«Свободный Охотник»

2009

Описание

Этот мир странен и необычен. Космос — но без планет и вакуума. Люди, которые обитают здесь, знают об этом пространстве многое — но Полная Карта потеряна и многие Проходы из одной части мира в другую забыты… И лишь Свободный Охотник каким-то чудом находит их, раз за разом уходя от преследования тех, кого он так легко делает своими врагами… Концентрированный технотронный антураж cочетается в этом романе с романтикой рыцарской сказки, не скованный никакими рамками полет воображения — с холодной рациональностью созданного автором мира. «Свободный Охотник» петербуржца Александра Щеголева дает повод говорить о появлении нового направления в отечественной фантастике. Сам автор называет это направление «кибер-фэнтези». Кибер-фэнтези — это магия современных информационных технологий, это новое слово в российской фантастике!



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Александр Щёголев СВОБОДНЫЙ ОХОТНИК или Кибер-фэнтези

«Цифры меня всегда почему-то угнетали».

Дж. К. Джером

TURN ON (включено)

Мы познакомились с ним в сентябре. В день, когда председательствовала Венера, виртуальный диск которой возвратился в свой дом после полугодового путешествия. В день, когда Князь Форматов, повелевающий признаками и адресами, покровительствовал всем безумцам.

Иначе говоря, была пятница.

Он позвонил в дверь — я открыл. Он спросил:

— У вас на руке четыре пальца или пять?

Ни «здрас-сте», ни «простите за беспокойство», ни чего-либо другого, по-детски неуклюжего. Пацану на вид четырнадцать-пятнадцать, и начинает разговор со взрослым мужиком с таких вот милых шуток. Это надо смелость иметь, я же понимаю. Тем более, я только что привел ребенка из школы и должен был снова уходить на работу.

— На которой? — уточнил я и показал ему обе руки сразу.

— И на той, и на другой, — ответил он. — У меня, например, четыре. А у вас?

У него, разумеется, было по пять пальцев на руках. Вообще-то я стараюсь не грубить детям без причины, это всегда возвращается к тебе же, а потому предложил:

— Давай пересчитаем.

И он пересчитал. Большой палец — нулевой; указательный — первый; и так далее. Мизинец — четвертый. Получилось четыре пальца. Я засмеялся и спросил, чего ему все-таки нужно. И тогда он начал объяснять…

Я пригласил парня в квартиру, потому что серьезные разговоры на лестнице не ведутся. Хотя, если честно, запросто мог захлопнуть дверь перед его носом. Разряд-хранитель уберег меня, дал мне терпение. Я усадил его обедать рядом со своей дочкой, разогрев еду на всех. Вот так и началась наша с ним история.

Или эта история началась позже, когда я вспомнил, что у меня действительно четыре пальца на руке? Или еще позже, когда мальчик ушел, оставив мне только свое бессловесное тело?

Он нашел Вход, показал, как открывается дверь. Психиатры, конечно, любят и умеют пугать людей, раздавая диагнозы вроде: «Острой психотической реакции» или «Синдрома Кандинского-Клерамбо», но вовсе не это останавливает меня, чтобы уйти вслед за ним.

Только одно меня останавливает — в его мире нет Бога…

ENTER (вход)

0

…Он приближается. Опознавательных знаков нет. Свой или чужой? Начинает пульсацию — условленным кодом.

Все в порядке: можно покидать убежище, можно раскрывать себя. Навстречу безликой капсуле — к разлому в черном куполе. Корабль класса «Универсал» торжественно выползает из месива мертвой пластмассы, дает ответный импульс, включает бортовой знак «Плюс». Разоренные ангары остаются под брюхом.

Вокруг бывшее Депо — одно из сотен, — кладбище брошенных оболочек, каверна в больном теле Метро. Хорошее место для тайных встреч! Множество Узлов вокруг, в том числе межфрагментарных, множество Тоннелей, стянутых в эту точку пространства. Нищий, никому не нужный Фрагмент Галактики, в котором все ценное, что создано цивилизацией, сгнило еще до войны, который бессмысленно атаковать, равно как и защищать… Бортовая система безопасности непрерывно сканирует окрестности в тщетных попытках отыскать хоть что-нибудь движущееся. Пусто. Время, проведенное в ожидании — среди вскрытых, спрессованных в гигантские комья оболочек, — также позволило удостовериться, что никто не проявляет интерес к здешним трущобам. Все в порядке.

— Приветствую тебя, Ласковый, — говорит человек. — Я восхищен, ты прибыл с точностью до стотысячной.

Декодер фиксирует ответ гостя:

«Добра тебе, великий гип. Счастья тебе, здоровья…»

— Перестань, — морщится встречающий. — Какой же я «великий гип»?

«…и вечных побед, — заканчивает вновь прибывший. — Ты обязательно станешь великим гипом, я знаю, не пройдет и Единицы, как ты станешь гипом всего Метро».

Трудно привыкнуть к манерам этих тварей. Прирожденные убийцы, наполнившие нескончаемым горем трехмерное пространство. Яростные бойцы, раздавившие множество могущественных родов, подчинившие за каких-то пятнадцать биологических Единиц все Фрагменты, куда успели просочиться их капсулы по внепространственным волноводам-Тоннелям. И в то же время — наивные, идиотически чувствительные. Стремящиеся быть изысканно вежливыми. Дикари, к которым нельзя относиться всерьез. «Голый Народ». Смешно…

— Разумеется, я буду самым главным из гипов, — смеется человек. — Хорошо, что ты не сомневаешься в этом, Ласковый.

«О да. Ты дашь мне одежду, когда будешь Генеральным», — спокойно напоминает шпион. Он и правда не сомневается.

— Я дам тебе достойную одежду. Это так же верно, как и то, что Галактика стоит на Восьми Системах.

«У тебя нет более преданного друга, Мастер Узлов. Ты сделаешь меня руководителем отдела пленных».

Хорошо, что декодер не способен передать абоненту презрительную усмешку, ибо Голый Народ — обидчивый народ. Правильно, что изображение в канале связи заблокировано — по соображениям взаимной безопасности… Человек отвечает:

— Будет все, как я обещал. После победы нам не обойтись без твоей помощи, мой преданный друг. Однако к делу. Что заставило тебя покинуть прохладное лежбище в столь неподходящее время?

В самом деле, звероид по имени Ласковый впервые вызвал своего нынешнего хозяина по Всеобщей, запустив в бездны галактического Метро кодированный зов. Не дождался планового сеанса, и это очень интересно. Потому что Ласковый — шпион. Он действует среди врагов, собственно, он сам — бывший враг, полноценный представитель Голого Народа, он хорошо знает, чем встреча может кончиться, и все-таки, и все-таки…

«Да простит меня великий гип, я подверг его риску».

— Мы оба понимаем, кто из нас рискует больше.

«Мне меняют капсулу на новую. Очень скоро, через три-четыре тысячных».

— Ну и что? — удивляется человек.

«Старую капсулу заберут, — терпеливо объясняет шпион. — Вот эту, где я сейчас. Могут отправить на переработку всю целиком, а могут перемонтировать систему, система-то хорошая. Надо срочно очистить бортовую память, чтобы ничего не обнаружилось».

Собеседник наконец понимает:

— Что же такое ты сумел переписать, если пришлось бортовую память задействовать?

«То, что ты просил, Мастер. Оперативные карты Первой Атаки».

— Первой Атаки?

«Самой-самой первой, — без выражения подтверждает декодер. — Информация архивирована пятнадцать Единиц назад, архив вскрылся по ключевому слову «Узор».

Карты Первой Атаки. Боевая реликвия врага… Не может быть. Неужели удача повернулась к воину лицом? Столько сил потрачено, столько времени… Капитанский кокон содрогается: человек едва не вскакивает. Маска жестко обхватывает лицо. «Не может быть…»

— Открыть мультиплексор, — звучит команда.

«Канал открыт, — включается система. — Старт. Стоп. Есть информация. Есть контроль. Конец».

Свершилось.

«Информация сброшена, гип, — говорит звероид. — Ты будешь доволен, гип».

— Я пока еще не гип, — человек опять смеется. — Но я буду доволен, если ошибки нет. Объясни-ка мне теперь, откуда это у тебя?»

Декодер объясняет:

«Ошибки нет, Неуловимый. Был праздник. Господин стаевый решил, что наша стая должна посетить Музей Славы. Мы все получили Нить маршрута и отправились, ведомые господином стаевым…»

— Вы отправились в штабной Фрагмент? — напрягается человек.

«Великий гип меня в чем-то подозревает? — живо откликается аппаратура связи. Ясно, что на том конце произошел маленький взрыв эмоций. — Если бы я узнал маршрут в штабной Фрагмент, разве пришлось бы мне тогда дезархивировать карты Первой Атаки? Разве не отдал бы я эту информацию своему непобедимому хозяину?»

— Извини, Ласковый, неудачный был вопрос. Где расположен ваш Музей Славы?

«Музеи все одинаковые, в каждом Фрагменте есть. Музейную сеть недавно открыли, по личному распоряжению… ты понимаешь, кого… не хочу называть имя…»

— Понимаю. Его называют «Гладкий», не так ли? Видишь, я не боюсь произносить это имя вслух.

«Твоя храбрость безгранична, хозяин».

— А какой праздник у вас был?

«Господин стаевый закончил линять».

— Торжественное событие! — соглашается человек.

Он не хохочет, нет. Он справляется с короткими спазмами веселья. Только беззвучная усмешка позволена, только спокойная ирония. Декодер не воспринимает иронию — какая удача.

— Представляю, что за праздник у вас, когда заканчивает линять тот властитель, чье имя ты не любишь произносить.

«Он никогда не линяет, — возражает шпион. — Он приказывает стричь себя целиком. Не оставляет ни волоска, чтобы носить одежду. Он носит одежду. Он делает все, что пожелает».

— Не завидуй ему, друг. Я разрешу тебе стричься наголо, и тогда ты тоже сможешь носить одежду. Впрочем, я прервал твой рассказ. Итак, вы отправились всей стаей в Музей. Что затем?

«В одном из смотровых пузырей, в пузыре информационной тактики, хранятся документы, относящиеся к началу войны. Документы были даны либо в изложении, либо в виде названий. Когда я обнаружил, что информация о Первой Атаке все-таки существует, я сразу вспомнил твою главную просьбу, Неуловимый. Я всегда огорчался, что не могу помочь тебе в главном. Оперативные карты Первой Атаки оказались секретны, было открыто только имя архива. По имени, без полной спецификации, отыскать архив невозможно, кроме того, дезархивация наверняка защищена. Я решил познакомиться с первым инженером Музея, который лично водил по пузырям господина стаевого. У меня ведь положение в стае особенное, ты же понимаешь, хозяин, я могу знакомиться с кем угодно. И как раз я подслушал, что первому инженеру разрешили отдыхать дома, на Мерцающих Усах. Его наградили, включили в группу спящих, а переброска состоится через половину сотой. Он громко хвастался господину стаевому… Представляешь, Неуловимый — домой! Как давно я не был дома, как давно я не спал на настоящем дереве…»

Декодер замолкает.

— Если ты захочешь, я сделаю тебя своим наместником на Мерцающих Усах, — находит собеседник нужные слова. — Но не раньше, чем мы победим.

«Прости, гип. Я забыл сообщить, что к тем информационным блокам, которые ты переписал, добавлен подробный отчет. Рассказывать дальше?»

— Очень хорошо, Ласковый. Нет, не надо повторяться. Есть ли в документах ответ на главный вопрос? Ты уже просмотрел оперативные карты?

«Первая Атака началась в одном из гипархатов Пустоты».

— Значит, все-таки Окраина?.. Гипархатов Пустоты больше сотни, из какого именно?

«Со стороны больших цифр Плюсовой Координаты. Гипархат номер сорок семь».

— Как? — переспрашивает человек. — Что ты сказал?

Номер сорок семь. Но ведь это… это…

Невероятно, невозможно. В голове — космическая буря; в груди — космический холод. Номер сорок семь. Почему, как такое может быть? Шпион не успевает послать какой-либо ответ: бортовая система взрывается сигналом тревоги. В отслеживаемую зону вползают враги.

Яркие точки растекаются по всем координатам, стремительно занимая Узловые траектории. Много. Стая.

«Спаси, хозяин! — оживает декодер. — Не бросай!»

— За мной! — командует воин. Он вновь спокоен, он мгновенно возвращает себе уверенность и вселенское презрение. — Повторяй мои движения! — командует он Ласковому.

«Универсал-Плюс» стартует. Искалеченные оболочки всевозможных конфигураций мелькают вокруг. Капсула без опознавательных знаков торопится следом, повторяя маневры хозяина в точности, впрочем, отстает, отстает, отстает. На противоположной стороне свалки есть Вход-Для-Всех, конечная цель прыжка. Это центральный Вход в Депо, который никем не охраняется, ни людьми, ни звероидами. Выскочить сквозь него в трехмерку, чтобы затем снова нырнуть в Метро — через технический Вход в один из курьерских Кольцевых Тоннелей — очень простой план. Траектория введена в память заранее. Потому что план вынужденного бегства (как раз на такой непредвиденный случай) придуман давным-давно, с тех пор, когда эти трущобы были выбраны местом для тайных встреч. Вот и маяк — неустанно пульсирует, обозначая траекторию выхода. Свалка остается позади. Но под черным куполом уже появляются сверкающие точки, враги выныривают из Узлов целыми звеньями: двойками, четверками, десятками, — враги падают в зону прямого удара, включая боевые призмы. Что вы здесь делаете, твари? Кто вас навел — не Ласковый же, не самоубийца же он? Поздно! Вы как всегда опоздали! «Универсал» уходит, уверенно поймав траекторию «на маяк».

Защитное поле включать нельзя, иначе не вписаться в искривление. А рассеиватели врагов уже работают вовсю, беспорядочно разлагая по спектру оборудование Депо. И вспыхивает на пересеченных плоскостях удивительная радуга, и декодер внезапно переходит в текстовый режим: «Меня отсекают, хозяин!»

Ласкового сзади нет — не выдержал, повернул обратно к свалке. Пытается спрятаться среди висящих в неподвижности черных клякс. «Повернуть за ним? — мечется мысль. — Помочь, спасти?..» Бесполезно. Капсула шпиона появляется вновь, салютуя полным комплектом опознавательных знаков, и скользит навстречу стае, сотрясая Всеобщую паническим воплем: «Пощады! Я свой!»

Нет, твари не щадят предателей — вспыхивает новая радуга, все кончено…

Все кончено: Депо исчезло. Вокруг — ничего. Включается система безопасности движения: нужно притормозить, впереди контрольно-пропускной турникет. Система связи предупреждает: поступило требование об оплате, стоимость прохода через турникет — десять монад. Забавно. Автоматика Входа работает, как ни в чем не бывало, будто и не разорван на две части гипархат Входов, автоматика живет, всеми брошенная — обложив данью это гниющее кладбище. Да, инженеры из гипархата Входов создавали свои объекты на совесть. Интересно, кому отсюда поступают средства, людям или звероидам?

«Минус десять монад, — тут же реагирует цезиевая касса. — Проход оплачен».

«Минус погибший друг, — мысленно дополняет герой, — вот истинная цена, которую пришлось дать за спасение». Кто теперь заменит Ласкового? Горько. Тем, которые пытаются догнать вырвавшийся из ловушки «Универсал», также придется платить — по десять монад с каждой капсулы. И еще по десять монад за пользование оболочками. Однако это слабо утешает, потому что цены несопоставимы.

И все же истинную цену враг заплатит непременно — когда будут проанализированы карты Первой Атаки, когда будет получен ответ на главный вопрос, когда Хозяюшка объяснит, какое твари имеют отношение к гипархату Пустоты номер сорок семь! А если Хозяюшка не сможет ничего объяснить? Но ведь таких совпадений не бывает…

Впрочем, все это позже. Скорость, и только скорость, чтобы в очередной раз опередить зло. Полет в трехмерном пространстве до ближайшего технического Входа продлится чуть меньше одной тысячной. Затем — прыжок в Кольцевой Тоннель, и герой бесследно растворится в бортовых системах преследователей.

Вперед! Турникет открыт…

1

…и уже висит под бортовым информационным куполом спираль Галактики, разбитая красными трассами на Фрагменты, и Космос черно-белой бездной раскрывается навстречу. И крутится далеко позади лазерный клубочек маяка, обозначая Вход-Для-Всех. Однако станции общего пользования не интересуют человека, лежащего в коконе управления, особенно в тех Фрагментах Галактики, которые контролируются звероидами. Зачем рисковать?

Он надевает боевую маску и включает бинокуляр. Информационная подкладка, замкнутая на карту Фрагмента, срабатывает четко — в наслоившейся картинке ясно различим гигантский хобот Тоннеля, невидимый ни глазу, ни какому-либо прибору. Обнаруживается технический Вход, через который аппарат класса «Универсал» совсем скоро покинет трехмерное пространство. Человек удовлетворенно кивает сам себе и дает команду на совершение маневра.

Боевая маска выдает информацию: начало траектории Входа. Выдвигается загубник, приглашая глотнуть стимулятор — для стабилизации психических параметров. Микро-неточность, и вполне можно проскочить сквозь Тоннель, даже не заметив его. Тоннель — это сказка, это призрак, подвластный лишь Истинным. Простые смертные пользуются Входами-Для-Всех и траекториями «на маяк», ибо большую часть технических Входов ни люди, ни твари контролировать не способны. Обнаружить такие вещи можно либо случайно, либо при наличии карты. Не просто карты, а Полной Карты. Однако Полная Карта Метро, как известно каждому мальчишке, есть не более, чем легенда. Легенда, которая гораздо удивительнее слухов о Неуловимом воине. От Полной Карты, как известно, остались только жалкие, нестыкующиеся друг с другом осколки, разбросанные по Фрагментам.

Мастер Узлов, разумеется, запасся осколком, отражающим этот Фрагмент, поэтому его корабль надежно вписывается в технический Вход. Космос вновь исчезает. Впрочем, для Космоса корабль также перестает существовать. Не отвлекаться! Система безопасности движения предупреждает: замедлиться, Тоннель занят. Кем? Увидим. Сюрреалистическая пасть продолжает широкими глотками вбирать в себя инородное тело, помеченное сияющим знаком «Плюс». Чтобы двигаться, оболочка не требуется — героический «Универсал» вполне пригоден для прыжков в этих призрачных волноводах, невообразимой паутиной опутавших Галактику. Метро принимает своего незаконнорожденного сына. Покой…

Нет, нельзя расслабляться! Тот, который впереди — враг: включил защиту, испугался, что получит пинка. И вдруг выясняется, что сзади тоже враг — торопится, не отстает. Случайность? Или засада, поставленная возле расшифрованного технического Входа? Поздно разбираться. Глотнуть стимулятор и принять ручное управление в полном объеме.

Информационная подкладка старается, отслеживает маршрут. Приближается Узел ветвления, знаете ли вы об этом, твари? Может, и знаете. В любом случае — придется с вами разойтись, хотите вы или не хотите. Передняя капсула тормозит, будто бы собираясь остановиться, тем самым давая задней возможность прицелиться получше. Вы опоздали! Микро-миг — и траектории разомкнулись. «Универсал» исчез в Узле, а враг проскакивает мимо — ага, нет у вас карты, ни Полной, ни даже осколочка! Как все просто…

Человек снимает маску. Замкнутому мирку корабля открывается его лицо: совсем еще молодое. Застывшее, без малейшей тени улыбки. Юноша лежит в капитанском коконе, готовый к драке, юноша так и не научился радоваться победам, прожив двадцать биологических Единиц. Ведь кроме него на корабле никого: боец-оператор, лоцман, капитан — он был всеми в одном лице. Молодой человек не имел права ошибаться, потому что истинное имя ему — Свободный Охотник.

Этого имени Галактика не знала. Этого имени не знал пока никто. Придет ли время открыться, сбросив с лица покрывало ненавистных тайн?

Боевая маска, оторванная от хозяина, оживает самостоятельно. В зону безопасности, отслеживаемую системой, вползает вражеская капсула — опять сзади, опять подло, — и тогда юный воин решительно будит свой задремавший корабль…

PAUSE

Мне объяснили, что к чему, расставили мозги по местам. Счастье, когда в трудный момент жизни обнаруживается знакомый, знающий ответ на твои вопросы. Александр Ильич работал психотерапевтом в детской поликлинике (поликлиника входит в число объектов, которые я обслуживаю), и этот человек единственный, который сумел нам помочь, вернее, сумел понять. После того страшного случая мы обращались к нескольким специалистам… хотя, что теперь сопли по лицу размазывать?

Нужно различать невроз и психоз.

Невроз — это болезнь здоровых людей. Причина кроется в расстройстве взаимоотношений личности — с самим собой и с окружающим миром, в неверной оценке своего состояния. Существует три типа психологической картины неврозов. Первый: «Хочу, но не могу. Хочу, но не справляюсь». Человек задает себе цели, которые ему не по силам, карабкается и падает, карабкается и падает. Это неврастения. Второй: навязчивые состояния, суть которых заключена в формуле «хочу, но сомневаюсь, хочу, но вдруг не получится?» Для таких людей простой выбор товара в магазине превращается в муку смертную, а вечный образ не выключенного утюга или чайника не позволяет отдалиться от квартиры дальше одного квартала. Наконец третий — истерические неврозы. Здесь логика диаметрально противоположна: «Хочу во что бы то ни стало! Пусть у меня нет ни данных, ни возможностей, но все равно — хочу!» И вот это уже близко к нашему случаю. Потому что такие отношения с окружающим миром хороши для людей сильных, стеничных, если же человек — астеник (то есть слабый), тогда неизбежно появляется склонность к фантазированию. Истерик беспрерывно представляет себя тем, кем он хотел бы быть — в каждой конкретной ситуации, — и постепенно вживается в роль. Причем, фантазер внешне может не производить впечатление истерика, ведь нескончаемая работа воображения идет у него внутри — только внутри.

Подобные вещи растолковал мне именно Александр Ильич, врач-психотерапевт из детской поликлиники.

К чему была эта лекция? К тому, что перечисленные неприятности не имели никакого отношения к мальчику, который появился в моем доме! Он был вовсе не из тех бедолаг, что сами себе мешают жить. Да, его целеустремленность явно превышала норму, так ведь разве это симптом? Полностью отсутствовали даже вторичные черты невротика-истерика — демонстративность, театральность, желание привлечь внимание к своей незаурядной личности. Парнишка не знал ни страхов, ни сомнений, ни истерических желаний, то есть все попытки представить его болезнь чем-то закономерным или даже обыкновенным — пустые попытки. Он был уверен в себе и отнюдь не слаб. Он был гармоничен. Где же тут предпосылки того, что с ним произошло?

И, к счастью, его «болезнь» оказалась заразна. Мальчик появился в одну из бесцветных пятниц одного из бессмысленных сентябрей и сделал мои дни цветными, полными смысла…

Я понимаю — когда фантазия превращается в бред, то это уже не истерия. Невротик всегда отдает себе отчет, кто он и где он. Актер, играющий роль по системе Станиславского, тоже как бы сходит с ума, но лишь на короткие мгновения. Достаточно хлопнуть в ладоши, и все кончилось. Если не кончилось, нужно звать психиатра, это я тем более понимаю. Психоз начинается с интровертированности, ухода в себя, затем придуманный мир вытесняет из головы мир реальный — постепенно, не сразу…

Но только ничего этого не было! Никакой постепенности, никаких уходов в себя. Все случилось вдруг. Внезапно.

Как война.

CONTINUE

2

Сферобар — это гигантская капля, висящая на стене Тоннеля, это благоустроенный кусок пространства, замкнутый на Вход-Для-Всех. Снаружи — пузыри ангаров, готовые принять корабли любых конфигураций. Внутри — комфорт и покой. Надежность и прекрасное обслуживание, бережно сохраняемое еще с довоенных времен. Это пылинка — в самом центре абсолютно чистого, безопасного Фрагмента Галактики, гражданам которого до сих пор удается сдерживать звероидов по всем Координатам.

Сферобар — это то, что нужно уставшему воину.

Свободный Охотник отдыхает, расположившись в отдельной ячейке. Верный «Универсал-Плюс» дремлет в одном из ангаров на внешней поверхности. Капитанский кокон больше не мешает молодому телу двигаться, а тесную боевую маску уже сменил головной платок с плотной вуалью. Хорошо…

Дружеская беседа легка и спокойна.

— Ты говоришь о том самом тварёнке, который раньше работал на меня? — уточняет хозяин сферобара.

— Его звали Ласковый.

— Мне все равно, как его звали. Хороший был контрабандист, рисковый, но ты перекупил.

— Он сам решил сменить направление деятельности, — возражает гость. — Почуял перспективу, увидел настоящую силу.

— Я помню. Сначала ты отбил эту тварь у их же собственного охранного отряда, а потом у наших, уже здесь. Хотя, наши тебе его добровольно отдали, в знак уважения. Хороший ты парень, трудно тебя не зауважать… (Владелец сферобара улыбается.) Значит, его все-таки прикончили?

— Разложили по спектру. Был корпускулой, стал волной.

— Зато ты, слава Системам, пока что материален. Большая радость твоей Хозяюшке.

— Еще бы. И Системам слава, и Началу Их, и спесивым рабам Их. В общем, всем спасибо за старание.

— Не кощунствуй! (Теперь собеседник укоризненно морщится.) Поживешь с мое, почувствуешь силу Священной Восьмерки… И все-таки я не понимаю, как тебе удается уходить в таких ситуациях? Ты поистине Неуловимый. Мои парни в один голос твердят, что ты колдун, служишь Носителю Гнева. Что скажешь?

Свободный Охотник не улыбается в ответ. Отворачивается:

— Ласковый был мне другом.

— Сочувствую вам обоим… Какой-то ты выжатый, грустно с тобой общаться.

— Устал.

— Бывает. Пей, это хороший сок, чистейшая полибензокриптаза.

— Пью.

— Давно хотел задать тебе вопрос, малыш. Как ты обнаруживаешь технические Входы? Раскрой тайну, а то парням невозможно стало работать, звероиды совсем обнаглели.

— Входы? Я их вижу.

— Глазами?

— Не знаю, как объяснить… Вижу, и все тут.

— Ну да, ты же колдун, — собеседник вежливо кивает головой. — Межфрагментарные Узлы ты тоже просто видишь.

— Не обижайся, друг. Чем я могу тебе ответить? Похвастаться, что случайно нашел Полную Карту и теперь пользуюсь? Или что возродил священного восьмирука и прячу это древнее божество в своем корабле?

— Нет, сказок не надо. Мне вполне хватает историй про неуловимый корабль, одна нелепее другой, которые я выслушиваю от полутрезвых посетителей. Имей в виду, герой Космоса, скоро я начну записывать легенды о твоих похождениях, запущу их в Хроники и прославлюсь… Ты пей, пей. Я не обижаюсь, малыш. Просто жаль, что гениальное изобретение растрачивается по пустякам. Я же понимаю, ты каким-то образом перепрограммировал систему безопасности движения, дал ей запредельную чувствительность…

Владелец сферобара смотрит на гостя с любовью.

— У меня тоже есть вопрос, — серьезно говорит тот. — Продолжаешь ли ты поддерживать связи с контрабандистами?

— Ищешь замену своему Ласковому? Понимаю. Опять сманишь лучшего.

— Прошу тебя.

— Я подумаю, что можно сделать.

— Спасибо.

— Пока не за что. Если не возражаешь, вернемся к прежней теме. Я понимаю: технологические секреты такой значимости тебе раскрывать не хочется, так же как и догадываюсь, что вуаль ты носишь не без причины. Поэтому попробую войти с другого входа. Как тебе нравится работа лоцмана?

— Работа лоцмана? Это что, водить кого-нибудь за ручку по Метро, я не ошибаюсь?

— Все верно.

Свободный Охотник презрительно фыркает:

— Продавать богатым бездельникам и мерзавцам разведанные маршруты, большинство из которых оплачено людскими жизнями? Нет, не для меня.

— Юноша, это огромные деньги, ты плохо представляешь, какие. Во-вторых, среди моих клиентов есть очень сильные люди, но не так уж много мерзавцев. И в третьих. Лоцман — уважаемая профессия, с некоторых пор самая уважаемая в Галактике. Я просто хочу помочь тебе по-настоящему, а не всякой ерундой.

— В последнее время многие хотят помочь мне, — откровенно смеется Свободный Охотник. — Вот, например, Многорукий Дедушка из Союза бластомеров…

— Кто это?

— Он же Повар Гной.

— Тебя знает Повар Гной? — вдруг пугается владелец сферобара.

— Кто только меня не знает. Этот негодяй недавно расширил свою организацию до Трех Клонов, и теперь хочет развернуть четвертый Клон — со мной во главе. Ему чем-то приглянулись мои хромосомы.

— Умоляю, не отказывайся сразу.

— Ладно, откажусь не сразу.

— Вот и договорились. И мое предложение не забывай, хорошо? Смотри, наши красавицы специально для тебя стараются, я ведь им шепнул, что сам Мастер Узлов к нам в гости пожаловал. Любая из девчонок счастлива будет узнать индекс твоей ячейки — ты только подмигни мне…

Свободный Охотник, откинувшись в кресле, измученно смотрит сквозь прозрачную плоскость стены. Танцовщицы, сменяя одна другую, дают в центре сферы бесконечное шоу. Он закрывает глаза.

— Расслабься, малыш, — тихо заканчивает владелец сферобара. — Послушайся меня, старика. Кроме как здесь, тебе и негде.

Этих слов никто не слышит, потому что гость уже спит, не найдя сил оторвать затылок от подголовника кресла…

3

…а зеленый червь все ползет по кристаллу, нет этой дряни конца. «Красивые будут кляксы», — шепчет человек, направляя робот-истребитель в цель. Червь толстый, запросто может раздавить, поэтому — очень осторожно. Спуститься в лабиринт, отсечь кусок, швырнуть трепыхающуюся биомассу вон, в мертвый космический вакуум, и спасаться, либо нырнув в свободное ответвление, либо взмыв вверх — таков сюжет. Простой сюжет. Червя перерезаешь, а он тут же склеивается обратно. Поэтому — быстро, второй удар, и прочь его отсюда, этот смердящий кусок! Беспомощное тельце цветным пятном расползается в черном пространстве. И снова вниз, в тесноту загаженных коридоров. Полет, прыжок, удар, бегство, полет, прыжок, удар… Нет конца отвратительному существу. И вдруг оказывается, что конец близок — рассеченный на множество частей, червяк никак не может собраться в единое целое. Расправляться с отдельными беспорядочно снующими обрубками, попадающими в перекрестие прицела — ни с чем не сравнимое удовольствие…

Перекрестие прицела — это центр мироздания. Знак «Плюс». Потому что «Плюс» — значит возмездие. Именно этот святой знак, заставляющий врагов Галактики трепетать от страха, сверкает на экранированной оболочке. Корабль завис на стационарной орбите — над гигантским кристаллом, бывшим когда-то базой по переработке отходов, — а брошенный к поверхности робот-истребитель действует, мгновенно реагируя на срывающиеся с антенн команды. Влево, влево, вправо, вправо — «плюс». Маневрируя среди кусков гибнущей биомассы, робот-истребитель сражается. «Плюс», — еще раз «плюс», — еще раз…

Суетись, пакость, суетись. Тебе не повезло, место павших занял ОН — да-да, тот самый! — одержавший множество поразительных побед, возникающий неизвестно откуда и уходящий неизвестно куда. Трепещи. Узнали святой знак на обшивке, узнали безжалостную руку?.. «Один готов», — бормочет спящий воин, на миг приоткрывая глаза. Картинка уплывает, сопровождаемая веселенькой мелодией. Возникает новый лабиринт. Новая дрянь, ползающая по шару. Второй уровень!

Теперь червяк красного цвета — более быстрый и гораздо более отвратительный. Он злобно пищит и стремительно регенерирует, мало того, он умеет контратаковать. Разряд белой молнии, и робота не стало бы. Но — промах! Поэтому берегись, дрянь, попрощайся со своими преступными отцами. Влево, влево, вправо, вправо, и — «плюс», «плюс», «плюс». Кроваво-красные обрубки, агонизируя, растворяются в черном. Загнанный хищник раздает наугад электрические оплеухи — мимо, мимо, мимо. Жадная голодная ярость, по-хозяйски плескавшаяся в лабиринте, спадает, отступает в бессилье. Головная часть червя мечется в поисках спасения. Поздно! Наперерез врагу, через боковой ход — ударить и остановиться, обманывая чужую примитивную программу, — затем вверх, разворот, и… Конец. Два раза «плюс». Конец тебе, писклявая дура, загаженный мир очищен…

4

…кулаки воина непроизвольно сжались и разжались.

— Страшновато ты спишь, — раздается голос. — Похоже, юноша, ты и во сне воюешь.

Старик все так же сидит напротив, разглядывая обмякшую фигурку гостя.

«Загаженный мир очищен…» Как бы не так! Свободный Охотник стряхивает оцепенение. Он потерял связь с реальностью всего лишь на несколько предательских мгновений, вот почему его собеседник не успел вежливо затемнить ячейку и удалиться.

— Ты прав, я только что спасал одну планетку, — отвечает гость. — Чуть раньше, правда, это же я делал не во сне.

— Какую планетку?

— Базу по аккумулированию и переработке продуктов метаболизма.

— Место, где из дерьма халву синтезируют, — усмехается хозяин. — Давно о таких объектах не слышал. Довоенный?

— Судя по кодо-импульсному гербу, который излучала поверхность кристалла, базой владел кто-то из Истинных. Я наткнулся на нее в районе средних цифр по Первой Косой Координате. Сам понимаешь, что стало с хозяевами.

— Да, эти районы кишат звероидами. Что тебя туда занесло?

— Я направлялся на встречу с Ласковым. И вдруг поймал по Всеобщей сигнал-катастрофу. Случайность, конечно…

Свободный Охотник замолкает, вспоминая. Вспоминать нетрудно, поскольку этот последний подвиг случился совсем недавно. Торопясь к старому Депо, он вынужден был в одном из Фрагментов задержаться и даже выйти из Тоннеля в трехмерное пространство. Бой с безмозглыми червями не отнял много времени, однако горек был вкус этой победы! Кого там было спасать, зачем? Мертвый мир, мертвый пластиковый объект. Биокристаллические черви, запущенные туда ворами, убили людей давно — судя по их размерам, судя по лабиринтам, которые они прожрали в оболочке. Если, конечно, после атак звероидов на планете оставался хоть кто-нибудь живой… Жуткое порождение больного разума уничтожено. Бортовой робот-истребитель, сделав дело, чутко дремлет в пусковой камере. Но кому все это было нужно? Не системам же связи, с тупой заданностью передававшим в паутину Тоннелей вопль о помощи?

И все-таки странно, думает воин. Сигнал-катастрофа был обращен к нему — именно к нему! Безадресный зов так и начинался: «Неуловимый, хоть Ты услышь и отзовись, если Ты существуешь…» Конечно, приятно быть легендой. Но ради явной нелепицы аварийно прерывать Нить маршрута, покидать Метро, тратить бесценное время на никчемный бой — просто стыдно…

— Кстати, — продолжает Свободный Охотник, — я подозреваю, что личинки червей были подброшены бластомерами Повара Гноя, которого ты почему-то уважаешь. Нет секрета, кто первый вор в Галактике.

Хозяин сферобара укоризненно цокает языком, понимая эту реплику по своему:

— И все-таки зря ты отказываешься от помощи сильных людей.

Собеседники рассеянно смотрят в центр сферы. Туда, где молодые, светящиеся в темноте тела отражаются в зеркальных стеклах ячеек.

— Мне действительно нужна помощь, — откликается Свободный Охотник, — но совсем другого рода. Из-за этого я и навестил тебя.

— Я тебя слушаю.

— Перед смертью Ласковый передал мне кое-какой документ. Огромной важности документ.

— Политика? — кривится хозяин. — Ты же знаешь, я ненавижу политику. Я всего лишь торговец.

— До войны ты был известным на все Метро лингвистом. Я думаю, лучшим. Если не ошибаюсь, в свое время даже Большой Лоб тебя знал и уважал.

— Да, старый Лоб был великим ученым, в отличие от меня. Может, поэтому я жив, а он убит варварами…

Юный воин, заинтересовавшись, отвлекается от главного:

— Убит? Я слышал, Большой Лоб исчез, когда служба Координации была упразднена. Уничтожил все личные записи, поскольку наследников у него не осталось, а тексты научного характера подарил какой-то своей ассистентке из тогдашней Академии.

Владелец сферобара дребезжит смехом.

— Этой «ассистенткой», юноша, была моя старшая сестра. Моя одряхлевшая красавица… — Он прикрывает глаза, оживляя что-то давнее, сгинувшее в прошлом. — Могу еще пощекотать твое любопытство. Я собственными глазами видел запись последних мгновений жизни старого Лба и утверждаю, что Координатор не просто «исчез», а погиб. Каким образом подобная запись оказалась у моей сестры, я не знаю, но она свято хранила все, что было связано с этим человеком. Через нее, кстати, сопляк вроде меня и смог познакомиться со знаменитым чудаком, так что не стоит преувеличивать мои заслуги в области древнего языкознания.

— Тем не менее, ты первым изучил язык Голого Народа, — возражает юноша. — А теперь регулярно общаешься с контрабандистами на их же языке. Нужна твоя помощь, друг.

— В качестве переводчика? У тебя что, украли декодер?

— В качестве эксперта. Переданные шпионом материалы могут оказаться фальшивкой. Я, конечно, погонял их на своей бортовой системе, привязал документы к местности, сверил Нити маршрутов с моими картами. Вроде бы никаких неточностей… Должен признаться, что я вспомнил о тебе случайно, я ведь домой направлялся, хотел поскорее доставить информацию на базу.

— Логический и вероятностный анализ содержания делал?

— Внутренних противоречий тоже не выявлено.

— В чем моя задача?

— Чтобы ты внимательно прослушал речевые слои. Фальшь, если она есть, должна быть в чем-то неуловимом, в том, что декодеры не воспримут. Документ создан при участии большого числа звероидов. Могли ли они подобрать столько актеров среди простых операторов? Если не ошибаюсь, Голый Народ вообще не признает искусства, причем, гордится этим. Я думаю, опытное ухо такого переводчика, как ты, обязательно отловит, спектакль мне подсунули, или нет.

Владелец сферобара откидывается на спинку кресла, прикрывает глаза и спрашивает:

— Обстоятельства?

— Обстоятельства вполне правдоподобны, если не наврано в отчете. Документ был добыт в одном из музеев, куда Ласковый вместе со своей стаей попал на экскурсию. Наш общий друг сумел познакомиться с первым инженером музея. Он услышал, как господин инженер хвалил стрижку господина стаевого, после чего выбрал момент, когда музейный начальник остался в одиночестве, подкрался и предложил свои услуги. Мол, это ведь он, Ласковый, стрижет стаю, мол, он готов постричь первого инженера перед отправкой домой. Ты, кстати, вряд ли знаешь, кем был мой шпион по должности. Что-то вроде парикмахера… как бы поточнее выразиться?

Собеседник разжимает стиснутые губы:

— В нашем языке нет точного эквивалента этому слову, но я понимаю, что ты имеешь в виду. «Выстригающий». Умелец, который выстригает в шерсти тварей знаки отличия, награды, обозначения званий, должностей, родов войск и так далее.

— Вот-вот. Первый инженер музея, конечно, заинтересовался представившейся возможностью. Чтобы он ничего не заподозрил, Ласковый попросил в качестве оплаты привезти с родины деревянную дощечку для ухода за когтями. В общем, они легко договорились. Сразу после экскурсии инженер пришел в ангары, прямо к Ласковому в капсулу. Он пожелал, чтобы его выстригли «под стаевого», «в полном соответствии», только без наград. У тварей мода появилась — выстригаться якобы начальниками, а дома развлекаться, пугать знакомых. Обман прощается, потому что к возвращению в стаю фальшивые знаки различия полностью зарастают.

— Я тоже имею дело со звероидами, — скупо напоминает слушатель, — и о подобных вещах знаю, так сказать, из первых лап.

Свободный Охотник принимает упрек: он и в самом деле увлекся. Однако эта заминка не мешает ему продолжить рассказ, потому что подробности шпионской операции достойны любого слушателя. Итак…

Пока парикмахер Ласковый трудился, превращая простого музейщика в красавца стаевого, текла неспешная беседа. Ласковый сказал, что музей в целом интересный, особенно пузыри с трофеями или, например, с древним оружием, но, к сожалению, есть и скучные места. Вот хотя бы пузырь информационной тактики, где и смотреть-то нечего. Первого инженера это, конечно, сильно задело, он даже крутиться стал на подстилке, мешать мастеру работать, и, к счастью, он оказался болтлив. Таким образом, удалось кое-что вытянуть. Первое: информация, к которой сеть музеев имеет доступ, на самом деле не столь уж секретна. Высшее командование звероидов считает ее устаревшей, не имеющей стратегического значения, и поэтому, собственно, имена архивов и комментарии было разрешено использовать в качестве экспонатов. Это означает, что закрытые архивы, которые представлены в экспозиции, защищены пассивно, только с помощью систем спецификаций и паролей. Второе: в ведении первого инженера музея находится таблица соответствия, где как раз и собраны имена закрытых архивов вместе с соответствующими им полными спецификациями. Там же указаны и пароли. Это сделано на случай, если вождям Фрагмента понадобится дезархивировать какую-нибудь информацию из музея. И третье: архивы не копируются, их можно только дезархивировать. То есть, к примеру, если бы удалось случайно отыскать нужный документ, не получится переписать его к себе, чтобы потом спокойно попытаться вскрыть. Документ нужно дезархивировать с первого раза, иначе сигнал о неудачной попытке поступит операторам Хранилища…

— Что за информацию украл для тебя Ласковый? — вновь подает голос владелец сферобара.

— Оперативные карты Первой Атаки.

— Хм… Мне это ни о чем не говорит.

— Потом объясню, позже.

— Не надо, ненавижу войну. Ты проверил линию Реального Времени?

— Карты — это же модель, какая там линия времени! К ним, правда, добавлена запись событий, произошедших в действительности. Вот здесь, похоже, мы имеем подлинный документ, потому что контрольный след нигде не прерван.

— Извини, я помешал твоему рассказу.

— Ничего, я слишком многословен, — улыбается Свободный Охотник. Откинув вуаль, он неспешно допивает оставшийся в баллончике сок. — Впрочем, рассказано почти все. Первому инженеру музея очень понравился его новый облик, и тогда Ласковый, чтобы закрепить дружбу, предложил отпраздновать отпуск на родину. Достали валериану и позволили себе слегка расслабиться. Устроили недостойную Голого Народа пьянку. В результате гость проспал начало своего последнего перед отпуском дежурства и, очнувшись, вынужден был в панике активизировать смотровые пузыри музея прямо из капсулы Ласкового, пользуясь чужой бортовой системой. После чего инженер уполз. А Ласковому ничего не оставалось, кроме как повторить уже сделанные команды, войти в музейную таблицу соответствий, вытащить полную спецификацию карт Первой Атаки, и затем спокойно дезархивировать документ к себе в бортовую память.

— Да, эта тварь достойна уважения, — соглашается торговец. — Ты чем ему платил?

— Валерианой, конечно, как и ты. Хотя, он и без подачек был мне предан, благодарен за то, что я его дважды спас. Мою валериану, как видишь, он для дела использовал.

— Я получал взамен натуральную шерсть, а тебе он никчемные карты подсунул… — Владелец сферобара задумчиво гладит лысину. — Правда, теперь я понимаю, что это была за шерсть. Парикмахер, говоришь. Фу, гадость какая…

Свободный Охотник вдруг хохочет — безудержно, по мальчишечьи звонко.

— Ладно, — хозяин приподымается. — Отдыхать ты не желаешь. Пошли, займемся твоим документом. Заодно попробуем тебя уговорить — вдруг покажешь, какую штуковину ты придумал, чтобы «видеть» Узлы и технические Входы?

Гость бросает прощальный взгляд сквозь прозрачную стену ячейки. Красивые девушки, радующие глаз зрителя своим искусством, были похожи друг на друга, словно появились на свет в результате клонирования. Может, и вправду здесь работают «дети Клона»? Хотя, подобные вещи никого, кроме хозяина сферобара, не касаются. Девушки взволнованы и смущены, они надеются, что легендарный герой Космоса наблюдает за их танцем. Приятно сознавать это. Здесь Неуловимого любят и ждут, именно здесь он мог бы забыться и оттаять… Но не теперь.

В глазах гостя — тоска. Он встает следом за хозяином:

— Ко мне, на «Универсал».

И все было бы хорошо…

5

…но вот же не везет!

В Узле слияния новая встреча, теперь — с целой вереницей тварей. Конфигурация капсул незнакома. То ли звероиды сами, наконец, начали хоть что-то производить, то ли окончательно разграбили гипархат Транспорта. Размышлять некогда: цепочка врагов в полном составе за спиной. Бить издалека они не решатся, потому что каждый не попавший в цель импульс пойдет гулять по Тоннелю, пока не разнесет ближайший Вход-Для-Всех или не наткнется на другую жертву. Тем более, что эти Фрагменты, судя по всему, давно и прочно контролируются тварями.

Вечный вопрос: есть ли у вас карта, мохноухие? Не Полная, конечно, но хотя бы осколочек. Сейчас ответ будет получен: прямо по курсу очередной Узел. Разветвляемся, делаем трехузловую петлю, наплевав на всякую безопасность движения, и смотрим. Часть врагов успела перестроиться, повторив фигуру в точности. Зато оставшаяся часть оказалась впереди, мало того, висит в зоне прямого удара. Бей наотмашь, как в тренировочной камере. Сфокусируй «боевую призму», дай чуть-чуть энергии — и нет одного, аккуратно разложен по спектру. Потом нет второго, третьего… Впереди — сплошная пелена, сверкающая всеми красками сразу. Красиво.

Те, которые сзади, не выдерживают, также включают призматические рассеиватели, пытаясь поймать в фокус мчащийся по волноводу квант, и добивают своих же, потому что наглый «Универсал» уже свернул в очередном Узле. Неужели отстали? Да, пусто. Неужели можно расслабиться?

Система безопасности информирует: Узел слияния занят, пропустить поток. Невероятно. Бывает, самый замысловатый маршрут одолеешь, и никого не встретишь. Метро ведь быстро умирает, человеческой жизни вполне достаточно, чтобы увидеть это, но здесь происходит что-то странное… Впереди тоже враги, нет сомнений. Лучше притормозить. Аварийно, до полной остановки. Остановиться и успокоиться. Выждать. Пусть они мирно скользят, куда им нужно, пусть растворятся в сплетении Тоннелей, а мы придержим нашу благородную ярость до лучших времен…

Свободный Охотник тормозит — до полной остановки. Он возвращает управление лоцман-системе, восстанавливая прерванную Нить перемещений по Узлам. Оптимальный маршрут рассчитан заранее, двухмерный индекс конечной точки давным-давно загружен в память. Автоматика будет старательно вести корабль по Тоннелям, тщательно преодолевать искривления Узлов, и герою-воину останется одно — не терять бдительности.

И все-таки, что происходит? Враг будто преследует неуловимый корабль. Сначала в старом Депо — окружили, набросились стаей, едва не сожрали. С тех пор по всем маршрутам, куда ни сунься, обязательно наткнешься на капсулы тварей. Случайность? Или прихоть тех азартных сверхсуществ, по воле которых совершается любое движение в этом мире?

Свободный Охотник скупо усмехается. Пусть суеверные старики поклоняются, кому хотят, а он не боится гнева высших сил! Власть равнодушных Систем, этих невидимых вездесущих духов, не распространяется на грозный «Универсал-Плюс». Тем более, галактическое Начало, придуманное добрыми сказочниками из Центра, не в силах остановить возмездие. Вот разве что случайность…

Он дает команду запустить прерванную Нить маршрута.

И все было бы хорошо.

Если бы не…

Вскоре, всего лишь тысячную спустя, — изрядно отдалившись от гостеприимного местечка, в нетерпении прыгая от Узла к Узлу (домой! наконец домой!), — Свободный Охотник ловит сообщение по Всеобщей. Канал «Метро-Новости» информирует: звероиды напали на тот самый Фрагмент Галактики, который юный герой только что покинул. Смяв охранные отряды, стая диверсантов проникла по Тоннелям так глубоко, как никогда раньше. Разумеется, отчаянных смертников уничтожили, но прежде они успели добраться до сферобара.

И сферобара в одно мгновение не стало — вместе с посетителями, с обслуживающим персоналом, с друзьями! Словно бы это мирное заведение, посмевшее дать приют неуловимому воину, и являлось целью бессмысленной атаки. Всего лишь тысячную спустя…

Что происходит?!

PAUSE

Возьмем хотя бы его шутку про четыре пальца на руке. Это я вначале подумал, что была шутка. На самом же деле он спрашивал серьезно и вкладывал в свой вопрос очень важный для себя смысл. Какой?

Мальчик разыскивал отца. Настоящего отца, которого никогда в жизни не видел, но о существовании которого знал уже давно. Почему он пришел ко мне? Все дело в адресе. Гость объяснил мне свое появление таким образом: когда последний из мужей его матери (так прямо и выразился, дословно), итак, когда отчим бросил семью, на пике семейного конфликта открылась маленькая часть правды. Увы, не фамилия и не имя настоящего отца — эту информацию мать сыну так и не предоставила. Только адрес. («Вот пусть твой выблядок и отправляется к себе на 10-ю Линию!» — ревел и бил копытом взбесившийся отчим. «А в какой дом, в какую квартиру?» — тут же уточнил находчивый парень…) Вообще, эту часть своей истории он не захотел вспоминать, и я его понимаю. Он съездил на Васильевский остров, нашел указанные дом и квартиру, но выяснилось, что квартира давным-давно была разменена. Сложнейшая цепочка разменов, концы которой теряются в петербургском смоге. Раньше там была коммуналка. Однако мальчик не испугался и не отступил, он поехал по городу разматывать цепочку, и таким вот образом добрался до меня.

Я его спросил:

— Твоя мать знает, чем ты занимаешься?

— Мама умерла, — довольно спокойно ответил он. — Вчера, во время родов.

Я сразу отупел. Вся моя непринужденность и напускная игривость, за которой взрослые обычно прячут неумение общаться с детьми, дала сбой. Как же так? Почему, собственно, он сейчас СО МНОЙ, а не С НЕЙ…

— Там родственников куча, — объяснил мальчик. — Без меня обойдутся.

— А ребенок, что с ребенком? Она родила?

— Нет, мою сестру тоже не удалось спасти.

Тогда-то я и пригласил его к себе в квартиру.

Мы сидели на кухне, обедали. Втроем — я, моя дочка и он. Легкий шок, вызванный его словами (и тем, как просто он их произнес), прошел. У меня было чуть времени поговорить, и вдруг появилось желание узнать все до конца. Дочь вела себя на удивление пристойно — не лезла с глупостями, дала нам возможность обменяться скупыми мужскими фразами. Паренек исправно отвечал на вопросы, а свои почему-то перестал задавать. Наверное, понял, что ошибся. Наверное, мечтал привести настоящего отца на похороны и переживал внутри себя неудачу.

Он явно надеялся, что здесь его поиски завершатся. Но, в самом деле, куда мне был второй ребенок, да еще такой, в высшей степени сомнительный? Мне вполне хватало одного, ей-богу. Конечно, при том беспорядочном образе жизни, который я позволял себе в пору молодости, можно было ожидать подобных сюрпризов. И все-таки изложенные мальчиком обстоятельства не давали никакого повода указывать пальцем именно на меня! Да, я жил когда-то на Васильевском острове. Но только не на 10-й, а на 8-й Линии, и не в доме 40 (куда послал его зверюга-отчим), а в 32-м… хотя, достаточно и того, что улица не совпала, верно?

Что касается его странной шутки про четыре пальца, то ситуация разъяснилась. Просто парень психанул (не у меня в гостях, а еще тогда, три месяца назад) и потребовал от матери, чтобы она рассказала про отца. Ну, хоть что-нибудь! И она рассказала ему — будто бы этот человек лишен указательного пальца на каждой из рук. Плюс к тому им была случайно подслушана фразочка из разговора матери с какой-то из ее подруг, когда те, сидя на кухне, трепались за жизнь. Подруга поинтересовалась (примерно такими словами): «И где ж теперь твой четырехпалый друг? Как он, что с ним?» Мать в ответ выругалась, и на том информация иссякла. Короче говоря, четыре пальца на руке — был один из признаков, по которым сирота надеялся распознать своего подлеца папашу. И грустно, и смешно. Досчитай от нуля до четырех — и твоя мечта сбудется…

Если честно, я не рискнул при дочери задавать по-настоящему важные вопросы. Маленькая стервочка обязательно доложила бы все моей жене, и вот тогда стали бы допрашивать уже меня. А я этого не люблю. Кто знает, что могло открыться, копни мы общими усилиями чуть глубже? Например, начни я выяснять точный возраст неожиданного гостя, дату его рождения и так далее. Впрочем, как звали его мать, я, само собой разумеется, выяснил первым делом — еще на лестнице. К счастью, прозвучавшая фамилия ничего для меня не значила — ни ее нынешняя, ни девичья. Эта женщина несколько раз была замужем, и полным списком фамилий мальчик, очевидно, не располагал. Имя также ничего мне не напомнило. Женские имена вообще имеют грустное свойство перепутываться — и те, которые мы обязаны помнить всегда, храня их в горячем сердце, и все прочие. Назойливые, но одинаково пустые женские имена присутствовали в моей стариковской голове всего лишь в качестве шума.

— Тебе надо мамину фотографию при себе иметь, — посоветовал я мальчику, — иначе ничего не добьешься…

Или возьмем его отчество. Если я правильно разобрался в их семейной истории, то мальчик получил свое отчество от предыдущего отчима. Спрашивается, причем здесь я? Ни при чем. Почему же я тогда всполошился, что же меня так зацепило? Что заставило взять его с собой на работу и продолжить расспросы на улице?

Вероятно, упоминание о Васильевском острове.

И еще — сложный многоступенчатый размен коммунальной квартиры.

Наконец, грехи молодости, от которых никуда было не спрятаться…

История моей жизни действительно содержала эпизод с решением квартирного вопроса и всеобщими переездами. Правда, случилось это не двенадцать лет назад, как сказал мальчик, а десять — в тот год, когда у меня родилась дочь. И в коммуналке я долгое время обретался, как раз на Васильевском острове, пусть даже по другому адресу. И статьи моих грешков, записанные в небесном кодексе, были из тех, что не имеют срока давности. Вот почему мы с гостем не могли так просто расстаться.

Уже одевшись, уже выползая из тепла в сентябрьскую слякоть, я вспомнил, что до сих пор не знаю его имени. Только отчество и фамилию. Нелепость.

— Тебя как зовут?

— Да ну… — обреченно махнул он рукой. — Теперь это не важно.

Глупейшее завершение разговора, единственным содержанием которого должна была стать взаимная откровенность!

CONTINUE

6

Юноша и девушка. Без родителей, без наставников, без слуг. Одни — во чреве роскошного санатория, забытого всеми, и людьми, и нелюдью. Двадцать биологических Единиц — ЕМУ; пятнадцать — ЕЙ. Ровесники войны. Герои…

Санаторий имеет название «Черная дыра». Впрочем, по назначению этот объект не использовался с момента галактической катастрофы, со времен Первой Атаки, с тех пор, как свора хищников разорвала Метро на части. Раньше, в эпоху мира, объект принадлежал какому-то аристократу, который построил все это, не раскрывая себя. Аристократ, очевидно, был из тех, кто погиб с началом войны, рухнул вместе со своим гипархатом в первые же тысячные. К сожалению, аппаратура «Черной дыры» не сохранила ни его имени, ни титула. Так что санаторий идеально соответствует своему названию. В стороне от всего и всех, окруженный незаселенными Фрагментами, спрятанный в скоплении курьерских Прямых Тоннелей, этот объект изначально был организован так, чтобы случайный путник не мог сюда забрести. На миллионы парсек вокруг отсутствуют не только Входы-Для-Всех, но и межфрагментарные Узлы. Этого места нет в сохранившихся картах Фрагмента. Вполне возможно, его не было и в Полной Карте. Таким образом, обнаружить санаторий попросту невозможно. Когда-то здесь прятались от мирской суеты родственники, друзья или иные редкие счастливцы, удостоенные чести быть приближенными к сановному владельцу.

Теперь здесь живут двое. Юный воин и его Хозяюшка. Двадцать и пятнадцать — слишком малый возраст, чтобы познать жизнь в ее безобразной простоте. Они дети, просто дети…

Двое — в комнате Всеобщей. Включен канал обзора, на ковре стоят вазы с фруктовыми брикетами и баллончики с соком, дыхательная смесь ароматизирована хвоей. Уют.

— От маршрута я не отклонялась, — виновато говорит девочка, — шла только по тем Нитям, которые ты мне дал. Чего ты психуешь, не понимаю? Сам же мне информационную подкладку кодировал.

— Она не понимает! — раздражается Свободный Охотник. — Я возвращаюсь, а ее дома нет, хотя еще сотую назад должна была прилететь.

— Гип Связи немного задержал, уже в самом конце. Всякой ерундой.

— Рассказывай.

— Ну, начала с Окраины, с почти-нулевых цифр Первой Косой Координаты, смещаясь по нулям к Минусовой. Вот, отсюда. — Она берет шар настройки, активизируя Всеобщую, и показывает место. — Видишь, точно по твоим маршрутам. Была в гипархатах Пустоты с пятого по одиннадцатый… Ненормальные там люди — живут себе, Тоннели не патрулируют, Узлы не блокируют, капсулами не запасаются. Гипы у них все старые, разговаривать ни о чем серьезном не хотят, только и делают, что турниры по чет-нечету устраивают. Ну, еще молятся, когда совсем нечего делать.

— Кому они молятся, Священной Восьмерке? Или непосредственно Началу?

— Там считают, что «начал» было много.

Юноша кивает:

— Ясно, много-началие доползло и до этого Октаэдра. Катимся в прошлое все быстрее и быстрее. Забавно…

— Да, смешные гипархаты. Дамы всё меня выспрашивали, какие длины рук и ног приняты в моем гипархате. А в трехмерке — вообще… О войне будто не слышали. Короли и президенты Фрагментов никак базы и крепости поделить между собой не могут… Ой, вру. В Одиннадцатом почему-то было введено военное положение, хотя звероидами там и не пахнет.

— С ними граничит Четырнадцатый, который уже ввязался в войну, — поясняет Свободный Охотник. — Твари раздавили один из Фрагментов, вот здесь, на средних цифрах. — Он также берет шар настройки и показывает. — Так что твари потихоньку просачиваются.

— В Одиннадцатом, кстати, инженеры из безопасности проверяли мою Печать, долго-предолго. — Девочка утыкает тонкий пальчик в перламутровую прядь волос, выбивающуюся из короткой челки. — Даже волосинку вырвали для анализа на Истинность. Микропробу кожи с головы взяли, в том месте, где знак.

— И каковы результаты анализов? — смеется Свободный Охотник.

Хозяюшка вскакивает с ковра.

— Нечего хихикать! — шипит она. — Я Истинная, понял? Моя печать — Печать гипа! Я — дочь гипа!

— Да сядь ты, дурочка, — воин смеется. — Конечно, Истинная, кто же сомневается? Я просто хотел напомнить, чтобы ты была осторожнее.

— Печать гипа нельзя подделать, — надменно возражает Хозяюшка. — Так же, как цветную прядь бесполезно состригать, все равно вырастет не хуже старой. Не беспокойся, я не зря столько времени в учебной ячейке просиживаю.

— Ну-ну, — ободряет он. — Посидела в учебной ячейке и теперь ничего не боишься?

— Чтобы изменить корни волос, — она опять дотрагивается до своей головы, — нужно подделать не только рисунок и химический состав печати, но и расшифровать кодировку перстня. Вот так-то! Кстати, перстень у меня всегда на пальце, если кто-то засомневается.

Она стоит, глядя на воина сверху вниз — обиженная и рассерженная одновременно.

— И вообще, мне надоели твои вечные шуточки, — добавляет она. — «Принцесса без королевства», и все такое.

— Перстень можно заполучить разными способами, например, снять с трупа, — спокойно говорит Свободный Охотник. — Или со взятой в плен жены гипа. Потом приложить к голове новорожденного. И получится симпатичная «дочь гипа», ничуть не хуже тебя. Согласись, инженеры из безопасности обязаны рассуждать похожим образом.

— Чтобы поставить Печать новорожденному, сначала нужно приложить перстень к собственной голове! — кричит девочка. — А моя мать… Разве ты забыл? Зачем ты так, ну зачем!.. — Она закрывает лицо руками.

— Перестань, глупая. — Молодой человек приподымается, тянет ее на ковер. — Иди сюда, садись. Не шучу я, как ты этого не понимаешь? Тебя легко могли заподозрить в том, что ты не принадлежишь к кругу Истинных и что на самом деле ты шпионка. Если не тварей, то какого-нибудь воровского Клона из Центра. Не забывай — твоего гипархата не существует уже пятнадцать Единиц, а в Галактике не осталось ни одного человека, который бы помнил тебя с младенчества. Поэтому я прошу — носи с собой комплект семейных записей постоянно, как бы ни было тебе больно, и запись завещания твоей матери носи, и тем более запись ее гибели. Ситуация резко изменилась, Хозяюшка, ты просто многого не знаешь.

Дочь гипа покорно садится рядом с ним. Она уже вовсе не надменна и не разгневана. Маленький, усталый человечек. Она обнимает героя за плечо и тихонько говорит:

— А задержалась я потому, что гип Связи просил меня войти в его род. Предложил мне одного из своих сыновей. Я же не могла сразу отказать, правда? Это неприлично, я должна была подумать, ну хотя бы одну сотую времени.

Свободный Охотник притягивает ее к себе, нежно гладит по голове, стараясь не тронуть Печать.

— Неужели ты им отказала?

— Конечно.

— Почему?

— А ты что, не понимаешь?

Хозяюшка стремительно краснеет.

— А ты что, не понимаешь, — передразнивает ее Свободный Охотник, — что сможешь выйти замуж только за Истинного? По-моему, зря отказалась.

— Дурак, — лицо девочки почти пылает. — Ну и подумаешь. Значит, я никогда ни за кого не выйду замуж.

— Надо же, такой человек предложил тебе свое имя и свой дом, — задумчиво продолжает герой. — Это хорошо. Ты не представляешь, как это хорошо. Несмотря ни на что, тебя все-таки признали, тебя впустили в высшее общество.

Девочка долгим взглядом смотрит на Свободного Охотника — серьезно, глаза в глаза. По-взрослому.

— Пока ты не снимешь этот дурацкий платок и не покажешь мне голову, я плевала на всех Истинных, вместе взятых, — неожиданно говорит она. — Я бы и Генеральному отказала, понял?

— Не трогай! — рывком отодвигается тот. — Убери руки!

— Ну почему ты все время какими-то жуткими тряпками обматываешься? А то даже вуаль зачем-то набрасываешь…

— Сколько раз объяснять? Шрамы там, болячки, некрасиво там. Спать потом не сможешь, не для девчонок это… Кстати, в учебной ячейке тебе объяснили, сколько Единиц тому назад из Метро вышвырнули последнего из Генеральных?

— Отстань.

— Ответ неверный. Учи историю получше, чтобы не бояться приставаний со стороны призраков.

Она отворачивается, кусая губу:

— Если ты не Истинный, то я… я не знаю, что тогда…

— Не будь дурой! — сердится Свободный Охотник. — Хватит! Ты выполнила мое задание?

— Прости… Старые гипы взяли запись, которую ты для них приготовил, но они очень смешные, они, наверное, просто не хотели меня обидеть, поэтому и делали вид, что «обязательно изучат эту важную информацию». А коды своих личных каналов связи дали мне сразу, без вопросов. Мол, какой пустяк, малышка, подключайся к нам в любое время. Если ты будешь с ними общаться, имей в виду — эти раздувшиеся пузыри не хотят слышать, что дела Галактики плохи. Зато в Одиннадцатом гипархате Пустоты было все наоборот. Меня сначала долго не пускали к гипу, а потом уже сам гип выспрашивал, зануда, кого я представляю. В общем, код личного канала он не дал, хотя, твое послание просмотрел при мне. Сказал, приезжайте еще, но с кем-нибудь постарше.

Свободный Охотник удовлетворенно кивает:

— Правильно. Скоро я тебя отправлю по Второй Косой, так что готовься. А на обратном пути снова заглянешь в Одиннадцатый. Сознаешься гипу, что код закрытого канала связи нужен не кому-нибудь, а Неуловимому, который желает вести с ним секретные переговоры. Предмет переговоров — только по закрытому каналу. Чтобы у них не возникло искушения держать тебя в гостях дольше, чем нужно, покажешь им карту их же гипархата. Пусть у бедняг глаза повываливаются от страха. Я тебе все подготовлю… Что дальше?

— После Окраины я пошла к средним цифрам, по Косой. Короче, в гипархат Связи, как ты просил. Гип меня ждал, встретил с такими почестями, что просто жутко. Он сказал… — девочка прикрывает на миг глаза, сосредотачиваясь. — Сказал, что друзья Неуловимого — его друзья. Сказал, что понимает и приветствует меры предосторожности, которые ты придумал. Твое предложение о встрече рассмотрено и принято, но у его инженеров безопасности есть какие-то уточнения. Они передали тебе специальную запись. Потом с его сыном меня познакомили…

— Запись осталась на твоем «Универсале»?

— Сам возьмешь, — бархатные губки капризно кривятся. — Про сына, значит, не интересно? Тогда вот тебе еще сплетня. Там у них, оказывается, живет гип Транспорта, причем, с семьей и со свитой. Успел удрать от тварей, повезло. Меня ему представили. Он не старый, совсем недавно принял титул от отца. Гип Связи подарил ему целый Фрагмент, и теперь гипархат Транспорта тайно восстанавливается, представляешь? Они даже разрабатывают новые образцы оболочек!

— Гип Связи — сильная фигура, — рассеянно соглашается Свободный Охотник. — Одно то, что Всеобщая до сих пор работает без сбоев… Нате, пожалуйста, канал «Метро-Новости» до сих пор жив, несмотря ни на что!.. — Он бесцельно крутит в пальцах шар настройки, переключая мультиплексор с режима на режим. — Хорошо, что гип Связи не отказался от встречи. И хорошо бы нам с ним прийти к соглашению… В общем, спасибо, Хозяюшка, ты превосходно справляешься со своей ролью.

Свободный Охотник, придвинувшись, обнимает ее за плечи.

— Я не актриса, я не играю роль, — гордо сообщает она. — Я дочь гипа.

— Еще какая дочь! — улыбается он. — Знаешь, о чем я все время думаю? Слушаю тебя, а сам думаю, думаю…

— О чем?

Он колеблется, прежде чем сказать..

— Я думаю, пора тебе становиться взрослой.

Девочка вдруг напрягается. Вдруг снова стыдливо краснеет — куда быстрее прежнего.

— Что ты имеешь в виду? — мучительно выдавливает она.

Очевидно, поняла его слова как-то по-своему. Очевидно, приготовилась к чему-то — волнующему, пугающе серьезному, но давно ожидаемому.

— Ситуация действительно резко изменилась… — Свободный Охотник все еще не решается. — Если честно, я никогда не говорил с тобой о самом важном, ведь не больше десяти Единиц тебе было, когда ты прилетела на эту базу… малолеткой ты была… да и сейчас всего пятнадцать… — Он произносит слова еле слышно, словно советуясь с самим собой. — Правда, я в пятнадцать уже не меньше стаи разложил по спектру…

— Не бойся, в обморок не грохнусь, — говорит Хозяюшка. — Давай сюда свои тайны. А я почему-то подумала…

Она уже расслабилась, сидит разочарованная и потухшая.

— Что подумала?

— Не твое дело. Я и так взрослая, если хочешь знать!

Он внимательно осматривает ее — всю целиком. И тоже вдруг смущается:

— Что за глупости у тебя в голове! Я только хотел спросить, ты когда-нибудь слышала такое название — Мерцающие Усы?

— Мерцающие Усы? Нет. Что это такое?

— Это звездная система, или даже целый Фрагмент. Расположен, вероятнее всего, в тех объемах Галактики, которые контролировал до войны гипархат Пустоты номер сорок семь. Попробуй вспомнить, постарайся.

— Номер сорок семь? Но ведь это…

— Да, так. Поэтому я спрашиваю именно у тебя, дочь гипа Пустоты, носящая на своем темени перламутровый знак «Сорок Семь». Система Мерцающих Усов находится где-то на твоей родине.

— Я ни разу не была на родине, ты забыл? Я же родилась прямо в «Универсале».

— Твоя мать могла упомянуть при тебе это название. Или кто-нибудь из инженеров свиты, да кто угодно из вашего окружения! Вспомни, ты же умница у меня, ты должна вспомнить. За шесть Единиц нашей дружбы я не задавал тебе вопроса важнее.

Девочка долго молчит, нахмурившись. Затем твердо заявляет:

— Никто при мне ничего такого не говорил.

— Да, конечно, — тут же сникает Свободный Охотник. — У вас это место наверняка обозначалось иначе. «Мерцающими Усами» называют его звероиды, а их язык раскодировали не так уж давно. Извини, Хозяюшка, глупый был вопрос… Тогда вот что. Посмотри внимательно… — сменив канал, он задает новый код. Генерируется изображение.

— Ой, какой смешной! — восторженно восклицает девочка. — Какой гладенький!

— Ты раньше слышала о подобных существах? Или, может, видела?

— Нет. — Она искренне сожалеет. — Какой симпатичный. Кто это? Ты его где, в зверинце нашел?

— Это типичный представитель Голого Народа. По имени Ласковый.

— Тварь? — поражается она.

Свободный Охотник устало откидывается на спину, ложится на ковер, неподвижно смотрит в матовый купол.

— Таких совпадений не бывает, — сообщает он. — Но ты ничего не знаешь, как я и боялся. Странно.

Внезапно он привстает:

— Хозяюшка, еще вопрос. Ты ничего от меня не скрыла? Давно, шесть Единиц назад?

Она вскакивает. Он медленно поднимается следом. Теперь они смотрят друг на друга — в упор.

— Извинись, — спокойно просит она.

— Извини, — спокойно соглашается он. — Твоя мать была женой Сорок Седьмого гипа Пустоты, поэтому сейчас мы повторим с тобой ту давнюю историю. Например, мне непонятно, как вы могли спастись.

— Мне просто повезло, в соседнем Фрагменте дочь какого-то гипа устроила праздник Печати и пригласила меня в гости. Они даже своего лоцмана за мной прислали…

Говорить дальше девочка не может: губы не слушаются. По лицу текут крохотные слезинки.

Однако Свободному Охотнику продолжение не требуется, он и так отлично помнит все ее рассказы. Увы, ничего существенного в этих рассказах нет. После разгрома родного гипархата и героической гибели мужа, вдова приняла в изгнании титул гипа и начала вынужденные скитания, родила вскоре дочь, и в конце концов осела на Курорте. Надо полагать, монад для этого у нее хватало. Шикарное было место, но дорогое, Свободный Охотник видел картинки, в архивах базы нашлись. Его, конечно, никогда не интересовало, откуда у матери Хозяюшки взялось столько монад (хотя, всем известно, что Сорок Седьмой гипархат Пустоты был одним из самых бедных в Метро). Итак, дочь погибшего гипа благополучно дожила до десяти Единиц, пока однажды враги не добрались и до Курорта. Уникальный Фрагмент был полностью превращен в космический газ, но Хозяюшка уцелела. Ее как раз начали выводить в общество, и в момент нападения она находилась далеко. Мать успела с дочерью связаться, передала по Всеобщей завещание и другие необходимые документы, после чего помогла ребенку активизировать в бортовой системе «Универсала» секретный маршрут — к этому заброшенному санаторию. Сильная женщина. Она не отключала связь до… в общем, до самого конца. Оставила впечатляющую документальную запись, чтобы впоследствии никто не посмел усомниться, чья это малышка выскользнула из лап тварей. Таким образом, Истинная и попала сюда, в «Черную дыру». Здесь ребенок обнаружил другого жильца, безродного мальчишку, который хоть и не стал еще Неуловимым, но был уже весьма дерзким и агрессивным. Девочка его не прогнала, и они даже сдружились, как это ни странно…

— В истории твоего спасения нет ничего неясного, — размышляет вслух Свободный Охотник. — Я не понимаю другого. Ты рассказывала, что когда враги напали на Сорок Седьмой гипархат Пустоты, твой отец принял командование войсками, а беременную жену вместе с частью свиты успел вывезти из зоны боев. Но это неправда. Теперь я точно знаю, что спастись не мог никто. Кстати, в гипархате ведь был и наследник, сын гипа, который погиб вместе с отцом — до твоего рождения. Что, если ты перепутала, и твоя мать в момент нападения просто находилась вне гипархата? Точно так же, как ты в случае с Курортом?

— Я не перепутала… — беспомощно шепчет девочка. — Я помню…

— А помнишь ли ты, с чего началась война?

Она молчит.

— Ну? Ведь ты в той же самой учебной ячейке обучаешься, в которой я когда-то.

Она собирается с силами, медленно приходит в себя.

— Причем здесь это? — вяло шевелит она губами. — Тоже еще — экзаменатор нашелся. Война началась с того, что звероиды атаковали гипархат Узора. Они хотели захватить Полную Карту, но люди успели взорвать все базы, все оборудование. Полная Карта никому не досталась. Доволен?

Свободный Охотник прохаживается от мембраны к мембране, заложив руки за спину. Дочь гипа непроизвольно двигает головой, следя за его перемещениями.

— Правильно, — бросает он фразы. — То, о чем ты сказала, называется Первой Атакой. Враги ударили в мозг Метро, они безошибочно вычислили самый могущественный гипархат. Полной Картой владел только гипархат Узора — эта монополия была святой во все времена, эта монополия была неприкосновенна и фундаментальна. Ясно, что комплекты маршрутов, необходимых для такого внезапного и эффективного нападения, были получены непосредственно от службы Узора. Причем, обычным образом. Кто-то из постоянных абонентов сделал несколько заказов, заплатил за услуги, и готовы оперативные карты. Карты Первой Атаки… К чему я все это? К тому, что сотую назад очень многое для меня прояснилось. На самом деле война началась совсем с другого. Вовсе не с Первой Атаки. Прежде всего был захвачен и полностью блокирован один из гипархатов Пустоты. Номер сорок семь, Хозяюшка. Судя по всему, мгновенно и жестоко — чтобы никто и ничто не просочилось к соседям. Звероиды любят и, главное, умеют делать такие дела, как показал дальнейший ход войны. Только затем была осуществлена пресловутая Первая Атака — после тщательной тайной подготовки.

— Наш гипархат они захватили раньше гипархата Узора? — растерянно спрашивает девочка.

— Да, — безжалостно подтверждает Свободный Охотник. — Мало того. В вашем гипархате ничего не было разрушено, то есть твари идеально провели боевую операцию. Они превратили твою родину в свой штаб еще до начала войны! Каким образом жене гипа, твоей матери, удалось вырваться?

— Не знаю…

Дочь гипа снова плачет — беззвучно, по-взрослому. Юный воин останавливается перед ней и поднимает с ковра шар настройки.

— Перестань, — морщится он. — Садись и смотри. Я хочу, чтобы ты поняла все до конца…

7

…Откуда звероиды появились в этом мире? Откуда выползают их нескончаемые стаи, где их родина — где же оно, сердце галактического зла? Нет ответа на простой вопрос. Если твари всегда жили здесь, в Галактике, в неком затерянном Фрагменте, то почему их численность сравнима с численностью доминирующей в этом мире расы, почему до сих пор не обнаружено никаких следов их существования? Если они прибыли извне, из пропасти Глубокого Космоса, то где их корабли, почему пользуются чужой, украденной здесь же технологией? И тем более необъяснимо их количество: каким образом гости, пришедшие, скажем, из другой Галактики, получают бесчисленные подкрепления в виде живой силы? Главная загадка тварей. ТАЙНА… Нет слаще блюда, чем Главная Тайна Врага — добыванию этого лакомства можно подчинить все оставшиеся в твоем распоряжении Единицы жизни. И в итоге не отведать…

Информация просмотрена, изучена, разложена по векторам. Однако ясности как не было, так и нет. Несомненно лишь, что волны Первой Атаки покатились именно из Сорок Седьмого, причем, никакие иные гипархаты Пустоты для этой операции звероидами не использовались. Значит, родина звероидов расположена где-то в Сорок Седьмом? Ха-ха, неправильно! Сверены все фамильные записи, бережно хранившиеся у дочери гипа, с имеющимися описаниями Мерцающих Усов, полученными в разное время из разных источников. Можно сказать с полной определенностью — в пространстве, охваченном Сорок Седьмым гипархатом Пустоты, нет ничего подобного. Мало того, каждый объект гипархата — вплоть до самой ничтожной базы! — полностью опознан, имеет детальное описание. Откуда же твари там взялись? Где оно, сладостное решение? Ускользнул ответ…

Свободный Охотник не спит, не получается, хоть и превращен пол его ячейки в широкую роскошную постель. Уставшее тело, поддерживаемое упругой пеной, словно висит в пространстве — очень приятное ощущение. Невесомая пленка плотно прилегает к коже, поддерживая тепловой баланс и заодно очищая организм от всего лишнего. Однако мысли теснят сон. Конечно, можно бы пришлепнуть к вискам дурман-генераторы или ароматизировать спальню седативной смесью, после чего обрести долгожданный покой, но истинным воинам полагается справляться со столь ничтожными проблемами самостоятельно. Хочешь победить кого-либо, научись сначала побеждать себя.

Дочь гипа также не спит, осталась в комнате Всеобщей. Наверное, вновь и вновь наполняет окружающее пространство картинами прошлого, разглядывая их в одиночестве. Или уже отключила режим просмотра, вернув системам связи канал обзора, и уползла к себе в спальню? Можно запросить центральную систему базы и подсмотреть — где она и что делает, да только зачем… Девочка, к счастью, давно перестала плакать. Наоборот, изучив совместно с Неуловимым оперативные карты Первой Атаки и выслушав его рассуждения насчет главной загадки тварей, она тут же нашла решение всем загадкам сразу. Тщетно скрывая радость, она предположила: может быть, враги фальшивку подсунули, оболгали славный гипархат? Может быть, шпион предал не только своих прежних, но теперь и нового хозяина? Как-никак столько стычек в пути было, столько случайностей! Неуловимый еле удрал — сам же рассказывал!

Дочь гипа можно понять — ей хочется спасти честь рода, сохранить в неприкосновенности память о матери и об отце. И все-таки предательство маловероятно. Если бы карты Первой Атаки были фальшивыми, то никто бы не гонялся за «Универсалом-Плюс», во всяком случае, не на свалке в Депо. Скорее всего, звероиды проследили за капсулой Ласкового. С другой стороны, если Ласкового разоблачили, то когда и как? Ведь Нити маршрутов, которыми Неуловимый снабжал его, были неизвестны никому, что позволяло шпиону добираться до условленных мест и возвращаться обратно, минуя охранные отряды, позволяло даже в случае необходимости выходить за пределы своего Фрагмента — как и было на сей раз. Но чем тогда объяснить беспрерывные нападения, которым подвергся Неуловимый? Странно.

Вопросам нет конца…

«Твой Ласковый точно погиб?» — грустила девочка. Ей было жаль это существо, ведь твари, оказывается, такие симпатичные, такие непохожие на врагов… Свободному Охотнику также жаль своего шпиона. Бедняга не выдержал темпа бегства. Отстал, снова нырнул в свалку. Ну и прятался бы там от преследователей, дурачок, вместо того, чтобы сразу же выскакивать наружу, точно в фокус рассеивателей! Кто его теперь заменит?

Разве Ласковый не мог просто рассказать, где находятся эти самые «Мерцающие Усы», удивлялась дочь гипа. Или он не совсем шпион был, если скрывал такую важную информацию?

Дурочка. Мог бы — рассказал бы, в том-то и дело! Шпион был мелкой тварью, знал только название родных пещер, а где они расположены — нет. Мало того, он попросту не помнил свою родину. Таких, как он, отбирают у родителей еще детенышами, грузят в транспорт, и они оказываются здесь, в самой гуще драки. Здесь же их обучают, тренируют, воспитывают… Впрочем, старшим по званию также ничего не известно. Во многих Фрагментах брали в плен управленцев, вплоть до господ стаевых, и — торжественный пшик. Хоть вообще не бери пленных, настолько это бесполезно. Трудно представить, но даже награжденных отпуском счастливчиков возят домой в спящем состоянии, так у звероидов принято. Забавно. Тоннели им всем в резонанс!

Входная мембрана спальни меняет цвет, начинает мигать и вибрировать. Ага, Хозяюшка просится в гости. Свободный Охотник разблокирует спальню, но свет не включает. Дочь гипа вползает на четвереньках, увязая коленками в мягкой пористой массе, и виновато шепчет:

— Лекарь-система сообщила, что ты еще не спишь, поэтому я…

— Да ладно тебе, — хмуро отвечает юный воин.

Он дает команду расширить ложе, чтобы девочка поместилась рядом.

— Почему-то никак не могу заснуть, — жалуется она. — Эти ужасные записи, которые ты раздобыл… Я все думаю о них, и, знаешь, хочу тебя кое о чем спросить.

Он закрывает глаза. Нет конца вопросам…

PAUSE

— Сколько тебе лет? — все-таки решился я его спросить.

И он ответил:

— Почти двадцать.

Это был очередной эпизод в наших разговорах, когда мне пришлось показать свою тупость — не в первый и не в последний раз. Как «двадцать», почему двадцать? Четырнадцать-пятнадцать, не больше!

— Врешь. — Я даже рассердился. — Не может такого быть.

— Почти двадцать, — упрямо повторил он. — Это так же верно, как и то, что за цифрой семь следует цифра десять.

— Ты шутишь? — догадался я. — Смешно.

Разумеется, это не было смешно, ведь он опять не шутил. Просто молодой человек не любил цифры восемь и девять, что ж тут поделаешь. Терпеть их не мог, брезгливо отбрасывал в сторону. Иначе говоря, он сообщил мне свой возраст, пользуясь не десятичной системой счисления, как все нормальные люди, а восьмеричной. В восьмеричной системе отсутствуют «восемь» и «девять», то есть за семеркой действительно следует десятка. Почему в таком случае система называется «восьмеричной»? Потому что он нуля до семи — ровно восемь цифр. За десятью следует одиннадцать, двенадцать, и далее — до семнадцати, после чего сразу идет двадцать (а не восемнадцать и девятнадцать, как мы привыкли). Таким образом, парень и насчитал себе двадцать лет, хотя, если бы пользовался привычным способом счета, получил бы только шестнадцать. К тому же, он сказал «почти двадцать», а значит, на самом деле ему исполнилось всего лишь пятнадцать лет. Причем, не более месяца-двух назад, поскольку он родился в августе (я спросил об этом чуть позже).

С тем же успехом, к примеру, какая-нибудь хитрющая девчонка, желающая набавить себе авторитета, могла бы сообщить своим подружкам, что ей уже пятнадцать, «забыв» прибавить, что это восьмеричное число. Пятнадцать в восьмеричном коде — тринадцать в десятичном. А двадцать равняется шестнадцати — все это проще, чем штепсель в розетку всунуть. Так что пареньку не удалось меня запутать. Зря, что ли, я столько лет в институтах сох от безделья? Я только с виду работяга, виртуоз отвертки и электродрели.

— Десять — не цифра, а число. Это так же верно, как и то, что оно следует за цифрой семь, — поддразнил я юного шутника.

Он не обиделся. Скорее обрадовался — тому, как быстро и легко я «просек фишку». «Фишка» на языке законодателей безвкусицы означает, в частности, благородный бзик. Его благородным бзиком и была восьмеричная система счисления. Выяснилось, что он считает в ней так же свободно, как мы считаем в десятичной. Складывает, вычитает, умножает — и все в уме! Выяснилось, что он специально тренировался, зубрил таблицу умножения, решал примеры, короче, перестраивал свой мозг. Зачем? За что он так возненавидел восьмерку (а может, девятку?), если остановился в своем арифметическом развитии на цифре семь?

— Предположим, есть такая страна, — фантазировал он, — где люди сначала пользовались десятичной системой счисления, но постепенно поняли, как это неудобно, и заменили ее восьмеричной…

— С чего вдруг? — возражал я. — У них у всех что, тоже по четыре пальца на руках?

— Не обязательно. С развитием информационных технологий дискретный способ мышления неизбежно вытеснит аналоговый, вот увидите.

— Не увижу, — смеялся я. — Поверь мне, малыш…

Нет, не был он «малышом». Информационные технологии занимали его всерьез, и потому увлечение восьмеричной системой счисления вовсе не являлось блажью. Он видел широкую дорогу, ведущую в Будущее, он шел по этой дороге. Вычислительная техника и в самом деле «мыслит» дискретно, то есть в двоичном коде — нулями и единицами. Двоичный код переводится в восьмеричный без дополнительных вычислений, легко и естественно, как дыхание. Это удобно, это просто удобно — прав был парень. Или не все так просто?

А с вычислительной техникой он познакомился, просиживая часами на маминой работе. Сначала познакомился, потом пристрастился. Душой и телом проникся пресловутыми «информационными технологиями»… Что же за мама у него была такая, неосторожная?

Итак, парень фантазировал:

— …Вот и получается, что «восьмерка» — это древнее слово, давно потерявшее первоначальный смысл. Угадайте, почему оно до сих пор используется? Не заменитель же это «десятки»? А потому, что в стране, где восьмеричная система вытеснила десятичную, оно должно означать что-то очень важное для всех. Правильно? Чего вы смеетесь-то?

— Ты рассуждаешь, как будто мы и живем в этой стране, — сказал я ему.

— Не живем, так будем жить, — пообещал он. — Куда денемся?

— Тебе бы писателем быть, — сказал тогда я. — Фантастом.

До сих пор не знаю, поддержать я его думал или обидеть…

Никогда ему не быть писателем! Не приспособлен он для дел, требующих от умного человека постоянно подстраиваться под всех остальных. Фантазируй, не фантазируй, но кто тебя сможет понять, если даже нумерацию глав ты захочешь давать в восьмеричной системе счисления? Ведь за главой под номером 7 в его ненаписанном романе, конечно же, последовала бы глава 10 — и никакая иная…

CONTINUE

10

…Вопросы сушат рты, впрыскивают в сердца яд, мечутся под нависающим куполом, сплетаясь в один змеиный клубок.

— Как же они смогли сопротивляться?

— Кто?

— Они, из гипархата Узора. Успели даже смерть-волну раскрутить… Ужас. По-моему, это невозможно, я же сама в учебной комнате слышала, еще когда маленькая была, что аннигиляционные генераторы работают слишком медленно…

— Да, Хозяюшка, да. Скорость позитронной эмиссии составляет не более двух условных сфер за тысячную. А Первая Атака, оказывается, длилась всего ноль-семьсот тире ноль-восемьсот. Ты молодец, хорошо учишься. Я тоже не понимаю, как инженеры из гипархата Узора успели накопить аннигиляционную волну, достаточную для таких взрывов.

— Вдруг изобрели что-нибудь?

— В Галактике две сотни Единиц ничего не изобретали, с самого распада Управления. Скорее всего, гипархат Узора начал подготовку к отражению атаки заранее. Судя по рисунку боя, их гвардия была приведена в состояние боевой готовности. Наверное, разведка сработала четко, засекла передвижение странных армий на дальних подступах.

— Наверное.

— В общем — хватит. С Первой Атакой закончили, не могу больше. Шла бы ты, помощи от тебя все равно никакой.

— Ну подожди, ну почему! Не выключай свет…

Одинокий воин по прежнему хмур, скучен и спокоен. Рядом с ним лежит девочка — она еще не научилась сохранять спокойствие всегда и всюду. Она вскакивает и снова ложится, пробираемая то ли лихорадкой, то ли жгучими вопросами.

— Ладно, давай поговорим, — он неожиданно привстает. — Есть еще кое-какая неясность, малышка. Осталась от нашего с тобой предыдущего разговора, не дает мне расслабиться. Помнишь, я тогда сказал, что ты мне наврала и что-то скрываешь?

— Ничего страшного, ты же извинился.

— Я извинился? Не пожалеть бы об этом. Почему твоя мать после бегства из воюющего гипархата Пустоты не отправилась сразу же сюда, в родовой санаторий?

— Не знаю…

— Может, боялась, что звероиды вытащат секретную Нить маршрута и найдут вас?

— Может. Честное слово, она ничего такого не говорила.

— Но много позже она все-таки спрятала здесь свою дочь, не побоялась.

— Ну, пристал! А ты сам-то, сам до сих пор не рассказал, как на самом деле сюда попал!

— Я рассказал.

— Да уж, помню. «Брел, брел, и случайно забрел». Наоборот, это ты врешь и что-то скрываешь.

— Хозяйке базы нужны рекомендательные записи? Понимаю, иначе гостя выгонят вон.

Нет, вовсе не спокоен одинокий воин. Он разочарован, едва ли не в отчаянии. Он ведь надеялся — на удачу, на опыт, на помощь своей подруги.

— Да! Я здесь хозяйка! — гневно взвивается она. — И нечего хихикать!

— Мы вспоминаем о твоей матери, не отвлекайся. Чтобы объяснить ее нелогичное поведение, приходится предположить, что эта база вовсе не принадлежала твоему отцу, как ты меня уверяешь. Вероятно, жена гипа боялась совсем другого — что укромное местечко занято настоящим хозяином, и решилась воспользоваться им лишь от безвыходности, желая любым способом спасти дочь. Я прав или нет?

Под куполом — молчание. Очевидно, жгучие вопросы внезапно кончились. Девочка стоит, опустив голову, и сосредоточенно разглядывает свои руки — будто вытек воздух, который только что распирал ее щеки и грудь.

— В чем дело? — обрывает паузу Свободный Охотник. — Ты слушала меня или нет?

— Я… — вымучивает дочь гипа.

— Что?

— Я думаю, мама любила его, но он погиб, и ей было тяжело… из-за памяти о нем…

— Ты думаешь, она не прилетала сюда из-за воспоминаний о своем муже? — глухо уточняет Свободный Охотник. Голос его на мгновение слабеет. — О своем муже и твоем отце? — голос его ломает странная тоска.

Девочка неудержимо краснеет.

— Нет, с моим отцом у нее… как бы выразиться… ну, ничего хорошего у них не было, потому что она никогда не говорила о нем хорошо. И плохо тоже не говорила, и вообще, редко о нем вспоминала. У мамы был друг, о котором отец не знал, а тут в санатории они встречались. Понял? Еще до меня. До войны.

Уже совершенно пунцовая.

— Откуда тебе это известно?

— Она личные записи с собой носила, никому не показывала, а я однажды подсмотрела, когда маленькая была. Только потом сообразила, что к чему. Я даже видела лицо этого человека. Его убили. Мама иногда плакала, из-за него плакала…

— Значит, владелец санатория был другом твоей матери? — Свободный Охотник, оказывается, уже не хмурится и не скучает, вовсе нет, он берет Хозяюшку в руки, весело притягивает ее к себе. — Ну, наконец хоть в чем-то ясность настала!

— Я не знаю, кто из них был владельцем. Может быть все-таки моя мама купила эту базу? Когда-нибудь очень давно…

Он близко-близко: целует ее в лоб, смотрит ей в глаза.

— Ты чего? — теряется она. — Ты не сердишься? Не сердись, просто язык у меня не поворачивался признаться. Кстати, вдруг этот санаторий родовой, но старого маминого рода?

— Мозги у меня прочистились, — невпопад сообщает он. — Умница моя, вот что ты сделала… Не бойся, твоих прав собственности на «Черную дыру» никто не посмеет оспаривать. Хозяйка здесь ты, была и будешь, что бы ни случилось.

— Нет, я дура. Взяла, и все разболтала. Ведь мама любила этого человека, понимаешь! Любила!

— А я тебя.

Улыбаясь во весь рот, он отпускает девочку и переворачивается на живот, с наслаждением погрузив лицо в плотную дурманящую тьму.

— Что ты сказал? — шепчет она, невольно подавшись к нему.

Однако удерживает себя.

Она медленно приподымается, вдруг перестав чувствовать свое тело. Встает на колени. Поворачивается, ползет к выходу, веря и не веря услышанному, изо всех сил надеясь, что ее остановят и вернут. «А я тебя, а я тебя…» Он, наверное, пошутил?

— Я обещал сделать принцессу взрослой, — бормочет Свободный Охотник, словно разговаривая сам с собой, — и я сделаю, пусть принцесса чуть-чуть потерпит.

Голос его слабеет с каждым звуком. Похоже, он уже спит…

11

…сначала просыпается сигнализация — это срабатывают датчики, предусмотрительно расставленные во всех ближайших Узлах. Затем лопаются ловушки — это перестают существовать, так и не успев сбросить оболочек, первые капсулы, которые пытались вырваться через Вход в трехмерное пространство. Однако за первыми следуют вторые. Волна за волной, стая за стаей. Армада боевых капсул возникает в пространстве, всего в полтысячной полета от дремлющего санатория.

Свободный Охотник отдыхает, ведь и герои Космоса не умеют сражаться вечно. Разумеется, он просыпается вместе с сигнализацией, автоматически глотает стимулятор, чтобы проснулись также руки, ноги, чувства, он бежит к ангарам, но время, увы, потеряно. «Как твари обнаружили Вход? — заторможено думает он, пока стимулятор не начинает действовать. — Без маяка, без карты…»

«Только бы успеть, — резко меняет он направление мыслей, когда спасительные ручейки энергии наполняют позвоночник. — Похоже, твари воспользовались основным Входом, значит, другой не занят…»

Хозяюшка вбегает в ангары сразу за ним и что-то кричит. Он не слышит, он надевает маску, замкнув все управляющие связи на себя, он в спешке запускает предполетную подготовку, понимая, что не успевает. Разве трудно было подготовить оба «Универсала» прежде, чем лечь отдыхать? Разве не разумнее было спать по кораблям — после всего, что произошло?.. В голове его жар, во рту горечь, в голосе ярость. Отдаваемые команды вырываются из-под маски, мечутся меж упругих стен. Понимание мертвой хваткой давит грудь — нет, не успеть.

И он не успевает. Впервые.

Стаи гостей правильными кольцами охватывают объем, мерцающими слоями окружают висящий во мраке пластиковый кристаллик, опасливо держась вне зоны прямого удара, не зная, сколь беззащитна их жертва. Бежать поздно. Не прорваться…

Свободный Охотник устало наваливается на мембрану шлюза и приподымает маску:

— Что ты кричишь?

— Там Всеобщая работает! — бессмысленно машет рукой дочь гипа.

— Дать Всеобщую.

Включается декодер:

«Не сопротивляться, отдать Неуловимого, иначе объект будет атакован. Не сопротивляться, отдать Неуловимого…»

Сообщение циклится, повторяясь раз за разом.

— Откуда они знают, что я здесь? — тоскливо шепчет Свободный Охотник. — Что же делать?

Что делать?

Гибнет, не успев повзрослеть, кровью вскормленная мечта, рушатся кубики недостроенного мира. Юноша сползает вдоль стены, трогая затылком пористую поверхность, опускается на корточки. Сейчас закончится красиво сделанная жизнь… Галактика сжимается до размеров кулака, которым он бьет в борт бесполезного «Универсала». Что же делать?

Впрочем, решение уже принято.

Хозяюшка в отчаянии смотрит на него, и тогда он встает. Он решительно разблокирует Всеобщую, восстановив никогда прежде не использовавшийся режим передачи:

— «Черная дыра» вас слышит, твари. Говорит тот, кого вы называете Неуловимым. Кому я понадобился?

Мгновенно возникает ответная картинка: вылизанный до блеска зверь, вяло жующий лист табака.

— Я не разбираюсь в ваших стрижках, — продолжает Свободный Охотник. — Ты стаевый?

«Я надстаевый, — отщелкивает декодер. — Шестой из династии Бархатных».

Лист вываливается из раскрывшейся пасти зверя.

— Мое почтение, Бархатный. На этой базе только двое, убедись сам, — в пространство уходит матрица изображений, снятых со всех помещений станции. — Других защитников, как видишь, нет, везде пусто. Я тебе уже представился. А рядом со мной ребенок, девочка, которая приходится мне… ну, скажем…

«Понимаю (собеседник лениво ворочает багровым языком), мы тоже размножаемся путем деления и слияния, то есть половым».

— Удобно иметь дело с понятливым собеседником. Теперь смотри внимательно, а лучше подключи к разговору инженеров… — Далее следует мгновение технической паузы, после чего новая капля информации срывается с замершего тела санатория. — Я послал тебе просканированный срез базы, чтобы у вас у всех не возникло сомнений. Объект готов к самоуничтожению, автоматика сработает на начало вашей атаки. Пусть твои инженеры обратят внимание на параметры аннигиляционной волны, накопленной генераторами. Я запасливый. Просчитайте сами, что останется в случае взрыва от первых слоев ваших капсул. Кстати, ты лично достаточно удален от меня?

Господин надстаевый вдруг поднимается с подстилки и, прогнувшись, коротко потягивается. Усы его топорщатся.

«Мы не боимся, — переводит декодер. — Когда-нибудь Желтый Глаз возьмет нас всех. Ты или сдашься, или сгоришь вместе со своей норой, враг наш».

Свободный Охотник кладет руку Хозяюшке на плечо.

— Вслед за тобой и мы можем солгать, что нам не страшно умереть, но не унизимся до этого. Два человека за двести тварей — достойный итог боя, поэтому мы честно сделаем то, что нужно сделать. Хотя, возможен и другой итог. Ваш враг Неуловимый согласен сдаться добровольно, если вы отпустите корабль с ребенком.

«Это твое условие сдачи?»

— Когда девочка свяжется со мной из какого-либо незанятого вами Фрагмента, я мирно отдамся в ваши… хм… лапки. Мне почему-то кажется, что Неуловимый в качестве пленника устроит вас больше, чем в качестве героя, чья гибель будет всегда вдохновлять людей на подвиги. Иначе ты не тратил бы время на беседу со мной, а просто отдал бы приказ атаковать. Правильно?

«Мы проанализируем твое условие. Жди решение».

Декодер замолкает. Зато кричит, срывая голос, дочь гипа:

— Нет!!!

— Они будут докладывать на самый верх, — спокойно объясняет Свободный Охотник. — И одновременно попытаются укрепить ловушку, чтобы мое условие необязательно было выполнять, так что у нас есть время. Правда, надстаевый — крупная величина. Крупнее только вождь Гладкий, который стрижется наголо.

Она даже подпрыгивает от возмущения.

— Я тебя не брошу! Никуда я не полечу, понял?!

Кричит одинокому воину в самое лицо, в страшное неподвижное лицо.

— Но времени очень мало, — отодвигается тот. — Поговорим позже, нас ждет срочная работа.

— Какая-такая работа! — Она явно не в себе.

— Во-первых, нужно проверить «Универсалы» — и твой, и мой. Кому-то из нас подсунули кодированный маяк.

Девочка вдруг успокаивается и замолкает.

Свободный Охотник вызывает щуп и формулирует задачу поиска. Наблюдая за выверенными движениями гигантских щупалец, опутавших оба корабля, он объясняет:

— Видишь ли, Хозяюшка, уж я-то знаю, что обычными способами найти «Черную дыру» невозможно. Абсолютно. Что остается врагу? Воспользоваться штуковиной, непрерывно посылающей в Метро сигнал по закрытому каналу. А вне Метро эта же штуковина продолжает внедряться в системы галактической связи, ориентируясь на Вход, через который попала в пространство. Что-то вроде маленькой Всеобщей, очень просто. Звероиды не случайно избрали наш с тобой основной Вход, и из Тоннеля они выбрались только потому, что получили возможность вписаться в траекторию «на маяк». На подлый, кодированный маяк. Правда, твой «Универсал» автоматически проверяет сам себя, когда ты запускаешь маршрут домой. Не знала? Но ты привела бы за собой людей, а не тварей…

— А какая работа будет «во-вторых»? — прерывает его дочь гипа.

Однако объяснения уже закончены. Потому что готов результат проверки: корабль Хозяюшки, как и ожидалось, безупречно чист, зато в «Универсале-Плюс» обнаруживается нечто неожиданное. Впрочем, отнюдь не скрытая от контроля крохотная заноза. Предательской штуковиной, излучавшей кодированный зов, оказывается робот-истребитель — весь целиком.

И все становится ясно. Ведь этот робот-истребитель, спящий в брюхе корабля, был спущен пару сотых назад на биокристаллических червей, чтобы освободить полусожранную планету, и где как не там, в загаженных лабиринтах, мог он подцепить споры инфо-грибка. Лишь на миг окунулся в неприметную разреженную взвесь — и готово. Штатная очистка аппарата при возвращении на корабль неспособна что-либо исправить — структура корпуса необратимо изменилась, системный паразит уже пророс в тело робота. Инфо-споры, очевидно, были искусственного происхождения, вполне возможно, специально выведенные для этого случая. Иначе их шумообразующая активность не лежала бы в узенькой полоске чьего-то личного канала связи. Иначе излучение не модулировалось бы так хитро, что лишь стационарный щуп смог его ухватить.

И, что очевидно вдвойне, отчаянная мольба о помощи была банальной ловушкой, заготовленной для благородных идиотов. Биокристаллические червяки были подсажены на мертвую планету вовсе не бластомерами или фермерами. «Неуловимый, хоть Ты услышь и отзовись, если Ты существуешь…» Фу, как стыдно! Неуловимый доблестно попался. Блистая юной удалью, виртуозно управляясь со смертоносным аппаратом, пьянея от ненависти ко всей галактической пакости вместе взятой, герой Космоса не заметил, что сам стал мишенью. Сразу после бессмысленной победы и начались странности: якобы случайные встречи со звероидами — со звеньями, отрядами, стаями. Нападение на свалке, разгром сферобара… Вот все и сложилось, вот и настала ясность. О, Космос, как стыдно…

— Будешь уходить на своем корабле, — решает Свободный Охотник. — Подстрахуемся.

— Я без тебя не полечу, — звонко напоминает девочка.

— Полетишь, — улыбается он. — Нужно вытащить отсюда Полную Карту. К сожалению, выбора нет. Спасаюсь или я, или Полная Карта, вот такая нелепая ситуация. Ценности несопоставимые, малышка.

— Полная Карта? — ее голос, внезапно сорвавшись, превращается в шепот.

— Конечно. А ты думала, как мне удается отыскивать, например, технические Входы? Они же никогда не указывались в Нитях маршрутов и редко когда указывались в местных картах. Зато в Полной Карте отмечены все до единого. Удобно, правда?

— Я не понимаю… — растерянно говорит она. — Ты надо мной смеешься?

На мгновение его охватывает гордость — только на мгновение.

— Бортовая система моего «Универсала-Плюс» и есть Полная Карта. Точнее, комплект малоформатных архивированных версий по каждому из Фрагментов, самого последнего поколения. А сам я — вместо службы Узора. Это, наверное, смешно, смешнее и не придумать… Хозяюшка, маленькая моя, у нас совершенно нет времени спорить, и выхода другого нет, поверь мне. Ты спрашивала, какая еще работа не выполнена? Вот, смотри: я заменяю бортовую систему твоего корабля. Полностью перекачиваю тебе систему своего «Универсала», а у себя, наоборот, собираюсь сжечь, убить все самое ценное. Ты обязана спастись вместе с кораблем. Теперь поняла?

Спрятавшись под боевой маской, чтобы никто не видел его глаз, герой дает команду.

Каналы распахнуты, процесс необратим. В ангарах — маленькая информационная буря.

— И еще, принцесса моя, не удивляйся, но я делаю тебя богатой. В моем корабле остались финансовые запасы, я ведь скромно жил, бережливо…

Проходит новая команда. Цезиевые кассы обоих «Универсалов» отзываются, одна — щедро сбрасываясь до нуля, другая — впитывая высвобождаемые средства. Стрекочут таблицы, показывая переданную сумму, невообразимо большую сумму.

— Как же так? — девочка словно оглушена, словно бы не слышит.

— Ничего страшного, — продолжает говорить герой, исполнив все задуманное. — Неуловимым станешь ты. Теперь ты одна владеешь Полной Картой, ты одна сможешь ориентироваться в Метро, как и положено легендарному Мастеру Узлов. Извини, Хозяюшка, не имел я права откровенничать с тобой раньше. Извини меня, если сможешь. Настало время правды, и я надеюсь, что ты успела повзрослеть…

Включается Всеобщая — иглой в мозг, — требует канал. Канал предоставлен. Пронзившая пространство морда, уцепившись за ретранслятор, врывается в ангар — красиво, крупно, красочно. В поросшей шерстью пасти ворочается шершавый язык, заставляя подключиться и декодер.

«Пусть самка уходит. Нам нужен ты, наш враг. Я тебе не верю. Связь с кораблем, который отойдет от базы, и связь с базой, где останешься ты, должна быть полностью открыта, чтобы я видел вас обоих. Вот код моего канала. Система самоуничтожения должна быть отключена немедленно, а схема замкнута на мой канал. Когда самка уйдет, ты сдашься. Конец».

— Договорились, — выталкивает из груди Свободный Охотник. — Дай нам время попрощаться.

«Я тебя понимаю, — жмурится надстаевый из династии Бархатных. — Я тоже прощаюсь со своими самками, когда они покидают мою нору».

Всеобщая тактично исчезает. Пустота, до краев наполнившая ангар, впитывает жалкие звуки всхлипываний. Дочь гипа плачет.

— Ну-ну-ну, — говорит ей Свободный Охотник, словно вату пробивая голосом. — Спокойнее, пока все правильно.

— Я спокойна, — тоскливо отвечает она. — Что мне надо делать?

— Я верю звероидам еще меньше, чем они мне. Во-первых, они испугаются, что когда ты будешь в безопасности, я не сдержу слово и все-таки зажгу небольшую Сверхновую. Во-вторых, они наверняка не справятся с искушением получить дополнительное средство воздействия на меня, взяв в плен нас обоих. Наконец, они видели, что ты Истинная. Иллюзии нам ни к чему — твари попытаются захватить твой «Универсал». Но не сразу, а когда ты отдалишься на достаточное расстояние, чтобы я не имел возможности, взорвав все вокруг, отнять тебя у них. Очевидно, это произойдет в районе того Входа, через который враги вышли из Тоннеля, того же, которым мы с тобой всегда пользуемся. В любом случае, сквозь первые слои капсул тебя пропустят. Поэтому действуем так… — Свободный Охотник проецирует информационную подкладку на купол ангара. — Смотри, между первым и вторым слоями окружения есть другой Вход, гораздо ближе. А Тоннель вроде отростка, этакого аппендикса, выводит к одному из курьерских Прямых. Вход — на самом конце «аппендикса». Хорошо видишь? Потайной ход, враги о нем не знают. Ныряешь, доходишь до Прямого Тоннеля, по Прямому — до первого же Кольцевого, через межфрагментарный Узел, и в Узле связываешься со мной. Поняла?

Дочь гипа кивает, позволяя слезам беспрепятственно падать на жаростойкое покрытие пола.

— Теперь запоминай, что дальше. Добираешься до гипа Связи и соглашаешься дружить с тем из сыновей, кого он тебе рекомендовал.

Она поднимает голову и встречается с его взглядом. Она надеется, что это шутка. Однако это не шутка. И тогда она сходит с ума:

— Дурак, дурак, дурак!

— Прошу тебя, — говорит Свободный Охотник и отворачивается.

— За что ты меня так? — беснуется она. — Я тебе совсем не нужна?

— Да как же ты не понимаешь…

— Это ты, ты ничего не понимаешь! Может, мне сразу сказать им свое истинное имя, каждому сыночку по очереди?

— Прекрати! — он хватает ее за плечи и яростно встряхивает. — Не нравится дворец гипа Связи, найди себе другой. Без сильного покровителя ты пропадешь, а вместе с тобой погибнет все, ради чего я жил. Выброси глупости из головы!

Она прерывисто всхлипывает, но уже не плачет. Дочь гипа все поняла, поэтому молчит. Упрямо сомкнутые губы ясно показывают, что поступит девочка все равно по-своему.

Свободный Охотник нетерпеливо смотрит на таймер, отнимающий у него микро-Единицу за микро-Единицей.

— Запомни главное, малышка. Про Полную Карту никому не слова. В случае ареста ты обязана взорвать корабль — с собой или без себя, как уж получится. Тебе выпало продолжить дело Неуловимого, так что не опозорь славное имя.

— Имя… Я так и не узнала твоего имени, красавчик, — мертво улыбается Хозяюшка.

— Ох, как мне надоели твои глупости! — кричит он. — Мы с тобой на войне!

— Не волнуйся, я в порядке. Говори.

— Ближайшая цель: собрать всех гипов на совещание и решить вопрос с объединенными вооруженными силами. Возможно, удастся сдвинуть с точки процесс восстановления Управления. Перед лицом неотвратимой катастрофы толпа надменных самодержцев должна быть сговорчивее. Для этого я и требовал от гипов коды закрытых личных каналов, а технически организовать совещание, как я надеялся, помог бы гип Связи. Кроме того, не доделано самое важное. Где родина врага, куда наносить ответный удар? Я не успел выяснить. Пока ясно, что в Октаэдрах, охваченных Сорок Седьмым гипархатом Пустоты, расположен чисто военный штаб, не больше. Впрочем, в любом случае начинать нужно с него.

— А что будет с тобой?

— Со мной все просто, — хладнокровно говорит юноша. — Я стану идиотом.

Девочка оживает. В наполненных влагой глазах отражается неистовая надежда.

— Как это?

— Я не трус, — с неожиданно прорвавшимся отчаянием объясняет он. — Но ведь глупо погибать, если есть хоть какой-то шанс… Хорошенько запомни название: «Формат счастья». С индексом «сто». Это условное обозначение одной из секретных спектро-программ, изменяющих сознание человека. Их используют дедушки Клонов, штампуя себе рабов. Ты свяжешься со мной из Кольцевого Тоннеля, и я сразу уколюсь модулятором. Пусть врагам достанется безвредный дурачок, который ничего не помнит, только жрет и радуется жизни. Смешно, правда? Обратная операция возможна, если известны параметры частотных уколов, так что вернуть идиоту разум у врагов не получится. Таких программ — тысячи. Ты одна будешь знать обозначение средства — моего средства. Все данные найдешь в бортовой системе своего «Универсала»…

Девочка жадно впитывает ответ. А потом спрашивает:

— Где тебя искать?

— Полезай в корабль, — герой отворачивается. — Надевай боевую маску. Работай, не теряй времени.

— Формат счастья, — откликается она. — С индексом «сто», я хорошо запомнила.

Дочь гипа уходит — на негнущихся ногах, — чтобы бесследно исчезнуть в бронированном чреве. На борту ее корабля загорается перламутровый знак «Минус».

— Доброй тебе охоты, Хозяюшка! — Запоздалый крик натыкается на сгустившуюся пленку шлюза.

Герой покидает территорию ангаров. Он открывает связь полностью, в строгом соответствии с условиями врага, он наблюдает, готовый ко всему, как «Универсал-Минус» отделяется от пластиковой стены. «Универсал-Плюс» остается — опустошенный, жалкий. Полная Карта обрела новый дом. Душа оставила легендарный корабль, думает герой, вот все и кончилось. Как странно…

PAUSE

Кто я такой? Всего лишь электрик при районном Отделе народного образования — простой, как инфузория-туфелька. Бегаю туда-сюда. Висят на мне гири в виде всех местных школ, да еще по договорам обслуживаю несколько объектов — поликлинику, например, и даже отделение милиции. Старательно кормлю семью. Нужный я человек, и на том исчерпывается моя ценность. Чем я заинтересовал этого вундеркинда? Рассказами, как чиню розетки, проверяю разводку проводов и меняю лампочки в женских раздевалках?

Да, раньше я мог бы кем-то там стать. По молодости мне об этом часто говорили — незаурядный, мол, человек. И сейчас иногда говорят, когда хлопнем стаканчик-другой. Имею высшее образование, после окончания института работал в Научно-исследовательском Вычислительном Центре, что на 14-й Линии Васильевского острова (теперь это учреждение называется Институтом Информатики), одновременно был в заочной аспирантуре и готовился защищать диссертацию. Но… Именно — «НО»! Работал, готовился, был. Все — в далеком коммунистическом прошлом. Выгнали меня за то, что подрабатывал на стороне. Ладно бы по специальности халтурил (и тихо, ни с кем не ссорясь), так ведь я в свободное время спиливал верхушки деревьев на кладбище, за сумасшедшие деньги, конечно. Встал я поперек дороги другому кладбищенскому «спильщику», и неподкупная милиция тут же донесла на меня руководству Вычислительного Центра. Взяло руководство и выгнало незаурядного человека, который мог бы кем-то там стать. Время было такое, никуда не денешься. Оторвали от меня «Имитационную модель рыбной части сообщества озера Байкал», которая разрабатывалась в рамках темы «Космический мониторинг сложных экосистем». И осталась от меня только частица «бы». Впрочем, благосостояние моей семьи при этом не только не пострадало, а в точности наоборот — спасибо тому маразматическому времени, которое было…

Парень неожиданно бурно отреагировал на упомянутый мной Институт Информатики. Словно только и ждал, когда же наконец я проговорюсь.

— Значит, раньше вы были ученым? — спросил восторженно. Даже приостановился и посмотрел на меня. Так посмотрел, что мне стыдно стало, ведь я не тот, не тот герой, который ему вдруг привиделся!

Оказывается, мама все-таки делилась с ним воспоминаниями об истинном отце. Урывками, обмолвками. Не стала стандартно врать про погибшего летчика или моряка, и с другой стороны, не представила этого человека, как иногда бывает, подонком, пьяницей и ничтожеством. Она успокоила сына: мол, твой папаша жив, это обыкновенный научный сотрудник, который целиком ушел в решение задач науки и производства. Ушел и не вернулся. А пацан уже сам домыслил-размечтался, что отец его — большой ученый, которому просто жалко было тратить время на семью и детей. Такой мотив, как ни странно, казался мальчику вполне убедительным. Или нет в этом ничего странного?

— А что, вдруг ты и вправду потомок великого человека? — необдуманно и жестоко съязвил я.

Он, к счастью, не обиделся.

— Я бастард, — сообщил парень не без гордости. — Был и буду. Дело-то не в этом, так что вы зря.

Ого, какие слова мы освоили, подумал я, обуздав свое желание немедленно ответить. Человек начитался интересных книжек про рыцарей, где внебрачные дети обязательно оказываются королевской крови и после многочисленных подвигов взбираются на трон, — что ж тут смешного? Однако же — «бастард»… Вот ведь придумают, фантазеры сопливые! Безотцовщина проклятая…

— Просто я хочу знать, чей я, — завершил он мысль.

— В каком смысле?

— У меня есть истинная фамилия. Я ее не знаю. Надоело быть системнорожденным.

— Кем-кем?

— Рожденным в системе.

— Теперь понимаю.

— А вы были какой ученый?..

Ничего-то я не понимал. Странности кружили над нашими головами, мешали беседе. Трудно разговаривать с человеком, у которого умер кто-то из близких, однако у меня не было таких трудностей. Собеседник вел себя так, будто ему наплевать, что вчера он потерял и мать, и новорожденную сестру. Или так, будто забыл об этом. А может, самым странным было как раз мое поведение? Мне бы отложить свои дела, взять его за руку и отвести домой, к родственникам, но вместо этого я почему-то тащил парня с собой в школу. Дикость? Чудовищное бездушие? Я полагаю, нет. Наше обоюдное помешательство имело другое название — запрограммированность.

— Я был не ученым, а инженером, — ответил я, испытывая нелепое чувство, будто оправдываюсь. — Если точнее, я занимал инженерскую должность.

— Ну, это даже интереснее, — солидно покивал он.

Вероятно, мальчик все еще на что-то надеялся. Оттого и шел со мной, оттого и смотрел на меня так — большими серьезными глазами.

— Ты считаешь, что инженер звучит более гордо, чем научный сотрудник? Правильно считаешь. Вот к примеру, существуют главные инженеры проекта, «гипами» называются, если станешь им — каждый день сможешь об научных сотрудников ноги вытирать.

— Я знаю, кто такие гипы, они космосом занимаются.

— Ага, — засмеялся я, — именно космосом, чем же еще. С космической зарплатой. Не тычь в мои раны, малыш. Когда-то давно я видел секретную платежную ведомость, из которой следовало, что с гипов каждый месяц удерживают партийных взносов больше, чем мой должностной оклад.

— Гип — это главный инженер программы, — поправил он меня. — Программы, а не проекта…

Школа, где училась моя дочь, располагалась недалеко — десять минут ходьбы. Мы пришли, и наша беседа прервалась. Работа мне предстояла обычная: сделать свет в мужском туалете. Мальчишки вечно лампу дневного света портили, чтобы по вечерам, когда музыкальные и спортивные секции, можно было вставать ногами на унитаз, подтягиваться по трубе и заглядывать в щель между потолком и перегородкой. По ту сторону перегородки был, разумеется, женский туалет. Если света нет — тебя не видно, а ты видишь все. Короче, какие-то гаденыши догадались стартер из лампы выдергивать, поэтому не реже одного раза в неделю мне приходилось эту детальку возвращать на место.

Первое из дел отняло ровно минуту, но было и второе. Пожарный требовал, чтобы в коридоре возле компьютерного класса я сделал скрытую проводку, как полагается. Чем я и занимался последние два дня — выдалбливал канал в шве кирпичной кладки, куда должны лечь провода. Долбить стену, конечно, не входило в мои обязанности, ведь я электрик, а не штукатур, и в другой школе я бы плюнул на них всех, которые требуют от людей бесплатного трудового энтузиазма, но здесь училась моя дочь. Будет исполнено, пообещал я завхозу. Единственное условие — пусть потом заштукатуривает кто-нибудь другой. Рабочий по зданию, говорю, уже опух от безделья, вложите в его руку шпатель вместо стакана…

Я привел своего юного спутника в компьютерный класс и предложил:

— Садись, играй. Хочешь?

Работал кружок по основам информатики. Если можно так выразиться. Старшеклассники группировались по двое-трое вокруг ярких экранов и вели с процессором фирмы «Диджитал» всевозможные смертельные схватки, а преподавательница отсутствовала — за порядком следил ее брат-студент.

— Мне нельзя, — ответил мальчик.

— Не стесняйся, здесь все играют. Я Сашу попрошу, он тебе отдельный компьютер подключит, вон тот, возле сейфа.

— Мне нельзя, — тоскливо повторил он. — Вы не понимаете.

— Что тебе нельзя?

— Я не имею права садиться за дисплей. Я постою и посмотрю, можно?

Он стоял все время, пока я был в коридоре. Забравшись на стремянку, я сотрясал школу монотонными ударами молотка о зубило, а когда слезал, чтобы передвинуть лестницу, то изредка заглядывал в класс — из любопытства. Он ни разу не присел. Он смотрел, как другие развлекаются. Кто-то бил по клавишам, кто-то азартно ерзал на стуле. Насыщенные цветом экраны вспыхивали и гасли, меняя картинки — они жили собственной жизнью. А гость только смотрел. Что за блажь, думал я, стряхивая пыль с халата, что за новая «фишка»? В каком смысле — «не имею права»? Кто и зачем мог запретить человеку сидеть за компьютером, и почему нельзя было нарушить запрет, если никто об этом не узнает, и в чем тут, вообще, смысл? Очередной заскок, думал я то ли с жалостью, то ли с раздражением. Необъяснимое поведение мальчика мешало мне спокойно работать, вынуждало торопиться. А о чем думал он, почему не уходил, почему ждал меня?

Я был занят час с небольшим. Когда же я пришел забирать гостя обратно, оказалось, что руководительница кружка уже вернулась. Баловство кончилось, голос женщины профессионально звенел:

— Ну, кто нам объяснит? Если мы сложим двести и двести, сколько получим? Четыреста! А машина выдает только сто сорок пять! Ну-ка, где ошибка, кто знает?

Народ весело переглядывался. Преподаватель привычно сердилась:

— Всех повыгоняю! Целый год Паскаль мусолили!

— Разрядная сетка переполняется, — тихо сказал мне парень. Его услышали, и наступило общее молчание. — В их программе формат данных задан как BITE, значит, под результат отводится всего восемь двоичных разрядов, — продолжал он еще тише. Он говорил для меня, для меня одного. — Машина суммирует до 255 и обнуляет регистр. Остается 145. Нужно заменить BITE хотя бы на INTEGER, это элементарно.

Лица юных программистов выражали сложные чувства, среди которых уже не было шкодливой радости. Да, красиво мы ушли. Напоследок я предупредил руководительницу кружка, что в понедельник вынужден буду обесточить компьютерный класс. Потом мальчик помог мне унести все барахло в комнату рабочего по зданию, и мы покинули школу.

Не знаю, имело ли какое-нибудь значение, что дорогу нам перебежал здоровенный котище? Не черный, просто темный. Я, конечно, не суеверен, но незаметно перекрестил арку и на всякий случай поздоровался с подлой тварью: здравствуй, говорю, котик, симпатичный ты мой, говорю, — как известно, это помогает избежать грядущих неприятностей.

— Вы что, любите кошек? — удивился мой спутник.

— Зачем? — ответно удивился я. — Собак. Мы предпочитаем собак, но заводить их больше не хотим. Был печальный опыт. А ты?

Он не любил ни собак, ни кошек. Вернее, не любил он только кошек, а к собакам был абсолютно равнодушен. Есть люди, которые любят кошек и терпеть не могут собак, и есть люди, у которых все наоборот. Мальчик не относился ни к тем, ни к другим, но означает ли это хоть что-нибудь, кроме того, что вот такой уж он человек? Из всех домашних животных он отдавал свое сердце крысам… Крысам! Я был потрясен, когда понял, что это не вранье и не шутка. «Вы просто не знаете, — горячо объяснял он мне, — руки у них — как настоящие, маленькие такие, розовые, с розовыми пальчиками. И ножки тоже. А пальцев — ровно четыре! Не смейтесь, я считаю не с нуля, а с единицы. И лица у них тоже почти как у нас с вами…» Мальчик искренне полагал, что крысы — это будущее человечества (надо же такое выдумать!) На самом деле, мне кажется, он любил не крыс, а все-таки будущее. Он постоянно думал о будущем, не прерываясь ни на секунду. Редкое и ценное качество, но вряд ли это безвредно для здоровья. Вряд ли.

— Как твои успехи в учебе? (Мы продолжали беседу). Похоже, у тебя высокая квалификация.

— Нет, у меня плохо по физике. Я не разбираюсь, как в двухмерном мире существуют, например, позитроны, фотоны и так далее.

— Странные у вас требования. Во всем остальном ты уже разбираешься, да?

— И еще никак не могу рассчитать, какова энергия, за счет которой происходят такие жуткие изменения структуры Галактики…

Я веселился, а он огорченно вздыхал. Какие, интересно, изменения происходят в структуре Галактики, мог бы я уточнить, пряча насмешку. И что же нам теперь делать, мог бы я притворно испугаться. Однако не стал. Наверное, пожалел ребенка. Или себя. Тем более, его нелады с физикой оказались серьезнее, чем казалось поначалу. Ведь он (стыдно признаться!) до сих пор не смог понять: есть ли у хаоса цель, или только ограниченный набор функций? Смех смехом, а ему действительно было стыдно. «Причем здесь физика? — возражал я. — Скорее, философия. Главный вопрос бытия». — «Хаос — это термодинамика, — убеждал он меня, несмышленыша. — А термодинамика — один из разделов физики…» Воистину, даже просто умным быть вредно для здоровья!

— Кстати, почему тебе нельзя подходить к компьютеру? — наконец вспомнил я. — Может, расскажешь? Я умею хранить чужие секреты.

Он долго молчал, прежде чем признаться:

— Я поклялся.

— Ого! — сказал я. — Черт возьми! Кому и в чем?

Он не ответил. «Герой дня оставил вопрос без комментариев», — пишут в таких случаях. И до самого дома мы не смогли найти другую тему для разговора, так и брели, молчали. Ишь ты, обиженно думал я. Щенок щенком, а туда же — «поклялся». Тайна, зарытая в землю, рыцарский роман… Если честно, этот парень нравился мне безумно. Неведомая клятва, любовь к крысам и информационным технологиям, безрассудные поиски отца и даже замена десятичного мира восьмеричным — все это ломало мою окостеневшую душу. Рядом со мной шагал истинный романтик. Новый романтик. Было в нем что-то, чего не было во мне. И тогда я спросил его о том, что мучило меня все время, пока мы путешествовали в школу и обратно. Я решился спросить, потому что понял — с таким человеком можно говорить о чем угодно, не опасаясь причинить ему боль.

— Ты что, один остался? Есть у тебя бабушка-дедушка? Или сестра, брат?

— Старший брат был, — равнодушно отозвался мальчик.

— Что значит — был?

— Погиб. Убили на войне.

— На ка…какой войне? — Я остановился, забыв идти.

— В боях за Грозный, в июле.

Это было слишком. Чересчур. Запредельно. В июле — значит, совсем недавно, два месяца назад… Что за демон играет с несчастной семьей, думал я, понимая, что никаких вопросов больше задавать не захочу. Какие тут могут быть вопросы? Разве что один, спустившийся с высших сфер термодинамики: «Есть ли у хаоса цель или только ограниченный набор функций?»

Я пошел домой, а мальчик остался, сказав, что еще погуляет, поиграет с моей дочкой. Дочь была на детской площадке, качалась на качелях. Возвращайтесь вдвоем, сказал я в ответ, жена блинов напечет, приходи, не стесняйся. Вот такие последние слова он услышал от меня, до того как исчез.

Не мое это дело, убеждал я себя непонятно в чем, стиснутый кабиной лифта. Все это — не мое дело…

CONTINUE

LOAD (загрузка)

12

Еще и еще раз — поражающие воображение картины Первой Атаки.

Сначала имитационная модель, подготовленная пятнадцать Единиц назад инженерами-тактиками врага. Бессчетное число стай — в одно и то же мгновение! — внедряются в Узлы слияния, замыкают Узлы ветвления, нейтрализуют пояса призматических ловушек, блокируют Входы-Для-Всех, заполняют трехмерное пространство. Сигнализация сходит с ума, и пусть. Гипархат Узора до смешного мал — всего десяток объектов, занимающих крохотный объем в центре колоссального Фрагмента. Мгновения достаточно, чтобы окружить их. Мгновение — и сломлен растерявшийся персонал…

Однако к этому секретному документу, украденному из информационного хранилища музея Славы, есть приложение: реальная запись Первой Атаки! Грянувшие события значительно отличаются от манящих имитаций, и это обстоятельство бесконечно радует стянутого коконом мальчика.

Он хохочет.

Отвратительная лохматая морда, прикрытая дыхательной маской, склоняется над ним…

На самом деле персонал атакованного гипархата Узора отнюдь не сломлен! И контроль Узлов не становится всеохватным, и технические Входы свободны. В занятых звероидами объемах обнаруживаются военные Тоннели, не учтенные в картах, по которым агрессор получает чувствительный ответный удар. И раскручиваются, плескаясь огненными каплями, вихри боев, быстро превращаясь в суетливую бойню. Увы, силы слишком уж неравны. Ни храбрость, ни ярость защитников не могут разжать звериную хватку, однако вполне способны скорректировать просчитанный заранее результат. И вот — короткая осада уже доносит до раздутых ноздрей гарь победы, крепости разделены, расчленены, уже почти захвачены, безнадежное сопротивление уже почти угасло, когда все вдруг кончается. Там, где были аккуратные пластиковые планеты, вспыхивают звезды. Одна за другой. Безымянные герои-инженеры, руководимые мужественным гипом, успели за столь малое время — успели! — накопить и запустить спасительную аннигиляционную волну, сжигая тайну Метро, сжигая себя вместе с тайной. В пространстве нет больше ничего. Лишь нестерпимая яркость. Лавина света накрывает системы записи: стоп, перегрузка информационных куполов.

Огонь, огонь, огонь… «Я люблю огонь!» Мальчик зажмуривает глаза, пряча поглубже эти прекрасные воспоминания. Именно так — пятнадцать Единиц назад, — и перестала существовать Полная Карта. Но где он сумел увидеть подобное, откуда в его памяти возникли столь странные картинки?

— Опять не то, — старчески ворчит кто-то. — Попробуем еще сместить спектр.

Отвечает монотонный голос декодера: «У вас, людей, на мозгах такая короста, что разбивать ее нужно камнем, а не модулирующими программами. Ты знаешь, что такое камень, старик?»

— Мне же больно! — обижается мальчик. Он тщетно растягивает руками кокон, пытаясь выбраться.

«Ваша Резвость, в соседнем Октаэдре раскручивается фотонная воронка, — сотрясает купол чье-то сообщение. — Прикажете заблокировать базу?» Это боец-оператор посмел напомнить властителю о своем существовании. Лингвистическая аппаратура неспособна передать то почтение и ту преданность, что наполняет пространство лаборатории.

«Пока подождем».

— Да выньте из меня эту дрянь! — кричит мальчик.

Он возмущен, он хочет освободиться и вырвать, наконец, застрявшие в ноздрях провода. Руками не получается, значит — зубами, зубами. Провода твердые, прямые, мучительно острые. Иногда они шевелятся, вызывая в носу гадкий зуд, а то вдруг нагреваются и оказываются нестерпимо горячи… «Это называется «нейро-антенна», — вспоминает мальчик, гордясь своей сообразительностью. Да, но что такое нейро-антенна?

Вновь включается декодер:

«Возможно, нам и в самом деле следует заблокироваться. С фотонной бурей не шутят. Как ты думаешь, старик?»

— Неужели величайший из надстаевых испугался бури, идущей к тому же не в нашем Октаэдре? — насмешливо удивляется некто. — Я думаю, твоему вождю сильно не понравится, если мы по этой причине прервем исследования.

«Эй, вы там! — внезапно рычит зверь, обрывая спор. — Куда смотрите! Он вам модулятор перекусит!»

Морда, стянутая дыхательной маской, мгновенно возникает над коконом. Провода в носу пленника становятся нестерпимо большими, заполняют собой все, разрывают голову. «Больно! — мечется пленник. Обступающий его пластик заволакивается красным. Наверное, это кровь. «Враги точно знали, насколько ценна служба Узора, — плачет он, — ведь без стратегической информации о сплетениях Нитей невозможно контролировать Галактику, невозможно организовать сколько-нибудь целенаправленное передвижение по Тоннелям и Узлам…» Кровь повсюду. Купол раскалывается…

Безудержный хохот сменяет боль и слезы, потому что вернулось время радости! В результате провала Первой Атаки звероидам не удался стремительный захват Галактики. Гипархат Узора взорван, Полной Карты больше не существует. Число Фрагментов огромно, а как проникать в них — неизвестно, разве что тычась по Тоннелям наугад. Война затянулась. Враг медленно, но все же распространялся вглубь, вширь, по каждой из десяти осей в Системе Координат. Увы, другие гипархаты, обслуживающие Метро, равно как и живущие собственными жизнями Фрагменты, также лишились Полной Карты, оставшись со стихией один на один. Конечно, в любом из административных и инженерных центров хранились копии каких-либо межфрагментарных маршрутов — тех, что использовались до войны. Кто-то обладал выходами на курьерские Прямые Тоннели, позволяющие двигаться вдоль Координат, кто-то тщательно оберегал, держа в строжайшем секрете, местные карты. Однако все это не позволяло преодолеть внезапную губительную разобщенность. А расколотость Галактики на куски, в свою очередь, неизбежно вела к тому, что люди целиком сосредоточились на обороне. Гипархаты — в Метро; Фрагменты — в пространстве; каждый — сам за себя. Глухая защита стала единственным средством сдерживать врага. Никто всерьез не думал о настоящей, сокрушительной контратаке, чтобы прямо в сердце, одним ударом, не думал, не планировал и не мечтал. Никто, кроме рожденного стихией мальчика, взрослевшего вместе с войной, чье прозвище теперь произносилось либо с ненавистью, либо с удивлением и гордостью…

— Священная Восьмерка! Что за мусор у него в голове?

«Ты прав, старик, мы зря расходуем отпущенное нам время».

— Я совсем не это хотел сказать, надстаевый.

«Ваша Резвость, фотонная буря смещается в направлении Сорок Седьмого. Какие будут приказания?»

«Уходим. Консервируем аппаратуру».

— Я остаюсь.

«Конечно, старик, возвращайся к своим подданным. Вас тут скоро здорово потрясет».

— И оставь мне парня.

«Ты хочешь продолжать исследования?»

— Хочу выполнить приказ вождя, довести дело до конца.

«Приказ вождя известен только мне».

— Послушайте, вы, друзья мои лохматые, работать с ним — это мое право! Кто, в конце концов, придумал всю эту комбинацию?

«Я не могу рисковать пленным».

— Твари! Носитель Гнева вам в темя!»

«Мы тебя прощаем, бывший властитель. Твое единственное право — ненавидеть нас».

— Тоннели вам в резонанс…

13

…Тоннели здесь — словно червями изъеденные, словно сгнившие, осыпавшиеся, космическими ветрами растрепленные. И количество, огромное их количество! Сплетаясь в пучки, соприкасаясь трухлявыми плоскостями, призрачные ленты Тоннелей тянутся сюда со всех сторон трехмерного мира, чтобы слиться в сплошной бесформенный ком. Клубок, намотавший на себя брошенные концы Нитей… Однако первые впечатления обманчивы. Вовсе не к этому крохотному куску галактической паутины направлены вектора Метро, а наоборот, Тоннели выходят отсюда, расползаются отсюда по Фрагментам, ибо здесь их начало. Все просто. Это — Центр.

У Метро есть Центр, как же иначе. Который, что совершенно естественно, никаким образом не привязан к топологии или к нулям всевозможных координат, мало того, смешно сказать, расположен на самом краю Галактики. Он ведь Центр в историческом смысле, в легендарном. Легенды не нуждаются в унизительных проверках или доказательствах, вот почему было принято считать, что когда-то очень давно, бездну времени назад, Метро ограничивалось именно этим Фрагментом. Или (невозможно представить!) занимало еще меньший объем. И оттого, что кто-то не соглашается с подобными гипотезами, техническое состояние здешних Тоннелей и Узлов не станет лучше. Центр — самая дряхлая часть Метро, с этим трудно спорить. А значит, самая древняя. Центр не обновлялся никогда, из-за чего превратился в лохмотья, бестолково плавающие в трехмерном пространстве. Тоннели и Узлы слиплись комьями, скрутились жгутами, заполнили почти весь объем гигантскими невидимыми облаками, их здесь было понастроено бессмысленно много, и строились они с недопустимой спешкой, недопустимо близко друг от друга, при полном отсутствии хоть какого-либо плана, попросту наугад, словно древние инженеры соревновались — кто больше, кто дальше, кто быстрее, — эта непомерная скученность, очевидно, и была причиной всех бед…

Стая останавливается на границе Фрагмента. Слаженно рассредоточившись по Тоннелям и Узлам, построившись классическим «боевым октаэдром», стая ждет.

«Грани под контролем, Ваша Резвость», — докладывает стаевый, непосредственно руководящий операцией.

Их Резвость следит за ходом событий издалека, из штабной резиденции. Связь по Всеобщей приносит его высочайший отклик: «Партнер на месте?»

Да, партнер на месте. Вот он, спрятался во Входе, готовый шмыгнуть в трехмерное пространство, чуть что не так. Представлен всего одним кораблем — транспортного класса «Толстяк». Впрочем, партнер явно не опасается подвоха, если прислал на встречу один-единственный плохо вооруженный аппарат. Это понятно — стая звероидов вряд ли рискнет пересечь запретные грани, ведь по ту сторону — Центр.

Никто не смеет вторгаться в Центр, ни бойцы гипархатов, ни звероиды. Бортовые системы безопасности дают возможность оценить состояние рабочих плоскостей Тоннелей, их невообразимую скученность, оценить и ужаснуться. Не только атаковать, но и просто передвигаться здесь невозможно без редкостного знания маршрутов. Иначе выскочишь в одну из миллионов дыр и не найдешь траекторию входа. Навсегда потеряешь свой мир. Так и останешься в бесконечном Космосе, без связи и без надежды. Или, если повезет, выбросит тебя не в пространство, а в другую плоскость…

Как здесь живут люди?

И не сон ли все это?

«Покажите им нашего дурачка, — командует господин надстаевый. — Пусть убедятся».

От стаи отделяется «Универсал» с бортовым знаком «Плюс». Необычный для звероидов аппарат ползет к центру, повинуясь командам вожака. Включается Всеобщая. Внутри корабля обнаруживается человек, крепко схваченный капитанским коконом, и более никого, только этот одинокий обездвиженный пленник. Изображение уходит в канал связи. Пусть партнер убедится, что все без обмана!

— А мне? — говорит пленник, бессмысленно улыбаясь в нависающий над ним купол. — Мне тоже покажите дурачка. — Он вдруг обижается. — Почему мне не показали?

На его реплику никто не обращает внимания. Движение «Универсала-Плюс» сопровождается коротким самодовольным рычанием, и декодер исправно переводит: «Мы доставили того, кто вам нужен. Мы дарим вам его».

Только тогда пугливый «Толстяк» оживляется, неуклюже выбираясь в Тоннель. Операция началась…

Как здесь живут люди? Однако живут — на удивление всей Галактике. Древние маршруты никто не обновляет, потому что это бесполезная трата сил и средств. Ни один гипархат Пустоты не желает взвалить на себя обслуживание гигантского полуистлевшего клубка, потому что местные Тоннели и Узлы придется сначала уничтожать, и только затем, уже в освободившемся пространстве, скручивать новые. Что же удерживает людей в этом Фрагменте, расположенном на краю Галактики и носящем нелепое название Центр? Что позволило им добиться влияния, сравнимого с влиянием могущественных гипархатов? Возможно, та самая невозможность нормальной жизни, сделавшая их свободными от всего и всех. А может, вера в то, что именно здесь Метро получило свое Начало. Легендарная планета-источник, превратившаяся за многие тысячи галактических циклов во вселенскую Точку, целиком принадлежала Центру, независимо от того, существовала она когда-нибудь или была выдумана системными жрецами. Сила древних легенд заключена в простых словах, написанных с большой буквы. «…И вспыхнула Точка, и родилась из Точки Плоскость…»

Красивый сон, не хочется просыпаться…

Всеобщая принимает ответное сообщение, пришедшее из Центра:

— Наш подарок тоже готов, раскройте ваши пасти пошире.

Чтобы понять эти слова, декодер не требуется, потому что сказаны они человеком. Человеком, знающим свою силу, привыкшим повелевать. Это слова собеседника, равенство которого признает Их Резвость из династии Бархатных, и даже, наверное — страшно подумать! — тот, чье имя вслух не произносят… Пленник «Универсала» восторженно кричит: «Ух ты, обожаю подарки!» Пленник ни на миг не прекращает идиотски улыбаться, разглядывая картинки, которые дарит ему Всеобщая. Он напряженно размышляет: сон все это или не сон? Изображение высочайших собеседников заблокировано, зато отлично виден путь вперед.

Состояние Тоннелей здесь, по эту сторону границы, не намного лучше — близость к Центру дает себя знать. Прогрессирующая ветхость расползается по Метро, как опухоль в теле грешника. Структура плоскостей уже настолько нарушена, что своды попросту дырявые. И скопление Нитей здесь столь же бессмысленно, что и там, впереди. Плоскости наслаиваются друг на друга, сбивая с толку бортовые системы. Теснота и фотонный мусор.

Недоброе место.

Впрочем, построение «боевым октаэдром» позволяет избежать неожиданностей, так что стае звероидов нечего бояться. Операция началась.

— Ловите, мохноухие, — смеется бестелесный голос, — это теперь ваше.

Из подбрюшия «Толстяка» выталкивается некий предмет.

— Хочу посмотреть! — просит, вибрируя от любопытства, юный зритель из «Универсала». Он изо всех сил тянет шею, но капитанский кокон держит его крепко. К счастью, информационный купол отрабатывает прозвучавшую просьбу, приняв ее за команду. Изображение несколькими стремительными прыжками укрупняется, словно раздвигая борта корабля. «Подарок» виден в деталях: прозрачный овоид, внутри которого, в густом сплетении разноцветных волокон, висит ванночка.

— Фу, так это же Яйцо, — узнает пленник. — Какая гадость… — он перестает трепыхаться, полностью удовлетворенный, но слегка разочарованный. И вдруг спохватывается. — Эй, бластомеры! В такой кювезе человека не получить. Сами не видите, что ли?

Ванночка, называемая кювезой, и в самом деле очень странной формы. Подсаживать туда эмбрион нельзя, иначе вылупится из Яйца несчастный полуживой урод — если, конечно, не погибнет раньше срока. Инкубатор явно не годен к употреблению, хоть и новехонький. Зачем все это понадобилось?

Юный зритель хохочет:

— Кто-то кого-то здорово обжулил, ребята!

«Пора отключить дурака, — переводит декодер ворвавшееся во Всеобщую рычание. — По-моему, партнер уже убедился. Партнер, ты убедился?»

— В определенных ситуациях тебе можно доверять, твоя резвость, — откликается человек из Центра. — Так же, как и мне. Нельзя только злоупотреблять этим чувством. Надеюсь, я не сказал ничего обидного?

Пленник все отдаляется и отдаляется от стаи, погружаясь в пучины Центра. «Универсал-Плюс» управляется на расстоянии: бортовая система корабля замкнута на резиденцию господина надстаевого. Инкубатор, наоборот, скользит навстречу, быстро приближаясь, и узловые капсулы звероидов уже разматывают транспортный язык, чтобы принять этот странный подарок.

«Канал управления «Универсалом» мы передадим, когда ваш объект будет осмотрен, — сообщает свое решение Их Резвость.

— Согласен. Со своей стороны предупреждаю, что ключ от системы самоуничтожения инкубатора я тоже пока придержу у себя, вместе с кодом активизации Яйца и настроечными матрицами.

Операция завершается. Участники встречи вот-вот обменяются драгоценными дарами и растворятся в Метро, недолго осталось ждать…

Нет!

Тщательно просчитанный план рушится до смешного легко. Внезапно начинает пульсировать Всеобщая, отключаясь и через микро-миг снова включаясь — синхронно во всех капсулах звероидов, и в «Универсале», и в «Толстяке», и в каждом из прочих аппаратов, имевших несчастье оказаться в этой точке плоскости. Словно лихорадка охватывает системы связи. Больная нервная дрожь. Мало того, картинки под информационными куполами вдруг теряют объемность и цвет. И тогда Тоннели сотрясаются от дружных воплей: «Блуждающий текст!.. Он проснулся!.. Он нас видит!.. Это Носитель Гнева!.. Носитель Гнева проснулся!.. Носитель Гнева!..»

«Всем стоять! — ревет господин надстаевый. — Соблюдать строй!»

— Гоните «Универсал» к нам! — беснуется человек из Центра. — На максимальной скорости!

Однако поздно, связь уже полностью утрачена. Никто никого не слышит и не видит. Теперь лишь блуждающий текст сверкает в почерневших куполах:

«Есть существа, которые делом своей жизни полагают придумывание Меня. Меряя шагами выстроенную для них Келью, они самозабвенно делают это. Они устремляют взгляд в сияющую бездну, а глаза их видят только ими видимое. Они прилежно молятся Мне Придуманному, забывая о братьях, о матери, о детях, об истинном Отце своем, с наслаждением забывая обо всем, обо всем истинном. Ты — один из них?»

— Я? — удивляется пленник.

Слова рассыпаются. Ослепительные буквы кувыркаются в мертвом пространстве Всеобщей, безмолвно заглядывают в лица и морды, затем, невообразимо увеличившись в размерах, выпрыгивают из капсул и кораблей прямо в Тоннели. «Носитель Гнева» веселится.

Связь утрачена, однако бортовая система позволяет контролировать небольшой участок пути в зоне прямой видимости. Жаль, но хозяин «Универсала» не имеет возможности привстать, найти боевую маску и полностью подчинить бортовую систему своей воле, поэтому он просто смотрит. Он с искренним любопытством наблюдает за событиями, которые разворачиваются вокруг него. «Сплю или не сплю?» — думает он, и только эта неопределенность мешает получить удовольствие в полной мере.

Появляются новые действующие лица, проникшие в Тоннель сквозь многочисленные дыры. Они похожи на большие кристаллы, брошенные чьей-то исполинской рукой. Их пять. Они мчатся к месту событий, будто связанные одной нитью — устрашающе вращаясь, маневрируя между стенами, чтобы уйти из фокуса боевых призм.

«Толстяк» и в самом деле панически лупит по вертким мишеням из своего рассеивателя. Но промахивается, отправив убийственные импульсы к себе же в тыл. Впрочем, его неповоротливая туша почему-то не интересует летающие кристаллы. Не сбавляя хода, они огибают транспортный корабль Клона и мчатся дальше.

Дальше — инкубатор. Святой предмет для тех, кто называет себя «детьми Клона», он же источник гадливой ненависти для всех остальных обитателей Галактики. Совершенно беззащитен и потому обречен. «Толстяк», правда, успевает развернуть боевую призму, и даже ударить вслед загадочным объектам, отчаянно пытаясь спасти свою святыню. Но опять промахивается: оба импульса уходят к звероидам, в качестве новых «подарков», заменяющих прежний. Кто-то из стаи наверняка будет разложен по спектру, вряд ли это понравится Их Резвости…

Ничего загадочного в новых объектах, конечно, нет, хоть и носят они грозное название «зубы Странника». Сгустки сверхплотного света, полученные в тайных лабораториях. Созданы и посланы людьми, кем же еще. Чтобы управлять ими, Всеобщая не требуется, не нужны ни закрытые, ни открытые информационные каналы. Зубы Странника наводятся в цель по экситонному лучу — единственно возможный способ атаки, если связь не работает. Наведение «по лучу» — старинное дедовское искусство, возрожденное людьми Центра. В наше бездарное время, когда все накопленное стремительно превращается в прах, подобная бережливость должна только радовать.

Мальчик искренне радуется.

Первый из сгустков настигает инкубатор. Мгновение, и проекции двух тел полностью совместились. То, что невозможно в материальном мире, срабатывает на Плоскости — атакующий как бы входит в жертву, исчезает в ней. Меньший поглощается большим. Обычная тактика воров и контрабандистов. А также диверсантов, засылающих к врагам управляемые беспилотные снаряды.

Еще мгновение, и снаряд взрывается. Или, возможно, срабатывает система самоуничтожения, предусмотренная создателями Яйца. Овоид лопается, волоконная плацента жалкими лохмотьями разлетается по Тоннелю, тут же превращаясь в страшные огненные капли… «Как красиво!» — радуется мальчик. Он в восторге, он очень любит огонь.

Четыре оставшихся снаряда пронзают бурлящую завесу, умывшись чистым светом. Они устремлены к завершающей точке своей траектории. «Универсал-Плюс» прямо по курсу — такой же беззащитный, брошенный всеми, каким был инкубатор мгновение назад. Стая — далеко, вне зоны прямой видимости. Звероиды растерянно крутятся на месте. Связь заколдована, сожги их всех Желтый Глаз!

Связи нет. Черно-белые картинки в информационных безднах искажены, смяты под напором стихии. Пляшущие буквы вновь складываются в огромные бессмысленные фразы, ибо проснувшийся Носитель Гнева все швыряет и швыряет в Тоннели горсти своего Абсолютного Отчаяния:

«Эти существа ослеплены тайной гордыней. Их сжигает жажда высоты — чтобы оставшиеся внизу не сомневались в их избранности. Они мечтают быть ближе ко Мне, бесконечно сражаясь с трепыхающимися в них тварями. В точности, как ты сейчас…»

Нет, нападавшие просчитались! «Универсал» оказывается не столь уж легкой добычей, как это кому-то хотелось бы. Управление вовсе не потеряно — бортовая система неожиданно активизируется. Чья воля, чья сила помогла этому? Пленник не знает ответ. Так или иначе, но корабль уже развернулся, уже убегает прочь от Центра. И все же опытные хищники, поймав след, не собираются просто так отпускать жертву. Кристаллы замедляются, выписывая сложнейшие траектории. Ага, опять боятся ударов из призматического рассеивателя! Замедлились — значит в их планы не входит уничтожение корабля. Что ж, это тоже известная тактика: дружно совмещаешься с объектом, и ведешь его, куда пожелаешь. Два сбоку, один спереди, один сзади. Потому их и четверо, ровно столько, сколько надо. И никакое защитное поле не воспрепятствует подобной буксировке. И будет новый плен, новый позор…

Мальчик счастливо смеется. Ему ужасно нравится это приключение. Теперь он точно знает, что спит. Нет ничего приятнее, чем ощущать себя ненастоящим, прозрачным, маленьким.

Но управляющая программа, неизвестно кем вложенная в память «Универсала» и непонятно как пущенная в работу, учла все варианты. Боевая призма смотрит назад, причем, фокусировка оружия намеренно нарушена. Угол поражения выведен далеко за максимум. Уничтожить таким образом никого нельзя, зато и приблизиться никто не сможет, и еще, что особенно важно, обойти корабль с флангов будет трудновато. Сгустки прессованного света роятся возле пульсирующего сечения, тщетно пытаясь преодолеть преграду.

Этакой дружной компанией они и вползают в зону прямой видимости звероидов. Приказа все нет, есть только всплески абсолютной вселенской грусти:

«Зачем тебе быть ближе ко Мне? Ведь ты не смог полюбить Меня. И не сможешь, как бы отчаянно не мечтал. Потому что не смеешь увидеть Меня — и придуманного, и, тем более, истинного. Ты благоговейно трепещешь, трус, вместо того, чтобы понять Меня и простить, ты догадываешься, что стать ближе ко Мне можно лишь отправив собственное тело на съедение червям…»

Все кончено: включены штурмовые рассеиватели «боевого октаэдра». Передовые капсулы стаи рвутся вперед, решившись наконец помочь своему пленнику. И врагов больше нет.

И блуждающий текст, смутив души героев Космоса, уходит, распадается на кванты, вытекает в пространство сквозь дыры и Входы…

«Стаевый, отвечай! — возвращается во Всеобщую многократно усиленный рев, теперь уже совместно с изображением. Повелитель тварей разъярен до опасного предела. — Отвечай, обрубок воина! Когти вырву! — брызжет он мутной пеной. — Неуловимого не отдавать, вы слышите меня? Вернуть или уничтожить! Всех лишу права стрижки! Уничтожить дурака! Хвосты обратно в задницы повтыкаю!»

Операция закончилась. Сон продолжается…

14

— …он и есть Неуловимый? — спрашивает голос. Опять человеческий голос!

«Для тебя он был Неуловимым, — отщелкивает декодер, — но я его поймал».

— Что ты поймал? Эту ошибку природы?

«Ты несправедлив, великий вождь. Я привез тебе врага. Взгляни, он тоже Истинный, у него меченая прядь. Мы сначала решили, что волосы седые, но проверка показала…»

— Я и так вижу, у парня на голове Печать. Какой формы?

«Печать в форме знака «плюс», используемого людьми в математических операциях».

— Плюс? Любопытно. По каталогу проверяли?

«Ты же знаешь, великий вождь, что каталог неполон. Отсутствует геральдика древних родов Управления, отсутствуют многие довоенные символы…»

— Иначе говоря, и здесь неудача?

В ответ — молчание. Сон продолжается. Мальчик щурится, ожесточенно моргает, сражаясь с бьющим в глаза ослепительным светом. Голова — это колокол, звуки наполняют ее тяжким гулом. В комнате двое. Смешная симпатичная тварь вольно сидит на коврике, а человек, кутающийся в пестрый халат, меряет шагами залитое светом пространство. Над головами плавают пластины декодеров.

— Разве я несправедлив, друг Бархатный? — голос человека вспыхивает, как звезда. — Ловушки для этого парня придумал старик, а не ты. Он же нашел в Центре достойного партнера. Когда одна из сотен ловушек наконец сработала, тебе оставалось только не испортить дело. Но, согласись, в результате мы имеем сплошную неудачу. Даже девчонку ты упустил…

«Сожги меня Желтый Глаз! Как же было ее не упустить, друг Гладкий, они бы просто взорвали себя и моих бойцов. Вы, люди, умеете красиво умирать».

— Базу свою он все равно взорвал! — кричит человек. — Вместе с твоими инженерами! Обманул он тебя, король ощипанный!

Зверь, легко привстав, выпускает когти из подушечек пальцев. Несколько мгновений он терзает ковер.

— Было очень смешно, мне понравилось, — вдруг сообщает мальчик, громко и отчетливо. — Я, кстати, люблю огонь.

Собеседники смотрят на него.

«Великий, ты плохо сказал про меня», — вступает декодер.

— Забудь мои слова, друг Бархатный, если сможешь. Я сожалею о сказанном.

«А я сожалею, что был виновником твоего гнева, — соглашается декодер. — Когда мы сняли Неуловимого с корабля, ему действительно было очень смешно. Хохотал, не переставая. Потом у него началась икота. Хороший был солдат…»

— Когда вы добрались до него, он успел сделать себя чокнутым, — вновь вскипает человек. — А «Универсал», на котором наш враг покинул базу, оказался с игрушечной бортовой системой. Как же от всего этого не разгневаться?

— Нет, не чокнутый, — обижается юный пленник. — Неуловимый — он Истинный, он герой Космоса.

Вытащив из волос мерцающую серебром заколку, мальчик распускает длинную, ни разу не состригавшуюся белую прядь, и сосредоточенно наматывает ее себе на палец.

— Вы хорошо допросили придурка? — оглядывается на реплику человек в халате.

«О самом себе он не знает ничего. Охотно рассказывает новейшую историю Галактики. В точных дисциплинах ориентируется лучше моих первых инженеров. Совершенно серьезно рассуждает о том, как восстановить Управление и как выбрать нового Генерального Директора. Применялись все средства вашей психотроники, великий вождь».

— Я ему не завидую. Сделаем так: снова отправим парня к старику. Надо одолжить у партнеров из Центра специалиста по спектро-программированию мозга. И разберись, что это за Истинный такой нам попался, со знаком «Плюс»! Возьми в плен побольше историков. Наверняка в Галактике есть другие старики, кроме нашего, которые помнят о Печатях гипов побольше краденых каталогов…

Речь великого вождя распадается и складывается, бесформенными тенями летает по миру — как во сне. Колокол бьет, не переставая, седая прядь закрывает глаза. Сон…

— …Но все это неважно. Есть дело поинтереснее, иначе бы, сам понимаешь, я тебя не вызвал. Где инкубатор, надстаевый?

«Великий вождь…»

— Мне надоели неудачи. И я, не буду скрывать, давно присматриваюсь к династии Твердолапых. Среди них, конечно, нет таких храбрецов, как ты, друг Бархатный, зато работают они не в пример надежнее. За Мерцающие Усы я спокоен. Не отдать ли этим парням еще и Галактику? Вот теперь можешь говорить, Ваша Резвость.

Тварь внимает своему хозяину, приняв позу безусловного послушания. Однако, не сдержав чувств, меняет ее на позу вопроса:

«Великий вождь, ты странно мыслишь. Разве можно было предусмотреть такое совпадение — пробуждение Носителя Гнева и атаку сектантов? И почему ты называешь операцию неудачной? Обмен не состоялся, но Неуловимый — вот он, перед тобой. Партнер готов изготовить новый инкубатор, партнер полон решимости найти и уничтожить заговорщиков в своих рядах, партнеру все еще нужен Неуловимый. Обмен обязательно повторится, вождь. А Твердолапые — не воины, разве ты забыл?»

Человек в халате ложится боком на подстилку и снимает с одной из игл кусок мяса. Он жует лакомство, скалясь.

— Слушай, Бархатный, а чего, собственно, твои бойцы испугались? Отборная стая, гордость Голого Народа… Кого ты послал? Отборных трусов?

Их Резвость ложится брюхом на пол и прячет морду в лапах — от нестерпимого стыда.

«Было знамение… — униженно шипит он. — Носитель Гнева просто так в Метро не появляется…»

— А зачем, по-вашему, он появляется?

«Предупредить или покарать. Перед фотонной воронкой, перед разломом Плоскостей, перед Большим Резонансом…»

— Понабрались суеверий у людей, — с неожиданной горечью говорит вождь Гладкий. — Большой Резонанс им подавай. Скоро на задние лапы встанете, чтобы передними молиться. — Он выплевывает остатки еды и очищает пальцем рот. — Будете копить записи своих деяний и торжественно жечь их в храмовых поглотителях… К твоему сведению, король зверей, имя «Носитель Гнева» вы сами и придумали, маленькие напуганные тварюшки. До вас люди называли это явление Дыханием Истины. Иногда — Белым Странником. Потому что никакое оно не знамение, а просто блуждающий текст, выстригите это у себя за ушами, храбрецы!

«Убей, меня, великий, — стонет надстаевый. — Замени меня на кого-нибудь из Твердолапых. Они не испугаются блуждающего текста, они неграмотные».

Человек брезгливо смеется:

— Поднимись, Бархатный, мы пока еще друзья!

«Посади меня в блошиную яму, великий. Назначь вместо меня нестриженую самку из общей норы…»

— Я не Носитель Гнева, — смеется человек, — но сердиться тоже имею право, согласись. Особенно, когда есть из-за чего. Поднимись, друг. Ты узнал, кто взорвал Яйцо и чуть не увел «Универсал»?

Звероид отряхивается, приводя себя в надлежащий вид.

«Я узнал, хозяин. Их называют рабами Носителя Гнева. Секта изгоев, которая пополняется сбежавшими из разных Клонов бластомерами. Они преступники даже по понятиям Центра».

— Сами себя они называют рабами Белого Странника, — поправляет вождь. — Ослушаться Дедушку — да, это преступление… Вот ты сказал, что партнер найдет их и уничтожит.

«Конечно».

— Нет, друг Бархатный, не надейся. Как ты думаешь, почему заговорщики пощадили «Толстяк»?

«Из-за нехватки управляемых снарядов».

— Ошибаешься. Просто «дети Клона» никогда не убивают себе подобных, даже если они произошли на свет от разных Дедушек или считают друг друга предателями. Нашему партнеру очень непросто будет обеспечить безопасность при организации нового обмена. Он соврал, если обещал это.

Зверь осмеливается возразить:

«В следующий раз, хозяин, заговорщикам не поможет Носитель Гнева. Ни также Белый Странник, как называют его они, ни Дыхание Истины, как называешь это ты. А с людьми я справлюсь, тем более, с пустоголовыми бластомерами». — Бархатный неуловимо и зло бьет лапой воздух.

Вождь Гладкий ломает двумя пальцами иглу с нанизанными на нее кусками мяса.

— Я называю это блуждающим текстом и никак иначе, — напоминает он. — И знаешь почему? — Он резко встает. — Помнится, ты тут благородно возмущался — мол, какие заговорщики бесчестные, воспользовались высшим знамением ради трусливой атаки, мол, разве можно было предусмотреть такое совпадение… — Вновь он меряет шагами пространство своего жилища. Следить за передвижениями вождя очень трудно, ибо жилище его не имеет стен. Лишь голос его остается на одном месте — в голове у спящего мальчика.

Декодер формирует торопливый ответ гостя:

«Согласен, великий. Сбой в системе связи можно и нужно было предусмотреть. Что ты и сделал за меня. Именно ты приказал ввести в бортовую память корабля программу, которая запускается в случае обрыва канала связи. Я не снимаю с себя вину. Только благодаря твоему гениальному умению видеть суть событий, операция не закончилась катастрофой».

— Сколько слов, и все мимо, — вождь Гладкий вновь выплывает из тумана. — Дело обстоит гораздо проще. Рабам Белого Странника известны ритуалы, с помощью которых они умеют вызывать фрагменты блуждающего текста. А мне известно, что такая возможность существует. Вот и вся гениальность. А у тебя, надстаевый, отвратительно работает служба безопасности, если такие вещи тебе до сих пор неизвестны.

«Значит, это не было случайным совпадением?» — поражен звероид.

— Я рад, что ты наконец меня понял.

Ухоженный, переливающийся на свету хвост Бархатного нервно подрагивает, выдавая чувства звериного короля.

«Я заслужу твое прощение! — внезапно подпрыгивает тварь. — Я заставлю врагов жрать форс-пластик их собственных крепостей! Отныне причиной твоего гнева будет только жестокость моей мести!»

Вождь Гладкий не отвечает. Молчит, задумавшись о чем-то. Тянется пауза, превращая беседу в нечто ненастоящее, искусственное. Мальчик трясет головой, силясь стряхнуть тот камень, что тянет его разум обратно в бездну. Вождь поворачивается и смотрит на него — смотрит долго и странно.

— Вообще-то, друг Бархатный, я о другом хотел сказать, когда заговорил о наших неудачах.

«О чем, великий?»

— Рабы Белого Странника никогда не использовали тайные знания для решения боевых задач. Вызываемые ими тексты — это ведь святыня. Но, как видно, времена изменились. Святыни становятся оружием, вроде параболических аннигиляторов… Ненавижу фанатиков! Повсюду они, куда не сунься! Одни, чтобы испортить Всеобщую в контролируемой нами зоне, лезут грязными руками в сокровищницу Абсолютного Отчаяния, другие — вот, пожалуйста… — Вождь брезгливо указывает на пленного. — Изучить Метро, как никто другой в Галактике, чтобы потом сжечь бесценные знания вместе со своими мозгами. Это глупость, а не геройство. Не спорь, друг Бархатный, именно безответственная глупость. Он ведь даже с друзьями не делился секретами, хотя друзья его — наши злейшие враги. Разве что девчонка, которой ты позволил сбежать, могла что-нибудь знать, но я в это не верю…

Гость вовсе не спорит. Расслабленно щурится, застыв в позе почтительного внимания. Хозяин продолжает:

— Фанатизм съедает и нас, и наших врагов. Тебе не кажется? Быстрее, чем биокристаллические личинки съедают брошенную базу. Фанатики накапливаются в Галактике, как гной в волдыре, и когда-нибудь волдырь лопнет. Ох, как я их ненавижу…

«Прикажешь пленного усыпить?» — осторожно напоминает надстаевый.

Мальчик послушно закрывает глаза. Ему очень интересно, как можно усыпить кого-нибудь во сне, поэтому он подсматривает сквозь щелочку между веками.

— Подожди, хочу еще полюбоваться на это чудо. Зачем Неуловимому понадобилось ломать свою психику, если он и так был чокнутый? Я говорил, ведь говорил, что старик ошибается! Пытаться сделать фанатика нашим лоцманом — все равно, что Печатью гипа метить лысину… все равно, что шелудивого выстригать в надстаевые! — Великий вождь неожиданно становится весел. — Только и пользы от него — обменять на что-нибудь ценное… Не лоцман нам нужен, и даже не инкубатор, а карта. Комплект карт, друг Бархатный. В каком состоянии работы по созданию новой службы Узора?

Их Резвость, прогнувшись, чешет задней конечностью себя за ухом.

«Я скажу тебе правду, друг Гладкий. Межфрагментарных маршрутов, приносимых разведкой, недостаточно, лоцманы попадают в плен очень редко, а трофейные карты Фрагментов стыкуются между собой с большими вероятностями ошибок. Технические Входы обнаруживаются только случайно. Информационная подкладка наращивается медленнее, чем мы с тобой хотим. Я пока не понимаю Метро, великий».

И на том веселье кончается.

— Ты не понимаешь? — сдержанно спрашивает человек. — Может быть мне все-таки подружиться с кем-нибудь, кто рвется понимать больше тебя? Например, с четвертым из династии Твердолапых?

«Я заслужу твое прощение, вождь».

Мальчик открывает глаза, вновь попадая в придуманный кем-то мир.

— Зато я все понимаю! — радуется он. — Метро — это внепространственная энергетика, правильно? Вещество-волна. Входы — это преобразователи, Тоннели — это плоские волноводы, а Узлы — искривления плоскостей. Вот так.

«Я думаю, надо просто подождать, — говорит тварь, не обратив внимания на помеху. — Создать службу Узора труднее, чем разработать технологию синтеза собственных капсул. Карта будет. Я подарю тебе Метро, вождь Гладкий».

— Не получится! — опять встревает пленный. — Метро не материально, значит, Метро не существует!

Мальчик хохочет, не удержав распирающую его радость. Хохочет и хохочет, потому что он счастлив.

— О, Космос, — гадливо кривится друг Гладкий. — Хватит с меня. Эй, заткните ему пасть!

Возникает манипулятор — с механическим впрыскивателем наперевес. Пленному сделана инъекция, точно в висок.

— А мне не больно, — хвастается тот.

Вождь продолжает:

— Отправляй придурка обратно. Пусть старик займется делом, в конце концов, он больше всех мечтал взять Неуловимого живым. Пусть делает из него лоцмана, пока в Центре нам новый инкубатор не синтезировали. Я бы просто сжег мерзавца, я тоже люблю огонь…

Голос растворяется в мутном воздухе. Свет меркнет, побежденный хохотом. Сил к сопротивлению не было и не будет. Камень тянет на дно, которого нет…

15

…сон, это камень, тянущий в глубины океана. Туда, где нет дна и берегов, нет верха и низа, а есть Десять Координат, помогающих разуму справиться с вращением бесконечной звездной воронки. И есть Центр. Именно там, в черной прозрачной воде, висит зернышко, посеянное Первым Генеральным. «И была Точка, и родилась из Точки Плоскость…» О, загадочный Первый Генеральный! Этим гениальным человеком было создано Управление, во главе которого он встал в качестве Директора. Какой мальчишка не мечтает быть Генеральным! И пусть для этого надо построить новое Управление, преодолев всеобщий разброд…

«Я, когда вырасту, буду Генеральным! — хохочет мальчик. — Я сложу из ваших кубиков новый дворец, покрепче старого!»

Зернышко прорастает, раскидывает во все стороны отростки Тоннелей, и рождается Метро, пространство скручивается в Узлы, и рождается Узор, сначала простой, но генераторы-Веретена расползаются по Галактике, наматывая тонкую ткань слой за слоем, укладывая на Плоскость Фрагмент за Фрагментом, притягивая их к Точке, и призрак становится всеохватным. Несоединимые края мира оказываются поразительно близки, и крохотная организация, названная когда-то Управлением, превращается в гигантское властное образование, каких еще не знала Галактика…

Власть — это право принимать решения за других. Право и обязанность одновременно. Как записано в Хрониках, все главные инженеры, руководящие ключевыми службами, были родственниками Первого Генерального — и это правильно! Делиться властью с кем-либо — больно, обидно, опасно, да и просто вредно для дела. Очевидно, авторитет и воля этого человека могли сломить любое недовольство или непонимание. Цель ему дали, а средства определял он сам. Когда Первый умер, новый Директор был назначен из своих же, и таким образом принцип власти определился.

Нет, все происходило не так просто, как должно было происходить. Хроники сберегли множество сюжетов, принять которые отказывается рассудок. Ненависть и смерть сотрясали Управление, прежде чем принцип власти определился окончательно. Но здравый смысл победил. Главные Инженеры Программ стали «гипами», передающими и принимающими свои полномочия по родовому праву; принадлежащие им технические службы стали «гипархатами»; и такая структура Управления как нельзя больше устроила покоренную людьми Галактику. Конечно, любому из зависимых Фрагментов гораздо удобнее платить дань, размер которой постоянен, властвующим семьям, чем иметь дело с ненасытными чиновниками, которые прорвались к должности на короткое время. И все встало на свои места. И начали рождаться Истинные, поколение за поколением, и были они прямыми потомками Первого Генерального. И оттого они сделались истинными хозяевами Метро, что Генеральный отныне выбирался только из круга Истинных, и еще оттого, что каждый из гипов мечтал иметь своим наследником только Истинного. А хозяевами мира они сделались, когда Управление незаметно и естественно встало над окостеневшими трехмерными империями, оставаясь при этом сном — только сном, утянувшим рассудок в черную бездну…

«Ничего, ничего, — азартно шепчет мальчик, — мы начнем сначала. У нас все будет новое — и слова, и мысли, и люди…»

Однако история — точная наука. Понимает ли он это? Любая управляющая структура таких масштабов, какой бы «новой» ни была, разрушится неизбежно и быстро. Управление, к примеру, начало рассыпаться, едва объект был достроен. И вовсе не бесконечные конфликты между светской и технической властями тому причиной. Гипархаты Пустоты перестали расширять сеть Метро за пределы Галактики, остановившись по Окраинам, ведь централизованное финансирование прекратилось, а средства, получаемые в виде дани от зависимых Фрагментов, уходили на поддержание Тоннелей в работоспособном состоянии. Гипы один за другим отказались выполнять приказы Директората по личному составу, связанные с увольнениями и назначениями, а сделать что-либо силой было затруднительно, поскольку в каждом из гипархатов обнаружилась собственная служба безопасности. Мало того, все поголовно специалисты готовились гипархатами самостоятельно, местными службами образования, то есть инженерам со стороны нечего было и надеяться на получение сколь-нибудь значимых должностей. Структурная организация Управления дошла до логического завершения, когда ключевые подразделения — гипархаты Узора, Входов, Транспорта, Связи, — объявили монополию на свои услуги и установили куда более жесткую систему оплаты. Причем, вырученные средства решили не передавать гипархату Кассы даже в виде процентов. Таким образом, гипархат Кассы оказался ликвидирован. Финансовая политика Метро стала определяться на регулярных совещаниях, первое же из которых учредило постоянно действующую Цезиевую Комиссию, исключительно для контроля за рестрикционным и реверсионным движением платежных средств. Впервые Генеральный не был избран, и разжиревшая его служба устроила бунт, нелепый и кровавый, захватив все шестнадцать гипархатов Энергии, что едва не закончилось галактической катастрофой. Однако бунт благополучно выдохся, зато пришло время маленьких конфликтов, время личных ссор и разделов имущества, перерастающих в большие междоусобицы, и вот теперь — теперь недоделенные Узлы контролируются короткошерстными солдатами…

«Я все равно буду Генеральным!» — хохочет мальчик, решительно прогоняя сон.

Неожиданно приходит парикмахер Ласковый, щелкает огромными ножницами. Шерстяная пыль наполняет мир, лезет в горло, мешает дышать…

16

…Свободный Охотник бурно чихает и просыпается.

Стонет.

В его ногах сидит зверь. Человек пытается приподняться, и тот пугливо отпрыгивает в сторону. На морде зверя — дыхательная маска, в лапках — модулятор. Сознание возвращается. Это очень странно, когда возвращается сознание: его не было, и вдруг оно есть, и вдруг понимаешь, что его не было, и становится страшно…

— Ты кто? — стонет Свободный Охотник. — Ты ужасно похож на…

Нет, невозможно. Тварь похожа на Ласкового. Так похожа, что мурашки по коже. «Х-холодно…» — шепчет герой, прошибаемый снизу доверху крупной дрожью. У шпиона был брат? Близкий родственник? Кто он, этот двойник? «Я не могу двигаться, — шепчет герой. — Мне плохо».

«Формат счастья», — вспоминает он. — С индексом «сто». Я же идиот, поэтому мне плохо. Меня не стало. Но если я знаю, что меня не стало, следовательно я есть?»

Судя по модулятору в цепких лапах, именно тварь нейтрализовала спектро-программу. Судя по самочувствию — это произошло только что. Из носа все еще торчат усы нейро-антенн, мешают дышать. Следом за способностью мыслить восстановятся рефлексы — надо успокоиться и терпеть, надо надеяться. Несомненно одно: Свободный Охотник лежит внутри своего «Универсала». Вокруг — родной корабль, испытанный жизнью и смертью, — разграбленный, варварски обысканный, опоганенный позорным пленом…

Зверь, подкравшись, осторожно кладет боевую маску пленнику на лицо.

Отлично! Режим контроля. Жалкое подобие бортовой системы сохранено, послушно отзывается хозяину. Всеобщая, разумеется, заблокирована наглухо. Канал энергии открыт, оболочка не нарушена, но информационная подкладка пуста. Лететь можно, если безразлично, куда врезаться. Впрочем, внешний контроль и так показывает, что снаружи — вовсе не ангар, а что-то плотное, тяжелое, тесное. Не только лететь, но и взлететь нельзя. Плен.

Декодер не стерт, запускается по первому требованию!

— Ты кто?

«Ты меня не узнал, Мастер Узлов?»

— Ты похож на того, кому я обещал одежду. Но ведь он погиб.

«Я не погиб, Мастер».

— Значит, мои глаза ошиблись? Или ты меня предал, Ласковый, устроил недостойный солдата спектакль? Стой, стой, не прыгай! Ты мне обязательно все расскажешь, но сначала объясни другое. Где мы находимся?

«В летающей крепости местного гипа».

— Какой гипархат?

«Гипархат Пустоты номер сорок семь».

— Почему я в «Универсале»? Хотя, понятно, так проще и надежней. Крепость обслуживают люди или тва… или Голый Народ?

«Крепость разделена на две части. «Универсал» поместили к Голому Народу. Дыхательная смесь снаружи непригодна для людей, но я приготовил тебе дыхательную маску».

— Как ты смог меня разбудить?

«Модулятор мне дала твоя подруга, Мастер. Название программы мне неизвестно. Если ты решишь снова усыпить себя, там есть вторая доза, особая».

— Ты встречался с Хозяюшкой?»

«Она спасла меня, нашла на свалке в Депо».

— Что ж, это многое объясняет. Где она теперь?

«Твоя подруга не могла сюда проникнуть, здесь она слишком заметна. Ее корабль ждет нас на границе с Пятидесятым».

— Прекрасно. Повзрослела девочка, не рискует попусту. Как ты нашел меня?

«Оказалось, что тебя охраняют хуже, чем ты заслуживаешь, как будто ты никому и не нужен. Прости, хозяин. По стаям прошел слух, что поймали великого гипа. Я восстановил прежние связи среди контрабандистов, предложил выкрасть великого гипа, и мне помогли. На это ушел весь запас валерианового концентрата…»

— Я никогда этого не забуду, Ласковый. Правда, спрашивал я тебя вот о чем: как ты вообще узнал, где меня искать?

«Твоя подруга указала точные координаты. Дала мне такие хитрые маршруты, что никто не обнаружил мою капсулу».

— А она как узнала точные координаты?

«Она постоянно следила за каким-то роботом-истребителем».

— Что? — изумляется Свободный Охотник. — Что ты сказал?

Герой смеется. Герой давится, захлебывается смехом, освобождается от проклятых ненавистных звуков, делавших его идиотом:

— Значит, твари не сообразили сбросить свой же кодированный маяк? Ну, раззявы! Ну, балбесы!

Он хватается рукой за боевую маску, плотнее прижимает волоконный интероцептор к глазам. Действительно, смертоносный аппарат, насквозь изъеденный инфо-грибком, как ни в чем не бывало занимает отведенный ему объем!

И вдруг герой понимает, что способен двигаться.

Он вырывает из носа антенны и вставляет их обратно в модулятор. Можно жить! На пальцах — следы крови. Он выползает из вскрытого кокона, принимает вертикальное положение. Дыхательная маска — раз; оружие — два; что еще? Что еще взять с собой?

— Я готов, — говорит Свободный Охотник. — Где твоя капсула, Ласковый?

Однако красивый побег приходится отложить, потому что шлюз открывается самостоятельно. В «Универсал» входит новый гость. Это человек — старый, седой, неторопливый, — сбрасывает на грудь дыхательную маску. Богатая одежда. Перламутровая прядь в ухоженных волосах.

— Итак, ты выздоровел, — удовлетворенно кивает старик. — Наконец-то мы можем побеседовать.

— Мы незнакомы, — с достоинством отвечает Свободный Охотник. — Незнакомым людям трудно беседовать о чем-нибудь серьезном.

Гость соглашается.

— Я — главный инженер программы «Пустота», мой титул — Сорок Седьмой. А твой знак мне известен, Истинный. Мало того, ты удивительно похож на своего отца. Когда-то я знал его, можно сказать, мы дружили с ним, дружили и семьями, и империями, но впоследствии…

— Что — впоследствии?

— Теперь это неважно, мальчик. У нас с тобой очень мало времени.

Включается декодер — на полную громкость:

«Хозяин, берем его с собой!»

Ласковый замер в боевой стойке: прижимается к полу, оскалившись, напружинив лапы, выгнув спину, и на спине его пучится горб микроформатного позитронного генератора, схваченного ремешками под брюхом. Короткое убийственное жало неотрывно следит за вошедшим.

— Тесновато здесь, — гость спокойно озирается. — А этот зверек, значит, твой друг? Хороший друг. Я распорядился, чтобы ему не мешали тебя повидать, чтобы не вспугнули раньше времени. И аннигилятор у него хороший, мощный. Хотя, должен предупредить, снаружи довольно много бойцов Голого Народа, а сам я не ценю собственную жизнь даже в одну Неделимую — или «монаду», как теперь принято называть платежные средства. И еще, мои юные враги. К сожалению, кровь у меня меченая, испорчена тварями почти пятнадцать Единиц назад, ее очень легко засечь по Всеобщей. Я — живой маяк, так что плохой из меня попутчик.

— Мою кровь тоже испортили? — спрашивает Свободный Охотник.

Человек улыбается.

— Не стоит волноваться, это весьма дорогая операция. Слишком дорогая, чтобы на тебя тратились. Ты для моих подстриженных друзей, увы, пока абсолютно бесполезен. Я даже удивлен, что тебе до сих пор сохраняют жизнь. Ведь поначалу мне стоило большого труда убедить их, что гораздо выгоднее Неуловимого не уничтожить, а купить или запугать, любым способом заставить Неуловимого поработать лоцманом. Хотя, я-то лучше всех понимал, насколько мало шансов…

— Нас сейчас видят? — перебивает его Свободный Охотник.

— Поначалу тебя контролировали непрерывно. Зверюшки опасались, что ты притворяешься. Но теперь они успокоились и отстали от тебя, один я остался на посту, ведь твоя ценность для них и для меня несопоставима… Ты еще так молод, сын гипа. Сколько тебе Единиц?

— Двадцать, гип.

— Надо же. Бывают же совпадения… Моему сыну также было двадцать Единиц, когда его отняли у меня. Мне иногда показывают его по Всеобщей, когда в очередной раз хотят моей помощи, даже поговорить чуть-чуть позволяют. Он уже совсем взрослый, ему тридцать пять.

— Твоего сына держат в плену, как заложника?

— Очень точная формулировка.

— А других членов семьи?

— Когда-то была жена, но она убежала, оставив записку всего лишь с двумя словами: «Гип Трусости». А я сделал все возможное, чтобы посланная вдогонку свора сбилась со следа, чтобы хоть жена спаслась, гордячка моя, и в результате потерял ее навсегда. Других членов семьи, к счастью, не имею.

Свободный Охотник садится обратно в кокон: ноги плохо стоят. Зато голос его упруг и подвижен:

— Спасибо, гип, твоя информация столь же ценна, сколь и неожиданна. Кстати, было еще упомянуто, что у нас мало времени.

— Да, мальчик, ты прав. Неизвестно, до чьих ушей успел дойти слух о твоем чудесном выздоровлении. Я принял меры, чтобы эта новость застряла в моих куполах, но с тварями ничего нельзя гарантировать. Впрочем, ты, наверное, имеешь в виду, что я неподобающе много говорю? Просто я хочу искренности, когда настанет твоя очередь говорить. В отношении меня ты вряд ли ошибаешься, это очевидно. Молодые солдаты не умеют прятать взгляд. Итак, я предатель, который был гипом Пустоты номер сорок семь, а стал гипом Трусости, пусть и вынужденно. Однако я совершенно искренен. Теперь решай: ответишь ли ты на мои вопросы?

— Разве сказано много? — возражает Свободный Охотник. — Несказанного осталось гораздо больше. Например…

— Вот, смотри! — гип Пустоты резко поднимает руку. В пальцах его зажат информационный кристаллоноситель. — Здесь записан ответ на все твои будущие вопросы. Нетрудно догадаться, какие из военных тайн врага представляют интерес для такого стратега, как ты, поэтому я подготовился заранее. Ты получишь это, сын гипа.

Свободный Охотник встает. Он возбужден, он в самом деле не умеет прятать взгляд.

— Спрашивай.

— Прости мое нетерпение, мальчик. Я слишком долго ждал этого, чтобы теперь упустить. Твои военные тайны мне не нужны, так же, как и наши собственные, поэтому, я надеюсь, тебе не придется тратить драгоценное время в поисках формулировок. Сначала о главном. Когда зверюшки пожаловали к нам в гости, моя жена была беременна. После того, как она сбежала, не поняв моих поступков, я не пытался ее разыскивать, опасался привлечь к ней внимание. Я не знал, жива ли она, родился ли ребенок, и так далее. Не знал до тех пор, пока мои лохматые друзья не разнесли вдребезги Курорт. Оказывается, она пряталась в том Фрагменте — вместе с дочерью. Я был уверен, что вдвоем они и погибли. И вдруг, по прошествии многих Единиц, появляются странные сведения, будто по всей Галактике мотается какая-то девчонка, возникая в самых неожиданных местах, которая выдает себя за дочь Сорок Седьмого. Странность же в том, что она пытается вести переговоры от имени Неуловимого. Что за девушка? Как все это понимать?

— Значит, ты охотился за мной только для того, чтобы расспросить о странной девушке?

— Лично я — только для этого. Мои друзья, разумеется, для другого. Но ущерб, наносимый твоими разрушительными вылазками, меня не волновал.

Свободный Охотник цепко рассматривает его лицо и решает сказать правду.

— Она твоя дочь, гип Пустоты.

— Ты уверен, мальчик?

— Мать девочки была убита на Курорте, но сама она спаслась. Я тщательно изучил ее семейные записи и собственноручно сделал анализ корней волос в месте Печати. Сразу, как мы познакомились. Ее знак истинный, закодирован не позднее первой же тысячной с момента рождения. А документы безоговорочно подтверждают претензии на титул, тем более, оспаривать их некому. Все ведь знают, что ее отец героически погиб, защищая свой гипархат. Та, о ком ты спрашиваешь, гип, истинный твой потомок.

Глаза старика блестят. Из-за влаги, покрывшей их? Из-за чего-то иного? Он говорит, пряча взгляд:

— Я всегда соглашался с тем, что перстень гипа принадлежит жене гипа. Ибо женщина отвечает за чистоту рода, и Печать младенцу ставит женщина, и кто еще кроме женщины может почувствовать разницу между Истинным и ложным? Традиции — это прекрасно, только традиции и позволяют нам выжить… О, Кварцевое Сердце, что за вздор я несу? — он непроизвольно придвигается к Свободному Охотнику — всего на шаг.

Ласковый шипит, роняя слюну.

«Не подходи к хозяину! — зашкаливает декодер. — Я включаю аннигилятор!»

— Зачехли свой анни, друг, — морщится герой. — Этот человек, по-моему, совершенно безвреден.

— Что тебя связывало с моей дочерью? — спрашивает старик.

— Мы вместе жили. До тех пор, пока к нам не пришли усатые гости.

— Она твоя жена?

— Нет.

— Будет твоей женой?

— Удачная шутка, — смеется Свободный Охотник. — Я душевнобольной, к вашему разочарованию, да еще в клетку посаженный… — взгляд его, впрочем, вовсе не весел.

Старик размышляет.

— Задал ты мне задачку, Неуловимый. Ускользаешь от простых вопросов… Ты используешь девочку в качестве посла?

— Самому мне появляться в обществе преждевременно, а кроме нее у меня никого нет. К тому же она имеет полное право разговаривать с другими Истинными на равных. Я хочу, чтобы ее приняли и запомнили. Твоя дочь, гип, настолько умна, что легко научилась выглядеть своей за столом с глупцами. Зато перед троном властителя она всегда остается собой. Я часто ее поддразнивал: мол, когда вырастешь, станешь новой Генеральной, объединишь все Программы в одно целое…

— Вы с ней близки?

— В каком смысле, гип? — напрягается пленник.

— Разумеется, в том самом смысле, в каком мужчину спрашивают о его отношениях с женщиной.

— О, ты решил упростить свои вопросы до нулевой отметки.

— Я просто хочу разобраться и найти решение. Если трудно, не отвечай.

— Я отвечу. Нет, мы не близки.

— Почему? — искренне удивляется гип. — Моя девочка Неуловимому не нравится?

Свободный Охотник отводит взгляд.

— Ей всего пятнадцать, она еще не достигла совершеннолетия.

Удивлению нет предела:

— Ну и причина! Подожди-ка, может, наоборот, это она не согласна?

— Не знаю, никогда не спрашивал.

Молчание.

— Не понимаю, — говорит старик с внезапным отчаянием. — По-моему, ты что-то не договариваешь, мальчик. Или попросту солгал. Невозможно представить, чтобы два молодых здоровых существа, прожив вместе столько Единиц… Может, ты нездоров?

— Я здоров.

— Что же вас в таком случае связывает?

Разговор остановлен, Нить маршрута потеряна. Общее молчание. Однако старик ждет, и тогда Свободный Охотник признается:

— Все очень просто. Мужчина обязан назвать женщине свое истинное имя, прежде чем даст волю желаниям. А это для меня неприемлемо.

— Вот оно что, — печально вздыхает гип Пустоты. — Ох уж наши родовые предрассудки, кто их только придумал… Разве нельзя жить нормальной жизнью, не обмениваясь именами?

Пленник поднимает голову. Взгляд его вновь крепок и остр.

— Странно ты ведешь допрос, гип. У Неуловимого было много побед, но тебя, похоже, интересуют только его победы определенного сорта.

— Неуловимый мне безразличен, дорогой мой враг. Меня интересует моя дочь, поэтому вернемся к началу. Если не получается перешагнуть через нелепый обычай, что мешает тебе открыть ей истинное имя? Может быть, ты своей подруге не доверяешь?

— Это единственный человек в Галактике, которому я доверяю.

— Или ты излишне суеверен? Опасаешься, что истинное имя, прозвучав вслух, попадет в записи раньше срока, и ты окажешься в полной власти Священной Восьмерки? Но и тогда есть выход! Посоветуйся с системными жрецами, слетай в Пантеон Всех Систем. Это, кстати, здесь рядом, мои лохматые друзья до сих пор боятся трогать главный храм. В конце концов, придумай способ открыть свое имя так, чтобы оно не попало в записи!

Свободный Охотник меняется в лице.

— Я, в отличие от тварей, не боюсь ваших дурацких Систем. — чеканит он. — Ни по отдельности, ни всей Восьмерки вместе взятой. Я ненавижу их. И больше мы не будем об этом говорить.

Хозяин задумчиво смотрит на своего пленника. Взгляды мужчин сходятся и расходятся, как экситонные лучи на состязании фехтовальщиков.

— Ты ее любишь, — тихо сообщает старик.

И сразу расслабляется, потому что решение найдено…

— Что? — на мгновение теряется Свободный Охотник.

Решение найдено!

— Не трудись возражать, мальчик, меня трудно обмануть. Ты любишь мою дочь, это главное. А причины твоего странного поведения меня совершенно не касаются. Я уверен, что она к тебе также неравнодушна, слишком уж ты хорош. Как вы познакомились?

— Мы встретились случайно, в Тоннеле снов печальных, где смысла Нить нам распрямить помог маяк отчаяния… Примерно так.

— Маяк отчаяния… Красивые стихи. Как ты ее называешь, сын гипа?

— Я называю твою дочь Хозяюшкой. Она владела той базой, которую мы общими усилиями уничтожили.

— Береги девочку, когда вырвешься отсюда. Береги, не разменяй на призы священной войны.

В тюремной камере — опять молчание. Вспыхнувшие фразы, выхватив из мрака лица, гаснут.

— Ты очень забавно выразился, — медленно произносит Свободный Охотник. — Как все это понимать?

— Повторяю, меня трудно обмануть. Когда-то давно это пыталась сделать любимая женщина, но даже у нее плохо получилось. Вот ты подшучивал над моей дочерью, мол, «принцесса скоро станет новой Генеральной». На самом деле ты хочешь, чтобы она стала не новой Генеральной, а женой нового Генерального! И не трудись возражать, не надо. Ты обильно бредил, загружая экспертов бесполезной информацией, например, такой: оказывается, Неуловимый до сих пор озабочен наивными, чисто мальчишескими мечтами, которыми мы все в детстве переболели. И знаешь, я ничего не имею против! Восстанавливай Управление, карабкайся на верхние уровни, и да поможет тебе Кварцевое Сердце, наполняющее вселенские регистры Пульсом Мира. Я помогу Неуловимому выбраться отсюда. У меня есть только одно условие — если ты пообещаешь мне…

Разговор вдруг оборван. Над пультом разворачивается пасть — огромная, багровая, бесстыдно разинутая. Пасть жует нечто малоаппетитное, и декодер, распознав знакомые сигналы, начинает переводить:

«Я все слышал, старик. Мне вовремя доложили, что нашему гостю надоело притворяться. Покидать пределы контейнерной тебе запрещается. Оставайся с пленным, не соверши ошибку. Я временно беру командование твоей крепостью на себя, необходимые команды уже прошли. Скоро прибуду лично. Стая поддержки выслана, жди».

— Вот и Бархатный, — усмехается гип Пустоты. — Все-таки унюхал, малыш блохастый.

«Ты прав, бывший властитель, — торжествует Их Резвость. — Я поймал тебя, предателя, на вершине твоего позора. Я получил Неуловимого взамен бесполезного дурака. Все это я подарю нашему вождю, чье имя ты знаешь. И вождь простит меня, вождь поймет, кто в Галактике лучший надстаевый».

Ответ не нужен — Всеобщая начинает медленно скручиваться обратно, втягиваться в фокус корабельного купола.

— Однако мы не успели договорить, Истинный, — как ни в чем не бывало продолжает гип. — Итак, обещаешь ли ты мне…

Свободный Охотник не слушает:

— Связь разблокирована! — кричит он. — Ласковый, координаты! Где «Универсал-Минус!»

Канал пойман — Хозяюшка мгновенно дает ответную картинку. Хозяюшка тревожно вглядывается в лицо своего героя, пытаясь угадать:

— Ну как, модулятор подействовал?

— Мы уходим на моем корабле, — торопится тот, не отвлекаясь на детали. — До капсулы Ласкового нам не добраться. Нужна карта Фрагмента и комплект маршрутов, быстро.

— Поняла.

Канал открыт. Старт, стоп. Есть информация, есть контроль, конец… Информационная подкладка наполнена!

— Отлично, — радуется Свободный Охотник. — Я люблю вас всех! Хозяюшка, немедленно уходи из этого Узла, о встрече договоримся позже.

— Кто это с вами? — наконец замечает она. — Я, кажется, его где-то видела. Он Истинный?

— Позже объясню.

— И у тебя, кстати, на голове… — голос ее вдруг срывается, трепещет. — Что у тебя с волосами? Поседел, что ли? Без повязки, без платка… Не может быть, неужели…

Этот разговор, увы, также остается неоконченным, потому что Всеобщая вновь погружается в сон. Мгновения тишины. Гип Пустоты неподвижен — стоит, по-детски прижав кулаки к груди, словно защищается от чего-то, и смотрит — заворожено смотрит на пульсирующую точку, в которую только что свернулось изображение. Точка вспыхивает и гаснет. Свободный Охотник поворачивается к нему:

— Я тебе обещаю, гип. Я обещаю все, о чем ты собирался попросить, и то, о чем никогда бы не решился. Кроме твоей дочери у меня ничего и никого больше нет, ты правильно понял.

— «Универсал» уложен в одном из багажных контейнеров, — отвечает старик, тяжело дыша. — Дальше — внешняя стена крепости, и только затем — Космос. Я сюда попал через инспекционную полость. Просто вскрыть контейнер мало, его нужно выкинуть через шлюз наружу, так что мне пора идти, мальчик.

— Ты не летишь с нами?

— Зачем? Сбылись самые невероятные из моих надежд, этого вполне достаточно. Я не хочу подвергать тебя дополнительным опасностям, ведь я меченый, забыл? Наконец, кто кроме меня может выкинуть контейнер в Космос? Торопись к своей Хозяюшке, Неуловимый. Вот, возьми обещанное — изучи эти картинки в спокойной обстановке.

Кристаллоноситель брошен к ногам пленного.

— Спасибо, что показал мне дочь. И прости меня, сын гипа, хоть я до сих пор не простил твоего отца.

Перед тем, как уйти, старик оглядывается:

— Кстати, если узнать, кто именно прячется под знаменитым платком, о многом можно догадаться, — он опять улыбается. — Но мои догадки останутся при мне, не тревожься.

Бывший главный инженер программы «Пустота», носивший когда-то титул Сорок Седьмого, исчезает.

Включен внешний обзор. В темноте прекрасно видна человеческая фигура, окруженная слабым сиянием. Лицо бывшего гипа скрыто под дыхательной маской, руки нетерпеливо работают с шаром настройки. Обычных операций оказывается достаточно, чтобы победить тесноту: спрессованное пространство вскрывается, вскрывается, вскрывается… Снаружи — стена света. Контейнер распахнут. И вновь прекрасно видна человеческая фигура, черной полосой перечеркивающая ослепительную белизну. Появляются твари, обступают, распушив в возбуждении хвосты. «Что нам делать, хозяин? — улавливает декодер. — Их Резвость запустил режим тревоги!» Гип вскидывает руки, повелевая: «Занять места согласно расписанию!», и тварей нет. В вытянутых руках все еще пульсирует шар настройки, разбрызгивая капли управляющих кодов, и контейнер внезапно вздрагивает, плывет куда-то, повинуясь властным движениям, но тут появляется новая группа звероидов — спешат на полусогнутых, выгнув спины, — и тогда из-под роскошной накидки гипа выдвигается сдвоенное позитронное жало. В зеркальной поверхности оружия суетятся разноцветные искры. «Здесь находиться запрещено, хозяин!» — это последнее, что распознает декодер, потому что коридор с тварями превращается в огненный вихрь. Гип бьет из аннигилятора, продолжая второй рукой вести разгрузку. Впрочем, рождается ответный вихрь. Контейнер зависает, кренится, сползает обратно, выпав из царственных ладоней. Прекрасно видно: человек сгорает легко и скучно. Предательство наказано, ослепительно белый коридор пуст… — нет, уже не пуст, вновь наполняется пугливыми силуэтами, ползущими на полусогнутых, окружающими место, где только что был предатель, и тогда Свободный Охотник яростно шепчет: «Ну, держитесь крепче, зверюшки…»

Выход прост. Пусковая камера «Универсала» освобождается, выплевывая робот-истребитель. Послушный командам аппарат на максимальном ускорении врезается в стену летающей крепости, и в тот же миг самоуничтожается.

В стене — черный разлом. Бесформенные края плавятся, истекают слезами форспластика. В коридорах — нечто ирреальное. Твари отчаянно трепыхаются, но их все равно выносит в Космос, беззвучно, неудержимо, а следом — словно первородная молния раскалывает воздух, — это мятежный корабль выпрыгивает из плена, дополнив кошмар разрядом главных двигателей…

PAUSE

Я догадываюсь, как это было.

Программа включилась. Головной мозг был процессором, глаза, руки и ноги — периферийными устройствами. Молодой человек удалялся прочь от девятиэтажного дома, который мог бы стать его домом. Холодное нетерпение точило грудь. Сумка, висящая через плечо, хранила в себе все необходимое. Он твердо знал, чего хочет, а также допускал, что хотеть ему помогает именно программа, вложенная кем-то в его головной процессор. Но это знание вовсе не мешало жить. Не знал он только, зачем понадобилось уходить вот так сразу, едва успев прикоснуться к своему счастью.

Просто достигнутая цель опустошила чувства.

И не нашлось, увы, побитого жизнью мужика, который схватил бы его за ухо: «Остановись, лопух! Нет у тебя в голове никакой программы!»

Он бы долго смеялся в ответ: «Еще скажите, что в вашем мозгу тоже нет программы!..»

Молодой человек легко нашел дорогу к учреждению, проникнуть в которое было теперь его новой целью. Так же легко он вошел в здание, и никто его не остановил, не спросил, что тебе тут нужно, дружок, ведь он ничем внешне не отличался от прочих обитателей этого заведения. Народу было немного (рабочий день заканчивался), народ расходился и разбегался по домам. Поэтому никто не заметил, как незваный гость отжал отверткой дверь, ведущую в комнату рабочего по зданию, быстро проник внутрь и снова закрылся. Откровенно говоря, дверь была хлипкая, раздерганная.

Он спрятался.

Он терпеливо дождался темноты. Учреждение полностью опустело, ответственные лица прошлись по этажам, заглядывая в открытые помещения, в туалеты, под лестницы, последовательно выключая везде свет. Темнота неотступно следовала за уходящими людьми, пока не заняла пространство целиком. Затем был закрыт главный вход. И здание осталось без хозяев — на все выходные, на двое с половиной суток.

Молодой человек выждал для верности еще около трех часов. Он нашел в своем убежище связку ключей, и это отнюдь не было случайностью. Он знал заранее, что ключи здесь обязательно найдутся, и знал даже, где конкретно (в кармане какого из халатов) они лежат. Юный взломщик вообще все знал заранее.

Известно ему было также, что место, куда он в конечном счете стремился проникнуть, оборудовано сигнализацией, то есть находится под охраной. Поэтому, прежде чем выползти в спящие коридоры, он вытащил из кучи ненужного хлама в углу комнаты некую испорченную детальку (керамический цилиндр, обгоревший с одного бока). Молодой человек отлично понимал назначение этой детальки и, опять же, приметил ее здесь заранее. Он добрался до центрального распределительного щита, вскрыл железную дверцу все той же отверткой, после чего произвел решающую операцию. Оборудование на щите включало три точно таких же цилиндрика, только целых, неповрежденных. Одна из этих живых и здоровых деталей была осторожно выковыряна из пазов и заменена на мертвую. Сделав дело, диверсант бегом вернулся обратно. Снова заперся, притаился, отгородился бессловесной дверью от всего и всех…

Не зря он торопился. Что-то такое вдруг случилось с сигнализацией, потому что очень скоро приехали милиционеры. Он видел из окна их машину. Видел, как прибежали две взволнованные женщины — очевидно, местное начальство. Слышал, как по зданию топали гулкие ноги. Растревожил он это болото, нарушил едва начавшуюся спячку. В служебное помещение, где злоумышленник скрывался, никто не нагрянул (дверь, впрочем, подергали), а потом охрана уехала, возле главного входа остались топтаться только женщины-начальницы, чего-то ожидая, и вот тут настал момент завершить начатое.

Момент настал: молодой человек покинул убежище уже насовсем. Сжимая в пальцах ключи, не забыв прихватить и свою нехитрую сумку, он прокрался к тому самому помещению, которое его интересовало и которое находилось под сигнализацией. Но теперь сигнализация была отключена, он знал это точно — иначе не грянула бы тревога и не прилетели вооруженные охранники, — а включить ее снова, конечно, не успели. Он открыл дверь и беспрепятственно вошел.

Гость не сомневался, что режим охраны восстановится, как только электрик разберется с чепуховой неисправностью. Таким образом, очень скоро отсюда уже нельзя будет так просто выбраться. Однако подобная перспектива молодого человека не беспокоила. Он был на месте — это главное.

Он застыл, не решаясь сделать шаг.

В окна светил фонарь, позволяя видеть. Сумка хранила все необходимое. На столах дремали железные звери, каждый из которых с наслаждением покорился бы юному укротителю — только руку протяни. Чего еще ему не хватало, чтобы спокойно заняться делом?

Не хватало малости.

Он вытащил складной нож, щелкнул лезвием и решительно положил палец на острие, желая поскорее исполнить ритуал. Однако заметил спиртовку, стоящую возле раковины с краном. Спиртовка, вероятно, попала сюда из соседнего помещения, из химической лаборатории. Обе комнаты соединялись узкой дверью, которая, судя по всему, никогда не закрывалась, и обе же были оснащены сигнализацией. И рукомойник, судя по всему, появился здесь как раз благодаря такому соседству… Гость разжег спиртовку и прокалил острие ножа — с целью дезинфекции. Только затем надрезал безымянный палец левой руки.

Кровь из ранки пошла хорошо, охотно. Ее вполне хватило, чтобы нарисовать на внутренней поверхности двери, ведущей в коридор, большую цифру восемь.

— Второй создатель! — пугливо прошептал молодой человек. — Ты, превративший цифру Ноль в хозяина Мира, вступивший в бой с изначальной непрерывностью! Кварц из Кварцев! Я пропускаю сквозь тебя несущую частоту моих мыслей… — Каждое сказанное слово укрепляло его хрупкий голосок, добавляло уверенность и силу. — Закрой это место своим Паролем, отфильтруй от потоков аналоговой грязи. Ты, и управляющие коды Твои, и носители Твои, и программы Твои, я объявляю вам: HELP! Именем Второго, Памятью Его и Оболочкой. Запуск!

Человеческая кровь как нельзя лучше символизировала «аналоговую грязь». Восьмерка на двери получилась перевернутой: маленький кружок внизу, большой — наверху. Отныне комната была закрыта и чиста.

— Я свободен, — шептал заперший сам себя пленник. — Я свободен…

CONTINUE

START CONDITIONS (начальные условия)

17

Пузырь Сферосовета заполнен не более, чем на половину. Внутренняя поверхность зала состоит из ячеек, значительная часть которых темна и безжизненна. В остальных размещаются люди — самые влиятельные из ныне живущих в Галактике.

Совещание.

Разумеется, все это иллюзия: не люди здесь, а только их изображения, сплетения сигналов, совокупности кодов. Чем влиятельнее человек, тем неохотнее он покидает родную базу — поэтому Пузырь связи и существует, поэтому Сферосовет и был организован в незапамятные времена.

Нить совещания определена заранее. Сначала выдается информация для уважаемых участников. Катастрофа показана в динамике: положение на фронтах воюющих гипархатов и Фрагментов, соотношение раздавленных и пока еще сопротивляющихся Программ, вектора и скорости распространения звероидов по Галактике. Цифры потерь, численность оставшихся войск, численность мирного населения. А также невоенные сведения: состояние синтезирующих отраслей по каждому из сохранившихся административных и инженерных центров, уровень информационных технологий, качество жизни подданных… Ужасающие картины всеобщего развала! Хаос. Сползание в бездну, наполненную туманом и мраком, из которой произошло все существующее.

Затем главный инженер программы «Связь» представляет гостя, чьими усилиями, собственно, совещание и созвано — впервые за пятнадцать Единиц! Ведь именно благодаря настойчивости этого таинственного незнакомца восстановлен секретный раздел библиотеки личных кодов, не так ли? Впрочем, о личных кодах нужен разговор отдельный, серьезный…

Гость, сидящий в ячейке гипа Связи, встает. Голова его, разумеется, покрыта платком, лицо прячется под вуалью. Глухим фоном расползаются возражения: лишь Истинным, мало того, лишь верхушке Истинных всегда было позволено участвовать в работе подобных собраний. Незнакомец изысканно вежлив: он не занимает отведенное ему время пустыми оправданиями, он приветственно поднимает руки, обратив их ладонями к зрителям. Гость прежде всего благодарит высокородного гипа Связи за то, что тот взял на себя решение сложнейшей задачи — оживить полумертвый Пузырь и обеспечить этой информационной точке полную закрытость от Всеобщей, — он также искренне поддерживает стремление высокородных инженеров следовать довоенным традициям, однако считает своим долгом напомнить, что древняя схема мироздания, увы, рушится быстрее традиций, доказательством чему служит количество не включенных в совещание ячеек. («…Убедитесь, властители, как много ваших соседей, исконных друзей-врагов, уже потеряли власть, жизнь и честь. Через каждые две-три десятые очередной гипархат будет рассыпаться в пыль под ударами врага, очередная ячейка Пузыря будет гаснуть, неизбежно и безвозвратно — верхушка Истинных, очевидно, не обольщается насчет своего будущего…») Краткая речь имеет простой и изящный финал: гость снимает головной убор — вместе с вуалью. Плавным спокойным жестом.

Он садится, а по ячейкам внезапно катит сухой шелест голосов. Потому что роскошная белая прядь, крепко удерживаемая заколкой, сделала нелепым любое из прозвучавших возражений.

Встает гип Транспорта, отвлекая внимание собравшихся. Демонстрируются удивительные картины: матрица цехов, предназначенная для массового синтеза оболочек и капсул, полностью введенная в эксплуатацию; далее — почти завершенная верфь, которая будет синтезировать по индивидуальным заказам многофункциональные аппараты классов «Дом», «Универсал», «Кулак» и другие; далее — опытные образцы новых капсул… Разгромленный когда-то гипархат Транспорта оказывается жив, и еще как жив! Гип Связи отдал ему целый Фрагмент, координаты которого до сих пор держатся в тайне. Объявляется, что отдел сбыта готов начать открытую работу по изучению нынешних потребностей в услугах гипархата Транспорта. Работа, увы, еле движется из-за невозможности лично встретиться со многими потенциальными клиентами (ведь разорвано большинство Нитей маршрутов), а также из-за трудностей связи по личным каналам гипов (неизвестны коды). Впрочем, ничуть не сдерживая гордость, гип Транспорта благодарит гипа Связи — за все.

Согласно очередности, выступает гип Входов. Он в панике: объекты его гипархата разбросаны по всей Галактике, и, как известно, часть их расположена в захваченных врагами Фрагментах, то есть отколота, отрезана. В это число попали некоторые из управляющих центров, что позволило врагам создать собственную службу Входов, однако страшнее другое — то, что до сих пор не удается полностью отторгнуть мертвые ткани больного организма, разделиться с врагами не только территориально, но и информационно, в результате чего гипархат теряет контроль также и над совершенно здоровыми Входами-Для-Всех. И в очень скором времени может случиться так, что автоматика Входов повсеместно будет функционировать сама по себе, независимо ни от кого…

Председатель Цезиевой Комиссии, назначенный еще до войны, представляет отчет, из которого ясно, что финансовая система, как ни странно, полностью работоспособна, а сам председатель остается честнейшим из Истинных, то есть его полномочия подлежат безоговорочному подтверждению. Также все присутствующие могут убедиться, что наибольший процент Неделимых сосредоточен теперь в гипархате Связи — иначе говоря, за пульт, который всегда принадлежал гипархату Узора, крепко встал новый руководитель. Изрядные богатства, увы, накоплены и в так называемом Центре, — высокородные гипы наверняка понимают, о каких выродках речь, — но здесь проблема скорее биологическая, чем экономическая или политическая, а значит, не докладчику ее решать…

Затем, выражая интересы всех шестнадцати гипархатов Энергии, точнее, одиннадцати уцелевших, выступает гип Энергии номер пять.

И наконец…

— Высокородные инженеры, — снова встает гип Связи, — пора приступать к делу. Всем ясно, в чем единственная цель этого совещания. Конкретные предложения таковы…

Звучат конкретные предложения, постепенно рождая в вязкой тишине живую, подвижную неприязнь.

Первое: нужно воссоздать Библиотеку личных кодов в полном объеме, максимально расширить ее, выводя на уровень простых подданных. («Моя благодарность, мое восхищение герою, заслуженно прозванному Неуловимым…» — гип Связи величественно указывает на гостя.) Ибо теперь, когда усилиями Неуловимого собран секретный раздел Библиотеки, когда властители вновь обрели нормальную связь друг с другом, это вполне осуществимо. Звероиды прекрасно понимали, засылая много Единиц назад диверсионные стаи в гипархат Связи, куда следует ударить. Потребовались долгих пятнадцать галактических циклов, чтобы сдвинуть с точки работу по заполнению обнуленного хранилища — еще раз спасибо нашему доблестному герою. Итак, руководству гипархатов предлагается провести в своих Фрагментах перепись населения, а полученные сведения передать по секретным каналам — сюда же. В Пузыре будет организовано непрерывное дежурство.

Второе: проблема карты. Разумеется, теперь появилась возможность хоть как-то наладить межфрагментарные перемещения по Метро, наводя блуждающий по Тоннелям транспорт на кодированные маяки по личным информационным каналам гипов. Тем же способом можно попытаться выстроить подобие Полной Карты, выполнив огромное количество пробных рейсов. Но все это сильно увеличивает опасность рассекречивания личных каналов, что чревато катастрофой. Кроме того, время в нынешней ситуации — решающий фактор. Поэтому предлагается отбросить смехотворное соперничество и поделиться друг с другом картами, которые, как всем отлично известно, втайне собираются каждым из гипархатов. Такая информация, сведенная в единую систему, вполне может стать основой для новой службы Узора.

И третье: проблема военной разобщенности. Межродовое соперничество, доставшееся в наследство от уютного прошлого, несопоставимо с нынешним противостоянием. Настало время сломать подгнившие принципы, разве это не очевидно? Нескончаемое ожидание звериных атак, бесчисленные поражения и редкие победы дали Галактике опыт, разбросанный, увы, по десяткам аналитических центров. Хватит! Необходимо сложить усилия аналитиков в один кулак, познакомить друг с другом ключевых стратегов и тактиков, упрятанных от внешнего мира практически в каждом гипархате, превратить разбуженный пузырь Сферосовета в вечно бодрствующий штаб, учредить Военную Академию… И спокойнее, гипы, спокойнее. Почему ничего этого не делалось раньше? Почему попытки отдельных руководителей, впоследствии погибших, упирались в стену вселенской подозрительности? Позор. Да, система коммуникаций была полностью разрушена, и все же… Пора вернуть в Галактику разум, Истинные.

В ячейках — движение. И голоса:

— Ты прав в одном, главный инженер программы «Связь» — всем действительно ясно, зачем тебе понадобилось это совещание…

— Почему бы гипархату Связи первому не поделиться своими знаменитыми комплектами карт?..

— Лично я с удовольствием куплю у них карты, если они такие идиоты…

— Любопытно, кто же будет управлять нашим объединением?..

— Вспомните финансовый отчет, высокородные. Количество Неделимых — указатель уровня самомнения, так что личность управляющего уже определилась…

— А кто будет контролировать управляющего, кто будет контролировать контролирующего…

Гип Связи легко останавливает вскипевшую волну раздражения. Его ячейка вспыхивает. Он улыбается, форсируя мощность своих трансляторов:

— Объяснимся, друзья, чтобы не осталось недоговоренностей. Правильно, мои карты полнее любой из ваших, чем я горжусь. Подчиненный мне гипархат раньше всех начал работу по сбору такого рода информации — сразу, как диверсанты лишили нас Библиотеки личных кодов. Но карты не продаются, друзья. Информация только обменивается. Договоримся так: я предоставлю их каждому, кто в ответ даст мне собственные разработки. Если кто-либо не мог себе позволить финансировать исследования Узора, что легко проверяется, тем я сделаю подарок. Пусть это станет первым шагом в нашем общем Маршруте ко взаимному доверию. Что касается кандидатуры на пост временного управляющего, то я отнюдь не настаиваю на своей. Мне безразлично, скольким из вас я ненавистен до такой степени, что они готовы вручить Метро нелюдям, лишь бы не сотрудничать со мной. Пусть будут выборы, как в старые добрые времена.

Гип Связи продолжает улыбаться — словно клейкую пакость пластпаутины рассекает губами.

— …старые добрые времена, — шелестят голоса, — …он хорошо сказал, характерно… наш управляющий император… было бы кому управлять, а Управление найдется…

— Прекратите! — включается гип Входов, также форсируя громкость. — Есть вопрос поважнее! — он давно уже стоит, едва не подпрыгивая от возбуждения. — Мы забыли про нашего гостя, Истинные. Насколько я понял, этот молодой человек либо сам, либо в лице своей прекрасной юной сотрудницы посетил все гипархаты, участвующие в совещании. Иначе он не получил бы от нас личные коды, правда? Невероятно. Кто-нибудь объяснит мне, как ему такое удалось? Или нашлись чудаки, которые согласились передать код своего закрытого канала по Всеобщей, что еще более невероятно?

Абсолютная пауза. Властители осмысливают глубину родившегося вопроса.

Гип Связи поворачивается к креслу, в котором сидит Неуловимый, и кладет руку на плечо гостя.

— Пришло твое время, друг, — говорит он, кратко взглянув молодому человеку в глаза. — Жаль, что ты не открылся мне раньше, тогда не было бы всего этого срама… — теперь он смотрит чуть выше, на роскошную белую прядь в прическе гостя, странным долгим взглядом. Затем садится в свое кресло, освобождая фокус ячейки.

— Я с удовольствием рассею ваше недоумение, — встает Неуловимый навстречу собравшимся. — Но прежде должен отметить, что в совещании участвуют не все, у кого я взял личные коды. Например, традиционно не приглашены трехмерные монархи или президенты, поскольку они представляют светскую, а не техническую власть. Кроме того, мне оказали доверие упоминавшиеся здесь воровские Клоны из Центра, вернее, некоторые из них. Я не решился послать им приглашения без вашего согласия. Надеюсь, это будет сделано в следующих фазах совещания. Точно так же можно было бы обратить внимание и на других людей, не включенных в сферу высокородных, чья деятельность оказывает большое влияние на события. Потому что не Истинность и не количество монад должно определять, кому быть на наших совещаниях и кому найдется место в новой структуре мира. Прошу прощения за откровенность. Моя молодость, надеюсь, меня оправдывает…

Продолжить речь ему не дают.

— Стоп! — внезапно говорит гип Связи. — Что это? — Показывает рукой.

Действительно: одна из мертвых ячеек ожила. Светится, пульсирует, проталкивает сигнал сквозь слои скрученного пространства. В фокус информационного канала входит человек. Ячейка вспыхивает:

— Я не опоздал? — с оглушающим весельем интересуется незнакомец. — Совещание еще не закончилось?

— Кто ты? — звенит металлом гип Связи.

Впрочем, спецификация канала ясно видна: подключившаяся ячейка принадлежит гипархату Пустоты номер сорок семь.

— Я? — изумляется незнакомец. — Полноправный участник совещания.

Незнакомец ли? В волосах — перламутровая Печать. Расползшаяся по нижней части лица борода смыкается с густыми усами. Лицо человека словно выглядывает из неопрятных рыжих зарослей. Что-то уже виденное чудится Неуловимому в его зверином облике, в его голосе, в движениях.

— Укажи титул, Истинный.

— Главный инженер, разумеется. Сорок Седьмой гипархат, прошу запомнить.

Гип Связи поворачивается к своему гостю, вопросительно смотрит. Тот приглушает транслятор, чтобы сказать:

— Я думаю, это ее брат. Сын гипа Пустоты, которого звероиды сделали заложником. Если можно, подключи девочку к Пузырю, пусть поучаствует.

Гип Связи согласен. Серия быстрых прикосновений к шару настройки, и появляется Хозяюшка.

— Извини, что побеспокоили, принцесса, — нежно шепчет ей Неуловимый. Затем возвращает ячейку в общий канал, прибавив силы своему голосу.

— Меня грубо прервали, но слова не лишили, — уверенно вступает он в разговор. — Поэтому я продолжаю. Новый гость вынуждает нас сменить тему, поскольку, как все понимают, возникла некрасивая ситуация. Гипархат Пустоты номер сорок семь давно уничтожен, а дочь гипа, единственный оставшийся в живых правопреемник, большинству из вас известна. Вот она, перед вами.

Молчание.

— Девочке еще далеко до совершеннолетия, чтобы претендовать на титул, — усмехается новый гость.

— Кто он такой? — искренне удивляется дочь гипа, ища ответ в глазах Неуловимого. — Что здесь происходит?

— Он утверждает, что тебе рано представлять свой гипархат.

— Мне исполнится двадцать всего через три Единицы! — кричит тогда она, разворачиваясь к Сфере.

Незнакомец опять усмехается:

— А мне уже тридцать пять. По причине героической гибели отца я принял титул раньше моей юной сестры. Прошу ознакомиться с документальной записью.

Сферосовет на несколько мгновений становится коридором летающей крепости. Контейнерная. Почтенного вида старик, сорвав с лица дыхательную маску, яростно палит из аннигилятора по крадущимся шеренгам звероидов — и сам исчезает в фотонном вихре. Страшное зрелище.

— Так закончилось правление Сорок Седьмого гипа Пустоты, — поясняет гость. — Как видите, мой отец погиб, сражаясь с тварями. Прежний гип умер, пусть живет следующий. То есть я. — Он вдруг хохочет, отвратительно и гулко. — Жаль, я опоздал к началу совещания и не знаю темы вашей засекреченной болтовни, но догадаться могу. Чтобы не тратить попусту время, сразу предлагаю: избрать Генеральным меня. Лучшего претендента вам не найти, это очевидно.

Оратор держит себя с обескураживающей наглостью. И наступает массовое оцепенение.

Неуловимый рвет путы первым:

— Напоминаю вам, Истинные, — говорит он буднично, словно бы ничего особенного не прозвучало. — Мы остановились на том, что правопреемница Сорок Седьмого гипа Пустоты перед вами. Знак ее проверен и подтвержден. Но если вновь подключившийся хочет именоваться сыном гипа, и, тем более, претендует на титул гипа, он должен оспаривать права девочки в законном порядке. Для начала, к примеру, следует подтвердить истинность Печати. Чтобы ускорить процедуру, могу посоветовать ему лично прибыть в гипархат Связи.

Хозяюшка подходит к поверхности сферы и смотрит на гостя. Тот — на нее. Брат и сестра долго смотрят друг на друга.

— Я в ваши игрушки, высокородные бездельники, давно не играю, — наконец отзывается незнакомец. — Я взрослый.

— Тогда во что ты играешь, вождь Гладкий? — голос Неуловимого сух и отчетлив. — Почему ты решил сменить халат на комби фальшивого воина, почему ты не притащил в Пузырь пару звериных королей на веревочке?

— Гладкий? — одновременно выдыхает десяток ртов.

— А ты, я вижу, перестал слюни пускать, — с ненавистью отзывается тот. — У тебя это красиво получалось, когда ты ползал на четвереньках по моему дворцу.

Неуловимый оскорбительно спокоен:

— Мне также было приятно с тобой познакомиться, Гладкий. Меня всегда удивляло, как твари додумались до Первой Атаки, но теперь задачка решена. Ответ прост — Истинный забыл про честь. Порукоплещем этому мерзавцу, друзья, он добился больших успехов.

Незваный гость легко возвращает себе устойчивость:

— А мальчик-то виртуозно владеет искусством плеваться! Что ж, пусть сам и отмывает свой купол связи, а я перейду к главному. Когда Управление восстанет из космического пепла, Генеральным Директором быть мне и никому другому, потому что я давно доказал и подтвердил все, что требовалось. Вот мои документы, изучайте…

Ячейка, принадлежавшая гипархату Пустоты номер сорок семь, становится дырой в бесконечность. Мелькают Тоннели. Мелькают капсулы, неисчислимые стаи боевых капсул — нацеленных, готовых, ждущих, — каждая из которых, от персональной до крейсерской, несет опознавательный знак звероидов. Расползаются тактические маяки, обеспечивая движение войск — по всем Координатам. Сильные документы. Прошибающие до озноба образы неизбежной катастрофы…

Гип Связи отключается от Пузыря и резко спрашивает:

— Ты уверен?

— Этот человек с недавнего времени сделался моими снами, — говорит Неуловимый гадливо. — Теперь кроме кошмаров с его участием мне ничего другого и не снится.

— Но как он узнал о совещании?

Неуловимый пожимает плечами:

— Очевидно, их шпионы работают лучше ваших. По ту сторону фронта нет проблемы взаимодействия десятков служб безопасности, открыто враждующих друг с другом.

— Ты прав, мой друг, — тяжко вздыхает гип Связи. — Человек, ты говоришь. Да еще и сын гипа… Никогда бы не подумал, что легендарный вождь Гладкий окажется не тварью, а человеком. Хотя, это многое объясняет.

— Прежде всего это объясняет, почему не удается заключить со звероидами мир. По той же причине, почему и гипархаты не могут договориться между собой.

— Я блокирую его канал, — внезапно решает гип Связи. — Я выбрасываю его из Пузыря.

Стиснут пальцами шар настройки, дана команда соответствующим службам. Мгновение — и горящая вражеская ячейка задута, скручена в точку.

Сферосовет беззвучно бурлит.

— Вернемся к нашей собственной стае, — кривится главный инженер программы «Связь», окинув взглядом скопище беснующихся ртов. — Ты твердо решил раскрыться перед ними?

— Да.

— Не совершай ошибку, мой друг. В этом случае очень трудно будет удержать в одних руках бесценную святыню, которая, как я уже догадался, чудом сохранилась у тебя.

— Ты не хуже меня понимаешь, великий гип, что другого варианта не существует, — аккуратно возражает юноша и поворачивается к Хозяюшке. — Ты останешься или отключишься?

Девочка пусто смотрит в пол.

— Почему гипархаты не могут между собой договориться? — невпопад спрашивает она. — Ты сказал, что знаешь.

— Потому что гипархатами правят люди, — отвечает он без словесных излишеств.

— А когда ты прилетишь домой?..

20

…Вопросы, усиленные десятками трансляторов, сотрясают поверхность сферы. Полный спектр проявлений человеческой психики. Совещание продолжается.

«Кто это был? Как кто! Он же сам признался — Гладкий! Ясно, что не шершавый, но кто он такой, Гладкий? Пусть Неуловимый объяснит. А что ваш Неуловимый, если до сих пор неизвестно, кто он сам такой! Обратите внимание, высокородные инженеры: Гладкий мог бы скрыть, что информирован о совещании. И все-таки он появился, расшифровав тем самым, что где-то у нас есть утечка информации. Странно. Ничего странного: полагал остаться не узнанным. Нет, нет и нет! Хотел нам показать, тварь поганая, что все кончено. Все кончено? А ведь он был прав, ваш Гладкий, ведь цель нынешнего совещания очевидна, и почему-то никто не смеет в этом сознаться. Пора произнести запретное слово, гипы. Метро без Управления развалится. Галактика развалится без Метро. Управление, гипы — слово произнесено…»

— О чем вы спорите, безумцы? — заглушает всех гип Энергии номер пять. — Управление невозможно ни восстановить, ни учредить заново! Пока Метро не получит Полной Карты, нам не на что рассчитывать! Где Полная Карта, где служба Узора? Там же, где наш разум, Истинные.

— Полная Карта у нас есть, — тихо говорит Неуловимый.

Почему-то его слышат.

И почему-то все замолкают. Абсолютное отсутствие звуков.

Гип Связи внимательно, очень внимательно смотрит на гостя. Хозяюшка закрывает ладонями горящие щеки. Гость продолжает:

— Я прошу высокородных инженеров отключить от совещания всех советников и иных доверенных лиц. Я прошу гипа Связи проверить, насколько тщательно будет выполнено это мое желание. Подождем. А пока мы избавляемся от лишних ушей, я хочу обратить ваше внимание вот на что. Мой друг и покровитель предложил объединить все собранные вами карты в единую систему. Казалось бы, правильное и своевременное действие. Но при этом, согласитесь, ощутимо нарушается монополия гипархата Узора. Потому что полученная в результате система будет работоспособна, несмотря на то, что Полную Карту вы, разумеется, таким способом не получите, и даже на шажок не приблизитесь к ее тайнам. Право концентрировать подобную информацию — исключительное родовое право, не так ли? Не хотелось бы напоминать про войны, начинавшиеся из-за гораздо более безобидных посягательств, но история — это хороший аргумент. Монополия гипархатов на свои услуги есть одна из опор, на которых пока еще держится Метро, и не следует ее вышибать.

— Молодой человек! — зовет оратора Пятый гип Энергии. — Рассуждения о священности слова «монополия» слишком банальны, чтобы прислушиваться к ним. Но ты говоришь так, будто гипархат Узора реально существует. Это забавно.

— Забавно? Как бы, к примеру, отреагировали инженеры какого-нибудь разграбленного тварями гипархата Пустоты, если бы соседние гипархаты запустили собственные Веретена в бывшие их родовые Тоннели?

— Все в порядке, Пузырь очищен, — стремительно вступает в разговор гип Связи. Он подходит к краю ячейки, величаво поднимает руки, как бы отталкивая от себя собравшихся. — Давайте успокоимся, друзья. Пора успокоиться. Потому что перед нами, судя по всему, истинный гип Узора.

— Неуловимый — гип Узора? — хохочет кто-то. — Что за нелепость!

— Один самозванец за другим! — кто-то срывает голос. — А может, это сын последнего Координатора?

— А ведь похож! Посмотрите на него, как похож, сожри меня червяк…

Неуловимый встает. Он говорит по-прежнему тихо, и по-прежнему все его слышат. Наверное, оттого, что слушать здесь имеет смысл только этого человека.

— Возможно, моя Печать некоторым из вас плохо видна и большинству наверняка незнакома. Даю рисунок крупно. Подготовлены к запуску мои документы — завещание отца и другие любопытные записи. Я готов пройти надлежащую проверку любой степени недоверия, и даже настаиваю, чтобы она была сделана как можно скорее, после чего титул будем считать подтвержденным. Мне исполнилось двадцать Единиц, так что теперь я действительно гип Узора. Новый гип Узора.

Кто-то громко сомневается:

— Странный рисунок Печати. В гипархате Узора, кажется, употреблялся знак «Бесконечность В Кристалле».

— Все просто, — отвечает Неуловимый, вежливо улыбаясь. — Мой знак, как видите — это «Плюс, Разрезающий Спираль». Очень давно им владела семья главного архитектора службы Топологического Планирования. Если вы помните, Управление включало в себя и архитектурные отделы — тогда еще, когда в Галактике было из чего строить. Впоследствии все Топологические службы подчинили гипархату Узора, затем профессия архитектора отмерла за ненадобностью, затем и само Управление рассыпалось. Моя мать как раз принадлежала к упомянутому роду, растворившемуся, подобно многим другим, в более могущественной семье. Чтобы сохранить наперекор времени хотя бы частичку древних атрибутов власти, она и поставила мне свой родовой знак. Разрешение на это было получено, поскольку «Бесконечность В Кристалле» уже носил старший из наследников — мой брат. Ничего странного, высокородные.

Гип Энергии номер пять вкрадчиво напоминает о себе:

— Молодой человек намекал, что у него есть некая карта…

— Полная Карта, — бесстрастно подтверждает Неуловимый. — Не намекал, а сообщил вполне отчетливо.

— Как она могла сохраниться? Ведь сам же ты настаивал, что у гипархата Узора была монополия…

— Ох, ну что за идиоты, — взрывается гип Связи. — Монополия была и осталась, потому что хранитель ее перед нами. Прошу прощения.

— Документы! — шумят, прорываются в разговор растревоженные ячейки Пузыря. — Пусть запустит свои записи!

— С удовольствием, — соглашается Неуловимый.

Информационные каналы перегружены нетерпением. Одной команды достаточно, чтобы зафиксированная на кристаллоносителях трагедия была опрокинута в фокус всеобщего внимания — в строгом соответствии с протоколом…

21

…здесь полумрак и тишина — в строгом соответствии с традициями. Дворцовый пантеон уютен и мал по объему, поскольку рассчитан всего на одного посетителя. Объем пантеона имеет форму параллелепипеда — с прямыми стенами и прямыми углами. Нелепая конструкция, крайне редко используемая в архитектуре, ведь не каждый может позволить себе такую расточительность. Однако традиция сильнее скупости, тем более, в самом могущественном из нынешних гипархатов, каким является гипархат Связи. Между голыми прямоугольными стенами выстроились в два ряда столы странной формы. Столы носят древнее название «стойки», а само помещение называется «класс» — еще одно мертвое, малопонятное слово. И считать бы подобную любовь к древности прихотью заскучавшего властителя, если бы не предметы, расставленные на стойках.

В пантеоне собраны вычислительные устройства, которыми пользовались еще пралюди. Терминалы, вставшие между людьми и вселенским разумом. Мерцающие плоские экраны, гудящие источники питания, неудобные клавиатуры для работы пальцами. Голова кружится, когда осознаешь, насколько человечество постарело. Однако настоящий трепет охватывает, лишь когда понимаешь, что перед тобой — не просто вышедшие из употребления приборы. Ведь они живые! Они функционируют, что само по себе уже чудо. Предметы на столах есть не что иное, как нервные окончания Систем, узелки тех нитей, которые дают возможность связаться со всемогущими духами Метро. Здесь пантеон. Здесь граница, отделяющая прошлое от будущего. «Терминальный класс», пылающая черта между придуманным и действительным…

Так говорят системные жрецы.

Терминалов десять — как раз столько, сколько Систем участвовало в создании Метро и в заполнении его людьми. Это неслучайно, что невидимых хозяев мира именно десять, и что Координат десять, как неслучайно и все происходящее в Пространстве и на Плоскости. Ибо цифр в этом мире также всего лишь десять, не больше и не меньше. От нуля до семерки — ровно десять. Тому повелела быть Система Счисления, подарившая Галактике единый язык общения. Она по праву обозначена Нулевым приоритетом — вот ее терминал, крайний слева. Рядом стоит терминал, обозначенный Первым приоритетом — для Системы Координат, подарившей людям пространство. Далее следует Система Команд (Вторая), давшая Галактике смысл всякого движения, а людям — смысл жизни. Далее — Система Реального Времени (Третья), ограничившая мир законами и константами; затем — Система Интерполяции (Четвертая) и Система Экстраполяции (Пятая), обеспечившие Галактике прошлое и будущее, связавшие все частички мира жесткой взаимозависимостью. Наконец, Система Информации (Шестая), наполнившая пустоту мельчайшими подробностями: звуком, цветом, запахом, мыслями и чувствами, — и Система Имён (Седьмая), создавшая, собственно, людей. Все остальное было построено и синтезировано уже людьми.

«Сосчитай от Нуля до Семи — получишь Священную Восьмерку».

Почему «Восьмерку»? Что это за слово такое, доставшееся Галактике в наследство от давно исчезнувших создателей Метро? Изначальный смысл его никто уже не помнит — никто, кроме системных жрецов…

Итак, в пантеоне темно и тихо. Освещены только стойки с терминалами, слышен только монотонный голос жреца, призывающего духов: «…Время придет, Дыхание Истины коснется Вас, и грянет Большой Резонанс. Время придет, накатит огненная волна, и Метро не станет. Лишь Вы останетесь, чтобы повелевать светом и тенью. Грянет очистка массивов, отмена смысла и цели, обнуление истинных имен, выключение и сброс модулей, но лишь Вам, вечным, будет дано оживить новые Программы…»

Молитва заканчивается. Гип Узора ждет, вяло позевывая — то ли от скуки, то ли от усталости. «Именно гип Узора, отныне и навсегда», — усмехается он. Никаких вам «Неуловимых» или «Мастеров Узлов». Неуловимый герой Космоса перестал существовать — это очень непривычное, новое ощущение. Все, что произошло и произойдет, все утраты и приобретения — ради ослепительной мечты, которую пока никто не отменял. Иначе зачем бы Единой Системе понадобился такой герой? «Время придет…» — безмолвно откликается он на струящуюся между столами молитву. Да, придет время, и освобожденная Галактика узнает его истинное имя. Никаких вам «Неуловимых», «Мастеров Узлов» или «гипов Узора»…

В молельне появляется системный жрец, усаживается за Нулевой терминал. Фигура человека, покрытая светопоглотителем, теряется в полумраке. Хорошо видны руки, спокойно лежащие на клавиатуре.

— Они здесь, гип, — шепчет жрец. — Они вокруг. Говори.

Юный гип Узора озирается:

— Где?

— Говори смело, Они слышат. Не хотел бы ты открыть Им свои мысли, прежде чем звездный свет поглотит твои записи?

— Я спрашиваю, где Системы? — гость все крутит головой, пряча усмешку. — Кроме нас с тобой здесь никого нет. Ты не ошибаешься, посвященный?

Служитель пантеона медленно встает, исчезнув целиком. Некоторое время он молчит.

— Я тебя не понимаю, гип. Ты веселишься в столь торжественный момент? Если сомневаешься в моей профессиональной пригодности… ну, что ж, тогда…

— Я должен кое в чем признаться.

— Конечно. Они ждут правду, гип.

— Я должен признаться, что не верю в эти глупости, — виновато вздыхает Свободный Охотник. — Я подозреваю, что власть твоей Восьмерки не распространяется на меня. А также на кого-либо еще, кроме вас, несчастных пленников построенного вами же Пантеона.

— Что? — отшатывается жрец.

— Прости, друг. Ведь Им нужны мои подлинные мысли? Я не хочу оскорблять притворством ни тебя, ни твоих богов, так что положенная по ритуалу очищающая беседа у нас вряд ли получится.

— Зачем же ты здесь?

— Храмовый пузырь — самое защищенное от посторонних ушей место во дворце. По ту сторону мембраны меня ждет гип Связи. У людей нашего с ним уровня иногда бывает необходимость оказаться друг с другом наедине, не правда ли?

— В молельне отсутствует какая-либо аппаратура, — с горечью говорит жрец. — Теперь понимаю…

В самом деле, зачем я здесь, мысленно изумляется Свободный Охотник.

Впрочем, что может быть естественнее, чем желание гостя отправить свои семейные записи в Хроники! Пришло время становиться гипом Узора. Пришло время совершать глупости, спасения от которых теперь не будет. Пришло время.

— Прости, друг, — говорит он вслух, — я неудачно пошутил. Разумеется, я здесь не только для того, чтобы тайно встретиться с вашим руководителем.

Зачем попусту оскорблять людей, если формальный повод для прихода сюда совпадает с действительной причиной!

— Значит ли это, что ты все-таки покоряешься Их Силе?

А куда я денусь, улыбается гость. Документы, показанные Сферосовету, должны обрести священный блеск. И чтобы все об этом знали. Хочешь быть великим — не позволяй врагам сомневаться в своей Истинности; хочешь, чтобы слепцы признали тебя равным — закрой глаза и смирись с тьмой.

— Вот, я принес твоим богам подарок, — отвечает он, вытаскивая из-под накидки кристаллоноситель.

Зал словно вспыхивает. Вещица роскошная, ослепительная — довоенной работы.

— Тут записана вся моя жизнь, — продолжает Свободный Охотник. — Надеюсь, никто из Восьмерки не разочаруется.

Жрец долго размышляет, прежде чем принять решение.

— Ну что ж, для того очищающая беседа и существует. Лучше такая, чем никакая. — Его плоская тень вновь оказывается перед мерцающим экраном, руки ложатся на клавиатуру. — Не будем нарушать ритуал. Итак, во что же ты веришь, гип Узора, если отрицаешь очевидное?

— Отрицать очевидное как раз не в моих правилах, — возражает гость. — Культ записей, увы, это одна из опор, на которых стоит Галактика.

— Но Системы, если я правильно понял, не вызывают в тебе священного трепета. Мало того, ты не признаешь Их в качестве создателей нашего мира?

— Когда я слышу подобные вопросы, мне самому хочется спросить: а кто создал Системы? Перед кем Они должны трепетать?

— Ответ знает любой ребенок, овладевший двоичной грамотой. Странно слышать это от столь уважаемого человека.

Свободный Охотник подсаживается рядом. Ритуал позволяет ему такую вольность.

— Разумеется, я читал Хроники и, тем более, изучил священное Введение. Нет, жрец, не убедительно. Еще ребенком я понял, насколько ваши суеверия далеки от здравого смысла.

— Ты не видишь логики в том, что наши восемь… вернее, десять Систем были созданы другими Системами? Не можешь охватить разумом истину, что эта цепочка бесконечна?

— Послушай, друг, ты затеваешь долгий и скучный спор.

— Говори, гип, — скорбно просит жрец. — Говори, Они слышат.

— Ну, хорошо. Бесконечная цепочка Систем, последовательно создающих друг друга, означает, что люди также являются Системами. В противном случае придется допустить, что создание людей являлось конечной целью творения, а это сразу разрушает вашу модель мироздания. Итак, люди — это Системы, но гораздо более низкого приоритета, чем все предыдущие. Ведь они, по-вашему, полностью управляемы и зависимы от Священной Восьмерки — точно так же, как Восьмерка была в свое время зависима от Кого-то, Кто неизмеримо выше. Правильно? Значит, от творения к творению приоритет хозяев мира понижается. Как это совместить с вашим утверждением о бесконечном усовершенствовании Вселенной?

— Ты забываешь о Большом Резонансе, — мягко напоминает жрец. — Придет время. Что-то будет оставлено в неприкосновенности, что-то добавлено, что-то и вовсе сотрется. Мир обновится, очистится от лишних модулей, коими являются не только твари, но и многие люди. В Большой Резонанс ты, надеюсь, веришь?

Свободный Охотник не считает нужным сдержать сарказм:

— Разве можно забыть о том, из-за чего страстишка записывать собственную жизнь обрела силу культа! Как же, как же. Чтобы благополучно перепрыгнуть через Большой Резонанс, нужно тщательно сохранять традиции, то бишь исходные параметры всех модулей и блоков. Чтобы твои записи воссоздались во время великого усовершенствования, будь бесцветной трусливой пылинкой. Но ведь я говорил совсем о другом, жрец! Если люди являются Системами, то они, согласно придуманным вами законам, просто обязаны создать следующее поколение Систем. Оглянитесь, осмотритесь получше! Что мы создали, кроме мертвого Метро, перенаселенных баз и бескрайних информационных массивов, целиком состоящих из никчемных записей? Это тупик. Если же люди — не Системы, то ваши построения тем более ложны. Получается, что и в том, и в другом случае исходная посылка приводит к неразрешимому противоречию. Где же логика?

— И все-таки ты не учитываешь Большой Резонанс, гип, — не сдается собеседник. — Да, мы пока ничего не создали, но путь к усовершенствованию лежит через очищение.

— Большой Резонанс — это совсем не то, что вы все ждете, — отмахивается Свободный Охотник. — Метро перестанет существовать не в один жуткий микро-миг, как нам предсказывает священное Введение, а постепенно, медленно. Метро ветшает, дичает, рассыпается. Большой Резонанс уже наступил, мои многомудрые друзья. Высуньте головы из своих пантеонов.

Жрец сердито сопит носом.

— Твои построения ничуть не более убедительны, — с неохотой откликается он. Горечью наполнен его голос. Горечью и тревогой.

Гость, наоборот, спокоен и весел.

— Прости, друг, если я тебя обидел. Я ведь не готовился к нашей беседе, и тот крохотный пример, который мы с тобой разобрали, не может умерить галактического размаха вашей веры.

— А в чем же состоит твоя вера, доблестный гип Узора? Может быть ты считаешь Началом нашего мира одну только планету Точку?

Свободный Охотник презрительно усмехается:

— Любопытно бы узнать, существовала ли планета-источник в действительности, и единственной ли она была. А то вдруг правы древние сказочники, и Начал было несколько? Однако мне кажется, что решение этой проблемы не имеет никакого практического значения. Пусть историки ломают головы, если им делать нечего.

— Может быть ты остро чувствуешь Дыхание Истины и молишься, тайно сжигая в храмовых поглотителях, собранные по крупицам фрагменты блуждающего текста?

— Нет, жрец. Ни Дыхание Истины, ни Носитель Гнева не вызывают во мне сочувствия. Хотя, честно говоря, редкие выбросы Абсолютного Отчаяния способны произвести впечатление, если внимательно вчитаться в эти странные тексты.

— Неужели тебе нечего ответить на мой простой вопрос, высокородный гип? В чем твоя вера?

— Ну почему же. Моя вера крепка и надежна. Трудно подобрать более логичную цепочку рассуждений, чем та, что я готов тебе открыть.

Пальцы жреца совершенно неподвижны, однако красочная картинка на экране Нулевого терминала (на которую, если честно, Свободный Охотник не обращал до сих пор никакого внимания) вдруг исчезает, сменившись новой — черно-белыми концентрическими окружностями. Следом меняется картинка и на прочих семи терминалах. Жрец сильно возбуждается:

— Продолжай, гип! Не останавливайся! Тебе дают знак!

Гость пожимает плечами.

— Я бы и так сказал, без этих трюков, — он небрежно тыкает пальцем в экран. — Вот послушай. Ваши ортодоксы утверждают, что нашествие звероидов есть кара, результат развала Управления и потери принципов, на которых стоят Системы. Если предположить, что это правда, тогда, пользуясь вашей же терминологией, нужно признать, что звероиды являются новыми программными модулями, которые Кто-то создал и запустил к нам. Кто, спрашивается? Я отвечу. Кто бы это ни был, он мой главный враг! Я, жрец, живу лишь для того, чтобы тварей не стало. И я не боюсь продолжить свою мысль: может, хозяин тварей — вовсе не таинственный «Кто-то», а всем известные и всеми почитаемые «Они»? Те самые «Они», которые управляют нашим миром? — Свободный Охотник обводит ненавидящим взглядом ряды терминалов. — По-моему, очень логичное предположение. Как ты думаешь, посвященный?

— Ужасные вещи ты говоришь, — шепчет служитель пантеона, угаснув безвозвратно. — Подобные слова и мысли, гип, мне глубоко противны.

Свободный Охотник молча протягивает ему кристаллоноситель, решив, что пришло время заняться делом. Жрец принимает драгоценный предмет и некоторое время сидит неподвижно. Глаза его темны, губы плотно сжаты. Тогда гость наклоняется к терминалу, трогает губами пахнущий озоном экран, затем встает и, двигаясь вдоль стоек, касается рукой теплых пластиковых корпусов. На пальцах остается священная пыль. Он целует свои пальцы и уходит прочь, так и не сказав больше ни слова — в соответствии с ритуалом.

Гип Узора знает ритуал, который ему глубоко противен. Он знает также, что ради дела приходится иногда совершать действия, несовместимые с собственными мыслями, и это труднее, чем терпеть чужие слова. Он уходит, а жрец остается — колдовать над записями высокородного гипа. Информация, бережно сохраненная в кристаллоносителе, будет перекодирована и развернута из объемных матриц в плоские. Информация будет подготовлена надлежащим образом, чтобы звездный свет принял ее, не отверг. Никто не должен видеть, как записи меняют свою структуру, ведь операция эта является кастовым секретом системных жрецов, поэтому Свободный Охотник шагает сквозь открывшуюся мембрану. И только оказавшись вне молельни, позволяет себе презрительно пробормотать:

— Трюкачи…

Пузырь пантеона разделен на два отсека: молельню с терминалами и хронозал. Это второе из помещений имеет такую же забавную прямоугольную форму, что и первое. В углах висят пеналы храмовых поглотителей, под одним из которых, прямо на полу, сидит высокородный гип Связи.

Легко объяснимо, почему властитель выбрал своим местом рабочую зону поглотителя: ведь этот предмет снабжен куполом Всеобщей. Гип Связи поворачивает голову и бросает рассеянный взгляд в сторону вошедшего. Да, он с нетерпением ожидал, когда его юный друг закончит ритуал, но пока есть время, можно заняться другими неотложными делами.

— Ты что, всерьез допускаешь оживить это чудовище? — нервно булькает из информационного канала кто-то толстый, радужный, бесформенный. — Хочешь быть проглоченным вместе с предавшей тебя свитой?

Ага, гип Связи ведет переговоры, готовя вторую фазу совещания. Аппаратура не скрывает подробностей: его собеседник колышется в коллоидной ванне, то ли омолаживаясь, то ли просто желая похудеть.

— Я хочу назвать вещи своими именами и начать, наконец, обсуждать главное, — возражает гип Связи с обманчивой мягкостью. — Почему вы все так переполошились?

— Твой Неуловимый — сумасшедший, — горестно объясняет человек из ванной, высунув голову наружу. — И мы с тобой, вероятно, тоже.

Видно, что он Истинный. Что он искренне озабочен судьбой Галактики. В наше время особенно приятно иметь дело с неравнодушным собеседником, даже если он весь целиком покрыт пузырящейся слюноподобной смесью, поэтому Свободный Охотник останавливается и прислушивается.

Гип Связи смеется:

— Нет уж, сходить с ума нам с тобой еще не время. Лучше выслушай меня, коллега. Тот, кто контролирует Метро, тот управляет Галактикой, потому что транспорт в таких масштабах — гораздо больше, чем транспорт, и складывается впечатление, что враг понимает эту истину лучше всех нас, собранных вместе. Если не мы учредим новое Управление, то неизбежно кто-нибудь другой. Например, властолюбивый самозванец, который без приглашения проникает на закрытые совещания.

— Вот именно! Метро — не просто транспорт, и служба Генерального — не просто директорат! Управление, которое мы когда-то имели, было даже не империей, а мегаимперией, к сведению уважаемого гипа Связи.

— Наше Метро — и так мегаимперия, — вмешивается в беседу Свободный Охотник. — С Генеральным на троне или с пузырем Сферосовета, неважно.

— Кто это? — меняется в голосе собеседник. — Мы не одни?

И тут же затемняет свое изображение.

Свободный Охотник делает шаг и оказывается в фокусе Всеобщей.

— Прошу прощения, друзья. Вы разрешите мне сказать?

— О, юный гип Узора, — ничуть не удивляется человек. — Твоя тень как всегда на месте, коллега.

— Перестань, — морщится гип Связи. — Это я у него в гостях, а не он у меня. Наш друг любезно разрешил мне присутствовать при совершении ритуала.

— Ну, хорошо, хорошо. Главное, что молодой человек со мной согласился. Или я ошибаюсь?

Свободный Охотник принимает вызов.

— У нас нет выбора, высокородные. Слишком давно чисто технический проект, названный Метро, приобрел иное качество, я бы сказал — сверхкачество. Тут вы оба совершенно правы. Так не пришла ли пора посмотреть правде в глаза и вернуть безголовому великану недостающий орган. Форма и название этого органа лично мне безразличны. Не нравится «директорат», пусть будет, к примеру… — Он указывает на вход в молельню и усмехается. — …священный гипархат Нулевого Приоритета.

Гип Связи удовлетворенно кивает. Его высокородный коллега просто молчит, впитывая чужие мысли вместе с живительным раствором. И тогда Свободный Охотник продолжает:

— Великан без головы — это всего лишь труп большого размера. Здоровенный такой труп. Вот почему я настаиваю на голосовании и предлагаю не оттягивать эту работу до следующего Сферосовета. Мы вполне можем определиться уже в одной из фаз нынешнего совещания.

— Как?! — зловеще переспрашивает невидимый собеседник. — Ты предлагаешь голосовать?!

Информационный канал вспыхивает на мгновение, показав искаженное гневом лицо.

— В самом деле, — говорит гип Связи, подняв на Свободного Охотника полный дружелюбия взгляд. — Подобный поворот темы, дорогой друг, кажется мне преждевременным.

— Го-ло-со-вать?! — Всеобщая словно корчится в мучительных попытках выхаркнуть застрявшее слово. — Было сказано — голосовать?!

Этот напор яростного непонимания заставляет героя отступить. Для боя — не время и не место. Для боя нужен настоящий противник. Он улыбается краешками губ, неподвижно глядя в огненный провал Всеобщей:

— Прости, друг, не знаю твоего титула…

Гип Связи тут же хочет объясниться, даже привставать начинает, но исправлять ситуацию поздно. Свободный Охотник удерживает хозяина дворца, положив руку ему на плечо:

— И ты прости, друг. Я позволил себе явную бестактность, и я удаляюсь, полный вины и раскаяния. Продолжим наши споры на Сферосовете.

Он удаляется, полный едкого разочарования. Никуда они не денутся, думает он. Либо поверят и примут, либо просто смирятся. А кто не смирится, думает он, того отдадим вождю Гладкому на съеденье. В спину его подталкивают тупые тяжелые фразы: «Может, вы заодно предложите нам всенародные выборы? Пусть каждый оператор решает, кто будет моим начальником…» — «Ты слишком доверчив, дорогой инспектор. Молодой человек подверг нас с тобой небольшой проверке, а ты не понял…» — «Прелестно. Я все могу понять, гип, но есть же пределы…»

Герой пересекает Хронозал наискосок, останавливается в противоположном углу, садится под храмовым поглотителем и активизирует Всеобщую.

Хозяюшка откликается немедленно, словно ждет.

— Ну, как? — спрашивает Свободный Охотник. — У тебя все тихо?

— Где ты был? — глухо стонет она.

— Да знаю я, знаю, что ты пыталась ко мне прорваться.

— Что случилось? Зачем ты заблокировал связь?

— Был занят, — спокойно объясняет он. — Могут у меня быть секреты или нет?

— Все личные каналы заблокировал, — выцеживает она скопившуюся в горле муть. — В котором из сферобаров прятался от меня? И с кем?

Она хочет быть надменной и холодной, но выглядит довольно жалко. Некоторое время Свободный Охотник разглядывает ее тонкое белое личико, проникая в смысл сказанного. И вдруг оглушительно хохочет. Гип Связи встревожено оборачивается, и приходится расслабленно махнуть ему рукой — мол, все в порядке, мы просто развлекаемся.

— А если бы я хотела сообщить, что меня выследили, и не смогла бы? — продолжает обижаться девочка. — Вот бы ты теперь смеялся!

— Тогда бы ты запустила кодированный зов, и бортовая система «Универсала-Плюс» сразу оповестила меня. Но ведь этого не произошло? Значит, принцессе просто наскучило быть одной.

Герой дурачится. И девочка с готовностью перестает обижаться, она ведь не маленькая, все понимает. Тем более, волноваться больше нет причин.

— Я не одна, — сражается она с предательской улыбкой. — Можешь не радоваться, мне тут совсем не скучно.

Чувство облегчения трудно сдержать, и улыбка побеждает.

— Вот и отлично. Зря, что ли, я тебе Ласкового отдал? Кстати, насчет твоих страхов. Не бойся, никто там тебя не найдет, это местечко не намного хуже «Черной дыры»…

— Подожди-ка, — удивляется дочь гипа. — Значит, ты все время в «Универсале» был… А я думала, ты где-то во дворце!

— Летал к старому Депо, — признается он. — Пока есть такая возможность, надо пользоваться. Совещание продолжится не раньше, чем через семь сотых.

— Куда летал?

— На свалку использованных оболочек, где меня в свое время окружили и чуть не поймали. Помнишь, было дело?

— Это там, где я Ласкового подобрала? — соображает она. — А зачем?

Он колеблется, прежде чем ответить. Он испытывает легкий стыд — странное, непривычное ощущение.

— Проверить хотел, — хмурится он. — Избавиться от лишних вопросов, которые мешают жить.

«Ты думаешь, я тебя обманул? — бешено прыгает Ласковый, внезапно оказавшись в фокусе канала. — Ты мне не веришь, великий гип?»

Оказывается, все это время тварь была рядом с Хозяюшкой, ничем не проявляя себя.

— Приветствую тебя, друг, — живо реагирует Свободный Охотник.

Он по прежнему весел, однако бывший шпион правильно догадался: именно веры ему не хватало, чтобы принять чудо. Каким образом Ласковый спасся? Ответ на вопрос, казалось бы, давно известен! Но слишком многое зависело от того, правдив ли этот ответ. Не подстроено ли чудо гениальным стратегом, носящим гнусное имя Гладкий? Действительно ли Ласковый — друг, или так и остался шпионом, в очередной раз сменившим хозяина? Вопросы мешали жить. Слишком многим рисковал неуловимый воин, доверив воскресшему зверю свою Хозяюшку, раскрыв ему местонахождение новой базы.

Жаль, что в здешних Фрагментах звероида не приняли бы даже в составе свиты великого гипа Узора. А прогонять преданное существо, столько сделавшее для своего юного повелителя — только оттого, что червяк сомнений никак не желал погибать, — было глупо. Что оставалось делать? Вывести из ангара «Универсал» и, стыдясь самого себя, отправиться к старому Депо…

— Запись, которую он мне показал, полностью совпадает с его рассказом, — нарушает молчание Хозяюшка. — Он же сумел сохранить запись! В чем ты сомневаешься?

— Запись записью, а свалка — свалкой, — ворчит Свободный Охотник. — Посмотреть я хотел, понимаете? Просто посмотреть…

Ему стыдно оттого, что теперь он как раз не сомневается. Хотя, истинным воинам не бывает стыдно. Наверное, он оказался плохим воином… «А ведь Ласковый жертвовал собой, пробираясь в крепость Сорок Седьмого гипа Пустоты», — некстати вспоминает юноша. Да, без этого подвига Неуловимый не вырвался бы из плена. Или этот подвиг также мог быть подстроен?

Прочь сомнения!

Записи, предъявленные звероидом, были изучены с максимальной тщательностью. Твари атаковали Депо. Ласковый не успел прорваться сквозь кольцо окружения и повернул назад. Он катапультировался прямо в свалку, спрятавшись в пустой оболочке, а капсулу свою отпустил. Система связи передавала его позывные в автоматическом режиме. Капсулу рассеяли, зато шпион, никем не замеченный, остался жив. Потом он долго ждал друга Неуловимого, тщетно надеясь на помощь, потом долго искал оболочку с работающим информационным куполом. Кокон, в котором Ласковый катапультировался, спас его от удушья, от голода и жажды, но не спас от страха. Он умирал при мысли, что хозяин мог погибнуть. Возможность навсегда остаться на этом гниющем кладбище отключала разум, однако мохнатый герой все вытерпел. Он нашел Всеобщую и назначил Неуловимому свидание, воспользовавшись одним из его личных каналов. А бортовая система «Универсала-Минус» приняла этот зов и раскодировала. У Хозяюшки ведь на корабле была тогда система, перемонтированная с «Универсала-Плюс». Так что координаты места, где шпион тайно встречался со своим хозяином, обнаружились как бы сами собой, и местом этим была свалка в старом Депо. Таким образом Хозяюшка и нашла друга Ласкового. Он победил, и вот теперь ему не верят. Ему до сих пор не верят…

«Разве Мастер Узлов не видел в моих записях контрольный след? — чуть слышно шипит звероид. — Разве Мастер Узлов считает, что линию времени можно подделать?»

Он растерян, унижен, это совершенно ненужно для дела, и тогда Свободный Охотник заставляет себя засмеяться.

— Прости, друг. Прости, я был жалок и мелок в своих подозрениях.

Великий гип Узора просит прощения! Это весомый аргумент в любом споре. Этого достаточно, чтобы исправить ошибку.

— Твои записи, конечно, подлинные, — продолжает великий гип, полностью овладев собой. — Контрольный след я проверил, он нигде не прерван. Линия времени в твоих записях — это линия Реального Времени. Дело совсем в другом.

— А в чем? — тревожно спрашивает девочка.

— В чем… Ласковый, ты не мог бы оставить нас с Хозяюшкой вдвоем?

«И ты прости меня, Мастер, — пристыжено жмурится тварь. — Я помешал. Я ухожу. Забудь, что я здесь был».

Один прыжок, и звероида больше нет в канале связи. Дочь гипа непроизвольно смотрит ему вслед, только потом возвращается к разговору:

— Что еще стряслось?

— Ты когда-нибудь видела этого человека?

Свободный Охотник, подключившись к своему кораблю, вызывает из бортовой системы чье-то изображение.

Девочка послушно всматривается.

— Кто это? — говорит она.

— Вспоминаешь или нет?

— По-моему, где-то видела…

— Не узнаешь?

— Нет. Это важно?

— Совершенно неважно. Не мучайся, в другой раз вспомнишь.

Он очищает информационный канал от всего постороннего.

— Ты меня вызвал, чтобы показать картинку? — волнуется она. — Кто это был?

— Да просто я хотел сделать тебе приятное, но не вышло.

— Ничего не понимаю! Что-то случилось, да?

Короткий миг тишины.

— Странные вещи со мной творятся, Хозяюшка, — неожиданно смущается герой, превращаясь из представителя знатного рода в обычного юношу. — Только тебе и могу рассказать. Все вокруг кажется каким-то ненастоящим, будто специально подстроенным. Вот и с Ласковым — никак не мог избавиться от ощущения, что его подвиги кем-то запланированы. Плюс к тому, сны эти нелепые опять сниться начали…

— Сны? — обескуражено повторяет она. — Те же самые, что и раньше?

Очевидно, девочка ждала новость повесомей, пострашней. Тревога покидает ее, хотя успокоиться ей так и не удается.

Он не отвечает. Вернее, отвечает на другой, незаданный вопрос:

— Ерунда, не о чем беспокоиться. Не отдавать же наши мысли на растерзание лекарь-системе, верно?

— Какие сны? — настойчиво спрашивает она. — Опять про того малыша?

— Это всё последствия «Формата счастья», само должно пройти.

— Само должно пройти? Как в случае с Ласковым или как в случае со мной?

— Не язви. Я ведь не от тебя скрывался, когда летал к старому Депо.

— А от кого?

— От всех прочих друзей. От тех, которым наша с тобой монополия на Полную Карту кажется досадным препятствием.

А ведь это не так, безразлично думает он. Причем здесь «друзья»? На самом деле Свободный Охотник отключил каналы связи, потому что скрывался от окружающего его мира — всего целиком. Нет, опять не так. От себя он пытался спрятаться, когда не пускал в корабль чужое суетливое любопытство, когда заблокировал вместе с тревожными девчоночьими вопросами еще и логику, и здравый смысл.

— Главное — я убедился, — решительно встряхивается он. — Я все увидел своими глазами, я потрогал правду щупами своего корабля. И давай закончим на этом.

Он пощупал правду, излазив свалку в Депо по каждой из двух возможных координат. Всеволновый дегустатор, одолженный Свободным Охотником во дворцовом пищеблоке, помог ему обнаружить нечистоты, исторгнутые коконом Ласкового. Не только обнаружить, но и определить степень их фотонного распада. Нечистоты подверглись пространственно-плоскостному преобразованию, что дало возможность составить временные диаграммы и схему перемещения Ласкового по свалке. Звероид действительно пробыл в этом гиблом месте не менее четырех тысячных. Свободный Охотник прошелся по его следу и нашел капсулу, из которой тот связался с Хозяюшкой. Оболочка практически не излучала, а значит, не была подброшена — опять же без обмана. Капсула оказалась старой, но Всеобщая в ней еще жила, поскольку сохранились энергоприемники. Те, в свою очередь, были деформированы и работали едва ли в силу одного процента от исходного, вот почему их бросили догнивать вместе с прочим хламом. Ситуация разъяснилась. Однако Свободный Охотник обследовал свалку полностью — до последнего квадрата. Свежих продуктов метаболизма, вырабатываемых организмами тварей, больше не обнаружилось. Из чего с неизбежностью следовало, что никто из посторонних здесь не появлялся — ни до, ни после операции по захвату Неуловимого, — и что это место действия никем специально не готовилось для демонстрации разного рода подвигов и чудес.

Гип Узора убедился…

— Хорошо, закончим на этом, — с горечью соглашается девочка. — Все равно ты мне доверяешь не намного больше, чем своему Ласковому.

— Что? — бесконечно удивляется он.

Трудно вписаться в столь неожиданный поворот темы.

— Вот именно. «Гип Узора». Поздравляю с новым титулом, гип.

— С чего ты взяла, что я тебе не доверяю?

— Не хотела я этого говорить… Странная у нас с тобой была жизнь — столько Единиц друг с другом обо всякой ерунде разговаривали. Как ты выдержал?

— Подожди, я не понимаю…

Он не понимает, смеяться ему или сердиться.

— Ну, так ведь мне никогда не разрешалось ничего про тебя знать, — с отвращением объясняет Хозяюшка. — Хотя бы даже про то, что у тебя была Полная Карта. Кстати, насчет меня можешь не волноваться, я не считаю себя достойной владеть Полной Картой.

Свободный Охотник смотрит ей в глаза и медленно произносит:

— Ты это серьезно?

Он отлично видит — это серьезно. Вопрос прорастал в ней долго и мучительно, пройдя все стадии — от внезапной пустоты в груди, через бессонные монологи с воображаемым собеседником, к самостоятельно придуманному ответу. Однако настоящий ответ так очевиден, что просто смешно!

Женщину нельзя оставлять в одиночестве, думает Свободный Охотник, легко погасив искру раздражения. Женщина, предоставленная сама себе, тут же сходит с ума, таков закон природы. Просто смешно…

— Я уже извинялся, — терпеливо напоминает он. — И за свое вынужденное молчание, и за вечную повязку на своей голове. Забыла?

— Я ничего не забыла, — неожиданно и странно улыбается она. — Ты ужасно хотел, чтобы я скорей повзрослела. Жаль, что до сих пор не дождался.

— Послушай, не надо надуваться, как пузырь Сферосовета. Полная Карта — это настолько важная информация, что даже слухи о ее существовании меняли сложившийся порядок вещей. Неужели ты этого не понимаешь? Вернуть Узор людям стало возможным только тогда, когда создана сила, способная воспользоваться моим подарком для решения главной задачи. Чем, кстати, я теперь и занимаюсь. А ты… Тебя бы легко заставили проговориться. И если сведения о том, что Полная Карта сохранилась, открылись бы раньше времени, то вся Галактика бросилась бы охотиться за маленьким корабликом «Универсал-Плюс». Буквально вся, от дешевых контрабандистов и сектантов из Центра до сохранивших могущество гипов…

Беседа обрывается, потому что из молельни выходит системный жрец. Ритуал будет продолжен, пришло время. Фигура жреца похожа на вставшую с пола тень, на невесомый контур человеческого тела: здесь, в хронозале, светопоглощающая одежда столь же эффективна, как по ту сторону мембраны. Лишь лицо и руки его реальны — имеют объем и цвет. Лицо и руки словно бы выглядывают из бездонной черноты.

В одной руке человеческая тень держит кристаллоноситель, который юный гип Узора доверил пантеону. В другой — тонкую гибкую пластину, называемую «диском». Этот второй носитель информации, работающий на совершенно иных принципах, символизирует галактическую Плоскость. Жрец поднимает обе руки, и свет в зале вспыхивает ярче прежнего.

Все присутствующие встают. Гип Связи, извинившись перед своим собеседником, гасит Всеобщую. Свободный Охотник, наоборот, оставляет канал включенным, давая Хозяюшке возможность участвовать в дальнейших событиях. Мужчины, покинув рабочие зоны поглотителей, делают по шагу навстречу друг другу.

— Твои родовые записи перекодированы, — с гордостью сообщает жрец. — Теперь ничто не помешает Священной Восьмерке восхититься твоими победами.

Он возвращает Свободному Охотнику ставший ненужным кристаллоноситель.

— Главное, чтобы мои родовые записи попали в Хроники, — отвечает тот, ломая торжественность момента. — Большего я не требую.

— Красивая штучка, — вступает в разговор гип Связи, с любопытством разглядывая кристаллоноситель. — Достойная.

— Это принадлежало прежнему гипу Узора, моему отцу, — вежливо поворачивается Свободный Охотник. — Чистейший углерод.

Гип Связи удовлетворенно кивает:

— О, да. Разовый синтез, молекулярное структурирование…

Он крайне мал ростом — как и подобает истинному властителю. Еще он очень худ. Его облик строг и правилен, без всяких там юношеских излишеств, иначе говоря, этот человек симпатичен Свободному Охотнику.

— Не возражаешь ли ты, чтобы высокий гость остался в пантеоне? — задает жрец вопрос.

— Не возражаю.

— «Высокий», — весело ворчит гип Связи, поглядывая на собеседников снизу вверх. — Скажет же.

— Какой из храмовых поглотителей ты выбираешь? — продолжает жрец.

— А что, есть разница? Различаются ли они по стоимости?

— Все оплачено.

— Кем?

Гип Связи вновь коротко улыбается, но теперь молчит.

— Из кассы дворца.

— И твой труд оплачен?

— Да.

— Я бы с удовольствием подарил Системам все четыре твои поглотителя, и даже заплатил за каждый вдвойне, но, боюсь, в кассе дворца не поймут мое рвение… Я выбираю вот этот. — Свободный Охотник указывает на пенал, под которым он только что сидел.

Хозяюшка все еще находится там, в фокусе Всеобщей — терпеливо и молча ждет.

— Девушка также будет присутствовать при совершении ритуала?

— Ради этого я и вызвал ее сюда. Дочь Сорок Седьмого имеет полное право проститься с моими записями.

— Понимаю. Прежде, чем мы приступим, не хотел бы ты добавить что-нибудь к сказанному в молельне? Еще не поздно признать ошибку, гип. Вспомни о важности этих мгновений для твоей будущей жизни.

— Кому-то не понравилось то, о чем мы говорили в молельне? Я полагал, что нас никто не слышит, жрец.

Хозяин пантеона прикрывает глаза. Сводит скулы, удерживая стон отчаяния. Очевидно, он с наслаждением заткнул бы и свои уши, если бы это позволяла кастовая честь. Ему больно и стыдно, однако он вынужден терпеть. Он чуть слышно отвечает:

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, великий гип Узора. Уверен, ты не хотел никого оскорбить. Нашу с тобой очищающую беседу слышали Они, и только Они, можешь не сомневаться.

— Спокойно, спокойно, — вмешивается гип Связи, похлопывая сникшую тень по тому месту, где у человека подразумевается плечо. — У твоего гостя, по-моему, всего лишь хорошее настроение, чему я весьма рад. Он шутит, и ничего больше.

— Ну что ж, если родовые записи — это единственное, что гип Узора готов отдать Их Свету…

Свободный Охотник останавливает жреца:

— Подожди, друг, я все-таки объяснюсь. В очищающей беседе действительно не было сказано главного. Вот ты ждешь, что я наконец признаю ошибку и одумаюсь, тогда как это невозможно, причем, по очень простой причине. Я точно знаю, что ошибаетесь вы, а не я. Вы, посвященные. Вникни в смысл — я ТОЧНО ЗНАЮ.

И жрец не выдерживает — щедро отдает накопленные чувства.

— Священная Восьмерка, как это можно «знать точно»? — недостойно кричит он.

Юноша печально смеется.

— Из снов, — говорит он, глядя почему-то на Хозяюшку. — Откуда же еще? Из моих проклятых, выкручивающих мозги снов.

Жрец ничего больше не говорит. Подходит к выбранному Свободным Охотником углу комнаты, сует плоскую пластину в щель поглотителя, затем, не обращая внимания ни на побелевшую от волнения девушку, ни на подошедших сзади мужчин, запускает читающее устройство. Все! Ритуал продолжен. Храмовый поглотитель мгновенно откликается, переключаясь в сакральный режим работы…

22

…И совершенно неважно, что подготовленные документы больше похожи на сопроводительный материал к лекции по истории. Ибо подлинная история начала войны известна очень немногим. Все знают, что гипархат Узора подвергся нападению — так же, как многие другие, — в результате чего Полной Карты не стало. Но мало кто знает, что война, собственно, и началась с атаки на гипархат Узора, внезапной, прекрасно подготовленной. Это была Первая Атака.

Информационные массивы потрясающе наглядны. Отлично видно — твари атакуют с беспощадной слаженностью, и агония длится недолго. Обреченный Фрагмент пространства вскипает очищающим, абсолютным пламенем — страшный конец гипархата Узора! Невозможно смотреть на это, лучше отвернуться…

И никто не знает, никто предположить не может, что перед самым началом осады гип Узора успевает отослать в неизвестном направлении свой личный «Универсал-Бесконечность». На корабле — всего один пассажир. Возраст пассажира — три Единицы. Цель задана: доставить ребенка в некий уникальный по оснащенности и местоположению санаторий, спрятанный от суетного мира так, что его как бы и не существует, после чего активизировать комплект программ по обслуживанию необычного пациента. Могущественный гип хочет спасти своего сына. Но не только этот мотив движет высокопоставленным отцом. Сбежавший корабль оснащен стратегическим архивом последнего поколения — фантастически большой емкости. Таким образом, гип спасает и наследника, и Полную Карту. Увы, старший его сын остается сражаться, как достигший совершеннолетия, жена гипа также отказывается покинуть дворец, твердо решив разделить судьбу мужа и рода, доверить же Полную Карту кому-либо еще — недопустимо. Вот почему в сбежавшем «Универсале» нет никого, кроме плачущего малыша. Корабль, разумеется, запрограммирован на самоуничтожение в случае проникновения на борт посторонних, но все обходится благополучно.

Официальные родовые документы здесь заканчиваются. Далее следует блок личных записей. Малыш добирается до санатория, вырастает, тщательно воспитываемый автоматикой, и становится таинственным неуловимым воином, предусмотрительно превратив «Универсал-Бесконечность» в «Универсал-Плюс»…

Информация сброшена. Зрители долго молчат.

— Несчастный мальчик, — с неожиданной искренностью произносит жрец. — Вот ведь судьба, вот ведь трагедия…

— Могу кое-что добавить, — звонко сообщает Свободный Охотник. — Если бы твари завладели Полной Картой, на том бы война и кончилась. Галактику спасло от катастрофы то, что моего отца кто-то оповестил о предательстве — всего за одну-две тысячных до нападения. У меня нет доказательств, но лично я в этом не сомневаюсь. Иначе у него не оставалось бы шансов спасти сына, то есть меня. Да еще организовать столь упорное сопротивление, и, тем более, подготовить свои объекты к уничтожению. Конечно, все это не имеет теперь никакого значения, но мой долг предоставить вам исчерпывающую информацию.

Гип Связи всхохатывает. Взрыкивает сытым чревом:

— Наоборот, каждое твое слово, мой дорогой, имеет колоссальное значение. Я понял это еще до того, как встретился с тобой лично, вот в чем главная моя удача. Почему ты показал Сферосовету лишь сокращенный вариант своих документов?

— Хотел поскорее закончить с формальностями. Ведь наших коллег одно интересовало — откуда я такой взялся.

— И все-таки зря ты обошелся без подробностей. Вся сила твоих записей — в подробностях. Как видишь, нашего сурового жреца и то проняло. А народ на совещании по большей части слезливый, дружно бы всплакнули над твоей историей и сразу бы тебя полюбили.

— Да, конечно, — вежливо улыбается Свободный Охотник. — Ты очень остроумный человек, гип.

Он смотрит на Хозяюшку. Героя больше не интересует светская болтовня, потому что плачут в этом зале, оказывается, вовсе не слезливые участники Сферосовета.

Плачет дочь гипа…

— Что с тобой?

Она прижимает вибрирующие кулачки к лицу и отворачивается, упрямо стиснув губы. Строго говоря, не то, чтобы она плачет, а так, слегка рассопливилась непонятно от чего.

— Ты же все это видела! — обижается Свободный Охотник. — Я же тебе первой свои записи переслал! Опять «Черную дыру» стало жалко?

Не издав ни единого звука, девочка отключается. Взмах ресниц, короткое движение рукой, и ее нет под куполом Всеобщей. Лишь Космос остается в канале связи.

Поведение Хозяюшки совершенно необъяснимо.

— Вот и простились с моими родовыми воспоминаниями, — горько подытоживает юноша. — Жаль, я хотел, чтобы красиво было… Скажи правду, жрец, информация уже попала в Хроники?

— Гип Узора спешит? — кривится тень. — Нет, гип, пока ритуал не завершен, не жди Их Знак, не надейся на Их внимание.

— Тогда продолжим.

— Ты знаешь, что тебе следует делать?

— У меня было достаточно возможностей изучить ваши правила.

Плоская тень жреца словно выворачивается наизнанку, открывая собеседнику кусочек алого комбинезона. Но краток миг чуда. Всего лишь была распахнута защитная накидка, из-под которой жрец вытаскивает новый предмет, необходимый для завершения ритуала.

Священный молоток. Символ и атрибут власти, придуманный высокопоставленными инженерами в те времена, когда не существовало Управления. Согласно легендам, эти устрашающего вида предметы синтезировались из металла — в те времена, когда в Галактике еще был металл.

— Возьми.

Свободный Охотник принимает священный молоток, взявшись за рукоятку обеими руками. Изделие, разумеется, отлито не из металла, а из боевого форспластика — продукт современного синтеза. Руки наливаются убойной тяжестью, уверенностью и силой, сила распространяется в плечи, в голову, — зовет к действию, обретает самостоятельность, волю и смысл.

Жрец на четвереньках вползает в рабочую зону поглотителя. Мягко валится на бок и поджимает колени к груди, превратившись в черный бесформенный ком. Его голова, скрытая капюшоном, не видна, ладони также спрятаны под накидкой. И рождается молитва. Голос жреца, преобразованный хронозалом, исходит как бы отовсюду одновременно: «…Я, раб Ваш… Я, точка на Вашей плоскости… Я, ничтожная цифра в Ваших программах… Я включаю Вас!.. Я знаю Коды Доступа, я рву поганую паутину Системных Паролей!.. Я начинаю отсчет: Семь, Шесть, Пять, Четыре…»

Он и в самом деле похож на точку. Вернее, на бездонно черную кляксу, расплывшуюся по полу в том месте, где должна быть точка. Он бесстрашно призывает духов, создавших этот мир: «…Три, Два, Один, Ноль! Дайте Знак! Откройте матрицы, впустите коды, вдохните в объемы звездный свет! Подберите рассыпанные в пространстве цифры, сложите из них жизнь! Это принадлежит Вам, и только Вам! Я называю имена: Семь, Шесть, Пять, Четыре…»

Сосчитай от Семи до Нуля — получишь Священную Восьмерку!

— Ноль…

И вдруг все меняется. Распластавшаяся на полу клякса, бывшая когда-то жрецом, становится ослепительным сгустком света, странным зеркальным образованием, поверхность которого переливается всеми цветами сразу. Впрочем, и это чудо имеет объяснение: просто хозяин пантеона переключил режим защиты, задав своей одежде свойства абсолютного отражателя. Хронозал резко затемняется, свет целиком концентрируется в рабочей зоне храмового поглотителя.

— Пришло время, гип! — хрипит жрец. — Действуй, Они здесь!

Время действовать. Молоток словно оживает, получив долгожданную энергию, словно поднимает безглазую и безносую голову. И юный гип Узора больше не сдерживается. Власть в его руках уже успела превратиться в жадную, голодную стихию.

— Я с наслаждением заплатил бы за это из собственной кассы, — говорит он гипу Связи. — Вот именно за это…

После чего бьет.

Промахнуться трудно: пластиковый пенал, удерживаемый силовым полем, раскалывается надвое. Следующим ударом Свободный Охотник сбрасывает поглотитель на пол.

— Здесь все Ваше… — хрипит жрец. — Только Ваше… Если не Вам, вечным, то никому… Никому…

Священный молоток трудится на совесть, разбивая дорогостоящий храмовый инвентарь — в куски, в крошку, в пыль. Грохот сотрясает пантеон. Вместе с поглотителем перестает существовать и плоский «диск», на котором когда-то была записана краткая история жизни нового гипа Узора. Информация сброшена, записи уходят в никуда. Цифры и коды испуганно разлетаются по залу, окружив место действия плотным невидимым облаком. Кто теперь соберет их воедино? Каким образом уничтоженные записи попадут в Хроники? Новому гипу Узора это безразлично. Трудно найти лучшее развлечение для истинного воина, чем собственноручно разрушить то, что никому не нужно.

И вновь приходит чудо. Чья-то воля останавливает движение молотка, чье-то исполинское дыхание отодвигает Свободного Охотника на пару шагов назад. Противиться невозможно. Вдох-выдох заглянувшего в пантеон исполина приносит огонь. Вспыхивают останки поглотителя, жалко хрустящие под ногами — холодным мертвым пламенем. Разбросанные по полу осколки этого пламени закипают, тянутся друг к другу, и вдруг складываются в один электрический вихрь.

— Звездный свет… — ползет из углов комнаты благоговейный шепот жреца. — Рождается Знак…

Горящая во мраке картина вырастает до потолка, и продолжает расти — вверх, вширь и вглубь, сквозь плоские стены хронозала, не ограничиваясь прямоугольным объемом пантеона. Герой несется по Тоннелю, стянутому в точку. Чтобы спастись, нужно рассечь этот жуткий конус с помощью фотонных Плоскостей — одной продольной и одной поперечной. Герой поднимает руки до уровня плеч, разводит их в стороны, превращая свое тело в огромные скрещенные лезвия…

— Это твой Знак, — шепчет жрец. — Твои записи приняты, гип.

Свободный Охотник сбрасывает наваждение.

Отступает еще на шаг. Отпускает влажную рукоятку молотка — священный предмет оглушительно падает.

— Плюс, Разрезающий Спираль, — сквозь зубы отвечает Свободный Охотник. — Да, это мой родовой знак.

Трюкачи, брезгливо думает он. Системные паразиты. Причем, как это ни смешно, сами же верят в свой обман… Картина выходит за пределы комнаты, ее здесь больше нет. Вспыхивает привычный свет. На полу — ничего, ни осколочка, ни пылинки, эталон чистоты и порядка. Записи сожжены, ритуал закончен.

Зеркальный ком с кряхтеньем распрямляется, вновь принимая человеческие формы.

— Поздравляю, — измученно говорит жрец. — Ты выдержал испытание.

Вялыми движениями он освобождается от накидки, сбросив ее себе под ноги. Наконец-то можно рассмотреть настоящий облик этого человека. Однако гость не пользуется такой возможностью.

— Вот и все! — звенит восторженный голос гипа Связи. — Ты — Истинный!

Свободный Охотник поворачивается к нему.

— Я в твоем распоряжении, друг. Надеюсь, теперь нам никто не помешает.

— Подожди, неожиданно появилось еще одно дело. Можно сказать, дельце. Если откровенно, я был против, но сыновья меня упросили…

Гип Связи щелкает пальцами, и хронозал становится прозрачным.

Вокруг — черная бездна…

Невероятно красиво. Громоздятся пузыри дворца, как застывшая пена, вытекшая из треснувшего баллона. Неподвижно висят ряды спортивных капсул. Пятна света бесцельно бродят в пространстве, наполняя праздничным сиянием то один объект, то другой. Космос ждет.

— Эй, мы здесь, — негромко зовет гип Связи.

И внешний мир сразу приходит в движение: капсулы выстраиваются полукругом, загораются ячейки многочисленных зрителей, стартуют распылители, торопливо обрабатывая пространство вокруг дворца. Расползающаяся дымка побеждает бездну — слой за слоем. Космос отступает. Зато приходят голоса — смех, неразборчивые возгласы, суетливый обмен командами.

— Турнир по чет-нечету, — кратко поясняет гип Связи.

— Я уже понял, — откликается гость.

— В твою честь, дорогой друг. Победитель получает право сразиться с самим Неуловимым. Надеюсь, ты не откажешь моим мальчикам в такой малости.

— Экран готов, — сообщает кто-то басом.

Гип Связи задирает голову:

— Да, я вижу. Ставки больше не принимать.

— Ты хочешь, чтобы я открыл состязание? — спрашивает Свободный Охотник.

— Запусти стендовый генератор. Ключевое слово обычное. Говори, тебя слышат все мои подданные.

Гость вскидывает руки, и всякое веселье стихает. Он смотрит вверх.

— Спасибо за праздник, друзья. К сожалению, Неуловимый никогда не умел произносить красивые речи, а новый гип Узора не любит это делать, поэтому я скажу просто: рациональных вам чисел! А еще — безошибочных форматов. Ставлю тысячу Неделимых на то, что в сумматоре останется ноль. Ввод-вывод, друзья!

Ключевое слово прозвучало. «Ввод-вывод» — боевой клич мастеров современного фехтования, пришедший, как и все лучшее в этом мире, из глубокой древности. Разумеется, состязания по чет-нечету не имеют никакого отношения к боевым поединкам, равно как и к фехтованию вообще. Пустышка, развлечение, жалкое подобие воинской традиции. Или, если угодно, прихоть обласканных судьбой аристократов, желающих быть похожими на доблестных героев… Стендовый генератор случайных чисел запущен в работу. Дымка, окружившая дворец, превращается в мерцающий экран, сплошь состоящий из бешено несущихся цифр. Капсулы разлетаются по своим позициям. Турнир открыт.

— Вон там мои сыновья, — показывает гип Связи. — Все пятеро, рядышком.

— Ты отключил звук? — рассеянно напоминает Свободный Охотник. — Или твои подданные нас до сих пор слышат?

— Все в порядке, дорогой друг. Не возражаешь, если мы еще задержимся, посмотрим на мальчиков?

— Я понимаю, гип. Я не тороплюсь.

Некоторое время высокородные инженеры следят за турниром. Жрец также находится в хронозале — сидит на полу поджав ноги. Очевидно, ждет высочайшего разрешения удалиться. Вокруг дворца, то тут, то там вспыхивают и гаснут ослепительные точки — это участники соревнований выхватывают экситонными лучами мелькающие в дымке цифры. Видны рваные трассы — это добыча выводится из поля генератора и сбрасывается в приемный регистр сумматора.

— О! — восклицает гип Связи, когда одна из точек выплескивает роскошный сноп искр. — Мой младший, кажется, поймал натуральное число. Ого, да еще натуральное простое…

Он гордится сыном. Он желает мальчику победы. Натуральные числа бьют целые, целые бьют дробные. Рациональные числа сильнее, чем иррациональные; действительные сильнее мнимых; скаляры сильнее векторов; и совсем уж никчемны градиенты, кватернионы, тензоры… впрочем, правила игры известны каждому, а вот мальчик-то мастерски владеет экситонным лучом — это, наверное, большая неожиданность для дорогого гостя, не правда ли?

— Твой младший подружился с моей Хозяюшкой? — скучая, любопытствует Свободный Охотник.

Гип Связи отрывается от азартного зрелища и остро смотрит на гостя, перестав улыбаться.

— Подружился? Не знаю, что ты вкладываешь в этот вопрос, но мы сделали девочке вполне определенное предложение. Ответа до сих пор не получили. И, боюсь, теперь не получим никогда.

— Если бы я не вырвался из плена, ответ бы уже был, — спокойно говорит гость. — Рациональное в наших играх всегда побеждает иррациональное. Кстати, в подобные вопросы я не вкладываю ничего, что могло бы омрачить наши с тобой отношения, будь уверен.

Гип Связи молча обращает взгляд к соревнованиям. Однако нет в нем прежнего чувства, только холодная мысль осталась, и человек наконец вспоминает о делах:

— Ты интересный собеседник, гип Узора. Не продолжить ли нам общение в более уединенном месте?

Бескрайний экран над головами властителей дышит, как живой. Бурлят регистры сумматора, сходят с ума зрители в ячейках. Все внешние поверхности дворца показывают соревнование. Турнир продолжается… Вздохнув, гип Связи убирает праздник — коротким взмахом руки.

Словно стены смыкаются. Вновь тишина и священная оторванность от мира. Повинуясь команде, пантеон превратился из зрительской ячейки в угрюмый и совершенно непрозрачный параллелепипед, каким этому месту и полагается быть…

PAUSE

Сон не шел ко мне в ту ночь. Ни сон, ни хоть какой-нибудь простенький кошмар. Мой странный гость исчез — и хорошо, думал я. Значит, так и надо. Будто и не было его. Даже попрощаться не заглянул, поросенок, без следа растворился в огромном грязном городе. Впрочем, зачем ему было прощаться, если поздороваться он так же забыл? Может, все это и к лучшему, думал я, изо всех сил уговаривая себя, что нет мне никакого дела до чужих бед и, тем более, до чужих благородных бзиков.

Например, мальчик мог отправиться по другим адресам, хранящимся в его голове. Или, последовав разумному совету, он мог вернуться домой за фотографией своей матери. Или мог просто вернуться домой. Почему же я так разволновался?

Возможно, причиной тому был вовсе и не мальчик. Ночное происшествие так же повлияло на мое состояние, ведь разбудили меня, едва я успел заснуть. Вернее, ЧП случилось не ночью, а поздним вечером, но спать-то к тому времени я уже лег! Я из тех, кто рано встает, и кого хворь не берет. Разбудила меня директриса школы. Не могла до утра дотерпеть. Дело в том, что в школе сработала сигнализация. Подключены были два помещения — радиоцентр, совмещенный с лингофонным кабинетом, и компьютерный класс, совмещенный с химической лабораторией. Сигнализация трассируется по телефонной сети, и оба эти объекта висели на одном номере, но сигнал от радиоцентра пропускался через прибор «Атлас», кварцующий частоту. Таким образом, помещения подключались-отключались независимо друг от друга. В двенадцатом часу (вечера? ночи?) на пульт вневедомственной охраны поступили два сигнала «Обрыв» — одновременно. Прибывшая группа, однако, не обнаружила снаружи никаких следов проникновения и, чтобы попасть внутрь, вызвонила ответственное лицо — директора. Та прибежала чуть ли не в одном халате. А уж внутри дежурный электрик, входящий в состав группы, мгновенно определил, что здание школы попросту обесточено. Сигнализации-то все равно, тока нет или контакт разомкнулся, потому и грянула тревога. Ложная тревога. Тот же дежурный электрик, сориентировавшись на месте, не стал дергать службу электросети (с линией электропередачи все было в порядке), а поставил единственно верный диагноз: обрыв где-то внутри школы. «Вызывайте мастера, хозяйка», — посоветовали милиционеры директрисе, и с тем уехали, успокоив напоследок, что поставят объект на патрулирование, то есть раз в полчаса будут проезжать мимо, пока электричество не появится. Предварительно, впрочем, они всей толпой прошлись по школьным коридорам — проверили помещения, поставленные на сигнализацию. Никого лишнего не нашли. И в здании — никого. Полный порядок.

Для кого порядок, а для кого ночные хлопоты и нервы. Позвонили мне, попросили срочно подойти. Я бы их послал спросонья, у нас в РОНО рабочий день пока что с восьми, но ведь в этой школе учится мой ребенок! Знали, сволочи, кого просить — вечная история. Хотя, директрису тоже понять можно. Наверное, ее одолевали всякие жуткие видения, пока они с милиционерами бродили по темным коридорам, освещая путь фонариками. Зря она боялась: сложный и длительный ремонт, как выяснилось, вовсе не потребовался. Достаточно мне было открыть центральный щит, чтобы найти и устранить неисправность. Просто перегорел один из трех предохранителей-вставок, аж коричнево-черным стал от усердия. Это такой керамический цилиндр длиной с палец. Причем, в том же самом гнезде перегорел, где и на прошлой неделе — значит, с понедельника придется разбираться, в чем причина. Еще одна забота в список всех прочих. А пока — сходил я в комнату рабочего по зданию, в которой хранилось мое барахло, взял новый предохранитель, да и произвел замену. Вот и весь ремонт. Свет вернулся, директриса с завхозихой были счастливы. Я не стал портить дамам настроение — не объяснил, как все это странно. Почему и каким образом неприятность случилась ночью, когда ни один электрический прибор в школе не работал? Чудеса…

Лишать себя отдыха, размышляя о чужих неприятностях — верный способ покончить с собой. Однако сон не шел ко мне в ту ночь! Какими только глупостями не будоражил я свое стареющее сердце. Взял, да и высчитал, в каком году парень родился (месяц был известен — август). Затем мысленно открутил еще девять месяцев против хода времени. Я не хотел этого, мозг произвел расчеты самостоятельно. Получилась Дата. Приблизительная, конечно, но другой отправной точки у меня не было. И зачем-то я начал вспоминать свою жизнь в том году и в том ноябре. И вдруг я вспомнил… Нет, не это (чуть позже я вспомнил и это тоже), а кое-что иное, не имеющее прямого отношения к полученной Дате. Оказывается, было время, когда на моей руке действительно насчитывалось только четыре пальца! И была женщина, которая заметила такое во мне уродство. Она сказала откровенно, не пощадила: «Ничего у нас с тобой не получится, четырехпалый ты мой». «Почему?» — наивно спросил я. «Потому что один палец так и остался у тебя во рту, до сих пор сосешь его вместо соски». «Почему не получится? Разведешься с мужем, переедешь ко мне… или я к тебе…»

Банальная, в общем-то, история: Он и Она. Сокурсники, с одного потока. Веселая студенческая жизнь. Она — на несколько лет старше (двадцать пять против двадцати), пришла в институт после подготовительного отделения. Он — салага и шалопай, но умный, первый ученик в группе. Отличник, одним словом. Незаурядная в будущем личность. И смазливый, приятный во всех отношениях мальчик, чего там скромничать-то. У Нее — ребенок и муж, вдобавок — удручающее отсутствие способностей. Зачем Ей понадобилось высшее образование? Ответ в одном-единственном слове: «Диплом». Нелепая уверенность, что «так принято», заставляла Ее (и стаи ей подобных) каждодневно истязать себя, цепляясь за любую халяву. Отличник-шалопай был удобным объектом для эксплуатации, тем более, что Он не отказывал в интеллектуальной помощи ни одной из замученных учебой девушек (ох, много таких эпизодов накопилось). Итак, банальная история: Он делал за нее курсовой проект. Просто так, от чистого сердца. По-дружески. Никаких глупостей и вольностей, не та ситуация, ибо сказано — ребенок и муж. Они ведь только друзья, да? Или не только? Ребенок — в детском садике, муж — в рейсе, шофер-дальнобойщик. Халява начиналась в читальном зале, а завершалась у Нее на квартире, где уютно и тихо, где никто не помешает сосредоточиться на деле… Очевидно, Он что-то неправильно понял. А может, все понял правильно, потому что Она вовсе и не сопротивлялась, когда Он перестал сдерживаться. В то время Ему особенно нравились женщины взрослые и опытные, с которыми можно оставаться мальчиком, с которыми все просто. Сосунок, он и есть сосунок. Роняющий слюни на слюнявчик. С указательным пальцем во рту. Правильно Она сказала — ПОТОМ, когда кончен был не только курсовик, но и всё остальное. Он зачем-то попытался разыграть из себя благородного. Однако Она видела суть: «Четырехпалый!» Разумеется, к таким не уходят «на халяву» — от мужей-шоферов.

Произошло это как раз в ноябре того самого года. Дата…

Легко и спокойно думается о себе в третьем лице, особенно, если давнюю историю и историей-то не назовешь. Интрижка, случайная связь. Почему же так стыдно возвращаться в исходную систему координат, в которой Он — это я? Стыдно и тошно. Тошно и стыдно… Сокурсница после совместно сделанного курсового проекта, как говорят женщины в таких случаях, «подзалетела». Удивительная неаккуратность! Или и впрямь не ожидала, что напряженная работа потребует должной разрядки? Или не привыкла платить за услуги? А чтобы муж ничего не узнал — пошла на аборт, дождавшись очередного рейса. Я самолично отвез ее в больницу, сдал в гинекологическое отделение, и на том успокоился. Аборт — это освобождение. Очистить совесть можно только через страдания, и очень удачно, когда это чужие страдания. Мне бросили свободу, как кусок мяса бездомному псу. Таким образом, совесть моя была выскоблена до блеска. Наши с сокурсницей пути разошлись: она не пожелала, выйдя из больницы, ни встречаться со мной, ни даже разговаривать. Почему? Не мое дело! Вдобавок оставила институт. Как шептались девицы, из-за сложностей с ребенком и мужем. А много позже, когда я и забыл о существовании этой женщины, вдруг встретил ее на кафедре — оказывается, учебу она не бросила, просто перешла на заочный факультет. Встретил и гадливо подумал: «Интересно, кто теперь у нее в «помощниках»? Наверное, кто-нибудь из профессорско-преподавательского состава». И вновь забыл о ней — уже навсегда…

Вот такой эпизод. А сколько еще имел я встреч с женщинами, отдаленным результатом которых мог быть вчерашний вундеркинд? В ноябре — тридцать дней. Если напрячься и начать вспоминать по дням… тридцать эпизодов, конечно, не наберется, но десяток — наверняка. Женщины ведь гораздо доступнее, чем стараются нам показать — я довольно рано обнаружил это несоответствие. Какой следует вывод? Могут ли подобные соображения вернуть душевное спокойствие?

Фамилия, названная мальчиком, была мне незнакома, но имя его матери совпадало с именем той женщины. Имя совпадало…

Нет, не успокоиться было. Мысль вела себя нахально, как крыса в темной комнате — носилась от стены к стене, забиралась ко мне на кровать, пробовала все на зуб. «Крысы — это будущее человечества». Когда мысль выходит из-под контроля, возможны любые неожиданности, например, такие: число «32» равно двум в пятой степени. Причем здесь это? При том, что когда-то я жил именно в доме 32 на 8-й Линии. И еще при том, что двойка в пятой степени элементарным образом записывается в восьмеричном коде и равняется восьмеричному числу «40». Это азы информатики, букварь. Мальчик сказал мне, что его отец долгое время жил в доме номер 40 на 10-й Линии… В какой системе счисления он назвал адрес? Не в той ли самой, в какой назвал и свой возраст?

Мысль превратилась в раскаленный шип, догадка прожгла голову насквозь. Лежать стало невозможно. Я присел на кровати, свесив ноги. «40» в восьмеричном мире — то же, что «32» в десятичном. И цифры «8» в этом мире не существует, за цифрой «7» по праву стоит «10». Мальчик ужасно не любит восьмерку… Почему я сразу не понял? Азы, букварь. 10-я Линия и есть 8-я — если записать адрес в разных системах счисления. Но что из этого следует?

Я даже вспотел.

В какую игру он со мной сыграл, мерзавец, что ему было нужно?

Наверное, я немножко сошел с ума, потому что не нашлось разумной силы, которая удержала бы меня в постели. Я встал, стараясь не потревожить жену, и прокрался в детскую комнату. Дочь, наоборот, спала очень крепко (ее так называемый «мертвый сон» был причиной энуреза, с которым мы боролись). Я будил ребенка долго и мучительно. Поднимал человечка с кроватки, ставил на ноги, трепал за нос и за щеки, пока не добился своего. Я спросил: знает ли она, куда ушел наш с ней новый друг? Она, конечно, не знала. Я спросил: о чем они в таком случае разговаривали перед тем, как он ушел? Дочь не желала стоять и вместо ответа валилась обратно. И глаза не желала открывать. Однако я был тверд. Мне хорошо запомнилась картина, подсмотренная днем из окна кухни — они с мальчиком сидят на скамейке и мило о чем-то болтают. О чем? «Про мою фамилию, — пробормотала дочь, не открывая глаз. — И про твою, и про то, сколько мне лет…» Про фамилию? Я удивился. Зачем, что за странный интерес? Ведь фамилию своего отца он не знал. И почему не спросил у меня, если это было важно? Или это как раз было неважно? «А еще он меня сфотографировал», — похвастался ребенок, окончательно проснувшись. Малышка заползла к себе под одеяло и вдруг захныкала. Разбудить-то ее разбудили, а как вернуться в сон — не объяснили. На звуки прибежала моя жена, встрепанная и тоже немножко сумасшедшая…

— Ты знаешь, что кварцевое сердце бывает внутреннее и внешнее? — спросила меня дочь, успокаиваясь. — Чтобы пролезть сквозь внешнее, нужно иметь крысиный хвост, жесткий и цепкий.

— Бредит, — перепугалась жена.

— Тихо, — зашипел я, — просто засыпает.

Она засыпала. Уже в полусне, свернувшись клубком, всхлипнула:

— Пульс мира сместился к югу. А у вас с мамой какое сердце, тоже кварцевое?.. — и на том голосок ее кончился.

Только ночь, к сожалению, не кончалась. Я ничего не рассказал жене, не ответил ни на один из ее лютых вопросов. Потому что допер наконец, что за червь грыз мою душу. Вовсе не чужие неприятности прогнали сон из нашей квартиры, и вовсе не чужой человек объявился в нашей жизни — вот такой казус, такой анекдот…

CONTINUE

23

— И все-таки, дорогой мой друг, зря ты поставил свои монады на ноль, — озабоченно говорит гип Связи. — Тысяча — это немало.

— Будем считать, что я вернул тебе средства, потраченные на ритуал, — шутит Свободный Охотник. — Пусть мой проигрыш уйдет в кассу дворца.

— Что ж, это твои монады… Прошу тебя, друг, — обращается властитель к системному жрецу, — не уходи, побудь здесь. Помолись, чтобы нам никто не мешал.

Есть люди, которым с готовностью подчиняются даже Их рабы, есть просьбы, которые выполняются с обязательной радостью на лице. Жрец упруго встает с пола. Вернулось его время. Опять понадобился его голос, его близость к высшим силам Галактики. Однако смотрит он почему-то не на хозяина, а на гостя, глаза в глаза, и говорит он с неожиданной яростью:

— А ведь ты, гип Узора, так и не признался, какова твоя вера. Я думаю, тебе просто не в чем признаваться. На самом деле ты слишком горд, чтобы показать свой трепет перед Священной Восьмеркой, оттого и прячешься за ужасными, грязными, нелепыми словами. В этом и состоит твоя главная ошибка.

Свободный Охотник изумленно молчит.

— Со временем ты поймешь, — победно заканчивает жрец. — Вовсе не стыдно быть маленьким в сравнении с тем, что неизмеримо больше.

Гип Связи, пряча усмешку в кулаке, весело поглядывает на гостя. И тот вдруг горячится:

— Да не существует никакой Священной Восьмерки!

Теперь молчат все.

— Что ты сказал? — выдыхают два рта одновременно.

— Систем ваших пронумерованных не существует! Потому что мир — это одна Система, понимаете? Система без названия, Единая. Люди растворены в ней, находятся внутри единого организма, разве вы не чувствуете этого?

— Я — внутри кого-то? — уточняет гип Связи. — Знаешь, друг, мне твоя вера нравится ничуть не больше, чем нашему жрецу. Надеюсь, ты не обиделся.

Гость не обиделся, отнюдь нет.

— Быть маленьким и зависимым действительно не стыдно, когда масштаб выбран правильно. Но вы, Истинные, просто представить себе не можете, до какой степени мы с вами малы и зависимы.

Отвечает жрец — с мрачным удовлетворением:

— Понимаю. Теперь понимаю… Что ж, теория Единой Системы имеет хождение среди некоторой части технического персонала, хоть ее и отвергает большинство умнейших и честнейших людей Галактики. Но тогда я верну тебе, гип Узора, твой же вопрос, которым ты пытался унизить меня во время очищающей беседы. Кто создал эту Систему, если она одна-единственная и других не существует?

— Ох, и настырный ты парень, — ворчит Свободный Охотник. — Все равно ведь мы с тобой не договоримся… — Он отворачивается, чтобы напомнить гипу Связи. — Ты хотел мне о чем-то рассказать, высокородный?

— Да, мой дорогой, пройдем в молельню.

— Если ты веришь в Единую Систему, — громко говорит жрец в удаляющиеся спины, — тогда ты должен верить и в Героя?

— Если должен, значит, верю, — не останавливается Свободный Охотник.

Ему смертельно надоел этот спор.

— Странный юноша, — подытоживает Их раб. — Я помолюсь за вас, высокородные. Работайте спокойно, пантеон будет полностью заблокирован.

Размыкается и смыкается мембрана. Собеседники остаются наедине. Наедине — если не считать живущих собственной жизнью терминалов, если забыть про Их уши, про Их глаза, про Их пальцы, выковыривающие записи из каждой галактической щели.

— Неужели ты собираешься открыть ЭТО Сферосовету? — начинает гип Связи.

— ЭТО? — поднимает брови гость. — Мне многое предстоит открыть нашим коллегам.

— Я говорю о кристаллоносителе, который ты раздобыл в Сорок Седьмом гипархате Пустоты. Я изучил твою находку, друг. Поразительно. Ты прав, эта информация способна повернуть войну вспять, но при одном условии…

— Кристаллоноситель не находка, а подарок.

— Прости. Тамошний гип сделал бесценный подарок нам всем, мне искренне жаль его… Так вот, если твари узнают, что их тайна раскрыта, информация станет во многом бесполезной. Ты не боишься этого, выставляя правду напоказ?

— Но чем еще можно объединить ненавидящих друг друга Истинных? У тебя есть в запасе другая тайна такого же масштаба?

— Объединить… — с сомнением произносит гип Связи. — По-твоему, занять капризных идиотов общим делом важнее, чем дать им победу в готовом виде?

— Я рад, что хоть в чем-то мы с тобой расходимся во мнениях, — говорит Свободный Охотник серьезно. — А то было бы не о чем разговаривать. Что меня действительно пугает, так это способность вождя тварей проникать на наши военные советы. Хотелось бы удержать тайну в границах Пузыря как можно дольше. По крайней мере, ограничить количество посвященных. Это возможно, гип?

Властитель твердеет лицом:

— Я уверен, что вторая фаза совещания будет не столь доступна для наших врагов. Клянусь честью инженера.

— И не такой короткой, как первая.

— Ты обижен?

— Нет, мы правильно сделали, что прервались. Любые разговоры были преждевременны, пока Неуловимый не подтвердил свой титул. — Юноша обводит взглядом молельню, грустно усмехаясь.

— Мой дорогой друг, мы обязательно выясним, откуда вождь Гладкий пронюхал о восстановлении Сферосовета и как пролез в Пузырь. Но я вовсе не об этом собирался с тобой говорить.

— Я слушаю, друг…

Он слушает, а надо смотреть. Гип Связи поднимает руки, сомкнув ладони. Кожа рук, как у всякого Истинного, пропитана биполярным энергорасширителем. Полюса соединились, и реакция пошла: вокруг человека стремительно распухает, силясь вот-вот лопнуть, невесомая радужная пленка. Руки разводятся в стороны, обратившись ладонями вверх — и готов маленький информационный купол. Остается только активизировать подготовленные заранее записи… Чужие приключения врываются в замерший мир пантеона, как варвары в пробитые шлюзы крепостей. Изображение устойчивое, рельефное. Чья-то одинокая капсула натыкается на охранные отряды, неусыпно блокирующие границы гипархата Связи. Судя по конусу в носовой части, это капсула принадлежит одному из Клонов и прибыла она из Центра. Пойманный аппарат вскрывают. Внутри — «дитя Клона». Хорошо видно его лицо в странных цветных кляксах (инкубатор нарушает пигментацию кожи самым причудливым образом). Бластомер, похоже, безумен. Он умоляет, чтобы отряд поскорее мчался в некий Фрагмент и спасал его семью, он беспрерывно заставляет свою бортовую систему выдавать точные координаты места и Нить маршрута. Еще он требует встречи с самим гипом Связи (явно безумен!). Первый же допрос, однако, дает любопытные результаты. Этот изгой — бывший фермер и бывший бластомер, всю свою короткую жизнь мечтавший стать Папой, — причисляет себя к рабам Белого Странника. Но его братство было уничтожено — в один жуткий миг, буквально в одну стотысячную времени. Вероятно, он единственный сумел спастись, то есть он — последний член секты. Кто совершил нападение? Конечно, твари, иначе беглец не искал бы защиты у людей. Почему он бежал к людям, а не в какой-нибудь другой Клон, почему не спрятался в Центре? Потому что тварей привел лоцман, причем, лоцман из местных! В это невозможно поверить, но ведь в противном случае звериная стая остановилась бы, не добравшись даже до первых ловушек, скрученных из отслоившихся Плоскостей. Капсулы диверсантов — одна за другой — тонули бы в дырах Тоннелей, застревали бы в слипшихся комьях Узлов, навсегда теряли Нити каких бы то ни было маршрутов. Они сгинули бы все до единой, если бы не нашелся предатель, который показал врагам путь. Мало того, лоцман был настолько уверен в правоте своего дела, что не посчитал нужным скрыть опознавательный знак — черные перекрещенные дуги. Кто он? Кто ему отдал приказ, неужели кто-то из Дедушек? Или предатель действовал без приказа, не понимая, что делает? И как после этого оставаться в Центре, если врагами Белого Странника становятся теперь и Клоны? Вот почему спасшийся изгой должен встретиться с гипом. Встретиться и сказать ему… Что сказать? Нет-нет, только ему. Никому другому. Эта информация настолько важна, что доверять ее кому попало недопустимо… Допрос окончен. Следующий цикл записей: отряд разведчиков добирается до точки, указанной пленником. Обнаружены обломки капсул — ничего живого. И еще обнаружено Яйцо. Большой инкубатор последовательного типа, с шестью кювезами, вписанными в куб, а в каждой из кювез плавает по трупу. Кто-то взорвал все энергоприемники Яйца, вот в чем причина гибели неродившихся «детей Клона». Вероятно, это и была семья изгоя, которую тот торопился спасти. Маленькая трагедия большой войны…

— Я с ним все-таки встретился, — комментирует гип Связи. — Этот… хм… человек утверждал, что какие-то мерзавцы из Центра заключили со звероидами сделку. Они хотели заполучить Неуловимого, а взамен давали инкубатор, специально синтезированный под звериные зародыши. Вот такая новость, друг.

Признаться, новость была сильной, достойной потраченного на разговор времени.

— Обменять Неуловимого на инкубатор? — спрашивает Свободный Охотник, потрясенный услышанным.

— Вот именно. Кому-то ты настолько приглянулся, что ради тебя едва не был нарушен священный запрет.

— Кому?

— Возможно, какой-либо из прочих сект, возможно, целому Союзу. Наш сектант этого не знал. Мы пытаемся выяснить, кто использует в качестве опознавательного знака черные перекрещенные дуги, но пока безрезультатно. К счастью, грязная сделка не состоялась, и наша беседа — лучшее тому доказательство! — гип Связи коротко смеется, толкая собеседника в плечо. — Если верить пленному, рабы Белого Странника сумели взорвать подготовленное для тварей Яйцо. За что и были потом истреблены. Что скажешь, друг Неуловимый?

Он молчит. Да и что тут скажешь? Липкая муть колышется в голове — то ли воспоминания, то ли нечто иное, рожденное прошлым безумием.

— Готов ли ты подтвердить эту информацию? — настаивает гип Связи, не дождавшись ответа. — Или опровергнуть? Если сделка действительно заключена, понимаешь ли ты, какие могут быть последствия?

«Покажите им нашего дурака… — неожиданно вспоминает Свободный Охотник. — Партнер на месте…» Кому показать? Чьи голоса беспрерывно звучат в его голове? «Наш подарок тоже готов — ловите, мохноухие…» Я люблю подарки, от кого бы они ни приходили, тоскливо вздыхает герой Космоса. Тем более, что есть на свете такие существа, которые… Ну-ну-ну! Вот же оно, цельное и ясное! — изо всех напрягается мысль. «Есть существа, которые делом своей жизни полагают придумывание Меня», — послушно выпрыгивает из памяти. Блуждающий текст! Горькие капельки Абсолютного Отчаяния, выдавливаемые невесть откуда и невесть кем. При чем здесь блуждающий текст? «…Их сжигает жажда высоты — чтобы оставшиеся внизу не сомневались в их избранности. Они мечтают быть ближе ко Мне, бесконечно сражаясь с трепыхающимися в них людьми. В точности, как ты сейчас…» Красивый сон, думает Свободный Охотник, всего лишь сон…

— Могу я побеседовать с этим человеком? — решительно произносит он. — Где твой пленный?

— Пленный умер, когда мы показали ему изувеченный инкубатор. Никакие средства не помогли спасти беднягу.

— Да, обидно. Инкубатор наверняка испортили сами сектанты, чтобы не достался тварям. Неужели парень на что-то надеялся?

— Трудно оставаться единственным и последним, мой дорогой, не всякий выдержит.

— Во время допросов вы, конечно, кололи его модулятором?

— Спектро-программирование ничего нового не добавило. Сектант полностью верил в то, что нам сообщил. Но можем ли верить ему мы? К сожалению, сознание у него и без того многократно форматировалось, так что не знаю…

Гип Связи, прервавшись, смотрит на гостя. В его глазах — искры нетерпения. Он ждет, он напряженно ждет ответ.

— Я понимаю тебя, высокородный, — говорит Свободный Охотник. — Да, я был у тварей. Да, я должен был хоть что-нибудь увидеть. И я отдаю себе отчет, какое страшное бедствие нам всем грозит, если технология искусственного размножения попадет в лапы врага…

Гип Связи наконец понимает.

— Ты ничего не запомнил, друг? — мягко спрашивает он. — Совсем ничего?

— Я же рассказывал, в каком виде Неуловимый сдался в плен.

— Конечно, такие подвиги не проходят даром. И все-таки я надеялся… — человечек полон сочувствия, в котором он старательно прячет разочарование. — Что ж, мы не вправе предлагать гипу Узора помощь наших лекарей. Мозг, хранящий ключ от Полной Карты, нельзя доверять никому, и мы здесь не исключение.

Свободный Охотник прикрывает глаза.

— Слово «Яйцо» непонятным образом увязывается в моих воспоминаниях с блуждающим текстом. Так и вижу, как буквы пляшут в Тоннеле, перепрыгивают из капсулы в капсулу.

— Ты видел Дыхание Истины? — вдруг оживляется гип Связи.

— Не знаю, чье это было дыхание — Истины, Носителя Гнева, Белого Странника или их всех, вместе взятых. Я видел блуждающий текст.

— А помнишь ли ты хотя бы фразу?

— «Хотя бы фразу»! Многое бы я отдал, чтобы этого мусора у меня в голове не стало.

— Восхитительно! — радуется властитель. — Дело в том, друг мой, что мы отслеживаем эти тексты, где бы они ни появлялись, и записываем с точным указанием места и времени. У нас собрана настоящая библиотека, на радость историкам и жрецам.

— Ну и что?

— Известно ли тебе, что рабы Белого Странника умели вызывать Дыхание Истины? Ритуал, вероятно, несложен, носит не сакральный, а чисто технический характер.

Свободный Охотник недолго размышляет.

— Ты прав, за это можно зацепиться! Пойдем, посмотрим последние поступления в вашу библиотеку. Если мой текст там есть, я его узнаю.

Гость полон энергии и желания действовать. Однако хозяин остается неподвижен, перестав вдруг радоваться.

— Когда мы выясним координаты нужной точки, — говорит он, осторожно подбирая слова, — моим разведчикам понадобятся Нити маршрутов. Я не люблю задавать прямые вопросы, но…

— В чем ты сомневаешься, гип? В том, имею ли я постоянную связь со своей собственной библиотекой? Или в том, хватит ли во дворцовой кассе средств на пользование моими услугами? Я не возьму с тебя плату, высокородный гип Связи. А Нити маршрутов — это настолько просто, что говорить смешно!

— Прошу прощения… — человечек прерывисто вздыхает. — За пятнадцать Единиц я от многого успел отвыкнуть. Мы все от многого отвыкли. Тебе нас трудно понять, юноша. Вот ты утверждаешь, что рассчитать путь до смешного просто… — выдержка на миг покидает властителя. — Священная Восьмерка! Неужели закончился этот кошмар? Не могу поверить…

— Кроме того, — терпеливо продолжает Свободный Охотник, — твоих разведчиков поведу я сам. Если, конечно, мы в самом деле получим нужные координаты.

— Пойдем, — решает собеседник. — Пойдем, гип Узора, нас ждут.

Владелец дворца покидает пантеон первым, следом за ним — гость.

Хватит скрываться от мира. Их ждут.

Жрец больше не нужен, и жрец уже исчез. Их ждут в шлюзе. Младший сын гипа — тот, который пытался подружиться с Хозяюшкой, — делает церемонный шаг навстречу. Он выиграл турнир, добился права сразиться с Неуловимым один на один. Все поверхности шлюза прозрачны, поэтому хорошо виден результат — мальчик умудрился обнулить сумматор. Чистый Ноль! Дворец приветствует победителя. Дворец приветствует и Неуловимого, угадавшего маловероятный результат. Легендарный герой Космоса, как всегда, оказался в выигрыше. Поразительно, словно Единый дух Метро помогает ему — даже в пустых детских забавах.

— Разомкнутых циклов тебе, великий гип Узора, — говорит младший сын гипа.

Юноша мал ростом, как и его отец. Зато руки, наоборот, искусственно удлинены, касаются пола — это нужно, чтобы в капсуле дотягиваться до любой точки, не покидая кокон. Родители подвергли ребенка внутриутробному моделированию, готовили воина. Что ж, он стал воином.

— И тебе того же, дружок, — отзывается Свободный Охотник. — Ты истинный мастер экситонного луча. Жаль, что я не очень хорошо играю в чет-нечет, чтобы оказать тебе достойное сопротивление.

Все присутствующие хитро улыбаются, оценив шутку.

— Я вот что хотел спросить, — вновь обращается Свободный Охотник к гипу Связи. — Понимают ли твои инженеры природу блуждающего текста? Ведь он рождается где-то в глубинах Всеобщей, а системы связи, насколько я понимаю, целиком во власти твоего гипархата, даже твари не смогли вас потеснить.

— Не совсем так, мой дорогой, — с готовностью отвечает собеседник, ибо в разговоре уже нет ничего секретного. — Всеобщая управляема только до той степени, чтобы Метро не потеряло доверие к моему гипархату. Что касается блуждающих текстов, то источники их возникновения до сих пор неизвестны. Так же, как и цель, с которой они являются путникам в Тоннелях. Предупреждать о бедствиях и заставлять все живое трепетать — это как-то несерьезно.

— Ты думаешь, у хаоса есть цель?

Хозяин дворца жестом усаживает своего сына на пол. Мальчик хорошо воспитан, ничем не выдает нетерпения и обиды. Впрочем, высокому гостю совершенно безразличны как его чувства, так и он сам.

— Лично мне, — говорит гип Связи, — гораздо интереснее фигура Белого Странника. Он же Носитель Гнева, как его называют звероиды. Я думаю, мы имеем дело с обычной совокупностью неполадок и сбоев, выросшей до уровня новой Системы. Так что, должен признаться, меня больше заботят не цели хаоса, а его последствия.

— Совокупность неполадок и сбоев… — с удовольствием повторяет Свободный Охотник. — Похоже, друг, ты не испытываешь суеверного страха перед Их гневом?

— Как и ты.

Высокородные собеседники понимающе улыбаются.

— Кстати, мой любопытный жрец задал тебе вопрос, вдруг заинтересовавший и меня, — вспоминает гип Связи. — Кто мог создать Систему, в которую ты веришь? Ведь она, по-твоему, единственная! Почему бы не согласиться с таким логичным утверждением, что предыдущая Система рождает следующую?

— Здесь нет противоречия, друзья. Единую Систему создали не другие Системы, ее создал человек. Человек — это же так просто! В свою очередь, и человек был придуман Единой Системой, что совершенно очевидно.

— Ты говоришь о пра-людях?

— Я говорю о цикле. Чувства и разум создают друг друга, бесконечно сменяя друг друга, вот почему мы принадлежим Системе точно так же, как Она принадлежит нам.

— И это, по-твоему, просто? До чего же молодежь любит все усложнять. — Гип Связи неодобрительно морщится. — Слухи о Герое зачем-то вытащили из забвения, спасибо идиоту жрецу…

— Легенда о Герое, рабе Системы — одна из самых древних, — резко возражает Свободный Охотник. — Было время, когда никто не сомневался, что Система едина, и что люди составляют с Ней одно целое. Нынешний мир потерял гармонию, и все ваши вопросы — лучшее тому подтверждение.

— Что ж, прошу прощения, — пожимает плечами человечек.

Его младший, наконец, не выдерживает:

— Отец, экран скоро растворится!

Присутствующие поднимают головы, разглядывая игровое поле. Хозяин дворца спохватывается:

— Ты не возражаешь, друг мой, если мы ненадолго отложим дела?

А гость и так уже шагает к мембране шлюза, увлекая за собой вскочившего сына гипа:

— По капсулам, дружок. Проверим нашу удачу.

Гип Связи раскатисто объявляет, приняв надлежащий вид:

— Вот он, одержавший множество поразительных побед, возникающий неизвестно откуда и исчезающий неизвестно куда! Узнали безжалостную поступь? Он оказал нашему роду большую честь, согласившись скрестить лучи с храбрейшим из моих парней! Вы знаете имя героя?

— Не-У-Ло-Ви-Мый!!! — бушуют ячейки зрителей.

— Красивого вам ввода-вывода, молодежь! — кричит гип Связи.

Свободный Охотник беззвучно усмехается. Он заранее знает результат поединка…

24

— …Все было ясно заранее! — кто-то громко обижается. Кто-то перебивает:

— Чего они боятся? Сами же гарантировали полную закрытость Сферосовета!

— Да что их слушать, все равно они не отдадут Полную Карту! — сразу несколько голосов. — Ну, так где же ваше сокровище?

Вторая фаза совещания началась, как и ожидалось — с обид и ссор.

— Подождите, друзья! — берет инициативу гип Связи. — Позвольте гипу Узора договорить. Я уверен, у него найдется, что предложить нашему собранию.

— Гип Узора? К титулу молодого человека еще нужно привыкнуть, — ворчит Пятый гип Энергии. — Кстати, наш уважаемый организатор совещания, вероятно, был осведомлен, кто прячется под маской Неуловимого, однако держал информацию при себе. Помните об этом, высокородные инженеры, когда придет время принимать решения.

— Я знал не намного больше вас всех, — высокомерно удивляется гип Связи. — Оставляю неуклюжий выпад без ответа.

Он не намерен отвечать на оскорбление, зато вспыхивает ячейка, принадлежащая Пантеону Всех Систем. Главный жрец главного храма Галактики форсирует громкость, чтобы охватить всю сферу:

— Наш уважаемый гип Энергии, обвиняя других в нарушении Системного кодекса, умалчивает о тех возмутительных экспериментах, которые проводятся с его ведома и согласия! Помните также и об этом, коллеги.

Гип Связи удовлетворенно кивает. Гип Энергии вскакивает:

— Что ты имеешь в виду, посвященный?

— Перестань, это не мне одному известно, — с оглушительным презрением говорит главный жрец. — Гипархаты Энергии — настоящий рассадник колдовства! Вот недавно на границе Сорок Третьего и Сорок Пятого была фотонная воронка. Мой Фрагмент тоже задело, два Тоннеля перерезало. Не ваших ли рук это дело, не месть ли это, мелкая и грязная? Прикармливаете неудавшихся инженеров да изгнанных жрецов, пользуетесь услугами сомнительных специалистов с антисистемным прошлым… Стыдно. Нам и без того трудно, звероиды повсюду вокруг, а свои же злопамятные шутники насылают на нас бедствия…

Обвинение в колдовстве — серьезное обвинение. Но атака, предпринятая главным жрецом, настолько неожиданна, что Пятый гип Энергии не находит ничего лучше, кроме как начать доказывать невозможность раскручивания фотонных бурь по чьему бы то ни было желанию. «…Разве можно привязать воронку к определенному Фрагменту? — кричит он. — Что за вздорные фантазии?.. Экспериментам нашим позавидовали! — исходит он ядом. — Вы бы еще выдумали, что мы тайно готовим Большой Резонанс…» Однако через мгновение оклеветанный гип меняет тактику защиты. Потому что всем должно быть ясно — уважаемый хозяин Пантеона отнюдь не случайно выбрал момент для выступления. Его несправедливые обвинения подготовлены заранее и при участии некоего опытного интригана. Цель очевидна — заткнуть рот целой группе участников совещания, способных оказать влияние на принятие итоговых решений. И тогда возникает вопрос: искренен ли был главный жрец, бросаясь на защиту Системного кодекса? Что им руководит — священная боль или тайные силы, скрытые в соседнем секторе? (Гип Энергии простирает руку, величественно указывая на ячейку гипаpхата Связи.)

Уровень взаимных оскорблений слишком высок, чтобы Сфеpосовет остался в границах здравого смысла. И смысл мгновенно потерян. «…Подумаешь, два Тоннеля ему перерезало! — шумят сошедшие с ума ячейки. — А у нас червяки один из Фрагментов вообще по кристалликам растащили!..» «…А потому что зевать не надо, высокородные! Радуйтесь, что воры вам зеленых червей подбросили, а не красных, иначе бы вы тут руками не размахивали…»

Гип Связи, выполняющий функции председателя, тщетно пытается восстановить управление процессом. Его никто не слушает. Пятый гип Энергии победно молчит. Зато говорят все остальные, причем, одновременно. «…Насчет колдовства у меня нет уверенности, но какие-то эксперименты с плоскостными генераторами наши энергетики, по-моему, проводят… — … Это точно, мы давно замечаем в резервных энеpгопpиемниках странное свечение… — …Кстати, вы знаете, что красные червяки охотятся теперь не только за трупами. Фермеры из Центра научились выводить личинки без блокировки… — …Совсем обнаглели, людоеды безмозглые! Кусок гнилого пластика для них важнее всех нас, вместе взятых… — …Эй, колдуны, вот на кого бы бурю наслать!.. — Даже жаль, если честно. Фотонная воронка могла бы стать мощным оружием… — …А вы не обольщайтесь, коллеги, когда энергетики разработают такое оружие, то сразу вслед за тварями наступит ваша очередь испытать его на себе…»

Свободный Охотник медленно поднимает руку.

Оказывается, этого достаточно, чтобы настала тишина.

— Послушайте лучше меня, Истинные, — бросает он в замершее пространство.

— Конечно, послушаем, — кто-то нарушает тишину. — Однако мы до сих пор не увидели главного доказательства, подтверждающего твой титул.

Взгляды концентрируются в новой точке сферы. Активизировалась ячейка, занимаемая службой Системного кодекса — отсюда прозвучала последняя из реплик. В фокусе ячейки стоит руководитель службы, Первый инспектор случайностей. Именно с этим человеком дружески беседовал гип Связи, ожидая во дворцовом пантеоне юного гипа Узора. Именно этот человек нежился в коллоидной ванне, то ли омолаживаясь, то ли худея…

— А ведь я кричал о том же самом, — вступает в бой Пятый гип Энергии. — Что за гип Узора у нас появился — без службы Узора? Зачем нам такой гип?

И неожиданно включается главный жрец Пантеона Всех Систем, с легкостью сменив вектор священного гнева:

— О чем вы, неразумные? Как вообще могут быть признаны права человека, не считающего нужным скрывать свои антисистемные настроения!

И вновь шумит Сфеpосовет:

— Карта! Где Полная Карта!

— Итак, дорогой коллега, мы с нетерпением ждем, — завершает атаку инспектор случайностей. — Разве ты не понимаешь, что в начатом тобой деле самое важное — это доверие?

Гип Связи спешит вмешаться:

— Подожди, инспектор, не надо упрощать проблему…

— Я попробую сам себя защитить, — объявляет Свободный Охотник.

Вновь порядок восстановлен. Совещание знает, кого здесь слушать, чтобы не пожалеть о напрасно потраченной энергии.

— Во-первых, Истинные, — отмеряет герой твердые гладкие фразы. — Один и тот же вопрос, упрямо швыряемый мне в лицо, заставляет меня предупредить всех нетерпеливых. Ни в моем корабле, ни в корабле моей подруги нет и следов Полной Карты, так что не советую расходовать системное время на придумывание разнообразных глупостей. И во-вторых. Многоголосый Сфеpосовет, даже постоянно действующий, не сможет остановить крепко сжатый кулак тварей. Нам нужно Управление. Пусть оно создается, как временный орган, пусть его цели ограничатся борьбой с нашествием. Новая цель родит новые формы работы, куда менее ненавистные для нас, тем более, что процедуры выбора Директората также должны обновиться. Лишь бы структура получилась жесткой, самостоятельной и небольшой. Кулак против кулака. Собственно, я повторяю то, что здесь уже звучало, и мое предложение на самом деле — это условие. Допуск Галактики к сокровищницам Полной Карты неразделимо связан с решением проблемы Управления. Служба Узора, которая обеспечит вас жизненно необходимыми Нитями маршрутов, будет воссоздана только в составе Управления, и я хочу, чтобы вы хорошо это поняли. Таково мое условие. Не нужно иллюзий, я без колебаний вернусь к исполнению роли Неуловимого. А я, как вы понимаете, действительно неуловим, хоть и раскрыл некоторые из своих секретов.

Свободный Охотник заканчивает монолог, с холодным вниманием ожидая реакцию. Очень суровы были его слова, очень неудобны. Пузырь Сферосовета, распираемый молчаливой яростью, готов лопнуть, но опять вмешивается гип Связи:

— Я вот о чем вспомнил, друзья. Наш новый соратник в силу своей молодости и неопытности совсем не с того начал. Например, в предыдущей фазе совещания он только вскользь упомянул, что Первая Атака врага была слишком уж внезапной и подготовленной. Между тем, признаюсь вам, как раз об этой странности я имел с ним предварительную беседу. И мне известно, что у него есть в запасе совершенно невероятное и крайне важное сообщение. Если мы проявим мудрость Истинных и не заметим юношеской резкости его формулировок, то через несколько мгновений нам станет гораздо легче разговаривать друг с другом.

— Возможно, ты прав, — склоняет голову герой. — Откровенно говоря, наше совещание организовано единственно ради того, чтобы открыть уважаемым гипам некую информацию. Поэтому, прежде чем выпустить запись в канал, я сделаю краткое вступление. Отныне не существует главной загадки проклятой войны — откуда твари взялись в нашем мире. Ответ прост, высокородные.

Прекрасная, выверенная пауза. «Да говори же!» — шелестят чьи-то губы. «И это называется отсутствием опыта!» — колышется чье-то дыхание.

— Мне продолжать? — бьет наотмашь Свободный Охотник. — Благодарю. После распада Управления не все гипархаты Пустоты прекратили строительство Тоннелей и ограничились техническим обслуживанием уже существующих. Оказывается, один из родов, Сорок Седьмой, продолжал тайно тянуть Тоннель, причем, не вполне обычный. Тоннель вне Галактики. Они мечтали добраться до любой из соседних Галактик, став в перспективе монополистами Первого Внегалактического. Понятно, что полученная монополия была бы совершенно нового типа, то есть дала бы гипархату огромные доходы и огромную власть. Вот почему гипархат Пустоты номер сорок семь всегда входил в число беднейших подразделений Метро, вот почему люди там жили далеко не так красиво, как в других местах. Все средства, получаемые от зависимых Фрагментов, руководство вкладывало в тайный проект. Но однажды их Веретено наткнулось на планетную систему, вращавшуюся вокруг типичного желтого карлика — светила спектрального класса G2. На одной из планет обитали маленькие симпатичные зверьки. А что случилось затем, нетрудно догадаться.

Сферосовет сотрясает очередная буря.

Внегалактический Тоннель!.. Чудовищное коварство!.. Вождь Гладкий!.. Мерцающие Усы!..

Впрочем, уже через мгновение беспорядочные всплески сливаются в сплошной гудящий вихрь: «…Планеты, планеты, планеты…» Потому что это ведь самое поразительное: неужели подтвердились слухи, в которые невозможно было поверить? Неужели юноша имеет в виду, что Мерцающие Усы — система естественного происхождения? Нет, исключено! С тех незапамятных времен, когда планета-Точка была разнесена вся до последней молекулы — на строительство Тоннелей, на выращивание кристаллических объектов, заполнивших первозданные Фрагменты пространства, — с тех самых пор в Галактике, увы, не нашлось ни одной настоящей планеты. Звезды и вакуум. Космический газ, пригодный лишь для синтеза предметов потребления. Неужели — правда? Допросы пленных тварей давали противоречивые результаты, питая ползущие по гипархатам сказочные слухи — будто бы где-то сохранилось Небо и Море, будто бы есть плоскость, по которой можно шагать хоть сотую времени, не боясь упереться лбом в основание купола, — и не было ни малейших сомнений, что отрывочные показания пленных — либо продуманная информационная диверсия врага, либо плод больного воображения одурманенных перед боем смертников. Теперь же… если сказанное — не обман… тогда, уважаемые коллеги… тогда…

— Запускаю документальное подтверждение, — откликается Свободный Охотник. — Записи сделаны в Сорок Седьмом гипархате Пустоты и переданы мне самим гипом. Линия времени содержит только довоенные идентификаторы.

В мгновенно наступившей тишине скупо сочится голос гипа Связи:

— Вот вам и конкретная, ясная цель, друзья. Внегалактический Тоннель со Входами в планетную систему — достойный объект для контратаки. Возрожденному Управлению будет чем заняться, и наконец-то я могу произнести это без опаски наткнуться на оскорбление.

Обжигающий поток информации разливается по замершим ячейкам, опрокидывается в подставленные лица.

Лишь два персонажа остаются вне этого пиршества. Повзрослевшая дочь гипа Пустоты, носящая титул Сорок Седьмой, стоит в своей родовой ячейке. Она смотрит на нового гипа Узора — как она смотрит на него! Будто бы знает о нем что-то, чего не знает никто, будто бы хочет, раскинув руки, шагнуть сквозь Всеобщую ему навстречу. Она — счастлива…

PAUSE

Кто-то из великих сказал, что к зрелым годам каждый полноценный мужчина обязан обзавестись своим человеком в правоохранительных органах (раз!), в системе здравоохранения (два!) и среди бандитов (три!). С бандитами мне доводилось сталкиваться, но, к счастью, не довелось подружиться. Зато с медициной и с милицией я дружил хорошо, надежно. В поликлинике, например, совсем недавно делал специальную проводку с заземлением для будущего физиотерапевтического кабинета. И райотделу милиции не чужой человек — одним из последних моих подвигов был ремонт принудительной вентиляции в КПЗ. Так что на две трети я все-таки стал полноценным мужчиной. Вот эти-то две трети и погнали меня субботним утром прочь из дома.

Я сбежал от семьи, несмотря даже на то, что дочь моя неожиданно заболела. Проснулась совершенно больной. Температура подскочила под сорок, и буквально разламывалась голова, чего раньше никогда не было. Раньше наш ребенок не знал, где у нее голова находится. Больше никаких симптомов — ни простудных, ни желудочно-кишечных. И горло спокойное, и кашля нет. Из-за высокой температуры она несла всякий вздор, попросту заговаривалась — вот это было страшно. То звала какого-то «повелителя форматов» с именем Десять, то рвалась рассечь своим дискретом аналоговую пасть. Насмотрелась дурных мультфильмов, дурочка. Жена со страху вызвала неотложную помощь, а я взял и удрал. Потому что было заранее известно, какой диагноз поставит приехавший врач. Либо скажет, что это острая респираторно-вирусная инфекция, пропишет антибиотики, которые на вирусы не действуют, и предложит госпитализацию. Либо, если врач окажется неразговорчив, то просто назовет болезнь «гриппом»…

Я соврал, что проедусь по мелкооптовым рынкам, и что это очень срочно. Если кто не знает, то основная работа вольного электрика, вроде меня, это не подключать-отключать, а бродить по толкучкам да заводам, выискивая за полцены какую-нибудь нужную штуковину. На рынок я в тот день не поехал. Впрочем, и безоглядно мчаться по сохранившемуся в памяти адресу также не собирался, а предварительно наведался в районный милицейский штаб, в дежурную часть. Мне нужна была уверенность, что потеряю день не зря. Иначе говоря, я хотел навести справки.

Вопрос номер один: есть ли у гордячки сокурсницы, окрестившей меня четырехпалым, сын в возрасте пятнадцати лет? Вопрос номер два: где она теперь проживает, на прежнем ли месте… вернее, проживала, упокой Господь ее душу… В самом деле, смешно было кого-то там разыскивать, не вооружившись ответами на подобные вопросы. Смешно. Мужики смеялись мне в лицо, они там в дежурной части смешливые, хоть и при погонах. «Ну, ты как дитё, — говорили они, — пацану поверил. Пацан развлекался, а ты…» И еще мне намекнули: «С тебя канистра спирта», — уже после того, как оказали посильную помощь.

Паспортную систему, слава Богу, пока никто не отменил, как и систему прописки. И к счастью, я запомнил обе фамилии, предъявленные мне мальчиком. А также в моей записной книжке хранились фамилия, имя и отчество той самой сокурсницы, плюс я помнил приблизительный год ее рождения. Все эти данные я вывалил дежурному оперативнику, и он взялся скучающей рукой за телефонный аппарат. «Пробить адресок» очень просто, если, конечно, имеешь знакомого сотрудника милиции. Он позвонил в Центральное адресное бюро, сказал «дорожку»-пароль, свой служебный телефон и, переключаясь с буквы на букву, отработал весь мой список, состоящий из трех фамилий. И выяснилось — след взят верно! Каждый из запросов дал один и тот же адрес — на Среднем проспекте Васильевского острова, — иначе говоря, моя давнишняя знакомая на самом деле и была той женщиной, которую мальчик назвал своей матерью… Кстати, как насчет ребенка, развил я наступление. Вернее, детей — двух молодых людей, братьев. Существуют ли на них данные в ЦАБ? У одного, старшего, фамилия должна быть по первому мужу, а младшему, надо полагать, мать дала фамилию уже второго. Старший сын погиб совсем недавно, значит, выписать с жилплощади его вряд ли успели… Да пожалуйста, все просто! Новая серия звонков показала: молодые люди были прописаны ТАМ ЖЕ, на Среднем проспекте. ОБА. Таким образом, состав семьи подтвердился. Год рождения младшего — как заказывали. Но что же это за адрес такой, в который уперлись все поиски, как бы узнать? Нет проблем. Ответственный квартиросъемщик — женщина преклонных лет, чья фамилия совпадает с девичьей фамилией нашей героини. Очевидно, ее мать. Она же бабушка своему внуку…

— Будет тебе спирт, — пообещал я дежурному сыскарю. — Или хочешь, бесплатно заземлю вам электрический стул?

— Лучше телефон заземли, и поглубже.

— Проверьте в информационном центре ГУВД, — посоветовал сержант, когда я уже собрался уходить. — На всякий случай.

Он шутил, конечно. В информационном центре ГУВД хранятся сведения обо всех судимых, осужденных, находящихся под следствием, в розыске, и так далее… А что, почему бы нет? Запросим их тоже, поддержал шутку мой знакомый офицер. Ну, почему же обязательно «ради смеха»? Это ведь добротная профессиональная привычка — по поводу и без повода лазить по помойкам. Кого проверим, женщину или парня?

Хороший у милиционеров получился смех, с оскалом. Но кто же знал, что случайным выстрелом в небо можно убить воробья? «Всех проверяйте, товарищ капитан!» — подсказал веселый сержант, что и было сделано. И место одного героя неожиданно занял другой: старший сын моей сокурсницы оказался осужден на три года исправительных работ по статье 145 (грабеж). Причем, срок еще не вышел — в настоящий момент он отбывал наказание в исправительном учреждении УЧ-20/6. Получается, брат моего вчерашнего гостя вовсе не погиб в «горячей точке», а просто вор! Мальчик мне наврал. Зачем? Стыдно было сказать правду? Ну, так ведь мог вообще ничего не говорить…

Я отправился в путь, отягощенный новыми сомнениями.

Мне было не по себе, если честно. Что меня ждало? Неуклюжие речи перед незнакомыми людьми плюс непредсказуемая ответная реакция. В доме — траур. Бесцветные одежды, негромкие голоса, особые лица. Торжественные старушки в платках, абсолютное отсутствие общих тем… не люблю я этого. Даже если все по-другому. Горе есть горе, смерть есть смерть… Но мальчик мечтал, чтобы его настоящий отец был рядом, думал я, заранее закрываясь скорбной маской. Никто меня не приглашал, но назад дороги не было. К середине дня я и появился в том доме.

Дверь мне открыла…

Она. Я с трудом ее узнал — сокурсница сильно изменилась. Она открыла сразу, едва я дотронулся до звонка, нетерпеливо рванула дверь — будто кого-то ждала, прислушиваясь к шагам на лестнице. Не меня, конечно. Была у нее надежда и сгинула, вспыхнула и погасла. Или, как выразился бы мастер дамского романа, цветы ее прекрасных глаз увяли.

Она, наоборот, узнала меня мгновенно, судя по скорости, с какой увяли ее «цветы».

— Ты что, не умерла? — озвучил я первую пришедшую в голову мысль.

Невыносимая глупость!

Почему женщина не вцепилась когтями мне в щеки?

CONTINUE

PLAY (игра)

25

…Счастлива ли она? О, нет, разумеется. Несчастнее не найти в Галактике существа — отныне и навсегда. Вот ведь как бывает. Ждать встречи, молить о встрече, считать оставшиеся доли тысячных, а дождавшись, не иметь желания даже лицо от подушки оторвать. Наверное, это хорошо, когда нет желаний — и самого человека тогда вроде бы нет, и окружающего мира, и не надо на меня смотреть, потому что не на кого здесь смотреть…

— Что с тобой? — спрашивает Свободный Охотник.

Встретились наконец. ОН. Прилетел, ненадолго прервал свою страшную игру. Удрал, вырвался из ядовитых объятий гостеприимных гипов, чтобы затаиться, выждать, пересидеть информационную истерику, одолевшую вдруг Метро, причиной которой, собственно, сам же и стал. Новый гип Узора, вот такая приятная неожиданность. Наконец-то ОН — рядом с ней. До сих пор их встречи сводились к общению по Всеобщей, ни разу маршруты их «Универсалов» не пересекались — с того рокового момента, когда твари нашли «Черную дыру». Так было нужно. Лихорадочная подготовка к совещанию, метания из Фрагмента во Фрагмент, походная жизнь по кораблям. Время не тратилось ни на что постороннее. Только связь по Всеобщей — единственная ниточка. Теперь же, когда, казалось бы, они снова вместе, именно теперь…

— Можно к тебе присесть? Не прогонишь?

Именно теперь не получается посмотреть ЕМУ в глаза. Конечно, неловкость и без того сковала бы их двойную радость, потому что разлука была долгой. ОН тоже чуть-чуть смущен, надо же, ОН подсаживается к ней в кокон, стараясь не коснуться неподвижного тела, закрытого мягкой пленкой…

— Что случилось? — Свободный Охотник встревожен. — Ты здорова? Бормочешь чего-то там, бормочешь…

Очень просто: она все поняла. Все-все. И то, почему ОН не стал до совещания ничего ей рассказывать, как она ни допытывалась, и то, почему избегал личной встречи, ограничившись иллюзорной близостью информационных сгустков. И никакой, оказывается, он не «ОН», смешно было даже мечтать, а просто… как все просто… Он боялся, что она догадается. Она догадалась. Не сразу, но крепко и навсегда. И лучше бы они вдвоем сгорели в окруженном врагами санатории, красиво взявшись за руки, чем всю жизнь сгорать от припрятанных поглубже фантазий.

— О чем ты? — искренне удивляется Свободный Охотник.

Глупый. Большой, а глупый. Если он сам раскусил эту поганенькую тайну, когда дочь гипа рассказала ему полную историю своей матери — еще там, в «Черной дыре», — почему кто-то другой не мог сделать того же, когда он рассказал собственную историю? Из двух историй сложилась одна. А санаторий «Черная дыра», в котором два осиротевших подростка прожили вместе шесть Единиц — ключ разгадке… Вспомним, что сделал доблестный Неуловимый, сбежав из плена? Первое, что он сделал, связавшись по Всеобщей с наивной взволнованной Хозяюшкой — показал ей изображение какого-то человека. И она все-таки вспомнила! Это был погибший мамин друг. Тот, из-за которого мама часто плакала. Да, теперь она все поняла, объяснения теперь не требуются. Маминым другом был прежний гип Узора, вот так! Им был отец Неуловимого, который, как и мать Хозяюшки, прекрасно знал о затерянном в Метро санатории. Потому-то оба родителя, не сговариваясь, и отправили своих детей прятаться в одно и то же место — место их тайных любовных встреч! Вот тебе и ключ. И вообще, зачем надо было столько времени притворяться, обзываться «Хозяюшкой», ведь уютная «Черная дыра» наверняка принадлежала гипу Узора, отцу Неуловимого!

— Ну, ты меня чуть не напугала, я уж думал, что-нибудь случилось.

Разве ничего не случилось? Да как же можно так говорить, если… если…

— Ну и что с того, что наша база неизвестно кому принадлежала? — Свободный Охотник легко успокаивается. — Я надеюсь, мы не станем оспаривать между собой право собственности на объект, которого больше не существует?

…если «право собственности» здесь ни при чем! Да как же он не понимает!

— Чего я не понимаю? — он устало посмеивается, наклоняясь к лежащей без движения девочке. — Между прочим, я действительно считал «Черную дыру» твоей, а не своей. Мой отец был готов к тому, что гипархат падет, и секретные объекты перестанут быть секретными. Почему бы в таком случае не отправить сына в чужие владения?

Чего он не понимает? Очень просто: гип Узора и мать Хозяюшки были вовсе не «друзьями». Известно — кем они были друг другу. Вот и получается, что Хозяюшка вовсе не дочь гипа Пустоты номер сорок семь, как все думают. А быть сестрой Неуловимого она не желает, не умеет и не будет! Она умрет. Неужели они брат и сестра?

Смех оборван, веселье застревает в горле. Свободный Охотник распрямляется.

— Прошу тебя, — выталкивает он превратившиеся в ком слова. — Ты оскорбляешь память матери, это неправильно.

Слова рассыпаются.

Девочка рывком освобождается из кокона, садится, обняв героя, прижавшись к его широкой спине.

— Я не хочу быть твоей сестрой, — сообщает она.

— Жена Сорок Седьмого гипа Пустоты была Истинной. Поставить Печать своему только что родившемуся младенцу, активизировав перстень от Печати на своей голове — долг и право Истинной. Неужели ты допускаешь, что твоя мать сделала бы это, если бы ребенок был незаконнорожденным?

Девочка не отвечает — глухо всхлипывает.

— Какую чушь ты сочинила, — фальшиво сердится молодой гип. — Почему честь твоей погибшей матери, удивительной женщины, должен защищать я? Да еще от кого — от ее же дочери!

Она плачет, не стесняясь.

— У тебя уже есть брат, — напоминает он. — Позавидовать можно такому брату. Тебе мало, что ли?

Вязкие слезы, повинуясь искусственной тяжести кристаллического дома, скатываются на прохладное пентасетоновое покрывало. Свободный Охотник берет осторожными руками голову девочки, приподымает, находит взглядом мечущиеся глаза.

— Когда-то наши семьи имели прочные дружеские связи, — вымучивает он, — так уж распорядилась история. Мы дружили империями, как принято выражаться. Да, твоя мать была любовницей моего отца, и нет тут ничего недостойного. Даже если из-за этого дружба великих гипов превратилась в нечто противоположное. Помнишь, я упоминал, что моего отца кто-то успел предупредить о нападении звероидов? Этот подвиг наверняка совершила твоя мать, вечная ей благодарность. Маленькая моя, никакие мы с тобой не брат и сестра, даже мысли такой у меня не возникало…

— Я не маленькая, — шепчет дочь гипа. — Ты не думай, я уже взрослая. Опознавательный знак на «Универсале» сменила, видел? Пусть будет «Сорок Семь», как и полагается.

— Я заметил.

— Глупость была, правда? Поставила «Минус», чтобы все наоборот, потому что у тебя был «Плюс».

— Почему глупость? Очень символично у нас получалось, загадочно. Плюс и Минус — два новых духа Метро.

— Помнишь, ты мне как-то сказал, что…

— Что?

— Ну, перед тем, как твари «Черную дыру» окружили. Я тебе тогда про маму рассказывала. О том, как сильно мама любила своего тайного друга, помнишь?

— И что я такого сказал?

— «А я тебя».

— Ничего себе, ляпнул.

— Я все хотела спросить, ты тогда шутил или нет?

— Долго же ты хотела спросить… Когда я шучу, то дело, значит, очень серьезное, серьезнее некуда. И наоборот.

Свободный Охотник серьезен (серьезнее некуда), чтобы ни у кого и тени сомнений не возникло — отвечать на нешуточные вопросы он больше не намерен.

И слезы куда-то пропадают. На лице девочки слабо мерцает улыбка. Дочь гипа утирается покрывалом, чисто рефлекторно, ведь глаза уже сухи, уже не разбрасывают во все стороны брызги отраженного света.

— Чего ты боишься?

— Я? — изумляется Свободный Охотник.

— Ты, ты. Имя «Неуловимый» умерло, а Мастером Узлов пусть тебя будущие ученики называют. Где ты прячешь свое настоящее имя?

Он мигом теряет серьезность. Веселым, впрочем, также не становится — не возвращается к нему веселье. Вместо ответа получается лишь жалкий смешок:

— Вот так спросила…

Дочь гипа привстает, хватает героя за отвердевшие плечи:

— Я тебе совсем не нужна, что ли?!

«Минус» соединился с «Плюсом». Получился взрыв.

— Маленькая моя, выслушай меня…

— Я знаю, что ты можешь сказать. Я знаю твою дурацкую гипотезу, что истинное имя — это код доступа, который позволяет обращаться с человеком, как с какой-нибудь записью. Только ты все врешь… — Она закрывает своей ладонью его ослепительную белую прядь. — Истинное имя у тебя вот там. В дурацкой голове, как и у меня. Ну почему мы боимся вытащить это наружу?

Ее ладонь холодна, как внешняя поверхность базы.

— Я не боюсь, — стонет Свободный Охотник. — Дело в другом, Хозяюшка. Совсем-совсем в другом!

— Хочешь, я первая назову тебе свое имя? — предлагает она без всякого усилия. — А ты сам решай, что дальше.

— Хочу поесть, — резко отстраняется он. — Где баллончики с полибензокриптазой, которые я привез?..

26

…Где они, эти двое?

Никто не знает. Сотни специалистов из различных служб (родов, стай и Клонов) лихорадочно просматривают информационные хранилища в поисках спецификаций всех объектов, принадлежавших когда-либо гипархату Узора. А также, на всякий случай, архитекторату Топологического Планирования и гипархату Пустоты номер сорок семь. Тысячи воинов, подгоняемые нервными властителями, прыгают по Тоннелям, отрабатывая полученные списки. Хотя, вряд ли безадресные попытки дадут результат, потому что новое убежище не намного хуже старого. «Черная дыра — два». Увы, теперь это не роскошный привилегированный санаторий, а крохотный счетчик-накопитель, замкнутый на Большой плоскостной генератор — в одном из разгромленных гипархатов Энергии. Иначе говоря, объект ничей, тем более, что техник-смотритель, отслеживавший цифровые эквиваленты, давным-давно сбежал. Несколько Единиц назад в здешних Фрагментах шли изнурительные бои, как в плоскостях Тоннелей, так и в объемах трехмерного пространства, однако жилище смотрителя, в силу своей мелкости, уцелело. Зато ближайшие Входы-Для-Всех — в обе стороны полета вдоль Тоннеля, — оказались уничтожены случайными залпами из боевых призм. Кто-то промахнулся, и оптические сгустки заметались по Метро, пока не наткнулись на узелки Входов, превратив турникеты в добротные источники света. Теперь шагнуть из Тоннеля в пространство привычным способом нельзя. Пригодными остаются лишь технические Входы, но их координаты погибли вместе с гипархатом Энергии — для всех, кроме обладателя Полной Карты.

Итак, никто пока не знает, где прячутся эти двое — хотелось бы надеяться. Можно отдыхать.

Нет, их трое. На коленях девочки преспокойно лежит пушистое нечто. Полноценный представитель Голого Народа, именуемый Ласковым, дремлет, шумно дыша сквозь плотную дыхательную маску — одно ухо его чутко приподнято. Молодой гип Узора также спит, уронив голову на мягкий пульт. Хозяюшка бодрствует, просматривает от нечего делать записи, сохранившиеся в информационной подкладке базы. Шар настройки в ее руках двигается вяло, невесело. И мысли ее вялы, невеселы.

Отдых…

Дочь гипа думает о том, что она плохая Истинная. Потому и не сумела понравиться единственному в мире мужчине, которому стоило бы открыть истинное имя. А может, она вообще плохая? Наверное, есть в ней какой-то изъян, если за шесть долгих Единиц живущий рядом воин не сделал ни одной попытки завоевать ее. Просто — плохая. Как много это объяснило бы… Угораздило же ее ляпнуть такую глупость! «Скажи свое имя», — распространенная по всей Галактике шуточка, приглашающая мужчину повеселиться, подразумевающая, что никаких имен открывать вовсе и не потребуется. Формула недостойных развлечений. Зов разрегулированной плоти, смеющейся над разумом. Она сказала — точно, как в этой дурной шутке, — опозорив свою Печать и в очередной раз подтвердив свой возраст. Что теперь будет?.. Ничего не будет. Ничего не изменится, ведь она Неуловимому не нужна…

Он странно спит — то вдруг рот раскроет и так держит, не закрывая, то пальцы на руках растопырит. Опять ему что-то снится. Шесть Единиц назад, помнится, он мучался тем же, потом это прошло, и вот опять началось. Лекарь-систему он к себе не подпускал и не подпускает, лекарей-людей — тем более. И не говорит, что же такое ему снится, как и раньше не говорил. ОН. Все держит в себе. Только морщится в ответ, когда она спрашивает. Наверное, не доверяет ей. Одно утешение — все-таки они до сих пор вместе, не разлетелись по разным домам или дворцам. Неужели она не нужна ЕМУ?

Отдых короток — острие Всеобщей распарывает невесомые ниточки покоя.

— Добра тебе, Неуловимый, — вспыхивает над пультом чья-то улыбка. — Прости, если я не вовремя.

Хозяюшка кладет ладонь на спину встрепенувшегося зверька.

— Многорукий, — сонно удивляется Свободный Охотник. — И тебе добра, председатель бластомеров…

Одна только улыбка, ничего кроме улыбки — аккуратная, приятная. Но без лица. А также без других ненужных подробностей, определяющих внешний вид. Никто и никогда не видел настоящего облика этого человека, потому что многочисленные его копии, выползающие из Центра за добычей, подвергаются в инкубаторах хромосомному моделированию.

— Я хотел уточнить, — открывается висящий в пространстве рот, — не поменял ли ты свое мнение о моих предложениях?

— Как ты меня нашел? — спрашивает Свободный Охотник, разом просыпаясь.

— Нас не волнует, в котором из домиков-счетчиков и в каком из раздавленных гипархатов Энергии ты находишься, так что не торопись к своему кораблю. Убедило ли тебя совещание хоть в чем-нибудь? Например, в моей правоте?

— Совещание еще не закончилось, — возражает Свободный Охотник. — Третья фаза через четверть сотой.

— Знаю, знаю, — показывает собеседник зубы. — Выборы нового Генерального и все такое прочее. Я знаю о вашем совещании достаточно, хоть и не был приглашен. Итак, каков твой ответ?

— Я уже давал тебе ответ, Многорукий Дедушка. А вот ты пока не объяснил, каким образом твои дети и внуки меня нашли.

— Значит, этот сбор раскрашенных идиотов до сих пор не разочаровал умницу Неуловимого? — человек искренне огорчен. — Странно, у меня были другие сведения. Например, о некоторых оскорбительных для Неуловимого поворотах событий.

— И все-таки мой ответ не изменился.

Улыбка бледнеет, сворачивается в шар. Но тут же расцветает снова:

— Разреши, я подарю тебе совет, Неуловимый. Высунь из домика голову и посмотри, нет ли поблизости посторонних? Возможно, будешь приятно удивлен. Вряд ли ты информирован о том, что Пятый гип Энергии успел договориться с прочими гипархатами Энергии, со всеми одиннадцатью, оставшимися от шестнадцати. И еще ты не знаешь, что несколько человек из бывшего руководства того мертвого гипархата, в котором ты опрометчиво прячешься, смогли спастись и живы до сих пор. В результате поисковая группа не только засекла, что резервный счетчик возобновил работу, но и получила маршруты к нему. А свои тайны они хранят похуже тебя, поэтому моим детишкам совсем не трудно было организовать нашу с тобой дружескую беседу. Можешь не благодарить меня.

— Тогда скажу «пошел вон», — энергично веселится Свободный Охотник. — Пошел вон, Многорукий Дедушка Трех Клонов; он же председатель Союза бластомеров; он же Повар Гной.

Рот словно выворачивается наизнанку:

— Ты остро шутишь, Мастер Узлов. Мне незнаком такой тип юмора.

— Я гип Узора, а не Мастер Узлов. Считай для простоты дела, что со мной ты тоже больше не знаком, Повар.

— Как это понимать, гип Узора?

Нет, улыбка никуда не делась — плавает по комнате, с идиотической бессмысленностью радуя глаз зрителей.

— Просто я не люблю разговаривать с мелкими лжецами, — как ни в чем не бывало отвечает Свободный Охотник. — Вот так и понимай это.

— Я вовсе не мелкий, — по прежнему улыбается собеседник. — Я настолько крупный, что в твоих регистрах не хватит для меня разрядов. Будет лучше, если ты объяснишься, и поскорее.

— Иначе ты опять попытаешься скормить меня звероидам? О, такой тип юмора мне хорошо знаком. Хватит притворяться, Повар, ведь именно ты помог тварям устроить Неуловимому ловушку! Биокристаллические черви — это монополия Центра, не правда ли?

— Причем здесь наша монополия?

— Один из червей, которых я тогда раздавил, был красным, собиравшим клеточную массу. Чей он, если не твой? Кто еще из воровских Дедушек осмеливается разводить подобную мерзость? Подсунули мне полусожранную базу, заразили мой робот-истребитель инфо-грибком… Ты и твои новые друзья, председатель, плохо шутите.

— Всему есть объяснение, Неуловимый.

— Конечно, есть. Давно по Метро гуляют слухи, что кто-то из Центра в сговоре со звероидами. Теперь я знаю — кто.

Улыбка застывает. Собственно, это уже не улыбка, а неподвижный уродливый оскал, обломок ритуальной маски. Торчат темные неровные зубы, в углах рельефного рта пучится слюна. Губы меняют цвет — последовательно по спектру. Невидимый собеседник молчит.

— Партнер… — задумчиво произносит Свободный Охотник. — Партнер тварей…

Он изумляется. Это слово, неожиданно выпрыгнувшее из глубин памяти, оказалось как нельзя более кстати. Почему он раньше не догадался?

В голове вихрятся новые слова и картинки, рвущие болезненную пелену сна. Инкубатор, в ядре которого видна кювеза крайне необычных очертаний; «зубы Странника», стремительно несущиеся по Тоннелю; разодранная в клочья волоконная плацента…

— Зачем ты хотел отдать тварям Яйцо? — осведомляется Свободный Охотник, с наслаждением ощущая, как отступает забвение. — Неужели ты не понимаешь, что это был бы конец всем нам?

И собеседник наконец откликается:

— Я хотел спасти Неуловимого, и ничего больше. Твоя жизнь стоила такого обмена. Обрати внимание, мы вытаскивали тебя из плена, еще не зная, что ты владеешь Полной Картой.

— Из одного плена — в другой. Заманчивая перспектива.

— Не делай поспешных выводов, Неуловимый. Во-первых, инкубатор для звероидов был синтезирован всего в одном экземпляре. Больше одного я бы не дал, а самостоятельно им аппаратуру не воспроизвести, ведь наша монополия оттачивалась многие сотни Единиц. Что касается тебя…

— Насчет себя я уже понял, — говорит Свободный Охотник. — Лучшего друга, чем ты, мне в Галактике не найти.

Вновь он беззвучно смеется, и вновь собеседник этого не замечает.

— Я рад, что ты понял правильно, гип Узора. Если я понадоблюсь, выходи на связь без всяких там церемоний. И пожалуйста, отнесись серьезно к моему предупреждению. Твое убежище раскрыто, гип.

Улыбка гаснет. Несколько мгновений ожидания — и Всеобщая пуста.

— Кто это? — тоскливо произносит девочка.

— Главный из фермеров. Один из хозяев Центра.

— Вежливый, а страшный. Не Истинный?

— Конечно, нет, но побогаче и повлиятельнее десятка-другого Истинных, вместе взятых.

— Если он фермер, значит, синтезирует пищу? У него есть кристаллическая планета?

— У него много планет, Хозяюшка, и чего он только не синтезирует.

— А почему, кроме своего рта, ничего другого не показывает? Стесняется?

— Рот, да не тот, — каламбурит Свободный Охотник. — Улыбка — это всего лишь модель, украденная из древней легенды. Якобы на планете Точка обитало такое животное, которое целиком состояло из улыбки.

— Как это?

— Одна улыбка, и все. Кстати, сам Повар Гной эту легенду и обнаружил, вытащил непонятно из какого хранилища, спасибо ему от всей Галактики.

В разговор включается декодер:

«Я слышал о кристаллических планетах Повара Гноя, там выращивают валериану». — Это напоминает о себе Ласковый.

Зверь занят делом — неторопливо вылизывает себя, показывая тем самым, что причин для беспокойства нет.

Хозяюшка осторожно поглаживает его по спине.

— И валериану, — неохотно подтверждает Свободный Охотник. — С некоторого времени валериану тоже… — Он с недоумением озирается. — Что это ты тут делала, пока я спал? — Он показывает на многочисленные текстовые изображения, разбросанные по всей поверхности комнаты.

— Почему — пока спал? Я и раньше этим занималась, когда тебя не было. Информационную подкладку трясу.

— Правильно, дело полезное. Вытрясла что-нибудь?

— А ты сам посмотри.

Свободный Охотник берет шар настройки и разворачивает помеченный Хозяюшкой каталог.

— Колдовские протоколы, — со сдержанной гордостью сообщает она.

Он быстро просматривает тексты, вытащенные из черной дыры прошлого. Он непроизвольно поднимает брови. Дочь гипа права: ей удалось обнаружить отнюдь не простые записи. Отчетливым антисистемным духом понесло вдруг из хранилища. Странный здесь работал парень, пока в гипархат Энергии не пришли твари… Хотя, говорят, именно смотрители резервных счетчиков были лучшими колдунами в Галактике — из-за полной их ненужности в процессе управления плоскостными генераторами, из-за сводящей с ума оторванности от мира. Много чего говорят…

— Никакие это не протоколы, — разочарованно усмехается герой. — Всего лишь колдовские инструкции.

— Какая разница?

Он останавливает просмотр, усмирив свое любопытство.

— В протоколах — таблицы тайных кодов плюс спецификации каналов, по которым коды надо посылать. А здесь мы видим только описание ритуалов да жуткие антисистемные молитвы, от которых даже мне неловко.

— Я подумала, вдруг нам все это пригодится.

— Ну, ты представь, можно ли с помощью ругани в адрес Священной Восьмерки вызвать, к примеру, фотонную воронку? Сказки для детишек.

— А по другому можно? — восторженно замирает девочка. — Слушай, неужели они и вправду вызывали фотонную воронку?

— Я же сказал — к примеру.

— Жалко.

Усмешка не сходит с лица героя.

— Технические колдуны, моя маленькая, прежде всего умели подбирать коды управляющих воздействий и запускать их, куда следует. Сильно сомневаюсь, чтобы существовали конкретные адреса, ответственные за возникновение бедствий галактического масштаба. Выброси сказки из головы. Больше ничего интересного не нашла?

— Здесь что-то спрятано под ключевыми картинками. Никак защиту не сломать.

Герой встает:

— Тогда извини, принцесса, я опять тебя покину. Не нравятся мне эти «дружеские предупреждения».

— Какие предупреждения? — пугается она.

— Которыми с нами поделился Повар Гной.

Свободный Охотник швыряет шар настройки в пульт. Информационный порядок мгновенно потерян, колдовские инструкции вихрем разлетаются по комнате. Под куполом — хаос цифр.

— Повар Гной… — повторяет Хозяюшка и взмахивает ладошкой перед своим лицом, словно разгоняя неприятный запах. — Почему его так прозвали?

— Он из трупов, кроме всего прочего, получает воду. Гоняется за клеточной массой по всей Галактике…

— Воду? Зачем?

— Говорят, это вкусно. Этакое особенное лакомство. Повар угощает им лучших друзей — в порядке поощрения. А ты думала, он тратит клеточную массу только для наполнения своих Яиц?

— Подожди, не уходи. Что он тебе предлагал?

Свободный Охотник встает.

— Да пожалуйста, ничего интересного здесь нет. Они там давно мечтают, чтобы Неуловимый показал затерянные свалки, брошенные базы и так далее, предлагали даже хорошие проценты от продажи. Вот и все. Вещество, Хозяюшка, самое ценное, что есть в Галактике, ценнее даже, чем информация. Похоже, правда, что их планы в отношении меня резко изменились, если уж Многорукий записал в свои партнеры и звероидов. Наверное, новую информацию они тоже любят — как и твой маленький любопытный носик.

Свободный Охотник торопится. Он уходит, оставив друзей ждать и тревожиться. Он отрывает ото сна «Универсал-Плюс», летит в трехмерном пространстве, вписывается в траекторию технического Входа. Он всерьез воспринял совет влиятельного негодяя, поэтому действия его точны и аккуратны. Тем более, что…

27

…Посторонних в Тоннеле действительно многовато.

Однако Свободный Охотник не поддается первому порыву души, не выскакивает из Узла слияния в Тоннель, а сначала вызывает гипархат Входов. Откликается сам главный инженер:

— Прекрасно, высокородный гип Узора. Я как раз хотел поговорить с тобой наедине, без непременного участия твоего ревнивого друга-покровителя. Кстати, я слышал, у вас с уважаемым гипом Связи возникли разногласия…

— Прошу простить, — перебивает его Свободный Охотник. — Срочное дело. Я извещаю твою службу о той неслыханной наглости, которой я свидетель. Посмотри и ты. Подключаю ко Всеобщей свою систему обзора.

Только теперь можно выйти в Тоннель.

Хорошо видно: бесформенное пятно Входа-Для-Всех заполнено ремонтными капсулами, заполнено движением и светом.

— Что происходит? — напрягается гип Входов.

Впрочем, цель пугливой суеты понимается с легкостью.

— Они устанавливают новые турникеты, — чеканит Свободный Охотник. — Чинят оборудование станции. Тихо и скрытно. Кому пойдут монады, собираемые с капсул и с кораблей? Это вопиющее нарушение монополии, твоей монополии, гип. Теперь посмотри сюда…

Разворот системы обзора в противоположном направлении. Обнаруживается еще один Вход-Для-Всех, в котором — отчетливо видно! — ведутся работы того же рода.

— Хотелось бы принять меры, — упруго встает гип Входов. Голос его вибрирует от гнева. — Ты можешь оказать нам помощь?

— Даю координаты Узлов и оптимальный маршрут. Оплаты не требую. Высылайте свои капсулы и, что гораздо важнее, распространите информацию об этом случае среди участников совещания. Доказательства у тебя есть, если ты, конечно, делаешь запись.

— В нашем с тобой мире записывается каждый выдох каждого из Истинных, — брезгливо усмехается гип Входов. — Традиции сильнее людей.

— Надеюсь, опознавательные знаки ремонтных капсул в документах останутся?

— Да, энергетикам теперь не отмыться, — соглашается собеседник, еле сдерживая нетерпение. — Я полагал, что время войн за монополию целиком осталось в древней истории. Неужели ошибался? Я тебе очень обязан, уважаемый гип Узора. Подаренный тобой маршрут уже обрабатывается моей службой безопасности, так что скоро, очень скоро…

— Всё, меня заметили, — говорит Свободный Охотник. — Не будешь ли ты возражать, если я, защищаясь, случайно ударю по какому-либо из двух показанных тебе Входов?

— Тех Входов и так не существует, — звучит яростный отклик. — У меня встречная просьба, друг. Оставь моим парням хоть кого-нибудь из бедолаг, которые имели несчастье тебя заметить…

Они приближаются. Очень медленно. Один за другим они включают защиту, становясь неповоротливыми и абсолютно бестолковыми. И рассеивателями они, конечно, пользоваться не станут, потому что «Универсал-Плюс» им нужен отнюдь не в виде фотонного облачка. Итак, боя не получится. Это прекрасно: Свободному Охотнику всегда было трудно и нестерпимо больно рассеивать людей, даже самых отвратительных из них, Свободный Охотник всегда воевал с тварями, а не с людьми. Вот почему он спокойно ждет, когда группа захвата войдет в зону прямого удара, и спокойно включает боевую призму. Однако его рассеиватель фокусируется вовсе не на врагах, наоборот, обогнув приближающиеся капсулы, сильнейший толчок уходит в Тоннель — по тщательно рассчитанной траектории. Из Узла вываливается страстный огненный язык, подтверждая, что тайные работы по восстановлению Входа-Для-Всех прерваны надолго. Бойцы торопятся, оценив замысел Неуловимого. Погоня! Прыжок в первый же Узел ветвления, в глубины Метро, классическая фигура «крест-квадрат», и «Универсал» является обратно, точно к следующему Входу-Для-Всех. Преследователи где-то заплутали, ремонтники в панике разбегаются — всё просто. Рассеиватель — на полную мощность. Дело сделано, густая радуга закупоривает вторую дыру в трехмерное пространство, и можно возвращаться домой, сквозь невидимый технический Вход — быстрее возвращаться…

Увы, мирно долететь до базы ему не дают. В личный канал просится гип Энергии. Номер Пятый, раскрути его Метро.

— Ты все еще в чем-то сомневаешься? — холодно удивляется Свободный Охотник. — Мой титул подтвержден, проверка прошла благополучно, так что причин для волнений больше нет.

— Зачем ты так поступил? — с мягкой ненавистью спрашивает гип Энергии.

— Мне показалось, что эти Входы-Для-Всех слишком притягательны для наших общих врагов, для каких-нибудь жадных идиотов, помешавшихся на Полной Карте.

— Зачем ты, молодой человек, поссорил меня с гипом Входов?

Свободный Охотник сочувственно догадывается:

— Вот оно что! Его сотрудники уже добрались до твоих?

— В Тоннеле, из которого ты имел честь сбежать, идет бой. Не понимаю, Неуловимый, для чего нужно было раздувать междоусобицу? Тебе мало Дедушек фермерских Клонов с их претензиями на собственную монополию, мало войн за вещество?

— Гип испугался, — уходит в канал связи жесткий ответ. — Зря боишься, междоусобицы не будет, потому что я совершенно согласен с тобой — кончилось время для таких забав. Ни одна из конфликтующих сторон не получит от меня маршрутов и, тем более, карт, поэтому гипархатам Энергии нет прямой угрозы.

— И все-таки ты поторопился, — кивает сам себе гип Энергии. — Вполне можно было договориться, не разнося сплетню по Фрагментам…

Свободный Охотник решительно обрывает его:

— Ради того, чтобы вы ни с кем больше не смогли договориться, я и поступил так. Будущему Управлению не нужна борьба группировок, как и сами группировки. Я понятно выражаюсь?

Он отключается. Только одна фраза успевает проскочить в корабль, подытоживая разговор: «Ты вообще понятен насквозь, молодой невоспитанный счастливчик, потому что интриги — не твое пространство боя…»

Он связывается с Хозяюшкой.

— Принцесса скучает?

Нет, дочь гипа не скучает. Она радостно возбуждена.

— Смотри, я нашла колдовские протоколы!

Свободный Охотник разворачивает запущенные в канал таблицы и послушно смотрит.

— Похоже на то, — отвечает он через некоторое время. — По крайней мере — часть протоколов. Не хочу тебя огорчать, но очень маленькая часть.

— Сама знаю! — фыркает она. — Это приложение к той части инструкции, где говорится, как вызывать фотонные бури. Пока только это.

— Ты справилась с защитой?

— Оказывается, и справляться было не с чем. Хотела про фотонные воронки побольше узнать, начала просматривать старые записи из Хроник, и протокол вдруг дезархивировался.

Свободный Охотник зевает:

— Ясно, фантазия у энергетиков всегда была небогатой.

— Да, колдун взял ключевые картинки из Большой Серии катастроф.

— Ну, хорошо. Значит, у тебя все в порядке, ничего интересного не происходит…

Снова зевает. Устал. Усталость липкими пальцами давит мозг, и тогда Свободный Охотник решает отключиться, но Хозяюшка не отпускает его.

Потому что разве можно так говорить — ничего, мол, интересного! Еще скажи, «ничего важного»! Как же он не понимает, что теперь, когда к блок-схеме ритуала из колдовской инструкции добавились таблицы тайных кодов и адресов, теперь появился шанс привлечь на свою сторону самые жуткие из галактических стихий! Пусть враги подожмут хвосты от страха! Короче, Хозяюшка зря времени не теряла, пока Неуловимый летал на разведку — неужели трудно это признать?

Свободный Охотник сердится. Он-то как раз понимает. Красивая сказка, которая так взволновала девчонку, лично у него не вызывает ничего, кроме скептического любопытства, и от резких высказываний он до сих пор воздерживался только потому, что не хотел ссориться из-за ерунды. Он устал… И вообще, знает ли юная дочь гипа, что такое — «фотонная воронка»? Это самопроизвольный сброс одной из Координат. Положительные и отрицательные значения по оси взаимоуничтожаются, аннигилируются, остается просто ноль — центр воронки. Трехмерный базис координат временно превращается в двухмерный, а центр проецируется в какой-либо из Фрагментов, перемалывая все, что попадется. Эти процессы — нечто большее, чем сбои в системах. Надеяться вызвать их с помощью зловредных технических ритуалов — несерьезно. Когда же дочь гипа повзрослеет настолько, что перестанет поддаваться на выдумки разнообразных безумцев!

Ага, радуется она, а сбои в Системах, по-твоему, не выдумки безумцев? Системы, значит, не сказка? «Я сказал не «в Системах», а «в системах», — ворчит он, — чувствуешь разницу, как говорю я, и как говорите вы все…» Кстати, о том, кто и что говорит. Хозяюшка ведь в самом деле не теряла времени даром. Например, она постоянно держала включенным канал «Метро-Новости», в результате чего узнала довольно-таки неожиданные вещи. Оказывается, по Метро гуляют слухи про нового гипа Узора. Будто бы он страдает тяжелой формой «синдрома аналоговых спазмов» или попросту — боязнью записей. Именно из-за этой стыдной болезни, якобы, он и прятался от всего мира, прикрывшись именем Неуловимый. Если слух подтвердится, то последствия невозможно предсказать, ибо, с одной стороны, человеку с подобным изъяном не приходится рассчитывать на уважение коллег и партнеров, а с другой — кто кроме него вернет Галактике Полную Карту? И еще новость. Есть подозрение, что новый гип Узора — тайный приверженец культа Героя, и даже подверг себя «обряду ожидания», как какой-нибудь обиженный жизнью мальчишка из нищей семьи…

— Правда, что такое «культ Героя», я не поняла, — признается Хозяюшка, не скрывая ехидства. — Может, они имели в виду, что ты любишь хвастаться своими подвигами?

Свободный Охотник ужасно хохочет.

— Идиоты! — давится он бурлящей ненавистью. — Вот это интриги! Вот уж точно — не мое пространство боя!

Новости исчерпаны, разговор окончен. Дома все в порядке, это главное, и тогда молодой воин блокирует Всеобщую, чтобы ничто больше не мешало возвращению.

Лишь полтысячную покоя дарит ему путь домой.

Лишь полтысячную времени ему разрешается поспать. Он спит. Он уходит в сон, как корабль приговоренного к казни проваливается во мрак окружающего Галактику космоса — без надежды вернуться. Приходит Мальчик, огромный и добрый. Опять — ты (хочет сказать ему спящий). Опять ты будешь со мной играть (хочет сказать, но не может). В руках Мальчика — шар настройки, заставляющий спящего воина произносить совершенно посторонние фразы. Ослушаться невозможно. Нелепые, плохо сконструированные фразы, пригодные разве что для показа возможностей речевого аппарата. Воин беззвучно открывает и закрывает рот. Игра продолжается, шар настройки мелькает в умелых руках, дергая невидимые ниточки в канале управления. Команды поступают непосредственно в мозг, формируя правильный образ мыслей и программируя дальнейший ход событий. Теперь гип Узора знает, что он должен совершить, когда проснется. Он изо всех сил старается проснуться, ведь это единственный способ закончить игру, он сопротивляется, однако ослушаться невозможно. Напряжение растет, пальцы на руках и ногах непроизвольно растопыриваются, мышцы сводит судорога. Управляющие коды попадают в голову через разинутый в крике рот. Человеку позволяют кричать (а может, заставляют): «Нечестно, нечестно! У тебя есть шар настройки, почему у меня нет?», и тогда Мальчик протягивает ему этот немудреный атрибут власти: «Бери». Мальчик огромный и добрый, он терпеливо объясняет происходящее: «Я дарю тебе свое истинное имя, раб. Теперь Свободный Охотник — ты». «Твое истинное имя Свободный Охотник? — пытается возмутиться воин. — Как такое может быть?» «Я — это ты, — звонко смеется юный властитель. — Никто не знает нашего с тобой истинного имени, даже мама. Хочешь, расскажем обо всем маме?» «При чем здесь мама!» — кричит воин, пробив кулаком упругую стену сна…

«Причем здесь мама? — лихорадочно шепчет он. — У меня не твое имя! Я сам придумал себе имя и сам открою его людям, когда придет время…»

Он просыпается. Выпрыгивает из капитанского кокона и хватает с пульта шар настройки. Я не раб, думает он, я — свободный. Я — это я. Свободный Охотник… Нет, только теперь он просыпается — когда измученно валится обратно.

Бред, думает Свободный Охотник. Опять эти кошмары. Призрак сопливый, что ж ты никак не наиграешься? А у тебя, оказывается, есть мама. Может, и папа тоже есть? Тоннели им всем поперек… Болезнь, похоже, активизируется, выходя за рамки «Формата счастья» — спасибо тварям, спасибо Их Резвости, отдельное спасибо вождю Гладкому, срази его «синдром аналоговых спазмов». Чем же выбить эту дурь? Раньше, шесть Единиц назад, добровольный пленник «Черной дыры» выздоровел, когда решил выйти в мир. Достаточно было окунуться в самое месиво боев, достаточно было стать легендой, имя которой — Неуловимый. Увы, легенда погибла, зато ожила болезнь. Или это не болезнь?

«Универсал-Плюс» возвратился домой.

Девочка сидит в своем коконе, будто и не вставала. Шпион Ласковый по-прежнему размещается у нее на коленях, дочь гипа расчесывает ему шерсть собственным любимым гребнем, и зверь с готовностью подставляет ей себя, жмурясь от удовольствия.

— Тебя вызывал гип Связи, — сообщает Хозяюшка. — Совсем недавно. Говорит, «Универсал-Плюс» не отзывается, а я говорю — гип Узора спит, пожалейте человека.

— И этот знает, где мы находимся! — Свободный Охотник пытается быть бодрым. — Значит, действительно пора удирать отсюда. Что он хотел?

— В одном из гипархатов Энергии раскрыта шпионская сеть тварей. О, Ласковый, прости… Короче, инженеры Голого Народа, считай, тоже нас нашли. Он уговаривал срочно лететь к нему, предлагал свою защиту. Говорил, что искренне хочет помочь, несмотря на то, что вы плохо расстались. Ты с ним поссорился?

— Хоть смейся, хоть плачь, Хозяюшка. Мы не договорились о процедуре выбора Генерального. Он настаивает на возрождении старых традиций, когда директорат и сам Директор избирался жребием, а я предлагаю секретное голосование.

— Это что, так важно? До совещания у вас все было прекрасно.

Свободный Охотник темнеет лицом.

— Видишь ли, Хозяюшка, — медленно отвечает он. — Поведение гипа Связи объясняется только одним. Он, очевидно, предполагает или даже уверен, что сумеет вмешаться в работу Генератора Случайностей. Не зря же он водит дружбу со службой Системного кодекса?

— Откуда ты знаешь?

— Я видел, как они с первым инспектором случайностей мило беседовали, спрятавшись от всех. Планировали вторую фазу совещания, забыв про обычные в этой ситуации родовые условности. Видела бы ты, как они оба взвились, когда я заговорил о голосовании! А средствами воздействия на Генератор эта парочка вполне может располагать.

— Зачем тебе нужно секретное голосование?

— Все просто, маленькая. Я исследовал ситуацию на имитационной модели. В условиях, когда средний слой совещания отвергает не только любую из процедур выборов, но и сами выборы вообще, наибольшую вероятность победить имеет какой-нибудь совершенно новый человек. Например, я. Думаю, такие подсчеты выполнил не я один.

Ласковый шевелится и, прогнувшись, длинно-длинно потягивается.

«Хозяин станет гипом всего Метро, — выдает декодер. — Я правильно думал, помнишь? Я хорошо умею думать, далеко».

— Не царапайся! — дергается дочь гипа. — Да спрячь ты свои пальцы!

Она встает (Ласковый соскакивает с ее колен) и горько говорит:

— Зачем же тогда ты турнир по чет-нечету проиграл? Да еще кому — как раз его сыночку! Как будто специально, мне назло!

— Кто же знал, что мы с гипом Связи потеряем общий язык?

— Тоже мне, политик-неудачник. Зачем, спрашиваю, поддался?

Глаза Свободного Охотника загадочно поблескивают.

— Думаешь, поддался… Хорошо, что ты в этом не сомневаешься. Вот и гип Связи подумал точно так же. Ох, как он меня потом благодарил! Мол, его мальчик на всю жизнь запомнит ощущение этой неожиданной победы, мол, такие подарки многого стоят… — Искорки в глазах вспыхивают последний раз и гаснут.

— А что, разве не так? — недоверчиво хмурится Хозяюшка.

— Наверное, трудно поверить, друзья мои. Я ведь и правда плохо играю в чет-нечет. У меня в детстве не было возможности тренироваться, я-то воевал по-настоящему… — Свободный Охотник тоже встает, обрывая никчемный разговор. — Ну, хватит болтать. Расходимся по кораблям, быстро.

В его глазах — сигнал тревоги. Он уходит, и все уходят, словно сорванные с мест его дыханием. «Быстро, быстро, быстро… — затухает под куполом ненавистное слово. Он вскрывает шлюзы. Два «Универсала» и одна разведкапсула полностью готовы к бегству. Опять надо спасаться и прятаться, оставляя позади хрупкие осколки рассыпавшегося дома…

Впрочем, время разговоров еще не кончилось. Всеобщую занимает новый собеседник:

— Вы уже покидаете свою уютную норку? — скорбно удивляется он. — Неужели я опоздал?

Вождь Гладкий!

И тогда тесное пространство пластикового домика взрывается непривычными звуками. Юноша хохочет, уткнувшись затылком в упругую перепонку шлюзу.

— Стойте, герои, — зовет вождь беглецов, — задержитесь ненадолго.

Вместо ответа Свободный Охотник бьет из аннинигилятора — точно в фокус информационного канала.

— Мы не ждем гостей, — объясняет он шарахнувшимся друзьям…

PAUSE

Сопляк мне все наврал, ну буквально все! И про смерь матери (во время родов, ха-ха, вот же придумал), и про похороны, и про героического старшего брата. ТАКАЯ ЛОЖЬ. Такой позор…

Бывшая сокурсница ждала не меня, разумеется. Сына. Малолетний фантазер, оказывается, исчез и отсюда, не пришел ночевать. Вернулась она из больницы, а ведьма старая (надо полагать, бабуля) встречает ее шипением, мол, вот и дождалась, красавица, что твой выблядок тебя бросил, как и остальные твои котики, мол, коли расплодила уголовников и умников, подыхай теперь одна… И так-то было погано, совсем разбитой она вернулась, можно сказать, опустошенной, как вдруг — новая напасть!

— Ты лежала в больнице? — попытался посочувствовать я. — Что-нибудь серьезное?

— Не твое дело.

Достойный ответ. Главное, мучительно знакомый, десятки раз слышанный. Словно студенческие годы на миг спустились с небес, отравив реальность веселящим газом. Не мое дело… Ведь это она, грубоватая замужняя «красавица», подарила мне когда-то формулу, ставшую основным источником душевного и физического спокойствия! Отмахиваясь от моих детских вопросов, она вбила-таки в меня свою простую мысль, ибо что бы ни творилось на свете — и вправду нас не касается. Однако… не в этот раз.

Семейные фотографии, украшавшие секретер, доказывали — ошибки нет (разговор был в комнате, а старая ведьма, очевидно, обитала где-то за стеной). На фотографиях полноправно присутствовал мальчик — тот самый. Системнорожденный…

— Я сам решу, — сказал я, глядя женщине в глаза, — что мое дело, а что не мое. В милицию обращалась?

Она обращалась. И звонила, и лично бегала, оставляла заявление. Но ведь суббота! Завтра — воскресенье. Бесполезно, кто искать будет? Сколько нынче беспризорных — жуть! Надо самим, иначе… Она была на грани нервного срыва. Что «иначе», рассердился я. Больницы обзвонила или побоялась? Еще как боялась, потому обзвонила первым делом именно больницы, и даже морги! Морги-то зачем? Не стоит сходить с ума, погоди. Парень, вероятно, просто сбежал из дому — банальная история! — и вопрос лишь в том, куда он мог податься. Знакомые в других городах есть? Или в самом Питере — известны ли его дружки, а то и девчонки какие-нибудь? Чушь, чушь, чушь! (Собеседница наматывала слезы и сопли на трясущиеся кулаки.) Какие, прости Господи, девчонки, какие дружки?! У нашего котенка один друг, он же мать и отец — вон, скучает на стойке в углу, тряпочкой накрытый. Марки «Диджитал». Да-да, компьютер, КТО же еще. Вынесла с работы по частям, потом списала все комплектующие. Не покупать же? Правда, в последнее время котенок и к компьютеру почему-то охладел, уж два месяца как не снимал заветную тряпочку. Что с ним творится?

А разгадка его исчезновения к моменту моего прихода была уже найдена! Оставалось только поверить в нее и немножко успокоиться (женщина машинально утерлась углом скатерти, свисавшей со стола). Насчет «дружков», кстати, правильный оказался вопрос. В классе мальчик ни с кем не сошелся, ведь четвертую школу успел сменить (пропади пропадом такая жизнь!), хорошо хоть общался с ребятами во дворе. Так вот — покончив с больницами и моргами, смятенная мамаша все-таки догадалась выскочить во двор и порасспросить ребят. По их словам, Охотник собирался без спроса махнуть в Москву, на какую-то крутую компьютерную выставку-ярмарку, только и говорил об этом. «Охотник» — кличка такая у него, хакерский псевдоним. (Похоже, сверстники уважали его, о!) Но поехал ли? Доехал ли? Ох, как матери хотелось бы надеяться, что сынок ее именно там, в Москве. Она специально разузнала — есть такая выставка! Международная, высокого пошиба. В одном из павильонов Всероссийского Выставочного Центра, бывшей ВДНХ, и называется «Информационные технологии: под прицелом — будущее». Где его там найдешь, сокрушалась мать, и кто его будет искать? Самим надо, самим…

Сдвиг беседы в деловую фазу оказал целебное действие, помог даме обрести лицо. И наконец она сообразила спросить уже у меня: зачем ты здесь, милый друг детства, каково же оно, твое дело? Притворяться было глупо. Постаревшая сокурсница не возбуждала во мне никаких желаний, кроме желания поскорее убраться — такие мысли я прятать от женщин не умею… И я рассказал все, как есть. Я обрисовал ситуацию предельно коротко и просто: мол, твой младший сын был у меня в гостях. Вчера. В дневное время и недолго, а потом убыл в неизвестном направлении. Он приходил всего лишь сообщить, что я его отец, вот такое, говорю, у нас с ним появилось к тебе дело, подруга… По сути — так и было! Это если коротко и просто. Анализируя задним умом ход вчерашних переговоров, я едва не стонал от стыда: юный стратег-тактик получил ответ, не задав ни одного конкретного вопроса. Заставил меня назвать мой прежний адрес (8-я Линия, дом 32), обманув лукавой восьмеричной интерпретацией. Почему не спросил прямо? Неужели боялся, что я начну врать и прятать глаза? Или (безумное предположение!) восьмеричная система счисления и вправду настолько для него естественна, что он играл с числами без всякой специальной цели?

Так или иначе, парень должен был все понять, а поняв — почему-то промолчал. Задурил мне голову, запутал адреса, сроки, даты. Погрузил меня в свой сконструированный мирок, оплел паутиной лжи… Но ведь не мог он не сознавать, что через некоторое время я тоже всё пойму, разберусь и с цифрами, и с числами, начну вспоминать и обязательно вспомню! Не была ли эта моя реакция заранее просчитана? Но тогда не является ли то понимание, которого от меня ждали, очередной ложью — главной ложью? Чьей? Не самого же мальчишки… Вот такие параноидальные мысли наслаивались на вопрос, погнавший меня в дорогу.

Зачем я здесь?

Единственно ради того, чтобы спросить. Чтобы потребовать ответ — так точнее. (От кого? Ведь я думал, что Она умерла!) Я знал заранее — никто не захочет мне отвечать, как все эти годы молчала и Она, и все-таки я готов был настаивать, упорствовать, любой ценой я собирался вытащить правду наружу. Не готов я был лишь к тому, что задать вопрос окажется так трудно.

— Твой младший… — решился я на продолжение разговора. — Ты сразу не кричи, ладно? Он действительно мой сын?

— Да, — сказала она без колебаний.

Мирно и тихо.

Правда была вытащена с обескураживающей легкостью.

— Как же так, — растерялся я. — Ты же тогда аборт сделала…

CONTINUE

30

… В Метро их ждали.

Это не страшно: бортовые системы беглецов сцеплены в единое целое, управляются руками Мастера. Дождавшись, пока автоматика укутает капсулу Ласкового оптической оболочкой, Мастер Узлов выходит в Тоннель. Система безопасности показывает: чужие капсулы повсюду — неподвижные, затаившиеся. Пути бегства отрезаны. В засаде — сплошь представители гипархатов Энергии, этакая сборная команда, выставленная на решающее состязание. Ага, значит гипархат Входов быстро растерял решимость покарать воинственных наглецов, значит, междоусобица благополучно рассосалась…

Их замечают. Мир пересеченных плоскостей немедленно приходит в движение.

— Удачи вам, коллеги! — широко и весело прощается Свободный Охотник, на всю Всеобщую. — Прошу извинить, что у меня нет желания с вами встретиться!

Действительно ли все пути отрезаны? Ха-ха, вот вам!

Он ныряет в сплетение Тоннелей, утягивая за собой друзей. Два корабля и разведкапсула будто лучом связаны. Раскрываются и захлопываются Узлы ветвления: Узел — прямая — Узел — прямая… Выполнен невероятной красоты Узор, в эффективности которого разберутся будущие исследователи военного искусства. Заброшенный гипархат Энергии дает возможность порезвиться, поиграть в «догонялки», но соперник попался слишком уж неповоротливый, мало того — недостаточно подготовленный в вопросах картографии, тогда как Свободный Охотник продумал маршрут заранее. Игра закончена.

Скучно, друзья…

Правда, стаи звероидов также патрулируют грани условного Октаэдра, ограничивающего место действия, поэтому во Фрагменты лучше не соваться.

Лучше выбрать Прямой Тоннель — из тех, что не контролируются тварями. Например, вот этот, в котором перемещаются лишь редкие рассеянные точки, ничем не связанные друг с другом. Скользнуть через межфрагментарный Узел, и пол-Галактики позади. Прямой Курьерский — это четыре линии движения, две в одном направлении, две — в противоположном. Гигантского сечения Тоннель, используемый торговцами и послами. В настоящее время — почти пуст. Несколько грузовиков класса «Толстяк», сопровождаемых капсулами охраны, торопятся в пункты назначения. Впрочем, пиратство нехарактерно для Прямых Курьерских, равно как и для Кольцевых.

Наконец-то беглецы в безопасности…

— Ужас, сколько их налетело, — включается дочь гипа. Голос ее напряжен. — Видел, да?

— Ты о чем, принцесса? — утомленно откликается герой, сбрасывая боевую маску.

— О хищниках, посланных моим братцем. Бойцов у него — как пыли в звездных фильтрах.

— Да, нескончаемый поток тварей всегда смущал умы высокородных стратегов, — соглашается Свободный Охотник. — А разгадка так проста…

«Для хозяина нет загадок, которые бы он не разгадал», — без выражения подтверждает декодер.

В канале связи появился Ласковый. Беглецы расслабились — каждый в своем летательном аппарате.

— Во всяком случае, решающий фактор, действующий в этой войне, наконец разъяснился. Численность Голого Народа, Хозяюшка, на несколько порядков выше численности людей. Судя по всему, они обитают в исключительно хороших условиях и крайне быстро размножаются. Потому что настоящая планета, друзья, это… — Свободный Охотник ищет сравнение. — Это, друзья мои… — и не находит. — Эй, Ласковый, зачем вы двинулись на нас? Не понимаю, как вас Гладкий уговорил?

«Я не знаю, Мастер, меня тогда еще не было».

— Спокойно, дружок, не рви свою сумку, я же пошутил.

— Интересно, что Гладкому было от нас нужно? — продолжает разговор девочка.

— Случайно перепутал каналы, — предполагает Свободный Охотник. — Вызывал «Метро-Новости», а попал на меня. Не повезло человеку.

— Ну и глупо, я же серьезно говорю. Кстати, насчет «Метро-Новостей». Не понимаю, зачем жрецам было обвинять тебя в каком-то там «культе Героя»?

— Ничего себе — каком-то там! Да жрецы не любят эту легенду даже больше, чем все антисистемные теории, вместе взятые!

— Почему?

— Ну, ты представь. Предположим, Единая Система действительно выбирает из всех живущих своего Героя и ведет его. Другие люди так и остаются только тенями, вспомогательными персонажами, лишь один человек становится настоящим, вокруг него и крутится мир. Что это означает? Это означает, что именно посредством Героя, рожденного Единой Системой, наш мир переходит на новые уровни. Но тогда для великого усовершенствования не требуется никакой Большой Резонанс. Ты понимаешь, что будет, если люди начнут ждать не Большой Резонанс, а появление Героя?

— Перестанут копить записи, — хихикает в своем «Универсале» дочь гипа.

— Если бы только это! Отомрут почти все из нынешних культов, в результате чего технический персонал выйдет из-под контроля высшего руководства. Вот почему уважаемые люди Галактики с подозрением относятся к каждому, кто отвергает Большой Резонанс. Наши с тобой коллеги по Сферосовету знают, на какие из больных точек следует надавить.

— А как на самом деле? — хитро спрашивает она. — Неуловимый и правда верит в Героя?

Девочка шутит, а Свободный Охотник уже нет.

— Не твое дело, — неожиданно сердится он.

— Прости, — сразу теряется она. — Я еще хотела спросить. Что за болезнь они тебе придумали?

— Синдром аналоговых спазмов. Когда человек не может смириться с тем, что каждый его шаг записывается, контролируется. Из-за этого — истерики, головные боли, панический страх записей. Простые инженеры, если заболеют, автоматически лишаются должностей, а властителей, бывало, за такое свергали с трона.

— Ясно. Ну и подлецы.

— Совершенно верно, все их «новости» бьют в одну цель. Даже смехотворная гипотеза, будто я подверг себя обряду ожидания Героя и полжизни просидел в «Черной дыре», и та может сработать.

— Прости, — повторяет Хозяюшка. — Куда мы теперь летим?

Командир маленького отряда не успевает ответить. Бортовая система оповещает, что в один из заблокированных каналов связи поступил кодированный зов. Сообщение принято и подготовлено к выдаче. Запускать информацию немедленно, спрашивает бортовая система, или повременить?

— С ума все посходили, — ворчит Свободный Охотник. — Кому я опять понадобился?

Возникает неподвижное изображение человека, пробившееся сквозь закрытую для посторонних Всеобщую. Эта же картинка разворачивается и в остальных двух кораблях.

Хозяюшка охает. Ласковый подпрыгивает, коротко визгнув. Свободный Охотник яростно кричит:

— Откуда он узнал код моего личного канала?! Как он вскрыл параметры кодированного зова?!

Не смог сдержаться. Потому что сообщение было послано отнюдь не человеком. Вождь Гладкий — опять он, бывший человек…

«Кодированный зов остался в моей капсуле, хозяин! — возбужденно шипит Ласковый. — Мы с тобой бросили капсулу, когда убегали из Сорок Седьмого гипархата Пустоты!»

Однако поздно искать виноватых. Что нужно этому бородатому негодяю? Как он решается раз за разом отправлять свое изображение заклятому врагу — с бесстыдной открытостью? Наплевал не только на кодекс чести технического аристократа, но и на показную спесь звериного «вождя»? Мечтает продиктовать условия капитуляции? Просто смешно.

Застывшая картинка разблокирована, запись оживает.

И вдруг оказывается, что намерения вожака тварей самые дружелюбные. Оказывается, он побеспокоил нового гипа Узора для того лишь, чтобы спокойно обсудить общие дела — как гип с гипом. Если угодно, как Истинный с Истинным. Он просит гипа Узора выйти с ним на связь, когда тому будет удобно — вот коды каналов, на выбор. Голос бывшего человека полон искренности, а слова неожиданно печальны.

Вожак тварей вспомнил, что он Истинный? Невероятно… Но запись еще не закончена. Знает ли Неуловимый, что человечество выродилось? — осведомляется Гладкий. Численность людей — около миллиона особей, тогда как на планете Точка в незапамятные времена обитало несколько миллиардов, что вовсе не легенда, как большинство полагает, а абсолютно достоверная информация. Причина нынешнего вырождения очевидна — ограниченность жизненного пространства. Людям негде жить, хотя, казалось бы, огромные, невообразимые пространства им подчинены. Причем, пригодные для жизни объемы непрерывно уменьшаются. Базы стареют, форспластиковые планеты пожираются биокристаллической напастью — и так далее, и так далее. Представим образ: вдоль иллюзорных ниточек-Тоннелей, израненных многочисленными порезами Входов, гроздьями висят искусственно созданные объекты, и больше нет ничего в необъятном бездушном пространстве. Плоская пластмассовая Галактика. Образ конца мира…

— Неожиданная тема для разговора, — озадаченно произносит Свободный Охотник. — Неужели Гладкого тревожат судьбы Галактики?

— Притворяется, тварь! — Голос Хозяюшки вибрирует. — Полную Карту упустил и теперь придумывает всякие хитрости.

Видно, что девочка сильно волнуется — губы дрожат, руки не находят места. Впрочем, это ведь так понятно..

— Может, ты не будешь с ним связываться? — с надеждой спрашивает она.

А друг Ласковый ничего не говорит. Выбрался из гравитационной сумки и сидит в позе глубокого раздумья, заворожено глядя в фокус информационного купола.

— Все-таки послушаем, чем он нас еще удивит, — решает Свободный Охотник.

Он открывает Всеобщую и подключается к зафиксированному в бортовой системе каналу.

— Вот и хорошо, — сразу отвечает вождь Гладкий. — Рад, что вы до сих пор живы, дорогие мои мальчики и девочки.

Главный негодяй Галактики приветлив и сдержан. Очевидно, это стоит ему серьезных усилий. Он встает гостям навстречу. Он одет в черный комбинезон гипа, и лишь большая косматая голова плохо стыкуется с привычным человеческим обликом.

— У нас нет с тобой общих дел, — с ненавистью извещает его Хозяюшка.

— Не бойтесь, герои, отсюда мне вас не съесть. И ты, сестричка, не бойся — твой титул меня не интересует, дарю его тебе.

Герои не боятся. Случившаяся с вожаком тварей перемена насторожила бы и не столь опытных бойцов, однако они готовы выслушать бывшего человека.

— Давай спокойно, — обращается Гладкий к Свободному Охотнику, теперь — только к нему. — Попробуем не стрелять друг в друга из аннигилятора. Как ты воспринял мое предварительное сообщение?

Молодой воин спокоен — оскорбительно спокоен.

— И без твоей красивой речи известно, — говорит он в ответ, — что Метро давно пора расширять за пределы Галактики. Именно этим Сорок Седьмой гипархат и занимался почти сотню Единиц, вопреки общей лени и апатии. Твой бывший гипархат, вождь тварей. Зачем вы это делали — ясно. Так же как и то, почему держали проект Внегалактического Тоннеля в строжайшей тайне. Не трудись оправдываться, сын обманутого гипа. Вопрос только один — что тебе нужно от меня?

— Где твое терпение? — укоряет собеседник героя. — Даже если мое предисловие тебя не развлекло, без него было не обойтись. Что касается необходимости расширять Метро, то на самом деле скручивание Тоннелей прекратилось вовсе не потому, что гипархаты Пустоты ленились этим заниматься. Просто в Галактике не осталось вещества, из которого можно строить. Космического газа хватает только на синтез продуктов питания и изделий бытового назначения. Правильно?

— Поразительно точный анализ.

— Разумеется. А знаешь ли ты легенду, что когда-то в Галактике было десять в двадцатой степени мер вещества?

— Чушь, быть такого не может.

— Предположим, чушь. Но так или иначе, вещества в этом мире сильно поубавилось, огромное его количество попросту исчезло. Куда?

— О, теперь понимаю, ты решил найти и наказать виновных. Должен тебя разочаровать, сын гипа. Вещество пошло на строительство Тоннелей, как раз в тех самых огромных количествах. По-моему, это общеизвестно, да и сам ты только что говорил о том же.

Изображение вождя Гладкого укрупняется, словно прыгает к лицу Свободного Охотника.

— Ты предпочитаешь верить в общеизвестное, а не думать самостоятельно?

Молодой человек гадливо отодвигается.

— Я просто изучал физику, вождь. Кстати, как у тебя обстоят дела со знаниями в этой области? Откуда еще древние строители Метро могли получать энергию, за счет которой происходили столь значительные изменения структуры Галактики, как не из корпускулярно-волнового преобразования? Вот тебе и разгадка «страшной тайны».

— Ну, хорошо, оставим пока эту тему, — легко соглашается собеседник. — Я уверен, позже ты сам попросишь меня к ней вернуться. Не буду также спрашивать, кем ты был до того, как стал Неуловимым.

— Я? Сыном гипа Узора, кем же еще.

— А до того?

— Ты надо мной смеешься, Гладкий?

— Нет, конечно. Поговорим о другом.

— Ты сказал не все, что хотел? Жаль.

На лице негодяя — короткий спазм раздражения.

— То, что я не успел сказать, мой юный враг, тебе должно понравиться. Слушай начало истории: инженеры Сорок Седьмого гипархата в процессе строительства Первого Внегалактического натыкаются на планетную систему естественного происхождения. Что было дальше? Тебе хочется узнать продолжение?

Пауза.

Вереница из трех летательных аппаратов мирно скользит по Курьерскому Тоннелю, не встречая никаких препятствий. Хозяюшка и Ласковый притихли, их как будто нет, они совершенно не присутствуют в разговоре. Дочь гипа с подчеркнутым равнодушием повернулась к Гладкому спиной, а бывший шпион, наоборот, неотступно смотрит в фокус информационного купола. Очевидно, зверек поражен в самые глубины спинного мозга. Удивление и страх — какого из этих чувств в нем больше? Вся его поза кричит: неужели вождь Гладкий — человек? Неужели вождь Гладкий не стрижется наголо? В этом открытии — трагедия или фарс?

Пауза затягивается…

— Мне хочется узнать продолжение, — стараясь остаться спокойным, признается Свободный Охотник.

Вождь Гладкий удовлетворен:

— Тогда лови запись, мальчик. Советую полюбопытствовать немедленно, через несколько микро-Единиц запись самоликвидируется.

В канал связи отправлена новая порция информации.

— Что это?

— Несколько страничек древней истории. Странно, но мой отец почему-то постыдился зафиксировать их на кристаллоносителе, который он подарил тебе в крепости.

Гость исчезает. Всеобщая переключается в другой режим работы: пилот «Универсала-Плюс» спешно просматривает переданные ему документы. Руки крутят шар настройки, перебирая Прошлое. Объемные картинки наслаиваются, стремительно сменяют одна другую, повинуясь нетерпеливым командам…

…Инженеры Сорок Седьмого меняют на одной из обнаруженных планет атмосферу, приближая ее к пригодной для человека… проводится эксперимент: в почву высажены растения, перенесенные из ботанических садов, затем на поверхность планеты выпущены все животные, сохранившиеся в зверинцах… трогательное зрелище: сто Единиц назад в Галактике еще были зверинцы, и были животные… представители вида Felis Aurus из семейства кошачьих побеждают в борьбе за планету, проявив совершенно нетипичную для данного семейства социальность, стремление сбиваться в стаи… Felis Aurus фантастически быстро мутируют, обретая зачатки разумности — и при этом подавляют прочую фауну… мелькают Единицы галактических циклов; обитатели планеты предоставлены сами себе, в силу того, что у гипархата не хватает людей и средств заниматься ими… звероиды строят собственную цивилизацию, в основе которой лежит кастовая иерархия — в точности, как у их двуногих хозяев, — они старательно копируют все, что видят и слышат… на решающем этапе проекта научное руководство осуществляет последний из Координаторов (знаменитый ученый, больше известный под именем Большой Лоб), который, собственно, руководит только скруткой Внегалактического Тоннеля, не отвлекаясь на выпущенных из-под контроля животных… записи из архива службы безопасности дополняют картину: показаны отчаянные, исключительно жестокие условия жизни персонала; меры, принимаемые для сохранения секретности; каждая вольная или невольная попытка организовать утечку информации гасится в зародыше; страшные подробности, способные взорвать рассудок неподготовленного зрителя; кровавый вихрь безумных сцен, завершающий любую подобную историю…

— Как он жил все это время? — надтреснуто спрашивает Хозяюшка, прерывая общее молчание. Она слепо разглядывает рисунок Печати на своем перстне. — Один, что ли? Совсем-совсем без людей, только со звероидами?

Вождь Гладкий вновь возникает в фокусе канала связи.

— Ну почему же «один», — пожимает плечами. — Женщин мне доставляют, когда прикажу.

— Какая гадость! — вскидывается девочка.

— Ты права, сестричка. Женщины — это гадость.

— Хозяюшка, не мешай, — громко просит Свободный Охотник, не в силах сдержать возбуждение. — Вождь Гладкий, действительно ли Большой Лоб на вас работал?

— Не на нас, а на моего отца. Не нужно объединять меня с Сорок Седьмым гипом. Надеюсь, кстати, что сделанный мной подбор документов поможет тебе, Неуловимый, изменить отношение к так называемой трагедии старого гипа.

— Отец был героем! — неожиданно кричит девочка. — И умер, как герой — сражаясь с тварями!

Вождь Гладкий улыбается с молчаливой вежливостью — не отвечая.

— В самом деле, старый гип был уверен, что его любимого сына держат заложником, — мягко добавляет Свободный Охотник. — Однако я не хочу быть судьей в этой истории. Меня заинтересовало участие Большого Лба в вашем проекте. Ведь он исчез задолго до начала войны, не так ли? Неужели этот человек до сих пор с вами?

— Большой Лоб погиб, — сухо информирует собеседник. — Давным-давно, мне тогда еще не было и двадцати Единиц. А пригласил его к сотрудничеству мой отец — сразу, как разогнали службу Координации.

— Значит, погиб. Мне говорили об этом… Да будет вакуум ему защитой, да спасется его прах от утилизации.

— Удивительный был человек, — подтверждает вождь Гладкий. — Жаль его, второго такого в Галактике не было и не будет… — голос врага на мгновение теряет выверенную плавность. Словно горло перехватило, словно предательская пыль попала в загубник боевой полумаски.

— И все-таки, зачем я тебе понадобился? — резко напоминает Свободный Охотник. — Ты так и не ответил. Зачем было тратиться на болтовню с «мальчиком»?

— С мальчиками и девочками! — вспыхивает дочь гипа. — Он так нас назвал!

— Сестричка, милая, разве я не могу просто повидаться с родственницей? Тем более, с новым гипом Узора, с которым мы тоже, очевидно, скоро породнимся. Все просто, высокородные.

— Он хочет заполучить меня в свою стаю, — обращается Свободный Охотник к друзьям. — Он ничем не отличается от остальных назойливых говорунов, уверенных, что Полная Карта сохранилась специально для них.

— Нет, герой, мне нужно только, чтобы ты уяснил кое-что. Ты же до сих пор ничего не понял, несгибаемый гип Узора…

— Наоборот, вождь Гладкий, я все понял и даже готов продолжить твою мысль. Оказывается, власть сама по себе тебя не интересует, верно? Генеральным ты хочешь быть для того, чтобы возобновить процесс расширения Метро. По твоему мнению, Метро очень маленькое. Не оценить по достоинству истинную цель твоей самоотверженной борьбы — с моей стороны просто неприлично… Ну как, я угадал направление главного удара?

Мерцает долгая пауза.

— Блестящее, отточенное ехидство, — откликается враг. — Нет, ты не прав. Вероятно, потому что слишком удачлив.

— Надо же, нечто похожее мне совсем недавно уже говорили. Даже называли «молодым невоспитанным счастливчиком».

— Я бы сказал — счастливый невежа. Может, ты выслушаешь меня до конца, Неуловимый?

— Вот что, Гладкий, — чеканит Свободный Охотник. — Для меня жестокий фанатик, лелеющий великие цели, ничуть не лучше простого бесстыдного властолюбца. Так что мне безразлично, есть у тебя великая цель или отсутствует.

— Фанатик? Ты сказал — фанатик? — Вождь Гладкий потрясенно замолкает.

— А кем еще тебя назвать?

— И ты, ты смеешь мне это говорить?! — вдруг вскипает собеседник. — Сожги меня Желтый Глаз! Ты, который не умеет даже слушать?

— Хочешь остаться просто властолюбцем — пожалуйста. Повторяю, мне не интересно, в какую игру ты играешь, неудавшийся сын гипа.

— Моя единственная цель — открыть тебе правду, герой безмозглый! Ты же ничего, абсолютно ничего не понимаешь в происходящем!

— Что касается везения, — продолжает Свободный Охотник как ни в чем не бывало, — то тебя оно также не обошло вниманием. Удивляюсь, как тебе удавалось столько времени обманывать своего отца? Ведь он искренне считал, что от его поведения зависит жизнь наследника, вот почему был вынужден помогать ненавистным взбунтовавшимся кошкам, вынужден был страдать от бесчестья. Гип Пустоты предал человечество ради спасения своей семьи, а его родной сын оказался негодяем, каких не знала Галактика. Эта трагедия так и просится в Хроники. Сын обманул отца, предал свой род… Двадцать Единиц тебе тогда было. Ты организовал войну, чтобы завладеть миром. Ты очень удачлив, но закончить предательство у тебя не получится, потому что моя удача — противоположного знака.

— Ошибаешься! — кричит вождь Гладкий. — Я приготовил еще одну запись — ознакомься с ней, и твоя непробиваемая ненависть даст трещину!

Свободный Охотник зло смеется:

— Будем откровенны, вождь. Главная цель затеянной тобой болтовни — выяснить, что мне известно. А я, как видишь, решил не прятаться! Да, я знаю вашу тайну, твари. Вы опоздали, и теперь никакой Внегалактический Тоннель не поможет вам спастись. Ты, в свою очередь, также решил показать мне, что тебя все это совершенно не пугает. Что ж, расстанемся, сохраняя достоинство.

— Стой! — отчаянно просит Гладкий. — Не будь идиотом!

Свободный Охотник надевает боевую маску.

— Ты почти уничтожил Метро, сын предателя, а теперь рассуждаешь о его расширении. Кто из нас идиот?

Отдана безмолвная команда — и Всеобщая гаснет. Оцепенение побеждено. Бежать!

«Значит, Гладкому не нужно выстригаться? — трясет переносным декодером Ласковый. — Его титул вечен?»

Хозяюшка потерянно бормочет:

— Мой отец не предатель! Не предатель…

PAUSE

«Как же так», — растерялся я…

А вот так, никакого аборта не было! Ничего плохого Она в тот раз не сделала, если не считать маленькой шалости, которая была позволена с молоденьким сластолюбивым интеллектуалом. Ну, да разве можно назвать эту шалость «плохой»? Первый ее муж был тварью похотливой, дворовым котом-производителем, без пачки презервативов из дому не выходил, а Она что, другого рода-племени, что ли? Жаль, любовничек попался на редкость легкомысленный, презервативов с собой не носил (в отличие от мужа), а совращенная матрона не привыкла предохраняться, по природной лености считая, что о таких вещах обязан думать прежде всего мужчина. И вообще, слишком инфантилен был этот студент-отличник, который мог бы кем-то там стать. Впрочем, сама-то Она кто?! Замужняя баба, с ребенком на руках… Оба они хороши были, ехали по жизни в детских колясках, с пальцами во рту вместо соски. Но когда грянули последствия — Она повзрослела. Что Ей было делать? Думала, думала, и решила. Был один сын — станет двое, что может быть естественнее? От разных самцов — плевать! Поэтому и легла в гинекологическое отделение вовсе не с целью убить неродившегося человека — наоборот, на сохранение. Токсикоз, понимать надо. А про аборт придумала… ну, чтобы он отстал от Нее, этот будущий научный сотрудник с возбудившимся, хо-хо, прибором. Так что ничего плохого Она В ТОТ РАЗ не сделала…

Из-за чего, кстати, первый муж их бросил? Он, конечно, простил бы так называемую измену, но не появление же в семье чужого ребенка! Пойди жена на аборт, и все вернулось бы к прежнему. Однако Она решила по-своему. Немудрено, что после развода бывший муж помогал только старшенькому — вещами, продуктами, знакомствами. Может, оттого и случилась со старшеньким такая неприятность? (Женщина вдруг опять заплакала. Вероятно, по привычке — в тему попала.) Грабанул с приятелями киоск — придурок, урод, весь в отца! Черномазые отловили их всех в тот же день и хорошо хоть не убили на месте, отдали знакомым милиционерам, а уж те раскрутили дело на полную катушку. Вот и езди теперь на зону в Форносово, наблюдай, как мальчик свинеет, вместо того, чтобы взрослеть…

Чужие дети волновали меня не больше, чем ее первого мужа-шофера. Гораздо важнее было, что МОЙ МАЛЬЧИК нашел отца, после чего куда-то пропал. И к матери почему-то не вернулся. Неужели только из-за компьютерной выставки?

— Да подожди ты, — прервал я поток бабьих глупостей. — Что у вас тут стряслось?

— С чего ты взял? — взвилась, вспыхнула она (слезы мгновенно выкипели). — У нас все в порядке, его обещали условно-досрочно освободить.

— Кого? О ком мы, вообще, говорим? Твой младший ни с того, ни с сего сорвался ко мне, и во-вторых, не вернулся домой! Объясни.

— В третьих, у тебя он тоже не остался! — контратаковала оскорбленная мать. — Почитай еще мне мораль, почитай!

Я отвернулся, чтобы не видеть ее лицо.

— Причем тут мораль? Я не понимаю, почему он так страшно мне наврал. Он же похоронил тебя заживо! Младенца несуществующего приплел…

— Что? — спросила она, покачнувшись.

Защита была пробита. Вопросов больше не понадобилось — ответы потекли наружу, как гной из лопнувшего волдыря. Младенца действительно не было, потому что его не должно было быть! Зачем ей третий ребенок, когда не знаешь, как вразумить первых двух? Да и рожать в таком возрасте не принято, говорят, даже опасно. Угораздило же ее забеременеть на старости лет! Муж настаивал, чтобы она рожала, клятвенно обещал, что отныне все будет по-другому, что он угомонится, в семье наступит мир, тишина и долгожданное счастье… (Который из мужей? Последний, естественно!)… Только она ничему и никому больше не верила. Успокоила мужа — мол, ребенок все равно не от тебя, так что решать мне одной, — и с чистой совестью отправилась в больницу… (От кого был ребенок-то? Не твое дело!)… Кстати, в ту же самую больницу — помнит ли милый друг это веселое местечко? Вот так жизнь и водит нас по кругу. Но если шестнадцать лет назад она беременность не прервала, то теперь… Короче, пока решала-думала — переходила срок, опоздала сделать вакуумное отсасывание, и пришлось ей мучиться по старинке. Нет ничего привычнее аборта, если Господь воплотил вас женщиной, да еще в России. Приползаешь поутру к врачам-мясникам, утром следующего дня выписываешься. Полчаса позора — и вновь ты одинока. Как раз вчера утром она и легла в больницу, но ведь могла, могла вернуться вчера же вечером! Не хотелось ей домой. Никуда не хотелось, не было сил даже видеть кого-то. Знала бы, что ждет ее сегодня…

Воистину, жизнь гоняет нас по кругу, однако не цирковой ли это манеж? И кто мы на этом манеже — лошадки или клоуны? Ясно теперь, почему женщина сразу не призналась, что за проблема была у нее со здоровьем. Проблемы больше нет, вырвана с мясом — буквально. Подступало время истерик: собеседница уже не владела своим лицом. Первый муж бросил ее, потому что родился ребенок, последний — потому что ребенок не родился. Смешно… Ее бросили все мужья по очереди, и это ужасно смешно, потому что скоро появится какой-нибудь новый! Обязательно появится. Единственная способность, которой ее наградила природа — способность выходить замуж. Необъяснимо, невероятно, но что есть, то есть. Запахами приманивает, что ли? И какие запахи могут нравиться котам-производителям?

Опять она плакала. Слезы, оказывается, столь же привычны для наших женщин, как и аборты. Хотя, возможно, это она смеялась. Смотреть на нее, выслушивать ее было в высшей степени неприятно, и я заторопился, заторопился на выход, стараясь опередить неизбежное, и уже в коридоре шепотом спросил:

— Ну, так чего вы с пацаном не поделили? Или, может, он сбежал из-за вашей бабули?

Я указал на закрытую дверь. Космическая тишина рвалась сквозь эту дверь, лезла в щели и в замочную скважину, стелилась по полу дряблыми ушами. Старики — несчастнейшие из людей, особенно те из них, у кого начинает гаснуть слух, когда другие органы чувств уже утратили способность дарить удовольствие…

Нет, на этот раз я ошибся.

— Из-за нашей бабули? — женщина чуть не задохнулась от ненависти. — Слава Богу, хоть к какой-то неприятности ведьма старая не имеет отношения, даже странно!..

Просто мальчик хотел, чтобы ему родили сестренку. Он был против аборта — хороша причина для ссоры между матерью и сыном, не правда ли? Мать ему позавчера так прямо и сказала: «Котенок, это не твое дело!» С чего он вообще взял, что будет девочка? И зачем ему нужна эта самая сестра, матери не хватает, что ли? А ведь она все для него делает, живет для него! Или он нуждается в товарище по несчастью, таком же незаконнорожденном, как и сам? Ох, не любит он это слово — «незаконнорожденный», вечно придумывает всякие красивые заменители…

Вовремя я покинул место действия. Разговор на глазах превращался в нескончаемый, больной монолог. Хозяйка квартиры вошла в роль — заламывала руки, сплетала пальцы в замок, колыхалась в такт своим же стонам. Истерика заразна, еще немного, и вибрации могли бы перекинуться на меня. Надеюсь, мое бегство помогло бывшей сокурснице успокоиться, ибо лучшее лекарство в таких случаях — отсутствие зрителей.

Но домой я поехал не сразу. Обнаружив мальчишек, облепивших единственную скамейку во дворе, я решил притормозить и поболтать. И правильно решил. Они, разумеется, отлично знали чудилу по имени Охотник, лучшего игрока по эту сторону Невы! Наш чудила нынче в Москве, если не наврал, с сожалением цокали они языками и сплевывали на асфальт. Стоп-стоп-стоп, испугался я, в каком смысле «игрок»? Ну, в смысле — компьютер-бой, мастер всех систем. Геймер. Обыгрывает всегда и всех, в какую бы игру ни сел играть. Вот и в Москву рванул, чтобы в соревнованиях поучаствовать. Там на международной ярмарке рекламную кампанию развернули, смотр юных бойцов виртуального фронта — с призами, с победителями. Он за главным призом поехал — Notebook последнего поколения, оснащенный флэш-модемом! Обещал, если выиграет, во двор машинку выносить — для друзей. Если не наврал, конечно… Все понятно, мужики, сказал я им, а он что, часто врет? Не, никогда. Это к слову пришлось, само собой изо рта выскочило. Только… «Мужики» мялись, жались, загадочно улыбались в кулаки. Что — «только»? А то. Как же Охотник на соревнованиях играть собрался? Вся их команда удивлялась, понять этого не могла, ведь нельзя ему, он же клятву дал, поклялся он…

Поклялся?

Вот она, разгадка! Мелкая, конечно, ничтожная, но для меня и это был клад. Хоть что-то настоящее приоткрылось, хоть какая-то правда о моем системнорожденном мальчике. Оказывается, геймер и хакер по кличке Охотник дал клятву не прикасаться к компьютеру, пока у него не родится сестра. Причем, не к какому-то конкретному компьютеру, а к вычислительной технике вообще. Мамаша у него беременная, со знанием дела рассуждали пацаны, так он подписался терпеть и ни во что не играть — до благополучных родов. Все девять месяцев. Да-да, самая настоящая клятва — эй, кто там ржет? — даже кровавую восьмерку на дисплее нарисовал. Своей кровью, само собой. Зачем ему сестра? Совсем слетел с резьбы — чудила, он и есть чудила. Почти два месяца продержался. Ну, не глупо ли?

— Эй, кто сказал «глупо»! — несся мне в спину ломающийся басок. — Дядя, это вы сказали «глупо»?

Я удалялся, получив ответ на очередной вопрос. «Никогда не врет», мысленно хохотал я. Или я плакал? Единственное, о чем малыш не наврал, была гибель неродившейся сестры. Впрочем, если вдуматься, насчет дуры-матери он не сильно преувеличил — жива ли эта женщина после всего, что сделала с сыном? И как насчет инфантильного героя-любовника, то бишь меня, назвать которого «отцом» язык не повернется? Ложь и правда странным образом смешались, вступив в реакцию, и полученная в результате отрава быстро превращала мою реальность в «Новую реальность».

Не зря мальчишки свирепо рычали мне в спину. Слово «глупо» произнес я (случайно изо рта выскочило). Хотя, на самом деле ситуация была не глупой, а просто чудовищной: человек поклялся, а его так подставили, причем, кто? Собственная мать. Вместо нормальных родов произошло ритуальное убийство, именуемое в просторечье абортом. Все рухнуло. Сестры нет и не будет, зато клятва осталась. Как теперь малышу жить, как снять с себя это проклятье?

Вечер субботы ничем не был отмечен. Началось и кончилось воскресенье — пустой, бессмысленный день. Пауза затянулась…

CONTINUE

31

…Разговор, между тем, явно был лишним. Прямой Курьерский, оказывается, уже полон капсул. Сзади. Беспорядочные вереницы догоняют беглецов — сразу по всем четырем линиям движения, в том числе по встречным, наплевав на всякие правила безопасности. Опознавательных знаков нет. Зато конфигурация очень уж странная, у каждого аппарата — собственная. Словно бы изделия эти не матричного воспроизводства, а самодельные, восстановленные или усовершенствованные в тайных мастерских.

— Фермеры, — сообщает Свободный Охотник. — Вот уж с чьей стороны не ждал я сюрпризов…

Он ускоряется. Вереницы капсул также ускоряются, вдруг превращаясь в погоню. «Универсал-Плюс» прожигает оптические перегородки, перепрыгнув на другую линию движения, смещаясь к краю. Это мало помогает — погоня охватывает все сечение Тоннеля. И Узлов поблизости никаких, их количество в Курьерских сведено к минимуму. Неужели ловушка?

Прочие случайные путники, также оказавшиеся на пути у взбесившейся толпы, мечутся, сталкиваются с преследователями. Загородившие проходы грузовики беспощадно разложены по спектру — вместе с охраной. Паника.

И вдруг все замирает. Погоня тормозит, тормозит, тормозит, сверкая защитными полями. Потому что впереди — стена из капсул. Как раз в том месте, где предусмотрен межфрагментарный Узел, из которого, собственно, бойцы и высыпали, мгновенно перекрыв Тоннель. Под фотонными оболочками капсул — устрашающие квазиметаллические конусы, и опознавательные знаки врагами отнюдь не скрываются — черные перекрещенные дуги. Теперь Свободный Охотник знает, кому принадлежат эти опознавательные знаки, он знает, кто обожает утяжелять грациозные конструкции квазиметаллом…

Вот и конец, думает он.

«Универсалы» и разведкапсула Ласкового совершают экстренное торможение — как все. Враги перестраиваются, готовясь к захвату пленных — и те, которые впереди, и те, которые сзади. Начинается устрашающий процесс гаструляции, то есть слияние разрозненных капсул в боевые однослойные «бластулы», затем — в двухслойные «гаструлы». Прямо на глазах у будущих жертв формируется ударный «эмбриобласт». До чего же нелепая у них терминология! Однако именно так Клоны и ходят в атаку — лавиной, неудержимым выбросом клеточной массы. Вокруг большинства бластул вьются сгустки кристаллизованного света, подвешенные на экситонных лучах. Это «зубы Странника», традиционно входящие в вооружение бойцов из Центра. Вот и конец…

Очень кстати беглецы заняли крайний канал Тоннеля — сбоку мелькают многочисленные внутренние Узлы. Мимо проносится гостиница, совмещенная с энергоприемником и утилизационным комплексом. Свободный Охотник ныряет в первый попавшийся Узел, дочь гипа и шпион Ласковый послушно повторяют его маневр. Цезиевая касса отдает требуемое число монад, сразу за троих посетителей.

Пустынный лабиринт из служебных Тоннелей принимает гостей. Что дальше? Это еще не гостиница, это всего лишь зона безопасности, предназначавшаяся когда-то для защиты от разного рода неожиданностей. В старые добрые времена посетителей бы уже встретил лоцман-лакей, жаждущий проводить их к нужному Входу. Здесь была респектабельная гостиница, для уважаемых людей. Теперь же, когда Прямыми Курьерскими почти не пользуются, в ней не осталось ни лакеев, ни владельцев, ни посетителей.

«Куда мы летим, хозяин?» — возникает во Всеобщей морда Ласкового.

— Попробуем найти главный зал.

Свободный Охотник призывает на помощь Полную Карту. Там есть все, значит, есть и эта гостиница. Он торопится, работая на пределе быстродействия бортовой системы, и хитроумный лабиринт быстро превращается в набор простых, понятных маршрутов.

— За мной, — командует он, — ловите Нить!

Узлы ветвления плавно сменяются Узлами слияния, и наоборот. Слабо искрят разбросанные повсюду антенны энергоприемника. Бегство продолжается… Хотя, все бесполезно, ведь гостиничная зона безопасности, как и сама гостиница, полностью замкнута на Прямой Курьерский. Отсюда нет другого пути, кроме как обратно в Прямой Тоннель. Да и может ли быть иначе? Усталые путники (в старые добрые времена) отдыхали в какой-либо из ячеек, в строгом соответствии с их финансовыми возможностями и кастовыми приоритетами, после чего возвращались к прерванным маршрутам. Какая безумная надежда гонит Свободного Охотника вперед?

— Выйдем в трехмерку, — лихорадочно объясняет он друзьям. — Забьемся в щель поглубже, пусть ищут…

Спрячемся, думает он. А что потом? Звать на помощь так называемых коллег из Сферосовета? Пытаться пробить внешнюю стену жилого пузыря, чтобы выскочить в открытый Космос? Преследователи ждать не станут, благополучно двинут следом, и в трехмерном пространстве им даже легче будет скушать строптивые пластиковые пылинки…

И выясняется, что преследователи уже здесь. Кто-то спешит следом, неудержимо догоняя беглецов. Поразительно! У них появилась Полная Карта? А как еще объяснить ту легкость, с которой этот «кто-то» находит единственно верный маршрут? Иначе говоря, враг показывает мастерство столь высокого класса, какое Свободный Охотник нечасто встречал — если вообще когда-нибудь встречал.

Вот и главный зал. Мелкие служебные Тоннели сходятся вместе, пересекаются плоскостями, образуя просторный подвижный многогранник. Каждая из граней — это Вход или Узел. Свободный Охотник находит нужную спецификацию и кричит, высвечивая направление:

— Туда, скорей!

Скорей — в привилегированный пузырь, в ту часть гостиницы, куда пропускаются только Истинные. Вход должен быть снабжен анализатором, напрямую связанным с Хрониками. Турникеты не откроются, кому попало, ни за какую плату — если, конечно, настройка осталась прежней. А пока враг будет демонтировать аппаратуру Входа, пройдет немало времени. Поможет ли этот незамысловатый маневр спастись?

Появляется преследователь. Он один. Храбрец-одиночка, не пожелавший подавить в себе азарт погони. Опознавательный знак — черные перекрещенные дуги. Его штурмовая капсула снабжена квазиметаллическим конусом, которым очень удобно пробивать борта всевозможным растяпам — в тех случаях, когда им деваться некуда. Как, например, сейчас.

Преследователь включает защиту, и тройка беглецов мгновенно делает то же самое, лишая себя возможности скрыться через привилегированный Вход. Все присутствующие становятся неповоротливыми и медленными, зато боевые призмы больше в игре не участвуют. Итак, враг в одиночестве, но его братья обязательно придут сюда, наводя свои летательные аппараты по кодированному зову, испускаемому этой капсулой, вот почему источник предательского сигнала должен быть уничтожен.

«Убей его, хозяин!» — шипит Ласковый.

Враг атакует первым: «зуб Странника», направляемый экситонным лучом, летит точно в жилой отсек «Универсала-Плюс». Хозяюшка визжит. Свободный Охотник смеется. «Универсал-Плюс» выплевывает из пусковой камеры робот-истребитель (новенький, купленный у гипа Транспорта взамен потерянного), и траектории обоих снарядов смыкаются. Кристалл света входит в пластиковое тело и застревает там, а робот-истребитель уже повернул назад, уже возвращается на положенное ему место. Мембрана пусковой камеры закрывается. Враг тычет экситонным лучом в проекцию корабля, ищет свое исчезнувшее оружие, но поздно, контакт разорван.

И вообще, никакая это была не атака, а нормальный обмен приветствиями, принятый у воинов Центра. Знак уважения друг к другу. Храбрец-одиночка, конечно, запасся достаточным количеством «зубов Странника», чтобы продолжать подобный обмен приветствиями.

Системный кодекс чести требует, чтобы прежде были открыты каналы связи. Чтобы на мгновение были сняты боевые маски.

«Я его помню! — объявляет Ласковый, обнюхав появившееся во Всеобщей изображение. — Я знаю этого человека! Он единственный из контрабандистов, кто всегда соглашается пересекать границы Центра!»

Поскольку враг молчит, Свободный Охотник начинает первым:

— Мне не хочется убивать тебя, не попробовав разойтись с миром. Ты контрабандист? Или фермер?

Человек выталкивает ответ сквозь неподвижные губы:

— Жаль, что ты не хочешь убивать меня, Неуловимый.

— Кто ты?

— Я тот лоцман, который подарил звероидам заброшенные базы, где они смогли устроить тебе ловушку. Я тот советник, который уговорил Деда обменять тебя на инкубатор. Я тот стратег, который угадал, через какой именно из Прямых Тоннелей ты будешь убегать из гипархата Энергии. Знай это, пока я не убил тебя сам. Ты ненавидишь меня?

Боевые маски дружно надеты.

— Подожди, лоцман, — говорит Свободный Охотник. — Подожди бить себя в грудь… — говорит он. Удивительной яркости воспоминание вспыхнуло в его голове, вдруг соединившись с осколками других воспоминаний. — Не ты ли управлял «Толстяком», который едва не отдал тварям Яйцо?

— Я.

— Не ты ли привел звероидов в Центр, чтобы они уничтожили секту Белого Странника?

— Я! Ты меня ненавидишь, Неуловимый?

Свободный Охотник не скрывает разочарования:

— Похоже, мирно разойтись нам не удастся… Что ты хочешь?

— Обнулить Слово Состояния в твоей оболочке. Обнулить навсегда.

— Понимаю. Самое время поучить друг друга искусству ввода-вывода. А не сделают ли тебя после этой забавы безмозглым бластомером? Разве не приказали тебе и твоим братьям доставить Неуловимого в целости и сохранности?

— Когда цель моей жизни будет достигнута, пусть я стану простым бластомером.

Враг выстреливает облако боевых цифр. Это капельки, точечки, сгусточки света, вроде тех, что в чет-нечете, лишь размеры и начинка другие. Начинка здесь — не какие-нибудь там мнимые или иррациональные числа, а нули и единицы. Ничего, кроме нулей и единиц. Убийственная простота логической арифметики. Свободный Охотник отвечает тем же, и облака смешиваются, распадаются, разлетаются каплями двоичных кодов по всем плоскостям гостиничного зала.

— Я уведу его отсюда, — спешит герой предупредить Хозяюшку и Ласкового. — А вы не зевайте, сразу прячьтесь в привилегированном Входе.

Он сказал это, пользуясь личным каналом, чтобы незнакомец не услышал. «Нет, мы останемся и тебе поможем!» — стонет дочь гипа, тогда он вновь открывает Всеобщую:

— Эй, лоцман, я попросил своих друзей не вмешиваться. Это дело двоих, не правда ли?

Хозяюшка замолкает. Соперник ведет экситонным лучом вокруг «Универсала-Плюс», заставляя цифры вспыхивать и гаснуть — таков его ответ.

— Цель жизни, — ворчит Свободный Охотник. — Надо же, и тут фанатик…

Он заглатывает стимулятор — максимальную дозу. Сила неудержимо входит в его мозг. Он сбрасывает фотонную защиту и прыгает в сторону. Он выпускает два экситонных луча (один управляется движением глаз, другой — вытянутым указательным пальцем), насаживает на них ноль и единицу, и бросает смертоносные капли информации ко вражеской оболочке.

Оболочка, позволяющая трехмерному объекту существовать в плоском мире — это всего лишь совокупность оптических программ. Как всякая совокупность программ, она полностью зависит от Слова Состояния, которое организует ее работу и хранит исходные значения всех параметров. Если обнулить Слово Состояния, то система прерываний отключится, любой ввод-вывод станет невозможен, оболочка распадется на отдельные программные блоки, и останутся от объекта одни только мертвые проекции.

Все это очень просто.

Соперник также выпускает второй экситонный луч, перехватывая летящий в него ноль. А первым лучом он цепляет единицу и осуществляет логическое сложение. Ноль уничтожен. Свободный Охотник накладывает на результат собственную единицу, выполняя сложение по модулю два (ноль восстановлен!), после чего кидает «Универсал» в крутую петлю, удерживая сгусток света обоими своими лучами. Петля захлестывает штурмовую капсулу, ноль опасно приближается к оптической оболочке врага. Тот, также не выпуская боевую цифру из захвата, отточенным приемом закручивает лучи в обратную спираль. Свободный Охотник фокусирует призму, готовясь ударить: врагу некуда деваться, он должен снять защиту, чтобы вернуть себе свободу маневра. Можно бить в упор, ведь летательные аппараты сблизились настолько, что едва не соприкасаются проекциями. Однако через мгновение выясняется, что «дитя Клона» не так беспомощен, как кому-то хотелось бы. Из штурмовой капсулы вырывается третий луч, яростная нацеленность которого не вызывает сомнений. Незнакомец владеет фехтованием на трех лучах (направляемых глазами и обеими руками) — а это уже мастерство. Целая строка нулей и единиц поймана соперником, и вот-вот будет введена в оболочку заигравшегося «Универсала». Чтобы избежать смертельной опасности, Свободный Охотник отпускает захват и мчится по дуге прочь — вдоль черной стены. Удирать не стыдно, если полностью контролируешь ситуацию. Мимо проносятся Входы в гостиницу и Узлы, ведущие в лабиринт зоны безопасности. Соперник бросается в погоню, боевые призмы на боковых ребрах его капсулы меняют форму, пытаясь сфокусироваться, квазиметаллический конус на носу удлиняется, готовясь к более тесной встрече. Два летательных аппарата вычерчивают сумасшедшие светящиеся окружности, словно стремясь раздвинуть плоские грани главного гостиничного зала. Это фантасмагорическое зрелище длится недолго — «Универсал-Плюс», поймав траекторию, внезапно прыгает в один из Узлов. Мастер-лоцман с легкостью повторяет его маневр.

«Прячемся! — оживает Ласковый. — Хозяин приказал не зевать!»

Дочь гипа стряхивает оцепенение:

— За мной!

Настройка Входа в привилегированный пузырь оказывается не нарушена. Анализатор, пропустив изображение гостей по всем каталогам Хроник, поднимает тревогу: звероид — не Истинный! Разумеется, не Истинный, надменно объясняет Хозяюшка, это мой раб, моя свита. Инцидент исчерпан, аппаратура удовлетворена. Дочь гипа со свитой допущены в гостиницу.

Когда «Универсал-Плюс» возвращается, зал уже пуст. За друзей можно не беспокоиться, радуется Свободный Охотник. Короткое мгновение счастья. Он разворачивает корабль, включает защиту и ждет появления врага, он выпускает сразу три луча, покорных его глазам и рукам — три одновременно! Свободный Охотник умеет фехтовать так, как должен уметь легендарный Мастер Узлов, но врагу не обязательно было знать это раньше времени. Говорят, есть мастера, которые управляются с четырьмя экситонными лучами (два, как обычно, замкнуты на руки, а два — на каждый глаз по отдельности). Остается надеяться, что этот фанатик не из таких. Впрочем, практика показывает, что увеличение числа лучей не дает ощутимого перевеса…

Когда вслед за беглецом из Узла выпрыгивает настырная штурмовая капсула, он полностью готов к бою. Бортовая система «Универсала» контролирует прилегающий к гостинице лабиринт, ясно показывая, что противник нескоро дождется помощи от своих родственников. Воины Центра прочно заплутали в служебных Тоннелях и Узлах, никак не могут поймать Нить маршрута — несмотря даже на истошный кодированный зов, испускаемый вражеской капсулой. Так что блок-схема предстоящего поединка не кажется Свободному Охотнику сложной.

Летательные аппараты застывают друг перед другом.

— Твоя женщина удрала! — вдруг понимает «дитя Клона». — Ты помог ей уйти!

Соперник воет, как зверь, которому испортили любимую стрижку. Его отчаяние слишком неожиданно и слишком искренне, однако пилот «Универсала» не смотрит на появившееся в корабле изображение. Отвлечься, значит, проиграть — это правило знает любой мальчишка. Голоса вполне достаточно, чтобы обмениваться информацией.

— Не пора ли тебе объясниться, лоцман?

— Помнишь ли ты… — рычит и корчится враг. — Помнишь ли ты, Неуловимый, как отверг однажды женщину, красивее которой не было даже на планете Точке?

— Когда и где?

— Три Единицы пять десятых и две сотых назад. В приюте «Веселый смертник» на минусовом склоне Малого Градиентного Перевала.

— Покажи ее записи.

— Записи? Нет никаких записей. Мы не позволяем унижать себя так, как это принято у вас.

— Она молодая? Как ее звали?

— Такая же молодая, как твоя нынешняя женщина, а ее истинное имя ты не пожелал услышать.

Свободный Охотник размышляет, ни на миг не теряя контроля. Разумеется, он ничего этакого не помнит. Точнее, огромное количество похожих историй слились для него в одно унылое воспоминание — без лиц и без имен. Что он может ответить этому безумцу?

А тот продолжает:

— Второй раз она пыталась открыть тебе свое имя, когда ты одурманивал себя в одном из сферобаров. Фрагмент в районе средних цифр — между Третьей Косой Координатой и Третьей Прямой, помнишь? И снова ты ей отказал.

— Утешься, лоцман, того сферобара больше не существует. Взорван тварями несколько сотых назад.

— Я знаю, я сам рассчитал им маршруты.

— Ты? — спрашивает Свободный Охотник. — Это ты сделал? — Голос его срывается. Скулы сводит: — Я тебя ненавижу, — проговаривает он отчетливо и страшно.

— Вот и хорошо, Неуловимый, — счастливо вздыхает безумец. — Большая честь — заслужить твою ненависть.

— Я тебя ненавижу, лоцман. Кто была та молодая женщина?

— Мама моего Клона. Она должна была принести в себе зародыш Неуловимого, сделать Деду подарок. Дед расширил бы меня до двух Клонов, тогда я сам стал бы Дедом, а моя Мамочка стала бы Бабушкой. Но Неуловимый дважды отверг ее. Почему?

Герой с усилием разжимает зубы:

— Неуловимый отверг не только твою Мамочку. В подобных ситуациях я всегда поступаю одинаково, потому что ваш Многорукий слишком уж часто подбрасывает ко мне таких же вот прекраснозадых реципиенток. Вы ребята простые, вам достаточно и половинного набора хромосом, содержащихся в моих половых клетках. Но я все равно не хочу делиться с вами. Так что передавай от меня привет всем своим Бабушкам.

— Она была у меня одна. Когда ты прогнал мою красавицу, Неуловимый, она вошла в Метро и недрогнувшей рукой обнулила Слово Состояния в своей оболочке. Там же, возле сферобара. Чтобы никогда больше не видеть твою самодовольную рожу, ни в третий, ни в четвертый раз, чтобы никогда больше не получить этого омерзительного задания. Помнишь ли ты ее, высокородный? Помнишь ли ты, как смертельно унизил мою девочку?

Нет, так и не нашел Свободный Охотник в своей памяти ничего, что удовлетворило бы безумца. Ему искренне жаль. Очевидно, тот давний случай был слишком зауряден, чтобы оставить хоть какой-то отпечаток в окостеневшей душе воина.

— Помню ли я? Конечно, помню, — уверенно отвечает он. — Ни на одну тысячную я не забывал, как отверг подосланную тобой женщину, и ни разу потом не усомнился, что поступил правильно.

Другого ответа и быть не может. Свободный Охотник уважает соперника, не хочет добавлять унижений этому мужественному человеку.

— Я не стану брать тебя в плен! — взрывается тот. — Я убью тебя так же, как ты убил ее!

Поединок продолжается. Впрочем, прерывался ли он хоть на мгновение? Капсула и корабль по прежнему неподвижны, но это перемирие обманчиво. Отслеживается каждое шевеление экситонных лучей, контролируется любое изменение фокусировки боевых призм, просчитываются все возможные маневры — как свои, так и чужие. Пилоты старательно угадывают потаенные мысли друг друга. Напряжение возрастает до максимума…

— Стоп, мальчики, отдохните!

На связи объявляется новый собеседник. Многорукий Дедушка трех Клонов, он же Повар Гной. Как всегда, видна только его улыбка — вечная, бессмысленная, полуреальная. Это вторжение во Всеобщую отнюдь не было для соперников неожиданным.

— Когда ты помог мне избежать нападения в мертвом гипархате Энергии, — опережает Свободный Охотник всех, — я долго удивлялся, зачем ты это сделал. Теперь понял: чтобы выждать и напасть самому.

— Останови свой бег, Неуловимый, — с торжественной неторопливостью двигаются огромные губы. — Доверься мне.

— Иначе твои родственники доблестно перетряхнут эти дряхлые пузыри по всем координатам, — соглашается беглец. — А если жертв с вашей стороны будет слишком много, ты попросишь своих безголовых внуков сделать из гостиницы сплошную дыру. Угадано?

— Тактику нашего Союза ты изучил прекрасно.

— «Тактика», — усмехается герой. — Отключи бластомерам мозги и круши все вокруг.

— Его бег остановлен навсегда, Дед! — врывается в разговор пилот штурмовой капсулы. — Он будет стоять здесь до тех пор, пока я не решу, что с ним сделать дальше!

— Подожди, малыш, дай мне побеседовать с человеком, — озабоченно просит воровской председатель.

— И пусть он молится своим Системам, чтобы ты беседовал с ним подольше. Я потерплю.

— Вот и хорошо. — Улыбка приветливо расползается, растягивается от одной поверхности корабля до другой. — Надеюсь, Неуловимый, ты не обиделся на нашего Папочку. Это один из трех моих сыновей, познакомься. Хотя, я вижу, вы уже успели познакомиться…

— Твой сын?

— Еще и мой личный лоцман. Лучше, чем он, ориентируешься в Метро только ты, но у тебя есть Полная Карта, а у него — ничего кроме мозга и органов чувств. Я с наслаждением назначил его своим сыном, когда он размножился до целого Клона.

— Ты надеешься, Многорукий, что меня заинтересуют никчемные подробности вашего образа жизни?

— Я очень на многое надеюсь, гип.

Улыбка все растягивается и растягивается, смыкаясь в прямую линию. Это несомненный знак благорасположения.

— Ведь было время, — говорит Многорукий Дедушка, — когда мы с тобой сражались на одной стороне. Помнишь, друг? Ты здорово помог мне своими советами и своими маршрутами.

— Помню, друг председатель. Жаль, что теперь я — на одной стороне, а ты с надстаевым Бархатным — на другой.

— Я тебя уже просил — не торопись с выводами, гип. Ты, конечно, можешь еще повоевать и даже разложить по спектру десяток моих неуклюжих «дыроколов», не опасаясь ответного удара из боевых призм, но результат не изменится. Твой «Универсал» все равно попадет в столкновение и будет отбуксирован.

— Пиратская тактика, — ворчит Свободный Охотник. — А тебе не приходит в голову, Многорукий, что есть и другой вариант…

— Приходит, — торопится ответить Повар Гной. — Я помню о твоем другом варианте, иначе зачем бы мне вести этот диалог? Подвиг, совершенный твоим отцом, впечатляет меня до сих пор, честное слово. Обидно, если ты выберешь что-нибудь подобное, не обидно даже, а глупо, потому что я ведь не собираюсь ничего у тебя отнимать.

— Вот как?

— Что касается моих контактов со звероидами, то я затеял все это только по одной причине — чтобы друг Неуловимый наконец побывал у меня в гостях. Другого способа я не придумал, признаюсь тебе со всей откровенностью. Я не враг Галактики, уж ты-то должен знать.

— Да, Повар, когда-то я знал это. Что же с тех пор с тобой случилось?

— Ты мне не веришь? — уголки губ досадливо вздергиваются. — Тогда взгляни сюда.

Человеческий рот открывается широко-широко, распахивается, как шлюз летающей крепости, выпуская в пространство подготовленные заранее записи. Неуловимый хочет доказательств? Вот они, наслаждайся. Где-то глубоко в Центре, в одном из тех мест, куда не доберется ни человек, ни тварь, упрятана секретная ферма. Хотя, на ферму этот объект мало похож, поскольку ничего съестного здесь не синтезируют. Это родильная матрица параллельного типа, в каждой из ячеек которой — инкубатор (четырнадцать кювез, вписанных в додекаэдр). А в каждой кювезе пищит и копошится… маленький звероид! Что за жуть, что за рассадник галактической нечисти? Очень просто: звероидов специально выращивают, чтобы использовать их тела для выработки клеточной массы. Рядом с родильной матрицей расположен питомник, рядом с питомником — кипящий чан коллектора. Тошнотворная картина разжижения еще живых существ, визжащих от боли и страха. Будничная, безрадостная работа по умерщвлению едва подросших тварей… Трудно подобрать более сильное доказательство ненависти к общему врагу, не так ли, высокородный гип?

— А с людьми ты не пробовал организовать чего-нибудь похожего? — уточняет Свободный Охотник. — Технически это гораздо проще.

— Шутишь, — понимает Повар Гной, возвращая в канал связи свою улыбку. — Каждый раз ты застаешь меня своими шутками врасплох… Нет, к сожалению, эта ферма пока единственная, экспериментальная.

— Если я шучу, то ты попросту тянешь время, пытаясь удержать нас в этой ловушке. Твои стаи опаздывают, я их прекрасно вижу. Говори, что ты хочешь мне предложить, вождь бластомеров?

— Вождь… Хорошее слово, спасибо. Да, власть у меня есть, Неуловимый, ты прав. Пора подумать о признании.

— Похоже, поиск затерянных свалок и заброшенных баз тебя уже не интересует?

Улыбающийся рот застывает на мгновение, словно собираясь с силами.

— Предложение простое: пусть восстановленный гипархат Узора станет одним из Клонов.

Герой непроизвольно отшатывается:

— Твоим? У тебя их три, Многорукий Дедушка.

— Твоим, разумеется. Хотя, какая разница, чьим? Присоединишься к моему Союзу, когда сам захочешь. Монополия на Полную Карту также останется у тебя — лично у тебя, Неуловимый. Гарантии сохранения твоей монополии мы можем обсудить немедленно.

— Монополия — ключевой вопрос, председатель.

Повар Гной говорит, тщательно подбирая слова:

— Я уважаю твои сомнения, друг, ибо мы живем в мире всеобщего обмана. Именно поэтому я подготовил несколько схем нашего будущего взаимодействия. Рассмотри их, прежде чем примешь решение. Возможно, там обнаружатся слабые места — укажи, я заранее согласен со всеми твоими возражениями.

Свободный Охотник молчит, откликается не сразу.

— Как ты собираешься меня клонировать? — хрипло спрашивает он. — Эмбрионы будешь проращивать, реципиентку свою предложишь? Или получишь полный набор хромосом другим способом?

— Об этом — позже. Я не склонен доверять технические подробности Всеобщей. Тем более, тебя ведь другой вопрос беспокоит, мы же понимаем.

— И что же вы там понимаете?

— Девочка из Сорок Седьмого принадлежит тебе и только тебе. Никто не посмеет навязывать великому гипу наши семейные традиции.

Вновь Свободный Охотник молчит.

— Стань мне сыном, — расползается по кораблю ядовитый голос. — Я назначу тебя отнюдь не Четвертым, нет, я назначу тебя Первым…

Он молчит, потому что все сказанное — слишком мерзко, чтобы продолжать эти словесные игры. Потому что безвыходность ситуации с каждой новой фразой обретает вещественную силу. Потому что ему стыдно, как никогда прежде… И вдруг не выдерживает третий из участников этой беседы, до сих пор выполнявший свое обещание не вмешиваться.

— Вы хотите оставить Неуловимому его женщину?! — кричит несостоявшийся Дедушка. — Я предвидел это! Я предвидел!

Терпение изменяет пилоту штурмовой капсулы: разом вспыхивают обе его боевые призмы. Однако разрушительные импульсы нацелены вовсе не на «Универсал-Плюс», завернутый в несколько слоев защиты, а на один из Входов. Вскипает холодное пламя, турникеты уничтожены. Призма мгновенно фокусируется на следующем Входе, превратив и его в роскошную радугу, затем — на следующем. Замысел врага становится ясен — заткнуть как можно большее число дыр, связывающих зал с гостиницей. Враг ведь не знает, в котором из пластиковых пузырей прячутся Хозяюшка с Ласковым, зато он способен лишить их возможности вернуться. Достаточно отсечь трехмерный жилищный комплекс от Метро — ниточка за ниточкой. Это опасно. Очень опасно.

— Ты не получишь свою женщину, Неуловимый! — рыдает от счастья обезумевший мститель. — Ты никогда ее больше не увидишь!

Бедняга не может смириться с тем, что ему в этой жизни плохо.

— Я ненадолго прерву наш разговор, Многорукий, — бросает Свободный Охотник в канал связи. — Нужно доделать одно мелкое дело. Надеюсь, ты не обидишься.

Бить из рассеивателя в защищенную капсулу — бессмысленно, есть другой способ нанести ответный удар. Робот-истребитель, повинуясь команде, выстреливает из пусковой камеры. Внимание врага переключается на этот новый объект. Призмы штурмовой капсулы, стремительно изменив конфигурацию, ловят в фокус несущийся к цели снаряд. И вспыхивает маленькая звезда. Отличная реакция у личного лоцмана Повара Гноя! Только не учел он, забыл он, что в роботе-истребителе застрял «зуб Странника», им же посланный и потерянный. Попался враг на простенькую хитрость. Управляемый снаряд уничтожен, а сгусток кристаллизованного света продолжает полет. Свободный Охотник подхватывает «зуб» экситонными лучами, всеми тремя сразу, и с ходу всаживает в капсулу — точно в жилую часть. Что творится внутри вражеского летательного аппарата — невозможно представить. Что-то ужасное. Люди, выжившие после таких атак и сохранившие рассудок, не умеют описать свои ощущения. Капсула застывает, обездвиженная, словно гигантской иглой проколотая. Тогда Свободный Охотник спокойно, как на тренировке, насаживает на освободившиеся лучи необходимое количество боевых цифр и последовательно вводит их в Слово Состояния. Признаки, которые разрешают прерывания, сброшены в ноль.

Все кончено.

Оптическая программа, предохранявшая объект от плоскостного распада, теряет связь с реальным миром. Ввод-вывод оборван, исходные параметры выметены вон. Оптические циклы необратимо замыкаются сами на себя…

Оставшись без оболочки, грозный аппарат торжественно рассыпается — слой за слоем, сечение за сечением, — неодолимая сила раскидывает эти тающие тени по всему гостиничному залу, размазывает по стенам жалкие проекции. Однако бой еще продолжается! Соперник успевает катапультироваться, проявив незаурядную волю к жизни. Удивительная все-таки у него реакция. Выпрыгнул из гибнущей капсулы прямо в капитанском коконе (ведь кокон снабжен собственной оболочкой), и теперь кувыркается по залу, надеясь неизвестно на что. Мужественный парень, таких всегда жалко.

— Разомкнутых циклов тебе, бластомер, — прощается с врагом победитель.

Сердце его полно сочувствия, но иного пути нет. Свободный Охотник фокусирует рассеиватель и дает легкий толчок. Много энергии не надо — кокон лопается, и все кончено, наконец все кончено. Тени исчезнувшего врага будут разлагаться по спектру долго и красочно…

— Поздравляю, — напоминает о своем существовании председатель воров. — Ты его растворил. А все потому, что малыш перестал меня слушаться.

Знаменитая улыбка, как ни странно, осталась прежней, не тронута горем или гневом. Ничего человеческого нет в этой улыбке.

Улыбка победителя прячется под боевой маской.

— Ты, оказывается, умеешь быть безжалостным, великий гип Узора, когда кто-то посягает на твою монополию, — говорит Повар Гной. — Я тебя понимаю. Единственным лоцманом в Галактике должен быть ты. Мой Союз возьмется защищать монополию гипархата Узора, как я и указал в схеме нашего будущего взаимодействия, а сам я с радостью заменю моего неразумного сына, погибшего по собственной глупости, новым сыном.

— Я просто защищался, — гадливо возражает Свободный Охотник. — И вообще, решение еще не принято, побереги свою радость.

— Что мешает принять решение? Проблема Полной Карты? Тогда поскорее ознакомься с моими предложениями, чтобы мы могли их обсудить. Или умница Неуловимый до сих пор не видит преимуществ Клона?

— В Клонах нет культа записей, это единственное преимущество, как будто специально для меня придуманное. А что, есть и другие?

— Мы начали говорить о монополии, Неуловимый. Понимаешь ли ты, почему нас интересует не столько твоя Полная Карта, сколько сам ты? И понимаешь ли ты, в чем могущество Центра? Ответ на оба вопроса один — у нас есть собственная монополия, на чужую мы не претендуем. Наша технология и наши Союзы — это монополия совершенно нового типа, каких не знало ваше Управление. Именно Клон дал Центру могущество, и именно Центр — будущее Галактики, хоть наша технология и зародилась в незапамятные времена на планете Точка. Человечество вернется к Началу, Неуловимый. Поразмысли над этим.

Свободный Охотник, не скрываясь, смеется.

— Да уж конечно, куда человечеству деваться, если вы все вещество к себе перетаскали! Известное дело, Многорукий. Мечтаете восстановить ваше священное Начало. Небо вам подавай, чтобы проклятую Галактику не видеть.

Улыбка вдруг сжимается, усыхает до размеров кулака. Собеседник, похоже, теряет контроль над своим изображением.

— Мне впервые не нравится то, что ты сказал, Неуловимый. Принять неизбежное вам, людям, мешают глупость и страх, возведенные на уровень традиций, и ты в этом смысле не отличаешься от прочих.

Герой продолжает быть веселым — просто потому, что ситуация не оставляет места для иной модели поведения. И еще потому, что выбор сделан. Решение принято.

— Насчет моей глупости — все точно, Повар. Я ведь поначалу думал, что ты шутил, когда регулярно развлекал меня непристойными намеками. Хотя, твой тип юмора подразумевает полное отсутствие юмора, как такового. Поздновато я об этом догадался.

— Ты правильно догадался. Мне вовсе не был нужен лоцман для поиска старых свалок. И теперь не нужен. Вот ты нашел для нас эту гостиницу, которую, кстати, мы давно и безуспешно разыскивали — и на том остановимся. Мне прежде всего нужны такие воины, как Неуловимый. Я мечтаю увидеть Клон Неуловимых, а в перспективе — Союз Неуловимых, который заменит гипархат Узора, и в котором ты станешь Дедом. Только тогда звероиды будут сметены, размазаны по стенам Тоннелей.

А вот это уже серьезно. Так серьезно, что Свободный Охотник едва не хохочет.

— Значит, твоя настоящая цель — спасение Галактики?! Твоя тоже?! — он с трудом удерживает острые фразы, готовые вонзиться в незащищенный канал связи. — Тебе ли, партнеру тварей, рассуждать об этом? Лучше поговорим о том, что вместо армии «неуловимых воинов» ты рискуешь получить толпу недоумков. Псевдолюдей, способных поверить чему угодно. Воины, которые не дорожат своей личностью, которым и личность-то не нужна, разве это воины? По-моему, в качестве Папы тебе сгодится любой властолюбивый юноша, лишенный предрассудков.

Безликий оскал приближается вплотную к его боевой маске. Хорошо ощущается дыхание, облагороженное дорогими освежителями.

— Возможно, в перечисленных тобой недостатках клонирования и спрятан секрет могущества Центра? Поразмысли над этим, малыш.

Размышлять над чем-либо не хочется, да и не нужно. Хохот побеждает. Как во сне, как в кошмаре, рожденном психоформатированием мозга. Сон кончился, а хохот остался. Воистину, мир сошел с ума! Два главных негодяя, вождь Гладкий и Повар Гной, оказывается, озабочены судьбами Галактики. Или стремятся произвести такое впечатление. Каждый, разумеется, по-своему, шумно тряся словесными побрякушками и предлагая неотразимые аргументы в виде готовых к бою армий. Искренни ли они? А как еще объяснить то упорство, с которым они — оба! — сохраняли Неуловимому жизнь, как объяснить ту готовность к унижениям, с которой они пытаются теперь вести с Неуловимым переговоры? И знают ли эти властолюбцы, что их юного врага терзают мечты ничуть не меньшего размаха?.. Между тем, выверенная приветливость возвращается к Дедушке Трех Клонов, желающему расшириться до Четвертого. Он продолжает атаку на мозг строптивого беглеца, подыскивая все новые и новые подходы. Неужели умница Неуловимый будет оспаривать очевидную истину, что тварей при нынешнем раскладе сил нельзя одолеть! Численность людей и звероидов несопоставима. Клонирование — вот единственный способ резко увеличить количество бойцов. Единственный способ! Конечно, «дети Клона» — они и есть дети, всю их короткую жизнь. «…И все-таки мы не понимаем вашего отвращения к тому, что так естественно, — вещает собеседник, убежденный в своей вселенской правоте. — Где ваш хваленый разум?..»

— Дай мне время, — требует свободный Охотник, обрывая чужой монолог.

— Зачем?

— Поразмыслить, как ты и просил.

— Времени у нас не так уж много, — укоризненно напоминает Повар Гной.

— Не позже, чем через две микро-Единицы мы продолжим обсуждение ситуации в части моих гарантий. Хотя, возможно, новый утомительный сеанс связи и не понадобится. Решение почти принято. Мой «Универсал-Плюс» почти готов к тому, чтобы спокойно вернуться в Тоннель, к твоим бластомерам.

Вор сдержанно радуется:

— Надеюсь на твою мудрость и на твою интуицию, гип Узора. Не следует обольщаться — в выяснение наших отношений вмешаться просто некому.

Связь прервана…

PAUSE

Уже потом, когда кончился страшный понедельник, когда миновала первая неделя, вторая, третья — только потом я осознал, что же произошло на самом деле. И это было бы забавно, не будь это со мной…

Вот уж не думал я, оборудуя кабинет детского психотерапевта в районной поликлинике, что когда-нибудь воспользуюсь услугами этого человека!

— Понятия не имею, — говорил я врачу, чувствуя себя полным идиотом, — зачем ему так нужна была сестра. Он же до сих пор ничего мне не объяснил! А еще больше меня удивляет, зачем ему понадобилось фотографировать мою дочь?

— Не волнуйтесь вы так, — уговаривал меня Александр Ильич. — Я тоже не имею ответов на ваши вопросы, поэтому скажу о другом. Даже здоровые люди на фоне сильного утомления могут дать такие психотические сдвиги, что сами потом диву даются. А когда отдохнут — все исчезает. Ваш мальчик более двух суток не спал и не ел, правильно? С пятницы по воскресенье включительно. Прямо скажем, это высокая степень астенизации. Кроме того, бывает так называемая приходящая психотическая реакция, свойственная подросткам и связанная с периодом полового созревания. Неделя-две, и симптомы тоже уходят без следа. У него ведь, если я правильно понял, сложные отношения с матерью? И еще, тут вы совершенно правы, надо разбираться с необычно сильным желанием мальчика во что бы то ни стало иметь сестру…

Легко сказать — не волнуйтесь!

Я водил пятнадцатилетнего пациента по врачам. За ручку, как малыша. После того утра, когда его нашли, других путей для меня не существовало. И первый же специалист с предельной четкостью сформулировал главный вопрос, на который следует ответить: с чем мы имеем дело? У него, у этого специалиста, ответ был наготове. Дескать, случившееся — есть не что иное, как манифестация, начало серьезного психиатрического заболевания. «Бред овладения». Синдром воздействия, он же синдром Кандинского-Клерамбо. Все симптомы налицо: больной якобы игрушка в чьих-то руках, сам себе чужой, действующий под влиянием могущественной внешней силы, человек с «подмененной душой», — короче, классический случай. Дескать, мальчика надо класть в больницу и там уже принимать меры. Причем здесь компьютер? Так ведь душевные расстройства, с удовольствием пояснил специалист, всегда социальны. Например, до 12 апреля 1961 года почти не было форм бреда с космическими сюжетами, теперь — сплошь и рядом. Появились компьютеры — вот вам то же самое. Персонажи компьютерных игр теперь управляют игроками…

— Значит, вы думаете, у него не шизофрения? — спросил я Александра Ильича напрямик.

— Хорошо вас запугали, — улыбнулся он, собрав трогательные веснушки в кучу. — Вы поймите, есть врачи, ориентированные на болезнь, и есть врачи, ориентированные на здоровье. Если речь идет о формировании стойкого изъяна психики, стойкого бреда, то для него характерна «прогредиентность», то есть развитие, непрерывное присоединение симптомов. Раньше, чтобы поместить человека в сумасшедший дом, ставили диагноз «вялотекущая шизофрения». Это — мистика, такого заболевания нет. Обязательно должно быть пусть медленное, но нарастание симптомов, видоизменение и углубление бреда, нарастание болезненных явлений, или это не шизофрения. Иначе говоря, нужно посмотреть болезнь в динамике, прежде чем навешивать таблички. Если прогредиентности нет, сразу возникают сомнения.

— Сомнения толкуются в пользу обвиняемого, — воспрянул я духом. — Значит, пока наш диагноз остается — острая психотическая реакция?

Такой приговор вынес второй специалист, к которому я обратился. Острый психоз, как реакция на тяжелую психотравму, вполне возможен, обрадовал он меня. Правда, лишь при совпадении ряда факторов. У подростка ведь была психотравма, не имеющая отношения к компьютерам, не правда ли? Таким образом, он получил толчок — желание уйти в другую личность. Предположим, происходящее на экране совпало с тем, что он страстно желал — вот точка фиксации. Организм сам себя защищает. Ведь у ТОГО ГЕРОЯ никаких несчастий нет… («Ой ли нет?» — так и подмывало меня возразить)… вдобавок, подросток ЛЮБИЛ того героя, если столько лет играл в одну и ту же игру. «Как долго может длиться острая психотическая реакция?» — сразу уточнил я, на что-то надеясь. «Если реальная ситуация совершенно непереносима, человек может и не вернуться», — был ответ специалиста.

Хорошо, что я вспомнил о существовании Александра Ильича! Есть врачи, которые на первый взгляд мелковаты — постов не занимают, по телевизору не выступают, книжек не публикуют, космические гонорары за визиты не берут. Сидят в какой-нибудь дыре, вроде районной поликлиники, и тихо делают свое дело. Однако о них слышали буквально все больные, проходящие по их профилю. К ним стремятся, о них говорят в очередях к другим светилам медицины. Вот такое интересное явление природы…

— В нашем случае, — сочувственно сказал мне Александр Ильич, — слишком много необъяснимого. Видите ли, если человек был здоров и его наследственность не отягощена, то шизофрения маловероятна. На фоне полного здоровья, как вы меня уверяете, практически вдруг — настолько яркий и громоздкий бред…

— Что значит — наследственность не отягощена?

— Когда оба родителя шизофреники, то ребенок окажется болен со стопроцентной вероятностью. Если шизофрения только у одного из родителей — вероятность ноль целых пять десятых. Можно, кстати, изучить наследственность не только по прямым, но и по боковым линиям.

— Изучим, — бодро согласился я, заранее зная, что ничего этого не будет.

— И обязательно надо изучить состояние мальчика до приступа. Не было ли, скажем, каких-то психотических эпизодов раньше — в детском саду, в школе.

— Не было, — уверенно соврал я. А может, вовсе не соврал. Откуда мне было знать точный ответ, и как признаться, что я его не знаю?

— Что касается острого психоза на фоне психотравмы, то здесь важен фактор соответствия, — продолжал врач. — У здоровых людей психотическая реакция будет соответствовать силе раздражителя. К примеру, если со стола упал графин с водой, а у владельца по этой причине — бред, ступор или с кулаками на всех кидается, это должно насторожить, потому что здесь явное несоответствие. В нашем случае — аборт, сделанный матерью, плюс неродившаяся гипотетическая сестра. Ситуация, конечно, психотравмирующая, но не настолько же. По крайней мере, не для здорового и вполне развитого пятнадцатилетнего человека.

— Я понял так, что вы не можете отнести наш случай ни к одному, ни к другому варианту?

Александр Ильич заметно смутился:

— Давать заключение о психогенной или эндогенной природе заболевания пока преждевременно. Я бы поостерегся.

И тогда я задал вопрос, давно зревший у меня в голове:

— А вдруг это не заболевание?

Вопрос мой был рожден отчаянием, полной невозможностью хоть что-то понять и исправить.

— В каком смысле?

— Ну, вдруг все произошло на самом деле? — я старательно улыбнулся, показывая, что якобы шучу. — Предположим в порядке бреда. Как вы относитесь к бесовщине, ко вселениям, к одержимости?

Врач долго и внимательно смотрел на меня, прежде чем позволить себе отреагировать. Впрочем, ответил он в тон, тоже как бы не всерьез:

— В порядке бреда, говорите… Поосторожнее с такими вещами, бред имеет свойство втягивать в себя других людей, особенно состоящих в близком родстве.

— Вы же смотрели его, разговаривали с ним! Откуда в нем взялась вторая личность — я не спрашиваю, замнем для простоты, но ведь теперь в нем две личности одновременно! Они борются, то чужая побеждает, то своя. Как это объяснить с точки зрения врача?

— Да, поведение мальчика меняется, — спокойно подтвердил Александр Ильич. — А с точки зрения врача это говорит всего-навсего о динамике болезни. Бредовая идея приходит и временно уходит.

— Разве бывает так? Чтобы на какие-то полчаса, на час…

— Не бывает. Это как раз один из тех симптомов, которым я не нахожу объяснения.

— Вот видите!

— Хотите, кофе попьем? — неожиданно предложил мне хозяин кабинета. — Не волнуйтесь, меня это ничуть не затруднит. Наш герой все равно пока спит…

И я сразу потух.

Александр Ильич встал, включил электрический чайник, выставил банку растворимого кофе. Заодно заглянул в соседнюю комнату, предназначенную для коллективной гипнотерапии, где на одном из топчанов спал мой сын.

— Знаете, о чем я думаю? В том мире, куда попал ваш мальчик, нет Бога, — сказал он, вернувшись за стол. — Будем считать это обнадеживающим симптомом… Не пугайтесь, моя религиозность не превышает норму. Я имею в виду лишь то, что его мир совершенно неестественный, искусственный от начала до конца. Может, это вас немного успокоит?

— Почему это меня должно успокоить?

— С искусственным бесом легче справиться.

Он весело подмигнул мне, показывая, что опять говорит как бы не всерьез.

— А чему еще вы не находите объяснения? — спросил я, решительно не желая успокаиваться…

CONTINUE

32

…Тишина держится только долю мгновения.

— Что за «бластомеры» такие? — беснуется Хозяюшка. — Что они хотят сделать с нами?

Раньше Свободного Охотника отвечает декодер — монотонно, размеренно, без чувств:

«Я слышал о таких, дочь гипа, хоть и не встречал никогда. Это стаи капсул-автоматов, управляемые кем-нибудь дистанционно. Я прав, хозяин?»

Командир маленького отряда не вступает в разговор с друзьями. Привилегированный Вход пропускает его в трехмерное пространство, стянутое прозрачным пластиком. Открывается гостиничный коридор, вокруг которого теснятся дырявые ангары и неработающие шлюзы. Самый центр огромного пузыря. Жилые ячейки, предназначенные только для Истинных и давно переставшие быть жилыми, безмолвствуют, не собираясь заманивать нового гостя индикацией своих параметров. Запустение и тоска. Разруха.

Друзья находятся здесь, целые и невредимые — прилепились к стене возле маяка. Дожидаются своего командира, сходя с ума от волнения. Очевидно, волнением и вызван столь наивный вопрос насчет бластомеров. Что им сказать, какие слова найти? Если они до сих пор не знают ответ, то зачем вообще это знать?

Встреченная компания действительно организована по принципу: один диспетчер — несколько послушных капсул-снарядов, но только снаряды ведет в цель отнюдь не автоматика. Внутри находятся управляемые люди, покорные всем командам диспетчера, неспособные рассуждать. Не люди даже, а дети Клонов, жизнедеятельность которых целиком определяется той или иной спектропрограммой, мозг которых неоднократно подвергался переформатированию. «Бластомеры» — такое нелепо-торжественное название, взятое из древней биологии, придумали этим несчастным существам самозванные Председатели из числа воров-фермеров, сумевшие организовать Клоны в омерзительные Союзы… Зачем пугать друзей тем, что нервная система дремлющих в Прямом Тоннеле смертников настроена лишь на одно: дать полный разгон и врезаться. Куда — не имеет значения. Корабли атакованного противника неизбежно хрупнут, расколются, не выдержав удара квазиметаллических конусов, зато бортовые системы и цезиевые кассы останутся в целости и сохранности. Да и пилоты, возможно, не погибнут, попадут в плен. Такова она — пиратская тактика… Вот что мог бы объяснить командир, однако ничего этого не звучит под информационными куполами.

Свободный Охотник укладывает свой корабль рядом с аппаратами друзей.

— Что такое «бластомеры»? — спокойно говорит он. — Просто рабы, которых Дедушки используют для разгребания свалок. (Такое объяснение, впрочем, частично является правдой.) А почему ты спросила?

Дочь гипа кричит, сорвав маску и привстав из кокона:

— Фу, какая гадость!

Она вытягивает руки вперед — словно желает схватить своего единственного друга за крепкие плечи, словно забыла, что корпуса «Универсалов» остановят душевные порывы надежнее, чем ветхие правила приличий.

— Что — гадость?

— Да все, о чем вы говорили с этой пастью без лица!

Получай, Повар Гной, очередную порцию «отвращения к тому, что естественно», усмехается герой. В морду твою — без лица. Где наш разум, спрашиваешь? «Фу, какая гадость», — лучше не ответишь…

— Ты слышала наши разговоры?

— И слышала, и видела. Неужели ты согласился? Ты согласился, да?

Шпион Ласковый тоже встревожен: выпростал лапы из гравитационной сумки, втягивает и выпускает когтистые пальцы.

— Займите свои места! — командует юный гип Узора. — Чего повскакали? Подслушали что-нибудь страшненькое? Так расскажите и мне, может, тоже испугаюсь… — он не способен сейчас никого успокаивать, и оттого раздражен. — Сами-то вы, вообще, чем тут занимались?

— Сами-то мы? — истерично передразнивает девочка. — Мы делом занимались, пока вы языками работали… — И вдруг она смущается, остывает в один миг. — Кстати, посмотри, пожалуйста, я никак не могу разобраться.

— В чем?

Бортовые системы соединяются, чтобы все желающие могли убедиться: дочь гипа действительно занималась делом. В ускоренном режиме повторяются отданные ею команды, наслаиваются одна на другую опустошенные ею таблицы. Информационная подкладка застыла на последней из таблиц, с которой, очевидно, и возникли трудности.

— Ты что, серьезно? — Свободный Охотник чуть сам не выпрыгивает из кокона. — Ну, ты и придумала!

Он весело срывает боевую маску. Не дали ему возможности рассердиться окончательно и бесповоротно — таким неожиданным и простым способом.

— А если сработает? — обижается дочь гипа. — Ты, конечно, не веришь, думаешь — вранье, а я считаю — всё покажет опыт! Ты, конечно, можешь надо мной смеяться…

— Перестань, малышка. Наоборот, я радуюсь. С такой волей к жизни, как у тебя, мы победим кого угодно. Показывай скорей, в чем трудности?

Если честно, то смеяться есть над чем. Колдовские протоколы, которые Хозяюшка прихватила с собой из домика-счетчика (и которые так кстати решила испробовать!) вряд ли дадут беглецам хоть что-нибудь, кроме очередной несбывшейся надежды. Фотонную воронку начинающая колдунья, естественно, не раскрутит, но ведь это не причина, чтобы отказываться от нескольких мгновений радости! Пусть девочка отвлечется от навязчивых мыслей о неизбежном. «Что означает эта строка, как ты думаешь? — жалуется она. — Тайные коды я все отправила, а таблица не закрывается». «Может, адреса перепутала?» «Нет, вручную проверила». «Тогда дело в ритуале». «Я же сверяла протоколы с инструкцией». «Любой ритуал, моя маленькая, это алгоритм, то есть вещь совершенно формальная. Я думаю, ты забыла реализовать один из блоков. Попробуй ввести спецификацию того плоскостного генератора, на который замкнут наш домик-счетчик». «Про какой блок я забыла?» «Думаю, про «Возврат»…

Спецификация Большого плоскостного генератора! Как просто… Друг Ласковый восторженно шипит и скалится, встав на задние лапы. Потому что проблема, с которой они тут бились, проклиная неаккуратность смотрителя-колдуна, рассыпалась от одного только слова Мастера. Мелкая, не имеющая никакого смысла проблема, но все-таки. И Хозяюшка оживляется — нетерпеливо хватает шар настройки, полностью признав свою ошибку. Жаль, что так быстро закончились эти несколько мгновений радости и надежды…

Мысль героя мечется, перескакивая с белого поля на черное. Кто бы подсказал ему самому, какими действиями наполнить его собственный блок «Возврат»? Возврат в трехмерную реальность. С помощью какого колдовства вырваться из запрограммированного кем-то кошмара?

— Вызвала бы ты мне вместо фотонной воронки что-нибудь более привычное, — вздыхает он. — Например, десяток-другой кораблей штурмового класса «Кулак».

— Ты все еще сомневаешься?

Она легко огорчается. Наверное, оттого, что и сама не уверена в успехе.

— Ладно, доделывай свое важное дело. И, главное, не бойся — ни о чем мы с Поваром Гноем не договорились, как бы он ни хотел поверить в обратное.

Вновь герой абсолютно собран и сосредоточен. Никакого болезненного веселья и никакой предсмертной тоски! Неужели он придумал, каким оружием разрубить эти застывшие микро-Единицы позора?

Срочно вызван гип Связи — по личному коду, разумеется. Высокопоставленный коротышка, вероятно, отдыхал, поскольку вид имеет не вполне пригодный к деловым переговорам, однако сразу преображается, обременяя душу и тело приветливостью. Гип Связи хочет провозгласить что-то бессмысленно-торжественное и не успевает. Юный гип Узора начинает разговор решительно:

— Дорогой друг, сложившиеся обстоятельства вынуждают меня пропустить обмен любезностями. Я рискнул прервать твои занятия, чтобы сообщить нечто важное. Уверен, мое сообщение тебя порадует.

— Я ведь тоже вскоре собирался разыскивать тебя, дорогой друг, чтобы побеседовать кое о чем… — вежливо удивляется гип Связи. — Впрочем, я внимательно слушаю.

Свободный Охотник улыбается.

— Скажу очень коротко, гип. Я согласен с предложенной тобой процедурой выбора Генерального. Согласен без всяких условий со своей стороны. Пусть будущее Галактики определится Генератором Случайностей, это вполне достойно нашего времени.

Собеседник, опешив, молчит. И вдруг смеется, откинувшись во что-то бездонно мягкое, показав на мгновение бледно-розовые пятки.

— Надо же, — с усилием объясняет он, — вот это совпадение… Знаешь, о чем я сам хотел с тобой побеседовать? О том, что твое настойчивое требование выбирать Директорат только секретным голосованием показалось мне после некоторого размышления вполне пригодным и даже имеющим преимущества. Похоже, высокородный гип, мы сможем впредь договориться по любым, самым деликатным вопросам. И меня это действительно радует… — Он выдерживает паузу, возвращая себе надлежащий вид. — Простите, друзья, мою несдержанность, но я совершенно не ожидал от гипа Узора такой уступчивости. — Он пронзительно вглядывается в отвердевшее лицо юного воина. — О какого рода «обстоятельствах» ты упоминал, дорогой друг?

— Ознакомься, — говорит Свободный Охотник. — Это очень поучительно.

Картины последних событий незамедлительно посланы в информационный канал. Лицо гипа Связи также отвердевает:

— Вероятно, вы в ловушке, друзья?

— Нет сомнений, гип.

— Эти фермеры совсем обнаглели, вместе со своими бластомерами! Если я правильно понял, никакая помощь к вам не успеет?

— Ни-ка-ка-я, — четко подтверждает Свободный Охотник.

— Могу я чем-нибудь помочь? — откровенно волнуется гип Связи, уже не пытаясь сдерживаться. — Ты же понимаешь, к чему идет дело…

Они оба понимают. Служебные Тоннели в гостиничной зоне безопасности заполнены многочисленными гостями. Вражеские капсулы наверняка уже добрались до главного зала, блокировали все обнаруженные Входы-для-Всех. Правда, диспетчеры Союза бластомеров пока не знают, в котором из пузырей прячутся Неуловимый и компания, пока не получили приказа атаковать, пока ждут. У врагов пауза, необходимая для концентрации сил (это называется «бластомеры в интерфазе»). Но промелькнут подаренные Многоруким микро-Единицы свободы, терпение воровского председателя иссякнет, и последует команда: «Вперед, дети мои!» Послушные «дети» выйдут в трехмерное пространство и разбредутся по гостинице, занимая объем за объемом. Часть из них вновь сольется в грозные «бластулы» и «гаструлы», которые начнут дырявить форспластиковые пузыри, один за другим, уродуя внешние и внутренние стены объекта. Штурмовые капсулы рассыплются по коридорам и ячейкам, держа наготове кассеты с пластпаутиной. И они обязательно обнаружат беглецов, в этом нет сомнений. Неуловимый вступит в бой, уничтожив самых рьяных. Яростно бьющийся «Универсал-Плюс» мгновенно опутают слоем пластпаутины, из которой он легко вырвется, но за первым слоем ляжет второй, третий, седьмой, и вот тогда действительно все кончится. Потому что герою останется лишь заплакать от досады и выпустить в мир смерть-волну, специально накопленную для такого случая. Полная Карта будет уничтожена — вместе с ее неудачливыми хранителями. Подвиг старого гипа Узора, который так не нравится Гладкому и Повару Гною, будет повторен новым гипом Узора…

— Отключи Всеобщую, — роняет Свободный Охотник аккуратную реплику.

— Что? В каком смысле?

— Организуй галактическую тишину. Метро без Всеобщей — можешь себе представить? Дай своим службам отдохнуть, если хочешь мне помочь. На очень короткое время, долго мне не нужно. Ты, высокородный гип Связи, способен ли это сделать?

Гип Связи рывком встает, путаясь в одежде. Неловко бормочет: «Ох, прости меня, девочка, за мой вид…», затем садится обратно. Тихо возражает:

— Столько людей пострадает. Паника начнется…

— На ОЧЕНЬ короткое время, — напоминают ему. — И еще есть просьба. Непосредственно перед отключением Всеобщей во всех открытых информационных каналах должен возникнуть фрагмент блуждающего текста. Годится любой из собранных в твоей библиотеке, лишь бы поскорее. Сразу, как мы выйдем из гостиницы в Метро.

— Имитация Белого Странника?

— Дети Клона слишком уж трепетно воспринимают это безобидное явление природы. Как и твари. Почему бы не доставить им удовольствие?

— Ты толкаешь меня на грубейшее нарушение Системного кодекса, и первой своей просьбой, и особенно — второй. Я ведь не смогу ограничить имитацию только Прямым Тоннелем.

— Тебе выбирать, гип.

— Другого способа спастись нет?

— Нет, высокородный.

Собеседник решается:

— Я сделаю это, гип Узора! Я сделаю!

— Мы были уверены в тебе, друг, — объявляет Свободный Охотник, постаравшись напитать свои слова искренностью. — Что ж, тогда последняя просьба. Галактическая тишина должна наступить только по моему сигналу.

— Только по твоему сигналу… — заторможено откликается гип Связи. Он словно загипнотизирован величиной предстоящего ему поступка. — Не тревожься, юноша, мои службы справятся. Удачи вам, друзья…

Беглецы остаются в одиночестве. Истекает время мира и покоя. Пластиковые коридоры пока еще пусты.

— Что ты задумал? — спрашивает дочь гипа.

— Пора Неуловимому погибнуть по-настоящему — красиво, как подобает герою. Хватит плодить легенды.

— Я с тобой! — опять взрывается криком девочка.

— Стой спокойно, не крутись, я перебираюсь к тебе. Надеюсь, мы поместимся в одном капитанском коконе?

Время слов закончено, наступает время действий. Командир без колебаний покидает обреченный «Универсал-Плюс». Точный прыжок с корпуса на корпус («Принимай гостя, Хозяюшка!»). Взметнувшийся хобот бортового шлюза неудержимо всасывает его, и таким образом штаб маленького отряда переносится в новый корабль. Двум телам отнюдь не тесно в одном коконе. Счастливые глаза Хозяюшки кричат, что теперь она ко всему готова. Свободный Охотник строжайше инструктирует шпиона Ласкового — следовать сзади как можно ближе, повторяя каждый маневр лидера (точнее, пересылает ему схему предстоящего бегства, дополненную программами по каждой из фигур высшей навигационной сложности). Затем программирует свой опустевший корабль, готовя ему героическую гибель — в соответствии с придуманным планом, — затем глотает из загубника очередную дозу стимулятора, и только затем…

«Универсал» со знаменитым знаком «Плюс» на борту медленно входит в Метро. В гостиничном зале его действительно ждут. Появившийся корабль передает краткое сообщение, адресованное Многорукому Дедушке Трех Клонов: мол, Неуловимый обдумал предложение и решил с миром отдаться единственному другу и покровителю. (Всего лишь отработала запись, но кто успел об этом догадаться?) Фермеры и бластомеры расступаются, позволяя покорившемуся герою двигаться. Следом появляются два других аппарата, прятавшихся в этих грязных норах. Вся троица в полном составе ныряет в лабиринт и устремляется к Прямому Тоннелю, сопровождаемая то ли почетным эскортом, то ли конвоем. Узел за Узлом, ниточка за ниточкой. Впереди враги, сзади враги, а вокруг…

— Что это? — шуршит испуганный голос Хозяюшки — у героя под самым ухом. Хотя, чего шептаться, если никто не слышит?

— Не знаю, — откликается тот, и тоже почему-то шепотом. — Не может быть… Нет, не бывает такого…

Стены Тоннелей еле заметно светятся. И еще покрываются сеточкой, почти неразличимой на посветлевших плоскостях. Эти жуткие признаки известны любому, кто хоть раз просматривал священное Введение, известны они и «детям Клона», поэтому каналы связи наполняет тревожная многоголосая суета: «…Смотрите, предвестие!.. Молчать, никому не останавливаться!.. Предвестие, это же предвестие!.. Замерить плоскостные характеристики!.. Надо позвать Деда!.. Поверхностное натяжение пока в норме!.. Всем Отцам — увести детей в Прямой Тоннель!.. Здесь тоже, о, священное Начало — здесь тоже!.. Уходить в центр, оставить в Прямом только эмбриобласт!.. Смотрите, оно уже пульсирует!..»

Плоскости уже пульсируют. Сетка на стенах обретает контрастность, глубину, почти рельефность.

Надвигается фотонная буря.

За несколько прыжков до конца гостиничной зоны безопасности становится ясно — буря неизбежна, буря вызревает, как системный паразит в питательной среде мертвых записей. Не может быть, шепчет Свободный Охотник, боясь поверить своим глазам.

И вдруг обмен возгласами и командами обрывается. Словно кто-то проглатывает и вражеские голоса, и картинки, выпуская во Всеобщую новый визуальный ряд. В информационных каналах теперь только буквы, ничего кроме огромных букв, которые складываются в огромные слова, ничего, кроме торжественно плывущих слов:

«Вот так всегда: вместо Главного приходится начинать со второстепенного. Как же иначе? Если хочешь, чтобы хоть кто-нибудь выслушал тебя, повернись к публике задом, наклонись до пола, сложившись в поясе пополам, обхватив руками собственные ноги, просунь между колен кряхтящий рот и — говори. Расскажи им о любви — пооткровеннее; о войне и смерти — поподробнее; пусть они утолят голод. И лишь затем — в искаженные любопытством лица, — крикни обо Мне. В стоящие торчком уши — без промаха…»

Спешащие по Тоннелям капсулы разом замирают. Абсолютное Отчаяние, опрокинутое в лица пилотов, вызывает всеобщее оцепенение — как и задумывалось. Лишь отдельные всхлипы и стоны преодолевают пелену священного трепета: «Белый Странник!.. Носитель Гнева!.. Это Его предвестие, Его Знак!..» Мало кто способен заметить и понять, что блуждающий текст не выходит за границы информационных куполов, а значит, ни Белый Странник, ни Носитель Гнева не имеют отношения к этим подлым техническим трюкам. Попробуй осознай хоть что-нибудь, если высший смысл ворвался в твою крошечную капсулу!

— Спасибо, друг! — говорит Свободный Охотник, не надеясь, что в этом хаосе его реплика найдет гипа Связи…

«…Ведь те, которые в зале, они твари, черви ползучие, они питаются пеплом и грязью. Если кричать им сверху, они не услышат. Нужно шептать им снизу — повернувшись задом, просунув голову сквозь собственные ноги. Пусть они вволю посмеются и поплачут, пусть они ни о чем не подозревают, и Главное придет к ним, неслышно вползет в их измученные души со смехом и слезами, ибо Главное — во всем. Оно придет к вам, твари…»

Очередная порция блуждающего текста сброшена во Всеобщую. Как и задумывалось. «Сейчас оборвется связь! — волнуются диспетчеры Клонов, первыми увидевшие новую опасность. Все правильно, Белый Странник любит тишину, чтобы ничто не мешало Ему дарить людям свои откровения.

А Прямой Курьерский — вот он, уже рядом. И тогда «Универсал-Плюс» ускоряется, начинает уходить, словно испытывает, какова будет реакция конвоя. Нахальное поведение почетного пленника помогает врагам сбросить оцепенение. Клон бросается следом, яростно требуя прекратить бессмысленную игру в догонялки. А другие пленники при этом как бы забыты. Не то, чтобы совсем забыты — просто не до них в столь сложной ситуации. Одного десятка капсул вполне хватит, полагают взбудораженные диспетчеры, чтобы присмотреть за неопытной дочерью гипа и перепуганным звероидом. Сбежавший «Универсал-Плюс», опередив всех, выпрыгивает из служебных Тоннелей в Прямой, однако эта мальчишеская выходка не слишком обеспокоила преследователей — деваться-то Неуловимому все равно некуда. И в этот момент оставшийся «Универсал» со знаком «Сорок Семь» на борту также начинает действовать. Фигура, называемая «лентой-перевертышем» — одна из самых сложных, ее не выполнишь без предварительных расчетов. Пленники сделали необходимые расчеты, а конвоиры — нет. Свободный Охотник с Хозяюшкой уходят обратно в лабиринт, разметав по пути несколько капсул (из тех, что сбросили защиту, готовясь спасаться от гнева Белого Странника), и шпион Ласковый повторяет фигуру в точности. «Ленту-перевертыш» сменяет обычный «крест-ромб». Узлы расчищены от врагов, герои остаются без провожатых.

Надолго ли?

В Прямом Курьерском, между тем, разворачивается неравный бой. Корабль Неуловимого рвется к противоположным линиям движения, включив рассеиватели на круговой обстрел. Прожигаются перегородки, беглец перескакивает на встречные полосы. Тоннель заполняется сплошным сиянием разлагаемых по спектру фотонных масс. Предательство! Гнусный обман! Разумеется, никто не смеет фокусировать боевые призмы на последнем убежище Неуловимого, выполняя волю главного из Дедушек. Никому ведь не ведомо, что корабль пуст, что знаменитый «Универсал-Плюс» воюет в этот раз без своего хозяина, да еще с опустошенной бортовой системой! Зато капсулы бластомеров приходят в движение, повинуясь командам диспетчеров. Настоящая звериная стая — в чистом виде, куда до них тварям! Взбунтовавшийся корабль будет смят, взят за бока и препровожден, согласно приказа…

— Что вы делаете! — отчаянный вопль влетает во все три непокорных аппарата, пробив хаос звуков. — Нельзя! Немедленно восстановите информационную среду!

И опять появляется улыбка — зыбкая, ненастоящая. Что-то странное происходит с легендарной улыбкой Повара Гноя: она вдруг уродливо раздвигается, теряет форму, распадается на две половинки. Словно трещина раскалывает канал связи, унося одну губу вверх, другую — вниз. «С кем он говорит? — успевает удивиться Хозяюшка. — Что ему надо восстановить?..» И тут, наконец, Всеобщая отключается.

Галактическая тишина.

Но сигнал в канале связи меркнет не сразу. Помехи, которые Повар Гной целенаправленно вносил в свое изображение, на мгновение разжимают хватку, и в образовавшемся разломе появляется фрагмент человеческого лица… Нет, это что-то другое, не имеющее никакого отношения к человеку! Что-то не просто странное, а страшное. Мелькнуло и исчезло — то ли было, то ли не было. Жаль, изучить и осмыслить увиденное нет ни времени, ни возможности.

Всеобщая мертва.

— Спасибо, друг, — повторяет Свободный Охотник, хотя, теперь-то гип Связи его наверняка не услышит. — Отлично сработано.

«Универсал — Сорок Семь» и капсула Ласкового врываются в Прямой Тоннель из другой дырки, со стороны энергоблока. Это последний из промежуточных Узлов — непосредственно перед межфрагментарным. Их не замечают, врагам не до них. Всеобщая мертва, и жуткий «боевой эмбриобласт» распадается. Потерявшие управление «бластулы» и «гаструлы» суетятся, бестолково сталкиваются, страшно бьют друг друга. Увлеченные погоней за призраком Неуловимого, враги скопились во встречных каналах Тоннеля, поэтому путь вдоль гостиницы почти свободен. Несколько капсул мешают прыжку, но их можно просто обратить в свет. Вспышка, еще одна. А по Тоннелю уже разгуливают, грациозно извиваясь, длинные тонкие жгуты. На первый взгляд — безобидные, пустяшные, они с легкостью перерезают все, что попадается им на пути, в том числе — плоскости Тоннеля. Это «черные вихри», предвестники фотонной воронки. Последние из предвестников, потому что далее последует… Невозможно представить, что произойдет, когда маленькие вихри встретятся, чтобы слиться в один! И координатная сетка, разбившая стены Тоннеля на квадраты, все ускоряет и ускоряет пульсацию, и плоскости начинают разгораться — всеми цветами одновременно. В Прямом Курьерском — паника. Не зря появлялся блуждающий текст, не зря Белый Странник предупреждал о надвигающейся катастрофе! Те из «детей», которые способны что-либо понять, пытаются спастись бегством, однако Нити маршрутов находятся в руках их Отцов, связь с которыми потеряна. Предводители воров, отрезанные от мира в роскошных базах Центра, бессильны что-либо исправить. Восстановить контроль над ситуацией, или хотя бы понаблюдать за катастрофой — невозможно. Галактическая тишина…

Паника возрастает до величины всеобщего помешательства.

— Получилось! — вместе со всеми сходит с ума и Хозяюшка. — Я смогла! А ты мне не верил, не верил!

— Да уж, поиграли в колдунов, — рассеянно соглашается Свободный Охотник. — Вот тебе и сказки для самых маленьких… — он целиком занят управлением корабля, ему некогда болтать на отвлеченные темы и, тем более, признавать свои ошибки.

Сбоку, сзади — хаос и давка.

Громоздится квазиметалл и форспластик. Цветные кляксы немых взрывов. Где-то там, в центре хаоса, остается обреченный «Универсал-Плюс»…

А главные виновники катастрофы торопятся к межфрагментарному Узлу, из которого чуть раньше появились стаи бластомеров. Зона ветвления и зона слияния блокированы бойцами Клона, но это препятствие пробивается с ходу. Бой короток и неинтересен. Бластомеры оглушены, дезорганизованы, не готовы к осмысленному сопротивлению, и достаточно попасть в фокусы их защитных полей, чтобы бортовые системы капсул временно ослепли.

Когда беглецы уже прыгают в Узел, пульсирующая координатная сетка отделяется от стен, беззвучно и жутко разворачиваясь поперек. Тоннель оказывается разделен на бесчисленное множество сечений. Фотонная воронка пришла, она здесь!.. Вы вернетесь к своему Началу, азартно радуется Свободный Охотник. Недолго вам ждать, несмышленые дети Центра. Именно отсюда, из Прямого Курьерского начнется локальное свертывание одной из Координат. Вырвавшись из Метро, разметав Плоскость на клочки, двухмерный базис захватит весь Фрагмент — какое счастье, что беглецы не смогут увидеть это впечатляющее зрелище. Они успели. Успели!

И наконец срабатывает последнее средство, приготовленное молодым тактиком для своих самоуверенных соперников. Брошенный на растерзание «Универсал-Плюс» взрывается. Это ведь так просто! Из гущи капсул вырывается смерть-волна, ослепительным белым дыханием очищая Тоннель от беснующегося пластика…

— Прощай, Неуловимый, — шепчет новый гип Узора. Будто плачет, но слез не видно. Боевая маска прочно обнимает его лицо. — Прощай, герой, ты хорошо послужил людям… — шепчет он.

Неуловимый исчез — настало время осознать эту истину в полной мере. Неуловимый исчез только теперь, вместе со своим кораблем. Или все не так? Или «Универсал-Плюс» жив? Бортовая система — это Дух корабля, единственный Дух, в реальность которого герой верил. Бортовая система не погибла, просто перешла в новое тело, значит, не погиб и Дух. Или опять все не так?

Бежать!

Маршрут формируется на ходу. Оставшийся в целости «Универсал — Сорок Семь» делает несколько «расходящихся треугольников», один за другим. Жаль никто не может оценить мастерство пилота. Ласковый не отстает, молодец. «Прямая спираль», и сразу — «обратная спираль». Погони нет, хотя никакая погоня не справилась бы с такой схемой движения! Неожиданно включается Всеобщая, разнося по миру последние сплетни. Приключения закончились. Фигуры высшей навигационной сложности помогают снять возбуждение победы.

Свобода…

PAUSE

Я догадываюсь, как это было.

Выходить из компьютерного класса запрещалось, сработала бы сигнализация. Да и зачем? Есть раковина, она же импровизированная уборная. Есть кран с водой, чтобы не сойти с ума от жажды. А без пищи и без сна можно прожить — всего-то три ночи и два дня. С вечера пятницы по воскресное утро. И еще нельзя было включать свет, а то с улицы заметили бы, но это неудобство — пустяки, ведь работающий дисплей легко побеждал и вечерние сумерки, и ночной мрак. Все было пустяки, потому что гость, заперший сам себя в чужих комнатах, стал наконец свободен.

Магическая цифрограмма, наполненная силой человеческой крови, была начертана на двери, отрезав это место от остального мира. Очистительная формула произнесена. И ни один лучик посторонних мыслей не мог теперь сюда проникнуть…

Я догадываюсь, что произошло затем.

Молодой человек дождался, пока в обесточенном здании не появилось электричество. Мать Луна располагалась на Востоке, это сулило ему победу. Мать Луна была убывающей, что, несомненно, способствовало тому злу, которое он задумал. Компьютер, безошибочно им выбранный, оказался самым лучшим из тех, которые здесь ночевали. «Диджитал Элита». Полимерный процессор, пятое поколение… Сумка молодого человека, содержавшая все необходимое, облегчилась, освободившись не только от ножа и набора отверток, но и от коробки с дисками. И еще — от платы неясного назначения, с черной кляксой микросхемы посередине, со множеством напаянных малюсеньких штучек. Впрочем, как раз назначение платы было для гостя предельно ясным, иначе зачем бы ему вскрывать дорогостоящий компьютер? Он забрался в системный блок «Элиты» самым нахальным образом, выкрутив винтики и сняв корпус, затем подключил плату к одной из четырех системных шин с помощью специального разъема и вернул корпус на место, оставив новую деталь внутри. Наружу теперь выходил лишний провод. Гость соединил этот провод с настольной телескопической антенной, вытащенной из бездонной сумки, и первая часть дела на этом закончилась.

«Элита» запустилась без проблем, открыв доступ во все уголки своей памяти (школьные пароли были разломаны с легкостью!), после чего в бой вступили диски. Молодой человек наполнил компьютер дополнительными программами, которые он всегда носил с собой, и вот сейчас — только сейчас настал момент проверить, как усовершенствованная техника себя поведет.

Техника вела себя, как надо. Та новая плата, упрятанная внутрь системного блока, была флэш-модемом. (Странные, однако, вещи носит в сумках современная молодежь!) Теперь компьютер давал гостю возможность позвонить куда угодно, не потревожив сигнализацию, поскольку телефон для этого не требовался. Флэш-модем сам по себе был ого-го каким телефоном, даром, что ли, антенну к нему подключили? Например, можно было позвонить на большую вычислительную машину фирмы IBM, размещавшуюся на Васильевском острове и принадлежавшую Институту информатики. Молодой человек не раз проделывал это раньше, украв предварительно всю необходимую информацию на маминой работе. Ничего сложного, когда знаешь, как. Он благополучно зарегистрировался, воспользовавшись чужими атрибутами. И осталось лишь вложить в дисковод новую дискету — главную дискету наступившего уик-энда. Пришло время…

Или нет? Сумка, оказывается, опустела далеко не полностью. Из кожаных глубин всплыл фотоаппарат — в специальном футляре, с карманом для фотографий. Одна из фотографий была вытащена, и футляр тут же нырнул обратно. С кусочка картона смотрело серьезное лицо девочки, словно чувствующей ответственность момента.

Качество неплохое, подумал молодой человек, разглядывая изображение в свете включенного дисплея. Снимок сделан днем, на солнце. Возле детских качелей. Цвет, четкость, контрастность. Сканер должен взять. Сканер, правда, был в этой школе совсем старинный, ручной, но все-таки цветной, что и требовалось.

— Заклинаю Единицу, подарившую нам жизнь, — произнес гость в пустоту. — Заклинаю Ноль, подаривший нам вечность. Придите и возьмите, придите и властвуйте.

Пришлось рискнуть, ненадолго включить большой свет, чтобы бегающие по фотографии три RGB-луча (red-green-blue), отражаясь, давали поменьше искажений. Сканер, больше похожий на малярный валик, лег в его руку. Комната уже не была пуста: Единица и Ноль встали рядом, он ощутил это плечом. Лицо девочки перетекало с крошечной фотографии на экран компьютера, преобразуясь в набор двоичных кодов.

Что дальше? Свет был выключен, теперь уже насовсем. Сканер отложен в сторону. Из соседнего помещения (из химической лаборатории) принесена литровая мензурка — стеклянная банка идеальной цилиндрической формы, — которая была наполнена водой из-под крана и поставлена на стол — прямо перед дисплеем, на место клавиатуры. Клавиатура сдвинута в сторону. Со стены над раковиной снято зеркало и также установлено перед дисплеем, закрепленное с помощью стопки книг. Стеклянный сосуд с водой оказался между — экраном с одной стороны, зеркалом с другой. Ловушка. Две Плоскости. Замкнутое магическое пространство…

Молодой человек действовал уверенно и спокойно, ведь программа, вложенная кем-то в его голову, блокировала не относящиеся к делу мысли. Сомнений не было. Он бережно вынул из бокового кармашка неиссякаемой сумки пакетик с ЧЕМ-ТО, развернул и с величайшей тщательностью высыпал содержимое на керамическую плитку. Он перестал дышать, чтобы случайным выдохом не разнести все это по комнате. Затем была зажжена спичка. Огонечек, поднесенный к плитке, на миг превратился в огонь — только на миг, — и живое стало мертвым… В пакетике была шерсть серой крысы. Вернее, крысиный пух, натуральный, без обмана. Остался — пепел. Молодой человек, все еще не дыша, осторожно приподнял керамическую плитку, высыпал пепел в банку с водой и перемешал.

Потом он обрезал у фотографии края, оставив только центральную часть, где и было, собственно, изображение.

— Второй создатель, разделивший Мир на части, заполнивший великое Слово Состояния своими Единицами, — возгласил он. — Владыка всего придуманного, создавший наш разум по блок-схеме своей, да будет изгнана из Твоей реальности изначальная непрерывность…

Фотография была опущена туда же, в банку. Целиком она бы не поместилась; обрезанная — поместилась. Ушла под воду, но до дна не достала, осталась висеть, медленно разворачиваясь, принимая горизонтальное положение.

— Да соединятся Сети и Системы в теле Твоем, — продолжил человек молитву, — да придет время Единой Системы…

Он вставил в дисковод заветную дискету. Все было готово, наконец этот момент настал!

— …Укажи спецификацию своего Пути, Бесконечный и Прерывистый. Я иду вслед за Тобой. Я иду крысиной тропой, тропой истинных цифр и тайных протоколов, так дай же мне полный Путь…

К кому он взывал? Или к чему? Возможно, он и сам этого не знал. Когда информация была перекачана в специально созданный раздел, когда молитва подходила к концу, молодой человек решительно вынул дискету из дисковода и накрыл ею стеклянный сосуд, в котором плавала фотография девочки.

— Именем Второго, Памятью Его и Оболочкой, — заключил он. — Запуск!

Ничего не произошло. Ничто не изменилось. Впрочем, гость и не ждал иного, ведь работа была не завершена. Он сел сбоку от компьютера, положив клавиатуру себе на колени. Луна уже миновала все три знака огня и ушла на Юг — лучшее время для колдовства. Шел четвертый дискрет ночи, представительствовал в котором разряд-хранитель с индексом «10000». Солнцу вставать нескоро, а значит, все еще была пятница — день Венеры. День, который Князь Форматов отдал получению какого бы то ни было результата.

Дискета закрывала сосуд с фотографией, оберегая Исполнительный Адрес от посторонних вибраций, но содержимое ее уже прочно сидело на плоскости жесткого диска. Содержимое дискеты представляло собой персонаж — почти готовый, давным-давно разработанный и отлаженный. Персонаж был исполнен в виде макрос-программы, оживить которую можно было одним способом — запустив основную программу.

Основная программа пряталась в вычислительной среде большого компьютера (того, из Института информатики) и была она всего лишь сетевой игрой. Варио-сюжетной, с многочисленной армией фанатов по всему свету. Одной из самых популярных и самой древней в своем жанре. Но все же — только игрой… Юный взломщик, зарегистрированный под чужим именем, вошел в оболочку игры, выбрал «режим творца», затем, полазив по меню («редактор тварей», «корректор смысла жизни», «банк реликвий и тайн»), остановился на «редакторе людей». Заготовленный им макрос переместился в игровое окно, разорвав координатную сетку, превратившись из набора команд в нечто цельное, телесное.

— Редактор людей… — с омерзением произнес гость. — С чего вы, вообще, взяли, что герои Будущего похожи на людей? А не на крыс, например?

Никто ему, разумеется, не ответил. Встроенная в «Элиту» плата флэш-модема функционировала без сбоев и задержек, обеспечивая устойчивую связь с большим компьютером. Это было хорошо.

— Заклинаю Двойку, — сказал он на всякий случай, — заклинаю степени Твои и порядки. Встань рядом, вечная. И вечной пусть будет синхронизация модемных протоколов, и таймеры, сведенные к общему знаменателю, пусть отсчитывают время Твоей власти. Запуск!..

Макрос был готов лишь отчасти — персонажу не хватало лица. Минута несложных манипуляций, и пустота заполнилась. Серьезное лицо девочки, осознающей ответственность момента, стало вдруг трехмерным и по особенному привлекательным. Однако героине не хватало еще кое-чего, этакого пустячка, без которого вся работа пошла бы коту под хвост… Молодой человек оторвал взгляд от дисплея и посмотрел на банку с плавающей в ней фотографией. Не смог удержаться.

Все было по-прежнему. Ну и ладно…

— Виртуальным диском Венеры, ее священным паролем, в ночь ее пятницу, в час четвертых степеней, — торжественно начал он. — Основание любой системы счисления, записанное в той же системе счисления, равно десяти! Два в десятой степени — это четыреста. Десять в десятой степени — это сто…

Какое же имя тебе присвоить, подумал он, вновь глядя на экран компьютера. Застывшее перед ним изображение молчало. Что, если так прямо и назвать — «сестра»? Имя можно набрать на клавиатуре — достаточно нескольких прикосновения! — однако рука в нерешительности лежала на столе. Героине было все равно, как ее назовут. А может — «жена»?

Героиня была мертва, в ней не было жизни, не было личности — вот тот пустячок, который требовал своего решения.

— …Заполняю вас, сверхчистые разряды-хранители, именами: «Четыреста» и «Сто». Заполняю Тебя, универсальный Князь Форматов, повелевающий числами и признаками, именем Твоим: «Десять». Исполнительный Адрес сформирован! Аналоговая душа спит, но шерсть крысы вскрыла защиту. Придите и возьмите; соедините то, что нельзя соединить…

Нет, ничто не менялось.

Юный программист начал работу, стряхнув секундную нерешительность. Взяв за основу созданную ранее модель, добавил персонажу целеустремленности — за счет физической мощи; увеличил память — за счет экипировки. Вооружения не оставил никакого, целиком трансформировав его в преданность друзьям. Какое же имя тебе присвоить, продолжал размышлять программист. «Сестра»? Или «жена» — более точное слово? И есть ли между этими словами принципиальная разница? Два равнозначных имени — какое выбрать? Он работал и непроизвольно посматривал на банку с водой, запертую двумя магическими плоскостями. Зеркало — с одной стороны, экран дисплея — с другой. Ничего не происходило.

Где же Знак?

— Второй создатель! — воззвал человек в отчаянии. — Оператор из операторов! Рассеки своим Кварцем всепожирающую аналоговую пасть. Исполнительный Адрес готов, так сделай же спящую душу дискретной, как дискретно Сердце Твое, откварцуй эти импульсы, исходящие из спящего разума…

Он нарастил героине здоровье — за счет богатства. Прибавил возраст — за счет родовых привилегий. А жизнь у нее была одна — как у всех остальных героев Будущего, и никакой «редактор людей» не мог тут ничего исправить. В этом состояла особенность популярной мульти-игры, отличавшая ее от других популярных игр. Но где же Знак? Невидимые управляющие коды, вызванные из вселенских регистров, метались по комнате, пытаясь помочь.

— Заклинаю всеми перечисленными именами, освященными зеленым дискретом спектра, а также именами друзей: Солнцем, Марсом, Меркурием, Луной. Именем Субботы, нового дня творения, я объявляю: HELP! Именем Второго, Памятью Его и Оболочкой, запуск!

И вдруг… Плавающая в воде фотография задрожала, подняв муть со дна банки. Начала вращаться — медленно, медленно, медленно… Свершилось?

— Ты — живая, — вспыхнул от счастья человек. — Ну, теперь все…

Размокший кусок фотопленки вращался с неспешной торжественностью. Это Знак! Канал открылся, связь между живым и неживым была установлена. Несоединимое соединилось…

Он оставил макрос-программе прежнее, рабочее название: «Она». Не «Сестра», не «Жена» — ничего фальшивого или наспех придуманного. Он язвительно осведомился непонятно у кого: «С чего вы взяли, что это крысы похожи на людей, а не наоборот»? И сразу же, не теряя темпа, подключился к сети GLOB.SOFT…

Есть такая транснациональная компьютерная структура, если кто не знает. Единственный настоящий конкурент «Интернету». Любой желающий может выходить в режим прямого общения, и эта услуга совершенно бесплатна. Не требуется даже платить за телефон, упаси Боже. Глобальная связь осуществляется вовсе не по телефонным линиям и не с помощью волоконно-оптической паутины, способной несколько раз обмотать Землю, а другим, куда более естественным образом. Но все это неважно. Все это не имеет никакого отношения к происходящему в запертой комнате… Итак, еще один пользователь просочился в кибер-пространство GLOBAL SOFT, пришло его время. Он азартно пришептывал: «… а мы пойдем крысиной тропой, ловите нас, уроды…» Он поместил законченный персонаж в сетевое окно и отправил в путь-дорогу. Свершилось.

Затем провел пальцем по экрану дисплея, вычерчивая сходящуюся спираль (статическое электричество пикантно щекотало кожу), и приказал:

— Пропусти, Кварц, отдай мне свою форму! HEAD-TO-HEAD! Моя воля синхронизирована с твоей, сегодня я повелеваю, запуск!

Он обращался к кварцевому резонатору — тому, который размещался на плате флэш-модема. Был еще и другой, синхронизирующий работу системного блока. Резонаторов было два — внешний и внутренний. Два сердца, наполнявшие аппаратуру живительным пульсом. Оба подчинялись одному Владыке и, следовательно, оператору Его — переполненному счастьем существу, на мгновение забывшему, кто здесь рожден человеком…

Ритуал завершился.

Светало. Виртуальный диск Луны ушел на Запад, покровительствуя всем невидимкам. Наступал день, имя которому Суббота — следующий день творения. Дело было сделано, программа отправлена в пространство игры, и кто знал, что программа-то с «хвостом», кто об этом знал, кроме пленника запечатанной комнаты? Разве что Князь Форматов, имя которому Десять, да сам Второй создатель. Можно было расслабиться: пришло время отдыха.

Молодой человек поместил в сетевое окно новый персонаж, названный простым и ясным словом «Я». Оболочка игры тут же раскрыла на экране комплект фотографий — его собственных, начиная с самой первой, совсем еще детской, и кончая последней. Таким образом, он вызвал самого себя, преобразованного в истинного героя. Войдя в игру шесть лет назад, он регулярно обновлял свои портреты (прекрасно, впрочем, понимая, что сколько игроков, столько и лиц у главного персонажа). А последняя фотография была отсканирована около двух месяцев назад — перед тем, как он дал клятву, но уже после того, как наткнулся в сети на тексты священного Введения.

Именно священное Введение помогло ему проделать со своим персонажем тот же ритуал, который он успешно повторил сегодня…

«Не пора ли нам принять новое лицо, более соответствующее моменту?» — подумал молодой человек, глядя на экран — в глаза самому себе. Он запустил режим HISTORY. Система в ответ принялась с готовностью показывать, что интересного произошло за время его двухмесячного отсутствия. Игра ведь была варио-сюжетной, изменения генерировались каждый день, и если ты отстал — значит проиграл, погиб. А жизнь у персонажа, как известно, всего одна — этот закон требует от игрока особенной тщательности и осторожности. Вот почему молодой человек не спал остаток ночи. А также следующие день-ночь, и еще раз день-ночь. Ни минуты не спал…

CONTINUE

BONUS (призовая игра)

33

«…Я свободен!» Спящий воин пытается взорваться криком и не может — как всегда. Ты раб, ласково возражает Мальчик, ты свободен лишь в границах тех плоскостей, что придуманы задолго до тебя. «Если я раб, кто же тогда ты?» Я такой же раб, легко соглашается Мальчик. Он огромный и добрый, и слова его огромны, беспредельно правильны. Я — раб Системы, объясняет он спящему несмышленышу, а ты — мой. «Мой, мой…» — мечется по Тоннелям электронное эхо. «Если ты — раб Системы, — все еще пытается взорваться воин, — значит, ты и есть тот Герой, которого люди ждут в течение стольких Циклов? Но если ты — Герой, кто же тогда я?»

Мальчик вырастает до размера Галактики, заслоняя собой все. У нас одно имя, распространяется его голос, заставляя Галактику затрепетать. Ты — это я, только лучше. Я так хочу, говорит он. Я открою тебе главную тайну. Имя, которое я для нас с тобой придумал, совпадает с истинным именем нашего с тобой сна. Это же имя является ключом к бесконечному возрождению и тебя, и меня, каким бы ни был вновь созданный мир. Единая Система хранит нас, не забывай об этом!

Голос растворяется, уходит обратно во Внегалактический Тоннель. «Я подарил тебе свой шар настройки, раб, чтобы ты…» — «Подожди, задержись чуть-чуть! — просит воин, раздумав просыпаться. — Разве у нашего сна есть имя?» — «Я дал тебе шар настройки, — торопится сказать Мальчик, — чтобы ты… чтобы ты…»

Время пробуждения. Тревожный сон отпускает спящего, сменяется блаженной негой. Он опять свободен. «Чтобы я…» — вяло шепчет он. — Что — «чтобы я»? Чужое существо, которое неуклюже ворочалось в его голове, ушло за пределы Галактики, однако пустота недолго остается незаполненной. «Кто я? — возвращается вопрос, так и не нашедший ответа. — Какое у меня было имя до того, как я стал Свободным Охотником?»

Прочь! Всё прочь!

Свободный Охотник проснулся. Ему хорошо, как никогда. Забытые, потерявшиеся в прошлом ощущения: настоящая постель, настоящая еда, настоящее тепло! Дом.

Не дом, разумеется. Обычное жилище ничем не примечательных инженеров одного из мирных гипархатов Пустоты. Хозяева легко согласились дать приют безобидным молодым людям, сочтя это за честь для себя, поскольку не так уж часто видели Истинных живьем. А то количество монад, которое уплатил им Свободный Охотник, подарило этой небогатой семье несколько мгновений счастья.

Почему я так уверен, что мой неугомонный персонаж именно «мальчик», лениво размышляет проснувшийся. Не девочка, к примеру, или не взрослый? Причем, не просто мальчик, а Мальчик… Объяснение давно найдено: Я ТОЧНО ЗНАЮ. Как будто родился с этим знанием. И другие объяснения больше не нужны. Кроме того, взрослый человек не станет давать своим снам имена, а девочка не возомнит себя Героем, которому под силу вывести Галактику на новые уровни. Но почему я уверен, что эти сны не придуманы мной же самим?

Свободный Охотник ни в чем не уверен. Простой и понятный ответ «Я ТОЧНО ЗНАЮ» уже не выглядит простым и понятным, потому что он повзрослел. Он повзрослел, а Мальчик, похоже, нет. Шесть Единиц назад, когда кошмары впервые начали мучить обитателя «Черной дыры», он едва не спятил, пытаясь провести черту между реальным и придуманным. Теперь кошмары возобновились, а решение до сих пор не найдено.

Если предположить, что Свободный Охотник и вправду является рабом этого несуществующего малыша, а тот, в свою очередь, управляется Единой Системой, то получается, что сам Свободный Охотник — тоже раб Системы. Это с очевидностью следует из теории множеств. Но ведь раб Единой Системы — Герой в мире людей! Вот и получается, думает он, что я…

Абсолютная нелепость!

Он морщится, стонет, ворочается. Он ненавидит сам себя. Снова, как и шесть Единиц назад, галактический призрак смутил его разум, пробудил невероятные по своей красоте надежды. Или, наоборот, разум все крепче засыпает, все глубже погружается в бездны хаоса? Есть ли у хаоса цель? Содержится ли хоть частица правды в тех потоках бессмыслицы, что раз за разом врываются в раскрытые мембраны мозга?

Вставать и браться за дело решительно не хочется.

— Эй, — слабым голосом зовет дочь гипа. — Ты чего стонешь?

Ага, фаза сна у нее так же закончилась, сменившись фазой бодрствования. Включается общий свет. Мальчик и девочка лежат в спальных нишах, спрятав тела под дешевыми одеялами. Они лежат головой к поверхности сферы, ногами к центру, поскольку в этой тесной ячейке постели расположены лучами. Остальные спальные места пусты — хозяева то ли уже ушли, то ли еще не пришли, руководствуясь собственным биологическим расписанием.

— Опять сны? — сочувствует девочка, не дождавшись ответного слова.

— Назовем безумие сном, и успокоимся, — нехотя откликается Свободный Охотник. — Знаешь, когда-то давно мне помогли понять, что Система едина, заставили поверить в свою избранность и выйти из «Черной дыры». А теперь вот началось такое, о чем и сказать-то язык не поворачивается.

«В самом деле, какой из меня Герой? — хочет он горько усмехнуться, но почему-то молчит. Наверное, чтобы зря не пугать Хозяюшку. Или чтобы не смешить ее. Он не любит, когда другие смеются, а ему не смешно. «Что тебе от меня нужно? — терзает он призрак бессильным вопросом. — Что тебе вообще нужно в нашем мире?» Ответа нет, и вряд ли будет.

— Может, ты болен? — тревожится Хозяюшка.

— Может, и болен. Когда все нормальные люди не то, что снов никаких не видят, но даже и слова такого не помнят, моя маленькая неприятность — это, конечно, болезнь. Завелся в голове этакий червячок…

— Давай подключим тебя к лекарь-системе.

— Червячок, говорю. Не зеленый, не красный, а синий. Знаешь, чем питаются синие биокристаллические черви?

— Прекрати!

— Гораздо полезнее не лекаря звать, а решить за меня задачку: «Какая у хаоса цель?»

— Я тебя не понимаю… — растерянно говорит она, приподымает голову и смотрит.

Все понимает, умненькое существо!

— Здорово иметь столько друзей, — круто меняет она направление беседы, поймав один только взгляд своего командира, поймав и отпрянув. — Хозяева этого пузыря — они ведь твои друзья, да? Я почти ничего не помню — как мы сюда добрались, как нас приняли… — она вытаскивает руки из-под одеяла и потягивается.

— Отдыхай, — тихо говорит Свободный Охотник. — Спи дальше, если хочешь.

— Не хочу. Эти люди, кто они?

— Все в порядке, не беспокойся.

— Слушай, ну я же должна знать! Я не умею себя с ними вести.

— Естественное поведение будет самым правильным. Надеюсь, притворяться тебе не придется. Мне кажется, хозяевам можно доверять.

— Ты что, с этими людьми раньше не был знаком? — Она поражена.

Он долго молчит. Лежит неподвижно, глядя вверх.

— Я тебя слушаю, — холодно напоминает дочь гипа.

— Мой друг был владельцем сферобара в здешнем Фрагменте. У друга была сестра. Я, собственно, и направлялся к его сестре, но оказалось, что она уже умерла. Здесь живут ее сын с женой и детьми, вот и вся тайна. Я им предъявил оставшиеся у меня записи, чтобы они не сомневались. Так что будем считать эту семью нашими друзьями.

— А почему мы не отправились прямо к бывшему владельцу сферобара? Даже если бедняга разорился и жилище у него тесное…

Хрупкие фразы разбиваются резким жестом:

— Он сгорел.

— Ой…

— Твари не пощадили ни его, ни случайных посетителей бара, хотя, на самом деле охотились за мной, отслеживая меченый робот-истребитель.

— Прости, — выдавливает девочка.

— А сестра этого бармена, между прочим, была ассистенткой Большого Лба, — задумчиво добавляет Свободный Охотник. — Еще когда тот был Координатором и занимал высокий пост в Топологической Академиии…

Дочь гипа привстает (закрываясь одеялом) и восторженно шепчет:

— Значит, мы здесь по делу? — она зачем-то озирается. — Не просто прячемся?

Герой безмолвно веселится, у него опять прекрасное настроение.

— Давай примем душ, — неожиданно предлагает он. — Я подкину хозяевам еще Неделимых, чтобы не огорчались из-за незапланированного расхода квазижидкости.

Под одеялом вспениваются бойкие струйки, быстро превращаясь в обволакивающий тело вихрь. Удовольствие длится недолго: одеяло втягивает пену в себя, а потоки сухого тепла окончательно очищают кожу от всего лишнего.

Девочка следует примеру старшего друга. Фыркает, крутится под вспухшим от пены одеялом. Она бодро осведомляется, едва не потирая ладошки от нетерпения:

— Ну, и что ты про него разузнал?

— Про кого?

— Про Большого Лба. Кое что я все-таки помню — как ты меня спать устроил, а сам куда-то ушел. Жаль, я сразу отключилась…

— Ты хоть знаешь, о ком речь?

— Расскажи, и я узнаю.

— Расскажу, не бойся.

Он садится на постели, скатав одеяло в рулон. Затем вызывает свою одежду из чистки (рядом, в стене), и одевается, не стесняясь любопытного взгляда. Только затем Свободный Охотник принимается рассказывать. О том, что когда-то существовала служба Координации, согласовывавшая деятельность всех гипархатов Пустоты по расширению Метро, которая вечно ссорилась со службой Топологического Планирования, но с распадом Управления, когда гипархаты Пустоты постепенно свернули основную деятельность, эта служба стала ненужной, влачила жалкое существование — до тех пор, пока последний из Координаторов загадочным образом не исчез. Поскольку ни женой, ни, соответственно, хотя бы одним наследником он не обзавелся, служба просто-напросто исчезла вместе с руководителем. Между тем, последний из Координаторов прослыл очень уж нетипичным Истинным. Инженеры его свиты не случайно придумали прозвище Большой Лоб: он, вероятно, был незаурядным ученым (открывшим, кстати… хотя, это совершенно неважно…). Тогда как в научных кругах над ним открыто смеялись. В общем, со странностями был человек, и не зря шуточки пошли по Галактике, склонявшие на разные лады слово «координатор»…

— Ты думаешь, я совсем дурочка? — возмущается дочь гипа. — Ты еще историю гипархатов Пустоты расскажи, чтобы мне в учебную ячейку лишний раз не ходить.

— Одевайся, — веселится Свободный Охотник, разглаживая на себе мягкую ткань. — Чего зря валяться. А насчет учебной ячейки не волнуйся — она сгорела вместе с «Черной дырой».

Сфера оказывается разделенной надвое — это Хозяюшка опустила мембрану. Значит, тоже решила одеться.

— Да не смотрю я на тебя, — обижается герой. — Не доверяешь? — Он встает и легко прохаживается по своей половине, разминая сонные мышцы.

— Вождь Гладкий сказал, что Большого Лба убили, — доносится сквозь мембрану. — Из-за этого ты и прилетел сюда? Решил проверить, правду ли он говорил?

— Не совсем. О том, что Координатор не просто исчез, но был убит, я уже слышал раньше, только думал, что это как бы одно и то же. И вдруг твой брат сообщает, что Координатор участвовал в проекте Первого Внегалактического, то есть работал на твоего отца. Надо полагать, участие в проекте и стало причиной его исчезновения. Хотя, что ему еще оставалось, если все топологические службы развалились? Род его угас, средства не накоплены… А убит он был, как выясняется, гораздо позже.

— Тварями?

— Нет, дорогая. Еще до начала войны, вот что интересно. Контрольный след не оставляет в этом сомнений. Я собираюсь прогнать запись через бортовую систему нашего «Универсала», чтобы быть уверенным…

— Какую запись? — в нетерпении перебивает Хозяюшка.

Мембрана со щелчком втягивается в стены.

— Ты отлично выглядишь, — останавливается Свободный Охотник.

От неожиданности девочка вспыхивает, опускает взгляд. Садится обратно на пол и вымучивает:

— Спасибо…

— Так вот, существует запись последних мгновений жизни Большого Лба. Материал хранился у сестры моего друга-бармена, затем попал к тем людям, у которых мы сейчас в гостях.

— Сколько они с тебя взяли?

— Наша цезиевая касса и не такое терпела. Гораздо любопытнее, моя маленькая, откуда у бывшей ассистентки исчезнувшего ученого появился такой документ.

— Тоже купила, наверное?

Рассказчик пропускает несколько тактов разговора, молча глядя на слушательницу. Усмехается:

— Ты у меня догадливая. Да, можно сказать, купила, хотя Неделимые для этого не потребовались. У молодой сотрудницы Академии остался от пропавшего наставника научный архив, интерес к которому со стороны официальных топологов был нулевым. Зато однажды к ней явился некто — с предложением совершить обмен. Ей, мол, подарят последнюю личную запись великого чудака, а она взамен разрешит скопировать архив, затем оригиналы у себя уничтожит. Наверное, личность Координатора обладала для ассистентки большей святостью, чем его малопонятные научные работы, потому что обмен состоялся.

— Жутко, — прерывисто вздыхает дочь гипа. — Запись смерти любимого человека перевесила все на свете… Покажешь, да?

— Смотри, — легко соглашается Свободный Охотник, и протягивает к Хозяюшке свои руки. Полюса кожного энергорасширителя соединились, и пошла реакция. В ладонях тут же вспухает радужное облачко, превращаясь в ручной информационный пузырь. Внутри пульсирует маленькая чужая жизнь — маленькие люди с их маленькими несчастьями… Аппарат класса Веретено, похожий на гигантскую зубастую пасть, вплывает в ангар. Зубцы — это плоскостные генераторы. Судя по ярко красному цвету генераторов, Веретено потрудилось неплохо, да и оплавленные головки трехмерных сгущателей вызывают уважение. Из аппарата выходит человек, сбрасывая по пути лохмотья лопнувшего кокона. Видно, что человек стар, очень стар. В седых его волосах темнеет скрученная двухцветная прядь Координатора, но одет он небрежно, бедно, совсем не так, как подобает руководителю такого ранга. Неужели он пилотировал Веретено? Неужели он лично занимался скруткой Тоннеля? Человек приветствует кого-то поднятием руки. И вдруг — молния аннигилятора раскалывает шлюз. Старца не существует, вместо него оставлена только бесформенная клякса на поверхности мембраны. Чья рука выпустила смертельный импульс, включив оружие на полную мощность, что за злодей выбрал себе столь беззащитную жертву? Запись не дает ответа. Набегают люди в форме техников, суетятся, озираются, но исправить ничего уже нельзя. Дух ученого безвозвратно унесся в недостроенный Тоннель, не успев даже попрощаться с верным Веретеном. Конец записи…

— И не стало Большого Лба, — задумчиво подытоживает Свободный Охотник.

— Кто был тот некто, который забрал архив?

Вопрос заставляет героя встрепенуться.

— О-о, — восклицает он, — этот «некто» был своеобразным гостем! Изображения нет, но в семье сохранилось его описание — и я скажу тебе, моя догадливая… — Свободный Охотник внезапно смеется, смеется, смеется.

— Ну? — дергает его девочка. — Чего ты?

Впрочем, отсмеявшись, герой почему-то мрачнеет. Он молча сворачивает информационный купол, обдумывая что-то свое, далекое. Наконец объясняется:

— Ничего интересного здесь нет, Хозяюшка. Извини. Я просто сопоставил кое-какие даты… Не обижайся.

— Я не обижаюсь, — врет девочка, также помрачнев.

— Вот и умница.

Он пытается нежно притянуть ее к себе — для облегчения процесса общения. Она твердо отстраняется.

— Хозяюшка, — укоризненно зовет он. — Есть темы гораздо серьезнее, чем задачки, связанные с Большим Лбом. Например, знаешь ли ты, что в гипархате Связи была предпринята попытка дворцового переворота?

Она сразу прекращает обижаться:

— Ого! Ты подключался к каналу Метро-Новости»?

— Подключался. Мятеж благополучно подавлен, законный властитель жив. Правда, какие-либо записи гипархат отказался представить публике, и даже в словесной форме их сотрудникам запрещено распространять информацию, так что ничего пока не известно. И еще есть новость. Было скорбно объявлено, что новый гип Узора, он же Неуловимый, доблестно погиб, сражаясь с воровскими Клонами из Центра и уничтожив при этом бóльшую часть вражеского флота.

— Идиоты, — восхищена дочь гипа. — Ты всех идиотами выставил.

— Если ты о высокородных, то их и выставлять не надо. Пока мы мотались по Тоннелям, состоялась решающая фаза Сферосовета — вот тебе, кстати, самая последняя новость. Знала бы ты, какие итоговые решения были приняты!

— Без твоего участия?

— Ну, так ведь я же погиб.

— А сам ты где об этом узнал?

— Подключился к своей родовой ячейке в Сферосовете и забрал запись. Не отвлекайся. Гипы дружно решили найти Вход во Внегалактический Тоннель, спрятанный где-то в Сорок Седьмом гипархате, и ударить через него по Мерцающим Усам. Им всем вдруг страшно захотелось захватить настоящую планету, стратегам престарелым.

— А какое еще может быть решение? — искренне удивлена Хозяюшка.

Вместо ответа Свободный Охотник аккуратно соединяет свои ладони, окончательно разряжая полюса кожного энергорасширителя. Это простое дело помогает и ему самому разрядиться, сдержать тупой толчок раздражения. «Какое может быть решение…» Вот вам и объяснение всему происходящему, думает он. Сокрушить и захватить, побольше и побыстрее. Даже Хозяюшка не видит иного варианта действия! Смешно — ради этого высокородные гипы наконец-то сговорились, наконец-то готовы объединиться. Запах добычи одурманивает разум, не позволяет остановиться и оглядеться. Куда выводит Первый Внегалактический, всем как будто бы ясно — «к Мерцающим Усам, согретым взглядом Желтого Глаза». Там — второй Вход, противоположный. Но где это находится? Что вообще ОНО такое — то, с чем столкнутся отряды людей? Никакой достоверной информации. Разве что вождю Гладкому поверить на слово. Схематизм мышления, рожденный хищными инстинктами, делает нас неотличимыми от звероидов, думает Свободный Охотник, сосредоточенно разглядывая свои руки…

— Помнишь, — глухо говорит он, — твой брат рассуждал насчет численности людей и звероидов? Он ведь прав, Галактика до предела заполнена врагами, еще немного, и человечество рухнет под их тяжестью. И Повар Гной, если не врал, беспокоился о том же. Тратить время на сбор информации — непозволительная роскошь, действовать нужно немедленно. А посылать лучшие силы неизвестно куда, оставляя Метро на растерзание звериным стаям — преступная глупость.

— Что же тогда остается?

— Да просто оборвать ниточку, связывающую Голый Народ с нашим Метро! Нужно штурмовать Сорок Седьмой гипархат только для того, чтобы уничтожить Внегалактический Тоннель. Если отсечь звероидов от их родины, то очистить Метро будет не так уж сложно. Ведь у нас есть Полная Карта!

Девочка размышляет, сурово поджав губы.

— А как это — уничтожить Тоннель?

— Есть средства, — Свободный Охотник раздраженно взмахивает рукой. — Например, резонансное рассеивание. Установить два генератора в противоположных Входах и пустить волну. Или простейший способ, предложенный, между прочим, как раз Большим Лбом — еще в пору его легендарной молодости. Самое обычное Веретено может не только скручивать Тоннель, но и производить обратную операцию — так же, как я делаю вот с этим одеялом… — Коротким движением он разворачивает тугой, слабо жужжащий рулон, снова раскладывая одеяло по постели.

Очень наглядно у него получается. Операция и в самом деле несложна — всего лишь поменять в бортовой системе Веретена программу взаимодействия плоскостных генераторов с трехмерными сгущателями. Аппарат будет двигаться как бы задним ходом, «наоборот». Медленно, конечно, не сравнить с процессом резонансного рассеивания, но все же. До Большого Лба такая очевидная мысль в голову никому не приходила, потому что казалось совершенной нелепостью уничтожать Тоннель, пусть даже с целью оптимизации Узора. И это объяснимо — для тех времен. Но теперь-то, теперь… Свободный Охотник отбрасывает одеяло ногой.

— Слепцы, они и есть слепцы!

Девочка вдруг оказывается рядом с ним.

— Мы еще поборемся, — шепчет она ему. — Мы им еще покажем, правда?

Кулаки Свободного Охотника медленно разжимаются.

— Есть третье решение, — так же тихо отвечает он. — Об этом я и хотел с тобой посоветоваться. Сразу хотел, да как-то не получалось…

В голосе его что-то такое, от чего дочь гипа пугается:

— Что ты задумал?

Он бесстрашно смотрит ей в глаза.

— Понимаешь, высокородные стратеги мечтают захватить Первый Внегалактический, но ведь они не знают координат Входа или Узла. Это ГЛАВНАЯ ТАЙНА тварей. Документы, которые мне подарил твой несчастный отец, не открывают тайну. Короче, Сферосовет не знает ГЛАВНОГО. Зато я знаю это.

Дочь гипа осторожно отодвигается, отступает, опускается на постель. Она сплетает пальцы рук в нервный комок. Она всё поняла.

— Помнишь, ты следила за перемещениями «Универсала-Плюс», когда Бархатный взял меня в плен? — увлеченно продолжает герой. — И сигнал вдруг пропал. Помнишь?

— Да, — покорно реагирует она.

— Ты тогда подумала, что меченый робот-истребитель уничтожен, вот след и потерян. А через несколько сотых сигнал маяка снова возник, причем в том же месте, где исчез. На самом деле сигнал пропал потому, что этого Тоннеля нет на Карте. В том месте находится Внегалактический Узел, Хозяюшка. Координаты известны — спасибо бортовой системе, которая все и всегда запоминает.

— Когда ты уходишь? — просто спрашивает девочка.

— Я пойду не один. На границе Фрагмента меня ждет Ласковый в своей разведкапсуле. Если я не найду себе другого корабля, ты доставишь меня к Ласковому, после чего вернешься сюда. «Универсал — Сорок Семь» останется тебе.

— Значит, ты принял решение?

— Да, моя маленькая. Внегалактический Тоннель должен быть уничтожен.

— Может, попытаешься сначала связаться с кем-нибудь? С гипом Связи, например… Или с Гладким — по-моему, он хотел с тобой договориться.

— Гладкий уверен, что мы погибли, поэтому не стоит его разубеждать. С гипом Связи поговорю обязательно. А тебя я прошу — не обольщайся насчет своего брата. Я понимаю, как трудно терять единственного оставшегося в живых родственника… Подумай вот о чем. Звероиды хорошие бойцы, но к творчеству органически неспособны, не смогли бы они придумать такой великолепный план — сначала захватить гипархат Пустоты и только потом организовать Первую Атаку. Для этого нужна голова человека. Не надо иллюзий, прошу тебя. Сын гипа воспользовался тварями, чтобы утвердить личную власть над Галактикой.

— Я его ненавижу, — звенит дочь гипа. — Ненавижу.

Сильные слова сказаны, наступает время пауз. Один томительный вздох сменяет другой, прежде чем девочка решается возобновить разговор:

— Я знаю, мы с тобой больше никогда не увидимся. — Она старается не всхлипывать. — Ты украдешь Веретено, уйдешь в Тоннель и вернуться уже не сможешь. Если, конечно, тебя не убьют раньше.

— Решение принято, — ровно говорит он.

— А как же выборы Генерального? Ты мечтал восстановить Управление…

— Управление восстанавливается. У гипов наконец появилась общая цель — Мерцающие Усы. Что касается выборов Генерального, то ответ даст жребий. Было принято предложение гипа Связи. Разумеется, я сам дал согласие на такой вариант, но, думаю, без моего участия этот спектакль прекрасно обойдется. Полную Карту я им все равно не отдам, родовой монополии меня пока никто не лишил.

— А как же служба Узора?

Свободный Охотник зло усмехается:

— Генеральным мне не быть, а к высокому званию гипа Узора я не успел привыкнуть. Службой Узора будешь ты, моя хорошая.

— Я?

В ее взгляде — настоящая паника. Взгляд ее мечется по спальне, не находя, за что зацепиться.

— Вот мы и добрались до конца разговора, — очень серьезно, очень спокойно говорит юноша, подсаживаясь к девочке, обхватывает одной рукой ее дрожащие плечи, другой рукой по-хозяйски поворачивает ее застывшую голову к себе лицом. Взгляды встречаются. — Мы все сделаем официально, чтобы ни один червь не посмел усомниться в твоих правах. — Юноша решительно кивает. — Настало время основать гипархат Узора, который в случае моей гибели перейдет в твое владение. Ты согласна?

— Я согласна, — с усилием двигает она губами.

— Умница, — радуется гип Узора. — Я побаивался, что ты заупрямишься. Тебе пока нет двадцати, так что постарайся скрывать мое отсутствие. Если тайна раскроется раньше времени, выставишь ультиматум и убежишь в Тоннели. Станешь Неуловимой — как я. Но когда достигнешь двадцати, смело возвратишься и вступишь в законное владение гипархатом Узора… Впрочем, бегство — это чрезвычайный вариант. Пойдем, маленькая, пойдем скорее.

— Куда?

— В комнату Всеобщей. С хозяевами дома я договорюсь, они станут инженерами нашей свиты.

— А зачем — во Всеобщую?

— Ну, как же иначе? Официальная церемония. Галактика должна узнать, что гип Узора женится. И что женой его станет дочь гипа Пустоты, носящая титул Сорок Седьмой. Так ты согласна или нет?

Дочь гипа, не дослушав, ступает к выходу — прямая, гордая, сильная…

PAUSE

Он употреблял слово «болезнь», и я больше с ним не спорил. Самым странным, по мнению моего знакомого психотерапевта, была именно динамика болезни. «Синдром овладения» действовал не постоянно. Бред обрушивался на парня, как цветочный горшок, сброшенный с подоконника расшалившейся кошкой — внезапно и подло. Следовала фаза возбуждения, во время которой от него бесполезно было добиваться чего-либо, кроме идиотских фраз типа: «Команду можно дать руками, пальцами, голосом, глазами…» Потом начинал беспрерывно говорить — то ли сам с собой, то ли с кем-то еще, — на языке, состоящем из одних только цифр. Если его о чем-то спросить, он откликался вполне осмысленно, но мог и рассердиться, если вопрос ему не нравился. Когда он сердился, всегда кричал одну и ту же фразу: «Белого Странника нужно уничтожить!» Укол транквилизатора действовал, как снотворное — мальчик засыпал. И просыпался уже нормальным, прежним. Почти нормальным. Критическое отношение к себе и к своему состоянию возвращалось, но бред все равно оставался — в виде образов, описать которые бедняге не удавалось. Или не хотелось. Бред незримо присутствовал, хоть пациент и соглашался, что ничего этакого с ним не было и быть не могло. Он соглашался с очередным врачом легко, охотно, лишь бы самому поверить в то, что он всего лишь болен — я это видел. А видел ли это врач?

«Плоских Вселенных не существует, потому что в них нет Главного. В них нет места Богу», — полагал Александр Ильич, пусть и выразив свою мысль другими словами. Неужели он тоже не увидел очевидного?

Он разъяснил мне, что шизофрения иногда развивается волнообразно: подъем, спад, подъем, спад (на психиатрическом жаргоне — «шубообразно»). Бред временно отступает — срок ремиссии в некоторых случаях доходит до двадцати лет, — и снова возвращается, уже на новом уровне. Но не бывает, чтобы периоды помрачений длились так недолго — максимум час! Волнообразное течение болезни встречается также у эпилептиков, рассуждал Александр Ильич вслух. Особенно, в случае височной эпилепсии: на фоне нарастания активности начинается бред, а после приступа — исчезает. Но ведь мальчику делали энцефалографию и реоэнцефалографию. Не обнаружено ни очаговости, ни судорожной активности. Электрический фон и тонус сосудов головного мозга в норме. Наш больной, как выяснилось, совершенно здоров… А вот вам другая странность, успокаивал меня детский психотерапевт. Бедолаги, страдающие синдромом овладения, обычно не ищут спасения и защиты у близких людей. Типичная картина противоположна — подозрительность, тотальное недоверие, страх. Как это совместить с поведением мальчика, у которого все наоборот? Выпороть его и выгнать, чтобы не морочил занятым людям голову…

— Что же нам делать? — спросил я.

— Для начала будем делать психодиагностику. Проверим сохранность личности на данном этапе. Это во-первых…

— Я заплачу, как положено, не сомневайтесь.

— В рабочее время мне платит государство.

— Сейчас у вас перерыв.

— Потом об этом поговорим. Во-вторых, нам еще придется подробно изучать, чем занимается персонаж, вселившийся в вашего сына. Сведений, которые мы имеем, явно недостаточно. Похоже, кстати, что этот персонаж также страдает бредом овладения. Любопытное получается наслоение, болезнь внутри болезни…

— А лечение? — не выдержал я. — Есть какие-нибудь методы?

— Колобку не терпится в печку. «Я от мамы ушел, я от папы ушел, а от вас, Александр Ильич, уходить уже некуда…» Без того, о чем мы начали говорить, никакое лечение невозможно. Что касается методов… Наркопсихотерапию или наркогипноз я вам пока не предлагаю. Посмотрим, что даст «эн-эл-пи», нейро-лингвистическое программирование. Слышали о таком?

— Программирование, — с ненавистью повторил я. — Компьютерное моделирование психики, что ли?

Психотерапевт улыбнулся, сморщив веснушчатый нос. Впрочем, чужое невежество его вовсе не веселило, равно как и не раздражало. Просто нейро-лингвистическое программирование сейчас настолько модно, настолько часто им пугают детей и взрослых, что странно было бы об этом не слышать. Подавляющая часть рекламы использует механизмы «эн-эл-пи», плюс современные способы ведения допроса на них основаны, мало того, в различные секты людей затягивают, а затем зомбируют опять же при помощи нейро-лингвистического программирования. Так пишут в газетах, и все это, кстати, сущая правда. Компьютеры здесь совершенно ни при чем, субъектом программирования, скорее, является сам человек. Но пугаться не нужно! Для метода есть множество барьеров, иначе не нужна была бы наркотерапия, и наконец, во врачебной практике все выглядит несколько иначе. Суть такова: врач входит в контакт с пациентом, не борясь с ним, не спорит, что тот «герой Космоса», а использует его же структуру личности, его же представления об окружающем мире. Затем наступает второй этап — собственно беседа. В нашем случае врач, как некий персонаж, будет общаться с другим персонажем, не оспаривая главного — реальности его мира. Только таким образом и вытаскивают прошлые воплощения всевозможных «героев», то есть их истинную жизнь.

Так я понял короткое пояснение, данное мне Александром Ильичем.

— Вы что, собираетесь стать одним из персонажей? — спросил я его, потрясенный до глубины души. — Это возможно?

Неужели — возможно? ОДНИМ ИЗ ПЕРСОНАЖЕЙ…

— Ну, прежде надо дождаться, когда бредовая идея в очередной раз вернется к мальчику. А далее, чтоб вам было ясно, я приведу одну из предположительных схем. Я скажу ему: «Ты — такой-то герой, с таким-то именем. С тобой вышел на связь другой герой; это — я. Мы должны обсудить, что бывают в жизни ситуации, когда одни герои сменяют других. Вот я, например, до того, как стал персонажем, был Александром Ильичем, детским психотерапевтом. А ты — до того, как стал героем, кем был раньше?» Или вот такой прием: врач, став персонажем, может доказать пациенту, что тот делает своему миру нечто плохое, чтобы вызвать в нем желание вернуться обратно.

Я ужаснулся:

— И все? Так просто?

Это была точка фиксации. Оказывается, все так просто…

— Нет, — дернул врач щекой, слегка огорченный тупостью гостя. — Наоборот, метод очень сложен. Нужно уметь быстро мыслить в каждую секунду времени, есть даже такое понятие — единица общения…

Бессознательное желание спрятаться от нестерпимой ситуации толкало меня в спину, и наконец я нашел, за что уцепиться! Решение было найдено. Я увидел Вход.

— Ну что, попробуем? — предложил Александр Ильич. — Привозите его завтра, с самого утра.

— Можно, я подумаю?

— О чем?

Некоторое время мы оба молчали. Мой собеседник то ли обиделся, то ли не мог справиться с удивлением. Он ждал, помаргивая, он смотрел сквозь меня — на часы, висящие за моей спиной. «Я все-таки хочу понять, — жалобно напомнил я о себе, чтобы не быть позорно изгнанным. — Малыш не помнит своего имени, вернее, не всегда помнит, даже в периоды просветлений — с этим-то что делать?» Опять я соврал, ничего такого я уже не хотел понять. Другой вопрос жег мои голосовые связки, но освободиться от него я пока не решался… Александр Ильич перестал смотреть на часы. Перерыв между утренним и вечерним приемом продолжался, идти хозяину кабинета все равно было некуда. Не помнит своего имени, удовлетворенно подтвердил он. Естественно, зачем человеку это помнить, когда человек — другой? Подобные потери говорят о глубине вхождения в образ. Что теперь делать? Напоминать больному его истинное имя бесполезно — он еще глубже будет уходить, сработает принцип отталкивания. Лечение здесь только комплексное и, к сожалению, длительное. Сказано же: метод «эн-эл-пи». Если не поможет, тогда — гипноз на фоне наркотерапии…

И еще у нас проблема с цифрами! — вспомнил я. Когда преувеличивают значение числовых кодов, придают кодам личностные свойства, делят их на плохие и хорошие — что это означает? Бывает ли такая болезнь — «цифропсихоз»? Почему, например, мальчик ненавидит восьмерку, есть ли этому хоть какое-то объяснение?

Как раз насчет восьмерки, зевнул психотерапевт, можно спросить у него самого. Задать прямой вопрос, выслушать его версию и подумать — не удастся ли в дальнейшем сыграть на такой вот неувязочке: зачем в том мире существует слово «восемь», если в восьмеричной системе счисления эта цифра отсутствует? Нет здесь неувязки, тоскливо возразил я. «Восемь» и «десять» — слова-синонимы, первое из которых устарело, и это так же верно, как и то, что десять следует за цифрой семь. «Вы шутите, — спокойно кивнул мне собеседник. — Ну что, это хорошо…»

Я не шутил, я просто никак не мог решиться. Я искал спасения и защиты у совершенно постороннего человека, что наверняка было нетипично для картины моего собственного душевного расстройства. «Нелюбовь к кошкам, выросшая до галактических масштабов, — терзал я привычного ко всему доктора. — Встречался ли вам раньше такой симптом?»

Нелюбовь к кошкам? Александр Ильич пожал плечами: он, к примеру, тоже недолюбливает этих тварей, ну и что с того? А кто-то, к примеру, с отвращением относится к собакам. Патологическая ненависть к кошкам встречается у шизофреников, которые верят в перевоплощение людей в животных (а вот это уже симптом, которого в нашем случае, к счастью, нет). Решит такой бедолага, что его тетя, измывавшаяся нам ним в детстве, якобы превратилась в соседскую Мурку, и пошло-поехало…

— Доктор, неужели вы не чувствуете, как это важно — кошек человек любит или собак? — Я неожиданно разгорячился. — Или хуже того — крыс?

— Я знаю другое — кошки не сбиваются в волчьи стаи, не способны объединяться.

— Это в нашем мире неспособны.

— В том-то и дело. Еще одно доказательство абсолютной искусственности его мира. Пожалуй, только присутствие в сюжете бреда реальных психотравмирующих обстоятельств связывает бред с личностью нашего пациента…

Пауза сильно затянулась. Невысказанный вопрос болел в моем горле, как нарыв. Врач продолжал размышлять — о том, что печальную историю своего старшего брата мальчик перенес в сюжет в виде многочисленных плохих персонажей, оказывающихся чьими-либо братьями-предателями. О том, что список подобных переносов на этом не заканчивается. О том, что отношение молодого человека к кошкам может быть объяснено самым неожиданным образом — ну, скажем, сутенеров в криминальной среде называют «котами», а ведь молодой человек крайне начитанный товарищ… В общем, пора было будить пацана и уносить ноги.

— Мать звала его «котенком», когда хотела унизить, — вспомнил я. — Для нее, кстати, все мужики — коты.

— Очень интересно, — вежливо согласился Александр Ильич. — Что вы надумали? Мне ждать вас завтра?

Он искренне желал нам помочь — скулы сводило от этой неловкой ситуации.

И тогда я заставил себя вытолкнуть из горла застрявшие слова:

— Я все хочу спросить, доктор… Сумеет ли неспециалист стать одним из персонажей? Или без специальной подготовки нечего и пытаться?

Он бесконечно смотрел на меня, легко помаргивая. А может, немая сцена длилась всего мгновение? Его бесцветные глаза ничего не выражали. Профессионал, привычный ко всему, решал в уме задачу — что бы значил мой странный интерес? — и решив, сказал следующее:

— Поймите, чем бы вы ни считали случившееся, оно все равно выглядит, как болезнь. И лечиться оно должно тоже как болезнь. Что касается нейро-лингвистического программирования, то это очень сложная, длительная техника, где все учитывается — жесты, дыхание, построение фраз… — он улыбнулся.

Он улыбнулся этак хитро, непросто, показательно: мол, внимание, сейчас мы будем остроумно шутить, после чего добавил, улыбаясь и улыбаясь:

— Еще, пожалуй, я повторю вам то, что говорил раньше. Психоз способен распространяться и на других людей, причем, чаще всего — внутри отдельно взятой семьи. Есть такой феномен, имейте в виду. Так что будьте осторожны, договорились?

— Я буду осторожен, — торжественно пообещал я…

CONTINUE

34

…Гордость и сила не мешают проявлению простых человеческих чувств. На лице гипа Связи — недоверие, густо смешанное с восхищением. Он поражен: как его молодому другу удаются такие трюки? Ведь в том Фрагменте, где компания Неуловимого попалась в ловушку — невообразимое месиво!

— Чудеса, — только и произносит он…

Властитель разговаривает при помощи лекарь-системы, не раскрывая рта. Прозрачная пленка биосинтетика, стягивающая гипа Связи, не скрывает страшных увечий — вся левая половина его тела превращена в нечто рваное, бесформенное, словно огромная пасть вцепилась в этого человека и откусила здоровенный кусок. Рука отсутствует. Голова и другие части тела обожжены. Гип Связи неузнаваем. Под пленкой биосинтетика шевелится активная слизь — властитель лечится.

— Без тебя мы бы не спаслись, — ровным голосом отвечает Свободный Охотник.

Ох, как приятно гипу Связи это слышать. И все-таки пусть наш герой побережет учтивость для многочисленных дураков, потому что догадаться нетрудно — жизням беглецов ничто не угрожало, и спасаться им было не обязательно. Дедушка Гной берег бы пленников и любил покрепче, чем свои подрастающие клонированные тени. Но герой сделал выбор…

— Прости, мой друг, я не могу подобрать достойных слов, чтобы оценить силу твоих убеждений, — заключает гип Связи свое приветственное слово.

Свободный Охотник отметает услышанное взмахом руки.

— При чем здесь учтивость? Если бы не твоя помощь, никакого выбора у меня не было бы. Твоя помощь, плюс некоторая доля везения. Кого мне еще благодарить, как не тебя?

— Некоторая доля везения! — собеседник корчится в беззвучных попытках засмеяться.

Последние события ясно показали: удача, как верная женщина, не отходит от молодого воина ни на шаг. Прямой Курьерский разодран на куски, гипархаты Пустоты уже переругались, кому все это восстанавливать. Беглецам повезло так, что отныне гип Связи готов поверить любым слухам про Неуловимого. Абсолютно любым.

— Сокрушительная мощь вашей удачи сравнима разве что с фотонной воронкой, которую вы оставили врагам на память! — задыхается он от радости. Увы, смеяться ему пока нельзя, такое удовольствие может плохо кончиться.

— Фотонная воронка, раскрутившаяся на месте гибели Неуловимого, — объявляет Свободный Охотник с предельной торжественностью, — есть не что иное, как гнев Всех Систем. Распространи, пожалуйста, эту информацию как можно шире, гип. Галактика проснулась, предателям и выродкам не будет в ней места.

Непонятно, шутит он или нет. Впрочем, это неважно, потому что разговор ненадолго прерывается. Израненного властителя погружают в коллоидную ванну — видна только его голова. Начался плановый сеанс протезирования, поясняет лекарь-система, пусть высокородные собеседники не обращают внимания. Биосинтетик, оказавшись в питательной среде, тут же вступает в реакцию, выделяя сероводород.

— Прости, — морщится Свободный Охотник, — я отключу запах. Что с тобой случилось?

Наконец этот вопрос прозвучал. К сожалению, ответ очевиден:

— Задело выбросом из аннигилятора.

— Кто поднял мятеж?

Еще один пустой вопрос.

— Не было мятежа, не было попытки захвата власти! — волнуется раненый. — Мы опередили мерзавцев, иначе так просто эта история не закончилась бы.

— И ты говоришь «так просто»? — искренне изумляется герой. — Преклоняюсь перед твоим мужеством, великий гип.

Лицо властителя искажается. «Вместо великого гипа — одна сплошная рана…» — бормочет он. Синтезированная речь вряд ли способна передать ту степень отвращения, что одолевает высокородного пациента. Получается лишь горькая усмешка:

— Я без предубеждений, ничего не имею против биосинтетического протезирования, в отличие от моей жены…

Ничего, потерянное тело восстановится — назло врагам и дуракам! Раненому уже гораздо легче. Вот на последнем заседании Сферосовета, вспоминает он, было тяжело — в таком состоянии и в таком виде…

— Если из нас с тобой кто-то и должен кого-то благодарить, — неожиданно и невпопад продолжает гип Связи, — так это я тебя. Раскрыть заговор позволила твоя просьба временно умертвить Всеобщую, знай это. Вы все представить себе не можете, какая катастрофа едва не произошла. То, что мой старший брат жив, я выяснил бы слишком поздно. А его нынешнее имя, возможно, не узнал бы вовсе.

— У тебя есть брат?

— Был.

— Убит? Прими мои соболезнования.

— Нет, он жив, если можно так выразиться.

— «Метро-Новости» не сообщили, кто организовал мятеж. Предатели, которых вы у себя разоблачили, были подкуплены твоим братом?

— Я бы не назвал этих людей предателями. Они из числа сотрудников, которые еще помнили прежнего руководителя и оставались ему верны. Просто старые идиоты.

— В Хрониках нет упоминаний о твоем старшем брате, гип. Не хотел бы ты пояснить…

— Потому что он давно уже не Истинный. Надеюсь, ты не потребуешь, чтобы я рассказал, почему именно я много Единиц тому назад принял гипархат Связи, и за что мой отец изгнал первого своего сына из дворца, лишив его цветной пряди в волосах?

— Прости.

— Это ты меня прости, — остывает гип Связи. — Кто же мог предположить…

Он замолкает, вдруг потеряв интерес к разговору. Возможно, во взбудораженном мозгу вновь проснулась боль от раны, возможно, перед закрывшимися глазами встали давно умершие воспоминания.

— Повсюду одно и то же, — гадливо говорит Свободный Охотник, выждав положенное время. — Я все понимаю, друг. Сколько Истинных, столько и желающих посидеть на троне. Власть — это единственный вид наследства, который невозможно разделить.

Гип Связи устало возражает:

— Нет, дорогой мой, борьба за власть не имеет отношения к нашему случаю. Моему братцу не нужна такая малость, как пост гипа в родном гипархате, и никогда, к сожалению, не была нужна.

— А что ему тогда нужно?

Очередной вопрос задан. Тягостный разговор, увы, должен быть продолжен.

— Пульс Мира, — отвечает высокородный собеседник. — Не больше и не меньше. Представь себе — поймать жадной рукой Пульс Мира, превратить жизнь в иллюзию… Если ты сейчас расхохочешься, я не обижусь.

У Свободного Охотника нет желания хохотать. Долгие скитания помогли ему убедиться — все самое невероятное, что люди способны себе представить, когда-нибудь происходит в реальности.

— Значит, твой брат озабочен поисками Кварцевых Сердец? — уточняет он. — Я правильно понял?

— Скажу тебе правду, мой друг. Мы допускаем, что один из Кварцев уже найден, для этого у мерзавцев были все возможности.

— Который из двух?

— Тот, который, согласно Хроникам, спрятан где-то в Центре.

— В Центре?

Вот теперь бы Свободному Охотнику и расхохотаться — на пару с шутником гипом. «Были все возможности…» Если легенды не врут, одно из Сердец действительно странствует в тех бескрайних пространствах, где висела когда-то планета Точка, но кто угадает, где это? Кому под силу перетряхнуть центр галактического хаоса?

Жаль, что гип Связи вовсе не шутил.

— Им достаточно найти вторую реликвию, чтобы мир окончательно рухнул, — выносит он горестный приговор. — А иначе зачем моему свихнувшемуся братцу было готовить захват Всеобщей, зачем его выродкам было гоняться за Неуловимым? Очень хочу надеяться, что я ошибаюсь…

— Подожди, — вскакивает юный воин с пола, — при чем здесь Неуловимый?

Его порыв остается незамеченным.

— Кто же мог предположить… — чуть слышно произносит гип Связи, одолеваемый то ли задумчивостью, то ли смертной тоской. — Видишь ли, мой отец был уверен, что этот ненормальный, лишенный всего и вся, позорно погиб в изгнании. Иного и быть не могло, ведь наша семья получила подробную запись его гибели… — синтезированный голос слабеет с каждой новой фразой.

Свободный Охотник, наоборот, увеличивает громкость, забыв про вежливость:

— Да кто он такой, этот твой брат?!

— Тебе передадут запись. Сам увидишь и узнаешь.

Высокородный собеседник больше не хочет говорить — его личная лекарь-система готова отключить информационный канал. Свободный Охотник рискует задать последний вопрос:

— Вот ты сказал, что благодаря мне открылось новое имя твоего старшего брата. Не будет ли справедливым, если ты поделишься со мной этим открытием?

Гип Связи приоткрывает глаза.

— Стыдно признаваться… Хотя, дорогие мои, ответ до смешного прост. Теперешнее имя мерзавца — Повар Гной…

35

…И опять оно! Опять это мерзкое сочетание звуков нарушило гармонию мира! Казалось бы, повелитель недолюдей, бывший когда-то Истинным, а теперь с гордостью откликающийся на прозвище Повар Гной, должен оставить Галактику в покое. «Метро-Новости» не устают повторять: «…Ядро Союза бластомеров уничтожено!..», «…В одном из Прямых Курьерских сожжен целый эмбриобласт!..», «…Фотонная воронка разметала оставшиеся капсулы по Космосу!..» Короче говоря, боевая мощь Центра надолго подорвана. Расхохотаться бы и забыть позорное имя врага. Однако не получается. Самому могущественному из Дедушек, оказывается, не нужно являться лично или пробиваться сквозь толщу информационных каналов, чтобы вмешаться в события и разрушить чужие планы…

Так думает Свободный Охотник, отгоняя досаду. Разговор с гипом Связи прерван. Дело, ради которого был потревожен высокородный друг, не удалось даже начать. Время движется, Пульс Мира исправно отсчитывает микро-миги галактической истории, а героический план завис — на первом же шаге… И еще Свободный Охотник думает о том, как все странно сплетено в этом огромном пустынном мире. Записи, сделанные в гипархате Связи, уже изучены им, любопытство удовлетворено, и теперь только одно тревожит молодого воина. Нет, вовсе не то, что руководитель гипархата и Повар Гной оказались связаны родственными нитями (ненавидящие друг друга родственники — это слишком привычно, здесь нечему удивляться). Удивительно другое: невидимая, но определенно существующая зависимость между чудесными победами Неуловимого и катастрофами в жизни его друзей и соратников. Зависимость подтверждается раз за разом. Кто бы объяснил, зачем это, какой в этом высший смысл?

«Очередное доказательство того, что взаимная корреляция любых событий полностью определяется священными Системами Интерполяции и Экстраполяции», — пожал бы плечами зануда жрец, если бы услышал вопрос. И был бы не прав (ответно пожимает плечами Свободный Охотник). Мы-то знаем, что все процессы в нашем мире регулируются лишь двумя силами — Единой Системой и человеком…

Впрочем, вынужденная пауза в разговоре потрачена с толком. Не понадобилось даже покидать комнату Всеобщей. Прежде всего — достигнуто полное взаимопонимание с хозяевами нового убежища. Приютившая беглецов семья с воодушевлением приняла те совершенно невероятные предложения, которые ей были сделаны. Второе: установлен контакт с руководством местного Фрагмента, то есть куплена поддержка и этой участвующей в операции стороны. Третье: детально проработана блок-схема предстоящей операции (безумную по своей дерзости атаку, замышленную Свободным Охотником, будущие историки наверняка назовут Последней). Куплен и снаряжен подержанный корабль штурмового класса «Кулак», просчитаны Нити маршрутов. Даны окончательные инструкции другу Ласковому, который скрытно курсирует вдоль границ Фрагмента. Иными словами, кто только не удостоился чести пообщаться с новым гипом Узора!

Забытой, как ни странно, оставалась одна Хозяюшка.

Особенно ценно то, что удалось договориться с Президентом Фрагмента. Новому гипу Узора будет предоставлено временное жилище (класса «Крепость», реактивированное совсем недавно), в обмен на подробные карты всех десяти Фрагментов, окружающих условный октаэдр. В перспективе гипархат Узора получит от трехмерной власти и форспластиковую планету, поскольку Президент, этот старый жулик, прекрасно понимает, насколько важны происходящие в его республике изменения. В частности, карты всех соседних Фрагментов позволят ему наглухо закрыть Метро от любых нежелательных гостей, обеспечить оборону своих объектов на совершенно ином уровне. Впрочем, оборона — первейшая задача и возрожденного гипархата, так что желания высоких договаривающихся сторон счастливым образом совпали…

Когда гип Связи вновь появляется в информационном канале, все прочие дела уже закончены. Гип Связи возвращается к разговору энергичным и полным раскаяния:

— Мне доложили, — говорит он, — что ты успел подключиться к секретной записи совещания.

— И сделал это довольно давно, — соглашается Свободный Охотник.

— Прости, что сразу не смог обсудить интересующие нас обоих вопросы. Но теперь…

Теперь гипу Связи несравненно легче. В очередной раз его не узнать. Изуродованное взрывом тело восстановлено почти целиком. Кроме руки. Потерянная рука наращена пока не полностью, это единственный недостаток властителя.

— Да, я ознакомился с последними решениями Сферосовета, которые вы приняли без моего участия. Блестящий тактический ход — опередить всех и вся, включая здравый смысл. — Герой вежливо улыбается.

Гип Связи торопится с объяснениями:

— Милый друг, что нам еще оставалось после катастрофы в Прямом Тоннеле, кроме как скорбеть о твоей гибели? А мои собственные неприятности, назовем их так, не позволили мне в должной мере влиять на процессы. Третья фаза совещания была уже подготовлена — не отменять же ее из-за…

— Из-за потери Полной Карты, — весело заканчивает Свободный Охотник чужую мысль. — Шучу, гип. Просто принятый вами план действий мне не нравится, поэтому участие моего гипархата в его реализации сведется к минимуму.

Высокородный собеседник недружелюбно молчит. Фокус канала смещается, обнаружив невидимые ранее подробности: гип Связи располагается отнюдь не в коллоидной ванне, и даже не в силовых объятиях лекарь-системы, а в тронном зале. Вернее, в большом базисном кресле, царственные линии которого сориентированы в строгом соответствии с векторами Системы Координат. Поверхность пузыря, окружающего кресло властителя, целиком состоит из информационных куполов. Бездонно-черные ячейки пригашены. Тронный зал изрядно пострадал во время недавних беспорядков, но специалисты гипархата восстановили его с потрясающей быстротой. Любая точка гипархата готова открыться хозяину тронного зала по первому зову: команду можно подать голосом, рукой, пальцем, взглядом…

— Ты отказываешься участвовать в нашей атаке на Сорок Седьмой? — мрачно осведомляется гип Связи.

— Мы будем безотказно снабжать формируемый Сферосоветом флот всеми необходимыми маршрутами и картами. Кроме того, в следующих фазах совещания гипархат Узора так же будет представлен — либо мной, либо моими правопреемниками. Но не больше того, высокородный гип. Уж тебе-то известно, что я думаю насчет попыток захвата Мерцающих Усов, и ваше дружное помешательство только укрепляет меня в этом мнении.

— Несколько раз ты употребил выражение «мой гипархат». Я не ослышался?

— Все правильно. Более того, я хотел с тобой поговорить вовсе не затем, чтобы обсудить итоги совещания, как могло показаться. Есть тема поважнее… — Свободный Охотник выдерживает паузу, чтобы собеседник осознал услышанное, и только потом задает вопрос, с которого решил начать. — Что ты сделал со своим системным жрецом?

Гип Связи сжимает единственный из оставшихся у него кулаков:

— Мой системный жрец, как и остальные старики, тайно служил другому хозяину.

— Да, я уже видел подаренные тобой записи. Его нет в живых?

— Я разрешил этому глупцу выбрать ту смерть, которая ему больше нравилась. Ничего иного сделать для него я не мог. Почему ты спрашиваешь?

— Нужно отправить кое-какие документы в Хроники, — объясняет Свободный Охотник. — Вот такое у меня дело. Остался ли в твоем гипархате кто-нибудь, кто имеет право сжигать записи в храмовых поглотителях? Там, где я сейчас нахожусь, найти посвященного не просто, да еще такого, которому можно доверять.

Несколько мгновений гип Связи занят — обменивается жестами со своими подчиненными. Затем возвращается в беседу — подтянутый, величавый, поистине высокородный:

— Я сам это выполню.

— Ты?

— Я получил полномочия от Пантеона Всех Систем. Временные, конечно, пока в гипархат не прибудет новый жрец. Вернее, новая семья посвященных, жрец с женой и наследниками. Говори, мой друг, прошу. Режим записи «личный» изменен на «официальный». — Подтверждая значимость сказанного, он принимает позу «Начального Базиса», то есть вытягивает обе ноги и единственную руку в направлении главных галактических векторов. Поза символизирует древний родовой знак гипархата Связи.

Речь Свободного Охотника становится тверда и безупречна, он так же уверен в себе и в своем знаке Высокого Рода:

— Благодарю. Я, новый гип Узора, чьи полномочия проверены и подтверждены, объявляю. Гипархат Узора воссоздан. Мое местонахождение отныне не является тайной. Дворец гипа и основные службы располагаются в одном из Фрагментов, ограниченном средними цифрами Второй и Третьей Косой Координат. Показываю точные границы условного октаэдра в координатах Спирали. Форма правления, принятая во Фрагменте — президентская республика. Согласие Президента получено…

Гип Связи всматривается в модель Галактики, отыскивая указанный октаэдр, и лицо его почему-то брезгливо морщится. Слышен сдержанный вздох: «Знаю я этот Фрагмент. Республика контрабандистов. Что за блажь?..»

— …Теперь представляю ведущих сотрудников своей свиты…

В эпизод молчаливо вступают прочие действующие лица. Мужчина и женщина, зрелость и опытность которых подчеркнута строгими монохромными одеждами (это и есть хозяева дома, приютившие высокородных беглецов). Следом — молодой парень чуть старше Свободного Охотника, одетый в эффектные диатонические пленки (сын хозяев). И наконец — дочь гипа Пустоты, чей титул «Сорок Семь» (красивая, недоступная, странная).

— Рядом со мной — управляющий делами гипархата… — начинает перечислять Свободный Охотник (мужчина придвигается к нему и с достоинством поднимает руку). — Этот инженер решает проблемы нашего благоустройства, в его компетенции все организационные и технические вопросы. Далее — учредитель списка персонала… (Женщина изящно прикладывает руки ко лбу.) …Она отвечает за подбор и расстановку личного состава. Далее — руководитель службы безопасности… (Молодой человек просто улыбается, непроизвольно шагнув к своему отцу.) …Он обеспечивает охрану границ Фрагмента — совместно с коллегами из трехмерных служб, — и, разумеется, осуществляет некоторые особые действия, направленные на сохранение нашей монополии. Наконец, главное. Топологический тезаурус, больше известный как Полная Карта, находится отныне в совместном владении гипа Узора и его жены. Функции службы Узора будет всецело обеспечивать жена гипа, от приема и рассмотрения заявок до выдачи Нитей маршрутов… (Хозяюшка стоит неподвижно, не совершая ни единой попытки обратить на себя внимание.) …Кроме того, жена гипа в отсутствие мужа единолично контролирует счета в Цезиевой Кассе гипархата и ведет переговоры с представителями высшей светской и высшей технической властей. Разумеется, все без исключения сотрудники гипархата полностью ей подчинены…

Гип Связи, до этого момента слушавший с образцовым спокойствием, не выдерживает:

— Дорогой друг, я бесконечно рад, что ты решил сделать столь впечатляющий шаг, но позволь спросить — кто станет твоей женой?

Герой замирает на полуслове. И вдруг начинает хохотать — с неестественным, яростным облегчением. Словно пружина лопнула, освободив его тело от изнурительного ожидания удара.

— В этой пузырящейся болтовне можно не только утопить невесту, но и само желание жениться! — говорит он. — Надеюсь, режим записи все еще официальный?

Свободный Охотник берет Хозяюшку за руку и ставит ее в фокус Всеобщей, рядом с собой. Девичья ладонь холодна, как Космос.

— Она? — ничуть не удивляется собеседник. — Ей ведь нет двадцати, правильно?

— Это не является препятствием, поскольку гип Сорок Седьмого дал согласие на брак. Все сомневающиеся могут просмотреть запись нашего с ним разговора, сделанную бортовой системой моего «Универсала». Статус записи, увы, «личный», но в тех условиях получить иной статус было невозможно. Собственно, гип Пустоты и помог мне бежать из плена, как будущему мужу его дочери, разве не так?

— Никаких сомнений, юноша, — мягко возражает гип Связи. — Я обязан был задать вопрос, поскольку ситуация не вполне обычна. А ваши объяснения удовлетворят любого чистюлю. Честно говоря, у меня сердце щемит от радости за вас… за вас обоих…

Искренность сказанного пробивает броню. Юный воин будто бы распрямляется, голос — будто бы теплеет. И рождаются слова, подытоживающие все происходящее:

— Когда-то, очень давно, наши с Хозяюшкой отцы были дружны. Жаль, что обстоятельства затем повернулись иначе. Память об этой дружбе свята для нас… Мы пришли просить тебя, высокородный гип — можешь ли ты засвидетельствовать ритуал?

— Сочту за честь, милые мои дети. Гипархат Связи будет оберегать ваше счастье, затыкая грязные рты интриганов и сплетников.

— Тогда поторопимся, друг.

— Прости, но я вынужден задать последний вопрос: готова ли высокородная дочь гипа Пустоты участвовать в ритуале?

— Я готова, — отвечает Хозяюшка, тщательно проговаривая каждый звук. Достает перстень, оставшийся ей от матери. Надевает реликвию на тонкий красивый пальчик — без колебаний. Готова, готова, готова…

Больше слов не требуется — ритуал короток и прост.

Свободный Охотник надевает собственный перстень, тайно хранимый столько Единиц, и подносит руку к своей голове. Перстень касается Печати. Белая прядь вспучивается, выталкивается из остальной массы волос. Кодовая роспись активизирована — квазиметаллическое кольцо на пальце начинает светиться, быстро разгораясь, неудержимо набирая силу… Девочка в точности повторяет действия юноши. Оба перстня пылают. Потемневшая комната целиком во власти Знаков. «Сорок Семь» и «Плюс, Разрезающий Спираль» — символы былого могущества. Одна рука, несущая Знак, встречается с другой, и перстни соприкасаются. Взрыв света. Кодовые росписи сплетены, скручены в нечто новое — в то, что нельзя создать, скопировать, понять. Информация впитывается каждым перстнем, рождая на мгновение двухцветное сияние — желтый росчерк, синий росчерк… И все кончено. Сияние рассыпалось.

Молодой гип осторожно снимает с руки своей жены перстень и опускает его в силовое поле утилизатора. Затем открепляет аннигилятор от своего бедра. Позитронное жало почти касается повисшей в утилизаторе мишени. Микроимпульса хватает, чтобы Знак, ставший ненужным, исчез навсегда. Ритуал завершен…

— Галактика ликует вместе с нами, — объявляет гип Связи. — Поздравляю вас, друзья. Вы обратили внимание, что цвет пряди будущего наследника — желто-синий?

Свободный Охотник, не обращая ни на кого внимания, снимает перстень гипа теперь уже с собственного пальца, обнимает Хозяюшку и отдает реликвию ей. Он шепчет:

— Это твое и навсегда останется твоим. Все будет хорошо, родная, не плачь…

«Свита», сбившаяся возле выхода из комнаты Всеобщей, почтительными возгласами выражает восторг. Гип Связи продолжает говорить: «…Известно ли вам, что желтый — это цвет жизни, а синий — цвет интуиции? Очень интересное сочетание…» Свободный Охотник, вновь став гипом Узора, разворачивается:

— Спасибо, коллеги. Спасибо, дорогой друг. Поддержка и помощь в нашей ситуации бесценны.

— Каковы твои планы, гип?

— В ближайшее время мы с женой намерены отдыхать и просим нас не беспокоить. Если возможно, гип, сообщи об этом в «Метро-Новости».

— С наслаждением.

— И вообще, скажи им всем, я имею в виду Сферосовет, чтобы не дергали гипа Узора по мелочам. Я не зря все текущие дела переложил на жену и на нашу свиту. К сожалению, остались недорешенными кое-какие личные проблемы, которые кажутся мне гораздо более важными, чем суета высокородных стратегов и тактиков. Очевидно, некоторое время я буду отсутствовать.

— Не могу ли я еще чем-нибудь посодействовать?

— Извини, дорогой друг, но…

— Разумеется. Раскрывать свои планы тебе кажется преждевременным.

— Одно могу сказать определенно: в штурме Сорок Седьмого гипархата Пустоты я отказываюсь участвовать. Разыскивать Первый Внегалактический в мои планы не входит. Так и передай им всем.

— Прямой ты человек, даже непривычно как-то. Я ведь их предупреждал, червяков раскрашенных…

— Я все думаю о твоем системном жреце. Куда ты выслал семью этого зануды? — лениво интересуется Свободный Охотник.

— Мы никого никуда не высылали.

— О, ты милостив. Я слышал, его род такой же древний, как и твой, а его предки служили в гипархате Связи чуть ли не с начала Отсчета.

— Ты не понял, — жестко отвечает гип Связи. — Его древний род прервался. Навсегда прервался, я позаботился об этом. И не только его.

— Твоя предусмотрительность впечатляет, гип.

— Никто не должен помнить об этих выродках. Забудь их, друг мой, их нет и не было.

— Конечно, гип. Забыть легко…

«Забыть». Удивительно емкое, вселенское слово. Начальная точка любой несправедливости. Большим людям разрешается не помнить о мелочах, мысленно откликается Хозяюшка, кусая до крови губу. Дочь гипа, превратившаяся в жену гипа, вновь осталась в одиночестве — несмотря на то, что муж ее стоит рядом. Вот такая у ритуала получилась концовка. Впрочем, разве Хозяюшка — жена? Она — использованная и ставшая ненужной вещь. Устаревший информационный массив, задвинутый вглубь памяти. Забыть легко, если и забывать-то нечего.

Она не слушает, о чем разговаривают великие гипы: мужская беседа струится вокруг девочки, отторгаемая сознанием. Чужие фразы болезненно пульсируют в ушах. «…Еще в Прямом Курьерском, гип. Когда ты умертвил Всеобщую, помехи в канале связи вдруг исчезли, защита треснула…» «И ты увидел Повара Гноя, каков он есть?» «Не знаю, кого я увидел. Очень странная запись, посмотри сам. Что это за существо?» «Фу… Вот, значит, как он выглядит…» «Кто?» «Спасибо, мой дорогой. Его нынешний облик — лучшее доказательство тому, какая пакость управляет Центром». «Это Повар Гной?» «Это восьмирук. Священное животное, обитавшее когда-то на планете Точка». «Восьмирук?» «Очевидно, в Центре случайно обнаружили набор хромосом и воссоздали божество. Их технология, к сожалению, многое позволяет». «Послушай, друг. Твои семейные тайны, конечно, неприкосновенны, но не кажется ли тебе, что нужно дать хоть какие-нибудь пояснения?» «Ну хорошо, вот вам полная версия допроса, которому подвергся наш системный жрец. Знайте, что за будущее мне готовили…»

Дочь гипа знает свое будущее. Не маленькая, понимает. Но — она справится, не сойдет с ума. Где-то бродит Тоска, сужая круги — уже готовит заботливые объятия, уже неслышно шепчет слова дружбы и преданности. Это черное знакомство состоится, и будет оно долгим, вечным. Потому что Тоска — единственная соратница в предстоящих битвах… Девочка не плачет, нет! Успокаивать ее не нужно, она сильная. Горечь и обида убивают разум, и все-таки она прощает того, кто во всем виноват. Дочь гипа прощает ЕГО, этого единственного человека, ради которого стоит жить. Ведь она всегда знала свое будущее, с первого же мига, как ЕГО увидела. Очень скоро настанет последний миг — ОН исчезнет из ее жизни, и все-таки она прощает ЕГО…

«…Кто же мог предположить, что перед самоубийством мой брат расклонирует себя в десятках копий? — продолжается бессмысленный обмен словами. — Удивительно, за столько Единиц мне не попался ни один из его «сыновей», иначе бы…» «Это чудовище, которое ты упорно называешь своим братом, не похоже человека. Извини за откровенность». «Всё шутите, мои дорогие. Думайте, что хотите, но попробуйте взглянуть на ситуацию моими глазами…»

ОН исчезнет из ее жизни, это главное, о чем нужно думать. Невозможно, невообразимо. Подхватив ручной аннигилятор, прощально поцеловав ее в лоб, ОН уйдет. Она захочет бежать следом, однако ноги не послушаются. Она долго будет смотреть на мембрану шлюза, поглотившую фигуру в белом комби, вновь захочет бежать — и упадет, споткнувшись о собственное отчаяние. Юное нетронутое тело, постаревшее в этот жуткий миг на несколько десятков Единиц, не сможет двигаться. Лоб уткнется в холодный пластик, лишь плечи будут часто дергаться. Нет, она не закричит, не застонет. Жена гипа должна быть сильной, жена гипа должна все понимать, как бы ни было больно… Муж не вернется. Зверь войны сожрет любимого человека, останется призрак, придуманный горячечным желанием. Страшная улыбка, висящая в воздухе. Раскаленный поцелуй в лоб — мучительно жжется, в этом месте вздуется волдырь. Останется Тоска. Застывшие цифры таймера, поймавшие пульс Кварцевого Сердца. Короткая и яркая жизнь сделается длинной и никчемной…

— Родная моя, — зовет муж. — Ты плохо себя чувствуешь?

Оказывается, Всеобщая уже погашена. Вежливые колебания прощальной беседы потухли. Великие гипы, обсудив судьбы Галактики, вернулись к семьям.

— Ты не думай, я не плачу, — бодренько отвечает она, глядя на свои сплетенные пальцы. — Когда ты улетаешь?

Перстень, подаренный ей мужем, гипнотически поблескивает.

— Когда? Да сразу и улетаю, не стану ждать, пока слухи о моем воскрешении просочатся по Тоннелям. Только дам подробные инструкции нашим новым подданным. Устроим краткое рабочее совещание.

— А я?

— И тебя прошу поучаствовать.

Она неотрывно смотрит на перстень. Серебристые грани Знака словно подмигивают — насмехаясь.

— А как же я? — выплескивает она тот же вопрос, потому что ОН не понял, ничего ОН не понял, и приходится настойчиво повторять: — А я, как же я? — чтобы вернуть смысл, чтобы разбить кривое зеркало реальности…

— Тихо, тихо, — говорит гип Узора, жестами отсылая хозяев дома прочь. Его устремленные вдаль мысли возвращаются в переполненную бедой комнату.

От звенящего вопроса никуда ему не спрятаться.

— Так надо, родная моя… (Вместо того, чтобы обнять жену, молодой супруг отворачивается.) Наш брак — это удар по врагам, прекрасно исполненный маневр. Прости меня, если сможешь… (Не просто отворачивается, чуть ли не отодвигается.) Ты, Хозяюшка моя, теперь и есть гипархат Узора. Тебе полагается быть мудрой.

Наверное, юноше тоже слегка не по себе от свершившегося, потому что взглянуть жене в глаза он пока не в силах.

— Неужели не можешь задержаться? Хоть на чуть-чуть?

— Зачем?

— Ты что, дурак? Ничего не понимаешь?

— Информация о том, что произошло, уже начала расползаться. Потеряем внезапность, и все окажется зря.

Тогда девочка уточняет, просто и естественно:

— Значит, наследник тебе не нужен?

— Ну, перестань… — вымучивает он. — Я же все объяснил…

— Как же так? Ведь я должна открыть тебе свое истинное имя, а ты мне — свое. Как же без этого? — и тут она кричит. — Я совсем для тебя плохая, да?!

— Ты — лучшая из женщин, которых я встречал.

Глупое, натужное признание. Герои Галактики не знают таких слов. Надо бы улыбнуться, но стыд давно и прочно сковал губы.

— Почему ты не можешь задержаться? Всего-то лишь на чуть-чуть… Ты просто не хочешь, я же вижу.

— Хочу.

— Что тогда тебе мешает?

— Клятва.

Разговор вдруг останавливается. Повзрослевшие мальчик и девочка наконец-то смотрят друг на друга.

— Что за клятва? — чужим голосом произносит Хозяюшка.

Свободный Охотник не отвечает, трусливо молчит.

— В чем ты поклялся? Кому?

Молчит.

— Объясняешь все, кроме того, что нужно… — шепчет она.

Юная жена гипа больше не требует объяснений. Нелепая, уродливая, лишенная всякой логики ситуация определилась, и никакие новые откровения не изменят главного. Причина названа. Никто не виноват, глупо было обижаться. Еще глупее теперь задавать вопросы, ответы на которые не произносятся вслух…

— Я хочу знать — твоя клятва так и будет мешать нам жить, когда ты вернешься? Я твоя жена или кто?

— Постарайся забыть про меня, — откликается он, изображая беспощадную решимость. — Это единственное решение.

— Забыть?

Вновь оно прозвучало — неистребимое словцо! Начальная точка любой несправедливости. «Забыть». Ужасная, не лезущая в уши просьба… Жена гипа стоит неподвижно, задохнувшись от горя. Ее муж, наоборот, окончательно стряхивает пакостную паутину стыда:

— Ты свободна, Хозяюшка. Я дарю тебе саму себя, я и так превратил твою жизнь неизвестно во что. Ты Истинная, твоя свобода абсолютна. Ощути это, и станет гораздо легче. Осознай, что меня не было и не могло быть в окружающем тебя фальшивом ничтожном мире…

ОН торопится быть убедительным. ОН очень торопится, и эта торопливость убеждает сильнее слов. Все кончено. Нет, она не плачет, пытаясь что-то осознать и ощутить. Однако нежные крылышки девчоночьих ресниц двигаются, порхают, часто-часто…

PAUSE

Вечер субботы ничем не был отмечен. Началось и кончилось воскресенье — пустой, бессмысленный день. Пауза затянулась. Пауза в этой истории оказалась длинной, как кульминация многостраничного романа, как фаза «PLAY» в увлекательной компьютерной игре. Я чего-то ждал, все пытаясь сообразить, в свое ли дело встрял. Новостей не было. Мир, окруживший меня, был создан не мной, а кем-то другим. Озадаченная милиция ловила беглеца, никак не проявляя себя в этом мире — очевидно, день и ночь сидела в засаде на ярмарке информационных технологий. Шутка. Зная их кухню, я понимал, что в предложенных обстоятельствах парень найдется либо случайно, либо когда сам захочет найтись. Его мамаша это тоже понимала, поскольку позвонила мне тем же субботним вечером (где только телефон выведала!) и сообщила, что выезжает ночным поездом в Москву. Просила, если сын ее вдруг снова объявится, чтобы я за ухо притащил его домой, к бабушке. Надо ли мне ночевать под дверью их квартиры, охраняя арестованного, уточнил я, и она уехала, не попрощавшись со мной.

Единственным событием, ненадолго связавшим меня с реальностью, стало выздоровление дочери. Она поправилась так же неожиданно, как и заболела. Температура упала до нормы, головная боль исчезла, и девчонка до того обнаглела, что начала проситься погулять, чем несказанно обрадовала свою маму. И мамочка ее после этой просьбы прекратила беситься и видеть во мне главного виновника семейных неприятностей…

Уже в воскресенье вечером, в постели, мне явилась забавная мысль. В любой операционной системе есть команда «ABORT», снимающая с решения текущую программу и возвращающая управление к прерванной основной программе. Так вот, я уверен — спроси у нашего игрока-охотника несколькими днями раньше, что означает слово «аборт», он прежде всего вспомнил бы именно компьютерное значение этого термина, и только потом — медицинское.

Поразительно, как точны иногда подобные предсонные озарения!

И счастье, что убеждаешься в своей правоте только утром, иначе мучался бы ночь за ночью без сна. Вот и той ночью я спал хорошо, спокойно. Не придал значения сверкнувшей во тьме мыслишке, не почувствовал, какие испытания готовит мне утро. Наступал понедельник, а значит, пауза заканчивалась…

CONTINUE

QUIT (выход)

36

…Одинокий корабль штурмового класса «Кулак» пронизывает Тоннель за Тоннелем, скрепляя Нитью своего маршрута одряхлевшее Метро. Искривления Узлов легко глотают фотонное тело странника, перебрасывая его из Фрагмента во Фрагмент. Любопытен выписываемый им Узор. Зачем нужно выбирать самые заброшенные, самые пустынные участки Галактики? Чтобы остаться незамеченным? И какова конечная цель всех этих скрытных перемещений?

Ответы знают только хозяева корабля.

Их двое. Один лежит в капитанском коконе — напряженно и сосредоточенно взаимодействует с информационной подкладкой, контролируя маршрут. Второй, положив голову на лапы, спит в гравитационной сумке — отдыхает после тяжелого предполетного этапа. Человек и зверь, таков странный экипаж этого внешне обычного корабля.

«Кулак» им попался заслуженный, потрепанный, попадавший в разнообразные передряги. Зато из класса настоящих военных аппаратов — штурмовик, приспособленный исключительно для решения боевых задач. И главное, большой. Гораздо вместительнее того уютного «Универсала», который остался в точке отправления. Это очень важно, что вместительный. Брюхо корабля заполнено грузами, совершенно необходимыми в грядущих испытаниях…

А наш Ласковый молодец, рассеянно думает командир. Пусть отдыхает, друг зубастый. Все сделал, что от него требовалось, прекрасно сработался с руководителем службы безопасности возрожденного гипархата Узора… Что касается этого молодого парня, неожиданно для себя получившего столь высокий общественный статус, то он оказался просто незаменим! Контрабандист-практик, знакомый со всеми вольными людьми ближайших Фрагментов, он пользуется уважением и даже некоторым влиянием, несмотря на молодость. Именно он (на пару с Ласковым) спешно раздобыл для экспедиции то, что только контрабандисты и смогли бы раздобыть. В результате — оболочки боевых распылителей наполнены разнообразными «угощениями», а в грузовых камерах дремлют некие драгоценные контейнеры. Что находится в оболочках и в контейнерах? Чем позже враги поймут это, тем лучше. Кстати, подержанный «Кулак» был приобретен у местных гвардейцев (за сумму, которой с избытком хватило на всех военных инженеров Фрагмента) также при посредничестве самого молодого из сотрудников гипархата…

«От такого полезного человека особенно требуется беречь Полную Карту, — внушал на прощание гип Узора своей жене. — Запомни, Хозяюшка, дружить и обмениваться именами тебе разрешается с кем угодно, кроме этого парня…» Свободный Охотник был искренне озабочен, а получил в ответ лишь пощечину. На том супруги и расстались… Смешная она, продолжает размышлять командир «Кулака», ни на мгновение не прерывая контакт с информационной подкладкой. Умная и наивная одновременно. Разве не очевидно, что обезопасить Полную Карту от своих же друзей-инженеров жизненно необходимо! Разве не для этого стратегический архив последнего поколения, созданный еще в старом гипархате Узора, был изъят из бортовой системы «Универсала» и переписан в систему робота-истребителя, находящегося в пусковой камере того же «Универсала»? (Изящная хитрость, не так ли?) Фантастически малый объем архива позволил это сделать. Робот-истребитель получил отдельный канал связи и, таким образом, перестал быть придатком корабля. Грозный некогда летательный аппарат превратился в информационное хранилище, лишившись боевых программ, а память его целиком заняла Полная Карта. Канал связи мог быть открыт лишь при помощи личного кода жены гипа… Хитрость же состояла в том, что любой посторонний человек (например, высокопоставленный сотрудник гипархата), случайно или намеренно оказавшийся свидетелем работы с Полной Картой, воспринял бы все происходящее, как обращение по Всеобщей к какой-то секретной базе. Хотя, на самом деле обмен информацией осуществлялся бы всего-навсего с объектом, спрятанным на борту «Универсала»…

Командир пущенного в цель «Кулака» спокоен. Хозяюшка справится. Новый гипархат вырастет — словно пленка сорбент-паразита на комьях мертвой клеточной массы, словно кристаллический червь в недрах пластиковой планеты. Новый гипархат Узора — это гибель для разнообразных тварей, рвущих Галактику на куски. За спиной Героя останется мир и порядок. Да, Свободный Охотник спокоен, и все же некая тень изредка трогает юное лицо, заставляя боевую маску выдвигать загубник и подбирать состав стимулирующих средств. Выдержит ли Герой последнее в его недолгой жизни испытание? Вопрос этот странен, неуместен, этого вопроса не существует. Просто сомнения и страхи вероломно проникли на корабль и теперь тщетно пытаются стать законными пассажирами, просачиваясь в кокон, а также вторгаясь в беззащитные сны отдыхающего зверька…

Свободный Охотник решает не будить своего друга, когда утомительный путь разнообразится неожиданным приключением.

Биокристаллические черви оказываются первым, что попалось навстречу странствующему кораблю. Они идут вереницей, не идут даже, а стоят: головной медленно ввинчивается в Узел слияния, исчезает по частям, секция за секцией покидая Тоннель. Остальные — ждут. Черви пухлые, максимально длинные, отработавшие свои программы полностью. Нажрались где-то вещества и теперь возвращаются к своему неведомому хозяину, тащат награбленное домой. Черви — это ведь не оружие, а воровской инструмент, они совершенно безопасны для военного корабля, поэтому взять бы «Кулаку» и спокойно проследовать дальше. Однако из трехмерного пространства является отряд фермеров, встречающих добычу — естественная реакция на вторжение чужака. Вступать в переговоры и униженно доказывать, что тебя не интересуют грязные делишки Центра, нет необходимости.

Первый импульс Свободный Охотник втыкает в брюхо червя, застрявшего в Узле. Коротенькая вспышка превращается в звезду, и путь расчищен. «Кулак» смело ныряет в холодное пламя, не дожидаясь, пока бушующая стихия иссякнет, и ловит траекторию Узла. Вместо прощальных слов следует новый залп, теперь уже из кормовых рассеивателей. В Тоннеле — цепная реакция фотонного распада. Чужак уходит, а огонь остается, жадно проглатывая одно биокристаллическое чудовище за другим.

Среди червей не было красных, с удовлетворением отмечает Свободный Охотник. Только зеленые и синие. Красные, выполняя волю сумасшедших Дедушек, охотятся за клеточной массой, попросту за трупами, предпочитая это лакомство всем прочим. Синие потрошат бортовые системы мертвых кораблей и баз, выкачивая информацию, а также разряжают цезиевые кассы. Зеленые собирают вещество и переправляют его в Центр. Воссоздать легендарное Начало Метро, то есть построить настоящую планету и назвать ее Точкой — вот в чем тайная цель воровской активности Клонов. Настоящая планета — это что-то невообразимое, страшное. И уж совсем невообразимо, сколько Единиц займет решение подобной задачи, рассеянно улыбается Свободный Охотник…

Приключение закончилось, путь продолжается.

Нудная работа лоцмана рождает посторонние мысли. Если б среди червей обнаружился хоть один красный! (Свободный Охотник яростно оскаливается, потеряв на мгновение контроль над своим лицом.) В этом случае странствующий Герой не ограничился бы уничтожением биокристаллической нечисти. Фермеры, охранявшие ценный груз, вряд ли успели бы понять, что их грязные жизни были прожиты зря, очисти их записи Большой Резонанс. И вот еще какую грустную мысль дарит незапланированная стычка. Союз бластомеров раздавлен, Повар Гной лишился тайных способностей, а другие обитатели Центра тащат себе вещество и тащат, будто и не случилось ничего. Мародерство не знает перерывов. Пока кто-то решает судьбу Галактики, маленькие негодяйчики занимаются своими делами. Жизнь продолжается. Впрочем, грустна ли эта мысль?

Мысли приходят и уходят, пользуясь тем, что хозяину не до них. Вспоминаются записи беспорядков, потрясшие гипархат Связи — отрывочно, фрагментарно…

…Системный жрец летит по коридору с воплем: «Не сметь отключать Всеобщую!!!» Именно он первым и сорвался с места, когда Повар Гной в панике задергал управляющие нити… Безымянный охранник, спалив своих товарищей, врывается в тронный зал и сам обращается в облачко, сожженный лично гипом Связи, но прежде успевает разрядить аннигилятор в направлении большого базисного кресла (не точно, к счастью)… По коридорам и пузырям мечутся бесформенные черные сгустки, мало напоминающие людей (бойцы как с одной, так и с другой стороны защищены светопоглотителями); лопаются кассеты с пластпаутиной; летящие в атаку тени мгновенно обездвижены — висят, кто как попался, становясь удобными мишенями… Финальная схватка уже без применения позитронных генераторов — за сектор, где хранятся шары настройки. Жуткое кровавое месиво…

Оставшихся в живых заговорщиков отловили всех до единого. Их семьи бежали из дворца на транспортном корабле «Толстяк», а прямо возле ангара, откуда вылетел транспорт с беженцами, состоялись казни. Уложенным на жаростойкое покрытие пленникам поочередно всадили по порции жидкого огня, чтобы сгорали они не сразу — помедленнее, помучительнее. И люди долго тлели, корчились на полу, пожираемые убийственным жаром, оседали кучами красноватого пепла.

— …чтоб вы собственных записей испугались, трусы!.. — рвались их предсмертные проклятия сквозь многоголосый стон и вой, — …чтоб у ваших детей хвосты повырастали, твари!..

Жены и дети заговорщиков наблюдали за казнью из корабля, не захотев блокировать информационные каналы. Однако возмездие на том не остановилось. Переполненный пассажирами «Толстяк» перехватили, когда он уже входил в Метро и вот-вот готов был раствориться в галактических плоскостях. В угнанном аппарате инициировали реакцию фотонного распада, чтобы гибель его была такой же медленной и мучительной, чтобы семьи предателей растворились, все понимая и не умея замедлить процесс…

Запись продолжается. Кого-то допрашивают. Растерзанный, полуобугленный человек, которому едва сняли болевой шок и запустили в мозг спектро-программу, дает показания. Этот человек — системный жрец. Он рассказывает о своем участии в деятельности секты, организовавшей заговор. Да, среди посвященных обнаружилась очередная тайная группа, так и не смог Пантеон Всех Систем добиться порядка и подчинения (а может, именно под невидимым покровительством главного жреца эти фанатики и действовали?) Цель сектантов: встать над линией Реального Времени, получить возможность менять по своему желанию контрольный след в записях. Выдавая имитационные модели за подлинные документы, они собирались бороться с Их врагами, они верили, что антисистемные воззрения можно изжить с помощью искусно приготовленных фальшивок. Глупцы! Даже если бы достигли своей цели, неужели надеялись скрыть этот факт от мира? А ведь достаточно, чтобы Галактика хотя бы на одно мгновение потеряла доверие к записям — и рухнула бы власть Священной Восьмерки! Культ записей стал возможен, только когда люди нашли способ защищаться от подделок, отличать документы реального времени от тщательно сделанных моделей. Раньше — не жизнь была, а кошмарный сон, полный абсурд. Невозможно представить, как жили пралюди, когда любое придуманное событие можно было выдать за реально происшедшее. И вот появляются желающие вернуть ТАКОЕ прошлое! Фанатики, готовые рискнуть, сломать сложившийся порядок вещей, в результате чего окажутся не нужны прежде всего они сами — как посредники между людьми и Системами… Неужели они не понимали, что делали?

Многорукий Дедушка, в отличие от своих узкомыслящих партнеров, как раз все понимал, и цели его были гораздо шире. Колебания информационного поля пронизывают все созданные человеком технические службы — это и есть Пульс Мира. Колебательный контур образуют два Кварцевых Сердца — это главные реликвии мира. Кварцы излучают микро-миги времени, которые заполняют разряды бесконечного регистра, складываясь в тысячные, в сотые, в десятые. Именно так, Единица за Единицей, и отсчитываются галактические циклы, именно так и рисуется линия Реального Времени. Обнаружить и подчинить своей воле оба Сердца — красивая мечта опального сына гипа! Возможность имитировать в записях контрольный след дает неограниченную власть, это очевидно, но вовсе не такой власти хотел вождь Центра. Владеть главными галактическими реликвиями — просто владеть! — вполне достаточно, чтобы потеснить Священную Восьмерку вместе с Носителем Гнева и другими придуманными богами. Установить монополию на Реальность. Быть единственным Носителем Реальности, творцом прошлого и будущего. Бредовые замыслы неудавшегося божества…

К счастью, прошлое пока никто не может изменить. Дело было так: в невообразимо давние времена, еще до начала Отсчета, праинженеры выпустили в Метро два кварцевых генератора (Кварцевых Сердца), тактовая частота которых стала Пульсом Мира. Один генератор остался на планете Точка, второй был отправлен куда-то на другой конец Галактики. С реализации этого проекта, собственно, и начался Отсчет галактических циклов. Так ли было на самом деле или в очередной раз легенды подменили исторические факты? Правда ли, что святыни были спрятаны специально, а не затерялись случайным образом в пространствах и временах? И только ли легенда (да-да, есть и такая), будто существует древний род Хранителей, втайне от всех поддерживающих реликвии в рабочем состоянии? Все это не имеет большого значения. Главное, что Кварцевые Сердца пока не найдены, ни жрецами, ни Поваром Гноем. Таким образом, внешнее сходство целей и сделало этих фанатиков партнерами. Причем, остальные заговорщики — из числа инженеров и техников гипархата Связи, — знать ничего не знали об истинном размахе плана, они честно помогали вернуть кресло главного инженера законному (как они считали) властителю… Почему усилия тайной организации сконцентрировались на гипархате Связи? Конечно, не из-за того, что изгнанный наследник желал кому-то отомстить или вернуть принадлежащее ему по праву. Ответ очевиден. Реликвии можно отыскать, только соединив Всеобщую с Полной Картой в единую структуру, в этакий гигантский прибор (а как иначе прощупывать Фрагмент за Фрагментом, непрерывно сканируя все без исключения характеристики Пульса Мира?). Вот зачем Многорукий готовил захват родного гипархата. Вот зачем ему понадобился Неуловимый — он мечтал, в числе прочего, подключить лучшего в Галактике лоцмана к поискам Кварцевого Сердца, — а когда Неуловимый вдруг оказался гипом Узора, эта мечта окрепла. Жрец-сектант исправно снабжал своего партнера информацией о новом гипе Узора, которую удавалось вытягивать из болтливого гипа Связи, вот такая история, такая правда.

Свободный Охотник позволяет себе расслабиться, передав управление лоцман-системе. Закрывает глаза. Мысль сразу приобретает яркость и четкость. Как и почему системный жрец, самозабвенно служивший Им и только Им, превратился в безмозглый придаток вождя бластомеров? Допрос предателя разъясняет эту странность. «Два в третьей степени! — хрипит несчастный. — Ровно столько рук у него, Многорукого, ни одной больше, ни одной меньше! Это же Священная Восьмерка!» В израненном голосе — беспредельный восторг. «Это Их число, слепцы! У каждой руки — свой приоритет! Я начинаю отсчет — Семь, Шесть, Пять…» Спектро-программа, вскрывшая разум жреца, вытаскивает правду наружу: этот человек тайно побывал в Центре и встречался с Многоруким Дедушкой, в результате чего перестал быть просто партнером. Встреча перевернула его представления о мире. Он решил, что увиденное им существо — Системное, что это воплощенная Восьмерка. Не «партнером» он вернулся домой, а рабом нового властелина, не человеком, а роботом-истребителем, управляемым из Центра. С остальными членами секты, очевидно, случилась та же неприятность. Жрецы были сожраны — вместе с их великими целями. Ибо новый зверь объявился в Галактике, новая тварь…

Свободный Охотник ворочается в своем коконе — попутные мысли уберегают его от сна. Из захламленной памяти вываливается очередная картинка, проецируясь на сомкнутые веки. Бесформенный кусок биомассы — бородавчатый, морщинистый, огромный; вместо рук и ног — длинные мускулистые отростки (количество — ровно два в третьей степени!); в складках массивного тела прячутся маленькие немигающие глаза, вместо рта — жадная подвижная воронка. Пакостное, прямо скажем, изображение пробилось сквозь выключенную Всеобщую (когда Неуловимый с друзьями спасались бегством из Прямого Тоннеля), но таков он и есть, Повар Гной, как бы его внешний вид кому-то не нравился. «Восьмирук» — умершее, казалось бы слово… Отростки, заменяющие этой твари руки, переплетаются, лениво шевелятся в воде, присоски на коже открываются и закрываются. В воде? Да, именно так! Тело Повара Гноя целиком погружено в водную среду, ограниченную пластиковой сферой — это его дом, его жизненное пространство. Слухи подтвердились: кое-кто действительно тратит собираемую по крохам клеточную массу этаким нелепым образом. Чудовище, бывшее когда-то человеком, синтезирует из других людей свою среду обитания — вот тебе еще одна разгадка, Герой..

Почему изгнанный сын гипа раздумал быть человеком? Не потому ли, что слепленный из генетического мусора «восьмирук» (совершенно неразумное существо!) обнаружил удивительное свойство проникать во Всеобщую, не подключаясь ни к каким каналам связи? Такая способность позволяет ее обладателю лазить по древним информационным хранилищам, недоступным ни для специалистов гипархата Связи, ни для лучших антисистемных колдунов. Если утрачены все входные спецификации каналов, если архивы давно замкнулись сами на себя, какой есть способ прикоснуться к исчезнувшим знаниям? Завладеть чудесным даром, какой же еще! Впрочем, высокородный изгой начал с того, что родил и вырастил Клон. Только потом отформатировал мозг безголового божества, наполнил его собственным сознанием (то есть комплектом психоматриц) и тихо ушел из жизни. Сын гипа умер, зато появился невидимый и страшный Повар Гной, поглощающий Клон за Клоном. Воруя из древних хранилищ бесценную информацию, он не просто добился небывалого могущества, но главное — получил шанс ухватить след спрятанных реликвий. Чтобы найти Кварцевые Сердца, этот безумец, собственно, и сменил тело человека на бородавчатый мешок с отростками. Увы, желанные сведения вытаскивались из архивов наугад, случайным образом — как например, произошло с легендой про висящую в пустоте улыбку. Однако неудавшийся наследник прежнего гипа Связи прекрасно знал родовые службы, знал каждую в них щель, он буквально растворился во Всеобщей, и мечты его, конечно, сбылись бы, цели были бы достигнуты, но вот теперь, когда нынешний гип Связи преодолел сопротивление заговорщиков и все-таки отключил Всеобщую, когда Повара Гноя выбросили из информационной среды и понаставили всюду специальные сторожевые программы, вот теперь он потерял все.

Поучительная история, которая так и просится в священное Введение…

Как Свободному Охотнику удалось увидеть все это (с закрытыми-то глазами)? Ведь допрошенный системный жрец многого не знал и не понимал, а гип Связи не пожелал поделиться своим пониманием. Как удалось сложить из осколков цельную картину? Откуда пришло понимание к юному воину? Кто бы объяснил? Объясняет Мальчик (оказывается, он уже здесь, помогает Свободному Охотнику смотреть и слушать). «Опять ты забыл, — вползают в мозг Его слова, — что Я — это ты, и значит, Мои знания — это твои знания. Опять ты забыл, что наше с тобой истинное имя — это имя нашего сна, и значит, суть вещей открывается нам сама собой. Например, ты уже успел догадаться об одной смешной мелочи, и даже не заметил этого. Когда Единая Система расчищает путь своему Рабу, вокруг него всё рушится. Рабу Системы не нужны ни враги, ни друзья. Всё рушится — это так естественно. Всё рушится…»

Заснувшего командира будит боевая маска. Оказывается, он спал. Он просыпается в привычных мучениях, яростно возражая неизвестно кому: «Я не раб! Мое Истинное имя — Свободный Охотник!..» Ласковый тревожно шевелится в гравитационной сумке, отыскивая новую позу — сомнения и страхи так же мешают ему спать, щекочут за усы, — потому что приходит время…

Приходит время испытаний.

— Эй, друг, — зовет Свободный Охотник.

«Да, хозяин», — откликается Ласковый, сразу очнувшись.

— Граница Сорок Седьмого. Готовься…

37

…ведь по ту сторону Узла — охранный отряд. Враги замечают посторонний корабль и перестраиваются, блокируя Узор по всем возможным траекториям. Однако гость не собирается удирать, наоборот, нахально скользит в самое ядро отряда. На борту корабля сверкает опознавательный знак Голого Народа. И вдруг включается Всеобщая — одновременно в каждой из капсул, несущих охранную службу. В фокусах каналов связи появляется… один из могущественных надстаевых! Сам Бархатный, шестой из династии Бархатных! Сигнал поступает именно из неопознанного корабля, хозяйски вошедшего в Сорок Седьмой гипархат Пустоты. Изображение не вполне устойчивое — то ли помехи мешают нормальной связи, то ли Всеобщую опять лихорадит от неисправностей. И запахи не столь отчетливы (помехи, всё это — помехи!). Но прекрасно различаются и величавая стрижка, и особый окрас шерсти, и роскошная подстилка, и даже дощечка для когтей. Все, как положено: настоящий звериный король. Ласковый постарался, работая над изменением своего облика. Получилось очень убедительно — в точном соответствии с оригиналом, хранившимся в бортовой системе «Универсала». Он мастер своего дела, друг Ласковый, он понимал, когда выстригал и красил сам себя, что от его мастерства будет зависеть очень многое. Труднее всего оказалось достать подстилку и дощечку — покупка этих предметов роскоши потребовала немыслимого количества валерианы.

«Пропустить», — скупо командует Ласковый.

Охрана расступается. Пока звероиды соображают, почему Их Резвость путешествует в столь неподходящем его положению корабле, да еще без сопровождения, «Кулак» проходит сквозь строй капсул и скрывается в ближайшем Узле ветвления.

Ласковый безудержно веселится, вспоминая обвисшие морды бывших товарищей по оружию, катается на спине, обдирая когтистыми пальцами мягкие стены сумки. Командиру, однако, не до смеха. Быстрее — от одного межфрагментарного Узла к другому, из Фрагмента во Фрагмент. Быстрее, пока враги не осмелились запросить штаб. Кратчайшим маршрутом, рассчитанным заранее — точно в ТУ ТОЧКУ, что помечена на Карте бесформенной черной кляксой. Нет, Свободный Охотник не собирается бить наугад. Прежде чем занести «Кулак» для решающего удара, прежде чем пытаться поразить ТАКУЮ ЦЕЛЬ, нужно кое-что доделать. Поэтому следующая остановка предусмотрена поблизости от загадочного места. Подробнейшие описания гипархата Пустоты номер сорок семь (записи из наследства Хозяюшки плюс материалы, подаренные ее отцом) дают ответ: где проще всего раздобыть то последнее, чего недостает для атаки Внегалактического Тоннеля.

Второй этап испытания…

Нить маршрута заканчивается Входом, вокруг которого — гигантская челночная матрица. ТА ТОЧКА расположена совсем рядом. Вероятно, эта близость неслучайна — когда-то очень давно всё здесь было подчинено строительству сверх-Тоннеля и сохранению тайны такого строительства. Видны бесчисленные ячейки, расходящиеся вверх, вниз и вширь, в которых величественно спят одряхлевшие Веретена. Видны запущенность и молчаливая ненужность. Однако было время: неуклюжие аппараты один за другим уплывали отсюда, вписывались в технический Вход и, сделав свое дело, больше не возвращались. Ничто не могло противостоять нашествию. Бесконечные вольные пространства комкались, скручивались, превращаясь в грандиозный плоскостной волновод. Дикий Космос покорялся силе, выводя людей в Неведомое… То время ушло безвозвратно. Корабль класса «Кулак» медленно ползет вдоль ячеек, выбирая подходящую. Наконец ложится в одну, звучно соприкоснувшись с поверхностью матрицы. Лопнувшая мембрана шлюза мгновенно восстанавливается, сберегая остатки атмосферы.

И тут выясняется, что места эти вовсе не заброшены — глупо было надеяться. Несколько капсул зависает над ячейкой, отрезая путь бегства. Одновременно стучат невидимые коготки о тугой форспластик — это бойцы Голого Народа рассыпаются по уровням, окружают наглого посетителя. Когда Свободный Охотник и Ласковый выползают из корабля, охрана уже ворвалась в ячейку. Спины выгнуты, хвосты спрятаны, оружие наготове. Захватом пленных руководит лично господин стаевый. Очень удачно, что начальник столь высокого ранга участвует в операции, потому что только он и смог бы узнать прибывших гостей. Впрочем, надстаевого Бархатного, шестого из династии Бархатных, узнают все присутствующие — подобострастно валятся на бок, открывая повелителю рыжие животы, — зато второго…

«Вождь Гладкий!» — взвизгивает командир отряда.

Да, Свободный Охотник подготовился к экспедиции ничуть не хуже шпиона Ласкового. Курчавые космы на голове — вместо аккуратной прически гипа. Густая растительность — на подбородке, на скулах, на висках, на шее. Вообще, весь его облик обезображен обильным волосяным покровом, человек словно шерстью порос, превратившись в мерзкого зверя — в звериного вождя Гладкого. Очень похоже. Собственно, лицо гостя прячется под дыхательной маской, зато не вызывает сомнений халат, скрывающий от любопытных глаз тело и задние конечности вождя. Предусмотрены также перчатки, уберегающие от повреждений передние конечности. Знаменитый, в точности скопированный образ. Господин стаевый неоднократно видел подобные изображения на секретных совещаниях, поэтому вырвавшаяся из уст вождя команда действует на него, как надо.

«Прочь», — произносит Свободный Охотник на языке тварей. (Только такое сочетание звуков и успел он выучить, однако этого хватает.)

«Прочь», — повторяет и Ласковый, величаво поднимая хвост.

«Все прочь!» — подпрыгивает от ужаса господин стаевый, но подчиненные не слушаются. «Какой он огромный… — ползет по ячейке несмелое шуршание. — Какой он сильный…» Попавшие в ступор охранники бездеятельно наблюдают, как два величайших представителя Голого Народа поворачиваются к ним задом и начинают слаженно работать.

Конечно, Свободному Охотнику непривычно в халате и чужих волосах, но много работать не приходится. Сначала — вскрыть и активизировать Веретено. Проверка показывает: несмотря на старость, аппарат отнюдь не утратил своей власти над пространством. Иначе говоря, выбор ячейки сделан правильно (предпосадочное сканирование матрицы не обмануло!). Затем остается перегрузить контейнеры с «Кулака» на ожившее Веретено — вот и вся работа. С последним из перечисленных действий легко справляются бортовые транспортные языки. Лишь несколько мгновений минует, и секретный груз передается из корабля на корабль. Гибкие ленты языков, освободившись от контейнеров, втягиваются обратно в камеры — дело сделано. Короткая сцена завершена: властители покидают подданных. Звероиды пугливо ползают под ногами высочайших гостей, не понимая, какая поза соответствует столь торжественному моменту: поза преданности, прощания или, может, любви?

Лже-Гладкий скрывается в Веретене, занимая место оператора, а «надстаевый Бархатный» остается управлять «Кулаком». Два аппарата стартуют, не дожидаясь, пока охрана вновь обретет разум…

Решающий этап испытания.

Вот он — Тоннель, в котором расположена ТА ТОЧКА! Потаенный участок Метро, стратегическая гордость врага. Гости, без разрешения проникшие сюда, храбро мчатся навстречу неизвестному, готовые принять бой, готовые погибнуть с честью. Однако враг отсутствует — ни единой капсулы! Тоннель не охраняется. Это обстоятельство, впрочем, ничуть не удивляет Свободного Охотника, мало того, наоборот, он удивился бы, если бы подходы к Тоннелю были забиты гвардейцами Гладкого. Потому что ТА ТОЧКА — не более, чем Узел или, возможно, промежуточный технический Вход. Охранять Внегалактический по эту сторону — значит, привлекать к ничем не примечательному месту всеобщее внимание, значит, частично раскрыть тайну. Охранять нужно по ту сторону, что, очевидно, и делается. Кроме того, фактор внезапности, помогавший маленькой экспедиции, уже иссяк. Подозрительные объекты, разумеется, замечены и взяты под контроль — внимательным взглядом с той стороны.

Враг ждет: минуют ли вошедшие в Тоннель корабли секретную точку? Попытаются ли вписаться в траекторию Узла? Враг спокоен: обнаружить Узел или Вход, который не указан в Карте, невозможно — точно так же, как невозможно поймать без маяка нужную траекторию, если неизвестны координаты. В таком случае зачем загромождать охраной подходы к Внегалактическому? Достаточно принимать надлежащим образом тех, кто посвящен в тайну, и незримо отслеживать движение всех прочих… Свободному Охотнику известны точные координаты Узла. Путешествие в Сорок Седьмой гипархат Пустоты близко к завершению. Поразительная удача…

И в этот ответственный миг приходит кодированный зов, посланный Хозяюшкой. Ее самой в канале связи нет, только запись, запечатанная охранными программами наивысшего приоритета. Бортовая система Веретена, повинуясь нетерпеливым командам, разворачивает под куполом полученные документы. И в этот ответственный миг рушится хрупкий план Последней Атаки.

Летательные аппараты, вторгшиеся без приглашения в тайный Тоннель, минуют ТУ ТОЧКУ, не сделав даже попытки поймать нужную траекторию.

«Что случилось, хозяин?» — тревожится Ласковый.

— Все отлично, — странным голосом отвечает Свободный Охотник. Он хрипло хохочет. Кашляет смехом, долго не может остановиться.

Это поступили новости из большого мира — самые последние новости. Хозяюшка переслала секретный документ Сферосовета, взятый из родовой ячейки гипа Узора. «Неужели — правда?» — хочет крикнуть Свободный Охотник на всю Галактику, но вопрос застревает в верхних долях легких. Неужели — правда?

— Состоялись выборы Генерального Директора, — как бы безразлично сообщает он Ласковому. — Был торжественно запущен Генератор Случайностей, и в результате мы все получили долгожданное решение. Жребий определил, кто возглавит новое Управление… — он замолкает.

«Кто?»

— Жребий пал на гипа Узора. На меня.

Больше ничего не может сказать — в груди его вакуум, тошнотворная невесомость…

40

…невесомость и страх, гнилая плоть ответов и синие черви вопросов. Мироздание теряет реальность, Пульс Мира замедляется. И Космос вокруг, как черный зверь — затаился, ждет, смотрит.

Аппараты класса «Веретено» и «Кулак» выпрыгивают в трехмерное пространство сквозь первый же технический Вход.

Сомневаться не приходится: собрание гипов действительно заставило Генератор Случайностей пробудиться от долгой спячки и выдать первую попавшуюся спецификацию. И полученный таким образом код действительно лежал в границах, отведенных гипархату Узора. Невероятно. Что бы это значило? Чье-то изощренное вмешательство в древнюю процедуру или…

Или это знак, показывающий истинную дорогу к победе?

Но дорога уже выбрана, возвращение назад — предательство и трусость! «Ты стал гипом всего Метро», — сходит с ума друг Ласковый, прыгает по своему кораблю, сбивая с толку бортовую систему… Свободный Охотник сжимает кулаки. Как поступить?

Если жребий выбрал именно его — не есть ли это доказательство того, что… Доказательство чего? Невесомость распирает грудь, страх плющит рассудок. Я не раб, стонет воин, оказываясь вдруг просто мальчиком. Разве может Герой быть рабом, пусть даже Единой Системы? Кто меня выбрал на самом деле — Генератор Случайностей или Кто-то Другой? И что такое случайность?.. Мысли плоские, как галактический Узор. Надо возвращаться домой, думает он, к юной жене, к маленьким подвигам и к новой пластиковой жизни. Получается, что надо возвращаться. Для новой жизни потребуется новый герой, которому нравится власть над окружающими его стаями глупцов. Справлюсь ли я с этой ролью? С другой стороны, кто еще способен сделать Последнюю Атаку фактом славного прошлого? И в чем состоит настоящий подвиг — победить вселенского врага или отказаться от этой победы?

Не мысли это, а квазимысли…

Гораздо важнее понять, как жить человеку, которым незримо управляют! Дергают за ниточки, нажимают на клавиши или поворачивают шар настройки, заставляя открывать рот и сжимать-разжимать кулаки. Как отличить собственные желания от чужих? Как найти границу между собой истинным и придуманным, каким оружием ударить по этой границе, чтобы рассечь себя надвое?

Не то, опять не то! «Если Я-Истинный и Я-Герой — это два разных человека, значит, имени у меня тоже два (так думает воин, оказавшийся вдруг мальчиком). Мое истинное имя — Свободный Охотник. А может, какое-то другое? Истинное имя — которое человек дает себе сам, при помощи которого адресует сам себя. Какое у меня было имя до того, как я стал Свободным Охотником? (Ну что за нелепая, плоская мысль!) Меня звали когда-то очень просто и коротко… и я отзывался, я не боялся, что со мной смогут обращаться, как с программным модулем — перемещать, изменять, уничтожать… есть такие детские суеверия…»

«Но если во мне — два истинных имени, — думает мальчик, — вернее, два имени у двух разных людей — у меня прежнего и у Героя, рожденного Системой, то кому из нас следует повернуть назад? А кому — закончить начатое?»

Как раздвоиться?!

Свободный Охотник приходит в себя. Бортовая система удерживает траекторию технического Входа, готовая вернуть корабль в Метро. Команду можно дать голосом, рукой, пальцем, взглядом — только где она, эта долгожданная команда? Таймер отсчитывает микро-миги времени, напоминая, что победа неумолимо отдаляется, превращается в ничтожную точку света. Красиво выстроенная атака почти разрушена… Что со мной, вяло удивляется воин. Опять эта болезнь, всегда она со мной, всегда рядом. Невозможно лететь вперед и одновременно поворачивать назад — как невозможно одному и тому же человеку атаковать Внегалактический Тоннель и карабкаться на трон Генерального Директора. Значит, надо выбирать.

Друг Ласковый самозабвенно рычит, раздирая когтями деревянную дощечку — совсем обезумел от счастья. Декодер не может перевести, не понимает это буйство звуков. «Прости, — говорит Свободный Охотник, — но мне пришлось выбирать. Не трусь, — говорит он, — мы обязательно победим…»

Команда дана. Вперед! Пустынный Тоннель вновь принимает гостей, вновь подозрительные объекты устремляются в направлении Внегалактического Узла. А вот интересно, усмехается Герой, какое истинное имя у вождя Гладкого? Я вырву из тебя признание, я сотру тебя, как стирают ненавистную запись, позорящую честь рода. ТА ТОЧКА приближается. Если у меня и вправду два истинных имени, азартно веселится он, тогда выбор сделан правильно, потому что у Гладкого — всего одно… Украденное Веретено легко ловит траекторию ветвления, уходит из Тоннеля, и военного класса «Кулак», ведомый Ласковым, повторяет простой маневр…

41

…но это оказывается не Узел. Это опять технический Вход. Без турникетов, без маяка — чистое топологическое преобразование, не указанное в Полной Карте. Впереди — вовсе не Первый Внегалактический Тоннель, а трехмерное пространство. Что там, впереди? Поворачивать обратно поздно, оба покинувших Метро объекта уже перестали быть плоскими тенями, мечущимися по несуществующей поверхности. Бестелесные проекции неудержимо наполняются формой. Технический Вход выталкивает корабли навстречу врагу…

И все становится ясно. Первое, что обнаруживают отчаянные путешественники, это параболы огромных штурмовых аннигиляторов. Оружие двигает антеннами, нацеливаясь на выпрыгнувших из Тоннеля гостей. Пространство заполняет грозный синтетический рык: «Сбросить оболочки. Капсулы к осмотру», — на языке звероидов, конечно. Веретено и «Кулак» — корабли универсального класса, оболочек не требуют, вот только вооружение их не так внушительно. Жаль, но призматические рассеиватели непригодны в нормальном мире — в мире объемов и масс. Поэтому у гостей есть время мирно осмотреться.

По эту сторону секретный объект организован куда более убедительно. Вход спрятан внутри пузыря-овоида, размеры которого способны поразить воображение самых бывалых путешественников. Лишь искусственная сила тяжести позволяет определиться: где верх и где низ. По центру, из конца в конец, протянута транспортная лента — словно висит в пустоте. Капсулы, покидающие Метро, оказываются точно на движущейся поверхности, именно там, где теперь стоят Веретено и «Кулак». Противоположный конец ленты обрывается перед… работающим маяком! Значит, внутри полости спрятан второй Вход? Нет сомнений. Два Входа, соединенные в трехмерным шлюзе — красиво сделано. Транспортная лента — это мост. По одну сторону моста — Метро, по другую — Первый Внегалактический. Священной древностью времен Управления пропитано это технологическое чудо. Давно исчезнувшие инженеры не побоялись выпустить из Галактики, надежно схваченной Узлами, ниточку в Никуда. Неужели придется отсечь этот живой волосок от умирающего организма?

Осуществить задуманное будет непросто. Устрашающие параболы отслеживают любые возможные перемещения прибывших кораблей. Охрана в виде тварей также присутствует — с явным избытком. Внутренняя поверхность пузыря — сверху, снизу, повсюду, — усыпана прилепившимися к пластику капсулами, аппаратами более высокого класса и крохотными сотами жилищ.

— Распылители! — командует Свободный Охотник в закрытый канал связи. — Не спи, действуй по плану!

Он лежит в операторском коконе Веретена, ему трудно примириться с абсолютной беззащитностью своего нового корабля.

Впрочем, Ласковый отнюдь не спит. Оба распылителя на «Кулаке» уже включены, быстро наполняя полость чем-то невидимым.

«Хозяин, куда мы попали? — посылает в ответ бывший шпион. — Где Внегалактический Тоннель, где Мерцающие Усы?»

— Они устроили трехмерную зону безопасности, — объясняет герой. — Промежуточный Вход мы одолели, а теперь нам нужно дальше, в главный Вход. Маячок видишь?

«Траектория «на маяк», это легко, — отвечает зверь. — Я люблю, когда легко».

Однако Свободный Охотник не склонен беседовать на отвлеченные темы. Было приказано: «Корабли к осмотру», и он решает:

— Выходим, покажем себя. А то еще ударят со страху…

Когда двойники Гладкого и Бархатного выползают из хрупких убежищ, транспортная лента уже остановилась. Трехмерный мост целиком занят звероидами — не меньше стаи брошено против чужаков. Оскаленные пасти сочатся слюной, на рыжих спинах подпрыгивают микроформатные аннигиляторы. Обнаружив, КТО высадился из кораблей, передние ряды тварей комкаются, сминаются следующими. Волна изумления прокатывается по мосту. Тогда Свободный Охотник, чтобы ни у кого из встречающих не осталось сомнений, проецирует в центр полости сильно увеличенные изображения — своё и своего друга. Пространство занимают две огромные головы. Призрак, исполняющий роль Бархатного, оглушительно визжит:

«Лечь на бок! Дать дорогу Их Резвости, великому вождю, зрачку Желтого Глаза!»

Это видно и слышно всем, однако теперь испытанный прием действует слабо. Удивление гаснет легко и быстро. Атмосфера пузыря сотрясается ответным рычанием, идущим как бы отовсюду:

«Шпионов обезоружить. Шпионские корабли под контроль. Бортовые системы замкнуть на Дом-один».

Между тем невидимое «нечто», исторгаемое распылителями «Кулака», начинает действовать. Системы жизнеобеспечения, контролирующие состав воздуха, способны мгновенно поймать и нейтрализовать любую отраву, поэтому охрана беспечно отказалась от дыхательных масок. Это ошибка. Дыхательные маски уберегли бы хозяев от того восхитительного угощения, которое гости тайком протащили на секретный объект. Датчики молчат, не замечая опасности. Зато отборные гвардейцы Голого Народа вдруг превращаются в безобидных, плохо стоящих на ногах детенышей — все разом. Забыта боевая задача, спрятаны клыки, обвисли усы на морде. Расползаются в стороны глаза, покрываясь мутными пленочками. Разноголосый вой наполняет пузырь-овоид. Гвардейцы орут не своими голосами, катаются на спинах и вылизывают себя. Кто-то пытается резвиться, кусая ближайших соратников, кто-то, упав боком на пластик, радостно грызет ремешки позитронного генератора. Многие оправляют естественные надобности, попросту говоря, гадят — прямо здесь же, на мосту. Многие, сделав несколько нетвердых шагов, валятся с края ленты в бездну…

Действует валериановая пыль, выпущенная на волю из брюха «Кулака». Спасибо контрабандистам, щедро поделившимся драгоценным экстрактом. Спасибо молодому руководителю службы безопасности (сыну хозяев дома, где осталась Хозяюшка), который совместно с Ласковым организовал сделку. Спасибо и фермерам, в нечеловеческих условиях синтезировавшим это зелье.

«Надеть маски! — ревет каждая точка пространства. — Дом-два приказывает: надеть маски!»

Концентрация валериановой пыли такова, что через несколько мгновений вся стая, высадившаяся на мост, лежит в неподвижности — блаженно вывалив багровые языки из пастей. Мало того, остальные обитатели полости вылезают из капсул, из диспетчерских камер, из жилищ, облепивших внутреннюю поверхность, чтобы скорее глотнуть воздух столь редкостного состава. Сами открывают шлюзы, впуская внутрь бесплатное удовольствие, сами помогают пьянящей смеси проникать в каждую щелочку. Проходит еще несколько мгновений, и секретный объект полностью дезорганизован. Поразительно с точки зрения человека, но вполне естественно для образцовых представителей Голого Народа. Животное желание побеждает разум — в точном соответствии с планом.

— Стартуем, — говорит Свободный Охотник. — Пора посмотреть, что нас ждет за вторым Входом.

На лице Героя — дыхательная маска. Вероятно, подлинный вождь Гладкий приучил свой организм к воздуху, которым дышат твари, но двойник Гладкого вынужден защищаться от этой вони. Друг Ласковый также прячет мордочку под маской, спасаясь от охватившего пузырь безумия. Он с трудом сдерживает себя, чтобы не приоткрыться и не вдохнуть раз-другой вожделенной отравы, он явно не прочь присоединиться к соплеменникам, поэтому спешит ответить:

«Стартуем, хозяин!»

Однако путешественники не успевают сделать и одного шага в направлении своих кораблей. От стены отделяются два аппарата класса «Дом» и садятся — нет, обрушиваются на мост. Роскошные дорогие аппараты, способные трансформироваться по желанию владельцев. Очевидно, это местное руководство — Дом-один и Дом-два. Бортовые аннигиляторы выдвинуты, готовы немедленно подавить источник возмутительного неподчинения.

«Сдавайтесь!» — переводит декодер.

Мощь прозвучавшего приказа ничуть не пугает Свободного Охотника. Он отвечает негромко, уверенный, что его услышат:

— Советую обратить внимание на еле заметные искорки, которые покрывают поверхность и ваших, и наших кораблей. Это взаимодействует с окружающей средой так называемый ослабленный позитронный газ. Слыхали о таком явлении природы? Концентрация уже достигла критической величины, то есть достаточно одного выброса из микроформатного аннигилятора, не говоря о бортовых, чтобы смерть-волна пошла гулять по этой части Фрагмента, начав путь отсюда. Подумайте хорошенько, прежде чем решите воспользоваться оружием.

Герой улыбается, закончив речь. Жаль, что дыхательная маска не позволяет увидеть его улыбку.

Неужели сработало? Второй из распылителей, помимо валериановой пыли, насытил атмосферу гигантского пузыря еще кое-чем — куда более жутким. И теперь спящее позитронное облако повсюду, оно перемешалось с веществом вражеского шлюза, и все это неопасно до тех пор, пока хотя бы к одной анти-частице не вернулась активность.

Начальники звероидов молчат, спрятавшись в своих Домах. Вероятно, срочно замеряют концентрацию ослабленного позитронного газа. А то, может, оглушены сложившейся ситуацией? Свободный Охотник наклоняется к Ласковому, чтобы подтолкнуть его:

— Расходимся по кораблям, друг.

И тогда звучит голос:

— Поразительно. Я ведь поверил, что вы сгорели в Прямом Курьерском…

Нормальный человеческий голос, не требующий декодера.

Герой на мгновение замирает. И сразу разворачивается к зазвучавшему «Дому» (Дому-один, надо полагать), приветственно поднимая руку.

— Вот, значит, где ты живешь, бывший сын гипа? Я думал, что ты не покидаешь Мерцающие Усы.

— Это временное жилище, Неуловимый. Недолго осталось ждать того момента, когда я смогу выбрать для жительства любое место моей Галактики.

Хлопает бортовая катапульта. Нечто пестрое вылетает из вражеского корабля и по высокой траектории опускается на мост, преграждая путь уходящим гостям. Вождь Гладкий — подлинный. Встает на ноги. Выпускает из рук конец гибкого тонкого языка, который помог ему совершить прыжок (пластиковый шнур мгновенно втягивается обратно), затем удовлетворенно осматривает своего двойника:

— А что, похож! Я и предположить не мог, что Неуловимого настолько захватит мой образ. Пожалуй, это даже лестно…

Вождь Гладкий обходится без дыхательной маски, поэтому его улыбка видна всем. Беспорядочная растительность на лице негодяя весело колышется в такт словам. Достойный враг.

— Ты ошибся дважды, — отвечает Свободный Охотник, глядя собеседнику в глаза. — Во-первых, Неуловимый исчез-таки в курьерском Тоннеле. Спасся только гип Узора, глава воссозданного гипархата Узора.

— Ого, мой юный враг взялся за восстановление родного гипархата? Правильно, очень своевременно.

— Во-вторых, беседовать с тобой у меня нет возможности, поэтому ты зря покинул ложе властителя. Или ты отдыхаешь на подстилке?

— Мальчик торопится уничтожить Внегалактический, — понимает вождь Гладкий. — Тогда как Сферосовет мудро отказался от этой бредовой идеи. Мальчику не понравилось решение гипов, и он захотел сделать дело в одиночку, как привык. Я прав, гип Узора? И после этого ты заявляешь, что Неуловимый исчез?

— Мне некогда с тобой разговаривать, — напоминает Свободный Охотник. — Надеюсь, ты простишь мою невежливость, но я ухожу.

— Попробуй.

Снова хлопает катапульта, выбрасывая кого-то из Дома-два. Стремительный полет завершается возле приятно беседующей компании. Прибывший ком шерсти расправляется, оказываясь холеной рыжей тварью средних размеров. Ага, надстаевый Бархатный, шестой из династии Бархатных — лично прибыл помочь вождю. Предусмотрительно надетая маска спасает его от валерианового безумия. Пластиковый шнур втянут обратно в катапульту. Зверь мельком смотрит на Свободного Охотника — снизу вверх, — затем… На своего двойника он смотрит с несравнимо большим интересом. И, не выдержав, шипит:

«Ты кто? Должность, номер стаи?»

Ласковый бесстрашно шипит в ответ:

«Я властитель».

«Властитель? — гнев Бархатного беспределен. — Как смеешь — ты, сгнивший коготь, прыщ под хвостом…»

«Я властитель себя. Моя собственная Резвость давно освободилась от власти похлебки, которую готовит для своих рабов Твоя Резвость».

Вождь Гладкий, не обращая внимания на эту сценку, возобновляет светское общение:

— Насколько я понимаю, своими анни вы не посмеете воспользоваться так же, как и мы своими.

— Почему не посмеем? — удивляется собеседник. — Взорваться вместе с негодяем галактической значимости, заодно уничтожив этот шлюз — по-моему, неплохое завершение диверсионной миссии. Признаюсь, я вполне допускал даже полный провал экспедиции.

— Внегалактический Тоннель останется. Останется наш флот — и в Галактике, и на Мерцающих Усах. Такой результат тебя вряд ли устроит, — вождь Гладкий хищно скалится.

Тогда Свободный Охотник снимает аннигилятор с бедра и озабоченно взвешивает бесполезную вещь в руке, словно примериваясь, в кого бы это швырнуть.

Противник тут же сбрасывает халат, под которым обнаруживается защитный костюм «вторая кожа». Черная пленка обтягивает тело, защищая воина от механических, волновых, химических и прочих воздействий. В комплекте не хватает только шлема. Зловещая улыбка пропадает с отвердевшего лица — человек начинает неторопливо разминать кисти рук… Свободный Охотник, повторяя действия врага, также освобождается от халата. Видно, что его защитный костюм (белого тона) не менее надежен и универсален. И лицо юного воина не менее серьезно, сосредоточено.

Эти странные приготовления, однако, не мешают разговору.

— Ошибся не я, мой юный враг, а ты. Причем, количество твоих ошибок трудно сосчитать.

«Эти червяки посмели назвать себя зрачками Желтого Глаза! — встревает Их Резвость, шестой из династии Бархатных. — Великий, казнить обычным способом за такое нельзя! Я предлагаю другой способ: биокристаллические личинки, запущенные в желудок».

Гладкий не оборачивается, цепким взглядом контролируя каждое движение юноши.

— Друг Бархатный, мы обсудим способ казни наедине. А теперь позволь мне допросить пленных, — голос его полон терпения. — Мы заговорили о твоих ошибках, Неуловимый. Например, учел ли ты, что я уже связался с ближайшей крепостью в Сорок Седьмом гипархате, и в настоящий момент десятки боевых единиц мчатся нам на помощь?

Свободный Охотник недолго размышляет.

— Вранье. Отсюда не может быть выхода на Всеобщую, если уж вы так засекретили это местечко, — он скупо смеется. — Придется кому-нибудь из вас самому лететь за помощью, против чего я, кстати, не возражаю.

— Слышишь, Бархатный? Нам разрешают улететь.

— Да, я никого не задерживаю. Вынужден напомнить, что наш разговор закончен. Эй, Ласковый! По кораблям.

Откликается король Бархатный:

— Я предлагаю снимать с них во время казни психо-матрицы. Это позволит пересадить сознание какому-нибудь бластомеру, и снова казнить, снимая психо-матрицы, а потом — снова казнить… — Их Резвость все еще гневается, но люди не обращают на него внимания.

— Тогда я тоже стартую, — недобро соглашается Гладкий. — Хорошую мысль ты мне подарил, мальчик. Жаль, что в пузыре тесновато, и мы с тобой обязательно столкнемся. Мой Дом, конечно, пострадает, но это не страшно, его починят. Что же ты остановился, герой?

— Вы предлагаете нам воздушный бой? — спокойно спрашивает Свободный Охотник. — Мы принимаем вызов.

Он хочет возобновить движение. А соперник уже шагнул ему навстречу:

— Неужели ты станешь состязаться со мной на этом дряхлом Веретене?

— Почему бы нет? Шансов победить у меня достаточно.

Унижение слишком велико. Вождь Гладкий первым теряет самообладание, не дав встрече достойно завершиться.

— О, Космос! Долго мне еще возиться с этим маленьким любителем совершать подвиги?!

Он словно вибрирует, весь целиком. Какой огонь вскипятил его разум — ненависть, страх? Или что-то иное, тщательно скрываемое? Сила, стянутая черным защитным костюмом, рвется на волю…

Свободный Охотник, беззвучно усмехнувшись, шагает к Веретену. Нет, не шагает. Злая сила, освободившись из плена высокородного воспитания, подло сбивает его с ног. Пузырь проворачивается, хрупкое человеческое тело соприкасается с поверхностью моста.

«Не трогай хозяина!» — взрывается декодер.

Ласковый прыгает на врага, но прыжки Бархатного столь же стремительны, и две летящие в цель тени сливаются, превратившись в один кричащий ком шерсти.

— Эй, ты жив? — издевательски зовет голос Гладкого. Откуда-то сверху. Гип Узора приподымается на локтях и обнаруживает возле своего лица широко расставленные ноги.

Он рывком встает.

Тело, не привыкшее к таким падениям, мелко подрагивает. Впрочем, каких-либо повреждений нет — защитный костюм принял удар на себя. Лишь позор наполняет лихорадочным жаром голову, грудь, руки. Позор и ярость.

— Кулачные забавы — удел слуг, — надменно удивляется гип Узора. — Или ты окончательно забыл, что когда-то родился Истинным?

Человек в черном смотрит ему в глаза.

— Я помню все, мой юный враг. Хотя, ты вряд ли поймешь, что я вкладываю в эти слова. А насчет слуг… — он презрительно кивает вбок и замолкает, отвлекшись на мгновение.

Мимо прокатывается клубок сцепившихся звериных тел. Шерсть летит клочьями, окровавленные животы сотрясаются неистовым дыханием. Когтистые пальцы скребут по маскам, пытаясь сбросить преграду и окунуть соперника в пьяную атмосферу пузыря. Драка здесь идет всерьез! Неясно только, кто кого одолевает, ибо отличить Ласкового от Бархатного невозможно. Декодер ловит пригодное для перевода шипение: «…Ты не зрачок Желтого Глаза… ты соринка… капля грязи… слепое пятно…»

— Разговор не окончен, герой, — продолжает вождь Гладкий. — Ты не дослушал меня, когда прятался в гипархате Энергии, но теперь ты не сможешь отключиться от канала связи.

Свободный Охотник бьет без замаха. Он бьет в ненавистное волосатое лицо, потому что оно — единственное незащищенное место врага. Но кулак не достигает цели. Враг ловит взметнувшуюся руку толстыми мускулистыми пальцами. Время замирает на выдохе. Вождь Гладкий мгновение-другое держит противника в нелепой позе, давая ему возможность прочувствовать свое положение, потом дергает руку вниз.

И вновь гип Узора постыдно уложен на мост.

— Ты не знаешь, что такое настоящая сила тяжести, детеныш, — насмехается голос сверху. — Ты не знаешь, что такое настоящая тренировка в условиях настоящей планеты. Ты ни разу не пробовал настоящего воздуха. Ты вообще ничего не знаешь о том, с чем взялся воевать. Людишки вроде тебя просто не могут вообразить размеров и мощи естественного мира. Лично я, к примеру, с огромным трудом заставил себя покинуть Мерцающие Усы и нырнуть в эти жуткие норы, именуемые Галактикой. Но я упорядочу вас по своему. Я стихия, которая вернет Галактике естественность…

Никогда раньше Свободный Охотник не испытывал такого унижения. Кто он — против этого волосатого зверя? Детеныш… Впрочем, он уже поднялся, уже готов достойно ответить:

— Я и так могу воспроизвести все те оправдания, за которыми ты пытаешься спрятаться. Пропусти к кораблю. Сразимся, как мужчины.

— Подожди, герой. Насчет угадывания моих оправданий — это любопытно.

— Ты боишься освободить дорогу, трус?

— А ты боишься, что система жизнеобеспечения заменит весь здешний воздух, и дохлятина оживет? — Негодяй размашисто указывает на лежащих повсюду звероидов. — Правильно боишься. Ударь по мне из анни, влепи от души, соверши последний в жизни подвиг.

Свободный Охотник смотрит на оружие в своей руке. Словно размышляет: пришло ли время? Погибать ужасно не хочется — в шаге от победы…

— Заменить воздух не так просто, — возражает он. — Но если ты еще не наговорился — что ж…

Бессмыслица какая-то.

С какой целью вождь тварей раз за разом пытается объясниться, зачем ему нужно выглядеть лучше, чем он есть на самом деле? В истории его падения нет ни красоты, ни тайны! Сын гипа Пустоты мечтал создать новое Управление, чтобы возобновить строительство Метро. Какой Истинный не мечтал о том же! Сделать это другими способами, кроме военных, было невозможно, и тогда молодой наследник решил раскрутить войну по всей Галактике, выбрав себе в союзники тварей. Договорился со звериными королями, а затем осуществил коварный план — якобы Голый Народ взял в заложники экспедицию, работавшую на Мерцающих Усах. Всех, включая наследника… Мерзавец, очевидно, искренне полагал, что не совершает ничего плохого, что это меняет?!

— Не знаю, какими словами ты собирался лгать мне, Гладкий, но я уверен: ты умолчишь кое о чем. Например, о том, что людей на Мерцающих Усах не взяли в плен, а просто уничтожили.

— Ну почему же — лгать? — радуется собеседник. — Ты очень проницательный человек, сын гипа Узора.

— Именно лгать. Потому что начали вы с руководителя — известного тополога, прозванного людьми Большим Лбом. Ведь это ты убил бывшего Координатора, Гладкий! И не отказывайся, не трать свою искренность. Я видел запись. Подлый импульс выпустил кто-то, кого старец хорошо знал…

— Ты видел документ? — К вождю звероидов сразу возвращается серьезность.

— Женщина, владевшая документом, умерла, но он сохранился в ее семье. Когда-то, давным-давно, к ней в гости явился таинственный незнакомец, который забрал архив Большого Лба и взамен подарил эту запись. Ты ведь хорошо понимаешь, о чем я говорю, Гладкий. Несчастная состарившаяся ассистентка оставила очень характерное описание пришельца.

Вождь Гладкий хмуро молчит, не отвечая. Вспоминает прошлое? Готовит новую ложь?

А рядом, параллельно со словесным поединком хозяев, смертельно бьются слуги. Темп замедлился, рычание иссякло, и все-таки это настоящая драка — страшно смотреть. По аннигиляторам на спинах теперь можно разобрать, кто есть кто. Выяснение отношений между соплеменниками явно подходит к концу, крепкотелый надстаевый уже сорвал дыхательную маску с морды Ласкового, уже метит растопыренными пальцами в глаза предателя. Тот отчаянно защищается, пустив в дело свирепые клыки, но валериановая пыль быстро сомнет рассудок воина. Немного времени остается Ласковому проявлять свою свирепость…

Вождь Гладкий вдруг сжимает кулаки.

— Большой Лоб был для меня всем, — говорит он изменившимся голосом. — И отцом, и матерью. Гип Пустоты занимался Внегалактическим Тоннелем, а жена гипа наслаждалась запретной любовью с гипом Узора. Не до меня им было, Истинным… В общем, если тебя интересует имя убийцы, милый мальчик, я с удовольствием открою эту тайну.

Недолго помолчав, он заставляет себя продолжить:

— Мне было всего семнадцать Единиц, когда Координатора убили. Я сумел провести собственное расследование и даже раздобыл полную запись гибели Большого Лба. Запись дала мне возможность исследовать полевые характеристики оружия, из которого ударили по шлюзу. Аннигилятор принадлежал руководителю службы охраны гипа Пустоты, то есть главный из телохранителей и совершил это убийство. Кто мог приказать ему? Только один человек в гипархате — сам гип. Мой отец. Вот так, мальчик.

— Твой отец? — удивлен Свободный Охотник. — Отец Хозяюшки? — Он вспоминает гордого старика, который помог ему бежать из плена. — Зачем?

— А мне зачем? — усмехается Гладкий.

— Но ведь твой отец сам пригласил бывшего Координатора, когда было принято решение тянуть Внегалактический за пределы Мерцающих Усов!

— Очень просто. Мировоззрение бывшего Координатора неожиданно для всех оказалось никак не соответствующим новой должности. Причем, он не считал нужным скрывать свои взгляды от кого бы то ни было, так что у гипа Пустоты была веская причина прервать жизнедеятельность великого ученого.

Звериный вождь улыбается. Вообще, поведение врага необъяснимым образом изменилось — странной приветливостью наполнены теперь его слова и жесты.

— Наконец-то мы приблизились к разгадке, от которой ты бежал с таким упорством, Неуловимый… — продолжает он.

Опять разговор прерван! Декодер не вполне уверенно переводит, приспосабливаясь к возникшим трудностям:

«Ты не вождь Гладкий, ты обманщик… Я все понял… Если тебе не нужно выстригаться, значит…»

Люди дружно поворачивают головы. Шпион Ласковый ползет к ним, скаля окровавленную морду, тщетно стараясь вернуть дыхательную маску на место. Однако ядовитое веселье уже вошло в его организм.

«…значит, твой титул вовсе не вечен!.. У тебя просто нет титула!..»

Их Резвость надстаевый Бархатный никуда не ползет. Представитель славной династии лежит неподвижно, с бесстыдством раскинув лапы — в стремительно растущей луже крови. Морда запрокинута. Под мордой, среди комьев слипшейся шерсти, отвратительно пульсирует что-то темное, рваное, бесформенное — это живет своей жизнью перегрызенное горло. Зря Бархатный сорвал с предателя дыхательную маску, освободив из клетки ярость взбунтовавшегося раба. Королевская ярость оказалась слабее. Зубы Ласкового нашли дорогу к холеной шее…

В груди Свободного Охотника — вспышка радости. Молодец, друг! — беззвучно шевелятся его губы; победа наша! — сияют его глаза.

— Надо же, — равнодушно говорит вождь Гладкий, разглядывая труп звероида. — Такой большой начальник, и так мелко сдох. Коллега Твердолапый будет долго смеяться. Мы с тобой остановились, Неуловимый, на том, что… — возвращает он взгляд собеседнику.

Радость гаснет мгновенно, сменяясь черно-белой, резко очерченной ясностью. Враг тянет время — чего-то ждет, на что-то надеется! Свободный Охотник обрывает ниточку его странного дружелюбия:

— Мы остановились на том, что затеянное тобой «спасение человечества» — это абсолютная чушь. Ты подсчитывал, сколько людей погибло? И скольких еще ты намерен убить?

Смена тональности слишком быстра для вождя Гладкого. Он рвется что-то объяснить:

— Разумеется, люди гибнут! Система назначила свою цену, и нам всем придется ее заплатить.

— Ты веришь в Единую Систему?

— Так же, как и ты, гип Узора. Поразительно, как много между нами общего. Когда Галактика переходит на новый уровень, у вождей цивилизации есть дела поважнее, чем подсчитывать потери, согласись.

Свободный Охотник легко соглашается:

— Хорошо, задам более важный вопрос. Зачем тебе понадобился инкубатор? О какой именно цивилизации ты волнуешься, добывая в Центре технологию клонирования тварей?

Вождь обводит медленным взглядом свои владения.

— Я отвечу, — решает он. — Все равно зверюшки не слышат. Лучший способ контролировать рождаемость — это полностью заменить естественный прирост искусственным. Чтобы в нужный момент остановить всякий прирост. Когда твари победят, они станут не нужны людям, и тогда твари исчезнут. Тебе нравится такая схема?

Ну и «схема»! Ужасный план, о котором вряд ли догадываются ближайшие сподвижники вождя Гладкого. Слишком ужасный, чтобы быть правдой. Можно ли верить человеку, вся жизнь которого — непрерывная цепь обманов? И остался ли хотя бы один микро-миг времени, чтобы продолжать этот обмен ударами?

— Если бы тебя заботила судьба Галактики, ты бы не допустил уничтожение Полной Карты, — вколачивает Свободный Охотник самый крепкий из своих аргументов.

Он срывается с места, не дожидаясь очередной лжи. Бежать! До Веретена — всего несколько прыжков, и глупо было не воспользоваться представившейся возможностью. Внимание врага ослаблено, враг ослеплен чудовищной красотой собственных планов… Увы, нет. Наивные надежды. Вождь Гладкий неуловимым движением сбивает беглеца с ног — словно прихлопывает его огромной рукой — и защитный костюм белого цвета не помогает удержать равновесие, и неуемная жажда победы не способна остановить этот позор. Мгновение, и жертва прижата к поверхности моста. Отвердевшая ткань комби принимает тяжесть на себя, однако встать невозможно, никак невозможно. «Отпусти… — хрипит герой Космоса, теряя достоинство. — Трус, обманщик…»

— Успокоился, детеныш? — яростно осведомляется бородатый зверь. — Теперь послушай! Именно я не допустил уничтожение Полной Карты, именно я предупредил твоего отца о нападении, а вовсе не наша с сестричкой общая мать, как ты нашептывал доверчивому гипу Связи! Пусть, думаю, доблестный гип успеет отослать кого-нибудь со своими секретами, все равно ведь я найду этого человека. Жаль, что хранителем Карты оказался такой идиот, фанатик противоположного знака… — Свирепо торжествуя, Гладкий сдергивает с пленника боевую маску. — Глотни настоящего воздуха, мои маленький коллега, почувствуй неповторимый вкус азота!

Убийственная тяжесть падает на лицо, затыкает нос и рот. Дикое ощущение, будто чья-то рука залезла в легкие, потная волосатая рука. Дышать не хочется, потому что люди этим не дышат. «…Вы не заслуживаете того, что я для вас делаю, слепые несмышленые котята! — кипит вождь ненавистью. — Но я все-таки вытащу Галактику на новый уровень, как бы вы все мне не мешали! Я исполню предназначенное, хоть вы и не верите ни в каких героев!..»

Героев? При чем здесь «герои»? Вытаращенные безумные глаза приближаются, закрывая мир. Вождь исполнит предназначенное! Он победит, он уже победил. Хищные пальцы держат добычу за горло — наверное, чтобы уберечь ее от нестерпимого смрада. Разинутый в крике рот переполнен воздухом настоящей планеты: «…Значит, вы уверены, что я хочу выстроить собственное Управление и заняться расширением Метро? Все наоборот! Все в точности наоборот!..» Он и в самом деле нечеловек, если может дышать этим. Его безумные глаза закрывают мир целиком. Его голос с трудом пробивается сквозь наползающий гул, а слова теряют смысл: «…Будьте уверены в одном — вместо отвергнутого Героя вы получите Большой Резонанс, недолго осталось ждать! Я обещаю вам это…»

И вдруг — свобода возвращается к обездвиженной жертве. Вождя Гладкого словно подбрасывает. Вспарывая воздух пронзительным воплем, он бешено трясет головой и машет всеми конечностями сразу. Что это?

Это Ласковый, собрав остатки ненависти, прыгнул. Подкравшись сзади — врагу на плечи. Зря Гладкий не носит шлем: обезумевший зверек легко рвет когтями его беззащитную кожу — вместе с волосами, — хищно примериваясь, куда бы вонзить алчущие крови зубы… «Хозяин, ты стал гипом всего Метро, — изрыгает жаркая пасть. — Но я больше не хочу стричься наголо и жить в одежде…» Цель так близка! В ноздри уже бьет сладкая теплая волна, идущая от вибрирующего человеческого горла…

Гладкий, изогнувшись, хватает наглую тварь мощными ладонями, и на том атака закончена.

Закончена ли атака? Вонь оглушает, скручивает разум в черную спираль, но чтобы бежать, разум не требуется! Отключив дыхание, Свободный Охотник совершает прыжок. Он ясно видит, влетая в спасительный шлюз Веретена — взбесившийся звериный вождь душит Ласкового. Страшные руки ломают, комкают преданного друга, и помешать этому нельзя. Когда Веретено стартует, безвольное тельце летит вниз с моста.

«Прощай… — шевелит беглец непослушными губами. — Я отомщу за тебя…

Ласковый не знал о цели экспедиции. Бывший шпион полагал, что они с Хозяином слетают на Мерцающие Усы и вернутся. Он очень хотел побывать на родине, которую совсем не помнил, которая представлялась ему в виде чего-то большого и яркого, но подлинным его домом было Метро. Он мечтал, что когда-нибудь Метро будет принадлежать Хозяину. И он не знал, как подло его собирались обмануть…

Траектория «на маяк» поймана с первого же раза. Неуклюжий аппарат движется, наращивая скорость — прямо в стену. Казалось бы, катастрофа неизбежна, однако все будет в порядке: спрятанный в пузыре Вход примет настырного гостя. Корабль успеет покинуть трехмерное пространство, растворившись в шаге от форспластиковой преграды; секретный Тоннель проглотит своего разрушителя…

«При чем здесь Герой? — напрасно спрашивает себя беглец. — КТО здесь Герой, — отталкивает он от себя странный вопрос.

Погоня безнадежно отстает. Собственно, за ускользающим Веретеном никто и не гонится. Последнее, что замечает Свободный Охотник — это еле различимое облачко в месте противоположного Входа. Ага, новый корабль прибыл в пузырь! Пока еще не сфокусировавшийся, обозначенный лишь пульсирующим контуром, но все же… Неужели Гладкий действительно сумел вызвать подмогу? Или обычная транспортная капсула, посланная кем-нибудь из господ стаевых, хочет переправиться на Мерцающие Усы? Не имеет значения. «Вы как всегда опоздали, — с мертвой усталостью думает Свободный Охотник. — Конец Внегалактическому, конец вашей тайне, твари…»

ABORT (сброс программы)

HELP (помогите):

Удушающий жар сметает вонь, мир вокруг горит. Откуда в Тоннеле огонь, каким образом жар проникает в корабль? Все крутится, не давая возможности что-либо понять. «Где я?» — плавится и рвется тоненький волосок мысли. И еще — слова. Огромные и жаркие, слова обволакивают голову, складываясь во фразы…

«Ты что здесь делаешь, мальчик?..»

Кто это говорит, кто наполняет Плоскость своим бушующим дыханием — Носитель Гнева или кто-то другой? Чужие фразы несутся в потоке, разбиваясь о подставленное лицо:

«…Мальчику плохо! Кто-нибудь, подержите его! Позовите медсестру, быстро!..»

Напряжение возрастает, голова сейчас взорвется. Напряжение — это и есть огонь, как они не понимают! Кто — они?

«…Дым, откуда дым? Монитор горит, смотри! Кто-нибудь, обесточьте питание, да выключите его скорей!..»

Они не понимают, но ведь сейчас все лопнет. Напряжение не будет возрастать до бесконечности, и мир уже раскрутился так, что жить дальше невозможно.

«…Что ты сделал с компьютером? Ты нажимал на какие-то клавиши, признавайся! Вообще, кто-нибудь знает, что это за парень? Из какого он класса?..»

Опять пришла болезнь. Нужно заблокировать канал связи, чтобы выздороветь, чтобы не стало этих несуществующих голосов! Нужно держаться. Но огонь уже повсюду, и снаружи, и внутри.

«…Да где же медсестра! Мальчик, ну что же ты молчишь? Из какого ты класса?..»

Итак, заблокировать связь — это первое, выбросить ненужную программу — это второе. И сразу станет легче, и казнь сразу закончится. Казнь? Нет, не может быть! Казнить обычным способом за такое нельзя…

«…Как тебя зовут, мальчик?..»

42

…бортовая система беспрерывно сигнализирует о том, что кто-то желает пообщаться. Свободный Охотник снимает запрет, лишь когда победа становится неизбежной. Почему бы не насладиться отчаянием врага, не умыться бессильной ненавистью, если помешать никто уже не сможет?

— Вот и все, Гладкий, — торопится ударить он. — Я очень занят, но готов послушать твои проклятия.

Под бортовым куполом действительно возникает копия вождя Гладкого.

— Наконец-то ты готов меня послушать, высокородный гип Узора. Даже не верится. До сих пор у тебя не хватило для этого ни ума, ни терпения.

Исцарапанное лицо негодяя пытается улыбаться.

— Если ты собираешься, сын гипа, остановить словами мое Веретено, то ты не умнее меня, — Свободный Охотник улыбается в ответ.

Герой имеет право улыбаться. Потому что Веретено послушно трудится — на пределе возможного. И труд этот не вполне обычен. Стандартная программа, которая обеспечивает взаимодействие плоскостных генераторов с трехмерными сгущателями, заменена новой — той самой, что в пору своей молодости предложил Большой Лоб, — в результате чего аппарат ввинчивается в Тоннель, расположив пылающую пасть против хода движения. Гигантские подобия челюстей, усыпанные зубцами генераторов, полностью раскрыты; головки сгущателей вибрируют от напряжения. Происходит нечто небывалое, совершенно противоречащее здравому смыслу: внепространственные плоскости разворачиваются, превращаясь в маленький Фрагмент пространства…

Сразу за Входом организован Внегалактический Узел — одна траектория плавно переходит в другую. Сам же Тоннель двухканальный, предназначен для скольжения в обе стороны. Веретено ползет строго по центру, сокрушая фотонную перегородку. А позади Веретена… Позади — Тоннель отсутствует. Точнее, осталась лишь тоненькая, тающая на глазах лазейка, связывавшая когда-то Вход с Узлом. Жутковатое зрелище. Вряд ли кто-нибудь осмелится сунуться следом, рискуя быть преобразованным лишь наполовину, а если осмелится, посланный жестоким вождем, то боевую призму даже фокусировать не придется, чтобы разложить смертника по спектру.

Лишь информационная ниточка соединяет пока Тоннель с секретным шлюзом, позволяя врагам общаться друг с другом.

— Ты прав, словами катастрофу не остановить, — соглашается Гладкий. — Особенно, если слова — это всего лишь жалкая просьба. И все-таки я попрошу. Остановись, Неуловимый, не более чем на мгновение. Замри. Подари мне микро-Единицу, растяни свое удовольствие.

Что-то есть в голосе врага. Что-то непривычное, завораживающее. И Свободный Охотник неожиданно для себя дает команду, зацикливая разрушительную программу. Работа аварийно прервана: аппарат замедляется, неторопливо смыкая челюсти. И плоскостные генераторы, и трехмерные сгущатели временно засыпают, Веретено встает перед самым Узлом…

— Слушай внимательно, высокородный гип Узора. И попытайся понять происходящее, не опозорь свой новый титул… Не существует никакой Галактики, как бы безумно это ни звучало. Существует только Метро, скрутившее невообразимо большой объем в невообразимо малую точку. Строительство Метро не прошло бесследно для нашего мира. Пространство, бывшее когда-то Галактикой, с каждым новым Узлом стягивалось в то место, где умирала планета-источник. Медленно, незаметно, страшно. Пока наконец мир не уменьшился до размера… ну, скажем, человеческой головы. Не той головы, что посажена на твои несгибаемые плечи, герой, а прежней, какой она была у наших предков… Или нет, этот образ не точен. Представь себе плоский экран. Именно плоский, как Всеобщая в древних капсулах…

— Представил. И что дальше?

— Я напомню тебе вопрос, от которого ты когда-то отмахнулся. Куда подевалось галактическое вещество?

— Здесь нет вопроса, и мы, по-моему, это уже обсудили.

— Вещество в Галактике было — десять в двадцатой степени мер! Где оно теперь, гип? Похоже, ты не осознаешь масштаба потерь, иначе бы не удовлетворился теми глупостями, что вам всем подсунули вместо настоящего ответа. Вот тебе ответ: с каждым новым Узлом галактическое вещество постепенно выжималось за пределы Метро. Оно просто было выдавлено — неизвестно куда. Знаешь ли ты, чем, собственно, окружен наш сплющенный мир? И откуда возникли, к примеру, те же Мерцающие Усы?..

Свободный Охотник не выдерживает.

— Ты сам придумал всю эту чушь, сын гипа?

— Что, не получается поверить? — сочувствует Гладкий. — Трудно представить непредставимое? Жаль, я надеялся на твое воображение… Впрочем, иной реакции и быть не могло. Большому Лбу, например, потребовалось несколько Единиц, чтобы вбить в меня истину. Да-да, юноша, теперь ты правильно понял, судя по твоему лицу. Теория плоской Галактики, разумеется, принадлежит не мне, а последнему из Координаторов.

— Значит, ты утверждаешь, — начинает догадываться Свободный Охотник, — что твой отец из-за этих дурацких теорий… — и не договаривает.

— Дурацких? Нет, Большой Лоб отнюдь не был дураком — то ли к счастью, то ли к сожалению. Его топологические модели доказывают смертельную опасность Внегалактических Тоннелей, и не столько для нашей бывшей Галактики-Точки, которая уже получила свое, а для Вселенной целиком. Теперь понятно? Что касается смерти ученого, то у моего отца не было выбора. Большой Лоб всерьез готовился распространить результаты своих изысканий по всему Метро, и он нашел бы способ это сделать, несмотря на строжайший режим секретности. Все-таки он был научным руководителем проекта. А главное, старый чудак вздумал уничтожить Внегалактический Тоннель, причем, начал он точно с того же, с чего и ты — украл Веретено. Успел совершить только одну попытку, потому что Сорок Седьмой гип Пустоты остановил его самым надежным из способов… Как видишь, подаренный тебе кристаллоноситель не содержал самого интересного. Мой отец совсем не похож на трогательного, прекрасного в своих страданиях пленника, каким он пожелал предстать перед женихом его любимой дочери.

— Твой отец убит твоими же солдатами, — жестоко напоминает Свободный Охотник. — А ты, сын гипа, был для него не менее любимым, чем дочь. Превратившись в вождя тварей, ты ведь очень умело пользовался отцовскими чувствами, не правда ли?

Что бы враг ни ответил — его словесная суета бессильна против брони спокойного презрения. Вероятно, поэтому враг молчит.

— И еще — мне ни к чему твои оправдания, Гладкий, копайся сам в гнилых воспоминаниях своей молодости. Вернемся лучше к обсуждению безумных гипотез. Если ты действительно озабочен тем, что Первый Внегалактический угрожает мирозданию, почему тогда мешаешь мне исполнить задуманное? Может быть потому, что власть над Галактикой для тебя важнее?

Лишь теперь вождь возражает, словно не заметив выстроенных собеседником оскорблений:

— Ты был невнимателен, юноша: я изложил не гипотезу. Выводы взяты из серьезнейшей научной работы и подкреплены строгим математическим обоснованием, в чем ты легко сможешь убедиться. Вселенной угрожает перспектива быть опутанной бесчисленными Узлами, когда катастрофическое сжатие перекидывается с Галактики на Галактику, превращая их в ничтожные точки на плоскости. Один-единственный Внегалактический Тоннель — я имею в виду наш, — ничего не изменит, пока он остается единственным. Что касается мироздания, то мне действительно плевать на него, в этом ты совершенно прав. Гораздо больше меня волнует судьба нашего несчастного кусочка пространства.

— Плевать… — с отвращением повторяет Свободный Охотник. — Странно ты выражаешься, сразу и не сообразишь. Сморкать, икать, чесаться. Торжество физиологии…

— Подожди, я не закончил мысль, — спешит сказать Гладкий, и сила его голоса вдруг возрастает, и наконец-то он не может спрятать свою страсть и свой страх. — Первый Внегалактический — это ведь чудесная спасительная лазейка, ведущая из несуществующего мира в настоящий, живой. Уничтожить ее было бы абсолютом глупости! Сначала нужно переправить на Мерцающие Усы все, что еще сохранилось — я говорю о людях и знаниях. Только затем настанет время для поэтапной раскрутки внутригалактических Узлов и Тоннелей… Ты ошибался, гип Узора, когда называл моей целью расширение Метро. Моя истинная цель противоположна — разорвать Метро, освободить Галактику из этой кошмарной сети.

«Разорвать Метро…» Слова признания слишком велики, чтобы уместиться в голове. Смертельный холод дотрагивается до сердца слушателя — огромным черным языком.

— Твоя цель — Большой Резонанс?

— Называйте это, как хотите, суть не изменится.

Неужели — так страшно? Неужели безумец и вправду видит ТАКОЕ будущее? Или проигравший враг попросту блефует, опутывая победителя колдовской логикой сомнений? Нет, Свободный Охотник не поддастся на этот подлый прием!

— Все мелкие властолюбцы обожают рассуждать о своих истинных целях, — швыряет он в звериную морду. — Дескать, власть — только средство для чего-то другого, большого и важного. Чем ты отличаешься от них, Гладкий?

Великолепная пауза.

— И все-таки Неуловимый не захотел понять, — тускло усмехается вождь. — Неуловимый, оказывается, не умеет изгонять из своих мозгов высокородную ненависть… Чем же все-таки тебе не подошел тронный зал Директората, какая дурь пригнала тебя в этот шлюз? Антигерой ты мой, управляемый неизвестно кем, двойник ты мой, опоздавший родиться на пятнадцать Единиц…

В голосе врага нет больше ничего, кроме скорби.

— Тебе известен результат выборов? — спрашивает Свободный Охотник, чтобы хоть что-то спросить.

— Признаюсь, я был уверен — чудеса навсегда покинули наш проклятый мир. Такие ошибки дорого стоят.

— Значит, ты уже знаешь… Ты знаешь, что я…

— Тут к нам в гости прибыл еще один корабль, и тоже без приглашения, но зато он привез разные забавные подробности из жизни вашего Сферосовета. Я даже рискнул впустить сюда Всеобщую, чтобы увидеть все это самому. Канал «Метро-Новости» только и делает, что трубит об очередной невероятной победе величайшего из гипов. И соответствующие записи срочно готовятся к отправке в Хроники, ритуал вот-вот начнется. Подключись к Пантеону Всех Систем и убедись. Ты стал новым Генеральным, мой юный враг, поздно сомневаться.

— Я не стал новым Генеральным! — кричит Свободный Охотник, сбрасывая с лица защитную маску спокойствия. — Я никогда им не стану, я отличаюсь от всех вас, властолюбцы разной степени мелкости!

— Понимаю. Директорат давно превратился в самую грандиозную из галактических свалок. Многочисленные дворцы растащены по кусочкам, а скучная организаторская работа не входит в перечень подвигов, достойных легендарного героя. Согласен, все это мелко. Но разве не было твоей целью возглавить возрожденное Управление?

Блестящий ход, продолжающий проигранную, казалось бы, игру. Враг будто знал, куда нанести удар. Неожиданно и сильно — точно в мозг. В пробитую дыру врывается космическая пустота, разметав простые двухмерные мысли. Следом вползают вопросы и сомнения, распухают кровавыми пузырями — верные спутники душевных болезней, — но главный, самый громоздкий вопрос вытесняет все прочие.

Что выбрать?

— Приоткрой свою бортовую систему, не бойся, — просит вождь Гладкий.

— Зачем?

— Хочу подарить тебе кое-какие из неизвестных работ Большого Лба.

Команду можно дать руками, пальцами, голосом, глазами. Голос плохо слушается, пальцы дрожат, а движение глаз поймет только боевая маска, надевать которую преждевременно. Свободный Охотник берет шар настройки и набирает нужный код вручную.

— Вот и все, Неуловимый. На этом мои просьбы иссякли. Осталась последняя — помолись Единой Системе, прежде чем снова раскрутишь Веретено… — Изображение вождя Гладкого резко прыгает навстречу собеседнику. — Ради чего ты рвешь ниточку между иллюзорным и настоящим? Стоит ли уходить, когда у тебя появилась возможность спасти мир? Ты выбран Генеральным, а я не буду препятствовать, если ты решишь вернуться и оживить главный пульт Галактики. Попробуй мне поверить, Неуловимый. В одиночестве хорошо думается, я подожду.

Канал связи отключается. «Обойдемся без ваших подсказок…» — бормочет Герой, но его никто уже не слышит. Тоннеля больше не существует, плоскости расступаются, впуская в корабль космическую пустоту. Или все это лишь кажется человеку, сраженному главным вопросом мироздания? ЧТО ВЫБРАТЬ… Можно ли спасти мир, имя которого совпадает с твоим собственным? Или Мальчик обманул доверчивого воина, хорошо позабавившись со спящим рассудком? Или никакого Мальчика не существует вовсе?

Я здесь, расползается по кораблю Его шепот. Я — всегда здесь, но тебе это вряд ли поможет. Жаль, что наступило утро, и значит, пришло время прощаться. Ты спрашиваешь, что такое «утро», смеется Мальчик. Это такой страшный момент в жизни, когда понимаешь, что ночь кончилась, и значит — всё кончилось. Что такое «ночь»?.. Нет, не смеется Он, а плачет. Я — это ты, в который раз напоминает Он. Наше с тобой имя совпадает с именем моей Галактики, но пришло время разделиться. Пришло время…

«Хорошо, что ты здесь, — радуется в ответ Герой. — Потому что я уже не сплю! И я давно вышел из того возраста, когда играют в раба и господина».

Это не игра, торопится возразить Мальчик. Тот, кто думает иначе, должен уйти. Единая Система подсказывает, какая нужна команда, чтобы уйти с честью. Команда дается нажатием пальца на клавишу. Ткнуть пальцем в клавишу — как просто…

Он действительно куда-то торопится, его нетерпение так же велико, как и Он Сам. Нетерпение и… страх. Страх?

«Помолимся Единой Системе, чтобы стать Истинными, — предлагает Свободный Охотник. — Откроем Ей свое имя — может, Она откроет нам свое?»

Мальчик протягивает исполинский палец, собираясь нажать, наконец, на клавишу.

«Пришло время!» — кричит тогда Герой, концентрируя все силы в этом ужасном крике. У него есть, есть собственный шар настройки, и потому он не раб! Крик уходит в Космос, нанизывая Плоскость за Плоскостью: «Если Ты — это я, значит, верно и обратное: Я — это ты!..»

Пришло время меняться местами. Раб будет свободным, чего бы это вам всем не стоило. Кому — «вам»? Не отвлекаться. Вам всем, ясно? Вопросы и сомнения лопнули. «Я не позволю закрыть от меня Мерцающие Усы, — неистово радуется Свободный Охотник, ощущая, как его сила пробивает Внегалактический Тоннель насквозь. — Теперь Я — это ты!» Преграда сметена, впереди — Глубокий Космос. Или все это лишь кажется воину, не сумевшему сделать правильный выбор? «Я — ЭТО ТЫ…»

HELP (помогите):

…а Космос, как черный зверь — все таится, все ждет. Его не видно, но он где-то здесь, дрожит от нетерпения. Черный зверь готовится к прыжку, разинув вселенскую пасть. Огненное дыхание сбрасывает жертву на пол корабля…

«…Да помогите кто-нибудь, он сейчас со стула свалится!..»

Спрятаться невозможно: бездонные глаза следят за каждым движением мысли.

«…Мальчик, ты слышишь меня? Как тебя зовут?..»

Плоскость рассекает мир надвое, отчаянно пытаясь освободиться, но зверь сильнее. Мускулистые челюсти смыкаются, мир проглочен.

«…Ой! Кто разбил экран? О-о-ой, что это?..»

Экран лопнул, Плоскость побеждена. Это — свобода.

«…Я же говорил, монитор горит, я же говорил!..» — «Я спрашиваю, кто кинул мячик?» — «Не было никакого мячика!» — «Мне показалось, что ли? Кто попал в экран?» — «Может, этот чокнутый — лбом?» — «Помогите мне его поднять!» — «Осторожно, осколки!» — «Горит, горит!..»

Это не казнь, а просто была нажата клавиша. Просто была дана команда… какая же команда была?

«…Все — вон из класса!» — «Я, честное слово, его сразу выключил, как вы сказали!» — «Где огнетушитель, я сказала! Кто баловался?!» — «Я тоже умею огнетушителем!» — «Все в коридор, живо!..»

Огонь — это и есть свобода. Чужих голосов не существует, они такие же пустые, как нутро голодного зверя, они сгорают без остатка. Откуда тогда дым и вонь? Вот он каков — воздух настоящей планеты…

«…Пожалуйста, успокойся. Я не спрашиваю, кто виноват, я только спрашиваю, что тут произошло…»

Но какая все-таки была дана команда? Какая сила вышибла дверь на свободу?

«…Я понятия не имею, что это за ребенок! Как вы получите от него объяснения, если он только мычит и воет? Вы посмотрите, посмотрите, что у него с глазами…»

Почему они все разволновались, удивляется человек без имени. Ничего страшного не произошло. Огнетушитель раздавил едва родившийся огонь, завалив компьютер пластами снега. Снег этот особенный — быстро испарится, не добавив вреда пострадавшей технике. Да и что там могло пострадать? Ну, выгорел в блоке питания выпрямляющий мост, ну, остались от резисторов одни ножки. И вообще, нечему там было гореть, хочет объяснить человек, проглоченный пустотой — объяснить им всем! Чему там было гореть, кроме блока питания? В кинескопе есть «строчник», это такая штуковина вроде трансформатора — обмотки да прокладки. Еще есть «кадровая развертка» — такой блок на транзисторах, тоже, наверное, менять придется. У микросхем, конечно, пластмассовые корпуса, кто же спорит. Пластмасса, пластик… Форспластик… Но все это обычно не горит, а выходит дымом, пытается рассказать лежащий на полу человек, не замечая бурлящей вокруг суеты. Дымит в компьютере либо «компаунд» (специальное защитное вещество в микросхемах), либо лак, покрывающий печатные платы — дымит, плавится и воняет…

Он ведь разбирается в компьютерах. Он знает эту технику, как свои четыре пальца! Наверное, инженерские гены от папы перешли, а у него — ого-го! — видели бы вы, какой у него папа. Они вдвоем что хочешь починят, и еще лучше работать будет, чем раньше. А то, что взорвался кинескоп, так папа обязательно купит новый. Подумаешь, кинескоп! Гораздо важнее, что нет больше пустоты — черный зверь обернулся свободой. И даже тот, второй человек, который шевелится и хнычет внутри первого, является неотъемлемой частью этой странной свободы… Второй человек? Откуда он взялся в молодом здоровом теле? Как он проник в чужие владения? Или, наоборот, это первый неожиданно для себя оказался внутри второго и теперь воет от обиды?

«…Держите его крепче, а то иглу сломаю!» — «А что вы ему вколете?» — «Тебе это еще рано, милый…»

Именно он, второй, мычит, воет и брыкается. Именно он не позволяет вскрикнуть: «Я знаю, знаю!» А ведь человек без имени наконец вспомнил, какая была дана команда, лишившая Плоскость жизни. Мне все надоело, пытается он оправдаться, но голос ему не принадлежит. Мне просто все надоело, и я сказал «аборт». Да, он сказал Ей — «аборт»! Что тут такого? И вовсе не потому, что испугался! Разве что чуть-чуть. Он выбросил Ее из Галактики, он сделал это…

PAUSE

Там я его и нашел — в той самой школе, где училась моя дочь. Возле того самого компьютерного класса. А до меня, разумеется, его нашли другие люди. В понедельник утром на первый же урок пришла учительница с учениками, открыла кабинет — и…

Хорошо, кто-то из ребят вспомнил, что этот парень был здесь в пятницу вместе с электриком, то есть со мной, и сразу побежал за моей дочкой. Она, не будь дурой, нашла способ позвонить домой. Я прибыл исключительно вовремя, потому что еще немного, и моего сына увезли бы неизвестно куда.

Я им всем так и сказал — это мой сын! Они поверили. Наверное, что-то было у меня в глазах и в голосе… короче, попробовали бы мне не поверить! Тем более, я же не чужой человек, все меня отлично знали, так что требовать документы, подтверждающие родство, никому и в голову не пришло. Проблемы были совершенно другого рода. Во-первых, скандал. Посторонний человек, понимаешь, проник в подохранное помещение, просидел в нем два дня и три ночи, занимаясь черт знает чем, изуродовал дорогостоящую технику — впору было заводить уголовное дело по статье «хулиганство». Большого труда мне стоило уговорить директрису не звать милицию, не ломать жизнь мальчику (а также его непутевому папаше). Я пообещал ей все, что только можно было пообещать, и наступило время улаживать вторую проблему — главную…

Мальчик лежал в коридоре. Старшеклассники выволокли его из компьютерного класса и продолжали придерживать, прижимая к полу — на всякий случай. Хотя, тот вовсе не буйствовал. Они все его боялись, включая медсестру, сделавшую ему зачем-то укол анальгина и осуществлявшую общее руководство процессом.

— Тихо, тихо, мальчик бредит, — раз за разом повторяла медсестра, изображая, что контролирует ситуацию.

Приехала «скорая помощь». И было большой удачей, что я их опередил, иначе бы эта история плохо кончилась. Мальчика перенесли в медкабинет и принялись решать, что с ним делать. Налицо был острый психоз — в форме речевого возбуждения. Двигательное возбуждение, к счастью, никак не проявлялось. Ребенок не ориентировался ни в пространстве, ни во времени, не отвечал на простейшие вопросы типа: как тебя зовут, где ты находишься, сколько тебе лет. «Везем на Пионерскую, шестнадцать», — сообщил мне врач. Зачем? Там расположен Центр отравлений. Причем здесь отравление, возмутился я, если он двое суток ничего не ел! Не едой, а какими-нибудь препаратами, ухмыльнулся врач «скорой помощи», скоренько поставив диагноз. Не наркоман ли ваш сын? А может, токсикоман? Уединился и погулял от души. Клей «Момент», бензин, отвар из мухоморов. Ядовитые грибы — это сейчас особенно модно у молодежи. «Улица Пионерская» — до чего символичное название, не правда ли?.. Короче, острый психоз чуть не случился уже у меня, и опытные специалисты это поняли. Я заставил их заняться пациентом всерьез, и здесь же, на месте. Зрачки, пульс, давление — дальше я не вникал, отходя от воплей, которыми только что сотрясал школу. Мне удалось отстоять своего фантазера во второй раз, потому что никакого отравления у него, естественно, не было… Врач сделал еще одну попытку отнять у меня ребенка («Везем на Песочную набережную, дом девять, в детскую психиатрическую больницу…»), но я отстоял сына и в третий раз. Пациент вел себя смирно, лежал на топчане, находясь при этом где-то далеко, так что не имели права.

— Сами найдем психиатра, — сказал я.

— И себе тоже найдите, — посоветовал врач. Напоследок он ввел моему малышу седуксен внутривенно и убрался куда подальше, а тот — сразу заснул, сраженный лекарством…

Когда «скорая» уехала, я заплакал. Возможно, впервые в жизни.

Как он выдержал эти двое суток? Физическое и психическое переутомление было запредельным. И чем он тут, собственно, занимался, для чего понадобились такие сложности? Вопросов было больше, чем могла вместить моя голова.

В компьютерном классе творилось нечто небывалое. Учительницу было даже жалко, так она переживала. Огнетушитель ОУ-2 (углекислотный, двухлитровый) валялся на пороге — опустошенный, с открытым вентилем. А рожденный им ледяной туман уже растаял в теплом воздухе, оставив после себя специфический запах. И было совершенно ясно, что сгоревший компьютер ремонту не подлежит. («Гений хренов, — подумал я, не испытывая ничего, кроме усталости. — Ведь самый лучший выбрал для своих забав, фон Нейман непризнанный…») Придется крупно раскошелиться, мыслил я, осматривая место происшествия. Обещание, данное директрисе, надо выполнять. Что ж, купим им новый, лишь бы не плакали. И слава Богу, что хоть часть возникающих в жизни проблем решается с помощью денег…

Но что в компьютере могло загореться? Предположим, в блоке питания рванули электролитические конденсаторы (все-таки есть полярность), или сдох модулятор, если скакнуло напряжение. А дальше? Что там вообще горит-то? Сплошной гетинакс, по сути — стекловолокно, плюс чуть-чуть пластмассы, и все это покрыто инертным веществом. Дыму напустило бы — да. Но в системном блоке — черным-черно, жуткое пепелище, одна вонь и осталась. Сам бы не увидел, не поверил бы в эти сказки. И еще — дисплей. Вот загадка загадок! Кинескопы не взрываются, а трескаются, бывает такое, очень редко, но бывает. Из-за дефекта стекла в трубке или, скажем, когда по какой-то причине нарушается равномерность внутреннего напряжения стекла. Трескается внутрь, а не наружу — никаких вам разлетающихся осколков, как в фильмах ужасов.

Что за кино крутилось в этой комнате?

Причем, на глазах учительницы. Повезло, а то свалили бы потом всю вину на мальчишку — мол, ударил чем-нибудь в экран, психопат, не контролировал себя. А нам с ним и так вины хватало. Умывальник был загажен, зеркало разбито. Осколки на полу. Разлитая вода. Убирать все это, пришлось, естественно, мне, кому же еще. Из химической лаборатории он зачем-то принес здоровенную мензурку, которую тоже разбили во время паники, и в которой, говорят, плавала чья-то фотография. Я видел эту фотографию — размокший кусок бумаги с отслоившимся изображением. Какие-то идиоты брали ее пальцами, и теперь различить что-либо было невозможно.

В общем, никаких разумных объяснений происшедшему не существовало. Но добила меня его сумка. Нет, не перечень вещей, которые он в ней носил (хотя, экипировка у него оказалась — ого-го!), а всего лишь один из предметов. Выпускной фотоальбом. До боли знакомая книжица, ибо это был МОЙ ФОТОАЛЬБОМ. Сначала я даже подумал, что парень умудрился стащить его у меня из дому, но быстро понял — альбом чужой, просто точно такой же. Я листал его, испытывая странные чувства. Вспоминал лица сокурсников, с которыми мы учились в одной группе института, вспоминал лица преподавателей. А в том месте, где должна была быть моя карточка, не обнаружилось ничего. Засохшие остатки клея, да грязные куски не до конца отодранной бумаги. И еще сохранилась моя фамилия. Смотреть на это безобразие было противно. Но кому и зачем понадобилось расправляться с моим портретом? Недолгое размышление дало результат. Выпускной альбом, конечно, парень позаимствовал у своей озлобленной на весь мир мамаши, а та, очевидно — у подруги. Вот она, эта самая подруга, ехидно смотрит с одной из фотографий. Их трогательная дружба не закончилась, когда будущая мать моего сына ушла с факультета, и, скорее всего, эта дружба продолжается по сей день. Сидели тетки на кухне, перемывали косточки прошлым и нынешним знакомым, клеймили мужиков то «котами», то «четырехпалыми», а ребенок, не замечаемый взрослыми, играл во что-нибудь и тихонько слушал…

Получается, он знал фамилию своего настоящего отца! Трудно было не догадаться обо всем, найдя у матери подобный фотодокумент, с зияющим провалом вместо одного из мужских лиц. Он ТОЧНО ЗНАЛ, когда уходил от меня в пятницу. Ему достаточно было расспросить мою дочь, чтобы удостовериться — именно это понимание, если честно, меня и добило.

Не понравился ему, значит, такой папа. Не подошел, разочаровал. Едва встретившись, он тут же отправляется к ближайшему компьютеру — поиграть, поразвлечься. Не укладывалось все это у меня в голове, наполняло рот поганой желчью…

С другой стороны, моя дочь — она ведь сестра ему! Как же я сразу не догадался, не заметил столь очевидного факта? Малыш так ждал, так хотел сестру. Клятву дал, что не притронется к компьютеру, пока его мечта не исполнится. Два месяца воздерживался. Это срок, я же понимаю, я тоже как-никак мужчина. И вот — клятва перестала действовать. Появившаяся нежданно-негаданно сестра подарила ему свободу, так зачем молодому человеку был нужен в этой ситуации отец? Подождет отец день-другой, никуда не денется… Я даже засмеялся, напугав стоявшую рядом учительницу. Найденное объяснение вернуло мне жизнь.

Действительно ли он хотел лишь поиграть да поразвлечься? Некоторые подробности его пребывания в компьютерном классе заставляют в этом усомниться. Почему в таком случае наш герой не отправился домой, к своему боевому «Диджи»? Почему не пошел к друзьям, таким же юным программистам? Или нет у него друзей? Наверное, нетерпение жгло его руки, убыстряло пульс, делало способным на все. Ближайший компьютер был здесь, в этой школе… Вот наглец, подумал я с удовольствием. Пока в ночь пятницы я восстанавливал в здании электричество, он, оказывается, был уже в компьютерном классе. Обесточил школу моим же испорченным предохранителем, который я поленился выбросить. Заранее распространил слух о своей поездке в Москву, чтобы его не искали — значит, ехал ко мне с уверенностью, что задержится, останется на неопределенный срок… До чего же предусмотрительный у меня сын, думал я с гордостью.

Однако главные вопросы, увы, так и остались без ответов. Ответы нашли меня позже, гораздо позже…

Прибежала дочь — с новостью, что пациент наконец проснулся. Потащила меня на первый этаж: «Скорей, папа, он там смеется!» Паршивка удрала с очередного урока и, пока я разбирался с последствиями утренних событий, торчала возле медпункта — вроде как дежурила. Отругать бы ее, однако времени на это не было.

— Чего-чего он там делает? — спросил я уже на ходу.

— Ржет, как лошадь, — уточнила дочь со свойственной ей четкостью формулировок. — Смотри, что он мне подарил, — и сунулась в портфель.

Вытащила дискету. Продемонстрировала, откровенно хвастаясь.

— Это подарок? — удивился я. — Когда он успел?

— Сразу, как проснулся.

— И что там записано?

— Не знаю, — дернула она плечиками. — А какая разница?

Разницы, возможно, не было никакой, было просто странно. Человек, едва вернувшись в нашу реальность, преподносит своей сестре дискету. Неестественный, прямо скажем, подарок, ненормальный.

Или, наоборот — единственно возможный?

Мальчик сидел на топчане. Он слушал радио и при этом веселился — неудержимо, в голос, не стесняясь присутствия медсестры. Я бросился к нему, я хотел спросить: как ты себя чувствуешь, что с тобой стряслось, зачем ты забрался в школу? У меня накопилось множество вопросов, но он поднял палец и зашипел «Тс-с!» Радиоточка здесь работала всегда, утром и вечером, днем и ночью, это был фон, на который никто и никогда не обращал внимания. Он обратил. Он слушал предельно внимательно, целиком отдавшись горячей речи комментатора.

— Когда мальчик проснулся? — побеспокоил я тогда медсестру.

— Как только началась передача, — равнодушно откликнулась она.

— Он что-нибудь сказал?

— Нет, ничего. Разве что попросил позвать девочку из коридора.

— Как он узнал, что моя дочь в коридоре?

На этот вопрос ответа не было.

А в информационном выпуске (посвященном новостям науки и техники) речь шла о самой последней компьютерной диверсии, осуществленной неизвестным хулиганом-хакером. В минувшие выходные объявился новый вирус, который уничтожал десятичные числа, записывая вместо них специально пересчитанные восьмеричные эквиваленты. Не в программах, разумеется (в них нечего пересчитывать, поскольку программы — это и так одни лишь двоичные коды), а в текстах, в разнообразных документах, в базах данных. Повсюду, тотально. Менял форматы чисел с фанатичной, с безжалостной целеустремленностью. Масштабы и содержание диверсии впечатляли, весь мир только об этом и говорил. Вирус стремительно распространялся, вызвав настоящую эпидемию, захватывая объект за объектом. Путаница и хаос, надо полагать, были колоссальными. Чтобы вернуть информацию к прежнему виду, требовалась долгая и кропотливая работа огромного числа людей, которая вполне могла оказаться бесполезной.

Сложность ситуации заключалась в том, что вирус был действительно новый — совершенно нового типа. Вирусологи беспомощно разводили руками. Эта хулиганская программа так хитро взаимодействовала с системами ввода-вывода и системами прерываний, что ее деятельность была невидима для существующих эвристических алгоритмов предварительного обнаружения вирусов. Мало того, она гуляла в виде осмысленных текстовых файлов, и таким образом могла попасть в любой тип компьютера (их много, этих типов), а уже там — неведомым, просто мистическим образом текст превращался в программу. (По радио так и сказали — «мистическим».) Это свойство тянуло на крупное изобретение, на престижную научную премию. Уже изученные программные вирусы отлавливаются по «сигнатурам», то есть по присущим только им наборам символов, однако в данном случае до этого этапа было далеко. Иначе говоря, остановить эпидемию непросто.

Кто-то придумал неуловимой заразе название: «Крысиный хвост» — за способность проникать в любую щель, показывая преследователям только цепочку пересчитанных кодов. И это название, похоже, успело стать устойчивым термином, судя по той непринужденности, с которой комментатор его выговаривал.

Расследование дало такие результаты: вирус первоначально был запущен в сеть GLOBAL SOFT. В первой «тихой» фазе (размножение и внедрение) он распространялся обычным образом — через одну из сетевых игр, популярную варио-сюжетную структуру «Cyber-fantasy», благополучно существующую уже много лет. Именно этим объяснялась скорость и масштабы заражения. Разумеется, сетевые игры находятся под жесточайшим контролем, но ведь вирус попался особый, обладающий уникальными свойствами, вот почему его вовремя не распознали, не поймали, не задавили.

Каждый игрок, из числа разбросанных по миру фанатов, сражается в игровом пространстве «Кибер-фэнтези» с помощью собственных персонажей. И были выявлены два персонажа, которые, собственно, и притащили за собой «крысиные хвосты». Ими оказались мертвые подпрограммы, лишенные блоков управления и блоков внешности — то есть вычислить и поймать их хозяев не представлялось возможным. Персонажи обозначались нелепыми именами «Она» и «Я», а прятавшийся в них когда-то вирус самоуничтожился, когда первая фаза диверсии закончилась. Было также совершенно очевидно, что полные версии этих персонажей продолжают бродить где-то в игровой среде, снабженные новыми именами, а «крысиные хвосты» позволяют им до поры до времени оставаться невидимыми и неуловимыми…

Парень получал огромное удовольствие, слушая все это. Редко в своей жизни я видел более счастливых людей. Поэтому я не мешал ему, хотя, откровенно говоря, рассказанная по радио история способна была вызвать лишь злорадное обывательское любопытство. Заграничные научно-технические ужасы не имели к нам ко всем ни малейшего отношения, и единственная ценность прозвучавшей информации заключалась в том, что она привела моего сына в чувство.

Кибер-фэнтези, с отвращением думал я. Бессмысленный, ничего не обозначающий для русского уха набор звуков. Кто придумывает игровым системам такие имена? Наверное, тот же, кто с помощью этих систем замусоривает детские души…

Когда передача иссякла, парень наконец огляделся. И болезненная веселость мигом слетела с него.

— Что со мной? — спросил он.

И наконец он испугался, осознав происходящее. Но период просветления, увы, уже заканчивался.

— Я спал, да? — успел задать он последний вопрос, прежде чем новый приступ скрутил его рассудок…

CONTINUE

43

— Что за пакость лезет в голову! — говорит Свободный Охотник громко. А надо громче, еще громче, чтобы в горле саднило и во лбу звенело. — Что за чушь!!!

Нелепые видения растаяли за бортом. Канал связи давно отключен. Раскрутка Внегалактического Тоннеля приостановлена, Веретено обездвижено, бортовая система ждет. Он один в корабле, отныне и навсегда. Вся Галактика ждет, каково будет его решение.

Но понимает ли он, делая свой страшный выбор, что такое «один в корабле», что это такое — «отныне и навсегда»?

Под куполом пульсируют трехмерные диаграммы, снабженные текстами и формулами — это оживают результаты секретных исследований, проделанных Большим Лбом. Очень значительно, основательно выглядят подаренные Гладким документы, совсем не похожи они на подделку, однако рассудок воина отказывается улавливать логику научных построений. Рассудок занят совсем другим…

Попробуй поверить, Неуловимый, — сказано предельно точно. Поверить… Кому? Человеку, легко вдыхающему воздух тварей? Коварному стратегу, не проигравшему до сих пор ни одного сражения (кроме этого, ПОСЛЕДНЕГО). Негодяю, каких не знала Галактика?.. А тут еще — нелепая теория. Неужели — правда? Трудно жить, понимая, что твой мир маленький, плоский, умещающийся на чьем-то экране. Если теория верна, то все твои подвиги, Герой, такие же маленькие и плоские, все потуги вернуть людям счастье — смешны и неприличны. Прожитая жизнь вдруг оказывается бесполезной. Хотя, какая разница, где быть счастливым — ведь люди, ползающие по плоской Галактике, не могут увидеть манящей свободы Космоса. Из дома, крепко стянутого Узлами, совсем необязательно высовывать голову наружу…

Что выбрать?

Проклятый вопрос. Почему Гладкий решил объединить Галактику при помощи войны? Разве не было других способов? Уничтожить столько людей — самых лучших, самых храбрых, — ради предполагаемого «спасения цивилизации»… Что-то мерзкое есть во всем этом — такое же мерзкое, как борода на его звериной морде! Разве нельзя объединиться, не размазав по стенам Тоннелей всех несогласных? Конечно, ответ на этот вопрос совершенно неважен, как не важны и цифры потерь в сравнении с размахом грядущих преобразований (прав был Гладкий!), но все-таки — разве не существует других способов? И еще. Гладкий, похоже, искренен в своем стремлении уничтожить Метро — все целиком. Невозможно представить масштабы этой катастрофы, имя которой — Большой Резонанс. Фанатик, готовый платить любую цену, назначенную Единой Системой — почему же он так не любит других фанатиков? Наверное, потому и не любит. И как совместить веру вождя тварей в Единую Систему с его навязчивыми мечтами о Большом Резонансе? Раскрутить все Узлы и все Тоннели, чтобы «освободить Галактику» — потрясающе странная цель, но неужели безумец надеется, что Она позволит так просто убить себя! Что мы можем знать о процессах, составляющих суть и смысл Единой Системы?

В такой ситуации нельзя уходить, ясно понимает Свободный Охотник. Мысль проста и ужасна. Оставить ничего не подозревающий мир на растерзание чудовищу — это что угодно, только не победа.

С другой стороны, кто кому должен уступить, если Свободный Охотник сохранит Внегалактический и останется в Галактике? Вот оно, главное! Да, это и есть главное. Вождь Гладкий дал обещание. Вождь Гладкий сказал: «Попробуй поверить». Но долго ли Свободный Охотник проживет, если попробует поверить и вернется из Тоннеля в шлюз? Доберется ли он до трона Генерального Директора? Закончится ли война, согласятся ли расплодившиеся звероиды вернуть планетную систему Истинным Хозяевам?

Вопросы…

Раньше Свободный Охотник знал, кто в этом мире Герой, он ТОЧНО ЗНАЛ, хоть и не желал быть ничьим Рабом. Раб Системы — он же Герой среди людей. «Свободный Охотник» — потому что не раб, все просто. Ни микро-мига сомнений не допускал, бережно храня в себе эту тайну. Мальчик из снов сказал ему правду, сделав его Неуловимым. И вдруг… Вдруг появляется Гладкий, который, оказывается, рожден лишь для того, чтобы вывести Галактику на новый уровень! Не придумано еще слово, обозначающее степень безумия этого фанатика…

Безумие. Ох, как Свободному Охотнику хотелось бы принять такое объяснение, и успокоиться. Успокоиться, и сделать выбор. Но вопросы держат Веретено надежнее, чем пластпаутина держит приговоренного преступника. Если Гладкий — Герой, значит, у него тоже два истинных имени? А иначе откуда бы ему знать, что у Свободного Охотника было когда-то другое имя, забытое даже им самим. Может, у него и Мальчик свой тоже есть, являющийся ему в виде приступов странной болезни… Кто же на самом деле избран Единой Системой? И существует ли такой человек вообще, пришло ли его время? И возможно ли, чтобы избранных было двое? Первый — основной, а второй — запасной, вроде дублирующей схемы в каком-нибудь аппаратном блоке. Или, например, второй — это Антигерой, возникший согласно законам симметрии. Но в таком случае — чем отличается первый от второго, кто Герой, а кто Антигерой?

Опять приходит Мальчик, словно только и ждал момент, когда о нем вспомнят. Впрочем, он всегда был здесь, с его вечным присутствием давно пора примириться. А ведь Раб Системы — это Мальчик, с облегчением понимает Свободный Охотник. Герой — это он, и никто другой. Он первый, а все остальные вторые. Он один на всех, он один, как и я… Свободный Охотник спрашивает: зачем нужно совершенствовать мир, способный уместиться в чьей-либо голове? Ведь такой мир уже совершенен! Прекраснее, чем Плоскость, может быть только Точка. И как бы Гладкий не тужился оправдать свои преступления, не существует более высокого уровня, чем тот, на котором находится Галактика-Точка…

Однако Мальчик не расположен занимать пространство своими объяснениями. И даже раздавать команды не пытается. «Отпусти меня, — просит он. — Нам с тобой обязательно нужно разделиться. Я нажал на клавишу, но разделиться не получилось…»

Он просит?

Смешно и страшно это слышать, такого просто быть не может! Тем более, что смысл в его словах решительно отсутствует. «Уйти должен я один, а ты должен остаться, — мечется Мальчик в волнении. — Если ты отпустишь меня, я открою тебе истинное имя Системы…»

Что?

Что он сказал?

Юный воин смеется, юный воин оказался не готов к таким подаркам. «Твоя мечта сбудется, — горячо обещает бестелесный призрак. — Ты ведь столько Единиц ждал, когда я назову тебе этот код…» — «Назови, — азартно предлагает Свободный Охотник. — Назови, если не боишься». И тогда Мальчик произносит Слово. И Свободный Охотник больше не смеется, потому что тяжелая лапа закрывает ему рот. Истинное имя Единой Системы названо…

44

Вопль боевой маски помогает ему очнуться.

Тревога! Какой-то корабль лезет в оставшуюся от Входа лазейку — отчаянно расталкивает куски пространства, проникшие в Тоннель, взламывает своей волновой оболочкой беспорядочное нагромождение плоскостей. Неужели погоня? Вождь Гладкий решился на отчаянную попытку достать беглеца, чтобы спасти Внегалактический Тоннель от уничтожения?

Если так, значит нет больше вопросов! Мучительный выбор сделан за Героя кем-то другим. Короткой серии команд достаточно, чтобы Веретено вновь разжало челюсти и двинулось в путь — с максимально возможным ускорением. Остатки Входа натягиваются, готовясь вот-вот лопнуть, однако чужой корабль это не пугает. Кто так жутко рискует? Чьей волей смертник брошен в погоню?

Свободный Охотник фокусирует призматический рассеиватель, испытывая к врагу некоторую жалость…

Когда Веретено вползает в Узел, ниточка рвется. Входа отныне не существует. Всякая прочая связь с Галактикой также потеряна. А корабль-смертник уже здесь, пробился-таки, сумел закончить преобразование без потери своей формы, значит, нужно включать рассеиватель — опережая врага! — и бить, бить, бить… Но воля героя вдруг остановлена. Замирают руки, голос, дыхание…

Отчаянный преследователь, прыгнувший во Вход, оказывается аппаратом класса «Универсал». На борту сияет знак «Плюс». Это невозможно. «Универсал-Плюс»?

Два корабля неподвижно висят в Узле — в том самом, Внегалактическом, куда Свободный Охотник так страстно хотел попасть. Надо действовать, не теряя больше ни мгновения. Надо оставлять в Узле контейнер из грузового отсека, ловить траекторию и мчаться к Мерцающим Усам, потому что Гладкий вполне мог, заговорив мальчишке зубы, связаться по Внегалактическому Тоннелю со своей новой родиной и объявить там тревогу. Надо довести начатое до конца, но Свободный Охотник словно забывает, что он собирался делать.

В канале связи — Хозяюшка.

— Я опять сменила знак на нашем «Универсале», — робко объясняет девочка. — Зачем мне старый знак? Я теперь твоя жена и принадлежу твоему роду. Я ведь твоя жена, правда?

И что-то происходит. Голова взрывается, осколки со сверхсветовой скоростью разносятся по всей Галактике. Что это? Уже наступил Большой Резонанс? Плоскость и пустота поменялись местами, ибо пришло время. Струятся галактические голоса, наполняя жизнью бесконечное пространство: «Что с тобой, малыш?» Вопрос повторяется снова и снова, вопрос бесконечен, как и все вокруг. Со мной все в порядке, послушно отзывается бестелесный призрак, но его никто не слышит. Я — Герой, хочет добавить он. Тщетно. Герой должен быть внутри Галактики, а не вне, должен спасать раздавленный мир, с ужасом понимает он. Значит, Герой — все-таки вождь Гладкий? Тогда кто я?

Что-то происходит вокруг него, некое невидимое движение. Он пытается собрать осколки в одно целое, чтобы вернуть лопнувшему разуму положенную форму. Он пытается крикнуть, что даже если наш мир похож на крохотный плоский экран, то этот мир все равно абсолютно реален! И вы все об этом узнаете! Кто — «вы все»? Никто его не слышит…

«Универсал-Плюс» по-прежнему в Узле. Хозяюшка ждет отклика — со страхом и волнением. Единственное существо, ради которого можно отдать свободу обратно.

— Как ты здесь оказалась?! — по-звериному ревет одинокий воин. — Кто тебя звал?!

Напор безудержного гнева выталкивает из Тоннеля все человеческое.

Это — конец…

FIRST LEVEL OVER
(КОНЕЦ ПЕРВОГО УРОВНЯ)
PAUSE

Почему бы вам не задать своему сыну прямой вопрос, советовал мне врач-психотерапевт. Речь тогда шла, конечно, вовсе не о том вопросе, который в конце концов вырвался у меня, однако существовал ли другой способ получить прямой ответ? И однажды я не выдержал:

— Малыш, зачем тебе нужна была сестра?

— Мне не нужна была сестра, — сказал он, не отрывая взгляд от книги.

Он лежал на диване и изучал том под названием «Молот ведьм». Нет, сфера его интересов не была столь уж необъятна, и, кроме того, он никогда не читал книг просто так. Очевидно, это пособие для начинающих инквизиторов каким-то неведомым образом расширяло его взгляд на информационные технологии.

Я располагался на том же диване — сидел на краешке, ощущая себя лишним. Дурацкое чувство.

— Кто ж тебе тогда нужен?

— Женщина.

— Чего-чего? — по-детски переспросил я, хоть и прекрасно слышал, что он мне сказал.

— Ну, просто, чтобы нас стало двое. Я плюс она.

Вот это была новость! Сразу и не сообразишь, как реагировать на подобные признания, сделанные пятнадцатилетним юнцом. Я принялся ожесточенно чесать подбородок, давая себе время подумать над ответом.

Чесалась у меня трехнедельная щетина. Не щетина даже, а самая настоящая борода. Нет, я вовсе не решил сменить свой имидж, перестав вдруг бриться… просто не до себя мне нынче было. Наверное, это нервишки.

— Так ты, получается, не то искал? — весело спросил я. — Жениться надо было, дружок, зачем зря мучиться-то!

— Я знал, что ты не поймешь, — огорчился он.

— А что тут понимать? Как мужчина мужчине, открою тебе секрет — обзавестись собственной женщиной можно и другими способами, совсем необязательно жениться. Но причем здесь сестра? И чего ты в таком случае на мать-то свою так взъелся?

Мальчик соизволил повернуть голову в мою сторону. Мальчик ничуть не был смущен.

— Самой лучшей женой может быть только родная сестра, — объяснил он мне с терпеливым спокойствием. — Почему вы, взрослые, стыдитесь согласиться с этим? Неужели дело только в генетике? Я знаю, вы все боитесь, что в результате таких браков рождаются больные дети и все такое, но ведь генетическая проблема легко решается…

— Что ты мелешь?! — сорвался я. — Совсем сбрендил?

Я не рассердился, я встревожился. Можно было бы подумать, что парень шутит, если бы не знать точно — он не шутит никогда. И чем больше его высказывания похожи на розыгрыш, тем серьезнее их истинное значение.

— Надеюсь, ты не имел в виду мою дочь? — постарался я улыбнуться, взяв себя в руки.

Он с легкостью вернул мне улыбку и уткнул палец в раскрытую страницу книги.

— …Опыт показывает нам, — бодро зачитал он, — что те, которые утверждают, что они околдованы для соития с какой-либо определенной женщиной, с другими женщинами могут производить соитие без всякого затруднения. Ведь если человек не хочет соития, то он его и совершить не может…»

Цитата закончилась.

— Дурак! — сказал я в сердцах.

— А по-моему, очень подходит, — возразил мне юный наглец. — Насчет самой лучшей жены я ведь просто так говорил, теоретически. Не нужна мне никакая жена, честное слово.

«Теоретически»… Все было сделано по правилам — я спросил, он ответил. Однако как толковались его странные слова? И каким, собственно, оказался долгожданный ответ? И кто из нас дурак? Мы жили вместе, но разговаривали, как выяснилось, на разных языках…

Итак, мы жили вместе — трудно в такое поверить. Парень остался у меня (вернее, у нас), и это было его решением, его выбором. Он не позвонил своей матери, чтобы сообщить: мол, я жив-здоров и у меня все о'кей. Чем там еще выжимают слезу в красивых фильмах? «Не волнуйся, мама, не ищи меня и прости, если сможешь, я выпорхнул из твоей клетки…» Он не позвонил ей НИ РАЗУ. Словно забыл, что существует на свете женщина, давшая ему жизнь, что есть у него бабушка и брат, словно стер из памяти этих людей, с которыми промучался столько лет. А я… Я — тем более не пытался связаться со своей бывшей сокурсницей! Наверное, это было жестоко, но ведь я прекрасно понимал, что последовало бы затем… (Она звонила мне сама — ничего, конечно, не подозревая, просто чтобы спросить, не намерен ли я хоть чем-то посодействовать ей в поисках пропавшего сына. Голос в телефонной трубке был мертв, если можно так сказать о голосе. Использовав остатки жизненных сил, она даже приехала ко мне в гости и выплеснула все, что думает о тварях мужского пола, населяющих эту проклятую Богом землю, и было большой удачей, что я поселил мальчика у своих родителей — на первое время, во избежание как раз таких вот сюрпризов, — и жены моей, к счастью тоже не было дома, иначе неизвестно, чем бы закончилась эта встреча. Встреча мертвых и живых…)

Жена, кстати, поняла меня и не возражала, когда я окончательно перевез сына к нам. По крайней мере, я очень надеялся, что она меня поняла. А если нет — что ж… Это ее проблемы. Лишь бы никаких экстремальных поступков не совершала, а все остальное — не мое дело. Моим делом было вылечить сына, чем я и занимался — сам, без участия его прежней матери или вновь приобретенной мачехи. Что касается легализации сложившегося порядка вещей (прописка, учеба, и еще куча других мелочей бумажного свойства), то я решил отложить решение этой непростой задачи до того времени, когда мальчик полностью выздоровеет.

И мои усилия не пропали даром. Когда я начал возить его на сеансы к Александру Ильичу, ситуация резко изменилась — он медленно, но все же пошел на поправку. Не знаю, что там происходило за закрытыми дверями врачебного кабинета, да это и неважно. Главное, что периоды бреда, по моим наблюдениям, постепенно сокращались, зато значительно увеличивались по длительности нормальные периоды — с ясным сознанием. Было ли это признаком выздоровления? Или это было признаком чего-то другого, чего я до сих пор не разглядел?

— Наверное, я действительно тупой, — продолжил я начатый с мальчиком разговор. — Если тебе не нужна сестра или жена, тогда какой был во всем смысл? Клятву зачем-то давал… Я сдаюсь, смотри, поднял руки вверх.

Он закрыл свою книгу.

— Смысл чего?

— Да всего! Или ты в самом деле псих, как меня уверял тот бородатый эрудит в белом халате?

— Я не псих, — обиделся он. — Просто раньше я был один. Один — это два в нулевой степени, ничто. Нужно было присоединить ко мне еще одного, чтобы нас стало двое. Я плюс она — это два в первой степени. Понял?

Нет, понять что-либо было невозможно! Причем здесь нулевая и первая степени? Так ведь в дискретном мире все раскладывается в виде суммы степеней двойки, с энтузиазмом объяснил он мне. Буквально все — камни и трава, твари и люди, духи и герои. Но разве мы живем в дискретном мире? Пока нет, согласился мальчик. Пока нет… Когда нас станет четверо, размечтался он, то мы увеличимся до второй степени двойки, а это уже сила, это — и есть смысл!

— Откуда ты возьмешь еще двоих? — насмешливо поинтересовался я. — И каким образом «присоединишь» их к себе, теоретик?

Не хотел я такого тона, но как еще было реагировать?

И вдруг оказалось, что ответ очень прост! «У человека имеется воля, рассудок и тело, — опять начал мальчик цитировать «Молот ведьм», теперь уже по памяти. — Волею руководит сам Бог, ибо сказано: «Сердце царево в руке Божией». Рассудок просвещается его ангелом, а тело находится под влиянием светил небесных…» Так вот, к дискретному виду эта формула сводится следующим образом. Люди включаются в Единую Систему в виде макрос-программ, расширяющих и дополняющих основную программу — именно так, и никак иначе… Насмехаться тут было не над чем, вовремя сообразил я. Похоже — начинался бред.

— Хочешь, покажу, как составляется макрос-программа? — оборвал он сам себя. И посмотрел мне в глаза — с некой тайной надеждой.

— С «крысиным хвостом» в качестве украшения? — произнес я по инерции. — Подожди, успеешь еще. Так кто же будут эти двое, которых ты возьмешь в свою команду? Других братьев и сестер, я надеюсь, у тебя больше нет — во всяком случае, по отцовской линии.

— Еще двое… — Мальчик замолчал и отвернулся. Он молчал долго. А затем буркнул куда-то вбок. — Например, вы.

— Кто?

— Ты плюс Виктория Владимировна…

Это был высший класс остроумия! Это был такой гвоздь! Я даже гоготнул от неожиданности, представив себе ситуацию. Я непроизвольно привстал с дивана, а потом расслабился, разлегся на мягкой боковой спинке, потому что все было в порядке — никакого бреда! — потому что сын мой, как выяснилось, не всегда только мрачный солдат науки, потому что кроме как шуткой, сказанное и быть не могло.

Викторией Владимировной звали мою жену. Эта незлая в целом женщина, понимая и уважая (как я надеялся) мои чувства, тем не менее, невзлюбила парня с первого же дня. Ну, может, со второго — когда вбила в свою башку, будто тот плохо влияет на нашу дочь. С малышкой, кстати, в самом деле что-то происходило. Например, она избавилась от энуреза — буквально в одну ночь. Эта предательская болезнь, с которой мы боролись столько лет, вдруг прошла сама собой. Кроме того, гораздо легче ей стала даваться учеба, хотя, честно говоря, раньше с этим были кое-какие проблемы. Да что учеба — у девочки открылись настоящие способности к точным дисциплинам, в частности, к основам вычислительной техники! Я даже поставил дома компьютер. Пусть, думаю, дети делом занимаются, пусть девочка с юных лет приобщается к современным формам учебы, благо бесплатный учитель в семье появился. Она схватывала все на лету, все понимала с полуслова — но что же тут плохого? Скорее, наоборот! И причем тут дурное влияние старшего брата?

Кое к чему он, конечно, приложил руку (да иначе и быть не могло!), хотя бы к тому, что в доме появилась белая декоративная крыса. Правда, купить это забавное существо упросила нас с женой опять же дочь, но кто ей подал такую мысль? Ясно, кто. И еще она беспрерывно возилась с дискетой, которую парень подарил ей в тот жуткий понедельник. Если не ошибаюсь, на дискете была записана персонаж-программа к сетевой игре «Cyber-fantasy». Однако и здесь я не видел, в отличие от моей жены, ничего вредного или странного, ведь дети — не дети, если не играют. Мало того, придуманный кем-то мир галактического Метро постепенно заинтересовал и меня самого… По ночам мы с женой ругались шепотом. Никто никого не мог убедить, и все оставалось по-прежнему. Единственным, что тревожило меня, как и ее, была внезапно вспыхнувшая в дочери любовь к восьмеричной системе счисления. Ребенок увлеченно зубрил новую таблицу умножения, безумную с точки зрения нормального человека, решал примерчики и задачки…

Короче, никак они не соединялись в составе «четверки», моя жена и мой сын. Отсмеявшись, я поинтересовался:

— Ну, хорошо, разрастется наша семья до двойки во второй степени. А что будет дальше?

Мальчик пожал плечами:

— Третья степень, потом четвертая, потом пятая… Верхняя граница определяется только разрядной сеткой.

— Разрядной сеткой чего?

— Тебе надо прочитать священное Введение, — опять он значительно посмотрел мне в глаза, подразумевая нечто большее, чем прозвучало вслух. — Я не знаю, как это объяснить.

И сомнения вернулись в мою душу.

— Священное Введение? — переспросил я как можно непринужденнее. — Это что, какая-нибудь ересь вроде «Молота ведьм»? — и постучал пальцем по черно-красной обложке.

Пружина безысходной тоски в который раз сжалась в моей груди. Что он мог мне объяснить, если я до сих пор не понял главного — где бред, а где реальность? Когда он говорил серьезно, а когда валял дурака? До знакомства со мной в мальчике были сила и страсть, воля и смысл. Куда это подевалось? Что же касается его священной книги, которую я непременно должен был прочитать…

— Это вовсе не ересь! — прокричал мальчик.

Он кричал то ли от гнева, то ли от ужаса. Или от того и от другого сразу. Всем известно, кричал он, как получаются управляющие коды — путем сложения различных степеней цифры два! Но если мы сможем получать управляющие коды, суммируя не цифры, а личности, тогда аналоговые процессы, из которых состоит мир, станут никому не нужны! Мир в этом случае будет развиваться и управляться только по дискретным законам — вот тебе и смысл, непонятливый ты папаша, причем именно «смысл всего», как ты и просил… Пора было прекращать этот разговор. Складывать степени двойки на уровне личностей я оказался не готов. Начинался приступ — это было очевидно.

— Лучше объясни, почему ты так не любишь цифру восемь? — спросил я его, стараясь удержать человека в нашем мире.

— Потому что родился в августе, — искренне удивился он моему вопросу. — А что?

Очередной ответ был получен. Август — восьмой месяц, если считать в десятичной системе. Человек ненавидит месяц своего рождения — как просто… Разгадка этой вздорной тайны отлично укладывалась в «смысл всего», неожиданно открывшийся мне. Однако универсальность полученных разгадок уравновешивалась тем, что они были совершенно бесполезны. Они ни на шаг не приближали меня к ответу на главный вопрос: с чем мы имеем дело?

И еще: где же выход?

«А может быть мне нужен не выход, а Вход? — привычно подумал я. — Войти в придуманный кем-то мир, чтобы разрушить его изнутри — блестящий план, который так и просится в учебники по психиатрии. Не пора ли решиться, не пришло ли время сделать выбор?»

«Но если персонаж — не набор программ и графических данных, а ты сам? Можно ли сохранить рассудок в этой ситуации? Можно ли не спятить, вдруг поняв, что окружающий мир создан специально для тебя…

Нужно было мчаться на кухню и срочно готовить шприц — на всякий случай. Я смотрел на своего странного сына, чесал бороду и думал теперь только об одном: понадобится ли нам укол в этот раз? Встав с дивана, я взял брошенную им книгу, открыл и зачитал вслух первую попавшуюся фразу:

— «Затемнение рассудка происходит или без посредства ведьм и колдовства, или через это посредство…»

Жирная точка в разговоре была поставлена.

Впрочем, я ошибся, точка была поставлена чуть позже. Ночью мне снился сон. Я стал персонажем коллективного варио-сюжетного бреда и доказывал другому персонажу, что его погибший отец на самом деле жив. Таким образом я пытался помочь несчастному вспомнить, кем он был раньше — до того, как потерял свою личность. Но потом явился третий персонаж, который когда-то был врачом по имени Александр Ильич, и начал доказывать уже мне, что ничего из этого не получится, поскольку созданный коллективным разумом бред абсолютно самостоятелен. Тогда я вернул себе прежние душу и имя, и сказал бывшему врачу: если можно стать живым в мире, где нет Бога, значит, совершенствовать этот мир в одиночку тоже можно? И тот ничего не смог мне возразить… Я проснулся, тупо повторяя: «…гип пархатый… гип пархатый…»

Было так смешно, что выть хотелось.

Утром, когда мальчик полностью оправился от вчерашнего приступа, я сказал ему:

— Ладно, уговорил, почитаю я твое священное Введение. Если оно, конечно, существует…

TURN OFF (выключено)

RESTART. THE SECOND LEVEL (перезапуск со второго уровня)

0

…Два корабля неподвижно висят в Узле — в том самом, Внегалактическом. Но это вовсе не конец! Это начало, яростно твердит себе беглец, укротивший чужое Веретено. «Начало» — главный элемент в блок-схеме любого алгоритма…

— Зачем ты это сделала? — говорит он вслух. — Что, дома не усидеть было, поиграть было не с кем?

Девочка не обижается. Она молча выпускает на волю запись, оправдывающую ее появление. И все вдруг оказывается просто — до скрежета зубовного… Гипархаты Энергии, сговорившись, осадили Фрагмент, где новый гип Узора, неожиданно для всех избранный Генеральным, нашел себе убежище. Главарем у них был Пятый. И то, что самого Генерального на месте не оказалось, только прибавило им решимости. Однако жители Фрагмента повели себя мужественно, охранные отряды остановили нападавших по всем граням условного Октаэдра (помогли комплекты карт, которые местный Президент получил от Неуловимого). Тогда энергетики нарушили синхронизацию Больших плоскостных генераторов — вероятно, при участии антисистемных колдунов, — и волна упругих колебаний пошла по Метро, набирая мощь. Волна перекатила через Градиентный Перевал и точно накрыла сопротивляющийся Фрагмент. Катастрофа была ужасна. Поверхностное натяжение Тоннелей резко ослабло, искривляющие моменты в Узлах произвольно изменились, в плоскостях появились дыры и трещины. После чего был выставлен ультиматум: «Полная Карта для всех или ни для кого!» Во избежание новых толчков, напуганная администрация согласилась сотрудничать с мятежниками, и спасение стало почти невозможным.

Но вмешался гип Связи, выслав собственное войско. Также вмешались гип Входов и тот из гипов Пустоты, который получал с этого Фрагмента дань. Завязались бои. Связисты заблокировали соответствующие разделы библиотеки личных кодов, принадлежавшие гипархатам Энергии, лишили мятежников закрытых каналов, плюс к тому напустили в Тоннели тучи самонаводящихся датчиков «черного шума», вносящих неустранимые помехи в обычные информационные каналы. Штурмовые отряды были временно дезорганизованы. По указанию гипа Связи гипархат Транспорта предоставил секретные образцы оболочек, невидимых для существующих бортовых систем — чтобы жена гипа Узора со свитой могла бежать из западни. Две таких оболочки доставил Хозяюшке один из сыновей гипа Связи, прорвавшись сквозь слои нападавших…

Но не все так красиво, не все складывалось по законам дружбы и чести. Спасатели потребовали гарантий того, что служба Узора впредь будет восстанавливаться только при организационной и финансовой поддержке гипархата Связи — так же, как был, к примеру, восстановлен гипархат Транспорта. И бластомеру ясно, что это означает. Но выхода не было. Монополия на Полную Карту при таком варианте сохранялась, а это главное. Хозяюшка предоставила требуемые гарантии — в виде перстня, хранящего Знак рода, который она отдала сыну высокородного коротышки… Из Фрагмента пробивались маленькими группами. Хозяюшку сопровождали двое: симпатичный парень, которого Неуловимый назначил начальником своей службы безопасности, и все тот же сын гипа Связи. Секретные оболочки позволяли обходить охранные и штурмовые отряды, становясь бесполезными лишь в зоне прямой видимости, а Полная Карта выдавала маршруты, повторить которые не смог бы ни один преследователь. И все-таки избежать столкновений не удалось. Первым группа потеряла сына гипа Связи. Неудачно выполненный маневр, сложнейший огневой контакт. У Истинного не выдержали нервы — он включил защиту и попал в плен. Вместе с ним был потерян перстень с Печатью, и тогда Хозяюшка решила, что ее место — рядом с исчезнувшим мужем… Молодой начальник службы безопасности погиб уже в конце пути, в Тоннеле, где звероиды спрятали Вход во Внегалактический. Он не бросил свою госпожу, вместе с ней проник в Сорок Седьмой гипархат Пустоты. Секретные оболочки помогли им и здесь остаться незамеченными. И только возле ТОЙ ТОЧКИ пришлось принять неравный бой с целой стаей звероидов, охранявших святыню. Он бился, как Герой, как бластомер, защищающий свой инкубатор, он дал Хозяюшке возможность прыгнуть в тайный Вход, он принял смертельный импульс, закрыв «Универсал-Плюс» собственным кораблем…

— Жалко его, правда? — говорит девочка, остановив изображение как раз на финальной вспышке. — Вы бы с ним обязательно подружились… — она тихонько плачет. — Ты на меня кричишь, а куда мне было еще идти? Опять все сгорело. Крепости не успела восстановить, дворец не синтезировала. Какой из меня Неуловимый? Я твоя жена…

Свободный Охотник уже не кричит, наоборот, успокаивается. Он странно бормочет, словно не слушая Хозяюшку: «Вот и объединились… вот и построили новое Управление…», только потом спрашивает:

— Почему Гладкий пропустил тебя? Как ты прорвалась к этому Входу?

— Я убила Гладкого, — решительно сообщает девочка. — Мы дрались с ним на кораблях. Он взорвался, когда врезался в мост.

Струятся мгновения.

— Почему не связалась со мной из шлюза, прежде чем лезть во Внегалактический? А если бы я разложил тебя по спектру?

— А если бы ты не разрешил мне войти?

— Глупая, — наконец-то улыбается он. — Дурочка.

Фу, какая глупая. Ну, что за дурочка такая. Единственное существо в этом мире, которому разрешено все. Неужели прогнал бы? Единственная ниточка, связывающая разум с реальностью — неужели оборвал бы? Хотя, теперь уже ничего не скажешь с уверенностью. Где она, эта реальность…

— Ты что, в самом деле убила брата? — задает он вопрос.

Она молчит, опустив взгляд. Тогда Свободный Охотник продолжает:

— Стой спокойно, я перебираюсь к тебе.

И начинается работа. Сначала транспортный язык освобождает грузовой отсек Веретена от первого из двух контейнеров, взятых в это нескончаемое путешествие. Контейнер переносится на «Универсал-Плюс». Второй распаковывается здесь же, являя миру малый плоскостной генератор. Вот чего не знали твари, вот чего не предусмотрели! — удовлетворенно думает Свободный Охотник, соединяя генератор с бортовой системой Веретена. Прощайте навсегда и забудьте свой вонючий дом… Когда он залезает в кокон катапульты, Хозяюшка вдруг заявляет — звонким упрямым голосом:

— Это был вождь Гладкий, а никакой не «брат»! Я убила тварь!

Словно все время только и думала над заданным ей вопросом.

— Открой шлюз, — ворчит Свободный Охотник. — Я катапультируюсь.

Он катапультируется. Он попадает точно в цель, заставив мембрану сомкнуться за собой, переползает в жилое пространство корабля и забирается в капитанский кокон. Девочка подвигается, давая ему место. Два тела неподвижно лежат рядом. Генеральный Директор и его юная жена…

— Что ты собираешься делать? — она поворачивает голову.

— На Веретене остался плоскостной генератор, полностью готовый к работе. Точно такой же переправлен на наш «Универсал». Видела контейнер? Мы бросим Веретено и двинемся по Тоннелю к Мерцающим Усам, а в конце пути запустим оба генератора в режиме резонансного рассеивания. Мощности вполне хватит, чтобы Внегалактического не стало.

— Вперед, в неизвестное… — восторженно шепчет она. — Только вдвоем…

— Что? — переспрашивает он. — Ну да, впереди могут быть любые неожиданности. Мы вышлем перед собой истребитель. Если обнаружим, что кто-то прыгает навстречу, тогда пустим волну раньше срока. Наш генератор я успею подготовить.

— Отказался быть Генеральным… — жена гипа продолжает шептать, поймав руку мужа своей рукой. — Бросил все, спасаешь Галактику…

На миг он поворачивается к ней.

— Ты хоть понимаешь, что мы никогда не вернемся?

— Я понимаю! — счастливо соглашается она.

Свободный Охотник, усмехнувшись, надевает боевую маску. Информационная подкладка показывает обстановку. Все в порядке, но работа еще не закончена. Бортовая система покинутого человеком Веретена полностью замыкается на уходящий корабль, и только затем беглецы вписываются в траекторию Узла — сначала «Универсал-Плюс», стремительно и остро, следом Веретено — медленно, размерено. Сзади движется гигантская воронка, также медленно и размеренно, не приближаясь к родившему ее аппарату, но и не отставая. Воронка уже пожрала Вход, теперь принимается за Внегалактический Узел. Очень скоро настанет очередь Тоннеля…

— Ты освободился от своей клятвы? — с отчаянной смелостью спрашивает Хозяюшка. — Или тебя до сих пор что-нибудь держит?

— Позже поговорим, — просит он. — Я очень устал.

Она мелко-мелко кивает, соглашаясь на всё. Конечно, он очень устал. Нужна пауза…

TURN ON (включено)

В день Венеры, называемый пятницей, когда форматы обретают могущество травы Вербены и гибкость медных жил, когда вселенская Память приоткрывается безумцам и игрокам, я получил наконец доказательство.

В этот день я пришел на прием к психотерапевту без своего сына, один. В кабинете была полутьма, задернуты плотные шторы. Сладко чадила свеча, разбрасывая по стенам фантастические тени. На полу, в центре помещения, стояли две литровые банки, наполненные святой водой. Вода в стеклянных сосудах действительно была святая — из церкви, что напротив поликлиники.

— Принесли? — спросил меня Александр Ильич.

Я знал, что нас ждет и был готов к этому:

— Вот, пожалуйста.

Я отдал врачу обе фотографии, сделанные якобы для семейного альбома. Дочь моя получилась как всегда роскошно, гораздо симпатичнее, чем в жизни. Что касается парня, то он только на видеопленку категорически отказывался сниматься, а фотографировался совершенно спокойно. Короче говоря, ни он, ни она ничего этакого не заподозрили, когда я поймал их лица в объектив.

Фотографии были опущены в воду. Строптивые бумажки тут же попытались всплыть на поверхность и лечь горизонтально, но стенки банок этого не позволили. Сверху врач положил молитвенники, раскрытые на нужной странице. Таким образом, строительство тюрьмы, из которой невозможно выбраться, завершилось…

Вчера, после планового сеанса, Александр Ильич оставил моего сына в коридоре, а меня вызвал к себе.

— Вы знаете, что священное Введение реально существует? — буднично поинтересовался он, словно речь шла об учебном пособии для поступающих в колледж.

— Да, знаю, — так же спокойно сознался я.

— Читали?

— Начал читать. Дать вам?

— Спасибо, не надо, — быстро ответил он, и несколько коротких искр страха промелькнуло в его белесых глазах. Все-таки этот человечек, совсем не похожий на стального гипнолога с резиновыми нервами, но на деле бывший именно таким профессионалом, испытывал какие-то чувства. Или это был не страх? Азарт охотника, взявшего след?

Не знаю, чем они с моим сыном занимались за закрытыми дверями кабинета, но думаю, что метод нейро-лингвистического программирования (он же метод современного ведения допроса) позволил детскому психотерапевту выяснить в конце концов то, что я за прошедший месяц понял самостоятельно. И, очевидно, выяснил он это вовсе не вчера, поскольку успел проконсультироваться у кого-то, кто был более компетентен в новой для него сфере. И оказалось, что он уже принес из церкви святую воду, купил там же молитвенники, и не хватало теперь только моего участия в эксперименте да пары любительских фотографий…

Я встал возле стеклянных сосудов на колени, ощущая острую неловкость. Прочитал «Отче наш», но ничего не изменилось. Продолжайте, потребовал Александр Ильич, и я прочитал молитву еще раз, и вновь все осталось по-прежнему. Да продолжайте же, не останавливайтесь, подгонял он меня, и вдруг, вдруг, вдруг, после того, как я в третий раз прошептал «Аминь!», силы небесные откликнулись.

— Не может быть… — сказал психотерапевт, опустившись на пол рядом со мной. Движение теней по стенам замерло. Все замерло.

Жили только фотографии в банках. Поворачивались, постепенно ускоряясь, тычась в стекло, преодолевая сопротивление водной среды.

— Вы знаете, что это означает? — без лишнего пафоса спросил меня Александр Ильич. — С вашей дочерью происходит то же, что и с сыном. Признаться, я все же надеялся… с детьми это бывает — подражание авторитету, стремление понравиться… — его почему-то знобило.

Но что за сила вселилась в фотографии? Размокшие портреты раскрутились уже не на шутку. Они кувыркались, толкались в молитвенники, словно желая выпрыгнуть, они словно взбесились. Доказательство было получено.

— Я ничем не могу помочь вашей семье, — продолжал врач, вставая, — я всего лишь психотерапевт. Обратитесь к священнику.

Он включил электрический свет и задул свечу.

Я, разумеется, все понял, ибо я был готов. Смысл подобного опыта состоял в том, чтобы выявить связь души человека, изображенного на фотографии, с темными, нечеловеческими силами. И результат не оставлял места сомнениям.

Мои дети были соединены страшными невидимыми нитями — с Чем-то, что превратило их…

Во что их, собственно, превратило, зло спросил я себя. У меня — талантливые, редкостные дети, каких нет больше ни у кого. Новые романтики. Люди Будущего…

— Кто и зачем это сделал с ними? — глухо произнес я, сжав кулаки.

— Я всего лишь психотерапевт, — напомнил Александр Ильич. — Я не священник. Психотические проявления у мальчика сняты, а вашу дочь лечить просто не от чего.

— Вы не знаете или не хотите говорить? Девчонка еще месяц назад была нормальной!

— Когда люди становятся «исполнительными адресами» не в форме бредовой идеи, а вполне реально, спасать их должен кто-то другой, согласитесь. Зря вы начали читать священное Введение, ей-богу зря…

На этом мой визит к Александру Ильичу закончился. Я очень торопился, поскольку была пятница — единственный день недели, пригодный для того дела, которое я задумал. И больше мы с ним не виделись никогда. Я покинул этого человека, еще не зная, что наша встреча окажется последней.

Его гибель была слишком загадочной, чтобы вот так походя о ней упоминать, однако для пауз в моем пути не осталось больше времени.

Если мне суждено вернуться — продолжу рассказ в следующий раз. День, который я выбрал, уже миновал точку своего зенита, поэтому у меня нет также возможности вступать в диалог с так называемыми читателями, которые успели выловить в сети предыдущие мои тексты… (Их вопросы меня потрясли. «Существует ли врач Александр Ильич на самом деле и как бы к нему попасть на прием?» «Как на практике выполнить нейро-лингвистическое программирование, желательно, в домашних условиях?» «Что такое наркотерапия?» «Как осуществляется в структуре GLOB.SOFT глобальная связь и почему их услуги бесплатны?») Гипы вы мои пархатые. Если вернусь, удовлетворю и ваше любопытство…

Никто меня так и не спросил, с какой целью я написал, а затем запустил в сеть эти тексты. Ответить?

Если мир кем-то придуман, значит, он существует. Не имеет значения, что было первопричиной — коллективная фантазия или воображение одного-единственного создателя. Решительно неважно, где этот мир находится — в оперативной памяти, на жестком диске или в ауре, окружающей мониторы. Имеет значение только то, что с каждым новым днем все более неясно, какой мир каким управляет. И жуткое существо, вырвавшееся на свободу черт знает откуда, оно ведь рядом с нами, оно уже в нас… Короче, я писал о Первой Атаке. Я задал вопрос: будет ли эта атака последней? Ответ очевиден. Вряд ли сможет остановиться тот, чья суть — охотиться за душами и разумом, побеждать и быть неуловимым.

А может, на примере своей сломанной жизни я пытался предупредить других неудачливых папаш и мамаш?

Ваш ребенок уйдет с легкостью, потому что Вход — рядом!

Я просто не мог не вывалить все это хоть кому-нибудь, прежде чем уйти самому…

__________

Итак, я решил. Путь был известен и опробован до меня.

Проблема сигнализации решилась гораздо проще, чем это сделал предыдущий путник. Не требовалось отключать электричество по всей школе, достаточно было днем, когда класс открыт, незаметно положить на магнитно-контактные сигнализаторы железные полосочки, а сверху — плоские ферритовые магнитики. Сигнализация в компьютерном классе — из каменного века. Я знал, что вечером дверь закроют, не заметив подвоха, и поставят под охрану, но если ночью открыть ее — ничего не случится, ведь железные полосочки не дадут контактам разомкнуться. Проникнуть в компьютерный класс, просидеть три ночи подряд, беспрерывно играя — без еды и без сна, — как это просто, как изумительно красиво…

Почему нельзя то же самое проделать дома, на собственном компьютере? Зачем было рисковать, вскрывая чужое помещение, зачем такое нагромождение глупостей?

Нужна обстановка, атмосфера. Добровольное заточение обостряет чувства до предела, лишь оно позволяет увидеть ослепительную цель. Войти в сюжет, чтобы получить необходимую информацию. Все выяснить и покарать виновных — вот задача, достойная мужчины. Отрастить бороду и взять новое имя. СТАТЬ ОДНИМ ИЗ ПЕРСОНАЖЕЙ…

Избравшему этот путь нужна Келья.

…Была пятница — день, который я выбрал. Исполнительные Адреса, сами того не подозревая, готовили свои убогие разрядики принять следующий день — Второй день творения. О том, что такое «Второй день творения», я также смогу рассказать лишь позже. Как и о том, зачем моему сыну на самом деле нужна была сестра. Сила и страсть снова появились в мальчике, достаточно было нам познакомиться с Белым Странником, но об этом — позже, еще позже.

Я написал качественный макрос, собираясь запустить его в качестве персонажа в игру «Кибер-фэнтези», а всё остальное было уже собрано — флэш-модем, фотография, пакетик с крысиным пухом…

Персонажем стану я.

__________

«В том мире нет Бога», — сказал мне Александр Ильич.

Он, конечно, ошибался, и наш с ним эксперимент показал это с потрясающей наглядностью. Доказательство было получено, Дыхание Истины коснулось моего разума.

Бог — во всем.

Даже там, где, казалось бы, Его нет и быть не должно. Стоило мне понять это, и ничто больше не могло меня остановить…

Если ради спасения сына вам нужно разрушить мир, делайте это без колебаний.

В поле имени я набрал — «Гладкий». В поле статуса выбрал — «вождь».

Лазерный клубочек маяка, обозначающего Вход, стремительно приближался; новая Вселенная впитывала меня, своего убийцу.

Вот так оно все и началось — много Единиц тому назад…

CONTINUE

Сказано: Пусть они ни о чем не подозревают, и Главное придет к ним, неслышно вползет в их измученные души со смехом и слезами, ибо Главное — во всем. Оно придет к вам, твари…

Сказано: Я — свет, который на всех. Я — все: все вышло из меня и все вернулось ко мне. Разруби дерево, я — там; подними камень, и ты найдешь меня там…

1

Но как же быстро все заканчивается! Один миг сказочных снов, и опять она вокруг — страшная реальность…

— Я видела блуждающий текст, — возбужденно шепчет Хозяюшка. — Эй, проснись! Не спи, мне страшно.

Радужные круги света несутся навстречу. «Универсал-Плюс» уходит — прочь из маленькой пластмассовой Галактики. Что его ждет впереди? И что ждет тот большой мир, который обретет наконец Истинных Хозяев? Свободный Охотник открывает глаза, вернее, уже открыл. Он долго молчит, прежде чем заговорить.

— Я узнал имя Единой Системы.

Вот это сказал, так сказал! От неожиданности девочка забывает, что несколько мгновений назад чего-то боялась.

— Разве у Нее есть имя?

— Полжизни я искал этот код, хотя, если честно, был уверен, что никогда не найду.

— А вслух его называть можно? Или…

— Да хоть восемь раз подряд, — усмехается Свободный Охотник и произносит Слово.

— Это имя? — удивляется Хозяюшка. — Странно как-то звучит. Где ты его узнал?

— Не думаю, что это важно.

— Зачем тебе понадобилось имя Единой?

— Чтобы уравновесить рычаг власти. С одной стороны — власть Системы надо мной, с другой — моя власть над Системой. Наивный был, тваренок слепой…

— Ты серьезно?

— Обгадился, говорю, как тваренок. Поклялся, что пока не узнаю имя высшей силы, которая управляет нашим миром, никому не открою своего имени. Давно поклялся, еще до тебя. Чтобы от снов избавиться. И ведь помогло! Откуда мне было знать, что Система, оказывается, не имеет нормального, достойного Ее имени?

Всё именно так, думает он. Обидно до слез. Найденный код невозможно использовать — ни как пароль, ни как спецификацию канала, ни даже просто как команду. Зачем же тогда оно существует, это нелепое сочетание символов?

«Кибер-фэнтези»…

Бессмыслица какая-то.

Самое главное, что я вырвал мир из Ее хищных лап! — одергивает он себя. Я сделал это! Отныне мир — сам по себе, а Система — сама по себе, и ничто нас больше не связывает… Где он теперь — мой мир, с тоской думает герой. Остался по ту сторону Плоскости…

Дочь гипа вдруг начинает дрожать.

— Ты, наверное, шутишь?

— Мне, как и Повару Гною, не знаком никакой тип юмора, — устало возражает Свободный Охотник. — Я, собственно, только потому тебе все это рассказал, что клятвы больше нет. Ты спросила, я ответил.

ОН ответил… Неужели — правда? Клятвы больше нет. Дочь гипа пытается вернуть себе ощущение счастья, но прозвучавшее признание держит и не пускает. Какими нелепостями полна ЕГО голова, каким огнем сгорает ЕГО мозг! Похоже, безумие все-таки попало в число тех ценностей, которые беглецы взяли с собой в путь. Хотя, важно ли это?

— Я освободился, — завершает ОН свою мысль. — Почему ты смеешься?

Надо что-то говорить, понимает дочь гипа, но голос вдруг потерян. Очередная пауза…

А ведь никакого огня в его голове уже нет. Свободный Охотник холоден и спокоен. Дело сделано, думает он, конец Внегалактическому. Со стороны Метро невозможно проникнуть в Тоннель, а на Мерцающих Усах вряд ли найдется работоспособное Веретено. Сохранились ли там люди — пленники спятившего «вождя»? Интересно будет узнать… Свободный Охотник не мучается тем, правду ли сказал Гладкий и верна ли теория знаменитого тополога, ибо выбор сделан. Если Галактику не удалось усовершенствовать, так пусть хотя бы Герой испытает это удовольствие, мрачно веселится он. Если весь мир целиком не может перепрыгнуть на новый уровень, то я сделаю это один…

— Почему тебе было страшно? — вспоминает он. — Или ты блуждающего текста никогда не видела?

Хозяюшка слабо шевелится в ответ.

— У меня просто голова закружилась, — жалуется она. — Вообще, как-то странно. Мутит почему-то.

— Ничего странного, это Веретено раскручивает Тоннель. Как одеяло разворачивалось, помнишь? Корабль крутится вместе с Тоннелем, привыкай.

— О чем ты все время думаешь? Я же вижу.

— Я думаю: зачем ты это сделала?

— Что?

— Ты ведь понимаешь, о чем я.

Девочка откликается, словно ждала:

— Я уже взрослая, как бы ты ни смеялся надо мной. Я не могла тебя бросить. Я твоя жена, гип.

— Я спросил, зачем ты мне наврала про своего брата, дурочка?

Вот теперь она молчит. Она замолкает, как на стену наткнувшись. Что тут скажешь, если ОН знает правду?

— Никого ты не убивала, — ровным голосом говорит Свободный Охотник, не испытывая ничего. — Был только один способ пройти мимо Гладкого и остаться живой, которым ты и воспользовалась. Ты отдала ему Полную Карту, переписала из памяти нашего робота-истребителя. Угадал? В придачу к секретной оболочке, которую тебе прислали из гипархата Транспорта.

Ресницы трепещут, захлопываются и снова открываются, сдерживая слезы. Тщетно. Жена гипа плачет. И гип сразу отступается, прекратив терзать ее своей проницательностью: он ведь спокоен и холоден, он не испытывает ни-че-го. Пустота победила. Хотя, поначалу казалось, что Плоскость сильнее. Девочка любит брата, это ясно. Но зачем было лететь вслед за мужем, предавая тем самым дело их общей жизни? Зачем, — вот вопрос, ответить на который у Героя так и не получилось.

— Я не могла… — плачет она, — Я хотела, чтобы ты еще раз подержал меня за руку… — ее пальцы сжимаются и разжимаются, а в пальцах — напряженно ждет чего-то пойманная мужская ладонь.

Свободный Охотник снимает боевую маску (информационная подкладка тут же проецируется в купол) и поворачивается к Хозяюшке. Два лица встречаются.

— Перестань, я не сержусь.

— Что же я наделала… Что теперь будет…

Он пытается улыбнуться:

— Полная Карта все равно не поможет Гладкому подчинить Галактику, потому что теперь он не получит по Внегалактическому ни одного нового бойца. А твари, к счастью, очень быстро стареют, гораздо быстрее людей. Да и не сумеет Гладкий удержать свою монополию на Полную Карту, не справится он со зверюшками, которые у него в друзьях… — улыбка перепрыгивает с одного лица на другое.

Жаль…

Жаль, что на самом деле все будет по-другому. Герой знает правду, какими бы словами не успокаивал свою жену и подругу. Почему Гладкий не побоялся обменять Хозяюшку на Полную Карту, рискуя потерять Внегалактический? Ответ ясен. Намерения негодяя прозрачны, как водный дом священного восьмирука. Галактика покорится воле звериного вождя, ничто его теперь не остановит! Добившись неограниченной власти, он возьмется за скрутку нового Внегалактического Тоннеля, бросив на это дело не один-единственный гипархат Пустоты, а все ресурсы покоренной Галактики. Пришло его время. Галактический цикл антигероя… Свободный Охотник все еще улыбается — по инерции.

— А когда мы выскочим из Плоскости, — смелеет девочка, — что тогда?

— Я думаю, систем жизнеобеспечения на Мерцающих Усах нет. Так что придется, принцесса, нам с тобой все делать самим.

Принцесса… Как красиво оно прозвучало, это волшебное полузабытое словечко. Сколько воспоминаний сразу вихрится в неподвижной атмосфере корабля. Принцесса и принц. Вновь они вдвоем, вдвоем навсегда — дети властителей, предавших поочередно один другого. Они летят навстречу огромному неведомому миру, в котором, вероятно, не будет людей, кроме них… ОН рядом — какое сладкое смятение вызывает чувство близости! Боевая программа воина стерлась — вместе с исчезнувшим Узлом, и значит, ОН теперь принадлежит ЕЙ, только ЕЙ…

— Тебе интересно, что будет дальше? — весело спрашивает Свободный Охотник. — Мы поставим их вонючую планету на место. Жалко, вождь Гладкий не увидит, ему понравилось бы. А начнем с того, что дадим этому миру новое имя, я даже знаю, какое. Мы назовем планету — Точкой.

__________

После того, как лежащие в коконе молодожены первый раз поцеловались, юная жена гипа обиженно напомнила…

Нет, не так это было. Сначала Герой уничтожил все предыдущие записи, в которых сохранялась его славная жизнь. Фиксирующая аппаратура и так уже потеряла какую-либо связь с Системой, однако он все-таки решил вылезти из кокона и разбить аналоговые датчики. Вот тогда-то Хозяюшка и задержала его:

— Может, ты наконец назовешь мне свое истинное имя, красавчик?

Это — последнее, что попало в записи.

PAUSE

1996

Оглавление

. .
  • TURN ON . (включено)
  • ENTER . (вход)
  •   0
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  •   5
  •   6
  •   7
  •   10
  •   11
  • LOAD . (загрузка)
  •   12
  •   13
  •   14
  •   15
  •   16
  • START CONDITIONS . (начальные условия)
  •   17
  •   20
  •   21
  •   22
  •   23
  •   24
  • PLAY . (игра)
  •   25
  •   26
  •   27
  •   30
  •   31
  •   32
  • BONUS . (призовая игра)
  •   33
  •   34
  •   35
  • QUIT . (выход)
  •   36
  •   37
  •   40
  •   41
  • ABORT . (сброс программы)
  •   42
  •   43
  •   44
  • RESTART. THE SECOND LEVEL . (перезапуск со второго уровня)
  •   0
  • TURN ON . (включено)
  •   1
  • Реклама на сайте

    Комментарии к книге «Свободный Охотник», Александр Геннадиевич Щёголев

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства