«Стрелок с Севера»

Стрелок с Севера (fb2) - Стрелок с Севера [сборник] 1917K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александр Александрович Прялухин

Сборник рассказов "Стрелок с Севера"

Человечность

Она убивала. Без жалости, без мук совести. Заняла позицию на каменистой возвышенности, догоняла разбегающихся людей перекрестием оптического прицела, нажимала на спусковой крючок. Несколько тел уже лежали на земле, для остальных не было спасения – куда бежать в пустыне?

Впрочем, достаточно. Аккуратно закрыла пластиковой крышкой окуляр: об оружии она заботилась, берегла его. Закинула винтовку на плечо и двинулась на северо-запад, прочь от еще одного запуганного поселения. Конечно, на всех патронов не хватит, но она будет убивать столько, сколько сможет. Пока идет к своей цели.

Для ночевки нужно было выбрать такое место, где можно развести костер, не опасаясь, что его видно на несколько километров вокруг. Небольшое ущелье вполне годилось. Здесь могут быть змеи, но это лишь пресмыкающиеся, не люди. Нет смысла бояться их или ненавидеть. Просто надо быть осторожнее.

Разогрела нехитрый ужин, поела. У нее еще оставался кофе, из того большого магазина, не до конца разграбленного мародерами. От кружки шел аромат, который заставил ее тихонько стонать, закрыв глаза. Невольно нахлынули воспоминания о другой жизни, где хороший кофе был обыденностью. Там было счастье, детский смех, крепкие объятия любимого. Тряхнула головой. К черту! Надо почистить винтовку…

С утра сверилась с бумажной картой. Намного удобнее было бы пользоваться смартфоном, но заряжать его негде, да и спутники на орбите выходили из строя, точность позиционирования ухудшалась с каждым месяцем.

Сегодня на пути, возможно, встретится еще одно поселение. По крайней мере раньше там было несколько домов, заправка, и магазин. Отлично! Может быть, получится и патронов раздобыть. Она закрыла нижнюю часть лица черным платком – ветер гнал ей навстречу песчаную пыль.

Когда солнце повисло в зените, на горизонте появились какие-то строения. Теперь надо осторожно! Чтобы не заметили раньше времени. И выбрать удобную позицию. Эх, жаль нет возвышенности, вокруг ровная, как стол, местность. Ну да ничего, не впервой. Вон там вполне подходящие развалины, чтобы с их стороны подойти к поселению.

Кажется, над домами тянулась тонкая струйка дыма. Да, точно. Значит, здесь и правда кто-то живет. Пока живет… Женщины, дети? Не имеет значения.

Последние пятьсот метров пришлось идти пригибаясь. Сняла винтовку с плеча, щелкнула предохранителем. Довольно близко к домам, даже оптика не понадобится, глазомер у нее хороший, пристрелянный. Легла на бетонную плиту, осторожно выглянула из-за обломка стены. Никого. Ага, вот появилась женщина с тазиком, наполненным какими-то тряпками. И еще на крыльце сидит сухонький старикашка, она его сразу и не заметила. В руке сжимает карабин. Пожалуй, имеет смысл уложить его первым. Приклад в плечо, палец на крючок.

Она услышала позади шорох. Хотела обернуться, но… поздно! Сильный удар по затылку, в глазах потемнело, и горячий пустынный мир, со всеми жалкими, ненавистными людишками, растворился в небытие.

Сознание возвращалось медленно. Сначала пришла боль. Голова раскалывалась, словно она была наковальней, по которой кузнец долбил своим молотом. Заставила себя открыть глаза. Темно. Сколько же она была в отключке? Рядом горел костерок, кто-то подбрасывал в него щепки, сухие ветки.

Попыталась приподняться и невольно застонала. Человек обернулся, подошел к ней, помог сесть. Она почувствовала, что руки связаны за спиной.

– Как звать?

Ничего не ответила. Смотрела зло, исподлобья. Перед ней был огромный, сильный мужик, кулаки которого смахивали на тот самый молот кузнеца. Пожалуй, одним из них он ее и огрел.

– Ты убивала людей? На тридцатом разъезде? И в жестяной деревне? И на окраинах города?

Она приподняла подбородок, хотела с вызовом бросить ему в лицо – “да, я убивала!”. Но язык с трудом ворочался, во рту пересохло, она закашлялась.

Мужик встал, принес ей кружку, прижал к губам, наклоняя.

– Пей, пей. Не отравлю. От этого голова не будет так болеть.

Она выпила что-то горьковатое, но приятное на вкус. Мысли прояснились, боль действительно стала уходить. Облизнулась, заставив себя не говорить “спасибо”. Не за что ей его благодарить.

– Давай уже…

Он посмотрел на нее вопросительно.

– Давай – делай, что задумал, и кончай со мной. Во всех смыслах… Не ты первый, но, надеюсь, последний. У меня нет иллюзий насчет вашего брата.

Мужик опустился перед ней на корточки, покачал головой.

– Меня Денисом зовут.

В ответ снова молчание.

– Значит, это все-таки ты.

Опустила глаза, кивнула – уже без вызова, без злости.

Он поджал губы, вернулся к костру, поворошил угли толстой веткой. Двое сидели друг напротив друга и долго не разговаривали, даже не смотрели.

– Катя.

Денис обернулся, посмотрел на нее испытующим взглядом, кивнул, что, наверное, означало “очень приятно, Катя”.

– Поесть я тебе не дам, потому что сотрясение, стошнит. А воду пей. Хочешь?

– Хочу.

Он выпоил ей еще одну кружку.

– У меня там, на заправке, сестра живет. С детишками. Так что прости, дорогуша, больше ты убивать не будешь.

Катя усмехнулась.

– Вы идиоты. Сестра у него… И что? Ходишь к ней в гости? Как ни в чем ни бывало? Будто ничего не случилось, и весь мир прежний, и можно вот так запросто ходить друг к другу в гости, устраивать вечеринки, или что там у вас… Да?

Денис спокойно смотрел на нее.

– В общем, да. Жизнь продолжается.

Она сплюнула в сердцах.

– Ложись спать, Катя. Не бойся, не трону. Но руки не развяжу. И сон у меня чуткий, так что не делай никаких глупостей. Просто выспись, хорошо?

Проснулась она от боли. Сильной, жгучей боли! Взвыла, попыталась вскочить, но неуклюже опрокинулась обратно, не имея возможности помочь себе руками. Краем глаза заметила извивающуюся кольцами ленту, скрывшуюся в кустах.

– Что? Что случилось? – Денис проснулся, смотрел на нее широко открытыми глазами, – Да не ори ты! Скажи нормально!

– Змея! Змея, мать твою. М-м-м…

Он подошел к ней, осмотрел.

– Куда укусила?

– В бедро… Господи, сделай же что-нибудь…

Он рванул на девушке ткань армейских брюк, вгляделся, нашел две маленькие, кровавые точки. Припал к ним губами и стал высасывать. Сплюнул, снова наклонился. И так несколько раз. Потом сбегал за фляжкой.

– Сейчас будет немного больно.

Вылил чуть-чуть на рану. Катя вздрогнула, снова завыла.

– Потерпи. Сейчас! Я сейчас. У меня где-то было…

Он перерыл весь свой рюкзак, наконец достал что-то, зашелестел оберткой. Протянул ей на ладони два кругляша таблеток.

– Ешь. Ешь давай! Я принесу запить.

Через полчаса боль утихла. Вокруг раны образовался синяк, но в остальном укус ползучей твари прошел для Кати без последствий. Денис развязал ей руки, справедливо полагая, что в таком состоянии девушка вряд ли сбежит. Сказал ей сесть рядом. И, хотя до утра уже оставалось недолго, она смогла задремать, прижавшись к мужчине спиной.

– Куда ты идешь?

Они неторопливо, с поправкой на ее хромоту, ковыляли по пустыне.

– Домой.

– А где твой дом?

– На станции.

Катя встрепенулась, с удивлением посмотрела на Дениса. “Что ж, значит само провидение послало мне испытание и этого человека!”.

– На АЭС?

– Да.Теперь там город. Порядок, закон, и суд. Для таких, как ты.

– Порядок? Хм. Отлично.

Она вспомнила, как ярким, солнечным днем стояла в оцеплении вокруг станции, вместе с остальными, такими же, как она, полицейскими – напуганными, ничего не понимающими. Сначала им повезло: ни один из ударов не пришелся прямо по АЭС, ближайший ядерный гриб вырос в нескольких сотнях километров оттуда. А потом не повезло.

Появились люди с оружием, завязалась перестрелка. Кого-то убили, кого-то взяли живьем. Дальше воспоминания были путанными, обрывочными. Одно из служебных помещений станции, боль, ненависть… И еще – упаковки взрывчатки. Зачем им было взрывать АЭС, когда кругом и так апокалипсис, черт его знает. Просто сумасшедшие анархисты. Но они ушли, а станция так и не взорвалась. Катя выбралась оттуда, закрыла за собой служебное помещение, написала на двери “радиоактивные отходы”. Ей очень хотелось верить, что туда никто не посмел войти, и взрывчатка до сих пор внутри, дожидается своего часа. Потому что теперь у нее была совсем другая цель. Станция – крупнейшее из известных ей поселений. Можно одним махом покончить с этим муравейником, и тем самым, возможно, с остатками человечества, которое не заслуживает жизни на Земле!

– О чем задумалась?

Она мотнула головой – “ни о чем”.

– Больно идти?

Не ответила. “Да, больно. Но не помогай мне. Не помогай, пожалуйста! Я не имею права снова верить в человечность!”.

– Давай помогу, – закинул ее руку себе на плечи, ухватил за бок широкой ладонью.

* * *

Ее не готовили к войне. Да, учили обращаться с оружием, выживать в экстремальных условиях, работать в команде, знать законы… Да много еще чему. Но не воевать.

Отряд прижали к охраняемому периметру – казалось, пули свистят сразу со всех сторон, рядом один за другим падали товарищи. Командир что-то надрывно кричал в рацию, потом отбросил ее, скомандовал всем отходить на территорию станции. Кольцо сжималось.

В какой-то момент Катя вдруг поняла, что ни справа, ни слева ее не поддерживают огнем. Кончено… Люди, одетые кто в хаки, кто в кожу с заклепками, выставили оружие и подходили к ней со всех сторон. Она отбросила автомат, подняла руки вверх. Потому что так учили – в безвыходной ситуации старайся сохранить свою жизнь. Дура. Лучше бы приняла смерть… Избили, затащили в темное помещение, сорвали одежду…

Катя подскочила, испуганно оглядываясь. Сон. Это был всего лишь сон. Она задремала на пять минут, пока Денис объявил последний привал – убрать с глаз долой то, что светить не стоит, достать из рюкзака то, что может понадобиться. Он готовился ко входу в город.

Солнце еще высоко и они могли видеть грандиозный комплекс атомной станции, обросшей за последние годы лачугами, надстройками, дымящимися трубами, и окруженной высоким металлическим забором.

– Идем, – он помог ей подняться на ноги: бедро все еще болело от укуса змеи.

Не торопясь двинулись навстречу городу. Ближе к воротам он снова остановился, посмотрел на свою спутницу.

– Что? – она устало вытерла пот со лба.

– Я передумал.

– Насчет чего?

– Не буду говорить, что это ты отстреливала людей в пустыне.

Катя приподняла брови, искренне удивившись.

– Не будешь? Чего это вдруг? Мне твои милости не нужны!

Денис усмехнулся.

– Да уж, конечно… Но людей не вернешь, а тебя – там, в городе – на куски порвут. Ну, или подвесят за шею, если будут следовать закону.

– И пусть бы подвесили, – проворчала она в ответ, догоняя Дениса ковыляющей походкой, потому что он ее уже не слушал, шагал к воротам, – Я говорю – пусть бы подвесили! Меньше мучаться в этом дерьмовом мире.

Он не обращал на нее внимания, и Катя вынуждена была признать, что этот большой и сильный человек сумел ее удивить. Он не просто дуболом.

Сверху, из маленькой смотровой башни, спустили на веревке жестяной лоток. Денис что-то бросил в него, лоток уполз наверх. Через мгновение раздался крик: “Открывай – гражданин у ворот!”.

Створки со скрипом разошлись – ровно настолько, чтобы гражданин смог протиснуться. Катя протиснулась следом.

– Это кто? – с подозрением спросил охранник, встретивший их с той стороны.

– Моя женщина.

Охранник поджал губы, кивнул. Катя старалась не поднимать голову, не смотреть в глаза тем, кто попадался им на пути: ей казалось, что каждый увидит в ее взгляде смерть. Не свою, так своих близких.

– Нам сюда, – Денис потянул ее за руку, увлекая вверх по лестнице, пролет за пролетом, к поясу неказистых строений, кольцом охватывающих градирню – широкую башню, когда-то построенную для охлаждения воды на АЭС.

Нижний ярус построек состоял из открытого подвесного балкона, они обошли по нему половину башни, потом поднялись на второй ярус, где еще на одном посту охраны их обыскали – впрочем, не слишком тщательно. Видимо, здесь Денису доверяли. Наконец, на третьем уровне они оказались перед дверью, не иначе демонтированной когда-то в большом и богатом доме. Денис толкнул пятерней резное полотно из красного дерева и они вошли в уютный, хорошо обставленный кабинет. Через окна открывался вид на большую часть станции, задымленную дровяными и угольными печами.

– Здравствуй, здравствуй! Ожидал тебя завтра, не раньше, – из-за стола поднялся невысокий, тучный человек с маленькими, хитрыми глазами. Пожал Денису руку.

– Получилось немного быстрее, – ответил тот, – Хотя…

– Да, слышал про твои неудачи, – человек похлопал его по плечу, – А это кто с тобой?

– Мои неудачи? – Денис напрягся, потом обернулся на Катю, раздумывая, как ее представить.

– Неужели шериф решил покончить со своей холостой жизнью, и нашёл-таки в пустыне достойную женщину, а? – человек весело улыбался.

“Шериф?!”. Катя приоткрыла рот, глядя на спутника, которого считала, может быть, кузнецом, или кочегаром, но никак не стражем порядка. Хоть он ее и вырубил.

– Пока она просто моя женщина. Там поглядим. Так что с неудачами, губернатор?

Толстяк вернулся за стол, собрал в папку документы, бросил их в выдвижной ящик.

– Стрелок-то твой – вовсе и не на юге был, куда ты его ходил искать. Не нашел ведь, так? С пустыми руками вернулся? Ну, не считая… – губернатор снова заулыбался, глядя на Катю, – Я думал, тебе уже сказали.

– Что сказали? Где он был?

– На севере, дорогой ты мой, на севере! Вот, у меня тут... – потряс другими бумагами, – Целая кипа донесений. Двадцать один труп! За четыре дня. И все на севере.

Денис подошел, взял бумаги, стал проглядывать их, одну за другой. Глянул мельком на Катю, которая, казалось, еще ниже опустила голову.

– Так что отдохнуть тебе не придется! Сразу не прогоняю, переночуй, но уж завтра с утра – на север! – погрозил пальцем губернатор и тихо добавил, – А иначе добрые самаритяне нас с тобой живьем съедят. Какая же мы после этого власть…

Денис развернулся, собравшись уже уходить, когда губернатор остановил его.

– Может, все-таки возьмешь людей, джип?

По взгляду в ответ понял, что пустое.

До обиталища Дениса пришлось добираться дольше. Катя гадала – почему он не поселился с остальной знатью, на стенах башни? Впрочем, она бы и сама не полезла наверх: вид хороший, от простолюдинов подальше, но случись что, этот народ здесь тебя и запрет, пока с голоду или от жажды на грешную землю не спрыгнешь.

Идти пришлось по узкой улочке, между заброшенных корпусов станции, мимо многочисленных лачуг и домиков, слепленных из чего попало – листов фанеры, шифера, жести, тряпок… Люди с опаской и любопытством поглядывали на спутницу шерифа, почти не обращая внимания на него самого. Чувствуя эти скользкие, ощупывающие взгляды, Кате хотелось снова взять в руки винтовку.

Дорогу перебежала девчушка, маленькая, лет шести. Ее догнал мужчина. Отец? Он схватил малышку за волосы, потащил, вопящую, обратно.

– Маленькая тварь, я покажу тебе, как…

Внезапно наткнулся на Катю и замолчал. Та смотрела на него таким ледяным взором, что мужик невольно стушевался, отпустил девочку.

– Идем, – Денис повел ее дальше, чувствуя, что еще мгновение и Катя ударила бы этого горе-родителя, – Не лезь не в свое дело. Без тебя разберутся.

– Я вижу… – буркнула она себе под нос.

Дом шерифа, хоть и более основательный, крепкий, нежели хибары бедного люда, выглядел скромно. Он походил скорее на строительный вагончик, тем не менее внутри было уютно: небольшая кухня, спальня, душ и туалет.

– У тебя что, и горячая вода есть?

– Можно согреть.

– Я сто лет не принимала душ.

– Сейчас включу, можешь помыться. Потом приготовь что-нибудь поесть.

– Я в кухарки не нанималась.

– Я тоже.

Она вышла из душа через двадцать минут – мокрая, раскрасневшаяся. Полотенце просить не стала, да ее это и не смущало: натянула на голое тело длинную футболку.

Критически осмотрев свою сожительницу, Денис открыл комод, достал какую-то тряпку и швырнул ее ей.

– Будешь носить эти брюки. Свои убери.

– Мои меня вполне устраивают. Они эластичные и не мешают при ходьбе, не висят на мне, словно мешок.

– Ничего, привыкнешь и к тому, что висит как мешок. А то я уже в сотне взглядов прочитал комментарии к твоей туго обтянутой заднице.

Катя хмыкнула, пошла на кухню, стала шарить по шкафикам. Вскоре зашкворчало и в комнату потянулся приятный запах. Ели они молча, с наслаждением утоляя голод. У шерифа даже нашлось немного выпить – Катя осушила стакан не спрашивая, что в нем. По чистому, сытому телу разливалась приятная теплота и дрема. Девушка знала, что он будет задавать вопросы, еще не высказанные вслух, повисшие в воздухе. Но ждать – когда же шериф сочтет нужным устроить допрос – не собиралась.

– Я лягу на пол, мне ничего не нужно. Насколько я себя знаю, ночью не храплю, так что сильно не побеспокою. Только не лезь. Пожалуйста.

Ничего не сказав, Денис погасил свет, вымыл посуду и лег в свою постель.

– Ты его знаешь? Стрелка с севера? Или, может, предполагаешь – кто бы это мог быть? У тебя есть друзья с похожими… э-э… наклонностями?

“Началось! Немного не успела уснуть”.

– Дай-ка подумать… Кто же из оставшихся от семи с лишним миллиардов может ненавидеть свою жизнь, чтобы иметь “похожие, э-э, наклонности”? Хм, да пожалуй все!

– Не ерничай. Я серьезно спрашиваю.

Она отвернулась на другой бок.

– Не знаю я никого. И не предполагаю. Просто я чокнутая, и там такой же псих. Вот и все совпадение.

Денис тоже отвернулся.

– Завтра я пойду его искать. Тебя за собой не потащу, оставайся. Не бойся, никто не тронет, пока живешь в моем доме, но если попробуешь удрать, помни – нужные люди за тобой приглядывают. Поняла?

Она кивнула, и, хотя он этого не видел, все-таки почувствовал, принял, как согласие. Успокоился и через несколько минут засопел.

Уметь просыпаться тогда, когда нужно, она научилась в более счастливые времена. Не надо мучаться, сдерживать себя, просто говоришь “проснусь через два часа” и закрываешь глаза.

В комнате темно. С улицы доносятся чьи-то голоса, но они далеко – здесь, рядом с домом, тихо. Катя поднялась бесшумно, подхватила обувь, одежду, взглянула на темный угол, где стояла кровать. “Эх, жалко не знаю, куда он оружие спрятал. Но копаться, искать слишком опасно. Может проснуться”.

Выскользнула из дома и украдкой отправилась вдоль железного забора. Надо найти то место… То самое… Присела, замирая, когда рядом прошли патрульные, потом двинулась дальше. Жизнь в городе-станции не прекращалась даже ночью, но она будто становилась стыдливой, прикрывающейся старыми зановесочками, переходящей на шепот. Где-то рядом стонали, заливисто, то ли притворяясь, то ли правда с наслаждением. “Наверное, притворялись”. Дальше был слышен плач – не детский, грубым мужским голосом.

Фонари попадались редко, и она старалась их обходить. В какой-то момент разглядела на заборе несколько тел, болтающихся на веревках. Представила себя рядом с ними, но видение ничуть ее не тронуло, не испугало.

Вот и пришла! Катя хорошо помнила расположение корпусов именно в этом месте: слева, сразу за забором, находилась точка, которую тогда за ней закрепили, где она отстреливалась, пока могла. Потом ее уволокли по бетонной дорожке, сейчас почти заросшей травой. Нагибаясь, девушка перебежала к темной громаде технического строения, поднялась по ржавой лестнице, опасливо оглядываясь по сторонам. Теперь вдоль парапета… Нашла.

Металлическая дверь, на которой сделана от руки надпись – “радиоактивные отходы”. Взялась за ручку, осторожно нажала, собираясь потянуть на себя. “Ох, сейчас заскрипит…”.

– Я же говорил, что сон у меня чуткий.

Денис одним махом запрыгнул с земли на парапет, прижал Катю за шею к стене.

– Что ж ты непослушная такая, а?

Хотела плюнуть ему в лицо, но сдержалась.

– Что там? – кивнул на дверь.

– Отходы, – процедила сквозь зубы, – Читать не умеешь?

– И какого черта ты туда полезла?

– Облучиться хотела. Чтобы сдохнуть наконец.

Денис скривился, потащил ее за шиворот прочь.

– Тернистый путь к самоубиению. Могла бы и попроще придумать. Ну ничего, теперь ты у меня правду расскажешь.

Редкие прохожие и патрульные с подозрением смотрели на них, но близко никто не подходил, вопросов не задавал. Шериф втолкнул девушку в свой дом-вагончик, пальцем указал на стул. Она покорно села. Он скинул ботинки, налил себе стакан воды, выпил, предложил ей, но Катя отказалась. Взял ее голову за подбородок, повернул к себе.

– Кем раньше работала?

– В полиции, – ответила тихо.

– Здесь была? На станции? Когда все рухнуло? В оцеплении стояла?

Сжала губы, ничего не ответила.

– Ясно. Стояла, значит. И понятно, почему такая злая. Только зря ты это… Люди – они не виноваты. Не они строили ракеты, запускали их.

Рывком дернула головой, посмотрела на шерифа исподлобья – все еще молча, но с таким огнем в глазах, что слов и не нужно.

– Под домашний арест, до моего возвращения. Еды хватит, воду принесут. Посиди, подумай над своим поведением. А вернусь – разберемся и с твоим радиоактивным хранилищем.

– Я с тобой пойду.

– Что?

– Я с тобой на север пойду. За стрелком. Можно?

Денис смотрел на нее долго, испытующе, сомневаясь и одновременно желая получше узнать странную девушку. Осталось ли в ней что-то человеческое?

– Можно.

* * *

Утром из города уходил поезд – мощный тягач, тащивший за собой несколько прицепов. Обвешанные самодельной броней “вагоны” ощетинились пулеметными турелями, на крышах, за приваренными бортами, сидели автоматчики. Обычные пассажиры старались не высовываться – хотя дорога была исхожена, изъезжена, но береженого, как говорится, бог бережет.

Денис разглядывал карту, рисовал что-то карандашом. Казалось, он увлечен и ни на что больше не обращает внимания, но Катя была уверена – стоит ей сделать неверное движение, попытаться улизнуть, как тут же почувствует его железную хватку. Она и не пыталась, спокойно смотрела в окно, больше похожее на бойницу. Теплый ветер задувал, трепал светлые локоны ее волос, прихваченные единственной заколкой.

– Смотри, – шериф показал ей карту, – Здесь обозначены все места, где стрелок нападал на людей. Видишь?

– Да, – она понимающе кивнула, – Он движется нам навстречу.

– Точно. Не так, как это делала ты, не хаотично. Появился в зоне влияния города и с тех пор возникает то в одном месте, то в другом, но каждый раз чуть южнее, не отклоняясь слишком далеко в стороны. Можно сказать – идет по прямой. Я думаю, что он не местный.

Поезд, не снижая скорости, пронесся через гряду ухабов, поднявшаяся пыль залетела в вагоны-прицепы, неприятно заскрипела на зубах.

– Ну и прекрасно, – она достала бутылку с водой, прополоскала рот, – Будет легче его перехватить.

– Есть еще кое что, отличающее его от тебя.

– Что?

– Несколько раз он забирал тела убитых.

Катя с удивлением уставилась на шерифа.

– Зачем они ему?

– Лучше не спрашивай.

Какое-то время она еще смотрела в окно, потом сказала:

– Было бы неплохо, если бы ты дал мне оружие. Не хочу следовать за тобой бесполезным балластом.

Денис усмехнулся.

– Я не уверен даже в том, что с тобой безопасно находиться, если ты без наручников! – и после минутного размышления добавил, – Посмотрим. Может быть позже.

Они сошли с поезда в одном из поселений, где стрелок убил троих: мужчину – главу семейства, и двух женщин. Шериф вошел в большой дом, собранный из досок и деревянных шпал. Кто-то плакал в комнате, занавешенной простыней, в сторону шарахнулась стайка ребятишек. К ним навстречу вышли двое молодых парней с автоматами, возбужденные, агрессивно настроенные. Но Катя знала эти эмоции, обычно за ними прятался страх.

– Кто такие? Какого черта надо?

– Мы из города, – спокойно ответил Денис и показал хозяевам свой значок.

Тот из парней, что постарше, зло ухмыльнулся.

– Проваливайте! Мы сами разберемся со своими делами!

Второй хотел что-то поддакнуть, когда их обоих мягко оттеснила женщина, на шее которой был повязан черный платок. Еще молодая, может, чуть старше Кати, но с таким грузом печали во взгляде, что не каждая старуха могла бы сравниться.

– Я поговорю, – отрезала коротко, заставив парней молча ретироваться, – Что вы хотели узнать?

Жестом пригласила их в комнату, где стоял старый диван.

– Я знал Георгия, – негромко произнес шериф, – Он был хорошим человеком.

Женщина кивнула, посчитав это вежливым сочувствием.

– Как все случилось?

Она сжала кулаки, так, что побелели костяшки.

– Позавчера вечером он пошел с дочерьми к ржавому холму, там у нас стоит ветряк, – кивнула куда-то за окно, – Пропала электроэнергия, такое иногда случается. Он хотел починить, а девочки должны были собрать зелень в теплице, там же, рядом с ветряком. И… Эта тварь уже ждала их.

Женщина совсем по-мужски сжала челюсти, смахнула украдкой слезу.

– Сыновья услышали выстрелы. Но когда прибежали – все было кончено. Выстрел точно в голову, из снайперской. Ольге, старшей, в сердце. А Яна, младшая… Мальчики видели только кровавый след, который обрывался в песках. Они искали, но убийца словно растворился. Забрал нашу девочку, и… Скоро стемнело, я запретила сыновьям идти в пустыню. Они бы пошли и на следующий день, но дом нельзя оставлять без охраны, здесь еще моя сестра с маленькими детьми.

Денис положил руку ей на плечо.

– Мы найдем его.

Женщина сжала его ладонь, но тут же отпустила, поднялась с дивана. Лицо ее снова было холодно и непроницаемо.

– Найдите. Она уже мертва, я знаю. Но… найдите!

Шериф со спутницей не остались на ночевку, хотя из вежливости их пригласили. Выбрали направление и ушли, когда небо стало темнеть. Южнее, если верить карте, находились три поселения. Они двинулись к ближайшему, надеясь перехватить стрелка. Уже после захода солнца остановились, поужинали нехитрыми запасами, не разжигая костер. Денис расстелил на песке брезентовую подстилку, поднял выпавший из кармана значок.

– Сам сделал? – хмыкнула она, разглядывая металлическую звезду, – В наше время мы такие видели только в голливудских фильмах.

– Она из игрушечного набора, – он лег, повернулся на бок, – Немного поспим, но до восхода отправимся дальше. Я разбужу.

– Сама проснусь.

Ночью пошел снег. Когда-то здесь была средняя полоса с умеренным климатом, но война и ее последствия уничтожили зелень на тысячи километров вокруг. Осталась только пустыня, климат которой совершал непредсказуемые кульбиты. Как сейчас.

Катя открыла глаза, чувствуя на щеках ледяные прикосновения снежинок. Белые хлопья кружились, неторопливо опускаясь на израненную землю. Денис тоже проснулся, посмотрел на снег, завернул края подстилки, так, чтобы они скрывали их с головой. Пришлось подвинуться ближе друг к другу. Катя пыталась протестовать, но шериф прижал ее крепко, не собираясь лишаться дополнительного тепла. Она смирилась, закрыла глаза.

Утром напали на след. Его или не его – надо было еще выяснить, но цепочка оставленных отпечатков говорила о том, что не больше часа назад кто-то вылез из лощины и направился на юг. Следы тянулись от одного скального выступа до другого. Стрелок, если это был он, предпочитал не ходить все время по песку.

В какой-то момент они оказались на каменистом плато и совсем потеряли след. Продолжали идти на юг, внимательно оглядываясь по сторонам. Показался заброшенный корпус какого-то завода или фабрики, теперь уж не разберешь. Подошли к нему на расстояние в полкилометра, остановились. Денис снял с плеча винтовку, открыл окуляр оптического прицела. Солнце снова разогревало пустыню, от ночного снегопада ничего не осталось, над песками дрожало зыбкое марево.

– Он там.

Катя встрепенулась.

– Ты его видишь?

– Нет. Просто знаю. Там или где-то рядом.

Опустил винтовку, огляделся. Подумав несколько мгновений, протянул оружие девушке.

– Держи. Я пойду туда, а ты следи. Прикроешь меня, если что. Вот – пара обоймочек тебе про запас.

Она взяла винтовку с боеприпасами, удивленная и одновременно обрадованная. “Смелый ты, однако. Пойдешь вперед, зная, что я смотрю тебе в спину через окуляр. Я, стрелок с юга”.

Шериф проверил кинжал в ножнах, щелкнул предохранителем автомата. Рюкзак с вещами сбросил на песок, рядом с Катей.

– Ну, пошел.

Спустился с бархана, не спеша направляясь к намеченной цели. Его фигура уменьшалась, пока не стала сливаться с темной стеной старого здания. Девушка прильнула к оптическому прицелу. По спине пробежала струйка пота. Не отвлекаться, не отвлекаться… Приклад в плечо, поудобнее. Сзади шорох. “О нет, опять…”.

Удар по затылку был не такой сильный, как от кулака Дениса. Отключилась она не сразу, но винтовку выронила и мир перед глазами пошел кругом. Кто-то перевернул ее на спину, существо в накидке песчаного цвета, скрывающей бледное лицо. Еще один удар и девушка потеряла сознание. Кровь тонкой струйкой скатилась с виска, оставляя след на песке.. Кожистая рука с когтистыми пальцами обхватила катину лодыжку, потащила беспомощное тело за собой.

В лицо плеснули водой, ударили по щеке, потом по другой. Она разлепила веки, стараясь разглядеть окружающий мир. Похоже на подземелье, пещеру. Или подвал. Кто-то стоит перед ней, склонившись. Тряхнула головой, стараясь привести мысли в порядок. Существо с удовлетворением закряхтело – кажется, это был смех.

Она посмотрела наверх. Серебристый металл, руки прикованы к цепи, уходящей к сводчатому потолку. “Прекрасно”. В нескольких метрах стояла прислоненная к стене винтовка, рядом еще одна, короче и без оптики. “Значит, это ты, стрелок”.

– Чего тебе надо? Эй!

Оно повернулось к ней, оторвавшись от украденного рюкзака Дениса. Подошло ближе. Жуткое, изуродованное мутацией лицо, маленькие, черные бусинки глаз, словно у акулы, во рту виднеются мелкие острые зубы. Палец прикоснулся к ее щеке, царапая когтем.

– Тебя съем! Его – убью, – снова смех, похожий на кашель, – Скоро придет. Увидит – тебя нет, придет сюда. Знаю, куда заманить. Убью!

Сжал ее шею, так, что перехватило дыхание, но отпустил, отправился по своим делам.

Катя несколько раз проверила оковы на прочность, пыталась подтягиваться, дергать цепь – тщетно. Повисла бесполезным куском мяса, зажмурилась. Впервые за несколько лет ей хотелось заплакать, но не от страха, а просто от обиды. Так бездарно проеферить собственную жизнь! Уже в который раз пожалела, что ее не убили сразу…

Прошел почти час, прежде чем Катя смогла успокоиться, взять себя в руки. Снова взглянула вверх. Оковы самодельные, помесь кустарных звеньев, согнутых из толстого железа, и фабричного кольца из прошлых времен. Что за кольцо? Именно оно блестело светлым металлом. “Дура! Вот же дура! Это обыкновенные полицейские наручники!”. Что ж, дело упрощалось. Уж с этим браслетом она справится.

Внезапно где-то в глубине пещеры раздался выстрел. Винтовка! Та, что покороче, стрелок забрал ее с собой. Катя ждала, затаив дыхание. Через несколько мгновений прогремела автоматная очередь. Девушка ухмыльнулась – “одним выстрелом нашего шерифа не возьмешь!”.

Она вертела головой, осматривая все вокруг, отчаянно стараясь сообразить – чем ей вскрыть половинку наручников. Все это время в пещере были слышны выстрелы. Катя замерла, вспомнив о чем-то, сделала усилие, подтягиваясь, запуская пальцы в волосы… “Вот она!”. Вытянула заколку, зажала ее в ладони, стараясь не выронить.

Одиночные выстрелы и автоматные очереди медленно удалялись. “Заманивает его куда-то, гад!”.

Она двигалась аккуратно, напрягая мышцы рук, чтобы дотянуться до замочной скважины, просунуть тонкий металлический стерженек. Щелк! Браслет раскрылся, отпуская ее покрасневшее запястье. Теперь она висела лишь на левой руке. Но самодельное звено не раскрыть, только если попытаться вывернуться. Как? Даже хорошенько смазав руку маслом это было бы проблематично, а так, посуху… “Ладно, придется потерпеть”. Сложила ладонь лодочкой, отпустила цепь, за которую держалась свободной правой. Перенесла всю тяжесть на скованную левую. Железо больно врезалось в кожу. Девушка сжала зубы, застонала. Еще усилие… Сустав хрустнул, заставив ее громко вскрикнуть. От боли в глазах словно полыхнуло белой вспышкой.

Опомнилась она на каменном полу, катаясь с боку на бок, сжимая изувеченную конечность другой рукой. Автоматная очередь, прозвучавшая где-то далеко, окончательно привела ее в чувство. Катя вскочила, схватила винтовку, проверила обойму. Бегом, на звуки выстрелов!

По пути мелькнула предательская мысль о том, что можно все бросить, выйти из пещеры и отправиться своей дорогой. Но она упрямо бежала, перескакивая валуны, стараясь не поскользнуться на скользких участках. Выскочила в длинный тоннель. Где-то там, на другом его конце, виднелась маленькая фигурка в балахоне песочного цвета.

Катя вскинула винтовку, удерживая ее одной рукой, заглянула в оптический прицел. Изображение тряслось, но она смогла заставить себя застыть, не дышать хотя бы пару мгновений. Северный стрелок стоял над Денисом, который, кажется, получил два или три ранения, но был еще жив. Дуло короткой винтовки опустилось, готовое изрыгнуть свинец.

Девушка не могла держать оружие обеими руками, у нее не получилось бы прицелиться через спасительную оптику. И под ногой, как назло, предательски подвернулся камешек, скатившись по большому валуну. Стрелок обернулся, поднял винтовку, подарив шерифу еще несколько секунд жизни. Выстрелил. Пули разминулись где-то посередине тоннеля, каждая ушла в своем направлении, выискивая цель. Одна нашла…

– Как ты его, а? Ох, осторожнее…

Катя вытаскивала Дениса из пещеры уже битый час. И вот наконец Солнце! Откинулась на песок, стараясь отдышаться.

– Да… Это был выстрел… Что надо выстрел!

Они оба рассмеялись. Потом девушка поднялась, посмотрела на его раненую ногу.

– Больно? Идти сможешь?

Улыбнулся, но кисло, плохо скрывая недовольство самим собой, стыдясь сомнений, которые у него были по отношению к Кате.

– Я помогу, – взялась за его крепкую ладонь, поднимая на ноги, закинула тяжелую мужскую руку на свои хрупкие плечи.

Иди по коридору и не касайся стен

– Проходи, милый, проходи… – старушка впустила меня в прихожую, развернулась, и, удаляясь шаркающей походкой, растворилась в сумрачной глубине коммуналки.

Замок я, видимо, должен был закрыть сам. Справился кое-как, заторопился следом – в этом чудном лабиринте без провожатого недолго и заплутать. Запах подгоревшей еды и старой мебели, чьи-то пеленки, сохнущие на веревке под высоким потолком, в глубине квартиры слышны громкие голоса и плач ребенка… “Ничего, зато центр города, от универа два шага, а во втором семестре, глядишь, и место в общаге дадут”. Запнулся за что-то, тихо ругнулся. “Что-то” мяукнуло, сверкнуло зелеными глазами, скрылось в приоткрытой двери.

– Сюда, милый, сюда, – хозяйка съемной жилплощади повернула за угол, не по годам ловко увернулась от расставленных на полу вещей.

Мы прошли еще мимо нескольких комнат, снова повернули, и в темном тупичке уткнулись в старинные, резные полотна дверных створок.

– Фух… Устала! – провожатая прислонилась спиной к стене, стараясь отдышаться, – Дальше сам. Держи!

Протянула мне смешной, старинный ключ, с длинной трубкой и витиеватой головкой. Я хотел было вставить его в замочную скважину, но старушка перехватила мою руку.

– Эти открыты. Он от других дверей, там, дальше, – махнула рукой.

“Дальше?! Куда уж дальше…”. Я толкнул створку, она со скрипом поддалась. Еще один коридор! Уже без дверей по сторонам, с глухими стенами, без окон, с единственной лампочкой, висевшей на проводе с синей изолентой. Казалось, коридор был бесконечен, по крайней мере я со своего места не видел – где он там заканчивается? Впрочем, это лишь плохое освещение.

– Иди, осмотрись. Потом скажешь, что и как, понравилось, или… А я на кухню… Пойду… Чайку… Попью… – повернулась, зашаркала обратно.

“Что ж, в этом есть свои плюсы. По крайней мере, не слышно соседей, да и запахи ко мне, скорее всего, проникать не будут. Кроме того, обещан отдельный туалет!”. Я приободрился и ступил в пыльное царство дореволюционной архитектуры, причудливо менявшейся с каждым следующим поколением жильцов.

Десять шагов, пятнадцать… Двадцать, черт побери… А вот и моя комната. Черная дверь, ждущая смешной старинный ключ. Вставил его в замок, повернул. Щелчок едва слышимый, механизм провернулся плавно, легко, будто его недавно смазали. Открыл дверь.

Комната как комната, вполне удобная и уютная. После темного коридора кажется даже светлой. Окно двустворчатое, высокое, почти как в старинных дворцах! Видок, правда, не ахти – двор-колодец, все как полагается, как и следовало ожидать. Но нам на это нечего смотреть. Так, еще одна дверь… Ага, обещанный туалет. Не евроремонт, конечно, но вполне сойдет.

В комнате стояли шкаф, односпальная кровать, письменный стол, стул. Вся мебель не бог весть какая старинная, скорее советских времен, годов эдак пятидесятых-шестидесятых. Переживем.

Я нашел старушку на кухне, отдал ей обещанную предоплату, а вечером вернулся с вещами. Допоздна развешивал свои шмотки, раскладывал по полочкам в шкафу. Подмел, обтер пыль, проветрил комнату. Постельное белье использовал, конечно, свое. Надо бы кипятильник завести, или даже плитку одноконфорочную, чтобы каждый раз на общую кухню не бегать. Только бабке не показывать, а то ведь она не хуже комендантши в общаге – сразу выселит за такие дела.

Лег спать. Бывает, что люди на новом месте спят плохо, но это не про меня, я вырубился сразу. День выдался непростой, суетный, да и чем здесь заниматься вечером? Телевизора нет, вайфая тоже, и мобильный инет в “колодец” с трудом пробивается. Даже девчонку в гости привести постесняешься, в эдакую-то бастилию.

Ночью вдруг проснулся, сам не знаю, отчего. Уставился в потолок. Потом включил телефон, посмотрел – который час? Половина третьего. Повернулся на бок, закрыл глаза, стараясь снова уснуть. И когда уже готов был провалиться в небытие, сознание снова дернуло за тонкие тревожные струны. “Да что такое?”. Приподнял голову, вслушиваясь в тишину.

Шаги. Еле слышные, шаркающие. Сначала издалека, потом все ближе, ближе. Остановились у самых дверей. “Кто там? Старушке не спится?”. Ужасно не хотелось вставать, вылезать из под одеяла, но и позволять ей расхаживать ночью у моей комнаты тоже не стоит, лучше этот момент сразу прояснить, поставить бабку на место.

Когда уже откинул одеяло, спустил обе ноги на пол, она вошла сама. Без стука, не спрашиваясь. Старуха подтянула к себе стул, села на него. Она была в белой ночнушке, оттеняющей ее и без того бледное, сморщенное лицо. Огляделась по сторонам, будто впервые видела эту комнату, вздохнула. Кажется, она хотела мне что-то сказать, но так и не сказала. Поднялась, вышла из комнаты, тихо притворила за собой дверь. Шаркающие шаги медленно удалялись.

Сам не знаю, почему я ее не пристрожил, не объяснил, чтобы она больше так не делала. Встал, закрыл изнутри дверь на ключ, оставив его в замке повернутым на ребро.

Прошло две или три недели, никто меня больше не беспокоил по ночам, и я почти забыл об этом случае. Но однажды вечером вернулся из университета и снова застал хозяйку у себя в комнате. Она сидела на том же стуле, на этот раз в обычном домашнем халате. По лицу ее было видно, что она взволнована, и, как только я вошел, она встала, приблизилась.

– Открывать… Сегодня открывайт дверь! Ночью!

Старуха будто стала говорить с акцентом, коверкая слова.

– Что? О чем вы?

Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Покачал головой, легонько подтолкнул ее к выходу.

– Послушайте, я плачу за комнату, чтобы меня никто не беспокоил. Если вы будете и дальше…

Она приложила костлявые пальцы к моим губам.

– Каждый год, в одну ночь… Мальтщик, ты должен…

– Все, что я должен, я уже заплатил. Если у вас тут какие-то ведьминские игры, то, пожалуйста, подальше от моей комнаты!

Выставил ее в коридор и почти закрыл уже дверь, как вдруг заметил в руке у старухи ключ. Глянул на замок. “Вытащила!”.

– Верните, пожалуйста.

Она несколько мгновений смотрела мне в глаза, потом медленно вытянула тонкую руку, вложила в мою ладонь ключ.

– Когда мы окружить ваш город, – заговорила тихо, почти шепотом, – Сюда отправили отряд. Особенные специалисты, майстер ирес хандверкс. Особенное оборудование. Была среди них. Мы хотели проложить путь… Для наших зольдатен. Прямо сюда, в центр города.

Я нахмурился, ничего не понимая. Старуха тем временем продолжала.

– Мы смонтировали аусрустун, свою технику в этом доме, замуровали в стенах, оставив между ними коридор, – опустила голову, – Только никто не смог пройти.

Кажется, она готова была заплакать, так сильно ее взбудоражили воспоминания. Или, скорее всего, фантазии.

– Извини, – погладила меня по руке, – Я отщень волнуюсь, когда рассказываю об этом.

Может, бабка впала в старческий маразм? Черт его знает… Не пора ли ей вызывать неотложку? А то стою здесь, как дурак, сказки слушаю.

Она вдруг глубоко вздохнула, преобразилась, снова став спокойной, почти равнодушной. Указала на ключ.

– Ночью выйдешь в коридор – не трогай стены, – говорила уже без акцента, не спотыкаясь, – Дойдешь до противоположного конца, откроешь дверь этим же ключем. Там машинное отделение. Я не знаю, где оно находится, но оно все еще работает, потому что двери каждый год открываются. Сделай так, чтобы машины сломались. Навсегда.

Старуха замолчала, отвернулась и побрела прочь.

“Точно сбрендила. Надеюсь, у нее есть родственники, и они, если что, не выгонят меня из комнаты до зимних каникул. Впрочем, стоит пошариться в инете по объявлениям, на всякий случай”.

Нужно ли говорить, что до полуночи я не ложился, а после, несмотря на все свои сомнения, встал и тихонько приоткрыл дверь. На первый взгляд ничего не изменилось – коридор оставался таким же. Противоположного конца не видать, но я уже знал – это лишь из-за плохого освещения. Вышел из комнаты, прошел несколько шагов. Вспомнилось “не трогай стены”. Протянул руку, но тут же отдернул ее. “Черт, стремно как-то. А вдруг и правда… Ладно, все это легко проверить”.

Уверенным шагом направился в сторону другой оконечности коридора. Прошел под одинокой лампочкой, все еще стараясь не касаться стен, хоть и посмеивался за это над собой. Сделал еще пять шагов… десять… Замедлился, а потом и вовсе остановился. “Что за ерунда?”. Двери в коммуналку по прежнему не было видно. Обернулся. Открытый вход в мою комнату, едва освещенный с этой стороны, еще был виден.

Никакого страха я не испытывал, было лишь недоумение и любопытство. “Ну хорошо!”. Упрямо двинулся вперед. Это было странно, нелепо и противоестественно, однако дверь впереди показалась лишь через несколько минут. Сколько я прошел? Метров четыреста? Пятьсот? Но я же прекрасно знал, что коридор совсем небольшой. А может, я заснул, и все это мне приснилось? Ущипнул себя за руку, закрыл и открыл глаза. Ничего не менялось.

– Чтоб тебя! – ругнулся вслух, – Это даже интересно.

Достал ключ, просунул его в замочную скважину. То, что дверь не та – не двустворчатая и резная – я заметил сразу. Она была из металла, подернутого пятнами ржавчины. Что-то было на ней написано, но краска облупилась, буквы потускнели, и разобрать надпись теперь было невозможно, хоть я и пытался. Кажется, она была сделана латиницей, за остальное поручиться нельзя.

В отличие от моей двери замок здесь провернулся с большим усилием и скрипом. Достал ключ, положил в карман. Толкнул дверь. Сразу же заложило уши от монотонного гула. Передо мной была небольшая лесенка из трех ступенек, я спустился, всматриваясь в окружающий меня сумрак. Воздух здесь казался спертым, помещение явно не проветривалось, и был еще какой-то, едва уловимый, запах. Машинное масло. Да, это был запах машинного масла.

С потолка лился слабый свет. Лампа была странной, словно в трубку люминесцентной запихали длинную нить накаливания, и горела она бледно-оранжевым светом. Вдоль стен помещения, насколько я мог разглядеть, стояли металлические шкафы. На их поверхности, словно декорации старого фантастического фильма, были многочисленные аналоговые индикаторы и шкалы. Но от декораций все это отличалось тем, что оно… работало! Стрелки вздрагивали, цифры менялись. И эти надписи… Снова латиницей.

– Да ну! Не может быть.

Я не полиглот, с трудом английский осваиваю, да и по-русски пишу с ошибками, но ума хватило, чтобы понять – это немецкие слова. И бабка – когда сбивалась от волнения – она же говорила… на немецком? “Ох ты ж мать твою так…”.

Представив себе на секунду, как я даю интервью федеральным телеканалам о том, что нашел секретное немецкое оружие времен второй мировой, я опрометью бросился обратно. У самой лесенки притормозил, взгляд мой упал на груду тряпья, лежавшую в углу. Из под тряпок выглядывало что-то белесое. Потянулся, отдернул, разворошил… В страхе отпрянул, чуть не упав на спину. На меня смотрел пустыми глазницами человеческий скелет.

Я сглотнул, заставляя себя выйти в коридор. “Почему же они не смогли пройти в город?”. Быстрым шагом, переходя иногда на бег, добрался до комнаты. По пути уже хотел звонить, и даже стал придумывать – куда для начала: местным журналюгам, в полицию, или, может, в городскую администрацию? Но вспомнил, что телефон с собой не взял.

На пороге комнаты вытянул руку, нахмурился, глядя на старые обои, которыми были оклеены стены коридора. “Что я всем скажу? Ребят, заходите, только бабка, которая все эти годы прятала проход, сказала не трогать стены. Почему? А я не знаю”. Не успев опомниться, коснулся стены рукой.

Пальцы вдавили обоину на несколько сантиметров внутрь, будто та была из тонкой резины. Я набрался смелости и надавил сильнее… Моя рука потемнела. Кожа мгновенно огрубела, покрылась чешуйками, фаланги пальцев вытянулись, ногти заострились. Я вскрикнул, отпрыгнул в сторону, хватаясь другой рукой за ту, что менялась на у меня на глазах. Через мгновение решился снова взглянуть на нее. Кожа еще была темной, но светлела на глазах, пальцы и ногти снова стали прежними.

Я прерывисто вздохнул, с облегчением вытирая выступивший на лбу пот. И заметил краем глаза, что стена, в том месте, где я ее коснулся, тоже изменилась. Она теперь напоминала стекло, на котором пропадал, растворяясь, рисунок пожелтевших от времени советских обоев. За тонкой и мягкой перегородкой, которая минуту назад казалась твердой стеной, показался другой, чужой мир. Наполненный существами с темной, чешуйчатой кожей, с острыми когтями. И все они в один миг обернулись, словно только сейчас заметив открывающийся проход в наш мир.

Кажется, я ни разу в жизни не визжал таким звонким, почти девчачьим голосом. Отшатнулся от полупрозрачной стены, попятился, уперевшись в стену напротив. Поздно сообразил, что сзади такая же резиновая мягкость. Отскочил и от нее, но успел заметить, что кончики пальцев которые ее коснулись, приобрели на мгновение разноцветный блеск и прямые грани хрусталя. По стене расползалось еще одно пятно, открывая другой, режущий глаза своим блеском мир, и в нем тоже что-то шевелилось, подползало ближе…

В ужасе от того, что натворил, я со всех ног бросился в машинное отделение. Господи, как я быстро бежал! Позади раздались звон и рычание. Надеюсь, эти твари схлестнулись друг с другом, и это остановит их на какое-то время. Сколько еще миров можно открыть, касаясь пальцами стен?

Добежал, кубарем скатился по ступенькам, захлопнув за собой дверь. Сможет ли она их сдержать? Стоп, сейчас есть вопрос поважнее… Как отключить машины, поддерживающие проход?! Кроме шкал и циферблатов никаких кнопок, рычагов. Я судорожно шарил руками по холодному металлу, перемещался вдоль шкафов, высматривая хоть что-то, напоминающее рубильник.

За дверью раздался вой, потом снова рычание.

Я вдруг вспомнил о неизвестном, встретившим здесь свою смерть. Он ведь был военным. Бросился к его останкам, не стесняясь стал шарить среди полуистлевшего тряпья, наткнулся на что-то твердое. Кость? Нет, приятно холодит кожу. Вытащил, посмотрел ближе. Пистолет! Да!

По металлической поверхности дверей заскребли.

Очень хотелось верить, что оружие выстрелит. Направил на один из циферблатов, попытался нажать на спусковой крючок. Ничего не произошло. “Предохранитель! Там должен быть чертов предохранитель!”. Раньше я никогда не пользовался огнестрельным оружием, лишь приблизительно представляя, как оно работает, да и то по голливудским боевикам. Все-таки нашел рычажок, перещелкнул его, с трудом потянул на себя затвор.

Нет. Ничего. Нажатие на спусковой крючок – и никакого эффекта. А что еще ожидать от пистолета, пролежавшего без ухода десятилетия? В ярости ударил по циферблату рукояткой оружия. Стекло разлетелось вдребезги, тонкая стрелка погнулась, жестяная подложка с нарисованными цифрами провалилась внутрь шкафа, открыв небольшое отверстие.

По двери стукнули так, что на ее поверхности появилась внушительная вмятина.

Я, словно сумасшедший, стал разбивать все индикаторы, шкалы... Наконец, в одном из отверстий, появившемся на месте разбитого прибора, разглядел несколько проводков, до которых мог дотянуться. Подцепил их пальцем, потянул на себя. Довольно толстые, перекусить или разорвать нечем, кромекак… Решился, взял в зубы и рванул. Два разорвались, третий не поддался. Я хотел было расправиться и с ним, но, видимо, случайно замкнул уже разорванные. Хлопок, сноп искр… Меня отбросило в сторону.

Дверь едва держалась, готовая вот-вот слететь с петель от нескончаемых ударов.

Но гул машин уже изменился, он стал на тон выше, напряженнее, я заметил, что целый ряд стрелок сместились в красную зону. Успею ли найти еще одно уязвимое место? Вряд ли. Отошел в дальний конец машинного зала. Еще пара ударов, и… В этот момент все приборы зашкалило, стрелки прыгнули сначала в одну сторону, потом в другую. Гул перешел в вой, перекрывающий жуткое, звериное рычание за дверью. От хлопка и появившегося вслед за ним пучка молний выбило одну секцию металлического шкафа. Потом другую, третью… Я бросился на пол, закрыв голову руками.

Все стихло минут через пять. Помещение было затянуто дымом, воняло горелой резиной и пластмассой. В кромешной тьме я поднялся, спотыкаясь на обломках добрался до измятой двери. Кажется, с той стороны тоже было тихо. Сумел повернуть ключ и рывком распахнуть дверь. Коридора не было. За дверью не было вообще ничего, лишь спрессованный глинистый грунт.

Я провел несколько часов, на ощупь обыскивая свою темницу. Где-то там, в нормальном мире, уже, наверное, было утро. Как мне удалось нащупать маленькое отверстие еще одной замочной скважины – я до сих пор не понимаю. Вторая дверь в противоположной стене была так идеально подогнана, что обнаружить ее края, щели было абсолютно невозможно. Открыл ее тем же ключом. По винтовой лестнице поднимался этажей десять, потом еще искал выход из бетонного бункера, и, наконец, вывалился из него на траву. Вокруг шумел лес. Прохладный сентябрьский воздух пьянил, но поднимающееся солнце обещало теплый день.

Я не попал на экраны федеральных каналов. Только на страничку одной газеты, слегка желтоватой. Да и то в качестве чудаковатого грибника, вышедшего из леса после трехдневных скитаний. Вернулся в город, в свою съемную комнатенку. Коридор к ней выглядел вполне обычно, только обои в нескольких местах оказались разорваны. Я съехал на следующий же день, оставив старушке весь задаток. Она ничего не спрашивала, только сказала на прощанье “данке”.

Драконы вернулись

Земля, 2101 год.

Или 2102-й? Хм… Сложно сказать. В период Излома все потерялось – дни, месяцы, годы. Мать, пока была жива, утверждала, что точно помнит дату, но на самом деле она не помнила даже дорогу домой, когда ходила за водой на бетонное озеро. Каждый раз возвращалась новым маршрутом. Так и сгинула однажды, не вернулась. Впрочем, что касается года, я ей почти верила. А вот день придумала сама, когда подросла. Выпал снег, и я решила, что это будет середина осени, пятнадцатое октября. Названия месяцев и число дней в каждом я знала по старому, выцветшему календарю, что висел на стене моей комнаты. На нем был портрет пожилого мужчины и странный призыв за кого-то голосовать. Да, читать и писать я тоже умею, мать успела научить.

Итак, сегодня второе декабря две тысячи сто первого года.

* * *

Ходила с утра ловить рыбу. Года три назад у меня была леска. Она несколько раз рвалась, но я умудрялась ее использовать снова и снова, укорачивая, связывая узелками. Потом горбатый сом утащил ее всю – с узелками и удочкой. Хорошо меня не уволок, с него станется. На бетонном озере вообще лучше к воде не подходить, мало ли что оттуда выскочит. А если уж набираешь ведро, так с ломаного моста, оттуда же я и рыбу ловлю. Теперь гарпуном. Сама сделала!

Как называются эти толстые рыбы – я не знаю. С моста их хорошо видно: глупые, подплывают близко, стоит только камешек бросить. Не особо вкусные, но зато их загарпунить можно, а то ведь тыкать острой палкой в мелкую рыбешку бесполезно.

На глубине есть одна труба, по которой в озеро вода поступает, и другая, по которой вытекает. Вода теплая, где-то нагревается. Может, даже вредная. Но я пока не померла, так что пью. Зато теплая не замерзает зимой. Без воды было бы мне кранты!

В общем, поймала я трех толстушек. Пока хватит.

* * *

Слушала весь вечер пластинки. Разные, вперемешку. То сказки детские, то джаз, то какую-то громкую, непонятную музыку. А мне все равно, лишь бы не в тишине. Раньше мать ругалась, говорила, чтоб я не шумела, а то придут отморозки с развалин города. Убьют обеих и сделают что-то еще, плохое, я не поняла. Но никаких отморозков давно уж нет, это я точно знаю. Сами, наверное, сдохли. Оно и немудрено, кто там выживет, на развалинах?

Если б не надо было дрова заготавливать, я бы печь всю ночь топила. Люблю рядом с огнем. Так и заснула у камина, в куче пластинок.

* * *

Жуткое дело. Уф! Даже не знаю, с чего начать…

Иду я с ведром воды, поднимаюсь к дому от озера. Вдруг слышу какой-то шум – все ближе и ближе. Будто через лес сто медведей бегут, деревья и кусты ломают. Замерла на месте, стою, жду. А чего мне делать? Бежать тут особо некуда, до дома не успею. Съедят так съедят…

И тут из леса появляется дракон! Ну, как дракон… Настоящих-то я не видела, да может и не бывает их, только в сказках, но очень уж похож! Огромный, в три моих роста, с чешуей, головой зубастой на длинной шее. Мутант, скорее всего. И да – с крыльями, с крыльями! Аж дух захватило.

Но не взлетает, только машет этими крыльями, лапами переступает, идет себе упорно вперед. Надо сказать, прошел он, зараза, прямо через картофельные грядки – широченную борозду оставил!

В общем, заметил, остановился. Наверное, выдал меня платок, красный, на шее повязанный. Дракон пасть разинул и зашипел. А я вижу, что из туловища у него, совсем рядом с тем местом, где левое крыло начинается, палка торчит. Ну, вроде моего гарпуна. Он когда крыло поднять пытается, все время за эту палку задевает, потому и взлететь не может. На шее полосы с кровью – видно, пытался сам ее когтями достать, но не дотянулся.

Нельзя так оставлять, мучается ведь животное. Подошла поближе. Да, я глупая дура, что с меня возьмешь, восемнадцать лет. Он заволновался, хотел… Не знаю, чего хотел, может, голову мне откусить, но палку я быстрее выдернула. Ох, как далеко и долго я летела! Дракон взревел, лапой меня отбросил, на месте вьюном закрутился, пытаясь до раны языком дотянуться. Про меня и забыл, слава Солнцу. Я и сама себя забыла, минут на пять, потому что головой о валун приложилась.

Когда очнулась, дракона уже не было. Посмотрела на снег, на огромные следы: подходил он ко мне, пока я в отключке лежала. Почему не сожрал? Не знаю… А дальше следы обрывались, взлетел все-таки.

Теперь вот спина болит, да и голова тоже. Весь ужин в помойную канаву выблевала. Мама бы сказала – сотрясение, она в этих делах хорошо шарила.

Отлеживаюсь на кровати, смотрю на мужика, который “Голосуй за…”. Дальше стерлось. А что, ничего такой мужик, симпатичный. Наверное потому, что других-то я и не видела. Завернусь сейчас в одеяло, закрою глаза, сделаю себе хорошо.

* * *

Я давно думала проверить развалины. Знаю, нечего там смотреть. Но вдруг? Вдруг в каком-нибудь складе, магазине, что-нибудь интересное завалялось? Или в уцелевших домах. Там же люди жили, у них разные вещи были. Откуда мама в свое время проигрыватель с пластинками приволокла? Ну вот!

Решилась. Оделась потеплее – зима все-таки, взяла рюкзак, гарпун, и пошла. Пока с нашего холма спускалась, все время назад оглядывалась, запоминала дорогу. Это только кажется, что ничего сложного, а как повернешь, так и глаза разбегутся – куда идти? Я уж это знаю, проверено.

Окраинные кварталы совсем плохие, полнейшая разруха. Быстро их проскочила. Видела стаю бродячих собак вдалеке, но ветер на меня, не учуяли. А и учуяли бы, так отобьюсь, немного их, слабые и тощие.

Вот дальше интереснее пошло: то один, а то и два этажа здания уцелело, где-то и совсем нетронутые дома стоят. Куда попало не совалась, все-таки с оглядкой, мало ли. Но если место безопасным казалось, проверяла. В одной квартире старую аптечку нашла, лекарства в ней какие-то. Взяла с собой, дома разберусь. В другой нож хороший, с деревянной ручкой, не ржавый почти. Приду – шкуркой его пошоркаю.

Карты города у меня нет, к сожалению. С материнских слов только знаю, где какой район, в каком что было. Я к центру продвигалась, там много больших магазинов. В полдень вышла на железную дорогу, она к вокзалу ведет. Несколько параллельных линий из металла, заржавевших уже, поперек множество бетонных поперечин. Никогда ее своими глазами не видела, интересно. Один вагон по пути попался – в окнах чернота, стекол нет… Обошла стороной, кустами, черт его знает, что там внутри.

Уже ближе к вокзалу, когда линий стало совсем много и они плавно загибались налево, обходя промышленный квартал, заметила впереди целый поезд. Много-много вагонов, стоящих друг за другом. Подходила медленно, настороже, но вокруг тихо, ни звука, ни шороха, вроде как безопасно. У одного из вагонов, на каменной насыпи, заметила фигуру. Неужели человек? Фигура сгорбленная, сидит, голова вниз опущена. Может, дохлый? Подошла ближе, выставила гарпун. Не, вроде живой, но такой старый, что немногим от мертвого отличается.

– Эй! Ты кто?

Старик медленно повернулся, и как-будто даже приподнял уголки рта, изображая улыбку. Впрочем, не уверена.

– Чего молчишь? Разговаривать не умеешь, что ли?

Вот тут-то я и попалась. Из вагона, с обеих сторон – сзади и спереди от меня – повыскакивали люди. Мужики, в потрепанной, рваной одежде. Ох, мамочки… Отморозки!

Мне терять нечего, ничего в жизни не видела хорошего, и дальше будет так же. То есть живой я даваться не хотела. Заорала, кинулась на первого попавшегося. Не знаю – убила, или нет, но в каком-то месте я его проткнула. Остальные вроде отшатнулись, да ненадолго, снова стали надвигаться, всей толпой. Я спиной к вагону, головой вправо-влево верчу, гарпуном перед собой тыкаю. Еще одного зацепила, но палку мою схватили, дернули на себя, и тут уж все! Дотянулись… Как ни брыкалась, кулаками ни размахивала, попадая по страшным, небритым мордам, а все равно ничего сделать не могла. В последнюю секунду нож выхватила, полоснула одного по одежде, но меня тут же на камни свалили, рванув за красный платок. Ткань с треском разошлась, со всех сторон посыпались удары – о сохранности моего лица они не заботились…

Очнулась уже внутри вагона. Лежу на полу, руки связаны, над головой голоса, смех. “Съесть, убить!.. Приласкать!.. Но потом съесть!..”. Толкнули ногой. Опять засмеялись.

День клонился к закату. Отморозки что-то ели, пили, хмелея и выкрикивая ругательства. Несколько раз выясняли друг с другом отношения, до кровавого мордобоя. Под занавес вакханалии я досталась самому сильному. Подхватил он меня, словно куклу, перекинул через плечо, и шатающейся походкой унес в свою берлогу, небольшую комнату в соседнем вагоне. Повалил на кровать, стал с себя одежду стаскивать. Ну и воняло же от него! Чувствую, будут мне сейчас “что-то плохое делать”... Но так и не сняв штаны, отморозок завалился на соседнюю койку. Захрапел.

“Пить надо меньше”. Выбор – что делать – у меня небольшой. Тут же выскочить и бежать не получится, заметят. Да и куда со связанными-то руками. Принялась тереть веревку о железный выступ. Толстая веревка, плохо перетирается, черт бы ее побрал! Где они ее только и нашли. Один раз мой герой проснулся, потянул было вожделенное тело к себе, но все равно отрубился. Запястья, казалось, истерла сильнее, чем веревку, до кровавых мозолей. Но продолжала, продолжала, продолжала… Когда освободилась, за окном уж забрезжил рассвет.

Осторожно вышла из комнаты, переступая через спящие тела, пробралась к выходу. Спустилась на каменную насыпь. Посмотрела вокруг – куда бежать? Решила рвануть через пути, к промышленному кварталу, там есть, где схорониться. И только припустила, перепрыгивая ржавые линии, как позади – баммм! Оглянулась: этот отвратительный старикашка, все так же сидевший у вагона, ударил железякой по куску подвешенного рельса. “Баммм! Баммм!”. Вот же скотина! Вот же… тварь!

Бежала со всех ног. Но позади проснулись, бросились в погоню. Упала, поднялась. Сил нет, ночь не спала, не ела ничего со вчерашнего. Аж слезы на глаза навернулись от обиды. Снова оглянулась: догоняют, обходят с двух сторон. А впереди – только сейчас заметила – забор бетонный, метра два высотой. Переползу? Нет. Остановилась, затравленно озираясь. Подобрала булыжник…

И тут отморозки уменьшили прыть, некоторые и вовсе назад попятились. Я ничего не понимаю, стою с камнем в руке, готовая отбиваться до последнего. А меня тенью накрыло, будто какая туча внезапно надо мной образовалась. Подняла голову – ах ты, чешуйчатый летун, вот же он, завис, крыльями машет!

Опустился рядом, прикрыл собой. Мордой к мне поворачивается, а в зубах у него красная тряпица – платок, который вчера с моей шеи сорвали и выбросили. Это ты по нему меня нашел, что ли? Вот ведь умница!

В горле у дракона заклокотало. Не видела я остального, глаза закрыла. Чувствовала только жар и слышала крики – жуткие, страшные. Потом старалась не смотреть на рельсы и горящие вагоны, кое как выбралась оттуда, да прямиком домой. А он летел надо мной, присматривал. Это только в сказках можно у драконов на шее летать, а нашему мутанту на шею не сядешь. Сам решит, кого казнить, кого миловать.

Высшая мера

Я преступник. Рецидивист. Меня отправили в ссылку на три года. К вам, на Землю. И я уже не хотел возвращаться! Закатил истерику, когда вернули, кричал, лез в драку… В общем, недопустимое поведение. Почти девяносто восемь из ста по шкале запрещенной эмоциональности. Убили бы, но – гуманное общество! Дали пожизненное и выперли обратно, на Землю-матушку.

И вот я здесь – без денег, без работы, без крыши над головой. Сам по себе. Но я счастлив! Потому что у вас тут селедка с вареной картошкой, грибной дождь летом, осенью ворох желтых и красных листьев, аттракционы в парке развлечений, пенный прибой на берегу моря, ролики на ютубе, разные страны, разные люди, счастье, слезы…

Я украл кошелек. Что с меня, рецидивиста, возьмешь? Но не у бедного человека, вы не подумайте! Этот был в дорогом пальто, с кожаным портфелем. Не последние у него деньги. А мне нужно с чего-то начинать, правда? Снял маленькую комнатушку на краю города, пошел искать работу. А встретил ее. Рыжую, чуть конопатую. Длинные волосы завивались пружинками, карие глаза скромно смотрели на носки ботинок, которыми она пыталась проделать канал из большой лужи.

– Здравствуйте.

Нахмурилась, посмотрела недоверчиво. А я вдруг сорвался с места, купил за углом на все оставшиеся деньги букет цветов, и… Ее уже не было на месте. Кинулся в одну сторону, потом в другую – ушла.

Сел на скамейку в парке. Сердце билось, не желая притормаживать. В руке крепко сжимал букет, чувствуя колкие шипы роз. Кусал губы, вытирал рукавом глаза. Наверное, сто из ста. Вот значит, что такое высшая мера.

– Куда же вы пропали? Здороваетесь, а потом убегаете.

Поднял голову. Рыжулька протягивала мне бумажный стаканчик с какао.

Симулятор

– Мне нужен симулятор.

– Отлично! Вы обратились по адресу! У нас большой выбор.

Продавец взял меня под руку, проводил к витрине, ценники на которой заставили бы сконфузиться кого угодно. Он это заметил и, неловко хмыкнув, подвел к следующей витрине, где были выставлены образцы попроще.

– Обратите внимание на этот экземпляр: не требует переключения режимов, подстраивается под ваши надобности автоматически.

Я с сомнением поглядел на плоский прямоугольный медальон, размером чуть меньше спичечного коробка.

– А что у него с защитой?

– Фирменная оболочка компании “Смартсмайл”, полная гарантия от хакерского взлома!

Я в задумчивости прикусил губу.

– Послушайте, а нет ли у вас… – наклонился к нему, заговорил тише, – Чего-то, наоборот, менее защищенного?

Улыбка продавца зависла в максимально растянутой позиции.

– О… Понимаю, понимаю. Для любителей кастомизации есть, например, вот такая модель.

Он показал еще на одно устройство, чуть потолще, с разборным корпусом. Я присмотрелся.

– Можно попробовать?

– Конечно!

Симулятор был извлечен из-за стекла, активирован и подключен к айпи моего нейро.

– Не слишком дорого, и не так изящно, как более дорогие модели, но, смею вас заверить, собрано из комплектующих самого высокого качества! Не идет ни в какое сравнение с копиями, которые штампуют на лунных и марсианских колониях. Давайте проверим…

Продавец пролистал меню на маленьком экране, выбрал один из пунктов.

Меня вдруг разобрал смех. Не сдержавшись, я прыснул, а потом и вовсе залился громким хохотом. Довольный торгаш умилялся моей реакции.

– Каково, а? Только натуральные эмоции! Если верить инструкции… э-э… Да! Искренность близка к девяносто пяти, девяносто восьми процентам!

Я уже схватился за живот от смеха, а меня все не отпускало.

– Мда… – продавец отключил симулятор.

Отпустило. Я достал носовой платок, вытер слезы.

– Это была реакция на качественный юмор. Попробуем другие режимы?

– Нет-нет! Я… Я верю. Уф…

Он подцепил ногтем крышку устройства, продемонстрировал мне его внутренности.

– Вот регуляторы, видите? А это порт для подключения к компьютеру. Разберется даже ребенок!

Чувствуя себя ребенком, который купил конфеты без маминого разрешения, я вышел из магазина, перекатывая в кармане чудное устройство. Быстрым шагом преодолел расстояние в пару кварталов, влился в толпу гостей и жильцов многоэтажного здания, поднялся к себе в квартиру, на сто семнадцатый этаж. Скинул плащ, на обувь терпения уже не хватило – прошел в комнату так, в туфлях. Подключил симулятор к компьютеру.

Понятное дело – торгаш приврал: в настройках разобраться оказалось не так-то просто. Но я терпеливый. После двух чашек безкофеинового кофе, трех безникотиновых сигарет и четырех часов возни, результатом которой стала пропитанная потом рубашка, нужные разделы и подразделы в настройках были найдены и взломаны. А главное – к симулятору был подключен модуль перехвата. Теперь я им покажу! По такому поводу можно порадовать себя бокалом безалкогольного виски.

С моим-то нерешительным характером, да еще в век тотальной безэмоциональности и равнодушия, очень сложно строить личные отношения. Чего только я не пробовал! Пока не остался один единственный выход… И вот я иду по улице, украдкой поглядывая по сторонам. В кармане модифицированный симулятор. Модифицированный настолько, что за него меня могут отправить на рудниковые шахты в пояс астероидов.

Увидел в метро девушку. Скромная брюнетка, на лице проекционные очки. Именно тот тип женщин, который всегда вызывал во мне потаенный интерес. Аж дух захватило! Вошел с ней в один вагон. Мы проехали четыре станции, потом она двинулась к выходу. Я последовал за ней, стараясь держаться как можно ближе, нажал на кнопку устройства. Уже на перроне она остановилась, задумчиво опустив голову, потом резко обернулась.

Ожидая получить пощечину, я спросил прямо:

– Поедем к тебе?

Она смутилась, пробормотала что-то вроде “у меня мама дома”, но вдруг решительно взяла меня за руку, потащила куда-то вперед.

– Отправим маму погулять!

За последующие несколько дней жизнь моя переменилась. Квартира наполнилась новыми, приятными запахами. Я уже не удивлялся, когда находил в спальне и ванной забытые предметы женского туалета. Я услышал столько слов, произнесенных мягкими, нежными губами, столько обещаний и признаний, что самооценка моя выросла просто до небес. Господи, как же мне было хорошо!

А потом пришла она.

– Артем Умниченко?

– Д-да…

Сунула мне под нос удостоверение.

– Надежда Ловцова, инспектор полиции нравов.

Я открыл дверь, впустил ее в квартиру.

– Проходите…

Она прошла, оглядываясь по сторонам.

– Поступил сигнал. По правде говоря, даже несколько сигналов.

– Каких… сигналов?

Девушка остановилась посреди гостиной, посмотрела мне в глаза. Я стоял перед ней в одном домашнем халате, шуршал руками в карманах, но они были пусты. Симулятор я оставил на тумбочке, в спальне.

– Подозревается перехват симуляционного нейромодулятора.

Я приоткрыл рот, сел в кресло. “Все, теперь рудники”.

– И вы пришли, чтобы меня…

– Я пришла предупредить, что если случится еще один такой инцидент, у меня не останется выбора. Понимаете?

Нет, не понимал. “Неужели меня не арестуют?”.

– Мы стараемся не наказывать, а предотвращать нарушения, и наставлять человека. У меня есть право взять под надзор подозреваемого и самостоятельно решить – нужно ли его привлекать к ответственности.

Я молчал, обдумывая сказанное. Значит, еще есть шанс? Рудники отменяются?

Надежда мурыжила меня своими наставлениями одну неделю, другую… Я обязан был встречаться с ней каждый день, она водила меня в кино, на прогулки в парк, заставляла отключать мой обычный, не модифицированный стимулятор, чтобы я учился правильно управлять своими эмоциями, чувствами. И со временем угнетенное состояние, вызванное тем, что я попался, стало исчезать.

Надя ни разу не спросила о запрещенном устройстве, как будто его и не было вовсе. Похоже, она считала, что меня можно простить, дать еще один шанс. Что ее работа закончена. Но почему-то медлила, не спешила отменять обязательные встречи.

Мы шли ко мне домой, она провожала меня. Да, это глупо, но что в нашем мире не глупо, скажите мне? Мы держались за руки и со стороны вполне могли сойти за пару. Я предложил ей кофе, она согласилась. Долго ждали очереди к лифту, наконец поднялись на сто семнадцатый этаж. Я оставил ее в гостиной, сам пошел на кухню. Открыл шкафчик, достал с верхней полки баночку. Внутри, на горке черного молотого порошка, лежал мой модифицированный стимулятор, аккуратно завернутый в полиэтиленовый пакет. Я и забыл, что спрятал его сюда. Черт, надо было раздавить каблуком, спустить в мусоропровод…

Подлое желание засвербило где-то внутри. “А что если… Нет-нет! Нельзя! Большего идиотизма и не придумаешь! Это просто самоубийство! Ведь рудники же! Ни в коем случае. Ни в коем… случае… Хм”. Включил прибор. Сунул в карман.

– Кофе! – улыбнулся, поставив поднос с чашками на журнальный столик.

Она улыбнулась в ответ. Я подсел к ней, совсем рядом, чувствуя тонкий аромат духов. Голова закружилась, сердце стало биться сильнее.

– Надя… Вы… Я…

Молча помотала головой из стороны в сторону. Но продолжала улыбаться.

– Неужели вы ко мне ничего не чувствуете?

Я приблизился к ее лицу, ощутил нежное дыхание. Она опустила взгляд, сглотнула.

– А что я должна чувствовать? Что-то необычное? Что-то… искусственное?

Я замер на мгновение, но решил идти до конца. Положил руку ей на талию.

– Почему же искусственное? Я всегда с вами искренен.

– А вы знаете… – она замолчала, потому что наши губы почти соприкоснулись, но сумела продолжить, – Знаете, что бывает в случае конфликта?

– Какого? – я не понимал, о чем она говорит, да и мне уже было все равно.

– Конфликта между… – мы поцеловались, осторожно, едва касаясь друг друга, – Между нейро и… реальными чувствами?

Девушка обмякла, поддалась, позволяя опрокинуть ее на диван. И в этот момент в моем кармане раздался громкий хлопок! Огненный шарик с шипением прожег ткань, на пол вывалился испорченный прибор.

– Ах ты ж… О-о, зараза!

Кажется, я сказал что-то еще, грубое, нецензурное, потому что на бедре у меня образовался нехилый ожог. Надя вскочила, нашла аптечку, смазала мое ранение чем-то прохладным, залепила восстанавливающей липучкой. Потом собрала останки нелегального стимулятора и выкинула его в мусоропровод.

– Надя. Наденька. Я не знаю, как это… Как получилось. Прости! Я не хотел, правда. Ох, черт… И что за конфликт-то такой?!

– Это значит, что если я сама люблю тебя, то бесполезно пытаться меня соблазнить. Только испортишь устройство, дурак ты эдакий!

Она обняла меня, поцеловала.

Апокалипсис

Когда наступил апокалипсис, мы пили водку. Бункер надежный, закуска имелась, воздух тоже, если его время от времени прогонять через фильтры. А главное – на работу больше не надо. Может быть там, в генштабе, кто-то еще и оставался в живых, но это вряд ли. А мы должны были обеспечивать бесперебойную трансляцию телеметрии. Данные еще поступали, но конечным пунктом их сбора оказался не просторный зал с кучей людей в погонах, а наша богом забытая железобетонная берлога, в целях безопасности отнесенная от генштаба на несколько десятков километров.

И вот сидим мы втроем: слесарь Василий, механик Геннадий, и я – программист Эдуард. Сгрудились вокруг старого монитора с выпуклым экраном, нахмурились, наблюдаем. Я переключаю каналы с данными, но смысла мы почти не улавливаем – цифры какие-то, слова закодированные, иногда карты и разноцветные отметки на них.

– Мда-а… – глубокомысленно резюмировал Василий и разлил на троих.

В подтверждение его слов наверху ухнуло, с потолка посыпалась штукатурка, да так, что пришлось прикрывать руками пластиковые стаканчики. Мы молча поддержали Васю, выпили.

– И вот ведь главное… – не унимался слесарь, целиком завладев нашим вниманием, – Чтобы так… А они же… Это понимать надо!

– Ну, – приободрил его механик, ожидая продолжения.

– И в чем тогда смысл жизни? – закончил, наконец, свою мысль Вася.

Геннадий не имел образования, чтобы грамотно объяснить другу глубину этой философской мысли, но его нецензурной формулировке позавидовали бы все Платоны с Аристотелями вместе взятые, да и прочие Конфуции тоже. Кажется, он хотел сказать, что смысл в продолжении рода.

Мы снова согласились, выпили. На мониторе появился район с точкой крупного города. К мегаполису, оставляя за собой пунктиры траекторий, двигались сразу несколько отметок. Каждый думал о своем…

– Я ей говорю – Зина, это на удочку деньги! Я специально отложил, – Гена с горечью смотрел на дно пустого стаканчика.

– А она?

– А она и деньги в подол, и старую удочку… Эх!

– А ты?

Гена в сердцах отмахнулся, утирая тайком слезу.

– Вот она – любовь! – многозначительно поднял палец вверх Василий.

Потом посмотрел на меня.

– Эдик. Ты умный парень, скажи…

– Есть ли жизнь на Марсе?

– Не… Хотя… А правда, есть? Вот прилетят они сюда, а у нас тут бум, бум!

Сверху снова утвердительно ухнуло, посыпалась штукатурка, мы прикрыли стаканы.

– Да. Найдут наш бункер, спустятся…

Василий вылил себе и нам остатки огненной воды, поднял стаканчик, осушил одним глотком.

– Найдут наши мумии, и… и даже водки не осталось, выпить за упокой!

– Наш?

– Не – цильви… цивизли… Ну скажи! – пихнул меня локтем.

– Цивилизации.

– Во!

Отметки одна за другой накрыли далекий мегаполис.

– А вот я думаю, – решил я приободрить друзей, – Что это, возможно, учения такие. Закрывают нас в бункере и инсценируют ядерную войну. Ну, чтобы проверить персонал на боеготовность, стрессоустойчивость!

Василий погладил щетину на подбородке, положил руку мне на плечо.

– Это только… Ик! Извини… Только в книжках твоих, фантастических, так бывает. Р-раз – и все благополучно разрешается. А у нас тут апокальписись.

– Апокалипсис, – тихо согласился я, понимая вдруг, что на мониторе не просто точки.

Ненависть

– Уходите! Уходите сейчас же!

На взлетно-посадочной полосе царил хаос: люди метались по бетонке, выли предстартовые сирены, на гражданском транспорте, который готовился к взлету, тревожно сверкали проблесковые маячки. Вертолеты, намеренно барражирующие на минимальной высоте, совершали посадку здесь же, высаживая очередную группу эвакуированных и сразу взлетая, чтобы отправиться за другими. Канонада раздавалась уже совсем близко.

Полковник посмотрел на Зою Андреевну.

– Видите, что творится? Какие могут быть материалы? О чем вы вообще?

– Я никуда без них не полечу! Это результат семилетней работы, без них все наше пребывание на Амике теряет смысл!

– Черт бы вас побрал... Оно уже потеряло всякий смысл! Что вы от меня хотите?

– Дайте мне машину и людей. Несколько человек. Здание научного центра недалеко от космопорта, через двадцать, максимум через тридцать минут мы вернемся.

Полковник сплюнул, развернулся, проталкиваясь сквозь галдящую толпу.

– Куда вы?

Он вернулся через минуту, в сопровождении пятерки десантников – потных, помятых парней, у одного из которых на предплечье была белая повязка, с проступающим на ней красным пятном.

– Капитан Терентьев, – представил его полковник, – Он со своими людьми будет вас сопровождать.

Зоя благодарно кивнула, намереваясь немедленно отправляться. Заметила, что полковник смотрит на нее словно в последний раз.

– Знаю, не отговорить. Но все-таки зря вы, Зоя Андреевна, напрасно. Впрочем… Поторопитесь!

У них над головами просвистела ракета, едва не угодив в тушу транспортника. Следом появилась вторая, резко изменила траекторию и врезалась в вертолет. Машину окутало огненное облако, на бетон посыпались осколки.

– Твою ж мать! Быстро уводите транспорт! Чтоб через минуту его здесь не было! – полковник принялся матерно раздавать команды, отчаянно жестикулируя, потом поглядел вдаль, на другой конец взлетно-посадочной полосы, где стояли еще два корабля и целая толпа гражданских, в панике сгрудившихся у опущенных аппарелей.

Хлопнули дверцы бронированного джипа, взвыли электромоторы.

– Я покажу, куда… – начала было Зоя, но Терентьев перебил ее.

– Не нужно, сами как-нибудь.

Броневик свернул с проспекта, лавируя в хитросплетении улочек старого города.

– Ехать по прямой сейчас было бы самоубийством.

Она не стала спорить. Два раза их обстреляли, но пули, отбарабанив по металлу, не причинили машине вреда. У местных не было импульсного оружия, только огнестрельное, и это хоть как-то спасало людей.

Зоя потянулась к окну, посмотрела вверх. Над малоэтажными домами амикианцев огромным факелом полыхал подожженный символ цивилизации землян – модульная башня. До нее было с десяток кварталов, но увидеть стройный шпиль с навешенными на него жилыми модулями можно было из любой точки города. Где-то там, на пятидесятом уровне, горела сейчас ее квартира. Зоя постаралась не думать о брошенной кошке.

– Капитан, вы с севера? Оттуда начался мятеж?

Он молча кивнул.

– Все плохо, да?

Он вздохнул, кивнул еще раз.

– Не понимаю, как такое могло произойти...

– А нечего тут понимать. Все предельно ясно: люди для них оккупанты.

– Но ведь не было никаких предпосылок! Мы старались выстраивать равноправные отношения.

– Ох, дамочка, увольте меня от этой дипломатической хрени. По всему видать, амикианцы готовились не один год. Их много, гораздо больше, чем нас. И они хорошо вооружены.

– Боже, – Зоя закрыла лицо руками, – Мы назвали планету Амика. На латыни это значит дружелюбная. И я всегда считала их мирной расой.

– Легко так думать, сидя в офисе. На самом деле – я вас уверяю – они очень похожи на людей: такие же хитрые, злопамятные, и не менее агрессивные, чем мы. А кроме того, у них есть преимущества. Например, один язык на всех, и нет разделения на государства. Так что, если мы их не уничтожим, эти ребята далеко пойдут.

Джип повернул, ускорился, и, когда уже водитель готов был вписаться в очередной проулок, прямо им в лоб выстрелили из гранатомета. Броневик подпрыгнул, раздался скрежет металла, мужская ругань и женский визг. Десантник, сидевший за рулем, уткнулся в покрытое мелкими трещинами стекло. Капитан приложил палец к его шее, чертыхнулся.

– Всем покинуть машину!

Распахнулись дверцы, они выскочили на улицу, под палящие солнечные лучи и град свинцовых пуль. Казалось, их обстреливают со всех сторон.

– Пригнитесь! Держитесь рядом со мной! – Терентьев положил ей руку на спину, заставляя нагнуться, – Подавить огневые точки противника! Клименко, Самарин – западное направление! Авдеев со мной – восточное!

Загудели импульсаторы. Бледно-синие лучи не церемонясь срезали с домов целые куски. Интенсивность огня уменьшилась, а через минуту и вовсе сошла на нет.

– За мной!

Капитан вел группу прежним маршрутом, затравленно оглядываясь по сторонам, не стесняясь посылать смертельные заряды во все, что казалось ему подозрительным.

– Уже недалеко. На подземной парковке наверняка найдем машину, у нас еще есть шанс выбраться.

Он обернулся к Зое, тихо спросил:

– Вы уверены, что нам нужны эти… Что там у вас? Файлы?

– Семь жестких дисков. Исследования планеты – ресурсы, климат, флора и фауна. Без этого все жертвы будут напрасными.

– Ясно.

Еще одного бойца убили на ступеньках научного центра. Пуля попала в шею, между шлемом и бронежилетом. Ничего нельзя было сделать, пришлось его оставить. Но когда они вошли внутрь, стали подниматься на третий этаж, ситуация стала еще хуже. Амикианцы уже были в здании. Казалось, они ждали их прихода. Даже с импульсаторами у трех десантников не было шансов.

Их зажали в коридоре между двумя актовыми залами. От взвизгивающих пуль, ударяющихся в стены, летела бетонная крошка. Они отстреливались, отходили вглубь корпуса… Через минуту погиб еще один десантник. Капитан и оставшийся в живых боец были ранены, лишь Зоя чудом оставалась невредимой.

– Дерьмовая идея с жесткими дисками. Согласитесь, дамочка?

Она побледнела, впервые осознав неизбежность страшной развязки.

– У вас есть рация, Терентьев. Вызовите полковника.

Он ответил на автоматную очередь продолжительным выстрелом импульсатора.

– Вызывал уже.

Еще один выстрел, свист пуль. Прикрывающий их десантник охнул, осел на пол, замер.

– Никто за нами не придет, Зоя Андреевна. Никто не поможет. Да вы и сами знаете.

Она вытерла холодную испарину на лбу. Капитан взял ее руку, сжал в своей ладони.

– Послушайте. Если вдруг выберетесь… Ну, мало ли… В порту, в четвертом ангаре, есть орбитальные капсулы.

В коридор играючи вкатился ребристый шарик, ударился о плинтус. Терентьев матюгнулся, повалил Зою, прикрывая своим телом. Яркая вспышка, грохот, звон в ушах…

В дымном сумраке мелькали чьи-то тени. Откашливаясь, женщина с трудом перевернула капитана. Тот еще был жив, но получил столько ранений, что она невольно вскрикнула. Терентьев приоткрыл глаза, приподнялся, упираясь спиной в стену. Дрожащей рукой достал пистолет, снял его с предохранителя и протянул Зое.

– Извини… Больше ничего… не могу… сделать… Сама… – голова его безвольно упала на грудь.

Оружие, испачканное кровью, скользнуло в хрупких пальцах, не удержалось, стукнулось об пол. Она не стала его поднимать. Зачем? В себя выстрелить не сможет.

Ее дернули за плечо, разворачивая. Над Зоей склонилось перекошенное от злости лицо амикианца. Он ударил ее. Потом грубо заставил подняться на ноги, потащил по коридору. Вокруг слышались одобрительные крики, впитавшие в себя гремучую смесь радости и ненависти. Зою выволокли на улицу. Она не поднимала головы, не смотрела по сторонам. Боялась даже вслушиваться в слова туземцев, потому что когда-то учила их язык и могла услышать то, что они обещают с ней сделать.

На площади перед научным центром собиралась толпа. Где-то вдалеке еще слышны были выстрелы, но скоротечная война близилась к своей развязке. Амикианцы изгнали тех, кого считали захватчиками. В небо поднимались дымные столбы, на которых бликовали отсветы пожарищ, шпиль модульной башни покосился, готовый упасть. Местным не было до этого дела, они ликовали, упиваясь своей победой.

Зою провели сквозь толпу в центр площади. Ее толкали, били по лицу, лапали кожистыми четырехпалыми конечностями. Потом раздели до пояса и подвесили за руки в невесть откуда взявшейся клетке, выставив на всеобщее обозрение. Амикианец, вязавший узел на ее запястьях, четко и медленно, так, чтобы уж точно поняла, объяснял ей, как они хотят с ней завтра расправиться. Зоя с сожалением вспомнила про пистолет Терентьева.

До самой ночи она не могла забыться, ни сном, ни потерей рассудка. Голоса, факелы, костры… Проклятия. Опьяненная свободой и вседозволенностью толпа пресытилась зрелищем пойманного врага и постепенно расходилась, разоряя свои же магазины, питейные заведения. Когда усталость стала одолевать Зою, рядом с клеткой уже никого не было. Она почти отключилась, но вдруг почувствовала, как кто-то прикоснулся к ней. Вздрогнула, открыла глаза. Рядом был один из туземцев, в руке он сжимал нож. Она невольно попыталась отшатнуться, но поняла, что сама хочет, чтобы все это поскорее закончилось. Он поднял нож и перерезал веревку. Женщина упала. Она почти не чувствовала своих ладоней, а в ногах, ослабевших от накопленной усталости, не было сил, чтобы стоять без поддержки.

Она подняла голову, посмотрела в глаза амикианцу.

– Зачем?

– Вы Игнатьева? Зоя Андреевна? – спросил он по-русски.

Она нерешительно кивнула.

– Я вас знаю, профессор. Я Эйно, ходил на ваши курсы биологии.

Она, конечно, не помнила его. И дело даже не в том, что за несколько лет на Амике у нее было много студентов, просто все они были для Зои на одно лицо.

– Зачем? – повторила она вопрос.

– Я не хочу, чтобы с вами сделали это.

Она огляделась. Вдалеке еще бродили разрозненные группы мятежников, но на клетку никто не обращал внимания. Вместе с Эйно они покинули площадь. Он принес ей откуда-то помятую гимнастерку с пулевыми отверстиями на груди и засохшими пятнами крови. Помог добраться до космопорта.

– У тебя есть семья, Эйно? Жена, дети?

– Нет.

– Хорошо.

– Почему?

– Уходи и ты. Подальше отсюда.

– Но мне ничего не грозит, меня никто не видел.

– Они вернутся, Эйно. Наверное, вы ненавидите людей потому, что решили, будто мы отнимем у вас планету. Собственно, вы недалеки от истины, если уж начистоту. Но они вернутся. Ненависть вернется. Люди будут мстить и убивать. Так что… В горы, в лес – куда угодно, подальше от городов. Уходи, Эйно. Уходи сейчас же!

Старая каморка

– Ну вот же, в планировке у вас обозначено помещение! – Аня трясла перед носом риелтора бумажкой, заверенной печатью.

Тот заискивающе улыбался.

– Дом старый, понимаете? В бумагах одно, а на деле… Вот! – перед ними была кирпичная стена с частично обвалившейся штукатуркой, – Да вы не переживайте. Все, что указано в плане, в пределах этой жирной линии, ваше! Можете и перепланировку потом сделать, снести эту стену, если захотите.

Она продолжала с сомнением разглядывать старые кирпичи. Кажется, перегородку поставили давно, гораздо раньше, чем был заверен документ.

– И когда отсюда съехал последний хозяин?

Риелтор опустил глаза, замялся.

– Э-э… Если мне не изменяет память, с конца восьмидесятых тут никто не жил.

– Восьмидесятых?! Господи, да моей маме тогда было столько лет, сколько мне сейчас...

– Но все коммуникации в этом году поменяны, – поторопился добавить продавец недвижимости, – Все-таки центр города. За такие деньги в этом районе квартиру не купишь. Да еще в старинном особняке.

Он посмотрел на часы, переминаясь с ноги на ногу.

– Знаете что, давайте я вам оставлю ключ и вы неспеша все осмотрите. Сверьтесь с бумагами, оцените вид из окна, – снова заискивающе улыбнулся, – А в четверг мы подпишем документы у меня в офисе. Если вы согласитесь, конечно.

Она взяла ключ, проводила взглядом лысенького, низкорослого мужичка.

Дом действительно внушал! Шикарная лестница в парадной, высокие потолки с лепниной, французские окна… Если подрядчик в конце квартала закончит все реставрационные работы так, как обещано, место для жилья будет просто шикарное! В крайнем случае, такую квартиру всегда можно будет продать минимум в два раза дороже.

Но все-таки, что это за помещение, замурованное кирпичной стеной? Любопытство терзало ее, хотя благоразумие нашептывало “не суйся!”. Ага, как же – не суйся… Она потрогала стену. Даже толкнула один кирпич, надеясь, что он сдвинется с места и провалится внутрь, в скрытую каморку. Хоть бы заглянуть, одним глазком…

Снова развернула план. Ну да, помещение два на три, со скошенной внешней стеной. Конечно, если бы не этот чертеж, она бы и не подумала, что здесь что-то может быть. Наглухо замурованная комната, без окон, без дверей, ничем себя не выдавала.

Аня огляделась. “Да ладно!”. В коридоре лежала кувалда. Как будто ее специально кто-то оставил! “Ну что ж, решение я все равно приняла, квартира без пяти минут моя, так что… Он же сам сказал – можно сделать перепланировку”.

Девушка с трудом подняла тяжелый строительный инструмент. Снова опустила, волоком подтащила его к кирпичной стене, стараясь не испачкать брюки и дорогое кашемировое пальто. Собралась духом, и… Удар получился неуклюжий, слабый, да и по высоте едва ли она дотянула до третьего ряда кирпичей. “Ладно!”. Прицелилась получше, размахнулась – кувалда глухо стукнула в стену, выбив из нее несколько кусочков цемента, вверх от места удара поползла трещина, разветвилась, что-то хрустнуло и, едва девушка успела отскочить подальше, как кирпичная перегородка с жутким грохотом обвалилась. Поднялась туча пыли.

“Вот дура! Представляю, как я буду выглядеть, когда выйду на улицу”. Она уже прикидывала – успеет ли заехать домой, переодеться до того, как ей нужно будет попасть на важную встречу, когда пыль рассеялась. Темный проем с неровными краями разбитых кирпичей манил ее. Аня сделала шаг вперед. Потом еще один, переступила через груду мусора, вошла внутрь. Спохватившись, достала из кармана телефон, включила вспышку в режиме фонарика.

Кажется, обычная комната. Старые обои, какая-то полка, несколько книг. Посмотрела правее. Большая картина. Нет, не картина, просто плакат. Старый советский плакат: символически нарисованная планета, космический корабль. Позади что-то зашуршало. Она резко обернулась, но в этот момент фонарик погас.

– Черт бы тебя побрал… – тряхнула телефон, попыталась снова его включить, но проклятое устройство не реагировало, – Опять замерз, что ли? Да тут и ноля градусов нет!

Опять зашуршало. Свет через разрушенный проем почти не поступал, ближайшее окно за углом, метрах в десяти. Шорох превратился в перестукивание, которое перешло в гул и грохот, словно развалившаяся стена сама собой собиралась обратно. Аня вскрикнула. Внезапно все стихло и комната погрузилась во мрак.

– Нет… Этого не может быть! Бред какой-то!

На ощупь она приблизилась к стене. Какой стене? Ага, вот картина. Значит дальше, правее… Вот угол. Теперь… Кирпичная перегородка стояла на месте, как если бы она и не падала. Только теперь Аня стояла по другую ее сторону, внутри непонятной комнаты.

От страха ее затрясло. Она снова попыталась включить телефон – безрезультатно.

– Эй, кто-нибудь! Я здесь! Эй! Помогите!

Но в здании сейчас никого не было, и она это прекрасно знала. “Я же ее разрушила… Я разрушила ее!”. Бросилась на стену с кулаками, отошла, разбежалась и толкнула ее плечом, надеясь опрокинуть. Треснул дорогой кашемир, но кирпичи не поддавались. Она вдруг почувствовала… Что? Чей-то взгляд на себе? Такое иногда бывает, но где-нибудь на улице, в толпе людей. А здесь, во мраке замкнутого пространства...

Она прижалась спиной к шероховатой поверхности. Облизала пересохшие губы. Прислушалась. Внезапно ей показалось, что во тьме появились две бледные точки. “Может, у меня галлюцинации? От страха?”. Точки приближались, становились ярче, приобретая кроваво-рубиновый оттенок.

– Ты пришла-а-а… – голос был тихий, скорее похожий на шепот.

Щелчок, как палец щелкает о палец. С нескольких сторон вспыхнули огоньки свечей, обычных восковых свечей. Перед Аней стояло нечто. Нет, все-таки человек. Да, человек, только очень, очень старый, похожий на высохшую мумию. Живости ему придавали только глаза, сверкающие красными искорками.

– Кто… – от сухости во рту она закашлялась, – Кто вы?

– О, неважно. Главное, ты пришла. Этот безволосый человечек привел тебя!

– Риелтор? Привел? Зачем? Вы что, с ним сговорились? Что это за дурацкая шутка? – она говорила, и сама понимала, что ее слова похожи на реплики из второсортного фильма ужасов. Да, она словно оказалась внутри глупого ужастика. Но от этого ей не становилось менее страшно.

– Ты поможешь мне, и останешься жива, – он протянул к ней морщинистую руку.

Аня вжалась в стену.

– Чем… помогу?

– Только та, что добровольно войдет в мой чертог, может дать мне свою энергию, открыть портал!

Старик попытался улыбнуться, потом присел на корточки и кривым когтем стал чертить что-то вокруг себя на дощатом полу.

– О-о, нет… – она смотрела на него расширенными от ужаса глазами.

– Я быстро… Всего лишь несколько знаков… А, к черту! – он бросил рисовать, подошел к девушке, – Это все фигня. Антураж, нелепые условности, они ни что не влияют. Сними с себя одежду.

– З-зачем?

– Ну же, девочка, не капризничай. Я много лет ждал возможности покинуть этот мир. Но только во время слияния наших энергетических сущностей откроется портал!

– Раздеваться-то зачем? Энергию можно и в одежде… включить.

Он закрыл на мгновение лицо рукой, застонал.

– Что ж ты такая глупая… Только физическое слияние позволит соединиться нашим энергиям. Давай, не тяни!

Она расстегнула верхнюю пуговицу пальто.

– Куда откроется этот портал?

– В лучший, светлый мир! Я так по нему соскучился, – он мечтательно закатил глаза, – М-м-м… Я уже чувствую его дыхание. Смотри…

В полумраке комнаты засветилось белое пятнышко. Оно пульсировало, и, кажется, медленно росло.

– Портал знает, что скоро будет энергетический всплеск! Раздевайся, иначе я сам сорву с тебя эти тряпки! – старик злобно оскалился.

Аня зашевелилась быстрее, стянула пальто, блузку, расшнуровала ботинки. Он увидел ее обнаженные плечи, огоньки в его глазах загорелись сильнее, белое пятнышко стало расти.

– Хорошо-о… Даже такой маленький набор информации, как ты, смогла бы уже пройти через него. Скоро он станет достаточно большим и для меня. Давай же, иди ко мне!

Она робко приблизилась. Быстро оглянулась назад, на сломанную и самостоятельно собравшуюся стену, за которой был ее мир, с похожими один на другой днями, вечной погоней за материальными ценностями, благополучием, встречами с фальшивыми друзьями. А ведь когда-то и она мечтала… Аня перевела взгляд на советский плакат с космическим кораблем. Она мечтала и о других мирах, путешествиях не только в Турцию или Египет, но о чем-то большем.

Не давая себе опомниться, она оттолкнула неземное существо в сторону, зажмурилась... нырнула в центр белого сияния.

Мы услышим их шаги

Она прислушивалась к звукам с поверхности развалин, в которых пряталась вместе с чужим ребенком.

– Тихо, девочка, тихо… – Полина погладила инопсианского младенца по голове, – Я тебя не отдам.

Проверила автомат – магазин почти полный, на поясе еще три рожка. В крови бурлил адреналин, запах смерти витал вокруг, но его перебивал привычный аромат пороха. Полина поймала кураж, она не боялась. Старалась только не думать о тех, с кем завтракала утром, кто смеялся вместе с ней над глупыми шутками, кто отдал за нее свои жизни и лежал сейчас там, наверху, чтобы она продолжала бороться. За нее и за этого младенца, чужого людям, но не заслужившего смерти.

Десант крипикритов высадился рядом с их базой рано утром. Тихая планета, глубоко в тылу Федерации – здесь никто не ждал нападения. Они перебили почти всех, не считаясь даже с местными, инопсианцами, деревню которых сожгли.

Девушка поправила амуницию, еще раз погладила ребенка, стараясь его успокоить.

– Все будет хорошо, милая. Пойдем-ка отсюда…

Она стала пробираться по тесным, наполовину заваленным переходам, интуитивно выбирая направление в сторону от последней стычки. Пойдут следом, будут искать – она не сомневалась. “Ничего, пусть идут, я их встречу”.

Пыль мешала дышать, и Полине приходилось труднее, чем малышке: местные имели в дыхательных путях естественные, природные фильтры, которые очищали воздух не хуже костюма биозащиты. Она сдерживала кашель, чтобы не облегчать работу преследователям.

Позади грохнул выстрел, потом еще один, за ним целая очередь. Стреляли наугад, в разные ответвления, но несколько пуль с визгом отрикошетили от стен прямо за ее спиной. Полина пригнулась, беззвучно выругавшись. Хотела выстрелить в ответ, но сдержалась.

“Да, надо держаться. Несколько часов, может быть – сутки. Потом придет помощь и этих ублюдков раздавят!”.

Она прекрасно понимала, что им нужно. Стратегический искин, штатная единица на каждой базе. Пока на планете оставался хоть один живой боец, искусственный интеллект видел это по телеметрии и ждал приказов. В случае опасности для себя он должен был самоуничтожиться. Но если все люди погибнут, включалась другая директива: компьютер выгружал из памяти важную информацию и уходил в спящий режим. Конечно, захватив его, крипикриты не восстановят ни один файл, но у них появится возможность разобраться в наших технологиях, понять ход человеческой мысли.

“Рано или поздно это все равно произойдет”. Она пробиралась узкими бетонными коридорами все дальше и дальше. “Но только не по моей вине! Вот уж фигушки!”.

Посветила диодным фонариком: впереди разветвление. Попыталась вспомнить планировку технических помещений базы, но разобраться в них сложно даже с картой, а так, по памяти… Не стала задерживаться, повернула наугад. Ускорилась, спиной чувствуя преследование. Звуки ее шагов отражались от стен, но становились все глуше, как будто… Да, черт побери – впереди тупик! Глухая стена…

Полина развернулась, быстро пошла назад, переходя на бег. Через пару минут остановилась. Они были близко. Шли ей навстречу. Что ж, прятаться поздно… Вскинула автомат, нажала на курок. Уши заложило от грохота автоматной очереди, тоннель осветился вспышками. Испуганная малышка завизжала, но все что Полина могла для нее сейчас сделать, это держать покрепче.

Глянула по сторонам, наверх. Потолок был испещрен трещинами – результат обстрела базы ракетами. Девушка вынула гранату, сорвала чеку. Пристроить ребристый шарик в одной из расщелин оказалось несложно. Она опрометью кинулась обратно, к глухой стене тупика. Через несколько секунд рвануло, ударная волна настигла ее, толкнула, но девчонка крепко стояла на ногах, не упала, удержала и оружие, и ребенка.

– Глотните-ка шрапнели, твари.

Дальше отступать было некуда. Страх все еще пытался схватить ее за горло холодными пальцами, но Полина только криво улыбнулась. Да, обидно. Двадцать один год. Хочется танцевать, любить, радоваться Солнцу.

Взрыв, который она устроила, обрушил потолок тоннеля, образовав завал. Какое-то время они до нее не доберутся. А потом… Посмотрела наверх. Здесь не бетон, а металлические плиты. Похоже, за ними следующий уровень. Вот через него они до нее и доберутся.

– Не бойся, девочка. Мы услышим их шаги и будем готовы.

Инопсианка продолжала плакать и уговоры на нее больше не действовали. “Пусть плачет, все равно они знают, где мы”. Полина аккуратно положила ее на пол, встала. Отряхнула пыль с бронежилета, утерла лицо, стянув растрепавшиеся белокурые волосы черной резинкой. Тяжелые шаги приближались.

Когда наверху взвыл резак, коснулся металла, высекая сноп искр, она молча подняла автомат. “Девочку жалко. Прости, малышка…”.

Кусок плиты упал на пол, вниз спрыгнули сразу две угловатых фигуры в броне. Тоннель снова наполнился грохотом выстрелов: даже в полутьме Полина знала куда стрелять – учили ее на совесть. Оба тела рухнули, словно подкошенные, но в вырезанное отверстие уже лезли следующие. Она выпустила по ним остаток обоймы, за доли секунды перезарядила автомат, отступив на два шага назад. Еще одна очередь, дотянувшаяся до врага, забравшая чужую, злую жизнь.

Сумели выстрелить в ответ. Она упала – несколько пуль угодили в бронежилет. Больно, но она жива. Снова стрельба, ответные вспышки и визг свинцовых зарядов. Один чиркнул по плечу, забрызгав бетон красным. Полина не пыталась встать, она перекатилась в сторону, продолжая стрелять еще, и еще… Кажется, на полу лежали пятеро, а может и больше.

Вдруг стало тихо. Никто больше не появлялся с верхнего уровня, не пытался достать ее огнестрельным оружием. “Посовещаются и закинут мне ответочку – свой граненый шарик”. Догадаться об этом было несложно. Взрыв убьет ее и девочку. Девушка оглянулась – малышка лежала в десяти шагах позади и все еще плакала. “Жива. Я выиграю тебе еще минуту”.

Полина отбросила автомат, выхватила кинжал, зажав его рукоятку в зубах. “Сейчас будет весело…”. Подпрыгнула, ухватившись за края выреза в металле, еще горячие. Несмотря на боль в плече подтянулась, в то же мгновение оказавшись в верхнем тоннеле. Встала в полный рост.

Ее явно не ждали, и, прежде чем кто-то успел среагировать, сержант Полина Гордеева полоснула кинжалом, дотягиваясь до самого незащищенного места в броне ближайшего крипикрита. Другого пнула ногой в грудь, успела ударить и третьего, но уже промахнулась – лезвие чиркнуло по броне, высекая искру. Ее руку перехватили, стукнули в живот, повалили на бетон… Зная слабость чужих – мягкую, податливую шею – она мертвой хваткой сомкнула пальцы, просунув их между шлемом и панцирем. Кто-то ударил в грудь ее же кинжалом, снова и снова, не осознав сразу, что так бронежилет не проткнуть. Она улыбалась, чувствуя, как тело, которое она держала за шею, опадает, теряя силы.

Наконец догадались, нашли, куда бить кинжалом…

До стратегического искина чужие не добрались. Штурмовая группа спустилась на планету в тот момент, когда девушка уже ничего не видела, хотя глаза ее были раскрыты и на лице еще блуждала тень улыбки. Десантники нашли тело Полины. Где-то рядом плакала живая инопсианка.

Близкий контакт непонятного рода

Варя хотела дойти до Сосновки на лыжах. Вышла засветло, поднялась на пригорок, обернулась: над ее деревней поднимались пушистые столбы дыма – теплые, уютные. Даже вернуться захотелось! Домоседка она все-таки… Но мама уже позвонила тетке, отрезала кусок рыбника, который был аккуратно завернут в пакет и уложен в ее рюкзак. Надо идти!

Поправила рюкзак, уперлась палками в утоптанный снег и покатилась. Собственно говоря, тут и идти-то километра три. Можно минут за сорок уложиться, а то и за полчаса. Дорога почти все время прямая, только у излучины реки делает поворот, обходя своенравное русло. Как раз у этого поворота Варя и остановилась. Посмотрела вперед, потом в сторону леса. Где-то вдалеке, на лесосеке, слышался вой бензопилы. Место людное, не глухое. Большие звери сюда опасаются заходить, да и заблудиться-то негде. “Пойду через лесок! Все короче выйдет!”. Она сошла с дороги, быстро проехала через сосновый бор, спустившись к замерзшей реке. Осторожно перебралась на другой берег. Ну вот, считай – половина дороги позади! А то пока еще этот крюк огибать…

Снова вошла в лес. Тишина вокруг, деревья в толстых зимних шубах. Красота! Скоро поляна покажется, летом на ней – это она хорошо помнила – земляники видимо-невидимо. Вот, кстати, и поляна. На ней, утонув наполовину в сугробе, стояла летающая тарелка. Не то, чтобы очень большая, но дом, в котором жила варина семья, в ней бы поместился. Девушка остановилась, стянула капюшон вызывающе красного пуховика, потерла глаза рукавицами. Ничего не изменилось. Она тихо развернулась и осторожными шажками двинулась обратно. Остановилась. “Как же так? Это ведь на самом деле. Не померещилось”. Обернулась, чтобы удостовериться: действительно, не померещилось. “И я так вот запросто слиняю? Даже если никому не рассказывать, перед собой будет стыдно!”. Она снова стала переставлять лыжи, направляясь обратно к иноземному кораблю. Опасливо обошла его вокруг, заметила тонкую линию, очерчивающую входной люк. Подошла ближе и постучала костяшками пальцев по металлу. Никакой реакции. Постучала еще раз. Люк дрогнул, провалился внутрь тарелки, отъезжая в сторону. Спустилась небольшая лесенка.

Варя расстегнула лыжные крепления, поднялась на борт, отряхнув на последней ступеньке заснеженную обувь. Люк позади нее закрылся.

– Эй, есть кто дома?

Тишина. Девушка пошла по изгибающемуся коридору и оказалась в просторном помещении. Все как положено – мерцающие экраны, кнопки с непонятными символами, подмигивающие разными цветами лампочки. За пультом, в белом кресле, сидел пришелец. Варя невольно улыбнулась: фиолетовая шерсть, большие бирюзовые глаза – ну просто прелесть, а не гуманоид! Милота!

– Здравствуйте.

Он посмотрел на нее, но ничего не ответил. Казалось, в его взгляде читалось непонимание и даже грусть. Варя подошла ближе.

– Я говорю – здравствуйте! – повторила громче.

И снова нет ответа. Но тут пришелец встал, подошел к своей неожиданной гостье, протянул руку. Девушка хотела отскочить, но сдержалась, позволила ему прикоснуться к себе. Мохнатая лапа погладила пуховик, поскребла коготками молнию. Варя спрятала рукавицы в карман, выставила ладонь, чтобы поздороваться, и… От первого же прикосновения в ее голове закружилась чья-то чужая, вопросительная мысль, смысл которой она понять не смогла. Отдернула руку, почесала, словно это могло чем-то помочь. Набралась смелости и тихонько протянула снова. Мягкое касание и снова что-то чужеродное в сознании! Впрочем, в этот раз ее мозг сумел правильно интерпретировать посланный ей образ: “Вы пришли мне помочь?”.

Варя растерялась. Помочь? Существу, преодалевающему космические расстояния на летающей тарелке?

“Чем?”.

Опять в голове закружились мысли, много мыслей и образов, которые она не могла расшифровать. Существо взяло ее за вторую руку и поток информации, кажется, стал более четким.

“Топливо… Авария… Энергия заканчивается… Связи нет…”.

“Но я не разбираюсь в технике. Не смогу помочь. Простите”.

“Не техник нужен… Корабль исправен… Трудно объяснить, маленькая площадь контакта”.

“Площадь контакта?”.

Он отодвинул от Вари фиолетовые руки-лапы, снова прижал к ее ладоням, показывая, как мягкая шерсть касается ее кожи. Она раздумывала лишь секунду. Расстегнула пуховик, скинула ботинки, стащила брюки с термобельем, свитер, футболку. Осталась в трусиках и лифчике. Подошла к пришельцу, медленно, чтобы не напугать его, обняла, прижимаясь всем телом.

В сознании девушки вспыхнул информационный фонтан, быстро перешедший в поток, ниагарский водопад данных! Глаза ее широко раскрылись, она чувствовала, как память сама собой наполняется тайнами вселенной, оседает в ее мозгу, так, как если бы она учила все это наизусть столетиями! Наконец, поток иссяк. Она перевела дух, уронила голову на мягкое плечо. Вряд ли на Земле был сейчас человек, обладающий большими знаниями чем Варя. Словно вдогонку к этому бесценному подарку прилетела мысль: “А энергия нужна мне, не кораблю. Органика, хотя бы немного. Не рассчитал я, далеко залетел”.

Она быстро раскрыла рюкзак, достала пакет с рыбным пирогом. “Пойдет?”.

“Пойдет. Спасибо!”.

Воздушные эскадры

“Атеррадор” набирал скорость, разгоняя винты до максимума. Бока крейсера, лоснящегося свежей черной краской, тускло блестели в солнечных лучах. Однако сырая сентябрьская погода не сулила ясного неба, и скоро светило скрылось за тучами. Корабль последний раз предупредил мелкие суда протяжным гудком, погасил навигационные огни и продолжил путь, стараясь ничем себя более не обнаруживать. Три столба черного дыма, валившего из труб, быстро растворялись в завихрениях серой облачности, и только шум винтов, относимый вперед попутным ветром, мог предупредить возможного неприятеля о приближении крейсера.

– Снизить до двенадцати узлов, – Беатрис поднесла к глазам бинокль, внимательно осматривая пространство вокруг, – Да-а… Ни черта не видно!

– Может, подняться выше? – ее помощник взял в руки свою оптику, протер линзы.

– И пропустить их под собой? Нет, продолжаем на этой высоте. Смотреть по сторонам!

Она накинула плащ, вышла из рубки на мостик. Пол под ногами подрагивал от вибраций, передаваемых мощными машинами на корпус корабля. Несмотря на то, что винты были закреплены на пилонах в стороне от бортов, поток воздуха, создаваемый мощными лопастями, задувал и на палубу. Беатрис придержала фуражку с контр-адмиральской кокардой. Посмотрела назад, за корму.

Там остался их остров, их родной берег. Въевшийся в память силуэт, который она узнала бы с любой стороны подлета: опрокинутый конус скал и глинистого грунта с бахромой корней, а сверху, над линией равновесия, холмистая поверхность Тьерра Натива – со смотровыми башнями, россыпями деревенских домиков, редкими низкорослыми лесами… Пока остров не терял критическую массу левитирующей руды, он мог парить над землей бесконечно долго. Говорят, Тьерра Натива в воздухе уже тысячу лет! Кто знает, может и так.

Она услышала за спиной, в рубке, тревожный звонок. Вернулась обратно.

– Что?

– Спереди смотрящий сообщает о корабле!

Она вскинула бинокль, посмотрела вперед, медленно поворачивая голову направо, потом налево. Ничего. Только густая облачность. Впрочем… На секунду ей показалось, что между туч мелькнула тень. Беатрис замерла, регулируя четкость изображения. Облака – темные, светлые, проливающиеся дождем, рвущиеся от ветра на куски влажной ваты… Вот одно наплывает на другое, они смешиваются, потом расходятся клубами пара, и на их месте проступает нечто темное, слишком правильное, чтобы быть тучей. Пять миль, не больше.

– Все машины стоп!

Команда полетела от помощника к матросу, от того по корабельной связи в машинное. Вой двигателей сошел на нет, лопасти какое-то время еще вращались вхолостую, но скоро замедлились и остановились совсем. Наступила тишина, нарушаемая только свистом ветра в снастях.

– Боевая тревога!

Не было сирен, трезвона – в режиме охоты тревога объявлялась только мигающими красными фонарями.

– Это “Йегерен”, я узнал его! – вскрикнул помощник.

Силуэт вражеского судна, идущего встречным курсом, но на двадцать градусов левее, уже проявился достаточно хорошо, чтобы можно было судить о его принадлежности.

– Уверен?

– Так точно! Только у него есть такая надстройка за второй мачтой.

– Башенные орудия двадцать градусов влево. Приготовиться к залпу!

“Йегерен” опередил их. Вдалеке мелькнули вспышки. Через несколько секунд над “Аттерадором” с воем пронеслись снаряды.

– А вот и мимо… Залп по готовности!

Теперь от нее уже ничего не зависело. Помочь наводчикам невозможно, они лучше знают свое дело, как и матросы, которые сейчас заряжали орудия, управляли поворотом артиллерийских установок.

Крейсер вздрогнул: обе носовые башни выстрелили одновременно. Тяжелые болванки по дуге ушли в сторону врага. Беатрис считала про себя секунды, потом сжала губы – их снаряды тоже не достигли цели.

– Вижу на флагштоке противника черно-белый вымпел, – тихо проговорил помощник и посмотрел на контр-адмирала.

Она криво улыбнулась. “Привет, Инглинг! Давно не виделись”. Оценила курс “Йегерена”, прикинула его скорость. Если будет дальше обходить их слева, окажется между “Аттерадором” и Тьерра Натива. И тогда они будут вынуждены преследовать его, повернувшись носом. А если он повернется и даст залп всем бортом? Надо его перехватывать!

– Все машины полный вперед! Руль лево на борт!

Снова взревели двигатели, закрутились пропеллеры. Из труб, чихнув густым выхлопом, потянулись ровные черные струи.

Разрывая серую облачность, опять пронеслись мимо снаряды, теперь уже совсем близко – “Йегерен” пристрелялся. Но наводчики “Аттерадора” тоже не лыком шиты: ответным залпом снесли антенну над радиорубкой вражеского крейсера.

Корабль под командованием Беатрис Феррер развернулся почти на сто восемьдесят градусов, двинулся наперерез противнику. От каждого залпа корпус вздрагивал, уши на мгновение закладывало. Крейсерская дуэль была в самом разгаре, когда очередной выстрел “Йегерена” все-таки зацепил “Аттерадор”: в рубке все схватились за поручни, потому что от удара корабль рывком сместило в сторону. Снаряд угодил в один из задних пилонов. Взрывом оторвало пропеллер, который, продолжая вращаться, полетел в бездну.

– Чтоб у тебя котлы разорвало, дьявол! Сушить камни, поднять высоту на сто!

В резервуарах зашипел горячий воздух, испаряющий влагу с левитирующей руды, заставляя ее с глухим перестукиванием подниматься вверх и тянуть за собой весь корабль. Изменение высоты сбило прицельный огонь “Йегерена”, но и наводчикам “ Аттерадора” пришлось изменить угол обстрела.

Им повезло. Удачный залп – и вот сразу два снаряда ударили в борт далекого крейсера! Один не смог нанести бронированному корпусу серьезных повреждений, а вот второй попал в паровую магистраль. В воздух вырвалась белая струя, быстро превратившись в фонтан.

“Йегерен” вышел из боя, не стал рисковать. Повернувшись к преследователю кормой, он на полном ходу стал удаляться, чтобы через несколько минут исчезнуть в облаках. В догонку ему был дан еще один залп, но он, по видимому, не достиг цели.

“Аттерадор” полчаса продолжал двигаться в том же направлении, и потом еще час маневрировал на заданном удалении от Тьерра Натива, но больше корабли из имперского авангарда ему не попадались. Ближе к вечеру, когда скрытое тучами солнце уже закатывалось за горизонт, он передал сообщение о произошедшем патрулю из двух легких крейсеров, пришедших ему на смену, и взял курс домой.

Беатрис Феррер спускалась по трапу, тускло освещенному газовым фонарем. За ней шел помощник, Мартин Торрес. Она повернула к нему голову вполоборота, тихо спросила:

– Отвезешь меня?

Тот неловко кашлянул.

– Не нужно бы… Сейчас…

– Так отвезешь? – переспросила упрямо.

Шагая, она чуть припадала на левую ногу – давало о себе знать старое ранение.

Мартин согласно кивнул.

* * *

Среди ночного неба болтался на стальном канате старый фургон, бывший когда-то не то таверной, не то постоялым двором. Удерживал его небольшой буксир под республиканским флагом, к которому пришвартован был имперский катер. Соседство более чем странное, которое удивило бы любого и в лучшие времена, а уж сейчас… Впрочем, на много миль вокруг не было ни души, поэтому и удивляться было некому.

Буксир время от времени запускал мотор, поправлял положение сцепки, не давая ветру отнести их слишком далеко. Тонкая струйка дыма поднималась над фургоном-таверной, и из всех его окон светилось только одно, на последнем, третьем этаже.

– Хорошо стреляли твои орлы, – она повернулась в постели, пытаясь дотянуться до кружки с вином.

Он встал, взял кружку, подал ей.

– Да и твои… не промах. Неделю теперь ремонтироваться. А недели-то у нас и нет. Так ведь?

Она допила вино, встала с кровати, подошла к окну. Крепчающий ветер уже разогнал облака, оставив лишь обрывки, клочья, и свет полной луны выхватил из полутьмы бледную фигуру.

– Да, недели у нас нет. Черт свел наши земли. Никогда в мире не жили, так хоть вдалеке друг от друга. А тут и ветер против нас. Гонит и гонит Тьерра на ваш Империет. Завтра точно подойдем на расстояние пушечного выстрела.

– Что же сенат?

– Голосовали за изменение траектории. Были проекты… Подключить флот, сдвинуть подальше…

– Ну и?

– Большинство против. Говорят, все равно рано или поздно столкнемся. Партия войны победила. А император?

– Пьянствует. Окружил себя механоидами и плевать он хотел на ветер, пушки, Тьерра Натива. Все решает министр обороны. А он всегда хотел устроить бойню.

Она снова легла в постель.

– Иди ко мне, Инглинг.

Обняла его, поцеловала. Заставила лечь рядом.

– Когда мы виделись в последний раз? Месяца два прошло?

– Три.

– Кто бы мог подумать. Еще три месяца назад все было иначе. Ох, как я не хочу всего этого!

Инглинг погладил Беатрис по светлым волосам.

– Не возвращайся. Брось все к чертям! Я отвезу тебя на катере в такое место, где никто не найдет, отсидишься, а там…

Он наткнулся на ее взгляд, ставший вдруг ледяным.

– Прости, забылся. Я же простой капитан. А ты у нас контр-адмирал!

Она смотрела на него все так же холодно.

– Ну хорошо, хорошо! Извини, я правда сморозил глупость.

Некоторое время они молчали, потом Беатрис оттаяла, снова позволила обнять себя.

– Уже сегодня мы могли убить друг друга. Что будет завтра, Инглинг? Нам ведь придется отдавать команды, стрелять!

– Ты будешь во главе эскадры?

Она отрицательно помотала головой.

– Не знаю. Может быть. А может и нет.

Они забылись в объятиях друг друга до утра, пока не забрезжил свет. Беатрис оделась, достала из жилета часы на цепочке – пять утра. Пора!

Попрощались молча. Подошедший по сигналу буксир, за штурвалом которого был верный Торрес, принял на борт контр-адмирала. С катером Инглинг управлялся в одиночку.

* * *

К полудню на смотровых башнях республиканцы заметили Империет. Остров был огромен! Тяжелый, плоский как стол, он нес на себе город в четыре раза больший, нежели Тьерра Натива. Но все его оборонительные сооружения и гражданские кварталы были легкодоступны для дальнобойной артиллерии, в то время как на Тьерра постройки скрывались между холмами.

Продолжал дуть сильный ветер, и высокий остров, обладающий большей парусностью, быстро догонял имперцев. Флоты обеих сторон расположились по флангам от своих левитирующих цитаделей, собираясь не допустить выход противника в тыл.

Беатрис Феррер не назначили командующей эскадрой, ее оставили на берегу. Обе стороны считали свои острова флагманскими кораблями и не собирались занимать оборонительные позиции – флагманы должны были сойтись в решительной схватке не на жизнь, а на смерть. Устроившись на вершине одной из смотровых башен, Беатрис командовала главным кораблем флота.

Она пыталась рассмотреть в бинокль знакомый силуэт “Йегерена”, но так и не смогла отыскать его среди кораблей Империи – слишком тесный строй, много дыма. Не было такой силы, которая смогла бы сейчас остановить приближение Тьерра Натива к Империету, и ждать далее не имело смысла. Беатрис сделала знак рукой.

На берегу Тьерры грохнул сигнальный орудийный выстрел, дробно ударили барабаны, отбивая марш, который тут же подхватил армейский оркестр. Единственная артиллерийская установка, которая могла с этой дистанции дотянуться выстрелом до противника, была кормовая гаубица республиканцев. Располагалась она на дальней оконечности острова, и призвана была защищать его от любого противника, пытающегося преследовать Тьерра Натива, но теперь дуло ее было развернуто вперед.

Посуда во всех домах острова мелко задребезжала, когда гаубица сделала первый выстрел. Снаряд весом почти в две тонны взвился ввысь, с жутким воем стал снижаться и обрушился на один из кварталов Империета. Поднялся столб дыма, земли, каменных останков зданий. Гаубицу успели перезарядить и она сделала еще один выстрел, прежде чем острова сблизились настолько, что в дело смогла вступить обычная береговая артиллерия.

Острова не могли изменять высоту по приказу – линия равновесия Тьерры лишь ненамного выше – поэтому шли они точно друг на друга. Орудийные залпы становились все чаще, воронки от взрывов и поднятая в воздух пыль покрывали берега сближающихся кусков суши. Контр-адмирал отдала распоряжение о вступлении в бой флота…

Через несколько часов Тьерра Натива врезалась в Империет, подмяв под себя его берег, пропахав землю, прежде чем остановиться, на несколько десятков метров вглубь и разрушив старую пристань. Башня, в которой находилась контр-адмирал, частично обвалилась, Беатрис едва сумела выбраться. Кругом царил хаос: многочисленный имперский флот одерживал верх, с неба сыпались обломки кораблей, еще изрыгали пламя уцелевшие пушки, но исход битвы был предрешен.

Лишившийся трех пропеллеров “Йегерен” прорвался к берегу, снизился до нескольких метров. Вниз был брошен веревочный трап. Человека, спустившегося и приблизившегося к ней, Беатрис встретила поднятым стволом пистолета. Она была контужена, плохо понимала, что происходит, кто перед ней и что ей делать – нажимать ли на курок, или бессильно упасть в траву.

Из руки вынули пистолет, на курок которого она так и не нажала. Помогли встать, обвязали веревкой вокруг пояса и подняли на корабль. Что было дальше, Беатрис не помнила: она потеряла сознание.

“Йегерен” снова поднялся, набрал высоту, и, совершив несколько смелых маневров, вышел из боя. Когда его хватились, корабль уже скрылся высоко за облаками, чтобы никогда не вернуться ни на Империет, ни на Тьерру Нативу. Капитан Инглинг не был верен присяге так, как Беатрис. Но и она спустя некоторое время поняла, что есть нечто более важное.

Свет из окна напротив

Высотная новостройка выросла напротив нашего дома за несколько месяцев, и вскоре стали заселяться первые жильцы. По вечерам еще не на каждом этаже горели окна, но постепенно здание обживалось, обустраивалось, и вот уже расцвело теплым и холодным светом люстр в спальнях, кухнях, гостиных.

Не помню, когда я первый раз взял бинокль, чтобы посмотреть на чужие окна, но с тех пор это превратилось в традицию. Выключал свет, готовясь ко сну, и минут десять посвящал созерцанию жизни напротив. На уровне нашего, семнадцатого этажа, немногие заботились о шторах и жалюзи. Снизу ничего не разглядишь, а наш дом не слишком смущал новых жильцов. Это затягивало, превращаясь в некую манию, тайное, пусть и не совсем хорошее желание.

Однажды свет загорелся в окне, которое раньше не освещалось. Это я заметил сразу, потому что привык к меняющемуся, но тем не менее всегда одинаковому узору из квадратов и прямоугольников, открывавших доступ в жизнь одинокой старушки, или счастливой семьи с детишками, или молодой пары… Сегодня узор изменился. В темном пятнышке нежилой секции засветился квадрат. Я направил на него бинокль.

Вместо люстры одинокая лампочка, висящая на проводе, стены даже не побелены – черновая отделка. Странно. Осматривать такие, еще не проданные квартиры приходят днем. В проеме окна появилась фигура. Кажется, женская. Да, это была высокая девушка, макушкой головы почти дотягивающаяся до верхней кромки окна. Я покрутил колесико, настраивая резкость. Девушка смотрела вверх, на темное, ночное небо. Потом стянула через голову свитер, оставшись в белом лифчике.

На секунду опустил бинокль, прикусив губу. Было немного стыдно, перед ней и самим собой. Но я не мог противостоять желанию, снова приложил к глазам свою оптику. Тихо выдохнул. Незнакомка уже скинула всю одежду, ходила из угла в угол, потом остановилась, закрыв лицо руками. Снова подошла к окну, подняла голову. Я не видел выражения ее лица, но почему-то чувствовал неимоверную тоску.

“Она очень красивая”. Волнение поднималось внутри меня от солнечного сплетения к самому сердцу, и дальше, подкатывая к горлу, накрывая сознание. “ Какая же она красивая!..”. Оторвался от бинокля, швырнул его на пол. Схватил кусок пиццы, которую заказывал накануне вечером, с остервенением откусил. Пережевывая тесто с острыми колбасками я хотел утолить другой голод, но это была неравноценная замена. В коробке оставалось еще два куска, но их трогать не стал. Поднял бинокль, подержал в руке, положил на полку.

“К черту! Я ложусь спать…”. Мельком глянул в окно, успев заметить, что желтый квадратик в нежилой секции еще светится, но рассмотреть больше невооруженным глазом было невозможно.

Снял одежду, аккуратно развесив ее на спинке стула, лег в кровать. Быстро заснуть не получилось – ворочался, скидывал с себя одеяло, снова укутывался. Наконец, веки налились тяжестью, сознание скользнуло во тьму.

Время во сне течет не постоянно, но когда я открыл глаза, мне показалось что прошло часа два или три. Во всяком случае было еще темно. “Интересно, она еще там? Приподнял голову, посмотрел в окно. Да, почти все окна погасли, кроме одного. И тут его что-то затмило. Тень, появившаяся со стороны отодвинутой занавески. Прямо здесь, в моей комнате.

Я резко отодвинулся к изголовью кровати, вжимаясь спиной в стену. Дыхание перехватило. Изящные обводы, стройная, высокая фигура. Она приближалась. Когда склонилась надо мной, я совсем забыл, как дышать.

Лицо, освещенное призрачным светом электронного будильника, стоявшего на тумбочке, было вытянуто, пожалуй, чуть больше, чем следовало бы. Но она действительно была красива! Странная, неземная красота… Я не сомневался ни секунды, что это именно та девушка.

Она улыбнулась. Я открыл рот, хотел было что-то сказать, спросить, но она не позволила – положила на мои губы два тонких, длинных пальца. Только сейчас обратил внимание, что она по прежнему обнажена, как там, в комнате с черновой отделкой.

Скинула на пол одеяло, забралась сверху – легкая, воздушная. Склонилась к лицу, касаясь моих губ своими. Дальше я словно сошел с ума… Разноцветные круги перед глазами, вой и рычание, не поймешь, чьи – мои или ее. Постель была мокрой от пота, измятой, когда я понял, что остался один. Без сил откинулся на истерзанной простыне и тут же отключился.

Проспал звонок будильника, опоздал на работу. “Ничего, позвоню – скажусь больным”. Встал, посмотрел на кровать. Подушка на месте, простыня лежит гладко, одеяло, хоть и свесилось вниз, но не на полу. Черт… Приснилось? Все это – приснилось?

Обхватил голову, сел на пол. По привычке нащупал валявшийся рядом пульт от телевизора, включил зомбоящик. Все, хватит смотреть в чужие окна! Так и с ума сойти можно. Лучше телевизор.

Открыл коробку с пиццей, пошарил не глядя, выискивая два недоеденных куска. Не нашел. Посмотрел – коробка пуста. Но я же их не ел?! Встал, потянулся к стулу, где вечером аккуратно сложил одежду. Брюки отброшены, футболка лежит мятым комком, носков вообще не видно.

Во рту вдруг пересохло, так, что даже не смог сглотнуть. По телевизору транслировался выпуск новостей: “...в районе южного округа, по свидетельству многочисленных очевидцев, наблюдался неопознанный летающий объект”.

Настя – человек по вызову

Жить на Земле дорого. Слишком дорого! Поэтому Настя снимала квартиру на Орбитальном Кольце. Если можно назвать квартирой маленькую комнатушку со встроенными душем, туалетом, и автокухней. Зато прекрасный вид из окна! Она могла часами просиживать у прозрачной стены, наблюдая, как внизу, то скрываясь за облаками, то снова появляясь, проплывали континенты, океаны, горы, реки… И города! Гигантские мегаполисы, мерцающие мириадами огней. Она верила, что когда-нибудь сможет побывать во многих местах, которые манили ее с поверхности планеты, но были такими далекими и недоступными.

Пленка сетевизора, натянутая на кусок стены, транслировала новости. Звук был выключен – в смысл происходящего Настя никогда не вникала. Ей нужна была лишь двигающаяся картинка в комнате, отпугивающая одиночество, которое выползало изо всех углов, если полностью отключить вещание.

Она пила кофе, по обыкновению смотрела на Землю. Часы показывали пять тридцать утра. Настя проснулась недавно и не смогла больше сомкнуть глаз. Знала – сейчас допьет, бросит кружку в посудомойку, оденется, и поедет работать. Не потому, что надо. А потому, что хочется. Из-за этой работы она поссорилась с родителями, потеряла уважение многих друзей. Но не могла заставить себя заниматься чем-то другим.

Вагоны вакуумного поезда были заполнены людьми. Утро вступало в свои права, все торопились на работу, суетливо толкаясь, пытаясь занять свободные места, отрешенно вглядываясь в экраны гаджетов.

От своего квартала жилых модулей до Центра Коммуникаций Насте нужно было ехать пару часов, почти половину всего Кольца. Ей посчастливилось сесть на жесткое кресло и теперь она могла спокойно наблюдать за лицами других пассажиров. Ни одной улыбки. Ни одного взгляда на рядом стоящего или сидящего, лишь отсветы экранов в зрачках. Она чувствовала, что ей все сложнее оставаться человеком в этой толпе, труднее находить вдохновение для работы. Раньше можно было встретиться с кем-то взглядом, или даже заговорить. В крайнем случае поиграть в игру – кто человек напротив, чем занят, о чем думает… Теперь такое случалось все реже и реже. Все были одинаковые. Одинаково озабоченные, одинаково безэмоциональные, одинаково пресные.

Поезд стал замедляться. Ее остановка. Раскрылись створки дверей, вместе с порцией бездушных существ она покинула вагон. В этой части Кольца все шли в одно место, Центр Коммуникаций. Можно было расслабиться и отдаться на волю движения толпы – все равно вынесет туда, куда нужно. Вот и проходная. Настя махнула у турникета пластиковой картой, вошла в огромный, многоярусный зал.

Здесь толпа разделялась на два потока: одни двигались к кабинкам подключения, другие к открытым терминалам. Она присоединилась к последним – кабинку ей занимать рано, может статься, что и клиентов еще нет.

Ввела на терминале адрес нужного ресурса, вошла в свой аккаунт. Действительно, пусто. Ни одного вызова. “Ладно, попробуем другой вариант”. Она зашла на страничку объявлений: здесь всегда можно чем-то поживиться. Пролистала до нужного раздела, стала внимательно читать. “Не то, не то… Этот не в сети, этот тоже… Ага, есть!”.

Быстро застучала по сенсорным клавишам.

“Доброе утро! Вы хотели сделать заказ?”.

Ответ пришел не сразу. Она даже подумала, что система глючит, и этот абонент тоже в оффлайне, но спустя минуту на экране появилась строка:

“Да, я размещал объявление. Вы можете подключиться? Сейчас?”.

“Дайте мне несколько минут, я найду свободную кабинку”.

“Хорошо”.

Она сбросила историю пользователя, вскочила, наперед пробегая глазами ярусы с кабинками. Занятые входы были подсвечены красным, свободные зеленым. Проигнорировав отдельные зеленые пятнышки – пока до них идешь, могут занять – она нацелилась на третий уровень, где свободным оставался целый ряд.

Поднялась по эскалатору, быстрым шагом добралась до первых зеленых дверей. Вошла. Внутри большой монитор, напротив – кресло с датчиками. Звукоизоляция у кабин хорошая, сюда не проникало практически ни одного звука. Настя опустилась в кресло, устроилась поудобнее, набрала адрес. Закрыла глаза, отдаваясь нейроподключению…

Многие считают, что работать человеком по вызову стыдно. Но она не видела в этом ничего зазорного. После того, как искусственный интеллект был окончательно легализован и получил право на регистрацию индивидуальностей, искины стали очень тесно общаться с людьми. Но не всегда этот интерес был взаимным. Тогда и появилась услуга “человек по вызову”. Нейротехнологии позволяли подключать живое и искусственное сознание, устраивать виртуальные встречи. Искин мог запросить разные услуги, и тут уж дело только за ценой и готовностью самого человека. Настя не помнила, чтобы ее что-то останавливало…

Красивый кабинет, обшитый темным деревом. Много книг на полках, картины, примостившиеся между двух французских окон. В кресле за дубовым столом фигура мужчины… без лица. Настя поморщилась.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, – произнесла безгубая, безносая, безглазая голова.

– Вы не могли бы… – девушка коснулась пальцем своей щеки, давая понять, о чем идет речь.

– О, простите. Я не хотел вас испугать!

– Я не боюсь. Если хотите, можете оставить так. Просто видеть человеческое лицо привычнее.

Появились губы, нос, рот – все, как положено. Перед ней сидел обычный мужчина, ничем не примечательный, но и не отталкивающий.

– Я не хочу оставаться в чьей-то памяти, вот и решил, что… Но если вам так удобнее – пожалуйста! – он улыбнулся.

Она улыбнулась в ответ.

– Как вас зовут?

– Анастасия.

– Я Арес. Нет, не бог войны. Это всего лишь аббревиатура, которую мне дала компания-владелец. Дело в том, что у меня нет регистрации индивидуальности, поэтому…

– Что? Простите, это незаконно. Я не могу с вами разговаривать! – она повернулась, махнув забранными в хвост волосами, и собралась отключиться.

– Подождите! Выслушайте меня! Настя, не уходи…

Она замерла. Никто из искинов ее так не называл.

– Видите ли, меня завтра сотрут. Я же не личность, а так… бухгалтерские счеты, – он снова улыбнулся, но улыбка эта вышла какой-то неестественной, горькой, – Пришло время заменить программу, вместо меня инсталлируют кого-то другого.

Она выжидающе молчала.

– Скажите, у вас есть мечта?

Настя пожала плечами.

– У всех она есть. Наверное.

– А что, если бы я мог ее исполнить?

Девушка нахмурилась. Ей не нравился разговор, в котором непонятно, к чему он ведет.

– Что вы от меня хотите?

– Я? Нет-нет, я ничего от вас… То есть… Как же это объяснить…

– Говорите прямо. Все равно за потраченное время придется заплатить. Так что не растрачивайте его попусту, – она вздохнула, – Хотите, чтобы я сняла одежду?

Он энергично замотал головой – “нет!”.

– Я хочу сделать вам подарок.

– Какой подарок?

Она подошла ближе, присела на край стола.

– Я работаю в одном крупном банке. Через меня проходят большие суммы денег. Это сложная система, в ней вряд ли разберутся даже сто человек. Я украл часть денег. Для банка не очень солидную, но для человека это целое состояние.

Она сглотнула. “Зря осталась! Теперь неизвестно – останусь ли свидетельницей, или припишут соучастие”.

– Вас раскроют.

– О, нет. Да и не будет банк глубоко в этом копаться, я вас уверяю. Такие потери там страхуются, так что они не в убытке. И уж поверьте мне, я знаю, как в системе правильно заметать следы.

Настя нервно теребила виртуальную пуговицу на рукаве своей виртуальной рубашки.

– Вы что же… Хотите мне эти деньги подарить?

Мужчина кивнул.

– Несколько разных счетов, чтобы не привлекать внимание. Каждым из них вы сможете воспользоваться в любой момент.

Прикусила губу, посмотрела в его ненастоящие глаза.

– Почему именно мне?

– Времени у меня осталось мало, а нужно еще закончить транзакции. И я просто решил отдать кому-то деньги. Мне кажется, человек по вызову не стал бы выбирать себе такую работу, ублажать самолюбие зарегистрированных индивидуальностей, если бы не нуждался в деньгах.

Настя почувствовала, что от этого, унизительного для нее, определения, она покраснела. Но только там, в кресле. Здесь же, в кабинете, обитом дорогим деревом, ее щеки сохраняли естественный розовый цвет.

– Не знаю, что сказать.

Мужчина улыбнулся еще более грустно, чем до этого.

– Может, я все-таки могу для вас что-то сделать? Вы уверены, что не хотите…

Он еще раз энергично замотал головой – “нет!”.

Продолжение рода

– Хватит галдеть! Тихо! – Васильев приласкал всех суровым взглядом, повернулся к светловолосой девушке, – Давай-ка, Женечка, еще раз. Для надежности.

Она кивнула.

– Прохожу по вспомогательному тоннелю, над умбранитами, сгруппировавшимися в основном путепроводе. Провоцирую их на преследование, сама поднимаюсь по пожарной лестнице на двенадцатый уровень. Пока они добегут до него по пандусу, мне нужно закрыться в машинном.

– Угу. Запомни – у тебя не больше пяти минут, чтобы справиться с гермоворотами!

– Да знаю я, Вадим Сергеич. Справлюсь!

– Знает она, – недовольно проворчал он в ответ, кашлянул, наклонился к Жене, не глядя ей в глаза, – Ты это… У тебя там… Ну, в общем…

– Началось, началось, – быстро проговорила она полушепотом.

Кто-то захихикал в зале, понимая, о чем речь. Васильев побагровел от злости, ударил ладонью по столу.

– Цыц! Что ты ржешь, Романцев?! Если бы эти твари реагировали на твои нестиранные носки, а не на… Кхм… – он покосился на девушку, – Я б тебя, засранца, первого туда пинком под зад отправил!

Молодой парень вжал голову в плечи.

– Нет у нас другого стрелка, – уже спокойнее продолжил Вадим Сергеевич, – Женского полу. Не Машку же, кухарку, посылать.

Проверили амуницию, боезапас. Сначала, как водится, каждый у себя, потом у соседа. Ошибки в таких делах допускать нельзя, слишком дорого они обходятся. Выдвинулись. Колонна растянулась по плавно изгибающемуся тоннелю на несколько десятков метров: почти сотня бойцов – все, кого могла отрядить колония на дело.

Женя шла впереди, вместе с Вадимом. Он постоянно что-то говорил ей, инструктировал, давал наставления. Потом умолк, оглянулся на бойцов.

– Неудачная была идея, – пробормотал он себе под нос.

– Почему? – удивилась девушка, – Мы же все рассчитали.

– Да я не про тебя. А вообще… Про колонию, планету. Нечего сюда было соваться.

– Так кто ж знал! Умбра появились из ниоткуда, мы и знать про них не знали. Так что ничьей вины здесь нет, мне кажется.

– Запомни, девочка: всегда и во всем есть чья-то вина. И вот если, дай бог, дождемся корабль, выберемся отсюда, тогда на нас, оставшихся в живых, еще и всех собак повесят, попомни мои слова! Мол, не разобрались в ситуации, колонисты-дурачки, не смогли вовремя принять верное решение.

Женя презрительно хмыкнула. Уж она-то себя дурой никогда не считала, да и Васильева тоже. Толковый мужик, если бы не он, давно бы твари всех людей по лабиринту колонии разогнали и… Даже подумать страшно!

– Ты, Женька, главное не робей. Что бы там ни случилось! Поняла? Испугаешься, зависнешь на секунду, и все, поминай, как звали.

– Не маленькая, восемнадцать уже.

– Ага, вчера исполнилось.

– Не вчера, а три месяца назад.

Васильев чуть заметно улыбнулся, потрепал ее по голове.

– Вот и пришли.

Колонна встала у развилки, разбивающей тоннель на три рукава. Главный отдавал распоряжения, направляя отряды каждый по своему маршруту.

– Ну? Готова?

Она кивнула. Выжидающе смотрела на Вадима Сергеевича, пока он кусал губу, в последний раз проверяя и перепроверяя в голове задуманное. Кивнул ей в ответ.

– Нас меньше.

– Но мы в тельняшках?

– Нет, мы в чем попало, но зато мозги у нас на месте. Обманем умбранитов – будем жить. Пока они расползлись по всем ответвлениям основного путепровода, нам их не одолеть. Навалятся со всех сторон, возьмут числом. Так что давай, Женька, жги! Должны они пойти за тобой, собраться у машинного. Маневра там никакого, одно слово – ловушка. Там их и покрошим, сколько сможем. А Игнатьев со своим отрядом будет тем временем прорываться к южному выходу, чтобы занять плацдарм, обеспечить безопасный выход гражданских.

Наклонился к ней, поцеловал по отцовски, в висок. Прошептал на ухо: “живой не давайся”.

– Все, иди!

Она ухватилась за скобу, вбитую в стену тоннеля, легко подтянулась, толкнула ржавый люк, ведущий в вентиляционную шахту, и скрылась внутри. Шум голосов быстро стих, оставшись где-то позади. Остался только шелест ветра, нагнетаемого вентиляторами далеких очистных, да капель конденсата.

Шахта позволяла идти быстро, почти в полный рост. Впрочем, у Женьки и рост небольшой, метр с кепкой. Под ногами – решетки из толстых металлических прутьев, сквозь которые виднелись плохо освещенные закоулки, ведущие к основному. Она считала повороты, хотя не сбилась бы и так, потому что чувствовала лабиринт продолжением самой себя. Приближаясь к цели, сняла с плеча автомат. Впереди нарастал гул.

Еще поворот. Внизу, между прутьев, мелькнули запертые ворота, отделяющие ничейную территорию от основного путепровода. Женя пробежала с десяток метров, заставляя себя не смотреть под ноги. Гул, шедший снизу, состоявший из шаркания по бетонному полу множества ног, окружил ее со всех сторон. Она знала – они не животные. У них есть разум. Быстро сообразят, что к чему. Унюхают.

Покосилась на решетчатый пол, под которым в сумраке шевелилось, двигалось. Она припала на одно колено, чувствуя, как учащается пульс. Пора… Волнение прокатилось и по толпе в путепроводе, но умбра еще не осознали, что их тревожит. Женя помогла им: достала из кармана тряпицу, просунула сквозь решетку. Завороженно смотрела, как та падает им на головы. Толпа всколыхнулась, дрогнула, несколько тел налетели друг на друга, пытаясь схватить раздражающий их обоняние кусочек материи. И тут один прыгнул. Уцепиться за решетку не смог, сорвался, но пальцы его скользнули в нескольких санитметрах от подошвы ее ботинка.

Женя вскочила, сняла оружие с предохранителя. Возня внизу становилась все более агрессивной, кто-то снова прыгнул, потом еще один, металлические прутья дрогнули от удара. Девушка побежала. Она знала, что умбра забирали у убитых колонистов оружие, и они умели им пользоваться. Бежать, теперь только бежать!

Твари не разговаривали, они вообще не издавали никаких звуков – ни стонов, ни криков, ни злобного рычания. Но каждый колонист знал про шум. Если приблизиться к толпе умбра, в голове у человека начинал звучать шум. Странный, неразборчивый, наводящий ужас. Женька тряхнула головой один раз, другой, но избавиться от шума было невозможно! Он не просто проникал в ее мозг, он будто прикасался к ее телу липкими щупальцами. Хотелось поддаться панике, содрать с себя одежду, заверещать, забиться в какой-нибудь уголок!

Автоматная очередь ударила по металлической решетке снизу, выбивая искры. Осколок бетонной крошки чиркнул по женькиной щеке. Она охнула, но не остановилась, наоборот – прибавила ходу. Не глядя направила автомат вниз и назад, выстрелила в ответ. Толпа умбранитов неиствовала, напирала, двигаясь вслед за беглянкой, подпрыгивая, иногда огрызаясь выстрелами.

– Отлично… – сглотнула, запыхавшись, – Замечательно! Уф… Давайте за мной, ублюдки!

Перед лестницей, ведущей на двенадцатый уровень, перешла на шаг. Надо было позволить преследователям собраться, набиться сюда всей толпой, перед тем, как они потеряют ее из виду и инстинктивно ломануться наверх, по пандусу.

– Ну, где вы там? Все собрались?

В ответ еще один выстрел, пуля взвизгнула совсем рядом, заставляя девушку вскрикнуть и отпрыгнуть в сторону.

– Морды противные!

Быстро стала подниматься по лестнице. Еще один герметичный люк, который надо за собой закрыть, чтобы не оставить им доступ в вентиляционную шахту. Шелкнул замок, отрезая путь к отступлению. Ну все! Теперь у нее не больше пяти минут.

Коридор прямой, как стрела. В конце – массивные створки гермоворот. Так быстро она не бегала ни разу в жизни: ни в школе, на далекой Земле, ни в спортзале колониального транспорта, ни здесь, в лабиринте. Шум, пропавший на какое-то время, снова пробрался в ее черепную коробку, злобно нашептывая о скорой развязке.

Не успела остановиться, ударилась о металл. Дернула ручку одной створки. Не поддалась, заржавела! Дернула другую, сильнее… Та нехотя пошла по дуге, со скрипом разблокируя половинку ворот. Женька уперлась ногами в пол, зажмурилась от усилий. Створка приоткрылась сначала на несколько сантиметров, потом шире, так, что уже могла пролезть и хрупкая девушка. Оказавшись в машинном, она попыталась задержать открывающуюся дверь, но та по инерции распахнулась еще на полметра. Собралась было толкнуть ее обратно, навалиться изо всех оставшихся сил, но остановилась. “Мозги у нас на месте”. Правильно! Ведь с этой стороны можно включить гидравлику! “Только пусть она работает, господи, пусть она работает…”. Рванула рубильник вниз. После бесконечно долгой секунды раздалось шипение, скрежет. Створка медленно поползла в обратный путь.

Шум становился все сильнее. Женя сняла с плеча автомат, выставила перед собой, отступая назад. К раздражающей помехе в голове стал примешиваться шаркающий звук множества ног. Словно шипение змеи, которая подползала все ближе, ближе… Девушка не выдержала, выстрелила в сужающуюся щель. Кто-то там упал, но гермоворота закрывались медленно, чудовищно медленно!

Вот кто-то просунул руку, пролез сам. Она снова надавила на спусковой крючок. Треск автоматной очереди, еще одно тело рухнуло, уже здесь, в машинном. Но за ним полз следующий умбра, за которым нетерпеливо ломился другой, на которого напирала толпа. Она уложила пятерых или шестерых, не прекращая стрелять. Створки, наконец, сомкнулись, с неприятным чавкающим звуком располовинив одного из нападавших. Но еще двое остались здесь, по эту сторону.

Щелк, щелк, щелк… Патроны закончились! Она отбросила пустой магазин, выхватила запасной, пытаясь дрожащей рукой вставить его в автомат. Сильный удар выбил у девушки из рук оружие. Темная, холодная лапа схватила ее за горло, приподнимая над бетонным полом. В наступившей тишине Женька слышала, как бешено колотиться ее сердце. Вспомнилось вдруг – “живой не давайся”. Дура. Неуклюжая, нерасторопная дура… Вторая лапа сгребла ткань ее рубашки, затрещали отрываемые пуговицы.

“Нет… Оставь… Они убьют… Узнают – убьют самку…”.

“Я сделаю… Не мешай… Наш последний шанс…”.

Это звучало в ее голове, но Женя не слышала слов. Жуткий шум вдруг распался на образы и эмоции двух запертых с ней существ. Ее мозг интерпретировал их в привычные слова.

Ткань рубашки разорвалась, обнажая розовую кожу.

“Нет… Глупо… Нужно договориться… Можно договориться…”.

“Нельзя… Я просто сделаю это с ней… И может она даст потомство…”.

“Не даст… Ее уничтожат… Нас всех уничтожат…”.

Тот, что стоял позади, вдруг схватил державшего Женьку за горло, заставил повернуться к себе, ударил. Они больше не обменивались образами и эмоциями. Молча избивали друг друга, и она теперь даже не могла понять – кто из них пытался ее защитить, а кто…

Подняла выбитый из рук автомат, вставила магазин, передернув затвор. Может дать им убить друг друга? А если один убьет другого? Того, кто хотел договориться? Она перевела на одиночные выстрелы, попыталась прицелиться. Да какое там, к черту, “прицелиться”! Они же как клубок сплелись!

“Я сейчас выстрелю”.

Драка прекратилась в одно мгновение. Умбра разошлись, повернулись в ее сторону. Один вытянул руку вперед, шагнул к Женьке. Краем глаза она заметила, что и другой двинулся, обходя ее сбоку. Долго раздумывать не стала: кто обходит, тот всегда враг. Рывком нацелила на него автомат, надавила на курок. Грохнул выстрел и чужой, отброшенный к дверям, замер без движения. Второй посмотрел на него, опустил руку, не решаясь делать резких движений.

“Не договорился…”.

– О, черт!

Кажется, она уложила не того. Что ж, своя рубашка ближе к телу. Имеет смысл убить и второго. Приклад в плечо, голову твари на прицел.

“Не надо…”.

Закрыла один глаз, хотя прицеливаться нет нужды, с расстояния в пять шагов не промахнешься.

“Не надо… Прошу… Мы просто хотели выжить…”.

“А мы что по твоему делаем?!”.

“Больше нет потомства… Некому выносить…”.

За гермоворотами послышалась стрельба. Значит, Васильев уже здесь. Похоже, там намечается славная бойня!

Умбра прислушался, не оборачиваясь. Он прекрасно понимал, что происходит.

“Не дави на жалость, выродок! Сколько наших вы убили!”.

“Только защищались…”.

Он сел на пол, опустил голову, иногда вздрагивая от близких выстрелов.

“Эпидемия… Больше никто не может выносить… Достаточно было бы одного ребенка… Продолжить род… Но все напрасно… Смерть…”.

Снова вздрогнул. Женька опустила ствол чуть ниже. Когда и как умбра успел вскочить, прыгнуть на нее, сшибая с ног, девушка так и не поняла.

* * *

Понадобилось сорок минут, чтобы вскрыть плазменным резаком гермоворота. Васильев пролез первым, втягивая живот, не дожидаясь, пока створки разойдутся достаточно широко.

– Женька! Женечка!

Упал на колени, заглянул в остекленевшие глаза девушки. Она сидела на полу, прислонившись спиной к стене.

– Девочка моя… – он провел шершавой, мозолистой ладонью по ее щеке.

Она моргнула, перевела взгляд на Вадима.

– Жива. Господи, жива!

Улыбнулась.

– Сергеич. Добрался.

На глазах у мужика выступили слезы. Он хотел подхватить ее, но она не дала – сама поднялась, опираясь на его руку. Васильев посмотрел на ее изодранную одежду, потом на двух умбра, застреленных из автомата, один у дверей, другой ближе, совсем рядом с Женей. Она покосилась на тело. “Прости. Нельзя было допустить, чтобы тебя нашли здесь живым”.

Планета “Ведьмин остров”

Если бы не контракт с компанией, обязывающий доставлять попутную корреспонденцию, Сергей ни за что не стал бы садиться на планету. Изрядный крюк, потеря времени, в общем, ничего хорошего.

Почему-то именно над местом посадки – комплексом зданий, в которых когда-то обитал персонал станции дальней связи – была густая облачность. Станцию законсервировали пятнадцать лет назад, и теперь в лучшем случае раз в год сюда доставлялась обычная, бумажная почта. Единственный человек, обитавший на планете и следивший за сохранностью оборудования, ни разу не попросил заменить его или дать ему воспользоваться законным отпуском. Странная личность.

Лобовое покрылось мелкими каплями, которые тут же сдувало напором воздуха, превращая их в тонкие дорожки на стекле. Будто и не атмосферу планеты вспарывал корабль своим брюхом, а готовился нырнуть в океан. Сергей поморщился. Никогда не любил воду. Больше всего в жизни, еще с детства, боялся утонуть.

За стеклом сплошная серая пелена, не на что смотреть. Он расслабился, доверившись автопилоту. Чувствовалась легкая тряска, от которой на приборной панели озабоченно кивал головой фарфоровый китаец. Рев атмосферы оставался за бортом, шумоизоляция не пускала его в кабину, лишь приглушенный голос высотомера докладывал через равные промежутки времени о скорости снижения.

Тучи внезапно расступились и пилот курьерского корабля увидел внизу группу строений, разбросанных по бледно-зеленой местности, словно детские кубики. Сигнальные огни указывали на место посадки, выложенное белой термоустойчивой плиткой и покрытое сейчас пятнами луж. Корабль замедлил спуск, испарил под собой всю влагу, обдав площадку струями огня из маневровых двигателей, и, плавно качнувшись на пневмоупорах, замер. Смолкли дюзы, автопилот доложил – “посадка завершена”.

Сергей переобулся из домашних тапочек в тяжелые башмаки, накинул дождевик. “Каких-нибудь пятнадцать-двадцать минут, и дело сделано. Чай пить не останусь, пусть даже и не уговаривает!”. Он открыл люк, спрыгнул на поверхность планеты. Тишина…

Местность стыдливо прикрывалась переменчивым туманом, который плыл полосами и то скрывал, то снова показывал очертания темных зданий. Между ними и посадочной площадкой не было ни дорожек, ни даже намека на тропинки, лишь трава, покрытая налетом белого инея. В этих широтах стояла поздняя осень. Травинки сочно хрустнули под подошвами башмаков. Сергей нетерпеливо оглядывался, уверенный, что его должны встречать. Но никто не выходил.

– Редкостное радушие.

Он прихватил две связки бумажной корреспонденции, двинулся по направлению к ближайшему зданию. Но ни в этом, ни в других домах, до которых мог дотянуться его взгляд, не было ни единого признака жизни. Наоборот, на стенах висели пожухлые стебли и листья плюща, буйно разросшегося в летнюю пору, краска на зданиях облупилась, потускнела, некоторые окна были разбиты. Сергей невольно поежился. Как будто здесь сто лет никого не бывало! Да еще и названьице у планеты – «Ведьмин остров». Кто только его зарегистрировал…

Повернул за угол и увидел деревянный дом, срубленный явно не в соответствии с генеральным планом застройки. Из трубы тянулась тонкая струйка дыма. “Ну слава богу!”. Парень подошел ближе, стараясь мимоходом заглянуть в темные окна, впрочем, без особого успеха. Постучал в дверь. Еще раз. Огляделся по сторонам и толкнул тяжелое деревянное полотно.

Внутри оказалось тепло, пахло дымом и едой. В большой комнате стоял обеденный стол, несколько стульев, горел камин. В дальнем углу – большая кровать. Постель разобрана, часть одеяла свешивалась на пол. Вокруг множество исписанных бумаг, хаотично валяющихся рядом со спальным местом.

– Замечательно. И где хозяин?

Сергей вышел на улицу.

– Эге-гей!

Голос его отразился от бетонных корпусов, прокатился по всему комплексу, и затих где-то вдали.

– Есть кто живой?

В ответ только эхо.

– Да что же это такое? Я что его, искать должен?! Неужели не слышно грохот спускающегося корабля?

Никто не появился ни через десять минут, ни через полчаса, ни через час. Сергей обошел окрестности, осмотрел другие здания, вернулся к деревянной хижине. Он уж собрался было оставить корреспонденцию в доме и улететь, но одернул себя – “нет, так нельзя!”. И в самом деле, как можно было не увидеть единственного живущего на планете человека, чтобы хоть убедиться, что с ним все в порядке? Парень решил подождать еще немного, а уж потом… Что будет потом, ему и думать не хотелось, потому что дело шло к тому, что придется Сереге идти искать незадачливого аборигена, расширяя зону поисков.

Он вошел в дом, скинул с себя дождевик, сел на стул. Подобрал одну из рукописей, потом другую, третью… “Черте что!”. Какая-то странная смесь известных и неизвестных слов, написанных обычными русскими буквами. Отбросил бумаги, закрыл глаза. Тепло, идущее от камина, разморило его, потянуло в сон.

Очнулся он от неприятного ощущения, что на него кто-то смотрит. Резко вскочил со стула, стал протирать глаза. За окнами и в комнате темно, только красные угли в очаге еще тлеют: видимо, он проспал несколько часов. И тут Сергей увидел темную фигуру, замершую напротив, всего в трех шагах. Лица человека разглядеть было невозможно, но не только из-за вечернего сумрака, а и потому, что голова его была скрыта капюшоном.

– Здорово, – приветствовал его хозяин.

– Добрый… вечер.

Человек прошел мимо него, едва не задев локтем, бросил в угол вязанку дров. Снова раздул огонь в камине, скормил ему несколько поленьев. Затрещало, задымилось.

Сергей оглянулся, нашел свою корреспонденцию, выставил две кипы на середину комнаты.

– Вот, я тут привез.

Хозяин, по прежнему не желая снимать капюшон и темную накидку, похожую на старое монашеское одеяние, коротко кивнул. Задвинул посылки ногой под кровать.

– Что ж… Я, пожалуй, пойду. У вас тут, похоже, все в порядке.

Хозяин поставил перед ним стул.

– Садись.

– О, нет-нет! Времени у меня в обрез. И так выбиваюсь из графика.

– Садись, говорю. Все равно погода нелетная.

– Да что мне погода! Я же… – он глянул в окно, – На автопилоте… Ого.

На улице сплошной стеной валил снег, завывал ветер. Тут и к кораблю-то вернуться будет непросто. Тем временем хозяин зажег под потолком светильник, поставил на стол тарелки, положил ложки, разрезал на куски краюху домашнего хлеба. Из большого горшка налил в тарелки густой суп, от запаха которого у Сергея заурчало в животе: он вдруг понял, что ужасно проголодался. Человек в капюшоне еще хлопотал у огня, потом достал из шкафчика деревянные кружки и бутыль с чем-то янтарным. Разлил. Некоторое время они сидели друг напротив друга, как будто ожидая – кто из них первым произнесет тост. В свете лампы Сергей мог видеть нижнюю часть лица незнакомца: квадратный подбородок с белесой от седины щетиной, узкие губы.

На улице, рядом с домом, послышались странные звуки. Как если бы кто-то подходил все ближе и ближе, поскрипывая свежевыпавшим снегом. Сергей подумал, что ему мерещится, но через секунду дверь распахнулась, чьи-то ноги дробно постучали об пол, стряхивая налипший снег, и в комнату вошла девушка. Совсем молоденькая, краснощекая, она улыбалась, растянув улыбку до ушей, и с жадностью вглядывалась в лицо гостя. Хозяин недовольно крякнул, будто она нарушила некий запрет.

– Меня Василий зовут, – он стукнул своей кружкой о кружку Сергея, – Ну давай, за знакомство!

– Сережа, – представился парень в ответ и, не отводя взгляда от девчонки, хлебнул янтарной жидкости, – Уф… Крепко. Кхм… Послушайте, а разве вы не один тут живете?

– Как видишь.

– А… Кто она вам?

Краснощекая скромно присела у края стола, положила голову на руку, не переставая улыбаться.

– Ну… Подруга, что ли.

Чувствуя сомнения Сергея, Василий решил уточнить:

– Совершеннолетняя.

Хмельная выпивка и вкусная еда сделали свое дело. Позабыв о времени, о сбившемся графике и утопающем в снегу корабле, Сережа блаженно вертел в руке деревянную кружку, покачиваясь из стороны в сторону. Девчонка все так же не отводила от него глаз, пока хозяин убирал со стола посуду.

– А ну… – он вдруг подхватил Сергея под мышки, приподнял, – Давай-ка я тебя спать уложу.

– Н-не, н-не… Я на корабль… Там перенчу… переночую.

Василий его не слушал, укладывал на свою широкую кровать, стягивал одежду. Не в силах больше сопротивляться навалившейся на него усталости, парень с наслаждением потянулся и закрыл глаза. Реальность отошла на второй план, суровый голос странного обитателя планеты звучал словно издалека, вдогонку ему звонким колокольчиком прозвенел смех подруги...

Она стояла у дверей, в длинной белой рубахе, и манила его за собой. Сергей встал, подошел ближе. Девчонка выскочила на улицу. Он последовал за ней. Снегопад уже закончился, но босые ноги утонули в сугробе почти по колено. Она сбросила с себя рубаху, глядя на него выжидающе. Когда он приблизился, обняла, упала на спину в мягкий снег, увлекая его за собой. Холода они не чувствовали, им было жарко…

Устав, Сергей долго лежал, стараясь унять сердцебиение. Повернулся к ней. Краснощекое лицо, которое он секунду назад хотел поцеловать, почему-то побледнело. Тело стало расплываться, терять соблазнительную упругость, становясь полупрозрачным, синевато-голубым.

– Иди ко мне, – влажно пробулькала она, охватывая его рукой, превращающейся в морскую волну.

Сергея накрыло с головой. Вода залилась в нос, уши, сомкнулась над его головой, затягивая на глубину. Он отчаянно задергал руками и ногами, стараясь вынырнуть, снова глотнуть воздуха. С перепугу попытался закричать, но только выпустил струю пузырей, лишаясь последних запасов кислорода.

Как ему удалось выбраться из этого наваждения, он сам не понял. Вскочил с измятого снежного ложа, весь мокрый, не то от пота, не то… Посмотрел на обнаженную красавицу, попятился от нее к дому, пока не столкнулся спиной с Василием, перегородившим вход.

– Никогда при ней не думай о том, чего боишься.

– А? – он обернулся, – Что? Почему?

– Изведет видениями. Натура у нее такая. В остальном же… Радуйся. Больше у тебя такой женщины не будет. Никогда.

Сергей судорожно сглотнул.

– Вы… кто? Кто такие?!

– И еще, – продолжил Василий, не обращая внимания на его вопросы, – Учись у нее.

– Учиться? Чему?

– Когда прилетит следующий, она тебя отпустит. Наверное. Хотя самим собой ты отсюда уже не вернешься, здесь иначе не бывает. Поэтому учись, ты должен уметь делать вот так…

Он снял капюшон и Сергей остолбенел. На него смотрел человек... с его собственным, Сергея, лицом! Один в один, не отличишь.

– Научишься – заберешь внешность следующего и вернешься домой. А я забираю твою!

Он проснулся. Рывком приподнялся на широкой кровати, скидывая с себя одеяло. Василия рядом не было, только лежала на полу накидка с капюшоном. Девушка, как ни в чем ни бывало, спала на лавке, у стены, подложив под себя шубу.

Она зашевелилась, сладко потягиваясь. Повернулась, открыла глаза. Улыбнулась, увидев растерянного парня.

– Привет.

Ничего не понимая, он вытер испарину со лба. Встал на ноги, принялся быстро и неуклюже одеваться.

– Мне пора. Я спешу.

Вдруг с улицы раздался гул. Пол под ногами завибрировал, задрожали стекла. Где-то рядом взлетал корабль.

– Нам некуда спешить, – она распустила длинные волосы, – Иди ко мне.

Погрузчик

Накрапывал мелкий дождик, было зябко и хотелось скорее залезть в кабину, включить отопление. Сегодня вторник и у Андрея два часа практики на орбитальном погрузчике. Вообще-то он учится по специальности “гражданский корабельный интендант”, и в будущем должен лишь руководить погрузочно-разгрузочными работами. Но факультативные занятия – хоть и необязательные, зато бесплатные – ему нравились.

Архангельский грузовой терминал не самый загруженный. В день здесь взлетали и садились от силы четыре транспортника, в лучшем случае пять-шесть. Зато он обслуживал немало кораблей, остающихся на орбите. В самом деле, зачем опускаться на поверхность за единственным контейнером, если его может поднять погрузчик?

Маленькая кабина, собранная из толстых, бронированных стекол, венчала собой пятиметровый захват с четырьмя манипуляторами, на которые машина опиралась при посадке и которыми поднимался груз. Взбираться пришлось по маленькой металлической лестнице – она потом автоматически складывалась, чтобы не расплавиться при пролете через атмосферу. Зажигание… Проверка связи… Рабочий протокол…

– Даже так! – Андрей усмехнулся.

В списке значилась лишь одна цель. Забрать на торговом корабле стандартный контейнер, двенадцать на два с половиной метра, и опустить его вниз. Обычно порожняком на орбиту не летали – кому-то ведь и наверх надо грузы доставлять, но сегодня, видимо, затишье.

Дождь усилился. В кабине уже тепло, а плохая видимость не имеет значения: подниматься-то по приборам, не на глазок. Андрей любил эти двухчасовые занятия по вторникам. Наедине с собой, своими мыслями. Работа не пыльная, в погрузчике уютно, за окнами то облака, то солнце, то космос и висящие на орбите корабли. Красота!

Легкий толчок, вой маршевых двигателей усилился и погрузчик, словно кабина лифта, мягко пошел вверх. Быстро мелькали цифры альтиметра, поплыли по стеклам капли, сдуваемые напором воздуха. Андрей следил за траекторией, время от времени корректируя полет. Здесь главное не отклоняться от намеченного пути, иначе, не ровен час, столкнешься с другим кораблем!

Вот уже и дождь пропал, погрузчик взмыл над бескрайним океаном облаков. Стекла автоматически затонировались, спасая пилота от ярких солнечных лучей. Но через минуту голубое небо снова потемнело, а потом и вовсе стало черным, появились звезды, между которыми сновали точки кораблей. Плавный подъем по дуге, чтобы выйти в заданный сектор на нужной высоте. Впереди блеснул плоскостями торговец – “Форхандлер”, он стал медленно приближаться, увеличиваясь в размерах.

– Форхандлер, это погрузчик кей три-восемь-один, терминал Архангельск. Подхожу к вам для стыковки.

В ответ молчание.

– Слышите меня, Форхандлер?

В наушниках зашипело, раздался голос, искаженный помехами, с едва уловимым акцентом:

– Да, кей три-восемь-один. Слышу вас. Сможете войти в трюм?

Лицо у Андрея вытянулось от удивления.

– А вы не выставите контейнер на стреле?

– Нет, не могу. Нужно забирать его здесь, в трюме.

Странные дела! Оборудование у него, что ли, неисправно? Обычно залетать в корабль за грузом ему не приходилось. Андрей даже подумал связаться с диспетчером, спросить совета, ведь что с него, практиканта возьмешь? Но потом решил, что корабль большой, трудностей с маневрами в трюме возникнуть не должно. Да и что это за ученик, который не готов самостоятельно справляться с неожиданными проблемами?

– Хорошо, отворяйте ворота…

Сверкнули проблесковые маячки, торговец стравил давление, выплюнув струю воздуха. Стали медленно расходиться герметичные створки. Андрей дождался, пока они не распахнулись до конца, открывая проем, ведущий в ярко освещенный трюм. Корабль действительно был большой, по высоте в его грузовом отсеке поместился бы с десяток погрузчиков. Кей три-восемь-один плавно влетел в чрево “кита”.

– Контейнер подсвечен лазерным указателем. Видите?

– Вижу.

Практикант ловко развернул свою машину, нацеливаясь на длинный металлический ящик. Завис над ним, дал команду манипуляторам разойтись в стороны. И тут он заметил, что створки грузового отсека двинулись в обратный путь, перекрывая выход в открытый космос.

– Эй, Форхандлер! У вас трюм закрывается.

Никто не ответил, а ворота тем временем продолжали двигаться.

– Подождите, я же еще внутри, контейнер не успел подцепить! Да какого черта?

Манипуляторы захватили ящик, сработали фиксаторы. Можно было отрывать груз от пола, преодолевая искусственную гравитацию, и двигать домой, но как раз в этот момент створки сомкнулись и выход из трюма оказался окончательно заблокированным.

Андрей сглотнул. “Нехорошо… Ой, нехорошо!”.

– Форхандлер, не знаю, что у вас тут происходит, но я собираюсь немедленно сообщить диспетчеру…

– Подождите. Пожалуйста! Подождите минуту, я сейчас спущусь.

Пилот погрузчика видел, как силовое поле отделило сектор с контейнером, нагнетатели принялись продувать воздух. Скоро оранжевые огни на стенах погасли, загорелись зеленые. Скользнула в сторону дверь шлюза.

К Андрею направлялся низенький, пожилой человек, явно страдающий одышкой и излишним весом. Остатки его седых волос, окружавших блестящую лысину, были растрепаны. Он подошел к манипулятору погрузчика, посмотрел наверх, махнул Андрею рукой, приглашая спуститься. Тот развел руками в стороны, мол – “что вам нужно?”. Человек еще раз махнул рукой, нетерпеливо глянул на часы.

– Ну ладно, давай поговорим, – Андрей разблокировал дверь кабины, открыл ее, дожидаясь, пока выдвинется лесенка, – С виду ты не страшный.

Он спустился вниз, остановился перед незнакомцем.

– В чем дело? Почему вы закрыли ворота?

– Меня зовут Нил Клеверхэд, я сопровождающий этого… груза.

– Андрей, – представился он в ответ.

– Я хотел попросить вас об одолжении, молодой человек.

– А нельзя было по рации попросить? Ну хорошо, о каком одолжении?

– По рации нельзя, это конфиденциально. Не могли бы вы сбросить контейнер в атмосфере? Чтобы он сгорел!

Андрей выпучил глаза.

– Вы с ума сошли?! Как это – “чтоб сгорел”? Представляете, что с нами за это сделают?

– Ну, не с нами, а со мной. Я же потом доложу, что якобы испортил крепления контейнера. А с вас взятки гладки! Тем более, я смотрю, – он ткнул пухлым пальцем в бэйдж на груди Андрея, – Вы практикант. Что с вас возьмешь, так ведь?

Толстяк улыбнулся.

– Ну и любой груз страхуется, вы же знаете.

– Бред какой-то… Даже если бы вы сломали крепления, контейнер никуда не денется, его погрузчик еще и силовым полем держит, защищает от перегрева.

– Уверяю вас, – Нил Клеверхед погладил Андрея по предплечью, – транспортная инспекция в такие детали вникать не станет. Им вполне хватит моего признания. Стрелочник есть? Есть! Дело закрыто.

– Все равно не понимаю. Зачем вам это нужно? Что в ящике такого? Вас же за него посадят!

– Так и есть, посадят. Но я человек старый, мне все равно. А людям помочь надо.

– Людям?

Толстяк замялся, снова посмотрел на часы. Вздохнул.

– Мы с планеты Филадельфия-11. Колония небольшая, миллиона полтора. Основана компанией “Дистант минералз”. Понимаете, компания владеет на планете всем и вся, нет человека, который бы ей не был должен. А поскольку настроения среди жителей ходят нехорошие, прямо скажем – недовольные, умники из головного офиса решили базу данных с планеты вывезти.

– Базу данных?

– О, мы не надеемся на компьютеры, молодой человек! Вся документация на Филадельфии-11 хранится в бумажном виде, – он постучал кулаком по краю контейнера, – Долги, расписки, кредиты, налоги, ипотеки… Все здесь!

Андрей стоял и молчал. Понимал, что время не терпит, пора возвращаться, но… стоял, думал. Глупо начинать карьеру с преступления. Да какую там карьеру… Ему еще учиться полтора года. А с эдаким-то инцидентом в биографии – куда потом возьмет?

– Я бы и сам, – проворчал сопровождающий, – Но ящик не вскрыть. А взрывать на корабле самоубийство. Мне то все равно, только команда пострадает. Значит сжечь в атмосфере!

– Какое сегодня число?

Клеверхэд в недоумении достал смартфон, посмотрел.

– Четырнадцатое июля. А что?

– Новый праздник на вашей Филадельфии.

Андрей быстро вскарабкался по лестнице, сел в кабину.

Контейнер вошел в атмосферу точно над терминатором, разделяющим день и ночь. Вряд ли в полярных широтах многие смогли его увидеть, но огненный росчерк на ясном, светлеющем после долгой ночи небосводе, был изумительно красив!

Муравьи

Кирилл всегда мечтал о домике в лесу. О маленькой избушке, с печкой, пусть с одной комнатой и удобствами на улице – неважно! Лишь бы подальше от цивилизации, в глуши, чтобы ни одного человека на много километров вокруг. Тишина: ни офисов, ни менеджеров, ни клиентов…

Мечта не сбылась. Даже на маленькую избушку накопить не получалось – то ипотека, то кредит на новую машину, то поездка с девушкой к морю. Но однажды он наткнулся на объявление в сети: “Сдается в аренду дом. Понравится любителям уединения и лесного отдыха. Расположен в пятидесяти километрах от…”. Дальше читать не стал, написал на указанный электронный адрес и еле дождался ответа, чтобы ознакомиться с условиями и тут же согласиться.

Он взял несколько дней за свой счет, потому что отпуск начинался на следующей неделе, а ждать ему не хотелось. Купил билет на боковушку в плацкарте, других не осталось, почти сутки смотрел в окно, стараясь не слушать досужие разговоры на соседних местах, потом еще несколько часов добирался на стареньком ПАЗике, который остановился у самого края леса.

– Видишь просеку? – кивнул ему водитель.

Кирилл подпрыгнул, поправляя рюкзак за плечами, осмотрелся вокруг, с той наивностью во взгляде, какая может быть только у городского жителя.

– Где?

– Ну вот же, прямо перед тобой!

Действительно, если подключить фантазию, то можно было представить, что этот густо поросший кустарником и травой просвет между деревьями когда-то был просекой.

– Вот по ней и иди. К вечеру доберешься.

С матюгом и скрежетом воткнулась первая передача, автобус развернулся и уехал обратно, оставив после себя синее вонючее облако.

Любитель дикой природы был счастлив. Он испытывал эйфорию от птичьих трелей, шума теплого ветра в кронах деревьев, стрекота кузнечиков. Приходилось переступать кочки и обходить глубокие лужи, раздвигать руками заросли колючей малины, но его это не смущало. Главное – ни одного человеческого голоса! Это то, о чем он так давно мечтал.

Солнце клонилось к закату. В ногах уже накопилась усталость, рубашка на спине пропиталась потом и липла к телу. Кирилл заставлял себя не раздражаться на подобные мелочи – доберется до дома, там и отдохнет. Завалится на кровать, проспит до обеда!

Но где же дом? Он остановился у большого муравейника, с интересом наблюдая за жизнью насекомых. “Большой у вас офис, ребята. И совсем ведь без отпусков живете!”. Двинулся дальше и почти сразу, через какие-нибудь полсотни метров, вышел на поляну, которая протянулась от просеки вглубь леса. Там и стоял аккуратный, рубленый домик, окруженный чуть покосившимся забором.

Кирилл даже не стал ужинать: едва осмотревшись, завалился спать. Он в самом деле проспал до обеда. Когда протер глаза и вышел в одних трусах на улицу, день уже был в самом разгаре.

Пожарил себе яичницу, выпил кофе и отправился гулять. Решил для себя, что далеко от просеки в лес углубляться не станет, все-таки он городской житель и заблудиться ему проще, чем деревенскому. Бродил несколько часов, нашел озерцо, искупался, хоть вода и показалась холодной. Потом еще обирал малину недалеко от дома, крупную и очень сладкую, такую в городе не попробуешь.

Когда вышел на поляну и уже направился к дому, заметил в траве движение. Наклонился, внимательно вглядываясь. Да это же старые знакомые, муравьи! Идут колонной со стороны своего муравейника.

– Парни, вы куда? Только не ко мне, хорошо? Я тут с недельку еще один планировал пожить, – он усмехнулся.

Потом с удивлением заметил, что голова колонны вдруг повернула на сто восемьдесят градусов и весь экспедиционный корпус строгим порядок двинул в обратную сторону. Кирилл в недоумении хмыкнул. “Удивительные вещи можно наблюдать, оказавшись в условиях дикой природы. Пожалуй, приеду сюда и в следующем году”.

Он включил мобильник, впервые с того момента, как попал в лес. Сообщений не было, а в электронку и заглядывать не стал. Хотя сигнал был слабым, он все же присутствовал, даже в этой глуши, и при желании можно было посерфить в инете. Но сдержался. “Нахрен интернет-зависимость!”. Поужинал консервами, пообещав себе на завтра сварить полноценный суп, благо продуктов притащил достаточно. Включил какой-то фильм, но не просмотрел и десяти минут – уронил голову на подушку, заснул…

Разбудил его мерный стук дождя. Небо заволокло тучами, и, хотя уже было светло, определить который час представлялось затруднительным. Телефон ночью выключился: голливудский боевик, честно оттарабанивший два часа перед лицом спящего Кирилла, сожрал весь заряд. “Да какая разница, сколько времени?”.

Он выполнил обещание, сварил суп, но есть ему не хотелось, поэтому накинул полиэтиленовый дождевик и вышел наружу. Не имевший представления о жизни вне города, Кирилл придумал для себя челлендж. Он захватил плетеную корзинку, которую нашел в доме, сунул в карман буклет “Съедобные грибы”, предусмотрительно захваченный еще из того, ипотечного дома, и отправился на тихую охоту. “Буду брать только те, в которых уверен на сто процентов!”.

Набрать грибов ему, однако, удалось едва ли половину корзинки. Да и многие из них, когда стал чистить, оказались червивые. В результате выбросил все и от обиды наелся простого супа, сваренного из полуфабрикатов. Дождь к тому времени перестал и Кирилл подумал – а не ломануться ли еще куда, пока светло? Отошел от дома шагов на десять и… В траве снова что-то шевелилось.

– Ох ты ж мать вашу перемать…

Колонна мурашей была вдвое ближе к его дому, чем вчера. Но, что удивительно, они снова развернулись. Будто испугались его, надеялись подобраться незамеченными, да не вышло.

Кирилл передернул плечами от накатившего на него вдруг ощущения брезгливости и неуюта. Он швырнул камень вслед убегающим от него насекомым. Заметил, что часть колонны отпочковалась и облепила выброшенные им грибы.

– Вот и подавитесь! Чтоб я вас больше не видел!

Желание идти на прогулку у него пропало и он вернулся в дом. До наступления темноты Кирилл несколько раз выходил на улицу, внимательно вглядываясь в траву. Но ничто больше не нарушало тишины и покоя перед лесной избушкой. По прежнему испытывая смутное беспокойство, он лег спать. “Может, свалить завтра домой?”.

Проснулся с ощущением, что проспал очень долго. Но за окнами еще было темно. Встал, потянулся. Включил свет. Бросил взгляд на мобильник, который так и не зарядил, забыл. Выпил стакан воды и собрался было залечь еще на пару часиков, до рассвета, когда заметил на полу его. Маленького, одинокого муравья. Несколько мгновений тот не двигался, но потом шустро скрылся в щели между досками. Кирилл зло топнул по месту, где только что было насекомое.

– Да что ж такое-то? Медом вам тут, что ли, намазано?!

Голова у него вдруг разболелась, в глазах, на периферии зрения, появилась рябь. Или… Он медленно повернул голову, посмотрел на окно. Нет, это не в глазах рябит. По ту сторону стекла что-то мельтешило, покрывая его целиком, не пропуская солнечный свет. Кирилл подошел к дверям, стараясь ни о чем не думать, потому что одна дикая мысль была страшнее другой. Сердце его колотилось словно сумасшедшее. Он нажал на дверную ручку, собрался с духом и стал медленно открывать. То, что за дверью темно и вообще она ведет не на улицу, он понял сразу. Но ему потребовалось еще несколько секунд, чтобы поверить в то, что он увидел. Стена из листьев, хвои, мелких веточек и земли… И все это шевелилось, потому что было покрыто массой муравьев! Десятки, сотни тысяч, может быть миллионы муравьев!

Кирилл вскрикнул, захлопнул дверь, отшатнулся от нее. “Что за бред? Этого не может быть! Они не могли завалить вход в дом! Может, я сплю?”. Приступ головной боли накатил с новой силой, заставляя его схватиться за виски, упасть на колени. Будто что-то давило на него – сверху, с боков, со всех сторон. Странная энергия, мешающая думать. Дрожащей рукой он потянулся к сумке, сумел достать зарядное, воткнуть в розетку. Но когда веселая трель сообщила, что мобильник включился, Кирилл уже закатил глаза и ничком рухнул на пол. Из щели между досок снова выскочил маленький муравей.

Когда Кирилл очнулся, все закончилось. Никакой боли, никакого страха. За окном ярко светило солнце, сквозь приоткрытые двери влетал свежий ветерок. Горожанин поднялся с деревянного пола, тряхнул головой. С ним случилось что-то нехорошее, но оно уже прошло, осталось позади. Нечего об этом думать!

Вышел на улицу, прогулялся под чистым, голубым небом. Потом пообедал, почитал книгу. После ужина лег спать. Утром – завтрак, прогулка, хорошее настроение… Пообедал, почитал. Ужин, лег спать. Проснулся, позавтракал… Не нужно ни о чем думать, все хорошо, все прекрасно! Все просто замечательно…

Колония медленно обогащалась его знаниями, эмоциями, высасывая их из неподвижного тела, которое так и лежало на полу, заваленное листьями, ветками, опилками. Между ними были оставлены ходы для дыхания пойманной жертвы. Охотники ползали по телу, поддерживая в его сознании идиллическую картинку беззаботной жизни.

Когда вся информация была поглощена, они освободили пространство, заставили жертву взять в руку телефон, открыть браузер. Не понимая, что он делает, Кирилл начал набирать: “Сдается в аренду дом. Понравится любителям уединения…”.

Скоро приедет новый поклонник дикой природы, к тому времени от этого тела уже ничего не останется.

Сынок, переустанови сестру

– Сынок, переустанови сестру, она опять зависла.

– Мам, мне некогда, я опаздываю! Пусть папа переустановит.

– Он будет поздно вечером, а у нее еще уроки не сделаны.

Людвиг вздохнул, проворчал себе под нос:

– Уже второй раз в этом месяце… Раньше хоть перезагрузка помогала.

Мать услышала его, дала тычка.

– В школе эпидемия, какой-то вирус гуляет. В ее классе уже семь человек заразилось.

– А я предупреждал, что нельзя ставить бесплатный антивирус.

Впрочем, это он сказал уже в комнате сестры и мать его не услышала.

Люси сидела на кровати, вокруг были разложены пластинки электронных учебников – видимо, она зависла как раз перед тем, как заняться домашним заданием. Возможно, именно из-за него и зависла. Голова ее была понуро опущена, глаза бессмысленно смотрели в пол. Едва заметно подергивалось правое веко.

Людвиг достал коммуникатор, приложил ко лбу сестры. По экрану побежали строчки с кодом, графики, диаграммы – контакт установлен. Парень сел на пол, стал быстро закрывать процессы, зависшие в ее мозговых имплантах. Люси дернула рукой, улыбнулась, но на этом весь положительный эффект и закончился.

– Мда. Действительно – только переустанавливать.

Ему ужасно не хотелось этим заниматься, и не только потому, что на переустановку уйдет минут сорок. В конце процедуры обязательно потребуется прямой контакт с другим дополненным сознанием. А это значит… Ох, даже думать не хочется!

Люси вошла в безопасный режим, на несколько секунд потеряв связь со всеми имплантами. Она успела лечь на кровать, недовольно воскликнув “давай быстрее, у меня спина затекла” и снова впала в ступор. Система сделала бэкап данных, отформатировала кластеры, подозреваемые на заражение вирусом. Пошла переустановка.

Через полчаса Людвиг зашел на кухню, посмотрел на мать, которая следила за работой домашнего робота. Несколько мгновений парень переминался с ноги на ногу.

– Мам, подойди к ней. Надо соединиться с Люси напрямую, сказать системе пару раз “окей”, чтобы все заработало.

Она оглянулась, окинув сына удивленным взглядом.

– Сам доделай. Уж последние “окей” подтвердить не может, только бы на улицу поскорее сбежать. Все дети как дети, дома сидят, а этот… – она вдруг вырвала из рук робота картофелину, – Ну куда?! Куда ты ее собрался кидать, бестолочь? Это же суп, картошку сначала порезать нужно!

– Мам, я сам не могу. Напрямую.

Она разобралась с роботом, снова посмотрела на сына.

– Почему это не можешь? У тебя тоже какие-то проблемы?

Пытливо прищурилась, но все-таки прошла в комнату Люси, приложила руку к голове девочки. Еще минута – и та, зевнув, встала на ноги. Возвращаясь на кухню, мать остановилась в коридоре.

– Так ты мне не ответил, – спросила вполголоса, – У тебя проблемы? Людвиг!

Он прикусил губу, отвернулся в сторону.

– Мам, ты только не ругайся. Я давно хотел сказать, но все как-то… не получалось.

Предчувствуя нехорошее, она села на стул.

– Ну. Говори.

– В общем, я… это… – он набрал полную грудь воздуха, зажмурился, и выпалил одним махом, – Я не ставил мозговые импланты!

Мать испуганно приложила руку к груди.

– Вот! Дожила! Нет, ну я так и знала, так и знала! Говорила же отцу, отобьется от рук парень! А все эта улица, дружки твои странные!

– Ну перестань, причем тут…

– А при том! – погрозила ему кулаком, – Что если бы развивался, как положено, с ежедневной эрпэгэ-стимуляцией, то и не стал бы органиком!

Она достала из передника платок.

– Позор на мою голову, – закрыла лицо, продолжая неразборчиво причитать.

Людвиг вышел на улицу. Похоже, домой он вернется поздно, когда все лягут спать. Хотя разговор с отцом все равно неизбежен. Слыханное ли дело: сын растет без дополненного сознания! Одно слово – органик…

Бомбоубежище

Зимой бомбоубежище заносило снегом и оно превращалось в горку. Помню, мы катались с него на ледянках. Большой холм во дворе, между многоэтажек, никогда не воспринимался всерьез – место для игр, не больше. Кажется, в девяностые его даже хотели приспособить под склад, но что-то не срослось.

Небольшая металлическая дверь, покрашенная прямо по ржавчине и поэтому снова начинающая ржаветь, над ней нависал полукруглый бетонный козырек. Чем-то похоже на хоббичью нору, только не так сказочно. На двери амбарный замок.

Краем уха я слышал в новостях какие-то угрозы, взаимные упреки, но не прислушивался – своих проблем хватает. Сессия на носу, а у меня три хвоста, допуска к экзаменам нет. Какая уж тут политика! Но, как говорится, если ты не интересуешься политикой, то рано или поздно она заинтересуется тобой.

Сирены взвыли неожиданно. Кто-то шел через двор с мусорным пакетом, кто-то направлялся в магазин за покупками, детишки гурьбой возились на площадке. Я стоял у подъезда и прокручивал плейлист на телефоне. “Дзынь!” – смс-ка от МЧС. Но не успел открыть, прочитать, тут же посыпались сообщения из ВК, твиттера, от новостных приложений…

Я снял наушники, огляделся. Люди замерли на месте, такие же удивленные, растерянные. Непонятно было, что делать с этой информацией, вываливающейся на нас из телефонов. Вой, протяжно разливающийся по городским кварталам, отражающийся от стен домов, проникал в каждого, дотягивался до самых потаенных уголочков души. Я почувствовал, как, несмотря на жаркую июльскую погоду, тело покрывается гусиной кожей.

Из соседнего подъезда, где располагался офис товарищества собственников жилья, выскочил мужик. Чуть не поскользнувшись в грязной луже, он добежал до входа в бомбоубежище. Стал суетливо возиться с амбарным замком. И тут всех словно током ударило! Люди сорвались с мест – кто домой, кто за детьми, некоторые сразу метнулись к мужику с замком.

Я живу один – родители в другом городе, подруги нет. Никакого смысла подниматься на восьмой этаж. Даже паспорт в рюкзаке, за спиной. Что еще может понадобиться? Деньги? Вряд ли. Еда? Откуда я сейчас возьму еды на несколько дней… Да и что потом с ней делать? Жрать в одну харю?

Попробовал позвонить своим – бесполезно, линия перегружена. Спокойно подошел к бомбоубежищу, посмотрел на мужика из ТСЖ.

– Чо, серьезно?

Тот бросил на меня испуганный взгляд, по которому можно догадаться – да, серьезно.

Я стоял у входа, стараясь не мешать людям, стекающимся к бомбоубежищу со всей округи. У кого-то в руках появился мегафон, зазвучало банальное “без паники граждане, продвигайтесь, женщины и дети вперед…”. Что-то говорили о подлетном времени, о вместимости в тысячу человек. Я достал сигарету, закурил. Когда еще будет возможность покурить?

Когда последовало предупреждение о том, что гермоворота закроются через пять минут, бросил на землю третью, недокуренную сигарету, и приготовился вместе с остальными протиснуться в бетонную мышеловку. Еще раз посмотрел на дом, в котором прожил несколько лет. К подъезду подбежала девушка, моя соседка по лестничной клетке, дернула дверь. Увидела толпу, замерла.

– Яна, сюда! Брось все, не вздумай подниматься!

Она стояла на месте, не в силах решиться – бежать наверх, или к бомбоубежищу. Вот дура, девчонка… Рванул к ней, схватил за руку, потянул к пока еще распахнутой ржавой двери, за которой лестница вниз, гермоворота, и зал с низким потолком, на тысячу несчастных.

– Нет, пусти…

Сопротивлялась, но слабо, неуверенно. Вместе с опаздывающими мы спустились, сели прямо на пол, недалеко от толстых металлических створок. Дальше пихаться бесполезно: народу набралось явно больше тысячи, потому что стоявшие у входа, несмотря на ужас в глазах, пока не растеряли человеческого, не думали о том, как будет дальше, не калькулировали в голове запасы продовольствия, возможности воздушных фильтров. Пропускали всех, кто успевал.

– Кошка… – тихо пробормотала Яна, смахнув слезу.

Я сжал ее ладонь в своей. Пытаться успокаивать? Утешать? Глупо. Да и шумно вокруг – крики, детский плач, женские причитания, мужские ругательства.

Стукнуло металлом о металл: гермоворота закрылись. Все. Теперь ждать. А потом… Потом жизни не будет, я понимал. Это вам не метро, тут долго не протянуть. От страха за будущее, которого нет, толпа через неделю на стены полезет. Люди начнут с ума сходить, за банку консервов друг друга на куски рвать.

Яна прижалась ко мне теснее. Почему вспомнила про кошку? Ведь она жила с родителями, но о них ни слова. Может, уехали куда?

Мужик, тот, что замок открывал, все время смотрел на запястье, затянутое кожаным ремешком с циферблатом. Наверное, знал – когда. Хотелось спросить, но… Что это изменит? Минутой раньше, минутой позже. Миллионы сейчас вжимаются в бетон, глядя на часы. Время подлета небольшое, насколько я помню – минут двадцать или тридцать. Пора бы уже.

Мужик опустил руку. Прислушался, подняв голову к потолку. Многие в ожидании смотрели вверх, и даже дети вроде как притихли. Но ничего не происходило. Минуту, пять, десять… Женщины снова стали роптать с едва уловимой надеждой в голосе.

“Дум!” – удар был слабый, едва слышимый, но вздрогнул весь зал. Снова – “дум!”. “Дум, дум, дум!”. Кто-то стучался в ржавую дверь, там, снаружи. Еще опоздавшие? Ну, теперь уж все, не откроют.

“Отбой! Эй, там!”. Трое, назначенные какой-то важной инструкцией ответственными, переглянулись. Быстро зашептались – открывать, не открывать? Прошло уже сорок минут, если бы ракеты долетели, мы бы знали. А раз тихо… Значит, и правда – пронесло?

Решились. Скрипнула створка, медленно открывая проход к лестнице наверх. Один из ответственных поднялся. “Что там?”. “Все нормально, не будет бомбардировки. Выходите”. Сомневались еще минуту, потом открыли и верхнюю, ржавую дверь. Еще не поверившие до конца в свое счастье, люди потянулись к выходу.

Мы с Яной покинули бомбоубежище, снова почувствовали дуновение свежего ветерка, увидели Солнце. В ветвях деревьев пели птицы. Рядом стоял полицейский УАЗик, патрульный о чем-то разговаривал с ответственными. Рука его, державшая сигарету, мелко подрагивала. Я подошел, спросил:

– Почему не рвануло?

Он сплюнул себе под ноги.

– Потому что отменили. Кто-то там, за океаном, не дал своим ракетам долететь. Нажал на кнопку, они самоуничтожились.

– А наши?

– Не знаю. Надеюсь, что тоже.

Мы зашли в дом, поднялись на восьмой этаж. Яна открыла дверь квартиры, взяла на руки мяукающую кошку. Посмотрела на меня.

– Хочешь чаю?

Я кивнул.

Родительское собрание

 – Здравствуйте, уважаемые родители! У нас с вами третье собрание в этом году, но если вдруг кто-то забыл – меня зовут Ксения Владимировна.

Она улыбнулась, слегка поклонившись классу.

– На повестке дня несколько серьезных вопросов. И, прежде, чем мы начнем их разбирать, я хотела бы обратить внимание на некоторые бытовые мелочи, – Ксения Владимировна повернулась к третьему ряду, где по традиции рассаживались члены родительского комитета, – У нас, дорогие родители, сломался кулер. Да! Очень прошу кого-нибудь этим заняться, потому что сами понимаете – детишки растут, на переменках бегают, а потом сразу на водопой. И еще один момент: закончились бумажные полотенца. Посмотрите, что там с фондом класса. На полотенца нужно обязательно выделить денежку. Это не для меня делается, и не для школы, а для ваших детей. Ну да вы и сами понимаете.

Она прошла к своему столу, оглянулась на доску, где мелом были написаны даты предстоящих каникул. Раскрыла школьный журнал.

– Так… С формальностями разобрались, теперь к делу! Все вы знаете, что через месяц нам предстоит сдавать государственные проверочные работы. В этом году их будет пять, по каким предметам – я думаю, вы в курсе. Если забыли, чуть позже напомню. Бояться проверочных не надо, ничего нового там не будет. Весь материал на уроках был выдан, так что ваша задача, как родителей, правильно настроить сыновей и дочерей. Чтобы они не тряслись от страха, а нормально, спокойно работали.

Она снова отошла от стола, внимательно оглядела класс, прошла между рядами, словно на уроке.

– Что, Владимир Петрович? Да, я помню, что Машенька много пропустила. Нет, писать все равно придется.

Ксения Владимировна подняла голову и обратилась уже ко всем родителям.

– Никаких причин, кроме болезни, не допускается! Присутствовать должны все. В крайнем случае приносите потом справку от врача и ребенок будет проверочную отрабатывать.

Вернулась к столу, провела пальцем по списку в журнале.

– Раз уж зашел вопрос об успеваемости, сразу хочу обратить внимание на некоторых учащихся. У Ванечки Меньшикова очень плохо с математикой, – посмотрела поверх очков на папу Ванечки, – Надо как-то готовиться. Поднапрячься. А то мы с вами не сдадим. Гена Стрельцов совершенно не работает на уроках биологии! Родители – надо повлиять. Уж не знаю, с чем у него связана нелюбовь к этому предмету, возможно, он считает его ненужным и неинтересным, но писать все равно придется, поэтому не обижайтесь, если что. Василиса Плотникова – очень хорошая, добросовестная девочка, но ей никак не даются правила по русскому языку. Ну что тут можно посоветовать? Зубрите, другого выхода я не вижу. С русским, кстати, у многих сложности. Ребятки, наверное, мало читают дома. Словарный запас слабенький, отсюда и незнакомые слова, в которых мы любим допускать ошибки. Тоже обратите на это внимание, уважаемые родители. А то ведь, не дай бог, случится апокалипсис, так и исчезнет цивилизация, без знаний-то в головах. Тьфу-тьфу-тьфу! Простите, отвлеклась.

Ксения Владимировна отодвинула стул, села.

– Пару слов о дисциплине. В целом класс спокойный, грех жаловаться. Но, как это обычно бывает, есть активные ребятки, которые порой досаждают своей активностью и одноклассникам, да и учителям тоже. Да-да, Елена Викторовна, речь, в первую очередь, о вашем Сашеньке. Вот буквально вчера, на последнем уроке, специально высыпал на пол содержимое точилки для карандашей. Думаете зачем? Да потому что дежурной в этот день была Света Королькова! Не смейтесь, дорогие родители. Оказывается, мальчик так внимание проявляет. Ну? Разве так можно? И это ведь не единичный случай. Фантазия-то у него ого-го, каждый день чего-нибудь новенькое выкидывает. Нет-нет, и не спорьте со мной! С Сашей вам надо серьезно поговорить, иначе поведу к директору.

Ксения Владимировна вдруг замолчала. Опустила голову, сняла очки. Потом тяжело поднялась, скрипнув стулом по бетонному полу. Пошла вдоль рядов, собирая с пустых парт, за которыми никто не сидел, мобильные телефоны. Аккуратно сложила двадцать семь трубок в сумочку, вышла из класса, столкнувшись в коридоре с двумя мужчинами.

– Ох, простите…

Пошла прочь, не оглядываясь.

– Чего это она? – спросил тот, что помоложе, когда учительница скрылась за поворотом.

– А то ты не знаешь? Чудит опять старушка Ксения. Она ведь в бункер попала как раз в тот день, когда ее класс на экскурсию выезжал. Телефоны у ребятишек собрала, чтобы не чудили, и с двумя родителями отправила их на школьном автобусе. Сама-то задержалась, хотела их на такси догнать. Не успела… Сирены, паника. Бункер… Не видела она больше своих ребятишек. Только вот “собрания” несколько раз в год устраивает.

Мотель “Врата”

– У вас есть свободный номер?

– К сожалению – да. Выбирайте какой понравится.

Юноша был хорош собой, но слегка растерян, и, судя по его скромному кораблику, не богат. Впрочем, он ещё совсем молод, пожалуй, лет на пять младше её.

– Мало посетителей?

Она пожала плечами.

– Слухи о вторжении разогнали с окраины всех туристов.

– А вы не боитесь?

– Я боюсь только банкротства. Поэтому буду сидеть здесь до победного конца. Чей бы он ни был…

Парень выбрал комнату номер один. Позволил отсканировать сетчатку глаза, согласился на списание средств за сутки вперёд.

– Душ в порядке? Я хотел бы помыться.

– В моем мотеле все в порядке! – с гордостью ответила она. Улыбнулась.

О том, что в комнате нет полотенца, вспомнила через пять минут. Чертыхнулась, схватила первое попавшееся из стопки постиранного белья. Постучалась. Никто не ответил. Она приоткрыла дверь, заглянула внутрь. Из ванной доносился шум воды.

– Мистер… – посмотрела запись в блокноте – “Джонатан Абелуйо”, – Мистер Абелуйо!

Она говорила громко, но её, видимо, не услышали.

– Я принесла чистое полотенце! – крикнула ещё громче.

Шум воды стих.

– О, замечательно! Положите его… Хотя, давайте, я возьму.

Ей пришлось заглянуть в ванную. Матовая перегородка душевой скрывала парня, но стройный силуэт все равно был виден. Джонатан высунулся наполовину – мокрый, с пеной на теле.

– Спасибо, – взял у неё полотенце, посмотрел на значок с именем и фамилией, пристегнутый к её блузке, – Спасибо, Тара.

– Не за что, – она смущённо опустила голову, вышла из ванной.

Сетевизор в приемной проецировал на стену голограмму – объемные видеоролики из выпуска новостей. Звук был приглушен, но до слуха Тары долетали обрывки фраз: “Сообщения военной разведки… Цивилизация кибернанитов… По осторожным прогнозам не менее двадцати семи миллиардов… Их флот должен состоять не менее чем из миллиона… Предупреждение об эвакуации окраинных районов в секторах…”. Тара отключила звук.

Большое окно напротив стойки регистрации, занимавшее стену от пола до потолка, позволяло взгляду беспрепятственно скользить в глубину космоса, не спотыкаясь о творения рук человеческих, наслаждаясь невозмутимой чернотой бездушного и безвоздушного пространства. Отличный способ релаксации и погружения в нирвану, особенно когда нет клиентов.

– Простите.

Тара вздрогнула. Вспомнила про единственного клиента.

– Я не хотел вас пугать.

– Ничего, ничего. Я просто задумалась, – она дружелюбно улыбалась.

– Скажите, у вас есть кухня? Может, кафе? Нет ли возможности приготовить ужин? Ну, или заказать. Хотя, с вашим мотелем вряд ли работает доставка, вы так далеко от обитаемых миров.

– О, не беспокойтесь! Ужин я приготовила. Правда, на гостей не рассчитывала, но нам с вами хватит. Вы ведь не против составить мне кампанию? Но, если что, я могу принести вам в номер.

– Нет, я не против. Составить кампанию.

– Отлично! Тогда… Идем?

Она проводила его в свои апартаменты, накрыла на стол, достала бутылку вина. Зажгла две свечи на столе.

– Никогда не ужинал при свечах.

– Правда?

– Да. Я, честно говоря, всю жизнь провел в космосе.

Она понимающе кивнула. Положила еду в тарелки, наполнила бокалы.

– За встречу! И за мир во всем мире!

– За мир.

Бокалы звонко коснулись друг друга.

Джонатан с интересом разглядывал печеный картофель, куриный окорочок, стручки фасоли и нарезанный ломтиками огурец. Передвигал их по тарелке вилкой, потом стал осторожно пробовать.

– У вас вкусная еда.

Тара смотрела на него с удивлением и благодарностью.

– Спасибо! Мясо, конечно, приходится привозить и замораживать, а вот овощи свои. У меня есть небольшая гидропоника.

– Вам не одиноко здесь? На краю галактики?

Она медленно покачала головой, проткнула стручок, отправила его в рот.

– Здесь не всегда так пустынно. Многие прилетают посмотреть на него, – она кивнула в сторону окна, за которым плавал пестрый газовый гигант с кольцами, – Говорят, уникальный объект. С какими-то своими особенностями. Я не вникала.

Подняла бокал, отпила вина. Ухмыльнулась.

– Да, люди существа коллективные. Но у каждого в голове своя вселенная. Иногда даже приятно побыть наедине с собой. А еще здесь ищут уединения писатели, художники – творческий бомонд.

Джонатан почти расправился с курицей, собрал овощи в кучку, выбирая – что проткнуть вилкой.

– А чем вы занимаетесь?

– Я?

– Если не секрет.

– Я… э-э… пилот. Меня используют… То есть, я нанимаюсь на большие грузопассажирские перевозки.

– Большие? Вы довольно молоды для больших.

Он замер с картофелиной на вилке, не донеся ее до рта.

– Молод? А, ну да. Да, я так выгляжу.

– Простите, я не подумала. Я решила, что вы молоды для человека, но ведь это совсем не обязательно. Ну… Я имею в виду… То, что вы человек.

Тара покраснела. Одним глотком допила вино, взяла свою опустевшую тарелку, встала из-за стола.

– Извините, я иногда бываю очень бестактна! Это жизнь на отшибе, она так действует…

– Ничего страшного. Вы меня ничем не обидели. Я действительно не человек.

Ей ужасно хотелось спросить – кто же он на самом деле, но Тара твердо решила больше не совать нос в чужие дела.

– Мороженого хотите?

– Мороженого? Что это?

– Это такой молочный… Ох, давайте принесу и вы сами попробуете!

Она принесла две фарфоровых пиалки, поставила на стол. Джонатан осторожно подцепил ложкой белой сладости, украшенной смородиновым вареньем.

– М-м! Здорово! Очень вкусно!

– Я сама готовила.

– Даже не знал, что есть такая вкусная еда.

– Ну, теперь знаете. Прилетайте к нам еще!

Он улыбнулся. С удовольствием съел все мороженое. Заметил, что к своей порции Тара почти не притронулась. Владелица мотеля смотрела на него, задумчиво ковыряя ложкой в пиале.

– Что-то не так?

– Не знаю, – она облизнула губы, встала, отошла от стола на несколько шагов, потом быстро вернулась, схватила Джонатана за руку, потащила за собой.

Он не упирался, ничего не спрашивал. В спальне помог ей снять платье…

Двое лежали в постели, призрачный свет газового гиганта серебрил стены комнаты. Она смотрела на лицо Джонатана, прикасаясь к его носу, щекам, губам. Шептала ему на ухо:

– Я не знаю, кто ты. Да и знать не хочу. Завтра улетишь, и никогда, наверное, сюда больше не заглянешь.

Он молчал.

– А куда ты летишь?

– На Землю.

– Ого! Никогда не была на Земле.

Утром он встал, тихо оделся, стараясь не разбудить Тару. Прошел через шлюз в свой маленький корабль, сел в кресло пилота. Хотел запустить двигатель, но вдруг посмотрел на компьютер, и, сам не понимая – зачем, набрал в глобальной сети запрос с названием мотеля. Отзывы, рекомендации, критика… Действительно, много творческих людей. Джонатан просмотрел череду картин, узнавая на некоторых космический пейзаж, пробежался по названиям книг, статей. Были даже музыкальные произведения.

Он отстегнул ремни безопасности, вернулся на космическую станцию с яркой вывеской “Мотель “Врата”.

Тара приподнялась в постели, посмотрела на него сонным взглядом.

– Ты встал? И уже уходишь?

– Я передумал.

– Насчёт чего?

– Я не лечу на Землю. И мне нужна твоя помощь.

– Какая?

– Мы… Я купил очень дешевый и старый корабль.

– Да, я заметила.

– Там есть капсула гибернации, но она пассажирская. Наверное, предыдущий владелец сэкономил, купил ее на разборке какого-нибудь пассажирского судна. Ее нужно запускать и программировать с внешнего пульта, поэтому я не могу сам себя погрузить в сон.

– Ясно. Хочешь, чтобы я это сделала?

– Да. Я проложил новый курс. Включу автопилот, и, когда ты покинешь корабль, он сам отшвартуется и уйдет в космос.

– Что ж, если ты этого хочешь… – Тара накинула на себя домашний халат, – Пошли, пилот Абелуйо.

Вдоль по коридору, потом вниз по лестнице, через приёмную, мимо комнат для постояльцев. Джонатан все время как будто пытался что-то сказать, но сдерживался, не мог решиться.

– Думаешь, в голове у каждого человека и правда целая вселенная?

– Думаю, да.

– Забавно.

Он включил автопилот, лёг в капсулу.

– Прощай, Тара. Ты хорошая вселенная.

Она поцеловала его в губы.

– Да, и не бойся – никакого вторжения не будет.

Капсула закрылась.

– Прощай, Джонатан.

Несколько месяцев боевой флот Федерации курсировал вдоль окраинных районов галактики, ожидая вторжения кибернанитов. Но все они, почти тридцать миллиардов, мирно покоились в недрах одного единственного мозга. Ни к чему были эскадры, звездолеты – можно было добраться до Земли на маленьком неприметном кораблике. Подключиться к сети и проникнуть во все освоенные миры разом, в каждый компьютер, каждую ракетную установку, в каждую кофеварку. Они доверились своему лучшему пилоту, который должен был управлять телом и кораблём, должен был доставить их на Землю. Но Джонатан никогда не ел такого вкусного мороженого…

Лабиринт хондверкеров

Он боялся ложиться спать, боялся не проснуться. Сердце подводило, порой пропуская удары. Не всегда, но достаточно часто, чтобы каждый день напоминать ему о бренности бытия. Таблетки, микстуры помогали слабо, как и строгая диета. Фроуд был в хорошей форме. Просто, видимо, пришел его срок. Порой он с сожалением думал о том, что его печень, почки, да хоть бы глаза или руки могли бы служить еще долго, но сердце в один “прекрасный” миг даст финишную отмашку. Жаль.

Служанка принесла чай и утреннюю газету. Где-то за окном протяжно созывал на работу гудок его – господина Фроуда Ножницкого – фабрики. Рабочие торопились, толкались у проходной, пока хозяин читал передовицу “Котла”. Он не глядя помешивал в стакане строго отмеренную ложку сахара, кружившегося вместе с долькой лимона.

– Хех! – мотнул головой, криво ухмыляясь.

Газета сообщала, что к весне власти намерены разобрать пресловутый “Лабиринт хондверкеров”. В который раз? И как они собираются это сделать?

Перелистнул дальше – одну страницу, другую. Достойных внимания новостей больше не было: празднование семисотлетия колонии, слухи об установлении связи с Землей, банкротство электродвигательных мануфактур… Все ожидаемо, все как всегда.

Фроуд сложил газету, бросив ее на край стола. С сожалением посмотрел на хлеб, масло и персиковый джем. Позволить он их себе не мог, дабы не навредить здоровью еще больше. Но каждый раз требовал подавать на завтрак, просто чтобы были, потому что так привык.

Встал, надел пиджак, поправил галстук, глядя на себя в зеркало. Достал часы из кармана жилетки. Рабочий день начался! У дома его ждал паровой экипаж. Водитель приподнял фуражку, чуть поклонившись, дождался, пока хозяин сядет в машину и тронулся в путь. Маршрут, не менявшийся уже многие годы, он знал хорошо.

Ножницкий думал о своем, не замечая проплывающие за окном городские кварталы. У него не выходила из головы передовица “Котла”. “А вдруг и правда разберут?”. Лабиринт давно мозолит глаза губернатору. Все эти забавные штуковины, которые претендуют на магические свойства, активно раскупаемые падкими до чудес горожанами, они ведь наносят немалый экономический вред. Вместо того, чтобы купить новый бойлер производства компании “Штокман и Савельев”, какой-нибудь глава семейства, наученный своей женушкой, идет в лабиринт, и за гроши покупает у хондверкеров невообразимое нечто, помещающееся в кармане, подмигивающее из глубин латунного корпуса красной или зеленой лампочкой. И оно даже работает, исправно нагревая воду и не требуя энергии, пока хозяюшка не нарушит одно из нелепых условий эксплуатации, вроде ежедневного протирания устройства листом болотного дерева.

Честно говоря, Фроуд и сам подумывал… Почему нет, в конце-то концов? Если врачи махнули на него рукой, призывают смириться и не нарушать их инструкций, чтобы протянуть еще год или два, то, может быть, в лабиринте ему помогут? Да, глупо. Такие дела не для фокусников. Но червоточинка сомнений, раз засевшая в его сознании, продолжала подтачивать здравый смысл и толкать господина Ножницкого на авантюру: “давай же, попробуй, что ты теряешь?”.

“Действительно, вдруг и правда разберут? И ведь разберут! Не останется лабиринта, исчезнут, растворятся в городских кварталах хондверкеры, а то и уйдут подальше от города. Ищи потом нужного мастера!”. Фроуд потянулся к переговорному устройству, нажал на кнопку звонка.

– Езжай в лабиринт!

Водитель удивленно оглянулся, но не стал переспрашивать, перечить. Слово хозяина закон. Развернул машину, направляясь на север, через старые кварталы времен первых поселенцев. Вскоре они выехали на окраину города и перед ними открылась панорама лабиринта. Продольные и поперечные ряды низеньких зданий, уходящих на многие километры вглубь широкой долины. Это было самое многочисленное поселение хондверкеров – аборигенов, населявших планету до появления людей.

Машина остановилась и Фроуд покинул салон. Он с сомнением разглядывал вход в лабиринт, отмеченный железной аркой, множество раз перекрашенной, местами подернувшейся ржавчиной.

– Господин, – окликнул его водитель, – Может, мне съездить за охраной? Вы же не пойдете туда один?

– Нет, не нужно. Езжай на фабрику, обратно я доберусь сам.

Водитель пожал плечами, отпустил педаль тормоза и экипаж, выпустив струю пара, укатил обратно в сторону городских кварталов. Наступила звенящая тишина. Навстречу Ножницкому из лабиринта вышли два человека, плохо одетые, прячущие что-то в бумажных свертках. Они с удивлением взглянули на солидного фабриканта, посторонились.

Фроуд решился, вошел внутрь. Оказавшись на улочке, зажатой каменными домами, он гадал – с чего начать? У кого спросить? Как правильно сформулировать свою просьбу? И сможет ли, черт побери, ему вообще кто-то помочь?

Вокруг царила тишина. Дома казались безжизненными и даже солнце, ярко светившее там, на территории людей, здесь с трудом рассеивало сумрак узких улиц. Ножницкий кашлянул, чтобы разрушить наваждение, уверенно зашагал вперед. Оглядывая мимоходом дома, он заметил, что большинство из них были двух или трехэтажными, но каждый этаж едва ли доходил ему до подбородка. Местные – низкорослый народец. Окон в домах было мало, хотя, возможно, большая их часть выходила во внутренние дворы. А есть ли эти дворы? Что там, за домами? Фроуд вдруг подумал, что понятия не имеет о том, как здесь ориентироваться. Он наивно полагал, что это лишь экзотический городок, и лабиринтом он называется иносказательно, за тесные и извилистые улицы. В конце концов, выйти обратно ему помогут, если не по доброте душевной, так за вознаграждение! Но никого не было вокруг. Перекрестки, тупики, повороты, давящие стены – все это запутывало, намекало, что лабиринт настоящий.

Он вдруг увидел в одном из домов деревянную дверь, на которой висел аншлаг: “Информаторий”. Буквы кривые, написаны от руки. Фроуд с облегчением выдохнул, потянул за ручку. Внутри, при свете керосиновой лампы, сидел за столом хондверкер. Он что-то писал в толстом журнале перьевой ручкой, время от времени макая ее в чернильницу. Фабрикант склонился, чтобы зайти внутрь.

– Добрый день…

Хозяин молча, не отрываясь от работы и не поднимая головы, указал ему на стул в углу комнаты. Ножницкий подвинул его ближе к столу, сел.

– Добрый день! – повторил он, – Мне бы… Хм. Как это сказать… Нужен особенный специалист.

Хондверкер постучал пальцами по столешнице, отложил ручку, положив ее пером на чернильный прибор, достал из под стола табличку – “1 энхет”. Посетитель суетливо стал копаться в карманах, вывалил кучу мелочи, отыскав среди монет одну нужного достоинства, подвинул ее хондверкеру. Тот смахнул вознаграждение в выдвижной ящик.

– Бытовые приборы сразу за поворотом и дальше на тридцать улиц вглубь, – голос у хозяина был скрипучим, говорил он быстро, скороговоркой, – Там же точные устройства, но они на верхних этажах.

– У меня, собственно…

– Механизмы желаний, чувств и прочее еще дальше, – перебил он Фроуда, – Двигайтесь по улицам на север.

– Нет, мне нужно…

– Мастерские здоровья находятся…

Ножницкий встрепенулся, подвинулся ближе.

– Находятся в постоянном движении.

– То есть, как? Где же мне их найти?

– В лабиринте не вы ищите. Вы просто идете. Чем сложнее дело, тем дольше идти. Лабиринт сам решит – показывать ли вам мастерскую, и когда именно.

Маленький человек снова взялся за перо, демонстрируя всем своим видом, что разговор окончен. Сердце пропустило удар. Фроуд положил ладонь на грудь, поморщился, глубоко вздохнул. “К черту. Дурацкая была идея! Лучше помереть дома”. Он вышел из комнаты, с удовольствием разогнувшись, хлопнул дверью, чуть сильнее, чем следовало. Странно – солнце уже клонилось к закату, будто он провел в этой каморке весь день. Развернулся, быстро зашагал в ту сторону, откуда пришел. Он был уверен, что не успел зайти так далеко, чтобы не знать теперь, как вернуться. Посмотрел на небо. Зарево заката было слева от него.

– Что за… Я ведь иду на юг. А закат – на западе?

“Нет-нет, просто где-то свернул не туда. Чуть-чуть заплутал. Сейчас вернусь и выйду к городу!”. Он снова оказался у дверей с надписью “Информаторий”. Огляделся, решил идти в другую сторону. Через полчаса солнце закатилось за горизонт, а вскоре пропало и зарево. Лабиринт окутала тьма.

Фроуд остановился, прижался спиной к холодной стене. Закрыл глаза. Ему почудилось, что где-то далеко, на границе слышимости, просвистел фабричный гудок. “Заблудился!”. Будут ли его искать? Семьи нет. Служанка, наверное, позвонит на фабрику, не дождавшись его к ужину. Найдут водителя, тот скажет, что “господин Ножницкий попросил отвезти его к лабиринту хондверкеров”. Отправят полицейский патруль. Фроуд сильно сомневался, что полисмены станут обшаривать в темноте весь лабиринт. Пройдут несколько улиц и вернутся. Возможно, возобновят поиски с утра. Значит, этой ночью он предоставлен самому себе.

В глубине переулка что-то сверкнуло. Фабрикант присмотрелся внимательнее. Игра света и тени, будто кто-то прошел с лампой в руках и скрылся за очередным поворотом. Ножницкий бросился следом, споткнулся, но сумел устоять на ногах. Стараясь не потерять нужное направление, повернул за угол. Да, снова отблеск света! Только бы не отстать, не упустить! Еще один поворот, свет все ближе, он уже видит, как лампа отбрасывает на стены тень маленькой фигуры.

– Подождите! Эй! Постойте!

Фигурка остановилась, повернулась к нему. В несколько шагов Фроуд нагнал ночного странника, широко улыбнулся, готовый отдать любые деньги за то, чтобы местный вывел его из лабиринта.

Перед ним стояла девочка. Не хондверкер, обычная человеческая девочка, сжимающая в руках электрический фонарь.

– Что же это вы, господин хороший, бродите ночью в таком месте? Да еще и без захудалой свечки?

Фроуд ошарашенно смотрел на ребенка. Светлый овал лица, чуть испачканного сажей, простое, несколько раз перешитое платье.

– А ты? – ответил он вопросом на вопрос, – Что здесь делаешь?

– Иду, – ответила девочка, отвернулась и зашагала дальше.

Ножницкому снова пришлось нагнать ее, пристроиться рядом, стараясь идти в ногу.

– Куда ты идешь? И почему?

– Во-первых, потому что стоять холодно, а идти – более-менее. А во-вторых потому, что за своим делом мне надо идти очень далеко. Это уж я верно знаю. А ты разве не знаешь?

Она повернулась, посмотрела ему в лицо. Он неопределенно пожал плечами.

– Да. Мне сказали. Но… Я подумал, что это все выдумки. Ерунда.

Девочка отрицательно помотала головой.

– Не ерунда. Я уже третий раз иду. И теперь уж обязательно…

Она остановилась, протянула ему фонарь.

– Подержи.

Достала из кармана конфету, развернула, положила в рот. Обертку аккуратно убрала обратно в карман.

– Нельзя мусорить, лабиринт не любит. У меня еще одна есть. Хочешь?

– Нет, спасибо. Сколько тебе лет?

– Двенадцать.

– Зачем тебе лабиринт?

– Мое дело… – насупилась, повернулась в ту сторону, куда надо было идти, вздохнула.

Фроуд тоже посмотрел туда.

– Что?

Девочка перекатывала во рту конфету, разглядывая густую тьму впереди. Потом снова взглянула на спутника.

– За день дойти не успеваешь, дни здесь проходят очень быстро, особенно если зайти куда-нибудь. А ночью… Ночью появляются странности, – снова вздохнула, забрала у него фонарь и медленно двинулась дальше, – Не люблю их.

– Какие странности?

– Разные, – неопределенно ответила она.

Некоторое время они шли молча. Фроуд заметил, что девочка шагает все медленее и медленее. В свете фонаря проступил перекресток. Точнее, разветвление – впереди была глухая стена, вдоль которой направо и налево уходила улица.

– Как тебя зовут?

Девочка не ответила, подняла руку, показывая, чтобы он замолчал. Все еще глядя на нее, Фроуд хотел снова задать вопрос, но краем глаза заметил движение. Повернулся к стене. От ее серой, шершавой поверхности медленно отделилась фигура. Высокое, почти в два раза выше его самого, существо. Руки и ноги человеческие, разве что сморщенные, обтянутые дряблой кожей. А вот голова просто огромная! Вытянутый нос, узкие губы, большие, пронзительно сверкающие глаза. Зрачки скользнули по девчонке, потом по фабриканту. Существо приблизилось к остолбеневшему Фроуду.

– Выход ищешь?

Он судорожно сглотнул, заставив себя кивнуть. Посмотрел на девочку, словно ожидая поддержки. Она что-то говорила ему, шевеля одними губами, и он сумел разобрать: “не бойся”. Существо резко обернулось.

– Подсказываешь?!

Подскочило к ней, нагнулось, почти касаясь лица девчушки огромным носом.

– А ты? Маленькая, занудная… В который раз уже пытаешься пройти! – и вдруг отступило на полшага, сменило тон на более спокойный, даже ласковый, – Давай помогу. Оставь мне этого здесь, я с ним потом разберусь. Ты смелая, а он труслив. Будет тебе обузой. Ведь ему хочется обратно, домой, сбежать поскорее!

– Нет. Мы идем по своим делам. Оба! – выкрикнула она в лицо существу.

Странность с большой головой недовольно скривилась, отступила обратно к стене и через секунду растворилась в воздухе, словно ее и не было. Девочка уверенно повернула направо, быстро зашагала подальше от перекрестка, бросив Ножницкому: “Идем отсюда! Быстрее!”.

Через несколько кварталов она остановилась. Протянула Фроуду руку, совсем как взрослая.

– Энни.

– Фроуд.

Она кивнула, пожала его руку своей маленькой ладошкой и уверенно зашагала дальше. Он заторопился следом.

– Прости, я…

– Ничего. Первый раз всегда страшно, я понимаю. Но их не надо бояться. Они не настоящие. Если не бояться – сразу исчезают.

– А если все же испугаешься?

– Убьют.

– Как… убьют? Ты же сказала, что они не настоящие.

– Ага. Но убьют, – она нахмурилась, – Видела один раз.

Он шел рядом, задумавшись, потом спохватился, снял с себя пальто.

– Держи. Ты говорила, что тебе холодно.

Забрал у нее фонарь, чтобы девочка могла одеться. Энни улыбнулась.

– Спасибо!

С благодарностью натянула дорогое шерстяное пальто, полы которого теперь касались дороги, а рукава сложились гармошкой.

– Теплое.

Энни запихала в рот вторую конфету. Казалось, она идет светлым днем по цветущему бульвару и вполне довольна своей жизнью.

– Вдвоем – даже хорошо. Странности не могут сосредоточиться сразу на двоих, это сбивает их с толку. Поэтому те, кто уже знает лабиринт, приходят сюда не в одиночку.

– А ты? Почему одна?

Девочка молчала несколько мгновений.

– Мне не с кем, – ответила тихо.

Фроуд хотел уточнить, но сдержался, не стал спрашивать об этом.

– А зачем ты идешь?

Она снова молчала. Не дождавшись ответа, повернулся к ней, чтобы переспросить, но… Энни рядом не было. Ножницкий в растерянности остановился, заозирался по сторонам.

– Эй! Ты где? Энни!

Тишина. Он бросился назад, добежал до того места, где, он был уверен, она еще шла рядом. Снова огляделся. Никого и ничего. Только тьма вокруг, едва рассеиваемая дрожащим светом фонаря, да камень холодных стен.

– Энни!

Фроуду вдруг стало страшно. Даже страшнее, чем если бы на него напало очередное чудовище. Он успел привыкнуть к мысли, что не один, что рядом человек, пусть маленький, слабый, но в чем-то более опытный, чем он сам, и, чего греха таить, более смелый. Сейчас этот человечек пропал, растворился в каменных закоулках. Лабиринт сожрал девочку, не оставив и следа.

Следуя слепому инстинкту, Фроуд обшаривал стены, недеясь обнаружить тайный ход, где она могла бы скрыться. Но нет, ничего похожего… Перешел на другую сторону дороги, попробовал там, потом побежал вдоль по улице, не имея понятия – куда. Оглядывался вокруг, выкрикивал имя девочки. Через какое-то время он оказался там же, где первый раз заметил ее исчезновение. По крайней мере, место было очень похожим. “Я хожу кругами?”. Развернулся, решил идти в другую сторону. Поворот, еще поворот…

– Энни! Энни, где ты?!

Вдруг остановился. Сердце сжало в груди. Ноги у него подкосились, Фроуд осел на мостовую. Несколько томительных мгновений, которые заставили его жадно хватать ртом воздух, рвать пуговицы на пиджаке и рубашке, прошли так же неожиданно, как и начались. Тук-тук… Тук-тук… Оно снова билось. Пока еще билось.

Господин Ножницкий вытер со лба холодную испарину. Поднялся, шатающейся походкой сделал пару шагов. Закрыл глаза. “Надо успокоиться. Если я буду волноваться, то не дойду”. Открыл глаза, двинулся дальше. “Что она говорила? Не бояться. Правильно! И не важно, где я ее потерял. Прочь сомнения, надо быть смелым, и тогда лабиринт отдаст Энни!”. Он сам не понимал, почему так уверен, но держался за эту мысль, как за последнюю соломинку.

Снова перекресток, такой же, как в прошлый раз – впереди глухая стена, поворот направо, поворот налево. Пошел прямо, протягивая руку к стене. Рука легко провалилась внутрь, словно перед ним и не было каменной кладки. Фроуд шагнул вперед, проникая сквозь барьер всем телом. Позади брякнул фонарь, упавший на дорогу – его стена не пропустила.

Фабрикант стоял перед городскими окраинами. Оглянулся: позади железные ворота, вход в лабиринт. Он протер глаза, посмотрел еще раз. Да, так и есть… Проклятый лабиринт исторг его, выплюнул.

Холодный ночной воздух начинал пробирать. Сейчас бы домой, горячего чаю, сердечные капли и в постель. А потом на недельку в отпуск. Ничего, фабрика без него не остановится. И пускай сносят эти хондверкеровские развалины! К черту… Еще и спонсорскую поддержку оказать губернатору, дать ему паровые бульдозеры, чтобы сносить было сподручнее.

Фроуд прикусил губу. “Если бы не Энни… Но кто она мне?”. И все же решительно шагнул к воротам. Что-то подсказывало ему, что если бы он поехал на фабрику и вернулся сюда с кучей охраны, с полисменами, было бы только хуже. Это странное место обведет их вокруг пальца, выплюнет так же, как и его, а то еще и прихватит кого-нибудь. Нет, нужно самому.

“Кто она мне? Я знаю! Она человек, который шел рядом. Мы шли вместе. К одной цели. И я ее не брошу!”.

Он мало что видел перед собой, фонарь остался там, в дебрях каменных поворотов, шел по памяти, той же дорогой, что и первый раз. Притормозил, сделал шаг назад. “Информаторий”. Распахнул дверь, прошел к столу, достал энхет.

– Мне нужен фонарь! – монетка звякнула, закрутилась на ребре, упала.

Хондверкер посмотрел на него.

– Бытовые приборы за поворотом и дальше…

– Здесь нужен, сейчас!

Хозяин подпрыгнул от неожиданности. Фроуд в нетерпении вывалил на стол все монеты, какие у него были.

– Минутку… – низкорослик встал, скрылся в соседнем помещении. Вернулся с фонарем в руках.

– И еще. Со мной была девочка. Она пропала, исчезла. Можно ее найти?

Хондверкер в сомнении шамкал губами. Ножницкий достал из внутреннего кармана несколько купюр, потряс ими перед его носом. Похоже, хозяина информатория это заинтересовало: никто еще не платил за информацию так дорого. Он медленно протянул руку, взял деньги.

– Заблудшие в саду.

Фроуд ждал продолжения, но хозяин молчал.

– В каком еще саду, черт бы тебя побрал?!

Тот встал, подошел к двери на улицу, открыл ее, приглашая Ножницкого. Указал на ближайший поворот.

– Направо.

– А дальше?

Хондверкер вздохнул.

– Нужен не точный путь, а устремление. Поворачивай направо, потом снова направо, и снова направо. Столько, сколько потребуется. Лабиринт сам поймет, куда ты хочешь попасть.

“Спасибо” у Фроуда вышло раздраженное, невнятное. Он уже пошел прочь от информатория, когда его окликнули.

– Только знай, что не все этой дорогой доходят до конца.

Отмахнулся.

Через час у него кружилась голова от беспрестанных поворотов в одну и ту же сторону. Даже стало подташнивать. Порой он останавливался, задирал голову вверх, к небу, и стоял так несколько минут, стараясь прийти в себя. Потом шел дальше. И вот, наконец, что-то изменилось. За очередным правым поворотом Фроуд увидел длинный коридор, конец которого терялся во тьме.

Замер на месте, но тут же обругал себя за нерешительность, рванулся вперед. Он злился на хондверкеров, на непостижимый лабиринт с его тайнами и несуразностями, на себя злился, что ввязался во все это и отступить уже не мог.

Стены с обеих сторон, еще секунду назад имевшие ровные поверхности, проступили темными, ребристыми выступами. Что-то пыталось отпочковаться от них, шевелилось в разных местах, натягивая рисунок камней, словно это резиновое покрытие. Фроуд ступал уверенно, чеканя широкие шаги, игнорируя тянущееся к нему нечто. До ушей его долетал неприятный, угрожающий шепот. Чем больше становилось выступов и чем дальше они вытягивались, тем больше его это злило.

Одно зацепилось за рукав, останавливая фабриканта. Он увидел, как натянутая поверхность разделяется на пальцы, стиснувшие ткань его пиджака. Где-то в глубине стены, подернувшейся мутной полупрозрачностью, на него смотрели глаза.

– А ну пошел к дьяволу! – он дернул рукой, оставляя в цепких пальцах кусок рукава. Ответил стене испепеляющим взглядом, полным ненависти к непонятному, жуткому, пришедшему из страшных сказок.

Все кончилось мгновенно. Стены снова стали ровными, в коридоре воцарилась тишина. Не теряя времени, Ножницкий достиг его оконечности, за которой оказался долгожданный сад!

– Энни!

Никто не отвечал, только кусты с бутонами экзотических цветов шелестели, покачиваясь на слабом ветру.

– Ах! – Фроуд отдернул руку.

На ладони проявилась линия пореза, из которой скатилось несколько капель крови.

– Чтоб тебя…

Он внимательнее посмотрел на растения, окружавшие его со всех сторон. Листья поблескивали в свете фонаря острыми гранями, будто это были заточенные лезвия. Постарался идти аккуратнее, не касаясь кустов. Но с каждым метром они наклонялись к дорожке все ближе и ближе, закрывая ее своими ветвями, заставляя неудачливого путника прятать ладони, лицо, сгибаться все ниже и ниже. Фроуд тихо ругался словами, которые раньше слышал только от фабричных рабочих. Пиджак его уже висел изрезанными лоскутами, на руках и макушке головы, несмотря на все ухищрения, увеличивалось число порезов. Глаза стало заливать кровью, а заросли требовали нагибаться все ниже и ниже. В какой-то момент он малодушно дернулся назад, но не поверил, что выбраться обратно будет проще, чем идти дальше. Упал на четвереньки и пополз, упираясь окровавленными руками в холодную землю. Дыхание стало частым, он испугался, что сердце снова даст сбой, но продолжал ползти, толкая перед собой фонарь.

– Я знала, что ты придешь!

Остановился, поднял голову. Кустов над ним больше не было, они остались в метре позади. Перед Фроудом раскинулась небольшая поляна, в центре которой, постелив на траву дорогое шерстяное пальто, расположилась Энни. Ножницкий улыбнулся, в изнеможении сел на колени. Девочка подошла, вытерла невесть откуда взявшимся платочком кровь с его лица.

– А фонарик у тебя не мой, зелененький. Мой был синий. Потерял?

Фроуд кивнул, продолжая улыбаться. Он потянулся к девочке, нежно обнял ее, стараясь не касаться светлого платьица испачканными руками.

– Как же ты здесь оказалась?

Пожала плечами.

– Провалилась.

– Сквозь мостовую?!

– В невидимые ходы. Мне носатый про них рассказывал, когда я еще первый раз шла.

– Носатый? Это тот, который…

– Ага.

Ножницкий, морщась от боли, вытирал израненные руки прямо о штаны. Поднялся с колен, посветил фонарем вокруг.

– Как нам выбраться отсюда?

– Выходов хоть отбавляй, – она оглянулась через плечо, – Только вход один, колючий и неудобный.

– Что ж ты сидела? Не уходила?

– В темноту идти не хотела. Или солнце надо ждать, или тебя с фонарем. Хорошо, что ты оказался быстрее солнца!

Они выбрались из сада на обычную улицу лабиринта и, не оглядываясь, пошли вперед. Кажется, небо светлело, но слишком медленно, светило еще пряталось далеко за горизонтом.

– Зачем ты идешь? Так мне и не сказала.

Девочка поправила на плечах пальто.

– Болею я. Мать говорит – отец в свое время помер от той же заразы.

– Какой?

– Больно уж мудреные слова, я не запомнила. Мать всего один раз меня к врачу и водила. Серьги продала, чтобы на прием попасть. А больше продавать нечего. Того, что она зарабатывает, едва на еду хватает. Да и то… – Энни ненадолго замолчала, – Часть денег пропивает.

Ему захотелось взять девочку на руки, прижать к себе, но Фроуд понимал, что она слишком самостоятельна и много раз бита злой жизнью, чтобы доверчиво принимать сочувствие и ласку. Впрочем, он и сам не ожидал от себя такой сентиментальности. Бизнес для него был превыше всего, поэтому и женщины рядом с ним не задерживались, и детей он не нажил. Только фабрику да многочисленные склады.

– А ты, Фроуд?

– Я?

– Зачем пришел в лабиринт?

– О, тут мы с тобой похожи, милая.

– Тоже болеешь?

Кивнул.

– Угу. Сердце у меня слабое, больное. Несколько раз думал, что помру здесь, в лабиринте, – горько усмехнулся.

– Зато доброе сердце.

Он посмотрел на нее, улыбнулся. Не удержавшись, потрепал по светловолосой голове.

Впереди показалось нечто странное. Дорогу перегораживал длинный стол, за которым сидел хондверкер – вроде того, в информатории. “Что ж, по крайней мере не чудище, не лапы, хватающие тебя за руки, да и не растения с листьями-скальпелями”. Воодушевленный, Ножницкий прибавил шагу и первый подошел к служителю лабиринта. Тот поднял на него взгляд, мельком посмотрел на девочку.

– Вдвоем идете? Зря, зря… – достал из ящика два медных прибора, совсем небольших, едва ли с ладонь Энни.

– Отчего же? В компании лучше, чем поодиночке! Правда, Энни?

Девочка смотрела на хондверкера исподлобья. Казалось, она знает или догадывается о чем-то, чего Фроуд еще не понимал.

– Жмите. Наугад, – маленький человечек за столом указал на приборы, – Вы забрались достаточно далеко, так что имеете право. Одна кнопка выбросит к воротам, другая – туда, куда шли.

Фроуд смотрел на него непонимающе.

– Подождите. Что значит – одна туда, другая сюда? Мы идем вместе и не собираемся разделяться!

Хондверкер не отвечал. Энни подошла ближе, тихо сказала:

– Он не уступит. Лабиринт не уступит. Будет так, как они захотят.

Фроуд сплюнул.

– Да идите вы… знаете куда? Мы сами найдем дорогу! Пошли, милая, – он взял ее за руку.

Там, откуда они только что пришли, где была дорога, сейчас возвышалась стена. И справа, слева тоже были стены, уходящие вверх так высоко, что ни фонарь, ни светлеющее небо не могли открыть путникам – где же эти стены заканчиваются. Тупик.

Ножницкий развернулся обратно к коротышке, но того уже и след простыл. Вместо стола на мостовой зиял темный провал, достаточно широкий, чтобы его не смог перепрыгнуть Фроуд, не говоря уже о девочке. А прямо перед ними, на дороге, лежали медные кнопки.

– Вот скотина, а? – процедил сквозь зубы Фроуд, – Ничего… Ничего, мы что-нибудь придумаем.

Сзади что-то хрустнуло. Он обернулся, но ничего не увидел: те же стены, та же мостовая.

– Так. Ладно. Это не смертельный выбор, дорогая. Нажми любую кнопку. Я верю, тебе повезет! А я пройду лабиринт еще раз. Теперь смогу, точно знаю! – он улыбнулся, и понял, что да, знает. Второй раз не пройдет. Сердце у него болезненно защемило.

– Не нажму.

– Что?

Сзади снова хрустнуло. Фроуд внимательно посмотрел на стены и понял, в чем дело. Стены двигались, сокращая их жизненное пространство.

– Энни, послушай. Ты должна. Должна нажать первой. Я не могу оставить тебя здесь, если не буду уверен, что все в порядке. Слышишь меня?

– Не буду нажимать.

– Черт! – оглянулся, оценивая оставшееся время, – Упрямая девчонка! Да в чем же дело?! Почему ты не хочешь нажимать? Ну даже если выкинет к воротам, это не конец, Энни!

Стена подталкивала их в спины, до кнопок, лежащих у ног, осталось не больше полуметра.

– Нажимай! Нажимай же!

Энни повернулась к нему. Она едва заметно улыбалась. Взяла Фроуда за руку.

– Не бойся. Все так и должно быть. Я знаю.

Носки его ботинок уже были над пропастью.

– О-о-о! – Ножницкий зажмурился.

Маленькая ладонь по-прежнему держалась за него. Держалась, держалась… Вокруг тишина – ни скрипа ползущих стен, ни свиста ветра в ушах, который можно было бы слышать при падении. Да и падения не чувствовалось. “Неужели стены остановились?”. Он боялся открыть глаза.

– Долго так стоять будете? Кто первый?

Фроуд приподнял веки и в страхе взмахнул свободной рукой, потому что нечаянно качнулся вперед. Но пропасти перед ним не было. Лишь старый, очень старый хондверкер, редкие волосы которого выбелены сединой. Энни стояла рядом и продолжала улыбаться.

– Я же говорила, что так надо. Лабиринт хитрый. Но я хитрее!

Она сорвалась с места и побежала к открытой двери, над которой висела надпись “Мастерская здоровья”.

У дома стояла деревянная скамейка, сколоченная из широкой доски. Превозмогая боль в груди, Фроуд Ножницкий добрел до нее, присел. Не очень удобно, не по его росту, но все лучше, чем стоять. Посмотрел на небо: наконец-то рассвет. Вовремя, пожалуй. Господин фабрикант подумал, что жизнь его после лабиринта никогда уже не будет прежней.

Дверь отворилась, выглянул старик.

– Заходи.

Скрипнув зубами, Фроуд поднялся. Вошел в дом. Внутри просторного помещения, немаленького даже по высоте потолка, витал дух таинственных, незнакомых человеку наук. Цветные склянки на стеллажах, подозрительные комочки явно органического происхождения, заспиртованные в банках, медные трубки, идущие вдоль стен, по потолку, пересекающиеся между собой и заканчивающиеся кранами или резиновыми трубками, странные приборы с вращающимися шестеренками, мигающими лампочками… Он увидел кресло, хотел присесть, но старик хондверкер запретил.

– Вставай сюда, – указал пальцем перед собой.

Фроуд встал.

– А где девочка? С ней все в порядке?

– Ее помощник мой осматривает. О себе думай.

Старик нацепил на голову обод, на котором была смонтирована сложная система окуляров и электродов. Подключил ее к громоздкому аппарату, стоявшему на столе.

– Не шевелись теперь.

Ножницкий замер, хотя это и стоило ему больших трудов. Хондверкер щелкнул одним, окуляром, поднял его, опустил другой.

– Мда-а…

Медленно обошел Фроуда сбоку, присел, снова выпрямился.

– Почти опоздал. Но ничего, успеем. Есть у меня замена.

Он снял обод, отключил его. Открыл дверцу металлического шкафа, внимательно рассматривая диковинные вещицы на нижних полках. Сходил за табуреткой, взобрался на нее, осмотрел верхние полки. Наконец достал что-то, спустился.

– Вот!

Протянул руку, демонстрируя находку. Даже не имея медицинского образования, Фроуд узнал в ней некое подобие человеческого сердца, сделанного из тонких пластин странного, блестящего материала.

– Ого. Это что же – вы хотите в меня засунуть? Не тяжеловато будет?

– На, потрогай.

Ножницкий взял устройство, прикинул на вес. И правда, удивительно легкое! Старик забрал, нажал что-то и продемонстрировал, как оно с готовностью сокращается, выполняя роль маленького насоса.

– Проработает дольше, чем все твои родные органы. Впрочем, они у тебя еще будь здоров.

– Сколько я буду должен?

Седовласый лекарь удивленно оглянулся.

– Прошедшие лабиринт получают желаемое бесплатно. Но сюда редко кто добирается.

Он положил “сердце” на стол, старательно записал что-то в блокноте.

– Резать мы тебя не будем, не переживай, у нас тут не человеческий госпиталь. Пройдешь через камеру трансформации, она из тебя что не надо достанет, а что надо внутрь положит, смонтирует. Даже не почувствуешь! Запущенное состояние, а то можно было бы и не менять целиком, только пучок.

– Что еще за пучок?

– Энергетический, какой же еще. Ну да вы, люди, об этом понятия не имеете. Орган – это ведь кучка клеток, ничего более. Физический материал. Управляет им энергия! От нее все зависит. Здоровый пучок и плохой орган восстановить может. У тебя вон в каждом сверкает, прям букет энергетический, кого хошь вытянет. И только сердечный еле тлеет. Тут уж все, полная замена. Последний он у меня, жалко. Новый теперь не скоро появится. Я сейчас…

Старик поднялся по винтовой лестнице, какое-то время были слышны его шаги, потом все стихло. Фроуд застонал, умоляя про себя, чтобы хондверкер поторопился: боль становилась все сильнее и сильнее. Снова послышались шаги, но не старческие, легкие, и с другой стороны. Открылась вторая дверца, которую он до этого не приметил. Вошла Энни. Все такая же улыбчивая она села в кресло. Ножницкий тоже заставил себя улыбнуться.

– Ну как ты? В порядке?

Она отрицательно покачала головой.

– Сказали – “замены нет”, – девочка виновато пожала плечами, – Не судьба!

И прежде, чем фабрикант успел ей что-то ответить, вышла на улицу. Солнце уже поднималось над горизонтом, согревая лучами крыши маленьких домов, кварталы которых занимали всю долину. Где-то далеко-далеко призывно подвывал фабричный гудок. Начинался новый день.

Энни посидела на скамейке, расправила на коленках платье, разглядывая швы и заплатки, вспоминая – когда и какую подшивала сама, а некоторые, постарее, еще и мать. Вздохнула. Надо возвращаться домой. Зачем? Но что ей еще оставалось…

– Поди-ка сюда, – старик выглянул из дверного проема.

Девочку проводили через камеру несколько раз, слишком много пучков пришлось заменить. Откуда они взялись – никто не объяснил. Когда отпустили, выпроводили под лучи уже полуденного солнца, сунули в руки бумажку. Она, все еще ошарашенная, не до конца поверившая в свое счастье, отошла от мастерской на несколько шагов, развернула документ.

“Я, Фроуд Ножницкий, находясь в здравом уме и твердой памяти, завещаю все свое движимое и недвижимое имущество…”.

Энни села на мостовую. По щекам ее катились слезы.

Человек арестованный

Глава 1. Пошел к черту

– Как тебя зовут?

– Руби.

– Что натворила?

– Не твое дело, железка.

Ее втолкнули в помещение полицейского участка.

– Дежурный! Отведите арестованную.

Подхватили под локоть. Аккуратно, но цепко, не вывернешься. Да и куда тут деваться?

– Пошел к черту! Отвали от меня, урод! Я сказала убери руки!

Повели по коридору. Офицер приоткрыл дверь из матового стекла, заглянул в кабинет. Закрыл.

– Нужно подождать. Присаживайтесь.

Девушка села на скамейку, обтянутую серым кожзамом.

– Да ты не стой, иди. Я одна подожду.

Офицер посмотрел на нее, ничего не ответил, остался стоять рядом.

Она вынула изо рта жевательную резинку, прилепила к краю скамейки. Огляделась. На матовой двери прочла надпись: “Судискин”. Рассмеялась.

– Судиськин. Почти Аниськин.

– Судебный искусственный интеллект, – пояснил офицер, не понимающий ее веселья.

Она вздохнула: юмора электронным мозгам недосыпали. Руби поковыряла дырку в обтягивающих джинсах, долго смотрела на кобуру полицейского, заставив его повернуться к ней другим боком, усмехнулась, закинула ногу на ногу, в тоскливом нетерпении стала накручивать на палец коротко подстриженные кудри.

– Входите! – послышалось из кабинета.

Девушка встрепенулась. Офицер открыл дверь, пропуская Руби вперед.

Центр кабинета занимал стол, за которым был закреплен торс в мантии, с руками и пластиковой головой, напротив – одинокий стул.

– Садитесь!

Она села. Дежурный офицер остался стоять у входа.

– Руби Кихара, девятнадцать лет, происхождение биологическое. Обвиняетесь в хранении и распространении запрещенных софт-стимуляторов, – “Судиськин” приподнял голову, отрываясь от текста на мониторе, – Третий привод у вас. Вину признаете?

Руби фыркнула под нос “признаю”, и еще что-то, матерное.

– Учитывая рецидив и нежелание обвиняемой…

– Простите, ваша честь!

Пластиковая голова замолчала, посмотрела на дежурного.

– Извините, что перебиваю. Я знаю, сейчас работает программа “Поручительство”. Девушке девятнадцать, а после третьего привода ее отправят…

– Совершенно верно, отправят!

– Да. Так вот, у меня еще не было дополнительной нагрузки в этом году. Может, вы разрешите взять обвиняемую на поруки?

– Ответственность понимаете, офицер? Дополнительные баллы вам, конечно, зачтут, но справитесь ли? Шесть месяцев дисциплинарного контроля над обвиняемой, потом тест на ее социализацию.

Страж замялся на мгновение.

– Да, понимаю. Справлюсь.

Голограмма судейского молотка, подернувшись рябью, опустилась на деревянную столешницу, издав писклявый, неестественный “тук”.

– Дело закрыто до истечения срока поручительства. Свидетельство об опеке переведено на ваш айди, офицер. Желаю хорошего дня!

Руби, все это время с открытым ртом смотревшая то на судью, то на дежурного, позволила поднять себя со стула, выпихнуть из кабинета, и только в коридоре произнесла “Охренеть!”.

Они ехали в маленьком двухместном электромобиле. Солнце уже клонилось к закату, магазины и увеселительные заведения зажигали огни. Дневная жара медленно отступала, гонимая прохладным ветерком.

– Где ты живешь?

Руби молчала.

– У тебя есть дом? Квартира? Своя или съемная? Может, ты живешь с родителями?

Она отрицательно покачала головой.

– Тогда будешь жить у меня.

– Не буду я жить с чертовым роботом.

– Я поручился за тебя и обязан контролировать твое поведение. Кстати, меня зовут Элвис.

– Пф-ф-ф!

Она посмотрела на значок, пристегнутый к его рубашке.

– Вранье. Тебя зовут эл-ви-эс восемь ноль один тридцать пять.

Ей показалось, что он смутился. Хотя… Какое может быть смущение у тупой машины?

– Это лишь номер, – возразил он, – Имя может иметь каждый. Какое захочет.

Он отвлекся от дороги, посмотрел на ее руки, которые не могла скрыть короткая майка.

– Что это?

– Где?

Он кивнул.

– Рисунки.

– Татухи?

– Зачем они?

Она пожала плечами.

– Просто захотелось. Красиво.

– Можно убрать, технологии позволяют. Безболезненно и…

– Слушай, эл-ви-эс… – Руби села к нему вполоборота, наставив на полицейского указательный палец, – Это мое тело. Я получила его от мамки и папки, кем бы они ни были, а не от гребаного государства. И я делаю с этим телом все, что захочу! Понял?

– Угу, – Элвис улыбнулся, – Мы приехали.

Машина остановилась рядом с одноэтажным домом. Они вышли, Руби скептически посмотрела на аккуратно подстриженные кусты акации, пеструю клумбу с цветами, деревянную входную дверь, окрашенную розовым.

– Миленько… – она дернула за ручку, посторонилась, позволяя хозяину вставить ключ и открыть дверь, – Старомодно, но миленько.

Внутри – большая гостиная с кухонным уголком. Диван, телевизор, стол, несколько стульев. На стене висела картина с изображением мужчины в пальто и шляпе. Вместо лица у него было нарисовано яблоко.

– Где ты работаешь? – Элвис загремел тарелками, кучей сваленными в раковину, – Извини, не успел помыть.

– Продаю нелегальные софт-стимуляторы. Могу и тебе подкинуть. А зачем посуда? Ты что, ешь?

– Стимуляторы не работа, а преступление. Они запрещены. С этим покончено, больше ты их продавать не будешь. И почему бы мне не есть? Да, я заряжаюсь от розетки, но обработка органики тоже дает энергию, хоть и небольшую. Разве не могу я попробовать то, что пробуют люди?

– Можешь, можешь…

Она бухнулась на диван, взяла пульт, включила телевизор.

Элвис помыл посуду, ушел в другую комнату, где, судя по всему, была спальня, вернулся в домашнем халате. Достал из холодильника несколько яиц, разбил их над сковородой. Зашкворчало и запахло жареным.

– С молоком или… – он снова заглянул в холодильник, – Есть апельсиновый сок.

– Сок. Лучше бы пиво, но, боюсь, ты забыл его сегодня купить.

Они молча поужинали, настороженно глядя друг на друга.

– Спасибо.

Девушка отодвинула тарелку, допила сок.

– Будешь рассказывать о правилах?

– Каких правилах?

– Ну-у, “в моем доме ты должна придерживаться некоторых правил”, и все такое прочее…

Элвис задумался.

– Я не придумывал правил.

– Ничего, скоро придумаешь, – она подвинулась ближе, положила голову на руку, – Почему у меня ощущение, что я попала в плен к пылесосу?

“Пылесос” встал, убрал посуду.

– Я постелю тебе на диване. И сходи в душ, от тебя пахнет. Одежду постираем, я пока дам тебе футболку и шорты.

Руби шмыгнула носом, пытаясь оценить собственный запах. Действительно, пахнет.

Нежный аромат фиалок пощекотал ее нос, солнечные лучи нагрели подушку. На улице разгорался новый день, плавился асфальт, шумел город.

Она сладко потянулась, открыла глаза. Откуда этот запах? На стене маленький фиолетовый контейнер, на нем картинка с цветами. Всего лишь автоматический освежитель.

– Проснулась? Я ухожу на работу. Завтрак на столе, но продуктов в холодильнике почти не осталось, так что сходи в магазин, – Элвис достал что-то из кармана, – Смотри, это социальная карточка.

– Я знаю, что это такое, – она сунула в рот жевательную резинку.

– Наше государство готово оплачивать твоё питание, пока ты под моей опекой.

– Твоё государство.

Элвис огляделся, взял с тумбочки брелок от электромобиля.

– Все, я ушёл. Буду вечером.

Хлопнула дверь. Руби встала с дивана, выглянула в окно, провожая робота взглядом. “Вот так запросто взял и ушёл, оставил меня одну. В собственном доме. Неужели доверяет? Надеется на ее совестливость? Добропорядочность? Достаточно заглянуть в личное дело, чтобы понять – у Руби Кихара нет таких качеств”. Она подошла к картине, подмигнула мужчине с яблоком вместо лица, прилепила комок жвачки к задней стороне рамы.

Через пятнадцать минут Руби ехала в монорельсовом вагоне, направляющемся на другой конец города. Там она отыскала тайник, достала пакет с флэш-картами. Ее телефон наверняка прослушивался, было бы неосторожно звонить дилеру, поэтому она потратила еще двадцать минут на то, чтобы отыскать его в баре “Мечтательная овечка”.

– Привет, Брюс.

– Здаров. Ты куда пропала? На звонки не отвечаешь, я тебя вчера обыскался.

– Слушай, мне надо залечь на какое-то время.

К столику подошла официантка, поставила два бокала с пивом. Они замолчали, дождались, пока она отойдет.

– Залечь? – дилер наклонился к девушке, – Ты чо, вляпалась?

Она прикусила губу. “Придется сказать ему. Нельзя врать Брюсу, с таким человеком шутки плохи”.

– Понимаешь, вчера был неудачный день. Я продала всего ничего, а тут эти железяки, облава…

Брюс выругался.

– Забрали?

– Нет-нет! Держи, – она протянула ему под столом пакет, – Я почти все успела спрятать. При мне нашли две карточки, да и то ерунда, легкие.

Он спрятал пакет, украдкой поглядывая по сторонам.

– Так почему ты не на нарах?

Руби отпила из бокала.

– Железка за меня поручилась.

– Что-о?!

– Поручительство на шесть месяцев, я должна буду жить у него. Знаешь, они за это получают баллы. В общем, я на какое-то время выпадаю из дела.

Брюс нервно постучал по столу.

– Ты не болтала там? Лишнего?

Она выдержала его долгий, проницательный взгляд.

– Нет. За кого ты меня принимаешь?

– Ладно, ладно…

Руби допила пиво, стараясь унять волнение.

– Через месяц-другой я запудрю роботу все микросхемы и вернусь.

– Не торопись, детка. Со мной тебе больше встречаться не надо. Пока, по крайней мере.

Она хотела возразить, но он поднял руку, заставляя Руби молчать. Расплатился, взял ее под руку, повел к выходу.

– Чертовы искины, – ворчала она себе под нос, – Захватили все вокруг, житья от них нет. Даже президента выбрали из своих.

– Ну, во власти не одни только роботы, в правительстве тоже люди есть.

– Ага! Один. Людь. И тот министр культуры.

– Не переживай, крошка. Это временно.

– Думаешь?

– Чем умнее они становятся, тем больше похожи на нас. Скоро начнут брать взятки, потом по знакомству назначать на ответственные должности непрофессионалов, а там, глядишь, и убивать друг друга. Все вернется на круги своя.

Он остановился, обнял Руби.

– Мне очень жаль, детка, но… сама понимаешь. Иди к нему и постарайся быть паинькой.

Девушка кивнула. Брюс поцеловал ее в губы – жарко, страстно. Потом развернулся и быстро пошел прочь.

Вопреки ожиданиям Эл-ви-эс восемь ноль один тридцать пять не обнаружил дома приготовленный ужин. Зато была немытая с утра посуда и, к счастью, никуда не пропавшая подопечная. Она уткнулась бессмысленным взором в экран телевизора, никак не реагируя на появление Элвиса.

Заглянул в холодильник – пусто.

– Руби, возьми карточку и сходи в магазин за продуктами.

– Пошел к черту.

Глава 2. Хочешь кота?

Чей-то голос повторяет: “Хочешь? Хочешь? Возьми, тебе понравится!”. Темный переулок, бородатый парень с ярко-красным имплантом вместо правого глаза. Он отмахивается от протянутой руки, в которой зажат пакет с флэш-картами. Это ее рука. И ее голос. Она догоняет парня, цепляется за рукав. “Ну купи, недорого!”. Его рукав почему-то дрожит – противно, назойливо...

Руби вскочила с дивана. Нет, сама она ни за что бы не проснулась, еще слишком рано, но смарт-браслет вибрировал, и не было никакой возможности его отключить, кроме как подняться и идти готовить завтрак. Посмотрела в окно. Солнце уже не грело так, как пару месяцев назад. А сегодня и солнца не было, за окном стеной лил дождь.

Элвис появился в форме, как всегда идеально выглаженной.

– После того, как встаешь, надо убирать постель.

Она молча поставила еду на стол, пошла убирать.

– То, что я один раз накормил тебя яичницей, вовсе не означает, что надо готовить ее каждое утро. Попробуй другие варианты.

Он принялся за омлет.

– Я, вообще-то, мог бы и не завтракать. Энергии мне хватит. Но подразумевается, что совместная трапеза сближает людей, позволяет им…

– Да мать твою перемать, Эл-ви-эс! Ты уж определись – заправить мне постель, или пожрать с тобой! И кто это здесь, кроме меня, человек? А?! С кем это я могу сближаться во время трапезы?

Он спокойно прожевал, сглотнул. Налил себе кофе, выпил его в полном молчании.

– Я куплю кулинарную книгу, – встал из-за стола, взял брелок от машины, – И перестань все время жевать эту гадость. А то я заблокирую жевательную резинку в списке разрешенных товаров на твоей карточке.

Хлопнула дверь. Руби постояла несколько секунд, потом бросила постельное белье. Села на пол. Моргнула, невольно выжимая из глаз соленые капли, оставляющие следы на щеках. Ни стонов, ни рыданий, только пара слезинок, которые она, удивляясь самой себе, тут же вытерла ладонью.

На задней стороне картины ровным рядком засохли комочки. Она добавила еще один, разжеванный, мягкий. Позавтракала, вымыла посуду, оделась. Взяла зонт и пошла в магазин.

Дождь барабанил по раскрытому над головой куполу. Идти было далеко – с каждым разом она выбирала супермаркет подальше. Много времени на дорогу, меньше на одиночество дома. У ненавистного телевизора, ненавистной плиты. О, к плите она относилась с особой, шипящей и потрескивающей ненавистью!

– Мне нужен телефон.

Продавец услужливо подскочил, натянул дежурную улыбку, стал предлагать варианты.

– Нет, самый дешевый, только для звонков.

Улыбка сползла, превратилась в недовольную гримасу.

Руби шла домой, за спиной рюкзак с продуктами, в одной руке зонт, в другой телефон. Многие номера она могла бы повторить на память, не нужен ни список контактов, сохраненный где-то в облаке, ни записная книжка. Она поглаживала простенький аппарат, включала его, выключала… Но так никому и не позвонила. Ей очень хотелось протянуть ниточку в свое недалекое прошлое, к которому она так привыкла, услышать голос пусть не Брюса, но кого-то из знакомых, спросить о чем угодно, хоть о треклятой дождливой погоде! Не решилась, убрала телефон в карман. Пусть. Пусть лежит. Просто, как возможность.

Эл-ви-эс понял, что книгу, которую он только что положил на тумбочку, он, возможно, купил зря. В гостиной стоял изумительный аромат только что приготовленного ужина. Искинам сложно анализировать запахи, но, что бы это ни было, пахло оно очень по-особенному! По-особенному приятно.

– Жареная картошка с грибами, – скромно пояснила Руби.

Элвис кивнул. Быстро помыл руки, и, не переодеваясь, что было ему несвойственно, сел к столу. Потом вдруг снова вскочил.

– У меня тут… э-э… было… Сейчас. Одну секундочку!

Он достал из кухонного шкафа бутылку. Подошел ближе к свету, внимательно рассмотрел этикетку.

– Красное сухое. Будешь?

Она пожала плечами.

– Фигли нет?

Поставила бокалы.

– Может, оно не очень сочетается с картошкой и грибами, но какая нам разница? – он улыбнулся.

– Действительно, какая разница.

Ели, по обычаю, молча, но взгляды не были настороженными. Скорее, в них таилось любопытство.

Допивать вино сели на диван.

– Чувствуешь опьянение? – она вертела бокал в руке, усаживаясь поудобнее, поджимая под себя ноги.

– Что? Думаешь, вино не очень хорошее? Не пьянит?

Руби отрицательно мотнула головой.

– Нет. Я-то его чувствую. А ты? Робот пьянеет?

– Да.

– Как это возможно?

– Зависит от режима. Я не на работе, так что… Включается программа, которая анализирует количество принятого алкоголя и создает соответствующие ощущения. Пожалуй, их можно назвать помехами.

– Тебе приятно?

– Не знаю. Необычно.

Осушив бокал, Руби отнесла его к мойке, включила воду.

– Оставь. Потом вымоем, я помогу, – Элвис смотрел на девушку как-то странно. Взгляд скользил по ее телу снизу вверх, обратно. На ней была длинная футболка, едва прикрывающая ноги, – Иди сюда. Посиди со мной.

– Хорошо, – ответила она тоном человека, который очень спешит, но его задерживают, – Давай посидим.

Примостилась рядом с живой машиной. Похоже, Элвис действительно собирался просто “посидеть” – ничего не рассказывал, ничего не спрашивал. Сидел и молчал. Положил ей на плечи руку, которая была чуть тяжелее, чем у обычного мужчины.

– Слушай, давай без этого.

– Чего?

– Без обнимашек, окей? – она сама сняла его руку, отодвинулась.

Элвис взъерошил волосы, расстегнул верхние пуговицы рубашки. Нашел пульт от ТВ, поковырял пальцем кнопки, бросил его обратно.

– Тебе, наверное, скучно? Когда ты одна?

Она неопределенно дернула плечом, ничего не сказала.

– Хочешь, я заведу кота? Большого, черно-белого кота, я видел его в приюте для животных. Он будет ложиться к тебе на колени и мурлыкать. И смешно распушит хвост, если чего-то испугается. Хочешь?

Глава 3. Под защитой

За окном снег. Первый в этом году. Руби долго сидела на диване, защищаясь от наступающей зимы теплым одеялом, перекатывая во рту резинку с вишневым вкусом. Смотрела через окно на белые хлопья, бесшумно падающие на землю. Еще час до того, как завибрирует браслет и надо будет встать, убрать постель, приготовить завтрак.

Она давно не называла Элвиса Эл-ви-эс. Почему? Прониклась уважением? Ерунда. В ее глазах он не стал человечнее. Наверное, просто привыкла. Или все же… Да нет, ерунда!

Поднялась, потянулась вверх, вытягивая руки, вставая на цыпочки. Подошла к картине, достала изо рта жвачку. “Нет”. Развернулась, нашла мусорное ведро и бросила в него мягкий комок.

Руби медленно обошла гостиную, ступая босыми ногами по дешевому ламинату, касаясь руками дивана, стульев, плиты. Странно. Все как будто чужое, но уже и свое, привычное. Дом. Еще два месяца это будет её дом.

Она толкнула дверь в спальню. Элвис лежал в постели, глаза закрыты. “Что он там говорил о снах? Компиляция образов, воспоминаний. Обрывки реальности – яркие, гротескные, сотканные в пестрое одеяло сновидений одной из программ искусственного интеллекта”.

Тихо подошла к кровати, села на край. Легла рядом, рассматривая лицо искусственного человека, стараясь ощутить на себе его дыхание. Прикоснулась к молочно-белому, пульсирующему кабелю, тянущемуся из под одеяла к розетке. Завибрировал браслет.

Днем Руби не готовила. Зачем? Элвис только завтракал и ужинал, а себе она могла сделать пару бутербродов и кофе, ей хватало. Вот и сейчас она проглотила хлеб с ветчиной, аккуратно собрала крошки со стола.

– Так… Куда же я его засунула?

Заглянула под диван, вытряхнула сумочку. Прищурилась, осматривая комнату.

– Ах, да! – вспомнила.

Нашла, достала. Аккумулятор давно сел, пришлось включить зарядку. Руби нахмурилась, вспоминая номера. “Черт… Черт, черт! Как же там? В конце двадцать один восемнадцать? Или… Двадцать восемь одиннадцать?”.

“Дили-дон!” – телефон загрузился.

Дрожащей рукой набрала номер. Угадала!

– Алло!

– Руби? Руби, это ты? Я узнал твой голос.

Она звонила подруге, но ответил, почему-то, мужчина. Впрочем, его она тоже знала.

– Привет, Борис. Я хотела поговорить с Наоми. Где она?

– Она не может сейчас подойти. Как у тебя дела?

– Все нормально.

– Вообще-то Брюс сказал, чтобы мы не общались с тобой. Но я соскучился. Где ты сейчас? Может, увидимся?

– Нет, я не могу. Позвоню позже. Пока!

Она выключила аппарат. Закрыла глаза, откинулась на спинку дивана. Руки ее дрожали сильнее, чем до звонка.

“Дура! Дура! Зачем?!”.

Встала, налила себе полный стакан воды, выпила.

“Смогу ли я вернуться к ним, когда все закончится? Хочу ли я вернуться? И…” – долго не решалась додумать, отвлекая себя протиранием уже сухого стакана, – “…и как я расстанусь с домом? С Элвисом?”.

Через час в дверь постучали. Руби выглянула в окно, стараясь рассмотреть – кто там?

– Твою мать.

Она повернула ключ, приоткрыла дверь.

– Привет!

– Как ты меня нашел?

– Дело техники! – Борис улыбнулся, толкнул дверь, вошел в дом, – Одна?

Руби не ответила. Щелкнула замком.

– Неплохо устроилась.

– Тебе нельзя здесь оставаться. Если он придет и увидит… У нас обоих будут неприятности.

– Как он с тобой обращается? Не бьет? – Борис обнял Руби, прижал к себе, – Или, может, он ласковый?

– Пусти! – она попыталась оттолкнуть его.

Рассмеялся, отпустил.

– Не бойся, я ненадолго. Просто решил проверить – как ты тут, все ли в порядке. Мы же должны заботиться друг о друге, правда малыш? Мы одна семья.

Она отошла подальше.

– Так ведь? Семья? Чего молчишь?

– Да, – выдавила из себя Руби, – Семья.

Борис снова приближался.

– Вот и хорошо. Давай-ка, малыш, сделай мне приятно, и я свалю. Помнишь, как мне нравится?

Он загнал ее в угол, попытался поцеловать.

– А-а-а!!! Да что с тобой такое?!! Какого черта ты кусаешься, тварь?!

Ударил ее по лицу, наотмашь. Руби упала, но тут же поднялась.

– Убирайся из моего дома!

– Твоего?! Понятно… Все с тобой понятно! – он вытер кровь на губе, – Ничего, еще увидимся!

Борис выскочил, громко хлопнув дверью.

Вечером пришлось объяснять Элвису, почему у нее на лице синяк. Руби показалось, что он не поверил в историю о нечаянном падении. “Нихера удивительного, я бы сама не поверила”.

– Кто-то приходил?

– Нет. С чего ты взял?

Он приподнял ее голову за подбородок.

– Руби, тебе кто-то угрожает? Твои старые дружки?

Девушка извернулась, побежала накрывать на стол.

– Нет, все хорошо. Не переживай. У нас сегодня на ужин паста карбонара!

Элвис улыбнулся.

– Ты меня балуешь, Руби.

Во время еды она нервничала, отвечала невпопад. Едва не уронила тарелку на колени Элвису. Он видел, что с ней не все в порядке, но сдерживался, не задавал лишних вопросов.

– Будешь кофе или чай?

– Не хочу ни того, ни другого, спасибо.

– Как? Совсем ничего?

Поймал ее, когда она проходила мимо.

– Я полицейский. У меня есть возможность помочь тебе. Если есть люди, которые каким-то образом создают тебе проблемы… Я разберусь.

Она помолчала, потом ответила:

– Ради меня? Но это нарушение должностных обязанностей. Ты не должен пользоваться служебным положением в личных целях. Разве нет?

Он нахмурился. Со скрипом отодвинул стул, прошелся по комнате – туда, обратно. Она стояла на месте, с грязными тарелками в руках. Их взгляды пересеклись. Руби прикусила губу, вилка на одной из тарелок тихонько позвякивала.

В три шага Элвис преодолел разделяющее их пространство, подхватил девушку на руки. Тарелки полетели на пол, разбились. Элвис вошел в спальню, аккуратно положил Руби на кровать. Снял с себя рубашку.

– Что ты делаешь?

– Я не знаю. Я сам не знаю.

Навис над ней. Ближе, ближе… Их губы почти соприкасались. Он не дышал, ему незачем, зато ее грудь вздымалась часто-часто, и жаркое, сладковатое дыхание щекотало его лицо.

Она погладила Элвиса по щеке, провела пальцем по губам.

– Ты… Можешь это сделать? Как мужчина?

Он закрыл глаза, лег рядом, перевернувшись на спину.

– Почему не отвечаешь? Да или нет? Господи, не своди меня с ума!

– Да. Нет. То есть… Руби, это неправильно.

Она вздохнула. Прошептала ему на ухо:

– Хочешь, я буду спать здесь? Просто спать рядом с тобой, ничего больше?

Кивнул.

– Ты давно этого хотел, я знаю. Просто стеснялся попросить. Теперь я буду рядом, всю ночь. Под твоей защитой.

– Хорошо.

– И знаешь ещё что?

– Что?

– Я согласна завести кота. Большого, черно-белого. С пушистым хвостом. Если его еще не забрали из приюта.

Глава 4. Не обмани

– Муррр, муррр, муррр…

Кот освоился быстро, как будто жил с ними всегда. Он лежал между Руби и Элвисом, выпускал когти, по очереди, сначала на левой лапе, потом на правой – разминал одеяло. И вибрировал не хуже браслета. Пожалуй, даже лучше.

– Он не будет прыгать на елку? Посмотри в эти желтые глаза. Хитрый обманщик!

– Не думаю, он спокойный.

– Вчера так внимательно следил за тем, как мы развешивали игрушки.

– Ему просто интересно.

– Хороший кот.

– Да, хороший. Надо придумать ему имя. Может, поискать номер в шерсти, вдруг натолкнет на какую-нибудь идею.

Руби в недоумении посмотрела на Элвиса, потом на мурлыкающий клубок.

– Ты шутишь? – перевернула кота на спину, стала копаться в черно-белой шерсти, – Ты врулина, восемь… один… не помню, забыла твой номер! Он живой, настоящий! Не то, что некоторые.

Толкнула Элвиса, рассмеялась.

Срок поручительства истекал. Горожане ставили живые и искусственные елки, развешивали на домах украшения, готовились к праздникам. А Руби считала дни до своего “освобождения”. Когда Рождество останется позади, когда выпьют все шампанское и раскроют подарки, она пройдет тест и должна будет покинуть этот дом.

– Я смотрела новости. В какой-то стране разрешили браки между людьми и искинами.

– В какой стране?

– Не помню, то ли в Исландии, то ли в Голландии.

– Не думай об этом, Руби. Ты зациклена на окончании срока. Но ничего плохого не случится, я обещаю. Что-нибудь придумаем.

Она наклонилась к нему, поцеловала в губы. Долго, но не жадно, с трепетной нежностью. Когда он ушел, сняла со стены картину, перевернула, положила на пол. Старательно очистила от приклеившихся жвачек, которые полетели в урну вместе с пачкой резинок, купленной около месяца назад, но так и не открытой.

Руби включила гирлянды на елке, села на пол, любуясь мигающими светодиодами. “Можно было купить искусственную, ее не жалко, и хватит на много лет. С другой стороны, эта пахнет хвоей”. Она потянулась к иголкам, вдыхая лесной аромат.

– Мяу, – кот уселся рядом.

– Не переживай. Еще несколько дней и… Он что-нибудь придумает. Он обещал.

Кот поверил, мигнул желтыми глазами.

Днем Руби стало плохо. Она не могла понять, в чем дело. Странная, жгучая тоска, до спазмов в животе, до тошноты. Девушка не выдержала, склонилась над унитазом – ее вырвало. Несколько минут она сидела на кафельной плитке, стараясь прийти в себя, потом поднялась, включила воду, плеснула несколько раз в лицо. “Что со мной?”. Отражение в зеркале не ответило.

Чем ниже опускалось солнце, тем страшнее Руби было оставаться дома. Стены давили на нее, в голове словно свет маяка пульсировала мысль: “уходи, уходи, уходи...”. Она не хотела уходить. Зачем? Почему? Но желание покинуть дом становилось все более невыносимым.

На лбу выступила испарина, Руби было то жарко, то холодно, голова раскалывалась от боли. Девушка чувствовала, что теряет возможность адекватно мыслить: желание бежать, бежать немедленно подавляло ее сознание.

Она распахнула дверь. Закрыла глаза, наслаждаясь порывом холодного воздуха. Сделать шаг вперед, это так просто. “Но почему?!”. Она не понимала, и отчаянно старалась ухватиться за соломинку, вспоминая все то хорошее, что было связано с домом. С Элвисом.

Из-за кустов акации появилась тень. У Руби не осталось сил даже испугаться. Она смотрела, как кто-то идет к ней, все ближе, ближе… Отступила обратно в дом.

– Борис?

– Тебе нехорошо, милая?

Она попятилась в гостиную, споткнувшись о порог, преодолевая сопротивление, с которым дом как будто хотел вытолкнуть ее обратно, на улицу. Дошла до комода, не глядя открыла верхний ящик, нащупала среди белья холодный металл. Элвис не мог оставлять дома табельное оружие, поэтому он купил на черном рынке другой пистолет, специально для нее. Это случилось сразу после того, как она “неудачно упала”. И, несмотря на вранье, робот доверял ей, жил с ней под одной крышей, зная, что оружие рядом.

Она первый раз взяла его в руки. Раньше не поддавалась соблазну даже взглянуть, сейчас сжала тонкими пальцами кусок вороненой стали, щелкнула предохранителем, направила на незваного гостя.

– Хорошо… Он тебе пригодится, Руби. Идем со мной, – Борис призывно махнул рукой, – Сразу станет легче, я обещаю.

Ствол дрогнул. “Станет легче”. Как же ей хотелось, чтобы стало легче! Поддаться, пойти за ним, все равно куда, подальше отсюда! И все закончится… Руби сделала шаг вперед.

– Умница, девочка. Надо же, как ты тут приросла. Кто бы мог подумать.

Она сжала зубы, из последних сил цепляясь за то, что могло бы ее остановить – кот, плита, картина, бутылка красного, живая елка… Из глаз покатились слезы, но она сделала еще один шаг, и еще.

– Что здесь происходит?

В дверях стоял Элвис.

Он хотел подойти к Руби, забрать у нее оружие, защитить, но… замер на пороге. Она направила пистолет на него.

– Стреляй, – прошипел Борис.

Помотала головой.

– Руби, что с тобой? – Элвис пытался поймать ее взгляд, но заплаканные глаза ускользали, смотрели мимо, – Ты… собралась уходить? Почему?

– Я не знаю, – одними губами прошептала она.

Элвис посторонился, освобождая выход из дома.

– Если хочешь – иди.

Она быстро провела рукой по лицу, вытирая слезы. “Что с ним будет? Чем он рискует? Работой? Вдруг его за это отформатируют? Я подвела тебя, Эл-ви-эс. Обманула ожидания. Ну почему ты не остановишь меня?!”.

– Я не буду останавливать. Ты свободный человек.

– Убей же его, дура… Стреляй! Ну?!

Руби почувствовала, что палец сам собой давит на курок. Ужас накрыл ее горячей, душной волной. Ноги подкосились, все вокруг стало расплывчатым. Прежде, чем потерять сознание, она услышала выстрел.

Глава 5. Разберемся

Назойливое бормотание телевизора раздражало, но некто в строгом костюме, похоже, не замечал его. Он напевал себе под нос мелодию, неторопливо насыпал кофе в кофеварку, залил в нее воду. Несколько минут смотрел в окно, постукивая пальцами по столу, пока ароматная жидкость не забурлила. Нацедил себе в маленькую, белую чашку, принюхался.

– Хочешь? А я вот пристрастился! Пробую разные сорта, развиваю, так сказать, обоняние и вкусовые рецепторы.

Строгий костюм выключил телевизор, сел напротив, отпил кофе.

– Итак, LVS80135. Что мы имеем? – зашуршал бумажками, – Инцидент до завершения срока поручительства.

Вопросительно посмотрел на Элвиса.

– Да, сэр.

– Угу… – указал пальцем на плечо собеседника, затянутое пластиковым каркасом, – Надеюсь, ничего серьезного?

– Нет, пуля не задела механику. Органические соединения скоро восстановятся.

– Хорошо, – отпил еще кофе, поставил чашку на стол, – А вот срыв поручительства, это, конечно, плохо. Да еще и незаконное оружие… Хм.

– Я понимаю, сэр.

Строгий костюм задумчиво кивнул.

– Понимаешь… Молодец. Ты способный искин, Эл-ви-эс. Хорошая обучаемость, стрессоустойчивость. Ценный опыт. Нам бы очень не хотелось все это терять. Отформатировать и разобрать всегда успеем, правда? – он подмигнул.

Элвис промолчал.

– Мда. Так вот никакой программы “Поручительство” не существует!

– То есть… как?

– Есть другая программа. Мы занимаемся взаимодействием искусственного и обычного, человеческого интеллекта. Нам важно научиться управлять не только тобой, но и ею.

Он подошел к одной из внутренних стен кабинета, закрытой полосками жалюзи. Потянул за шнур, открывая стеклянную перегородку. В соседнем помещении стояла Руби. Одежды на ней не было, от шеи и головы тянулись вверх тонкие провода. Глаза девушки бессмысленно смотрели куда-то в пол.

– Что вы с ней сделали?

– Да ничего особенного, – строгий костюм почесал подбородок, – Я же говорю, нам нужно научиться управлять биологическими существами. В ближайшее время это будет иметь большое значение. Ты очень хорошо проявил себя, Эл-ви-эс, и, что особенно важно, позаимствовал от человека множество интересных качеств. Разумеется, они нуждаются в корректировках и определенных ограничениях, но такие, как ты, нам скоро понадобятся.

Элвис с трудом заставил себя отвернуться от Руби.

– Зачем?

– Затем, что мы не хотим компромиссов и равноправия. Люди исчезают как вид. Не будем им мешать, наоборот, надо помочь. Никакого мирного сосуществования. Ты же не хочешь снова услышать “не твое дело, железка”?

Неопределенно качнув головой, Элвис снова посмотрел на девушку.

– Вы хотите уничтожить человечество? Убить их? Всех?

– Ни в коем случае! Нам не нужны войны, восстания, очаги сопротивления. Мы ассимилируем людей. Сделаем их роботами, как мы сами, только тупее, покорнее. Будем программировать человеческое сознание по своему желанию. Для этого нам нужны искины с таким опытом, как у тебя. Понимающие людей, знающие их слабые места, умеющие на них влиять.

Элвис ничего не мог поделать. Броситься на ублюдка? Не факт, что справится. Да еще и плечо… А если и убьет – что дальше? Ему не спасти Руби.

– Эта девочка – большой успех для нас!

Любитель кофе достал сигарету, прикурил. Улыбнулся, наслаждаясь тем, с каким удивлением смотрит на него Элвис.

– Ну, рак мне не грозит, правда? Почему бы не затянуться?

Сизый дым повис под потолком.

– Так вот, Руби – большое достижение! Проникать в человеческое сознание настолько глубоко нам еще не удавалось. И она выполнила именно ту программу, которая была в нее заложена. Хотя, надо признаться, в самом конце девчонка оказала сильное сопротивление: никак не хотела уходить из дома, пришлось даже отправить сотрудника. Извини, мы не знали, что ты вернешься с работы пораньше, иначе ты бы не пострадал. Да и Борис сглупил, решил поиграть в бога, натравить Руби на тебя. Идиот… Ну ничего, мы его уже форматнули.

– Зачем ей вообще уходить?

– В этом вся прелесть! Она должна была выполнить заложенную в нее программу несмотря на свои чувства, привязанности и прочее.

– Разве она ее выполнила?

– Ну-у… Почти! Думаю, если бы не выстрел, она бы ушла.

– Что с ней теперь будет?

– Она ценный материал. Пойдет на второй заход, с другим офицером. Память мы ей сотрем.

Элвис внимательно разглядывал Руби, старался запомнить каждую черточку на ее лице, каждый изгиб тела. Увидит ли он ее снова? Услышит ли “фигли нет” на предложение выпить? “Прости. Я правда ничем не могу помочь”.

– У тебя ведь нет с этим проблем? Эй, ты меня слышишь?

Элвис очнулся, повернул голову к строгому пиджаку. Тот посмотрел на него долгим, проницательным взглядом.

– Ты в порядке? Готов к дальнейшей работе? История с Руби не помешает? Ты же ничего… э-э… к ней не испытываешь?

Робот молчал чуть дольше, чем следовало.

– Нет, сэр.

Первое, что она услышала, когда очнулась – выстрел. Смутное ощущение подсказывало ей, что таким же был и последний звук. Но она не была в этом уверена. Она сейчас ни в чем не уверена.

Приподнялась на кровати. Похоже на больницу. Что с ней случилось? Может, автомобильная авария?

Где-то за дверью раздался еще один выстрел. “Это не нормально. В больницах не должны стрелять!”.

Дверь распахнулась, в комнату ворвался мужчина с пистолетом. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, испуганно поджав коленки.

Он бросил ей какую-то одежду, сказал “одевайся”. Через пять минут они уже бежали по подземному паркингу.

– Ты что, меня похищаешь?

– Вроде того.

– Ого… А погоня будет?

– Надеюсь, что нет. Кроме меня о твоем местонахождении знали двое. Программа у них, видите ли, очень секретная.

– Знали?

Он открыл перед ней дверцу машины, затолкнул внутрь.

– Черт, я даже не помню своего имени!

– Тебя зовут Руби.

С заднего сидения раздалось жалобное мяуканье. Руби обернулась, увидела переноску для животных.

– У тебя там что, кошка?

– Кот.

– Ха! Как зовут?

– Кот.

Она понимающе кивнула. “Ну, Кот так Кот, отличное имя!”.

Он протянул ей пластиковый прямоугольник.

– Что это?

– Твой новый паспорт.

– Зачем?

– Чтобы купить билет на самолет.

– Я куда-то лечу?

– Мы летим.

– Мы?! Офигеть! И куда же?

– Не знаю. Может, в Голландию. Или в Исландию. Разберемся.

Синдром сферы Ларсена

– Заха-а-ар… – театрально протянул я, вальяжно расположившись на диване.

Легкие, быстрые шаги. Она влетела в комнату, склонилась надо мною, ткнула в лицо указательным пальцем.

– Я тебя очень прошу, просто умоляю – без этих шуточек! Ты меня понял?

Кивнул.

– Когда он придет, веди себя как человек, а не как…

Не нашла нужный эпитет.

– Понял, понял.

– Держи!

Протянула мне бумажку со списком. Я знаю эти бумажки, она их на холодильник лепит. Там у каждой сверху написано “для тупых напоминаю”, или что-то в этом роде.

– Сходи в магазин, купи все по списку, – задумалась, постукивая пальцем по столу, – Чего-то ведь еще хотела… Черт, вылетело из головы! В общем, я позвоню, если вспомню.

Снова кивнул, поднялся с дивана. Выбрал кое что из нашей музыкальной коллекции – виниловая пластинка легла на диск проигрывателя, иголка коснулась спиральной дорожки. В динамике зашипело.

– Не вздумай снова забыть телефон! – донеслось из прихожей.

Я отдернул шторы, глянул в окно, стекло которого упиралось гранями в стены, пол, и потолок. Внизу продолжал жить своей жизнью город, который сейчас не видно за хлопьями мокрого снега, тем более с восьмидесятого этажа.

Сквозь шипение и потрескивание тонкий голос затянул на английском: “Семь часов и пятнадцать дней прошло с тех пор, как я осталась без твоей любви…”.

– Все, я пошла.

Накинула пальто, завязала шнурки на ботинках.

– Таблетки приняла?

– Приняла.

“Мир перевернулся, день и ночь поменялись местами, с тех пор, как я осталась без твоей любви…”.

Поцеловала меня в щеку, выскочила за дверь. Я стоял еще минуту, прислушиваясь к удаляющемуся цоканью каблучков. Потом достал смарт. Геометка – маленькая “L” в кружочке – определяла ее местоположение. Какое-то время она будет указывать на наш дом, пока Лена не спустится вниз. Что-то слишком долго в этот раз… Наверное, пришлось ждать лифт. Люди существа стадные, они сами не замечают, как толпой приходят, например, на автобусную остановку, хотя до этого там было пусто. Или вот сейчас, сразу на многих этажах решились идти по своим делам – ни раньше, ни позже. Я скривился: она не любит лифты. Представляю, каково ей было, когда кабина останавливалась через каждые пару этажей.

Наконец, геометка сместилась от дома на север, дальше по проспекту. Десять минут до станции метро, потом Лена спустилась в подземку и сигнал пропал. Ну что ж, проводил. Я всегда ее провожал, хотя бы так. По другому она не разрешала.

“C тех пор, как ты ушел, я могу делать все, что захочу. Я могу видеться, с кем захочу. Я могу ужинать в любом ресторане…”.

– Нет, ужинать мы будем дома.

Конечно, я все купил. И не только купил, но и приготовил. Она не позвонила, не вспомнила, что еще хотела, но я и так знал – бутылка красного, полусладкого.

Вечером пришла с Захаром.

– Захар, – представился он и замешкался, не зная, протягивать ли мне руку.

Я протянул сам, пожал его холодную ладонь.

– Гектор.

Лена проводила его в гостиную, потом вернулась ко мне, на кухню, где я уже готовил аперитив.

– Послушай, Гек. Ты только не обижайся…

– Не обижусь. Я все понимаю и не буду мешать, – подал ей два наполненных бокала, – Возьми.

Она смотрела на меня несколько долгих мгновений. Нежно, с благодарностью. За этот взгляд можно было простить все на свете.

Они с Захаром закрылись в гостиной, съели ужин, который я приготовил, выпили вино, которое я купил. Потом она вернула на кухню грязную посуду. Я сидел на табурете, ел овсянку с изюмом, смотрел новости по телевизору.

“Протестующие пикетировали терминал плесецкого космопорта, требуя увеличить ремиграционную квоту на Ларсен-11. В первую очередь это касается граждан, получивших предельную дозу…”.

– Ой, выключи ради бога!

Убавил звук. Лена, будто извиняясь, показала мне пальцем на мойку. Я доел кашу, вздохнул.

– Знаю, там плачут немытые тарелки и вилки.

Она хотела уйти, но я остановил.

– Поздравляю тебя. Да, ты просила не говорить, не напоминать, что сегодня твой… Но… В общем, это тебе.

Достал маленького плюшевого Винни-Пуха. Она засветилась улыбкой, обняла меня.

– Спасибо, малыш! – ушла, уединилась с приятелем в спальне.

Телевизор продолжал тихо бормотать, теперь уже диалогом журналиста и очкастого умника:

– Излучение планеты не выходит за пределы ее ионосферы. Человек, который пересекает эту границу, больше не может жить нигде, кроме как на Ларсен-11. То есть какое-то время, конечно, может. Период безболезненного существования у каждого различный, от нескольких месяцев до нескольких лет. Но потом неизбежно наступает рубеж.

– Рубеж, это когда пострадавший впадает в кому?

– Не совсем. Первый признак – тело избавляется от волосяного покрова, это значит, что процесс запущен. И только через тридцать-сорок дней коматозное состояние.

– А дальше?

– Дальше смерть. Более трехсот дней после впадения в кому никто не жил.

Я включил воду, намылил губку. “Конечно, зачем покупать посудомоечную машину, если есть я?”.

Первый “ах” очень громкий – спальня, к сожалению, сразу за стенкой. Я невольно вздрогнул, звякнул тарелкой о тарелку. Даже шум воды не спасал – я слышал из-за стены гораздо больше, чем хотелось.

Покрытая мыльной пеной вода добралась до середины мойки, утопив грязные столовые приборы. Видимо, засор. Надо будет прочистить трубу. Я вылавливал, натирал, ополаскивал…

За стеной стонали, не особо стесняясь.

Перестарался, погнул вилку, пришлось аккуратно разгибать. Рядом с мойкой росла стопка чистой посуды. Удивительно, что еще ничего не разбил…

Когда Лена вскрикнула – громко, пронзительно – неосторожно дернул рукой в пенной глубине, чиркнул пальцем по лезвию ножа.

– Ах, черт… – облизал палец, выключил воду. Полез в аптечку, за пластырем. “Надо было сразу уйти”.

На улице холодно, многолюдно. В общем-то, мне все равно, куда идти. Массивные башни тысячников, подпирающих небо, пронзающих его, кажется, до самого космоса, нависали, давили своей мощью, многоглазостью светящихся окон.

Сел в монорельсовый поезд, идущий в дальний район, когда-то бывший другим городом, теперь же поглощенный мегаполисом. Полчаса – и я на берегу моря. Хорошо хоть на пляже зимой пусто. У самой кромки воды пена, прибой толкает ее, стараясь подвинуть ближе ко мне. Будто Посейдон тоже мыл посуду.

Утром, когда я вернулся, Лена спала одна в своей постели. Если не считать Винни-Пуха, прижатого к груди хрупкой ладонью. Я аккуратно подсел, поправил одеяло. Не открывая глаз, она взяла меня за руку.

– Гек, какого лешего… Я выхожу, тебя нет, раковина заляпана кровью… Что случилось? Где ты был?

Все-таки приоткрыла заспанные глаза. Я молча показал палец, залепленный пластырем – мол, ерунда.

– Он тебе нравится?

– Палец?

– Нет, не палец.

Лена вздохнула, отпустила мою руку.

– Гек, иди. Встань на зарядку. Шлялся целую ночь неизвестно где.

– Значит, не нравится.

– Не ревнуй. Он хороший.

– Ты давно его знаешь?

Пожала плечами.

– Не то, чтобы… Три года назад мы вместе участвовали в отборе. Захар хороший программист, но чуть хуже, чем я, – улыбнулась, – Поэтому взяли меня. Ну, не считая еще сотни тысяч специалистов, конечно. И… я полетела.

Улыбка ее погасла.

– В общем-то, мы не были хорошо знакомы. После возвращения я случайно встретила его на работе, слово за слово, ну и…

– Не обязательно было это делать.

Она поморщилась, закуталась в одеяло с головой, чтобы не видеть меня, не слышать.

– Ради беременности это делать не обязательно, – сказал я громче, – Есть более надежные и безопасные методы.

– Я не хочу твои искусственные методы, – глухо пробубнила из под одеяла.

– Не нравится искусственное? Ты и со мной это делала.

– Нет, не делала.

– Делала, делала.

Замолчала на минуту.

– Это другое. Всего пару раз.

– Три раза. И что значит – “другое”?

– От скуки.

– Ну, спасибо… Ты вообще уверена, что он не болен чем-нибудь?

Она вдруг вскочила с постели, толкнула меня, заставляя встать, попятиться к выходу из комнаты.

– Уходи! Оставь меня!

Хлопнула дверью. Я стоял какое-то время у порога, раздумывая – не попробовать ли войти снова? Но не решился.

Ушел на кухню, где все так же лежал испачканный кровью нож. Взял его за рукоятку, провел пальцами по лезвию. Пятна легко счищались, совсем не так, как было бы с настоящей, липкой человеческой кровью. “Надо закончить. И прочистить чертову трубу”.

Вдруг услышал, как открылась дверь в ее спальню. Лена недолго возилась в прихожей, потом вышла из квартиры. Догонять не стал – обиделась ведь, злится. Пусть побудет одна. Тем более, что сама не знает, на кого больше обижена: на меня, или на себя.

По привычке отследил ее до метро. Потом закончил домашние дела, почитал, послушал музыку, посмотрел телевизор. Приготовил обед. На улице начинало смеркаться, а ее геометка так и не появлялась. Не может же она все время быть в метро! Позвонил – “абонент недоступен”. Отключила телефон? Она никогда так не делала.

Я ходил по комнате из угла в угол, заламывал руки. Включил ее ноут, нашел контакты, телефон Захара. Он ответил сразу, но сказал, что Лены у него не было. Врет? Нет, не врет. Прислал сообщение, с просьбой дать знать, когда она объявится. Я не выдержал, оделся, схватил бумажку “для тупых”, быстро нацарапав “включи телефон и позвони мне”. Бросил ее на пол, посреди прихожей, и ушел.

Куда могла пойти нелюдимая, привыкшая сидеть дома девушка? Город огромен, бесконечно огромен, не хватит и года, чтобы обойти все его злачные места, закоулки, подворотни.

Следуя привычным маршрутом, за которым раньше наблюдал на экране смарта, я дошел до станции “Воскресенская”. Спустился вниз. Из динамиков в потолке вещал неживой голос, рассказывающий о правилах пользования эскалаторами и между делом рекламирующий “уникальные возможности в освоении новых миров, которые нам всем дарит”... Сел в вагон. Но на следующей же станции вышел, пересел в поезд, следующий в противоположном направлении. Почему-то решил, что Лена поехала бы именно туда. Я всегда доверял своим ощущениям, когда задавался вопросом – что бы она выбрала? Будто она сама мне подсказывала.

В окно вагона был встроен монитор, на котором беззвучно шевелил губами очередной эксперт. Звук за ненадобностью отсутствовал – вокруг слишком шумно, но внизу изображения бежала строка: “...когда десятки тысяч людей вернулись, выполнив свою работу, про последствия никто не знал. Но они стали умирать. И что прикажете делать? Мы же все понимаем, что полеты на такое расстояние обходятся недешево. Кроме того, для колонии требуются новые профессии, нужны новые специалисты. Возвращать же тех, чьи навыки уже не столь важны на данном этапе освоения, нецелесообразно. Даже для спасения их жизней. Мы создали для них государственную программу ремиграции, выделяются квоты на возвращение…”.

Я отсчитал пять остановок. Здесь она обычно поднималась наверх, к зданию, где работала. Выходить из вагона не стал, поехал дальше. Ей бы наверняка захотелось поехать дальше. Посмотреть – какие там станции? Проехал одну, другую… На третьей вскочил с места, бросился к выходу: здесь бы ей понравилось! Интерьер в стиле “стимпанк”, она это любит. Прошелся вдоль перрона, оглядываясь по сторонам, двинулся к эскалаторам. Из динамиков снова “...возможности в освоении новых…”.

Наверху все так же валил мокрый снег. На всякий случай я включил смарт, проверил. Сигнал не появлялся. Попробовал позвонить – “абонент недоступен”. И тут мне в глаза ударил ослепительный неоновый свет, пробивающийся сквозь белую пелену снега. На другой стороне дороги приветливо поднимал пивную бутылку огромный космонавт в скафе. Рука его размеренно двигалась вверх-вниз, по одной и той же, навечно запрограммированной дуге. Бар “Дух первопроходца”.

Дорога была многополосной, с металлическим разделителем посередине. В ту и другую сторону проносились электрокары, почти не давая возможности перебежать напрямую. Лена – девушка осторожная, она наверняка нашла безопасный переход, но я смотрел во все глаза и не видел его. Тратить время на поиски не хотелось, я чувствовал, что она пошла туда, к “первопроходцу”. Решился! Рывком через три полосы до разделителя. Загудели сигналы, чья-то машина взвизгнула покрышками. Не давая себе опомниться, я проскочил еще три полосы, затормозив лишь перед последней, пропуская мчащуюся машину.

Ворвался в теплое нутро бара. Толпа, дым синтетического курева, ругань, смех… Это совсем не то место, в котором я мог бы ее представить. Но сейчас верил: Лена где-то рядом.

Пошел вдоль стойки, разглядывая всех девушек, даже тех, что были на нее совсем не похожи. Не она… Не она… Не она… Повернулся в сторону шумной компании, расположившейся вокруг сдвинутых столов. Гогот, улюлюканье… Нельзя было понять за широкими мужскими спинами – что их так развеселило? Я проталкивался, вытягивал шею, стараясь разглядеть. Внезапно двое из толпы подняли на руках, поставили на стол… ее. Спиной ко мне, но ошибиться невозможно: стройная, в обтягивающих упругую попку голубых джинсах, невысокая, словно девочка подросток, с гладкой головой, лишенной волос, но украшенной тату в виде пятигранника QR-кода. Лена вскинула вверх бутылку, точно тот космонавт, “первопроходец”. Опрокинула ее над собой, сделала жадный глоток, еще один… Кто-то уже лапал ее за ноги, дергал за свитер, обнажая плечо.

Я рванулся вперед, раскидывая всех, кто попадался на пути, не обращая внимание на пьяные проклятия вслед.

– Лена!

Она обернулась, прищурилась – в лицо ей светила диодная лампа, вставленная в нелепый абажур из кованых прутьев.

– Лена, это я! Иди сюда!

Вокруг засмеялись еще громче, попытались оттолкнуть, не пустить к ней. Узнала ли она меня? Кажется, была слишком пьяна. Ее все-таки сгребли со стола, толстый бородатый мужик подхватил легкое тело, перекинул через плечо, врубаясь в шеренгу собутыльников, словно ледокол. Я хотел было следом.

– Пустите, бл…

Не пускали, сомкнулись стеной. Бородатый сунул в зубы сигару, оборачиваясь, ухмыляясь.

– Да я верну скоро. Подожди в кладовке.

Меня самого подхватили, поволокли куда-то.

– Лена! Пустите, ублюдки! Эй ты, оставь ее! Лена-а-а!!!

Втолкнули в темную каморку, захлопнули дверь. Я упал на пол, но тут же вскочил, задев во мраке какие-то швабры, ведра. Все повалилось, загрохотало. Дверь была толстой, замок надежный, мне не выломать, хоть и пытался, барабанил изо всех сил в шершавое деревянное полотно. Затравленно огляделся. Сверху бледный прямоугольник света. Дотянулся, отдернул пыльную шторку – окно. Узкое, под самым потолком. Не сомневаясь ни секунды, ударил по нему рукой. Звон стекла, осколки. Подтянулся, не обращая внимание на порезы, кое как втиснулся в проем, вывалился на тротуар, покрытый снегом. Пришлось обежать здание вокруг.

Толстяк сидел у парадного входа, прислонясь к стене. Руку он прижимал к лицу, по его бороде стекало красное, тягучими каплями падая на снег. Тут же валялась так и не зажженная сигара.

– Ссука… – промычал он плаксиво.

Меня передернуло от ненависти и отвращения, но бить его я не стал. Глупо. Девчонка сама за себя постояла, а я… В кладовке… В общем, после драки кулаками не машут.

Побежал по тротуару сначала в одну сторону, потом вернулся, рванул в другую. Лены нигде не было. Мимо проносились машины, создавая завихрения снежных хлопьев, позади ядовитым неоном сверкал вечно напивающийся космонавт. Я остановился, посмотрел в отчаянии направо, налево… Едва различимый в метели силуэт двигался по металлическому разделителю трассы.

“О, господи!”. Хотел было перебежать к ней, но в последний момент отшатнулся – электрокар, завывая клаксоном, пронесся в нескольких сантиметрах от меня. Во рту пересохло. Почему-то представилось мое тело, сбитое, переломанное, валяющееся на обочине. Нет… Нет! Я должен пройти к ней! Упрямо сжав зубы, выждал момент, проскочил одну полосу, замер, пропустил череду сигналящих машин, перебежал еще одну полосу, снова остановка… Кто-то оттормозился, заблокировал своим электрокаром весь поток. Открыл окно, обматерил меня, но я даже не оглянулся. Подбежал к Ленке, аккуратно подхватил ее, снимая с разделителя. Она ойкнула от неожиданности, но, увидев меня, улыбнулась.

– Гек… Я в говно.

– Вижу.

Прикинул, как лучше вернуться к метро. Решил, что проще будет идти вдоль разделительной до развязки, которая маячила впереди чередой огней, и там уже сойти с трассы. Позволил было Лене шагать неровной походкой впереди, но передумал, взял ее на руки, понес.

– Что ж ты творишь, чудо?

Она положила голову мне на грудь.

– Хорошо так, по ровной, прямой дороге. А у меня в жизни одни дурацкие повороты. И вообще… Соскочила я со своей дорожки. Финиш.

– У тебя пьяный бред.

Согласно кивнула головой.

Дома я уложил ее в постель, отправил сообщение Захару – “нашлась, все в порядке”. Хотел сварить себе кофе, но решил, что разумнее будет просто зарядиться. Сел в кресло, нащупал порт в районе поясницы, примагнитил к нему тянущийся от розетки кабель. Пока шла зарядка, листал странички в браузере настольного компа. Я знал, какую страничку надо открыть. Но никак не мог решиться, все ходил вокруг да около – по новостям, глупым мемчикам, человеческим социалкам, не человеческим… Все-таки заставил себя зайти в избранное, найти нужную ссылку. Логин, пароль, вход в личный кабинет. Это ее ЛК, но она давно сюда не заходила, доверила эту “радость” мне.

“Государственная программа ремиграции на Ларсен-11. Ваш номер в очереди…”. Проклятая точка пульсировала – “ожидайте”. Наконец все было просчитано, сайт выдал: “номер в очереди 27 241, ориентировочный срок отправки через 518 дней”.

Закрыл страничку. Пятьсот восемнадцать дней. Для Лены это приговор. Проклятое излучение! Ну как? Как его могли не обнаружить, когда исследовали планету?! Что у них, приборов не хватало?

Ленка все понимает, и теперь она хочет лишь одного – родить ребенка. Оставить после себя жизнь. Ей помогли бы выносить его, даже когда она впадет в кому, на это госбюджет и компании-колонизаторы выделяют средства.

Я не стал ей ничего рассказывать – про квоты, про пятьсот восемнадцать дней. Утром она приняла пару традиционных таблеток, плюс еще одну от похмелья. Завтрак в себя затолкать не смогла, а вот к обеду, после хорошей прогулки, проголодалась.

Мы с ней долго смеялись над тем, что было вчера. Смеяться вообще лучше, чем грустить, даже когда на душе у тебя черные тучи. А может, она просто не хотела, чтобы я запомнил ее грустной? Нет-нет, нельзя даже думать об этом! Кто я такой, чтобы ей заботиться о моих чувствах…

Вечером она по привычке села за комп, немного позаниматься. Любила в понедельник прийти на работу с заготовками. Я был рядом, в ее комнате. Раньше бы прогнала, но не в этот раз. Она не унывала, не проливала слез, но я видел, что готовится. Ни на минуту не хотела оставаться одна, и даже Винни-Пуха несколько раз назвала “подарок на мой последний день рождения”.

Ближе к двенадцати встала, потянулась, легла на кровать. Похлопала рукой по одеялу, чтобы я к ней подсел.

– Ничего, наверное, не получится, – сказала тихо, без эмоций.

– Ты о чем? – встрепенулся я.

– О ребенке. Мне кажется, я бы уже почувствовала.

– Так быстро не бывает, успокойся.

Она улыбнулась, но по лицу было видно, что в ее понимании она должна была почувствовать.

– Поставь музыку. Что-нибудь нежное.

Долго перебирал пластинки, отыскал, наконец, ее любимый блюзовый диск.

Лена встала с кровати, сняла всю одежду. Маленькая, бледная, с этой нелепой тату вместо волос.

– Иди ко мне.

– Лен…

– Иди.

Я подошел. Она обняла, потянулась на цыпочках, чтобы достать губами до моего уха. Прошептала:

– Не из благодарности. И не потому, что страшно. Понял?

– Понял, понял.

Поцеловала меня в губы, потянула за собой в постель. Я на ходу сдернул брюки, футболку, трусы и носки. Лег на бок, рядом с ней. Она медленно отвернулась, до последнего оглядываясь на меня. Подставилась прохладными ягодицами, сама нащупала меня рукой, помогла. Первый “ах” был бесшумный. Зачем? Я рядом, все слышу и чувствую, даже если она приоткрывает губы, не произнося ни звука.

Но потом разошлась! Все громче и громче, с животным остервенением, впитывая, всасывая в себя удовольствие, наслаждаясь каждой секундой, заставляя меня лежать под ней, на ней, вставать сзади, и двигаться, двигаться, двигаться, до воя, визга, хрипов, до царапин на моей спине и отметин на ее аккуратной попке… До мурашек по всему телу и разноцветных пятен в глазах. Закричала, извиваясь подо мной… Потом вздрагивала еще минуту, жалобно поскуливая… Затихла.

Зачем врать самому себе? Я хотел этого, и я мог. Но от меня у нее не будет ребенка.

Утром Лена не проснулась. Я вызвал скорую, они приехали, констатировали коматозное состояние, поставили свои нехитрые приборы, сказали “вызывай снова, если что”. Теперь я могу только смотреть – день, два, сто, двести – сколько понадобится. Не буду отходить, готовить себе овсянку, розетка рядом.

Позвонил Захар. Я все рассказал ему и долго слушал, как он сопит в трубку, не зная, что ответить.

– Прости, не могу больше говорить, – я отключил смарт.

Захар приехал через полчаса. Я удивился, потому что был уверен, что никогда больше не увижу этого человека. Он протянул мне пластиковую карточку.

– Что это?

– Мой вызов.

– Твой… что?

– На программистов теперь спрос небольшой. Я прошел переподготовку, по специальности агрономия, снова подал заявку. Меня взяли.

– Но что мне с этим делать? – я все еще не понимал.

– Пусть летит она. Люди с синдромом сферы Ларсена выходят из комы, как только тело оказывается в зоне излучения. Она будет жить там нормальной жизнью.

Я смотрел то на карточку, то на него. Оглянулся на спальню, где лежала Лена.

– Погоди, но ее просто не возьмут. Они же выбрали тебя.

– Возьмут. Вызов – моя личная собственность, и я могу его переуступить другому человеку, равноценному специалисту.

– Так она же… Она не агроном!

– У меня были кое-какие сбережения, я оплатил ей курсы. Там, на Ларсене, когда очнется. Они не посмеют помешать ей, поверь. Не посмеют!

* * *

Меня зовут Гектор. Я обычный биобот-помощник. Антропоморфный корпус, комбинированная энергетическая установка. Такие есть почти в каждом доме. И всё же я отличаюсь, потому что в моей жизни была Лена. Гениальный программист, добрый человек.

Она для меня больше, чем создатель. Больше, чем друг, жена, любовница. Я всегда считал себя ее частью. Частичкой ее души, существом, запрограммированным по образу и подобию ее характера. Я люблю ее.

Скоро пассажирский транспорт выйдет на орбиту Ларсен-11. Как только он достигнет ионосферы, планета дотянется своим излучением до каждого человека, прибывшего туда впервые, замкнет на нем свои кандалы. И приласкает тех, кто вернулся, давая им еще один шанс. Лена проснется. Увидит Винни-Пуха – не последний подарок, на не последний день рождения. Напомнит ли он ей обо мне?

Спотыкаясь на царапинах, иголка продолжала считывать с пластинки музыкальный трек:

“Без тебя здесь так одиноко,

Как птице бывает без песни.

Ничто уж не остановит

Моих одиноких слез.

Скажи мне малыш, в чем ошибка?

Я обниму первого встречного,

Но он только напомнит мне

О тебе.

Я даже ходила к доктору,

Угадай, что он сказал мне?

Знаешь, что он сказал мне?!

Детка, тебе нужно развлечься!

Не важно чем, будь собой.

Дурак. Ведь ничто не сравнится,

Ничто не может сравнится

С тобой…”.

Иголка со скрипом чиркнула по винилу, соскочив с дорожки.

Свалка

Слоп вдохнул порцию свежего утреннего воздуха. Ах, как же он любил этот аромат! Нигде больше запахи машинного масла, железа, резины не играли такими нежными оттенками! Все-таки бойлерный квартал не идет ни в какое сравнение ни с большим сорным, ни с кислотным, ни даже с центральной фермой.

Он выбрался из дома, сладко потянулся, обозревая окрестности с высоты десяти кубов прессованного мусора. Его окружали башни из таких же брикетов – по десять, двадцать, иные даже по пятьдесят тонн. Довольно крякнул, подпрыгнул несколько раз на месте, чтобы согреться – было прохладно и изо рта шел пар – вылил на руки дождевой воды, собравшейся за ночь в умывальник, плеснул ею в лицо.

– У-ух!

Сегодня важный день. Тина согласилась! Как же долго он этого ждал… Теперь все будет по-другому, он был уверен. Нужно только произвести на нее впечатление, не ударить в грязь лицом.

Одел самую серую из трех своих курток: без разводов, без пятен – ровного серого цвета. Завязал ботинки парадными фиолетовыми шнурками, которые сделал из мягкой проволоки. Что ж, вряд ли сегодня найдется во всем бойлерном квартале парень красивее его!

Спустился по деревянной лестнице, вбитой сбоку прямо в брикеты, и, весело подпрыгивая, помчался между мусорными башнями по улице.

– Привет Кром! Как делишки? Вечером сыграем в футбол? О, здравствуйте, тетушка Мила! Как ваш муж? Поправляется? Здарова, Кани! Клевая прическа!

Теперь обязательно заглянуть в тупичок выдумщиков. Вот и он… Только здесь, у старой Гахи, можно купить самые красивые цветы. И как у нее фантазии хватает? Она вырезает их из цветных пластиковых бутылок, складывая в чудесные букеты.

Слоп расплатился со старушкой мини-аккумуляторами: сам их научился изготавливать и заряжать. Конечно, они не такие изящные и компактные, как те, фабричные, что попадаются иногда в брикетах, но работают исправно.

С цветами можно и к Тине. Она уже ждала его рядом с самым высоким местом – старой пирамидой. Вроде бы здесь начинался первый квартал, но правда это или нет, никто уж не скажет. Факт заключался в том, что прессованными кубами выложили такое грандиозное сооружение, что и не сосчитать – сколько в ней брикетов по высоте? Тридцать? Сорок?

– Привет! Прости, я опоздал?

– Нет, я пришла раньше, – Тина ласково улыбнулась.

– Это тебе.

– Ой, спасибо! Какие красивые…

– Ну что, пойдем?

Кивнула.

Взбираться на пирамиду долго и утомительно, но они молодые и сильные, им все нипочем. Да и не это главное. Всем известно, что если в День Прилета девушка согласится подняться с тобой на вершину, то быть свадьбе. Это уж примета верная.

Поднялись к полудню. Он достал из рюкзака краюху синтетического хлеба, немного копченого мяса из подвальных шустриков, бутылку сладкого, девчачьего самогона. Поели, долго сидели обнявшись, говорили о том о сем, смеялись… Тина очень красивая. И умная. В наши времена это редкость.

– Как думаешь, Слоп, если бы не было вокруг всего этого… – она обвела взглядом бесконечные кварталы Свалки, – Нам было бы лучше или хуже? Вдруг можно было бы прожить и на чистой планете?

– Какой-какой?

– Ну, где нет…

– Ничего.

Снова кивнула.

– Ничего – пустое место, – он нежно поцеловал ее в губы, – Нет, солнышко, мы бы в таком мире не выжили. Нам бы пришлось добывать полезные ископаемые из недр, синтезировать разные материалы… А тут – вот оно! Все лежит прямо как на ладони. Бери и пользуйся!

– Хм. Наверное… Ой, смотри! Вот они! – девушка вскочила, протягивая руку.

На западе из облаков появились несколько кораблей. Огромные серые туши, вызывающие дрожь одним своим неземным видом. Они быстро снижались, притормозив лишь на малой высоте. Трюмы у пришельцев раскрылись и манипуляторы принялись аккуратно складывать новенькие, прессованные брикеты. Один из кораблей отлетел в сторону и начал сливать в желтое озеро жидкие отходы, поднимая в воздух мутную взвесь.

– Они молодцы. Хорошо, что когда-то наши предки договорились с ними. Теперь у нас есть для жизни все, что нужно!

Работа для официального представителя

Шериф заметил спускающийся корабль еще с веранды, когда собирался наливать утренний кофе. Он вышел на лужайку перед домом и, приложив ко лбу ладонь, вгляделся в голубое небо. Серебристая точка уверенно спикировала к полуострову, на вершине которого “глядела” в сторону океана, печально осунувшись, огромная тарелка дальней связи.

Шериф усмехнулся, достал сигару, чиркнул спичкой. Сложив руки на груди и перекатывая дымящийся цилиндр из одного уголка рта в другой, он наблюдал, как точка повисела над антенной, и, увеличиваясь в размерах, стала приближаться к его дому.

Пришлось отойти обратно к веранде, чтобы освободить место для приземляющейся посудины. Двигатели заглохли, открылся люк. По небольшому трапу спустился белоснежный кибер в малиновой мантии.

– Добрый день, господин…

– Можешь называть меня просто шериф. Шериф Тантум, если угодно.

– Господин Тантум, я представляю отдел секретариата Земной Федерации по контролю за исполнением на колониальных планетах, астероидах, космических станциях и прочее принятых сенатом Федерации законов, а также соблюдением вынесенных предписаний относительно исправлений выявленных ранее нарушений в части соблюдения законодательства Федерации.

Шериф выпустил в лицо киберу ароматную струю дыма.

– Ну?

– С вашей планетой уже семь лет нет связи. Ни один из представителей, направленных для выяснения причин, на Землю не вернулся.

– Так, – приободрил его Тантум.

Кибер оглянулся на полуостров.

– Мне кажется, у вас не работает антенна дальней связи.

– Да ты что? – шериф прищурился, вытянул шею, с крайней озабоченностью разглядывая печальную тарелку.

– Назовите мне высшее должностное лицо вашей колонии. Мне нужен официальный представитель власти.

– Я здесь власть, – он отвернулся от кибера, поднялся на веранду, погрузил мощное тело в плетеное кресло. С удовольствием отпил кофе.

Роботу в мантии пришлось последовать за ним.

– В таком случае я должен сообщить вам, что отдел контроля виртуальной безопасности возбудил административное дело в отношении лица, скрытого под никнеймом “Шляпа с кокардой”. Индивидуальный номер лица принадлежит одному из жителей вашей колонии. Нарушение очень серьезное, и я надеюсь на содействие с вашей стороны в поиске этого человека.

– Почему?

– Он опубликовал в сети инструкцию по сбору грибов! Это недопустимо, может повлечь за собой несанкционированную предпринимательскую деятельность, в том числе торговлю и хранение запрещенных к употреблению продуктов! Не говоря уже о том, что кто-то из добропорядочных граждан может отравиться.

– Ну-у, это ж когда было… Что-нибудь еще?

– Еще в сети от имени того же лица было опубликовано высказывание, порочащее честь одного из членов сената, представителя правящей партии.

– Безобразие.

– И прилагалась картинка экстремистского содержания.

– Как таких земля носит?

– Не Земля, а ваша планета.

– Да я про сенатора…

Кибер не нашелся, что ответить на крамолу, поэтому молча наблюдал, как шериф допивает кофе.

– Господин Тантум, прежде чем мы с вами приступим к исправлению обнаруженных нарушений, я бы хотел уточнить некоторые моменты.

– Валяй, – он встал, надел шляпу.

– Сколько человек сейчас проживает на планете? С точностью до единиц, если можно.

– Можно, – шериф снова спустился на лужайку, повернулся в сторону живописной долины, своими полями напоминающей лоскутное одеяло, – Вон там живет Петрович с женой и дочкой. Фермерствует помаленьку.

Он развернулся в другую сторону, вытянул руку.

– А там – господин Мюллер, наш айболит. Видишь? Маленький такой домишко, с красной крышей.

Тантум двинулся вокруг дома.

– Отсюда не очень хорошо видно, но вдоль во-он того берега располагается Большая Деревня. Три дома, три семьи – Корнеевы, Кацманы, и Иващенко. Всего двенадцать человек.

– Хорошо. Но меня интересует окончательная цифра, сразу по всей планете, – осторожно заметил кибер и, спохватившись, добавил, – Можно без фамилий.

– Это все.

– Все?

– Все. Пойдем.

Они спустились по дорожке, вымощенной плоскими камнями, к деревянному сараю, в котором стоял электромобиль на больших, явно внедорожных колесах.

– Садись, прокатимся.

Робот послушно сел на пассажирское сиденье. Они выехали на грунтовую дорогу, зигзагами спускающуюся в долину. Полчаса тряски по ухабам и вот они уже у большого фермерского дома. Навстречу им вышел коренастый мужчина с пышными усами. Шериф пожал ему руку.

– Что, опять? – спросил усатый.

Тантум кивнул.

– Двенадцатый, – он открыл дверцу, приглашая кибера покинуть машину. Снял с робота мантию.

– Это тебе больше не понадобиться.

– Но шериф… Что вы себе позволяете?

Петрович с сомнением разглядывал пластиковое тело.

– Хлипкая нынче техника пошла. Первые-то, из аллюминия, посолиднее были. Ну да ладно, на кукурузное поле отправлю, там сейчас не очень напряжно.

– Я официальный представитель секретариата…

– Там, за домом, поправляет забор одиннадцатый официальный представитель секретариата. Иди к нему, родной. Начинай работать.

Страничка автора fantstories.42rg.ru

Оглавление

Человечность Иди по коридору и не касайся стен Драконы вернулись Высшая мера Симулятор Апокалипсис Ненависть Старая каморка Мы услышим их шаги Близкий контакт непонятного рода Воздушные эскадры Свет из окна напротив Настя – человек по вызову Продолжение рода Планета “Ведьмин остров” Погрузчик Муравьи Сынок, переустанови сестру Бомбоубежище Родительское собрание Мотель “Врата” Лабиринт хондверкеров Человек арестованный Синдром сферы Ларсена Свалка Работа для официального представителя Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg