«Соло для шестого чувства»

Тайный Город, наши дни

Осенний день уже клонился к вечеру, когда комиссар Тёмного Двора появился на пороге кабинета своих аналитиков.

Впрочем, кабинетом это помещение можно было назвать с большой натяжкой. Холодное вечернее солнце освещало берлогу, заваленную в равном количестве флешками, артефактами, разобранной оргтехникой, древними манускриптами и пустыми коробками из-под пиццы. Сантьяга всегда диву давался, как его подчинённые ухитряются работать в таком балагане.

Оба аналитика были на месте. Когда-то эта парочка — нав-предсказатель и шас-математик — отличилась серией крупных выигрышей в американских казино, и с тех пор к ним прочно прилипло прозвище «ласвегасы». Сейчас они тихо сидели каждый за своим компьютером и казались с головой погружёнными в работу. Комиссар припомнил, когда в последний раз давал подчинённым срочное задание, и пришёл к выводу, что на сей раз «ласвегасов» поглотила какая-нибудь онлайн-игра. Тут же шас Тамир подтвердил это предположение, с досадой воскликнув:

— Ты зачем полез патроны собирать, голем тебя задери? Мы же задерживаемся!

— Пригодятся…

— Да у нас их полно! Куда ещё?

— Пригодятся, я знаю, — флегматично отвечал предсказатель.

Сантьяга решил, что с него достаточно:

— Вы готовы, господа?

Аналитики дружно оторвались от мониторов и повернулись к нему:

— Давно готовы, комиссар! Время убиваем в ожидании!

— А куда мы всё-таки едем? — уточнил Доминга, стягивая с головы наушники.

Сантьяга улыбнулся и лёгким движением поправил и без того идеально завязанный галстук:

— На концерт. Будьте добры выглядеть аккуратно, это приличное место.

— Слушать человскую музыку?! — ужаснулся Тамир. — Я её не переношу!

Сантьяга вздохнул:

— Не совсем. Мы будем не только слушать, но и собирать информацию. Аппаратуру подготовили? Если нет, то у вас есть минута. Ну, идёмте!

Венеция, 1732 год

К ночи ветер разогнал облака, и над городом замерцали во всей своей холодной красоте зимние звёзды. На земле их отражением светилась россыпь золотых городских огней — вчера в Венеции начался послерожде-ственский карнавал. Конечно, по размаху и по красоте нынешние карнавалы уступали безумным празднествам прошлого столетия — дела в Венецианской Республике шли всё хуже и хуже. Однако и сейчас обилие носатых масок Баута, чёрных плащей и треуголок давало возможность ходить по городу кому угодно.

Потому в Венеции так свободно чувствовали себя обитатели далёкого Тайного Города.

Маг Алессандро Фоскари проталкивался сквозь толпу на Славянской набережной. Скрипичный футляр, который нёс на плече маг, приходилось придерживать рукой, чтобы он не цеплялся за прохожих. Фонари и ярко освещённые окна особняков бросали слабые полоски света на неровные камни мостовой, на тёмную воду канала. Над набережной витали разноязыкий говор, смех, музыка. От лагуны ветер приносил запах моря и снега, от кофеен — кофе и жареной рыбы, из подворотен — тухлятины. Венеция в этом квартале никогда не спала, вечно шумела и что-то праздновала, и потому Алессандро не любил здесь бывать.

Наконец он добрался до кофейни «Золотая чайка», что в самом конце набережной. Едва молодой человек протянул руку к бронзовой дверной ручке, отполированной до блеска посетителями, как дверь сама распахнулась перед ним.

— Любезнейший! Не дадите ли пройти? — спросил с пьяным весельем знакомый голос.

Алессандро поднял взгляд: перед ним стоял старый знакомец, Лодовико Строцци, бывший однокашник по Школе Зелёного Дома. Точнее сказать, по кратким курсам обучения магическому искусству, которые вела немолодая уже фея Милика, да продлит Господь её дни.

Лодовико, как всегда, выглядел щёголем: зимний плащ, отороченный соболиным мехом, под ним — кафтан и камзол из узорчатой шёлковой тафты, на боку — шпага с золочёной гардой. Из-за плеча Строцци с любопытством выглядывала богато одетая дама в маске — вероятно, одна из его анонимных клиенток. Алессандро слегка склонил голову в знак приветствия. Да. хорошо устроился приятель. У приезжего флорентийца Строцци оказалась весьма развита коммерческая жилка, которая напрочь отсутствовала у коренного венецианца Алессандро.

— Ба, да это Фоскари! — Лодовико, широко раскинув руки, обнял приятеля, словно год не видал. — Ну как дела?

— По-прежнему, друг мой, — с лёгкой улыбкой ответил Алессандро. Уточнять, как именно идут дела, у него не было никакого желания. Строцци это понял. Бросил понимающий взгляд на скрипичный футляр.

— Что ж… удачи! Идёмте, синьора. Время не ждёт! Алессандро проводил их взглядом. Конечно, Строцци выбился в люди не сам по себе, за ним стоял знатный флорентийский род. Однако и Алессандро хоть и незаконнорождённый, но Фоскари. Старый венецианский род стоял и за ним. Только вот Лодовико ужинает в лучших ресторанах, уезжает домой с самыми красивыми дамами и принят в лучших домах любого города республики. А Алессандро снимает каморку на чердаке в Канареджо, и на ужин у него часто лишь горбушка вчерашнего хлеба и кислое вино. Что ж, как говаривала покойная матушка, кто идёт медленно — дойдёт далеко.

Кофейня была маленькая, забитая до отказа посетителями, заполненная сизым табачным дымом. Идеальное место для тайной встречи. Хозяин — тощий молчаливый человек, заранее предупреждённый о визите, придержал для Алессандро место у окна, выходящего на Большой канал. Правда, во тьме наступающей ночи ни канала, ни лодок, ни внушительного купола Санта-Мария делла Салюте разглядеть было нельзя. Алессандро сел за столик, пристроил возле него футляр, заказал кофе и, чтобы скоротать время, разложил перед собой свои записки. Это была привычка, приобретённая ещё в благословенные студенческие годы, когда юный Алессандро знать не знал о своих магических способностях. В те годы он привык таскать с собой карандаш и листок бумаги — никогда не знаешь, в какой момент тебе в голову придёт хорошая идея.

Однако сейчас идеи на ум не шли. Алессандро всё ещё был под впечатлением от встречи с Лодовико — хотя, казалось бы, чему удивляться, ведь именно ушлый флорентиец нашёл для него продавца с нужным товаром и организовал встречу именно здесь, в «Золотой чайке». Но, как всегда после встречи с более успешным знакомым, в душе Алессандро шевельнулось сомнение в том, что его жизнь идёт как надо. В таких случаях он обычно перебирал события своей биографии и с мрачной удовлетворённостью убеждался, что нет, всё в порядке. Его жизнь никак не могла сложиться иначе. Просто ему на роду написано жить именно так.

Будучи незаконнорождённым, Алессандро не мог претендовать на имя и деньги своего отца, однако старик Фоскари не отказал отпрыску в поддержке. Он дал ему свою фамилию и много лет платил за учёбу — покуда сын слушался. Поначалу Алессандро учили игре на скрипке, и с немалым успехом, но в один прекрасный день тринадцатилетнему оболтусу прижало левую руку створкой тяжёлых ворот, после чего мизинец и безымянный палец навсегда потеряли способность до конца сгибаться. Потом отец отправил Алессандро в Пизу — учиться на адвоката. Факультет права там считался одним из лучших. Однако непутёвый сын, едва начав учёбу, почти сразу перевёлся на факультет естественных наук. Год ему удавалось скрывать своеволие, однако любая тайна рано или поздно выплывает на свет божий. Отец узнал обо всём, разгневался и немедленно прекратил дотации. Алессандро пришлось вернуться домой. Никакого ремесла он не знал, зато с упоением читал всё, что попадалось под руку, и едва не сжёг дом, пытаясь выделить флогистон из куска древесного угля. Мать попробовала пристроить его на обучение к дальнему родственнику, Пьетро Гварнери, державшему в Венеции мастерскую музыкальных инструментов, но сын не удержался и там. Всю жизнь полировать деки и обечайки скрипок, снося поучения мастера, — о, как это казалось мелко и скучно! Единственное, пожалуй, чему научился Алессандро, — изготовлять скрипичный лак хорошего качества, который охотно покупала у него мастерская Гварнери.

В те годы и подвернулся ему случай встретиться с феей Миликой. А уж когда она взялась учить его, когда на голову посыпались истины, о существовании которых никто вокруг и не подозревал, юный Алессандро с замиранием сердца понял: это судьба! Ему в то время едва исполнилось восемнадцать… Тогда он впервые задумался, с какой целью Господь одарил его, неудачливого отпрыска Фоскари, способностями к магии и знаниями, недоступными многим. Решение вызревало около года — и когда оформилось, Алессандро ясно понял, чему посвятит жизнь. Он сделает так, чтобы люди смогли войти в Тайный Город как равные, владетели собственного Источника магии. Чтобы они тоже могли творить магию во благо себе — так, как это делают навы, чуды, люды и прочие расы.

«Разве горбатились бы день и ночь ученики Пьетро над заготовками для скрипок? Нет, достаточно было бы один раз задать их свойства в заклинании, чтобы инструменты звучали так мощно и полно, как только возможно. Разве умерла бы моя матушка от чахотки? Нет, её излечили бы маги-целители. Разве сам я вынужден был бы скрывать своё занятие от людей, словно нечестивец? Нет, я жил бы как уважаемый человек. Разве прочие расы звали бы нас презрительно «челы» и насмехались бы над нами, не умеющими творить волшебство?..»

Цель была великая — но разве для жизни она может быть другой?

Правда, достижение её пока что оборачивалось чердаком в Канареджо и чёрствыми горбушками на ужин. Но молодой человек от природы был неприхотлив и легко мирился с трудностями.

Алессандро всё же достал из кармана карандаш, поправил фитиль нещадно мигавшей свечки и принялся писать на обрывке старой нотной бумаги: «…думается, что энергия, истекающая из магических источников, суть такая же энергия, как тепло и свет. Тогда и для неё справедливо будет, что, однажды возникнув, она никуда не исчезает, а только лишь меняется. Тогда спросим, вся ли энергия, запасённая для заклинания, тратится на него? Или же часть её, извергнутая вовне при волшбе, не тратится, а остаётся свободною? И ежели так, то куда она потом направляется? Опыты мои, поставившие целью изучение сего загадочного явления, показали.»

— Это ты маг Фоскари? — прозвучал над ухом вкрадчивый голос.

Алессандро подпрыгнул. Напротив него сидел и ухмылялся один из обитателей Тайного Города — чернявый носатый шас. Если не приглядываться — вылитый османский разбойник. А если приглядеться, то бросалась в глаза некоторая непропорциональность черт, отличавшая его от человека.

— Ну я Фоскари, — буркнул Алессандро, быстро пряча свои записки.

— А где тогда мой кофе? — шас выгнул бровь. — Так-то вы, челы, ведёте деловые переговоры?

Алессандро махнул рукой мальчику, прислуживавшему в кофейне, и через минуту перед собеседником уже стояла фаянсовая чашка с чёрным, как дёготь, напитком.

— Мило, — оценил шас. — Аскар Турчи, будем знакомы.

Алессандро неловко кивнул. Ему вдруг пришло в голову, что вот сейчас решится его судьба. От этого чернявого проходимца — контрабандиста и торговца нелегальным товаром — зависело, как сложится вся дальнейшая жизнь Алессандро — да что там, вся дальнейшая судьба человечества.

— Твой знакомый передал мне, артефакт какого свойства тебе нужен, — шас решил не тянуть с разговором. — У Аскара Турчи найдётся всё! Но стоить тебе это будет недёшево.

— Я знаю, — согласился маг и, кажется, уронил себя в глазах контрабандиста ещё ниже. С этими бестиями нужно торговаться даже за огонь во время пожара.

Шас сделал почти незаметный жест — и на столике, покрытом старой, в пятнах, скатертью, появилась чёрная пирамидка. Алессандро знал, что это такое — на-вский оберег, защита от любого наблюдения. Дорогой и редкий артефакт. Однако!

— Вот то, что ты хочешь купить. — Рядом с пирамидкой появился второй артефакт, похожий на оплывший кусок янтаря с кулак величиной, подвешенный на кожаном шнуре. Только обычный янтарь не светится мягким золотистым светом.

— Слеза асуров, — пояснил Турчи. — Когда-то давным-давно их немало ходило среди магов Тайного Города, а сейчас, насколько мне известно, это единственный экземпляр, оставшийся в обороте. Нет, на руках они есть, но вот продам эту штуку тебе только я.

Алессандро протянул руку — коснуться сияющего артефакта, но шас проворно отодвинул Слезу подальше.

— Э нет, погоди. Что ты можешь предложить мне за неё, чел? Насколько я знаю, ты небогат. Но ведь глупо было бы вести переговоры с Аскаром Турчи, не имея гроша за душой, верно?

Алессандро вздохнул и выложил на стол грязноватый кошель, в котором, однако, обнадёживающе брякнуло.

— Четыре сотни золотых цехинов. Моя мать недавно умерла и оставила их мне в наследство. Ещё — артефакт «Цвет жизни», подарок Зелёного Дома за успехи в обучении…

— И всё? — презрительно спросил шас. — Этого мало!

— Ещё — скрипка от мастера Пьетро Гварнери. Я получил её в качестве платы за работу в его мастерской.

Алессандро открыл футляр и продемонстрировал шасу инструмент, блеснувший новым светло-коричневым лаком.

— Ты всерьёз полагаешь, что эта деревяшка меня заинтересует? — почти искренне изумился шас. Алессандро понял, что Турчи опытным глазом сразу оценил инструмент, но торговаться будет до последнего цехина. Каковой был перед ним уже выложен… Отступать было некуда, и в маге от безвыходности вдруг заговорили гены отчаянных предков-венецианцев. Он живо возразил:

— Я знаю, что в Тайном Городе почти никто не занимается изготовлением музыкальных инструментов. Но музыку вы же слушаете! Предложи эту скрипку концам — и ты увидишь, её у тебя с руками оторвут. Не так много мастеров, которые делают действительно хорошие инструменты. А Пьетро — один из лучших.

Шас с сомнением покачал головой.

— Ну хорошо, — Алессандро решил выложить самый последний козырь. — В дополнение я могу выторговать у Пьетро скидку на покупку скрипок — специально для тебя, Аскар. А она тебе понадобится — концы, увидев, какой инструмент ты им продал, завалят тебя заказами.

— Тридцать процентов, — быстро сказал Турчи.

— Треть стоимости? Ты в своём уме? Мастер не станет работать себе в убыток. Пять процентов.

После нескольких минут ожесточённой торговли сошлись на десяти. Алессандро дрожащей рукой вытер пот — но так, чтобы собеседник не заметил.

— Всё равно этого мало, — буркнул шас, однако маг уловил в его голосе удовлетворение. — Только из жалости к твоей нищете, Фоскари, я отдаю тебе Слезу. Даром отдаю, заметь! Себя не жалею! Только для чего она тебе?..

— Я учёный, — ответил Алессандро. — Для моих опытов нужен артефакт с определёнными свойствами.

— Ты её копировать хочешь, что ли? — фыркнул контрабандист. — Вот идиот, прости меня, Спящий! Да эти артефакты навы изучили вдоль и поперёк, уж я то знаю! Никто не может сделать копию Слезы. Только сами асуры — а их давно нет…

— Кто тебе сказал, что я стану её копировать? — Алессандро пожал плечами и забрал Слезу. На ощупь она была тёплой и гладкой — действительно очень похожей на кусок янтаря. — Я всего лишь ставлю опыты. Не забивай себе голову, Аскар. Ну, до встречи!

Алессандро вышел навстречу ледяному ветру. После духоты кофейни запахи зимней Венеции показались ему слаще благоухания роз. Карнавал бурлил, невзирая на поздний час, но для мага, получившего самую ценную вещь во Вселенной, это уже не имело никакого значения.

Из окна «Золотой чайки» вслед ему задумчиво смотрел чернявый шас.

Венеция, 1742 год

«…утверждается, будто асуры употребляли сии артефакты подобно тому, как воины, попавшие в окружение врага, употребляют бочонок с порохом. Артефакт потому и прозывался Слезою, что, придавая магу на время новые силы, спустя короткое время убивал его. Однако, прежде чем умереть, маг успевал вытянуть из окружающего его пространства всю доступную энергию и использовать её, из какого источника бы она ни проистекала».

Алессандро прервался, чтобы взять новый лист грубой дешёвой бумаги и заодно сформулировать дальнейшие рассуждения. Доклад, который он составлял, требовал максимальной краткости и точности мысли. Сегодня вечером ему предстояло прочесть его перед людьми, не имевшими времени, чтобы оценивать красоты стиля. Но ему необходимо было заинтересовать их. Подцепить на крючок.

Маг потёр лоб, пытаясь сосредоточиться. Против воли мысли уводили его от сухих фраз, которые он писал, — слишком многое стояло за этими фразами. Достиг ли он успеха? И да, и нет. Девять лет упорной работы, полуголодное существование, одиночество — великая цель требовала полной самоотдачи. А мелкими магическими услугами или изготовлением скрипичного лака на жизнь не очень-то заработаешь. Алессандро по-прежнему был убеждён, что создать независимый Источник магии возможно, только дело это оказалось более сложным и непредсказуемым, чем он рассчитывал. Он всё ещё был уверен, что идёт верным путём, однако Слеза асуров больше не годилась для исследований — нужен был новый артефакт, возможно, даже не один. Зато Алессандро сумел превратить Слезу в нечто но вое — слабый прообраз того великого Источника, который виделся ему в грёзах. Алессандро отчаянно нуждался в деньгах — и потому решился продать Слезу. Он долго думал, стоит ли это делать, но других ценностей у него не имелось. Тогда он разыскал старого приятеля Строцци, который пообещал свести его с нужными людьми. Сегодня вечером.

«…купивши Слезу, провёл я над ней множество опытов и изменил её. Теперь магическая энергия, получаемая через сей артефакт, так же подвластна людям, как та, что даётся нам из источника Зелёного Дома. Так же Слеза собирает по велению мага любую энергию, будь то магия Тёмного Двора или же магия, рассеянная в окружающем пространстве. К слову сказать, этой рассеянной магии вокруг нас немало, но до сей поры использование её не представлялось возможным».

Алессандро закончил работу, когда солнце уже вызолотило его каморку косыми вечерними лучами. Он вложил несколько листков с докладом в старую записную книжку в кожаном переплёте. Записи в этой книжке он вёл с первого дня работы со Слезой асуров. Там были расчёты, результаты измерений, формулы и анализ экспериментов. Он помнил всё наизусть, но боялся, что там, на переговорах, что-нибудь упустит — и потому взял книжку с собой.

Маг спрятал в полотняный мешочек Слезу. За прошедшие годы она уменьшилась и изменила цвет с золотистого на светло-коричневый. Такого цвета бывает жжёный сахар, который аптекари продают от кашля. Алессандро аккуратно завязал мешочек, убрал за пазуху вместе с записной книжкой и шагнул к двери. И тут он внезапно ощутил укол странного беспокойства, которое заставило его на миг остановиться.

Он ещё раз окинул взглядом своё скромное жилище: холодный очаг, рабочий стол, заставленный ретортами и тиглями, коробочки с измельчённым янтарём, бутыли с маслами и склянки со спиртом, старую кровать с дырявым одеялом, не спасавшим в холодные зимние ночи. Каморка пропахла лаком, скипидаром и печным дымом. Единственное, чем здесь не пахло, так это едой. Алессандро вздохнул. При всём своём природном аскетизме он начал уставать от бедности. Возраст…

Он прикрыл дверь и спустился по чёрной лестнице, провонявшей кошками. В Венеции царила суета, обычная для весеннего погожего вечера. Здесь, на окраине, кричали дети, переругивались соседки, слышался стук плотницкого топора, лай собак, чьё-то чересчур громкое пение. Алессандро шёл через родной город узкими улочками и мостами, мимо дворцов, подворотен, церквей, рынков, каналов… Деньги на проезд оставались, но магу хотелось рассеять снедающее его беспокойство.

Наконец он миновал площадь Сан-Марко, заполненную гуляющей пёстрой толпой, но вместо того, чтобы свернуть налево, в сторону Арсенала, — свернул направо, к району дворцов и старинных особняков, чувствуя смутное волнение. Что греха таить, потомок одной из знатнейших венецианских семей ни разу ещё ни в одном из этих дворцов не бывал.

Через десять минут он стоял возле чёрного входа в нужный особняк. Уже темнело, и от канала веяло вечерней сыростью. Во внутренний дворик мага впустил слуга такого звероподобного вида, что Алессандро поначалу принял его за обряженного в ливрею медведя. Во дворике было пусто и тихо, влажно блестела старинная мозаика на полу, каменная лестница с ажурными белыми перилами убегала вдоль стены куда-то вверх. Дом тоже казался пустым, однако маг заметил краткий проблеск света в одном из окон второго этажа. Значит, занавесились плотными портьерами и ждут.

Слуга жестом пригласил Алессандро следовать за ним и направился вверх по лестнице. Алессандро старался не отставать. Ему казалось, будто пустые окна особняка на самом деле наблюдают за ним подозрительным и холодным взором. Он почти раскаялся, что решился прийти сюда, — но поворачивать назад было поздно.

Лестница привела их на второй этаж, к дубовой двери, ведущей в богато обставленную и хорошо освещён-ную залу. После полумрака улицы свет десятков свечей показался магу чересчур ярким. Он на мгновение остановился на пороге залы, моргая, — но присутствующим хватило этого мгновения, чтобы разглядеть его как следует.

— Проходите же, синьор Фоскари, — сказал кто-то. Прозвучало вполне доброжелательно.

Алессандро снял треуголку и прошёл в залу, так изукрашенную росписями, гобеленами и позолоченной лепниной, что она казалась внутренностью ларца. Окна были закрыты и задёрнуты портьерами, у противоположной стены пылал камин — и оттого в комнате стояло душное тепло. В середине залы на стульях сидели четверо дорого одетых людей в масках — обычных Бау-тах, какие на карнавалах носит весь город и которые очень хорошо скрывают лица. Одним из этих четверых был Лодовико Строцци. Алессандро легко узнал его по богато расшитому камзолу и треуголке, отделанной гагачьим пухом, — приятель по-прежнему не чуждался роскоши. Остальных маг не знал, но был уверен, что все они люди и все так или иначе слышали о Тайном Городе. На гобелене, висящем у камина, Алессандро заметил символ, подтверждающий принадлежность хозяина дома к тайному ордену розенкрейцеров, — розу, обвивающую крест. Значит, вот к кому привёл его Строцци.

— Добрый вечер, синьоры, — маг коротко поклонился. Всё его волнение внезапно куда-то исчезло, словно он перешагнул последнюю черту. — Я обратился к вам, поскольку слышал, что вы ищете знаний и трудитесь во имя всеобщей пользы человечества.

— Это верно, — благосклонно кивнул один из незнакомцев — низенький, полный, одетый в тёмный кафтан с позолоченным позументом. Похож на высокопоставленного чиновника — впрочем, кто знает, какие люди встречаются среди розенкрейцеров!

Алессандро глубоко вздохнул и подошёл к низкому столику в восточном стиле, инкрустированному перламутром. Столик стоял перед незнакомцами в масках, словно сцена перед зрителями, и Алессандро внезапно понял, как ему следует повести разговор. Доклад, который он так старательно писал, оказался не нужен.

— Есть ли среди вас те, кто мало способен к магическому искусству? — спросил он, выкладывая на столик полотняный мешочек со Слезой.

Маски переглянулись. Наконец поднялся один из них, худой и длинный, опиравшийся на трость из чёрного дерева, но при этом державшийся с аристократической надменностью.

— Я, — заявил он.

— Подойдите ко мне, — попросил маг. — Сюда, ваша светлость.

Ему почему-то показалось правильным обратиться к незнакомцу именно так — и, судя по благожелательному наклону головы розенкрейцера, он не ошибся.

— Не беспокойтесь, ваша светлость… Вам сейчас предстоит почувствовать себя сильным магом. Итак, дайте вашу руку. Закройте глаза, чтобы отрешиться от окружающего и сосредоточиться. Протяните вперёд другую ладонь. Да, вот так… А теперь вообразите на своей ладони шар из огня. Яснее, сильнее! Ну!..

Аристократ прислонил трость к столику и чётко выполнил все указания. На нём были белые лайковые перчатки, но Алессандро решил, что они не помеха. И точно — спустя несколько томительных секунд над раскрытой, затянутой в перчатку ладонью вспыхнул огненный, медленно крутящийся шар величиной с апельсин. Маски дружно ахнули.

Подопытный розенкрейцер открыл глаза — и тоже с изумлением уставился на собственную руку.

— Невероятно. — пробормотал он. И в следующую секунду резко стряхнул шар на пол — запахло палёной кожей, от перчатки вверх потянулся лёгкий дымок. Шар с хлопком исчез, не долетев до пола. Он оказался вполне реальным для того, чтобы прожечь перчатку и оставить на паркете небольшое тёмное пятно.

Алессандро про себя ругнулся — не додумался уточнить, что огонь надо вообразить холодным. Однако розенкрейцеры дружно, хоть и немного нервно, рассмеялись — им понравилось. К тому же, как догадывался Алессандро, собравшиеся по какой-то причине недолюбливали аристократа с тростью.

— Невероятно, — задумчиво повторил подопытный, разглядывая испорченную перчатку. — Вы сумели меня заинтриговать, синьор Фоскари. Продолжайте!

— А теперь пусть подойдёт тот, кто в совершенстве владеет искусством магии, — Алессандро чувствовал себя уличным фокусником.

Лодовико было поднялся со своего места, но решительным жестом его остановил похожий на чиновника толстячок:

— Сидите, брат Лодовико. Давайте лучше я попробую!

Строцци не возразил. Похоже, толстяк обладал здесь авторитетом, которого не было у сиятельного незнакомца с тростью. «Чиновник» мягко подошёл к столику и мгновение внимательно смотрел на мешочек со Слезой, словно пытался разглядеть, что же в нём находится. А ведь так и есть — амулеты Зелёного Дома позволяли использовать простые сканирующие заклинания. Баута надёжно скрывала лицо, но под ней Алессандро почудилась хитрая улыбка. Кажется, этот с виду безобидный человечек на самом деле сильный маг. Алессандро внезапно прошиб холодный пот: «Господь милосердный, куда я пришёл? Кому я доверился? Я же не знаю, кто эти люди на самом деле…»

— Прошу вас… — начал было он, но толстяк перебил его.

— Позвольте, я сам, — мягко произнёс он. Отработанным жестом розенкрейцер свёл и развёл пухлые ладони — и перед ним взвился вихрь портала. Сложное заклинание, требующее большого количества энергии, у него вышло легко, словно играючи. Алессандро почувствовал его лёгкое прикосновение к артефакту — опытный маг взял столько энергии, сколько нужно, и прервал контакт. Розенкрейцер снова сделал неуловимое движение руками — и портал закрылся.

— Великолепно, — с удовлетворением произнёс он. — Но я не понимаю, откуда вы берёте энергию? Ваш артефакт заряжен явно не в Зелёном Доме. Но я не чувствую ни тёмной энергии навов, ни огня чудов. Откуда же магия? Откройте нам секрет!

— Извольте, — Алессандро взял со стола мешочек и вынул Слезу. Она всё так же мерцала внутренним светом, словно осколок вечернего солнца. Маски воззрились на неё с любопытством. — Эта вещь обладает способностью извлекать магическую энергию отовсюду. Другими словами, этот артефакт нельзя зарядить — он просто берёт магическую энергию из ближайшего пространства.

— Я вас правильно понял — вы используете ничейную магию, рассеянную вокруг нас? — возбуждённо спросил пухлый маг. — Но её же ничтожно мало!

— Для Слезы достаточно, — отозвался Алессандро. — К тому же если в пределах досягаемости окажется заряженный амулет, то она может извлечь энергию и из него.

Присутствующие непроизвольно вздрогнули, но Алессандро рассмеялся.

— Не беспокойтесь, я же сейчас не пользуюсь Слезой! Этот артефакт универсален, синьоры. Он даёт вам возможность использовать магическую энергию любого источника. И потому я прошу за него немалую сумму.

— Интересно. — задумчиво протянул до сих пор молчавший розенкрейцер, облачённый, несмотря на духоту в зале, в полный костюм Бауты — кроме маски, на нём был плотный чёрный плащ и треуголка. — А каков предел мощности вашего артефакта, синьор Фоскари?

— Я до конца не знаю, — признался Алессандро. — У меня не было возможности это проверить.

— Какое это было бы оружие, — тихо пробормотал аристократ в маске. Однако услышали его все.

В зале повисла странная тишина. Маски переглядывались, словно говоря друг другу: «Это надо изучить повнимательнее». Алессандро пробрала дрожь, но он не решился прервать молчание влиятельных собеседников.

— Скажите, — спросил розенкрейцер в Бауте, когда пауза слишком затянулась, — чем вы можете доказать, что сами изготовили этот артефакт? А не купили его, допустим, у какого-нибудь шаса?

— Вот, — Алессандро выложил на столик записную книжку и перелистал её так, чтобы присутствующие могли видеть записи. — Конечно, Слезу асуров сотворил не я, но я её преобразовал, вот расчёты.

— И вы смогли бы сделать ещё один такой артефакт? — перебил его собеседник. По его холодному и деловому тону Алессандро понял, что вот он, истинный глава этой маленькой группы. А может, не только этой — может, он магистр всей венецианской ложи. Человек, который держится в тени до тех пор, пока не придёт время произнести решающее слово.

Маг осторожно ответил:

— Да, мог бы. Но это потребует нового материала и времени, которого у меня нет. Я должен продолжать свои исследования. Видите ли, я пытаюсь создать новый Источник магии для человечества, я верю, что это возможно.

Лодовико Строцци фыркнул:

— Фоскари, ты идеалист, каких мало! Но предполагаемый магистр перебил его:

— Не так резко, брат Лодовико!.. Синьор Фоскари, я предложил бы вам поработать на нас. Вы очень талантливый человек. С нами вы не будете больше нуждаться, не будете голодать. Мы щедро заплатим вам, предоставим любые материалы. Вам только нужно будет сделать для нас несколько таких же замечательных артефактов, как этот.

— Но у меня же другая работа.

— Правда, жить вам придётся в нашем замке.

Алессандро невольно отступил на шаг. Предчувствие не обмануло его — вот она, беда! Старый приятель прав, Алессандро был идеалистом — но всё же не настолько неисправимым, чтобы не понять, какое предложение ему только что сделали.

Комфортное пожизненное заключение в замке ордена розенкрейцеров.

— Вы не понимаете, не всё так просто… Я не сказал ещё одну важную вещь — артефакт опасен, он частично задействует жизненные силы самого мага. Если им пользоваться слишком долго, можно погибнуть от истощения. Это свойство Слезы асуров мне так и не удалось нейтрализовать. Нужны ещё исследования.

— Но вы же не погибли, — возразил магистр, и в его голосе послышалась снисходительная улыбка.

— Я проявлял осторожность.

— Похвально! Но это не такая уж большая проблема. Брат Лодовико?..

Строцци поднялся, подошёл к нему и протянул руку, затянутую в дорогую перчатку:

— Прошу, Фоскари. На самом деле у тебя нет выбора. А чего ещё ты ожидал, придя сюда со своей игрушкой?

«Выбор есть», — мысленно возразил Алессандро, чувствуя, что сердце подпрыгнуло и заколотилось в горле, мешая дышать.

Он сильно сжал Слезу в кулаке, одновременно делая шаг назад, — и Глубокий Морок скрыл его. Мир мгновенно поблёк, а собеседники перестали его видеть.

Магистр неторопливо взмахнул рукой — и из-за портьер выступил давешний слуга, похожий на медведя.

— Пьетро, следите, он не должен уйти.

Пьетро кивнул. В руке его блеснул клинок длинного ножа — и Алессандро невольно попятился. Откуда-то набежали ещё слуги, в таких же бордово-жёлтых ливреях и тоже вооружённые. Маг и оглянуться не успел, как слуги рассредоточились по залу, взяв под охрану все окна и выходы. Слеза обжигала ладонь — мощный поток энергии тёк сквозь неё, рассеянная магия преобразовывалась в пелену морока, амулеты, находившиеся поблизости, неизбежно разряжались.

— Ну же, Фоскари, — подбодрил его магистр, всё так же спокойно сидящий на своём стуле. Видно, он сразу понял, с кем имеет дело, и совершенно не боялся мага. — Я в последний раз повторяю наше предложение. Поймите, уйти вы всё равно не сможете. А будете сопротивляться — мы вас убьём. Не так ли, брат Лодовико?

Строцци листал записную книжку Алессандро, которую тот оставил на столике. Рассеянно кивнул:

— Верно, брат Альвизе… Здесь все необходимые записи, так что сам Фоскари не так уж и нужен.

Алессандро вздрогнул. Как ни крути, а магистр прав. Жизнь и смерть мага Фоскари — вопрос нескольких десятков минут. Рассеянной в пространстве энергии не так уж много. Амулеты розенкрейцеров, из которых сейчас Слеза выкачивает магию, — тоже не бездонны, а вырабатывать собственную силу Слеза не способна. Так что рано или поздно энергия иссякнет, и Глубокий Морок рассеется, не поддерживаемый ничем. Маг огляделся. Бежать некуда. Всё кончено. Как быстро и как грустно, синьор Фоскари. Но вы же сами сюда пришли, не так ли? Приятель Строцци снова оказался прав.

Но и сдаваться Алессандро Фоскари не хотел — он не привык сдаваться.

— Ваше слово, Фоскари! — магистр хлопнул в ладоши.

— Нет! — выдохнул Алессандро. И тотчас, повинуясь сигналу магистра, вооружённые слуги бросились на звук его голоса.

Маг и сам не понял, что случилось. Наверно, сработал какой-то задавленный характером инстинкт — гораздо умнее и старше самого Алессандро. Один из слуг ударил ножом вслепую — и попал, хоть и вскользь. Лезвие распороло рукав кафтана Алессандро и оставило на предплечье глубокий порез. От неожиданности и боли у мага в голове словно помутилось. Он сжал Слезу и непроизвольно ударил в ответ.

Вот только не рукой ударил. Магией.

Белое пламя взметнулось перед глазами, раздался чудовищный грохот, горячий ветер ударил в лицо, а потом Алессандро на несколько мгновений ослеп и оглох. Когда же он пришёл в себя, то увидел ужасающую картину: от богато украшенной залы остались одни закопчённые стены. Кое-где тлел паркет и остатки портьер, освещая пожарище. Часть наружной стены выбило, и в пролом задувал ночной ветер. Людей разбросало в разные стороны, и они так и остались лежать. Тошнотворно пахло палёным мясом и гарью. Словно пороховой погреб взорвался. Алессандро шагнул вперёд на трясущихся ногах. Это что… это он всё сотворил?!

Под каблуками хрустели мелкие осколки. Откуда-то послышался стон, и Алессандро пошёл на звук. В углу вповалку лежали несколько тел — похоже, в последний миг перед ударом люди попытались защитить друг друга. Они не обгорели — просто мощный удар откинул и смял их. Но кто-то из них всё же смог уцелеть.

Это были розенкрейцеры. Алессандро остановился, не зная, что предпринять.

Один из лежавших поднял голову. Маску с него сорвало, и Алессандро узнал Строцци. Лицо его было измазано кровью. Он приподнялся на локте и остановил взгляд на подошедшем маге.

Фоскари понял, что Глубокий Морок больше не скрывает его. Вся магия, какая была окрест, в один миг преобразилась в энергию взрыва. Теперь Слеза могла выкачивать энергию разве что из самого Алессандро. Он спохватился и оборвал контакт с артефактом, который всё ещё сжимал в ладони.

— Ты… — с трудом проговорил Строцци. — Как?.. Откуда. такая сила?..

— Вся энергия, до которой удалось дотянуться артефакту, — ответил маг. — Не так уж мало, верно?

Он присел рядом с бывшим приятелем. Взял за руку, заглянул в лицо. Наскоро осмотрел — Строцци только стонал. Помяло его изрядно. Похоже, рёбра и нос сломаны, кожа кое-где обожжена, но других повреждений при поверхностном осмотре обнаружить не удалось. Что ж. скоро сюда нагрянут слуги, стража, представители Тайного Города — найдётся, кому оказать помощь. Алессандро понимал, что ему надо уходить — и как можно быстрее.

Он поднялся и увидел, что из-под руки у Лодовико выпала старая записная книжка в кожаном переплёте. Каждый шаг к великой мечте, каждый день, отданный работе, все озарения, все ошибки, все удачи — всё это оказалось обращено против него самого и в конце концов могло быть направлено против других людей. «Видимо, здесь сам дьявол, — горько подумал маг, перелистывая знакомые истрёпанные страницы. — Я работал во имя добра — а получилось зло. Я мечтал о магии и жизни — а получил смерть и разрушение. Чем всё это закончится, Господи?..» Он захлопнул книжку и с силой швырнул её в груду вывороченного паркета, горевшего мелким злым пламенем. А потом потянулся к Слезе и собственной энергией, словно выворачивая себя наизнанку, ударил в эту груду, на миг полыхнувшую ослепи тельно-белым огнём. Когда пламя улеглось, на этом месте обнаружилась глубокая прогоревшая дыра.

— Зачем?.. — простонал Строцци.

Алессандро не ответил. Голова сильно кружилась. Он подождал, когда станет чуть легче, и, пошатываясь, подошёл к пролому в стене. Двери и окна вышибло, но наружная лестница сильно не пострадала. Алессандро спускался, слыша, как ветер доносит с улицы звук приближающихся голосов. Накрапывал дождь. Внутренний дворик был усеян влажно блестевшими обломками. Алессандро заметил несколько неподвижных тел, видимо выброшенных взрывом, и непроизвольно перекрестился.

— Господь милосердный, — пробормотал он. Так плохо ему ещё никогда в жизни не было.

Смешаться с толпой не составило труда — Слеза здесь работала так же, как старое доброе заклинание отвода глаз. Сам не свой, маг побрёл по ночной Венеции куда глаза глядят. Надо было убегать, скрываться — но сейчас Алессандро не мог заставить себя действовать. Больше всего на свете ему хотелось умереть… Он шёл сквозь дождливую ночь, и, как во сне, перед ним возникали то выгнутые спины мостов, то зыбкие зеркала каналов, то пристани с тычущимися в них тёмными тушами гондол, то странные, искажённые ночными тенями лица. Несчастливый маг Фоскари брёл по Венеции, точно призрак, — и поэтому, наверно, его никто не тронул.

Очнулся Алессандро, дрожа от холода. Светало. Над городом сгустился белый утренний туман. Маг обнаружил себя в центре города — недалеко от того места, откуда сбежал. Он медленно проходил под арками Старых Прокураций, мимо мощных колонн, мимо дверей закрытых лавок и кофеен. Площадь Сан-Марко, в иное время многолюдная, сейчас была пустынна, как земля в первые дни творения. Где-то высоко на карнизах сонно ворковали голуби. В тумане шаги Алессандро отдавались приглушённым эхом. Он вышел из-под арки и остановился перед собором Святого Марка. Крылатый лев глядел на него с фасада неодобрительно. Мол, зачем явился?

«Вот и всё, — с горечью подумал маг. — Осталось только утопиться в канале. Теперь я убийца, преступник. А ещё человек, потерявший всё… На что я потратил жизнь? Что совершил? Ничего, кроме зла…»

Воспоминание о разорённом палаццо розенкрейцеров нахлынуло на мага с такой силой, что он покачнулся. Было совершенно ясно, что отныне он изгнанник, вечно бегущий от опасности, потому что по следам его теперь пойдёт и Тайный Город, и люди — те, кто выжил в сегодняшней катастрофе. Работать, как прежде, над Источником Алессандро уже не сможет.

Никогда.

«Свою удачу, Слезу, универсальный амулет, и ту я должен уничтожить, чтобы обезопасить людей. А ведь когда я создавал её, я думал только о благе человеческом! Вот и получается, что единственная полезная вещь, которую я сделал в своей жизни, — это лак для мастерской Гварнери. Он в любых руках останется всего лишь лаком».

Алессандро по инерции прошёл ещё несколько шагов и остановился как вкопанный. Внезапная догадка поразила его. Даже чёрное отчаяние, в которое он впал, слегка рассеялось. Лев с фасада собора, казалось, глянул на него с удивлением.

Маг повертел свою мысль так и эдак. А ведь это возможно! Ему удавалось растворять мелкие кусочки Слезы в различных средах — так почему не удастся преобразовать её полностью? Он не уничтожит уникальный артефакт, но при этом сделает так, чтобы тот больше никому не причинил вреда. Ни одному человеку. Правда, насколько хорошо он будет работать, сказать сейчас сложно. Но этот вопрос не так важен. Важно, что Слезу можно сохранить — но не здесь, не в Венеции. Пьетро Гварнери — прекрасный мастер, но сейчас лучше всего было бы покинуть город. Зато Алессандро знал одного родственника Пьетро, живущего в Кремоне, тоже скрипичного мастера. Он имел репутацию человека, склонного к экспериментам, — так почему бы не обратиться к нему?

Кроме того, другого выхода, похоже, и нет.

Спустя десять дней Алессандро рискнул ненадолго вернуться в Венецию.

Задуманное ему удалось в полной мере. Он успел преобразовать артефакт и сбежать из города прежде, чем его стали искать. Теперь только время покажет, что же всё-таки получилось у отчаявшегося мага — новый предмет, наделённый магическими свойствами, или — ничего. Но, как бы там ни было, Слеза теперь совершенно безопасна. До полного преобразования должно было пройти несколько недель, однако ждать в кремонской гостинице Алессандро не стал — слишком дорого. К тому же он боялся надолго останавливаться в одном месте. Ему хотелось забрать кое-какие вещи из чердачной каморки в Канареджо, прежде чем окончательно пуститься в бега.

Маг приехал в родной город под вечер. Смеркалось, сеял мелкий противный дождь, от лагуны веяло холодом. Алессандро продрог и всю дорогу гадал, осталась ли в каморке хоть пара сухих поленьев. Он так погрузился в свои мысли, что даже забыл о вероятной опасности. Оттого голос, раздавшийся из сумрачного угла каморки, заставил мага подпрыгнуть на месте:

— Наконец-то, синьор Фоскари! Мы уже вас заждались.

Алессандро дрожащими руками зажёг свечу. На старой резной табуретке у стола сидел черноглазый франт. Светлый, шитый шёлком камзол, шейный платок, отделанный валансьенским кружевом, булавка с крупным чёрным бриллиантом — такой роскоши убогая комнатка не видала ни разу за всё время своего существования.

— Добрый вечер, синьор Фоскари, — франт учтиво приподнял треуголку.

— Добрый вечер, — ответил Алессандро и опустился на краешек кровати. Похоже, вопрос о дровах отпал сам собой. — Вы ведь Сантьяга, комиссар Тёмного Двора?

Франт кивнул, слегка улыбнувшись.

— Я вас примерно так и представлял… — пробормотал маг. — Что ж. полагаю, вы пришли по мою душу. Извольте. Терять мне уже нечего.

— Где ваша Слеза асуров, синьор Фоскари? — спросил франт тихо, но от его голоса у Алессандро по спине побежали мурашки.

— Вы её не найдёте, — ответил он так же тихо. — А если даже найдёте, то не сможете ею воспользоваться. И никто не сможет.

Тайный Город, наши дни

— И вы поверили ему на слово, комиссар? — поразился математик Тамир.

Сантьяга усмехнулся, плотнее запахнул дорогое кашемировое пальто. Ноябрьский вечер выдался безветренным, но холодным. Комиссар открыл портал в Брюсовом переулке — решил, что «ласвегасам» не помешает немного проветриться. Теперь все трое шагали под оран жевым светом фонарей к Большой Никитской. Впереди уже виднелся полукруглый фасад Московской консерватории.

— Вы меня обижаете, Тамир, — заявил Сантьяга. — Конечно, мы его проверили, а под «Заговором Слуа» не лгут. Но я и так знал, что он говорит правду — Алессандро был не из тех, кто умеет кривить душой.

— Почему вы не забрали артефакт? — полюбопытствовал Доминга, на чью долю выпало тащить саквояж с оборудованием для измерения магического фона.

— Забирать, по сути дела, было уже нечего. Вы наверняка уже поняли, что Фоскари сделал со Слезой? Он зарабатывал на жизнь в основном тем, что изготовлял скрипичные лаки очень хорошего качества. А масляный лак, да будет вам известно, делается из смолы, растворяемой в дистиллированном масле.

Тамир изумился:

— Вы хотите сказать, что он растворил в масле Слезу асуров?!

— Не только растворил, — усмехнулся Сантьяга. — Он нашёл скрипичного мастера, который согласился на эксперимент и покрыл один из своих инструментов этим лаком. Чтобы уж точно никто не смог восстановить артефакт. К тому времени, когда я разговаривал с Алессан-дро, спасти Слезу было невозможно.

— Но вы могли бы изъять скрипку!

— Мог, — согласился комиссар. — Но я посчитал тогда, что изобретение Фоскари после такой варварской обработки должно утерять магические свойства. Я посчитал, что оно больше не представляет ни интереса, ни опасности. К сожалению, я ошибся. К тому же я недооценил Алессандро.

— Вы? Недооценили?! — Доминга не поверил.

— Представьте себе. Но мы пришли, господа. Перед вами храм человской музыки — без преувеличения храм, челы свою музыку чрезвычайно ценят.

Ливорно, 1802 год

Декабрь выдался на редкость неласковым. От залива дул пронизывающий ветер, рыбацкие лодки глухо постукивали о причалы, дождь превратил терракотовые, прокалённые солнцем улицы Ливорно в серый зыбкий лабиринт. Потому горожане старались пересидеть непогоду за толстыми каменными стенами, возле жарко горящих очагов. Постоялые дворы и таверны были переполнены, игорные заведения почти не закрывались. Жизнь по-прежнему бурлила в портовом городе — но только не на улицах.

Алессандро Фоскари медленно поднимался по мокрой мостовой, кутаясь в шерстяной плащ. Подъём давался ему нелегко — в его-то годы! — да ещё мешал скрипичный футляр, который так и норовил сползти с плеча. Алессандро только что покинул игорное заведение, но старый маг сам не играл. Он помог там одному человеку. Помог проиграть. Потому что так было нужно ему, Фоскари. Нельзя сказать, что от этого становилось веселее на душе.

Он мёрз, досадовал на возраст, который не позволял двигаться быстрее, переживал, что тот самый, нужный ему человек куда-нибудь уйдёт и придётся ждать до утра, а так хочется спать. Но больше всего Алессандро боялся, что не успеет. Слишком долго ему пришлось выжидать, слишком долго искать того, на кого можно оставить свою ношу.

Магу было уже за девяносто. Сколько точно — он и сам не знал. Давно перестал считать годы.

До сих пор Алессандро Фоскари не мог понять, почему его тогда отпустили. Почему комиссар Тёмного Двора, один взгляд которого вгонял любого чела в трепет, не убил его, не забрал скрипку. Почему?.. После того памятного разговора в полутёмной каморке Алессандро покинул Венецию и никогда больше туда не возвращался. Спустя несколько месяцев он забрал из Кремоны свой заказ, внутренне поражаясь, что скрипка всё ещё его ждёт. И с тех пор жил с оглядкой, тихо, мелкими услугами, меняя съёмные комнаты и города.

Насколько ему было известно, ночной взрыв в палаццо постарались замять, среди человских магов об этом происшествии почти не судачили. Старый приятель Строцци выжил, но отошёл от дел и жил так же тихо, как сам Алессандро.

Фоскари знал, что его искали. Не нелюди из Тайного Города, о нет, они-то оставили его в покое сразу. Искали люди — из тех, кто в ту ночь пытался отнять у него Слезу. Но он умел заметать следы. Иначе они нашли бы способ выколотить из него всё, что он знал о преобразовании Слезы асуров и о скрипке. А он никак не мог заставить себя расстаться с этой необыкновенной вещью — хотя давным-давно пришло время отдать её тому, кто достоин.

«Как всё-таки причудливо тасуется колода», — мрачно подумал он, остановившись на углу отдышаться. Отдавая скрипичному мастеру лак, сделанный из своего артефакта, Алессандро и подумать не мог, насколько удивительным окажется результат слияния древней магии Тайного Города и человеческого искусства. Мало того что эта скрипка, с её сильным и выразительным звучанием, свойственным Гварнери, сама по себе была произведением искусства — извлекаемые из неё звуки оказывали на слушателя странное влияние. Когда музыкант брал её в руки, казалось, будто инструмент обретал душу, певшую дивным голосом о любви и боли, о красоте и тьме, живущей в каждом, о тишине и страсти. Слушатели замирали, теряя счёт времени, а потом словно просыпались в новом мире, который был светлее и чище прежнего.

Алессандро сам неоднократно брал волшебный инструмент в руки. Бывало, что он приходил инкогнито к известным скрипачам, приносил свою скрипку и предлагал попробовать звучание — и неоднократно же убеждался, что сила магии, заключённой в музыке, зависит от личности музыканта. Чтобы инструмент раскрылся полностью, нужен был великий скрипач.

А ещё он должен быть молод и устойчив к болезням и несчастьям, потому что преобразованный артефакт черпал теперь свою магию по большей части из жизненных сил игравшего на нём человека.

Алессандро передохнул, поправил ремень футляра на плече и вновь двинулся в гору, к одной из ливорнских гостиниц. «Всё-таки я слишком долго ждал, — подумал он. — Выбирал — и не мог выбрать. Желал отпустить своё творение на волю — и не мог решиться. Ждал идеала — и забывал о том, что идеалов в нашем мире не существует. А когда понял, что теряю время, слишком поздно уже было что-то менять. Я должен отдать её сейчас».

Старость подвела мага — человек, которого он должен был дождаться, уже пришёл и закрылся в своём номере. Не надеясь на ответ, Алессандро, однако, постучал — и спустя несколько мгновений дверь отворилась. Перед ним стоял юноша, очень худой, высокий, похожий на встрёпанного ворона.

— Чем могу помочь? — отрывисто спросил он.

— Вы молодой синьор Паганини?

Юноша мрачно кивнул. Было видно, что он очень расстроен. И Алессандро даже знал чем — это ему он два часа назад помог проиграться.

— Синьор, разрешите войти на пять минут, — попросил Алессандро. Сейчас он набросил на себя покрывало морока — юноша видел перед собой не тощего, одышли-вого старика, а зажиточного горожанина средних лет.

Юноша посторонился, и маг вошёл в гостиничный номер, слабо освещённый каминным пламенем.

— Синьор! Прошу вас, выслушайте меня, — быстро заговорил Алессандро. — Только что я был случайным свидетелем вашей неудачи в «Орле и олене». А до того имел счастье слышать ваше выступление здесь, в Ливорно…

Паганини отвернулся, словно говоря: как вы все мне надоели!

— Мне жаль, что вам не удалось сейчас отыграть вашу прекрасную скрипку. Однако игра есть игра! Проигравший должен платить. Я сам не противник иной раз раскинуть карты, но, право же, не стоит слишком часто испытывать фортуну. Однако я слышал ваше исполнение и не могу смириться с тем, что столь выдающийся музыкант остался совсем без инструмента… Завтрашний ваш концерт — слишком большой праздник для Ливорно, он не должен сорваться.

Быстрая, сбивчивая речь должна была убедить Паганини, что перед ним хоть и солидный на вид, но недалёкий человек. Предсказуемый. Неопасный.

И правда, музыкант слегка расслабился. Отошёл к камину, налил себе вина из полупустой бутылки — в таком холоде, в такой сырости и в такой печали совершенно не лишне выпить.

— Я имею прекрасный инструмент, доставшийся мне от отца, — продолжал Алессандро. — К сожалению, я всего лишь любитель, моя игра неспособна раскрыть всю его душу. Но он хорош, право, он очень хорош. Я имею честь предложить его вам для завтрашнего концерта… Пожалуйста, синьор Паганини, не отказывайтесь — музыка превыше условностей!

Паганини хмыкнул и указал на кресло, стоящее у камина:

— Позвольте взглянуть на вашу скрипку, синьор… э…

— Ливрон, к вашим услугам. Я француз, торговец, но давно уже осел в Ливорно. Вот, пожалуйста.

Алессандро положил футляр на кресло, щёлкнул позеленевшими от времени замочками. Скрипка покоилась на своём бархатном ложе — прекрасная, как спящая женщина.

— Гварнери Дель Джезу, — заметил Паганини, разглядывая сквозь узкие эфы клеймо, напоминающее латинский крест. — Да… Это дорогой инструмент, синьор Ливрон.

— А вы музыкант, достойный этого инструмента.

Паганини бросил на мага удивлённый взгляд — настолько нехарактерно для торговца Ливрона прозвучала эта фраза. Осторожно поднял скрипку и сыграл несколько тактов из Тартини. И остановился, поражённый.

Алессандро против воли рассмеялся. О, как он понимал!.. Он-то знал, каково это — чувствовать живой огонь магии, перетекающий в музыку сквозь собственное тело и душу. И знать, что те, кто слушает тебя, чувствуют то же самое.

Старый маг отвернулся, пытаясь скрыть волнение.

— Великолепно. — пробормотал Паганини. — Вы делаете мне огромное одолжение, синьор Ливрон!

— Пустое. Просто играйте на ней.

Тайный Город, наши дни

— Но почему артефакт всё ещё у челов? — не понял Доминга. — И почему мы должны тащиться с приборами сюда? В исследовательском центре Цитадели гораздо спокойнее.

Большой зал Московской консерватории был уже почти полон. Сантьяга занял ложу — в партере неудобно было размещать измерительное оборудование. Сейчас оба «ласвегаса» сосредоточенно настраивали прибор, состоящий из пары соединённых между собой чёрных с фиолетовым отливом кристаллов «Навских глаз», десятка датчиков, установленных по всему залу, и мини-процессора.

— Начнём с того, что этот артефакт давным-давно перестал быть Слезой асуров, — объяснил Сантьяга. — Его сотворил чел для челов, и это одна из причин, почему Цитадель, Зелёный Дом и Орден согласились оставить артефакт в распоряжении семьи Чел. К тому же для нас скрипка Паганини не представляет большого практического интереса. Только исследовательский.

Комиссар на минуту умолк, разглядывая зал. Внизу, в партере, волновалось море зрительских макушек. На лучших местах, ближе к середине зала, сверкали золотыми волосами жрицы Зелёного Дома. Наверняка принесли с собой целый набор сканирующих амулетов. Слева от них тесной группой расположились маги Ордена — комиссару видны были их рыжие головы, складки плащей, блеск галунов и парадного оружия.

Шасы тоже почтили своим присутствием концерт, что было неудивительно при их сугубом прагматизме. Младшая семья Тёмного Дома не чуждалась искусства — при условии, конечно, что это искусство приносило неплохой доход. Судя по всему, четвёрка шасов и явилась сюда с целью оценить состояние артефакта и его возможную стоимость — на всякий случай.

Пришли концы — какое же шоу обходится без них! Концы тоже оценивали перспективы и прибыли — но уже в своём, развлекательном секторе. Вдруг возникнет мода на классическую музыку.

И челы. Больше всего здесь было челов.

Комиссар вздохнул.

— Да. Как я уже говорил, я недооценил Алессандро Фоскари. Он проявил чудеса терпения, но для своего артефакта сумел найти идеального владельца.

Доминга и Тамир наконец отладили свой прибор и теперь внимательно слушали Сантьягу.

— Паганини был словно создан для этой скрипки. Он был великолепным музыкантом и к тому же интуитивно умел оперировать магической энергией. Он прозвал свою скрипку Il Cannone — «пушка» — за мощный звук и оглушительное воздействие на слушателей. И впрямь эффект от его выступлений порой был словно от пушечного выстрела. Наши наблюдатели не могли не обратить на него внимания — и тогда я сразу вспомнил о скрипке, про которую мне рассказывал некогда маг Фоскари. Мы провели кое-какие исследования, но всё же решили оставить скрипку челам. Правда, для самого Паганини это кончилось печально — артефакт привёл его к ранней смерти. Но его имя уже было вписано в историю.

Комиссар минуту помолчал. Зал уже наполнился, и слушатели ждали сигнала к началу концерта.

— Это всё хорошо, — проворчал Доминга, — но я так и не понял, для чего мы здесь.

Сантьяга продолжал, словно не слыша его:

— Да, мы могли бы забрать артефакт, но не стали этого делать. Челы сами с большим трепетом относятся к этой скрипке. Они держат её под охраной и не дают ей слишком долго звучать. Это ещё одна причина, по которой артефакт хранится у них.

Свет в зале медленно погас. Оркестранты начали занимать свои места на сцене.

— Скрипка Паганини прибавляет к музыке магический компонент, который многократно усиливает влияние на слушателей и в то же время полнее раскрывает способности самого скрипача. У Фоскари и этого скрипичного мастера, Дель Джезу, получился очень… — Сантьяга прищёлкнул пальцами, подыскивая наиболее точное слово, — очень странный интерактивный артефакт. Мы до сих пор до конца не можем понять механизм его работы, но он, безусловно, интересен и может быть полезен — но только в отношении представителей семьи Чел. Может быть, после сегодняшнего концерта мы с вами сможем объяснить некоторые его особенности… На этой скрипке играли многие музыканты, в том числе и из Тайного Города, но челы оказались наиболее восприимчивы к её воздействию. Может быть, потому что они в целом более восприимчивы к искусству?.. Поэтому удобнее всего изучать уникальные свойства скрипки Паганини тогда, когда чел играет на ней для челов, — вот как сейчас. И это третья причина, по которой мы не забрали артефакт.

— Значит, Фоскари просто-напросто испортил Слезу асуров? — не выдержал Тамир. — Ведь она была универсальным артефактом!

— Испортил? Я бы так не сказал…

На сцену вышел скрипач. В руках у него была та самая скрипка — большая, покрытая тёмно-золотым лаком, который, казалось, светился изнутри. Сантьяга подождал, пока стихнут аплодисменты и ведущий начнёт объявлять исполнителей.

— Мы часто впадаем в заблуждение, оценивая челов по их слабой способности пользоваться магией Источников. Однако у них есть то, что с успехом заменяет для них магическую энергию. Это их стремление вперёд, их упорство и сила духа. И их искусство, конечно, — Сантьяга улыбнулся. — В этом смысле Фоскари всё же сумел осуществить свою юношескую мечту. Он создал для челов настоящий Источник, из которого они черпают силы и вдохновение.

Доминга, внимательно наблюдавший за показаниями прибора, с сомнением хмыкнул. Ведущий закончил. В зале повисла короткая тишина.

Скрипач поднял смычок и кивнул дирижёру.

— Но разве можно сравнивать… — начал было Доминга и умолк.

Смычок прикоснулся к струнам.