки, но они мало что означали — разве только то, что один из кораблей уничтожили. Не пиратский ли?.. Впрочем, особого значения это не имело До окончания схватки оставалось всего несколько минут, а потом…

Неожиданно гиперэкраны вспыхнули, а изображение закачалось, словно в корабль что-то ударило или… более вероятно, кто-то дал по нему залп.

— О нет! — выкрикнул Лотембер.

К нему бросились лакеи. Не обращая на них внимания, министр с ужасом следил за тем, как изображение переместилось на девяносто градусов к крылу рубки, в которой адмирал эскадры, дочь маститого политика, сидя в огромном командирском кресле, колотила кулаками по подлокотникам кресла, а ботинками — по палубе.

«Я не виновата! — со злостью кричала адмирал, изображение которой закачалось, когда главная батарея корабля снова начала обстрел. — Я не виновата!»

Скрипя зубами, Лотембер переключил дисплей, чтобы увидеть боевые крейсеры по другую сторону от «Великолепного». Они тоже стреляли! Закрыв глаза, министр упал на спинку просторного кресла — с такого расстояния могли ускользнуть все жертвы! Стрельба на предельной дистанции вовсе не являлась сильной стороной Флота.

Онемевший от ужаса Лотембер вернул изображение крыла рубки «Великолепного» — адмирал как раз распекала офицеров корабля, особенно того, который, похоже, пренебрежительно отнесся к ней во время недавнего общественного мероприятия в Лондоне. Хлопнув себя ладонью по лбу, офицер оставил без внимания сердитую тираду начальницы и попытался проглотить ярость.

Затем, не шевелясь, он со страхом стал наблюдать за тем, как вдалеке в космосе пять пятнышек образовали пятиугольник и начали стремительно расти в гиперэкранах позади кричавшей женщины. Незадолго до того, как у Лотембера внезапно погас экран, министр разглядел летевшие особым строем космические корабли. Два из них почему-то показались ему знакомыми, и он собрался было позвать Дженнингса, чтобы тот определил их. Однако министр лично уволил невыносимого офицера в самом начале чистки-…

В последний момент Лотембер вспомнил — корабли назывались «Квлоков», именно на таких летали пираты Ренальдо!.. Впрочем, теперь это было уже не важно.

На борту «Смерти», в космосе

Кэнби оглянулся — имперская эскадра рассыпалась и маячила где-то позади. «Великолепный» превратился в массу радиационного огня, причем половина его носовой части врезалась в бок собрата, после того как подбитый корабль потерял управление. Чудесным образом старый трюк удался в очередной раз — разорвал «колпак» имперцев, выведя из строя их флагманский корабль, и позволил скрыться, всем уцелевшим после первой стычки кораблям, кроме одного. Проходя мимо какого-то боевого крейсера, «Месть» получила прямое попадание. Кэнби с горечью подумал о том, что, по всей вероятности, выстрел был произведен наугад. Хорошо еще, что не пострадала Петерсон с экипажем «ED3» — они тихо ушли и через несколько минут доложили с безопасного расстояния, ожидая приказов.

Рубку наполнили звуки экстренного ремонта. Гиперэкраны показывали невероятную эскадру, образовавшуюся всего несколько минут назад: четыре «DH98» и три «KV388» — заклятые враги летели в одном строю, отомстив двум главным имперским кораблям. Кэнби пожал плечами. Вообще-то и его штурмовики, и пиратские корабли имели много общего. Перед обеими сторонами этого странного союза встала теперь первостепенная задача — найти укрытие. Вскоре весь сектор Галактики заполнят боевые суда, которые неизбежно отыграются, — как говорится, даже слепые белки иногда находят желудь.

Кэнби пожал плечами.

— Командир «DH98» на связи с командиром «KV388», — передал он по гиперсвязи ближнего радиуса. — Есть какие-нибудь предложения, где нам отсидеться?

После недолгого молчания низкий голос с усмешкой ответил:

— «DH98», мы кое-что надумали. Я как раз собирался выйти на связь. Надеюсь, вы уже закончили по нам палить?

Кэнби ожидал услышать что-либо подобное — пират имел все основания для такого вопроса.

— Не беспокойтесь, — решительно заявил он. — Против вас лично мы больше ничего не имеем.

— Надо полагать, нас кто-то заказал, — произнес низкий голос.

— Вы правы, «KV388», — подтвердил Кэнби. — И я сожалею обо всем случившемся, особенно о корабле, который вы потеряли. Но мы сами лишились двух, и… — Он замолчал, не в силах облечь свои мысли в слова. — Вы шли на риск.

— Так же, как и сейчас, — заметил низкий голос.

— В любом случае, «KV388», — продолжал Кэнби, поглядывая как на датчики ближней локации, так и в гиперэкраны, — нам всем надо ненадолго исчезнуть. Вы знаете, где мы можем спрятаться?

— Неподалеку отсюда у нас есть один астероид… Полетите туда с нами?

— С удовольствием, — заверил Кэнби, замечая, как локаторы начинают выхватывать какие-то подозрительные тени.

— Хорошо, — заключил глубокий голос. — Тогда вам так просто от нас не отделаться.

Усмехнувшись, Кэнби передал управление О'Коннору.

— Мы следуем за «388», — передал Кэнби другим четырем «DH98». — Все корабли осилят трехчетвертной бросок?

В то время как ведущий пиратский корабль поднял нос и начал плавно поворачивать, Кэнби почти одновременно услышал четыре ответа «да».

— Ладно, ребята, тогда смотрите в оба. Сомкнитесь ближе ко мне: «Война» — на моем крыле, «Чума II» и «Голод» — с правого борта. Полетим справа от «KV». И если Флот снова нападет, помните: «388» теперь на нашей стороне.

Часа через три «Смерть» вместе с «KV388», по обеим сторонам носа которого значилось «SW 799», добралась до крупного астероида. «Война», «Чума II» и старик «Голод» встали рядом, разделенные двумя «KV388».

Все еще не пришедший в себя, Кэнби в одиночестве сидел в рубке, ломая голову над вопросом: зачем Имперскому Флоту понадобилось на него нападать? И каким образом именно в этой точке оказались их главные корабли?

Атака вряд ли была случайной. Космос слишком велик для подобных совпадений. Кроме того, крупные корабли стреляли и по Кэнби, и по пиратам. Он бы еще понял, если бы только по пиратам… Но кому, кроме нажитых недавно «врагов», нужно убрать с дороги легионеров? А главное, почему такую задачу выполняет Имперский Флот?

Затем возникал вопрос, каким образом Флот вычислил место нападения. Кто посвятил их в планы Кэнби? Кто, кроме легионеров, вообще мог о них догадываться? Кэнби не распространялся о своих планах за пределами Легиона, за исключением Тенниел, а она никогда бы…

Неприятные мысли прервал пиратский корабль, который с шумом герметизировал переход к стыковочному люку «Смерти». Кэнби стиснул зубы неужели опять что-то стряслось? От пиратов требовалось немалое великодушие, чтобы они смогли смириться с нападением. Кто знает, что выкинут эти флибустьеры. Да, они объединились с Кэнби против общих врагов, однако… Что ж, будь что будет. Если пират что-то замышляет, семь кораблей, без сомнения, начнут палить по своим ближайшим соседям, и все они сгорят.

Неожиданно с лестницы в рубку раздались тяжелые шаги.

— Командир Гордон Кэнби, — прогремел низкий голос, — я вношу небольшое мирное предложение!

23 сентября 2691 г., земное летосчисление

Белгрейвский сектор

Лондон

Земля

В Лондоне Рональде как раз вернулся с новой постановки оперы двадцатого столетия «Эйнштейн на пляже», написанной Филиппом Глассом, когда в комнате с голофоном в руках появилась миссис Тимптон.

— Прошу вас, мой господин, — проговорила она. Ренальдо взял голофон, бросил на нее небрежный взгляд, а затем пальцем поманил женщину в комнату.

— Раздевайся, — приказал Ренальдо и включил дисплей, на котором показалось изображение… Евы Толтон.

Граф с надеждой ждал звонка от Дэвида Лотембера — так ждал, что иногда пропускал лучшие оперные партии. Но Толтон? Ренальдо нахмурился — в его голове зародились первые смутные подозрения.

— Слушаю, — бросил он.

Женщина казалась испуганной и смотрела куда угодно, только не на него.

— Э-э… — выдавила она.

— Толтон, мать твою! — рявкнул Ренальдо, показывая на Тимптон, раздевающуюся за его спиной. — Неужели не видишь, что я занят?

— Э-э… да, мой господин, — ответила Толтон и, взглянув за его плечо, покраснела. — Я вижу, что вы… з-заняты.

— Тогда не отнимай у меня время. Как с пиратами? Флот расправился со всеми? И почему не позвонил твой тупорылый Лотембер?

— Э-э, министра Лотембера… вызвали на с-совещание в верхах, мой господин. Он п-поручил звонок мне.

— Для этого засранца Лотембера ни одно совещание не может быть важнее меня! — прорычал Ренальдо, ожидания которого начали омрачаться сомнениями. — Ну, так что там у вас в конце концов с пиратами? Смотались, наверное?

— Н-некоторые из них — да, — промямлила Толтон.

— Некоторые, — передразнил ее Ренальдо, закрывая глаза и сердито сжимая губы. Он набрал в грудь побольше воздуха. — А что наемники? Они кого-нибудь ухлопали?

— Некоторых…

— Иисус и Мария с Иосифом! — обреченно прошептал Ренальдо.

Вот почему звонил не Лотембер — его «улучшенный» Флот снова завалил задание, и министр просто боялся.

Изо всех сил стараясь успокоиться, Ренальдо смерил Толтон злобным взглядом.

— Назови цифры, — потребовал он. — Во-первых, сколько там было пиратов?

— Четыре пиратских корабля, мой господин, — ответила Толтон, избегая встретиться с ним глазами.

— И сколько уничтожено?

— Один, м-мой господин, — призналась она, — и один получил повреждения. Ренальдо закусил губу.

— Значит, остальные три скрылись?

— По общему мнению, да, мой господин.

— По общему мнению?! — вскипел Ренальдо. — Неужели никто не знает точно? — В ярости он скрипнул зубами. — Проклятие, соедини меня с тем адмиралом эскадры. Она мне за все ответит!

Толтон лишь молча смотрела на него, словно выхваченная фарами лань.

— Ну?

— М-мой господин, — выдавила Толтон, — связаться с адмиралом Вольпе теперь не представляется возможным.

— Что она еще отмочила — сбежала с придурком Лотембером? — язвительно спросил Ренальдо.

— Э-э, не совсем так, мой господин, — судорожно сглатывая, промолвила Толтон. — Адмирал Вольпе… — погибла, когда были уничтожены два боевых крейсера.

Ренальдо закрыл глаза, стараясь постичь размеры последнего бедствия своего Флота.

— Ты имеешь в виду, что не только большинство пиратов сбежали, но они еще и уничтожили два новых боевых крейсера?

— Э-э, не совсем так, мой господин, — проговорила Толтон почти шепотом. — Боевые крейсеры уничтожены пиратами и наемниками вместе.

— Кем уничтожены?!

— Пиратами и наемниками, мой господин.

— То есть… они объединились для совместных действий?! — спросил Ренальдо, на которого холодным облаком стал опускаться страх.

— Мне сообщили именно так.

— Пресвятая Дева!.. А сколько скрылось наемников?

— Ч-четыре, мой господин.

Ошеломленный, Ренальдо мог лишь покачать головой. Четыре из шести, да еще объединившись с тремя кирскианскими дьяволами!.. Рыча, как дикий зверь, граф с размаху хватил голофоном по стене. Внезапно взглянув на Тимптон, он обнаружил, что ему противны ее седые волосы и обвисшая грудь.

— Вон отсюда, старая ведьма! — заверещал он. — Вон!

Когда Тимптон ушла, Ренальдо уселся в мягкое кресло и достал из ночного столика горсть шоколадных конфет. Набивая ими рот, граф начал покрываться потом от смешанного чувства ярости и страха. Как только кирскианцы и наемники получат возможность обсудить создавшееся положение, они неминуемо догадаются, кто виноват в их бедах.

Ренальдо промокнул пот платком. До сих пор он имел дело с одними пиратами, теперь же навлек на себя еще и гнев весьма деятельных наемников Тенниел! Конечно же, им захочется отомстить — так же как и пиратам.

По щекам Ренальдо, запихнувшего в рот еще одну порцию конфет, заструились слезы отчаяния. Поистине, наступил черный день.

На борту «Смерти», в космосе

Кобир нерешительно шагнул в рубку корабля наемников, держа в левой руке литровую бутылку водки и две стопки. Прежде Кобиру еще не приходилось бывать внутри «DH98», но капитан достаточно «пообщался» с ними, чтобы у него создалось уважение как к кораблям, так и к людям, которые ими управляли.

От главного пульта отошел единственный член экипажа и направился к корме — как с облегчением отметил Кобир, без бластера. Синие глаза коренастого незнакомца смотрели открыто и уверенно. Протянув правую руку, Кобир пошел ему навстречу.

— Меня зовут Николай, — представился он, сжимая поданную ему ладонь и пристально заглядывая в лицо хозяина рубки. — Я кирскианец — или, во всяком случае, был им, когда этому доминиону разрешали существовать. Возможно, нам уже приходилось встречаться с вами… прежде.

— А точнее, в предыдущих жизнях, Николай Кобир, — ответил наемник, улыбаясь в ответ на улыбку пирата. — Меня зовут Гордон Кэнби, и я уверен, что мы уже встречались. Наверное, неподалеку от Мегиддо в течение последних дней?

Кобир кивнул.

— Вероятно, возле Корис-19? — спросил он, когда с лестницы донеслись оживленные звуки — это подходили кирскианцы с водкой.

— Некоторые из нас надеялись, что вы куда-нибудь слиняете, — продолжал Кэнби. Кобир одобрительно кивнул.

— Мы так и сделали, но с большим трудом. Наемник изумленно покачал головой.

— Кто бы подумал, что нам придется сойтись вот так, — произнес он.

Снизу все громче слышались смех, звуки непривычной музыки и звон стекла.

— Что там творится? — нахмурившись, поинтересовался Кэнби.

Кобир рассмеялся.

— Мои ребята. Решили, что это отличный случай познакомиться лично.

— А это что такое? — Кэнби показал на бутылку. Поставив на пульт две стопки, Кобир плеснул в них из бутылки.

— Водка, — сказал он. — Великий враг ненависти.

Подняв одну из стопок, Кобир осушил ее одним глотком и протянул вторую Кэнби.

— Прошу. Скоро мы оба проверим, смогут ли бывшие враги стать друзьями.

К великому облегчению кирскианца, Кэнби улыбнулся и выпил.

В течение следующих часов Кобир и Кэнби угощались отличной калабрийской водкой и за разговором обнаружили, что у них очень много общего. Вскоре они задумались также над тем, зачем Флоту понадобилось устраивать хорошо организованную атаку. Оба согласились в одном: корабли Флота наткнулись на космический бой совсем не случайно, особенно учитывая тот факт, что новые датчики дальней локации Кэнби показывали смутные объекты за несколько часов до нападения. Очевидно, тот, кто хотел убрать с дороги и пиратов, и Кэнби, использовал наемника как подставное лицо. Но для этого незнакомец почти наверняка достал оперативный план Кэнби. Вот только как?

— Попытайся вспомнить, Гордон, — попросил его Кобир, наполняя стопки, — сколько из твоих легионеров, которые не полетели на задание, достаточно хорошо знали план?

Кивнув, наемник почесал свою лысеющую голову.

— Видит Бог, я сам задавался тем же вопросом, Николай. И не получил ответа. Задание было такое важное, что я никому не хотел доверять, даже самому себе. Поэтому постарался занять каждого, кто знал достаточно много, на одном из кораблей. — Кэнби язвительно рассмеялся. — Это лучший способ безопасности, который мне удалось придумать.

Кобир кивнул.

— Значит, тут мы сходимся, — мрачно изрек он, наполняя стопки. Ребята не захотят провалить задание, если опасность будет угрожать им самим. — Нахмурившись, Кобир заглянул Кэнби в глаза. — Я совсем не собирался спрашивать, но… кто вас все-таки нанял?

Кэнби покачал головой.

— Это кажется нелепым, — проговорил он, — но я понятия не имею.

Брови Кобира сошлись на переносице. Вероятно, он недооценил этого человека. Только идиот — или гений — способен на такую откровенную ложь.

— Правда? — удивился Кобир. — Очень странно.

— Не веришь? — улыбнулся Кэнби. — И тем не менее я не лгу. — Он пожал плечами. — Одна знакомая поручила мне это дело от лица человека, который не пожелал назваться.

— Значит, настоящего клиента ты никогда не видел, — заключил Кобир. Так?

— Так. Она передала наличные, а также все инструкции. Даже поместила остаток на счет условного депонирования.

Кобир кивнул. Пока все выглядело вполне правдоподобно. Но беспокойный взгляд собеседника красноречиво говорил о том, что самое главное еще впереди. Кобир задумчиво тер подбородок, а продолжавшийся шум попойки заверял его в том, что наемники не желали больше пиратам зла.

— Но ты хоть что-нибудь знаешь об этом человеке?

— Совсем немного, — промолвил Кэнби, отпивая из стопки. — Синтия — так зовут ту даму — говорит, будто он очень влиятельный. По-моему, это кто-то из знати, но точно сказать не могу. Синтия уверяет, что он раздавит нас обоих, если обнаружит, что она подвергла его какой-либо опасности.

— Гм-м, — промычал Кобир, начиная кое о чем догадываться. — Значит, парень темнит?

— Похоже на то, — подтвердил Кэнби. — Он здорово ее запугал.

Кобир кивнул.

— Кажется, я знаю, кто твой клиент. И, если я не ошибаюсь, это действительно большой авантюрист.

— Скажешь мне?

— По-моему, твой клиент не кто иной, как Садир, Первый граф Ренальдо. Могущественный, развратный и насквозь продажный тип.

Услышав это, Кэнби поморщился, словно от боли.

Кобир задумался. Очевидно, гримаса Кэнби указывала на то, что эта Синтия очень много для него значит. Естественно, узнав, что она водит компанию с таким мерзавцем, как Ренальдо, Кэнби стало больно. Но что же еще?.. Кобир решил, что все выяснится после разговора.

После долгого молчания Кэнби нахмурился и вопросительно взглянул на Кобира.

— Что заставляет тебя думать, будто Флот вызвал Ренальдо?

— Справедливый вопрос, — заметил кирскианец, открывая вторую бутылку водки, принесенную одним из его стюардов, — и мне следовало бы ответить на него раньше.

Кобир доверху наполнил стопки, протянул одну Кэнби и откинулся в кресле.

— Во-первых, — объяснил он, — с некоторых пор я шантажирую Ренальдо. Если точнее, крупно шантажирую. Сначала мы изучили его финансовое положение, чтобы убедиться в том, что затребуем предельную сумму, которую он сможет выплачивать и при этом не разориться.

Кэнби кивнул.

— Разумно. Если не секрет, какие его грехи вам известны? Речь наемника стала немного невнятной. Кобир решил, что водка подействовала на них обоих.

— Работорговля, — бросил он, чувствуя, как губы кривятся от отвращения. — Поверь мне, этот ублюдок заслуживает гораздо худшего, чем просто шантаж.

— Боже, — прошептал Кэнби. — Неудивительно, что он платит. С таким обвинением можно схлопотать смертный приговор.

— Но это не единственная причина, по которой я подозреваю графа, дружище, — поделился Кобир, жестикулируя стопкой. — Шантаж дает лишь мотив. Многие ли из тех, кого ты знаешь, способны решать свои проблемы с помощью Имперского Флота?

Кэнби щелкнул пальцами и воскликнул:

— Ну конечно же! Он к тому же еще и первый лорд Адмиралтейства, и министр, э-э… кажется, Лоу Тимбер, готов угождать ему, как никому другому.

— Точно, — согласился Кобир, — иначе, начнись выборы, и денежки графа поддержат какую-нибудь другую кандидатуру.

— Остается вопрос, — с затравленным видом проговорил Кэнби, — кто сказал Ренальдо.

Он закрыл глаза, будто от нестерпимой боли.

— Боюсь, — после долгого молчания продолжал Кэнби, — что я точно знаю кто.

Затем он просто заснул в кресле. Кобир улыбнулся.

— Водка, — прошептал он сам себе, — великий враг ненависти. Делает людей такими доверчивыми, что они делятся самыми темными страхами с теми, с кем когда-то враждовали.

С этими словами Кобир тоже погрузился в сон.

24 сентября 2691 г., земное летосчисление

На борту «Смерти», в космосе

На следующее — по корабельным часам — «утро» Кэнби проснулся в своем кресле с жуткой головной болью и ватным языком. Хуже того, всю ночь его тревожили чувственные сны о Тенниел. В зыбком переходе от сна к бодрствованию Кэнби не мог избежать ужасного ощущения, что оперативные планы выдала Ренальдо — своему таинственному клиенту — именно она. Больше их не знал никто — по крайней мере из тех, кто не собирался участвовать в операции. Кэнби поморщился — даже учитывая все очевидное, сердце отказывалось принять правду. Прогоняя тягостные мысли, он открыл глаза.

По другую сторону от прохода прислонился к навигационной станции Кобир с обмотанным вокруг шеи полотенцем, а какой-то старик — наверное, личный слуга — брил его старомодной опасной бритвой. Пират смотрел в верхние гиперэкраны, задумчиво наморщив лоб. Судя по виду, Кобир уже давно проснулся. Поменяв положение, старый слуга взглянул на Кэнби и что-то шепнул Кобиру.

— Доброе утро, Гордон Кэнби, — поздоровался тот. — Надеюсь, ты крепко спал.

— Не то слово, Николай, — подтвердил Кэнби, осторожно выпрямляясь. После всей выпитой вчера водки меня не разбудил бы даже «Большой взрыв». Он попытался покачать головой. — Не на ней ли у вас работают двигатели?

— На водке? — переспросил пират, едва усмехнувшись, — слуга как раз брил ему шею. — Для горючего это слишком благородная жидкость.

— Рад слышать, — ответил Кэнби. — Иначе по моей милости мог выйти из строя какой-нибудь корабль.

Оба молчали, пока слуга брил Кобиру тонзуру, затем пират развернулся в кресле.

— Это Джейкоб Танкреди, — произнес он, кладя ладонь на руку старика, благодаря которому я вот уже более двадцати лет как жив, несмотря на все свои усилия.

Кэнби собрался встать, однако оба кирскианца предостерегающе подняли руки.

— Прошу тебя, не двигайся, — с улыбкой промолвил Кобир. — Джейкоб тоже понимает, что такое похмелье.

— Большое спасибо, — поблагодарил Кэнби, опускаясь на место. — У тебя тоже похмелье, Николай? Кобир рассмеялся.

— В старом Новокирске водка когда-то заменяла четырехмесячным младенцам материнское молоко. Никто из нас, стариков, не помнит, что такое похмелье.

Усмехнувшись, Кэнби покачал головой, удивляясь тому, как политикам удалось всех запутать и развязать войну с такими людьми.

— Теперь понятно, почему вы такие крутые ребята.

— Были когда-то, — поправил его Кобир. — Сейчас мы совсем мирные. Запомни, водка — великий враг ненависти. — Он улыбнулся. — Вообще-то Джейкоб предложил побрить и тебя. Бесплатно.

— Меня? — ужаснулся Кэнби, когда до него дошел смысл предложения. — На самом деле… меня никогда еще никто не брил.

— Значит, тебе представляется уникальный случай, — заметил Кобир.

От одной мысли, что кто-то — тем более кирскианец — будет водить лезвием над его кадыком, Кэнби покрылся мурашками. Мысли беспокойно заметались, и Кэнби не сразу сумел взять себя в руки. Война закончилась, причем почти десять лет назад. Более того, теперь кирскианцы оказались для него единственными верными друзьями во всей Галактике. Кэнби уже доверил им свою жизнь, так же как и они ему — свои. Хмурясь, Кэнби едва не извинился за собственные опасения.

— Не сомневаюсь, Николай, — проговорил он и, взглянув старику в глаза, улыбнулся. — Джейкоб, я сочту за честь, если вы меня побреете.

Когда старик принялся за работу, Кэнби удивился легкости его движений. Кобир тем временем начал мерить шагами проход между креслами.

— Этот негодяй одурачил нас обоих, — размышлял вслух кирскианец, каким бы путем он ни достал необходимые сведения. Мы не только лишились дохода от налета, но потеряли людей и корабли. Невыносимое положение.

Кэнби держал рот закрытым и не шевелился, переживая новое для себя приятное ощущение. К счастью, Кобир, похоже, это понимал и, не дожидаясь ответа, продолжил:

— Ты, Гордон, понес такие же потери. Поэтому я считаю, что ты зол не меньше меня.

«Зол — слишком мягко сказано», — подумал Кэнби.

— Как мне представляется, — продолжал пират, поднимая палец, — мы должны разработать план, чтобы не только возместить потери, но и получить прибыль.

Кобир посмотрел на Кэнби.

— И в моем воспаленном мозгу уже вырисовываются контуры этого плана.

Кэнби хотел сказать что-нибудь ободрительное, но, поскольку слуга начал брить ему шею, вместо этого лишь подмигнул.

— Фактически, — произнес Кобир, — в основе всего стоишь ты — или уловка, с помощью которой ты меня заманил. — Он заглянул Кэнби в глаза. Коллекция Амброновски — это ведь фикция?

Кэнби кивнул. Слуга закончил бритье и приложил к его лицу горячие полотенца.

— Мои поздравления, дружище. Ты придумал умный план и мастерски его исполнил. Я целиком заглотил наживку. — Пират грустно улыбнулся. — Такую возможность не упустил бы ни один настоящий кирскианец. Коллекция Амброновски является — или являлась — нашим национальным сокровищем.

На несколько секунд его глаза, казалось, устремились в другое время и место, затем Кобир покачал головой.

— Впрочем, это не важно, — бросил он, как ни в чем не бывало глядя на Кэнби. — Теперь единственно важный звездный огонь — это «Юлий Цезарь».

— Как ты сказал? — спросил Кэнби из-под полотенец.

— «Юлий Цезарь», — повторил Кобир. — Ты о нем слышал? Кэнби засмеялся.

— Обычно я так занят поисками денег на аренду, что не отслеживаю такую мелочь, как звездные огни.

— Скоро будешь отслеживать. Гордон Кэнби, — подмигнув, заверил его Кобир. — Это я обещаю. Если согласишься, звездный огонь станет объектом нашей первой совместной операции — по лишению графа Ренальдо его самого ценного приобретения.

Танкреди убрал полотенца и поклонился.

— Ну что, заслужил Джейкоб репутацию лучшего парикмахера в известной нам вселенной?

Выпрямившись, Кэнби с изумлением ощупал лицо.

— В самом деле, Джейкоб, — проговорил он с довольной улыбкой. — Я никогда не был так гладко выбрит, да еще с таким комфортом. Вам нет равных!

Джейкоб молча улыбнулся и, поклонившись, взглянул на Кобира.

— Спасибо, — кивнул пират. — Как всегда, ты бесподобен.

Танкреди, собрав свои принадлежности, с королевским достоинством направился к корме. Гордое поведение старого слуги немало говорило о самом Кобире.

— Спасибо, Николай, — негромко произнес Кэнби. — Мне оказали большую честь.

— Не стоит, дружище. — Кобир заложил руки за спину. — Мне самому это было важно. Кэнби удивленно поднял бровь.

— Хотел посмотреть, сработаемся ли мы, Гордон Кэнби, — пояснил Кобир. — Ты храбрый парень и не побоялся — в буквальном смысле — подставить горло под бритву моего слуги. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы заслужить твое доверие.

Он улыбнулся.

— А сейчас, прежде чем обсуждать планы по обращению нашего недавнего поражения в победу, позволь предложить безопасную гавань в той части Галактики, которую я называю домом.

— Это предложение относится ко всем легионерам? — удивленно спросил Кэнби.

— Ко всем, кто его примет, — пообещал Кобир, — включая тех, кто остался на Земле. Я сильно подозреваю, что после вчерашнего боя у нас появится общий мотив для многих дел.

Кэнби надолго задумался — в его голове промелькнула тысяча самых разных беспокойных мыслей. Потерев гладкий подбородок, он кивнул. Нет ничего важнее, чем найти для легионеров надежное укрытие. Пока приглашение пирата оказалось самым лучшим (и к тому же единственным).

— Николай, — наконец ответил Кэнби, — мы сочтем твое предложение за честь. Затем, — мрачно добавил он, — когда все будут в безопасности, мне и впрямь захочется поговорить о том, как отплатить Ренальдо.

Кобир улыбнулся.

— Давай сейчас же созовем навигаторов. Чем скорее мы приступим к серьезной разработке совместной операции, тем скорее Садир почувствует нашу месть — и, сам того не желая, наполнит наши карманы.

ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ «ЮЛИЙ ЦЕЗАРЬ»

24-29 сентября 2691 г., земное летосчисление

Белгрейвский сектор

Лондон

Земля

После проведенной в Белгрейв-Хаус бурной ночи, во время которой Ренальдо пытался отвлечься от тревожных мыслей, он сидел под пологом своей широкой кровати, хмуро глядя, как красивый молодой человек выскользнул из-под шелковых простыней и направился в ванную. «Довольно дорогой», подумал граф. Впрочем, лучше переплатить, чем постоянно размышлять о шантаже или, еще хуже, о мести. Несмотря на возведение сокровищницы и приятную реакцию Филанте, когда тот увидел «Юлия Цезаря», Ренальдо не покидало видение, как к нему подбираются Кобир и Кэнби — вместе. Граф утроил число охранников в особняке, однако хитроумный кирскианец уже доказал, что его не берет ни охрана, ни полиция… ни даже Флот.

Ренальдо стиснул зубы.

Вернувшийся из ванной молодой человек, благоухая пудрой и духами, недвусмысленно выражал готовность продолжить то, ради чего его наняли, но Ренальдо махнул рукой.

— На сегодня хватит, — буркнул он. — Собери свою одежду и выметайся. Деньги тебе отдаст кто-нибудь внизу.

— Мой господин… — запротестовал гость.

— Хватит! — рявкнул Ренальдо.

Не обращая внимания на хныкающего юношу, граф заковылял в ванную и присел на изготовленный по специальному заказу унитаз. Тотчас же в голове Ренальдо вспыхнула мысль, преследовавшая его уже многие дни: что делать с теми двумя оскорбленными, само существование которых угрожало рассудку графа, а возможно, и его жизни. Несомненно, рано или поздно они соберутся на него напасть; требуется узнать об этом заранее, чтобы успеть предупредить полицию. Но как?

Как узнать заранее?

Дотянувшись до коробки, он достал из нее две большие шоколадные конфеты с ликером и запихнул обе в рот, наслаждаясь растекающимся по губам и языку густым сиропом. «Ну вот, уже лучше», — подумал Ренальдо. Потом перед его мысленным взором мелькнуло лицо Кобира, а за ним — лицо наемника. Еще одна конфета… Однако это уже не помогло. Что же делать?

Неожиданно Ренальдо прищелкнул пальцами. Ну конечно же, опять Тенниел! Ведь она поддерживает отношения с этим проклятым наемником. Понятно, что на Тенниел падет некоторое подозрение — как и на всякого, с кем Кэнби поделился своим оперативным планом. Но Ренальдо догадывался о том, что услуги, которые Тенниел оказывает наемнику, нисколько не уступают полученным им самим — а возможно, и превосходят, раз она заявляет о любви к нему. Поэтому Кэнби не захочется верить в предательство любимой. Следовательно, скорее всего он не пожелает порвать с нею — в вопросах, касающихся того, что находится ниже пояса, от мужчин трудно ждать разумных решений.

Ренальдо усмехнулся — нависшая над его головой грозовая туча почти рассеялась.

— Миссис Тимптон, — крикнул он, — сейчас же соедините меня по голофону с Тенниел!

Через несколько минут в дверях туалета появилась Тимптон с голофоном в руках. Вскоре возникло изображение заспанного лица Тенниел Взяв голофон, Ренальдо притворно улыбнулся в камеру — Синтия, дорогая, у меня к тебе маленькая-маленькая просьба…

* * *

Не прошло и двух дней, как Тенниел вновь возникла на экране голофона, одетая в строгий деловой костюм.

— Он звонил сегодня.

— Ну? — спросил Садир.

— Что вы хотите знать, Ренальдо? — ответила Тенниел вопросом на вопрос.

— Все, — рявкнул тот. — Расскажи мне все.

— Что ж, — начала Тенниел, — полагаю, что он не смог выполнить свои обязательства, поскольку упоминал о каком-то «несчастном случае», из-за которого не только провалилось задание, но и погибли два корабля.

— Я кое-что слышал об этом, — заметил Садир. — Имейте в виду — ваш общий счет исчез. Он обиделся?

— Нет, — ответила Тенниел с обеспокоенным видом. — Но вообще-то я его не видела. Его звонок проходил по гиперсети «Некий». Как вы просили, я пыталась отследить источник. Связь такая старая, что не передает источник или видеоизображение. И она обслуживает только отдаленные районы.

Ренальдо стиснул зубы. Услышанное его нисколько не удивило. Хоть и недалекие, ни Кэнби, ни Кобир круглыми дураками не были.

— Он сказал что-нибудь, указывающее на то, где он или откуда звонит?

— Я записала для вас разговор, — проговорила Тенниел. — Но сама я ничего не уловила — кажется, он меня подозревает. — Она прищурилась. Садир, вы имеете какое-нибудь отношение к этому его «несчастному случаю»?

Ренальдо удивленно поднял брови.

— Я? — спросил он оскорбленным тоном. — Разумеется, нет, дорогая моя. Если бы ты знала, сколько мне досталось от этих пиратов… В любом случае, как бы я мог повлиять на бой далеко в космосе?

— У вас ведь были оперативные планы Кэнби, — напомнила ему Тенниел.

Граф умоляюще поднял руки.

— Дорогая, такие слова глубоко ранят меня. Кроме того, он всего лишь наемник.

— Имейте в виду, что я его люблю, — предупредила Тенниел.

Ренальдо рассмеялся.

— Не меньше, чем директорское кресло, которое ты купила за секретные планы?.. Не забывай, шлюха, — прорычал он, пронзая ее холодным взглядом, что я хоть сейчас могу вышвырнуть тебя из него!

Тенниел закрыла глаза.

— Да, — наконец промолвила она, — я помню это, Ренальдо.

— Хорошо, — бросил граф. — Смотри же, помни и впредь. — Нахмурившись, он продолжал:

— Я хочу, чтобы меня тотчас же предупредили, как только он где-нибудь появится. Понятно?

Так и не открывая глаз, Тенниел лишь кивала.

— Да, Ренальдо, мне понятно.

— Что тебе понятно, девка?

— Что вас надо предупредить, как только Гордон позвонит мне с любого голофона, который можно отследить.

Ренальдо удовлетворенно ухмыльнулся. Как всегда, приятное ощущение сильнее всего проявилось в его чреслах.

— Разденься-ка, — приказал граф. — Я желаю посмотреть…

Но вскоре тревоги вернулись, и Ренальдо разделался с целой коробкой шоколада, размышляя над тем, что под руководством дьявола Кобира дружок Тенниел стал намного способнее, чем до своего неудачного задания. Мысль об этом бросила графа в дрожь.

30 сентября — 30 ноября 2691 г., земное летосчисление

Калабрия

Халиф

Почти весь остаток земного лета и осень уцелевшие легионеры укрывались вместе с Кобиром в древней, полной экзотики столице Калабрии. Кэнби продолжал поддерживать с Тенниел связь, но только по гиперсети «Некни». Его страсть к этой женщине не остыла, однако тлеющее в груди недоверие не позволяло Кэнби открыть место своего убежища. Вернуться на Землю он не решался, хотя и осознавал с чувством беспомощности, что их отношения подходят к концу.

К середине октября Кобир и Кэнби завершили составление плана по захвату у Ренальдо бесценного звездного огня «Юлий Цезарь». Немалой ценой Кобиру достались сверхсекретные архитектурные наброски просторного нового бального зала Ренальдо, а также его хитрой сокровищницы Затем, после тщательного изучения, команды кирскианских инженеров разработали схему вывода из строя охранных устройств.

Теперь Кэнби и пират с нетерпением ждали известия о том, что постройка роскошного дополнения к белгрейвскому особняку завершена, а знаменитая драгоценность заняла свое место.

9 декабря 2691 г., земное летосчисление

Белгрейвский сектор

Лондон

Земля

С приближением рождественских праздников и окончанием строительства грандиозного бального зала и сокровищницы Ренальдо завершил планы своего величайшего триумфа.

Устраивая в белгрейвском особняке рождественский маскарад для рыцарей, Ренальдо собирался достичь еще двух долгожданных целей. Во-первых, это событие отлично подходило для открытия нового бального зала, специально спроектированного, чтобы превзойти излишествами концертный зал лорда Стерлинга в Бэттерси. Кроме того, оно казалось вполне уместным для показа великолепнейшего звездного огня «Юлий Цезарь» — вместе с впечатляющей сокровищницей, которая, по заверениям строителя и архитектора, была неуязвима для грабителей.

В тот день, сидя в кабинете и не обращая внимания на слабый запах горелого дерева (который упорно не выветривался), Ренальдо готовился к грандиозному событию, но никак не мог прогнать гнетущие мысли, осаждавшие его день и ночь. Вот уже несколько месяцев, едва проснувшись, граф начинал бояться неожиданного нападения — а его все не было. Иногда, поздно ночью, в самые темные минуты изнурительной бессонницы, Ренальдо даже желал о том, чтобы все поскорее закончилось. Ведь где-то далеко Кобир и Кэнби ждут благоприятного случая, чтобы совершить нечто ужасное…

Заставляя себя дышать ровно, Ренальдо хватил кулаками по старинной деревянной панели своей рабочей станции. Трижды проклятый Лотембер!.. От одной мысли об этом человеке графу стало физически плохо. Он финансировал в Палате заявление о некомпетентности министра, но оно не выдержало оппозиции со стороны влиятельных семей, которые были обязаны Лотемберу высокими назначениями их сыновей и дочерей во Флот. В конце концов Ренальдо просто прекратил всякую финансовую поддержку этого болвана. Назначенные на начало следующего года выборы почти наверняка сулили тому поражение. От этой мысли распухшие губы графа тронула улыбка. Если кто и заслуживает краха, так это Лотембер!

Впрочем, месть нисколько не решала проблем Ренальдо — и не уменьшала его страха. Запихнув в рот три шоколадные конфеты, граф проглотил их, почти не жуя, а затем ткнул липким пальцем в клавишу «ТРАНСЛЯЦИЯ В ПРЕДЕЛАХ ДОМА».

— Миссис Тимптон, — заверещал Ренальдо, — сейчас же пришлите сюда новенькую!

20 декабря 2691 г., земное летосчисление

Неподалеку от Калабрии

Халиф

Приготовления к белгрейвскому нападению закончились более недели назад. Пришло время осуществить план. Пришвартованный к причалу старенький «ED3» был готов подняться в космос. Стены просторной пещеры Кобира отражали рев генераторов, грохот захлопывавшихся люков, прощальные крики, топот ботинок, скрип лифтов и другие звуки. Оба лидера ждали в конце причала, а группа, одетых по походному легионеров и пиратов направлялась к люку корабля. Там они оказывались прямо в удобно обустроенном контейнере, замаскированном так, будто внутри находится только груз.

— Не забыли ли мы чего? — заметил Кэнби, потирая подбородок.

Кобир усмехнулся.

— По-моему, ничего не забыли. Твоя несравненная Лейла этого не допустит. Она даже отправила вперед Зернера Петроски на «KV72», чтобы он подождал в Саутгемптоне, если по прибытии нам вдруг понадобится поддержка.

Бросив взгляд в рубку, Кэнби заметил, как на своем рабочем месте возле правого иллюминатора суетится Петерсон, успевая сделать тысячи мелочей, входящих в ее обязанности перед любым заданием.

— Вряд ли бы мы без нее обошлись, — согласился Кэнби. — Она одна стоит целого экипажа.

— Во всех смыслах, подозреваю, — нахмурившись, добавил Кобир. — Вы были когда-то… скажем так, близки?

— Да, — подтвердил Кэнби сквозь скрип подъемника. — Но после того как мы подняли Легион… — Он пожал плечами. — Сам знаешь, как романы на борту разлагающе действуют на экипаж. На самом деле идея прекратить отношения принадлежала ей.

— Жаль, — отметил Кобир, сжимая губы. — Я не очень разбираюсь в имперских женщинах, но мое сердце подсказывает, что она по-прежнему к тебе неравнодушна.

Больше года Кэнби боролся с тем же убеждением.

— Гм-м, — пробормотал он.

— Конечно, это не мое дело, — пожав плечами, добавил Кобир. Он показал на посадочный люк правого борта, к которому спешили несколько человек. Смотри, последние из нашей общей штурмовой команды. Ты готов?

Кэнби улыбнулся, довольный тем, что поменялась тема разговора.

— Все мое или у меня за спиной, или упаковано в рубке. Я готов.

— Тогда займем места для старта, мой друг, — предложил Кобир, приобняв Кэнби за плечи. — Мне не терпится поскорее тронуться в путь.

За последними коммандос на борт погрузили видавший виды багаж, не отличающийся, по крайней мере на первый взгляд, от багажа миллионов постоянно пересекающих Галактику туристов. Как только старый корабль пройдет имперскую таможню в терминале космических кораблей лондонского исторического дока Гринлэнд, корабль направится на близлежащую верфь, где контейнер отгрузят на склад. Покинув его по одному, «туристы» смогут смешаться с обычными прохожими и как-нибудь переночевать в городе. На следующий день путешественники должны были собраться и приготовить снаряжение неподалеку от Палаты Знати. Отсюда начиналась операция по нападению на белгрейвский особняк графа.

23 декабря 2691 г., земное летосчисление

Белгрейвский сектор

Лондон

Земля

Когда слуги готовили Ренальдо к возобновленной к празднику постановке пышной, но бессвязной «Иродиады» Массне (с блестящим сопрано Изабель Атанер, исполнявшей главную партию), в дверях появился лакей с голофоном в руках.

— Прошу вас, мой господин, — негромко произнес лакей. Ренальдо собрался упрекнуть болвана за то, что тот прервал его туалет — костюм рыцаря двенадцатого века было и так непросто надеть, — но, заметив уже материализовавшиеся голову и плечи Тенниел, граф взял голофон.

— Привет, девка, — произнес Ренальдо так дружелюбно, как позволял сжимавший его корсет. — Не можешь подождать да завтра?

— Кэнби, — ответила она со странным, почти торжествующим выражением глаз. — Он звонил — отсюда, с Земли.

Ренальдо похолодел.

— Откуда именно?

— Сейчас выясняю. Но, возможно, в эту самую минуту он достаточно близко, чтобы поставить вашу жизнь в опасность.

— Мать твою! — заверещал Ренальдо, у которого начало подниматься давление. — Сейчас же говори или я лишу тебя работы раньше, чем ты успеешь моргнуть! Ты поняла меня, сучка?

Казалось, Тенниел оставила его слова без внимания.

— Ничего подобного вы не сделаете, Садир, — ответила она, и на ее губах появилась злобная усмешка. — Иначе я не раскрою вам маленький секрет.

Так вот какую игру она затеяла! Ренальдо опустился в кресло.

— Какой секрет? — с подозрением спросил он.

— Может быть, вы его и узнаете, — заверила его Тенниел, — если будете ко мне особенно добры.

— Проклятие, — буркнул Ренальдо сдавленным от злости голосом. — Где он?

— Это и есть секрет, — твердо проговорила Тенниел, — которым я, возможно, поделюсь с вами завтра — после маскарада. — Улыбнувшись, она радостно проворковала:

— Вы ведь помните про маскарад?

Ренальдо покусал губы.

— Разумеется, я помню про маскарад. Но Кэнби…

— Пока! — перебила его Тенниел, махнув рукой. — Пришлите лимузин к холлу первого класса, на станции Виктория. Мой гиперпоезд прибывает в полдень.

Ее изображение исчезло.

Ренальдо обмяк в кресле, мокрый от пота. У графа возникло гнетущее предчувствие, что по сравнению с ценой за «секрет» Тенниел даже выплаты Кобиру покажутся незначительными. И еще более мрачное предчувствие подсказывало Ренальдо, что заплатит.

25 декабря 2691 г., земное летосчисление

Смитс-Сквер

Лондон

Земля

Рождество, самый важный для коммерсантов праздник, давно потерял внешние атрибуты благочестия. По всей Империи хваткие торговцы поддерживали его на плаву ради собственной выгоды. Площадь звенела от исполнителей в ярких разноцветных нарядах, во всю мощь легких распевавших последние популярные мантры о сексе и насилии, а также утаптывая остатки тихонько выпавшего накануне снега. Шумное веселье заметно облегчило задачу коммандос незаметно собраться в старинном склепе со сводом. Вся команда теперь добросовестно готовила там свое оружие.

К восемнадцати сорока пяти бойцы были полностью снаряжены. Кэнби и Кобир осмотрели каждого в поисках изъянов камуфляжа: длинных разноцветных париков, ярких капюшонов, широченных рубах и брюк, скрывавших боевые комбинезоны. Костюмы придавали своим хозяевам странный вид людей с врожденными дефектами верхней части тела, но среди праздных толп развлекавшихся, с которыми Кэнби сталкивался по дороге на площадь, эти недостатки не должны были привлечь особого внимания.

По мнению Кэнби, самым подозрительным из всех являлся Кобир. На голову выше остальных, кирскианец нарядился старинным Арлекином жутковатого вида не приведи Господь столкнуться с таким где-нибудь в темном переулке. С другой стороны, сам Кэнби — мужчина вовсе не хрупкого телосложения выглядел в зеркале как человек, серьезно нуждающийся в занятиях по снижению веса.

Без пяти семь Кобир встал и поднял руку.

— Переведем часы на местное время, — объявил он, когда под сводом воцарилась тишина. — На моих восемнадцать пятьдесят шесть. Внимание! Отправляемся ровно в семь. Каждый из вас пойдет за старшим своей команды, чтобы к половине десятого добраться до Гросвенор-Сквер и Холкин-стрит. Вопросы есть?

Слышалось только, как бойцы щелкают замаскированными боекомплектами.

— Ну и хорошо. — Кобир направился к ведущей на улицу винтовой лестнице. — Если все пойдет по плану, скоро мы позабавим Ренальдо! и его гостей незапланированным выступлением.

Белгрейв-Хаус

Белгрейвский сектор

Лондон

Земля

Девять часов вечера — традиционное рождественское время откровений. Ренальдо стоял посреди танцевальной площадки уже совершенно голый. В свою очередь, куртизанка Тенниел, сняв изысканное бальное платье модели начала двадцатого века, не спеша стягивала с себя трусики под бешеные аплодисменты окружавших площадку гостей. Рядом Таргас, Девятый барон Манчестера и следующий на очереди раздеваться, улыбался, как идиот, нетерпеливо теребя застежки подлинного комбинезона двадцать первого столетия.

Граф счастливо вздохнул, принимая коктейль от слуги, одетого как римский трибун первого века. Да, Тенниел еще только предстояло раскрыть свой «секрет», зато рождественский маскарад имел больший успех, чем граф смел мечтать. Сам новый бальный зал являлся победой, и гости — в том числе худосочный император Филанте — умирали от зависти. Ренальдо судил об этом по их насмешливым комментариям — и благоговейным взглядам.

Однако торжество венчало неожиданное появление «Юлия Цезаря». Когда над полом бального зала величественно поднялась сокровищница, пучки лазерных лучей оживили многочисленные грани камня разноцветным светом, наполнившим огромную комнату почти слепящим сиянием. Одно выражение глаз Филанте многого стоило!.. Это был полный триумф!

Пока один за другим гости раздевались, мысли Ренальдо продолжали возвращаться к «секрету» Тенниел. Она упорно отказалась даже затронуть этот вопрос до окончания маскарада. Теперь возможность спросить исчезла, поскольку приближалась кульминация вечера — Великое Единение.

Хокин-стрит

Лондон

Земля

Под низким небом по белгрейвским улицам сквозь пьяные толпы упорно пробирались коммандос. Кэнби шел впереди, следом за ним — Кобир и Роза Гамбини. В праздничной суматохе, похоже, никто не замечал быстро двигавшуюся группу Впереди возвышался над соседями огромный Белгрейв-Хаус Ренальдо, сверкавший огнями и казавшийся гротескным по сравнению с изящными домами, окружавшими его Кэнби возглавлял группу, так как его вряд ли узнали бы в самый ответственный момент операции — в ее начале Оставив остальных за хорошо охраняемым главным портиком особняка, троица проследовала к расположенному неподалеку навесу, где более сотни шоферов напивались до бесчувствия возле своих лимузинов на воздушных подушках Пробравшись между двух громадных «даймлеров», Кэнби быстро оказался возле кирпичного строения без окон и остановился в полумраке недалеко от двери.

— Все на месте?

Гамбини кивнула, а Кобир негромко ответил по маленькому переговорному устройству.

— Дориан докладывает, что все, — прошептал он Кэнби кивнул и вставил в бластер свежий источник питания Когда загорелся крошечный неоновый огонек, Кэнби снял оружие с предохранителя, сунул бластер за пазуху, а затем извлек из боекомплекта наполовину пустую бутылку джина. Потом достал яркую кредитную карточку со своей фотографией и прикрепил на пояс, словно пропуск. Наконец, отвернувшись, Кэнби опустил щиток скрывавшегося под капюшоном боевого шлема и, собравшись с духом, побрел на тусклый свет. Там он смело постучал в дверь, как будто недавно только вышел из нее.

Одетый во внушающую уважение золотую униформу охранник открыл дверь и протянул руку за жетоном. Кэнби догадался о том, что охранник такой же новичок, как и сама система безопасности, а по не сходящей с его лица улыбке и плохо фокусировавшимся глазам — о том, что он изрядно пьян Вместо жетона охранника Кэнби предложил бутылку и веселое, хоть и невнятное «Счастливого Рождества!».

Охранник робко открыл дверь пошире и потянулся за бутылкой. Тут Кэнби сделал вид, будто поскользнулся на узких ступеньках. Охранник наклонился, чтобы спасти бутылку, но так и не коснулся ее. Сокрушительный удар рукояткой бластера в затылок оказался для охранника смертельным.

Жестом подзывая к себе остальных, Кэнби неловко втащил тело в комнату и уложил на стол лицом вниз. Подоспевшие Кобир и Гамбини изготовили оружие.

Кобир справился с часами и, немного подождав, кивнул.

— Пора, — прошептал он.

Кэнби взял у мертвого охранника ключи электронного доступа и открыл первую внутреннюю дверь. Все прошло безукоризненно, сигнал тревоги не прозвучал, хотя Кэнби знал, что в комнате контроля безопасности впереди их еще ожидает испытание. Вторая дверь открылась так же легко. Однако когда Кэнби подошел к третьей, в ее глазок уже кто-то смотрел. Кэнби тотчас же закрыл отверстие своей кредитной карточкой, вставил третий ключ и со всей силой рванул огромную стальную дверь. Подозрительный охранник просунул голову в открытый дверной проем.

Едва Кобир успел снести охраннику затылок, как, пройдясь по телу, словно по ковру, Гамбини ворвалась в контрольную комнату, крепко прижимая к себе бластер.

Там девять обслуживавших охранную технику работников в золотых униформах — явно навеселе — проверяли системы в комнате контроля безопасности. В страхе повыскакивавшие из-за своих пультов, они тут же полегли. Лишь четверым удалось дотянуться до оружия, из них лишь один попытался прорваться к двери. Кэнби остановил его выстрелом прямо между глаз. Нападение произошло так быстро, что поднять тревогу не успели.

Затем Кобир мрачно прошелся по комнате, добивая каждого из них выстрелом в затылок.

— Кончено, — бросил пират с очевидным отвращением. — Роза, — негромко обратился он к своей спутнице, — займись системами безопасности, а мы тебя прикроем.

Гамбини кивнула с каким-то странным отрешенным взглядом. Кэнби мог бы поклясться, что она только что испытала оргазм.

Усевшись перед центральным пультом, девушка достала из боекомплекта конверт с неразборчивыми записями и занялась приборами так, словно проработала в этом здании не один год. Меньше чем через пять минут она оттолкнула стул назад и гордо улыбнулась.

— Мои капитаны, — проговорила Гамбини, переводя взгляд с Кэнби на Кобира, — двери танцевального зала теперь без сигнализации, а сокровищница, — добавила она с легкой улыбкой, — уже поднята для всеобщего обозрения в середине зала. Я позаботилась о том, чтобы ее больше не закрыли — и не опустили.

Кобир кивнул.

— Спасибо, Роза. Как всегда, ты блестяще справилась со свой задачей. Он повернулся к Кэнби:

— Ну, дружище, готов к следующему этапу?

Оглядев залитую кровью и усеянную трупами контрольную комнату, Кэнби согласно кивнул.

— Приступим к работе, — сказал он, открывая дверь. — Будет стыдно, если окажется, что мы зря все это затевали.

С понимающей улыбкой Кобир приложил к уху переговорное устройство.

— Дориан, — произнес он, — переходим ко второму этапу.

С этими словами Кобир перебросил оружие через плечо и вместе с Гамбини и Кэнби двинулся в коридор.

Белгрейв-Хаус

Лондон

Земля

С учащенно бьющимся сердцем Кобир присоединился к группке бойцов, ожидавших за стальными дверями пожарного выхода из нового танцевального зала Ренальдо, и поднял щиток, с удовольствием подставляя лицо холодному свежему воздуху. Кобир без труда перегнал двух своих спутников. Другие группы уже доложили о том, что они на месте и ждут сигнала. Наблюдая за Кэнби, Кобир приятно удивился — его приятель оказался не только первоклассным штурманом, но и отличным бойцом. Приблизившись к Кобиру вместе с Гамбини — оба тяжело дышали, — наемник шепнул Липпи, готовому взорвать дверь танцевального зала:

— Эмиль, ты готов?

— Готов, мой капитан, — спокойно ответил Липпи. Кобир обратился к переговорному устройству:

— Дориан, Ольга, готовы?

— Готовы, капитан, — доложил Шкода.

— И рвемся в бой, — пришел ответ от Конфрасс, вызвавший на губах Кобира улыбку, несмотря на всю серьезность положения.

— О'Коннор, — передал Кобир, — заряды на месте?

— На месте, капитан, — подтвердил О'Коннор на странном диалекте, называемом им «нью-йоркским акцентом».

— Феликс Дзержинский — твои заряды?

— Мои заряды тоже на месте, — с вершины крыши ответил немолодой кирскианский офицер разведки.

— А твои, командир Гиббоне?

— На месте, — отозвался Гиббоне.

Кобир кивнул самому себе.

— Хорошо, ребята, — медленно проговорил он в микрофон. — Зажечь заряды!

В следующую секунду вспыхнул и погас яркий огонь.

— Двери открыты, — объявил Кэнби, когда Кобир к нему повернулся. Снова опустив щиток, он поднял оружие и шагнул к разноцветному яркому свету за дверью, где начали раздаваться испуганные вопли и визг.

Бальный зал

Белгрейв-Хаус

Лондон

Земля

Бальный зал начал наполняться стонами и воплями экстаза, когда Ренальдо, тяжело дыша, откинулся на спину на одном из многочисленных диванчиков, разбросанных по всему залу. За последние полчаса своими умелыми действиями Тенниел довела Ренальдо чуть ли не до исступления. Теперь наконец-то! — он увидел, как Тенниел расположилась над его бедрами и принялась, извиваясь, подниматься и опускаться. Едва она приступила к своим знаменитым движениям тазом, все вокруг огласилось оглушительными взрывами, огнем бластеров, криками, визгом и грохотом тяжелых подошв. Мимо дивана с шумом пронеслись огромные непропорциональные фигуры, а куртизанка, вскинув руки к голове, бросилась на пол, предоставив графу спускаться вниз самостоятельно.

Случайно он приземлился прямо на вопившую женщину и тотчас же скатился с нее, пытаясь — по примеру многих других — забиться под диван. Однако очень скоро граф обнаружил, что слишком толст для этого. Истерично выдернув из-под дивана голову, он угодил ею прямо ниже спины Тенниел, отчего та завизжала еще сильнее. Граф с яростью отпихнул ее прочь. Затем с колотившимся от страха сердцем вскарабкался на колени, выглянул из-за диванчика — и застонал.

За считанные секунды красивый новый танцевальный зал превратился в руины. Большой вход и лестница представляли собой груду дымящихся металлических обломков. Три из восьми дорических колонн обвалились, а еще две сильно покосились. Под сводом беседки перед большой трапезной Ренальдо увидел пять распростертых на полу тел, одетых в новые золотые ливреи, только что купленные по поводу события. Граф оторопел — униформы были безнадежно испорчены!.. Противопожарные двери взрывом сорвало с петель, а один из двух огромных канделябров валялся мерцающей кучей — сто тысяч хрустальных подвесок накрыли собой несчастных участников кутежа, оказавшихся под гигантским светильником. Граф подумал о том, что теперь всю эту кровь ни за что не отмыть от светлых полов красного дерева.

Всюду царил хаос. В дыму с визгами и криками носились кругами голые люди, пытаясь прикрыться лоскутьями разбросанной по полу одежды. Гостей загоняли в угол какие-то незнакомцы, одетые в самые невероятные рождественские костюмы, которые Ренальдо когда-либо встречал — причудливые и бесформенные, с огромными головами и плечами. Да что, в конце концов, они там делают?

Внезапно у Ренальдо остановилось сердце. Звездный огонь!.. Беспокойно закружившись и толкнув куртизанку на диван, граф заметил гигантскую фигуру в костюме какого-то демонического Арлекина, который беспрепятственно шагнул в сверкающий круг лазерных лучей.

— Нет! — вскрикнул Ренальдо с отвратительным чувством полной беспомощности. — О Боже, нет! Только не «Юлий Цезарь»! Он мой!.. Охрана! Охрана! Помоги-ите!

В суматохе голос графа затерялся. Ренальдо с трудом встал на ноги, как раз когда Арлекин сунул драгоценность в стильный рюкзачок и снова устремился в бальный зал. Одной устрашающей внешности «гостя» хватало, чтобы участники веселья в страхе рассыпались в стороны.

Во всю мощь легких позвав на помощь, Ренальдо, окаменев от ужаса, увидел, как к гиганту присоединился еще один налетчик — намного ниже ростом. Когда оба зашагали к разрушенному пожарному выходу, граф оказался прямо у них на дороге. Тогда он понял, почему налетчики так странно выглядят. Под их нелепыми рождественскими костюмами скрывались боевые комбинезоны.

Разглядев двух ужасных посетителей, Ренальдо в страхе упал на диван. Высокий — в черной бронезащите под костюмом — мог быть только проклятым кирскианским пиратом Кобиром!

* * *

— Ни черта себе! — выругался Кэнби, оказавшись с Кобиром посреди зала, где происходила массовая оргия. — Ты когда-нибудь видел что-нибудь похожее?

Куда бы Кэнби ни посмотрел, всюду им освобождали путь обнаженные люди, протискивавшиеся под многочисленные диванчики или прикрываясь фрагментами рассыпанных по полу костюмов самого фантастического вида.

— Лишь в безумных снах, — с усмешкой ответил пират. — Впрочем, в этом что-то есть — полный разгул и «Юлий Цезарь»!

Впереди с воплями упал на диван какой-то толстяк, а рядом с ним, опираясь на ладони и колени, сжималась от страха стройная блондинка.

— Да уж, — согласился Кэнби. — Тут и впрямь есть на что поглазеть.

Неожиданно он остановился, и весь бедлам вокруг, казалось, начал уплывать у него из-под ног.

Женщина плакала, ее длинные волосы совершенно спутались, однако сомнений быть не могло.

— Синтия! — вырвалось у Кэнби, а она в ужасе вскрикнула, глядя на него широкими от страха глазами и закрывая голову руками.

— Что? — услышал Кэнби голос Кобира и почувствовал, как тот взял его за руку. — Гордон, дружище, сейчас не время для великодушия!

— О Господи! — пробормотал Кэнби, раздавленный реальностью.

Невольно он протянул к Тенниел трясущиеся руки, но она завизжала еще громче, а затем в животном страхе упала навзничь и обмочила не только себя, но и ботинки Кэнби. Потрясенный, он едва не поднял щиток, когда раздался голос Кобира.

— Ренальдо! — беззаботным тоном обратился тот к незнакомцу. — Какое совпадение!

Кэнби отвернулся от Тенниел, и его ужас мгновенно сменился яростью.

— Так это и есть граф Ренальдо? — спросил Кэнби, глядя на отталкивающего вида тучного господина, съежившегося на кушетке.

Глаза толстяка округлились, словно блюдца, а из открытого рта тянулась слюна. Огромный живот графа почти закрывал половой орган, качавшийся между его тощих ног, а руки были стиснуты, словно Ренальдо в любую минуту ожидал смерти.

— Он самый, дружище, — заверил Кобир. Посмотрев на Тенниел, наемник перевел взгляд на Ренальдо и ненадолго закрыл глаза. Так вот кто… Кобир настойчивее сжал Кэнби руку.

— Пойдем же, старик! — подбодрил кирскианец. — Мы работаем уже почти десять минут, и, как ты сам говорил, будет стыдно, если окажется, что все это зря затеяно…

С тяжелым сердцем Кэнби кивнул. Он ничем не мог здесь помочь. Бросив на Тенниел прощальный взгляд — даже посреди хаоса она оставалась красивой, — Кэнби пинком опрокинул диванчик Ренальдо и следом за Кобиром направился к выходу. Овладевшее Кэнби волнение сменилось немым отчаянием.

* * *

Когда налетчики удалились, Ренальдо немного пришел в себя и поднялся на трясущихся ногах. Его страх быстро уступил место гневу.

— Охрана! — завопил граф. — Охрана! На по-о-мо-ощь! Никто не появлялся, хотя крики и визг перепуганных гостей к тому времени поутихли, а огонь почти погас, благодаря тщательным мерам противопожарной безопасности, предпринятым графом после предыдущего нападения кирскианцев. Тщетно он продолжал звать на помощь еще несколько минут, пока не догадался, что его охранники или мертвы, или схвачены.

Присевшая возле графа на корточки Тенниел яростно вытирала ягодицы чьей-то дорогой на вид рубашкой — его рубашкой! Наконец женщина подняла глаза на Ренальдо, встала и швырнула рубашку на диван. Затем достала накидку, прикрыла ею наготу и положила руки на бедра.

— Тот высокий… — через некоторое время спросила женщина, — и есть ваш пират Кобир?

— Да, этот подлый, подлый… чужеземец! — хрипло выкрикнул Ренальдо, чувствуя себя одураченным и беспомощным.

Молча посмотрев на него, Тенниел наморщила нос и протянула рубашку.

— Вот, оденьтесь.

— Она же мокрая! — пожаловался Ренальдо.

— Ничего, скоро получите что-нибудь сухое, — успокоила графа Тенниел. — Но скажите мне, вы уверены в том, что тот великан — пират?

— И никто иной, — заверил ее он, облегченно вздыхая при виде слуг и шоферов.

Среди них пришло несколько человек из хваленой Преторианской Охраны Филанте; многие из них казались раненными, некоторые — серьезно.

— Хотите знать, кто был тот, что ниже ростом? — с легкой улыбкой спросила Тенниел.

— О к-ком ты? — поинтересовался Ренальдо, раздраженный на весь мир. О втором пирате рядом с Кобиром?

— Да. Только он не пират.

— Тогда кто же? — удивился граф.

— Гордон Кэнби, — объявила Тенниел. — Я узнала его только в последнюю минуту.

— Тот самый твой наемник? — выдавил Ренальдо, оглядывая наполненную трупами комнату. Как некстати для танцевального зала…

— Именно, — согласилась женщина, и ее глаза странно заблестели. — Я могла бы предоставить его вам завтра вечером, — добавила она. — Однако моя цена будет очень высока.

Ренальдо стиснул зубы.

— Думаешь, он знает, где мой «Юлий Цезарь»?

— Но ведь он был вместе с твоим пиратом? — проговорила Тенниел.

Ренальдо кивнул.

— Тогда скорее всего знает. Граф радостно потер руки.

— У меня есть люди, которые с большим удовольствием развяжут ему язык, — сказал он, впервые после нападения улыбаясь. Свободной рукой Ренальдо обнял спутницу за талию. — И какова твоя цена на этот раз?

— Насколько я помню, — ответила Тенниел, и граф почувствовал, как ее рука скользнула ему под рубашку, — сначала нам нужно закончить начатое дело.

— М-м-м, — счастливо промычал Ренальдо, сразу забывая о разрушениях и смертях вокруг.

— Идем, мой толстячок, — позвала Тенниел, пальцы которой умело принялись делать то, что так ему нравилось. — Удалимся в твою спальню, где можно без помех обсудить и замену Дэвида Лотембера на предстоящих выборах,

ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ НЕЗАКОНЧЕННОЕ ДЕЛО

26 декабря 2691 г., земное летосчисление

Сент-Джонс Холл

Лондон

Земля

В первые часы нового дня Кобир отдыхал, попивая водку в древнем склепе и глядя, как товарищи празднуют свой грандиозный успех. Кобир похлопал по прикрепленной к поясу кожаной сумке, где в целости и сохранности находилось величайшее сокровище. Когда его продадут — по определенным «защищенным» сетям уже поступили предложения от трех агентов, — каждый пират н легионер станет действительно богат, независимо от участия в деле. Да, в то утро действительно можно было радоваться жизни!

Впрочем, радовались не все. Справа от Кобира, в нише на каменном полу, ссутулившись и уронив голову на руки, сидел Кэнби, который жаловался на кишечную инфекцию. Кобир не поверил ни одному его слову. Сначала он подумал, что его товарищ страдает от непонятного упадка сил, часто сопровождающего солдат после рискованных операций. Однако обычно хватало немного водки, чтобы уже через час вернуть хандрившего в нормальное состояние. Увы, Кэнби и через четыре часа не выказал никаких признаков улучшения.

Нахмурившись, Кобир попытался припомнить, когда в последний раз слышал, чтобы Кэнби к кому-нибудь обращался. Наверное, в танцевальном зале?.. Прикладываясь к стакану с водкой, Кобир закрыл глаза и вспомнил, как возле сокровищницы его догнал Кэнби — как раз перед тем, как они наткнулись на Ренальдо.

Пират покачал головой и рассмеялся. Что ж, все лишний раз доказывало великую власть денег. Партнершей мерзавца по оргии была великолепная блондинка, стройная и красивая — одна из грациознейших женщин, которых Кобиру когда-либо приходилось видеть, в одежде или без нее.

И тут его осенило. Кэнби выкрикнул ее имя. Как же ее звали?.. Кобир поскреб затылок. Синтия! Кэнби окликнул ее и протянул к ней руки, а у той не выдержал мочевой пузырь.

«Господи!» — внезапно прошептал Кобир. Должно быть, Кэнби открыл свои планы именно этой женщине — с влиятельным любовником. Пират кивнул самому себе. По могуществу Ренальдо уступал совсем немногим!

Кобир посмотрел на Кэнби — за последний час тот едва пошевелился. Очевидно, он испытывал адские муки. Когда-то Кобир сам был влюблен. Его бесценную Дану убили во время воздушного налета почти пятнадцать лет тому назад. Кобир все еще тосковал по ней, хотя с тех пор он не всегда был одинок. Даже теперь, представив, что такая женщина, как Дана, развлекается с отвратной жабой вроде Ренальдо, Кобир передернулся. Он прекрасно представлял, как больно Кэнби.

Мрачно наполнив стакан, пират медленно побрел к товарищу и уселся рядом.

— Готов дать пенни, чтобы разгадать твои мысли, дружище. Если, конечно, такая монета еще существует в нашем обветшавшем мире.

С печальной улыбкой Кэнби поднял голову.

— Мои мысли? Какие там мысли! Имей в виду, они не стоят ни кредита.

— А все-таки, — не уступал Кобир. — Что ж, пожалуй, самое главное, о чем я сейчас думаю… Я не вернусь с вами завтра на Халиф.

— Не вернешься?! — воскликнул Кобир с удивлением и беспокойством.

— Я не полечу завтра на «ED3», — пояснил Кэнби. — На Земле у меня осталось незаконченное дело. — Он хлопнул Кобира по ноге. — Не волнуйся, старик, потом я доберусь до Калабрии самостоятельно. Я не собираюсь упускать свою долю.

— Рад слышать, — с тревогой проговорил Кобир и потер подбородок, размышляя над тем, затрагивать ли тему о блондинке. Затем, пожав плечами, Кобир решил, что живой друг все-таки лучше мертвого знакомого.

— Это… э-э… «незаконченное дело», — начал пират как можно тактичнее, — наверное, имеет какое-то отношение к той стройной блондинке, на которую мы… э-э… наткнулись вчера вечером в особняке Ренальдо?

— К какой блондинке? — с видом искреннего недоумения спросил Кэнби. Я видел там немало симпатичных блондинок.

— К той, которая обмочила твой ботинок, — резонно заметил Кобир.

— Ах да, — бросил Кэнби, отводя глаза. — Я ее помню. Полный отпад.

— Наверное, ты забыл, что окликнул ее по имени — кажется, Синтия, промолвил Кобир, прищуриваясь. Изобразив удивление, Кэнби промолчал.

— Возможно ли, — наконец спросил Кобир, — что та прекрасная блондинка и есть дама, представлявшая интересы анонимного представителя знати слишком могущественного, чтобы ему отказывать? Очевидно, в тот вечер, как это ни обидно, она была его партнершей.

Открыв рот, словно пытаясь что-то возразить, Кэнби неожиданно уткнулся лицом в руки.

— Да, — пробормотал он. — Это она.

— И ты, — продолжал Кобир, — поделился с этой красавицей своими планами?

— Как раз перед заданием, — подтвердил Кэнби. — Но это еще не значит, что именно она…

Казалось, он не мог признаться до конца.

Кобир покачал головой.

— По-моему, и без слов ясно, что ты ее любишь. Кэнби кивнул.

— Очень, — с мукой в голосе прошептал он. Величайшим усилием воли Кобир разжал челюсти, глубоко вздохнул и глотнул водки.

— Что ты ей рассказал о нашем убежище здесь, на Смите — Сквер? — задал он вопрос как можно спокойнее.

— Ничего, — ответил Кэнби, впервые глядя собеседнику прямо в глаза. После того боя прошлым летом я ничего ей не рассказывал. С тех пор мы общались только по гиперсвязи «Некий». Пока я не приехал сюда позавчера.

— То есть она знала о том, что вчера ты был в Лондоне?

— Лондон — большой город, Николай, — заметил Кэнби.

— Верно, — согласился Кобир, безмолвно молясь безымянным богам, которые не дали этому любвеобильному идиоту натворить в Лондоне неизвестно каких бед.

Наконец пират отмахнулся от мрачных раздумий. В конце концов ничего ужасного не произошло. Но пока Кэнби не избавится от своей вероломной блондинки, Кобиру стоило дважды подумать, прежде чем снова доверить ему планы заданий.

Пират, как зачарованный, потряс головой. От злости ему хотелось прикончить этого болвана.

— Итак, дружище, надо думать, вы двое договорились о свидании?

Кэнби согласно кивнул.

— Завтра вечером на вокзале Ватерлоо, — подтвердил он, — после того как ты со всеми остальными будешь далеко на пути к Халифу.

Кобир кивнул в ответ.

— Мне противно даже предположить такое, но, — пират поднял руки ладонями вверх, — возможно ли, что она снова выдаст тебя Рональде?

— Возможно, — сказал Кэнби, опуская глаза. — А может, и не выдаст. Пока я не уверен в том, что прошлым летом нас предала именно она. — Он пожал плечами. — И вчера на этой оргии до меня прекрасно дошло, кто она такая. Но… Ты понятия не имеешь, через что ей пришлось пройти. Не вдаваясь в подробности, скажу, что она заслуживает особого сочувствия.

Кобир молча кивнул, подумав, что все они заслуживают сочувствия.

— Пожалуй, я вряд ли отговорю тебя от этого свидания, верно?

— Ты сам все понимаешь, — проговорил Кэнби. Кобир сжал губы, безмолвно соглашаясь.

— Ладно, старик, — сказал он, опрокидывая остатки водки в горло. Тогда оставляю тебя наедине с «кишечной инфекцией». — Пират угрюмо усмехнулся. — Впрочем, тебе может помочь водка — исключительно хорошее средство от твоего вируса!

Ротерхайт

Лондон

Земля

Часа через два после прощания с Кобиром и остальными бойцами Кэнби спустился в метро и направился в Ротерхайт, расположенный недалеко от южного берега Темзы. Там он нашел возле кромки воды паб, где можно было скоротать время до отправления «ED3». Кэнби купил кофе и горячую булочку и, не обращая внимания на заполнивших таверну портовых завсегдатаев, уселся за угловой столик. Несмотря ни на что, сомнениям Кобира удалось зажечь в Кэнби подозрения относительно Тенниел. Однако он еще не решился окончательно порвать с нею. Что, если Синтия действительно его любит? Что, если она и правда ищет способ избавиться от злой власти Ренальдо? Лишь мерзавец бросит женщину в такую минуту.

Кэнби мрачно покачал головой. Даже если Тенниел нуждалась в его помощи, что он мог предпринять? Ему ужасно хотелось увезти ее с собой на Халиф, но это означало подвергнуть риску товарищей. Поэтому Кэнби решил, как говорится, отпустить их с миром.

Помочь… Нахмурившись, Кэнби уставился в свою быстро пустевшую чашку. Да, конечно, сам он никакой власти не имеет, но… Внезапно его осенило. Ну конечно! Кэнби знал того, кто ею, несомненно, обладает!

Немил Квинн!

Удивляясь, почему эта мысль не пришла ему раньше, Кэнби потянулся за бумажником. Сохранился ли тот номер голофона, который Квинн оставил несколько лет назад? Кэнби порылся в старых бумажках — в основном бесполезных, вечно нет времени выбросить… Да, вот!

Кэнби улыбнулся самому себе. Он обратится к Квинну не с пустыми руками. На самом деле у него есть кое-что полезное для канцлера — важные сведения для обеспечения поддержки Квинна на предстоящих выборах. Сведения, которые могли также ослабить власть великородного злодея над Тенниел. По крайней мере с помощью шантажа графа можно было бы заставить освободить несчастную женщину от обязанностей по его «обслуживанию». Кэнби решил позвонить.

Его звонок раздался без четверти двенадцать по местному времени — в Нью-Вашингтоне наступило пять сорок пять утра.

— Алло, Квинн слушает, — ответил канцлер с полотенцем на шее, как будто только что закончил ежедневную тренировку.

— Алло, э-э… Немил? Это Гордон Кэнби. Простите, что побеспокоил вас в такую рань.

— Пустяки, Гордо! — воскликнул Квинн. — Давно тебя не слышал. Как дела — все ли в порядке?

Кэнби нахмурился. Он терпеть не мог плакаться и догадывался, что Квинн тоже ненавидел слабаков. Любопытно, известно ли ему о бое прошлым летом?

— У меня все отлично, — солгал Кэнби, придавая тону как можно больше твердости. — Несколько месяцев назад мы с легионерами попали в маленькую переделку, но теперь все позади. Наверное, вы об этом слышали.

— Да, — Квинн добродушно рассмеялся. — Что-то там с парой боевых крейсеров?

— Вроде того.

— Ничего себе «маленькая переделка»! Кэнби пожал плечами.

— Ну, может, и не такая маленькая, но вполне терпимая. — Надеясь, что получается естественно, Кэнби изобразил усмешку. — Вообще-то мой звонок отчасти с этим связан.

— Выкладывай, дружище.

— Дело в том, что в результате той переделки, — продолжал Кэнби, — я получил компрометирующие материалы на одного из представителей знати, который смог бы поддержать вашу предвыборную кампанию — захочет он того или нет.

— Ты серьезно? — спросил Квинн, подавшись на экране вперед и улыбаясь так, словно не мог поверить собственным ушам. — Хотя откуда тебе знать, что моя кампания почти истощилась.

Кэнби покачал головой.

— Сэр, я действительно ничего не знаю, — признался он. — Но теперь вам, пожалуй, не стоит больше беспокоиться.

Оглядевшись по сторонам, Квинн нахмурился.

— Подожди, я закрою дверь, — проговорил он, а затем исчез с экрана. Вернувшись через пару минут, канцлер захватил с собой записную книжку. Так кто это?

— Садир, — ответил Кэнби. — Первый граф Ренальдо.

— Ренальдо! — изумленно выпалил Квинн. — Боже, Кэнби, похоже, ты на мелкую дичь не охотишься!

— Я ни на кого не охотился, — возразил Кэнби. — На информацию я наткнулся… э-э… по чистой случайности. — Он посмотрел изображению Квинна прямо в глаза. — Все достоверно. Ренальдо больше двух лет подвергается из-за этого крупному шантажу.

— Я тебе верю, — быстро сказал Квинн. — Не говори больше ничего по голофону. Мне нужно услышать это от тебя лично — вместе с юристом, который зафиксирует твои показания. — Он нахмурился. — Послушай, парень, насколько я могу судить, у тебя сейчас небольшие трудности. Я прав?

Кэнби пожал плечами как можно небрежнее и ответил:

— Не такие, чтобы я с ними не справился.

— Брось, — заметил Квинн. — Чем я могу тебе помочь? Кэнби только этого и ждал.

— Мне нужна защита, пока я не покину Землю. Вместе с другом. Вот и все.

— Ну, это не проблема, — произнес Квинн. — Я могу обеспечить тебе любую защиту, какая только понадобится. — Он сжал губы. — Я понимаю, что у тебя достаточно ума, чтобы не звонить с личного голофона, поэтому как я смогу тебя найти?

— Вы приедете в Лондон?

— Можешь быть уверен. — Квинн взглянул на часы. — Я приеду… что, если я воспользуюсь гиперпоездом, который отходит в одиннадцать сорок пять? Тогда я попаду в Лондон без четверти шесть — по вашему времени.

Кэнби кивнул.

— Отлично, Немил. Я буду на вокзале Ватерлоо. — Он вытащил из кармана обрывок бумаги. — Выход из туннеля тридцать четыре ровно в девятнадцать часов. Встречаемся там.

— До вечера.

— До вечера, — попрощался Кэнби.

— Ты ожидаешь каких-то неприятностей? — внезапно спросил Квинн с серьезным лицом.

— Не знаю, Немил, — ответил Кэнби. — Вполне возможно.

Квинн кивнул.

— На всякий случай я кого-нибудь с собой захвачу… Что-нибудь еще?

Чувствуя огромную признательность, Кэнби кивнул головой.

— Не знаю, как вас и благодарить, Немил. Вы настоящий друг, причем уже давно. Квинн скромно засмеялся.

— Ерунда, старик. Кроме того, ты не раз помогал мне в том, о чем даже не подозреваешь.

Кэнби начал снова благодарить, однако Квинн вытянул руку.

— Скоро увидимся, Гордо, — сказал он. — Вокзал Ватерлоо, выход из туннеля тридцать четыре, девятнадцать ноль-ноль по местному времени.

После этого дисплей погас.

Намного более успокоенный, Гордон Кэнби заказал стилтонский сыр с поджаренными ломтиками хлеба. Позднее Кэнби отлучился, чтобы проследить за стартом «ED3». Через несколько часов надо будет отправляться на вокзал Ватерлоо — на встречу одновременно с Синтией Тенниел и Немилом Квинном.

Гринлэнд-Док

Лондон

Земля

На склад Кобир прибыл последним. Когда он вошел через служебный вход, было одиннадцать утра. Контейнер уже погрузили на борт «ED3», и до старта оставалось менее часа.

Внутри ждала Петерсон.

— Где Кэнби? — сразу спросила она. Кобир поморщился, совершенно не готовый к такому вопросу.

— Э-э… не знаю, Лейла, — ответил пират.

— А когда он придет? — снова задала вопрос Петерсон, глядя на часы.

Кобир покусал губы, Кэнби не собирался приезжать, и с этим ничего нельзя было поделать.

— Он не придет, — сообщил Кобир, глядя в ее обеспокоенные глаза. Сказал, что у него тут… незаконченное дело.

— Вроде тощей белокурой шлюхи, за которой он волочится? поинтересовалась Петерсон.

— Он не… — начал Кобир, но затем покачал головой, посчитав, что в подобном положении лгать не годится. — Ты о Тенниел?

— О ней, — подтвердила Петерсон.

— Да, кажется, так.

— Будь он неладен! — выругалась Петерсон, на мгновение закрывая глаза. — Должно быть, все его мозги болтаются между ног. — Озабоченно нахмурившись, женщина посмотрела на Кобира. — Всем известно, что это она подставила нас прошлым летом. Как он мог оказаться таким ослом?.. Ладно, мы все равно не можем его так здесь оставить. Когда он с ней встречается и где?

— Точное время я не знаю, — сказал Кобир. — Вечером, на вокзале Ватерлоо, Петерсон поморщилась.

— Охотно поставила бы свою долю от звездного огня на-то, что она явится туда с двумя десятками молодчиков своего жирного дружка.

— Видимо, поэтому Кэнби и назначил встречу на время, когда мы благополучно будем лететь в космосе, — предположил Кобир.

— Вот видишь? Он сам ей не доверяет. — Петерсон стиснула кулаки. — Но его так разбирает похоть к этой костлявой шлюшке, что он готов рисковать почти всем!

Неожиданно ее глаза расширились.

— Надо что-то делать, Николай. Слишком уж хороший парень, чтобы так просто… бросить его.

Кобир глубоко вздохнул — он думал то же самое с тех пор, как расстался с Кэнби на Смитс-Сквер.

— Согласен. Но что нам делать? Он сказал, что проследит за нашим стартом откуда-то с Темзы, поэтому, независимо от нового плана, нам все равно придется стартовать по графику. Иначе он перенесет встречу с нею на другое время.

Петерсон согласно кивнула.

— Да. К тому же мы обязаны доставить звездный огонь на Халиф. Я к тому, что камень принадлежит не только нам. Кобир кивнул. Об этом он даже не подумал.

— Поэтому, что бы мы ни предприняли, делать это придется после того, как «ED3» спокойно покинет Землю — с камнем на борту.

Кобир засмеялся и спросил:

— Кэнби много для тебя значит, правда?

— Конечно, нет, — ответила Петерсон, отведя глаза и почесав нос. Просто он… настоящий лидер. Черт, без него у нас не было бы ни Легиона, ни вообще ничего.

— Да, разумеется. — Кобир поспешил оставить деликатную тему.

— Итак, — не унималась Петерсон, — ты по-прежнему намерен сделать что-нибудь для Кэнби?

— Конечно! Если это возможно. Она мрачно кивнула.

— Да, я понимаю, что ты имеешь в виду, Николай… Но должен же быть какой-то выход! Думай, Лейла. Ради всего святого, думай!

Вокзал Ватерлоо

Лондон

Земля

Подняв воротник, Кэнби обогнул угол Экстон-стрит, пересек Ватерлоо-роуд и без пяти семь шагнул в огромное здание вокзала. Все дела до свидания с Тенниел были завершены, и…

Теперь думать о других возможностях стало поздно. Друзья благополучно летят на Халиф. Направляясь к главному вестибюлю, Кэнби улыбнулся — хоть в этом он не сомневался.

* * *

Примерно в пятнадцать пятнадцать Кэнби сидел в прибрежном пабе, когда в устье канала показался «ED3» и, разбрызгивая огромные потоки, начал выходить из воды. Кэнби выскочил на воздух, холодный и сырой, чтобы посмотреть на отправление корабля с улицы. Его сердце почти болезненно сжалось, когда он представил, как внутри «грузового контейнера» товарищи празднуют трудно доставшуюся победу. Два бойца не вернутся уже никогда это тоже являлось частью игры. Третье место оставалось свободным для Кэнби, если бы… Он пожал плечами. Слишком поздно.

Его глаза по привычке метнулись к южным подъездным путям, отыскивая космические корабли, но, кроме тянувшихся друг за другом к огромному вокзалу Гэтвик двух пассажирских лайнеров, Кэнби ничего больше не увидел. Затем он понаблюдал за стремительно вырвавшимися из старых мощных двигателей «R1820» потоками гравитонов. Раздался грохот, превратившийся в бешеный рев, и корабль медленно заскользил по реке, рассекая зеленоватую воду. «ED3» постепенно набирал скорость, и вскоре под килем показался воздух. За считанные секунды звездолет круто взмыл вверх и скрылся в низко плывущих облаках.

Тогда, словно тяжелый покров, на Кэнби опустилось одиночество, порывы влажного ветра, несмотря на старенькую летную куртку, пронизывали его до костей. Поежившись, он взглянул на часы, засунул руки в карманы и вернулся в паб. Ждать оставалось всего лишь несколько часов. Ждать и волноваться…

* * *

Стараясь не столкнуться с группой детей и учителей, возвращавшихся с практики, Кэнби побежал вниз по истертой мраморной лестнице, затем, перепрыгивая через ступеньки, спустился по бесконечно длинному эскалатору. Внизу, следуя значку, повернул налево, к главному туннелю.

Проталкиваясь мимо попрошаек, проституток, бродяг и случайных запоздалых прохожих, Кэнби вошел в сводчатый зал — зал порталов с расположенными через каждые тридцать метров выходами к терминалам гиперпоездов — ровно в девятнадцать часов. Пройдя по старому мраморному полу примерно четверть пути, Кэнби заметил на одном из замызганных порталов табличку с номером «34». На ветхих воротах висела табличка с надписью «НЕ РАБОТАЕТ». Перед воротцами стояла Тенниел, прекрасная в своем строгом синем костюме, а рядом с ней — Дамиан.

Кэнби облегченно вздохнул. Если бы она замышляла что-то дурное, то не решилась бы привести с собой Дамиана. Ни за что на свете.

Когда Кэнби поспешил к ней навстречу, их глаза встретились. Тенниел улыбнулась — странной улыбкой, сдержанной и бесстрастной.

— Тенниел, — прошептал Кэнби. — Господи, как же я по тебе соскучился.

Они обнялись, но ее губы были холодны. Тенниел поцеловала его слишком быстро и… как-то нервно. Когда Кэнби присел на корточки, чтобы поздороваться с Дамианом, тот отстранился — так же как и его мать.

Внезапно Кэнби заметил уголком глаза какое-то движение и, повернувшись, увидел, как из соседних порталов выходят не менее десятка вооруженных людей — по виду настоящих головорезов. В то же самое время Тенниел поспешила прочь, потянув за собой Дамиана.

Боже, как можно было так обмануться — ведь она продала его с потрохами!

Кэнби полез за бластером, но тотчас же понял, как это глупо. Развернувшись, чтобы бежать, он наткнулся взглядом на Квинна, подходившего с другой стороны. Канцлера сопровождали коренастые спутники в бронезащите под стать преследовавшим Кэнби вооруженным молодчикам.

— Немил, слава Богу, вы пришли! — крикнул Кэнби, когда те к нему приблизились и, грубо схватив, поволокли назад к другому, неработающему, порталу.

Там у Кэнби вырвали из куртки оружие.

— Немил! — в полном оцепенении закричал он. — Это же я, Гордон! Не-е-ет!..

В следующую секунду Кэнби почувствовал, как в него прямо через куртку стреляют из гипопистолетов. В груди начал быстро простираться холод, а затем Кэнби потерял контроль над собственными членами и упал на каменный пол, так сильно ударившись затылком, что едва не потерял сознание.

Способный двигать только глазами, Кэнби беспомощно уставился в грязный, отштукатуренный потолок. Суета вокруг пленника стихла. Наконец он услышал, как Квинн спросил:

— Что с ним?

— Несколько часов будет парализован, господин канцлер, — ответил кто-то.

— Оставьте нас на минуту, — приказал Квинн. — Я хочу допросить его сам.

— Как вам угодно, господин канцлер.

Вскоре, когда шарканье и звуки шагов стихли, над Кэнби возникло, грустно покачиваясь вперед и назад, лицо Квинна.

— Извини, Кэнби, — произнес он, вероятно, с искренним сожалением, — мы просто не могли тебя отпустить — после всего, что ты и твой дружок-пират устроили прошлой ночью.

— Но почему? — невнятно спросил Кэнби онемевшими губами. — Я могу поднести вам Рональде на серебряном блюде. Он работорговец, и тому есть доказательства.

— К сожалению, — ответил Квинн, с полным боли взглядом опускаясь на корточки, — я не хочу этого знать.

— Что? — в ужасе пробормотал Кэнби. — Эти сведения гарантируют вам, что каждый его кредит пойдет на вашу предвыборную кампанию. Более того, это ваш шанс начать некоторые из реформ среди знати, о которых вы говорили. Господи, Немил, мы все рассчитываем, что вы…

— Дурачок, — перебил его Квинн. — Никак не думал, что кто-то еще верит в подобный вздор — по крайней мере из тех, у кого осталось хоть немного мозгов. — Он пожал плечами. — Настоящая правда в том, что политические кампании существуют лишь для того, чтобы дать недалеким массам надежду и сохранить их под контролем до следующих выборов, когда мы снова их одурачим.

Канцлер печально рассмеялся.

— Никак не думал, что ты этого не понимаешь. Но теперь ты жизнью заплатишь за свое невежество.

— Но почему? — с нарастающей злостью — и страхом — воскликнул Кэнби. Что я вам такого сделал?

— Ничего, — промолвил Квинн. — Как я уже говорил по голофону, твой крохотный Легион оказал мне немало услуг. Просто тебе, скажем так, не повезло. Твой кирскианский дружок — кажется, Кобир — слишком много тебе рассказал, и теперь тебе придется умереть, так же как и ему, когда до него наконец доберутся.

— Значит, знать вертит вами, как и любым другим из политического класса! — выплеснул Кэнби свой бесполезный гнев.

— Только до тех пор, пока я не приобрету титул пэра, — парировал Квинн. — Когда я согласился пойти на выборы, Филанте пообещал скинуть почти тридцать процентов. — Его брови поднялись вверх. — А это, скажу я тебе, нешуточная сумма. Пэрство — довольно дорогое удовольствие.

— Тогда, похоже, Империя никогда не изменится, — произнес Кэнби, чувствуя, как по его щеке поползло что-то мокрое.

— Кэнби, не меняется ничего — и нигде, — сказал Квинн так, словно объяснял урок школьнику. — Все построено на обмане. Так было на протяжении всей истории, так пойдет и дальше, пока люди — маленькие люди — будут голосовать ради своих потребностей, а не убеждений. Извини, парень, бросил Квинн. — Тебя лишь угораздило встать поперек дороги — как многих других когда-то.

Он легонько похлопал Кэнби по щеке.

— Жаль, конечно. Ты мне нравился… — Канцлер резко поднялся. Прощай, Кэнби, — проговорил он, исчезая из поля зрения. — С тобой будут хорошо обращаться, если ты сразу выдашь им все, что надо. Потом тебя просто убьют.

К тому времени Кэнби так переполнило отвращение, что у него не осталось ни малейшего вкуса к жизни. Вскоре перед взором Кэнби возникли два бездушных великана, которые посмотрели на него, словно на труп. Беспомощный, но слишком хорошо все сознающий, Кэнби почувствовал, как его тащат под руки, будто пьяного. Он попытался позвать на помощь, но ударивший в солнечное сплетение кулак заставил пленника, задыхаясь, ловить ртом воздух.

После мучительной пытки эскалаторами, лифтами и лестницами Кэнби заметил, что свет потускнел, и лицом ощутил холодный воздух улицы. Плечи несчастного, казалось, выворачивались из суставов, когда он услышал, как открывается дверь глиссера. Через несколько секунд его швырнули на мягкую кожаную скамейку; с обеих сторон заняли места два гиганта, причем от обоих пахло так, будто они не мылись несколько лет. Вскоре двери захлопнулись, загудели двигатели. Глиссер двинулся вперед, в ночь, а Кэнби оставалось лишь беспомощно смотреть на перемежавшиеся на полу узоры из света и тени.

26 декабря 2691 г., земное летосчисление

Белгрейв-Хоус

Лондон

Земля

Едва Ренальдо перевел в нью-вашингтонскую штаб-квартиру по выборам Квинна портфель ценных бумаг, как тишину просторного кабинета графа огласил звон голофона. Одетый в белые короткие брюки, зеленые чулки «в горошек», желтые бальные туфли и белую шелковую сорочку, Ренальдо уже ждал этого звонка и более чем охотно нажал на клавишу «ТОЛЬКО ЗВУК».

— Да?

— Это Кендалл, — объявил с другого конца чей-то грубый голос. — Мы взяли вашего человека.

Ренальдо сел в кресло и с облегчением улыбнулся. «Тенниел, что за чудесная особа — пока ей платят!» — с радостной улыбкой подумал он. Ну вот и начало конца — и для проклятого кирскианца, и для его неугомонного сообщника.

— Надо понимать, он жив? — спросил Ренальдо.

— Жив, — заверил голос. — Его только что посадили в лимузин. Даже еще толком не отделали.

— Очень хорошо. Вы знаете, как с ним поступить, верно?

— Верно, господин. Везем по шоссе «МЗ» в Саутгемптон. Гонкард-стрит, девять.

— Все правильно, — отозвался Ренальдо. — Обойдетесь без ошибок, и я удвою вам плату. Ясно?

— Никаких ошибок, господин, — пообещал собеседник.

— Постарайтесь, — рявкнул Ренальдо напоследок и сложил руки над просторным жилетом из цветастой парчи.

Недавно граф нанял на службу офицера разведки, уволенного из Адмиралтейства за излишнюю жестокость, — по меньшей мере интересного малого. Если уж кто и мог вытянуть из Кэнби сведения, так это он. Ренальдо наблюдал его за работой в старом особняке на Гонкард-стрит, каменные стены которого были способны сдержать любые стоны и вопли.

Ренальдо нахмурился. К сожалению, концерт в Королевском Праздничном Зале не позволял графу лично присутствовать при допросе, но его можно будет когда угодно просмотреть в записи. Главное — узнать от Кэнби, где скрывается кирскианец. А когда парень выдаст сообщника, его убьют — или сделают то, что им заблагорассудится.

С трудом поднимая тучное тело на ноги, Ренальдо задержался, чтобы нанести за каждое ухо по капельке духов, а затем вызвал одного из своих шоферов. В тот вечер исполнялась старинная симфония Людесловски. Такое событие никак нельзя было пропустить!

Неподалеку от Бейзингстока

Земля

Двигатели лимузина ровно работали, а Кэнби покоился на заднем сиденье — лишь голова качалась в такт движению. В руках и ногах покалывало, поскольку циркуляция крови замедлилась. Стремительное чередование света и темноты возле ног успокоилось почти час назад. Теперь на покрытом ковром поле наблюдалось больше тьмы, чем света, хотя крупный глиссер, казалось, двигался на чрезвычайно высокой скорости. Кэнби догадался, что они едут из Лондона по одной из основных дорог, однако понятия не имел, в каком направлении.

Неожиданно кто-то спереди взволнованно шепнул:

— Боже! Громадный грузовик смял патрульную машину позади нас! — Затем послышался еще один изумленный вздох. — Господи Иисусе! Второй патрульник тоже раздавлен! Я знал, что Ленни идет слишком близко!

— Не останавливайся, — приказал другой, более мрачный голос. — Мертвым уже не понадобится доля.

Вскоре двигатели зашумели сильнее, а пятна света на полу замелькали быстрее.

— В чем дело? — спросил «мрачный»

— По-моему, нас преследуют, — с отчетливой тревогой произнес первый голос — Посмотри, Бенбо, не догоняют ли?!

В это время Кэнби услышал шум несшегося в том же направлении низко над дорогой вертолета.

— Догоняют, — ответил Бенбо, перейдя на взволнованный шепот. — Жми.

— Быстрее некуда, — возразил первый. — Я же говорил, надо было ехать на маленьком.

— Уордер, Тревол! — скомандовал Бенбо. — Займитесь ими.

С замирающим сердцем Кэнби почувствовал, как сидящие по обе стороны от него головорезы зашевелились, словно доставали бластеры. На заднем сиденье стало тесно. Кэнби резко столкнули на пол — лицом вниз. Что-то похожее на ботинок ссадило Кэнби затылок и уперлось ему в шею. Второй «ботинок» ударил пленного в плечо. Сзади он услышал звон разбиваемого стекла, затем вовсю заработали бластеры. Возможно ли…

Впереди вдруг прозвучал грохот, словно от гигантского взрыва. Большой лимузин подпрыгнул, его здорово занесло, однако шофер сумел удержать машину.

— Впереди кто-то взорвал мост! — крикнул голос с заднего сиденья.

В это время сзади раздался еще один взрыв. Тот, кто вел лимузин, резко нажал на тормоза, и два охранника повалились прямо на Кэнби. Машина рванулась вправо, затем бешено закружилась и, сотрясаясь, остановилась Пока двое головорезов вскарабкивались на ноги, Кэнби отчетливо услышал разряды бластеров, потом — два вопля. Что-то тяжело придавило пленнику ноги — Не стреляйте! — проверещал голос Бенбо — Ради Бога, не стреляйте!

— Бросьте оружие, — приказал низкий голос Кобира, который невозможно было спутать с чьим-нибудь другим Кэнби услышал, как о мостовую ударилось сначала три металлических предмета… потом еще один. В наступившей тишине пленник снова различил шум вертолета, а затем — еще один знакомый голос.

— Выходите с поднятыми руками, — приказала Петер-сон. — И молитесь, ублюдки, чтобы Кэнби был жив!

Кэнби услышал, как двери открылись. На этот раз, когда, выходя, он переступал ногами, его поддерживали очень бережно.

— По крайней мере живой, — произнес Кобир.

— Хотя, согнутый так в три погибели, я бы долго не продержался, — с трудом пробормотал Кэнби, слыша, как вертолет приземляется.

— Гордо, слава Богу! — воскликнула Петерсон. — Ребята, помогите-ка мне его забрать!

Вскоре Кэнби обнаружил, что его быстро, но осторожно несут к вертолету, и разглядел даже маленькие ботинки руководившей этим Петерсон. Наконец с одной стороны раздались крики и шарканье ног, перемежавшиеся сопением бластеров и звуком падающих тел. Затем появились ботинки Кобира, и Кэнби почувствовал на спине руку.

— Теперь все под контролем, старик, — заверил его низкий голос.

— Спасибо, Николай, — слабо проговорил Кэнби, садясь в кабину вертолета.

— Всегда пожалуйста, — ответил Кобир, занимая место сзади. — Но, мне кажется, тебе придется особо отблагодарить свою подругу Лейлу.

Кэнби закрыл глаза.

— Да, — согласился он. — Благодарить и благодарить. Через несколько секунд рядом с ним уселись еще два человека, дверца вертолета захлопнулась, и машина поднялась в воздух.

— Скоро ты будешь в порядке, — объявил голос капеллана Эмпса, и плечи Кэнби ужалили еще два гипопистолета. — А пока отдохни, дружище.

Он так и сделал…

27 декабря 2691 г., земное летосчисление

Колумбийский сектор

Нью-Вашингтон

Земля

Незадолго до наступления часа ночи Дэвид Лотембер сидел в своем кабинете, а тощая молодая женщина снимала с себя плохонькую одежду. Ожидая, Лотембер лениво просматривал полицейское донесение о тройном убийстве на темном участке лондонского шоссе «МЗ» между съездами шесть и семь, южнее Бейзингстоука. Обычно Адмиралтейство не получало полицейских донесений, но поскольку взрыв огромных бомб уничтожил два моста, закрыв шоссе месяца на два, возникала мысль о терроризме.

С едким смехом Лотембер отбросил донесение. Он больше не интересовался своими должностными обязанностями — накануне днем министра уведомили о том, что Ренальдо прекратил поддерживать его предвыборную кампанию. Новой протеже графа стала не кто иная, как его красивая проститутка, Синтия Тенниел. Лотембер пожалел о той ночи, когда подобрал ее в Манхэттене. Впрочем, кто мог предугадать, как все обернется?

Пожимая плечами, Лотембер оставил для Толтон сообщение, приказывая организовать встречу с коллегой из министерства внутренних дел. Затем отодвинулся от стола и расстегнул брюки. У настоящих политиков никогда не опускаются руки из-за мелких неприятностей. Кто-то побеждает, кто-то выигрывает — все это составляет часть игры, которую Лотембер любил так же, как свою жизнь.

Уортон-Док

Саутгемптон

Земля

Кобиру показалось, что после двух часов ночи, когда вертолет долетел до саутгемптонских доков и приземлился возле старенького «KV72», отправленного Петерсон неделю назад, в Кэнби снова втекла жизнь.

— Наверное, теперь ты доберешься до корабля самостоятельно, старик?

Кэнби улыбнулся в ответ и заметил:

— Пожалуй, на всякий случай я обопрусь о плечо Лейлы. Кобир тоже улыбнулся.

— Что ж, похоже, на такое плечо и правда приятно опереться, согласился он, размышляя о том, какое будущее ждет этих двоих.

Мысли Кобира прервал отсалютовавший ему Липпи.

— Мы заплатили таможне, мой капитан, — доложил он.

— Очень хорошо, Эмиль, — заметил Кобир, кладя руку на плечо старого друга. — Корабль готов к старту?

— Хоть сейчас, — заверил капитана Липпи.

— Тогда отправляемся домой, — проговорил Кобир, глядя, как Кэнби и Петерсон шагают к посадочному люку старого транспортника.

Кобир улыбнулся. Да, Кэнби свалял дурака. Однако все они получили важный урок — так же как долю от того, что, безусловно, станет величайшей сделкой цивилизации — от продажи «Юлия Цезаря». Кому именно, Кобир еще не знал. Но одно ему было известно точно: когда это произойдет, покупатель или покупательница выложит кучу денег. Кобир с улыбкой переступил водозащитный порог и задвинул за собой люк.

Через час капитан уже попивал в рубке водку с Петроски и Шкодой, а старенький корабль пересекал границы Солнечной системы, направляясь домой.

28 декабря 2691 г., земное летосчисление

Белгрейв-Хаус

Лондон

Земля

Рональде отключил голофон и, хмурясь, повернулся к лежавшей возле него в постели Тенниел.

— Не могу поверить! — выпалил граф, закатывая глаза к потолку в стиле барокко с зеркалом над постелью. — Похоже, твой Кэнби сбежал. Снова сбежал!

Улыбнувшись Тенниел некоторое время молча смотрела на атласные простыни.

— Он больше не мой, — негромко произнесла она, — но, если хотите знать, я этому даже рада.

— Тенниел, шлюшка ты моя, — разыгрывая одобрение, воскликнул Ренальдо, — как ты можешь радоваться? В конце концов недавно ты продала его, как кусок мяса — ради поста министра Адмиралтейства.

— Все на свете имеет свою цену, Ренальдо, — заметила Тенниел, глядя ему прямо в глаза. — Особенно я, мой толстячок. Никогда не забывайте о том, что при случае я так же быстро продала бы вас.

Подняв брови, Ренальдо усмехнулся.

— Я мог бы тебя убить, — сказал он. — Или даже выдать этому Кэнби. Что тогда?

— Но вы этого не сделаете, мой дорогой, — проворковала Тенниел.

— Почему же? — удивился граф.

Ничего не говоря, она слегка пододвинулась и расстегнула ему шелковый халат. Ренальдо увидел, как на его огромный дрогнувший живот упала, рассыпавшись, копна белокурых волос. Затем Ренальдо откинулся на спину и с наслаждением вздохнул, подумав, что на самом деле ему давно уже надо было избавиться от Лотембера.

14 июля 2692 г., земное летосчисление

Вилла «Кирския»

Халиф

Чуть больше чем через шесть земных недель после объединенного нападения на Лондон деловой помощник Кобира благополучно сбыл «Юлия Цезаря» неожиданному покупателю — императору Филанте — за цену, почти втрое превышавшую ту, что заплатил Ренальдо. Чтобы совершить сделку побыстрее — и без лишнего шума, — все члены пиратской шайки Кобира и Легиона Кэнби тотчас же получили по всей Империи помилование. Дополнительно кирскианцам предложили полноправное гражданство после всего лишь одного года проживания на любой Имперской планете. Когда спустя несколько недель деньги разделили, предсказание Кобира сбылось. Независимо от личного участия, каждый член группы разбогател так, как ему — или ей — и не снилось.

В последующие недели и месяцы предложением Империи воспользовались столь многие кирскианцы и легионеры, что Кобиру пришлось вывести из строя свои корабли и уйти в отставку, предоставив Кэнби с кучкой самых верных соратников задуматься над будущим при весьма изменившихся обстоятельствах.

В то время как кирскианцы провели последние десять лет, мрачно приглядываясь к цивилизации, которая, по сути, их не принимала, большинство легионеров почти столько же времени отчаянно искали выход. В один из вечеров Кэнби и Кобир оказались на крыльце принадлежавшей бывшему пирату прелестной виллы на берегу озера. Друзья попивали сладкий «ваннал» с горькой настойкой и качались в плетеных креслах, «экспроприированных» кирскианцами на одном из кораблей, доставлявших на Землю антиквариат, — Я буду скучать по тебе, старина, — признался Кэнби, поднимая стакан.

— Значит, от плана Петерсон тебя все-таки не отговорить, а, Гордон? подмигивая, спросил Кобир.

— Никак, Николай, — явно ожидая этого вопроса, сказал Кэнби. По-моему, мы все созрели для следующей галактики — в этой слишком много Земли. Когда на прошлой неделе испытывали межгалактическую передачу «Войны», все прошло идеально. Мы перенеслись почти к самому Девятнадцатому сектору, прежде чем успели отключиться.

Кобир кивнул.

— И управились быстрее, чем в прошлый раз, — заметил он. — Многих из нас беспокоили неприятности, с которыми вы столкнулись, переделывая «Смерть».

— Гораздо быстрее, — согласился Кэнби. — В первый раз мы здорово намучились, когда моделировали логические узлы старичка «Голода». Но за время работы мы многому научились и применили эти знания при модификации «Войны». — Он рассмеялся. — Хочешь, сделаем тебе межгалактический «KV388»? По-моему, теперь нам это по плечу!

Кобир благодарно улыбнулся, однако покачал головой — Думаю, на какое-то время я останусь в нашей старой Галактике. В отличие от тебя и твоих легионеров у меня еще не было возможности четко оценить… как бы так выразиться?., качество правления Имперской Землей. Хотя, должен признать, я надеюсь на некоторые изменения.

Взглянув на пирата, Кэнби угрюмо пожал плечами.

— Тебе известно, что я узнал от этого темнилы Квинна. И после того как я пару месяцев думал об Империи, я ему поверил. Ничего не изменится, потому что они не дадут.

— Кто это «они»? — с легкой улыбкой спросил Кобир. Кэнби сделал глоток «ваннала».

— Они — это все: и «маленькие людишки», как Квинн называет нас, и воротилы вроде него самого. Первые выбирают, думая о чем-то преходящем и эгоистичном, вторые якобы им потворствуют, а в самый ответственный момент плюют на них. Насколько я понимаю, этот процесс самоподдерживания длится уже пару тысяч лет.

— Ну, допустим, — согласился Кобир, — но ведь были периоды, когда людям удавалось лишить своих угнетателей власти. Как насчет Франции конца восемнадцатого века, или России двадцатого столетия, или тогда уж Скопления Нельсона всего несколько сотен лет тому назад?

— Разве кто-то из них продержался? — спросил Кэнби. — Вот в чем вопрос.

Кобир покачал головой.

— Нет, — сказал он, — но, может быть, из-за того, что у них было слишком много работы и слишком малый срок. Рано или поздно всех настигает плохое планирование и поспешные действия. Наверное, лучше попытаться провести за один раз лишь небольшие изменения — а затем, прежде чем снова все баламутить, дать им закрепиться.

Кэнби отставил стакан, подошел к перилам крыльца и задумчиво посмотрел на маленькую гавань, где возле рыболовного пирса Кобира стояли, готовые к утреннему пуску, оставшиеся у Кэнби четыре «DH98».

— Может быть, — проговорил он, — очень даже может быть. Только я не собираюсь за этим наблюдать.

— Конечно, нет, раз ты собираешься в другую галактику, — согласился Кобир и подошел к нему. — Но еще раз представь, на что мы вдвоем оказались бы способны, имея информацию, которой располагаем на законных основаниях. Независимо от того, какого ты низкого мнения о своей Империи, подумай, сколько пользы мы смогли бы принести, лишь доведя Ренальдо до виселицы чего он сполна заслуживает, — а затем лишив кресел министров, которых он контролирует. Отличный был бы старт на пути чистки всего правительства.

— Но всего лишь старт, — заметил Кэнби, кладя руку на плечо друга. Потом придется воевать со всеми остальными из знати, и с министрами, а заодно и с директорами — со всеми, кому выгодна эта система.

Кэнби улыбнулся — внизу, освещая космические корабли, зажглись огни.

— По-моему, твоя идея решать проблемы постепенно гораздо лучше. К сожалению, тогда необходимо с этим жить, что мне — нам, тем, кто улетает просто невыносимо. — Он пожал плечами. — Наверное, в конечном итоге мы уже не считаем, что старая Империя достойна спасения. Нам — так же как и тебе, дружище — будет не хватать многого хорошего, однако мне и тем ребятам в кораблях пора отправляться в путь.

Когда Кэнби вернулся на «Смерть», стоявшую во главе пирса, почти вся его команда уже легла спать. Красивый корабль, казалось, беспокойно покачивался на черных волнах. За ним вырисовывались на фоне берега знакомые силуэты «Войны», «Чумы II» и «Голода». С вершины лестницы Кэнби осмотрел рубку, в которой инженеры проделывали на двух консолях последние проверки. Сунув руки в карманы, он вернулся на главную палубу, затем тихонько вошел в крошечную каюту капитана и, удовлетворенный, заполз в постель. Следующий день знаменовал собой новое будущее. Что могло быть лучше?

Вилла «Кирския», Халиф

Сложив руки на груди, Кобир стоял на опустевшем рыболовном пирсе, глядя, как «Голод», последний из кораблей Кэнби, с грохотом проносится над блестящей, озаренной зарей гладью озера. Вскоре под его корпусом показался свет, и судно легко взмыло в сумрачный утренний воздух, чтобы присоединиться к трем своим собратьям. О берег зашелестели потревоженные волны. Не прошло и минуты, как Кобир перестал различать среди бледных утренних звезд огни.

Медленно повернувшись, он зашагал к вилле, одолеваемый безотчетной тоской. Для него, так же как и для Кэнби, оставалось еще много незаконченного.

«Возможно, после небольшой передышки… — подумал Кобир. — Как знать?»

ЭПИЛОГ

Поддержанный ветеранским движением, Немил Квинн без труда одержал победу в выборах на пост премьер-министра. К сожалению, ни одна из его обещанных реформ не была выполнена, но Квинну удалось свалить всю вину на коррумпированное правительство. Дважды выиграв перевыборы, он ушел в отставку как национальный герой и приобрел у Филанте титул герцога. Квинн прожил долгую жизнь уважаемого члена Палаты Знати.

Через девять лет после прощания с легионерами Кобир перебрался на Землю, в Лондон, где выкупил достаточно дорогой и влиятельный титул и вступил в Палату Знати в качестве Первого графа Кориса. Перед тем как состариться, сохранив при этом бодрость, он передал своему доминиону множество богатых и непреходящих даров, таких как библиотеки и образовательные учреждения, с которыми в немалой степени было связано возрождение Имперской Земли почти двести лет спустя.

Что касается Садира, Первого графа Ренальдо, то его в конце концов поймали на работорговле — без помощи Кобира или других кирскианцев — и открыто обвинили в этом во всех цивилизованных мирах. Однако до суда дело не дошло. Хотя и опозоренный скандалом, Ренальдо на многие годы сохранил не только власть над Адмиралтейством, но и Синтию Тенниел на посту министра. Ее управление Флотом — или, как открыто признавали многие, самоуправство в конечном итоге привело к массовой коррупции, едва не обанкротившей имперское правительство. Тем не менее недалекий Филанте наградил Ренальдо в честь его столетнего юбилея в две тысячи семисотом году высочайшим орденом Империи за «Выдающиеся заслуги перед человечеством». На смертном одре Ренальдо озадачил врачей слетевшими с его уст последним словами «Будь ты проклят, Гордон Кэнби!». Большинство ученых докторов понятия не имели, к кому они относятся.

Дэвид Лотембер прожил долгую и — в его собственных глазах плодотворную жизнь, поддерживая почти каждый неудачный законопроект, который пролезал через парламент. Хуже канцлера казначейства во всей истории не было. Позднее, став соавтором очередной версии «Книги Литургии», он принял сан епископа Обновленной Имперской Церкви и Духовной Власти и мирно скончался в ореоле святости.

Синтия Тенниел пережила и скандальный уход из Адмиралтейства, и самого Ренальдо, с которым прожила до его смерти — ходили слухи, что только ради наследства. Она умерла через семьдесят три года, заслужив звание королевы лондонского общества. Ее сын Дамиан учился в Аннаполисе и вступил во Флот, в должный срок поднявшись до чина главного адмирала, затем — министра Адмиралтейства и полностью вернув так называемому военно-морскому флоту былую славу. Одним из первых действий вступившего в должность министра явилось присвоение новому учебному комплексу в Аннаполисе названия «Кэнби-Холл».

А что же сам Гордон Кэнби? Так же как о большинстве из тех, кто летал за пределами родной Галактики, о нем больше ничего не слышали — по крайней мере те, кто фиксирует подобную информацию. Можно лишь надеяться, что Кэнби со своими легионерами нашел среди звезд свое «новое будущее» — и что оно было счастливым.

Примечания

1

Французский живописец и график (1732–1806 гг.).

(обратно)

2

Итальянский живописец (1462–1521 гг.).

(обратно)

Оглавление

ПРОЛОГ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ . МЕЧТЫ И НАДЕЖДЫ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ . КОРАБЛИ

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ . ВСТРЕЧИ

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ . СТАНЦИЯ ПЕРРИН

ЧАСТЬ ПЯТАЯ . ПОЛЕТЫ И ОТКРОВЕНИЯ

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ . ЛЕГИОН

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ . ПРЕДАТЕЛЬСТВО

ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ . КРУТЫЕ ВИРАЖИ

ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ . «ЮЛИЙ ЦЕЗАРЬ»

ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ . НЕЗАКОНЧЕННОЕ ДЕЛО

ЭПИЛОГ . . .

Реклама на сайте