«Програмерзость»

Сперва у него отобрали связь. Затем карточки. А потом кто-то спер все его достояние. После чего стащили одежду. Далее какие-то подонки муй рапидо[1] проделали осмотр-изъятие, распотрошив его от шеи до паха. Почки, печень, легкие, яички и глаза отсутствовали. А вот сердце оставили. Спрос на сердца нынче невелик. Где уж там, когда рынок наводнили отличные дешевые искусственные модели. Хоть титановые, хоть поросячьи — выбирай на вкус. После этого жертву одракулили и раскостили, забрав то, что было пригодно для последующего использования: кровь и костный мозг. Жалкие остатки этого несчастного бедолаги были разбросаны под непрерывно барабанящим дождем, словно тряпки, не способные оставить на мостовой даже пятен крови.

Анхель Карденас стоял, уставясь невидящим взором на эти останки, и перед глазами у него плавало райское видение: парок над чашкой горячего кофе и по-домашнему уютные кабинки в некоем кафе. И стоя там, среди вспыхивающих «мигалок», собравшихся машин и ворчащих федералов, Анхель гадал, почему же он, черт возьми, не сделал так, как ему неоднократно предлагал шеф Пэнгборн и не ушел досрочно на пенсию. Фредозо Хаяки, помощник Карденаса, завершил запись малопривлекательной сцены и выпрямился. Хаяки был огромным полуяпонцем-полуперуанцем. Дружелюбный, экспансивный, с лицом, как у ребенка, массивный малый лет тридцати пяти, он внешне сильно походил на инкского Будду. Несмотря на космическую выпуклость живота, Хаяки отличался твердостью бетона. Выпрямившись и негромко крякнув, он сунул записывающее устройство в карман и подытожил обзор места преступления единственным кратким наблюдением:

— Осталось в самый раз, чтоб родственники могли предъявить права на останки. А, Анхель?

Карденасу в ответ пришлось повысить голос, чтобы его было слышно сквозь барабанную дробь юго-западного муссонного ливня. Крупные капли сверкали в резком свете ночных витрин ближайшего торгового комплекса, струясь с кончиков его вислых усов. Этот сладкий бодрящий дождь был на улице единственным, к чему не примешивалось никакой дряни или заразы. Хотя если верить химическим анализам, производимым фанатичными «зелеными-вердес» и им подобными, то и летний ливень не выдерживал испытания на чистоту.