«Лакей Богов 1»

Лакей Богов 1 (fb2) - Лакей Богов 1 [ЛП] (пер. РуРанобэ | Переводы ранобэ и новелл Группа) (Лакей Богов - 1) 1783K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Асаба Нацу - Куроно Куро

Лакей Богов 1

Реквизиты переводчиков

Над переводом работала команда RuRa-team

Перевод с японского: arknarok

Работа с иллюстрациями: Moxnat

Редактура: Undecimus

Самый свежий перевод всегда можно найти на сайте нашего проекта:

Чтобы оставаться в курсе всех новостей, вступайте в нашу группу в Контакте:

Arknarok'у на чай

PayPal:

paypal.me/arknarok

Cчет для перевода с кредитных карт:

5368291001630458

Версия от 11.10.2016

Любое коммерческое использование данного текста или его фрагментов запрещено

Начальные иллюстрации

Вступление

Во все времена в сердцах людей жили молитвы.

Когда-то некоторые молились о богатом урожае, другие — о процветании потомков, а третьи — о счастье на жизненном пути. И даже сейчас, в пору развития науки и цивилизации, когда в мире почти не осталось места для божественных деяний, люди не прекратили молиться о сдаче экзаменов, приеме на работу и женитьбе. В Японии некоторые из таких молитв произносятся в храмах и адресуются всем почитаемым в них древним японским богам.

Но если смахнуть пыль со старых книг, можно обнаружить немало сохранившихся упоминаний о том, что даже божества сердились на измены мужей и сомневались в верности жён и происхождении своих детей, устраивали западни для братьев и громили дома сестёр, а иные и вовсе не брезговали разбрасываться собственными испражнениями. И пусть мы склонны забывать подробности, чтобы не ущемлять чести божеств, эти истории всё равно служат доказательством, что боги — далеко не такие идеальные создания, какими их воображают люди, мечтающие об исполнении желаний.

«Боги прирастают властью, когда их почитают люди, а люди прирастают удачей, когда им благоволят боги».

Эта строчка из «Списка наказаний», принятого в первый год эпохи Дзёэй1, гласит, что суть отношений между людьми и богами — в обоюдной поддержке и взаимном возвышении.

Но сейчас баланс нарушен: люди молят богов, не предлагая ничего взамен.

В результате силы многих божеств истощились, некоторые вернулись на небесные луга, а иные вовсе исчезли, словно снег под весенним солнцем.

Те же, кому с трудом удаётся держаться на земле, обессилели настолько, что не могут даже в полной мере заниматься собственными делами. Интересно, знают ли об этом люди?..

Итак, я собираюсь рассказать вам историю человека, родившегося и воспитанного в современной Японии, в самой обычной семье. Он ходит на Новый Год в храмы, на Рождество ест торт и курицу, а на похороны зовёт жреца. Для него, как и для многих других людей, боги — лишь создания, к которым обращаются за помощью.

Да что там, он даже не особо верил в их существование.

Для меня, бога, люди подобны каплям проливающегося из облаков дождя, осыпающимся осенним листьям или дуновениям ветра, но этот человек оставил в необъятной череде моих воспоминаний яркий след, и поэтому я ради собственной забавы решил написать о нём.

И если сия история будет передаваться меж людьми, пока не поблекнет моя шкура, то у меня в этом хрупком мире появится ещё одна потеха.

Глава 1. Лис и парфе с тёртым чаем

Часть 1

Хотя Ёсихико родился и вырос в Киото, городе, богатом на историю, храмы и монастыри, разницу между храмом и монастырём он смог осмыслить лишь в старшей школе.

— Этому ведь учат в младших классах, разве ты не знаешь? — удивился Фудзинами Котаро, с которым они учились вместе с первого класса, а затем объяснил: — Монастыри буддистские, храмы синтоистские. Соответственно и молятся: в монастырях — буддам, в храмах — богам. Что такое «будда» — вопрос запутанный, но если в двух словах, то это слово обозначает много кого, и будды совсем не похожи на японских богов.

Будучи наследником одного довольно крупного сельского храма, он часто говорил с Ёсихико о таких вещах. Разумеется, он рассказывал о почитаемых богах, но также и об исторических зданиях, о глубоком смысле того гравия, которым посыпают территорию храмов, или о том, что красные хакама2, которые носят храмовые жрицы, порой оказываются простыми юбками.

— А ещё в крупных храмах на случай больших толп, обступающих короб для подаяний, под ним проходит конвейерная лента, поэтому есть немалая вероятность, что все твои пожертвования будут автоматически собраны в кучу.

Благодаря таким рассказам Ёсихико словно заглядывал в незнакомый ему мир, поэтому любил слушать этого человека, в котором искренние молитвы у алтаря сочетались с характерными для наследника храма сюрреалистичными мыслями.

После окончания школы Ёсихико, с младших классов игравший в бейсбол, поступил в университет, служащий домом для одной весьма известной команды, а Котаро отправился учиться в Токио, на специальное отделение, где готовят жрецов Синто. Однако они поддерживали дружбу: иногда Котаро приезжал домой, и тогда они вместе обедали, а во время каникул вдвоём куда-нибудь ездили. Даже сейчас, когда оба разменяли третий десяток, ничего не изменилось. Окончив университет, Котаро стал полноправным жрецом, однако вместо того, чтобы вернуться в семейное святилище, устроился послушником в храм Онуси недалеко от дома Ёсихико, и они снова начали видеться почти каждый день, как в школьные времена.

Стояло начало сентября. С утра, по пути на работу, Ёсихико зашёл в храм Онуси, прошёл мимо главного здания, около которого собралось несколько прихожан, по дороге, заведшей его на крутой холм, и помолился перед святилищем, которое называли Дайтенкю.

Из-за того, что это святилище не основное, люди сюда особо не заглядывали, а кроме того, оно посвящалось сразу всем восьми миллионам богов неба и земли, так что у посетителя не было особой причины приходить для молитвы именно сюда. Просто когда-то это святилище часто посещал его дед, и Ёсихико шёл по стопам предка. Однако Ёсихико жил не в семье прихожан и даже не имел домашнего алтаря, а привычку молиться, сложив перед собой руки, приобрёл под влиянием Котаро и деда. На Новый Год или перед экзаменами, или когда кто-то заболевал, он просил богов о помощи, но в отличие от Котаро, искренне верящего в сверхъестественное и честно работающего в храме, для Ёсихико боги оставались лишь способом утешиться.

— ...Простите за то, что я в тот раз пожелал, не подумав...

Вместе с этими словами он, как учил его дед, сделал два поклона, дважды хлопнул в ладоши и поклонился ещё раз. Хоть где-то на задворках сознания Ёсихико и казалось, что он занимается какими-то глупостями, парень вздохнул с облегчением от того, что исполнил задуманное. Как бы там ни было, просьба о прощении — это просто хорошие манеры, пусть даже и не существует богов, способных эту просьбу услышать.

— О, уважаемый послушник, хорошо работаете.

После посещения Дайтенкю, Ёсихико спустился по длинной лестнице под аккомпанемент сверчащих цикад и освещаемый напоминавшим о лете солнцем. Возле павильона для омовений ему на глаза попался работавший метлой Котаро, которого он по пути в святилище не видел.

— ...Слушай, тебя мой сегодняшний вид совсем ни на какие мысли не наводит?

Ответив на шутливые слова Ёсихико, Котаро, не выпуская из рук метлы, обернулся и с недовольным видом посмотрел на собеседника.

— Э? А что, должен был навести? Мне влюбиться следует?

— Я имею в виду, посмотри на мою одежду и подумай, не хочешь ли чего-нибудь сказать.

По длинной лестнице, заставленной с обеих сторон красными фонарями, медленно спускалась группа похожих на туристов людей с фотоаппаратами. Прячась от их взглядов, Котаро затащил Ёсихико за павильон.

Храм Онуси, построенный у западного подножия горы Онуси — старинный комплекс, основанный в середине эпохи Хэйан 3. Здесь есть красивые ворота и коридоры, выкрашенные красным лаком, а на территории также расположены несколько меньших святилищ. О святынях же главного храма говорят, что их привезли из самого Великого Храма Касуга в Наре. Во многих путеводителях комплекс помечен как достопримечательность, и здесь даже в будние дни немало посетителей.

— По-моему у тебя такая же одежда как и вс...

Но тут Ёсихико ещё раз посмотрел на Котаро и замолк на полуслове.

Если раньше его друг носил характерный для служителей храма светлый костюм из белого халата и простой хакама, то сейчас на нём хакама другого цвета. Ещё вчера она, как и халат, была белой, но сегодня — цвета морской волны.

Добившись, наконец, реакции от Ёсихико, Котаро довольно улыбнулся.

— Я больше не послушник, а гоннеги4. Больше не ученик, а полноценный служитель храма. Жрец. Понял?

— Так это... тебя повысили, что ли? — осторожно поинтересовался Ёсихико, и Котаро утвердительно кивнул.

Совсем скоро после того, как этот статный красноречивый мужчина, ростом выше 175 сантиметров, с коротко стриженными приятными на вид чёрными волосами и обаятельной улыбкой поступил сюда на службу, он снискал огромную популярность среди тётушек и замужних женщин окрестных религиозных семей. Говорили, что о нём хорошо отзывается главный жрец, затем это мнение разделили и остальные служители, а также подрабатывающие здесь жрицы; и в итоге о Котаро заговорили как о подающем надежды новичке. С учётом того, что рост Ёсихико не дотягивал и до 170 см, а его непримечательный внешний вид словно создан оттенять привлекательность Котаро, и в отличие от своего талантливого друга Ёсихико демонстрировал успехи лишь в бейсболе, игнорировать новость о повышении он не мог.

— К-как? Как ты это сделал? У тебя связи есть?

Хоть они и находились в городской черте, но вдали от центра и суеты. Тем не менее, стрёкот не знавших устали цикад раздавался на всей территории храма. От дуновений ветра шелестела листва, сквозь которую пробивалось солнце, а отчего-то взбудоражившийся Ёсихико схватил Котаро за рукав. Что до него самого, то в прошлом году он сразу после выпуска устроился в одну фирму, но уволился уже через полгода и лишь весной наконец-то нашёл подработку, чтобы сводить концы с концами. Семья постоянно одаривает его холодными взглядами, он проводит все дни в чтении журналов с вакансиями, хватаясь за голову, а его друг уже делает карьеру?

— Не оскорбляй меня. Поскольку я закончил университет, то с самого начала был кандидатом в гоннеги. Я просто проходил практическое обучение.

Ёсихико убрал руку, и Котаро поправил воротник. Лишь сейчас Ёсихико заметил: если раньше Котаро носил достаточно старые вещи и постоянно бурчал, что с этим ничего не поделаешь, то теперь его костюм выглядел очень даже ничего.

— Н-но ведь ты всё это время только и делал, что бил в барабаны и играл на флейте!

— Занятия кагурой5.

— Играл с песком на пустошах...

— Церемония освящения земли.

— И с самого утра заговаривал зубы красивым женщинам!

— А это работа, — непринуждённо ответил Котаро, и Ёсихико посмотрел на него с подозрением.

— С какой стати жрец должен трепаться с женщинами? — с сомнением в голосе спросил Ёсихико, и Котаро протяжно вздохнул.

— Послушай, люди в храме работают, поэтому им следует платить, логично? К тому же здания надо ремонтировать, амулеты и талисманы обновлять, а ещё в году есть не один фестиваль, к которому надо готовиться, и все эти вещи требуют ресурсов.

— Р-ресурсов?..

Котаро сложил пальцы в кольцо, намекая на деньги, чем вызвал недоумённый взгляд Ёсихико. Жрец на его глазах вдруг стал похож на сборщика долгов.

— По этой причине важная часть работы в храме — поддержание отношений с семьями, которые жертвуют нам деньги, и беседы с компаниями-спонсорами, — объяснил Котаро с серьёзным лицом, сложив руки на груди.

Ёсихико смотрел на него ошарашенно. Ему всегда казалось, что друг немного не от мира сего, но, похоже, жизнь закалила его характер.

— Ёсихико, богов нужно уважать и бояться. Их нельзя почитать беспечно. Но есть и не менее важная работа.

Пробивавшееся из-за спины друга поистине летнее солнце слепило глаза. Ёсихико вскинул руку, защищая их, а Котаро объявил:

— Управление храмом — тоже бизнес.

Не выдержав головокружения, Ёсихико закрыл глаза.

— ...С тех пор, как я познакомился с тобой, мой мысленный образ типичного жреца стал каким-то странным...

— Жрецы тоже люди. Мы не питаемся одним лишь святым духом.

— Это-то так, но…

Наверное, это и есть та самая «подноготная». Тот самый мир, который совершенно непонятен стороннему наблюдателю.

— Кстати, а ты зачем сюда пришел? У тебя ведь сегодня поминальная служба? — вдруг спросил Котаро и обернулся, прекращая мести.

Ёсихико так изумился тому, что его друг запомнил дату — даже на мгновение растерялся.

— А-а, она была вчера. Жрец очень спешил, поэтому мы провели её на день раньше.

Первая годовщина смерти деда прошла без особых происшествий. Хотя семью Ёсихико никак не отнести к набожным буддистам, они, как и большинство японских семей, пригласили жреца на службу и организовали поминки.

— А сегодня я… просто зашёл по пути на работу, — Ёсихико отвёл взгляд и ни слова не сказал о том, что молился у Дайтенкю.

На глаза ему попался бронзовый фонтанчик павильона, из которого вытекала журчащая вода. Из-за неё по каменной чаше без конца бежали волны.

— А, ясно, — буркнул Котаро, явно желавший добавить что-то в духе «вот ведь лентяй», и вновь начал мести.

Затем ему на глаза попались новоприбывшие прихожане, и он дружелюбно поприветствовал их.

***

Закончив работать точно по часам, Ёсихико вышел из офисного здания и протяжно вздохнул. Мимо него прошёл юный коллега со словами «до свидания».

— …До свидания, — угрюмо ответил Ёсихико бодро удаляющейся спине.

На часах нет и шести вечера. Наверняка его коллега, будучи студентом, сейчас идёт куда-нибудь развлекаться. Ёсихико, который поленился даже переодеть белую спецовку, ещё раз вздохнул и побрёл вперёд. Стояла обыкновенная для Киото, расположенного в низине, жаркая и душная погода, от которой плавилось тело. Несмотря на сентябрь, зной никак не ослабевал.

Памятуя о словах матери о том, что «кто не работает — тот не ест», всё ещё находившийся в поиске постоянной работы Ёсихико устроился на полставки уборщиком, и каждый день оказывался в новом месте: то в больнице, то в торговом центре, то в офисном здании. Поначалу Ёсихико это не нравилось, но затем он привык и обнаружил: молчаливая работа автоматической щёткой подходит ему хотя бы потому, что Ёсихико считал слишком тягостным общаться с незнакомыми людьми.

— …Карьера, говорите? — прошептал Ёсихико, волоча обутые в изношенные кроссовки ноги.

Для человека, которому не удаётся даже найти новую работу, это мечта в квадрате.

С младших классов Ёсихико занимался бейсболом, и мечта о выступлении в Косиэне6 даже однажды сбылась, когда в старших классах его взяли на третью базу, однако их команда вылетела после первого же матча. После этого он по рекомендации поступил в университет, имеющий бейсбольную команду, а там ему посчастливилось попасться на глаза менеджеру сильного бейсбольного клуба, принадлежащего крупной фирме. Конечно, драматическим такое развитие событий не назовёшь, но до того момента жизнь его шла по плану.

Однако вскоре после вступления в клуб он неудачно столкнулся с товарищем по команде во время тренировки и повредил коленную чашечку, что вынудило его пойти на операцию. К тому же примерно в то же время дела у фирмы пошли неважно, и она приняла безжалостное решение закрыть клуб уже в следующем сезоне.

— Да уж, беда не приходит одна…

Ёсихико вспомнил былое, и правое колено отозвалось тупой зудящей болью.

Он провёл в больнице три дня, а когда выписался с костылями в руках, то обнаружил, что на родном месте ему уже не рады.

Что ещё хуже — после операции ему запретили нагружать колено, поэтому он не мог работать ни на открытом воздухе, ни даже на складе, где требовалось много действовать стоя. Постепенно коллеги начали смотреть на Ёсихико, как на обузу. К тому же изначально его приняли в компанию для игры в бейсбол, а теперь, когда он потерял возможность заниматься этим, то и сам ощущал, насколько тяжело оставаться здесь. В конце концов, уже через полгода он написал заявление по собственному желанию. После увольнения и до весны, когда он начал подрабатывать, Ёсихико жил затворником.

— Наверное, надо попросить Котаро — пусть помолится за выздоровление, — с самоиронией пробормотал Ёсихико.

Последние полгода он, потеряв цель жизни, чувствовал себя вялым. Пусть врачи и говорили ему, что его правое колено уже в порядке, сейчас оно решило напомнить о себе и разболелось. Именно поэтому, хотя Ёсихико и подумывал о полноценной работе, он никак не мог её в деталях представить.

Проехав на поезде и сойдя на ближайшей к дому станции, Ёсихико уже собирался перейти дорогу в сторону дома, как вдруг заметил на лестнице, ведущей в подземный переход, скрючившегося старика, одетого в тёмно-синее кимоно и весьма редкие в наше время традиционные гэта 7. Рядом с ним валялся фиолетовый свёрток. На лысой голове виднелись бледно-коричневые пятна. Длинная белая борода подрагивала от тяжёлого дыхания.

Эта картина невольно оживила в голове Ёсихико неприятные воспоминания.

— Вы в порядке?!

В голове Ёсихико пронеслись худшие из возможных вариантов, и он пулей метнулся на помощь. Одновременно с этим его сердце отозвалось тупой болью. Вспомнилась добродушная улыбка деда, которого он больше никогда не встретит.

— Вам вызвать скорую? Вы чем-то больны?

В студенческие времена в рамках политики бейсбольного клуба их в обязательном порядке учили оказывать экстренную помощь. Извлекая полученные когда-то сведения из глубин разума, Ёсихико приподнял старика, проверил его дыхание и убедился, что тот в сознании. Обычно возле станции многолюдно, но поезд только что ушёл, и прохожих поблизости нет, как и никого похожего на сопровождающего.

— У вас боль в груди?

Тело худощавого старика оказалось на удивление лёгким. К счастью он находился в сознании и в ответ принялся с красным лицом царапать горло. Похоже, дело не в груди, а в том, что он не может дышать.

— Что-то в горле застряло?!

«Раз так, то нельзя терять ни секунды». И только Ёсихико пробормотал себе эти слова, как ощутил в груди непередаваемую тревогу. Если он правильно помнит, уже через четыре минуты после начала удушения шансы оживить человека падают вдвое.

Ёсихико немедленно уложил старика животом на свои колени и принялся с силой стучать ему между лопаток. Нет времени вызывать скорую помощь. Если не спасти его здесь и сейчас, жизнь этого дряхлого старика угаснет.

— Прошу вас, держитесь! — воскликнул он старику, продолжая стучать. — Ваша семья непременно расстроится, если вы просто так скончаетесь на улице!.. У вас ведь есть внуки?!

Ёсихико не мог вернуть своего деда. И именно из-за горечи той утраты он считал, что обязан спасти этого старика. У него тоже должна быть семья, которая его ждёт.

— Вот и я вас так просто не отпущу!

С этими словами он нанес очередной удар, и из горла оцепеневшего старика выскочило нечто белое, размером немного меньше кулака, и упало на землю.

— Есть! — воскликнул Ёсихико, и в тот же самый момент старик громко закашлял.

Ёсихико погладил его по спине и с облегчением вздохнул. Судя по тому, что до сих пор старик не мог ни кашлянуть, ни слова сказать, можно считать, задачу Ёсихико выполнил.

— Вы в порядке?

Когда кашель стих, а к лицу старика вернулся нормальный цвет, Ёсихико обратился к нему и поддержал рукой.

Старик неторопливо поднялся, вытер рот и посмотрел в небо.

— Ох, я уж думал, помру! — бодрым голосом отозвался он. — Решил, раз уж я тут, надо бы купить «молодых» бобовых моти 8, но что-то я их в спешке переел.

Постучав по лысой голове, старик повернулся к Ёсихико.

— Всё-таки не стоит пенсионеру-отшельнику забываться и есть на ходу. Если б ты не проходил мимо, тут бы я и окочурился. Спасибо, ты меня спас.

Пожав руку Ёсихико, старик низко поклонился. Стоя лицом к лицу со стариком, Ёсихико заметил, что выглядит тот весьма обаятельно, несмотря на низкий рост. Особенно помогают морщинки возле глаз, которые сразу располагают к себе.

— А, это ничего… самое главное, что обошлось.

Ёсихико почесал голову, удивляясь тому, как весело разговаривал старик, ещё недавно корчившийся у земли. Как бы там ни было, опасность миновала, и это радовало. Конечно, этот старик — лишь незнакомец, встреченный по чистой случайности, но на душе Ёсихико всё равно стало легче от того, что удалось спасти человека. Это же с какой скоростью нужно есть моти, чтобы тот умудрился застрять в горле?

— Видимо, моти любят за что-то цепляться…

— Вот именно. В этот раз это целиком и полностью моя ошибка. Прошу прощения.

Старик вновь поклонился, и Ёсихико поспешил одёрнуть его:

— А нет, я вовсе не прошу вас об извинениях! Просто хотел попросить вас впредь есть осторожнее… думаю, ваша семья тоже беспокоится…

Посреди своей речи Ёсихико понял, что наверняка выглядит как юнец, который лезет не в своё дело. Поэтому он тут же начал говорить тише и медленнее. Старик же заметил это и вдруг добродушно прищурился:

— Вижу, Тосимасу воспитал хорошего внука.

Тихий голос старика вынудил Ёсихико тут же поднять взгляд.

— Э? Вы знаете моего дедушку?

Так звали его деда, скончавшегося год назад.

— Ага, я очень хорошо его знал.

— Вы… его друг?

— Ну, что-то вроде того. Старый знакомый.

Старик с довольным видом кивнул, а затем вдруг поднял упавший на землю свёрток и выудил из него зелёный блокнот со страницами чуть больше книжных.

— У меня к тебе дело есть. Я хотел передать тебе это.

С этими словами он протянул блокнот. Тот оказался сделан из сложенной гармошкой и скреплённой японской бумаги 9, что указывало на солидный возраст, и с довольно грязной обложкой.

— Что это?.. — спросил сомневающийся Ёсихико, и старик опустил добродушный взгляд на блокнот.

— Вещь, которую доверил мне Тосимасу. Много чего произошло, и в конце концов мы сошлись на том, что её надо отдать его внуку.

Ёсихико не очень понял эти слова. Если дед доверил ему эту вещь, значит, изначально она принадлежала деду?

— Уверен, ты замечательно сгодишься на эту роль. Остальное тебе объяснит лис.

Пока Ёсихико недоумевал от неожиданного подарка, старик с почему-то сияющим лицом сказал эти слова, затем вдруг попрощался, развернулся и пошёл.

— Э… а… постойте! — бросил Ёсихико вслед одетой в синее кимоно спине, но старик шёл на удивление быстро и не стал оборачиваться. — П-подождите, пожалуйста! Скажите хотя бы ваше имя…

Следуя за стариком, он зашёл за угол здания, после чего изумлённо замер на месте.

— Э…

Кимоно старика только что было прямо перед ним, но бесследно исчезло за какие-то мгновения. Перед глазами простирались лишь привычные жилые кварталы. Он сбежал в какой-то переулок?

— …Какой-то одноклассник или однокурсник деда?

Судя по его возрасту, это весьма вероятно, но кто он — всё ещё неясно.

Ёсихико ненадолго растерялся, но понял, что вернуть блокнот не получится, и вздохнул. Как бы ему ни хотелось отдать его, хозяин уже куда-то исчез.

Обложка блокнота отделана весьма изысканной и неплохо изготовленной тканью, которая под разными углами казалась то бирюзовой, то салатовой. Ёсихико заглянул внутрь и увидел, что треть страниц уже исписана.

— …Что это?

На каждом листе чернело по строчке текста, написанного кистью, и поверх которого красовалась кропотливо оформленная красная печать. Однако ни одно из слов, написанных на страницах — «Синацухико-но-ками», «Аменокухидзамоти-но-ками», «Хинатеринукатабитиоикотини-но-ками» и так далее — Ёсихико не узнал, и они казались ему похожими на шифровку.

— Ни единого слова не понимаю…

Слова напоминали мешанину иероглифов, и их прочтение не вносило никакой ясности. Предполагая, что это какие-то имена или же нечто вроде древнего иероглифического письма, Ёсихико с кислым лицом листал страницы. Когда он пролистал где-то треть, начались чистые листы, ослепляющие своей белизной.

Ёсихико закрыл блокнот и вздохнул. Все эти наборы заковыристых иероглифов никак не объясняли ему смысл блокнота. Почему у его деда была такая вещь?

— Пойду-ка домой…

Подумав о том, что кто-то из родных может опознать блокнот, Ёсихико растворился в толпе идущих с работы людей и направился к дому.

Часть 2

Дома у Ёсихико, помимо его самого, жили родители, младшая сестра и, до прошлого года, дед. Бабушка Ёсихико неожиданно скончалась от проблем с сердцем, когда тот учился в старшей школе, после чего отец забрал деда к ним домой для ухода. Дед был тихим, спокойным человеком, приходившим к пониманию со всяким без лишних слов, и Ёсихико всегда считал его очень располагающим к себе. По всей видимости, дед разделял чувства Ёсихико. Он часто делился с внуком секретами, перед каждым матчем и походом делал обереги от дождя, при простудах добродушно поил его фирменным гоголь-моголем. Каждый день он молился в святилищах. Порой Ёсихико ходил вместе с ним к храму Онуси, а иногда дед уходил в неспешное паломничество.

Весть о том, что деда госпитализировали с кровоизлиянием в мозг, настигла Ёсихико примерно в то же самое время, когда он потерял свой бейсбольный дом.

Дед не приходил в сознание, и лечащий врач сказал, что возраст есть возраст и нужно готовиться к худшему. Таким образом, Ёсихико пришлось в очередной раз столкнуться с тем фактом, что порой то, что всегда было рядом и воспринималось как само собой разумеющееся, в один день может неожиданно пропасть.

Когда Ёсихико позвонили и сообщили о смерти деда, небо, словно назло, было совершенно ясным.

В тот день он, чувствуя себя словно на иголках в стенах офиса фирмы, во время обеденного перерыва сбежал в парк и заталкивал в себя купленные в супермаркете рисовые шарики.

Услышав новость, он, не убирая телефон от уха, посмотрел в бесконечное синее небо над головой.

И эта беспощадная красота оборвала последнюю туго натянутую ниточку упорства, остававшуюся в душе Ёсихико.

Ёсихико приоткрыл глаза, когда ему послышался голос сестры, выходившей из дома. На мгновение реальность и сон смешались, и ему пришлось ещё раза три моргнуть, пока он не осознал, что находится у себя в комнате.

На часах половина девятого утра. Его младшая сестра, всё ещё учившаяся в университете, в это время уходила на первую пару. В отличие от брата, интересовавшегося лишь бейсболом, она в своё время даже состояла в школьном совете, где её хорошо знали и учителя, и родители других школьников. Кроме того, она не гнушалась и работы по дому, однако по причине твёрдости характера ни во что не ставила старшего брата.

— Ёсихико-о, ты встал?

Сегодня на работу не надо, и Ёсихико вновь устроился поудобнее, чтобы вернуться ко сну, однако до его ушей с балкона донёсся голос матери — видимо, она развешивала сушиться вещи.

— Если встал, то можешь позавтракать поскорее? Я сегодня работаю полсмены и хочу побыстрее убрать со стола.

Как правило, его мать, будучи человеком мягким, особо не вмешивалась в дела Ёсихико. Впрочем, её следовало благодарить уже за то, что она не выгнала Ёсихико из дома после полугода безделья и продолжала готовить ему еду.

Хоть Ёсихико и думал о том, чтобы проигнорировать мать и снова лечь спать, в итоге он всё-таки поднялся с постели. Его комнату в десять квадратных метров язык не поворачивался назвать опрятной. С недавних пор всё время, которое Ёсихико когда-то тратил на бейсбол, он стал посвящать онлайн-играм. Стараясь не задеть сложенные стопками журналы, Ёсихико нащупал пол, встал, а затем его внимание привлёк бардак на столе.

— …Э?

Блокнот, который он вчера получил от незнакомого старика, почему-то лежал раскрытым. Ёсихико точно помнил, что закрывал его перед сном. Он списал бы это на шалость ветра, но окно открывал лишь на проветривание. Трудно поверить, что в комнату смог просочиться ветер такой силы, что раскрыл блокнот.

Изо всех сил подавляя подступивший зевок, Ёсихико подошёл к столу. Вчера он между делом спросил родителей о блокноте, но они заявили, что не имеют о нём никакого понятия. Максимум, что они смогли предположить — что дед мог вести какие-то заметки в ходе своих паломничеств по храмам в разных уголках страны. Ёсихико попробовал проверить одно из слов блокнота по компьютеру и выяснил, что в нём, судя по всему, записаны имена богов. Но ничего кроме этого он так и не узнал.

— Хм?

Заглянув в открытый блокнот, Ёсихико увидел незнакомую запись. На следующей за самой последней из использованных страниц, сразу за очередным непонятным именем бога, виднелся текст, написанный бледными чернилами.

— Разве он тут был?..

Ёсихико подумал, что ему мерещится со сна, из-за чего он попробовал потереть глаза, но текст оказался настоящим. Может, он просто не заметил эту надпись, когда пролистывал блокнот вчера?

— Хо… и… дзин?..

Взяв в руки блокнот, Ёсихико по очереди прочёл каждый из иероглифов. Их три, и Ёсихико не знал, нужно ли их читать как-то по-особому, но предположил, что они читаются как «Хоидзин». Красивый почерк, которым написан этот текст — такой же, как на остальных страницах, с мягкими каллиграфическими утолщениями и засечками на концах штрихов. Вот только эти иероглифы написаны бледными чернилами, вроде тех, которыми пишут приглашения на похороны, а вовсе не теми черными и яркими, что покрывали соседние страницы.

— …Что это?

Ёсихико задумчиво покрутил головой. Кроме трёх иероглифов, на странице ничего нет. До сих пор вялый ото сна Ёсихико разглядывал текст. Как его понимать — совершенно неясно. Решив посмотреть значение слова, Ёсихико уже собирался включить компьютер, как до ушей вновь донёсся голос матери:

— Ёсихико-о! Есть будешь? Или нет?!

— А, буду, буду! — ответил он матери, кричавшей на него из-за двери, и поспешил вниз, к готовому завтраку.

***

Гора Онуси и приютившийся у её подножия одноимённый храм находятся минутах в десяти ходьбы от дома Ёсихико. Несмотря на название, гора скорее похожа на холм, и подле неё также расположился университетский городок.

Ёсихико прошел по тротуару вдоль бесконечных объявлений о наборах в кружки, мимо главных ворот университета, оборудованных часовой башней, до самого конца улицы, упиравшейся в высокие ярко-красные тории10. Он пошел по гравийной дорожке, начинавшейся у них, миновал павильон для омовений, вторые тории, и увидел длинную лестницу, ведущую к основному святилищу.

— Хоидзин?

Высунувшийся из-за прилавка храмовой лавки Котаро быстро просмотрел блокнот, который Ёсихико принёс с собой.

Чем мучительно искать информацию о каждом отдельном боге, куда проще расспросить о них Котаро. Пришедший в храм Онуси лишь за этим Ёсихико заглянул в блокнот в руках Котаро.

— Ага, загадочное какое-то имя, но я этот блокнот вообще не понимаю. Я получил его от человека, который представился знакомым дедушки. Он сказал, что дедушка доверил блокнот ему.

Ещё он сказал довольно любопытную вещь: «Много чего произошло, и в конце концов мы сошлись на том, что её надо отдать его внуку». Что это вообще значит? Да, ещё он упоминал какого-то лиса. Этот блокнот имеет какое-то отношение к богине Инари, что ли?

— Это похоже на госюин11, но не совсем…

— Госюин? — переспросил Ёсихико у задумчиво мычавшего Котаро.

Тот в качестве примера достал с полки настоящий госюин и показал Ёсихико. На серовато-белой обложке голубыми чернилами изображались гора Онуси и деревья в акварельном стиле, а возле них — красные тории в ряд.

— На память о посещении храмов в таких госюинах пишутся их названия, даты посещения, а также особенности святилищ. В последнее время их ведут многие паломники, но… — Котаро прервался и вновь какое-то время мычал. — Но здесь одни лишь имена богов. К тому же весьма мелких. Скажем, Кукукивакамуроцунане-но-ками — даже я почти не помню о том, что есть такой бог… К тому же не вижу, что связывает перечисленных здесь богов… о, тут и Хинатеринукатабитиоикотини-но-ками есть.

Котаро не преминул заметить, что с трудом вспомнил, как читается это имя, а затем продолжил:

— Обычно в госюинах пишут не имена богов, а названия храмов. К тому же, почему только одно имя — «Хоидзин» — написано бледными чернилами? На некролог похоже.

Пока Котаро недоуменно качал головой, Ёсихико посмотрел на тот госюин, что достал Котаро, и который продавался в лавке наравне с амулетами. Внутри густыми чёрными чернилами написано «Паломничество: храм Онуси», на левом поле — дата заметки, а поверх названия храма поставлена красная печать, изображающая очертания главного святилища и гласящая «у горы Онуси». Действительно, этот блокнот немного отличался от того, что принёс Ёсихико, где стояли печати и перечислялись имена богов.

— Хоидзиново малое святилище есть и у нас, но на них не пишут, кому они посвящены…

— Э? У нас есть святилище Хоидзину? — Ёсихико поднял голову, услышав слова Котаро.

Он никогда особо не обращал внимания на имена богов и удивился тому, что поблизости есть соответствующая святыня.

— Вообще, Хоидзинское поклонение относится не к синто, а к оммёдо12. Хотя оммёдо упразднили в эпоху Мейдзи, расположенное у нас четырёхступенчатое малое святилище всё ещё чтит ту традицию.

— Оммёдо… это то, чем Абэ-но Сеймей13 занимался? — спросил Ёсихико, и Котаро кивнул.

— Да. В древности у нас было всё подряд и вперемешку — буддизм, даосизм, синто, оммёдо и так далее. После упразднения открыто молиться богам оммёдо перестали, а некоторые храмы даже сменили почитаемых божеств, но я слышал, что в начале эпохи Сёва14 поклонение Хоидзину возродилось. До того момента оно сохранялось лишь в малых святилищах, так что вера людей оказалась весьма сильна, — пояснил он, всё ещё смотря в блокнот.

— …Так, а что такое «малое святилище»?

Хотя Ёсихико и ходил в храм чуть ли не каждый день, знал он о религии очень мало.

Котаро развернул перед ним лист бумаги с названием «кратко о храме Онуси» и чёрно-белыми рисунками и текстом. Такие листы он раздавал посетителям храма.

— Помимо основного здания на территории храмов находятся так называемые подсобные святилища, а также малые святилища. Чаще всего в них почитаются боги, так или иначе связанные с основным божеством храма. Скажем, супруги, дети… — рассказывал Котаро, водя пальцем по схеме. — У храма Онуси есть два подсобных святилища, семь малых святилищ, а также отдельное святилище, на территории которого почитается какой-то предтеч, имеющий отношение к еде. У нас относительно большая территория.

— Так вот как эти маленькие штуки называются…

Ёсихико рефлекторно огляделся по сторонам. Конечно, он видел разбросанные по территории небольшие святилища, но никогда не задумывался над тем, для чего они. Похоже, что и святилище Дайтенкю, куда пристрастился ходить сам Ёсихико, тоже относилось к малым.

— А давай не ломать голову? Твой дед любил храмы, возможно, это просто его личные заметки? А насчёт чернил у слова Хоидзин, может, он перо проверял? Просто считай эти записи памятью о дедушке, — без особого интереса заключил Котаро и отдал блокнот Ёсихико.

— Угу… наверное, ты прав.

Ёсихико устало вздохнул. Конечно, можно расспросить того старика, но совершенно непонятно, кто он и где его искать. Ясно, что он знакомый деда, но вряд ли они встретятся снова.

— А, кстати, где святилище этого Хоидзина находится-то? — вдруг поинтересовался Ёсихико, уже успевший поблагодарить Котаро и собиравшийся уходить.

— Сразу после вторых торий. Как спустишься по лестнице, будет справа.

Котаро вновь высунулся из-за прилавка и указал пальцем направление.

Цикады стрекотали таким слаженным хором, словно заняли всю гору Онуси. Под аккомпанемент их голосов Ёсихико, следуя указаниям Котаро, прошёл по храмовой дороге и спустился по лестнице. Листва над головой шумела от неторопливого ветра, а камни ступеней нежились на пробивавшемся сквозь кроны солнце. По пути Ёсихико попались пожилые прихожане, и они молча кивнули друг другу. Даже будучи незнакомцами, все понимали очевидное: они вошли под покров одних и тех же богов. Каждый раз, когда Ёсихико пересекался с кем-то на территории храма, он испытывал смешанные чувства. Здесь он естественным образом совершал такие вещи, которые в обычных условиях в компании незнакомых людей ни за что бы не сделал, и потому каждый раз удивлял себя.

— Здесь?..

Топча подошвами приятно шумевший гравий, Ёсихико миновал вторые тории, а затем прошёл через ещё одни, маленькие и каменные. Прямо за ними оказалось небольшое святилище, выкрашенное красной краской, уже поблекшей — за ним явно ухаживали куда менее старательно, чем за основным. Размером настолько маленькое, что Ёсихико даже засомневался, может ли человек зайти внутрь, оно в целом напоминало миниатюрную версию основного здания. У входа стояла коробка для подаяний, и Ёсихико, пусть и смутно, вспомнил, что иногда видел прихожан, заходивших сюда на пути к основной святыне.

— Я и не знал, что тут есть святилище Хоидзину…

Перед храмом, возле торий, обнаружилась табличка с описанием, гласящая, что точная дата основания этого четырёхступенчатого святилища неизвестна, но упоминания о нём встречаются ещё в летописях эпохи Хэйан. По углам святилища закопаны в землю камни, указывающие на стороны света.

Ёсихико достал блокнот и сравнил иероглифы с теми, что написаны на табличке.

— И правда, Хоидзин…

Иероглифы совпали, но это мало о чём говорило. Ёсихико обвёл взглядом окрестности, но так и не нашел ничего, что могло бы пролить свет на загадку блокнота. Он вздохнул и уже собирался уйти домой, как…

— Так это ты лакей?

До его ушей неожиданно донёсся голос, и Ёсихико обернулся. Но за спиной оказались лишь деревья, неспешно покачивающиеся от летнего ветерка.

— Что это было?..

Слишком отчётливый голос, чтобы списать на «послышалось». Удивившись, Ёсихико ещё раз обвёл взглядом окрестности и обнаружил, что позади короба для подаяний, отделённого от земли четырьмя ступенями, сидел пёс.

В прошлый раз Ёсихико его не заметил. Откуда он здесь появился? Ёсихико скосил взгляд в поисках ошейника, полагая, что это чей-то домашний питомец, и заметил, что пёс этот выглядит как-то странно.

— Это… не собака?..

Сначала ему показалось, что это крупная сиба-ину, но тело животного покрывала блестящая золотистая шерсть с серебристыми участками на лапах. Слишком маленькая пасть и большие уши для собаки. А ещё длинный, размером с остальное тело пушистый хвост, так и зазывающий погладить его. Наконец, после того, как существо посмотрело на Ёсихико в ответ, тот заметил яркие жёлтые глаза, приковывающие к себе внимание.

— Э-э… — только и смог протянуть Ёсихико, лишившись дара речи.

В святилище сидел вовсе не пёс, а прекрасный лис.

— Я в высшей степени оскорблен, что ты принял меня за собаку. Когда эти земли называли столицей, а люди путешествовали по городам и весям, меня считали весьма важной особой.

Ёсихико вновь услышал голос, который явно доносился именно из пасти лиса.

На какое-то время Ёсихико застыл от изумления и смотрел на эту картину, а затем резко принялся протирать глаза. Хоть он и выспался, по всей видимости, накопленная усталость давала о себе знать. Мало того, что лисы мерещатся, так говорящие.

— …Понятно. Значит, он, наконец-то, попал в твои руки? — сказал Лис, словно уже знал ответ.

Ёсихико осторожно поднял взгляд, вновь посмотрел на лиса и ощутил, как на спине проступил пот.

— Лис разговаривает…

— Раз он у тебя, полагаю, ты пришел исполнить свой долг?

— Ну ничего себе…

— В таком случае незачем откладывать. Я собираюсь поручить тебе…

— Это голограмма?..

Ёсихико на автомате подошёл к лису, погладил рукой пушистый хвост, и зверь тут же отмахнулся.

— П-прекрати! Не гладь меня без разрешения!

Он царапнул лицо Ёсихико передней лапой, оставив красные следы. Ёсихико сглотнул. Ощущения от хвоста настоящие, боль тоже, а значит, это не видение.

— Не думай, что если у тебя молитвенник, то тебе всё можно!

Лис с раздраженным видом указал правой передней лапой на зеленый блокнот в руках Ёсихико. Похоже, он на редкость вспыльчив.

— Так вот как он называется…

Молитвенник — не из тех слов, что слышишь каждый день. Впрочем, когда у тебя перед лицом говорящий по-человечьи лис, удивляться уже не приходится.

— Мне его вчера дал незнакомый старик… сказал, что получил это от моего дедушки…

Может, это какая-то тетрадь смерти?

Пока Ёсихико перебирал в своей голове тревожные мысли, лис успокоился, прокашлялся и снова заговорил:

— Мне неважно, как именно он оказался у тебя. Важнее то, что ты должен выполнить мой заказ.

— Выполнить… заказ?.. — Ёсихико насупил брови, не понимая, о чём речь.

При виде его выражения лица, Лис недоумённо наклонил голову.

— Что ты так смотришь? Уж не задумал ли ты забросить свой долг после того, как добрался сюда?

— П-подожди, пожалуйста. Я не понимаю, почему ты говоришь о каком-то заказе и долге…

Во взявшегося из ниоткуда говорящего лиса и так тяжело поверить, но непонятного становится лишь больше.

Глядя на ошарашенного Ёсихико, лис устало выдохнул.

— Ты что, действительно ничего не знаешь?

Даже эти слова вызывали у Ёсихико недоумение, но тут он, наконец, вспомнил слова старика.

— А! Точно, он же говорил, что остальное мне расскажет лис…

Выходит, старик сказал те слова, поскольку знал, что это произойдёт?

После возгласа Ёсихика лис явно обозлился — по его морде пошли морщины.

— …Так вот оно что, а я-то удивлялся, почему моё имя написали первым… вот же старый пердун… — пробурчал он, после чего перевёл дыхание и ещё раз прокашлялся. — Вещь в твоих руках называется молитвенник или журнал заказов.

Ёсихико скосил взгляд на блестящую обложку блокнота.

— Человек, в чьих руках он находится, должен посетить святилище, посвящённое богу, чьё имя всплыло на страницах, и выполнить его заказ. Другими словами, он становится лакеем богов.

Мозг Ёсихико не успевал переваривать информацию, которую сообщал ему обладатель золотистых глаз. Некоторое время он ошарашенно стоял столбом — во многом потому, что его сознание буксовало от самого факта беседы с лисом.

— Лакеем… богов?.. — повторил Ёсихико, и в его голове постепенно начала складываться картина происходящего. — …Почему я?

Это первый вопрос, который пришёл ему в голову.

— И вообще, почему боги не могут сами исполнять свои желания?..

Этого он не понимал. Если кто-то выполняет заказы богов, не значит ли, что этот некто владеет силой, недоступной даже им? Во всяком случае, Ёсихико не считал, что сам он, лишь полгода назад прекративший быть затворником и не могущий найти работу, обладал такими талантами.

Лис испустил протяжный вздох. В приоткрытой пасти показались клыки.

— Не думай, что в наше время все восемь миллионов богов так же всемогущи, — лис прищурил золотые глаза и внимательно посмотрел на Ёсихико. — В древности сила богов восполнялась благодарностью людей, что наполняла их сердца во время божественных фестивалей. А взамен люди получали благосклонность божеств. Люди и боги сотрудничали, помогая друг другу жить.

— В-вот оно что… — обронил ошеломлённый Ёсихико.

Он никогда не слышал о том, чтобы боги и люди взаимно поддерживали друг друга. Более того, он считал, что вся суть слова «бог» — в том, что оно обозначает существо, которое несравнимо могущественнее обычного человека.

— В Японии осталось очень мало мест, где божественные фестивали и по сей день проводятся по правилам. Не удивлюсь, если ты не знаешь об этом. Во времена сытных фестивалей боги переполнялись силой и довольствовались жизнью даже без лакеев. А что сейчас?

— Н-не знаю, что ответить тебе, — смутился Ёсихико.

Лис опечаленно покачал головой.

— Сколько уже раз я видел, как к моему святилищу забредают по случайности люди, которые даже не почитают меня, молятся о чём-то для себя и уходят. Поэтому могущество богов и ослабевает…

Ёсихико вспомнил, что несколько раз поступал похожим образом, и скривился. Но разве сегодня не принято ходить в храм именно для того, чтобы молить о чём-то? А уж если говорить о том, кому эти молитвы адресованы, то только боги в голову и приходят.

— Тот, в чьих руках находится молитвенник, должен исполнять желания ослабленных богов вместо них, — золотистые глаза лиса вновь уставились на Ёсихико. — Обычно на эту работу нанимают людей из семей, много поколений поддерживающих тесные связи с божествами, но твой дед молился так смиренно и благоговейно, что боги признали доброту его души и доверили эту роль в особом порядке.

Лис заговорил о деде Ёсихико, и тот изумлённо поднял глаза.

Взгляд лиса смягчился, словно он вспоминал былые дни.

— Это был хороший человек. После того, как мы сделали для него исключение, он исходил всю страну, помогая богам.

С одной стороны, Ёсихико радовала такая похвала в адрес деда, а с другой — он отчётливо ощутил на своей спине холодок. Действительно, его дед любил заниматься паломничеством по храмам страны. Но если лис говорит правду, это было не развлечение — он ходил выполнять заказы богов.

— Но он лишь человек, а смерть не делает для вас исключений. Когда твой дед отправился в мир духов, боги начали совещаться о том, кто станет следующим лакеем. Выбор пал на отпрыска семьи жрецов, служивших богам много поколений.

— Э? Тогда причём здесь вообще я?..

Вообще, происходящее с самого начала казалось ему странным. По его собственному мнению, Хагивара Ёсихико — совершенно не тот человек, который может привлечь внимание богов. В отличие от своей умелой сестры, он ничем не выделялся, и к тому же потерял возможность заниматься бейсболом — единственным, в чём он преуспевал.

Лис бросил быстрый взгляд на Ёсихико, а затем тяжело перевёл дух.

— Обычно, лакей связывается с молитвенником так называемой уздой…

С этими словами лис поднял правую переднюю лапу и описал ей в воздухе какую-то сложную фигуру. Затем он повёл носом, указывая на шею Ёсихико.

— Теперь и ты сможешь её увидеть. Узда — то, что крепится к твоей шее сзади.

Ёсихико испуганно скосил взгляд и вдруг заметил, как из воздуха выплыла зелёная «узда», тянущаяся от молитвенника к задней части его шеи.

— Что это?!

— Я же сказал, узда, — лис удрученно посмотрел на то, как Ёсихико ощупывает шею, а затем продолжил, — так получилось, узда того лакея, избранного до тебя, порвалась. В результате нам потребовалось срочно выбрать нового.

— Порвалась?..

Ёсихико ещё раз посмотрел на узду, тянущуюся из молитвенника. Он попытался потрогать её, но не смог ухватиться. Узда оказалась бесплотной, словно лазерный луч.

— А-а что вам мешало сделать ещё одну?..

Если одна порвалась, почему бы не пришить вторую?

В ответ на его слова лис сокрушённо вздохнул и сказал:

— Всё не так просто. Можно сказать, что узда связывает богов и лакея. Её нельзя так просто трогать.

«Вот оно как», — пробормотал про себя Ёсихико и вновь посмотрел на нить. Ещё несколько секунд назад он видел её отчетливо, но она уже принялась тускнеть, а вскоре и вовсе пропала с глаз.

Лис прищурил золотистые глаза и продолжил:

— Даже заменой для лакея не может стать кто угодно. Он должен быть достаточно молод, чтобы путешествовать по всей стране, и соответствовать всем критериям идеального прихожанина — скромным, исполненным милосердия и искренне верующим в богов возле себя. Мы искали повсеместно, но помимо того, что тяжело найти человека, обладающего всеми этими качествами, такие великолепные люди, как правило, и без того занимаются ответственной работой или же учатся для неё. Они не бездельники, которые могут тратить своё время на службу лакея. Так что боги, отвечавшие за выбор, начали со временем снижать стандарты…

Когда лис вновь скосил на него взгляд, Ёсихико посетило неприятное предчувствие. Ему показалось, что окончание рассказа его не обрадует.

— …Надеюсь, вы выбрали меня не по методу исключения?.. — настороженно спросил Ёсихико.

— Не только. Важную роль сыграло то, что ты внук Тосимасу, — сразу же отозвался лис, что характерно, не став отрицать мысль о методе исключения.

— …А есть ещё причины кроме той, что я внук прошлого бывшего лакея?

— Понимаешь… — до сих пор речь лиса была плавной и ровной, но после этого вопроса он резко отвел взгляд и начал подбирать слова. — Действительно, ты… вялый, нетребовательный к себе, но при этом желающий понимания со стороны других, упрямый нахал, не способный усидеть на работе, затворник… бестолочь… и зачем боги только разрешили… я же был против…

— Э-э, стоп, я не просил меня оскорблять.

С какой стати он должен выслушивать такие речи от лиса, которого видит впервые? А что самое грустное, всё сказанное — правда, даже нечего возразить.

Бормотавший себе под нос лис вновь посмотрел на Ёсихико и продолжил уже обычным тоном:

— Как бы там ни было, мы не могли держать пост лакея открытым вечно, поэтому назначили срочную замену. Когда найдем кого получше, тебя освободят от работы. Пока этого не случилось, исполняй роль держателя молитвенника.

Картина до сих пор во многом не сходилась. Ёсихико с сомнением смотрел на лиса перед собой. Его раздражала мысль о том, что он с какой-то стати должен выполнять просьбы существа, которое ни во что его не ставит, и к тому же явно способно позаботиться о себе самостоятельно. И вообще, разве происходящее реально? Может, Ёсихико лучше готовиться к тому, что он сейчас проснётся и поймёт, что видел сон?

— Кто… ты такой? — в итоге спросил Ёсихико лиса, обернувшего хвост вокруг лап.

— Ты только сейчас спрашиваешь? — лис издал печальный вздох, а затем заявил: — Я Хоидзин, бог направлений, обитающий в этом святилище. Из-за цвета моей шкуры другие боги называют меня Когане, что означает «золото».

Его пышный мех словно засиял ещё сильнее, заставив Ёсихико прищуриться.

— Бог?.. — переспросил Ёсихико, не веря своим ушам.

До сих пор он столько раз приходил к святилищам, сводил перед собой руки в молитве, но не верил в богов, а теперь…

— …Серьёзно?

…Собственными глазами видит божественного лиса с пышным мехом и непростым характером.

— Разве в молитвеннике не всплыло моё имя, имя Хоидзина? — поинтересовался лис, и Ёсихико неуверенно кивнул.

В ответ на это Когане самодовольно улыбнулся.

— Раз так, слушай мой заказ.

Часть 3

— Лис?

Когда Ёсихико вернулся на территорию храма Онуси, он как раз пересёкся с Котаро, ненадолго выходившим наружу, и перегородил тому путь.

— Да. Хоидзин — это божественный лис? — спросил Ёсихико, указывая пальцем на Когане, сидевшего рядом и чесавшего подбородок задней лапой.

Ёсихико не такой простак, чтобы просто взять и поверить существу, которое объявило себя богом. Он решил, что разберётся, верить Когане или нет, после того, как услышит авторитетное мнение.

— Разве «Хоидзин» — это не собирательное имя, объединяющее много добрых и злых богов?.. Насчёт лиса не знаю, я же его не встречал, — ответил Котаро с характерной для верующего невозмутимостью.

Когане однозначно должен попадать в его поле зрения, но Котаро никак не реагировал на него. Похоже, он просто не видит лиса.

— Нет, ты понимаешь, просто тот лис сказал мне стать лакеем…

Хоть эти слова принадлежали Ёсихико, он и сам подумал о том, что они кажутся полным бредом. И, конечно же, когда их услышал Котаро, то с участливым видом положил руки на плечи Ёсихико.

— Ёсихико, я тебя ни в чём не обвиняю, но иди домой и проспись.

— Да уж…

Ёсихико сухо усмехнулся, но на самом деле, спал он сегодня достаточно.

Когане совершенно не вмешивался в их разговор и лишь смотрел, зевая от скуки.

— И раз уж на то пошло, хочешь, я за тебя помолюсь о защите от злых духов? Стоит 5000 йен, — предложил Котаро, неловко почёсывая затылок.

— …Скидку для друга не сделаешь? — спросил Ёсихико после короткой паузы.

— Нет.

— Так и знал.

Он предвидел такой ответ, но его честность и ясность всё равно порадовала.

— Ну что, ты остановил меня только за этим? Я сейчас немного занят, нужно провести службу в святилище и помолиться о безопасных дорогах для службы такси.

Сообщив о своих делах, Котаро быстрым шагом направился в сторону конторы храма.

— …Кстати, а сколько заработает храм за службу и молитву для таксистов? — бросил Ёсихико ему в спину.

Котаро молча обернулся, посмотрел на Ёсихико, а затем вдруг улыбнулся.

— Какая мирская мысль, Ёсихико. Важны не деньги, важна честная служба перед лицом богов.

«Ло-о-ожь!»

Ёсихико проводил своего друга взглядом до калитки конторы, а затем ощутил такой приступ бессилия, что у него чуть не подкосились ноги. Его друг предпочёл невнятным словам Ёсихико реальный заработок. А ведь Ёсихико отчетливо видел как лиса, так и что в этот самый момент тот неспешно потягивал передние лапы.

Прихожане начали бросать на Ёсихико подозрительные взгляды, так что он неуверенной походкой пошёл прочь. Он неспешно прошёл по главной дороге и начал спускаться по лестнице, но на полпути не выдержал и бессильно уселся на ступени. Из-за спины появился Когане, присел на ту же ступень и фыркнул, словно насмехаясь над ним.

— Этот гоннеги — весьма интересный тип. Хоть его и окружают мирские заботы, он не растерял свой свет. Жрец, в котором смешались грязь и чистота… очень любопытно.

— Коль тебе так нравится Котаро, его бы и просил, — бросил Ёсихико в ответ.

Несмотря на неожиданную просьбу поработать заменой, желания у него не появилось. И вообще, он до сих пор сомневался в божественности лиса.

— Мне нет смысла просить его. В конце концов, молитвенник у тебя.

— Так ведь заменой может быть кто угодно?

— Но выбрали-то тебя?

— Только благодаря моему деду, — самоуничижительно отозвался Ёсихико.

Когане протяжно вздохнул и неспешно взмахнул золотистым хвостом.

— …Я не собирался говорить тебе об этом, чтобы ты не зазнавался, но раз так… — сделав паузу, Когане посмотрел точно в глаза Ёсихико. — Тебя выбрали лакеем, пусть и временным, не только потому, что ты внук Тосимасу.

Ёсихико слегка вскинул бровь, удивившись услышанному. Так значит, его выбрали не просто по методу исключения?

— Много лет назад я отошёл от дел и с тех пор жил в том малом святилище, но чуть больше года назад начал видеть тебя. Каждый день ты проходил мимо моей обители.

Над головой зашелестели от ветра зелёные листья.

— Ты ничего не говорил своему другу гоннеги и втайне молился у святилища Дайтенкю. О своем деде.

Ёсихико обомлел и продолжал лишь смотреть в глаза Когане.

Он никому и никогда не рассказывал об этом.

Когда дед слёг с болезнью, Ёсихико задумался над тем, может ли что-то сделать для него, и в итоге начал каждый день ходить к святилищу Дайтенкю, чтобы молиться за его выздоровление. Он не говорил ни Котаро, ни семье, приходил в дождь и в ветер, глубокими вечерами после тяжёлой работы, после бессонных ночей, проведенных в думах о будущем. Он не пропускал ни единого дня, даже если ему приходилось подниматься по лестнице медленно, придерживая разболевшееся колено.

— Откуда ты… знаешь?..

Хоть он и не верил в богов, во время молитв он просил их от всего сердца о том, что если эти сверхъестественные создания и вправду существуют, то пусть спасут жизнь деда. Тогда он думал, что больше ничем не может помочь.

Когане ещё раз сокрушённо вздохнул и вновь посмотрел на Ёсихико.

— Ты уже забыл, что я бог? Не задавай глупых вопросов, вроде того, откуда я это знаю.

Ёсихико закрыл рот, не найдя, что на это ответить. Конечно, он всё ещё сомневался в личности Когане, но для обычного лиса тот слишком уж бегло говорил по-человечьи и слишком хорошо разбирался в делах богов. Если же согласиться с тем, что он бог, то всё встанет на свои места.

Взгляд Когане скользнул к небу, и он продолжил:

— Молить богов лишь во времена невзгод — поведение, не заслуживающее похвалы, какими бы ни были обстоятельства. Многие боги сыты по горло людьми, которые лишь взывают к ним, совершенно не принимая участия в фестивалях. Поэтому и тебя могли признать человеком, недостойным избрания, хоть ты и внук того лакея. Однако… — прервавшись, Когане ненадолго задумался и моргнул. — Однако тогда ты молился лишь о своём деде. Не говорил ни слова о собственном здоровье или о работе. И боги заметили это.

Одолеваемый сложными чувствами, Ёсихико опустил взгляд. Он молился так не потому, что искал похвалы.

К тому моменту, как его колено зажило, Ёсихико понимал, что уже никогда не сможет вновь зарабатывать на хлеб бейсболом. Конечно, он бы соврал, если бы сказал, что не ощущал привязанности к этому виду спорта, на который потратил столько лет, но былые приверженность и страсть уже выветрились из его сердца. Его молитва — лишь результат того, что о здоровье своего деда он тогда думал куда больше. И к тому же…

Ёсихико кратко вздохнул.

К тому же, тогда ему наверняка казалось, что дед, в одиночку сражающийся с болезнью, чем-то похож на Ёсихико, боровшегося с одиночеством, которое он ощущал в обществе.

Когане подождал ещё немного и продолжил:

— Также они учли и твою вчерашнюю молитву у святилища Дайтенкю.

— Вчерашнюю?..

Действительно, вчера перед работой он зашёл в то святилище. Но причём здесь это?

Глаза Когане неотрывно следили за Ёсихико.

— Ты просил прощения у богов, ведь так? Ты сожалел о том, что «в тот раз пожелал, не подумав».

Ёсихико широко раскрыл глаза, услышав знакомые слова.

Действительно, именно их он и произнёс. Спустя год после кончины деда, когда его чувства улеглись, Ёсихико пришла в голову мысль. Конечно, когда он просил о спасении деда, то не врал. Однако он подумал, что в то же время молитвы его вызваны слабостью и попыткой сбежать от реальности, ведь даже пока дед был здоров, Ёсихико ничем не мог помочь ему, зато, когда понял, что может потерять его, то не захотел отпускать.

Он искал фундамент, хотел хоть за что-то зацепиться.

Хотел излить свои чувства, переполнявшие сознание.

И, возможно, зря он молился о здравии в святилище неподалёку.

Ведь он должен был понимать, что люди не живут вечно.

— Лишь малая часть людей приходит, чтобы поблагодарить богов за помощь, но ещё меньшая раскаивается в совершенных прежде молитвах и приходит вымаливать прощения. Особенно, когда они молились за кого-то другого.

Ёсихико удручённо отвел глаза. Ему стало неловко от всех этих речей.

— Твое похвальное поведение признали. Именно поэтому тебя назначили пусть и временным, но всё же лакеем, и доверили молитвенник. Тебя сочли способным помочь обессиленным богам, — Когане указал лапой на молитвенник в руках Ёсихико. — Потому что в противном случае я не понимаю, что он у тебя делает.

Кажется, лис решил закончить рассказ колкостью.

Ёсихико ещё раз опустил взгляд на молитвенник и кратко вздохнул. Так и неясно, награда это или же наказание.

Сделав очередной вздох, Ёсихико поднялся на ноги. Так или иначе, он более-менее разобрался в том, что это за вещь и почему она у него очутилась.

— И всё же, доверить мне такую ответственную работу… — буркнул Ёсихико, спустился по лестнице до конца и бросил взгляд на малое святилище сбоку от себя.

Поскольку его колено всё ещё трудно назвать окончательно зажившим, он до сих пор не таскал на работе тяжёлых грузов, а дома только и занимался тем, что играл, ел и спал. И на что только рассчитывают высшие боги, назначая его пусть на временную, но всё же должность? Даже сам Ёсихико испытывал по отношению к себе небывалые разочарование и раздраженность, ведь он потерял всё, что заработал в жизни, и дорогих ему людей, а к тому же предал надежды всех, кто окружал его.

Он открыл молитвенник и пролистал его, просматривая имена богов, чьи заказы выполнял дед.

На этих страницах — история жизни деда и богов, о которой Ёсихико ничего не знал.

— Интересно, почему ты занимался этим, дедушка?..

Вряд ли ему было так легко много двигаться в его годы. И почему он только продолжал выполнять прихоти богов? В голове Ёсихико ожил образ мягко улыбающегося деда. До того, как они начали жить вместе, дед всегда встречал его у себя с распростёртыми объятиями, а в дни, когда Ёсихико ссорился с родителями и уходил бродить по улицам, дед искал его, находил, приглашал к себе и кормил тёплым удоном 15. Он с радостью брался за общественные работы, будь то прополка сорняков в парках или сбор мусора. Иногда ему даже доставалось от бабушки за то, что она считала его слишком уж добрым.

— Если вопрос в том, почему твой дед работал лакеем, тебе стоит унаследовать его волю и увидеть самому, — золотистые глаза Когане вдруг посмотрели на него, и лис взмахнул хвостом. — Возможно, ты поймёшь это, если пойдёшь по его стопам.

— По стопам дедушки…

Ёсихико задумался было о том, не пытается ли Когане использовать его в своих корыстных целях, но вдруг проникся ситуацией. Ему неожиданно попал в руки молитвенник, оставшийся от дедушки. И именно на него легла задача продолжать записи.

Ёсихико засомневался и прикусил губу.

Когда его дед слег с болезнью, он полагал, что может помочь лишь ежедневными походами к святилищу Дайтенкю и молитвами.

Но прошло время, и ему доверили продолжить работу деда — то, что мог сделать лишь он.

— К слову… просто к слову… — всё ещё сомневавшийся Ёсихико повернулся к Когане. — …Каков твой заказ?

Когда он наконец задал вопрос, Когане сразу поднял просиявший взгляд.

— Решил наконец согласиться на должность?

— Не знаю, решил или нет… но подумал, что спросить стоит.

Трудно согласиться, когда тебе предлагают лишь роль замены. Однако Когане не хотел слышать этих отговорок и поставил вопрос ребром:

— Так решил или нет?!

— Х-хорошо, я согласен, согласен! Мне просто нужно работать, пока вы не отыщете замену, так?!

Даже если он станет временным лакеем, возможность продолжить дело деда казалась Ёсихико единственной правильной дорогой в жизни, за время которой он уже успел потерять и мечту, и работу.

— Хорошо, — услышав ответ Ёсихико, Когане вновь уселся ровно. — Мой заказ не так уж сложен.

И, после небольшой паузы, лис объявил:

— Как я уже говорил, людей, прославляющих богов на фестивалях, становится меньше, и из-за этого боги теряют свою силу. Мне нужно, чтобы ты придумал, как пробудить в людях Японии почтение и уважение к богам и осознание необходимости фестивалей.

Между Ёсихико и Когане просвистел порыв сентябрьского ветра.

— Э-э… что-то мне кажется, что такой заказ я выполнить не смогу… — Ёсихико отвёл взгляд и почесал затылок.

— Ч-что?! Ты отказываешься?! — Когане выпучил глаза.

— Я ведь не политик и не настолько харизматичен, чтобы повлиять на жителей всей Японии. К тому же я понятия не имею, как изменить психику людей так, чтобы они вновь начали проводить фестивали.

Когане глухо прорычал в ответ на объяснения Ёсихико. Тем не менее, Ёсихико считал, что не мог ответить по-другому. В конце концов, он лишь разочаровавшийся в жизни инвалид, который хоть и начал выбираться из дома, но так и не может найти работу. Его возможности сильно ограничены, ведь он не какая-нибудь девочка-волшебница.

— Х-хорошо, раз так, то для начала мне хватит и населения Киото. Уж повлиять на людей этого исторического города ты…

— А-а, нет-нет-нет. Я же сказал, это невозможно. У тебя нет никаких заказов, которые я мог бы исполнить сам, не вовлекая в это других людей? — Ёсихико перебил Когане и усел на каменную ступень малого святилища.

Когане смотрел на него ошарашенным взглядом.

— Следи за своими словами! Ты не мог бы относиться ко мне, к богу, уважительнее?!

— Да-да, слушаюсь и повинуюсь… сойдёт?

— А-а ну стоп! Это был не заказ! — одёрнул Когане собеседника, уже готового кивнуть и закончить разговор.

Ёсихико обернулся и посмотрел на святилище, продолжая сидеть на каменной ступени. Он вновь убедился, что по сравнению с основным святилищем это совсем маленькое и неухоженное. Когане говорил, что провёл в уединении много лет, но сколько же точно времени он тут прожил? Если бы Ёсихико заперся в таком маленьком помещении, а затем, спустя годы, вышел наружу, у него наверняка скопилась бы уйма вещей, которые он хотел бы сделать.

— Так ты что, всё время тут жил? Разве тебе не хочется что-нибудь сделать или куда-нибудь сходить? Например… поесть чего-нибудь вкусненького? — пока Ёсихико говорил, он опустил взгляд и заметил за коробкой для подаяний брошенный журнал.

Когане сокрушённо вздохнул.

— Я — бог. Человеческая еда меня не интересует.

— …Но почему-то у тебя из-за короба выглядывает «Справочник Киотского гурмана» с кучей следов от лап…

Повеяло чем-то неприятным.

— Это оставили посетители, — парировал Когане, стараясь поддерживать серьёзный вид, а Ёсихико принялся листать журнал и в итоге остановился на статье с заголовком «10 Киотских сладостей, которые обязательно нужно попробовать».

— …И, тем не менее, на странице «Цудзири» я вижу кучу следов.

«Цудзири» — традиционное чайное кафе, основанное владельцами древнего одноимённого магазина удзийского 16 чая. В нём подают всевозможные десерты, приготовленные с использованием качественного тёртого чая Удзи, например, фруктовые салаты с данго 17 и мороженое. Но ничто в их меню не сравнится по популярности с парфе 18 из тёртого чая, ради которого каждые выходные у входа в кафе выстраивается очередь.

— Хочешь, небось, парфе из тёртого чая…

— В-вовсе нет! Просто я случайно страницу в этом месте задевал лапой, но я совершенно не хочу его… — принялся оправдываться Когане, но тут молитвенник, лежавший сбоку от Ёсихико, начал тускло светиться.

Затем блокнот сам по себе открылся, а чернила, которыми написано имя Хоидзина, стали куда насыщеннее, словно кто-то ещё раз провел по ним кистью.

— П-подожди! Это был не искренний заказ!

Однако молитвенник проигнорировал поспешившего к нему Когане, и имя Хоидзина окончательно почернело.

— Высшие боги, я отказываюсь признавать это! Неужели вы вписали мое имя ради этого заказа?! — Когане вдруг встал на задние лапы и обратился к небу. — Немедленно отзовите решение!

Ёсихико и сам перевёл взгляд на небо.

— Э-э, получается, заказы ещё и одобряться должны?

До сих пор он думал, что бог, чьё имя всплыло в молитвеннике, может попросить всё, что пожелает, но, по всей видимости, это не так.

— Этот молитвенник создали старшие из богов. Именно они решают, какие заказы следует одобрить… но всё же!..

Когане сверлил небо взглядом, поскрипывая зубами. Но чернила глубоко въелись в бумагу молитвенника и как-либо меняться уже не собирались.

— …Я, конечно, не знаю, что там думают высшие боги… — Ёсихико взял молитвенник и посмотрел на яркие символы. Эти сочные, отчетливые иероглифы, показались ему куда более живыми, чем раньше. — Но, может, смиришься уже?..

Вдоль святилища вновь пронёсся ветерок, думавший о чём-то своём.

Часть 4

Кафе «Цудзири» в Гионе расположено на улице Сидзё, которая тянется от великого храма Мацуо до храма Ясака. Оно находится совсем рядом с главной торговой улицей Киото — Ханамикодзи, пролегающей близ перекрёстка Сидзё-Каварамати. На этой улице столько исторических кафе и магазинов, что все туристы, посещающие Киото, заходят на неё хотя бы раз.

— Простите, что заставила ждать, вот ваше особое Цудзирийское парфе.

Ёсихико удалось сразу найти свободное место, не в последнюю очередь благодаря тому, что он пришёл в будний день. Он занял дальний столик у окна и уже скоро забрал у официантки заказанное парфе.

— Я не согласен… — проворчал Когане, севший напротив.

Судя по тому, что он, несмотря на все жалобы, соизволил прийти, Когане всё же неравнодушен к этому месту.

Ёсихико наклонил голову к Когане, который делал вид, что равнодушно смотрит на парфе, и приглушённо сказал:

— Слушай, раз уж ты пришёл сюда, то прекрати жаловаться. Знаешь, сколько парню нужно храбрости, чтобы войти в такое кафе одному?

Почти все посетители кафе — девушки, а представители мужского пола если и встречаются, то только в сопровождении спутниц. Ёсихико оказался единственным парнем, пришедшим в заведение самим по себе.

Деревянные стол и стулья, а также решётка на окне оформлялись красивым геометрическим орнаментом, подчёркивающим атмосферу изысканного старинного заведения. Из-за этого в нём, в отличие от дешёвых городских кафе, не получалось расслабиться.

— Не хочешь — как хочешь, сам съем. Не зря же я самый дорогой десерт из меню заказал.

— Стой, я не говорил, что не буду, — сказал Когане и ударил лапой по руке Ёсихико, потянувшейся к ложке. — Ты купил его, несмотря на скромные финансы. Я не могу так просто отказаться.

С этими словами Когане ловко подтащил к себе парфе лапой.

— С древних времён люди жертвовали богам еду, а мы поглощали те мысли, которыми она полнилась. Другими словами, мы можем с легкостью вкушать подношения, даже не пользуясь устами, но сейчас…

— А, ясно, тогда спасибо, — не дав Когане закончить, Ёсихико снял ложкой немного крема с тёртым чаем и поднес ко рту.

— Какого чёрта ты без спроса ешь?!

— Да ладно, дай попробовать. Платил-то за него я.

— Где это слыхано, чтобы человек ел подношение богам?!

— Но ты подумай хорошенько.

Пытаясь успокоить Когане, у которого аж шерсть дыбом встала, Ёсихико посмотрел по сторонам и заговорил на тон ниже. Когда Когане злился, то начинал разговаривать очень грубо, но пушистому лису весьма трудно выглядеть грозным.

— Если ты говоришь, что съешь лишь те «мысли», что я вложил в парфе из тёртого чая, то само-то оно останется. Нехорошо оставлять несъеденной вещь, за которую заплачено столько денег. Или боги считают, что к еде можно относиться пренебрежительно?

Ёсихико сыпал резонными аргументами, оправдывая долгие годы общения с искренне верующим другом. По ходу дела он ещё раз приложился к парфе и попробовал примешанные к нему сладкие каштаны. Когане смотрел на него с разинутым ртом, а затем застучал лапой по столу.

— Я не говорил о том, что можно относиться пренебрежительно! Как раз поэтому я и в самом деле собирался съесть его! А ты его у меня…

— Короче, есть ты всё-таки будешь? — Ёсихико недоверчиво посмотрел на лиса.

Почему бы ему просто не признать, что он будет есть, и дело с концом?

Когане быстро помолился, ловко хлопнув передними лапами19, а затем, пока его вновь не обокрали, быстро укусил верхушку парфе.

— О!.. В-вот это блаженство! — уши Когане вздернулись, глаза широко раскрылись, а тело вздрогнуло так, словно его ударило током. — Столько лет я жил и не знал о том, что в мире людей есть настолько вкусные вещи!..

— Вот и хорошо. Заказ выполнен.

— Я же говорил, это не заказ!

— Ладно, вот тебе данго.

Ёсихико выудил из парфе белоснежный шарик и поднёс ложку к носу Когане. Это увидел один из парней, сидевших в кафе, и ошалело заморгал, когда шар бесследно исчез в воздухе.

— Какая неописуемая мягкость и приглушённая сладость!..

— А вот это — желе из тёртого чая.

— О-о-о, эта мягкая тёмно-зелёная смола отдаёт чайным ароматом!..

Каждый раз, когда ложка оказывалась во рту Когане, со стороны казалось, будто парфе неожиданно исчезает с неё. Ёсихико внимательно следил за тем, чтобы некоторые ложки доставались и ему. Если парфе будет каждый раз так пропадать, это может вызвать подозрения со стороны других посетителей. Ему хотелось, чтобы его просто сочли чудаком, который любит периодически махать ложками с парфе в воздухе.

— Ёсихико, не мог бы ты передать мне ещё ложку того зелёного бульона?!

— Какой ещё бульон?.. Это сироп. Ты мне аппетит портишь.

— И это мой каштан! Ты уже ел!

— А! Понял, понял! Не бесись.

После каждой ложки измазавшийся кремом лис возбуждённо рассказывал свои впечатления о том, что оказалось у него на языке. Ёсихико, наблюдавший за этим, в какой-то момент заметил, что мягко улыбается, чего с ним не случалось уже очень давно.

Вечером того же дня Ёсихико лежал дома в постели и рассматривал молитвенник, но был вынужден подняться из-за бесконечных соприкосновений шерсти с его кожей. Конечно, мягкий мех трогать приятно, но когда он так настырно лезет к тебе, то начинает мешать.

— Зачем ты ещё и домой ко мне пришёл?..

Рядом с Ёсихико, оккупировав половину его кровати, уснул похрапывающий Когане. Судя по тому, как иногда дёргались его лапы и хвост, он смотрел какой-то сон. После слов Ёсихико лис снова взмахнул хвостом и попал ему по лицу.

— Пока не… исполнишь заказ как следует… не уйду… — повторил спящий Когане те же самые слова, которые беспрестанно выговаривал перед тем, как уснуть.

Похоже, он остался недоволен тем, что его заказом стало парфе с тёртым чаем, которым к тому же пришлось делиться с Ёсихико. Собственно, Ёсихико уже успел основательно поспорить с ним, имеет ли право лис говорить так после того, как поел со столь счастливым видом.

— Вот настырный… — с кислым видом отозвался Ёсихико, удивляясь тому, что Когане даже во сне стоит на своём.

Ёсихико ожидал, что после выполнения заказа в молитвеннике появится красная печать, как на страницах с поручениями, выполненными дедом, но этого не произошло. Значит, заказ ещё не выполнен?

— Хотя, погоди-ка…

Ёсихико пришла в голову идея, так что он вылез из кровати, спустился по лестнице, а затем достал из телефонной тумбочки красные чернила и вернулся обратно. Что, если печати рядом с именами божеств не вырисовываются сами, а проставляются богами-заказчиками? В таком случае заработать печать Когане удастся, только уговорив его.

Посмотрев на почему-то звучно храпящего и разлегшегося на его постели Когане, Ёсихико хитро ухмыльнулся. То, что он накормил лиса парфе, — неоспоримый факт. Поэтому чувства вины у него не появилось.

Следующее утро началось с гнева божественного лиса, увидевшего поверх своего имени ярко-красную печать, которую не ставил.

— А-а-ах ты! Какого чёрта ты без спроса поставил печа-а-ать?!

В тот день Ёсихико проснулся от того, что Когане безжалостно колотил его красной от чернил правой передней лапой.

Глава 2. Депрессия хозяина слов

Часть 1

— Если я правильно помню, Кацураги — это та самая земля, где Каму Нунакава Мими-но-микото20 основал дворец Такаока-но Мия.

Впервые оказавшись в поезде, Когане припал к окну, словно маленький ребёнок, и не сводил глаз с проплывающего пейзажа. Лишь через несколько минут он смог успокоиться и начать говорить.

— К тому же именно здесь располагалось сердце владений клана Кацураги. Впрочем, это ты, конечно же, знаешь и без меня…

— Чего? Впервые слышу, — лениво ответил Ёсихико, трясшийся в пригородном поезде на Нару и прижимавший к коленям любимую сумку, похожую на почтальонскую.

К счастью, в будний день поездом пользовалось не много людей, поэтому не следовало всё время соблюдать осторожность. Остальные пассажиры наслаждались покачиванием вагона и копались в смартфонах.

— Что?! Нынешнее поколение такому не учат? И что у вас вместо этого?!

— Ну как что… эта, как её… ханива 21?

Историю Японии Ёсихико учил лишь в школьные годы, больше пяти лет назад. К тому же в последний год обучения он вместо неё сделал выбор в пользу всемирной истории, поэтому мало что помнил.

— Какое дурацкое время. Люди, живущие в стране восходящего солнца, не знают историю своей родины…

— Кстати, Когане, ты ведь бог оммёдо? Оммёдо пришло из Китая, так что же ты так за Японию душой болеешь? — спросил Ёсихико, бросая подозрительный взгляд.

Возможно, он так проникся после долгих лет жизни здесь?

Когане сокрушённо вздохнул и перевёл взгляд золотистых глаз на Ёсихико.

— Оммёдо, синто и так далее — не более чем классификация, которую люди зачем-то придумали. Я изначально был японским богом, люди просто дали мне имя в духе оммёдо. Неважно, отношусь я к синто или оммёдо, это не меняет того, что когда-то страна восходящего солнца почитала меня наравне с другими богами.

— Т-так вот что произошло?..

— Да, именно это. Ведь люди даже меняют порой имена восхваляемых в храмах богов, руководствуясь собственными нуждами или просто своим пониманием божественного, — непринуждённо добавил Когане, а затем посмотрел на Ёсихико с любопытством. — Впрочем, я удивлён, что ты, будучи невеждой в этих вопросах, упомянул слово «оммёдо».

От этих слов Ёсихико горделиво выпятил грудь.

— Потому что даже я умею изучать вопросы.

На самом деле всё, что он делал — проверял по Википедии обрывочные сведения, полученные от Котаро.

Но настроение Когане от этих слов быстро улучшилось, а усы его встрепенулись.

— Земля Кацураги тоже имеет связь с оммёдо. Так же, как и клан Кацураги, на ней процветал клан Камо. Всем прекрасно известно, что клан Камо славился великолепными оммёдзи 22, которых выпускал в свет. Более того — это земля, о которой говорят, что она прямо источает божественный дух…

— Мда-а, чувствую, это будет длинный рассказ.

Когане начал рассказывать так, словно его прорвало, и Ёсихико раздражённо пропускал слова мимо ушей. Он не знал ни про какой клан Камо, да и вообще понятия не имел, о какой эпохе идёт речь.

Вздохнув, он выглянул в окно поезда. Мимо проносился деревенский пейзаж, с полями, полными рисовых стеблей, низко склонившихся под тяжестью урожая.

Наступил октябрь. Дождь никак не мог определиться с тем, идти ему или нет. Вот и сегодня он с самого утра то начинался, то переставал. Даже к 5 часам вечера тучи не ушли. Видимо, это и есть пресловутые осенние дожди. Если бы дождевой фронт соизволил уйти, удалось бы посмотреть на столь же знаменитое ясное осеннее небо.

Для Ёсихико пасмурная погода служила отличным поводом провести свободный от подработки день дома, играя в онлайн-игру в одном окне и изредка поглядывая на проплывающие в Твиттере сообщения в другом. В своё время он зарегистрировался в социальных сетях, которые продолжали тонкой нитью связывать его с университетскими друзьями, но с той самой поры, как Ёсихико уволился из компании, сам он в интернете ничего не писал.

В отличие от этих людей, жаловавшихся на начальство и подшучивающих над своей работой, Ёсихико не о чём сообщать — разве что о том, как он проснулся и поел. Одно за другим проплывали сообщения от довольных жизнью людей, описывавших, на какое кино они сходили и куда идут развлекаться. Но пусть сегодня и воскресенье, для Ёсихико оно ничем не отличалось от вчерашнего или позавчерашнего дня.

— Опя-ять ты дома засел.

В храме Онуси самый разгар сезона — каждые выходные справляют множество свадеб. Вот и сегодня Котаро успешно провёл целых три, а затем зашёл в гости к Ёсихико с пожертвованными храму креветками и окунями.

— А как же работа?

— Выходно-ой.

— Кто-то, значит, изо всех сил молится за счастье других, а ты в инете сидишь? Хорошо тебе.

Будучи другом Ёсихико, Котаро имел право без зазрения совести пожурить его и картинно вздохнуть. Вообще, Котаро мог жить со своей семьёй, но предпочёл переехать поближе к работе и обретался один. Периодически он навещал дом семьи Огихара с гостинцами из подаренной еды, которую никак не мог доесть в одиночку. Особенно часто так происходило в дни свадеб, когда еды для церемоний заготавливалось так много, что хватало угостить и друзей.

— Поиски работы не продвигаются?

Котаро ударил по больному месту, и Ёсихико отвёл взгляд.

— Зато продвигается уровень в игре.

— …Хорошо было бы, если б с ростом здоровья персонажа находилась работа, да?

— Ты и сам в университете много играл!

— Сейчас-то у меня времени нет.

Котаро устало вздохнул и уселся на кровать. На другой стороне постели всё так же сидел Когане, не желавший возвращаться в святилище и, похоже, окончательно поселившийся в комнате Ёсихико.

— Это тот самый гоннеги? — спросил Когане, с интересом разглядывая Котаро.

Одновременно с ним заговорил и Котаро, не замечавший лиса:

— Кстати, ты соцсети сегодня смотрел?

— Так он твой друг, получается?

— Эндо и Кисимото без конца жалуются на офисную жизнь.

— Я заметил его практически сразу, как он заступил на службу.

— П-погоди.

Ёсихико остановил Когане и Котаро, говоривших одновременно. К сожалению, уши Ёсихико не имели таланта воспринимать сразу два потока информации.

— Чего? — спросил Котаро, поворачиваясь к нему.

— Ничего, просто у меня… ухо разболелось, — с улыбкой ответил Ёсихико, бросая негодующий взгляд на Когане.

Если он видит, что происходит, то не мог бы вести себя вежливее?

— С тобой точно всё хорошо? А то звучит так, будто ты уже заболел от лежания дома. Тебе нагрузок не хватает, что ли?

Котаро выбросил ноги вперёд, коротко вздохнул, а затем поднялся с кровати. Ёсихико с трудом удержался от самоуничижительного ответа в духе «рад бы упражняться, да не могу».

— Можно компьютер?

— Пожалуйста.

Перед тем, как передать компьютер Котаро, Ёсихико закрыл лишние вкладки, и с удивлением обнаружил за окном с игрой открытый сайт поиска работы. Он вспомнил, что какое-то время назад открыл его и полистал для успокоения совести.

— Надо же, ты и правда работу ищешь, — заметил зоркий Котаро, после чего уселся на стул вместо Ёсихико и взялся за мышку.

— Да, он хочет найти работу, но вместо этого лишь смотрит в этот ваш компьютер и что-то бубнит, а потом запускает игру, — сокрушенно вздыхая, заговорил Когане, прекрасно понимавший, что Котаро его не слышит. — Поговорил бы с ним строго, раз уж гоннеги. Сказал бы хоть немного начать волноваться.

— И это говорит лис, который целыми днями лежит пузом кверху на постели, ни о чём не волнуясь, — буркнул в ответ Ёсихико, бросая взгляд на Когане.

Котаро недоуменно обернулся.

— Лис?

— А, нет, ничего, — Ёсихико сразу же замотал головой. Затем он тут же посмотрел на экран и попытался выправить положение: — Искать-то я ищу, да только ничего толкового не попадается…

Разумеется, Ёсихико не собирался до конца своих дней подрабатывать уборщиком. Ему только исполнилось 24 года, он всегда может начать всё заново. Но стоило так подумать, как он вспоминал о больном правом колене и опускал руки. Поскольку он старался держаться подальше от работы непрерывно стоящего кассира и вечно бродящего продавца, доступных профессий оказывалось не так много. Из-за того, что всю жизнь он занимался лишь бейсболом, никаких сертификатов кроме сданного экзамена на знание английского языка третьего уровня у него не имелось, да и в офисных программах он не слишком хорошо разбирался.

— Раз так, хочешь, я тебе чего-нибудь подберу? — Котаро с любопытством разглядывал сайт по поиску работы.

Для этого человека, который из-за своих родственных связей ещё задолго до окончания университета знал, что выберет путь жреца, процесс поиска работы в диковинку. Наверняка объявления о наборе персонала для него редкость.

— Подозреваю, ты собираешься найти мне какую-то работу в храме — сложную и с маленькой зарплатой, да? — спросил Ёсихико, и Котаро зловеще ухмыльнулся.

Чаще всего работа в храме подразумевает лишь один выходной в неделю и никаких отпусков. Ёсихико даже слышал, что в свадебный сезон, детские праздники, на новый год и во время прочих событий, когда работа может свалиться в любой момент, там вообще нет времени на отдых. Говорят, что у людей, посвятивших себя служению богам, часто стирается грань между работой и личной жизнью.

— А вообще, Ёсихико, какую работу ты хочешь?

— Э? — от очередного вопроса Ёсихико недоуменно моргнул.

— Я понимаю, ты до сих пор не отправился от шока после потери бейсбольной команды, и что твоё колено до сих пор побаливает, но чтобы жить, нужно зарабатывать, так? Сейчас тебе хватает и подработки, но не станешь же ты заниматься этим до 30 или даже 40 лет? Тебе стоит попробовать взяться за что угодно, — продолжил Котаро, глядя в экран, и Ёсихико буркнул в ответ:

— …Да знаю я.

Он прекрасно осознавал это и без замечаний со стороны других. И, тем не менее, сокрушался, что не может ничего сделать.

— Я знаю, что «стоит попробовать взяться за что угодно», но даже у меня есть вещи, которые я хочу делать, а которые нет.

— И какие же? — Котаро обернулся, а Ёсихико рефлекторно отвёл взгляд.

— Ну, это… я все ещё думаю над этим…

В отличие от Котаро, родившегося в религиозной семье и ещё со старшей школы уверенно готовившегося к тому, чтобы унаследовать семейное дело, Ёсихико не имел даже примерных планов на будущее. Если честно, он не смог бы быстро ответить на вопрос, занимался ли он бейсболом именно потому, что хотел. Возможно, дело лишь в том, что ничего другого у него не получалось.

— Эх ты, вот поэтому у тебя и… — Котаро тяжело вздохнул, а затем вновь повернулся к компьютеру. — Пока будешь так говорить — состаришься, а пока будешь искать себя — себя же и потеряешь. Опомнишься, когда работу из-за возраста уже будет тяжело найти.

Ёсихико не был готов услышать такие слова, и они безжалостно вонзились в его сердце.

— Тебе нужно лучше узнать себя.

Заболело правое колено.

Ёсихико покрепче стиснул зубы и свёл брови.

Он знал Котаро со старшей школы. Можно сказать, из всех знакомых Ёсихико больше всего доверял именно этому человеку и его дальновидности. Именно поэтому даже после ухода из компании и потери связи со всеми другими знакомыми, он продолжал тщательно поддерживать контакт с Котаро и регулярно видеться с ним. Ёсихико был уверен, что они оба знают сильные и слабые стороны друг друга.

Но…

— …Ни черта, — обронил Ёсихико слова, которые словно сами вытолкнули себя из его горла.

Если бы он мог, то сию же минуту засел бы за поиск работы. Нашёл бы занятие, которым, как и Котаро, хотел бы заниматься искренне. Однако он не может и именно поэтому застрял на месте и не двигается. Именно он больше чем кто-либо думает об этом.

Именно он лишился бейсбола и остался с больным коленом.

Котаро никогда не страдал от того же, от чего и он.

И, хотя Ёсихико понимал, насколько жалко звучит, слова выплеснулись из него, словно горячий ком:

— …Ни черта ты не понимаешь, Котаро.

— Однако, я несколько удивлён, — пробормотал Когане, покачиваясь вместе с пригородным поездом. — Тем, что ты согласился пойти.

Отвлёкшись от проплывавшего за окном пейзажа, Ёсихико пожал плечами и ответил лису:

— Мне всё равно нечего делать.

Вчера, спустя примерно месяц после того, как имя Когане появилось в молитвеннике, Ёсихико задел своими высказываниями Котаро, и тот ушёл домой. Чтобы развеяться, Ёсихико засел за онлайн-игру, но тут валявшийся на столе молитвенник засветился и открылся, а внутри него появилось новое имя.

«Хитокотонуси-но-оками».

Как Ёсихико понимал, имя, что появляется на бумаге, определяется высшими богами, сотворившими молитвенник. Но даже Когане не знал, руководствуются ли они степенью нужды названного божества или же собственной прихотью. Тем не менее, появление имени бога в молитвеннике означало, что, по мнению высших богов, ему в сложившихся обстоятельствах необходима помощь лакея, который должен отправиться выслушать заказ.

— Но все же, чтобы лакей, пусть и временный, совсем ничего не знал о богах и храмах, — Когане опечаленно покачал головой. — Будь благодарен за то, что рядом с тобой оказался Хоидзин!

Имя Хитокотонуси-но-оками оказалось Ёсихико незнакомым, и он собирался поискать по компьютеру, куда ему вообще идти, но постоянно отвлекался то на игру, то на видеоролики, так что в итоге Когане не выдержал его лени и вызвался побыть проводником.

— Да-да, спасибо тебе, Когане.

— И не забудь про переделку заказа! Парфе с тёртым чаем меня не устроит!

— Знаю-знаю, — Ёсихико скользнул взглядом по остальным пассажирам, а затем усадил обратно едва не спрыгнувшего Когане. — Как же далеко ехать-то.

Ёсихико посмотрел время по смартфону. 14 часов 20 минут. До станции Госе в префектуре Нара, на которую указал Когане, от ближайшей к дому Ёсихико станции с учётом всех пересадок ехать больше двух часов. Естественно, билет тоже обошёлся в круглую сумму, однако пока он стоял на станции и раздумывал над тем, стоит ли ехать, переполненный чувствами от первой в своей жизни поездке на поезде Когане просочился через турникет, так что Ёсихико пришлось последовать за ним. Мало того, что на работе он зарабатывал немного, но Ёсихико ещё и оплачивал часть домашних расходов, так что для него сумма вышла ощутимой.

— Как же ты слаб, если считаешь, что это далеко. По-хорошему, тебе следовало бы дойти пешком, но я уступил. Будь благодарен.

Когане сокрушённо вздохнул. Будучи богом направлений, он мог без труда узнать как место назначения, так и маршрут до него. Другими словами, он выступал в роли высокопроизводительного лисонавигатора. Правда, поскольку самым скоростным методом передвижения для Когане так и остались лошади, смотреть маршруты поездов и необходимые пересадки пришлось всё же Ёсихико.

— Ты говоришь «уступил», но ведь по правде тебе просто хотелось прокатиться, да?

— Ч-что ты такое говоришь?! Поезда меня не интересуют! — бросил в ответ Когане, складывая уши.

Как Ёсихико уже успел понять, за долгие годы обитания в том святилище Когане многое узнал о современной культуре, но мало что из неё успел ощутить на своей шкуре. Например, он знал про электрички, но никогда не катался на них. Слова «стиральная машина», «холодильник», «светофор», «автомобиль» ему знакомы, но он никогда не видел соответствующие аппараты вблизи и тем более в деле. Похоже, что под предлогом путешествий вместе с Ёсихико он на самом деле притрагивался к современной культуре и наслаждался этим.

— Везёт тебе. Каждый день что-то новое, — сказал Ёсихико, присматриваясь к лису.

Сегодня утром Когане не оказалось в комнате. Позже Ёсихико нашёл его сидящим перед стиральной машиной и смотрящим на то, как в ней крутится вода.

— Т-ты не так понял! Я хожу с тобой вовсе не потому, что мне это нравится!

— Да-да.

— Что ещё за «да-да»?! Одного «да» достаточно!

— Да-а.

А поезд всё ехал под аккомпанемент их спора.

Часть 2

Хитокотонуси-но-оками — бог, имя которого упоминается в последнем томе «Записок о делах древности» 23. По словам Когане, в своё время этот бог поставил на колени даже 21-го императора, Юряку 24, заслужившего славу ужасного тирана за многочисленные казни. А пристанище Хитокотонуси нашёл у юго-западного подножья горы Яматокацураги.

После того, как им удалось без особых приключений добраться до станции старого дворца, Ёсихико немедленно побежал на автобус, объезжающий всевозможные общественные заведения округи. Судя по карте на смартфоне, от станции до храма весьма далеко, а с учётом того, что он с трудом расстался с деньгами, когда садился на поезд, на такси бы Ёсихико точно не решился. Поэтому ему пришлось поспешить, чтобы не опоздать на автобус, который ходит лишь три раза в день.

— Святилище Хитокотонуси к юго-востоку отсюда. Человек дошёл бы до него минут за 50. Если у тебя нет денег на проезд, мог бы и пройтись, — недовольно заявил Когане, входя в автобус вслед за Ёсихико.

— Будто кому-то понравится идти 50 минут. Да и колено у меня больное.

— Какой же ты хилый. Вряд ли ты осилишь многодневный переход через гору.

— Не соизволит ли застрявший в прошлом лис помолчать?

— Ты смеешь называть бога застрявшим в прошлом лисом?!

— Так ведь ты ещё совсем недавно считал, что не могут поезда двигаться быстрее лошадей.

Пока Ёсихико и Когане спорили, автобус, проезжавший мимо больницы, центра социальной защиты пенсионеров и муниципальной администрации, заполнился практически полностью. Все пассажиры оказались людьми пожилыми, и воздух даже наполнился запахом лекарств. Прозвучал предупреждающий звук, двери закрылись, и автобус неспешно тронулся.

Автобус проехал жилые кварталы, а затем начал подниматься по пологому склону, и у Когане вновь заблестели глаза. Он припал к окну настолько близко, что его чёрный нос едва не касался стекла. Похоже, проплывающий за окном пейзаж приходился лису в диковинку.

По пути автобус сделал ещё несколько остановок, на каждой из которых заходила ещё пара стариков. Все они вели себя так, словно знали даже то, на какое место сядут. Эта умиротворённая сельская картина заставила Ёсихико неожиданно опомниться.

— Боже мой, и чем я только занимаюсь…

Разве может он сейчас заглядываться на будни пенсионеров?

Общество, спокойно принявшее к себе одноклассников Ёсихико, отвергло его, и жизнь день за днём проходила мимо него. В их вчерашней перепалке с Котаро виноват лишь яд, порождённый самим Ёсихико. Лишь результат того, что за год, прошедший с заявления об увольнении, он так и не нашёл в себе сил куда-либо продвинуться.

Ёсихико невольно положил правую ладонь на колено.

Он до сих пор вспоминал слова, брошенные другу, когда тот предложил свои советы. Уж не сказал ли Ёсихико ему, что тот ничего не понимает, потому, что на самом деле пытался защитить себя мыслью о том, что Котаро неправ? С какой стати он наговорил такие слова единственному, без преувеличения, человеку, понимавшему его? Возможно, виновато чувство зависти, возникшее в Ёсихико от того, что его товарищ уверенно продвигался по жизненному пути. Хотя, наверняка вина всё-таки заключена в самом Ёсихико. Сколько бы он ни пытался оправдываться и сетовать на правое колено, но продолжал торчать на дне мерзкого болота и завидовать тем, кто дышит воздухом.

— Какой же я никчёмный… — беззвучно обронил Ёсихико.

Возможно, Котаро беспокоится о Ёсихико не так сильно, как он сам. Но, тем не менее, Ёсихико всё равно страдал из-за того, что дал своим чувствам волю и позволил себе произнести те слова. У него было столько шансов исправить ситуацию, но какая-то необъяснимая гордость встала на его пути, и опоздавшие извинения прозвучали вслед Котаро уже после того, как тот покинул дом. Почему-то привычные и знакомые слова вдруг застряли в горле так крепко, что вызывали удушье.

— Болит? — вдруг донёсся голос откуда-то сбоку, и Ёсихико после небольшой паузы опомнился.

Он повернулся на голос и увидел женщину лет семидесяти, сидевшую возле него и участливо глядевшую на правое колено Ёсихико, на котором лежала его ладонь.

— А, нет, иногда побаливает, но ничего страшного. Руку класть — просто привычка.

Видимо, в какой-то момент он невольно напряг покоившуюся на колене руку. Ёсихико замотал головой, а старушка в ответ улыбнулась.

— Просто у тебя такое напряжённое лицо было, что я подумала, видать, сильно болит. У меня самой недавно колено болело. Хрящ?

— Нет, у меня коленная чашечка.

Ёсихико натянуто улыбнулся. Пусть его недуг и связан с коленом, но это не изношенные старческие хрящи в суставах.

— А-а, точно, ты ведь ещё молодой. Как неудобно-то, я подумала, что ты как я, — старушка повела плечами, достала из сумки леденец со сливовым вкусом и протянула его Ёсихико. — Не обижайся, что я тебя случайно за кого-то своего возраста приняла.

— Да что вы, всё нормально. Я не обиделся.

Но, несмотря на спешный ответ Ёсихико, старушка едва не насильно всучила ему леденец, так что пришлось её поблагодарить. Можно сказать, они с ней товарищи по больным коленям. Может, у их боли разные причины, но если она схожа, то на ошибку обижаться незачем.

— Я всю жизнь такой была. Вроде хоть немного бы подумать, и всё станет ясно, но слова нет-нет да выскочат. Я и с невесткой столько раз ругалась из-за не к месту сказанного, — шутливо оправдалась старушка, и Ёсихико невольно улыбнулся.

— …Ага, и я помню некоторые слова, которые лучше бы не говорил, — он выглянул за окно, ощущая, как покачивается от автобусной тряски. — Наверное, все допускают такие ошибки…

От таких слов старушка расплылась в улыбке, достала ещё один леденец и положила себе в рот.

— И правда. Пожалуй, каждый человек в своей жизни хоть раз-два, но ошибается. А уж я — столько, что по одной руке не сосчитать, — старушка непринуждённо улыбнулась и продолжила: — И всё же мне нравится разговаривать. От бесед мне словно становится лучше. Может, язык мой — и враг мой, но ведь бывает и такое, что слова придают кому-то сил, не так ли?

Ёсихико бросил ещё один взгляд на свою соседку. У неё коротко стриженные седые волосы, темно-синий кардиган и улыбающееся морщинистое лицо, сразу располагающее к себе.

— Иногда словом можно спасти человека или заставить его осознать нечто важное. Пусть сказанного и не вернуть, но можно попытаться снова, и искренняя речь обязательно достигнет цели. Поэтому молчать и делать страдальческий вид неправильно.

От её слов на лице Ёсихико сама собой появилась улыбка. «Можно попытаться снова, и искренняя речь обязательно достигнет цели». Возможно, это действительно так. И возможно, для него самого эта речь — слова извинений, которые он должен принести Котаро.

— Спасибо, — сказал Ёсихико старушке, развернул обёртку леденца и положил его на язык.

Во рту растёкся умеренный кисло-сладкий сливовый вкус. И почему-то одного его хватило, чтобы Ёсихико стало легче на душе.

— Вкусные, правда? Я их всегда в сумочке держу, иначе на душе неспокойно. Из-за этого я постоянно закупаю их впрок, и на днях мой сынок…

С этих слов начались скучные старушечьи истории. Ёсихико слушал их вполуха, раскачиваясь вместе с автобусом. Он предвидел, что их разговор закончится именно этим, но не считал, что это так уж плохо. Когане, продолжавший смотреть за окно, иногда раздражённо дёргал правым ухом, но Ёсихико твёрдо решил, что не будет обращать на него внимание.

— Так у нас, оказывается, редкий гость? А я уже успела удивиться тому, как переполошились духи горы.

Попрощавшись со старушкой и сойдя с автобуса, они пошли по узенькой улочке Кацураги и уже скоро добрались до каменных торий. После них дорогу вскоре перегородил конный камень25, сообщавший о начале священной территории. За ним началась мощёная тропа, обставленная с обеих сторон фонариками и упиравшаяся в лестницу, которая вела к храму, посвящённому Хитокотонуси.

— Этот прекрасный золотистый облик — собственность Хоидзина из Киото, не так ли? Что привело вас сюда сегодня, да ещё и в компании с человеком?

На территории храма их встретила молодая девушка в одеяниях шафранового цвета. Она отличалась роскошными черными волосами, доходящими почти до самой земли, нежной бледной кожа и мягкой улыбкой. Она выглядела примерно на 20 лет, и она казалась прекрасной настолько, что Ёсихико несколько мгновений не мог отвести от неё глаз. Он даже едва не подивился тому, каких только людей не бывает, но на самом деле вряд ли сегодня можно встретить человека, настолько соответствующего обликом эпохе Хэйан. Совсем недавно мимо прошли несколько прихожан, но в сторону девушки даже не посмотрели. А значит, они её не видят. Выходит, это она — Хитокотонуси?

— Этот человек — временный лакей, получивший молитвенник от всевышних богов. Последним он выполнял мой заказ, но я остался недоволен и поэтому хожу вместе с ним.

Ёсихико бросил кислый взгляд на поднявшего голову Когане. Конечно, Когане следовало поблагодарить за то, что он представил Ёсихико, но для бога он все равно на удивление упёртый.

— «Молитвенник», давненько я не слышала этого слова. Пожалуй, в последний раз я слышала его в эпоху, когда люди только начали ходить без причёсок 26. Но эта узда на шее — действительно символ лакея, — проговорила девушка, смотря куда-то вдаль, а затем вновь повернулась к Ёсихико и Когане. — Простите, что ещё не представилась. Я — сородич обитающего здесь Хитокотонуси-но-оками, зовут меня Окё.

— Э? Сородич? — спросил Ёсихико у низко поклонившейся девушки.

К счастью, сегодня, в будний день, посетителей в храме так мало, что даже за прилавком никого нет. Тем не менее, Ёсихико и вправду думал, что перед ним — богиня.

— Да. Я служу ему уже где-то 1200 лет. Настоящая я — там.

С этими словами Окё указала на огромное дерево гинкго, росшее за бамбуковой изгородью. Его ствол опутывали канаты, а само оно напоминало огромную руку, протянутую к небесам. Даже ветви его выглядели толще, чем стволы многих деревьев, растущих на улицах. Со всех сторон его поддерживали крепкие бревна, приставленные, словно стремянки.

— «Настоящая я»?.. — Ёсихико ошеломлённо смотрел на крону огромного дерева.

Если он правильно помнил, такие деревья считаются священными.

— Так ты — дух гинкго? — спросил Когане, щурясь от вида шелестящей зелёной листвы.

Пожалуй, уже через месяц она украсит дерево великолепным осенним золотом.

— Да. Я была никчёмна во всем, но Хитокотонуси наградил меня своим вниманием.

Ёсихико изумлённо смотрел то на Окё, то на святое гинкго — те стояли ровно, словно вытянувшись по струнке. Стоило ему привыкнуть к говорящему лису, как теперь появляется дух дерева? Ёсихико вздохнул, пытаясь успокоиться, а затем вдруг обратил внимание на табличку возле дерева, дававшую краткую справку о возрасте дерева и о гинкго в целом.

— Меня называют Когане. А этот человек — Ёсихико.

— А, да, я Хагивара Ёсихико, — услышав, как его представили, пока он разглядывал табличку, Ёсихико спешно поклонился.

— Мы пришли сюда не просто так. В молитвеннике всплыло имя Хитокотонуси. Как мы понимаем, что-то беспокоит его до такой степени, что высшие боги… — начал Когане, а затем опомнился, запнулся и недовольно посмотрел на Ёсихико. — Почему я должен все это рассказывать?! Молитвенник ведь выбрал тебя, не так ли? Вот ты и объясняй.

— Ты первый начал, а теперь злишься…

— Это потому, что ты такой медленный! Ты вообще понимаешь свои обязанности как лакея?!

Когане постучал лапой по ноге Ёсихико, и тот повернулся к Окё, но продолжать начатое не решался. Возможно, сказывалось воспитание в мужской секции, но говорить с девушкой при первой встрече Ёсихико умел плохо. А поскольку Окё настолько прекрасна, беспокойство становилось ещё сильнее. Возможно, ему было бы проще говорить с ней, останься она деревом.

— Ну-у, в целом он уже всё сказал, так что если вам что-нибудь нужно…

Если бы заказ включал в себя что-то на уровне подметания территории, он бы с радостью за него взялся.

Но его надежды не оправдались, поскольку Окё тут же прикрыла готовое расплакаться лицо рукавом кимоно.

— …Как же так получилось? Похоже, высшие боги действительно видят всё насквозь…

В воздухе отчётливо запахло чем-то, от чего так просто Ёсихико не отделается.

Ёсихико закрыл глаза, словно надеясь сбежать от реальности. Если подумать, то первый заказ, который поручил ему Когане, состоял в просьбе пробудить в людях уважение к богам и религиозным фестивалям, а для обычного человека вроде Ёсихико это перебор. Неужели сейчас его попросят о чем-то ещё более впечатляющем?

— Не… неужели люди так себя чувствуют, когда умоляют богов?..

Ёсихико ощутил в груди трепет, но подавил его. Пусть сейчас перед ним богиня, но даже такие слова набьют оскомину, если с ним так будут говорить каждый день.

— На самом деле, я себе уже места не нахожу. У меня никоим образом не получается справиться своими силами. Сейчас мне остаётся лишь страдать…

От этих слов Ёсихико тихонько вздохнул. Сможет ли он справиться с проблемой, которую так отчаянно и безуспешно пыталась решить прислуга бога?

Ёсихико рефлекторно протянул руку к Окё, но та оказалась настолько холодной на ощупь, что он невольно вздрогнул.

— Прошу вас, мастер Ёсихико, спасите Хитокотонуси, моего господина!

И в этот самый момент из сумки, висевшей за спиной Ёсихико, полился свет.

— Э? Это что, окончательный вариант просьбы?

Ёсихико обернулся и посмотрел на свою сумку. Когда он принял заказ Когане, молитвенник светился точно таким же светом. Быстро вытащив его из сумки, Когане увидел, что имя Хикотонуси действительно стало чёрным и отчётливым.

— …И вообще, как это — спасти бога?..

Все ещё пребывая в замешательстве от просьбы, вернее, мольбы Окё, Ёсихико посмотрел на Когане. Разве не у людей монополия спасаться благодаря богам?

— Я так понимаю, у вас какие-то сложные обстоятельства?.. — спросил Когане, качнув хвостом.

Окё прижала готовые пролиться слезы рукавом, а затем вежливо пригласила гостей пройти внутрь молельни.

Ёсихико шёл с изрядным любопытством — не каждый день тебя приглашают зайти внутрь места, на которое обычно смотришь издалека. Несмотря на регулярное посещение храма Онуси, даже там Ёсихико никогда не заходил дальше короба для подаяний. Ёсихико снял обувь, взял её в руку и как раз поднимался по лестнице, почерневшей от долгих лет, как вдруг ему навстречу вышли две прихожанки среднего возраста. Однако, хоть Ёсихико и находился в их поле зрения, они даже не посмотрели в его сторону и продолжили о чем-то беседовать.

— Я поставила барьер перед входом в святилище. Внутри него другие люди вас не увидят, мастер Ёсихико, — пояснила Окё, угадав мысли Ёсихико.

— Ты ещё и такое устроила?

Ёсихико невольно остановился и посмотрел по сторонам. Действительно, в воздухе у самого входа висит тусклая радужная пелена. Наверное, это и есть барьер.

— И даже в землях Кацураги современные люди молятся только о себе? — Когане со вздохом посмотрел в сторону женщин, опустивших по монетке в короб и помолившихся о том, чтобы им повезло в лотерее. — Сила богов изначально проистекает от искренне проводимых божественных фестивалей. Я не понимаю, почему люди считают, что их желания исполнятся, если они бросят монетку и зачитают беспечную молитву.

Когане, как всегда, выразился сурово, а Ёсихико почесал затылок в смешанных чувствах.

— Но разве боги существуют не для того, чтобы исполнять желания? — озвучил Ёсихико наивный вопрос, долгое время не дававший ему покоя.

Каждый человек, заходя в храм, загадывает пару желаний, и Ёсихико никто и никогда не рассказывал, что этим он раздражает богов.

В ответ на его вопрос Окё натянуто улыбнулась и повернулась к нему.

— Небесные боги, земные боги, сородичи, духи… многое определяется разновидностью божества, но, как правило, все они отвечают на масштабные молитвы, вроде просьб об урожае или всеобщем процветании, а на индивидуальные мольбы, вроде сдачи экзаменов или любви, практически не откликаются. Если все студенты, посетившие святилище, сдадут экзамен, выйдет очень странная ситуация, не так ли? Мы можем поддерживать людей, но не станем исполнять просьбы, которые происходят от нежелания трудиться.

— А… кажется, я понял…

И правда, если боги начнут исполнять все желания, то у людей пропадёт необходимость работать и трудиться.

— Но с давних времён боги, крепко привязанные к земле, относились к живущим на ней людям, как к своим детям. И когда те часто просили богов об одолжении, многие все же поддавались своим чувствам, — с улыбкой добавила Окё. — На самом деле, в древности владыку Хитокотонуси уважали и почитали, а он отвечал на благородные мольбы людей ниспосланием откровений. До сих пор в этих краях его кличут «почтенный Хитокото» и говорят, что его святилище дарует людям одно желание27.

Окё предупредила о том, чтобы они смотрели под ноги, и пошла вглубь храма.

— Люди — слабые создания. Действительно, многие из них вымаливают что-то для себя, владыка Хитокотонуси всегда говорил, что нет ничего страшного в том, чтобы дать им высказаться.

В полумраке храма тускло горели два огонька. Прямо по центру располагался стол для подношений, на котором стояли вода и рис. Позади него — окно с деревянной рамой, в котором виднелись другие здания. Храм оказался на удивление коротким.

— …И где твой владыка Хитокотонуси?

При всей величественности этого места, бога здесь не ощущалось. Но то неудивительно, ведь внутренности храма совершенно открыты каждому, кто посмотрит за короб для подаяний. В комнате обнаружились несколько щёток, обвешанных листками белой японской бумаги, и украшения, оформленные орнаментом из золотистых молний, но никого божественного не наблюдалось.

— Это молельня. Место, где молятся богу. Самого владыки здесь быть не должно, — Когане посмотрел на Ёсихико взглядом в котором читалось «ты даже этого не знаешь?»

— Тогда где он? — удивился Ёсихико, и Окё указала за стол для подношений.

— Владыка Хитокотонуси находится в главном святилище, вон там.

Окё указала взглядом на окно за столом, и Ёсихико разглядел в нём главное здание, очень похожее на молельню. Во время походов к храму Онуси он никогда не задумывался об этом, но в структуре храмов нетрудно запутаться.

Окё переместилась влево и вошла в узкий проход.

— Владыка Хитокотонуси обладает внушительным доверием жителей этой земли. Но, несмотря на поддержку со стороны жрецов и потомственных прихожан, факт в том, что сейчас он значительно слабее, чем во время встречи с императором Юряку. Сегодня владыке Хитокотонуси тяжело даже ниспослать откровение.

Ёсихико спросил у идущей перед ним опечаленной Окё:

— …Это из-за того, что всё больше людей не принимают участия в божественных фестивалях?..

Если учесть слова Когане, то, вероятнее всего, дело в этом.

Окё обернулась и неловко улыбнулась.

— Богам вовсе не обязательно нужны грандиозные ритуалы. Просто когда-то боги питались силой от людей, что стояли перед их домами, благодарили и рассказывали о том, как счастливы они в своей жизни, — когда Окё сделала паузу, Когане утвердительно кивнул. — Даже после того, как ему стало тяжело посылать откровения, владыка Хитокотонуси каждый день спускался по лестнице и, зная, что его всё равно не услышат, подбадривал словами каждого, кто приходил молиться сюда. Но…

Окё вновь прервалась и опустила взгляд.

— Но последний месяц он безвылазно сидит в главном святилище.

Ёсихико нахмурился так, словно речь шла вовсе не о ком-то другом.

— Другими словами… он… стал затворником?

Пока в голове Ёсихико проносились неоднозначные мысли, Окё открыла деревянную дверь и вышла наружу. Затем она прошла мимо стола для подношений и поднялась по лестнице, ведущей в основное святилище. Здание стояло на склоне горы, а за ним росли такие раскидистые деревья, что полностью скрывали крышу.

Когда Окё поднималась по лестнице, она вдруг запнулась, и Ёсихико тут же подал ей руку.

— Вы в порядке?

Он сделал для себя открытие — даже сородич бога может споткнуться.

— Пожалуй, мне следует быть признательной, — натянуто улыбнулась Окё и прошла оставшиеся ступени.

Ёсихико, шедший вслед за ней, опустил взгляд на руку. Он прикасался к Окё уже второй раз и вновь ощутил исходящий от неё странный холод.

— У уединения Хитокотонуси была какая-то причина? — тихо спросить Когане, поднимаясь по лестнице.

Глаза Окё забегали, словно она пыталась отыскать ими ответ.

— «Аз есмь Бог излагающий, кому скверна и добродетель — глаголы». Когда-то именно такими словами владыка Хитокотонуси представлялся, являясь императору Юряку…

— …Это вообще японский? — растерянно спросил Ёсихико, чем немедленно заслужил пристальный взгляд Когане.

— Это значит, что он бог высказываний, который может одним словом указать на добро и зло. Другими словами, имя этого бога обладало огромным могуществом.

— …Понятно.

Это какой же устрашающий бог ждёт их в глубинах главного святилища? Ёсихико с трепетом проследовал за Окё, открывшей двери, ведущие в заветное здание.

— Когда владыка Хитокотонуси представлялся таким образом, он гордился словами, которые произносил. Но к сегодняшнему дню слова, которыми он подбадривал людей, и которые лились из него, как из рога изобилия, совершенно иссякли.

Окё отворила первые двери. Внутри царил полумрак, особенно по сравнению с молельней. Позади незажжённых лампад обнаружилась маленькая лестница, ведущая к ещё одним дверям. Перед ними стояла пара небольших клейер28 и круглое зеркало. Похоже, именно за этими дверями и находился Хитокотонуси.

— Стыдно должно быть из-за того уходить в отшельники. Ладно бы о нём беспокоилась лишь сородич Окё, но если его имя всплыло в молитвеннике, значит, о положении дел прознали и высшие боги, — проговорил Когане, сокрушённо качая головой, а затем вдруг резко вскочил на лестницу, прошёл мимо клейер и зеркала и надавил на двери лапой.

— А, эй, Когане!

Разве можно так вести себя, находясь в гостях в чужом святилище? Ёсихико бросился за Когане, но Окё осталась смотреть на них сзади, а Когане успел открыть двери носом.

— Хитокото-но-оками, лакей прибыл. Показывайся, — сказал Когане и двери неспешно отворились.

— …Хм?

И из-за них полился настолько знакомый свет, что Ёсихико застыл на месте.

Прямоугольный источник освещений висел в центре небольшой комнаты. И чем больше глаза Ёсихико привыкали к полумраку, тем отчётливее становилась фигура мальчика, похожего на учащегося средней школы, сидевшая в комнате. Его волосы такие длинные, что доходили бы до плеч, если бы не белая лента из прочной бумаги, собиравшая их у макушки. Одетый в знатное одеяние бледно-зелёного цвета, он сидел перед чайным столиком. Но больше всего внимания привлекало не это.

— Компьютер?..

На голове мальчика держались непропорционально большие наушники, а перед ним находилось нечто, что могло быть только компьютером. Причём не из числа модных нынче компактных неттопов, но с большим чёрным системным блоком, который можно найти только в магазине для энтузиастов. Клавиатура тоже необычной формы, с внушительной подставкой для рук. Компьютер оккупировал почти всю площадь скромного чайного столика. Кроме того, при осмотре комнаты в глаза бросались валяющиеся на полу планшет, смартфон и плеер, а также стоящий в углу ЖК-телевизор диагональю примерно 32 дюйма, перед которым лежали несколько игровых консолей. Помимо всего этого, в комнате нашлись фигурки героинь современных игр, постеры и стопки игровых журналов, из-за которых грань между внутренними покоями святилища и комнатой среднего школьника заметно стиралась.

— Чего надо?

Перед тем, как мальчик увидел посетителей и бросил эти слова, прошло какое-то время — не исключено, что из-за своих огромных наушников он попросту не заметил неожиданно открывшуюся дверь. Однако взгляд его продлился лишь мгновение, после чего вновь уткнулся в экран компьютера. Похоже, он играл в какую-то игру, причём с мышкой и клавиатурой управлялся весьма умело.

— Э-э, — Ёсихико несколько раз моргнул, не веря своим глазам.

Когане же, успевший зайти в комнату, замер с ошарашенным видом, не в силах обронить ни слова.

— Э-э… просто на всякий случай, но это точно?.. — осторожно обратился Ёсихико, и Окё уверенно кивнула.

— Да. Это мой господин, владыка Хитокотонуси.

Часть 3

— …На самом деле, это моё дефолтное состояние. Речь вовсе не о том, что я превратился в хикки и не выхожу из дома, — заявил похожий на ученика средней школы Хитокотонуси, сидящий в покоях главного святилища в окружении электронных устройств.

— Де… «дефолтное» это какое?

От того, как слабо Хитокотонуси походил на бога, заставившегося преклониться перед собой даже императора, Когане уже какое-то время выглядел так, словно в любую секунду мог упасть в обморок.

— Это значит, работа у меня такая. Отсюда ловится вай-фай офиса храма, так что мне вполне комфортно. Как же всё-таки приятно стало жить, когда сюда протянули оптику.

— …Ты серьёзно? — буркнул про себя Ёсихико.

Он и подумать не мог, что когда-нибудь услышит словосочетание «ловится вай-фай» из уст бога. Когане же оно окончательно перегрузило: глаза лиса закатились, и Окё едва успела поймать его до того, как он стукнулся о пол.

— А вообще, я никаких лакеев не вызывал, и мне тут вполне комфортно. Можете идти, — заявил Хитокотонуси, после чего вновь повернулся к монитору.

На нем виднелся знакомый Ёсихико пейзаж из онлайн-игры. Возможно, что этот внушительный компьютер как раз предназначался для игры.

— Владыка Хитокотонуси, они приехали сюда из самого Киото. Хотя бы поговорите с ними, — сказала Окё, не выдержав реакции своего хозяина, но Хитокотонуси недовольно замотал головой.

— Я же сказал: у меня всё хорошо.

— Это не так! Имя Хитокотонуси в этих местах почитается особо. Такому богу как вы не к лицу постоянно сидеть дома!..

— Люди меня всё равно не видят. Им не важно, гуляю я по улице или сижу дома.

— Дело не в этом!

— Замолчи уже.

Ёсихико наблюдал за их разговором и чувствовал, что у него начинает болеть голова. Это ведь типичный спор ребёнка, который просиживает все дни за компьютером, и его молодой мамы. Перед приездом сюда Ёсихико пытался представить себе, каким же внушительным должен быть знаменитый бог души слов29, и воображаемое божество точно не походило на мальчика школьного возраста, в совершенстве владеющего интернетом и всякой электроникой.

— Возможно, если вы поговорите с ними, то вам могут прийти в голову новые мысли касательно тех слов, что не дают вам покоя, — Окё изо всех сил пыталась переубедить Хитокотонуси, но тот лишь недовольно смотрел в монитор и управлял игровым персонажем.

— Уже неважно. Люди всё равно не слушают, что бы я им ни говорил. Все рассказы о том, какой я великий бог, остались в прошлом. В «Записках о делах древности» меня едва упоминают, а в летописях обо мне хоть и начали часто писать, но потом стали путать с Котосиронуси, — угрюмо пробормотал Хитокотонуси, ссутулился и упёрся взглядом в экран. — Мои воспоминания о древности почти истлели, и к сегодняшнему дню я настолько ослаб, что даже выгляжу вот так. Моё уединение никому не мешает.

— Владыка Хитокотонуси! — упрекающим тоном отозвалась Окё на самобичевание господина.

Не самая приятная обстановка. Ёсихико тихонько вздохнул. Хоть он и понимал чувства Окё, но так она лишь разозлит Хитокотонуси. Пока не совсем понятно, как он дошёл до такой жизни, но сходу эту проблему не решить.

— …Легендарному богу Кацураги не пристало вести себя так. Куда делся тот бог, что воздвиг в этих землях храм Такаока, а затем поставил на колени императора Юряку?.. — с трудом выдавил из себя Когане, поднимаясь с пола. — Если ты собираешься жить так и дальше, то вознесись сию же секунду! Обруби свою связь с миром людей и живи на небесных лугах! Земные боги 30 должны такое уметь!

Но сердитые слова совершенно не испугали Хитокотонуси. Протяжно вздохнув, он ответил:

— Как же вы надоели. Вот поэтому я и ненавижу богов, что живут лишь прошлым. Времена — они меняются, знаешь? Кажется, ты и сам уединился в своём святилище после того, как оммёдо упразднили, Хоидзин?

— Не смей сравнивать меня с собой! Я бы ни за что и никогда не стал бы порочить себя такими мирскими делами!

От всех этих разговоров Ёсихико чувствовал себя лишним. Он смог лишь тихо прокомментировать:

— Кстати, Когане, а ты, видимо, был настолько могущественным божеством, что даже сейчас можешь бранить легендарного бога, поставившего на колени императора…

До сих пор Ёсихико считал, что вся сила Когане сводится к умению управлять направлениями. Да и жил он всё это время в малом святилище, а не в основном. Трудно представить, что кто-то вроде него может быть сильным богом.

— Хоть я и сама многого не знаю, но слышала, что владыка Когане относится к древним богам, существовавшим задолго до прочих. Что Хоидзин существовал уже тогда, когда наш мир только-только появился, — Окё улыбнулась, а затем шепнула на ухо Ёсихико: — На самом деле владыка Когане большую часть богов считает лишь птенцами.

— Понятно…

Ёсихико окинул взглядом Когане, стоявшего со вздыбившейся шерстью и смотревшего на Хитокотонуси. Ёсихико никогда не думал, что этот лис настолько стар и относится к древним богам.

— И вообще, земные боги слишком добры к людям! Как вы не понимаете, что ваши действия ударяют по нам самим?!

— Так-так, Когане, успокойся.

Ёсихико пригладил Когане, готового в любую секунду наброситься на Хитокотонуси, и попытался утихомирить его. Но Когане отмахнулся и злобно уставился на Ёсихико. Может, он и старый бог, но выглядит как пушистый лис.

— Я же говорил тебе не гладить ни с того ни с сего!

— Хорошо-хорошо. Прости, что шёрстку потрепал, но прошу тебя, помолчи.

После этих слов Ёсихико передвинулся так, чтобы лучше видеть происходящее на экране монитора.

— Меня не интересуют увещевания ни богов, ни людей, — грубо бросил Хитокотонуси, не отводя взгляда от монитора, и продолжая работать мышкой и клавиатурой.

— А, ничего страшного, я не уверен, что вообще увещевать умею. Я ведь только временный лакей, — честно отозвался Ёсихико, усаживаясь поудобнее. — Мне немного жаль почтенную Окё — она очень беспокоится за тебя. Но, как я понимаю, ты никого не задеваешь и не обманываешь.

Ёсихико уселся в позе лотоса, подпёр подбородок рукой и принялся высказывать мысли начистоту. Будучи человеком, перед которым закрылись двери бейсбола, который потерял работу и не откликнулся на голоса многих людей, что желали помочь ему, Ёсихико не заслужил права в чем-либо попрекать Хитокотонуси.

— У меня тоже бывают дни, когда хочется запереться дома и никуда не выходить.

Возможно, это чувство Ёсихико понимал лучше, чем кто-либо другой. Когда-то он оборвал все связи с миром и изо всех сил сбегал от реальности, не сильно отличаясь от того, как себя вёл Хитокотонуси.

Услышав слова, которыми Ёсихико словно уподоблял Хитокотонуси себе, тот, наконец, оторвался от монитора и поднял взгляд на Ёсихико.

— А вообще скажи, это ведь у тебя «Хантинг Лайф»? — спросил Ёсихико, указывая на экран.

Изображение показалось ему знакомым. Ёсихико и сам дома играл в эту онлайновую экшн-рпг, в которой нужно помогать другим игрокам, чтобы, поддерживая друг друга разнообразными умениями, побеждать монстров и расширять свои владения.

Вопрос Ёсихико так изумил Хитокотонуси, что он не сразу нашёлся с ответом и моргнул.

— Да, а…

— Ты знаешь, я застрял на поимке Отца Драконов с горы Тото. Ты его прошёл?

— А, ага, это я уже сделал, — Хитокотонуси неуверенно кивнул.

— Значит, у тебя профессия плотника? Я правильно понимаю, что его нельзя пройти, не разбив лагерь?

— М-м… лагерь не помешает, это точно. У нас был плотник в группе. Так что либо это, либо профессия дрессировщика…

— Так и знал, что это правильные варианты.

Как только между ними завязался разговор об игре, Когане бросил на Ёсихико подозрительный взгляд, но человек старательно проигнорировал его. Ёсихико очень дорожил возможностью хоть с кем-то обсудить игру, в которую обычно играл в одиночку.

— А я как-то умудрился прошляпить обе профессии.

Обычно такие разговоры заводятся на специализированных форумах, но, судя по всему, Хитокотонуси — вполне себе знаток. Так что заказ заказом, а обсудить игру Ёсихико хотелось.

— Ага, это не такие важные профессии, поэтому их освоение часто откладывают на потом, — ответил Хитокотонуси, затем ещё какое-то время сомневался, после чего продолжил: — …Там, у стены, есть ещё один компьютер.

С этими словами он указал на угол со знакомой по молельне свисающей с потолка роскошной тканью.

— Если хочешь, можешь прямо сейчас встретиться онлайн, и я помогу тебе пройти Отца Драконов.

— Реально?!

— У меня профессия дрессировщика. У тебя воин прокачан?

— Ага.

— Ну, тогда проблем не будет.

— А ну-ка стоп! — вмешался Когане в начинающийся сеанс совместной игры. — Ёсихико, твоя миссия — не в том, чтобы наслаждаться играми! Твоя задача — получить от Хитокотонуси заказ и выполнить его! Окё, ты тоже прекрати молча смотреть и скажи…

— Я так давно не видела… чтобы владыка Хитокотонуси просил кого-то что-либо сделать!..

От вида того, как Окё вытирает глаза длинными рукавами, Когане на мгновение потерял дар речи.

— Как тебя звать? — спросил Хитокотонуси у Ёсихико, когда тот воспользовался предложением и сходил за компьютером, лежавшим у стены.

— Огихара Ёсихико, — ответил Ёсихико, включая компьютер.

— Ёсихико, значит… — пробормотал Хитокотонуси с нотками веселья в голосе.

Однако в следующее мгновение он вдруг бросил взгляд на круглое зеркало, отодвинутое ко входу в комнату, и резко вскочил.

— Что-то случилось?

Ёсихико тоже перевёл взгляд на зеркало, в котором отражался вид на молельню. В этот самый момент одетая в школьную форму девушка стояла перед коробом для подаяний.

Хитокотонуси при виде этой картины поджал губы, словно пытаясь стерпеть боль, и отвёл взгляд.

— Нет… ничего, — обронил Хитокотонуси, обращаясь будто к самому себе, а затем снова уселся за компьютер.

Эта сцена вынудила Ёсихико вновь посмотреть на зеркало. Девушка, по всей видимости, ученица средней школы, наверняка зашла сюда по пути домой. На плече у неё висела тёмно-синяя сумка, а волосы на голове переходили в два хвостика. Она о чём-то молилась, сложа руки. Наконец, закончив бормотать, девушка поклонилась и ушла.

— …Так вот, Отец Драконов — монстр ледяной, — пока Ёсихико вглядывался в зеркало, Хитокотонуси начал рассказывать стратегию, словно пытаясь заставить себя забыть увиденное. — Поэтому на него хорошо бы пойти с огненным оружием, но его нужно либо приобрести, либо сковать самому, если кузнечным делом владеешь…

При виде того, как Хитокотонуси бубнит с каменным выражением лица, Окё печально вздохнула.

— Та девушка — старшая дочь семьи Мориваки, что живёт неподалёку.

Оставив геймеров развлекаться, Окё и Когане вышли из главного святилища. Солнце уже склонилось к закату, окрасив небеса в бледные цвета.

— Будучи рождённой в семье прихожан, она регулярно ходила в храм и прошла здесь через детские ритуалы. Таким образом, владыка Хитокотонуси всё это время наблюдал, как она растёт. Она искренне верит в сказания о «почтенном Хитокото» и взяла в привычку каждый день по пути домой из школы заходить сюда и молиться о счастье семьи и прочих мелочах.

Когане слушал рассказ Окё, сидя на ступенях, ведущих в главное святилище. Как и подобает горному храму, здесь всеобъемлющую тишину нарушают лишь редкие голоса птиц.

— Но в один прекрасный день у неё появился любимый человек, и эта девушка начала молиться о нём, — Окё посмотрела в небо, вспоминая дела ушедших дней. — Люди нередко молятся о чём-то, что связано с их любовью. Хоть мы и не можем как-то вмешиваться в их дела, но и я, и владыка Хитокотонуси изо всех сил поддерживали её. Моя душа запела, когда я услышала, что ей хватило решимости признаться ему в любви.

Однако на следующий же вечер, в жуткую грозу, девушка пришла в храм в слезах.

На территории храма не было никого. Девушка обхватила руками колени и расплакалась. И Хитокотонуси, и Окё сразу поняли, что произошло. Девушка находилась перед самими богами, но не молилась им, не бранила их и не обвиняла. Она лишь продолжала рыдать, и стенания её растворялись в звуках дождя.

Хитокотонуси видел это.

Он понял, что не смог исполнить желание этой девушки.

Она промокала на ступенях молельни, а он не мог пригласить её внутрь.

Она замерзала, а он не мог даже взять её за плечи, чтобы согреть.

— Хоть его и называют богом души слов, но тогда владыка Хитокотонуси ничего не смог сказать девушке.

Вскоре после этого Хитокотонуси заперся в главном святилище.

— Его почитают и называют почтенным Хитокото, а он не может исполнить их желания. Он обращается к каждому из них, но они не слышат его слов. Возможно, он подумал… о том, зачем в таком случае вообще существует.

Окё опустила взгляд, а Когане начал покачивать хвостом, словно думая о чём-то.

— Но ведь боги должны прирастать силой от почтения людей. В таком случае нет ничего удивительного в том, что он больше не может посылать откровения. Ты не думала, что Хитокотонуси переусердствовал с помощью людям?

С точки зрения Когане Хитокотонуси потерял свою силу из-за людей. И, опять же, это люди перестали получать его откровения. Разве в таком случае не справедливо сказать, что они сами это заслужили? Когане не очень понимал, почему Хитокотонуси так расстроен. Разве это его вина, что он больше не может посылать людям откровения?

Cлова Когане вызвали у Окё улыбку.

— Возможно, владыка Хитокотонуси слишком добр… — сказала она, опуская взгляд на свои руки.

И тогда Когане озвучил подозрение, которое возникло у него ещё тогда, когда он впервые увидел её:

— …И как давно ты заболела?

Возможно, Ёсихико этого ещё не заметил. Но даже он, не зная всех подробностей, должен был начать что-то подозревать, когда коснулся её.

— Совсем недавно, — Окё неловко улыбнулась. — Как и вы, владыка Когане, я предлагала владыке Хитокотонуси вознестись на небеса. Бессмысленно оставаться в мире людей и ждать, пока силы бога окончательно иссякнут.

Из глубины главного святилища послышались голоса увлечённых игрой геймеров. Окё скосила на святилище полный доброты взгляд, тот самый, которым старое дерево у дороги одаривает путников, что остановились отдохнуть в его тени.

— Но владыка Хитокотонуси не согласился.

Когане тоже перевёл взгляд янтарных глаз и заглянул в святилище. Почему тот бог, что находится внутри, так помогал всякому, просившему его помощи? Почему не отказывал никому, кто бы ни пришёл к нему?

— Не понимаю… — как можно тише пробормотал Когане.

На месте Хитокотонуси он бы уже наверняка давно покинул святилище. С самой древности заведено, что всему, что не обладает бесконечной жизнью, уготована смерть.

Над головой Когане шумела листва, в которой играл ветер, пришедший с земли Кацураги.

Достижение поставленной цели, пусть даже в игре, — настоящее блаженство. После того, как Ёсихико и Хитокотонуси объединили силы и успешно поймали Отца Драконов, они на пару выполнили ещё несколько миссий. Известно, что когда начинаешь играть, то совсем забываешь о времени, и когда Ёсихико, наконец, оторвался от компьютера, оказалось, что прошло уже пять часов, солнце полностью зашло, и снаружи воцарилась темнота.

— Давненько я вот так со знакомым не играл.

Ёсихико по-товарищески стукнулся кулаком с Хитокотонуси, а затем от усталости завалился на пол. Забавно осознавать, что он только что играл в одной команде с богом.

— Хотя, студентами мы с Котаро частенько так делали… — пробормотал Ёсихико и ощутил, как в голове ожили неприятные воспоминания.

— Котаро? — спросил Хитокотонуси, обернувшись и закатав рукава, обнажая тонкие руки.

— …Мой расстроенный друг, которому я вчера наговорил лишнего, — самоуничижительно ответил Ёсихико, и Хитокотонуси натянуто улыбнулся.

— Как интересно. Я удручён тем, что не смог ничего сказать, а ты — тем, что смог.

Ёсихико улыбнулся, понимая, что его собеседник прав. Слова нередко покидают рот ещё до того, как их успеваешь обдумать.

— Ты знаешь… в прошлом году я повредил правое колено и вкусил много горя, из-за чего где-то полгода жил примерно как ты, — обронил Ёсихико, глядя в потолок.

Глядевший в монитор Хитокотонуси удивлённо перевёл взгляд.

— Котаро столько всего сказал мне из-за того, что беспокоился, а я бросил ему, что он ни черта не понимает… просто из зависти… — пробормотал Ёсихико, закрывая глаза.

Он словно воздвиг стену между собой и своим другом, отвергая руку помощи.

При этом Ёсихико понимал, что его друг, будучи другим человеком, никогда и не смог бы полностью его понять.

— Но ведь он твой дорогой друг? — спросил Хитокотонуси.

Ёсихико открыл глаза и после короткой паузы согласился:

— …Да.

Учитывая то, каким ущербным Ёсихико считал себя на фоне Котаро, уверенно идущего по жизненному пути, мог бы давно порвать с ним связи.

Но, тем не менее, решил сохранить их. Почему?

— Ты считаешь, что поступил плохо?

— Да…

— Тогда все нормально, — сказал Хитокотонуси и растянулся на полу на манер Ёсихико. — Вы ведь именно потому жалуетесь, ноете и изливаете эмоции, что близки друг другу? Мне это кажется доказательством взаимного доверия. Ты показал ему себя с худшей стороны именно потому, что чувствуешь себя с ним непринуждённо.

Хитокотонуси потянулся руками и ногами, а затем повернулся к Ёсихико.

— Поэтому я уверен, что и Котаро всё понимает.

Ёсихико невольно оторвал голову от пола, сел и изумлённо посмотрел на Хитокотонуси, который после небольшой паузы спросил:

— …Чего?

— Да так, просто подумал, что для школьника ты очень правильные вещи говоришь.

— Эй, несмотря на мой внешний вид, я — бог не младше многих других, — сокрушённо отозвался Хитокотонуси.

Ёсихико сразу же извинился перед ним. Из-за того, что они долгое время вместе смотрели в мониторы и шумели, он забылся и решил, что это действительно школьник.

Ёсихико учтиво улыбнулся, а Хитокотонуси перевёл взгляд на потолок. Его глаза какое-то время неуверенно бегали, но затем он решился и сказал:

— Та… девушка, чьё отражение ты видел в зеркале, родилась в семье прихожан. Я знал её ещё младенцем.

Хитокотонуси говорил таким тоном, словно начинал читать толстенный том. Ёсихико перевёл на него взгляд.

— Родители впервые принесли её сюда ещё до того, как она научилась держать голову. Сейчас она учится в средней школе и каждый день по пути заходит, чтобы помолиться о мелочи, вроде счастья и здоровья для друзей и семьи. Иногда она заходит просто для того, чтобы рассказать, что на школьной клумбе зацвели цветы.

Ёсихико оживил в памяти образ девушки, которую видел в зеркале. Видимо, это честная, вежливая школьница, выросшая в провинции среди гор Кацураги и хорошо воспитанная.

— Однажды она пришла сюда с разбитым сердцем и рыдала под дождём. Я был совершенно уверен, что ей хочется выговориться. Я был готов выслушать любые жалобы на жизнь, и утешить её любыми словами, пусть они и не достигли бы её. Я вышел из молельни и спустился по лестнице, — Хитокотонуси прервался, насупил брови и закрыл глаза. — …Но она не сказала ничего. Она не умоляла меня, не уповала на помощь и не жаловалась. И я мог лишь молча смотреть на неё. Я, бог души слов, не смог сказать ей ни одного слова. Ты… понимаешь, почему?

Ёсихико покачал головой.

Хитокотонуси открыл глаза, перевёл взгляд с потолка на Ёсихико и улыбнулся.

— Потому что она ни о чем не просила меня.

Казалось, будто Хитокотонуси улыбается сквозь слезы.

— Я для неё — настолько бессмысленное создание, что мне даже незачем жаловаться. В конце концов, я так ослабел, что мои слова не достигают людей. Все подбадривания и утешения я произношу для собственного удовлетворения. Меня постигло болезненное осознание того, что так было с того самого момента, когда я потерял возможность посылать людям откровения, — произнёс Хитокотонуси, изливая накопившуюся душевную боль. — Я не приношу людям никакой пользы.

Ёсихико не нашёлся с ответом. Он и представить не мог, что бог будет говорить о пользе людям. Боги всегда казались ему всесильными созданиями, намного превосходящими людей.

— Н-но ведь… ты потерял силу из-за того, что правильных фестивалей в твою честь стало меньше? Разве это не вина людей? Почему же ты настолько…

Знаменитый бог Кацураги, живший здесь с давних времён.

Но почему он скорбит о потерянной силе, но при этом так любит людей?

— Это же очевидно, — ответил Хитокотонуси, не колеблясь ни секунды. — Я ведь бог.

Он немного неловко улыбнулся.

— Я был лишь духом, жившим в горах Кацураги. Это люди почитали меня как бога и наделили меня силой.

Это было очень давно, в те древние времена, когда люди трепетали перед природой, животным и явлениями, обожествляя их.

— Правда, сейчас, когда я потерял силу, мои старые воспоминания начали расплываться… — Хитокотонуси опустил взгляд на щуплые руки. — Но я не должен забывать о благодарности.

Ёсихико выпучил глаза от изумления.

Зрение показывало, что перед ним мальчик среднего школьного возраста, и в то же время он ощущал в собеседнике волю столь сильную, что по коже пробежал мурашки.

Он почувствовал незапятнанную чистоту этой мысли, которую бог сохранял в течение многих тысяч лет.

Даже потеряв силу, он стремился помочь людям — настолько упрямо и глубоко его милосердие.

— Ты…

Ёсихико возненавидел себя за то, что в такой важный момент не мог подобрать ни одного подходящего слова. Он тонул в чувствах, нахлынувших на него, не зная ни одного слова, которое могло бы выплеснуть их наружу.

До тех пор, пока имя этого бога не появилось в молитвеннике, Ёсихико даже не знал о его существовании. Он понятия не имел, какие святилища посвящены ему, за что именно его почитают, и вообще до самой встречи с Когане и своего избрания заместителем лакея считал богов лишь выдуманными созданиями, которым удобно молиться.

Но сейчас он видел перед собой бога и отчётливо ощущал доносившуюся от него теплоту.

— Эх-х… что-то так ко сну потянула…

Хитокотонуси протёр глаза, не вставая с пола. Видимо, он давно не играл с кем-либо в своё удовольствие, и потянулся от приятной усталости.

— Отдохну немного…

Прошло совсем немного времени, и Хитокотонуси тихонько засопел. Своим беззащитным юным лицом он стал ещё сильнее походить на школьника. Ёсихико снял свою лёгкую кофту и осторожно положил её поверх богатых одежд бога.

В темноте главного святилища слышался стрёкот жуков, порхающих снаружи.

Часть 4

— Вот дерьмо...

Ёсихико сидел на ступеньках, соединявших вход в главное святилище с землёй, щурился от яркого утреннего солнца и смотрел в экран смартфона, который не брал в руки весь вечер.

Прошлой ночью он, как и Хитокотонуси, сам не заметил, как уснул, и проснулся даже не ранним утром. Очнулся он на твёрдом полу недалеко от Хитокотонуси, который уже уселся за компьютер и читал любимые блоги.

Хотя часы показывали уже одиннадцать, окна главного святилища всегда оставались закрытыми, и вечный полумрак на пару с сидением взаперти здорово сбивал ощущение времени.

— Хотя, проблема не в этом... — пробормотал Ёсихико, хмурясь и почёсывая щеку.

И действительно, вопрос не в том, как оправдаться перед собой, а в том, как объяснить родным, что он без их разрешения ночевал не дома. Смартфон сообщал, что у Ёсихико есть сообщение от матери, а также от Котаро, с которым та наверняка связалась. Конечно, Ёсихико не думал, что если 24-летний парень проведёт одну ночь не у себя дома, то поднимется скандал, но навлечь на себя подозрения ему не хотелось. Собственно, как он и ожидал, в сообщении матери обнаружилась многозначительная строчка «вот уж не думала, что ты на такое способен».

— Доброе утро, мастер Ёсихико.

Пока Ёсихико сидел, обхватив голову, рядом с ним в какой-то момент появилась Окё. Лучи утреннего солнца играли в её блестящих черных волосах.

— Я думала разбудить вас прошлой ночью, но вы так хорошо спали...

— Да смысла не было, я бы на последнюю электричку все равно не успел. Это мне нужно извиниться, за то, что я без разрешения заночевал у вас.

Он и подумать не мог, что останется здесь на ночь. Окё с улыбкой смотрела на то, как Ёсихико борется с зевотой.

— Ничего страшного, владыке Хитокотонуси тоже очень понравилось. Доказательство этому — то, что он сегодня с утра в отличном настроении, — сказала Окё приглушенным голосом, заглядывая в главное святилище.

Ёсихико казалось, что Хитокотонуси лишь лениво листает фотографии котиков, но если Окё видит его каждый день, то наверняка замечает даже малейшие перемены.

— Что насчёт заказа?

Со стороны молельни пришёл Когане, покачивая хвостом, казавшимся ярче даже утреннего солнца. Своими словами он заставил Ёсихико вспомнить, что есть дело важнее размышлений о том, как объяснить своё ночное отсутствие. И правда, он сюда не играть приехал. Его попросили спасти не выходящего из дома Хитокотонуси.

— Н-ну я... как раз... собирался подумать... — пробубнил, отведя взгляд, Ёсихико.

Когане молча подошёл к нему, и Ёсихико не выдержав давления, резко вскочил.

— Д-да помню я, помню! Только проголодался. Как поем, так сразу!

Если подумать, то вчера он с обеда не ел ничего, если не считать чая, купленного по пути сюда.

— Ты точно займёшься этим после еды?

— Займусь, сказал!

Ёсихико, стараясь сбежать от недоверчивого взгляд Когане, схватил лежащую на земле сумку и вытащил из неё кошелёк.

— Госпожа Окё, здесь поблизости есть какой-нибудь супермаркет?

Насколько он помнил по своей автобусной поездке, здесь самая настоящая глушь. Далеко от станции, вдали от крупных дорог, вокруг одни лишь поля, огороды да горы.

— Есть! Владыка Хитокотонуси рассказывал мне, что супермаркеты — очень удобные места для людей. Наверняка там вы найдёте что-нибудь себе по вкусу.

Улыбающаяся Окё хлопнула в ладоши, а затем рассказала Ёсихико, куда идти.

***

— Раз уж мы здесь, не желаете ли прогуляться?

Примерно в десяти минутах ходьбы от посвящённого Хитокотонуси храма обнаружился новый действующий супермаркет. Там Ёсихико купил булочку, кофе, а также рисовый пирожок с кремовой начинкой, поскольку Когане бросал на него слишком уж протяжные взгляды. С этим добром Ёсихико направился к скамейке в углу парковки. Конечно, никто не мешал вернуться назад, но он счёл немыслимым принимать пищу внутри главного святилища. Погода стояла отличная, так что никто не мешал поесть прямо здесь. Легкомысленное предложение прогуляться поступило от Окё как раз, когда Ёсихико съел булочку и запил её.

— Прогуляться?

— До того, как владыка Хитокотонуси перестал выходить из дома, мы часто прогуливались неподалёку, наблюдая, как зреет урожай, и как живут люди. Но сейчас я не могу оставлять его одного и прохаживаться так же часто...

Хотя Окё и говорила с показной неохотной, её бледные руки нетерпеливо тёрлись друг друга. Другими словами, она сама очень хотела погулять. И правда, от постоянного беспокойства за Хитокотонуси весел не будешь.

— Бог заперся в святилище, а дерево гинкго хочет погулять. Мир перевернулся, — Когане протяжно вздохнул.

Пусть он постоянно напоминал, что не просил о еде, но стоило Ёсихико протянуть ему пирог, как у Когане заблестели глаза. Сейчас он, основательно перемазав морду мукой и начинкой, выглядел не слишком грозно.

— Хорошо. Давайте прогуляемся.

Нельзя сказать, что вернуться сию же минуту и попытаться наставить Хитокотонуси на путь истинный — такая уж хорошая мысль. Допив кофе, Ёсихико согласился с предложением Окё, чем сильно обрадовал её.

— На самом деле есть одно место, которое я хочу показать вам, мастер Ёсихико, — Окё пошла уверенным шагом, приглашая за собой. — Прошлой ночью я говорила об этом с владыкой Когане, но у меня есть догадка относительно того, чем вызвано нынешнее состояние владыки Хитокотонуси.

По однополосной дороге ехали немногочисленные машины. С обеих сторон простирались поля, где раскачивались на ветру колосья уже созревшего и ждущего сбора урожая риса. Окё вела их по дороге на юг.

— Это из-за девушки с разбитым сердцем? — вспомнил Ёсихико свой ночной разговор с Хитокотонуси.

Он рассказывал о девушке, которая ходила в храм каждый день, а однажды пришла и расплакалась, притом совершенно не жалуясь на жизнь.

Окё неловко улыбнулась — она не предполагала, что Ёсихико уже наслышан об этом.

— Я полагаю, что после того случая владыка начал сомневаться в смысле своего существования. Он задался вопросом, нужен ли бог, который не приносит людям пользу, — Окё посмотрела в ясное осеннее небо. — Владыка Хитокотонуси считает, что люди и боги должны идти по жизни рука об руку. Он не из тех, кого раздражают просьбы. Если позволите высказать мысль, пришедшую в мою бестолковую голову, то я считаю, что помочь чувствам владыки можно, выяснив, почему в тот раз девушка не сказала богу ни слова...

Они прошли мимо почтового отделения и шли по узкой тропинке, проложенной прямо посреди поля. Вдали показалось бетонное строение.

— Но ведь та девушка продолжила посещать храм и после, ведь так? Я слышал, она заходит каждый день после школы, — отозвался Ёсихико, удивлённо наклонив голову.

Если она не доверяет богам, то зачем каждый раз проделывает этот путь? Окё повернулась к Ёсихико с удручённым видом.

— Именно это меня и беспокоит. Она посещает нас практически каждый день, но почему она промолчала в тот день, когда ей было хуже всего? Вот, что мне хотелось бы узнать.

Наконец, Окё взошла на небольшой холм и остановилась. С этой точки отлично просматривались окрестности бетонного сооружения... оказавшегося школой. Сейчас как раз шла перемена, поэтому одетые в форму школьники занимались своими делами во дворе. Ёсихико узнал форму, которую носили школьницы. Точно такую же форму носила девушка, которую он видел вчера.

— С того самого дня я не раз приходила сюда, но её весёлая школьная жизнь продолжается, как ни в чем не бывало. Эта отважная и надежная девушка всегда улыбается в лицо своим друзьям.

Неужели Окё может разобрать её с такого расстояния? Ёсихико с ностальгией смотрел на школьников, вспоминая былые деньки, но тут Окё обратилась к нему с мольбой в голосе:

— Пожалуйста, мастер Ёсихико, прошу вас, не могли бы вы расспросить эту девушку о том, почему в тот раз она не сказала владыке Хитокотонуси ни слова?

От этих слов Ёсихико скис. Он столько думал над тем, зачем Окё привела его сюда, а оказалось, что с целью попросить его, как человека, обратиться к ней напрямую.

— Но если я вдруг спрошу её об этом, то буду выглядеть очень подозрительно...

— Не сдавайтесь, пока не попробуете!

— Нет, я серьёзно, тут не психологический вопрос... — протянул Ёсихико, почёсывая затылок.

Он понимал, что хотела сказать Окё, но нет ли способа реалистичнее? Ладно бы он был знакомым ей человеком или родственником, но не может же незнакомый школьнице мужчина вдруг разговаривать с ней на такую тему.

— Давай быстрее, Ёсихико, — добавил, облизываясь и махая хвостом, Когане. — Спросить всего одну вещь. Разве это сложно?

— Ещё как сложно!

«Совсем ничего в жизни не понимают», — добавил Ёсихико про себя. Сейчас такое время, что, просто перегородив школьнице дорогу и заговорив с ней, можно в полицию угодить.

— Может и одну вещь, но как это выразить?..

Ёсихико никогда не отличался ни красноречием, ни смекалкой.

— Когда она пришла в храм с разбитым сердцем, там были другие прихожане?

Окё покачала головой.

— Нет, в тот день и тот час там была только она.

— И как тогда объяснить, откуда мне это известно? Она меня за маньяка примет.

— Вы ничего не можете с этим сделать?

— Ну-у, по-моему, это немного нереально...

Ёсихико от безысходности уже начал думать о том, не прикинуться ли ему служителем храма, как прозвенел звонок, и все школьники дружно забежали в здание. Окё проводила их взглядом и вздохнула.

— Значит, все-таки невозможно?..

— ...Прошу прощения, — извиняющимся тоном обронил Ёсихико, опуская взгляд.

Он так расстроил Окё, что огорчился и сам. Однако когда Окё увидела это, то сразу замотала головой:

— Что вы, это я попросила вас невесть о чем. Пожалуйста, не берите в голову, — Окё сложила руки на груди и вновь посмотрела на школу. — ...Однако если подумать, то она не рассказывала о своём разбитом сердце даже подружкам. Наверняка она хочет скрыть это. Я прекрасно вижу, как старательно она пытается казаться сильной. Наверное, вы правы, мастер Ёсихико. Если мы скажем ей, что кто-то видел, как она рыдала в храме, ей это не понравится...

После этих слов Ёсихико резко поднял голову.

— ...Что вы только что сказали, госпожа Окё? — переспросил он, вызвав недоуменный взгляд Когане.

Окё приложила ладонь к груди, видимо, удручённая вопросом.

— Что ей это не понравится?..

— Нет, до этого.

Ёсихико внимательно смотрел на Окё, чувствуя, что её слова что-то задели в его воспоминаниях.

Окё наклонила голову, пытаясь вспомнить, о чем говорила.

— Что она не рассказывала о своём разбитом сердце подружкам?..

«Я прекрасно вижу, как старательно она пытается казаться сильной».

Эти слова ожили в памяти Ёсихико вместе с воспоминаниями о вчерашней ночи, заставив его невольно затаить дыхание. Слова, которые он услышал, указали ему на допущенную ошибку. Когда Хитокотонуси подбадривал Ёсихико, упомянувшего разговор с Котаро, он произнёс такие слова:

«Ты показал ему себя с худшей стороны именно потому, что чувствуешь себя с ним непринуждённо».

— Он ведь сам говорил об этом... — невольно пробормотал Ёсихико, бегая глазами.

Его слова рождали противоречие.

— Мастер Ёсихико?

Не понимающая Окё встретилась взглядом с Когане.

Но Ёсихико не обратил на них внимания и пулей сорвался с места в сторону храма.

Если все хладнокровно обдумать, ответ на этот вопрос очевиден.

Девушка пришла в храм в тот дождливый день, когда ей разбили сердце. Хитокотонуси и Окё видели, как она плачет перед лицом бога, не произнося ни слова. Однако до сих пор они так много думали над тем фактом, что она не обронила ни слова, что не смогли увидеть правды.

А ведь ответ был понятен с самого начала.

— Хитокотонуси! — крикнул ему Ёсихико после того как взбежал по каменной лестнице, пересиливая больное колено, и ворвался в главное святилище.

Хитокотонуси сидел перед компьютером в той же самой позе, в которой его оставили.

— О, быстро вы. Разобрались, где Лосон31?

— Немедленно прекрати дурачиться!

Стоило Хитокотонуси договорить, как Ёсихико, тяжело дыша, силой оттащил его от компьютера.

— Ч-что это значит? — переспросил ничего не понимающий Хитокотонуси, и Ёсихико немедленно продолжил:

— Немедленно прекрати страдать и думать о том, приносишь ли ты пользу людям!

Почему же эта мысль не пришла в голову Ёсихико сразу же, как только он выслушал Хитокотонуси? Почему же он ещё тогда не смог ответить богу, едва не потерявшему собственный смысл жизни? Ёсихико с досадой упрекнул себя, а затем сказал:

— Тебе нельзя раскисать от того, что девочка не положилась на тебя и не заговорила с тобой! Все это неважно!

Хитокотонуси нахмурился от этих слов.

— Я же уже говорил, смысл моего существования — посылать людям откровения и приносить им пользу. Я не потерплю опровержения ни от кого. Даже от тебя, Ёсихико.

— Нет, ты не прав! Твой смысл жизни не в этом! — отозвался Ёсихико, смотря прямо в глаза собеседнику, а затем изо всех попытался подобрать нужные слова. — Ты вообще думал о том, почему та девушка пришла сюда в тот день?

У входа в главное святилище появились Когане и Окё. Однако Ёсихико совершенно не обратил на них внимания и крепко схватил Хитокотонуси за плечи.

— Если бы для неё это место и в самом деле ничего не значило, стала бы она приходить сюда в дождь, чтобы поплакать?

В глазах Хитокотонуси дрожал огонёк сомнения — он до сих пор не понимал, к чему клонит Ёсихико.

— Госпожа Окё обо всем рассказала мне. Эта девочка всегда улыбается перед лицом своих подруг и старается быть сильной, никому не рассказывая о своей неудавшейся любви.

И эта девушка специально пришла сюда, чтобы поплакать. Что же это означает?

Как объяснить, чтобы до Хитокотонуси дошло? Что сделать, чтобы он понял? Ёсихико тщательно перебирал свой скудный словарный запас.

— Потому что нигде, кроме как здесь, она не могла позволить себе потерять лицо и сорваться в плач из-за потерянной любви.

Есть множество других безлюдных мест. Она могла поплакать в одиночестве там. Ей бы даже удалось не промокнуть под дождём.

И, тем не менее, она пришла сюда.

— Да, возможно, она ничего тебе не сказала. Но разве одного того, что она пришла сюда, не достаточно?

Когане и Окё, стоявшие в дверях, удивлённо смотрели на происходящее.

— Может, она не слышит твоих слов, но твои мысли непременно достигают её. Поэтому она и пришла. К тому же, пусть я и считаю, что слова важны, но ещё важнее твоя доброта, которая вынуждает тебя сожалеть о том, что не удалось утешить одну-единственную девушку.

Ёсихико чувствовал, насколько хрупки плечи, которые он сжимает. Хитокотонуси растерял силу, потерял форму, но продолжает любить людей так же, как и в былые времена.

— Даже если ты молчишь, но она верит, что ты рядом, это придаёт ей сил...

Ёсихико примерил свои же слова на себя. Даже когда он повредил колено и уволился из компании, в уголке его сознания всегда была мысль о том, что рядом с ним есть верный друг.

— Рядом с тобой, Хитокотонуси, ей не нужно прикидываться сильной. Ей не нужно связывать себя словами.

Хитокотонуси слушал слова Ёсихико, широко раскрыв глаза. Ёсихико закончил, глядя точно в них:

— Ты добр уже потому, что был с ней.

И тогда в комнате вдруг вспыхнул свет.

Хитокотонуси стоял, выгнув спину, а из груди его вырывался свет, окутавший сначала комнату, а затем и всё святилище. Он переносил их всех в другое измерение. Пол под ногами исчез, вслед за ним потолок, а потом развоплотились и стены. Свет сиял так ярко, что Ёсихико прикрыл глаза руками, и лишь когда всё затихло, он осторожно посмотрел, что случилось, и сразу же ахнул.

Его обдувал приятный ветерок.

А сам он плыл в бесконечно высоком голубом небе.

— Ч-что это?! — воскликнула Окё, не веря такому перемещению сквозь пространство и время.

Ёсихико же настолько не успевал за событиями, что не мог издать ни звука. Вернее, уместнее сказать, что он попросту не мог переварить происходящее.

Проплывавшие под ногами облака постепенно истончались, обнажая утопающие в зелени холмы. Внизу показались простирающиеся во все стороны незнакомые улицы. Вдоль них стоят беспорядочно построенные дома из дерева и камня. Всюду одетые в грубую одежду люди: с такой высоты получалось разглядеть стирку и приготовление еды на огне. Виднелись бегающие дети. Но самым крупным, самым заметным зданием, открывшимся взору Ёсихико, стало похоже на храм сооружение. Когда его увидел Когане, то с шумом вдохнул, не веря своим глазам.

— Э-это же... дворец Такаока, построенный Ками Нунакава Мими-но-микото?

Ёсихико, едва умудрявшийся никуда не заваливаться, повернулся к Когане.

— К-каму Нунакава Мими... кто это?..

Ему казалось, он уже слышал это имя. Но кто это? Когда он жил? Во всяком случае, из истории Ёсихико его не помнил.

— Каму Нунакава Мими-но-микото — это Суйзей, второй император Японии, взошедший на престол две с половиной тысячи лет тому назад. А дворец Такаока — его дом.

— Д-две с половиной тысячи?..

Это ведь даже до нашей эры. Перед глазами Ёсихико разворачивались сцены далёкого, слишком далёкого прошлого. Он уже совершенно не понимал, что к чему.

— Неужели это воспоминания владыки Хитокотонуси?.. — изумлённо прошептала Окё.

Тут сверху послышался протяжный вздох облегчения, заставивший Ёсихико обратить взор к небу.

— Так значит, я в какой-то момент сам себя связал по рукам и ногам?..

Мягкий, низкий голос ниспадал на них, словно нежные солнечные лучи.

— Давно меня так не переполняла сила...

После этих слов в глазах смотревшей наверх Окё появились слезы счастья, и она воскликнула:

— Владыка Хитокотонуси!

И тогда Ёсихико и остальных подбросило ещё выше в небеса, словно кто-то зачерпнул их огромным ковшом. Перед глазами вновь сверкнул ослепительный свет, а затем показался внушительно выглядящий бог мужского пола в белоснежном кимоно. Его чёрные волосы собраны на макушке, а брови настолько чёткие, словно нарисованы тушью, но взгляд на удивление добрый. Ёсихико узнал его глаза и неуверенно произнёс:

— Э-э... это ты, Хитокотонуси?..

Его окутывал ореол такого величия, что Ёсихико стало даже неловко за обращение на «ты». В этом мужчине с широкой грудью и мощными руками уже ничего не осталось от того школьника.

— Именно. Я — Хитокотонуси-но-оками, живущий в горах Кацураги. Сейчас ты видишь меня таким, каким я был в самом расцвете сил, Ёсихико. Это мои воспоминания, пробуждённые душой твоих слов.

— В-воспоминания?..

Ёсихико не понимал, что происходит. Он чувствовал, что в голове у него полная пустота, но Хитокотонуси мягко улыбнулся и объяснил:

— Ёсихико, ты помог мне вспомнить. Пусть я не могу посылать людям откровения, но от этого моя любовь к ним не пострадала. Почему же я забыл такую простую вещь? — Хитокотонуси опустил взгляд своих глаз, наполненных состраданием. — Даже если молчу, вера в то, что я рядом, придаёт людям сил... я должен быть для людей именно таким созданием. Я связал себя титулом бога изречений и едва не забыл о том, что так важно для меня.

Низкий, глубокий голос Хитокотонуси эхом раздавался вокруг них.

— Но ты вновь показал мне, какой силой могут обладать слова, сказанные с заботой о собеседнике, — Хитокотонуси положил руку на грудь. — Если подумать, то до сих пор я лишь посылал их людям, но не принимал в ответ. Насколько же честны, страстны, свежи и сильны слова твои. Сколько же силы они придают мне...

«Ведь бывает и такое, что слова придают кому-то сил, не так ли?»

Ёсихико вспомнилось то, что он слышал от бабушки в автобусе. Возможно, Хитокотонуси тоже хотел, чтобы кто-то подбодрил его словами. Хотел, чтобы кто-то уверил его, что он делает достаточно. И слова помогут ему, обессилившему и теряющему воспоминания, найти верный путь.

— Я буду и впредь слушать молитвы людей. Буду присматривать за ними. И пусть больше я ни на что не способен...

И Ёсихико, глядя в его доброе лицо и до сих пор до конца не понимая происходящего, почувствовал, что слова сами напросились наружу:

— Но и это тоже хорошо.

Благодарности людей нельзя оставлять без внимания.

Именно благодаря богам, которые так думают, люди и приходят в храмы.

Чтобы притронуться к тёплой доброте богов вроде Хитокотонуси.

— Тебе достаточно просто быть здесь.

Выслушав это, Хитокотонуси добродушно рассмеялся, и звуки его смеха распространились во все стороны. А затем он хлопнул в ладоши, и повсюду появились алые лепестки, словно порождённые смехом. Увидев цветочный ветер, Окё радостно протянула к нему руки, а Когане принялся изумлённо оглядываться по сторонам. Цветочный дождь нежно ласкал щёки.

Алые лепестки азалии окутали Хитокотонуси так же, как горы Кацураги весной, и он посмотрел в небеса.

— Как скажешь!

В эти яркие слова он вложил душу процветания.

Часть 5

— Пусть у моего дедушки пройдёт поясница, — с серьёзным видом помолилась девушка, которая и сегодня зашла в храм Хитокотонуси на пути домой из школы. — Стоит ему обо что-то задеть её, как сразу поднимает шум и крик. Это смешно выглядит, но мне жалко дедушку, ведь ему больно, а бабушка так ругает его за вопли. А, и пусть мама не найдёт папину заначку. Хотя, боюсь, скоро ей все же придёт в голову посмотреть, нет ли ничего между теми словарями.

Ёсихико и остальные сидели на ступенях молельни и с улыбкой смотрели на неё.

— И ещё, похоже, у Куросуке, той кошки, что часто к нам заходит... я дала ей мужскую кличку, но она самка, и, похоже, что у неё в животике котята. Пусть роды пройдут для неё хорошо. А ещё... — её слова уже давно превратились не в молитву, а просто в рассказ о житейских событиях. — А ещё... я недавно так сильно здесь плакала... мне было так горько, так грустно, я так расстроилась...

Девушка заговорила приглушённо. Несомненно, она имеет в виду события того самого дня, после которого Хитокотонуси заперся у себя в святилище.

— Но я уже в порядке. Не могу же я горевать вечно, правда?

Возможно, она достаточно сильна для таких слов, а может, это просто фасад, который она показывает остальным. Но как бы там ни было, она ничуть не дрогнула, произнося эти слова.

— ...Прости, что переполошила, — тихо добавила она, словно обращаясь к родственнику.

— Ты сильная девочка. Сильная и добрая, — произнёс Хитокотонуси со ступеней молельни, слегка улыбаясь.

Ещё совсем недавно он предстал мужественным и внушительным богом, но теперь вернулся в обличье ребёнка. Пусть ему и удалось на время принять истинную форму, это не отменяло того, что сейчас он растерял значительную часть силы.

— Я буду здесь, я буду слушать, — обратился к девушке Хитокотонуси, заставив Ёсихико обратить на него внимание. — Я буду здесь, я буду смотреть.

Он говорил ей те самые слова, которые не смог сказать в тот самый день.

— Приходи в любое время.

Пусть голос бога и не должен был достичь её, девушка вдруг подняла голову и навострила уши, а затем на её лице расцвела улыбка.

***

— Мастер Ёсихико, не дадите ли взглянуть на молитвенник? — вдруг сказала Окё, провожавшая Ёсихико и Когане до лестницы, где кончалась территория храма.

— Но ведь я уже получил печать?..

Ёсихико почти забыл о молитвеннике, но Хитокотонуси-но-оками поставил в него красную печать в виде лепестков азалии. Судя по всему, именно такие печати подтверждают успешное выполнение заказа.

Окё взяла молитвенник из рук Ёсихико, открыла на странице с Хитокотонуси, а затем прикоснулась к ней пальцем. На странице появилась ещё одна красная печать, на сей раз в виде листьев гинкго.

— Я понимаю, что вам достаточно лишь печати владыки Хитокотонуси, но я хочу донести свою чувства, — Окё вернула молитвенник и низко поклонилась. — Я глубоко благодарна вам за вашу работу.

— Да ладно, главное, что я хоть кому-то помог...

Ёсихико посмотрел на две печати. Затем на них бросил взгляд и Когане.

— Я тоже должен был поставить печать самостоятельно, но ты!..

Похоже, он до сих пор обижен на то, что Ёсихико во сне макнул лисью лапу в красные чернила и поставил печать сам.

— Это потому, что сам ты её явно не поставил бы.

— Естественно! Эта печать — символ того, что бог доволен выполнением заказа. Мой заказ ты ещё не выполнил. И я не отстану от тебя, пока ты его не доделаешь, стоит там печать или нет!

— Что ты так упираешься?..

Ёсихико в любом случае не собирался выполнять заказ, включавший в себя пробуждение в людях Японии уважения к божественным фестивалям и навязывание им трепета и почтения к богам.

— Почему бы и нет? Наверняка вместе путешествовать по заказам приятнее, — с улыбкой проговорила Окё, наблюдавшая за их разговором.

Хитокотонуси остался у молельни и слушал рассказы прихожан. Ёсихико уже успел попрощаться с ним. Да что там, они даже сказали друг другу адреса электронной почты и свои аккаунты в игре.

— Госпожа Окё, — уже скоро приедет автобус, но Ёсихико не мог не разобраться с одной вещью до того, как спуститься по лестнице. — С вами... всё в порядке?

Окё в ответ удивлённо округлила глаза.

— Так значит, ты всё-таки заметил? — спросил уже начавший было спускаться Когане, и Ёсихико кивнул.

— Об этом говорилось и на табличке... к тому же у неё очень холодные руки.

Огромное дерево гинкго, растущее на территории храма. Оно огорожено бамбуковым забором, на котором закреплена табличка. А на ней написаны заключения осматривавших дерево арбористов 32: дерево прогнило изнутри и может рухнуть.

— Арбористы даже назвали чудом то, что я ещё стою, — Окё шутливо пожала плечами. — Но я в порядке. Пока со мной владыка Хитокотонуси, вряд ли я сгнию. Если он решит покинуть эту землю, то погибну не только я, но и все деревья, цветы и животные в округе. Но я сомневаюсь, что владыка желает этого.

— Э? Это его влияние?..

Ситуация оказалась куда серьёзнее, чем предполагал Ёсихико, поэтому он не придумал, что ещё сказать. Это означало, что в силах Хитокотонуси совершить действие, которое может сильно затронуть жизнь людей.

— Уход бога означает, что землю покинет и солнечный свет, и вода, — пояснил слова Окё Когане. — Однако пусть Хитокотонуси-но-оками растерял часть силы и выглядит как ребёнок, он все ещё достоин называться богом земли Кацураги. Но если он исчезнет, вряд ли другим богам хватит сил спасти эту землю.

После этих слов Ёсихико невольно бросил взгляд на молельню. Наверняка Хитокотонуси оставался здесь именно потому, что знал о последствиях.

— Обязательно приходите ещё.

Окё помахала рукой, а Ёсихико уверенно кивнул в ответ:

— Конечно. Мы придём, когда вы будете в цвету, госпожа Окё.

Над головой раскинулся осенний небосвод — высокий и бесконечно голубой.

— Наконец-то ты вернулся.

По возвращению из храма Хитокотонуси, Ёсихико сразу же направился к храму Онуси. Там он встретился с Котаро, как раз закончившим службу и собиравшимся домой, и тот поздоровался с другом самым обычным образом. Тон Котаро совершенно не отличался от того, к которому привык Ёсихико.

— Я не знаю, куда ты пропадал, но ты уже не ребёнок, так что сообщай хотя бы своей семье.

Ёсихико неловко кивнул, пытаясь придумать, как перевести разговор в другое русло. Почему-то, когда смотришь собеседнику в лицо, подобрать нужные слова очень тяжело.

— Так-то я сказал им, что ты ночевал у меня, но в следующий раз предупреди меня. Хотя, по-моему, твоя бабушка все равно нафантазировала, что ты нашёл себе девушку на ночь.

— ...Прости.

Хотя с самого начала Ёсихико собирался долго и обстоятельно объясняться, в конце концов он смог сказать лишь одно слово. Ему показалось, если он начнёт говорить о том, что играл с богом в компьютерные игры в святилище у подножья гор Кацураги, его сочтут ненормальным.

— С тобой всегда столько хлопот.

— Прости.

— Впрочем, я уже привык.

— Прости, — повторил Ёсихико, а затем посмотрел Котаро точно в глаза. — И прости за тот раз.

Котаро моргнул, не сразу поняв, о чем речь.

— Прости меня, Котаро... за то, что я сказал, что ни черта ты не понимаешь.

Ёсихико свесил голову. Ему казалось, что хотя бы эти слова он просто обязан произнести.

Котаро перевёл взгляд, словно ему пришла в голову мысль. Руки из карманов куртки, впрочем, не вынул.

— ...Кстати, об этом. Я тут подумал, и мне кажется, что либо я переборщил, либо ты меня не так понял...

— Не так?.. — Ёсихико удивлённо вскинул голову.

Котаро продолжил, тщательно выбирая слова:

— Когда я сказал, что тебе нужно лучше узнать самого себя, я пытался сделать комплимент.

— Комплимент?

— Да, а ты подумал, что как раз наоборот, да? — Котаро кисло улыбнулся и продолжил: — Наверное, мы с тобой оба слишком многого хотим. Может показаться, что я уверенно иду по жизни к успеху, но на самом деле я лишь иду по пути наследника храма — эта судьба была уготована мне с рождения. Тебя швыряет во все стороны, зато ты волен сам выбирать, как тебе жить, согласен?

Слова Котаро немного удивили Ёсихико и заставили его вытаращить глаза. Он никогда не думал посмотреть на ситуацию с этой стороны. Неужели даже Котаро, который на первый взгляд ничуть не сомневался в своём жизненном пути, на самом деле задавался такими вопросами?

— Мы с тобой двигаемся в разных направлениях и по разным дорогам, поэтому ни за что не сможем полностью понять друг друга, но пытаться нам никто не мешает, — добавил Котаро и перевёл взгляд на Ёсихико. — Короче говоря, пошли поедим?

Затем Котаро улыбнулся и добавил:

— За мой счёт.

После небольшой паузы Ёсихико не выдержал и рассмеялся. Ему показалось, что груз на его сердце куда-то улетучился.

Сидевший рядом Когане помахал золотистым хвостом, протяжно вздохнул и повёл носом, почувствовав дуновение прохладного осеннего вечернего ветерка.

Глава 3. Любовь богини-дракона

Часть 1

Весенний ветерок ласкал водную гладь и заключал их сердца в нежные объятия.

— Тебе больше нечего бояться, — сказал мужчина, стоя перед трупом огромной, длинной сколопендры.

Кожа мужчины подтянутая и загорелая, а руки, совсем недавно сжимавшие лук и стрелы, мощные и мускулистые. Когда он сражался со сколопендрой, то напоминал неистового демона, но сейчас вновь стал похож на скромного юношу.

— Как же мне отблагодарить тебя...

Лоснящиеся чёрные волосы и бледная кожа девушки затмевали своей красотой даже лазурное парадное одеяние. Её щеки зарделись румянцем, и она смущённо смотрела на мужчину. Когда он убил сколопендру, так долго мешавшую ей жить, дева ощутила не только радость и облегчение, но и, впервые в своей жизни, волнительные чувства по отношению к мужчине.

— Леди Охана...

Этих слов, произнесённых его голосом, каким-то чудесным образом хватало, чтобы осчастливить её.

Мужчина повторил своим сладким и немного смущённым голосом:

— Леди Охана.

Когда девушка услышала приятное и дрожащее, словно рябь на воде, звучание его речи, на мгновение увидела будущее, о котором могла лишь мечтать.

Будущее, которое воплотилось бы в жизнь, стань они мужем и женой...

***

— Я хочу, чтобы вы сейчас же заставили клуб гребли уйти с этой реки, — услышал Ёсихико следующий божественный заказ, сидя в старом святилище на побережье реки Сэта, что в префектуре Сига. — До сих пор я терпела их, но больше выносить не могу.

Помещение и молельней-то назвать язык поворачивался с трудом — просто колокол, подвешенный под потолком, за которым находилось тонкостенное главное святилище. Короб для подаяний представлял собой просто щель в одной из стен. И главное святилище, несмотря на своё название и стоящее рядом одинокое дерево, обвязанное верёвкой-симэнавой33, оказалось меньше, чем даже маленькое и безлюдное четырёхкаменное строение, в которой жил Когане, и совершенно точно не шло ни в какое сравнение с обителью Хитокотонуси, которую они посетили месяц назад.

— А-а... можно я на всякий случай спрошу?

Ёсихико ещё раз посмотрел на третье имя бога, всплывшее в молитвеннике, а затем ещё раз окинул взглядом собеседницу. После её слов имя отпечаталось на бумаге жирными чернилами.

— Вы... правда Королева Драконов госпожа Оомитами?..

На циновке, постеленной поверх гравийного пола святилища, лежала лицом в пол и держалась за поясницу женщина. Она тяжело дышала и недобро глядела на Ёсихико. Её глаза сияли глубокой синевой.

Её фигуру скрывало тёмно-синее парадное кимоно, а длинные чёрные волосы выглядели безобразно растрёпанными. Лоб украшали три маленьких отметины, напоминающих лепестки сакуры, а обливающееся потом лицо по человеческим меркам выглядело на 40 с чем-то лет. Черты её лица в целом представлялись весьма недурными, но сейчас их искажало мучение.

— Хочешь сказать, я похожа на кого-то ещё?!

— На человека, страдающего радикулитом?

— Н-нахал! Никакой у меня не радикулит! Это то, что сотворили со мной любезные люди... аргх-х-х! — стоило женщине попытаться подняться, как она застонала, и Ёсихико тут же метнулся к ней.

— Я ожидал от Королевы Драконов чего-то внушительнее... — буркнул Ёсихико, массируя её поясницу.

Месяц назад Ёсихико повстречался с заперевшимся дома Хитокотонуси-но-оками, и по сей день общался с ним в играх и социальных сетях, благодаря чему начал немного, но всё же интересоваться богами. Когда вчера в его молитвеннике появилось имя, в котором обнаружились слова «Королева Драконов», Ёсихико примчался сюда на всех парах, но он точно не ожидал встретить страдающую от больной спины женщину, требующую избавиться от клуба гребли. Что же происходит с богами в последнее время? Один хочет поесть парфе с тёртым чаем, другой превращается в затворника, третья лежит дома с больной спиной...

— Королева Драконов — лишь имя, которое дали ей люди от страха, — проговорил Когане, неспешно пройдя к циновке и покачивая хвостом. Пригнувшись, он продолжил: — Она — богиня-дракон реки Сэта, живущая под мостом Сэта-Карахаси. Возможно, такие богини известнее людям под другими именами: Хасихиме.

— Хасихиме? — Ёсихико недоуменно склонил голову.

Увы, это имя оказалось ему незнакомым.

— Изначально люди молились Хасихиме как богиням, сторожащим мосты. Но есть и некоторые, которых стали называть ведьмами и людоедками. Нечто подобное случилось и с мостом Удзи в Киото. Хасихиме того моста легла в основу такого явления как Усинококу-маири34.

— У-усинококу-маири?..

Если он правильно помнил, это какой-то зловещий ритуал. Ёсихико невольно окинул взглядом лежащую на полу женщину. Неужели и у неё есть какое-то жуткое прошлое?

— А ты довольный мудрый для лиса... — Хасихиме продолжала лежать на полу и лишь перевела на Когане взгляд. — Ты... Хоидзин из Киото?

— Он самый, — с довольным видом подтвердил Когане. — Однако, Хасихиме, я хотел бы вернуться к заказу. Что ещё за клуб гребли?

Ёсихико в смешанных чувствах посмотрел на Когане, который опять не стал дожидаться настоящего заместителя лакея и начал обсуждать заказ сам. Конечно, Ёсихико признателен за то, что Когане двигал разговор в нужном направлении, но как бы тот опять не опомнился на полпути и не разозлился.

— Тогда слушайте... что меня раздражает!..

Прекрасное лицо Хасихиме вновь исказилось — то ли от боли, то ли от досады.

— Это случилось позавчера. Я сменила свою истинную форму дракона на облик маленькой змеи и грелась на берегу реки, — неспешно начала Хасихиме, а Ёсихико слушал её и продолжал поглаживать по пояснице. — Стоял тёплый ноябрьский день, мои чешуйки обдувал приятный ветерок. Мерное течение реки неспешно отсчитывала время, и я сама не заметила, как почти задремала.

Однако когда отдыхавшая в траве Хасихиме начала засыпать, всё вокруг вдруг потемнело, а затем она ощутила в спине такую сильную боль, что едва не подскочила. Она не понимала, что с ней произошло, ошалев от боли, но затем увидела над собой ногу. Короче говоря, пока она спала, на неё наступил человек.

— Я этого никогда не забуду… я точно запомнила, что на спине у него было написано «Юки». Он из клуба гребли, который занимается на реке, — Хасихиме заскрипела зубами. — В былые времена я бы с лёгкостью наказала нахала, осмелившегося наступить на меня. Я утопила бы его в воде, поразила бы молнией, да хоть переехала бы телегой.

Судя по тому, сколько злости таилось в словах Хасихиме, поясница у неё и правда болела сильно.

— Но сейчас… сейчас у меня уже не осталось сил на такое… — от досады Хасихиме прикусила губу и свесила голову. — Люди уже не замечают того, что возле реки Сэта живу я…

Пусть она и зовётся Королевой Драконов, пусть имеет святилище на берегу реки, но год от года становится слабее. Скорее всего, люди, научившиеся управлять течением воды и разработавшие самые разные средства передвижения, уже давно забыли о хозяйке реки. О той богине, что стережёт благословенную воду и мост – незаменимое сооружение для всех, кто пересекает реку.

Наступив на неё, человек ранил не только её тело.

Тот голос, который испускало горло Хасихиме, звучал тонко и слабо.

— Это же надо – наступить на обратившуюся змеёй богиню...

Ёсихико стоял на берегу реки Сэта, оставив Хасихиме страдать от больной поясницы в святилище.

Из школьных уроков Ёсихико смутно помнил, что Сэта — единственная река, вытекающая из озера Бива и впадающая в море, и что в своё время она была важнейшей столичной артерией и имела огромное военное значение. Вроде бы около неё разворачивалось немало сражений.

Рядом описывал плавную дугу выкрашенный в жёлтый цвет мост Сэта-Карахаси, один из трёх знаменитых мостов Японии. Перила его венчала крупная бижутерия, которая на фоне осенних листьев вокруг навевала поэтические чувства.

— Ого, какая необычная лодка, — сказал усевшийся рядом Когане, провожая взглядом проплывающий челнок.

Белое судно, в котором плыл молодой парень, выглядело длинным и настолько узким, словно его сделали как раз по ширине человека. Низкие борта лодки почти не поднимались над пенящейся водой. Парень старательно работал веслом, и лодка быстро двигалась вперёд.

— Это лодка для гребли. Я не эксперт, но на них устраивают гонки.

После каждого взмаха веслом лодка перемещалась на значительное расстояние, словно скользя по водной глади. Ёсихико провожал её взглядом, и тут заметил, что на спине футболки, в которую одет парень, написано название одного Киотского университета, а также фамилия.

— Так это университетская секция гребли?..

Ёсихико не знал, что университетские гребцы тренируются здесь. Впрочем, если подумать, хоть они и находятся в префектуре Сига, от центральной Киотской железнодорожной станции сюда можно добраться на электричке за 10 минут. Это вполне разумное место для базы тренировок.

— Лодка не для переправ и не для грузов, но только и исключительно для гонок?.. — Когане разглядывал судно, навострив от любопытства уши.

Похоже, каждый день преподносит лису-затворнику нечто новое.

— Кстати, Когане, а ты, оказывается, знаменитость. И госпожа Окё тебя моментально опознала, и Хасихиме сразу спросила, уж не Хоидзин ли ты. Я правильно слышал, что ты относишься к самым древним богам?

Сам Ёсихико не знал даже того, что на территории храма Онуси есть посвящённое Хоидзину малое святилище, но тот, оказывается, на удивление известная в божественной среде личность.

— Я, конечно, не способен вызывать своей силой катаклизмы, но действительно стар и к тому же повелеваю направлениями, границами проживания на этих землях. Я уже как-то говорил, но в те времена, когда направления почитали и считали, что они могут принести удачу, люди относились ко мне с почтением. Та эпоха ушла, моя сила уменьшилась, и я отошёл от дел, но имя моё до сих пор более-менее известно.

Когане сделал такой упор на словах «более-менее», что Ёсихико скосил на него кислый взгляд.

— ...Прости, что я про тебя не знал, что ли.

Конечно, Ёсихико испытывал неловкость перед «более-менее» известным богом, но его в школе не учили тому, что направления могут приносить удачу.

Ёсихико перевёл взгляд с Когане на реку и заметил, что совсем рядом к югу от них находится лодочная станция. В большом проёме со стороны реки виднелись ряды лодок. От них к реке пролегали доски, чтобы на лодки удобнее было садиться.

— Университет... — пробормотал Ёсихико, глядя на группу парней, отдыхающих и разминающихся перед входом на станцию.

Ещё пару лет назад Ёсихико был таким же студентом, как и они, но сегодня эти дни казались страшно далёкими. Ныне у него почти не осталось друзей, а единственная радость в жизни — играть с Хитокотонуси в онлайн-игры, но в своё время, когда он состоял в университетской секции, та приносила в его жизнь немало смысла.

— Кстати, мне вчера пришла открытка от одногруппников, с которыми я состоял в бейсбольной секции...

Сейчас Ёсихико слишком стеснялся куда-либо идти, поэтому просто бросил открытку в ящик стола, не читая. Наверняка, если бы он пошёл на встречу одногруппников, то быстро сбежал бы домой, подгоняемый нахлынувшим чувством собственной ущербности. Он ведь даже не рассказывал одногруппникам, что бросил бейсбол из-за повреждённого колена.

— Это случайно не он наступил на Химе?

Пока Ёсихико предавался жутким размышлениям о том, что произошло бы, приди он на встречу одногруппников, Когане указал покрытой белым мехом передней лапой на одного из студентов.

Тот как раз сошёл с лодки и разговаривал с похожей на менеджера клуба студенткой. Он носил футболку с короткими рукавами, позволяющими оценить накачанные мышцы, на спине которой действительно написана фамилия «Юки». От того, как этот парень непринуждённо беседовал с менеджером, Ёсихико невольно вспомнил студенческие годы. И девушку, приславшую открытку…

Это улыбающееся создание зовут...

Ёсихико закрыл глаза, выбрасывая из головы посторонние мысли. Сейчас лучше думать о том, как выполнить заказ.

— ...Вся секция гребли должна быть наказана из-за его оплошности?

Ёсихико переключил свои мысли и вздохнул. Вдоль побережья Сэты проложен довольно оживлённый тротуар — на нем нетрудно заметить и бегунов, и гуляющих с собаками людей. Хасихиме тоже отчасти виновата в том, что отдыхала в таком месте.

— Нельзя ли наказать одного Юки? — спросил Ёсихико, поворачиваясь к Когане.

Не то, чтобы он пытался защитить секцию гребли, просто просьба богини показалась ему несправедливой. Может, Хасихиме простит Юки, если тот как следует извинится и сделает для неё компресс?

— Ёсихико, ты опять неправильно понимаешь богов, — Когане прищурился и посмотрел на Ёсихико. — Люди часто считают богов нелогичными созданиями. Это связано с тем, что боги рассматривают людей в целом, редко заостряя внимание на конкретных личностях. Скажем, не будь ты лакеем, я бы рассматривал тебя лишь как опадающий листок огромного дерева. Есть боги вроде Хитокотонуси-но-оками, которые стараются поддерживать людей, но лучше считай их исключениями.

Когане прокашлялся, а затем продолжил:

— В своё время люди жили в страхе перед богом Кинрюсином, который в ответ на оскорбления в свою сторону убивал не только нахала, но и семерых его родственников. Если в семье не набиралось семерых, он убивал соседей. Говорят, он орудовал огромным топором, что отнимал по семь жизней за взмах. Возможно, людям кажется, что он убивал непричастных, но с точки зрения бога все они — такие же люди.

— Ничего себе неожиданность... — Ёсихико нахмурился.

Ладно ещё семья, но разве можно убивать кого-то просто потому, что он живёт по соседству с провинившейся личностью?

— Ты хочешь сказать, что и Хасихиме по той же причине потребовала не наказать одного Юки, а избавить её от всего клуба?

Когане кивнул.

— Им нужно благодарить её за то, что она решила довольствоваться их переездом. Обладай Химе своей былой силой, все они уже покоились бы на дне реки, — обронил Когане поистине жутковатую фразу, заставив Ёсихико вздрогнуть.

— Значит, если я приведу ей Юки, и он извинится, она не простит его, да?.. — сказал Ёсихико, бросая быстрый взгляд на святилище Хасихиме.

Если на то пошло, абсурдно требовать от Ёсихико убрать с реки секцию гребли. На такое он в одиночку не способен. Чтобы подать запрос в университет, ему нужна веская причина и подписи жильцов этого района, иначе его сразу отфутболят, не говоря уже о том, насколько это утомительный процесс, которым Ёсихико совсем не хотелось таким заниматься.

— Химе потребовала от тебя именно заставить клуб гребли уйти. Если бы она могла ограничиться лишь извинениями, то с самого начала попросила бы именно притащить ей обидчика.

Аргумент Когане оказался настолько непробиваемым, что Ёсихико только и смог, что ответить:

— Да уж...

Обронив эти тяжёлые слова, он почесал голову. Может, одного Юки ему ещё удастся убедить, но всю секцию это перебор. Нельзя ли как-то уговорить Хасихиме на послабление?

— Извините... — пока Ёсихико глядел на водную гладь и всерьёз раздумывал над тем, не помочь ли компрессом и не послать ли симпатичного жреца для чтения молитвы, со спины вдруг послышался голос. — Вы хотите вступить в секцию?

Ёсихико обернулся и увидел перед собой дружелюбной улыбку той самой девушки-менеджера, что недавно разговаривала с Юки. В отличие от спортсменов, она носила футболку темно-синего с цвета с небольшой надписью «Хараока» в районе груди. Её волосы доходили до плеч и блестели от лака.

— А, нет, вы ошиблись, — Ёсихико быстро замотал головой. — Я ведь даже не студент.

— Э, вы серьёзно?! Прошу прощенья! Вы так засматривались на станцию, что я...

— Ничего страшного, это я извиняюсь за недопонимание.

Ещё какое-то время они стояли, склонив головы, а затем Ёсихико натянуто улыбнулся и вновь посмотрел на реку. Он, конечно, не думал, что его примут за студента, но его это совершенно не расстроило.

— Я никогда не видел такие лодки вблизи, вот и засмотрелся... — решил поддержать он разговор довольно вялой фразой.

С другой стороны, он нисколько не соврал.

Хараока поравнялась с Ёсихико и тоже посмотрела на гребцов. Сейчас по реке как раз плыла лодка, которую в движение приводили целых девять человек, из которых восемь дружно работали вёслами.

— Эта называется восьмёрка. Лодкой управляют девять человек: один командует, восемь гребут. Этот вид спорта считается самым красивым из всех гребных, и наш университет стремится занять первое место в национальных соревнованиях.

— Девять человек в одной лодке... — пробормотал Ёсихико, глядя на судно.

— Вы ведь тоже спортсменом были? — непринуждённо улыбаясь, спросила ничего не знающая о Ёсихико Хараока.

Ёсихико засомневался, но всё же с натянутой улыбкой ответил:

— Бейсболистом в своё время.

Ему показалось, что правое колено скрипнуло.

— Бейсболом?! Так вы тоже выступали в команде из девяти человек!

Жизнерадостная улыбка Хараоки проникла в самые глубины воспоминаний Ёсихико. Видимо, это почувствовал даже от скуки водивший ушами Когане, потому что он вдруг посмотрел на Ёсихико.

— Хараока-а! — позвал девушку один из спортсменов у входа на станцию, махая рукой.

Хараока кивнула Ёсихико и побежала обратно, на ходу отзываясь громким «бегу-у».

Часть 2

Пусть в студенческие годы Ёсихико спал почти на всех парах, каждый день он исправно приходил на занятия секции. В те времена он был полон сил, и даже после окончания тренировок каждый вечер развлекался с приятелями. Вместе со своими товарищами они ездили на барбекю, готовили ларёк к культурному фестивалю, и неудивительно, что благодаря этому у Ёсихико появилась девушка: миниатюрная особа, работавшая менеджером бейсбольной секции.

Она сама призналась ему в любви, да и сам Ёсихико интересовался ей, так что встречаться они начали практически сразу. Правда, в те времена Ёсихико так увлекался дружбой с товарищами по клубу, что влюблённым редко когда удавалось ходить куда-либо вдвоём. В памяти Ёсихико остались лишь разговоры по делу в клубе и переписка на телефоне — воспоминаний о том, что они с ней куда-то ходили, почти нет. После окончания учёбы пути разошлись, и работа поглотила их с головой. Они начали отдалятся друг от друга, и отношениям пришёл закономерный конец.

Конечно, она была не самой роскошной девушкой, но Ёсихико очень нравились её обаятельная улыбка и непринуждённые жесты.

***

— Блестящих идей не появилось? — спросил сидевший на кровати Когане, вылизывая шерсть.

Весь день Ёсихико думал над тем, как исполнить заказ Хасихиме, но в итоге попросил дать ему время и вернулся домой. С учётом того, что от дома до её святилища всего полчаса езды на электричке, он мог примчаться по первому же зову.

— Всё ещё думаю…

Ёсихико смотрел на открытку, лежавшую перед ним на столе. Он и подумать не мог, что работа над этим заказом вдруг наведёт его на мысли о бывшей девушке. Ёсихико понятия не имел, где она сейчас и чем занимается, но хлопотливая работа посредницей для бывших однокурсников – это как раз в её стиле. В частности — то, что она в век повсеместного распространения электронной почты не поленилась разослать открытки.

Кратко вздохнув, Ёсихико перевёл взгляд на компьютер. Сразу после возвращения с Сеты он залез в поисковики, но, конечно же, не нашёл ни хорошего способа заставить гребцов покинуть реку, ни идей о том, как усмирить гнев Хасихиме. Единственное, что он отыскал — несколько сайтов с легендами по запросу «мост Сэта-Карахаси».

— «Как Таваратота Хидесато сколопендру истребил»?.. — прочитал Ёсихико, придвинувшись к монитору.

Эта легенда гласила о том, что в своё время один воин откликнулся на просьбу богини-дракона, жившей под мостом Сэта-Карахаси, и прикончил огромную сколопендру на горе Миками. Скорее всего, эта богиня-дракон — как раз Хасихиме.

— Ничего себе, какая Хасихиме известная, даже легенды о ней пишут.

Ёсихико листал сайт, подперев рукой подбородок. Может, сейчас она и обитает в крохотном святилище, но недаром же эту богиню прозвали Королевой Драконов.

— Какая сколопендра? Та, что с горы Миками? — спросил услышавший бормотания Ёсихико Когане, упёршись передними лапами в стол.

— Угу. Тут говорится, что её убил человек по имени Таваратота Хидесато… это выдумка?

Может, он просто случайно раздавил жучка, а потом историю раздули до того, что в ней появилась гигантская сколопендра? К тому же трудно поверить, что Хасихиме просила людей о помощи.

— Нет, это правда. Я и сам слышал эту историю, — Когане положил челюсть на стол и указал мордой на экран монитора. — В своё время этого Таваратоту Хидесато звали Фудзивара-но-Хидесато, под этим именем он убил Тайру-но-Масакадо35.

— Э? — Ёсихико ошеломлённо повернулся к Когане, вдруг услышав хорошо знакомое имя. — Тайру-но-Масакадо? Того самого Масакадо?!

— Именно. Я всегда считал, что в истории ты слаб, но имя Масакадо тебе знакомо?

— Какое там знакомо, Масакадо весьма знаменит даже сегодня!

Говорят, его голова закопана в Токио. Об этом жутковатом месте рассказывают и в журналах, и по телевизору. Но, если честно, имя Фудзивары Хидесато Ёсихико слышал впервые.

— Говорят, он даже в молодости был великолепным воином. Хасихиме заметила это и попросила его убить сколопендру.

Ёсихико увидел в этих словах свет надежды и на радостях схватился руками за щеки Когане.

— Так это же значит, что Хасихиме прислушается к просьбе Хидесато?!

— Эй, прекрати чесать мне горло!

— Почему бы нам не отыскать этого Хидесато? Ты ведь известный бог, Когане, позови нам его.

— Я же сказал, хватит меня гладить!

Когане вырвался из хватки Ёсихико и отряхнулся, словно выбравшись из воды.

— Хидесато уже тысячу лет как мёртв! Никакой Хоидзин не может вызвать мертвеца из мира духов! И вообще, с какой стати я должен таким заниматься? Это ведь тебе поручили заказ!

— Да, ты прав…

Выслушав хлёсткий ответ, Ёсихико обессиленно растёкся по стулу. Неудивительно, но так просто отделаться не получилось.

— И вообще, не забывай, что ты ещё не выполнил мой заказ! Я сижу здесь вовсе не для того, чтобы помогать тебе!

— Да-да, знаю-знаю.

— Что это за тон?! И вообще, мне кажется, твоё почтение ко мне…

— О, сообщение от Хитокотонуси!

— Гр-р-р-р! Ты меня вообще слушаешь?! — взревел Когане, пока Ёсихико открывал социальную сеть.

«Когда злится богиня, это всегда тяжело. Удачи».

— …Эх, отстранился от проблемы, — протянул Ёсихико.

Он надеялся обсудить с Хитокотонуси проблему, но в итоге так и не нашёл никаких зацепок. Возможно, стоит задать вопрос, что делать в такой ситуации, всезнающему интернету.

За спиной о чём-то причитал Когане, а Ёсихико вздохнул и вновь уставился в монитор, за неимением других вариантов вбив в поисковик «Фудзивара Хидесато».

Глубокая ночь.

Ёсихико пробудился, словно вдруг всплыв со дна на поверхность воды, и какое-то время рассматривал до боли знакомый потолок.

Он так и не придумал, что ему делать, и в итоге случайно заснул, разлёгшись на кровати. В комнате царила непроглядная темень, а в ногах Ёсихико разлёгся и занимал немало места лежащий животом кверху и посапывающий Когане. Похоже, лис день ото дня становился всё бесстыжее. Часы у изголовья кровати сообщили, что сейчас 2 часа 44 минуты.

— …Какое неприятное время…

Мало того, что четвёрка — вообще цифра зловещая36, свою роль сыграло и то, что днём Ёсихико расспросил Когане об усинококу-маири, а слово «усинококу» как раз обозначает промежуток между 1 и 3 часами ночи.

Кое-как подавив неприязнь, Ёсихико решил снова заснуть, но вдруг услышал странный звук и вновь открыл глаза.

За дверью его комнаты раздавался такой звук, будто кто-то тащил по полу что-то тяжёлое. Чаще всего доносились звуки трущейся ткани, но иногда они перемежались глухим стуком, словно кто-то что-то ставил на пол. Сначала звуки исходил со стороны лестницы, но подступал всё ближе.

— …Что это?

Ёсихико неспешно откинулся с постели и посмотрел на дверь. В такое время вся его семья должна спать. И даже его младшая сестра отлично знала о том, что плохой сон — злейший враг красоты, и допоздна почти никогда не засиживалась.

Сонливость резко отступила. Ёсихико встал с кровати, стараясь не издавать ни звука, и вытащил припрятанную под кроватью бейсбольную биту. Он никогда не думал, что вновь возьмётся за неё, и уж тем более, что она потребуется ему в качестве оружия.

— ...Что такое? — зевая, спросил Когане, проснувшийся от движений Ёсихико.

Ёсихико приставил указательный палец к губам, прося вести себя тише, а затем повёл подбородком, указывая на дверь.

— Там кто-то есть, — кратко сообщил он и подкрался к двери.

Маньяк? Грабитель? Хорошо, если он просто пришёл обокрасть их, но не дай бог собирается ещё и семье навредить. Но вдруг Ёсихико задумался — звуки, доносившиеся с другой стороны двери, не похожи на человеческие шаги.

Шаги не должны быть такими громкими. Это именно звук трения ткани о пол. А периодически раздающийся стук... на что он похож?

— ...Когти, — тихо озвучил спустившийся с кровати Когане опасения, поселившиеся в груди Ёсихико. — Это же стук когтей о пол?

— Э...

От попытки представить, что происходит, у Ёсихико мурашки по всему телу пробежали.

Что-то ползёт.

Ползёт и трётся о пол.

Постепенно двигается по полу, цепляясь когтями.

— Это... человек?..

Сейчас усинококу. Демоническое время, в которое правят бал силы зла.

Когане не ответил на хриплый голос Ёсихико, но внимательно всмотрелся в дверь.

Звук трения подобрался к самой двери комнаты Ёсихико и неожиданно остановился.

В воздухе повисло напряжение — Ёсихико и незваного гостя разделяла лишь дверь.

Ёсихико вдруг понял, что его руки, вцепившиеся в биту, дрожат. Они совершенно окаменели и не слушаются приказов.

— Это же... — обронил Когане, но Ёсихико даже не услышал.

Наконец, ручка медленно повернулась, и дверь беззвучно отворилась.

Из тьмы выплыла бледная напряжённая ладонь, цеплявшаяся ногтями за пол.

За ней — лицо, сокрытое длинными, чёрными, растрёпанными волосами, между которых выглядывали налитые кровью глаза.

— Гья-а-а-а-а-а, убиваю-ю-ю-ют! — завопил Ёсихико, не в силах даже замахнуться битой. — Откуда у меня дома призрак?! Я что, проклятую кассету посмотрел?!

Ёсихико запаниковал, но Когане попытался одёрнуть его:

— Ёсихико, остынь. Приглядись.

— Я и так гляжу! Хорошо гляжу! Можно я лучше не буду глядеть? — от страха Ёсихико даже начал ехидничать.

Когане сокрушённо вздохнул.

— Никакой это не призрак. Это Хасихиме.

— Хаси... э... Хасихиме?

Немного придя в себя и ещё раз окинув взглядом гостью, Ёсихико разглядел между растрёпанными волосами ещё и отметину на лбу в виде цветочных лепестков. Её он опознал довольно быстро.

— Как ты посмел спутать меня с призраком?.. — Хасихиме посмотрела на Ёсихико, тяжело дыша.

— Ещё бы я тебя не спутал, когда ты так появляешься!

— Я приложила столько усилий, чтобы прийти сюда, несмотря на больную спину, а ты смеешь оскорблять меня?!

— Ну, просто...

Ёсихико попытался было оправдаться, но тут в его поле зрения попала ещё одна фигура. Он поднял взгляд и содрогнулся ещё сильнее, чем в тот момент, когда увидел Хасихиме.

— Просто только кошки сношаются... — в дверях стояла одетая в пижаму сестрёнка Ёсихико, очень злая от того, что её разбудили, и смотрела на Ёсихико. — Заткнись и ложись спать, придурок!

— У тебя не сестра, а демоническая богиня какая-то, — шёпотом высказал свои впечатления Когане после того, как дверь закрылась.

— Со словом «демоническая» полностью согласен.

Кое-как извинившись и уговорив сестрёнку вернуться к себе, Ёсихико поднял Хасихиме с пола и уложил на постель. Она жаловалась на боль при каждом движении, так что он старался действовать максимально осторожно.

— И вообще, зачем ты пришла? Если у тебя болит спина, то и сидела бы тихонько в молельне.

Неужели она ползла сюда всю дорогу от святилища? Ёсихико считал, что боги умеют при необходимости летать или телепортироваться.

— Тот гребец Юки вновь повёл себя недостойно в моем присутствии! — Хасихиме скривилась, поглаживая поясницу. — Я не собираюсь мириться с этим! Я так разозлилась, что сама не заметила, как пошла к тебе домой. По пути меня несколько раз едва не переехали автомобили...

— Так ты всё-таки ползла?..

— Лучше скажи, ты ещё не придумал, как прогнать клуб гребли?! — в ярости спросила Хасихиме, и Ёсихико не нашёлся с ответом.

Не может же он сказать ей, что лёг спать, так ничего и не придумав.

— Мы изо всех сил думаем над этим... — ответил вместо него Когане, подошедший от двери к кровати и усевшийся на её край. — Чем тебя на этот раз прогневал человек?

После этого вопроса Хасихиме опустила взгляд и прикусила губу.

— ...лся.

— Э? — переспросил Ёсихико, не расслышав ответа.

Хасихиме подняла взгляд и недовольно посмотрела на него.

— Он целовался! Прямо перед моим святилищем, с той девушкой-менеджером!

Её слова изумили Ёсихико, но не по той причине, на которую рассчитывала Хасихиме.

— О-о, так они встречаются?

— Мне это не важно! — Хасихиме схватила Ёсихико за рубашку левой рукой. — Это серьёзный проступок! Мало ему было наступить на меня, он ещё и целуется рядом с божественной обителью!

— Парень чмокнул девушку, всего-то, — Ёсихико протяжно вздохнул.

Разве поцелуй стоит того, чтобы разводить такой скандал? Поскольку Ёсихико и сам в своё время встречался с менеджером секции, то понимал чувства парня.

— Как ты смеешь говорить такие постыдные вещи?! Свидания мужчины и девушки должны проходить скромнее!

— Хасихиме, — тихо обратился к ней Когане, когда та принялась трясти Ёсихико на удивление крепкими руками. — Разве пристало Королеве Драконов Оомитами так раздражаться от безобидных проделок людей? Это всё равно что думать о судьбе упавшей дождевой капли.

— Это потому...

Хасихиме ослабила хватку, и Ёсихико воспользовался возможностью осторожно разжать её ладонь. Затем он посмотрел точно на Хасихиме, которая так и не придумала себе оправдания.

— Ты знаешь, я тут почитал легенду о том, как Таваратота Хидесато сражался с огромной сколопендрой...

Хасихиме тихо ахнула, услышав это имя.

— Я правильно понял, что он повстречался с девушкой, что попросила его истребить чудовище, когда она обратилась змеёй, а он случайно наступил на неё?

Этот элемент истории сразу привлёк его внимание. Больно он похож на возникшую ситуацию. Однако если Хасихиме прониклась храбростью Таваратоты Хидесато и поручила ему расправиться со сколопендрой, к Юки она пропиталась лишь ненавистью. Да такой, что попросила наказать весь его клуб.

— Ты точно разозлилась на Юки потому, что он наступил на тебя?

Когда Ёсихико задал этот вопрос, Хасихиме мучительно вздохнула, не смотря на него. Её глаза слегка взмокли.

— Я так давно не слышала это имя... — тихо обронила она, а затем неожиданно начала рассказывать: — На то время моя красота считалась несравненной даже по меркам морских богов, и многие небесные и земные божества просили моей руки...

Ёсихико показалось, что она говорила о тех временах с какой-то гордостью, но он промолчал и продолжил внимательно слушать.

— Это тогда на меня положила глаз огромная уродливая сколопендра с горы Миками. Он приползал к мосту Карахаси каждую ночь и уговаривал стать его женой. Конечно, я ни за что не согласилось бы стать супругой создания, пожравшего всю рыбу в озере Бива и делавшего вид, что ему никто не указ... — Хасихиме покачала головой, вспоминая минувшие дни.

— Если ты так ненавидела его, то почему не прогнала сама?

Ёсихико уселся на стул у стола и подпёр щеку локтём. Он думал, что уж Королеве Драконов должно хватить на такое сил.

Однако в ответ Хасихиме бросила на него краткий взгляд и разочарованно вздохнула.

— Ничего ты не понимаешь в девичьих сердцах.

— Девичьих сердцах?

— Кому же понравится девушка, которая злится на всех мужчин, приглашающих её замуж, и даёт им от ворот поворот? Каждой женщине хочется, чтобы её защищал сильный мужчина.

Ёсихико не нашёл, что ответить на её укоризненный взгляд, и скосил глаза в сторону. Неужели мысли богини могут быть настолько человеческими? Скользнувший в сторону взор случайно наткнулся на до сих пор не убранную открытку, и сердце Ёсихико ёкнуло.

— И всё же я не хотела просить о помощи богов, что пытались завести со мной отношения. Ведь попроси я одного из них, и мне однозначно пришлось бы стать его женой...

— И тогда ты положила глаз на человека? — спросил Когане, и Хасихиме медленно кивнула.

— Сколопендры ненавидят человеческую слюну. Я подумала, что это мой шанс. Найти храброго воина среди людей. Попросить о помощи, пообещать в награду драгоценный камень...

Тогда Хасихиме обратилась большой змеёй и легла на мост Сэта-Карахаси. Многие люди пугались её вида и обходили мост стороной, но нашёлся храбрец, который смело прошёл по мосту, по пути наступив на змею. Его звали Фудзивара Хидесато.

— Дорогой Хидесато оказался доброй и достойной личностью. Тем же вечером я пригласила его к себе. Он ухаживал за мной, кормил тёплой едой, и даже посочувствовал, когда я рассказала ему о своём положении. Когда я созналась, что он наступил именно на меня, он много раз почтительно извинялся и справлялся о моем самочувствии.

Впервые в своей жизни Хасихиме общалась с человеком.

Она видела множество людей, проплывавших по реке Сэта, но до того дня она воспринимала их лишь как ветерок, который дует круглый год, лишь изменяя свою температуру. Конечно, в те времена её почитали и прославляли куда больше, чем сейчас, но в тот день она впервые говорила с человеком с глазу на глаз.

Когда Хасихиме похвалила Хидесато за храбрость, тот смущённо улыбнулся.

И почему-то от его улыбки у Хасихиме заныло сердце.

Но тогда она сделала вид, что не заметила то чувство.

— Хидесато с радостью согласился выслушать мою просьбу и сразился со сколопендрой так блистательно, что иной мог принять бы его за бога. Я ни с чем не могу сравнить ни мужество его, ни изящество. И могучие руки его, которыми он натягивал тетиву, и горящие целеустремлённостью глаза, и даже капли пота, стекающие по лицу — всё в нём для меня стало чем-то особенным...

Хасихиме даже сейчас помнила ту битву в мельчайших подробностях.

Вплоть до выражения лица Хидесато, с которым он целился во врага. Вплоть до цвета его одежды. Вплоть до того, как именно он загибал пальцы, державшие стрелу.

Пусть в тот день Хидесато сражался не на жизнь, а на смерть, Хасихиме всё равно почти что хотелось, чтобы та битва продлилась вечно.

— ...После того, как он сразил сколопендру, я, как и обещала, наградила его божественным драгоценным камнем, и Хидесато вновь вернулся в мир людей, чтобы посвятить свою жизнь войнам... не раз и не два я думала о том, чтобы посетить его, но Королева Драконов не может так просто наведаться к человеку в гости... а после всех сомнений я однажды услышала, что дорогой Хидесато, как и положено человеку, обзавёлся женой и детьми... — тихо проговорила Хасихиме и опустила взгляд. — Когда на меня наступил Юки, я невольно вспомнила о тех временах. Вспомнила, что когда я была молодой, прекрасной, полной сил богиней, то не смогла сказать такие важные слова. Вспомнила о тех чувствах, что заточила в глубине своей души, полагая, что богине нельзя мечтать о таком, а на людей следует смотреть, как на капли дождя.

С этими словами Хасихиме приставила к лицу ладони.

— С того самого дня, как на меня наступил Юки, я места себе не нахожу и мучаюсь от сожаления, бесконечно спрашивая себя, почему в тот раз ничего не сказала. Ах, если бы я смогла, то сейчас не сходила бы с ума от всех этих мыслей!..

Пусть даже они бог и человек, но стену эту можно было преодолеть.

Ей даже не нужна была длинная речь. Всего одна фраза:

«Я влюблена в вас»...

— Если бы Юки не наступил на меня, моя голова не разрывалась бы от таких мыслей. Если бы он не наступал на меня... если бы взгляд его не напоминал мне о дорогом Хидесато, выводя меня из себя!.. Если этот человек, что наступил на меня, больше никогда не подойдёт к моей реке, я вновь смогу успокоиться!..

Когда Хасихиме закончила исповедь, Ёсихико медленно и протяжно вздохнул.

— Так вот в чём дело...

Очень многое, наконец, встало на свои места. Её рассказ объяснял и ненависть, которую Хасихиме питала к Юки, и её зависть по отношению к влюблённым.

Ёсихико ещё раз бросил взгляд на открытку. До сих пор они с его девушкой так и не сказали друг другу, что между ними всё кончено, и поэтому Ёсихико, как и Хасихиме, страдал от того, что не мог сказать нужные слова. И виновата в этом его собственная узколобость, из-за которой он молча отдалился от девушки. До сих пор он успокаивал себя тем, что у них просто не было возможности поговорить друг с другом, но, возможно, это просто оправдание, которое Ёсихико придумал, чтобы избежать хлопот.

В голове снова ожила улыбка той девушки, и Ёсихико замотал головой.

Возможно, если бы они в своё время поговорили друг с другом и раскрыли свои чувства, всё сложилось бы по-другому.

— Но всё-таки, я понял бы, случись это в эру расцвета богов, но влюбляться в человека тысячу лет назад?.. — Когане покачал головой.

Хасихиме вздохнула с удручённым видом.

— Я и сама понимаю, что это стыдно... именно поэтому и не смогла признаться ему...

— Стыдно? С какой стати? — вдруг вмешался Ёсихико, и сразу поймал на себе недовольные взгляды Когане и Хасихиме.

— Тебя что, ничего не смутило в её истории? Или ты думаешь, что людям и богам дозволено вступать в любовную связь? — спросил Когане.

Ёсихико, все ещё подпирая ладонью щеку, посмотрел в золотистые глаза лиса.

— Не знаю насчёт «связи», но что постыдного в том, что Хасихиме влюбилась в Хидесато? С какой стати ей должно быть стыдно за любовь? — после этих слов Хасихиме удивлённо вскинула голову. — Просто ты влюбилась в обычного человека. Любовь — такая вещь, ей не прикажешь. В противном случае я бы и сам...

Ёсихико затих и не смог договорить.

Если бы любовь подчинялась приказам, сейчас у него наверняка была бы девушка. А возможно он уже нашёл бы себе другую прекрасную половинку, которая бы отлично подходила ему.

Но не именно ли этот смысл люди вкладывают в слово «любовь»?

Не потому ли влюбляются, что не могут ей приказывать?

Ёсихико изо всех сил старался подобрать слова.

— Я полагаю, что любить кого-то — это счастье...

А уж если этот человек отвечает на твои чувства, то это и вовсе стоит назвать чудом.

Хасихиме приоткрыла рот, словно желая что-то сказать, но не смогла и вновь опустила взгляд.

— ...Ты хочешь сказать, что людям во благо влюбляться в капли дождя и опадающие листья? — изумлённо спросил Когане.

Ёсихико перевёл на него взгляд и ответил:

— Ты не понимаешь, Когане, — с этими словами он открыл ящик стола и принялся в нем рыться.

Когане всегда казался ему твердолобым типом, но чтобы настолько?

— Сердце не слушается логики.

От этих слов Когане повёл ушами и закрыл рот.

— Хотя, конечно, чувства Хасихиме я тоже понимаю...

В конце концов, Юки и правда можно назвать наглецом. Что же нужно сделать, чтобы довольными остались и боги, и люди? Вряд ли с того света удастся вызвать Хидесато, чтобы Хасихиме всё-таки донесла до него свои чувства.

— Давайте лучше спать. Завтра подумаем.

Часы у изголовья показывали уже половину четвёртого. Вряд ли в такой час в голову может прийти толковая мысль. Ёсихико подавил зевоту, а затем протянул Хасихиме вещь, которую достал из ящика.

— Что это?.. — удивлённо спросила Хасихиме, поднимая взгляд на Ёсихико.

— Компресс. Мне его дали, когда я повредил колено. Приложи к пояснице, — после этих слов Ёсихико окинул взглядом неподвижно лежащую Хасихиме. — Или лучше давай я наложу?

Однако в таком случае ему придётся снять с неё кимоно.

— О-о чём ты думаешь, нахал?! — тут же закричала Хасихиме, угадав его мысли.

— Так я и думал.

Конечно, он и не планировал до неё домогаться. Ёсихико низко поклонился, затем взял с кровати одеяло и улёгся на пол, положив под голову подушку от дивана.

— Спокойной ночи.

Пол, конечно, холодный, но ничего страшного. Не может же он просить больного человека спать на полу. Мозг самого Ёсихико уже вовсю буксовал после стольких размышлений.

Когане протяжно вздохнул, а затем свернулся калачиком на полу, уткнувшись носом в пятку Ёсихико. Уже скоро оба они засопели, и лишь Хасихиме ещё долго смотрела на компресс, который дал ей Ёсихико.

Часть 3

За тот долгий исторический промежуток, о котором знает Когане, люди много раз воевали друг с другом за власть. В то самое время, как расцветала их культура, многих людей приносили в жертву. Стоило привыкнуть к лицам прихожан, как уже после небольшой дрёмы оказывалось, что их уже нет в этом мире, а святилище посещают другие. Люди не задерживаются в этом мире — они с самого рождения плывут к смерти по течению судьбы. Поэтому вечные боги по сравнению с ними — принципиально иные создания. Между людьми и богами нет ничего общего.

Из эпохи расцвета богов, когда грань между ними ещё не была такой чёткой, сохранились истории о том, как люди и боги связывались друг с другом узами. Однако сейчас черта проведена слишком глубоко и слишком отчётливо.

«Сердце не слушается логики».

Эти слова вдруг пришли на ум Когане, и он открыл глаза.

Сквозь занавески уже пробивался тусклый свет — мир встретил очередное утро. Рядом лежал замотавшийся в покрывало Ёсихико и беззаботно посапывал.

Хоидзин по своей сути создание сугубо логичное. Будучи главой направлений, Когане имел в своём подчинении с дюжину добрых и злых богов, способных проклясть человека, ступившего на неверный путь. Направления благоприятные и неблагоприятные определяются временем года, а также сочетанием воли различных богов. Если не держать в голове эти основы, не получится направлять людей так, чтобы они избегали неблагоприятных дорог. С точки зрения самих богов, включая Когане, в этом нет ничего сложного, однако люди, стремящиеся истолковать свои неудачи и бедствия, придумывали всё более сложные правила. В конце концов, в эпоху Хэйан появились даже специалисты-оммёдзи, которые взяли на себя эту работу.

Может, сердце и не слушается логики, но для Когане логика — основа существования. Именно она позволила ему снискать уважение и почёт людей.

Когане поднялся и вытянул лапы.

— ...Не можешь заснуть на непривычной постели? — спросил Когане, и лежавшая на кровати Хасихиме заворочалась.

— Дело не в этом... просто я думала, — Хасихиме всю ночь смотрела на компресс. — Хоидзин. Я попросила лакея о том, чтобы он заставил клуб гребли покинуть реку. Но почему он дал мне компресс?

Лежавшая на подушке голова Ёсихико съехала и с глухим звуком стукнулась о пол. Однако он не проснулся, а свернулся калачиком и продолжил спать дальше. Из шеи к молитвеннику на столе всё так же тянулась узда.

— ...Почему он с такой лёгкостью уступил мне свою постель? — спросила Хасихиме тише, чтобы не разбудить Ёсихико. — Потому, что я богиня? Или потому, что он пожалел меня?

— Нет... ни то и ни другое, — покачал головой Когане и посмотрел на спящего на полу Ёсихико. — Просто потому, что ему захотелось так сделать.

Если учесть все слова Ёсихико, то дело, скорее всего, в этом.

И это отнюдь не логичный поступок.

— ...Разве люди всегда были такими? — спросила Хасихиме, не вставая с постели.

Когане сел на пол и обвил хвост вокруг задних лап.

— Я и сам лишь недавно вышел из своего святилища, и ещё не успел повстречать много людей. Я не могу говорить за всех, но... — Когане повел ушами, — скорее всего, его выбрали пусть и временным, но лакеем, не просто так.

А может, Когане просто пытался всё объяснить своей логикой.

Снаружи послышалось пение птиц, сообщавших о наступлении утра.

***

— Когда в древности Великую богиню Аматерасу потребовалось перенести из императорского дворца, две принцессы взвалили её на себя и отправились в путешествие по стране в поисках подходящего для неё места.

Мост Сэта-Карахаси, рядом с которым располагалось святилище Хасихиме, находился в 10 минутах ходьбы от станции Исияма, до которого они доехали на электричке.

— ...Ещё раз, к чему ты?

Ёсихико ненадолго остановился, чтобы поправить сумку и ещё раз взвалить на плечо Хасихиме, а также недовольно посмотреть на Когане, который всё читал непонятную лекцию.

— К тому, что если принцессы таскали на себе богиню много лет, ты смог проходить лишь несколько минут.

— А можешь не сравнивать меня, больного на колено, с людьми древности? И вообще, какие несколько минут, я её от самого дома тащу.

— Но ведь почти всю дорогу мы проехали на поезде.

— Я её и там всё время держал — она заявила, ей сидеть больно! Ты-то всю дорогу пялился в окно, так что, поди, не заметил.

Кроме того, прогноз обещал приближение циклона. Если при выходе из дома этого не ощущалось, то сейчас ветер уже начал усиливаться. Возле магазинов уже появились продавцы, начавшие затаскивать все товары в помещение. Прохожие тоже кутались в одежду с замерзающим видом, а она развевалась на ветру, мешая ходить.

— Ты тащишь не абы кого, а Королеву Драконов, так что не мог бы ходить увереннее? Ты ведь вроде как лакей? Или эта узда тебе для украшения?

— Эй, п-прекрати тянуть! Щекотно же!

Если у Хасихиме что и было в добром здравии, так это рот. Всю дорогу она раздавала указания, которые Ёсихико успешно игнорировал и старался выбирать улочки безлюднее.

— Что-то у меня за спиной так компрессом воняет...

— Это ты предложил наложить, а теперь жалуешься?

— Нет, вовсе не жалуюсь. Ничуть, — раздражённо ответил Ёсихико, продолжая идти в сторону святилища.

Он предполагал, что с утра богиня уйдёт сама, но та заявила, что такими темпами её опять раздавят и попросила отвести. Интересно, относится ли такой уход к работе лакея?

— Бог ветра призывает дождь. Сегодня будет буря, — сказала, глядя в небо, Хасихиме, когда они уже вступили на мост Карахаси.

Ёсихико тоже посмотрел в небо и убедился, что его полностью затянули свинцовые тучи, готовые в любой момент обрушить на землю дождь. Ветер тоже стал сильнее, и идти по лишённому укрытий мосту удавалось, лишь держась за перила. От ледяного пронизывающего ветра рука, которой он поддерживал Хасихиме, начала костенеть.

— Ай-ай-ай, надо отдохнуть.

Они перешли мост и до святилища оставалось пройти совсем чуть-чуть, но от холода и ветра у Ёсихико разболелось колено, так что он остановился прямо на тротуаре.

— Осталось ведь всего ничего. Терпи и иди.

— Говорить ты, конечно, мастерица, но я до сих пор отказываюсь верить, что сама ты не дойдёшь.

С этими словами Ёсихико обернулся через плечо и вдруг увидел, что Когане резко повёл ушами и развернулся.

— Когане?

Ёсихико перевёл взгляд вслед за лисом и увидел, что весь клуб гребли высыпал ко входу на лодочную станцию и о чём-то шумит, глядя с берега в реку. Ветер усилился уже настолько, что разбивал волны в белую пену и глушил голоса. К тому же стоящего неподвижно человека он пронизывал уже насквозь.

— Лодка?..

Ёсихико проследил, куда смотрят гребцы, и заметил, что на бушующих волнах покачивается белая лодка. Однако внутри неё пусто, зато сбоку виднелся парень, ушедший в воду по голову и отчаянно держащийся за борт.

— Это же... — прошептала Хасихиме за спиной Ёсихико.

Несмотря на расстояние, Ёсихико опознал лицо.

— Юки-и! — кричали остальные гребцы.

Они звали на помощь, и некоторые уже даже бросились куда-то звонить. Похоже, Юки не ожидал, что погода испортится так быстро.

— Это же не на шутку опасно... — обронил Ёсихико, почувствовав подступающее беспокойство.

В такую погоду в середине ноября вода должна быть очень холодной. А если промокшее тело ещё и обдувает столь сильный ветер, то силы быстро покинут его. Даже сейчас Юки хоть и держится за судно, но уже не может сдвинуться. Ветер слишком силен для того, чтобы он мог залезть в лодку или вернуться на берег.

— Хироясу-ку-у-у-н! — в слезах кричала менеджер Хараока, стоя так близко к берегу, что на неё попадали брызги от волн.

Некоторые гребцы в спешке потащили к воде ещё одну лодку, но остальные быстро остановили их. Если они поплывут в такую погоду, тоже окажутся в беде. В такой ситуации нужны спасательные круги и верёвки, но ветер настолько силен, что их прибивает обратно к берегу. Более того, Юки вообще плыл по центру довольно широкой реки — спасательный круг не долетел бы до него даже в штиль.

— Эй, Когане! Хватит глазеть, сделай что-нибудь! — крикнул Ёсихико.

Пусть он ничем и не обязан Юки, он не мог просто стоять и смотреть.

— Я — Хоидзин. Вода вне моей компетенции. Более того, это даже не мои владения, — равнодушно ответил Когане, продолжая глядеть в реку. — Эта река — пристанище Королевы Драконов Оомитами.

После этих слов Ёсихико собрался было повернуться к Хасихиме, но вдруг ощутил, что тяжесть на его спине исчезла.

— Э, э?!

Ёсихико тут же замотал головой по сторонам, понимая, что та женщина, которую он тащил всё это время, исчезла. И тогда Хасихиме вдруг появилась рядом с Когане.

— Что за?! И вообще, ты же и сама стоишь! — воскликнул Ёсихико, видя, что Хасихиме держится ровно и уверенно.

В ответ Хасихиме повернулась в пол-оборота и сказала:

— Не шуми, Ёсихико.

От вида её чёрных волос и глаз, словно светившихся голубым светом, Ёсихико на мгновение потерял дар речи, но быстро опомнился и запротестовал:

— При чём здесь шум? Быстрее спаси его!

— Зачем? — сразу же ответила она, вновь ошеломив Ёсихико. — Зачем я должна спасать его? Такая погода, способная утопить в реке людей — не редкость. Он сам виноват в том, что плохо оценил погоду.

— Н-но Хидесато в своё время спас тебя?!

— И я полностью расплатилась с ним, подарив драгоценный камень. Желать чего-то ещё — не что иное, как жадность.

Ёсихико хотел было возразить, но в памяти ожили слова Когане.

Люди для богов — лишь листья, опадающие на ветру.

— Если бы я спасала всех людей, на которых положила глаз, то нарушила бы порядок, заведённый в этом мире. С самого мига своего рождения люди начинают двигаться к смерти. Просто одни доходят до неё раньше, а другие позже. Духи и предтечи ещё могут попытаться вмешаться, но мне, Королеве Драконов, вмешиваться просто нелогично.

Лицо Хасихиме выглядело одинаково прекрасным и холодным. На лбу цвели лепестки божественной отметины.

— Не забывай, Ёсихико. С точки зрения людей, боги — нелогичные создания, — ледяным тоном закончила она, и Ёсихико окончательно потерял дар речи.

Он видел в её глазах сильное свечение.

Ошарашенно посмотрев на Хасихиме, Ёсихико вновь перевёл взгляд на реку, где увидел уже почти обессилевшего Юки. Течение постепенно сносило его вместе с лодкой. Нет ни спасателей, которых должны уже позвать, ни сирены скорой помощи. Ветер гнал такие высокие волны, что любого, попытавшегося добраться до Юки вплавь, наверняка бы смыло. Особенно если это не тренированный пловец, а обычный человек.

Но...

Но всё же.

— ...Как хотите. Я пойду сам.

Ёсихико решился и скинул сумку с плеча.

— Брось, Ёсихико. Ты утонешь вместе с ним, — раздражённо откликнулся Когане.

— Но я же не могу просто стоять и смотреть!

Ёсихико скинул с себя кофту. Порыв ветра сразу же прошёл сквозь тонкую рубашку, заставив съёжиться от холода. Ёсихико не хотел даже думать о том, что произойдёт, когда он опустится в воду. И, тем не менее, он поднял взгляд и посмотрел на реку.

— ...Бывают такие моменты, когда надо не думать, а действовать! — воскликнул Ёсихико и побежал.

— Истинно так, — согласился кто-то.

— Да!.. Э? — Ёсихико затормозил, едва не сорвавшись с лестницы, ведшей к реке, и изумлённо обернулся.

Его взгляд вновь наткнулся на два голубых глаза, смотревших на него ясным взором.

— Я согласна отчасти с теми словами, которые ты только что произнёс, — Хасихиме слегка улыбнулась, глядя на стоящего враскоряку ошарашенного Ёсихико. — Значит, ты говоришь, что сердце не слушается логики?

— Хасихиме...

Хараока, стоявшая перед лодочной станцией, не замечала Ёсихико и его метаний, и всё продолжала выкрикивать имя возлюбленного. Она надеялась, что слова, заглушаемые ветром, достигнут его.

Хасихиме увидела это, затем её взгляд скользнул к реке, и одетая в выцветшее кимоно богиня воскликнула уже давно не юным голосом, словно насмехаясь над собой:

— Смешно ли тебе, Хоидзин? Смешно ли слышать бредни богини, которую тронули вопли, обращённые к возлюбленному?

Когане не смог засмеяться.

Он не мог ни смеяться, ни журить её.

В следующее мгновение фигура Хасихиме растворилась в облаке дыма, а Ёсихико увидел в небе над рекой Сэта дракона. И в тот же самый миг начался дождь.

Дракон, неожиданно появившийся ниоткуда, казался толще самого моста Карахаси, а каждая из его чешуек – крупнее ладони Ёсихико. С боков его челюсти свисали длинные усы, а лапы венчали четыре когтя, каждый из которых мог с лёгкостью разорвать человека. На лбу виднелась отметина в виде лепестков.

Мудрый взгляд дракона мог принадлежать лишь Хасихиме.

— Королева Драконов Оомитами!.. — на автомате воскликнул Ёсихико, не обращая внимания на дождь.

Несомненно, это та самая богиня, что защищала реку Сэта и мост Карахаси.

И выглядела она настолько величественно, что ноги задрожали и отказались слушаться. Хотелось лишь сложить руки и молиться.

Лазурный дракон неспешно сделал небольшой круг, а затем вдруг резко взревел, обращаясь к серому небу. Глухой рёв наполнил воздух, и Ёсихико ощутил, как по его телу пробежали мурашки. Сразу после этого бушующий ветер начал постепенно затихать. Понаблюдав за результатами своих трудов, дракон неспешно погрузился в реку вниз головой.

Вместе с ветром утихли и волны. Как только фигура дракона полностью скрылась под водой, река вновь потекла, бережно прибивая Юки и его лодку к берегу. Едва это заметили остальные гребцы, как вновь высыпали на берег и начали закидывать верёвки, изо всех сил пытаясь спасти товарища.

— Ничего себе... и правда богиня!.. — возбуждённо обронил Ёсихико, а затем и сам побежал к станции, надеясь чем-нибудь помочь.

— Бредни, говоришь?.. — прошептал глядящий в воду Когане, вслушиваясь в перепуганные голоса людей.

Вскоре послышалась сирена, и к станции подъехала машина скорой помощи.

Часть 4

Ёсихико проводил взглядом успешно вытащенного из воды Юки, которого как раз увозили на скорой, а затем вместе с Когане направился к святилищу Хасихиме. Несмотря на усталость Юки, он смог поговорить с Хараокой, и его жизни вряд ли что-то угрожало. Такой молодой и выносливый парень наверняка быстро поправится.

— ...Как же сегодня холодно.

Из-за дождя Ёсихико промок и озяб настолько, что сразу после этих слов чихнул два раза подряд. Конечно, хорошо, что им удалось спасти Юки, но Ёсихико так и не смог ничем помочь, да ещё и чуть не простудился. Судя по всему, дождь уже скоро закончится, и Ёсихико хотел как можно скорее переодеться.

Когда вновь обернувшаяся человеком Хасихиме увидела чихающего Ёсихико, то бросила на него разочарованный взгляд.

— Ох, какие же люди хилые.

С этими словами Хасихиме, уже уверенно стоящая на своих двоих, ткнула пальцем в лоб Ёсихико. И в тот же самый миг вся вода, впитавшаяся в одежду Ёсихико, резко проступила наружу и пролилась на землю.

— А, что это было?!

Ёсихико испуганно оглядел свою одежду и понял, что та совершенно высохла. Даже волосы, с которых стекала вода, шуршали от прикосновения.

— Я удалила лишнюю воду с одежды и поверхности твоего тела. Нечего так пугаться, — хладнокровно пояснила Хасихиме нервничающему Ёсихико.

— ...Ты меня высушила, что ли?

— Глупый вопрос, — со вздохом отозвалась Хасихиме.

Ёсихико потёр лоб и ещё раз осмотрел одежду. Наверное, для богини воды это сущий пустяк.

— С-спасибо... — поблагодарил её Ёсихико. Сейчас у него с собой нет даже полотенца, так что он действительно благодарен. — ...Кстати, ты уже поправилась? По-моему, компресс не должен подействовать так быстро.

Этот вопрос не давал покоя Ёсихико уже долгое время. Ведь ещё с утра Хасихиме заявляла, что не может ходить.

— Лучшее лекарство для бога — не компресс, а забота людей.

— Забота?

— Вроде той, что побудила тебя предложить мне компресс. Когда я приняла его, моя боль сразу пошла на убыль.

Эти слова заставили Ёсихико удивлённо округлить глаза.

— Э, так это значит, что ты с самого утра могла ходить сама?

Ну-ка, кто просил из-за боли тащить её на спине?

Хасихиме кивнула ошеломлённому Ёсихико.

— Получается, так.

— Но ведь ты жаловалась на боль! Ты что, симулировала? Зачем тебе понадобилось, чтобы я тащил тебя досюда?!

Похоже, Когане обо всём знал, так как упорно смотрел в сторону. Видимо, эти два бога заодно.

— В этом нет ничего плохого. Я не хотела, чтобы меня переехало машиной, и к тому же...

— К тому же? — удивлённо переспросил Ёсихико, и тогда Хасихиме неожиданно заявила:

— Это было забавно.

Ёсихико ощутил такой приступ бессилия, что сразу же осел на пол. Он ведь не рикша. Однако очень тяжело спорить с богиней, которая к тому же только что спасла человека от гибели.

— Ты уже забыл, Ёсихико? — назидательным тоном обратился Когане к стонущему Ёсихико. — Боги — нелогичные создания.

— Какая нелогичность?! Это просто каприз!

Нельзя ли распоряжаться своей нелогичностью понятнее?

Хасихиме, не обращая внимания на вопли Ёсихико, достала из его сумки молитвенник, а затем, подобно тому, как это сделала Окё, приставила палец к имени Королевы Драконов Оомитами.

Ёсихико удивлённо посмотрел на это и обронил:

— ...Но ведь я не заставил клуб гребли покинуть реку?

Хоть Хасихиме и заставила его исполнить каприз, её заказ всё ещё не выполнен.

Однако Хасихиме вздохнула в ответ.

— Это уже неважно. Даже если эти люди покинут реку, лучше мне не станет. Ты помог мне вновь осознать это, — Хасихиме убрала палец, оставивший поверх чёрных чернил ярко-красную отметку, похожую на ту, что нанесена на её лоб. — Я сама согрешила тем, что полюбила человека. Сама наказала себя тем, что не смогла поведать ему об этом. Но при этом я никогда не забуду дорогого Хидесато. Мне остаётся лишь жить дальше с болью от того, что я не смогла объяснить ему свои чувства.

Кратко усмехнувшись над собой, Хасихиме вернула молитвенник. Когане сидел чуть поодаль и слушал, покачивая хвостом.

— Но меня это устраивает. Куда больше я боюсь как раз того, что забуду его. Мне будет... слишком тяжело расстаться с теми мягкими, нежными чувствами, что зародились во мне.

Ёсихико задумался о богине, что жила одна в этом крохотном святилище. Возможно, от одиночества её ненадолго спасали лишь нежные воспоминания о том, кого она когда-то любила.

— И к тому же, ты сам говорил, — продолжила Хасихиме, поднимая взгляд на Ёсихико. — Что любить кого-то — это счастье.

Ёсихико прищурился. Ему показалось, что образ Хасихиме ненадолго слился с тем, какой она была в своё время — молодой и источающей красоту.

— И раз так, мне остаётся лишь жить с этим счастьем.

Возможно, её глубокие, словно океан глаза, сейчас смотрят сквозь Ёсихико и видят возлюбленного.

— Слушай, я... не слишком тщательно разобрался, и не знаю, стоит ли об этом говорить, но... — неуверенно перехватил инициативу Ёсихико, принимая молитвенник. — После победы над Тайра-но-Масакадо Фудзивара Хидесато скончался. В его истории много пробелов, но, похоже, что потомков он оставил немало... и есть среди них и семья Юки.

Когда Ёсихико наткнулся на ту страницу в интернете, то так изумился, что тщательно изучил её несколько раз.

— Однако, как мне известно, в эпоху Эдо семья Юки, ведущая свой род от Хидесато, сменила фамилию, и я не могу сказать, можно ли считать Юки-гребца потомком Хидесато... но мало ли, насколько стоит доверять историческим записям...

Слова Ёсихико оказались настолько неожиданными, что Хасихиме слушала их, затаив дыхание.

— Неужели... тот юнец — потомок дорогого Хидесато?.. — Хасихиме положила руку на грудь и забегала глазами. — Хотя, пусть даже это не так... ясно... так внуки Хидесато всё ещё могут жить в этом мире...

Конечно, вряд ли мысли о Хидесато настолько овладеют её сознанием, что сейчас, спустя тысячелетие после его гибели, она вдруг начнёт выискивать его потомков, но...

Возможно, один из них, пусть не похожий ни именем, ни внешностью, завтра пройдёт по её мосту. Возможно, в следующем месяце он проплывёт по её реке. Возможно, в следующем году посетит её святилище.

И эта кровь будет жить и в будущем.

— Поэтому, хоть я и не знаю, как это хорошо сказать, но тебе незачем забывать о Хидесато и стыдиться своей любви.

Постепенно и любовь Ёсихико уходила в прошлое, растворяясь в повседневности. Конечно, когда он вспоминал былые дни, то думал, что ему следовало поступить по-другому, но ни разу не жалел о том, что любил её.

— Возможно, если ты подумаешь о том, что среди тех людей, которые ходят по мосту, есть внуки Хидесато, тебе станет немного легче.

Может быть, у бывшей девушки Ёсихико уже есть новый любовник. Может, она скоро выйдет замуж и станет мамой.

А её ребёнок затем влюбится в кого-нибудь ещё.

— И правда... ведь только богам дано право наблюдать за потомками любимых людей, — Хасихиме искренне улыбнулась.

Когане, слушавший их разговор, вдруг повёл носом и посмотрел наверх.

Плотные тучи начали расступаться, и сквозь них пробились первые солнечные лучи.

— ...Ёсихико, отныне я разрешаю тебе называть меня по имени, — вдруг добавила Хасихиме уже после того, как Ёсихико убрал молитвенник в сумку.

— По имени? Но ведь я и без этого звал тебя Хасихиме.

— Это лишь имя, которым люди наделили защитниц мостов.

— Э? Значит, ты имеешь в виду имя Королевы Драконов Оомитами?

— Тоже нет, — Хасихиме покачала головой.

А затем смущённо отвела взгляд и сказала:

— Моё имя... Охана. Так меня прозвали из-за отметины в виде лепестков на лбу...

Её кокетливый образ не достоин звания Королевы Драконов.

Именно поэтому она не хотела, чтобы этим именем её называл кто-то, кроме того самого человека. Но теперь...

— Охана? — Ёсихико распробовал имя и улыбнулся. — Какое замечательное имя.

Лучи осеннего солнца пробились сквозь облака и осенили землю, а Охана смущённо покраснела и улыбнулась.

Глава 4. Год уходящий и год приходящий

Часть 1

Канун Нового Года.

Год на исходе, и в Киото куда больше людей, чем обычно. Съезжается народ из деревень, чтобы закупить последние припасы на начало января, приезжают туристы, желающие встретить в Киото Новый Год. На рынке Нисики, знаменитой кухне Киото, собираются огромные толпы, в продуктовых секциях супермаркетах и гастрономах идёт последний день новогодней магазинной борьбы, и на прилавки без жалости выставляются все запасы сасими37 и моти.

Но бездельника Ёсихико, живущего с родителями, все эти дела обходили стороной. Воспользовавшись тем, что на подработке выдался выходной, он проспал до самого полудня, и теперь неспешно поглощал не то завтрак, не то обед.

— Ёсихико, мы уже уходим, остаёшься за старшего.

Как только он запил немного переваренным супом рис, появилась мать, собиравшаяся выходить. Ёсихико посмотрел на неё всё ещё мутным взглядом.

— Куда вы?

— По магазинам. Я до вчерашнего дня столько работала, что к Новому Году до сих пор не приготовилась. Сосенки в горшке и зеркальный моти я сделала, но нужны продукты и ещё много чего другого. Надо было тебя попросить, раз ты свободен.

Будучи далёким от кухонных дел, Ёсихико не особо представлял, о каких продуктах идёт речь, но встреча Нового Года наверняка требует определённых приобретений. Их семья не слишком придерживалась традиций, однако мать каждый год вместо ёлки украшала небольшие сосенки и готовила зеркальный моти. Последние годы новогодние угощения она покупала в магазине, но когда-то готовила их своими руками.

— Прости, что я у тебя такой глупый.

Если в магазины он по её просьбе иногда ходил, то с чем-либо ещё помогал крайне редко. Можно даже добавить, что он старался избегать прочей работы, чтобы его не ругали, когда он сделает её из рук вон плохо.

— Да ладно, всё ты понимаешь. В следующий раз хотя бы спроси «мама, тебе чем-нибудь помочь?» — проговорила мать, наматывая на шею бежевый шарф.

Ёсихико не стал спорить и молча принялся за яичницу. В такие минуты лучше молча соглашаться и не будить лихо.

— Чуть попозже должен подойти человек из товарищества, занесёт бюллетень, ты уж забери его. Ты совсем не знаешь соседей, хотя бы в этот раз покажись и поздоровайся.

Ёсихико скривился, понимая, что ему досталась не самая приятная работа, и повернулся к матери.

— А он в почтовый ящик его не закинет?

И вообще, что за смельчак вызвался разносить бюллетени в такой день?

— Закинет, если никого дома не будет, но сначала попробует позвонить в дверь, чтобы заодно с наступающим поздравить. Так что будь добр, не делай вид, что тебя нет.

— Эх, так ле-ень...

Ёсихико бесстыже нахмурился. Лучше всего таких гостей умеет принимать сестрёнка, но она ещё вчера уехала с друзьями в новогоднюю поездку. Ёсихико уже успел порадоваться тишине, но не предполагал, что теперь эта задача ляжет на его плечи.

Мать Ёсихико протяжно вздохнула, глядя на скисшего сына.

— Если ты так не хочешь, я могу дома оставить отца, а по магазинам взять тебя. Мы пройдёмся по трём супермаркетам, универмагу и хозяйственному, и ещё в аптеку забежим.

— Удачных покупок.

После такого парирования Ёсихико оставалось лишь поклониться и проводить её. По пути он мысленно подбодрил своего отца, которому предстояло играть роль её шофёра и носильщика.

Сегодня, как ни странно, Когане рядом не ошивался. Он объяснил, что на Новый Год многие боги с головой уходят в работу, поэтому ему надо всех обойти и поздравить, пока ещё не поздно. С утра пораньше Когане растолкал Ёсихико лапами, рассказал о своих планах и быстро ушёл по делам.

Как только Ёсихико позавтракал, у него тут же появилось лишнее время, так что он включил телевизор в гостиной. Однако, как нетрудно догадаться, в такое время по нему крутили лишь старые фильмы да бесконечные выступления звёзд. Ничего из этого Ёсихико не заинтересовало, поэтому телевизор он выключил и направился в свою комнату. Хитокотонуси сегодня тоже оказался занят, так что не согласился ни поиграть, ни поговорить. Под Новый Год в родные края вернулись разъехавшиеся однокурсники, но поскольку Ёсихико изолировал себя от общества и не контактировал с ними, никто его никуда не приглашал. Даже открытка с приглашением на встречу одногруппников, которую он получил в прошлом месяце, в итоге так и пролежала на столе до самого дня встречи — Ёсихико не смог пересилить себя и открыть её. Из-за всего этого ему казалось, что он остался в мире совершенно один, хоть в этом есть и его собственная вина.

— ...Если подумать, я уже несколько месяцев не оставался в полном одиночестве...

В сентябре он получил молитвенник, стал заместителем лакея и повстречал Когане. С тех пор прошло уже четыре месяца.

До того, как ему достался молитвенник, он занимался лишь тем, что завидовал одногруппникам, продвигавшимся по социальной лестнице и сокрушался из-за болезни своего колена. Конечно, с тех пор мало что изменилось, но работа лакеем дала ему цель в жизни и даже помогла немного отвести душу. Пусть даже запросы богов оказались весьма нетривиальными.

— Э?

Ёсихико перевёл взгляд на стол и неожиданно заметил, что молитвенник открыт. А на очередной пустой странице появилось новое имя.

— Оотоси-но-ками?..

Ёсихико никогда не слышал о таком. Он внимательно вгляделся в написанное пока что мутными чернилами имя, но, увы, пушистая божественная энциклопедия пребывала в отпуске. А пока Ёсихико не разберётся, что именно это за бог и где он живёт, то ничего сделать не сможет.

— Мне обязательно именно сегодня идти?..

Старшие боги – довольно вредные ребята, если решили вписать очередное имя в канун Нового Года, как раз когда Ёсихико собрался насладиться долгожданным выходным. Ёсихико вздохнул и включил компьютер. Возможно, поисковик подскажет, что это за бог и откуда. Однако стоило Ёсихико занести руки над клавиатурой, как в дверь позвонили.

— О-о, старшенький. А мать где?

Ёсихико быстро сбежал по лестнице и открыл дверь, за которой оказался мужичок лет 60 в спецовке, с интересом разглядывающий выставленную перед входом сосенку. Видимо, он и есть тот самый человек из товарищества, о котором шла речь. Конечно, разговаривал он по-свойски, но это и не удивительно — у них тесное сплочённое сообщество, и Ёсихико он знал ещё младенцем. Ёсихико предполагал, что придётся говорить с незнакомцем, но оказалось, что как раз наоборот.

— За продуктами пошла...

— Ясно. Вижу, вы и в этом году не забыли сосны в горшках поставить!

Мужчина сложил на груди руки, не выпуская при этом папочки, и ещё раз посмотрел на сосны с обеих сторон от двери.

— Какие маленькие и свеженькие. Глаз не нарадуется!

— С-спасибо... — неуверенно поблагодарил его Ёсихико.

В Киото принято на Новый Год ставить дома не ёлки, а маленькие, украшенные яркой бумагой и мишурой сосны в горшках справа и слева от входной двери или ворот. Говорят, это связано с тем, что в этих землях не ценится вычурность, но Ёсихико в детали не вдавался. Однако факт в том, что в последние годы всё меньше и меньше людей следуют традиции. В то же самое время крупные гостиницы, рестораны и кафе наряжают и ёлки, так что сегодня уже неправильно говорить, что сосны их вытеснили. И те, и другие воспринимаются как новогодние деревья.

— Ёлки или сосны — это неважно, важны чувства. Что плохого в том, чтобы нарядить дерево на удачу в следующем году? Вот только мало их, наряженных деревьев, стало, грустно это.

— Ага...

Ну вот, проповедь начинается. Ёсихико открыл дверь в домашней одежде, и уже начал дрожать от холода. Зима в низине пробирает до костей. Может, он всё-таки быстро отдаст бюллетень и уйдёт?

— Вон тот дом, например. Раньше они и сосны ставили, и верёвки подвязывали... — предал мужчина ожидания Ёсихико и со вздохом повернулся к дому наискосок.

Этот дом в позапрошлом году отстроили заново, и сейчас там живёт молодая семья с маленьким сыном. Раньше земля принадлежала родителям мужа, а сын её унаследовал. В своё время мать Ёсихико дружила с бабушкой, которая там жила, и они нередко помогали друг другу и ходили в гости. Наверняка они считали друг друга хорошими подругами, несмотря на разницу в возрасте.

— А, точно, они и вправду так делали...

Ёсихико потирал на морозе руки и пытался вытащить из головы смутные воспоминания. Маленькая обаятельная старушка всегда чтила традиции — не подметала на новый год, не ела огурцы на фестиваль Гион, и так далее. Пожалуй, мать Ёсихико узнала от неё даже больше, чем от живущей далеко свекрови.

— Когда та бабушка была жива, я приходил к ним под Новый Год и меня такими вкусными пирожками угощали. Каждый год с нетерпением ждал. Она всегда беспокоилась о сыне и внуке, а о себе — лишь в самую последнюю очередь.

Мужичок смотрел в небо, скрестив руки на груди, и вспоминал о прошлом. Раз он так о ней отзывается, то наверняка считал довольно близким человеком.

Ёсихико выглянул за дверь, и увидел, что у входа в тот самый дом играет с мячом мальчик-младшеклассник. На месте классического киотского домика появился современный двухэтажный коттедж. А рядом с его белой дверью нет ни ёлки, ни сосны.

— Самый канун Нового Года, а его родители работают допоздна и вернутся лишь поздно вечером. Ему, поди, одиноко, — тихо и проникновенно добавил мужичок, понимая, на что смотрит Ёсихико.

Пусть Ёсихико и провёл много времени сидя дома, в дела соседей он особо не вникал. Наверное, ребёнку действительно скучно быть одному в самый разгар зимних каникул и канун Нового Года из-за того, что родители работают допоздна. А может быть, даже страшно сторожить дом до их возвращения.

— Всё течёт, всё меняется... дети остаются одни на Новый Год, ёлки и сосны не наряжают. Бабушка его на том свете наверняка изнервничалась вся... — мужичок вздохнул и повернулся к Ёсихико. — Хотел бы я, чтобы они, как и раньше, начали дом к Новому Году украшать. Говорят, удачу приносит.

— Ну... может быть... — невнятно отозвался Ёсихико.

Откровенно говоря, и 31 декабря, и 1 января, и все остальные дни проходили мимо Ёсихико, не слишком отличаясь друг от друга. Конечно, он сочувствовал ребёнку, но семьи, где работают оба родителя, сегодня не редкость. А если бы мать Ёсихико не наряжала сосны, он бы наверняка не ощутил никакой разницы.

— Хочется хотя бы Новый Год хорошо встретить, ага? — произнося последнее слово, мужичок дружески шлёпнул папкой Ёсихико по заднице.

— Ай!

Из-за холода удар получился куда больнее, чем Ёсихико предполагал. Он сразу принялся гладить больное место, а мужичок рассмеялся, помахал рукой и попрощался.

— А, подожди! Дядя! — окликнул его Ёсихико, но мужичок уставился в папку, не обращая ни на что внимания, и быстро скрылся за углом.

Ёсихико понимал, что ему не хватит сил догнать собеседника, так что протяжно вздохнул, стоя в дверях.

— Ты забыл отдать бюллетень...

Ёсихико зашёл домой, едва волоча одетые в сандалии ноги, но перед тем, как закрыть дверь, бросил ещё один взгляд на дом на другой стороне улицы.

Часть 2

— Немедленно приходи в храм.

Когда Ёсихико вернулся в свою комнату, оставленный на столе смартфон оповестил о том, что у него новое сообщение от Котаро.

— Я могу попросить только тебя.

Котаро никогда не стеснялся позвать к себе друга, но редко когда его просьбы звучали настолько возвышенно.

У Ёсихико не нашлось причин отказаться, так что он переоделся и направился к храму Онуси, где полным ходом шли приготовления к самому крупному событию года — новогодней службе.

Стоило Ёсихико пройти через первые тории, как он увидел ларьки, расставленные вдоль основной дороги. Работа кипела вовсю. В одну кучу смешались ларьки с такояки 38 да якисобой 39, торговать собирался даже магазинчик киотских солений, расположенный неподалёку. Рядом стояли и несколько незнакомых грузовиков, доверху груженных товарами на продажу.

Что же до самого храма, то павильон для кагуры, расположенный перед молельней, как раз находился в процессе превращения во временный храмовый магазин. В нём расставили длинные столы, заставленные ящиками со всевозможными оберегами, а к потолку подвесили красно-белые занавески. Ёсихико почти никогда не посещал храм в канун Нового Года, и состояние территории его весьма удивило.

— Ты, конечно, написал, что можешь попросить только меня, но это наверняка потому, что я кажусь тебе бездельником, которому больше нечем заняться.

Как только Котаро, одетый в своё обычное храмовое одеяние, встретил друга, то сразу повёл его за служебные помещения, где Ёсихико обычно не бывал.

— А ты сообразительный. Молодец, Ёсихико, не зря я положился на тебя, — нарочито напыщенно ответил Котаро, проходя через плетёную дверь и громко щёлкая сандалиями.

Ёсихико привык видеть служебное здание спереди, но оказалось, что оно занимает огромную территорию, а за ним нашлось место даже для пруда, украшенного каменными садовыми фонариками. Где-то в задней части этого сооружения должно располагаться и помещение для свадеб с банкетным залом. По всему периметру традиционного японского здания шёл открытый коридор.

— Тут такое дело, на носу важнейший праздник, а один из наших взял и слег с гриппом, — непринуждённо бросил Котаро, шагая по привычной ему тропе.

Ёсихико сразу понял, какие слова услышит следом, и кисло посмотрел на Котаро.

— Вам что, нужна мужская помощь с переноской тяжестей?..

Кажется, никаких других вариантов попросту нет.

Котаро очередным картинным жестом изумлённо открыл рот и зажал его ладонями.

— Ёсихико... да ты телепат!

— Да у тебя мысли на лице написаны.

«Мы с тобой уже сколько лет, по-твоему, знакомы? Так и хочется отмотать время на несколько минут и вернуть себя на землю после того, как я слегка обрадовался, получив сообщение, что тебе могу помочь только я».

Наконец, Котаро остановился перед складом с решётчатой раздвижной дверью и поманил Ёсихико за собой. Внутри тёмного пыльного помещения обнаружились картонные ящики, полные оберегов, стрел-талисманов, деревянных дощечек и прочего. Котаро указал на них пальцем и непринуждённо сказал:

— Тащи к павильону.

На мгновение опешив, Ёсихико с улыбкой поправил Котаро:

— Ты хотел сказать «тащи, пожалуйста»?

— Тащи, пожалуйста.

— Слишком равнодушно! И вообще, почему тебе самому не потаскать?

— Потому что у меня есть свои дела. У нас сегодня ритуал великого очищения, потом новогодняя служба, и мы заняты приготовлениями. Тем более, как я сказал, нам одного не хватает, — Котаро постарался сделать упор на том, как тяжело ему приходится, и покачал головой. — А, как закончишь, я тебя попрошу ещё в магазин сходить. Следующие два дня я отсюда практически вылезать не буду.

— В магазин?!

— А что поделать, жена главного жреца уже старенькая, сын её ещё давно решил, что наследовать храм не станет и устроился на работу, которая его сегодня не отпустит, а дочь ещё школьница. Храмовые жрицы, понятное дело, девушки, так что нам нужен молодой парень, — пояснил Котаро с таким видом, словно рассказывал о том, что земля круглая.

— Ваши проблемы меня не волнуют, — отозвался Ёсихико, глядя на друга недовольный взглядом.

Откровенно говоря, он вообще до следующего года приходить в этот храм не собирался.

— Но ведь тебя просит лучший друг?

— Я не обязан выполнять все твои просьбы.

— Но ведь я помог тебе сохранить ночёвку в Наре в тайне? — напомнил Котаро, заставив Ёсихико скорчиться.

— Я же уже расплатился за это, когда угостил обедом! И вообще, это ведь ты догадался сказать моей матери, что я, возможно, снял себе девушку на ночь?! Знаешь, сколько она меня пилила со словами «мужчина должен быть ответственным»?

— Э? Пра-авда? Что-то я не помню.

Котаро сделал вид, что впервые слышит об этом, но Ёсихико понял, что больше разговаривать не о чем, буркнул «до свидания», поклонился и развернулся. Однако затем Котаро схватил его за плечо, не давая уйти.

— Да ладно тебе. Я тебя потом угощу, плюс есть ещё бонус.

— Бонус?

Из-за своего воспитания друг Ёсихико не очень любил расплачиваться за труд. Конечно, раз уж он заговорил на эту тему, то явно что-то задумал, но немного необычно, что он вообще упомянул это слово.

Котаро огляделся по сторонам, убедился, что рядом никого нет, а затем шепнул Ёсихико:

— Скоро придёт жрица-студентка, она обалденно красивая.

Через секунду Ёсихико посмотрел в глаза Которо и ответил:

— Можно, я помогу?

Так состоялась тёмная сделка на святой земле.

***

— Вы победили! — воскликнул одетый в праздничный халат уличный продавец, предлагавший покупателям в честь праздника участие в лотерее.

Прохожие оборачивались на громкий звук колокольчика, а Ёсихико озадаченно смотрел на голубой шарик, который выпал ему из лототрона.

Закончив курсировать по маршруту склад-павильон с ящиками в руках, Ёсихико по просьбе Котаро направился по указанным уличным магазинам. Котаро отдельно оговорил, что «выиграешь чего в лотерею — оно твоё», так что Ёсихико попытал счастья в розыгрыше путёвки на Гавайи.

— Поздравляю, вы получаете четвёртый приз! — крикнул улыбающийся продавец в жёлтый мегафон.

— Ч-четвёртый?..

Ёсихико вяло улыбнулся и пробежался взглядом по призам. Конечно, четвёртый приз это не джек-пот, но вряд ли за такой цифрой кроются какие-нибудь салфетки.

— Наш четвёртый приз предоставлен декоративной компанией Сакатани, и это набор «вечнозелёных настольных новогодних мини-сосенок»!

— На кой... то есть, ура-а, я так рад...

Ёсихико с трудом сдержался, чтобы не пожаловаться на то, что он и без этого нагружен грелками40, соком и растворимым кофе. Определённо, этот продавец в сговоре с тем мужичком, обожающим символы Нового Года.

— Что-то я так устал...

Кое-как распихав набор по карманам куртки, Ёсихико отправился обратно. Правое колено вновь заныло — не то от холода, не то от тяжести.

Пробравшись через толпы, заполонившие торговую улицу, Ёсихико встал у пешеходного перехода и вздохнул. Все прохожие сновали с пакетами, на которых нарисованы логотипы разных универмагов. Наверное, чем-то таким сейчас занимается и мать Ёсихико. Ёсихико посмотрел налево, проверяя, нет ли машин, и вдруг заметил подозрительную фигуру, быстро спрятавшуюся за электрическим столбом. Ёсихико отвёл взгляд на несколько секунд, затем перевёл обратно, и фигура вновь спряталась.

— ...Что за?

Но тут загорелся зелёный свет, и Ёсихико пошёл по переходу. Он надеялся, что ему привиделось, или это просто случайность...

Однако как только Ёсихико начал переходить дорогу, маленькая фигура последовала за ним. Наверняка преследователь всерьёз считал, что ведёт себя скрытно, но при этом выглядел так подозрительно, что быстро привлекал внимание. И почему он не обратится к Ёсихико, если ему что-то нужно?

Устав от догонялок, Ёсихико прибегнул к классической тактике, свернув за угол и спрятавшись за стеной. Затем он неожиданно выскочил перед фигурой. Впрочем, когда он увидел её, то первым делом изумлённо округлил глаза.

— Это же из того...

Он узнал лицо. Это тот самый маленький мальчик, что играл с мячом около дома наискосок.

Когда мальчик понял, что его нашли, то густо покраснел и запаниковал. Но, посмотрев в стороны, он заметил, что спрятаться, увы, негде.

— Чего тебе надо? — спросил Ёсихико, мысленно вздыхая и гадая над тем, сколько времени мальчик преследует его.

А ведь ему казалось, что он не настолько интересный человек, чтобы за ним ходили младшеклассники.

— Н-ничего мне не надо! — громко ответил мальчик, одетый в синюю куртку с рисунком на груди.

Очевидно, что он врёт, но у Ёсихико нет времени играть в допрос.

— Раз так, то не прекратишь ли прятаться и ходить за мной? Может, по мне не видно, но я занят работой.

Точнее, не работой, а просто помощью другу, но от слов Ёсихико мальчик, как ни странно, с любопытством подался вперёд.

— В храм? Ты идёшь в храм?! А я его знаю. Меня туда на детский обряд водили.

— Ты за мной ещё оттуда увязался?..

Он так неумело прячется, но Ёсихико так долго его не замечал. Ёсихико прижал пальцы к виску, а мальчик недовольно надулся.

— Не оттуда. От самого дома. Потому что ты странный.

— Это ты странный, потому что людей преследуешь. Тем более, ты меня не знаешь.

— Не «ты», а Томохиро. Окада Томохиро. И я тебя знаю. Ты тунеядец41 из семьи Огихара.

От этих слов у Ёсихико чуть не подкосились ноги. Неужели слухи о нем дошли уже до соседей?

— Я не тунеядец! Тунеядцы это те, кто не работают и сидят безвылазно дома! А я, как минимум, работаю! — обиженно ответил Ёсихико ребёнку, но потом всё же буркнул «точнее, подрабатываю».

— Пф, ерунда.

— Никакая не ерунда!

— И вообще, ты слушай...

— Не «ты», а Ёсихико, — отозвался Ёсихико, копируя манеру речи Томохиро.

С какой стати маленький мальчик к нему на «ты» обращается?

— Т-так вот, Ёсихико, а-а... э-э... — всё это время говоривший быстро Томохиро вдруг замялся и затрясся.

— Чего? — Ёсихико вновь окинул Томохиро взглядом, понимая – что-то тому всё-таки нужно.

Наконец, Томохиро решился и поднял взгляд.

— Ёсихико, ты дружишь с богами?!

Вопрос оказался таким неожиданным, что Ёсихико даже показалось, что у него сердце к горлу подскочило.

— Ч-чего?.. — переспросил он, чувствуя, как на спине проступает холодный пот.

Действительно, на этот вопрос Ёсихико может дать положительный ответ. Дома у него живёт Хоидзин, пусть и временно отсутствующий, по сети он играет со знаменитым богом Кацураги, а если отправится к мосту Карахаси, то его наверняка ждёт тёплый приём Королевы Драконов Оомитами. Но вопрос, конечно, в том, почему мальчик спрашивает об этом. Ёсихико не рассказывал об этом ни семье, ни даже Котаро, понимая, что никто ему всё равно не поверит.

— Ты ведь работаешь в храме. А в храмах живут боги, — сказал Томохиро, глядя прямо на Ёсихико.

Хотя Ёсихико мысленно поправил мальчика в том, что на храм он работает лишь сегодня, в то же время Ёсихико ощутил резкое облегчение от того, что слова мальчика не имеют никакого отношения к работе лакеем. Конечно, вряд ли боги стали бы бранить его, узнай об этом мальчик, но Ёсихико не хотелось, чтобы среди соседей появились новые сплетни. Безработный знакомый богов — это уже гуру какой-то.

— Конечно, в храме живут боги, но это не значит, что я с ними дружу, — ответил Ёсихико, выбросив из головы мысли о лакействе.

Вообще, даже Котаро, официальный работник храма, наверняка не согласился бы с тем, что дружит с богами.

— ...Ясно, понятно, — Томохиро сник и опустил плечи.

Реакция мальчика заинтересовала Ёсихико, и он спросил:

— Тебе что-то нужно от богов?

Причём что-то такое, что заставило его преследовать Ёсихико.

Томохиро, уже давно покрывшийся румянцем от мороза, посмотрел на Ёсихико и размашисто кивнул. Этот жест показался Ёсихико таким искренним, что он задал следующий вопрос:

— И что именно?

— Это секрет, — Томохиро зажал себе рот ладонями, но быстро разжал. — Скажу только богам. Папа говорит, о желаниях другим людям не рассказывают!

«Понятно, значит, желание», — отметил про себя Ёсихико. Как бы ни ворчал Когане, все японцы от мала до велика считают богов созданиями, которые выслушивают желания людей и исполняют их. Впрочем, Ёсихико всё равно не собирался менять сознание людей. Как минимум, даже этот ребёнок вряд ли поймёт, если ему объяснить, что боги требуют благодарностей и служения.

— Вот и помолился бы в святилище. Тебе не обязательно знакомиться для этого с богом... — со вздохом произнёс Ёсихико, но Томохиро покачал головой.

— Боги очень занятые, они слушают много желаний. Поэтому я хочу передать им через их знакомого, чтобы они не забыли, — сказал Томохиро, а затем тихо добавил: — Ведь папа с мамой тоже часто забывают свои обещания из-за работы...

Ёсихико вздохнул и почесал затылок. Конечно, мысль о том, что придётся задействовать связи, его нервировала, но дело срочное. Ёсихико невольно испытывал жалость к этому мальчику, оставшемуся в одиночестве в канун Нового Года.

— ...Я сейчас иду в храм, пойдёшь со мной? — в итоге решил предложить Ёсихико, считая, что делает ему большое одолжение. — Может, я и не знакомый богов, но есть у меня друг, который за богами ухаживает.

В ответ Томохиро сначала моргнул, а затем бодро согласился.

Часть 3

Ёсихико провёл Томохиро по зимним улицам обратно в храм Онуси. Как только они поднялись по главной лестнице, то увидели огороженную симэнавой площадку два на два метра, на которой явно что-то сжигали. От огня не осталось даже дыма, но чёрный пепел и сгоревшие кедровые листья до сих пор не убрали.

— Костёр! Тут разводили костёр?

Томохиро перегнулся через симэнаву и поводил руками над углями, но они уже давно остыли.

— Кто же здесь будет костёр разводить. Это ритуал какой-то.

Кажется, Котаро упоминал великое очищение и новогоднюю службу.

— Ритуал? А что такое ритуал?

— Э-э, ритуал это... ну, короче, церемония.

— Хм-м, значит, ритуал — это церемония...

— Ага, — невнятно ответил Ёсихико и направился к конторе.

Пусть у него находится молитвенник, и он исполняет заказы богов, о самих богах и храмах он знает немного.

— Извините, есть кто?

Ёсихико приоткрыл входную дверь и заглянул внутрь, но внутри оказалось пусто. Обычно здесь всегда дежурит Котаро, но сейчас он, видимо, чем-то занят, и куда-то отлучился. Томохиро подошёл к Ёсихико и с любопытством оглядел комнату.

— Да-да, ой, это ты, Ёсихико.

Из-за перегородки выглянула жена главного жреца. Ёсихико уже доводилось несколько раз её видеть, и Котаро даже представлял их друг другу. Она показалась Ёсихико человеком непосредственным.

— Я принёс продукты, о которых просил Котаро. Можно, я их занесу?

— Ох, да, спасибо за помощь. Можешь оставить прямо здесь, потом ребята разнесут, — с этими словами жена главного жреца раздвинула стоящие на полу коробки, освобождая место.

— Тётенька, вы там церемониальный ритуал делали? — непринуждённо спросил Томохиро, пока Ёсихико освобождался от ноши.

— Ой, какой милый мальчик. Это твой младший брат?.. Хотя по возрасту не похоже.

— Прошу прощения, это соседский мальчик, — Ёсихико поклонился.

Томохиро как ни в чём не бывало продолжил:

— Ваш церемониальный ритуал закончился? Бог ещё здесь?

Жена главного жреца улыбнулась, посмотрела на Томохиро и присела перед ним.

— То, что мы только что делали, называется великим декабрьским очищением. Это ритуал избавления от годовой скверны и подготовки к встрече Нового Года. А дальше начнётся ночная новогодняя служба, — она указала пальцем на основное святилище, и Ёсихико тоже перевёл взгляд. — Во время неё мы благодарим уходящий год и молимся о благополучии в приходящем. Это скромный ритуал, без песней и плясок, но мне будет приятно, если вы его посмотрите.

Затем жена жреца ещё раз посмотрела на Томохиро и улыбнулась.

— А боги посмотрят вместе с нами.

На территории храма вовсю кипела подготовка к празднику, а прихожан, наоборот, мало. Впрочем, даже сейчас видны туристы с фотоаппаратами и религиозные семьи. Для людей набожных это очень важная церемония, которая подводит черту под всем годом.

Ёсихико стоял, не отпуская от себя Томохиро, и ждал начала церемонии. На самом деле, больше всего Ёсихико желал отдохнуть с чашкой тёплого кофе, но не мог оставить маленького мальчика одного, да и посмотреть на ритуал тоже хотелось. В начале пятого часа из-за служебного здания появились фигуры жрецов в традиционных белых каригину и шляпах эбоси. В руках идущие сжимали деревянные скипетры, и каждый шаг отдавал необычным звуком соприкосновения чёрных лакированных туфель и гравия земли. Ёсихико показалось, что их шествие наполнило атмосферу предчувствием чего-то особого.

— А...

Ёсихико заметил среди марширующих жрецов Котаро. Хотя тот лишь накинул каригину42 и эбоси43 поверх своего обычного костюма, но сразу начал смотреться по-другому. Просторные белые рукава покачивались на ветру. Пусть он и шёл, глядя под ноги, но выглядел величественно.

— Это те люди, что ухаживают за богами? — спросил Томохиро шёпотом, проникнувшись торжественностью обстановки.

— Да, именно, — кратко ответил Ёсихико и снова посмотрел на Котаро.

Хотя друг Ёсихико работал жрецом, сам Ёсихико почти ничего не знал о храмах. Для него это лишь места, куда можно прийти помолиться в трудную минуту, а также зайти встретить Новый Год. Однако иногда он заходил на сайт храма Онуси и видел, что календарь праздников и церемоний исписан на весь год. Причём многие из них — не те, которые можно провести абы где, а серьёзные и каноничные ритуалы, подобные нынешнему.

Ёсихико затаил дыхание. Похожие на белых птиц жрецы провели очищение возле печи, а затем подошли к главному святилищу. Встав в его центральных воротах, они поклонились так низко, что их спины оказались параллельно земле. И после этого новогодняя служба началась по-настоящему.

После почтительного возложения подношения главный жрец начал низким размеренным голосом читать молитву. От её звуков Ёсихико вспомнился Когане, сокрушавшийся по поводу того, что нынче мало какие ритуалы проводятся по правилам. Да, храмы и сегодня возносят благодарности богам. Но этого недостаточно. Много ли в Японии вообще осталось людей, которые знают о том, сколько ритуалов ежемесячно проводится в храмах? И, раз уж на то пошло, сколько человек понимают их смысл?

Одетые в чёрные наряды главы религиозных семей подходили, чтобы возложить священные ветви, и каждый раз казалось, что внутри главного святилища царит такое напряжение, что оно с лёгкостью прогревает зимний воздух и раскаляет его. Любой, кто смотрел на этих людей, понимал, что внутри главного святилища действует строгий негласный запрет — нельзя ни открывать рта, ни шуметь. Даже Ёсихико, не будучи человеком набожным, мгновенно понял это.

Ведь там живут боги.

Одной этой причины оказалось достаточно, словно понимание всё это время дремало в его ДНК. Наверняка этот эффект вызван присутствием жрецов, которые вот уже многие сотни лет из поколения в поколение упрямо повторяют одни и те же ритуалы.

Ёсихико ещё раз посмотрел на Котаро, выглядевшего совсем не как обычно. Друг Ёсихико казался напряжённым и в то же время гордым.

Наверняка именно через своих слуг боги и наблюдают за людьми.

Томохиро же стоял с разинутым ртом и заворожённо наблюдал за церемонией, не в силах произнести ни слова.

***

— Друг богов?

После окончания церемонии Ёсихико и Томохиро отловили снявшего каригину и эбоси Котаро перед залом для собраний.

— Да. Мне во что бы то ни стало нужно кое о чём попросить богов. Поэтому мне нужен их друг. Ты ведь за ними ухаживаешь? Ты их знаешь?

В ответ Котаро сначала сделал вид, что задумался, а затем пригнулся, чтобы не скашивать взгляд.

— Ты прав в том, что я ухаживаю за богами… точнее, я им прислуживаю, но это не совсем дружба.

Примерно такого ответа Ёсихико и ожидал. Котаро тем временем продолжил, тщательно выбирая слова:

— Но если ты хочешь о чём-то попросить богов, лучше озвучь просьбу своими же устами. Я сейчас скажу не слишком подобающую жрецу вещь, но… — Котаро огляделся, убедился, что остальные храмовые служащие его не слышат, и приглушённо заявил: — Богам не нужны посредники, чтобы слышать нас. Они слышат каждого, сколько людей бы ни говорило с ними.

Когда Котаро уверил Томохиро и уговорил попробовать, тот кивнул, а затем побежал к главному святилищу. Ёсихико проводил маленькую спину взглядом и обронил:

— Я думал, он скажет, что молитвы бесполезны.

После этих слов Котаро скосил на него удивлённый взгляд.

— Что я слышу? Разве не ты истово молился перед каждым экзаменом и игрой?

— Разве? — быстро ответил Ёсихико, надеясь поскорее замять тему.

Поскольку Когане столько жалуется на эту тему, наверняка и сами жрецы не слишком хорошо относятся к людям, которые молятся лишь о личной выгоде.

Котаро бросил на отступившего Ёсихико подозрительный взгляд, а затем вздохнул.

— Неважно, о чём ты просишь, любая искренняя молитва обязательно достигнет богов. Этого я отрицать не буду. Конечно, меня не устраивают чересчур эгоистичные просьбы взрослых людей, но… — Котаро сложил руки на груди и начал расхаживать. — Если боги отвернутся от мальчика, который в такой холод бегал и искал их друзей, я рассержусь на них.

В ответ Ёсихико усмехнулся, выпуская белый пар изо рта.

— А я всё думал, не предложишь ли ему помолиться за него?

На эти слова Котаро горестно вздохнул и повернулся к Ёсихико.

— Не стану же я брать деньги с ребёнка. Или что? Ты бы заплатил?

— С какой стати я? — удивлённо отозвался Ёсихико.

Котаро что, денег у него потребовать хочет?

— Ну как же, пойти на всё ради младшего брата.

— Он мне не брат.

— Тайный ребёнок?

— Это соседский мальчик!

Ведя такую беседу, они гуляли по территории храма.

Последняя церемония уходящего года закончилась, территория опустела. Лишь Томохиро стоял перед главным святилищем и напряжённо молился. Уже скоро храм должен закрыться, чтобы начать подготовку к празднованию Нового Года. Вновь его двери откроются, когда часы пробьют полночь.

— …Ты знаешь, я просмотрел новогоднюю церемонию целиком, — сменил тему Ёсихико, глядя на бормочущего Томохиро. — И впервые увидел ритуал с твоим участием. И, ты знаешь… задумался на тему того, что вот так почитание богов и передаётся из поколения в поколение.

Услышав такие слова из уст Ёсихико, до недавних пор не проявлявшего никакого интереса к храмам, Котаро наигранно изумился.

— Тебя что, лихорадит? Понимаю, заморозки.

— Да не в этом дело!.. Просто подумалось.

До сих пор слова Когане о том, какими должны быть церемонии, не укладывались в голове, но теперь Ёсихико увидел, что они состоят из возложения подношений, чтения молитв и благодарностей за благословения. Он словно вновь открыл для себя тот факт, что жрецы, в отличие от большинства прихожан, приходящих лишь молиться, совершают все эти дела.

— «Мацуру», японский глагол, обозначающий почитание богам и служение им, восходит к слову «мацурау», — вдруг произнёс Котаро, прислонившись к колонне служебного здания. — Есть у него и другой оттенок — «мацу», «ожидание» того, что бог вселится в мирской объект. Но сегодня мало кто помнит об этом значении, и поэтому церемонии ассоциируются у людей с праздниками и шумом.

Ёсихико понял, что и сам относится к несведущему большинству, кисло улыбнулся и навострил уши.

— Да и канун Нового Года в своё время назывался «днём уединения». По традиции в него уединялись в семейном святилище до наступления утра следующего года. Но сейчас, когда канун Нового Года и посещение храма разделились, и развилась транспортная сеть, люди предпочитают посещать новогодние службы в самых больших и знаменитых храмах.

Котаро поднял взгляд на свинцовые тучи, готовые в любой момент разразиться снегом. Он вздохнул, выдыхая белое облачко.

— Времена меняются, и с ними изменилось столько всего, что я, один жрец, ничего не могу с этим поделать… Но я, как жрец, могу лишь соблюдать традиции. Только продолжать их.

Ёсихико посмотрел на лицо своего лучшего друга. До сих пор Ёсихико видел на нем лишь веру в сверхъестественное, но теперь смог разглядеть, что его друг совершенно серьёзно обдумывает своё положение как жреца.

— …можешь лишь соблюдать?

Но если так, то что может разгильдяй вроде него самого?

Ёсихико посмотрел на белый пар, появившийся от собственного вздоха.

Его невольно выбрали заместителем лакея, но может ли он соблюдать…

— Я всё! — вернулся к ним Томохиро, закончивший молитву.

— Всё богам передал? — с доброй улыбкой обратился к нему сложивший руки на груди Котаро.

— Передал!

— Ну, тогда всё будет хорошо.

Котаро и Томохиро стукнулись кулаками. Ёсихико посмотрел на это, а затем озвучил вдруг пришедшую в голову мысль.

— Кстати, я тебе точно больше не нужен?

Самое важное в храме должно начаться как раз после закрытия. Однако Котаро неожиданно быстро заявил:

— Ты достаточно помог. Жена жреца благодарит тебя. Идите с Томохиро домой. Пообедаем как-нибудь в другой раз.

— Ага, ладно… так, погоди-ка, — воспротивился Ёсихико, недовольный тем, что его уже отпустили домой. — А как же бонус?

— Бонус?

— Обалденная жрица-студентка?!

— Она уже здесь, — с ухмылкой сказал Котаро, указывая пальцами на зал для собраний. — Но разве я говорил, что познакомлю тебя с ней?

— …Чего?!

Не может быть. Как же планы Ёсихико по знакомству, встрече Нового Года и непринуждённым разговорам с переодетой храмовой жрицей студенткой?

— А, кстати, у меня с этой девушкой сейчас будет совещание. Но храм закрыт, иди домой.

— Ну-ка стой.

— Хочешь поговорить с ней, приходи на праздничную службу. Если купишь праздничный амулетик, она тебе даже улыбнётся. Но трогать не вздумай.

— Верни мои мечты!

Томохиро ошарашенно следил за разговором.

— Когда у меня был день рождения, мы вместе должны были пойти в ресторан, но папа поехал в командировку, и в итоге мы с мамой ели торт сами, — тихо объяснил Томохиро, когда они шли из храма по дороге, освещаемой заходящим солнцем. — На рождество мы собирались дружно куда-нибудь съездить, но мама задержалась на работе допоздна, поэтому вместо этого мы с папой вместе ели в «KFC».

По словам Томохиро выходило, что у его папы-сисадмина и мамы-медсестры нередко случались ненормированные рабочие дни, из-за чего им редко удавалось отметить какой-нибудь праздник вместе.

— Поэтому я помолился о том, чтобы мы хотя бы Новый Год встретили вместе. Ведь мы обещали друг другу, что вместе поедим новогодней еды, куда-нибудь сходим, и вообще отметим всей семьёй.

Однако вчера вечером его отца срочно вызвали на работу из-за проблем с сервером, а маме пришлось подменять коллегу, с которой случилась неприятность. Пусть Томохиро и привык оставаться дома один, он всё равно волновался.

О том, что его родители вновь не смогут сдержать обещание.

— Поэтому я попросил богов, чтобы на Новый Год вся наша семья собралась вместе.

Томохиро тут же поспешил заметить, что об этом никому нельзя рассказывать.

— Кроме тебя, Ёсихико, ты особенный.

— Спасибо, что ли, — с усмешкой ответил Ёсихико на расчётливую фразу.

Поскольку имени бога храма Онуси нет в молитвеннике, Ёсихико не видел его, но вряд ли хоть какому-то божеству будет неприятно услышать такую замечательную молитву. Эмоциональный Хитокотонуси от неё наверняка бы прослезился и постарался подбодрить паренька.

— Интересно, услышали ли боги мою молитву? — спросил Томохиро, с беспокойством глядя в небо.

Ёсихико хмыкнул и подумал, что на это ответить. Наверняка бог храма Онуси услышал молитву, но Ёсихико не знал, сможет ли он её исполнить. Если вспомнить слова Окё, то боги, долгое время живущие на одной и той же земле, начинают относится к живущим на ней людям, как к своим детям, и если те упорно просят о каких-то мелочах, то иногда богам хочется исполнить капризы смертных. Но окончательное решение, в конце концов, остаётся за богом Онуси.

— Ты, главное, верь.

Ёсихико постучал по маленьким плечам Томохиро, стараясь вложить в этот жест и свою надежду. А затем он вдруг вспомнил о вещах, тянувших карманы его куртки.

— Кстати, вот тебе на удачу. Укрась ими дом.

Он протянул свой подарок Томохиро, и тот недоуменно заморгал.

— Что это?

— Сосны для ворот. Новогодние украшения. Конечно, люди обычно предпочитают ставить сосны в горшках, но… — Ёсихико прервался и вручил подарок Томохиро. — Да пребудет с тобой счастье.

Томохиро с озадаченно принял сосны, но потом улыбнулся и поблагодарил Ёсихико.

Когда они добрались до родной улицы, то обнаружили, что дома у Томохиро горит свет, а вокруг него ходят обеспокоенные родители, разыскивающие собственного сына и щелкающие по экрану смартфона, пытаясь с ним связаться.

— Мама! Папа!

Ёсихико невольно улыбнулся, глядя в спину весело бегущего к своим родителям Томохиро.

Возможно, совпадение, а может, бог храма Онуси всё-таки выполнил каприз этого мальчика. В любом случае, сама мысль о том, что Томохиро встретит Новый Год счастливым, радовала и его самого.

Ёсихико посмотрел в новогоднее небо. В воздухе вновь неспешно закружились снежинки.

Но в груди Ёсихико всё равно разливалось тепло.

Часть 4

— Телевизор чем-то отличается от компьютера?

«Кохаку Утагассен»44 уже закончился, новогодний колокол прозвонил, доходил первый час ночи. Родители Ёсихико уже отправились спать, оставив Ёсихико наедине с телевизором и звёздами эстрады.

— Это совсем разные вещи… и вообще, ты так стоишь, что мне ни черта не видно.

Вскоре после того, как родители удалились в спальню, пришёл Когане и уселся у самого телевизора созерцать выступление популярной женской группы. Пусть в комнате Ёсихико отсутствовал телевизор, его заменял тюнер в компьютере, однако такой большой экран, судя по всему, был для Когане в диковинку.

— Когда я так стою, мои усы потрескивают!.. Какие чудеса…

— Нет, это просто статическое электричество, — холодно ответил Ёсихико тыкающему лапой в экран Когане, параллельно листая бумаги от товарищества.

Судя по словам матери, тот дядька, с которым разговаривал Ёсихико, потом зашёл ещё раз и бросил листки в почтовый ящик. Непростой ему канун Нового Года выдался.

Со стороны кухни раздался звук тостера, и Ёсихико встал на ноги. Чтобы утолить голод и пропитаться новогодним настроением, он поставил жариться моти.

— Моти? — с любопытством спросил Когане, глядя в тарелку вернувшегося Ёсихико.

Он принёс с собой нарезанные моти с хрустящими корочками, водорослями и соевым соусом.

— Моти — еда, которую преподносят богам. Зеркальные моти — отличный тому пример.

Когане внимательно следил за тем, как Ёсихико налил в блюдечко соевый соус, а затем обмотал моти водорослями.

— …Короче, ты тоже хочешь? — спросил Ёсихико, с трудом удерживая в руке горячий моти, но Когане замотал головой.

— Ч-что за чушь ты говоришь?! Сколько раз я уже говорил тебе, что человеческая еда меня не интересует?!

— А, правда? А я как раз пожарил две штуки, думая, что ты тоже будешь.

От этих слов у Когане встрепенулись уши и хвост, а его жёлтые глаза заблестели.

— Н-ну если такое дело, то, пожалуй, другого выхода нет…

Но сопротивлялся он лишь на словах. Ёсихико едва сдерживал смех при виде неубедительного отыгрыша Когане. Поначалу Ёсихико казалось, что обращаться с лисом тяжело, но в последнее время он начал уяснять основные принципы.

— Приятного аппетита.

Когане всё продолжал оправдываться, а Ёсихико уже укусил свой моти. Может, снаружи кушанье и хрустело, но внутри Ёсихико ждала привычная мягкость и тягучесть моти.

— Ёсихико, я уже который раз думаю о том, что твои столовые манеры никуда не годятся, — вдруг заметил Когане, покачивая хвостом и глядя на Ёсихико. — Где хлопок и поклон? Где вака45? Приятного аппетита желают уже после них.

— Вака? — Ёсихико перевёл взгляд на Когане, вытягивая зубами моти, который так и не смог до конца раскусить. — Это ещё зачем? Не стану же я каждый раз стихи вслух читать перед едой.

Что это за рассказы об эпохе повальной изысканности? Но стоило Ёсихико сказать, что он слыхом о таком не слыхивал, как Когане упёрся лапами в стол и изумился:

— Невероятно!.. Разве ты не знаешь ваку благодарности?

Все кладези

Деревьев и растений

Есть благословение Аматэрасу

Богини Солнца

— «Кладези»?.. — Ёсихико не понял даже значение этого слова.

— Ну-у, пожалуй, современные японцы такого не знают, — вдруг раздался неожиданный голос, заставивший Ёсихико резко обернуться.

И заметил неизвестно когда зашедшего мужчину в спецовке, которого видел днём, и который как раз приступил к поеданию второго моти.

— Какого черта ты зашёл без спроса?! — громко воскликнул Ёсихико, совсем забыв о том, что сейчас глубокая ночь.

Перед тем, как пойти спать, его родители тщательно проверили, что все двери заперты. Никаких звуков открывающихся дверей и окон Ёсихико не слышал.

— Тебе жалко, что ли? Что ты так грубо?

— Ещё бы не жалко! Это частный дом! Я сейчас полицию вызову!

Ёсихико настолько опешил от неожиданности происходящего, что повернулся и посмотрел на бога возле себя. Раз уж он здесь, мог бы и роль сигнализации исполнять.

— Слушай, Когане, ты что, даже будучи богом ничего не заметил?..

Но когда он увидел Когане, то понял, что того шокировало в первую очередь не само появление незваного гостя, а то, что вошедший съел предназначавшийся лису моти. Его уши поникли, рот ошарашенно приоткрылся, а глаза опечаленно провожали моти в последний путь. И почему он просто не сказал, что хочет есть, если так тяжело переживает утрату?

— Кстати, печать я уже поставил.

Мужчина расправился с моти в мгновение ока, а затем положил на стол неизвестно откуда взявшийся блокнот зелёного цвета.

— Э? Это же…

Ёсихико взглянул на блокнот, а затем озадаченно взял его в руки. Стоило подумать, что блокнот этот что-то ему напоминает, как он признал в предмете молитвенник. Он точно помнил, что оставил его на своём столе. Значит, этот мужик в какой-то момент забрался к нему в комнату?

— Благодаря тебе в этом году я смогу посетить и дом наискосок.

— Наискосок? Э? В дом Томохиро?

— Что же, владыка Когане, позвольте откланяться.

Оставив Ёсихико недоумевать, мужичок поклонился Когане, а затем исчез так внезапно, словно растворился в воздухе.

Гостиная погрузилась в молчание, которое нарушали лишь звуки песен, доносящиеся из телевизора.

— Кто… это был?.. — ошарашенно спросил Ёсихико, глядя на то место, где стоял мужчина.

Тот видел Когане и, судя по всему, даже знал лиса. К тому же он в курсе насчёт молитвенника. А значит, это был…

— Оотоси-но-ками, также известный как Тоситокудзин. Один из Тосигами46, который приносит в дома новогоднюю удачу.

После слов Когане Ёсихико в спешке открыл молитвенник. Он вспомнил, что утром видел похожее имя на его страницах.

— Так это не просто мужичок из товарищества, который слишком сильно любит традиции?..

Он открыл молитвенник на странице, где густыми чёрными чернилами написано «Оотоси-но-ками», а поверх этого имени красовалась красная печать в виде сосны в горшке. Когане тоже заглянул в молитвенник и указал на печать передней лапой.

— Тосигами обитают в декоративных соснах и растениях в горшках. Они не могут приблизиться к домам, у которых нет ни того, ни другого.

Эти слова заставили Ёсихико вспомнить его первую встречу с Оотоси-но-ками. Тот жаловался, что в последнее время всё меньше домов украшают ворота декоративными соснами и ностальгировал о том, что когда-то дом Томохиро тоже украшали.

— А-а, так вот оно что…

Пусть мужичок никогда не озвучивал ничего, что походило бы на заказ, Ёсихико быстро понял, что к чему.

Бог хотел, чтобы в доме, который когда-то радушно приглашал его, вновь появились бы украшения, в которые он мог бы вселиться.

Он хотел вновь посетить тот дом и принести ему счастье.

Видимо, именно в этом и состоял заказ Оотоси-но-ками.

— …Но ведь я дал Томохиро лишь набор «вечнозелёных настольных новогодних мини-сосенок»…

Это не настоящие деревья, и к тому же очень маленькие в силу своей настольной природы. Разве они могут послужить вместилищем бога?

— Я не знаю, что именно произошло, но богам важнее не внешний вид вещи, а чувства, которые вкладывают в них люди, — ответил Когане, переводя на Ёсихико взгляд янтарных глаз. — Точнее — те, которые вложил в них ты.

Ёсихико ещё раз окинул молитвенник взглядом. С одной стороны, он мысленно журил бога за то, что тот не сподобился внятно объяснить свой заказ, но с другой — смог бы Ёсихико обратиться к Томохиро с чистым сердцем, узнав о своём поручении? Возможно, он бы просто ограничился тем, что купил бы в магазине настоящие украшения и всучил бы их Томохиро. Наверняка он не стал бы от всей души сочувствовать мальчику, который так хотел отыскать человека, знакомого с богами.

— Я думал, это просто мужичок из товарищества… неужели он всё так тщательно продумал?.. — пробормотал Ёсихико.

Конечно, можно просто сказать, что на то он и бог, но Ёсихико в очередной раз ощутил, что исполняет заказы созданий, намного превосходящих людей.

— С древних времён Тосигами разгуливают по городам в образе людей. Ты — лишь один из тех, кого удалось обмануть с помощью внешности. Со стороны ты наверняка казался чудаком, который разговаривает с пустым местом, — сказал Когане, после чего взмахнул хвостом и бросил на Ёсихико беспокойный взгляд. — Кстати, Ёсихико, ты ничего не забыл?

Ёсихико оторвал взгляд от молитвенника и моргнул, пытаясь догадаться, о чём речь.

— Э, разве? Я что-то забыл?

В ответ на изумление Ёсихико Когане прокашлялся и указал передней лапой на тарелку.

— Моти.

— Э, а, ты всё-таки будешь?

Не он ли немногим ранее кривился и мешкал?

— Я же как раз собирался съесть его, раз уж ты для меня приготовил! А потом пришёл Оотоси-но-ками и!..

— Понял-понял, сейчас пожарю новый.

Ёсихико второй раз в едва начавшемся новом году зарядил в тостер моти. Затем он уселся греться у котацу47 и начал наслаждаться чисткой мандаринов, по ходу дела поглядывая на нетерпеливо следящего за тостером Когане.

На тот момент, когда Когане назначил Ёсихико новым заместителем лакея богов, тот думал, что если сможет таким образом продолжить дело своего деда, то это станет единственной открытой перед ним дорогой в жизни. И в то же время ему казалось, что эта работа может пролить свет на то, по какой причине его дед проработал лакеем до самой старости. Зачем он согласился тратить время и деньги на безвозмездную помощь даже не людям, а богам?

Но если раньше мотивы деда вызывали у него лишь вопросы, то теперь он начал немного понимать их.

Ёсихико бросил взгляд на молитвенник, с которым его дед, должно быть, обращался очень бережно.

Просто его дед был таким человеком, который подметал в парках окурки, разбирал мусорные завалы и получал от жены регулярные нагоняи за чрезмерную доброту.

Наверняка ему было неважно: помогать людям или богам.

Он просто протягивал руку помощи каждому, кто в ней нуждался.

Будь дед Ёсихико жив, он бы и по сей день выполнял заказы богов. В конце концов, он так бы и умер на пути к очередному богу, которому нужна помощь.

— Ёсихико, он пожарился! Оно звякнуло! — подозвал Ёсихико сидевший перед тостером Когане.

— Сам бы и достал… а, хотя, твоими лапами же не получится… — Ёсихико поднялся, продолжая пережёвывать мандарин.

— Это мой моти! Мой!

— Да знаю я, знаю. Никто его не украдёт.

— Какой восхитительный аромат! Это благословение самой богини солнца!

— Да заткнись ты уже, ночь на дворе!

— Ты ведь замотаешь его в водоросли?! Соевый соус не забудешь?!

— Да-да, всё я сделаю.

Ёсихико не знал, сможет ли прожить жизнь как его дед, не заботясь о собственной выгоде и не возмущаясь тому, что все силы уходят на помощь другим.

И всё-таки можно попробовать немного продолжить его дело.

Раз уж таким образом он сможет приносить кому-то пользу…

Ёсихико с улыбкой смотрел на божественного лиса, поедающего моти прямо на его глазах.

Пусть и наступил новый год, Ёсихико не знал ни того, что ему праздновать и на какие перемены рассчитывать, но сейчас ему слегка хотелось пожелать следующего:

С Новым Годом.

И пусть все люди и боги живут мирно и счастливо.

Эпилог

— У меня родился внук.

Я до сих пор временами вспоминаю, как лакей обратился ко мне со своей как обычно мягкой улыбкой.

«Мы ходили в храм вместе с семьёй моего сына».

«Мы купили ему на день рождения игрушечную машинку».

«Его вот-вот ожидает первый детский фестиваль».

«Мы отмечали праздник мальчиков».

«Прошлой осенью у моего внука родилась младшая сестрёнка, она такая непоседливая».

Каждый раз, когда я слышал от него эти рассказы, я видел сквозь них бесконечно повторяющиеся человеческие судьбы, подобные каплям дождя, что падают на землю, утекают в реки и вновь возвращаются на небеса, чтобы пролиться новым дождём.

И со временем этот радовавшийся появлению внука лакей приблизился к тому дню, в который ему, как и положено человеку, суждено отбросить свою бренную оболочку и возвратиться на небеса.

Когда он потерял сознание, и его доставили в учреждение, которое люди называют «больницей», я пришёл навестить его в последний раз, чтобы поблагодарить за труды, но тот посмотрел на меня совершенно ясным взглядом. Даже собираясь на тот свет, он не испытывал ни страха, ни отчаяния, и выглядел живее всех живых.

— Мне неловко говорить об этом как человеку, трудившемуся лакеем…

Это случилось за день до того как он, наконец, покинул этот бренный мир. Его душа сидела на укутанном в футон теле и неуверенно говорила со мной.

— Но не разрешишь ли напоследок попросить кое о чём?

От этих слов я изумлённо округлил глаза. Он, как старый лакей, должен прекрасно понимать, насколько глупо просить богов о чём-либо.

— Конечно, я полностью осознаю, что просить о помощи тебя при твоём авторитете среди сородичей-богов — наглое и глупое дело… но кое-что никак не даёт мне покоя.

Неужели у него ещё есть о чём просить в его состоянии?

Он собирается молить меня о продлении жизни? О наследстве или могиле? О том, чтобы что-то сообщить потомкам? В любом случае, мне, пожалуй, не стоит вмешиваться в такие вещи.

И, тем не менее, я всё же спросил, чего он желает, просто чтобы потешить любопытство.

И тогда в глазах старого человека, нашего бывшего лакея, сверкнул огонёк.

— Моё тело прослужило мне чуть больше восьмидесяти лет. За это время Япония сильно изменилась — наука и медицина сделали огромный шаг вперёд, но отношения между людьми истончились, и сегодня легко найти человека, который живёт и даже не знает своих соседей. Наверняка эта эпоха принесёт много всяческих хлопот, — он на мгновение прервался и слегка улыбнулся. — И всё же я люблю этот мир.

Его улыбка застала меня врасплох, и я навострил уши.

— В юности мне пришлось тяжело, но потом для меня наступили счастливые дни — мне не только доверили должность лакея, что помогает богам, но и благословили прекрасной женой и семьёй. Откровенно говоря, я был бы не против пожить ещё немного в их кругу, но я понимаю, что у каждого из нас свой век. То, что я смог дожить до такого возраста — тоже самое настоящее божественное благословение.

«К чему ты клонишь?» — спросил я, всё ещё не понимая, что он задумал.

И тогда он ненадолго замолк, пытаясь подобрать правильные слова.

— …Возможно, мои слова насмешат тебя, и ты сочтёшь меня наивным дедушкой… но меня кое-что беспокоит. Я оставляю в этом мире мальчика, не примечательного ничем, кроме достижений в бейсболе. Мальчика, которого затмевают успехи сестры и которому не даёт наслаждаться жизнью неловкость. Моего внука, который может разбиться в лепёшку, но помочь ближнему.

Возможно, он как-то знал об этом, пусть даже не вылезал из больничной койки.

Что каждый день, и в дождь, и в ветер, по лестнице храма поднимается юноша, держась за больное колено.

И что юноша этот молится за здоровье своего деда.

— Я не прошу, чтобы он разбогател или достиг серьёзных высот. Я буду безмерно рад, если он сможет найти счастье даже в самой обычной жизни. И именно поэтому я прошу: не мог бы ты присмотреть за ним? Я хочу, чтобы ты ненавязчиво подсвечивал ему правильный путь, когда он заплутает. Хочу, чтобы он жил, оставаясь самим собой.

В глазах его горел сильный, непоколебимый огонь, словно он бросал вызов в лицо самой смерти.

— Это моя первая и последняя просьба.

Пожалуй, мне незачем повторять, к чему привела просьба бывшего лакея.

Что это — чистая случайность, метод исключения или же просто маленькая прихоть богов? Пусть тот человек, что читает это, рассудит сам.

Дед заботится о внуке, а внук заботится о деде.

И пусть упование на богов — отнюдь не похвальное дело…

Смотреть, как люди молятся ради других, не так уж и плохо.

Что же, сегодня в преходящем мире людей вновь начинается оживлённая пора.

Моя повесть о нем как о лакее ещё не окончена, но пока что я дам перу отдохнуть, ведь удовольствие от забавы стоит растягивать.

И если сия история будет передаваться от людей к людям, пока не поблекнет моя шкура, то у меня в этом хрупком мире появится ещё одна потеха.

Послесловие

Вокруг великого святилища Исэ есть белые камни размером с кулак, которыми выложена земля. Они называются «осираиси». Во время церемониального посещения храма, которое называется «микакиути» нужно в специальном облачении пройти по камням сквозь внешнюю ограду святилища, но из-за того, что каждый из камней размером с кулак, в кроссовках на них невозможно толком стоять, поэтому ходить начинаешь, как новорождённый оленёнок. И вот в один прекрасный день, когда и мне довелось ощутить себя в шкуре Бэмби, я поковылял вслед за жрецом, который повёл меня по тропе микакиути. Однако уже скоро я заметил, что мой проводник шагает ещё неувереннее меня.

Тот самый жрец, который водил прихожан на микакиути, был одет в деревянную обувь под названием «асагуцу». А поскольку она и в самом деле сделаны из дерева, то ни о какой упругой подошве речи не идёт. К тому же они не облегают ноги, а похожи скорее на сандалии. И вот когда я увидел одетые в асагуцу ноги, неуверенно ступающие по осираиси, у меня появилось очень скверное предчувствие.

Ладно, если споткнусь я, обычный прихожанин.

Но что, если запнётся жрец?

Если его взяли на службу в святилище Исэ, то он, должно быть, лучший из лучших. Мне подумалось, что сейчас не самое подходящее время для того, чтобы представлять себя Бэмби — что, если этот величественный человек в эбоси в следующий миг нырнёт в камни? И что я должен буду сделать, если это случится? Мне казалось, что ни в коем случае нельзя поставить его в неловкое положение. Может, сказать что-то в духе «ага, это особенность религии, припадать к земле?» и прилечь рядом? А может, прокричать что-нибудь с упором на то, что он не случайно упал, в духе «ой, что с вами? Обострение? Сердце прихватило? Вы явно неспроста упали, я вызову скорую!» или как-то так? А пока я раздумывал над этим, случилось как раз то, чего я боялся.

Когда жрец сделал следующий шаг, его асагуцу угодило в щель между камнями и лодыжку сразу вывернуло на 90 градусов внутрь.

Но когда я уже начал паниковать и предвидеть его грандиозное падение, он вдруг упёрся в землю вывернутой лодыжкой, а затем как ни в чём не бывало сделал следующий шаг. Казалось, будто он сейчас на ходу обернётся и с улыбкой спросит «что-то не так?»

Может, у жрецов лодыжки со встроенными амортизаторами? Как бы там ни было, я рад, что он всё-таки не распластался на камнях… с этими мыслями Бэмби Асаба продолжил свой неуверенный путь, зашёл за ограду и помолился богам о том, чтобы жрец не засудил меня за то, что впечатления о первом церемониальном визите в святилище войдут в книгу в таком виде.

Что же, вступление к послесловию получилось длинным, но всё же здравствуйте, с вами Асаба Нацу. Я благодарен вам за то, что вы приобрели эту книгу, которая стала пятой из тех моих, что издали на бумаге.

Несколько лет назад у меня появился уже пятый журнал храмовых печатей, так что мне пришла в голову мысль написать произведение о богах. Я обсудил идею с редактором, и так зародилась книга, которую вы и держите в руках. Все святилища, упоминаемые в истории, имеют реальные прототипы, и я лично бывал в каждом из них.

Поскольку перед тем, как куда-то отправится, я часто говорю, что хочу сходить в храм, окружающие меня люди наверняка думают «Асаба, поди, всюду ходит так, чтобы зайти в храм», и это чистая правда. Если вы когда-нибудь будете в храме и вдруг увидите чудака, который фотографирует старый, поросший мхом каменный фонарь — это я. Если вам на лесной тропе попадётся человек, решивший посетить какое-то отдалённое святилище, но заблудившийся несмотря на все советы прохожих — это я. Пожалуйста, скажите мне, что я заблудился и выведите на дорогу.

В ходе работы над этим томом я очень содержательно поговорил со своим однокурсником Т-саном, отец которого – жрец. Я очень извиняюсь за то, что оттягивал разговор до последнего… и благодарю за то, что позволил выслушать голос настоящего служителя богов. И, конечно, я безмерно благодарен всем тем бедолагам, что вынуждены смотреть на мои беспорядочные метания — семье, родственникам и предкам. Также я от всей души благодарю иллюстратора, любезного Саттакуро Нокуро, за то, что он нашёл время принять наш заказ! Работа получилась куда красивее, чем я представлял, и мне настолько хотелось показать её читателям во всей красе, что я даже пытался договориться, чтобы название книги напечатали шрифтом поменьше.

Оба моих редактора, как обычно, работали со мной постоянно. Я даже всерьёз задумался о том, что если окажусь в Токио, то они мне даже спать не дадут. Мы с самого начала договорились, что история будет «уютная, спокойная и приятная», а потом пошло «э, что? Слишком много возни и экшена? Вам не показалось? Ну ладно, допустим, затесалось… в-вот так сойдёт?»

Напоследок я хочу пожелать, чтобы и вам, читатели, боги тоже улыбались.

Буду молиться о том, чтобы мы с вами ещё встретились.

Январь 2013 года, Асаба Нацу, наслаждающийся пейзажами возле жилищ древних людей

Примечания

1

1232 год н. э.

(обратно)

2

Хакама - широкие, похожие на юбку шаровары. Красные хакама с белым верхом считаются традиционным облачением жриц Синто.

(обратно)

3

794 г. н. э. — 1185 г.

(обратно)

4

Гоннеги - низший сан полноправного жреца.

(обратно)

5

Кагура (буквально «Божья радость») — ритуальная танцевальная пантомима, сопровождающаяся игрой на барабане и флейте.

(обратно)

6

Косиэн — неофициальное название национального турнира по бейсболу среди старших школ Японии, крупнейшего в стране спортивного мероприятия для юниоров.

(обратно)

7

Гэта — японские прямоугольные деревянные сандалии.

(обратно)

8

Моти — сладкие японские лепёшки из клейкой рисовой пасты. Бывают разных форм и с различными начинками.

(обратно)

9

Японская бумага («васи») — вид бумаги, изготавливаемый обычно из волокон коры так называемого «бумажного дерева»; отличается очень высокой прочностью — почти невозможно порвать её руками, на сегодня используется преимущественно для каллиграфии.

(обратно)

10

Тории — ритуальные врата, традиционно устанавливаемые перед синтоистскими храмами; представляют собой два столба, соединённые поверху двумя перекладинами.

(обратно)

11

Госюин — один или несколько листов-оберегов с наименованием и красной печатью храма, изготовленных жрецом соответствующего святилища, обычно покупаются прихожанами после вознесения молитвы; в широком смысле — любой важный документ, имеющий специальную алую печать.

(обратно)

12

Оммёдо — японское оккультное учение, сочетающее элементы синтоизма, буддизма и даосизма; используется преимущественно для совершения гаданий, но также включает в себя магические способы защиты от проклятий, призыв и изгнание духов

(обратно)

13

Абэ-но Сеймей — живший в десятом веке японский мистик, автор нескольких учебников по оммёдо, персонаж многих легенд.

(обратно)

14

Период правления императора Хирохито — с 25 декабря 1926 года по 7 января 1989 года

(обратно)

15

Удон — традиционная японская лапша из пшеничной муки.

(обратно)

16

Удзи — город в префектуре Киото, известный местным особым сортом чая.

(обратно)

17

Данго — шарики моти на палочке.

(обратно)

18

Парфе — французский холодный десерт из замороженных сливок с ванилью и сахаром, а также прочими разнообразными добавками.

(обратно)

19

В синтоизме молитвы завершаются хлопком в ладоши.

(обратно)

20

Каму Нунакава Мими-но-микото - посмертное имя, которое получил император Суйдзей, легендарный второй по счёту император Японии, правивший, предположительно, с 581 до н. э. по 549 до н. э.; считается прапраправнуком богини Аматэрасу.

(обратно)

21

Ханива — японские керамические скульптуры периода Кофун — с 250 по 500 гг. н.э.; скульптуры устанавливались могильных курганах, отсюда название периода: «Кофун» означает «старый курган».

(обратно)

22

Оммёдзи — человек, практикующий техники оммёдо.

(обратно)

23

«Записки о делах древности» - основная священная книга синтоистского троекнижия, является сборником древнейших мифов и песен, а также содержит историческую хронику.

(обратно)

24

Юряку — 21-й император династии Ямато, правил с 456 по 479 гг. н.э.

(обратно)

25

Камень, перед которым необходимо спешиться.

(обратно)

26

Возможно, она имеет в виду 10 век — вторую половину эпоху Хэйан, когда японские правители стремились к максимальной независимости от Китая, в том числе в культуре, и это нашло отражение в повседневной моде: в противоположность китайской традиции закалывать волосы и собирать их в пучки, японцы стали ходить с распущенными прядями.

(обратно)

27

Имя «хитокото» означает «одно слово» или «одна сказанная [вещь]», отсюда — «одно желание».

(обратно)

28

Клейера — священное синтоистское дерево, устанавливается в храмах; в помещении обычно вырастает не выше полутора метров в высоту.

(обратно)

29

Котодама — «душа слова», это понятие в синто и японской культуре вообще, подразумевающее, что с помощью слов можно магическим образом воздействовать на реальность.

(обратно)

30

Когане использует слово «куницуками», которое означает божество, живущее на Земле, как правило, в какой-то конкретной местности; такие боги находятся по иерархии ниже «амацуками» - небесных богов, но выше прочих духов.

(обратно)

31

Известная сеть японских супермаркетов.

(обратно)

32

Специалисты по изучению деревьев, древоводы; от латинского «arbor» – «дерево».

(обратно)

33

Симэнава (буквально «ограждающая верёвка») – верёвка из рисовой соломки с прикреплёнными бумажными лентами, с помощью которой обозначают сакральные объекты.

(обратно)

34

Ночной поход к мосту с целью помолиться о смерти человека и таким образом проклясть его.

(обратно)

35

Самурай эпохи Хэйан, поднявший восстание против Киото.

(обратно)

36

Как известно, одно из чтений иероглифа «четыре» в японском созвучно со словом «смерть».

(обратно)

37

Сасими или сашими – блюдо японской кухни, представляющее собой ассорти из тонко нарезанных сырых ингредиентов: рыбы, морепродуктов или мяса.

(обратно)

38

Такояки – жареные кусочки осьминога в тесте.

(обратно)

39

Якисоба – жареная лапша в соусе с мясом или овощами.

(обратно)

40

Кайро, маленькие химические грелки.

(обратно)

41

В оригинале было «NEET» - аббревиатура, обозначающая «Not in Employment, Education or Training» - «не работает и не учится».

(обратно)

42

Каригину – церемониальная куртка с широкими рукавами, похожая на мантию.

(обратно)

43

Эбоси – высокая чёрная шапка, как правило, сплюснутая с боков.

(обратно)

44

Традиционная японская новогодняя передача, почти аналог «Голубого огонька».

(обратно)

45

Общее название японских стихов.

(обратно)

46

Тосигами – новогодние божества.

(обратно)

47

Котацу – распространённый в Японии тип мебели: невысокий каркас стола, накрытый толстым одеялом, поверх которого установлена столешница, и в центре конструкции под одеялом обычно располагается обогреватель; смысл в том, чтобы одновременно сидеть за столом и греть ноги под одеялом.

(обратно)

Оглавление

Реквизиты переводчиков

Начальные иллюстрации

Вступление

Глава 1. Лис и парфе с тёртым чаем

  Часть 1

  Часть 2

  Часть 3

  Часть 4

Глава 2. Депрессия хозяина слов

  Часть 1

  Часть 2

  Часть 3

  Часть 4

  Часть 5

Глава 3. Любовь богини-дракона

  Часть 1

  Часть 2

  Часть 3

  Часть 4

Глава 4. Год уходящий и год приходящий

  Часть 1

  Часть 2

  Часть 3

  Часть 4

Эпилог

Послесловие Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg