«Пыльные окна»

Раньше я и не знал, что страх можно почувствовать на ощупь.

Теперь я в этом убедился. Я сжимал страх между дрожащих пальцев — узкую полоску металла. На ощупь страх был холодным.

Я поднес ладонь к лицу, чтобы получше разглядеть тонкий порез на подушечке указательного пальца. Страх был острым на ощупь.

Кран был повернут до упора. Вода била из него тугой струей, разбиваясь о раковину. За ее шумом я не сразу услышал телефонный звонок.

Я сидел на краю ванной, тупо пялясь на сжатое в побелевших пальцах лезвие бритвы.

Телефонный звонок отвлек меня. Пронзил виски навязчивой трелью, разбудил.

Страх пропал. Потускнел, растворился.

Я почувствовал, что сижу тут совершенно голый, что я замерз.

На кухне было распахнуто окно и холодный октябрьский ветер, играя занавесками, через открытые двери залетал сюда, в ванную. Моя кожа посинела от холода, покрылась мелкими пупырышками.

Я, видимо, очень долго сидел здесь, рассматривая бритву.

Оторвав зад от края ванной, я закрутил кран. Бросив взгляд в зеркало, автоматическим жестом пригладил мокрые волосы.

Только после этого я вышел из ванной комнаты. Не спеша шлепая босыми ступнями по холодному линолеуму, пошел в гостиную, где на старом продавленном диване болотного цвета валялась телефонная трубка. Она продолжала назойливо пиликать.

Тот, кто звонил мне, несомненно, был очень терпеливым человеком.

— Да? — спросил я у телефонной трубки.

— Живой?

Я промолчал.

— Хорошо, что живой. И даже разговаривать можешь. Очень хорошо, Алексей.

Человек, звонивший мне, наверное, когда-то брал уроки актерской речи. Такой хорошо поставленный, гладкий голос у него был. Как у телевизионного диктора или респектабельного политика.

— Я же просил вас не звонить мне больше.

— Да-да, я помню. Но, к сожалению — приходится. Нам надо встретится. Через два часа. На том же месте, где и в прошлый раз.

— Вы что, не понимаете? Я же сказал — не звоните мне больше! Забудьте мой номер телефона, все. Считайте, что мы не знакомы.

Я уже собирался щелкнуть красной кнопкой, отключаясь, но мой собеседник процедил лишь одно слово:

— Максим.

— Что вы сказали?

— Я сказал — Максим.