«Крампус, Повелитель Йоля»

Крампус, Повелитель Йоля (fb2) - Крампус, Повелитель Йоля [litres] (пер. Екатерина Ильинична Ильина) 10513K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Джеральд Бром

Бром Крампус, Повелитель Йоля

Brom

Krampus, The Yule Lord

Публикуется с разрешения издательства Harper Voyager, an imprint of HarperCollins Publishers L.L.C. и литературного агентства Andrew Nurnberg

Copyright © 2012 by Gerald Brom

© Е.И. Ильина, перевод на русский язык, 2018

© ООО «Издательство АСТ», 2018

* * *

Эта книга – для моей жены и любимой святочной пикси,

Лорили

Санта-Клаус…

О, как горчит имя твое у меня на языке, едкое, точно кислота: не отплевавшись, не выговоришь. И все же я постоянно твержу его. Оно стало моим личным ругательством, мантрой сквернословия.

Санта-Клаус… Санта-Клаус… Санта-Клаус.

Это имя, как и ты сам, как это твое Рождество со всеми его извращениями – ложь. Но как же, ты всегда жил в доме из лжи, а теперь этот дом стал замком, твердыней. Так много лжи, что ты и сам позабыл, что такое правда, кто ты есть такой… Забыл свое истинное имя.

Я не забыл.

Я всегда буду здесь, всегда буду служить тебе напоминанием, что ты – не Санта-Клаус, и не Крис Крингле, не Фазер Крисмас, Дед Мороз или Синтерклаас, и уж точно не Святой Николай. Санта-Клаус – всего лишь еще одна твоя личина, еще один кирпичик в твоей твердыне.

Твое истинное имя я произносить не буду. Нет, только не здесь и не сейчас, когда я гнию в этой черной дыре. Звук твоего имени, отражающийся от стен моего узилища, это… Этот звук способен ввергнуть кого угодно в истинное безумие. Этому имени придется подождать до того дня, когда я вновь увижу, как волки гонят по небу Мани и Соль[1]. До того дня, который близится, поверь – может быть, еще недели две, – и твои чары будут, наконец, разрушены, замкнутые тобой цепи падут и ветер свободы принесет меня к тебе.

Я не стал поедать свою собственную плоть, вопреки твоему любезному предложению. И безумие не забрало меня к себе даже после того, как я просидел в этой могиле половину тысячелетия. Я не сгинул, не послужил пищей червям, несмотря на твои предсказания. Уж ты-то мог бы знать, что я никогда этого не допущу, пока я помню еще твое имя, пока возмездие скрашивает мое одиночество.

Санта-Клаус, дорогой мой старый друг, ты – вор, предатель, доносчик и лжец, но что самое худшее, ты – злая насмешка надо всем, что было когда-то мной.

Спето твое последнее «хо-хо-хо», я иду. За Одина, за Локи, за всех падших богов, за твое вероломство, за то, что держал меня в цепях здесь, в этой дыре, пятьсот долгих лет. Но, что важнее всего, я иду, чтобы забрать то, что мое по праву. Вернуть себе Йоль, мои святки. Лишь наступив тебе на горло, я назову твое имя – твое истинное имя – и, когда смерть заглянет тебе в глаза, тебе уже не спрятаться от своих черных дел, от тех, кого ты предал.

Я, Крампус, Повелитель Йоля, сын Хель, кровь от крови великого Локи, клянусь вырезать твой лживый язык из лживой твоей глотки, отрубить твои загребущие руки и веселую твою головушку.

Часть первая Джесс

Глава первая Человек в костюме Санты

Округ Бун, Западная Вирджиния

Рождество, 2 часа пополуночи

Джесс Бервелл Уокер молился, чтобы его пикап продержался, по крайней мере, еще одну зиму, не развалившись на две ржавые половины. Пикап этот, серый когда-то «Форд Ф-150» 1978 года, достался ему в наследство от отца, когда старик проиграл, наконец, свою долгую битву с «черными легкими»[2]. Теперь на стеллаже для ружей лежала гитара, а заднее окно кузова украшал стикер: «А ЧТО БЫ СДЕЛАЛ ХЭНК».

Под колесами захрустел присыпанный снегом гравий: Джесс свернул с Третьего шоссе на дорожку трейлерного поселка Кингз-Касл. Около месяца назад Джессу стукнуло двадцать шесть, и был он высоким, худощавым, с темными волосами и бачками, которые явно пора было подровнять. Постукивая своими длинными пальцами – то что надо, для гитариста – по зажатой между коленками бутылке «Wild Turkey», он медленно катился между трейлерами, припорошенными снегом, мимо видавших виды пластиковых Сант и снеговиков, мимо пенопластового оленя Неда Бернетта, заодно служившего хозяину мишенью. Олень висел вниз головой на качелях Недова парнишки, будто ожидая, чтобы его освежевали, а к его носу Нед прикрутил красную лампочку. Джессу это казалось забавным – первые раза два, – но бедняга Рудольф[3] висел так со Дня Благодарения[4], и шутка успела несколько обрасти бородой. Кое-где в окнах торчали жалкие пластиковые елочки, подсвечивая огоньками жалкие комнатушки, но в общем и целом в трейлерах Кингз-Касла царила темнота – их обитатели либо нашли себе местечко повеселее, либо вовсе решили не напрягаться. Джессу не хуже других было известно, что для округа Бун настали нелегкие времена, и праздновать многим было особо нечего.

Пикап перевалил через пригорок, и впереди показался двойной трейлер старушки Милли Боггз, обнесенный белым штакетником и пластиковыми цветами в горшках. Милли была владелицей Кингз-Касла, и, смотрите-ка, она опять выставила свой пластиковый вертеп между подъездной дорожкой и помойкой. Иосиф упал, внутри у Марии не горела лампочка, но малютка Иисус сиял изнутри во все двести вольт (по догадке Джесса), имея при этом довольно радиоактивный вид. Миновав вертеп, Джесс съехал вниз, под уклон, и затормозил возле маленького фургончика, стоявшего среди сосен.

Когда Милли отдавала ему ключи от трейлера, то назвала хибару «временной мерой», потому что, как она выразилась, «никто не должен жить подолгу в такой теснотище». Джесс заверил ее, что это всего на пару недель, пока они с Линдой – его женой – не разберутся между собой.

Это было уже почти два года назад.

Заглушив мотор, Джесс поглядел на трейлер.

– Ну, с Рождеством, – открутив у бутылки крышку, он как следует хлебнул виски, утер рот рукавом куртки и сделал приветственный жест бутылкой в сторону трейлера. – А вот мне, например, все по хрен.

Вдоль крыши тянулась одна-разъединственная гирлянда. Джесс, как и всегда, не потрудился снять гирлянду после очередного Рождества, и все, что нужно было теперь сделать, дабы приобщиться к праздничному духу – это воткнуть вилку в розетку. Вот только все лампочки давно перегорели, за исключением одинокого красного огонька прямо над дверью. Лампочка то загоралась, то гасла опять, подмигивая, зазывая его в дом. Джессу в дом не хотелось. Ему не хотелось опять сидеть на жеваном, старом в полосочку, матрасе и пялиться в обшитую дешевыми деревянными панелями стенку. Было у него такое свойство: видеть среди сучков и разводов на дереве лица – печальные лица, истерзанные страданием лица. Там, в доме, он не мог притворяться, не мог прятаться от того факта, что вот еще одно Рождество, которое он проводит в полном одиночестве. А человек, который проводит Рождество в одиночестве, в этом мире один, как перст, это каждому ясно.

Твоя жена-то, ясен хрен, не одна. Верно?

– Прекрати.

И где же она, Джесс? Где Линда?

– Прекрати.

Она у него дома. Хороший, красивый дом. С хорошей, красивой, большой елкой. Уж наверняка под елкой полно подарков, на которых – ее имя. И подарков с именем малышки Эбигейл, наверное, тоже немало.

– Прекрати, – прошептал он. – Пожалуйста, давай просто оставим это.

А лампочка все продолжала издевательски подмигивать, швыряя ему в лицо его собственные мысли.

«Мне не обязательно туда идти, – подумал он. – Можно и в кузове поспать. В первый раз, что ли?» У него в кузове даже лежала скатка с одеялом – в основном для тех случаев, когда Джессу приходилось играть не в городе. Увы, в кабаках недотыкомке-гитаристу редко платили столько, чтобы хватило и на мотель, и на бензин до дома. Он глянул в окно, на снег.

– Черт, слишком холодно.

Джесс посмотрел на часы; время было раннее, по крайней мере, для него. Обычно, играя в «Рустере», он добирался до дома не раньше четырех утра. Он попросту не успел еще устать – или набухаться – настолько, чтобы заснуть. Джесс знал: пойди он сейчас домой, и будет пялиться и пялиться часами на лица среди древесных разводов.

Сид закрыл «Рустер» раньше обычного – не из-за Рождества, нет: сочельник для Сида был довольно хлебным времечком. Их много таких – потерянных душ вроде Джесса, тех, кому неохота возвращаться в пустые гостиные и спальни – только не на Рождество.

«Как бы мне хотелось пристрелить того сукиного сына, который придумал этот чертов праздник, – подумал Джесс. – Может, это счастливое время, если кому повезло семью иметь и родных, но для нас, для всех остальных неудачников, это просто еще одно напоминание о том, сколько дерьма способна скормить тебе жизнь».

В этот раз в «Рустер» притащилось всего шесть или семь доходяг, и большинство из них – исключительно ради бесплатной рождественской выпивки, которой скупо оделял своих клиентов Сид. Джесс отставил комбик в сторону, решив обойтись исключительно акустикой, и играл подряд всю старую добрую рождественскую классику, но всем было плевать – кажется, никто даже не слушал. Только не сегодня. Похоже, Дух Прошлогодней Елки прочно обосновался в баре, и все пялились себе в стаканы с отсутствующим видом, будто желая оказаться где-нибудь в другом месте – или в другое время. И поскольку никто ничего не покупал, Сид прикрыл лавочку что-то около часа ночи.

Джессу Сид сказал, что сегодняшний вечер обернулся полным финансовым провалом, и спросил, не возьмет ли Джесс уже открытую бутылку сауэр мэша[5] вместо своей обычной двадцатки. Джесс вообще-то рассчитывал на эти деньги, думая купить дочке – Эбигейл было пять лет – подарок на Рождество. Но бухло он взял. Сказал себе, что это ради Сида, чертовски хорошо зная, что это не так.

Джесс бросил на бутылку мрачный взгляд.

– Всего одну вещь она у тебя попросила. Куклу. Одну из этих «Тин Тайгер», которые везде продаются. Не слишком сложная просьба. Нет сэр… Не слишком.

В голове у него зазвучал голос жены: «И почему тебе обязательно надо всегда все портить?» Ответа у него не было.

«Почему я всегда все порчу? Впрочем, еще не поздно. Я могу зайти в ломбард к Дикеру в понедельник».

Вот только он знал – у него не осталось ни хрена, закладывать больше нечего. Он уже продал телик и колонки, хорошие шины, и даже кольцо, которое оставил ему отец. Джесс потер поросший щетиной подбородок. Что же у него осталось? Он снял с оружейного стеллажа гитару, положил на колени. «Нет, я просто не смогу. – Он взял аккорд. – А почему бы и нет?» Чертова штука не принесла ему ничего, кроме горя. И потом, это была единственная ценная вещь, которая у него осталась. Он покосился на руку, на обручальное кольцо. Ну, почти. Джесс положил гитару на пол, поднял руку, и кольцо вспыхнуло золотом в свете уличных фонарей. И почему он до сих пор от него не избавился? Богу известно, Линда свое больше не носила. И все же он просто не мог собраться с духом и продать кольцо. Будто оно могло каким-то образом вернуть их друг другу.

Джесс нахмурился.

– Я что-нибудь придумаю. Что-нибудь, – вот только он знал: ничего он не придумает. – Эбигейл, кроха, – сказал он. – Прости.

Его слова гулко и пусто разнеслись по кабине пикапа. Он что, скажет ей это опять? Сколько раз можно повторять эти слова маленькой девочке, прежде чем они перестанут что-либо значить?

Он сделал еще глоток, но спиртное вдруг стало отдавать горечью. Завинтив крышку, Джесс уронил бутылку на пол. Лампочка загоралась и гасла, загоралась и гасла. «Не могу я туда идти. Не могу провести еще одну ночь в этой дыре, думая о Линде и о том, что она сейчас с ним. Думая об Эбигейл, о моей собственной дочери, в доме у другого мужчины. О подарке, который я ей не купил… Не смог купить».

– Меня задолбало все время чувствовать себя виноватым, – слова упали в тишину окончательно, бесповоротно.

Джесс рывком открыл крышку бардачка и принялся шарить среди аудиокассет, купонов на скидку и мятых документов на машину, пока его пальцы не наткнулись на холодную, твердую сталь короткоствольного пистолета тридцать восьмого калибра. Он взял пистолет в руки, посмотрел, как на темном металле пульсируют красные отсветы. Тяжесть оружия в руках успокаивала, вселяла уверенность – в конце концов, это была единственная вещь, на которую он мог положиться. Джесс проверил барабан, убедился, что в каждом гнезде сидит по пуле, а потом, не торопясь, вставил ствол между зубов, так, чтобы дуло было направлено вверх, в нёбо. Его тетушка Пэтси пыталась вышибить себе мозги в девяносто втором, вот только она сунула ствол прямо в рот и, спустив курок, просто-напросто снесла себе заднюю сторону шеи. Раскурочила позвоночник у самого основания черепа, и последние три месяца жизни провела в больнице, бессмысленно пуская слюни. Джесс не намеревался давать жене еще один повод назвать его неудачником.

Он взвел курок. Чертова лампочка все мигала – горит, не горит, горит, не горит, будто обвиняла его в чем-то – да во всем. Джесс положил палец на спусковой крючок. Горит, не горит, горит, не горит, все настойчивей, все ближе. У него задрожала рука.

– Давай! – прорычал он в дуло. – Сделай это!

Он зажмурился; по щекам катились слезы. Ему вдруг ясно представилось лицо дочери и ее голос – так отчетливо, будто Эбигейл сидела в машине, рядом с ним: «Пап? Ты когда приедешь домой, пап?»

Из горла у него вырвался отвратительный, утробный, исполненный боли звук – не то рыдание, не то смешок. Вынув пистолет изо рта, Джесс аккуратно поставил предохранитель на место и уронил «пушку» на пассажирское сиденье. На глаза ему попалась бутылка, и с минуту он злобно играл с ней в гляделки, а потом, опустив стекло, размахнулся и запустил бутылкой в ближайшую сосну. Он промахнулся, и бутылка покатилась, подпрыгивая, в неглубоком снегу. Окно закрывать не стал – хорошо было чувствовать на лице морозный воздух. Уронив голову на руль, Джесс закрыл глаза и заплакал.

– Я так больше не могу.

* * *

Раздался легкий звон, потом будто кто-то всхрапнул. Джесс выпрямился, сморгнул. Он что, заснул? Потерев лоб, он огляделся. В конце переулка, в тупике, стояли олени. Восемь штук, прямо перед воротами Такеров. Олени были запряжены в сани, и даже в слабом, мерцающем свете гирлянд было видно, что это настоящие сани, а не рождественская фальшивка. Высотой они были почти со взрослого мужчину, и дощатые борта блестели темным, густо-алым лаком. По красному полю вилась тонкая золотая роспись. Вся конструкция покоилась на двух основательных полозьях с изящно изогнутыми передними концами. Джесс никак не мог проморгаться. «Мне это не кажется, я даже не пьян. Вот дерьмо, у меня ж даже в голове не шумит». Один из оленей топнул копытом в снег и фыркнул, выпустив в морозный воздух облачко пара.

Джесс взглянул назад, на дорогу. На нетронутом снегу темнели следы колес его пикапа – и больше ничего. «Черт, откуда же они взялись?»

Тут все олени, как один, подняли головы и посмотрели вверх – туда, где дорога исчезала за гребнем холма. Джесс проследил за их взглядом, но не увидел ничего. А потом он услышал тяжелый топот – будто кто-то бежал в тяжелых ботинках, и очень быстро.

«Ну что там еще?»

Мужик с белой бородой, в сапогах до колен, в алом костюме Санта-Клауса, отороченном белым мехом, с огромным красным мешком, бежал вниз по дороге, так, что гравий хрустел под сапогами – несся, как на пожар, будто кто-то за ним гнался.

За ним и вправду кто-то гнался.

Четыре фигуры возникли на гребне холма, прямо рядом со светящимся вертепом Милли. Какие-то черные люди, все в потрепанных темных толстовках с капюшонами, у всех – палки или дубинки. Притормозив, они заозирались, и тут один из них заметил мужика в костюме Санты. Взвыв, он ткнул дубинкой в направлении бегущей фигуры с развевающейся белой бородой, и вся компания бросилась вдогонку.

– Какого черта!

Мужик в костюме Санты пронесся мимо Джесса, явно устремляясь к саням. Он пыхтел на бегу, дико выпучив глаза; похожие на яблочки щеки раскраснелись от усилий, на лице – яростная гримаса. Фигура у него была полная, даже скорее массивная – не тот пухлый Санта, к которому все привыкли, нет, – у этого были широкие плечи и грудь, похожая на бочку.

Тем временем свора преследователей скатилась вниз по склону, размахивая своими дубинками, и тут до Джесса вдруг дошло, что на них были вовсе не толстовки, а плащи – настоящие плащи из меха, кожи и перьев, которые плескали и хлопали на ветру у них за плечами. Они неслись длинными, какими-то звериными прыжками, быстро сокращая разрыв. Блеснула сталь, и Джесс заметил гвозди, торчавшие из дубинок, и острые-острые лезвия, которыми заканчивались палки. По спине у него пробежали мурашки: глаза у всех преследователей светились тусклым оранжевым светом, кожа отблескивала иссиня-черным и была покрыта какими-то пятнами, а из голов торчали рога – как у чертей.

– Какого х…

Еще двое вынырнули откуда-то из-за трейлера Такеров и бросились наперерез «Санте». Эти были в джинсах, сапогах и черных куртках с капюшонами. «Санта» даже не притормозил; пригнув голову, он врезался плечом в первого нападающего, так, что тот наткнулся на второго, и оба, не удержавшись на ногах, покатились по земле.

Грохнул выстрел. Один из преследователей выхватил пистолет и выпалил в «Санту». Потом он – оно – выстрелило еще раз. От саней полетели щепки.

– Прочь! – заорал «Санта». – Прочь!

Над бортиком переднего сиденья показалась голова – вроде как мальчишечья, только с длинными, заостренными ушами. Увидев, что происходит у «Санты» за спиной, он выпучил глаза. Живо подхватил поводья, тряхнул. Олени прянули вперед, и сани – сани вдруг поднялись над землей.

– Какого… черта… здесь… творится?

Мужик в костюме Санты забросил мешок на заднее сиденье и заскочил следом сам. Джесса поразило, как ловко, как легко двигался этот явно немолодой уже, полный человек. Сани продолжали подниматься – они набрали уже добрых пятнадцать футов над землей. Джесс подумал было, что «Санте» удастся сбежать, когда один из «чертей» – тот что был впереди – прыгнул. Прыгнул на невозможную, как показалось Джессу, высоту и ухватился за полоз. Его вес рывком потянул сани вниз, чуть их не опрокинув. Оставшиеся пятеро «чертей» прыгнули вслед за первым; четверо приземлились уже в санях, а пятый вскочил на спину переднему оленю. Животные, неистово вращая глазами и раздраженно фыркая, загребали копытами воздух, и весь цирк, двигаясь по спирали, принялся набирать высоту.

Еще три выстрела. Джесс был совершенно уверен, что «Санте» конец, но, если в того и попали, он явно об этом не знал. Он отвесил одному из своих противников роскошный пинок, прямо в грудь, так, что тот упал на товарища и оба чуть не полетели с саней вниз. Пистолет вылетел у твари из рук и упал в снег. Другой «черт» ухватил мешок и сделал попытку спрыгнуть с саней. Человек с белой бородой испустил неистовый вопль, бросился на него и принялся избивать так, будто сорвался с цепи. Мощным ударом кулака он разнес «черту» нос. Хруст сломавшейся кости был отчетливо слышен даже в пикапе, далеко внизу. Черный человек обмяк, и «Санта» вырвал у него мешок – как раз в тот момент, как остальные всем скопом бросились на него.

Сани рванули вверх, по спирали, все быстрее и быстрее, и Джессу уже не было видно, что там происходит, слышны были только крики и вой, а сани, вращаясь все быстрее, уходили вверх. Он вышел из пикапа и, задрав голову, проводил взглядом уменьшающийся силуэт. Надвинулись тучи; опять шел снег. Очень скоро сани исчезли в ночном небе.

Тишина.

Джесс выдохнул.

– Твою мать, – он выковырял пачку сигарет из нагрудного кармана своей джинсовой куртки. Как раз тогда, как он нашел зажигалку, Джесс услышал какой-то звук и снова задрал голову. Кто-то кричал. Крик становился все громче, и вот в небе показалась какая-то черная крапинка, которая, кувыркаясь, летела к земле.

* * *

«Черт» рухнул аккурат на лобовое стекло «камаро», принадлежавшего парнишке Такеров, смяв капот и зажав, по всей видимости, клаксон – непрерывный истошный гудок далеко разносился по заснеженной улице.

Джесс едва успел сделать шаг по направлению к машине, как что-то, ломая нависшие ветки деревьев, рухнуло прямо на его трейлер, пробив крышу. Он обернулся как раз в тот момент, когда заднее окошко осыпалось осколками, а рождественская гирлянда свалилась вниз – и это чертова красная лампочка, наконец, погасла. Джесс повертел головой, не зная, куда бежать, потом снова двинулся к человеку, неподвижно лежащему на капоте машины.

Повсюду в трейлерах загорались огни, из дверей и окон высовывались головы.

Когда Джесс подошел к машине, гудок, наконец, замолк, издав перед этим какое-то жалостное блеянье, будто умирающая коза. Джесс посмотрел на темнокожего «черта» – только тот не был по-настоящему чернокожим, и чертом он тоже не был. На нем был грубо сшитый плащ, из, должно быть, медвежьей шкуры, а волосы и одежда – или, скорее, лохмотья – были вымазаны в чем-то черном, вроде смолы или сажи. Своим видом он напомнил Джессу шахтеров, когда они возвращались по вечерам после рабочей смены: лицо, руки, вся кожа – в засохшей подтеками корочке угольной пыли. А рога были просто коровьими, пришитыми по бокам капюшона. Но глаза – его глаза горели, в буквальном смысле – светились тусклым оранжевым огнем с черными пульсирующими точечками зрачков посередине. Эти глаза следили за Джессом, смотрели, как он огибает машину. Джесс заколебался, стоит ли подходить ближе. Странный человек поднял руку и потянулся к Джессу длинными, иззубренными ногтями. Открыл рот, попытался заговорить, но из губ только плеснуло кровавой пеной. Его рука упала и взгляд застыл, не мигая, упершись прямо в Джесса. Странные, пугающие глаза «черта» медленно погасли и стали карими – самыми обычными карими человеческими глазами.

– Нет, ну это вообще странно как-то, – сказал женский голос.

Джесс вздрогнул – рядом с ним стояла Филлис Такер, в ночной рубашке, в тапках и в охотничьей куртке своего мужа. Филлис было уже за семьдесят – маленькая, хрупкая пожилая дама; куртка смотрелась на ней скорее как пальто или шуба.

– Что?

– Говорю, это было странно.

Он рассеянно кивнул.

– Видал, как у него глаза изменились?

– Угу.

– Это было очень странно.

– Да, мэм, это уж точно.

Подошли еще несколько человек: они явно выбрались из дома, чтобы узнать, что тут происходит.

– Думаешь, он умер? – спросила Филлис.

– Мне кажется, да.

– Выглядит он мертвым.

– Да, похоже на то.

– Эй, Уэйд! – крикнула Филлис. – Вызови-ка «скорую»! Уэйд, слышишь меня?

– Слышу, слышу, – отозвался тот. – Трудно тебя не услышать. Они уже едут. Ну и холодина, гребись оно конем! Ты моей куртки не видела?

Подошли двое девчонок Пауэлл, подростки Тина и Трейси – они жили за три трейлера отсюда. За ними – сам Том Пауэлл и его жена Пэм. Пэм пыталась прикурить сигарету, не выпуская из рук пива, и при этом продолжала разговаривать по телефону.

– Чего это он такой черный? – спросила Тина и, не предоставив никому шанса дать ответ, добавила: – Откуда он?

– Уж точно не отсюда, скажу я тебе, – ответила Филлис.

– Он явно откуда-то свалился, – сказал Том. – Откуда-то с большой высоты.

– Типа, из самолета, что ли? – спросила Тина.

– Или из саней Санты, – вставил Джесс.

Филлис окинула его кислым взглядом.

– Вряд ли Господь одобрит неуважительное отношение к мертвым.

Вытащив изо рта сигарету, Джесс ухмыльнулся:

– Господь не одобряет практически все, что я делаю, миссис Такер. Вы разве не заметили?

Подошел Билли Такер, подтягивая на ходу джинсы.

– Вот дерьмо! Моя машина! Вы только посмотрите, что он сделал с моей машиной!

Откуда-то издалека донесся вой сирены. «Что-то слишком быстро для “скорой”. Наверное, патрульная машина». Джесс напрягся. С него было достаточно проблем, на сегодня уж точно. И если шеф Диллард сегодня на дежурстве, то неловкая сцена обеспечена. Джесс потихоньку отступил и пошел к себе в трейлер.

Примерно на полпути он вспомнил, что с неба свалилось что-то еще. Пробило ему крышу, если уж быть точным. И было довольно много шансов на то, что это что-то до сих пор находится у него дома. «Еще один из этих?» Он все никак не мог выкинуть из головы глаза той твари, эти страшные, оранжевые глаза. Одно он знал точно: находиться в одном помещении с таким вот хрен-знает-кем ему не хотелось, особенно если тот еще мог шевелиться. Он сунул руку в окно пикапа и взял с сиденья свой револьвер. Успокоительное действие пистолета явно закончилось: он вдруг показался Джессу каким-то маленьким и совсем легким. У Джесса вырвался злой смешок. «Я боюсь? Да неужели? Боюсь, что кто-то меня убьет? Я ж сам только что собирался вышибить себе мозги». Да, все так, но почему-то это было совсем другое дело. Он точно знал, что именно сделает с ним пуля, но эта тварь у него в трейлере? Кто знает?

Он осторожно вставил ключ. Повернул, пытаясь сдвинуть засов как можно тише. Засов упал с громким лязгом. «Черт, с тем же успехом мог бы и в дверь позвонить». Держа пистолет перед собой, Джесс осторожно потянул на себя дверь, которая открылась с протестующим скрипом. Его встретила темнота. Он ступил было внутрь, потянулся к выключателю – и остановился. «Твою мать, нет, этого лучше не делать». Прикусив губу, Джесс встал на кирпич из шлакобетона, служивший ему ступенькой. Потом, сжимая пистолет в правой, потянулся левой рукой в темноту и зашарил по стенке, пытаясь нащупать выключатель и испытывая полную уверенность: вот-вот что-то откусит ему пальцы. Выключатель щелкнул, и над головой замигала галогеновая лампа.

В трейлере было всего три крошечных помещения: кухонька-столовая, ванная и спальня. Все еще стоя на ступеньке, Джесс заглянул внутрь. В кухне не было ничего, кроме недельного запаса грязной посуды, горы одноразовых тарелок и пары пластиковых стаканчиков. Дверь в ванную была распахнута настежь. Там тоже никого не было, но дверь спальни оказалась закрыта, и он не мог припомнить, так ли он ее оставил, или нет. «Придется тебе пойти посмотреть, что там». Но его ноги вдруг решили, что им и так хорошо, и он остался стоять, где стоял, тупо пялясь на закрытую дверь.

Снаружи плеснуло синим и красным светом; с горки спускалась патрульная машина. Он подумал, что за милую картину он собой представляет – стоя перед трейлером, тычет внутрь пистолетом. «Ладно, – сказал себе Джесс, – это тот самый момент, когда надо все не испортить». Он шагнул внутрь и прикрыл – но не захлопнул – за собой дверь.

Целую минуту он смотрел на дверь, потом, наконец, буркнул: «на хрен», подошел и повернул ручку. Дверь открылась наполовину и застряла. Что-то было там, с другой стороны. До Джесса вдруг дошло, что сигарету он перекусил пополам, и он выплюнул остатки. «Не нравится мне это… Совсем не нравится». Держа пистолет на уровне глаз, он толкнул дверь носком ботинка. На дальней стороне кровати виднелся чей-то сгорбленный силуэт.

– А ну, мать твою, не двигаться, – сказал Джесс как мог, сурово, но голос предательски дрогнул.

Не опуская пистолета, он хлопнул по выключателю на стене. Лампа валялась на полу с разбитым абажуром, но лампочка каким-то чудом уцелела и загорелась, пустив по стенам причудливые тени.

– Ну, будь я проклят! – выдохнул Джесс.

Не было никаких оранжевоглазых демонов, готовых проглотить его целиком, был только мешок – большой красный мешок с горловиной, обвязанной золотым шнуром. Мешок, который, провалившись сквозь крышу, упал прямо Джессу на кровать.

Продолжая держать мешок на мушке, Джесс выудил из пачки свежую сигарету и прикурил свободной рукой. Глубоко затянулся и некоторое время наблюдал, как на полу в его комнате постепенно формируется сугроб. Еще пара затяжек, и его нервы как будто начали успокаиваться. Он стал одной ногой на кровать, подался вперед и пару раз потыкал дулом в мешок, будто тот был набит змеями.

Ничего не произошло.

Джесс развязал золотой шнур, открыл мешок и осторожно заглянул внутрь.

– Будь я проклят.

Глава вторая Мешок Санты

– Где же мои Бельсникели?

Крампус изо всех сил натянул цепи, так, что древний ошейник впился ему в горло. Задрал голову и – вот оно! – бледный отблеск далеко вверху, на каменной стене. «Лунный свет – или первые лучи солнца?»

Он поскреб свою грязную, кишащую насекомыми шкуру и изучающе оглядел обломанные ногти, из-под которых торчали грязные волосы и куски засохшей корками плоти. «Я гнию заживо. Пока он купается в удовольствиях, я каждый день понемногу умираю. – Он вдруг заметил, что пальцы у него дрожат. – Я что, дрожу? Стою здесь и дрожу, как малое дитя? – Он стиснул руки. – А что, если они никогда не вернутся? Что тогда? На что я могу надеяться без моих детей? Не будет никакой надежды, никаких шансов на то, что имя мое снова распространится по земле, а без надежды даже я, великий Повелитель Йоля, рано или поздно сдамся на милость безумия. Буду медленно погружаться в небытие, пока он не одержит окончательную победу».

– Нет! – взрыкнул он. – Никогда! Я никогда не позволю ему победить. И если от меня останется только иссохший труп, пусть так! Но мой дух никогда не будет знать покоя. Я стану чумой в его доме. Я буду вечно тревожить его. Я буду… Я буду…

Его голос угас. Зажмурившись, Крампус уткнулся лбом в холодную стену пещеры, прижал ладони к влажному камню и замер, надеясь уловить дрожь земли под их бегущими ногами.

– Бельсникели вернутся, – проговорил он. – Они просто обязаны вернуться. Они должны принести мне обратно мешок Локи.

Свет там, наверху, мигнул, и у него заколотилось сердце. Крампус сделал глубокий вдох – еле заметно пахнуло сосновыми иглами и влажной, гниющей листвой. Он прикрыл глаза, пытаясь вспомнить, какой он, зимний лесной рассвет. Каково это – бежать, танцуя, среди деревьев, а свежий, морозный воздух покусывает за шею.

– Скоро, – прошептал он. – Скоро я вновь зашагаю по милой Матери-Земле, и они будут приветствовать меня, радуясь моему возвращению. Будут празднества и пиры, как раньше, и гораздо, гораздо больше.

Нахлынули воспоминания – калейдоскоп картинок, быстро сменяющих друг друга, тысячи ушедших святок: бой барабанов, вызывающий его из леса; звук рога, знаменующий его приход; юноши и девушки с глазами, полными страха и восхищения, обвивают его гирляндами из перьев и омелы, венчают остролистом; кружащиеся в танце девы усыпают его путь свежими сосновыми иглами, окуривают благоуханной хвоей и ведут его между хижинами, а следом выступают строем, ударяя мечами в щиты, мужчины, и скачут беснующиеся, вопящие женщины. Вот перед ним открываются двери господского дома, и его приветствует манящий запах жареного вепря. Они усадят его на огромный трон, сплетенный из ветвей, во главе длинного стола, и будут потчевать лучшими кушаньями и медовой брагой – ешь, пей до отвала. А потом они проведут перед ним своих самых пухленьких женщин, и он будет ложиться с ними, и они будут совокупляться, как звери в лесу, и он благословит их чрева здоровьем и плодородием.

И, когда его сердце наполнится преданностью и верой людской, он провозгласит пришествие святок, поторопит возрождение земли и изгонит прочь духов голода и болезни. И круговорот жизни продолжится, вновь и вновь.

«И уже скоро, – подумал он, – я вновь буду благословлять род людской. Но на сей раз это будут люди Виргиний. Потому как эта новая земля, Америка, сильно нуждается во мне, нуждается в том, чтобы я был велик и ужасен, чтобы я прогнал прочь духов тьмы и обрушил кару свою на нечестивцев и грешников. И так оно и будет, потому что Крампус, Повелитель Йоля, знает, как быть ужасным. И я буду ужасным, и они все поклонятся мне, и будут праздновать мой приход, и осыплют меня дарами и яствами, и… и приведут ко мне молодых женщин своих, чтобы я их благословил. – Он кивнул, улыбнулся, глядя перед собой невидящими глазами. – Они меня полюбят. Они все меня полюбят, дай только срок».

* * *

– Ну, будь я проклят, – сказал Джесс еще раз, для ровного счета.

Внутри мешка виднелся угол какой-то коробки. Сунув пистолет в карман куртки, Джесс вынул из мешка коробку. И ухмыльнулся до ушей. Это была новенькая, с иголочки, кукла «Тин Тайгер».

– Да, Эбигейл, детка, Санта-Клаус действительно существует.

Он покрутил куклу в руках. Из-под роскошной копны сверкающих волос на него глядела пара соблазнительных, густо подведенных, синих кошачьих глаз. Он было задумался, насколько вообще позволительно игрушке иметь такие вот пухлые, ярко-алые губы, мини-юбку «под тигра» и гордо обнаженный пупок, и тут до него дошло: как странно, что в мешке оказалась именно эта кукла. Ну, это мешок Санты, понятное дело, и, конечно, Джесс надеялся, что внутри будут игрушки, а еще ему подумалось, что среди них может быть кукла «Тин Тайгер», верно? Тааак, и о какой же из них он подумал? Он опять посмотрел на куклу. Тина Тайгер, как раз та, которую хотелось его дочке. Лежит себе на самом верху, будто мешок нарочно подсунул ему игрушку. «Эта штука будто мысли мои читает. – Волосы у него на руках стали торчком, по спине пробежал холодок, и он подозрительно покосился на мешок. – Ладно, ладно, успокоились. Ты и так уже порядком сбит с панталыку».

Он сделал глубокий вдох. Затем поднял мешок и поразился, насколько тот оказался легким – Джесс спокойно мог держать его на вытянутой руке. Размером мешок был с большой мусорный пакет, какими пользуются в саду. Джесс стряхнул с мешка снег и отнес его вместе с куклой на кухню, прикрыв за собой дверь спальни, чтобы не напустить в дом холода.

Подъехала «скорая», и за окном замелькали цветные всполохи, окрашивая комнату то в красный, то в синий. Джесс бросил мешок на пол и не сводил с него взгляда, пока не докурил сигарету, потом подтянул к себе стул и уселся. Сунул большой палец в горловину мешка, осторожно растянул ее и с опаской заглянул внутрь, немного опасаясь: а вдруг оттуда что-нибудь выскочит? Черная бархатная подкладка мешка сливалась с темнотой внутри, и вглубь было видно дюйма на три-четыре, не больше. Было в этой темноте что-то неестественное, и чем больше Джесс вглядывался в тени внутри мешка, тем ему становилось яснее, что видит он вовсе не тени, а что-то вроде дыма или густого, курящегося пара. Дым этот бурлил внутри мешка, постоянно двигаясь и образуя водовороты, но наружу не шел.

Джесс пощупал мешок снаружи. В нем явно что-то было – на ощупь он оказался вроде того кресла-мешка, какое у него было в детстве. На мешок можно было надавить, сжать, но он всегда возвращался к прежней форме. Джессу страшно хотелось узнать, что еще лежит там, внутри, но совать руки в эту дымную жижу он совершенно не торопился.

Он опять заглянул внутрь, раздумывая о том, как обрадуется Эбигейл, если он принесет ей не одну, а, может, парочку этих шлюховатых кукол. Сглотнув, он медленно опустил руку в мешок. Его пальцы исчезли в курящемся тумане, потом кисть, потом локоть. Джесс отметил перепад температуры – внутри мешка было гораздо теплее, – и вдруг его посетила абсолютная уверенность в том, что мешок этот – живое существо, а его рука находится у этого существа во рту, и в любой момент оно может захлопнуть пасть, как медвежий капкан. Что-то стукнулось о его запястье, и Джесс, вскрикнув, выдернул руку из мешка. Осмотрел ее, точно ожидая, что она будет покрыта пиявками, но все было в порядке.

– Черт. Соберись, тряпка.

Он стал думать об еще одной такой кукле – азиатке с татуировкой дракона – и, прикусив губу, опять опустил руку в мешок, и вот она уже исчезла по локоть. Джесс молился, чтобы рука вернулась к нему целиком. Поводив рукой, он опять наткнулся на какой-то предмет. На ощупь нечто вроде коробки. Он вытащил предмет из мешка и не особо удивился, обнаружив, что глядит в экзотические фиолетовые глаза Цинь Тайгер.

Джесс крякнул. «Ладно, понятненько». Подумал о кукле-готке, потом о рыжей, и вытащил обеих. На этом он не остановился. Всего неделю назад, восседая у него на коленях с буклетом Toys «R» Us, дочка назвала поименно всю шестерку «Тин Тайгер», разъяснила все насчет их суперспособностей, сообщила ему, какие именно ей нравятся больше всего, и без каких аксессуаров абсолютно невозможно обойтись. Она также подробно объяснила, насколько трудно девочке ее лет есть, спать, или даже дышать, не будучи владелицей одной из этих потрясающих кукол.

Минуту спустя на столе у Джесса выстроилась вся компания тигродевушек, а также красный, в тигриную полоску «корвет» и две упаковки с аксессуарами. И не нужно было быть гением, чтобы понять: все это никак не могло поместиться в мешке за раз. «Значит, мешок их каким-то образом делает. – И тут до него дошло. – Мешок сделает все, чего я ни пожелаю!» Глаза Джесса округлились, он даже перестал на секунду дышать. Неужели это правда? Неужели Провидение только что всучило ему волшебный мешок? Он вскочил на ноги, запер дверь на засов, а потом осторожно глянул в окно. «Скорая» и полицейская машины все еще были здесь, но соседи все разошлись по домам – все, кроме Филлис, которая несла что-то водителю «скорой» со скоростью миля в минуту.

Джесс опустил жалюзи и сел перед мешком. Сосредоточился. Закрыл глаза, представил себе кольцо с бриллиантом и запустил руку в мешок. Вот оно! Он стиснул в пальцах маленькую бархатную коробочку, и, затаив дыхание, вынул руку из мешка. Рука тряслась так, что ему пришлось насильно разжимать себе пальцы.

– Ну, зашибись! – вырвалось у него, и он поднес кольцо к свету.

Улыбка у него на лице погасла.

Это была игрушка – ничего, кроме пластика да подкрашенного алюминия.

– Вот черт!

Он помотал головой.

– Я, наверное, что-то делаю не так?

Отбросив кольцо, на этот раз он сосредоточился на мыслях о часах. Представил себе тот «ролекс», который попался недавно ему на глаза в ломбарде. На часах, которые он выудил из мешка, в самом деле, стояла надпись «Ролекс», и все же это опять была только игрушка.

– Ой, ну давай же! Давай!

Три оловянных колечка, четыре пластиковых «ролекса» и огромную пачку денег из «Монополии» спустя до него, наконец, дошло: мешок производил исключительно игрушки.

– Вот тебе и хрен, – откинув голову, так, что затылок уперся в стенку, Джесс принялся разглядывать подтеки на потолке. – Все равно никогда ничего не выходит по-моему.

На него вдруг навалилось все то, что случилось этим долгим, странным вечером. Теперь ему хотелось одного – свернуться калачиком в кровати и никогда оттуда не вылезать. Он покосился в сторону спальни.

– Они там, наверное, уже снеговика слепили.

Джесс вздохнул, снял со стула сиденье-подушку, сунул под голову и улегся прямо тут, на полу. Понаблюдал, как за закрытыми жалюзи вспыхивают огни служебных машин. Потом его взгляд переместился на кукол, и он сумел-таки улыбнуться:

– Я раздобыл всех этих супершалав… абсолютно всех.

Он подумал, какое у Эбигейл будет лицо, и его улыбка стала еще шире.

– Да, малыш, в этот раз твой папа неудачником не будет. В этот раз, для разнообразия, твой папа будет героем, – он закрыл глаза. – Эбигейл, ты давай, держись там, кроха. Потому что Санта-Клаус уже в пути.

* * *

– Вот они. Наконец-то, мои Бельсникели… Они вернулись! – Крампус оторвал ухо от скалы и задрал голову вверх, к отверстию пещеры, натянув цепь, будто пес в ожидании кормежки. Там, наверху, было уже настолько светло, что стало ясно – это рассвет. И он видел их тени – они спускались, все ближе и ближе. До верха узкой горловины пещеры было около пятидесяти футов; стиснув руки, Крампус смотрел, как они лезут вниз. «Где он? – Он всматривался в их силуэты в поисках хоть каких-то признаков мешка.

Маква, самый крупный из шауни[6], первым спрыгнул на пол пещеры, приземлившись на четвереньки. Медвежья шкура у него на плечах висела лохмотьями, одежда из оленьей кожи была грязной и рваной, а сам он был весь в крови. Он встал, и Крампус стиснул его плечи.

– Он у вас?

Маква, откинув капюшон, покачал головой:

– Нет.

Спустились еще трое Бельсникелей: братья Випи и Нипи, тоже из народа шауни, и маленький Вернон – в его лохматой бороде было полно сосновых иголок. Они тоже явно пострадали, и сильно. Было совершенно очевидно, что совсем недавно они отчаянно сражались – с кем-то или с чем-то.

Крампус переводил взгляд с одного на другого, и все прятали глаза.

– У вас его нет? Ни у кого?

– Нет.

– Нет?

Они покачали головами, все так же не поднимая глаз. «Нет». Это слово резануло ему по сердцу осколком льда. Нет. У него чуть не подломились колени. Чтобы не упасть, Крампус ухватился за стену.

– Это был он? Это был Санта-Клаус?

– Да, – ответил Вернон, и трое шауни согласно кивнули.

– Где он? Где мешок?

– Мы сделали все, что могли, – сказал Вернон. – Он страшно силен и совершенно безумен в своей ярости… Мы такого не ожидали.

Крампус сполз по стенке вниз, сжав голову своими большими руками.

– Другого шанса больше не будет, никогда.

На пол пещеры спрыгнула девушка, Изабель. Откинув капюшон куртки, она посмотрела на Крампуса, потом на четверых мужчин.

– Вы что, ему не сказали?

Никто ей не ответил.

– Крампус, мешок еще может быть где-то там, наверху.

Крампус поднял на нее недоуменный взгляд.

– Мешок?

– Да, мешок. Он все еще где-то там.

Крампус, вскочив на ноги, стиснул ей руку.

– Что ты имеешь в виду, дитя?

– Он был у нас. То есть почти. Мы были в санях, бились из-за мешка со стариком, и… ой! Черт, Крампус, ты делаешь мне больно.

До Крампуса дошло, что, разволновавшись, он слишком сильно сжал ей руку, и он разжал пальцы.

– Это было какое-то сумасшествие. Санта-Клаус как с цепи сорвался. Царапался, кусался, как полный псих, и… – она примолкла, и тень глубокой печали упала на ее лицо. – Он ударил Пескву ногой, и тот полетел вниз. Мы были так высоко… Не знаю, выжил он или… – смешавшись, она поглядела на остальных.

– О, смею вас заверить, почти наверняка он – мертвый маленький индеец, – вставил Вернон.

– Мы этого не знаем! – горячо возразила Изабель.

– Если он не отрастил себе крылья – он мертв. Не вижу причины…

– Довольно! – вскричал Крампус. – Изабель. Что случилось с мешком?

– Ну, когда Песква свалился с саней, он как раз держал мешок, и…

– Так значит, мешок… может быть еще там?

– Да. То есть, ну, наверно? Когда я…

– Наверно?

– Понимаешь, когда мешок выпал, сани начали вертеться с такой скоростью, что мы могли только цепляться за них, и больше ничего. Через пару секунд мы врезались в какие-то деревья. Мы все были…

– А Санта-Клаус? Что случилось с ним?

– Ну, я как раз собиралась об этом рассказать.

– Так давай, рассказывай уже.

– Я пытаюсь. Ты меня все время прерываешь.

Крампус воздел руки к потолку.

– Лааадно, понимаешь… Черт, на чем я остановилась? Ах, да, когда мы врезались в те деревья, мы попадали с саней, но Санта – нет, он продолжал цепляться. Ты б его видел, как он психовал… Как орал на нас, на оленей. Олени все запутались в упряжи и ничего не соображали от страха, и вдруг как рванут. Вверх, вверх, и понеслись на другую сторону ущелья, и впилились прямо в склон, где не было ничего, кроме камней да скал. Впилились так, что эхо по всей долине загуляло. Никто из нас не видел, что сталось со стариком Сантой. Но зуб даю, он оттуда живым не ушел. Просто невозможно. Он мертв.

– Мертв? – фыркнул Крампус, а потом рассмеялся. – Санта-Клаус мертв? Нет. Как ни желанны были бы подобные известия, чтобы убить такого злодея, нужно куда больше, чем щелчок по носу, – Крампус потянул себя за жесткие волосы, кустившиеся у него на подбородке. – Но хорошо уже то, что он потерял своих оленей и сани, – он начал расхаживать туда-сюда. – Это значит, что есть еще шансы добыть мешок… найти его первыми, – сердце у Крампуса забилось, как сумасшедшее. – Да, определенно, шансы есть! Ты сказала, мешок упал вместе с Песквой, верно?

Изабель кивнула.

– Помнишь, где именно он упал?

– Да. Нет!

– Что именно, дитя?

– Трудно сказать. То есть, я не знаю. Сани вертелись так быстро, и… – Изабель покосилась на остальных. Те пожали плечами.

– Мешок должен быть где-то рядом с телом, – голос Крампуса дрожал от радостного возбуждения. – Вам нужно найти тело, или место, куда оно упало. Это должно быть несложно. Начните поиски с этого места. Разделитесь, рассыпьтесь и… – он резко остановился и поглядел по очереди на каждого из Бельсникелей. – Нам просто необходимо добраться до мешка раньше Санты. Он знает, где я живу… Знает о вас. Он пошлет сюда своих чудовищ. Мешок – это главный трофей. Мешок – это все… Если он найдет его первым, тогда… В общем, тогда мы все равно что мертвы, – он подхватил с пола одно из копий шауни, и вручил его Макве. – Ножи все еще при вас? Хорошо. Возьмите пистолет, и винтовку тоже. Они вам понадобятся, если чудовища вас выследят.

– Пистолет мы потеряли, – сказала Изабель.

– Випи в него стрелял, – добавил Вернон. – По крайней мере три раза, в упор. Я был совсем рядом. Попал все три раза, прямо в грудь… Это его даже не замедлило.

– Нет, – сказал Крампус. – Нет, это меня совершенно не удивляет. А теперь поспешите. На счету каждая секунда.

Бельсникели, подхватив из груды на полу еще пару копий и старый обрез со сломанным прикладом, принялись карабкаться вверх по стенке пещеры, один за другим исчезая из вида.

Крампус закричал им вслед:

– Будьте настороже, не забывайте о его чудовищах! Вы поймете, что это они, как только увидите их. Вы их почувствуете, – а потом шепотом добавил: – И они тоже будут чувствовать вас.

* * *

После их разрыва Линда с Эбигейл жили у мамы Линды, Полли. Джесс припарковался перед белым деревянным домиком с облупившейся краской и глянул на часы. Он проспал; было уже далеко за полдень.

Джесс посмотрел в кузов пикапа, где лежали два пластиковых мешка для мусора, под завязку набитых игрушками для Эбигейл, и по его лицу расползлась невольная улыбка. Ярко-малиновый мешок Санты лежал рядом, на полу. Джесс погладил мягкий, рыхлый бархат. У него было хорошее предчувствие насчет мешка, и Джесс не собирался выпускать его из виду. Это было волшебство, и Джесс испытывал уверенность, что, так или иначе, мешок принесет ему богатство и удачу. Просто пока он еще не сообразил, как именно, но, в конце концов, всегда можно было продать его кому-нибудь – тому, кому мог пригодиться мешок, производящий игрушки. Он начал выбираться из машины, и тут что-то, лежавшее в кармане куртки, звякнуло о дверцу. Покопавшись в кармане, Джесс выудил пистолет.

– Это мне не понадобится, – тут он фыркнул. – Хотя, конечно, с Линдой никогда заранее не знаешь, – и он сунул пистолет обратно в бардачок.

Джесс постучал в дверь и принялся ждать. Никто не вышел, и он постучал еще раз, сильнее.

– Погоди чуток! – крикнул кто-то. – Я уже иду.

Послышались шаркающие шаги, а потом Полли открыла дверь и уставилась на него сквозь противомоскитную сетку. В ее глазах стояла жалость.

– Они здесь? – спросил Джесс.

Он уже было подумал, что она вообще не собирается ему отвечать, но, наконец, она спросила со вздохом:

– Вот зачем ты это с собой делаешь?

Он попытался заглянуть ей за спину, в гостиную.

Она обернулась.

– Да не прячу я их под диваном. Их здесь нет, Джесс. Ни той, ни другой.

– Они у Дилларда, – сказал Джесс. Это был не вопрос.

Полли ничего не ответила.

– Черт! – не удержавшись, Джесс топнул по коврику у двери. – Ну вот скажите мне, миссис Коллинз, что она нашла в этом сукином сыне?

– Я ей уже задавала этот вопрос насчет тебя. С меня хватит.

– Ему ж под шестьдесят! По-вашему, это нормально, что Линда встречается с человеком чуть ли не вашего возраста?

– Линда никогда не умела выбирать мужчин. По крайней мере, Диллард о ней заботится. Чего некоторые другие сказать о себе не могут.

Джесс посмотрел ей прямо в глаза.

– Приходит после работы домой, как оно и должно быть. Машина хорошая. Дом.

Джесс отвернулся и громко сплюнул.

– Дом этот куплен на грязные деньги.

Полли пожала плечами.

– Это лучше, чем когда денег нет вообще.

– Мне надо идти, – сказал Джесс, повернулся и зашагал вниз по лестнице.

– Если у тебя есть голова на плечах, держись подальше от этого человека.

Джесс остановился, повернулся и снова посмотрел на Полли.

– Знаете, Линда все-таки моя жена. Небольшая деталь, о которой, похоже, забыли все, кроме меня.

– Я просто говорю, что лучше бы тебе его не злить. Тебе такие проблемы не нужны. Никому не нужны такие проблемы.

– Ну, если он думает, что можно вот так взять, и забрать чужую жену, это мое дело – втолковать ему, что и как.

Она рассмеялась – издевательский смех, от которого у Джесса заломило зубы.

– Джесс, тебе хочется думать, что ты уж прямо такой злобный, но это не так. Уж это-то я о тебе знаю. А вот Диллард, он слеплен из злобного теста. В папашу его стреляли шесть раз, и он до сих пор жив, чтобы рассказывать об этом, а те ребята, которые решили в него пострелять – все они лежат в холодной, сырой земле. Что же до деда Дилларда, так этот тип был настолько злобным, что его пришлось повесить, когда ему еще и двадцати двух не было. Так что охолони чуток, пока еще не слишком поздно.

Джесс вспыхнул. Ему не нужны были лекции миссис Коллинз о Дилларде, он же – шеф полиции Диллард Дитон, что звучало гораздо внушительнее, чем оно было на самом деле, потому как в Гудхоупе было всего двое полицейских на полную ставку. Джесса напрягал вовсе не полицейский значок Дилларда, а тот факт, что он был крепко завязан в делишках Сэмпсона Боггза, более известного в округе под именем Генерала. Боггз и его клан занимались всем подряд: азартные игры, собачьи бои, бордельные дела, аферы со страховкой, а еще они могли продать тебе любую наркоту – только назови. Свой гражданский долг шеф Дитон явно видел, помимо всего прочего, в том, чтобы держать закон подальше от загривка Генерала, в обмен на определенную долю в прибыли. Подобным образом дела обстояли давно – столько, сколько Джесс себя помнил.

Но у этого союза были куда более глубокие корни: клан Боггзов и род Диллардов имели общую, темную и запутанную историю. Старик Дилларда получил те пули, о которых рассказывала миссис Коллинз, когда вез контрабандой спиртное для Боггзов – еще в дни Сухого закона. В округе Бун кровные связи имели немалый вес, и многие ссоры и диспуты – если не большинство – решались помимо суда и закона. И всегда нужно было смотреть, с кем ты связываешься, потому как кровь – не вода, и свои всегда будут правы. У Джесса, с другой стороны, родичей практически не осталось, а кто остался – те в счет не шли. Без родичей, которые могли бы тебя поддержать, ты значил немного. Так уж обстояли дела в здешних местах.

– То, что между мной и Диллардом, – сказал Джесс, – это же совсем другое. Когда мужчина заводит шашни с женой другого мужчины, это личное. Все понимают: он перешел черту и то, что случится дальше, – это только их дело, и ничье больше. Никто с этим не поспорит, даже ты.

Упрямство исчезло с лица Полли, и оно вдруг стало очень грустным и старым.

– Джесс, у Линды наконец-то начало что-то складываться. Не смей ей это портить. Просто оставь ее в покое. Слышишь?

– Счастливого Рождества, миссис Коллинз, – и Джесс, не оглядываясь, пошел к машине, сел в нее и уехал.

* * *

Патрульной машины Дилларда перед домом не было. Джесс выдохнул. Он въехал на подъездную дорожку шефа полиции, припарковался рядом с Линдиным потрепанным «Фордом Эскортом» и заглушил двигатель. Дом стоял у реки, и участок был симпатичный, укромный – целых два акра на самой окраине города. Совсем недавно здесь явно был сделан ремонт, а вокруг всего дома тянулась новая, с иголочки, веранда. Перед гаражом на три машины стоял «Шеви Субурбан» последней модели.

– Хорошая машина. Хороший дом. Просто здорово, что человек может себе позволить такое в наши дни на зарплату сельского полицейского.

Джесс открыл дверцу и начал было вылезать из машины, но заколебался. «Какого хрена я делаю?» До него вдруг дошло, что распинаться перед миссис Коллинз было легко, но теперь он совсем не чувствовал былой уверенности. Он глянул назад, на дорогу, не едет ли патрульная машина. «Подарки для Эби могут и подождать. Можно как-нибудь в другой раз завезти». Он потряс головой.

– Не пойдет. Она – моя дочь, и сегодня – Рождество. Да будь я проклят, если позволю поиметь себя какому-то старому говнюку!

Джесс вышел из машины и сразу почувствовал себя голым, беззащитным. Покосился в сторону бардачка, но что-то подсказывало ему, что брать с собой пистолет – это плохая идея. Вместо этого он обошел машину, поднял дверцу кузова, отодвинул в сторону гитару и вытащил оба мешка с игрушками. Прошел по дорожке к дому, сунув по дороге мешки в подстриженные кусты, а потом поднялся на веранду. Смахнул с лица волосы, разгладил рубашку и нажал на кнопку звонка. Изнутри послышалось мелодичное курлыканье.

Минуту спустя ему открыла Линда с широкой улыбкой на лице. При виде Джесса улыбка тут же погасла. На ней был бархатный халат цвета лаванды, и Джесс сразу заметил, что из-за ворота выглядывает кружевное белье.

– Это тебе что, Санта принес?

Линда холодно посмотрела на него и стянула на груди халат.

– Ты что здесь делаешь?

– И тебя с Рождеством, дорогая.

– Тебя здесь быть не должно, – она метнула за спину Джессу встревоженный взгляд. – Он может вернуться с минуты на минуту.

– Я пришел повидать свою дочь.

– Джесс, тебе нельзя сейчас мутить воду, – Линда понизила голос. – Он только и ищет предлога. В этот раз он тебя заберет. А ты знаешь, что это будет значить.

Он знал. Были времена, когда выступлений было мало, и Джесс подрабатывал, как мог, на стороне. И пару раз – а может, и не пару – бывало, что он возил для Генерала контрабанду. Шериф округа Бун был честным человеком, никогда не сидел у Генерала в кармане, и на шефа Дилларда Дитона ему тоже было плевать.

Однажды ночью шериф остановил Джесса как раз во время ходки, и нашел у него три килограмма травки. Джесса арестовали. Поскольку это был первый раз, как он попался, судья дал ему условный срок и предупреждение: попадись он еще раз – не важно, на чем – и срок будет реальным. Шеф Дитон любил напомнить Джессу об условном сроке, и о том, что будет, если Джесс не станет вести себя как следует.

– Что-то я не припомню, – сказал Джесс, – что это противозаконно – навещать своего ребенка на Рождество.

– Джесс, пожалуйста, уходи, я прошу тебя. Если он тебя здесь застанет – плохо дело.

В голосе жены прозвучала нотка паники, и Джесс вдруг понял – она думает, что плохо будет не только ему.

– Линда, тебе двадцать шесть. Зачем ты связалась с этим старым уродом?

– Вот только не надо этого. Только не здесь. Не сейчас.

– Ну хорошо, ладно. Но я все еще отец Эбигейл и имею право решать, что для нее плохо, а что хорошо. И мне как-то не нравится, что она живет под одной крышей с сообщником Генерала.

Линда посмотрела на него, как на полного психа.

– Да неужели? Поверить не могу, что ты это сказал! – она рассмеялась. – Это разве не ты загремел в тюрьму округа всего пару месяцев назад? И за что? За что, Джесс? За контрабанду наркотиков. И чьим же ты был сообщником, а?

Джесс вспыхнул.

– Это совсем не то, и ты прекрасно это знаешь!

Она только молча смотрела на него.

– Кроме того, я не знал, что это – наркотики.

Линда подняла глаза к небу и фыркнула:

– Джесс, уж я-то знаю, что ты не дурак. Ну ладно, вот что я тебе скажу. Давай я ее перевезу жить в этот твой трейлер. Вот там ей будет просто распрекрасно. Как ты думаешь?

– А тебя совсем не беспокоит тот факт, что Диллард убил свою жену?

– Он ее не убивал! – горячо возразила Линда. – Это все слухи. Диллард рассказал мне, что случилось на самом деле. Она сняла все деньги с его счета, забрала его машину и сбежала. Вот и все. Он был совершенно раздавлен тем, как она с ним поступила, эта сумасшедшая.

– Это только одна сторона дела. Очень жаль, что миссис Дитон здесь нет, чтобы рассказать нам о другой. И очень жаль, что никто так ее ни разу и не видел – все эти годы.

– Джесс, ты что пытаешься сделать?

– Линда, не переезжай ты к этому типу. Пожалуйста, не надо. Возвращайся к маме. Дай нам еще один шанс. Пожалуйста.

– Джесс, я устала ждать, когда ты наконец повзрослеешь. Должно же быть в жизни что-то еще, кроме как смотреть, как ты бренчишь на этой своей чертовой гитаре. Я не хочу растить ребенка одна, пока ты играешь в какой-нибудь грязной забегаловке. Это не жизнь.

– Да что с тобой случилось, Линда? Раньше ты верила в меня… В мои песни.

– Как там твой альбом, Джесс?

– В процессе.

– И что, послал ты кому-нибудь хоть какие-нибудь песни? Ты хотя бы попытался связаться с тем диджеем из Мемфиса, мистером Рэндом, или Ридом, или как его там? Насколько я помню, он был в восторге от твоего саунда.

– Я все еще над этим работаю.

– Все еще работаешь над этим? Джесс, да это уже два года назад было. Какие у тебя теперь могут быть предлоги?

– Это не предлог. Просто песни еще не совсем готовы. Вот и всё.

– И сколько лет я уже это слышу? Ты хочешь сказать, ты еще не совсем готов. Потому что песни… Это хорошие песни, но никто никогда об этом не узнает, пока ты будешь играть перед горсткой алкоголиков в занюханном баре. Если ты чего-то хочешь, то тебе просто надо это сделать, детка. Сделать этот шаг. Рискнуть. Понимаешь, Джесс, кому-то понравится то, что ты делаешь, а кому-то – нет. Так уж все устроено. Ты не можешь все время из-за этого дергаться.

«Легко ей говорить! Ей-то всегда было плевать с высокой колокольни на то, что думают другие», – подумалось Джессу. Вот поэтому-то она всегда так здорово танцевала, – ей ничего не стоило просто отдаться ритму и начать отрываться, не заморачиваясь, кто там на нее смотрит и что думает. Она никогда не была способна понять, что для него все может быть по-другому, по крайней мере, пока он на сцене. Ну не мог он стоять под прицелом всех этих взглядов, не мог попасть в ту зону, в то волшебное место, где он и музыка становились единым целым. Так что да, может, она и права, может, он и боялся рискнуть. Но, может, он просто знал, что лучше хорошо сыграть перед горсткой алкоголиков, чем облажаться перед людьми, которым не все равно.

Она вздохнула.

– Никуда и никому ты свои песни не пошлешь, потому что всегда будешь думать, что они недостаточно хороши. И ты никогда не будешь играть перед кем-то, у кого голова не похожа на тыкву, потому что вдруг они как-то не так на тебя посмотрят. Джесс, как ты можешь ждать, чтобы я в тебя поверила, если ты сам в себя не веришь?

Джесс просто молча смотрел на нее, смотрел во все глаза, пытаясь подобрать какие-то правильные слова – хоть что-то, что он не говорил уже сотни раз.

– Все, что я знаю, Линда – это то, что я тебя люблю. Так сильно, как только могу. А теперь давай, посмотри мне в глаза и скажи, что ты меня больше не любишь. Давай, прямо сейчас. Сможешь это сделать – я оставлю тебя в покое.

Она подняла на него взгляд, открыла рот, а потом закрыла его, крепко сжав губы. В глазах у нее показались слезы.

– Там, в доме, есть маленькая девочка, которой нужна хоть какая-то стабильность в жизни. Ей не нужна мама, которая по две смены работает в «Ландромате»[7], и папа, который приползает домой в четыре часа утра каждый божий день. Можешь ты это понять? Разве ты не видишь, что речь здесь идет не только о нас с тобой? – по щеке у нее покатилась слеза, и она сердито ее смахнула. – Я уже давала тебе шанс, и… черт… не раз. Так что не надо являться сюда и говорить, будто ты меня любишь, и вести себя так, будто тебе не наплевать на благополучие Эбигейл.

– Я найду работу. Настоящую работу. Только скажи, что ты хочешь попробовать, и я обещаю… обещаю, что брошу музыку… брошу прямо сейчас.

Она посмотрела на него так, будто он пырнул ее ножом.

– Бросишь музыку? Да кому нужно, чтобы ты бросал? Тебе просто нужен план – и немного веры в себя. Отрасти уже себе наконец, яйца, и сделай это, Джесс.

– Ладно, я придумаю план и… э-э, отращу яйца. Черт, да я сделаю что угодно…

– Хватит, Джесс. Прекрати. Слишком поздно. Я все это уже слышала. Мы оба знаем, что ничего не изменится. Я просто не могу на тебя положиться, Джесс. Никто не может. Даже ты сам не можешь на себя положиться. А теперь ты должен уйти. Прямо сейчас, пока Диллард не вернулся. Пока ты и это тоже не загубил. Не заставляй…

– Папа? – произнес тоненький голосок за спиной у Линды. – Мам, это папа?

Линда метнула на Джесса горький взгляд и открыла дверь пошире. В прихожую осторожно заглядывала девчушка с длинными курчавыми волосами, в застиранной фланелевой пижаме. Завидев Джесса, она пискнула: «Папа!» – и бросилась к нему. Джесс подхватил ее на руки, крутанул в воздухе и обнял, а она крепко обхватила его за шею. Так крепко, будто не хотела отпускать, никогда. Он прижался носом к ее волосам и вдохнул. Она пахла размокшими в молоке хлопьями «Фрут Лупс» и детским шампунем, и это был лучший запах на свете.

– Пап, – прошептала она ему на ухо, – а ты мне чего-нибудь принес?

Он открыл глаза и встретился взглядом с Линдой. Ей даже говорить ничего не было нужно; он знал этот ее взгляд – «сейчас ты опять ее разочаруешь».

Джесс опустил Эбигейл на пол.

– А ты чего-то хотела? Не могу припомнить, хотела или нет. Кажется, ты сказала отдать все твои подарки на благотворительные цели.

Эбигейл уперла руки в боки и скроила рожицу, будто собиралась его стукнуть. Но тут ее глаза вспыхнули, будто она вспомнила что-то совершенно восхитительное.

– Ой, папа, что я сейчас тебе покажу! – она было бросилась прочь, но резко затормозила. Подняла пальчик. – Я быстро, я сейчас вернусь. Ты только никуда не уходи, ладно? Ладно?

– Обещаю, никуда не уйду, – сказал он и улыбнулся, но ему было больно это слышать. Видно было: она вправду боится, что, когда она вернется, его тут не будет. «А чего удивляться. Как будто такого не бывало».

Линда взглянула на его пустые руки.

– У тебя ведь ничего нет, правда? Все на выпивку истратил, да?

Джесс напустил на себя обиженный вид.

– Подождешь – увидишь. А?

Прибежала обратно Эбигейл. В руках у нее была кукла.

– Смотри, пап! У меня теперь есть такая! Кукла «Тин Тайгер»!

– И откуда же она взялась? Это тебе Санта подарил?

– Нет, Диллард.

У Джесса было такое ощущение, будто его ударили. Он постарался улыбнуться, разглядывая куклу.

– И какая же это из них?

– Это Тереза Тайгер. Крутая, правда?

– Хмм, а я-то думал, ты хотела Тину Тайгер?

– Хотела, но в магазине их больше не было.

– Ну, думаю, она так, ничего себе. То есть, конечно, старик сделал все, что мог. Понятное дело, такой старпер, как Диллард, не стал бы мотаться по всему миру, чтобы найти тебе именно то, что ты хотела. Пожилым людям вроде него… таким трудновато сидеть и рулить весь день, потому что у них геморрой, – он приложил ко рту руку трубочкой и пояснил громким шепотом: – Задница чешется.

Эбигейл хихикнула. Линда кинула на него кислый взгляд и сказала:

– Может, спросишь, что приготовил для тебя папа?

Эбигейл обратила на него свои глазищи.

– Ну, Эби, сладкий ты мой цветочек. Скажи, ты знала, что твой папа – лучший друг Санта-Клауса?

– Не-а.

– Ага, вот те крест. Да мы рыбачить вместе ходим. Вообще-то, мы так дружим, что он одолжил мне на время свой волшебный мешок. Сказал, если я знаю каких хороших девочек, могу дать им любые игрушки, какие они только захотят. Ты знаешь каких-нибудь хороших девочек?

Эбигейл ткнула в себя пальчиком.

– Ну, а теперь закрой глаза и пожелай себе любые игрушки.

Эбигейл крепко зажмурилась.

– Только не подглядывать! – крикнул Джесс, доставая мешки из-под куста. Линда подозрительно посмотрела на мешки, когда Джесс поставил их перед Эбигейл.

– Можно смотреть.

Эбигейл открыла глаза, увидела мешки и вопросительно посмотрела на родителей.

– Ну, давай, – сказал Джесс. – Открывай.

Эбигейл отложила куклу и приоткрыла первый мешок.

– Папа? – прошептала она, и открыла мешок пошире. И замерла, будто боялась шевельнуться, или даже просто выдохнуть. Медленно достала из мешка одну куклу «Тин Тайгер», потом вторую, третью – и испустила оглушительный визг. Она хлопала в ладоши, смеялась, скакала вверх-вниз, и взвизгивала каждый раз, как доставала из мешка очередную игрушку.

– Папа! – Эбигейл бросилась к нему на шею. Джесс обнял ее и показал Линде язык. Линда не улыбалась; вид у нее был крайне недовольный. Будто она хотела ткнуть его пальцем в глаз.

– Эбигейл, дорогая, – сказала Линда натянуто. – Сделай одолжение, собери это все с крыльца и унеси внутрь. Мы же не хотим, чтобы они испачкались, – присев, Линда начала собирать кукол обратно в мешок. – Вот, забери. Можешь в доме все распаковать. Так ты ничего не потеряешь.

Эбигейл, приплясывая от радостного предвкушения, поволокла один из мешков в прихожую и дальше по коридору.

– Я приду через минутку, – крикнула ей вслед Линда. – Только поговорю немного с твоим папой.

Джессу не понравилось, как она произнесла это слово, «поговорю».

Линда поставила второй мешок в прихожую и прикрыла за собой дверь. Потом обратила на него гневный взгляд.

– А теперь-то что я сделал?

– Ты прекрасно знаешь, что ты сделал, – прошипела она. – Откуда взялись все эти игрушки? Ты их украл? – она ткнула в его сторону пальцем. – Скажи мне, Джесс, что ты за отец, если даришь дочери на Рождество краденые игрушки?

Джесс поглядел ей прямо в глаза.

– Они не краденые.

Судя по виду Линды, он ее не убедил.

– Они не краденые, – повторил он. – И это все, что тебе надо знать. И почему ты всегда думаешь обо мне самое худшее?

– То есть ты хочешь сказать, что купил их? – казалось, это разозлило ее еще сильнее. – У тебя были деньги, и вот на что ты их потратил? Твоей дочери столько всего нужно, а ты идешь и покупаешь ей игрушки? Джесс…

Она не закончила. Ее взгляд обратился ему за спину; лицо у нее побелело.

Джесс повернулся и увидел патрульную машину шефа Дитона, которая спускалась вниз по дороге.

* * *

Санта-Клаус стоял на огромном валуне, озирая дикую, покрытую снегом, местность. Он оглядывал высокие скальные стены, пытаясь понять, как отсюда выбраться. Алый костюм Санты был весь изодран и покрыт подсыхающей кровью, но кровь была не его. Позади, из кучи мертвых, искалеченных животных раздался какой-то мяукающий звук. Один олень все еще был жив, несмотря на переломанные ноги, распоротый живот и размазанные по камням кишки. Он опять заблеял и захрипел, почти человеческим голосом. Санта заскрежетал зубами.

– Род Локи не приносит ничего, кроме страданий и разрушения, – прошипел он. – Крампус, я дал тебе все возможности. Я пытался показать тебе, что такое сострадание, пытался показать тебе путь к искуплению. Но я был глупцом, что оставил тебя в живых, потому что ты еще раз доказал: для змей милосердия не существует.

Он спрыгнул с валуна и подошел к груде обломков, в которую превратились его сани. Отшвырнул в сторону пару досок и вынул из груды какой-то предмет, завернутый в мешковину. Развязал бечевку и развернул сверток, внутри которого оказался меч и бараний рог.

– За смерть моего брата, моей жены, за падение дома Одина, за мое заточение в Хеле, за воровство и за обман, за все те злосчастья, что принес твой род, – последний из дома Локи будет стерт с лица Земли.

Он поднес рог к губам и дунул: одна долгая, исполненная силы нота. Глубокий, очень низкий звук, пронизывающий и воздух, и землю, выплеснулся из долины и раскатился по миру. Санта знал, его дети услышат этот звук, где бы они ни были, пусть даже на другом конце света – они услышат.

– Придите, Хугин и Мунин, придите, Гери и Фреки, придите, вы, древние звери незапамятных времен. Придите и помогите мне найти этого дьявола. Пришла пора довершить то, что до́лжно было завершить пять столетий назад. Пора похоронить Крампуса навеки.

Умирающий олень скреб копытами землю, пытаясь встать. Санта поморщился, взял в руки меч и вынул его из ножен. Это был прямой одноручный меч, не особенно красивый или изящный: вещь, созданная для убийства. Он подошел к оленю. Тот перестал биться, обратил на него взгляд темных, влажных глаз и заблеял – долго и жалобно. Санта поднял меч и резко опустил, отрубив оленю голову одним чистым, точным ударом. Потом начисто вытер клинок и вложил его обратно в ножны. Привязал рог к поясу, повесил меч за спину и пошел прочь, на юг, в тот городишко, где на него напали. Он знал, что мешок упал где-то в том трейлерном поселке, и он намеревался его найти.

– Крампус, дорогой мой, старый друг, ты за это заплатишь. Твоя смерть в моих руках, и я намерен сделать ее ужасной.

* * *

Патрульная машина остановилась рядом с пикапом Джесса. Диллард открыл дверцу и вышел. Шеф полиции был крупным мужчиной, больше шести футов ростом. И хотя ему уже было под шестьдесят, выглядел он так, точно мог свалить дерево голыми руками. Одет он был в гражданское, в джинсы и коричневую охотничью куртку, и, хотя Джесс никогда бы этого не признал, понятно было, что могла найти в нем женщина: волевой подбородок, скулы, этакая суровая привлекательность. «Каменная стена, – подумал Джесс. – Мужчина, на которого можно положиться».

– Джесс! – лихорадочно прошептала Линда. – Пожалуйста, не создавай проблем. Просто уходи. Пожалуйста!

Джессу это совсем не понравилось. Линда не просто была выбита из колеи, она явно нервничала, дергалась. Никогда раньше он не видел ее такой. Диллард обратил стальной взгляд своих серых глаз на Джесса, и слегка распахнул куртку, так, чтобы виден был его табельный пистолет.

– Вот человек, которого я как раз искал.

– Он как раз уходил! – крикнула ему Линда, и тихо добавила, обращаясь к Джессу: – Теперь, пожалуйста, уходи. Ради меня.

Она легонько подтолкнула его в спину. Джесс спустился с террасы, пересек подъездную дорожку и подошел к пикапу. Все это время Диллард не сводил с него холодного взгляда.

– Не возражаешь чуток задержаться, Джесс? Надо поговорить. Линда, сделай одолжение… иди в дом, это мужской разговор.

Линда колебалась.

– Иди-иди, будь хорошей девочкой.

– Диллард, я просто подумала, может…

– Линда! – сказал Диллард, впервые повысив голос. – Нужно, чтобы ты пошла в дом прямо сейчас.

Линда прикусила губу, кинула на Джесса еще один умоляющий взгляд, а потом поспешно скрылась в доме. Джесс понять не мог, что происходит. Линда, которую он знал, никогда бы не позволила мужчине так собой распоряжаться. Неужели это была та самая Линда, с которой они вместе поднимали на уши все местные забегаловки? Та женщина, которая врезала какому-то мужику за то, что тот схватил ее за задницу?

Диллард неспешно обогнул патрульную машину, подошел к Джессу вплотную, и окинул его изучающим взглядом.

– Слышал, были там у тебя в поселке какие-то проблемы. Прошлым вечером.

Джесс ничего не ответил.

– Ты что-то об этом знаешь? Может, слышал что-нибудь? Или видел?

– Видел. Абсолютно все. Санта приземлился на своих оленях, и тут на него как кинутся шестеро чертей. Потом они все взлетели, прямо в небо, и Санта сбросил одного из чертей за борт, – говоря это, Джесс, не переставая, улыбался. – Мне кажется, человека, которого вы ищете, можно узнать по длинной белой бороде.

Диллард нахмурился и потер лоб, будто у него голова разболелась, а потом принялся молча разглядывать Джесса, точно пытаясь понять, что это перед ним такое.

– Джесс, я твою мать знал, и отца. Неглупые люди. Как же оно вышло, что ты таким уродился?

Джесс скрестил на груди руки и сплюнул на подъездную дорожку Дилларда.

– Так ты хочешь, чтобы было по-плохому? – судя по тону, валять дурака Дилларду явно надоело.

– Единственное, чего я хочу, это чтобы ты держался подальше от моей жены и дочери.

Диллард вздохнул, будто имел дело с непослушным ребенком.

– Думаю, нам с тобой нужно поговорить. Ну, знаешь, как мужчина с мужчиной. Потому что совсем не обязательно, чтобы оно все и дальше катилось в задницу.

Тут он достал пачку сигарет, сунул одну в рот, а другую предложил Джессу.

Джесс посмотрел на сигарету так, будто это был яд.

Диллард зажег сигарету, глубоко затянулся и выдохнул.

– Понимаю, тебе непросто, сынок. Мне бы такое тоже не понравилось, будь я в твоей шкуре. Ни капельки. Так что я тебе это скажу, потому что кто-то же должен сказать. У вас с Линдой все кончено. Линда это знает, и, думаю, ты тоже. А ты только все усложняешь, для всех, и особенно – для своей девчушки.

Джесс ощетинился.

– Вам нужно развестись. Официально. Если хочешь, могу даже помочь тебе с бумагами. Мне надоело, что она из-за тебя переживает. Будь мужиком. Покончи со всем одним махом, и все мы сможем спокойно двигаться по жизни дальше.

– Этого не будет.

– Нет, будет. И скоро, потому что мы с Линдой планируем пожениться.

Джесс отшатнулся.

– Что?

– Прости, сынок. Жаль, что ты узнал об этом вот так.

– Нет! – Джесс затряс головой. – Я так не думаю. Это невозможно, я этого никогда не допущу. Никогда!

– Позволь, я тебе объясню. Попроще. Я у тебя не спрашиваю. Понимаешь? Мы с ней поженимся. Как только удастся разобраться с тобой. Ну, а разобраться с тобой можно по-разному. Как именно – выбирать, в общем-то, тебе.

Джесс поднял вверх трясущийся палец:

– Не загоняй меня в угол, Диллард. Не стоит этого делать.

Шеф, посмеявшись, покачал головой:

– Джесс, будь у тебя яйца такого размера, как ты себе воображаешь, ну хоть в десятую часть, цены бы тебе не было. Сынок, единственная причина, по которой я еще от тебя не избавился, – это то, что ты иногда ведешь дела с Генералом. Ты прекрасно знаешь, что засадить тебя ничего не стоит. Я вот прямо сейчас мог бы нацепить на тебя наручники – да любой повод сойдет – и ты отправишься прямиком в тюрьму. Ты этого хочешь?

– Давай, сделай это, и в тюрьму я пойду не один.

Диллард сощурил глаза так, что они превратились в узкие стальные щелочки.

– Ты что сейчас сказал?

– Думаю, ты слышал. Если у человека отнять то единственное, что для него что-то значит, получишь человека, которому нечего терять. А такой человек может и начать говорить.

У Дилларда дернулась щека. Он шагнул к Джессу.

– Ну-ка, парень, давай, выковыривай из ушей кошачье дерьмо и слушай хорошенько. Существует не один способ заставить тебя исчезнуть. И никто не заметит, как именно ты исчез, потому что ни одна живая душа тут, в округе, не будет скучать по такому ничтожному гондону, как ты.

Джесс стиснул зубы и вынудил себя не отступить, не отвести взгляда. Но он еле сдерживал слезы. Неужели Линда и вправду согласилась выйти замуж за этого старого ублюдка? Он зло посмотрел на Дилларда.

– Я этому не верю. Не верю, что она согласилась выйти за такого старого козла, как ты.

Диллард, по своему обыкновению, вздохнул, а потом, усмехнувшись, покачал головой.

– Джесс, Джесс, Джесс. Поверить не могу, что я тут так разволновался из-за такого барана, как ты. Все забываю, насколько у тебя плохо с головой, – он еще раз глубоко затянулся. – Дай-ка я расскажу тебе кое-что о тебе самом, просто и доходчиво, потому как иначе ты не поймешь. Ты – неудачник, Джесс. Никчемный неудачник. Именно поэтому ты живешь в этом своем крысятнике, поэтому все так же водишь ржавый рыдван своего папаши, и, что самое важное… поэтому от тебя ушла Линда. Но я бы тут мог распинаться бесконечно, потому как пробиться сквозь эту толстую, тупую черепушку почти невозможно, разве что молотком. Поэтому я тебе покажу. Докажу, так, что даже тебе станет понятно.

Диллард отошел обратно к машине и достал из кобуры пистолет. Джесс весь напрягся: он подумал, что Диллард собирается застрелить его прямо здесь и сейчас, но тот только снял пушку с предохранителя и положил ее на капот.

Потом шеф неторопливо прошествовал дальше, к воротам гаража, оставив пистолет на капоте. Привалился спиной к воротам, затянулся сигаретой и поглядел вокруг, на деревья, будто вышел насладиться погожим деньком.

Взгляд Джесса метался туда-сюда между Диллардом и пистолетом – он все еще не понимал.

– Знаешь, Джесс, что я собираюсь сделать? А? – Диллард усмехнулся. – Я тебе скажу. Вот докурю сейчас сигарету и пойду к себе домой, в мой большой, красивый дом, а потом отведу твою милашку-жену наверх, а потом, потом… ну, потом я засажу свой большой, толстый, волосатый хрен прямо в ее сладкий маленький ротик.

– Что? – задохнулся Джесс.

– Ну да. Заставлю ее давиться слюнями из-за моего аппарата. Надеру ей задницу, так что она пищать будет. Ну а теперь, если ты намерен меня остановить, все, что нужно сделать, – это взять пистолет и застрелить меня. Вот так просто.

Джесс смотрел на него с перекошенным лицом, сжимая кулаки.

– Что? Да что с тобой, на хрен, такое, твою мать?!

– И это все? Сынок, я сейчас пойду в дом и заставлю твою жену давиться моей одноглазой змеей. Все лицо ей обкончаю. И все, на что ты способен, – это сквернословить? Если бы кто сделал такое с моей женой… сказал бы мне это прямо в лицо… Я бы его застрелил, без вопросов. Потому что настоящий мужик поступил бы именно так.

Джесс посмотрел на пистолет.

Диллард ухмыльнулся.

– Ты не сделаешь этого, Джесс. Уж я-то знаю. Если я в чем и хорош, так это в том, что я всегда знаю человеку цену. Тридцать лет на службе, знаешь ли, даром не проходят. И с самого первого раза, как я тебя увидел, я знал: ты – пустое место, из тех, что и плевка не стоят. Неудачник. Лузер. А теперь, Джесс… Ты тоже это знаешь.

Джесс яростно посмотрел на Дилларда, потом на пистолет. Его взгляд метался между ними, сердце неистово колотилось. Он сделал шаг, другой, и вот ему осталось только руку протянуть. Взять пушку и выстрелить. Диллард никак не мог его остановить. Хуже всего было то, что вид у Дилларда был такой уверенный. Будто он и не ставил свою жизнь на кон, будто у него вообще сомнений не было.

Джесс начал задыхаться, рука у него задрожала. «Давай, сделай это. Застрели его». Но он этого не сделал и тут, на этом самом месте, он вдруг в точности понял, что хотел показать ему Диллард. «Я – неудачник. Кишка у меня тонка застрелиться. Кишка у меня тонка застрелить человека, который трахает мою жену. У меня тонка кишка даже для того, чтобы послать свои записи какому-то выскочке-диджею».

Джесс сделал глубокий вдох, отступил на шаг, и остался стоять так, глядя на пистолет.

Диллард щелчком отбросил окурок в сугроб, подошел к патрульной машине, забрал пистолет и сунул обратно в кобуру.

– Веришь ты мне, или нет, сынок, я это все не со зла. Просто пытаюсь тебе помочь, чтобы тебе не пришлось потом жестоко разочароваться. Мужик должен знать себя. И теперь, когда ты в точности знаешь, что ты за человек, может, перестанешь уже так стараться быть кем-то еще? Иди домой, Джесс. Иди домой в этот свой маленький дерьмотрейлер, и напейся… А потом сделай нам всем одолжение – исчезни.

Джесс едва его слышал; он все смотрел на то место, где лежал пистолет.

– Ладно, Джесс. Я с тобой закончил. Закончил разговор, закончил тратить свое время. Я пошел домой, и, когда я выгляну из окошка, ни тебя, ни твоего драндулета здесь быть уже не должно. И, на будущее, просто чтобы не было недоразумений: если ты еще хоть раз ступишь на мою землю, хоть раз… я переломаю тебе все пальцы. Я не шучу. На гитаре ты больше играть не будешь.

Диллард повернулся и пошел прочь, оставив Джесса стоять столбом возле капота патрульной машины.

Глава третья Генерал

Джесс остановил пикап перед трейлером, заглушил двигатель, и – уже в который раз – встретился взглядом с входной дверью.

– Мой маленький дерьмотрейлер, – сказал он с горечью. Он почти не помнил, как вообще сюда добрался; инцидент с Диллардом непрерывно крутился у него в голове всю дорогу. Вот только каждый раз, как Диллард бросал ему вызов – возьми пистолет и застрели меня – он брал и стрелял. Стрелял в Дилларда, вгоняя каждую пулю прямо в его наглую рожу.

Джесс углядел бутылку виски, которая все еще валялась в снегу, и услышал у себя в голове голос Дилларда: «Иди домой и напейся… А потом сделай нам всем одолжение – исчезни».

– Нет. Этого не будет, – он бросил взгляд на мешок Санты. – Потому что у лузера имеется план. Чертовски хороший план. План, который все исправит. – Он положил мешок Санты на сиденье рядом с собой и похлопал по нему. – Пора приступать к делу.

Джесс вышел из машины, прошел немного вниз по дороге к выстроившимся рядком почтовым ящикам, и принялся шарить в отделениях для газет, пока не нашел ту, которую еще не успели забрать. Взяв газету, вернулся к пикапу, забрал мешок и направился в дом.

Бросив мешок и газету на пол, он прошел на кухню и заглянул в холодильник в поисках чего-нибудь съестного. Не нашел ничего, кроме двух иссохших кусков пиццы, завернутых в фольгу. Он свернул их в трубочку, и получилось нечто вроде пиццы-буррито. Усевшись на пол, Джесс принялся есть, копаясь в газете. Выудил буклет «Волмарта», а остальное бросил на пол. Добравшись до раздела с игрушками, он нашел ручку, и принялся штудировать страницу за страницей, обводя тут и там разные товары.

– Пойдет. Ммм… нет. Хмм… Может быть, – Джесс постучал по зубам кончиком ручки. – Да, точняк. Это сработает, – он кивнул и подтянул к себе алый мешок. – Ладно, детка, сделай это для меня.

Крепко зажмурившись, Джесс сосредоточился, мысленно высказал свое желание и принялся ожесточенно молиться. А потом сунул руку в мешок. Рука немедленно наткнулась на коробку. Размер вроде был, как нужно, и вес тоже.

– Ну, давай же, – и Джесс вытянул коробку наружу. А в коробке – вот она! – была новенькая игровая приставка «Плейстейшн».

– Йес! – заорал он. – Йес! Теперь мы посмотрим, кто тут неудачник!

* * *

Час спустя Джесс уже ехал обратно в город по Третьему шоссе, а в кузове у него лежало четыре черных мешка для мусора, битком набитые консолями и портативными приставками для видеоигр. Мешок Санты он сунул в ноги перед пассажирским сиденьем. Мешок был его счастливым билетом, и он не намеревался выпускать его из вида.

Свернув на полигон на окраине города, куда сгоняли старую технику, Джесс поехал, старательно объезжая выбоины, между старыми, облупившимися ангарами. На задах полигона тянулась стена из шлакобетонных блоков, увенчанная колючей проволокой и обвешанная оленьими черепами. Джесс нашел железные ворота, утыканные поверху битым стеклом, остановился, посигналил два раза и помахал в камеру наблюдения, установленную над воротами.

Через пару секунд ворота, заскрежетав, отъехали в сторону. За ними виднелось несколько гаражных боксов. Дверь в высокий бокс посередине была наполовину поднята; внутри виднелось несколько человек, склонившихся над дизельным движком. Джесс подъехал к гаражу, повернул ключ. Двигатель, буркнув, заглох. Джесс вылез из машины, вытащил из кузова один мешок, подошел к гаражу и принялся ждать.

Гараж был отчасти автомастерской, а отчасти – всем подряд. Повсюду, на каждой свободной поверхности, валялось всевозможное оборудование, заляпанное смазкой, – электродрели, пневматика и просто ручные инструменты. Полуразобранная газонокосилка-райдер стояла в углу рядом с ярко-зеленым, цвета авокадо, холодильником, дверца которого была до черноты захватана грязными пальцами. На полках в глубине выстроились аэрозольные баллончики с краской и разнообразные инструменты таксидермиста, а выше, на стене, висело больше десятка уже набитых трофеев, в том числе голова оленя с рогами о двенадцати отростках и еще одна – черного одноглазого медведя, который, как утверждали слухи, успел задрать трех охотничьих собак Генерала.

Никто из присутствующих даже головы не поднял, поэтому Джесс так и остался стоять, переминаясь с ноги на ногу, с мешком в руке, и смотреть, как Генерал возится с распредвалом. Наконец, один – высокий, светловолосый, крепкого сложения мужик в потертом замызганном комбинезоне – посмотрел на пришельца и состроил кислую гримасу. Отложив отвертку и вытерев руки о замасленную тряпку, он направился к Джессу. Чет был племянником Генерала; они с Джессом когда-то ходили вместе в школу, и с тех пор связи не теряли. Теперь Чет стал контактом Джесса у Генерала – с самим Генералом Джесс никогда напрямую не разговаривал. Так уж у Генерала было заведено, во всяком случае в том, что касалось мелочей, а Джесс, ясное дело, как раз таковой и являлся.

Чет поскреб свои густые, с подкрученными кончиками, усы:

– Смотри-ка, а мы как раз только что о тебе говорили, Джесс.

Джесс, сощурившись, гадал, что бы это могло значить.

– Мило с твоей стороны, что решил заскочить, – Чет воспроизвел на лице то, что Джессов дедушка, бывало, называл «крокодилья улыбка». – Сэкономил мне кучу времени: не нужно бегать, искать тебя.

– Ну, да, вот он я.

– Надеюсь, у тебя нет никаких планов на сегодня? Потому что они все только что отменились.

Джесс стиснул зубы.

– С тебя одна ходка. Недалеко… в Чарльстон.

– Не могу.

Чет поднял бровь.

– Не можешь?

– Нет. Я с этим покончил.

Чет сдвинул бейсболку на затылок.

– Мне это не нравится, Джесс. Тут, между прочим, люди на тебя полагаются.

– Я теперь другим бизнесом занялся.

– Вот как? И что же это за бизнес?

Джесс опустил на пол мешок с приставками.

– Это что?

– Это мне Санта принес.

Чет смерил его взглядом.

– У меня нет времени на твою брехню.

– У меня к Генералу деловое предложение.

– Давай, вперед.

– Ты – не Генерал.

Чет сощурился.

– Если у тебя есть что сказать, лучше скажи это мне.

– Я здесь, чтобы поговорить с Генералом.

Чет схватил Джесса за ворот куртки и дернул вверх, так, что тому пришлось встать на цыпочки.

– Чет, – прозвучал глубокий, низкий голос. – Охолони.

– Думай, что говоришь, парень, – проворчал Чет, и с силой оттолкнул от себя Джесса.

Подошел Генерал в сопровождении остальных троих, все – Боггзы: племянники, кузены, седьмая вода на киселе. Каждый из них обвел Джесса оценивающим взглядом.

На Генерале был все тот же прикид, в каком Чет привык его видеть: замшевая ковбойская шляпа, прикрывающая лысину, такая же замшевая куртка с бахромой а-ля Даниэль Бун[8] и сапоги из крокодиловой кожи. Лицо грубое, обветренное, с топорщившейся во все стороны черной с проседью бородой. Лет Генералу было, наверное, уже за шестьдесят, но – несмотря на это, вид у него был такой, что связываться с ним совсем не хотелось. Настоящее его имя было Сэмпсон Улисс Боггз. Родители дали ему большое имя; они, должно быть, надеялись, что рано или поздно он до него дорастет. Но, поскольку Генерал был на полголовы ниже любого мужчины, он, видимо, пытался компенсировать это обстоятельство другими способами. Опираясь на репутацию, которую род Боггзов заработал подпольным производством и распространением самогона во времена Сухого закона, он пробился (в буквальном смысле этого слова) во все доходные отрасли противозаконной деятельности в округе Бун.

– Ну же, сынок, – сказал Генерал. – Говори, что хотел сказать.

– Ну, – ответил Джесс. – У меня есть предложение, которое, может, вас заинтересует.

– Предложение?

– Да, – Джесс распахнул мусорный пакет так, чтобы все увидели его содержимое.

– Я в видеоигры не играю, – сказал Генерал.

– У меня их полный кузов, и я могу добыть еще.

– Еще добыть?

– Да, сэр. И я подумал: надо нам с вами сотрудничать. У меня есть надежный канал поставок, но мне, конечно, нужна помощь с дистрибьюцией, – тут до Джесса дошло, что он слишком частит, и он вынудил себя говорить помедленней: – Могу предложить вам пятьдесят на пятьдесят, за все.

На это Генерал улыбнулся, но Джессу эта улыбка совсем не понравилась.

– И где же ты это раздобыл? – спросил Генерал.

– Ну, – Джесс замялся. – Понимаете, сэр… На самом деле, не могу вам этого сказать.

– Не можешь?

– Нет, сэр. Давайте будем считать, что мне их Санта принес, – Джесс выдавил из себя смешок, но никто не улыбнулся.

Старик не сводил с него взгляда. Никто не двигался, не издавал ни звука. Атмосфера явно изменилась, и не к лучшему. Джессу вдруг перестало все это нравиться – что-то явно было не так, – и ему резко захотелось поскорее отсюда уехать.

Генерал кивнул. Джесс понял, что этот кивок означает проблемы, но, прежде чем он успел пошевелиться, Чет схватил его под руку повыше локтя. Джесс попытался вывернуться, но тут они навалились на него всем скопом.

Они подтащили его к станкам, выстроившимся у стены, и прижали его руку к платформе стационарного перфоратора, ровно над тем отверстием, куда сверло уходит после того, как проделает в чем-нибудь дырку. Чет взял катушку промышленного скотча и принялся приматывать руку Джесса к платформе перфоратора. Джесс попытался выдернуть руку, но скотч держал крепко. Чет толкнул его на колени и придержал, чтобы Джесс не мог подняться.

Подошел Генерал.

– Мне тут Диллард звонил. Не мог бы ты объяснить, в чем дело?

Джесс похолодел.

– Сказал, ты нес какой-то бред. Вроде как настучать на нас собрался. Что-то скулил насчет того, будто мы тут плохо с тобой обращаемся.

Джесс затряс головой:

– Нет, это совсем не то…

Генерал пнул его в живот.

– Заткнись.

Джесс закашлялся; у него перехватило дыхание. Пока он ловил воздух ртом, Чет оторвал еще одну полоску скотча и залепил ему губы. Рот у Джесса немедленно наполнился вкусом клея, а ноздри раздулись, пытаясь впустить в легкие хоть немного воздуха.

– Я от подобных разговоров начинаю нервничать, – продолжил Генерал. – И мне кажется, нам с тобой нужно кое-что прояснить. Давай-ка начнем с того, что ты можешь потерять. Слыхал я, ты вроде как без ума от этой своей гитары. Прав я, Чет?

– Есть такое дело, – ответствовал Чет. – Держу пари, он скорее будет возиться с гитарой, чем с горячей телочкой. Говорил, его мечта – поехать в Мемфис и там прославиться.

– Что ж, трудновато будет сделать это с дырками в руке, – Генерал кивнул, и Чет щелкнул выключателем перфоратора; гараж заполнил высокочастотный вой. Ухмыляясь, Чет медленно опустил вращающееся сверло, пока кончик не коснулся кожи Джесса.

Джесс стиснул зубы, стараясь не закричать.

Чет опустил сверло еще пониже, так, что оно вонзилось в руку на четверть дюйма.

– М-м-мать! – заорал сквозь скотч Джесс.

Чет, рассмеявшись, поднял сверло; на руке у Джесса расплывалось кровавое пятно.

– Я тебе прекращать не велел, – сказал Генерал.

С лица Чета исчезла улыбка. Он непонимающе посмотрел на Генерала.

– Но…

– Вперед.

– Что? То есть, до конца?

– Да, именно до конца.

Чет продолжал молча глядеть на Генерала.

– Ты что, оглох? Просверли его долбаную руку.

– Думал, мы его попугать хотим.

– По мне, он не выглядит таким уж испуганным. А теперь – вперед. Хочу, чтобы малец запомнил, кого он тут развести пытался.

Генерал поморщился, отчего его лицо стало похожим на только что отжатую тряпку; он ступил вперед и ткнул Чета в грудь своим толстым пальцем.

– Тебе бы, парень, надо поучиться делать, что говорят. – С этими словами Генерал, оттолкнув Чета, который еле удержался на ногах, сам взялся за дрель. Наклонившись к Джессу, он сказал:

– В следующий раз, как язык зачешется, будешь вспоминать вот это, – и Генерал медленно опустил дрель, так, что сверло глубоко вошло в плоть.

Руку Джесса прошила страшная, обжигающая боль. Ощущение было такое, будто ладонь горит. Он заорал, давясь скотчем; из глаз покатились слезы.

Когда дрель прошила руку насквозь, Чета передернуло, как и всех остальных. Генерал даже не моргнул; он только кивал, будто слушал любимую музыку, пока сверло делало свою работу. Кровь, кусочки скотча и мяса забрызгали Джессу лицо, в ноздри ударила вонь горелой плоти.

Генерал аккуратно поднял сверло и выключил дрель. Джесса отпустили, и он обмяк, привалившись к станку перфоратора.

Генерал достал носовой платок, стер с щеки пятнышко крови и присел на корточки рядом с Джессом.

– А теперь послушай, сынок, потому что повторять я не собираюсь. Если я еще хоть раз услышу, что ты решил стукачом заделаться… игры закончатся. И если ты еще хоть когда-нибудь меня рассердишь – неважно, как, – я посажу тебя и твою милую малышку в ящик и закопаю живьем. Это я тебе обещаю, Джесс. Ты просто подумай об этом, ладно? Когда у тебя в следующий раз в заднице засвербит. Понял меня?

Джесс кивнул.

– Ну вот и прекрасно, – сказал Генерал и встал. Окинул изучающим взглядом Чета, и вид у него при этом был не особенно довольный. – С Джессом мы все уладили, так что можете его отпустить.

Все, кроме Джесса, кивнули, и Генерал, отвернувшись, пересек гараж и поднялся вверх по лестнице, на которой перемигивалась огоньками рождественская гирлянда, и исчез в кабинете на втором этаже. Стоило ему закрыть за собой дверь, как Чет показал в его сторону средний палец.

– Ты это, поаккуратнее, – предупреждающим тоном сказал худощавый, жилистый мужик, стоявший слева от Чета. На Линэрде Боггзе была ковбойская шляпа, вся в пятнах от пота, с воткнутым в тулью орлиным пером. Его отец был большим поклонником группы «Линэрд Скинэрд»[9], так что Линэрду с имечком еще повезло.

– Вашу мать, – сказал Чет. – Сукину сыну не мешало бы немного охолонуть. Если дела идут хреново, это не значит, что он может так с нами обращаться.

– Ему сейчас непросто, и это его достало, вот и всё. Помню, еще совсем недавно нигде, кроме как у Генерала, дозу было не достать. А теперь каждый торчок варит свое собственное дерьмо у себя в подвале. Генерал теряет авторитет, и, как ты мог заметить, он этого не в восторге.

– И все эти разговоры насчет того, чтобы ребенку что-то дурное сделать, мне тоже не нравятся. Так у нас тут дела не ведутся. Никогда.

– Правила меняются. У торчков, которые на винте сидят, вообще никакого уважения нет.

– Долбаные торчки, – выплюнул Чет. – Долбаный винт. Все, на хрен, псу под хвост из-за них.

– Ну, это еще не все. Слыхал я, у нас тут и конкуренты появились.

– О чем это ты?

– Какие-то ребята из Чарльстона пытались тут кое-что толкнуть.

– В Гудхоупе? Ты что, шутишь?

– Если бы. Услышал, как Генерал с Диллардом об этом толковали. Как я понял, Диллард-то их и застукал.

– Диллард? Охренеть! Я так понимаю, ничем хорошим это для них не кончилось.

– Это ты правильно понимаешь.

– Небось их теперь в пруду у Неда искать надо? Где он сомов откармливает?

Линэрд пожал плечами.

– Давай просто скажем, что сомов я в ближайшее время есть не собираюсь.

– Черт, этот сукин сын Диллард меня иногда просто пугает.

Джесс содрал с лица скотч, еле удержавшись, чтобы не вскрикнуть. Потом он принялся теребить и расшатывать моток скотча, удерживавший его руку. Подошел Чет.

– Дам тебе один совет, Джесс. К Дилларду больше не суйся. Не тронь дерьмо, как говорится. Может, ты думаешь, что у тебя на него что-то есть, но ты просто не представляешь, на что способен этот ублюдок.

– Это не твое дело.

– Не мое. Но я своими глазами видел, что он делает с теми, кто переходит ему дорожку. Он в игрушки играть не будет. Просто сделает так, что ты исчезнешь, и все.

Джесс продолжал молча терзать скотч.

– Что, не веришь? А спроси-ка себя вот о чем: кто-нибудь хоть что-нибудь слышал о том, куда девалась его жена? Некоторые думают, она сбежала. Что ж, я-то лучше знаю.

– Как это ты знаешь? – спросил Линэрд.

– А я тебе не скажу.

– Все-то ты гонишь.

Чет замялся; он явно что-то прикидывал.

– Я видел ее труп на фотографии.

У Джесса кровь застыла в жилах; он прекратил теребить скотч и поднял взгляд на Чета. Чет смотрел Линэрду прямо в глаза, и вид у него был серьезней некуда.

– Фотография? – переспросил Линэрд. – Хочешь сказать, ты видел фотку жены Дилларда, и она там была мертвая?

– Лучше бы не видел.

– Где ж ты видел эту фотографию?

– Мне ее Диллард показал.

– Брехня.

– Правда показал.

– Да зачем бы ему это делать?

– Хрен его знает. Поди пойми его. Это пару месяцев назад было, я ему тогда помогал перетащить в гараж его старый холодильник. Когда мы закончили, он меня и спрашивает, не хочу ли я с ним пивка выпить. Ну, я, конечно, хотел. В общем, выпили по одной, по другой, по третьей, а потом я уже и не очень помню, что было. Знаю только, что мы вытащили пару складных стульев с террасы и нажрались прямо там, у него в гараже. Ну, короче, он всегда, как напьется, начинает о жене говорить, как он по ней скучает, и все такое. И в этот раз поплыл, ну а я тоже уже никакой был, сижу, сочувствую. Так вот он берет с полки шкатулку для шитья, красивую такую, всю в розах. Говорит, это, мол, была коробка Эллен, открывает ее, а там сверху лежит ее свадебная фотка. Могу добавить, что Эллен в свое время была женщина очень даже видная. Ну, и вот он пялится на фотку, будто заползти туда хочет. Я-то всегда слышал, что она его обчистила, ну, и мямлю там что-то такое, как мне жаль, что она с ним так поступила. А он и говорит: «Да, и она тоже жалеет». И так он это сказал, что я сразу насторожился. А он такой подцепил рамку, и вытащил из-под нее еще одну фотку, «поляроид». И глядит на нее молча, глядит и глядит, а у самого лицо, как камень. А потом показал ее мне. Это была она, его жена. И она была мертва. Сомневаться не приходилось. И видно было, что умерла она не по-хорошему. А он мне и говорит: «Никогда еще ни одна женщина так ни о чем не жалела». И так он это сказал, что меня дрожь пробрала… До самых костей.

– Черт, – сказал Линэрд. – Ну и дерьмо, просто жуть какая-то.

– Да уж, тут ты прав, – сказал Чет и посмотрел на Джесса. – И вот поэтому, Джесс, будь я на твоем месте, я бы держался от этого человека, на хрен, подальше. Связываться с ним – себе дороже… Кто б ты ни был.

У Джесса в ушах грохотала кровь. Слухи до него доходили, но одно дело – слухи, а совсем другое – услышать это вот так, от Чета, который видел все собственными глазами. По спине побежали мурашки – его кроха жила под одной крышей с человеком, способным на хладнокровное убийство. На что еще он был способен? Джесс отодрал последний кусок скотча и рывком высвободил руку. В ладони, между костями среднего и указательного пальцев, зияла дыра диаметром примерно с карандаш, которая быстро набухала кровью. Он сжал пальцы в кулак, разжал опять. Было больно, но все пальцы двигались нормально.

– Похоже, тебе повезло, – сказал Чет. – Сверло прошло мимо кости. Но дрочить тебе пока явно придется левой рукой. – Он фыркнул. – Кто знает… Может, тебе таки доведется еще поиграть на гитаре.

В первый раз в жизни Джессу было все равно, будет он еще когда-нибудь играть на гитаре, или нет. Единственное, о чем он мог думать – это об Эби, которая была в доме у Дилларда, и защитить ее было некому. Джесс с усилием поднялся на ноги и, спотыкаясь, направился к своему пикапу. Рванул на себя дверцу, забрался внутрь.

– Эй, Джесс, – Чет подошел к пикапу с мешком приставок в руке. – Ты тут кое-что забыл. – Чет выудил из мешка одну коробку. – Ничего, если я возьму себе одну? Тут племяшка мой весь год ныл, хотел такую.

Джесс его проигнорировал: он пытался вытащить ключи из кармана левой рукой.

– Джесс, просто, чтобы не было непоняток: сегодняшнюю ходку никто не отменял.

Джесс метнул на него яростный взгляд.

– У школы… На задах, как обычно. Скажем, в семь. Смотри, не подведи. О, и сделай самому себе одолжение… Прими к сведению, что сказал Генерал, и не делай глупостей.

Джесс оскалился.

– Слушай, придурок, это я не о тебе забочусь. Я тебе все это говорю потому, что – так уж получилось – мне нравятся Линда и Эбигейл, и мне бы страшно не хотелось, чтобы с ними что-то случилось. Правда. Черт, знаешь, было время, когда я и сам забил бы на угрозы Генерала, он ими часто бросается, но, Джесс, в последнее время я тут всякого навидался, и я бы лично не стал испытывать терпение этого человека. Если он угрожает посадить в ящик твою малышку, тебе бы лучше воспринять его слова всерьез. Ну сам посуди, он же держит тебя за задницу, так крепко, что мог бы ею вразнос торговать. Так что пожалуйста, избавь нас всех от проблем, будь хорошим мальчиком. Лады?

Джесс ничего ему не ответил, даже не кивнул. Он повернул в зажигании ключ, невзирая на острую боль в руке, включил передачу и выехал на дорогу, так и оставив Чета стоять, где стоял, с мешком приставок в руке.

Глава четвертая «Черти»

Санта-Клаус покосился через плечо. Двое парнишек на BMX-байках все так же тащились за ним. Этим утром, ближе к полудню, Санта наткнулся на линию электропередач, и теперь он шел вдоль нее на запад. Недавно он миновал двойной трейлер; те ребята прыгали на своих байках на рампе, когда он проходил мимо. Уставились на него и смотрели, пока он не скрылся из виду. И вот теперь, пару миль спустя, они здесь – прячутся за кустами, следят за каждым его шагом.

«Их придется отвадить. Все-таки не годится, чтобы дети видели, как старый добрый Санта кромсает на куски Крампуса и его кощунственных созданий».

Издалека до него долетел хриплый крик – то, чего он так долго ждал. Он обшарил взглядом небо, но увидел только серые, тяжелые тучи. Снял с пояса рог и дунул – одна короткая, мощная нота. Секундой позже он был вознагражден: опять крик и два черных силуэта, летящие к нему сквозь плотные тучи.

Спустившись, они сели на искривленную ветвь поваленного дуба – два великих ворона, Хугин и Мунин. Каждый был величиной с орла, с черными, гладкими, блестящими перьями. Сложив крылья, они с любопытством уставились на Санту своими умными глазами.

– Помните Крампуса? Да, знаю, вы помните. Похоже, он не погиб во тьме, как ему было до́лжно. Каким-то образом он выполз из-под камней обратно на свет, чтобы творить бесчинства – и натворил. Теперь мой Рождественский мешок утерян – где-то здесь, в ближайшем городке.

Огромные птицы вопросительно склонили головы набок.

– Ищите его тварей, его кощунственных отродий, Бельсникелей. Потому что они тоже будут охотиться за мешком. Когда вы их найдете, следуйте за ними неотвязно, как дурные предзнаменования, и укажите мне на них своим криком… Ибо мой меч жаждет испить их крови.

Вороны, хрипло заклекотав, кивнули – совершенно по-человечески.

– Летите же, птицы мои, и поспешите. Найдите их и укажите мне путь.

Гигантские вороны, подпрыгнув, взвились в воздух, разметав подмерзшие листья, и полетели куда-то вниз, вдоль склона.

Металлический звон. Санта обернулся и увидел, что те ребята подобрались к нему совсем близко – гораздо ближе, чем это было бы благоразумно. Сидели на своих велосипедах и таращились на него во все глаза. Санта подошел к ним. Тот, что помладше, тревожно взглянул на старшего: казалось, он готов был в любой момент сорваться с места. У старшего – подростка лет тринадцати – тоже был неуверенный вид, но отступать он явно не намеревался.

– А чё это вы так одеты? – спросил подросток.

– Ага, – поддакнул мелкий. – Чё это вы Санта-Клаусом одеты?

– Потому что я – Санта-Клаус.

Старший парнишка фыркнул:

– Ага, и моя задница тоже.

Младший тоже поспешно фыркнул.

Санта вспомнил, почему он так ненавидит подростков – они так усердно стараются ни во что не верить. И делают все, чтобы испортить волшебство всем остальным.

– Идите домой.

Подросток моргнул.

– Эй, это свободная страна. Вы не можете указывать нам, куда идти.

– Что, новый велосипед?

– Ага, – ответствовал парнишка с очевидной гордостью. – На Рождество подарили. Отпадная вещь!

– Не мог бы ты слезть? Пожалуйста.

– Э… Чё? Зачем это?

– Что бы тебя на нем не было, когда я спущу его под откос, – Санта кивнул в сторону обрыва, по которому шла тропа. Дно ущелья было усеяно обломками скал.

Санта схватил велосипед за руль и пнул колесо в бок, вышибив разом почти все спицы. Обод немедленно пошел «восьмеркой».

– Эй! – заорал парень. – Эй, вы не можете так делать!

Он вскочил на ноги, и, когда он это сделал, Санта выдернул из-под него велик. Поднял над головой и бросил вниз. Велосипед несколько раз подскочил, перевернулся в воздухе и грохнулся на камни внизу.

Мальчишки стояли, разинув рты, и глядели на то, что осталось от велосипеда.

– Думаю, вам больше не стоит за мной ходить. Как вам кажется?

Ответа Санта дожидаться не стал – торопили дела. Повернувшись, он быстро зашагал дальше.

* * *

Стиснув зубы, Джесс мчался по шоссе к дому Дилларда. Не отрывая взгляда от дороги, он наклонился, открыл бардачок, порывшись, нашарил там пистолет и положил на сиденье рядом с собой.

– Заберу дочь, – сказал он вслух, потому что хотел слышать, как это звучит. – А если кто попробует помешать – застрелю.

Милю спустя он остановился у заправки.

– Твою мать! – Джесс взял револьвер и впился в него взглядом. У него в ушах опять зазвучал голос Дилларда: «Ты не сделаешь этого, Джесс. Уж я-то знаю. Если я в чем и хорош, так это в том, что я всегда знаю человеку цену».

Джесс посмотрел на дыру у себя в ладони.

– И Генерала тоже застрелю! – прорычал он. – Всех их застрелю на хрен!

Слова прозвучали как-то жалко, и ему стало только хуже.

Он заглушил пикап, вышел и прошел через заправку в туалет. Включил теплую воду и промыл рану на руке – как сумел. Рука онемела, плоть вокруг раны потемнела и начала опухать. Оборачивая руку бумажными полотенцами, он задумался, сможет ли еще он когда-нибудь играть на гитаре. «Может, Генерал мне услугу оказал? Может, будет только лучше, если я не смогу играть. Просто брошу музыку, и все».

Джесс забрался обратно в пикап и решил, что пока лучше всего будет поехать домой и подумать. «А о чем думать-то?» – тут же спросил он себя, и опять у него в голове зазвучал неотвязный голос Дилларда: «Я бы его застрелил, без вопросов. Потому что настоящий мужик поступил бы именно так».

Джесс выехал обратно на шоссе и через несколько минут уже заезжал на территорию Кингз-Касл, разбрызгивая натекшую в выбоины мерзлую жижу и изо всех сил стараясь прочистить голову. Уже вечерело; через пару часов Чет будет ждать его позади начальной школы, и если Джесс там не появится, дела сразу же обернутся к худшему. «Ну не могу я и дальше делать для них ходки. Рано или поздно в тюрягу загремлю. Что бы я ни сделал, все к худшему. Что же мне делать? Что же мне, на хрен, делать?..»

Он выудил из нагрудного кармана пачку сигарет, пошарил в ней, но пачка была пуста. Джесс шлепнул картонкой о приборную доску, и оттуда выкатилось несколько крошек табака.

– Прекрасно. Просто прекрасно. – Он скомкал пачку и кинул на пол. – Вот дерьмо, вы только посмотрите на это!

Над его трейлером кружили две огромные птицы. Сначала Джесс подумал, что это какие-нибудь канюки, но, подъехав поближе, разобрал, что птицы были похожи скорее на ворон – или на воронов. Он бросил взгляд на трейлер.

– А это что еще за херня?

Дверь трейлера была открыта нараспашку. Внутри что-то явно двигалось: какая-то сгорбленная фигура, копошившаяся в сваленных у двери коробках, спиной к нему. На незваном госте была темная куртка с поднятым капюшоном. И, хотя лица Джесс не видел, ему сразу стало понятно, кто это.

Он проехал мимо, даже не притормозив, будто его дом был дальше по дороге, надеясь изо всех сил, что его не заметили. Дорога заканчивалась тупиком, и у него не было выбора, кроме как, развернувшись, двинуться в обратную сторону. Джесс сдал задом на подъездную дорожку Такеров и развернулся, стараясь не привлекать к своим маневрам ни малейшего внимания. И тут заметил еще одну фигуру в капюшоне. Незнакомец бродил по кустам позади его трейлера, низко пригнувшись к земле, будто что-то вынюхивая. Джесс покосился на мешок Санты, лежавший на полу, и принялся гадать, не могут ли эти создания каким-то образом чуять мешок. Он подхватил мешок, намереваясь выкинуть его в окно и уехать подальше, но тут существо выпрямилось, поджав когтистую руку, точно собака – лапу, понюхало воздух, а потом голова твари резко дернулась в его сторону. На лице у этого красовались солнечные очки, хотя день выдался пасмурным, солнца не было и в помине. Оно подняло очки, и тут Джесс увидел его глаза: горящие, оранжевые, они были устремлены прямиком на Джесса, провожая взглядом ползущий по дороге пикап.

Джесс сунул мешок обратно в ноги перед пассажирским сиденьем, борясь с желанием втопить педаль газа в пол.

– Спокойно, – прошептал он. – Только спокойно.

«Черт» тем временем направился к дороге. Джесс старался на него не смотреть, но все время чувствовал на себе взгляд этих горящих оранжевых глаз – особенно когда проезжал мимо. «Еще чуть-чуть. Еще совсем чуть-чуть». В зеркало ему было видно, что «черт» выбрался на дорогу и быстро направляется в его сторону. Поглядев опять вперед, на дорогу, Джесс вскрикнул: прямо перед ним, посреди дороги, стоял еще один – тот, который побольше, с рогами, весь покрытый мехом, и с копьем.

– Вот дерьмо! – заорал Джесс, и крутанул руль влево.

«Черт», шлепнув пятерней по стеклу с противоположной от Джесса стороны, побежал рядом, заглядывая внутрь и улыбаясь. Зубы у него были очень грязные.

Джесс дал по газам. Колеса провернулись, буксуя на смеси гравия со снегом, и какую-то секунду он отчаянно жалел, что заложил хорошую резину, но тут шины наконец зацепили землю, и пикап сорвался с места, быстро набирая скорость, подпрыгивая и переваливаясь на ухабах. Джесс глянул в зеркало – никого. По крыше кузова вдруг что-то тяжело ударило, а потом послышались шаги – уже по крыше кабины.

Тварь соскользнула по лобовому стеклу прямо на капот, и вновь одарила его кривоватой улыбкой. При виде мешка глаза твари широко распахнулись – и загорелись, в буквальном смысле, будто кто-то поднес к дровам спичку. Откинув голову, существо завыло – долгий, переливчатый вопль, почти рыдание, так, что у Джесса волосы встали дыбом. Повсюду вокруг зазвучали ответные вопли. Существо откинулось назад и с размаху всадило кулак в лобовое стекло, пробив дыру. По стеклу побежали трещины. Высвободив кулак, существо вновь откинулось для очередного удара, но тут Джесс резко вывернул руль влево, потом вправо, пикап рыскнул из стороны в сторону, и существо сорвало с капота. Оно ухватилось за дворник, сползая все ниже и ниже. Впереди показались еще двое «чертей» – они длинными прыжками неслись к нему прямо дороге.

– Господи, да они повсюду!

Тот, что висел на капоте, начал подтягиваться обратно. Джесс опять рванул руль, нарочно проехав по рытвине. «Черта» подбросило в воздух, и он улетел с капота, по-прежнему сжимая в руке дворник. Приземлился он в сугроб на обочине и тут же исчез из вида, скатившись в кювет.

Те двое, что были впереди, быстро приближались – наперерез. Джесс продолжал что есть силы давить на газ. Старый восьмицилиндровик надсадно ревел, и пикап ходко шел вверх, в горку.

– Давай же! – орал Джесс. – Давай!

Он уже было решил, что ему удалось прорваться, когда то чудище, что бежало впереди, прыгнуло, перелетев через сугроб, и врезалось в дверцу со стороны пассажирского сиденья. Пикап заходил ходуном. Существо уцепилось за боковое зеркало, потом схватилось за ручку и распахнуло дверь.

Впереди показались мусорные баки и ковчег Милли. Джесс резко дернул руль вправо, к бакам, впечатал в них дверцу вместе с повисшим на ней «чертом». Следующие несколько секунд время словно замедлилось, будто кто-то нажал на паузу, и Джесс ясно увидел парящих в воздухе «черта», Иосифа, Марию и младенца Иисуса – в сопровождении мусора Милли.

«Черт» врезался в белый заборчик Милли и покатился по ее двору.

А Джесс уже мчался вниз, под горку, к шоссе. Пикап бросало из стороны в сторону на рытвинах и ухабах, водило от кювета до кювета. Он прошелся по ряду почтовых ящиков, стоявших у подножия холма, потом въехал в кювет, а из кювета – прямо на шоссе. Джесс ударил по тормозам, и задние шины занесло – в кювет на другой стороне дороги. Пикап развернуло в противоположную сторону, и Джесс увидел всех пятерых – они неслись длинными, стелющимися прыжками, быстрые, как олени, а их глаза – их страшные, горящие глаза – были устремлены прямо на него.

– М-м-мать! – он нажал на газ, колеса провернулись в грязи вхолостую, и какую-то секунду ему было предельно ясно, что он застрял и все кончено, но старик «форд» справился, шины зацепили асфальт, и, визжа покрышками, он понесся прочь.

Джесс в последний раз поймал «чертей» взглядом в зеркале заднего вида – далеко позади, на шоссе. Они и не думали останавливаться, сдаваться. И в этот момент Джесс понял: как бы далеко он ни убежал, эти существа будут преследовать его в кошмарах всю оставшуюся жизнь.

* * *

Джесс двигался на юг со скоростью почти восемьдесят миль в час, даже не замечая пронизывающего ветра и снега, забивавшегося в кабину сквозь дыру в лобовом стекле. Старенький восьмицилиндровик выл и стонал, угрожая заглохнуть от натуги. Сердце у Джесса все еще стучало, как бешеное. От города его отделяло уже десять миль; он скоро уже должен был выехать на федеральное шоссе – и это его вполне устраивало. Джесс не планировал останавливаться, пока не окажется в Кентукки, или, может быть, в Мексике.

Он зло покосился на мешок Санты, будто тот его каким-то образом предал. Не снижая скорости, перегнулся через пассажирское сиденье и опустил окно. Потом одним движением выдернул мешок из-под приборной доски и выкинул его в окно. Мешок запрыгал по асфальту и шлепнулся в кювет.

Все, довольно с него Гудхоупа, довольно Западной Вирджинии, довольно сумасшедших «чертей» и их горящих оранжевых глаз, довольно с него Генерала и всей этой мутоты. «И если Линде так уж, на хрен, невтерпеж выйти за этого ублюдка Дилларда, если ей так уж нужен его большой, дорогущий дом и большая, дорогущая тачка… пусть оно ей и достанется. Пусть ей достанется всё!»

Джесс попытался ухватиться за эту мысль, не думать больше ни о чем, но ведь это было не все, было еще кое-что, от чего он не мог отмахнуться, и в глубине души он это знал. Он сосредоточился на дороге, на мелькающих под колесами желтых полосках, только бы не слышать ее имя, ее голос… «Папа». Джесс стиснул зубы и вцепился в руль так, что дыра у него в руке запульсировала болью.

«Ты же слышал, что сказал Генерал. Прекрасно слышал. Он посадит Эбигейл в ящик».

– Не сделает он этого. Не может такого быть.

«А что, если сделает? Сможешь ты с этим потом жить?»

Джесс отпустил газ. Пикап сбросил скорость до сорока… тридцати… двадцати… десяти миль в час.

«Сбежать не получится. Только не тебе, Джесс. Как всегда».

Впереди показалась пустая стоянка, где когда-то торговали подержанными тачками, и он остановил машину под потрепанными рекламными баннерами. Выцветшая надпись «Ликвидация бизнеса» поперек витрины провозглашала финальную распродажу. Джесс вышел из машины, захлопнул дверцу. На дверце со стороны пассажира красовалась вмятина, боковое зеркало отсутствовало, из двух дворников остался только один, и, конечно, была еще дыра размером с кулак в лобовом стекле. Тут он заметил малютку Иисуса из вертепа Милли Боггз – пластиковая фигурка застряла между кабиной и кузовом пикапа. Казалось, Спаситель смотрел прямо на него. И улыбался.

– Что, весело тебе?! – заорал на куклу Джесс.

Иисус безмолвствовал.

– Не знаю, что я тебе такого сделал, но, судя по всему, это было что-то ужасное, – Джесс пнул дверцу. – Знаешь, в моей жизни и так было предостаточно дерьма.

Его взгляд упал на дыру в лобовом стекле, и он вздохнул.

– С этим надо что-то делать.

Он обошел вокруг пикапа, опустил задний борт и поднял дверцу. Отодвинул в сторону гитару, мешки с игровыми приставками, и забрался внутрь. В дальнем конце кузова, у кабины, были свалены в кучу его спальный мешок, брезентовая сумка с рабочей одеждой и какие-то мелочи, которые остались еще от отца да так и валялись в пикапе. Всякое старье, которое невозможно было уже продать или заложить. Джесс отодвинул в сторону ящик с инструментами, удочку, и вытащил на свет отцовскую охотничью винтовку. Он хранил ружье завернутым в промасленные тряпки, чтобы оно не заржавело, и сейчас подумал, что тряпки сгодятся на то, чтобы заткнуть дыру в стекле. Он снял с ружья тряпки, складывая их себе на колени, а потом взял винтовку в руки. Рычажная перезарядка, двадцать второй калибр. Джесс провел рукой по потертому прикладу, по гладкому дулу. Он будто встретил старого друга, будто вернулся опять в леса своей юности, где, бывало, бродил целыми днями в поисках кроликов, и единственной его заботой было не наткнуться на лесника из Охотничьей комиссии.

Мимо по шоссе прогрохотала фура, и Джесс поднял взгляд. Заметил, что день уже клонится к вечеру, и в груди у него что-то сжалось. Скоро его будут ждать у школы, и, если он не появится, «черти» станут только частью его проблем.

– Что ж тебе делать, Джесс? – он погладил винтовку.

«Просто приехать обратно и перестрелять всех к чертовой бабушке. И все будет кончено».

Он улыбнулся, но улыбка вышла безрадостная, потому что он знал, что́ на самом деле ему надо будет сделать, знал, что сделать это будет нелегко.

«Тебе придется вернуться, забрать Эбигейл, а потом валить отсюда на хрен – вот и все, что тут можно поделать. Уехать в Мексику, или, может, в Перу – куда-нибудь, где Генерал и его команда никогда до нас не доберутся».

Он потряс головой, отложил винтовку, и тут до него дошло, что, может, Генерал и был решением проблемы. Когда Джесс делал ходку, он обычно и деньги забирал, оплату за товар. Обычно в районе от двух до трех тысяч долларов.

«Тупо забрать деньги и дать деру. – Он кивнул. – Пока до Генерала дойдет, времени должно хватить. Нужно только, чтобы Дилларда точно не было дома. – Джесс прикусил палец. – Это устроить несложно. Поджечь где-нибудь помойку, или, еще лучше, расколотить витрину». Он почувствовал, как в нем оживает надежда. Шанс, каким бы ничтожным он ни был, лучше, чем ничего. «Увезти Эбигейл, пока Диллард гоняется за призраками».

– А Линда? – он нахмурился.

«Линда – это проблема. Самая большая».

Он потряс головой.

– Может, если я расскажу ей все, она все поймет. Она просто обязана понять.

Тут ему в голову пришла еще одна мысль: «Может, если я сумею найти то фото с Эллен. – Он кивнул, и его сердце забилось чаще. – Если она увидит ту фотографию, может, она даже поедет с нами».

Вот только…

– Вот только что?

«Что же ты будешь делать, когда доберешься до Мексики?»

Джесс взглянул на два мешка с приставками. «Наверное, загнать это барахло в Мексике будет нетрудно». Он подумал о мешке, который валялся где-то на обочине – просто валялся, как на блюдечке, бери, кто хочет.

– Черт, надо мешок забрать.

Джесс выкатился из кузова, захлопнул дверцу, обежал пикап и запрыгнул в кабину. Сунул скомканные тряпки в дыру в лобовом стекле, завел мотор и вновь выбрался на шоссе.

Через минуту он уже вытаскивал мешок Санты из грязного кювета, причем грязи на мешке не было совсем, он даже не намок. Резкий птичий крик заставил задрать голову; в небе кружили две крупные черные птицы. Только через секунду до Джесса дошло, что это были такие же птицы, как те, что кружили над его трейлером. Может быть, даже те же самые. Он бросил мешок на пассажирское сиденье, и птицы принялись хрипло орать. Надвигались сумерки; тени между деревьями становились все гуще. Джессу пришли на память «черти», их глаза. Он торопливо забрался в пикап и направился к городу.

* * *

Джесс миновал дорожный знак «ЗОНА БЕЗ НАРКОТИКОВ», притормозил, въехал на парковку младшей школы «Санни Хиллз», обогнул кафетерий и припарковался у помойных ящиков. Заметил, что на приборной панели горит лампочка – бак был почти пуст. Джесс постучал по лампочке, которая неуверенно замигала, и мысленно сделал себе пометку сказать Чету, что, если тот хочет, чтобы Джесс мотался в Чарльстон и обратно, ему лучше бы отстегнуть денег на бензин.

Джесс заглушил двигатель и принялся разглядывать лесенки на детской площадке. Сколько часов он провел на этой площадке, еще когда ходил в «Санни Хиллз», когда у него еще были мечты куда-то пробиться. Дурачок с гитарой…

Он глянул на дорогу. «Черт, где же Чет?»

Джессу не слишком улыбалось торчать подолгу на одном месте, когда где-то поблизости шляются эти твари. Ему страшно хотелось курить, хотелось хоть чем-то успокоить нервы. Он оглянулся на деревья – не видно ли этих их оранжевых глаз. Уже почти совсем стемнело, и ему казалось, каждый куст, каждая тень пытаются к нему незаметно подкрасться. Он взял с сиденья пистолет, открыл барабан и дважды убедился в том, что оружие полностью заряжено. Мимоходом задумался, сгодятся ли обычные пули против таких, как эти, или нужны серебряные, ну, или вода святая, или что там еще. Джесс с щелчком вернул барабан на прежнее место, и сунул револьвер в нагрудный карман. Заметил, что мешок Санты торчит из-за сиденья, и попытался запихать его поглубже под приборную доску.

«Только бы у меня получилось, – подумал он. – Вызволить отсюда Линду и Эбигейл, и тогда все может обернуться к лучшему. Поселиться в каком-нибудь местечке потеплее, у моря, где ребенку будет хорошо. Может, даже открыть заведение, где я мог бы играть свои песни. Это будет, конечно, не Мемфис – но и не округ Бун. Моя семья будет со мной, и в этот-то раз я уже не облажаюсь. Нет, сэр, только не в этот раз».

Он откинулся на сиденье, закрыл глаза и сделал то, что не делал с тех пор, как был еще ребенком.

– Господи, если у тебя есть минутка, выслушай меня, пожалуйста. Знаю, я твоего внимания не заслужил. Но если бы ты дал мне маленькую поблажку, только на этот раз, ради Эбигейл, я был бы страшно тебе благодарен. И если ты это сделаешь… клянусь, я этого не забуду. Уж как-нибудь, когда-нибудь, но я тебе за это отплачу. Клянусь.

И тут сверху до него донеслось карканье. Джесс открыл глаза, выпрямился. Сердце у него колотилось, как бешеное. Вороны – они оба были здесь – наворачивали круги у него над головой.

– Черт, плохи дела. Совсем плохи.

Он потянулся к ключу зажигания и тут заметил приближающиеся фары – две пары. Патрульная машина заехала на школьную парковку и остановилась у самого въезда – видно, Диллард приехал, чтобы приглядеть за тем, чтобы все прошло хорошо, и чтобы никто не помешал. Четов «Шеви Аваланш» последней модели, черный, с тонировкой на окнах, въехал через нижние ворота и припарковался рядом с пикапом Джесса.

Джесс сквозь зубы втянул в себя воздух.

– Сыграй, как по нотам, Джесс. Не облажайся.

* * *

Широким, пожирающим расстояние шагом Санта пересек парковку у методистской церкви Гудхоупа. Он был рад надвигающимся сумеркам, постоянно ощущая спиной удивленные взгляды. Когда он проходил мимо церкви, из-за угла быстрой походкой вышла молодая женщина с картонной коробкой в руках. Коробка совершенно закрывала ей обзор, и она врезалась прямо в Санту, отчего коробка вылетела у нее из рук. На дорожку посыпались упаковки с новогодними шляпами и дуделками.

– О, господи, – сказала она. – Простите, пожалуйста, я…

Тут женщина осеклась – казалось, у нее внезапно кончились слова. Она бросила взгляд через плечо на человека, который шел следом за ней – пожилой, жилистый мужчина со строгим, пронизывающим взглядом. У него в руках тоже была коробка со снаряжением для новогодней вечеринки. Санта наклонился, сгреб рассыпавшиеся предметы обратно в коробку, подал ее женщине и направился дальше.

– Мистер! – окликнула его женщина. – Простите! Вы что-то уронили. Вот это.

Санта обернулся. Женщина протягивала ему рог. Он вернулся, забрал рог, сказал: «Спасибо», и развернулся, чтобы идти.

– С Рождеством, – сказала она.

Он невольно улыбнулся:

– С Рождеством.

Человек, стоявший рядом с ней, нахмурившись, разглядывал его костюм. Потом покачал головой:

– Сегодня – день рождения Иисуса. Так, напоминаю на всякий случай, брат мой, потому что бывает, люди в это время года сбиваются с толку, – улыбаясь, он положил руку Санте на плечо. – Думают, это день Санта-Клауса.

Санта посмотрел ему прямо в глаза.

– Ваше преподобие, – сказала женщина, – ну не начинайте, пожалуйста, – она виновато взглянула на Санту. – Не обращайте на него внимания. Когда речь заходит о Рождестве, он бывает немного непрактичен.

– Да уж, а как иначе. Санта-Клаус и его подарки – вечно они встают на пути у Слова Божия.

– Как и религия, – был ответ Санты.

Преподобный сощурился.

– Ну, думаю, вам сложно будет поспорить, что миру нужно больше Иисуса и поменьше Санты.

– У Господа много слуг.

Пастор повернулся к женщине:

– Видите, как раз об этом я вам и говорил. Люди сбиты с толку. Особенно дети. Санта-Клаус – это сказка. И если люди говорят своим детям другое – что ж, они им просто-напросто лгут.

– Почему вы думаете, что Санта-Клауса не существует? – спросил Санта.

– А вы его когда-нибудь видели?

– А вы когда-нибудь видели Иисуса?

Преподобный заколебался.

– Иисус – у меня в сердце.

– Найдется ли в вашем сердце место для обоих? И тот, и другой несут мир, милосердие и добрую волю.

– Только Иисус может спасти твою душу от вечного проклятья, – преподобный торжествующе ухмыльнулся. – Может ли Санта это сделать? Что-то сомневаюсь.

Санта вздохнул:

– Все мы служим Господу по-своему. – Потом, очень тихо, будто про себя: – Иногда – вне зависимости от того, хотим мы этого или нет.

Пастор метнул на него озадаченный взгляд и продолжил говорить что-то о спасении души, но Санта уже его не слышал. Вместо этого он вслушивался в отдаленное карканье. Окинув взглядом небо, он заметил воронов – они кружили над чем-то в той стороне, куда он шел, очень далеко. «Они нашли! Они нашли мешок!»

Санта быстро пошел прочь, оставив пастора и женщину обмениваться недоуменными взглядами.

* * *

Изабель откинула капюшон, сняла темные очки и оглядела небо. Воронов не было и в помине. Бельсникели – все пятеро – стояли на гребне холма, обозревая долину. Внизу, под ними, раскинулся городишко Гудхоуп. Из-под тяжелых низких туч расползалась вечерняя мгла. Они надеялись, что человек в пикапе далеко не уехал. Всем было понятно, что, если он оставил город, у них было очень мало шансов найти его прежде, чем его найдут чудовища Санты или Санта собственной персоной.

Маква указал на запад, и все посмотрели в ту сторону.

– Ты их видишь? – спросил Вернон.

Маква нетерпеливо ткнул пальцем опять, в ту же сторону. По-английски он говорил – им владели все трое шауни, но этот язык их бесил. Маква называл английский «языком-уродом». Изабель отчаялась выучить язык шауни, решив, что, раз уж за все эти годы в ее голове ничего не задержалось, то вряд ли это когда-нибудь случится вообще. Так что, лавируя между индейским упрямством и ее полной неспособностью к языкам, они изъяснялись в основном жестами и междометиями.

– Ну, я ничего не вижу, – раздраженно сказал Вернон. Изабель тоже ничего не видела, но это не значило, что птиц нигде не было. Маква знал Крампуса уже очень давно, по догадкам Изабель – около четырех сотен лет, а чем дольше ты отирался возле Крампуса, тем больше магии тебе доставалось.

Маква посмотрел на них, на слабоумных, а потом пустился вниз по тропинке; двое братьев – Випи и Нипи – последовали за ним. Пожав плечами, Изабель и Вернон отправились следом.

Все пятеро мчались по лесу. Уже темнело, им не было нужды скрывать лица, и Изабель наслаждалась зимним ветром, пляшущим у нее в волосах. Кровь Крампуса текла у них в жилах, даря всем пятерым силу и стойкость. Изабель могла бежать быстрее и прыгать дальше любого человека, могла часами мчаться без устали – но это было еще не все; его кровь отворяла их чувства дикой природе, позволяя видеть и слышать ее так, как не дано было ни одному смертному. Изабель чуяла запах прелых листьев под слоем снега, чуяла рыбу в ручье, слышала, как устраивается на ночлег семейство белок – там, высоко, среди верхушек деревьев. Чувствовала пульс жизни, бьющийся под поверхностью вещей. «Древние силы, – подумала она, – древнее, чем сама земля». И когда она бежала вот так – прыгала, как олень, мчалась сквозь лес с открытой хранителю этой земли душой, – она почти забывала о том, что было у нее отнято.

Вместе с ручьем они поднырнули под шоссе, обогнули несколько домов, и выбежали из-под деревьев на поле позади старшей школы. Школа была все та же – по крайней мере, на вид – как тогда, когда она туда ходила, уже больше сорока лет назад. Она посмотрела на темные окна и задумалась, ходил ли в эту школу ее сын.

Маква поднял руку, и они остановились. Он указал вверх, на низкие тучи. В этот раз Изабель разглядела два пятнышка, круживших где-то в миле отсюда, над младшей школой, расслышала далекие крики воронов. Ее сердце заколотилось сильнее.

– Он все еще здесь!

Изабель почувствовала, как внутри нее вновь оживает надежда. В этот раз они знали марку пикапа и видели, как выглядит тот человек. Ему не уйти.

Маква покачал головой. Вид у него был неуверенный.

– Что? – спросила Изабель. – Что теперь не так?

– Они зовут его. Зовут Санта-Клауса. Он уже должен быть близко.

Двое братьев согласно кивнули.

– О, это чудесно, просто чудесно, – сказал Вернон. Судя по голосу, он был близок к истерике. – И что же нам теперь делать?

– Мы его опередим, – уверенно сказала Изабель.

– Это, конечно, прекрасно и удивительно, но что, если мешок уже у него?

– Тогда мы его отнимем, – сказала она, не испытывая ни малейшей радости по этому поводу.

Прибавить к этому было больше нечего; все они понимали, что она имеет в виду. Крампус дал им прямой приказ. Они полностью принадлежали ему; та же кровь, что позволяла Бельсникелям бегать, подобно оленям, полностью подавляла их волю. Потребуй Крампус, чтобы они зубами перегрызли себе вены, напевая при этом песенку, они ничего не смогли бы с этим поделать. Им было приказано принести мешок – любой ценой, так что они будут пытаться это сделать, до последнего вздоха, даже если для этого придется пойти прямиком в пасть чудовищам Санты.

– Мы тратим время зря, – сказала Изабель, и бросилась вперед. Остальные Бельсникели последовали за ней.

Она бежала так быстро, как только могла, и на бегу впитывала в себя окружающую красоту – тысячи оттенков пурпура и синевы, шелковый покров сумерек, накрывающий горы, – зная, что, может быть, больше она этого не увидит.

* * *

Чет выбрался из пикапа.

– Ну, я ж знал, что на тебя можно положиться, парень. – Он подошел к Джессу и похлопал его по спине. – Наш человек. – Чет присмотрелся к машине Джесса и склонил голову на бок. – Что за херня приключилась с твоим пикапом?

Линэрд вылез из Четового «Шеви» с другой стороны и, подойдя к Джессу сзади, схватил его за шкирку.

– Эй! – вскрикнул Джесс. – Убери от меня свои чертовы лапы!

– Охолони, – сказал Линэрд и принялся охлопывать Джесса со всех сторон. Обнаружил в кармане куртки пистолет и извлек его оттуда.

– Что? Вы у меня пушку хотите забрать? Какого хрена?

– Да успокойся уже. Как закончим, получишь свою пукалку обратно, – Линэрд положил пистолет на капот Джессовой машины. – Просто хочу быть уверен, что ты не выкинешь ничего, о чем потом будешь жалеть.

– Как рука? – спросил Чет и улыбнулся.

– Давайте уже с этим поскорее покончим.

– Да, с энтузиазмом у него плоховато.

– У меня есть чем заняться, кроме как слушать вас, придурков.

Чет посмотрел на Линэрда, подняв брови.

– Джесс, я это пропущу мимо ушей, потому как ты чересчур туп, чтобы разговаривать по понятиям.

Джессу показалось, он уловил движение в кустах позади Линэрда.

Чет проследил за его взглядом.

– Расслабься, – сказал он. – Никого там нет. Кроме того, твой дружок Диллард нас прикрывает.

Джесс, втянув воздух сквозь зубы, попытался привести нервы в порядок, и изо всех сил постарался не думать о горящих оранжевых глазах.

– О, чуть не забыл, – сказал Чет. – Думаю, тебе это понравится… Племянник мой чуть не двинулся от счастья, когда я ему ту твою приставку подарил. Аж весь посинел. Я уж думал, сейчас обделается, прямо на ковер.

– Я охренительно рад это слышать, – прервал его Джесс, натужно улыбаясь во весь рот.

– Чё? – Чет поглядел на Линэрда. – Мне это кажется, или Джесс сегодня какой-то чудной?

– Джесс всегда чудной, – ответствовал Линэрд.

Чет, сощурившись, опять посмотрел на Джесса – изучающе, будто тот только что сбежал из зоопарка.

– Н-да, тут ты прав, – Чет выудил из кармана жестянку жевательного табака, открутил крышку, достал щепоть и сунул за щеку. Джессу казалось, что двигается он будто в замедленной съемке.

– Ладно, сладкий ты мой, – продолжил Чет. – План таков. Как я уже говорил, нужно по-быстрому смотаться в Чарльстон. Все туда же, ничего не изменилось. В этот раз встречать тебя будет Джош – братан его опять в тюряге, за вождение в нетрезвом. Жена его залог платить отказалась, – Чет фыркнул. – Честно, мне кажется, за решеткой он ей нравится больше. Ну, короче, Джош будет ждать тебя к девяти. Сделай нам всем одолжение, будь там вовремя. Не хочу, чтобы он мне потом мозг полоскал. Зуб даю, Джош этот иногда нудит, как старая баба. Так что не…

– Я буду там вовремя, – сказал Джесс, рыская взглядом по кустам.

– Дааа… Ну ладно тогда, – Чет помолчал. – Ты что, под кайфом, что ли?

– Нет.

Сомнения у Чета явно остались. Он кивнул Линэрду, и тот, расстегнув куртку, вынул из-за пазухи большой коричневый пакет, обклеенный скотчем.

– У Джоша будет для тебя шесть кусков.

– Шесть тысяч? – вырвалось у Джесса.

Чет внимательно оглядел Джесса, сплюнул табак в снег.

– Ага, шесть. Ты смотри только, без шуток. Помни, что сказал Генерал насчет твоей дочки. Я серьезно, Джесс. Ради нее – смотри, не сбейся с пути.

Джесс стиснул зубы.

Чет ткнул большим пальцем в сторону патрульной машины Дилларда.

– Поедешь за Диллардом до самого Ливуда. Мартин сказал, он сегодня на дежурстве, так что с федеральным шоссе проблем не будет. Как выглядит твоя машина, он знает. Так что, если заметишь у себя на хвосте патрульную машину, не бзди, – Чет хлопнул Джесса по плечу. – Видишь, гитарист, задницу твою мы прикрыли. И Генерал увеличил твою долю до трех сотен – ну, чтобы было без обид насчет дыры у тебя в руке. Три сотни – практически ни за что. Можешь послать ему благодарственную открытку, если хочешь.

Линэрд шагнул к пикапу Джесса и открыл дверцу со стороны пассажира. Мешок Санты вывалился прямо на землю. Откуда-то сверху послышалось громкое карканье.

Линэрд нагнулся поднять мешок.

– Эй, не смей это трогать! – заорал Джесс и прыгнул к мешку.

У Линэрда в руке немедленно появился большой охотничий нож, и нацелен он был прямо Джессу в сердце. Линэрд был не самым крупным из Боггзов, но он был быстрый, очень быстрый. Джесс остановился, подняв руки.

– Просто хотел мешок из грязи поднять.

– Почему бы тебе не оставить его, пока я не закончу, – сказал Линэрд. Джесс отступил.

– Черт, Джесс, – сказал Чет. – Тебе надо перестать, на хрен, так дергаться.

Линэрд сунул пакет под сиденье Джесса.

– И что за херня такая сегодня с этими птицами? – спросил Чет, ни к кому в особенности не обращаясь.

Линэрд поднял мешок Санты и забросил обратно в кабину, даже не поглядев.

– Э-эй, – протянул Чет. – Это что, мешок Санта-Клауса? Да, точняк. Что за черт, Джесс? Ты что, в Санту решил поиграть?

– Оставь мешок в покое, – сказал Джесс.

– Никому не нужен твой дурацкий мешок, – тут Чет еще раз поглядел Джессу в лицо и явно задумался. Сощурившись, посмотрел на мешок. – Да что там у тебя такое? – Чет похлопал по мешку. – Странно, – сказал он. Ткнул в мешок пальцем. Понаблюдал, как тот медленно восстанавливает форму. – Линэрд, ты это видел?

Боггз только хмыкнул.

Чет опять вытащил мешок из машины. Карканье стало громче.

– Чертовы птицы, они что, совсем долбанулись?

– Не трогай мешок, – сказал Джесс, делая шаг вперед.

Линэрд схватил его, толкнул на капот и сунул под нос нож.

– Ничему ты не учишься, парень.

Чет присвистнул.

– Ты только посмотри на него! Как раздухарился. Там, должно быть, что-то хорошее лежит. – Он развязал золотой шнур и глянул внутрь.

– Ну? – спросил Линэрд.

У Чета был озадаченный вид.

– Что? – спросил Линэрд.

– Не, это реально странно. Там как будто какая-то…

Из-за деревьев выскользнула тень и прыгнула на Чета. Это был один из этих – один из «чертей». Он вырвал мешок у Чета из рук, толкнув его при этом так, что тот полетел в снег.

Линэрд среагировал немедленно, без колебаний. Он бросился на тварь, неистово полосуя ножом, и таки зацепил ее плечо. «Черт» повернулся – неестественно быстро – и, размахнувшись мешком по широкой дуге, точно обезумевший боец на подушках, хватил Линэрда точно в грудь, да так, что тот повалился на капот Джессова пикапа. Боггз схватил с капота валявшийся там пистолет Джесса, и, еще в развороте, начал стрелять. Первая пуля ушла «в молоко», но вторая зацепила «черта» за щеку. Тварь пошатнулась, упала, но мешка не выпустила.

Прежде чем Линэрд успел спустить курок в третий раз, из темноты вылетело копье и вонзилось ему в грудь, а следом из кустов вынырнуло еще двое «чертей». Они врезались в Боггза, толкнув на пикап с такой силой, что машина так и запрыгала на рессорах. Один из них быстрым движением ножа вскрыл Линэрду горло, а другой в то же самое время вырвал у него из рук пистолет. Линэрд, хватаясь за копье, повалился на землю. Из широкой раны на горле хлестала кровь.

Подбежали еще двое адских созданий и остановились, переводя взгляд горящих оранжевых глаз с мешка на истекающего кровью Линэрда. Один из них подхватил раненого «черта» и помог ему подняться на ноги, другой забрал мешок.

– Кто вы, на хрен, такие? – заорал Чет из сугроба. Он с яростью поглядел на Джесса. – Ты нас подставил! Ты, на хрен, всех нас подставил! Считай, ты труп! Вся твоя семья – трупы!

Вороны были теперь у них прямо над головами, они прыгали по веткам и каркали, каркали, каркали.

– Санта-Клаус. Он здесь, – сказал один «черт» – высокий, в лохматой шкуре. И указал через дорогу на поле, полого спускавшееся к обочине. Джесс тоже туда посмотрел, но ничего не увидел.

– О, господи, боже мой! – закричал другой «черт». При себе у него был сделанный из винтовки обрез, но вид у него был донельзя испуганный.

Чет воспользовался этим моментом, чтобы вскочить и броситься бегом к машине Дилларда, вопя при этом изо всех сил: «ЭТО ПОДСТАВА! ПОДСТАВА!». «Чертей» это, казалось, нимало не обеспокоило: их оранжевые глаза были устремлены на что-то по ту сторону дороги – казалось, они боялись даже пошевелиться.

– В пикап, быстро! – заорал один из них, тот, что с пистолетом. Судя по голосу и хрупкому телосложению, это была женщина или, может быть, девушка.

«Черти» задвигались.

Женщина навела пистолет на Джесса.

– Ты! Поведешь. – И, сочтя, что Джесс двигается недостаточно быстро, она впихнула его в кабину через дверь со стороны пассажирского сиденья, а потом скользнула следом. – Вытащи нас отсюда, или все мы, считай, мертвы.

Джесс покосился на тело Линэрда, лежавшее в окровавленном снегу. Ясно было, что эти существа, кем бы они ни были, шутить не собирались. Он завел мотор, а остальные «черти» набились в кузов, прихватив с собой мешок Санты. Включив фары, Джесс увидел плотную фигуру, которая бежала по направлению к ним через детскую площадку. Выглядела она как-то знакомо.

– Езжай! – заорала женщина-«черт». – Езжай!

Джесс нажал на газ, думая выбраться отсюда через нижний выезд со школьной парковки. Навстречу ему, слепя, вспыхнули фары. Это был Диллард. Послышался рокот мощного мотора – шеф погнал патрульную машину им наперерез.

– Твою мать! – вскрикнул Джесс. Его план катился псу под хвост.

Грохнул выстрел, потом еще один, и последнее оставшееся у пикапа зеркало разлетелось на куски. Джесс втопил педаль в пол – глубже не получалось – да что толку: Диллард все равно выиграл бы эту гонку.

Джесс увидел безумную ухмылку соперника, увидел дуло пистолета. Вспышка. В двери появилась дыра размером с палец, и выходное отверстие – в лобовом стекле. Мгновение спустя пулю догнал звук выстрела. Джесс прекрасно понимал: это было именно то, чего хотел Диллард, о чем тот мечтал – шанс его пристрелить.

На дорогу перед пикапом, прямо в лучи фар, выскочил человек. Это был тот тип в костюме Санты: зубы оскалены, на лице – злобная гримаса, в руке – меч. Человек бежал прямо на них.

– Эй! – заорал Джесс и вывернул руль, отчаянно пытаясь избежать столкновения. «Санта» взмахнул мечом и опустил его на капот, начисто срезав одну из фар. Лезвие проскрежетало по крылу автомобиля; посыпались искры. «Санту» развернуло и он оказался прямо на пути у набирающей скорость патрульной машины. Раздался глухой, но очень громкий звук: столкновение развернуло машину Дилларда так, что она съехала кювет, а человек в костюме Санты, кувыркаясь, покатился по парковке.

Джесс вывернул на дорогу, ударил по тормозам и обернулся, молясь про себя, что вот сейчас он увидит мозги Дилларда, размазанные по лобовому стеклу патрульной машины. Всё и без того хуже некуда, и будет только справедливо, если хоть что-то пойдет так, как нужно. Джессу случалось видеть, что делает с машиной сбитый олень, но автомобиль Дилларда выглядел так, будто сбил по меньшей мере корову. Джесс заметил раздувшуюся подушку безопасности, и у него упало сердце.

– Вот дерьмо.

– Он мертв? – спросила женщина-«черт». – Да ведь?

До Джесса вдруг дошло, что она имеет в виду «Санту», а не Дилларда.

– Нет, – ответил один из «чертей». – Мне так не кажется.

Джесс покрутил головой, ища взглядом неподвижное тело, но, к своему удивлению, увидел поднимавшегося на ноги «Санту», который с виду нисколько не пострадал. Вверху, над их головами, кружили и каркали вороны. «Санта» повернулся и посмотрел куда-то вдаль, на дорогу.

– Они идут, – сказал высокий «черт». – Посмотрите… Посмотрите, вот они!

И Джесс увидел две тени, что неслись по шоссе галопом, по направлению к ним. Джесс сначала даже не понял, что это перед ним такое. Выглядели они как какие-то лохматые собаки, или, может, волки, только огромные – размером почти с быка. Они были меньше чем в сотне ярдов, и расстояние это стремительно сокращалось.

– Езжай! – заорала женщина, и все «черти» подхватили: – Езжай! Езжай! Езжай!!!

Джесс прекрасно их понимал: кем бы те лохматые ни были, сводить близкое знакомство с этими тварями он не собирался. Он решительно нажал на газ, и пикап тронулся с места. Восьмицилиндровик кряхтел и стонал, и стрелка спидометра медленно ползла вверх: двадцать… тридцать… сорок.

– Ну, давай же! – заорал он на старенький «Ф-150». – Давай, детка! Ты можешь!

Глава пятая Монстры

Они потеряли волков из виду по крайней мере десять миль назад, но все «черти», как один, продолжали неотрывно смотреть на дорогу позади них. Никто не сказал ни слова, пока они не выехали на Восьмое шоссе, следуя вдоль берега Коул-ривер. Местность вокруг была холмистая и пустынная. Поскольку никто его пока не убил, Джесс подумал, что, может, у него есть еще шанс выбраться из этой передряги живым.

– Ну, – сказал он. – Где мне вас высадить?

Женщина-«черт» изучающе посмотрела на него. Огонь у нее в глазах угас, они не пылали как раньше, но тревожный оранжевый оттенок все же остался. Откинув капюшон куртки, она сухо ему улыбнулась и помотала головой. Волосы у нее были темные, тусклые, и сальные, очень короткие, будто обрезанные ножом. Серая кожа вся испятнана чем-то черным, и поэтому угадать возраст странной незнакомки было нелегко, но Джесс прикинул, что ей не было еще и двадцати. Окно между кузовом и кабиной отодвинулось, и один из «чертей» сунул голову в кабину. Он явно был постарше: лет около пятидесяти, лицо все в морщинах, и черная лохматая борода.

– Они от нас отстали!

– Нет, – поправил его сидевший рядом «черт». Это был тот, высокий, с рогами и в медвежьей шкуре. Его кожа, как и у других двух рогатых монстров, сидевших рядом с ним, была вся в черных пятнах – краска, или, может быть, деготь, – будто он нарочно пытался сделать ее как можно темнее. Высокий «черт» сидел пригнувшись, стараясь не задевать рогами крышу кузова. – Никогда они от нас не отстанут. Пока вороны за нами следят, – говорил он размеренно, и немного скованно; Джесс подумал, что парень, должно быть, из какого-то местного племени.

Женщина опустила окно со своей стороны и высунула голову, вглядываясь в ночное небо; в кабину ворвался порыв ледяного ветра. Она села на место.

– Их не видно. По крайней мере, я ничего не увидела.

– Они здесь, – сказал высокий. – Я их чую.

– Я лично ничего не чую, – сказал бородатый. – Откуда такая уверенность?

Высокий посмотрел на него с жалостью.

– Только не надо на меня так смотреть. Ненавижу этот взгляд, – бородач помолчал с минуту. – Ну… и что же мы собираемся с ними сделать?

– Сделать? – переспросила женщина. – Мешок у нас. Сделать мы можем только одно.

– Что? – закричал бородатый. – Просто отправимся обратно в пещеру? Но тогда мы просто приведем чудовищ прямо к нему. Не говоря уж о том, что и прямо к нам. Да это же западня!

– Выбора у нас нет, – ответила она. – Таков был его приказ.

– Что ж, остается только надеяться, что наш старина Высокий-и-Ужасный сможет освободиться прежде, чем они до нас доберутся. Иначе нас всех ждет кошмарная смерть.

Все примолкли, и только одинокий дворник, скрипя, елозил туда-сюда по стеклу. Все они смотрели назад, на покрытую раскисшим снегом дорогу, убегавшую из-под колес в красном свете задних фонарей. Джесс заметил того, который получил пулю в лицо, – «черт» сидел, стиснув щеку; между пальцами сочилась кровь. Ему подумалось, что этот вряд ли продержится долго. А после того, как он увидел этих волков, было ясно, что никому из них долго не продержаться.

– Ну, ребята, – сказал Джесс, – было время подумать, где вас высаживать?

Они не обратили на него никакого внимания.

– Мы хоть в нужную сторону едем? – спросила женщина.

– Откуда мне-то знать? – ответил бородатый «черт».

– Ну, может, Макву спросишь.

Тот поморщился, но так и сделал, и вскоре между ним и типом в медвежьей шкуре разгорелась оживленная дискуссия, сопровождаемая бурной жестикуляцией. Потом бородач опять сунул голову в кабину.

– Да, похоже, мы едем, куда надо.

– Ты уверен? – спросила женщина.

– Нет, я не уверен. Но Великий Вождь Всезнайка считает именно так. И когда он бывал неправ?

Женщина пожала плечами.

Маква сунул руку в кабину, ткнув пальцем в направлении хребта, еле различимого на фоне темного неба.

– Н-да, мы поняли, – сказал бородач.

– Эй, а я знаю, где мы, – добавила женщина. – Тут должна быть дорога, где-то через милю, – она посмотрела на Джесса. – Понял? Как увидишь проселок, сворачивай.

– Ладно, конечно. Приторможу, и вы выпрыгнете.

– Нет, ничего подобного ты не сделаешь, – она посмотрела на него с грустью и мягко добавила: – Мне страшно жаль, но ты теперь в этом крепко замешан. Ты нам нужен – завезешь нас в горы, как можно выше.

– Ну, барышня, – сказал Джесс. – Я что-то не в настроении лезть в горы… Только не сегодня. Высажу вас здесь, и точка.

Она ткнула его пистолетом под ребра.

– Я тоже не в настроении стрелять в тебя, но я это сделаю.

Джесс кинул на нее быстрый, сердитый взгляд.

– И я не барышня. Меня зовут Изабель. – Немного помолчав, она спросила: – А тебя? Есть у тебя имя?

– Да, вообще-то есть. Я – Джесс.

– Ну, привет, Джесс. А это – Вернон.

Бородатый «черт» улыбнулся и протянул руку.

– К вашим услугам, – по тому, как он это сказал, Джессу стало ясно: бородач не отсюда. Откуда-то с Севера, наверное. На протянутую руку Джесс посмотрел так, будто Вернон, по меньшей мере, на нее наплевал.

Улыбка «черта» увяла, и он убрал руку.

– Н-да, что ж… Вот этот исключительно неотесанный субъект, – тут он повел рукой в сторону высокого «черта» в медвежьей шкуре – Маква. Рядом с ним – Випи, а этот невезучий джентльмен с дырой от пули в лице – его брат, Нипи.

У Джесса появилось ощущение, что, несмотря на внешность, в этих созданиях – или людях, кем бы они ни были – отчаяния и страха было явно больше, чем желания кому-либо навредить. В любом случае, лично против него эти ребята, кажется, ничего не имели. Он, конечно, понимал, на что они способны – Линэрд с перерезанным горлом все еще стоял у него перед глазами, – но решил, что, может, они были не такими уж кровожадными монстрами, какими он их себе представлял поначалу. Но, как ни крути, отчаявшиеся люди бывают способны на страшные вещи, и Джесс решил, что, чем скорее он с ними расстанется, тем больше у него будет шансов дожить до завтра.

– Ребят, а что вы вообще такое?

– То есть? – спросила девушка.

– То есть – «то есть»? Вы, там, вервольфы, лешие какие-нибудь, или просто запоздали с Хэллоуином?

– Ну нет, – раздраженно ответила она, – ни то, ни другое, ни третье, спасибо большое. Я – такой же человек, как и ты.

Джесс рассмеялся, не слишком сочувственно:

– Нет. Совершенно точно не такой же, как я.

– Крампус зовет нас Бельсникелями, – вмешался Вернон. – Тебе придется спросить у него самого, что именно имеется в виду, – и горько он добавил: – Но как ни называй, это значит, что мы его слуги… его рабы.

– У меня есть другая идея, – сказал Джесс. – Может, вы меня просто отпустите? Без машины. А я попытаю удачи – глядишь, кто подвезет.

Изабель помотала головой:

– Прости, Джесс. Не получится.

– Черт, почему нет? Я вам свой гребаный пикап отдаю! Что вам еще-то от меня надо?

Никто не ответил.

– Ну?

– Никто из нас не умеет водить.

– Что? – Джесс уставился на нее, а потом расхохотался. – Да ты меня разыгрываешь?

Изабель нахмурилась.

– Мне еще шестнадцати не стукнуло, когда я ушла из дому. А у мамани уж точно машины не было.

– А как же старина Вернон? Или индейцы?

На это Изабель улыбнулась.

– Я бы посмотрела, как эти шауни пытаются водить. То есть, если меня в машине не будет. И я думаю, последним, чем управлял Вернон, была лошадь.

Бородач вздохнул:

– Когда я был человеком, автомобили встречались еще не слишком часто.

– О чем это ты?

– Дело в том, – сказал Вернон, – что мы все немного старше, чем кажемся. Мне было сорок девять, когда я занимался исследованиями этой части страны. Я тогда работал на Фэйрмонтскую угледобывающую компанию. Это было около тысяча девятьсот десятого года. А Изабель… ее мы нашли где-то…

– Это была зима семьдесят первого. Значит, мне сейчас где-то в районе пятидесяти.

Джесс уловил в голосе женщины печаль. Он покосился в ее сторону. Изабель молча глядела в окно, в темноту. Пятидесяти ей было дать нельзя. Никак.

– Что-то не сходится, – сказал Джесс.

– Знаю, – ответила она. – Совсем не сходится. Но что поделать, это правда. Это все Крампус… его волшебство. А что до индейцев… Черт, они с Крампусом чуть ли не с тех времен, как он впервые угодил в эту пещеру. По моим прикидкам, лет пятьсот.

Джесс заметил, что индикатор уровня топлива все еще горит, и решил, что этим можно воспользоваться. Он постучал по лампочке индикатора.

– Бензина почти не осталось. Боюсь, придется заправиться, прежде чем в горы ехать.

– Ничего, доберемся, – сказала Изабель.

– Мне бы твою уверенность.

– Ну, наверное, я просто оптимист по натуре.

– Да, – сказал Вернон. – И это очень раздражает. Лично я уверен, что оптимизм в больших количествах вреден для здоровья.

Маква сунул в кабину свою длинную руку:

– Туда.

Джесс притормозил, увидел отблеск отражателя на краю дороги, и только теперь разглядел съезд на узкий, запущенный проселок. Съезд зарос какими-то кустами; им явно не пользовались годами.

– Да вы что, шутите?

– Сворачивай.

Джесс подумал было открыть дверцу и выпрыгнуть из машины, но тут вспомнил, насколько быстро передвигаются эти создания.

– Черт, – только и сказал он, выруливая с шоссе. Пикап клюнул носом в придорожную канаву, а потом вынырнул оттуда, со страшным скрежетом проехавшись задним свесом по противоположной стенке канавы. Ветви заскребли по бортам с таким звуком, что у Джесса заломило зубы. Дорога шла круто вверх по узкому уступу на склоне холма – непростая задача для водителя, учитывая, что фара у него оставалась только одна. Пикап переваливался на обледенелых ухабах, и Джессу доставляло некоторое удовольствие слышать, как «черти» бьются головами о крышу кузова. Тропа – дорогой это было назвать довольно трудно – шла вверх крутыми зигзагами, пересекая один и тот же ручей по крайней мере раз десять. Примерно полчаса спустя дорога резко оборвалась, упершись в завал.

– Остановись здесь, – сказала Изабель. – Под деревьями.

– Зачем?

– Просто остановись.

Джесс сделал, как ему было сказано, и Бельсникели один за другим посыпались из кузова. Маква – с мешком Санты на плече, а Нипи, тот, кому пуля попала в лицо, успел обвязать щеку какой-то тряпицей. Кровотечение, похоже, остановилось.

– Глуши мотор, – велела Джессу Изабель.

– Что?

– Ты идешь с нами.

– Хрена с два!

Потянувшись, она повернула ключи и выдернула их из замка зажигания.

– Эй!

Она сунула ключи в карман куртки, туда, где уже лежал его пистолет, вылезла из машины и обошла кабину кругом.

– Ты не захочешь остаться тут совсем один. Поверь.

– Нет, это несправедливо. Мы же договаривались.

– Ты прав, несправедливо. Все это – несправедливо, нам ли не знать. Но нам нужен этот пикап. А если мы оставим тебя здесь, тебя съедят. И кто тогда повезет нас обратно?

Фраза насчет «съедят» Джессу совершенно не понравилась.

Изабель открыла дверцу.

– Не заставляй тебя оттуда вытаскивать.

Откуда-то издалека послышалась карканье. Все, как один, задрали головы.

– Надо спешить, – сказал Вернон.

– Твою мать, – сказал Джесс, но вырубил фару и вылез из машины.

Бельсникели устремились быстрой трусцой вверх по заросшему лесом склону. Изабель бежала, подталкивая перед собой Джесса.

– Ты же знаешь, что за нами охотится, Джесс. Так что лучше не отставай. Слышишь?

Джесс услышал откуда-то сверху далекое карканье, услышал, как грохочет у него в груди. Он мельком задумался, увидит ли он еще когда-нибудь Эбигейл.

* * *

Джесс брел, спотыкаясь и держась за бок. Холодный воздух обжигал горло, мышцы ломило от усталости, а пальцы уже ничего не чувствовали от холода. Дыра в руке пульсировала болью. По прикидкам Джесса, вот уже полчаса они шли, карабкались и бежали вверх по горному склону. Изабель ждала его наверху, у конца тропы. Остальные Бельсникели уже исчезли из вида, унеслись, едва касаясь твердой, мерзлой земли, а ведь у троих из них даже обуви не было.

Поравнявшись с Изабель, Джесс привалился к дереву и замер, хватая ртом воздух.

– Джесс, – сказала Изабель. – Нам надо идти.

Джесс потряс головой и сплюнул, пытаясь избавиться от жжения в горле.

– Не могу.

– Еще немножко.

– Знаешь, что я тебе скажу? – прохрипел он. – Просто брось меня здесь, на съедение волкам. Пусть меня лучше съедят, чем это.

Она покачала головой и улыбнулась уголком рта.

– Не заставляй меня тебя нести. – С этими словами женщина схватила его за руку и потащила за собой. Роста она, может, была и небольшого, но в ней чувствовалась недюжинная сила. Джессу было ясно, что Изабель и вправду могла бы его понести, если бы дело до этого дошло.

Между деревьями опять раскатился хриплый птичий вопль – как будто издалека, может быть, даже снизу, из долины. Джесс поглядел вверх, но небо заслоняли густые еловые лапы.

– Думаю, они нас потеряли, – сказала Изабель.

– Ты же говорила, что ты – оптимист. А я оптимистам не доверяю.

Они спустились немного вниз, в неглубокое ущелье. Она указала вперед:

– Вон туда.

Джесс не увидел ничего, кроме груды валунов у подножия скалы.

– Куда именно ты меня ведешь?

– Да все с тобой будет в порядке.

– В порядке? Это еще что значит?

– Просто следи за тем, что говоришь. Не расстраивай его.

– Ты про этого вашего Грампуса?

– Крампуса.

– Да кто вообще такой этот…

Изабель прижала палец к губам:

– Хватит.

Она потянула его за собой, в щель между двумя валунами. Пригнувшись, они нырнули под низкий каменный свод. Она вела его туда, где у дальней стены пещеры слабо мерцал свет. Они остановились у какой-то дыры. Джесс заглянул вниз и поморщился – пахло чем-то мертвым, разлагающимся; пахло зверем, живущим в клетке среди собственных отбросов. Снизу донесся вой. Люди так не воют, звери тоже. Джесс отступил на шаг, мотая головой:

– Ну уж нет.

Изабель схватила его за руку.

– Джесс, выбора у тебя нет, – из ее голоса напрочь исчезло любое тепло, остались лишь холод и суровость. Глаза женщины светились злобным оранжевым огнем – как у дьявола, – и Джессу стало предельно ясно, что она ведет его в логово исчадий ада.

Джесс вырвал кисть из ее руки, кинул на Изабель горький взгляд и начал спускаться. Света, который шел откуда-то снизу, едва хватало, чтобы не навернуться на скользких камнях и не полететь вниз, навстречу верной гибели.

Наконец, его ноги коснулись грязного земляного пола. Он повернулся и замер. Джесс оказался в пещере размером с небольшую гостиную, пол которой был завален пустыми бутылками, костями, шкурами и обугленными кусками дерева. У стены лежали грудой одеяла и вязанки сена. На каждом выступе, на каждом камне горели свечи и масляные лампы. На покрытой сажей стене висела огромная замызганная карта мира, вся исчерченная углем: что-то вроде астрологических символов, таблиц – и паутина линий, соединяющих континенты. Остальное пространство сплошь покрывали разнообразные изображения Санта-Клауса: газетные вырезки, реклама из журналов, картинки из книжек… И на каждом из них у Санты были выколоты глаза.

Джесс озирался в поисках великого и ужасного Крампуса, монстра, вселявшего ужас в Бельсникелей, и чуть его не проглядел – тот сидел, скрестив ноги, на полу. Сидел в грязи и саже и трясся, прижимая к груди мешок Санта-Клауса. Из его лба торчали пеньки обломанных рогов, а вокруг тощего, изможденного лица курчавились длинные сальные волосы. Чудище ухмыльнулось, а потом хихикнуло, обнажив желтые, в пятнах, клыки. Выглядело оно до невозможности худым, иссохшим, будто труп, будто сама смерть. Под тонкой, покрытой старческими пятнами кожей видна была каждая вена, каждая жилка. Позади него что-то извивалось; Джессу было показалось, что это змея, черная, волосатая змея, но через мгновение до него дошло, что у этого существа имелся хвост.

Прижав мешок Санты к груди, оно гладило его, будто потерянное и вновь обретенное дитя, дрожащими, скрюченными пальцами. Оно засмеялось, потом всхлипнуло, потом засмеялось опять, и из его раскосых мутных глаз катились слезы. Закинув голову, оно дико, безумно захихикало, и тут Джесс заметил железный, наглухо заклепанный ошейник, охватывавший его горло. От ошейника к стене тянулась цепь: странный, блестящий металл, какого Джессу никогда не приходилось видеть. Джесс никак не мог решить, какое чувство вызывает в нем это злосчастное создание: страх или жалость.

Изабель спрыгнула на землю рядом с ним и подбежала к скорчившемуся у стены существу.

– Крампус?

Существо даже не подняло взгляда.

Остальные Бельсникели стояли полукругом на приличном расстоянии от Крампуса, будто им страшно было подойти поближе, и бросали нервные взгляды – то друг на друга, то вверх, в устье пещеры, точно волки в любой момент могли свалиться им на голову.

– Крампус, – повторила Изабель. – Санта-Клаус и его звери… Они нашли нас. Они, уже, наверное, близко.

Существо по-прежнему ее игнорировало.

Она положила руку ему на плечо и легонько встряхнула.

– Крампус, – сказала она мягко. – Чудовища! Они совсем скоро будут здесь.

Никакого ответа. Существо только раскачивалось взад-вперед; время от времени его пробирала крупная дрожь.

* * *

Закрыв глаза, Крампус прижался лицом к мешку и вдохнул. «Да, запах все тот же – запах огней Хеля. Сохранился, спустя столько веков». Запах напомнил ему о матери, о тех блаженных днях, когда мертвецы плясали у ее трона, и в мире все шло так, как надо. «Как долго я страдал, матушка». Ее лицо было у него перед глазами – мираж, трепещущий в синем пламени Хеля. Видение медленно исчезло. «Нет, матушка, не оставляйте меня. Только не сейчас». Он глубже зарылся носом в бархат, втянул в себя воздух. И отшатнулся, будто его укусили. «Что это?» Он впился взглядом в мешок, и его лицо исказило недоумение – и ярость. «Его вонь!» Его взгляд сфокусировался на мешке, и он впервые разглядел его как следует. И вдруг понял, что мешок был не черным, каким ему полагалось быть, а темно-алым. Как кровь.

Крампус оскалился.

– Ты извращаешь все, к чему ни прикоснешься! – прорычал он глубоким, низким голосом, и тут его охватил ужас. «Как? Каким образом Санта заставил служить себе мешок Локи?» Подобное деяние было просто невообразимо, ведь мешок подчинялся только роду Локи.

– Такое колдовство дается нелегкой ценой! – он уже почти кричал. – Сколько их тебе понадобилось? Сколько крови ты пролил, чтобы этого достигнуть?

Крампус отшвырнул от себя мешок и уставился на него, будто на воплощение зла. «Какое понадобилось могущество, чтобы свершить подобное? Каким сильным он стал колдуном». И в первый раз за все время Крампус усомнился. «Пока я тут гнил и увядал, его могущество росло». Он подтянул колени к груди, обхватил их руками и уткнулся лбом. «Придется преодолеть немало преград».

– Крампус? – голос откуда-то издалека.

– Крампус, они идут сюда. Чудовища идут сюда. Крампус, пожалуйста!

Он почувствовал на плече чью-то руку.

Крампус поднял глаза. «Это она. Конечно, это моя Изабель. Девушка с сердцем льва».

– Чудовища? – спросил он, скорее себя, чем кого-то другого.

Она кивнула.

– Чудовища какого рода?

– Мы видели по крайней мере двух. Кажется, волки. Огромные, как кони. Вороны вели их за нами. Нам надо…

– Так значит, великие звери Одина живы. Значит, старые боги пока еще не забыты, – это вызвало у него улыбку. – Вороны – это Хугин и Мунин, а волки, Гери и Фреки – вместе навек… Великолепные звери, – он поморщился. – Как же случилось, что они теперь под рукой Санты?

– Крампус, нам нужно…

– Поспешить. Да, я это знаю, и слишком хорошо. Если он найдет меня, то на этот раз он не оставит на растерзание стихиям. Меня разорвут на части, его монстры пожрут меня кусок за куском.

Она метнула нервный взгляд на мешок.

– И?..

– Ты хочешь сказать – чего я жду?

Она подобрала с пола мешок и положила перед ним.

– Ключ. Сколько раз ты говорил о ключе? Ну же, давай… Бери ключ и валим отсюда.

Да, звучит просто. Как оно и должно было быть. Все, что нужно сделать, – представить себе ключ, держа мешок в руках, и отдать мешку приказ его найти. Мешок должен открыть дверь – в стене между «здесь» и «там» – и ключ можно будет просто взять, голыми руками. Потому что ведь это был мешок Локи, мешок трикстера, мешок, созданный с одной целью – красть. Тот самый, благодаря которому Локи крал у других богов, крал все, что придется ему по нраву. И уж конечно, мешок никогда не был предназначен для чего-то настолько обыденного, как доставка игрушек маленьким мальчикам и девочкам. «Только Санта-Клаус был способен настолько извратить его суть».

– Что такое? – спросила Изабель. – Чего ты тянешь?

Он поглядел на нее, на Бельсникелей, жавшихся у стены, ощутил их нарастающую тревогу. «И правда, почему я тяну время, когда опасность столь велика? Быть может, мне страшно? Что, если мешок меня не услышит? Что, если я не смогу разрушить чары Санты? Тогда я останусь здесь, ждать смерти, а рядом, будто в насмешку, будет лежать мешок Локи. Последнее доказательство, что Санта во всем меня превзошел… Им будет этот мешок, что должен был стать средством моего спасения, а теперь послужит причиной моей гибели».

Крампус притянул к себе мешок, открыл, и заглянул в его туманные глубины. Руку он туда совать не стал, потому что знал: мешок был до сих пор открыт в то место, которым в последний пользовался Санта. Его замок, должно быть, или склад, – какое-то место, где он держит игрушки, которые раздает на Рождество. Место, где его волшебство сильнее всего, где его, Крампуса, рука, может быть поймана, и тогда он окажется в ловушке. «Эту дверь необходимо закрыть».

Он положил обе руки на мешок и сделал глубокий вдох.

– Локи, помоги мне, – он закрыл глаза и мысленно потянулся, пытаясь нащупать дух мешка, прикоснуться к нему своим духом. – Узри меня. Услышь голос своего хозяина.

Ничего. Совсем ничего.

И опять он потянулся духом, сосредоточил волю. Пещера и все, что его окружало, мало-помалу исчезло из его сознания; остался только он – и мешок.

– Это Крампус, Повелитель Йоля, кровь от крови великого Локи. Признай своего хозяина.

Ничего.

Хватая ртом воздух, Крампус уперся ладонями в землю. Попытался успокоить дыхание, изо всех сил противясь усталости и истощению. Посмотрел на мешок, на его алый, лоснящийся бок. Задумался.

– Кровь, – сказал он, наконец, и рассмеялся. – Его чары сплетены на крови, так что только кровь может их разрушить. Это же ясно, как день, но увы, боюсь, мой разум несколько затуманен.

Сунув в рот палец, он прикусил кончик и понаблюдал за тем, как набухает алая капелька крови. Притянул мешок к себе на колени и дал капле упасть на рыхлый бархат, где она засверкала, точно красная жемчужина.

– Признай мою кровь, – прошептал он, и медленно втер кровь в кроваво-красную ткань.

Ничего.

– Локи, услышь меня, – он ждал и ждал, и ничего – ничего, кроме его собственного тяжелого дыхания, грохотавшего в ушах. И когда он уже больше не мог этого выносить, когда ему показалось, он вот-вот сойдет с ума, мешок чуть вздулся, и изнутри будто повеяло ветерком. До Крампуса донесся легкий аромат лесов Асгарда. И, еле слышно, будто издалека, кто-то назвал его по имени.

– Локи? – спросил тихо Крампус. – Локи… Ты здесь?

Мешок опал. Из него больше не доносилось ни звука. Глаза Крампуса наполнились слезами.

– Локи? – Крампус смотрел, как по бархату расползается темное пятно крови; трепещущие, извивающиеся щупальца мрака расползались, двигаясь, сплетаясь с друг с другом, будто клубок растревоженных угрей, пока с поверхности мешка не исчезло последнее алое пятнышко.

Он утер слезы и улыбнулся.

– Одна капля. Всего одна капля моей крови – и только. Сколько бочек крови это стоило тебе, Санта-Клаус? – он рассмеялся. «Потому что мешок помнил, потому что мешок хотел помнить. Исправлено первое зло, одно из многих… Пролита первая капля крови… Первая капля в море».

Крампус покачнулся, заметил, что руки у него трясутся, и его улыбка превратилась в оскал. Он стиснул пальцы, стараясь сдержать дрожь. И почувствовал на плечах чьи-то сильные руки. Изабель.

– Получится? – спросила она. – Мешок найдет ключ?

– Я – хозяин мешка. Остается только надеяться, что у меня осталось еще достаточно сил, чтобы им повелевать.

Ему было нужно, чтобы мешок начал искать, нашел ключ, а потом открыл бы новую дверь. Как просто это было тогда, раньше, когда он был силен духом и полон жизненной силы. Но теперь, теперь мешок потребует тяжкую дань, потому что за волшебство всегда приходится платить. Он посмотрел на свои трясущиеся руки, тощие, немощные. «Ничего у меня не осталось». Он вдруг понял, что это усилие может его прикончить. По губам скользнула безрадостная улыбка. «А если ты не достанешь ключ? Что тогда?»

Он крепче стиснул мешок.

– Я выжат досуха, дружище. Мне нужна твоя помощь.

Закрыв глаза, Крампус представил себе ключ, удерживая его образ перед мысленным взором. Если бы он только знал, где находится ключ, он мог бы направить мешок в нужную сторону, и поиски были бы легче, а цена – не столь высока. Но он знал только, что ключ есть, поэтому мешку придется искать, используя его дух, его энергию. Раздался треск разряда; мешок у него в руке еле заметно шевельнулся. Он увидел пространство между мирами, потом облака, потом леса – он пронесся над ними со скоростью метеора, – потом деревья, озеро, потом – его глубины и, наконец, илистое дно.

– Ключ… Я его вижу! – воскликнул Крампус и распахнул глаза. У него закружилась голова, и он обмяк у Изабель на руках. Пещера расплывалась у него перед глазами; ему стоило огромного труда сохранять сознание. Он знал: если он сейчас отключится, то назад уже не вернется. Будет слишком поздно.

Он потянулся к мешку, стиснул пальцами горловину и сунул туда руку. Его пальцы окунулись в холодную, ледяную воду. Крампус сунул руку еще глубже, погрузив ее в мешок по плечо. Его пальцы нашли дно, нащупали глину, ил, и принялись лихорадочно шарить, копать, пока не наткнулись на что-то твердое. Стиснув твердый предмет в кулаке, он вытащил из мешка руку.

С руки капало. Крампус разжал кулак, и – вот он, лежит у него на ладони, среди гальки и ила… Ключ. Крампус стер с блестящего металла грязь, и показались древние гномьи знаки, такие же, как те, что у него на ошейнике. Ключ даже не потускнел; как и ненавистный ошейник, он был откован из самозатягивающегося металла: давно забытое искусство кузнецов-гномов, сплавы, которые умели восстанавливать сами себя. Сколько бы ты их не резал и не дробил, они всегда срастались заново. Никто не знал их силу лучше него самого.

Крампус поцеловал ключ.

– Моя свобода.

Стиснув ошейник одной рукой, он нащупал замок и попытался вставить ключ. Но руки тряслись так, что ключ выпал у него из пальцев.

– Вот он, – сказала Изабель. – Позволь мне.

– Нет! – вскричал Крампус, и добавил, уже мягче: – Я ждал этого пятьсот лет. Десять тысяч раз я мечтал об этом моменте. Это должен сделать я.

Он взял у нее ключ, немного замялся, стараясь собраться: в глазах у него темнело. Нащупал замок, вставил ключ и повернул. Раздался совершенно обыденный, ничем не примечательный щелчок, и ошейник раскрылся. Пять веков его заключения окончились каким-то щелчком. Крампус сорвал с себя ошейник, метнул на него последний, исполненный ненависти взгляд, и швырнул в грязь.

Он посмотрел вокруг, на пещеру, на свою темницу, на закопченные стены, в которых он томился столько лет, на карты, по которым он отслеживал пути Санта-Клауса, на грязь, на кости, пока, наконец, его взгляд не упал на Бельсникелей. Он улыбнулся им.

– Я свободен, – сказал он хрипло. – Я свободен!

Тут глаза у него закатились, и он провалился во тьму.

* * *

– Он умер? – спросил Вернон с некоторой надеждой в голосе.

– Не думаю, – ответила Изабель.

– Нет, – сказал Маква с абсолютной убежденностью.

– Нет? – плечи Вернона поникли. – Нет, конечно, нет. Если бы это было так легко.

Крампус скорчился, превратившись в какой-то совершенно безжизненный ком. Изабель легонько потрясла его за плечо. Никакого эффекта. На взгляд Джесса, создание выглядело труп трупом – и не просто трупом, а пролежавшим пару месяцев в могиле.

Изабель вскочила на ноги, прыгнула к груде истрепанных одеял, валявшихся в углу, выдернула из кипы одно одеяло и вернулась с ним к Крампусу.

– Ребят, чего вы ждете? Давайте его отсюда вытаскивать.

Трое шауни немедленно приступили к делу, обернув Крампуса одеялом. Потом Маква закинул существо к себе на плечо и полез вверх, к выходу.

Вернон, покопавшись в груде инструментов, выудил оттуда два винтовочных патрона.

– И это все, что у нас осталось? – никто, похоже, отвечать не собирался. – Черт, говорил же я, что одними луками и стрелами нам не обойтись. И кто-нибудь меня послушал? Погодите, дайте-ка я сам на это отвечу. Нет-нет, никто.

Изабель подхватила бархатный мешок и подтолкнула Джесса к выходу.

– Пора валить.

– У кого-нибудь есть представление о том, что мы вообще делаем? – спросил Вернон. – То есть хоть какое-нибудь подобие плана?

Никто ему не ответил.

– Так я и думал, – вздохнул Вернон, сунул патроны в карман и полез следом за остальными.

* * *

Когда Джесс вылез из-под валунов, его приветствовали звезды. Тучи разошлись, и луна отбрасывала на снег бледные тени.

– Боюсь, у птичек теперь не будет проблем с тем, чтобы нас найти, – сказал Вернон.

Они вышли на край большой поляны и над ними распахнулось небо.

– Погодите, – раздался слабый, хриплый голос. Крампус открыл глаза; они были совершенно стеклянные, будто он несколько дней пил, не просыхая. – Мани, – он набрал полную грудь воздуха и простер к луне трясущуюся руку, будто надеясь достать до нее, прикоснуться, погладить. – Милая… Какая милая.

– Пошли, – прошипела Изабель.

– Нет… Только мгновение. Мне нужно ее волшебство.

Он поднял лицо, купаясь в лунном свете. Бельсникели нервно переминались с ноги на ногу, и вертели во все стороны головами, вглядываясь в лес.

Откуда-то сверху послышалось карканье, и Вернон вздрогнул.

– Нас нашли, – сказал Маква.

– Да, – кивнул Крампус.

Вернон направил обрез в небо.

– Побереги патроны, – сказала Изабель. – Так далеко он не добьет.

Снова карканье, в ответ на которое раздался долгий, гулкий вой, а потом еще один. Джесс попытался прикинуть расстояние, но вотще.

– Гери и его подруга Фреки, – сказал Крампус с нескрываемой нежностью. Он улыбнулся. – Они, похоже, охотятся.

Вернон мрачно посмотрел на него.

– Охотятся, да… Они на нас охотятся, ты, идиот.

– Крампус, – сказала Изабель. – Мы должны…

– Идти, – закончил за нее Крампус, не сводя глаз с луны. – Да. – Он улыбался, по его щекам текли слезы. Крампус потянулся к луне еще раз, потом его рука упала, и глаза закрылись.

– Уходим! – сказала Изабель, пихая здоровяка-шауни в спину, и они помчались дальше.

Впереди блеснул отраженным лунным светом металл; Джесс выбежал из-под деревьев и увидел Бельсникелей, сгрудившихся возле его пикапа и настороженно оглядывающихся по сторонам. Шауни сжимали в руках ножи и копья.

В этот раз Джесс отстал не так сильно: «чертям» приходилось тащить на себе Крампуса, и это сильно их замедляло. Он привалился к пикапу, хватая воздух ртом и стараясь вдохнуть достаточно кислорода, чтобы не потерять сознание. Он был совершенно вымотан, весь покрыт грязью после особенно неудачного падения, а еще ему страшно хотелось курить.

Крампус уже был в кузове. Он лежал, закутанный в одеяла, скорчившись вокруг мешка в позе зародыша, и опять выглядел мертвее некуда.

Вернон подошел к нему, обогнув машину. В руках у него был обрез.

– Скорее, – сказал он, указывая вверх. – Они ведут их прямо к нам.

Джесс окинул взглядом ночное небо; воронов не было видно, зато было слышно, как они каркают где-то высоко над их головами.

Изабель перебросила Джессу ключи, а потом забралась в кабину, пока остальные садились в кузов. Пикап завелся со второй попытки, и они, переваливаясь на ухабах, двинулись вниз по склону горы.

Джесс ехал на передаче, чтобы не сжечь тормоза. Индикатор топлива то гас, то загорался вновь, и он прикусил губу, стараясь не думать о том, что будет, если у них прямо сейчас кончится бензин. Одним глазом он следил за рытвинами на дороге, другим – старался разглядеть что там, впереди, при свете единственной оставшейся фары. За каждым поворотом он ожидал увидеть подстерегающих пикап зверей.

Все молчали и рыскали взглядами по сторонам, вглядываясь в тьму между деревьями. Каждый сознавал, что они потратили слишком много времени и никак не успеют добраться до шоссе, прежде чем волки их догонят.

Они добрались уже почти до подножья горы; дорога выровнялась, стала немного шире, и Джесс наконец позволил себе надеяться, что, может быть, хотя бы в этот раз Господь Бог забудет устроить ему гадость и даст добраться до шоссе, прежде чем волки их найдут. И, конечно же, тот не замедлил сыграть над ним свою любимую шутку – именно в этот момент и появились волки.

– Они здесь. Я их чувствую, – сказала Изабель, распахнув глаза. Секунду спустя Джесс выехал из-за поворота, – и вот они, стоят, перегораживая дорогу, ярдах в ста от пикапа, – огромные, как лошади, головы низко опущены, глаза горят в свете фары пикапа. Джесс ударил по тормозам.

– Поворачивай! – заорал Вернон. – Едем назад!

«Но назад пути нет, – подумал Джесс. – Отсюда нет другого пути. А даже если бы был, здесь не развернуться. Только не на этой узкой дороге».

Двое волков двинулись к ним неспешной трусцой.

– О, господи! – простонал Вернон. – Нас сожрут заживо.

– Нет, – сказал Джесс себе под нос. – Только не меня. У меня осталось еще слишком много дел.

Он подхватил ремень безопасности, натянул его поперек груди и пристегнулся.

Изабель покосилась в его сторону.

– Что это ты делаешь?

– Хочу увидеть Эбигейл.

Он нажал на газ, и пикап прыгнул вперед.

Изабель уперлась руками в приборную панель, пытаясь удержаться на месте. Пикап набирал скорость.

– Ты нас всех убьешь!

– Очень может быть.

Стрелка спидометра скакнула с десяти до двадцати, дошла до тридцати, но это было все, что Джесс мог выжать из машины на узкой каменистой дороге не рискуя врезаться в дерево или съехать с обрыва, тянувшегося справа. Волки сорвались в галоп, в лобовую атаку. Джесс понимал, что при лобовом столкновении с этими зверюгами шансов легко отделаться у них нет. Он только надеялся, что чудовища тоже это понимают. Болтавшиеся в кузове Вернон и шауни делали все, что могли, чтобы удержаться на месте самим и не дать покалечиться Крампусу. Вернон орал на Джесса, требуя остановиться, но Джесс его не слушал – он вел машину прямо на волков, изо всех сил стараясь удержать пикап на дороге.

В самый последний момент волки отпрыгнули с дороги на обочину. Джесс потерял их из виду, пытаясь вписаться в поворот. Шины с правой стороны повисли, вращаясь вхолостую, над осыпающимся краем обрыва. Пикап опасно накренился на бок. Джесс уже думал, что им всем пришел конец, но старый «форд» справился, зацепив шинами дорогу.

Не успели они встать на все четыре колеса, как сверху раздался удар – такой страшной силы, что машину закачало. Крыша кузова прогнулась; волк прорвал тонкий алюминий своими мощными передними лапами. Под весом чудовища задние амортизаторы просели, и теперь пикап скреб задним бампером по ухабам, а это, помимо всего прочего, сильно замедляло ход. Волк цеплялся за крышу, и, рыча и щелкая своими чудовищными челюстями, пытался добраться до Крампуса и до мешка. Маква пинком отправил набитый приставками мусорный мешок прямо чудовищу в морду. Тварь вцепилась зубами в мешок и, мотая башкой, разодрала его на части. Приставки дождем посыпались на дорогу. Вернон развернулся, наводя обрез, но тут пикап тряхнуло на очередном ухабе, и оружие с оглушительным грохотом выпалило куда-то вверх, даже не задев волка, зато проделав в крыше огромную дыру. Тут задний борт сломался, не выдержав тяжести зверя, и тот, кувыркаясь, покатился по дороге.

Второй волчара, тот, что побольше, перепрыгнул через своего товарища и бросился за пикапом, быстро нагоняя машину.

– О, Господи! – вскрикнул Джесс. Деваться было некуда; они попались. Но в этот раз шауни были наготове. Все трое нацелились копьями, и, когда зверюга прыгнула на машину, они, как следует навалившись, всадили наконечники ему прямо в грудь. Раздался душераздирающий вой, потом толчок – это волк по инерции врезался в пикап. Он все же попытался вскарабкаться в кузов, но упал обратно на дорогу, кувыркнулся через край обрыва и исчез. Джесс услышал хруст веток, потом опять раздался вой – и тишина.

Пикап выскочил на крутой спуск, и Джесс ударил по тормозам, чтобы не потерять управления: машина пошла юзом. Левые колеса угодили в кювет, пикап заскреб бортом по насыпи на обочине, и, наконец, остановился.

Тот волк, что поменьше, выбежал из-за поворота в пятидесяти ярдах от них, но на пикап он и не смотрел. Он вглядывался вниз, в ущелье – туда, куда упал его товарищ. Метнув на них беглый взгляд, зверь спрыгнул с дороги и принялся спускаться вниз, под откос.

– Что это оно делает? – спросила Изабель.

Ответа на этот вопрос у Джесса не было, но, пока тварь не гналась за ними, ему было плевать.

– Чего ты ждешь-то? – спросил Вернон. – Езжай!

Джесс повернул ключ зажигания, и мотор заворчал. Он осторожно нажал на газ, и пикап медленно выполз из кювета на дорогу.

До шоссе они добрались минут через десять, и тут из-за оставшихся позади холмов до них долетел долгий вой. Джесс вырулил на асфальт, и они прибавили ходу, направляясь на юг, прочь от человека в костюме Санты и его монстров.

Часть вторая Крампус

Глава шестая Хель

Вой эхом отдавался у Крампуса в голове. «Сколько отчаяния, сколько боли». Он с трудом приоткрыл глаза. Снова вой, и снова, и снова. Одинокий, горький вопль терзал ему сердце и душу. «Это не сон. Один из них умирает. Как такое могло случиться?»

Первые проблески рассвета. Он еле удержался, чтобы не зажмуриться. «Слишком долго я жил без сладких поцелуев зари». Мимо проносились, мелькая, деревья; холодный ветер трепал разодранный навес у него над головой. «Я лечу». Он вдохнул полной грудью, и почувствовал, как к нему возвращается толика прежней силы: лунный свет, звезды, лесной воздух – все это было пищей для его иссохшей души.

– Почему ты свернул? – спросила Изабель человека, управлявшего летающей повозкой. – Куда мы едем?

Человек был Крампусу незнаком, но он заключил, что тот был пленником, и Бельсникели отчего-то нуждались в нем.

– Не могу оставаться на шоссе после всей этой чудовищной херни, которая приключилась вчера, – отвечал человек. – Меня теперь ищет слишком много народу – меня и этот пикап. Придется держаться подальше от больших дорог.

– Но нам же надо уехать отсюда подальше… от этих волков, от того, что еще там за нами может гнаться.

– Слушай, ты должна понимать, за мной гонятся не только волки. Генерал и его банда ищут меня и застрелят при первой же возможности. Они меня убьют… и вас всех убьют… и уж точно они убьют это ваше несчастное чудовище. У них глаза повсюду. Будем ехать по шоссе при свете дня – из округа нам точно не выбраться. Понимаешь?

Изабель молчала.

– Вот черт, и нам придется раздобыть где-то бензина. Мы сейчас, наверное, уже на одних парах едем. Бабло у кого-нибудь из вас есть?

– Да, – ответила она. – Там, в пещере.

– Что? Ты хочешь сказать, в той пещере, откуда мы только что свалили.

– Ага.

– Ну, и как ты думаешь, может нам это помочь?

Опять молчание.

Крампус подумал, что человек выказал немалое мужество, особенно в свете последних событий, и решил, что из него выйдет неплохой Бельсникель. А ему их понадобится столько, сколько он сможет поддерживать, потому что кто знает, каких чудовищ пошлет за ними Санта в следующий раз. «Я должен забрать его себе. – У него слипались глаза. Он вздохнул. – Но не сейчас. Это будет чересчур. Позже… Быть может, когда я буду сильнее». Глаза у него закрылись и он поплыл куда-то навстречу сновидениям о полетах и облаках.

* * *

Джесс вел пикап по гравийной грунтовке; это была старая шахтерская дорога и он практически не сомневался, что по пути им никто не попадется. Если бы только удалось найти хоть какое-то укрытие, место, где можно будет переждать до наступления темноты, пока они не раздобудут бензина, а там уж он придумает, как сбежать от этого цирка уродов.

Изабель опустила окно со своей стороны и высунулась наружу, глядя в небо.

– Птицы все еще у нас на хвосте.

Джесс ударил по тормозам, и пикап, захрустев гравием, остановился.

– Ты чего это? – спросила Изабель.

– Хочу кое-что уладить, – Джесс отстегнул ремень, выпрыгнул из машины и, приметив подходящую поляну, пересек дорогу.

– Эй! – крикнула Изабель. – Мы здесь останавливаться не можем, – распахнув дверцу, она выскочила из машины следом за ним. – Нам надо ехать.

Джесс, приложив руку козырьком ко лбу, вглядывался в небо в поисках птиц. Он заметил обоих воронов – они наворачивали круги у них над головой в жиденьком утреннем свете.

Бельсникели высыпали из машины и переводили взгляд с Джесса на Изабель и обратно.

– Нам нужно вернуть его в машину, – сказала Изабель.

Маква подошел, схватил Джесса за локоть и потянул обратно к пикапу.

Джесс посмотрел гиганту шауни прямо в глаза.

– Я убегать не собираюсь.

Вырвав локоть из рук шауни, Джесс подошел к машине сзади. Он поглядел на отцовский пикап, на потеки крови и на клочки шерсти, приставшие к искореженному алюминию кузова. Задний борт был оторван начисто; бампер свисал чуть ли не до самой земли.

Джесс оперся коленом о дно кузова и заглянул внутрь. Это существо, Крампус, лежало, завернутое в одеяло, у самой кабины, баюкая свой мешок. Оно глядело в небо через боковое окно, с отсутствующим видом и слабой улыбкой – будто у алкаша в борделе. Джесс заметил свою гитару: на резонаторе – здоровенная трещина, половина колков обломана.

– Черт, – прошептал он. Отец с матерью подарили ему эту гитару на двенадцатый день рождения, и, несмотря на все, что с ним случилось, видеть эту гитару вот так – все равно что получить удар под дых. «Просто еще одна ложка дегтя в бочке дегтя… Вот и всё». Отодвинув в сторону гитару и спальный мешок, Джесс вытащил из-под всего этого отцовскую охотничью винтовку и коробку с рыболовными снастями.

Вернон схватил винтовку за дуло, так, чтобы оно было направлено в землю.

– Какого черта ты делаешь?

– Отпусти.

– И не подумаю.

– Тогда будем просто сидеть здесь, пока сюда не явятся волки. Или пока этот тип, Санта, нас не выследит.

– Пусть берет.

Они оба обернулись и увидели, что Крампус, привалившись спиной к борту, наблюдает за кружащими в небе птицами. Джесс заметил, что выглядит это существо немного лучше – будто оно провело в могиле не несколько месяцев, а, скажем, неделю, или около того.

– Крампус, нет, – сказал Вернон. – Это винтовка… Ружье. Ты знаешь, что…

– Я знаю, что такое винтовка, – голос у Крампуса был глубокий и низкий до хрипоты.

– Так какого черта ты хочешь ему это дать?

Крампус, не сводя с воронов исполненного грусти взгляда, ответил:

– Это должно быть сделано.

– Что? Нет, это очень плохая идея. Как мы можем ему доверять…

– Отдай ему оружие. Это приказ.

Вернон скривился так, будто на гвоздь сел, но винтовку отпустил.

Джесс пристроил винтовку на колене, открыл коробку со снастями и, покопавшись, выудил оттуда коробку патронов. Загнал в магазин пятнадцать штук и взвел курок, подав пулю в патронник, потом пересек дорогу и вышел на поляну.

Нашел в небе воронов, прикинул, что до них было футов двести. «Легкая цель, – подумал он, – с их-то размерами». По крайней мере, для этой винтовки. Поживи с ружьем в руках достаточно долго – и оно становится частью тебя, продолжением руки. А со стареньким «Генри» двадцать второго калибра Джесс провел полжизни. Из этого ружья он как-то раз сбил шмеля. В полете.

Он приложил винтовку к плечу, нашел в небе одного из воронов, чуть повел прицелом, чтобы скомпенсировать расстояние, и выстрелил. Отдача хлопнула по плечу, будто дружеская ладонь, и в воздухе поплыли перья. Это был чистый выстрел, и ворон упал с неба, как камень. Второй ворон, испустив истошный крик, отчаянно замахал крыльями, спеша убраться подальше, но Джесс уже успел прицелиться во второй раз. Он быстро нажал на спусковой крючок два раза; первая пуля прошла мимо, зато вторая попала огромной птице в крыло, и та, покружившись в воздухе, упала на землю в облаке перьев.

Джесс загнал в патронник еще заряд, повернулся, и навел ружье на Крампуса.

– Отойдите от машины. Все вы.

Бельсникели замерли, как один, уставившись на Джесса. А вот Крампус еле глянул в его сторону – он смотрел, как падают с неба птицы. Один ворон упал на поляне, другой – ярдах в пятидесяти дальше по дороге.

– Маква, принеси мне птиц.

Маква все не сводил взгляда с Джесса, то сжимая, то разжимая мощные кулаки. Было ясно, что здоровяку шауни хотелось разорвать Джесса пополам.

– Маква?

Шауни застыл.

– Это приказ.

Маква метнул на Джесса последний взгляд, обещавший тому крайне неприятную смерть, а потом побежал вверх по дороге.

Джесс ткнул ружьем в сторону Крампуса.

– Забирай свой дурацкий мешок и выметайся вон из моей машины. Два раза я повторять не собираюсь.

Четверо оставшихся Бельсникелей начали рассредотачиваться, окружая Джесса. Джесс поднял ружье к плечу.

– Еще один шаг, и я отстрелю ему голову. Давайте, черт возьми. Попробуйте.

– Оставьте его, – сказал Крампус спокойным, чуть скучающим, даже рассеянным тоном; он продолжал смотреть на птиц. – Отступите, это приказ.

Бельсникели остановились, потом, как один, сделали шаг назад, да так и остались стоять, обмениваясь недоуменными взглядами.

– А теперь вон из машины, – сказал опять Джесс.

– Я думал, ты повторять не собирался?

– Третий раз уж точно не скажу, – процедил Джесс. – Будь спокоен.

Крампус обернулся к Джессу и улыбнулся:

– Нам нужна твоя помощь.

– Мне плевать.

– Из того что я слышал – у тебя, похоже, немало врагов.

– Это тебя не касается.

– Но, может, тебе нужна наша помощь? – сказал Крампус. – Быть может, мы можем помочь друг другу.

– Я так не думаю.

– Ты же видел моих Бельсникелей в деле. И знаешь, на что они способны. Что, если они будут у тебя под началом? Если надо пролить кровь, на них всегда можно положиться.

Джесс было затряс головой, но остановился. Посмотрел на этих адских созданий, Бельсникелей, на их смертоносные когти, на вселяющие ужас оранжевые глаза, припомнил, как они нападали на его машину, подумал об их быстроте и силе, о том, как легко они одолели Чета и убили Линэрда. «Существа, таящиеся в ночи… Да они с легкостью завалят парней Генерала, те даже и понять не успеют, что на них свалилось». Он знал: после того, что произошло вчерашним вечером, Генерал уже подписал ему смертный приговор. Он же слышал, как Чет орал про подставу, и не испытывал никаких сомнений, что именно так они все и поймут, и, сколько бы он ни пытался объяснить, все будет бесполезно. Еще он знал, что Генерал наверняка назначит награду за его голову, предложит деньги любому, кто скажет, где он находится, и использует все свои возможности, чтобы его выследить. Но самое главное, Генерал ясно дал Джессу понять, что, если тот когда-нибудь вызовет его, Генерала, неудовольствие, он поднимет руку на Эбигейл, посадит ее в ящик. Джесс был практически уверен, что они уже ее умыкнули, и, скорее всего, держат в гараже у Генерала. Он не мог избавиться от мыслей о том, как она, наверное, испугалась.

– Моей дочери угрожают плохие люди, – сказал Джесс. – Я хочу быть уверенным, что с ней все в порядке.

Крампус кивнул:

– Понимаю.

– Это еще не всё. Все сложно. Мне нужна уверенность, что они больше никогда не смогут причинить ей вреда.

– Мертвые никому не могут причинить вреда. – И Крампус улыбнулся.

Джесс подумал о том, каковы будут его шансы, появись он в гараже у Генерала один, со своей старой охотничьей винтовкой, против десятка – или больше – хорошо вооруженных людей. Людей с автоматами в руках.

– У меня неплохо получается наказывать злодеев. Мы можем их забрать… Заставить их исчезнуть, – и Крампус указал внутрь кузова, где лежал бархатный мешок.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что я – хозяин мешка. Я могу приказать ему открыться в любое место, какое только пожелаю… В этом мире, или в мире ином. Можем послать твоих друзей на дно океана, или в царство мертвых, если таково будет твое желание. – Улыбка Крампуса приобрела зловещий оттенок.

Джесс попытался это осмыслить. Он и не задумывался о том, что будет, если положить что-нибудь в мешок, и куда оно денется. Эта мысль его несколько обеспокоила, но, если только это было правдой – если хоть что-нибудь из того, о чем говорил Крампус, было правдой, – это сильно упрощает дело. Может быть, это даже поможет ему избежать тюрьмы. Вот только как можно довериться дьяволу?

Он в упор посмотрел на Крампуса:

– Как ты можешь мне доверять?

Джесса поразило, с какой легкостью Крампус заглянул к нему в душу.

– Ты спас мне жизнь. Почему бы мне тебе не помочь?

Джессу стало ясно, что, в конце концов, все сводится к степени риска. Каковы шансы на то, что он самостоятельно спасет свою дочь? А на то, что это существо, этот дьявол, действительно его поддержит? «Может, это то, что нужно. Может, по крайней мере, стоит попробовать».

Вернулся Маква, таща обеих птиц за шею. Кинул на Джесса мрачный взгляд. Один ворон был до сих пор жив, и Крампус потянулся за ним. Джесс уже знал, что птицы были огромными, гораздо больше любого виденного им ворона, и все же он был потрясен, увидев их вот так, вблизи. Размером они были по крайней мере с грифа или орла. Птица забилась в руках Крампуса, закаркала, попыталась клюнуть.

– Хугин, – мягко проворковал Крампус птице. – Хугин, крепись.

Наклонив голову, он зашептал что-то ворону на ухо – мягко, успокаивающе. Птица перестала биться. Крампус баюкал ее, нежно поглаживая черные перья. Дыхание птицы замедлилось; ее глаза закрылись. Крампус поцеловал ее в макушку.

– Это печалит меня – видеть тебя вот так. Ты и твой брат – вы оба верно служили Одину.

Он погладил ворона по клюву, по голове. Тот, взъерошив перья, прижался к его груди, и тогда пальцы Крампуса скользнули вокруг его шеи и быстрым, ловким движением свернули ее. Раздался хруст, и птица замерла. Крампус обнял ворона и Джесс увидел у него на лице страшное горе.

– Как мало осталось древних в наши дни, – сказал Крампус тихо, почти про себя. – А теперь нет еще двоих, – губы у него задрожали. – Эта кровь на твоих руках, Санта-Клаус. Еще одно убийство на твоей совести, еще одна смерть, что взывает к отмщению. – Крампус еще раз поцеловал ворона в макушку, а потом впился зубами в его череп.

– О, господи! – вырвалось у Джесса и он сделал шаг назад.

Крампус громко чавкал и хрустел костями. Проглотив, что было у него во рту, он поглядел в небо.

– Благодарю тебя, Один. Благодарю тебя за этот щедрый дар… За эту толику твоей крови в час нужды, – он вытер губы и откусил еще, а потом еще и еще, так, что кровь ворона ручьями текла у него по груди и по подбородку.

Джесс метнул взгляд на Бельсникелей – посмотреть, насколько они шокированы, но «черти» вели себя так, будто ничего особенного не происходит. Крампус сожрал не только мясо птицы и ее потроха, но и клюв, все косточки и когти. Потом он перелез через остатки заднего борта, спрыгнул наземь, и подобрав вторую птицу, принялся, сидя на корточках, жевать и глотать, пока не съел все до последнего перышка.

Над горами взметнулись первые лучи солнца, и снег вокруг заблистал. Крампус, запрокинув голову, подставил солнцу лицо. Из его груди вырвался долгий, глубокий стон, и тут Джесс заметил, насколько существо успело измениться – его кожа темнела на глазах, из серой, почти прозрачной превращаясь в черную как смоль. Его плоть, казалось, набирала вес и объем – даже кости.

Крампус ухватился за бампер и, потянувшись, встал. Привалился к машине. Было ясно, что он еще далеко не в лучшей форме, но теперь он представлял собой гораздо более внушительную фигуру, чем то тщедушное создание, которое ночью жалось в кузове, обмотанное одеялом. Крампус посмотрел на Джесса, на ружье у него руке – как будто в первый раз.

– На чем мы остановились?

– На том, что ты мог бы помочь мне избавиться кое от каких ублюдков.

Крампус улыбнулся, вытер ладонью лицо, поросший волосами подбородок, поглядел на размазавшуюся по пальцам кровь и протянул Джессу руку.

– Нет договора крепче, чем тот, что заключен на крови.

Джесс поглядел на окровавленную ладонь.

– Что я должен для тебя сделать?

– Мне нужно место, где можно скрыться. Место, где я смогу набираться сил, готовиться. Лицо, не тронутое чернотой, глаза, что не горят во мраке, человек, который будет добывать то немногое, что нам понадобится. Это всё.

– И ты поможешь мне вернуть дочь? Убьешь тех, кто ее забрал?

Глаза Крампуса вспыхнули.

– Немало воды утекло с тех пор, как я был ужасным. И я скучаю по тем временам. Какое славное это будет угощение – слышать, как они молят о пощаде, смаковать их кровь и предсмертные вопли.

– Смаковать их предсмертные вопли, – повторил Джесс, точно пробуя слова на вкус. – Мне нравится, как это звучит, – он прислонил винтовку к пикапу, шагнул к Крампусу и пожал его протянутую руку.

Заключая договор с дьяволом, Джесс не испытывал ни малейших сомнений.

* * *

Телефон Дилларда, вибрируя, заскакал по приборной панели его «Субурбана». Шеф сунул кофе в подставку и, торопясь, подхватил телефон. Посмотрел на высветившееся имя и подумал: а стоит ли брать трубку? Это опять был Генерал, вот уже третий раз за последний час. Телефон зажужжал снова, и снова, и снова. Диллард поморщился и щелчком раскрыл трубку.

– Что слышно? – спросил Генерал. Голос у него был охрипший, точно он в последнее время не разговаривал, а орал.

Диллард переложил телефон в левую руку и повернул на Коул-ривер-роуд:

– Слышно?

– Да, что, на хрен, слышно?

Да не было слышно ровным счетом ничего! Джесс испарился вместе со своим дерьмовозом. Горы вокруг Гудхоупа исчерчены сетью старых шахтерских дорог, не говоря уж о проселках, ведущих, собственно, к шахтам, большинства из которых даже на карте не было. При том, что все люди Генерала были сейчас на колесах, прочесывая местность, их не хватало, чтобы обыскать даже половину того, что нужно. «Вот дерьмо, – подумал Диллард. – Да поставь они на уши даже всю полицию штата, это заняло бы неделю». Проблема была в том, что Генерал этого слышать не желал.

– Ноэль на севере, прямо сейчас он прочесывает холмы вокруг Элк-Рана. Я переговорил с другими ребятами из округа, с теми, кого я знаю, на кого можно положиться. Дал им понять, что это личное дело между мною и Джессом. Они пообещали приглядывать за дорогами.

– Что насчет полиции штата?

– С ними надо бы поосторожнее. Привлечь слишком много сил помимо того, что обычно – это непросто, если не хочешь отвечать на кучу вопросов. Дело может стать совсем тухлым, если Джесса сцапает шериф. Никому не известно, что он там начнет болтать. Последнее, что нам нужно, – это чтобы шериф Райт начал совать повсюду свой нос.

– Пока его девчонка у нас, он будет держать рот на замке.

– Ну, да, может, и так. Но, учитывая этот факт, мне трудновато понять, как он мог оказаться замешан во всем этом вчерашнем дерьме. Мне кажется, кто-то его накрутил. У меня сильные подозрения насчет тех ребят из Чарльстона, с которыми мы тогда разобрались. Они используют Джесса, чтобы отыграться.

– Многое мне в этом не нравится! – проорал Генерал. – Совсем не нравится. Но можешь быть уверен в одном – я в этом разберусь. До самого дна докопаюсь.

«Тут ты не один», – подумал Диллард. Он все пытался понять, что же именно пошло не так прошлым вечером. Вот он возится с радио, а в следующую секунду – уже начинается пальба, и Чет бежит к его машине, вопя, как оглашенный. Эти люди, кто бы они ни были, завалили Линэрда Боггза, – убили каким-то долбаным копьем, – увели товар и смотались, да так, что и концов не найдешь. И самое худшее, что случилось это под самым его носом. А теперь, будто мало ему всего остального, нужно еще и убийство прикрывать. Но больше всего Дилларда беспокоило другое – тот странный тип в костюме Санты. Диллард же сбил его, врезался на полном ходу. Весь перед машины оказался смят, так что это ему не пригрезилось. А вот что было после этого, Дилларду помнилось смутно. Он потер свежую шишку на лбу – чертова подушка безопасности чуть дух из него не вышибла. И все же тип куда-то исчез, и с концами. Такое ощущение, что это ему приснилось. «Но он же был, по-настоящему. Я же видел его собственными глазами».

– А что насчет Линэрда? – спросил Генерал.

– Тебе решать.

Генерал ничего не ответил.

– Я бы не искушал судьбу, – сказал Диллард. – От улик надо избавиться. От всех.

– Просто невыносимо думать о том, чтобы выбросить его тело – вот так. Я ж парнишку еще с пеленок знал.

– Лучше бы отвезти его туда же, куда и остальных.

– Да, знаю. Просто это реально меня беспокоит, вот и все.

– Хочешь попробовать найти пустынное местечко где-нибудь у тебя на земле?

– Нет, это беспокоит меня, но не настолько. Слишком большой риск.

– А что насчет его сестры? Думаешь, она поднимет кипеш?

– Не-а, – сказал Генерал. – Линэрд вообще редко дома бывал. Немало времени пройдет, пока кто-то заметит.

Оба помолчали. На стекло намело снегу, и Диллард включил дворники.

– А где сейчас девчонка Джесса? – спросил Генерал. – Все еще у тебя?

– Она у своей бабки.

– Полагаешь, это умно?

– Я думаю забрать ее оттуда где-нибудь утром. Буду держать при себе.

– Мне бы хотелось, чтобы ты привез ее сюда, как найдешь время.

Диллард напрягся.

– Не думаю, что это такая уж хорошая идея.

– Расслабься, ничего я ей не сделаю. За кого ты меня принимаешь? Просто хочу быть уверен, что Джесс ее не умыкнет.

– Ты что, хочешь держать Эбигейл у себя в гараже? Серьезно? Ты ведь шутишь, да? Да ее мать с нас обоих шкуру спустит.

– Да с кем я говорю? С каких это пор Диллард Дитон позволяет женщине – кем бы она ни была – указывать ему, как вести дела? Смотри-ка, пара красивых глазок – и ты уже под каблуком.

– С Линдой все будет по-другому.

Генерал фыркнул, и Диллард ощетинился.

– Ты сам себя дурачишь, – сказал Генерал. – Попомни мои слова, стоит ей только показать тебе норов, ты ее приструнишь. В точности, как Эллен. Вот увидишь.

«Нет, – подумал Диллард. Он съехал на обочину шоссе, остановил машину, но мотор глушить не стал. – Только не в этот раз. Я никогда больше не причиню боль тем, кого люблю. Я никогда больше не позволю дьяволу толкать меня под руку. С Линдой у нас все получится. Уж я об этом позабочусь».

– Алло, Диллард? Черт, ты здесь еще?

– Ты хочешь Джесса поймать, или поработать нянькой?

– Чё?

– Может, Джесс и в горах, а может – в Чарльстоне. Черт, да он может быть хоть в Мексике – мы-то не знаем. Но я уверен в одном: рано или поздно он вернется, и попытается забрать дочь. Может, сегодня, может, завтра, может – через две недели, или даже через два месяца. Ты собираешься держать Эбигейл взаперти, у себя в кабинете, все эти два месяца?

Генерал ничего не ответил.

– Эбигейл – наш лучший шанс на то, чтобы поймать Джесса. Если она будет сидеть у тебя в гараже, он туда не сунется. Может, он и дурак, но не настолько. Но если она будет здесь, у меня дома, – он, может, и попытается что-нибудь предпринять. А когда он это сделает, я его достану. Из Гудхоупа ему не выбраться. Это я тебе точно скажу.

– Н-да, ладно, но как насчет этих парней, с которыми он работает? Что, если они придут вместе с ним?

– Слушай, это же Джесс. Кем он там может командовать? И с какого перепуга ребята из Чарльстона станут рисковать своими задницами ради его дочери? Они же получили, что хотели. Меня нисколько не удивит, если они уже успели наделать в Джессе дыр и бросить где-нибудь в придорожной канаве.

– Ну уж, я надеюсь, что нет, на хрен! – заорал Генерал. – Мне этот парень живым нужен. Я скормлю ему его собственную кочерыжку. Оболью голову машинным маслом, а потом подожгу. Уж, на хрен, будь уверен! Он у меня заговорит, так его растак! Он мне все расскажет, с какой-такой падалью он успел скорешиться! – Генерал орал все громче и громче. – Я всех их, угребышей, на хрен, живьем зажарю! Всех до единого! Вот что я тебе скажу…

Диллард отнял трубку от уха и положил ее на приборную панель, потом глотнул еще кофе. Голос Генерала жужжал, точно донельзя разъяренная оса в стеклянной банке.

«Ну, пошло-поехало», – сказал себе Диллард, и задумался, насколько Генерал успел удолбаться. Он знал, что тот иногда баловался амфетамином, но теперь баловство, похоже, переросло в привычку. В последнее время Генерал становился все более непредсказуем, мнителен, и постоянно был готов взорваться по любому поводу. Но что хуже всего, он распустился, стал неаккуратен.

Диллард потер лоб, там, где ему попало подушкой безопасности. Халатности и непоследовательности он не любил. Предпочитал, чтобы все было аккуратно, как его тапперверовские контейнеры: все миски – на одной полке, все крышки – в ящике под полкой, и каждая крышка соответствует миске по цвету. Но теперь – спасибо Джессу – все пошло кувырком, ни следа порядка. Генерал пошел вразнос, и у Дилларда было ощущение, что он наблюдает за его падением. И ему совершенно не хотелось, чтобы Генерал утянул на дно и его, Дилларда. Он все чаще ловил себя на том, что ему хочется просто умыть руки и уйти. Вот только от Генерала просто так еще никто не уходил, разве что ты собирался идти прямиком до мексиканской границы. И даже тогда никаких особых гарантий не было. Только не в этом случае, потому что Сэмпсон Боггз был крайне злопамятным человеком. Ну, конечно, существовал и другой способ. «Какая это будет жалость, если Генералу вдруг придется исчезнуть».

Когда уровень громкости несколько упал, Диллард опять приложил телефон к уху.

– Ты, на хрен, понял, что я говорю? – говорил Генерал. – Понял?

– Мы его достанем. Просто дай мне делать свое дело.

– Я тут хреном крутить не собираюсь, Диллард. Никто не смеет у меня красть. Никто не смеет убить Боггза и остаться в живых, чтобы потом трепаться об этом. Уж я прослежу, чтоб он сдох. И мне плевать, если на это у меня уйдет весь остаток жизни.

Связь прервалась, и Диллард захлопнул телефон. Он опять выехал на дорогу, развернулся и поехал обратно, на Третье шоссе, к дому матери Линды. Шефу не особо нравилось, как вел себя Генерал, и он подумал, будет лучше, если он заберет к себе Эбигейл прямо сейчас.

Он вздохнул. «Ну, так или иначе, Джесса в расчет скоро можно будет не брать. Это должно положительно сказаться на наших отношениях с Линдой».

* * *

Услышав, как хлопнула входная дверь, Линда отставила кружку с кофе и выглянула из кухни. Вошел Диллард, и на руках у него была Эбигейл. Она была завернута в одеяло, все в той же пижаме, и крепко спала, прижавшись к его груди.

Линда открыла было рот, чтобы спросить, что это он делает здесь с Эбигейл, да еще так рано утром, но тут ее сразил еще один вопрос: неужели что-то случилось с мамой?

Диллард приложил к губам палец и передал ей дочку. Та что-то сердито пробурчала, стиснула покрепче свою куклу, и снова заснула.

– Диллард, – шепнула Линда. – Что?

– Ты ее уложи. Я сейчас объясню.

Линде совершенно не понравилось выражение его лица. Она отнесла Эбигейл в спальню, подоткнула ей одеяло и поскорей вернулась на кухню. Диллард уже сидел за столом, грея ладони о дымящуюся кружку с кофе.

– Что случилось?

Диллард похлопал по стулу рядом с собой.

– Присядь, Линда. Нам надо поговорить.

Это было сказано таким суровым тоном, что застало ее врасплох.

– Ладно… Конечно, – она села, внутренне подобравшись, и тут заметила, что у него были ключи от ее машины.

– Диллард, милый, ты меня пугаешь. Что происходит?

– Джесс.

– Джесс? – от неожиданности она даже на секунду замолчала. – Ох… Ох, нет. Что он на этот раз натворил?

– Он угрожал убить тебя и Эбигейл.

– Что? – она вскочила. – Что ты такое говоришь?

Диллард отпил из своей кружки.

– Прошлым вечером Джесс пошел вразнос.

– Джесс? Нет. Он в порядке? Что случилось? Диллард, с ним все хорошо?

– Тебе бы не о нем волноваться, – сказал Диллард едко. – Сколько раз я уже такое видел. Люди расстаются по-плохому, а потом делают друг с другом страшные вещи.

– Диллард, да расскажи уже, что случилось!

– Джесс не слишком хорошо принял наши новости.

– Какие новости? Диллард, что…

– Насчет нашей свадьбы, и все такое.

Линда так и села обратно на стул.

– Погоди. Как он узнал… Ты ему сказал?

Диллард посмотрел на нее так, будто она была ребенком. Она этот его взгляд просто терпеть не могла.

– Диллард… Нет! Ты не должен был этого делать, – она еле сдерживалась, чтобы не вспылить, как обычно. – Ты не имел права. Это же только между нами, – она сердито посмотрела на него. – Господи, да мы даже еще ничего не решили толком. И зачем ты…

Он схватил ее за запястье. Взгляд у него стал жестким, рот скривился.

– Это нужно было сделать, и я это сделал.

Линда открыла было рот, начала отвечать, вдруг увидела, как он на нее смотрит: в глазах у него стоял такой холод, что ей стало страшно. Он сильнее сжал ее руку.

– Диллард, отпусти. Ты делаешь мне больно, – она разогнула его пальцы и убрала свою руку. – А теперь, пожалуйста, расскажи мне, что случилось.

Крепко зажмурившись, он вздохнул; когда он раскрыл глаза, он, казалось, был опять самим собой.

– Прошлым вечером Джесс встречался с Четом и Линэрдом, спрашивал, нет ли для него какой работы у Генерала. Ребята говорят, он был весь взбудораженный, вид дикий, отчаянный какой-то, они еще подумали, что он, наверное, обдолбанный. Они ему сказали, что Генерал с ним покончил, пусть поищет себе работы в другом месте. Ну, и Джесс принял это не слишком хорошо. Начал кричать, поливать грязью Генерала, поливать грязью меня, тебя, Господа Иисуса, и вообще всех подряд. Когда Чет с Линэрдом попытались его успокоить, он вытащил пушку и грозился их пристрелить. Сказал, лучше он убьет тебя и Эбигейл, чем позволит кому-то другому вас забрать. Выпалил пару раз в воздух, забрался в свой пикап и уехал.

Линда прикрыла рот рукой.

– Чет позвонил мне вчера вечером, предупредить. Я всю ночь не спал, искал Джесса.

– О, господи, – Линда положила обе руки на стол: у нее кружилась голова.

– Линда, это уже больше не тот Джесс, которого ты знала. Он расстроен, выбит из колеи. Совершенно неизвестно, на что он теперь способен.

Линда помотала головой. Она никак не могла заставить себя в это поверить. Джесс, случалось, делал совершенно безумные вещи, но он никогда и пальцем не тронул ни ее, ни Эбигейл – да, насколько ей помнилось, вообще никого. Никогда.

– Линда, мне нужно, что ты мне тут помогла. Мне нужно знать, что я могу на тебя положиться.

Она быстро кивнула:

– Конечно, я сделаю все, что могу. Что…

– Мне нужно, чтобы ты оставалась в доме, пока я тебе не скажу. Можешь это сделать?

«Нет, – подумала она. Мне нужно найти Джесса. – Нужно с ним поговорить».

– Мне нужно найти Джесса, пока никто не пострадал, – продолжал Диллард. – Пока Джесс не причинил вреда себе, тебе или твоей малышке. Уверен, что он отсыпается где-нибудь в своем пикапе, пока не протрезвеет. Хотелось бы мне найти его до того, как он опять себя накрутит. Заберу его и посажу на пару дней в кутузку, чтобы остыл. Может, так никто и не пострадает. Для меня будет гораздо проще, если я буду знать, что вы с Эбигейл здесь и никуда не денетесь.

– Диллард, да не нужно так о нас беспокоиться. Джесс просто был расстроен. Я тебе клянусь, это все разговоры, ничего больше. Джесс никогда бы не поднял руку на Эбигейл. Никогда.

– Может, и да, а может, и нет. Но сможешь ли ты ручаться, что он не увезет Эбигейл, будь у него такая возможность? Ты точно в этом уверена? – Линда открыла было рот, чтобы ответить, но не сказала ничего, потому что уверенности у нее не было.

– Просто я не понимаю, почему…

Опять этот взгляд, будто она не знает, как шнурки завязать.

– Слушай, давай, я тебе по буквам скажу. Я не смогу делать свою работу, если буду постоянно дергаться и думать, где сейчас ты и Эбигейл, – он явно начал раздражаться. – Вы не можете оставаться у твоей матери, потому что она живет слишком далеко от города. Вы мне нужны здесь, где я смогу за вами как следует приглядывать. Ладно? Как думаешь, можешь ты для меня хотя бы это сделать?

Она сделала глубокий вдох и постаралась не заводиться. «Он расстроен, не спал всю ночь. Просто беспокоится об Эби и обо мне. Вот и все, не нужно заморачиваться».

– Ладно, – сказала Линда. – Ладно.

– Вот и хорошо, – Диллард встал, натянул куртку и направился к двери. – Просто сидите тихо и не высовывайтесь. Ноэль будет приглядывать за районом, пока я не вернусь. Так что пока вы сидите на месте, все будет хорошо.

Он вышел из дома и запер за собой дверь. И только когда он уже уехал, до Линды дошло, что ее ключи все еще были у него. Она потерла запястье, за которое Диллард ее схватил. У нее все из головы не шло, какой холодный у него тогда был взгляд. И она поймала себя на мысли: не слишком ли она поторопилась, не слишком ли легко его дом и новая машина заставили ее забыть все эти слухи о его первой жене?

* * *

Джесс заметил короткий шпиль, едва возвышавшийся над верхушками деревьев, и притормозил. Углядел заросший кустарником съезд, и свернул с покрытой гравием дороги. Ежевика и колючий подрост скребли по бокам пикапа, но проселок привел их к маленькой лесной церквушке. Она стояла, чуть покосившись, будто вот-вот упадет, при первом же порыве ветра. На дощатых стенах и на изгороди давно уже не было краски, и они совсем посерели. На ступеньках лежал разбитый в щепки большой деревянный крест – он явно сорвался со шпиля. Дверь и окна все были забиты досками, и было ясно, что уже долгие годы здесь никто не появлялся.

С дороги их не было видно, но Джесс не собирался полагаться на удачу: он объехал церковь и остановил машину позади здания, под раскидистым дубом. Вырубил двигатель и вылез из машины. Изабель сделала то же самое, и они обогнули машину. Бельсникели как раз помогали Крампусу выбраться из кузова. Перекинув мешок через плечо, Крампус спрыгнул на землю. Его кожа и волосы теперь были гораздо темнее: настоящий, глубокий черный цвет, почти как уголь, а рога явно начали отрастать. При ходьбе он все еще слегка прихрамывал, но невозможно было поверить, что это то самое жалкое создание, которое Джесс впервые увидел ночью, в пещере.

Сразу за дубом начиналась изгородь из колючей проволоки; за изгородью стояли три коровы и таращились на них со скучающим выражением на мордах. Впечатления на коров они явно не произвели.

Крампус вдохнул полной грудью, будто вбирая в себя все, что было вокруг, и сказал:

– Как хорошо быть живым в такой день.

Вернон закатил глаза.

Крампус рассмеялся и хлопнул Вернона по спине.

– Раскрой душу, дорогой мой Вернон, и позволь Матушке-Земле спеть тебе свою песню. – Голос у Крампуса стал более сильным, звучным и музыкальным, точно контрабас.

Джесс сорвал ветку, на которой еще оставались серые, увядшие листья, и направился обратно к дороге.

– Ты куда? – спросила Изабель.

– Пойду поохочусь на песца.

– На писца? Какой еще писец?

Джесс посмотрел на нее так, будто ушам своим не верил.

– Ты что, серьезно?

Она нахмурилась:

– А что? Что это такое?

Джесс фыркнул.

На лице Изабель появилось мрачное выражение, и тут Джесс не выдержал и рассмеялся. Изабель подбоченилась.

– Ну, ты мне скажешь, или нет?

Джесс только потряс головой и пошел дальше, к дороге.

Изабель постояла еще секунду, потом раздраженно фыркнула и отправилась следом.

Джесс остановился там, где следы шин сворачивали с гравийной дороги, и принялся заметать следы принесенной с собой веткой; результат был вполне удовлетворительный. Покончив с этим делом, он отбросил ветку в сторону.

– Думаю, сойдет, – тут он заметил, какой у Изабель озадаченный вид, и улыбнулся. – Обещаю, если выберемся когда-нибудь из этой передряги, возьму тебя с собой на песца.

Джесс оглядел небо. Снова надвигались тучи; скоро опять пойдет снег. Джесс надеялся, что это случится побыстрее, и их следы окончательно заметет снегом. Он пошел обратно к машине, достал гитару. Бельсникели успели пробраться в церковь, взломав заднюю дверь, и Джесс тоже вошел внутрь, следом за Изабель.

Электричества в церкви не было, забитые досками окна почти не пропускали света, и разглядеть что-либо в царившем здесь пыльном полумраке было практически невозможно. Но Бельсникелей это не смущало. Они суетились вокруг, расчищая скамьи от мусора, хлама и каких-то коробок, чтобы было где сидеть и лежать. Вернон сидел на корточках перед стоявшей у стены «буржуйкой» и набивал печку кусками кедровой обшивки.

Джесс нашел на полке несколько масляных ламп. Он слил остатки масла в одну, заполнив ее почти целиком. Окунул фитиль в масло, поджег его с помощью зажигалки и слегка прикрутил вспыхнувшее пламя. Потом подошел к Вернону, дал ему свою зажигалку, и вскоре «буржуйка» уже грела вовсю.

Помещение было не больше обычной классной комнаты, и, похоже, уже очень давно служило чем-то вроде склада. На небольшой платформе у дальней стены стояла кафедра. Позади висел большой, вырезанный вручную крест, а на нем – терпящий муки Спаситель. Крампус стоял перед ним, впиваясь взглядом в страдальческие глаза Иисуса, и хвост у него подергивался. Подошла Изабель с охапкой пыльных занавесок в руках.

– Держи, – она бросила одну драпировку Джессу. – Не бог весть что, но хоть немного от холода спасает. Там еще целая груда около печки, если что.

И она пошла дальше, раздавая Бельсникелям занавески.

Джесс отнес занавеску к покосившемуся пианино, которое сплошь было покрыто старыми гнездами ос-горшечниц. Бросил занавеску на пол, и, привалившись к стене, вытянул ноги, положив одну на другую. Откинул голову и устало вздохнул. «Как же это чертовски приятно – перестать двигаться, хотя бы ненадолго». До него вдруг дошло, что он что-то делал без передышки вот уже двадцать четыре часа, а съесть при этом успел всего пару кусочков ветчины. Он положил на колени гитару, думая сделать что-то с обломанными колками. Не важно, что гитара была сломана – просто держать ее в руках было приятно. Джесс пробежался пальцами по струнам, пытаясь их настроить. Шепотом чертыхнулся и, морщась, принялся сгибать и разгибать пальцы. Ему уже было трудно ими шевелить. Рука вся покраснела и опухла, и Джесс опасался, что в рану попала какая-то зараза. «С моей-то удачей к утру я уже, наверное, обзаведусь гангреной».

Тут он заметил, что Крампус наблюдает за ним. Потом, ковыляя, подошел к нему и уселся рядом. Выглядел Крампус так себе, и все же в глазах у него появился блеск, которого раньше не было.

– Долгий день для нас всех, – сказал Крампус. – Для меня это был последний долгий день из пятисот долгих лет. – Он подтянул мешок к себе на колени и принялся гладить его, точно кошку, пока Бельсникели устраивались на ночлег – все, кроме Вернона, который бродил туда-сюда, заглядывая в щели между окнами, будто Санта был уже здесь, с мечом в руке и стаей голодных волков на сворке.

Крампус постучал по гитаре.

– У тебя в сердце – музыка.

Джесс кивнул.

– Я бы хотел, чтобы ты сыграл для меня.

Джесс показал Крампусу ладонь:

– Не могу… По крайней мере, пока эта штука не заживет, – потом тихо, почти про себя, добавил: – А может, и никогда.

– Быть может, мы сможем с этим что-то сделать.

Крампус открыл мешок, закрыл глаза и сунул туда руку. Лицо у него вдруг стало очень напряженным, потом на нем расцвела улыбка:

– А… Не все еще потеряно… Кое-какие вещи пережили Великий пожар.

Крампус выудил из мешка треугольную флягу. Она вся была покрыта копотью, длинное горлышко облеплено подтаявшим воском. Крампус облупил воск и вытащил подгнившую пробку, потом приложил флягу к губам и сделал долгий глоток.

– Ахххх! – он вытер рот локтем. – Так сладко после всех этих долгих лет! А теперь давай руку.

Джесс колебался.

– Тебе ничего не грозит, ведь это не просто мед, а мед из подвалов самого Одина. Это, – тут Крампус, держа бутыль на вытянутой руке, окинул ее восхищенным взором, – мед из погребов Вальхаллы. Мед, что течет из сосцов козы Хейдрун, когда она щиплет листву с древа Иггдрасиль. Твоей ране он не повредит. А теперь подставь руку.

Джесс протянул ему ладонь. Крампус наклонил флягу, и Джесс весь напрягся в ожидании прикосновения жгучей алкогольной струи. Искристая янтарная жидкость плеснула ему в ладонь, пошла пузырьками, и Джесс почувствовал тепло, а потом приятное, чуть щекотное ощущение; жидкость медленно впитывалась в его руку. Он сжал пальцы – и в самом деле руке было гораздо лучше!

Крампус передал ему флягу.

– Возьми и выпей, за здоровье души и тела.

Джесс взял бутылку, поднес ее к носу и понюхал. Мед пах, будто цветущее поле в самый чудесный весенний денек.

– Я подношу ему мед богов, а он его нюхает? – Крампус фыркнул. – Пей, глупец.

Джесс сделал осторожный глоток и почувствовал себя так, будто кто-то наполнил ему горло чистейшей радостью. В животе стало тепло – не то жгучее ощущение, какое бывает после глотка виски, а такое, будто ты влюблен. Он сделал еще один глоток, на этот раз долгий, и хотел было хлебнуть еще, но тут Крампус забрал у него бутылку.

– Осторожней, – сказал он. – Это не для смертных. Стоит перебрать – и, глядишь, рога полезут, – тут он постучал по своим собственным обломанным рогам, подмигнул, и опять как следует хлебнул из фляги.

Джесс запрокинул голову, привалившись к стене. Мир вокруг потерял четкость, и ему казалось, будто он плывет куда-то – прочь от всех горестей и забот.

– Какая у тебя мечта? – спросил Крампус.

– Мечта?

– Твои желания? Что за сны не дают тебе покоя по ночам?

Джесс подумал с минуту.

– Играть свою музыку. Это – самая заветная моя мечта. Я сливаюсь с музыкой, мы становимся одним целым, и мелодия льется так чисто… И людям нравится, – Джесс улыбнулся. – Они машут своими зажигалками и телефонами, качаются в такт. А потом вызывают на бис всю ночь напролет.

– Так это то, чего ты хочешь от жизни больше всего? Играть свои песни?

Джесс, подумав с минуту, кивнул.

– Этого с меня будет достаточно. Только когда я играю, я чувствую настоящую связь… с собой, с людьми. Когда песня хороша, это… Это будто я беру свои чувства, из самого сердца, все свои самые лучшие и самые худшие моменты, и делюсь ими с людьми. Это скорее заклинание, чем пение. И мне плевать, пусть это будет только кучка пьянчуг. Не важно. Важно то, что именно так можно коснуться чьей-то души.

Крампус кивнул:

– Эти мечты… Они – твоя душа. Ты должен воплотить их как можно полнее.

– Да, но знаешь, это же просто мечты. А проблема с мечтами та, что приходится возвращаться к реальности.

– Как это понимать?

– Так, что пора мне повзрослеть… Наверное. Пора отказаться от мечты. Оставить все это позади… Потому, что в реальном мире места для мечты нет.

– Нет, – сурово сказал Крампус. – Это не правда. Твои мечты – это твой дух, твоя суть, и без них ты – мертв, – он сжал руку в кулак. – Ты должен беречь свои мечты. Я знаю, что это такое – когда их у тебя крадут. Я знаю, что это такое – быть мертвым, – его голос перешел в рычание. – Береги свою мечту! Всегда береги свою мечту!

Наступило долгое молчание.

– Как рука? – спросил, наконец, Крампус.

Джесс поглядел на руку. Краснота почти прошла. Он пошевелил пальцами – больно было совсем чуть-чуть.

– Лучше?

– Да, – потрясенно ответил Джесс. – Лучше.

– Хорошо.

Мимо прошел Вернон и, пригнувшись, глянул наружу через щели в окне, около которого они сидели.

– Вернон, – окликнул его Крампус. – Хватит суетиться. Никому от этого легче не станет.

Бельсникель развел руками.

– Как вы можете вести себя, как ни в чем не бывало, когда эти чудовища нас выслеживают?

– Вернон, иди сюда.

Тот продолжал ошиваться у окошка, нервно теребя бороду.

– Подойди, Вернон. Я приказываю.

Вернон подошел.

Крампус протянул ему фляжку.

– Пей.

Вернон, смахнув с лица длинную сальную прядь, подозрительно поглядел на флягу.

– Мед.

Вернон просветлел.

– О, – сказал он. Взял флягу, сделал долгий глоток, потом еще один.

– Передай по кругу, – сказал Крампус. – Пусть Нипи выпьет… Ему нужно.

Джесс заметил, что Нипи уже успел снять с лица пропитанную кровью тряпку. Щека вокруг раны покраснела и распухла, но сама рана успела подсохнуть, и, кажется, даже зарубцеваться. Это поразило бы Джесса, не навидайся он уже сегодня всякого. Было ясно: тут наверняка замешано какое-то колдовство.

Вернон передал флягу Нипи. Нипи сделал добрый глоток и передал флягу дальше. Фляга пошла по кругу, и вскоре уже все Бельсникели сидели или лежали с блаженным выражением на лицах.

Джесс посмотрел на Крампуса и увидел, что тот сидит, уставившись в пространство, нежно поглаживая мешок, с мечтательным выражением на лице.

– Ну, – сказал Джесс. – Так о чем тогда мечтает Крампус?

Крампус перестал гладить мешок, но долгое время ничего не отвечал. Потом сказал:

– Моя мечта – снова распространить повсюду славу Йоля, моих святок, вернуть милой Матушке-Земле ее былое великолепие. Увидеть мои святилища и храмы по всему миру. И чтобы все народы почитали меня. Это моя мечта, Джесс-музыкант.

– По всему миру, да? Это ты высоко нацелился. Хотя оно вроде не запрещается.

Крампус кивнул, все с тем же отсутствующим видом.

– Святки? А я думал, это то же самое, что Рождество.

– Рождество, – выплюнул Крампус. – Нет, Рождество – это извращение. Это скверна! Святки – это истинный дух Матери-Земли. Святки – это когда времена года рождаются заново. Без святок Матушка не может себя исцелить… Она увянет, умрет. Вот почему так важно, чтобы я пробудил дух человеческий, помог людям вновь обрести веру – потому что именно вера, любовь и поклонение людей исцеляют землю.

– И – поправь меня если я ошибаюсь – этот тип, Санта-Клаус… Я так понимаю, он тебе некоторым образом мешает?

– Это имя – ложь. Подделка, – Крампус оскалился. – Его имя – вовсе не Санта-Клаус. Его имя… его истинное имя… – он замялся. Казалось, он не в силах это выговорить.

* * *

«Бальдр», – подумал Крампус, а потом сказал это вслух:

– Бальдр. Таково его истинное имя.

– Санта-Клауса? – спросил Джесс.

– Да. Его истинное имя – Бальдр. «Вот, я сказал это. Спустя пять веков это имя вновь коснулось моего языка». Он поморщился, ненавидя эту горечь. – Вернон, передай мне мед.

Вернон, вскочив, поднес ему флягу. Крампус сделал большой глоток, – ему хотелось смыть горечь.

– Мой дед, Локи, убил его однажды, давным-давно. А теперь я сделаю это вновь, – он стиснул мешок. – Какая это была трагедия – смерть Бальдра! Такого светлого и прекрасного, любимого всеми, – Крампус оскалился опять. – Или так эту историю рассказывают, потому что я Бальдра до его смерти не знал. Мне об этих событиях рассказала моя матушка, Хель, царица подземного мира. Она, бывало, рассказывала мне эту историю – и еще множество других, – когда я был еще ребенком, и я слушал, сидя на ступенях ее трона. Как сладостно звучал ее голос под скорбное пение мертвых!

– Да, разве такое может не понравиться.

Крампус, поглядев на Джесса, сощурился.

– Это что, сарказм?

– Не-а.

Крампус бросил на Джесса надменный взгляд, и продолжил:

– Она рассказывала, как в Асгарде любили Бальдра, второго сына Одина. Все превозносили Бальдра до небес: он был так мудр и прекрасен, что от него исходило сияние, так благороден и велеречив. Она рассказывала, что все только и толковали о том, как он сострадателен, как милостив к падшим; неустанно повторяли, какой он верный защитник слабых и обездоленных – пока слушателю уже не хотелось повеситься.

Но был и тот, кого не ослепили красота и очарование Бальдра. Локи, будучи королем всех лжецов, быстро распознал обман, хоть тот и был приятен на вид. Он видел Бальдра насквозь – Бальдра и его ложь – и решил разоблачить его перед всеми, особенно перед Одином – поскольку особой любви они друг к другу не питали. Слишком велик был соблазн покрыть позором дом Одина.

Возможность у него появилась, когда Бальдр замыслил стать не просто божеством, но и сделать так, чтобы его жизнь и красота стали вечными. И для этой цели он сплел историю, намереваясь сыграть на великой любви к нему его родителей. Он сказал отцу и матери, Фригг, что его мучают кошмары, страшные сны, предвещающие ему неотвратимую погибель. Его родители, не в силах вынести мысли, что их любимый сын может пострадать, легко попались на эту удочку. Они обошли все Девять миров и взяли клятву со всего, что есть в мироздании, не причинять вреда Бальдру. Со всего, кроме одного маленького, ничтожного растения, которое звалось омелой. Один посчитал, что оно слишком маленькое и слабое, чтобы представлять собою угрозу, – Крампус фыркнул. – Или, во всяком случае, так говорится в мифах. Обожаю мифы – они всегда полны прекрасной чепухи! Но Хель рассказала мне правду. Один, величайший колдун, сплел чары и наложил их на Бальдра. Чары, которые запрещали всему, что только было в Девяти мирах, причинять вред Бальдру. Вот только чары эти были сотворены на яде омелы, и потому на само растение они не действовали.

Получив этот чудесный дар, Бальдр не мог стерпеть – ему нужно было похвастаться, и он предлагал любому, кто бы ни пришел, развлечься – попытаться причинить ему вред, любым оружием. Мать рассказывала, он устроил из этого целое представление, наслаждаясь всеобщим вниманием, а другим богам эта игра очень понравилась, и его слава росла – как и решимость Локи вывести его на чистую воду.

Локи прикинулся старухой и хитростью выманил у Фригг секрет омелы. Вооруженный этим знанием, он отыскал растение и сделал из него стрелу, сплетя магию омелы и железа. В следующий раз, когда Бальдр затеял свою игру, Локи взял с собой стрелу и тоже пришел, смешавшись с толпой. Там он разыскал слепого брата Бальдра по имени Хёд и спросил его, почему тот не участвует в веселье. Хёд ответил, что это игра – не для слепых. Локи подал Хёду лук и зачарованную стрелу и предложил направить его руку. Хёд страшно обрадовался возможности принять участие в игре и с силой натянул лук. Стрела ударила Бальдра прямо в грудь, пронзила ему сердце, и он упал мертвым прямо на месте, перед Фригг, перед Одином. Говорят, настала страшная тишина. Бедняга Хёд не мог видеть, как они на него смотрели, но Локи мог. Он не выдержал и сбежал.

Горе Одина было настолько велико, что он велел убить Хёда на месте, – Крампус покачал головой. – Мне всегда было жаль беднягу. Пешка в игре, погибшая из-за чужой зависти и жажды мести. Очень печально. Один возложил тело Бальдра на гигантский корабль Гинггорни и предал его огню. Говорят, жена Бальдра, Нанна, не смогла вынести горя и бросилась в огонь, последовав за ним и в смерти, – Крампус сделал еще глоток. – Но это было лишь начало, потому что душа Бальдра попала в Хель, великое царство мертвых, неподвластное даже Одину. И, хотя Один с Фригг послали в Хель еще одного своего сына, Хермода, дабы он предложил выкуп за Бальдра, моя мать, Хель, не стала отпускать его душу. И немногим известно, что Хель просто водила Одина за нос, пока Локи пытался вырвать у Бальдра признание. Он сказал Бальдру, что тот будет рабом Хель, ее пленником до самого Рагнарёка, если не признается в своих хитростях. И тут Бальдр его удивил – он отказался, не пошел на сделку, выбрал остаться пленником Хель и провести долгие века среди мертвых, только чтобы его обман не выплыл наружу.

И вот так-то я и увидел его впервые, узником Хель. Когда я был ребенком, он вызывал у меня живейшее любопытство – прекрасное божество, заточенное в каменных палатах со своей мертвой женой. У него был такой отрешенный вид, будто он окаменел от отчаяния. Под конец он, бывало, стоял неподвижно целыми днями, неотрывно глядя в бездонные глубины Нижнего мира, слушая песни мертвых и ожидая – вечно ожидая Рагнарёка и обещанной ему свободы.

И я спросил у матери: «Как может тот, кто пожертвовал столь многим, быть подлецом?» А она, рассмеявшись, сказала мне не путать гордыню и благородство, и предупредила меня, чтобы я его не жалел. Но мне казалось, что он уже достаточно настрадался. Даже тогда, еще совсем юным, я понимал, что судьбу Бальдра предопределили зависть Локи и его ненависть к Одину. И потому я все-таки начал испытывать к нему жалость, и это, друзья мои, стало причиной моих несчастий. Потому что мне предстояло выучить горький урок: змея всегда остается змеей, как бы она ни меняла обличье. Откуда мне было знать, что придет день, и я даже имени его не смогу произнести, что я сотни тысяч раз буду представлять его кровь у себя на руках.

Крампус открыл было рот, чтобы продолжить и закончить свою историю, но, посмотрев на Джесса, увидел, что музыкант спит.

Крампус громко вздохнул, раскрыл мешок и заглянул в его сумрачные глубины.

– Вместе мы найдем стрелу Локи. Вместе мы убьем Бальдра, под какой бы личиной он теперь ни скрывался.

Глава седьмая Список плохих детей

Шаги, тяжелые шаги грохочут по лестнице. Джесс у себя в детской. Ему шесть, может быть, семь, и сейчас Рождество. Перила увиты мишурой и гирляндами, они сверкают и переливаются разноцветными огоньками. Огромная тень гасит фонарики один за другим: кто-то поднимается вверх по лестнице.

– Хо-хо-хо, – гремит чей-то голос, голос, пронизанный осуждением и стремлением унизить. – Ты проказничал, Джесс? А? Был плохим мальчиком?

Джесса начинает трясти; он натягивает одеяло повыше. Санта появляется на пороге его комнаты; он такой огромный и массивный, что еле пролезает в дверь. Он подходит к кроватке Джесса, а на плече у него огромный, кроваво-красный мешок. Он встает у изголовья, возвышаясь над Джессом как башня, и пронзает его своими маленькими черными глазками, будто взвешивая его душу.

Санта снимает мешок с плеча, кладет на кровать. Мешок шевелится, будто он набит живыми кошками или, может, собаками. Джессу слышен приглушенный визг и мяуканье, но он знает – этого не может быть, ведь это мешок Санты. Санта грустно качает головой.

– Ты был плохим мальчиком, Джесс. Очень, очень плохим.

Джесс пытается что-то сказать, ответить, что нет, он был хорошим, но рот его не слушается.

Из-за спины у Санты появляются шесть сгорбленных фигур: блестящая, черная, как смоль кожа, кривые рога, торчащие изо лбов, и длинные красные языки, которые, болтаясь, свисают между черных зубов. Они смотрят на Джесса так, будто он – это что-то очень вкусное.

Санта тычет в Джесса своим жирным пальцем.

– Он в списке плохих детей. Суньте его в мешок.

Черти, как один, улыбаются, потирают руки и тянут к Джессу свои длинные-длинные пальцы.

Джесс открыл глаза. Он все еще пребывал в обществе шестерых чертей; их скрюченные силуэты были еле различимы в тусклом мерцающем свете «буржуйки». В церкви было темно, и до Джесса вдруг дошло, что уже настала ночь. Сколько же он проспал? Чем-то воняло; он потянул носом. «Кровь?»

Джесс вгляделся в полумрак и обнаружил, что на него не мигая таращатся два огромных влажных глаза. Он приподнялся.

На сундуке была корова – или, по крайней мере, ее голова, и с высунутого языка на пол капала кровь. «Ого, – подумал он. – Это еще откуда взялось?» Тут он заметил у стены жестяную ванну. Из ванны торчали две ноги и кусок туши. «Кто-нибудь обязательно хватится этой коровы». Прибавилось и еще кое-что: омела, сразу несколько охапок. Похоже было, будто кто-то ножом затачивал ветки.

Джесс поднялся на ноги и, пошатнувшись, оперся рукой о стену: от меда у него все еще кружилась голова. Никакой головной боли, никакого похмелья – просто немного шумело в голове. В животе у него заурчало. Обогнув кучи омелы на полу, он подошел к сгрудившимся вокруг мешка Бельсникелям.

– Нет, Крампус, – ворчал Вернон. – Это все не то.

У Крампуса в руках было что-то вроде дуэльного пистолета. Джесс придвинулся поближе, чтобы рассмотреть странное оружие получше, и заметил валявшиеся тут же два меча, щит и старый, ржавый револьвер.

Джесс присел на корточки рядом с Изабель.

– Что происходит?

Ему ответил Вернон:

– Мы пытаемся заставить его добыть нам хоть какое-нибудь нормальное оружие. Ну, знаешь, на тот маловероятный случай, если на нас наткнется гигантский волк или еще какое чудовище.

– Он что, может вытащить оттуда что угодно? – спросил Джесс. – Не только игрушки?

Крампус рассеянно кивнул.

Джесс был согласен с Верноном: было бы совсем неплохо иметь под рукой какое-нибудь продвинутое оружие, и уж точно оно не помешает, когда они будут штурмовать гараж Генерала.

– Тебе нужно искать автоматическое оружие. Штурмовые карабины, например.

– Так я ему то же самое твержу, – сказал раздраженно Вернон. – Современное оружие, Крампус. Ты же видел картинки в газетах.

Крампус только руками замахал:

– Это не так-то просто. Нужно точно знать, что ты ищешь.

– Может, я смогу помочь? – сказал Джесс.

Крампус раздумчиво посмотрел на него.

– Да, пожалуй, можешь. Пойди-ка сюда, – он похлопал по полу рядом с собой. – Садись.

Джесс подошел, и Крампус передвинул мешок, так, чтобы он лежал между ними.

– Мешок находит то, что я пожелаю. Но сначала я должен знать, что ищу. Кроме того, проще, если мешок знает, где искать. Проще и не так утомительно, а пока ко мне еще не вернулась моя прежняя сила, я должен рассчитывать усилия.

– Ладно, конечно. Что мне нужно делать?

– Ты поможешь мне искать. Ты не из рода Локи, так что мешок тебе подчиняться не будет. Поэтому мы будем делать это вместе. Мы оба возьмемся за мешок. Ты будешь думать о месте и о предмете, а я заставлю мешок подчиняться.

– Да, я знаю, как, – сказал Джесс. – Я уже это делал. Достал оттуда несколько игрушек.

– Это не то же самое. Ты просто сунул руку в дверь, которая уже была открыта.

– Нет, я подумал об определенной игрушке, и мешок ее нашел.

Крампус поднял бровь.

– Да, это и в самом деле нечто. Быть может, в тебе есть толика духа Локи. И все же, это совсем не то же самое, что открывать двери. Этого ты никогда бы не смог сделать, будь ты сам по себе, но это говорит о том, что мешок тебя услышит, – Крампус улыбнулся. – Это хорошо, так нам будет проще.

– Что вообще вы хотели найти?

– Оружие, – быстро ответил Вернон. – Очень хорошее оружие. Что-то, что может проделывать большие дыры в гигантских волках.

– Деньги, – добавила Изабель. – Нам наверняка понадобится что-то купить – вещи, которые мешок не сможет достать. По крайней мере, пока Крампус не станет сильнее.

– Знаешь место, где можно все это найти? – спросил Крампус. – Только не забудь – чем меньше мне придется открывать дверей, тем лучше.

Джесс ухмыльнулся. О да, он действительно знал такое место. Он никогда не был в кабинете у Генерала, но было дело – Чет оставил дверь открытой, и он неплохо все разглядел. Особенно ему врезался в память сейф, стоявший в углу. Это был старомодный сейф, размером с небольшую стиральную машину, с огромным механическим медным замком посередине дверцы. Джесс знал наверняка, что Генерал держит там оружие, и уж почти точно – бабки, и кто знает, что еще. «Украсть у Генерала, – подумал Джесс. – Вот это будет номер».

– О, место я знаю, не сомневайтесь, – сказал он.

– Прекрасно, – сказал Крампус. – Положи на мешок руки.

Джесс так и сделал.

– Закрой глаза и ищи.

– Ищи?

– Просто закрой глаза, и оно само к тебе придет.

Джесс пожал плечами, закрыл глаза и представил себе ворота, потом – гараж, а затем – кабинет Генерала на втором этаже. Ничего особенного не происходило. Потом Крампус положил руки поверх рук Джесса, и видение мало-помалу обрело четкость, обросло деталями, которых Джесс даже и не помнил. Сейф был в углу. Джесс мысленно потянулся к нему, и видение приблизилось; а потом он проник внутрь сейфа, и стало темно.

– Это то самое место? – спросил Крампус. – Внутри сундука?

– Да.

Крампус сильнее стиснул его пальцы, и Джесс почувствовал что-то вроде электрического разряда. Крампус убрал руки.

– Дело сделано.

– Это что, всё?

– Мешок охотно отвечает тебе, Джесс, – Крампус окинул его чуть ли не отеческим взглядом. – Быть может, в твоих жилах и вправду есть капля крови Локи.

– Так что, я могу просто вот так сунуть туда руку и достать что угодно?

– Можешь, но помни, что твоя рука окажется в этом, в другом месте. Руку может увидеть любой, кто окажется поблизости. Это может привести к неприятным последствиям – ты можешь потерять руку, или тебя затянут в мешок, и ты окажешься в том самом месте, которое хотел обворовать.

Джесс замялся.

– Но это же сейф! Никто же не будет сидеть в сейфе.

– Нет, пока сундук закрыт, никто тебя не увидит.

Джесс растянул горловину мешка и заглянул в его туманные глубины.

– Ну ладно, приступим, – он сунул руку внутрь и нащупал пальцами стенку. Холод металла. Джесс повел пальцами вниз, пока они не наткнулись на что-то твердое, цилиндрической формы. Он взял предмет в руку и по тяжести понял, что это оружие. Вытянул руку из мешка, крайне довольный своей находкой. Минуту спустя у него было три пистолета-пулемета, несколько короткоствольных револьверов, один обрез, сделанный из винтовки, и коробок двадцать патронов, а также огромное количество стодолларовых купюр в пачках. Но, помимо этого, в сейфе у Генерала нашлось еще несколько сюрпризов – непочатая бутылка хорошего бурбона, куча таблеток (судя по всему, амфетамин), несколько граммов белого порошка (явно кокаин, и не какой-то там крэк, а настоящий, чистый кокс), ключи бог весть от чего, куча каких-то контрактов и расписок, конверт, набитый поляроидными снимками какой-то обнаженной дамы, удивительно похожей на мисс Сойер, учительницу Джесса, когда тот был в третьем классе. Джесс поморщился, но не остановился, пока сейф не опустел. Было здорово забрать что-то у человека, который столько украл у него самого, и знать при этом, что оружие Генерала будет использовано против него же. Это грело душу. Джесс улыбнулся Крампусу во весь рот.

Крампус ухмыльнулся в ответ:

– Ты явно получаешь от этого удовольствие.

– Все, там пусто.

– Тогда мы закончили.

Джесс обозрел добытое добро: куча бабок, оружия и патронов. Кивнул и устало вздохнул – внезапно он почувствовал себя выжатым, как лимон.

– Устал?

– Надо бы что-то съесть, вот и все.

– Это мешок. Он берет свое.

Джесс задумался, из какой именно его части мешок взял «свое».

– Поешь, – сказал Крампус, кивая в сторону ванны с коровой.

Джесс поглядел на коровью ногу. Голоден он был настолько, что почти готов был есть ее сырой, но решил, что может с тем же успехом поджарить пару кусков говядины на печке. Он вскочил и направился к ванне, но вдруг остановился: ему попалась на глаза коровья голова.

– Эй, – окликнул он Крампуса. – А можно положить что-нибудь обратно? Ну, обратно в сейф?

Крампус поднял бровь.

– Да, это возможно. После того, как дверь открыта, она остается открытой, пока я не открою новую.

Джесс взял коровью голову за ухо и принес обратно к мешку.

– Этот сейф принадлежит человеку, который проделал дыру у меня в руке.

Крампус кивнул, ухмыльнулся и распахнул мешок. Джесс бросил голову внутрь.

– Джесс, ты определенно начинаешь мне нравиться.

* * *

Изабель шагала рядом с Джессом по гравийной дороге, довольная, что выбралась из попахивающей плесенью церквушки. Была ночь, и они шли в магазинчик под названием «Пепперз», который, как утверждал Джесс, находился милях в двух, у Третьего шоссе. Они решили пойти пешком, чтобы не рисковать – вдруг кто-нибудь узнает пикап, или у них кончится бензин. Джесс нес в руке пустую канистру, которая валялась у него в кузове, поскольку бензин был одной из тех вещей, которые Крампус не мог достать из мешка.

– Я бы многое дал, чтобы посмотреть, какое у Генерала будет лицо, когда он посмотрит в глаза коровьей голове, – сказал Джесс, посмеиваясь. – Больше сорока тысяч долларов… Пуфф! И испарились. Думаю, он обделается прямо на месте.

Изабель рассеянно покачала головой, внимательно вглядываясь в тени, вслушиваясь в темноту – нет ли каких подозрительных звуков или других признаков, что волки Санты уже где-то поблизости.

Джесс легонько пихнул ее в бок.

– Эй, да ладно тебе, это же смешно. Я тебе говорю. Ты же понимаешь, этот тип – наикрутейший сукин сын во всем округе Бун. Ха, да может даже – во всей Западной Вирджинии.

Изабель против воли улыбнулась. Ей нравилось, как он на нее смотрел, нравились его зеленые глаза, контур его подбородка, но больше всего ей нравился его смех – теплый, добродушный, полный жизни. «Это здорово, – подумала она, – пройтись для разнообразия с кем-то, кто моложе здешних холмов. И делу совершенно не мешает, что на него приятно посмотреть, – признала она. Нет, совершенно не мешает». Интересно, каково это – подержаться с ним за руки? Давненько она ни с кем за руки не держалась. Последний раз это было с Дэниелом, уже больше сорока лет назад. Но ей было прекрасно известно, что этот человек с ней за руки держаться не будет; она знала, как она теперь выглядит.

– Ладно, ты должна помочь мне в этом разобраться, – говорил тем временем Джесс. – Господи, прямо не знаю даже, с чего начать? Во всем этом нет ни капли смысла. Санта-Клаус, и гигантские волки, и… что вообще за хрен этот тип, Крампус? Как ты вообще оказалась в компании этого старого дьявола?

– Он не дьявол.

Джесс резко остановился.

– Погоди, я что, что-то не так понял? Ты ж вроде как его рабыня? Разве не он это с тобой сделал? – он указал на ее лицо. – Превратил тебя в монстра?

У Изабель даже щеки обожгло. Она отвела взгляд, удивленная тем, как ее задели эти слова.

– Он спас мне жизнь, – сказала она, застегивая куртку и надвигая капюшон, чтобы спрятать лицо. Она пошла дальше, оставив Джесса стоять на месте.

Он догнал ее.

– Ну, это все еще не дает ему права делать из тебя рабыню.

– Это все немного не так. Ты не поймешь.

– Да, не пойму, потому что тут нет никакого смысла.

– И я – не монстр. Я – женщина. И не будь ты так туп, мог бы и сам заметить.

Джесс, сдаваясь, поднял руки:

– Я не это имел в виду.

Изабель зашагала быстрее, оставив его позади.

– Ой, да ладно, Изабель. Погоди. Прости меня.

– Я пыталась убить себя, понял? Уже давно бы гнила в земле, если бы не Крампус.

– Убить себя? Так, погоди, а с чего это ты на такое решилась?

– Ну, это не твое дело, верно?

Джесс, нахмурившись, кивнул:

– Да, ты права. Прости. Это и вправду не мое дело.

Она продолжала идти.

– Ну не хотел я тебя допрашивать, – сказал он. – Просто пытался понять, какой во всем этом смысл. Правда, извини.

Изабель замедлила шаг, набрала в грудь холодного зимнего воздуха.

– Я загнала себя в неприятную ситуацию. Которая становилась все хуже и хуже. Наверное, я просто искала легкое решение, понимаешь?

– Изабель, мне ты можешь ничего не объяснять.

Они продолжали идти дальше в молчании. Изабель хотелось сказать что-то еще, поговорить наконец с кем-то, кроме Вернона и шауни, с кем-то молодым, с кем-то, у кого такой ясный, сочувственный взгляд. Но она всегда была человеком закрытым, а Джесса она совсем не знала. То, что у него был теплый смех и добрые глаза, совсем не значило, что ему можно доверять. И как станешь рассказывать незнакомцу о том, что забеременела в шестнадцать, если, конечно, тебе не хочется, чтобы на тебя смотрели, как на какую-то голь с холмов. Но она вовсе не залетела по глупости – может, будь оно так, все было бы проще. Ее глаза обожгло слезами, и она сердито сморгнула их прочь. «Вот только не надо начинать. Просто не надо туда лезть, и всё». Ее вечно заставало врасплох это воспоминание, из-за которого до сих пор было больно, даже столько лет спустя. Она старалась не думать о ее ребенке, каково ему было расти без матери. Может, будь она сильнее, она была бы с ним до сих пор.

– Когда мне было шестнадцать, я убежала из дома. Убежала от всего. Я плохо соображала, и не помню уже, как оказалась в холмах. Была зима, холодно, и я не знала, что делать. Просто не знала, как исправить то, что уже было сделано. Подошла к обрыву, заглянула за край, и вот он, мой ответ… Ответ на всю эту боль и несчастья, – Изабель вдруг поняла, что плачет. – Жаль, что мне не хватило тогда присутствия духа. Просто мне было тогда так плохо, из-за всего, – она утерла слезы. – Черт, вот уж не хотела так расклеиваться.

Джесс обнял ее за плечи. Изабель давно никто так не обнимал, вот уже сорок лет. Она закрыла руками лицо и всхлипнула.

– Посмотрела в небо, на звезды, – сказала она. – Попросила Бога, чтобы он простил мне этот грех, и шагнула с обрыва.

– Господи, Изабель…

– Ну, в общем, надо мне было выбрать обрыв повыше, потому что то падение… оно меня не убило, – у нее вырвался горький смешок. – Просто переломала себе кости. Двигаться не получалось. Просто лежала там, плакала, кричала. Боль была ужасная. – Она отодвинулась от Джесса и вытерла лицо рукавом. – Ну, тогда-то шауни меня и нашли. Принесли к Крампусу. Думаю, я себе что-то в позвоночнике сломала, потому что могла только одной рукой шевелить, и ниже пояса ничего не чувствовала. Перед глазами все плыло. Думаю, я умирала. И тогда Крампус меня укусил.

– Укусил тебя?

– Угу. Так он это делает. Обращает людей. Что-то насчет смешения крови, так он говорит. Ну, что бы он там ни делал, мне это спасло жизнь. Сразу меня вылечило. Двух дней не прошло, а я уже была, как новенькая. Вот только это было не все, – она вытянула перед собой руки, посмотрела на свои иззубренные черные ногти, на чешуйчатую кожу. – Я не всегда была похожа на монстра, знаешь ли. У меня была светлая кожа, и волосы длинные, рыжие. Симпатичные платья носила.

Некоторое время они шли молча.

– Так вот почему ты не уходишь – потому что он тебя спас?

Изабель поглядела вверх, в ночь, чувствуя, как на лицо садятся снежинки.

– Нет, – сказала она, зная, что если бы могла, то вернулась бы к сыну. Она знала, что ее мальчику сейчас должно быть уже за сорок, что он ее просто не узнает, да и не захочет узнавать, после того, как она его бросила. Но ей бы очень хотелось посмотреть, каким он вырос. Посмотреть, достались ли ему глаза его отца. – Если бы могла, сразу ушла бы.

– Так что тебя останавливает?

– Крампус запретил нам появляться в городе и приближаться к людям, если мы можем этого избежать – не хочет, чтобы кто-то нас увидел. Или, по крайней мере, раньше не хотел – ну, знаешь, когда он еще прикован был. Посылал иногда кого-нибудь из нас в город, украсть газету или залезть в библиотеку за книгами о Санта-Клаусе, или еще за чем, что нам было нужно, и мы не могли сделать сами.

– И, дай-ка я догадаюсь, есть причина, по которой вы должны ему подчиняться? Он что, заколдовал вас? Загипнотизировал?

Она кивнула:

– Можно сказать и так. С тех пор, как он нас обратил, стоит ему дать нам прямой приказ, и мы просто не можем поступить как-то по-другому. Будто ты марионетка: ты больше не думаешь, а просто делаешь.

– И, я так понимаю, он приказал тебе быть все время при нем.

– Он заставил нас принести клятву. Ну, там, не убегать, защищать его, заботиться о нем, и все такое.

– Не слишком веселая жизнь для юной барышни.

– Я просто стараюсь об этом не думать, – она заметила впереди вывеску магазинчика, светившуюся где-то в четверти мили от них.

– Что он вообще такое? – спросил Джесс.

– Крампус?

Он рассмеялся:

– О ком же еще я могу говорить?

Изабель улыбнулась.

– Точно сказать не могу. Шауни уверены, что он – бог леса. Черт, да они от него в таком восторге, что ему, наверное, и не нужно было их обращать. Думаю, он сделал это, чтобы они не старели. Маква рассказывал, что все их племя приносило Крампусу дары еще тогда, когда тут вообще поселенцев не было.

– А Вернон? Я так понимаю, он-то добровольцем не был?

Она рассмеялась.

– Он исследовал местность для угольной компании где-то еще в первой половине прошлого века. Случайно наткнулся на Крампуса. Ну, Крампус, конечно, не мог после этого так просто его отпустить. И Вернону повезло застрять в компании шауни почти на сотню лет. Дай ему только шанс, он тебе об этом все уши прожужжит, можешь быть уверен.

Они подошли к магазину, обогнув грязный сугроб, громоздившийся в конце парковки, и остановились в тени мусорного бака. Изабель заглянула в магазинчик сквозь витрину. Ассортимент был невелик – бакалея, самые необходимые продукты, местные поделки и сувениры: роллы с пеканом, разные варенья и желе, сосиски, копчености, лоскутные одеяла, шапки из енота, брелоки, магнитики и индейские украшения, сделанные в Китае. В магазине она была в последний раз еще до беременности, и поймала себя на том, что завороженно разглядывает блестящие витрины и яркие, кричащие упаковки. «Было бы неплохо заглянуть туда на минутку, – подумала она. – Совсем неплохо».

Джесс выудил из кармана пачку банкнот и принялся их разглядывать.

– Черт, да тут одни сотни, – он фыркнул. – Никогда бы не подумал, что в один прекрасный день буду жалеть, что у меня слишком много стодолларовых купюр. А, нашел! – он отделил от пачки сотенную и пару двадцаток, и направился ко входу в магазин. Изабель осталась в тени.

Джесс остановился. Оглянулся.

– Ах, да… Я так понимаю, ты здесь подождешь?

Она рассеянно кивнула, не отрывая глаз от витрины с дешевыми безделушками. С минуту он ее разглядывал.

– Что-то мне подсказывает, ты давненько не была в магазине.

Она снова кивнула.

– Ладно, пойду заплачу, прежде, чем бензин наливать. Это недолго. Я надеюсь, ты не бросишь меня? – подмигнув, он направился дальше. – Да! – крикнул он через плечо. – Смотри, на песцов не напорись. Одна девчонка тут пальцев на ногах недосчиталась, всего пару недель назад.

Изабель уперла руки в боки и смотрела, как он уходит.

Примерно через минуту после того, как Джесс зашел в магазин, на шоссе показалась машина, и свернула на парковку. Изабель отступила поглубже в тень. Из машины выбрались двое девчушек-подростков и парень постарше; они смеялись, явно над чьей-то шуткой. Одна девчонка запрыгнула парню на спину и так доехала до магазина; все трое при этом так ухали и смеялись, будто жизнь для них была одной большой праздничной каруселью. «Такие беззаботные», – подумала Изабель, изо всех сил стараясь не завидовать.

– В жизни не всегда все идет так, как ты хочешь, – пробормотала она себе под нос. – Только и всего.

Изабель смотрела, как они дурачатся в магазине. У обеих девушек были длинные, волнистые волосы, сиявшие мягким блеском в свете пивных реклам. «Как раз такие, в которые мужчине так и хочется запустить пальцы», – подумала Изабель, прикоснувшись к собственным, коротко обрезанным, волосам. На ощупь они были жесткими, ломкими. У нее не было возможности помыться еще с осени; горные речки были слишком холодны. Девушки были накрашены: тушь на ресницах, губная помада. Сережки в ушах. «Ну да, все что девушки обычно делают, когда хотят быть покрасивее». Она задумалась: может, макияж поможет скрыть пятна у нее на лице? «Может, немного помады? Тогда, кто знает, может, я буду больше похожа на женщину, а не на какого-нибудь пещерного монстра».

Из магазина вышел Джесс; в одной руке у него была канистра, в другой – пакет с покупками. Он кивнул Изабель, подошел к колонке, и принялся наполнять канистру бензином. Ребята появились из магазина минуту спустя. Парень потряс банку с газировкой, открыл, и направил бьющую из банки струю на девчонок. Те заорали и принялись кидаться в него снегом. Он попытался увернуться, поскользнулся и растянулся на льду, выронив банку. Все трое смеялись так, что Изабель уже подумала, что им понадобится медицинская помощь. И вдруг Изабель страшно захотелось, чтобы они прекратили. Ее руки сжались в кулаки. Она поймала себя на том, что ей хочется заткнуть их, вырвать их красивые волосы, расцарапать их хорошенькие личики, показать им, каково это – лишиться всего.

Одна из девчонок помогла парню подняться на ноги. Он обнял ее за талию, притянул к себе, они обнялись – и вот они уже целуются, так, как целуются только в самом начале романа. Изабель, прижав пальцы к губам, смотрела, затаив дыхание. Ребята забрались к себе в машину, и Изабель уже больше не желала им зла, нет, все, что ей хотелось – поехать с ними, тоже забраться в машину и отправиться туда – куда угодно, – где теперь отрываются ребята и девчонки. Она попыталась представить, каково это – просто веселиться. Он смотрела им вслед, пока задние фонари их машины не исчезли за поворотом темного шоссе.

Подошел Джесс.

– Вот. Можешь это взять? – он дал ей пакет с покупками и поставил у ее ног канистру. – Сейчас вернусь. Надо кое-куда позвонить по-быстрому.

– Позвонить? Погоди. Не уверена, что тебе стоит это делать.

– Изабель, мне надо узнать, все ли в порядке с дочкой. Я просто позвоню ее бабушке. Этот звонок никак не может подвергнуть Крампуса опасности. Так что расслабься.

Она прикусила губу. Если ничто не угрожало Крампусу напрямую, и не нарушало его запретов, – решать надо было ей.

– Изабель, я не спрашиваю. Я позвоню и сразу вернусь.

– Ну… ладно.

Он направился было к телефону, но обернулся:

– А, да. Купил тебе кое-что, – он вытащил из пакета с покупками еще один пластиковый пакет и передал ей.

– Что это?

– Просто открой и посмотри.

Она посмотрела, как он идет к телефонной будке, потом осторожно заглянула в пакет. Там лежала упаковка арбузной жвачки, огромная шоколадка с миндалем, а еще что-то пушистое. Она вытащила это из пакета, и оно оказалось очень пушистой черно-белой зимней шапкой. Рассмотрев шапку получше, Изабель обнаружила, что сделана она была в виде головы панды, с носом, ушами и большими печальными глазами. Еще у шапки имелись завязочки, которые оканчивались огромными лохматыми помпонами. Это была ужасно дурацкая шапка, но никто бы никогда не подумал, что она – мужская. В пакете еще оказалась коробочка. Она вытащила ее, открыла, и внутри нашла браслетик с амулетами, к которому был пристегнут огромный пушистый брелок в форме сердца. У нее вырвался писк, и она прикрыла ладонью рот. В украшениях Джесс явно разбирался так же плохо, как и в шапках, но она все никак не могла согнать с лица улыбку. Изабель вытащила браслет из коробки и застегнула у себя на запястье. Просто дешевая безделушка, ей это было прекрасно известно, но такая блестящая и очень-очень девичья. Монстрам парни такое не покупают, и в это мгновенье, в эту секунду она опять почувствовала себя девушкой. Закрыла глаза, смакуя это чувство. По щеке сбежала слеза, потом другая. Она попыталась припомнить, когда в последний раз ей что-то дарили. Да, это был Дэниел, и он подарил ей колечко. Сорок лет назад. Она вытерла глаза.

– Прекрати это, – прошептала она. – Не время раскисать.

Джесс уже повесил трубку и быстро шел в ее сторону. Изабель тут же откинула капюшон, натянула шапку и завязала под подбородком пушистые помпоны. Она надеялась, что выглядит так же глупо, как себя чувствует, и ей не терпелось посмотреть, какое у него будет лицо, когда он ее увидит.

Джесс подхватил канистру.

– Надо идти обратно, – и он направился к гравийной дороге, даже не посмотрев в ее сторону; лицо у него было угрюмое и решительное. Изабель замешкалась, ничего не понимая. Почувствовала укол обиды. «Что это он вдруг?» Она подхватила мешок с продуктами и бросилась его догонять.

– Они хотят забрать Эбигейл, – сказал он жестким, напряженным голосом. Изабель не знала, что на это ответить.

– Мать Линды спросила меня, зачем это Эш Боггз явился к ней в поисках Эби. Только это мне старая ведьма и сказала, и больше ни черта. Только все пытала меня, чего это я такого натворил. Знаешь, что это значит?

Изабель помотала головой.

– Это значит, Генерал собирается привести свою угрозу в исполнение. Твою мать! – голос у него сорвался. – Твою мать!

Джесс с его длинными ногами, сам не замечая, шел очень быстро, и Изабель приходилось временами переходить на трусцу, чтобы за ним поспеть.

– Невозможно сказать, что взбредет в голову Генералу, – сказал Джесс, но обращался он, похоже, к самому себе. – Мне, на хрен, надо что-то предпринять, пока еще не слишком поздно.

Изабель молча смотрела, как Джесс переливает бензин в бак пикапа; пустую канистру он бросил в кузов.

* * *

Когда они пришли, Вернон сидел на ступеньках крыльца. Он поглядел на Изабель и хихикнул:

– Ну, это просто прелестно. Надеюсь, Макве вы такую тоже принесли.

Джесс направился было внутрь церкви, но Вернон выставил руку, преграждая ему путь:

– Погоди. Я бы на твоем месте сейчас туда не ходил.

– Почему? – спросила Изабель. – Что случилось?

– Ничего. Просто старина Высокий-и-Злобный не в настроении, с ним такое бывает. Вот и все.

Джесс оттолкнул руку Вернона и прошел внутрь церкви. Изабель последовала за ним, и они увидели Крампуса, который сидел, скрестив ноги, перед «буржуйкой». Мешок лежал перед ним, а вокруг валялось множество наконечников стрел – золотые, бронзовые, и все явно очень древние. Шауни сидели на некотором расстоянии от него, внимательно за ним наблюдая, и вид у них был встревоженный. Випи глянул на них и покачал головой.

– Сейчас не самое лучшее время, – прошептала Изабель.

Джесс, не обращая на нее внимания, шагнул вперед.

Изабель схватила его за руку:

– Подожди.

Джесс стряхнул ее руку.

– Крампус.

Крампус сдвинул брови, но глаз не поднял.

Джесс подошел прямо к Повелителю Йоля.

– Крампус, нам надо поговорить.

Крампус, все так же сидя с закрытыми глазами, поднял руку и нетерпеливо ею помахал. Изабель заметила, что Повелитель Йоля выглядел все более расстроенным, и она знала, чем это чревато. Она бросилась к Джессу и положила руку ему на грудь, пытаясь его предупредить.

– Джесс, – сказала она тихо, но резко. – Тебе придется подождать.

Крампус погрузил руку в мешок и принялся там шарить. Это продолжалось несколько минут. Изабель прямо чувствовала, как с каждой секундой в Джессе поднимается раздражение.

– Крампус! – сказал Джесс громко. – Это срочно.

Крампус вытащил из мешка руку, открыл глаза, уставился на свою пустую ладонь и испустил вой.

– Проклятый Один! – прошипел он. – Проклятые валькирии! Куда они ее спрятали? – он обратил взгляд на Джесса и зарычал. – Ты смеешь прерывать меня?

Джесс не отступил.

– Нам надо ехать прямо сейчас. Забрать мою дочь, пока не…

– Это подождет, – сказал Крампус, отмахнувшись. Изабель поразилась было его сдержанности, но потом заметила, как он измотан.

– Нет, – упорствовал Джесс. – Ты не понимаешь, Генерал, он…

– Это ты не понимаешь. Я должен найти стрелу Локи. Без нее мы против него бессильны. Бальдр убьет нас всех.

– Крампус, ты должен…

– Нет! – вскричал Крампус, поднимаясь на ноги. Хвост у него так и ходил ходуном из стороны в сторону. – Не тебе говорить мне, что я должен делать!

Изабель оттащила Джесса назад.

– Прекрати, Джесс.

Джесс ткнул пальцем в сторону Крампуса.

– Моя кроха в беде, и я должен с этим что-то поделать! Вот что я тебе скажу: сиди тут, если тебе охота, а я разберусь со всей этой херней, – он вырвал у Изабель свою руку и решительно прошагал к картонной коробке, где лежали деньги и оружие.

Лицо у Крампуса страшно исказилось, ноздри раздулись, и дышал он часто, будто с трудом. Изабель знала, что последует дальше, и бессильно смотрела, как его губы растягиваются, обнажая острые, длинные клыки. Широко распахнутые глаза Крампуса вспыхнули алым. Она открыла было рот, предупредить Джесса, но Крампус уже догнал его, в три шага. Джесс, должно быть, что-то услышал, потому что он начал оборачиваться; но не успел он понять, что происходит, как Крампус схватил его – одной рукой за шею, другой – спереди, за куртку. Он поднял Джесса в воздух и с силой впечатал в стену. Вся церковь затряслась.

– Ты никуда не пойдешь без моего позволения!

Джесс, задыхаясь, выдавил с трудом:

– Пошел ты! Я не один из твоих рабов, – он схватил Крампуса за запястье и попытался вывернуть его, чтобы освободиться. Крампус швырнул его на пол.

– Держите его, – приказал Повелитель Йоля, и трое шауни бросились на человека прежде, чем Джесс успел подняться на ноги. Неистово размахивая руками, тот исхитрился двинуть Макву в лицо, но потом его прижали к полу.

Крампус тяжело шагнул к ним, и застыл, возвышаясь над Джессом; в горле у него клокотало низкое рычание. Изабель знала, что Джесс зашел чересчур далеко, знала, что Крампус его укусит, обратит.

– Моему терпению пришел конец! – резко заявил Крампус. Он присел и схватил Джесса за руку. – Ты не оставляешь мне выбора. – Он ухмыльнулся, обнажая клыки.

– Нет! – закричала Изабель. – Крампус, прекрати!

Крампус, не обращая на нее внимания, открыл рот, чтобы укусить Джесса.

Изабель бросилась вперед, прямо между ними.

У Крампуса был такой вид, будто вот сейчас он убьет ее голыми руками.

– Ты поклялся! – вскрикнула Изабель. – Поклялся на крови!

Крампус оттолкнул ее с такой силой, что она покатилась по полу и врезалась в ряд скамей. Изабель, перевернувшись, вскочила на ноги и закричала:

– Неужели слово Повелителя Йоля ничего не значит? Так чем ты тогда лучше Санта-Клауса?

Крампус вскочил на ноги, пожирая Изабель гневным взглядом, и она видела, что он взвешивает, убивать ее или нет, видела это в его горящих глазах. Он задрал лицо к потолку, испустил страшный вопль, потом стиснул зубы и стоял так некоторое время, зажмурившись; его грудь так и ходила ходуном. Постепенно его дыхание успокоилось. Плечи опустились.

– Изабель… Мой маленький лев. Сердце у тебя исполнено храбрости, а слова – правды, – он перевел взгляд на Джесса. – Ты… если ты еще хоть раз бросишь мне вызов… Я тебя убью, – его слова прозвучали окончательно и бесповоротно; он вздохнул. – Я сдержу свою клятву. Эти люди умрут, и умрут они плохой смертью. Но все в свое время, и сейчас нас ждут более срочные дела, – он повернулся и, пошатываясь, вернулся обратно к печке. И уставился на мешок.

– Свяжите его, – бросил Крампус через плечо. – Приглядите, чтобы он не сбежал. Я не могу рисковать. Он слишком непредсказуем.

Маква сбил Джесса с ног, кинул плашмя на пол и прижал коленом, затем указал на карнизы для занавесей, стоявшие в углу. Випи вскочил на ноги, вытащил нож и срезал с карниза шнуры. На обратном пути его перехватила Изабель:

– Дай-ка мне это, – и она забрала у Випи шнуры. Випи бросил взгляд на Макву и пожал плечами. Изабель подошла к Макве.

– Не будь таким дикарем. Давай, слезай с него.

Маква скривился и сказал что-то на шауни – явно что-то нелестное, но с Джесса слез.

– Заведи руки за спину.

Джесс неохотно подчинился.

Изабель связала ему запястья – надежно, но не чересчур туго. Джесс не смотрел на нее; вместо этого он пожирал злобным взглядом Крампуса.

Крампус сел рядом с мешком. Подобрал с пола одну из стрел и принялся внимательно разглядывать.

– Где же ты прячешься?

* * *

Санта-Клаус стоял на краю обрыва и смотрел вниз, на волков. Утренний ветер трепал его длинную бороду. Дыхание облачками пара вырывалось изо рта. Волчица посмотрела на него, потом на своего волка, лежавшего рядом. Заскулив, она тронула лапой волка, но тот не двигался. Задрав голову, она поглядела на седобородого человека и тявкнула. Лицо у Санты дернулось, но он не двинулся с места, только смотрел.

Он оглядел небо, где не было и следа воронов. Он ничего от них не слышал со вчерашнего утра. Санта знал, что это означает. След остыл; Крампус мог быть где угодно, хоть за тысячу миль, и без воронов его не найти. Он зря терял время.

Он услышал рог – далеко, с востока. Повернувшись в ту сторону, он достал свой собственный рог и дунул. Звук эхом разнесся по долине, звук, недоступный уху большинства людей, звук, который был слышен за полмира отсюда.

Несколько минут спустя он увидел сани – они появились над дальним гребнем и летели к нему. Они были меньше его рождественских саней, и тянули их двое козлов – Тангниостр и Тангриснир. Козлы были истинными козлами Йоля, последними из своего рода, последней его связью с иными временами.

– Прошлое должно оставаться в прошлом, – проворчал он. «Сколько я сумел забыть. А теперь возвращается Крампус и будит призраков прошлого, – Санта посмотрел в небо. – Бальдр был мертв, как и все боги, и должен был оставаться в мертвецах. Бальдр расплатился за содеянное им зло, за гордыню, за обман, расплатился собственной душою и жизнью… Расплатился стократ. Сколько же еще ему платить? Когда мне будет позволено забыть?»

Сани спустились и, подпрыгнув на ухабах, остановились. Из саней выпрыгнули двое эльфов, оба – вооруженные мечами и пистолетами, в походном снаряжении: толстые куртки, бриджи, плащи и сапоги. Они не спеша подошли к Санте, внимательно, настороженно оглядывая долину. Ростом они были ему едва до пояса. Эльфы подошли к краю обрыва, поглядели на волков.

– Фреки мертв? – спросил Тахл, младший из двоих эльфов.

– Нет, – ответил Санта. – Но, боюсь, это вскоре случится.

– Мы можем что-то сделать?

– Для Фреки – нет. Он слишком велик для этих саней.

– Жаль.

– Да, – согласился Санта. – А Гери не оставит его даже в смерти. Их судьбы едины.

Они смотрели, как Гери ходит вокруг своего товарища. Она лизнула его в мохнатую морду и опять посмотрела на седобородого человека. Опять тявкнула. Заскулила.

– Не можем же мы оставить их вот так, – сказал Тахл. – Должно же быть что-то, что мы можем сделать.

– Это печально, но они, как и все древние, принадлежат прошлому, и их время ушло, – Санта отвернулся и пошел к саням. Старший эльф последовал за ним, но младший остался, не отрывая взгляда от обреченных созданий.

– Поедем, Тахл, – окликнул его Санта-Клаус. – И так тяжело, не стоит все еще больше усложнять.

Эльф прикусил губу и, повернувшись спиной к обрыву и к волкам под ним, с разбегу запрыгнул в сани. Старший эльф тряхнул вожжами; козлы, заблеяв, прыгнули в небо и понеслись над верхушками деревьев. Тахл смотрел, как фигурки волков становятся все меньше и меньше, пока они не превратились в два крошечных пятнышка среди заснеженного леса.

Когда сани исчезли за гребнем холма, волчица задрала морду и завыла; одинокий, тоскливый вопль далеко разнесся среди покрытых снегом холмов.

Глава восьмая Западня

Вой впивался Крампусу в мозг, в сердце. Еле слышный, слабее шепота, звук: эхо, услышанное эхом. И все же это было почти невыносимо. Первый утренний свет брезжил сквозь щели в досках. Остальные мирно спали; казалось, их сон ничто не тревожит. Но Крампус не знал, куда деваться от этого безнадежного, отчаянного вопля. «Сколько горя», – подумал он. Схватившись за мешок, он положил его себе на колени и волевым усилием выкинул вой из головы. «Стрела Локи, – думал он. – Ее необходимо найти, или я останусь беззащитным». Он направил всю свою волю для решения этой задачи, удерживая перед мысленным взором стрелу – во всех ее возможных воплощениях. Вот только у него не было ни малейшего представления, как может выглядеть легендарная стрела, где она может быть, и ему приходилось полагаться на мешок не только в поисках, но и в определении объекта, а мешок всегда брал свое. «Где ты? Где ты?»

Согласно легенде, Один унес стрелу в Муспель, мир лавы и огня, чтобы расплавить там и уничтожить навеки. Но Хель рассказывала другое. Крампус закрыл глаза, подумал об Асгарде и направил мешок на поиски стрелы. Перед его мысленным взором проплывали изуродованные, обугленные руины Вальхаллы, и окружающие ее выжженные, мертвые земли: кладбище, занесенное пеплом. Крампус задумался, сколько еще времени осталось, прежде чем этот призрачный мир растает, будет потерян навсегда. У иссохших берегов, на обнаженном дне морском лежал остов судна.

– Гинггорни, корабль, на котором было предано огню тело Бальдра, – прошептал Крампус. – Она должна быть здесь. Ищи…

Вой. Пронзительный, горестный вой.

Видение потускнело. Крампус открыл глаза: он опять был в той же самой церкви, и, сидя на полу, глядел в искаженное страданием лицо деревянного Христа, который все так же висел на своем распятье. Он вздохнул, выпустил мешок из рук. Усталость пробирала его до самых костей. Он с трудом поднялся на ноги и подошел к окну, за которым брезжило морозное утро. Посмотрел, как рассветные лучи танцуют на сосульках, вслушался в утреннюю перекличку птиц. Как же ему хотелось просидеть здесь весь день, глядя, как Соль бредет по привычной дорожке средь зимнего леса! Но у него просто не было времени на подобные развлечения – нет, только не у него, пока сердце Бальдра еще бьется у того в груди.

И снова вой.

«Гери». Крампус это точно знал. Язык животных был для него родным, а с древними его связывало многое. Вой говорил не только о боли и отчаянии – он говорил о предательстве. Крампус покачал головой. «Он бросил их. Великие звери Одина брошены подыхать в одиночестве. – Крампус стиснул кулаки так, что ногти впились в ладони. – Один бы проклял его за подобное злодеяние».

Еще один вопль.

«И здесь не только его вина, потому что и я приложил к этому руку. Этого отрицать нельзя. И что же, значит, я – такой же, как он? Буду сидеть, сложа руки и ничего не делать? Дам им умереть? – он потряс головой. – Надо что-то делать».

Он решительно повернулся – и замер. Он колебался. «Что, если это одна из его хитростей? Ловушка. Приманка, чтобы выманить меня из укрытия, – Крампус вздохнул. – Быть может… а быть может, и нет. Иногда приходится идти на риск».

– Пробудитесь, – сказал Крампус вслух.

Бельсникели подняли головы, сели, заозирались, будто не понимая, где это они и как здесь очутились. Джесс подобных сомнений явно не испытывал. Он быстро сел; руки у него были все так же связаны за спиной, ноги – примотаны к церковной скамье. Крампус с легкостью мог сказать, на чем сосредоточены все его помыслы: это была ненависть. Джесс и не пытался скрывать свои чувства. Крампус подумал, как бы удивился Джесс, узнай тот, как он, Крампус, его понимал. Ему нравился сильный дух этого человека, и ему хотелось сказать ему, чтобы тот немного потерпел, что он, Повелитель Йоля, сдержит данное ему обещание. Но Крампус знал, что человек попросту не услышит его слов, пока ненависть нашептывает ему в уши.

– Мы уходим. Грузите повозку. У меня есть дело.

Они в недоумении смотрели на него.

– Нам надо найти волка.

* * *

– Это просто тупость какая-то, – сказал Джесс, не отрывая глаз от обледенелой дороги, и одновременно ощупывая карманы в поисках потерянной сигареты.

– Тупость или нет, – ответила Изабель, – решение он принял.

На ней все еще была та дурацкая шапка в виде панды, которую он ей купил: она так ни разу и не снимала ее с тех пор, как надела тогда, у заправки. Из-за этого ему трудно было на нее злиться.

Джесс сбросил скорость, так что пикап еле полз по дороге: они переезжали вброд небольшой ручеек. Он покачал головой. На шоссе им повезло: навстречу попалась только пара фур, гнавших по шоссе из одного штата в другой. Но было еще совсем рано, и вскоре движение станет плотнее. Не было никакой гарантии, что удача не отвернется от них на обратном пути.

– Из-за него нас всех убьют. Это тупость, тупость, тупость.

– Иногда его непросто бывает понять, – сказала Изабель. – То он рассуждает об убийстве, а в следующую секунду уже льет слезы над какими-то дохлыми птицами.

«Ну, с меня хватило и первого свидания с этими волками», – Джесс покосился в зеркало заднего вида, на Крампуса и Бельсникелей, которые сидели в кузове под изодранной крышей и все, как один, вглядывались в лес: не видно ли волков, или Санта-Клауса, или что там еще может быть. Они проехали мимо рассыпанных по дороге коробок с видеоприставками, и тут Вернон постучал по стеклу:

– Крампус хочет, чтобы ты повернул. Он думает, мы их проехали.

Джесс нашел местечко попросторнее, развернулся и медленно поехал по дороге обратно, вниз по склону. Где-то через четверть мили Крампус поднял руку. Джесс осторожно нажал на тормоза – ехали они практически по льду, – и пикап медленно остановился.

– Он хочет, чтобы ты заглушил двигатель, – сказал Вернон приглушенным голосом, будто волки прятались у них под машиной.

Джесс подумал, что это так себе идея. Он предпочитал, чтобы у него оставалась возможность дать по газам и уехать, если вдруг появятся волки, а на старенький восьмицилиндровый мотор полагаться не стоило: сразу он заводился далеко не всегда. Даже будучи разогретым.

– Не знаю, стоит ли…

– Тихо, – прошипел Вернон, приложив палец к губам. – Он пытается их услышать.

Джесс завел глаза к небу и заглушил мотор.

Крампус вылез из пикапа; Бельсникели последовали за ним. Шауни успели заткнуть свои пистолеты за пояс, а копья держали наготове, напряженно всматриваясь в лес. Вернон подошел к водительскому окну; при себе у него был модифицированный «Мак-10», с которым он увлеченно возился, явно не замечая того факта, что дуло было направлено прямо Джессу в лицо.

– Эй, – прошептал он. – Как, ты говорил, можно взвести эту штуку?

Джесс оттолкнул дуло от лица, так, чтобы оно смотрело в землю. Ему слабо верилось, что Вернон способен применять пистолет-пулемет без риска подстрелить либо себя, либо товарищей по оружию. Джесс только надеялся, что его самого при этом поблизости не будет.

– Когда будешь готов стрелять, отведи назад этот болт.

Джессу никогда раньше не доводилось стрелять из пистолета-пулемета, но оружие было достаточно простым. Глядя на то, как обращается с пушкой Вернон, Джесс подумал, а держал ли тот вообще когда-нибудь в руках огнестрельное оружие.

– Не сдвигай болт, пока не будешь готов стрелять, а то пистолет может выстрелить сам по себе.

Вернон сдвинул болт назад.

– Нет, Вернон, не делай этого, пока ты не готов стрелять.

– А я готов, – ответил Вернон, не замечая, что при этом наводит пистолет прямо на Джесса.

– Твою мать, Вернон! – заорал Джесс, отпихивая от лица дуло. – Слушай, просто смотри, куда ты направляешь эту штуку. Ладно?

– Ох, да. Прости.

Крампус с шауни стояли на краю обрыва, вглядываясь в ущелье внизу, и тут по долине разнесся низкий вой. У Джесса по спине пробежали мурашки. Выли совсем неподалеку.

На дорогу выбежал Маква, остановился и показал куда-то вниз.

– Они что-то нашли, – сказал Вернон.

– Пойдем, посмотрим, – ответила Изабель и начала было вылезать из машины, но остановилась и посмотрела на Джесса.

– Мне и здесь хорошо, – сказал Джесс.

Изабель покачала головой:

– Мне так не кажется.

Джесс застонал, поставил машину на ручник, и вышел наружу.

– Слушайте, может, хотя бы дадите мне оружие?

На него не обратили внимания.

– Ладно, – сказал он и двинулся следом за Изабель и Верноном к обрыву.

Он увидел волков, обоих, под обрывом, где-то в пятидесяти ярдах внизу. Один волк лежал на боку. Джессу он показался мертвым. Другой стоял над ним, словно на страже. Он смотрел вверх, прямо на них, вздыбив шерсть, и рычал. «Его явно нужно просто оставить в покое».

Несколько минут Крампус и волк разглядывали друг друга; хвосты у обоих так и ходили из стороны в сторону. Наконец, Крампус заговорил.

– Никто из вас не применит оружие без моей команды. Это приказ. А теперь ждите здесь, – он пошел обратно к машине и вытащил из кузова мешок.

– Что это он задумал? – спросил Вернон в пространство.

Крампус закрыл глаза, стиснул мешок в руках, потом открыл глаза. Сунул руку в мешок и вытащил оттуда какой-то бесформенный предмет. Бросил мешок обратно в машину и вернулся к ним.

– Это же коровья нога, – сказал Вернон. – Он собирается кормить этих тварей, или я ошибаюсь? Он сошел с ума. Окончательно.

Джесс вдруг понял, что Крампус открыл дверь обратно в церковь и просто взял кусок мяса из ванны.

– Может, он разрешит покормить их тебе, Вернон.

Но Крампус прошел мимо них, не сказав ни слова, и принялся спускаться с дороги по каменистому склону. Оскальзываясь и временами съезжая по камням, он добрался до дна ущелья, а потом, ловко перескакивая с камня на камень, двинулся по направлению к волкам, пока не оказался ярдах в двадцати от них. Огромный зверь оскалил зубы, но не двинулся с места. Его глухой низкий рык был отчетливо слышен даже у верхней кромки ущелья, там, где они стояли.

– Друзья мои, – сказал Вернон с нескрываемым удовольствием. – Господин наш Крампус вот-вот будет съеден прямо у нас на глазах. И не надо мне тут сердитых взглядов, вы, банда еретиков. Не все тут так чертовски довольны жизнью, как вы. Хороший он там или плохой – ясно одно: он наконец совершенно свихнулся, – Вернон улыбнулся. – Чем скорее он умрет, тем скорее я смогу забыть этот кошмар.

Крампус сделал шаг, потом еще один: он медленно, но верно приближался к волку. Волк не обнаруживал ни малейшего намерения отступать, только его рычание становилось все утробнее и громче. Джесс поймал себя на том, что чувствует то же, что и Вернон: Крампус действительно сошел с ума. Даже у шауни был неуверенный вид: они нервно переглядывались, стискивая в руках оружие.

Крампус ступил на скалистый уступ, на котором расположились гигантские волки. С такого расстояния слов разобрать было нельзя, но до Джесса каким-то образом долетал его воркующий, успокаивающий тон, будто Повелитель Йоля обращался к волкам каким-то еще способом, помимо слов.

Волк отступил на шаг, потом еще, и еще. Крампус положил перед ним кусок говядины. Волк понюхал мясо; он явно смешался – то рычал, то скулил, потом опять принимался рычать.

Крампус подошел к раненому волку и присел перед ним на корточки. Оторвав кусок мяса, он протянул его простертому на снегу волку. Тот поднял голову, понюхал, лизнул мясо и – взял. Крампус скормил ему еще кусок, и еще, поглаживая его мех, а второй волк, что поменьше – видимо, волчица – смотрел на них. Наконец, волчица, поджав хвост и принюхиваясь, сделала осторожный шаг вперед. Крампус подтолкнул кусок мяса к ней поближе. Волчица лизнула мясо, а потом жадно вцепилась в него зубами. Джессу стало интересно, когда же она ела в последний раз.

Крампус, не переставая, говорил с волками все тем же низким, успокаивающим тоном; и, что бы он там ни говорил, это явно работало. Вскоре Крампус уже гладил обеих зверюг, и Джесс, не веря своим глазам, смотрел, как волчица, которая стояла, лизнула Крампусу руку и – подумать только – ткнулась в Повелителя Йоля носом.

– Похоже, сегодня тебе все-таки не повезло, Вернон, – сказал Джесс.

– Да, похоже, безумие заразно, – ответил Вернон со вздохом.

Крампус, поднявшись на ноги, помахал им.

– А теперь чего? – простонал Вернон.

– Он хочет, чтобы мы спустились, – сказала Изабель. – Что-то мне подсказывает – он захочет, чтобы мы затащили этого полудохлого волка наверх и погрузили в пикап.

Вернон испустил долгий стон.

Шауни направились вниз, но Изабель остановилась:

– Вернон, ты лучше останься и приглядывай за машиной. В кузове – мешок Крампуса, помнишь? Если кого услышишь – кричи.

Вернон улыбнулся.

– Вот это по мне.

Она покосилась на Джесса.

– И не спускай с Джесса глаз.

Четверо Бельсникелей скользнули вниз с дорожной насыпи, пересекли россыпь валунов и осторожно приблизились к волкам.

Джесс подул в ладони, пытаясь согреть дыханием пальцы, потом сунул руки в карманы. Наткнулся на ключи, и сердце подпрыгнуло у него в груди. Он совсем забыл, что ключи были теперь у него; прежде его мысли целиком были заняты волками – он все время ждал, что они вот-вот выскочат из-за деревьев и бросятся на них, чтобы растерзать в клочья. Из-за страха и прочих переживаний он даже не думал о том, чтобы сбежать, а теперь вдруг сообразил, что мысли были заняты другим не у него одного – все остальные тоже забыли про ключи.

Он быстро глянул в сторону машины; пикап будто только и ждал, чтобы он прыгнул за руль. Джесс посмотрел на Вернона, который стоял над краем дороги. «Один толчок в спину – и готово, – Джесс стиснул ключи в кармане. – Может, другого шанса у меня больше не будет».

– Нет, ну это просто потеха какая-то, – сказал Вернон. Он был полностью поглощен разворачивавшейся внизу драмой.

Джесс сделал шаг к Вернону.

Тот оглянулся, и Джесс замер.

– Что это ты делаешь?

Джесс открыл было рот, чтобы ответить, но в голову ничего не приходило, и он просто пожал плечами.

– Ну так смотри. А то все пропустишь.

Тот волк, который стоял, вздыбил шерсть на загривке и опять зарычал, глядя на приближающихся Бельсникелей. Те замерли.

– Ах, какая будет жалость, если кому-нибудь из этих тупоголовых дикарей откусят руку, – со смешком сказал Вернон. – Просто безобразие какое-то.

Джесс глянул вниз, на камни и торчащие из земли корни. Ему совершенно не хотелось никого убивать – только сбежать. «Прости», – подумал Джесс, и толкнул Вернона с обрыва, чего тот явно не ожидал.

Вернон полетел вниз, но Джесс не стал задерживаться, чтобы посмотреть, что случится дальше. Он со всех ног бросился к машине, прыгнул за руль и всадил ключ в замок зажигания. Повернул ключ, двигатель взвизгнул, – и замолчал. Джесс представил себе, как Бельсникели всем скопом карабкаются вверх по обрыву; он знал, что у него есть всего пара секунд. Он попробовал опять, легонько нажимая на педаль, с трудом сдерживаясь, чтобы не дать слишком много газу, и не загубить все. В этот раз двигатель завелся, и глушитель чихнул, выплюнув облако черного дыма. Джесс врубил передачу и, уже не сдерживаясь, дал по газам.

Пикап, переваливаясь на ухабах, двинулся вниз по дороге. Откуда-то сзади раздался вой. Назад он посмотреть не решился: все его внимание было занято тем, чтобы не дать машине вылететь с покрытой льдом и рытвинами дороги. Минуту спустя он, пропустив между колесами кусты ежевики, вылетел на шоссе. Раздался гудок, визг тормозов, и Джесс вывернул руль, еле разминувшись с несшейся по шоссе фурой. Он выровнял машину, нажал на газ и направился в сторону Гудхоупа по Третьему шоссе.

* * *

Перед самым городом Джесс свернул на гравийную дорогу, ведущую к дому матери Линды, потом – на площадку у горного ручья, где можно было развернуться. Он выпрыгнул из машины, не заглушая мотор, и открутил четыре болта, которыми крыша – или то, что от нее осталось – крепилась к кузову. Крышу он засунул поглубже в кусты. Он и не помнил, чтобы когда-нибудь видел пикап без крыши, и еле узнал машину. Оставалось только надеяться, что и остальные тоже ее не узнают.

Опершись коленом на остатки заднего борта, он отшвырнул в сторону мешок и вытащил свой двадцать второй калибр. «Не бог весть что, но, если Эбигейл все еще у Дилларда, ничего другого мне может и не понадобиться».

– Погодите-ка минуточку. – Он посмотрел на мешок и вспомнил, как Крампус вытащил из него кусок говядины. У него застучало в висках. – Церковь? Да, наверняка. Мешок, наверное, до сих пор ведет в церковь. А что у нас там, в церкви? – он рассмеялся.

Подтянул к себе мешок. Посмотрел на него с минуту.

– Ладно, посмотрим, что там у тебя есть, – он распустил шнурок, закрыл глаза, подумал о пистолетах-пулеметах, и сунул руку в мешок. Рука зашарила в пустоте, и долгую секунду ему казалось, что эта дверь уже закрылась, и тут его пальцы наткнулись на что-то, похожее на картон, а потом – на холодную, твердую сталь. Он вытащил руку и улыбнулся – это был один из «Маков», и в эту минуту он был для него самым прекрасным предметом на земле. Он подумал о патронах, представил их себе, как картинку, опять сунул руку в мешок – и вот они, магазины, прямо у него на ладони. Он выщелкнул из магазина пару патронов. – Ну, это должно немного сравнять шансы.

Джесс закинул мешок на пассажирское сиденье и сел за руль. Сжав в руке пистолет, он поднял голову и поглядел вверх.

– Спасибо тебе, Господи, – он поцеловал оружие. – Я принимаю это как знак, что ты все-таки будешь болеть за меня.

* * *

Джесс свернул на подъездную дорожку матери Линды, объехал дом и припарковался сзади. Повесил пистолет на плечо, выпрыгнул из машины и взбежал на заднее крыльцо. Стучать он не стал, просто вломился в дверь и побежал по дому, оглядываясь в поисках Линды и Эбигейл.

– Линда! – заорал он. – Эби!

– Джесс? – Полли выглядывала сверху, из-за перил лестницы, стискивая на груди халат. Он бросился вверх по ступенькам; увидев у него на плече пистолет, она отшатнулась.

– Где они? – спросил он отчаянно. – Где Эбигейл?

– Здесь их нет.

Протолкнувшись мимо нее, он быстро заглянул в обе спальни.

– Джесс, да что это с тобой? Разве можно вот так врываться в чужой дом и…

– Вы разговаривали с Линдой еще раз? Она что-нибудь вам сказала?

– Сказала, что у тебя неприятности. Что у тебя за неприятности, Джесс?

Он поднял на нее отчаянный взгляд.

– Жизнь Эбигейл в опасности. Пожалуйста, если вы что-то знаете – скажите мне.

– Единственное, что я знаю, – Диллард хочет, чтобы они сидели у него и не высовывались. Больше мне Линда ничего не сказала. Говорит, чтобы я к ним даже не заходила, – глаза Полли наполнились слезами. – Мне так страшно. Джесс, пожалуйста, скажи, что происходит.

– Может, тогда с ними пока все в порядке, – он побежал вниз по лестнице.

Полли догнала его в коридоре.

– Ну почему никто не хочет сказать мне, что происходит?

Джесс поднял трубку с телефона – старая модель, еще с диском.

– Какой у Дилларда номер?

– Ну уж нет. Нет, сэр. Я тебе не скажу. Ты только все испортишь.

– Я просто хочу проверить, там она, или нет. Слова не скажу.

– Ты только сделаешь все еще хуже.

– Хуже быть уже не может. Они хотят причинить им вред… Им обеим, Линде и Эбигейл.

– Джесс, это ведь ты ее в это втравил? Да? Если…

– Миссис Коллинз, я налажал, я это знаю, но я с радостью отдам свою жизнь, чтобы все исправить. Это что-нибудь для вас значит?

На секунду ее суровое выражение растаяло, и он увидел прятавшиеся под ним боль и страх, но потом ее упрямство взяло свое.

– Ничего не скажу.

– Лучше скажите, черт вас побери! – заорал он.

Она скрестила на груди руки, и он понял, что узнать у нее этот номер он сможет, только повыдергав у нее по очереди все ногти. Он дернул трубку, вырвав провод с мясом из телефона.

– Да что же это такое ты делаешь? – вскрикнула она.

– Прошу прощения насчет телефона, миссис Коллинз. Просто мне не хочется, чтобы вы сообщали кому-то, что я был здесь, по крайней мере, какое-то время.

Он пошел обратно к машине, прихватив с собой трубку. Полли вышла следом за ним на крыльцо и смотрела, как он садится в пикап.

– Если что случится с моими детками, – прокричала она. – Клянусь, я…

– Не получится, миссис Коллинз! – крикнул ей в ответ Джесс. – Я буду уже мертв!

Ее губы сжались в узкую полоску.

* * *

Зазвонил телефон. Потянувшись, чтобы взять трубку, Диллард сшиб с тумбочки упаковку экседрина, и таблетки, рассыпавшись, покатились по полу.

– Твою мать, – еще звонок. – Алло, – в трубку дышала какая-то женщина. – Полли, это опять вы? Черт, Полли, мы же вас просили прекратить все время…

– Он едет к вам, – выпалила Полли.

Диллард сел в кровати.

– То есть, Джесс?

– Да, Джесс! У него пистолет, и он явно не в себе. Вырвал у меня из телефона трубку, и мне пришлось идти, идти пешком до Берты, чтобы вам позвонить. Он так напугал меня, Диллард, – она плакала. – Что происходит? Пожалуйста, можешь мне сказать?

Диллард включил лампочку у кровати.

– Успокойтесь, Полли. Я все улажу, – Линда села в кровати, щурясь на свет и явно ничего не понимая.

– Слушайте, повторите Линде все, что только что сказали мне, – он передал Линде трубку и встал с кровати; натянул брюки, рубашку, сапоги. Взял пистолет, наручники и телефон с тумбочки и вышел в коридор. Было слышно, как Линда пытается успокоить мать, и Диллард надеялся, что Полли убедит ее в том, что у Джесса поехала крыша. «Мне начинает надоедать, что она вечно пытается защитить этого маленького хренососа».

Диллард раскрыл сотовый и набрал номер.

– Что? – ответил ему хриплый со сна голос.

– Чет?

– Диллард?

– Да. Давай, тащи свою задницу сюда, ко мне. У меня для тебя подарок.

– Джесс?

– Он будет здесь в любую минуту, так что, может, тебе стоит поторопиться.

Диллард захлопнул трубку, сунул ее в карман, и пошел по дому, задергивая по пути занавески и выключая повсюду свет. Потом засел в кабинете. Он выглянул на улицу в щель между жалюзи, и подумал, хватит ли у Джесса тупости припарковаться прямо на подъездной дорожке, или он оставит машину дальше по дороге и попробует подкрасться незаметно. Если так, будет, конечно, потруднее. «Насколько ж было бы проще, если бы я мог пристрелить его на месте». Но этого Дилларду делать не хотелось – Джесс нужен был Генералу живым, слишком много было к нему вопросов.

Диллард снял пистолет с предохранителя. Он знал, что Джесс – неудачник, но он ни на секунду не позволит себе забыть, что неудачникам тоже иногда везет. Слишком долго он был на этой работе, слишком много навидался случаев, как что-то пошло не так. «Трудновато забрать у человека пистолет, так, чтобы его при этом не пристрелить».

В комнату вбежала Линда в одних носках, застегивая на груди блузку. Увидела пистолет, и губы у нее сжались.

– Дай мне с ним поговорить.

Диллард кинул на нее жесткий взгляд. «Ну когда до нее дойдет?»

– Нет. Этого не будет. Я хочу, чтобы ты пошла в комнату и ждала там вместе с Эбигейл, пока я тебе не скажу. Поняла?

– Пожалуйста, прошу тебя.

– Нужно, чтобы ты не путалась у меня под ногами, не мешала мне делать свою работу.

– Диллард, я знаю, как с ним нужно разговаривать. Не нужно все это.

Он почувствовал, что начинает раздражаться.

– Ты слышала, что говорит твоя мать? Это что, похоже на того Джесса, которого ты знала?

– Я не собираюсь стоять здесь и смотреть, как ты его убиваешь.

– Черт возьми, Линда, – он шагнул к ней, намереваясь, так или иначе, ее приструнить, но тут до него дошло, что, может, это именно то, что нужно. Он громко вздохнул. – Ну ладно, Линда, ты хочешь спасти Джесса? Тебе придется сделать так, чтобы он положил этот свой пистолет. Как думаешь, у тебя получится?

Линда, не колеблясь ни секунды, кивнула.

– Ты меня пойми, пока этот пистолет у него, есть очень большой шанс на то, что он будет убит.

– Я знаю.

Диллард провел рукой по губам.

– Впусти его, отвлеки, и…

Диллард услышал приближающийся шум мотора, и распознал дребезжащий глушитель Джесса. Секунду спустя звук оборвался, и Диллард заключил, что Джесс, должно быть, припарковался у подножия холма.

Он поглядел Линде прямо в глаза – тревожные, широко распахнутые.

– Готова?

Она кивнула, но он заметил, что у нее задрожали руки.

* * *

Джесс взвесил в руке «Мак-10», вставил магазин. Сунул в карман еще пару магазинов, про запас, открыл дверцу и выбрался наружу. Осторожно, беззвучно прикрыл дверь и, повертев головой, быстро проверил обе стороны дороги, вдоль которой теснились деревья. Дома здесь стояли далеко друг от друга, и до ближайшего почтового ящика было, по меньшей мере, ярдов сто. Он перекинул ремешок через голову, так, чтобы пистолет был у него под мышкой. Негустой, легкий снег превратился в отвратительную морось. Подняв воротник куртки, он направился вверх по склону к дому Дилларда.

Джесс сидел в кустах на краю Диллардова двора, и жалел о том, что у нет с собой сигареты, чтобы успокоить нервы. Патрульной машины не было видно, значит, имелся хороший шанс, что и Диллард тоже отсутствовал. А если Диллард был дома, то, скорее всего, он был у себя в кровати, а значит, Джесс мог надеяться застать его врасплох. «Готов ли ты в него стрелять?» Джесс вспомнил прошлый раз, когда перед ним стоял этот выбор. «Сейчас все по-другому. Сейчас дело не во мне. Дело в Эбигейл. Если надо будет, я его застрелю». Он сделал глубокий вдох и сдвинул на «Маке» предохранитель, надеясь изо всех сил, что ему не придется ни в кого стрелять. Выбравшись из кустов, он пошел к дому.

Он крался вдоль стены, заглядывая в окна, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть, понять, кто там, внутри. Он уже начал подниматься на переднее крыльцо, когда дверь распахнулась. Джесс вздрогнул, поднял пистолет, держа палец на спусковом крючке.

В дверях стояла Линда, и на секунду он забыл про Дилларда, про Генерала, даже про Крампуса, и только чувствовал, как болит у него сердце.

– Джесс, – сказала Линда. Она явно была в шоке. – Что ты здесь делаешь?

– Он здесь? – спросил он. – Диллард здесь?

Она помотала головой, и на него волной накатило облегчение.

Линда оглядела дорогу:

– Заходи скорее, пока тебя кто-нибудь не увидел.

Джесс заглянул в прихожую.

– Где Эбигейл?

Она оглядела его с головы до ног, и по ее глазам ему стало понятно, какое жалкое зрелище он собой представляет.

– Джесс, я так о тебе беспокоилась. Что за…

– Она здесь? Эбигейл здесь?

– Джесс, отложи, пожалуйста, пистолет, – он уловил дрожь в ее голосе, заметил, как осторожно она с ним разговаривает – так говорят с душевнобольными.

– Прошу тебя, – сказала она. – Пожалуйста, положи его, и поговори со мной, Джесс.

И тут он увидел это. Страх в ее глазах.

– Ох, Линда. Ох, нет… Ты все не так поняла, – он рванул ремешок через голову, положил оружие на столик под овальным зеркалом, стоявший в прихожей, и шагнул к ней. – Детка, последнее, что я хотел – это напугать тебя.

Она отступила.

Он просто не мог вынести эту боль у нее в глазах. Он протянул к ней руки, сделал еще шаг:

– Линда, пожалуйста, просто послушай. Я могу все объяснить…

Краем глаза он увидел тень, выскочившую из темного кабинета. Тень бросилась на него прежде, чем он успел обернуться, и они с оглушительным грохотом врезались в стену. Потом из-под него вышибли ноги, и он упал на пол, треснувшись лбом о плитку «под гальку». На какой-то момент все потонуло во вспышке белого света, делалось медленным и тягучим. На спину обрушилось что-то очень тяжелое, и сильные, жесткие руки скрутили ему запястья, защелкнув на них холодную сталь. Его охлопали в поисках оружия, потом пинком перевернули на спину. Когда ему удалось сфокусировать взгляд, то он обнаружил, что смотрит прямо в холодные глаза Дилларда.

– Это должно немного остудить твой пыл, – сказал шеф.

Джесс нашел взглядом Линду. Она стояла, закрыв ладонями лицо.

– Линда… Зачем?

– Джесс, прости, пожалуйста. Я… просто… Я думала… Я просто хотела, как лучше. Боялась, что дело кончится тем, что тебя… что с тобой будет плохо. Боялась, что ты можешь кому-то навредить. Боялась за Эби. – Она умоляюще взглянула на него, открыла рот, чтобы сказать что-то еще, а потом разрыдалась. Всхлипнув, она опять закрыла лицо руками.

«За Эби?» И тут до него дошло: Линда ничего не знает.

– Линда, нет. Ты все не так поняла. Это Генерал хочет навредить Эби. Детка, разве ты не понимаешь? И Диллард тоже, они все заодно. Они водят тебя за нос, чтобы…

Тут Диллард всадил ему под ребра сапог. Джесс, застонав, сложился пополам.

– Прекрати! – закричала Линда.

Диллард, не обращая на нее внимания, взял со столика «Мак-10».

– Это у тебя откуда?

Джесс яростно посмотрел на Дилларда, но не ответил.

– Я тебя спросил, откуда у тебя этот долбаный пистолет.

– Из задницы достал! – проорал Джесс.

Диллард нагнулся, схватил его за волосы, и треснул лицом об пол. Джесс почувствовал, как в носу у него что-то хрустнуло, и в голове белым пламенем вспыхнула боль.

– Прекрати! – вскрикнула Линда и схватила Дилларда за руку. – Прекрати это!

Диллард поднялся и обратил на нее взгляд своих серых, как камень, глаз. Она отступила на шаг.

– Линда, говорю в последний раз. – Голос у него был холодный, лишенный всякого чувства. – Иди в комнату к Эбигейл и жди там.

Губы у Линды сжались.

– Нет, не пойду.

Диллард склонил голову на бок, будто плохо расслышал то, что она сказала, потом положил «Мак-10» обратно на столик и шагнул к ней.

В этот момент к дому подъехала машина – судя по звуку, пикап. Хлопнули дверцы, послышались взволнованные голоса, потом – шаги на крыльце. Входная дверь распахнулась, и в дом ворвались Чет и Эш Боггзы с оружием наготове. У Чета был пистолет, а у Эша – дробовик. Увидев лежащего на полу Джесса, они дружно ухмыльнулись и опустили свои пушки.

Эш издал ликующий вопль и чуть не приплясывая – при его-то трех сотнях фунтов весу – подскочил к Джессу.

– Не на того сукина сына ты хвост поднял, ясно тебе, членосос? Парень, да Генерал тебя живьем сварит.

Линда впилась взглядом в Дилларда.

– О чем это он говорит?

– Эш, – сказал Диллард. – Почему бы тебе не заткнуться.

– Диллард? – не отступала Линда.

– Они угрожали убить Эби! – выплюнул Джесс. – И Диллард в этом замешан! Открой глаза, Линда, пока еще не слишком…

Тут Диллард пнул его опять.

– Диллард! – закричала Линда. – О чем это он?

Диллард ничего не ответил.

– Он с ними не поедет, – сказала Линда, и Джесс вдруг увидел ту самую, упрямую, никому не дававшую спуску девушку, в которую он когда-то влюбился. – Я не дам им его забрать. Если нужно будет, я шерифу позвоню. Но он с ними никуда не поедет.

Чет с Эшем обменялись взглядами.

Диллард, не отрываясь, смотрел на Джесса и кивал своим собственным мыслям. Потом он медленно поднял голову и обратил на Линду пылающий взгляд.

– Линда, – сказал он напряженно, с усилием. – Уйди.

– Не уйду.

Диллард закрыл глаза, и Джесс было заорал, чтобы предупредить Линду, но Диллард уже принялся действовать. Он ударил ее по щеке раскрытой ладонью, с такой силой, что ее развернуло. Ноги у нее заплелись и она покатилась на пол в гостиную.

– Ах ты, гребаный кусок дерьма! – заорал Джесс и попытался встать.

Эш, весу в котором с лихвой хватило бы на двух Джессов, прыгнул сверху и пригвоздил его коленями к полу.

Линда села, потрогала лопнувшую губу и посмотрела на пальцы. На них была кровь.

– Мама? – в коридоре, стиснув в руках куклу, стояла Эбигейл в пижаме. Вид у нее был недоумевающий. И тут она увидела Джесса.

– Папа? Папа! – закричала она, и бросилась к нему. Диллард попытался схватить ее за руку, промахнулся, вцепился вместо этого ей в волосы, и дернул назад. Эбигейл вскрикнула от боли и страха.

– Твою мать! – заорал Джесс, брыкаясь и выгибая спину, не чувствуя даже, как наручники впиваются в его запястья, пытаясь сбросить Эша.

– Ну уж нет, это у тебя не прокатит, – сказал тот и всадил кулак Джессу в затылок. В глазах все опять поплыло, но ему все равно было слышно, как кричит Эбигейл. Диллард, все так же держа Эбигейл за волосы, подтащил ее к двери с дальней стороны гостиной и открыл дверь. За ней была лестница, которая, очевидно, вела в подвал.

– Линда, – резко сказал он. – Если ты не хочешь, чтобы с ней что-то случилось, ты отведешь ее в подвал… Сейчас.

Линда поднялась на ноги и бросилась к Эбигейл, подхватила ее на руки. Девочка уцепилась за шею матери, не переставая рыдать. Джесс поймал один, последний, донельзя испуганный взгляд Линды, и они с Эбигейл исчезли за поворотом лестницы.

– Вот черт, – сказал Чет тихо. – Я же предупреждал тебя, Джесс. Я же тебе говорил, держись от него, на хрен, подальше.

Диллард захлопнул дверь в подвал и задвинул засов, заперев Эби и Линду внизу. Еще с минуту он стоял неподвижно к ним спиной, медленно, размеренно дыша. Потом медленно повернулся, прошел обратно в прихожую и взял со столика «Мак-10». Опустившись на одно колено, он схватил Джесса за волосы и сунул ему под нос пистолет-пулемет.

– Где ты достал эту пушку?

Кровь текла у Джесса из носа, капала с подбородка.

– Застрели меня, ты, задница! – выплюнул Джесс, и он говорил это искренне. Он знал, с ним уже покончено, так или иначе, и единственное, чего ему хотелось – не слышать больше душераздирающие крики Эби, которые все звенели у него в голове. Мысль о том, что теперь может произойти с его девочками, была просто невыносима. Прав был Диллард, он – неудачник. Он не просто облажался, он сделал так, что все стало гораздо хуже, для всех.

Диллард прижал дуло пистолета к виску Джесса, положил палец на спусковой крючок. Чет и Эш оба сделали шаг назад. В прихожей наступила мертвая тишина, и Джесс зажмурился. Он ждал.

– Эээ… Послушай, Диллард, – мягко сказал Чет. – Генерал говорил, нам вроде как нужно его живым доставить. Ну, это я так. Просто сказал.

Диллард не двигался, он был словно каменный.

– Диллард… друг. Ну ладно тебе. Кому нужно, чтобы Генерал нас потом за задницы держал.

Диллард тяжело вздохнул, передал «Мак-10» Чету и, наклонившись, заговорил Джессу прямо в ухо.

– Ты все продолбал. Для меня, для себя, для Линды и Эбигейл, – в его голос прокралась дрожь, казалось, будто он вот-вот заплачет. – В последний раз, как мы разговаривали, я тебе пообещал кое-что. Помнишь? Я тебе сказал, что случится, если ты еще хоть раз ступишь на мою землю, – он схватил Джесса за мизинец и, крутанув, загнул назад до самого запястья. Джесс почувствовал, как в руке что-то щелкнуло, и вверх, до самого плеча стрельнуло обжигающей болью. Он закричал.

Диллард взялся за следующий палец, потом за следующий. Он по очереди разворачивал и ломал каждый палец на левой руке Джесса, не просто выдергивал их из суставов – ломал. Джесс орал и выгибался, пытаясь понять, как боль может быть настолько сильной. Все вокруг помутилось, остались только яркие огни, да во рту – привкус камня от плитки, на которой он лежал. С последним щелчком Диллард сломал Джессу большой палец. К счастью, в этот момент Джесс потерял сознание и мир погрузился в темноту.

Глава девятая Кровавая баня

С заднего сиденья Четового «Шеви Аваланш» Джесс наблюдал, как ворота ползут, открываясь, по ржавой рельсе. Дождь усилился, небо потемнело, и все вокруг казалось каким-то серым. Чет въехал на территорию Генерала, подрулил к гаражу; Эш в пикапе Джесса следовал за ним. Сложенные из шлакоблоков стены, колючая проволока, ржавеющие в грязном снегу запчасти от дизельных двигателей – Джессу трудно было представить себе более тоскливую обстановку для смерти. Он смотрел, как дождевые капли скапливаются на стекле, а потом катятся вниз, и ему вспомнилось, как ребенком он любил фантазировать, будто они едят друг друга. Он попытался представить себе, будто едет на заднем сиденье папиной машины, и направляются они к бабушке, на ужин. Он попытался сдержать сотрясавшую его дрожь, страх, ледяной лужей лежавший на дне желудка. Страх не был связан с его неизбежной смертью; к этому он был готов. Он потерял все – Эбигейл, Линду, а теперь и последнее, что у него оставалось – музыку. Его левая рука была изуродована; он никогда больше не сможет играть. Нет, его страх питался сознанием того, что его смерть будет долгой и нелегкой. Очень, очень нелегкой. Он зажмурился. «Пожалуйста, Господи, пусть это будет побыстрее. Нет у меня на это сил. Ты же знаешь, что нет». Чет вышел из машины, обошел ее вокруг и открыл дверцу со стороны Джесса. Выудив из кармана ключи Дилларда, он отцепил от подлокотника наручники. Убрал наручники и вытащил Джесса из машины, задев в процессе его сломанные пальцы. Боль заново обожгла Джессу руку, и он еле удержался, чтобы не вскрикнуть.

– Привыкай к боли, – сказал ему Чет. – Потому что впереди ее у тебя вагон и маленькая тележка. Если честно, я могу с уверенностью заявить, ты – последний человек, с которым мне хотелось бы прямо сейчас поменяться местами.

Было видно, что говорит он искренне; на его лице была написана настоящая жалость.

Послышался щелчок, жужжание электромотора, и дверь гаража, громыхая, поехала вверх. Показались сапоги, потом ноги, потом, наконец, шеренга мужчин. Генерал стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на Джесса. Лицо у него было как камень – казалось, он даже не мигает. Позади него стояло с десяток людей, все – Боггзы или Смутсы, все – так или иначе родичи Генерала. «Да тут весь клан собрался, – подумал Джесс. – Настоящее семейное сборище, и все ради меня». И не то чтобы он не понимал почему: Генерал явно задумал сделать его примером, показать этим людям, что бывает, когда кто-то предает Сэмпсона Улисса Боггза.

– Давайте его сюда, – сказал Генерал, и голос у него был такой же сухой и бесстрастный, как и выражение у него на лице.

Чет и Эш подхватили Джесса за руки с двух сторон.

– Ты в полном дерьме, – сказал ему Эш. – В полном, глубочайшем дерьме.

Они потащили его в гараж. Люди, стоявшие на пороге, расступились, и Джесс увидел одинокий стальной офисный стул, стоявший посередине помещения. Они усадили его на стул.

Генерал снял с доски с инструментами моток серого скотча и перебросил его Чету.

– Примотай так, чтобы он дернуться не мог.

Джесс попытался было вскочить, но две пары рук бросили его обратно и держали, пока Чет приматывал его лодыжки к передним ножкам стула и связывал за спиной руки.

Вошел Эш; в руках у него был «Мак-10», который забрал у Джесса Диллард. Он передал пистолет Генералу вместе с запасными магазинами и деньгами, которые они нашли у Джесса в карманах куртки.

Генерал осмотрел пистолет и кивнул.

– Ты прав, Чет, это один из моих, – он отложил пистолет на тележку с инструментами и принялся считать деньги.

– Здесь восемь сотен долларов, – сказал Чет.

– Гм, восемь, – сказал Генерал, почесывая свою густую бороду. – Мне кажется, тут не хватает, по меньшей мере, сорока кусков. – Поглядев на Джесса, он помахал в его сторону пачкой денег. – Кто-то украл это у меня из сейфа… Даже его не открыв. Мне не терпится узнать, что тут за фокус. Эш, будь добр, опусти дверь.

Эш щелкнул переключателем. Дверь гаража поехала вниз, и Джесс смотрел, как исчезает мало-помалу серый свет дня, и у него было такое чувство, будто кто-то задвигает над ним крышку гроба.

Все молча стояли, ожидая, что будет делать Генерал. Никогда в жизни Джесс не ощущал такого одиночества. Откуда-то из далекого далека послышался гудок поезда, и он подумал, слышит ли его Эбигейл, и тут только понял, что не успел с ней даже попрощаться, не успел сказать ей в самый последний раз, как сильно он ее любит. Он до сих пор слышал, как она кричит, как его милая кроха кричит от боли и ужаса, и все из-за него, и это жгло его, точно раскаленное клеймо. Он стиснул зубы, сморгнул горячие горькие слезы. Он был готов, готов к тому, что они сейчас с ним сделают.

Чет подкатил к стулу тележку с инструментами. Целый набор инструментов: пилы, молотки, клещи, дрель, строительный пистолет и даже паяльная лампа. Джесс изо всех сил старался на все это не смотреть.

– Мне не слишком-то по душе, как Диллард обращается с Линдой и Эбигейл, – сказал Чет Генералу.

– Да ну, а что он сделал?

– Разбил Линде губу.

– Вот как? – сказал Генерал.

– Таскал девочку за волосы туда-сюда.

– Ну, думаю, это теперь его дело.

– Все равно это неправильно, – проворчал Чет.

– Да тут вообще многое неправильно, – сказал Генерал и устремил взгляд на Джесса. – Полно дерьма, в котором предстоит как следует покопаться, – он поставил напротив Джесса барную табуретку и уселся. – Джесс, ты уже мертв. Ты это знаешь и я это знаю. Так что ты, вероятно, себя спрашиваешь, зачем тебе вообще нужно отвечать на мои вопросы. Думаю, ответ в том, насколько плохой смертью ты хочешь умереть, – он достал из-за пояса короткоствольный серебряный пистолет и навел его на Джесса. – Ответишь, не виляя, на мои вопросы, и я возьму этот пистолет, выстрелю тебе в голову, и все будет кончено. Даю тебе слово. А ты знаешь, слово я держу.

Он положил пистолет на тележку, наклонился и вытащил что-то с самой нижней полки. Когда, распрямившись, он поднял то, что держал в руках, Джесс обнаружил, что глядит в мутные, мертвые глаза коровьей головы. Генерал шлепнул голову на колени Джессу; холодная, липкая жижа немедленно просочилась сквозь штаны, в ноздри ударила вонь.

Генерал снял шляпу и свет галогеновых ламп забликовал на его лысой макушке. Положив шляпу на тележку, Генерал взял в руки строительный пистолет. Поднес поближе, так, чтобы Джесс мог его хорошенько разглядеть.

– Ну, а если ты, напротив, решишь поводить меня за нос, солжешь мне хотя бы раз, тогда будет по-плохому. Очень плохо и очень быстро. – Генерал направил строительный пистолет в пол и нажал на спуск. Из пистолета вылетел гвоздь и со злым звоном отскочил от бетона, пустив искру.

Генерал прижал пистолет к колену Джесса.

– Так, а теперь скажи мне, Джесс Уокер: каким образом коровья голова попала в мой сейф?

Джесс закрыл глаза, стараясь подготовить себя к боли, потому что он знал – что бы он ни сказал, это будет не то. Потому что ему никогда не удастся убедить их в том, что он говорит правду. А состряпать убедительную ложь здесь тоже было невозможно. Не было выхода, некому было услышать его вопли, только не здесь, а если бы кто и услышал, они бы три раза подумали, прежде чем звонить в полицию. «Я в полной заднице, и выхода нет».

– У меня тут круглосуточное наблюдение, – сказал Генерал. – Я просмотрел все пленки с того момента, как я ушел, и до той самой секунды, как вернулся в кабинет. Никто даже близко сюда не подходил, не говоря уж об кабинете. Сейф не был взломан, и никто, кроме меня, комбинацию не знает. Так скажи мне, Джесс… скажи мне, как ты это сделал?

Джесс открыл рот, и попытался придумать что-то, хоть что-нибудь. Генерал постучал строительным пистолетом по его колену.

– А теперь подумай, и подумай хорошенько, прежде, чем ответить, потому что у тебя есть только одна попытка. Уж ты мне поверь.

– Я сделал это с помощью мешка Санты.

В гараже наступила мертвая тишина.

Чет фыркнул.

– Еще разок, – сказал Генерал.

– Мешок. Долбаный мешок Санты. Который у меня в машине лежит! – Джесс говорил все громче, почти кричал. – Я использовал его, чтобы обчистить твой сейф. Это волшебство, понятно? Понятно?! – орал он. – Верите вы мне, или, на хрен, не верите!

Строительный пистолет свистнул. Джесс почувствовал удар, когда пистон загнал гвоздь глубоко в его коленную чашечку. Полсекунды спустя ударила боль.

– Твою мать! – вскрикнул Джесс. – Твою мать!

Генерал передвинул пистолет выше по бедру Джесса, и опять нажал на спуск, а потом нажал на спуск снова – и снова, и снова, загнав Джессу в ногу еще три гвоздя. Джесс кричал, извивался, и, наверное, опрокинул бы стул, не подхвати его Чет и не поставь стул на место.

Генерал взял коровью голову за ухо, отшвырнул ее, и ткнул пистолет Джессу в промежность. Джесс застонал.

– Джесс, ты что, правда хочешь провести так весь вечер? Я, например, не хочу. Мне просто нужны ответы. Хочу знать об этой банде, с которой ты связался. Кто они? Где живут? Так что в этом месте ты получаешь еще один шанс. Давай работать вместе, и все будет кончено. Я смогу пойти домой, телик посмотреть, а ты сможешь умереть. А теперь скажи мне, Джесс: каким образом ты забрался в мой сейф?

– Слушайте… – еле выдавил из себя Джесс. – Просто… принесите мне мешок. Я… Покажу вам.

Генерал покачал головой и нажал на спуск. Джесс почувствовал, как гвоздь прошил ему пах.

– Нет! – заорал он, а Генерал тем временем вбил еще два гвоздя ему в живот, прямо в кишки.

– О, Боже! – выл Джесс. – О, срань Господня! Прекрати! Прекрати это! – он обвис на стуле, почти потеряв сознание. – Слушайте, – сказал он, хватая ртом воздух, пытаясь втиснуть слова между всхлипами. – Слушайте… Да выслушайте же меня. Вы хотите вернуть свои гребаные деньги, верно? – он стиснул зубы, пытаясь перебороть боль, которая мешала ему сосредоточиться. – Я могу… Я могу вернуть их. Наркота ваша… Все. Прямо сейчас. Но вы должны меня выслушать. Господи, да что вам терять-то? Просто выслушайте меня.

Все молчали; тишину нарушали только стоны Джесса. Он смотрел, как кровь пропитывает ткань штанов у него в паху и на ноге. Пытался не думать о гвоздях, засевших у него в животе, о дырах, которые они проделали у него в кишках. Он слыхал, конечно, что рана в живот означала самую худшую смерть, медленную и мучительную. Насчет мучений он уже мог многое рассказать.

– Ладно, сынок. Говори.

Джесс поднял голову, попытался сморгнуть слезы, чтобы выдержать взгляд Генерала.

– Твои наркотики… все еще… черт… все еще под передним сиденьем моей машины, куда их засунул… твой придурошный племянник. Я могу вернуть вам деньги… Но мне нужен мешок. Я знаю, вы думаете, я гоню. Посмотрите… Посмотрите на меня. Что, похоже, что я шутки шучу? – боль была такой острой, что Джесс на секунду зажмурился, застонал. Потом вновь открыл глаза. – Да что вы, на хрен, теряете?

Генерал молчал. Он явно раздумывал над услышанным, и Джесс позволил себе надеяться, что у него появился шанс. Мешок был открыт в церковь, и деньги были там, но, что важнее, там были оставшиеся пушки Генерала.

– Чет, пойди, достань этот дурацкий мешок.

– Что? Серьезно, ну как какой-то гребаный мешок…

– Заткнись и пойди достань чертов мешок.

– Эш, – сказал Чет. – Пойди и достань чертов мешок.

– Нет, Чет, – сказал Генерал. – Я тебе сказал пойти. Здесь отдаю приказы я.

Чет метнул на Джесса мрачный взгляд, потом пошел к боковой двери.

– И наркотики, – крикнул ему вслед Генерал. – Посмотри, там ли наркотики.

Все ждали, неловко переминаясь с ноги на ногу, поглядывая на инструменты, на галогеновые лампы над головой, на перемигивающиеся огоньки гирлянды на перилах, – куда угодно, только не на Джесса, только не на гвозди, торчащие у него из ноги и из живота.

Джесс сосредоточился на мешке, стараясь отгородиться от боли, думая о том, что он мог бы сотворить, попади ему в руки один из этих пистолетов. «Господи, если ты все-таки собираешься исполнить мое последнее желание. Пожалуйста, дай мне шанс послать в ад столько ублюдков, сколько я смогу».

– Молитва тебе не поможет, сынок, – сказал Генерал.

Джесс вздрогнул: на секунду он решил, что думает вслух.

Генерал положил строительный пистолет на тележку.

– Правда – вот твое единственное спасение.

Вошел Чет с мешком на плече и с пакетом, обмотанным скотчем, в руках.

– Ну, будь я проклят. Насчет наркотиков он не соврал. Вот они.

Генерал нахмурился.

– В этом нет никакого смысла. Зачем… – он помолчал. – Вот хрень, ни в чем тут нет никакого смысла. Ну, давай мне этот чертов мешок. Мы еще докопаемся до правды во всем этом дерьме, и сделаем мы это прямо сейчас, – Генерал взял в руки мешок, явно прикидывая вес. – Говорить тут особо не о чем, – он положил мешок на пол, наступил, поглядел, как тот медленно восстанавливает форму. – Вот это странно, да? – он раскрыл мешок, заглянул внутрь. Остальные, все как один, подошли поближе и наклонились, стараясь разглядеть, что там. – Что-то я ничего не вижу, – он растянул горловину мешка как можно шире, попробовал наклонить, чтобы внутрь попадал свет лампы. – Будто дым, а? – Генерал оглядел остальных, и все кивнули. – Давай, Чет. Пошарь там, проверь, не прячет ли он там чего.

– Ты, что, на хрен, совсем рехнулся? Я туда руку не суну. Кто знает, что там. Этот дым, может, какой ядовитый.

Генерал поскреб бороду и огляделся. Добровольцев что-то не было видно.

– Что ж, думаю, это правда немного странно, – он перевернул мешок вверх дном и потряс. Оттуда ничего не вывалилось. Взяв мешок, он выпустил оттуда весь воздух, сложил пополам, в потом принялся скатывать, все туже и туже, пока мешок не превратился в аккуратную колбаску. – Не думаю, что здесь можно спрятать оружие. Какое угодно, – он обратил на Джесса жесткий взгляд. – Надеюсь, ты ни в какие игры не играешь. А если это так… Я тебе гарантирую, ты горько об этом пожалеешь. – Он бросил мешок на пол перед Джессом. Все молча наблюдали, как мешок медленно восстанавливает прежнюю форму.

– Так, а теперь рассказывай, как это работает.

– Не могу.

– Не можешь?

– Нет, потому что у вас это не сработает. Это вроде шляпы фокусника. Нужно знать приемы. Мне нужно вам показать.

Генерал сощурился на него.

– Ты пытаешься мне сказать, что обчистил мой сейф с помощью фокусов?

– Да.

– Это все сплошное гонево, – вставил Чет. – Он просто хочет выставить нас дураками.

– Ты говоришь, если я позволю тебе сунуть туда руку, – продолжил Генерал, – ты достанешь оттуда мои деньги?

Джесс кивнул.

– Что ж, – сказал Генерал. – Такой фокус я не пропущу ни за что на свете. Освободите ему руки.

Чет что-то неодобрительно проворчал, но вытащил из-за пояса нож и разрезал скотч. Джесс, освободив руки, осторожно прижал их к груди, стараясь не задеть ни коленей, ни живота.

– Только попробуй что-нибудь выкинуть, – сказал Чет, прижимая нож к его шее.

– Вот черт, Чет, – сказал Эш. – Ну что он может сделать? Залить тебе кровью рубашку? – Эш заржал. – Господи, иногда ты просто как девочка.

Остальные тоже начали посмеиваться, и Чет побагровел.

– Пошел ты на хрен, Эш. Да ты сам скулишь, как сучонка, когда давишься моим концом.

– А ну, заткнулись оба, – сказал Генерал. – И Чет, убери-ка нож, пока не порезался. – Генерал подобрал мешок и положил рядом с Джессом. – Ладно, сынок. Мы все ждем.

Джесс подтянул к себе мешок и положил на здоровое колено, осторожно придерживая его левой рукой, так, чтобы не задеть ненароком сломанные пальцы. Люди Генерала следили за каждым его движением. Он сглотнул. «Ну, Господи, пора тебе выбирать, за какую команду ты болеешь». Он закрыл глаза, подумал о пистолетах и сунул в мешок здоровую руку. В этот раз никакой задержки не было; мешок открылся в точности там, где он открывал его в прошлый раз; рука наткнулась на груду налички, но он продолжал шарить, пока не нащупал металл – это была одна из пушек сорок пятого калибра. Он открыл глаза и обнаружил, что все наклонились над ним, пытаясь разглядеть, что это он там делает. Он сдвинул предохранитель и облизнул губы; во рту у него внезапно пересохло. Он потянул было пистолет из мешка, и тут почувствовал у себя на плече руку, а в спину кольнул нож.

– Я слежу за тобой, – сказал Чет, и в этот раз никто его не окоротил. Настроение поменялось; Джесс прямо чувствовал, как они нервничают.

«Вот дерьмо, – подумал Джесс, – ничего не получится». Он все же потянул было пистолет из мешка, – гори оно все огнем, – но остановился. «Нет, если ты сыграешь как надо, ты сможешь еще отсюда выбраться». Он отложил «сорок пятый» в сторону, сгреб рукой столько банкнот, сколько смог, и медленно потянул из мешка руку.

– Вот так, – сказал Чет. – Медленно и красиво.

Джесс вынул руку, в которой были зажаты банкноты. Послышались удивленные ахи, и Джесс почувствовал себя настоящим фокусником. Он передал Генералу деньги.

Генерал внимательно изучил бумажки, покачал головой и сказал:

– Ну, чтобы меня раздавило!

Одобрительное ворчание со всех сторон; ухмылки; кое-кто даже зааплодировал. Джесс подумал, может, ему стоит поклониться. Вместо этого он опять сунул руку в мешок и вытащил еще одну пригоршню долларов, потом еще, и еще. Он клал деньги на пол и наблюдал, ждал, пока все они не оказались полностью захвачены представлением: они перебрасывались шуточками, смеялись, болтали и просто пялились на деньги. Он почувствовал, что нож больше не упирается ему в спину, и заметил, что и Чет с тупым изумлением пялится на деньги. «Сейчас», – подумал Джесс, вновь нащупал пистолет, взялся за рукоять и положил палец на спусковой крючок. Он быстро развернулся, вынимая пистолет из мешка, думая застрелить Чета прежде, чем тот ткнет его ножом в спину. Но пистолет зацепился мушкой за горловину, и получилось так, что Джесс выстрелил, когда дуло было еще в мешке. Послышались два приглушенных выстрела, но пули бархат не пробили, и Джесс с ужасающей ясностью понял, что стрелял он вовсе не в Чета, а внутри церкви.

– Ах ты ж, твою мать! – заорал Чет, пока Джесс тряс пистолетом, чтобы сбросить мешок. Чет всадил нож в спину Джессу, а потом толкнул его вперед вместе со стулом, так, что тот полетел лицом прямо в кучу денег на полу. Чет немедленно оказался сверху, саданув изо всей силы каблуком по руке Джесса, все еще сжимавшей оружие. Пистолет с грохотом разрядился; от пола рикошетом отлетели две пули. Чет ударил каблуком опять, и Джесс услышал, как хрустят кости пальцев на его правой руке. Казалось бы, больнее было уже некуда, но его мозг таки нашел в себе ресурсы ощутить эту новую боль во всей ее полноте. Джесс закричал и выпустил пистолет. Чет пинком отправил ствол на другой конец помещения.

Джесс лежал лицом в куче денег, ноги – по-прежнему примотаны к ножкам опрокинувшегося вместе с ним стула, и прижимал к груди обе свои сломанные руки. Кто-то что-то орал, но ему сложно было что-либо разобрать из-за звона в ушах. Чет вырвал нож у него из спины, и Джесс, задыхаясь, принялся ловить воздух ртом.

«Я умираю», – подумал он, и эта мысль принесла ему глубочайшее удовлетворение.

* * *

– Вот дерьмо! – орал Чет. – Вот гребаное дерьмо, на хрен!

Генерал сидел на своей табуретке, смотрел на Джесса, на мешок, на деньги и на пистолет, и пытался найти в этом хоть какой-нибудь смысл. Хоть какой-нибудь смысл во всей этой цепочке странных событий, произошедших за последние два дня. Ему хотелось, чтобы Чет перестал орать и скакать вокруг. Генерал подался вперед, вытащил из-под Джесса мешок. Мешок был весь в крови. Было ясно, что парень уже практически покойник.

– Ну, и что ты собираешься делать с этим дерьмом?! – вопрошал Чет.

– Прекрати орать, Чет, – сказал Генерал. – Я здесь, прямо перед тобой.

– Этот долбаный урод чуть меня не убил! Он чуть всех нас не убил!

– Ага, – сказал Генерал, раскрывая мешок и заглядывая в его курящиеся глубины.

– Эй, ты же не думаешь сунуть туда руку?

Генерал рассеянно кивнул.

– Наверное, да.

Остальные начали подниматься с пола, осматривая себя в поисках повреждений. Быстро выяснилось, что от шальных рикошетов никто не пострадал, и они опять собрались вокруг Генерала, поглядывая на мешок.

Генерал сунул в мешок руку до запястья, и подождал. Воздух в мешке как будто был холоднее, но ничего не происходило. Он сунул в мешок всю руку целиком. И его пальцы на что-то наткнулись. Он ощупал это что-то, и вдруг до него в точности дошло, что это было. Он вытащил из мешка несколько сотенных бумажек.

– Ну, это все решает, – он ухмыльнулся.

Сунул руку обратно в мешок, вот только в этот раз он ничего не нащупал – вместо этого кто-то нащупал его. Улыбка сползла с лица Генерала. Он выпучил глаза. Что-то держало его за руку.

– Что? – спросил Чет. – Что там на этот раз?

Генерал вскрикнул, попытался выдернуть руку, но тут то, что держало его, тоже потянуло, и рука Генерала погрузилась в мешок по плечо, а потом там оказалась и его голова. Мгновение темноты, а потом он обнаружил, что смотрит в лицо… дьяволу. Генерал заорал. Дьявол приблизил к нему свое лицо, нос к носу, и ухмыльнулся, обдав его жарким дыханием сквозь длинные, острые зубы, а его глаза – они были красные и горящие – казалось, уставились ему прямо в душу. Генерал опять заорал, и почувствовал, как чьи-то руки хватают его за ноги и за пояс, и вытягивают обратно в гараж. Вот только дьявол тоже не отпускал; нет, он крепко держал его за руку, и последовал за ним.

– А это что еще за хрен?! – заорал Чет.

Дьявол уже наполовину вылез из мешка, уже наполовину был в гараже, и выглядел он при этом как участник школьной эстафеты на этапе «бег в мешках». Он отпустил руку Генерала и шагнул на пол.

Генерал хотел было опять заорать, но воздуха в легких уже не осталось, и получился только какой-то жалкий писк.

Тварь выпрямилась в полный рост, возвышаясь над ними, и росту в ней было по крайней мере семь футов – все сплошь перевитые венами мышцы, черная, блестящая кожа и шерсть. Из лохматой, угольно-черной гривы торчали рога размахом от плеча до плеча. Тварь оглядела присутствующих, ухмыляясь от уха до уха, сверкнула своими раскосыми, горящими красным огнем глазами. И хохотнула.

Все замерли.

– Пришла пора быть ужасным, – сказал дьявол, и щелкнул хвостом, как хлыстом. Люди Генерала все, как один, отшатнулись, и тварь издала кошмарный рев. Стальные стены завибрировали.

Чет схватил с тележки короткоствольный пистолет Генерала, но чудовище двигалось так быстро, что Генерал с трудом мог за ним уследить. Своими когтями оно располосовало Чету грудь до самой кости, и он рухнул на остальных.

Люди Генерала метались по комнате, натыкаясь друг на друга, на тележку с инструментами. Наступил полный хаос. Прозвучал выстрел, потом еще один, но чудовища уже не было на месте: одним прыжком оно очутилось на другом конце комнаты. Попутно оно разнесло вдребезги галогеновые лампы над головой, и они взорвались дождем осколков и искр. Комната погрузилась в красноватый полумрак, подсвеченный только огнями рождественской гирлянды. Еще выстрелы, и во вспышках пистолетного огня Генерал разглядел, как чудовище раздирает людей на части, терзая их своими когтями. Вокруг слышались крики, стоны, рыдания.

Генерал двинулся на четвереньках к двери, оскальзываясь на крови – сколько же здесь было крови! Он перелез через два тела, и его пальцы запутались в чем-то теплом и податливом – это был чей-то живот – похоже, чьи-то кишки. Настоящие кишки. Пуля ударила Генерала в ногу. Вскрикнув, он упал, и кто-то упал поверх него – это был Эш, который зажимал себе горло, а из-под пальцев у него брызгала кровь. Дикий вой несся со всех сторон, эхом отражаясь от стен, буравя Генералу мозг. Он подтянул колени к груди, крепко обхватил их руками, и зажмурился.

– Господи, Иисусе, прошу тебя, пожалуйста, – всхлипывал он. – Не дай Сатане меня унести!

* * *

Джесс попытался достать до лодыжек, попытался сорвать скотч, но сломанные пальцы отказывались делать свою работу. Он крякнул, застонал, и упал обратно. Любое движение делало невыносимой боль в животе, в ногах, в руках, в спине. Его глаза привыкли к тусклому свету, который давала рождественская гирлянда; перемигивающиеся огоньки отбрасывали длинные тени на мертвых и умирающих. Он глядел на разворачивающуюся перед ним бойню, на Крампуса, стараясь отгородиться от боли.

Крампус оседлал содрогающееся тело Эша. Повелитель Йоля казался выше, мощнее, и гораздо внушительнее, чем раньше, когда Джесс видел его в последний раз. Его отросшие рога были похожи на изогнутые мечи, глаза горели, и движения были быстрыми и исполненными мощи. Крампус пробил кулаком грудь Эша, разрывая мышцы и сокрушая кости, и достал оттуда нечто, что, как догадался Джесс, было сердцем. Крампус воздел сердце кверху с торжествующим воем. Потом сжал кулак, и кровь из раздавленного органа полилась по его руке прямо в подставленный рот. Грудь Крампуса вздымалась, и из его горла вырвалось рычание – глубокий звук, исполненный жизненной силы.

Повелитель Йоля небрежно отбросил сердце в сторону и оглядел заваленную телами комнату, наклоняя голову то так, то эдак, чтобы получше расслышать стоны раненых и умирающих. И он улыбался; даже в полумраке Джесс ясно видел эту улыбку. Взгляд его раскосых глаз упал на Джесса.

– Как хорошо… быть ужасным, – сказал Крампус, слизывая с пальцев кровь.

Джесс потряс головой и сосредоточился на том, чтобы дышать.

Повелитель Йоля нахмурился.

– Ты что-то плохо выглядишь.

– Бывало… и лучше, – Джесс закашлялся. – Думаю, я умираю.

Крампус подошел, опустился рядом с ним на колени, и посмотрел на растекающуюся вокруг Джесса лужу крови.

– Да, кажется, так и есть, – он перерезал скотч быстрым движением когтя и осторожно прислонил Джесса к тележке. – Ты очень плохо себя вел.

Джесс кивнул.

– Ага. Этим я и знаменит.

Крампус улыбнулся.

– Может, ты и умираешь, но дух твой не сломлен.

Какое-то движение позади Крампуса – это был Чет; он оказался у самой двери и пытался сесть. У него все еще был тот короткоствольный пистолет, и он трясущимися руками пытался навести оружие на Крампуса. Джесс открыл было рот, чтобы предупредить, но Чет уже успел выстрелить. Пистолет разрядился с оглушительным грохотом, и пуля попала Крампусу в рог. Крампус вскочил. Новый выстрел – пуля отскочил от бетона в паре метров от них, рассыпая искры. Чет уронил руки и привалился к косяку. Пистолет остался лежать у него на коленях.

– Пошел на хрен, гребаный дьявол, сука! – выплюнул Чет; кровь струилась у него по подбородку. Он попытался вновь поднять пистолет, но не смог. Крампус покосился через плечо на Джесса.

– Его дух тоже силен. Может получиться хороший солдат.

Крампус вынул пистолет из рук Чета и отбросил его в сторону. Схватил его за руку и укусил в запястье.

Чет, взвыв, выдернул у него руку.

– Ты меня укусил! Это еще что, на хрен, за дерьмо? – он не отводил взгляда от укушенного места.

Даже в этом полумраке Джессу было видно, как темнеет вокруг укуса кожа, как темное пятно растет, распространяясь по руке Чета. Было ясно, что Крампус его обратил.

– Ты теперь мой. Сиди здесь и жди, пока я не скажу иначе.

– Пошел ты на хрен!

Крампус оставил Чета сидеть у стены – тот потирал руку, медленно менявшую цвет кожи. Повелитель Йоля подошел к мешку и поднял его.

– Ты сбежал от меня. Бросил дело, – сказал он Джессу. – Ты нарушил клятву. Теперь я тебе ничего не должен.

– Я знаю.

Крампус поднял мешок повыше.

– Ты взял то, что тебе не принадлежит.

– Извини за это.

– Я должен бы тебя убить.

– Слишком… поздно, – Джесс попытался рассмеяться, но подавился собственной кровью.

– И все же я на тебя не в обиде.

Джесс покачал головой и завел глаза к небу.

– Я не шучу. Твои выходки навели меня на мысль. Уверен, без тебя я бы и не догадался. Видишь ли, я никак не мог разгадать загадку, – Крампус закрыл глаза, и его лицо приняло крайне сосредоточенное выражение. Он сунул руку в мешок. – Вот он… Корабль. Все было предано огню… Кости, доски, мачты и сокровища. И это, – он улыбнулся. – Ответ. Такой простой, что я его не видел, – он вынул из мешка руку, в которой оказалось копье. Древко было переломлено посередине, а наконечник почернел от времени и огня. – Все это время я искал стрелу. Только о стреле и думал, и не видел больше ничего. Заставлял мешок искать то, чего никогда не было на свете. Но теперь ты видишь… Это была не стрела, – он протер наконечник, и золотистый металл засиял тем же незамутненным блеском, что и странный сплав, из которого были сделаны цепи Крампуса, там, в пещере. Крампус подошел к Джессу, так, чтобы тот мог взглянуть на тонкий узор из листьев и ягод омелы на жале копья. – Видишь… Видишь ответ? Это копье, а не стрела. Ответы на загадки всегда кажутся такими простыми, как только ты их узнал, – он все поворачивал наконечник в ладони, глядя на него, будто завороженный. – Бальдр, – прошептал он. – Это твою смерть я держу в своей руке. Твою смерть.

Джесс попытался прочистить горло: ему опять стало трудно дышать. Он закашлялся и опять выплюнул кровь. Боль была такая, что он почти ослеп. Его согнуло пополам.

Крампус присел рядом, положил копье на колени и подтянул к себе мешок. Сунул туда руку и почти сразу вынул, сжимая в пальцах еще одну древнюю флягу. Сковырнул воск.

– Надеюсь, это мед Одина? – Джесс умудрился выдавить улыбку.

– Да, мед. А теперь пей, – он поднял флягу к губам Джесса. – Жизнь он тебе не спасет, но смерть облегчит.

Джесс сделал несколько больших глотков – мед был теплым и сладким. Все вокруг стало зыбким, будто во сне, дышать стало легче и боль отступила. Откинув голову, опершись затылком на тележку, он из-под отяжелевших век посмотрел на окружающих его мертвецов. «Как жаль, – подумал он. – Как жаль, что здесь не было Дилларда». Он заставил себя поднять голову, схватил Крампуса за руку.

– Диллард… Они до сих пор у него!

– Диллард?

– У него моя жена… Моя дочка! Он убийца, – Джесс пытался ухватиться за эту мысль, ему нужно было заставить Крампуса понять, но все вокруг стало уже каким-то совсем мутным, и его мысли путались. – Он хочет причинить им зло… Я знаю это. Нам нужно что-то сделать, нужно его остановить. Крампус, умоляю тебя… Убей ублюдка.

Крампус любовался копьем.

– Может быть, как-нибудь, – рассеянно ответил он. – Но сейчас есть другой злодей, с которым необходимо покончить.

* * *

Крампус провел пальцем по наконечнику копья, наблюдая, как огни рождественской гирлянды танцуют на гладком металле.

– Все так же остро́, как в тот день, когда оно было выковано.

Он протянул наконечник Джессу, чтобы тот тоже мог полюбоваться. Глаза у Джесса были закрыты, голова упала на грудь. Крампус легонько постучал его копьем по плечу. Джесс, заморгав, открыл глаза.

– Что?

– Погляди-ка на лезвие. Совсем не затупилось.

Джесс, сощурившись, поглядел.

– Это… Чудесно, мать его, – ответил он медленно. Язык у него заплетался.

– Скоро это копье навек положит конец балагану Санты.

– А зачем… Зачем тебе это так нужно – убивать Санту… Вообще? – промямлил Джесс. Его еле можно было понять. – Он же гребаный Санта-Клаус. Подарки детям раздает… Песенки… И прочая милая херня, – он закашлялся. – Твою мать. Дай-ка мне еще этой твоей штуки.

– Он – не Санта-Клаус, – ответил Крампус, поднося флягу к губам Джесса. – Санта-Клаус – это ложь. Он – Бальдр. Я же тебе говорил. Ты что, не помнишь?

– Ага, Бальдр. Ладно…

– Ты не понимаешь. Ты ничего о нем не знаешь, ничего не знаешь о его вероломстве, – Крампус почувствовал, как у него опять закипает кровь. – По отношению ко мне, по отношению ко всему Асгарду. Как он принес гибель всему, – Крампус замолчал, вслушиваясь в натужное дыхание Джесса. – Тебе что, не интересно?

– Что?

– Вероломство Бальдра.

– Нет… Не очень.

– Ну, все равно ты должен это знать. Это должен знать каждый, – Крампус как следует хлебнул из фляги, вытер рукой рот. – Его злодейства, его настоящие злодейства… Все началось, когда он вернулся, переродившись, вскоре после того, как Рагнарёк разрушил царство Одина. Где-то через одиннадцать веков после того, как родился этот… Христос. Ты слушаешь?

Джесс мотнул головой.

– Это было, когда Асгард пал в дыму и пламени сражений, когда все древние боги обратились в прах. Но, вопреки предсказанию, для народов Земли конец света не наступил. Нет, к тому времени род человеческий завел себе новых богов, и люди еле заметили уход старых. Что же до нас, духов земли, мы оказались брошены в мире, который становился все более враждебным к таким, как мы. Шли столетия, и люди приучились нас бояться, они изгоняли нас, и тех, кто все еще почитал нас. Наши святилища сжигали и оскверняли. Без жертв, без подношений, многие из нас сдались, угасли, и были забыты, а забвение – это смерть… Единственная истинная смерть для нашего рода.

Мои святилища тоже были заброшены. К началу четырнадцатого века эта новая традиция, праздновать Рождество, просочилась повсюду. Все больше и больше народу начали отмечать это жалкое празднество, а Йоль и зимний солнцеворот оказались почти забыты. И я понимал, что вскоре я тоже буду забыт, – Крампус вздохнул. – Я чуть не сдался. Но, шагая сквозь зимние ночи, я видел, как новая религия извращает традицию святок, и у меня закипела кровь. Ведь я был Крампус, великий и ужасный Повелитель Йоля. И я поклялся, что больше не буду сносить оскорблений, что я заставлю их вспомнить – я все еще здесь. Поклялся, что я заставлю их верить. И так началось мое возрождение. Я смирил себя, я ходил от дома к дому. Локи оставил мне свой мешок, и я нес его с собой, награждая тех, кто помнил меня, и кто почитал меня, как должно. Но с теми, кто этого не делал… Что ж, с теми я был ужасен. – Крампус ухмыльнулся. – Я наказывал их березовыми розгами, а что до тех, кто причинял зло моей пастве – тех я сажал в мешок Локи и бил их так, что они потом стоять не могли.

И имя Крампуса снова начало что-то значить. Если бы Бальдр не появился, кто знает… Быть может, это мое лицо мелькало бы повсюду на рекламе кока-колы, мои воздушные шарики летели бы над толпой во время святочного парада, мои Бельсникели звонили бы в колокольчики на улицах, требуя подношений, или сидели бы в супермаркетах, раздавая пустые обещания маленьким мальчикам и девочкам. Быть может, быть может… Если бы только я не сжалился тогда над этим бездушным созданием.

Крампус поглядел на Джесса. Тот опять сидел, закрыв глаза, уронив подбородок на грудь.

– Джесс?

Тот не отвечал.

Крампус протянул руку и подергал за один из гвоздей, засевших у Джесса в ноге.

– Твою мать! – заорал Джесс. – Поосторожнее. Черт, да чего это ты?

– Ты все еще жив.

– Да… Жив. Вот счастье-то.

Крампус кивнул.

– Хорошо… Да, на чем это я остановился? Ах да, на втором рождении Бальдра. Было предсказано, что после Рагнарёка Бальдр вновь родится на Земле, очищенной всепоглощающим пламенем от всякого зла. Бальдр должен был возродиться божеством света и мира, божеством справедливости, которое бы оберегало людей. Но, конечно же, никакого очищающего пламени не было, и однажды я нашел Бальдра, который брел, спотыкаясь, по моим лесам, и даже имени своего не помнил. Одет он был в какие-то грязные тряпки, потерянный, изголодавшийся. И, зная, как мало осталось наших, из древнего рода, я пожалел его. Почувствовал за него ответственность. И вот я привел его к себе, одел, накормил, напоил. И все же ни разу я не видел его улыбки, только не тогда. Зато иногда я ловил на себе его мрачный взгляд, будто он винил меня за все его злосчастья. Мне надо было еще тогда обратить на это внимание, но правда в том, что я чувствовал вину, вину за все то, что сделали ему мой дед и моя мать. Я питал иллюзию, что добро, которое я ему делаю, каким-то образом искупит грехи моего рода.

Я предложил ему братство, дал ему место подле себя. Вместе мы принялись возрождать повсюду святки. Но он вечно был мрачен, подавлен, и помощи от него было немного. Однажды ночью, когда я разорял один дом, где почитали святого Николая, я увидел, как Бальдр прихватил маленькую книжицу с символом святого на обложке. Надо мне было тогда ее отнять, бросить в огонь, но жалость сделала меня слабым. С тех прошло не так уж много времени, и он начал носить красное и белое, подражая святому Николаю. Но я все еще ничего не говорил, надеялся, что это пройдет. А потом я нашел крест. Он стоял на каминной полке, нагло, на самом виду. Это было, как пощечина – символ моих гонителей в моем собственном доме! Этого я уже не мог снести. Я ворвался в его комнату и бросил треклятый крест в огонь. Я сорвал с его сундука крышку, намереваясь найти ту книгу, и уничтожить. Книги я не нашел, зато обнаружил, что в сундук был полон реликвий и свитков с учением мертвого святого. Я разорвал все в клочья, швырнул к его ногам и потребовал объяснений. Спросил его, как он мог обратиться к подобному злу. На его лице не отразилось никаких чувств, оно было как камень. Как всегда. Он сказал мне, что старые традиции мертвы. Что я слишком слеп, чтобы понять – время Древних на земле закончилось. Он выхватил из огня дымящийся крест и протянул его мне, будто это был какой-то талисман. «Вот, – сказал он. – Вот мир, в котором мы теперь живем. И если ты не научишься служить ему, то вскоре станешь лишь воспоминанием».

Я выбил крест у него из рук, и ударил его по лицу. Он даже не моргнул, только все глядел на меня этими своими холодными глазами. Я пришел в ярость, ударил его опять – этот удар свалил бы и быка! И ничего, он будто даже ничего и не почувствовал, и тогда-то я в первый раз увидел, как он улыбается. Это была улыбка жалости. Жалости – ко мне. Так смотрят на запутавшегося ребенка! О, этот пренебрежительный взгляд, как он жег меня! И тогда я схватил из огня раскаленную кочергу и ударил его прямо в лицо. А он – рассмеялся. Этот звук преследует меня и поныне. Этот звук изгнал у меня из головы всякую разумную мысль, и я ударил его опять, и опять, я был готов убить его… И все же на нем не осталось ни единой отметины. Я будто камень бил, а он все смеялся, и этот хохот грохотал у меня в голове. И вот тогда-то я и увидел, что за чудовище я приютил, понял, что все это время он играл со мной, что даже тогда, когда он родился заново, воплотившись в новое тело, заклинание Одина не утратило своей силы. И все же продолжал его бить; бил и бил, пока больше уже не мог удержать кочергу. И он забрал у меня кочергу, с легкостью, будто у ребенка, сшиб меня на пол, и бил меня ногами, и по голове, пока все вокруг не начало тускнеть. И я погрузился во тьму, а его смех все звенел у меня в ушах.

Джесс опять закашлялся и скрючился, схватившись за живот.

– Да, понимаю, непросто такое услышать.

– Что? – еле выговорил Джесс.

– Вот, глотни еще, – Крампус протянул Джессу флягу. – Пей, сколько влезет. Есть и худшие способы уйти из этого мира.

Джесс отпил из фляги.

– Господи… Как же ты любишь… Поговорить.

– Что?

Джесс, поморщившись, прикрыл глаза.

– Поговорить? Да, порой. – Крампус тоже сделал глоток и продолжил: – Очнулся я в своем собственном погребе, в цепях. Я был прикован за запястье и лодыжку к дубовому столбу. Он сидел в кресле, в моем кресле и смотрел на меня все с тем же каменным выражением лица. Мешок Локи лежал у него на коленях, как трофей. Он предложил мне свободу, если взамен я научу его секрету мешка. Как ты знаешь, никакого секрета здесь нет, нужно просто быть прямым потомком Локи. Другого способа я не знал, магия мешка – это не моя магия, это было великое колдовство самого Локи. Этого я ему не рассказал, потому что боялся подписать себе тем самым смертный приговор. Вместо этого я сделал вид, что не хочу говорить.

Он забрал себе мой большой дом в лесу, а меня бросил гнить в погребе без солнца, без луны, надеясь, что со временем я переменю свое решение. Десятилетия ползли одно за другим, а я жил, питаясь одними улитками да гнилой водой. Я усох, стал бледной тенью самого себя, но мой дух не был сломлен. Даже тогда я знал, что, сумей я продержаться и выстоять, время для мести придет.

Он не стал дожидаться, пока подчинит себе мешок. Его одержимость этим святым росла, и, хотя Николай умер больше тысячи лет назад, Бальдр облачился в его одежды, украл его имя, отрастил длинные седые волосы и бороду, не замечая, как он смешон в своем подражании мертвому святому.

Он не знал удержу, предавая Древних, предавая свое собственное наследие. Пусть я был в заточении, но традиция святок все равно продолжала жить в этих землях. Однако это стало меняться, когда Бальдр начал свое правление, когда он принялся повсюду навещать дома на Рождество, притворяясь святым Николаем, раздавая подарки и благословения, проповедуя свое лжеучение. Ему было мало просто узурпировать зимний солнцеворот – он не успокоился, пока все, что касалось Йоля, не оказалось похоронено, забыто. Он прилагал все усилия, чтобы заставить людей забыть – забыть, откуда взялась эта традиция, забыть Йоль и Повелителя Йоля.

И как легко ему удалось их одурачить, заставить есть яд у него с руки! Потому что когда Бальдр был среди смертных, как легко он играл роль добряка-святого – будто он был для нее рожден. Они тянулись к нему, внимали его речам о любви и доброте, а он играл на популярности бога Иисуса Христа. О, он стал мастером управления толпой! Он печатал и распространял повсюду сказочки о своих добрых делах, и вскоре слава его распространилась повсюду, как и христианство.

Но все это было ложью, одной большой ложью, потому что, проповедуя христианские добродетели, он одновременно старался проникнуть в глубины магии Древних. Из своей камеры я видел, как он открывает заново самые темные искусства, втайне совершая те самые вещи, которые он во всеуслышание проклинал как ересь и ведовство. Это он пытался, все время пытался разрушить чары мешка Локи. Уже тогда он понял, что дело в крови, и чуть не выжал меня до последней капли, пытаясь управлять чарами с помощью моей крови. Он выследил последних из Древнего народа – в основном эльфов, но была и пара гномов – и приставил их к работе, заставив служить его целям. Он укрепил мой лесной дом, выстроил башни и каменные стены, увенчанные острыми пиками, расширил погреб, превратив его в подземелье, где он занимался своим злобным ведовством. И, пока я гнил по его милости под землей, он…

Крампус остановился, замолчал и поглядел на человека. Голова Джесса упала на бок, глаза были закрыты; дыхания не было слышно вообще.

– Похоже, я тут с самим собой говорю, – Крампус скрестил руки на груди и хмыкнул. Он поглядел вокруг, на мертвых, и потянул носом, наслаждаясь запахом крови. Как это было хорошо – снова убивать злодеев. Уже тысячу лет он не чувствовал себя таким живым. Он подумал об еще одном плохом человеке, о котором говорил Джесс. «Кто этот злодей, Джесс? Этот Диллард? Правда ли, что за свои черные дела он заслуживает смерти? Мне, например, хотелось бы знать».

Он ткнул Джесса когтем. Джесс никак не отреагировал. Крампус наклонился поближе, понюхал его и улыбнулся:

– Твой дух силен, Джесс. Все еще держишься, хотя должен был бы уже умереть, – он посмотрел на его изуродованные руки. «Жаль терять человека с даром музыки». – Хотел бы ты пойти со мной, Джесс? Хотел бы убить Дилларда своими собственными руками?

Джесс не отвечал.

Крампус побарабанил пальцами по наконечнику копья.

– Да, думаю, хотел бы. Да, да, совершенно определенно хотел бы.

Он взял руку Джесса и укусил его в запястье.

Глава десятая В костях

Песня… Откуда-то издалека… «Сердечко мне разбила». Джесс решил, что он, наверное, оказался в аду, потому что в раю его никогда бы не стали так мучить. Он открыл глаза. Ад довольно сильно смахивал на кабину пикапа. Джесс сел, но сделал это слишком быстро, и все вокруг завертелось. Ухватившись за сиденье, он застонал.

– Скоро тебе станет получше.

Джесс обнаружил, что рядом сидит Крампус, и на лице у того играет плутоватая ухмылка.

– Твою мать, – сказал Джесс, пытаясь сфокусировать взгляд. – Ты все еще здесь.

У него страшно кружилась голова, и он подумал, что, должно быть, еще немного пьян. Он заметил, что Повелитель Йоля держит на коленях копье и мешок.

– Ты не пристегнулся.

– Не пристегнулся?

– Куда мы едем?

– Убивать Бальдра. Твои друзья решили поехать с нами.

Джесс сморгнул, протер глаза и разглядел, что машину вел не кто иной, как Чет. Вот только этот Чет был не совсем Четом. Он был Бельсникелем, или, по крайней мере, быстро таковым становился: его кожа вся была усыпана темно-серыми пятнами. Еще кто-то, Джесс не мог понять кто, ехал рядом с Четом на пассажирском сиденье. Человек оглянулся, и Джесс узнал Генерала; его кожа тоже изменилась, а глаза горели оранжевым. Вид у него был донельзя испуганный.

– Так тебе и надо, хреносос, – сказал Джесс и рассмеялся.

Крампус тоже захохотал.

– Нашел этого, низенького, когда он решил выглянуть из-под трупа. У него был такой растерянный, испуганный вид, что я решил взять его с собой. Что скажешь, любопытный малыш? Споете с Четом для меня песню?

Генерал не ответил, только смотрел на Крампуса загнанными глазами, будто человек, который пытается проснуться посреди кошмара, но у него не получается.

– Генерал, я приказываю вам с Четом спеть мне «Джингл беллз»… Помедленнее, пожалуйста, и с чувством. На счет «три»: и раз, и два, и три…

Они оба запели: грустный, запинающийся хор, не в лад и не в склад.

Джесс опять рассмеялся и вдруг почувствовал крайне неприятные ощущения в спине и груди. Он замолчал. «Меня ударили ножом в спину». И вдруг все, что произошло, вернулось к нему сквозь сладкий медовый туман. Он осторожно потрогал ногу, живот. Гвоздей не было. Не было и боли – ну, почти. «Я все еще жив!» Он медленно завернул рукав, боясь того, что увидит, и точно зная, что это будет. Его кожа была испятнана черным и серым.

– Нет, – сказал он. – Нет, ты не мог!

Он бросил на Крампуса яростный взгляд. Крампус расплылся в улыбке и кивнул. Джесс поддернул подол рубашки, посмотрел на свой живот. Было видно, где сидели гвозди: раны все были на месте, но – невероятно – крови не было совсем. Каким-то чудом раны успели затянуться.

– Я подарил тебе жизнь, – сказал Крампус.

– Ты меня в монстра превратил.

– Вроде того.

Джесс поднял руки, пошевелил пальцами и поморщился. Пальцы еле гнулись и болели, но от переломов не осталось и следа.

– Как… как это может быть?

– Таково воздействие моей крови, – ответил Крампус с нескрываемой гордостью.

– Это прекрасно. Наверное. А теперь обрати-ка меня назад.

Крампус нахмурился.

– Зачем бы мне это делать?

– Потому что я так сказал.

– Достаточно пения, – повысил голос Крампус, и двое на переднем сиденье замолчали.

– Джесс, ты, похоже, кое-чего не понимаешь. Только один из нас тут может отдавать приказы, и, боюсь, это не ты.

Джесс схватил Крампуса за руку.

– Да пошло оно все на хрен! Ты обратишь меня назад. Сейчас же!

– Отпусти мою руку. Это приказ.

И, к удивлению Джесса, его тело подчинилось – будто им управлял кто-то другой, а он сидел пассажиром и смотрел. Джесс выпучил глаза.

– Вот херня собачья.

Кто-то заржал, и Джесс увидел, как Чет ухмыляется ему в зеркале заднего вида.

– А ты чё смотришь, гнида?

– Добро пожаловать в наш клуб, идиот, – ответил Чет.

– Ты не можешь так поступить, – сказал Крампусу Джесс.

– Ты предпочитаешь смерть?

Джесс начал было отвечать утвердительно, но вдруг понял, что не уверен.

– Просто обрати меня назад.

– Не могу.

– Не можешь или не хочешь?

Крампус пожал плечами.

– Сукин ты сын.

– Нам предстоит исправить большое зло, нам обоим. Мы идем убивать Санту. Когда это дело будет сделано, то, быть может, если ты хорошо мне послужишь, мы управимся и с другим злом, с этим Диллардом. Если ты этого пожелаешь.

Джесс погрузился в молчание. Он желал, он очень даже желал, но что это означало – быть Бельсникелем? Он что, был теперь обречен на рабское существование? Мог ли он верить, что Крампус не передумает? Ответов у него не было. Но одно он знал точно – ему на халяву досталась еще одна жизнь, и, быть может, еще один шанс уладить проблему с Диллардом, а, если понадобится – убить его, чтобы спасти Эбигейл. Все остальное было не так уж важно.

* * *

Чет подвез их к церкви по все тому же узкому проселку, и поставил машину на задах. Рядом с гигантским дубом стоял, вздыбив шерсть на загривке, огромный волк.

– Ну, а это еще что за дерьмо? – спросил Чет в пространство.

Секунду спустя трое шауни высыпали из церкви, сжимая в руках копья и пистолеты. Крампус открыл дверцу и вышел из машины. Шауни радостно заголосили. Волк, пригладив шерсть, неспешно подбежал поближе. Он лизнул Крампусу руку, а Повелитель Йоля почесал его за ухом. Волк принялся вилять хвостом.

– Выходите, вы все, – скомандовал Крампус. Чет, Джесс и Генерал открыли дверцы и выбрались наружу.

Джесс ступил в снег и тут только обнаружил, что где-то посеял сапог. Его босая подошва чувствовала холодок, но – странно – ощущение не было неприятным. И он уж точно не мерз. Даже больше – он едва замечал мороз. Он вдруг понял, что чует запах снега, и прошлогодние листья под снегом. Он сделал глубокий вдох; у него появилось ощущение, что все его чувства как-то обострились: запахи, звуки, цвета стали ярче, выразительнее. Это, наверное, тоже был один из эффектов Крампусовой крови. Чет с Генералом жались у «шеви», и их взгляды метались между шауни и волком, будто они опасались, что их съедят.

На заднем крыльце появилась Изабель, увидела Джесса и вскрикнула.

– Крампус! Нет! Ты же обещал!

– Побереги свою ярость, мой маленький лев. Это он нарушил клятву. Не я.

Изабель, спустившись по ступенькам, подошла к Джессу. Прикоснулась кончиками пальцев к его лицу.

– О, Джесс. Мне так жаль.

– Все могло быть и куда хуже, – ответил Джесс (к своему удивлению, искренне).

– Идемте, – сказал Крампус, и прошел в церковь, возбужденно размахивая хвостом.

Чет с Генералом не двинулись с места, будто приклеились к машине. Маква сделал жест копьем в сторону крыльца. Чет с Генералом обменялись паническими взглядами и потопали следом за Крампусом, будто во врата ада.

Джесс вошел в церковь и увидел второго волка, того, что побольше, который неподвижно лежал на полу. Когда они вошли, волк поднял голову и проследил за ними внимательным взглядом. Волк поменьше подошел к нему и начал лизать в морду. Изабель взяла одну из фляг с медом и налила немного в противень для выпечки, стоявший рядом с волчьей мордой. Волк принялся лакать.

– Это – Фреки, – сказала Изабель, поглаживая его густой мех. – Ему уже гораздо лучше.

– И уж точно не благодаря тебе, – сказал кто-то с нескрываемой враждебностью. Джесс повернулся и увидел Вернона, который смотрел на него без особой любви. – Нам пришлось тащить его с самого дна ущелья. Чертова животина весит, наверное, тонну, – Вернон подошел к Джессу и злобно на него воззрился. – Ты меня толкнул.

– Ага, так и есть.

– Ты сукин сын. Это тебе известно?

– Да, определенно известно.

– Да нам пришлось миль с десять по лесу отмахать, чтобы сюда добраться. И всю дорогу пришлось тащить его на себе. Всю дорогу! Это очень много, если тащишь на себе гигантского представителя семейства псовых.

– Вернон, – сказала Изабель. – Хватит нудеть. Ты только об этом и талдычишь. Уже всех достал.

– Да, конечно, но это не тебя толкнули в пропасть, так ведь?

– Ты не упал в пропасть. Ты на дереве повис, – она рассмеялась. – Точь-в-точь, как енот.

Вернон выдал в ее сторону кислейшую гримасу, потряс головой и пошел прочь.

– В один прекрасный день я очнусь от этого кошмара. Только поскорее бы.

Крампус положил мешок на пол посередине комнаты.

– Все – сюда, ко мне, – он поднял копье над головой. – Оно у меня! – шауни сгрудились вокруг него. – День, которого мы ждали столетиями, наконец пришел. Сегодня – день, когда я брошу Бальдру вызов. Сегодня – день, когда я заставлю его заплатить за все его преступления! – он обвел взглядом их лица; глаза у него сверкали. – Сейчас я расскажу вам, почему вам ни в коем случае нельзя повторять моих ошибок – жалеть это чудовище. Почему его следует уничтожить, как бешеную собаку.

Крампус положил руку Джессу на плечо.

– Джесс, я рассказал тебе о его притворстве, и о том, как он подражал святому Николаю, но его коварству не было конца. Позволь мне поделиться с тобой этой историей, довести рассказ до конца.

Джесс покачал головой.

– Остановить я тебя все равно не смогу, правда?

Повелитель Йоля нахмурился, и Джесс уже подумал было, что он зашел слишком далеко, но тут губы Крампуса медленно раздвинула улыбка.

– Нет… нет, не можешь. Никто не может меня остановить. Больше не может. Эта история будет рассказана… Рассказана много раз, пока весь мир не узнает правду.

Крампус стиснул копье обеими руками.

– Это история предательства, история душонки без совести и стыда, не знающей иных побуждений, кроме собственных слепых амбиций. Потому что даже после того, как я ввел его в мой собственный дом, побратался с ним, после всего, что я для него сделал, он все же предал меня, предал весь Асгард, – глаза у Крампуса горели. – Он украл у меня все, запер меня в подземелье. Но было ли ему этого достаточно? Нет. Он хотел большего, он хотел, чтобы даже имя мое было стерто с лица земли. Он думал, что может заставить их забыть… Забыть Йоль и его Повелителя, – Крампус расхохотался. – Но он недооценил силу моего духа, и даже в пятнадцатом веке еще оставались те, кто поддерживал старые традиции, кто почитал меня.

И это не нравилось нашему милому, обожаемому всеми Бальдру. Он решил, что с этим надо что-то делать. И вот на Рождество он заковал меня в кандалы и велел вынести из крепости. Он посадил меня на трон из гнилых овощей, укрепленный на повозке, которую тащили два козла. Он примотал мне к руке вилы, а на шею повесил ожерелье из козьих языков. Одел своих рабов в грязные шкуры, рогатые маски и цепи. И они провезли меня по всем городам и весям, с плясками и гримасами, кривляясь и бодаясь, будто тупые животные, высмеивая меня и все, что за мной стояло. И Бальдр, все так же притворяясь святым Николаем, кричал: «Узрите – вот он, дьявол, вот он, Крампус. Это просто старый, глупый козел!» И селяне швыряли в меня грязью и навозом, а их дети тыкали в меня палками. А я был так измотан и слаб, что только и мог, что голову повесить. Но ему и этого было мало, он же знал всю силу лжи. Он напечатал плакаты, изображавшие меня, великого Повелителя Йоля, в виде мелкого злобного беса, безобразного шута, и развесил их повсюду. И это продолжалось год за годом, и он поклялся мне, что этому не будет конца, пока… Пока я не раскрою ему секрет мешка.

Но конец наступил, где-то в начале шестнадцатого века, как мне кажется – трудно сказать, потому что, как ни горько мне это говорить, к тому времени я потерял счет годам. И как раз тогда, когда я думал уже, что он обо мне забыл, он явился ко мне в темницу. Вот только я не узнал его – по крайней мере, не сразу узнал. Подевался куда-то образ изможденного, благочестивого святого, и передо мной стояла плотная, жизнерадостная фигура в каком-то смехотворном костюме. На нем был плащ в пол, поверх какого-то халата, все – сплошной алый бархат, отороченный белым мехом. Черный широкий ремень поперек живота и высокий колпак с золотыми звездами на голове. Волосы и бороду он отпустил так, что они падали ему ниже плеч. Выглядел он как какой-то полоумный волшебник.

Он сказал, что теперь его зовут Фазер Кристмас, и сообщил, что подчинил себе мешок Локи, поэтому дьявол ему больше не нужен… Что пришло время Крампусу по-настоящему кануть в забвение. Его слуги связали меня и посадили в сани. И он отвез меня по воздуху на новый, только что открытый континент под названием Америка, в самые дикие, самые темные горы, и приковал меня в пещере под скалой, где никто никогда не смог бы меня найти, и оставил меня там гнить.

Крампус покачал головой.

– Но я не сгнил. Нет, потому что я пел свою песнь лесу, и лес меня слушал, – он указал на шауни. – Великий народ шауни нашел меня и поддержал в час нужды. И я ждал. Сидел там пять сотен лет и ждал одного-единственного момента. Я ждал, когда я буду свободен, я ждал, когда я смогу убить Бальдра.

Крампус повернулся к Джессу:

– И каждый, каждый день я размышлял над тем, как это может быть сделано. Как я смогу спастись, как смогу убить существо, которое нельзя убить. Время шло, и европейцы захватили Америку, а я велел моим Бельсникелям приносить мне газеты и книги, и так я мог следить за его делами, наблюдать, как его ложь распространялась по всему свету. Я составлял графики, я размечал карты, я прослеживал его маршруты, пока, наконец, я не понял его метод, его путь. И вот, когда все сошлось, и он прибыл наконец в Гудхоуп, я был готов. Да… Готов.

А теперь я готов с этим покончить, покончить с его царством лжи. Я готов забрать обратно то, что по праву мое!

Крампус воздел копье к небу и завыл. Шауни, задрав головы, присоединились к нему, а потом и волки тоже. Леденящий душу, неземной звук заметался эхом по старой церкви, так, что у Джесса волосы встали дыбом. Чет, Генерал и Вернон наблюдали за происходящим с несчастным видом.

Джесса помимо воли пробрала дрожь. «Мы что, в самом деле собираемся убить Санта-Клауса?»

* * *

Крампус стоял над мешком Локи, в кругу своих Бельсникелей. «Девять сердец гонят по жилам мою кровь, а девять – магическое число, – думал он. – Никогда я не чувствовал себя настолько живым».

Он оглядел своих воинов. Шауни, вооруженные ножами, пистолетами, копьями, гордые и верные, с пятнистой угольно-черной кожей, в масках, с рогами на головах, в лохматых шкурах – всё в его честь. Изабель, его храбрый маленький лев, с обрезом в руках; она умудрялась выглядеть свирепо даже в этой своей смехотворной шапке. Вернон, угрюмый, как всегда, сжимал в руках одно из этих новых автоматических ружей. Джесс стоял босой, в порванной, запачканной его собственной кровью одежде. И все же сочинитель песен смотрел на него прямо-таки с нетерпением, хотя – Крампус был уверен – не из-за предстоящего им приключения, а из-за человека, которого музыкант называл Диллардом. Было в Джессе что-то такое, что нравилось Крампусу: быть может, его дерзость, или та плутоватая искорка, которая вспыхивала у него в глазах, когда он улыбался. Он надеялся, что молодой человек вернется живым, но уверенности в этом быть не могло. Крампус никогда не был в замке Бальдра, и понятия не имел, что их там ожидало. Будет ли Бальдр их ждать? Вполне вероятно. Невозможно было предугадать, какие хитрости и ловушки могут быть у него в запасе. Но будет ли Бальдр знать о копье? Крампус стиснул древко покрепче. «Нет. Это будет для него сюрпризом».

Он остановил взгляд на Джессе, Чете и Генерале.

– Я приказываю вам поднять руки, – все трое повиновались. – В ваших жилах течет моя кровь. Я – ваш хозяин. Я приказываю вам во всем следовать моей воле, всегда быть рядом со мной, защищать меня любой ценой, даже ценой своей собственной жизни. А теперь поклянитесь в этом.

И они поклялись – выбора у них не было.

– Хорошо, – сказал Крампус и вручил Чету и Генералу по пистолету. Джессу он к тому же отдал его револьвер и винтовку. – Пора выдвигаться.

– Куда? – спросил Вернон.

– В Испанию.

– В Испанию? – повторил недоуменно Джесс и посмотрел на остальных, но никто явно тоже ничего не понимал.

– Да, к замку Бальдра. А где, ты думал, он живет? На Северном полюсе? – Крампус презрительно фыркнул. – Как легко люди ведутся на его ложь. Наш веселый старичок-эльф холода не любит. Он поселился у моря, в теплых краях, и живет там уже много столетий. Но с сегодняшнего дня все изменится. После того, как мы сожжем его твердыню дотла.

– Пешком дотуда не близко, – отметил Джесс.

Крампус улыбнулся.

– Шутишь, как всегда. Мы не пойдем пешком, – он кивнул на мешок. – Я открою дверь, и мы пройдем сквозь мешок.

Дошло до них не сразу, и не до всех одновременно. Но было ясно, что большинство из них осознали ситуацию.

– Там будет ночь, а темнота – наш друг. Я буду посылать вас одного за другим, а потом последую за вами, и вместе мы уничтожим все, что ему дорого. У него может быть стража: эльфы, звери, еще что-то, чего я не знаю. Если они заметят вас – убивайте. Будьте беспощадны, потому что вас никто щадить не будет. Неудача будет означать смерть для всех нас, потому что отступление будет невозможно: мешок останется здесь.

Все посмотрели на мешок. «Да, милосердия от Бальдра ждать не придется, только не в этот раз, – Крампус сделал глубокий вдох. – Я готов. Так или иначе, я готов к тому, что должно быть сделано».

Он взял мешок, достал оттуда флягу меда, сколупнул воск и сделал большой глоток. Утер губы рукой и передал флягу Бельсникелям, которые пустили ее по кругу.

Затем Крампус вновь открыл мешок и заглянул в его темные глубины. «Пора открывать дверь». Вот только он не знал, куда. Он никогда не был в замке. Ему нужен был какой-то предмет, что-то, за что можно зацепиться, ориентир для мешка. И нужно, чтобы это было спокойное место, где бы их не сразу заметили.

– А есть план, как нам попасть обратно? – спросил Джесс.

– Обратно мы полетим в санях, – ответил Крампус и вдруг понял, что сани-то и были ответом. «Да. Я заставлю мешок найти сани. Те, старые, в которых он отвез меня в Америку. Они, скорее всего, хранятся где-нибудь в стойлах, а это хорошее место, чтобы начать, – он задумался, а существуют ли эти сани до сих пор. – Есть только один способ это выяснить».

Крампус закрыл глаза, связался с мешком, почувствовал его пульс. Как просто это было теперь, когда к нему вернулась его сила, легко – почти без усилий. Он подумал о древних санях, вызвал их образ у себя в воображении, и мешок отозвался. Он увидел небо, и сердитое море, и крепость – только мельком, но и этого было достаточно, чтобы понять: это был не замок пряничных человечков и веселых снеговиков: над волнами высились массивные, величественные белые стены. Вот они… Сани!

Крампус открыл глаза.

– Дверь открыта.

Он вышел из круга и подошел туда, где лежали рядом два волка. Присев на корточки, погладил их густой мех.

– Гери, Фреки, нам надо идти. Стерегите мешок. Никого к нему не подпускайте. Если учуете Санту – значит, мы потерпели неудачу. – Гери тихо заскулил. – В таком случае я желаю, чтобы мешок был разодран на части. Понимаете? – Фреки тявкнула.

Крампус встал, поглядел на мешок. Все было готово. Он взял копье, пробежался пальцами по наконечнику, в сотый раз проверяя его остроту, и сделал глубокий вдох. «Пора забрать то, что по праву мое».

* * *

Санта-Клаус взял с полки у себя в кабинете маленький, переплетенный в кожу томик, и осторожно положил на стол; прикоснулся к знаку, вытесненному на обложке. Ласково провел пальцами по истертой, потрескавшейся коже и раскрыл книгу. Он осторожно перелистывал хрупкие пергаментные листы, пока не добрался до грубоватого изображения худого, сурового, бородатого человека с крючковатой пастушеской палкой. Санта-Клаус провел пальцем по шероховатому пергаменту, читая надпись под картинкой.

– Доброта – сама себе награда, – прошептал он.

Он поглядел в окно, которое выходило на Средиземное море. На волнах танцевали последние лучи света. Он закрыл глаза, вдохнул теплый соленый воздух и заставил себя вспомнить. Вспомнить пламя, обратившее в прах его темницу, вспомнить крики, что звучали повсюду, когда Рагнарёк пожирал всё и вся в Хеле, в Асгарде, вспомнить, как душа его жены горела у него на глазах.

– Пламя лизало плоть мою, – прошептал он, обращаясь к книге. – Но не было конца, не было облегчения моим мучениям. Я стоял и смотрел, пока все не сгорело дотла, пока я не остался совершенно один – единственная душа среди целого мира, сплошь покрытого пеплом и горелыми костями.

Господь Бог, Единственный Бог надо всеми, послала за мной своих ангелов, валькирий, и они отнесли меня в Мидгард, и оставили меня там, обнаженного, бродить по земле. Годами я скитался безо всякой цели. Я отказался от еды и питья, я отдался на волю стихий, в надежде на смерть. Я даже бросался со скал, и все зря, потому что плоть моя не умирала.

Крампус нашел меня и вынудил меня служить себе. Я, сын Одина, стал рабом какого-то демона низшей касты. Мне было все равно; я ничего не чувствовал, ничего не желал. В пустоте сердца и души моей я верил, что это и есть моя судьба, мое наказание, что я был избавлен от небытия, чтобы мучиться, искупая не только собственное тщеславие и самонадеянность, но и грехи всех моих предков.

Я запутался, я был мертв во всех отношениях, кроме как во плоти. – Он осторожно закрыл книгу и прижал ее к груди. – Твои слова, святой Николай, нашли мою душу, напомнили мне о тех днях до Рагнарёка, до Хеля, до всех этих интриг, до предательства и мелочных игр богов. О том времени, когда я бродил по миру, благостный и милостивый к людям, и не искал ничего, кроме простых радостей – помогать униженным и угнетенным. Единственное время, когда я знал счастье.

– Я так и думала, что найду тебя здесь.

Санта обернулся.

В комнату вошла худощавая женщина с распущенными белыми волосами и лицом, у которого не было возраста. На ней было темно-алое, расшитое золотом платье. Она взяла у него книгу, поставила обратно на полку.

– Тебе не нужно учение мертвого святого, чтобы понять, что у тебя на сердце.

– Иногда я забываю, – ответил Санта. – Игры богов нагоняют тоску по прежним, простым временам.

Она прикоснулась к его руке.

– Твоя доброта не имеет целью доставить богам удовольствие. Это в твоей природе.

– Правда. Нет для меня радости больше, чем нести людям надежду и радость. Но радует ли меня, когда я слышу свое имя в песне, вижу, как мой образ славят по всей земле? Да. Должен признать, я жажду этого, и не будет мне покоя, пока каждый не будет петь мои песни.

– Тщеславие – грех твоей доброты. И что с того? Никто не требует от тебя святости. Доброта всегда благородна, каковы бы ни были ее мотивы.

– Единственная правда, которая мне известна, – только когда я лечу по миру, раздавая подарки, я забываю боль от ушедшего. Только это и имеет значение, только это, кроме самих богов и того места, которое они уготовили мне в своих замыслах.

– Он идет.

– Крампус?

– Кости говорят.

– Я знал, что он придет.

– Полагаю, это будет скоро.

– Я готов, – Санта взял стоявший в углу меч, крутанул его над головой и положил на стол. – Кости раскрыли тебе другие тайны?

– Нет. Ты его боишься?

– Он не может причинить мне вреда. Боги об этом позаботились.

– Так почему тогда я вижу тревогу на твоем челе?

– Я тревожусь о мешке. Он может как-то повредить его. Не знаю, где я смогу раздобыть такой же.

– Тогда тебе надобно проследить, чтобы он не сбежал.

– Он не сбежит. Только не на этот раз. Коварство Локи, наконец, погибнет – вместе с ним.

Глава одиннадцатая Темные искусства

Крампус открыл мешок пошире; Джесс увидел клубящуюся внутри тьму. Повелитель Йоля кивнул, и Маква сунул внутрь одну ногу, потом вторую, потом скользнул вниз по пояс. Крампус, поддернув мешок, закрыл его над головой Маквы, и – великана не стало. Братья, Випи и Нипи, последовали за ним без колебаний, и никакие приказы им не понадобились. Следующей была Изабель, потом Вернон, который метнул на Крампуса крайне раздраженный взгляд, но полез в мешок, не сказав ни слова.

Крампус посмотрел на Чета с Генералом. Генерал сделал шаг назад; на его лице явственно отражался страх. Он помотал головой:

– Нет, сэр, я туда не полезу.

– Ты только пыжиться умеешь, правда? – сказал Джесс, презрительно усмехнувшись. – Мне всегда было ясно, что без своего клана ты – ноль без палочки.

Генерал, похоже, его даже не слышал. Он неотрывно смотрел на мешок. Джесс отпихнул Генерала в сторону и ступил вперед – ему хотелось одного: поскорее покончить со всей этой бодягой. Мед горячил ему кровь, и он чувствовал себя немного сумасшедшим, безумным, будто в любой момент он мог слететь с катушек, и это чувство ему нравилось. Он ступил в мешок, вдохнул поглубже – с дыханием у него все еще были некоторые сложности, но боль явно уходила. Сунул внутрь вторую ногу.

Крампус положил руку ему на плечо.

– Настало время все исправить.

– Смотри, чтобы нас всех там не поубивали, – ответил Джесс и скользнул в мешок.

Какое-то мгновенье он не чувствовал под ногами земли, но ощущение было не как при падении: он будто скользил вниз по бархатной горке. Секунду спустя Джесс приземлился на пятую точку. Под ним оказалась сравнительно мягкая грязь и рассыпанное сено. Он моргнул, и мир вокруг обрел резкость. Была ночь, и было тепло. Джесс никогда в жизни не бывал у моря, но сразу понял, что пахло именно им. Он услышал далекий шум волн, разбивающихся о скалы, и встал.

– Пригнись, – прошептала Изабель, и потянула его за руку вниз, в стойло, куда они попали. Бельсникели скорчились за низкой стенкой какого-то загона, где, кроме них, стояли только старые зеленые сани. Они осторожно выглянули во внутренний двор, окруженный со всех сторон белыми каменными стенами футов по крайней мере в двадцать высотой. Вокруг не было ни души, но на стенах, ярдах в пятидесяти друг от друга, мерцали газовые фонари. Загон был пристроен к стене какого-то большого здания. Джесс чувствовал запах сена и навоза и подумал, что это, должно быть, были стойла. По другую сторону двора стояло величественное здание с башенками и арками, сложенное из того же белого камня, что и все кругом, но под красной черепичной крышей.

Из воздуха прямо перед носом у Джесса свесилась нога в ковбойском сапоге. Секунду спустя перед ним шлепнулся на задницу Генерал. Дико озираясь, он тыкал во все стороны пистолетом. Джесс, опасаясь, что Сэмпсон начнет палить в белый свет, как в копеечку, прыгнул вперед и потянул его вниз, за стенку. Вскоре после этого появились и Чет с Крампусом. Крампус встал, выпрямившись во весь рост, упер руки в боки, оглядывая двор. Он заметил старые сани, вошел в загон, и провел рукой по растрескавшимся от старости доскам.

– Это мое, – сказал он тихо. – Он украл их. Одна из многих вещей, которые он у меня украл. Одна из многих вещей, которые я пришел вернуть себе. Идем, – он вышел из стойла и пошел по вымощенной булыжником дорожке; Бельсникели последовали за ним. Он остановился перед конюшней, внимательно оглядел строение.

– Сойдет, – Повелитель Йоля осторожно приоткрыл одну створку высоких ворот и заглянул внутрь. – Да, это идеально. Чет, я хочу, чтобы вы с твоим дружком-троллем стояли на страже тут, снаружи. Предупредите нас, если кто-то покажется. Это приказ.

Чет кивнул, но у Генерала по-прежнему был потерянный вид; он так и рыскал глазами во все стороны. Джесс был уверен, что этот человек провалит всю операцию, и не понимал, зачем Крампусу оставлять этих двоих здесь совсем одних.

Крампус вошел в конюшню; Джесс, шауни, Изабель и Вернон – все последовали за ним. Внутри, на полке, мерцали два газовых фонаря, отбрасывая длинные, колеблющиеся тени. Вдоль стен изнутри, вторым этажом, шла галерея, где хранилось сено. Галерея открывалась в высокий внутренний проход, шедший посередине. Стойла начинались примерно на середине здания, так что перед входом оставалась широкая площадка для загрузки, разгрузки и прочих работ. Крампус неторопливо прошагал на середину площадки и встал там с копьем наготове. Джессу он в этот момент показался похожим на какого-то дьявольского гладиатора, вышедшего на арену.

– Найдите укрытие, – сказал Крампус, указывая на стойла. – Все – на одну сторону, чтобы не перестрелять друг друга.

У Джесса возникло чувство, что Крампус продумал все гораздо более тщательно, чем можно было предположить. По крайней мере, Джесс на это надеялся. Он последовал было за остальными Бельсникелями, как вдруг уловил движение вверху, на галерее. Прищурившись, Джесс вгляделся в тени, мимоходом поразился своей новообретенной способности видеть в темноте, но так никого и не увидел. Он покосился на Крампуса. Тот кивнул.

– За нами следят. С тех самых пор, как мы сюда прибыли.

Джесс сглотнул. Обстановка быстро накалялась.

Джесс спрятался за гигантский столб, выступающий из стены, и принялся ждать сам не зная чего. Изабель и Вернон нашли укрытие за штабелем ящиков, а шауни притаились в соседнем с Джессом стойле. Где-то заблеял козел. Джесс оглянулся. На него, высунувшись из своих стойл, смотрели несколько оленей. Животные в возбуждении фыркали и били копытами. Джесс поставил винтовку к стене, чтобы легко было дотянуться в случае чего, вынул из-за пояса револьвер и принялся проверять барабан, и тут снаружи послышались выстрелы, а потом – вопль. Джесс подскочил на месте, чуть не выронив пистолет. Ухватившись в последний момент за рукоятку, он направил пистолет в сторону двери как раз в тот момент, когда там опять начали стрелять. Секунду спустя что-то с оглушительным грохотом врезалось в дверь. Внутрь ворвался Чет, запнулся, упал и покатился по земле, выронив оружие.

– Твою мать! – заорал он, хватая пистолет и одновременно вскакивая на ноги. Крампус схватил его за плечи.

– Он там, снаружи! – вопил Чет. Он рвался из рук Крампуса, стараясь извернуться и поглядеть себе за спину. – Я в него попал. Мы оба попали. Прямо в голову… В грудь. А ему хоть бы хны! Даже не притормозил!

– Иди к остальным, – сказал Крампус и отпустил его. Джесса поразило, каким спокойным был его голос. Чет метнулся к стойлам, спрятался за тот же столб, что и Джесс.

– Нам крышка, на хрен, – сказал он, обращаясь к Джессу. Грудь у него так и ходила ходуном; дыхание было тяжелым и прерывистым. – Он… Его просто не остановить. Это монстр. Настоящий, живой монстр!

Джесс поймал себя на том, что его дыхание тоже участилось, и ему страшно захотелось еще глоточек меду. Сверху, над их головами, послышался топот маленьких ног, и он разглядел несколько мальчишеских силуэтов, сновавших между потолочными балками.

– Вот дерьмо, – сказал он, отложив пистолет и взяв винтовку. – Мы тут у них как на ладони.

Но сверху никто не стрелял, только посверкивали чьи-то глаза.

– Не нравится мне это, – сказал Джесс, беря их на мушку. – Совсем не нравится.

Что-то влетело в дверь, упало и покатилось по усыпанному соломой земляному полу прямо к ногам Крампуса. Это была голова Генерала – срезанная чисто, явно одним ударом. Глаза у головы были выколоты. Во рту у Джесса пересохло, сердце грохотало в груди. Он совершенно забыл о тенях под балками, и мог только смотреть на кровавые дыры, бывшие когда-то глазами Генерала.

– Тв-в-вою мать, – прохныкал Чет.

– Крампус! – донесся снаружи громоподобный голос. – Твое время вышло!

Крампус улыбнулся, поглядел назад, через плечо.

– Оставайтесь на местах. Смотрите за балками. И не тратьте пуль на нашего милого старого друга Санта-Клауса.

Сквозь щель между створками ворот Джесс увидел приближающийся темный силуэт. Фигура была слишком массивной, чтобы протиснуться между створками, так что пришелец просто ухватился за огромные створки и безо всякий усилий распахнул их настежь. Без сомнений это был он, Санта-Клаус, Бальдр. Он стоял в мерцающем свете фонарей с выражением абсолютной уверенности на лице. Он пришел не сражаться за свою жизнь, нет – он пришел раздавить ничтожного паразита. Как далек он был от пухлого, веселого Санты на картинке со старой рекламы кока-колы – дальше, казалось, и некуда. Джесс даже едва узнал в нем того человека, бежавшего тогда, давным-давно, по занесенному снегом трейлерному поселку. Стоявшее сейчас перед ним существо походило скорее на князя викингов. В ушах у него были золотые кольца, седые волосы завязаны узлом на макушке, длинная, заплетенная в косы борода лежала на широкой, как бочка, груди. На нем были красные кожаные штаны до колена, чулки и ботинки с загнутыми носами и широкими медными пряжками; толстые кожаные наручи охватывали запястья, а талию и грудь пересекали широкие кожаные ремни с подкладкой из белого меха. Ростом он был куда меньше Крампуса, но очень плотный, массивный: сплошные мышцы, как у быка, с широкой, мощной шеей, запястьями и лодыжками. Руки и плечи у него были такие, что он, наверное, мог перерубать доски ребром ладони. В руках у него был меч; с широкого, прямого лезвия капала кровь. Там, где в него попали пули, лицо и грудь Санты пятнала пороховая копоть, но ран не было и следа.

Санта-Клаус закрыл за собой тяжелые створки и задвинул засов, так, что все они оказались взаперти. Он покачал головой с выражением лица человека, перед которым стоит простая, но крайне неприятная задача.

– Крампус, ты начинаешь меня утомлять.

* * *

Диллард отодвинул засов и открыл дверь в подвал. Линда сидела на середине лестницы, спиной к нему, со спящей Эбигейл на руках. Губа у нее распухла, по щеке расползался уродливый кровоподтек. Он старался не смотреть на ее щеку, старался представить, что этого нет. Он вздохнул.

– Может, попытаемся все уладить? Что скажешь?

Она не ответила, только медленно поднялась на ноги, прижимая к себе Эбигейл. Девочка проснулась, увидела Дилларда и спрятала лицо на груди у матери. Линда решительно поднялась по ступеньками и попыталась протиснуться мимо Дилларда.

Тот не сдвинулся с места.

– Отойди! – прошипела она.

– Думаю, будет лучше, если мы поговорим.

Она вжалась спиной в стену, отказываясь смотреть на него. Он видел, как она дрожит, сдерживаясь изо всех сил.

Он потянулся к ним, погладил Эбигейл по волосам.

– Линда, я хочу, чтобы ты понимала: я сделал то, что сделал, потому что иначе было нельзя… Мне нужно было защитить тебя, защитить твою малышку. А вот Джесс – он конченый человек. Он сам навлек это все на свою голову. Ты это знаешь. Слишком далеко зашел, с Генералом. Этого уже не исправишь, с этим покончено… Ни ты, ни я, не можем ничего с этим поделать. Разве что Иисус может ему помочь. Пора подумать о том, что лучше для тебя и для Эбигейл.

Линда метнула на него взгляд, исполненный такой ярости, что Диллард даже моргнул.

– То, что ты сделал, – сказала она, – все равно что убийство. С тем же успехом ты мог бы сделать это своими руками. Никакой разницы.

Диллард стиснул зубы, борясь с волной чувства, поднимавшегося в груди.

– Мне надо кое-что для тебя прояснить… Так, чтобы все было предельно ясно. Генерал становится опасен, когда думает, что кто-то может начать болтать про его дела. И если тебе взбредет в голову начать говорить о том, что случилось с Джессом, если ты хоть единое слово кому скажешь, я ничего, черт возьми, не смогу сделать, чтобы вы с Эбигейл остались в живых. А после того, что ты ляпнула при Чете и Эше – насчет шерифа, – они будут за тобой приглядывать, в этом можешь быть уверена.

Она покачала головой, все так же глядя в стену.

– Господи, Линда! Ну как же ты не понимаешь, что я все делаю для того, чтобы вы были в безопасности? Неужели так трудно попытаться это понять?

– Да неужели? Ты что, шутишь? – его поразило, сколько яда было в ее голосе.

Диллард заставил себя посмотреть на ее распухшую губу. «Ну почему со мной всегда происходит одно и то же?»

– Я… Прости меня, – сказал он. – Прости, что сорвался. Я очень жалею об этом. Сильнее, наверное, просто невозможно. Я бы все сделал, чтобы этого не было. Правда, Линда. Просто все вышло из-под контроля… Это больше никогда не повторится. Я клянусь тебе. Богом клянусь.

У Линды задрожали губы; она вытерла глаза.

Диллард подумал, что, может, ему хоть отчасти удалось до нее достучаться. Он очень на это надеялся.

– Прямо сейчас у тебя есть право меня ненавидеть, но я надеюсь, что этого не будет. Может быть – не обязательно прямо сейчас – ты сможешь меня простить. Все, что я прошу – помни: все решения, которые были приняты мною, плохие и хорошие, были приняты ради тебя, детка.

Он подождал с минуту, надеясь, что она что-нибудь скажет. Она молчала.

– Послушай, – сказал он. – Что бы ты насчет меня ни думала, все же будет нужно, чтобы ты побыла здесь еще несколько дней… Пока ситуация с Генералом не станет немного поспокойнее. Это даст мне время убедить его, что ты все правильно понимаешь. И если после этого ты захочешь уйти… Что ж… Я тебе дорогу не заступлю. Но, Линда… Я надеюсь, ты останешься. Я все еще надеюсь, что мы сможем построить жизнь вместе.

Лицо у Линды было совершенно каменное, и он не увидел ничего для себя в этих глазах, ничего. У Эллен был тот же самый взгляд, будто какая-то ее часть просто отключилась, умерла. Он не мог больше выносить этого ни секунды, ему было страшно, что он сорвется опять.

– Мне надо уйти. Я недалеко. Если увидишь, что кто-то из Боггзов ошивается неподалеку, звони мне немедленно.

Оставив их на лестнице, Диллард пошел обратно в прихожую и надел куртку. Похлопал по карману, проверяя, там ли еще ключи Линды, и вышел на улицу.

* * *

– Зачем ты явился сюда? – спросил Санта низким, глубоким голосом.

– Ты прекрасно знаешь ответ на этот вопрос, дорогой мой старый друг, – ответил Крампус; его хвост метался из стороны в сторону, как у кошки во время охоты.

– Ты мог бы затеряться в глуши. Прожить жизнь в лесах, – Санта говорил совсем негромко, но его голос разносился по всей конюшне. – А вместо этого ты досаждаешь мне… Вынуждаешь меня поднять на тебя руку. Заставляешь убивать тебя, хотя у меня нет ни малейшего желания это делать.

– Убить меня? Ты не находишь, что это звучит немного самонадеянно?

Санта покачал головой:

– И почему род Локи не знает ничего, кроме злобы? Я выказал тебе доброту, я попытался показать тебе истину, попытался спасти тебя от тебя самого. Я дал тебе все возможности.

– Бросить меня прикованным под землей – что-то я не вижу здесь доброты.

– Жалость сделала меня слабым. Теперь я понимаю, что должен был убить тебя и избавить тем самым от страданий. Но, видишь ли, я провел века в темнице твоей матери. Те годы в Хеле дали мне возможность лучше понять себя, дали время для размышлений о последствиях принятых мною решений. Я понадеялся на то, что одиночество даст тебе ту же самую возможность – возможность увидеть хоть что-то, кроме себя.

– Твой рот извергает дерьмо, точно свиная задница. Ты не нашел себя в Хеле, ты там себя потерял. И это я пытался тебя спасти, я привел тебя к себе домой, попытался помочь тебе найти смысл жизни, исцелить твою израненную душу. Истина в том, что ты приковал меня в той дыре по одной-единственной причине – ты надеялся, что я буду забыт и уйду в небытие, и дух Йоля уйдет вместе со мной.

Санта пожал плечами.

– Йоль мертв. Это все в прошлом. Людям нужен путь к просветлению, к освобождению от мелочей повседневной жизни, им нужно что-то помимо тех ограничений, которые накладывает плоть. Жизнь коротка, но посмертие вечно. Я не знаю призвания выше, чем быть проводником на этом пути. Я предлагал тебе возможность стать частью этого.

– Ты поклоняешься смерти. Ты и все Единые боги. Они соблазняют род людской своими обещаниями посмертного блаженства, и те становятся слепы к земным радостям, которые у них перед носом. Как можно достичь просветления, если жил не в полную силу?

– Твои слова – еще одно доказательство того, что тебе не место на Божьей земле.

– Земля не принадлежит никакому богу! Матушка-Земля – богиня сама по себе. Ты что, все позабыл? Притворяешься, что не видишь, как она гибнет под твоими ногами? Или тебе плевать? Она нуждается в перерождении, в том, чтобы дух Йоля исцелил ее. Ты говоришь о просветлении для человечества, но без нее человечества просто не будет!

– Несчастное, глупое существо! Земля – лишь камень, несущийся в мировом пространстве. Ты превратился в жалкое напоминание о временах, что давно мертвы. То, что я должен сейчас сделать – проявление милосердия, так не будем это откладывать. Ты здесь, в моих руках, и спасения нет. Преклони колени, и я подарю тебе быструю смерть.

– Какое благородное и крайне соблазнительное предложение, – усмехнулся Крампус. – Но я считаю, это тебе надо встать на колени.

– Безумец, ты не можешь причинить мне вреда!

Крампус рассмеялся.

Санта нахмурился. Крампус заметил, что соперника раздражает его веселье, и расхохотался еще сильнее.

– Очевидно, что пять веков в той дыре повлияли на твой рассудок.

Крампус оскалился.

– Пять веков в той дыре сделали все кристально ясным, как весенние ручьи Асгарда. Или ты забыл Асгард? Забыл лицо матери, отца? Забыл свое собственное имя? Ну, так я пришел, чтобы тебе об этом напомнить.

Санта сжал губы.

– У тебя на руках кровь, – продолжал Крампус. – Сколько ее? Скольких ты убил, чтобы подчинить мешок Локи своей воле?

– Мне надоела твоя болтовня, – сказал Санта и прянул вперед, взмахнув своим огромным мечом – широкий, мощный размах, великолепный удар, призванный снести Крампусу голову с плеч. Но Крампус отпрыгнул в сторону, и удар, предназначенный для его шеи, обрушился на пол. Меч увяз в земле.

Санта явно не был готов к тому, что Крампус проявит подобное проворство. Он рывком высвободил меч, и занес его опять. Крампус не двинулся с места; он направил на Санту копье.

– Пора напомнить тебе, кто ты такой!

Санта покачал головой. Вид у него был чуть ли не скучающий.

– Ну и зачем тебе понадобилось устраивать этот балаган? Ведь должен же ты сознавать, что все твои усилия абсолютно бесполезны? Попытайся хотя бы достоинство сохранить.

– Тебе еще многое предстоит узнать, – прошипел Крампус. – За многое ответить. Я здесь для того, чтобы это произошло. За Хугина и Мунина, за Гери и Фреки, за всех, кого ты использовал, а затем бросил, как ненужный хлам, за всех, кого ты предал, кто истекал кровью ради твоих амбиций. Но больше всего… за меня.

Санта бросился на него, замахиваясь своим огромным мечом. Крампус пригнулся, скользнул под меч, выпрямился как раз в тот момент, когда Санта неся мимо, как пушечное ядро, сделал один быстрый выпад и отскочил.

Санта повернулся, готовый к следующей атаке, но вдруг заколебался, и на лице у него появилась неуверенность, а потом – самое настоящее недоумение. Он опустил меч; посмотрел на руку. Плечо пересекала тонкая красная линия, которая под его взглядом становилась все шире. Алая капля, набухнув, скатилась вниз, упала с пальцев. Санта притронулся к порезу, посмотрел на кровь у себя на пальцах.

– Что это за шутки?

– Видел бы ты свое лицо! – сказал Крампус. – Это зрелище стоит всех тех лет под землей.

Санта попробовал кровь на вкус.

– Это невозможно.

– У здания, построенного на лжи, фундамент слабый, дорогой мой старый друг.

Санта молча смотрел на него. Он все еще не понимал.

– Ты что, не видишь? Ты лгал самому себе так долго, что забыл правду? Подумай. Вспомни.

И тут Крампус увидел это – как удивление перерастает в тревогу.

– Да. Да, – усмехнулся Крампус. – Санта-Клаус, может, и неуязвим, но Бальдр – нет!

Крампус поднял копье так, чтобы свет фонаря отразился от древнего металла, и послал зайчик Санте в лицо.

– Ты мог одурачить мир, одурачить самого себя, но это ты одурачить не сможешь.

Санта, сощурившись, вгляделся в копье, и его брови сдвинулись.

– Как? Оно было уничтожено! Один велел его уничтожить.

– Очевидно, он этого не сделал. Я нашел его на дне моря, среди твоих костей. Среди костей Бальдра.

Глаза у Санты распахнулись, и недоумение у него на лице сменилось шоком, обидой, а потом – впервые – Крампус увидел в его глазах страх. Санта отступил на шаг, бросил взгляд в сторону ворот.

Крампус расхохотался – громко, раскатисто.

– Ну, кто? Кто теперь в ловушке? – Повелитель Йоля выпрямился во весь рост и сделал глубокий вдох, ощущая, как сердце радостно грохочет у него в груди, переполненное ожиданием возмездия. Он оскалился, растянув черные губы, обнажая острые длинные клыки. Высунул язык и щелкнул хвостом. А потом прыгнул на седобородого богатыря, и его смех сменился рычанием.

Санта, казалось, пребывал в шоке, будто человек, потерявший дно под ногами и при этом забывший, как надо плавать. Он поднял меч, но было слишком поздно – Крампус отбил его защиту и нанес ему удар в руку. И теперь это была не царапина: копье пробило плоть до самой кости.

Санта испустил безумный вой, исполненный ярости и неверия, и пошатнулся, чуть не выронив меч.

Крампус отскочил с изящным разворотом, чуть ли не танцуя.

– Как ты сладка, месть! О, как ты сладка!

Санта стиснул рану, глядя в ужасе на брызжущую между пальцев кровь.

Крампус скакал с ноги на ногу, на носочках, точно тореро, ухмыляясь и хихикая.

Санта начал отступать к воротам, держа меч направленным на Крампуса. Тот неотступно следовал за ним, но позволил дойти до двери. Санта принялся шарить за спиной раненой рукой, нащупывая засов, не опуская меча и продолжая следить за Крампусом.

– Куда это ты собрался? – спросил Крампус. Санта облизнул губы; дюйм за дюймом он сдвигал засов. На лбу у него выступил пот.

– Ты – животное! – вскричал Санта. – Демон низшей касты, только и всего, таким был, таким и останешься!

Повелитель Йоля только фыркнул, и сделал вид, что нападает. Санта взмахнул мечом – дикий, безнадежный выпад, который не зацепил ничего, кроме воздуха. Крампус бросился вперед, и нанес удар Санте в запястье, из-за которого тот выронил меч. Клинок упал на пол между ними. Санта бросился за ним, и Крампус взмахнул копьем, поразив Санту в бедро. Легендарное копье легко прорезало ткань и плоть и впилось в кость. Крампус рывком высвободил оружие, и Санта упал на одно колено, схватившись за ногу. Сквозь стиснутые зубы у него вырвался крик. Кровь, хлеставшая из ран на руке, в запястье, из глубокого пореза на ноге, окрашивала в алый золотистую солому у него под ногами.

Крампус пинком отшвырнул меч подальше и шагнул к Санте.

– Настало тебе время заглянуть в глаза себе самому, – из голоса Повелителя Йоля исчезла всякая насмешка; его тон был серьезен. Он прижал копье к шее Санты. – Как тебя зовут?

Санта закрыл глаза. Его начало трясти.

– Как тебя зовут?

– Санта-Клаус, – еле выговорил тот.

Крампус пнул его, так что он повалился на бок, поставил ему ногу на шею и прижал копье к животу.

– Нет, твое имя – не Санта-Клаус. Не Крис Крингл[10], не Дед Мороз и не святой Николай, – он нажал на древко, и жало копья медленно вошло в плоть Санты: дюйм, два дюйма. Вокруг острия выступила кровь. – Каково твое истинное имя?

– Санта-Клаус! – вскричал Санта. – Мое истинное имя – Санта-Клаус.

Крампус с силой пнул его в живот.

– Нет! – заорал он, не в силах больше сдерживать ярость. – Фарс окончен! Твое имя – Бальдр, тот, кто предал собственных мать и отца! Предал всех Древних. Прими свое истинное прозвание – Бальдр Вор, Бальдр Предатель, Бальдр Убийца. Вот что ты такое! А теперь ты скажешь это!

Санта открыл глаза и с ненавистью посмотрел на Крампуса. В его глазах застыла решимость.

– Нет, я – не Бальдр. Бальдр мертв, и все, чем он был, мертво. Я – Санта-Клаус. Я служу богу мира и любви.

Крампус сощурился.

– Ты служишь только самому себе. Ты соткал вокруг себя мир лжи, чтобы прикрыть свои неправедные деяния.

– Кем бы я ни был в начале, его больше нет. Он мертв, он ушел в прошлое. Я был рожден заново и обрел отпущение своих грехов через сострадание и помощь людям.

– Нет! – выплюнул Крампус. – Нет! Нет! Нет! Нельзя просто взять и простить себя. Нельзя просто взять и уйти от вины. Прощение может исходить только от тех, кто от тебя пострадал. Только они могут простить твои преступления. Быть может, в посмертии, после того, как с тебя сдерут кожу в тысячный раз, тогда и только тогда ты сможешь молить о прощении! А теперь, если ты не признаешь свое истинное имя, и не попросишь о прощении меня, – я пошлю тебя к ним прямо сейчас.

– Я – Санта-Клаус. И держу ответ только перед Богом.

Крампус всадил копье в грудь Санты и надавил. Острие медленно пошло вглубь, к сердцу.

– Признай свое имя.

Санта хватался за копье, не обращая внимания на изрезанные пальцы.

– Твои усилия тщетны, – прохрипел он. – Санта-Клаус не может умереть… Он живет вечно.

И Крампус увидел, что Санта в это верит, верит всей душой. И мысль о том, что это приносит врагу утешение, была Крампусу ненавистна.

– Посмотрим, – злобно усмехнулся он и всадил копье глубже, чувствуя, как ломаются ребра, как рвется плоть, видя, как копье пронзает грудь Санты.

Глаза Санты распахнулись, изо рта хлынула кровь.

– Господь покарает… Не будет тебе места… где скрыться…

Крампус с усилием выдернул копье.

– Вот. Вот. Ты мертв! – выплюнул он. – И в этот раз ты мертвецом и останешься! – он снова занес копье и со всей силы обрушил его на шею Санты, еще, и еще, рубя и кромсая, так, что кровь и ошметки плоти летели ему в лицо с каждым ударом. Он бил и бил, пока голова Санты не откатилась прочь от тела. Повелитель Йоля всадил копье в основание черепа Санты, воздел его кверху и торжествующе потряс.

– Ну, и где твой великий бог? Где его кара? Ее нет! Потому что ты – ничтожество, пустое место, ничего, кроме одной огромной, чудовищной лжи!

* * *

Крампус швырнул голову Санты во двор, понаблюдал, как она катится по газону, а потом просто долго стоял в дверях, разглядывая звезды.

Джесс смотрел на тело и пытался как-то осознать то, что он видел, то, через что он прошел, все это – или хоть что-нибудь из этого. Что на свете и вправду существует – существовал – Санта-Клаус, и что это его обезглавленный труп лежит сейчас перед ним. «А если это был не Санта, тогда кто?» Он понимал, что должен бы испытывать шок, ужас, но чувствовал только угрюмое отупение. Слишком многое он повидал, слишком многое испытал, и где-то в глубине души он знал, что, копни он поглубже, ему придется поставить под сомнение собственную вменяемость. Все, чего ему хотелось прямо сейчас – это как-то покончить со всем этим безумием и вернуться к Эбигейл.

Краем глаза он уловил движение среди балок. Маленькие человечки, которые, как понимал Джесс, были эльфами, оставили попытки спрятаться и в ужасе, явно не веря своим глазам, смотрели вниз. Джесс огляделся и увидел, что у Вернона, Изабель и Чета на лицах было то же самое выражение глубокого шока.

Маква вышел из стойла, подошел Крампусу и указал на эльфов:

– А с этими что?

Крампус неспешно прошел обратно в конюшню и крикнул эльфам:

– Вы свободны! Возвращайтесь к себе, в леса, где ваш дом. Верните себе свою душу. Но сделать это вам придется прямо сейчас, потому что эту конюшню – как и все, что принадлежало предателю – я намерен сжечь дотла.

Человечки обменялись нервными взглядами и – один за другим – куда-то ускользнули.

– Джесс! – крикнул Крампус. – Открой стойла, освободи животных. Все остальные – тащите сюда бочки, корыта, вон ту тележку – все, что горит, – и складывайте к столбу в середине.

Пока Джесс выпускал оленей на волю, Крампус прошелся вдоль стойл, заглядывая в каждое и, наконец, остановился у одного из последних. Он открыл дверь и вывел оттуда двух козлов.

– Джесс, возьми вон те две сбруи и иди за мной.

Крампус вывел козлов наружу, к загону, где стояли зеленые сани. Он накинул на животных сбрую и запряг, что-то им ласково нашептывая. Потом отвел их на открытое место и привязал к скамейке рядом с садом.

Вернувшись в конюшню, Крампус поглядел на кучу сена и деревянных обломков вокруг центрального столба и явно остался доволен. Взяв труп Санты за ногу, он подтащил его к куче. Вместе с Маквой они забросили тело наверх, будто еще одно бревно.

Крампус снял с полки один из масляных фонарей и бросил в кучу. Фонарь разлетелся осколками и масляными брызгами, и сено немедленно занялось, а за ним и сухое дерево. Огонь, потрескивая, начал разгораться.

– Пойдемте, – позвал Крампус, и все вышли наружу. Пересекли двор, прошли через сад с деревьями, подстриженными в форме мифических созданий, потом – через цветник, окружавший главный дом. Джесс поглядел на оленей, которые радостно жевали на клумбах цветы. Крампус остановился перед одноэтажным зданием, которое тянулось вдоль всего главного дома. По обе стороны широких двойных дверей стояли статуи вздыбленных коней из белого камня. Крампус подошел к двери и потянул за ручку. Дверь была не заперта, и они вошли.

Здание оказалось чем-то вроде склада: по стенам, до самого потолка, тянулись полки, уставленные самыми разнообразными предметами – в основном это были игрушки, но Джесс заметил ряды и ряды детских ботинок, курток и других предметов одежды – была даже полка с костылями и другим медицинским снаряжением. До него не сразу дошло, что именно сюда, должно быть, был открыт мешок, когда он в первый раз засунул туда руку. Он содрогнулся при мысли, что могло случиться, если бы его застукали, поймали за руку и втянули внутрь.

Крампус, не обращая никакого внимания на игрушки, шел вдоль стены, открывая каждую дверь, попадавшуюся ему на пути. Джесс понятия не имел, что он ищет. Крампус открыл очередную дверь, захлопнул, потом, видимо, передумав, остановился. Вернулся, снова открыл дверь, зашел, а через секунду вышел с ворохом яркой одежды в охапке. Свалив всю кучу на пол, он вернулся в комнату и вынес еще. Рубахи, штаны, куртки, сапоги – все из хороших тканей и прекрасно выделанной кожи: на полу перед ними переливались изумрудно-зеленый, глубокий алый и золотистая охра.

– Сбросьте свои лохмотья и облачитесь в подобающие вам одежды. Те, кто служат Повелителю Йоля, больше не будут скрываться в тени.

Шауни, казалось, были не в восторге, но Изабель явно обрадовалась. Она вдохновенно зарылась в кучу, вылавливая оттуда то один предмет, то другой, прикладывала их по очереди к своей маленькой фигурке, прикидывая, что ей может подойти. Джесс подумал, что ей, наверное, пришлось нелегко – сорок лет подряд носить одни только грязные, плохо скроенные штаны да куртки.

Какие-то предметы выглядели поношенными – явно рабочая одежда, – но в основном все блистало яркими оттенками, вышивкой: шелк, вельвет и бархат. Джессу все это напомнило костюмы из фильмов: такие штуки, наверное, носили веке в семнадцатом или восемнадцатом, или когда там мужчины расхаживали в лентах, оборках и пудреных париках?

Вернон был явно не прочь избавиться от видавшей виды куртки и негнущихся от грязи штанов. У него не возникло проблем найти себе что-то на замену: ростом он был невелик.

Свои сапоги и куртку Джесс оставил у Генерала, а штаны и рубашка были сплошь залиты кровью. У него были сомнения насчет здешнего ассортимента, но в его ситуации привередничать не приходилось. Довольно быстро стало ясно, что большинство одежды ему мало – она явно шилась на детей, или, может, на эльфов, но ему все же удалось подобрать себе рубаху и пару кожаных бриджей со шнуровкой на икрах. Джесс быстро натянул все это на себя. Наткнувшись на первую же пару подходящих по размеру сапог, он надел и их, – не беда, что высотой они были почти до колен. Он был рад, что на ногах у него наконец хоть что-то было. Единственное, что он нашел из верхней одежды – долгополый кожаный кафтан с высоким бархатным воротником. Кожа была окрашена в золотистый цвет, под стать медным пуговицам, блестевшим на вороте и на широких отворотах манжет.

– О, – сказала Изабель. – Как романтично.

Чет заржал.

– Ты похож на гомика, – сообщил он.

– Чет, – сказал Джесс. – Есть в тебе что-то, что вызывает в людях привязанность… как веревка у висельника.

Изабель, в конце концов, остановилась на роскошном долгополом кафтане бирюзового бархата – такие, наверное, носили когда-то пираты. Шапка в виде панды, по ощущениям Джесса, служила завершающим штрихом в этом безумном образе.

Крампус выудил из кучи кафтан из рытого бархата цвета лаванды с золотой вышивкой по подолу. Прикид сделал бы честь любому глэм-рокеру.

– Вот это просто великолепно, – сказал он с одобрением и протянул кафтан Макве. – Разве ты не согласен?

Маква скрестил руки на груди и посмотрел в другую сторону. Крампус повернулся к братьям, и те отступили на шаг, будто увидели гремучую змею. Чет хихикнул, и взгляд Крампуса упал на него. Он протянул лавандовый кафтан Чету.

Чет помотал головой.

– Ну уж хренушки. Я это не надену.

– Надевай. Это приказ.

– Твою мать, – сказал Чет, и сделал то, что ему было сказано. Лицо у него при этом было такое, будто он ел мыло.

Джесс фыркнул, и Чет яростно воззрился на него.

– Только попробуй, скажи что-нибудь, ты, говнюк мелкий! – зарычал Чет. – Вперед! И я сломаю тебе челюсть. Вот увидишь.

Джесс послал ему воздушный поцелуй.

Чет оскалился и двинулся на Джесса, явно с самыми серьезными намерениями.

– Прекратить, – велел Крампус. – Здесь не место.

Чет замер, продолжая сверлить Джесса яростным взглядом. В ответ Джесс показал ему средний палец и ухмыльнулся. Лицо у Чета стало красным, как помидор; казалось, он вот-вот взорвется.

Крампус нашел алую ленту, связал свои длинные волосы в хвостик, чтобы они не лезли в глаза, и осмотрел своих Бельсникелей. Улыбнулся, кивнул:

– Да, само изящество и элегантность… Как и пристало выглядеть тем, кто служит Повелителю Йоля.

По мнению Джесса, выглядеть более по-идиотски они не могли, даже если бы постарались.

Крампус направился дальше, и, наконец, они подошли к арке, перегороженной железной дверью. Крампус покрутил ручку и как следует нажал. Дверь беззвучно отворилась; за ней был короткий коридор – и темнота.

– Принесите фонарь, – велел Крампус.

Изабель протиснулась мимо него и щелкнула выключателем на стене. Коридор и пространство за ним озарились светом. Она улыбнулась Крампусу:

– Кое-что изменилось к лучшему.

Крампус внимательно изучил выключатель, щелкнул им пару раз.

– Может быть, – обронил он.

Короткий коридор вел в большое помещение овальной формы под сводчатым, с темными балками потолком, как в церкви. Они вошли. Джесс огляделся, и ему на ум пришла лаборатория какого-нибудь безумного ученого, вроде доктора Франкенштейна, который занимается оживлением трупов.

Крампус двинулся мимо стоявших рядами деревянных столов, уставленных колбами и пробирками с содержимым всех цветов радуги; мимо высоких шкафов, где на полках стояли склянки с разнообразными заспиртованными тварями: лягушки, ящерицы, змеи, кальмары, жуки, похожие на капли металла; еще склянки – со всевозможными порошками, какими-то листьями, травами, корешками и грибами. Повелитель Йоля переходил от стола к столу, теребя волосы, росшие у него на подбородке, заглядывал в чаши, подносы, перелистывал книги, тыкал во все пальцами, щупал, нюхал и пробовал на вкус все подряд. Поболтав пальцем в чаше с проросшими кристаллами, он взял парочку покрупнее и поднес к свету.

– Алхимия, – он был явно впечатлен. – Бриллианты, рубины, сапфиры. И все – самой чистой воды. Кому-то удалось раскрыть немало древних тайн.

Уронив кристаллы обратно в чашу, Крампус направился дальше, нашел какую-то книгу потрепанного вида, испещренную нацарапанными от руки символами и рунами, и зарылся в нее, оставив Бельсникелей глазеть по сторонам, будто дети в лавке с диковинками. Джесс заглянул в пустые глазницы черепа бабуина, который был выкрашен в красный цвет и набит чьими-то ногтями. Джесс про себя решил, что милый добрый старичок Санта оказался совсем не таким, каким он его себе представлял.

Чет боком придвинулся к чаше с драгоценными камнями, загреб горсть и сунул в карман кафтана. Джесс последовал было его примеру, но тут Изабель пихнула его в бок:

– Я бы этого на твоем месте не делала.

– Что? Почему?

– Может, они отравлены.

Джесс пригляделся к повнимательнее к покрытым пылью драгоценностям, прикусил губу, потом все-таки опять потянулся – и тут Крампус решительно захлопнул книгу, так что пыль поднялась. Джесс подскочил и выдернул руку из чаши.

– Вот, посмотрите-ка сюда, – сказал Крампус, и повел их к одному из шкафов. Повелитель Йоля достал оттуда хлопковый мешочек размером примерно с пакет сахара, развязал завязки и зачерпнул пригоршню мелкого бурого порошка, потом дал ему стечь между пальцами обратно в мешок. – Сонный песок. С его помощью Бальдр держал на расстоянии не в меру любопытных родителей и проказливых детей, чтобы они не мешали его делам, – он завязал мешок, взял с полки еще один такой же и вручил Вернону. – Ты будешь за них отвечать. Смотри, чтобы песок не попал тебе в глаза, иначе заснешь, и надолго, – у Вернона стал еще более кислый вид, чем обычно.

– И вот, посмотрите-ка сюда. Видите? – Крампус снял с крюка связку ключей. На одном кольце висело шесть ключей разных форм и размеров. – Отмычки, – сказал Крампус с довольным видом. – Они могут отпереть почти любой замок. Они принадлежали мне – подарок Локи. Теперь они опять мои, – он присмотрелся к связке поближе. – Интересно, – он принялся разглядывать самые маленькие ключи современной формы. – Да тут три новых добавилось. Джесс, подойди.

Джесс подчинился.

– Будешь моим ключником, – с этими словами Повелитель Йоля сунул ключи Джессу в карман кафтана и похлопал сверху. – Похоже, старый добрый святой Ник все же не утруждался лазанием по каминным трубам…

Крампус осекся. Лицо у него помрачнело. Он подошел к столу, на котором стоял козлиный череп с обрезанными под корень рогами. Рога, кости, шерсть и копыта лежали рядом аккуратной кучкой, отмытые дочиста и высушенные. Рядом стоял какой-то механизм с вращающейся ручкой. Джессу он напомнил мясорубку. Крампус крутанул ручку, и из устройства в уже стоявшую под ним миску выпала какая-то мелко перемолотая серая масса. Крампус взял щепотку, поднес к носу.

– Это темная магия, – глухо проговорил Крампус; его лицо было очень серьезным. – Это кости Йольского козла. Как мало их осталось, а теперь их еще меньше, потому что для старого доброго Санта-Клауса они – лишь сырье для его зелий. Козлы Йоля принадлежали богам и могли летать благодаря своему волшебству. И он зарезал их ради этой магии. Подозреваю, именно так появился на свет весь этот балаган с летающими оленями.

Крампус схватил со стола тяжелую склянку и запустил ею через весь зал.

– Мало тебе было украсть мои традиции! – орал он. – Мало тебе было извратить их в угоду своему себялюбию! Теперь ты извращаешь саму жизнь, убиваешь саму душу Йоля ради собственной славы, – его голос вдруг упал почти до шепота. – В мире осталось так мало волшебства… драгоценные крохи. Ну почему твои амбиции должны обходиться так дорого?

Он взял еще одну склянку и швырнул ее вслед за первой, потом еще одну, и еще.

– Кровь, кости и смерть… Вот правда, вот что стоит за рождественским волшебством Санты!

Склянки разлетались вдребезги о стену; осколки и содержимое пузырьков падали, смешиваясь, на пол, и смесь на полу начала шипеть и пускать пузыри. Потом вспыхнула огнем, и пламя, в облаке переливающихся радугой газов и отвратительных запахов, взмыло к потолку.

– Я покончил с его извращениями… Мир покончил! – прокричал Крампус и повел их вон из зала, вдоль все тех же полок с игрушками, и на улицу, в ночь. – Еще не все кончено. Есть еще время исцелить причиненные им страшные раны. Настала пора возродить святки, распространить повсюду их волшебство и исцелить Матушку-Землю! – он улыбался во весь рот: зубы оскалены, глаза горят. – Пора помочь роду людскому обрести свою душу, пора напомнить, где его корни. Святки вновь будут царить над миром, и Повелитель Йоля укажет путь.

Они прошли через сад, во двор, где стояли, привязанными два Йольских козла. Конюшня была уже полностью охвачена огнем. Гигантские языки пламени лизали небо, заливая все вокруг оранжевым светом. Они стояли и смотрели, а хлопья пепла танцевали вокруг.

– Ах ты, зверь! Ты будешь гореть в Аду! – раздался пронзительный крик.

Джесс вздрогнул и обернулся, как и все остальные. Под широкой аркой, которая вела в сад с кустами в виде фигур, стояли шесть женщин. Пять из них были одеты в длинные, развевающиеся белые платья: молодые, пухленькие женщины с длинными волосами и пышными формами. Они смотрели на пламя, и слезы катились у них по щекам. Шестая не плакала. Она стояла впереди всех, тонкая, как хлыст, с плотно сжатым ртом на жестком лице. Догадаться, сколько ей лет, было невозможно, но что-то подсказывало, что она гораздо, гораздо старше, чем кажется. На ней было темно-алое платье в пол с золотой вышивкой в виде змей. Волосы у нее были совершенно белые, волнистые и длиной чуть ли не до колен – они развевались у нее за спиной, как плащ.

– Кто бы это мог быть? – спросил Вернон.

Изабель пожала плечами.

– Может, его жена? – спросил Джесс. – Ну, знаете, миссис Клаус.

«Если это и вправду так, – подумал Джесс, – трудно вообразить себе что-то более далекое от образа доброй, милой бабули, как я всегда ее себе представлял. Эта женщина выглядит так, будто способна вырезать тебе кишки и съесть их у тебя на глазах».

– А это тогда кто такие? – Вернон указал на девушек. – Думаете, это его дочки?

– Дочки! – заржал Крампус. – Это все его жены. У Бальдра были большие аппетиты.

– Жены? – удивился Вернон.

Пухлые девушки разом указали на Крампуса и начали выть, срываясь на визг, крича на непонятных языках, как женщины в храме пятидесятников. Вот только Джесс решил, что это были не молитвы, а проклятия.

Крампус достал из саней хлыст и улыбнулся, обнажая клыки.

– Ох, сколько же воды утекло с тех пор, как я имел удовольствие пороть маленькие озорные задницы, – он щелкнул хлыстом и шагнул к женщинам. Визг и вопли заглохли, сменившись истерическими рыданиями, и девушки отступили, но та женщина – она даже не моргнула. Крампус сделал еще шаг, опять щелкнул хлыстом. Но беловолосая все так же стояла на месте. Она обвиняюще ткнула в его сторону пальцем.

– Животное, да как ты смеешь осквернять это место своим мерзким присутствием? Этот дом – убийством? Санта-Клаус – возлюбленный сын богов. Любимый всеми за доброту и самоотверженность, благородный рыцарь добрых дел, поборник…

– Брехня.

– Это правда! – вскричала она. – Ты же видел его склад, там не только игрушки, но и обувь, и одежда, и все самое необходимое для нуждающихся. Каждый день он работал допоздна, чтобы Рождество стало больше, чем просто праздником, стало волшебным временем надежды. Он путешествовал по всему свету, творя добро и надеясь, что его пример вдохновит людей, что они станут добрее друг к другу, что доброта распространится по миру, очищая души.

Казалось, она стала выше ростом. Джесс вдруг заметил, что она парит над землей, глядя на них яростными, пылающими глазами. Змеи на ее платье ожили, задвигались и зашипели, обвиваясь вокруг нее, и защелкали на них сочащимися ядом клыками. Джесс отступил на шаг.

– А что несешь миру ты, демон? Ты погряз в плотских утехах и чревоугодии, ты требуешь подношений и жертв. Ты знаешь лишь кровь и смерть!

Хлыст щелкнул опять и рассек ей щеку.

– С меня достаточно твоих ухищрений.

Джесс моргнул, и змеи опять были лишь узорами на платье, а женщина стояла на земле, прижимая руку к щеке.

– Я сегодня навидался ваших добрых дел! – прорычал Крампус. – Там, в лаборатории, крови хватает, и убийства тоже. Или ты притворяешься, что не видишь этого?

Ее глаза вспыхнули.

– За все приходится платить, скоро ты и сам это узнаешь! Бог не будет сидеть сложа руки, и подобное злодеяние не останется безнаказанным.

Крампус расхохотался.

– Бальдр мертв. Вот и все, это конец.

– Он уже умирал прежде.

Крампус перестал улыбаться.

– Он – избранный слуга Божий, – женщина шагнула вперед; ее указующий перст трясся от негодования. – Господь пошлет валькирий, и Санта оживет еще до наступления утра. И, – воскликнула она, – вместе они выследят тебя, где бы ты ни скрывался, и сразят тебя, зверь!

Теперь уже отступил Крампус: в первый раз на памяти Джесса Повелитель Йоля потерял уверенность в себе.

Женщина, резко развернувшись, пошла прочь, и девушки – за ней.

Крампус смотрел ей вслед, пока она не исчезла из виду.

– Это место полно зла, – сказал он.

Склад теперь тоже пылал, и огонь подбирался к главному дому. Джесс и остальные Бельсникели то и дело смахивали пылающие угольки с волос и одежды. Крампус, казалось, погрузился в какой-то транс.

– Нам надо уходить, – сказала ему Изабель. – Как ты думаешь? – она тронула Крампуса за руку.

– Да, – сказал Крампус. – Осталось только одно, – он быстро прошел во двор, наклонился и поднял что-то с земли. Вернулся, держа голову Санты в одной руке, и копье – в другой. – Ему никогда не вернуться, пока у меня есть эти две вещи.

Он сунул копье в упор для кнута и водрузил на него голову.

– Забирайтесь, – позвал Крампус и они послушно втиснулись все вместе в маленькие сани. Крампус ступил на переднее сиденье и еще немного постоял, обозревая причиненные им разрушения. – Хорошо быть ужасным, – сказал он и погладил Санту по голове. – Вперед, Тангниостр! Вперед, Тангриснир!

Козлы потянули сани вперед, шаг за шагом, и Джесс вдруг понял, что они уже поднимаются в небо. Он крепко вцепился в поручни, а сани уже были выше пламени пожара. Они сделали круг над пылающим замком, а потом полетели прочь, над морем, и ветер раскачивал маленькие зеленые сани, а козлы Йоля все набирали скорость. Развернувшись над морем, они полетели на Запад, а под ними сияли в лунном свете белопенные гребни.

– Святки наступают! – прокричал Крампус. – Настало время этому миру отпраздновать возвращение Повелителя Йоля!

Запрокинув голову, он хохотал и хохотал, а сани неслись над Атлантикой вдогонку ночи.

Часть третья Святки

Глава двенадцатая Святочные потехи

Гери встретила их у дверей. Если бы волки могли улыбаться, этот сейчас бы хохотал, подумал Джесс. Крампус спрыгнул с саней, подбежал к волчице и заключил в медвежьи объятья.

– Счастливых святок! – воскликнул он и торжественно прошествовал в церковь. Поднял с пола мешок и принялся кружиться с ним по всей церкви. – Мы едем! Мы едем!

– Что? Куда? – закудахтал Вернон, ставя на пол мешочки с сонным песком. – Сегодня? Ты, конечно, не имеешь в виду сейчас. Кроме того, Рождество уже закончилось.

– Мы празднуем не Рождество, ты, глупец! – заорал Крампус. – Рождество мертво! Мы празднуем Йоль. Святки длятся много недель, и в этом году они будут длиться столько, сколько я сочту нужным, чтобы разнести повсюду благую весть!

Шауни обменялись радостными взглядами, но Вернон плюхнулся на одну из скамей и простонал:

– Я устал и есть хочу.

Крампус, небрежно отмахнувшись, фыркнул:

– Это время пиршеств, так что еды будет вдоволь. А теперь – вперед! Возьми сонный песок и положи по горсти в кошели.

– Кошели? – заныл Вернон. – И где же это я возьму кошели?

Випи вытащил нож и принялся кромсать занавесь. Он вырезал три куска, сложил их в виде мешочков, сделал завязки из порезанного на куски шнура и вручил все это Вернону.

– Ой, только не надо этого самодовольного выражения, – проворчал бородач, забирая у него мешочки.

Изабель подошла к раненому волку, Фреки. Рядом с его подстилкой лежало несколько изгрызенных костей. Фреки с видимым трудом поднялся на ноги, чтобы ее поприветствовать, и, пошатываясь, стоял, пока Изабель гладила его густую гриву. Рядом с огромным зверем она выглядела такой маленькой, что, казалось, он может откусить ей голову одним движением челюстей. Она налила ему еще меда в его поддон, и он ткнулся ей носом в волосы.

– Ладно, хватит мешкать, поехали, – сказал Крампус, и вид у него был, точно у ребенка, которому не терпится распаковать свои подарки. – Давайте! На улицу – вы все! – они пошли к дверям. – Погодите! – крикнул он им, нахмурившись. Выхватил у Маквы копье, пистолет – у Чета, и бросил их в картонную коробку, где уже лежали деньги. – Никакого оружия, кроме ножей. Это же Йоль!

У шауни вид был не слишком довольный, но все Бельсникели побросали оружие все в ту же коробку, как им было велено.

Вслед за Крампусом они вышли наружу, где Повелитель Йоля нашел березку и принялся обламывать тонкие, гибкие ветви, пока у него не набралась целая охапка. Он вынул у себя из волос шелковую ленту и связал ею прутья. Помахал ими в воздухе, явно наслаждаясь свистом, и легонько щелкнул Изабель по заднему месту.

– Эй! – заорала она. – А ну, прекрати!

Крампус рассмеялся:

– Кажется, годится. Да, прекрасно годится!

Повелитель Йоля занял свое место на передней скамье, Изабель – рядом, с мешком и розгами в руках; третьим уселся Джесс. Вернон, Чет и трое шауни втиснулись назад.

Крампус поднял было вожжи, но передумал. Он посмотрел на окровавленную голову Санты, торчащую на копье, подхватил ее за волосы и кинул в снег. Голова откатилась, наткнулась на обломок водосточной трубы и застыла, глядя на них мертвыми глазами.

– Вперед! – воскликнул Крампус и прищелкнул вожжами. Козлы прянули вперед, набирая высоту, пронеслись над верхушками деревьев и поднялись дальше, вверх, в чистое ночное небо. Они направлялись вдоль по долине на север, туда, где светились огни Гудхоупа.

Внизу уже начали попадаться отдельные дома и трейлеры; ползали, светя фарами, машины. Джесс подумал об Эбигейл и о Линде – они были где-то там, внизу, под ними. Он потерял всякое чувство времени и теперь гадал, спят они или еще нет, и все ли с ними в порядке. Ему до боли хотелось поехать к ним прямо сейчас, увидеть их. Но он знал, что никаких шансов на это нет. Только не сегодня, пока Крампус в таком настроении.

* * *

Крампус начал снижаться, и вот они уже летят над самыми верхушками деревьев. Он нашел тупиковую улочку на самой окраине городка – всего несколько домов – сделал небольшой круг и приземлился. Сани, скользнув по снегу, остановились под фонарем.

Крампус спрыгнул с саней и оглядел стоящие вокруг дома, все – в мерцающих огоньках гирлянд. Вдохнул полной грудью, упиваясь холодным зимним воздухом.

– Наконец-то я здесь, – он закрыл глаза. – Наконец-то… Все кончено. Бальдра больше нет, и я свободен – свободен опять нести людям святочные благословения, изгонять злых духов прочь с Матушки-Земли. – Открыв глаза, он вытер их рукой. – Простите меня, но этот миг застал меня врасплох, – он посмотрел на них. – Каждый из вас сделал свое дело, и за это я вас благодарю. Вам посвящаю я эту ночь, и я сделаю так, что вы ее никогда не забудете. Это я вам обещаю, – Крампус протянул руку: – Вернон, сонный песок. – Вернон подал ему кошели. Крампус передал один Изабель, другой – Джессу, протянул было еще один Макве, но передумал и вернул мешочек обратно Вернону. – Это на тот случай, если кто-то будет не в праздничном настроении. Несколько песчинок в глаза – и они уснут, как младенцы. А теперь следуйте за мной во всем, и постарайтесь никому не навредить, если только вам самим не будут угрожать насилием.

Джесс сунул мешочек в карман на груди, чтобы до песка легче было добраться.

– Помните, – сказал Крампус. – Мы здесь ради детей, чтобы научить их почитать Повелителя Йоля, чтобы они поверили.

Он направился к ближайшему дому, через улицу.

– Подожди, – сказала Изабель, хватая его за руку.

– Ну что еще теперь?

– Только не в этот.

– Почему нет?

– У них детей нет.

– Откуда ты знаешь?

– Смотри… Во дворе – ни игрушек, ни велосипедов. И качелей нет. Тебе нужен вон тот, – она указала на соседний дом: рядом с разноцветной пластиковой горкой валялся на боку трехколесный велосипед.

Крампус кивнул и погладил ее по голове.

– Изабель, мой маленький лев. Ты полна сюрпризов, – он направился к дому, и Бельсникели последовали за ним.

– Маленький лев, – хихикнул Джесс и погладил Изабель по голове. Она в ответ двинула его локтем в бок.

Пока они шли к дому, Крампус заметил на крыльце огромного пластикового Санту и оскалил зубы.

– Похоже, этому дому необходимо напомнить, что такое святки, – Крампус ступил на крыльцо, поднял пластикового Санту и зашвырнул его подальше во двор.

– Нас просто пристрелят, – пробормотал Чет, и Джесс поймал себя на том, что он для разнообразия с ним согласен. Джесс испытывал полную уверенность, что еще до исхода ночи кто-то из них – а может, и все они – будет лежать на полу в чьей-нибудь гостиной, нашпигованный дробью до самых ушей. Пожалуй, в этих местах Джесс не знал ни одного человека, у кого не было бы по крайней мере одного ствола. Или трех-четырех – в большинстве случаев.

Крампус постучал в дверь. Они стояли и ждали на крыльце: Крампус с черным мешком через плечо и розгами, стиснутыми в кулаке, и сгрудившиеся вокруг него Бельсникели, будто компания, которая собралась за сластями на Хэллоуин, да заблудилась.

Было слышно, как где-то внутри дома орет телевизор, и Джесс с Изабель обменялись встревоженными взглядами. Крампус постучал опять, громче.

Из дома послышался женский голос.

– Дверь, Джо! – орала женщина. – Мне кажется, кто-то стучит!

Звук телевизора сделался потише.

– Что такое?

– Мне кажется, кто-то стучал.

– Ну, бога ради, ты что, забыла, как дверь открывать?

Последовало долгое молчание.

– А, ну что за херня?! – заорал мужской голос. – Ну ладно, я так понимаю, дверь открывать мне, только бы тебе не пришлось поднимать свою жирную задницу.

Они услышали, как к двери прошлепали тапки; секунду спустя на крыльце загорелась лампочка и дверь распахнулась. На пороге, привалившись к косяку, стоял средних лет мужик в красной фланелевой охотничьей рубашке и серых трениках. В руке он сжимал сразу банку пива и сигарету. Мужик был пьян, но не настолько, чтобы не сообразить: Крампуса он точно не ждал.

– Есть ли в этом доме хорошие дети? – спросил Крампус. Мужик, выпучив глаза, отшатнулся, выронив и пиво, и сигарету. Внезапно протрезвев, он сделал попытку захлопнуть дверь. Крампус протянул руку и толкнул дверь, отчего мужик, получив дверью по лбу, грохнулся на покрытый линолеумом пол.

– Счастливых святок всем и каждому! – воскликнул Крампус, переступая через мужика и следуя дальше по коридору.

Шауни бросились на хозяина дома и прижали его к полу. Мужик заорал, и Маква поднял кулак. Изабель повисла у него на руке.

– Нет! Плохо! – закричала она. – Прекрати!

Джесс зашарил в нагрудном кармане, но Вернон его опередил – бросил щепотку сонного песка мужику в лицо. Тот поморщился, и вид у него стал такой, будто он собирается чихнуть, но тут глаза у него закатились, и хозяин дома отрубился. У шауни был немного разочарованный вид.

Джесс было облегченно вздохнул, но тут по коридору раскатился женский визг. Изабель и Джесс, протиснувшись мимо шауни, устремились вперед, намереваясь поспеть на место событий раньше них – что бы там Крампус ни натворил.

Это была женщина, примерно тех же лет, что и оставленный ими в прихожей мужик, в точно таких же рубашке и трениках. Крампус загнал ее в угол, за елку. Повелитель Йоля снимал по одной елочные игрушки и швырял в камин, где они разбивались вдребезги. Вот он поднял руку с зажатым в ней Сантой, сделанным из цветного стекла с блестками.

– Нет, нет, и нет! – отчитывал он женщину, а потом швырнул в нее Сантой. Игрушка разлетелась о стену, и женщина испустила еще один визг. – Больше никакого Санта-Клауса. Никогда! Хочешь знать почему? – Ответа он дожидаться не стал и продолжил: – Потому что он мертв! Я отрезал ему голову! – рявкнул он. – И если ты в этом сомневаешься, я могу ее тебе показать. Хочешь посмотреть на голову Санта-Клауса? – Женщина затрясла головой. Тут Крампус заметил венчавший макушку дерева красивый крест дутого стекла, и его перекосило. – Нет, это никуда не годится. Нельзя вешать христианские тотемы на Йольское древо. – Он снял крест и потряс им перед ее носом, будто она была вампиром. – Никаких крестов! Никаких Сант! Это понятно? – он поднял руку с крестом, явно намереваясь швырнуть и его тоже.

– Нет! – закричала она, и, выскочив из-за елки, потянулась к кресту. – Пожалуйста, не надо! Это же еще мамин.

Крампус поднял крест повыше, так, чтобы она не могла дотянуться.

– Пожалуйста, пожалуйста!

– Только если ты пообещаешь больше никогда не украшать этим мое дерево.

Женщина решительно кивнула.

– Поклянись в этом.

– Я клянусь!

Он протянул ей крест, и она поскорее схватила его, прижала к груди и заплакала.

– А где оставшиеся с пира яства? – осведомился Крампус.

Она заморгала.

– Яства?

– Да.

– То есть… остатки после праздника? Все в холодильнике. Где же еще им быть?

– И ты предлагаешь их мне в качестве подношения?

– Чего?

– Как дань мне, Повелителю Йоля?

– Ты хочешь остатки нашей еды? – она явно не знала, плакать ей или смеяться, но – сомневаться не приходилось – готова была сказать все, что угодно, только бы этот психованный демон поскорее отсюда свалил. – Конечно… Угощайтесь. Кухня вон там, – она показала пальцем. – Ни в чем себе не отказывайте.

– Прекрасно. Эти святочные подношения обернутся для вас бесчисленными благословениями в новом году.

И Крампус отправился на кухню, оставив женщину дрожать в углу, прижав к груди елочное украшение ее матери. Изабель с Джессом осторожно подошли к ней.

– Присядьте, – сказала Изабель.

– Что? Зачем это? Вы мне больно сделать хотите?

– Нет, – сказала Изабель. – Никто вас и пальцем не тронет. Просто сядьте.

Она послушалась, и Изабель бросила ей в лицо щепотку сонного песка. Через пару секунд она уже спала. Изабель осторожно вынула у нее из рук елочное украшение и поставила на каминную полку. С кухни послышался грохот.

– Ну, что теперь? – спросила Изабель.

– Он же пообещал, что мы эту ночь никогда не забудем.

– Да, сэр, боюсь, что так.

Они осторожно заглянули в кухню. Холодильник был распахнут настежь, и Випи доставал оттуда еду, передавая Нипи. Рядом с плитой стоял противень с закатанной фольгой, под которой лежало еще пол-индейки, запеченной с кукурузным хлебом. Маква, Чет и Вернон горстями запихивали еду в рот, начисто пренебрегая столовыми приборами. Вернон метнул на них виноватый взгляд. Ему было явно неловко.

– Что?! Я умираю с голода. Господи, да мы не ели… со вчера или с позавчера?

Джесс нашел взглядом часы – без десяти минут полночь. Он попытался припомнить, сколько времени они уже были на ногах, но, учитывая резкие смены часовых поясов, это оказалось невозможным.

– А где Крампус? – спросила Изабель.

– Пошел вон туда, по коридору, – сказал Чет, немного невнятно из-за набитого кукурузным хлебом рта.

– По коридору? – спросила Изабель. – Вы отпустили его одного?

– Эй, – сказал Чет. – Я тебе, на хрен, не нянька.

Тут они услышали крик – детский крик.

– О, Господи ты, боже мой, – сказала Изабель и бросилась в коридор. Джесс побежал за ней.

Крампус стоял посреди спальни, между двумя кроватками. В одной никого не было, на другой жались друг к другу две девочки. Как показалось Джессу, одной было лет около девяти, другой – примерно столько же, сколько его Эбигейл. Девочки забились в угол, среди подушек и плюшевых игрушек, как можно дальше от Крампуса. Обе ревели, дрожа, вцепившись друг друга, и в глазах у них стоял ужас.

Крампус шагнул поближе, и девочки испустили пронзительный визг, брыкаясь, будто что-то кусало их за пятки.

Джесс просто не мог этого вынести, он мог думать только о своей собственной дочери.

– Крампус! – крикнул Джесс. – Прекрати, ты не можешь…

– Молчать, – оборвал его Крампус, поднимая указательный палец. – Не вмешиваться, это приказ.

Джесс смолк; внезапно оказалось, что все, что он мог – это смотреть, как бы ему ни хотелось силком вытащить Крампуса из комнаты.

Крампус снова повернулся к девочкам. Он опустился на одно колено и прижал палец к губам.

– Шшшш, – шепнул он. – Шшшш, я – Крампус, дух Йоля. Я пришел с дарами, – его голос был добрым и каким-то завораживающим. – Девочки прекратили плакать и немного успокоились. – Хотели бы вы увидеть мои дары?

Крампус положил на пол связку березовых розог, снял мешок с плеча, закрыл глаза, сунул в мешок руку и вытащил оттуда две треугольные золотые монеты. Он протянул их девочкам, чтобы те могли их рассмотреть, и на их личиках страх уступил место любопытству.

– Золотые монеты из царства Хель. На них можно купить множество прекрасных вещей.

Девочки не сводили с монет завороженных глаз.

– Хотели бы вы такие?

Обе кивнули.

Крампус протянул им монеты, но, когда девочки потянулись за ними, он отдернул руку.

– Есть условия. Первым делом вы должны сказать мое имя. Можете звать меня Крампус, Повелитель Йоля. Ну, а теперь скажите мое имя.

– Крампус, Повелитель Йоля, – хором проговорили девочки.

Крампус улыбнулся.

– Превосходно, – и он вручил им монеты.

Девочки с восхищением рассматривали новообретенные сокровища, а Джесс дивился, как это Крампусу удалось настолько их околдовать.

– Это еще не все, потому что этот мир суров, и за все приходится платить. Вы должны знать, что каждый год на святки я буду пролетать над вашими головами. Может, я вернусь еще в этот дом, а может – нет. Но, удостой я вас посещением, я буду ожидать подношений. Я буду ожидать знаков вашего почитания. По традиции это делается так: вы ставите на порог свои башмачки, и кладете в них угощение или дар для меня. Как думаете, сможете вы это сделать?

Девочки кивнули.

– Превосходно, потому что, если я найду угощение, вы можете получить еще одну монету, или кое-что даже еще лучше. Но если нет… – тут Крампус подхватил с пола розги и мешок и выпрямился в полный рост, и голос у него зазвучал по-другому, низко, угрожающе: – Если я не найду подношений, я засуну вас в мой мешок и изобью в кровь, – и он звонко щелкнул розгами по мешку.

Девочки отскочили; Джесс подумал, что вот сейчас они опять завизжат.

– Найду я следующей зимой башмачки с угощениями?

Девочки решительно кивнули.

– Хорошо. А теперь – как мое имя?

– Крампус, – сказали они вместе.

– Хорошо, – он погладил их по головкам. – Спокойной ночи, мои сладкие крошки. Спите хорошо.

И Крампус вышел из комнаты.

Изабель посыпала детей сонным песком и уложила в кроватки, подоткнув одеяло. Выглядели они точно спящие ангелочки. Джесс подумал, что из случившегося они будут помнить завтрашним утром. Он надеялся, что не слишком многое, что они не будут потом просыпаться с криками каждую ночь.

Крампуса они нагнали уже у самых саней; Чет, Вернон и шауни уже сидели внутри. Випи баюкал у себя на коленях полуобглоданный скелет индейки. Они с Нипи все еще ели, и были до ушей перемазаны жиром и крошками кукурузного хлеба.

– Вперед, к следующему дому, – сказал Крампус и взобрался в сани; Изабель с Джессом последовали его примеру.

– Что, будет еще и следующий? – сухо спросил Вернон. – О, неужели веселье никогда не кончится?

– Да, следующий, и следующий за ним, и еще многие, многие другие. Тангниостр и Тангриснир будут переносить нас из одного места в другое, но я не намерен заходить в каждый дом. Надо будет навестить только некоторые, а дети сделают остальное. Они распространят весть, они покажут другим детям свои подарки, расскажут свои истории… и те тоже поверят. И пока они верят, пока у меня есть последователи, слава Йоля будет шириться и расти. Мой престол будет неколебим, и ни один бог не посмеет узурпировать мое царство… больше никогда.

Он щелкнул вожжами, сани сорвались с места и полетели над самой серединой улицы, скользя над самыми крышами машин. Миновали какого-то мужика в пикапе, который стоял на светофоре. Мужик смотрел, как они пролетают у него над головой, и кивнул им, не переставая улыбаться до ушей, а потом поехал дальше, как ни в чем не бывало. Еще через квартал они увидели привалившихся к машине мужчину и женщину. Он пытался отпереть дверцу, но явно был слишком пьян, и никак не мог попасть ключом в замок. Когда сани пролетали над ними, оба взглянули вверх, и принялись что-то орать, но что – разобрать было невозможно, а потом оба свалились. Джессу стало интересно, сколько припозднившихся гуляк, из тех, что их видели, наутро свалят все на бухло. Еще немного дальше по улице какая-то женщина дала по тормозам, когда они проносились мимо. Она высунулась в окно, глядя на них и явно не веря собственным глазам. Судя по выражению у нее на лице, пьяной она не была, но, должно быть, жалела об этом. Еще с милю спустя они наткнулись на компанию тинейджеров, которые дурачились на своих тачках на заброшенной стоянке у водокачки.

– Счастливых святок всем и каждому! – крикнул Крампус и помахал им. Где-то половина ребят нерешительно помахали в ответ, а остальные просто стояли столбом, слишком огорошенные, чтобы что-либо делать. Блеснула вспышка, и Джесс ухмыльнулся, представив, как изображение их честной компании завтра разойдется по всему Интернету.

Они пролетели над Сипси-Ридж, вдоль городской окраины; дома здесь стояли реже, и местность уже смахивала на сельскую: там и тут мелькали огородики и даже курятники. Крампус притормозил, поглядывая вниз.

– Эй, – сказал Чет. – Да это же мой дом, – он указал на маленький коттедж из дешевого асбестового кирпича, выкрашенный в розовый цвет. Посреди клумбы торчала вырезанная из картона фигура женщины в коротеньких шортиках, а на крыльце стояло белое плетеное кресло-качалка.

– Ты живешь в розовом домике? – расхохотался Джесс. – Ну, это многое объясняет. Например, почему ты не расстаешься с этим роскошным пиджаком.

– Да пошел ты на хрен. Это дом моей тети.

– Ты живешь со своей тетей? – Джесс уже почти икал от смеха.

– Поцелуй меня в зад, – ответствовал Чет и двинул Джесса локтем.

Джесс, сдаваясь, поднял руки, и честно попытался больше не ржать.

– Это временно. Она просто помогает мне, пока мы с Триш не разберемся между собой. Так что отвали.

Джесс перестал смеяться.

– Вы с Триш что, расстались?

Чет кивнул. Было видно, что ему больно, хотя он и пытался это скрыть. Джесс хорошо знал этот взгляд.

– Да, – сказал Джесс. – Мне это немного знакомо.

Крампус пролетел по инерции еще несколько домов, и сани замерли перед домом в стиле ранчо, с плоской крышей, и дощатыми, в пятнах от сырости, стенами.

Под навесом в конце подъездной дорожки стоял старый «Шеви Малибу»: задний мост на домкрате, покрышки отсутствуют. Кроме того, машина отчаянно нуждалась в свежей краске. На дворе валялось несколько игрушек, сломанные качели, ржавые автозапчасти и порядочное количество жестянок из-под лагера марки «PBR».

– Слушай, братан, – сказал Чет. – Это же дом Уоллеса Дотсона. Ясен пень, ты с ним связываться не захочешь. У него не все дома с тех пор, как он из Ирака вернулся.

– А сколько детей у этого твоего друга, Уоллеса Дотсона? – спросил Крампус.

– Он мне не друг. И этот человек вообще не знает, что такое «предохраняться». У него пять или шесть голодранцев по двору бегает, а может, и больше. И каждый из них такой же злобный и на голову стукнутый, как и его папаша. Только глянешь на засранца, а он тебе уже средний палец кажет.

Крампус выпрыгнул из саней, и шауни последовали за ним. Джесс, Изабель, Вернон и Чет не двинулись с места. Где-то у самого дома лаяла собака.

– Братан, – сказал Чет. – говорю тебе, ты выбрал не тот дом. Старый Уоллес просто обожает пушки, и стрелять из них любит тоже. Может, просто выберешь другой дом, а?

– Пойдемте, – сказал Крампус. – Все вы, прямо сейчас.

Джесс подтолкнул Изабель локтем.

– Смотри, – он указывал на написанный от руки плакат, установленный посреди лужайки перед домом. «АДВОКАТАМ ВХОД ЗАПРЕЩЕН, – гласила надпись. – И ЭТО КАСАЕТСЯ ТЕБЯ, ЗАДНИЦА».

Изабель покачала головой.

В окнах свет не горел. Джесс уже стал надеяться, что вся семья уехала куда-то на праздники. Крампус ступил на крыльцо, и в доме два раза гавкнула собака. Явно большая собака. Было слышно, как она бегает туда-сюда по коридору, цокая когтями.

Крампус поднял было кулак, чтобы постучать, но остановился.

– Быть может, немного благоразумия нам не повредит, – прошептал он. – Попробуем немного другую тактику. Джесс, ключи.

Джесс передал ему связку с отмычками. Три ключа на кольце были огромными, старинного вида, но остальные меньше и современной формы.

Крампус выбрал один из этих последних и попытался вставить в замок – но ключ не подошел. Джесс вообще не понимал, как это шесть ключей должны были подходить абсолютно ко всем замкам, но, навидавшись в последнее время всякого, не терял оптимизма. И Крампус его не разочаровал: второй ключ скользнул в замочную скважину, легко повернулся, и замок щелкнул язычком.

Джесс понятия не имел, действует ли сонный песок на собак, но на всякий случай выудил из кармана щепотку порошка и держал ее наготове. Крампус повернул дверную ручку и толкнул дверь. Собака немедленно прыгнула на них, и Джесс щедро сыпанул песка ей прямо в глаза. Собака оказалась бассет-хаундом. Она посмотрела Джессу прямо в душу огромными, печальными глазами, помахала хвостом и рухнула на пол.

Абсолютно все осуждающе поглядели на Джесса.

– Что?!

Перешагнув через собаку, они вошли в прихожую. Из дальнего конца коридора доносились голоса и бормотание телевизора. Джесс ощутил запах травки.

Крампус потихоньку крался в сторону, откуда доносились звуки и где мерцал свет экрана. У двери в гостиную они остановились. Рыхлый, обросший недельной щетиной мужик лежал, развалившись, на диване. Он спал. На груди у него покоилась полная окурков пепельница, на полу стояла пустая бутылка из-под виски, а на коленях дрых большой серый полосатый кот. Приоткрыв один глаз, кот покосился на них.

Дети, все шестеро, сидели на полу перед телевизором, спиной к ним. Все разного возраста, лет начиная с десяти и до младенца в подгузнике; две девочки, остальные – мальчишки. Перед ними стояла огромная упаковка «Читос», и старый, засаленный ковер был весь усеян оранжевыми крошками. По телевизору шла «Эта прекрасная жизнь»[11], и Джимми Стюарт как раз пытался убедить достопочтенных жителей Бедфорд-Фоллз не забирать свои деньги из «Билдинг энд Лоан», совершенно заворожив детей своими обезоруживающими манерами и искренним южным говорком.

Никакой елки в этом доме не было и в помине, никаких гирлянд или каких бы то ни было украшений – только над камином висела одинокая связка сосновых шишек. «И никаких новых игрушек, – подметил Джесс, – вообще никаких признаков подарков. Будто Рождество обошло этих детей стороной».

Изабель тронула Крампуса за руку, указала на мужчину. Крампус кивнул, и она осторожно прокралась к дивану. Кот потянулся, зевнул и принялся мурлыкать. Изабель обронила несколько песчинок в лицо мужику. Тот только дернул носом. Изабель пожала плечами. Когда она повернулась, все дети смотрели прямо на нее – шесть рожиц, перепачканных оранжевыми крошками.

Изабель подняла руку.

– Привет.

Они молча наблюдали, как она отступает обратно в коридор.

– Надо бы попробовать найти их маму, – прошептала Изабель.

– Ее здесь нет, – ответил Чет. – Сбежала еще год назад.

– Ой, – сказала Изабель.

Крампус отдал Изабель розги.

– Мне это не понадобится.

Он шагнул в комнату, и все дети, до одного, с ужасом уставились на огромную, возвышающуюся над ними фигуру Повелителя Йоля.

– Вам нет нужды бояться, – сказал Крампус тем же тихим, завораживающим голосом, каким он говорил с девочками. – Я – друг.

Ужас на лицах детей несколько уменьшился, но один из малышей все же заплакал.

– Кейси, помолчи, – сказала, вставая, одна из девочек. Она, похоже, была самой старшей из всех, лет девяти или, может быть, десяти. Она шагнула вперед, так, что остальные оказались у нее за спиной.

– Что тебе надо? – спросила она твердым голосом, но было видно, насколько ей страшно. – Если ты хочешь чего-то украсть, то здесь ничего нет.

– Мы не воры, – ответил Крампус все тем же спокойным, гипнотическим голосом. – Я – Повелитель Йоля и я пришел к вам с дарами, для вас всех.

На некоторых лицах вспыхнуло любопытство. Все посмотрели на старшую сестру. Она смотрела на Крампуса с недетским цинизмом в глазах.

– Люди никогда ничего не предлагают, если им ничего от тебя не надо. Что тебе надо?

– Ты мудра не по годам. Как твое имя, дитя?

Девочка на секунду задумалась.

– А кто спрашивает?

Повелитель Йоля ухмыльнулся.

– Я – Крампус.

– Ладно, Крампус, меня зовут Кэролайн, а вот Крис и Кертис, Кэйси, Клэйтон, а вон там – Шарлин.

Крампус кивнул всем по очереди. Младенец, взглянув на Крампуса, начал хныкать. Один из мальчишек, на вид не старше четырех лет, притянул его себе на колени, нашел соску и принялся гладить младшего брата по спине, стараясь успокоить.

Крампус тихо подошел к детям и снял с плеча мешок. Девочка не отступила ни на шаг. Вид у нее был донельзя испуганный, но было ясно, что она скорее даст себя избить, чем позволит хоть кому-нибудь – пусть даже рогатому демону – прикоснуться к этим детям.

Кейси заполз сестре за спину и опять принялся плакать.

– Кейси, я же сказала тебе помолчать. Ты же знаешь, па не любит, когда плачут.

– Пожалуйста… не тревожьтесь, – Крампус опустился на одно колено, положил мешок перед собой. Сунул руку в мешок, закрыл глаза и вытащил оттуда пригоршню треугольных золотых монет.

Глаза у детей загорелись – блеск древнего золота явно их зачаровал. Крампус вручил каждому по монете и начал свой рассказ о Йоле, о старых традициях, о башмачках на пороге и награде для тех, кто верит. Они слушали, как завороженные, впитывая каждое его слово. Вскоре от страха в их глазах не осталось и следа.

Когда Крампус закончил, он встал, пожелал всем счастливых святок и направился к двери. Дети шли за ним до самого порога.

– Слушай-ка, – сказал Джесс Кэролайн. – Ты смотри, чтобы папа ваш монет не увидел.

Девочка кивнула, так, будто он говорил ей самые очевидные вещи.

– Лучше всего снесите их в ломбард к Дикеру. Спросите Финна, он обойдется с вами получше остальных.

– Ага, – вставил Чет. – Скажите ему, что Чет Боггз советует ему обойтись с вами по-честному. Поняли?

Девочка снова кивнула.

Джесс и Чет догнали остальных, и все расселись в санях. Крампус щелкнул поводьями, и козлы Йоля рванулись вверх. Джесс смотрел на детей – шесть маленьких рожиц следили за ними с изумлением и восхищением. Кэролайн подняла руку и помахала им, и все остальные последовали ее примеру. Джесс помахал им в ответ.

* * *

Несомые утренним ветерком, облака темного дыма плыли над садом, скользили между кустами в форме фигур мифических существ. Кое-где еще догорал огонь. Черный от сажи скелет конюшни – камни, балки – выделялся на фоне рассветного неба.

Шесть женщин ворошили дымящиеся угли граблями и вилами. Грязные, вымазанные сажей одеяния липли к их потным телам; пепел пятнал руки и заплаканные лица.

– Здесь! – крикнула женщина с длинными белыми волосами. – Он здесь!

И они все подошли, побросав вилы и грабли, и голыми руками, осторожно и нежно, высвободили из-под пепла изуродованное тело. Некоторые отвернулись, не в силах вынести вида черного от копоти безголового трупа.

– Помогите мне, – сказала беловолосая женщина, и вместе они подняли тело и понесли его через двор, вниз по узкой тропе, что шла вдоль стен, к маленькой часовне над морем. Здесь они возложили тело на каменную плиту, под окошком в форме креста, забранного золотистым стеклом. Одна из девушек принесла полотенца и ведро морской воды. Вместе они обмыли тело, очистив его от грязи и сажи. Огонь спалил дотла всю одежду, но тело осталось нетронутым. Оно было белым и ровным, как фарфор, кроме тех мест, где зияли страшные, оставленные копьем раны. Женщины вымыли его руки, ноги и гениталии, вычистили грязь под ногтями, промыли его раны и кошмарные лохмотья плоти, которыми заканчивалась его шея. Они мыли его, пока от грязи и копоти не осталось и следа, а потом завернули тело в белую льняную ткань.

– А теперь, – сказала старшая, – хватит слез. Печалятся по мертвым. Санта-Клаус умереть не может, потому что слишком много людей верят в него. Настало время для молитв… Пора воззвать к ангелам.

Она протянула руки, и все они взялись за руки, окружив плиту живой цепью. Беловолосая села, скрестив ноги, на мраморный пол, и девушки последовали ее примеру.

– Мы будем бдеть над ним. Никто не будет есть, спать или пить, пока не придут ангелы. Если они не придут, значит, такова воля Божья, чтобы мы нашли свой конец подле него. А теперь закройте глаза и взывайте к ним.

Они стали молиться, и утреннее солнце встало над горизонтом, а ясный луч, окрашенный золотом витража, одел часовню и всех, кто был внутри, своим сиянием.

– С нами Бог, – сказала беловолосая женщина.

* * *

Третий за эту ночь дом стоял у реки – новенькое, внушительного вида здание, обнесенное элегантной чугунной решеткой с кирпичными столбами. Крампус опустил сани на круговой дорожке перед домом.

Обнаружив, что входная дверь не заперта, Повелитель Йоля вошел в дом. Дверь из прихожей вела в эффектную гостиную с высоким, в два этажа, сводчатым потолком. Арочные окна, глядевшие на реку, шли до самого потолка; в самом центре гостиной стояла высоченная елка, вся в лентах и сверкающих игрушках.

– Вау, красота какая! – сказала Изабель.

Крампус явно не разделял ее чувств. Лицо у него было такое, будто ему только что скормили насильно ложку сиропа от кашля. Удержавшись, однако, от битья игрушек, он направился к парадного вида лестнице, ведущей наверх.

Крампус вошел в первую же дверь, попавшуюся им на пути; вошел прямо в комнату, будто к себе домой. Это была просторная спальня; на огромном плоском телеэкране, висевшем на стене, шел какой-то фильм – звук был прикручен до минимума. В огромной, с балдахином, кровати сидели мужчина и женщина лет сорока – он бодро стучал по клавишам на ноутбуке, она смотрела телевизор, одновременно набирая что-то у себя в телефоне. Когда женщина громко ахнула, мужчина поднял голову.

Крампус не обращал на них никакого внимания; склонив голову набок, он уставился на огромный экран на стене.

У женщины был такой вид, будто она чем-то поперхнулась, но все-таки она издала громкий вопль. Джесс и Изабель оба полезли за сонным песком, но Крампус поднял руку.

– Погодите, – сказал он.

Женщина завопила опять и начала было вставать, но мужчина, сорвав с головы наушники, обхватил ее рукой за талию.

– Спокойно, Нэнси. Только спокойно.

Нэнси хватала воздух ртом, но каким-то образом умудрялась сидеть неподвижно, в ужасе глядя на гигантского дьявола, стоявшего посреди ее спальни.

Крампус опять повернулся к экрану, на котором лошади скакали по зеленым лугам, судя по всему, где-то в Англии. Он прижался носом к экрану, стукнулся рогами, крякнул, и отступил на шаг.

– Это ЖК-монитор высокого разрешения, – сказал мужчина дрожащим голосом. – Шестьдесят дюймов. Если хотите, он ваш. Пожалуйста… Просто возьмите его и уходите.

Крампус протянул руку и постучал по стеклу своим острым, иззубренным ногтем, потом прижал к экрану ладонь и надавил, будто пытаясь прикоснуться к тому, что было за стеклом. Послышался треск, экран мигнул и по стеклу поползла паутина трещин. Крампус внимательно оглядел надтреснутый экран.

– Хмм, похоже, я его повредил. Прошу прощения, – сказал он искренне.

– Ничего страшного, – быстро ответил мужчина. – Все хорошо. Никаких проблем. У нас еще один есть, внизу. Можете его забрать. Драгоценности… вот здесь. Он указал на шкатулку красного дерева, стоявшую на туалетном столике. – Наличных у меня немного, – добавил он нервно, извиняющимся тоном, – но пожалуйста, забирайте все, что у меня есть.

– Мы пришли не для того, чтобы красть, – ответил Крампус, но это заявление только заставило их нервничать еще сильнее. Женщина натянула простыню до подбородка, и ноутбук завалился на бок. Крампус подошел поближе, и с любопытством заглянул в светящийся экран ноутбука.

Женщина издала тоненький визг, вроде попавшего в ловушку хорька.

– Вам он нужен? – спросил мужчина. – Он ваш, – он протянул ноутбук Крампусу. Крампус внимательно его осмотрел, но взять не взял. – В гараже стоит новый «Мустанг» с полным баком. Ключи вон там, – он опять указал на туалетный столик. Никто даже не повернул головы. – Но я хочу, чтобы меня поняли, – сказал мужчина совсем уж отчаянным тоном. – Я связан с правительством, и на самом высоком уровне. И, как человек с некоторым опытом в юриспруденции, я просто обязан посоветовать вам воздержаться от насилия любого рода. Если кому-либо в этом дому будет причинен вред, если будут хотя бы угрозы… штат Западная Вирджиния не посмотрит на это сквозь пальцы.

– Ты адвокат? – спросил Чет. – Болтаешь, как адвокат. Ненавижу адвокатов.

Мужчина покачал головой:

– Не то, чтобы адвокат… Я предпочитаю считать себя посредником.

– Этих я тоже ненавижу.

– Чет, – сказал Джесс. – Ты всех ненавидишь. Так почему бы тебе не заткнуться и не оставить мужика в покое?

Чет впился в Джесса взглядом.

– Что-то не припомню, что ты можешь отдавать мне приказы. Так почему бы тебе не завалить хлебало?

– Почему бы тебе не перестать быть умственно отсталым? – осведомился Джесс. – Ах, да. Ты не можешь.

Чета передернуло.

– Ах ты, гребаный хреносос! – и он пихнул Джесса. В ответ Джесс дал ему с ноги, с разворота, попав Чету прямо в ухо, да так, что тот врезался в стену. Чет, отскочив от стенки, бросился на Джесса и врезался ему плечом в поясницу. Сцепившись, они повалились на кровать, прокатились по ней и шлепнулись на пол с другой стороны, повалив тумбочку со стоявшей на ней лампой. Женщина начала визжать – очевидно, у нее случилась истерика.

Крампус наблюдал за происходящим с очевидным удовольствием, а шауни ухали и ржали.

– Крампус! – заорала Изабель, и пихнула его в бок. – Крампус, останови их, а то они поубивают друг друга.

Крампус пожал плечами и крикнул:

– Достаточно! Прекратить драку. Это приказ.

И – конечно же – Джесс с Четом немедленно прекратили. Усевшись на ковре, они принялись мерить друг друга злобными взглядами.

– Больше никаких драк между вами, – добавил Крампус.

Изабель явно была сыта всем этим по горло. Одним прыжком очутившись у кровати, она посыпала визжащую женщину сонным песком, так, будто солила картошку. Женщина, изящно обмякнув, отрубилась.

– Что вы с ней сделали? – требовательно вопросил мужчина, тут же получил свою порцию песка и рухнул на кровать, привалившись к жене.

– Ну, – сказал Вернон, – должен признаться, это было то еще представление. Интересно, что вы, джентльмены, предпримете в следующий раз? Не терпится поглядеть.

Крампус, рассмеявшись, вышел из комнаты.

Миновав две пустые комнаты, Джесс нагнал Крампуса, который как раз заглядывал в тускло освещенную спальню в конце коридора. На кресле-мешке сидела, откинувшись, девочка-подросток. Как и у хозяина дома, у нее на коленках был ноутбук, но, помимо этого, она держала в руке навороченный телефон и пользовалась попеременно обоими устройствами, то яростно строча что-то на клавиатуре, то лихорадочно набирая эсэмэски.

На ней были наушники, но Джессу было прекрасно слышно то, что она слушала, через всю комнату, и можно было только гадать, какой вред она наносит собственным ушам.

Крампус наблюдал за ней по крайней мере пять минут. Нахмурившись он переводил взгляд с одного мерцающего экрана на другой, а она даже ни разу не подняла головы, полностью погрузившись в свой собственный мирок, не имея ни малейшего понятия, что у ее двери стоит толпа демонов. Крампус, покачав головой, отправился дальше. Завернув за угол, они подошли к закрытой двери, увешанной постерами с рекламой компьютерных игр. Из-за двери доносились приглушенные взрывы и выстрелы. Крампус открыл дверь и они увидели мальчика лет восьми, или, может, девяти, который сидел, скрестив ноги, у себя на кровати, лицом у большому экрану на дальней стене. Он играл в какую-то видеоигру, расстреливая толпы ходячих мертвецов. Разнообразные части тела, оторванные взрывами, летали туда-сюда по экрану.

Как и в случае с девочкой, Крампус постоял несколько минут, просто наблюдая. Все это время мальчик даже не пошевелился, за исключением больших пальцев на руках. Стеклянными глазами, с полуоткрытым ртом, он пялился в экран, и выглядел при этом, будто ему только что сделали лоботомию.

– Да он околдован, – Крампус решительно шагнул в комнату, подошел к экрану и разбил его кулаком.

Мальчик замер, прижимая к груди джойстик, выпучив глаза так, что, казалось, они вот-вот выпадут из орбит. Крампус склонился к нему.

– Ты свободен. Мир – твой. Иди и возьми его.

И с этими словами Повелитель Йоля удалился, оставив мальчика в ужасе и недоумении.

Бельсникели переглянулись.

– Ну что, здесь мы закончили? – спросил Вернон.

Изабель кивнула, и вслед за Крампусом они вышли на улицу.

Остановившись на крыльце, Крампус окинул дом крайне обеспокоенным взглядом.

– Похоже, помимо Санты, есть и другие демоны, с которыми предстоит сражаться.

Глава тринадцатая Торчки

Диллард сидел в своем кресле с откидывающейся спинкой, со стаканом виски в руке и пялился в телевизор. Этот хороший телевизор с плоским экраном был выключен, но он все равно смотрел в огромный, черный, пустой экран. Шеф потер переносицу. У него опять начинала болеть голова. Он пытался заснуть, но ему надоело лежать в этой огромной пустой кровати – одному. Линда спала с Эбигейл в ее комнате. И она заперла дверь.

Диллард пытался поговорить с ней опять, но с тем же успехом он мог бы говорить со стенкой. Наконец, он был вынужден уйти из комнаты. Потому что, если бы он не сделал этого, если бы еще хоть секунду ему пришлось смотреть в ее застывшее от горя лицо, слушать ее рыдания из-за этого говнюка, – он бы сорвался опять и сделал бы все, все, чтобы она поняла: Джесс был убит из-за самого Джесса, а вовсе не из-за него.

Он сделал еще глоток и вытер рот. «Между вами все кончено… Ничего не осталось. Ты это знаешь. Это видно по ее лицу. Она уйдет от тебя при первой же возможности».

А ведь все было так хорошо. Он появился как раз вовремя, помог ей в трудной ситуации, и Линда, казалось, оценила его по-настоящему. Ему это нравилось. Нравилось, как он себя при этом чувствовал – этаким рыцарем в сияющих доспехах. И с ней было просто. Просто держать себя в узде, просто быть хорошим парнем. Но нет, Джессу обязательно надо было явиться и все испортить.

«Надо было мне заставить парня исчезнуть, пока у меня была такая возможность, пока не рванула эта бомба с дерьмом, пока все не покатилось псу под хвост. Если бы я сделал это, если бы я послушал, что подсказывает мне инстинкт, мы с Линдой лежали бы сейчас вместе в этой большой, теплой кровати».

Он подумал о жене, об Эллен. О том, какое у нее было лицо – доброе, милое. Эллен была хорошей женщиной, и старалась изо всех сил, чтобы он был доволен. «Ну почему я не мог быть с ней помягче? Что со мной не так?»

– Эллен, детка, – прошептал он. – Господи, я так по тебе скучаю.

Полицейская рация квакнула, и Диллард вздрогнул, чуть не разлив виски.

– Шеф, прием.

Диллард посмотрел на часы; было три часа ночи.

– Вашу мать, что теперь?

Сквозь помехи прорезался бодрый молодой голос:

– Шеф, прием.

Это был Ноэль Робертс, новый офицер; еще совсем зеленый, насколько Диллард мог судить. Начал работать только в ноябре. Диллард пока не понял, как к нему относиться. Ноэль задавал слишком много вопросов и хотел делать все исключительно по правилам. Он не понимал, что в маленьких городках правила зачастую приходится обходить. Диллард надеялся, что это долго не продлится, или служба для Ноэля может обернуться нелегким делом. По крайней мере в Гудхоупе.

Диллард взял рацию и нажал на кнопку микрофона.

– Слушаю, Ноэль. Что теперь?

– Код шестнадцать; вероятно, код тринадцать. Две локации, прием.

– Ноэль, сколько раз я должен повторять: ты работаешь в гребаном полицейском отделении Гудхоупа, а не в Нью-Йорке! Давай, кончай с этой херней, которой тебе в Академии голову набили, и поговори уже со мной, как с нормальным человеческим существом, лады? Ты что, пытаешься мне сказать, что сегодня ночью у нас было два взлома?

– Так точно, шеф.

Диллард закатил глаза.

– Может сообщишь мне, где это?

– Один на Второй Бич-стрит. Незаконное проникновение произведено приблизительно в ноль-два-ноль-ноль. Второе незаконное проникновение было произведено вскоре после первого, частное владение в конце Мэдисон.

– В конце Мэдисон? Это же где доктор Феррел живет?

– Подтверждаю. Доктор Феррел сообщает о различных актах вандализма. Подозреваемый разбил ему телевизор.

На это Диллард улыбнулся. Доктор Феррел проходил у него под разделом высокомерного мудла. Этот человек говорил с ним, шефом полиции, будто с десятилетним ребенком, причем не умолкая, с этим своим снисходительным северным акцентом, указывая ему, что есть, что не есть, что пить и как думать, если уж на то пошло. По мнению Дилларда, любой, для кого нормально расписывать достоинства ловли рыбы нахлыстом, осматривая при этом чью-то простату, заслуживал, чтобы ему расхреначили телевизор.

– Ну, это просто чертовски жаль, – сказал Диллард. – Наверное, еще один съехавший на амфетамине псих. Есть у тебя описание?

– Вас понял. Группа афроамериканцев мужского пола, в маскарадных костюмах и масках.

Диллард вскочил на ноги. Очень похоже на парней Джесса.

– Сколько их было? Чем вооружены? Есть раненые?

– Об оружии сообщений нет. Не уверен, сколько именно их было. Раненых нет. И, шеф… Самое странное то, что нет ни одного сообщения о грабеже. Только акты агрессии и вандализм.

«В этом нет ровно никакого смысла, – подумал Диллард. – Зачем им было врываться в дом, если они ничего не взяли? Какого хрена им было нужно?»

– Да, и еще… Шериф звонил.

Диллард напрягся. Шериф Милтон Райт ходил только по прямой дорожке, и было у него такое обыкновение – являться в Гудхоуп и вынюхивать там, был бы только предлог. Диллард прилагал особые усилия к тому, чтобы держать этого человека и его нос на расстоянии как от города, так и от своих собственных дел.

– Ну, так и чего же хотел наш друг шериф Райт?

– Проинформировать нас о том, чтобы мы были настороже. Очевидно, у них уже есть с полдюжины похожих случаев: проникновение со взломом, акты агрессии. Описания совпадают с нашими подозреваемыми.

– Вот дерьмо, – сказал Диллард, отпустив кнопку микрофона. – Что же, на хрен, такое происходит? – он нажал на кнопку: – Ноэль, я беру дом на Второй, – тут он подумал о том, как мало у него желания разговаривать с человеком, который совал ему в задницу палец. – Так и быть, позаботься там о нашем добром докторе. Прием.

– Вас понял, шеф. Следую на место преступления.

Диллард поднялся наверх, чтобы одеться, нашел свой телефон, позвонил Генералу, но трубку никто не брал. Если разобраться, ничего странного в этом не было, и все же Дилларду было глубоко не по себе. Он закончил одеваться, застегнул ремень, сунул в кобуру пистолет и направился к двери.

– Что-то здесь не так, – сказал он, качая головой. – Как ни крути.

* * *

Джесс смотрел, как огни Гудхоупа исчезают позади, скрываясь за темным горным массивом. Они двигались на восток, в глубь этого холмистого края, распространяя повсюду святочное веселье. Они побывали уже десятках в трех домов и примерно в том же количестве городишек, разбросанных по восточной части округа Бун. Большинство визитов прошло довольно гладко. По крайней мере, настолько, насколько на это могла надеяться группа демонов в маскарадных костюмах, совершая налет на чей-то дом.

После того, как перевалило за полночь, большинство хозяев уже спали, и им стало еще проще. Джесс, Вернон и Изабель все время уговаривали Крампуса использовать ключи и входить украдкой, вместо того, чтобы стучать, и вскоре стало понятно, что так лучше для всех. Пока Крампус наносил детям психологические травмы, они быстро крались к спящим родителям и посыпали их сонным песком. В какой-то момент оказалось, что сонный песок одинаково эффективно действует на шауни: брошенная с излишним энтузиазмом щепоть каким-то образом попала в лицо Нипи. Потом Вернон божился, что это была случайность, но у Джесса остались сомнения. Следующую пару визитов Нипи проспал в санях.

– Что это? – спросил Крампус, указывая вниз.

Джесс посмотрел, но не увидел ничего, кроме леса и широких полос открытых угольных разработок.

Крампус направил сани вниз, и вот они уже летят над краем огромного карьера. Он глядел, не отрываясь, на опустошенный край, и лицо у него было при этом такое, что до Джесса дошло: Крампус имел в виду все эти мили развороченной земли и срытых до основания холмов.

Крампус посадил сани на плоскую вершину, с которой открывался вид на рукотворный кратер. Небо на горизонте уже чуть побледнело, предвещая рассвет, и этого было достаточно, чтобы разглядеть уродливый лысый шрам на поверхности земли.

– Да оно тянется, насколько хватает глаз, – брови Повелителя Йоля сошлись на переносице; он явно пытался понять, что он такое видит перед собой. – Это люди сделали?

Джесс кивнул.

– Ну да, люди.

– И они это сделали нарочно?

Джесс снова кивнул.

Крампус погрузился в молчание.

– И зачем им понадобилось уничтожать лес, горы… саму землю?

– Из-за угля. Они взрывают верхушки гор, чтобы добраться до угля.

Крампус в полном недоумении покачал головой.

– Это все равно что отрезать себе руку, чтобы поесть.

Джессу никогда не приходило в голову взглянуть на это вот так, но он подумал, что, наверное, такая точка зрения уж точно не хуже прочих.

Плечи Повелителя Йоля поникли.

– Вскоре духам не будет места для жизни… Земля станет бездушным местом… Обиталищем призраков, вроде Асгарда, – он прикоснулся к щекам, и его пальцы поползли вниз, растягивая кожу, превращая его лицо в маску отчаяния. – Неужели род человеческий и вправду ненавидит себя? – и тихо, почти шепотом: – Да как вообще можно бороться с подобным небрежением?

Крампус отвернулся, посмотрел на наливающееся розовым светом небо.

– Мне кажется, для одной ночи достаточно. Пора возвращаться.

Он тряхнул поводьями, они взмыли вверх и полетели над долиной обратно, в Гудхоуп.

* * *

– Смотрите! – Изабель указала вниз, на дом, над которым они пролетали. – Это что, девочка?

– Где? – спросил Джесс.

– Вон там. Что это она делает совсем одна в такое время?

И тут Джесс увидел – она стояла по колено в снегу посреди большого поля. Дом стоял выше по склону холма, рядом – маленький трейлер: единственное жилье на мили вокруг, насколько хватало глаз.

Крампус опустился пониже, до уровня деревьев, и девочка поглядела вверх, на них, когда они пролетали над ее головой. Джесс показалось, что лет ей было шесть или семь, не больше.

– Крампус, – сказала Изабель, стискивая его руку. – Приземлись, пожалуйста.

Вернон подался вперед.

– Если мы тут голосуем, то запишите, пожалуйста, что я – против.

Крампус, казалось, тоже не горел желанием приземляться; с тех пор, как он узнал, что такое открытые угольные разработки, он не проронил ни слова. Но, буркнув что-то себе под нос, он посадил сани между девочкой и домом.

Девочка наблюдала за тем, как они садились, и как вылезали из саней, и как шли вниз, к ней. Она не бросилась бежать – она вообще не выглядела испуганной или даже особенно удивленной. На ней была задрипанная фланелевая куртка, которая была ей слишком велика, а из-под куртки торчал подол ночной рубашки. Ноги под рубашкой были совершенно голые, и Джесс вдруг заметил, что девочка в одних носках. Была она слишком худенькая, с давно немытыми, липнущими у голове волосами, вокруг глаз – темные круги. Ее трясло от холода. Она держала лопату, казавшуюся огромной в ее маленьких руках. В снегу виднелась полоса, где она пыталась расковырять лопатой промерзшую землю.

Изабель наклонилась, взяла ее за руку.

– Господи, да ты замерзла. Ты когда ела в последний раз?

Девочка вытерла нос рукой и посмотрела на Крампуса.

– Ты – Сатана?

– Нет. Я – Крампус, Повелитель Йоля. А ты кто такая?

– Ты пришел забрать моего папу в ад?

Крампус покачал головой.

– Нет, дитя. Почему ты так говоришь?

Она не ответила, просто повернулась и пошла мимо них вверх по склону, таща за собой лопату. Прислонив лопату к стене дома, она взобралась по ступенькам на крыльцо и исчезла в доме.

– Они варят, – сказал Чет, указывая на генератор и несколько переносных газовых баллонов, стоявших у стены рядом с подвальным окошком.

– Варят? – переспросила Изабель.

– Винт, – сказал Джесс.

Она, казалось, все еще не понимала.

– Наркотики, – добавил Джесс. – Плохие наркотики.

Джесс огляделся, и ему совсем не понравилось то, что он видел. Поле явно не возделывали уже годами; кукуруза так и засохла на корню вместе с початками. Дощатая пластиковая обшивка местами отошла от стен, кое-где отвалилась и валялась под стенами перекрученными полосами. В дырах виднелись висевший клоками рубероид и посеревшая от времени и непогоды фанера. Все окна закрывали куски пластика или брезента, прилепленного скотчем; скотч местами отклеился, и полуоторванный брезент трепал ветер. Неряшливая поросль пожухших сорняков и засохшие плети ежевики жались к стенам дома, опутывали крыльцо. Трейлер стоял ярдах в двадцати от дома. Подставленные под оси кирпичи раскрошились с одной стороны, и трейлер дал крен, будто судно в непогоду. Из разбитых окон на них мрачно пялилась темнота.

Все это место вызывало какое-то неприятное ощущение – оно было не просто запущенным, нет: было здесь что-то мерзкое, злое. Джесс никогда прежде не испытывал ничего подобного. Ему подумалось, может, это все были его обостренные чувства, из-за крови Крампуса в его жилах. Но как бы то ни было, никакого желания идти в дом у него не имелось. Он глянул на Крампуса и понял, что тот тоже что-то почувствовал.

– Похоже, немало воды утекло с тех пор, как хоть кому-то здесь было на что-то не наплевать.

– Торчки, – сказал Чет и сплюнул. – Мет, винт, спиды. Нюхают, наверное, тоже. Ну, типа, все, что удается достать. Ставлю свою задницу.

– Соблазнительный приз, – сказал Джесс.

Чета перекосило.

– Весело быть придурком, да?

– Кому-то надо посмотреть, как там эта девчушка, – сказала Изабель.

– Не надо нам туда ходить, – сказал Чет. – Ничего хорошего из этого не выйдет. Те, кто варят винт – народ опасный, те, кто его потребляют – тоже опасны, а уж если кто занимается и тем, и тем, – лучше играть с нитроглицерином, чем с ними.

Окончания речи Изабель дожидаться не стала; она просто направилась вверх, к дому. Они смотрели, как она поднимается на крыльцо и исчезает в доме.

– Говорю вам, – сказал Чет, – нечего нам там делать.

Крампус вздохнул:

– Похоже, мой маленький лев считает иначе.

И он двинулся следом за ней, бросив через плечо:

– Идемте.

Когда они подошли поближе, из-под крыльца вылезла собака, пугливая до дрожи и тощая до невозможности; у нее можно было все ребра пересчитать. Крампус погладил ее по голове, и псина завиляла хвостом. Они обогнули развалины кресла, кучу какого-то горелого тряпья и поднялись на крыльцо. Дверь была полуоткрыта, в доме стояла темнота. Крампус вошел, Бельсникели – следом. Джесс заметил, что на нервах был не он один: Вернон тоже судорожно сжимал в горсти сонный песок, а оба шауни успели достать ножи.

Тусклый утренний свет еле сочился в окна сквозь драный брезент, и все же можно было разглядеть, что в гостиной когда-то был пожар: обшивка стен и большая часть потолка обуглились и почернели от сажи. В воздухе висел запах сырого горелого дерева. На диване, под наполовину сползшим на пол одеялом, лежал человек и мутным взглядом глядел в потолок. Подергивающимися пальцами он беспрерывно чесал усеянное незаживающими язвами лицо, и, похоже, даже не заметил, что на него таращится компания Йольских демонов.

Крампус шагнул к дивану и ткнул лежащего пальцем под ребра. Человек поднял глаза на Повелителя Йоля, и казалось, сумел-таки сфокусировать взгляд. Его лицо исказилось от ужаса; он застонал и перекатился на бок, вжавшись лицом в спинку дивана.

– И это – эээ, торчок? – вопросил Крампус. – Он что, болен?

Чет кивнул.

– Болен, ага. Подсел на метамфетамин. Хочет его все время. Ну, типа, либо ты его получишь, либо вот сейчас слетишь на хрен с катушек.

– Я представляю себе, что такое «подсесть». Это как у тех, кто попал в рабство к опиуму.

– Ну да, типа того, только гораздо хуже. Эти ребята, они варят это дерьмо из любых химикатов, какие только могут достать. Они не едят, не спят, и оно медленно пожирает их мозг.

– Эта чума, она что, распространилась повсюду?

– Да, – сказал Джесс. – Благодаря таким вот подонкам, как наш Чет, – везде, ясен хрен.

– Да какого хрена, Джесс?! – рявкнул Чет. – У тебя-то тоже рыльце в пушку.

Крампус покачал головой, отвернулся от лежащего на диване мужчины и прошел на кухню. Джесс щелкнул выключателем, но света не было. В тусклом утреннем свете было видно, что кто-то поснимал дверцы со всех кухонных шкафов, и на полках почти ничего не было, кроме нескольких пакетиков овсянки быстрого приготовления и коробки хлопьев «Фрут Лупс». В воздухе пахло плесенью и тухлым мясом. У дальней стены стояло несколько десятков мешков с мусором. Пара мешков упала, рассыпав содержимое по полу, в других виднелись прогрызенные крысами дыры. Повсюду – в раковине, на стойке, на плите – громоздились горы немытой посуды.

– Твою мать, – сказал Чет, зажимая нос. – Да как можно жить в такой грязище?

Джесс заглянул в коридор – не видно ли Изабель, но в доме стояла пугающая тишина. У него было такое чувство, будто он попал в дом с привидениями; казалось, из теней вот-вот выпрыгнет что-то кошмарное и бросится прямо на него. Откуда-то снизу – из подвала, что ли, трудно было сказать – раздался лязг.

– О, господи, боже мой, – сказал кто-то. Очень похоже на Изабель. Джесс принялся ощупью пробираться по темному коридору, стараясь не споткнуться о кучи мусора, валяющегося на полу.

Он нашел их с девочкой в дальней спальне. На голом матрасе под скомканной простыней лежал человек и глядел в потолок неподвижным взглядом. Запавшие глаза и восковая кожа не оставляли сомнений – он мертв, и уже давно.

– Нате вам, какая жалость, – сказал за спиной у Джесса Чет. – Похоже, округ Бун теперь недосчитается еще одного тупоголового торчка, когда будет выдавать талоны на бесплатную жрачку.

Изабель, резко развернувшись, впилась в него гневным взглядом.

– Заткни свой поганый рот, – прошипела она. – Ты о ее отце говоришь.

Чет дернулся, поглядел на девочку.

– Это… Я не понял. Прости.

– Ее зовут Лэйси.

Девочка даже не повернулась, будто ничего не слышала, она просто стояла спиной к ним, не сводя взгляда с мертвого человека. Изабель наклонилась и натянула ему на голову простыню. Крампус и остальные так и стояли в дверях. Все молчали.

– Она говорит, он умер уже давно, – сказала Изабель. – Дня четыре назад, может, пять. Вот что она пыталась сделать там, на морозе, – вырыть могилу для папы, потому что никто больше этого делать не собирался.

– Вот это, – сказал Крампус, указывая на труп, – та самая болезнь? Винт?

Чет кивнул:

– Ну, знаешь, у любого организма есть свой предел. У него в венах, наверное, столько химии, что им даже не придется его бальзамировать.

Изабель взяла девочку за руку.

– Нам нужно отвезти ее куда-то, где тепло. Найти ей что-нибудь поесть.

– Ты что, собираешься чужого ребенка забрать? – спросил Чет. – Ты уверена, что хочешь это сделать?

Изабель посмотрела на Крампуса.

– Я ее здесь не оставлю.

Крампус рассеянно кивнул. Он все глядел на тело, и лицо у него при этом было непроницаемое. Изабель опустилась рядом с девочкой на колени.

– Хочешь поехать со мной? Поесть чего-нибудь?

Девочка вытерла нос и кивнула.

– Ну, вот и все, что мне нужно, – сказала Изабель и повела девочку за собой, мимо Бельсникелей и дальше, по коридору. Бельсникели неуверенно переминались на месте, поглядывая на Крампуса. Они ждали его реакции.

И тут тишину прорезал пронзительный вопль:

– А это еще кто, на хрен?!

Джесс протиснулся в коридор и увидел в светлом проеме, ведущем на кухню, чей-то силуэт, преградивший Изабель дорогу.

Это была женщина, до невозможности тощая, с длинными нечесаными волосами. Казалось, она была на грани смерти – так близко, как это возможно для живого человека. Она стояла на пороге двери, ведущей в подвал. Он нее несло какой-то химией.

– Что это ты здесь делаешь? – тут она заметила Лэйси. – Что ты делаешь с моей девочкой? Какого хрена ты делаешь? А ну отойди от нее, слышишь!

Изабель отпустила Лэйси и схватила женщину за грудки, притиснув к стене. Она взяла ее за подбородок и развернула лицом к дочери.

– Посмотри на нее. Посмотри! Твоя девочка умирает от голода. У нее ноги босые. Она так замерзла, что ее трясет. Что ж ты за мать такая? Скажи!

Женщина моргнула. Ее глаза вдруг наполнились ужасом и болью. Это выглядело так, будто она в первый раз как следует посмотрела на свою дочь – за долгое, долгое время. «Да так оно, наверное, и было», – подумал Джесс.

Изабель отпустила наркоманку, и она упала на колени.

– О, крошка моя, – у нее перехватило дыхание, и она начала всхлипывать. – Прости меня, пожалуйста. Давай-ка сообразим тебе что-нибудь поесть, – она потянулась к девочке костлявыми пальцами, больше похожими на когти. – Ну, иди сюда… Мама тебе сыру поджарит. Иди сюда, сладкая моя.

Девочка отступила и попыталась спрятаться за Изабель.

Женщина нахмурилась и уже напряженно добавила:

– Крошка, иди сюда… Сейчас же.

Девочка помотала головой и не двинулась с места.

Женщину затрясло, и ее лицо исказилось в гротескной маске отчаяния. Она увидела Крампуса, получше разглядела Бельсникелей. У нее задергалась щека, задрожали губы.

– Дьяволы, – прошептала она. – Кто-то впустил в мой дом дьяволов, – она встала, указывая на них дрожащим пальцем. – Черти! О, Господи, спаси нас! Иди сюда, деточка, не дай им к себе прикоснуться!

Она прыгнула вперед, застав Изабель врасплох, толкнула ее, и Изабель, споткнувшись о кучу мусора, полетела на пол. Девочка бросилась было бежать, но женщина поймала ее за волосы, дернула к себе и потащила прочь. Джесс бросился вперед, поймал женщину за руку. Вернон был уже наготове; он прыгнул вперед и швырнул ей прямо в лицо горсть сонного песка. Женщина вскрикнула, принялась протирать глаза и отпустила ребенка. Изабель, успевшая встать на ноги, подхватила Лэйси и выбежала из коридора на кухню. Женщина на секунду перестала бороться, и застыла с недоумевающим видом. Потом она чихнула, моргнула и, казалось, заметила их заново.

– Черти! – завизжала она и бросилась на Джесса, царапаясь, как кошка. Вернон бросил ей еще песка, прямо в нос и разинутый рот. Наркоманка отшатнулась, утирая лицо и отплевываясь, а потом так и села прямо на задницу. Но даже теперь она не потеряла сознания, и, когда они шли мимо, проводила их злобным взглядом.

– Черт, – сказал Вернон. – Вы это видели? Целая горсть песку, а она все еще брыкается.

– Это все винт, – сказал Чет. – Она на таком взводе, что ее ничем не вырубить.

Оставив женщину в коридоре, они прошли через кухню в гостиную. Человек на диване, кем бы он ни был, пребывал все в том же положении. Натянув одеяло на нос, он наблюдал за ними загнанным взглядом. Они сошли по ступенькам крыльца и нагнали Изабель уже во дворе. Та сняла с себя шапку-панду и натянула ее на голову Лэйси. Девочка, всхлипнув, уткнулась Изабель в плечо.

Изабель повернулась, чтобы посмотреть на них, и застыла. Она вскрикнула, и Джесс, обернувшись, увидел мать Лэйси. В руках у женщины был дробовик, а на лице – самое решительное выражение. Никто ни дернуться не успел, ни даже закричать, как она направила на Крампуса ствол и нажала на спуск. Оглушительно прозвучал выстрел – они были так близко, – и по долине загуляло эхо.

Дробь ударила Крампуса в левое плечо, так, что его развернуло, и он упал.

Отдача заставила женщину пошатнуться и отступить на шаг. Выпрямившись, она передернула затвор, загоняя в ствол новый патрон, снова прижала к плечу приклад и прицелилась Крампусу в голову.

– Дьявол! – завизжала она.

Маква бросился между ней и Крампусом. Еще один бьющий по перепонкам выстрел, и грудь Маквы взорвалась кровью и ошметками плоти. Великан шауни упал, как подкошенный, к ногам Крампуса.

И тогда Крампус пришел в движение – и двигался он гораздо быстрее, чем Джесс мог себе вообразить. Не успела женщина перезарядить ружье снова, как он уже бросился на нее. Испустив громоподобный рев, он ударил рукой снизу вверх, вспоров ей низ живота. Сила удара было такой, что женщина отлетела назад, врезавшись в стену дома, пятная кровью пластик обшивки. Упала, как сломанная кукла, неловко подвернув под себя ногу. Посмотрела на себя, на страшную рану, зияющую у нее в животе, на пар, поднимающийся над обнажившимися внутренностями. Она подняла руку и указала на Крампуса, попыталась что-то сказать, но не смогла. Ее рука упала, а глаза застыли, уставившись на Повелителя Йоля.

Изабель прикрыла девочке глаза рукой, подняла ее на руки и быстро зашагала вниз по склону, к саням.

Крампус стоял, пожирая мертвую женщину горящим взглядом. Он тяжело дышал, грудь у него так и ходила ходуном, пар струями вырывался изо рта и ноздрей, облачками повисая в морозном воздухе, а хвост метался из стороны в сторону. Он подступил к убитой, судорожно сжимая кулаки, будто собираясь растерзать ее тело когтями на мелкие кусочки. Повелитель Йоля даже не замечал крови, текущей из ран у него на спине. Маква слабо застонал и закашлялся, выплюнув сгусток крови. Крампус резко развернулся, нашел глазами огромного шауни, и в нем будто погас огонь. На его лице отразилась глубочайшая скорбь.

– Нет, – прошептал он.

Крампус подошел к Макве, упал на колени. Он смотрел, не отрываясь, на страшную рану в груди у шауни, на расползающуюся в талом снегу алую лужу. Маква ловил воздух ртом, пытаясь сделать вдох, но из его груди доносился только какой-то тоненький свист.

Крампус сжал его руку своими, и заглянул в глаза.

– Маква, мой храбрейший воин, – он говорил искренне, подбирая слова. – Великие духи зовут тебя. Настала тебе пора отправиться к ним, чтобы они воздали должное твоей верности и храбрости. Гиче Маниту[12] собрал всех твоих великих предков, и они ждут тебя, и готовят для тебя пышный пир. Иди к ним, и держи голову высоко. Займи место, которое твое по праву.

Взгляд Маквы сфокусировался на чем-то позади Крампуса. Он кивнул, улыбнулся.

– Я… Вижу их, господин мой Крампус, – слезы струились у него по щекам. – Они… идут. Я вижу… – больше он ничего не сказал, и его взгляд замер, устремившись в небеса. Глаза огромного шауни медленно меняли цвет с оранжевого на темно-карий. Поднялся ветер и закрутил вокруг Крампуса и Маквы поземку, подхватил несколько сухих кукурузных листьев, а потом понес их дальше, через поле, к дальнему лесу.

Крампус улыбнулся.

– Маква скачет со своими великими предками.

Он подсунул под гиганта-шауни руку и поднял его так, будто тот ничего не весил. Потом поднялся на ноги и зашагал к саням.

Изабель ждала их с девочкой на коленях. Та тихо плакала, вжавшись лицом в плечо Изабель. Бельсникели заняли свои места, и Крампус передал тело Випи и Нипи.

Потом он тоже сел в сани, тихо встряхнул поводьями, и козлы потянули сани вверх, в небо. Опять пошел снег; никто не разговаривал, и сани несли их в молчании над заснеженными холмами и долинами обратно, в Гудхоуп.

Глава четырнадцатая Духи тьмы

Диллард на патрульной машине подъехал к воротам Генерала и затормозил. Он сидел, не заглушая мотора и глядя на открытые ворота, а дворники все гоняли мерзлую жижу по ветровому стеклу. Он и не помнил, что когда-либо видел ворота открытыми. И в снегу не было свежих следов шин.

– Это неправильно, – пробормотал он себе под нос. Всю прошлую ночь он пытался дозвониться Генералу, и весь день тоже, по крайней мере раз десять набирал его номер. Уже темнело, а ответа до сих пор не было. Он пытался даже набрать Чету – ничего. Диллард любил, чтобы все было четко, ему нужно было всегда в точности знать, что происходит, держать все под контролем. А вот сейчас никакого контроля у него не было, это уж точно. С тех пор, как пару дней назад в Гудхоупе началась эта безумная заварушка.

Он заехал на территорию и остановил машину позади пикапа Джесса. Машин тут стояло много, и (опять же, судя по снегу) ни одна из них не двинулась с места со вчерашнего вечера. Ему это не нравилось, совершенно не нравилось. Их здесь не должно было быть, если только они не решили вдруг переночевать все вместе у Генерала в гараже. Большие двери все были опущены, но боковая дверца стояла распахнутой настежь, и уже давно, судя по небольшому сугробу, который намело внутри.

Диллард заглушил мотор. Звать подмогу нечего было и думать, только не в этом случае, потому что последнее, что ему было нужно – это чтобы Ноэль принялся совать повсюду свой нос. Слишком много будет вопросов. Нет, он был сам по себе. Диллард устало потер глаза. Голова у него до сих пор болела. Спать он лег только в шесть утра, до этого приходилось скакать по вызовам. А когда он, наконец, добрался до кровати, то ему не давали заснуть мысли о том, почему Генерал до сих пор ему не перезвонил.

– Что-то стар я стал для всей этой херни.

Он взял с подстаканника свой кофе, остывший и противный на вкус. Но Диллард все равно его выпил, а потом вышел из машины и, загребая ногами снег, подошел к двери.

Он вошел в прихожую и зажег свет в коридоре. Следы. Отсюда вышли по крайней мере три человека, оставив за собой бурые отпечатки. Было понятно, что это кровь, и он только изо всех сил старался убедить себя, что это кровь Джесса… точно, Джесса, потому что об альтернативе было страшно даже подумать. Он вынул пистолет, сдвинул предохранитель и пошел по следам к железной двери, ведущей в гараж. Повернул ручку, толкнул. В гараже стоял полумрак, подсвеченный только огнями рождественской гирлянды, но этого было достаточно, чтобы понять: люди, грудами лежавшие на полу, не спали. Он сорвал с пояса фонарик, включил, и прикрепил к револьверу снизу, так, чтобы ствол был направлен точно в световое пятно.

Сердце грохотало у него в ушах.

– Черт-черт-черт, – прошептал он, сглотнул и вынудил руки не дрожать. За тридцать лет службы он навидался смертей, и его беспокоила не кровь, а безумие и дикость этой резни. Это не было похоже на плоды типичной разборки – тела были буквально растерзаны на части: руки, ноги, внутренности валялись повсюду. Диллард вдруг почувствовал, что сейчас задохнется от запаха разодранных кишок. Закашлявшись и подавив рвотный позыв, он прижал к носу рукав, не забывая при этом смотреть во все стороны.

Ни малейших признаков, что здесь был кто-то живой, ни звука. И, когда его глаза попривыкли к темноте, он немного расслабился. По свернувшейся крови было ясно, что бойня закончилась много часов назад, и он убедил себя, что, кто бы это ни сделал, его давно уже здесь нет. Он осмотрел каждое тело в поисках Генерала. Он заглядывал в лица, но некоторые были так изуродованы, что узнать их не было никакой возможности. Генерала он не нашел – и Джесса тоже, если уж на то пошло, но зато обнаружил стул, к которому, должно быть, привязывали Джесса, и увидел оборванный скотч. Кто-то срезал его с кресла, кто-то вытащил его отсюда.

– Да как это тебе удается, Джесс? Как ты умудрился такое провернуть?

У него опять тряслись руки. Он теряет контроль. Черт, да он давно уже его потерял. Диллард заставил себя несколько раз вдохнуть. Выдохнуть.

В кабинете Генерала наверху до сих пор горел свет. Диллард быстро пересек гараж, поднялся по лестнице. Дверь была распахнута настежь. Он заглянул внутрь. «Это неправильно, все здесь неправильно». Кабинет выглядел совершенно нетронутым. Никто, очевидно, не копался в ящиках, и на сейфе не было ни царапины. И ни следа Генерала. Диллард решил, что его, должно быть, забрали с собой – ради дальнейших вымогательств или, может, просто решили запытать до смерти.

«Да, не повезло человеку, – подумал Диллард. – У меня у самого проблемы, не до Генерала сейчас, – он бросил взгляд на тела внизу. – Например, каким образом я должен прикрывать вот этот мегазвиздец».

Он почувствовал, как у него опять застучало сердце, боль стиснула грудь.

– Погодите-ка, я, кажется, чересчур много думаю. А может, ничего прикрывать и не надо? Может, это именно то чудо, о котором я молился? – он кивнул. – Да это же решит множество проблем. Особенно одну, большую, по имени Улисс Боггз. И не нужно будет больше беспокоиться о его непредсказуемом поведении, о том, что он все продолбает и потянет меня за собой. И… и поскольку все тупорылые ублюдки, которые на него работали, лежат здесь кишками наружу, не осталось ни единого рта, который придется затыкать. Все, что мне нужно будет теперь сделать, это… вот дерьмо… нет, – он потряс головой. – Джесс. Есть же еще этот чертов Джесс.

«И Джесс будет говорить. Ох уж он заговорит. Расскажет им все, что он обо мне знает, а потом еще и прибавит. Ну, это если предположить, что они возьмут его живьем. Каковы шансы, что это произойдет?» Диллард не знал, но он не любил, чтобы оставались лишние концы. Ему нравилось, чтобы все было аккуратно, как его тапперверовские контейнеры. Все разложено по цветам, миски – на полке, крышечки – в специальном ящике.

– Я найду парнишку. Доберусь до него раньше всех. И навсегда заткну ему рот.

Диллард двинулся вниз по лестнице, но, не успев спуститься, остановился опять. Нахмурился. «Есть еще пара осложняющих обстоятельств, верно?» Что, если они возьмут Джесса живым, а Линда с Эбигейл подтвердят его рассказ. Черт, даже если Джесса у них не будет, Линда спокойно может его, Дилларда, заложить. Генерала теперь нет, и она может просто взять и выступить в одиночку. А если они позовут ребят из отдела Внутренних расследований, ему придется давать множество объяснений. Он просто не мог себе этого позволить – чтобы кто-то что-то заподозрил, и точка. «Но сделать так, чтобы Линда с Эбигейл просто исчезли, не получится». Нет, если бы все было так просто. У него получилось избавиться от одной жены, не поднимая пыли, но вряд ли люди так просто проглотят второе таинственное исчезновение. Добавьте сюда ребенка, и кто-то точно поднимет вонь.

Взгляд Дилларда метался от трупа к трупу.

– Твою мать.

В груди у него опять стало тесно. Он вдруг заметил, что Эш смотрит прямо на него, смотрит и смотрит, не мигая, и рот у него разорван так, будто он улыбается, только не издевательски, нет, а так, будто он знает ответ на задачку, которую ты никак не можешь решить.

– Что? Что за…

Рот у Дилларда захлопнулся. Он медленно кивнул. Да, все было просто, как апельсин, и так же гениально. Он поймал себя на том, что улыбается Эшу в ответ.

– Так, Эш, поправь меня, если я ошибаюсь, но последнее, что мы слышали о Джессе – он сбежал с шайкой маньяков-убийц. И если, скажем, Линда с Эбигейл вдруг окажутся убитыми, жертвами вооруженного нападения на дом, люди поверят в это, не так ли? Что скажешь, Эш? Брошенный муж впадает в ярость на почве ревности, – Диллард кивнул. – А потом все, что мне надо будет сделать – привести их сюда, к тебе и твоим мертвым дружкам. Люди сами быстренько сложат два и два. Да как все красиво складывается, одно к одному, точно пазл с картинкой. Никто меня не заподозрит. Нет, они все будут слишком заняты, жалея бедного меня.

Он натянул перчатки и спустился вниз. Нашел пластиковый пакет, сунул туда катушку скотча, нож, кое-какие инструменты, и ушел, предварительно протерев дверные ручки и проследив за тем, чтобы его ботинки не оставили четких отпечатков, и хорошенько очистив их от крови в снегу. Вообще-то он собирался вернуться, стать тем, кто найдет все это – это был лучший способ объяснить любые следы, какие он мог тут оставить. Но осторожность никогда не помешает, все должно быть аккуратно, как его «Таппервер».

Диллард открыл дверцу пикапа Джесса, потом бардачок, и сунул в пакет несколько Джессовых вещиц: улики, чтобы экспертам было чем заняться на будущем месте преступления. Он сел обратно в патрульную машину, завел мотор, посидел, пока окна не оттаяли, потом выехал с территории и направился домой.

* * *

Джесс проснулся ближе к вечеру. Он резко сел, удивленный, как долго он спал – и как крепко. Изабель и Лэйси сидели за самодельным столом, на котором стоял пакет апельсинов, кусок сыра, бутылка молока и несколько огромных печенек. Лэйси бросала вокруг осторожные взгляды из-под шапки-панды. На лице у нее были молочные усы, и она жевала печеньку. Джесс догадался, что Крампус, должно быть, позаимствовал еду на чьей-нибудь кухне, скорее всего, на одной из тех, где они побывали. «Интересно, – подумал он, – довелось ли какому-нибудь счастливчику понаблюдать, как висящая в воздухе рука Крампуса шарит по его кухонному столу в поисках печенек?» Джесс огляделся посмотреть, где Крампус, но увидел лишь Чета и Вернона, которые спали, свернувшись, на своих скамьях, да больного волка, лежавшего возле «буржуйки».

– Они пошли его хоронить, – сказала Изабель.

Джесс кивнул, надеясь, что развороченная грудная клетка – не единственный способ покончить с этим безумием. Он надел сапоги, стараясь не обращать внимание на боль в руках, пошевелил пальцами. Те почти вернулись к норме. Джесс вдохнул поглубже, почувствовал, как закололо в груди и в спине – там, куда ударил нож. Но дышалось ему свободно. Он заметил, что кожа у него стала еще темнее, будто эффект Крампусовой крови сказывался все сильнее не только на его ранах, но и на внешности. Он встал и подошел к столу, заметив по дороге стоявшую у печки сковороду, полную окровавленных свинцовых дробин.

– Они их что, все вытащили?

– Что?

– Ну, дробь… Из плеча у Крампуса.

Изабель проследила за его взглядом.

– Думаю, да.

На голове у нее красовался ярко-красный бант. Джесс заметил еще два у нее на спине, на куртке, еще один на бутылке с молоком, и еще, по крайней мере, пять – на Лэйси. Углядев вскрытую коробку, из которой торчала пара упаковок самоклеящихся бантиков и несколько рулонов старой оберточной бумаги для подарков, Джесс усмехнулся.

Девчушка застенчиво его разглядывала. Она выглядела получше – в глазах появился блеск, щеки порозовели, но Джесс знал, что душевные раны так просто не заживают, и подумал, что этот ребенок будет, должно быть, нести их в себе всю жизнь. Может, конечно, девчонке повезет, и ее сознание просто вытеснит самое худшее… Он вздохнул, зная, что такое случается редко, что гораздо чаще все тот же цикл насилия и зависимости только повторяется раз за разом. Джесс подтянул к столу пустой ящик и сел рядом с ней.

– Эй, детишки, как делишки?

Девочка пожала плечами и придвинулась поближе к Изабель. Та обняла ее за плечи, и тихонько сжала. Джесс заметил, какими глазами она глядела на этого ребенка, и подумал, как же она это воспримет, когда настанет время расставаться. Он потянул за мохнатое ухо панды, так, что шапка съехала Лэйси на глаза.

– Тебе нравится эта шапка, да?

Девчушка сдвинула шапку обратно и застенчиво кивнула.

Джесс отлепил с бутылки молока красный бантик и прицепил к себе на нос.

– У тебя есть здесь какая-нибудь родня? – спросил он. – Кто-нибудь, кто мог бы забрать тебя к себе?

Лейси подняла глаза на Изабель; лицо у нее стало встревоженное.

Изабель бросила на Джесса предупреждающий взгляд и погладила девочку по спине.

– Ты не бойся, пупс. Никто тебя никуда не заберет, пока ты сама этого не захочешь.

Джесс пожал плечами:

– Ну ладно тогда… Так и сделаем, – он снял бантик с носа и прицепил к себе на голову. – Лэйси, как думаешь, есть шанс, что ты поделишься со мной одной такой мегапеченькой?

Лейси кивнула и протянула ему печенье.

– Эй, Лэйс, смотри, как я могу. – Джесс разинул рот как можно шире и запихнул туда все печенье целиком. Потом он уставился на Лэйси: щеки раздуты, губы растянуты. Печенье помещалось плоховато. Девчушка кинула на Изабель быстрый неуверенный взгляд, и тут Джесс начал жевать, хрюкая, чавкая, кряхтя и издавая прочие свинячьи звуки.

– Черт, да что с тобой такое? – спросила Изабель, наморщив в отвращении нос. На это Джесс фыркнул – так, что крошки разлетелись по всему столу, попав к ней на колени.

– Фу, какая гадость! – вскрикнула Изабель, но Лэйси вдруг просияла всем личиком и засмеялась – так, как и должна смеяться маленькая девочка. «Хороший смех», – подумал Джесс, и ему показалось, что, может, для нее все-таки еще есть надежда.

Изабель теперь тоже улыбалась, во весь рот.

– Он смешной, правда? Настоящий клоун Бозо?[13]

Лэйси улыбнулась ей в ответ, покачивая головой взад-вперед, вправо-влево, в точности, как Эбигейл, когда дурачилась, и Джессу вдруг показалось, будто кто-то ударил его прямо в грудь. Глаза обожгло слезами – он вдруг понял, что ужасно, до боли соскучился по своей собственной дочке. Джесс вынул изо рта печенье, встал и отошел к окну, – ему не хотелось, чтобы кто-то заметил, как он глотает слезы. «Где-то теперь моя Эби? В безопасности ли она?» Положив локти на старое пианино, он глядел на зимний лес за окном, на сгущающиеся сумерки. Успел ли Диллард узнать о резне в гараже? И если да, что он собирается на этот счет предпринять? На что он готов пойти, чтобы прикрыть свое собственное участие в делах Генерала? Линда и Эбигейл – они в опасности? «Он не убьет их, он не станет заходить настолько далеко, – Джесс запустил пальцы себе в волосы. – Ты сам себя дурачишь. Тебе в точности известно, на что способен этот человек. Он не допустит, чтобы они путались у него под ногами. Он захочет убрать их, и как можно скорее».

– Твою мать, – прошептал Джесс. Тут он почувствовал на плече чью-то руку и обернулся.

– Ты беспокоишься о своей девочке, – сказала Изабель. – Да?

Он кивнул.

– Да. Что угодно отдал бы, чтобы обнять ее прямо сейчас.

– Это непросто, я знаю. Чувство, когда ты знаешь, что нужен кому-то, и не можешь ничем им помочь… Ничего не можешь с этим поделать. Разрываешься на части.

Джесс посмотрел на нее и понял, что ей нужно что-то ему рассказать. Он молча ждал, давая ей время собраться с мыслями.

– Помнишь, тогда… Когда я рассказала тебе, ну, что пыталась покончить с собой… Это еще не все.

– Я так и подумал.

– Мой сын… Его зовут Дэниел.

Джесс не мог скрыть удивления – он вообще не понимал, как у Изабель могут быть дети.

– Я скучаю по нему… Каждый день, – она подождала, не скажет ли Джесс что-нибудь, но Джесс понятия не имел, что тут можно сказать. – Это не была какая-то дешевая интрижка. Я не такая. Я любила его. Очень любила. Мальчика в честь него назвала.

Джесс кивнул.

Она с минуту глядела на него.

– Бывает, людям трудно такое понять. Думают о тебе самое худшее.

– Я не в том положении, чтобы кого-то судить. А был бы – не стал бы думать о тебе хуже.

– Я знаю, что не стал бы. Меня не особенно заботит, что там люди обо мне подумают – давно не заботит, и уж точно не на этот счет. Но мне правда хочется, чтобы ты знал, почему все случилось так, как случилось. Почему я оставила моего собственного ребенка.

Они смотрели, как Лэйси угощает печеньками Фреки. Размером она была примерно с его голову. Фреки понюхал печенье, а потом слизнул его прямо у нее с ладошки. Лэйси тихонько засмеялась.

– У меня было не слишком много друзей, – продолжала Изабель. – Я же из Маллинзов была, и все такое. Люди старались держаться от нас, Маллинзов, подальше, потому что в нашем роду у многих были проблемы с психикой. Я знаю, поэтому-то папа от нас и сбежал, из-за маминых припадков. Дэниела я знала с шести лет, он был единственный мой настоящий друг. Но для мамани это значения не имело. Она не разрешала нам встречаться. Сказала, я еще слишком маленькая. Может, так оно и было, но это нас не остановило. Мы стали встречаться втайне; гуляли втихую почти год. И все это время мы только целовались да держались за руки, редко что-то большее. То есть, Дэниел пытался пару раз, но не слишком настойчиво – он в этих делах был робок. Всегда был немного неловким, другие ребята его еще поддразнивали из-за этого, знаешь. Но это мне в нем и нравилось… он был такой недотепа. Милый был ужасно.

А потом его призвали. Вьетнам. Эти уроды прислали ему повестку через неделю после его дня рождения, только ему стукнуло восемнадцать. И все, поехал он в Форт-Брэгг. И пока он проходил тренировки, эти два месяца – они были самыми долгими в моей жизни. Армия дала ему всего четыре дня отпуска перед тем, как отправить его во Вьетнам, и большую часть этого времени он провел в автобусе, когда ехал домой, ко мне. Хочешь знать, что он сделал, пока был в Брэгге? – Изабель взглянула на Джесса.

– Конечно.

– Он откладывал все, что зарабатывал, и купил мне подарок, – она вытянула из-за ворота шнурок. На нем висело золотое колечко. – Пришлось на шею повесить, потому что на палец оно больше не налезает. Бриллиант он себе позволить не мог, но это настоящее золото. И вот тогда-то, в ту ночь, после того, как он дал мне кольцо, после того, как пообещал на мне жениться, мы и переспали. Собирались пожениться, как только он вернется. Это была наша тайна. То, что было только между нами, и от этого оно было еще более особенным. Но жизнь не всегда поворачивается так, как людям хочется… как они надеются. Жизнь, она совсем другая.

– Он не вернулся, да?

– На мину наступил. В первый же месяц, как он там оказался. Один шаг унес его от меня навсегда.

– Изабель, мне так жаль.

– Мне тоже, – сказала она, промакивая глаза. Села на табурет, стоявший перед пианино. – Так что осталась я беременной и без мужика. Не первая девушка, оказавшаяся в подобном положении, но мне это говорить было бы бесполезно. Только не тогда.

Ну, и примерно к тому времени, как тело привезли, это начало быть заметно. Я была такая маленькая, и ребенок сидел высоко, так что маманя скоро все поняла. Заперла меня в шкафу и два дня подряд читала через дверь Священное Писание. А когда она выпустила меня, то сказала, что мне придется от него избавиться. Я сказала ей, что Библия такое запрещает, но маманя всегда брала из этой книги только то, что ей было угодно, а остального просто не слышала. Она сказала, что отвезет меня в Мэдисон к одной женщине, которую она знала… к женщине, которая умела избавлять от проблем.

Ребенок – это было все, что осталось у меня от Дэниела. Я просто не могла позволить им убить его плоть и кровь, ни за что. И я так ей и сказала. Так, чтобы она поняла: сначала ей придется убить меня. И… в общем, – Изабель кашлянула. – Она пыталась… Эта женщина, она морила меня голодом и даже как-то попыталась отравить. Она не выпускала меня из дома, и ставни всегда были опущены – так она боялась, что кто-то узнает.

Но каким-то чудом я все-таки родила этого ребенка, прямо на полу в ванной. И когда я сделала это, когда я увидела этого малыша, я знала – душа Дэниела приглядывала за нами, потому что наш малыш родился живым… живым и здоровым. И легкие у него были сильные, и он немедленно дал знать миру, что он здесь. И он был так похож на своего папу, даже таким маленьким, Богом клянусь. Так что я дала ему имя его отца.

Я добралась до спальни и уснула, просто отключилась, с ним у груди. А когда очнулась, его не было. Нашла их в гостиной: маманя наклонилась над ним, что-то шептала – как обычно, боженька то, боженька се. И сначала я подумала, она его пеленает, подумала, может, когда она увидела его личико, ее сердце смягчилась. А потом я увидела, и от того, что́ увидела, я похолодела. Она прижимала к его личику подушку, зажимала ему нос и рот, моему малышу. И я видела, как его ручки сжимают подушку. Я схватила распятие, которое стояло на телевизоре, и что есть силы ударила ее в висок. И не один раз, а несколько, пока она не рухнула на пол и больше не двигалась. Думаю, я убила ее, но точно я не знаю, до сих пор. Потому что после того, как я это сделала, я взяла моего малыша, завернула его в полотенце и убежала оттуда. И хотя было такое ощущение, что внутри у меня все порвано, я прошла две мили до дома родителей Дэниела.

Его родители ровным счетом ничего не знали о ребенке, не знали даже о нашей с ним помолвке. Я показала им кольцо и рассказала нашу историю. Я и понятия не имела, как они это воспримут, но больше мне идти было некуда. Ну, никогда я не видела, чтобы люди так радовались младенцу. Они прямо сияли, это было, будто я им сына вернула. Я знала, маленькому Дэниелу будет с ними хорошо. Сказала им, пойду, достану кое-что из машины. Ну, конечно, никакой машины у меня не было. Я просто вышла, пошла по дороге, и шла, и шла, куда глаза глядят, сама не зная куда. Шла весь день, а когда настала ночь, я поняла, что я уже далеко в холмах. Ну, а что было потом, ты уже знаешь, – она покачала головой. – Джесс, с тех пор не было и дня, чтобы я не пожалела о том, что бросила моего ребенка. Ни одного дня.

Джесс сочувственно вздохнул. Так, значит, не одному ему было больно. Что ж, удивляться тут нечему. Ему хотелось сказать что-то доброе, глубокое и проникновенное, что могло бы ее утешить, что могло бы утешить его самого – но иногда кажется: в мире столько зла, что трудно увидеть что-то, кроме него. Он положил руку ей на плечо, и сжал, а больше он ничего поделать не мог.

Лэйси теперь занималась тем, что лепила на Фреки красные бантики. Гигантский волк только и мог, что лежать и смотреть на них умоляющими глазами.

– Может быть, Крампус скоро нас отпустит, – сказал Джесс без особой убежденности.

– Может быть, – Изабель подошла к Лэйси, подхватила ее на руки, крутанула вокруг себя и обняла. Лэйси, рассмеявшись, обняла ее в ответ. Изабель просияла.

Джесс подумал, что из Изабель вышла бы отличная мать, и начал было говорить это вслух, когда заметил снаружи какое-то движение.

Три фигуры брели по неглубокому снегу; за ними, прихрамывая, брел волк. Крампус и двое оставшихся шауни шли, опустив головы, будто прикрываясь от ветра, но Джесс-то знал, в чем дело.

Все трое поднялись по ступенькам и вошли в церковь, оставляя за собой лужицы талого снега. Крампус прошел к «буржуйке» и тяжело сел, пододвинув себе одну из коробок. Фреки приковылял поближе к нему и лег рядом. Крампус принялся рассеянно трепать его гриву.

Джесс колебался. Крампус выглядел таким уставшим, измотанным… Грустным. Джесс понимал, что сейчас – не лучшее время заводить разговор о Дилларде. Но когда оно настанет, это время? Может, он и был что-то должен Крампусу, а может, и нет; так или иначе, ему все еще нужно было найти способ сделать что-то с Диллардом. И чем дольше он ждал, тем больше были шансы на то, что Диллард причинит вред Линде или Эбигейл.

Джесс сглотнул, подошел и сел рядом с Повелителем Йоля.

– Мне очень жаль Макву. Сожалею о твоей потере.

Крампус ничего не ответил, даже взгляда не поднял. Просто продолжал смотреть в огонь. У Джесса пересохло во рту, он облизнул губы, откашлялся.

– Мне надо сделать что-то с Диллардом.

– Я знаю.

– Слушай, я сам могу обо всем позаботиться. Нужно только, чтобы ты меня отпустил. Это никак не помешает твоим делам. Я даже дам клятву, что вернусь к тебе, когда со всем покончу.

Крампус сплел пальцы рук и тяжко вздохнул.

– Во что ты веришь, Джесс?

– Э?

Крампус поднял голову и заглянул ему прямо в глаза.

– Во что ты веришь?

Джесс пожал плечами:

– Не знаю.

– Ты вообще ни во что не веришь?

– Что ты имеешь в виду?

– Должен же ты во что-то верить. В свою музу… Быть может, в музыку?

– Нет, – горько сказал Джесс. – Я на это забил.

– В Бога?

– В Бога? Ну… Черт, может, и да. Бывает иногда, это точно. Ну, знаешь, когда мне страшно, или очень чего-то хочется.

– Ты – религиозный человек? Христианин?

– Ну, я не заходил бы так далеко. Но я богобоязненный, это да.

– Есть и другие вещи, помимо богов, в которые можно верить. Земные вещи.

– Ну, думаю, да.

– Веришь ли ты, что в тенях хоронятся духи тьмы, которые только и ждут, чтобы броситься на беззащитную душу?

– Что? Нет, – Джесс было рассмеялся, но тут заметил выражение у Крампуса на лице. – Ну… ладно, иногда, когда я ночью, один, мне бывает довольно-таки не по себе. Если ты это имеешь в виду.

Крампус не засмеялся, он даже не улыбнулся; он опять устремил взгляд в огонь.

– Я страшусь, что в нынешние времена большинство людей – такие же, как ты. Они позабыли, каково это – жаться в хижине, пока звери и демоны завывают у самых дверей. Им больше не нужен великий и ужасный дух, который бы их защищал. Они растеряли свой страх перед дикой природой, а с ним – и потребность верить. И как я могу их винить, если теперь в их власти прогнать тьму одним щелчком какого-то рычажка. Так что я должен спросить себя, какую роль я смогу играть в мире, где люди поклоняются ящику с движущимися картинками, где они делают и потребляют яды, разъедающие их собственный мозг, где они уничтожают ради наживы целые горы, убивают саму землю? Человечество потеряло связь с землей, с дикой природой, со зверями и духами. Они добывают себе пищу не в лесах и полях, а в пластиковых коробках и ящиках со льдом. Их жизни больше не привязаны к круговороту года, к урожаю, и им больше не нужен Повелитель Йоля, который прогоняет зимнюю тьму и призывает свет весны. Человеку теперь приходится бояться только самого себя… Он стал своим самым худшим врагом.

Крампус взял ветку из кучи, которую принесли шауни, разломал ее на части подходящего размера и сунул в печь.

– Пока я сидел в той пещере, я читал газеты, читал о подобных переменах, но я просто не мог постичь их истинного значения… Осознать их истинные последствия. Пока не увидел все своими глазами.

Боюсь, Бальдр говорил правду: мир действительно изменился, и в нем больше нет места для меня. Теперь я понимаю, почему он пал так низко. Бальдр все это предвидел, он старался меня предупредить. Он дал им то, что они хотели – красивую ложь, и они поверили, потому что в красивую ложь поверить гораздо легче, чем в уродливую истину.

Крампус почесал плечо, запуская свои длинные ногти в затягивающиеся раны. Поморщился, выудив дробину, покатал окровавленный свинцовый шарик между пальцами.

– Как я могу заставить поверить людей, которые вообще не понимают, что такое вера? А без их веры Матушка-Земля увянет, и святки уйдут в небытие… А с ними уйду и я… Как ушли до меня все боги и духи.

* * *

На церквушку неслышно опустилась ночь, и расползающийся сумрак как нельзя лучше соответствовал общему настроению. А Крампус все глядел в огонь, баюкая в руках бутылку меда, и мешок лежал у его ног. Бельсникели не решались к нему приближаться, и даже волки держались на расстоянии.

Джесс сидел, скрестив ноги, на полу. Они играли в китайские шахматы. Лэйси откопала целую коробку старых настольных игр и рекрутировала Джесса и Вернона поиграть с ней и Изабель.

– Ходи, – сказала Лэйси, ткнув Джесса пальцем в бок.

– Что?

– Сейчас твой ход… Все еще, – сказал Вернон. – Может, если бы ты обращал внимание на игру, нам не пришлось бы постоянно тебе напоминать.

– Ох, простите, – сказал Джесс рассеянно, и передвинул первую попавшуюся на глаза фишку.

– Ха! – сказала Изабель с торжествующей ухмылкой, и тут же воспользовалась ходом Джесса, чтобы передвинуть свою фишку через всю доску.

– Просто великолепно, Джесс, – сказал Вернон. – У меня просто слов не хватает.

Джесс кивнул, хотя он едва его слышал. Все его внимание было поглощено Повелителем Йоля – он надеялся, что рано или поздно Крампус придет в себя, и их летающий цирк снова отправится в путь. Но за последние несколько часов Крампус даже не пошевелился, только бурчал что-то себе под нос. А пока они сидели вот так, это уж точно не приближало Джесса к Эбигейл. Джессу хотелось подойти и заорать на это чертово чудовище, ткнуть его в бок или даже пнуть хорошенько, сделать хоть что-то, чтобы Крампус пошевелился, только не сидеть вот так, на полу, играя в шахматы.

– Если смотреть на чайник, он никогда не закипит, – заметила Изабель.

– В моем случае это не сработает, – прорычал Джесс, качая головой. – Как пить дать, не сработает.

– Привыкай, – сказал Вернон. – Когда он во мраке, это всегда так. В пещере, бывало, с ним такое случалось, и он мог сидеть так неделями, а иногда даже месяцами. Просто сворачивался клубком и не двигался, даже почти не дышал, будто мертвый. Вот только нам никогда настолько не везло.

– Неделями?

– Да, определенно. Или он может обозлиться, и тогда с ним уже точно не поговоришь.

– У Эбигейл нет недель, – сказал Джесс и вскочил на ноги.

Изабель поймала его за плечо.

– На него нельзя давить, Джесс. Перешагнешь черту – и все станет только еще хуже.

Джесс стряхнул ее руку и встал.

– Хуже для кого? Уж точно не для Эби.

Он решительно подошел к Крампусу и уставился на Повелителя Йоля. Тот никак не среагировал.

Джесс наклонился, поднял с пола мешок. Кашлянул и протянул мешок Крампусу.

– Уже вечер. Какой же Йоль без Повелителя Йоля?

Он подождал.

Крампус продолжал смотреть в огонь.

– Так, значит, ты сдаешься? Повелителю Йоля плевать на Йоль?

Он увидел, как Крампус застыл, и понял, что чудовище его слушает.

– Ну, я так понимаю, он все-таки победил. Санта-Клаус… Положил тебя на обе лопатки.

Крампус нахмурился еще сильнее; кончик его хвоста дернулся.

Джесс положил мешок на коробку рядом с Крампусом.

– Может, у тебя и есть твой мешок, твоя свобода… Может, у тебя даже его голова есть, но похоже, он победил.

Крампус поднес к губам флягу.

– Вот ты тут спрашивал, как сделать так, чтобы люди верили. Ну, так я тебе скажу – хочешь, чтобы они верили… дай им то, во что можно верить. Тебе надо поднять задницу, выйти отсюда и быть великим и ужасным. Ты должен заставить их поверить.

Крампус заерзал на коробке, будто ему вдруг стало крайне неудобно сидеть.

– Ну, конечно, ничего, на хрен, не случится, пока ты будешь сидеть здесь и жевать сопли, присосавшись к бутылке, как к мамкиной сиське.

Крампус сделал еще глоток, большой, долгий. Он закинул голову назад и прикрыл глаза, будто остальной мир перестал существовать.

Джесс протянул руку и выхватил у него флягу.

Крампус перестал жмуриться; выпучив глаза, он воззрился на Джесса в крайнем изумлении.

– Хо-хо-хо! – заорал Джесс и хватил глиняную флягу об пол, отчего она разлетелась вдребезги. – Счастливого, на хрен, Рождества!

Крампус взвился с места и толкнул Джесса так, что тот, не удержавшись на ногах, пролетел через всю комнату и врезался во Фреки. Волк взвизгнул, с усилием поднялся на ноги и прохромал в угол, подальше от намечающейся заварушки.

– Я у тебя за это сердце вырву! – рявкнул Крампус и направился к Джессу. Тот сел и посмотрел прямо в горящие яростью глаза Крампуса. И рассмеялся.

– Вот! Вот оно! – закричал он. – Будь ужасным! Давай! Вот это ты, Повелитель Йоля, а не какая-то жалкая тряпка!

Крампус остановился, сверля Джесса яростным взглядом.

– Да кто ты такой, чтобы поучать меня, когда сдаваться, а когда – нет? – он презрительно ухмыльнулся. – Ты, музыкант, который боится взглянуть в лицо собственной музе. Который повернулся спиной к великому, данному свыше дару. Который отрицает самую суть своей души.

– Ага… Ладно, здорово. А ты, значит, неудачник, как я. Молодец, так держать.

– Как же, – буркнул Крампус с отвращением, разводя руками. Он повернулся, шагнул обратно к печке и подхватил с коробки мешок. Подержал его с минуту, перебирая пальцами мягкий бархат, будто погрузившись в безмолвный разговор с мешком, и время от времени кивая. Рыкнув, он сунул под мышку розги.

– Пошли, – и он решительно протопал к двери, распахнул ее и вышел в ночь.

Двое шауни обменялись напряженными взглядами, но, вскочив на ноги, бросились за Повелителем Йоля.

Вернон с размаху хлопнул фишками о доску и метнул на Джесса яростный взгляд.

– Вот спасибо! Знаешь, это был, наверное, мой первый приятный вечер за… ой, даже не знаю… за сотню лет. А теперь, вместо того, чтобы играть в интересные игры у теплого огня, мне придется пробираться украдкой в чужие дома. Добавлю: на лютом холоде. Убейте меня кто-нибудь об стену.

Джесс пнул Чета в бок.

– Просыпайся, членоголовый. Пора идти.

Чет, застонав, сел и принялся озираться, будто пытаясь понять, где он. Разобравшись, он издал жалостный стон.

– Высокий, Темный и Злобный ждет тебя снаружи, – сказал Джесс.

У Чета был такой вид, будто ему хотелось свернуться клубочком и зарыдать, но он все же поднялся на ноги и шаркающей, как у зомби, походкой направился к двери.

Изабель быстро схватила куртку Лэйси и второпях укутала ее, обмотав вокруг шеи толстый шарф и крепко завязав под подбородком помпоны шапки-панды. Лэйси пришлось сдвинуть шарф вниз, а шапку – вверх, чтобы хоть что-то видеть.

– Мы опять поедем на санях? – спросила она сквозь шарф.

– Ну конечно, пельмешка.

– Ты не можешь взять ее с собой, – сказал Вернон.

– Ну, здесь я ее точно не оставлю.

– Изабель, – осторожно сказал Джесс. – Ведь ты знаешь, что рано или поздно нам придется найти для нее новое место.

Изабель бросила на него уничтожающий взгляд.

– Это мы еще посмотрим.

Лэйси вцепилась в Изабель, крепко обхватив ее за талию.

– Не бойся, моя сладкая, – сказала она. – Можешь остаться со мной, если захочешь.

Лэйси кивнула; она была согласна.

Джесс вздохнул.

– Изабель, ты же знаешь, что ничего из этого не выйдет, – по ней было видно, что она и сама это понимала. Но только тут до него дошло, насколько Изабель нуждается сейчас в этой маленькой девочке.

– Нам бы лучше идти, – сказал Вернон и вышел на улицу.

Волки вышли на крыльцо и смотрели, как они садятся в сани. Изабель с Лэйси запрыгнули вперед, Вернон – назад, и Джесс было занес ногу, чтобы тоже залезть в сани, но остановился.

– Ее нет.

– Чего нет? – спросила Изабель, проследив за его взглядом, направленным на старую водосточную трубу.

– Головы Санты.

Все посмотрели туда же, но их трофей исчез.

– Ее, наверное, койоты стащили, – сказал Чет, фыркнув.

Джесс заметил кое-что, что встревожило его еще больше: следы на снегу. Человеческие, судя по размеру и форме, но всего несколько отпечатков, а потом следы внезапно обрывались.

«Будто тот, кто их оставил, просто взял, и улетел».

Крампус долго смотрел на то место, где была голова Санты, смотрел, не отводя взгляда, и лицо у него было встревоженное.

– Похоже… времени у меня осталось немного, – сказал он себе под нос.

Потом он щелкнул поводьями, и козлы Йоля в очередной раз прыгнули в воздух и понесли их в ночное небо.

К нам приходит рождественский дьявол – или это утка?

Глава пятнадцатая Рождественский дьявол

Диллард подъехал к дому и заглушил мотор. Он открыл пакет и посмотрел на то, что лежало внутри: перчатки, скотч, нож и молоток с круглым бойком, которые он прихватил из гаража Генерала. Еще там были шапка и отвертка из Джессова пикапа, и клок волос, который он снял с щетки, валявшейся там же, в бардачке. Улик достаточно, чтобы обнаружить присутствие Джесса в обоих местах. Диллард знал, что детективы не станут особенно копаться, если у них будут все кусочки головоломки, а он собирался сделать так, чтобы эти кусочки было очень легко найти.

Диллард остановился на минутку, чтобы посмотреть на белые огни рождественской гирлянды, обрамлявшей крыльцо, на венок из темно-зеленой хвои, красиво выделявшийся на красной двери – идеальная рождественская картинка. Они там, внутри, они ждут его, и понятия не имеют, что ждет их самих.

На своем веку Диллард убил немало народу; кое-кто умирал легко, кто-то – нет, но, как бы то ни было, всякий раз, как дело было сделано, он не чувствовал ничего. С Эллен было по-другому: не было и дня, когда бы он не вспоминал о ней. Будет ли оно так же и с Линдой? Он так не думал. Линду он любил, но никогда бы не смог полюбить кого-то так, как Эллен. У него было чувство, что со временем призрак Линды исчезнет, и он сможет двигаться дальше. Диллард надеялся на это, потому что их смерть не будет чистой, не как казнь. Их смерть должна будет походить на те, в гараже у Генерала – будто убийство совершено взбесившимся от ревности супругом. Такое может преследовать человека до конца жизни.

Он закрыл глаза, сделал глубокий вдох, и постарался отключить все чувства. Линда – больше не та женщина, с которой он занимался любовью, а Эбигейл – не та девочка, которую он, бывало, заставлял смеяться. Стоит ему войти в эту дверь, они станут мясом, которое предстоит заколоть и разделать.

Диллард выдохнул, открыл глаза, взял с сиденья пластиковый пакет и вышел из машины.

– Постарайся ничего не чувствовать, – сказал он самому себе, шагая по выложенной камнями дорожке. – Постарайся не чувствовать.

Он осторожно открыл дверь и тихо зашел внутрь. Заметил в прихожей три бумажных пакета, какие дают в магазинах, с аккуратно сложенными вещами Линды и Эбигейл внутри, два пластиковых мешка с куклами, которых привез Эбигейл Джесс, и остальные мелочи, которые они привезли с собой.

Тот факт, что Линда собрала вещи, обеспокоил его гораздо меньше, чем то, что она не обратила внимания на его предупреждения. Это пренебрежительное отношение только подтверждало то, что доверять ей было нельзя, что он поступает правильно. Делает то, что должен сделать.

Из гостиной доносились звуки включенного телевизора, и Диллард уловил голос Линды – она, кажется, что-то говорила Эбигейл. «Хорошо, – подумал он, – значит, они вместе». Он задвинул за собой засов и приставил к двери пакеты с вещами. Понятно, сбежать они никому не помешают, но ему просто хотелось, чтобы они могли задержать кого-то, кто, скажем, очень спешил бы выйти из дома, не важно, по какой причине.

Он прошел по короткому коридору, мимо двери в ванную с левой стороны, прямо в гостиную. От небольшого пространства, где стоял обеденный стол, кухню отделяла стойка наподобие барной. Эбигейл сидела за стойкой на одном из высоких табуретов, спиной к нему, и играла с двумя куклами. Линда стояла у плиты – она что-то готовила. Заметив его, она вздрогнула, взгляд у нее сделался холодным, и она отвела глаза в сторону.

– Смотрю, ты уже и вещи собрала, – сказал Диллард.

Эбигейл прекратила играть, и глянула на него: ни следа ее обычной радостной улыбки. Она встревоженно посмотрела на мать.

– Верни мне, пожалуйста, мои ключи, – сказал Линда. Голос у нее был усталый и равнодушный.

– Ладно, – сказал он, пересекая гостиную. Отцепил рацию, включил ее и поставил на стол: ему хотелось быть уверенным, что он не пропустит никаких сообщений насчет Джесса. Положил пластиковый пакет рядом с рацией, потом нашел в кармане ее ключи и тоже выложил на стол.

Линда продолжала жарить для Эбигейл сыр, стоя спиной к нему, хотя ей это было неудобно. Лишь бы на него не смотреть. Диллард наклонился и опустил фиксатор на раме раздвижной стеклянной двери – еще одна предосторожность, на случай, если ситуация выйдет из-под контроля. Он поглядел на улицу; за окном был его задний двор. Последние лучи заката очертили вершины холмов. Владения Дилларда занимали около пяти акров, до самой реки; ближайшим соседом был Томси – он жил дальше к югу, за рощей. К тому же Томси был глуховат, так что насчет криков можно было не беспокоиться.

Диллард знал, что пора приступать к делу, что каждая минута, пока он тянет резину, могла стать минутой, когда кто-то решит зайти в гараж к Генералу и обнаружить то, что там творится. Или Джесс мог вдруг показаться в городе. Но следующий шаг оказался гораздо труднее, чем он ожидал. Диллард смотрел, как Линда переворачивает на сковородке сыр, смотрел ей прямо в затылок – какие у нее красивые волосы – и представлял себе, какое у нее будет лицо, когда он нанесет первый удар: боль, непонимание, ужас. И ему придется жить с этим всю оставшуюся жизнь.

Он стиснул зубы. «Не время сейчас нюни распускать».

Он взял со стола пластиковый пакет, вышел обратно в коридор, зашел в ванную. Опорожнил мочевой пузырь, потом разделся, весь, до носков. Отпечатки ног в крови можно было использовать для идентификации так же, как и отпечатки пальцев; проще будет потом просто сжечь носки. Насчет ДНК он не беспокоился: это был его дом, конечно, его ДНК будет повсюду. Но кровь – кровь это совсем другое дело. Если он собирался сделать все так, чтобы было похоже на убийства в гараже, крови будет много, и придется проследить, чтобы на одежду не попало ни капли. Он аккуратно сложил одежду, часы и ботинки на полу рядом с раковиной. Покончив с убийствами и оставив улики, указывающие на Джесса, он примет душ, спустится вниз и оденется здесь.

Диллард открыл пакет, достал перчатки, надел их, потом взял молоток с круглым бойком. Хороший инструмент для начала. Сначала он стукнет Линду, сильно, но не слишком, только чтобы вырубить, потом, может, коленную чашечку разбить, чтобы не сбежала, пока он занимается Эбигейл. А потом он достанет нож и сделает все как следует.

Он открыл дверь и вышел из ванной, и сквозняк обдал холодом его наготу.

– Мясо, – прошептал Диллард. – Они – всего лишь мясо.

* * *

Ничто.

Темнота.

Свет.

Он плывет, и течение тянет его куда-то вниз, вниз, вниз.

Он задыхается. Тонет. Вес. Боль плоти. Санта-Клаус ощутил спиной холодный камень, открыл глаза. Все вокруг было залито золотистым сиянием. Вокруг теснились какие-то неясные силуэты.

Одно лицо медленно обрело четкость: кто-то наклонился над ним… нет, не Нанна. Перхта, его земная жена. Стиснув его руку, она с тревогой глядела на него своими древними глазами.

– Он жив, – прошептала она, потом повоторила громко: – Санта-Клаус вернулся к нам!

Над ним пронесся шквал радостных восклицаний. Санта сморгнул; он лежал в часовне, в окружении своих младших жен. И все они вопили и рыдали от радости. Эти звуки впивались ему в мозг, как ножи.

«Так вот что такое смерть. Ни мыслей. Ни воспоминаний. Ни сожалений. Ничего. Какое блаженство!»

Двое существ в золотых одеяниях – не мужчины и не женщины – стояли у него в ногах, и их крылья были такой белизны, что на них трудно было смотреть. Одно из существ заговорило:

– Бог явно не желает твоей смерти.

– Почему? – закашлялся он, и ему пришлось прочистить горло. – Что до меня Господу?

Ангелы обменялись удивленной улыбкой.

– Почему? Потому что ты забавляешь Ее.

– Забавляю? – Санта сел. Мир вокруг завертелся. Он стиснул руками холодный камень, чтобы не упасть. – Забавляю? Неужели я не служу высшей цели, неужели я – всего лишь развлечение?

– Ты вызываешь улыбку на устах Бога. Разве этого не достаточно?

Санта спустил ноги с каменной плиты, попытался встать. Колени у него подогнулись, и Перхта поймала его за плечи, не дав упасть.

– Я всего лишь игрушка…

– Ты расстроен?

– Я больше не собираюсь служить забавой для богов. Я покончил со всей этой суетой.

– Ты хочешь, чтобы с тобой было покончено? – ангел нахмурился. – Но ведь нет служения выше, чем служение Господу. Разве это не честь?

Звон колокольчиков, издалека, но все ближе и ближе, и голоса. Это та песня, та самая глупая, глупая песенка: «Вот едет Санта-Клаус…» Санта поглядел вокруг, на женщин, но казалось, ни одна из них ничего не слышала.

– Я сказал, я со всем покончил. Со всем этим! Передайте Богу, пусть оставит меня в покое!

– И что, ты все бросишь? – ангел пожал плечами. – Если таково твое желание – бросить все, стать смертным, это может быть сделано, – песня и звон колокольчиков звучали все тише. – Твое имя, как эта песня, угаснет, уйдет в небытие. Имя Санта-Клауса будет забыто.

Песня стихла; единственным звуком осталось его дыхание. Тишина вцепилась ему в сердце ледяной рукой.

– Каким же именем ты желаешь зваться отныне? – спросил ангел. – Уж верно, не Бальдром. Бобом? Майком? Кем ты будешь теперь?

– Прекрати. Зачем ты мучаешь меня?

Ангел рассмеялся:

– Ты сам мучаешь себя. Неужели ты поверил, что можешь равняться с Иисусом, или другими великими пророками? Ты всего лишь диковина, человек в красной шубе, раздающий подарки.

Санта стиснул зубы.

– Мы почтим твою волю. Но помни, ты сам повернулся спиной к Господу. – И ангелы отступили, оставили часовню, уходя своею тропою.

– Нет, – сказал Санта.

Они продолжали идти.

– Нет! – крикнул он. – Нет… Не уходите! – он шагнул следом за ними, ухватился за плиту, чтобы не упасть. – Я беру эти слова назад! – вскрикнул он. – Беру эти слова назад! – голос у него сорвался; он всхлипнул. – Они остановились и посмотрели на него полными жалости очами. Вернулись.

– Кто ты?

Он посмотрел на них с яростью.

– Санта-Клаус.

Они улыбнулись.

– Мужайся, Санта-Клаус. В мир тьмы ты несешь надежду и радость. Ты радуешь Бога во Вселенной, где столь многие Ее печалят. Радуйся этому.

И колокольчики вернулись, согревая его, достигая до самого сердца, трогая за душу. С груди словно бы сняли тяжкий груз. Он глубоко вдохнул и вновь почувствовал себя единым целым.

– Что ж, а теперь достаточно этих глупостей, – сказал ангел. – Миру нужен Санта-Клаус, и Бог желает знать, есть ли что-то, что Она может для тебя сделать.

Санта было затряс головой, но остановился и поглядел ангелу прямо в глаза.

– Да, определенно есть. Есть один демон, которого нужно убить.

* * *

– Ну вот, место не хуже любого другого, – Джесс указал на шпиль внизу. – И свет в окнах есть. Похоже, народу там предостаточно.

Изабель прикусила губу. Она уже успела отвергнуть две предыдущие церкви, над которыми они пролетали. Покачав головой, она обняла Лэйси.

– Что? Почему нет?

– Не знаю я эту церковь.

– Это методисты, Изабель.

Она наморщила нос.

– Что, теперь тебе и методисты не нравятся? Сначала пятидесятники, а теперь и методисты. Ну у кого могут быть проблемы с методистами? Изабель, мне кажется, это все предлоги. Тебе все-таки надо о Лэйси подумать.

Изабель нахмурилась.

– Ладно, – сказала она еле слышно, почти шепотом.

– Что? – спросил Джесс. – Ты сказала «ладно»? «Ладно», про церковь?

Она кивнула, плотно сжав губы.

– Хорошо, – сказал Крампусу Джесс. – Можем отвезти ее туда.

Крампус посадил сани на маленьком поле позади церкви. От улицы и домов на той стороне их отделяла живая изгородь, давая какое-никакое прикрытие. Но Крампусу, казалось, все это было безразлично. Он не отрываясь смотрел на церковь, будто это был прыщ на теле земли.

Джесс помог Лэйси слезть с саней, не спуская при этом глаз с Изабель, которая продолжала внимательно разглядывать церковь. Он знал, она ищет хоть какой-то предлог, чтобы все отменить.

Изабель взяла Лэйси за руку. Прошла добрая минута, и все молчали, а Изабель так и не двинулась с места. Джесс положил ей на плечо руку и прошептал:

– Ты все делаешь правильно.

Изабель кивнула:

– Я знаю, знаю.

И все же она так и стояла на месте.

– Я бы рад пойти с тобой.

– Нет. Не хочу, чтобы кто-то нас увидел… никого из нас. Лэйси и так будет сложно, – она поглядела вниз, на девочку. – Ладно, Лэйс, пойдем найдем кого-нибудь очень хорошего, с кем ты сможешь остаться на время. – Изабель старалась говорить бодрым голосом, но получалось у нее не очень, по крайней мере, Джесса ей обмануть не удалось. – Ладно?

Вид у Лэйси был испуганный и неуверенный, но когда Изабель потянула ее за собой, она пошла без сопротивления. Они прошли по дорожке к церкви и, стараясь держаться в тени, завернули за угол, туда, где был вход.

Сквозь окна было видно, что делается внутри: прихожане наряжали церковь к Новому году. У одного из окон стояла высокая елка, вся в мерцающих огоньках гирлянд. Крампус не сводил с елки взгляда, и вид у него было крайне мрачный.

Вернон потихоньку пробрался к изгороди, туда, где рядком стояли почтовые ящики. Под ящиками висели пластиковые корзинки с логотипом «Бун Стэндард». В одной из них до сих пор лежала газета, и Вернон, не смущаясь, прихватил ее, открыл и принялся читать на ходу, пока шел обратно к ним.

– О, как мило, – сказал Вернон. – Крампус, ты, наверное, захочешь это почитать.

Крампус, проигнорировав его, продолжал сверлить взглядом елку.

Вернон, прочистив горло, начал читать.

– «Пособники Санты поднимают на уши округ Бун. Со всех концов округа к нам приходят сообщения о странных происшествиях: вторжения в частные дома, летающие сани. Все пострадавшие сходятся в описании налетчиков: рога на головах и светящиеся глаза. Кое-кто утверждает, что это – рождественские дьяволы, другие винят во всем некую шайку, одетую в необычные карнавальные костюмы. Шериф Райт отказывается давать какие-либо комментарии, кроме того, что ведется расследование. Источники, близкие к шерифу, подтверждают, что деятельность шайки активно расследуется. Некоторые из жертв, решившиеся рассказать о том, что с ними произошло, повествуют о дерзких нападениях, вандализме и угрозах со стороны налетчиков, – тут Вернон пропустил пару строк. – Но никто до сих пор не смог найти внятного объяснения десяткам свидетельств о летающих санях, запряженных козлами. Санях, которые, предположительно, служат средством передвижения этим исключительно необычным преступникам…» О, погодите, тут есть еще. «Наш собственный репортер Харрис получил сообщение совершенно иного характера от десятилетней Кэролайн, а также от пятерых ее братьев и сестер. Кэролайн рассказала нам о высоком рогатом чудовище, которое называет себя Крампусом, Повелителем Йоля, и якобы оставляет золотые монеты тем, кто почтит его подношением, а именно – оставит угощение или дар в башмачке, поставленном на порог. Больше того, по словам Кэролайн, те, кто не оставят подношения, рискуют оказаться у Крампуса в мешке, где он порет неугодных ему. Свидетельства других детей, живущих в пострадавших от налета домах, подтверждают эту же крайне странную историю. Дальнейшее подтверждение рассказу Кэролайн дает тот факт, что у каждого из опрошенных детей были золотые монеты одинаковой треугольной формы. Когда детям был задан вопрос, намереваются ли они класть в свою обувь угощения и дары, а потом оставлять их на пороге, все они с уверенностью ответили, что да, именно так они и сделают».

Тут Вернон показал им иллюстрации к статье: одна из них представляла собой очень четкую фотографию Кэролайн с братьями и сестрами, причем каждый держал в руке по треугольной монете; на другой, несколько размытой, были Крампус и Бельсникели, пролетающие над улицей в санях. И, наконец, последняя была карикатурой, на которой был изображен крайне довольный дьявол с черным лицом, рогами, копытами и всем прочим. Дьявол размахивал пучком розог. Вернон прочел подпись вслух: «К нам идет рождественский дьявол – или это утка?».

Вернон улыбнулся своей самой лучшей дьявольской улыбкой и показал картинку Крампусу.

– Ну, старина, они постарались – прямо вылитый ты. Что скажешь?

Крампус вырвал газету у бородача из рук, скомкал ее и швырнул на землю, а потом растоптал, чуть ли не пританцовывая при этом.

– Рождественский дьявол! – прорычал он. – Пособники Санты! Нет! Нет!

Он с яростью воззрился на церковь.

– Они повсюду видят дьяволов, но единственные оставшиеся дьяволы – это они сами. Зачем им понадобилось выворачивать наизнанку традицию Йоля, наполняя ее злом? Зачем им обязательно нужно извращать все, что принадлежит мне? Вот как эта ель. Это же Йольское древо, какое отношение оно имеет к Рождеству? Люди всегда приносили в свои дома вечнозеленую хвою, чтобы почтить Богиню, которая никогда не умирает, и призвать обратно тепло солнца. Эта традиция существовала еще с давних пор, задолго даже до друидов – и, уж конечно, до того, как в грязном хлеву родился этот ребенок, Христос. Да кто они такие, чтобы издеваться над моими традициями, глумиться и святотатствовать? Пора показать им, что Повелитель Йоля не станет покорно сносить подобные измывательства.

Джесс с Верноном обменялись паническими взглядами.

– Погоди, – сказал Джесс, хватая Крампуса за руку. – Изабель просила нас не показываться.

Крампус стряхнул его руку и зашагал дальше, прямиком к главному входу. Шауни последовали за ним.

– Ну, молодец, – сказал Вернону Джесс и пихнул его в бок.

Вернон воздел руки к небу:

– Что?!

Чет, рассмеявшись, отправился следом за остальными:

– По-любому, мне методисты никогда особо не нравились.

* * *

Стоя у себя на кухне, Маргрет Дотсон, наблюдала, как какой-то мужчина в странной одежде крадет у нее газету. Она гордилась, что никогда не читает «Стэндард», после того, как в девяносто втором газета поддержала Клинтона, и все же ей не слишком понравилось, что какой-то хулиган преспокойно забирает то, что по праву принадлежит ей. Она было решила выйти и сказать ему все, что она о нем думает, но тут заметила его сообщников, зачем-то ошивающихся около церкви. На самом деле передумала она после того, как заметила, что глаза у них как-то странно поблескивают в свете уличных фонарей – вроде велосипедных отражателей. Что-то в этом было неправильное, странное. Она понятия не имела, кто или что они такое, но одного, того, что с рогами, она признала сразу… Конечно, это был Сатана.

Маргрет взяла телефон и набрала номер полицейского участка Гудхоупа. И обрадовалась, когда услышала в трубке голос новенького, Ноэля, а не этого грубого Дилларда, который вечно стремился всеми распоряжаться. Подумать только, он как-то отчитал ее за то, что она рвала цветы на клумбе около почты.

– Полицейское отделение Гудхоупа. Говорит офицер Робертс.

– Это Маргрет Дотсон, дом двадцать один по Хилл-стрит, рядом с методистской церковью.

– Да, мэм, чем я могу вам помочь?

– Ну, кто-то – или что-то – только что украл у меня газету.

– Эээ… Понятно.

– Да, и я надеялась, что вы сможете подъехать и вернуть мне мою собственность.

– Хмм, да, ну… Понимаете, мы на данный момент немного заняты. Может…

– Не может. Оно стоит прямо напротив моего дома, через улицу. Почему бы вам не приехать и не арестовать его, прежде, чем оно сбежит?

– Миссис Дотсон, будьте уверены, я подъеду, как только смогу. Послушайте, может вы дадите мне описание преступника?

– Ну, их там вообще-то шестеро. Одежда на них какая-то странная, лица черные, рога, светящиеся глаза. Один из…

– Что? О, господи! О, боже мой! – молодой офицер почти что кричал. – Вы сказали, ваш дом напротив методистской церкви? У той, что рядом с Первой улицей?

– Ну да, именно это я вам и сказала. Методистская церковь у нас только одна.

– Мэм, оставайтесь в доме. Мы едем.

Маргрет с довольным видом повесила трубку. В доме она оставаться не собиралась. Налив себе стаканчик джина с тоником, она вышла на крыльцо и, удобно устроившись в кресле-качалке, принялась наблюдать за тем, как шайка чертей направляется ко входу в церковь. Она предвкушала неплохое представление.

* * *

Линда сняла со сковородки жареный сыр и положила в тарелку для Эбигейл. Диллард вошел в кухню через дверь кабинета, так, чтобы оказаться у нее за спиной. Он не бежал, нет, он спокойно шел, держа в руке молоток с круглым бойком, в одних носках и перчатках.

Эбигейл закричала, громко, пронзительно, и Линда резко развернулась. Диллард попытался ударить ее молотком по голове, но она увернулась, врезавшись в плиту. Диллард никак не ожидал от нее такой прыти и промахнулся. Молоток с силой врезался в стол, и шеф чуть не упал. Секундой позже он обнаружил, что в него летит железная сковорода, и попытался увернуться. Линда ударила его раскаленной сковородой в висок, и все вокруг словно вспыхнуло. Щеку обдало раскаленным маслом; Диллард взвыл от боли, отшатнулся и уронил молоток. Несмотря на обжигающую боль, он все же умудрился заметить, как Линда замахивается для следующего удара. Она держала сковородку обеими руками; ее лицо было искажено отвращением и злостью. Испустив какое-то дикое рычание, она нанесла удар. Сковородка вылетела у нее из рук, ударила его в плечо и со звоном отлетела на пол.

Линда бросилась вон из кухни, туда, где сидела застывшая от ужаса Эбигейл, подхватила ее и потащила к стеклянной двери. Рванула дверь за ручку. Дверь дернулась, но не открылась. В панике Линда дернула дверь еще два раза, прежде чем сообразила, что фиксатор был опущен.

Диллард подхватил с пола молоток и бросился на них, ворвавшись в гостиную, прежде чем она успела выдернуть фиксатор. Линда, подхватив Эбигейл, бросилась в единственном оставшемся направлении – в гостиную. Оттуда им хода не было никуда, кроме как мимо Дилларда; единственное, куда еще можно было сбежать, это в подвал. Но Дилларда это особо не беспокоило, потому что из подвала никакого другого выхода не было. Он загнал их в ловушку, между ними был только диван и журнальный столик.

Диллард остановился на минутку, чтобы перевести дыхание и собраться. Он вынул из волос комок сыра, как мог, стер с лица горелое масло. Кожа на месте ожога все еще горела, и головная боль вернулась – с лихвой.

Он перебросил ногу через спинку дивана, начал перелезать. Линда схватила с журнального столика миску с деревянными яблоками, стоявшими там для украшения, и швырнула в него одним из них. Диллард поднял руку, чтобы заслониться, и яблоко угодило ему в локоть, аккурат туда, куда Линда раньше двинула сковородкой; руку заново пронзило болью.

– Ах ты сучка гребаная! – заорал он.

Линда снова швырнула в него яблоком, потом еще одним, потом миской, так, что ему пришлось пригнуться, и тогда она бросилась к двери в подвал и рывком открыла ее. Бросилась внутрь, дернув Эбигейл за собой, и дверь за ними захлопнулась. Диллард услышал, как они бегут вниз по лестнице, в подвал. Он замешкался, не понимая, о чем она только думает. Подвал находился ниже уровня земли; в сущности, это был погреб. Она же должна была знать, что выбраться оттуда, кроме как через окна, было невозможно. А окна были маленькие, под самым потолком, и наглухо замазаны краской. Открыть их без специальных инструментов не было никакой возможности.

Диллард подошел к двери в подвал, открыл ее и посмотрел вниз. Услышал, как что-то упало, потом скрип, а потом довольно громкий лязг, и тут же понял, куда они подались.

Дилларду нравилось рассказывать благодарным слушателям о том, что его винный погреб был на самом деле бомбоубежищем, доставшимся ему от предыдущего владельца. И, как большинство бомбоубежищ, его можно было запереть изнутри. Когда Диллард сюда переехал, он избавился от десятилетней давности военных рационов, которые лежали на полках, поставил полки и со временем собрал очень неплохую коллекцию вин. Он взялся за ручку, дернул, но дверь не поддалась.

– Вот дерьмо!

Он стоял и тупо смотрел на дверь. «Нет, ну как такое, на хрен, могло получиться?»

Он поднял молоток, обрушил его на ручку двери. Громкий дзиннь! раскатился по всему подвалу, впившись ему в мозг, как раскаленный гвоздь.

– Твою мать!

Диллард зажмурился и сжал руками виски, ожидая, когда волна боли пойдет на спад. Осмотрел дверную ручку. Молоток оставил только какую-то царапину. Привалившись к стене, он попытался думать, невзирая на головную боль. Этот замок молотком не разнесешь. Ему понадобится кое-что посерьезнее – придется принести из сарая кувалду.

– И наушники, – пробормотал он себе под нос. – Только попробуй забыть чертовы наушники.

Он уже преодолел половину лестницы, когда услышал кваканье рации, а потом – взволнованный голос Ноэля.

– Диллард! – кричал он. – Черт, Диллард! Ну подойди уже!

«Ну, что теперь?» – подумал Диллард, но на самом деле он уже примерно представлял себе, что. Он одним рывком преодолел последние несколько ступенек, бросился в гостиную и схватил со стола рацию.

– Да, это Диллард.

– Диллард, это они! Та шайка! Они прямо здесь, в Гудхоупе! Что мы будем делать? – парнишка тарахтел со скоростью миля в минуту, путаясь в словах: все мысли о соблюдении правил явно вылетели у него из головы. В другой ситуации Диллард улыбнулся бы его щенячьей панике.

– Потише, потише. Придержи коней. Где именно в Гудхоупе?

Парнишка сумел успокоиться настолько, чтобы Диллард начал его понимать.

– Очевидцы говорят, их пятеро, или, может быть, шестеро. Они у методистской церкви.

«Далековато, с северной стороны», – подумал Диллард.

– Встречаемся на парковке. Никаких сирен, никаких мигалок. И не думай высовываться, только наблюдай за ними, пока я не подъеду. Ясно? Я еду.

Вот только он пока никуда не ехал. У него тут оставались две девочки, о которых срочно нужно было позаботиться. Он попал, как, бывало говаривал его дед, «как кур в ощип». Прикрыв глаза, Диллард потер лоб, пытаясь заставить себя думать. Решил, что первым делом надо сделать что-то с этой головной болью. Спотыкаясь, он добрел до ванной, открыл аптечку, и, сшибая пузырьки с лекарствами, добрался, наконец, до бутылочки с надписью «Имитрекс». Принял, на всякий случай, двойную дозу. Случайно увидел себя в зеркале, и тут только до него дошло, что он все еще голый.

– Ну, твою ж мать!

Он быстро натянул брюки, потом ботинки.

– Ладно, приоритеты. Какие у нас приоритеты? Все уладить. Это Джесс… этот гребаный говнюк Джесс. Потому что другого такого шанса его пришить может и не представиться. А девочки? Ну… Они же никуда отсюда не уйдут, верно? Нет, не уйдут. Это я могу обеспечить.

Он закончил одеваться, так быстро, как только мог, и со всех ног бросился обратно в подвал. Передвинул тяжелый морозильник, приставив его к двери в бомбоубежище и поднялся обратно. На всякий случай задвинул засов на двери, ведущей на лестницу. Подхватил со стола рацию, в последний раз быстро оглядел комнату. Постарался убедить себя, что здесь у него все под контролем, по крайней мере, на данный момент, по крайней мере, пока он не вернется. Пару минут спустя он уже вел патрульную машину на север, к методистской церкви. И в голове у него была только одна мысль: убить Джесса Уокера.

* * *

Изабель потянула Лэйси поглубже в тень рядом с лестницей, ведущей к входу в методистскую церковь. Опустилась на колени рядом с девочкой и посмотрела Лэйси прямо в глаза.

– Ладно, Лэйси. Пора. Помнишь, как мы с тобой говорили? Готова?

Лэйси помрачнела.

– Я не хочу, чтобы ты уходила, Изабель.

– Знаю. Я тоже не хочу от тебя уходить. Но надо, что поделать. Поэтому мне очень нужно, чтобы ты была сильной… за нас обеих. Потому что если ты начнешь плакать, я тоже заплачу. И тогда они могут меня поймать. И я попаду в переделку.

Лицо Лэйси приобрело сосредоточенное выражение. Она кивнула.

– Я не буду плакать, Изабель. Правда.

И только тогда Изабель поняла, сколько мужества было у этой крохи, поняла, что не будь она сильной, она просто не пережила бы то, через что ей пришлось пройти.

Две женщины, обе сильно за тридцать, обе с избыточным весом и лицами, по которым было ясно, что повидать им пришлось немало, прошли по дорожке, поднялись по лестнице и вошли в церковь. Изабель понравился их вид: хорошие, богобоязненные люди, явно из глубинки, такие, которым – она это чувствовала – можно доверять.

– Лэйси, я хочу, чтобы ты вошла внутрь и представилась этим двум тетям. Помнишь, что я тебе сказала говорить?

– Что папа и мама у меня умерли. Что какая-то тетя, которую я не знаю, оставила меня здесь. Что она сказала мне найти кого-нибудь, кто мне поможет.

– Вот молодец! А теперь обними меня и беги скорее за ними.

Девочка обняла ее так крепко, как только может шестилетний ребенок. Изабель сморгнула слезы, зная, что последнее, что нужно сейчас Лэйси – это увидеть ее плачущей. Она отпустила девочку, повернула в направлении лестницы и легонько подтолкнула. Лэйси взобралась по ступенькам, подошла к огромным дверям и замялась, неуверенно оглянувшись на Изабель. Та кивнула ей и послала воздушный поцелуй.

Лэйси потянула за ручку, пытаясь открыть тяжелую створку. Та немного поддалась, но открыть дверь у нее никак не получалось. Она попыталась еще раз, другой, а потом обернулась на Изабель и пожала плечами.

– Черт, – сказала Изабель, выскочила вон из тени и взбежала вверх по ступенькам.

Приотворив огромную створку, она впустила Лэйси в церковь, а сама быстро заглянула внутрь. Двойные двери вели из притвора в саму церковь; сквозь забранные витражами окна до нее доносилась музыка. По церкви ходили люди. Вниз из притвора вела лестница. И тут ей на глаза попался написанный от руки указатель: «ПОМОЩЬ ПОСЛЕ РАЗВОДА». Стрелка на указателе указывала влево, на лестницу, и Изабель вдруг поняла, куда шли те две женщины.

– Тебе сюда, – окликнула она Лэйси, стараясь говорить тихо, и указала на лестницу.

– А? – сказала Лэйси. У нее был потерянный вид.

– Те женщины пошли вниз…

Тут Изабель услышала голоса позади себя и, быстро оглянувшись, увидела еще четырех женщин, которые шли по дорожке к церкви. Отступать ей было некуда, и, быстро нырнув в притвор, она схватила Лэйси за руку и быстро повела вниз по ступенькам.

Лестница оказалась короткой, и они, миновав двойные двери, попали в длинный скудно освещенный коридор. Из коридора вели две двери – одна была закрыта, а вторая, дальняя – распахнута настежь. Оттуда лился свет, заливая еще один написанный от руки указатель.

Смех, топот ног: позади них спускались по лестнице люди. Изабель подбежала к первой двери, повернула ручку. Дверь была заперта. Больше идти было некуда. Она навалилась на дверь плечом, но та держалась. Она толкнула еще раз, изо всех сил, и услышала, как затрещал косяк.

– Прошу прощения, мы можем вам чем-то помочь?

Изабель резко развернулась и увидела четырех женщин, которые смотрели на нее с нижних ступенек лестницы. Она опустила голову, так, чтобы они не увидели ее глаза.

– Мы вас знаем? – громко спросила полная женщина в темно-зеленой охотничьей куртке. Она была самая маленькая из четырех, но манера ее поведения ясно говорила о том, что мириться со всякой чепухой она не намерена. – Ну-ка, девочка, посмотри на меня, – она шагнула поближе, пригляделась к Изабель и резко остановилась. – Какого черта?

– Что происходит? – раздался голос из противоположного конца коридора. В луче света, льющегося из комнаты, стояла хрупкого сложения женщина в простом платье до колен. – Гэйл, это ты? Что случилось?

Из комнаты позади нее вышли еще три женщины.

Изабель вдруг поняла, что она в ловушке. Она смерила взглядом женщин, преграждавших ей путь к лестнице, понимая, что ей придется, надеясь на лучшее, прорываться силой. Вот только она не была уверена, получится ли, особенно, если они попытаются ее удержать. Все они были крупные, сурового вида особы, все во фланелевых рубашках и высоких ботинках: жены и дочери шахтеров, крепкие женщины, вырастившие уже по нескольку детей и видавшие в своей жизни всякое. И как раз тогда, когда Изабель подумала, что хуже быть не может, по лестнице спустились еще пять женщин, которые принялись с любопытством заглядывать поверх голов, пытаясь разглядеть ее и Лэйси.

– Да она из этих! – закричала одна из вновь прибывших. Она указывала на Изабель. – Смотрите! Одна из тех, про которых в газете писали. Те психи, которые устраивали всякие безобразия.

– Девушка, а что это вы делаете здесь с этим ребенком? – спросила женщина в охотничьей куртке, и в ее тоне Изабель ясно услышала все, что ее ждало и в чем ее обвинят. И поняла, что ее проблемы только что сильно умножились.

– Синди! – крикнула женщина. – Пойди, позвони в полицию. Скажи Марку и ребятам, чтобы спускались сюда. Живо, бегом!

Девушка, стоявшая сзади, бросилась вверх по лестнице. Изабель стало понятно, что ей надо что-то делать, и быстро. Она отступила от Лэйси.

– Даже не думай об этом, – сказала женщина в зеленом. Остальные закрыли двери на лестницу, задвинули шпингалет и сплотили ряды. – Никуда ты не пойдешь.

* * *

Преподобный Оуэн стоял на средней ступеньке приставной лестницы, прижимая к груди серебряный шар для дискотек размером примерно с баскетбольный мяч.

– Держи покрепче, Скотт, – сказал он с некоторым раздражением.

– Да понял я, понял, деда. Ну, куда тебе это повесить?

– Никуда, – буркнул преподобный. – Я не хочу, чтобы ты это вешал. Я хочу, чтобы ты крепко держал лестницу.

Преподобному не слишком улыбалась идея превращать церковь в танцплощадку, но он не был слеп, по крайней мере, пока. Он видел, что его паства стареет, и, если не пытаться как-то привлечь молодое поколение, от церкви скоро ничего не останется. И все же иногда ему казалось, что временами он проводит больше времени, организуя деятельность всяческих клубов, чем проповедуя Слово Божье. Преподобный скучал по тем старым добрым временам, когда они с женой ходили от двери к двери с Библией под мышкой и несли людям Писание, несли веру тем, кому не во что было верить. Он припомнил, как на него спускали собак, как в него стреляли, как его проклинали и высмеивали. Но все это только разжигало его пуще прежнего, потому что он был солдат Божий, изгоняющий Сатану отовсюду, где только его находил, наполняя Духом Святым сердца суровых обитателей округа Бун. Уже давненько он не чувствовал, как Дух вскипает огнем в его жилах, давно не чувствовал вообще ничего, кроме усталости от бесконечных административных обязанностей или раздражения, когда приходилось улаживать мелкие свары среди его прихожан.

Преподобный Оуэн уже собрался подняться на верх лестницы, как вдруг до него донеслись какие-то крики из подвала. Он посмотрел вниз, на внука, и закатил глаза.

– У меня с самого начала было плохое предчувствие насчет этой истории с консультациями для разведенных. Соберите в одном помещении толпу разочарованных женщин, и проблемы вам обеспечены.

В двери ворвалась Синди, столкнувшись при этом с миссис Пауэлл, которая несла поднос со свечами. Свечи разлетелись по полу.

– Скотт, давай туда, живо! Свечи, гаси их скорее!

Каждый год преподобный пытался отговорить их зажигать все эти свечи, и каждый год миссис Пауэлл и ее «Комитет пенсионеров по украшению храма» настаивали на своем, утверждая, что свечки на подоконниках – это традиция, как и гирлянды из попкорна. А старожилы цепляются за свои традиции, как блохи за собачий хвост.

Синди быстро прихлопнула догорающие на полу свечки и вскочила на ноги. Она прямо-таки задыхалась от волнения. Преподобный несколько напрягся; Синди имела некоторую склонность к истерикам, и он мысленно приготовился к очередной мелодраме.

– Там, в подвале, один из этих, из чертей! – воскликнула Синди. – И у него маленькая девочка. Я, на хрен, не шучу! Звоните в полицию! Кто-нибудь, звоните в гребаную полицию!

Преподобный Оуэн подумал, не вызвать ли полицию по поводу грязного язычка Синди. Он принялся спускаться с лестницы, стараясь не уронить зеркальный шар и при этом не упасть самому, и уже поставил ногу на пол, когда в его церковь заявились черти.

Первый вошел, распахнув настежь двойные двери, и решительно прошествовал мимо Синди и миссис Пауэлл, прямо по центральному проходу. Сатана был гораздо выше, чем преподобный его себе представлял, семи футов ростом, с торчащими во все стороны черными жесткими волосами, с черной, как сажа, кожей, с хвостом, с горящими красными глазами и торчащими изо лба кривыми рогами.

Все замерли, церковь погрузилась в тишину. Даже Синди, казалось, лишилась дара речи. Все смотрели, широко раскрыв глаза: дети, взрослые, все до единого. На каждом лице был шок и страх, каждый сделал шаг назад, уступая дьяволу дорогу, но только не преподобный, только не Оуэн Огастес Элкинс. Нет, сэр. Не ту ты выбрал церковь, Сатана, не того пастыря! И если дьявол возжелал тут что-то осквернить, решил сломить веру преподобного и подчинить его своим черным догматам – что ж, его ожидала хорошая трепка, потому что преподобный был солдатом Божьим. И в первый раз за двадцать лет преподобный Оуэн почувствовал, как Дух Святой растекается по его жилам. Преподобный ступил вперед, преграждая дьяволу дорогу.

Дьявол, не переставая сверлить злобным взглядом рождественскую елку, попытался обойти преподобного, но Оуэн ему не уступил. Он изо всех сил старался не бояться стоявшего перед ним огромного злобного чудовища, взывая про себя к Господу, чтобы тот дал ему силы. Дьявол обратил на него свой горящий взгляд.

– Я пришел за моей елью, – сказал он глубоким, хрипловатым голосом. – А теперь прочь с дороги, ты, маленький, ничтожный человечишка.

Преподобный подумал, что ослышался. «Ель? Сатане нужна… елка?» Преподобный понятия не имел, зачем Сатане понадобилась его рождественская елка, но отдавать ее духу зла он точно не собирался. Преподобный потряс головой и не двинулся с места.

– Это Йольское древо, – сказал дьявол. – Оно не принадлежит этому дому. С какой стати ты, священнослужитель, полагаешь, что это приемлемо – насмехаться над Йолем? Попирать чужую веру?

Преподобный не знал, что и сказать. Йольское древо? О чем это он? «Будь осторожен, – сказал он самому себе, – враг человеческий коварен. Он пытается вывести тебя из равновесия, только и всего, – и он услышал свои собственные слова: – Мы не должны позволять Дьяволу взять над собой верх».

– Да как ты смеешь бросать вызов Господу нашему в его собственном доме? Бог этого не потерпит. Во имя Господа всемогущего, я изгоняю тебя! Изыди, Сатана! Изыди!

– Сатана? Я не Сатана! – проворчало чудовище. – Я – Крампус, Повелитель Йоля. А теперь, если ты не уберешься с дороги, я вырву у тебя сердце и пожру его!

Преподобный поднял повыше зеркальный шар, думая, если понадобится, швырнуть его в Нечистого.

– Отступи, Диавол! Вернись в ад, откуда ты явился!

Чудовище закатило глаза.

– Я не дьявол, глупец. Ты когда-нибудь задумывался о том, чего ради вы с таким пылом повсюду ищете дьявола? Я скажу тебе. Потому что вы не можете поглядеть в глаза собственным злодеяниям. Правда в том, что никакой дьявол не заставляет вас пытать друг друга, насиловать, убивать и подвергать содомскому греху. Никто не заставляет вас уничтожать самую землю, которая кормит вас. Есть только вы. Так что погляди на себя, потому что единственный дьявол здесь – это ты.

– Тебе здесь никого не одурачить своими словесами, – ответствовал преподобный. – Я вижу тебя, ибо Иисус дал мне очи свои. Господь Бог видит тебя, и он сразит тебя своим праведным мечом. Он изгонит тебя обратно, в адское пламя, и ты будешь гореть там во веки веков!

– Гореть? Разить? Наказывать? Почему же это твой бог так нетерпим? Так ревнив? Почему вообще бог должен быть только один? Неужели в мире нет места для многих?

– Что?

– Почему бог один? Почему нужно поклоняться только одному богу?

– Почему… Да каждый ребенок в воскресной школе знает ответ на этот вопрос. Это же первая заповедь: «Да не будет у тебя других богов пред лицом Моим».

– Ты не ответил на мой вопрос. Какой в этом вред? С самых древних времен человек искал защиты у многих богов, пребывал в гармонии со всеми дикими духами природы. Это же очевидно – чем больше богов приглядывают за тобой, тем лучше. Разве нет?

– Я не отрину Господа моего, если ты просишь меня об этом. Иисус – мой Спаситель, и я не собираюсь становиться заблудшей овцой.

Тут плечи дьявола несколько поникли, и преподобный Оуэн понял, что победа на его стороне, что Сатана уже готов сдаться перед Святым Духом.

– Глупый человек, никто не просит тебя никого отринуть. Только открыть твое сердце. Пригласить их всех в твой дом.

– Я верю только в Иисуса и Господа нашего на небесах.

Тут дьявол встрепенулся.

– А Санта-Клаус? Веришь ли ты в Санта-Клауса?

«Санта-Клаус? Какое отношение имеет ко всему этому Санта-Клаус?»

– Конечно, нет. Санта-Клаус – это выдумка.

Дьявол разулыбался и даже хохотнул.

– Вот. На этом, по крайней мере, мы с тобой можем согласиться.

Он слегка похлопал преподобного по макушке, потом отодвинул его в сторону и двинулся дальше по проходу в сторону елки.

Преподобный постоял еще немного на месте, не очень понимая, что, собственно, только что произошло. У него уж точно не было чувства, что он только что прошел великое испытание своей веры, что поставил Сатану на место. Если уж на то пошло, единственное, что он сейчас чувствовал, – это раздражение. А долговязое чудовище тем временем принялось трясти и раскачивать их елку, да так, что игрушки и украшения летели во все стороны, в разбиваясь вдребезги о стены и пол. «Да на что, в конце концов, сдалась ему эта елка?»

– Эй! – закричал преподобный. – Прекрати это! Говорю тебе, прекрати!

Дьявол не обратил на него никакого внимания. Хорошенько толкнув елку, он повалил ее прямо на кафедру. Елочные игрушки хлынули дождем.

– НЕТ! НЕТ! НЕТ! – заорал преподобный Оуэн и швырнул в дьявола зеркальным шаром для дискотек. Шар ударил чудовище в затылок и разлетелся вдребезги о рога. Дьявол пошатнулся, но не упал. Он помотал головой, вытряхивая из гривы осколки зеркального стекла, повернулся и обратил на преподобного взгляд узких, пылающих злобой глаз.

Низкое, угрожающее рычание заклокотало у него в горле, и дьявол рявкнул, обнажая острые клыки. И преподобный вдруг понял, что у него нет никаких причин тут оставаться, нет никаких диспутов о вере, никакой борьбы за души. Он увидел перед собой первобытного зверя, нечто дикое, злобное и кровожадное. Преподобный отступил на шаг, другой, повернулся, чтобы бежать, и тут наткнулся на лестницу, так, что верхний ее конец, упиравшийся в потолок, поехал в сторону. На мгновение лестница, казалось, зависла в воздухе, а потом начала падать, набирая скорость и собирая попутно все натянутые под потолком гирлянды. Те самые, которые он развешивал последние два часа. А потом с треском рухнула на скамьи.

Преподобный в ужасе наблюдал, как бумажные гирлянды падают аккурат на уставленные свечами подоконники. Его поразило, как быстро они загорелись. Кто знает, что за материалы они использовали в воскресной школе, но гирлянды занялись пламенем, что твой бикфордов шнур. Пылающие гирлянды зацепили занавески, те самые занавески, которые они повесили еще тогда, в шестьдесят восьмом, когда только сюда переехали. Судя по тому, как занялись занавески, это было еще до того, как вступили в действие все эти противопожарные правила. За считаные мгновения стены с обеих сторон были охвачены огнем.

– ПОЖАР! – заорала Синди во всю силу своих исключительно мощных легких. – ПОЖАР! ПОЖАР!

Люди, опомнившись, впали в панику и толпой бросились к выходам.

Преподобный Оуэн не двинулся с места. Он стоял, глядя на стремительно разрастающееся пламя, и делал то, что никогда прежде не делал. В стенах собственной церкви преподобный Оуэн помянул имя Господа всуе, и не один раз, а многажды.

* * *

Офицер Робертс услышал крики еще за квартал. Он нажал на газ, еле вписавшись в поворот, и как ошпаренный влетел на стоянку возле церкви. Он ехал, как ему и было сказано, без сирены и без мигалки, чтобы сохранить элемент неожиданности, но, глядя, как люди толпой валят из церковных дверей, он подумал, что большой разницы в любом случае не было бы.

Схватив винтовку, он выпрыгнул из машины, используя кузов как щит, а капот – в качестве упора, и прицелился – все как на учениях. До лестницы у переднего входа было всего ярдов тридцать, и все же различить, кто есть кто среди мечущихся на фоне пламени фигур, было невозможно: видны были одни силуэты.

Ноэль глянул в сторону улицы, надеясь увидеть патрульную машину шефа. Диллард велел ему не высовываться, но людям нужна была помощь, и ситуация быстро выходила из-под контроля. Он взял рацию.

– Шеф, я на месте. У нас тут экстренная ситуация. Какие будут указания? – подождал несколько секунд, которые тянулись, как вечность, и опять нажал кнопку микрофона. – Шеф. Прием.

Ничего.

«Да где же он? Почему его еще нет?»

Ноэль сменил частоту, набрал дежурную часть.

– Дежурная, у нас тут код десять… Десять… – в мозгу у него вдруг сделалось совсем пусто, все коды начисто вылетели из головы. – У нас тут пожар. Церковь методистов в Гудхоупе… Возможно, опасные преступники, – он вдруг услышал, как он частит, высоким, взволнованным голосом, и заставил себя говорить помедленнее. – Черт, у нас тут полный набор! Высылайте пожарных и спасателей… И немедленно дайте знать шерифу!

Он получил подтверждение, что помощь уже в пути, и тут рация опять щелкнула. Сквозь разряды статики послышался спокойный, размеренный голос Дилларда:

– Держись. Пересекаю Первую. Почти на месте.

Ноэль начал было что-то отвечать, но тут же забыл, что, собственно, он хотел сказать, потому что на ступенях церкви появилась огромная рогатая фигура, которая тащила за собой рождественскую елку, а на плече несла какого-то человека. Описание подозреваемого совпадало в точности, сомнений не было. Рогатый снял человека с плеча и небрежно плюхнул его в снег, и тут Робертс признал человека – это был преподобный Оуэн. Вид у него был несколько растерянный, но в остальном он, казалось, был в порядке.

Офицер взял подозреваемого на прицел – человек это был, зверь, или кто там еще – и постарался унять дрожь в пальцах.

– Боженька, сделай, пожалуйста, так, чтобы Диллард притащил сюда свою задницу как можно скорее!

* * *

– Какого черта там, наверху, происходит? – спросила женщина в охотничьей куртке.

Секунду спустя они услышали крики, визг и топот ног. У Изабель уже имелись кое-какие догадки. «Ой, черт. Крампус. Что же ты теперь натворил?»

Кто-то наверху завопил: «ПОЖАР!» – и в этот самый момент сквозь вентиляционные решетки в потолке повалил дым.

– УХОДИМ! – заорала женщина в охотничьей куртке. – Здесь пожар! Уходим все!

Женщины, которые стояли у дверей, все разом повернулись и бросились к выходу, прижав к дверям тех, кто стоял совсем рядом. И поскольку двери открывались только вовнутрь, в коридор, они оказались заблокированными.

– Стойте! Погодите! – закричал кто-то. – Вам всем нужно сделать шаг назад, – это была женщина, которая стояла позади Изабель, та, в простом платье. Она шла по коридору к женщинам, толпившимся у дверей. – Сохраняйте спокойствие. Вам нужно сохранять спокойствие.

Пара женщин попытались выбраться из толпы, но остальные, в панике, только навалились сильнее. Изабель двинулась вперед, намереваясь силой растащить женщин, и тут сзади послышались крики.

По крайней мере дюжина женщин выбежали из комнаты в дальнем конце коридора и теперь неслись прямо на нее. Лэйси была прямо у них на дороге. Изабель рванулась к ней, но у нее не было и шанса. Женщина, та, что в платье, схватила Лэйси и втолкнула ее в неглубокий дверной проем перед запертой дверью. Женщины пронеслись мимо. Что случилось дальше, Изабель не поняла, но ее вдруг протащило по коридору, сшибло с ног, и она оказалась на полу, в самой давке.

Воздух сделался спертым, и все кашляли от дыма, от чего паника только росла. Изабель вдруг обнаружила, что задыхается, что ей трудно набрать в легкие воздуха. Потом она услышала свое имя: кто-то звал ее глубоким, низким голосом, раскатившимся над головами кричащих и плачущих женщин. Следом раздался треск дерева, и темноту коридора прорезал луч света. Опять треск, полетели щепки, и кто-то просто вырвал огромный кусок двери снаружи, дернув ее на себя. И тут она его увидела – горящие глаза, силуэт, не узнать который было невозможно. Ухватив дверь своими огромными руками, Крампус взревел и дернул что есть силы. Рама с треском лопнула, одна из створок оказалась вырвана с корнем и с грохотом рухнула на ступеньки.

Повелитель Йоля стоял над ними, огромный и ужасный, а за ним толпились Бельсникели. Крампус по очереди выдергивал женщин из толпы и ставил на лестницу, где их подхватывали Бельсникели и вытаскивали на улицу из смертельной ловушки.

– Изабель! – орал Крампус, и в его голосе звучала чуть ли не паника. – Где ты?

– Крампус! – она умудрилась высвободить руку и помахать. Крампус, расталкивая женщин направо и налево, проложил себе путь к Изабель, подхватил ее под локоть и поставил на ноги.

– Скорее! – крикнул он, толкая ее вверх по лестнице.

– Подожди! – закричала в ответ Изабель. Она вглядывалась в темный, дымный коридор в поисках Лэйси. Вот же она – на руках у той женщины в платье. Женщина кашляла, и глаза у нее слезились, но девочку из рук она не выпускала. Изабель прыгнула к ним, обхватила их обеих руками и вывела к лестнице. Последние две женщины, спотыкаясь, поднимались по ступенькам; их поддерживали Джесс с Четом. Изабель вывела женщину с Лэйси на улицу, а следом за ними, последним, вышел Крампус.

Они вышли на свежий воздух, в ночь. Изабель вдохнула полной грудью; никогда еще воздух не казался ей слаще. Вокруг курился дым; угли и пепел сеялись на снег. Изабель увидела высокую, рогатую фигуру Крампуса на фоне адского зарева, в окружении его Бельсникелей, и ей поневоле пришел на ум Сатана и его черти.

– Пойдем, – позвал Крампус. – Найдем козлов Йоля, пока они не убрели куда-нибудь.

И он в сопровождении Бельсникелей завернул за угол церкви, после чего они все исчезли в дыму.

На стоянке толпился народ, и Изабель повела было женщину и Лэйси в том направлении, но тут на стоянку, чуть не сбив двоих зевак, влетела полицейская машина. Она резко затормозила рядом со второй патрульной машиной. Изабель резко остановилась, опустилась на колени и быстро поцеловала Лэйси в щеку.

– Лэйси, мне пора. Пусть с тобой все будет хорошо. Ладно?

– Пусть с тобой тоже все будет хорошо, – сказала Лэйси и обняла ее в ответ.

Изабель встала, стиснула женщине руку.

– Ее зовут Лэйси. Пожалуйста, позаботьтесь о ней.

Женщина растерянно посмотрела на нее, но очень твердо кивнула, подняла Лэйси на руки и они пошли прочь, подальше от пламени пожара. Изабель хотелось посмотреть, как они уходят, но глаза ей застилали слезы. Она повернулась и нырнула в дым, туда, куда ушел Крампус.

* * *

Шеф полиции Диллард Дитон выпрыгнул из машины, чуть не забыв взять с собой пистолет, нырнул обратно и быстро подхватил его с сиденья.

– Ё-моё, шеф! – закричал, подбегая, Ноэль. – Как же я рад вас…

Тут он рассмотрел лицо Дилларда.

– Вот это да, шеф, что с вами случилось?

– Где они? – спросил Диллард уже на ходу, быстро шагая к горящей церкви.

Офицеру Робертсу пришлось догонять его трусцой.

– Ну… Понимаете… Трудно сказать, тут такой дым. Последний раз, когда я их видел, они как раз заворачивали за угол.

– Я же сказал тебе не выпускать их из виду.

– Я знаю, но шериф велел мне сидеть на месте, пока не прибудет поддержка.

– Что? – Диллард резко развернулся. – Шериф? Ты что, вызвал его?

– Ну, да. Я был обязан. Мы же вне городской черты. Вне нашей юрисдикции.

– Я похож на человека, которому нужна лекция о его юрисдикции?

– Но здесь пожар! Я думал, что процедура в таких случаях…

– Заткнись. Просто заткнись! – Диллард еле сдержался, чтобы не стукнуть этого молокососа, не дать ему, что есть силы, по морде. Какой симпатичный пункт это добавило бы в растущий список его неприятностей.

Он шагнул ближе, оказавшись нос к носу с Ноэлем.

– Я больше не желаю слышать ни единого слова насчет процедур. Ты пойдешь обратно к машинам и будешь ждать там, пока не появится этот чертов шериф. Понял? Чтобы с места не двигался, пока я тебе не скажу. Понял? Понял?!

Ноэль кивнул и пошел обратно на стоянку с видом побитого щенка. Правда была в том, что Диллард собирался пойти и застрелить Джесса прямо на месте. И уж конечно, ему совершенно не было нужно, чтобы офицер Бойскаут ошивался поблизости, пока он будет этим заниматься – ему вообще не нужны были свидетели.

Раздался далекий вой сирены: все ближе и ближе.

«Вот черт. Именно то, чего мне сейчас не хватало. Вашу мать! Надо найти парня как можно скорее».

Пробираясь в дыму, Диллард загнал в ствол патрон. Заметил на снегу отпечатки – пять или шесть пар, завернул следом за ними за угол церкви, где следы оборвались у смятой и брошенной в снег газеты. Здесь он обнаружил какие-то глубокие колеи и свежий навоз – похоже на олений или, может быть козий, уверенности у него не было. Зато была уверенность в том, что смысла в этом всем не было ровно никакого. Подними он в этот момент голову, он бы увидел сани, запряженные двумя крупными козлами, сани, направлявшиеся на восток, к холмам, но тут его внимание отвлекли огни мигалки. Это был шериф, который как раз въезжал на стоянку.

Диллард потер переносицу, пытаясь заглушить медленно растущую позади глаз боль. Внезапно он почувствовал себя страшно усталым и страшно старым.

– Долгая это будет ночь. Долгая гребаная ночь…

Глава шестнадцатая У Хортона

Джесс смотрел на Крампуса, который, в свою очередь, не сводил взгляда с пластиковой горки и игрушек, валявшихся на заднем дворе маленького ранчо неподалеку от Уайтсвилля. Крампус глядел на игрушки – ни единого слова, ни даже его обычного пыхтения – вот уже двадцать минут. Так долго, что Джесс уже подумал, что тот вообще не собирается вылезать из саней.

Вся их команда примолкла: каждый погрузился в свои собственные мысли, или, может, все размышляли над тем, что случилось в церкви. Или, как он сам, пытались понять, как вообще они оказались здесь, с этим странным, взбалмошным созданием. Джесс быстро терял надежду на то, что все это когда-нибудь кончится… Что вообще есть какой-либо выход.

Они уже успели нанести визит в два дома, и оба раза все прошло сравнительно гладко, но… без огонька, что ли. Только подумать, Крампус прошел мимо пластикового Санты, выполненного в полный рост, и не разбил его. У Джесса было впечатление, что Повелитель Йоля действует почти механически, и даже его обычная речь, обращенная к детям, была какой-то тусклой. Джесс не мог отвязаться от ощущения, что он находится на тонущем корабле, вот только спрыгнуть за борт никак нельзя. Обменявшись взглядами с Изабель, он поднял брови и пожал плечами. Изабель пожала плечами в ответ. Спустя долгую секунду она прочистила горло и мягко сказала:

– Крампус? Может, стоит поехать назад? Устроим себе перерыв.

– Что за великолепная идея, – добавил Вернон. – Я – полностью «за».

Изабель метнула на него сердитый взгляд.

– Что? – обиженно вопросил Вернон. – Если Крампус в этом своем невыносимом настроении, не вижу причин, почему нам всем нужно страдать вместе с ним.

– Он прав, – пробурчал Крампус. – Нужды больше нет. Боюсь, все было зря. Мир не хочет вспоминать, а теперь, похоже… мое время на исходе.

– На исходе? – переспросила Изабель. – Что ты имеешь в виду?

Крампус только покачал головой.

– Крампус? Что происходит?

Крампус поглядел на дом, вздохнул, подхватил розги и мешок, и ступил на землю.

– Можете пойти со мной, если захотите. Это значения не имеет, – и он направился к дому.

Оба шауни, выпрыгнув из саней, пошли следом за ним.

Изабель двинула Вернона локтем в бок:

– Ну и зачем было вести себя, как скотина?

– Знаешь, – ответил тот неожиданно сухо, – иногда ты забываешь, что я здесь не ради забавы. Я – его узник… Его раб. Честно говоря, мне вообще плевать, если со старым козлом что-то случится.

Чет кивнул.

– Аминь, бро.

– Ну, так некоторым из нас не наплевать, – сказала Изабель, выбираясь из саней и устремляясь вдогонку Крампусу и шауни. Джесс посмотрел на Вернона и Чета, пожал плечами и пошел следом за Изабель. Всю компанию он нагнал уже на крыльце.

Крампус потянулся к дверной ручке – и, ахнув, замер. Джесс проследил за его взглядом, увидел на пороге пару ботинок и начал было спрашивать, в чем, собственно, дело, но, вглядевшись повнимательнее, увидел все сам.

Башмачки были поставлены аккуратно, будто в витрине магазина, и в каждом были красиво разложены конфеты. Между ботинками торчала открытка.

Крампус уронил на крыльцо мешок и пучок розог, взял открытку и раскрыл ее, так, чтобы они все могли видеть. Руки у него тряслись. Внутри было написано следующее: «СЧАСТЛИВЫХ СВЯТОК, КРАМПУС! МЫ ОЧЕНЬ ХОРОШИЕ ДЕТИ. С ЛЮБОВЬЮ, МЭРИ И ТОДД».

– Ну, чтоб меня, – сказала Изабель.

– Они наверняка прочли про Крампуса в газете, – сказал Джесс.

– Может быть, – сказала Изабель. – А может, прошлой ночью мы навестили их друзей или родичей каких-нибудь.

Крампус опустился на одно колено. Он осторожно вытащил из башмаков конфеты и взял их в ладони.

– Спасибо, – прошептал он. – Спасибо вам за ваши подношения, – тут он вытер глаза и Джесс вдруг понял, что чудовище плачет. – Награда, – сказал Крампус. – Им полагается награда. Джесс, добудь-ка несколько монет.

Джесс поднял мешок, протянул Крампусу.

– Достань их ты. У меня руки заняты, – сказал Крампус, не отводя взгляда от конфет у себя в ладонях. Он держал их так, будто это были драгоценные камни.

Джесс открыл мешок и замялся. Крампус же вроде говорил, что монеты эти лежат в каком-то месте типа ада? Джесс не был уверен, что ему хочется совать руку в ад… какой бы то ни было. Все остальные смотрели на него и ждали. Он вздохнул, подумал о треугольных монетах и сунул руку в мешок. И почувствовал промозглый холод, больше похожий на озноб от страха, нежели на изменение температуры. Холод пробирал до самых костей, пощипывал пальцы: неприятное, почти болезненное ощущение, от которого почему-то заломило зубы. Джесс попытался сосредоточиться на монетах; ему хотелось покончить с этим как можно скорее. Его рука наткнулась на что-то, что-то хрупкое и мягкое – будто давно уже сгнившее. А потом что-то притронулось к нему: совсем легкое, ласковое прикосновение, будто шелком по коже. Вскрикнув, Джесс выдернул из мешка руку.

– Твою мать, Крампус, там что-то есть!

Крампус фыркнул.

– Конечно. Мертвецы. Но не бойся, они не могут причинить тебе вреда. Они всего лишь призраки… Потерянные, забытые души, те, что не могут найти дороги домой.

Джесс глянул в курящиеся, туманные глубины мешка, и ему показалось, будто он что-то услышал – чьи-то рыдания.

Звук был совсем тихим и доносился будто из страшного далека, но ошибки быть не могло – он это слышал. По спине у него пробежал холодок, и он вздрогнул.

Крампус плутовато ухмыльнулся.

– Просто постарайся не свалиться туда ненароком. Будешь бродить по бесконечным катакомбам, пока твое тело не обратится в прах, а мертвые будут следовать за тобой по пятам… Ждать, когда ты станешь одним из них.

Джесс громко сглотнул, изо всех сил сосредоточился на мысли о монетах, и сунул руку обратно в мешок. В этот раз его пальцы сразу наткнулись на то, то он искал. Он вытащил из мешка пригоршню треугольных монет и протянул их Крампусу.

– Хорошо, положи их в ботинки.

Джесс так и сделал. Всего монет было шесть.

– Это будут очень счастливые детишки, – сказал он. – Может, купят себе на это неплохую тачку.

Крампус раздал всем Бельсникелям по конфете, а для себя приберег красный леденец на палочке. С минуту он глядел на него, будто человек, которому попалась давно забытая фотография из детства, потом снял обертку и сунул конфету в рот.

– Наше дело здесь сделано, – сказал он и направился обратно к саням. Джесс заметил, что походка у него стала пружинистой, будто на каждом шагу он еле удерживался, чтобы не подпрыгнуть. Повелитель Йоля легко скакнул в сани, поглядел еще раз на дом и кивнул. Лунный свет сверкнул, отразившись от его широкой улыбки.

– Повелитель Йоля наконец снова здесь!

* * *

К следующим нескольким домам Крампус шел чуть ли не вприпрыжку, весело размахивая хвостом. Еще немного, и можно было бы подумать, что он им виляет. Он больше не таился, нет, он входил в дом, громко, во всеуслышание желая всем счастливых святок. Бельсникели спешили поскорее утихомирить встревоженных родителей, а Крампус тем временем пугал и завораживал детей своими дарами и рассказами. В одном из домов хозяин выпалил в них из обоих стволов своего обреза и почти наверняка бы убил Вернона, не успей Чет повернуть в сторону дуло. Они летали от дома к дому, скользя над самыми верхушками деревьев, и Крампус громко приветствовал каждого, кого они видели внизу, и поздравлял с Йолем. Джесс вскоре уже потерял счет домам, которые они успели облететь.

Где-то далеко уже за полночь они услышали музыку, когда пролетали над пустынным с виду шоссе, в глубине края холмов. За поворотом оказалось какое-то здание, стоявшее немного в стороне от шоссе. Под неоновыми вывесками с рекламой пива было припарковано несколько машин, легковых и грузовиков, и пара мотоциклов. Крампус сделал над заведением круг, наблюдая за компанией гуляк, которые, спотыкаясь и дурачась, как раз заходили внутрь.

Джесс разглядел вывеску – «У Хортона» – и вдруг вспомнил это место. Он как-то раз здесь играл, уже довольно давно. Ему припомнилось, что публика здесь был та еще: это было одно из тех мест, где сцена была обнесена проволочной сеткой, чтобы в музыкантов не кидали бутылками.

– Это что, пиршественный зал? – спросил Крампус. – Или, быть может, таверна?

– Это бар, – сказал Чет. – Еще одна паршивая забегаловка.

– А что они празднуют?

Чет пожал плечами.

– Еще один день, прожитый на этой дерьмовой планете, так я думаю.

Крампус кивнул.

– Достойный повод для празднования.

Музыку Джесс узнал; расхлябанная версия «Эльвайры», хита «Оук Ридж Бойз»[14]. Джесс всегда ненавидел эту песню. «По крайней мере, громко, – подумал Джесс. – А иногда это все, что требуется».

– Идемте, – сказал Крампус и направился к бару.

– Я так полагаю, в этот раз в санях посидеть не удастся? – спросил Вернон.

– Нет. Пора отпраздновать возвращение святок. Нам всем пора отпраздновать.

– Н-да. Ну, примерно этого я и боялся.

Они вылезли из саней и последовали за Повелителем Йоля ко входу в бар.

Чет начал тихонько ржать себе под нос.

– Если оно пойдет хотя бы вполовину так, как оно пошло в церкви, веселье нам обеспечено, это точно.

– Может, здесь он скорее найдет свою публику, – сказал Джесс.

– Нет! – простонал Вернон. – Нет у него никакой публики. Это будет еще одна катастрофа.

– Жду – не дождусь, – сказал Чет.

* * *

Хортон Уайт стоял за стойкой. На стене, над бутылками с бухлом, висел плакат Нила Даймонда[15] с автографом, адресованным лично ему, Хортону. Рядом висел плакат Хэсила Эдкинса, тоже подписанный. Старину Хэсила в округе Бун обожал стар и млад, чего Хортон не мог сказать о Ниле. Просто народу было наплевать на старого хрипуна, и мало кто стеснялся лишний раз напомнить об этом Хортону. Но Хортон снимать плакат не собирался, потому что ему нравился Нил Даймонд, и даже очень, а еще потому, что это был его бар, и он мог вешать на стенку чей угодно портрет, нравится это кому, или нет. Конечно, если народ не примется покупать выпивку, да поскорее, то вскоре это будет совсем не его бар, а просто еще один раздолбанный балаган у дороги.

Первое число месяца неумолимо надвигалось, а Хортон и понятия не имел, откуда взять денег на аренду. Он знал, что опять протянуть с этим не выйдет: Генерал еще в прошлый раз предупредил, что просто взорвет всю лавочку к чертям собачьим.

Обычно между Рождеством и Новым годом у него собиралось довольно много народу, и он рассчитывал на эти дни в финансовом плане. Но в этом году все пошло по-другому, особенно сегодняшней ночью. Человек тридцать собралось, не больше, где-то вполовину меньше, чем обычно. И, что самое худшее, никто ничего не покупал. Повара Хортону пришлось отпустить еще в прошлом месяце, и теперь ему приходилось управляться в баре, одновременно принимая заказы. Но нельзя сказать, что за его пригорелой картошкой фри и хот-догами из микроволновки выстраивались очереди.

Он оглядел унылые лица, нависшие над стойкой. Настроения никакого, все какие-то вялые, то ли подавленные, то ли задолбанные, и даже музыканты не попадали в ритм – все время лажали. В этом, конечно, не было ничего особенного, но поражал тот факт, что всем вокруг было плевать. Ни возмущенных воплей, ни призывов сдать музыкантов на мыло. И уж точно никто не швырялся бутылками. На танцполе было всего двое, Марти и Линн, которые, как обычно, танцевали друг с другом, поскольку никто из мужиков с ними танцевать не собирался.

Помимо горстки байкеров, в баре сидели одни завсегдатаи: Расти, Джим, Торнтон, ну, и те ребята с мельницы. Том Маллинз явился со всеми четырьмя своими братьями, и Хортон поначалу слегка занервничал, поскольку проблемы следовали за этой семейкой по пятам, как голодный щенок. Но даже Том был сегодня какой-то тихий – сидел себе, посасывая – а не хлебая – пиво, и играл в бильярд с этой пацанкой Кейт из Гудхоупа. Байкеры, заняв один угол, общались, по большей части, между собой. Хортон учуял травку, и хотел было попросить их заниматься этим делом снаружи, и не потому, что это его хоть как-то беспокоило, нет – просто тогда бы они немного больше пили, – но он этих ребят совсем не знал, а мутить воду ему не хотелось. Ему хотелось, чтобы кто-то другой замутил хоть что-нибудь, и покрепче, чтобы хоть немного взбодрить атмосферу.

– Черт, – сказал Хортон, обращаясь к шеренге мрачных лиц по другую сторону стойки. – Что, кто-то умер, а я об этом не знаю? Или, может, почта забыла разослать пособие по безработице?

Никто даже не усмехнулся.

Открылась дверь; Хортон даже взгляда не поднял – по крайней мере, пока не увидел, какое лицо вдруг стало у Люси Дафф. Какой-то мужик – очень высокий – вошел в бар вместе с порывом холодного ветра с улицы. В баре было темно, но не настолько, чтобы Хортон не углядел, что изо лба у мужика торчат настоящие рога.

– Ну, чтоб меня конем это самое по самое не балуйся, – сказала Люси; язык у нее слегка заплетался. Она подтолкнула локтем свою подружку Нелли. – Эй, Нелл, зацени-ка вот этого.

Вслед за рогатым в бар вошли еще шестеро, все в каких-то исторических костюмах, лица вымазаны черным. На некоторых из них были шкуры и маски с рогами. Но что насторожило Хортона, так это их глаза – они как-то странно отражали свет, а в тени вспыхивали оранжевым огнем.

«Это что, шутка? – подумал Хортон. – Кто-то, наверное, решил меня разыграть, потому как я не припомню, чтобы мы тут собирались устраивать костюмированную вечеринку». Тут он заметил приличных размеров мешок; тот, высокий, передал его одному из своей шайки, такому худощавому, сказал ему что-то на ухо и указал в сторону стойки.

«Твою ж мать, – только тут до Хортона дошло, зачем им понадобилось носить костюмы и маски. Они же собираются его ограбить. Хортон быстро шагнул к морозильнику и положил руку на обрез, который лежал у него под стойкой. – Они что, совсем сбрендили? Они хоть понимают, что тут за народ, с кем они связались?» По прикидкам Хортона, половина его клиентуры в данный момент имела при себе огнестрельное оружие, а у остальных были ножи, либо какие-то еще средства самообороны. Мужики здесь были суровые, да и женщины тоже, и драки избегать никто точно не будет. Хортон не сомневался: если кто-то из этих идиотов решит вытащить пушку, он немедленно превратится в решето.

– Это же они, – сказала Люси. – Ну, знаешь. Те, из газеты.

– Кто именно? – спросила Нэнси.

– Дэн, – резко сказал Хортон. – Эй, Дэн. Прикрой меня.

Дэн сидел рядом с Люси. Половину времени во Вьетнаме Хортон провел рядом с Дэном, и знал, что тот никуда не ходит без своей пушки, а еще знал, что спину тот прикрывать умеет. Дэн заметил, что у Хортона рука под стойкой, покосился на дверь и быстро протрезвел. Развернувшись, он сунул руку в карман пиджака.

Тот, худощавый, с мешком, подошел к концу стойки. Вблизи он выглядел еще более чудно, чтоб не сказать хуже. Этот его грим и странный огонь в глазах казались очень реалистичными. Хортон и понятия не имел, как такое вообще возможно. Может, какие-то новые контактные линзы?

– Мистер, – сказал худой. – Прошу прощения. У меня к вам вопрос.

Хортон смотрел на мужика, не двигаясь с места. Руки с обреза он убирать не собирался.

– Да, что я могу для вас сделать?

– Бесплатный бар для всех присутствующих, до конца вечера.

Этого пункта в списке ожиданий Хортона не было. Он покосился на Дэна, но тот не сводил взгляда с мужика.

– Хорошее пожелание, сынок, – сказал Хортон. – И все присутствующие его разделяют, это уж как пить дать.

– Вы не беспокойтесь… Мы платим вперед, – сказал мужик и сунул руку в мешок.

«Вот дерьмо! – У Хортона сердце прыгнуло в горло. – Он же сейчас свою пушку достанет». Хортон выхватил из-под стойки обрез и направил его на мужика. Дэн присоединился к нему со своим тридцать восьмым калибром.

– Эй! – сказал худощавый. – Вот это да! Ребята, погодите-ка секундочку. Это не то, что вы подумали.

– Давай-ка ты прямо сейчас вынешь оттуда руку, – сказал Дэн. – Потихоньку, не торопясь.

Мужик кивнул, а потом вдруг проделал такую штуку: закрыл глаза, будто о чем-то очень сильно задумался. Хортон решил, что, может, он под кайфом, или что еще. Он быстро покосился в сторону остальной шайки, зная, что, если они собираются вступить в игру, это будет именно сейчас. Вот только они не двинулись с места, даже в их сторону не посмотрели. Просто стояли и глазели на музыкантов, как ни в чем не бывало.

– Ладно, – сказал мужик. – Сейчас я вытащу руку. Потихоньку, не торопясь. Буду очень признателен, если вы двое меня не пристрелите, пока я это делаю.

– Ну, это зависит от того, что у тебя в руке, – сказал Дэн. – Верно?

Худощавый медленно вытащил из мешка руку, и вместо пистолета у него в горсти были какие-то тусклые треугольные монеты. Он положил их на стойку.

– Это золото. Здесь должно быть достаточно.

– Это что, шутка такая? – спросил Хортон.

Тот помотал головой. Не похоже было, что он шутил.

– Он хочет заплатить игрушечными деньгами, – сказал Дэн со смешком.

Хортон было присоединился к нему, но тут вдруг приметил, как блестят эти монеты. Он шагнул поближе, наклонился их рассмотреть. Хортону довелось в свое время мыть золото – вместе с дедом, в холмах. Он знал, как выглядит настоящее золото – на вид, на ощупь, на вкус. Он взял одну из монет, взвесил ее на ладони, прикусил. У него перехватило дыхание.

– Ну, будь я проклят, Дэн. Они настоящие!

На стойке перед ним лежало семь монет – более чем достаточно, чтобы скупить все пиво, да и вообще все бухло в этой лавочке.

– Если вы позволите мне сунуть в мешок руку еще раз, смогу еще немного добавить.

– Что? – переспросил Хортон, который все еще не мог прийти в себя от количества золота, валяющегося у него на стойке. – А, да, сынок. Давай, валяй. Ни в чем себе не отказывай.

Худощавый вытащил из мешка еще пять монет.

– Этого, наверное, хватит. Как думаешь?

Хортон ничего не ответил. У него просто не было слов.

– Что скажешь? Договорились?

Хортон кивнул:

– Ага, договорились. Стопудово, можешь быть уверен.

Он положил обрез обратно под стойку, быстро смахнул монеты со стойки на барное полотенце и завернул как следует, подальше от любопытных глаз. Его поразило, какими они были тяжелыми. «Вот черт, – подумал он. – Да это покроет аренду на год вперед. Может, еще и на отпуск хватит, или даже на парочку». Он припрятал сверток под морозильником, там, где он точно не пристанет ни к каким липким лапам.

Нелли, которая весь вечер нянчила единственное пиво, застенчиво улыбнулась Хортону.

– Ну, Боб, я бы взяла стаканчик бурбона, прямо сейчас, если не возражаешь. И позабористей, ладно?

– Ага, мне тоже, – сказала Люси. – Двойной, – она окинула худого внимательным взглядом. – Да кто вы, ребят, на хрен, такие?

Тот улыбнулся.

– Увидите. Просто не теряйте из виду вон того высокого и злобного типа.

* * *

Джесс кивнул Крампусу и показал ему большой палец. Тот кивнул в ответ и направился к сцене прямиком через танцпол. Две женщины прекратили танцевать и уставились на него. Джесс подтянул себе табурет и сел. Он не знал, что там задумал Крампус, и не был уверен, что хочет это узнать.

Чет, Вернон и Изабель тоже подошли по одному и уселись на табуреты рядом с Джессом. Двое шауни предпочли остаться в тени. Они не отрывали глаз от Крампуса и явно чувствовали себя здесь не в своей тарелке.

Крампус остановился перед сеткой, за которой была сцена, повернулся, и принялся изучать публику. Теперь, когда на него падал свет со сцены, люди начали замечать, что находятся в обществе семифутового дьявола, но отреагировали они совсем не так, как того ожидал Джесс, особенно после того, что случилось в церкви, – ни истерических воплей, ни визга. Вместо этого кто-то удивленно ахнул, кто-то показал на Крампуса пальцем, а кто-то просто заржал по пьяни. Но в основном на лицах было написано любопытство: люди пытались понять, что же перед ними такое.

Крампус сказал что-то музыкантам, и те прекратили играть. Ни одного возмущенного вопля, кто-то даже зааплодировал.

Сцена – или, скорее, помост, потому что высотой она была не больше фута – была увита рождественскими гирляндами, а по сторонам висели, медленно вращаясь, пары ламп направленного света: желтые, зеленые, алые лучи скользили по Крампусу, добавляя его внешности драматического эффекта.

– Эй, задница! – крикнул кто-то. – Это тебе не Хэллоуин!

До Джесса вдруг дошло: никто не понимал, что среди них – настоящее чудовище. Они явно считали, что это костюм. Джесс понадеялся, что так оно и останется, и они смогут уйти отсюда без того, чтобы в кого-то из них пальнули или пырнули ножом.

Крампус поднял руку.

– Прошу, выслушайте меня… Потому что я буду говорить, – и его голос немедленно заставил всех умолкнуть: глубокий, гулкий, завораживающий. Голос бога. Крампус подождал, пока стихнут смешки, и бар медленно погрузился в тишину.

– Ну, так давай, говори! – крикнула полная женщина, сидевшая у стойки. – Я тут всю ночь сидеть не собираюсь.

Крампус ухмыльнулся, и было в этой его улыбке какое-то очарование, будто приглашение к веселью, и, к удивлению Джесса, многие заулыбались в ответ.

Какой-то парень нагловатого вида, ошивавшийся у бильярда, выступил вперед и заорал:

– Эй, да что ты вообще за хрен такой?!

Крампус устремил на него тяжелый взгляд своих пронизывающих глаз, который ясно давал понять, что сказанного он не забудет.

– Я – Крампус, Повелитель Йоля, – проговорил он своим гулким басом. – Я пришел сюда воздать должное щедрости жизни, и я ищу достойные души, тех, кто готов присоединиться ко мне. Тех, кто желает повеселиться… Кричать, любить, плясать, драться, петь. Тех, кто желает повернуться к ангелам спиной и устроить небольшой дебош. Тех, кто хочет жить, жить сейчас… В эту самую ночь. Сунуть кулак смерти прямо под нос, зная: какие бы горести не принес нам завтрашний день, ничто не может украсть у нас это мгновенье, если вы проживете его на полную катушку. Что вы скажете? Будете ли вы пить со мной сегодня ночью, и гнать драугров прочь из теней? Будете ли вы петь со мной, во славу Матушки-Земли и всех призраков Асгарда? Будете ли вы приветствовать святки вместе со мной?

И люди вокруг начали кивать – они явно купились. На их лицах Джесс увидел то же воодушевление, что и на лицах у шауни. Нельзя было не признать – настроение Повелителя Йоля было исключительно заразительным: казалось, даже воздух был наэлектризован.

Какой-то старик, сгорбленный и худой, как жердь, в жеваной бейсболке поверх длинных седых волос, сощурился на Крампуса и крикнул:

– Кто угощает?

Люди засмеялись, и Крампус вместе со всеми.

– Я! – провозгласил он, и глаза у него сверкали. – Эта ночь – ночь излишеств. Столько меда, сколько вы сможете выпить, и я плачу за все!

Тут практически все развернулись к бармену, с надеждой ожидая, что он скажет. Бармен кивнул.

– Бар бесплатный всю ночь! – крикнул он.

Музыканты заиграли вновь: вдохновенное переложение «Виски ривер» Вилли Нельсона[16]. Крампус шагнул в толпу. Один из байкеров вручил ему пиво и крикнул:

– За Крампуса!

Повсюду поднимали кружки и кричали: «Крампус! Крампус!»

Повелитель Йоля выпил свое пиво, а потом еще одно, и еще, и еще.

– Ну, – сказал Чет, – я не собираюсь тут рассиживать и смотреть, как они тут выпивают все до последней капли.

Он подхватил кувшин с пивом, раздобыл несколько бокалов, наполнил их и оделил по очереди Изабель, Джесса и Вернона. Изабель подтащила Випи и Нипи, сунула им в руки по бокалу и сказала:

– Ладно вам, пора немного расслабиться.

Повелитель Йоля подхватил двух женщин, сидевших у стойки, взял их под руки и принялся с ними отплясывать. Обе дамы радостно вопили, а толпа начала ухать в такт, и вскоре к ним присоединились и другие женщины. Крампус начал менять в танце руки, переходя от одной к другой – что-то вроде кадрили пополам с джигой. Все радостно завопили. Музыканты завели «Мьюлскиннер блюз», все убыстряя темп. Они играли, как бешеные, все больше народу выходило на танцпол, и вскоре он уже был полон людей, мужчин и женщин, которые гикали, ухали, скакали, топотали и вообще всячески валяли дурака.

Пиво лилось рекой (в том числе и на пол), падали столы и стулья, но надо всем шумом и гамом парил вдохновенный, раскатистый хохот Крампуса: глубокий, теплый звук, пробиравший до самого сердца. Джесс никогда прежде не наблюдал Повелителя Йоля с этой стороны, и ему вдруг подумалось, что настоящий Крампус именно таков – Крампус древности, дикий и великий дух Йоля, который зажигал людские сердца, помогая человечеству пережить самые темные ночи первобытных времен, согревал души, давая силы бороться с самыми суровыми зимами. Джесс легко мог представить себе рогатую фигуру, танцующую ту же самую джигу между общинными домами доисторического поселения. Он прямо видел, как люди впитывают исходящую от Крампуса энергию, а он – подпитывается от них. И только сейчас он понял, почему оставленная в ботинках горсть конфет так много значила для Повелителя Йоля. Больше чего бы то ни было Крампус нуждался в пастве, которую нужно было направлять, защищать и вдохновлять. Джесс вдруг поймал себя на том, что улыбается и притопывает ногой в такт – настолько заразительным было царящее вокруг веселье.

– Ну, будь я проклят, – проворчал Чет. – Какое у всех расчудесное настроение. Я-то надеялся, что старый козел схлопочет пару пуль в живот, а он скачет тут, как олень.

– Всецело с тобой согласен, парниша, – сказал Вернон. – Кто бы мог подумать, что горсти сластей будет достаточно, чтобы старина Высокий-и-Злобный воспрянул духом.

– Для Крампуса это было гораздо большее, чем просто конфеты, – сказала Изабель. – Мне кажется, для него это было подтверждением, что его дух по-настоящему вернулся в этот мир.

– Эй, смотрите-ка, – сказал Вернон и, рассмеявшись, указал в сторону танцпола. Випи и Нипи старательно прыгали и топали ногами вместе со всеми.

– Да они просто в ударе, – сказала Изабель.

Вернон повернулся к Изабель, протянул руку:

– Потанцуем?

Изабель просияла.

– А то! – она подцепила его под локоть, и они, уже приплясывая на ходу, двинулись к танцполу.

Джесс глянул на Чета.

– Видал?

– Видал – что?

– Вон там. Тот парень в красной бандане, – Джесс указал в сторону бородатого байкера со внушительным пивным брюхом, который с энтузиазмом откалывал коленца на танцполе. – С тех пор как ты вошел, он не сводит с тебя глаз.

– И? Ты это к чему?

– К чему? К чему? Ты что, слепой? Он же хочет с тобой потанцевать!

– Пошел на хрен, Джесс. И почему тебе всегда надо быть такой задницей?

Джесс рассмеялся, и как же это было здорово – смеяться. Привалившись к стойке спиной, он смотрел, как танцует Изабель. Он здорово танцевала, прямо как Линда когда-то. Джесс подумал обо всех тех вечерах, когда они с Линдой танцевали вместе, и его улыбка потускнела. Как же ему хотелось опять услышать ее смех, как в старые времена, прижать ее к себе в медленном танце, и вдруг здесь, среди улыбок, смеха и всеобщего веселья, он почувствовал себя страшно одиноким.

– Как же я скучаю по Триш, – сказал Чет, и вид у него был совершенно несчастный. – Хотелось бы мне, чтобы она была здесь, и мы могли бы потанцевать.

Джесс вздрогнул, услышав, как Чет произносит вслух его собственные мысли, но тут заметил, с какой тоской Чет смотрит на танцующие пары – понять его было несложно.

– Твою ж мать, – продолжал Чет. – Богом клянусь, если я когда-нибудь выберусь из этой передряги, я ее больше подводить не буду. Зуб даю.

Джесс кивнул, сделал долгий глоток из своей кружки и с головой погрузился в мысли о том, что он сделает, если когда-нибудь освободится.

Тут вдруг перед ним вырос Крампус с гитарой в руке. Джесс сморгнул, будто проснувшись. Крампус протянул ему гитару.

– Давай, музыкант. Сыграй мне.

Джесс посмотрел не гитару так, будто она собиралась его укусить.

– Нет, только не это.

Крампус присел рядом.

– Я бы хотел услышать, как ты поешь.

– Нет, я же сказал тебе, что я с этим покончил.

– Джесс, во что ты веришь?

– Крампус, мы уже это обсуждали. Я сказал тебе, что не верю ни во что.

– Нет, ты сказал другое. Ты сказал, что не знаешь.

Джесс пожал плечами.

– Ну, я-то знаю, – сказал Крампус. – Ты веришь в музыку. Она у тебя в самом сердце.

– Нет, с музыкой я покончил.

– Никогда ты не сможешь покончить с музыкой. С тем же успехом можешь попытаться покончить с дыханием. В тот день, когда ты бросишь музыку, ты умрешь.

– Крампус, я ценю то, что ты пытаешься сделать, но ты, кажется, не понимаешь… У меня голова другим забита, и…

– Я знаю, Диллард. Мы о нем позаботимся.

– Ты уже это говорил.

– Джесс, если ты сейчас встанешь и сыграешь мне пару песен, тогда – я даю тебе свое честное слово – мы оставим это место, поедем и убьем этого плохого человека.

Джесс во все глаза смотрел на Крампуса.

– Это в тебе бухло говорит, или ты серьезно?

Крампус встретил его взгляд и ответил, не отводя глаз:

– Я даю тебе клятву Повелителя Йоля.

Еще секунду Джесс вглядывался ему в лицо. Было ясно, что Крампус верит в то, что говорит, и Джесс решил, пока этого достаточно – тем более, никаких других перспектив у него не было. Он встал и взял гитару. Обошел танцпол и подождал сбоку от сцены, пока музыканты не закончат очередную песню. Когда это произошло, он спросил, не хотят ли они сделать небольшой перерыв, попить пивка. А потом поднялся на сцену.

На него устремились все глаза, и у него немедленно появилась уверенность, что они видят его насквозь, видят, что он тут просто не на своем месте. Джесс накинул ремень на плечо, пробежал пальцами по струнам, подкручивая колки, притворяясь, будто настраивает гитару, хотя на самом деле приводил в порядок свои нервы. Он поправил микрофон и обвел взглядом толпу, не в силах стряхнуть чувство, будто ему нечего делать на сцене. Потом сглотнул, начал было что-то говорить, и тут же начисто забыл, что это было.

– Ты петь собираешься, или просто будешь стоять и пялиться, как баран на новые ворота? – крикнула какая-то женщина, и все рассмеялись.

– Мне хотелось бы… поделиться с вами одной песней… – заикаясь, выговорил Джесс. – Один пустяк, который я сочинил не так давно. Называется… «Ночной поезд».

Он ударил по струнам, извлек пару нестройных аккордов. Остановился.

– Следующий! – крикнул кто-то; в толпе засвистели.

– Прошу прощения… Давненько не брал в руки гитару.

Люди начали отворачиваться, и, смеясь, потянулись к бару, выпить еще по одной.

У Джесса заныло в груди. «Да кого я пытаюсь одурачить?» Он заставил себя начать заново, извлек из гитары еще пару неверных нот, но в этот раз продолжил играть. Сначала пальцы плоховато его слушались, но он знал: проблема не в этом. Он начал петь, и голос у него звучал так себе, он это слышал, видел по их лицам.

Люди качали головами, зажимали уши и смеялись, смеялись над его музыкой. Джесс поймал взгляд Крампуса, который наблюдал за ним, сидя у бара, глядя на него внимательным, пронизывающим взглядом. И тут он заговорил, и, хотя Джесс никак не мог его слышать за шумом толпы, он услышал. Скорее даже, почувствовал – самым нутром:

– Освободи свой дух.

Это была какая-то чушь, но Джесс закрыл глаза и постарался забыть о толпе, сосредоточиться на музыке. Ропот толпы стал тише, угас, и вот остались только они вдвоем – он и гитара, будто дело было у него в комнате. Напряжение исчезло, пальцы снова стали гибкими и ловкими, и он начал петь, петь по-настоящему.

Это была быстрая, живая песня про одного мужика, который сбежал от своей злющей, как черт, бабы. И где-то минуту спустя музыка будто ожила, и каждая нота звучала так ясно, что Джесс почти мог ее видеть. Музыка текла сквозь него, и казалось, будто он скорее творит заклинание, чем музыку, и он бил по струнам так, будто хотел их порвать. Он закончил первую песню и сразу же начал вторую, потом третью. Это было прекрасно – будто кто-то вытащил вату из его ушей, и он в первый раз услышал свою собственную музыку, свой собственный голос. Может, дело было в той магии, которой Крампус окутал бар, или в его собственных обостренных чувствах Бельсникеля, а может, и в том, и в другом понемногу. Важно было одно: ему ужасно нравилось то, что он слышал. Он решил, что песни его, в сущности, были совсем неплохи.

Джесс открыл глаза и увидел, что публика была того же мнения. На него больше не шикали, а глядели во все глаза, отстукивая ритм, танцуя в такт его песне. Никогда раньше он не чувствовал подобного единения с людьми – будто он мог прикоснуться к их душам. Он заметил, что Крампус ухмыляется ему, и понял, что Повелитель Йоля был прав, что бросить музыку он мог с тем же успехом, что и бросить дышать. Без воздуха он не смог бы выжить, а без музыки – по-настоящему жить. Он притоптывал ногой в такт музыке, выкрикивая слова, он пел и пел, и его голос был необычайно чистым и сильным, и музыка поднимала его все выше и выше.

Крампус плясал вместе со всеми, он прыгал, вертелся, прихлопывал и притоптывал. Над толпой поднялся неясный гул, теплый, густой звук, похожий на мурлыканье. Музыка будто обрела собственную жизнь; мелодия его песни потускнела, ушла, и он бил по струнам в такт какому-то далекому, примитивному ритму. Крампус начал напевать что-то без слов, и толпа подхватила мотив. Джесс вдруг обнаружил, что тоже поет, забыв свою собственную песню, поет сам не зная что, без слов – одни чувства. В какой-то момент музыканты тоже присоединились, и тяжелый ропот барабанов, глубокий звук басовых струн принялись задавать ритм. Каждый человек в баре плясал, притоптывал, изгибался в такт. Многие стояли, покачиваясь и кивая в такт музыке, с полузакрытыми глазами, будто в трансе.

Первобытный ритм нарастал, наполняя Джесса целиком, от макушки до кончиков пальцев, пробирая до самого нутра. Толпа раздалась, встав широким кругом, и каждый положил руки на бедра человека, стоявшего перед ним. Крампус возглавил процессию, кружа по залу, и две подружки из бара следовали за ним, держась за его хвост, смеясь и спотыкаясь. Ритм становился все быстрее, все громче, будто били в сотни барабанов. Джесс чувствовал, как этот шумный, точно прибой, звук окутывает его теплым коконом. В зале будто стемнело, и огни ламп мерцали, словно настоящее пламя, заставляя тени на стенах плясать: женские и мужские силуэты подпрыгивали и поворачивались вместе с танцующими. Джесс сморгнул и увидел, что у некоторых силуэтов были рога и хвосты, потом разглядел зверей и чудовищ: олени, медведи, волки вились, отплясывая, по стенам, будто ожившая наскальная живопись.

В какой-то момент Джесс, должно быть, присоединился к танцующим, потому что вдруг обнаружил себя в толпе, в море тел, будто во сне. К барабанам присоединились выкрики танцующих, и не только человеческие – он расслышал блеянье, ржание, рычание и ворчание. Он услышал биение собственного сердца, а потом – сердца всех, кто был вокруг него, и все они звучали в такт все тому же ритму. Джесс вдруг понял, что он слышит вовсе не барабаны, а пульс самой жизни, пульс Матери-Земли. И этот пульс бился в нем, как самая чистая, самая высокая радость, и он теперь так ясно видел, что он – часть этого ритма. Что он – не чужак, он свой. И в его груди поднялась волна всеобъемлющей любви к тем, кто был рядом, к жизни, ко всему живому.

Сердечный ритм все гремел в ушах, и танцующие, разорвав хоровод, начали плясать друг с другом, прижимаясь, сплетаясь телами. Казалось, в зале становится все больше народу, и на многих были костяные ожерелья, а другие были и вовсе обнаженными; кто-то был в масках, а кто-то – с ног до головы расписан красками и пеплом. В какой-то момент Джесс нашел себя в объятиях женщины; его руки – на ее потных, обнаженных бедрах, ее язык – у него во рту. Она благоухала жимолостью, а уши у нее были заостренные, и – тут он сморгнул – на голове у нее росли маленькие оленьи рожки. Повернувшись в танце, она исчезла в толпе, и секунду спустя он держал за передние копыта какого-то козла, кружась вместе с ним, и существо хохотало, а его желтые глаза искрились весельем. Джесс рассмеялся вместе с ним.

За пределами круга танцующих, в самой глубине теней, Джесс разглядел еще фигуры, очертания существ, каких ему раньше видеть не приходилось, и все же какая-то глубинная его часть их распознала. Он содрогнулся. Их тоже, похоже, притягивал ритм, но – Джесс это почувствовал – по совершенно иным причинам. Тени глазели на него с упреком, но ни одна не решалась пересечь границу светового круга, и они отскакивали, будто от боли, всякий раз, как Крампус смеялся или гулко ухал.

Крампус опять запел, и все принялись подтягивать, глотая пиво, крича и свистя, кружась друг вокруг друга, все – опьяненные духом Крампуса. Джесс и понятия не имел, как долго все это продолжалось, знал только, что в какой-то момент его срубило – он то ли заснул, то ли потерял сознание.

* * *

Кто-то тряс его за плечо. Джесс проснулся и увидел над собой усмехающееся лицо Крампуса. Огляделся – вокруг были сонные, храпящие люди. Они лежали повсюду: кто-то свернулся, обнявшись, прямо на танцполе, кто-то повис на стойке, на столах, расположился на лавке. Он поискал взглядом женщину с рожками, но ее и след простыл, как и диких, расписанных краской людей, да и всех остальных странных созданий.

– Пора уладить дела с Диллардом. Ты готов?

Джесс резко сел, кивнул.

– О, да. Готов.

Улыбка Крампуса стала шире и будто зубастее.

– Тогда идем – и будем ужасными!

Они вышли наружу, и от холода Джесс проснулся окончательно. Все еще спотыкаясь, он брел за Крампусом, и голова у него слегка кружилась.

Остальные Бельсникели уже сидели в санях. Вид у них был изнуренный, но довольный, даже у Вернона.

Призрак рассвета лег на скалистый гребень холмов. Джесс резко остановился.

В снегу у саней сидел медведь. Очень большой медведь.

Джесс открыл было рот, чтобы сказать об этом остальным, когда заметил трех оленей, стоявших рядом с медведем. Потом огляделся кругом, увидел еще оленей, другого медведя, енотов, лису, кроликов – и еще кучу разных других зверей. Все они собрались вокруг бара. А еще он заметил, что снег вокруг бара растаял, обнажив широкую полосу влажной земли. Здесь и там из почвы выглядывали пучки молодой травки, на ближайших деревьях проклюнулись листья; кое-где были даже видны только что распустившиеся цветы.

Джесс покосился на Крампуса.

Тот пожал плечами.

– Прошлой ночью мы пели Матери-Земле. И она нас услышала, – он сорвал проклюнувшийся среди снега цветок, понюхал его. – И это сделал дух какой-то горсточки пьянчуг. Представь… Представь, чего мы могли бы добиться с тысячей голосов, с сотней тысяч, с миллионом.

Глава семнадцатая Гнев Божий

Крампус приземлил сани позади их церквушки. Гери и Фреки уже ждали их на заднем крыльце. Бельсникели кое-как выползли из саней и, поддерживая друг друга, двинулись к дому. Крампус взошел на крыльцо, бросил мешок на ступени и остановился на минутку потрепать волков по загривкам.

Изабель растопила печку, а Вернон, Чет и двое братьев тем временем добрались до своих лавок и рухнули. Но не Джесс: тот принялся рыться к коробке, где у них лежали деньги и оружие, и, обойдя вниманием пистолет-пулемет, выбрал вместо этого револьвер Кольта: ему нужно было оружие, на которое он мог положиться. Кроме этого, он сунул в карман тяжелый охотничий нож и коробку патронов. И ключи от Четова пикапа – у него было чувство, что на этот раз им лучше будет взять машину. Скоро рассвет, а летающие сани – не самый скрытный способ передвижения.

– Куда ты собрался? – спросила Изабель.

– Решил взять Крампуса поохотиться на песца.

С минуту она внимательно смотрела на него, потом помотала головой.

– Не-а.

– Надо кое-что уладить.

Она нахмурилась.

– Береги себя.

– Постараюсь, – сказал он и вышел из церкви на улицу.

Крампус сидел на крыльце между двумя волками, почесывая им загривки и глядя вверх, на угасающие звезды.

– Готов? – спросил Джесс.

– Прошу, сядь, – Крампус пододвинул мешок, освободив ему место. – На пару слов.

Джесс постарался не выдать своего нетерпения; ему хотелось отправиться в путь и покончить со всем этим как можно скорее. Внутри росло необъяснимое, но кошмарное чувство надвигающейся катастрофы, и последнее, чего ему сейчас хотелось, – быть втянутым в одну из пространных Крампусовых бесед.

– Я буду краток.

Джесс сел на ступеньку рядом с Крампусом.

– Это была славная ночь. Ведь так?

– Так.

– Джесс, твои песни – они тронули мое сердце… и не только мое. Видел ли ты, какие у них были лица? Ты взял их всех за душу. Твоя муза исполнена волшебства.

Джесс, кивнув, улыбнулся. Волшебство. Ему это нравилось. Иначе как опишешь то чувство, которое его собственные песни внушили ему прошлой ночью?

– Это ведь все ты, да?

– О, да, конечно. Но музыка… Это была твоя муза. Я только помог тебе по-настоящему увидеть ее, освободиться от собственных страхов, отпустить себя. Но даю тебе слово – это твое искусство завораживало сердца.

Джесс кивнул. Никогда раньше он так не раскрывался, не обнажал по-настоящему свою душу. Он все еще чувствовал ту лихорадку; все еще ощущал себя единым целым с мелодией. Но этого мало – от его былой неуверенности не осталось и следа. Подумать только, ему даже не терпелось вновь сыграть перед зрителями!

– У меня тоже открылись глаза, – продолжал Крампус. – Потому что теперь я ясно вижу: люди совсем не забыли, кто они такие. В глубинах их душ все еще тлеет тот дикий огонь. Их нужно только немного подтолкнуть, чтобы высвободить их истинный дух, – тут он радостно ухмыльнулся. – А я всегда буду рядом, чтобы их подтолкнуть… в той или иной форме, какие бы игры ни затеяли боги.

Джесс кивнул; он на это надеялся. Никогда прежде он не чувствовал себя настолько живым, настолько единым с окружающим миром, и он прекрасно понимал, что это Йольская магия Крампуса пробудила эти чувства. Он сделал глубокий вдох, наслаждаясь ощущениями, и вдруг понял, что все еще чувствует тот ритм, странный, примитивный ритм прошлой ночи, который тихо пульсирует в каждой клеточке его тела.

– Джесс, когда взойдет солнце, настанет новый день… Это будет началом новой эпохи, эпохи Йоля. Йоль распространится повсюду, моя паства станет многочисленной, – в этом я уверен, – и я хочу, чтобы рядом со мной остались только те, кто желают служить мне. Потому я намерен освободить Бельсникелей от их уз… вернуть тем, кто этого пожелает, их человеческую плоть.

Джесс так и подскочил на месте, глядя на Крампуса распахнутыми от удивления глазами.

– Так ты все-таки можешь это сделать? Превратить нас обратно?

Крампус улыбнулся.

– Конечно. Это же моя кровь. Я могу отозвать ее обратно в любое время.

Джесс едва мог поверить собственным ушам. Он уже смирился с тем, что окончит свои дни Бельсникелем.

– Да ладно! Ты правда не шутишь?

– Я намерен предложить каждому Бельсникелю выбор. И я начну с тебя. Ты оплатил свой долг передо мной. Если ты намерен убить этого плохого человека, думаю, ты предпочел бы сделать это свободным… чтобы он мог взглянуть в твои настоящие глаза.

Джессу думать было особенно нечего. Вернуться в свое собственное тело, и, может, получить еще один шанс вернуть Линду – да он ради этого сделает все что угодно.

Он радостно кивнул.

Крампус протянул руку:

– Твой нож.

Джесс порылся в карманах, выудил охотничий нож и дал Крампусу. Крампус вынул нож из ножен, попробовал острие.

– Давай руку.

Джесс протянул ему руку, ладонью вверх, и заранее поморщился.

Крампус рассмеялся.

– Не волнуйся. Мне понадобится всего одна капля, чтобы призвать ее домой.

Крампус кольнул Джесса в кончик пальца. Притронулся к царапине собственным пальцем, закрыл глаза. У Джесса по коже пробежали мурашки, от корней волос до кончиков пальцев на ногах. Крампус открыл глаза, убрал палец и – вот она – на кончике пальца у Джесса переливалась каким-то странным блеском слегка смазанная капля крови. Крампус слизнул ее.

Джесс осмотрел палец.

– И это все?

– Это все.

Джесс совершенно не чувствовал никакой разницы. Он осмотрел свои руки. Кожа была по-прежнему усеяна серыми пятнами.

– Это займет некоторое время, – сказал Крампус. – А пока нам нужно…

Тут он нахмурился, и на лице у него отразилось недоумение.

Джесс проследил за его взглядом; с неба падала звезда.

– Что это?

– Нет, – сказал Крампус и вскочил на ноги. Гери и Фреки оба подняли головы и зарычали – низко, угрожающе. Падающая звезда летела прямо к ним, увеличиваясь в размерах.

Крампус вышел во двор, вглядываясь в пульсирующую искру света.

– Не может быть. Не сейчас. Не так скоро.

И тут до них долетел голос – едва слышно, будто шепот. «Крампус», – позвал голос. Джесс скорее почувствовал его, чем услышал.

Лицо у Крампуса застыло.

– Нет, это несправедливо. Почему они не могут подождать? Почему не могут дать мне больше времени?

Два Йольских козла принялись фыркать, бить копытами в снег. Крампус подошел к ним, выхватил омеловое копье с его стойки на санях. Постоял секунду, рассеянно почесывая животным шеи и глядя на копье. Лицо у него было напряженное, взгляд отсутствующий. Наконец он тяжело вздохнул, кивнул, будто приняв какое-то очень серьезное решение, и быстро подошел к Джессу.

– Держи, – сказал он, подхватив со ступеньки бархатный мешок и сунув его Джессу в руки. – Ключи? Мои отмычки все еще у тебя?

Джесс похлопал себя по карману.

– Да… А что такое? Почему…

– Джесс, похоже, я неправильно оценил обстоятельства, и времени у меня оказалось гораздо меньше, чем я надеялся. Ты должен взять мешок, забраться в свою повозку и уехать как можно дальше, – он стиснул плечо Джесса. – Ты теперь свободен, так что я могу только просить. Пожалуйста, сделай так, чтобы мешок не попал им в руки. Поезжай в горы, как можно дальше, и закопай его где-нибудь. Сожги его, если придется. Только не дай им его забрать. Прошу тебя.

– Что? Нет! Зачем?

– Бальдр идет сюда, сейчас, и с могущественными союзниками.

– Бальдр? Но…

– Игра была нечестной с самого начала. Жестокая шутка. Я не побегу… Только не в этот раз. Все равно мне спасенья нет. Интересно будет посмотреть, чем это все закончится, – Крампус улыбнулся. – Ты разве не согласен?

Джесс попытался сказать что-то еще, но Крампус покачал головой:

– Джесс, поспеши. Поезжай прямо сейчас, или шанс будет упущен, – Повелитель Йоля свел его вниз по ступенькам и толкнул за угол. – Иди! – крикнул Крампус. – Скорее!

Джесс, чуть не споткнувшись, шагнул за угол, остановился, оглянулся и застыл, завороженный золотистым сиянием в форме сферы. Крампус встал лицом к свету, и за его плечами развернулась длинная тень. Он поднял копье, нацелил его на сферу и сказал торжественно и мрачно:

– Я – Крампус, Повелитель Йоля. Я больше не собираюсь скрываться в пещерах.

Двое волков скользнули вперед, ощетинившись, и встали по обеим сторонам Крампуса.

Раздался звук, мягкий, очень низкий, и все же этот звук – будто тысячи голосов, слившихся в молитве – заглушил все вокруг. Крампус не отступил. Он выпрямился в полный рост, развернул плечи, в его взгляде появилась решимость.

Сфера коснулась снега, приземлившись между двумя яблоневыми деревцами, и сияние померкло, так, что можно было разглядеть три фигуры. В центре стоял Санта-Клаус в тяжелых белых одеяниях, отороченных густым мехом. Утренний ветерок перебирал его длинную бороду и волосы, выбившиеся из кос. По обе стороны от него замерли двое крылатых мужчин, а может, женщин – сказать было невозможно, потому что они обладали чертами обоих полов. Лица у них были суровые, прекрасные и одновременно внушающие ужас. Обоих окружало легкое золотое свечение; тонкие белые одеяния трепетали на их тонких, стройных фигурах, а за спинами простерлись белые крылья. У каждого на боку висел длинный меч в золотых ножнах. Джесс подумал, что они, должно быть, ангелы, потому что вряд ли эти двое могли быть кем-то еще.

Один из них устремил взгляд на Джесса: холодный, пронизывающий взгляд, который будто взвешивал его душу и обещал той заслуженную кару. Джесс судорожно стиснул мешок: холод пробрал его до самого нутра, и горло сжалось, будто его сдавили ледяные пальцы. Он отшатнулся, пытаясь вздохнуть, обратно за угол церкви, прочь с глаз этих ужасных ангелов. Холод ослаб. Он судорожно вздохнул, стараясь восстановить дыхание. «Что это еще за херня такая?»

– Беги! Беги! – услышал он голос Крампуса у себя в голове. Повторять Крампусу не пришлось – было очевидно, что ничего хорошего здесь произойти не могло, и что помочь он ничем не мог – разве что умереть крайне плохой смертью.

Джесс бросился к Четову пикапу, рванул на себя дверцу и забросил мешок на пассажирское сиденье. Потом запрыгнул сам, судорожно нашарил в кармане ключи, всадил их в замок зажигания и врубил двигатель. Передача, газ. Большие колеса пару раз провернулись в ледяной грязи, а потом пикап рванулся вперед, рыскнув из стороны в сторону, и попер, разбрызгивая грязь, вперед по узкой лесной дороге.

Он все еще чувствовал холод затылком, все еще слышал поющие, торжественные голоса, тысячи голосов, что гнались за ним. Джесс сосредоточился на том, чтобы не вылететь в кювет, когда он на полной скорости сворачивал на гравийную дорогу. Он утопил педаль газа в пол и полетел вперед, так быстро, как только мог, только бы выбросить из головы голоса, только бы сбежать подальше от этих ужасных ангелов.

* * *

Шеф полиции Диллард заметил краешек солнца, встающего над горизонтом, и покосился на часы; было едва за семь. «Вот дерьмо, никогда я отсюда не выберусь». Пожарные до сих пор прилежно поливали из шлангов то, что осталось от церкви, – с точки зрения Дилларда, это было пустой тратой времени, поскольку восстановлению здание явно не подлежало. Он уехал бы еще пару часов назад, если бы не авария на дороге. Билли Такер впилился в задницу какой-то девице, а потом подъехал Джонни Элкинз и врезался в обоих. Ничего бы из этого не случилось, смотри они – все трое – на дорогу вместо того, чтобы глазеть на пожар. Ноэля только что увезли на «скорой» с ожогами на руке, которые он заполучил, пытаясь удержать миссис Пауэлл, когда та рвалась обратно в церковь за каким-то драгоценным сборником гимнов. В результате Диллард остался разгребать весь этот бардак в одиночестве, стараясь при этом удерживать любопытных подальше от пожара.

От шерифа помощи ждать не приходилось – он отбыл еще пару часов назад, чтобы прочесать со своими помощниками местность в поисках Джесса и его шайки. «Твою же мать, этот сукин сын, должно быть, прямо сейчас разнюхивает, что случилось в гараже у Генерала». И как будто всего этого было мало, Дилларду нужно было еще успеть позаботиться о Линде и Эбигейл. «По крайней мере, они никуда не денутся… по крайней мере, я на это надеюсь, – он почувствовал, как у него что-то сжалось в груди. – Успокойся… Они никак не могли оттуда выбраться. Вот дерьмо, слишком много лишних концов… слишком много концов». Диллард себя знал, он редко бывал на высоте, когда что-то было не под контролем, а он и припомнить не мог, когда еще он настолько терял контроль над происходящим. Он снял шапку, потер висок. Пожалел, что не взял с собой побольше этих таблеток.

Подошел шеф пожарной бригады, Джон Аткинс.

– Ты как будто не в духе, Диллард. Что-то не так?

– Да… Чертова головная боль никак не отпускает.

Джон взглянул на ожог у Дилларда на лице.

– Тебе с этим надо бы показаться медикам.

– Покажусь.

– Похоже, зеваки уже все разошлись по домам, – сказал Джон. – Не вижу особых причин, чтобы ты стоял тут на морозе. Почему бы тебе не поехать домой и не поспать немного. По моему опыту, лучшего средства от головной боли не существует.

«Поспать, – подумал Диллард. – Этого в ближайшее время у меня точно не предвидится. По крайней мере, пока я не покончу с Линдой и Эбигейл».

– Что ж, ладно, если ты думаешь, что все под контролем.

– По мне, оно так и есть.

Диллард распрощался с пожарным, забрался в машину, завел мотор и принялся ждать, пока двигатель прогреется, грея пальцы над печкой. Потом включил передачу и отправился домой. «Надо управиться со всем поскорее – приехал и покончил с этим бардаком раз и навсегда».

* * *

Санта-Клаус выступил вперед.

– Крампус, я же предупреждал тебя. Сказал, что спрятаться тебе будет негде. Ты не послушал.

Голос у него был спокойный, почти грустный. Сокрушенный. Ни следа злости.

– Мертвецы не должны разговаривать, потому что у них воняет изо рта, – ответил Крампус.

Санта пожал плечами.

– Похоже, боги не желают видеть меня мертвым. Видно, судьба моя теперь подвластна их прихотям, и я навечно осужден играть свою роль.

– Не смей винить богов в собственных грехах. Ты продал свою душу. И задешево.

– Задешево? – ответил Санта грустно. – Цена была больше, чем кто-либо мог заплатить.

Крампус направил копье в грудь Санта-Клаусу.

– И сколько раз твой бог захочет воскрешать свою ученую собачку? Подойди поближе, мое копье не прочь это узнать.

– Нет, мой друг, не мне настала пора умирать сегодня. Бог этого не позволит. Быть может, однажды мое служение будет окончено, но до тех пор я жертвую всем во славу Ее.

– Хватит строить из себя мученика, это тебе не идет. Ты, Бальдр, именно ты злодей в этой истории. Ты совершал бесчестные поступки, крал то, что тебе не принадлежит… предал всех, кто помогал тебе. Судьба накажет тебя.

– Судьба? Бог? Какая разница? В любом случае, полагаю, я уже был достаточно наказан. Когда-то я был как ты – полагал, что смогу выстроить свое собственное царство. Выстроить его под самым носом богов. Вместо этого я выстроил себе тюрьму. Тюрьму, из которой нет спасенья… Даже в смерти.

Крампус фыркнул.

– Я что, должен прослезиться?

– Смерть научила меня многому. Но вот в чем истина, единственная, которая что-то значит. У Бога множество лиц… Множество обличий. Но какое бы обличье Она ни приняла, Она – всегда… Всегда до, всегда после, – Санта резко рассмеялся. – И в этом-то и шутка… Надо мной, над тобой, надо всем родом человеческим. Есть только один Бог, и всегда был только один Бог. Все божества, которые были, и которые есть, они все – одно, все – части Единого Бога. Мы все – лишь пешки в Ее великой игре. Мы все служим Ей… Даже ты. А кроме этого, нет никаких ответов… Потому что этот – единственный, который что-либо значит.

Крампус поразмыслил над услышанным, а потом громко сплюнул в снег.

– Какая ахинея, будто прямиком из ослиной задницы! На тебе плохо сказалась потеря головы. Давай, продолжай сочинять сказки, чтобы унять чувство вины, вот только не нужно пытаться скормить мне твои собственные фантазии. Единственная истина, которая что-то значит, – это то, что ты шут, недоумок, марионетка, вша на морщинистом лобке твоего бога, – Крампус захохотал. – Да как ты вообще можешь смотреть людям в глаза? Где твой стыд?

Санта вздохнул:

– Крампус, дорогой мой старый друг. Доводов рассудка для тебя не существует. И никогда не существовало. Твоя наглость, твое невообразимое упрямство сделали тебя слепым. Все мои усилия спасти тебя были тщетны, потому что ты не можешь расстаться с прошлым, и потому ты обречен. И даже сейчас, перед лицом всех твоих неудач, ты продолжаешь упрямствовать, не понимая, когда пора прикрывать лавочку.

– Я тебе не друг. И я не ищу себе оправданий, чтобы пресмыкаться, как ты. Я – Повелитель, и я ни перед кем не преклоняю коленей. А ты – всего лишь жалкая задница. Ты всегда был жалкой задницей, которая сосет божий хрен, словно придорожная шлюха. Я убью тебя столько раз, сколько понадобится, чтобы избавить мир от твоей вони. А теперь иди сюда. Я жажду твоей крови.

Санта раздраженно покачал головой.

– К сожалению, ты все так же не способен увидеть то, что у тебя под носом, – он кивнул ангелам. Они вытащили из ножен мечи – мерцающие клинки серебристого света – и шагнули к Крампусу. Волки, рявкнув, бросились вперед. Движения ангелов были быстрыми и точными, а мечи – будто серебряные ленты, прочерченные в воздухе. Клинки прошили волков насквозь; ни крови, ни ран – только громкий визг, и секунду спустя на земле лежали два мертвых зверя.

– Опять смерть, опять убийства! – вскрикнул Крампус. – Сколько еще крови нужно твоему богу, чтобы насытиться?

– Крампус? – позвала Изабель. Она стояла на крыльце, стиснув косяк, и глаза у нее были удивленные и испуганные. Позади нее из двери выглядывали Чет и Вернон. Послышался дикий вопль, и Випи с Нипи, протиснувшись мимо остальных, бросились на ангелов с поднятыми копьями.

Ангелы развернулись к Бельсникелям.

– Подождите! – крикнул Випи и Нипи Крампус, поднимая руку. – Отступите назад, – шауни остановились, свирепо глядя на ангелов. – Здесь вас не ждет ничего, кроме смерти.

Повелитель Йоля направил на Санту копье.

– Так, значит, сын великого Одина показал свое истинное лицо, прячась под юбками у ангелов. Иди сюда, трус. Сражайся со мной!

Крампус бросился на Санту, попытавшись проскользнуть мимо ангелов. Те перехватили его, очертив мечами в воздухе сияющие арки. Крампус сделал движение, чтобы сблокировать их копьем, но сияющие клинки прошли сквозь древко, сквозь его руку, сквозь туловище. Они не оставили за собой следа – ни на древке, ни на плоти, – лишь страшный, обжигающий холод, и все же он никогда не знал подобной боли. Крампус стиснул зубы и с яростью посмотрел на ангелов, полный решимости остаться на ногах. Ангелы обменялись недоуменными взглядами.

– Я все еще стою! – издевался над ними Крампус, смеясь, как безумец. – Похоже, ваш хваленый бог не так уж велик!

Они ударили опять.

Крампус взревел, и этот рев громом прокатился по замерзшему лесу, так, что ветки заколыхались, а с крыши церкви сошел снег. Звук этот заглушил ангельское пение. Они дернулись, будто он их ударил. Крампус бросился на них, сшиб первого ангела с ног, так, что тот повалился на второго, и оба упали в снег.

Повелитель Йоля бросился к Санте, и неистовое дыхание вырывалось у него из груди облачками пара.

– Тебе никогда от меня не избавиться! – взревел Крампус, брызжа слюной. – Пока жив хоть один человек… Потому что я – тот дикий дух, что дремлет у них в груди. И ни ты, ни твой бог ничего не могут с этим поделать! Ничего! – пошатнувшись, он шагнул вперед, нацелив копье в грудь Санты. Тот отступил, и раздражение у него на лице сменилось страхом. Он споткнулся, упал, но, прежде чем Крампус успел покрыть разделяющее их расстояние, на него вновь бросились ангелы. Они пронзали мечами Повелителя Йоля, снова и снова, и их клинки прорезали в его теле дорожки мертвящего холода. Мир начал тускнеть, теряя цвет, становясь каким-то прозрачным, и звуки стали глуше, будто доносились из-за стены. И все же он шел вперед – шаг, еще шаг – и каждое следующее движение давалось ему труднее предыдущего, потому что они продолжали рубить и колоть.

Повелитель Йоля упал на одно колено, потом – на четвереньки. Он тяжело хватал воздух ртом, и мир теперь стал совсем призрачно-серым. И все же он не сдавался, он продолжал ползти – рывок, еще рывок – полный решимости пронзить сердце Санты копьем. Наконец, Крампус рухнул в снег, но ангелы продолжали делать свое дело.

– Погодите! – крикнул им Санта, поднимаясь на ноги и шагая вперед. Ангелы остановились, и Санта, опустившись на колени, вырвал копье у Крампуса из рук. Он встал, поддел Повелителя Йоля носком башмака и перевернул его на спину. Крампус уставился на него с яростью в глазах.

– Ты – на редкость упрямая скотина, – выплюнул Санта. – Но твое время подошло к концу.

Совершив неимоверное усилие, Крампус захохотал – это был дикий, издевательский смех.

Санта поднял копье и всадил его Крампусу в сердце.

Вся боль вдруг исчезла. Крампус обнаружил, что стал легким, невесомым, как воздух. Он куда-то плыл. Мир теперь стал таким зыбким, что он еле различал очертания окружающих его фигур, а голоса доносились, словно из тоннеля.

Випи издал дикий, горестный вопль и бросился вперед.

– Стой! – крикнул Крампус, но его голос прозвучал слабо, точно эхо. Никто его не услышал. Ангелы одним ударом срезали Випи и направились к Нипи.

Что было дальше, Крампус не видел: серые фигуры, голоса, – все потускнело, исчезло, и не осталось ничего.

* * *

Джесс выбрался на шоссе и понесся на север, к Гудхоупу. До этого самого момента он был сосредоточен на одном: убраться подальше, а теперь вдруг до него дошло, что он куда-то едет, и это «куда-то» – дом Дилларда.

Он не имел ни малейшего представления, сколько у него оставалось времени. Был ли он у Санты в списке тех, кого нужно убить? Был ли он проклят Богом за его дела с Крампусом? Как вообще можно спастись от Божьего гнева? Ответов у него не было, он знал только, что все еще жив, а пока он дышал, у него еще оставался шанс сделать что-то насчет Дилларда.

Со смертью Генерала остались только они двое, один на один.

«Хочу ли я его застрелить?»

Джесс подумал о том последнем случае, когда Диллард предложил ему сделать именно это. Сколько раз он жалел об упущенном шансе? А если бы этот шанс подвернулся снова, что бы он сделал? «Уж одно-то я точно сделаю: я прослежу, чтобы он никогда больше не смог причинить вред Линде или Эби. – Крик Эбигейл эхом отразился у него в мозгу; он снова увидел ужас в ее глазах. – По крайней мере, я прострелю ему колени… Это должно его немного окоротить. Трудно бить женщину, сидя в инвалидном кресле. Да, черт возьми, непросто».

Джесс ехал быстро, но аккуратно. Было утро воскресенья, так что, за вычетом пары случайных фур, шоссе принадлежало ему целиком. Доехал он быстро, и очутился на окраине города как раз тогда, когда на востоке забрезжил рассвет. В этот раз он потихоньку пробрался к дому Дилларда по дороге, ведущей вдоль реки, и спрятал машину в роще.

Заглушив двигатель, он открыл дверцу, чтобы выйти, и остановился. «Притормози. Не продолбай все еще раз. – Джесс достал «кольт», два раза проверил, полностью ли он заряжен, и сунул пистолет в карман. Зацепил взглядом бархатный мешок и глядел на него долгую секунду. – А с этим-то что мне делать? Вот черт, эта штука запросто может привести Санту и его монстров прямо ко мне». – Он потряс головой. Этому придется подождать.

Он тихо прикрыл за собой дверцу и, прячась за деревьями, осторожными перебежками двинулся к дому Дилларда. Каждые ярдов десять он останавливался, чтобы прислушаться и оценить обстановку. Пистолет он держал наготове, палец – на спусковом крючке. В этот раз Джесс не полагался ни на Бога, ни на удачу – только на самого себя.

В кухне и гостиной горел свет. Сердце застучало чаще – дома кто-то был. Вдоль изгороди Джесс прокрался сначала к сараю, оттуда – к гаражу. Заглянул за угол: перед домом не было ни патрульной машины, ни «Субурбана». Старенький Линдин «Форд Эскорт» все так же стоял на подъездной дорожке, и, судя по окружавшим его сугробам, уже давно.

Джесс вернулся обратно за дом, решив, что зайти лучше будет через заднюю дверь гаража. Дверь была заперта. Он вытащил связку отмычек, и первый же ключ повернулся в замке. Он включил свет и увидел, что Диллардов «Субурбан» стоит внутри. Капот был холодным. Джесс сделал глубокий вдох, понимая, что Диллард все же может быть дома.

В гараже царил идеальный порядок; все было разложено по полочкам, инструменты развешаны на доске с колышками, каждый на своем, обведенном контуром, месте; все коробки надписаны и аккуратно расставлены. Его взгляд упал на шкатулку для шитья с красными розами, и он замер. По крайней мере, Чет не соврал насчет шкатулки. Джесс подумал, было ли все это правдой. «Надо идти, – он двинулся было дальше, но остановился. – Я должен знать правду».

Джесс бросился к коробке и открыл крышку. Внутри была шкатулка для украшений, засохший букет, аккуратно сложенное кружево и какие-то женские мелочи. Поверх кружева лежал свадебный портрет Эллен Дитон, в простой черной рамке. Эллен когда-то и вправду была настоящей красавицей, и на фото она улыбалась ясной, радостной улыбкой женщины, у которой впереди целая жизнь.

Джесс перевернул портрет, отогнул зажимы и вынул задник. На кружево выпало фото, сделанное «Поляроидом». Джесс резко вобрал в себя воздух.

– Вот дерьмо.

Это тоже была Эллен, но женщина на поляроидном фото лежала на полу из золотистой сланцевой плитки в луже собственной крови. Она смотрела в камеру широко раскрытыми мертвыми глазами, и у нее было перерезано горло. Под обрывками блузки были видны колотые и резаные раны, которые превратили ее грудь в нечто малоузнаваемое.

Джесс резко развернулся и бросился дальше, оставив кошмарное святилище Дилларда на полке. «Линда», – прошептал он, и сердце у него стучало, как сумасшедшее. Он знал, что Линда оказалась в неприятной ситуации, но до этой самой секунды он не верил, не позволял себе по-настоящему поверить, что Диллард способен на подобное зверство. Джесс пытался выкинуть образ Эллен из головы.

Он бросился к ведущей в дом двери; та оказалась не заперта, и он тихонько прокрался в дом. На кухне горел свет. И опять Джесс замер с колотящимся в груди сердцем. На полу валялась сковородка, на стойке – опрокинутый стакан в луже молока. Тут он заметил в гостиной перевернутую мебель и бросился через гостиную в коридор, держа пистолет наготове. Двери спальни были открыты. Джесс немного расслабился, заглянул в одну комнату, другую, обежал все спальни, заглянул во все шкафы. Никого.

Он вернулся в коридор, заметил вещи Линды и игрушки Эбигейл, которые кто-то придвинул к входной двери. Тут он обратил внимание на пол – он почему-то казался каким-то знакомым, и вдруг до него дошло: золотистый сланец, как на поляроидном фото. Эллен умерла прямо здесь, ровно на том месте, где он стоял. «Эта фотография отправит Дилларда прямиком в тюрьму, и надолго. Только посмей уйти без нее».

Джесс мельком оглядел ванную, сморгнул и посмотрел опять. Включил свет. На столике под зеркалом лежали скотч и нож. Он задохнулся, немедленно поняв, что это означает. Вдобавок он заметил свои собственные шляпу, отвертку и расческу, которые хранил в пикапе. Еще через секунду до него дошло, что Диллард не просто планировал убить Линду и Эбигейл, он еще собирался повесить все на него, Джесса. Он почувствовал себя так, будто кто-то дал ему под дых. «Неужели я опоздал?» Джесс постарался выкинуть эту мысль из головы, но его взгляд все время возвращался к ножу и скотчу.

– Нет! Твою ж мать, нет! – он метнулся из ванной обратно в гостиную. Где они? Тут он заметил дверь в подвал, и сердце у него сжалось. – О, Господи! – он подскочил к двери, откинул засов и бросился вниз по ступенькам, а перед глазами у него все стояла фотография Эллен, кровавые лохмотья кожи у нее на груди. «Нет. Нет. Нет».

Он заметил придвинутый к двери убежища морозильник, и у него появилась слабая надежда. Он замолотил кулаками в дверь.

– Линда! Линда! Эбигейл!

– Джесс? – услышал он. Это была она, Линда, ее голос. – Джесс?

Рывком оттолкнув морозильник в сторону, он рванул на себя ручку. Дверь была заперта. Он опять заколотил в дверь.

– Линда, это я! Это Джесс!

Ручка повернулась, и дверь приоткрылась – совсем чуть-чуть. В щель выглядывала Линда с искаженным от страха лицом. Джесс рывком открыл дверь и обнял ее. Она обняла его в ответ, крепко, изо всех сил. И заплакала.

Джесс увидел Эбигейл, сжавшуюся в углу, глаза у нее были огромные и испуганные. Джесс отпустил Линду.

– Эби! Эби, детка. Все в порядке. Теперь все в порядке.

Эбигейл разревелась. Джесс подхватил ее, крепко прижал к себе, зарывшись лицом в ее волосы, и вдохнул родной запах. И в этот момент, в эту секунду ему больше ничего не было нужно в целом мире.

* * *

Диллард въехал на свой участок, погасил фары и заглушил двигатель. Посидел еще чуть-чуть, потирая переносицу. Все, что ему хотелось – это принять еще одну дозу «Имитрекса» и залечь в постель часиков на двенадцать: единственный известный ему способ избавиться от мигрени. Но это ему не светило. Только не при шерифе, который сует повсюду свой нос. Ему надо было позаботиться о Линде и как можно скорее вернуться в гараж Генерала.

Диллард пошел к дому, поднялся по ступенькам и вошел, ступая осторожно и мягко, чтобы не спровоцировать очередной приступ. Аккуратно прикрыл за собой дверь: от громких звуков у него будто что-то взрывалось между глаз. Зашел в ванную, достал из шкафчика пузырек с «Имитрексом» и проглотил две таблетки. Потом увидел в зеркале темные круги вокруг глаз, ярко-красное пятно ожога на виске, и удвоил дозу. Посмотрел на скотч и на нож, все так же лежавшие под зеркалом.

– Черт, сколько ж еще надо сделать…

Теперь, когда у него было время подумать, он понял: совсем не обязательно тащить из сарая кувалду, чтобы достать девочек, достаточно пары инструментов, чтобы снять стальную дверь с петель – на раз-два. Он вышел из ванной, направляясь в гараж, и застыл. До него донеслись голоса. Диллард осторожно заглянул в гостиную – и обомлел: дверь в подвал была распахнута настежь. Шаги. Кто-то поднимался по лестнице. Он положил руку на пистолет. Выключил рацию и притаился в темном коридоре.

Первой показалась Линда, за ней – Джесс, который нес Эбигейл, поддерживая ее одной рукой, а в другой он небрежно держал пистолет. Эбигейл крепко уцепилась за Джесса, прижавшись макушкой к его щеке.

Диллард дал им пройти мимо, потом ткнул пистолетом Джессу в спину.

– Бросай пушку, Джесс! Бросай немедленно.

Линда вскрикнула.

Джесс напрягся, и Диллард было уже подумал, что этот идиот попытается что-нибудь выкинуть. Но этого не произошло: он только застыл и уронил пистолет на пол. Тот упал на ковер с глухим тяжелым лязгом.

– Вы все, быстро к столу. И руки чтобы были на виду.

Эбигейл заплакала.

– Диллард, – сказала Линда. – О, господи, Диллард. Пожалуйста, подумай…

– Заткнись на хрен, Линда.

Диллард просто поверить не мог своей удаче. Все трое были у него в руках, и, даже несмотря на мигрень, он не мог не восхититься этой идеальной ситуацией. Сначала он пристрелит Джесса, а потом убьет девочек из его пистолета. А следователям скажет, что когда пришел домой, то обнаружил Джесса, который стоял над трупами, а когда тот хотел пристрелить и его, успел выстрелить первым. Просто, как апельсин. Да готовься он заранее – и то не сумел бы организовать все лучшим образом. Абсолютно все люди, как-то связанные с Генералом, будут мертвы, – и ни одного свидетеля, никого, кто мог бы хоть как-то связать его с Генералом. Диллард не мог сдержать улыбки. Надо просто застрелить Джесса поаккуратнее, а то есть риск случайно всадить в Эбигейл пулю из своего пистолета, или залить ее кровью Джесса. Это все испортит – эксперты никогда такого не пропустят.

– Спусти ее на землю, – сказал Диллард спокойным голосом.

– Диллард… черт, – сказал Джесс напряженно. – Тебе не обязательно это делать.

– Опусти. Ее. На пол.

Продолжая держать правую руку в воздухе, Джесс спустил дочку на пол и шепнул ей:

– Беги к маме.

Эбигейл бросилась к Линде. Та подхватила ее, развернув, закрыв своим телом.

– Руки держи на виду! – рявкнул Диллард. Линда опять подняла руки; они тряслись.

– Джесс, повернись… тихо, спокойно, – ему не хотелось стрелять Джессу в спину: труднее будет представить дело, как самооборону. – Руки не опускай.

Джесс повернулся, посмотрел Дилларду в глаза.

– Стоит тебе спустить курок – ты труп.

– И почему же это?

– Они на заднем дворе, Диллард. Весь отряд, и все вооружены до зубов.

У Дилларда кровь застыла в жилах; перед глазами встали изувеченные тела в гараже у Генерала. Он был совершенно уверен, что Джесс лжет, и все же не удержался и кинул взгляд в окно, выходившее во двор.

– Три человека позади дома, – сказал Джесс. – А остальные – внизу, у Ривер-роуд. Спусти курок, Диллард – и они все будут здесь. Они знают – это ты убил их друзей.

Диллард надавил на спуск. И замялся. Постарался вытряхнуть из головы лишние мысли. «Он водит меня за нос».

– Мы вместе оказались в этом дерьме, Диллард. И никто не станет раскрывать рот. Если бы я захотел тебя заложить, я с тем же успехом мог бы настучать на самого себя. Просто отпусти нас.

Диллард чувствовал себя как-то странно. У него горели щеки, слезились глаза. Он попытался проморгаться и заметил, что у него дрожат руки. Может, виновата была мигрень, может, недостаток сна, или просто нервы. «А может все это, вместе взятое», – подумал он.

– Если ты прямо сейчас выйдешь через переднюю дверь, – продолжал Джесс, – пока они еще не здесь, то, может, тебе удастся выбраться отсюда живым. Но тебе лучше поторопиться, они могут войти в любую секунду.

– Брехня.

– Генерал тоже мне не поверил… теперь он мертв. Диллард, поверь, ты не захочешь связываться с этими ребятами.

«Он лжет, ты это знаешь», – подумал Диллард. И все же Джесс говорил так чертовски уверенно. В глазах – сталь, и он был такой спокойный, будто это он держал пистолет. Диллард вдруг очень отчетливо осознал, что это был совсем не тот Джесс, о которого он вытирал ноги все эти годы.

– Я верну тебе фотографию Эллен, – сказал Джесс.

– Что? Что ты сказал?

– Хотел тебя шантажировать.

– Какая фотография?

– Ты знаешь, какая. Та, на которой твоя жена с перерезанным горлом. Та, которую ты хранил за свадебным фото.

Комната закружилась у Дилларда перед глазами, ему захотелось присесть. Этого он предусмотреть не мог.

«Кто-то меня заложил. Кто предатель? Кто? Они же все мертвы… А Чет? Что-то не припомню, чтобы я видел его тело. Неужели Чет выдал его? Пистолеты, фотография… Вашу мать, кто еще? Чет не любил Генерала. Он что, работал на этих ребят из Чарльстона? Он сейчас там, снаружи?»

– Фото у меня в нагрудном кармане, – Джесс повел подбородком, указывая, в каком именно кармане. – Хочешь достать сам? Или это сделать мне?

Диллард еще раз попытался проморгаться и кинул на Джесса яростный взгляд.

– Давай сюда! – зашипел он. – Давай сюда сейчас же!

Джесс медленно сунул пальцы в нагрудный карман – здоровые, прекрасно гнущиеся пальцы. Что? Диллард задохнулся, метнувшись взглядом к другой руке Джесса, потом обратно, к первой. Все пальцы у Джесса были в порядке, в полном порядке.

«Как… нет? Это же невозможно. Я же сам их сломал – я слышал, как треснули кости».

Ни в чем не было смысла. Кровь гремела у Дилларда в ушах, и голова, казалось, вот-вот разломится пополам.

Джесс вынул из кармана руку. Пальцы у него были в каком-то сверкающем порошке.

– Прости, она у меня в другом кармане.

«Все не так. Стреляй в него, просто стреляй!»

Джесс встряхнул пальцами – теми самыми пальцами, которые должны были быть сломаны, изувечены. Несколько песчинок попало Дилларду прямо в лицо; у него помутнело в глазах, все вокруг завертелось. Джесс сорвался с места, и Диллард дважды спустил курок, а потом он уже падал, падал во тьму.

* * *

Боль – глубокая, острая боль – выдернула Дилларда из темноты. Он вскрикнул, открыл глаза, и обнаружил, что лежит на животе посреди гостиной. Шеф попытался сесть и понял, что ноги у него связаны, а руки – в наручниках, за спиной. Палец на руке страшно болел, горел, как в огне, будто кто-то его только что сломал.

– Это было за Эбигейл.

Диллард сморгнул; сидевший перед ним Джесс медленно обрел четкость.

Джесс сидел на стуле, из тех, что стояли у стола, и глядел на него жесткими, ничего не выражающими глазами. У его ног с одной стороны лежал какой-то черный бархатный мешок, а с другой – пластиковый пакет из ванной, из которого на ковер успели вывалиться скотч, нож и молоток. В руке у Джесса был пистолет, смотревший Дилларду прямо в лицо.

Когда-то, припомнил шеф, он дал Джессу пистолет и подначивал его выстрелить в него, Дилларда. Он никогда бы не дал пистолета человеку, сидевшему сейчас перед ним. Никогда.

Дуло ударило Дилларда в висок, точно молоток. В голове взорвалась ослепительная боль. Он зажмурился, по щекам потекли слезы, а боль гремела у него в ушах.

– Это – за Линду.

– А… Мать! – вскрикнул Диллард, чувствуя привкус крови во рту. – Твою мать!

Джесс встал, поднял с пола черный мешок и бросил у ног Дилларда. Тот тупо смотрел на мешок, пытаясь понять, что здесь делает эта вещь.

– Сунь ноги в мешок, – приказал Джесс, и голос у него был ровный, лишенный всякого выражения, как у палача, который просто делает свою работу.

Диллард, заморгав, посмотрел на Джесса.

– Что… в мешок? Я не понимаю.

– Ты отправляешься в ад, Диллард. Будешь тусить с мертвецами.

– Джесс, погоди. Давай просто…

– Я скажу тебе еще раз… Один раз, и больше повторять не буду. Сунь ноги в мешок.

– Джесс, не знаю, что ты там задумал, но…

Джесс пнул Дилларда в ребра.

Диллард заорал.

– Твою мать! Ладно, ладно. Все, что тебе, на хрен, угодно!

Диллард, как мог, сунул ноги в горловину мешка. Джесс подхватил край мешка и, продолжая держать Дилларда на мушке, подтянул вверх, по ногам, до самого пояса. Диллард застыл. Что-то было не так, что-то было совсем не так. Он почувствовал холод, но не как от сквозняка, а будто погружался в холодную жидкость, пропитывающую саму плоть. У него заныли зубы.

– Эй, что это? Что происходит?

Диллард внезапно решил, что в мешок он не полезет. Что пусть лучше его пристрелят, чем он полезет в этот мешок. Он попытался извернуться, дернул ногами, но никакой опоры под ногами не было – будто он парил в воздухе. Джесс бросил пистолет, схватил Дилларда за шиворот и рывком натянул мешок ему на руки. Диллард попытался вывернуться, навалиться на Джесса всем весом, но вдруг понял, что рычаг у него отсутствует. Джесс с легкостью запихнул его еще глубже в мешок, по самую шею, а потом… а потом просто держал его там. Единственное, что еще удерживало шефа от падения вниз, была рука Джесса, державшая его за шиворот.

Диллард услышал голоса, шепотки, будто шорох ножек насекомого, ползущего по полу. И вой. Доносилось все это из глубины мешка.

– Что это? Что это за звук? Что это, на хрен, такое?

– Это мертвецы… Они ждут тебя.

У Дилларда чуть глаза не вылезли из орбит.

– Джесс, не отпускай меня! – всхлипывал он. – Пожалуйста, ради Христа. Не делай этого. Джесс, умоляю. Пожалуйста!

– Говорят, человек может прожить без еды двадцать восемь дней, прежде, чем умереть от голода. Я бы поставил на то, что ты продержишься по крайней мере тридцать. Это будут тридцать дней в аду, тридцать дней мертвецы будут петь тебе свои песни. А потом… Ну, а потом, наверное, ты присоединишься к их хору.

Джесс отпустил ворот Дилларда и с силой толкнул его в глубину мешка.

Мгновение абсолютной темноты, ощущение падения, а потом ноги Дилларда наткнулись на что-то материальное, послышался звон металла о металл, и он вдруг покатился, скользя, куда-то вниз. А потом врезался во что-то твердое, и в лицо ему полетела пыль и осколки чего-то хрупкого.

Он сплюнул, попытался стряхнуть с лица мусор; проморгавшись, открыл глаза и обнаружил, что у него на груди лежит череп с пробитой лобной костью и печально таращится на него пустыми глазницами. Диллард резко втянул в себя воздух, и его ноздри заполнил затхлый запашок серы и сгнившей плоти. Он в панике завертел головой, всюду натыкаясь взглядом на все те же зубастые улыбки. Повсюду валялись черепа и другие кости, почерневшие, будто от пожара, и все – покрытые серой, похожей на пепел, пылью. Даже стены и потолки были, казалось, сплошь сложены из костей, и простирались они насколько хватало глаз: бесконечная, теряющаяся во мраке череда пещер и коридоров.

Диллард с усилием сел, от чего наручники впились ему в запястья. Пальцы задели холодный металл, и поглядев вниз, он обнаружил, что сидит на склоне горы из монет – одинаковых треугольных золотых монет. Гора исчезала в дрожащем мареве прямо у него над головой. Это и есть выход, он был в этом уверен. Диллард попытался подобрать под себя ноги, чтобы, отталкиваясь ими, заползти на верх кучи золота, но монеты осыпались у него под ногами, и он заскользил вниз, все глубже и глубже во мрак. Наконец, он сдался и затих, лежа на спине и тяжело дыша, пытаясь подавить рыдания, пытаясь обрести хоть какой-то контроль над собой.

И тут он почувствовал их. Видеть он их не мог, но знал, что они здесь, что они движутся вокруг него. Сперва – лишь легкий ветерок, взметнувшаяся над костями пыль. И тут он услышал их – шепотки, зовущие его по имени. Звук нарастал, и ветер крепчал вместе с ним. И тут он увидел их… мертвецов. Он увидел их исполненные муки улыбки, их печальные глаза. И все эти мертвые глаза глядели на него, и все они так рады были его видеть.

И тогда Диллард закричал. Он кричал, и кричал, и кричал, а мертвецы… Они кричали вместе с ним.

* * *

Джесс вглядывался в мешок, но видел лишь курящуюся тьму. Потом ему показалось, будто он услышал крики – откуда-то издалека, и голос был очень похож на голос Дилларда. Ему хотелось улыбнуться, но он вдруг понял, что его от всего этого просто тошнит.

Джесс вышел из гостиной и выглянул наружу, убедиться, что Линда не вернулась. Он отослал их с Эбигейл в маленьком «форде» Линды к ее матери, пока он тут все не уладит. Она начала было спорить, но тут Эбигейл заплакала, и Линда сдалась.

Джесс зашел в гараж, забрал поляроидное фото с Эллен, вернулся с ним в дом и оставил на полу в гостиной рядом со скотчем и ножом. Ему хотелось быть уверенным, что полиция точно обнаружит фотографию, чтобы они поняли, что Диллард был за человек. Взял с кухни полотенце и протер фото, скотч и нож, чтобы не оставить отпечатков. Потом прошелся по дому, протирая каждую поверхность, к которой он прикасался. Это, наверное, была излишняя предосторожность, учитывая, что без трупа не было и преступления. Если, конечно, какой-нибудь особо умный следователь не догадается пошарить в глубинах ада.

Джесс забрал рацию Дилларда, свои вещи, которые шеф взял из его пикапа, подхватил мешок Крампуса и вышел на улицу через гараж. Было утро, и солнце висело уже над вершинами холмов, подсвечивая золотом поднимающийся с реки туман. Он зашагал было к роще, где стояла машина, и тут услышал смешок. Джесс замер. На лужайке перед домом, совсем рядом с ним, у саней, запряженных Йольскими козлами, стоял Санта-Клаус. Ангелы, ужасные ангелы, стояли с обеих сторон от него.

Джесс покосился в сторону рощи, гадая, сколько он успеет пробежать, пока они его не нагонят.

– Тебе некуда бежать, – сказал Санта. – От Бога не спрячешься.

Джесс вздохнул; ну, по крайней мере, он успел позаботиться о Дилларде – по крайней мере он умрет, зная, что хоть это он сделал для Линды и Эбигейл.

– Я ждал, – сказал Санта, – пока ты закончишь свои дела. Хотя мог этого и не делать.

Джесс с недоумением посмотрел на него в ответ.

– Я бы мог вмешаться, но твое дело должно было быть сделано. Теперь в мире стало немного меньше зла. Несмотря на то, что наговорил тебе Крампус, я не испытываю к людям ничего, кроме любви… Мое добрые дела идут от самого сердца, – Санта протянул руку. – Мешок.

Джесс посмотрел на ангелов, на их клинки из света, встретил из пронизывающий взгляд и понял, что выбора у него нет. Он подошел к Санте и отдал ему мешок.

– И мои ключи?

Джесс выудил из кармана куртки отмычки и тоже отдал. Санта, кивнув ему, забрался в сани.

– Крампус мертв?

Санта посмотрел ему прямо в глаза.

– Да. Он ушел из этого мира.

– Тебе не обязательно было его убивать.

– Тебе не обязательно было посылать того человека в Хель.

Джесс примолк на секунду, потом сказал:

– Нет, обязательно. Это нужно было сделать.

– Тогда ты понимаешь… Есть вещи, которые нужно делать, невзирая ни на что, – рассудительно ответил ему Санта. И, улыбнувшись напоследок, сел в сани и прищелкнул вожжами. Пара козлов рванула вперед и вверх, в утреннее небо, оставив Джесса наедине с кошмарными ангелами.

Ангелы смотрели на него своими осуждающими, грозными очами. Джесс понял, что вот сейчас они отнимут у него жизнь, а может, и нечто большее. Но они только обратили лица вверх и медленно воспарили в небо, исчезнув в слепящих лучах утреннего солнца.

Глава восемнадцатая Божья воля

Джесс бежал сквозь рощу. Он попросил Линду дать ему час, прежде чем звонить шерифу и просить его заехать к Дилларду. Велел ей сообщить полиции всю правду, в точности, как все оно случилось, кроме последней части, когда приехал Диллард. Вместо этого она должна была сказать, что им с Эби удалось выбраться самостоятельно, а потом они поехали домой. И пусть полиция сама ищет объяснение всему остальному.

Джесс добрался до пикапа Чета и залез внутрь. Потом завел мотор и направился к гаражу Генерала. Он планировал оставить там пикап Чета и забрать свой, хотя и знал, что провернуть это может оказаться непросто. Кто знает, был ли его пикап до сих пор там, где он его оставил, и на кого он мог там наткнуться?

Пикап все так же стоял на месте, и ему не встретилось ни души. Джесс стер свои отпечатки с ключей Чета и с руля, взял рацию Дилларда и вышел из машины. Быстро пошел к боковой двери, ведущей в гараж. Прихватив рукавом ручку, открыл дверь и, миновав короткий коридор, замешкался перед внутренней дверью. Джесс знал, что он увидит там, внутри. Он сглотнул и толкнул дверь.

Джесс не хотел смотреть на них, на их изувеченные тела. Но он смотрел. И, к своему удивлению, понял, что ему было жаль многих из них, этих ребят, которых он знал большую часть жизни. Не все они были кончеными людьми – по крайней мере, не настолько, чтобы заслужить то, что с ними произошло.

Он протер рацию Дилларда, чтобы не оставлять отпечатки, и оставил ее на полу у самой двери. Джесс рассудил, что полиция найдет достаточно улик, указывающих на связь Дилларда с Генералом, когда начнет копать, но немного подстраховаться не помешает.

Джесс вышел из гаража, запрыгнул в свой пикап. Ключи все так же торчали в зажигании. Он повернул их, и в ответ раздался скрежет.

– Плохо дело, – сказал он, зная, что старенький «Ф-150» слишком долго стоял без дела. Затаив дыхание, сделал еще попытку, нежно, потихоньку нажимая на педаль.

– Давай, ты же можешь.

Двигатель завелся с третьей попытки, Джесс включил заднюю передачу и выехал за ворота.

* * *

Двадцать минут спустя он свернул на лесную дорогу, ведущую к старой церкви. Остановил машину позади здания. Крампус лежал в снегу на спине, и в его густой гриве сверкала изморозь. Випи неподвижно лежал лицом вниз рядом с Повелителем Йоля. Рядом стоял на коленях Нипи.

Джесс заглушил двигатель, вышел из машины и медленно пошел к ним, оглядываясь в поисках Изабель. То, что Нипи был жив, давало какую-то надежду, но он не заметил ни малейших признаков присутствия Изабель и остальных. Обогнув волков, он подошел к Нипи. Оба брата теперь стали людьми, и их кожа приобрела естественный красновато-коричневый оттенок. Ни на Випи, ни на волках не было ни царапины, но в груди у Крампуса зияла огромная рана, а вокруг тела расплылось алое пятно.

Джесс опустился на колени рядом с Нипи.

– Жаль, что так вышло с твоим братом.

Шауни, казалось, не слышал.

Джесс, взглянув в лицо Повелителя Йоля, заметил, что даже в смерти с лица у Крампуса не исчезла эта его кривоватая усмешка, будто у него еще осталась пара козырей в рукаве. Но глаза у него были тусклые: ни следа былого огня.

– Гребаный стыд, – вырвалось у Джесса. – Просто гребаный стыд, и больше ничего. Где Изабель? – спросил он, положив Нипи ладонь на плечо. Бельсникель огляделся, будто вообще не понимал, где находится, и пожал плечами.

Наплывали тяжелые тучи, и солнечный луч, игравший у Крампуса на лице, медленно тускнел. Джесс знал: скоро опять пойдет снег. Он встал, поднялся по ступенькам, вошел в церковь. Поморгал, помогая глазам привыкнуть к полумраку внутри, и увидел девушку – она сидела перед «буржуйкой», стиснув руки между коленями, и, не отрываясь, смотрела в печь. Огня не было, и ее трясло от холода. Почти все признаки Бельсникеля исчезли, и первое, что его поразило – какой юной она казалась. Немного похожа на мальчишку, на носу – россыпь веснушек, но по-своему очень красивая.

Джесс сел рядом с ней. Изабель не подняла глаз, но, когда он обнял ее за плечи, девушка стиснула его руку и прислонилась к плечу. Они долго сидели так, в молчании; наконец, Изабель заговорила:

– Они его убили. И их убили. Как убийство может быть Божьей волей?

Джесс не ответил, только сильнее сжал ее плечи. Изабель вжалась лицом ему в плечо и заплакала.

В какой-то момент Джесс заметил, что картонная коробка, где они хранили оружие и деньги, все так же стоит рядом с пианино.

– Я сейчас, – сказал он и подошел к коробке. Все деньги, похоже, были здесь.

– Изабель… А где Чет и Вернон?

– Не знаю, – ответила она, не поднимая взгляда. – Когда Крампус упал… ну, оба они просто дали деру… сбежали. Мне тоже, наверное, надо было сбежать, но я почему-то не стала. Просто сидела и ждала, когда эти ужасные ангелы придут и убьют меня. Но они, кажется, не особенно мною заинтересовались. Санта взял сани и улетел… и ангелы эти тоже… улетели вместе с ним.

Джесс вынул из коробки пистолеты, стер с них отпечатки пальцев и оставил на пианино. Сложил верх коробки, чтобы деньги не высыпались, и сунул ее под мышку. Подошел к Изабель.

– Нам надо идти.

Она подняла на него взгляд, и Джесса поразило, какие ярко-зеленые у нее были глаза.

– Если нас здесь найдут, будут неприятности, – сказал он.

Изабель кивнула и встала.

Они вышли на улицу, спустились по ступенькам. Изабель подошла к телу Крампуса, опустилась на колени рядом с Нипи и обняла мертвеца за плечи. Джесс подошел к пикапу, забросил в кабину коробку, потом вернулся и встал с ними рядом.

– Изабель… Нипи… идемте. Нам надо ехать.

– Ну не могу я его вот так оставить, – сказала Изабель. – Это будет неправильно.

Джесс вздохнул.

– Нет, конечно нет. Нам надо бы найти местечко получше для Випи и старины Высокого-и-Злобного. Нипи, ты что думаешь? Как тебе такой план?

Шауни кивнул.

* * *

Они погрузили Випи и Крампуса в кузов пикапа. Джесса поразило, что Повелитель Йоля весил не так уж и много. Не то чтобы он был легким, и все же он будто усох, точно тело было лишь пустой оболочкой без его могучего духа.

Они отвезли погибших в холмы, в те самые холмы, где Крампус был прикован в пещере все эти годы. На то, чтобы перенести оба тела в пещеру, потребовались усилия всех троих и добрая часть утра. Нипи подвел их к груде камней у дальней стены. На камнях лежало копье Маквы и его плащ из медвежьей шкуры. Они положили тела рядом с Маквой – Крампус в середине – и тоже навалили сверху камней. На надгробье Випи они положили его плащ, но камни над Крампусом остались пусты.

Постояли, молча глядя на три каменных холмика.

Нарушил тишину Джесс:

– Я так понимаю, молитвы он бы не одобрил?

Изабель покачала головой, чуть улыбнулась:

– Нет, но я знаю, что бы ему понравилось.

Вместе они собрали охапку омелы, а потом Нипи срезал несколько тонких березовых прутьев. Изабель связала их в пучок. Она разложила омелу вокруг Крампусовой могилы, а на верх положила розги. К тому времени, как с этим было покончено, пошел снег.

– Нам надо выбираться отсюда, пока мы тут не застряли, – сказал Джесс. Изабель кивнула, и они выбрались из пещеры. Нипи отчего-то замешкался.

– Нипи, – позвала Изабель. – Давай уже, нам идти надо.

Нипи помотал головой.

– Не можешь же ты тут остаться.

– Могу. Мое место – здесь.

– Вонючая старая пещера – это не твое место. На тот случай, если ты не заметил – ты опять человек, ты простудишься насмерть.

– Я прожил множество жизней. Мне выпала честь служить могучему Духу Йоля. Если Великие Отцы призовут меня к себе… я готов.

– И что, ты собираешься сидеть тут, пока не замерзнешь до смерти? Ну, это бред какой-то, и я с этим мириться не собираюсь, – Изабель, вернувшись, села на камень рядом с ним. – Если ты с нами не идешь, тогда, я так понимаю, мы оба будем сидеть тут, пока не замерзнем до смерти. Как это тебе?

Нипи ухмыльнулся.

– Ты и вправду его маленький лев. Изабель, я не собираюсь замерзать до смерти. Я проживу свою жизнь, охраняя эту священную пещеру.

– Но почему?

– Скажи, что мне делать в этом вашем новом мире?

Она замолчала и сидела так долгую минуту, но ответ так и не нашелся. Постепенно упрямое выражение исчезло с ее лица, и она тяжело вздохнула. Потом встала и хлопнула его по плечу.

– Соображалка у тебя отсутствует начисто, ты хоть это понимаешь?

Нипи кивнул.

Изабель было пошла прочь, но вернулась и обняла его. Нипи крепко обнял ее в ответ.

– Я буду скучать по тебе, маленький лев.

– Ну да, как же, – сказала девушка, стараясь напустить на себя сердитый вид. Уже на выходе из пещеры она обернулась и крикнула: – Если когда-нибудь передумаешь, найди меня, слышишь?

Нипи ничего не ответил.

Изабель с Джессом вернулись по тропе обратно к пикапу. В какой-то момент им показалось, что откуда-то сзади доносится пение на языке шауни.

* * *

– Сюда, – сказала Изабель, указывая на маленькую церквушку.

Джесс въехал на стоянку. Было совсем немного за полдень, и на стоянке было полно машин.

– Совсем ничего не изменилось, – сказала Изабель.

– Ты точно не хочешь, чтобы я тебя подождал? Что, если твоего сына там нет?

Девушка втянула воздух сквозь зубы.

– Кто-то же там будет, – она стянула с шеи шнурок и сняла кольцо. Положила его на ладонь. Посмотрела на него с минуту, а потом надела на безымянный палец. – Надо же, влезает.

– Боишься?

Она встретила его взгляд.

– Боюсь, что когда я найду его, он не захочет со мной знаться. Вот этого я боюсь больше всего.

– Знаешь, когда ты вот так вот появишься… Многим это не понравится. Люди не поймут. Могут возникнуть проблемы.

– Пусть только попробуют помешать мне найти сына, – ответила Изабель, и Джесс вдруг увидел, насколько она храбрая. Увидел ту девушку, которую Крампус любил называть своим маленьким львом. Он ухмыльнулся:

– Тогда, наверно, им надо быть поосторожнее.

– Наверно, – она ухмыльнулась в ответ и тронула его за руку. – А как же ты? У тебя все будет в порядке?

– Пока не знаю. Нам с Линдой надо еще многое между собой уладить… Слишком много там боли. Хотя, думаю, часть работы за меня уже сделана.

– Кто-то должен сказать этой женщине, как ей повезло, что ее так любит такой человек, как ты.

Он рассмеялся:

– Да, кто-то точно должен.

– Ну и… пока, – сказала Изабель, открыла дверцу и повернулась, чтобы выйти.

– Стой, погоди еще немного. У нас еще осталось кое-какое незаконченное дело.

Она с любопытством посмотрела на него.

– Забирайся обратно, и дверь прикрой. Не стоит, чтобы кто-то увидел.

Она захлопнула дверцу.

Джесс отодвинул в сторону заднее окно кабины и, потянувшись, достал из кузова свою старую брезентовую спортивную сумку, вытащив ее из-под коробки со снастями. Стряхнув снег, он положил сумку между ними, потом взял с пола картонную коробку и открыл ее.

Изабель поглядела на деньги.

– И что ты собираешься со всем этим делать?

– Позабочусь о том, чтобы ты не бомжевала.

Он вывалил рабочую одежду из сумки, положил туда половину бабок, застегнул и сунул ей в руки.

– Ты не должен этого делать, – сказала она.

– Нет, должен.

Она взяла у него сумку и благодарно улыбнулась.

– А теперь слушай сюда. Ты о деньгах никому не рассказывай, поняла?

Она завела глаза к небу:

– Хватит валять дурака, Джесс. Может, я и выгляжу, как ребенок, но мне уже за пятьдесят. Веришь или нет, но что-то я все-таки соображаю.

Он похлопал по сумке.

– Здесь около двадцати тысяч долларов. Не слишком-то много по нынешним дням, но поможет тебе встать на ноги. О… И вот еще что, – сказал он, протягивая ей сложенный листок бумаги. – Это номер Линдиной мамы. Пока у нее телефон не работает, но скоро будет, и если ты поймешь, что у тебя неприятности – ну, деньги кончились, или что угодно, понимаешь, абсолютно что угодно – ты не стесняйся, зво…

Она приложила ему пальцы к губам.

– Джесс. Все в порядке. Все у меня будет хорошо.

Он вздохнул.

– Джесс…

– Да?

– Спасибо тебе. Спасибо, что заботишься обо мне.

Он ухмыльнулся.

– Да не за что!

Изабель подалась вперед, и, к изумлению Джесса, поцеловала его в щеку. Прежде, чем он успел как-то среагировать, она открыла дверцу и выпрыгнула из машина.

– Погоди, – крикнул он. – Господи, ты же сумку забыла!

Он протянул ей сумку.

Девушка вернулась, избегая смотреть ему в глаза, но он заметил, что по щекам у нее текут слезы.

– Эй, – сказал Джесс. – Ты только не забудь, я тебя на песца обещал взять.

Она покачала головой, улыбнулась во весь рот и направилась к церкви. Джесс смотрел, как она медленно, останавливаясь на каждой ступеньке, поднимается по лестнице. Положила руку на дверь, постояла так с минуту, потом, наконец, толкнула дверь и зашла внутрь.

Джесс мельком увидел теплый, ласковый свет, струившийся изнутри, людей с молитвенниками в руках, до него донесся звук органа и поющих голосов. Потом дверь церкви медленно закрылась и он остался наедине со снегопадом.

Джесс ждал почти час. Изабель не появилась, и он решил, что с ней, должно быть, все было в порядке.

* * *

Вернон шел по рельсам вдоль по Коул-ривер, стараясь по возможности избегать обледенелых участков на слежавшемся снегу. Он уже и забыл, каково это – по-настоящему мерзнуть зимой, но теперь, когда он снова стал человеком, ему приходилось идти, обхватив себя руками, и все равно его трясло от холода. Вернон горько подумал, что, может, после всего, что ему довелось пережить, судьба определила ему замерзнуть одному, здесь, на берегу богом забытой реки.

Вот уже почти сотню лет он был пленником здешних холмов, и наверняка все, кого он знал, были давно мертвы; мира, в котором он жил, больше не существовало. Денег у него не было, и бородач не знал, куда он, собственно, направляется, кроме как подальше от Крампуса и этих ужасных ангелов. И все же он не мог согнать с лица улыбку. «Я свободен! – он глубоко вдохнул, наслаждаясь этим ощущением. – Я могу пойти, куда угодно. Делать, что захочу. – Он рассмеялся. – По крайней мере, пока я не свалюсь от голода и холода».

По рельсам навстречу ему прошел товарный поезд. Вернон взобрался на насыпь и смотрел, как состав с лязгом движется мимо. В воздухе пахну́ло чем-то жирным, и у него забурчало в животе. Он глянул вперед, на шоссе, увидел знакомое строение и направился к нему.

Хортон, похоже, еще не открылся, но в окнах горел свет и рядом с домом стояла машина. Вернон надеялся, что машина принадлежала Хортону, потому что вчера вечером они неплохо поладили, и Вернон был практически уверен, что бармен позволит ему войти и согреться, а может, даже даст ему чего-нибудь перекусить.

Бывший Бельсникель заметил, что молодые листочки на деревьях, трава и цветы увяли, прихваченные морозом, будто сама природа горевала о Повелителе Йоля. Вернону страшно не хотелось это признавать, но где-то в глубине души ему было жаль старого козла, жаль, что тот встретил такой конец. Он вздохнул, поднялся на крыльцо и тут заметил в окошке объявление, что заведению требуется повар. Прихватив объявление, он зашел внутрь.

* * *

– Они не слишком-то довольны тобой, Джесс, – сказала Элли.

Джесс, откинувшись на спинку стального офисного стула, бросил взгляд сквозь стеклянную стену в приемную перед кабинетом шерифа. За стеной шериф Райт разговаривал с детективами штата; разговор явно был не из приятных.

– Ну, всем не угодишь, так я думаю.

Она ухмыльнулась ему. Они с Джессом вместе ходили в школу, и ему всегда нравилось, как она играет на гитаре, а однажды они даже спели вместе пару песен. Теперь она работала на шерифа.

– Эту историю освещает каждое новостное агентство в стране, – сказала она. – Дышат в затылок губернатору, требуют результатов. Слышал бы ты их по телевизору сегодня утром – Си-Эн-Эн все разорялись насчет истерзанных тел и масштабных гангстерских войн в сельской местности Западной Вирджинии, – Элли фыркнула. – Об округе Бун говорили так, будто это какая-то страна Третьего мира.

Джесс покачал головой.

– А, да, и самое последнее, – она вытащила из лежавшей перед ней стопки синюю бумажку и протянула ему вместе с ручкой. – Нужен твой автограф, вот здесь, если хочешь получить обратно свои вещички.

Джесс подписался, и Элли вручила ему конверт из плотной бумаги.

– Что, это все? – спросил он. – Я могу идти?

– Похоже на то, – улыбнулась она. – Хотя шериф не слишком-то этим доволен. Он уверен, что ты знаешь больше, чем рассказываешь.

– Слушай, – сказал небрежно Джесс. – Мне кажется, я слышал, как кто-то говорил, что Чет Боггз может иметь ко всему этому какое-то отношение.

– Все, что я знаю – он объявлен в розыск по всему штату. Но, похоже, никто его пока не нашел.

Джесс подумал, что они зря тратят время, разыскивая Чета в Западной Вирджинии; лучше бы им посмотреть в Мексике или даже в Перу. Вскрыв конверт, он достал оттуда ключи и кошелек.

– Меня не только Чет беспокоит, – сказала Элли. – Страшно интересно, что же случилось с нашим шефом Диллардом Дитоном. Насколько я знаю, у них до сих пор нет ни малейшей идеи о том, где он находится.

Джесс пожал плечами:

– Ставлю на то, что прямо сейчас он сидит в аду и жалеет, что не вел себя получше.

Она покачала головой:

– Почему-то меня не удивляет, что он оказался в этом замешан. Что-то в нем было такое… отталкивающее, – Элли наклонилась вперед и зашептала: – Никому не говори, что я тебе рассказала, но, по всему выходит, они нашли железные улики насчет того, что он был причастен к убийству своей жены.

– Да что ты говоришь!

– Нашли фотографию… ее… тела. Я ее видела, – она наморщила нос. – Страшное зрелище. Очень надеюсь, что ты прав насчет того, что прямо сейчас Диллард гниет в аду.

– Ну что, у нас всё? – спросил Джесс.

– Да, всё.

Джесс встал, она проводила его до двери и выпустила в приемную. Когда Джесс вышел, шериф с детективами прекратили разговор, и Райт бросил на него пронизывающий взгляд.

– Смотри, не забудь, что я тебе сказал, Джесс. Тебе же самому будет потом легче, если ты расскажешь обо всем, что знаешь, начистоту.

– Ни в коем случае не забуду, шериф, – сказал Джесс, толкая дверь в коридор. – Желаю вам хорошего дня, и я пошел, ладно?

* * *

Джесс остановил машину перед домом матери Линды. Он теперь водил «Форд Рейнджер» с полуторной кабиной, не новый, но получше прошлого, и деньги за него он выложил целиком. Джесс припарковался, поднялся на крыльцо и постучал; минуту спустя послышались шаркающие шаги.

– Погодите чуток! – крикнул кто-то, и на пороге показалась Полли Коллинз. – Да ты постригся.

Джесс кивнул:

– Да, постригся.

– Вид немного странный.

Джесс нахмурился.

– Держу пари, ты не со мной приехал разговаривать, – сказала она.

– Это пари вы бы выиграли.

– Ну, в любом случае, мне надо тебе кое-что сказать. Не знаю, каким боком ты оказался замешан во всей этой заварушке, но… – тут она прикусила губу, подыскивая слова. – Ну… Просто… Ну, то как это описывает Линда, похоже, она попала в очень плохую ситуацию. Не знаю, что ты там сделал насчет Дилларда… и не надо мне знать, но, Джесс… – тут Джесс вдруг понял, что она задыхается. Она тронула его за руку. – Я хочу, чтобы ты знал… Я очень это ценю, – и тут она улыбнулась ему – улыбнулась ему в первый раз. – А теперь схожу-ка я за Линдой.

– Миссис Коллинз, можете меня выручить? Погуляете немного с Эбигейл? Мне бы нужно с Линдой поговорить, с глазу на глаз.

Она кивнула:

– Это я могу.

Джесс прождал, наверное, с минуту, но ему показалось, что все десять. Поймал себя на том, что грызет ногти, и заставил перестать, сунув руки поглубже в карманы. Он должен был в первый раз увидеть Линду, с тех пор, как они расстались этим утром у Дилларда, и понятия не имел, какие у него шансы.

Линда открыла дверь и вышла на крыльцо. Они стояли молча, на расстоянии, и оба явно не знали, что сказать.

Линда посмотрела ему на ноги.

– Смотрю, у тебя ботинки новые.

– Угум.

– Хорошие ботинки.

– Ага… Линда?

– Да.

– Я еду в Мемфис.

Она сжала губы.

– Твоя музыка? Будешь играть свои песни?

Он кивнул.

– Я собираюсь выложиться по полной. Никаких больше забегаловок. Постараюсь связаться с тем диджеем, посмотрю, может, он сумеет что-то для меня найти. Если не удастся в Мемфисе, поеду в Нэшвилл.

– Джесс, это потрясающе. Наконец-то! Все у тебя будет…

– Линда, ты меня как-то спросила, как тебе в меня поверить, если я не верю сам в себя. Ну, я тут недавно встретил… одного… ээ… очень высокого чувака, и… давай просто скажем, что он мне на многое открыл глаза. В общем, короче, я тут пытаюсь сказать, что я теперь правда верю в себя, в свою музыку… но еще я верю в нас… больше, чем когда-либо. И я надеялся, что, может, вы с Эбигейл все-таки захотите поехать со мной.

Лицо у нее просветлело.

– Я не говорю, что будет легко, но я правда теперь другой человек. У меня отложено немного наличных, но, что более важно… у меня есть план. Что скажешь? Как думаешь, попробуем еще раз?

Она заглянула ему в глаза, и смотрела долго, будто что-то искала. Джесс так понял, что она это нашла, потому что она кивнула.

– Я бы очень этого хотела, Джесс… Я хотела бы попробовать еще раз.

Он улыбнулся, и она обняла его, обняла крепко-крепко, а потом он вдруг понял, что она плачет.

– Прости меня, Джесс. Я так жалею о… обо всем. Просто я не знала…

Он приложил палец к ее губам:

– Шшш. Хватит об этом. Если мы поедем в Мемфис, значит, мы начнем все заново. А это оставим позади. Договорились?

– Договорились, – сказала она.

Глава девятнадцатая Святки

Округ Бун, Западная Вирджиния

Год спустя

Ночь перед Рождеством

Выдержка из газеты «Бун Стэндард» от 24 декабря,

автор – пишущий редактор Билл Харрис

Восходящая звезда Нэшвилла Джесс Уокер собрал в субботу полный зал в качестве хедлайнера Фестиваля Крампуса, который проводится в заведении «У Хортона», на Третьем шоссе, неподалеку от Оргаса. Хортон Уайт, владелец заведения, сообщил нам, что фестиваль устраивается в честь зимнего солнцестояния по древним святочным традициям. В программе фестиваля – народные пляски, боди-арт, песнопения и мастер-классы по игре на тамтаме, а главным событием вечера стал большой Йольский костер. Лучшие костюмы получили призы. Мероприятия продолжались далеко за полночь.

Реакция населения на фестиваль была неоднозначной: шерифу поступило несколько жалоб на группу нетрезвых гуляк, одетых в шкуры и маски с рогами и обвешанных цепями и колокольчиками. Согласно поступившим жалобам, участники фестиваля гонялись за случайными прохожими с розгами. Шериф Райт подтверждает сообщения о публичном распитии алкогольных напитков и последующем обнажении, но заявляет, что слухи о том, что полицейские силы присоединились к гуляющим, сильно преувеличены. Преподобный Оуэн осудил фестиваль, назвав мероприятие греховным и постыдным проявлением языческой ереси, а также прямой дорогой к вечному проклятию. Он предупредил всех богобоязненных христиан, что их долг – держаться подальше от фестиваля.

Фестиваль Крампуса – одно из недавних проявлений местного увлечения мифическим и доселе не особенно известным персонажем, Крампусом. После печально известных и до сих пор не вполне объяснимых событий, имевших место после прошлого Рождества, интерес к Крампусу распространился по всему штату. Но округ Бун, безусловно, предъявляет на Крампуса свои права: в большинстве местных магазинов вы можете приобрести сувениры в виде этого дьявольского персонажа, а также розги, пластиковые реплики знаменитых треугольных монет, футболки и кружки с изображением все того же монструозного рогатого Крампуса и характерными надписями вроде: «Я верю в Крампуса» и «Крампус уже в пути».

Тяжелые тучи перекатывались по вершинам холмов, и сумерки медленно перетекали в ночь. Рождественская гирлянда, пару раз мигнув, замерцала огоньками над придорожной канавой у маленького одноэтажного домика на окраине города. На крыльцо вышли мальчик лет десяти и его сестренка, на вид не больше восьми. Их мать вышла вместе с ними. У каждого из детей была при себе пара старых башмаков и пакетик конфет. Поставив башмаки на порог, они тщательно разложили внутри конфеты.

Когда с этим было покончено, мальчик посмотрел на мать.

– Думаешь, Крампус и вправду придет?

– Может, и придет, – ответила она. – А может, и нет. Так ведь говорят. Правда?

Дети кивнули.

– Джош, – сказал мальчик. – Он говорит, Крампус приходил к ним в дом в прошлом году, говорит, он его по-настоящему видел.

– Ага, – поддержала его девчушка. – И Чарльз тоже. Сьюзи говорит, она тоже его видела, но я ей не верю. Она такая врушка. Но Чарльзу я верю, потому что у него есть такая странная золотая монета.

– Да, – сказал мальчик, явно волнуясь. – И у Джоша тоже! Он ее в школу приносил, и даже дал мне подержать, – он опять взглянул на мать. – Мам, а ты веришь, что Крампус – настоящий?

– Ну, вера еще никому не повредила. Верно?

– Нет, но если не веришь, это может и повредить. Джош сказал, если не положишь Крампусу конфет, он сунет тебя в мешок и будет колотить.

– Ага, – сказала девочка. – И все ребята в моей школе говорят, что они оставляют для него конфеты, ну, типа… на всякий случай.

Их мама заулыбалась.

– Ну, в таком случае, хорошо, что вы оставляете для него конфеты. Мне бы не хотелось, чтобы кого-то из моих детей сажали в мешок и колотили.

– Я думаю, он настоящий, – сказал мальчик.

– Я тоже, – согласилась девочка.

– Ну, – сказала мама. – Если много людей верит во что-то, думаю, оно становится настоящим. Верно?

* * *

В сочельник в округе Бун снег валил всю ночь, засыпав и Гудхоуп, и окружавшие город холмы. Снег заметало в устье небольшой пещерки, приткнувшейся посреди скалистого горного склона; кружась, словно в танце, снежинки оседали на пол, а несколько штук даже долетело до дальней стены, до сложенного из камней холмика, вокруг которого лежали увядшие ветви омелы.

Из-под камней послышался смех. Сперва тихий, словно шепот, он звучал все громче и громче. А потом небольшой сугроб, который успело намести у входа в пещеру, принялся таять. Сквозь снег проклюнулся бутон, и расцвел, покачиваясь, словно на ветру, в такт какому-то неслышному ритму, а смех все набирал силу – глубокий, гулкий, басовитый звук эхом разносился по пещере. Ветер и снег понесли звук вниз, в долину, и на следующее утро люди клялись, что слышали его, клялись, это был Крампус, Повелитель Йоля. И они говорили своим детям, чтобы те вели себя получше, потому что Крампус… Крампус уже в пути.

Послесловие В поисках Крампуса

Несколько лет назад моя жена Лори (человек гораздо более продвинутый, чем я сам) навела меня на след демона, который расхаживает повсюду на Рождество и порет непослушных детей березовыми розгами. Ясное дело, меня сразу очаровал этот персонаж.

– Запихивает их в мешок и избивает в кровь, говоришь? А самых плохих в речку бросает? А кое-кого прихватывает с собой, чтобы сожрать? Пожалуйста… расскажи мне еще!

Мое увлечение этим рогатым чудовищем только выросло, когда я открыл для себя старинные открытки, на которых оно радостно волокло в ад вопящих детей, посадив их в бочку, или с сатанинским энтузиазмом било по попе пышных дам. Как его было не полюбить?

Вскоре я обнаружил, что у этого восхитительного персонажа имеется долгая и красочная история, что во многих альпийских деревушках зимой устраивают празднества под названием Крампуснахт, во время которых участники облачаются в восхитительно-кошмарные самодельные костюмы Крампусов, а потом шляются по улицам, бряцая цепями и колокольчиками, а также преследуя с палками и розгами случайных прохожих. Эти милые развлечения носят название Крампусляуфен, а движущей силой для них служит (что неудивительно) алкоголь: шнапс – традиционное подношение Крампусу. Я не мог не заметить, что Крампус часто изображался в компании святого Николаса – высокого, худого сурового вида парня, облаченного в одеяния епископа с резным, официального вида посохом в руках.

Выглядело это все как-то неправильно, по крайней мере, с позиции моих североамериканских представлений о Рождестве и Санта-Клаусе. У меня появилась куча вопросов, но прежде всего мне на ум пришло: «Так, а что Санта-Клаус думает об этом типе? Что у них за отношения?» Назовите меня сумасшедшим, но мне кажется, что со стороны Санты немного неискренне держать при себе злобного беса, который избивает и крадет детей, пока сам он раздает подарки и вопит «Хо-хо-хо!», Кто был первым? Кому пришла в голову идея поработать вместе? Они что, разыгрывали роли «хороший полицейский»/«плохой полицейский», вроде Бога и Дьявола? Может, Крампус был рабом Санта-Клауса? Друзья они – или смертельные враги? А это, в свою очередь, приводит нас к вопросу, который задал бы любой школьник: кто победит, если они будут драться? И эти-то вопросы – особенно последний – и привели в конце концов к написанию данной книги.

Так начались мои поиски истоков этих двух рождественских фигур, на первый взгляд, диаметрально противоположных. Двигаясь в обратном направлении, начиная с современных представлений, и дальше, минуя все многочисленные разновидности Санты и Крампуса, я проследил традицию Йоля до самых ее ранних, дохристианских корней, связанных с зимним солнцестоянием. И мне бы хотелось поделиться своими находками с теми, кому это интересно – с оговоркой, что, как это всегда происходит с древним фольклором, существует множество версий, которые варьируются от страны к стране и даже от региона к региону. Здесь я собрал самые распространенные версии, на которых, собственно, и построена система архетипов этой истории.

Кто был первым, Санта-Клаус или Крампус? Можно, конечно, поспорить, что оба они имеют общие корни, но разнообразные версии Крампуса появились гораздо раньше, чем обладающие человеческими чертами, исполненные милосердия версии Санта-Клауса.

Традиция зимнего солнцестояния и связанные с ним торжества появились задолго до рождения Христа. Истоки Йоля лежат в языческих зимних празднествах германских племен; они связаны с Дикой Охотой Одина и другими скандинавскими легендами. Один из самых значимых символов святок – Йольский козел, одно из первых воплощений того самого Крампуса, которого мы так ценим и любим сегодня.

С самого начала Крампус служил олицетворением смены времен года: бог природы и плодородия, гонитель злых духов, который в обмен на подношения даровал благоприятные условия для роста нового урожая. Позднее он стал частью развивающегося свода мифов и легенд Германии и Австрии. Эти мифы и легенды распространились на территорию Хорватии, Чехии, Словакии, Словении, Швейцарии и Северной Италии. Изначально Йольский козел был страшноватым существом, которым пугали детей, дабы святочные традиции как следует соблюдались и впредь. Позднее Йольский козел, или Крампус, стал ассоциироваться с подарками, вручаемыми к Йолю.

В некоторых легендах Крампус связывается со скандинавским богом Локи или является его воплощением. Того самого трикстера Локи, который иногда изображается в образе рогатого демонического существа. Эти легенды также намекают, что Крампус уносит детей в ад (Хелл), или к Хель, дочери Локи. Эти ранние воплощения Крампуса не имеют никакого отношения к святому Николаю.

С приходом христианства Крампусу, как и многим другим рогатым духам природы, была навязана роль демона или дьявола. Несмотря на то, что церковь – и некоторые правительства – пытались несколько раз запретить празднества, связанные с Крампусом, тот выжил, как и святки, и был адаптирован (или, как выразился бы сам Крампус, украден) христианством, подобно большинству языческих традиций: украшение дома вечнозелеными растениями, например, или подарки, оставленные в носках или ботинках.

Происхождение Санта-Клауса можно проследить до ранних скандинавских мифов, и тут я обнаружил, что некоторые историки связывают Санта-Клауса с белобородым Одином. Но, когда я принялся копать дальше, мне все больше стало казаться, что сын Одина, Бальдр, был гораздо более подходящей фигурой. Известно, что Бальдр был добрым, исполненным любви и прекрасным на вид, и что он ходил по миру, помогая униженным и угнетенным – фигура, во многих отношениях напоминающая Христа, в том числе, историей своей смерти и возрождения. Легенда о Бальдре идеально вписалась в мое повествование, начиная с его трагической смерти от копья из омелы, брошенного его слепым братом Хёдом (и направленным Локи), и заканчивая его последующим заключением в Хеле и перерождением после Рагнарёка и падения Вальхаллы.

И когда большая часть Европы перешла от язычества к христианству, кое-какие боги и духи тоже совершили этот переход, но большинство осталось брошено и забыто. Эта самая адаптация к меняющейся религиозной обстановке тоже как нельзя лучше вписывалась в то, что я пытался рассказать.

Святой Николай в роли рождественского персонажа – наверное, самое первое узнаваемое воплощение нашего сегодняшнего Санта-Клауса. И, хотя настоящий святой Николай умер в 342 году, святым он был признан только в начале девятого века, примерно в то же время, когда Рождество установилось в качестве праздника. Он набрал широкую популярность к тринадцатому веку, когда языческие обряды начали уходить в небытие. Рождество по-настоящему обрело важное значение в конце четырнадцатого – начале пятнадцатого веков, и именно в этот период Крампус впервые упоминается в качестве рождественского демона и раба святого Николая.

В шестнадцатом веке популярность набрал раздающий подарки персонаж по имени Фазер Кристмас (Батюшка Рождество), а в восемнадцатом уже впервые упоминается Санта-Клаус – как «Св. А. Клаус». В 1809 году писатель Вашингтон Ирвинг пишет «Историю Нью-Йорка», и попутно сочиняет сегодняшний вариант Санта-Клауса; а вскоре после этого доктор Клемент Мур пишет свою поэму «Визит святого Николая». В 1930-х рекламные плакаты кока-колы, созданные Хэддоном Санберном, задали такой знакомый нам образ тучного, веселого Санта-Клауса в красном (как этикетка кока-колы) одеянии.

Это-то пестрое переплетение мифов и легенд и послужило отправной точкой моей истории. Попутно я обнаружил немало замечательных деталей, и вот некоторые из них:

Ангелы. В Бельгии, Германии, Польше, Украине и Австрии ангелы часто сопровождают святого Ника в его рождественских разъездах. У чехов и словаков ангел – это защитник детей от дьявола.

Бельсникели. Еще одна из многочисленных вариаций на тему Крампуса. Обычаи и легенды, связанные с Бельсникелями, были привезены в Америку первыми эмигрантами из Германии. Известно, что Бельсникели иногда носили маски и лохматые медвежьи шкуры, или шапочки из меха скунса. Часто у них при себе были хлысты, палки, а иногда даже винтовки. Бельсникели оделяли детей подарками или наказаниями по своему усмотрению.

Округ Бун, Западная Вирджиния. Несмотря на то, что городка Гудхоупа на самом деле не существует, многие другие места в этой книге основываются на вполне реальных точках на карте округа Бун и окрестностей. Округ Бун привлек мое внимание благодаря своей долгой истории и красочным персонажам, бандитам и музыкантам, таким, как, например, «танцующий бандит» Джеско Уайт и его печально знаменитая семейка; поэт и певец Билли Эдд Уиллер; и местный уроженец, легендарный человек-оркестр Хэсил Эдкинс, о котором подробнее будет рассказано ниже.

Гери и Фреки. Волки Одина[17].

Хель. Название мира мертвых в скандинавской мифологии, и одновременно имя его царицы Хель (дочери Локи).

Хугин и Мунин. Вороны Одина[18].

Перхта. Ведьма и/или женский дух, который обитал в зимней Баварии и Австрии. Наказывала или награждала детей, в зависимости от их поведения в течение года.

Испания. Согласно одной голландской сказке, святой Николай живет где-то в Испании, а в Амстердам прибывает каждый год на корабле, чтобы раздавать подарки хорошим мальчикам и девочкам. Вполне понятно, почему Санта предпочитает жить в Испании, а не на Северном полюсе.

Хэсил Эдкинс (1937–2005) знаменит такими песнями, как «Больше никаких хот-догов», которая включает в себя следующие поэтические строки: «Я отрежу тебе голову, и тебе не съесть больше никаких хот-догов». А также известен бессмертными строками из песни «Она сказала»:

Гулял я прошлой ночью, и крепко выпивал, Глаза продравши утром, чего ж я увидал, Лежит в моей постели, развесив волоса, Лицо – тушенки банка, протухшая вчера…

В 2005 году какой-то тинейджер намеренно переехал Хэсила квадроциклом перед его собственным домом, и позднее певец скончался от полученных травм.

Многие места в округе Бун, как и повсюду в сельскохозяйственных общинах, страдают от трагических последствий эпидемии метамфетаминовой зависимости. Открытые горные разработки тоже внесли свою разрушительную лепту – как в отношении природы, так и в отношении людей.

Проводить время с Крампусом было сущим удовольствием. И теперь он стал мне гораздо симпатичнее своего развеселого антагониста. От всей души надеюсь, что Крампус продолжит свой путь по всему миру и вернет себе законное место Повелителя Йоля. И, если вы разделяете эти чувства, пожалуйста, не забудьте с приходом святок оставить в своих башмаках пару конфет – и кто знает, может, утром вы найдете в них золотые монеты. А если не оставите… что ж, вас предупредили – Крампус уже в пути.

БромСвятки, 2011 г.

Благодарности

Дайане Гилл и ее сверхъестественным – иначе не скажешь – инстинктам во всем, что касается сюжета и персонажей, а еще – за ее нелегкую работу по загону моих мыслей обратно в русло. Спасибо тебе, Дайана, за твое редакторское вуду.

Феноменальной Джулии Кейн-Ритцх, за нашу долгую дружбу, за энтузиазм, усердие и множество других суперспособностей. Спасибо тебе, Джулия.

Множество чудесных людей усердно работали над тем, чтобы эта история увидела жизнь. Я выражаю глубокую благодарность за вклад в проделанную работу всем этим людям: Джи Ян, Дейлу Робау, Пла Сзафрански, Ричу Экуан, Пэм Спенглер-Яффи, Шону Найколз, Джесси Эдвардс и Уиллу Хинтон.

Вклейка

Маква

Випи

Нипи

Изабель

Джесс

Санта-Клаус

Перхта

Крампус

Сноски

1

В скандинавской мифологии брат и сестра, персонификация луны (Мани) и солнца (Соль).

(обратно)

2

«Черные легкие» (также «болезнь шахтеров»; мед. антрокоз) – вид пневмокониоза – необратимого и неизлечимого заболевания легких, вызванного длительным вдыханием промышленной (в данном случае каменноугольной) пыли.

(обратно)

3

Рудольф – популярный в США рождественский персонаж, олененок со смешным красным носом.

(обратно)

4

Государственный праздник в США, отмечаемый в четвертый четверг ноября. С этого дня начинается праздничный сезон, длящийся по Новый год включительно.

(обратно)

5

Вид виски, при производстве которого используется т. н. «метод закваски» – около четверти кубового остатка добавляют в новое сусло, которое еще не прошло брожения. За счет этого вкус и аромат напитка остается постоянным и неизменным. Этим методом изготавливается большинство марок виски США.

(обратно)

6

Индейский народ алгонкинской группы с юга Северной Америки, изначально живший в том числе на территории современной Западной Вирджинии.

(обратно)

7

Сеть прачечных самообслуживания.

(обратно)

8

Даниэль Бун (1734–1820) – американский первопоселенец и охотник, участник Войны за независимость США 1775–1783 годов. Один из первых героев Дикого Запада, после смерти превратившийся в персонажа американского фольклора.

(обратно)

9

«Линэрд Скинэрд» – американская рок-группа, наиболее известный представитель и популяризатор южного рока 1970-х годов.

(обратно)

10

Крис Крингл или Тайный Санта (англ. Secret Santa) – рождественская церемония анонимного обмена подарками группой людей.

(обратно)

11

«Эта прекрасная жизнь» (англ. It’s a Wonderful Life) – кинофильм Фрэнка Капры, снятый в 1946 году по рассказу Филипа Ван Дорен Стерна «Величайший подарок». Фактически является американским аналогом фильма «Ирония Судьбы, или С легким паром!», и начиная с 70-х годов регулярно транслируется в США и Великобритании в рождественский сочельник.

(обратно)

12

Великий Дух, аналогия бога-творца у некоторых индейских племен.

(обратно)

13

Популярный герой американского телевидения, созданный актером озвучания и карикатуристом Пинто Колвигом (1892–1967). Особую популярность получил в исполнении Фрэнка Авруча (1928–2018), который играл его без малого 20 лет. Считается, что именно Бозо вдохновил Стивена Кинга на создание монстра Оно.

(обратно)

14

«Оук Ридж Бойз» (англ. “The Oak Ridge Boys”) – американский мужской вокальный квартет, работающий в жанрах госпел и кантри.

(обратно)

15

Нил Даймонд (род. 1941) – сверхпопулярный американский певец и актер.

(обратно)

16

Вилли Нельсон (род. 1933) – американский композитор и певец, работающий в стиле кантри.

(обратно)

17

Постоянные спутники Одина, Гери («Жадный») и Фреки («Прожорливый») являются одновременно атрибутами Одина, как бога войны, а также символами верности всех слуг Одина верховному богу и его превосходства над прочими богами.

(обратно)

18

В скандинавской мифологии Хугин («Мыслящий») и Мунин («Помнящий») летают по всему Мидгарду (срединному миру, обиталищу людей и великанов) и, вернувшись, сообщают Одину о происходящем. Фактически являются воплощениями интеллекта и опыта.

(обратно)

Оглавление

Часть первая Джесс

  Глава первая Человек в костюме Санты

  Глава вторая Мешок Санты

  Глава третья Генерал

  Глава четвертая «Черти»

  Глава пятая Монстры

Часть вторая Крампус

  Глава шестая Хель

  Глава седьмая Список плохих детей

  Глава восьмая Западня

  Глава девятая Кровавая баня

  Глава десятая В костях

  Глава одиннадцатая Темные искусства

Часть третья Святки

  Глава двенадцатая Святочные потехи

  Глава тринадцатая Торчки

  Глава четырнадцатая Духи тьмы

  Глава пятнадцатая Рождественский дьявол

  Глава шестнадцатая У Хортона

  Глава семнадцатая Гнев Божий

  Глава восемнадцатая Божья воля

  Глава девятнадцатая Святки

  Послесловие В поисках Крампуса

Благодарности

Вклейка Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg