«Землю грызет мертвец»

Дженнифер Рардин Землю грызет мертвец

Глава 1

Скажи мне, на чем ты ездишь, и я тебе скажу, кто ты. Моя лошадка — это полностью восстановленный «Корнет Стинг Рей 327» 1965 года, унаследованный от бабули Мэй после того, как ушел Попс Лью. Он меня научил всему, что я знаю о быстрых и мощных машинах: научил их водить, поддерживать в рабочем состоянии и любить с неослабевающей страстью.

Поэтому вполне заметно — хотя шлем скрывает мое лицо, — что, если сейчас вдруг передо мной распахнется яма, я радостно в нее прыгну навстречу преждевременной смерти, лишь бы не сидеть лишней секунды на этом мопеде 1993 года.

Да, бывают в моей работе такие хреновые моменты.

Но моему товарищу по мопедному несчастью Коулу Бимонту такие переживания были по барабану. Он трюхал со мной по Бэй-трейл на величественно неспешной скорости и мурлыкал какую-то песенку в микрофон шлема, объезжая в последний момент очередного прогуливающегося техасца. Блин, похоже, в этот ласковый солнечный день половина жителей Корпус-Кристи прочитала наши ищущие приключений мысли и про себя каждый сказал: «Класс! Пошли попадаться им на дороге».

Скейтеры, байкеры и рыбаки сражались за территорию вдоль широкой полосы асфальта, которую мы делили с родителями, волокущими коляски, и мечущимися детьми. От раскинувшейся слева ярко-синей бухты Мексиканского залива сушу отделял ослепительно белый волнолом с манящей беседкой посередине. Справа широкая полоса травы вела по пологому склону вверх, мимо пустой эстрады к рядам отелей, ресторанов и кое-где попадающихся дансингов. Лежащая впереди обсаженная пальмами парковка и забитая яхтами пристань отмечали конец обычной зоны отдыха и начало чего-то совершенно особенного — куда мы, собственно, и въехали.

Мы взяли на себя задачу выполнить разведку на территории зимнего фестиваля в Корпус-Кристи, и эта территория сейчас вырастала перед нами из растоптанной травы. Потом мы должны будем доложить о том, что нашли, нашему боссу Вайлю. Когда он восстанет — типа восстанет из мертвых. Он вамп и принадлежит к тому постоянно увеличивающемуся меньшинству, что связало свою судьбу с обществом, к добру или — куда чаще — к худу.

Как бы там ни было, нам с Коулом уже сообщили почти все необходимые подробности о нашем объекте, и мы решили, что будет забавно и уж по-любому профессионально обнаружить место, где этот объект окопался. Не повредит также ознакомиться с общим планом фестиваля, учитывая, что мы в самое ближайшее время станем одним из его аттракционов.

Через несколько минут мы оказались на месте. Мельтешили сотнями технари из музыкальных групп, суетились владельцы лавочек, расставляя игровые кабинки, трейлеры с едой и лотки, где можно выложить кучу монет за зелья, подвески или свечки, запах которых навевает сны об утраченных возлюбленных. Пробираясь среди столиков ремесленников и будочек охраны, Коул сказал:

— Жасмин, обещай мне, что мы сюда зайдем перед отъездом!

Он показал на киоск, где на вывеске в виде руки четыре фута высотой неоновыми оранжевыми буквами было написано: «Буги-чикенс». Согласно мелкому шрифту, достаточно было инвестировать доллар, чтобы четыре породистых курицы тут же завели классические хиты «Би-джиз».

— Надо их нанять, чтобы за нас выступали, — сказала я.

— Не выйдет, — ответил Коул. — Мне случалось видеть такой взгляд у Вайля. От коронного номера с танцем живота ты его не отговоришь.

Ой-ой-ой.

Вайль даже не пытался смягчить удар — он обрушил его на меня со всей силы два дня назад, когда мы еще ехали по Индиане. Мы его спросили, что будет делать наша группа на зимнем фестивале в Корпус-Кристи, и он ответил:

— Нашего объекта зовут Чень Лун, он привез труппу китайских акробатов — развлечь толпы техасцев в последнюю неделю февраля. Охрана у него непревзойденная, а потому лучший способ для нас выманить его из укрытия — стать зрелищем. Нашей главной приманкой будет Кассандра — Ясновидица, Читающая Таро. Лун совершенно помешан на паранормальных явлениях и против соблазна посетить ее шоу не устоит. А до ее появления на сцене мы своими неповторимыми талантами разожжем у него аппетит. Коул будет жонглировать, ты — исполнять танец живота, а Бергман займется аппаратурой: освещение, звук и наблюдение.

Я вскинула руки, будто они и вправду могли остановить эту ракету.

— Эй, стой! Осади назад, я танец живота исполнять не буду!

— Будешь-будешь. Древнее и красивое искусство, им гордиться надо.

— Да не умею я исполнять танец живота!

— Умеешь. Это в твоем лич…

— Хватит уже читать мое личное дело!

Никто не сказал ни слова. Было тихо, как становится в классе, когда учитель выйдет из себя и швырнет учебник в окно. Я было подумала выйти тем же способом, как выброшенный учебник, но мы ехали в огромном рекреационном фургоне по шоссе I-70, и вариант показался мне чересчур экстремальным.

Вся эта концепция «шоу должно продолжаться» объясняла присутствие Кассандры, которая нам помогла укротить нашего последнего монстра, хотя монстр — Тор-аль-Деган — чуть не успел пожрать мою душу, пока наша чернокосая красавица отправила его обратно в Киронленд, где ему самое место. Но присутствия Бергмана эта концепция не проясняла. Шоу на семейном подряде, которое запланировал для нас Вайль, не требовало, чтобы прожектор и CD-плеер обслуживал талантливый и психованный изобретатель. Ну ладно, с этой загадкой разберемся потом, сейчас на карту поставлены мои моральные принципы!

— Должен же быть иной и лучший способ подобраться к этому Чень Луну, — произнесла я — очень рассудительно, я думаю, потому что мне хотелось выдрать у Вайля брови и приклеить ему же к верхней губе суперклеем.

Он не ответил — просто потянулся на своем бежевом диване. Диван был в точности такой, как напротив, где сидела я, но Вайль смотрел не на меня, а на сидящую рядом со мной Кассандру. И обратился тоже к ней:

— Чень Лун — древний вампир, помешанный на драконах. Говорят, что вскоре после обращения его поймали, когда он осушал дочь вождя. За такое преступление он был сварен заживо. — Кассандра издала звук, выражающий нечто среднее между отвращением и сочувствием, и расправила воображаемую морщинку на ярко-красной юбке. — Он утверждает, что его спас какой-то дракон, хотя и с опозданием. Лун утратил здравый рассудок, но не остроту мысли. При его характере смесь получилась взрывная. В периоды правления трех предыдущих президентов Чень Лун пользовался дипломатической неприкосновенностью и под ее прикрытием воровал ядерные технологии и оказывал влияние на внешнюю политику в пользу Китая. Потом он исчез. По сообщениям наших источников, он пытается завершить превращение из вампира в дракона.

Коул, не отрывая глаз от дороги (и хорошо, потому что машину вел он), вставил реплику:

— Секунду, не понял. Превращение? В дракона? Это вообще про что?

— Он считает свой вампиризм личиночной стадией, из которой он при должной стимуляции выйдет в виде дракона.

Бергман, сидящий рядом с Коулом на пассажирском сиденье, резко обернулся:

— Не может быть. Ты шутишь?

— Я же сказал, что он сумасшедший.

Пусть так, но это не причина вызывать ликвидаторов, подумала я и спросила:

— А что он натворил на сей раз?

Вайль приподнял правую бровь, давая мне понять, что сейчас выдаст нечто очень важное.

— Он вступил в заговор с Эдуардом Самосом.

Минута молчания — все осмысливали сказанное. На последнем задании мы предотвратили катастрофу в масштабе страны, запланированную Самосом и несколькими его последними союзниками. Только тогда мы его называли Раптором. К несчастью, за все преступления расплатились лишь его партнеры — Самос исчез из нашей сети без следа.

— И что они замыслили? — спросила я, сохраняя небрежный тон вопреки желанию врезать по чему-нибудь кулаком.

— Нам удалось перехватить разговор по сотовому. Обсуждалось, как конкретно Самос организует Чень Луну возможность въехать и выехать в Уайт-Сэндз необнаруженным.

Бергман улыбнулся, как пес, учуявший мозговую кость.

— Я эту базу знаю, — сказал он. — Посылал туда кое-что на испытания.

Меня так потрясли эти новости про танец живота, плюс теперь еще и бомба, что я чуть не пропустила кивок Вайля и его поджатые губы — а это достоверные признаки бури на горизонте.

— Вы мне хотите сказать, — спросила я, — что какой-то сукин сын, который чуть не напустил на нашу страну чуму, получил доступ к нашей военной базе?

Вайль так стиснул зубы, что желваки заходили на скулах.

— Меня тоже это ужасает, — согласился он. — Но нам известно, что на прошлой неделе Чень Лун со своими китайскими акробатами прибыл в Лас-Крусес. Он повез свое представление на базу и там воспользовался инсайдерскими сведениями Раптора, чтобы похитить важный элемент технологии. — Вайль посмотрел на Бергмана — тот сконфуженно заерзал под острым взглядом вампира. — Сочувствую, Майлз, этот элемент — твое изобретение.

— Но у меня сейчас в Уайт-Сэндз только… — Взгляд Бергмана сделался бессмысленным. Он покраснел, побледнел, потом завалился вперед — мне даже показалось, что он теряет сознание. — О нет! — простонал он, хватаясь за кустики редких каштановых волос. — Только не «М-55»! Только не это!

— А что это такое? — спросил Коул.

— Ученые, с которыми я работал, назвали эту защиту «драконовой броней». Вид личной защиты, который взаимодействует с носителем на клеточном уровне. Я потратил на нее восемь лет, и теперь вы мне хотите сказать, что ее украли?

Бергман заткнул себе рот кулаком, будто боялся подавиться словами.

— Мы заберем у них эту броню, Майлз, — сказал Вайль таким уверенным тоном, что даже мне стало лучше. — Это входит в нашу задачу. Хотя в подслушанном нами разговоре не выяснилось, что Чень Лун и Раптор работают вместе, можно предположить, что Самос рассчитывает осуществить свои нечестивые посягательства, как только заполучит броню. Такого мы допустить не можем.

Даже в этой гробовой ситуации я не могла не восхититься на миг нерушимой привязкой Вайля к его корням восемнадцатого века. Нет-нет, он пытается адаптироваться. В нашей конторе (мы работаем из Кливленда — потому, наверное, что ЦРУ надоело платить за аренду помещений в округе Колумбия) Вайль и наш босс Пит могут долго обмениваться футбольными байками, как оба они играли за штат Огайо и надеялись от всей души, что в год их выпуска «Браунам» понадобится квотербек пятой линии. Для Пита это так, а для Вайля… ну, услышав от него словечко вроде «нечестивые», сами поймете, что он никогда не прикасался к свиной коже — разве что она была на свинье.

Он перевел взгляд на меня:

— Вторая часть нашей задачи непосредственно связана с первой. В целях возвращения брони мы должны будем элиминировать ее носителя. Когда Бергман придет в себя, он нам объяснит почему.

Больше я выдержать не могла. Подойдя к Бергману, я присела возле его стула и взяла его за дрожащие обветренные пальцы.

Он посмотрел на меня выпученными глазами.

— Боже мой, Жасмин, прошу тебя, верни ее!

Вид у него был такой, будто он только что потерял единственного ребенка. В каком-то смысле так оно и было: он всего себя вкладывал в свои создания.

— Вернем, — ответила я. — Обещаю.

Бергман замолчал и дальше почти всю дорогу молчал. Когда мы наконец припарковали нашею колосса возле бензозаправки и магазинчика с вывеской «У Мо» и Коул предложил нам с ним пойти на разведку, я с радостью согласилась вырваться из этой мрачной атмосферы. А то она так сгустилась, что казалось, будто дышишь грозовыми тучами.

— А вон телефонная будка и в ней справочник, — сказала я, когда мы вышли из фургона, направляясь к пластиковой будочке в северном углу стоянки.

— И кому будем звонить? — поинтересовался Коул.

— Вызовем такси. Боюсь, фестиваль отсюда далеко, пешком не дойти.

— А идти и не придется, — сказал он.

Я остановилась, обернулась и пошла за ним к задней стенке трейлера, который мы тащили с собой всю дорогу от Огайо. Маленький трейлер, но в нем поместилось бы все мое имущество. Поскольку последним вел машину Коул, ключи были у него, сейчас он нашарил их в кармане и открыл дверь. Я заглянула — и у меня ребра застучали друг о друга, как костяшки домино, падающие к ногам. Наверняка этот стук слышали аж в Амарилло.

— Боже ты мой, этого не может быть! — воскликнула я в отчаянии.

— Чего именно?

— Мопеды? Это и есть колеса, которые дал нам Пит? Я же знала, что у него на меня зуб! За то, что я так долго в больнице провалялась, да? Или за аварию? Но я же в последний раз разбила только одну машину, и то я была не виновата-а-а! — завыла я.

— Жасмин, остынь, — попросил Коул. — На территории фестиваля более мощные моторы запрещены. Он решил обеспечить нам максимум возможностей при существующих правилах.

— Вот оно как, значит.

Я мрачно смотрела, как Коул выволакивает мопеды из трейлера и запирает дверцу. Бледные заводские цвета — этот голубой бензобак и бронзовые сиденья — подавляли мое усиленное Чувствительностью зрение. Драндулеты чертовы! И наверняка предел скорости у них такой, что обеспечит финиш в средней группе Бостонского марафона.

Но они доставили нас к фестивалю, и мы ехали теперь — дыр-дыр — между палатками всеамериканской цветочной выставки, мимо будущей арены состязания по поеданию бургеров, мимо аттракционов. Старье, думала я, разглядывая изношенную технику, облупившуюся краску, капающее масло. Непонятно, у кого был более печальный вид: у машин или у людей, которые снова заставляли их работать.

— Надо бы завести такое, — сказала я Коулу, кивнув в сторону многорукого чудовища, на котором скоро закрутятся люди, как тарелки на шестах у циркового жонглера. — Когда будем кого-нибудь допрашивать, можно перед допросом покатать клиента минут двадцать на такой фиговине.

— Это ж сколько денег на сыворотке правды сбережем!

— И Пит нам даст повышение.

— Мне кажется, или правда толпа здесь гуще подгорелой овсянки?

— Знаешь, чем дальше, тем труднее не наехать на ползающего младенца. Давай поставим эти бульдозеры и пойдем пешком.

Мы направились к северу фестивальной площадки, к парковке «Четырех сезонов», поставили мопеды, а шлемы забрали с собой. Дай Бог, кто-нибудь сопрет эти дурацкие игрушки, пока мы не смотрим. А если нет — я всерьез подумывала швырнуть ключи какому-нибудь глазеющему подростку.

Следующие полчаса мы брели по широкой пешеходной тропе, усыпанной щепой. Тропа тянулась через всю фестивальную площадку, вилась среди аттракционов длинной лакричной лентой, и мы шли мимо каруселей и лавок, мимо эстрад, где завораживали зрителей певцы, танцоры, комедианты, медиумы и фокусники. Но нас они не привлекли. Коул мне сказал, что у нас есть своя палатка, и это лучше с точки зрения контроля за случайными событиями. А контролировать их надо: если их оставить без внимания, они могут всю нашу операцию размазать по стене тонким слоем.

Китайские акробаты Чень Луна готовили свое представление на огромной площадке в северо-западном углу территории. Как раз сейчас вдоль аккуратных пластиковых туннелей выстроился бесконечный с виду ряд воздушных насосов, каждый размером с косметичку Кассандры. Им предстояло надуть огромную массу красного, желтого и лилового материала, который акробаты продолжали разворачивать в подобие здания. Поскольку мы с Вайлем четыре месяца назад следили за одним типом в аналогичном строении во Франции, я знала, что это получится, — но сейчас, при взгляде на сдутую конструкцию, мне это казалось невероятным.

— Ух ты, — сказал Коул, — какие они организованные.

— И аккуратные, — добавила я. — Похоже, ходить неряхами можно только гражданам США.

В ответ на мое замечание послышались писк и хихиканье. Я оглянулась посмотреть, кому это тут так смешно и кто так удачно делает вид, что смеется не надо мной.

На клетчатом пледе сидела по-турецки молодая китаянка в красных брюках «капри» и в зеленой футболке, подбрасывала младенца в воздух и ловила. Подбрасывала не как теннисный мячик перед подачей, а как футболист, вводящий мяч в игру. А мальчишка был в восторге: каждый раз он заливался смехом, и каждый раз, когда мама его ловила, начинал дергаться, требуя, чтобы она бросила его еще выше.

Я толкнула локтем Коула — по его широкой улыбке было ясно, что он тоже обратил внимание на летающего младенца.

— Знаешь, — сказала я ему, — попробуй я так покидать мою племянницу, она бы меня с головы до ног обтошнила.

— Желудок чувствительный?

— Назовем это так. Я три недели помогала за ней ухаживать, и каждый день у меня на рубашке было столько слюны, что можно выжимать в корыто для соседских котов.

Но я не жаловалась. После месяца в больнице, где мне лечили пробитый бок, сломанные ребра и коллапс легкого — последствия схватки с Тор-аль-Деган, я не могла дождаться, когда уже полечу к Эви и помогу ей возиться с новорожденной дочерью И-Джей. Это было бы забавно: молодые родители, когда я говорила с ними сразу после рождения дочери, веселились, как дети на Рождество. Но когда я приехала, девочке было уже пять дней, поспать им удавалось не более четырех часов каждую ночь, а малышка выла койотом, не умолкая стой минуты, как ее принесли домой.

— Колики, — заявил педиатр на первом осмотре, когда Эви пристала к нему, отчего И-Джей так много плачет. — Пройдет, — успокоил он нас рассеянно, и я сдержалась, чтобы не вытрясти из него стетоскоп и не дать ему — заслуженно, видит Бог — ногой по яйцам. Тим бы это сделал, но в тот момент он воспользовался случаем подремать в кресле-качалке в углу.

В этот день я нашла новый способ срывать злость.

Привезя изможденное семейство домой и оставив Эви укладывать Тима в койку, а потом кружить по гостиной с И-Джей на руках, я схватила шесть банок пепси и свалила во внутренний дворик.

Накануне ночью шел снег, укрывая морозную землю белой порошей, и теперь она играла живыми вдохновляющими цветами. Колун Тима стоял у стены красного дерева, где Тим его оставил после колки дров. Я поставила его прямее, повернула рассеянно — и тут мне в голову пришла мысль.

— Знаешь что? — тихо спросила я, вытаскивая банку из пакета и ставя на землю. — А это может оказаться очень удачно.

Я оценила дистанцию, замахнулась колуном — и опустила его со всей силы. Банка лопнула с металлическим звуком, газировка залила все вокруг. Я не могла сдержаться — улыбнулась.

Потом я свой метод спасения рассудка рассказала Эви и Тиму, но вряд ли этот метод понадобился бы китайской маме — при таком жизнерадостном и общительном мальчике. Наконец она устала и приземлила своего космонавта в прогулочную коляску с заблокированными, кажется, колесами. Когда мальчик вдруг лишился радостного движения и оказался в коляске, да еще и стоящей на тормозах, я ожидала бури протеста — но он лишь весело осклабился, сверкнув в свете уходящего дня четырьмя жемчужными зубами. Я перехватила взгляд его матери, когда она дала ему горсточку мелко нарезанных кусков сосиски и детскую чашку молока с крышкой и трубочкой.

— Потрясающий ребенок! — сказала я, улыбаясь.

Она улыбнулась в ответ:

— Спасибо.

М-да, судя по акценту, она английских слов не чертову уйму знает. Но все же я должна была спросить:

— Он всегда так радуется?

Она гордо кивнула:

— Плакать только устал или голодно.

— Ух ты, здорово. А вы из труппы акробатов?

— Да. Мой муж и я выступать оба. Но я быть раненая, — она показала на лодыжку, перетянутую по классике «сильное растяжение», — и эту неделю сидеть.

Коул вдруг метнулся вперед, напугав нас обоих.

— С ребенком что-то случилось, — объяснил он, присаживаясь перед коляской, лицом к лицу с мальчиком. Ему не хватает воздуха.

Мы с Китайской Мамой переглянулись в ужасе, одновременно заметив, как синеют у младенца губы.

Коул попытался прокашляться.

— Воздух не выходит.

Он вытащил мальчика из коляски, положил на спину, а потом мягко, но решительно выполнил прием Геймлиха, выталкивая воздух из легких в горло всего лишь двумя пальцами каждой руки. После четырех бесплодных попыток это наконец удалось: ребенок выхаркнул кусок сосиски, да такой здоровенный, что слон бы задохнулся.

Мальчик сделал глубокий вдох, пораженно посмотрел на мать — и разревелся. Это на нее подействовало, и она тоже заплакала, протягивая руки к Коулу, так что он смог ей передать ребенка. Счастливая семья заревела дуэтом, и мать стала укачивать деточку, чтобы успокоить.

— Нам уйти, что ли? — наконец спросил Коул.

— Я не очень твердо знаю этикет приема Геймлиха, — ответила я. — Но вроде бы уже поздновато. — Я потрепала по руке китайскую маму: — Мы так рады, что все обошлось. Вам уже тоже лучше? — Она кивнула. — Вот и хорошо. А нам пора.

— Нет-нет, я должна вас благодарить! И мой муж! Он тоже должен!

Она непритворно ужаснулась при мысли, что мы уйдем, но Коул ее тут же успокоил:

— Мы же не насовсем уйдем, мы тут тоже выступаем. Знаете что? Приходите к нашей палатке завтра. Мы вам дадим контрамарку, и тогда и познакомимся с вашим мужем.

— Ой, это будет отлично! А потом вы приходил к нам и тоже на нас посмотрел.

— Разумеется, — согласился Коул, и я не успела толкнуть его под ребра, напоминая, что мы приехали, чтобы убить вампира, а не заводить дружбу с его работниками.

Все заулыбались, закивали друг другу, мы с Коулом попрощались с летучим младенцем, уже осушившим слезы и предающимся более интересным занятиям — например, тасканию за сережки родной матери, пока она еще тридцать раз говорила нам «спасибо».

Когда мы пошли дальше, я сказала:

— Bay! За такие вещи на небесах золотые звездочки дают.

Коул пожал плечами:

— У меня была одна медсестричка. И одна фельдшерица со «скорой». — Я глянула на него, он подмигнул: — Я тоже проходил через эту стадию — «женщины в форме».

— Поняла, меняю тему. Ребенок потрясающий. Ты только не говори моей сестре, что есть дети, которые совсем не плачут. Она так помешана сейчас на материнстве, что решит, будто те колики были по ее вине. А дальше окажется в каком-нибудь монастыре и будет каяться в грехах несчастному исповеднику — в перерывах между ежечасными самобичеваниями.

— Я не знал, что вы католики.

— Так мы и не католики.

Объезд оставшейся территории занял совсем немного времени. За зданием китайских акробатов стояла оранжевая дешевая изгородь, обозначающая северо-западную границу территории, и ее сторожили два охранника — пузатые мужики, осознающие собственную важность. Они стояли спиной к зданию и всем палаткам и наблюдали за группой из девяти пикетчиков, которые для своей демонстрации облюбовали последние двадцать пять ярдов узкой подъездной дороги.

Четыре женщины и пятеро мужчин окружили группу детишек, сидящих на пластиковых стульях. Детки изображали, будто сидят на уроке в домашней школе, а на самом деле тщательно рассматривали фестивальную площадку. Двое подростков наверняка прикидывали, как бы потом втихаря смыться и покататься на аттракционах, но сейчас все они тщательно притворялись, а родители развернули вокруг здоровенные плакаты — и эта работа так их утомила, что очень неубедительно звучала из последних сил повторяемая речевка: «Отмечены проклятием — другие нам не братья!» На плакатах куда как красочнее было написано: «СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННОЕ — ПРОТИВОЕСТЕСТВЕННОЕ!», «ПОДОБЬЕ БОЖЬЕ — ЧЕЛОВЕК!», «БОГ НЕНАВИДИТ ДРУГИХ!» И почему-то еще: «НАШ ГОЛОС — ЧИСТОЙ ВОДЕ!»

— Это еще кто такие? — пробормотал Коул.

— На девяносто процентов уверена, что это половина всей паствы «Церкви освященной Христа распятого».

Коул рассмеялся:

— Навскидку бы я это название не вспомнил.

— А откуда ты о них знаешь?

— Один прихожанин этой секты написал письмо президенту с угрозой убить его, если он согласится дать другим право голоса. Пит прислал служебную записку.

— У президента даже полномочий таких нет.

— Вряд ли этот вопрос поднимался во время проповеди.

Я поискала глазами фургон этой группы. Как утверждает Пит, ее лозунги настолько оскорбительны, что даже тем из других, кто старается не выделяться, может захотеться плюнуть на все на это. Ага, вот он, припаркован чуть дальше по дороге. Отсюда мне не очень много было видно, только приоткрытое переднее окно, два американских флага на переднем бампере и транспарант на радиаторе, где кричащими буквами было написано:

«С НАМИ БОГ!»

— Как ты думаешь, они могут когда-нибудь перестать и убраться?

— Я думаю, это был бы грех.

Коул бросил на меня взгляд, которого я не поняла.

— А что такое? — спросила я.

— Тебя не бесят эти идиоты?

— А должны?

Он пожал плечами:

— Вайль — другой. А если вспомнить, что было в Майами, то ты, быть может, теоретически тоже. Подруга, они же вам затыкают глотку!

— Ты слишком беспокоишься о том, что о тебе думают. Да и вообще у них есть право на свое мнение. Как, кстати, и у меня. Проблема не в том, что мы с ними не согласны.

— А в чем?

— Проблема в том, что они от несогласия так злятся, что хотят кого-нибудь убить. Например, президента. И если до этого доходит, тогда кто-нибудь зовет меня, и мне приходится убивать кого-то из них. А первое правило нашего дела…

Я замолчала, давая ему возможность закончить фразу.

— Не убивай, когда злишься, — договорил он, — потому что тогда это может быть убийство.

Я не стала ему говорить, сколько раз нарушала это правило. Очень скоро он сам сообразит.

Глядя на скучающих охранников, я почувствовала, что мне тоже это зрелище надоело, и уже была готова предложить Коулу идти обратно к мопедам (дай бог, чтобы их украли), как вдруг один из охранников повернулся что-то сказать своему товарищу.

— Ты это видел? — спросила я.

— Что именно?

Какой-то инстинкт толкнул меня потянуть Коула в укрытие белой палатки, у которой были опущены скаты — чтобы ветер не сдул несколько коробок вафельных стаканчиков, готовых принять тонну льда и чайную ложку сиропа. Я заглянула в щелку между тканью и шестом, к которому она была привязана. И через секунду снова это увидела.

— Тот охранник, справа. Посмотри на его лицо, когда он шевельнется.

Коул уставился, прищурившись так, что стал напоминать китайского мальчика.

— Ничего не вижу.

Странно. Я рассчитывала, что он подтвердит. Происшествие в детстве его переменило, сделало Чувствительным, как я. Он теперь чувствовал присутствие вампиров и иных существ, что бродят в ночи. Но так как я давала кровь вампиру — своему начальнику, то я вроде бы как продвинулась.

— А что видела ты, Жас?

— Когда он движется, у него лицо расплывается, будто отстает в движении.

— Забавно, — выдохнул Коул.

— Ага. И почему-то у меня такое чувство, что не стоит нам к нему идти знакомиться.

— И что ты думаешь? Хочешь поторчать здесь и посмотреть, что он станет делать?

Я глянула еще раз.

— Он никуда не собирается. Поговорим с нашими, они могут что-то знать.

Судьба, которая часто давала мне в глаз так, что я потом ничего не видела, сдала мне двух тузов в виде Кассандры и Бергмана. Хотя у меня всегда есть возражения против использования консультантов, сейчас все они куда-то исчезли. Было у меня такое чувство, что заглаживание вот этой новой морщинки потребует от нас всех наших сил. Да и то…

Глава 2

Я вам скажу, теперешние рекреационные фургоны очень далеко ушли от тех, что были в моей молодости — когда, садясь на унитаз, стукаешься подбородком об умывальник. Тот, что взял для нас Вайль, здорово навороченный. Плазменный телевизор наверху на стенке позади кабины, столик для чтения возле дивана Кассандры. Возле Бергманова хватило места для светло-коричневой кожаной банкетки, окружающей стеклянный обеденный стол. За ней — черная гранитная конторка, используемая как бар для завтрака. Она закругляется к стенке, где висят зеркальный винный шкафчик, черный холодильник и мраморные ящички. На другой стенке еще ящички вокруг плиты, микроволновки и черной фаянсовой раковины. Конструктор даже оставил место для второго телевизора, поменьше.

В конце покрытого ковром коридорчика — туалет, будто прямо из отеля «Ритц». В спальне отдельный телевизор, двуспальная кровать, и хватает места в комоде. Ну, и мы все же использовали автомобиль как рекреационный — тогда все банкетки и диваны становились койками, а барахло можно было запихивать во все уголки. Но, детка, у нас же все так стильно…

Войдя в машину, я услыхала, что Вайль оживает. Послышался вдох — мне это напомнило мальчишку, который бежит мимо рядов надгробий, стараясь не дышать, и вот — не выдержал. Кассандра оторвалась от книжки, я кивнула ей.

— Коул запирает трейлер, — сказала я шепотом, потому что Бергман еще спал, зарывшись лицом в красную растрепанную подушку. Правая рука и правая нога свесились на золотистый ковер пола.

Кассандра кивнула и стала читать дальше.

Я подошла к комнате Вайля и постучала в дверь.

— Жасмин? — окликнул он меня несколько неприветливо, будто у него что-то болело.

— Ага.

— Заходи.

Кровать сверху была накрыта светонепроницаемым тентом, где Вайль каждое утро засыпал (или умирал, это как посмотреть). Он вышел сейчас оттуда, застегивая верхнюю пуговицу сшитых на заказ брюк. Темно-синяя рубашка распахнута, открывая широкую мускулистую грудь, покрытую черными курчавыми волосами. И золотую цепочку, где когда-то висело кольцо, которое я теперь ношу на правой руке.

Я заставила себя перевести взгляд на это кольцо, подавив совершенно неуместный восторг. Рубины, идущие вдоль золотой оправы, поблескивали в мягком свете, который включил Вайль, когда проснулся. Я сосредоточилась мыслью на той искусности, с которой дед Вайля вложил в это кольцо любовь, красоту и силу, превратившие золото и камни в реликвию, защищающую и объединяющую нас обоих.

— О чем ты думаешь? — спросил он так близко, что его прохладное дыхание остужало мое горящее лицо.

— Потрясающий был у тебя дедушка, который создал для тебя такое прекрасное кольцо.

Я вгляделась в его глаза. Они сейчас были светло-карие, характерные для спокойного состояния, когда он бывал сам собой. И чуть сощурены — так бывало, когда я наталкивала его на воспоминания о дальнем, тяжелом прошлом.

— Он… он был привязан к своим родным, но очень упрям в своем образе мыслей. — Губы его чуть раздвинулись в улыбке в ответ на какое-то воспоминание.

— Вайль?

Он так резко стал застегивать пуговицы, что я удивилась, как они не отскочили.

— Ты знаешь, как относятся к вампирам цыгане? — спросил он вдруг.

— Вообще-то нет.

Хотя должна бы. Почему я не стала докапываться до корней Вайля?

Потому что знать его — значит его любить, а ты еще так к этому не готова.

— Для цыган мы мертвы, а потому нечисты. Но эта нечистота распространяется и на наших родственников. — Увидев, что это не произвело на меня должного впечатления, он пояснил: — Когда дед узнал про нас с Лилианой, он привел толпу нас убивать.

— Но… но он же сделал тебе это кольцо. Он знал, что твоя душа будет в опасности…

— Да, но он думал, что на меня нападут демоны. А не что я стану демоном сам.

— И каким-то образом заразишь своих родных?

— Нет, не заражу. Убью, обращу, уничтожу душу каждого из них.

— Но это же просто глупо?

Вайль погладил пальцем кольцо, которое мне подарил — он его называл Кирилай, что означает «Страж», — и у него на губах мелькнула едва заметная улыбка.

— Ценю твою поддержку, но ты забыла, какой это был век. Год одна тысяча семьсот пятьдесят первый. Задолго до компьютеров, автомобилей, пенициллина и чего бы то ни было похожего на гражданские права. Даже сейчас цыгане — страдающий народ, но тогда это было все в тысячу раз хуже. Им приходилось держаться только друг за друга.

— Так что тебя решили извергнуть из стада, чтобы спасти остальных?

— Вполне резонное предположение.

— Но ты здесь. Как тебе удалось выжить?

— Первым пришел мой отец — не выдержал мысли о жизни без меня. Он сказал, что я — все, что осталось от моей матери. Пока мы спали, он перевез нас в безопасное место, а потом в ту же ночь ради нашей безопасности вернулся, чтобы нас изгнать.

— А это можно сделать? Изгнать вампиров?

Он впился в меня самым пронзительным своим взглядом.

— Можно, если у тебя есть на то сила и средства. Но это знание мало кому известно, и я тебе сообщаю его строго как схверамин — авхару. Это значит, что ты никому другому не можешь об этом сказать.

— Вот опять ты вспоминаешь нашу особую связь. Будто я правила знаю или что. Есть хотя бы книга, которую я могла бы почитать? Мне начинает надоедать мое неведение о параметрах наших отношений.

У Вайля чуть дернулась губа. У любого другого это значило бы ухмылку во все лицо, если не откровенный смех. Но, я думаю, если убьют твоих сыновей, а твоя ближайшая родня дружно попытается убить тебя или изгнать до того, как тебе стукнет сорок, ты очень быстро научишься заколачивать такие эмоции в тот самый гроб, в который уходишь спать, когда встает солнце.

— Мне не казалось, что ты из тех, кто любит, когда им читают лекции, — сказал Вайль. — Я даже чувствую, что если начну перечислять все тонкости отношений «схверамин — авхар» и все относящиеся сюда правила, ты при первой возможности вытащишь диктофон, поставишь его на горизонтальную поверхность, а сама шмыгнешь прочь на ближайшие ночные гонки со столкновениями.

— О'кей. Мне твоя мысль понятна, хотя меня больше привлекают настоящие гонки на скорость. Только тогда не щетинься, если я нарушаю правило, о котором даже понятия не имею.

— Справедливо.

Вайль двумя быстрыми движениями убрал навес — и вдруг за нами открылась большая красивая кровать. Взгляд его устремился к моей шее, и мы оба вспомнили, как я обнажила ее для него.

Его глаза посветлели до зеленых, и сердце у меня забилось втрое быстрее — наверное, от мысли, что нам так легко снова разжечь эти чувства.

— То есть это было изгнание, — быстро сказала я, да так громко, что меня могли услышать за три квартала отсюда. Вайль уронил руку — я даже не заметила, что он потянулся ко мне, — и отвернулся.

— Да.

— И что это конкретно для тебя значило?

— Мы с Лилианой вынуждены были отдалиться от всех членов нашей семьи на десять поколений.

— Что случилось бы, если бы вы этого не сделали?

Вайль хлестнул меня взглядом через плечо, и я поняла, что хватит. Если долго расчесывать шрам, он снова станет открытой раной.

— Магическое изгнание — это не приговор суда, Жасмин. Оно весьма эффективно само по себе. То есть было эффективно.

— Ты хочешь сказать, сейчас оно закончилось?

Вайль кивнул:

— Срок изгнания закончился три года назад.

Только пользы мне с того, говорили его мрачные глаза. Родные, которых я знал, все сейчас мертвы. Умерли и yшли.

Или, как он отчаянно надеялся, думая о своих мальчиках, умерли и перевоплотились.

Я чувствовала себя последней идиоткой: заставила Вайля вкапываться в мучительные воспоминания, чтобы скрыть свое растущее желание сбросить с ближайшей горизонтальной поверхности упомянутый им диктофон и завалить туда самого Вайля. Но штука в том, что когда я глядела в эти потрясающие глаза и думала о высшем моменте экстаза, у меня перед мысленным взором стояли не мы с Вайлем, а мы с Мэттом. Мой жених мертв уже год и четыре месяца, но какие-то участки мозга все никак не могут в это поверить.

Вайль вытащил из комода носки и стал их надевать.

— Что это с тобой? — спросил он.

Класс. Я его обидела — и он же спрашивает, что со мной. Типичный случай.

— Я хотела сказать, ты извини, что заставила тебя об этом говорить. Это совершенно не мое дело…

— На самом деле — твое. Как мой авхар ты должна быть посвящена во все мои тайны, прошлые и настоящие. — У него дернулись губы. — Просто их очень много, долго рассказывать. А приятных среди них довольно мало.

— Ну так ни в коем случае не торопись. Может, нам каждые две недели устраивать вечер релаксации? Будешь приходить ко мне и будем играть в «Truth or Dare». И пару таких сочных историй ты мне расскажешь среди сплетен о том, что Кассандра надевает слишком много украшений, а от Коула всегда пахнет виноградной жевательной резинкой.

Я себе представила Вайля в пижаме с изображением Губки Боба Квадратные Штаны и в розовых пушистых тапочках — и на меня напал приступ неудержимого смеха. Ответом было такое недоумение у него на лице, что я расхохоталась в голос. Даже резкий стук в дверь не смог меня остановить, но лицо вошедшего Коула сразу прервало смех — он был зол как черт. Но когда увидел, что мы с Вайлем почти по разные стороны комнаты, опустил плечи и разжал кулаки.

Бог ты мой, да неужто он все еще ко мне неровно дышит? Ну ведь мы это уже прошли? Ага, как же, отозвалась моя циническая сущность — прикуривающая сигарету от сигареты тень моей мамы, умевшей носить бигуди, как алмазную диадему, и держать детей вне дома.

— Слушаю, Коул?

Голосом Вайля можно было заморозить кувшин лимонада.

— Я только хотел узнать, что вы думаете насчет тех охранников. — Вайль посмотрел на него непонимающе, и у Коула снова опустились плечи. — Так что ж ты тут делала все это время? — спросил он меня.

Я не успела ответить, меня опередил Вайль:

— Разговоры, происходящие между схверамином и авхаром, остаются между ними. Если будет сказано что-либо, касающееся тебя, ты будешь об этом проинформирован.

— Хватит, — перебила я их обоих, протягивая руки в стороны, что тут же показалось мне глупым. Но разве мне хочется торчать посреди перебранки самолюбий? Ну уж нет. — Если не будете себя вести как следует, разгоню каждого в свою комнату.

Вайль приподнял бровь, будто говоря: Но я и так в своей комнате.

— Коул был совершенно прав, — продолжала я. — Я должна была прежде всего сообщить тебе, что мы провели разведку на площадке фестиваля и я обнаружила кое-что подозрительное.

Я описала охранника. К счастью, это заставило Вайля начисто забыть, как он не любит Коула — и потому его присутствие на этом задании само по себе маленькое чудо. К тому же у меня в отношении Коула чувство вины такое горячее, хоть лепешки на нем жарь.

С Коулом нас свела судьба в канун Нового года на одном разведывательном задании. Его контакт с женой нашего тогдашнего объекта привлек к себе внимание Вайля, и это внимание не осталось незамеченным нашими противниками. В результате офис Коула подожгли, его самого похитили и избили до полусмерти. В финале операции он держал меня за руку в подземелье под «Клубом нежити», и по разбитому лицу текли неудержимые слезы. И он все просил прощения.

Боль от ран тогда чуть не свалила меня, и мечтала я только о медсестре со шприцем морфина. Но эта боль помогла сосредоточиться на моих спутниках — Коул слева и Вайль справа, тихо поглаживающий меня по волосам.

«За что простить?» — спросила я голосом, хриплым от едва сдерживаемой муки.

«На твоем месте должен был быть я. Если бы ты не стащила меня с той бомбы и не заняла мое место…»

«Ее бы уволили», — перебил его Вайль.

Я стиснула руку Коула:

«И это бы меня действительно убило».

«Но…»

Я сжала его руку сильнее, и он вздрогнул от боли.

«Ты спас меня сейчас. Мы квиты».

Только на самом деле я не чувствовала, что мы квиты. У меня, как ни крути, осталась моя работа, а у Коула — кучка пепла. И когда он навестил меня через неделю в больнице и попросил рекомендацию, я в тот же день позвонила своему начальнику Питу.

«Он знает вообще, о чем говорит?» — спросил Пит.

«Он был с нами в решающей схватке, и могу сказать, что иллюзий у него нет, — заверила я Пита. Потом перечислила все причины, почему Коул будет отличным агентом — на это ушло прилично времени. И закончила двумя пунктами, против которых, как я знала, Пит не устоит: — Сейчас он знает семь языков и может за пару дней выучить новые благодаря Чувствительности. И еще он стрелок-ас. Начал выступать еще в школе и выступает до сих пор. Очень редко проигрывает».

«Кажется, ты мне говорила, что он частный детектив. В Майами не хватает сверхъестественных преступлений, и ему нечем заняться?»

«Он больше не хочет быть частным детективом. Я пыталась его отговорить, но поняла, что он прав. Понимаете, Аманда Абн-Ассан была его подругой детства. Он сказал, что не может после ее гибели сидеть на скамейке запасных, пока другие берут к ногтю гадов вроде ее мужа».

Коул только прошел первый курс обучения, как на нас свалилось это задание. Так как он говорит по-китайски, а мы нет, Пит решил, что он нам сможет помочь, а мы его — натаскать на нашу работу. Вайль оценивал ситуацию иначе. Я привела несколько весьма разумных и убедительных аргументов, которые он не принял. Наконец я пообещала, что целый месяц буду относить для него вещи в химчистку и приносить обратно, потому что он заподозрил, будто новый рассыльный копается у него в почте. На сем мы и договорились.

Сейчас я рассеянно подумала, можно ли стирать ту рубашку, в которой Вайль сейчас, или она подлежит только сухой чистке, а он сказал:

— Не очень понимаю, другого какой породы ты обнаружила, Жасмин. Может, у Кассандры найдется в записях.

Мы все перешли в гостиную, чтобы проверить. Но с таким малым количеством информации для «Энкиклиоса» — своего рода базы данных библиотеки — не нашли ничего.

— Может, что-то есть в книгах, — сказала Кассандра. — Я еще посмотрю.

— Благодарю, — изящно ответил Вайль, вытащил из холодильника пакет крови и налил себе в кружку. За проведенное с ним время я узнала, что он любит медленно нагревать кровь до комнатной температуры: «термоядерный» разогрев убивает вкус, говорил он. И хотя я думала, что у меня мурашки по коже должны побежать от таких подробностей, ничего не случилось: подобные разговоры подразумевали доверие, и я была польщена, что его заслужила.

От шума проснулся Бергман, сел, протирая глаза, на диване, который я окрестила «Мэри-Кейт». Напротив него на точно таком же диване по имени «Эшли» сидела Кассандра, уже листая какой-то старый том со страницами толще почтовой бумаги. Коул взял жвачку из зеленой вазы на столе возле ее дивана (который «Эшли») и плюхнулся рядом с Кассандрой.

— Я ищу, — сказала она строго. — Пожалуйста, без шуточек по поводу иллюстраций.

— Но ты посмотри на этого! Он же явно страдает запором!

— Он ест чужие мозги!

— Вот именно.

Я села рядом с Бергманом и оглядела его, заспанного. Сон не очень пошел ему на пользу: хотя сравнение несколько натянутое, но он напоминал безуспешного родителя. Он мечтал, вынашивал, рожал свои изобретения и очень был разборчив по поводу того, где им работать. Знать, что сейчас его дитя таскает какой-то псих, а Раптор кружит в вышине, выжидая момент броситься и закогтить его, значило для Бергмана ощущать невероятную беспомощность.

Вайль, оставшись в кухне, положил локти на стойку позади банкетки. Он даже не прокашлялся — но вдруг всеобщее внимание оказалось направленным на него.

— До того как мы поедем на территорию фестиваля, я хотел бы дать полную информацию о броне Бергмана. Через минуту я попрошу его сообщить подробности ее работы. Как вы уже слышали от него, это невероятно передовое биотехнологическое решение, физически связанное со своим носителем. Когда броня и носитель соединяются, единственное средство их разделить — убить носителя или устроить химическую баню, которая обманет броню, внушив, что носитель мертв.

— Насколько я понял, мистер Баббл еще не выпускает такой шампунь? — спросил Коул.

Бергман сел, потом уныло склонил голову на спинку «Мэри-Кейт».

— Для этого и велись эксперименты на базе Уайт-Сэндз. Пытались найти химикаты и способ их введения, которые вызвали бы у брони реакцию, как на мертвого.

— Но пока ничего не достигли? — спросила я.

Бергман покачал головой.

— А это так важно? — осведомился Коул. — Нам по-любому придется этого типа убить.

— Посмотрю я, как ты его будешь убивать! — застонал Бергман.

Вайль кивнул.

— Давай дальше, — велел он и отпил из кружки.

Бергман посмотрел на всех по очереди, покачал головой и провел рукой по рыжеватой щетине, появившейся за последние двадцать два часа. Все время разговора он таращился в окно на пылающие огни бензозаправки Мо и на далекий город.

— Броня отклоняет любой метательный снаряд, который только существует. Она огнеупорна, не рвется и выдерживает давление, соответствующее максимальным глубинам океана.

— А холод? — спросила я и почувствовала, как меня охватила радость, когда Вайль посмотрел на меня гордым взглядом. Быть может, самой его величайшей силой была способность высасывать жар, да так быстро, что попавшие в круг его досягаемости замерзали насмерть.

— А вода? — вставил Коул.

— Когда капюшон закрыт, броня становится самодостаточной. У нее встроенная система дыхания, отлично функционирующая при погружении.

— Подробнее насчет капюшона, — попросила я.

— Активизируется автоматически, когда определяет, что носитель в опасности. Единственная часть брони, которая может по желанию быть инактивирована. Все остальное активно перманентно.

Кассандра отложила книгу и сказала:

— Вы все начали с конца, когда самое важное как раз может быть в начале. Как эта броня выглядит?

Бергман пожал плечами:

— Мы ее испытывали на самых разных животных, в том числе на рыбах, кошках и обезьянах. На каждом звере она выглядит по-своему — вероятно, потому что по-разному происходит привязка в зависимости от химии организма, физических размеров, биологического вида…

Кассандра нетерпеливо махнула рукой. Прерванный на полуслове Бергман посмотрел на нее с досадой.

— Общий обзор, если можно, — попросила она.

— Чешуя, — ответил Бергман. — Материал создан из тысяч индивидуальных элементов, соединенных физически и химически. Цвета варьируют в таком же широком диапазоне, как текстура. На рыбе — грубо, почти как стальная шерсть. На шимпанзе — мягче, эластичнее.

— Эта штука чисто оборонительная? — поинтересовался Коул.

Еще один отличный вопрос. Работаем сегодня на полной мощности?

— Нет. — Глаза у Бергмана загорелись страстью от воспоминания об атакующих возможностях, которые у меня могли вызвать разве что дрожь, потому что мне думать, как от них уклониться. — Когда капюшон активен, носитель может поджигать летучие вещества, которые содержатся у него в носовых полостях.

— Что это значит? — попыталась я уточнить. — Этот тип может выдыхать пламя?

— Именно.

— Еще что? — спросил Вайль.

— Контактный яд на когтях, парализующий жертву. Съемные шипы вдоль спины сбалансированы так, что их можно метать на расстояние сорок футов.

— А когда они попадают в цель? — спросила я.

— Тогда взрываются.

Я почувствовала, как опускаются у меня плечи. Черт побери. Выпало заданьице — прямым ходом в…

Вайль прервал мою мысль, и это было хорошо, потому что не фиг загонять себя в депрессию глубже, чем необходимо.

— Мы знали, что это будет трудно, — сказал он. — Но именно потому задание было дано нам. Мы можем его выполнить. И выполним.

Почему-то эта напутственная речь помогла нам перейти к другим вопросам. По дороге в город, когда машину вел Коул, мы обсуждали установку сцены. Она будет происходить сегодня вечером, пока Вайль может помочь. Мы поговорили насчет представления, поняли, что придется завтра целый день потратить на репетиции, чтобы получился хоть намек на развлекательность. А про себя я гадала, как так может быть, чтобы вампир возраста двести девяносто одного года да тысячелетняя Видящая совершенно незнакомы с видом, представитель которого сегодня притворялся при мне человеком.

Глава 3

Въезжая на наше место, мы с Коулом заметили, что строительство сооружений фестиваля не сюит на месте и уже прилично продвинулось с нашего последнего посещения. Мы все согласились, что наше парковочное место практически идеально — расположено там, где почти сходятся усыпанная щепой дорожка и волнолом, а потом тропа уходит обратно и мимо киосков ремесленников и кабинок аттракционов ведет к наполовину надутому зданию китайских акробатов Чень Луна.

Коул припарковал наш здоровенный фургон к югу от тропы, параллельно молу, и мы начали разгружать трейлер. Площадка для барбекю стояла так близко к месту нашего выступления, что чуть-чуть попытайся расшириться — и заденешь гриль. Но это значит, что нам можно не заботиться о внешнем освещении — какие-то седые джентльмены в форменных кепках и замасленных фартуках уже натянули на этой площадке гирлянды розоватых фонарей и сейчас вносили зеленые столы для пикников.

А мы пока тащили из трейлера шесты, жерди, брезент (наверняка Пит ограбил какого-то бродячего проповедника былых времен), еще жерди, тонны деревянных дощечек, не имея никакого понятия, что с ними делать. Однако ясно было, что для наших целей места хватит — если только кто-нибудь из нас допрет, как эта хрень собирается.

Перебранка началась сразу: Коул взял две палки и соединил.

— Коул! — рявкнул на него Бергман. — Сперва надо все их в кучу сложить! Чтобы знать, что у нас есть.

— Старик, у нас жерди и брезент. Узкий конец вставляешь в широкий. — Он показал еще на паре палок. — И они волшебным образом собираются.

Бергман поглядел на Вайля:

— Ну скажи ты ему!

Коул пренебрежительно усмехнулся воображаемому сопернику.

— Я думаю, ты уже знаешь, Вайль, как собирается тент?

Кассандра первой решила убраться от греха подальше.

— Мне тут нужно одну вещь посмотреть, — забормотала она. — Про этого, мужчину со странным лицом.

И она скрылась в нашем фургоне.

Нет, но какая умница!

Я повернулась вслед за ней.

— И куда ты собралась? — остановил меня Вайль.

Ну-ка быстро придумай идеальный предлог, чтобы он его слопал, не жуя… ага, есть!

— Тренироваться. В отличие от вас от всех я не пользовалась своими способностями с тех пор, как меня бабуля Мэй записала на курсы танца живота. А мне тогда было пятнадцать лет. — Какого черта я тогда на это согласилась, кстати? Думала, что мне оно нравится? Ладно, все равно он вроде проглотил. И даже загорелся энтузиазмом — или это у него глаза светятся? А Коул аж язык вывесил. Вот почему мне не хотелось танцевать! — В общем, — зачастила я, — мне нужно найти укромное место, где никто не будет при виде меня ржать, пока вы тут добьетесь толку от этой палатки.

Точнее, ты добьешься толку от этих двух идиотов.

— А! — сказал Вайль, шагнул ко мне, безнадежно запутался в брезентовом сугробе и остановился. Но взгляд его продолжал по мне блуждать. — Уверяю тебя, Жасмин, никто при виде твоего танца смеяться даже и не подумает.

— Я могу пойти тебе помочь, — предложил Коул. — Ну там, пару советов дать, с камерой поработать. Бедренные суставы смазать маслом, если заржавеют.

Я не удержалась — захохотала. Из-за всего сразу: как ощетинился Вайль, словно загнанный в угол дикобраз, как призывно завилял бровями Коул и как Бергман украдкой стал раскладывать жерди каркаса как считал нужным.

— Я буду вон там, — показала я на запад, где виднелась полоса белого песка у конца волнолома, а за ней начинались заброшенные причалы. — Одна.

И я оставалась одна почти час. Потом появилась эта пара, медленно бредя по берегу, достаточно шумно, чтобы я успела хотя бы не полностью потерять лицо. Я не очень хорошо их видела, но и не надо было. Они шли, держась за руки, целовались каждые пять шагов. И вдруг у меня мозг отрезал питание коленям.

Я рухнула, таращась, как фанатка при виде звезды, на влюбленных, идущих передо мной вдоль берега. Но смех — смех превратил меня из зрителя в участника. Вдруг я оказалась частью этой пары, переживая момент, который до сих пор не смела вспомнить.

Мы с Мэттом впервые поехали вместе в отпуск на Гавайи отметить его двадцатидевятилетие. В тот же вечер, как прилетели, мы пошли вдоль прибоя, рука в руке, и мерный грохот волн вторил музыке дальней вечеринки. Огни отелей, баров, вечеринок создавали некое вездесущее сияние. Мы шли мимо других пар, даже целых семей, но при этом шли в своем освещенном любовью мире. Если бы из океана вынырнул гигантский марлин и предложил загадать три желания, я бы не удивилась — такой это был вечер. Волшебный.

Мы прошли по причалу, освещенному факелами, и в конце нас ждал стол, накрытый хрусталем и фарфором. Мы ели как короли под тростниковым навесом ротонды. А после десерта танцевали под ритмичную музыку квартета регги.

«Это чудесно», — выдохнула я, когда Мэтт привлек меня к себе в эротическом ритме песни, названия которой я не знала и не знаю.

Он чуть отстранился, чтобы посмотреть мне в глаза.

«Это ты чудесна. — Он улыбнулся, и зубы казались еще белее на фоне темного загара. — Но не слишком наблюдательна».

«Да?»

Он покачал головой, высвободил руку из моих пальцев, снял с мизинца кольцо и показал его мне.

«Я все думал, когда ты меня спросишь, почему у меня на руке женское обручальное кольцо».

«Оно на тебе весь вечер?»

«Только после ужина», — улыбнулся он.

Тут до меня дошло.

«Ты… мы…»

«Жасмин, скажи «да».

Я заорала, запрыгала на месте, бросилась ему на шею, заставила его прыгать со мной, что оказалось очень забавно. И тогда он надел мне кольцо на палец. Изумруд в форме груши весом в целый карат.

«Для моей зеленоглазой ведьмы», — сказал Мэтт и поцеловал меня так, что у меня перехватило дыхание.

Это кольцо до сих пор у меня. И всегда со мной, где бы я ни была.

Я сунула руку в левый карман джинсов. Моя портниха пришила туда серебряное колечко для ключей — и во все другие мои штаны тоже. Точно такое же кольцо соединяло изумрудное колечко с кольцом в кармане — и я никуда без него не ходила.

— Спасибо, мэм. Приятного вам пребывания.

Я заморгала.

Что… что случилось? Где я?

Отделенный от меня широкой блестящей стойкой, стоял молодой клерк в синем блейзере, с беджиком на груди, где было написано: «ЧЕТЫРЕ СЕЗОНА» И ДЖУНИ ТЕЙЛОР РАДЫ ВАС ВИДЕТЬ. А в руке я держала чек на номер 219 и ключ-карту.

Глава 4

Черт возьми, опять провал в памяти!

Но я сразу же поняла, что это не так. Не было обычных предупреждающих признаков, и никогда еще мне не случалось забыться так, чтобы все, кроме мыслей, работало. Это было ново, и это пугало — потому что я думала, будто после сногсшибательной стычки с Тор-аль-Деган я бросила те дурацкие привычки, от которых казалась… ну, дурочкой. О'кей, тасовка карт продолжалась почти без перерыва. И иногда слова начинали бегать в мозгу по кругу, пока я пинком не вышибала их снова на дорогу. Но сейчас такие моменты стали реже, а провалы в памяти и правда прекратились, и ушел этот ужас, что один мой знакомый найдет причины рекомендовать психиатрический стационар и ударные дозы золофта.

Мое внимание привлек знакомый смех — пара с пляжа. Они как раз входили в лифт. Не успев подумать, я последовала за ними до их отеля и взяла себе номер. Посмотрела на квитанцию — ну, хотя бы личной кредитной картой расплатилась. Если бы пришлось объяснять это Питу, я бы наверняка что-нибудь придумала. А он бы наверняка меня выставил с работы.

Я сунула в задний карман все, что дал мне клерк, и вышла наружу. Надо было сделать что-нибудь конкретное, что-нибудь, что вернет меня к себе. И я позвонила сестре.

— Эви?

— Ой, Жасмин, как я рада, что ты позвонила.

— У тебя усталый голос.

— Естественно. И-Джей весь день плачет без передышки. Слушай, это же неправильно?

Еще бы. Но я в этом не разбираюсь абсолютно.

— Ты педиатра вызывала?

— Да нет, я знаю, что он скажет — колики. — Голос у нее задрожал. — Я, наверное, не мать, а ехидна, раз не могу сделать, чтобы она не плакала!

Ну вот тут уже я как-то что-то могу.

— Эви, ты потрясающая мать, говорю тебе по опыту. Я видела, как ты с ней обращаешься — ну, и у меня у самой была мать никуда не годная. Так что я знаю, что говорю. Просто очень трудно, когда ребенок все время плачет, и у тебя уже от одного недосыпания крыша едет. Я сама на всех огрызаюсь, а я же всего пару дней у вас провела. Но вы справитесь, и все будет хорошо. О'кей?

После долгой паузы:

— О'кей.

— Я что-то не то сказала?

— Да нет, но… обычно ты мне говоришь, что делать, я это делаю, и все идет на лад.

— Так было, когда мы играли на одном поле, — ответила я и улыбнулась, услышав ее тихий смех. — Ты просто больше верь себе, и все будет нормально. Вы же с Тимом знаете И-Джей так, как никто ее не знает, включая педиатра. И поспи немного, тебе необходимо. А то мешки под глазами будут такие, что в них можно будет зимнюю одежду хранить.

— Ладно. А как у тебя там?

Еще не знаю. Кажется, моему начальнику-вампиру надо позировать для собственного календаря, а у меня рецидив. А в остальном…

— Все у меня в порядке. Позвони, когда сможешь, о'кей?

— О'кей, я тебя люблю.

— И я тебя.

Несколько восстановив равновесие контактом с самой стабильной личностью из всех моих знакомых, я обогнула здание, выходящее фасадом на фестивальную площадку. Пробираясь через первый слой автомобилей на парковке, я отвлеклась от самоедства, увидев возле какой-то изгороди зеленое сияние, маскировавшее большой мусорный ящик. Оно становилось ярче, меняя цвет от сосновой хвои до спелого лайма.

Я крепко зажмурилась на пару секунд, активируя контактные линзы ночного видения, которые создал для меня Бергман. В сочетании с усиленным Чувствительностью зрением они мне показали зеленовато-золотистую фигуру, стоящую возле изгороди. Фигура стояла лицом ко мне, но то и дело нагибалась вперед, полностью увлекшись тем, что лежало у нее под ногами. И окружал ее какой-то черный контур, будто кто-то обвел ее несмываемым маркером.

Я придвинулась поближе, пробираясь между темными корпусами припаркованных машин, приглядываясь каждые несколько шагов, пытаясь определить, что это там такое на земле — источник зеленого сияния и объект интереса очерченной маркером фигуры. Когда наконец присмотрелась, то прикусила губу, чтобы не ахнуть. Это было тело охранника — того, который стоял тогда рядом с тем двуликим. И его лицо — искаженное фото его последних мучительных секунд — предупреждало меня, что смотреть не надо. Но я должна была видеть — это одна из самых неприятных сторон моей работы.

Ладно, хватит проволочек — ты на месте возможного убийства в обществе потенциального подозреваемого. Посмотри уже на тело.

Кровь повсюду, будто кто-то открыл гейзер. Ребра наружу. Темные поблескивающие внутренности. Кто-то вскрыл грудь от шеи и до пупка! Запах, черт бы его побрал, к которому невозможно привыкнуть. Слава богу, что мы на улице, иначе бы меня рвало, как булимичную тетку, нажравшуюся печенья. И над всем этим — инкрустированное облако, которое я могла определить только как его душу. Хотелось считать ее нетронутой — эту часть личности жертвы убийца замарать не мог. Но увы — именно она привлекла внимание убийцы.

Без сомнения, тот, кто отнял у него жизнь, и стоял неподвижно прямо рядом с ним, и стоял целый день, изображая из себя человека с одним-единственным лицом. Нет, «человек» — неподходящее слово. Контур — ни у кого мне известного такого не было. И когда он нагнулся, контур лопнул возле головы и пальцев, выпустив немного зеленовато-золотистой ауры этого существа.

Убийца широко раскрыл рот, и оттуда вывалился, разворачиваясь, большой розовый язык, покрытый шипообразными отростками. Этим языком он провел вдоль души убитого, и та задрожала, лихорадочно пытаясь отлететь в сторону, слиться с родными, с друзьями, с Творцом. Но шипы выделили что-то вроде клея, от которого инкрустации замерли, и одновременно облако души выцвело в пастельные тона.

Двуликий поднял к небу закрытые глаза. Углы дряблых губ поднялись в экстазе, и тут на лбу открылся третий глаз — большой, изумрудный глаз, — и стал темнеть с той же скоростью, с какой светлела душа убитого. Совпадение? Вряд ли.

Я решила, что достаточно.

Шагнув вперед из-за бампера «Эльдорадо купе», я наставила пистолет в лицо монстра.

— Обед закончен, засранец.

Двуликий открыл обыкновенные глаза, оказавшиеся синими, посмотрел на меня долгим взглядом и зарычал.

— Перестань, — протянула я скуча-а-ющим голосом, хотя в животе будто колесо от рулетки завертелось. — У меня есть знакомые, способные на спецэффекты покруче твоего рычания.

Ну, знакомыми их не назовешь, но я же смотрела «Обитель зла»?

Тогда он заревел, и, должна признать, меня пробрало холодом, но не заморозило — как было задумано. Я подготовилась к его броску.

Он перемахнул через тело, как жадная до мяса горилла, широко расставив лапы с полным набором смертоносного вида когтей — они появлялись и исчезали на ходу. Если бы он этими веновскрывателями полоснул меня по шее, когда они еще были нормальными ногтями, все равно пришлось бы накладывать швы?

Выяснять этот вопрос мне не хотелось, и я быстро выпустила в него пять пуль. От них он пошатнулся, хотя видно было, что черные контуры работают как щит, не допуская серьезных ранений. Еще пять выстрелов отбросили его назад, почти к телу. Благодаря модификациям Бергмана у меня оставалось еще пять, и эти уже должны пойти в зачет.

Он снова пошел на меня, и я сосредоточилась на щелях в его щите. Они появлялись и исчезали в мгновение ока, но я отметила, что в их игре есть система, основанная на его движениях. И удачно, что на этот раз он приближался осторожнее. Наверное, все же больно, когда в тебя стреляют. Мне бы надо испытывать благодарность за такую предупредительность, но как-то не получилось.

Я смотрела ему в лицо, ожидая, когда оно расплывается и появится в щите брешь. Вот!

Я выстрелила, но щит успел закрыться. Надо было предугадывать эти щели, а не ждать, пока они появятся сами. Осталось четыре выстрела. Я тщательно прицелилась и выстрелила — раз. Два. Три. Четыре. А, черт! Каждый раз чуть-чуть не угадывала. И вот — расстреляла последний патрон. Если «Скорбь» не помогла в огнестрельном режиме, то вряд ли от нее будет толк как от арбалета. Я сунула оружие в кобуру.

Но все же безоружной я не была.

В отличие от Вайля я, как правило, ножи не пускаю в ход. Вообще говоря, если мне надо подойти так близко к цели, значит, где-то я очень сильно прокололась, так что уже один хрен — могла бы я сказать, отбрехиваясь. Но все же один я с собой ношу — мой реверанс в сторону известной мудрости о том, что оружия много не бывает.

Мой резервный ресурс начал свою жизнь как филиппинский нож боло. Его подарили первому из моих военных предков, Сэмюэлу Парксу, перед тем, как он в 1917 году ушел на войну. С тех пор нож передавался от отца к сыну, а потом утратил для Дэвида свою привлекательность, когда мама запустила им в папу, увидев его на своей лучшей подруге. Так как нож тогда вылетел в окно спальни, я его наутро нашла на газоне. Вот так он ко мне и попал.

Нож, ножны и все хозяйство в специальном кармане, который создала для почти полной невидимости этого ножа моя портниха, миссис Пошла-Ты-В-Жопу. Я ее так зову, потому что каждый раз, когда звоню и говорю: «Шерри Линн, знаешь, чего у меня случилось? Я себе купила пару новых брюк!» — она отвечает именно этой фразой.

Сунув руку в карман, я схватилась за искусно замаскированную рукоять и потянула — вылезло лезвие длиной с мою голень. Созданный изначально как универсальный инструмент, этот нож стараниями Бергмана был подогнан под мои потребности. Сейчас он был так остер, что мог резать металл или — что куда важнее — защитить мою жизнь.

Этот гад кружил около меня и был куда меньше испуган прапрадедовским ножом, чем мне бы хотелось. Ну и хрен с ним. Я бросилась прямо на него, вопя, как разозленная мамаша-болельщица, и размахивая клинком, как самурай, и стала делать ложные выпады вправо, влево, вправо, влево, а шит его раскрывался все сильнее и сильнее — не успевал за мотающейся головой, уходящей от попыток перерезать горло. Еще финт — и я бросилась вперед, погрузив лезвие в разрез щита, появившийся из-за движения тела.

Монстр умер мгновенно.

Я извлекла клинок и обтерла его краденой формой охранника. Радовалась, что боло меня спас. Жалела, что одна и та же семья уже сто лет сует его в кровь и внутренности. Кажется, мы порождаем убийц, сомневаться не приходится. Поймала себя на надежде, что И-Джей, быть может, разорвет эту цепь. Может быть, найдется у меня секунда свободная, чтобы позвонить ей и сделать это предложение. И не важно, что ей еще месяца от роду нет и она будет пытаться проглотить наушник. Начать промывать мозги молодому поколению никогда не рано.

Глава 5

Когда я наклонилась над телом, стараясь понять, что же я такое завалила, из темноты вышел Вайль, а за ним вся наша команда. Я подняла глаза, удивившись — не ждала я их.

— У меня было чувство, что тебе может понадобиться помощь, — сказал Вайль.

— У тебя? — Ах да. — Ну конечно, понимаю.

С тех пор как Вайль узнал вкус моей крови, он воспринимал все мои сильные эмоции, и даже на некотором расстоянии. Я думала, что он об этом, но он показал глазами на кольцо у меня на пальце.

— Кирилай передал мне ощущение, что ты принимаешь бой.

— Он нас сюда пригнал, а потом не дал тебе помочь, — обратился ко мне Коул, будто оправдываясь. — Сказал, что мы тебя отвлечем не вовремя. Но мы прикрыли тебе спину!

Я кивнула с благодарностью.

Бергман присел рядом со мной, поддел третий глаз двуликого трупа нерабочим концом авторучки — обычно у него несколько их торчат из кармана рубашки.

— И что это за хрень? — поинтересовался он вслух.

— Не знаю, но держи этот глаз открытым.

Из него уходил цвет, и одновременно обретала цвет душа убитого охранника. Вскоре она стала опять зеленой как листва — чем и привлекла с самого начала мое внимание. Душа напряглась, задрожала — и разлетелась на тысячу кусочков, исчезнувших в ночи вихриками.

— Класс! — прошептала я.

— Даже не знаю, — отозвалась Кассандра. — У меня как-то все мысли вышибло — так живот скрутило.

Она смотрела на Бергмана, который достал еще одну авторучку и ею развернул из пасти монстра шипастый язык.

— А что по этому поводу говорит «Энкиклиос»? — спросил он ее, глянув на многоуровневое собрание золотисто-голубых шаров в руке у Кассандры.

— Пока ничего, — ответила она, будто готовясь оправдываться, — но скажет. Propheneum! — резко произнесла она, и одиночный шарик выкатился на мраморную плоскость. Кассандра стала описывать битву так, как она ее видела, время от времени спрашивая меня о подробностях. Закончив, она произнесла: — Daya ango le che le, Enkyklios occsallio terat. — Шарики изменили расположение, соприкасаясь друг с другом, но не падая, и наконец еще один шарик появился наверху рядом с тем, на который была записана моя история.

— Ты что сейчас сделала? — спросил Бергман, глядя то на Кассандру, то на «Энкиклиос» с таким видом, будто кто-то из этих двух сейчас взорвется.

— Перекрестную ссылку, — ответила она кратко. — Сейчас посмотрим, что там уже есть в записях. — Она притронулась к новому шарику, нажала так, что образовалась временная вмятина и произнесла: — Dayavatem.

Потом подняла волшебную библиотеку на вытянутой руке, и кино началось.

Сперва мы видели только мигающий свет, будто у шарика трепетали, раскрываясь, веки. Потом — раз! — и оттуда появились цвет и звук, изображения такие подробные, что их, казалось, можно в руки взять.

По небу неслись тяжелые серые тучи. Дикий ветер трепал зеленые деревья, и они были так же мрачны, как пожилая пара, трясущаяся по разбитой дороге на изысканной коляске. Эти люди едут с похорон? Черная одежда наводила на такие мысли, хотя, насколько я понимаю, они оделись для оперы. Вдруг пожилой джентльмен придержат лошадей, он и его жена посмотрели влево — и ужас исказил их лица.

Я не успела подумать, что случилось, как причина их испуга вошла в поле зрения. Разбойник в черной треуголке верхом на лошади. Грязная коричневая куртка поверх заляпанной белой рубашки и еще более грязных коричневых панталон, потрепанные сапоги для верховой езды расползаются по швам. В руках ржавый пистолет, который больше представляет опасности для руки своего хозяина, чем для того, на кого направлено дуло. Нижняя треть лица завязана грязным платком.

— Деньги и драгоценности! — рявкнул разбойник.

Пожилая пара засуетилась, выкладывая деньги и драгоценности в протянутую шляпу. Разбойнику пришлось наклониться за добычей, и когда он выпрямился, платок соскользнул с его лица.

— Рэнди! — ахнула женщина. — Как ты можешь?

— Черт побери! — выругался бандит. — Теперь придется вас убивать!

— Постой! — Старик встал с места.

Рэнди опустил пистолет, но не успел выстрелить, как появился другой всадник и остановился так резко, что взметнул облако пыли вместе с комьями земли. Покрытые потом бока его лошади ходили, как кузнечные мехи.

Но сам всадник выглядел довольно безобидно. Если увидишь такого на опознании, то скажешь: «Нет, этот человек не мог ударить бедняжку монтировкой по голове. Наверняка это полицейский служащий, подсаженный сюда для обмана свидетелей». И действительно: широкоплечий, с открытым лицом — надежный коп, которому хочется довериться. Но когда он повернулся и подмигнул старикам, лицо его расплылось, будто под видимым миру было еще одно, другое.

— Ты еще кто? — рявкнул на него Рэнди.

Всадник осклабился, показав желтые кривые зубы и что-то страшное, прячущееся за ними.

— Меня зовут Фредерик Уайетт, и я тобой просто восхищаюсь. Ах, Рэнди, — он перекатил это «р» во рту, будто наслаждаясь его вкусом, — наступит время, и ты мне доставишь несказанное удовольствие. Но сейчас, увы, у меня тут работа. Так что давай отсюда. Брысь!

Он улыбнулся — и во лбу у него открылся третий глаз. Рэнди заорал, как ребенок в доме с привидениями, развернул коня и понесся галопом прочь.

Когда Уайетт обернулся к пожилой паре, этот добавочный шар радостно заворочался в орбите, разглядывая завороженные ужасом лица — мне показалось, что у старика сейчас случится инфаркт. Он схватился за сердце, свалился на сиденье, шляпа вылетела через задний борт коляски, а жена его кричала, не останавливаясь.

— Да заткнись ты, старая крыса!

Уайетт подал лошадь вперед и влепил женщине пощечину. На щеке у нее показалась тонкая струйка крови. Не помогло — она заорала еще громче:

— Джошуа, беги, беги! Это Сатана во плоти!

Они скатились с сидений на пол коляски, оттуда выпали на землю, но Уайетт на лошади прижал стариков к заднему колесу — отточенная сталь подков едва не задевала их.

— Я чувствую себя обязанным уточнить, — сказал он. — На самом деле я всего лишь слуга Великого Хватателя. Хотя мы, сборщики, его любимые слуги.

Он усмехнулся с нежностью и слез с коня. Я ожидала, что животное побредет прочь, но конь остался рядом, а клочья пены и нити слюны стекали на лысину Джошуа. Сборщик подошел к старухе и поднял ее за шиворот, как котенка.

— Теперь перестань орать и заткнись наглухо, а то я вырву тебе легкие и скажу, что это была самооборона.

Швырнув ее в коляску, он вернулся к ее мужу.

Уайетт погрузил руки — нет, лапы с когтями — в грудь Джошуа, и картинка застыла.

— Я потеряла сознание, — произнес тихий, безнадежный голос вдовы Джошуа. — Следующее, что я помню…

Уайетт снова сидел на лошади. Тело Джошуа лежало у него поперек колен, душа убитого рвалась на свободу, но сборщик нагнулся и лизнул ее шипастым языком. Как в той сцене, которую я только что видела, душа медленно лишалась цвета, а третий глаз сборщика им наполнялся. Наконец оболочка души Джошуа рассыпалась и вернулась в тело, которое жутковато дернулось от ее прикосновения.

И снова затемнение, только уже не сопровождающееся голосом за кадром. Бедная женщина. И никаких других мыслей у меня в голове просто не было — только эта. Бедная, бедная женщина.

Когда она снова пришла в себя, ее везли в коляске на старое заброшенное кладбище. Из длинных травянистых бугров выглядывали надгробия — почти все покосившиеся влево, будто какой-то гигант-шахматист пытался смахнуть их с доски, уходя в окрестные холмы.

Уайетт пришпорил лошадь, направив в гущу надгробий, засунул руку в грудь трупа, выдернул сердце и запустил его в увитый лианами пень. Когда лианы почернели и рассыпались, я поняла, что на самом деле это не пень, а памятник в виде шпиля.

После угрозы сборщика женщина не издала ни звука. Я думаю, она была в состоянии, близком к ступору.

Но когда сердце ударило в камень и по белому мрамору поползли густые комья, оставляя черные полосы, она застонала как умирающий зверь. Я нехотя осознала растущее чувство «как-мы-облажались», когда мне жутко захотелось взять в руки колоду карт. А я их оставила в фургоне. Последний раз, поклялась я про себя. Опять мы вляпались в какое-то жуть до чего густое дерьмо.

Струйки крови достигли земли, тут же затвердели, раздулись, из них возник забор — нет, стена, а в ней — сводчатая дверь, пульсирующая гигантской аортой. Сборщик подъехал, по пути отбросив в сторону тело Джошуа. В этой двери на три четверти ее высоты от земли появилась новая дверца размером с кулак, и Уайетт подъехал ближе. Седло его жутко поскрипывало в тишине. С резким стуком эта маленькая дверца распахнулась, оттуда выскочило толстое жилистое красное щупальце, покрытое мелкими присосками. Оно вцепилось в третий глаз сборщика и дернуло — сборщик завопил, заколотил кулаками по двери.

Наконец глаз поддался и щупальце убралось, унося его. Дверца захлопнулась. Уайетт прислонился кровоточащим лбом к большой двери, простоял несколько минут — женщина не могла отвести глаз. Потом он обернулся к ней.

— Я не могу взять твою жизнь, — сказал он с жуткой радостью, — но оказалось, что мне нужен твой глаз.

Злобно улыбаясь, он стал надвигаться на нее, и картинка погасла.

Но это был еще не конец. Дальше пошло слайд-шоу, сопровождаемое женским голосом, который напомнил мне времена, когда я спала на лекциях по экологии.

— Это единственное имеющееся в нашем распоряжении изображение сборщика, — заговорила преподавательница, и появилось неподвижное изображение Фредерика Уайетта. — Проведенные нами исследования показали, что сборщики являются демонами-паразитами, которым нужны тела-хозяева, чтобы перемещаться среди людей. Единственная цель сборщика — отбирать души у беспомощных жертв и передавать их в нижний мир. Это делается не случайным образом, но подчиняется правилам, которые гласят, что убийство должно быть либо выполнено как поручение врага жертвы, либо совершено человеком. В последнем случае сборщик выступает в роли падальщика, выхватывая душу прежде, чем она могла бы освободиться.

Известно, что сборщики действуют в одиночку либо стаями и зачастую следуют по пятам злодеев-людей. Победить сборщика очень сложно. Практически все источники в качестве самой разумной тактики при встрече с ними рекомендуют отступление. И быстрое. Прошу отметить, что Истинно Верующие имеют частичный иммунитет против их мощи. Смотри также «Священный кинжал Анана». Смотри также «Тактика стаи сборщиков».

На этот раз картинка погасла полностью. Бергман смотрел на «Энкиклиос» с опаской, будто оттуда в любой момент может выскочить какой-нибудь новый ужас. Он осматривал парковку, то и дело оглядывался то через левое плечо, то через правое плечо.

— Но я не вижу стаи, — сказал он.

— Вряд ли она тут есть, — ответил Вайль.

— Почему ты так решил?

— Потому что, если бы была, на нас бы уже напали.

— Ага. Но если не возражаешь, я все-таки установлю систему охраны, которую привез для нашего фургона. Просто на тот случай, если сейчас стая где-то на водопое.

По десятибалльной шкале трусости я бы дала Бергману семь с половиной, то есть назвала бы перепуганным щенком. Я затаила дыхание, ожидая, поймет ли Вайль, что Бергман остынет, как только включит систему, или же вампир оскорбится, а это значит, что мне остаток ночи придется приглаживать его встопорщенные перья. Это не моя сильная сторона — потому-то и займет столько времени.

— Утверждаю твой план, — сказал Вайль, глядя из-под чуть приподнятой брови, как Бергман выбросил использованные ручки в ближайший мусорный ящик и побежал к нашему фургону. К счастью, он не увидел, как Вайль транслирует свое: «Ох, как я люблю выбивать двери, которые ты запираешь!» Кассандра поняла лучше. Поглядев на Вайля с нарастающей тревогой, она устремилась за Бергманом, догнала его через пятнадцать секунд, и у них завязался оживленный разговор.

А мы остались смотреть на тела. Наконец Вайль сказал:

— Коул, извести полицию. Думаю, будет лучше, если мы останемся в стороне. Меньше всего нам нужно всех извещать, что Жасмин умеет убивать сборщиков.

Отличная идея, Шерлок. Не надо наводить их на мысль меня ликвидировать, пока я не успела открыть мастер-класс «Как заколоть сборщика».

Коул кивнул и достал сотовый телефон.

— Погоди, — попросила я, нагнулась и сняла у двухлицего часы с руки. На озадаченные и несколько отчужденные взгляды ребят я сказала: — Я не буду просить Кассандру трогать тело или даже вот это, если можно будет обойтись так. — Известно, что экстрасенсы иногда теряют разум при контакте с вещами заведомых убийц. — Но если мы окажемся в полном тупике, можно будет попросить ее пощупать часы. Узнать, что они ей говорят об этом монстре — откуда он взялся и зачем.

— Ладно, — сказал Вайль. — Но только в случае крайней необходимости.

Глава 6

Живя у Эви, Тима и И-Джей, я приобрела дурную привычку и списывала ее на младенца. Если бы И-Джей хоть раз проспала ночь напролет, мне не пришлось бы много раз дремать, чтобы отоспаться за кормление в два часа ночи. (Остальные вахты стояли Тим и Эви, так что не мне жаловаться, а я вот все равно.) За три недели, которые я у них прожила, у меня развилась способность засыпать всюду и всегда. В очереди в департаменте регистрации автомобилей. На полу, играя вместе с Эви в игрушки И-Джей, будто бы пытаясь ее развлечь. Однажды даже на унитазе.

К приезду в Корпус-Кристи я еще не до конца от этой привычки избавилась. Как только мы вошли в фургон и на меня горой навалилась усталость, я решила, что лучше подремлю в приличном месте, чем меня поймают спящей в сортире.

— Хочешь обсудить сегодняшний план? — спросил Вайль.

— Да, только знаешь что? Мне сперва надо освежиться. Дашь пять минут?

— Сколько надо, — любезно ответил он. — Мы пока закончим ставить тент.

Не так уж он любезен на самом-то деле. Он просто хочет, чтобы я была бодра — следующая пара часов будет для меня непростой.

Это я говорила себе, но мне стало теплее на душе, когда я вернулась в фургон, растянулась на широкой кровати, почти не думая, как она просторна и пуста.

— Хватит с меня кроватей, — буркнула я в подушку. — Вернусь домой — перейду на гамак. В гамаке одиноко спать не бывает.

— Вставай, Жасмин!

Гамак, в котором я дремала, так мотался и дергался, что мне оставалось выпасть или сблевать… или и то, и другое. Я открыла глаза — стоп, никакого гамака, я все в той же кровати. Посмотрела на часы — всего восемь минут спала.

— Какого черта… — злобно начала я.

— Тс-с-с! — зашипел Дэвид. — Времени мало, они идут.

Странно это. Я думала, он за тысячи миль от меня, лупит террористов где-то на Ближнем Востоке. Но вот он здесь, а его озабоченность прилипчивей ветрянки.

Я выпрыгнула из кровати, зная, что он абсолютно прав. И кто такие «они», я тоже знала. Гнездо вампиров-новичков и их выжившие люди-стражи, все жуть до чего озлобленные на нас за убийство их предводителей — тех, кого мы звали стервятниками.

Я вышла за Дэвидом из фургона, оглядывая пустой пляж и кишащую народом территорию фестиваля. Я их не видела, но они там были. Их — других — нельзя было бы не учуять, тем более что они злобно и намеренно пускали впереди себя волны экстрасенсорной вони. Я зажала себе рот рукой, чтобы не стошнило.

Мы остановились посовещаться перед фургоном.

— Их надо куда-нибудь отсюда выманить, — сказан он. — Иначе Джесс и Мэтта можно уже с нами не числить.

Меня ударило страхом. Не дай бог что с ними случится — я себе никогда не прощу.

Мы плечом к плечу побежали на запад, поперек последней полосы травянистого склона, где еще никто не построил ничего коммерческого. Перепрыгнули низкую бетонную стену, вынырнули на незастроенный сектор берега. Здесь трава росла чуть ли не в рост человека, и мы продрались сквозь нее, обходя груды мусора, перепрыгивая через бревна, осыпавшиеся с пирса, построенного в расчете на более высокую воду. И вскоре мы услышали их за собой — они ругались и топотали, как стадо буйволов. Я думала, что мы сможем их обогнать, но тут мы вылетели из травы — и путь нам преградила заболоченная бухта.

Мы мрачно переглянулись. Выбора не было, и мы свернули на запад, шлепая по освещенной воде залива и надеясь, что вода задержит нападающих, даст нам время заряжать и стрелять. Дэйв поднял арбалет, я посмотрела на него с болью в сердце. У Мэтта этот был любимый, и только недавно он его оставил. Я вытащила «Скорбь» из кобуры и сняла с предохранителя. Как и предполагалось, первыми появились люди, так рванувшие через поляну между травой и водой, будто тоже ожидали более продолжительной погони.

Я их скосила, как уток в масленичном тире.

Вампиры вышли осторожнее, рассыпались по траве, озирая поле боя, выкрикивая друг другу указания. Я нажала на «Скорби» волшебную кнопку, и мое оружие стало миниатюрным арбалетом.

Мы с Дэвидом стояли плечом к плечу, ожидая атаки, стараясь ни о чем не думать — когда придет момент, в дело вступит выучка. Чего мы не ожидали — это что к урезу воды выйдут не спеша два вампира, держась за ручку, как макабрические Гензельи Гретель. Они казались нам знакомыми, хотя в первую секунду я не узнала лиц. Но я чуяла кровь — это были новообращенные, почему их и спустили на нас. Никто не дерется сильнее или отчаяннее новорожденного вампа.

— Бог мой! — простонал Дэвид и выпустил арбалет из рук.

— Дэвид, не надо… — Я проследила его взгляд — на нас смотрели его жена Джесс и мой Мэтт. А на их лицах лежало тупое, потустороннее выражение, выдающее потерю души.

— Мэтт! — прошептала я.

Он услышал — он бы услышал, как тает лед в стакане.

— Жасмин.

Он произнес мое имя, как произносят незнакомое слово, и у меня оборвалось сердце.

— Не надо было нам их оставлять.

Голос Дэвида звучал придушенно из-за слез.

— Им надо было идти с нами, — ответила я, и даже для меня самой мой голос прозвучал непонятно сурово и непрощающе.

— Это ты виновата!

Дэвид обернулся ко мне, выхватил у меня «Скорбь» и направил прямо мне в лоб.

Что-то сломалось у меня внутри, и я знала, что никогда, ничем, ни словом, ни делом не сможет Дэвид это восстановить.

И где-то на самом краю сознания мелькнула мысль: как это замечательно, что из всех, кто пытался меня убить, сделать это смог только мой брат-близнец.

— ЖАСМИН!

Я вздрогнула и обернулась к берегу. Бергман, Кассандра и Коул сбились в кучу, будто лишь теплом друг друга спасались от дикого холода. Вайль вошел в воду, и белки его глаз просто светились вокруг черноты радужек. Никогда не видела, чтобы он был так потрясен. Когда он протянул руку, она дрожала — едва заметно, но дрожала.

— Жасмин, прошу тебя, пожалуйста, отдай мне пистолет.

Тут до меня дошло, что я спала наяву. Дэвид уже больше года нос не кажет в Штаты. Мэтт и Джесс давно мертвы. А я держу приставленный к собственной голове пистолет.

Глава 7

Я опустила руку, щелкнула предохранителем и опустила «Скорбь» в протянутую ладонь Вайля. Он сразу же притянул меня к себе — и это ощущалось не как объятие, а как смирительная рубашка. Стой, дура, не двигайся!

— Жасмин, я не знал, что ты в таком отчаянии. Нужно было тебе поговорить со мной. Я же твой схверамин.

Как будто это все объясняло. Через несколько мгновений борьбы я высвободилась из объятий Вайля. Мне не понравился его тон. Слишком какой-то… дурацкий. А Вайль не дурачится. Никогда.

— Я знаю, как это выглядело, но я не пыталась себя убить. Это был сон.

— Ты хочешь сказать, что ходишь во сне?

— Очень похоже.

Только успокойся. Сделай вид, что это не самый сумасшедший из всех твоих поступков, и ради бога, отключи на фиг этот пинк-флойдовский саундтрек в больном извращенном своем мозгу!

Но как я ни старалась, в ушах все слышалась «Умопомрачение», и завывал Роджер Уотерс: «Лунатик есть в моей башке».

Мы выбрались на берег. Коул, Кассандра и Бергман отпустили друг друга, готовые отвести нас в фургон.

— Я слышал, что иногда так бывает у лунатиков, ходящих во сне. Для этого даже есть название, — сказал Бергман.

— Название есть для всего, — отозвалась я сухо.

Голос у меня был спокоен, но дух резко встрепенулся. Ставший было нормальным порядок вещей в Жасминленде к чертям перепутался. Только на этот раз мне не удалось ничего скрыть от товарищей по работе и сделать вид, что с этим миром все в порядке. Черт, черт, черт! Я прикусила губу. О'кей, Жас, ты сейчас работаешь в режиме самопроверки. А это значит, что никаких произвольных отключек. Никаких заигранных пластинок в голове, никаких помрачений сознания. И карты не тасовать — по крайней мере, когда ты не одна. А вот тогда, если тебе захочется качаться на люстре и лаять овчаркой — вперед. До тех пор — изображаешь здравый рассудок.

В фургоне на столе стояли несколько чашек, но пачку бумажных тарелок кто-то сбросил на пол. Я их подобрала, поставила на полочку возле мойки и пошла в душ.

— Жасмин! — тихо окликнул меня Вайль, и я обернулась.

Он стоял на ступенях, чтобы вода с него не капала на ковер. Остальных он пропустил вперед, и они сгрудились между «Мэри-Кейт» и «Эшли», глядя на меня с озабоченными лицами. И вид у них был до тошноты нормальный. Кассандра убрала косы назад и завязала их разноцветной лентой. Еще на ней было не меньше пяти пар золотых серег, из которых самые длинные доставали до плеч зеленовато-голубой вязаной кофты. Черная крестьянская юбка доходила до лодыжек, почти до синей оторочки черных башмаков. Серый свитер Бергмана с растянутыми рукавами переходил в старые синие джинсы и те же снежные сапоги, которые были на нем, когда ребята заехали за мной к Эви. Коул был в своих высоких красных кроссовках, в желтых грубых штанах и черной футболке с изображением штабеля бревен. А под штабелем надпись: «ДЕВУШКА, ШТЫРЬ НЕ НУЖЕН?»

— В чем дело, Вайль? — спросила я.

— То, что сейчас было, не просто хождение во сне. У тебя палец лежал на спуске взведенного арбалета. Нельзя от этого отмахнуться и надеяться, что само пройдет.

И еще как можно! — хотелось мне ответить. Но я знала, что он прав: что, если вдруг я проснусь, а дуло смотрит в лоб Кассандре? Или кому-нибудь из ребят? Я кивнула:

— И что ты предлагаешь?

Вот на этом месте слова ему изменили. Кассандра выждала секунду, и когда стало ясно, что у Вайля непосредственного плана нет, выступила вперед.

— Я знаю одного специалиста, кто мог бы помочь.

— Ладно. Когда закончим с этим заданием…

— Он живет в Нью-Мексико. И мог бы принять тебя завтра, я думаю.

— Это врач?

— Своего рода.

Альтернативная медицина. Ладно, с этим я справлюсь.

— Хорошо, договорись с ним.

— И… — начал Коул.

Я подавила настойчивое желание психануть. Ребята просто хотят помочь. И не их вина, что мысль добраться до корней этого странного моего поведения пугает меня до судорог. Мне кажется, что любое объяснение, почему кто-то приставляет себе дуло ко лбу, вряд ли начнется со слов: «Хорошие новости!» Но учитывая, что у меня в мозгу может оказаться арбалетный болт, притворяться, что ничего не случилось — не самая разумная тактика.

— Да?

— Пока мы не будем точно знать, что делать, кто-нибудь должен тебя караулить, когда ты спишь.

— Естественно. Можете тянуть спички. И бросьте ходить с такими рожами, будто вы сироты войны. Справлюсь.

— Конечно, справишься. Ты же у нас Жас.

Я кивнула, благодарная за его уверенность. Но я в отличие от Бергмана знала свои пределы. Иногда я вижу эту черту у меня в мозгу, голую черную стену на горизонте, напоминающую мне, что здравый рассудок в отличие от земли штука плоская. И есть некая точка, где можно с него свалиться. Я только надеялась, что этот сон не означает, что я уже по ту сторону ворот.

Глава 8

После душа я переоделась в то, что купила мне Эви: белая деревенская блуза с вышивкой и кружевами и пара джинсов, которую кто-то здорово отхреначил кувалдой и только потом выложил на прилавок. Так что одно я знала точно: выгляжу я хорошо. У моей сестренки есть глаз на такие штучки. Плюс к тому же — обер-комфортно, и не только потому, что Эви знает мой размер. Так вообще бывает с тем, что тебе достается от родных. Вот, например, дома я сплю под теплым одеялом, которое сшила для меня бабуля Мэй. Более уродливой тряпки я в жизни не видела, но как приятно свернуться под тканью и нитями, которые бабуля соединила, чтобы мне было тепло! Одежда от Эви, одеяло от бабули — это элементы того ядра моей жизни, которое мне говорит, что я чего-то значу.

По тем же причинам Бергман придирчиво отбирал, куда поедут и куда не поедут его изобретения и кто им будет на ночь читать сказку. И чем больше я узнавала про психа, который украл его дитя, тем больше понимала Майлза, который просто спятил, узнав, что дитя похищено. Пока Вайль был в душе, я просидела, уткнувшись в лэптоп, и читала досье, которое какой-то отважный агент собрал на этого самого Чень Луна. Так вот, я сделала единственный вывод: этот деятель — полный псих.

Честно говоря, я даже несколько успокоилась по поводу собственных странностей. Да, но в безумии Луна была своя система. Например: драконов весьма почитают китайцы. Согласно легенде, они (драконы) обладают невероятной мощью, в том числе умеют управлять погодой и создавать жизнь. Их также считают созданиями добрыми и благожелательными. Забавно: во всех волшебных сказках, что приходилось читать мне, героями были отважные рыцари, ехавшие убивать вышеназванных драконов. Быть может, это и есть настоящая причина, почему при каждой встрече с Западом Восток начинает плеваться кипятком и кидаться чаем.

Вайль вышел из душа в джинсах и футболке.

— А где все? — спросил он.

— Мальчики до сих пор натягивают тент, а Кассандра решила за ними присмотреть, чтобы у Коула не возникло искушения тюкнуть Бергмана по голове случайно отвалившейся палкой каркаса.

Тут до меня дошло, что мы с ним совсем одни.

— Я как раз смотрела материалы по Чень Луну, — быстро сказала я, ставя лэптоп на стол. — Думаю, когда у него не получилось превратиться в дракона, он решил довольствоваться лучшим из оставшихся вариантов и нацелился на броню.

Вайль поднял бровь.

— Судя по тому, что я слышал, этот вариант может быть лучшим не только из оставшихся.

— Ага. Потому что Бергман ничего не делает на серебряную медаль?

Вайль сел на банкетку рядом со мной и вздохнул:

— Значит, хождение во сне мы не обсуждаем?

— А нечего обсуждать. Завтра я увижусь с тем парнем, что Кассандра мне сосватала, он меня — ба-бах! — и вылечит. И я готова действовать.

— Ты понимаешь, как на самом деле мало чего можно сделать таким вот «ба-бах»?

— Ты «Флинстоунов» смотрел когда-нибудь?

Чуть дернулась верхняя губа — для Вайля можно считать, что это он засмеялся.

— Да, ты права. Ладно, давай о работе.

— О'кей. Как ты вообще собираешься брать древнего вампира в несокрушимой броне?

— Самое простое было бы — найти его место отдыха. Когда наступает рассвет, он умирает, и броня отключается от него автоматически. Мы ее снимаем, и он у нас курится, как кубинская сигара.

Он произнес это с таким смаком, что я просто представила себе его на балконе, на какой-нибудь карибской вилле — дымит на пару с Хемингуэем канцерогенной морковкой, скрученной вручную, и обсуждает с ним, какие туфли надеть завтра на пробег быков.

Я фыркнула:

— Иногда ты бываешь так же политкорректен, как Питер Гриффин.

— Кто?

— Это такой мультяшный персонаж… да ладно, не важно. Но мне интересно: ты заметил, что сейчас большинство народу настроено против курения?

— Да. И это хорошо. В наше время дома и амбары сгорали из-за неосторожных курильщиков. А сейчас это обычно неисправная проводка или шалости детей с огнем. Я полагаю, что уровень убытков из-за огня резко упал с тех пор, как курение стало так непопулярно.

Я скрестила руки на груди, поджала губы и кивала, пока он все это излагал. И как я ни вглядывалась, не увидела даже намека на подергивание губы. Вайль был абсолютно искренен. Но и правда, если мужик может при удачном стечении обстоятельств жить вечно, какое ему дело до злокачественных опухолей?

— Знаешь что? — сказана я. — Вот эта твоя идея поймать его, пока он в отключке, кажется мне солидной. Но все же я думаю, если бы она имела шансы на успех, кто-нибудь уже осуществил бы ее много лет назад.

Вайль поднял палец:

— Да, но понимаешь, у этого «кого-нибудь» не было тебя. — И он показал на меня, а мне пришлось подавить порыв обернуться и посмотреть, кого он имеет в виду. Неужто меня?

— Вайль…

— Сегодня обыщем наиболее вероятные места. А завтра вы с Коулом навестите эти места и все, до которых сами додумаетесь. И если почувствуешь каких-нибудь вампиров — как ты сказала? Ага, «ба-бах».

Глава 9

Мы с Вайлем ушли из фургона, думая проверить лагерь китайских акробатов. Лун поселил своих работников в таких же рекреационных фургонах, как наш — ну, не совсем: как вариант нашего для народу попроще. Они стояли аккуратными рядами за надувным стадионом. Может, у самого Луна была надувная палатка в одной из спален? Очень маловероятно, но с чего-то надо начать.

Нас почти сразу отвлекли громкий разговор и еще более громкий смех, доносившийся из нашего будущего павильона экстрасенсорной феерии. Дальнейшее расследование показало, что наша команда установила дружеские отношения стремя поварами у барбекюшницы, и эти трое принесли полный кулер пива, стулья для пикников и вдобавок кучу дружеских советов.

— Я тебе вот чего скажу, — говорил джентльмен с заметным пузом, наклоняясь над штабелем жердей. При этом его заслуженный кожаный ремень выдержал героическую борьбу, стараясь сохранить щель между ягодицами в пределах рейтинга «детям до шестнадцати». — Вот это — те же самые палатки, в которых размешалась восемьдесят вторая военно-воздушная во время Второй мировой.

— Знаю, старье, — ответил Коул со своей простодушной усмешкой. — А я тебе рассказал анекдот про теннисистку с тремя грудями, так что свои обязательства по сделке выполнил. Так что теперь твоя очередь, Стив. — Он схватил секцию брезента и прижал ее к груди: — Скажите, она будет жить?

— Еще как. Мы ее поднимем! Только я думаю, нам понадобится помощь. — Он обернулся к своим приятелям: — Хьюб, там Ларри еще не спит?

Один из сидящих джентльменов глотнул пива и повернулся к своему приятелю — краснолицему мужику, у которого острая бородка в основном служила границей, отделяющей пухлые щеки от заплывшей шеи.

— А ему разве не надо было смыться куда-то? — спросил его Хьюб.

— Ага, — ответил тот, что с бородкой. — Ему звонила сестра. У нее вдруг образовалась здесь какая-то непонятная и срочная работа. Наверное, тот китаец. Ну, который акробатами заведует. Он устраивает большой прием, а повар у него застрял в Чикаго. Но вы обратите внимание: пьянка начнется только в час ночи. Так что Ларри ей поможет приготовить еду, все накрыть, а потом смоется раньше, чем появятся гости.

— Звучит не так уж плохо, — сказал Хьюб. — По крайней мере ей не придется подавать.

— Да, но доставить туда придется.

— А туда — это куда?

Обладатель бородки повернулся на стуле, и стул затрещал, не оставляя сомнений, что работает он на пределе своей весовой нагрузки. Бородатый показал на яхту, безмятежно плавающую в море.

— Потрясающая должна быть вечеринка, — заметил он. — Они улиток заказали.

Мы с Вайлем сдвинули лица нос к носу, как две тетки, сплетничающие в парикмахерской.

— Ты слышал? — спросила я свистящим шепотом.

— Конечно, слышал. Я же вампир!

— А чего ты на меня рявкаешь?

— Может быть, потому что не люблю очевидных вопросов.

Вот как?

— А ты подумал то же, что и я?

— Понятия не имею.

— Надо присмотреть за этой сестрицей. Проникнуть с ней вместе на яхту. Проверить, не оборудовал ли Лун себе дневное укрытие на борту. И установить камеры.

— Похоже, я подумал то же, что и ты.

— На самом деле нет. Я как раз думала, что должна задать тебе вопрос.

— Какой?

— Ты не считаешь, что мы должны спросить у Бородатенького, как найти этого поставщика?

И я улыбнулась ему самым невинным образом, а у него брови сошлись над переносицей.

— Никогда больше не буду тебе рассказывать про свои любимые мозоли.

— Не попросить ли нам Бергмана подготовить для нас несколько камер?

— Жасмин!

— Может, распечатать эти стильные коммуникаторы, чтобы мы с тобой могли говорить даже из разных комнат?

Это случилось так быстро, что я даже не успела отреагировать. Только что Вайль смотрел на меня сердито, лишившись речи от досады, а я чувствовала себя на вершине собственной праведности. А в следующий миг его губы прижались к моим. Это не сошло бы за настоящий поцелуй: моментальное прикосновение, и тут же они отодвинулись. Но от самого этого движения я ахнула.

— Это тебя научит не доводить вампира до крайности.

Хрипота в его голосе резко контрастировала со строгостью взгляда. И слова, сопровождавшие этот взгляд, отбросили меня назад, к нашему четвертому совместному заданию.

Нам тогда поручили ликвидировать вампира по имени Леонард Поттс, который составил себе состояньице, переправляя в Штаты своих соплеменников. Для других легальная иммиграция настолько затруднена, что контрабанда таких созданий — весьма процветающая отрасль. Тем не менее это не то преступление, за которое убивают — если по приземлении ты не снабжаешь своих клиентов закуской в виде ни в чем не повинных граждан. Честно говоря, это так и осталось бы местным вопросом, если бы Поттс ограничивался бездомными да отбившимися от стада туристами. Но он подцепил дочку члена кабинета министров и сам себе выписал билет в Смоуксвиль в один конец.

Когда мы готовились к встрече с Поттсом в «Коннектикут колониаль», Вайль меня предупредил, чтобы не выделывалась.

— Я не понимаю, зачем тебе каждый раз злить наших клиентов перед тем, как мы их ликвидируем, но в данном случае я буду благодарен за проявленное самообладание. Поттс — известный трус, и наверняка его будет очень легко уложить, если ты не постараешься привести его в ярость.

И я пошла на дело, полная благих намерений. Но увидев, как он кайфует в кресле и смотрит Дэвида Леттермана, а пара его клиентов присосалась, хлюпая, к девушке, как к малиновому коктейлю, я вызверилась.

— Он мой! — заревела я, оставив Вайля разбираться с голодными вампирами, а сама устремилась к Поттсу. Он начал выбираться из кресла — первый из виденных мной вампов, который испугался при виде меня.

— Ты чего это такое делаешь, а? — спросила я, подходя ближе и толкая его обратно в кресло. — Беззащитных женщин обижаешь?

И я снова его толкнула. Он свалился на спину, задрав ноги, опрокинулся вместе с креслом. А когда поднялся, был очень зол, но мне было плевать. У меня за спиной шла драка, и Вайль, кажется, побеждал, но на это мне тоже было плевать.

— Кто вы такие? — возмущенно спросил Почте. — И что вы делаете в моем доме?

— Да мы просто пара бродяг, у которых руки чешутся. Вот смотри, — показала я ему руки, — без всякого оружия. Давай, иди сюда, большой храбрый вампир, покажи, чего ты стоишь.

Он перепрыгнул через кресло, и я на секунду пожалела, что у меня нет такой силы, как у вампира, чтобы встретить его впрямую. Стереть эту самодовольную ухмылку с наглой рожи.

Я уклонилась в последнюю секунду, не совсем успев уйти от правого кулака, который отбросил меня к стене. Но и я тоже попала — от удара ногой в плечо у него повисла рука.

— Жасмин! — заорал Вайль. — Тут тебе не бокс, пали его!

До меня доносились стоны оставленной на полу девушки. Тело у нее было все в укусах, будто его рвали собаки. Ей ни за что не выжить после такого, и мало будет убить этого сукина сына, по чьей вине она так страдает. Нет, пусть еще помучается. Пусть почувствует хоть отчасти ее боль.

Я бросилась на него, обрушив все удары из своего арсенала. Ногой с разворота, чтобы хрустнули кости. Прямой кулаком, от которого можно потерять сознание, а может, и умереть. Я так мало внимания уделяла защите, что любой другой вампир разорвал бы меня в клочки, но этот после первых секунд больше всего на свете не хотел иметь со мной дела. Этот трус закрыл руками лицо и пятился, пятился и орал:

— Вон из моего дома, ведьма!

Штука в том, что, когда я загнала его в угол и бежать ему было некуда, он вспомнил, что я всего лишь человек.

— Жасмин! — рявкнул Вайль, и я услышала, но было поздно. Поттс ушел от моего выпада так легко, будто я и не шевелилась, схватил меня за подбородок, заставив посмотреть себе в глаза, и начал говорить.

Я чувствовала мощь его слов, я знала, что его особый Дар — проникать в чужой разум и вытаскивать оттуда глубочайшие, самые темные тайны, — и все равно я верила каждому его слову.

— Благословение правительства ничего не меняет, Жас. Ты все равно всего лишь убийца, и никогда не смоется кровь с твоих рук. Потому что даже если ты сможешь оправдать негодяев, тебе никогда не снять с себя ответственность за свою команду хельсингеров, за твою золовку, за твоего жениха. Их гибель оставила шрамы на твоей душе, и ты будешь платить за это, платить и платить, и не расплатишься до конца времен.

Я уронила руки, я стояла беспомощная перед ним, как все его жертвы, и меня пробирало холодом до мозга костей… нет, не то. Это Вайль послал в меня через все помещение волну своей холодной мощи, надеясь, наверное, что она мне прочистит разум. И получилось.

Я взметнула правую руку; шприц со святой водой из рукава скользнул в ладонь. Мгновение спустя я вонзила иглу в брюхо Поттсу, и он умер, извиваясь от боли. Огромные волдыри вздувались у него под кожей и лопались, пуская пар, пока наконец он не взорвался сам, будто гранату проглотил.

Вайль наконец расправился с последним вампиром и подошел ко мне. Я свалилась в кресло, мрачно глядя, как умирает дочь члена правительства. Вайль коснулся моей ноги, и я дернулась, будто от шока.

— У тебя кровь идет, — сказал он.

— Ничего.

И вот тогда он посмотрел на меня тем взглядом и сказал те слова, что повторил сейчас, а дальше пошли серией за серией задания, где мне не дозволялось говорить ни слова.

Жас, твое дело — убрать объект, напомнила я себе снова. Не тебе решать, кого и как наказывать. И вот еще: ты на собственном опыте убедилась, что когда ты доводишь вампира до крайности…

Я поглядела на Вайля — он стоял неподвижно, как натурщик, и кожаное пальто раздувалось у него за спиной. От этой смеси мощи, силы и сексуальности слюна начинала течь.

…даром тебе это не сойдет.

— Что ты хочешь знать? — спросил Вайль.

Я облизнула губы. Он напрягся, глаза его запылали зеленым в свете огней фестиваля. Я повернулась к Бородатенькому:

— Слушай, у нас тут скоро будет такой же прием, ищем, кто мог бы взять на себя снабжение. Не подскажешь, как нам связаться с Ларри и его сестрицей?

Глава 10

Мы стояли в конце причала, глядя на яхту, которую Лун, как стало нам известно, купил на прошлой неделе.

— Было бы это кино про Джеймса Бонда, — сказала я, — мы бы сейчас переоделись в очень откровенные костюмы, с трубкой и маской поплыли бы к «Дракону»…

— Потому что именно так назвали бы эту яхту, — вставил Коул.

Я кивнула:

— Мы бы тихо взобрались на борт, не потревожив одинокого спящего часового, прокрались бы в каюту Чень Луна…

— И тут бы нас поймали и скормили акулам, — закончил Бергман.

— А в Техасе акулы есть? — спросила Кассандра.

— Акулы есть всюду, — ответил ей Вайль.

Мы еще полюбовались мигающими огнями яхты.

— Ну, вечеринка без подвозчиков и официантов не начнется, — объявила я, обернувшись, чтобы окинуть критическим взглядом костюмы нашей группы.

Их нам предоставила Йетта Симмс, двоюродная сестра Ларри. Она оказалась пылкой патриоткой и рвалась нам помогать, роя землю копытом от нетерпения. И сказала, что мы лучше справимся с работой, если ее ребята не будут путаться у нас под ногами, а потому всю эту тягомотину обслуживания и снабжения свалила на нас.

— Вы только помните, — сказала она, давая мне собственноручно нарисованную схему бара и столов с подробными указаниями, что куда. — Чень Лун дал нам строжайшие инструкции убраться с яхты до прибытия первого из гостей.

Что почти наверняка означало, что Лун свои дневные часы проводит где-то совсем в другом месте. Вполне разумно: даже плавучий дворец вряд ли послужит хорошей защитой от бушующего пожара. Под землей мы его найдем — если нам в ближайшее время полагается чудо.

Хотя мы не ожидали прямого контакта, но некоторые изменения в свой внешний облик внесли — на всякий случай. У всех на лице были протезы, изменявшие форму носа и подбородка. Сверх того, Бергман выбрал себе шапку, придававшую ему вид кандидата в Клуб Волосатых Мужчин. Мы с Коулом и Кассандрой надели парики: у меня черный, у нее рыжий, а у него песочно-каштановый. Все мы повязали красные банданы и облачились в пиратский наряд. Идея не наша — Йетта назвала свою фирму «Суккуленты семи морей». Отсюда кожаные куртки, пышные белые рубахи и черные штаны в обтяжку, заправленные в высокие черные сапоги.

Кстати о сапогах.

— Нравятся мне эти сапоги, — сказала я Вайлю. — Как ты думаешь, мне их продадут дешево? А то мои просто горят все время.

— С каких пор ты дрожишь над деньгами? — спросил он, развеселившись. — Мне казалось, ты даже не знаешь, что с ними делать.

Я пожала плечами:

— У женщины могут быть свои потребности.

— Все еще? — удивился Коул. — Боже мой, Жас, что же ты мне не сказала? Я бы тебя избавил от страданий.

— Молчать и в лодку! — рявкнул Вайль, подарив Коулу такой взгляд, что я удивилась, как это ни одно судно на пути этого взгляда не взорвалось.

Мы сделали, как было сказано, втиснувшись в древнее суденышко, покрытое шелушащейся зеленой краской. Виду него был такой, что топни по днищу — и оно затонет. Металлические сиденья со спасательными жилетами и поясами, приплывшими, похоже, на «Мэйфлауэре». Все свободное место забили кулеры, ящики и коробки, и мы втиснулись, кто как мог. Кассандра со мной в середине, Бергман и Коул по краям. Вайль оттолкнул лодку и вспрыгнул на корму, когда она отошла от причала. Слава богу, сквозь днище не провалился — а то у меня сердце екнуло.

Взревел мотор — да такой мощный, что я испугалась, как бы он не оторвал у лодочки корму, и тогда Вайль, как мультяшный персонаж, умчится верхом на моторе в Бразилию, а мы все пойдем ко дну, пуская идеально круглые пузыри. Буль, буль-буль.

А вторая мысль была такая, что, если эта хрень оторвется, я тогда прыгну Вайлю на плечи. И если ему придется плыть до самой Южной Америки так, что только брови над водой будут, значит, так тому и быть. Я измерила дистанцию, приготовилась к прыжку, а тем временем схватилась за борт лодки и держалась изо всех сил.

— Вайль, — спросил Бергман, — а мы можем еще раз испытать аппаратуру?

— Только что же испытали на причале, — возразила Кассандра.

Он посмотрел на нее неприязненно:

— Сейчас, когда всюду вокруг вода, она может работать по-иному.

«Она» — это была маленькая симпатичная системка, в которой провода, любезно вшитые нам в воротники нашей местной швеей-экстрасенсом, отражали какие-то волны от окружающих предметов. Машина, которую Бергман подключил проводами к лодке, эти сигналы транслировала. В идеале она должна была не дать нас поймать расхаживающим часовым, пока мы будем ставить камеры наблюдения. У каждого из нас было их пять штук в карманах. А это плохо, если тебе нужно увеличительное стекло, чтобы наблюдать собственную аппаратуру наблюдения? Ну, может быть.

Задачей Вайля — кроме поддержания нашей лодки на плаву для доставки нас на берег, был мониторинг мониторинга. Если кто-нибудь появится, Вайль предупредит нас через леденец — или, как предпочитал называть его Бергман, — беспроводной ротовой трансмиттер. У каждого из нас был миниатюрный слуховой аппарат, с помощью которого можно было слушать сообщение в диапазоне баса квартета парикмахеров. Вайль тоже мог получать сообщения от нас, хотя нас предупредили, чтобы не каждый раз разевали рот, когда захочется потрепаться. Улучшенный слух — общая черта у вампиров, и Вайль решил, что лучше не информировать врага, который может нас случайно подслушать.

— А знаете, я могла бы всем нам выдать талисманы, которые делали бы то же самое, — небрежно бросила Кассандра, глянув на Бергмана краешком глаза. Бог ты мой, она его провоцирует! Она что, не знает, чем это пахнет? Тем более теперь, когда он готов взорваться из-за своего изобретения, попавшего в руки психа? Индикатор возможной катастрофы полыхнул оранжевым — тот же уровень, как если сказать группе соискательниц звания королевы бала, что у них у всех туфли с платьем не гармонируют.

У Бергмана лицо стало таким, будто его сунули в машину для вакуумной упаковки. Еще чуть-чуть — и скулы бы соприкоснулись. Испугавшись, что он на нее бросится и либо выпадет из лодки, либо пробьет днище, я наклонилась вперед и хлопнула его по колену. Сильно.

— Она шутит, Бергман. Без твоих изобретений мы бы вообще работать не смогли.

— Я не шутила, — буркнула Кассандра.

Черт побери, какая муха ее укусила? Пиратский костюм, вот оно в чем дело.

— Кассандра, — залепетала я в ответ, — я знаю, что ты меня ну лет на тысячу старше. Но поверь мне, не время сейчас спорить, что сильнее — магия или машины. И Бергман — не кот, которого надо дразнить бумажкой на веревочке.

— И даже ни чуточки?

У меня губы еще горели воспоминанием, как я дразнила вампира.

— Даже ни чуточки, — ответила я серьезно.

— Глянь, Жас! — Коул показал на яхту Чень Луна, к которой мы подтянулись. Большие черные буквы складывались в имя «Констанс Мэллой». — Я такого не ожидал. А ты?

— Хм. Китайский вампир на ирландской яхте? Нет, я бы такого не предположила.

Вайль подвел лодку к корме яхты, открытой почти на уровне воды. Коул привязал лодку, и мы трое вылезли прямо на тесную палубу. Сразу за парой стеклянных дверей виднелись металлические столы и скамьи — кают-компания для экипажа, очевидно. Комфортабельная, как кафе в медицинском центре св. Марии в Кливленде. По крайней мере с виду.

Два трапа по обе стороны двери вели наверх, на главную палубу. Я как раз раздумывала, насколько мудро будет взбежать и выглянуть, но тут до меня донесся запах, от которого я поморщилась.

— Сюда идут, — прошептала я, принимая от Вайля последний кулер.

Мгновение спустя из стеклянных дверей, будто выходя на сцену, явился по-голливудски худощавый вампир с азиатскими чертами лица, одетый в лиловый костюм, белую рубашку с кружевами и лаковые черные туфли. Мы с Кассандрой, Коулом и Бергманом переглянулись. Аплодировать надо или нет?

— Вы опоздали, — произнес он надменно, проводя мизинчиком по лбу, пересеченному тонкой прядью черных волос, устремленной к противоположному уху. И обращался он к Коулу, что мне не понравилось. Отчего это они всегда думают, будто самый красивый в компании и есть самый главный?

— Просим прощения, — ответила я и протянула руку, отчего мне пришлось отпустить кулер. Как и ожидалось, вампир тут же его подхватил, но был очень недоволен, что пришлось касаться столь низменных предметов. А я встряхнула его вялую кисть так, что он вздрогнул — а ведь он мог бы мне спину сломать двумя пальцами. В теории по крайней мере.

— Мы делали сырные слойки, загорелась плита, и куча времени ушла, чтобы ее погасить. Вы же знаете, как любит гореть сыр.

Я улыбнулась, отпустив другую ручку, чтобы поправить бандану. Опа-ля! И он уже держал весь кулер. Поставив его на палубу, вампир обтер руки о свои лиловые слаксы.

Потом посмотрел на меня сверху вниз — это было нелегко, потому что я дюймов на пять выше.

— Я ничего не знаю о свойствах сыра, — произнес он. Я попыталась заговорить — он поднял руку: — Более того, и не желаю знать.

Ах, «более того»! Подумаешь, цаца какая.

— Какой красивый костюм, — сказала я, влив в эти три слова всю свою язвительность. — Где вы нашли такую прелесть?

Подтекст он полностью пропустил мимо ушей и тут же стал прихорашиваться.

— А, эту старую тряпку? Купил тут в одном магазинчике некоего Фраермана. У них там гениальный портной. Но если не можешь позволить себе платить по его ценам, лучше даже и не смотреть.

Ну и ну. Мало того что у него цветовая слепота, он еще и изгой общества. Может, убить его прямо на месте?

— Вы не могли бы показать нам, как пройти на кухню?

— Вы имеете в виду камбуз? — спросил он, надменно фыркнув.

Я не успела осуществить свой блестящий план привязать ему на шею якорь и сбросить за борт, потому что передо мной возникла Кассандра. Сунув этому типу в руки какую-то коробку, она подняла с палубы кулер.

— Если вас не затруднит, — сказала она вежливо.

Он возмущенно вышел в двери, моя команда за ним, я позади. Вайль кашлянул, я обернулась через плечо, и он изобразил три коротких жеста, явно означающие: войди туда, вернись обратно, не облажайся там. Я в ответ сделала не менее ясный жест. К сожалению, он воспринял этот жест буквально, и, боюсь, я оставила его в состоянии нарастающего возбуждения.

Лиловый хмырь ввел нас через двери в кают-компанию экипажа. Позади столов проходила стойка нержавеющей стали, отделяющая столовую от камбуза.

— Какая милая кухня, — похвалила я, и этот дурак поморщился, а Кассандра украдкой улыбнулась. Я открыла холодильник, проверила ящики. — Очень… организованная.

Тупица поставил коробку на стойку.

— Чень Лун внимательно следит за чистотой, — пояснил он строго. — Пожалуйста, проверьте, чтобы после вас все осталось, как было.

— Ну разумеется! Мы здесь только, чтобы служить.

Я отвесила ему поклон — достаточно низкий, чтобы дать ему понять: если ему случится попасть на Средний Запад, девять из десяти фермеров согласятся, что у него в заднице кукурузный початок торчит. Он фыркнул, вскинул голову — жалея, вероятно, что у него нет длинных кудрей: от них жест был бы еще эффектнее. Потом он вышел через сводчатую дверь в противоположном конце камбуза. Заранее изучив план судна, я поняла, что он идет по винтовому трапу на главную палубу.

Мы быстро выгрузили товары. Пусть вампам не нужны для выживания изысканно разложенные ассорти из креветок, крекерчики, украшенные зеленью, и галлоны «Маргарит», но удовольствие от них вампиры получат. Тем или иным способом.

Когда мы закончили, камбуз напоминал подсобку передачи «Сеть ресторанов». Я бы не удивилась, если бы вдруг из чулана вылез болезненно тощий телевизионный повар и принялся излагать рецепты шашлычков.

— Жрать хочу, — заявил Коул, набрав полные горсти квадратных печений. — А на подносе для этих вот места нет, так что…

И он закинул их себе в рот.

— Коул!

Кассандра ударила его по плечу.

— Чего? — Он открыл рот, там была только полупережеванная масса.

— Тебе сколько лет?! — рявкнула я на него и бросила в него креветкой — она застряла в волосах парика. Бергман ее оттуда выудил, обтер и снова положил на блюдо.

— Вот это уже мерзость, — заявила Кассандра.

— Дети! — бухнул голос Вайля в ушах, громко и внезапно, так что мы все виновато поджались. — Я надеюсь, что вы прямо сейчас работаете, а не валяете дурака.

— Охолони, Вайль, — ответила я. — Бергман просто проводит эксперимент: как реагируют вампиры на введение в организм краски для каштановых волос.

— Кстати, Вайль, хотел полюбопытствовать, — сказал вдруг Коул сочным голосом, какой мог бы быть у Винни-Пуха после большого бочонка меда. — Ты когда-нибудь красил волосы? Знаешь, блондинам куда веселее жить.

— Если они не в больнице.

Коул вдруг принял позу, невероятно напомнившую только что ушедшего дурака.

— Что за жалкая ничтожная личность! О Боже!

Следующие три минуты мы давились здоровенными ломтями смеха, стараясь вырвавшиеся замаскировать под кашель. Глаза у нас слезились, а кашляли мы, как завзятые курильщики. Некоторые в минуты напряжения играют в видеоигры. Другие пинают собак, бьют жен, хватаются за сердце. А я смеюсь. Обычно в самый неподходящий момент. Очевидно, этим заразилась и моя команда, но помогло. Похоже, нам именно этого не хватало, чтобы вжиться в назначенные роли.

Проконсультировавшись с картой, оставленной Йеттой, и сообразив, куда девать все принесенное добро, мы взяли коробки с надписью «столовые приборы», бросили на тележку выпивку и несколько коробок с закусками и потащили все это наверх.

Вылезли мы в большое открытое помещение, разделенное на официальную столовую в глубине и зону развлечений с детской площадкой в передней четверти и уголком для бесед, где кто-то поставил два мягких дивана и шесть кресел возле имитации камина. В отделке преобладал блестящий клен с лазурью и немножко слоновой кости. Ну-ну. Изысканно.

Мы направились к открытым стеклянным дверям, выводящим на главную палубу. Коул остановился возле бара самообслуживания прямо за дверями: заправить бар выпивкой и присобачить пару камер. Навес от дождя поднимался над палубой на десять футов, так что туда камеры не поставишь. Перила укрывал золотой шелк, и все, что мы установим там, будет закрыто развевающейся материей и обнаружено утром уборщиком или кем-нибудь, кто случайно заденет задом. А все остальное было переносным. Стулья с прямой спинкой вдоль штирборта, как в зале ожидания. Слева два голых стола, где нужно будет сервировать блюда на выбор, ждали нашего прикосновения.

— Время разведывать, — сказала я почти про себя.

Кассандра кивнула, и пока они с Бергманом разворачивали скатерти, я вернулась на камбуз. Схватив поднос с бутербродами размером с монетку, я снова направилась к сводчатой двери. Но на сей раз пошла не по пандусу, а вниз по коридору. Миновав несколько закрытых дверей, ведущих в кубрики, я достигла конца коридора, где металлические ступени вели на две палубы вверх, в рубку.

Вот это зрелище. Потайной свет в сочетании с кленовой мебелью и самым современным навигационным оборудованием наводил на мысль о круизном судне. Я ожидала найти здесь как минимум скучающего молодого моряка, надзирающего за рядами выключенных приборов, пока капитан развлекается на суше. Но в рубке было гулко и пусто.

— Ха.

Никого из персонала мы не видели на камбузе, и здесь, на их территории, тоже никого. Лун отослал всех на берег?

Ну ладно, если ветер попутный, я не стану отворачиваться и высокомерно сплевывать. Установив камеру, я по другому трапу перешла на гостевую палубу, где расположился длинный коридор, устланный берберским ковром, и открывающие все возможности сияющие сводчатые двери с блестящими золотыми запорами. Тихо постучав в ближайшую, я приоткрыла ее и заглянула. Пусто. Оставив камеру возле иллюминатора, я хотела двинуться дальше по коридору и уже открывала дверь, как вдруг тревожный голос Вайля объявил:

— Жас, кто-то идет.

Черт побери! Я метнулась обратно в каюту, закрыла за собой дверь и быстро огляделась. Кровать у стены с черными простынями и такими же подушками, укрытая красным бархатным покрывалом. Черный прикроватный столик со встроенной лампой. Зеркальный шкаф слева — я заглянула внутрь. Нет места — разве что я найду куда девать блестящие шелковые костюмы и аккуратно выстроенные туфли. Нет, вы посмотрите на эти лодочки! Этот хмырь наверняка гей.

Я полезла за «Скорбью», сообразила, что в стреляющей руке у меня полный поднос закусок, а потом было поздно. Я обернулась к двери как раз, когда она распахнулась и вошел тот дурак.

— Что вы тут делаете? — спросил он возмущенно.

— Нам было сказано принести в эту комнату поднос с сандвичами, — улыбнулась я вежливо, перекладывая поднос в левую руку.

— Я ничего не заказывал! — отрезал он.

— Ну, она нам сказала принести сюда.

Я видела, как он мысленно перебирает список всех женщин, которых я могу иметь в виду. Очевидно, очень короткий, потому что он тут же посмотрел на меня с меньшим раздражением и большим интересом.

— Пенгфей должна знать, что я люблю к брюнеткам салат из курицы.

Он пошел ко мне, и я попятилась, жалея, что так мало пространства для маневра.

— Нет, минутку, — сказала я. Сердце у меня колотилось так, что странно, как бретелька не лопнула. — Поставщики поставляют еду, но сами мы не еда.

Не хотелось мне палить этого чудика. Это бы очень-очень помешало заданию, а я в последний раз и так много напортачила.

Отступать дальше было некуда, я встала на кровать. Дурак продолжал ко мне красться, довольный этой неожиданной охотой и не сомневаясь в ее исходе.

— Послушайте, — заговорила я, стараясь, чтобы в голосе не было слышно отчаяния — он бы воспринял это как сигнал к нападению. «Скорбь» тяжело висела на плече, а я пыталась уговорить этого дурачка не подписывать себе приговор. — Ваш мастер — Чень Лун? И он не будет доволен, узнав, что вы съели поставщика. В конце концов, он же приехал развлечься, а не убирать кровь.

— Чень Лун мне не мастер, — прорычал дурачок, скривившись, будто раскусил что-то гнилое.

— Ну, Пенгфей, — решила я попробовать брошенное им имя.

Он вытянулся во весь рост, расправил тощие плечи.

— Эти двое недостойны подошвы лизать моему схверамину. Вообще меня поражает, почему Эдуард с ними возится. В жизни не видел более неуравновешенной пары.

Я быстро постаралась сделать нужное выражение лица. Рот закрыт? Глаза не остекленели? Внутреннее смятение не видно? Дай бог, чтобы так, потому что при данных обстоятельствах дурачок мог иметь в виду лишь Эдуарда Самоса, он же Раптор. Самос не мог надзирать за этим делом непосредственно, и потому вместо себя послал своего авхара. Странно, что авхаром оказалось это тошевялое создание. Я думала, что так только у людей бывает — но нет. Видимо, у вампиров тоже существуют такие связи.

— Если вы собираетесь меня съесть, не могли бы хотя бы сказать ваше имя?

Он вроде бы стал обдумывать мою просьбу и наконец кивнул:

— Меня зовут Шуньян Фа.

Мое имя он не спросил, что снова вернуло нас к игре в кошки-мышки. Я уже стала переходить в фазу ожидания, когда «Скорбь» вступит в игру и брызги проваленного задания попадут мне в лицо, и тут в каюту ворвался Вайль, так хлопнув дверью, что кровать затряслась, а мы с дурачком оба застыли, глядя на него потрясенными глазами.

— Вот ты где! — произнес он, размахивая руками и напоминая мне дядю Барни, который все делал Шумно и Громко. — От всей души прошу у вас прощения. — Он поклонился Шуньяну Фа. — Она всегда заигрывает с клиентами, а работа стоит. — Он обернулся ко мне: — Кажется, там какая-то проблема с креветками и пуншем. Майлз утверждает, что только что изобрел совершенно новую закуску, но ведь гости могут не согласиться? И еще взорвались сырные пирожные. И не уверен, но мне кажется, что Коул начихал на все стаканы в баре.

Дурачок пискнул от ужаса, я едва сдержала смех. Но колени у меня все еще дрожали оттого, что я чуть не провалила задание, и я постаралась сохранить спокойный вид, пока Вайль, взяв меня за руку, выводил в двери. Я специально повернула не туда, успела поставить две камеры на двух дверных косяках, пока Шуньян Фа не догнал нас в коридоре и не направил в нужную сторону. На палубе мы разошлись.

Нашу команду мы с Вайлем нашли на камбузе. Наскоро посовещавшись, мы согласились, что камеры установлены, столы накрыты, пустые кулеры отнесены в лодку и надо рвать отсюда к чертовой матери, пока удача нам окончательно не изменила.

Глава 11

Мы добрались до берега и не утонули — я решила, что это второе по важности чудо, сотворенное для меня сегодня. Потом довольно долго возились, привязывая лодку, — хотя, наверное, милосерднее было бы отпустить ее на свободу. Потом детишки перенесли вечеринку к фургону, а взрослые стояли плечом к плечу в окружении парусных, моторных и рыбацких лодок. Луна отражалась от пологих волн бухты, и вместе с тихим ветерком создавала идеальную обстановку для разговора.

— Чуть не сорвалось, — сказала я.

— Да.

— Похоже, что Шуньян Фа связан с Раптором.

— Согласен.

— Я была бы благодарна, если бы ты перестал трещать без умолку. А то я слова вставить не могу.

Сжатые губы. Взгляд искоса. Наконец он заговорил:

— Ты ведь сказала бы мне, если бы я чем-то тебя оскорбил?

— Конечно.

— Ты знаешь, я не думал, что тебя вот прямо так надо спасать. Просто мне подумалось, что полезно будет оставить Шуньяна Фа в живых, чтобы он вывел нас на Самоса.

— Ага.

— А до того, — сказал он, с шумом выдохнув, — когда мы соприкоснулись губами…

— Я знаю, ты просто хотел дать мне урок, — поспешила я заявить, радуясь, что ночью не видно, как я покраснела. Очень приятный был урок.

Он слегка сощурился, и это было странно. Обычно такое бывало, лишь когда он был задет.

— Конечно, — кивнул он. — Именно так. Я рад, что мы прояснили этот вопрос. Не пойти ли нам?

— О'кей.

Ничего не изменилось, так же веял бриз с бухты. Точно так же серебрилась лунная дорожка вдоль пирса. А я все равно задрожала, глядя на Вайля. Почему вдруг мне стало так холодно?

Войдя в фургон, я воскликнула:

— Боже мой, наш домик на колесах проглотил радиорубку!

Бергман прицепил к плазменному телевизору целую пачку каких-то электронных хреновин. У телевизора будто выросла клочковатая борода. Сам экран был поделен на множество клеток, в которых показывались виды палубы и общих помещений «Констанс Мэллой». Мы расселись смотреть: Вайль и Кассандра на «Мэри-Кейт», мы с Коулом на «Эшли», причем я делала вид, будто мне абсолютно все равно, что мой схверамин оставил мое общество ради экстрасенса.

Подумаешь. Перестань дуться, как деточка, которую на уроке физкультуры вызвали последней.

В таких случаях я обычно смотрела в поисках утешения на своего старого друга и соседа. Бергман криво улыбнулся мне с банкетки, где расставил пару лэптопов, один из которых я узнала, как принадлежащий Управлению.

— Я подключил все так, что мы будем видеть лишь передачу с камер в зоне вечеринки. Остальные пишут прямо в компьютер, потом можно будет посмотреть.

— А это что?

Коул показал на черную коробочку размером в половину DVD-плеера, стоящую на столике возле «Эшли». На ней было восемь циферблатов и красная кнопка.

— Мозги охранной системы нашего фургона, — ответил Бергман, набирая что-то на клавиатуре и пытаясь видеть все экраны одновременно. — Поскольку я не могу все закодировать на аппаратном уровне, приходится быть креативным. У нас камеры в китайских фонариках, установленных вдоль переднего и заднего навесов. С циферблатов они управляются и включаются лишь тогда, когда обнаружат движение. После этого телевизор в спальне врубается автоматически и направляет видеоинформацию нам. Так что незаметно не подкрадется никто.

О'кей, это объясняло тонкий черный провод, протянувшийся из черной коробочки обратно в спальню. Другой такой же шел вверх по стене и в вентиляционную отдушину потолка. Я предположила, что он заканчивается снаружи и там подключен к камерам. А старина Майлз хлопотал, как пчелка.

— Вайль говорил, чтобы я не баловался с дверным замком, но он и так хорош. Все проверьте, что запомнили код. Я положил прямо за входной дверью коврик собственной конструкции. Любой посетитель, которого мы не рады видеть, получит приличный удар, если нажать вот эту красную кнопку на боку черной коробки. Коврик его уложит намертво.

— Впечатляет, — сказал Вайль.

— Спасибо.

Бергман сдвинулся на сиденье, поглядывая из окна на запертый прицеп, где все еще стояла пара ящиков с аппаратурой, которая может ему понадобиться, но он не хотел, чтобы мы ее видели. Он из тех ребят, что предпочитают работать из подземного бункера где-нибудь в сердце Монтаны. И с отдельным помещением для себя любимого.

— У чернокнижников нет какого-нибудь договора, который они заставляют подписывать учеников? — спросила я. — Чего-нибудь вроде обязательства не разглашать тайн под страхом смерти?

Вопрос я адресовала всем вообще, но смотрела при этом на Кассандру. А она как старшая должна была бы уже знать все в мире — или почти все. Однако она положилась на мнение Вайля.

— Полагаю, что так.

— Думаю, что да.

— Бергман, напиши чего-нибудь.

Только что он был похож на попугая, украдкой поглядывающего на прицеп и тут же снова на экран. Сейчас он вдруг посмотрел на меня с проницательной неподвижностью совы.

— Ты о чем?

Голос его сломался на последнем слове, как у семиклассника на танце вдень святого Валентина. Он прокашлялся.

— У нас тут тесно. И никто не сможет не увидеть, чего ты будешь вынужден вытащить из прицепа на этом задании. Так ты напиши бумагу, гарантирующую, что никто из нас никогда никому не скажет ни слова, что здесь видел, а не то… вот это «а не то» придумай сам.

Бергман тут же скрылся за экраном лэптопа, чтобы мы не видели его лица. Очки слетели, сгиб левой руки прошел по лицу, стирая слезы. Пару раз он шмыгнул носом. Потом сказал:

— Жас, спасибо. Прямо сейчас займусь.

Удовлетворенная, я села смотреть телевизор про Чень Луна. Коул открыл попкорн, раздал банки с газировкой, и следующие полчаса мы смотрели, как прибывают гости с берега. Сперва казалось, что это обыкновенная вечеринка, куда приходят гости в неудобных костюмах и делают вид, что друг другу рады. Вампиры перемешались с людьми — и те и другие были китайцами. Шуньян Фа тоже присутствовал, но держался больше как гость, чем как хозяин.

— Кроме рапторовского мальчишки, кого-нибудь узнаешь? — спросила я у Вайля.

— Нет.

— Если хотите, — предложил Бергман, — я возьму портрет каждого из записи и все их прогоню по вашей базе данных.

— Отлично, — согласился Вайль.

Изобилие односложных реплик наконец-то пробилось сквозь мой толстый череп. Я отмела тот поцелуй как ерунду. А он должен был что-то значить. И даже, может быть, очень многое.

Но ведь ты же даже не можешь сказать, что у него есть чувства, рассуждала я сама с собой. Почти все время он ходит с тем же застывшим лицом, с которым просыпается.

Так что, это значит, что его чувства нельзя ранить? — грозно спросила бабуля Мэй со своего постоянного места у карточного столика где-то на переднем плане моего мозга. Сейчас она вроде как играла в карты с Человеком-Пауком, Бобом Хоупом и Авраамом Линкольном. Хлопнув по столу стаканом холодного чаю, она пошла под Боба тузом червей и спросила: Ты когда-нибудь задумаешься, как ему много надо работать, чтобы показать миру такое лицо? Эта его физиономия — как плотина Гувера. Ты хоть можешь себе представить глубину страдания, которое за ней накопилось?

Я глянула на Вайля из-под ресниц. Вообще-то могу.

Пока Бергман пытался идентифицировать лица из толпы, гости оставались спокойными, вежливыми, ожидающими. И долго ждать не пришлось. Сперва оттуда, где располагались каюты, вышла миниатюрная, стройная как тростинка женщина в красном атласном платье. Волосы она убрала вверх, как принято у китаянок — когда кажется, что волосы сейчас спрыгнут с головы дамы и обовьются вокруг горла какого-нибудь бедолаги. Лицо ее белело традиционным макияжем, глаза подведены черным, губы — красным. На боку — пара блестящих черных стержней.

Резкое движение руки — и стержни превратились в два широких веера. На одном красовалось изображение воина, одетого в длинную золотую мантию и перепоясанного мечом. На втором — золотой дракон, лениво бредущий по дну реки. Женщина начала танцевать — медленными грациозными движениями, двигая веерами так, что сперва будто воин бился с драконом, а потом дракон возникал из воина.

— Умеет, — выдохнул Коул.

— Ну и как мне с этим конкурировать? — спросила я.

Вайль пригвоздил меня к месту тем ледяным взглядом синих глаз, который я про себя называла «интеллектуальным». А потом, потому что я отлично его знала, я увидела, как он представляет себе меня в сценическом костюме, колышущуюся под древние ритмы — и глаза у него потемнели.

— Для некоторых даже сравнения не будет, — ответил он.

У меня пересохло в горле. Опустив взгляд на его губы, я подумала, что случилось бы, если бы кому-то из нас хватило смелости — когда мы вроде как поцеловались, — просто отпустить вожжи. Взорвались бы наши миры новыми цветами, чудесами, дивами? Или мы бы уже уничтожили друг друга?

Мы встретились взглядами. По его меркам нельзя сказать, что он давно меня знает, но знал настолько хорошо, что я иногда могла сообщить ему что-то, даже не раскрывая рта. Обычно по работе. Вон за тем кустом кто-то спрятался — дай мне тридцать секунд занять позицию до того, как начнешь действовать. Я уберу вот этого, который меня достает.

Сейчас я хотела сказать нечто иное.

Тот поцелуй застал меня врасплох, напугал до чертиков. Дал понять, как сильно можешь ты потрясти мой мир. И очень мне понравился. Дай мне немножко времени разобраться, ладно?

Он сел ровнее, и на лице — на одной его стороне — медленно приподнялся угол рта в улыбке. Глаза смягчились до карих, и он кивнул мне, и я поняла, что все в порядке.

Гром аплодисментов вернул мое внимание к телевизору. Танцовщица закончила танец, переждала овации, потом повернулась к публике и поклонилась так низко, что могла бы укусить себя за коленку, если бы вдруг приспичило. Зрители тоже поклонились, и из темноты выступил Чень Лун, входя в поле зрения камеры.

Я видела снимки Луна, сделанные во время его прошлых приездов в Штаты. Там был среднего роста крепыш с элегантными усами и бородой. Пронзительные карие глаза, надменное лицо, говорящее, что его обладатель полностью убежден в концепции расового превосходства. Сейчас я увидела совершенно иной портрет. Он так исхудал, что кожа будто прилипала прямо к черепу — без всякой подкладки в виде жира или мышц. Волос на голове не было. Не было даже бровей, отчего еще резче стали выделяться морщины.

— У него рак? — спросил Коул.

На это никто не знал ответа.

Танцовщица протянула руку, Лун на нее оперся. Сперва я подумала, что это перчатки, потом заметила, что темная ткань покрывает обе руки. Что-то в их форме мне не нравилось, но я не успела присмотреться, как танцовщица повернулась и повела его к мягкому креслу, поставленному для него точно напротив тех дверей, из которых он только что вышел. С навеса по обе стороны кресла свисали два флага, которых раньше не было, и хотя их трепал ровный ветер, можно было рассмотреть, что на них изображены золотые драконы на сочном зеленом поле.

Лун неспешно и ровно прошел мимо гостей, и его золотая мантия от шеи до щиколоток шелестела на каждом шагу. Когда он дошел до кресла, танцовщица встала перед ним, загородив его, пока он поправлял одежду. Когда она отошла, он уже сидел. С ногами в кресле, подогнув под себя колени.

— А вот это странно, — сказала я.

Потом были еда, питье и вежливые разговоры. Танцовщица заиграла на инструменте, принесенном откуда-то из помещения. Не такая музыка, под которую можно танцевать рок, но для выпивки и закуски вполне. А потом она запела.

— Черт побери! — воскликнула я. — Будто ей кто-то нос пилит изнутри зубной нитью!

Коул заткнул пальцами уши.

— Вы уверены, что наш объект не она? Я не сомневаюсь, что тут дело верное: такой шум — страшная угроза национальной безопасности.

— Бергман, — спросил Вайль, игнорируя наш подростковый юмор, — у тебя есть какое-нибудь объяснение, почему Лун сидит, подогнув колени?

— Понятия не имею. У него все закрыто, кроме головы, поэтому я не знаю, как взаимодействует броня с его телом. — Очень профессиональный подбор слов, но ярость задрожала в голосе Бергмана, будто говоря открытым текстом: «Если бы этот гад оказался один во вселенной, где нет закона, я бы ему голову оторвал и пронес бы на копье через весь город».

Отвечая на эти невысказанные чувства, я обратилась к Вайлю:

— Знаешь, я вот думаю, не надо ли нам с тобой туда еще раз съездить. — Только на этот раз на более приличной лодочке. — Лун сейчас просто идеальная цель.

— С виду — да, — кивнул Вайль. — Но не беспечность помогла ему прожить так долго. — Он задумался. — Нет, подождем. Пусть считает принятые меры безопасности достаточными.

— Они наверняка достаточны, — ответил ему Бергман печальным и все же гордым тоном. — Как только броня обнаружит опасность, капюшон автоматически прикроет голову. Этот вамп не умрет от обычного оружия.

— Должны же быть какие-то дефекты в броне, — сказала я, подавляя желание что-нибудь разбить. Как Бергман. — Ты же хочешь получить свое изобретение обратно?

— Еще бы!

— Тогда ты должен найти способ его победить!

Бергман нажал несколько клавиш и спросил:

— А как ты думаешь, удастся мне получить кусочек от него? Я бы провел кое-какие испытания.

— А почему не сделать еще одну такую штуку и не испытать ее? — спросил Коул.

— Потому что она физически меняется, когда ее наденут — в зависимости оттого, на ком она. Мы это вычислили перед тем, как ее украли…

— Много ли тебе нужно? — перебила я.

— Ноготь. Чешуйка…

Я посмотрела на Кассандру.

— У нас больше всех шансов к нему подобраться. Как ты думаешь, вот между нами…

Она вдруг постаралась отвести глаза.

— Может быть. Мне бы хотелось сначала посоветоваться с картами.

— Будто это поможет! — фыркнул Бергман.

Я запустила подушкой ему в голову.

— Эй, это еще за что?

— Встряхнула тебе мозги, чтобы вывести их из режима «идиот».

— Что-то началось, — сказал Вайль, и тревога в его голосе заставила всех снова повернуться к плазменному экрану.

Сперва стали видны какие-то быстрые движения на границе диапазона камер. Потом вскрикнула певица с мерзопакостным голосом. В поле зрения ворвались человек десять в масках, с них еще капала вода — они подобрались вплавь. Пришельцы бросились прямо к Чень Луну, и с ними еще несколько мужчин и женщин из толпы. Остальные рассеялись так быстро, будто у них проводятся регулярные учения — укрываться в случае опасности. Остались только Шуньян Фа и певица.

Она схватила ближайшего гостя, изящными клычками разорвала ему горло и ринулась дальше в свалку.

Шуньян Фа стукнул одного из отбившихся от общей массы нападавших, рванул ему голову в сторону и всадил клыки в сонную артерию. Человек затрепыхался и умер, вместо последних слов издавая мучительное бульканье.

Его товарищ был подготовлен лучше: выхватив короткий прямой меч, он отсек Шуньяну Фа голову, когда вампир наклонился над телом жертвы. Какой облом! Ключ к местоположению Раптора ушел вместе с дымом. Но надо было смотреть дальше — все еще оставался Лун, и эта наша исходная нить к Раптору чувствовала себя прекрасно.

Его головной убор тут же активизировался, поднявшись с шеи неуловимым движением. Потом, когда Бергман прокрутил замедленную запись, мы увидели, как огромными золотыми волдырями возникла из кожи Луна чешуя, поднялась вверх и вперед, закрывая рот и брови, и когда чешуйки перестали перемещаться, две пары колючих рогов выросли изо лба, а длинное квадратное рыло ощетинилось клыками.

Лун одним быстрым движением сбросил мантию — чешуя покрывала все его тело, сверкая при каждом движении багрянцем и золотом, и это привлекло мое внимание к его ногам. Нет, он не сидел на собственных пятках — просто колени застыли в постоянно согнутом положении. Он припал к земле на ступнях, которые выросли еще не менее чем на двенадцать дюймов. Пальцы ног удлинились так, что он мог на них ходить, как страус. Выглядело это неуклюже, но двигался он не менее быстро, чем его возможные убийцы.

Первая волна почти уже докатилась до него, когда он остановил ее вспышкой синего пламени в лицо двум напавшим. Пламя разгорелось так быстро и горячо, что через пару секунд от черепов людей остались лишь дымящиеся ямы. Хотя с их одежды еще капала вода, загорелись еще трое, но они тут же сорвали с себя куртки и бросили за борт.

— Замечательно, — вполголоса сказал Вайль.

Бергман, глядевший сквозь сжатые пальцы, сердито буркнул:

— Ты погоди.

Лун спрыгнул со своего насеста, воздел руки вверх и согнул пальцы. Обертывающая материя разлетелась в клочки, руки стали вдвое больше. На самом деле это рос он сам, Лун, в высоту и в ширину, пока не стал раза в два больше самого крупного из налетчиков. Я снова посмотрела на его руки — как и описал ранее Бергман, они превратились теперь в узловатые когтистые лапы — страшное оружие, смазанное ядом, и Лун использован это оружие смертоносно и действенно, оставляя борозды на лицах, шеях и грудях. Бросив своих жертв извиваться на палубе, он встретил следующую волну.

Эта группа была вооружена автоматами — «узи», «мак-10», «МП-40», купленными, вероятно, на какой-то бандитской барахолке. Оружие смотрело Луну в лицо. Что же, имеет смысл. Глаза, ноздри, рот — любое отверстие вполне уязвимо для пули, тем более летящей со скоростью триста футов в секунду. Но, как и говорил Бергман, броня отклоняет пули, замыкаясь над уязвимыми местами со скоростью света. Убийцы сосредоточили огонь на голове Луна, и тогда в действие вступил хвост.

До того вампир держал его, подобрав под себя. Сейчас хвост махнул по толпе бандитов, как лопнувший трос, оставив за собой разрубленные и переломанные кости.

— А это новое, — сказал Бергман. Он теперь запустил пальцы в волосы и будто рвал их в стороны, как разрывалось сейчас его сердце. Исследователь в нем был заворожен зрелищем, а создатель никогда еще не подвергался такому осквернению.

Помощница Луна тоже не сидела на месте, хотя предпочитала рукопашную, иногда добавляя к ней последний укус. Я смотрела на ее работу с мрачным восхищением. Она нанесла удар ногой в голову с разворота, и ее противник выбрал тот же блок и контрудар, которые выбрала бы я. Это ему не помогло.

— Ты посмотри, какая быстрота, — пробормотала я, не в силах уследить за ее сливающимися движениями. Ее противник рухнул, открывая шею последней атаке. Мне вдруг остро захотелось потренировать себя в стиле древней школы, и потренировать под воодушевляющую музыку из, скажем, «Рокки-4». В случае, если нам с ней придется столкнуться, я не хотела бы оказаться лежащей на собственной заднице, и чтобы подошва противницы была последним, что я увижу в жизни.

Через три минуты все кончилось. Лун и его напарница стояли в торжествующих позах посреди луж крови, а сдрейфившие гости медленно выползали на палубу. Тогда Лун впервые заговорил. Распростер массивные руки и обратился к публике. По-китайски.

— Что он говорит? — спросила я у Коула.

Тот все это время сидел неподвижно, как малыш, которого впервые привели в кино на отдельное место. Может, он и сопоставил картинки с реальностью не лучше трехлетнего? Я всмотрелась. Спокойное лицо, расслабленные плечи, руки на коленях. Но заходило вверх и вниз его колено, будто нога стучала морзянку, а рука двинулась к тарелке на столе, куда он вывалил жвачку. С некоторым облегчением, что наш желторотый не так зелен, как эта тарелка, я ждала перевода.

— Смотрите на меня. Слушайте меня. Ибо Я — ДРАКОН! — Лун медленно обвел взглядом гостей. — Вы видели моих врагов. Они пытались уничтожить меня, но они беспомощны против моей силы. И Я буду вашим следующим императором!

Никто не сказал ни слова. А потом гости, один за другим, склонились в низком поклоне.

Глава 12

Мы сидели в фургоне и смотрели, как прием у Луна превращается в зачистку. Никого не тянуло на разговоры — ни на палубе яхты, ни в нашей компании.

Кассандра сидела, обхватив колени, роскошные волосы скрывали ее лицо.

Коул устроился рядом со мной, разминая новый кусок жвачки, отворачиваясь то и дело от телевизора, чтобы посмотреть на нас на всех.

Мыслей Вайля я прочесть не могла, но если бы спросили, я бы сказала, что так должен выглядеть римский воин как раз перед тем, как враг пронзит его копьем.

А Бергман, углубившись в свою технику, называл имена гостей, которые компьютер определял по портретам:

— Генерал Санг Ли с женой.

— Генерал Тон Сун с женой.

— Генерал Винь Дон.

Очевидно, Лун строит планы на Народно-Освободительную Армию. Очевидно, он надеется убедить уцелевших генералов стать его союзниками. И если он сумеет сообразить, как делать дубликаты брони, его армия, и так самая большая в мире, станет неодолима.

Чувство было такое, будто из помещения выкачали всю надежду вместе с воздухом.

— Злит меня все это невероятно, — сказала я.

Подняться с дивана — потребовало усилий, заставило меня понять, что бой уже начался. Первый выпад сделал наш противник. И страх дракона — не миф. Но сейчас, встав на ноги, я почувствовала себя лучше.

Кассандра отвела волосы с лица, я кивнула ей.

— Этот тип всего лишь хорошо упакованный вариант Тамми Шобсон.

Коул выпрямился, повернулся послушать.

— Кто такая Тамми Шобсон? — спросил Вайль.

— Кошмар моего детства. Если есть у Бога справедливость, сейчас она жирная прыщавая разведенка с хронической грибковой инфекцией.

Даже Бергман теперь меня слушал. Это было у нас общее, как у студентов колледжа. Ему в детстве не давал проходу рыжий паразит по имени Клелл Дэнбертон, и я иногда думала, что Бергману в кошмарных снах видится драка с ним.

— И что это должно значить? — спросил он. Теперь голос его меньше принадлежал роботу и больше — моему старому напарнику по бегу.

Я посмотрела прямо ему в глаза:

— В сухом остатке: Лун — испорченный мальчишка, который добивается своего запугиванием. Да, он нашел для этого способ — действенный, но против профессиональных убийц ему не устоять. Нам, — я обвела рукой всех собравшихся, — платят за то, чтобы мы этого типа убрали. Вот именно это мы и сделаем.

В Корпус-Кристи уже почти наступил рассвет. Задувал приятный, воодушевляющий ветерок — или, быть может, ожила надежда, что наши планы могут быть осуществлены, что мы можем живыми завершить задание и нас не поджарит заживо Железный Повар Лун.

Мы все пятеро смотрели, как гаснут один за другим огни на «Констанс Мэллой». Потом, не сговариваясь, вышли из фургона — даже Бергман вылез подышать, будто увиденная нами бойня отравила вентиляцию. Но он оставался недолго.

— Мне надо поспать, если я завтра должен сделать что-нибудь работающее.

Под «работающим» он понимал какое-то новое изобретение. Такое, чтобы после нескольких часов мозгового штурма мы бы согласились, что оно может уничтожить Луна, если как-то сделать так, чтобы он эту штуку проглотил.

— Понятно, значит, я у мониторов, — сказал Коул.

Он останется бодрствовать, пока остальные будут отсыпаться. А если я снова начну во сне разгуливать, ему еще и отвечать за мою безопасность. Наверное, Коул понимал, как мне это все не нравится, потому что потрепал меня по плечу и усмехнулся:

— Жас, ты не переживай. Если что, я тебя повалю на землю и стану щекотать, пока не описаешься.

— Надо же, какая перспектива. И убийственные кошмары, и недержание. Спасибо тебе большое.

Он развел руками и обезоруживающе улыбнулся.

— Я здесь только, чтобы служить, — засмеялся он и ушел в фургон вслед за Бергманом.

Кассандра осталась с нами. Сложив руки на груди, она смотрела в темную воду.

— Ты озабочена, — сказал ей Вайль.

Она не закатила глаза в раздражении, но мне показалось, что была к этому готова.

— Естественно.

— Видение? — спросила я с надеждой.

Она покачала головой:

— Нет, ничего конкретного. Просто ощущение такое. — Она слегка выпрямилась, и можно было почти видеть, как она захлопывает все окна и двери. — Не обращай внимания.

— Но…

— Вайль, не сомневайся: если бы я знала что-нибудь, что может помочь, я бы тебе сказала.

Она поглядела на него, и у меня возникло чувство, что она говорит сразу о двух вещах. Ушла она царственным неспешным шагом, хотя мне казалось, что ей хотелось подойти, стукнуть его сверху ногой по ноге и удрать в техасский рассвет, по-идиотски хихикая.

Мы с Вайлем постояли молча пару секунд, пока я пыталась понять, насколько я его огорчу. Но это не имело значения в конечном счете. Мы на работе — это значит, что прежде всего мы команда. И даже личные чувства потом. Я решила говорить в лоб:

— Что ты такого сделал, что она разозлилась?

— Ничего такого, о чем бы я знал.

Я ощутила бросок его силы, и окружающая температура упала на пару градусов.

— Кончай свои вампирские штучки, — сказала я. — Если не хочешь о чем-то говорить, так и скажи.

— Мне не хотелось бы это обсуждать. — Он приподнял бровь — я уже знала, что это вызов. Давай, говорил этот жест, попробуй. Выясним, кто из нас упрямее.

— Не хотелось бы — не надо. Но мы с тобой оба знаем: допускать, чтобы поиск твоих мальчиков ссорил тебя с твоими помощниками, — не просто неправильно, а глупо. И я не собираюсь терять всю группу из-за идиотизма одного ее члена.

Вайль думал, что Кассандра могла бы связать его с теми, кто в прошлой жизни были его сыновьями. Целая цепь Видящих привела его к убеждению, что они теперь американцы. Но пока что поиски удачи не принесли.

— Я не из любителей, которые навлекают рок на головы своей группы или помощников, — ответил Вайль, и голос его прозвучал ниже, как бывало, когда он серьезно волновался. — Я просто хочу того, что принадлежит мне.

Ну вот опять мы уходим туда, где он не слушает голос разума. Его мальчики умерли двести лет назад, а он не мог и не хотел их отпустить. Но кто я такая, чтобы судить, если сама иногда готова рухнуть вдруг на колени от боли собственной утраты? Я бы слова больше не сказала, если бы это была работа только на нас двоих. Но у нас целая группа, и я должна ее защитить. Хватит с меня первой моей команды, которую я защитить не смогла.

— Тебе надо просто быть терпеливым…

— Надоело мне быть терпеливым! — выкрикнул Вайль в сторону воды, будто бросая вызов невидимому богу, который все эти годы играет в прятки с его детьми. Он опустил взгляд, повернулся ко мне. — Я хочу знать, где они. Хочу их видеть, с ними говорить, сказать все, что держу в сердце с тех пор, как они погибли. И Кассандра может для меня это сделать. Может меня с ними связать, если хотя бы попробует! Так что перестань ее опекать и пусть делает свою работу!

Теперь в его голосе слышались отчаяние, боль — и гнев. Отменно несправедливый.

— Кассандра не может вытащить видение из собственной задницы просто для твоего удовольствия. Но если ты будешь на нее давить, она тебя пошлет подальше. А нам она нужна, чтобы как следует выполнить задание, поэтому — прекрати.

Я тоже попыталась красиво уйти, но, наверное, на этом рынке монополию захватила Кассандра. Я споткнулась о жгут проводов, который Бергман протянул из фургона к ближайшей розетке, и чуть не хлопнулась носом вниз.

— Твою мать!

Забавно, как иногда можно все сказать короткой фразой. И еще забавно, что после этого мне стало намного лучше. Может, мне даже удастся поспать без эксцессов ближайшие восемь часов.

Не получилось. Провалявшись минут сорок пять на диване, который больше напоминал груду камней под слоем пакли, я принялась бродить по пустому фургону. Решив, что все пошли проверить, что это за аромат от соседского гриля, от которого слюнки текут, я последовала их примеру.

Бергман, Коул и Кассандра где-то спрятались, зато я нашла сидящего у пикникового стола своего братца, лакающего из глубокой тарелки жижу, которая могла когда-то быть мороженым. У меня сердце чуть не разорвалось, когда я его увидела таким печальным. И не помогало, что мы были окружены семьями отдыхающих, которые веселились, поедая жирную еду и катаясь на вертящихся, крутящихся и качающихся сооружениях, которые, судя по виду, могли в любой момент рассыпаться.

— Не могу поверить, что ее больше нет, — сказал Дэвид, когда я села рядом с ним. Я подождала, не бросится ли он на меня, обвиняя в смерти единственной женщины на свете, которую он любил. Каким-то извращенным поворотом настроения я ждала его ярости, зная, что мне будет лучше, если он на меня сорвется. И очень трудно мне было смотреть ему в глаза, не отворачиваясь. — Есть способ ее вернуть?

— Я не… нет, Дэвид. Нет такого способа.

— Зачем она на это пошла?

— Не думаю, чтобы у нее был выбор.

Но мы оба знали, что на самом деле это не так. Обращение невозможно совершить против воли.

Я посмотрела на собственные руки, лежащие на столе, и они сжались в кулаки. С каким-то странным чувством отстраненности я поняла, что никогда моя ненависть к Джесс не была так сильна, как сейчас.

Когда я подняла глаза, было темно. Дэйва не было, на его месте сидел Мэтт, и вид у него был голодный. И он хотел не мороженого.

— Танго? — спросил он меня, улыбнувшись своей ленивой, манящей улыбкой. Но клыки очень портили впечатление.

— Ты не вампир, — сказала я, впиваясь ногтями в ладонь, чтобы кулаком не сбить это выражение с его лица. Это была пародия на все, что у нас было, на все, чем были мы сами, на все, чем могли стать. — Тебя убил Айдин Стрейт. Помнишь, я видела, как улетала твоя душа?

— Что я могу сделать, если таким я тебе снюсь?

— Многое! — заорала я, хотя понимала, что он врет. — У тебя масса возможностей, сволочь и гад, и все они бьют по мне! Ты хоть секунду подумал перед тем, как обратиться?

Что такое? Я уже сама путаюсь. Вампир он или нет? Я посмотрела на него — и что-то разбилось у меня внутри.

— Я тебя ненавижу.

— Ты меня любишь, — улыбнулся он во весь рот.

— Ты меня оставил!

Он развел руками, посмотрел на себя, будто хотел сказать: «Какого ж черта я тогда тут делаю?»

— Ты меня понял! Это на самом деле не ты!

— Детка, не кипятись. Если бы мне нужно было переливание, ты бы мне его дала без вопросов. И так мы могли бы вечно быть вместе.

Меня начало трясти — так трудно было мне сдержать поток рыданий.

— Мой Мэтт никогда бы меня о таком не попросил.

Он перепрыгнул через стол, но я знала, что так и будет, и потому уже была на ногах, бежала сквозь густую толпу, направляющуюся тяжело и медленно туда, где хохотали компании подростков и молодые пары дымились романтикой. Не лучшее место решающего поединка.

Я метнулась с главной аллеи, между киосками с едой, через парковку «Крабового сарая Кристи», в глубь города. Вампирский запах Мэтта преследовал меня, напоминая, что убегать от него я могу только до тех пор, пока он это позволяет. А что дальше?

Ты знаешь, чего я хочу, прошептал в голове его голос. Я остановилась, встала на тротуаре спешащей улицы, окруженная офисными зданиями, а они глазели на меня темными окнами между ровно расставленных уличных фонарей, и окна были — как черные очки на непроницаемом полицейском. Конечно, теперь поняла. Мэтт хочет меня свести с ума.

Это цена, которую он возьмет с меня за то, что я допустила гибель Джесс и всей остальной команды. Он хорошо меня знал и понимал, что для меня безумие равносильно аду.

Гори, детка, гори, донесся его голос и расхохотался у меня в стучащей голове.

— Нет. Только не так.

Я посмотрела вдоль улицы — по ней неслись машины, миль на пятнадцать превышая ограничение скорости. Я шагнула вперед.

— Жасмин!

Я оглянулась. Сзади стоял Коул, отчаянно пытаясь схватить меня за руку. Боже мой, неужели Мэтт и за ним охотится?

Я покачнулась на краю тротуара — одна нога на мостовой, другая дрожит от усилия сохранить равновесие. Я протянула руку, и Коул вцепился в нее, рванул на себя так, что я покачнулась и упала. От соприкосновения колен с бетоном я проснулась окончательно.

Коул поднял меня на ноги. За спиной ревели проезжающие машины. Солнце палило голову, которую я тут же уронила Коулу на плечо.

Боже мой, только не опять то же самое!

— Жасмин, прости меня, — говорил Коул, поглаживая мне волосы. — Я только на секунду оставил фургон — пришла Китайская Мама обменять билеты, наше шоу на их шоу — помнишь, мы договаривались? И я отвлекся на ребенка.

Я бы тоже отвлеклась. Он почти такой же симпатичный, как И-Джей.

— Который час? — спросила я. Хотя на мне были часы, которые сделал Бергман, левая рука казалась тяжелой, как пушка.

— Почти два.

— Жуть до чего устала.

— Пойдем. — Он обнял меня за плечи и повел обратно. — Сейчас найду тебе что-нибудь преступно кофеинизированное.

Голова болела. А сердце… лучше в это не вдаваться.

— Боюсь, мне нужно что-нибудь покрепче кофе.

— Да? Что, например?

— Шоколад.

Коул братски поцеловал меня в щеку, от чего я чуть не умерла на месте.

— Будет сделано, шеф.

Он назвал меня «шеф». О Господи, как мне их сохранить целыми и невредимыми, если они едва-едва успевают предотвратить мое самоубийство?

Ответа не было — по крайней мере от Господа. Но у меня же есть еще одна открытая линия.

Рауль.

И как только я о нем подумала, всю душу заполнило отвращение. Рауль обитает в моих самых недоступных воспоминаниях. Он возвращал меня из мертвых — дважды. Его руководство, которое тогда было жизненно важным, чуть не заглушило все мои органы чувств. Что он за существо, я толком не знала. Знала только, что прежде он был воином, и умение командовать ушло за ним в жизнь после жизни, а там он действует из такого места, которое очень похоже на номер в «Мираже». Но я туда пойти не могу. Есть у меня подозрение, что там я найду нечто куда более опустошительное, чем случалось мне испытать до сих пор.

Глава 13

Коул вошел в фургон первым. Как только он повернулся ко мне с выражением лица типа «ой, блин!», я тут же поняла, что не все гладко в королевстве мордобойном. Потом до меня донеслись рыдания, не до конца заглушённые подушкой, которую мы все захотим как можно быстрее, быстрее, быстрее — я прикусила щеку изнутри, чтобы сбить заевшую пластинку, — отдать в химчистку.

Я зашла внутрь и закрыла за собой дверь. Кассандра сидела на «Эшли», поспешно вытирая слезы и избегая смотреть в глаза.

— Все нормально, — сообщила я, — не надо тревожиться. Коул успел меня поймать.

— Да не в этом дело! — Услышав сама, что сказала, она виновато на мене посмотрела. — То есть… я, конечно же, волновалась…

— Не парься. — Я изобразила улыбку, опустилась на «Мэри-Кейт». — Я же знаю, что тебя непросто довести до слез.

— Да, я не могу припомнить, когда…

Она смахнула слезы с чистой смуглой кожи и обтерла мокрые пальцы о кружева оранжевой юбки. Еще на ней были такие же оранжевые замшевые ботинки, а сверх того — пушистый белый свитер с короткими рукавчиками, в котором любой другой был бы похож на пуделя. Любой другой, но не она. Даже в разгар бури чувств сохранялась у нее эта невероятная грация движений, уверенное в себе «Это я», отчетливо говорившее, что эта женщина никогда не потратит вашего времени зря и не направит вас не в ту сторону.

Коул устремился к холодильнику, пошарил в нем и вытащил шоколадку длиной с мой локоть. Потом принес ее мне с таким торжествующим видом, что я не могла сдержать смех. Показав ему, чтобы сел рядом со мной, я разделила ее на всех. Бергман все еще спал на своей банкетке, так что мы ему отложили кусок.

Проведя за жеванием миг, граничащий с блаженством, я спросила у Кассандры:

— Ты можешь об этом рассказать?

Она пожала плечами:

— Все равно толку не будет.

— Откуда ты знаешь?

— Толку не бывает никогда.

— Знаешь, как говорила мне моя бабуля Мэй? — спросила я, откусывая еще один щедрый кусок.

— Как?

— «Никогда» — неприличное слово.

— Неудивительно тогда, что ты столько ругаешься. — Коул повернулся, забросил ноги в джинсах мне на колени, голову подложил на подлокотник. Армейская куртка распахнулась, открыв футболку, заляпанную весьма натуралистическими красными пятнами — похоже, от двадцать второго калибра. Надпись на футболке сообщала: «ПЕЙНТ-БОЛ — ЭТО ДЛЯ СОСУНКОВ». — У тебя явно неверные понятия о родном языке.

Я прихватила его за колено так, что он ойкнул и сел ровно.

— Давай, — махнула я рукой Кассандре, как прораб рабочему на стройплощадке. — Ты же знаешь, что я из тебя это выцыганю рано или поздно, так что выкладывай лучше прямо сейчас.

Она вздохнула, опустила плечи, сдаваясь моей хорошо отработанной назойливости. Положив руки на колени так, что все двенадцать колец были отлично видны, она стала оглаживать юбку.

— У меня было видение… — она сглотнула слюну, — моей собственной смерти.

Bay! Тут как бы такое ни воспринимал, а все равно хреново.

— А, это… — Коул приподнялся на локтях. — У тебя видения всегда верны?

— Очень близки.

— Что ты видела? — спросила я.

Кассандра принялась отковыривать с ногтей красный лак.

— Я была в нашей палатке для представлений, наедине с драконом.

— С Луном? — уточнила я.

Она пожала плечами, будто говоря: без разницы.

— Я ему сообщила гадание, которое привело его в убийственную ярость. Он… — Она встряхнула головой, будто чтобы рассеять видение, которое не хотело уходить. — Я чувствовала огонь его дыхания, он жег мне кожу. — Снова выступили и пролились слезы. Она прижала подушку к лицу, заглушив следующие слова: — Я и сейчас его чувствую.

А ну-ка, Жас, быстренько исправь ситуацию. Быстренько, я сказала!

Бедняжка Кассандра просто сходила с ума на глазах. Не успев подумать, я ляпнула:

— Не будет этого.

— Ч… что?

— Очень просто. Я не допущу. Я не дам Луну тебя убить.

— Как ты ему помешаешь? — всхлипнула она.

Этого вопроса следовало ожидать.

Я решила отвечать медленно. Если изложить все логически, может быть, нас обеих это убедит.

— Ну… я начну с того, что буду твердо помнить две вещи. Номер раз: твои видения иногда мимо кассы. Номер два: если он попробует тебя убить, его ждет очень неприятный сюрприз. Потому что раз я предупреждена, то я и вооружена.

Что-то типа того.

Слезы взяли свое, и Кассандра зарыдала уже вовсю. Мы с Коулом тревожно переглянулись.

— Прости, — обратилась я к Кассандре, — ты меня правильно поняла? Я сказала, что не дам ему тебя убить.

Коул зашуршал салфетками, сел рядом с ней, вложил салфетки в дрожащие руки. Постепенно она затихла, потом несколько раз высморкалась, отерла с лица слезы.

— Ты меня прости. Я не думала, что ты мне поверишь.

— А почему нет?

— Потому что очень многие не верят. Например, Вайль…

Она осеклась, сообразив, что чуть не проговорилась, а ему это было бы неприятно. Несмотря на то что я уже забредала на эту опасную территорию, я мысленно сделала себе зарубку: снова начать разговор о его сыновьях. Он наверняка просто преследует ее, требуя указать, где они теперь — будто она какой-то Джи-Пи-Эс ходячий. А она, чем сказать ему, чтобы бросил эту одержимость, переплела тревогу со своим нынешним напряжением и потому готова дать работу фирме «Клинекс» на ближайшие сто лет.

— Знаешь, я же старуха, — сказала она жалобно.

Я наклонилась, потрепала ее по руке.

— Не надо так прибедняться. Даже сейчас тебе никто с виду не даст больше семисот.

У нее появилась дрожащая, но все же улыбка.

— Первые годы жизни я провела в Сеффренеме.

— Никогда не слышала.

— Затерянный город, сейчас погребен глубоко под песком пустыни. Но когда-то был центром искусства, торговли и религии. Все боги обитали там — каждый в своем храме. И я была оракулом самого великого из них — Сеффора. Люди месяцами терпели тяготы пути, чтобы припасть к моим ногам и услышать мои пророчества. Мне приносили дары — драгоценности, еду, меха. Почитали меня, как богиню. Если учесть, какие видения меня посещали, стоит ли удивляться, что я стала считать себя божественной?

На это у меня ответа не было. Я вот знаю, что думала о себе после того, как слышала раскатистый, грохочущий голос Рауля, и не могу сказать, чтобы это было что-нибудь особо возвышенное.

— Как же должны были смеяться боги! — горько сказала Кассандра. — Они знали, что меня ждет впереди. Может быть, они сами эту трагедию и поставили.

Она замолчала, снова переживая минувшее, а мы с Коулом сидели, заставляя себя сдерживаться, не вскочить с криком: «Какую? Какую трагедию?»

Наконец она заговорила:

— Однажды я проснулась утром и увидела такое страшное видение, что чуть не лишилась дара речи. Я видела, как моего мужа сбросила лошадь — Фаида, — и он погиб под ее копытами. О видении я рассказала ему, но он только засмеялся. Фаиду он воспитал сам из жеребенка-несмышленыша. Она была послушна, с хорошим характером, без норова. Муж сказал мне, что это моя беременность навевает мне кошмары. Беременность была уже третьей и длилась четвертый месяц — вдвое дольше, чем две первых.

Она мучительно сглотнула слюну — будто в горле торчал нож.

— Он погиб в тот же день. Никто не видел змеи, ужалившей Фаиду. От укуса она обезумела, вскинулась на дыбы, сбросила его и разбила ему голову копытами. Все, кто с ним был, говорили, что Фаида околела почти сразу. А на следующий день я потеряла ребенка.

Она посмотрела на нас иссушенными болью глазами.

— И так было всегда. Я не могу спасти самых близких и дорогих, потому что они не верят в мои видения.

Мы с Коулом оглушенно молчали. Что жизнь может быть так длинна, не укладывалось в голове. Но любовь, страдание — это я могла постичь. И меня всегда восхищали те, кто смог уцелеть.

— Каждый слышит лишь то, что хочет услышать, — сказала я наконец. — Одно из самых идиотских свойств человека, но оно имеет хорошие стороны. Например, когда кто-нибудь тебе говорит: «Не будь кретином, тебе никогда не выдумать средство от СПИДа», — самое время выработать у себя ситуационную глухоту.

— А тогда что хочешь услышать ты? — спросила она.

— Что тебе стало легче, потому что мы тебе поверили, — ответила я и посмотрела на Коула в поисках поддержки. Он быстро кивнул.

— А вы знаете, как я это понимаю? — спросила она нас обоих, и мы оба покачали головой, а Коул взял в ладони руки Кассандры, с обломанными ногтями и ободранным лаком. — Я понимаю так, что боги перестали смеяться.

Глава 14

Уже покончив с десертом, мы решили, что легкий и здоровый завтрак будет самое то. Пока Коул открывал три банки равиоли, а Кассандра разводила порошковый апельсиновый сок, я позвонила Эви.

— Жас, случилось такое, что лучше быть не может!

Ну, слава Богу. Я уже вполне созрела для хороших новостей.

— А что случилось?

— И-Джей всю эту ночь плакала.

— Потрясающе!

— Ладно, я понимаю, так сразу до тебя не дошло, что хорошего. Но ты сейчас поймешь. Вот мы с ней сидим, качаемся на стуле возле ее кроватки, в четыре утра, и обе ревем в три ручья. И вдруг до меня дошло — это же полная, абсолютная херня!

Я отодвинула трубку от уха и уставилась на нее. Эви не ругается. То есть не ругается никогда. Тут до меня дошло, насколько она на краю.

— И что случилось?

— Я разбудила Тима и говорю: «Тим, как хочешь, но ты бы не стал так долго реветь впустую без никакого толку». Не знаю, что он там понял, но согласился со мной, что поехать с ней в больницу — отличная идея. И там нам попалась отличная тетка педиатр, которая сказала, что у И-Джей в ухе жуткая инфекция. Сказала, что девочка очень мучается. И еще она сказала, что есть лекарство от колик — которые на самом деле рефлюкс. Жас, она не должна мучиться, ура! И мы теперь за эту новую докторшу будем держаться обеими руками! Потрясающая женщина.

— Вот это и правда здорово! Передать не могу, как я этому рада. А теперь скажи, ты меня сейчас можешь внимательно выслушать?

— Могу, конечно.

— Чтобы ты потом не говорила, что тебе там что-то мешало и ты меня не расслышала.

Эви засмеялась — избавившись наконец от страшного напряжения, полная той самой радости, которую я слышала, когда дочка только родилась. Это подняло мне настроение так, как ничто другое.

— Можешь не сомневаться.

— О'кей, продолжай быть такой же превосходной матерью, а я обратно к работе. И как только она задремлет, чтобы ты тоже поспала.

Я же пока что буду избегать сна, как жертва сильного сотрясения, — до тех пор, пока не разрешат.

— Есть, мэм! — пропела Эви.

— Вот это мне нравится.

За десять минут я приняла душ и переоделась, а тем временем подоспел завтрак. Я поделилась хорошими новостями, и мы поели в относительном молчании — может, поэтому Коул приспустил флаг, и если бы не быстрая реакция Кассандры, мог бы ткнуться мордой в соус, когда в ту же минуту заснул. Я разбудила Бергмана, и он охотно поменялся местами с Коулом, когда узнал, что мы оставили ему банку равиоли и кусок шоколада.

— А вы, девушки, так будете весь день здесь торчать? — спросил он, садясь есть. Один взгляд на монитор показал ему, что видел Коул во время своего дежурства все утро. Абсолютно ничего. — Поскольку «Констанс Мэллой» явно временно в коме, я придумал кое-какие эксперименты.

— Эти твои эксперименты так застенчивы, что при зрителях их ставить нельзя? — спросила я.

— Вроде того.

Хотя мы все подписали бергмановскую клятву держать язык за зубами, старые привычки действительно отмирают тяжело, если вообще отмирают.

— Не вопрос, — ответила Кассандра. — Все равно Жасмин уже пора встретиться с моим приятелем.

— Ты фею послала курьером передать записочку? — спросил Бергман, ухмыльнувшись.

Вот именно что.

— Бергман… — Кассандра закашлялась, замотала головой и одними губами произнесла: — Потом.

Мы взяли удостоверения и документы, я надела кобуру, прикрыв «Скорбь» кожаной курткой. Еще я надела наряд, который Вайль мне купил взамен погибшего на нашем прошлом задании: темно-красная шелковая туника с узорным вырезом и черные джинсы. Ботинки я надела свои — Коул сказал, что из «Суккулентов семи морей» придут с утра за своей обувью и прочим, что мы одалживали.

Мы оставили Бергмана тащить из прицепа два ящика электроники и играть с ними, как ребенок с конструктором. Когда за нами захлопнулась дверь, я обратилась к Кассандре:

— Хотела бы я сказать «не обращай на него внимания», но обращать надо. Он ведет себя, как последний болван.

— Он испуган, — ответила она.

— Страх — ключевой пункт всего его существования. Но из этого не следует, что он должен поливать тебя и твою работу, как только откроет рот. Не будь он так чертовски талантлив, я бы ему уже месяц назад выдала как следует. Штука в том, что он просто очень ранимый, и всегда есть шанс его смертельно оскорбить совершенно случайно. И тогда все наши великолепные устройства накрываются медным тазом.

— Я вполне умею с ним ладить, — сказала она. — Просто я все время отвлечена с тех самых пор… — Она посмотрела на меня с добродушным упреком. — С тех самых пор, как тебя встретила.

— Что я могу сказать? Умею я привлекать сердца. А где, кстати, этот твой приятель?

— В уличном кафе под названием «Подкрепиться». Надо будет взять такси.

Я бы, конечно, предпочла приехать на своем «корвете». Но так как Кассандра не предложила мопедов, то я готова была на любой транспорт, который она выберет.

Мы проехали двадцать кварталов до «Подкрепиться» в такси, будто побывавшем в гонке на выживание. Где не было дыр, остались вмятины, а что не было разбито, то проржавело.

— Это кровь? — спросила Кассандра, показывая на пятно на полу.

— Если не околоплодные воды, — пошутила я.

Она посмотрела на меня в ужасе:

— Кто-то здесь рожал, в этой машине?

— А что такого? Сиденья с пружинами, а когда подопрет, надо только схватиться вот за эту измазанную петлю.

Я сделала вид, будто хочу продеть туда пальцы, и Кассандра, завизжав, перехватила мою руку. Черт!

— Не смей глядеть! — рявкнула я, но поздно: от этого мимолетного контакта она успела получить видение.

— Ты должна будешь взять нас с Бергманом на следующее задание, — прошептала она.

— Что за фигня?

— Потом на эту тему поспорим.

— У вас там как, все в порядке? — спросил водитель, судя по акценту, родившийся прямо к югу от границы.

— Нормально. Просто у моей подруги навязчивый страх микробов. — Ну да. Может, я хотела некоего реванша за это «не трогайте меня», когда предупредила: — Осторожнее с задним стеклом. Вот этот потек — это может быть рвота.

Кассандра вздрогнула.

— Ты знаешь, что я как-то целый год у одного богача конюшни чистила, и ни разу не было у меня такого ощущения, будто бактерии лезут мне на подол, как обезумевшие насекомые? Не во мне дело, а в этой вот машине!

— Тебе нужно в душ? — спросила я.

— Да!

— Обидно, мы уже приехали.

Она выскочила из машины, и пока я расплачивалась, вбежала в кафе, требуя, чтобы ей показали туалет. Забавно, как хороший приступ брезгливости выбивает из головы все страшные сны и видения. Мне вот точно стало лучше.

Я огляделась. На улице — круглые столики на четыре места под большими желтыми зонтиками, торчащими из середины, и черные железные стулья с привязанными круглыми подушками. Только за тремя кто-то сидел — две мамочки с младенцами в колясках наслаждались кофе, а детки дружно спали. На другом конце узкой веранды сидел мужчина, который мог бы служить серьезным аргументом для моей веры в инопланетян — если бы такая вера у меня имелась.

Густые белые волосы росли из головы прямо вверх, будто последние пятнадцать минут он висел вниз головой на трапеции. Голубизна глаз была так светла, что казалась серебристой. Глубокие морщины прорезали клочки кожи, не закрытые кустистыми белесыми бровями, велосипедным рулем усов и бородой до груди. Одет он был в широкую рубаху, как поэт-романтик, с гомосексуальными рукавчиками и V-образным вырезом, сейчас закрытым кожаным галстуком. Темно-коричневые вельветовые штаны по цвету подходили к прихотливо отделанным ковбойским сапогам.

— Прекрасные сапожки, — сказала я, подходя ближе. В левом ухе у него висела серьга с бриллиантом.

— Спасибо на добром слове. Мне их сделали на заказ в Рино. Я там нашел магазинчик «У Фраермана», который горячо рекомендую любому из ваших знакомых джентльменов.

Легкий юго-западный акцент приглашал быть как дома, посидеть тут лениво, если есть такое желание.

Я сунула руки в карманы джинсов — в основном потому, что пожать ему руку было бы вежливо. Вежливо и глупо.

Он жестом пригласил меня присесть. Я села напротив, думая, что это имя — Фраерман — я уже где-то слышала. Но копаться в воспоминаниях не было времени. Старый джентльмен смотрел на меня и ждал моих слов.

— Кассандра скоро появится. Только что у нее случилась очень мучительная поездка на такси.

Он улыбнулся:

— Вверять свою жизнь чужим рукам очень трудно.

— Это да.

— Меня зовут Десмонд Йель.

Его прервала официантка, спросив, что я буду пить. Я заказала холодный чай.

— Я Люсиль Робинсон. Кассандра мне говорила, что вы из Нью-Мексико, — ответила я после ухода официантки.

— Родился там и вырос, — подтвердил он.

— А больше она мне ничего не рассказала.

— А что вы хотели бы узнать?

Я секунду посмотрела на него, оценивая.

— Как вы обнаружили свой Дар?

Он задумался.

— Когда умерла моя жена, я превратился в каком-то смысле в отшельника. Много времени проводил в пустыне. Поэтому я бы сказал, что все дело в одиночестве. — Он отпил кофе, улыбнулся. — Столько времени проводил в ландшафте собственных мыслей, что в конце концов нашел путь, ведущий прочь из царства горя и утраты. После нескольких лет изучения понял, как делать то же самое для других.

Я кивнула, но внутри у меня зашевелился червь сомнения. Йель не был похож на того старого мудрого толкователя снов, которого описала Кассандра. Что у этого типа на уме, хотела бы я знать?

— Вы можете мне подсказать, чего ожидать? В изложении Кассандры все получаюсь очень просто.

— Просто и есть, — заверил он меня. — Просто беремся за руки и уходим.

— Уходим — куда?

Этот чудик хочет заставить меня пойти к моим кошмарам в буквальном смысле слова? И где же Кассандра? Ей придется мне кое-что объяснить.

Пришла официантка, принесла мой чай. долила кофе Десмонду и положила три прибора в салфетках.

— Готовы заказывать? — спросила она.

— Все еще жду подругу, — ответила я. — Вообще-то надо бы мне пойти проверить, не утонула ли она.

Официантка, уходя, улыбнулась на эту жалкую попытку пошутить. За такое ей будет выдано не меньше пятнадцати процентов чаевых.

Я попыталась встать, но недостаточно отодвинула стул и стукнулась о стол бедром. Проглотив ругательство, когда заплескался мой чай, я обеими руками схватилась за стол — остановить его качание, но чашка Десмонда опасно накренилась. Он все же успел ее подхватить, спас собственные брюки от ванны горячего кофеина.

Руки. Его руки.

Я посмотрела на официантку, надеясь, что она подтвердит то, что я видела, но она как раз оглянулась через плечо на младенцев, которые синхронно проснулись и завыли. Я этот тип рева знала — «что-то меня напугало». Именно так ревет И-Джей, когда услышит сирену, и Тиму теперь приходится «Копов» смотреть у себя в спальне, выведя звук на минимум.

От воя малышей мамаши бросились хлопотать, и тут я увидела через окно Кассандру — она бежала ко мне, показывая на Десмонда, и так мотала головой, что косы хлестали ее по лицу.

Я снова на него посмотрела, уже почти уверенная, что видела, как расплылись его руки при резком движении, когда он не дал чашке упасть. И на этих длинных розовато-белых пальцах мелькнули когти.

— Не позволяй ему к тебе прикасаться! — закричала Кассандра еще от двери кафе.

Я убрала руки, но было поздно. Он успел их поймать, прижал к столу ногтями (когтями! — мелькнула бешеная мысль), вонзив их в мякоть между костяшками пальцев и запястьем. Больно было так, что я аж заорала. Тут же выступила кровь, и куда обильнее, чем должно было бы из такой раны, потеют по столу, закапала на пол.

Детки усилили громкость, а мамаши, увидев, что происходит, включили собственные голоса. Жуткий шум в самом сердце города. Я много чего слыхала о специальном отряде полиции Техаса, и при этом только хорошее. Так где же он, черт его побери, когда он нужен?

— Ты что делаешь! — завопила я, попыталась вырвать руки. Ага. Как прибитые к столу гвоздями. Черт, может, так оно и было.

Десмонд не сводил с меня ликующих инопланетных глаз.

— Ты, сучка, убила лучшего моего ученика, у него был настоящий дар сборщика. Теперь у меня только один остался. — Он склонил голову набок, будто прислушиваясь к ему одному слышному радио. — Перестань скулить, слышишь? Я этим занимаюсь.

Я старалась справиться с паникой, психованный сборщик держал меня пригвожденной, а одна из мамочек орала в сотовый: «Полиция? Нападение на женщину! Кафе «Подкрепиться», Леопард-стрит, восточная!» Что ж, приятно знать, что кавалерия уже в пути, но при такой потере крови я умру задолго до ее прибытия. И стояла я так неуклюже, что не могла ударить ногой, поскольку была на шестидюймовых каблуках. Поэтому я прибегла к последнему средству, что у меня оставалось.

Задержав дыхание, собрав все силы, всю до капельки энергию ноющего тела, я направила ее в этот сморщенный клочок пергамента между его бровями. Представила себе на этом месте горящий черный «Икс» и ударила головой прямо в него.

Старый сборщик пошатнулся, оглушенный, будто от выстрела. Этой паузой воспользовалась Кассандра, утащив мамаш с детишками внутрь кафе, подальше от непосредственной опасности. Я же воспользовалась ею, чтобы перехватить кровоточащие ладони двумя салфетками, в которые только что были завернуты столовые приборы.

Мелькнула мысль вытащить «Скорбь». И плевать мне было, что Десмонд похож на доброго дедушку с Марса. Я забыла все уроки Вайля насчет разумной дистанции и решила выдать этому сборщику лично и горячо.

Начала я с туловища — бах, бах, бах! Три удара ногой в диафрагму — блин, будто по бетонным блокам колотила! Но все же, если он умеет дышать ушами, самое время ему начать. Сила ударов вбила его глубоко в стол, пришедшийся ему прямо под задницу, и по инерции его сшибло с ног.

Пока что я еще ни разу не увидела его щита. Может быть, моя атака настолько отвлекла его, что он пока его не включил. Может быть, я его уже контузила. Но если так, то еще ни одной щели не появилось в черном контуре, который плясал вокруг Десмонда живой проволокой. Значит, вряд ли я сильно его повредила. И все же я подумала, что, если бить его достаточно долго, рано или поздно проявится слабое место — и тогда я его прикончу. А пока я продолжила бить ногой — дважды в плечо, потом один раз по голове, чтобы он наверняка свалился.

Но он тоже вышел на эту игру не без туза в рукаве. Падая, он подцепил меня ногой за колено и сбил с ног. Я хлопнулась, приняв весь удар на задницу.

Попыталась подняться — что-то полетело в меня, и я снова припала к полу. Клацнул металл по металлу. Нож? Метательная звезда? Но я только поняла, что штука смертельная и не последняя из целого набора.

Вскочила перекатом и метнулась вправо — очередной снаряд пролетел мимо головы, с визгом вращаясь в воздухе, и у меня в ушах закололо. Я проводила его взглядом на улицу — это был нож. Древний, судя по виду черной рукоятки с рунами. Искривленное лезвие угодило в шину мини-вэна и пробило насквозь.

Я опрокинула стол и успела укрыться за ним от следующего, пущенного Десмондом снаряда. Нож прошил металл и остановился в дюйме от моего глаза. Что за черт! В стране сборщиков явно есть доступ к технологии «Гинсу».

Вытащила из кобуры «Скорбь» — что не просто сделать онемевшими руками. Чуть не уронила, а еще случайно нажала магическую кнопку, то есть у меня в руке оказался арбалет вместо пистолета. Но мне это было без разницы. Все, что летит и попадает в цель, годится.

Где-то невдалеке завыли сирены.

Давайте, ребята, скорее! Каждому горячий поцелуй, если приедете раньше, чем я отключусь!

Очередной нож ударил в стол, разорвал мне рукав, но руку не зацепил. Я вынырнула и стрельнула — попала в щит Десмонда, отбросив сборщика назад. Но до тела стрела не дошла — щит включился на полную мощность. Десмонд метнул еще три ножа, пока я пятилась туда, где не было столиков. Когда же я приподнялась ответить на огонь, увидела только скрывающуюся вдали его спину. Профессорша в «Энкиклиосе» Кассандры забыла упомянуть вампирскую быстроту сборщиков.

Я подумала, не погнаться ли за ним — ну, не совсем всерьез подумала. Копы вроде бы заинтересовались — так я могла судить по звуку сирен, а значит, они захотят участвовать в этом веселье. Плюс к тому чувствовала я себя очень паршиво.

Засунув «Скорбь» в кобуру, я сделала пару шагов и решила, что лучше было бы сесть. Пульсирующая боль в руках заговорила так громко, что первых слов Кассандры, обращенных ко мне, я не расслышала.

— Что ты сказала? — спросила я, когда она подняла упавший стул и села рядом со мной.

— Ты бледна смертельно.

— Много крови потеряла. — Я кивнула на лужицу, натекшую под тот стол, где я сидела.

— Тебе что-нибудь принести?

— Апельсиновый сок и шоколадное печенье.

И чтобы кто-нибудь потрепал меня по спине и сказал, что я тут не облажалась. В смысле, я же была потерпевшая? И никто не погиб, и наше задание не провалено. И плакать меня тянет сейчас, потому что… потеря крови и схлынувший адреналин, вот как. Химия, все чистая химия, и не надо думать ничего другого.

Кассандра вошла в «Подкрепиться». Увидев, как она выпрямляется во весь рост, я поняла, что менеджер предложил нам уйти как можно скорее. Но трудно было сопротивляться царственной повелительности ее стремительных рук (Тебе отрезать голову, ленивый и дерзкий простолюдин?) и тону ее голоса. Заказ прибыл раньше копов.

Я волком впилась в печенье, с интересом наблюдая за первыми пятью подъехавшими машинами — они выстроились полукольцом, в центре которого было кафе. Пара очень милых сотрудников побеседовали с истерическими мамашами, после чего две машины почти сразу рванули в ту сторону, куда скрылся Десмонд.

Меня отвлек шум за спиной. Там какой-то коротышка с острым носом и огромными ушами, развевающимися позади прямых бакенбардов, выбежал из кафе, сопровождаемый суетящимся менеджером.

— Я в эту дурацкую дверь стучал минут пятнадцать! И не смейте мне говорить, что вы не слышали!

— Сэр, я очень, очень сожалею, — ответил менеджер, у которого на лице было написано: «пожалуйста, не подавайте на нас в суд». — Позвольте я вам перед вашим уходом вручу два сертификата на бесплатный ужин?

Сидящая рядом со мной Кассандра привстала со стула:

— Грегори?

Он подошел, схватил ее протянутые руки.

— Кассандра! Ты не поверишь, что мне пришлось пережить!

Когда их руки соприкоснулись, глаза у нее расширились.

— Поверю. — Она оглянулась на меня: — Этот сборщик запер его в кладовой.

Я задумчиво посмотрела на Грегори.

— Что с ней? — спросил он.

Кассандра изложила суть проблемы. И хотя она пропустила очень много, все равно получилось более чем пугающе. Грегори, недослушав и половины, стал пятиться к своей машине.

— Куда ты? — спросила его Кассандра.

— Я… ты меня извини, Кассандра. Я в это влезать не могу.

— Но ее сны могут убить ее, Грегори!

Я подняла руку, не давая Кассандре даже начать его упрашивать.

— Пусть уходит. Чем дальше от меня держаться, тем меньше опасность. Именно это я с первого дня знакомства пытаюсь внушить тебе, Бергману и Коулу.

Грегори благодарно кивнул и вышел, даже не дождавшись сертификатов на бесплатные ужины.

— Очень любопытно.

Мы обе обернулись на красивого лысого чернокожего из спецотряда полиции. Фургон подъехал почти сразу после того, как Грегори выбежал в дверь, и хотя пятеро ребят, выскочивших из фургона, были весьма разочарованы, что пропустили самое интересное, один из них вошел внутрь послушать. Кассандра была занята разговором, и он этим воспользовался, открыто ею любуясь, а я тем временем ломала себе голову, чем бы мне их отвлечь.

Я встала.

— Кассандра, удостоверение у меня в левом нагрудном кармане. Ты не могла бы предъявить его сержанту…

— …Престону, — подсказал он таким шелковым басом, что Кассандра даже выпрямилась немного.

Она достала мое удостоверение сотрудника ЦРУ, и я снова опустилась на стул, пока улица не стала вертеться быстрее. Еще соку, решила я, сделала два могучих глотка и взялась за очередное печенье.

Престон внимательно рассмотрел пластиковую карточку. Когда он отдавал ее Кассандре, их руки соприкоснулись, и она посмотрела на него долгим и грустным взглядом, потом отвернулась. Она и правда вот так сбросила со счетов этого эффектного молодого бойца? Да, но… Кассандра, он же из спецполиции!

— Так что вы можете мне рассказать? — спросил он.

Я это знала. Настолько скор, что поймал мое невысказанное сообщение, но и терпелив так, что может лежать неподвижно часами под палящим солнцем в ожидании команды открыть огонь. Если эти ребята хоть чем-то похожи на спецполицию Кливленда, то они работают на паранормальных случаях. Если нет… а, ладно. Все равно у меня было чувство, что им можно доверять.

— Вы со сборщиками дело имели? — спросила я. Он покачал головой. Это меня не удивило, и я сказала: — Убить их можно, но очень, очень трудно. Я вчера ночью одного убрала возле фестиваля. Он уже убил человека, но я его заколола раньше, чем он успел похитить душу. Улавливаете?

— Вы про какую-то очень высокого уровня демонщину? — спросил он. Я кивнула. — У нас такого здесь мало, все больше рутинные дела. Войны ковенов, проклятия отмщения. Местные споры о применении сомнительных зелий — такого рода штуки.

— Хорошо, вот что я могу рассказать. Только что на меня напал другой сборщик, явно непосредственный начальник первого. Кажется, из присутствующих только я вижу слабые места этих монстров, но вот на этом я их не нашла. — Я выдала ему полное описание. — Когда найдете Йеля, работайте по нему большими калибрами. Расплющьте асфальтовым катком. Сбросьте авиабомбу. Но не надо его недооценивать.

— Мне ожидать какой-нибудь чертовщины на этой неделе там, на фестивале?

— Если случится и нам нужна будет помощь, я вам сразу скажу.

Он полез в карман, достал карточку и отдал ее Кассандре со словами:

— Скажите обязательно.

Сержант Престон распорядился, чтобы нас больше никто не беспокоил, и так и было, если не считать тетки со «скорой», от которой пахло въевшимся табачным дымом, а вид у нее был такой, будто она уже двое суток не спит. Когда она сорвала с меня импровизированные повязки, из всех присутствующих только я не вздрогнула.

Десмонд оставил мне клеймо навсегда. Четыре глубокие раны на каждой руке все еще кровоточили, но совсем не с такой опасной для жизни скоростью.

— Зашивать придется, — сказала женщина со «скорой».

Почему-то перед глазами встала картинка: бабуля Мэй согнулась над шитьем, водит иголкой вверх-вниз и напевает «Вечный утес». Иногда она отрывает взгляд от шитья и смотрит, как я лежу на полу и раскладываю пасьянс, пытаясь спихнуть кота Снукамса, нагло садящегося на карты. Глаза наполнились непрошеной слезой.

— Правда?

Ну и что? Если считать еще со школы, швов на мне больше, чем на викторианском бальном платье.

— Кажется, состояние у нее слегка шоковое, — сказала докторша Кассандре.

Та показала на лужу под столом:

— Вся эта кровь из нее натекла.

Докторша кивнула:

— Тогда принесите лучше печенье и сок.

Дамы отвели меня в машину «скорой», и я даже не стала протестовать, когда докторша накрыла меня одеялом. Иногда так приятно, чтобы вокруг тебя суетились.

Глава 15

Мне наложили тридцать два шва, потом скормили двенадцать печений и еще пять чашек сока, а потом мы с Кассандрой вернулись к нашему фургону. Бергман несколько поостыл, увидев мои боевые ранения, но все равно не хотел, чтобы мы тут торчали и смотрели на его совершенно секретные и требующие больших знаний пассы с техникой. Поэтому мы побросали вещи и снова вышли наружу. Кто-то — наверное, Коул — вынес из-под навеса пять штук неоново-зеленых стульев. Я так понимаю, мы теперь стали телезвездами, учитывая камеры, установленные внутри китайских фонариков, но это роли не играло. Никто в спальне сейчас не бодрствовал, следя за нами.

— Я выдохлась, — пожаловалась Кассандра, сползая по стулу так, что голова легла на спинку. — Ну как мне сегодня заниматься ясновидением, если чувствую себя, как пригоревший тост?

— А ты изобрази, — предложила я.

Она на меня посмотрела с тем ужасом, который бывал на лице у бабули Мэй, когда она слышала непристойное слово.

— Ты надо мной смеешься?

— Кассандра, у тебя часовое выступление плюс «призовое» ясновидение потом, и если тебе повезет, то это все будет ради дыхания дракона. Какой вред, если сказать клиенту, что его ждет истинная любовь или перемена к лучшему?

Она скривилась, будто раскусила лимон.

— Так настоящие экстрасенсы не делают. Это неэтично.

— Да ладно, остынь. Я просто попыталась тебе помочь в этой ситуации.

Она наклонила голову набок, ближе ко мне, и устало улыбнулась:

— День выдался очень трудный.

Ну да. Я ей сегодня дала ту еще нагрузочку. Одной драки уже хватило бы, но поездка в больницу была по-своему еще хуже.

Под конец поездки я уже радовалась скорости — больше месяца не водила машину так быстро. По дороге у меня вдруг случился странный подскок сахара. В больнице меня пересадили на кресло-каталку, и я тут же потрясла Кассандру, встав на задние колеса. Ага, я праздновала свой недавний триумф, поскольку явно никто больше не собирался этого делать. Мы несколько минут ждали в какой-то приемной (в коридоре), и тогда я заметила, что Кассандра смахнула слезу. Вот это меня встревожило.

— Тебя все еще беспокоит твое видение? Или после драки никак в себя не придешь?

Я знала, что в свое время она повидала достаточно насилия, но все равно не любила показывать ей и Майлзу изнанку моей работы. Мне в голову пришла мысль: действительно ли я готова их защищать? Или я просто боюсь того взгляда, которым они на меня посмотрят, когда наконец сообразят, на что же я по-настоящему способна? Ой, и правда слишком горячая тема, чтобы за нее хвататься. Пусть малость поостынет.

Она подумала, поджав губы, потом пожала плечами:

— Как бы ни жаловалась я на свой жребий, жизнь приносит мне радость. Когда я подумаю обо всех местах, где бывала, о людях, которых встречала, обо всех чудесах, которые видела, дивных странах, где путешествовала, и столько еще не видела и столько еще не знаю… — Она снова пожала плечами: — Мне становится страшно, что жизнь наконец ускользает из моих рук.

— Я знаю, что твои видения очень часто бывают верными, но я уверена, что это всего лишь возможности. Ты просто видишь наиболее вероятное. Но в мире, где может случиться все, приходится верить, что мы можем многое изменить. И мы действительно можем.

— Я хочу…

— А что там с тем сержантом Престоном? Чего это ты так от него шарахнулась?

Снова у нее на глазах выступили слезы.

— Когда я до него дотронулась, то увидела…

— Что увидела?

— У него мальчик от первого брака. Мать у него вдова, живет на его иждивении. У него три брата, которые его обожают. И он погибнет, пытаясь спасти меня.

— Bay! Это будто только разгорающееся чувство удушили старым вонючим одеялом.

— Жасмин, я серьезно!

— Кассандра, да ради бога, ну чего ты последнее время такая ходишь мрачная и траурная? — Тут меня осенило: — Отчего тебе не прыгнуть с мужиком в койку, порезвиться там как следует, а потом уже впадать в тоску и сожаление, как все мы грешные?

— Порезвиться, значит, — усмехнулась она.

— Слушай, я целую кварту потеряла. Хочешь умного, достань мне чего-нибудь на замену.

— Какая же ты лицемерка. Я-то знаю, что ты никогда ни с кем просто так в койку не прыгаешь. Не твое это.

— Знаешь, если мне нужны будут нотации по поводу моих недостатков, я позвоню папочке. Ой, кстати, ему же надо позвонить!

Я вытащила телефон.

— Жасмин, — прошептала Кассандра, — мы недоговорили!

— Вполне договорили, — ответила я. — Мы определенно установили, что последние твои видения были такими хреновыми, что мы из кожи вон лезть будем, лишь бы они не сбылись. Кроме того, тебе обязательно нужно с кем-нибудь полежать. — Возмущенная Кассандра набрала воздуху для сокрушительного ответа, но я пресекла его, начав говорить с отцом. — Альберт, привет! — Я показала на телефон, губами произнеся: — Это мой отец.

И повернулась к ней спиной прежде, чем она успела бы сбросить с себя налет цивилизации и влепить мне как следует.

— Жас? Это не ты сегодня звонила?

— Не-а.

— Странно. Кто-то все время звонит и дает отбой.

— Телемаркетинг, наверное. А ты не мог бы мне перезвонить?

В смысле, по его защищенной линии.

— Ладно.

Мы разорвали связь, и через несколько секунд соединились по безопасной линии — по крайней мере безопасной на его конце.

— Альберт, я тут встретила одну тварь, о которой вроде бы никто ничего толком не знает. Называется сборщиком. Третий глаз посреди лба. Крутой щит, отбивающий пули и ножи, если не найти нежненькую точку. Похищает души, но лишь при определенных обстоятельствах. Я кое-что про них накопала, но немного. Хотела узнать, не можешь ли ты позвонить, кому надо. Узнать, не случалось ли кому-нибудь уже иметь с ними дело?

Реальной помощи я от Альберта не ожидала, но он очень поправил себе самооценку, помогая мне в предыдущем деле, и я надеялась, что процесс может быть продолжен и теперь.

— Не вопрос.

— Спасибо тогда, я скоро позвоню.

— Обязательно.

Забавно. Наш тридцатисекундный разговор будто сбросил лет десять у него с плеч. Он действительно после отставки считал себя таким бесполезным? Если да, надо будет мне поговорить с Эви. Потому что мне одной никак не занять его настолько, чтобы сохранить этот новый взгляд на самого себя. А Эви сможет чего-нибудь придумать.

— Люсиль Робинсон? — Кассандра подвезла меня к даме с чем-то за сорок, в белом халате. В руке она держала мою историю болезни и рассматривала меня недоверчиво. — Как вообще можно получить восемь вот таких почти идентичных ран в руки?

— Связалась с дурной компанией. Мама мне всегда говорила, что этим кончится. Надо было ее слушаться.

Она глянула на мои забинтованные кулаки.

— Что это вы делали?

— Если я скажу, что не вписалась в поворот, катаясь по перилам здания телефонной станции, поверите?

Она мотнула головой, и хвост на затылке махнул в другую сторону, подтверждая отрицание.

— А если скажу, что стукнула скейтбордиста, который катался по этим перилам?

— В это еще поверю.

— Звучит так, будто у нас определился победитель, — сказала я, увидев молодого черного парня с вышитым на халате именем «Д-р Даррил». Целую минуту он будто не мог решить, кому уделить больше внимания — мне или моей истории.

— Здравствуйте, миз Робинсон.

— Привет, док! А вы поверите, что я стукнула скейтбордиста…

— Нет.

Плюх. У меня сразу кончился прилив адреналина после драки, испарилось хорошее настроение, и веселые пузырьки «все будет о'кей» в бедном обескровленном мозгу тихо полопались.

— Кажется, мне нужно лечь.

Кассандра помогла мне лечь на стол, подложила мне руку под голову, потому что какая-то садистка-медсестра набила подушку бетонными блоками. И когда я опустила затылок на ее ладонь, мне тоже пришло видение. Мой обескровленный труп лежал на деревянной палубе «Констанс Мэллой», а над ним стоял Десмонд, языком ухватив мою дрожащую душу, и третий глаз его разгорался синим все ярче и ярче.

Доктор Даррил воткнул шприц мне в левую руку, вводя заморозку, и тут я решила, что вся вообще медицина — один большой оксюморон. Мозг хотел и дальше разглагольствовать, но видение продолжалось.

На яхте появилась Тор-аль-Деган. Непобежденная все-таки, просто пересаженная сюда из Майами, чтобы завершить начатое. Она тащилась, волоча ноги, к моей трепещущей душе, облизывая жвала, и клешни в жадном восторге мотались впереди нее.

— Вы это чувствуете, миз Робинсон? — спросил доктор Даррил, прищипывая кожу на онемевшей руке.

Чувствую? Вы что, издеваетесь? Идет кульминация эпических событий. Я, Жасмин Паркс, девушка, едва умеющая работать с собственной микроволновкой. Я вам говорю, этот мой знакомый, Рауль, здорово ошибся, взяв меня на службу драться с этими жутиками. Я больше не могу. Это же не то что они пытаются стянуть у меня кредитную карточку или впарить мне мешок травы. Самос хочет быть императором всего мира, и чень-луновский костюм дракона поможет ему этого добиться. А если этого еще мало, то Жуткий Тип Сборщик охотится за сутью, за тем, что делает меня той, кто я есть. И может этого добиться. Может покончить со мной еще до финала, и что тогда? Что тогда? ЧТО ТОГДА?

Меня затрясло. Это никак не облегчало наложение швов, и доктор такого не одобрил, а потому посмотрел на меня с упреком.

— Она боится уколов, — сказала Кассандра, пожав плечами в ответ на его озадаченный взгляд, будто хотела сказать: «Кто может объяснить разум человека?»

Я могу. Разум — летучая мышь. Разум — трущобы, лабиринт. И я сейчас заблужусь в своем.

Кассандра наклонилась ко мне и зашептала в ухо:

— Я тоже это видела, Жас. Это то, что они хотят, чтобы ты видела. Чтобы страх сковал тебя, как гипс на теле, потому что если не можешь двигаться, то не можешь драться. Ты была права, у нас есть выбор. И мы изменим это видение, ты права.

Права ли?

Настал долгий пустой момент, когда я надеялась, что вдруг выскочит кто-то с Большими Ответами (привет, Рауль!) и одобрит меня целиком и полностью.

Рауль занят, Жас. Так что выбери сама вариант: ты права или ты психанулась?

Я должна быть права. Должна быть. Если нет, то я проведу остаток вечности на жесткой как камень больничной койке, писая в металлические судна и оря на сестру, чтобы сделала громче «Колесо фортуны» в телевизоре.

Я смотрела, как нить соединяет клочки разорванной кожи, стежок за стежком, и думала, как это странно: видеть, как тебя зашивают.

— У вас часто случаются такие порезы? — спросил доктор Даррил.

— Часто.

— Что ж, пока вы в Техасе, мне не придется бояться остаться без работы.

Ха. Ха-ха. Слушай, док, не можешь заодно еще подшить мне душу как следует? А то, боюсь, она у меня на краях растрепалась.

— Жас?

Я подняла глаза, настолько погруженная в воспоминания о нашей прогулке в больницу, что удивилась, обнаружив себя под навесом фургона с Кассандрой. Вдали вопили ребятишки, пахло жареной свининой с барбекю, и от запаха у меня слюнки потекли. Кассандра встала.

— Пойду пройдусь. Может, в голове прояснится.

— О'кей.

Я проводила ее взглядом. Когда отвернулась обратно к бухте, там ничего не изменилось. «Констанс Мэллой» точно так же стояла на воде прыщом, и никто ничего не знал. «Сжечь суку», — буркнула я про себя. Посмотрела на часы, увидела, что уже почти время готовиться. Хотя палатку мы уже установили, оставалось еще наладить акустику и пару прожекторов. Очевидная работа Бергмана, но лишняя пара рук ему вполне может пригодиться. Я вытащила себя из кресла. Боли там и сям подсказали, что пора бы мне очередной раз принять анальгетик, и я пошла внутрь посмотреть, нужен ли Бергману помощник.

Он сидел на полу, опираясь спиной на «Мэри-Кейт». Все свои игрушки и прибамбасы он разложил по исходным коробочкам и сейчас держал в руке пластиковую чашечку — как мог бы король Артур держать Святой Грааль.

— Нашел! — вырвалось у него.

— Что нашел?

— Наше оружие! Смотри, показываю. — Он взял из чашки красную капсулу размером с крупную таблетку и подал мне.

— Что это такое?

— Нейропрепарат замедленного действия, который заставит мозг Луна сообщить телу о наличии сильного ультрафиолетового облучения. Это трудно объяснить…

— …даже если бы ты захотел.

— А я как раз не хочу. Самое смешное, что работает эта штука на его собственной биохимии!

— То есть энергия его собственного тела запускает механизм действия препарата?

— Не просто запускает, а усиливает в сотни раз. Через два часа после приема препарата он будет мертв.

— Так что нам только остается организовать, чтобы он ощутил сильную головную боль?

Бергман пожал плечами:

— Или приступ обжорства. Что угодно, лишь бы проглотил пилюлю.

Я покачала головой, глядя на Бергмана с возросшим уважением.

— Майлз, можно я у тебя спрошу одну вещь?

По напряжению его плеч я поняла, что он хотел бы отказать. Но он меня удивил:

— Спрашивай.

— Почему ты это все делаешь? — Мой жест охватил монитор, пустые полки, коридоры «Констанс Мэллой», лэптопы, тихо спящие на полу рядом со спящим Коулом, смертельную пилюлю в руке Бергмана.

Он поправил очки, попытался смотреть мне прямо в глаза, отвернулся.

— Потому что должен, — сказал он неубедительно. Смущен, что ли? Но сейчас это мне было все равно.

— Не должен, — возразила я.

— Нет, должен.

— Что было бы, если бы ты отказался?

Он подумал секунду, барабаня пальцами по собственной ноге, разглядывая висящий надо мной телевизор. Сейчас он смотрел мне в глаза.

— Наверное, был бы уже мертв.

— Да? Почему ты так думаешь?

— От скуки. Ты знаешь, я не очень умею ладить с другими.

— Мог бы научиться.

Он покачал головой:

— Пытался. Но все время говорю что-нибудь не то. И если честно, эти другие все время достают меня до печенок. Чем мириться с их идиотизмом, лучше жить одному. То есть мне достаточно посмотреть две минуты любое реалити-шоу, и тут же я вспоминаю, почему никогда не выхожу. Как бы там ни было, я смирился с тем, что большую часть своей жизни живу в обществе механизмов. И меня это устраивает, потому что я их люблю. Все в них люблю. Мелкие части, которые должны работать вместе в совершенном порядке, чтобы целое работало как задумано. Весь процесс люблю, от задумки до исполнения. И даже неудачи люблю.

— Другими словами, ты на них подсел.

— Ага.

— И ты счастлив?

Он кивнул, не глядя мне в глаза.

— В основном да.

Bay. Еще один победитель. Никогда не думала, что из нас двоих я буду завидовать ему, а не он мне.

Глава 16

Когда мы с Майлзом закончили подготовку к шоу, полог тента открылся и вошла китаянка, с которой мы с Коулом подружились. Улыбающийся младенец был у нее на бедре.

— А, привет! — сказала я, спрыгивая со сцены.

Она пару раз поклонилась, широко улыбаясь:

— Здравствуйте, здравствуйте!

— Мы, кажется, не представились. Я Люсиль Робинсон.

Я показала на себя пальцем, не очень понимая, насколько она владеет английским. Потом я поклонилась.

— Я Сяо Жэ, — сказала она приятным голосом. Потом показала на ребенка: — Это Сяо Лай.

— Очень приятно.

— Коул есть?

Я оглянулась через плечо. Она хочет сказать…

— Меня тут звали? — спросил Коул, входя через задний разрез тента и улыбаясь во весь рот Жэ и ее мальчику. Он побрился, переоделся в костюм для выступления — облегающие черные брюки, рубашка в тон, сверкающий красный жилет с огромными черными пуговицами. Лай тут же к нему потянулся, и Коул подхватил его под мышки и закружил. Мальчик смеялся и взвизгивал.

— Вы сегодня выступать? — спросила Сяо Жэ застенчиво. Было видно, что наряд Коула ей понравился.

— Ага, придете? Если будет время, я попробовал бы Лая вставить в своей номер. В жонгляж.

Она радостно кивнула.

— Да, мы будем. — Она дотронулась до его руки и добавила: — А потом вы приходили смотреть акробаты в конец недели. Да? У вас билеты еще есть?

Коул кивнул в ответ:

— Ага. Если ничего такого не случится, обязательно будем.

Он отдал младенца матери, она еще немного покланялась и они ушли.

М-да. Читать ему нотацию или спустить так?

— Ты всегда так действуешь на женщин и младенцев? — спросила я.

Коул сунул руки в карманы и скромно потупился.

— Почти всегда.

— А я бы сказала, что ты просто охмуряла.

— Никогда не охмуряю замужних женщин, — возразил он с совершенно честным лицом. Правда, что ли? Как-то я не была убеждена, что поверила ему до конца. И он, кажется, это понял. — А тебе показалось, что я ее охмуряю? — спросил он с напором.

Я посмотрела на выражение его лица — почти то же, что обычно. Но обычно он как раз охмурежем и занимается.

— Может быть.

Он тут же оказался рядом со мной, улыбаясь, как законченный псих.

— Это значит, я последнее время недостаточно активно охмурял тебя. — Он схватил меня за руку и покрыл эту руку поцелуями сверху донизу, мыча, как влюбленный француз: — М-ма, м-ма, м-ма, шарман, мадемуазель!

— Господи, какой же ты козел!

Вопреки моему возмущению это было щекотно, и когда он добрался до кисти, я уже смеялась — но тут он остановился в неподдельном ужасе.

— Что за хрень?

Вот тебе и повеселились. Смешок у меня пересох, как ручей в пустыне.

— На сборщика нарвалась, — объяснила я кратко.

— Надеюсь, ему хуже пришлось, чем тебе.

— Это вряд ли. Он сбежал прежде, чем я успела что-нибудь сделать.

— Женщина, тебе нужен телохранитель.

— Пожалуй, я сама виновата. Он был очень зол за того сборщика, что я убила вчера. Ты же знаешь поговорку: сперва смотри, в кого стреляешь.

— Поговорка?

— Ага. И она, кстати, относится и к тому, с кем можно дружить на работе. Ты понимаешь, что ты своих новых друзей, быть может, усадил в один зал с Чень Луном?

— Вообще-то да. Насколько я понимаю, их папочка — один из его акробатов, и они на какое-то время в его власти. Это еще значит, что они могут чего-то знать, что нам поможет.

— Ты не слишком уверен в изобретениях Бергмана?

— Просто строю запасные планы на всякий случай.

Я посмотрела на этого жеребца двадцати шести лет, который любит женщин и детей, но не женат, который потерял свой бизнес, но нашел способ продвигаться дальше, который хлопает пузыри жвачки, как шестиклассник, и умеет принимать точные, обдуманные, профессиональные решения.

— Не приходится удивляться, что ты вписался. Ты такой же завернутый, как мы.

Он повел бровями, будто на что-то намекая.

— У тебя ушло очень много времени, чтобы это понять. Кстати о времени: уже почти стемнело, дорогая моя красавица. Не пора ли тебе облачиться во что-то, не столь непрозрачное?

Сценический костюм. Я так глубоко ушла в отказ от танца живота, что даже еще костюма не видела. Так, если я хочу что-нибудь подогнать в костюме, который обещает быть слишком сексуальным, то заняться этим надо сейчас. Я выбежала из-под тента, наполовину желая, чтобы недавно обретенная неуклюжесть позволила мне сломать ногу по пути к шкафу и, насколько я могла судить, к ожидающей меня мрачной судьбе.

Когда я вернулась в фургон, Вайль уже поднялся. В мрачном настроении. И первые его слова, когда он вошел в кухню, были:

— Я хочу с тобой поговорить. Выйдем на улицу.

А мне хотелось по чему-нибудь крепко стукнуть: вопреки своим задетым чувствам, я все еще тепло (ладно, не буду врать — горячо) реагировала на его наряд. Он для представления оделся в такое ретро, что был бы вполне уместен в постановке «Рождественских рассказов» Диккенса. Но брюки были вполне обтягивающие, пиджак должной длины, рубашка открывала достаточно волос на груди, чтобы мне хотелось просто сползти по стене, не отводя глаз.

Я вышла за ним. Мы подошли к воде, и я старалась не идти с виноватым видом, подавить такое чувство, будто меня поймал декан за курением в туалете.

— Что сегодня произошло? — спросил он без малейшего юмора. — Ни Кассандра, ни Бергман подробностей не сообщили.

— Не удивляюсь. У тебя такой вид, будто ты готов налететь на всех сразу и разорвать на части.

— Так и есть! — Он сообразил, что почти кричит, и понизил голос: — Считай, что это официальный доклад и ничего не пропускай. Пошла.

Пошла? Я что ему, спортсменка на старте? И какого чета он изъясняется как в сериале «Я, шпион»?

С растущим чувством «да пошел ты сам!» я выдала ему этот дурацкий доклад: сон, сборщик, больница, таблетка-убийца, Сяо Лай и все вообще.

Когда я закончила, он стоял, глядя на меня, рука в кармане серых слаксов, другая зажимает трость так сильно, что если бы камень выскочил из набалдашника, я бы не удивилась.

— А почему от тебя пахнет Коулом?

— Это мы просто дурачились. — Глаза Вайля загорелись темной зеленью с золотыми блестками. — Не в том смысле, что ты подумал. В шутку.

Он принялся расхаживать вдоль берега, раздраженно постукивая тростью о мол на каждом шаге. Еще он что-то бормотал, останавливался и бил по воздуху. Когда он резко обернулся ко мне, я аж вздрогнула, что никак не помогло мне успокоиться. Ну вот ни капельки.

— Ты меня с ума сведешь! — загремел он. — У тебя совсем нет скромности, сдержанности?

— Это ты меня заставляешь вертеть своим имуществом перед толпами психов!

— Это к танцу живота не относится!

— Только к нему и относится!

Кружным путем, но все-таки…

— Если бы ты не убила вчера того сборщика…

— То убитый им бедняга лишился бы души!

Вайль так ткнул тростью в бетон, что она задрожала.

— Ты сегодня могла погибнуть! И как бы я об этом узнал? Повара с барбекю вдруг пришли бы посплетничать? Или Коул как-нибудь упомянул бы между свиданиями с Китайской Мамой и Неотразимым Младенцем?

— К чему ты ведешь?

Он постарался снизить голос до того уровня, когда нас — быть может — не услышат в Мексике:

— Я хотел бы как-нибудь вечером проснуться, не гадая, жива ли ты и придешь ли здороваться.

— Я такая, какая есть, Вайль. Я рискую — иногда это значит, что мне достается. В один прекрасный день может оказаться, что я погибну. И тогда не вернусь. И тебе придется как-то с этим разбираться.

— А зачем, если ты можешь стать такой, как я?

Эти слова будто вырвали из него невидимой рукой. Он дернулся, как от пощечины. У меня никогда не было подобной энергии, и последняя фраза меня просто оглушила. Вайль хочет меня обратить, чтобы я была с ним вечно? Я даже не знала, плакать мне или блевать.

— Я прошу прощения, — сказал он. — Я не имел права…

— Да, не имел.

Снова наступило молчание. Потом он тяжело и глубоко вздохнул, и я подумала, приятно ли это — вот так вдохнуть всей грудью свежий воздух после того, как целый день не дышал. Судя по его теперешнему состоянию, не особенно. Он повернулся ко мне боком, лицом к заливу, поставив ноги так, будто готовился выбить за поле любой мяч, который я могла бы подать.

— Сны.

— Да.

— Без помощи Грегори… у тебя есть мысли, что делать дальше?

— Есть.

Он обернулся ко мне в удивлении:

— Правда? И какие?

— Я думаю, что мне нужно поговорить с Дэвидом.

— Я так понимаю, что не по телефону?

— Не по телефону.

— Я хочу… — Он прервался, скрипнул зубами. — Ты не была бы против это сделать, когда я бодрствую? Я был бы благодарен за возможность наблюдать за тобой в этот момент.

— Не вопрос.

Вайль подошел ко мне, отвел локон с лица, задев пальцами щеку. Не понимаю почему, хотя его сила так связана с холодом, его прикосновение меня не остужает — ну никак. Легкое касание кожи — и кровь разносит искры пламени по всему телу. Очень трудно было сдержаться, не задышать часто и глубоко.

Это твой босс. Мысленно он уже провел тебя через весь сценарий отношений человека и вампира. Женщина, где твоя гордость?

— Поверь, прошу тебя, — сказал он, — как бы а того ни желал, я никогда не попросил бы тебя стать вампиром. Я знаю, что этого делать не надо.

— Хотелось бы надеяться!

Вот именно, девушка. Хотя бы до тех пор, пока он снова до тебя не дотронется.

Он кивнул:

— Но мне хотелось бы, чтобы ты больше усилий прилагала для продления собственной жизни.

— Теперь ты заговорил совсем как Пит. — Я заметила намек на ямочку у него на щеке. — Послушай, Вайль, я эту работу делать умею. Уж кто-кто, а ты должен бы знать.

— Я знаю. Но только… все время после Майами у меня перед глазами картина — как ты лежишь без сознания в челюстях Тор-аль-Деган. И настойчиво напоминает, насколько ты уязвима.

Вот так. Живешь и не знаешь, о чем думают те, кто рядом с тобой. Я-то была уверена, что лишь мне одной снятся кошмары, наполненные едкой вонью этой твари и пронизанные ее ярко-красными щупальцами.

— Жас! — крикнул Бергман из двери фургона. — Полчаса до начала!

— Мне надо одеться, — сказала я Вайлю и улыбнулась, делая вид, что желудок не завязался у меня узлом под ложечкой.

Жас, ты сможешь. Это просто. Представь себе, что ты не перед полным залом незнакомцев, а на пустынном пляже.

— Волнуешься? — спросил Вайль.

— Кто, я? С чего бы? Ха-ха-ха!

И я прыгнула в фургон, делая вид, что не слышу недоверчивого смеха Вайля у меня за спиной.

Глава 17

По оценке Бергмана, на наших двенадцати двойных рядах скамеек могли свободно разместиться полторы сотни зрителей. Поскольку сидели они довольно тесно, я решила, что число зрителей зашкаливает за две сотни.

К гадалке не ходи, думала я, ожидая в кулисах. Юбка наверняка свалится. Господи, я белье-то надела? Быстро проверила. Тьфу ты! И еще она тесная. О Господи! А топ? Его же считай что нету! А если я упаду? Если вот просто возьму и хлопнусь?

Это Вайль меня втравил во все, паршивец. Ну я ему покажу! Вот будет спать, влезу к нему под навес и нарисую ему усы красным маркером. Нет, лучше поеду с ним по магазинам и пусть стоит рядом с контейнером трусов, пока я буду примерять вещи. Нет, я его возьму на самое первое родительское собрание у Эви, и пусть раздает печенье и пунш!

Слушай, а Коул неплохой жонглер! Булавы, кольца, пара банок теннисных мячиков. Не знала, что он так умеет. Что? Уже закончил? Блин, моя очередь!

Бергман сменил общий свет на единственный прожектор и врубил музыку. Я пошла на сцену, красиво рассекая воздух — публика встретила меня бурными продолжительными аплодисментами. Теперь, когда уже нельзя прятаться за занавесом и заниматься самоедством, мне стало лучше. В конце концов, на мне три тонны макияжа, почти все украшения, которые таскает с собой Кассандра, и шесть слоев нижних юбок, под которые я прикрутила набедренную кобуру с игрушечкой тридцать восьмого калибра — я ее держу вот для таких случаев, когда приходится ходить без брюк. Топ с золотыми блестками сбился с пути истинного в сторону излишней открытости, но ряды нашитых золотых кружков придавали ему сходство не со спортивным бюстгальтером, а с костюмом игрока в банк. Длинные и прямые рукава закрывали руки от плеч, а бинты на кистях маскировали черные кружевные перчатки без пальцев.

Да, это была серьезная трудность. Руки участвуют в танце живота, начиная и завершая грациозные движения. И сейчас, несмотря на все анальгетики, адски больно было держать их правильно. Но то, что я на этом сосредоточилась, помогло отвлечься от факта, что Чень Лун действительно показался в зале, в первых рядах в середине — сидел, улыбаясь и кивая в такт музыке. Одет он был в традиционный китайский халат — черный, с красными вышитыми; драконами. Я только один раз поймала его взгляд и обрадовалась, что руки он держит в своих широких рукавах. Иначе, вероятно, он бы размахивал долларовыми бумажками, как шафер на мальчишнике.

Его приятельницу, сидевшую справа, не слишком радовал его интерес к танцовщице. Она все толкала его локотком, пока он не нагнулся и не сказал что-то вампиру слева от себя — тут они оба тихо засмеялись. Кажется, я узнала этого нового вампира — он был из тех, кто во время драки ждал, пока определится победитель.

Через пролет примостилась семья Сяо, радуясь совместному выходу в свет. Мама сидела прямо и ровно, руки на коленях, но глаза ее вспыхнули ярче, когда на сцене появился Коул. Сяо Лай устроился на мускулистых ногах своего отца, подпрыгивая в такт музыке.

Я даже не успела понять, что закончилась первая песня, и вторая пошла куда быстрее. Да, труднее, но и веселее тоже. Где-то в середине зал стал хлопать в такт, и это вдохновило меня попробовать те движения, которые я уже годами не делала — пусть даже наутро мне будет трудно двигаться. Наверное, получилось — судя по одобрительным воплям в финале.

Теперь я вспомнила, почему я первой приходила на уроки танцев и уходила последней. Татуировки — фигня. А вот правильно исполненный и сердцем воспринятый танец живота — это истинный боди-арт, искусство тела. И моя публика была идеальной. Если не считать Луна с его пассией, которых я подчеркнуто не замечала, то в основном это были семьи. Не было волчьего свиста, улюлюканья и воя — только аплодисменты в нужное время. И я вела их дорогой мелодии, рассказывая историю, которую они понимали нутром, на универсальном языке ритмов. О'кей, признала я, раскланиваясь в ответ на новый взрыв аплодисментов. Это действительно суперкайф.

Не успела начаться последняя песня, как из глубины тента стал подпевать Вайль. Я даже не знала, что на эту музыку есть слова, и уж точно не ожидала, что номер станет коллективным. Но он пел, направляясь ко мне посередине прохода — пел хрипловатым баритоном по-румынски.

Определенно любовная лирика, решила я, поворачиваясь и качая бедрами в его сторону. Потом оглянулась через плечо — улыбка у него была безусловно хищная. Я качнула корпусом в его сторону, и наградой мне был взгляд такого пронзительного голода, что я чуть на него не прыгнула. Как он сумел удержаться до конца песни в рамках «дети до шестнадцати», не знаю. Но громовые аплодисменты подтвердили, что зрелище народу понравилось.

Виляя, я ушла со сцены, помахивая руками и посылая своим новым фанатам воздушные поцелуи. Несомненно, именно поэтому, проходя мимо задника, я влепилась со всего размаху в несущий столб — и чуть не обрушила весь театр, в буквальном смысле слова. Схватившись за столб, я зафиксировала его неподвижно, стараясь не думать, что будет, если нам не удастся заманить Луна в схватку один на один, исключительно из-за того, что Старшая Помощница Ликвидатора налетела головой на железную палку.

Мое внимание привлек какой-то звук справа, очень деликатный звук, нечто среднее между тихим храпом и едва заметным бульканьем. Я чуть высунулась наружу — и увидела, что Коул катается по земле.

— Что с тобой? — я бросилась к нему и постаралась зафиксировать, чтобы посмотреть, куда он ранен. Тут я увидела его лицо. — Ты смеешься?

— О Боже, видела бы ты себя сейчас! — Он пытался сдержаться, чтобы не отвлечь публику от пения Вайля, но все равно смех рвался у него изо рта.

— Тебе больше делать нечего? — спросила я зло.

— Как смотреть танец живота в исполнении красавицы? Ты обо мне?

— Так что, хорошо было?

— Совершенно не могу понять, почему ты так отбрыкивалась — ну, пока на шест не налетела. Хорошо, что никто тебя не видел, кроме меня.

— Я видела.

К нам подошла Кассандра, смеясь так, что плечи тряслись.

— Какого чер… а не твоя ли сейчас очередь? — вызверилась я на нее.

— Моя, и мне было так страшно, что меня три раза вырвало. Но сейчас лучше. — И ее улыбка была такой же теплой, как ее объятие. — Спасибо.

— Ну хорошо. Каждый раз, когда тебя будет развлекать мое попадание мордой в лужу, буду считать, что выполнила свою задачу. Но что со мной творится последнее время? — спросила я у всех сразу. — Дня не проходит, чтобы я обо что-то не ударилась или не споткнулась. Я же в колледже спортсменкой была!

Кассандра посмотрела на меня с грустью.

— Вселенная требует равновесия, Жасмин. Твои силы как экстрасенса выросли?

— Ну да.

— Вероятно, изобилие недавних случаев неловкости — цена, которую ты за это платишь.

— Ну знаешь, если это правда, то очень неприятная.

Она кивнула, отвлеченная какими-то более важными мыслями.

— А ты… — Кассандра облизала губы, стрельнув глазами в сторону тента, будто ей был виден Лун через два слоя брезента и через черный занавес. — А ты будешь рядом, когда настанет этот момент?

— В том же помещении — достаточно?

— Ой, правда? У меня слов нет, как я рада это слышать!

— Это идея Вайля. Когда мы устроим бесплатное чтение мыслей, одновременно мы с ним будем давать приватный танец живота. И потому я все время буду рядом с тобой.

В брезентовом павильоне наступил момент затишья, за ним — уверенный шквал аплодисментов. Потом Вайль начал финальную песню.

— От Йетты Симмс мы знаем, что Лун любит улиток. И мы ему предложим поднос деликатесов в надежде, что он будет в настроении себя побаловать.

Это Кассандра уже знала, но надо было занять ее мысли, поэтому я повторила:

— А если он не станет есть?

— Придумаем другой способ заставить его проглотить таблетку. Может, подсунуть в его витамины или что-то в этом роде. Не съест — тогда и будем думать, а пока что надо приманить его на лакомство. Ешь с ним вровень, главное, улиток не трогай.

Она кивнула и казалась вполне спокойной, если только не глядеть на ее руки. Длинные тонкие пальцы ходили и шевелились, как вылупившиеся из яиц змеи.

— А, Кассандра! — вступил в разговор Коул. — Все забываю тебе сказать. Там в публике твой бойфренд.

Произнес он это таким тоном, будто мы снова школьники и он подозревает, что у нее тяжелый случай заражения вшами.

Коул встал в позу супергероя — ноги на ширину плеч, руки в боки, подбородок в небо — и пропел:

— На-на-на-на, на-на-на-на, спецназ полиции!

— Боже мой! — Кассандра вцепилась в меня, и ногти вонзились мне в плечи. — Жасмин, мое видение!

Я скрыла ужас, который скрутил меня, когда я поняла: все участники ее видения заняли сейчас свои места.

— Кассандра, не волнуйся. Обещаю, что застрелю змею до того, как она ударит.

— Я тоже там буду, — заверил ее Коул.

Я смотрела на Кассандру, думая, как трудно ей будет держаться, когда мысли полны смертью, а будущее зависит от стажера-ликвидатора, от женщины, у которой швов больше, чем мозгов, от вампира, у которого все мысли о другом, и от сумасшедшего инженера. Но я понимала, что она сможет держаться, потому что деваться некуда. Именно так все мы проходим через ад, когда нет другого варианта.

Аплодисменты усилились, достигли пика и стали спадать — Вайль объявлял гвоздь программы. Коул отвел полог тента у заднего входа, и Кассандра вступила на сцену, грациозно обойдя столб, который только что чуть не стоил мне сотрясения. Она сделала два долгих вдоха и спросила меня:

— Как я выгляжу?

Косы она убрала назад и связала ярко-синим шарфом. Блузу того же цвета украшала вышивка в виде черных блестящих цветов. Черный топ без рукавов отлично подчеркивал украшение, которое она не стала мне одалживать — плотное золотое ожерелье, уходящее от ушей вниз и чуть не достающее до ключиц.

— Совершенно египетская царица, — сказала я.

Она кивнула и улыбнулась, но глаза ее остались тревожными.

Вайль отдернул занавес и Кассандра шагнула навстречу аплодисментам.

— Все будет нормально? — спросил Коул.

— Думаю, да. Но то, что здесь этот парень из спецполиции, — плохой знак. В ее видении он тоже погиб.

— Хреново, наверное, быть экстрасенсом, — заметил Коул и добавил еле слышно: — Мы не одни.

Тут и я услышала: тихий шаг, сопровождаемый радостным писком подбрасываемого ребенка. Из-за угла нашего тента вышел муж Сяо Жэ. На руках у него сидел Лай, невероятно похожий на своего отца, несмотря на разницу в возрасте и в настроении. Лай явно считал, что ехать на папе — это вершина блаженства. Он подпрыгивал на папиной руке и колотил ладошками по широкой груди и плечам, будто был оркестром из одного человека, а папочка — его инструментом.

А у отца был такой вид, будто он вот-вот заплачет. На представлении у него лицо было совсем другое, но там рядом сидела его семья и его менеджер. Я тут же ощутила с ним общность: очень неприятно прятать от мира сильный страх. Тепло ему улыбнувшись, я поклонилась:

— Здравствуй! Я — Люсиль, а это — Коул.

Он тоже поклонился, и Лай решил повторить это еще раз двадцать. Чтобы довести это до папиного сведения, он стал наклоняться вперед — отец его ловил и сажал ровно. И так было все время, пока мы разговаривали.

— Я Сяо Шао, — представился отец. — Моя жена Жэ мне говорил, вы спасали Лая жизнь. Я благодарный.

Он низко поклонился.

— Счастливы были помочь, — ответил Коул.

Выпрямившись, Шао сказал:

— Жэ говорил, вы милый люди. Хороший люди. — Он посмотрел на нас в упор, будто его глаза способны выявить любые проявления зла, которые мы, быть может, скрываем. Потом он беспомощно пожал плечами. — Она люди знал. Я ей верил. Она говорил, я с вами говорил надо.

— Очень милая женщина, — ответила я. — Прекрасная мать. — Я восхищенно покачала головой. — Такая терпеливая.

Он сдержанно улыбнулся:

— Обычно. — Он замолчал. Мы все смотрели, как Лай продолжает выполнять наклоны вперед. Шао заговорил снова: — Я работай… — Он дернул головой в сторону этой поразительной арены для акробатов. — Много друзей. — Он пожал плечами. — Вместе ездить, вместе работать, дружить.

Мыс Коулом кивнули.

— Мой друзья… — Шао отвернулся, чуть прищурился, стараясь сдержать слезы. — Они пропадай. Вещи, реквизит — все в трейлере, друзья — нет. Сегодня не приходить на шоу. — Теперь он смотрел на нас, пытаясь нам внушить, насколько странным считает он такое поведение. — Что-то очень плохое.

Я мысленно увидела людей, напавших на Луна — с них еще капала вода после проплыва от берега, — и согласилась с Шао, что — да, что-то очень плохое.

Теперь, когда он сказал худшее, слова полились быстрее и понимать их стало трудно, потому что акцент тоже усилился.

— Я думай, Чень Лун тут что-то делай. Вы знал? — Он ткнул пальцем в сторону тента. — Передний ряд?

Мы кивнули. Еще бы нам не знать.

— Лун хозяин та лодка. — Он показал на «Констанс Мэллой». — Он привозил китайцы ее работать, а они в Чикаго стоять… — Он попытался найти слово, не нашел и показал жестом: поднял руку над головой и стал медленно ее опускать, играя пальцами.

— Метель? — спросил Коул.

Шао показал пальцем на него и закивал.

Ага! Теперь понятно, отчего нам удался этот трюк, когда мы прикинулись поставщиками. Мне все время казалось, что это противоречит характеру Луна — пускать на борт своей яхты чужих. Но если его работники застряли в Чикаго, а вечеринку не отменить, то выбора у него не было.

— Мой брат Сяо By из команды. Я боюсь, что был, когда он приехал. Я боюсь, он тоже исчезал.

— Почему ты думаешь, что именно он в опасности? — спросил Коул.

Шао обернулся через плечо, через другое, посмотрел нам за спину. Потом подался вперед — Лай дорвался до пуговиц на жилете у Коула, схватил одну и попытайся сунуть в рот, а Шао прошептал:

— By в армии. Который друзья пропадал, тоже армия. Очень тс-с-с.

Он приложил палец к губам, показывая, как это все секретно.

Понятно. Значит, НОАК хочет смерти Чень Луна. Ну, такой переворот вряд ли спланируешь так, чтобы молва не дошла до ненужных ушей.

Несомненно, By должен был вчера ночью участвовать в низвержении Луна, но помешала задержка рейса.

— Если Чень Лун узнавал про моего брата? — спросил Шао. — Он может тоже исчезай. — Мне эта возможность показалась вполне вероятной. — Я не могу говорить китайский власть. Я не знай, кто верный для Чень Лун. Вы другое. Вы — Америка, — сказал он так, будто нам надо об этом напомнить. — Вы знай, кто может помогать?

М-да. Мы с Коулом переглянулись. Он пожал плечами, будто хотел сказать: «Тебе видней».

— Что именно ты хочешь, чтобы мы сделали? — спросила я у Шао.

— Я думай, мои друзья та лодка. — Он показал на «Кон-станс Мэллой». Я подумала, что скорее всего они под той лодкой: видела, как привязывали грузы к телам перед тем, как выбросить за борт. Но перебивать не стала. — Может быть, ваш полиция туда пошел, их нашел. Может быть, арестовал Лун?

Может быть, Луна сегодня не станет, и беспокоиться будет не о чем.

— Я знаю тут одного полисмена, — сказала я, думая об этом спецназовце Кассандры, сержанте Престоне, и о том, как бы нам обеим хотелось, чтобы он остался жив. — Поговорю с ним завтра.

Но я знала, что не стану говорить. Разве что совсем будет некуда деваться.

Глава 18

Я обещала утром рассказать Шао, что получилось, и убедила его сейчас вернуться в павильон. Хотелось бы надеяться, что Лун подумает, будто просто Лаю надоело сидеть тихо и не придаст отсутствию Шао значения. Может быть. Лай даже поддержит это заблуждение, потому что постоянные наклоны и попытки съесть пуговицу у Коула его утомили. Когда мы распрощались, он повернулся у папы на руках и положил голову ему на плечо. Думаю, что еще до входа в павильон мальчик заснул.

— Ладно, ты была права, — оказал мне Коул. — Мне надо семью Сяо на сто футов держать от этого бардака, потому что иначе мне не спать, тревожась за них.

Вытащив из кармана кусок жвачки, Коул отправил его в рот.

Значит, жвачка получила повышение, и из средства бросить курить сделалась методом снятия стресса. Как карты тасовать, только более нормальным. Я взяла Коула под руку, испытывая еще более сильную симпатию из-за этой нашей общности.

— Они уже вляпались в этот бардак — или ты не слушал? А вообще если все сегодня получится, то с ними ничего не случится. Кстати, насчет «получится»: ты еду достал?

— Ага. Йетта ее принесла почти сразу, как ты пошла на сцену.

Он увел меня обратно в павильон, за черный задник, и показал круглый стол под кружевной скатертью — он стоял в темном углу, незаметный. Слышно было, как на сцене что-то говорит Кассандра. Я дала Коулу ручку-фонарик — заглянуть в накрытые подносы и блюда, поставленные «Суккулентами семи морей». Кассандра ответила кому-то из публики, что — да, его дочь получит стипендию, на которую подавала. Я тихо прошептала Коулу на ухо:

— Которую?

Взяв меня за руку, он показал лучом света на звездчатую стеклянную тарелку, полную улиток. Потом направил свет на одну из них — лежащую на острие одного из лучей.

— Вот эта, — едва слышно ответил он. — Ее можно узнать, потому что тут небольшой сколок на тарелке как раз под ней.

Я ощупала звезду снизу и — да, есть впадинка.

С той стороны занавеса послышался голос Кассандры:

— Я начинаю уставать. Давайте еще предмет из публики?

Послышались шарканье и скрип. Потом с едва скрытым сожалением Кассандра сказала:

— Сержант Престон?

Ой-ой. Я выглянула из-за занавеса, отделяющего наш закуток от сцены. Ага, спецназовец отдал часы «сейко». Он и его сынишка — симпатичный парень лет пяти-шести, с такими же умными карими глазами, как у отца, сидели в заднем ряду. То есть сидел Престон, а сынишка стоял на скамье, совершенно завороженный. Внезапно Кассандра оказалась не в состоянии отбивать обожателей резиновым молотом.

— Что вы хотите узнать? — спросила она натянуто, вертя часы в руках.

— Меня интересует одна женщина, — сказал он, медленно подмигнув ей. — Увижу ли я ее снова?

Она замялась, но даже в этот момент не могла заставить, себя солгать. Такая твердость заслуживает восхищения.

— Да.

— Можете задать еще два вопроса, — объявил Вайль. Я его не видела, но ощущала, как он стоит на другом конце сцены. Они договорились, что зрители будут задавать по три вопроса — в надежде, что это пробудит у Луна желание, чтобы у него прочитали мысли поглубже.

— Я женюсь снова?

— Я не вижу этого в вашем будущем.

Он удивился, затем пожал плечами.

— Ваш последний вопрос? — сказал Вайль.

— О'кей. Завтра нет уроков, и мы с мальчиком хотим поехать порыбачить. Поймаем мы что-нибудь?

Руки Кассандры, крепко держащие часы, вздрогнули, а голос звучал так сдавленно, что слышно было, как соприкасаются голосовые связки.

— Ничего такого, что вам хотелось бы увидеть у него на крючке.

Публика затаила дыхание.

— Ну, тогда я точно его поведу в зоопарк, — ответил Престон. Все засмеялись — кроме него, Кассандры и Вайля. Я посмотрела на сержанта и подумала: он знает, что она скрывает от него больше, чем может сказать.

Вайль шагнул на середину сцены — в руках у него была блестящая черная ваза. Бергман, по нашему плану, сложил туда оторванные талончики от билетов зрителей.

— А сейчас настало время определить победителя, который выиграл частное бесплатное гадание у Кассандры, а перед этим — частный танец живота в исполнении нашей знаменитой Люсили. Также будут бесплатно поданы напитки. Произойдет это сразу после того, как почтеннейшая публика покинет наш театр. Мы сейчас вытащим и объявим номер корешка — просим всех посмотреть на свои билеты.

Он порылся в бумажках, вытащил и объявил:

— Итак, победитель… номер сто три! — Он оглядел зал. — Прошу подойти ко мне с билетом, если желаете…

Спутник Луна, державший билеты, что-то зашептал в ухо своему патрону, подпрыгивая на сиденье. Он так возбудился, будто этот старый хрыч сорвал главный приз в бинго. Лун кивнул. Типчик подскочил и подал Вайлю билет — Вайль сделал вид, что смотрит номер.

— Да, это он! — провозгласил Вайль. — Поаплодируем нашему счастливому победителю и всем нашим артистам! — Публика дружно захлопала и потянулась к выходу. Вайль проводил всех словами: — Спасибо за внимание! Приятной всем дороги домой!

Я не сводила глаз с Луна, на которого наперли с двух сторон. Его подруга что-то шипела ему в ухо, свирепо жестикулируя и давая понять, что такой поворот событий ей не нравится. Новый вамп тарахтел в другое, уговаривая остаться, повеселиться, развлечься.

Лун слушал обоих, но взглядом проводил семейство Сяо, выходившее из театра. Этот голодный взгляд был прикован к маленькому Лаю, дремлющему на плече у отца.

Можешь не беспокоиться, извращенец, подумала я. У нас как раз есть для тебя закуска.

Наконец Лун посмотрел на Вайля.

— Да, мне действительно улыбнулась фортуна, — сказал он с идеальным британским произношением. — Вы не подражаете, если я останусь стоять? Эти скамьи кажутся мне несколько неудобными.

— Как вам угодно. Если вы согласитесь здесь подождать, я отведу Кассандру за кулисы отдохнуть, а Люсиль сию минуту придет занимать вас.

Буэ.

Я вцепилась в занавес, спасаясь от внезапного приступа тошноты. Я не только буду танцевать для троих, но еще в такой интимной тесноте, что хочется застегнуться в шубу до пят. Закрыв глаза, я сделала глубокий вдох.

Перестань скулить. Ты можешь. Ты должна.

Я погладила пистолет на бедре, как любимую собаку. Это меня успокоило, и я смогла встретить Вайля и Кассандру любезной улыбкой.

— Готово? — спросила я жизнерадостно, будто нам предстояло ехать на церковный пикник с Томом Сойером и Бекки Тэтчер.

Вайль кивнул, отпустил Кассандру и предложил мне руку. Мы выплыли обратно на сцену. Лун скорчился на скамье, как тогда на яхте. Спутники встали по обе стороны от него. Вайль свел меня со сцены, чтобы познакомить с ними.

— Позвольте представить вам мисс Люсиль Робинсон! — объявил он.

Лун наклонил голову:

— Вы — воплощение грации и красоты. Мое имя Чень Лун, — сообщил он.

Да, любезные слова. Но глаза говорили другое. Они мне напомнили Дэйва и его приятелей в то лето, когда каждый из них вырос так дюймов на шесть. Они все время вваливались в кухню и открывали плиту — и каждый раз это было как открытие неизведанной страны. «Вау! Булочки с корицей! Вот это да!»

Моя девичья скромность тут же захотела залепить Луну пощечину и заорать: «Не фиг пялиться на мои булочки с корицей!» Нет, обычно я ничего против не имею. Понимаю, что нормальные гетеросексуальные мужики как раз смотрят на сиськи и задницы. Но обычно они изо всех сил стараются смотреть украдкой, и я это ценю. А этот — пялился.

Жасмин, не говори мне, будто не знала, что этот тип — мерзкий развратник, выговорила я себе. А теперь свои личные реакции убери куда-нибудь и стань наконец профессионалом!

Новый вампир, которому тоже шоу понравилось, проявил куда лучшее воспитание. Но и его будто заворожил фальшивый рубин, который я закрепила в пупке. Не отрывая от него глаз, вампир вскочил, здороваясь, заранее протянув руку.

— Мой ассистент, Ли Руолан, — представил его Лун, когда я сунула руку в ладонь гостя и пролепетала «Очень приятно». Вампир был одет по-западному: коричневые слаксы и синяя рубашка с короткими рукавами, на шее — галстук в синюю и серую полоску.

— А это моя приемная дочь, Пенгфей Ян, — продолжал Лун.

Ага, как же.

— Очень приятно познакомиться, — сказала я, изо всех сил стараясь быть воспитанной. Женщина с падающими на спину длинными черными косами выглядела вполне обычно. Синюю шелковую блузу без рукавов украсил идеальными белыми цветами какой-нибудь художник или вышивальщица. Черные шелковые брюки, гармонирующие с сандалиями. А свисающие черные серьги с жемчужинами мне даже понравились. Нет, ее внешний вид никак меня не отвращал.

Но она на моих глазах вчера ночью убила шестерых. Конечно, это капля в море для того, кто связан с монстром вроде Луна, и ничего такого нельзя было сказать по ее спокойному и бледному лицу. По этим ясным обсидиановым глазам. И было еще что-то, некий парапсихический запах, аромат, сообщающий мне, обладательнице Чувствительности, что я имею дело с вампиром — отчего у меня в животе ком сворачивался. Она излучала запах гари, наводящий на мысль о всесожжении и вызывающий образ братской могилы.

Бергман все еще сидел где-то в глубине тента, и я ему дала сигнал, что готова. Вайль расположился через пролет от Луна, где только что сидело семейство Сяо. Заиграла музыка, я вернулась на сцену и начала танцевать. Обезболивающие, выписанные доктором Даррилом, выдохлись к середине песни, и когда я закончила, руки пульсировали болью, будто в них все кости поломали в середине, и теперь осколки терлись друг о друга, как сыр о терку. Я сумела сохранить осанку, но черт возьми, больно было! И как я ни скрывала это, Пенгфей Ян, похоже, что-то заподозрила. И кайф поймала, садистическая сука.

— Прекрасно! — воскликнула она, когда я закончила. Они с Ли Руоланом яростно захлопали. — А можно еще?

Жас выхватила бы свой тридцативосьмикалиберный и всадила прямо в эту наглую ухмылку. Но Люсиль Робинсон только широко улыбнулась, запихнув эту Жас куда поглубже, и ответила:

— Разумеется.

Причем не позволив Жасмин даже подумать о насильственных методах.

Я выжидающе посмотрела на Бергмана. Он подергал какие-то кнопки и рычажки, повозился и сказал:

— Извините, аппаратура отказала. Похоже, кое-что придется заменить. Но завтра все будет как новенькое.

Я улыбнулась шире, повернувшись к нему, на этот раз искренне. Ничего вокруг не видящий погруженный в работу технарь спас мою ноющую шкуру. Чудеса продолжаются?

Вайль встал:

— Люсиль, спасибо. Теперь был бы благодарен, если бы вы с Коулом принесли нашим гостям напитки и закуски, пока Кассандра подготовится. — Я поспешила прочь со сцены, а он повернулся к Луну: — Обычно мы в это время ужинаем и надеемся, что вы составите нам компанию.

Я отодвинула занавес, пропуская Коула, который стоял наготове со столом. Мыс ним вместе внесли стол по задней лестнице на левую сторону сцены. Теперь на него светил прожектор, видна была скатерть цвета слоновой кости. Йетта подобрала стеклянные и серебряные сервировочные тарелки, а для еды — из белого фарфора с каемкой красных роз. К этому прилагались тяжелые серебряные вилки, ножи и ложки.

Вайль наклонил голову в сторону Луна:

— Вы сегодня счастливый победитель, сэр. Поэтому приглашаем вас первым наполнить тарелку.

— Как это мило.

Лун взошел по ступеням к столу в тесном окружении своих соратников. Мыс Коулом встали у одного края стола, отчего им пришлось пройти по другому, и заряженная улитка оказалась к ним ближе всего. К сожалению, Лун такими руками не сможет держать тарелку, хотя нам он об этом не сказал — просто не вынимал их из рукавов и дал наполнить свою тарелку Ли Руолану. Ли сделал это тщательно, не торопясь, так аккуратно раскладывая еду, будто собирался писать натюрморт. К счастью, эту картину можно было бы назвать «политическое убийство» — смертельная улитка очевидным образом заняла в ней центральное место.

Все сели ужинать на скамьи, будто на каком-то непонятном семейном празднике. Если бы Ромео и Джульетта остались живы и родили ребенка, так, наверное, держались бы на его первом дне рождения Капулетти и Монтекки. Никто даже не делал попыток заговорить. Наша сторона смотрела искоса, ощущая некоторую обиду в том, что каждый кусочек протягивал Луну Ли Руолан, и еще мы волновались, что Ли, похоже, все пробует первым.

У него на вилке оказалась улитка. Та самая.

Я взяла сухарик, намазанный маслом и медом, и забросила в рот. Вот так, давай, подумала я. Сунь ты этого моллюска в пасть своему боссу, и дело в шляпе!

Вошла Кассандра — Ли положил вилку на тарелку.

Р-р-р-р!

Лун жадно уплетал улиток, но теперь поднял глаза на Кассандру. В глазах его загорелся новый голод — к улиткам никак не относящийся. И тут до меня вдруг дошло, откуда такая одержимость экстрасенсами. Он хочет ее крови. Бывают у вампиров такие фиксации — тяга к конкретному типу. Девочки-подростки. Друиды. Канадцы. Питание от определенного типа жертв дает им такой приход, что вырабатывается зависимость. И тогда остановить их сложно.

Ли начал вставать — быть может, хотел представиться, — но Лун его усадил обратно. Сам факт, что он вытащил руку из кокона, дал мне понять, насколько мало его интересовали в тот момент свидетели.

У меня уже глаза стали косить: Ли поднял вилку с улиткой, а Лун не отводил от Кассандры немигающих глаз. Она подошла с другой стороны стола, чтобы быть лицом к нам, пока накладывает себе на тарелку.

Вилка Ли двинулась ко рту Луна.

Лун встал.

Пенгфей положила руку на его халат и что-то быстро сказала по-китайски. Вид у нее был скорее недовольный, чем встревоженный.

Мы с Вайлем напряглись, готовясь прыгнуть. У нас за спиной Коул и Бергман поставили свои тарелки. За ними открылся полог тента, и вошел Престон.

— Кассандра! — позвал он от входа. — Я как раз надеялся, что ты еще здесь будешь. — Его лицо, открытое и дружелюбное, вдруг замкнулось, когда он оценил обстановку. Тут же его взгляд вернулся к Кассандре, а рука медленно полезла за спину. — Тут все в порядке?

Я видела, как округлились у нее глаза от подступившего ужаса, ноги приросли к полу. Она попыталась кивнуть, но получилось так, что дернула головой в сторону. Тут мое внимание отвлекло от нее движение наших гостей.

Ли положил улитку себе в рот. Я смотрела, как он проглотил ее, со странным чувством отдаленности, будто была за три мили отсюда, глядя в телескоп. А в голове побежало по кругу каруселью одно только слово:

А-хре-неть.

Пенгфей сильнее дернула Луна за одежду, стараясь отвлечь, переключить внимание на себя. Но дракон был занят только своей добычей.

Он запрыгнул на сцену совершенно внезапно, так быстро, что Кассандра не успела даже вскрикнуть. И уже был у стола, когда раздался суровый голос Престона:

— Стой, стрелять буду!

Я глянула мельком — он вытащил «кимбер» сорок пятого калибра — мало не покажется. Нам бы, хорошим парням, пригнуться, чтобы не попасть под раздачу.

— Престон! — вскрикнула Кассандра.

Лун повернулся к копу — вместо лица у него была морда дракона. Зная, что будет дальше, я бросилась на Престона и свалилась с ним на пол — как раз когда Лун выпустил мощную струю пламени. Нас обдало жаром, но не подожгло.

Вздернув юбку, я выхватила пистолет. Тридцать восьмой калибр, для убойного выстрела надо быть очень близко, но все лучше, чем ничего. Вытянув шею, я попыталась посмотреть, не готовит ли Лун вторую дозу, но он повернулся к Кассандре. А она исчезла.

Пока он застыл в секундном недоумении, на сцене оказались Вайль и Пенгфей. В тот же миг мы с Коулом бросились по углам, схватили каждый по огнетушителю и побежали в середину, где загорелись скамейки.

По всему павильону клубился дым, глаза слезились. Я поискала взглядом Ли и увидела, как он шмыгнул прочь через задний вход. Его явно не манили ни пожар, ни кровожадные драконы.

Вайль на сцене добрался до Луна, который с театральным грохотом перевернул стол — под ним обнаружилась сжавшаяся в комок Кассандра. Но спряталась она с ножом в руках и сейчас с силой отчаяния ударила Луна в пах.

Пока я бежала к сцене, на павильон обрушилась мощь Вайля, опустившая температуру на сорок градусов[1]. На всех поверхностях выступил иней. Моя Чувствительность дает мне некоторый иммунитет от вампирских сил, но все равно ощущение было такое, будто я час занималась подледным ловом, одетая по-летнему.

Халат Луна разорвался на спине, показав, как на демонстрации, запускаемые спинные чешуйки. Я побоялась, что сейчас Вайль получит в грудь полный залп, но лед сковал основания чешуек, не давая им вылететь.

Нож Кассандры не пробил броню, но сила удара заставила Луна зареветь от боли. В тот же момент Вайль ухватил его локтем за горло и дернул назад. Вряд ли у него был какой-то план, кроме как оторвать Луна от Кассандры.

Вихрь пламени из пасти Луна поджег брезентовую крышу. В ней образовалась дыра, во все стороны побежали языки. Слышно было, как Престон, шагавший так, будто все суставы у него окостенели, говорит в телефон, вызывая пожарных, полицию, «скорую», коммунальщиков. Он вспрыгнул рядом со мной на сцену, помог поставить Кассандру на ноги и потащил ее к заднему выходу из павильона.

Я остановилась, направив ствол на Пенгфей. Она что-то крикнула Луну по-китайски, выхватила две метательные звезды — я выстрелила в нее, когда она замахивалась, и вампирша метнулась в сторону. Одну она успела бросить, и звезда попала Вайлю в ногу. Он пошатнулся, хватка на горле Луна ослабела, и старый вампир, вырвавшись, схватил Пенгфей.

Крыша уже горела полностью. В любой момент она могла упасть — и из нас получатся отличные хрустящие сухарики. Коул и Бергман пятились к выходу, крича:

— Уходите! Уходите!

Престона и Кассандру я не видела — скорее всего они уже выбрались.

Я побежала к Вайлю, который только что выдернул звезду из ноги. Кровь шла из раны ровными толчками, пропитывая брюки и оставляя сплошной след, пока я тащила Вайля прочь со сцены и из павильона. Там нас ждали Коул и Бергман, и у Коула в руке были ключи от фургона.

— Помоги мне! — бросила я Коулу, отводя Вайля к молу. Коул, не говоря ни слова, подставил Вайлю плечо под мышку. Я еще сильнее обеспокоилась, когда Вайль не стал возражать.

— Я переставлю фургон? — спросил Бергман.

— Сперва только принеси аптечку.

Бергман принес и тут же переставил наше временное обиталище подальше от пожара, а мы с Коулом тем временем пытались унять кровь. Когда первым этапом нужно замотать жгутом бедро пациента, работа продвигается не слишком удачно.

— Тебе за всю твою долгую жизнь неужто ни разу не сказали, что нельзя вытаскивать оружие из раны, если оно там застряло? — прошипела я, пока Коул затягивал ремень, а я накладывала марлю.

Вайль не ответил, хотя я почувствовала, как напряглась нога под моими пальцами. Но я думала, что это реакция на боль, пока Коул не сказал:

— Жас, ну не ори ты на раненого. У него кровь хлещет, о он только что оторвал озверевшего дракона от нашей Кассандры.

— Бог ты мой! — Я посмотрела на Вайля, на Коула, снова на Вайля. — Все, я становлюсь собственной матушкой. А ну-ка глянь, нет у меня стервозных морщин вокруг рта?

Я повертела головой из стороны в сторону, чтобы им было виднее.

— За мою долгую жизнь я научился отличать искреннюю заботу от мелких придирок, — ответил Вайль. Он наклонил голову, лбом к моему лбу. — А теперь успокойся. Кровотечение — это следствие отказа от охоты. У живых доноров в крови есть что-то такое, чего нет в консервированной. Жасмин, я поправлюсь быстрее, чем любой человек. — В углах его глаз появились лучики. — А видеть тревогу у тебя на лице — за это не жалко получить любую рану.

Когда наконец можно стало снять жгут, а марля оставалась белой, мы сели все втроем рядом на тротуар, спиной к стене, глядя, как пожарные напоследок для порядка поливают дымящиеся остатки нашего павильона. Катастрофа, конечно. Но могло быть хуже.

К нам подошла Кассандра. От дыма и инея ее наряд превратился в лохмотья. Я посмотрела на свой костюм — ага, очень похоже на бедняжку, выкопанную из груды щебня после землетрясения. Но у меня было ощущение, как будто какая-то часть моего тела еще придавлена холодильником, а Кассандра сияла, словно фея-крестная только что сообщила, что ей полагаются новое бальное платье и хрустальные башмачки.

— Тент сгорел начисто, — объявила она радостно. — Зато ничего из того, что было рядом, не пострадало. Просто невероятно, как быстро приехали пожарные. Джерико говорит, что они тут из лучших в штате.

— Джерико — кто это? — устало спросил Вайль.

— Спецполицейский, — ответила Кассандра. — Джерико Престон.

Я взметнула руку, и мы с Кассандрой хлопнули друг друга по ладони.

— Что за ликование? — поинтересовался Коул.

— Видение Кассандры сегодня сгорело вместе с этим пожаром, — ответила я. — То есть у них с Престоном еще может что-то получиться.

Он тут же рухнул перед ней на колени, прижал руки к сердцу:

— Молю тебя, о воплощение красоты, скажи, что это неправда! Неужто ты отдала свое сердце другому?

— Не надоело дурачиться? — спросила она, но засмеялась.

Коул встал на ноги.

— Не знаю, как вы, — сказал он, — а меня после пожара вдруг дико пробило на что-нибудь вкусненькое. Полезем в холодильник? У тебя такой вид, Вайль, что тебе не повредило бы что-то бодрящее.

Вайль кивнул.

— Только сначала душ.

— Это если я раньше тебя туда не попаду, — возразил Коул, смерив его взглядом. — И почему-то мне кажется, будто сегодня я могу тебя опередить.

— Нам всем надо помыться, а нагреватель в фургоне такой нагрузки точно не выдержит. — Я подумала о ключе от номера, спрятанном у меня в ящике для оружия, и вдруг мой дурацкий поступок заиграл новой гранью. — Я возьму себе номер в отеле. И у меня будет долгий и горячий душ, а вы тут давайте обходитесь своими трехминутными сменами.

— Замечательная идея, — отозвалась Кассандра. — А мне с тобой можно?

Я задумалась. Либо придется ей открыть мой странный поступок, либо как-то изощренно прикинуться, будто я только снимаю номер, который на самом деле уже сняла. А знаете что? А вот хрен с ним. Ей только до меня дотронуться, она тут же узнает правду во всех подробностях.

— Естественно, — ответила я. — Пойдем в нашу девичью комнатку.

Кассандра помогла мне встать:

— А, да. — Я посмотрела на Вайля. — Вы тут как-то без нас обойдетесь с часок?

Он кивнул в каком-то странном оцепенении. Уходя вместе с Кассандрой, я услышала слова Коула:

— Что это было?

— Это нас обвели вокруг пальца, ответил ему Вайль. — Скажи спасибо, что они на нашей стороне.

Глава 19

Кассандра настояла, чтобы я в душ я пошла первой — моя идея, мой номер и мое непонятное сновидение, без которого вообще ничего бы этого не было.

— Ты понимаешь, что вся эта история вертится вокруг твоих отношений с Мэттом? — спросила она, когда я закончила объяснять, откуда у меня ключ-карта.

Я кивнула.

— Вот жалко, что Грегори тогда ушел. Уверена, что он мог бы помочь. Может, ему позвонить?

— Я тут вспомнила еще одного человека, с кем можно поговорить, — ответила я, и больше мы эту тему не затрагивали.

Какое приятное ощущение после душа, как будто отмылся до скрипа. Я сидела на кровати, перещелкивая каналы и думая, что могла бы сама сниматься в рекламе мыла, когда в дверь постучали.

Наверняка Коул. Морда типа «сдаюсь на милость победителя», пришел проситься в горячую воду.

Я открыла.

Дэвид, неотразимый в своей темно-синей броне, выпалил с порога:

— Жасмин, они идут сюда!

— Как они нас нашли? — прошептала я. У меня в мозгу какой-то малыш проскакал на взмыленной лошади по извилинам с криком: «Вампиры! Вампиры идут!»

— Мэтт мог им сказать.

Я ударила его в плечо — сильно.

— Мэтт никогда бы нас не предал!

Судя по лицу Дэвида, он так не считал, но у него хватило ума смолчать.

Он выглянул в коридор, осмотрелся. Я тем временем прицепила наплечную кобуру, застегнула портупею потуже.

Чисто, показал он.

Я осторожно вышла за ним.

Светло-желтые стены. Бордовый ковер с крупным растительным орнаментом. Золотые светильники. Ощущение буржуазной обыденности, чем-то врубающей ощущение ужаса. Еще бы саундтрек из Хичкока — и можно прямым ходом следовать в дурдом.

Дэвид ткнул меня в плечо.

— Соберись! — прошипел он.

Уж кто-кто, а твой близнец чует, когда ты воспаряешь мыслью. Его не обманешь.

С нашего места лифта не было видно, но лестница всего через две двери слева. И этаж всего второй — очень недолго спуститься в вестибюль, добраться до поджарых черных мотоциклов, что ждут нас снаружи. Но это если повезет, а нам не повезло.

Распахнулась дверь на лестницу, и не меньше дюжины людей-охранников бросились к нам. Дэвид полоснул по ним из «М4», свалил, наверное, шестерых, остальные подались назад, давая нам возможность повернуться и бежать.

Мы бросились по коридору, тревожно переглянувшись при звонке лифта, остановившегося на нашем этаже. Из ниши, где оказалась кабина, вышли Джесс и Мэтт, неестественно красивые и непривычно жестокие. У обоих по шее струилась кровь, но они это вряд ли заметили, надвигаясь на нас.

— Ах ты стерва! — заорал на меня Дэвид. — Ты им дала умереть!

Эти слова взорвали меня гранатой.

— Нет! — крикнула я в ответ. — Они могли жить! Они могли быть сейчас с нами!

— Ну вот. Зачем бы нам такое? — спросил Мэтт, широко улыбаясь, и новые клыки блеснули кровью из его собственных губ.

Ярость охватила меня, внезапная и непобедимая. Она горела во рту и в пальцах, каким-то краем сознания я поразилась, что волосы у меня не вспыхнули пламенем.

— Ты мудак! — заорала я на него. — Превратился, значит? Кретин, трус, МУДАК!

Я бросилась на него неудержимым зарядом гнева, имея одну только цель: измолотить гада и вышвырнуть его к чертям из Додж-сити.

И ударила так, что у самой сердце чуть не лопнуло. Он упал навзничь, увлекая с собой Джесс. Дэйв у меня за спиной все выкрикивал исковерканные и злые слова, и я их слышала и понимала, но не могла бы перевести.

— Давай, давай! Давай! — кричала я ему.

В конце коридора светилось широкое окно, и я бросилась туда, как спринтер-автогонщик, ударила ногами и пролетела насквозь, прикрывая лицо, чтобы осколки резали только ноги, руки и плечи — небольшая цена за свободу. Упала на подогнувшиеся колени, покатилась, как тот бедняга слаломист, пропустивший ворота на олимпиаде и чуть не упавший вниз со склона. Быстро поднявшись, я успела добежать до края парковки, и тут он меня поймал.

Я обернулась, рыча как загнанный в угол барсук.

Вайль отпустил меня, поднял обе руки вверх, показывая, что у него нет оружия.

— Ты пошла в гостиницу принимать душ, — сказал он. — Я не должен был отпускать тебя без охраны. Должен был знать, что ты можешь заснуть. Кирилай предупредил меня, что ты в опасности. — Он посмотрел на меня, и глаза у него наполнились слезами. Следующие его слова я еле услышала и запомнила, наверное, только потому что потрясена была, услышав от него ругательство. — Твою мать! Ты посмотри, до чего я тебя допустил.

У меня начали болеть раны по всему телу. Огромной волной накатила слабость.

— Вайль… что-то мне нехорошо. — Я посмотрела на себя — кровь и стекло покрывали меня примерно в равных количествах. И здоровенный кусок стекла торчал из правого бедра. — Вот это точно придется зашивать, — сообщила я заплетающимся языком и отключилась.

Глава 20

Следующие два часа тихо проплыли медленной лодочкой через зомбиленд. В основном я просто таращилась в никуда. Я заверила озабоченного и начисто лишенного чувства юмора доктора Даррила, что не собиралась совершать самоубийства и что на этой неделе ему не придется снова меня видеть. Я согласилась пообщаться со специалистом по расстройству сна и даже не удивилась, что таковой существует. Но когда мы с Вайлем вышли из приемного отделения, я бросила в урну карточку с датой визита.

— Зачем ты это сделала? — спросил Вайль недоуменно.

— Это через три недели. Мне ни за что не прожить так долго с этими кошмарами.

Мы взяли такси до гостиницы, и я подождала снаружи, пока Вайль разбирался с портье. Все было очень цивилизованно, и в конце они пожали друг другу руки. Лучше бы орали. Если бы я видела, что тетка злится на меня за разбитое окно, то меньше чувствовала бы себя пациенткой дурдома.

Уверив его, что могу дойти обратно до фургона, я тут же поймала себя на желании, чтобы Вайль меня понес. Это могло бы уменьшить его чувство вины — такое жаркое, что хватило бы на неделю отапливать Ватикан. Я не видела в этом смысла — его же там не было. Но он чувствовал, что должен был быть, потому что он схверамин. Даже спрашивать не надо, и так понятно. А чувство вины — оно никогда не играет честно.

— Есть хочешь? — спросил он. — У нас с собой сандвичи.

— Да нет, спасибо.

— Замерзла?

— Да нет, пожалуй.

— Устала?

— Чуточку.

— Тебе надо спать, — сказал он и пристукнул тростью по земле. — Ладно, не важно.

Его взгляд пробежал по моим забинтованным рукам, остановился на ноге.

— Она не болит, — сказала я.

— Но будет.

Это да. Скоро действие обезболивающих прекратится, и начнется одно сплошное «ой».

И что сказать? «Я тебя прощаю»? Надменно. «Могло случиться с каждым»? Очевидно. «Это моя проблема»? Только если я собираюсь вечно быть одинокой. Но должны быть какие-то слова, чтобы оттаяло ледяное лицо Вайля, это подавляющее чувство вины «я-не-смог-тебя-защитить».

— Ты у меня в большом долгу, — сказала я.

— Что?

Я коснулась его руки, остановила, чтобы посмотреть на него долгим откровенным взглядом.

— Я только попрошу тебя расплатиться, вот и все. — Я осклабилась. — А ты меня знаешь. Дешево не отделаешься.

Он запрокинул голову и расхохотался сурово — и в то же время с облегчением.

— Не сомневаюсь. У тебя уже есть о чем попросить?

— Вообще-то да. Можешь честно ответить мне на один вопрос?

— Могу попытаться.

— Сколько ты золотых приисков выиграл в покер?

Едва заметно приподнялась левая бровь.

— Ты снова сплетничала с секретаршами?

— Вы, мистер, отвечайте на вопрос.

— Один. А два других я купил лет на десять позже.

— Вот как… — Я на минуту задумалась. — Знаешь, ты единственный из моих знакомых, кто владеет тремя золотыми приисками.

— Ты не хотела бы как-нибудь со мной съездить туда на экскурсию?

От мыслей, на которые наводил этот вопрос, меня даже повело немного.

— Да, наверное.

У него глаза загорелись:

— Это ты только что согласилась поехать со мной в отпуск?

Ой-ой! Ну отучусь я когда-нибудь ляпать не думая?

— Н-ну, теоретически говоря, можно было бы понимать и так. Но сроки такой поездки будут уточнены намного, намного позже. И если ты меня достанешь так, что все же я загляну в свое турагентство, лучше будет объединить это с какой-нибудь деловой поездкой, чтобы я не срывалась на тебя, как могу и хочу сорваться вот прямо сейчас, так что давай лучше сменим тему.

Он кивнул, и стала заметна появившаяся на щеке ямочка. Но сказал он только вот что:

— Так что ты хочешь делать остаток вечера?

— Работать.

— Ты уверена?

Ты что, не понял? Только что я всколыхнула все беспокойные чувства, которые питаю к тебе, и вывалила их тебе на тарелку, выпрыгнув из окна второго этажа! Если я сейчас не буду работать, я просто взорвусь!

— Вполне.

Бергман встретил нас у дверей фургона. Спрашивать, как я, он не стал — не его это манера, и все-таки мне было неприятно. Я бы у него спросила.

— Ребята, заходите давайте! Я должен вам кое-что показать! — Мы вошли за ним вслед, и он сказал: — Я это все записал раньше.

— Жасмин! — Кассандра вскочила с «Мэри-Кейт», подбежала ко мне. — Как ты себя чувствуешь? Ты прости меня ради бога, я понятия не имела, что ты заснула! Я просто места себе не находила!

Из кухни не спеша вошел Коул.

— В буквальном смысле. Она так моталась туда-сюда, что сама на себя натыкалась по дороге.

— Ну жива наша Жас, — перебил Бергман. — Видно, что о ней хорошо позаботились и все будет в порядке, а то бы ее не отпустили. Можем мы теперь посмотреть, что я хочу показать?

— Боже мой! — ахнула я, проследив взглядом грязные следы, ведущие по ковру от кухни до туалета. — Посмотрите, какие пятна! Кто-нибудь знает, чем их выводить? Я — нет.

Я полезла во внутренний карман, взялась за колоду карт. От прикосновения к ним стало чуть лучше, но когда я подумала, что скажет про эти следы Пит, мне отчаянно понадобилось потасовать колоду. Могут меня уволить за порчу имущества?

— Я утром позвоню в фирму по чистке ковров, — сказала Кассандра. — Это должно легко сойти.

— Правда?

— Уверена.

О'кей… ладно, Жас, дыши.

Я вытащила руку из кармана.

Бергман выстроил нас за стойкой, идущей вдоль банкетки: Коул рядом со стеной, потом Вайль, я, Кассандра и ближе всех к двери — Бергман.

— Всех прошу внимательно смотреть, о'кей? — сказал он, показывая на средний кадр на мониторе. На картинке, к которой он хотел привлечь наше внимание, Лун, Пенгфей и Ли поднимались на яхту из сине-белой моторки. Вид у них был такой, будто их проволокли по мусорной свалке.

Они поднялись по трапу на средний уровень, где накануне произошла вечеринка-бойня. Сейчас там было несколько палубных кресел с синей обивкой, выставленных четырьмя кружками, один из которых расположился около бара. Вошедшие прошли мимо них в холл и свалились каждый на свой диван. Пенгфей все это время что-то трещала по-китайски, и голос ее с каждой минутой становился все громче и злее. А пулевая рана уже закрылась.

— Что она говорит? — спросила я у Коула.

Он оперся локтями на стойку, с интересом глядя на экран.

— Очевидным образом злится. Ругает Луна и Ли на чем свет стоит: Луна — за потерю самообладания, Ли — за то, что сбежал. — Он послушал еще. — Объясняет им огромную разницу между убийством шайки китайских бунтовщиков и убийством случайного американца. Напоминает, что надо придерживаться плана. Зла неимоверно, что в дело втравили полицию, потому что это ставит под угрозу все, ради чего она работает.

Он посмотрел на меня с изумлением:

— А ведь главная, оказывается, она. Лун — подставное лицо, витрина, потому что никогда китайцы не будут почитать женщину или бояться ее так, как ей этого надо.

Я с возросшим интересом смотрела на Пенгфей, поднявшуюся с дивана и расхаживающую по каюте. Сперва она как следует отчитала Ли за дезертирство, потом перешла к Луну. Он попытался что-то возразить — она ему дала такую пощечину, что он затылком врезался в стену.

— Я должен был убить Ясновидящую! — перевел Коул слова Луна, который потирал шишку. — Я видел ее глаза, у нее уже было про меня видение, я не мог ей позволить повторить пророчество!

— Какое пророчество? — спросила Пенгфей. Лун наморщил лоб, сжал губы.

— Про белого дракона, — прошептал он.

— Ах, про белого драко-она… Ты больной псих, одержимый мыслью о поражении от этого смехотворного белого дракона! Скажи, отчего ты уже пятьсот лет шарахаешься от этого пророчества простого монаха? Не убила ли я его ради тебя? — сурово спросила Пенгфей.

Лун кивнул, уставясь в собственные колени.

— Не спасла ли я тебя от кипящего котла, не выходила ли тебя больного?

Снова кивок.

— Тогда помни, кому ты должен быть верен, и держи когти при себе, пока я не велю тебе их распускать!

Голос ее поднялся до визга.

Он не осмелился ответить.

— Значит, Лун настолько суеверен, что готов поставить под угрозу весь их план из-за пятисотлетнего пророчества, — сказала я, — а наша истинная цель — Пенгфей. Так в сухом остатке?

— Не совсем, — возразил Вайль. — Самос все равно остается. Его влияние нельзя исключить, даже если мы его не видим.

— И все равно нужно вернуть мою броню! — испуганно сказал Бергман, будто мы уже решили махнуть рукой на его младенца.

— Разумеется, — согласился Вайль. — К несчастью, сегодня ее с Луна не снять. — Он устало улыбнулся Бергману. — Улитку съел Ли.

— Я видел. — Бергман ссутулился. — В мыслях не было, что у Луна есть испытатель пищи. Ну у кого они сейчас есть?

— У тех, кто живет на свете намного дольше нас с тобой, — ответила я.

— Есть один положительный момент, — сказала Кассандра. — Ли спит в одной из кают с камерами, так что ты сможешь проверить, сработала ли капсула так, как ты планировал.

Все обернулись к ней:

— Кассандра, ты ли это? — изумилась я. — Ты видишь светлую сторону?

— Да здравствует Джерико! — пробормотал Коул себе под нос.

— Ой!

Восклицание Бергмана привлекло наше внимание к экрану. Пенгфей накрутила себя до дикого возбуждения, визжала почти в лицо Ли, брызгая слюной и обнажив клыки в яростном оскале. Внезапно она бросилась. Ли, будучи более склонен к бегству, чем к бою, оказывал лишь видимость сопротивления. Она всадила зубы ему в глотку, когти вцепились ему в грудь, и через секунду он был в полной ее власти. Только ее сила не давала ему упасть, пока она высасывала его кровь, когтями протыкая все органы, до которых могла дотянуться.

Он жил долго. Мы, зрители этого ужаса, стояли, оцепенев, а Лун смотрел, спокойно ожидая, пока она закончит. Наконец она разорвала грудь жертвы, выхватила сердце — и запекшаяся кровь превратилась в кучку пепла и клуб дыма. Это так было похоже на мерзкую работу сборщика, что я задумалась, нет ли тут связи. Не могла она быть когда-то одной из них? Или знать кого-то из них?

— Жаль, Бергман. — Коул хлопнул его по спине. — Кажется, не придется тебе посмотреть, как действует пилюлька.

Он говорил тоном типа «да-ничего-не-случилось», но слышался подтекст:

Я не хотел этого видеть, а теперь никогда не забуду. Ну и жуть!

Я молчала, стиснув губы, чтобы не заорать на него, что вообще подписался на эту безумную авантюру. Идиот. Никогда ему уже не стать прежним. Никогда.

Глава 21

Безобразная сцена насилия на экране кончилась. Мы отодвинулись от стойки — каждый пытался внести в повисшую мрачность какое-то ощущение нормальности. Коул и Бергман сели играть в шахматы у стола. Кассандра долго копалась в сумке — оливково-зеленой громадине, вышитой бисером, наконец достала оттуда сборник кроссвордов. Я открыла холодильник. Что я там хотела увидеть? Яйца? Бекон? Да нет, вот они выстроились в ряд, как пятеро нас только что у стойки. Прозрачные пластиковые пакеты крови. Я наклонилась к холодильнику. Вайль предпочитает определенную марку? «Группа О-плюс»? «Плазма-лайт»?

— Что-нибудь ищешь? — спокойно спросил Вайль.

Я вздрогнула, стукнулась головой о притолоку. Ой! Выпрямилась, потирая собственный череп.

— Иногда девушке может захотеться молока с печеньем, — ответила я. — И не потому, что ее зашивал второй раз доктор, слишком честный насчет того, как грустно видеть шрамы на красивых женщинах.

— Как твоя голова? — задал он следующий вопрос.

Ничего себе вопросик. С подтекстом, что ли? А если нет — то слишком интимный, если меня спросить. Что ты сейчас и сделал, кстати.

— Спасибо, нормально.

— Дай я посмотрю.

— Не надо.

Брови домиком. Перевод: Это просто глупое упрямство.

— Давай я все-таки посмотрю.

— Жас, ну чего ты? — сказал Коул, беря слоном ладью Бергмана. — У тебя же там сотрясение может быть или еще что.

Вайль потянулся к моей голове.

— Все нормально! — огрызнулась я, отдернулась и стукнулась теперь о дверцу морозильника. — Да ладно, нету у меня ничего такого, — добавила я, потирая оба ушибленных места — и вдруг до меня дошло. Я заулыбалась: — Вайль, ты знаешь? Есть.

Его глаза лучились заботой:

— Что, мигрень?

— Да перестань ты обо мне заботиться! Совсем с ума сходишь! — Я обошла его и подошла к ребятам у стола. — Бергман, мне нужно снова посмотреть запись, как Пенгфей выговаривает Луну и Ли.

— Можешь секунду подождать? Сейчас мой ход.

Я схватила его ферзя, передвинула на восемь клеток вперед и сказала Коулу:

— Мат.

Он нахмурился, глядя на доску, а Бергман подтащил к себе лэптоп, стоявший на стуле рядом.

— Такое чувство, что у меня выдалась для тебя свободная минута, — сказал он с ухмылкой. Включая компьютер, он добавил: — Если хочешь видеть в телевизоре, придется подождать, пока найдется этот фрагмент на диске. А хочешь, можем смотреть прямо здесь — это минуты не займет.

— Чем быстрее, тем лучше.

Мы все сгрудились посмотреть, как бушует Пенгфей. Когда запись закончилась, я спросила:

— Кто-нибудь заметил?

Вайль кивнул. Озаренное пониманием, его лицо казалось более молодым. Не таким озабоченным.

— Когда она бьет его по морде, броня не реагирует.

— Именно! — подтвердила я. — Смотрите! Чешуя не возникает перед лицом, как прошлой ночью в момент угрозы.

— Интересно, — сказала Кассандра. — Но чем это нам поможет?

— Это нам даст обойти его защиту — мы заставим его думать, будто я — Пенгфей. Сперва, правда, придется ее убрать, но… — Я пожала плечами. — Это так и так придется сделать.

Было ясно, что Вайля предложение заинтересовало. Но риск, которому я подвергаюсь, настолько выводил его из зоны комфорта, что ему нужно было все тщательно обдумать. Он встал с банкетки и пошел в спальню за тростью. Я слышала, как он по дороге туда и обратно бормочет себе под нос, хотя он прекратил это раньше, чем я успела разобрать что-нибудь осмысленное. Я могла бы сказать ему, что только психи разговаривают сами с собой, но не мне судить.

Коул тоже встал, подошел к холодильнику. Наливая себе апельсиновый сок, он сказал:

— Не вижу, как мы это можем проделать, Жас. Прежде всего ты на два дюйма выше.

— Кроме того, ты не говоришь по-китайски, — добавил Бергман. — И даже если будешь держаться английского, акцент ты изобразишь не лучше, чем идиот из глубинки, передразнивающий китайца.

— Насчет акцента он прав, — сокрушенно сказала я Кассандре. — Я даже не умею гнусавить по-чикагски, хотя в этом городе живет мой папа.

— С китайским акцентом я тебе не помогу, а вот внешний вид — это может быть легче, чем ты думаешь. Некоторые чары маскировки тебя устроят?

Я ощутила, как дернулся Бергман — будто зацепил изгородь под напряжением. Не глядя на него, я ответила:

— Вообще-то я придерживаюсь методов старой школы, но попробовать хочу. Ты можешь что-то такое сделать?

— Может быть. Но…

— Что?! Ты же экстрасенс! — напомнил ей Бергман, будто у нее вдруг приключился Альцгеймер. Он орал так, что мне хотелось пальцами уши заткнуть. — Ты наблюдаешь видения, а не составляешь чары, это для ведьм работа! И колдунов. И… и… — Он заметил, что все с интересом на него смотрят. — И для всяких таких вот… — Он покрутил пальцами в воздухе, пытаясь передать мысль, для которой у него не хватало слов.

Я покачала головой:

— Бергман, вот без шуток: если ты не хочешь видеть реалий двадцать первого века, я тебя оттащу за сарай и выдублю тебе шкуру.

— Что?

Кассандра перегнулась через меня и хлопнула Бергмана по плечу, чтобы привлечь внимание.

— Бомба — мощное оружие, как ты думаешь?

— Конечно.

— И не каждый может ее сделать.

— Ну…

— Но я могу влезть в Интернет, найти хороший план и к концу дня сделать себе взрывное устройство. Могу или нет?

— Да… но это неправильное сравнение.

— Чем неправильное?

— Это две совершенно разные вещи.

Кассандра подалась вперед.

— Это два инструмента, используемые каждый как средство для достижения некоторой цели.

— Теории, лежащие в их основе, разнесены на световые годы.

Они сдвинулись почти нос к носу — не очень удобное положение для меня, сидящей между ними.

— Бергман, — сказала Кассандра. — Я могла бы сделать бомбу, если бы хотела и если бы интересовалась естественными науками. А имея склонность к магии, — а она у меня есть, — я могу создать чары.

Он так резко отпрянул, что можно было подумать, будто она плюнула ему в лицо.

— Стоп, — оборвала я его. — Я знаю, что ты собираешься сказать что-то такое, о чем я потом пожалею. Так что даже и не думай.

— Но…

— Бергман, я люблю тебя, как брата, и уважаю твое право верить во все, во что ты хочешь верить. Но если ты не можешь открыть рот без того, чтобы кого-нибудь не оскорбить, в команде тебя не будет.

Он открыл рот — а потом закрыл.

— Отличное решение. — Я посмотрела на него пристально еще секунду, пытаясь понять, насколько глубоко этот вопрос о магии его волнует, но он опустил решетку. Так что я обратилась к Кассандре: — Так что это за заклинание?

— Я вообще-то не уверена, что оно подействует, — ответила она. — Оно меняет только внешний вид, голос остается тот же.

— Да, хреново.

Мы еще помолчали, и все мы смотрели на тот или иной монитор, надеясь, что кого-нибудь из нас осенит вдохновение. Вместо этого что-то ударило снаружи в стену фургона. С треском.

Бергман пригнулся, будто какой-то двухсотфунтовый качок запустил ему в голову «летающую тарелку».

— Что это было?

Кассандра отвела занавеску.

— Там темно, не видно.

— Закрой штору! — заорали мы все разом. Она отдернула руку, будто на ткани выросли зубы.

Снова что-то с треском влепилось в стену — еще раз, и третий, и четвертый. Бергман уже был практически под столом и махал рукой Кассандре, чтобы лезла туда же.

— Ложись! — крикнул он Коулу. — Это тот сборщик пришел сюда за Жас!

— Посмотрю-ка я на мониторе в спальне, — ответил Коул.

Бергман и Кассандра пошли за ним в глубь фургона посмотреть, что показывают камеры видеонаблюдения. Мы с Вайлем предпочли более прямой подход.

Он уже вышел из дверей. Я за ним, вытаскивая из кобуры «Скорбь», включая ночное зрение, пощелкивая ремешком часов, чтобы замаскировать шум от моих движений. Вайль рукой показал, чтобы я обошла фургон сзади, потому что он решил подойти спереди. Снова очередью затрещали удары в стену, перемежаемые поспешным шепотом.

Инстинкты подсказывали мне, что это не сборщик, но все же из-за угла я выглянула осторожно — и немедленно увидела свою цель. Так же немедленно направила «Скорбь» в небо и поставила на предохранитель.

— Пацаны, — буркнула я про себя с неприязнью.

Они стояли футах в двадцати в круге света, где проходил конкурс поваров на барбекю. Одеты они были в джинсы, клетчатые рубашки и кроссовки. Короткие волосы аккуратно зачесаны на пробор. Совсем не того типа мальчики, от которых ожидаешь, что они будут кидаться яйцами из белой упаковки на восемнадцать штук, которую поставили между собой на зеленый стол для пикников. Но этих я узнала: видела, как они отбились от пикета, демонстрирующего против других. Только ведь отбились, чтобы покататься до тошноты на аттракционах, а не штукатурить наш фургон продуктами первой необходимости.

Засунув «Скорбь» в кобуру, я шагнула вперед, собираясь схватить их за шиворот и трясти, пока не запросят пощады. Но у Вайля были другие намерения.

Нижний конец его трости свистнул в воздухе и пронзил картон. Яйца брызнули во все стороны. Я чуть не рассмеялась, когда мальчишки дернулись, завопили и бросились в ночь — ну, попытались броситься.

— Стоять, — приказал Вайль. Они, естественно, подчинились. — Садитесь. — Мальчишки сели на скамейки. — Назовите каждый свое имя и возраст.

Сидящий слева, явно пытающийся бороться с угрями с помощью диеты из пончиков и чипсов, ответил:

— Джеймс Велестор, пятнадцать лет.

Тот, что справа, что-то забормотал.

— Не слышно! — прикрикнул Вайль.

— Аарон Спицтер. четырнадцать лет.

— Кто вас сюда привез?

Мальчишки переглянулись и заухмылялись. Я шагнула вперед:

— Вайль, ну честно, куда веселее будет, если ты мне позволишь их пару раз стукнуть лбами.

Это привело их в чувство. Джеймс посмотрел на меня, и оба подбородка у него затряслись, когда он спросил:

— Как вы можете якшаться со всякими другими, вроде этой…гадалки? Вы же знаете, что она — мерзость перед Господом!

Тут подал голос Аарон, но обращался больше к своему приятелю, а не ко мне.

— А этот урод? — ткнул он пальцем в сторону Вайля. — Ты посмотри, как он прямо сейчас пытается подчинить себе наши мысли!

— Мальчики, вы сейчас выступаете, как две сявки с промытыми мозгами, — сказала я таким тоном, каким приглашают малыша прочитать детский стишок. — Понимаю, мамочка и папочка вам объяснили, что человеческая раса куда как выше любого из других, а потому смело можно портить их имущество и вытирать об них ноги. Я думаю, они даже купили вам эту упаковку яиц и показали, куда идти. Так?

Я наклонилась к ним поближе, всмотрелась в лица. Сопляки не могли поверить, что я вот так сразу их поняла насквозь.

— Где они? — мрачно спросил Вайль. Не получив немедленного ответа, он взревел: — Где?!

Джеймс и Аарон тут же показали дрожащими руками себе за спину. В конце концов мы поняли, что их отцы в фургоне пикетчиков возле яхтенного причала. Вайль прицепил на место ножны, с которых еще капал густой белок, и мы повели мальчишек на настоящее место преступления.

Обычно сила Вайля ощущается как спокойный арктический океан — таинственно-синий, с бесконечными волнами на поверхности и ледяным глубоким течением. Но сейчас, пока мы шли за подростками, я решила: любой нормальный моряк с моей повышенной чувствительностью понял бы, что у барометра вывалилось дно, и сейчас будет черт знает какая буря.

— Э-гм, Вайль? Ты воспринимаешь сейчас, что я чувствую? — сказала я тихо.

Обычно мне хочется, чтобы он от моих эмоций был подальше. Ну, типа как на другой стороне земного шара. Но вот сейчас…

— Нет.

— Ну так обрати внимание.

Я позволила себе легкий вздох облегчения, когда в его глазах, взглянувших в мои, не вспыхнула красная искорка.

— А почему ты обо мне волнуешься?

— Потому что я знаю, что делаю сама, когда взбешусь до потери рассудка. Последствия никогда не бывают приятными. Вот я и думаю, что не стоит, быть может, тебе следовать первому побуждению, когда будем говорить с родителями этих мальчишек. Оторвать им руки и настучать этими руками по голове — не лучшее решение основной проблемы.

— М-да?

Бог мой, он уже и отвечает с моими интонациями!

И все-таки, когда мы пришли к их фургону, он не поступил сразу так, как поступила бы Жас. Вайль подошел к окну водителя (мальчишки быстро скрылись внутри) и терпеливо ждал, пока этот водитель опустит стекло. Я встала возле пассажира — мужика с обвисшим лицом круглогодично диванного жителя.

— Чего надо? — спросил водитель. Он наверняка чувствовал себя в безопасности просто из-за своих размеров. Свой зеленовато-голубой блейзер он заполнял плотно, а если у него и была шея, то за тонким черным галстуком ее никто бы не разглядел.

— Я хотел бы знать, на каком основании вы позволили себе послать своего сына портить мое имущество, — сказал Вайль с интонацией, которая у него бывает, когда он готов выйти из себя. Постороннего эта интонация может ввести в заблуждение — настолько она вежливая, почти застенчивая. Но те, кто ее игнорирует, обычно могут оставшийся им срок отсчитать вдохами.

Поскольку водитель не был знаком с наиболее опасными настроениями Вайля, я ожидала рассказа, как один из мальчишек потерял бумажник и как его погнали обратно на фестиваль этот бумажник поискать. Ну да, в три часа ночи. С воскресенья на понедельник. Но он, очевидно, зная, как это прозвучит, сказал другое:

— Наши дети делали дело, угодное Богу, и мы гордимся ими. Ясновидцы — те же колдуны, они мерзость перед Господом.

— Мерзость, — согласился мой подопечный.

— А как тебя зовут, приятель? — спросила я его.

— Джордж Велестор, — ответил он.

— У тебя за всю твою жизнь была хоть одна своя мысль, Джордж?

Он посмотрел на водителя.

— Вижу, что нет. — Я продолжала говорить, поскольку сила Вайля дала всплеск, и если я что-нибудь не сделаю быстро, сейчас будет полный фургон мороженого с цукатами из человечинки. — Тебя как зовут, водила?

Он оглядел мои волосы, сиськи, глаза, сиськи и снова глаза. Мне стало интересно, сколько народу его хватится, если он тихо себе исчезнет.

— Меня зовут Дэйл Спицтер, мэм.

— Женат, Дэйл?

— А то.

— Тогда убери свои гляделки у меня из-за пазухи, и живо!

Он дернул головой, отворачиваясь. Мне показалось, что мальчишки прыснули. Вайль открыл дверцу.

— Ты что делаешь? — возмутился Дэйл.

— Выходи.

— Не выйду.

Холодная жесткая маетность зазвенела в голосе Вайля:

— Вы все четверо выйдете сейчас из машины и пойдете к нашему фургону.

Нашим гостям его лицо могло казаться маской, но я видела, как ходят у него желваки на скулах и бьется жилка на лбу. Не слишком благоприятные признаки.

Они послушались, как хорошие марионетки. Взрослые при этом держались так, будто каждую секунду ожидали удара по голове. И еще сильнее сникли, когда мы пришли и выдали им пару больших мисок с мыльной водой и бумажные полотенца. Вайль поставил дачные стулья, пригласил Кассандру выйти, и мы втроем расположились, наблюдая, как они сами смывают то, что наляпали. Вайль даже принес фонарик, чтобы Кассандра могла им показывать, где они пропустили пятно. Она много таких мест нашла.

Я думала, что Вайль удовлетворился этой местью, но он встал и начал расхаживать туда-сюда, а я не могла оторвать взгляда от его трости, которая с каждым шагом уходила все глубже и глубже в землю.

— Мы закончили. — Дэйл бросил скомканные полотенца в воду и опустил рукава.

— Молодцы. — Я встала. — Теперь проваливайте.

— Нет, я должен сказать несколько слов, — заявил он.

Им всегда надо сказать несколько слов.

— Дэйл, пойдем лучше, — ответил ему Джордж. Он мне теперь чуть больше нравился, потому что разделял мое мнение.

— Господь не без причины привел нас сюда, Джордж! — заговорил Дэйл речитативом телепроповедника, отчего у меня тут же заныли зубы. — Ибо мы несем ответственность перед человечест…

Я почувствовала, как смерчем нарастает сила Вайля, и вдруг поняла, как начинаются снежные бури. И еще поняла, почему ему нужен авхар. Если он сейчас убьет этих дураков на глазах их сыновей, то — помимо очевидных трагических последствий — это нанесет его душе непоправимый вред. И сказали мне это и мои инстинкты, и вдруг разогревшийся Кирилай.

Я шагнула вперед, твердо встав между Дэйлом и моим схверамином.

— Дэйл, ты сильно отклонился от дороги, колесами траву пашешь. Я не собираюсь обсуждать с тобой религиозные или философские вопросы — думай, что тебе хочется думать. Но дело вот в чем: за моей спиной стоит вампир, который может тебя заморозить, как альпийский лыжный склон. И он страшно зол, что ты оскорбил его Ясновидящую. Однако она взрослая, и в конце концов он это как-то переживет.

Я сократила дистанцию между нами, потому что Дэйл надулся и стал покачиваться, готовясь демонстрировать гордость Истинного Человека еще раньше, чем я закончила. Я как следует двинула его в диафрагму основанием ладони, заставив качнуться на шаг назад и эффективно сбив с него спесь.

— Слушай меня, кретин! — прошипела я. — То, что я скажу, может спасти твою шкуру. Мой босс — вот он — изо всех сил старается не разодрать тебе горло, но чем дальше, тем больше он думает: «А почему бы и нет? Этот хмырь, не думая, послал своего сына, который должен быть ему дороже собственной души, на смертельный риск. Аарону будет куда безопаснее, если я его папашу прикончу на месте».

Я перевела взгляд на Джорджа:

— И про тебя с Джеймсом — то же самое. Под копирку.

Ко мне подошел Аарон, схватил за руку.

— Пожалуйста, — он бросил отчаянный взгляд на Вайля, — пожалуйста, не убивайте моего папу!

Я ответила:

— Однажды один крестьянин убил двух мальчишек примерно вашего возраста. Почему? Потому что был дурак. Такой дурак, что не задавал вопросов. Слишком зашоренный, чтобы подумать, не изменилось ли что, пока он смотрел в другую сторону. Если бы я знала этого человека до той минуты, я бы его убила — и тем спасла бы жизнь мальчишек. — Я заглянула в глаза Аарону, потом Джеймсу. — Вот Вайль и думает, не должен ли он прямо сейчас спасти жизнь вам — тем способом, которым я спасла бы его детей. Или у вас хватит мозгов и смелости спастись самим.

Аарон с Джеймсом переглянулись. Я впервые увидела, как ребенок становится взрослым. Хотелось бы только, чтобы оба.

Глава 22

Как только яйцеметы скрылись с глаз, я плюхнулась в кресло, свесив руки по обе стороны, вытянув ноги и устремив носки ботинок прямо в небо.

— Фух, устала! — выдохнула я.

Вайль пододвинул стул поближе и тоже сел.

— Тебе что-нибудь принести? — спросила Кассандра.

— Кофеина, — ответила я.

Она поспешила в фургон.

Кирилай успокоился, и, кстати, Вайль тоже.

— Отлично поступила, — сказал он. — Я… иногда, знаешь, бывает легче, иногда тяжелее. Вот этот год обещает быть тяжелым, ребята погибли в апреле, и уже…

— Понимаю.

Он кивнул.

Когда объединяет такая трагедия, это тяжело, но хорошо, что не нужно объяснять, как тягостны бывают годовщины. Он просто знал, что я буду рядом и помогу ему через это пройти. А когда опять наступит ноябрь — есть у меня такое чувство, что я не рассыплюсь теперь так, как в прошлом году.

Вернулась Кассандра, неся графин «диет-колы».

— Оригинальное и бодрящее, — улыбнулась я ей.

А еще она привела с собой Бергмана.

— Я тут подумал… — начал он.

Вот в этом-то твоя беда. Полбеды уж точно.

У меня был занят рот шипучкой, поэтому я только кивнула, ожидая продолжения.

— Я кое-что вроде бы могу предложить, чтобы ты говорила похоже на Пенгфей, — сообщил он. — Я сделал программку вроде мгновенного транслятора, и если получится… ну посмотрим, в общем.

Я проглотила шипучку, возблагодарив свою счастливую звезду за то, что не подавилась.

— Правда? То есть правда, что это правда? Бергман, это же потрясающе!

— Пока еще точно не скажешь…

— Слушай, если кто-нибудь может такое сделать, то это ты.

Только когда он выпрямился, я поняла, как он сильно сутулился до сих пор.

— Спасибо на добром слове. Тогда начну.

— Отлично!

Подождав, чтобы Бергман не услышал, Вайль сказал:

— Надо будет купить тебе помпоны и плиссированную юбочку…

— Знаешь, если Бергману нужны восторги болельщиц, я готова их ему предоставить.

Вайль наклонил голову набок и ехидно улыбнулся:

— А я вот подумал: может, мне тоже нужны восторги болельщиц?

Кассандра поднялась со стула.

— Раз вы выбрали такую тему разговора, я ухожу.

— Ей тоже хочется помпонов, — сказала я Вайлю.

— Неправда!

И дверь фургона за ней захлопнулась.

— О господи! — Я закинула голову назад до упора. — Все, я свалилась. И знаешь, что самое печальное?

— Что?

— Я не знаю никого из своих ровесников, у которых это бы значило что-то другое, а не слишком много крепких коктейлей.

— Тебе нужно поспать?

Еще как!

— Да нет.

— Хочешь навестить Дэвида?

Вот уж что нет, то нет.

Я посмотрела в широкое техасское небо, подумала о золотом шнуре, идущем под его куполом — если бы я смотрела иными глазами, я бы его увидела. Шнур соединял меня с моим близнецом, и когда я хотела навестить его во внетелесном облике, можно было использовать этот шнур как путь. Это несколько опаснее, чем здесь прозвучало, но останавливала меня не опасность.

Я повернулась, обратила взгляд на вампира, который подхватывал меня на краю чаще, чем мне не лень было бы вспоминать, и последний раз меньше двух месяцев назад. Но я боялась, что в конце концов сорвусь уже навсегда. И боялась, кстати, что именно такое путешествие может меня к срыву привести. Я открыла рот, и губы уже горели от тех трудных слов, которые — я знала — я должна сказать.

— У меня такое чувство, будто я наконец исцеляюсь от последствий того, что случилось. И неразумно было бы снова баламутить ил. Как бередить старую рану. Это же глупо? — спросила я его.

Он быстро окинул взглядом мои свежие раны, которые сейчас ныли, несмотря на выписанные доктором Даррилом обезболивающие.

— Наверное, это единственный способ, чтобы они по-настоящему зажили, — ответил он. Посмотрел мне в глаза. Никогда еще не видела в его взгляде такой честности. — Я бы тебе этого желал. — Он взметнул брови, как будто увидел нечто неожиданное за какой-то внутренней дверью. — Даже если бы это оказалось за мой счет, я бы хотел, чтобы ты исцелилась полностью. Может быть, Дэвид поможет тебе найти путь.

Я вздохнула, чувствуя себя чуть лучше, но далеко не настолько, чтобы пуститься в путешествие, когда ноет под ложечкой и болит сердце.

— Пойду я тогда.

Вайль наклонился ко мне — его присутствие обернуло меня, как одеяло.

— Я буду здесь, рядом с тобой.

Я кивнула в благодарность за то, что он есть, не найдя слов чтобы ее выразить. Мне хотелось спрятаться в себя, как черепахе, будто это даст какую-то дополнительную защиту в ожидающем меня пути. Но свежезашитая нога не хотела слушаться. Как и стоящий подо мной стул. В конце концов, я просто закрыла глаза и наклонила голову.

Я все еще помнила слова, сказанные мне Раулем в последнем путешествии вне тела — когда на кону стояла судьба моей страны. Если откровенно, тогдашние обстоятельства были предпочтительнее нынешних. Эти слова я мысленно повторяла сейчас, концентрируясь на образе Дэйва — высокий лоб, строгие зеленые глаза, неулыбчивые губы, темно-каштановые волосы, чуть тронутые рыжиной.

Я выстрелила собой из тела, как ракетой.

Я уже подзабыла, как быстро умею двигаться вне своего физического существа, или какой это подъем — полет через время и пространство, когда очень мало что меня тормозит. Я летела за желтой полоской молнии прямо к плечу Дэйва. И будь я более телесной, когда он повернул голову, чтобы сделать вдох и продолжать реанимацию, он бы в буквальном смысле смотрел сквозь меня.

Женщина, которой он отдавал свое дыхание — опаленный солнцем ветеран, — лежала на грязном полу, раскинув хвост белокурых волос, будто лотос, плавающий в захламленном пруду. Выше рваной раны бедро перехватывал жгут, голову обнимал окровавленный бинт. Она лежала на первом этаже, в самом дальнем от окна углу. Пятеро ребят и женщина в пустынном снаряжении с автоматами «М4» в руках прикрывали окна ровным огнем. У двоих или троих тоже были ранения.

Слышались выстрелы штурмового оружия, в том числе пулемета — рвущие уши очереди сверху. Судя по виду, ребята планировали рейд и либо попали в засаду, либо нарвались на превосходящего по огневой мощи противника. Так или иначе, но им пришлось отойти на эту позицию. Стрельба замедлялась по мере того, как взвод Дэйва выводил из строя одного за другим своих противников. Дэйв явно считал, что они справятся и без его прямого надзора, поскольку мысли его были заняты другим.

— Сержант, давай! — приговаривал Дэвид в отчаянии, сжимая ей грудную клетку основаниями ладоней. — Давай. Сьюзен, останься с нами! Не уходи!

Я те же слова говорила когда-то Мэтту, умоляла его, рыдая над его телом в ту ночь, когда Айдин Стрейт его убил.

У меня будто мозг раскололся пополам, и хотелось завопить от этой боли. Я сразу оказалась в прошлом, и сердце разрывалось, пока я звала Мэтта вернуться. Я стояла сейчас возле Дэйва, жалея, что у меня нет глаз и я не могу плакать, потому что я видела, как чистая, кристальная душа Сьюзен воспаряет из тела. Как и Мэтт, она была нужна сейчас где-то в другом месте. И она, как мой любимый, тоже оставила что-то от себя в мире. Лазурный самоцвет, в котором она была заключена, завертелся и раскололся, от целого отделились девять драгоценных камней, и все они, поискав, нашли ее братьев и сестер по оружию. Те, кто жил с ней в одной комнате, оглянулись посмотреть на нее в последний раз — а потом оставшаяся часть ее существа взлетела и устремилась вверх, вверх, в солнце. Потрясающее зрелище.

— Ее больше нет, Дэйв, — сказала я.

Он поднял на меня взгляд — поразительно блеснули зеленые глаза на Фоне натянувшейся смуглой кожи. Он даже не удивился, увидев меня — так глубоко было его горе.

— Черт побери, она же у нас была врачом!

Не оттого он психовал, что они потеряли врача — а оттого, что будь эта рана у кого другого, она могла бы спасти. Я присела возле него. Стрельба почти стихла, стрекот приближающихся вертолетов означал верное спасение. Через несколько минут они сядут, Дэйв погрузит свою команду, и жизнь пойдет дальше. А сейчас мы сидели возле тела Сьюзен, оплакивая ее, но не только ее, а всех наших мертвых. Слишком много их было в нашей жизни. Мама и бабуля Мэй. Мэтт и Джесс. Хельсингеры.

— Я тебе говорила, что была в числе потерь при истреблении хельсингеров? — спросила я. — Айдин Стрейт сломал мне шею.

— Ага.

— Говорила?

— Да. Когда я пришел к тебе.

— И когда это было?

— В день, когда папа сказал мне, что ты в больнице.

— Прости, не помню.

— Ты была далеко. Тебе вкатили столько морфия, сколько только можно выдержать.

Хм. Интересно, что еще случилось такого, что я забыла? Надо будет кого-нибудь спросить, кому я верю. И точно не Альберта.

— Так ты знаешь про Рауля?

— Мы виделись, — ответил он сухо. Запахнул куртку на Сьюзен, пригладил ей волосы. — Примерно через месяц, как я пришел служить, меня убили в тренировочном бою, — сказал он мне тихо, чтобы не слышали его люди. — Пока меня пытались воскресить, я оказался где-то посередине, в каком-то месте, которое мне больше всего напомнило номер отеля где-нибудь под Вегасом.

Черт. Хотя он сидел рядом со мной, при мысли о том, что моего брата убили, у меня сердце сжалось. Как бы недолго ни был он мертв, но все же был, и эта мысль теперь не даст мне покоя. Как-то вдруг я поняла, что всегда ожидала своего ухода раньше. Перед ним. И перед Эви. И даже перед Альбертом. Наверное, так и было — но я просто неожиданно вернулась.

— Значит, Рауль предложил тебе выбор? — спросила я, пытаясь как-то уложить опыт Дэйва в собственном ошарашенном мозгу.

— Да.

— И ты решил вернуться. Чтобы драться.

— Я здесь.

— Я… — О Господи, как же это трудно сказать. — У меня какие-то расстройства сна. То есть со сном все нормально. Хуже то, что я делаю во сне. Например, прыгаю из окон второго этажа.

Он устремил на меня пристальный взгляд, оглядел внимательно и, судя по опущенным бровям, не слишком одобрил то, что видел. Он покачал головой:

— Мы с тобой — порченый товар, Жасси.

— Я чувствую, что долго так не выдержу. Но сейчас, когда увидела, как ты потерял Сьюзен, я хотя бы поняла, какая у меня главная проблема.

Он ждал продолжения.

Я беспомощно пожала плечами:

— Я думаю, когда Мэтт погиб, он тоже говорил с Раулем, как ты и я. Только он решил не возвращаться. Он не так меня любил, чтобы остаться. И подсознательно я это знала уже давно и это, ну… это меня убивает.

Я почувствовала, как страшная волна горя и гнева когтями выдирается из ямы мучений, которых я даже не осознавала — словно богатая стерва, ежедневно проходящая мимо голодающего бездомного, но слышащая только стук собственных каблуков, отбивающих по грязному тротуару ритм музыки, звучащей у нее в голове Я всхлипнула и в отсутствующем сейчас у меня животе было ощущение, будто меня двинули кованым сапогом. Какое-то время я не могла произнести ни слова. Просто стояла и плакала, а Дэйв беспомощно на меня смотрел.

— Он оставался, пока был жив, Жасмин, — отдай ему должное. Но даже Библия не требует продолжения отношений после смерти. Если хочешь злиться, злись на того гада, который его убил.

— Но Мэтт там, а я здесь. Что это говорит о том, что у нас было?

Снова всхлипывания — как призрак в туалете «Хогвартса». Грустная и жалкая девчонка.

— Он тебя любил. И ты это знаешь, и я это знаю. Ему просто надо было двигаться дальше.

— А что надо мне, никому не интересно?

Он покачал головой:

— Вряд ли тебя или меня ожидает брак, дети и кабельное телевидение в доме. Это скорее для Эви.

— Ну нет, конечно. Но…

— Жасмин, вот как перед Богом: от слез толку не будет. Зачем ты явилась?

От этих слов у меня остановились слезы — подействовало.

— Ты единственный, кто пережил утрату такого рода. Я думала, что смогу у тебя узнать как. Ну, перед тем, как снова заснуть.

Он поглядел на меня задумчиво:

— Ты из тех, кто выживает, Жас. И надо просто принять это как есть.

Глава 23

Это как эпиляция воском: лучший способ войти в свою физическую оболочку — быстро и без предупреждения. Я приветствовала себя судорогой всего тела, от которой вскочила на ноги и заорала так, что мексиканцы наверняка подумали: наконец-то Техас отделился от Штатов.

— Жасмин!

Вайль стоял с протянутыми руками, будто готовый меня подхватить, если я вдруг свалюсь.

— Все нормально, — прохрипела я и согнулась на миг, пока не удостоверилась, что не выложу сейчас ужин на траву

— Тебе лучше сесть, — сказал Вайль, пододвигая мне сзади стул — мне осталось только туда опуститься. И показалось вдруг, что это удачная мысль. Вайль сел передо мной, почти касаясь меня коленями.

На меня снизошло спокойствие, и я не совсем понимала, что это значит. Может быть, я оказалась в глазу гигантского урагана, и тогда Вайлю лучше просто бежать. А может быть, воды стихли вокруг меня, потому что вокруг меня нет энергии, которая могла бы их всколыхнуть.

— Ты с Дэвидом нашла то, что тебе нужно? — спросил Вайль.

— Нечто вроде того. Это… эти сны. Они связаны с Мэттом.

Пальцы Вайля судорожно охватили трость, лежащую поперек его коленей. Меня раздражало, что он ее еще не почистил — яичная гуща налипла на тигриные головы, спины и хвосты, а конец трости был весь в земле. У меня руки чесались схватить ее и отчистить.

— Что же случилось с Мэттом?

— Он погиб.

Это было такой очевидной и простой истиной, что я бы не удивилась, получив от Вайля тычок ладонью в лоб. Но он осторожно сказал:

— Мэтт погиб страшной смертью.

— Хотя не должен был, — добавила я.

— Не должен был.

— Я думала, что уже это пережила.

Вайль подался вперед, подкатил трость ближе к себе, чтобы локтями опереться на колени. Длинные пальцы сомкнулись в замок.

— Это означало бы завершение какого-то этапа. Это был мужчина, за которого ты собиралась замуж. Ты испытывала к нему любовь, которая продолжалась бы всю жизнь. Подобное чувство не обязательно меняется с уходом объекта. Я сегодня люблю своих сыновей точно так же, как в день, когда они родились. Наверное, лучшее для каждого из нас — не победить свою боль, а просто идти дальше, оставив ее позади.

Вот именно, идти. Я давно знаю, что это слово решающее.

Когда я потеряла Мэтта и свою команду, я знала, что моя жизнь — такая, как она была — кончилась. И время остановилось. Но потом я нашла способ заставить стрелку отсчитывать секунды. И фокус в том, поняла я тогда, чтобы идти дальше. Но кошмары не прекращались. Я делала все, только голову об стену не разбивала.

А в конце концов оказывается, что идти — этого еще мало. Если все движение вертится по кольцу, вокруг источника горя. Но если ты выпустишь его из рук, за что держаться будешь?

Глава 24

Иногда прямо перед пробуждением я вдруг понимаю, как выгляжу, и радуюсь тогда, что никто меня не видит. Сегодня утром я знала, что у меня рот разинут, как пустой почтовый ящик. Слюна течет по половине подбородка, только что прекратился эпический храп, а голова плавает в зеленом облаке вони изо рта.

Я захлопнула пасть, вытерла рукавом подбородок — дернулась, содрав корочку с едва зажившего пореза на руке, — и открыла глаза. Кассандра, чтоб ее, жарила бекон, отсюда и слюна. Бергман возился с двумя компьютерами сразу. Коул сидел, закинув ноги на «Мэри-Кейт», глядя то на меня, то на Кассандру, и страшно, подлец, развлекался, что рядом с ним оказались одновременно и Джекил, и Хайд.

Я села — медленно. Танец живота, пожар, визит к Дэйву и его последствия — ночь забрала у меня много сил.

— До чего ж ты хреново выглядишь! — радостно сообщил мне Коул. — Волосы, впрочем, ничего. — Он пальцами обеих рук изобразил что-то вроде рамки для фотографии и заговорил голосом джинна из «Аладдина»: — Итак, что мне это говорит? Побродяжка? Жертва торнадо? Бритни Спирс? Нет, я понял! Маленькая девочка, которая жвачку не туда сунула!

Я поглядела на него со злобным омерзением:

— А ты жаворонок, да?

— Ты так говоришь, будто это очень плохо.

— Ничего плохою, если бы ты при этом молчал. — Он театральным размашистым жестом прикрыл сомкнутые губы тыльной стороной ладони. — Вот так лучше.

Я спустила ноги с «Эшли» и посмотрела на Кассандру.

— а почему такой роскошный завтрак? — спросила я, увидев взбитые яйца рядом с противнем свежевыпеченных коричных рулетов.

Она улыбнулась, думая о приятном:

— Джерико придет.

Должна была сама догадаться. Она волновалась как перед свиданием, волосы уложены короной, на ней лучшие украшения и обтягивающее белое платье, разрисованное красными перцами.

— А он это знает? — спросила я.

— Будет знать, когда ты ему позвонишь.

Ой, да. Я же обещала Шао. что поговорю с ним сегодня утром, правда, обещала на пике надежд, что Лун будет ликвидирован и я вернусь в королевство И-Джей.

— А у меня есть его номер?

Кассандра подвинула мне визитную карточку и мой мобильник. Я набрала номер.

— Престон слушает.

— Здравствуйте, сержант Престон, это Жас Паркс. Как себя сегодня чувствуете?

— Ну, не так чтобы на пять с плюсом, спасибо.

— Знаете, мы очень рады, что из этого бардака выбрались живыми, и ваша помощь была очень ценной. Вот отчасти поэтому я и звоню. Было бы чудесно, если бы вы с сыном перед зоопарком заехали к нам позавтракать. Есть еще кое-что, что мы хотели бы с вами обсудить.

— Еду.

Щелк.

Подняв руку с телефоном, я посмотрела на Кассандру.

— Он дал отбой. Это намеренная грубость, или же я…

Меня прервал стук в дверь. Бергман закрыл лэптопы, спрыгнул со стула, схватил простыню, под которой я спала, и накрыл ею стол. Потом бросился в спальню посмотреть, чье там лицо на мониторе, а Кассандра пошла открывать. Я рукой показала ей «подожди секунду», пока мы с Коулом включали телевизор в гостиной и его приставки.

— Как там у нас, Бергман? — окликнула я.

— У нас все готово, — ответил он, выходя обратно в кухню. Я кивнула Кассандре, что можно открывать дверь.

На коврике стоял Престон, руки в боки, почти не запыхавшийся.

— Где ты был? — спросила Кассандра.

— Рыбку ловил.

— Но я удочки не вижу.

— В переносном смысле. Следы искал, — объяснил он. — Тот жуткий тип, что напал на тебя вчера вечером, исчез. Я решил, что с таким количеством свидетелей смогу закрыть его на долгое время, вот и решил посмотреть и разобраться, куда он мог смыться.

— Ну, правда это мило? — обернулась ко мне Кассандра с деланной улыбкой. — Жас, правда же это мило?

— Несомненно. — Сколько же ниточек пришлось ему дергать, чтобы оказаться здесь именно сейчас? — Яичницу любите, сержант Престон?

— Пожалуйста, называйте меня Джерико.

Мы и стали называть его Джерико, официально представили Коулу и Бергману и сели завтракать. Я извинилась и вышла быстренько привести себя в порядок, потому что больше в таком виде находиться не могла. Когда я вернулась, Коул приподнял брови.

Я надела свое новейшее приобретение — темно-синюю блузу с рукавами в три четверти и высоким викторианским воротничком, который мог бы скрыть следы укусов, если бы они были. Их не было, но никогда же не знаешь. Мне пришлось подставлять шею Вайлю на прошлом нашем задании, когда оказался отравлен его запас крови. Еще на мне были костюмные брюки в полосочку и черная кожаная куртка, прикрывавшая «Скорбь».

При мне имелся обычный ассортимент запасного оружия, включая нож-боло в правом кармане. Сунув руку в левый карман, я нащупала лежащее там кольцо и впервые подумала:

Может быть, оно не должно напоминать мне о смерти Мэтта и о том, как мне порой до боли его недостает. Может быть, оно станет мне напоминать, как мы счастливо жили вместе. Видит Бог, иногда это бывало просто невозможное счастье.

Джерико и Кассандра уселись на «Мэри-Кейт» напротив Коула, который решил снова задрать ноги вверх. Он в своих джинсовых шортах и гавайке с пальмовыми листьями выглядел, будто на пляж собрался. Бергман, одетый в коричневые рабочие брюки и футболку с надписью «МЕТЕОРЫ РУЛЯТ!», развернул для себя пассажирское сиденье, так что мне пришлось занять место водителя, тоже развернув его лицом к столу.

Мы с Вайлем никак не обсудили эту ситуацию, и потому я абсолютно не знала, какую часть нашего задания он счел бы возможным открыть Джерико. Поэтому я решила, что неплохо бы немного позондировать почву перед тем, как выкладывать все наши секреты.

— Так какая же у вас конкретно роль в спецотряде полиции? — спросила я.

— Зависит от ситуации, — ответил он. — Например, если мы врываемся куда-то взять торговца наркотиками или сбытчика черной магии, мне достается размахивать тараном, если же ситуация вроде захвата заложников, тогда я среди снайперов.

Тут у меня возникла такая феноменальная идея, что я чуть не прыгнула на Бергмана и не задушила его. Но присутствие Джерико заставило меня сидеть тихо и только желать, чтобы где-нибудь поблизости немедленно ограбили банк. Ведь на такое ограбление вызовут спецотряд?

Именно этот момент выбрал телефон Джерико, чтобы зазвонить — я это могла бы счесть за знак Божий. Если так, я с радостью в этом году пойду в церковь — ну, хоть раз, да схожу.

И тут же раздался стук в дверь — Коул пошел открывать. Заговорив с посетителем — мне не было видно с моего места, кто это, — он повернулся ко мне с озадаченным видом:

— Там спрашивают, куда поставить наш новый тент.

Мне надо было разорваться пополам, потому что Джерико что-то орал в телефон, а значит, я могла бы наклониться к уху Бергмана и поделиться своим новым планом. Но мне не только было искренне жаль того, кто вызвал гнев нашего спецполицейского, мне еще очень хотелось слышать, о чем там идет разговор. К счастью, Кассандра и Бергман подслушивали без зазрения совести, так что я свою блестящую идею временно отложила и пошла к стоящему у двери Коулу.

Мне кивнул круглый коротышка, одетый в белый комбинезон и стетсоновскую шляпу. Жуя приличный кус табака, грозивший выпрыгнуть изо рта при каждом слове, он заговорил так:

— Доброе утро, юная леди. — Это он мне. — Не берите себе в голову эту ерунду, вот ваш муж отлично разберется.

Коул обнял меня за талию — дружественный жест для посторонних глаз, а на самом деле — предупреждение: Жас, не вздумай придушить этого подражателя Элвиса.

Я посмотрела на белые истрепанные ковбойские сапоги нашего гостя — они были точно посередине бертмановского защитного коврика. А кнопка — бззз! — мигала мне из ящичка управления, пять футов до него всего. И так было бы просто…

Люсиль, а ну-ка, бери дело в свои руки, а то у Жас уже пена из пасти брызжет.

— Простите, не разобрала — как вас зовут? И как называется ваша фирма? — спросила я очень любезно.

— Я Том Теллер, а компания моя — «Навесы и павильоны Тома Теллера».

Упс! По подбородку Тома Теллера побежала тонкая струйка табачного сока. Он смахнул ее манжетой, наклонился в сторону и сплюнул. Увы, наклонился недостаточно далеко, и здоровенный кусок полужидкой массы попал на коврик — каковой, будучи у Бергмана прототипом, оказался на пару делений чувствительней к жидкостям, чем планировалось.

Посмотрев заказ в планшете, который держал в руке, Том Теллер сообщил Коулу:

— Нас наняли «Акробаты Чень Лун», чтобы прибрать мусор после вчерашнего пожара и поставить новый павильон для выступлений аааАААххххтытвою!

Том Теллер задрал носки обоих сапог, руки воздел в воздух, замечательно подражая той балерине, что танцевала в круге каждый раз, как я открывала свою шкатулку с сокровищами — мне тогда было восемь. Коул, демонстрируя идеальную выдержку, не то что не взорвался смехом, а вполне серьезно протянул руку, но так, однако же, чтобы не коснуться посетителя.

— Простите, что с вами?

— Это что за черт?! — возмущенно спросил Теллер.

— Боюсь, вас ударил током электрический муравей, — сказала я, ткнув Коула локтем в бок, чтобы не хихикал.

— Смеетесь, что ли? Это ж как электрический стул было, блин!

— Да, мне говорили, что в Техасе все больше, чем в других местах. — Я улыбнулась ему самой сладкой и самой фальшивой улыбкой Люсиль.

Он стер со лба капельки пота.

— Вроде бы я тоже такое слышал. Но я просто хотел спросить у вас, ставить ли новый тент на старом месте. Знаете, бывает народ такой суеверный, что нипочем новое на аааАААххххтытвою!

И снова тот же танец.

— Ой, — сказала я. — Ясно, что нужно вызывать дезинсекторов.

Я глянула в небо — оно было такое синее, что будто подтверждало все истории, слышанные мною о Небесах.

О'кей, твоя взяла. У Джерико телефон зазвонил, а теперь еще и это — все, я к твоим услугам.

А у меня за спиной бушевал сержант спецполиции.

— Что значит — «дело закрыто»? Оно только началось! Нападение на женщину! Какой-то тип с лицом ящера хотел убить полицейского! — Секундное молчание. — Да в гробу я вашего губернатора…

Я узнала этот звук, поскольку пару раз сама была его причиной. Так лопается корпус сотового телефона, запущенного в стену.

И снова пришла на помощь Люсиль Робинсон. Светски улыбнувшись Тому Теллеру, она сказала:

— Знаете, это оказалось такое бойкое место, что мы все же его сохраним. Вы не могли бы сказать, к которому часу закончите работу?

Он переступил поджаренными ногами, вытягивая шею и пытаясь разглядеть нашего разъяренного гостя. Коул сказал шепотом мне на ухо:

— Похож на индюка в запоре.

Моя усмешка присохла к лицу, когда Том Теллер сплюнул на неисправный коврик еще кусок жвачки. Блин, он себя до комы доведет! Но снова он не обратился ко мне напрямую.

— Должны все сделать к пяти, — сказал он Коулу.

— Ты слышала, начальник? — спросил Коул у меня весело. — Тент будет готов к пяти!

Я хотела только, чтобы этот кретин сошел с коврика, и к черту мою уязвленную гордость.

— Чудесно! Большое вам спасибо!

И я захлопнула дверь прямо у него перед носом, а потом мы с Коулом помогли друг другу добраться до пустого дивана и там обменялись ошеломленными взглядами с Кассандрой. С одной стороны, нас разбирал неудержимый смех, с другой — интересно, кого в этом случае Джерико испепелит первым.

Бергман подобрал осколки телефона и отнес на закрытый стол, где постарался снова их собрать. Джерико хотелось бы сорвать с петель дверь прямо кому-нибудь в морду, но он только смотрел на Кассандру, а она качала головой. Угу. Не будет тебе сегодня пробитых черепов, спецкоп.

— Коул, — спросила я, — у нас в холодильнике газировка есть?

— Должна быть, купил только вчера упаковку апельсиновой.

— Отлично. — Я встала. — Джерико, пошли.

Через двадцать минут Коул отдал кувалду мужику из аттракциона с силомером, я убрала остатки разбитых банок в мусорный ящик, а Джерико рухнул на стул рядом с Кассандрой, почти такой же спокойный, каким вошел сегодня в нашу дверь. Только Бергман оставался в фургоне — работать и наблюдать за мониторами.

Коул вернулся, неся мороженое для всех. Его аромат смешался с ароматом апельсина.

Джерико помахал пальцем в мою сторону:

— Это было гениально. Как ты додумалась?

— Мне нужно было спокойно и приветливо себя вести по отношению к бедной больной малышке и двум невыспавшимся паникующим родителям. И так три недели. Тут уж либо это, — я показала на примятую траву, залитую апельсиновой шипучкой, — либо жуткая гулянка в тихом и приличном пригороде Индианаполиса.

— Здравый выбор, — кивнул он.

— Спасибо.

Я встала и пошла в туалет — по необходимости, но также чтобы взять из спальни наш защищенный телефон. Постаралась не обратить внимания на перебой, который дало сердце, когда я открыла дверь. Но не смогла избежать внезапного понимания, что сегодня проспала спокойно путешествие в царство Морфея. Без попыток выстрелить себе в голову, сойти на мостовую или выпрыгнуть из окна. Вообще без снов — ласковая глубокая тишина вроде той, которой каждый божий день наслаждается Вайль.

Беря телефон с комода, я разглядывала черный навес, распростертый над кроватью гигантской летучей мышью. Мне очень небезразличен Вайль. Более, чем следует. И куда более, чем мне хотелось бы. Да, но хочу ли я быть такой, как он? Все тосковать о том, кого я утратила двести с лишним лет назад? Это какая-то остановившаяся, неправильная жизнь.

Но разве я не делаю именно то, что делает он? Разве не держусь я за Мэтта, будто думаю, что когда-нибудь встречу его в супермаркете в овощном отделе, где он будет выбирать грейпфруты и делать озорную морду, от которой я всегда смеялась? Если смотреть так, то моя злость на него приобретала больше смысла — будто я считала себя обманутой, когда он двинулся дальше. И, продолжая ту же логику, проявляла верность, оставаясь на месте.

У меня в голове раздалось тихое жужжание, и сделалось вдруг таким громким, что я ладонью хлопнула себя по виску. He сейчас, у меня работы полно! Но у Рауля свой график, и я наконец поняла, что если он хочет говорить, стоит послушать. Я закрыла глаза, пока он не перехватил у меня и зрение, чтобы привлечь внимание, и спросила:

— Ты звонил?

Гигантский голос у меня в голове бухнул: ПЕРЕВЕРНИ ЕЩЕ РАЗ.

Почему-то я повернула телефон в руке так, что если приложить его к уху, наушник будет сверху. Нет, не в этом дело. Переверни еще раз.

Мэтт меня покинул.

ПЕРЕВЕРНИ

А я покинула его.

На пике нашей любви мы позволили смерти разлучить нас. Какая-то часть моего сознания так и не поверила в это расставание. На самом деле, я на каком-то уровне презирала нас обоих за то, что мы это допустили. Я разъярилась на него, что он ушел. И ненавидела себя за то, что осталась.

ТЕПЕРЬ ДУМАЙ

Что?

ДУМАЙ!

Да блин, Рауль, я же только это и делаю! Про Мэтта думаю — больше, чем мне хотелось бы. Очень мало кто его знал, но кто знал — любил. Я приложила телефон к уху, лишь слегка удивившись, что уже успела набрать номер.

— Да?

— Альберт?

— Чего случилось? Все в порядке или как?

— Я сегодня думала про Мэтта.

— Я тоже.

— Правда?

— Как он умел лицо держать, когда играл в покер! Я тебе не рассказывал, как он на чистом блефе взял у меня банк в двадцать долларов? А у меня была пара десяток!

— Ты шутишь.

— Но знаешь, чем он мне на самом деле нравился?

— Пока нет. — Как-то я не замечала, чтобы тебе вообще кто-нибудь нравился.

— Тем, что в день вашей помолвки у нас был небольшой разговор. И он мне сказал: «Полковник Паркс, я только хочу, чтобы Жас была счастлива. И это все. Не важно, где мы будем и что будем делать, будем за миллион миль друг от друга или не расстанемся, как склеенные. Пока она счастлива, мне больше ничего не нужно.

Так. Не плакать.

— А почему ты мне сейчас об этом рассказал?

— Звонил твой брат. Он о тебе беспокоится.

Папочка мой — как бейсбольный питчер. Всегда ему нужен замах перед тем, как подать свой крученый, и мне надо было бы по интонации распознать этот замах. Но я давно его не слышала, да и отвлеклась.

— Что он сказал?

— Сказал, что ты в жутко растрепанных чувствах! А теперь слушай меня! — рявкнул он. — Такая вот трясина засасывает с головой, если не будешь сопротивляться! И ты в ней сейчас по горлышко, Жасмин. Ты этим хочешь кончить?

Вот это была подача — рев во всю глотку, как было, когда я в нежном возрасте шести лет пришла домой вся в грязи. Тогда мне хотелось плакать — сейчас мне хотелось пнуть его сапогом в изношенные колени. Все-таки он в конечном счете правильно меня воспитал: научил отбивать крученые мячи.

— Никак нет, сэр!

— Тогда перестань сидеть на заднице и сделай что-нибудь!

— Есть, сэр!

— Ты еще этого своего начальника не уложила?

— Что?

— Тебе очевидным образом надо с кем-то лечь, Жас.

— Господи, не может быть. Альберт, мы с тобой не говорим на эти темы!

Я дала отбой — в ужасе, но хохоча. Этому человеку место в клетке. В зоопарке. Который на Марсе.

Но в своем мерзком и прямом стиле Альберт дал мне ответ. Мы с Мэттом любили друг друга до конца нашей жизни. До рассвета нашей вечности. И я все еще надеялась, что он пьян от радости, куда бы его ни занесло сейчас. А у него по отношению ко мне те же чувства?

ПОМНИ, сказал Рауль, включая мой разум на просмотр сцены, которую мне никогда пересматривать не хотелось. Но мой дух все равно рисовал мне нас, мертвых, на кухонном полу, мое тело валяется поперек тела Мэтта, а наши души поднимаются в нашем последнем совместном действе. А потом его душа, этот шедевр искусства, многоцветный и многогранный, которым я могла бы любоваться дни и дни, не отрываясь, раскололась — и одна часть вошла в мою душу, слилась с нею. Он оставил во мне часть своей души, чтобы я знала. Чтобы могла испытать покой.

Глава 25

Но перед тем как обрести истинный мир, мне надо было закончить работу. И сейчас, когда я знала, как это сделать, нужно было начать осуществлять план. Я позвонила в наш центральный офис.

— «Демлок фармасьютикалз»! — отозвался полный готовности хрипловатый голос Марты.

— Пожалуйста, отдел маркетинга.

Три щелчка, гудение, потом Марта смогла сказать:

— Говорите.

— Это Жас. Пит на месте?

— Где ж ему еще быть?

— На уроке танцев.

— Смешно. Погоди секунду, лапонька.

Первые слова Пита прозвучали привычно:

— Что, опять машину разбила?

— Это как? — ответила я со злобой. — Ты нам только мопеды дал.

— Ты видела тот дворец, который снял Вайль? Он мне стоит руки, ноги и еще парочки внутренних органов!

— Ой, тогда я скажу Бергману, чтобы убрал с пола этот сверхмощный бензиновый мотор. Как ты думаешь, мыло «Пальмолив» уберет машинное масло?

Пит в ответ издал звук, который только он умеет — начало припадка «все, я для вас карманы уже вывернул!». Когда-то они меня пугали, теперь начинают нравиться. Да, я понимаю. Это тревожный симптом.

— Шучу, у нас тут все в ажуре. — Или будет в ажуре, как только ковры почистят. — А вот тент нашего павильона ночью сгорел начисто.

И снова тот же звук — его мог бы издать человек, подавившийся бифштексом, во врезавшихся до крови стальных трусах и идущий босиком по битому стеклу. Я тут же добавила:

— Те, кто его сжег, уже сейчас прислали замену. Откуда мы плавно переходим к моей проблеме. — Я изложила события минувшей ночи, участие Джерико и попытки Пенгфей — через посредство Луна — замести следы. — Губернатор Техаса уже у них в кармане. На тебя кто-нибудь выходил, чтобы прикрыть нашу операцию?

— Н-нет, — ответил он задумчиво. — Но я приглашен завтра на доклад к президенту по совершенно другому делу. Только теперь я думаю…

— Вот и я тоже. Ты можешь как-нибудь до того времени сделать так, чтобы тебя искали? Просто на всякий случай?

— А ты можешь все это провернуть сегодня?

Понятия не имею.

— Не вопрос.

— Тогда мне что-то стало нехорошо. Сыр, наверное, несвежий был на завтрак. Я еду домой, Жас, и сутки меня не будет — это все, что могу обещать. И знаешь что? Спасибо тебе за повод. Бесит меня этот костюм, который я сегодня надел. Врезается под мышками. Так хочется сбросить к чертовой матери этот пиджак и…

— Пит, черт побери! Кажется, я нашла след.

— Что такое?

— Ты вспомнил про костюм, и у меня в голове все сложилось. Авхар Самоса мне сказал, что эту кричащую лиловую тройку он купил в магазине мужской одежды некоего Фраермана. А потом тот сборщик, которого нанял Самос, мне сказал, что там же купил ковбойские сапоги.

— Проверим.

— Погоди, сейчас подумаю… надо вспомнить разговоры… — Я вернулась мысленно к беседе с Шуньяном Фа и Йелем. — В Рино магазин.

— Отлично.

Глава 26

Поскольку Пит дал свое соизволение привлекать Джерико настолько, насколько это потребуется, я была настроена, выходя, выложить все как есть. Но прежнее желание защитить эти хрупкие жизни, окружающие меня, заговорило во весь голос, когда я вышла и увидела, как он серьезно беседует с Кассандрой.

Этот человек — отец, и не такой, как Альберт. Сейчас ему ничего не грозит, и даже его начальство хочет, чтобы он в это дело не лез. Так что не трогай его.

Вот тут и показалась Сяо Жэ. Как и Кассандра, она сегодня утром провела немного лишнего времени у зеркала. Блестящие черные волосы она распустила, и с ними отлично сочетался красный свитер с вырезом на шее. Черные слаксы смотрелись идеально — одно из преимуществ, когда твой ребенок регулярно не срыгивает. Малыш Лай, одетый в синий комбинезон с обезьянками, ехал в коляске впереди мамы и выглядел так радостно, будто все утро кокал бутылки — только маленькие, детские.

Коул поднялся им навстречу. Свет в глазах Жэ, улыбнувшейся навстречу его взгляду, меня обеспокоил. Не то чтобы она притворялась увлеченной, но от самого факта ее увлечения мне стало обидно за Шао. Другого мужчины быть не должно. Даже в мечтах. Я поглядела на Жэ. Даже во снах.

Я присела возле коляски и стала разговаривать с Лаем, предлагая ему когда-нибудь дать И-Джей несколько уроков, как прыгать, не заливая все слюной. Через пару минут рядом со мной присела Жэ, улыбнулась ребенку, но заговорила со мной:

— Шао ехал в аэропорт встретить брата, Сяо By. Он спрашивает, вы говорил уже полиция?

Я кивнула в сторону Джерико:

— Вот он.

На лице Жэ отразилось такое облегчение, что я чуть не похлопала ее по плечу. Но она явно считала, что за нами наблюдают, и потому я подыграла дальше.

— Что он говорил? — спросила она.

— Произошло что-то плохое, и люди у власти стараются это прикрыть. — Ее руки сжались на ручке коляски, но лицо осталось безмятежным. — Обычной полиции было велено не соваться. — Я понизила голос: — Я не из обычной полиции, но я работаю на правительство США. — Я пощекотала Лая под подбородком — он залился смехом. — Я не имею права говорить, зачем я здесь, но одно скажу, когда я сделаю свою работу, твоей семье будет куда безопаснее. Я тебе скажу телефон, запомнишь?

— Да.

Я разбила номер на группы цифр, которые легче запомнить, три раза назвала его и каждый раз заставила ее повторить.

— Скажи By, чтобы позвонил, когда мне будет безопасно подняться на борт «Констанс Мэллой». Скажи ему, чтобы ни при каких обстоятельствах не пытался действовать сам — это будет провал. Единственное известное средство победить Луна у нас в руках.

Она так долго молчала, что я наконец подняла на нее глаза. Она копалась в пакете памперсов, пряча лицо.

— В чем дело?

Голос у нее задрожал от слез.

— Что наши страны помогать друг другу так непохоже. Я боюсь будет плохо. By умирает. Шао будет горевать. Может быть, Лун убьет и его. И тогда сердился на Лая и меня.

Похоже было, что она собиралась переодеть ребенка, поэтому я отстегнула Лая и вытащила из коляски. Ух ты, ну и тяжеленький кирпичик.

— Я смотрю, мы хорошо кушаем! — сказала я ему. Он разулыбался и в знак особого расположения громко и пахуче высказался прямо в памперс — что я только рада была переадресовать Жэ.

Я попыталась говорить не слишком резко, хотя, наверное, сдержалась не до конца.

— Ты брату своего мужа скажи, что к чертям Китай и Соединенные Штаты, это делается ради вашей семьи. Ты понимаешь?

Она кивнула. Лай тоже кивнул, а потом опять пукнул, и мы оба рассмеялись. Совещание было отложено.

Глава 27

Проводив Жэ и Лая, я вернулась в наш фургон. Бергман, закрывший было своим телом стол, понял, что это я, и вернулся в исходное положение, сгорбившись над своими игрушками. В своих обычных очках и с дополнительной линзой над левым глазом он выглядел как оценщик алмазов.

— Бергман, есть мысль!

— Что на этот раз?

— Да не рычи, тебе понравится.

Он выпрямился:

— Жасмин, у меня всего десять часов на создание транслятора, чтобы вот это, — он нажал на клавишу лэптопа, и зазвучал механический голос, с трудом выговаривающий китайские слова, — зазвучало, как вот это.

Он ткнул в другую клавишу, и мы услышали воспроизведение последней тирады Пенгфей.

— М-да, разница слышится.

— Ты думаешь?

— Бергман, это же твоя сильная сторона, ты это состряпаешь запросто. Потому-то я не сомневаюсь, что у тебя есть время выслушать мою идею.

Он так вдвинулся в стул, что я побоялась, как бы он под стол не сполз, но колени зацепились, и он остановился. Поэтому я стала говорить дальше:

— Вот такую пилюлю, как мы хотели скормить Луну, можем мы ее вложить в пулю и придать ускорение? Ведь тогда же реакция почти мгновенная?

Будто кто его за под мышки дернул, Бергман поднялся на стуле.

— Какой калибр?

— Ну, пуля не должна пройти навылет, но я бы предпочла «Скорбь». Тогда у меня в резерве будет арбалет. Я бы с него начала, но тогда, понимаешь, нужна очень большая точность. А так я могу подстрелить Пенгфей практически всюду — бабах!

Он сел прямее:

— Скорее вжжж — пых!

— Отлично, — кивнула я.

Бергман улыбнулся:

— Сделаю.

Я вышла наружу — Кассандра и Джерико все еще разговаривали. К разговору присоединился Коул, поэтому то и дело звучал смех. Я пододвинула к себе стул. Все они посмотрели на меня вопросительно.

— Почему вы решили, что у меня есть что сказать?

— Кассандра нас предупредила, что так будет.

Я посмотрела на нее, скривившись.

— Напомни мне, чтобы никогда не пыталась завалиться к тебе сюрпризом. Но ладно, — продолжала я, — она права. Есть дело. — Я перехватила взгляд Джерико. — Наша цель — ящерская морда. И мы должны кровь из носу убрать его сегодня, потому что завтра тот глист, который заполз в задницу вашему губернатору, может добраться до печени президента. Да, я знаю, что официально вы ничего делать не можете. Но сегодня ночью будет крупная разборка. Очень надеюсь, что все ограничится той яхтой, — я показала на «Констанс Мэллой», — а она далеко отсюда. Но если мы не сможем там сдержать события, здесь на фестивале публика не так чтобы избыточно была защищена. Я видела здешнюю систему охраны — она плевка не стоит.

А зачем все это? — заговорила какая-то часть моего мозга, которой стоило бы проснуться раньше. У нас есть возможность образования больших толп, поэтому нужны копы для разруливания таких проблем. У нас уже есть мини-протесты от ненавистников других. Сами по себе они смешны, не могут породить беспорядки помасштабнее и пострашнее — если ими не заняться вовремя.

— Зачем приехал Лун? — спросила я.

— Я так понимаю, что ты не ищешь очевидного ответа, — ответил Коул.

— Он похитил бесценную броню, и если бы смог поставить на поток, армия у него стала бы практически непобедимой. Так чего же он не мчится ракетой в Китай?

— Ты имеешь в виду, почему Пенгфей не сделала ноги?

— Да, в этом смысле.

— Не улавливаю, — сказал Джерико.

Я подвинулась вперед на стуле:

— Вот смотри, сегодня Лун соберет на яхте весь свой китайский экипаж. Пока он тянул время, ожидая его прибытия. О чем это тебе говорит?

Они смотрели на меня — лица, как этюды в пустых тонах.

— Это его автомобиль отхода… то есть корабль отхода, — объяснила я. — Вот почему он до сих пор здесь. Не мог ничего сделать, пока не приедет из Китая его команда.

— Значит, он отбывает сегодня?

— Думаю, что да, но перед этим случится еще кое-что. — Я повернулась к Джерико: — В организационном смысле это место готово к взрыву. Тут будет толпа народу, система безопасности ни к черту, а охрана, которую наняли организаторы, практически необучена. — Мне пришла в голову мысль: — Вчерашний спектакль с сожжением нашего тента мог вообще быть испытательным прогоном — посмотреть, насколько серьезную можно создать сумятицу и как надолго. — Но тут я вспомнила Пенгфей, вырывающую сердце у Ли. — Или нет. Но в любом случае я буду тем спокойнее, чем больше тут с твоей подачи окажется свободных от службы полицейских. Главное, пусть они все знают: если что случится, главный ты.

Он закивал, когда я еще не договорила до середины. Как только я закончила, он вскочил, взял телефон, который починил Бергман, и пошел от нас по вьющейся тропе в сторону арены акробатов.

Кассандра смотрела ему вслед, позволив себе чуть расслабиться, когда он ушел далеко.

— Какой же он милый.

— Ага.

— А посмотри на его зад.

Я вгляделась в указанный объект:

— Совершенно идеальный. Но не для рук Кассандры?

Она грустно покачала головой:

— Между нами стоит другая женщина. Месяца не пройдет, как он ее встретит.

— Она красивее тебя?

Кассандра несмело улыбнулась.

— Ну?

— Нет.

— Ха!

— Жас!

— Лапонька, где есть возможность победить — побеждай.

Глава 28

Джерико вернулся, но почти сразу ушел — призывал долг. Мы решили, что еще соберемся попозже вечером, и попрощались.

— Что теперь? — спросил Коул.

Мы стояли втроем перед нашим фургоном под навесом. Меня немножко грызла совесть, что я оставила Бергмана одного, но на самом деле так ему гораздо лучше. Его умение общаться с людьми надо будет отшлифовать на следующем задании. В обязательном порядке, даже если я не буду видеть в этом необходимости.

— Это уж тебе решать, Кассандра, — ответила я. — Что нам понадобится для этих маскировочных чар?

Она подняла палец:

— Я это как раз прорабатывала вчера ночью. Сейчас принесу книгу.

Она вошла внутрь. Я ждала рычания и рева, сигнализирующих об откусывании ее головы нашим главным невротиком, но она вышла невредимой, держа в руках душистый старый том, переплетенный во что-то вроде…

— Это не человеческая кожа? — в ужасе спросил Коул.

— Нет, — согласилась она. — Думаю, это ягненок.

— Ягненок — это намного лучше, — поддержала я ее. — Знаешь, когда я была ребенком, где-то между восемьдесят восьмым и девяностым, ягненка нельзя было даже купить в бакалее.

Кассандра грустно покачала головой:

— Это многое объясняет в твоем характере.

Коул тихо засмеялся, и я пнула его ногой.

— Ну, хорошо, — сказал он. — Так что говорит нам эта книжка с наводящим ужас переплетом?

Кассандра открыла книжку, заложенную — вот честное слово! — клочком туалетной бумаги. Хрустнул корешок. Мы с Коулом переглянулись. Он задрожал, как полагается в доме с привидениями, а я закатила глаза.

— Вы не могли бы перестать валять дурака?

— Прости, — извинился Коул.

— Ты оказываешь дурное влияние.

— Ты не поверила бы, сколько моих учителей говорили то же самое.

— Поверила бы сразу.

— Нам нужно составить список, — сказала Кассандра. Она прихватила с собой сумочку и сейчас, покопавшись там с полминуты, вытащила стопку бумаги и ручку, вручив их Коулу.

Он с удовольствием помахал ручкой. Она была обернута мягкой красной материей, и к верху ее был приварен веер тонких красных перьев.

— Кассандра! — сказал он. — Надеюсь, ты знаешь, что охота на Маппет-куколок считается в этой стране браконьерством?

— Замолчи и записывай.

Кассандра прочитала список, куда входили как обычные травы вроде кошачьей мяты или базилика, так и некоторые предметы, о которых я вообще никогда не слышала — например, дерренция и триптити.

— И где это искать? — спросила я.

— Корпус-Кристи — город большой, — ответила она. — Здесь не может не быть по крайней мере одного ковена, который держит магазин припасов, и вероятнее всего, этот магазин будет возле бухты.

Дойдя до конца списка, она остановилась, хотя я знала, что это еще не все.

— Что еще?

— Нам нужен предмет ее одежды.

— Да, конечно. Только нельзя ли это отложить на самый конец? Когда я буду уже на яхте?

— Да, — медленно ответила она. — Но нужно что-то от нее…

— Типа пряди волос?

Коул взметнул руки.

— Ну каким чертом нам это заполучить? Можно не сомневаться, что на яхте они день не проводят — слишком были бы уязвимы.

— Вообще у меня была другая мысль. Но может понадобиться помощь Бергмана.

Я вздрогнула.

— Он сейчас как раз гору работы перекапывает.

— Тогда пока оставим. Может быть, даже придумаем, как без него обойтись. Но сначала — за покупками.

— А я свободен? — спросил Коул. — Да не надо на меня так смотреть! Бергман мне даже торчать рядом с ним не позволит, не то что помогать. Вайль пока не в счет, а красавицы — на работу. — Он поиграл бровями: — Или в магазин.

Через четыре часа, нагруженные пакетами и… ну да, симпатичным зеленым платьем с серебряными звездами. Оно продавалось в той же лавке, что триптити, так что не так уж я виновата. Так вот, нагруженные всем этим, мы вернулись в наш фургон.

Кассандра открыла дверь — и застыла на первой ступеньке. Я вытянула шею из-за ее спины, услышав, как Бергман напевает себе под нос: «Там, там-там, та-дам, та-да-дам». Я подсунула голову под локоть Кассандры.

Бергман танцевал.

Ну да, больше всего это напоминало, как старик старается не сломать себе бедро, доказывая, что еще может тряхнуть ногой на свадьбе правнучки. Но все же.

— Бергман, — спросила я, — это ты танцуешь от счастья?

Он осклабился:

— Кассандра, смотри! У Бергмана есть зубы!

— И очень красивые, — ответила она.

— Дайте войти, пока руки не отвалились! — воззвал Коул.

Мы ввалились внутрь и побросали пакеты под монитор, на котором происходило куда больше действия, чем было раньше. Я глянула еще раз. Прибыла китайская команда, но Сяо By не звонил. Ну, я знала, что на него, быть может, не придется рассчитывать. Если он не выйдет на связь к пробуждению Вайля, будем соответственно корректировать план.

Я повернулась к Бергману:

— Что у тебя получилось?

Он вместо ответа поднял длинный тонкий провод. Мне стоило серьезного усилия его не схватить, но я, держа руки при себе, спросила:

— Это транслятор?

Он кивнул, снова показав те же белые идеальные зубы. Подойдя ко мне, он обернул мне этим проводом голову.

— Идея в том, — сказал он, — чтобы вплести это тебе в волосы. Если он будет чуть свисать на лицо вот так, — он показал как, захватив горсть волос и заплетя их вокруг провода, — то ничего нельзя будет увидеть. О'кей, скажи что-нибудь.

— Как он запитан? В смысле, он же такой тонкий, где батарейка?

Никто не ответил, просто уставились на меня. И на лицах медленно проявлялось изумление.

— О Господи, — ахнул Коул. — Ты точно как та сука говоришь!

— Выбирайте выражения, молодой человек! — огрызнулась я.

— Совершенно так же, — кивнула Кассандра.

Бергман придвинулся ближе:

— Скажи теперь что-нибудь.

— Это невероятно, Бергман. Ты гений, черт побери!

— Так я и думал. — Это не было согласие с моим комментарием. — Когда я стою близко, то до перевода я слышу английскую речь. Так что смотри, чтобы никто к тебе ближе трех футов не подходил. И придумай, как прятать движения губ — может, веер держать.

— Как ты это делаешь? — спросил Коул.

— Ну, главное — что голос Пенгфей уже был у меня на компьютере. А остальное… совершенно не ваше дело.

Он говорил небрежно, а собачьи глаза просто просили: «Покормите меня, приласкайте меня, полюбите меня». Но надо было осторожно выбирать выражения: избыточным оптимизмом можно угробить все дело — такое каждый день в кино по телевизору показывают.

— Звездная работа, Майлз. Быть может, лучшая из всех твоих, учитывая драконовские сроки. Чего бы тебе не отдохнуть остаток дня? Плюнь на ту идею, что мы с тобой обсуждали — я вполне могу проткнуть Пенгфей арбалетным болтом, не вопрос.

— Ты шутишь? У меня работа в разгаре, Жас, ты эту штуку получишь прямо к сумеркам!

У него в глазах горел пугающий огонек, фанатичный, как у Дэйла Спицтера и всей этой компании «Долой других!». Даже трудно сказать, у кого этот огонь пугал больше. Работа иногда до такого доводит. Она проникает прямо в костный мозг, если ей позволить — или, в нашем случае, если ухаживать за ней, говорить ей ласковые слова и умолять.

Я задумалась.

— Ладно, только предупреждаю: мы больше не сможем ждать на улице. Кассандра должна сделать свою часть маскировки.

А мне надо сообразить, как попасть на «Констанс Мэллой». By, ну будь же ты мужиком, позвони!

Через пару часов он именно так и поступил. Тоже хорошо, потому что я как раз произносила считалку, решая, кого из команды задушить первым, и самые мрачные перспективы были у Бергмана.

Самая большая проблема — четверо взрослых людей набились так тесно в такое узкое пространство, когда так много поставлено на карту. Для игры в карты — нормально. Для подготовки к ликвидации двух вампиров, которые легко могут превратить свой рангоут в растопку, — не-а.

Выходки Коула никто не счел забавными, отчего он обиделся и захотел забрать свои игрушки. И на время исчез в туалете, но никто даже не заинтересовался, что он там задумал. Потом он оказался на водительском сиденье, так быстро переключая радиостанции, что Кассандра наконец на него заорала, требуя либо оставить какую-нибудь, либо поставить какой-нибудь распроклятый диск. Так и сказала — «распроклятый». Она даже вспотела.

Я отчасти приписала это большому котлу, который булькал у нее на плите, пуская пар. Не знаю, почему она решила, что должна полностью наклоняться над ним, когда помешивает, — наверное, некоторые заклинатели просто действуют, не задумываясь.

Некоторую трудность представлял собой Бергман.

— Эти приборы очень чувствительны к температуре, — заявил он, ни к кому в отдельности не обращаясь. Потом замолчал. На пять минут, а тогда сказал: — Испарина на металле. Интересно, как мне делать такую тонкую работу, если металл потеет?

Кассандра широким шагом вышла из кухни, скрылась в ванной, вернулась и хлопнула на стол Бергману палочку дезодоранта.

— Вот этим потри свой дурацкий металл! — отрезала она и вернулась к работе.

Бергман вытаращился на меня, подняв брови — дескать, что это с ней? Я показала на него пальцем, потом сжала губы, провела по ним рукой, будто застегиваю молнию, запираю ее на замок и ключ выбрасываю из окна.

Я сумела удержать их от боевых действий, но By не мог не услышать в моем голосе облегчения, когда я ответила на его звонок.

— Прошу прощения, что не позвонил раньше, — произнес он совершенно искренне. — Очень много пришлось проделать работы, пока я сумел освободиться.

— Не беспокойтесь, — ответила я. — Я очень рада, что у вас есть желание дать нам шанс.

— У меня есть желание поговорить, — аккуратно ответил он.

Черт побери, у меня времени нет торговаться!

Но так или иначе, а мне нужно заполучить одежду Пенгфей. И веер. И, наверное, какую-нибудь ее косметику и прибамбасы для прически. Нет смысла напрягать чары так, чтобы они лопнули по швам. И хорошо бы для начала отделить ее от Луна: наш план пойдет гораздо лучше, если я смогу ее убить и стать ею до того, как они с Луном вечером увидятся. Если я смогу пробраться в ее каюту, может, найду какую-то подсказку, где ее искать.

Насколько легче была бы моя работа, знай я, в какую дыру эти двое забиваются на день.

— Мисс Робинсон?

— Прошу прощения, Сяо By, позволила себе на секунду отвлечься. Да, поговорить — это просто необходимо. Можем мы встретиться с вами на борту?

— Конечно. Для прикрытия принесите с собой, пожалуйста, вещи из химчистки на углу Двадцать шестой и Элм-стрит. Я пренебрег своей обязанностью их забрать, пока был в городе, создавая предлог, чтобы мне их принесли.

— Очень разумно.

Химчистка! Вот дура! Пенгфей оставила одежду на суше, только подбери, а я даже не подумала о такой возможности.

— Квитанция у моего брата Шао. Он постарается, чтобы вы получили ее в течение часа. Пожалуйста, будьте здесь до пяти.

О'кей. Теперь у меня появились две причины недолюбливать этого типа — если не три. Первая — что он не бросился помогать сразу. Вторая — что втравил брата, не задумываясь. У Шао семья, и он не может себе позволить приближаться к опасности, которую представляет собой Лун. И, возможно, третья. Услышанный в телефоне тембр голоса By навел меня на подозрение, что Народная Армия Освобождения Китая призывает к себе на службу других. По-моему, тот вид, к которому принадлежит By, не слишком жалует мой вид. Мне показалось, что он может оказаться сборщиком.

Глава 29

Первая мысль у меня была — вытащить семью Сяо куда-нибудь подальше, засунуть в безопасное место, пока Пенгфей, Лун и By не перестанут представлять собой угрозы. Но очевидно, что у противника есть союзники среди американцев, и так может выйти еще хуже для Сяо, чем сейчас. И вообще я насчет By могу ошибаться. Так что пусть я потом сильно об этом пожалею, но сейчас я решила, что лучший образ действий — никаких действий.

Но мне надо забрать эту квитанцию из химчистки, а семейство Сяо что-то слишком часто появлялось в окрестностях нашего лагеря.

— Коул, что-то ты заскучал.

Он развернулся вместе со стулом ко мне — я стояла между «Мэри-Кейт» и «Эшли», все еще с телефоном в руке. Коул строил рожи: зажал брови между большими и указательными пальцами и шевелил ими в такт песне по радио — это как раз была вечная классика «Помоги мне, Ронда» группы «Бич бойз».

Я сунула телефон в карман.

— Вот такими вырастают мальчики, если им не дали в детстве поиграть с Мистером Картошкой[2]?

Он трагически нахмурил брови.

— Так знай же, что отсутствие плейскуловских игрушек в возрасте от семи до девяти лет оставило неизгладимые шрамы в моей душе. Знаешь ли ты, что как-то на Рождество мне пришлось довольствоваться шикарным гоночным набором для двойной мертвой петли, но он был от «Тайко»?

— Поразительно, что ты не взорвал потом целую сеть игрушечных магазинов. Давай, пошли отсюда.

— Вы уходите? — хором спросили Кассандра и Бергман, и это сопрано (он) и тенор (она) вместе усладили наши уши прекрасной гармонией трепета и тревоги.

— Да, — ответила я, — хотя я бы предпочла термин «убегаем». Если вы до нашего возвращения убьете друг друга, не забудьте оставить письменные — то есть напечатанные на принтере, а не рукописные — инструкции, как пользоваться вашими устройствами.

Я не то чтобы выбежала в дверь, но трудно было бы выйти быстрее. Не ожидавший этого Коул отстал и вынужден был отходить под перекрестным огнем требований и просьб, но все-таки выбрался.

— Как они мне оба нравятся, — заметил Коул. — Но только когда они порознь.

— Согласна.

— А вместе они — как разлитая нефть и твари морские.

— Ну, ради нашего успеха я надеюсь, что они как-то притрутся. Иначе, боюсь, кому-то из них придется уйти.

Коул взялся пальцами за углы губ и потянул их вниз.

— Да прекрати ты наконец!

Он пожал плечами — сочувственно, будто понял наконец, что у меня с чувством юмора плохо.

— Так куда идем мы?

— Ищем семью Сяо.

В это время мы должны застать их дома, поскольку у Шао антракт между выступлениями. И я даже думала, что они нас ждут.

Мы шли, улыбаясь встречным и надеясь, что найдем Сяо сами, никого не спрашивая и не привлекая внимания. Вдруг меня осенило. Схватив Коула за руку, я потащила его обратно к той дорожке, где только что открылись выстроенные в ряд игровые кабинки.

— Играл в детстве в бейсбол? — спросила я.

— Конечно.

— А тренировал команду твой отец?

— Да, — ответил он с любопытством. Дескать, «откуда ты узнала?».

Неужто я и правда выгляжу такой дурой?

— Значит, ты был питчером.

— Я был единственный из команды, кто мог перебросить мяч через пластину без отскока.

Сказано было так, будто он оправдывается.

Я толкнула его к прилавку заведения, выполненного в стиле дагаута. В глубине на четырех столах стояли кегли для боулинга. Чем больше собьешь, тем круче будет приз. Я показала Коулу на маленького бурого медведя на полке. Цена десять кеглей.

— Мне вот этого.

Владельцем заведения был печальный джентльмен лет за пятьдесят. У него не хватало как минимум четырех зубов, костистое худое лицо обрамляли сальные каштановые волосы. Он попытался взять протянутую мною пятерку — я не отпустила, заставив его поднять на меня глаза.

— Вот что, — сказала я. — Я — коп, но сюда я пришла развлекаться. Так что на самом деле я не хочу проверять, честно ли тут у вас идет игра. Я к чему: может, пройдетесь туда и посмотрите, как и что, пока мы не начали?

И глазами я показала ему, что именно сделаю, если он попытается меня надуть. Он отпустил бумажку так поспешно, будто она намазана ядом. Повернувшись к нам спиной, он что-то сделал со средним столом — я видела, как его руки ходили между столом и мини-фартуком, повязанным вокруг костлявых бедер. Потом обернулся и посмотрел на Коула:

— Готовы?

Коул ухмыльнулся:

— Всегда готов.

Три броска — и мы с моим медведем в руках зашагали опять к поселку трейлеров. Пришлось только остановить пару человек и объяснить, что малыш, у которого родители акробаты, оставил у нас этого зверя накануне вечером. Первый не говорил по-английски, второй показал нам прямо на трейлер Сяо.

Нам открыл Шао. Он был одет в белую футболку и черные шаровары, завязанные на талии. То и дело он проводил руками по растрепанным волосам, глаза у него были красные и припухшие.

О Господи, Жэ его бросила!

Но она вышла из соседней двери, положила руку ему на плечо, и он мгновенно успокоился. Ух ты! Я даже сама не понимала, как мне хочется, чтобы их семья не распалась. Из-за того симпатичного типчика, что сейчас в глубине трейлера сидел на высоком стуле и колотил пластиковой ложкой по тарелке — будущий ударник группы «Сокрушители хлопьев».

Я протянула медведя:

— Ваш ребенок оставил это у нас вчера вечером, и мы решили вернуть — а вдруг он без него не заснет?

Я улыбнулась, надеясь, что до них дойдет. Дошло. Немедленно.

Шао низко поклонился:

— Спасибо, спасибо. Зайдите пожалуйста.

Я глянула на Коула:

— На минуту можем зайти?

Убранство трейлера Шао и Жэ я бы описала, как «младенец в доме». В вымытом и вытертом помещении все усыпано шарами, погремушками, куклами «Улицы Сезам» и зубными кольцами. Жэ бросилась прибирать, а Шао усадил нас на ржавого цвета полуторное кресло, которое под нашей тяжестью просело почти до пола.

— Только что я говорила с вашим братом, — сказала я.

На лице Шао проступили морщины. Он опустился на соседний стул.

— Мой брат больше нет.

Ага.

— Что вы имеете в виду?

Он поставил локти на колени, опустил лоб в ладони. Какое-то время он так и сидел, потом провел рукой по непослушным волосам и поднял глаза.

— Он был хорошо, когда сходил из самолет. Он был он, да?

Я кивнула так, будто вообще могла бы его узнать.

— Мы поздоровались. Обнимались. Он надо было заходить туалет. Я его ждал. А когда он выходил…

Шао покачал головой.

Монстра в кабинке никто не ожидает — а это из его любимых мест. Он таится в кабинке, где написано «НЕ РАБОТАЕТ», ждет, пока ты окажешься со спущенными штанами и не будет других посетителей.

— Вы видели, чтобы кто-нибудь вошел сразу после или вышел оттуда? Кто-нибудь, ну, необычного вида?

Шао мотнул головой.

— Я понимаю, вас отвлекло поведение By и ваши подозрения, но вернитесь мысленно к тому моменты. Вы стоите — где? Возле двери мужского туалета?

Он кивнул:

— Прислонился к стене. Сумки By возле ног.

— Так, погодите, пара шагов назад. Ву ставит сумки. Что он дальше делает перед тем, как войти в туалет?

Шао крепко зажмурился.

— Он щипает мои щеки. Говорит, я еще такой смешной, как зайчик. Я хотел ему голову в замок, как в детстве, когда боролись. Он повернулся открыть дверь и старик оттуда совсем рядом.

Я подалась вперед:

— Старик? Опишите старика.

— Белые волосы вот так. — Шао показал на свои, приподнял и опустил. — Глаза… — Он встал, вышел в кухню, принес сковородку и показал на серебристую внешнюю поверхность. — Такой цвет и еще синее немного. И еще покрытый волосами. — Шао быстрыми круговыми движениями очертил свое лицо. — Всюду-всюду. И в ухе кольцо блестел.

Я поставила бы годовое жалованье на то, что Сяо By встретился со сборщиком Десмондом Йелем.

Шао сел на стул и продолжил свою речь:

— Когда By выходил из туалета, у него в глазах было новое. — Он покачал головой. — Не умею сказать. И — чувство. — Он несколько раз дотронулся пальцами до груди, что-то сказал по-китайски и обратился к Жэ, ища помощи.

Лай что-то лепетал и булькал, будто хотел сказать что-то важное, но Жэ, внося сына в комнату, не отрывала глаз от мужа.

— Кажется, это слово — «зло», — сказала она шепотом.

Впервые я видела, как младенец Лай не хочет играть. Он будто чувствовал, что в мире что-то стало не так, и притом очень близко. Хотя Жэ посадила его в круг завлекательных игрушек, он прямо через них пополз к отцу, и тот тут же взял его на руки. И оба были счастливы, когда один свернулся на руках у другого.

Мне ничего не приходило в голову, чем можно было бы утешить эту чудесную семью. Ладно, сделаю, зачем пришла, и вон отсюда к чертям. Чем быстрее я уйду, тем быстрее они оправятся.

— By сказал, что у вас есть для меня квитанция.

Шао кивнул, полез в бумажник и протянул мне бумажку.

— Что вы будете делать? — спросил он.

— Извини, Шао, этого я сказать не могу.

Он снова кивнул, украдкой стерев слезу, и убрал бумажник в карман.

— Мой брат хуже чем мертвый, — сказал он, вдруг яростно поглядев мне в глаза, и акцент его сделался сильнее. — Он пойманный. Не будет свободный, пока живой. Ты его кончал, его душа поднимался и семья может почитать его как надо. — Он встал, держа одной рукой Лая. Жэ обеими ладонями обвила другую руку. — Пожалуйста, понимайте, — сказал он серьезно. — Китайские люди очень почитать все свои предки. Очень старая традиция. By надо быть так, чтобы почитать!

То, что он не смог вложить в слова, было написано у него на лице. Это было для него так же важно, как дышать.

Вдруг у меня пропал голос — просто закрылось горло оттого, что этот человек вынужден просить кого-то убить своего брата, чтобы освободить его душу. Но Шао прочел ответ в моих глазах и сурово кивнул.

— Нам пора, — тихо сказал Коул, взял меня за руку, поднял из кресла и вывел из дома Сяо.

Он нашел нам такси, привез меня к химчистке, даже оплатил счет. И все это — не говоря ни слова. Только когда мы уже возвращались на площадку фестиваля, он спросил:

— Как ты думаешь, каким образом вообще демоны проникают в тела-хозяева?

Вопрос застал меня врасплох.

— Я всегда полагала, что жертвы просто оказываются в неудачном месте в неудачное время.

— Не знаю, — возразил Коул. — Я об этом думаю все время, как Шао нам рассказал про By. В смысле, чтобы стать вампиром, нужно самому это выбрать. Может быть, с одержимостью так же?

— Ты думаешь, так мне будет легче его убивать?

Коул помолчал и ответил:

— На самом деле я понял: так будет легче мне.

Мы уже были рядом с нашим фургоном, почти настало время отправляться на встречу с By, но у нас была секунда, чтобы подойти к черной металлической скамейке, откуда открывался вид на бухту. Я взяла Коула под руку и повела туда, держа вещи из химчистки между нами.

— Ладно, вот твой шанс. Другого может не быть, и потому предлагаю тебе им воспользоваться. Можешь спросить меня о чем угодно.

Он поглядел на синюю рябь и спросил, не поворачиваясь:

— Потом становится легче?

Я вспомнила бывшую жену Вайля.

— Некоторых легче, чем других.

— А бояться когда-нибудь перестаешь?

Хм, хороший вопрос. Я мысленно пролистала время своей работы.

— Бывают случаи, когда перестаешь. В других — просто справляешься со страхом. Если ты работаешь хорошо, это тебе помогает. Если не умеешь, это грызет тебя и задевает окружающих.

Он поскреб едва заметную щетину — выросла, потому что сегодня утром он не стал бриться. И так же не глядя мне в глаза, он спросил:

— Как ты думаешь, я хоть как-то эту работу научусь делать?

— Если… да, думаю, ты будешь хорошим работником.

— А что ты хотела сказать сначала?

Э-хе-хе. Надо бы мне научиться врать тем, кто мне не безразличен.

— Я хотела сказать: если проживешь достаточно долго, чтобы набраться опыта. А потом решила, что за этим я сама прослежу.

Вот тут он посмотрел на меня и улыбнулся во весь рот:

— Отлично!

— Тогда кончаем сачковать и начинаем работать.

Вещи мы внесли в фургон. Атмосфера в нем заметно остыла, и не только потому, что Кассандра отступила в гостиную, бросив кухню на произвол судьбы. Бергман вообще вышел из фургона.

— Его злость росла как на дрожжах, — рассказала нам Кассандра. — Несколько раз он выругался. Потом кидался какими-то деталями. Потом заорал: «Я не подписывался на такую работу!» Наконец он решил, что ему нужен какой-то особый инструмент, отыскал через сеть магазин в городе, где это есть, и ушел.

Я не могла решить, должна ли я чувствовать себя виноватой, что из-за меня у старого друга чуть не съехала крыша, или же надо и дальше подкидывать ему занятие, чтобы он своей социальной инфантильностью не свел с ума всех остальных? Алекс, можно мне плакатик за двести долларов: «Никогда не бери на работу бывших соседей»?

Я бросила веши Луна на «Мэри-Кейт» рядом с Коулом и взяла два платья, которые Пенгфей отдала в чистку.

— Какое мне сегодня надеть?

Кассандра посмотрела на оба.

— Мне нравится вот это черное, с зелеными фениксами. Это фениксы?

— Понятия не имею, — ответила я. — Значит, черное. Остальное я сейчас отнесу на яхту. Коул, не сходишь к причалам нанять нам моторку? И не такую, как у «Суккулентов семи морей», которая грозится каждую секунду затонуть.

— Будет исполнено!

И Коул вышел.

Я направилась в ванную, взяв с собой вещи из химчистки. Выбранное платье я повесила в шкаф и вытащила сумку с оружием. Если и правда Ву обратился в сборщика, то его тяжело будет убить, пусть он и новичок. И потому мне хотелось иметь выбор пошире.

«Скорбь» уже висела у меня в наплечной кобуре. Прадедовский нож-боло я сунула во встроенные карманные ножны. Тридцативосьмикалиберный лег между ремнем и поясницей. Из конверта десять на двенадцать выскользнуло мое оружие переднего края. Прозрачный лист ячеек-роботов, созданный головастиками в министерстве обороны, приклеивался практически к любой поверхности. Я его прижала к пластику, покрывающему костюм Луна, и шагнула назад. Опа — и лист слился с пластиком. Я провела рукой — на ощупь легко обнаружить, где кончается пластик и начинается лист. Отлично.

Подготовив таким образом наступательную стратегию, я почувствовала, что готова иметь дело с By — который вовсе и не By, как я себе строго напомнила. Уже собравшись, я провела пальцами по внешней стороне спального балдахина Вайля.

Может быть, я не вернусь, подумала я. Эти сборщики — полные отморозки. И есть у меня чувство, что кто-то из них сумеет до меня добраться.

С некоторым потрясением я поняла вдруг, что эта мысль не так меня тревожит, как было бы месяца два назад. Но сейчас я куда как лучше понимала, почему мой босс каждый вечер возвращается к жизни: она же чертовски интересна — особенно если часть дня проводишь с кем-то, от чьего легчайшего прикосновения у тебя сердце тут же начинает заниматься гимнастикой. Проблема в том, что я из первых рук знаю, что происходит, когда падаешь с бревна.

Коула я обнаружила у причала — он сидел в ярко-красной моторке, которая казалась и впрямь пригодной к плаванию. Раздобытую где-то капитанскую шляпу он надел задом наперед.

— А ты знаешь, — сказала я, передавая ему завернутую в пластик одежду и забираясь в лодку, — что твоя шляпа наверняка противоречит каким-нибудь моряцким законам?

Он выдул зеленый пузырь.

— И это превращает меня в пирата?

Я закатила глаза. Это уже стало такой обычной на него реакцией, что я боялась, как бы глаза у меня не застыли в таком положении, и тогда меня будут путать с Родни Дангерфилдом.

— О'кей, Джонни Депп, полный вперед. Мне нужно, чтобы ты держал ухо востро на случай, если вдруг что не так. Наше прикрытие — мы доставляем вещи из химчистки, и так думает вся остальная команда. Я полагаю, что они все приверженцы Луна и потому будут вести себя прилично — пока не поступит другой приказ. Ты остаешься в лодке и готов быстро рвать когти.

— Что, если я услышу громкий шум?

— Например?

— Например, шум боя. Пойти посмотреть?

— Коул, я — и то с трудом могу убить сборщика, а я вижу его щит. Не обижайся, но у тебя нет шансов. Оставайся в лодке до тех пор, пока я не выйду или пока не будешь уверен, что я погибла. Тогда уходи. Ясно?

Следующий его пузырь опал и сморщился, когда я сказала «погибла». Но Коул кивнул.

— Противно быть безруким новичком.

— Это точно. Но ты смотри на это дело так: без тебя мне с этой яхты не уйти.

При этой мысли он просветлел. Вот что ни говори, а настроение я поднимать умею.

Глава 30

То, что я говорила Коулу насчет «справляться со страхом», примерно на четыре пятых бойскаутская жвачка, а на одну пятую — принятие желаемого за действительное. Страх ведет себя, как свинья на ярмарке: можешь гнать ее погонялкой по кругу, и она почти всегда пойдет туда, куда ты ее гонишь. Но эта тварь весит триста фунтов, и если она решит перепрыгнуть изгородь и рвануть по дороге, оставляя след зеленой жижи до самой фермы, то, бог свидетель, так она и поступит.

Моя пока трусила послушными кругами, но изгородь начинала ее чертовски манить. Я давно уже выяснила, что на мою свинью ни доброта, ни подкуп не действуют. Шевелись, приговаривала я грубо. Мне надоело шлепать по дерьму, и ты мне его добавлять сейчас не будешь.

Коул подвел лодку к яхте, я взяла пакет из химчистки и прыгнула на нижнюю палубу. Тут же появился By — перегнувшись через перила, он улыбался мне белозубой улыбкой.

— Вы мисс Робинсон из химчистки? Прошу вас подняться наверх, я вам покажу, куда повесить вещи.

Ага, он просто лучился милым отношением, но позволил мне подняться по трапу, держа в руках три вешалки с тяжелыми парчовыми и шелковыми вещами. Непростое упражнение, особенно когда в любой момент ожидаешь атаки.

Когда я поднялась, он кивнул и повел меня мимо тех самых стульев, где недавно погибло столько народу. Я сумела оторвать взгляд от совершенно чистого настила и устремить ему в спину.

На By были темно-синяя форменная рубашка и штаны с черными манжетами. Палубные туфли и шляпа тоже черного цвета. Чем-то он походил на Шао, но не настолько, чтобы момент его ликвидации превратился для меня в кошмар. Я прищурилась, стараясь разглядеть темные контуры щита сборщика. Ничего. В яркий солнечный день такие щиты, похоже, видны хуже всего. Пора провести тест номер два.

— Ой!

Я притворилась, что споткнулась, ухватилась правой рукой за перила, левой взметнув вверх вешалки с одеждой. И не сводила глаз с By. Когда он оглянулся посмотреть, что случилось, часть его лица осталась на месте. И точно так же руки, которые он протянул, чтобы мне помочь. Я отступила на шаг, чтобы он до меня не дотронулся, и улыбнулась.

— Спасибо, все хорошо. Наступила на этот хвост.

Я показала на волочащиеся хвосты от упаковок, а сама смотрела, как размазанный Ву становится четким.

Мои внутренности грыз ужас, но голова приказала ему пойти пока погрызть кого-нибудь другого. Я выходила против новенького с иголочки сборщика, а не закаленного ветерана вроде Десмонда Йеля. Предстоящая ликвидация Ву трудностей представлять не будет.

Ужас расхохотался — как две расфуфыренные семнадцатилетние девчонки, вдоволь поиздевавшиеся над твоей прической, туфлями, серьгами, джинсами, над твои походкой, речью, припомнили бы, что ты моргаешь каждые тридцать секунд… — и вернулся к своему ужину. Потому что теперь я точно знала: By нацелился на мою душу. Не знаю, как он сумел меня опознать. Может быть, у сборщиков есть Ясновидец, работающий на их стороне. Может быть, у Десмонда Йеля был в голове «пассажир», когда мы дрались в «Подкрепиться» — тот, который перешел в тело By в туалете аэропорта. В любом случае создавалось впечатление, что правила для сборщиков, регулирующие убийства, разрешали ему месть. A By вдруг обнаружил, что сейчас его очередь, и очень старался не выдать своего ликования — ведь я прямо-таки свалилась ему в руки. Самый тяжелый случай невезения — но и такое бывает.

Я шла за ним через просторный салон, который три человека в форменной одежде скребли и драли так, будто их жизнь зависела от того, насколько все будет блестеть. Может, и правда зависела, кто знает. Коридор уводил отсюда к обеденной секции, которую я увидела еще при первом своем появлении. Не обращая внимания на запертые двери по обе стороны, мы подошли прямо к той, которой заканчивался коридор. By отпер ее вынутым из кармана ключом.

Я ожидала проблем, если ему захочется вести себя по-джентльменски, но он вошел в двери первым. Дверь он за собой закрыл, и я услышала, как щелкнул замок, но меня это устраивало. Мне тоже не хотелось бы, чтобы нам мешали.

— Это каюта Пенгфей Ян, — сказал By.

Вайлю бы она понравилась. И мне стало как-то неприятно, что у него с Пенгфей одинаковые вкусы. Что еще может им нравиться общего, кроме огромных кроватей на белых мраморных столбах, как-то освещенных изнутри?

Покрывало было того же цвета, что ковер и шторы — сливочно-белые, украшенные масляно-желтыми кругами. По бокам кровати стояли два белых комода с желтыми ручками, а над ними — газовые шторы неожиданно алого цвета. Такие же подушки возле белых обоев стен казались большими шарами крови.

В углу напротив двери стояла белая складная ширма, разрисованная красным драконами — туда мне и велел By повесить платье Пенгфей. Я прижала к боку костюмы Луна, будто чтобы снять тяжесть с руки.

— Скажите, — спросила я, отдирая уголок пластиковой обертки, — а что вы делаете на этом судне?

— Состою в экипаже, — ответил он, сцепив руки за спиной и отойдя к углу кровати, ближайшему к двери.

— Нет, я хотела спросить: вы помогаете на кухне, или убираете, или…

— А, понимаю, — улыбнулся он. — Я обслуживаю гостей. У нас их на борту несколько, хотя в основном они спят, потому что живут по тем же часам, что Пенгфей Ян и Чень Лун.

Пока он говорил, я внимательно его рассматривала. Теперь, при задернутых занавесках и закрытой двери, мне был виден щит, когда его контуры повторяли движения тела. Как и у того первого сборщика, щит открывался по большей части при движениях головы.

Я могла бы его застрелить — но если я сумею пропихнуть пулю за этот щит, кровь и мозги полетят по всей каюте, не говоря уже о грохоте, который команда сочтет неуместным в столь мирное предзакатное время. Не слишком привлекала перспектива колоть ножом, учитывая, сколько при этом выльется крови, учитывая к тому же, что я буду изображать Пенгфей и мне это помещение еще понадобится. Ну, все равно это были планы В и С. Ведь поскольку щит, по всей видимости, был слабее возле головы — я на это надеялась, — вполне мог сработать план А.

— Так о моем задании… — начала я.

— Боюсь, что мое правительство не может сотрудничать с вами ни в чем, что вы запланировали, невзирая на тот факт, что Лун — наш общий враг.

Гм. Акцент, с которым он говорил по телефону, начисто пропал. Значит, он перестал притворяться?

Я позволила себе чуть опустить руку, будто утомленную тяжестью костюмов. Подвинулась к кровати, куда, по всей видимости, собиралась их положить.

— И что? — спросила я. — Вы думаете, что, если нам поможете, это создаст плохое о вас впечатление? Боитесь, что Северная Корея обзовет вас жирными слабаками и будет сама играть со своими ядерными игрушками?

By улыбнулся, показав куда больше зубов, чем надо. Разверни он язык, думаю, достал бы кончиком до пупа.

— Я думаю, гораздо важнее тут то, что мы вас, американцев, считаем мудаками.

Я уже добралась до кровати, захлопотала, укладывая на нее костюмы. Эта суета позволила мне подобраться к By гораздо ближе. И уже на нужной дистанции я обратилась к нему, щелкнула укоризненно языком — дескать, как ты плохо себя ведешь, мальчик.

— Подобных стереотипов, By, придерживаются именно что узколобые мудаки. Вот я, например, поскольку ты — солдат китайской армии, могла бы счесть тебя закоренелым, форменным коммунистом. — Я продолжала возиться с вещами из химчистки, чтобы он думал, будто ошарашил меня. И еще — чтобы видел обе мои руки на пластиковых чехлах. — Но так как я не ограничиваюсь какой-то одной точкой зрения, то сообразила, что на самом деле ты — сборщик, похититель душ.

Он бросился — на что я и рассчитывала. Позволить себе в такой уязвимой позиции хоть одну мысль было бы гибелью, поэтому я не думала, а действовала — оторвала от пластика пленку.

Ушла в сторону — и By с размаху ударился о пленку, которую я называла «переносной подушкой». Эта пленка вошла в разрыв его шита.

Она прильнула к лицу, как живая маска, покрыв рот, нос и глаза так плотно, что сквозь нее проступили их контуры.

By впился в пленку когтями, слетев при этом с кровати — я перевернула его на живот, уперлась в спину коленом и придержала, оторвав его руку от лица и завернув ее с силой за спину. С другой рукой я поступила так же, задрав обе повыше и связав пластиковой лентой.

Когда судороги прекратились, я его перевернула, сняла переносную подушку, сложила ее в восемь раз и сунула в карман. Потом отскочила, увидев открывшийся во лбу третий глаз. В отличие от обычных глаз By этот был светло-зеленый. Я подождала, но ничего оттуда не появилось. Глаз таращился в потолок, пустой и незрячий, как два остальных.

— Где же ты теперь, By? — прошептала я. Потом поняла, что и у первого убитого сборщика души не видела. А это значит…

Сборщики не могут убить никого, кто не помечен. Но когда сборщик входит в тело, душа покидает его. Следовательно, люди, дающие сборщику тело-хозяина, должны заранее дать согласие.

Коул был прав — Bу хотел стать сборщиком. Самос наверняка расписал эту жизнь как очень привлекательную. Нечто богоподобное, с властью над жизнью и смертью. Никакой мелочной морали, мешающей тебе действовать. А уж выгод сколько!

Но какой ценой? Где теперь его душа?

Я почти наверняка догадывалась, но уже знала совершенно точно, что никогда про это Шао не скажу ни слова.

Спрятав тело за ширмой, я еще раз оглядела каюту. Как было бы удобно, если бы сейчас приподнять половицу в каком-нибудь чулане, а там Пенгфей (а лучше, чтобы Лун тоже) лежит, готовенькая для протыкания колом. Но нет, ни одного вампира я на борту не чуяла.

Дернув на себя дверцу шкафа, я подавила вопль. С полки на меня смотрели, выстроившись в ряд, пенопластовые головы в париках. В первый миг мне показалось, что настоящие.

Взяв из шкафа первую попавшуюся средних размеров сумку с золотой застежкой, я запихнула туда парик с длинными косами — он валялся позади всех других, и вряд ли его хватятся. Еще я прихватила несколько безделушек и веер. С сумкой и костюмами Луна я вышла из каюты. Хотя мне хотелось кратчайшим путем вернуться к моторке, я, проходя мимо трапа, ведущего в рубку, вспомнила о серьезных пробелах в своем образовании и решила предпринять экскурсию.

Как я и думала, в этот второй раз в рубке был настоящий капитан.

Потрясающе, какое впечатление может произвести эта шляпа, если ее надевать правильно, а не задом наперед.

— Сэр, прошу прощения, мне показалось, что Сяо By прошел в эту сторону. — Я показала вещи из химчистки. — Он мне велел отнести это в каюту Чень Луна, а я заблудилась. У вас такой большо-ой кора-абль!

Дамы, для справки: когда разговариваете с моряком, корабль приравнивается к интимным частям.

Капитан растаял, как шоколадка в руках.

— В общем, мне надо было ему сказать, я тут заметила, мы не до конца одно пятно очистили с его халата, я его заберу, халат, и перечищу бесплатно. Завтра с утра первым делом.

— Боюсь, это окажется невозможным, — ответил капитан с превосходным британским произношением и улыбочкой, с которой мог бы пригласить меня сесть к нему на колени. — Мы сегодня вечером уходим в море.

— Ой! И прямо вот сейчас уходите? Потому что я могла бы сейчас прямо на работу, почистить и через пару часов уже принести обратно.

Он встал с кресла, подошел ко мне небрежно, и тут я поняла, что он похож на Сулу из старых серий «Звездного пути». К Сулу я всегда неровно дышала, и потому мне было проще сделать заинтересованное лицо, когда он сказал:

— На самом деле мы не планируем поднимать якорь до полуночи. И моим людям сказано, что их не ожидают на борту ранее десяти. Так почему бы вам не принести вещи где-нибудь около семи, и мы бы с вами поужинали?

Так, кажется, можно вычеркивать яхту из списка потенциальных укрытий Пенгфей. По крайней мере не придется беспокоиться, что она появится и хватится украденных мною вещей. А если подумать, я бы поняла, что они с Чень Луном, уже приведя себя в порядок после пожара в нашем павильоне, не будут испытывать необходимости, очнувшись, возвращаться на яхту и повторять этот процесс. Где бы они ни были, их вечерние приключения начнутся сразу, как они откроют глаза. Из чего следует, что мне надо мотать поскорее обратно на берег.

Я заглянула в рубку — и восторг при виде залитой голубым светом приборной панели мне изображать не пришлось.

— Bay! Ужин на настоящей яхте? Это будет великолепно!

Он наклонился ближе:

— И бикини захватите. Может быть, десерт будем есть в горячей ванне.

Вот это он уже перебрал. Я бы с Сулу даже не макнулась в одну воду, а он и правда симпатичен.

— Спасибо, это будет здорово! — Я выглянула в окно: — Ой, а это уже за мной.

Я показала на Коула и помахала рукой, будто он меня мог видеть. Потом помахала капитану Сулу и сбежала вниз по ступеням, на нижнюю палубу, на моторку, и домой, домой.

Глава 31

Даже когда у меня будет тяжелейший склероз, я все равно не забуду образ Бергмана, склонившегося над работой. Это одно из моих первых о нем воспоминаний. На английской литературе я подружилась с девушкой по имени Линди Мелсон. Она снимала квартиру вместе с аспирантом, его звали Майлз, и им нужно было помочь разобраться с арендной платой. Когда она показала мне свое жилье, первое, что я увидела за открытой дверью квартиры, был Бергман, сгорбившийся над пластиковым кухонным столом. Он налаживал тостер, чтобы тот начинал вопить, когда тосты готовы.

— Майлз, — спросила я, войдя в фургон и увидев его ссутулившуюся фигуру, — что ты сотворил?

— Пулю твою еще не сотворил, это точно.

Он выпрямился, потер глаза костяшками пальцев — верный признак очень сильного напряжения.

— Где Кассандра?

— В ванной, поливает водой магический предмет.

Последние слова он произнес так, будто его прижали к шкафу в школьной раздевалке и отобрали деньги на завтрак.

Я села напротив.

— Только ни…

Я подняла обе руки вверх.

— …чего не трогай! — закончил он.

Я пододвинулась вместе со стулом, к нему поближе.

Он посмотрел на меня подозрительно. Я положила голову ему на плечо, вдохнула его запах — и почувствовала, что меня отпускает. После убийства мне всегда трудно вернуться к реальности. За те полгода, что я работала в одиночку… ну, скажем, это для меня самый безопасный способ вновь обрести опору.

— Что не так? — спросила я.

— Помимо того, что для такой тонкой работы мне нужна была бы вся моя лаборатория?

— Да, помимо этого.

Он поднял голову.

— Жас, тебе нужна пуля, настолько твердая, что проникла бы сквозь покровы, но настолько мягкая, чтобы после этого разлетелась и не вышла из тела жертвы. Достаточно твердая, чтобы защитить внутренний кожух, но опять-таки достаточно мягкая, чтобы распалась и позволила внутренней аппаратуре осветить вампира изнутри. Ты понимаешь, какие это непомерно высокие запросы к той технике, которая сейчас у меня есть?

Я показала, подняв руки к потолку.

— Еще выше, — протянул он.

Коул стоял, прислонившись к кухонному столу, и рассеянно наблюдал за лихорадочной уборкой, которую показывал ему монитор. Сейчас он посмотрел на нас и сказал:

— Знаете, чего требует эта ситуация?

Мы с Бергманом покачали головами.

Коул сунул руку в карман, вытащил сжатый кулак, сел на стол и протянул нам открытую ладонь.

— Жвачки.

Мы взяли по одной, и наступило относительное молчание — прерываемое надуванием и хлопанием пузырей. И вдруг до меня дошло.

— А если не пуля? — спросила я. Бергман подобрался — явный признак интереса. Коул выдул очередной пузырь. Я продолжала: — Если дротик, скажем?

— Не пойдет, — ответил Бергман. — Слишком тонкое острие. Нужно что-то круглое, куда можно вложить капсулу.

— Арбалетный болт? — предложил Коул. Посмотрел на меня, потом на Бергмана, опять на меня. — Ребята, нечего так на меня таращиться. Если у меня красивые волосы, это еще не значит, что под ними нет мозгов. Вот посмотрите на Кассандру.

Мы попытались. Она как раз вышла из ванной, и мы вытянули шеи, чуть не свернув их, чтобы разглядеть не только длинные локоны, но и сверкающий серебром медальон, который она несла на цепи на вытянутой руке.

— Готово? — спросила я.

— Жас, перестань прыгать, — проворчал Бергман. — Ты сейчас что-нибудь сбросишь со стола.

— Выпусти! — потребовала я.

Бергман встал, пропуская меня влево. Я подошла к Кассандре и взяла медальон в руки. Когда она клала его в тигель с прочими ингредиентами, это был простой серебряный кружок. Сейчас он наполнился силой волшебных трав — и волшебных слов, которые она нашептала над тиглем, и они врезались в поверхность.

— Класс, — шепнула я.

Кассандра гордо улыбнулась.

— Ты помнишь, я тебе говорила, что нам нужна какая-нибудь вещь Пенгфей, чтобы чары подействовали?

— Да.

Она свеженакрашенным ногтем постучала себя по виску.

— Кажется, я додумалась. Когда ты ушла, Бергман вызвал на своем компьютере изображение Пенгфей.

— Против своей воли, — вставил Бергман.

Кассандра не обратила внимания.

— Это помогло мне сделать подробную передачу в «Энкиклиос». А потом я подвесила медальон в воспроизведенном образе, произнося слова проникновения. Давай посмотрим, изменит он тебя или нет.

— О'кей, но я хотела бы сначала надеть платье.

Я побежала в ванную, сбросила свою одежду и надела платье Пенгфей. Оно было свободно в груди и тесно в бедрах, отчего я еще сильнее ее возненавидела.

Бергман и Коул переместились на сиденья пассажира и водителя, развернутые лицом ко мне. Кассандра стояла и ждала возле «Эшли».

— О'кей, — сказала я. — Вешай его на меня.

Она накинула медальон мне на шею.

Я посмотрела на Коула, потом на Бергмана. Когда Майлз смертельно побледнел, я поняла, что чары действуют.

— Сними, — шепнул он. — Пока эта штука не навлекла на тебя проклятие!

Не ответив ему, я вопросительно посмотрела на Кассандру:

— И как?

Она вместо ответа хлопнула в ладоши и улыбнулась так, будто только что выиграла в лотерею главный приз.

Коул пустил пузырь.

— Кассандра, — сказал он, — а можешь меня сделать копией Кейта Урбана? — Он посмотрел на Бергмана. — Ведь он же до сих пор женат на Николь Кидман? Какая женщина!

Но у Бергмана будто глушилки выросли на ушах. Он обратил на Коула не больше внимания, чем если бы тот говорил из далекого космоса. Руки у него дергались, и я поняла, что он вонзил пальцы в подлокотники до первого сустава. Когда он подался вперед, мне показалось, что сейчас он бросится, сорвет у меня с шеи медальон, швырнет на пол и будет топтать, как разъяренный второклассник. Но нет — он откинулся на спинку кресла, закрыл глаза, снял очки. И будто этого было мало, развернул кресло к нам спинкой.

Ну и ладно, подумала я, подчеркнуто не замечая, что мой внутренний голос тоже прозвучал очень по-школьному. Почему это я все время позволяю Бергману будить во мне колючего подростка?

— Кассандра, работа потрясающая! — сказала я, поворачиваясь, чтобы она еще раз посмотрела перед тем, как я снова переоденусь.

— Небось в полночь обратится в тыкву, — буркнул Бергман.

— Так, хватит! — Я шагнула Бергману и развернула его вместе с креслом. Он открыл глаза, застигнутый врасплох и слегка испуганный. Отлично. — Мне плевать, что у тебя мозги размером с арбуз и что я облизываюсь на твои машинки. Мне надоели твои подначки про Кассандру и все, что к ней относится. Она такой же член команды, как и ты, и уважения заслуживает не меньшего!

Он прищурился, и я увидела, как он подыскивает мысленные оправдания.

Мои изобретения куда важнее и эффективнее, чем ее дурацкие игрушки. Я свои работы продаю правительству. А она держит магазин натуральных продуктов, который превратился в приют психов и маргиналов. Я помогаю людям лучше работать, а она их просто пугает. Так кто же из нас двоих тогда профи, а?

Я приблизилась к нему, практически нос к носу:

— Твое предубеждение против сверхъестественного мешает выполнению моего задания. Этого я не допущу. Хочешь быть узколобым расистом? Только в свое личное время, пожалуйста.

Тишина. Я отодвинулась, оценивая действие моих слов. Конечно, я его разозлила. Но взорвала ли я сейфовую дверь этого фанатика науки? Пожалуй, нет. Ради наших отношений я попыталась еще:

— Бергман, я тебе последний раз говорю: если не увижу, как ты просто лучишься толерантностью, причем прямо сейчас, то это будет все. Никогда больше мы не будем работать вместе.

Так, теперь красиво уйти.

Я резко повернулась и пошла по коридору в спальню. И не споткнулась — ни разу! Урра!

Переодевшись, я позвонила Альберту. Обычно разговоры с ним меня расстраивают, но сейчас я и без того расстроена, а значит, терять нечего.

Ему должно было хватить времени накопать чего-нибудь еще по сборщикам. И если даже он не найдет ничего другого, кроме того, что мы уже знаем, может быть, он поможет мне сообразить, почему Пенгфей и Чень Лун, два злодея, у которых пока что получалось все, что они планировали, не решили сегодня нанести удар сразу, как проснутся. Наверное, думала я, как-то это завязано на Самоса, но как?

Через полчаса у меня была блестящая идея.

— Сборщикам нужны спонсоры, — сказал мне Альберт после того, как мне пришлось оставить сообщение на автоответчике. Он объяснил, что закрывается от звонков, потому они создают слишком много эмоциональных проблем. Непонятно, но не мое дело.

— Это типа как у «Анонимных алкоголиков»? — спросила я.

— Да нет, тут чистая бесовщина, — ответил он. — Сборщики очень быстро изнашивают тела, и спонсор соглашается предоставлять сборщику как минимум одно тело за каждую неделю, что тот провел на земле.

В течение какого времени, как мы уже знаем, сборщик может собирать души. Если соблюдает правила.

— Не совсем поняла. Скажем, мне известен случай, когда один сборщик вошел в туалет, а вышло оттуда два. Как это получается?

— Очевидно, что в одном теле на краткое время может находиться больше одного, пока они все не распределятся.

Хм. Совершенно новая точка зрения на вещающие в голове голоса.

Я не стала спрашивать Альберта, откуда он взял информацию. Во-первых, это не мое дело. Во-вторых, я могла себе представить, что история будет такой же душераздирающей, как та, что нам показывал «Энкиклиос», и, честно говоря, я не знала, выдержит ли ее сейчас мой моторчик. Но что я хотела знать — это что может поставить на стол демоническая тварь, что стоило бы такого риска.

— Кстати, о том сборщике, про которого ты говорила, — спросил Альберт. — Десмонд Йель, да?

— Да, так что?

— Мои источники считают, что его спонсор — Эдуард Самос.

Bay! Значит, Раптор принимает услуги от злобных сборщиков?

— Дальше?

— Что бы Самос ни планировал, наверняка этот план масштабный. Ну, скажем, масштаба международного инцидента.

— Почему ты так решил?

— Потому что сборщики — создания весьма специализированные. И действуют лишь на одной арене.

— И что это за арена?

— Развязывание мировых войн.

Глава 32

Спальня очень напоминала склеп — по ощущению, и меня от этого мурашки ползли по коже. Я села на пол, вытащила карты и стала их тасовать.

Никогда мы с Альбертом не расставались на такой мрачной ноте и в таких хороших отношениях.

— Значит, Самос пытается развязать американо-китайскую войну, — сказала я себе. — И тебя это удивляет? Ты видела, еще полутора суток не прошло, как Лун общался с китайскими генералами. Собственно, такая у них работа.

Карты посвистывали в руках, Кирилай грел пальцы, предупреждая о грядущем возвращении Вайля. Сунув карты в карман, я услышала его первый вдох. Когда он вышел из-под навеса, я улыбалась. В последний раз, когда я налетела на него сразу, как он встал, Вайль был гол как младенец. Иногда поздно ночью я вызываю в памяти эту картинку и любуюсь ею. Ух, какое тело!

Однако я попросила, чтобы на следующих заданиях он что-нибудь надевал, когда спит. Чтобы меня ничего не отвлекало, и когда придется спасать его задницу, желательно, чтобы она не была голой. Он послушался. Сейчас он был в шелковых пижамных штанах, завязанных на поясе. И все. Увидев, что я его жду, он поднял брови.

— Что-нибудь случилось? — спросил он. Может быть, стоит обсудить достоинства пижамных курток. Хотя это грех — закрывать такую широкую мускулистую грудь и булыжную мостовую плоского живота. — Жасмин!

— А?

— Я нисколько не возражаю, но хотел бы знать: зачем ты сидишь у меня в спальне?

Я вздохнула. Таращиться на анатомию моего босса было весьма и весьма приятно, но мою внутреннюю мораль это поколебать не могло. Мало того, что иначе было бы просто непрофессионально, это не было бы даже искренне. Какие-то крупные куски моей личности вообще не хотели иметь дел с мужчинами. Так почему же все-таки сексуальный привод продолжал давать форсаж на двигателе? Дурацкий бессмысленный радиатор, полный идиотских гормонов.

— Рекреационный автомобиль — машинка маленькая, — быстро ответила я, когда Вайль дернул головой.

Я объяснила про медальон, про разговор с Бергманом. Он кивнул и стал сворачивать свой спальный тент. Я стала ему помогать, а заодно передала мой последний разговор с Альбертом.

Вайль сложил тент в сумку, сел на кровать и переплел пальцы на затылке.

— Так что нам известно о Самосе?

— Не очень много, — сказала я, наклоняясь к стене, борясь с неутоленным желанием, которое могло сейчас лишь замутить мне мысли. — Он вампир американского производства, взошедший по карьерной лестнице в доме Вамперов. Хотя как мы это узнали, я понятия не имею. В Откровения традиционно невозможно проникнуть.

И тут мигнувший в его глазах огонек сообщил мне, что источник может находиться не так уж далеко.

— Вайль, ты был Вампером?

Мне тут же захотелось зажать себе рот и извиниться. Это как спросить у священника, бывал ли он курьером у мафии.

Он уронил руки на колени.

— Да.

Я ждала оправданий, их не последовало. Тогда я высказала одно из них:

— Я полагаю, что тогда ты был совсем не такой, как сейчас.

— Ты бы не знала меня тогда. Не захотела бы знать.

— А что… то есть почему ты оттуда ушел? И как? Ты и Самос — я не слышала, чтобы кому-нибудь еще удалось это сделать.

— Я твой схверамин, и обязан отвечать на вопросы. Но прежде я должен попросить тебя взять твой вопрос обратно. Для тебя слишком опасно было бы это знание.

Для тебя — или для меня опасно? — подумала я.

Но тем не менее я просто кивнула и вернулась к описанию Раптора.

— Самос очень много времени сейчас уделяет вербовке союзников из сверхъестественных. Хотя вампиры обычно сторонятся прочих других, считая себя намного выше, выше даже вампиров из других гнезд, о Самосе известно, что он установил партнерство с оборотнями и ведьмами, не говоря уже о людях.

— То есть он создает свою армию? — поинтересовался Вайль.

— Именно так это и выглядит. Имея в союзниках Пенгфей и Луна и владея карманным сборщиком, он из американской проблемы превращается в мировую угрозу. Отчего еще настоятельнее становится для нас необходимость вернуть броню.

— Да, — согласился Вайль. — И я думаю, надо найти способ ликвидировать этого сборщика, Десмонда Йеля.

Глава 33

Войдя в гостиную, Вайль снял с крючка над «Мэри-Кейт» арбалет, который собирался использовать. Изящное черное изделие черного дерева и нержавеющей стали, тяжелое, но точное — арбалет был любимым оружием Мэтта. С момента его смерти я неизменно возила его с собой. Сейчас он был заряжен болтом, который Бергман изменил должным образом, чтобы он выпустил заряд, когда пробьет кожу Пенгфей. Я ничего не имела против, чтобы Вайль спускал тетиву на оружии Мэтта, лишь бы был результат.

Бергман наконец освободил стол, потому что закончил все свои проекты, и сейчас там сидели и заканчивали ужин Кассандра, Коул и сам Бергман, то и дело поглядывавший на арбалет. Я смотрела на них и пыталась проникнуть в их мысли. Если угадывать, я бы сказала, что Кассандра интересуется, сможет ли она вынести видения, которые возникнут в ее разуме, если она его коснется. Коул пытался увидеть, как спускает курок. Бергман молился, чтобы созданный им механизм освобождения внутреннего света сработал до того, как Пенгфей представится шанс выпустить нам кишки.

Вайль откашлялся, привлекая их внимание.

— Я бы хотел, чтобы вы трое занялись тем павильоном, который для нас поставили — будто мы готовимся к очередному представлению. Не нужно, чтобы те, кто следит за нами, заинтересовались нашим необычным поведением.

Коул поднял глаза — видно было, что ему очень хочется что-то сказать, но мы смотрели на него в упор, и он только проворчал:

— Черт, противно быть новичком.

— Пойду переоденусь, — сказала я.

Войдя в спальню, я сняла платье Пенгфей с плечиков и натяну на себя. С разрезами по обеим ногам почти до самого верха не оставалось места, куда спрятать набедренную кобуру. Это отрицательный момент. А положительный — что платье, при всей его строгости, было сшито так, чтобы не стеснять движений.

Подходящие туфли на низком каблуке, которые я нашла в шкафу у Пенгфей, на меня не налезли. У нее слишком узкая стопа, и я почувствовала себя одной из Золушкиных сестер. У Кассандры есть пара, которая могла бы подойти, если я согласна следующую неделю нянчить волдыри на ногах — а я не согласна. Значит, придется оставить свои ботинки, пусть надо мной смеются. В следующий раз пусть Пит заранее предупредит, что мне в какой-то момент придется одеваться под гейшу.

Пока я возилась с макияжем, вошел Вайль и молча сел на кровать. Ясно было, что у него что-то на уме, и очень неприятное чувство под ложечкой давало мне понять, что мне эта тема может не понравиться. Поэтому я внимательно красилась перед зеркалом и надеялась, что он и дальше позволит мне делать вид, будто обсуждать нам нечего.

Основная трудность была с глазами. Пенгфей красила их густо, но при этом так, что можно выйти в таком гриме и не быть принятой за проститутку. Мне удалось добиться отличного результата, и я перешла к аксессуарам. Длинные черные серьги, заплетенный в косы парик поверх моих туго убранных волос. Проводки транслятора удачно улеглись среди фальшивых прядей. Медальон, который дала мне Кассандра, лежал на комоде — там же, где был, когда я вошла.

Вайль пошевелился. Пружины кровати недовольно скрипнули, и я с ними согласилась.

— Я ждал, что ты об этом заговоришь раньше, но ты прибегла к своей обычной тактике — уходить от разговора и делать вид, будто все в порядке. Так что я буду говорить прямо. Сегодня ночью ты спала. Я тебя сторожил до рассвета, и ты ни единой мышцей не шевельнула.

Я повернулась к нему, придвинулась вплотную, чтобы он лучше слышал.

— Да, не шевельнула.

— Я так понял, что причины, заставлявшие тебя ходить во сне, как-то снялись?

Я осторожно кивнула.

— Насчет себя я никогда не знаю точно, — сказала я. — Но думаю, что да.

На этом мне хотелось остановиться, и я попыталась. Но мужик, который сидит над тобой часами, чтобы ты мирно сопела, а не пыталась застрелиться, заслуживает чего-то за свои труды, и я попыталась вложить в слова то, что узнала об этих снах.

— Мне нужно было, мне хотелось жить дальше. Но я не могла, зная, что это значит: я должна позволить Мэтту уйти. Я думаю, поэтому он являлся мне во снах в виде вампира — потому что он не хотел жить в этом виде, как не хотела и Джесс. И в каком-то смысле было бы легче проститься с ним, если бы он все-таки обратился.

Вайль серьезно кивнул.

— Очень важно, как мы расстаемся с родными и близкими. Может, так и не должно быть, смерть есть смерть, и все. Но почему и как — это очень важно для тех, кто выживает.

А я из тех, кто выживает — так сказал Дэвид.

И мне вспомнились слова Эви: «Плакать можно только до тех пор, пока это не станет совершенно бесполезно». Я закончила плакать. Время горевать миновало, потому что я знала: Мэтт хотел бы, чтобы я была сейчас счастлива. Но для Вайля надо было кое-что прояснить.

— Я всегда буду любить Мэтта. Что-нибудь иногда мне о нем напомнит. Иногда буду резко ощущать его отсутствие. И когда я буду готова принять другого мужчину в свою жизнь, это не будет значить, что я люблю его хоть на капельку меньше.

— Понимаю, — кивнул Вайль.

— Но… — Я кашлянула, опустила ресницы, стараясь не выглядеть девицей восемнадцатого столетия, и все равно покраснела, как школьница. — Я не… все еще как-то… — Я издала такой звук, будто подавилась, и Вайль приподнял брови. — Ну, в общем, когда думаю об отношениях.

И снова ямочка на щеке. Надо будет придумать звуковой эффект, возвещающий ее появление — это такая редкость. Бывают переносные туманные сирены?

— Я рад, что ты обрела ощущение мира, — сказал он. — И, быть может, как-нибудь вскоре тебе встретится мужчина, не вызывающий рвотного рефлекса?

Я пожала плечами, стараясь изобразить безразличие, только все равно не получилось.

— Кто может знать?

— А тем временем не дашь ли ты себе труд рассказать мне, как прошел день?

— Хреново, если честно. Мне пришлось убить брата Шао, поскольку он был одержим сборщиком. А теперь, когда я знаю смысл существования сборщиков, я почти уверена, что Йель и Пенгфей намерены как-то сорвать фестиваль.

Я рассказала, что Джерико с приятелями в штатском обеспечат охрану, и сопроводила этот рассказ глубоким вздохом облегчения.

— Мне так кажется, что тебе нужно на свежий воздух, — сказал Вайль. — Пойдем найдем Китайскую Драконовую Даму?

— Да, но как? А если она вместе с Луном…

— …что очень вероятно.

— Как мы их тогда разделим?

— Если мы хоть что-то умеем, помимо ликвидации, так это принимать решение на ходу. Сообразим, когда — как ты это говоришь — упремся.

— О'кей. Значит, найти ее. Задача не из простых: город большой, Вайль.

— Я думаю, у тебя есть способности, чтобы ее найти, Жасмин, — ответил он серьезно. — Помнишь, как ты меня нашла на парковке нашего отеля в Майами?

— Да, но ты был от меня в нескольких ярдах.

— Верно, но с чего-то надо начать. И то, что ты надела ее платье, должно направить твою Чувствительность еще лучше. Ты же знаешь, это не с потолка взято. Есть документальные свидетельства, что обладатели Чувствительности в прошлом использовались в охоте на вампиров.

— У тебя есть какие-нибудь соображения, с чего начать?

— Можем начать с обоснованных догадок. Мы знаем, что Пенгфей и Лун не проводят дневные часы на борту «Констанс Мэллой». Значит, кто-то должен перевозить их на берег. Я думаю, надо разыскать лодку, которая доставила их вчера на сушу, и дальше идти по следу.

— О'кей.

Если в моем голосе не слышалось энтузиазма, то лишь потому, что идея очень уж теоретическая. К сожалению, ничего лучшего я предложить не могла.

Полностью одетая, с медальоном под воротником и проволочкой транслятора, вплетенной в волосы парика, я засеменила по коридору фургона. Те немногие свободные секунды, что я могла выделить сегодня, я гоняла видеоизображения Пенгфей на бергмановском лэптопе, стараясь освоить ее манеры. Очень стараясь, но что-то было неправильно.

Может, просто белье врезается, потому что это чертово платье слишком уж обтягивающее.

Коулу с водительского сиденья открывался потрясающий вид. Когда я появилась, он присвистнул:

— Эксцентрично!

— Согласна, — ответила ему Кассандра.

Она оделась в сценический костюм ясновидящей, будто из магазина игрушек, и помогала Бергману паковать оставшиеся предметы его лаборатории в пластиковые контейнеры. То, что он вообще разрешил кому-то, тем более ей, трогать свои священные реликвии, показывало, что мой выговор он воспринял серьезно. Хотелось воспринимать это как верный признак, что он не хочет вырасти длинным костлявым жутиком.

Заметив, что я смотрю, Бергман пояснил:

— Наши благодетели около часа назад прислали акустическую систему. Как только мы здесь закончим, пойдем ее устанавливать. — Он протянул открытую ладонь, где лежали микрофончики и слуховые аппараты. — Система связи будет та же самая, что была, когда ставили на яхте видеонаблюдение. Там передавать было просто, потому что все рядом. Сейчас придется преодолеть некоторые трудности.

Он выдал мне и Вайлю фальшивые татуировки, которые мы использовании на прошлом задании. Мне достался дракон — правда, смешно? У Вайля — нитка колючей проволоки. Эти татуировки позволяют вести передачу на куда более далекое расстояние.

Когда Бергман установил на нас эти татуировки и проверил, Коул чуть тронул Вайля за руку, привлекая его внимание.

— Тебе точно помощь не нужна? Я мог бы понести твой арбалет.

Он посмотрел на оружие, которое Вайль взял из гнезда так, будто оно ничего не весило.

— Это работа для двоих, — ответил Вайль.

— О'кей… — Коул разочарованно вздохнул. — Позови, если буду нужен.

— Ты будешь нужен мне, — напомнила я. — Пенгфей не станет говорить со мной по-английски, и мне понадобится очень быстрый перевод. Сделать его может кто-нибудь, притаившийся в ближайших кустах. Ты понимаешь, о чем я? И перевод должен быть правильным.

Коул кивнул и слегка выпрямился, поняв, насколько важна его работа.

— Понял.

— Визитка Джерико у нас осталась? — спросила я у Кассандры.

— Да.

— Если что-то пойдет не так, звони ему.

Кассандра полезла в сумочку. Вытащив три пары темных очков, образец краски и пачку тампонов — от которой Бергман в буквальном смысле шарахнулся к двери, — она нашла, что искала.

— Хорошая работа, — похвалил ее Коул, вбивая номер в свой телефон. — Напомни мне, чтобы взял тебя с собой, когда пойду копать золото.

— Это все нужные вещи, — ответила она, возвращая остальные предметы на их законные места.

Я покачала головой. У меня-то вообще нет сумочки.

— Нам пора.

Они кивнули. Коул поднял телефон, показывая, что готов действовать, если придется.

— Удачи, — пожелала нам Кассандра.

Выйдя наружу, мы перехватили Бергмана на полпути к тенту. Он глянул на арбалет в руках Вайля, кивнул, увидев болт в нужном положении, готовый к выстрелу, как только Вайль снимет предохранитель.

— Надеюсь, это поможет.

— Не боись, — ответила я, похлопав по пистолету в кобуре у себя под мышкой. — У нас есть резервный план.

На самом деле я могла похлопать по любой другой части своего тела, но тогда можно было бы подумать, что я ищу спички или просто себя ощупываю. Да и вообще не очень понятный способ сообщить, что я к своему снаряжению добавила несколько клинков.

Бергман кивнул и пошел дальше.

Как ни странно, но китаянка в черных ботинках и здоровенный румын с арбалетом не привлекли особого внимания на этой территории развлечений. Мы старались держаться подальше от больших дорог, но иногда приходилось на пути к причалу проходить через скопления народа. Контора причала была открыта, и всего за две хрустящих двадцатки мы определили морское такси наших вампов.

Оно было привязано недалеко от дорожки. Вайль помог мне в него залезть, и бывшие у меня сомнения заговорили в полный голос. Мы в этой идеально вычищенной лодке теряем драгоценное время. Здесь ни клочка от Пенгфей не осталось, искать мне нечего.

— Не торопись, — предложил Вайль. — Попробуй разные сиденья. Может, что-то она после себя оставила.

Вести лодку она не стала бы, и я начала с задних сидений. Не-а, пусто. Так, но это же Пенгфей, которая не любит быть позади.

Я перешла вперед.

Опять пусто.

С нарастающим беспокойством я обшарила глазами лодку, причал, дорожки, по которым она могла отсюда уходить. Сотни, если не тысячи жизней могли зависеть от того, соображу ли я, где сейчас Пенгфей, а Чувствительность во мне не шевельнулась ни разу с тех пор, как…

— Стоп, минуту! — Я показала на Вайля так, будто он сделал что-то предосудительное. — Ты не кипишь!

— Я не… — Он оглядел себя, будто думая, надо ему искать ожоги или волдыри. — Прости, не понял?

— Я не ощущаю твоей силы, вообще тебя не чувствую. Ты как большой кусок пустого места! — Я встала. Тугие волны страха метались у меня в груди. Я подняла руку, потрясла кулаком перед Вайлем. — И кольца я тоже не чувствую! Обычно оно на пальце теплое, особенно когда ты рядом. Что за чертовщина со мной творится?

— Жасмин, слушай меня! — загремел в ухе голос Кассандры.

— Что такое?

— Я думаю, что твою Чувствительность гасит магия медальона. Сними его.

Легче сказать, чем сделать, когда он засунут под облегающее платье под длинным париком, переплетенным с проводом транслятора. Тот еще геморрой. Зато когда я его с себя стянула, сразу словно гора с плеч свалилась. Ага, и белье определенно перестало резать. Я ощутила холодную, сдергиваемую силу Вайля, медленно переливающуюся, как обычно. И видеть я тоже стала лучше, будто ночью ходила в темных очках и вдруг догадалась их снять.

Я опустилась на сиденье, зажав медальон в руке, другой опираясь на обивку — на случай, если вдруг лодка сильно-сильно закачается. Но она только шепнула мне: «Пенгфей». Не слишком громко, правда. Мне не пройти за этим шепотом до самого его источника.

Я оперлась на борт, уставилась на воду, зная, что надо делать, но ломая себе голову, как поднять этот вопрос. Вайль в первый раз отказывался очень резко, а ведь тогда была крайняя необходимость.

— У меня такое чувство, что время у нас кончается, — сказала я, почти загипнотизированно глядя на рябь, расходящуюся от мелких движений нашей лодки. Потом оторвала взгляд от воды — подумав, что у Вайля глаза не очень от нее сейчас отличаются. Бездонные озера, в которых можно затеряться навсегда — если захочешь.

— О чем ты?

— Я ее чувствую, но недостаточно, мне нужно повысить эту способность. И я знаю только один способ.

Взгляд у него сделался острым, пронзительным и остановился на мне.

— Ты хочешь сказать, чтобы я взял у тебя кровь.

Какие-то шорохи — это реагировала наша группа. Я почти забыла, что нас слышат.

— Да. И пока мы не потратили двадцать минут на рассуждения о моральности такого поступка, ты просто признай, что да, это отличная мысль и так мы можем спасти тысячи жизней.

Его присутствие — это постоянное гудение где-то на фоне моего сознания — стало шириться. Как будто моя просьба отворила здоровенный внутренний замок, открыла скрипучую старую дверь и позволила Вайлю ощутить истинную свою сущность. На миг я ощутила всю мощь его силы — она вырвалась из Вайля смерчем: видения вспыхивали ударами молний. Я видела лабиринт ярости, страдания и насилия, которые он подавил, подчинил себе на пути из глубины падения. Его сила, его целеустремленность ошеломили меня. Я узнавала его преданность делу, его страсть к справедливости. И надежду, что когда-нибудь он снова увидит своих сыновей, — надежду, которая придавала форму и смысл всему остальному. Боже Всемогущий, если бы кто-то мог запечатлеть его суть в глине или красках, это был бы шедевр на все времена.

А потом вдруг он отодвинулся и стал почти обыкновенным.

— Ладно, — ответил он, и голос его был хрипловат от не до конца подавленных чувств.

— Bay! — прошептала я, стараясь не отвернуться. Он очень здорово умел заставлять меня отвести глаза. Как это когда-то мне мешало… — Быстрее, чем я думала.

Чуть дернулась губа. Блеснули глаза, слегка застав меня врасплох — такие они были… голодные. И тут только до меня дошло, что он еще не ел. Наверное, собирался взять свое от Пенгфей и Луна — и от сборщика, если мы его найдем. Он мне когда-то сказал, что это он для страховки — по вкусу крови он может проверить, что не убивает невинных.

Вайль сидел рядом со мной, но сейчас придвинулся ближе.

— Скажи, что ты твердо решила.

— Ну, сперва решила.

— А потом?

— А потом я вспомнила, как тебе нравится вкус Жас.

И снова ямочка. Ладно, если это станет настолько обычно, то для звукового сопровождения хватит велосипедного звонка.

— Если тебе так лучше, то я дам тебе сначала укусить меня.

— Нет! — рявкнул хор голосов у меня в ушах с громкостью маячного ревуна.

— Гм, ребята! Мне будет проще работать сегодня, если у меня слух не откажет, — сказала я.

В ответ прозвучал голос Кассандры, к счастью, потише прочих, но такой же озабоченный:

— Мы просто хотели дать тебе знать, как нас радует, что ты — человек.

Я подумала, что мы слишком широко используем этот термин — учитывая мою историю и вероятное будущее.

— Детки, успокойтесь, я в вампиры не иду. Просто усиливаю некоторые особенности восприятия. — Я посмотрела на Вайля: — Тебе же тоже будет приятно?

У него глаза блестели неотмирным огнем. И он смотрел на меня этими глазами.

— Жасмин, я — вампир. Ты хочешь, чтобы я притворился, будто это не так?

— Да нет, пожалуй. — И тут я поняла, что прелюдия окончена. Рука Вайля, уже лежащая у меня на плечах, опустилась ниже и притянула меня. — Эти следы я показывать не могу, — выдохнула я ему в ухо.

— Я сделаю так, чтобы они были скрыты, — невнятно проговорил Вайль. Его губы гладили мне щеку. Кончики клыков задели кожу над сонной артерией, и шею закололо. Потом они опустились ниже — Вайль оттянул ворот и расстегнул мне верхнюю пуговицу платья. Когда клыки пронзили мне кожу чуть ниже ключицы, глаза у меня, наверное, повернулись на сто восемьдесят каждый.

В последний раз, когда Вайль брал у меня кровь, я посередине отрубилась. На этот раз я все время оставалась в сознании. И это было невероятно. Я пыталась разобраться, в чем дело, но эта часть мозга отключилась первой, а остальное… ну, это было бы не совсем прилично — описывать чувства, которые Вайль во мне пробудил. Зная, что Кассандра и ребята все слышат, я молчала как рыба, хотя мне хотелось стонать, подгонять, а к концу победно заорать, будто я залезла на Эверест без кислородного баллона, без карты и даже без шерпа-проводника.

Когда Вайль выпрямился, он был так же изумлен, как и я.

— На этот раз еще лучше. Как это может быть?

— Возраст? — предположила я. — Знаешь, как с хорошим вином. Нет?

Его смех, в котором обычно не было ни капли веселья, заставил улыбнуться и меня.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, вытащив из кармана платок и приложив к следу укуса.

— Великолепно, — ответила я. — Хотя, наверное, ненадолго. В первый раз похмелье было тяжелым.

— Тогда нам надо действовать быстро.

— Согласна.

Глава 34

Он посмотрел на платок. Кровь уже остановилась, и я застегнула платье.

— Вайль, получилось!

— Уже?

И еще как. Я практически видела в темноте, даже не включая специальные линзы. И я видела Пенгфей — другим, мысленным зрением, которое чует вампиров, как бладхаунд кроликов. Она сидела именно на этом месте. Тихая. Спокойная. Подняв голову к звездам, будто наслаждаясь поездкой, а на самом деле — возглавляя атаку.

Я закрыла глаза, сосредоточилась на ее нематериальном следе.

— Кажется, мы ее найдем. Чувствительность у меня определенно повысилась.

— И со мной тоже что-то случилось, — сказал Вайль. — Какая-то перемена, которую не могу точно осознать. — Такой интонации я у него еще никогда не слышала. А потом поняла, что это: изумление. Я открыла глаза. Сколько лет прошло с тех пор, как его последний раз что-нибудь восхищало? Мы встретились взглядами. — Я правильно тебя выбрал, мой авхар.

— Вайль, это звучит, почти как комплимент.

— Гони прочь такие мысли.

— Не волнуйся. Я знаю, что в этом случае снова напоролась бы на столб от тента. — Я встала, но тут же села — голова закружилась. — Наверное, тебе стоит выйти первому.

Вайль вылез из лодки, помог выбраться мне и терпеливо ждал, пока я снова стояла с закрытыми глазами. Ага, вот оно. Четкий запах Пенгфей, как у скунса, только смертельно опасного. Я открыла глаза — трудно будет, если я стану влетать во все подряд — например, в Мексиканский залив.

Иногда след выдыхался, но все равно я его держала. Прищурилась — след стал яснее. Ага, значит, это надо делать, вглядываясь так, будто мне нужна пара бифокальных очков. Ну вот почему, почему не выпало мне такого Дара, при котором нужен хороший загар и персональный стилист?

Вайль издал звук, который я определила как плохо скрытый смешок

— А свои остроумные замечания можешь оставить при себе, — сказала я.

— Я ни слова не сказал.

— А тебе и не надо было. Пошли.

Я направилась к парковке, откуда всё выходили и выходили новые техасцы, со смехом и разговорами, настраиваясь на большое веселье. Мне хотелось прогнать их к чертям, всех сразу и плевать на последствия. Но вместо этого я пошла на восток по следу Пенгфей, к открытому месту, где мы с Коулом проезжали в нашей разведывательной экспедиции. Старинная серебряная вывеска гласила, что это место зовется Сэнфорд-парк. Бухта с молом по-прежнему оставалась справа от нас, и след Пенгфей вывел нас прямо вверх по травянистому склону к оркестровой раковине.

Летом, наверное, на этом склоне сидят семьи на подстилках с корзинами для пикников, пожилые пары на складных стульях, может, несколько молодых пар, ищущих романтики подешевле и слушающих бесплатные концерты местного оркестра. Но если судить по тому, что на черной стене большими красными буквами написано «БРИТНИ ЛЮБЕТ МАРКА», вряд ли здесь уже несколько месяцев кто-нибудь хоть собачий вальс играл.

Выстроенный, чтобы противостоять ветрам, дом казался крепким, как здание почты. Отличный фундамент, прочные полы. Дорогие утопленные светильники. И змеящиеся под сценой провода, так что, когда запах Пенгфей привел меня к люку, я не удивилась. Вайль поднял крышку и пошел вперед, я за ним.

Место отдыха мы нашли почти сразу. Два неглубоких закопанных гроба, открытых и пустых.

— Черт побери! — сказала я.

— Эй, как вы там? — Это спросил Коул, явно встревоженный. Я чуть на него не огрызнулась, но сумела сдержаться. Ждать — всегда самое трудное.

— Все путем. Просто они уже встали, вот и все.

Конечно, встали, и ты это знала. Вампиры не залеживаются, проснувшись, дура ты. У них есть места, которые надо посетить, люди, которых надо съесть. Я пошла дальше по следу Пенгфей, снова на сцену. Она прошла в глубине, спустилась по лестнице на восточной стороне, направляясь к беседке. Даже ночью беседка манила. Остановись. Посмотри па залив. На миг выйди из границ своей личности, признай, что там, снаружи, есть что-то большее, что-то лучшее.

— Вайль… — прошептала я, когда мы подошли к зданию.

— Я знаю.

Он тоже учуял до того, как мы это увидели.

Не «это», а ее. Как ни измывалась стерва Пенгфей над своей жертвой, она не смогла сделать из нее «это». Но попыталась. Убитая — то, что от нее осталось, — лежала на полу. Пенгфей изгрызла ей шею, как пудель — пластмассовую игрушку. Потом разорвала грудную клетку — или это сделал кто-то другой, потому что содержимое почти все исчезло, в том числе сердце. Сборщик, шепнул мне разум, и сведенный судорогой желудок с ним согласился.

На самом деле мой желудок, вдохновленный близостью реальных акробатов, попытался сделать четверное сальто назад с двойным поворотом. Поскольку он все еще не освободился от остатков предыдущей еды, результаты оказались не слишком красивыми — я оставила их в бухте.

— Пенгфей и Десмонд Йель.

Я выплюнула эти имена вместе со вкусом рвоты. Правда ведь, прекрасная парочка? От которой мои мысли перешли снова к Самосу, Свахе из Ада. У него должен быть свои веб-сайт — psychodates.com. Просто вижу, как он выступает на утреннем ток-шоу. «Честно-честно, Регис, всегда все получается! Наши клиенты заполняют тридцатистраничные личные профили. Да, какая-то номинальная плата взимается, но доходы потом валятся лавиной! Ха, ха, ха!» Вот насколько приятно было бы выскочить прямо из публики и кулаком ему в морду? Если по десятибалльной шкале — то где-то около девяноста.

Вайль положил мне руку на плечо, возвращая к реальности.

— Невозможно работать, если давать волю чувствам, — сказал он.

А то я не знаю.

Я посмотрела на руки, дрожащие от ярости, вызванной этой бессмысленной смертью. И — да, немножко еще тем, что это я нашла тело этой женщины, ощутила ее боль, взяла на себя ее месть. Бывают моменты, когда мне хочется быть больше похожей на Эви. Если бы меня устраивала такая жизнь, как у нее, это избавило бы меня от полной задницы геморроя.

— Что будем делать?

— Найдем Пенгфей.

— Но душа этой женщины…

— …может находиться в глазу сборщика или уже погибла. В любом случае ты ничего сейчас для нее не сделаешь, особенно если Пенгфей планирует катастрофу, как ты подозреваешь.

— Для того, кто хочет жить вечно, у тебя какой-то очень черствый взгляд на смерть! — огрызнулась я.

Вайль устремил на меня взгляд и смотрел до тех пор, пока я не взглянула ему в глаза.

— Я мог бы спросить тебя, учитывая твою профессию, что пользы тебе от такого высказывания, — сказал он таким ровным голосом, что даже я поняла, чего ему это стоит. Из чего следует, что мне лучше сдать назад, пока он не решил, что мне нужна закалка, и следующие полтора месяца я вынуждена буду глядеть на трупы в самых неприятных вариантах. — Однако учитывая, что ты допустила ошибку идентификации себя с этой женщиной, я просто напомню тебе, что следует думать о работе и спасать те души, которые ты можешь спасти.

Я отвернулась. Вайль прав, я не могу спасти всех. Глянула через плечо — с неприязнью к себе за то, что не могу плакать, иначе тушь потечет. Блин, ну и размазня! Сейчас бы еще кусок сахарной ваты в зубы — и готовый портрет плаксы.

— Жасмин, выпрямись! — велел Вайль, срывая остатки своего гнева на моей осанке. — Пенгфей не сутулится.

— А должна бы. Ползать должна, а не сутулиться. Тогда я могла бы ей размозжить голову ботинком.

С мрачной радостью представив себе, как это было бы, я направилась по следам Пенгфей на зимний фестиваль, вниз по тропе, по которой шли мы с Коулом всего пару дней назад. Тропа переменилась так, что не узнать. Смех, веселые искрящиеся глаза семейной публики, свежевыкрашенные киоски по обе стороны, аттракционы, будто построенные НАСА и иллюминированные командой декораторов Белого дома к Рождеству. Зимний фестиваль в Корпус-Кристи выглядел так, будто его придумал Эйнштейн.

С тропы мы сошли чуть не доходя до арены китайских акробатов. Путь Пенгфей пролегал за разноцветным зданием и вел в центр лагеря акробатов. С момента начала представления тут слышалось эхом только «ох» и «ах», иногда взрывы аплодисментов. Мы стояли позади чьего-то жилого фургона и слушали.

— Симпатичные пропановые баллоны, — сказала я некстати.

— Да, — согласился Вайль.

— Не понимаю, почему здесь гуще ощущается ее присутствие. Не вижу, что здесь не на месте. А ты?

Вайль нагнулся, заглянул под машину, а я забралась повыше, посмотрела на крышу. Он выпрямился, я спустилась. Оба мы покачали головами — ничего.

— Пошли дальше? — спросила я.

— Наверное, — ответил он.

Я снова сощурилась и пошла по уже знакомому следу Пенгфей. Он вел прямо на арену. Пенгфей миновала главный вход и пошла вдоль надувной красной стены позади здания, где к основному корпусу примыкало небольшое лиловое строение. Через него акробаты могли быстро попадать на главную арену.

— Она вошла сюда, — прошептала я.

Публика зааплодировала — очевидно, какой-то особо впечатляющий трюк. Мы вошли в проем, чтобы лучше видеть, но его и еще фута два стены загораживала черная штора. Оркестр перешел от музыки, нагнетающей напряжение, к ритму, под который зрители подтанцовывают в креслах. Я схватила Вайля за руку:

— Она там, внутри.

Мы заглянули за штору.

— Здесь, — сказал Вайль. — Она в переднем ряду, в блузке с короткими рукавами и бирюзовых шароварах. Сидит рядом с Луном, он в золотистом халате. — Вайль посмотрел на меня: — Как ты объяснишь Луну, когда его увидишь, почему ты в другой одежде?

— Не придется. Он и так будет знать, что меня кто-то облил колой.

— Это так ты собираешься их разделить?

— Ага. У меня в кармане есть двадцать баксов, я их могу дать кому-нибудь из молодых людей, что стоят в проходах. Пусть сделает мне такое одолжение, пока представление еще идет. Вот, смотри. — Я показала на стоячие места направо. — Видишь в заднем ряду тощего студента? Который пьет сразу две банки пива? Думаю, он мне и нужен.

— Хочешь, чтобы я с ним поговорил? — предложил Вайль. Наверное считал, что двум мужикам легче будет договориться. А я понимала, что он напугает пацана до судорог. Даже заглушив все свои силы, он все равно будто излучал уверенность «я-тебя-одной-левой-по-стене-размажу», и мужики, сами того не сознавая, обходили его на безопасном расстоянии. Но ничего этого я ему не сказала.

— Не надо, пусть говорят деньги.

Мы пошли, но остановились, потому что весь периметр пола поехал против часовой стрелки, унеся нашего парня вместе со всей публикой на четверть оборота влево. Мимо нас на арену пролетел поток акробатов — арена осталась на месте. Публика захлопала и затопала ногами в знак одобрения этого новшества. Мы тоже переглянулись. На нас произвело впечатление.

— Интересно, кто это придумал? — спросила я.

— Думаешь, у них есть свой Бергман?

— Вряд ли они крадут у нашего.

После пары неудачных попыток мне удалось привлечь внимание студента, выяснить, что он обожает деньги и проказы, и у меня появился новый партнер.

Пенгфей и Луна мне не было видно, потому что зрительный зал повернулся. Я встала на цыпочки, попыталась подпрыгнуть — без толку.

— Как там оно? — спросила я нетерпеливо. — Он еще здесь?

— Жасмин, верь не только своим глазам.

Вайль был так спокоен, что я встала неподвижно, открыла все свои чувства и стала просто впитывать мир, как губка. На это ушло минуты три, но в конце концов я смогла сказать:

— Она движется.

— Ты уверена?

Я кивнула:

— Она уходит. Напротив нас тоже есть выход, она направляется туда.

— Давай за ней.

Я повернулась, вышла в дверь, уклонившись от группы акробатов с ловкостью которая редко у меня бывала с тех пор, как во мне открылась Чувствительность. Едва увидев Пенгфей, я тут же надела медальон, возвращая себе неприятное ощущение дискомфорта.

Настоящая Пенгфей была зла и практически бежала трусцой, но я все же сумела поравняться с ней на дорожке, уходящей обратно к причалу и симпатичной синей лодочке для переезда на «Констанс Мэллой». Схватив Пенгфей за руку, я потащила ее прочь с дороги на неосвещенную поляну к западу от фестиваля. То, что она позволила себя увести, показывало, как она была ошеломлена, увидев отражение собственного лица на совершенно чужой женщине.

Но она быстро оправилась, выдернула руку.

— Это мое платье! — зашипела она, разъярившись, как любая женщина при виде такой неслыханной наглости. Я бы и по выражению лица понимала, что она говорит, но Коул успевал переводить почти одновременно.

Я шагнула назад, давая себе простор для работы, и развернула веер, чтобы прикрыть губы.

— Твое, конечно, — ответила я. — И знаешь что? Задница у тебя тощая!

Мне уже стало лучше.

— Кто ты такая? — спросила она, все так же шипя.

Я заговорила в медленной вальяжной манере — чтобы любое промедление из-за ожидания перевода от Коула можно было воспринять как медлительность старой женщины, заслужившей на это право.

— Ты не узнала меня, Пенгфей Ян? Я твоя прапрабабка!

Слова Шао о предках и о необходимости отдать почести By навели меня на эту мысль. Не знаю, как современные китайцы, но древние, такие как Пенгфей, предков почитают. Учитывая, что Вайль окружен густой аурой восемнадцатого века, я надеялась, что Пенгфей тоже помнит свои истоки.

Изображая некоторый матриархальный гнев, я добавила:

— Не могу поверить, что ты не узнаешь собственных предков. Но это и не должно удивлять меня, ибо ты не почитала меня столько уже бесчисленных веков, неблагодарное отродье! — Увидев, что мне удалось затронуть струну предрассудков, я шагнула ближе и влепила Пенгфей пощечину. Она схватилась за щеку, а я отступила, плотно сжав губы, чтобы довольное фырканье осталось лишь мысленным — Теперь скажи мне, есть ли причина, почему мне не следует навлечь величайшие несчастья на твою голову на ближайшие три тысячи лет?

— Я создала чудесный план, о почтенная прародительница! — с энтузиазмом заговорила Пенгфей. — Китай станет самой мощной державой мира, как — мы обе знаем — и должно быть. — Я жестом велела ей прекратить болтовню и перейти к делу. Пенгфей наклонилась ко мне и прошептала: — Я взорву «Китайских акробатов».

Я чуть не влепила ей вторую пощечину — лишь бы стереть ликование из этих пылающих черных глаз. Но тогда все равно будут погибшие, малыши, такие как Лай или И-Джей, а этого я не могла допустить.

— Какой прекрасный план! — протянула я издевательски. — Убивать своих соплеменников. — Я покрутила пальнем v виска. — Блестящая идея!

— Нет, прародительница, разве ты не понимаешь? Я послала письма в «Вашингтон пост» и в «Нью-Йорк таймс», где ответственность за взрыв принимают на себя американские фанатики, которые пикетируют ворота фестиваля. Мой партнер сумел перенести на конверты и даже на бомбу отпечатки пальцев жирного толстяка, который их возглавляет. Никто не усомнится, все знают, что «Китайские акробаты» принадлежат вампирам.

— Я не поняла. Какие американские фанатики? Кого ты подставляешь?

— Церковников! — воскликнула она. — Их ненависть ко всему сверхъестественному давно документирована. Они даже написали нам угрожающее письмо, когда узнали, что мы привозим в Корпус-Кристи «Китайских акробатов». Это и навело нас — то есть нашего партнера — на мысль.

— И кто этот партнер?

У Пенгфей глаза горели огнем.

— Его зовут Эдуард Самос. Он спонсировал группу сборщиков, чтобы помогли нам достичь наших целей. Какая же беспощадная тварь — их предводитель!

Очевидно, она говорила о Йеле, который, как я понимаю, нес в себе и того охранника, и By до тех пор, пока Самос не нашел для них тела. Интересно, есть ли еще кто-то, о ком мы не знаем. Но я не успела сформулировать вопрос о сборщиках так, чтобы он не звучал подозрительно, потому что думала о том, кто важнее их всех.

— А какое дело этому самому Самосу до Китая?

— Ему есть дело до всего мира! Любое существо, рожденное или сотворенное с чем-то дополнительным, тем, что делает его другим, подпадает под его защиту.

— И от чего он их всех защищает?

Она посмотрела так, будто у меня мозги потекли носом.

— От человечества, естественно.

Так, значит, Самос нашел себе занятие по плечу? Или просто маскируется под борца за идею, чтобы набрать союзников, накачать еще больше власти, и так — пока даже он не лопнет?

— Так что будет, когда взорвется эта бомба?

— Наши соотечественники будут разъярены страшной гибелью наших сограждан в чужой стране. Слова полетят пулями, потом бомбами. И посреди этой бойни возникнем мы с новой армией. — Она сцепила руки перед грудью, улыбнулась безумной улыбкой, представив себе кровавое поле брани. — Солдаты, одетые в броню драконов, пройдут по стране алчных себялюбивых варваров, оставляя за собой выжженные земли.

— А как это такая девчонка, как ты, научилась устраивать взрывы? — спросила я, подбоченившись свободной рукой. Я почуяла, что Вайль занял позицию, и теперь в любое время могла подать ему сигнал.

Как я и надеялась, она оскорбилась.

— В наши дни женщины умеют делать все, о прародительница. Иногда им достаточно прочесть нужные книги и нанять нужных конструкторов. Сейчас нет необходимости выходить замуж за того, кто для этого нужен.

Я кивнула, будто оценив такую точку зрения.

— И что?

— Я заминировала один из фургонов. Когда акробаты закончат представления, они все вернутся в свои временное обиталища, чтобы помыться и переодеться. И таким образом, через… — она глянула на часики с бриллиантовой инкрустацией у себя на правой руке, — пятнадцать минут всё сорок наших акробатов, включая двенадцать детей, будут мертвы!

— Ах ты сука! — выкрикнул Коул так, что я на миг распрощалась с правым ухом. Редко мне стоило таких усилий не поморщиться от боли. — Прости, Жас, — тут же сказал он. — Прости, прости. Не повторится.

— А если кто-нибудь увидит эту бомбу? — спросила я.

— Никогда. — Это она сказала с такой уверенностью, что моя надежда найти и обезвредить бомбу умерла на месте. — Моя кантрантия, — так она назвала свою основную силу, — это умение маскировать. Даже стоя прямо на бомбе, ты ее не сможешь обнаружить. — Тихие и приятные колокольчики ее смеха ласкали воздух. — Даже я ее сейчас не найду.

До чего же противно быть настолько правой.

Если бы не тревога за акробатов и их детей, не говоря уже о случайных прохожих, я была бы просто подавлена. Но Пенгфей очевидным образом ждала бабушкиной похвалы за свои мерзкие деяния, поэтому я ответила:

— Как это интересно! Ты очень неплохо поработала, правнучка. Позволь мне воздать тебе честь.

И я склонилась в поклоне, пропуская в шести дюймах над собой болт, выпущенный из арбалета Вайля прямо в живот Пенгфей.

Она издала звук — не стон боли, а восклицание потрясения, неверия.

Я выпрямилась.

— Это тебе за неуважение к бабуле.

Издевательские слова, но я не могла забыть труп в беседке. Не просто убитую, а с захваченной в плен душой.

Это ей за тебя, бедная жертва. А когда доберусь до этого гада Йеля…

Руки Пенгфей схватились за болт, пытаясь вытащить, но Бергман такую возможность предусмотрел. Как только наконечник проник в тело, из него выскочили два длинных шипа, вцепились якорем в живот — чтобы хватило времени на таяние воска на капсуле. По крайней мере таков был расчет. Она с воплем рванула болт, и в ее теле сдвинулось с мест то, что никогда не должно было даже шевельнуться.

«Давай, давай, — приговаривала я про себя, — давай!»

Будто стоишь в пещере и ждешь, пока гид включит фонарь. Но Пенгфей не осветила ночь внутренней вспышкой, а выдернула из себя болт.

— Черт!

Надо было знать. Черт возьми, тебя тот коврик перед дверью ничему не научил, Жас? Прототипы Бергмана срабатывают в половине случаев, причем не всегда так, как ожидалось. Дура ты. Нельзя ничего желать настолько сильно, чтобы полностью отвергать возможность неудачи, забывая о реальности.

У меня руки чесались вытащить «Скорбь», но я не совсем честна была с Бергманом, когда сказала, что этот пистолет — наш резервный план. Пенгфей — для Вайля. А я еще в начале нашей совместной работы выучила, что не надо становиться между ним и его противником — разве что ты хочешь многократно, нежно и убедительно напомнить ему, что ты — его союзник, пока у него глаза горят красным пламенем, а острие клинка пляшет возле твоего горла.

— Слышь, чего это там?

— А фиг его знает. Пошли позырим!

Совсем молодые, звонкие голоса. Идут в нашу сторону.

Я оглянулась через плечо — Вайль перекрыл дорогу двум мальчишкам, и еще несколько подтягивались сзади. Черт, он же теперь отвлекся на них. И что делать? Что делать?

Пенгфей отбросила древко болта, и тогда до меня дошло, что рабочий конец остался у нее в теле. Но почему-то не срабатывал, хотя должен бы.

— Бергман! — прошипела я, прикрывая рот и надеясь, что так звук не дойдет до транслятора. — Где твое взз-бум?

— Давно активирована капсула?

— Не знаю. Несколько секунд.

— Дай ей время! — взмолился он. — Я знаю, что она сработает!

— Ты вообще понимаешь, о чем просишь?

— Я знаю, что это опасно. Но это может быть революция в войне с вампирами, Жас, прошу тебя! Я сердце и душу вложил в эту работу!

Так тебя и этак с сердцем и душой вместе, блин.

Пенгфей попятилась.

— Куда ты собралась? — спросила я требовательно.

— Яхта, — ответила она неразборчиво. — Там безопасно. Заживает лучше.

При каждом слове у нее в углу рта выступала кровь.

Я шагнула к ней.

— Это вряд ли — сказала я, применяя типичный уличный прием: зацеп ногой за лодыжку и сильный толчок в грудь, опрокидывающий на землю. Но я на долю секунды задержалась, и она успела схватить меня за руку, дернуть и бросить меня на землю. Вспомнив ее искусство, показанное в бою на яхте, я отчаянным перекатом вскочила на ноги. Ее движениям мешала рана, и Пенгфей только-только успела встать.

Я бросилась в бой, попыталась провести серию ударов ногами по корпусу, и без того кровоточащему. Она блокировала все.

Помня ее стиль, я ожидала контратаки такой ослепляющей быстроты, что все мысли будут вышвырнуты инстинктом выживания. Но рана сбила ей агрессивность, и Пенгфей бросилась в атаку, опустив одну руку для защиты живота. Другая змеиным броском устремилась мне в горло.

Я ушла от удара, проведя встречный в середину груди, и она пошатнулась. Сократив дистанцию, я попыталась снова свалить ее на землю, но она заставила меня отступить низкими ударами ног. Пара ударов достигла цели, и у меня надолго останутся синяки на голенях.

Я нацелилась ногой ей в живот, и она прикрыла его рукой, оставив голову открытой. Быстро оттянув ногу назад, я перенаправила удар прямо под правый глаз.

Пенгфей рухнула на колени.

Рядом со мной оказался Вайль.

— Она полностью в твоем распоряжении, — сказала я.

— Кажется, Бергман уже все сделал, что нужно, — ответил он.

Я посмотрела на Пенгфей. Кожа отслаивалась у нее с рук, с шеи, с лица, завивалась лентами. От нее пахнуло жаром, будто я стояла возле костра. Тут же от нее пошел пар, и мы попятились.

Почти сразу тело окружил дымный вихрь, оно булькало и чернело, потом вспыхнули волосы и одежда, и мальчишеский голос поодаль ахнул:

— Не, ты посмотри!

Вайль успел их поймать прежде, чем они даже сошли с тропы.

— Домой, — бросил он мрачно.

Они повернулись и пошли.

Глава 35

Спеша прочь от дымящихся останков Пенгфей, я позвала:

— Коул?

Его голос загремел у меня в ухе — низкий, громкий и живленный.

— Только что с Джерико говорил по телефону, эвакуация началась. Он сказал, что специалисты-взрывники смогут как-то приглушить взрыв, но все равно будет мощный.

— О'кей. Ты им скажи, что мы пометим фургон с бомбой. Но еще скажи, чтобы не тратили время — бомбу им не найти, она магически скрыта. Зато хотя бы будут знать, где она, — кто знает, может, они сумеют накрыть местность каким-нибудь ингибитором. Насколько я помню, не так велик этот фургон. Если это из тех, которые мы осматривали, а я знала, что это так. Блин, в какую ж мы задницу влезли — смотрели и в упор не видели, что перед нами бомба. Тут мне пришла в голову мысль. — Слушайте, фургон наш передвиньте. Если на нем хоть царапина будет, Пит ближайшие десять лет будет нам плешь переедать.

— Сделаем.

Вайль тронул меня за руку. И даже сейчас, после только что происшедшего и того, что еще предстоит, на это легкое прикосновение пальцев я среагировала немедленно.

— Время у нас ограничено. Я пойду помечу фургон, ты найди Луна.

И без всяких тебе «пока, увидимся» он исчез. Шагая к главной дорожке, я думала, «Сейчас придется труднее. Лун в толпе, которую гонят к выходам из зданий. Он знает, что их заговор раскрыт. И что я должна ему сказать? Чему он поверит?»

Тем временем я дошла до арены «Акробатов». Люди с вытаращенными глазами шли из главного входа, цепляясь друг за друга и за своих детей, разговаривая на повышенных тонах, многие плакали. Но никто не вопил, никто не бросился бежать — заслуга свободных в этот вечер от службы ребят из полицейского спецназа. Они стояли по бокам от входа, вдоль тропы, и из помещения доносились их спокойные властные голоса.

Я попыталась в этой людской массе почувствовать Луна — это не должно было представлять трудности. Припомнила события в нашем павильоне как раз перед пожаром. Сейчас у Луна тот же запах? Тут я сообразила, что на мне медальон, но сразу же поняла, что это не имеет значения.

— Хреново, — буркнула я про себя.

Вайль услышал меня в наушнике и спросил:

— Толпа стала неуправляемой?

— Толпа в порядке, дело во мне. Надо найти Луна, а я ни разу не чуяла его запаха. Ни разу. Всегда был запах Пенгфей или других вампиров рядом с ним, но никогда — его. Броня скрывает его полностью. Я его еще не видела, и если не смогу выловить его в толпе, его никак не найти… погоди, что-то там у заднего входа творится.

Я побежала вокруг здания на звук женского крика и плача, и припустила во весь дух, когда увидела, что Сяо Жэ бьется в руках своего мужа.

— Жэ! — крикнула я. — Что случилось!

Она посмотрела на меня вытаращенными глазами, страшно вскрикнула и упала в обморок. Тут я вспомнила, что выгляжу как Пенгфей.

Тогда я наклонилась к Шао:

— Друг, это я, Люсиль Робинсон! Что случилось?

Бедняга Шао был полумертвый от ужаса, но сумел ответить:

— Чень Лун крал Лай.

— Как?

— Лай лежит коляска. Жэ сидит напротив, смотрит представление. Начинался эвакуация, она ходила выход для акробатов. Чень Лун сбивал ее на пол, уносил Лая.

— Куда он пошел?

Шао показал в сторону причала. Я сжала его руку.

— Я иду за ним, Шао.

Очень хотелось пообещать ему, что я верну ему ребенка. Но мы оба знали, что не в таком мире живем. Я пустилась в погоню за Луном.

— Коул, ты тоже его ищи, — сказала я. — Не лезь в драку, просто высматривай его.

— Уже смотрю, — ответил он.

— Я внутри того фургона, ищу, чем его пометить. Но скоро буду с вами.

— Горчицей попробуй, — предложила я.

— Ага.

— Вряд ли будет трудно его найти, — сказала я. — Много ли каждый день попадается китайцев в золотых мантиях, толкающих детские коляски?

— Ни одного, — согласился Коул. — Но тут на парковку, где я стою, начинают уже выходить люди, мне видна вся тропа за ними, и штука в том, что сейчас я тоже ни одного не вижу.

Что за черт? Он же должен быть заметнее Сайта-Клауса на нудистском пляже!

— Может, он умеет сливаться с фоном, как хамелеон? — предположил Вайль.

Из наушников донесся сдавленный и дрожащий голос Бергмана:

— Послушайте, мы когда надевали броню на некоторых животных, они приобретали возможность сливаться с фоном. А это были млекопитающие, и даже не меняющие цвет зимой или летом. Возможно, он сбросил свою одежду, и броня сама стала его маскировкой.

Блин!

В глубине души мне захотелось сесть на грязную дорожку среди фантиков от конфет, соломинок от газировок, зерен попкорна и выплюнутой жвачки — и гори оно все синим пламенем. Ты уже думаешь, что почти победила этого. Убила Повелительницу Зла, спасла невинных, отменила мировую войну. И тут какой-то псих, мылящийся в драконы, хватает второго из самых обожаемых младенцев на земле, и при этом он может быть невидимым. Hу и как мне это понимать?

Но я шла и шла, я рассматривала лица, я держалась тропы — и тогда услышала. Не так чтобы ясно, но и не очень далеко.

Но я не могла бежать — за мной бы ринулась в панике толпа. Зато я пошла очень быстрым спортивным шагом, прошла по тропе почти до самого причала и снова прислушалась. Сквозь хаос испуганных голосов, плача детей, суровых указаний полицейских слышалось рыдание младенца.

— Ребята, — сказала я. — Я достаточно времени провела с И-Джей и знаю, что этот ребенок не голоден, не промок, не устал. Это орет перепуганный младенец, который хочет к маме.

— Я иду, — ответил мне Вайль, — но ты меня не жди.

— Коул?

— Я тебя вижу.

— Отлично, не теряй меня из виду. И будь готов ко всему.

Я определила направление на источник звука. Через тридцать секунд я уже увидела Лая — он выл так, что пухлые щечки стали краснее свеклы.

Коляску толкала некая личность с лицом Луна — да, так и есть. Он просто сбросил одежду, а броня превратилась в простой черный костюм, у которого рукава прикрывали руки. И даже ботинки и шляпа подходили по цвету и стилю. Бергману есть чем гордиться, подумала я мрачно.

Напомнив себе, что вести я себя должна в точности как Пенгфей, я решительным шагом подошла к Луну и выхватила у него коляску. Держать дистанцию транслятора, когда со всех сторон напирали люди, было трудно, но у меня получилось.

— Ты спятил? — заверещала я, вовремя вспомнив, что нужно развернуть веер перед лицом.

Лун дернул коляску обратно.

— Самос нас предал, а я тебя предупреждал! Нельзя было доверять наш великий план тому, для кого Китай не превыше всего! И теперь мы будем делать так, как я с самого начала хотел! Этот мальчик положит начало армии солдат, с самого детства обученных нашему образу мыслей. В Китае мальчиков в пять раз больше чем девочек, у нас будет неограниченный выбор. И теперь, когда у нас есть броня, эта армия станет непобедимой на любом поле битвы!

Даже в этот ужасный момент, когда было ясно, что стоит мне чуть не так повернуть голову — и псих убьет ребенка, я никак не могла понять: как Луну удается скрывать свое безумие? Казалось бы, что-то должно выпирать прямо у него из головы — может быть, огромный покрытый гноем кулак, зажавший двадцатифутовое древко плаката с предупреждением всем — что этот тип умеет долго-долго симулировать нормальность.

Слова полились из меня таким потоком, будто я каналировала Пенгфей. Приятная мысль, надо сказать, потому что ей это было бы противно каждую секунду.

— Чень Лун, с этим младенцем нам не выбраться из Техаса. Его родители уже пустили по следу полицию, скоро в дело вступит ФБР. Мы не успеем выйти из американских вод, как его лицо будет показано на миллионах телевизоров. И подумай еще, что у нас нет возможности содержать его, а уж тем более тысячи, которые нужны для армии.

Я попыталась схватить коляску, Лун дернул ее вправо,

— Не трогай! — зарычал он.

Я продолжала говорить — да, я знаю, что это было глупо, на сумасшедших логика не действует. Но нас окружали люди. Вайль не появился, и надо было оберегать Лая, так что…

— Лун, поверь мне, этот план — стратегическая катастрофа! Американцы превыше всего на свете ставят детей. И у них совершенно не будет настроения воевать с китайцами, когда у них сердца болят за китайских родителей, только что потерявших ребенка. Ты уж хотя бы этого отпусти, подожди до дома. Там наберешь столько, сколько захочешь.

Коляска чуть подалась ко мне. У меня руки чесались ее схватить, но я вместо этого улыбнулась.

— Я договорилась, что лодка встретит нас в тихом месте, подальше от толпы. Если нас узнает какой-нибудь репортер, мы можем и до яхты не добраться.

Что же мелькнуло у него в глазах? Мгновение неохотно вернувшегося рассудка?

— Ладно.

Коляска оказалась у меня в руках. Отодвинув ее в толпу, я скорее почувствовала, чем увидела, как ее взял Коул.

— Пойдем.

И я повела его мимо яхтенных причалов, через заполненную парковку в Сэнфорд-парк. Почему так вдруг потемнело? А, да! Это амулет снова гасил мое улучшенное зрение. К счастью, контактные линзы ночного видения были при мне, и я крепко зажмурилась. Когда я открыла глаза, все было видно намного яснее, хотя вся местность выглядела так, будто ее обоссал пьяный лепрекон.

Я отвела Луна в беседку. Тело лежало там, где я его нашла. Лун пригнулся над ним, поморщился от запаха.

— Я вижу, ты разрешила Йелю взять свою долю. — Он встал. — Ну, теперь, когда Самос нам больше не союзник, мы хотя бы от сборщиков избавились.

— Да, это есть.

Я положила веер на перила. Наверняка уже настолько темно, что он не заметит рассогласования движения губ с речью. К тому же мне сейчас нужны были обе руки.

В этом платье удачно то, что рукава отлично прикрывают наручные ножны. Правые я зарядила шприцем святой воды, в левом лежали метательные ножи. Наибольшая трудность была с ножом-боло. Кассандра помогла мне ее преодолеть, оплетя нож косами парика, а видимую часть рукоятки обернув красной лентой. Никогда еще боло не был у меня таким красивым и не было с ним такой головной боли.

— Я не вижу ни одной лодки, а ты? — спросила я, левой рукой показывая на яхтенный причал, а правую убирая за спину, чтобы включить автоматическую систему извлечения из ножен. Секунду спустя в руке у меня был шприц.

Лун обернулся посмотреть — я бросилась вперед, ударила шприцем в ухо — но броня успела заметить мое приближение. Она двигалась с половинной скоростью, будто смущенная моей маскировкой, но атаку отбить успела. Когда игла наткнулась на препятствие, раздался скрежет металла о металл — ухо прикрыла стальная чешуя. Но я все же не такая дура, чтобы все поставить на единственную попытку. Начиная первый выпад, я уже тянулась за своим боло, и когда выяснилось, что от шприца толку нет, нож был у меня в левой ладони.

У Луна, ошарашенного попыткой Пенгфей его убить, первая реакция была защитной — он сжался. После короткой — одна-две секунды паузы — потекла броня, закрывая голову металлом. Тут же выросли рога и клыки.

Но эта короткая пауза дала мне желанную возможность.

Обеими руками — чтобы сильнее — я ударила ножом через щеку в нос. Он вскрикнул и отдернулся, выстрелив спинным шипом — скорее инстинктивно, чем в реальной попытке попасть в меня. Шип упал на середину склона и взорвался, взметнув клочья земли и травы.

— Вайль, в беседку! Быстрее! — крикнула я.

Чтобы меня не разорвали на клочки или не изжарили, я держалась близко к нему — то есть так близко, как вцепившийся в собаку клещ в июльский полдень. Лун тем временем разворачивался, а я наносила удары ногами по растущему туловищу, присматривая одним глазом за хвостом, а другим — за аппаратом огнеметания.

Но похоже, что нож хорошо перепахал механизм брони. Четверть лица Луна, от щеки до лба, осталась без чешуи. Кровь хлестала ему на плечи, на меня, на траву, он тряс головой, пытаясь освободиться от ножа, но тот не поддавался.

Когда вырвались из гнезд наружу когти, я отпрянула, вспомнив, что он сделал этими копями с убийцами на яхте. Но нет, ему важнее было сейчас вытащить боло. Однако рукоять скользила, и Лун только всадил нож глубже, зарычав от боли. По шее и щеке потекла новая струя крови.

Расстегнув верхнюю пуговицу платья, я вытащила «Скорбь». Ощущение — будто целишься в бомбардировщик из водяного пистолета. Ну не было в нем достаточно жара, чтобы сжечь этого монстра, — да и вообще такой огневой мощи могло на свете не быть. Но от внезапного ощущения присутствия Вайля, от его спокойного и уверенного «Я здесь» у меня вдруг появилась надежда, что все же у нас получится.

Он пронесся мимо смазанной тенью, прыгнул на Чень Луна, и сердце у меня замерло на мгновение от мысли: «Что, если сейчас вырвется огонь, что, если Вайль сгорит? Он же не вернется после этого!»

От такой перспективы у меня колени подкосились.

Вайль едва уловимым движением развернул к себе голову Луна, используя нож как поворотную рукоять, и всадил клыки в обнаженную кожу лица.

Лун обезумел. Он взвыл, как будто все демоны ада рвали его душу в клочки. Выпустил все до последнего шипы из своей брони, и склон Сэнфорд-парка стал будто после оспы. Хвост хлестал по сторонам, Лун когтил Вайля клешнями, раздирал спину, оставляя глубокие борозды, которые должны были налиться сперва ядом, потом кровью, — но не произошло ни того, ни другого.

Вайль отпустил Луна и отскочил прочь. Я поднялась на ноги, не отрывая глаз от этих ран, с которыми ничего не происходило. И не верила тому, что вижу.

— Что это, Вайль? — прошептала я.

— Сила, которую ты мне дала сегодня своей кровью, — сказал он, и голос его звенел торжеством. — Помнишь, я говорил тебе, что ощущаю изменение?

— Ну да.

— Это вторая кантрантия. Умение поглощать силу другого вампира и делать ее своей.

Я подошла к нему ближе, так близко, что коснулась краев прорех на рубашке, из-под которых…

— Лед, — сказала я. — Ты в броне изо льда.

Жестяной и далекий, зазвучал в ушах голос Бергмана.

— Жас. что там у вас? Что ты говоришь такое?

— Бергман, ты же говорил, что эта броня… что она сделана руками человека. Так как получилось… как могло быть…

Слова изменили мне. Я смотрела на чешую, усеивавшую спину Вайля, шею, голову, лицо. Белые как иней чешуйки покрывали его толстой и твердой броней. Но драконьей морды у него не было. Не сделалось массивным тело, не появились жуткие когти. Просто вид такой, будто он пришел с улицы, где бушует ледяная буря.

Я тронула его спину — и отдернула руку, обожженная морозом. Одежда тоже не очень на нем держалась. На бедрах штанин появились разрывы, а рубашка просто расползлась. Под ними — только красивая и белая чешуя. Хотя я знала, что Вайль как-то управляет биологической частью брони и перестроил ее под свои силы, мозг твердил: «Чушь», а голова моталась из стороны в сторону, полностью с ним соглашаясь.

И Лун тоже не мог этому поверить.

— НЕТ! — завопил он. — Это не может быть белый дракон!

Вот это правда. Он напал на Кассандру, чтобы она не повторила ему пророчество давно умершего монаха. Пророчество о… — я посмотрела на Вайля, пораженная полной неподвижностью его нездешней красоты, — …о белом драконе.

Нет, я его не видела. Но Лун жил и действовал где-то очень далеко от реальности. Если бы я сунула Вайля в какое-нибудь пророчество, он бы у меня был белым рыцарем. И все мы знаем, чем кончаются эти истории.

Вайль устремился к Луну торпедой, и Лун, у которого не было другой возможности, опустил голову и приготовился к защите.

Они столкнулись, как дерущиеся слоны. Полетели чешуя и кровь, вскипела земля у них под ногами. Они сцепились, впились друг в друга, потеряли равновесие и покатились вниз по склону, прямо к воде.

Очевидной слабостью Чень Луна оказалась хватка — он не мог вцепиться в скользкую броню Вайля. Когти бессильно скользили по чешуйчатым бокам Вайля, не в силах захватить ни головы, ни шеи.

Вайль, никогда не дравшийся в твердой оболочке, двигался, как новичок-футболист, медленно и неуклюже, не оценивая ни углов, ни расстояний, ни даже собственной силы. Но по мере того, как шла драка, и он не проигрывал, он обретал уверенность. Все время помня об уязвимом месте Луна, он бил и бил в одну точку, пока лицо не превратилось в мешанину свежей и запекшейся крови.

Но в процессе нападений он выбил нож из раны. Лун дыхнул огнем, броня, защищающая голову и правую руку Вайля, треснула и развалилась, брызнув во все стороны осколками. Я пригнулась, накрыв голову руками под смертоносными льдистыми снарядами, стучавшими вокруг меня со всех сторон. Когда я снова посмотрела, схватка продолжалась, но теперь Вайль дрался, чтобы не дать Луну пропахать незащищенный бок когтями, зубами или хвостом. Пока что это удавалось, но средства противостоять пламени у него не было.

— Бергман! — заорала я. — Как долго будет перезаряжаться огнемет?

— Тридцать секунд!

Черт! Не могу я просто стоять и смотреть.

«Скорбь» ждала у меня в руке, я глянула на нее.

Ну-ну. Мне нужен здоровенный суперпистолет, и прямо сейчас!

Вот он! На земле, где Вайль его бросил, лежал арбалет, убивший Пенгфей, будто ждал этого момента. Ждал меня.

Снова сунув «Скорбь» в кобуру, я направилась к арбалету, схватила его и побежала к Луну и Вайлю. Они все еще дрались, почти по пояс в грязной воде.

Помня все время, что я держу в руках оружие очень тонкой работы, предназначенное для долгой жизни, я сделала отчаянный рывок, замахиваясь на ходу изо всей силы, и ударила Луна сбоку наотмашь, будто огромный красный бейсбольный мяч. Арбалет зазвенел по броне, удар отдался в руки. Правая половина планки отскочила назад мне прямо в лоб, рассекла кожу, и кровь заструилась по носу. Я тут же начала плеваться и отфыркиваться, как издыхающая лошадь, но зрения не утратила — а сейчас только это было важно.

Еще раз замахнувшись арбалетом, я снова опустила его на голову Луна, отламывая остатки планки. У меня в руках остался ствол арбалета, но без планки, торчащей в обе стороны и затрудняющей вертикальные движения.

— Жас, пятнадцать секунд! — сообщил мне Бергман срывающимся от волнения голосом.

— Вайль! — заорала я, вскарабкалась по колышущемуся телу Луна, изо всех сил сохраняя равновесие и пытаясь добраться до головы. — Нужна твоя сила, — прошептала я, надеясь, что Вайль услышал, понял.

Он услышал и понял, но и Лун тоже. Голос, загремевший у меня в голове, не принадлежал ни Вайлю, ни Бергману.

ПРИГНИСЬ! — заорал Рауль.

Я распласталась на бронированной спине Луна, пропуская над головой взмах чудовищного хвоста — воздушный вихрь чуть не сорвал с меня парик.

— Десять секунд! — взвыл Бергман.

Я встала, побежала вдоль хребта. Краем глаза заметила возвращающийся на взмахе хвост, и на этот раз он в меня попал бы, отбросил бы куда-нибудь прочь на крышу чьей-то машины. Если бы не…

— Десять секунд! — заревел Бергман.

— Вайль, придержи ему челюсть!

— Пять секунд!

Угол надо было выбрать точно, почти отвесно — как если колотишь по банкам газировки. Я занесла заостренный ствол и сунула его в рану, разодранную Вайлем.

— Вайль, загоняй!

— Жас, время!

Я отпрыгнула и плюхнулась в такую холодную воду, что была готова была поднять якорь и умотать куда подальше от такой хозяйки. Я быстро выбралась на берег, держась подальше от мечущегося Луна, а тем временем Вайль забивал ствол кулаками, загоняя в тело все глубже и глубже.

Все произошло внезапно: только что Лун дергался и визжал — и вдруг его не стало. В ушах зазвенела тишина, дым от исчезающих останков взмыл вверх и развеялся в ночи. Броня, вяло подумала я. Надо забрать броню. Ботинки я сняла раньше, чтобы вылить воду, и сейчас, оставив их на траве, подошла к воде. Пальцы ног увязли в холодном иле, но я успела подцепить единственный видимый кусочек брони — остальное пошло на дно быстрее свинцового грузила. Не сводя глаз с Вайля, я вытащила броню на берег, перехватывая руками и чувствуя себя, как рыбак после долгого дня работы.

— Иди забери свою броню, Бергман. Коула прихвати себе на помощь. — Радостный вопль едва меня не оглушил, но при этом я не могла не улыбнуться. Младенца он спас. Кстати, о младенце: — Лай успокоился, когда ты отдал его родителям? — спросила я Коула.

Вайль тем временем выпрямился и выбрался на берег. Я подобрала его трость — он ее бросил вместе с арбалетом — и попыталась ему отдать.

Он глядел на меня преображенными глазами — вертикальные зрачки, серебряные радужки. Чужие глаза, и глядели на меня с раздражением. Я решила, что просто он не может сомкнуть на ней руки, все еще скованные льдом. Я неуклюже уронила трость, а он сказал:

— Ушам своим не верю. Это первое, что ты должна была мне сказать?

Я сняла медальон, чтобы лучше предвидеть его следующий шаг. Если он решил напустить на меня холоду (ну и ну, Жас, какой каламбур!), то у нас серьезные проблемы.

— На самом деле я обращалась к нашему переводчику, — сообщила я.

— Мальчишка успокоился, как только ты его забрала у Луна, — ответил Коул. — Как будто понял, что ему уже ничего не грозит.

Я кивнула. Теперь я наверняка знала, что ребенка мы спасли.

Хорошо бы сейчас встать перед Вайлем нос к носу и рявкнуть: «Какая вожжа попала тебе под хвост? Мы же только что победили!». Но я слишком люблю свою работу, чтобы выводить из себя того, от кого зависит мое пребывание на этой службе.

Вайль вздохнул и отвернул голову, пока я еще не вся заледенела.

Что-то в его манере поведения заставило меня обернуться через плечо. Плечи, грудь, ноги — все это у него было напряжено так, будто в любую секунду он был готов к прыжку.

Но здесь же только я. От кого он собрался защищаться?

Тут до меня внезапно дошло.

Я глубоко вздохнула. Бывают времена, когда мне жалко, что я не одна работаю. Ну, слегка жалко. И только в том смысле, что там не надо беспокоиться, как бы не задеть чужие чувства. И беспокоиться все время.

— Вайль, я женщина.

— Мне не нужны напоминания… — начал он, выпрямляясь во весь рост.

— Нужны, оказывается. Явно нужны. Я — женщина, и безопасность младенца для меня всегда будет важнее того, как это здорово — что ты умеешь заковываться в лед и что ты сумел навалять Луну.

— Ты… ты считаешь, это было здорово?

Неужто я сумела чуть оттаять этого ледяного рыцаря?

— Издеваешься? Ты только посмотри! — Я притронулась к чешуйке и тут же отдернула руку, показывая ему обожженный палец. — Ты потрясающий боец!

Он глянул на свидетельства своей борьбы с Чень Луном.

— Да, пожалуй.

— И смотри: если бы меня не восхитил твой новый наряд? Для тебя это действительно бы так много значило, и ты бы это надолго запомнил?

Я надеялась услышать отрицательный ответ — очень не хотелось мне быть для него таким авторитетом. Но я знала, что надежды напрасны.

— Когда ты не заговорила сразу, я ожидал каких-нибудь таких слов: «Как может быть, что ты вызвал из себя такой холод, который бывает только в Арктике? Где никто не живет, где ничего не растет, где ничего нет, кроме пустоты?»

В голосе послышался его родной акцент — верный признак внутреннего разлада.

— Чувак, да ты же весь из холода. У нас, людей, даже есть название для вампиров с твоими способностями. Ты знаешь, какое влияние приобрело ЦРУ, заведя у себя в штате Призрака?

Он отмахнулся — дескать, я не об этом.

— Жасмин, ты носишь мое кольцо. Ты хранишь все, что осталось во мне хорошего. С такой вот второй кантрантией я не знаю, пойдут ли приобретенные силы на пользу мне и тем, кому я служу. — Голос его сделался тише. — Особенно те, которые делают меня непобедимым. Я силен, да. Я могуч. Но меня все равно ограничивают мое восприятие, мой опыт. Если ты увидишь, что мои силы меняют меня, портят — скажи мне. Я отвергну их. — Он провел руками по груди, которая теперь была защищена лучше, чем пуленепробиваемым стеклом. — Пусть даже я сейчас представить себе не могу, как можно без них.

Я не могла полностью убрать циническое неверие из следующего своего вопроса:

— Ты откажешься от брони? Вот так просто?

Чуть дернулась губа.

— Вероятно, нет. Но ты женщина настойчивая и изобретательная, и я так понимаю, ты найдешь способ меня убедить.

Тут появились Коул и Бергман — второй, чтобы забрать броню, первый — позавидовать новой форме Вайля.

— Это уже так будет всегда? — спросил он с надеждой.

— Вряд ли, — ответил Бергман, измеряя глазами Вайля с почтительного расстояния. — Я полагаю, что броня исчезнет, когда ты заснешь, как было с Луном. Может быть, ты даже сможешь снова ее вызвать по собственной воле, хотя… — Он покачал головой. — На самом деле не знаю. Такого не должно было быть. Получается, что броня как биологический инструмент изменила Луна в самых его основах. А Вайль, взяв его кровь, получил возможность эти изменения присвоить. Но я никогда… я ничего такого не предвидел.

Его взгляд переместился на медальон, который я держала в пальцах.

— Я должен идти, Жас, — сказал он, прижимая к себе броню Луна, как давно потерянного плюшевого мишку. — Ты извини, но у меня куча работы. — Он стал пятиться. — Я не могу тут… ну, мне пора, в общем.

— Понимаю, — ответила я. — Ничего страшного, все в порядке.

Он закивал, потом повернулся и зашагал прочь. От его удаляющейся спины меня отвлек запах жвачки с ароматом винограда и звук лопнувшего пузыря.

— Hу вот тебе, — сказал Коул. — Смылся и не успел мне сделать пистолетик. Вроде твоего, только получше.

Я вздохнула и посмотрела на него тем взглядом, который, чует мое сердце, придется мне для него зарезервировать.

— Во-первых, немедленно мне скажи, что твоя жвачка не покрыта слоем «Хубба-Бубба».

— Нет, ту Бергман взял, когда вы свалили Луна.

— О'кей. Теперь я тебе скажу, что Бергман не пошел отсюда пешком в аэропорт. Ему еще надо вернуться в фургон и веши собрать. Может быть, даже переночевать, если сегодня не найдет себе рейса. Так что пойди за ним, попроси его сделать тебе пистолет и пообещай за это заплатить. Нет, постой! — Я поймала его за рукав раньше, чем он успел отодвинуться. Что-то шевельнулось у меня между лопатками — ощущение, среднее между покалыванием и болью. — Кажется, у тебя на это времени не будет. Сюда кто-то приближается, и не вампир. Это всего лишь ощущение, раньше такого не бывало, но Вайль мне сказал, что таких вещей мне следует ожидать.

— Выше по склону есть помост для оркестра, — сказал ему Вайль. — Укройся там.

Коул кивнул и быстро направился туда.

— Ты тоже, Вайль, — предложила я. — Кто бы он там ни был, но вряд ли нам нужны слухи про вампира в чешуе. Хотя бы пока не поймем, какие именно слухи на эту тему нам нужны.

— Согласен, — ответил он и направился вверх по склону с потрясающей для новичка в доспехах ловкостью. Он должен был бы сиять как созвездие, но я чувствовала, как он своей силой камуфлирует блеск брони.

Я вернулась к беседке, не внутрь, остановилась в дверях, глядя на чью-то дочь. Чью-то жену. Мертвую бедняжку со вспоротым телом. Очень хотелось мне ее прикрыть, но не это ей сейчас было нужно.

— Пенгфей Ян, разве не должна ты сейчас быть на яхте? — спросил вышедший из темноты Десмонд Йель.

Черт побери, сборщик!

Я быстро надела медальон через голову, пока сборщик шел ко мне. Мысленно я молилась, чтобы он не видел в темноте так же хорошо, как я. Зато он хотя бы говорил по-английски.

Йель подошел ко мне почти вплотную, чтобы рассмотреть получше.

— Вид у тебя жареный, пареный, битый и колоченый. Что случилось?

У меня было желание броситься на ближайший фестиваль Ренессанса, ухватить по-настоящему красивый нагрудник и примотать его к груди. За неимением такой возможности я всего лишь скрестила на груди руки.

— У Чень Луна появились новые мысли насчет нашей революции. Пришлось дать ему урок. А что здесь делаешь ты?

Он развел руками перед собой, ладонями вверх — на указательном пальце левой руки блеснул большой золотой перстень.

— Ты поставила заряды, как я тебя учил? И доказательства, подставляющие религиозных фанатиков?

Будто в ответ раздался гулкий удар, и содрогнулась земля. Синие ледяные глаза Йеля посмотрели так остро, так пристально, что могли бы затопить все яхты у причала.

— Где мертвецы, Пенгфей Ян? Я не чувствую ни единой

— Полиция как-то прознала и всех вывела, — прошептала я.

Время в этот вечер растягивалось сливочной тянучкой, которая никак не порвется. Я могла бы поклясться, что целая жизнь прошла, пока я убила Пенгфей, искала Лая и Луна, не говоря уже о битве и том, что было после нее. Но нет, это случилось всего пятнадцать минут. От начала и до конца.

— И что с тебя пользы, вампир? — спросил Йель. — Хвастаешься своими невероятными способностями прятать, и эти близорукие личинки тебя перехитрили? — Он шагнул ко мне, грозный, нависший. — Души мои мне подавай!

— Я думаю, что буду у тебя в долгу.

Он остановился, подумал секунду.

— Да, и я знаю, чем ты этот долг отдашь.

— Знаешь?

— Ее зовут Люсиль Робинсон.

— Дальше.

— Я хочу, чтобы ты ее убила.

Он ждет от тебя ответа, так ответь! Нет, не ругайся. И мудаком его не обзывай. Вот, теперь можно.

— А скажи, зачем тебе, чтобы я делала за тебя грязную работу?

Он досадливо вздохнул.

— Сборщики не могут убивать — кроме тех случаев, когда жертва помечена и оплачена. Или когда удается доказать наличие необходимой самообороны. Почему ты меня заставляешь это повторять?

— Потому что знаю, как тебя это злит.

— Терпеть не могу правил.

— Ты знаешь, что я ничего не делаю без пользы для себя? — спросила я.

Йель обратил на меня пристальный взгляд желтых глаз, как у удава.

— У этой женщины, Люсиль, начинает открываться Духовный Глаз.

Духовный глаз — что еще за хрень? Ясно, что ничего хорошего. Даже если для сборщиков это плохо. Что, если он у меня во лбу вырастет, как у них? Ой-ой! — У меня рука чесалась ощупать лицо, найти знакомые морщины на лбу. И что, среди них одна новая, а под ней — глаз? Я чуть не прыснула от такой мысли. Так, возьми себя в руки. Ты на работе, развлекаться будешь в свободное время.

— И как это может сказаться на моих планах?

— Уже сказалось. Она видит слабые места в щитах у молодых. Уже двух убила, в том числе By, которого я только сегодня поместил на твоей яхте. — Он ткнул в меня пальцем, будто я виновата. Впрочем, так оно и есть. Кстати о щитах: того, что на нем, я не могла разглядеть. Даже признака. Это медальон снова работал против меня.

— Ты уверен, что это была она? Может быть…

— Уверен. Не знаю, каков источник ее силы, но она начинает Видеть, Пенгфей. А когда Глаз у нее откроется полностью, она будет Знать. И после этого ни у кого из нас жизнь не будет такой легкой и такой продолжительной, как сейчас. Ты поняла?

Хотя я и не поняла, но кивнула, потому что, очевидно, так мне полагалось.

— Скажи, где ее найти, — ответила я.

— Вымани ее. Она не сможет не пуститься в погоню, если ты убьешь ту женщину, которая с ней была, когда мы виделись.

— А как найти ту женщину?

— Ее зовут Кассандра. Таксист подобрал ее здесь. Я думаю, она из актеров.

— Смотри, правда, класс?

Судя по тембру, голос принадлежал молодому парню.

— Ну, ты король первого свидания!

Восхищенный девичий голос. Место ищут потискаться?

Вон отсюда, сопляки!

У Йеля загорелись глаза. Он кивнул мне, облизал губы кончиком серовато-розового языка.

— Вот они, — прошептал он. — Мальчишку пометила его бывшая девица. Я хотел его разделить с By, но раз так сложились обстоятельства, отчего мне не пригласить тебя на десерт?

Вот черт. Ну не придумаешь момента хуже!

Йель открыл клапан в правой штанине блестящих кожаных планов и извлек длинный и узкий клинок. Я воспользовалась этим минутным отвлечением и выхватила «Скорбь», потом набрала воздуху и крикнула:

— Брысь отсюда, быстро! Тут прячется маньяк с вот таким ножом!

Девичий визг и топот быстрых ног. Очевидно, ребята насмотрелись ужастиков и знали, что не надо ни медлить, ни тем более лезть посмотреть. Умницы.

Йель, повидавший на своем веку не одну драку, недолго оставался изумленным, но я все же успела обстрелять его всеми боеприпасами, которыми заряжена «Скорбь» — пулами и болтами. Они отбросили его назад, дав мне время выхватить единственный нож, который сейчас чего-то стоил — трость Вайля.

Я повернула синий самоцвет у рукоятки, выстрелив в сборщика резными ножнами — они ударили его в горло. Черт, он даже не пикнул! Рассчитывая на эффект запугивания, я быстро на него налетела — и еще быстрее поняла, что налетела на мастера. Только мой возраст и тренировка не дали ему тут же превратить меня в жасминный шашлык.

Он владел выпадами и отражениями еще с тех пор, как бабушка моей бабушки была младенцем. Мои же навыки, удвоенные у колен моих инструкторов единоборств, едва держались под напором его согласованных атак. Если бы мне даже повезло сделать робкий атакующий выпад, я все равно не знала бы, куда его направить, потому что…

Медальон, черт побери! Он же не дает мне увидеть щит. Жас, скинь его к чертям!

Да, умеет он работать клинком. Он и правда стал быстрее, или это я теряю реакцию?

Схватившись за цепь на шее, я рванула.

— Ой!

В кино цепочки рвутся, как нечего делать. А от этой наверняка останется след как от кнута. Но это ерунда, потому что вдруг я поняла эту штуку насчет Духовного Глаза.

Парируя рубящий удар, который мог бы отхватить у меня кусок предплечья, я отметила жар Кирилая. Даже эти несколько минут я чувствовала себя без него ущербной. Растущее тепло сказало мне, что Вайль идет сюда, мне только нужно выжить.

Но может быть, мне удастся добиться большего.

Щит Йеля резко выделился на фоне береговой линии, уже не однородного цвета, но глубокой бархатной черноты со светлыми зонами лилового и синего там, где я попадала в цель, ослабив — хотя бы теоретически — сопротивление. Не слишком оптимистично, если учесть, что просунуть оружие в такую прореху — единственный известный мне способ убить сборщика.

Он работал только как фехтовальщик, и вся моя концентрация нужна была мне, что не дать ему нашинковать меня в капусту. Но я и не брезговала при случае ударить рукой или ногой, если удавалось. Ощущение было — будто бьешь по старому морозильнику, но в местах ударов щит тоже светлел.

Я продолжала отступать, стараясь не дать ему загнать меня в воду, откуда мне уже не выбраться. Только вот все внимание мое было устремлено на этот быстрый и острый клинок, на работу ног его уже не осталось. Я наступила в яму, оставшуюся от взрыва одного из луновских шипов, и рухнула — дыхание вышибло из легких. Я ловила ртом воздух, как астматик.

Йель осклабился. Кончик языка у него высунулся, клинок размахнулся длинной дугой и устремился, чтобы распороть меня как следует. Я откатилась, и лезвие ударило туда, где только что было мое горло. С той же быстротой я развернулась обратно и применила тот трюк, который в «Подкрепись!» дал мне возможность подцепить его за колено. Он уже и так стоял неустойчиво, а тут сразу рухнул.

СМОТРИ!!! — громыхнул голос Рауля у меня в голове, заставив сосредоточиться на том зрении, что заглядывало сквозь форму и цвет в мир других. То зрение, что Йель назвал Духовным Глазом. Чтобы не начать снова переживать на счет глаза во лбу, я представила его себе прекрасным лазурным шаром, который плавает у меня над головой и медленно просыпается к новой, большей реальности.

Сейчас этот глаз видел жалкую Жас и ошалелого Йеля, лежащих на земле в нескольких ярдах от беседки, где валялось зверски изуродованное тело. Йель двигался быстрее Жас, что не предвещало ее здоровью ничего хорошего — особенно поскольку его щит, изукрашенный лиловыми, синими и даже желтыми ушибами, все еще казался совершенно целым. Тем не менее возвышение у него посередине лба окружало яркое пылающее красное кольцо — как на мишени.

Ха!

Рывком придя в себя, я по-медвежьи подползла к Йелю, схватила его за плечи и так ударила головой, что обычное зрение у меня отключилось полностью. Вернулось оно уже тогда, когда Йель встал, шатаясь, и подобрал свою шпагу. Меня пронзило страхом, когда я сообразила, что не знаю, куда девалось мое оружие. Ну, последние тридцать секунд пробежали как в тумане. Я приложила руку ко лбу — и ощутила выпуклость.

О БОЖЕ, У МЕНЯ РАСТЕТ ТРЕТИЙ ГЛАЗ!

Страх пробудил меня тут же. Да нет, это всего лишь легкий ушиб от использования черепа как оружия. Фух, от сердца отлегло.

Эта задержка позволила Йелю выработать дальнейший план атаки. Он подступил ко мне, взмахнув шпагой так, будто круговым движением хотел снести мне голову, но его неуверенный и медленный шаг позволил мне уклониться и отодвинуться.

Я потеряла равновесие и рухнула от попытки двигаться слишком быстро с побитыми мозгами, но так оказалось даже лучше. Отползая по чему-то твердому и острому, я вдруг сообразила, что это клинок Вайля. Какая удача!

Может быть, мое колено со мной потом не согласится, но это уже спорный вопрос.

Я хотела вскочить на ноги и броситься в битву, но головокружение вернулось, и я пошатнулась. Как защищать свою жизнь, тем более как победить сборщика, я понятия не имела. А он шел ко мне, и с каждым шагом с его лица сходила настороженность и возвращалась уверенность. Он взмахнул шпагой раз, другой, третий — и каждый раз я не знаю, как спасала свою шею. На четвертый раз между нами возникла массивная сверкающая рука. Шпага Йеля звякнула — и остановилась намертво. Мы оба посмотрели на нее в недоумении. Потом посмотрели вверх.

— Ну, привет, Вайль! — улыбнулась я.

— Прости, что я так долго спускался с холма. Наверное, передатчик у тебя отказал, и Кирилай меня не известил, что ты в опасности, до последнего момента.

Я посмотрела на Йеля.

— А вот и мой босс. Как же ты влип… — Я снова повернулась к Вайлю. — Вообще-то я такого не сказала бы. Наверное, сотрясение мозга. У этого гада чугунная башка.

— Следует ли мне умертвить его для тебя?

Я снова улыбнулась:

— Иногда из тебя так и прет восемнадцатый век.

Йелю наконец надоел этот треп, и он с рычанием отвел клинок — но тут же обрушил его неуловимо быстрым движением. Вайль помешал ему ударом наотмашь, и сборщик, хлопнувшись на спину, остался лежать, хрипло дыша.

— Вставай, сборщик, — потребовал Вайль. — Мой авхар хочет мести за убитую тобой женщину. И месть будет осуществлена, если даже на это уйдет вся ночь.

Йель с трудом поднялся. Щит держался крепко, несмотря на падение. Наверняка он так может драться до утра. И утром продолжать.

Только вот на лбу у него была огромная шишка, с виду такая же болезненная, как моя. Что за дела, вообще? Я кучу пуль по нему выпустила, а щит даже трещинки не дал. А ткнула его в лоб — и ему лед нужен на ближайшие сутки. В чем тут дело?

В том, что глаз не его, прошептал мой разум. Помнишь ролик из «Энкиклиоса»? Когда сборщик отдал душу, он взял глаз у той бедной женщины взамен утраченного. Это не часть его тела, вот и не защищает его так хорошо. Может быть, это и есть его слабое место.

— Вайль, в лоб его! — крикнула я. — Это его ахиллесова пята!

Стоп. Случалось ли мне за всю жизнь сказать что-либо глупее?

Решение этого вопроса пришлось отложить, поскольку Десмонд Йель как раз в этот момент бросился бежать.

Вайль пустился за ним, но в этой форме он двигался очень медленно, даже медленнее, чем я.

— Черт побери, он уходит!

— Думаю, что смогу его выследить, как Пенгфей. Но колеса нужны!

Вайль стал перечислять варианты:

— Наш фургон, мопеды, такси. Реквизировать машину.

— Коул! — заорала я.

— Иду!

Видно было, как он бежит к нам вниз по склону, ловко обходя кратеры.

— Звони Джерико! Чтобы доставил колеса к нашему фургону, немедленно! — Я повернулась к Вайлю: — Это тебя устроит?

— Если произойдет быстро.

— Согласна.

Мы припустили к фургону. Вайль остался ждать машину снаружи, пока я зашла переодеться. Головокружение сменилось головной болью, которая обещала стать колоссальной, так что по дороге в спальню я прихватила пару таблеток. Через пять минут я уже сорвала с себя платье, натянула синие джинсы, бордовый свитер и черную кожаную куртку, перезарядила «Скорбь», сунула в карман запасную обойму, грязные ноги засунула в инквизиторские туфли Кассандры, пообещав про себя купить ей новую пару.

— Джерико приехал! — заорал Коул перед фургоном. Я побежала к выходу — ноги уже начинали болеть. Миновала Бергмана, который прекратил паковаться и складываться, чтобы послушать рассказ Коула, стоящего в открытых дверях.

— Я знаю, что ты спешишь уехать, — сказала я Майлзу, проходя мимо, — и не виню тебя. На самом деле я тебя даже хвалю. Но Вайль застрял в своей броне. Если тебе случится придумать что-нибудь, чтобы он сумел снять ее до рассвета, не откажи в любезности сообщить, ладно?

Бергман кивнул. Я приняла таблетки, запила стаканом воды — его мне подала Кассандра с видом «рада хоть чем-нибудь помочь».

— Не выходи на улицу, — сказала я ей. — Этот сборщик наметил тебя как цель, чтобы добраться до меня.

Если мне повезет, она уже присоединится к исходу Бергмана, когда я вернусь.

Я мчалась по почти пустым улицам Корпус-Кристи на горячем красном «Кавасаки-Ниндзя-250». Личная машина Джерико. За мной сидел Вайль, крепко обняв меня одной рукой за талию. Я уже не чувствовала спины и зубы стучали, но в остальном все было чудесно. Красивые мотоциклы со мной чудеса творят.

— Приближаемся, — сказала я Вайлю в микрофон.

Когда Коул узнал, что мы поедем на двух колесах, а не на четырех, он вытащил из прицепа шлемы. Они куда лучше смотрятся с этим зверем, чем с мопедами. Сам он ехал за нами с Джерико и тремя копами, которых сумел уместить в черный блестящий полноприводной вездеход. Я не думала, что их присутствие необходимо или хотя бы разумно, но не было времени спорить. И, честно говоря, будь я владелицей такого байка, на котором сейчас рассекала, я бы тоже не спускала с него глаз.

Запах сборщика вел меня мимо классических юго-западных зданий, отделанных в сочные земляные тона, граничащих со стеклом и сталью небоскребов. Это сочетание поражало меня, даже дополненное рядами стройных пальм. Казалось, что не было никакого перехода между прошлым и настоящим, ничего, что помешало бы городу расколоться на части от попытки принять слишком много обличий сразу. А потом я увидела других — в основном вампиров, той породы, что хотят слиться с людьми. Обостренные чувства сказали мне, что они не одни тут. Но я хотела подтверждения.

— Вайль, спроси у Коула, что он ощущает.

Вайль спросил и через минуту передал ответ:

— Коул заметил обилие ведьм и какого-то рода оборотней, хотя точно не может определить какого. Еще он считает, что вон те две красавицы, мимо которых мы только что проехали, — нереиды.

Я глянула в зеркало заднего вида — вау. Когда знаешь, куда смотреть, тогда видишь. Эти две невероятно высокие девушки с серебристыми волосами явно куда больше времени проводят, плавая в океане, нежели топча мостовые.

Улицы Корпус-Кристи в конце концов не так уж отличаются от Чикаго, или Нью-Йорка, или Лос-Анджелеса. Они пузырятся магией. Силой. Эти улицы помнят времена, когда лошади влекли фургоны переселенцев по раскисшей земле. Может быть, именно это удерживает любой город от того, чтобы он разлетелся в клочья.

Проехав еще два квартала, мы увидели сборщика — темная размытая тень, бегущая посередине двухполосной улицы. Движение было такое редкое, что до сих пор он своими странностями напугал разве что пару водителей. Ладно, троих.

Светофор переключился на красный. Йель вывернул дверцу серебристого «Понтиака Гран-при», оттуда вылетел водитель — мальчишка, вряд ли больше недели как получивший права, на его место ворвался Йель. Взвизгнули шины, мальчишка затряс куликами и мы рванули в погоню за сборщиком в самое сердце города.

— Как ты думаешь, он знает, куда едет? — спросил Вайль.

— Я не думаю, что он вообще знает, что делает, — ответила я.

По виду мне казалось, что Йель — из тех демонов старой школы, которые дают кому-то вести, а сами на заднем сиденье занимаются хирургией на открытом торсе невинной жертвы. Машина завиляла, будто спустила правая задняя, а мы еще даже не вошли в поворот.

Но у Йеля, как оказалось, был план. Вряд ли в этот план входило врезаться на «понтиакс» в бетонный барьер, предохранявший дорогу от осыпей крутого склона, — но машина остановилась. Йель выпрыгнул на барьер, как бегун, и начал взбираться по холму.

Я подъехала прямо за ним, Коул и его машина, набитая полицейским спецназом, следом. Но я не успела ступить на мостовую, как уже знала, что противник превосходит нас численно. И по огневой мощи. Надо было сойти с ума, чтобы хотя бы полезть на склон. Под дорогой, под этой травой, миллионы его друзей извивались в мучительном танце. Как женщины на фестивале в Малой Италии, они мчались вприпрыжку по кругу, по кругу вокруг огромного чана, неустанно топча копытами души своих жертв, превращая их в вино для Сатаны.

— Из меня получилось бы жутко мерзкое «мерло», — буркнула я.

— Что ты говоришь? — спросил Вайль, слезая с жалостным стоном.

Я не ответила — у меня что-то застряло в горле. Будь я мужиком, я бы сказала, что это тестикулы.

Я посмотрела вверх, опуская подножку. На вершине холма стояла заброшенная церковь. Шпиль остался нетронутым, крыша частично провалилась, окна заколочены досками. Хотя я перенесла ногу через мотоцикл, но получилось медленно — она была жестко связана с той частью мозга, которая говорила, что мы попали к парадному входу в ад и надо ДРАПАТЬ!

— Вайль! — окликнула его я. — Ты чувствуешь?

— Да, — тихо ответил он. — Как будто вся дорога забита плотоядными жуками, хотя глаза мне говорят, что все в порядке.

У ребят за нами проблем было еще больше. Коул сумел выйти из машины и пробирался к нам так, будто ботинки засасывало в асфальт. Спецназовцы, лишенные любых форм защитных сил, смотрели прищурясь и напрягшись, как солдаты, которые бросились бы бежать, если бы не их любовь и верность друг другу.

Джерико привел с собой сливки своего подразделения. Тощий седой джентльмен со снайперской винтовкой «Ремингтон СПС Варминт» кивнул и представился как сержант Беттс. Капрал Фентимор был, очевидно, не удовлетворен своей натуральной коллекцией мышц и добавил еще одну такую же. Он и его приятель с бочкообразной грудью и широкими плечами («Зовите меня Рэнд») были вооружены «SIG-551». Эти ребята скроены из того же материала, что мой брат и отец в его лучшие годы. Посмотреть на них — видно, что их мортирой с места не сшибешь. А сейчас они переминались с ноги на ногу, как спринтеры на старте.

Что и заставило меня понять: это место заговорено. Я сперва не просекла, потому что магия оказалась такой масштабной. Мою Чувствительность это оглушило, как бывает оглушен мозг при первом визите в музей живописи: если не остановишься, не велишь себе смотреть по порядку, то ни одной картины не увидишь.

Я сняла шлем и помогла снять Вайлю. Коул подошел к нам.

— На этот холм наложено какое-то изгоняющее заклятие, — сказала я всем. — То, что вы чувствуете — иллюзия.

От одного знания этого факта всем нам стало куда как легче.

— А эти? — спросил Джерико, кивнув в сторону холма.

Я оглянулась через плечо — из оскверненной церкви выходили чередой темные тени. Вот блин!

— Эти — совсем другое дело.

Глава 36

От Десмонда Йеля нас отделяла уже половина Адского холма. Он хорошо оторвался, но он тоже какое-то время бежал, и усталость вместе с повреждениями его земного тела взяли свое. Колени у него дрожали, заставляя каждые несколько шагов припадать к земле. Язык вывалился на сторону, как у собаки, кровь сочилась в местах, где ослаб щит. Это было хорошо.

Очевидно, что он создал себе секту отлично вооруженных людей для прикрытия своего отхода. Ну, я же знала, что он хитрый старый демон, и должна была догадаться, что план отхода у него есть.

Его приспешники залегли за брошенным микроавтобусом с надписью «МИССИЯ ГОСПОДА НАШЕГО В КОРПУС-КРИСТИ» и открыли по нам огонь, когда мы с Вайлем направились к ним. Стрельба их слова доброго не стоила, но преимущество позиции у них было колоссальное. Им только и надо было вести заградительный огонь, пока Йель пройдет остаток склона и будет уже совсем вне нашей досягаемости.

Как только банда Йеля открыла стрельбу, мы укрылись за четырехфутовым бетонным барьером у подножия, чтобы обдумать следующий ход. Ну, и чтобы нам головы не снесли, конечно. Даже идиотам может иногда повезти.

— Джерико, есть у тебя что-то вроде поддержки с воздуха? — спросила я.

— Летят сюда, — ответил он, пряча телефон в карман, — но вряд ли успеют перехватить этого старика.

— Черт!

Я прислонилась спиной к барьеру, переглянулась с Вайлем. Даже непонятно, кто из нас сильнее злился. Быть рядом с целью — и вот так пролететь. Нет, никто из нас на это не согласился бы. Надо оказаться на гребне этого холма, и быстро!

— Эта броня пуленепробиваемая, — напомнил мне Вайль. — Но она меня сильно тормозит. Боюсь, что кто-нибудь из этих дебильных стрелков пробьет мне мозги прежде, чем я до него доберусь.

Он показал на ту часть головы, где дыхание Чень Луна растопило лед. Пуля его не убьет, но выведет из игры, а этого мы себе сейчас позволить не могли.

Ну, Жас, оглядись же! Что тебе послужит инструментом? Что позволит взбежать на холм и не погибнуть раньше, чем ты уберешь этого монстра?

— Джерико, у этого вашего грузовика есть позади пандус?

Он кивнул:

— Нам нужно иногда убирать с дороги чужие машины.

— Вот это я и хотела услышать. Вайль, у тебя руки слушаются?

Он сжал кулаки. Пальцы согнулись только наполовину, но этого более чем достаточно.

Забавная штука: если у кого-нибудь есть хоть половина плана, это гальванизирует всю команду. Пока Фентимор и Рэнд вели ответный огонь, не давая банде сборщика захватить полный контроль над полем боя, остальные бросились собирать пандус. Пришлось подгонять на ходу, зато пандус отлично лег на бетонный барьер. Если департамент дорог так уверен, что может завести свои трактора по этой штуке, скосить склон и вернуться как по маслу, то отлично. У меня был план слегка иной.

— Так что, — спросил Джерико, когда я влезала в старый бронежилет, брошенный кем-то на заднее сиденье грузовика, — будешь тут Ивела Канивела [3]изображать?

Пригнувшись возле переднего колеса джипа, мы посмотрели сперва на пандус,

— Прыжок получается крутой, — сказала я ему. — Но зато у нас достаточно места для разгона. И нам нужны колеса на этом холме, иначе нам сборщика не поймать. Разве что вы знаете способ быстрее и лучше?

Джерико принялся рассматривать варианты, а бронежилет вдруг стал на меня давить, и тяжело. И естественно, именно этот момент выбрала моя материнская плата, чтобы быстренько провести внутренне сканирование, вскинуть свои невидимые руки и заверещать: «О боже милостивый, мою кровь выпил ВАМПИР!» — а потом начать общее отключение. Я села на ближайшую горизонтальную поверхность — на подножку автомобиля.

— Что с вами? — спросил Джерико.

Присевший возле задней шины Коул — он помогал Вайлю надеть шлем — посмотрел на меня с тревогой.

— Нормально, — ответила я и натянула шлем, чтобы бледность меня не выдала. Такую непосредственную цену заплатила я за увеличение Чувствительности. Наверняка будут и отдаленные последствия, но сейчас не время заморачиваться.

Проблема была в том, что как только мягкая подкладка кевларового шлема легла мне на голову, даже стук шальных пуль по бетону не мог отвлечь меня от леденящей жилы мысли, что на этот раз я откусила кусок не по зубам и могу им подавиться насмерть.

Я отклонилась назад, со звоном стукнулась головой о дверцу.

— Черт побери!

— Что такое? — спросил Вайль.

Не желая обсуждать свою насущную потребность завернуться в любимое одеяльце и недельку поспать, я рискнула выглянуть в окно.

— Йель на вершине холма.

Он нагнулся вперед, упираясь руками в колени, отдуваясь, как ожиревший курильщик. Сержант Беттс выстрелил, и сборщик свалился.

— Есть! — воскликнул Беттс и тут же замотал головой, не веря своим глазам, когда Йель поднялся. — Что за черт?

— В середину лба, ребята! — заорала я, но они не слышали. А слышали бы — все равно без толку. Йель ни за что к нам не повернется — по собственной воле.

Вайль оседлал «ниндзя», завел мотор, подъехал ко мне, и Коул помог мне сесть.

— Ну и легковесные же мы с тобой, — сказала я Вайлю, когда он дал газу, заезжая для разгона на территорию разрушенной заправочной станции.

— На луне были бы легковесными, — ответил он, и мне это показалось смешным. Я засмеялась, одновременно мысленно молясь, чтобы шины у Джерико были полностью накачаны.

Я посмотрела наверх, на холм. Будто по этому сигналу Йель открыл еще какой-то потайной карман в своих пижонских кожаных штанах. Я готова была отпустить шуточку, сравнивая сборщицкого портного с миссис Пошла-Ты-в-Жопу, но тут он вытащил пластиковый пакет, и лежащий в пакете темно-красный внутренний орган будто сжался, пытаясь избежать своей судьбы.

— Бог мой!

Меня изо всех сил тянуло отвернуться. Спасти тот крошечный кусочек собственного существа, который до сих пор думал, что загадывать желание на падающую звезду — не совсем пустое занятие, и что Санта-Клаус — милый старый дедушка, пусть даже родители вынуждены вместо него таскать тяжести. Но моя работа требовала смотреть и видеть. Нельзя целиться, закрыв глаза.

Йель размахнулся, запустил сердцем в стену разрушенной церкви, вызвав кровавый дождь, из которого медленно соткалась дверь. И не успела она начать пульсировать, как Вайль ударил по газам.

Я обхватила его за пояс, благодарная внезапному скачку адреналина, который только и помог мне удержаться. Мы рванули к пандусу, как пара маньяков-каскадеров, поддали газу точно в нужной точке и перелетели барьер с таким запасом, что под нами мог бы проехать фургон.

Не будь у меня пузырь пустой, я бы и обмочиться могла, когда у Вайля переднее колесо завиляло после приземления. Мы завалились направо почти до земли, и пахнуло дождевыми червями. Выправились, но слишком сильно, и миг прижало левую голень к траве, да так, что остались волдыри от ожогов трением. Только вампирская сила Вайля спасла байк — а заодно и нас — от настоящей аварии.

На середине склона пара пуль отскочила с визгом от бронежилета Вайля, но стрельба прекратилась, когда я выхватила «Скорбь» и ответила на огонь. К тому же наши стрелки прикрытия отлично справлялись со своей задачей, и ребята из банды сборщика решили, наверное, какое-то время не высовываться.

Мы рвали колесами землю, настигая Йеля, отыгрывая потерянное у подножия холма.

— Еще чуть-чуть — и будет поздно, — сказал Вайль.

Йель почти коснулся двери. Она начала открываться. Из щели брызнул неземной свет, похожий на щит, закрывающий сборщика — черный, острый как бритва.

Я прицелилась в Йеля. стараясь держать руку ровно — это было как балансировать стеклянным шариком на кегельном шаре, — и спустила курок. Пуля дзенькнула, попав Йелю в висок — сборщик пошатнулся, упал на колени. Даже не пытаясь подняться, он пополз к двери и ринулся к ней, когда подполз поближе. Дверь открылась еще сильнее, и он схватился за край, потянул ее на себя, чтобы быстрее открыть.

Вайль направил мотоцикл на него, переехал на уровне бедер, и сборщик заорал так, что из трубы церкви вылетели летучие мыши. Мы оба скатились на землю, я попыталась встать, но что-то так ударило меня в спину, что мне показалось, будто легкое вылетело из груди. Я рухнула лицом вниз, тут же поняв, что меня подстрелили. Бронежилет сделал свое дело, но боль все равно была адская.

— Ах ты сука!

Я подняла глаза. Это Коул сказал? Ну, слава те Господи! Он нашел расщелину, идущую вверх по западному гребню холма — отсюда я ее видела, хотя с нашей точки выгрузки она не была видна. Коул по ней далеко продвинулся, хотя остался ярдов на пятьдесят ниже нас. Сверкнула вспышка из его дула — раздался крик умирающего. Коул пришел со своим стволом.

— Жасмин, помоги, пожалуйста! — позвал меня Вайль.

Еще раз грохнул выстрел Коула — и снова крик дал мне знать, что пора двигаться. Я подобралась к Вайлю. Он как раз был занят перетягиванием каната. Чьи-то костлявые когтистые пальцы цвета обожженной солнцем кожи вцепились в запястья Йеля и тянули его в расширявшуюся щель. И сам Йель прокопал уже две канавы сапогами, пытаясь вырваться из хватки Вайля.

Вайль обхватил его за пояс, но тиски эти состояли в основном изо льда, и сборщик выскальзывал. Вайлю приходилось то и дело закрепляться заново, и каждый раз Йель выигрывал еще долю дюйма. Я не успела прицелиться, как сообщник Йеля потянул сильнее — и голова сборщика скрылась за дверью.

— Его надо вытащить, — сказал Вайль. — Хватайся!

Я схватила за ноги и дернула, отчего их владелец издал вопль, сообщивший мне, что мотоцикл все-таки его помял. Отлично. Я продолжала тянуть, и с помощью Вайля мы вытащили голову Йеля под выстрел. Но стоило мне отпустить руки, чтобы прицелиться, Вайль не удержал хватку.

— Да черт побери, затрахала эта фигня! — заорала я, хватаясь за икры выше ковбойских сапог, которыми я когда-то восхищалась и к которым тянулась. — Я на этом задании получила пулю, нож и ожог! Вымоталась так, что меня атомной бомбой не разбудишь, и только сейчас до меня дошло, что надо будет убивать и убивать шестерок Самоса, чтобы до него самого добраться. Ну и злая же я, блин!

С этими словами я дернула так, что сама повалилась на спину.

Я с трудом поднялась на колени, и тут Вайль сказал:

— Вижу третий глаз!

— Ну и черта ли мне с ним делать? — огрызнулась я. — Стоит мне его отпустить, он тут же вползет туда!

— Да пусть его хоть кто-нибудь пристрелит! — рявкнул Вайль.

Мой ответ утонул в грохоте выстрела Коула. Ноги, за которые я держала, обмякли — я повернулась посмотреть.

Пуля Коула попала точно в цель. Сборщик умер на месте, только скрюченные пальцы продолжали цепляться за край двери. Из развороченного третьего глаза выпорхнула сиреневая душа и улетела кометой в ночь.

Мы с Вайлем отодвинулись, я навела «Скорбь» туда, где укрылась банда сборщика — но уцелевшие разбежались, как только Йеля не стало.

А когтистые лапы продолжали тянуть тело сборщика к себе, и как только его ноги переползли порог, дверь исчезла в ударе грома.

Глава 37

У дверей фургона нас встретили Кассандра и Бергман.

— Ты снова стал прежним! — заметил Бергман, когда Вайль снял шлем.

Вайль устало кивнул:

— Наверное, мне просто нужно было немножко тишины после боя.

— Еще и полотенце было бы нелишнее, — добавила я.

Хотя Вайль считал, что усвоил приличную долю брони, все равно он был мокрый, хоть отжимай. А поскольку домой нас отвезла я, то выглядела я так, будто целая футбольная команда пыталась облить меня тонизирующей газировкой и наполовину преуспела. На заднюю половину.

Мы поблагодарили Джерико и его ребят, попрощались, обещали завтра вернуть мотоцикл вычищенным и блестящим. Ребята из спецназа взялись проследить за чисткой, поскольку мы вроде как спасли фестиваль от катастрофы. Коул, необычно тихий и созерцательный, остался с ними.

Будто прочитав мои мысли — а может, так оно и было? — Кассандра спросила:

— А где Коул?

— Скоро вернется, — ответила я. — Сейчас он вместе с Джерико.

— И?

— Мне за него неспокойно. Он сегодня убил пару человек и сборщика. И был не совсем в своей тарелке, когда мы уезжали.

— Да ничего с ним не случится, — раздраженно бросил Вайль, и мне показалось, что в его голосе прозвучала… да, ревность. Следующие его слова подтвердили подозрение. — Почему ты никогда обо мне не беспокоишься? Меня последние превращения просто измотали.

— Чувак, ты-то бессмертный. И не бывает, чтобы у тебя времени не хватало поспать.

Я и сама была выжата как лимон, поэтому места для сочувствия у меня в повестке дня не осталось. Особенно к вампиру, который и втянул Коула в наши дела.

Меня аж до боли в костях тянуло завалиться в фургон и поскорее спать, но с мотоцикла Джерико я сошла неохотно. Да, я влюбилась в мотоцикл, принадлежащий другому. И ощущала это как грех.

К сожалению, путь мне перекрыла Кассандра, и только тогда я заметила виноватые взгляды, которыми они обменивались с Бергманом. Начал он:

— Мы тут подумали, ну, понимаешь, пока ты на нас по новой не напустилась… в общем, мы хотим извиниться.

— Да, — поддержала его Кассандра. — Это была наша вина.

— Естественно, — согласилась я, хотя совершенно не успевала за ходом их мыслей.

— Я должна была тебе сказать, что зачарованные предметы могут подавлять естественную Чувствительность — скажем, возможность видеть слабые места в щите сборщика. Я знала, но не сказала ничего, потому что боялась, как бы Бергман не стал язвить насчет магии. И вот из-за этого моего упущения… ты могла погибнуть.

У нее задрожали слезы на ресницах.

— А я не должен был позволить собственным страхам превращать меня в такого идиота. Я… я не хочу совсем перерезать то, что нас связывает. С тобой так чертовски интересно… — Ага. И к тому же я — один из немногих друзей, у него оставшихся. Но он мужчина, и эту тему затрагивать не стал. — Ну, просто очень напряженно все это получилось… И ты извини, что я тебя подвел. — Он посмотрел на Кассандру, и она кивнула. — Извини нас обоих.

Вот уж правда, что убивают человека самые ему близкие.

Я скрестила руки на груди, чтобы не было искушения встряхнуть их обоих как следует или стукнуть головами. Я едва-едва не сказала им, что если хотят дальше со мной работать, так пусть ведут себя как взрослые, а не двухлетки, подравшиеся из-за игрушек в яслях.

Но тут у меня заныли руки, а потом и ноги. Я вспомнила лицо Кассандры, когда она везла меня в больницу, вспомнила глаза Бергмана, когда меня нашли стоящей в заливе с приставленным к собственному виску дулом.

Глубоко вздохнув, я ответила:

— Это задание каждому из вас нелегко далось. Вы оба — мастера своего дела, а потому у каждого из вас — непобедимая страсть играть исключительную роль, так что не сцепиться вы не могли. И все же вы сделали самую трудную часть работы и были отличной командой. — Я пожала плечами: — Я вас прощаю.

Кассандра всплеснула руками — она всегда так делает, когда радуется. У Бергмана глаза засияли так, что очки пришлось снять, чтобы не ослепнуть самому. Они победно хлопнули друг друга по ладоням — Бергману это показалось больно, судя потому, как он потирал руку о штаны, — и скрылись в фургоне. Но почти сразу Бергман вышел оттуда, держа в руках наш защищенный от подслушивания телефон.

— Это тебя, — сказал он Вайлю, передавая ему трубку.

— Да? — Вайль послушал секунд двадцать. Глаза у него потемнели — услышанное прошло сквозь фильтр эмоций. — Еще как хотим. Будем там через двадцать минут. — Он захлопнул телефон. — Давай переодевайся.

— А что?

— Это звонил Пит. Сказал, что нашли магазин мужской одежды, о котором ты говорила — тот, который обслуживал и Шуньяна Фа, и Десмонда Йеля.

— Магазин Фраермана? В Рино?

Он кивнул:

— Примерно после часа довольно интенсивного допроса портной признал, что Эдуард Самос довольно часто проводит совещания у него в магазине, и одно из них назначено сегодня на вечер. Пит зафрахтовал для нас самолет. У нас… — он посмотрел на часы, — восемнадцать минут, чтобы добраться до аэропорта.

Я пошла к двери.

— Жасмин?

Я обернулась.

— Не забудь зарядить пистолет.

Глава 38

В самолете я спала — самым лучшим сном, целительным. Без сновидений. Уж конечно, без хождения во сне. Таким сном, когда тебе потом абсолютно наплевать, храпела ты или нет.

Пит организовал и машину, которая нас ждала — с ясноглазым щенком-водителем в черной вязаной шапке и черном спортивном костюме. Он предложил нам кофе, открыл каждому дверцу и молчал, пока мчал нас по залитым неоном улицам Рино.

Припарковались мы рядом с магазином. Заведение у Фраермана небольшое, но выглядит, как роскошное — думаю, в основном за счет висящих в витринах черных фраков на фоне красного бархата, освещенных сверкающими люстрами.

— Вам разрешено войти внутрь, — сообщил нам водитель, не ожидая вопроса и показывая какую-то бумагу.

Я могла бы ему ответить: «Детка, наш босс не стал бы тратиться на наш полет сюда, не будь он уверен, что мы сможем войти в эту дверь». Но я только кивнула и вышла из машины вслед за Вайлем.

Водитель обошел здание вокруг — очевидно, чтобы перекрыть выход, если кто-то из участников совещания решит сделать ноги. Но у меня, как только я вошла в утопленный дверной проем, возникло чувство, что с беглецами возиться не придется.

— Не чую поблизости ни одного вампира, кроме тебя, — шепнула я Вайлю, работая над замком. Много времени это не заняло — у меня было ожерелье с акульим зубом работы Бергмана, и этот зуб мог превращаться в любой ключ. — Я вообще ни одного другого не чую.

— А единственная человеческая эмоция, которую я сейчас воспринимаю, исходит от нашего водителя, — ответил Вайль. — Он страшно взволнован.

— М-да…

Я это тоже уловила, и мне стало досадно. Быть может, потому, что он моего возраста, а я рядом с ним чувствую себя старой.

Мы осторожно вошли, обходя ряды вешалок с брюками и рубашками, пробрались в глубь торгового зала, где на двери, охраняемой двумя шкафами с обувью, висело предупреждение, что лучше нам туда не соваться, если мы посторонние. Но мы все равно вошли. И остановились.

Зрелище и запах остановили нас.

— Никогда не думала, что из такого крошечного человечка может натечь столько крови.

Я прислонилась к Вайлю, сдерживаясь, чтобы не сблевать, не заплакать, не упасть в обморок и не выругаться. И сдержаться оказалось легче, чем должно бы.

Морти Фраермана повесили на потолочной балке в петле из его собственного сантиметра. Потом кто-то — Самос, сволочь, извращенец, я тебя когда-нибудь все равно прикончу — вскрыл его в манере сборщика. Мне показалось, что все его части остались нетронутыми, так что, наверное, Самос чему-то научился у этого старого пса Йеля.

У меня на бедре загудел телефон, я вышла, чтобы ответить.

— Да?

— Жасмин, это Кассандра.

— Что случилось?

— Коул вернулся.

Долгое молчание навело меня на мысль, что не все в порядке у нас дома.

— И как он настроен?

— Ведет себя очень… профессионально. — Ну-ну. Уже одно это очень странно. — Он ни слова не сказал о том, что было, пока он отсутствовал. Но, конечно, он уже рассказал Джерико про бойню на «Констанс Мэллой». Поэтому он принялся живописать, как люди Джерико взяли яхту на абордаж, стали задерживать генералов и искать тела. Потом он, даже не позвонив Питу, решил, что должен быть в этом деле представителем ЦРУ и пошел наблюдать. А перед самым уходом сказал: «Да, кстати, Кассандра, Джерико просил передать, что, возможно, у него не будет шанса еще раз с тобой увидеться, он просил сказать тебе «до свидания». Вот так и сказал, Жасмин. Как будто я должна была перерасти и пережить все это, притом еще вчера.

О черт. Первым инстинктивным побуждением у меня было велеть Кассандре и Бергману стащить Коула с яхты и сунуть головой в воду, чтобы с него смыло надутую важность. Но я знала, что долговременного решения проблемы это не даст: беда в том, что сегодня ночью он стал ликвидатором, и теперь ему придется убивать снова и снова. Значит, должен будет найти способ уничтожать намеченные объекты, не отламывая каждый раз кусок от себя.

— О'кей, Кассандра, спасибо, что дала мне знать. Я… гм… что-нибудь придумаю.

Вайль вышел ко мне.

— Что-нибудь случилось там, в Техасе?

— Да, я тебе по дороге расскажу. Здесь ведь нам делать нечего?

— Думаю, мы нашли все, что только могли. Пусть дальше работают специалисты.

— Тогда едем домой. Коул на свое первое дело отреагировал неадекватно, а тех двоих, которые должны были помочь ему преодолеть последствия, с ним как раз и нет.

— И что, по-твоему, мы можем для него сделать? — спросил меня Вайль голосом таким же жестким, как его трость.

— Бросил бы ты свою не по адресу направленную ревность. Когда я захочу с кем-нибудь прыгнуть в койку, уверяю тебя, это не будет мужик, который жует резинку и носит кеды с костюмом.

Вайль не то чтобы на меня спикировал, но вдруг мы оказались в такой позе, будто только что перестали танцевать — вот так близко. У меня перехватило дыхание, я не могла отвести взгляда от его лица.

— И что это будет за мужчина? — спросил он тихо. Глаза его сверкали той чистейшей зеленью, что бывала у него в самые напряженные моменты.

Впервые я была полностью уверена в ответе, и эта уверенность позволила мне встать на цыпочки, придвинуться губами к его губам всего на дюйм и прошептать:

— Такой, который не будет изводить меня лишними вопросами.

И я отступила на шаг, пряча ухмылку. Вайль вскинул голову. Вампир такого возраста не часто лишается дара речи, и я наслаждалась моментом. Но тут из-за угла появилась наша машина.

— Поехали, — сказала я Вайлю, когда он остановился рядом с нами. — До рассвета еще нужно закончить последнее задание.

Глава 39

Почти всю дорогу до Корпус-Кристи мы провели на телефоне, обмениваясь информацией с нашими контактами в Рино, с Питом и с Джерико Престоном. Подъезжая к фургону, мы уже подчистили все хвосты, которые могли, и теперь можно было сосредоточить внимание на Коуле.

Добыть его с «Констанс Мэллой» оказалось нетрудно: я всего лишь описала Джерико проблему по телефону, и он послал Коула домой. Наш стажер уже варил кофе, когда вошли мы с Вайлем. Кофеварка как раз закапала, и я сказала:

— Коул, нам нужно составить довольно сложный план, который даже начать нельзя без выдувания хороших пузырей. Давай жвачку.

Бергман и Кассандра взяли себе по двойной порции кофе и смотрели на Коула с напряженной досадой — как родители на тупоголового подростка, который не слушает их резона. Не совсем понимая, к чему я веду, они стали смотреть на меня внимательно, а Коул полез в свою заначку. Под запах «даббл-баббл» и возрастающий интерес публики наши планы были изложены, составлены и выполнены с точностью часового механизма.

Должна признать, что нас чуть не поймали, потому что мы все это время ржали, как маньяки. (Ладно, ладно — Вайль поначалу даже не улыбнулся. Но когда мы убедили его, что выступаем с высоких моральных позиций — пусть они выше всего на дюйм, — он чуть-чуть показал кончики клыков.) Нам всем — а в особенности Коулу — приятно было представить морды пикетчиков — которые «отмечены проклятием», — когда они утром увидят привязанные к бамперу своего фургона гробы Луна и Пенгфей, а на крышке у каждого надпись: «СВЕЖЕЗАХОРОНЕННЫЕ».[4]

Мы вернулись домой вовремя, чтобы Вайль успел ввалиться в спальню, поставить свой тент и заползти внутрь. Глупый поступок, невероятно глупый. Но Коулу он помог стряхнуть с себя коросту и вернуть радостное состояние души.

Цель достигнута.

Глава 40

Мы стояли с Коулом, Кассандрой и Бергманом возле нашего фургона, наблюдая рассвет над городом.

Коул отхлебнул кофе.

— Не пойму, Жас, отчего ты так спокойна, — сказал он. — Я вот о чем: ты вчера считала, что Самос у тебя в кармане. А он опять ускользнул у тебя между пальцев. Я не так давно тебя знаю, но сказал бы, что ты в таком случае должна скрипеть зубами и волосы на себе рвать.

Он посмотрел на Бергмана, ища подтверждения.

— Это да, — согласился Майлз. — Однажды в колледже она так разозлилась, когда ограбили нашу квартиру, что кулаком пробила дверь ванной.

— А потом нашла того типа, — напомнила я Бергману.

Он кивнул:

— Она получила обратно все наше барахло и еще заставила вора дверь заменить.

— Так в чем же дело? — спросил Коул.

— И мне любопытно, — присоединилась Кассандра. — Ты нам сказала, что криминалисты не нашли отпечатков пальцев. Никаких источников ДНК. Никаких научных доказательств, что Морти Фраермана убил Самос. Так чего же ты так хладнокровна?

— А потому что я ушла из ателье Фраермана, имея кое-что на этого типа, — ответила я. По лицу — я чувствовала — расползалась улыбка, и плевать мне было, что она малость недобрая. — Нашла нечто такое, что позволит выделить Самоса в толпе. Когда будет время и возможность, это нечто меня на него выведет. А тогда мы с Вайлем его завалим.

— Так что же ты привезла домой из Рино? — спросил Коул.

Мне хотелось тихо засмеяться, потирая руки, но в данных обстоятельствах это выглядело бы слишком… маниакально. Я просто еще отхлебнула кофе и ответила:

— Запах вампира.

1

По Фаренгейту. По Цельсию — на 22°.

(обратно)

2

Игрушка (Mr. Potato Head), состоящая из пластмассовой картофелины, к которой можно приделывать различные уши, усы, волосы и пр.

(обратно)

3

Knievel, Robert Craig (Evel Knievel) (p. 1938) Канивел, Роберт Крейг (Ивел Канивел).+ Мотоциклист, гонщик. Известность приобрел в 1960-х гг… когда совершил серию прыжком на мотоцикле через ряды автомобилей и грузовиков.

(обратно)

4

Just Buried, американская черная комедия, 2007 год.

(обратно)

Оглавление

Дженнифер Рардин Землю грызет мертвец

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Реклама на сайте