«Оскал Анубиса»

Все события, происходящие в романе, вымышлены. Любое сходство с реально существующими людьми, местностями, сооружениями случайно.

Авторы

О Нил! Твоя вода, текущая через поля, подобна амбре,

Она вкусна, как мед.

Два берега твоих — ворота в рай,

Твоя долина — лучшее место в мире.

О Нил! Твоя любовь подобна легкому ветру,

Если нет воды, нет жизни на земле.

О Нил! Кто попробует твоей воды хоть раз,

Навеки будет вместе с тобой.

Из древнеегипетского гимна

Глава первая В ПУТЬ

— Ваша почта, миледи!

Старик дворецкий почтительно протянул серебряный поднос с несколькими конвертами.

Стройная голубоглазая девушка с роскошными белокурыми волосами, которые она расчесывала перед огромным в бронзовой оправе зеркалом работы венецианских мастеров, вопросительно посмотрела на слугу и с любопытством поинтересовалась:

— Что-нибудь интересное есть? — и, не дождавшись ответа, принялась разбирать конверты и открытки, ловко выбирая их из бумажной лужи. — Ну вот. Как всегда: счета, приглашения, "поздравления, — приуныла блондинка, сморщив очаровательный носик.

Но тут глаза ее распахнулись от удивления, и на секунду она замерла с выражением крайнего недоверия к собственному зрению.

— Ого! Письмо от моего учителя! Это такая редкость! — с усмешкой сказала Бетси, изящно вскрывая конверт серебряным ножом.

Профессор Алекс Енски так живо представил себе эту картину, словно он сам находился в кабинете мисс Элизабет МакДугал.

Все это началось, когда Алекс ехал в такси из Швеции в Данию с археологической конференции в городе Лунд, посвященной проблеме борьбы с черными археологами. Все было как всегда. Разгромные, полные яда выступления и споры до седьмого пота. Ничто не предвещало крутых изменений в жизни Енски-старшего.

Хотелось домой. После таких мероприятий всегда хотелось домой. В свой уютный кабинет, к своему утреннему кофе со сливками и кусочками шоколада, в свой домашний халат и к своим любимым тапочкам. А если эти компоненты соединить вместе и подсесть к камину, то только после этого начинаешь понимать, в чем же заключается смысл жизни.

От того, что перед ним маячила перспектива оказаться дома только ближе к вечеру, профессору становилось грустно. Алекс даже слегка поежился, как от сырости, хотя в салоне такси было тепло и стоял терпкий запах кожи, щедро сдобренный запахом ванили.

Какой-то странной далекой тоски добавлял таксист-араб с оригинальным именем Джихад, бормочущий себе под нос что-то хнычущее и ругательное. Хотя на самом деле он был безмерно рад. Его клиенту поездка обойдется недешево, и, кроме всего прочего, возвращаясь из Копенгагена, он обязательно подхватит еще каких-нибудь сумасшедших туристов, желающих посмотреть 25-километровый мост между Данией и Швецией.

Вот так все и начиналось: утопающий в комфорте на заднем сиденье профессор в летящем над водой такси.

Даже день выдался удивительно чистым и звенящим для конца ноября, что в такое время года в Скандинавии большая редкость.

Эту идиллию нарушил звонок мобильного телефона. Лениво покопавшись в поисках телефона, Алекс включился в разговор.

Звонил Гор.

— Я слушаю.

— Папа, это я.

И мир со звенящим шуршанием начал рушиться в пропасть.

— Слушай, тут такое дело, бумага к тебе пришла из частной нотариальной конторы. Контора не наша. Зовется “Бейкер и Маккензи”, — начал без предисловий Гор, — ты что, поменял нашего нотариуса?

Алекс от удивления даже не возмутился от такой дерзкой мысли. Врачи, юристы и нотариусы — это те люди, которые работали с семейством Енски из поколения в поколение. Енски-старший нахмурился и потер в задумчивости свою бородку. Неужели он упустил такой важный момент в воспитании сына? Необходимо при случае объяснить Гору, что менять их нельзя, иначе это может повлечь за собой неразбериху в документах и прочие неприятности, в том числе и со здоровьем. Таксист-араб заерзал на месте, почувствовав, что клиент волнуется. Ему очень не хотелось возвращаться без приварка в Швецию. В последнее время все так подорожало, а большая семья Джихада Баальбаке хотела кушать три раза в день. Однако клиент без напряжения продолжил свой разговор с невидимым собеседником, и стало ясно, что возвращаться обратно он не намерен.

— Нет. Для меня это такой же сюрприз, как и для тебя. — Алекс на секунду задумался. За окном машины убаюкивающе мелькали бетонные конструкции. — Вскрой, пожалуйста, конверт и зачитай, что там написано. Да, да. Прямо сейчас.

Оказалось, что это приглашение на оглашение завещания Феликса Юсупова. Того самого, который погиб несколько месяцев назад при перестрелке в Одессе, когда выясняли отношения черный археолог Бетси МакДугал и местный торговец историческими артефактами Булыгин. Феликс тогда долго висел на волоске между жизнью и смертью, однако слепые богини судьбы безжалостно обрезали нить его жизни. Хотя Юсупов все-таки исхитрился и напоследок, похоже, приберег ход конем.

Весь остальной путь Алекс недоумевал, о чем хотел сказать ему Феликс уже после своей смерти. И что заставило его упомянуть в завещании профессора археологии Алекса Енски. Конечно, Юсупов читал в госпитале книгу о Египте, автором которой был профессор, но книга книгой, а завещание завещанием.

Калиброванные белокурые стюардессы-датчанки не взволновали воображение Енски-старшего, пребывающего в глубоком недоумении. Что-то колючее и тревожное поселилось внутри. Алекс ерзал в кресле, хмурился и все время пил минералку.

Самолет компании “Бритиш Эарлайнс” прошел по краю сознания, приземлившись в Лондоне в положенный срок.

Дома его встретил взъерошенный Гор. Уже несколько дней подряд его молодая жена с Украины плохо себя чувствовала. Сам Гор выглядел так, словно кто-то таскал его за волосы. Он ходил по дому как тень отца Гамлета и незлым тихим словом вспоминал семейного врача. Семейный врач, безобидный швед с каменным лицом, в который раз терпеливо объяснял, что эти недомогания связаны с переменой климата и ничего страшного и необратимого не происходит. Покой и витамины сделают свое дело, и Джейн, как называли Яну Градову англичане, обязательно поправится. Гор очень красочно передал разговор с врачом в лицах, и теперь его глаза горели от раздражения, он нервничал и мял пальцы рук.

Алекс отнес свой чемодан в кабинет и, не раздеваясь, упругим шагом отправился в крыло молодоженов.

В комнате было тихо и стоял полумрак. Тяжелые портьеры были задернуты, и только мелкие пылинки лени-

во укладывались спать в тонком лучике света. Джулия, услышав звук открываемой двери, повернула голову. Она лежала на супружеском ложе белее простыней.

“Бедная девочка, — подумал про себя Алекс. — Этот климат не для южной красавицы”.

Жену себе Гор подобрал действительно красавицу. Темно-русые волосы и удивительно красивые глаза. К своему стыду Алекс не мог вспомнить, какого они цвета, но это было несущественно, важно было то, что их выражение было поразительно похожим на выражение глаз его матери. Они так же лучились покоем и теплом, вызывая в памяти волшебные картины детства. И хотя Джейн была еще молода и до конца не осознавала той чарующей магии, от которой у пожилого Енски щемило сердце, в доме словно наступили сумерки, когда она заболела.

Алекс чуть подтянул рукав и тыльной стороной руки с осторожностью коснулся лба невестки. Он был холодный и чуть влажный. Профессор взял девушку за руку, присел на край кровати и спросил:

— Как ты себя чувствуешь, дорогая?

Яна смущенно улыбнулась и слабым голосом сказала:

— Ничего, я скоро поправлюсь. Все будет хорошо.

— Хорошо, — повторил профессор нахмурившись и задумался.

С появлением женщины в комнатах Гора что-то неуловимо изменилось. Может быть, в этом виноват небрежно наброшенный на спинку стула воздушный женский пеньюар, а может быть, тонкий аромат духов. Енски-старший уже полгода пытался найти ответ на этот вопрос, и у него никак не получалось. Все время дела, заботы, неотложные звонки, конференции. Иногда ему даже казалось, что если он найдет ответ на этот вопрос, то все колдовство растает, как утренний туман. Это легкое чувство окутывало его спокойной радостью за сына, и он отмахивался от всяких назойливых мыслей и глупых вопросов, легкомысленно считая, что счастье не поддается логике.

— Тр-рубы Иер-рихонские… — прошептал он по слогам и, вновь оживившись, заботливо сказал: — Если тебе вдруг станет лучше, спускайся к ужину скрасить наше мужское общество.

Он ласково похлопал ее по руке и прошел в свой кабинет. Выходя из спальни, он краем уха уловил тихое воркование Гора.

— Моя Джейн, моя красавица… — успокаивал он ее, а может быть, и себя.

Енски вспомнил, как Гор пришел к нему в кабинет и просто сказал:

— Папа, я женюсь.

Слова связали реальность, как паутина муху, и повисли между отцом и сыном. Алексу показалось, что кабинет, и без того оформленный в темных тонах, вдруг, как коробочка, захлопнулся и стало черным-черно. К горлу подступило что-то мягкое, дышать стало трудно и даже страшно. Каждый вздох отсчитывал в обратном порядке время, отпущенное на ответ.

Профессор очень надеялся, что выдержка его не подведет и сын не увидит, как сильно волнуется отец. Он постарался как можно более спокойным голосом спросить:

— И кто твоя избранница?

— Джейн. — Сын тогда назвал ее именно так. — Джейн Градова. Помнишь? — Его голос дрогнул, как в те времена, когда он был совсем маленьким.

Конечно же, Алекс помнил. Еще бы не помнить ту жуткую ночь на одесском пирсе. Визги пуль, грохот взрывов. И храбрая девушка, собственным телом заслонившая Гора от свинцового шмеля.

Что-то произошло с ним в ту ночь. Надломилось. Словно растаяла вечная мерзлота в душе, сковавшая ее "много лет назад, после того, как от Алекса, бросив на него заботу о новорожденном сыне, сбежала молодая жена. Енски-старший как-то смягчился, стал менее суровым и раздражительным. Все чаще стал задумываться о вечных вопросах, о бытии, о Боге…

Потом завертелась предсвадебная круговерть. Обручение, приглашения, наряды, церковь, родители и родственники невесты. Славные в общем-то люди. Он так увлекся праздничными хлопотами и подарками, что, когда все кончилось и молодые уехали в свадебное путешествие в Норвегию (молодой жене хотелось побывать именно там), почтенный археолог с обиженным видом слонялся по дому и раздражался по любому пустяку. И только глядя на свадебную фотографию сына, он смягчался и грустно улыбался.

В свою очередь Гор предавался воспоминаниям, сидя у постели занемогшей супруги.

“Странно складывается жизнь, — думал он, гладя тонкие пальчики жены. — Еще немного, и я бы ее потерял. Она бы осталась там, за тысячи километров. Все было так… хрупко”.

Окунувшись в прошлое, он увидел себя входящим в двери больницы.

Дмитрий Олегович и Олег Дмитриевич Градовы понуро сидели около больничной палаты. За белыми дверями что-то иногда отрывисто пищало. Непонятная медицинская техника, живя своей внутренней жизнью, отмеривала человеку не самые веселые мгновения из времени, отпущенного судьбой.

Гор остановился в начале коридора. Под ноги услужливо легла зеленая ковровая дорожка, но идти по ней не было желания. Гор чувствовал собственную ответственность за ранение Яны, и ему не хотелось встречаться с ее родственниками.

“Ну вот. Опять я в больнице. До странности медицинское получилось приключение. Не репортаж, а вести из лазарета. Да и какой, собственно, репортаж я могу написать?”

Он вспомнил Змеиный остров, нелепую гибель Александра Мягкова, жуткий рассказ Бетси о Тифоне, кровавую разборку с одесскими гангстерами из-за найденных сокровищ из храма Ахилла. Об этом не напишешь в передовице “Тайме”. Хотя именно такой репортаж был бы принят на ура. Получается, что, каким он уехал в Украину, таким и возвращался домой.

Енски-младший представил пыльную контору, своего сослуживца Рональда Брагинского, вид на Темзу…

“Что я делаю тут? — тоскливо подумал Гор. — Что я скажу этим людям, которые поили меня своими китайскими вениками и защищали от бандитов? Я даже не могу взять Яну в жены. Что я смогу дать ей там, в Англии? Все было напрасно…”

Он помедлил мгновение, но потом подавил малодушное желание сбежать и сделал шаг вперед.

Дмитрий Олегович посмотрел на него исподлобья и кивнул. Олег Дмитриевич тоже поздоровался тихо, чтобы не нарушать больничной тишины.

— Я туда, — нерешительно пробормотал Гор, указывая на двери с непрозрачными, замазанными белым стеклами.

Дмитрий Олегович пожал плечами. Иди, мол.

Енски-младший приоткрыл дверь и, будто воришка, прошмыгнул в палату.

Яна Градова лежала одна, на огромной кровати с железными ножками. Вокруг нее испуганной родней столпилась разнообразная техника. Мониторы, капельницы, проводки, трубочки, вся эта мешанина опутывала девушку, словно огромная каракатица. Гор поморщился от такого сравнения. Вздор, все это тут только для того, чтобы помочь ей. Но неприятное впечатление не желало развеиваться.

Юноша немного постоял около кровати. Посмотрел на экраны мониторов, фиксирующих пульс, давление и прочие важные показатели. От нахлынувшей тоски захотелось плакать.

Он положил принесенные цветы на тумбочку. Рядом положил конвертик с прощальным письмом. Постоял минуту, словно ожидая, что Яна откроет глаза, а потом развернулся и направился к дверям.

Уже когда он почти взялся за ручку, его остановил резкий писк.

Гор дернулся, бросился назад…

Но это просто прищепка какого-то детектора свалилась с большого пальца Яны. Как только прибор был водружен на место, техника удовлетворенно пискнула, и в палате снова наступила тишина.

Молодой человек, повинуясь неясному порыву, поцеловал спящую Яну в лоб, взял со стола конверт, смял и решительно вышел из палаты. Впереди его ждали сырой Лондон, пыльная контора “Evening London” и гипнотизирующий мух Брагинский.

“И ведь так все и было. Рональд, газета, мухи. — Гор хотел сказать Яне что-то ласковое, но заметил, что она задремала. — Какая она милая. Этот ее голос тогда в трубке. Все-таки я дурак”.

И он снова увидел себя того, давнего, другого Гора, совсем не похожего на Гора нынешнего.

“Все самое интересное приходит в нашу жизнь либо неожиданно, либо вообще никогда не приходит”, — думал Енски-младший, перебирая персональную корреспонденцию.

Писем собралось мало. Все они были совершенно никчемные, пустые и отправлялись в единственное достойное их место. В мусорную корзину.

— Тоска? — поинтересовался Рональд Брагинский.

— Вроде того, — вяло ответил Гор.

— Может, кофейку? — Рон скинул ноги со стола и заговорщицки добавил: — С коньячком…

— У тебя есть?

Брагинский сделал таинственный знак бровями, мол: “кого ты спрашиваешь?”

— Ну давай.

— Бармен! — пискляво заорал Брагинский. — Коньячку! Кр-ружечку!

— Ох, Ронни, оставь свои новомодные штучки, —скривился Гор. — И так надоела эта русская поделка в плохом переводе.

— Ну конечно, — фыркнул Рональд, наполняя колбу кофеварки. — Ты Masjanu в оригинале смотришь. Знаток таинственной русской души.

— Сколько раз можно говорить, я не был в России!

—.Да какая разница? Вон босс как возбудился, говорит, что сделает теперь отдел иностранной литературы. Или как он там это назвал?

— Ты кофе делаешь?

— Делаю, делаю… Меня в отдел возьмешь?

— Угу…

Гор хотел добавить что-нибудь едкое, желательно с антисемитским уклоном, но внезапно зазвонил телефон.

— Да? Газета “Evening London”. Гор Енски.

— Гор! Миленький! — затараторила трубка. — Как я рада, что тебя нашла. Приезжай скорее. Я в аэропорту. Тут какие-то проблемы с таможней. Я еще не так хорошо разбираюсь в ваших законах. Они что-то спрашивают по поводу лекарств. У меня раны еще не зажили полностью. Я с собой привезла кое-что… Ой, а скажи, твой папа еще преподает? Я так хочу попасть к нему на кафедру! У нас все девчонки от зависти поубивались, что я к такому знаменитому археологу еду. Ты меня любишь?! Гор, миленький, а ты мне Лондон покажешь? Я как в себя пришла, так сразу… Гор? Гор? Милый? Я… Я тебе вообще нужна? А то я проснулась, а тебя нет… Может быть…

Гор молчал.

Брагинский носился вокруг, что-то болтал, возбужденно тряс фляжкой с коньяком, цитировал какие-то глупости. Мир онемел для Гора. Были только телефонная трубка и голос, доносящийся из нее.

— Гор? — совсем уж затих голос Яны.

— Ты выйдешь за меня замуж? — неожиданно для самого себя спросил Енски-младший.

“А может быть, и не дурак… — Гор поцеловал супругу в лоб, окунувшись на миг в аромат ее волос. — Пойду. Как бы отец не наворочал лишнего с этими нотариусами”.

И он на цыпочках покинул спальню.

— Отец?

— Потом, потом, — отмахнулся Енски-старший, убегая в свой кабинет. — За ужином. Эти Израилевы коленца меня доведут!

Гор неопределенно хмыкнул.

“Опять старик разбушевался. Когда же он остепенится?”

— Да, папа, ты так и не объяснил мне, что же это за письмо от нотариуса, — сделал Гор еще одну попытку за ужином.

Сегодня в их семейном меню значилась говяжья отбивная с овощами. Аппетитный пар поднимался вверх, и рот наполнялся слюной от одного взгляда на блюдо. Однако Джейн, таки нашедшая в себе силы спуститься к ужину, даже не притронулась к еде, хотя всегда отличалась здоровым аппетитом и любовью к мясу. “Абсолютно здоровый организм не приемлет диет!” — всегда гордо провозглашал Енски-старший и одобрительно посматривал на нее. Но сегодня даже любимый десерт со взбитыми сливками, бананом, киви и ананасом не производил на Яну впечатления.

— Ничего особенного, — сказал отец, откладывая столовые приборы. — Оглашение завещания Феликса Юсупова. Чем я могу быть там полезен, не знаю, но последнюю волю покойного исполню. Наверняка какая-нибудь глупость!

— И когда состоится оглашение? — поинтересовался Гор.

— Послезавтра. В поддень. Придется перенести кое-какие важные дела.

— Да, кстати, — продолжил сын, — на днях мы с Джейн ходили по магазинам и встретили Гурфинкеля. Вид у него был весьма плачевный. Хотя планы наполеоновские. Он хочет открыть антикварный магазин, а в партнеры берет своего дружка Покровского.

— Ну, чем не шутит Бегемот, когда Люцифер спит, — размышляя вслух, ответил отец. — Может быть, из этого что-нибудь да выйдет. Хотя они такие разгильдяи, что шансы примерно равны нулю. И потом, чтобы открыть магазин в Лондоне, необходимо иметь немалые деньги и хороших друзей из числа “черных археологов”.

Он с наслаждением попробовал первую ложку десерта.

— Если я не ошибаюсь, Бетси МакДугал — единственный “черный археолог”, с которым они знакомы. Тут Алекс дернулся как укушенный.

— Тр-рубы Иер-рихонские! Она же прислала тебе открытку со свадебными поздравлениями, а ястарый дурак, забыл тебе ее передать. Конверт так и лежит на столе в моем кабинете.

Гор усмехнулся и, взяв Джейн за руку, сказал:

— Ничего. Пролежал полгода, пролежит еще несколько минут.

Хитрость отца была шита белыми нитками, причем самым широким швом из всех возможных. Зная особое отношение сына к милашке Бетси, Алекс просто засунул поздравление в самый дальний ящик стола.

Профессор тоже понял, что его “маленькая хитрость” ни для кого не секрет, и перевел разговор в другое русло.

— Знаете что, мои дорогие, — глядя на них, сказал Енски-старший. — Отправляйтесь-ка вы завтра на полное обследование. Не нравится мне то, что Джейн на ровном месте болеет. Необходимо раз и навсегда выяснить этот вопрос и если нужно, подлечиться.

На оглашение завещания он, конечно же, опаздывал. Пришлось подвезти Гора, так как свою машину он оставил на стоянке возле клиники. Джейн сутки находилась под полным наблюдением врачей, и сегодня после обеда доктора должны были выдать свое заключение. Поэтому Алекс слегка волновался и даже думать забыл о назначенной встрече у нотариуса.

В приемной у “Бейкер и Маккензи” уже собрались приглашенные. Молодая женщина в черном костюме и невообразимой шляпке с вуалью, полностью закрывающей лицо. Она судорожно стискивала ладонь стоящего рядом белокурого малыша и периодически подносила к глазам платочек, то ли поправляя косметику, то ли утирая слезы. Пожилая женщина, чем-то похожая на толстого орла, глядящего с вершин на грешную землю. Она бросала испепеляющие взгляды на молодую женщину и еще сильнее поджимала губы. Два молодых человека, неряшливо одетых и не очень-то вежливых. Алекс подольше задержал на них свой взгляд, потому что кого-то они ему смутно напомнили, но мысли о Джейн вытеснили из головы всяческие подозрения. В приемной еще были люди, однако ни с кем из них он не был знаком. Сам нотариус появился через несколько минут и пригласил всех присутствующих в свой кабинет. После того как все расселись, он заговорил будничным голосом:

— Сегодня, 28 ноября 199… года, я, частный нотариус Джозеф МакКензи, оглашаю завещание Феликса Юсупова, умершего 12 июня 199… г.

Нотариус особенно сильно не напрягался, подыскивая слова или пытаясь быть вежливым. Он делал свою работу. Проверил присутствующих, их документы и приступил непосредственно к оглашению документа:

— Я, Феликс Феликсович Юсупов Третий, находясь в здравом уме и трезвой памяти…

На этой стандартной формулировке Алекс отключился. Он чувствовал себя не очень уютно. Так, словно попал в чужую семью в разгар семейного скандала. И поэтому профессор постарался как можно рассеяннее слушать нотариуса и сосредоточиться на процедуре только тогда, когда прозвучит его имя. Где-то вдалеке послышался полузадушенный плач молодой женщины в черном после того, как громко объявили ее имя. Оказалось, что это любовница Феликса, а та самая старуха — законная жена очень голубых кровей, но бесплодная. В общем, Алексу очень хотелось поморщиться от всех этих подробностей.

— Доктору философии, профессору Лондонского университета Алексу Енски я завещаю сумму в 75 000 фунтов стерлингов на научные исследования, а именно: на организацию археологической экспедиции в Египет…

Вот тебе раз…

Возвращаясь в поместье, Алекс обдумывал случившееся. Дома его встретил Гор.

— У нас есть шанстюехать всей семьей в Египет, — с порога обратился к нему Алекс.

Гор удивленно поднял бровь.

— Отдыхать?

— Нет, работать, — сказал профессор. — Дело в том, что Юсупов завещал мне очень круглую сумму денег для организации раскопок в Египте.

— И? — требуя продолжения, спросил Гор.

— Не знаю. Не уверен. Может быть, если только вы вместе с Джейн поедете со мной. Мне, по правде говоря, совершенно не хочется вас оставлять.

Гор как-то странно замялся и неуверенно сказал:

— Мы, наверное, не поедем.

Тут пришла очередь Алекса удивляться.

— Почему? Это же Египет, страна фараонов, пирамид… Ты там был зачат! Джейн было бы… Алекс замолчал, видя, что сын мнется.

— Джейн ждет ребенка, — заявил Гор. И, выдержав паузу, добавил, глядя на совершенно остолбеневшего отца:

— Папа, ты скоро будешь дедушкой.

Вот с этого все и началось.

Аэропорт Лондона, посадка, багаж, проверка документов. Все прошло как в тумане:

Рейс отложили на два часа по каким-то невыясненным причинам. Событие само по себе уникальное. Но даже это не смогло пробиться через туман, царящий в голове Алекса Енски.

“Дедушкой! Тр-рубы Иер-рихонские! Дедушкой… — бесконечно повторял про себя профессор. — Дедушкой, дедушкой… Надо же. Двенадцать колен Израилевых! Что же теперь? Я же глава семейства. Глава рода!”

Эти мысли наполняли его такой воздушной легкостью, что самолет, казалось, прилетел даже быстрее назначенного срока.

Из состояния восторженности его вывели египетские пограничники.

— Сабах ил-кхир, — радостно скалясь, обратился к Алексу Енски толстый араб, едва влезающий в тесную кабинку. — Добрый день! Вы покажете нам свои документы?

Ломаный английский и арабская хитрость в темных глазах. Профессор поежился.

“Все-таки надо быть внимательнее, обмануть англичанина этим олухам ничего не стоит”.

— Да, конечно. — Он подсунул свой паспорт через узкую щель в пуленепробиваемом стекле.

— Очень хороша, — заявил толстяк и углубился в изучение документа. — Цель приезда вашего?

— Научные исследования, — ответил Енски.

— А точнее?

— Точнее, я организовываю экспедицию. С целью произвести раскопки.

— У вас есть нужный разрешение?

— Да, конечно. — Енски полез во внутренний карман за другими бумагами. — У меня есть рекомендации, вам они нужны?

Египтянин кивал, не переставая улыбаться.

— Хорошо, хорошо.

Несколько листков выпали на пол. Профессор наклонился, подбирая их, с трудом ворочаясь в узком пространстве коридорчика.

Наконец он сумел собрать все нужные бумаги.

— Вот, — сказал он торжествующим голосом. — Вот разрешение из вашей Службы древностей, вот приглашение из Египетской академии наук, вот удостоверение из Королевской академии Великобритании, вот удостоверение члена Академии наук…

— Спасибо, — сказал толстяк, даже не посмотрев в предложенные документы. — Вы можете идти. Добро пожаловать в Египет.

— Вы же даже не посмотрели…

— Добро пожаловать в Египет, — снова повторил пограничник и улыбнулся еще шире.

— Действительно, — пробормотал Енски-старший. Он собрал документы, с трудом распихал их по карманам, чувствуя себя полным идиотом.

— Неужели ни одна поездка не может обойтись без этих нелепостей? — бормотал профессор себе под нос. Воздушность мыслей покинула его. — Почему первое, что тебя встречает в любой стране, это тупые служащие пограничной стражи и таможни. Кажется, их задача — это нахамить, испортить настроение и ограбить по возможности.

— Чия чемодан? Чия чемодан? — зазвучал за его спиной противный резкий голос. — Чия?

“Хорошо, что я не профессор филологии, — вздохнул про себя Алекс. — А кстати, действительно, чия… тьфу… чей чемодан?”

Он обернулся и обомлел.

Здоровенный, под два метра ростом, араб тащил на плече некий предмет, в котором профессор с трудом опознал свой багаж… Крупная зеленая клетка ткани была порвана в нескольких местах. Ремешки, перетягивающие крышку, находились на месте, но толку от них не было никакого, потому что дна у чемодана не существовало в принципе. Из зияющих дыр торчали носки, какие-то пакетики и колоритно свешивалась коричневая брючина.

— Эй… — выдавил из себя Енски. Удивительно, но араб живо откликнулся на этот возглас.

— Ваша чемодан! — заявил грузчик и бухнул растерзанный багаж к ногам профессора. — Очень слабый замок. Очень слабый. Плохой. Приносим свои извинения от наш аэропорт.

— Что это?! — побагровел Енски.

— Ваша чемодан, — ответил араб и оскалился. — Другие принесут еще ваши вещи. Кое-что упало.

— Где начальник аэропорта?! — заревел Енски-стар-ший во всю профессорскую глотку. — Твубы Иефифон-ские! Тьма Ефифеффкая!!!

От волнения у него, как всегда, начала выпадать вставная челюсть.

Грузчик слегка скис.

Через три часа Алекс Енски вышел под обжигающее солнце Каира, став обладателем нового, исключительно уродливого чемодана с фанерными стенками. Весь его багаж был смят, перевернут, местами порван так, словно в нем резвились орды крокодилов, некогда водившихся в Ниле, но теперь, к сожалению, исчезнувших вместе с фараонами. Чего-то не хватало, что-то добавилось, но профессор устал ругаться, устал разбирать перекрученный английский, устал от крепкого кофе, которым его пытались напоить все встречные-поперечные чиновники.

Смирившись с неизбежными потерями, он покинул аэропорт.

— Такси… — слабым голосом позвал Алекс. — Такси…

— Еще ваши вещь, — произнес кто-то у него за спиной.

Давешний могучий араб-грузчик быстренько всунул в руку Енски-старшему толстобокий пакет и стремительно убежал.

— Не мое! — только и крикнул Алекс. Но было поздно. Грузчик ушел, а разбираться заново не хотелось.

“Ну и черт с ним, — зло подумал профессор. — Хоть какая-то компенсация!”

Такси. Вокзал. Поезд. Тряска.

Все прелести железных дорог в арабских странах. Мелькающие мимо пески, задыхающиеся в пыли оази-еы и где-то далеко, за горизонтом, мистический Нил.

Обломки древней цивилизации. Когда-то могучей, когда-то великой, но теперь больше похожей на выкинутые волной рыбьи кости. Вот хребет пирамид, вот череп Сфинкса. Но где та связующая плоть, что когда-то жила, дышала? Нет. Только мертвая, высушенная, растворившаяся в океане времени мумия.

“Когда-нибудь мои кости откопает человек. Возьмет мой череп в руку, пощекочет его кисточкой, ляпнет что-нибудь глубокомысленное, а может быть, пошлое. А может, просто промолчит, глядя на развалины Лондона, вырисовывающиеся из-под песков. — Профессор чувствовал, что им овладевает хандра. Мрачные мысли все чаще овладевали им в последнее время. — Все-таки мы занимаемся гадкой работой. Тревожим мертвецов. Тащим на свет то, чему и места уже в нашем мире нет. Зачем? А если и мой череп или череп моего сына выставят на всеобщее обозрение в музее…”

Профессор вспомнил годы ученичества и то, какие забавные шутки они откалывали на своих первых раскопах, и ему сделалось неприятно, стыдно за себя тогдашнего, молодого и глупого. Стыдно перед мертвыми, чей покой они потревожили.

Некстати вспомнился умирающий Юсупов. Их койки стояли в госпитале рядом. Агония этого некогда крепкого, самоуверенного и веселого жизнелюба была ужасной…

“К черту, — решил Енски-старший. — Перепишу завещание. Пусть меня кремируют”.

Эта идея почему-то понравилась ему, и Алекс с удовольствием развил ее дальше, в мыслях добравшись уже до похорон и до речей, которые обязательно будут произноситься над его гробом.

“А пепел пусть развеют где-нибудь в красивом месте. Например, над рекой Ганг!”

В голову тут же пришло воспоминание о его не самой удачной поездке в Индию, когда покойный Юсупов нанял Енски для того, чтобы тот помог Феликсу Феликсовичу дискредитировать в глазах научной общественности Бетси МакДугал, но профессор усилием воли отогнал неприятные видения Гималаев, разъяренного йети, кашмирской тюрьмы.

“Да, да. Пусть так и сделают. Развеют прах под гимн старой доброй Англии. К тому же не стоит забывать, что Индия — это наша старая колония. В каком-то смысле это будет символично. И может быть, послужит уроком для моего внука. Если я, конечно, не помру, пока он будет совсем маленьким. Нет, я решительно не собираюсь помирать так рано! Я хочу, чтобы эти похороны запомнились!”

Поезд. Тряска. Египет.

Мертвые кости, выброшенные на берег океаном времени.

В стране, где на каждом шагу можно встретить часть древнего мира, невозможно не думать о Вечном.

Поезд. Тряска. Луксор. Такси. Отель, плоским пятиэтажным крокодилом раскинувшийся среди пальм. Комната с балконом и вид на Нил.

Здесь нельзя не думать о сиюминутном.

Вместо своего привычного халата из хлопка Алекс обнаружил в своем багаже какой-то пошлейший балахон с драконами.

— Чертовы арабы! Ворье! — прошипел профессор, припоминая здоровенного грузчика. — “Чия чемодана?” Макака бесхвостая, говорить бы научился! Колено Израилево! А я тоже хорош гусь! Надо было подать в суд! Вытащить адвоката!

Енски сдержанно зарычал.

Он до того сильно сжал зубы, что перед глазами потемнело. А когда тьма рассеялась…

На миг Енски показалось…

Нет, нет. Только показалось. Ничего больше. Просто тень… Просто жара…

На стене отпечаталась большая тень собакоголового человека!

Профессор резко обернулся и…

Нет, нет. Все-таки показалось. Жара. Волнение. Акклиматизация.

— Просто надо меньше нервничать! — громко, стараясь себя подбодрить, произнес Енски-старший.

Глава вторая НЕОЖИДАННЫЕ ПОВОРОТЫ

Профессор Енски открыл глаза.

Он лежал в просторной комнате на мягкой кровати, в окно заглядывало яркое солнце.

Алекс взглянул на часы, те показывали семь утра.

“Где это я? — Енски недоуменно посмотрел по сторонам. — Ах да, это же гостиница. Луксор. Я в Египте. В ЕГИПТЕ?!”

Профессор резко подскочил на кровати. Голова еще полностью не отошла ото сна. Перед глазами по-прежнему была картинка непонятного темного помещения, посредине которого стоял маленький столик из слоновой кости, заставленный черно-белыми шахматными фигурами. За столиком сидел сам Енски в полосатой пижаме и стоптанных шлепанцах, играя в шахматы сразу с двумя партнерами. Партнеры были странные, в серых элегантных костюмах, но почему-то с собачьими головами. Они азартно дымили толстыми сигарами, недовольно поглядывая на шахматную доску. Алекс явно выигрывал, до мата черному королю противника оставалось два хода, но тут… Тут он проснулся.

— Египет. — Енски сладко зевнул, после чего не менее сладко потянулся, вставая с кровати. — Что называется, сон в руку.

Он не совсем еще проснулся, мысли были рыхлыми и какими-то вялыми, что ли. Продолжая зевать, археолог не спеша прошлепал в ванную. Открыл кран над умывальником, наклонился, чтобы глотнуть, но тут же резко остановил себя, окончательно проснувшись.

— Старый дурак! Семя Хамово! — хрипло выругал себя профессор, закрывая кран.

Он все время забывал, где находится. Это не Лондон. Здесь пить воду из крана нельзя, дабы не подхватить какую-нибудь жуткую инфекцию.

Привычка оказалась сильнее, но Енски вовремя остановился. Вернувшись в комнату, он открыл пластиковую бутылку с минералкой, поднес ее к губам… Но тут в его номер постучали.

— Тр-рубы Иер-рихонские! — рявкнул профессор, все-таки делая глоток живительной воды. — Кому там не спится в такую-то рань?!

Набросив поверх пижамы восточный халат с драконами, по ошибке подсунутый ему в каирском аэропорту, Алекс открыл дверь, удивленно уставившись на двух индивидуумов, посмевших потревожить его в столь ранний час.

— М-м-м… — недоуменно произнес профессор.

Лица двух утренних пришельцев были ему смутно знакомы. Где-то он их явно видел, этих субчиков.

Один из гостей, маленький, полный, с ярко выраженными чертами лица, изобличавшими в нем потомка одного из колен Израилевых, галантно поклонился:

— Здравствуйте, профессор, мы наконец приехали.

— Э-э-э… — ответил Енски, переведя взгляд на второго гостя, напоминающего по своим габаритам платяной шкаф.

— V nature, — подтвердил платяной шкаф, расплывшись в пришибленно-добродушной ухмылке.

— Гм… — Археолог деликатно покашлял.

Незнакомцы имели до неприличия запыленный вид, и если бы не их смуглая, покрытая сильным загаром кожа да небритые, немного осунувшиеся физиономии, они вполне бы могли сойти за…

— Гурфинкель и Покровский? — неуверенно предположил Енски.

— Они самые, — ответил толстячок, и гости слаженно кивнули.

Профессор тяжело вздохнул:

— Ну что ж, заходите…

Путь в Луксор двух начинающих охотников за древностями был не менее тернист, чем их биографии. Много чего пришлось испытать на своей шкуре новоявленным “черным археологам”, и иногда было совершенно непонятно, что связывает этих таких разных, причем разных не только внешне, людей.

Андрей Покровский по кличке Бумба, правнук священнослужителя, родился на окраине Лондона в семье русских эмигрантов. Прежде чем стать охотником за артефактами, Покровский угонял автомобили, работал вышибалой в барах, затем познакомился с Михаилом Гурфинкелем, что в конечном итоге сильно повлияло на всю его дальнейшую судьбу.

Что еще можно было сказать об Андрее Покровском?

Ну разве то, что он часто, к месту и не совсем, любил украшать свою английскую речь солеными словечками из русского блатного жаргона, в изобилии представленными мировой общественности в Интернете на сайте Zona.ru. Бумба с завидной регулярностью посещал этот сайт.

Второй новоявленный охотник за древностями, Миша Гурфинкель, был полной противоположностью Покровскому. И если последний являлся кулаками их дружеского тандема, то Гурфинкель был, безусловно, его мозгом.

Начинал Миша как мелкий жулик, затем “вырос”, приторговывал оружием, был внесен в черные списки Моссада. Естественно, по национальности еврей. Однако в еврейской общине Лондона его недолюбливали из-за постоянных Мишиных контактов сомнительного свойства с русскими эмигрантами.

Миша и Бумба вместе побывали в Индии, нанятые для выполнения “деликатных” поручений главой Русского монархического центра в Лондоне Феликсом Феликсовичем Юсуповым Третьим; стали участниками невероятных приключений на Змеином острове, принадлежащем восточноевропейскому государству Украине, оба были ранены в перестрелке с одесскими бандитами, но благополучно перенесли и это испытание.

Короче, та еще парочка…

Покойный Феликс Юсупов, по одному ему известной причине, завещал Бумбе с Гурфинкелем нежданно-негаданно тридцать тысяч фунтов. По пятнадцать тысяч на каждого.

Друзья долго думали, что бы такого с этими деньгами сделать. Бумба предлагал их пропить. Или, на худой конец, попытать счастья в Монте-Карло. Сумма, конечно, была не ахти, но и не мелочь какая-нибудь. Доволь-.но грязно обругав приятеля, Гурфинкель решил на эти деньги начать свое дело, зарегистрировать фирму по торговле древностями и открыть в Лондоне соответствующий магазин. Подобный магазин, вернее, небольшую лавку Миша видел, когда они с Покровским волей судьбы оказались в славном городе Одессе. С тех пор и закралась в голову Гурфинкеля мечта иметь собственный магазинчик артефактов. Дело чертовски выгодное и интересное, но друзья сразу же столкнулись с одной серьезной непреодолимой проблемой, а именно: где брать эти самые артефакты?

И вот тогда-то в их судьбу снова вмешался спасительный случай…

С Бетси МакДугал свежеиспеченные расхитители гробниц познакомились (мягко говоря) во время их “совместного” (тоже мягко говоря) путешествия по Индии. Приятели были наняты покойным Феликсом Юсуповым следить за девушкой-археологом и, по возможности, мешать ей. Там же, в Индии, они познакомились и с профессором Алексом Енски, великим борцом с нечистыми на руку археологами. Затем судьба в лице все того же Феликса свела их в Одессе. Злоключения, выпавшие здесь на долю англичан, сильно сплотили бывших противников. Поэтому совсем неудивительно, что Миша Гурфинкель, столкнувшись с проблемой добычи артефактов, вспомнил о мисс МакДугал и профессоре Енски…

Мишу осенило в тот знаменательный дождливый день, когда он стоял с раскрытым зонтиком у витрины их новенького магазинчика, с умилением наблюдая за прикручивавшим красочную вывеску Бумбой, балансирующим на шаткой деревянной лесенке.

— Чуть левее, Эндрю, чуть левее. — Гурфинкель любовно рассматривал вывеску.

Название магазина было придумано лично Мишей, хотя оно и не отличалось особой оригинальностью. Просто и лаконично: “Лавка древностей”. Как у Диккенса.

— Да пошел ты! — резко огрызнулся промокший насквозь Покровский. — А все твоя дурацкая экономия! Нет, чтобы нанять профессиональных рабочих. Я тебе что, ломовая лошадь v nature?

— Не скули, — отозвался снизу Миша. — Или ты забыл, что нам еще предстоит закупать товар? Ты что, ослеп, у нас же пустые прилавки, разве ты не видишь?

Бумба, прекратив вкручивать в каменную стену тугой болт, злобно плюнул Гурфинкелю на зонтик.

— Эй, ты что это делаешь?! — закричал Миша. — Совсем рехнулся?

— Мы выкинули деньги псу под хвост, — покачал головой Покровский. — Эх, лучше бы мы их пропили, nevezuha, blin.

— Думай, что говоришь, болван. — Гурфинкель недовольно встряхнул зонтик. — Да мы с этим магазином миллионерами станем, это же золотая жила. Вот только товар завезем.

— Вот-вот, blin, товар, — подтвердил Бумба, проверяя прикрученную вывеску на прочность. — Где ты его, durja bashka, возьмешь?

Миша сразу же погрустнел.

— Я об этом часто в последние дни думаю, — признался он. — Если бы мы только знали тогда в Индии, что у нас будет свой магазин древностей. Хотя…

Гурфинкель внезапно запнулся, задумчиво потирая крупный, с национальной горбинкой нос.

— Что хотя? — не выдержал наверху Бумба, и лестница под ним предательски задрожала, так как Покровский намеревался запустить в приятеля отверткой.

— Так-так, — промямлил Мишаня, лукаво усмехаясь. — Давай спускайся вниз, в магазин, у меня тут возникла одна интересная идея.

— Интересная идея, интересная идея, — заворчал Покровский, передразнивая приятеля. — А как вывеску прибивать, я должен думать…

В помещении магазина было довольно уютно, пахло свежими досками и нитрокраской.

— Ну, что там уже у тебя? — недовольно осведомился Бумба, отряхивая одежду.

Вместо ответа Гурфинкель извлек из кармана кожаной куртки сотовый телефон.

— Не понял? — Покровский с укоризной посмотрел на приятеля. — Ты че, v nature, язык проглотил? Кому это ты, интересно, собрался звонить?

— Бетси МакДугал, — невозмутимо ответил Миша.

— Blin. — Бумба озадаченно поскреб затылок. — Na figa?

— Не догадываешься?

—Не-а.

— А ты подумай. Бумба подумал.

— Ну? — Миша мило ему улыбнулся.

— Не-а, — покачал головой Покровский, — не понимаю.

— В таком случае лучше помолчи, — резко бросил Гурфинкель, так как уже набрал нужный номер. Бетси отозвалась не сразу:

— Кто это?

Голос у мисс МакДугал был озабоченным. “Ага! — подумал Миша. — Это хороший знак”.

— Мисс МакДугал, — елейным голосом начал он. — Здравствуйте, извините, что я вас беспокою. Это ваш старый знакомец Михаил Гурфинкель. Ну, Индия, Змеиный остров, узнали?

— Узнала, — сухо ответила Бетси, хотя и без былой неприязни. — Что вам от меня нужно? Зачем вы звоните?

— М-м-м… — Миша картинно замялся. — Не сочтите мой звонок слишком уж дерзким, но у нас тут с Эндрю совсем бедственная ситуация, и нам нужно…

— Вам нужны деньги?!

— Ну, не совсем. Скорее мы хотели бы быть вам хоть в чем-нибудь полезными, за определенное скромное денежное вознаграждение. После Одессы, как мне показалось, все наши… м-м… трения остались в прошлом. Не правда ли?

Бетси колебалась всего лишь несколько минут. Это было просто-таки удивительное совпадение. Нет, эти два прохвоста вряд ли, конечно, могли узнать о готовящейся археологической экспедиции, но все же эта мысль пришла в голову Элизабет в первую очередь. Без сомнения, они не могли знать, что профессор Енски пригласил ее поучаствовать в поездке в Египет с целью поиска сокровищ фараона Сети I. Для себя она еще ничего не решила и пока не приняла предложение. Но эти два болвана, пожалуй, могли бы очень даже пригодиться профессору, хотя всецело доверять им и в особенности этому Гур-финкелю, конечно, не стоило.

— Хорошо, — ответила она, по-прежнему сохраняя прохладный деловой тон.

Гурфинкель с облегчением вздохнул, показывая недоумевающему Бумбе отставленный вверх большой палец.

— Тут намечается одна экспедиция, — как бы нехетя продолжила мисс МакДугал. — В Египет.

— О, великолепно! — обрадовался Миша. — Это как раз то, что надо.

— В каком смысле? — насторожилась Бетси.

— Ну… — Глаза у Гурфинкеля воровато забегали, но это смог заметить лишь Бумба. — Я давно хотел побывать в этой стране: Долина Царей, Александрийский маяк, великолепные пирамиды Гизы, сфинксы и прочее…

— Что ж, думаю, у вас будет в ближайшее время та кая возможность, — ответила девушка, окончательно приняв решение. — Только пирамиды, я боюсь, вы не увидите. Не говоря уж об Александрийском маяке. Раскопки будут проводиться в Луксоре.

— Вот и чудесно, — закричал Миша, но тут же резко себя осадил.

“Переигрываю”, — недовольно подумал он.

— Гм… простите, так вы берете нас… э-э… на работу?

— Вам нужно будет связаться с профессором Енски, — сообщила Элизабет. — Правда, много платить он вам вряд ли сможет.

— Не беда, — отозвался Миша. — И в чем будет заключаться наша работа?

— Я точно не знаю, поскольку организационными вопросами профессор занимается лично, а он улетел в Египет еще вчера. Отправляйтесь в Луксор, я позвоню и предупрежу его, он и скажет вам, что нужно делать.

— Но как же мы его там найдем?

— Очень просто. Он собирался остановиться в гостинице “Шератон”. Спросите на рецепции. И связь прервалась.

— Могла хотя бы сказать “до свидания”, — проворчал Миша, пряча сотовый обратно в карман.

— Ну так че? — спросил Бумба, с нетерпением переминаясь с ноги на ногу. — Что она сказала?

Лениво зевнув, Гурфинкель посмотрел на наручные часы:

— Сегодня вечером вылетаем в Египет.

—Куда?

— А разве ты ничего из нашего разговора не понял? Бумба промолчал.

— Да нет, вроде понял, — выдержав паузу, ответил он. — Только nа figa нам туда лететь?

— Мы будем участвовать в археологической экспедиции профессора Енски, — стал пояснять Миша, одновременно пересчитывая имеющиеся у них в наличии деньги. — Это просто великолепный шанс заполнить полки нашего магазина артефактами. Теперь ты понимаешь, насколько нам повезло?

— Угу. — Бумба кивнул.

Денег было не ахти, что Мишу несколько огорчило. Он тут же позвонил в аэропорт и быстро заказал два самых дешевых билета на рейсовый самолет Лондон — Каир.

Долго собираться им не пришлось. Они никогда не возили с собой громоздкие чемоданы, набитые тряпичным барахлом, предпочитая стильные компактные кей-сы, содержащие в себе самое необходимое.

Закрыв свой пока еще пустующий магазин и включив сигнализацию, Бумба с Мишей взяли такси, направившись в аэропорт, так как дело уже шло к вечеру.

По дороге Покровский, внезапно забеспокоившись, попросил таксиста остановить машину у одного из перекрестков, после чего Бумба очень проворно скрылся в каком-то темном переулке. Гурфинкель настолько был поражен необычным поведением приятеля, что даже не успел у него спросить, что произошло. Он лишь недоуменно переглянулся с чернолицым таксистом, которому в принципе сей инцидент был до фонаря.

Запыхавшийся, но довольный Бумба вернулся через десять минут с какой-то маленькой зеленой книжицей в кармане пиджака и, грузно плюхнувшись на заднее сиденье такси, небрежно бросил шоферу: “Поехали”.

Сдержав острое, рвущееся на язык словцо, Гурфинкель испепеляюще посмотрел на сияющего, словно Пиноккио, закопавшего золотые монеты, приятеля.

— Что это? — Миша указал на торчащую из кармана Покровского книжицу.

— А, это, — ухмыльнулся Бумба, — это англо-арабский разговорник.

—Чего?

— Но ведь мы едем в Египет.

— Да там даже самый последний бомж по-английски лучше нас шпарит.

Покровский набычился.

— А я, blin, хочу говорить с ними по-арабски.

— С кем, с египетскими бомжами, что ли? — ядовито переспросил Гурфинкель.

Негр за рулем такси неприлично громко заржал.

Покровский посмотрел на шофера взглядом матерого куклуксклановца, и негр, словно затылком почувствовав его взгляд, обернулся, после чего весь оставшийся до аэропорта путь ни разу не улыбнулся, да и чаевых, кстати, не взял.

Тихий гул двигателей действовал усыпляюще. Пассажирский самолет стремительно уносил приятелей в сторону Каира.

— Вот послушай. — Бумба чувствительно пихнул задремавшего Мишу в бок.

— Что такое? — подскакивая на месте, испуганно спросил Гурфинкель. — Отказали двигатели?

— В соответствии с ценой билетов это может случиться в любую минуту, — громко хохотнул Покровский, тыча под нос приятелю англо-арабский разговорник. — Вот послушай, как по-арабски будет “здравствуйте”. Здравствуйте — это ассаламу алейкум.

— Ва-алейкум ассалаам, — зевая, ответил Миша.

— О, ты знаешь арабский? — восхитился Бумба.

— Я прожил несколько лет в Израиле, — просто ответил Гурфинкель. — И я снова тебе повторяю, что в Египте местные жители прекрасно знают английский. Ты выкинул деньги, а ведь мы договаривались экономить.

— А знаешь, как спросить по-арабски, если тебе надо куда-нибудь проехать? — не унимался Бумба. — Скажем, в Луксор?

— Ага, — буркнул Миша, желая, чтобы Покровский поскорее от него отвязался и дал вздремнуть.

— Изай арух бля, — по слогам громко прочел Бумба.

— Как ты сказал? — снова подскочил на месте Гур-финкель, не на шутку перепугавшись и с тревогой посмотрев на сидящих поблизости пассажиров.

В их сторону удивленно глядел лишь бритоголовый крепыш в черной майке с черепами, в камуфлированных шортах и с толстой золотой цепью на шее.

— Русские? — добродушно осведомился он, весело осклабившись.

Миша неуверенно кивнул.

— А я Серега Черкасский. Тоже в Египет лечу, на верблюдов охотиться. Будем знакомы.

Гурфинкель, в свою очередь, также представился, назвав вымышленные имена. Себя он нарек Кацыком Берн-штейном, а Бумбу представил как Ивана Петрова, сообщив, что Иван немой, дабы не шокировать Серегу жутким “русским” языком Бумбы. Сам же Миша говорил на русском безукоризненно, как и еще на трех иностранных языках, включая, естественно, иврит.

— Не изай арух бля, — злобно прошептал на ухо Бумбе Гурфинкель, — а изай арух иля. Теперь молчи, идиот, я сказал, что ты немой.

— Ы-ы-ы-ы… — понятливо замычал в ответ Бумба.

— Его любимая книжка “Муму” Тургенева, — пояснил Сереге Черкасскому Миша, когда их внезапный знакомый подсел на свободное место рядом с “земляками”.

— А… понимаю, — кивнул Серега. — У меня тоже такой знакомый есть, на него собака в детстве внезапно залаяла, только он не немой, он заикается. Центральный рынок в Дубултах под собой держит. Ну а вы, пацаны, откуда?

— Я из Одессы, — соврал Миша, — а Иван из-под Брянска. Он там в элитной школе для умственно отсталых детей заместителем директора по режиму работает. Вот выбрались в Лондон на месяц, на конференцию. А организаторы предложили на пару деньков в Египет махнуть. Вроде культурной программы.

— Ы-ы-ы-ы… — не то подтвердил, не то запротестовал Бумба.

Серега усмехнулся:

— Наверное, первый раз в Египет летите? Миша с Покровским дружно кивнули.

— А я вот два раза в год там оттягиваюсь. Дома — фирма, дела, разборки, а тут — пирамиды, мумии, пляж, море. Благодать…

Гурфинкель с уважением рассматривал золотую в два пальца цепь на бычьей шее их нового знакомого.

— А можно нескромный вопрос? — набрался наглости Миша.

Конечно же, это не его дело, но любопытство у Гурфинкеля было в крови.

— Валяй, — легко согласился Серега, сочувственно поглядывая на немого Ивана Петрова, то бишь Бумбу.

— А почему ты летишь в Египет самым дешевым рейсом? — не особо стесняясь, поинтересовался Миша.

— А вы почему? — вопросом на вопрос отреагировал Серега.

— Мы деньги экономим,. — ответил Гурфинкель, и, что характерно, сейчас он говорил чистую правду.

— Ну а я лечу этим рейсом, потому что не хочу встречаться со своими корешами, которые летят сейчас первым классом на “Боинге”. Меня они уже достали, каждый год одни и те же русские рожи, я даже в этот раз отель поменял.

— Если я не ошибаюсь, ты обмолвился, что собираешься охотиться на верблюдов?!

— Да, — довольно подтвердил Серега.

— Это как?

— Что значит как? — Черкасский, кажется, даже слегка обиделся. — Берешь напрокат помповик, затем прячешься в развалинах на окраине Каира и выжидаешь.

— Чего выжидаешь? — не понял Миша.

— Ну, блин, и вопросы, — удивился Серега. — Понятное дело, погонщика с верблюдом. Ну а затем, когда араб со зверя слезает, бабах ему в лоб.

— Кому, арабу?

— Да нет, верблюду.

— Ну и зачем это? — продолжал недоумевать Гурфинкель.

— Как зачем? Чтобы кайф получить, непонятно, что ли?

“Все ясно, — подумал Миша. — Очередной новорусский псих. Надо бы держаться от него подальше”.

Но вслух, естественно, свои интересные мысли Гурфинкель высказывать не стал. Мало ли что этому братку в голову взбредет, они и так почти все бешеные, новые русские эти, недаром о них столько анекдотов по Интернету бродит.

Но, к счастью, болтливый попутчик вскоре сладко уснул, и Гурфинкель с Бумбой последовали его показательному примеру. Утром они уже должны были быть в Каире. Если, конечно, ничего плохого с самолетом не случится. Но что-нибудь плохое обычно случается, когда его совсем не ожидаешь.

Начинающим охотникам за древностями Каир сильно не понравился. Как только они покинули прохладное, хорошо кондиционируемое здание аэропорта, то сразу почувствовали к этому городу явную неприязнь.

Особенно удручающее впечатление произвел климатический контраст по сравнению с дождливым Лондоном. Жара стояла тропическая, солнце, казалось, было везде, и нигде от него не было спасения. С большим удовольствием они сейчас оказались бы в экзотической Индии, чем в землях не менее древнего Египта.

Каир поражал грязью и бедностью на фоне обычных современных зданий и банков. Подобный контраст действовал угнетающе, словно где-то рядом шла затяжная гражданская война.

Долго задерживаться в Каире Миша с Бумбой не собирались, им нужно было в Луксор.

Еще в аэропорту Гурфинкель выяснил, что полет на самолете из Каира в Луксор стоит семьдесят английских фунтов. Это было просто непростительное расточительство, о чем в ультимативной форме Миша и заявил своему напарнику. Покровский, к слову сказать, особо по этому поводу не выступал, ему было все равно, на чем они доберутся до Луксора, хоть на самокатах. Тропическая жара очень странно подействовала на Бумбу, вогнав его в апатию.

Гурфинкель уже пожалел, что они довольно поспешно распрощались с Серегой Черкасским еще в здании аэропорта. Бывавший не раз в Египте новый русский вполне мог посоветовать им, как без особо сильных затрат добраться до Луксора.

Прочитав на досуге туристический проспект, Миша знал, что из Каира в Луксор идет престижный поезд со специальным вагоном для иностранцев “Нефертити”, но цены на билеты в этот поезд мало чем отличались от цен на самолет.

Кроме этой проблемы, на несчастного Гурфинкеля свалилась проблема пребывающего в состоянии полной апатии Бумбы, который ни с того ни с сего стал тратить их скудные запасы денег. Миша только на несколько минут отвлекся на изучение порядком потрепанного туристического проспекта, как Бумба уже где-то ухитрился приобрести с рук белую футболку с изображением сфинкса и надписью “Я люблю Египет”.

— Ты что, совсем сдурел? — закричал на друга Гурфинкель. — Ты сколько за нее заплатил?

— Тридцать фунтов, — невозмутимо ответил Бумба. — Самый большой размер взял, последнюю забрал.

— СКОЛЬКО?! — Глаза у Миши чуть не вылезли из орбит.

Бумба повторил.

— О Боже! — воскликнул Гурфинкель, гневно уво-рачиваясь от буквально хватающих за руки таксистов и сомнительных личностей, предлагающих дешевое жилье и папирусы, ринулся прочь от здания каирского аэропорта.

Пожав плечами, Бумба спокойно последовал за другом.

Через час после их прибытия в Каир оптимальный вариант был наконец найден.

Автобус.

Отыскав местный автовокзал не без помощи братьев-туристов из Германии (Миша безошибочно опознал бошей, так как те шли по улицам Каира ровным строем), “расхитители гробниц” погрузились в автобус, якобы идущий в Луксор. Но кого бы они ни спрашивали, включая смуглого усатого водителя, никто им точно сказать не мог, действительно ли данный автобус направляется именно в Луксор. Местные жители не то подшучивали над взмыленными туристами, не то действительно не знали, куда идет этот чертов автобус.

Полчаса пропотев в раскаленной на солнце машине, Гурфинкель с Бумбой наконец услышали долгожданное объявление, что автобус, в котором они сидят, направляется-таки в Луксор.

Что ж, пока им относительно везло.

Собрав достаточное количество пассажиров, состоящих преимущественно из лиц арабской наружности, автобус не спеша, словно беременная бегемотиха, тронулся в путь. Потом, уже выкатив на широкую, нещадно терзаемую изо дня в день солнцем прокаленную автостраду, водитель нажал на газ до упора.

Уныло рассматривая сквозь пыльное окно не менее унылый ландшафт, представляющий собой выжженную солнцем пустыню, Миша Гурфинкель думал над тем, что судьба любит откалывать весьма забавные штуки. Вот и сейчас она довольно беззаботно швыряла их с Бумбой навстречу новым приключениям, не особо заботясь об их комфорте.

И это было обидно.

Чертовски обидно.

— А знаешь, как по-арабски будет: иди к черту? — продолжал приставать к Мише Покровский, снова углубившись в изучение англо-арабского разговорника.

Гурфинкель в ответ протяжно застонал.

— Ага, — обрадовался Бумба, — не знаешь. А я знаю. Нужно сказать: ялла, я хаббара аббет.

— Кстати об обеде, — к слову вспомнил Миша. — Если я не ошибаюсь, последний раз мы с тобой ели еще в аэропорту Хитроу перед отлетом в Каир.

— Точно, — кивнул Бумба и, поняв прозрачный намек напарника, извлек из их НЗ в своем кейсе две шоколадки “Сникерс”. — Заряди мозг, — весело сообщил Покровский, с аппетитом хрупая батончиком.

— Если он есть, — ехидно добавил Гурфинкель, многозначительно подмигивая приятелю.

Вскоре их резво двигающийся автобус был остановлен на дороге полицейским патрулем.

Местные полицейские оказались довольно хмурыми парнями. Они быстро переговорили о чем-то с усатым водителем, после чего прошли в салон автобуса, выборочно проверяя у пассажиров документы. Паспорта у Миши с Бумбой они проверяли с особой тщательностью, то пристально вглядываясь в фотографии на документах, то снова переводя взгляд на кислые потные физиономии туристов.

Через пять минут Гурфинкель понял, что произошло.

— Нет, — сказал он по-арабски. — Вы перепутали, вон мой паспорт, а это паспорт моего друга. Он, кстати, болел ветрянкой, когда ему фотографию делали, так что вы не удивляйтесь.

Полицейские кивнули и, вернув иностранцам паспорта, покинули автобус.

— Не нравится мне все это, — тихо промямлил Бум-ба. — Fignja, blin, какая-то. Ты заметил, как странно они на тебя смотрели?

— Странно смотрели? — переспросил Миша. — Нет, я ничего такого не заметил. Просто они сверяли с моим лицом фотографию в твоем паспорте.

Пожав плечами и прикрыв лицо от солнца раскрытым разговорником, Бумба удовлетворенно задремал, и даже постоянно попадающиеся под колеса автобуса колдобины не были препятствием для его сна.

— “Да это йети какой-то, а не человек”, — завистливо подумал Гурфинкель, глядя на сопящего приятеля.

Настроение у Миши после странного полицейского патруля почему-то сильно испортилось. Мишу стали терзать нехорошие предчувствия, а своим предчувствиям он, как правило, доверял, и они еще ни разу его не подводили.

Не подвели они Мишу и теперь.

Второй раз автобус, вопреки ожиданиям Гурфинкеля, тормознули не полицейские, а военные. Это сразу было понятно, достаточно взглянуть на защитного цвета джипы и на людей в камуфляже с автоматами, преградивших дорогу автобусу.

Военные.

На востоке они были похуже полиции. Настоящие садисты в камуфляже. Гурфинкель прекрасно это знал и потому грубым пинком разбудил храпящего рядом Бумбу.

— Чего тебе? — отмахнулся Покровский, сладко причмокивая губами.

— Плохи наши дела, Эндрю, ой плохи, — прошептал Миша, видя, как автобус плавно притормаживает рядом с военным постом.

— А что такое? — встрепенулся Бумба. — Автобус идет не в Луксор?

— Да не в этом дело, — Гурфинкель ткнул пальцем в окно, — гляди.

— Ну, мужики в камуфляже, — удивился Покровский. — Ну и что с того?

— Ничего, — ответил Миша, чувствуя холодное покалывание в районе позвоночника — верный знак беды, — сейчас увидим.

Ситуация с военным патрулем в точности походила на ситуацию с полицейским. Двое смуглолицых парней о чем-то быстро переговорили с шофером автобуса, и тут произошло непредвиденное: шофер обернулся и указал пальцем на сидящих в конце салона туристов.

— Так-так, — прошептал Миша, — начинается.

— Да что такое? — не выдержал Бумба. — Ты зачем, kozel, меня пугаешь?

Проверять документы у местных жителей патрульные не стали, вместо этого они целенаправленно прошли в конец автобуса, остановившись рядом с иностранцами.

— Пожалуйста, предъявите ваши документы! — на хорошем английском попросил один из военных, судя по нашивкам — офицер.

Гурфинкель с Бумбой повиновались, протянув военным свои паспорта.

— Вы еврей? — внезапно спросил один из патрульных, обращаясь к Мише.

— Я? — удивился Гурфинкель. — Да вы что, я француз, потомственный француз, ля Франсе, пурква па, Париж, Мулен Руж.

— Все ясно. — Офицер кивнул. — Пожалуйста, покиньте автобус.

— Что?

— Покиньте автобус.

Естественно, они подчинились, ведь Египет это вам не Лондон, о правах человека здесь знают немного, а ближайший приличный адвокат находится за несколько сотен километров от этих прожженных солнцем песков.

Иностранных туристов быстро высадили из автобуса, который, весело посигналив, укатил в сторону Луксора.

— Ну и что дальше? — спросил Бумба. — Как будем выкручиваться?

Гурфинкель опытным глазом осмотрел окрестности. В том месте автострады, где стоял передвижной пост военного патруля, местность изобиловала каменистыми холмами, а справа от дороги даже виднелись какие-то, без сомнения, древние развалины.

План созрел быстро, он был дерзок и безумен. Впрочем, план был в стиле Миши Гурфинкеля, который, казалось, и часа не мог прожить без риска.

Паспорта им вернули, и это был хороший знак. Не успел автобус исчезнуть за мутной полосой горизонта, как военные тормознули здоровый белый трейлер с арабской надписью на рифленом борту.

Один из офицеров снова подошел к потерянно мнущимся в сторонке иностранцам.

— Вы поедете со мной, — сухо сообщил он и повел Гурфинкеля с Бумбой к одному из военных джипов.

Момент для побега был идеальным. Большая часть патрульных находилась у трейлера, ругаясь с неистово размахивающим руками шофером.

Миша резко дернул Бумбу за рукав футболки:

— Видишь вон те развалины? Покровский быстро кивнул.

— Бежим.

В несколько мощных рывков горе-путешественники достигли спасительного укрытия.

Гурфинкель оглянулся.

Смуглолицый офицер как ни в чем не бывало продолжал шагать к джипам, он даже не заметил, что иностранцы шмыгнули в противоположную сторону.

— Бежим, — снова повторил Миша, и они, спотыкаясь и приглушенно матерясь, ринулись прочь от дороги.

Через десять минут стало ясно, что преследовать их никто не собирается.

Беглецы сбавили темп.

— Фух. — Гурфинкель вытер рукой взмокший лоб. — Извини, Эндрю, но я забыл тебе сказать, что здесь не очень любят евреев.

— Так ты же француз? — усмехнулся Бумба, снимая футболку.

— Ни хрена они не поверили, что я француз, — огрызнулся Миша. — Решили, видно, что с такой лукавой семитской рожей, как у меня, я шпион Моссада, не меньше.

Бумба, довольно ухмыляясь, облачился в недавно приобретенную за тридцать полновесных английских фунтов белую футболку со сфинксом и яркой надписью “Я люблю Египет”, в результате чего стал окончательно похож на немецкого туриста, особенно маловразумительным выражением лица.

— Для маскировки, — пояснил Покровский недоуменно вытаращившемуся Гурфинкелю.

Еще через десять минут они вышли на дорогу, то ли ту же самую, то ли другую. Подняв вверх большой палец, Миша принялся голосовать.

Из проезжающих мимо автомобилей остановился лишь роскошный белый “лендровер” и каково же было их удивление, когда Гурфинкель с Бумбой узнали в водителе внедорожника их недавнего знакомого Серегу Черкасского.

— Здорово, братаны! — обрадовался Серега, выскакивая из машины. — Какими, блин, судьбами? А я вот тачку клевую у одного шейха знакомого напрокат взял, вас куда подбросить?

— Если можно, до Луксора? — попросил Миша, забираясь на мягкое сиденье джипа.

— Какие проблемы? — усмехнулся Серега, протирая тряпочкой запыленное лобовое стекло. — Подкину вас прямо до гостиницы.

— Спасибо тебе, кореш, ты нас очень выручил, — поблагодарил Гурфинкель.

— Ы-ы-ы-ы… — присоединился к нему расчувствовавшийся Бумба…

Енски озадаченно потер переносицу:

— Да-да, мисс МакДугал мне звонила из Лондона, предупреждала, что вы скоро приедете. Чем же таким вас занять?

— Может, морду кому набить надо? — с надеждой спросил Бумба. — Или долг кто не возвращает.

— Что?! — не понял профессор.

— Да ничего, ничего, — пихнул кулаком в бок приятеля Гурфинкель. — Эндрю шутит.

“Да, вот это номерок, — подумал Миша, завистливо рассматривая домашний кинотеатр в углу. — Не то что у нас. С удобствами на этаже”.

— Я вообще-то сейчас сильно занят, — наконец изрек Алекс. — Веду по поводу раскопок переговоры с местной Службой древностей, чтоб им всем пусто было, взяточникам проклятым. Я думаю, вы бы мне очень помогли, занявшись подбором наемных рабочих у местного шейха.

— Рабочих? — переспросил Гурфинкель. — Как много? Намечаются крупные раскопки?

— Крупные, — подтвердил профессор. — Вот только формальности с местными бюрократами утрясу, и сразу же начнем копать.

— Поможем, чем сможем! — хором ответили Миша с Бумбой. — Сегодня же отправимся к этому шейху.

— Ну, сегодня, думаю, не стоит, — махнул рукой археолог, доставая из чемодана элегантный пробковый шлем. — Отдохните с дороги, осмотритесь. Вы уже поселились?

Гурфинкель кисло кивнул.

— Вот и чудненько, завтра сходите к шейху в отель “Марсам”; договоритесь по поводу найма рабочих, а затем я бы вам настоятельно рекомендовал посетить местные достопримечательности: Карнакский храм, Колоссы Мемнона, Долину Царей, вам будет небезынтересно.

“Да уж, — подумал Миша. — А заодно начнем закупать первоклассный товар для нашего лондонского магазинчика”.

Все снова складывалось весьма удачно, и судьба снова была к ним благосклонна.

Глава третья УДЖАТ

— A-a-a-a, алла-а-а-а-э, алла-а-а-а… Миша Гурфинкель резко вскочил на кровати. “Боже! — спросонья подумал он. — Кого-то режут”. Жуткий душераздирающий вопль повторился.

— Что это? — Лежащий рядом с Гурфинкелем Бумба тоже проснулся.

Встав с кровати, Миша проворно заковылял к окну.

— А, черт, это намаз.

— Чего? — не понял Покровский. — Как ты сказал?

— Намаз, — повторил Миша, сладко потягиваясь. — Проклятая экономия! Небось у профессора Енски таких проблем по утрам в его шикарной гостинице не возникает.

Мало того что они остановились в одной из самых дешевых гостиниц Луксора под названием “Горус”, так их еще и угораздило снять номер, предназначенный для супружеской пары. С одной широкой кроватью. Неизвестно, что о них подумал консьерж, выдавая ключ от номера, но улыбочка на его смуглом лице была весьма двусмысленной.

— А-а-а-а, алла-а-а-а-э, алла-а-а-а… — снова донеслось из окна.

— А что это такое, этот нараз? — испуганно спросил Бумба, протирая заспанные глаза. — Казнят кого-то, что ли?

— Не нараз, а намаз, — поправил приятеля Гурфинкель. — Так у мусульман называют молитву. По их закону положено совершать намаз пять раз в день.

— Ни фига себе! — присвистнул Покровский. — Этак и оглохнуть можно, blin. А который сейчас час? Миша посмотрел на часы:

— Да вроде пять утра.

— Выспались называется. — Бумба протяжно зевнул. — Кто первый в душ, ты или я?

— Давай бросим монетку, — предложил Гурфинкель.

Покровский согласился. Металлический фунт стерлингов весело взлетел к потолку номера. Выпала решка, то есть благородный профиль Елизаветы Второй. Миша, победно улыбнувшись, проследовал в душевую кабинку. Именно в душевую кабинку, поскольку ванной у них в номере не было, как не было и кондиционера, поэтому днем оставаться в гостинице мог только сумасшедший. Но долго засиживаться в душном номере не входило в планы начинающих охотников за артефактами.

— Сейчас позавтракаем, — сообщил из душевой кабинки Гурфинкель. — Немного проветримся, и — к шейху.

— А завтрак здесь бесплатный? — с сомнением спросил Бумба, скептически осматривая в зеркале свою помятую после сна физиономию.

— Конечно, бесплатный, — обнадежил его сквозь шум льющейся воды Миша. — Как и ужин.

— А обед?

— А вот без обеда придется обойтись. Съедим по “Сникерсу”, вот и весь обед.

— Figovo delo, — грустно констатировал Покровский.

То ли вследствие хронического недосыпания последних дней, то ли из-за резкой перемены климата, но выглядел Бумба на десять лет старше, чем был: мешки под глазами, трехдневная щетина.

— Я тебя не знаю, — тихо сказал своему отражению в зеркале Покровский. — Но я тебя побрею.

Приняв душ, друзья не спеша спустились на первый этаж отеля, где располагался ресторан. Хотя ресторан — это, пожалуй, сильно сказано. Уж скорее благотворительная забегаловка для нищих имени Матери Терезы.

Именно такие ассоциации и возникли у Бумбы, когда он увидел этот “ресторан”. Хотя, в общем, все было более или менее прилично. На небольших столиках стояла в тарелках еда. Каждый желающий подходил с подносом и брал завтрак себе по вкусу. Гурфинкеля же демократическая обстановка египетского ресторана особо не шокировала, так как Миша не раз обедал в подобных заведениях, когда в бытность свою молодым временно проживал в Одессе.

— Так, что тут у нас? — Миша в предвкушении обильного завтрака хищно потер ладони.

Ассортимент по местным меркам был весьма неплох. Разнообразные овощные салаты с сыром, вареные яйца, чай или кофе на выбор. Носатый смуглолицый повар с лукавой ухмылкой тут же мог сделать по заказу омлет с салями, сыром и луком прямо на глазах у проголодавшегося постояльца гостиницы.

Немного поразмышляв, Гурфинкель взял тарелку вареной фасоли со специями, кофе и шоколадный пирог. Бумба заказал себе омлет, но, понаблюдав за тем, как местный повар готовит, отказался его есть.

Весело напевая себе под нос, парень ловко подбрасывал жарящийся омлет на сковородке, пару раз заехав им прямо в плохо выбеленный потолок “ресторана”.

Набрав всевозможного печенья и баночек с джемом, Покровский мрачно подсел к уплетающему фасоль приятелю.

— Ну, рассказывай, что за шейх такой, которого мы должны сегодня навестить.

— А я откуда знаю? — пожал плечами Миша. — Мне Енски вчера немногое сказал. Зовут шейха этого вроде как Хусейн Абд эр-Махмуд, живет он в городе Эль-Курне на западном берегу Нила. Это здесь недалеко. Профессор сообщил, что этот город был основан еще во времена фараонов и что сыздавна там селились расхитители гробниц.

— О, — оживился Бумба. — Так это как раз то, что нам надо.

— Да вот и я о том же, — кивнул Гурфинкель. — К шейху сходим, а затем отправимся типа как достопримечательности осматривать, а на самом деле начнем искать стоящий товар.

— Как искать?

— Доверься мне, приятель. Я в этих делах дока. Главное, чтобы нужные люди сами на нас вышли, а не мы на них. Надо сделать так, чтобы сразу было видно; что нас интересует не какое-нибудь гипсовое фуфло, а настоящие древние артефакты.

— А как же нам это сделать? — удивился Покровский, макая печенье в баночку с джемом.

— Всему свое время, Эндрю, — усмехнулся Гурфин-кель, — всему свое время.

И эта ухмылка у Миши получилась настолько зловещей, что Бумбе на секунду показалось: перед ним сидит Индиана Джонс собственной персоной, вот только без шляпы.

Чтобы добраться до Эль-Курны, селения, расположенного на западном берегу Нила, прямо напротив Луксора, нужно было воспользоваться паромом, который работал с семи утра до шести вечера. В оба конца это удовольствие стоило два египетских фунта с одного пассажира. Естественно, Миша Гурфинкель и здесь попытался сэкономить, выяснив, что перебраться на западный берег Нила можно на моторной лодке, но, как оказалось, стоило это столько же, сколько и билет на паром. Дешевле было разве что вплавь, но Миша, к сожалению, в отличие от Бумбы плавал весьма посредственно (на втором месте после топора), да и сам Нил больше походил на сточную канаву, чем на великую древнюю реку.

Короче, идея с купанием была чистейшим бредом. Пришлось выделять два фунта для билетов на паром в Эль-Курну.

— Профессор Енски тоже, конечно, молодец, — ворчал Миша, покупая билеты. — Как мы, черт возьми, будем торговаться с этим шейхом по поводу найма рабочих, не имея за душой ни гроша?

— А че, blin, — пожал плечами Покровский, — в конце концов, это его проблемы, наше дело договориться.

— Да уж, — Гурфинкель склочно пересчитал сдачу, — чужих бабок не жалко…

Один из пассажиров парома, полный благообразный араб, напоминающий индийского торговца пряностями, любезно объяснил иностранным туристам, как им найти местного шейха.

— Он проживает в отеле “Марсам”, — улыбаясь ответил толстяк, — охристого цвета двухэтажном здании напротив отделения Службы древностей. “Марсам” — это единственный караван-сарай Курны. Он расположен невдалеке от заупокойного храма Мернептаха, царя XIX династии. Думаю, вы найдете его без особых проблем.

— Спасибо, — поблагодарил по-английски Миша.

— Шушара, — вдруг ни с того ни с сего выпалил Покровский, роющийся в своем верном англо-арабском разговорнике.

— Чего?! — одновременно хором переспросили араб с Гурфинкелем.

— Э… — Покровский замялся, — я хотел сказать шукран, то есть “спасибо” по-арабски.

— Вы учите язык. — Толстяк вальяжно кивнул. — Похвально, но, к сожалению, совершенно бесполезно. Здесь прчти все знают английский.

— А я тебе что, дубине, говорил, — добавил Миша.

Бумба в ответ скорчил Гурфинкелю такую злобную гримасу, что полный араб даже отшатнулся. Затем толстяк изучающе посмотрел на идиотскую футболку Покровского со сфинксом и надписью “Я люблю Египет”.

Колебался араб пару минут от силы.

— Вижу, — вдруг проникновенно изрек он, — вас очень интересует история этой страны. Миша с Бумбой кивнули.

— Идемте. — Толстяк махнул рукой в хвост парома, где практически не было пассажиров.

— Так-так, — прошептал Гурфинкель, — а вот это уже интересно.

Покровский, как всегда непонимающе, посмотрел на приятеля. Миша лукаво ему подмигнул.

— Это действительно большая удача, что я встретил вас на этом пароме! — воскликнул толстяк. — Скажу вам по секрету, — голос араба опустился до заговорщицкого

шепота, — я еду в Эль-Курну к своему старшему брату, члену клана Абд эр-Махмудов.

— Ну и что? — простодушно удивился Бумба.

— Как ну и что? — чуть не закричал араб. — Неужели вы не знаете, что это клан знаменитых расхитителей гробниц, действующий уже почти два века в Луксоре?

— Ну предположим, — согласился Гурфинкель, напустив на себя загадочный вид, мол, мы не такие уж простаки, как кажется на первый взгляд.

Толстяк растерянно моргнул, но если он действительно растерялся, то на несколько секунд, не больше.

— Вы не понимаете! — грустно констатировал он.

— Что не понимаем? — переспросил теряющий терпение Покровский. — Слушай, мужик, кончай gniloy bazar, говори конкретно, че тебе от нас надо?

Миша с укоризной посмотрел на Бумбу: мол, зря ты так грубо, но толстяк, к слову сказать, совсем не обиделся, а наоборот, даже обрадовался поставленному в лоб вопросу.

— Это не мне что-то от вас нужно, — елейным голосом проговорил он, — а вам от меня…

И, сказав это, полный араб снял с плеча холщовую сумку, продемонстрировав Бумбе с Гурфинкелем ее содержимое.

— Ого, — присвистнул Покровский, — nehilo, blin.

В сумке у предприимчивого толстяка лежали завернутые в целлофан скарабеи, маленькие сфинксы, фигурки Нефертити, черные кошки, фаянсовые амулеты.

— Вы хотите сказать, что среди этого, — Миша небрежно указал пальцем на примитивные сувениры, — есть действительно ценные вещи?

Торговец проницательным взглядом всмотрелся в надменное лицо Гурфинкеля, затем перевел взгляд на Бумбу, с отвисшей челюстью рассматривающего липовые сокровища. Да, этому двухметровому бугаю он даже сумку свою потертую мог бы ввернуть под видом головного убора Рамсеса Великого, но второй иностранец, явный по национальности иудей, похоже, видел коварный замысел облапошивания насквозь.

— Хорошо, — кивнул толстяк, — отдам вам все это за… м-м… двести египетских фунтов.

Миша Гурфинкель задумчиво погладил подбородок:

— За пятьдесят.

— За сто пятьдесят, — согласился торговец сувенирами.

— Тогда давайте уж по-честному, — Миша мило ему улыбнулся, — тридцать фунтов — это моя последняя цена.

— Хорошо, сто, — кивнул толстяк, — для вас, англичан, так и быть, сделаю скидку.

— Двадцать девять, — сладко зевнул Гурфинкель, вглядываясь в приближающийся берег.

— Девяносто.

— Двадцать пять.

— Так и быть, пятьдесят, и пусть Аллах будет свидетелем, в Ризе я смогу выручить за этот товар вдвое больше.

— Мы теряем время, — ответил Гурфинкель. — Кстати, а вот и берег.

— Хорошо, хорошо, я согласен, — обреченно закивал торговец, — тридцать фунтов, но лишь за скарабеев

и кошек.

— По рукам, — внезапно легко согласился Миша, протягивая толстяку деньги. — И если можно, кулечек.

— Ну, blin! — восхищенно глядя на Гурфинкеля, произнес Бумба.

Куда там до Миши Индиане Джонсу, кишка тонка. Похоже, что с Мишиной хваткой они очень скоро заполнят прилавки своего лондонского магазина первоклассным товаром. В конце концов, ведь не только настоящими древностями они будут торговать, но и сувенирами, фирменными сувенирами, изготовленными хоть и кустарно, но зато в самом Египте.

Ну, дай Бог.

* * *

Отель “Марсам” они нашли довольно быстро. В Эль-Курне это была настоящая достопримечательность, и поэтому прохожие с легкостью объяснили им, куда идти. Но надо сказать, что Гурфинкель с Бумбой сильно удивились, когда увидели во дворе отеля множество иностранных туристов.

— Ничего себе достопримечательность, — прошептал Миша, рассматривая веселящихся японцев и тупо фотографирующих все подряд немцев.

По всему двору отеля были расставлены длинные деревянные ложа, на которых, собственно, туристы и располагались. Многие вяло попивали пивко или кока-колу.

Под тощим кустом жасмина, не обращая на туристов ни малейшего внимания, дремал старый лохматый пес неопределенной породы.

— Лохматин, — сразу определил родословную четвероногого проницательный Гурфинкель, с умилением наблюдая, как немецкие туристы с каменными лицами по очереди фотографируются со старой собакой, как впоследствии оказалось, любимицей шейха.

Бумба недовольно огляделся по сторонам, отмечая крайнюю убогость запущенного двора.

— Ты хочешь сказать, что в этом свинарнике шейх и проживает?

Миша в ответ радостно кивнул.

— Но ведь шейх на Востоке это разве не что-то вроде халифа? — удивился Покровский. — Сказочно богатый правитель, владыка земель.

—Чего? — Гурфинкель добродушно рассмеялся. — Ну ты, Эндрю, и морозишь. Шейх — это всего лишь деревенский староста, восьмидесятипятилетний дедуган, божий одуванчик.

— А я думал, это кто-то типа раджи в Индии, — насупился Бумба. — Думал, с великим человеком познакомимся.

— А кто тебе сказал, что он не великий? — удивился Миша.

Но тут громкие голоса присутствующих смолкли, так как во дворе отеля “Марсам” появился сам шейх, местная самая знаменитая достопримечательность, посмотреть на которую туристы, собственно, здесь и собрались.

Ну а кому же это еще быть, если не ему?

Все взгляды устремились к арке входа в отель, из которой не спеша шествовал хозяин дома Хусейн Абд эр-Махмуд. Это была воистину замечательная личность, история жизни которой не уместилась бы, пожалуй, и в десятитомное собрание сочинений, а то и в серию захватывающих приключенческих романов.

— Шейх, — прошептал на ухо Покровскому Гурфинкель, — по-арабски означает “старик” или “старец”.

Бросив выразительный взгляд на своих гостей, старик величественно пересек двор отеля, приблизившись к своему любимому псу, после чего потрепал его по кудлатой выцветшей шерсти. Пес, приоткрыв слезящиеся глаза, вяло лизнул хозяину руку.

— Ni figa sebe, божий одуванчик, — хрипло произнес Бумба. — Сколько, ты говоришь, ему лет?

— Восемьдесят пять, — ответил также пораженный внешним видом старика Миша.

Да какие там восемьдесят пять — пятьдесят, да и то с большой натяжкой. Двухметровый широкоплечий гигант в длинной коричневой доломее — египетском национальном наряде — и белом тюрбане, шейх Хусейн Абд эр-Махмуд был ве.сь преисполнен величия и достоинства. Смуглое лицо шейха в складках дубленой кожи сильно контрастировало с живыми карими глазами, от которых, казалось, не могла укрыться ни одна деталь окружающего мира.

Вот и сейчас, ласково поглаживая старого пса, шейх на пару секунд задержал свой цепкий взгляд на Мише с

Покровским, явно выделив их в толпе разношерстных туристов, пришедших просто поглазеть на легендарного кладоискателя.

В этом человеке чувствовалась недюжинная сила и, без сомнения, проницательный незаурядный ум, что заставило Гурфинкеля мгновенно насторожиться. Внутренний голос предупреждал Мишу, чтобы он следил за своими словами, когда ему придется беседовать с шейхом.

— Смотри мне, дурень, — Гурфинкель с силой дернул Бумбу за рукав идиотской футболки, — скажешь хоть слово из разговорника, убью.

— Да ладно тебе, — отмахнулся от приятеля Покровский, однако просьбе внял.

Погладив пса, шейх так же не спеша, как и вошел во двор, направился прямо к Мише с Бумбой.

— Вы и есть те англичане, которые собираются копать в Луксоре? — спросил Хусейн Абд эр-Махмуд.

Говорил он по-английски с легким акцентом и, как показалось Гурфинкелю, с налетом насмешки.

Начинающие охотники за артефактами кивнули.

— Идите за мной. — Шейх указал на небольшой столик в тенистом и относительно чистом углу двора.

Усевшись на жесткую скамеечку напротив могучего старика, Миша с Бумбой смущенно переглянулись.

“Да как же я с ним буду торговаться? — с испугом подумал Гурфинкель. — Он же меня насквозь видит”.

— Каркаде? — предложил шейх, лукаво рассматривая откровенно семитскую внешность Миши.

— Очень будет кстати, — ответил Гурфинкель, — и если можно, со льдом.

Старик жестом подозвал к себе какого-то худого араба.

— Солиман, два чая со льдом господам англичанам.

Худой араб поклонился и через минуту уже нес на серебряном подносе прохладительный напиток.

— Пей, дубина, — прошептал по-русски Миша, пихая Покровского локтем, — иначе старик обидится.

— Весьма недурственно, — похвалил напиток Гурфинкель, отставляя чашку в сторону. — Теперь о деле.

— Сколько людей вам нужно? — невозмутимо поинтересовался шейх.

— Человек пятнадцать — двадцать, если можно, — ответил Миша.

— Так много? А что вы собираетесь копать?

Гурфинкель напрягся, припоминая вчерашний разговор с профессором Енски.

— Могилу фараона Сети Первого, — наконец вспомнил он. — Да, именно Сети Первого.

Старик улыбнулся, причем улыбнулся скорее не губами, а глазами, в которых, казалось, так и забегали веселые искорки.

“Чего это он? — удивился Миша. — Ох зря я ему про этого фараона ляпнул. Хотя, в конце концов, это проблемы профессора Енски, он дает монету”.

— А вы в курсе, что на раскопки этой могилы вы должны получить мое разрешение? — вдруг ни с того ни с сего заявил шейх.

— Разрешение? — Гурфинкель растерянно покосился на Бумбу.

— Да-да, разрешение, — подтвердил старик, вальяжно развалившись на деревянной скамейке.

— Профессор ничего нам об этом не говорил, — быстро нашелся Гурфинкель.

— Какой профессор?

— Ну… руководитель экспедиции. Думаю, вы решите этот вопрос с ним вместе при личной встрече.

Шейх вяло махнул рукой: мол, хорошо, еще договоримся.

Помолчали.

Друзья смущенно заерзали на скамеечке. Старик просто до неприличия подробно изучал их своими карими смеющимися глазами, и какие мысли посещали его голову в этот момент, было неразрешимой загадкой.

— Ну так как же насчет рабочих? — робко напомнил Гурфинкель.

— По двести фунтов в месяц за каждого, — просто ответил шейх.

“Торговаться, — лихорадочно подумал Миша, — или все-таки не торговаться, вот в чем вопрос”.

Торговаться в данной ситуации с этим величественным человеком казалось неприлично, но и не торговаться на Востоке было не принято.

Что же делать?

И все же Миша решил не торговаться. Деньги-то все равно были не его, а профессора Енски, и это стало главным фактором в принятом решении.

— Мы согласны, — ответил Гурфинкель. — Вы принимаете оплату кредитными карточками?

— Нет, только наличными, — отрезал старик.

— Ну что ж… — Миша с облегчением вздохнул.

— Вы не будете разочарованы, — добавил шейх, — я выделю вам для раскопок самых рослых людей. Правда, работают они немного медленно, но зато эффективно.

— Нас это устраивает, — пожал плечами Гурфинкель. — Завтра к вам заедет профессор, осмотрит рабочих и привезет деньги.

Шейх благосклонно кивнул.

— Каркаде? — снова лукаво предложил он. Миша с Бумбой переглянулись.

— Ну, если вы никуда не спешите… — смущенно начал Гурфинкель.

Хусейн Абд эр-Махмуд в ответ лишь улыбнулся. Он уже давно никуда не спешил.

Луксор.

Вечность.

Эти слова по своей сути едины. Звенящие, как натянутая струна рояля, пески, выжигающая душу жара, психоделические краски восточного города.

И бесконечность.

Оглушающая бесконечность времени, от которой расширяются зрачки и теряется пространство. Словно затишье перед песчаной бурей. Только черно-красные клубы пыли, извивающиеся, как погребальные костры. Осязаемая симфония чувств, которым не было имени.

Беззвучный крик тоски.

Глухая щемящая боль, которую ощущаешь только в первые минуты перед началом работы экспедиции. Тяжелое ощущение по чему-то безвозвратно утерянному. Это чувство так сильно давит тебе на плечи, что вызывает почти физическую усталость.

Каждый раз, приезжая сюда, он буквально захлебывался от Вечности словно студент, впервые попавший на раскоп. И хотелось каждого дернуть за штанину или подол, заглянуть в глаза и спросить, нет, даже закричать: “Ты видишь то же, что и я?! Ты тоже видишь Вечность?”

Вот что для профессора Алекса Енски значило слово “Луксор”.

Он находился в стране третью неделю. Обещанное разрешение на раскопки в Долине Царей застряло где-то в недрах бюрократической машины Службы древностей. Удивляться нечему. Для всего Востока бюрократическая проволочка — это едва ли не дань традиции. Не помогли даже старые связи, пока в ход не пошли денежные дотации местным аборигенам. Конечно, из всей этой ситуации положительным моментом было то, что пока он торчал в Луксоре, то ухитрился утрясти все организационные моменты, связанные с экспедицией. Встретил основной состав археологов, багаж со снаряжением, расселил всех по гостиницам и закупил продовольствие.

И грамотно переложил обязанности по найму местных рабочих на плечи двух ушлых ребятишек. Последний пункт особенно радовал профессора. Все-таки, что ни говори, возраст брал свое. Его внимание и собранность могли отвлечься на какую-нибудь мелкую подробность и совершенно забыть про такую важную вещь, как собственное здоровье. Тяпнуть по собственному недосмотру стаканчик местной тепленькой водички — это, пожалуй, самая невинная шалость.

А были еще и арабы. Каждый раз, приезжая в Египет, Алекс удивлялся их нахальному поведению. Тяжеловесный юмор, неумело прикрытый подобострастием, доводил профессора до зубной боли. “По молодости лет”, как любил поговаривать Енски-старший, он очень удивлялся тому факту, что арабы в Англии и арабы в естественном их месте проживания не очень-то и отличаются. Они даже одевались одинаково, исхитряясь носить чалму и балахон в английском климате. В глазах темнокожих переселенцев с Востока сквозила наглая уверенность хозяев жизни. Это потом, когда пришли опыт и жизненная мудрость, он понял, что такова их культура. Держаться вместе и ни на шаг не отступать от правил, установленных предками, везде и всегда быть “дома”. Вот поэтому они не растворяются в белой расе, а наоборот, словно обособляются от нее, основывая свои кварталы, этакие “маленькие Мекки” в центре Европы.

Алекс давно уже не обращал внимания на экстремальные призывы ура-патриотов пойти громить арабские поселения или поселения черных. Конечно, заявления о том, что арабы и негры скоро погубят мир, что они “немытые чурки” и плодятся с такой скоростью, что европейцу скоро ступить негде будет, что их права защищаются с большим рвением, потому что так политкорректнее, большей частью, как это ни странно, имели под собой основания. Однако идти их громить — это не выход. Профессор горячо поддерживал патриотов, но выход виделся ему только в смене культурных ценностей. Боишься, что твоя внучка выйдет замуж за негра и родит тебе правнука метиса, потому что белого человека занесут в Красную книгу? Рожай столько детей, сколько надо для сохранения нации. Грубоватый совет, но альтернативы ему не только пагубны, но и страшны.

Опасаешься, что твой младший сын придет домой в куртке черного рэппера, с негритянской распальцовкой и боевым кличем: “Йо Мен”? Вырви из розетки вместе с корнями телевизионный кабель, поруби топором спутниковую антенну, слушай Моцарта и Вивальди, но не смотри МТБ, которое поросло ниге… чернокожими афро-американцами. Сделай эту культуру невостребованной, и тогда твоя культура выживет.

Алекс в который раз с ужасом подумал о тех соблазнах, которые ожидают его внука на каждом шагу в цивилизованной и просвещенной Англии. Он только надеялся, затаив дыхание при этой мысли, что доживет до того момента, когда малыш будет в состоянии впитывать в себя всю мудрость рода Енски.

Профессор вышел из гостиницы, направляясь в фирму проката автомобилей. Жара стаяла просто невыносимая. Организм бился в истерике. В этом году это второе лето. Одежда промокла на счет “раз”. И самой плохой новостью было то, что на небе не было ни единого облачка. Впрочем, в Египте это самое обычное явление.

Здраво поразмыслив накануне вечером, Алекс решил взять напрокат автомобиль. Во-первых, это разумная экономия. А во-вторых, он лишний раз не будет пересекаться с лоснящимися мордами местных таксистов.

Енски-старший вошел в здание из стекла и бетона с надписью “Авторентал”. Такие “воздушные” монстрики

расплодились по всему Египту в течение нескольких лет. Там, где в последний свой приезд он видел лишь песок и ветер, теперь красовались автомобильные салоны, мебельные салоны и прочие салоны, торгующие всем, что душа пожелает и что потянет кошелек.

Археолога встретил очередной араб, успешно косящий под европейского бизнесмена, со стандартным вопросом:

— Чем могу помочь?

— Я бы хотел взять напрокат небольшой автомобиль, — сказал Енски с легким налетом неприязни.

Молодой араб сразу же ему чем-то не понравился. То ли темно-серый костюм не подходил к его галстуку, то ли хитрый блеск в черных глазах не подходил к его костюму.

— Вы как раз пришли по нужному адресу. Именно для вас у нас есть то, что вам нужно, — понес стандартную ахинею клерк.

И после этого Алекс вычеркнул из своей жизни примерно полтора часа рабочего времени, потраченного на осмотр автомобильных мощей и прочего металлолома с ближайшей европейской свалки. Он внимательно осматривал предлагаемые образцы, вежливо отказывался, с живейшим интересом слушал технические характеристики предлагаемых автомобилей и терпеливо ждал, чуть наклонив голову, когда же араб выдохнется и исчерпает весь запас красноречия. В конце концов этот счастливый миг настал. В здании повисла тишина.

Алекс как истинный гедонист даже залюбовался этим моментом. Он того стоил. Слегка ошарашенный клерк, наконец-то понявший, что что-то идет не так, как обычно. И на заднем плане серебристый “лексус” на фоне; стеклянной стены, выходящей на красно-коричневую Долину Царей.

Прекрасно. Даже слегка сюрреалистично.

— Может быть, вы хотите что-то другое? — почти сдался араб. — Я могу предложить вам свою собственную машину. По точно такой же цене, как и в нашей фирме.

Алекс поежился. В здании работал кондиционер, и археолог элементарно замерз.

“Еще не хватало простудиться на такой-то жаре”, — подумал Алекс, а вслух очень скучным голосом сказал:

— Значит, так, я сделаю вид, что только что пришел, а ты сейчас пригласишь своего хозяина и сделаешь вид, будто тебя здесь нет.

Почувствовав, что в воздухе пахнет жареным, клерк быстро исполнил просьбу странного англичанина и ра-, створился в воздухе.

В кабинете начальства Алекс уже. не стал изображать образец вежливости и культуры. Он перебил уже набравшего в легкие воздуха хозяина:

— Прежде чем вы откроете рот, я бы хотел, чтобы вы знали, что если с машиной, которую я беру напрокат, будут какие-то проблемы, то мы с вами увидимся уже втроем. Вы, я и мой любимый винчестер. Или же в несколько иной вариации: вы, мой сын и его любимый винчестер. Понимаете, о чем я? Есть, конечно, и другая, более печальная для вас вероятность. Можете встретиться вы и мой адвокат.

Араб за столом как-то даже сразу сдулся и визуально уменьшился в размерах. Дабы скрыть заминку, он покопался в ящике своего письменного стола и вынул оттуда ключи.

— Пойдемте, — коротко сказал он.

Через полчаса профессор Алекс Енски стал временным пользователем новой модели “форд-фокус” с кондиционером и форсированным двигателем, о чем гордо заявляла соответствующая эмблемка на серебристом кузове.

* * *

Енски-старший, с удовольствием напевая какой-то кельтский мотивчик, крутил баранку. Сейчас Алекс направлялся на раскоп. В обшем-то на первых порах его личное присутствие не требовалось, что тоже было своеобразным плюсом, но неугомонный профессор следовал одному очень хорошему правилу: хочешь что-то сделать хорошо — сделай сам или уж, на худой конец, проконтролируй.

Единственное обстоятельство, которое его огорчало, заключалось в отсутствии в Египте мисс Элизабет Мак-Дугал. Алекс повторно отослал ей приглашение, однако строптивая девчонка даже не ответила на него. Впрочем, он не обиделся. На это было несколько причин.

Первая — это то, что нужно быть снисходительным к молодой леди, которая потерпела неудачу при первом посещении Египта. В конце концов, Алекс был старым, умудренным опытом монстром от археологии, чтобы дуться по таким пустякам. Наоборот, даже немного порадовался. Он дал своей любимой ученице шанс отыграться и теперь был уверен, что Бетси воспользуется им на все сто процентов.

И была еще вторая причина. Более деликатная.

После того как Гор сообщил, что вскоре он станет папой, Алекс потерял сон и аппетит, совсем как будущая мама. Мысль о том, что у него родится внук, заставила его пересмотреть весь свой жизненный путь. Профессор с ужасом обнаружил, что его внуку нечем гордиться. Дед прославился только непримиримой войной с “черными археологами”, главным образом с мисс МакДугал, и небольшими открытиями в области египтологии в начале своей карьеры. И если уж быть до конца откровенным и честным, Енски-старший затеял все это предприятие, чтобы помириться с Бетси. И может быть, при чудесном стечении обстоятельств он обнаружит какой-нибудь новый артефакт, проливающий свет на темные пятна в египетской истории. Но это уже не так важно. Программой минимум было протянуть хрупкий мостик доверия и дружбы между профессором и его последовательницей. Пусть не самой способной, пусть нагловатой и самоуверенной… Но все-таки.

На раскопе его встретил Ральф, студент последнего курса.

— Профессор, вы не поверите… — начал он говорить, заметно волнуясь.

Его черные волосы слиплись от жары, лицо было бурым от пыли и песка, а одежда слегка помятой и в некоторых местах даже грязной, но в глазах горел пожар первооткрывателя.

— Мы уже сняли первый слой. Алекс улыбнулся и, пожав ему руку в приветствии, ответил:

— Молодцы, вы у меня молодцы, есть чем гордиться. От этих слов юноша просиял, как медный тазик.

— Профессор, вы бы не хотели осмотреть нашу работу? — спросил он.

— С удовольствием.

Они не торопясь двинулись к раскопу. Было сухо, и пыль стояла в воздухе такой плотной завесой, что в пору было подумать о противогазе или респираторе.

Енски поинтересовался:

— Как вам работается? Все-таки чужая страна, другие люди, специфический климат, новая культура, ну и так далее, — неопределенно завернул он.

Ральф на мгновение задумался. Из-под черной челки сверкнули серые глаза, в которых ясно читался вопрос, а не проверяет ли преподаватель “го на прочность.

— Нет, — после короткой паузы ответил он, — все хорошо.

И добавил с заботой:

— Осторожнее, здесь низкий потолок.

Археологи вошли в небольшое помещение, имевшее и другой выход, из которого, воровато озираясь, как кошка, выпрыгнул очередной араб. Впрочем, по скромному мнению профессора, все арабы имели вид прожженных проныр. Ральф даже не заметил его, и Енски автоматически причислил египтянина к наемным рабочим.

Гробница фараона Сети Первого была открыта в 1817 году итальянцем Джованни Баттистой Бельцони. Расчистив на некотором расстоянии от входа в гробницу Рамсеса Первого каменные завалы, он получил зримые доказательства целесообразности проведения дальнейших раскопок. Бельцони велел своим рабочим копать именно в этом месте. На глубине шести метров они наткнулись на замурованный вход в усыпальницу одного из самых славных владык Девятнадцатой династии.

Спустившись в гробницу, вырубленную в скале на глубине сто метров, Бельцони, к своему великому разочарованию, не обнаружил ничего интересного. Мерцавший золотом алебастровый саркофаг был пуст, равно как и вся усыпальница в целом. Все разграбили еще в древности. Мумию фараона Сети I обнаружили лишь в 1881 г. в усыпальнице Инхапи. Вместе с останками Рамсеса III, Яхмоса, Аменхотепа I и других владык Та-Кемета.

Бельцони предпринял отчаянную попытку разобрать замыкающую стену .погребальной камеры, чтобы пробиться дальше. Однако тогдашний шейх Эль-Курны отговорил его от “бессмысленной” траты времени и сил. Перед самой своей кончиной старик Абд эр-Махмуд поведал своему старшему сыну: “Там,-именно там клад Сети. Я знаю точно. Я умышленно обманул Бельцони, чтобы он не копал дальше”.

Четыре поколения эр-Махмуды хранили эти сведения, пока наконец в 1960 г. Хусейн Абд эр-Махмуд не обратился в Каир с предложением Службе древностей начать поиски в погребальной камере Сети I. Вдело был вложен значительный капитал. Сам Хусейн пожертвовал на раскопки целых шестьсот египетских фунтов — по тем временам достаточно внушительная сумма. В дальнейшем шейх не раз дополнял ее.

Под опытным руководством тогдашнего главного инспектора Службы древностей Али Махфуза почти сотня человек с западного берега, специально подобранная Абд эр-Махмудом, начала работы по осуществлению плана раскопок. При шестидесяти пяти градусах жары люди трудились на двухсотметровой глубине. Через полгода, к средине марта 1961 г., эта бригада проложила на сто сорок один метр от гробницы наклонную штольню всего в восемьдесят сантиметров высотой и полтора метра шириной. Туннель проходил ниже того места, где некогда стоял алебастровый саркофаг и где проводил раскопки Бельцони, и шел далее в глубь скалы.

Вырубленную породу рабочие по цепочке передавали друг другу и выносили в больших плетеных корзинах на поверхность. Высокая температура и недостаток свежего воздуха вызывали неимоверное утомление. Работы то и дело приостанавливались, пока Али Махфуз не раздобыл где-то компрессор. Кислорода стало больше, но все равно люди смертельно уставали.

К началу 1961 г. длина хода превысила двести метров. Рабочие расчистили сорок ступеней, вырубленных в скале несколько тысячелетий назад, и внезапно наткнулись на вделанный в стену каменный блок, который подпирали три другие квадратные глыбы, вбитые в землю.

На этом поиски сокровищ Сети Первого закончились.

Что послужило причиной — так и осталось тайной. Официальная версия гласила, что средства, выделенные на раскопки правительством и частными лицами, были исчерпаны, а новых взять было негде.

Али Махфуз впоследствии с недоумением признавался Алексу Енски: “Что и как произошло, я уже не помню в точности, но все это странно, в высшей степени странно”.

В 1991 г. гробницу фараона Сети I все по тем же таинственным и необъяснимым причинам и вовсе закрыли для посещения туристов. Объявили, что “для реставрационных работ”.

Получить разрешение на проведение дальнейших исследований объекта было сродни какому-либо из подвигов Геркулеса.

И Алекс Енскй таки совершил этот подвиг!

В усыпальнице было чуть прохладнее, чем на улице, и едва заметно веяло затхлостью. Старый археолог придержал Ральфа за плечо:

— Обратите внимание, здесь поток воздуха идет из погребальной камеры наружу. Вполне вероятно, что это естественная вентиляция. Либо же где-то внутри есть комната, которая имеет собственный выход на улицу.

Молодой человек почтительно выслушал умозаключение маститого мэтра и вежливо пропустил учителя в следующий зал.

— А где все остальные? — спросил Алекс.

— Сейчас обед, — чуть смущенно ответил ученик.

— Странно, когда я был здесь последний раз, этого знака не было, — удивился он, с интересом разглядывая стилизованный глаз, нарисованный буквально в виде наброска в несколько штрихов. Надо было отметить, что рисунок выглядел очень стильно.

— Да это же Уджат! — воскликнул Ральф, бросаясь к стене, чтобы поближе рассмотреть рисунок.

— О Господи! Тр-р-рубы Иерихонские! Око Гора! Откуда? — прошептал профессор и очень-очень медленно стал оборачиваться, внимательно осматривая комнату по периметру.

Странно. Ни по стилю, ни по логике остальных изображений, украшавших стены помещения, Уджат сюда не вписывался.

Внезапно профессор негромко охнул и схватился за сердце.

— Д-д-двен-надцать кол-лен Израилевых! Можете не с-стараться, молодой человек, его нацарапали совсем недавно…

Он ткнул пальцем куда-то в полумрак. Юноша прищурился, чтобы разглядеть то, что так напугало руководителя экспедиции.

В углу возле самого входа в неестественной позе лежал араб. На первый взгляд создавалось впечатление, что он запутался в собственных одеждах и вот-вот встанет и отряхнется.

“Сломан позвоночник”, — почему-то сразу же понял Енски.

Второй мыслью была:

“Придется вызывать полицию. В худшем случае — прощай лицензия. В лучшем — масса головных болей из-за бюрократии и разбирательств. Черт! Как бы сейчас кстати здесь было присутствие Бетси! Пара улыбок, легкий флирт, и вся полиция Египта повиновалась бы движению ее пальчика. Бетси, где ты?!”

Сзади раздался шепот Ральфа.

— Профессор, вы думаете то же, что и я? — спросил он.

— Да, именно это я и думаю.

— Если вы не будете против, то, прежде чем мы вызовем полицию, я бы хотел осмотреть оставшуюся часть коридора, — вкрадчиво спросил он.

Все-таки Енски не ошибся в этом молодом, подающем надежды студенте.

— Думаете, это ваши коллеги в порыве гнева сломали ему шею? — озвучил Алекс мысль, посетившую их головы одновременно.

— Ну… — неопределенно ответил юноша, закусив губу. Лицо его сосредоточилось. — Это нужно проверить. Он покопался в одежде и достал из кармана небольшой, но довольно-таки мощный фонарь.

Профессор прислушался. Где-то недалеко раздавались чавкающие звуки, потом слабое шуршание и снова чавканье. Он поднял руку, призывая Ральфа к тишине, и, наклонив голову, вновь прислушался. Звуки повторялись — то приближаясь, то отдаляясь. Археологи обменялись взглядами. Профессор взял из рук студента фонарь и двинулся к коридору. Ральф отправился за ним. Первое, что увидел Енски, это желтые зрачки и черную острую собачью морду, измазанную в крови. И буквально в полуметре от собаки еще два тела. Все остальное он рассматривал уже позже, после того как привел в сознание юношу и позвонил в полицию. Слава Богу, что мобильник как по заказу находился в зоне приема. Обычно он отчего-то постоянно барахлил, словно ощущая свою чуждость посреди этого оазиса древности в пустыне современности.

Алекс был слишком стар, чтобы увидеть во всем происшедшем руку Господню и чтобы из-за таких пустяков лишаться чувств, как кисейная барышня. Ну собака, ну запах. Что делать, даже собакам надо чем-то питаться. Хотя бы мертвыми египтянами.

Ральф сидел, прислонившись к стенке, и согласно кивал на слова профессора. Вид он имел чуть помятый, но держался стойко. Тем временем профессор очень методично, ясно выговаривая слова, объяснял:

— Я понимаю, с этим очень трудно смириться. В таком месте, — Алекс имел в виду гробницу Сети, — почти одновременно узреть три трупа — это слишком. Тем более для нас, людей, которые видят такие вещи либо в кино, либо в криминальной хронике, либо же в театре, где становятся свидетелями драм и трагедий, разыгравшихся сотни лет назад.

Он старался придать голосу размеренность и спокойствие, как в лекционной аудитории, чтобы хоть как-то снять шоковое состояние парня. Алекс с сожалением вспомнил, что он оставил фляжку с коньяком “Хеннесси” в номере гостиницы. Впрочем, сейчас не помешал бы. даже просто стакан сладкой воды.

Енски продолжил:

— Конечно, самое простое объяснение случившемуся можно найти в провидении. Боги не хотят или мертвые не хотят, чтобы люди тревожили их покой. И вот вам черная собака, пьющая человеческую кровь. Я могу вас заверить, что все это полная чушь!

Алекс прекрасно понимал, что он просто заговаривает парню зубы. Самым лучшим выходом из сложившейся ситуации было вытащить его из этого душного и пыльного коридора, избавив от слишком навязчивого общества трех трупов. Но он был стар и вытащить на себе пышущего здоровьем молодого мужчину при всем своем желании не смог бы.

Странно, куда же подевались все остальные? Словно Анубис их языком слизал.

— Никакой мистики во всем этом нет и подавно! Вам как человеку образованному, полагаю, не нужно объяснять, что собаки имеют в своих предках шакалов? Например, наш давешний экземпляр — явный метис. Очевидно, его мамаша согрешила с каким-нибудь шакалом-гастролером из пустыни.

Ральф в знак согласия мотнул головой и добавил слабым голосом:

— Я видел эту собаку раньше. Она живет где-то здесь. Постоянно крутится возле раскопок.

— Правильно, мой мальчик. Совершенно безобидное существо. И еще. Если бы это был гнев богов, то эти люди просто свернули бы себе шеи на лестнице или случайно съели что-нибудь не то. А тут, — Алекс оглянулся, — тут явно дело рук человека.

Вокруг ясно просматривались следы борьбы. Перевернутые старые ведра, валяющийся инструмент, сломанная щеточка. Даже пыль еще плясала в луче фонаря.

“Наверное, если к ним прикоснуться, они еще теплые, — подумал Алекс. — Получается, это произошло совсем недавно”.

Он поднялся с колен и, взяв фонарь, подошел ближе к трупам.

Профессор был полный профан в криминалистике, но, глядя на тела, складывалось стойкое убеждение, что один покойник защищал другого. Причем первый был одет довольно убого. Ткань, из которой была сшита его галабея, была дешевле, чем у второго араба.

“Защитника”, как условно назвал его Алекс, убили кинжалом, нанеся три удара в грудь. И именно его кровь разлита по глиняному полу. А второму, очевидно, свернули шею, причем сделали это за максимально короткий срок, он даже не успел воспользоваться своим ножом. Нож, отметил Алекс, был тоже дорогой. Такие выписывают по каталогам из Европы или Америки.

В общем, ситуация складывалась паршивая: пришел убийца, парень явно неслабый, убил защитника-телохранителя, потом непосредственно саму жертву, а потом и случайно подвернувшегося свидетеля.

А Око Гора?

И кто этот араб, у которого такой преданный телохранитель?

“И что он делал на моем раскопе, черт его побери?! — вдруг взбеленился профессор и тут же остыл. — Да… гм-гм… уже забрал! Трубы Иерихонские!”

Оставалась масса вопросов, на которые не было ответов.

Черт бы всех разодрал!

Где-то невдалеке послышался вой полицейской сирены — или это была “скорая помощь”. Алекс ободряюще улыбнулся Ральфу и со словами: “Сейчас мы тебя вытащим” пошел встречать'свою головную боль.

“Надо позвонить Гурфинкелю и выяснить, каких людей он нанял на раскоп”, — словно мышь прошуршала последняя мысль.

— Кстати, — обратился профессор к Ральфу. — Ты не помнишь, как выглядел тот араб, что выскочил из дверей, когда мы подошли? С такой наглой вороватой физиономией…

Глава четвертая НЕНАВИЖУ ЕГИПЕТ!

Мерное гудение мотора убаюкивало. Элизабет МакДу-гал в который раз за время полета попыталась вздремнуть. Тщетно. Расслабиться никак не удавалось. Мрачные мысли так и лезли в голову надоедливыми августовскими мухами.

Господи! Она все-таки делает это.

Если бы кто-нибудь еще месяц назад сказал Бетси, что вскоре она отправится в Египет, девушка бы просто язвительно рассмеялась шутнику прямо в лицо. Египет? Ха-ха! Выдумайте что-нибудь пооригинальнее.

Дело в том, что мисс Элизабет МакДугал терпеть не могла эту археологическую Мекку. И это еще мягко сказано: не могла терпеть. Она его не переваривала, ненавидела всеми фибрами своей души.

“Ненавижу Египет!” — это выражение стало чуть ли не ее жизненным девизом. Все те, кто хоть немного знал девушку и числил себя среди ее друзей, никогда, ни при каких условиях не упоминали при ней это государство, расположенное в северо-восточной Африке. Иначе последствия могли быть кошмарными…

…Бетси уже с самого детства хотела стать археологом — настоящим, профессиональным. Очень хотела.

Единственная дочь вестфальского барона Генриха фон Эссенхауза и истинно британской леди Эмили МакДугал появилась в тысяча девятьсот шестьдесят девятом, в самый разгар “сексуальной революции” и бунтов хиппи.

Ветер Эпохи ворвался даже в ее детскую, где у колыбели молодые родители вели отчаянный спор о том, как называть наследницу. Мать хотела, чтобы девочке дали “настоящее”, то есть английское имя. Барон, чей отец сложил голову под Тобруком, яростно махал в воздухе тевтонскими кулаками, но в конце концов был вынужден смириться, рассудив, что по-немецки “Элизабет” звучит вполне пристойно — “Эльза”. Так он и называл дочь, когда поблизости не было супруги.

Разочарованный Ветер Эпохи выпорхнул в окошко и помчался по своим делам дальше, а для маленькой Элизабет-Эльзы началась обычная жизнь. Обычная, конечно же, для таких, как она, чьи имена вписывают в Готский альманах и чьи родители не успели еще растратить достояние предков. Правда, ее прадед по линии отца сколотил капитал на поставках в прусскую армию, а предки по материнской линии нажились в британских колониях, главным образом в Индии, но в таких кругах “это” полагалось не вспоминать. Достаточно того, что семья живет “как должно”, что отцовский замок красуется на берегу Рейна, а особняк МакДугалов украшает графство Перт. Приемы, высшее общество, скачки, “роллс-ройс” у подъезда…

Первая трещина расколола семью, когда Элизабет исполнилось семь. Тогда она думала, что все дело в школе, куда ее собирались отдать, и очень удивлялась, отчего папа впервые в жизни кричит на маму, а та не спорит, как обычно, а плачет. Не все ли равно, где учиться, в Германии или в Англии? Тем более девочка вовсе не торопилась покидать родной дом и куда-то ехать. Почему бы не учиться прямо здесь, в соседней деревенской школе, ведь по-немецки она говорила ничуть не хуже, чем по-английски и французски!

Пришлось. Мать увезла Эльзу в Великобританию. Правда, не в Англию, как думала девочка, а в Шотландию, ибо графство Перт, как выяснилось, находится именно там. С тех пор отца она видела всего несколько раз, да и письма от него приходили исключительно к очередному Рождеству. Уже очень скоро маленькая леди МакДугал поняла, что ее мама плакала отнюдь не из-за педагогических проблем.

Когда после совершеннолетия Элизабет-Эльза приняла британское подданство, барон фон Эссенхауз не стал возражать. Он даже прислал деньги на ее первую экспедицию, посоветовав, однако, найти более достойное занятие для молодой девушки, чем археология — а заодно и альпинизм, которым Бетси в это время всерьез увлеклась. На этом барон счел отцовские обязанности завершенными.

По воле судьбы мисс МакДугал для первой своей экспедиции выбрала именно Та-Мери — Землю Возлюбленную, как называли эту местность в седой древности ее жители. И еще Та-Кемет — Черная Земля. Или, как они теперь ее называют, Гумхурия Миср аль-Арабия, а чаще просто Маср. Или, по-европейски, Египет.

Пирамиды, Великий Сфинкс, мастабы, колоссы Мем-нона, Нефертити, Тутанхамон, Рамсес Великий… Эти слова ласкали слух и будоражили воображение юного археолога. Неведомый Египет представлялся девушке Клондайком, полным золотых россыпей и неразгаданных тайн. Руководитель ее дипломного проекта профессор Алекс Енски попытался было чуть остудить молодой запал Бетси, но та не вняла доводам зрелого ученого мужа. Лавры великих египтологов Шампольона, Бельцони, Масперо и Картера не давали Элизабет спокойно спать.

Каир в первую же минуту соприкосновения с ним буквально раздавил Бетси МакДугал. Да, она много читала о нем. Мемуары, путеводители, художественную и научную литературу. Особенно ей запомнилась книга американца Джеймса Олдриджа “Каир: биография города”. Автор рассказывал об Аль-Кахире, как по-арабски звучит название египетской столицы, словно о живом человеке, о старинном приятеле. Девушка живо представляла себе роскошные здания отелей и кривые улочки, застроенные жалкими убогими домишками…

Действительность оказалась куда более поразительной. Девушка за свою не столь еще длинную жизнь не раз видела большие города. Берлин, Париж, Лондон, Вена. Однако ни один из них не шел ни в какое сравнение с Каиром. Город был не просто велик. Он был чудовищно, фантастически огромен.

Томная лента Нила, лениво волочащего свои волны в сторону Средиземного моря, разрезала Аль-Кахиру на две части. По обе стороны великой реки и на небольших островках посреди нее высились здания, построенные монстрами гостиничного бизнеса. Отели “Мариотт”, “Хилтон”, “Шератон”, “Интерконтиненталь” свысока и презрительно смотрели своими многочисленными глазами-окнами на раскинувшееся у их подножия убожество и грязь. Чуть в сторонке от “европейцев” вырастала стилизованная под стебель папируса шестнадцатиэтажная Каирская башня, построенная на средства, предназначавшиеся ЦРУ для подкупа первого президента Египта генерала Нагиба. Когда операция сорвалась, деньги были конфискованы и потрачены на строительство архитектурного символа республики.

Вполне современные кварталы с многоэтажными жилыми зданиями, усыпанными параллелограммами Кондиционеров и дисками спутниковых антенн, соседствовали с “дикими” кварталами, где не было ни воды, ни канализации, ни электричества. Большинство домов здесь было недостроено. Бетси поразилась, увидев трех-и четырехэтажные здания, которые вместо кровли заканчивались металлическими ржавыми пальцами швеллеров, устремленными к небу, словно в немой мольбе о милости и подаянии. Окна без стекол хмурыми темными дырами, прикрытыми решетчатыми веками ставен, вглядывались в грязные улочки, полные нечистот и мусора. Куры и козы у открытых дверей, стаи бродячих псов и кошек, рыщущих в поисках скудной поживы.

Рев моторов, несмолкающие гудки автомобилей, с бешеной скоростью несущихся по городским шоссе, чтобы успеть проскочить, чтобы не попасть в пробку, надолго парализующую хаотическое движение автотранспорта. Перепуганные пешеходы, безнадежно вглядывающиеся в бесконечную цепь механических четырехколесных монстров в неистовом желании попасть на противоположную сторону дороги. Бетси заметила, что здесь никто и не думает соблюдать какие-либо правила дорожного движения. Светофоры исправно работали, разметка пешеходных переходов тоже имелась в наличии, да и регулировщики, разморенные жарой, стояли на перекрестках. Но все это существовало отдельно от реальных дорог, как бы умозрительно, идеально. На самом деле водителям было наплевать на все предупреждения и ограничения. Они неслись сломя голову. А пешеходы сражались с ними в опасные игры на выживание.

Лишь добравшись до своей гостиницы, молодая англичанка немного расслабилась. Для проживания она выбрала один из самых старых и дорогих отелей Каира “Мена Хаус Оберои”. Это здание было построено в 1860 году специально к приезду в Египет французской императрицы Евгении, супруги Наполеона III. Позже в нем открыли гостиницу.

Шестиэтажное здание, расположенное в двадцати километрах от центра города, сохранило лишь старинный фасад. Внутри оно было обустроено по последнему слову туристического бизнеса. Шесть лифтов, самый большой в Каире бассейн, тренажерный зал, теннисный корт, площадки для игры в гольф, магазины, салон красоты, прачечная, конференц-зал, четыре ресторана — вот что представлял собой “Мена Хаус”.

Но главное, конечно, не это. Изюминкой гостиницы было то, что находился он прямо напротив знаменитого плато Гиза с расположенными на нем Великими Пирамидами и Сфинксом. Конечно же, Бетси выбрала номер с видом на первое из семи чудес древнего мира. И ничего, что за одноместный номер пришлось выложить порядка ста английских фунтов в сутки. Она могла себе это позволить. Отец был, против обыкновения, на редкость щедр. Барон хотел, чтобы его девочке надолго запомнилась эта поездка.

Даже как следует не расположившись и не распаковав вещи, мисс МакДугал наскоро приняла душ и отправилась на свидание с пирамидами.

От каменных громад, горделиво возвышавшихся посреди раскаленного песка, веяло Вечностью. Бетси испытала невольный трепет. Ей отчего-то захотелось пасть перед пирамидами на колени и, уткнувшись носом в прах, лежать так долго, чтобы наполниться той необъяснимо мощной энергией, которую излучали желтовато-серые исполины.

Почти до самых сумерек девушка рассеянно бродила по каменистому плато, все еще не в силах поверить в реальность происходящего. Она любовно гладила огромные, почти в ее рост, каменные глыбы, из которых были сложены пирамиды. Прижавшись к ним щекой, Бетси впитывала собранное камнем за день тепло. И на душе становилось так спокойно и благостно, что это ее состоя-% ние невозможно было выразить словами.

Молодые полицейские в белой форме и черных беретах только посмеивались, наблюдая за странной блондинкой. Оценивая ее аппетитные формы, они одобрительно цокали языками и перемигивались. Пару раз самые смелые из них пытались заговорить с девушкой, но та смотрела на них, блаженно улыбаясь и словно не видя перед собой никого и ничего. От этого взгляда парням становилось не по себе. Они пожимали плечами и лишь огорченно вздыхали, постукивая себя по виску. Что, дескать, возьмешь с полоумной.

Вернувшись к себе в номер, Элизабет разделась и тут же заснула, утомленная массой впечатлений, свалившихся на нее за день. Сон ее был глубок и спокоен.

На следующее утро она проснулась, полная энергии и рвущаяся в бой. Древности, спрятанные под песками, призывно манили ее. Вооружившись до зубов серьезными бумагами с подписями солидных и важных людей, Бетси отправилась штурмовать каирское отделение Службы древностей в надежде получить лицензию на проведение раскопок. И тут возникли первые трудности.

Она просто не представляла себе, что такое восточная бюрократия. Получить лицензию археологу-одиночке, да еще и молоденькой девушке, было не то что трудно, а практически невозможно.

— ан изник! Извините! — только и слышала Бетси ото всех чиновников, заседавших в просторных кабинетах здания Службы древностей. — Сожалеем, но ничем помочь вам не можем. Все лицензии на этот сезон уже выданы. ан изник!

И так целых три дня подряд. До самой пятницы. А там у чиновников начался уик-энд. И мисс МакДугал ничего не оставалось, как снова бродить между пирамидами, успокаивая расшалившиеся нервы, да осматривать местные достопримечательности.

Конечно, посмотреть было на что. Каирский музей с собранными там ценностями, из которых одни сокровища юного фараона Тутанхамона стоили того, чтобы из-за них приехать в Египет. Цитадель Саладина с жемчужиной исламской архитектуры — мечетью Мухаммеда Али, которую называют еще Алебастровой мечетью из-за белой облицовки ее стен. Город мертвых Эль-Халифа — один из самых больших некрополей в мире. Церкви Святой Марии и Святого Сергия, построенные в первые века христианства. Всего и не опишешь. А тем более не обойдешь за несколько дней. Так что особенно предаваться отчаянию Элизабет было некогда.

С понедельника ее бег по кругу возобновился.

— ан изник! Сожалеем!

И маслянисто-похотливые взгляды самцов. И слюна, текущая по усам чиновников, живо представляющих себе эту белокурую европейскую куклу без одежды. Не один раз к концу дня Бетси чувствовала себя грязно изнасилованной и вечерами по нескольку часов отмокала в ванной, чтобы избавиться от ужасных ощущений.

Под конец второй недели она окончательно озверела. Решительно пнув ногой дверь, ведущую в кабинет заместителя начальника Службы древностей, девушка влетела в помещение и, не дав опомниться застывшему от такой наглости хозяину, бухнула прямо на стол перед ним пучок рекомендационных писем, прикрыв их сверху солидной пачкой фунтов. Причем не египетских, а полновесных английских.

Чиновник судорожно проглотил слюну, воровато оглянулся по сторонам и смахнул пачку в мгновенно открывшийся ящик стола. Не успели деньги скрыться во чреве лакированного монстра из красного дерева, как Элизабет МакДугал стала обладательницей двухмесячной открытой лицензии на право вести раскопки на плато Гиза и в его окрестностях. Сделав дяде прощальный салют ручкой, девушка с победным1 видом покинула кабинет и, выйдя за порог здания Службы древностей, плюнула на него через левое плечо и грязно выругалась по-арабски. Охранники, стоявшие по обеим сторонам дверей, только шарахнулись в разные стороны, судорожно вцепившись в свои автоматы.

— Ялла, я хаббара аббет! — на чистом арабском языке послала их англичанка. — А не пошли бы вы к белому дьяволу?!

Судя по очумелым взглядам военных, те явно подумали, что они уже пришли по месту назначения. И белый дьявол или, вернее, белая дьяволица находится прямо перед ними.

Вскоре Бетси уже ругалась, как заправская портовая шлюха. И было от чего войти в раж.

Неурядицы продолжались.

Когда девушка попыталась нанять рабочих для проведения раскопок, никто не воспринял ее всерьез. Клерки из контор по трудоустройству ехидно посмеивались и делали недвусмысленные намеки. Мол, не нужен ли леди англоговорящий гид, крепкий телохранитель или искусный массажист. Слава Богу, что профессор Енски додумался снабдить ее рекомендационным письмом к своему старому приятелю доктору Али Махфузу, возглавлявшему кафедру египтологии в Каирском университете.

Поначалу Бетси из упрямства отложила письмо подальше, надеясь управиться со всеми трудностями самостоятельно. Ей ужасно хотелось утереть нос своему язвительному научному руководителю. Она вспоминала его напутствия: “Леди, вы просто не представляете себе, что такое Египет! Тр-рубы Иер-рихонские, там практически невозможно работать! А жить так и подавно нельзя, клянусь двенадцатью коленами Израилевыми!” Тогда Элизабет только посмеивалась, списывая мрачные пророчества археолога на особенности его вздорного характера, не позволявшего Енски ужиться где-нибудь вообще.

Теперь англичанка готова была согласиться со многими из доводов учителя. Самостоятельно справиться с трудностями и препятствиями не получалось. Пришлось-таки побеспокоить господина Махфуза. Тот оказался на редкость милым и приятным старичком. Беседы с ним открыли мисс МакДугал дверь в мир египетской археологии.

Старый циник и сибарит доктор Али Махфуз за чашкой традиционного для Египта, то есть очень сладкого и крепкого кофе — “ахвы” поведал ей о таких закулисных сторонах их ремесла, что Бетси едва не сделалось дурно. Разграбление национального достояния страны продолжалось. Хоть и не в таких гигантских масштабах, как в прошлом веке или во времена развратного и безбожного короля Фарука, но тоже достаточно активно.

— А о чем мечтаете вы? — прищурился на нее лукавым взглядом доктор, выпустив изо рта струю ароматного дыма и снова закусив зубами мундштук огромного стеклянного кальяна-шеши. — Лично вы?

— То есть? — не поняла девушка.

— Что бы вы хотели найти в нашем Масре? Золото? Драгоценности? Ну как же, кто из нас в юности не мечтал побывать на месте Говарда Картера, заглянувшего в отверстие, ведущее в сокровищницу Тутанхамона! Нет?

Девушка замялась. Египтянин попал в точку. Она, конечно, понимала, что находки, подобные той, которую сделал Картер, происходят не более одного раза в сто, а то и двести лет, но все же…

Махфуз все так же загадочно улыбался, обволакиваемый клубами дыма. Еще немного, и он почти целиком скрылся в облаке, сладко пахнувшем яблоками и мятой. Оттуда доносился лишь его тихий вкрадчивый голос, нашептывавший о былом величии Та-Кемета, о фараонах и их сокровищах. Голос гипнотизировал, погружал в сладкую истому, навевал грезы, в которых перед Элизабет сверкали груды золота.

— Я помогу вам, баронесса, — вдруг резко подвел черту под всем доктор Али.

Туман рассеялся. Бетси недоуменно хлопала ресницами. А куда, собственно, подевалось все ее золото? Разочарованная девушка даже не обратила внимания на то, что Махфуз назвал ее пышным титулом, упоминание которого обычно не доставляло Элизабет удовольствия.

— Обратитесь к моему знакомому агенту вот по этому адресу. — Доктор протянул ей листок тонкой рисовой бумаги, остро пахнущей мускусом. — Он подберет вам группу смышленых и надежных рабочих.

— Шукран! — поблагодарила девушка от всего сердца. — Я вам так обязана!

— Мин фадлик! Не стоит благодарностей! — усмехнулся Махфуз. — Это всего лишь любезность, оказываемая коллегой коллеге. Если что, обращайтесь. Буду рад оказать услугу вам, а через вас моему старому доброму другу Алексу Енски.

— Маа салаама, — попрощалась мисс МакДугал, про себя страшно удивившись тому, что, оказывается, у профессора Енски могут быть друзья.

“Вот никогда не подумала бы!”

С легкой руки Али Махфуза дело, казалось бы, сдвинулось с мертвой точки. Уже на следующий день Элизабет оказалась во главе десятка здоровых и крепких парней. Побеседовав со всеми вместе и с каждым по отдельности, Бетси осталась довольна. Рабочие были умны и сообразительны. Агент по найму знал свое дело и подобрал контингент как раз под стать руководителю раскопок, с учетом ее пола. То есть парни были не особо наглыми, чтобы оскорблять девушку непристойными намеками и шуточками, но и не безмозглыми и бесчувственными истуканами. Всего в меру. Некоторые даже вполне сносно понимали и изъяснялись по-английски.

Вдохновленная первой победой мисс МакДугал рвалась в бой. И вот тут возникла новая и, пожалуй, самая серьезная проблема.

ГДЕ копать и ЧТО искать?

Когда Бетси собиралась в Египет, она наивно полагала, что вся эта древняя земля просто напичкана артефактами и стоит только копнуть, как они сами собой полезут ей в руки. Реальность оказалась куда более прозаичной.

Практически все плато Гиза было разделено на участки несколькими археологическими экспедициями, ведущими здесь поиски не один год. Застолбить новое место для раскопок было почти невозможно. Разве что расконсервировать какой-нибудь из ранее найденных и засыпанных до более благоприятных времен объектов. Таковых в районе Великих Пирамид было немало. Но подбирать чужие объедки Элизабет не хотелось. Да и вряд ли у нее хватит денег на подкуп чиновников и проведение широкомасштабных работ. Девушку вполне бы устроило нечто маленькое, ценное и свое. Чтобы как раз хватило на громкий научный дебют.

Между тем неумолимое время шло. Срок лицензии истончался. Рабочие ленились и томились от безделья. А деньги… Ох эти деньги. Они имеют свойство улетучиваться с огромной скоростью, словно воздух из пробитого колеса.

В отчаянии Бетси кинулась в архивы. Она перерыла кучи документов, перечитывала отчеты научных экспедиций других археологов, раскапывавших пирамиды. Обнаружить ничего нового и любопытного не удавалось. Элизабет уже даже начала жалеть, что избрала для раскопок именно Гизу. Нужно было ехать в Саккара или, на худой конец, в Луксор. Вот там работы немерено. Так нет же, решила выделиться.

Пришлось снова обращаться за помощью к милейшему и обходительнейшему Али Махфузу.

Выслушав ее жалобы, доктор пообещал подумать и вскоре свел девушку с одним своим знакомым, работавшим в архиве Каирского Египетского музея.

— Вы… это… — замялся Махфуз, отправляя Элизабет к архивисту. — Будьте с ним поосторожнее. Господин Хосни Хейкаль, как я слышал, личность довольно своеобразная. Я с ним не особенно близок. Так, доводилось встречаться на конференциях и приемах. Знаю только, что он не раз оказывал иностранным археологам услуги, подобные той, в которой нуждаетесь вы. Естественно, за деньги. Причем за очень большие деньги. Так что…

Он не закончил.

Если бы не нужда, то, едва взглянув на Хосни Хейкаля, Бетси предпочла бы на этом и закончить их знакомство. Архивариус походил на толстую раскормленную крысу. С острым носиком, жиденькими усиками, то и дело нервно подергивающимися из стороны в сторону. Потные маленькие ручки-лапки, сложенные на груди лодочкой, также находились в постоянном движении. Заплывшие жиром глазки прятались от прямого соприкосновения с взглядом визави. В общем, довольно мерзкий типчик.

Взяв себя в руки и постаравшись подавить поднимавшееся из глубины души отвращение к новому знакомому, Элизабет изложила Хейкалю суть проблемы.

— Да-да, знаю-знаю, понятно-понятно! — радостно, словно китайский болванчик, закивал Хосни. — Вы об-

ратились по нужному адресу, леди! Клянусь Аллахом, Господом миров и повелителем путей, что ваши неурядицы легко поправимы. Однако…

Он опасливо оглянулся по сторонам и перешел на свистящий шепот, еще больше напомнив мерзкого серого грызуна.

— Информация всегда стоила дорого. Тем более такая ценная информация, клянусь Аллахом! Очень ценная, леди. Если бы не просьба моего лучшего друга доктора Махфуза, я бы ни за что не расстался с такими ценными сведениями! Клянусь Аллахом, ведомы ему все наши помыслы!

Без лишних разговоров мисс МакДугал извлекла из сумочки пачку фунтов стерлингов.

— Или вы предпочитаете в национальной валюте? — лукаво изогнула бровь девушка.

— Нет-нет, что вы, что вы! — в ужасе замахал ручонками Хейкаль. — Я вполне доверяю дензнакам наших давних друзей, англичан, храни Аллах вас и вашу достойнейшую королеву. Чтоб ей не довелось испытать судьбу нашего короля Фарука!

При упоминании имени монарха-изгнанника архивариус снова с опаской повертел головой туда-сюда. Бетси вообще не единожды замечала, что египтяне с большой неохотой вспоминают о своем последнем короле. Словно на эту тему кем-то наложено суровре и страшное табу.

Господин Хосни быстренько пересчитал купюры и, по всей видимости, остался доволен. Еще бы, ведь он только что получил почти двухлетнее свое жалованье.

— Итак? — выжидательно уставилась на него девушка.

Получив деньги, Хейкаль разительно переменился. Куда подевалась его нервная суетливость. Лениво развалившись в кресле, он минут пять оценивающим взглядом осматривал Бетси сверху донизу. Затем, глубоко вздохнув, как о потере самого близкого человека, египтянин достал из папки, лежавшей на его столе, листок бумаги.

Это была фотография древнеегипетского папируса.

Едва пробежав взглядом по рядам иероглифов, Бетси поняла, что в руках у нее Ключ к Тайне.

— А где оригинал?! — взволнованно воскликнула она.

— Тише! Тише! — взмолился Хосни Хейкаль. — Вам что, этого мало? Я и так пошел на должностное преступление, познакомив вас с копией этого потрясающего документа. Были бы живы сейчас покойный Мариетт или его преемник Масперо и не, приведи Аллах, узнай они о нашей сделке, я бы сию же секунду стал безработным.

Молодая англичанка в мыслях согласилась с архивариусом и подумала, что будь она на месте первого и второго директоров Египетского музея, то вообще не приняла бы на работу человека с такой мерзкой внешностью.

— Нет, но я могу быть уверенной, что подлинник действительно существует?

— Археология вся построена на гипотезах и догадках, пробах и ошибках, — резонно возразил господин Хейкаль. — Хотите — верьте, хотите — нет. Верните мне фотографию и забудем о нашей встрече.

Девушка оставила фотографию у себя.

Едва добравшись до “Мена Хауса”, Элизабет заперлась в своем номере и принялась за расшифровку документа.

Это было просто невероятно! Сфотографированный папирус относился ко временам легендарной Четвертой династии. Той самой, представители которой воздвигли на плато Гиза Великие Пирамиды. От эпохи Древнего царства вообще дошло чрезвычайно мало письменных источников. А здесь был почти полный текст письма царицы Хенткавес своему супругу, верховному жрецу Ра из Иуну — Гелиополиса.

Хенткавес была сестрой последнего фараона Четвертой династии, Шепсескафа, преемника строителя третьей пирамиды Менкаура. После безвременной и во многом загадочной кончины брата она заключила сделку с гелиопольскими жрецами и, выйдя замуж за одного из них, основала Пятую династию. После кончины царицу по ее собственному повелению похоронили не рядом с братом, в пустыне, а там, где покоились все ее знаменитые предки. На плато Гиза, рядом со Сфинксом. Так была воздвигнута последняя, четвертая, самая маленькая из Великих Пирамид.

Это небольшое сооружение позади Сфинкса, напоминающее часовню в скале. С огромным погребальным отверстием и нишами, идущими вдоль стен. Перед ее входом находится черная песчаная терраса: превратившиеся в прах остатки глиняных жилищ рабочих, строивших усыпальницу.

Археологи долго спорили: могила ли это или пирамида. Строго придерживаясь научных принципов классификации, это не пирамида в классическом понимании. Однако у гробницы налицо имеются все явно выраженные признаки пирамиды. Исторически она является и тем, и другим. Хенткавес не могла еще полностью отрешиться от славного прошлого своей династии, но уже трезво глядела в будущее. Сооружение таких грандиозных памятников для своих усопших владык было не под силу Та-Кемету.

И вот эта маленькая прекрасная женщина (а по свидетельствам современников и потомков Хенткавес обладала ослепительной внешностью) писала своему супругу, отцу их детей, о том, что чувствует скорое приближение неминучей смерти. Она благодарила жреца за те годы, которые Ра ниспослал ей, даровав возможность пройти рука об руку с любимым человеком. В конце царица вежливо, но твердо отказывала мужу в просьбе вернуть ему их многолетнюю переписку. Эти письма, сообщала Хент-кавес, уже захоронены в ее Доме вечности и будут напоминать о лучших мгновениях земной жизни царицы.

Насколько Бетси помнила, гробница Хенткавес дошла до нас уже в разграбленном состоянии. Кое-что из ее времени хранилось сейчас в Египетском музее Каира, в европейских музеях и частных собраниях. Но вот о переписке царицы ничего известно не было. А вдруг письма и сейчас хранятся в одном из ненайденных тайников четвертой пирамиды?

До истечения срока ее лицензии оставался всего лишь месяц…

Этот месяц стоил Элизабет не одного года жизни. Ею был взят бешеный, изматывающий, изнуряющий темп. Девушка не давала покоя ни себе, ни своим людям.

За колоссальную сумму ей удалось раздобыть на пару недель новейший экспериментальный аппарат, разработанный европейскими учеными специально для исследования пирамид. Помогли связи профессора Енски и доктора Али Махфуза, а также финансовое вливание, вовремя сделанное бароном фон Эссенхауз, внявшим отчаянному воплю дочери о спасении.

“Упуат”, названный так в честь древнеегипетского бога — проводника в царство мертвых, через шесть дней обнаружил в одной из стен погребальной камеры пустоту. Находился тайник высоко, под самым потолком гробницы, и доступ к нему был наглухо замурован толстой глыбой. Неудивительно, что древние расхитители гробниц не нашли его.

С душевным трепетом извлекла Бетси на свет божий деревянный ларец с пучком папирусных свитков. Они нуждались в срочной консервации. Словом и делом снова помог великодушный доктор Махфуз, предоставивший в распоряжение Элизабет свою лабораторию. Несколько месяцев продолжались работы по консервации, реставрации и расшифровке документов. Молодая англичанка истратила до последнего пенни средства, имевшиеся у нее в наличии. А еще нервотрепка от постоянных пререканий и перепалок со Службой древностей, так и норовившей наложить лапу на все находки. И наложила-таки. Неумолимый закон, согласно которому все, найденное на территории Египта, является достоянием египетского народа.

Практически без гроша за душой, но с солидным научным багажом, достаточным не для одного поколения исследователей, мисс МакДугал вернулась домой. И сразу засела за написание труда по итогам своей экспедиции. Отключив телефоны, Интернет, отгородившись от всего, что могло отвлечь ее от работы, помешать.

Ее книга “Сфинкс улыбается у меня над головой” произвела настоящую сенсацию в научном мире…

Увы, не ту, к которой стремилась Элизабет.

Архивы царицы Хенткавес оказались искусной подделкой. Сработанной умельцами с базара Хан-эль-Хали-ли или его окрестностей. Причем, судя по всему, еще чуть ли не в начале XX века, в легендарные времена Масперо и Картера. Это выяснилось почти сразу же после обнародования документов.

Знал ли пройдоха Хосни Хейкаль о том, что он всучивал Бетси ключ к поддельному архиву? Положим, нет. А если и знал, то какие претензии она могла ему предъявить? Ведь свидетелей их сделки не было. А подставлять милейшего доктора Али Махфуза ей не хотелось.

Пришлось принимать весь шквал критики на себя. Больше всех бесновался Алекс Енски. Сколько ядовитой желчи обрушил он на ее голову. “Профан от науки! Недоучившаяся выскочка! Авантюристка! Достойная последовательница проходимца Шлимана!” Это еще самые скромные из эпитетов, которыми профессор награждал мисс МакДугал в своих пламенных филиппиках. Он даже отказался быть руководителем ее дипломного проекта.

Элизабет целый месяц провалялась в нервной горячке. Потом на полгода ушла в жесточайшую депрессию. Хотела даже к чертовой матери послать археологию и к вящему удовольствию своей немецкой родни и в особенности тетушки Германгильды выйти замуж за какого-нибудь графа или даже курфюрста.

К счастью, депрессия прошла. Как ни странно, помогла все та же неугомонная тетя Германгильда, мигом примчавшаяся в Перт для спасения горячо любимой племянницы. Ее рассказы о прелестях тихой семейной жизни, а также о неземных достоинствах “этого славного молодого человека”, наследного принца Вильгельма Пфальцского, действовали лучше валерьяновых капель и снотворного.

Девушка понемногу успокоилась, здраво рассудив, что не у нее одной бывали провалы. И не такие монстры археологии ломали зубы о куда меньшие заморочки. Да и мало ли что ей еще придется пережить.

Но с тех пор Бетси МакДугал воспылала лютой ненавистью к Египту, едва не ставшему камнем преткновения в ее археологической карьере.

“Ненавижу Египет!” — при всяком удобном случае подчеркивала она.

Вероятно, именно поэтому девушка и проигнорировала первое приглашение профессора Енски отправиться вместе с ним на раскопки в луксорскую Долину Царей.

На днях она получила еще одно послание. Даже не послание, а в прямом смысле вопль смертельно раненного зверя. Енски-старший буквально умолял Элизабет незамедлительно прибыть в Луксор. В противном случае его ожидает финансовый и научный крах.

Бетси злорадствовала.

“Aral — думала она. — Вот и профессор получил “подарочек” от своего любимого Египта. Поделом ему! Пусть Луксор станет его Ватерлоо”.

А вслед за письмом профессора по электронной почте поступило приглашение на обед от ее давнего спонсора. С Айвеном Джункоффски, или иначе Иваном Петровичем Джунковским, миллионером и казначеем-распорядителем Русского Монархического Центра, Элизабет познакомилась пару лет назад. Потомок московского генерал-губернатора несколько раз поручал мисс МакДугал найти какой-нибудь “курьез” для его коллекции. То отправил ее в Гималаи на поиски йети, а заодно и реликвии шиваитов — бивня слоноголового бога Ганеши. То снарядил экспедицию на черноморский островок Змеиный вблизи Одессы, чтобы отыскать там легендарный щит Ахилла.

Что ему угодно от нее на этот раз? Они не виделись и не связывались уже более полугода — со времени похорон извечного противника Джунковского, тоже члена руководства РМЦ Феликса Феликсовича Юсупова Третьего, так и норовившего подставить Ивана Петровича под криминал, чтобы самому получить контроль над средствами монархистов. Во время одесской эпопеи Юсупов погиб. Тогда Бетси показалось, что Джункоффски как-то потух. Исчезли азартные чертики, до этого неизменно плясавшие в глубоко посаженных серых глазах русского богача. Недоставало ему азарта погони, что ли?

При первых же словах приветствия, которыми они обменялись, Элизабет с облегчением отметила, что перед нею стоит прежний Иван Петрович Джунковский. Его меланхолия прошла.

“Как с белых яблонь дым!” — процитировал он ей какого-то своего, русского поэта в ответ на чуть бестактный вопрос девушки о состоянии его здоровья и пригласил гостью к столу.

Их встречи всегда начинались с кулинарных изысков. Широкой души человек, Иван Петрович любил привечать и потчевать гостей. Но, как замечала Бетси, выбор блюд для застолья всегда содержал скрытый намек. Вот и теперь огромный стол был заставлен блюдами явно восточной кухни. Мало того, мисс МакДугал с всевозрастающим беспокойством и даже тревогой определила, что это АРАБСКАЯ кухня. Ну да. Вот вяленая говядина с пряностями — бастурма, пюре из баклажанов с кунжутом и чесноком — бабахануг, киселеобразный суп из зелени — мулюхийя, фаршированные голуби — хама махши, сочный кебаб. Из сладкого: молочный рис с розовым маслом и орехами — малахабиджа, пирожные из слоеного теста с орехами и медом — пахлава, а также очень вкусный крем-пудинг — мухалабийя, смешанный с мороженым и миндалем.

Девушка сразу заподозрила неладное. Кусок не лез ей в горло. Поэтому она, предпочитая прямую дорогу окольной, в лоб огорошила Джунковского вопросом:

— Мне предстоит отправиться в Египет? Кусок кебаба шлепнулся обратно в тарелку Ивана Петровича, обдав того каплями кроваво-красного соуса.

— Ну вот… э-э-э… всегда вы так! — укоризненно покачал головой миллионер. — И сами спокойно не поедите… э-э-э… и другим мешаете насладиться едой.

— Так как же? — все так же выжидающе хмурилась на него Элизабет.

— Ну… э-э-э… да. Вы правы. Это Египет. Надо… э-э-э… выручать старика-профессора.

— С каких это пор вы озаботились судьбой Алекса Енски?

— Не будьте такой… э-э-э… язвительной. Я некоторым образом ответственен за эту его экспедицию.

Хозяин дома поведал девушке, что согласно последней воле Юсупова он был назначен душеприказчиком покойного. Феликс Феликсович некоторую сумму денег оставил для финансирования научных исследований профессора Енски.

— Вот вы не захотели явиться на оглашение завещания, а между прочим… э-э-э… там есть пункт, касающийся и лично вас. — Богач сделал-эффектную паузу. — Покойный Юсупов специально оговорил, что если мисс Элизабет МакДугал согласится участвовать в экспедиции Алекса Енски в Египет, то в таком случае ей надлежит получить сумму в… э-э-э… тридцать тысяч фунтов стерлингов.

Бетси была ошеломлена и озадачена. Надо же. Юсупов столько раз пытался впутать ее в какой-нибудь скандал, устроить гадость — и вдруг такое. С чего бы это? Или таким образом он решил устроить ей хитроумную западню? Знал же, наверняка знал о ее патологической ненависти к Египту. И расставил силки. Вот лакомая приманка, но чтобы получить ее, нужно переступить через самое себя.

Все складывалось один к одному. И этот расклад был против нее. Нет уж, не дождетесь!

“Ненавижу Египет!” — несколько раз повторила про себя Элизабет, набираясь сил для решительного ответа.

— Да… э-э-э… и точно такую же сумму я готов выплатить вам от своего имени, буде вы не меткая отправитесь в… э-э-э… Луксор. Это, разумеется, без учета текущих расходов.

“Это пат! — пронеслось в голове девушки. — Он знал. Как всегда”.

Все дело было в том, что как раз накануне Бетси получила уведомление от своего банка, что пришло время платить проценты по закладной за пертское имение. Пятьдесят тысяч фунтов. Если не оплатить до пятницы, на следующей неделе имение может пойти с молотка. Деньги были нужны позарез.

— Так как же?

В столовой отчетливо повеяло Ветром Странствий, как любил выражаться хитроумный и велеречивый хозяин.

— У вас, конечно же, есть и личный интерес к моей поездке? — сдалась Элизабет.

— Не без того… э-э-э… не без того, — заулыбался Иван Петрович. — Хотите заработать миллион?

— Господи! — взмолилась Бетси. — Неужели мне нужно будет привезти вам пирамиду Хеопса? Или, на худой конец, золотой саркофаг Тутанхамона?!

— Я никогда не ставлю перед своими людьми нереальных… э-э-э… задач! — отрезал богач. — Речь идет всего лишь об одном камешке. Небольшой такой камень… э-э-э… Бен-Бен называется. Слыхали?

— Но ведь это же… — Мисс МакДугал задохнулась от возмущения. — Вы бы еще Ковчег Завета попросили

отыскать!

Бен-Бен. Легендарный камень, по преданию спустившийся с небес в незапамятные времена. По всей видимости, он имел космическое происхождение. Существовал миф о том, что его снесла пламенная птица. К тому же его изображали в форме округлой пирамиды, которую приобретают металлические метеориты при прохождении через земную атмосферу.

Хранился он в городе Иуну, в храме птицы Бену — Феникса, и служил символом этой легендарной космической птицы, способной к воскресению и повторному рождению, олицетворяющей цикличность смены времен года. Каждую пирамиду венчал аналог этого камня — пирамидной. Но по неизвестным причинам Бен-Бен куда-то исчез. В стране начались волнения, приведшие к падению Древнего царства. Фараон Двенадцатой династии Сенусерт II установил в Иуну обелиск с вершиной в виде камня Бен-Бен. Страна вступила в период процветания, связанный с началом Среднего царства. С тех пор и повелась в Египте традиция воздвигать иглы-обелиски.

— Камень Бен-Бен — это всего лишь красивая легенда!

— Не совсем так, — покачал головой Иван Петрович. — Не совсем так. По моим сведениям, полученным из весьма… э-э-э… надежного источника, камень реально существует и находится как раз в Луксоре. Доставьте мне его сюда, и вы получите миллион фунтов стерлингов.

Бетси, конечно, все равно не поверила Джунковскому на слово. Она все-таки была археологом. Хоть и “черным”. А наука привыкла опираться на факты, а не на сказки и легенды. Но что делать?

И вот теперь она летит в Египет.

В страну своего научного позора.

Ох уж этот проказник Ветер Странствий!

Глава пятая КЛАН РАСХИТИТЕЛЕЙ ГРОБНИЦ

— Где она, где? — пялился Миша в толпу туристов, скопившуюся у пункта выдачи багажа.

— Да вон, не видишь, что ли, blin, v nature? — возмущался Бумба, тыча в кого-то пальцем. — Смотри, какие сиськи! По-моему, они еще больше у нее выросли!

Наконец и Гурфинкель отыскал глазами Бетси МакДугал и радостно устремился навстречу девушке. Та тоже заметила приятелей и приветливо помахала им рукой.

— Миша! Эндрю!

— Мисс МакДугал! — завопил Покровский и в порыве нахлынувших на него чувств чуть было не повесился на шею Пертской красавице, как ее иногда любил называть начитанный Миша.

К счастью, Гурфинкель вовремя успел ухватить друга за шорты. Тот обнял только воздух.

Девушка пожала руки обоим и всучила мужчинам свои чемоданы, оказавшиеся на редкость тяжелыми.

“Черт! — возмутился Бумба. — Чего она туда напихала? Может, контрабандная партия виски? — мелькнула у него розовая надежда. — Дерьмовая страна, blin! Дьявол ее побери с этим сухим законом!”

В принципе купить спиртное в Луксоре можно было в любом ресторане. Однако стоило оно очень дорого, и экономный Миша держал Покровского на безалкогольной диете, покупая иногда к ужину бутылку-другую местного светлого пива “Стелла”.

— Жуть! — возмущался он каждый раз, расплачиваясь по счету. — Двенадцать фунтов за пол-литра никчемного эля!

То, что это в пересчете на благородную английскую валюту составляло примерно полтора фунта стерлингов, главного “специалиста по древностям” не смущало.

— Итак? — приготовилась слушать Элизабет, когда все трое уселись в такси.

Рассказ Гурфинкеля, вкратце познакомившего девушку с состоянием дел, сильно озадачил и расстроил Бетси. Рабочие не желали выходить на работу, местная полиция землю, то есть песок роет, профессор Енски впал в панику и слег в больницу с диагнозом “предынфарктное состояние”. Миша наведался к нему пару раз. В принципе выглядел почтенный археолог не так уж и плохо. По крайней мере на покойника не тянул. У Гурфинкеля даже закопошилась нехорошая мысль, а не симулирует ли профессор, чтобы избежать ответственности и разборок со служителями закона.

— Вполне возможно, — хмыкнула мисс МакДугал. — На него это похоже. Алекс Енски никогда не любил и не умел общаться с силовыми структурами. Что еще?

— Вас срочно хочет видеть местный шейх Хусейн Абд эр-Махмуд.

— Да? — удивилась девушка. — Зачем? Гурфинкель развел руками:

— Он не говорил. Только очень просил сразу по, прибытии, если вас это, конечно, не затруднит, связаться с ним.

— У вас есть номер его телефона?

— Да какой там телефон, — сплюнул Миша. — По-моему, они все там, в Эль-Курне, живут еще в девятнадцатом веке.

— Это точно, — поддакнул Бумба. — V nature, blin.

— Ладно, посмотрим.

Она остановилась в одном из самых лучших отелей Луксора “Софитель Винтер Палас”. Все равно деньги платит Джункоффски. Что ж, пусть русский толстосум раскошеливается. Лечить душевные травмы следует в комфортных условиях.

Этот “Зимний дворец” был построен в конце XIX века и с тех пор стал символом роскоши и престижа, удобства и красоты. Сам король Фарук имел в отеле личные апартаменты. Тут же останавливались приезжавшие в Луксор коронованные особы из Европы и с Востока. Классический декор в колониальном стиле и вполне приличный для Египта сервис удачно сочетались здесь с современной инфраструктурой и оборудованием. Здание отеля было расположено в великолепном тропическом саду, самом большом и красивом из городских парков.

Зайдя в номер, Миша и Бумба только ахнули, окинув восхищенно-завистливым взором его интерьер, где причудливо и изысканно соединились благородные ткани, Ценные породы дерева и ненавязчивые украшения в национальном стиле. Никаких тебе дешевых папирусов в перекошенных рамочках, пошлых статуэток и расписных скарабеев.

“Да! — вздохнул про себя Гурфинкель. — Все правильно. Именно в такой роскошной обстановке и должна жить такая роскошная женщина”.

Что подумал мистер Покровский, так и осталось тайной. Однако при взгляде на его перекошенную и угрюмую физиономию не нужно было обладать талантами Месмера; чтобы догадаться, что Бумба отнюдь не мечтает поскорее сбежать отсюда в свой затрапезный “Хорус” с его клопами, двуспальной кроватью и до чертиков опостылевшим пятиразовым призывом муэдзина на намаз.

— О'кей, ребята, до вечера, — быстренько выпроводила их Элизабет. — Я тут немного осмотрюсь, наведаюсь к вашему шейху, и тогда соберемся на совет. Итак, в восемь, в палате у нашего начальника экспедиции. Потом поужинаем где-нибудь в честь моего приезда. Я угощаю. Вы как, не против?

Ответом ей был рев восхищенного Бумбы и растроганное расшаркивание Миши Гурфинкеля.

Шейх Эль-Курны произвел на мисс МакДугал такое . же неизгладимое впечатление, как и на ее коллег. Она заметила, что и старый Хусейн Абд эр-Махмуд тоже не остался равнодушным к ее женским чарам. Впрочем, держался он весьма достойно и по-деловому. Не то время и не те условия, чтобы флиртовать с прекрасной европейкой.

Беседуя с главой Абд эр-Махмудов, Бетси вспоминала, что ей было известно об истории этого удивительного семейства…

Древний орден расхитителей гробниц, клан Абд эр-Махмудов, существовавший в Эль-Курне, как гласит предание, еще со времен фараонов, был раскрыт совершенно случайно, и произошло это в конце девятнадцатого века. До этого о клане расхитителей ничего известно не было, что наводит на весьма забавные мысли касательно влияния случайностей на те или иные события в жизни.

В данной истории этой случайностью, потянувшей за собой целую цепь последовательных событий, стало прибытие в Луксор в начале 1881 года состоятельного американца, некоего мистера Бейтона.

Следует отметить, что мистер Бейтон приехал в Египет вовсе не как праздный турист, а как заядлый коллекционер древностей. Поэтому совсем неудивительно, что по прибытии в Луксор американец отправился на тенистый задний двор городского базара. Мистер Бейтон знал толк в такого рода вещах и был прекрасно осведомлен, где искать нужных ему людей.

На базаре он довольно быстро вышел на связного, знавшего укрывателей краденого. Для этого не нужно было обладать сверхспособностями Шерлока Холмса. Американец прозрачно намекнул нескольким торговцам кустарными сувенирами, что его интересует нечто более серьезное, чем глиняные фигурки сфинксов, да и его богатая одежда вкупе с настойчивостью фанатичного коллекционера сыграли не последнюю роль. По этому человеку было сразу видно, что он готов выложить любые деньги за действительно стоящий “товар”.

Худой невысокий араб, так называемый “связной”, сам подошел к нему, сообщив, что он, мол, знает одного укрывателя краденого, который имеет сведения о неплохой коллекции незаконно добытых древних вещей.

Глаза у мистера Бейтона тут же азартно загорелись, и они условились с худым арабом о встрече.

Встреча состоялась в тот же день поздней ночью на окраине Луксора, где американцу и были продемонстрированы “вещи для продажи”. Естественно, мистер

Бейтон хорошо разбирался в древних артефактах, и поэтому он сразу же обратил внимание на необычный папирус, который на удивление хорошо сохранился. Красота этого осколка далекого мира фараонов очаровала американца, и он тут же без возражений, особо не торгуясь, приобрел папирус за довольно высокую цену.

Обрадованный столь удачной сделкой мистер Бейтон спрятал свое приобретение в походном чемодане среди белья. Чтобы избежать столкновения с таможней, он пересек границу пешком, после чего направил папирус на экспертизу в Европу.

Артефакт действительно оказался весьма редким, и тут мистер Бейтон совершил роковой для клана Абд эр-Махмудов поступок. Удачная покупка вскружила американскому коллекционеру голову, и он во всеуслышание рассказал об обстоятельствах своей незаконной сделки. Вот так, казалось, от маленькой случайности и стала разворачиваться целая череда последующих событий, словно звенья одной цепочки, намотанной на вращающийся стержень времени.

На сообщение Бейтона обратил внимание сам Гастон Масперо, который в то время еще не стал директором Египетского музея, а был генеральным директором Службы древностей в Каире.

Неожиданное приобретение американца разгневало Масперо, ведь древний артефакт буквально проплыл у его носа. Ко всему прочему из текста ценного папируса стало ясно, что он принадлежит к погребальному инвентарю фараонов XXI династии, то есть к отрезку времени между 1070 и 945 гг. до н.э. — эпохе, которой интересовался французский археолог. Но самым обидным в данной ситуации являлось то, что эти гробницы были науке доселе неизвестны.

Итак, тайна существования клана Абд эр-Махмудов висела на волоске.

Тем не менее сообщение Бейтона вселило в Масперо надежду добраться до неизвестного источника столь важных для историков артефактов, которые подпольная торговля за короткое время могла распылить по частным коллекциям всего мира.

Масперо абсолютно не доверял продажной восточной полиции и поэтому решил действовать на свой страх и риск. В конце концов, его благородная цель оправдывала любые средства, и если все пройдет удачно, так, как и было им задумано, то научный мир непременно обогатится сенсационными находками.

В кругу своих самых верных и проверенных сотрудников Масперо разработал хитроумный план операции . по выявлению источника, поставляющего на “черный рынок” редкие древности.

Он направил в Луксор своего ассистента, молодого подающего надежды кандидата в археологи, которому по своей натуре, наверное, следовало бы стать частным детективом, а не ученым. Перед молодым человеком была поставлена нелегкая цель: не вызывая подозрений, связаться с торговцами Верхнего Египта.

Молодому сыщику повезло. Первая сделанная им в Луксоре покупка заставила обратить на него внимание имевших лицензию легальных торговцев. В сущности, ученый действовал теми же методами, что и пресловутый мистер Бейтон, с одной лишь разницей: француз был более осторожен и пытался не лезть, как американец, напролом.

В конце концов такая тактика не могла не принести скорые плоды. Торговцам понравилась щедрость иностранца и его милая сердцу арабов деловая хватка. Молодым человеком тут же заинтересовались укрыватели краденого, и ученый при каждом удобном случае давал понять, что он сильно заинтересован в оптовых закупках артефактов. Шаг весьма рискованный, но торговцы клюнули, стремление к наживе оказалось в них сильнее осторожности.

Однажды вечером к праздно прогуливающемуся по улицам Луксора французу подошел некий смуглый незнакомец явно из местных, предложив осмотреть на заднем дворе соседнего дома какой-то товар, который непременно заинтересует иностранного господина.

Молодой человек был не против. Он никуда в тот вечер особо не спешил, да и на разбойника смуглолицый совсем не походил, уж больно у него был испуганный вид.

Араб провел француза на тускло освещенный маленький задний двор, где показал ему “антик” — небольшую изящную статуэтку. Иностранец посмотрел на предлагаемый товар, с большим недоверием сообщив, что ему часто предлагают подделки. Торговец колебался недолго. Понаслышке он знал, что француз довольно щедро платит за стоящий товар, поэтому предложил молодому человеку последовать за ним в более спокойное место, где господин сможет во всех подробностях осмотреть предлагаемый ему артефакт. Юноша благосклонно согласился.

Более спокойным местом оказался небольшой дом торговца, пройдя в который хозяин усадил иностранца на старый диван, заверив его, что здесь им уж точно никто не помешает.

Тайно засланный в Луксор Гастоном Масперо археолог обладал воистину железной выдержкой. Конечно же, он мгновенно определил возраст “антика”, который составлял где-то примерно 3000 лет. Еще молодой человек с трепетом и радостью понял, что перед ним памятник, связанный с погребальным инвентарем времен XXI династии.

Именно то, что они и искали.

Это была несказанная удача.

Тоненькую ниточку теперь требовалось лишь зацепить со всей осторожностью, но непременно зацепить, так как такой удачный случай вряд ли мог повториться. Собрав все свои эмоции в кулак, молодой археолог довольно безразлично покрутил бесценную статуэтку в руках, после чего хладнокровно заявил, что она его не интересует. Именно в этот момент торговец и попался. Археолог прекрасно знал психологию такого рода людей, что в конечном счете и позволило ему добиться цели своей тайной миссии.

Араб стал клясться ему в точной подлинности древней вещи. Он призывал в свидетели Аллаха, пророка Мухаммеда и даже своих покойных родственников. Данное представление длилось около часа, по истечении которого иностранец наконец дал себя уговорить, купив статуэтку за довольно небольшую цену. Торговец при этом поклялся раздобыть для “мсье” более крупные и, соответственно, дорогие предметы. Молодой археолог почувствовал, что конец тонкой ниточки уже у него в руках, и теперь оставалось только за нее потянуть. Он заявил, что хочет увидеть эти артефакты прямо сейчас. Араб стал упрашивать “мсье” потерпеть до утра, но француз ответил ему, что завтра утром он должен покинуть Луксор по каким-то важным личным делам. Торговец почувствовал, что крупная рыба, польстившаяся на заманчивую блесну, вот-вот сорвется с крючка, не подозревая о том, что он сам этой рыбой и является.

Араб поспешно согласился удовлетворить просьбу “мсье”, понимая, что клиент готов выложить неплохие деньги. Они вместе тут же направились к Нилу, где наняли лодочника, который в небольшом челноке перевозил ночных путников на другой берег, в Эль-Курну.

Под покровом темноты араб с французом пошли в сторону одной из жилых башен на склоне Шейх-Абд-эль-Курны.

Торговец несколько раз условно постучал в тяжелую деревянную дверь на кожаных петлях, из-за которой появился высокий молодой мужчина в белоснежном тюрбане. Между арабами состоялся короткий разговор на своем языке, но археолог прекрасно знал арабский, о чем, естественно, умалчивал. Из разговора он понял, что торговец советует хозяину дома тайно присматривать за “мсье”. Нажива наживой, а осторожность прежде всего. Француз прекрасно знал, на что шел: он в любой момент мог получить нож под ребро. Мрачные охотники за древностями шутить не любили. Но на этот раз все обошлось.

Человека в белом тюрбане звали Мухаммед Абд эр-Махмуд. В башне он проживал вместе со своими братьями Ахмедом и Солиманом. Таким образом, молодой археолог попал в самое гнездо знаменитых гробокопателей. Мухаммед являлся главой самого обширного и влиятельного клана Эль-Курны. Он был одной из наиболее значительных фигур среди обитателей западной части Фив. Археолог сразу понял, что он имеет дело с человеком незаурядным, и поэтому стал вести себя вдвойне осторожно.

С небольшим налетом восторженной наивности француз рассказал Мухаммеду, что древности — это его единственная страсть в жизни, его хобби, его неизлечи—мая болезнь и что на нее он тратит все свои деньги, несмотря на возмущение бережливых родственников.

Но Мухаммед никак не реагировал на восторженные речи иностранца, недовольно поглядывая на торговца, весьма неосмотрительно приведшего “мсье” в башню на склоне Шейх-Абд-эль-Курны.

Лишь к середине ночи Мухаммед согласился показать коллекционеру несколько небольших артефактов, сообщив при этом, что утро вечера мудренее и что подобные сделки лучше всего совершать после утреннего намаза на свежую голову.

Археолог согласился, забыв о своем обещании торговцу, что завтра утром он срочно покидает Луксор. Пожалуй, это был единственный его промах, на который, конечно, никто внимания не обратил. А следовало бы.

Они договорились с Мухаммедом встретиться через день с утра, дабы осмотреть более серьезный “товар”.

Таким образом, дверцы невидимой ловушки бесшумно захлопнулись. Глава клана сдержал слово, ему и в голову не могло прийти, что восторженный и немного глуповатый французик ставит капкан на лучших охотников Шаак-эль-Таблия и Хатасу.

Они встретились снова в точно назначенный срок через день, после заутренней молитвы. Француз был молчалив и вид имел довольно усталый, Мухаммед же, войдя в раж, во всю хвастал артефактами, обнаруженными его братьями, не догадываясь о грозящей им всем беде.

Молодой археолог сразу же узнал среди воровской добычи бесценные предметы, относящиеся ко времени правления XX и XXI династий. Свою тайную миссию он завершил полным триумфом, оправдав возложенные на него Гастоном Масперо надежды. В конце концов, он делал это не ради корысти, а ради науки. Находки ни в коем случае не должны были уплыть в частные руки. Цель была достигнута.

Итак, что же случилось с братьями эр-Махмудами в дальнейшем.

На следующий день они были арестованы и в кандалах отконвоированы к паше главного города провинции Кены. Но так как о братьях из Эль-Курны шла молва как о честных людях, судья, рассматривающий их дело, признал Махмудов невиновными. К паше приехали односельчане братьев, которые стали убеждать его не верить наговорам проклятого лягушатника, поскольку это дело могло сильно навредить всей деде,вне. Но Дауд-паша решил идти до конца и приказал учинить над братьями допрос с пристрастием.

Мухаммеда, Ахмеда и Солимана страшно избили, после чего надели на их бритые головы раскаленные горшки. Но братья стойко отрицали свою вину. Пытки не принесли результатов, и паша скрепя сердце вынужден был по долгу службы отпустить их за недостаточностью улик.

Однако четыре недели спустя, в конце весны, Мухаммед Абд эр-Махмуд внезапно сам явился к паше пред ясные очи и во всем ему признался. Оказалось, что братья окончательно между собой рассорились. После перенесенных пыток у младшего брата Ахмеда сильно пошатнулось здоровье, вследствие чего он требовал в качестве возмещения телесного ущерба большую часть припасенных артефактов. Данное требование сильно разозлило Мухаммеда с Солиманом, ибо им также во время допроса было несладко.

Паша обещал вероломному Мухаммеду полную безопасность и, надо сказать, свое слово сдержал.

Вскоре после этого в Луксор прибыл известный археолог Генрих Бругш, внимательно следивший за разворачивающимися в Эль-Курне событиями. Не теряя времени, он сразу же по приезде в Луксор направился в резиденцию мудира, потребовав, чтобы ему как представителю государственной египетской Службы древностей показали место, где находились неизвестные доселе науке захоронения.

Его просьбу удовлетворили.

В начале июля 1881 года Бругш в сопровождении Мухаммеда Абд эр-Махмуда взошел на скалы, расположенные между Долиной царей и Дейр-эль-Бахари. Вместе они отодвинули небольшой обломок скалы, за которым был вход в пещеру, затем с помощью каната не спеша спустились на“цно шахты.

В свете чадящих факелов, нервно вытирая платком катящийся по лбу пот, Бругш увидел три больших саркофага. Изучив надпись на самом ближнем из них, археолог понял, что в нем находится мумия Сети I — царя XIX династии, воздвигшего храмы в Фивах и Абидосе. Рядом с саркофагом в изобилии лежали драгоценные погребальные приношения: вазы, ящики со статуэтками.

Не веря своим глазам, археолог проследовал дальше, обнаружив гигантскую погребальную камеру, заполненную множеством отлично сохранившихся мумий и запечатанными саркофагами. Справившись с первым шоком, Бругш подробно осмотрел несколько саркофагов, отыскав мумию Яхмоса, основателя Нового царства. Но когда археолог нашел тела Тутмоса III и Рамсеса II, то был настолько потрясен, что битые десять минут без движения просидел рядом с находками, по-прежнему не веря своим глазам. Он как завороженный смотрел на саркофаги, понимая, какое величайшее открытие только что сделал.

Дальше началась обычная в таких делах рутина. Бругш получил разрешение от Дауд-паши на обеспечение сохранности посмертных останков сорока мумий царей и цариц. Полиция оцепила местность вокруг места находки и удалила всех посторонних.

В течение двух дней древнее наследие властителей великого Египта было извлечено из скальной гробницы в Дейр-аль-Бахари и аккуратно разложено по ящикам и корзинам для отправки в Луксор.

Однако следует заметить, что если бы не алчность и стремление к легкой наживе предприимчивых братьев Махмудов, то данные находки так и лежали бы по сей день под землей, сокрытые скалами и толщей далеких лет.

Тут же возникает резонный вопрос: а как же клану эр-Махмудов все-таки удалось обнаружить усыпальни

цы древних фараонов?

Мухаммед, Ахмед и Солиман Абд эр-Махмуды были азартными охотниками. Часто в сгущающихся сумерках они занимались тем, что выслеживали шакалов — скрытных обитателей некрополя. И вот однажды одним летним вечером 1871 года Ахмед нашел на одном из утесов Шаак-эль-Таблия непонятную шахту, которая сильно его заинтересовала. Возможно, там прятались шакалы или… А вот именно это “или” и заставило охотника отодвинуть обломок скалы, спустить вниз канат и с ружьем наперевес осторожно спуститься вниз.

Достигнув дна шахты, Ахмед достал из нагрудного кармана галабеи спички, увидев в свете их тусклого огня клубящуюся вокруг известковую пыль. Еще он увидел другой лаз — чуть левее, сообразив, что никаких шакалов здесь сроду не было и что скорее всего он нашел место, где, возможно, есть древний клад.

Покинув шахту, Ахмед быстро разыскал своих охотящихся неподалеку братьев, поделившись с ними сделанным только что открытием.

Братья посовещались и решили открыть секрет только сугубо узкому кругу членов клана. Тем, кому они больше всего доверяли. Также они договорились доставать сокровища лишь в том случае, когда семье будут остро необходимы деньги.

Что ж, весьма мудрое решение, однако, как показало будущее, оно все-таки не уберегло их семейную тайну. Так или иначе, но и в этой истории сработала старая мудрая пословица о том, что все тайное рано или поздно становится явным.

Больше десяти лет хранил клан Абд эр-Махмудов свою тайну. В течение данного срока братья ограничивались продажей лишь мелких предметов, которые они через определенные промежутки времени поставляли на рынок при помощи самых надежных торговцев и укрывателей. Многие вещи таким образом бесследно затерялись в частных коллекциях, что нанесло немалый урон науке египтологии.

Вспоминая историю клана Абд эр-Махмуда, Бетси попыталась освежить в памяти то, что она слышала или читала о своем собеседнике — Хусейне Абд эр-Махмуде, знаменитом внуке не менее знаменитого деда Мухаммеда Абд эр-Махмуда. Бывалый разбойник, причастный ко многим сомнительным воровским предприятиям, слыл среди своих соотечественников настоящей легендой.

Но основной его заслугой, конечно, была организация работ по исследованию гробницы Сети I в 1960— 1961 годах, как известно, закончившейся практически ничем. Тайна сокровищ Сети I так и осталась тайной.

Потерпев неудачу с официальной археологией, Ху-сейн Абд эр-Махмуд принялся за старое, а именно: продолжил заниматься торговлей незаконно добытыми древностями. Но оно и понятно, так как все его финансы после провальных поисков сокровищ Сети I находились в весьма плачевном состоянии.

В апреле 1994 года некий майор Фараби внезапно появился в Эль-Курне с целью обыска дома Хусейна. Полиции из третьих рук стало известно, что в доме старого Абд эр-Махмуда якобы находятся незаконно добытые артефакты.

Майор вместе с четырьмя полицейскими застали шейха Хусейна врасплох. Вместе со своими друзьями шейх попивал в уютном углу своего двора холодный каркаде и вел неспешные беседы о вечности и смысле бытия. Ночной визит полиции его особо не удивил до того момента, пока майор Фараби не пригрозил обыскать дом, если Хусейн сам, по своей воле, не отдаст ему древние ценности.

Между полицией и могучим шейхом завязалась драка, и если бы не верные карабины, то полицейским пришлось бы совсем плохо. Угрожая оружием, стражи порядка все-таки обыскали дом Абд эр-Махмуда, найдя там всего-навсего алебастровые сувениры и золотые украшения, сделанные луксорскими ювелирами, которые Хусейн купил для своей молодой жены. Все это, естественно, было тут же конфисковано.

Наутро шейха вызвали в полицейское управление Луксора но взрыв общественного негодования и, в частности, влиятельных друзей Хусейна заставил полицию пойти на попятную. Шейх в тот же день был отпущен восвояси.

Вот таким он и был, Хусейн Абд эр-Махмуд, — гордым, мудрым, не терпящим произвола легендарным кладоискателем Эль-Курны. И совсем неудивительно, что через довольно короткое время после этого неприятного инцидента глава луксорской полиции был смещен с занимаемой должности. А пришедший на его место новый начальник — молодой и энергичный майор — лично явился в дом шейха, дабы выказать ему дань уважения, посидев с Хусейном за чашкой холодного каркаде в тенистом уютном уголке старого двора.

Глава шестая СЮРПРИЗЫ НАЧИНАЮТСЯ

Пауза в их разговоре излишне затянулась. Старец, вдруг ни с того ни с сего прекративший словоизлияния, умолк и уставился на Элизабет, словно на диковинку. Прошла минута, за ней другая, пятая, а он продолжал все так же выжидающе смотреть на Бетси. Девушке на миг показалось, что это именно она, а не шейх была инициатором встречи. Наконец она не выдержала.

— Итак, что вам от меня угодно?

— Я хочу, чтобы вы помогли мне найти убийц моего внука! — пожевав губами, медленно ответил шейх.

Из рассказа Гурфинкеля мисс МакДугал уже знала, что одним из трех убитых египтян, найденных в усыпальнице Сети I, был родной внук Хусейна Абд эр-Махмуда, Али. Старик был очень привязан к этому своему непоседливому отпрыску. Тот подавал большие надежды. Учился на историческом факультете Каирского университета, мечтал стать египтологом. Первым профессиональным ученым в их клане расхитителей гробниц.

В тот черный день он вместе со своим верным телохранителем, специально приставленным к юноше заботливым дедом, опасавшимся козней конкурентов, решил навестить “фамильную гробницу”. Так Абд эр-Махмуды шутливо называли между собой усыпальницу великого фараона. И вот какая-то мразь, какой-то шакал паршивый посмел поднять руку на ребенка. На светлое будущее эр-Махмудов! Это не должно было остаться безнаказанным.

Старый Хусейн поднял на ноги всю луксорскую полицию. И обычную, и туристическую. Да что там! Подмазав где следует, он добился содействия военных. Все вокруг Долины Царей было обшарено в радиусе пятнадцати километров.

Безрезультатно.

Раскопки, само собой, были прекращены. Отряд гафиров — специальной охраны Бибан эль-Мулюк, как по-арабски называлась долина, — укрепили нарядами военных и туристической полиции. Не хватало еще, не приведи Аллах милостивый, милосердный, повторения событий 1994 года, когда группка фанатиков-террористов взорвала автобус с туристами из Западной Европы.

Сколько убытков понес тогда Египет. А удар по международному престижу страны?

Террористы больше не объявлялись. Пока. Но что будет, если работы археологов возобновятся? Запретить их почти невозможно. Ведь выданы официальные лицензии, получены неплохие деньги и бакшиш. Может разразиться ужасный скандал.

И все бы ничего, если бы не записка.

— Какая записка? — напряглась девушка. Об этом обстоятельстве дела она еще ничего не

знала.

Хусейн Абд эр-Махмуд протянул ей листок бумаги. Ага, ксерокопия.

— Подлинник, само собой, находится у полиции. Подшит к делу, — пояснил шейх.

Ну да, конечно. А как же.

Она углубилась в чтение. Записка была скупа. Всего несколько фраз, написанных на английском языке.

“Наглые белые людишки, посмевшие нарушить покой усопших Владык, одумайтесь и убирайтесь прочь со священной земли Та-Кемета! Иначе львица Сохмет разорвет вас в клочья, и шакал Анубис утащит в логово смерти. Гибель ваших презренных наймитов — это только предупреждение. Каждый из тех недостойных зваться египтянами, кто осмелится помогать вам впредь, будет уничтожен. Потом дойдет черед и до вас самих!”

Вместо подписи знак Уджат—светлое Око Гора.

— И что вы об этом скажете? — полюбопытствовал старик, пытаясь уловить реакцию девушки. Та досадливо передернула плечами:

— Очередной маньяк, сбрендивший на почве древнеегипетской истории.

— Хорош историк, — язвительно заметил шейх. — Уже имеем три трупа. В том числе и моего родного внука. Моего маленького Али-Разумника, слышите?!

Старик внезапно зарыдал, как могут плакать лишь вот такие древние люди. Без слез, вздрагивая всем телом, в отчаянии закрыв лицо руками, побитыми пигментными пятнами.

Деликатно выждав, пока он успокоится, мисс Мак-Дугал напомнила о своем присутствии.

— И все же чем могу быть вам полезной лично я? У меня ведь совсем нет опыта сыскной работы. И детективами я почти не интересуюсь. Ну, от силы читала пару романов Агаты Кристи и Рекса Стаута.

— У меня есть информация несколько иного рода, — возразил Хусейн. — Вы несколько раз участвовали в разгадке весьма и весьма запутанных историй.

— Да! — резонно заметила девушка. — Но они были связаны с археологией!

— Какая разница! — раздраженно хлопнул рукой по столу шейх. — Здесь тоже археология. И какая!

— Послушайте! — взмолилась несчастная Элизабет.

— Нет, девочка, лучше послушай сама! — перебил ее старый египтянин. — Ты даже представить не можешь, что за сокровища хранятся там, за каменной плитой в нижнем шурфе гробницы Сети. Когда в 1961 году мы приблизились к ним, я прекратил все работы. Просто испугался, что клад фараона попадет в плохие руки. Потому что тридцать с лишним лет назад еще не пришло время явить сокровища миру. Наша семья почти два века хранила секрет гробницы, полагая, что настанет нужный час. И вот она, эта черная година пробила погребальным звоном. Абд эр-Махмуды согласны открыть доступ в сокровищницу. Но в обмен на голову убийцы.

Глаза старца запылали фанатичным огнем. Бетси МакДугал стало жутко. Она еле-еле совладала с собой.

— На что вы рассчитываете?

— Я думаю, что этот шакал явится, привлеченный блеском желтого металла. И тогда мы прищемим ему хвост!

— Вы хотите сделать из членов экспедиции приманку для убийцы? — констатировала пораженная его цинизмом Элизабет.

— Да! — жестко бросил шейх. — Думаете, не сработает?

— Нет, напротив! Маньяк, если это и впрямь маньяк, должен обязательно клюнуть. Но как же люди? Мои и ваши соотечественники?

Старик коротко рассмеялся ей прямо в лицо.

— Люди! — горько слетело с его уст. — Да что они стоят все вместе взятые по сравнению с жизнью моего Али? Моего малыша, моей единственной радости на закате жизни. У меня нет больше желания жить. Я умер вместе с моим внуком. То, что вы видите перед собой, — это обыкновенный мираж. Оболочка, ожидающая мгновения сладкой мести. Дайте мне умереть спокойно — и все сокровища ваши. И еще…

Он снова протянул ей прямоугольник плотной бумаги. Фотография.

Бетси скользнула по ней равнодушным взглядом.

Не может быть!

Не…

— Это ваш личный гонорар. В случае успеха вы его получите.

— Фальшивка! — безапелляционно заявила девушка. — Дешевый трюк! Фотомонтаж! Не верю! Чем докажете, что это настоящий камень Бен-Бен, а не его очередная копия-пирамидион?!

Хусейн Абд эр-Махмуд хищно оскалился.

— Доказывать это вам придется самой. Камень тоже находится в сокровищнице Сети.

— Но как вам удалось его сфотографировать? И отчего вы так уверены в существовании этих мифических сокровищ? Вы что, уже сами раскопали тайник?

— Ай, какая недоверчивая девушка! Вах-вах-вах! — заерничал шейх. — Не одной вам приходилось пользоваться услугами “Упуата”. У меня в распоряжении была новейшая модификация этого чудесного прибора — “Упуат-3”.

“Ничего себе старичок, живущий в девятнадцатом веке! — с сарказмом вспомнила Бетси отзывы Гурфинкеля и Бумбы. — И, оказывается, неплохо знаком с моей биографией!”

После Эль-Курны мисс МакДугал наведалась в полицию и в местное отделение Службы древностей, чтобы утрясти всякие формальности, связанные с возобновлением работ на объекте. В полиции европейскую знаменитость приняли весьма и весьма любезно. Видимо, глава эр-Махмудов уже ввел стражей порядка в курс дела.

Девушке тут же предложили кофе или чай, от которых она предусмотрительно отказалась. Бог знает, откуда они берут воду для своих напитков. А вдруг прямо из Нила?

Зато за каких-то сто египетских фунтов ей удалось ознакомиться с материалами уголовного дела, возбужденного по факту убийств Али Абд эр-Махмуда, Юсифа Гамаля и Мухаммеда Закри. Все три эпизода были объединены в одно производство. Следователь — еще молодой майор с уже седыми висками — показался Элизабет толковым и знающим свое дело человеком. Расстались они довольные друг другом. Майор радовался тому, что ему удалось за день заработать месячное жалованье. Англичанка же, расставшись с тремя сотнями фунтов, заполучила полную ксерокопию дела с прекрасными дубликатами всех фотографий с места происшествия.

А вот в Службе древностей ее подстерегала неожиданность. Причем весьма неприятного для Бетси свойства.

Как оказалось, пост главного инспектора луксорско-го отделения Службы с недавних пор занимал ее старый знакомый. Господин Хосни Хейкаль.

Он стал еще толще и противнее. Однако вместе с дополнительными жировыми отложениями в нем появились еще самоуверенность и надменность, свойственные почти всем чиновникам средней руки, особенно здесь, на Востоке. Внешне Хейкаль теперь был почти точной копией короля Фарука, каким его помнила Бетси по тем многочисленным фотографиям, которые ей доводилось встречать в старых газетах и журналах.

Чтобы подразнить надменного инспектора, даже не соизволившего поднять зад с кресла при ее появлении, мисс МакДугал поинтересовалась, не является ли господин Хосни внебрачным сыном покойного владыки.

Куда подевалась вся спесь Хейкаля! Он вскочил со своего “трона”, нервно замахал на девушку руками, подбежал к двери и, приоткрыв ее, опасливо выглянул в коридор. Затем, чуть успокоившись, достал из кармана пиджака большой несвежий платок и утер лысину, на которой мгновенно выступил пот. И это при том, что кондиционер в кабинете работал исправно.

— Вы все такая же шутница, госпожа баронесса! — наконец выдавил из себя инспектор. — Рад вас видеть в добром здравии и настроении.

— Не скажу о себе того же! — парировала девушка.

Хейкаль, очевидно, решил-таки проявить качества джентльмена. Еще бы, ведь не каждый день к тебе в офис приходит звезда мировой археологии. Он плавным жестом указал Элизабет на мягкую софу у стены. Подождав, пока девушка устроится поудобнее, инспектор присел на краешек и сам, а затем пододвинул к софе стеклянный столик на колесах, уставленный всевозможными склянками с разноцветными жидкостями, вазочками с печеньем и конфетами.

— Угощайтесь, госпожа баронесса! — мило предложил чиновник.

Бетси заметила, что собеседнику доставляет видимое удовольствие произносить ее титул. И снова, не удержавшись, съязвила:

— Эх, не вовремя вы родились, господин Хейкаль. Вам бы жить в девятнадцатом веке, при хедивах. Или хотя бы до революции.

Реакция мистера Хосни вновь была бурной.

— Аллах великий и всемогущий! — взмолился он громким шепотом. — Тише, ради Аллаха, тише, мисс МакДугал! Вы даже не представляете, как у нас опасно проявлять монархические настроения. Мой кабинет вполне может прослушиваться спецслужбами. Да и зачем нам ссориться? Вы же, как я понял, пришли ко мне по делу?

Бетси только вздохнула. И впрямь, что это она на него взъелась? Конечно, Хосни Хейкаль мерзавец еще тот. Но выбирать-то не приходится. Нужно работать с тем дерьмом, которое посылает судьба.

— Да, — не меняя властно-аристократического тона, подтвердила англичанка. — Мне необходимо получить разрешение на возобновление работ в гробнице Сети.

— Ага, гробница номер семнадцать в Бибан эль-Мулюк, — уточнил Хейкаль, вновь превращаясь в государственного чиновника. — Это будет сложно сделать. Вы же сами понимаете… После всего, что там произошло… У полиции могут возникнуть свои соображения…

— С полицией я уже пришла к взаимопониманию, — отрезала Элизабет. — К полному взаимопониманию.

— Аллах акбар! Аллах акбар! — умильно затараторил инспектор.

Поднявшись с софы, он важно прошел к своему столу и взгромоздился на “трон”. Маленькие злые глазки

поблескивали из-под овальных стекол очков. Ничего не говоря, Хейкаль открыл верхний ящик стола и красноречиво скосил на него взгляд. Все понятно. Горбатого могила исправит.

Облизнувшись, стол проглотил очередную порцию бакшиша.

— Все в порядке, госпожа баронесса! — радостно заверил инспектор. — Можете продолжать свои исследования. Только, ради Аллаха милостивого, милосердного, будьте осторожны. Мне бы очень не хотелось, чтобы с вами что-нибудь случилось. Оч-чень! — подчеркнул он проникновенно. — И вообще, — продолжил он, — заходите ко мне. Право же, нам есть что вспомнить. Эх, молодость, молодость… Как она скоротечна…

Сообразив, что ляпнул бестактность, Хосни быстро поправился:

— Я, кЬнечно, имел в виду исключительно себя. Вы, мисс МакДугал, еще совсем юны и по-прежнему очаровательны! Даже стали еще красивее с тех пор, как мы виделись. Бедный доктор Махфуз, — пригорюнился инспектор, — он не дожил до дней вашего триумфа…

— А что такое? — неприятно поразилась Элизабет. — Что случилось с профессором?

— Как, разве вы не знаете? — пришла очередь удивляться Хейкалю. — Он скончался сразу же после всей этой неприятной истории с вашей книгой, мир его душе. Обширный инфаркт.

— Но почему? Он ведь был еще не так стар?!

— Скандал вокруг вашей книги стал для него сильным ударом. Он чувствовал свою личную ответственность за неправильно проведенную экспертизу документов. Вот сердце и не выдержало.

Девушка тупо уставилась в пол. На душе стало до того мерзко, что она, не соображая, что делает, налила себе полный бокал виски, одним большим глотком выпила его и, задохнувшись, уронила бокал. Тот с жалобно-печальным звоном разбился на множество мелких осколков.

— Я, пожалуй, пойду, — хрипло сказала она и нетвердыми шагами направилась к двери.

Хосни Хейкаль увязался за ней. Проводить дорогую гостью.

— Передавайте привет достопочтенному профессору Енски, — лопотал инспектор. — Мы, египтяне, очень ценим деятельность этого замечательного ученого, продли Аллах его годы. Надеюсь, что он уже оправился от нервного потрясения?

— Да, да, — механически кивала Бетси, совершенно не вслушиваясь в то, что говорит этот назойливый человечек с внешностью короля Фарука.

Внезапно чиновник крепко взял ее под локоть и придержал на месте. Англичанка страшно удивилась подобной бестактности. На гнев уже просто не было сил. Так что она просто сделала попытку освободить руку из цепких рук нахала. Однако тот не сдавался, все так же настойчиво удерживая девушку на месте. Ни с того ни с сего Хейкаль встал на цыпочки, пытаясь дотянуться до ее уха. Элизабет гадливо оттолкнула его.

— Послушайте! — Инспектор вновь перешел на громкий шепот. — Послушайте! Я не хотел бы, чтобы между нами осталась тень недоверия и неприязни. Мне тоже очень жаль доктора Махфуза. Он был моим учителем. Понимаете? Учителем! А я предал его!

— Я не священник, чтобы принимать исповедь и отпускать грехи!

— Да, да, конечно, — потерянно лепетал чиновник. — Но я хочу исполнить свой долг перед памятью учителя… Все дело в том…

Хейкаль подскочил к двери, рывком распахнул ее, выглянул в коридор и, плотно прикрыв, привалился к ней спиной.

— Все дело в том, что документы, найденные вами в пирамиде царицы Хенткавес, не были подделкой… Вам в руки попали бесценные подлинники… Однако кому-то понадобилось дезавуировать важность вашего открытия… Кому-то очень могущественному… Оригиналы были похищены из лаборатории профессора Махфуза и заменены искусными копиями. После повторной их экспертизы в лаборатории случился пожар. Все сгорело. И сразу последовала странная болезнь доктора Али. Такая скоротечная, что у меня даже возникло подозрение, что…

Он замялся. Видно было, что инспектор страшно напуган.

— Что профессора Махфуза убили? — договорила за него Бетси.

Господин Хосни только судорожно кивнул.

— Но отчего вы столько лет молчали? Почему сразу не заявили в полицию?

— Боялся. Я ведь не герой. Совсем не герой. Извините, госпожа баронесса. И простите меня, ради Аллаха, простите!..

Да, тут было над чем подумать. Информация, полученная Бетси от шейха и инспектора, нуждалась в тщательном анализе. Особенно поразило девушку то обстоятельство, что, оказывается, ее первая книга все же имела научную ценность, что источниковедческая база монографии не фальсифицирована.

Вот взять бы сейчас да ошарашить профессора Енски “приятным” для него известием. Получается, что вся та полемика, которую он вел с ней, выеденного яйца не стоит. И египтологии нужно много чего пересмотреть в своих представлениях о периоде Древнего царства.

Но где она возьмет доказательства? Подлинники, найденные ею в гробнице Хенткавес, кем-то похищены. И неизвестно, существуют ли они еще в природе или же уничтожены так же, как и фальшивки.

Чтобы немного отвлечься и успокоиться, Элизабет решила посетить место раскопок. Конечно, для одного

дня всего этого многовато. Можно было бы и отдохнуть. Но на душе оставался неприятный осадок и ощущение чего-то недоделанного, недоработанного.

В конце концов, в Луксоре она впервые. Долину Фараонов еще ни разу не видела, и прогулка может пойти ей только на пользу. Решено! Короткая экскурсия по Бибан эль-Мулюк — и домой, в “Винтер Палас”. Ведь вечером ее ожидают еще и совет, а затем дружеская пирушка в ресторане. Надо действительно развлечься и отвлечься.

Такси медленно тащилось по неширокой асфальтированной дороге, змейкой извивающейся между нависающими с двух сторон красновато-желтыми скалами. Последняя дорога, по которой некогда уходили в царство вечного покоя владыки Древнего Египта.

Это место необъяснимо завораживало, сразу настраивая на возвышенные и печальные мысли. Бетси на миг почувствовала себя одной из плакальщиц, участвующих в погребальной процессии фараона. Так же медленно, размеренными шагами поднимались люди, так же точно украдкой глядели по сторонам, пытаясь рассмотреть на безжизненных каменных склонах признак хоть чего-то живого. Тщетно. Ни кустика, ни даже убогой травинки.

Вверх, вверх.

Прямо к Фиванскому Пику— горе, которую местные жители называют Шейх эль-Курна — “Рог”. Своим силуэтом она напоминает пирамиду. Вероятно, именно благодаря этому и облюбовали фараоны Восемнадцатой династии эту долину, выбрав ее для строительства своих гробниц. Пирамидообразная вершина, посвященная богине-змее Меретсегер — “Любящей молчание”, напоминала им о захоронениях владык первых династий.

А еще в долину было довольно-таки трудно добраться, что также сыграло определенную роль в выборе этого места для царского некрополя. Расхитители гробниц существовали уже тогда. И стражи порядка имели из-за них много хлопот и неприятностей. Контролировать труднодоступную местность было легче, чем открытую со всех сторон. Фактически пробраться в Долину Царей можно было лишь по этой вот дороге. Правда, тогда еще не такой комфортной.

Со временем и эта безопасность сошла на нет. Дерзость и мастерство преступников все возрастали. Так что уже к концу Двадцатой династии захоронения в долине прекратились. Жрецы стали переносить мумии фараонов в более безопасные и менее доступные места, чтобы защитить тела усопших от осквернения.

Автомобиль остановился у металлического парапета, сваренного из толстых труб. Навстречу Бетси шагнул молодой парень в белой парусиновой форме. На груди у него болтался автомат Калашникова. Туристическая полиция, догадалась девушка, заметив у юноши черную нарукавную повязку с двумя латинскими литерами “ТР”, под которыми было еще что-то написано арабской вязью.

— Ваш документ! — строго потребовал молодой человек.

Глаза его, однако, весело поблескивали при виде очаровательной блондинки с внушительным бюстом.

— Мин фадлак! Пожалуйста! — ответила Бетси по-арабски и протянула юноше свои бумаги.

Полицейский уже открыто заулыбался. То ли от ее учтивости, то ли при виде документов, подписанных самыми высокопоставленными полицейскими чиновниками Луксора. Закинув автомат за спину, парень вернул Элизабет бумаги и приветливо отсалютовал ей, а затем открыл шлагбаум. Подозвав гафира, он перепоручил девушку его заботам и с чувством выполненного долга вновь принялся любоваться роскошной фигурой иностранки.

Гафир усадил Бетси в специальный прогулочный вагончик, и он медленно покатился по раскаленной долине.

Элизабет почувствовала легкое головокружение. Ее предупреждали, что в этом месте особый микроклимат. Но чтобы такое! В воздухе прямо куполом нависла мощная некробиотика. Такая густая, что хоть ножом режь. Нужно будет провести эксперимент с тем оборудованием, которое осталось у нее со времен раскопок на острове Змеиный.

Слева и справа виднелись входы в царские гробницы, узкими забетонированными щелями прорезавшие склоны гор.

Вагончик выехал на широкую площадку и остановился. Гафир знаком показал ей, что, мол, все, приехали. Молодая англичанка выбралась наружу.

— Тутанхамон! — ткнул гафир пальцем в небольшое сооружение из камня, на полтора метра возвышавшееся над землей.

Она отрицательно покачала головой.

— Нет, нет! Сети, Сети Первый.

— Ага! — кивнул охранник. — Гробница номер семнадцать. Прошу сюда.

Узкая тропа сворачивала налево от площадки и вела круто вверх. Миновав сначала могилу основателя Девятнадцатой династии Рамсеса I, они подошли к усыпальнице его сына Сети.

— Эй! — крикнул гафир прямо в темноту, начинавшуюся сразу за открытой решеткой, которой был убран вход. — Есть там кто?!

В ответ раздалось недовольное ворчание, и на свет божий вышел высокий стройный юноша, одетый в шорты и темную футболку с традиционным египетским овалом-картушем.

“Ральф”, — прочитала Элизабет столбик разноцветных иероглифов, вышитых внутри овала. Ага, помощник профессора Енски.

Парень ей сразу понравился. Открытое лицо, возможно, даже слишком красивое для мужчины; спортивная, хорошо натренированная фигура; спокойный внимательный взгляд карих глаз.

— Будем знакомы, Ральф, — первой протянула она ему руку.

Юноша не удивился. Только скосил глаза себе на грудь и, понимающе кивнув, легонько пожал ладонь Бетси.

— Очень рад вас видеть, мисс МакДугал. В жизни вы еще лучше, чем на фотографиях.

“Ого! Он и на комплименты горазд! Прыткий птенчик!”

— Можно просто Элизабет. Или Бетси. Не согласишься поработать моим гидом?

— Прошу! — широким жестом хозяина пригласил ее Ральф внутрь усыпальницы.

“Ну прямо тебе фараон Сети Первый собственной персоной!” — восхитилась Бетси, проходя мимо него. Ее ноздри ощутили тонкий запах дорогого французского одеколона, исходивший от молодого человека. “Кензо”, — констатировала девушка. — Отменный вкус. Но для кого и для чего он так надушился? Неужели специально для встречи со мной?”

Конструкция гробницы была очень сложной. После первой нисходящей лестницы коридор выходил в зал, за которым следовал еще один коридор, ведущий в еще один квадратный зал с ритуальной шахтой.

За нею открылся вход в комнату восьмиметровой ширины с четырьмя колоннами, покрытыми изображениями покойного Сети в окружении различных божеств. Прямо за четырехколонным находился зал с двумя колоннами. Рисунки здесь так и остались нераскрашенными, что дало повод первооткрывателю гробницы, Бель-цони, назвать это помещение Залом графики.

Спустившись по еще одной лестнице, они попали в анфиладу из трех коридоров, приведшую молодых людей в просторный шестиколонный зал с двумя небольшими боковыми алтарями.

А потом они попали в усыпальницу, в которой некогда находился саркофаг фараона. Этот гроб, выполненный из тонкого алебастра, покрывали иероглифы, повествующие о плавании солнечной ладьи Осириса через двенадцать ночных часов по подземному Нилу, кишащему демонами. Саркофаг еще в прошлом веке был доставлен в Англию, где и был приобретен известным британским коллекционером сэром Джоном Сойеном, который поместил его в своем лондонском доме-музее на Линкольне Инн Филд, где он находится и по сей день. Росписи погребальной камеры по праву сделали из гробницы Сети I жемчужину Долины Царей. Они являлись как бы иллюстрацией к надписям на саркофаге покойного. Астрономические созвездия и небесные светила, выполненные в виде диковинных зверей. Бог Ра с головой барана, стоящий в окружении богов и богинь на ладье, завершающей ночное путешествие по подземному миру и вот-вот готовой взойти на небо. Шакалоголо-вый Анубис, совершающий церемонию “отверзания уст” перед Осирисом, изображенным между двумя фетишами Анубиса, состоящими из звериной шкуры, привязанной к шесту, помещенными в сосуд.

— Просто дух захватывает! — восхитилась Бетси. Ральф промолчал, но по всему его виду можно было понять, что он вполне согласен с девушкой.

— А теперь покажи мне ваш раскоп, — попросила она. — И сразу наружу. На сегодня с меня довольно.

Простившись с Ральфом до вечера, Элизабет покинула Долину Царей тем же способом, что и добиралась. То есть на такси. Спустившись по уже знакомой змейке дороги, она заинтересовалась открывшимся видом на долину Дейр-эль-Бахри с расположившимся там храмом царицы Хатшепсут.

Осматривать его, а также развалины близстоящих заупокойных храмов Ментухотепа и Тутмоса III уже просто не было сил. Но размяться и перевести дух после посещения Бибан эль-Мулкж стоило. Девушка притормозила водителя и попросила его с полчасика подождать. Таксисту было все равно. Счетчик “исправно” тикал, накручивая фунты и пиастры.

Дышалось внизу значительно легче, чем в некрополе фараонов. Почему так, кто знает. Может, сказывалась близость Великой Реки, которую даже отсюда уже было видно.

Внезапно ее внимание привлекли какой-то шум и визг. Бетси оглянулась по сторонам.

Стайка оборванных арабских ребятишек, подобравших увесистые камни, обступила что-то маленькое, черное и дико визжащее. Подойдя поближе, англичанка увидела, что этим “что-то” была собака.

Небольшая, черной масти, с длинными ушами, стоящими торчком, и удлиненной мордочкой. Узкие косые глаза песика жалобно смотрели на мучителей. Собака то и дело бросалась на кого-нибудь из мальчишек, пытаясь прорвать круг. Тщетно. Ребятня стояла непоколебимо, словно скалы, окружавшие Долину Царей.

— Ну что, Ахмед? — торопил один из малышей паренька, бывшего на целую голову выше остальных и, по всей видимости, здесь верховодившего. — Когда начнем?

— Когда надо, тогда и начнем! — огрызнулся Ахмед, крепче сжав камень.

Нужно было вмешаться.

— Что здесь происходит? — грозно прикрикнула Элизабет, разрывая круговую осаду.

Мальчишки гневно посмотрели на нового противника, но раж их заметно поутих.

— Шли бы вы мимо, дамочка! — грубо предложил Ахмед. — Не мешайте! Не видите, что ли, шакала-трупоеда поймали! Сейчас зададим ему перцу!

Песик умоляюще смотрел на Элизабет почти человеческими глазами. Девушка заметила, что зрачки у собаки какого-то неправильного, желтого цвета.

— А отложить казнь нельзя?

— Нет! — отрезал Ахмед, и все остальные были с ним явно солидарны.

— Хорошо! — решилась англичанка на старое испытанное средство. — А как насчет выкупа?

Глаза вожака загорелись знакомым огнем. И этот туда же. За бакшиш все отдаст.

— Это дорого будет стоить! — безапелляционно заявил Ахмед.

— Сколько? — достала кошелек Бетси.

Ребятишки переглянулись. По их растерянному виду было понятно, что к такому повороту дел они не готовились. Сколько же можно сорвать с этой сумасшедшей иностранки, так классно шпарящей по-арабски, за жизнь никчемной собачонки?

— Десять фунтов? — робко спросил тот из ребят, который интересовался у Ахмеда временем начала казни.

— Нет, мало! — урезонил его вожак. — Гоните двадцатку, и шакал ваш!

Тратить время на никчемный торг не хотелось. Пусть ребятня купит себе сладостей. Она отдала запрашиваемую сумму, и стайка умчалась прочь, показывая глупой иностранке язык и обзывая ее всяческими неприличными словами.

На площадке остались лишь Элизабет и несчастный песик.

— Ну, что мне теперь прикажешь с тобой делать? — обратилась девушка к четвероногому существу.

Собака, разумеется, ничего не ответила, но выражение ее глаз было достаточно красноречивым. Просеменив мелкой трусцой к Бетси, пес потерся боком о ее ногу, а затем благодарно лизнул девушку в руку.

— Оставить тебя здесь, — размышляла мисс МакДугал вслух, — так еще чего доброго они опять примутся за свое. Ладно, возьмем тебя на восточный берег, в город. А там решай сам. О'кей?

Песик радостно тявкнул. Англичанке даже на миг показалось, что в ответ на ее предложение он согласно

кивнул.

Договориться с покладистым шофером взять с собой еще одного пассажира удалось без труда. Какой-то лишний фунт дела не решал.

— Какая у тебя нежная шерсть! — восхищалась по пути девушка, поглаживая спинку песика. — А какие ушки!

Странно. Никогда раньше она не замечала за собой особенной любви к животным. Наверное, так на нее действует Египет.

Когда ее такси притормозило у “Винтер Паласа”, собачка первой выскочила из машины и стала терпеливо дожидаться Элизабет у парадного подъезда.

— Э нет, дружочек, мы так не договаривались! — погрозила она псу пальчиком и отправилась к себе в номер.

Оглянувшись у самого лифта, девушка заметила, что странный пес тоскливо провожает ее взглядом, наблюдая за нею сквозь стекло. Ладно, бог с ним. Нужно о людях подумать.

Через час, приготовившись к визиту в госпиталь и ресторан, Элизабет вышла на улицу, и первое, на что она наткнулась, был все тот же спасенный ею черный песик. Он лежал у входа в гостиницу в живописной статуарной позе. Поджав задние лапы и вытянув передние. В этот миг он напоминал известное древнеегипетское изваяние бога Анубиса из гробницы Тутанхамона. Такое же ленивое спокойствие, блуждающая мечтательная улыбка, если можно выразиться подобным образом о собачьем оскале.

Завидев ее, пес вскочил и, радостно завиляв хвостом, той же своей царственной трусцой приблизился к спасительнице. Стал как вкопанный и ожидающе уставился на Бетси своими узкими миндалевидными глазами.

— Ты что же, намерен стать моим проводником по Луксору? А заодно и охранником?

Пес громко тявкнул, как бы подтверждая сказанное девушкой.

— Ну, посуди сам, какой из тебя охранник? Маленький, тощенький. Любой обидеть сможет. Обиженное несогласное рычание.

— А жить ты собираешься здесь, на улице, у входа в отель?

То ли вздох, то ли всхлип.

Человек и собака смотрели в глаза друг другу. И что-то новое нарождалось между этими двумя существами. Какой-то мостик, соединивший две одинокие бродячие души, затерявшиеся посреди огромного древнего города.

— Ладно, посмотрим, — решилась наконец Элиза бет. — Слышишь, проводник, может, подскажешь, как добраться до госпиталя?

Презрительное тявканье. Дескать, раз плюнуть.

Маленький черный комок кинулся на проезжую часть. Раздался отчаянный сигнал автомобиля, резкий скрип тормозящих колес…

Бетси закрыла глаза, а когда открыла их вновь, то увидела, что у тротуара стоит такси, из которого с громкой руганью вылезает шкафоподобный водитель.

— У тебя что, глаза повылезали?! — орал он на онемевшую мисс МакДугал. — Смотреть нужно за своей собакой! Чуть не раздавил ее, белый дьявол тебе в печенку!

Что?!

Молодая англичанка резко обернулась. Песик с самым невинным видом прятался у нее за спиной. Вот негодник! На миг ей вновь показалось, что собака шкодливо скалится.

— Так что, — чуть успокоился таксист, — будем ехать, мэм, или как?

— Да, да, конечно. — Она поспешно подошла к машине.

Пес, на мгновение опередив ее, прошмыгнул в салон и удобно устроился на заднем сиденье. Элизабет только хмыкнула. Хорош помощничек.

— Славная у вас собачка, леди! — совсем размяк шофер, в уме уже прикинувший, сколько сможет содрать чаевых с чудаковатой иностранки и ее четвероногого питомца. — Наверное, редкой породы? Сдается мне, что у нее в роду были шакалы!

Одобрительное урчание.

— А как зовут?

— Не знаю, — растерянно протянула Бетси и, уловив настороженный взгляд водителя, поспешила поправиться. — Упуат. Его зовут Упуат.

Презрительный рык.

— Упуат? — удивился таксист. — Это ж как понимать?

— Упуат — это древнеегипетский бог в виде волка, — терпеливо пояснила девушка. — Он служил проводником в загробный,мир.

— А-а-а! — протянул араб с умным видом. — Вот оно что. Проводник, значит! — Он оглянулся на песика, ответившего мастеру руля учтивым оскалом.

Разумеется, пса в госпиталь не пропустили.

— Жди здесь! — приказала ему Бетси. — Будешь умницей, накормлю тебя вкусным обедом. Короткий кивок. Иди, мол, все понятно.

В палате ее уже ожидали Гурфинкель, Покровский и Ральф. Разумеется, сам профессор тоже был на месте. Элизабет отметила, что Енски-старший выглядит совсем неплохо для человека, страдающего сердечной недостаточностью. Легкий румянец, задорный блеск в глазах. При ее появлении он даже встал с постели, галантно поклонился и приложился к ручке.

— Ужасно, ужасно рад вас видеть! Теперь уж точно все пойдет как по маслу!

Девушке почудилось, что в глазах Ральфа промелькнула искра ревности. К кому и к чему?

Неторопливо и обстоятельно она изложила все то, что ей удалось накопать за первый день, проведенный в Луксоре. Профессор то и дело восхищенно цокал языком, дивясь ее расторопности. Бумба едва не ревел от восторга, а Миша только вздыхал. Вот бы кого в напарники, а не этого неповоротливого остолопа, только и мечтающего, что о бутылке виски да куске хорошего бифштекса с кровью. Ральф помалкивал. Возможно, стеснялся своего слишком юного возраста.

Естественно, Бетси поведала членам синклита далеко не все. Например, она утаила полученную от Хусейна Абд эр-Махмуда информацию о Бен-Бене и сокровищах. Зато в самых красочных тонах расписала свой визит к Хосни Хейкалю, сделав особый акцент на сенсационных признаниях господина инспектора по поводу переписки царицы Хенткавес и смерти профессора Али Махфуза.

Алекс Енски был убит и повержен. И расстроило его главным образом не то обстоятельство, что он был не прав в своих нелепых нападках на Бетси, сколько сам факт подмены и, естественно, гибель друга.

— Разумеется, я при первой же возможности принесу вам публичные извинения, Элизабет! — заверил он девушку. — Но, сами понимаете, одних ваших слов маловато. Нужно найти если не подлинники документов, то хотя бы надежных свидетелей подмены. Вот если бы заставить Хейкаля дать официальные показания..

— Он на это не пойдет, — усомнилась мисс МакДугал.

— Посмотрим. Возможно, удастся найти убедительные аргументы, — зловеще пообещал археолог. — Бедный Али! Тр-рубы Иер-рихонские! Я таки доведу это дело до конца. Клянусь двенадцатью коленами Израилевыми, что убийцы доктора Махфуза понесут примерное наказание! Фьяфол иф зафефи!

От волнения у него снова выпала вставная челюсть.

— Ффе, бафта! Ффатит болеть! Немедленно фыпи-фыфаюсь!

Еле-еле всем скопом уговорили разбушевавшегося ученого повременить еще пару дней. Тем более что на раскопе может быть небезопасно. Первый свой удар маньяк, если он вновь объявится, несомненно, нанесет прямо в сердце экспедиции. То есть по профессору Енски.

— Эй, фы и сами там поостофошнее! — всполошился Алекс. — Тфубы Иефифонские! Я себе фофек не пфоф-фу, если с кем-либо из фас фто-то флуфится!

День закончился веселой пирушкой в ресторанчике “Миш Мэш”, который находился неподалеку от госпиталя, на перекрестке улиц Эль Гоуда и Телевижен. Это веселое заведение пользовалось особой популярностью у археологов, ведущих раскопки в Луксоре и его окрестностях.

Дружеской атмосфере, установившейся за их столом, не мешала даже протяжная, до одурения однотипная египетская музыка.

Изголодавшийся и истомившийся от жажды Бумба усиленно налегал на мясо и спиртное. Не забывал он при этом и об Упуате, раз за разом скармливая тому то кусочек курицы, то сочный кебаб.

Пес был официально представлен членам экспедиции и как-то сразу вписался в сообщество археологов. Правда, не обошлось без казуса. Едва завидев Упуата, Ральф как-то сразу побледнел и прижался спиной к стене. Ткнув в собаку пальцем, юноша заплетающимся языком произнес:

— Эт-то он! Это т-тот с-самый ш-шакал, к-который п-пил к-кровь уб-бит-тых!

Конфликт, конечно, был сразу улажен. На помошь растерявшейся Бетси пришел Бумба Покровский, который, схватив песика на руки, принялся тыкать его прямо под нос Ральфу.

— Не, blin, v nature, ты только посмотри, какой из него трупоед! Милая собачка! Такая смышленая! Разуй zenki, koresh. А то я тебе сам пасть порву!

— Н-но! — возмущался юноша, поигрывая тугими мускулами.

— Короче, filtryi bazar! — Речь Бумбы становилась все более образной и эмоциональной, так что Ральф поспешил признать свою ошибку и принес извинения мисс МакДугал и Упуату…

— Не, blin, — говорил спустя два часа Покровский псу, косясь на танцующих под арабские ритмы Элизабет и Ральфа. — Уже спелись! Про нас совершенно забыли. На нас им наплевать! Ну, вздрогнули!

Он вылил себе в рот очередной бокал пива. Не какой-нибудь паршивой местной “Стеллы”, а самого настоящего “Гиннесса”. Элизабет МакДугал была широкой натурой. Особенно если приходилось расплачиваться чужими деньгами. Упуат тоскливо проводил глазами темную жидкость, исчезнувшую в глубинах Бумбиного организма, и завистливо облизнулся. Этот факт не прошел мимо внимания Покровского.

— Что, брат, горло пересохло? Хочешь промочить?

Пес сделал стойку.

— Zametano!

Щедрой рукой он налил пива в тарелку и поставил — перед Упуатом. Тот жадно принялся лакать горьковатую влагу, слизывая розовым языком остатки пены, налипающие на усы и морду.

— Ты че это вытворяешь?! — вмешался Миша, тоже изрядно нализавшийся. — Спаивать собаку? Да она же нюх потерять может!

— Но-но! — помахал на приятеля пальцем Бумба. — Не учи ученого, blin! Да ты знаешь, что мой дядя держит в Йоркшире ферму по разведению охотничьих собак? Так вот он специально раз в неделю поит своих питомцев “Гиннессом”. Для обострения нюха.

Гурфинкель усомнился и в рецепте, и в том, что у Бумбы есть такие родственники. По крайней мере о йоркширском дяде от Покровского он слышал впервые. Однако перечить не стал. Ему было хорошо и весело. Зачем же мешать расслабляться другим? Пусть и у собачки будет праздник.

Вернувшись в отель, Элизабет уладила с администратором вопрос насчет своего четвероногого питомца. Служащий был неизменно вежлив и услужлив. “Винтер Палас” был первоклассным заведением, вполне оправдывающим свои пять звезд. Все к услугам клиентов. Любой каприз. Леди хочет взять с собой в номер песика? Нет проблем. Заполните вот эту карту. И вот эту. Вызвать ветеринара? А то собачке, кажется, нехорошо. Ах, она чуток перебрала пива? Да, да, конечно. Отчего бы и нет! На все воля Аллаха. Спокойной ночи. Приятных снов.

Принимая душ, девушка не переставала удивляться. Надо же, ей совсем не противно пребывать в Египте. А как же ее пресловутая ненависть к этой стране? Куда она подавалась? Улетучилась, словно нестойкий дезодорант. Если так и дальше пойдет, она еще чего доброго влюбится в Египет.

Вытерев насухо волосы, она бросила махровое полотенце в близстоящее кресло. Оттуда донеслось недовольное ворчание.

— Ой, Упуат, извини! Я тебя не заметила!

— Упуат, Упуат! — донесся из-под полотенца глухой, чуть пьяный голос. — Вообще-то меня зовут Анубис!

Глава седьмая ГНЕВ ПТИЦЫ БЕНУ

(Интерлюдия-1)

…Так рассказывают. А правда ли это, ложь, кто знает?

Великой Царской Невесте, Госпоже Обеих Земель Хенткавес Реджедет не спалось.

Опять это видение, ночным хищником преследующее царицу уже который год.

И что она только не делала, чтобы избавиться от мучительного кошмара. Ежегодно приносила жертвы из тысячи хлебов, ста кувшинов пива, одного быка и двух лепешек ладана в заупокойных храмах своих славных предков; подарила золотую статую Анубиса в храм Владыки Расетау, три таланта серебра пожертвовала храму Исиды, столько же храму Ра, два таланта серебра и три таланта меди отдала в храм Осириса. Послушавшись совета мужа, она даже совершила паломничество в Омбос, чтобы поклониться Темному Сету. Естественно, тайком. Народ, узнай он о том, пожалуй, не одобрил бы решения своей повелительницы, хоть и любит ее от всего сердца.

Поклонение Темному — предосудительное занятие для потомков Сияющего Ра… Все тщетно.

Вот и сегодня, едва Хенткавес смежила веки, снова явились Они. Правогласные Владыки Обеих Земель. Фараоны Хуфу, Джедефра, Хафра, Менкаура. Ее великие предки. Рядом с ними любимый отец Джедефхор, сын Хуфу, так и не надевший двойную корону Та-Кеме-та. Отказавшийся от нее ради более глубокого постижения Мудрости земной и небесной.

И напротив них ее двоюродный брат и возлюбленный супруг правогласный фараон Шепсескаф. Такой, каким она запомнила его в ту роковую, последнюю их ночь. Обнаженный, прекрасный, как молодой Осирис. С грудью, залитой темной, уже запекшейся кровью.

Множество пар глаз, осуждающе, с немой укоризной глядящих на Реджедет. Предательницу. Отступницу. Нарушительницу клятв.

— Что вам от меня нужно, правогласные? — заломив руки от отчаяния, вопрошает их царица. — Почему вы меня мучаете?

Молчат и смотрят. До самого рассвета.

И уйдут, едва на востоке покажется сверкающая колесница золотого Ра.

Когда ему рассказали о святотатстве, Шепсескаф вначале не поверил. Его мозг был просто не в состоянии вместить и усвоить полученные сведения.

По традиции после кончины Великого Дома — фараона верховный жрец бога Ра из города Иуну прибывал во дворец к наследнику престола и, вручая ему бразды правления над Та-Мери, Землей Возлюбленной, поверял молодому царю важнейшие государственные тайны.

Едва Осирис повелел, чтобы Гор, Обе Владычицы, Золотой Гор, Владыка Обеих Земель, Сын Ра (таков был официальный полный титул повелителя Та-Кемета) Менкаура предстал перед его светлыми очами, верховный жрец Ра, Реусер, пришел выполнить свою миссию…

Реусер был двоюродным братом царевича, сыном фараона Джедефра. По сути, если следовать закону о престолонаследии, то после недолгого правления своего отца именно Реусеру надлежало бы возложить на свое чело двойную корону. Не сложилось.

Трон занял вероломный и подлый Хафра, предложивший племяннику несложный выбор: либо тот вслед за правогласным Джедефра отправится прямиком в Царство мертвых возделывать райские поля Иару, либо отречется от всех прав на престол за себя и своих потомков, а взамен получит один из высших постов в государстве.

Что было делать? Естественно, раньше времени становиться “правогласным”, то есть покойником, не хотелось. Реусер выбрал второе, испросив в качестве особой милости право выбрать самому ту должность, которую он займет. Хафра на радостях согласился. И схватился за голову лишь тогда, когда племянник поведал ему о своем “скромном” желании. Однако слово было дано, следовало соблюдать договоренность.

Реусер в свои неполные пятнадцать лет стал сначала главным, а затем и верховным жрецом бога Ра в Иуну. Став, таким образом, вторым лицом в государстве. Ибо глава жрецов бога Ра одновременно являлся главой жреческой коллегии Та-Кемета и заместителем фараона в вопросах религии. Царь, живой бог Та-Кемета, соединял в своей священной особе все ветви власти. Чаще всего, по крайней мере так было со всеми представителями Четвертой династии, основанной Снофру, владыки занимались решением военных и светских проблем, перекладывая свои обязанности посредника между богами и людьми на плечи верховного жреца Ра. И вот теперь этот пост занял Реусер.

Впрочем, рассудил хитроумный Хафра, унаследовавший все худшие качества своего отца, строителя Великой Пирамиды Хуфу, нет худа без добра. Владыка потребовал от Реусера, чтобы тот явил народу Та-Мери чудо. Оно не заставило себя долго ждать. Внезапно заговорила священная статуя бога Ра в главном храме Иуну. Светлое божество громогласно объявило, что Четвертая династия ведет свое происхождение прямо от него, Солнца, а Хафра — сын Ра возлюбленный.

Народ, взбаламученный скоропостижной смертью доброго и щедрого Джедефра и недовольный несправедливостью, проявленной в отношении наследного принца Реусера, немного приутих. Хотя еще долго в стране носились нехорошие слухи о том, что Хафра отравил брата и оскопил племянника, чтобы у того не было потомства. Когда шпионы Великого Дома доложили царю о столь пикантных подробностях, Хафра громко расхохотался. Как же это ему и впрямь не пришла в голову подобная счастливая мысль? Отсмеявшись, он приказал объявить указ о помолвке Реусера и своей племянницы Реджедет, дочери еще одного из сыновей Хуфу, мудреца Джедефхора. Поскольку невесте едва-едва исполнилось три года, свадьба была отложена до того времени, когда принцесса вступит в подходящий для замужества возраст. Однако через десять лет Реджедет вышла замуж за сына и наследника нового фараона, Менкаура, принца Шепсескафа…

Молодой Владыка Обеих Земель, который недавно отметил свою шестнадцатую весну, был тремя годами младше своей Великой Царственной Супруги. И четырнадцатью — верховного жреца Ра Реусера.

Высокий и плечистый слуга Светлого бога Солнца стоял перед фараоном со смиренно склоненной головой. По заведенному между людьми его сословия обычаю он не покрывал бритое темя традиционным для знати Та-Кемета париком. Не носил Реусер и длинного гофрированного платья из тонкого .полотна. Из одежды на нем были лишь набедренная повязка с длинным передником да леопардовая шкура, с небрежным изяществом перекинутая через левое плечо. В руках жрец сжимал символ своей власти — длинную трость-жезл из черного дерева, украшенную золотым набалдашником.

— То, что ты мне поведал сейчас, достойнейший дядя, истинная правда? — срывающимся, еще по-мальчишески ломким голосом спросил фараон.

— Моими устами гласит сама Маат — богиня истины! — подтвердил жрец.

Он был и старше, и опытнее властителя, да и сан его заслуживал немалого почтения. Поэтому двоюродный брат и именовал его “дядей”.

— И что же теперь будет с Та-Кеметом? — с ужасом попытался вообразить Шепсескаф. И не смог.

— Когда ожидается очередное появление птицы Бену? — собравшись с силами, поинтересовался он у Реусера.

— Слуги Тота Носатого утверждают, что она должна прилететь через шесть половодий.

— Я успею! — громко прошептал юный государь. — Я обязательно должен успеть!

Жрец, с достоинством поклонившись, вышел вон из тронного зала.

Давно, в незапамятные времена, когда фараон Нармер, объединивший Верхний и Нижний Та-Кемет в единое государство и основавший Первую династию, еще звался Менесом, с неба упал священный камень Бен-Бен. Как раз там, где сейчас находится город Иуну.

Явление Бен-Бена сопровождалось огнем небесным, Дождем из жидкой серы и расплавленного золота, а также трясением тверди земной. Три дня и три ночи остывала земля вокруг камня. И прошло еще три месяца, прежде чем люди осмелились приблизиться к нему. А когда подошли, то увидели, что диво дивное — это и не камень даже, а что-то вовсе непонятное.

Четыре грани его имели форму треугольников и были гладкие-прегладкие. Под слоем полировки проглядывались неведомые значки, похожие на священные иероглифы, которым Тот Носатый обучил в древности жрецов, основавших первые поселения в бассейне Итеру — Великой Реки. Каким образом были нанесены эти значки на поверхность и почему их было видно — не смогли объяснить даже самые ученые из слуг великих богов. Словно кто-то покрыл камень слоем толстого, но прозрачного стекла. Однако ж не стекло это было.

Когда попытались сдвинуть камень с места, это удалось сделать с превеликим трудом. Хоть и невелик был пришелец с неба. Всего каких-то пять или шесть локтей в высоту. Но тяжелый, ужас! Понадобилась упряжка из четырех быков, чтобы сдвинуть его с места. И то протянули всего десять локтей. А потом пали на передние ноги и издохли. Скончались и погонщики, а также те из жрецов, которые руководили работами по осмотру и транспортировке Бен-Бена.

Наутро Ра явил чудо. Огненный шар, напоминающий Солнце, родился прямо из вершины камня и устремился с громким воем ввысь, чтобы соединиться со своим небесным прообразом.

Тогда смекнули люди, что не желает Светлый бог, чтобы трогали его насест. Так и остался камень на прежнем месте.

Через девять лет Менее, бывший главным хранителем святого камня, объединил Черную Землю. В ознаменование великой победы его величество приказал возвести вокруг камня превосходный храм в честь Ра и изменил свое имя, став называться Нармером.

Бен-Бен возлежал под открытым небом, прямо посреди храмового двора. Со всех концов страны стекались сюда паломники, чтобы своими глазами узреть великое чудо. Кое-кто оставался, чтобы жить рядом с храмом. Так понемногу начал образовываться Иуну.

На последнем году правления фараона Нармера случилось еще одно чудо. С запада явилась серебряная птица Бену. Из клюва и хвоста ее сыпались искры и шел дым. Полетав над городом, она села как раз на храмовом дворе рядом с Бен-Беном. И испустила дух.

Люди во главе с царем пришли поклониться птице. В ответ на их пылкие молитвы и щедрые жертвоприношения из чрева Бену вышли Светлые боги Ра, и Тот Носатый, и Хнум, и Небесная корова Хатор, и прочие небожители. И веселились люди, славя богов. И веселились боги, нахваливая людей.

Утром следующего дня птица Бену возродилась к жизни еще более красивой и величественной. Она улетела, унеся на своих крыльях дух правогласного Нармера Объединителя. А народ Та-Кемета жил безбедно еще много лет, вознося хвалу богам, камню Бен-Бен и святой птице, обещавшей когда-нибудь явиться снова. Когда грянет беда над ее возлюбленной землей.

Она являлась еще дважды. Всякий раз через один и тот же промежуток времени. Все время садясь рядом с камнем Бен-Бен. И уносила в неведомые дали, в обитель Солнца Ра, того фараона, который правил в момент ее прибытия. Улететь на крыльях Бену стало сокровенным желанием каждого из владык. Но не всякий достоин был такой чести. Боги сами выбирают своих любимцев.

И вот безбожный чародей фараон Хуфу измыслил доселе невиданное и неслыханное. Он велел построить для своего Ка гробницу в виде огромного Бен-Бена. А чтобы чары подействовали лучше, то выкрал из храма Иуну подлинный камень и подменил его точным подобием. Как ему это удалось, одни святые боги знают. Но подобие мало чем отличалось от оригинала. Хуфу в своей немыслимой гордыне рассчитывал, что птица Бену, прилетев в очередной раз, почует Бен-Бен и как всегда сядет возле него. И тогда вечно живая частица души фараона Ка устремится прямо к птице и сможет улететь вместе с нею. Для большего удобства в каменной громадине пирамиды даже были устроены специальные коридоры. Чтобы душе правогласного фараона принять необходимое для полета ускорение и направление.

Тайна передавалась каждому новому фараону из семьи Хуфу. Неудивительно, что и они захотели присоединиться к отцу и деду, также возводя на плато Расетау, рядом с горизонтом Хуфу, свои собственные горизонты. Пирамида Хафра своими размерами почти не уступала отцовской. Менкаура не успел затмить отца и деда. Сильно выпивал. Излишнее пристрастие к пиву сослужило ему недобрую службу, и он умер сравнительно нестарым…

Теперь Шепсескафу решать, что делать. Открыв ему семейный секрет, Реусер как бы ненароком добавил, что очередное появление птицы Бену ожидается весьма скоро. Что будет, если птица не найдет Бен-Бен на привычном месте?

Соблазн, конечно, велик. Присоединиться к душам предков и улететь вместе с ними на Запад, в неведомую страну. Посмертную судьбу сына определил еще Менкаура, повелев заложить для Шепсескафа пирамиду неподалеку от своей. Сразу за спиной гигантского изваяния Хармахити, представляющего собой лежащего льва с головой человека. Гордый Хафра в свое время приказал придать лицу статуи портретное сходство со своей наглой рожей.

А царство? Эта земля, вверенная богами его попечению? Судя по преданиям, птица Бену не всегда вела себя благостно. Порой ее прилет сопровождался огромными разрушениями и бедствиями. Как обезопасить Та-Кемет от возможного гнева серебряной птицы?

Юноша не один день и не одну ночь ломал голову над неразрешимой задачей, пока наконец бог мудрости Хнум не подсказал ему правильное решение. Бен-Бен во что бы то ни стало нужно вернуть на прежнее место, в храм Иуну.

Но как найти его в огромном горизонте Хуфу? И виданное ли это дело — разорять могилу деда и царя? Он посоветовался с Реусером. Однако ответ жреца был уклончивым. Вернуть Бен-Бен необходимо, но осквернять гробницу деда, беспокоить его Ка нельзя. Боги разгневаются.

Ладно. Посмотрим.

А пока суд да дело, Шепсескаф распорядился начать строительство своего собственного горизонта. Вдали от плато Расетау, где нашли последний приют мумии его предков. В пустыне, поближе к гробницам праведных царей, отмеченных благосклонностью птицы Бену. Там покоятся останки правогласных Нармера и Джосера. Если он не успеет справиться с решением задачи, так по крайней мере его мумия избежит страшной участи. А в том, что судьба тел, а значит, и душ (ибо тело и душа неразделимы и после физической смерти человека) его родственников будет незавидной, наследник Менкаура не сомневался.

Шестой год правления Гора, Обеих Владычиц, Золотого Гора, Владыки Обеих Земель Шепсескафа был на исходе. Фараон сделал все возможное, чтобы отмежеваться от своих предшественников, владык “Солнечной” Четвертой династии. Он даже убрал из своего официального титула имя Сына Ра. Но ни счастья, ни долгожданного покоя молодой государь так и не обрел.

Не складывалось что-то и в семейных отношениях. Его Великая Царская Невеста Реджедет никак не могла понести от царя. А ведь он так любил ее. Их ночи, проведенные в жарких объятиях, были длинны и полны сладости. И никаких признаков беременности. Как будто кто-то навел на царственных супругов порчу. Шепсес-каф даже догадывался, кто это мог быть. Зря, что ли, Реусер смотрит на его жену несытым волком? До сих пор помнит, что именно ему первому Реджедет была обещана в спутницы жизни.

Поиски Бен-Бена тоже не заладились. Государь так и не решился потревожить Ка фараона Хуфу. Уже подобрал надежных людей, не побоявшихся проникнуть внутрь горизонта предка. И надо же такому случиться, что в ночь, когда девятка смельчаков должна была отправиться на дело, их тела нашли во дворе храма Ра. Прямо у подножия фальшивого камня Бен-Бен. Без каких-либо признаков насильственной смерти. Только лица покойников были перекошены от жуткого ужаса. Аналогичной была и судьба еще двух девяток, подбиравшихся царем ежегодно. На четвертый год он отступился. Такова, видимо, воля Великих богов.

Одно радовало. Его гробница уже была полностью готова. Памятуя о судьбе тех фараонов, которым приходилось столкнуться с птицей Бену, Шепсескаф поторопился закончить свой горизонт в срок. Оставалось завершить только мелкие внутренние работы. Роспись погребальной камеры, пару рельефов. Ну да это недолго.

Птица Бену явилась точно в вычисленный слугами Тота Носатого день.

Утром, задолго до ее прибытия, с Запада донесся страшный гул. Небо озарилось алыми и зелено-синими сполохами.

Народ уже давно готовился к прилету огненной птицы. На храмовом дворе по заведенной еще при право-гласном Нармере традиции были установлены бронзовые жертвенники и деревянные столы, ломившиеся от яств. Три тысячи хлебов, триста кувшинов пива, тридцать быков и девять лепешек ладана приготовили для встречи гостей. А кроме того, здесь же были навалены груды гусей, голубей, кур, кучи плодов граната, связки фиников.

Голодные крестьяне завистливо посматривали на это изобилие, втайне надеясь, что и им перепадет хоть что-нибудь. В сказаниях, хранившихся в народной памяти, пиры в честь прилета птицы Бену описывались как всеобщие застолья, где не было различий между фараоном, жрецом, вельможей и последним презренным землекопом. Всех была рада видеть солнечная летунья. Каждого оделяла лакомым куском с праздничного стола.

Темный силуэт птицы закрыл золотое око Ра. А тень ее затмила полгорода.

Отчего же среброкрылая гостья не садится на привычном месте? Почему она зависла над храмовым подворьем, оглашая окрестности тревожным клекотом?

Ответ был известен лишь двум людям, присутствовавшим на церемонии встречи.

Его величеству фараону Шепсескафу и его святейшеству верховному жрецу Ра Реусеру. Но оба безмолвствовали.

Огромная птица сделала резкий разворот влево и устремилась в сторону плато Расетау.

— Видно, решила оказать почтение усопшим родственникам здравствующего фараона, жизнь ему, здоровье и сила! — высказывали предположение наиболее догадливые.

Бену сделала несколько кругов над пирамидами, похожими на гигантские Бен-Бены, и в нерешительности зависла над горизонтом Хуфу. Что-то не так было с этим прилетом, что-то явно не заладилось.

Жалобное курлыканье, напоминавшее призыв журавля к потерявшейся подруге, разлилось над Расетау.

— Ишь ты, оплакивает мертвецов! — умилялись в народе. — Святая птаха!

Трель оборвалась так же внезапно, как и началась. Бену, развернув острый клюв в сторону Иуну, устремилась на город.

Ее вид не понравился молодому владыке Обеих Земель. До того не понравился, что он приказал своим носильщикам как можно быстрее уносить его священную особу прочь. Лишь бы подальше от храма.

Едва переносной трон фараона вместе с восседающим на нем царем удалились от Иуну на расстояние полета стрелы, как началось.

Из лап серебряного гиганта посыпались огненные шары, которые, соприкасаясь с землей, лопались со страшным грохотом и разлетались на мелкие осколки, поражавшие все живое на расстоянии в два десятка локтей. Клюв Бену изрыгал молнии, сжигавшие деревянные и каменные строения и заставлявшие бронзу мгновенно закипать, словно это была обыкновенная вода.

С ужасом наблюдал Шепсескаф страшные видения. До тех пор, пока благодатное беспамятство не накрыло его сознание темной пеленой.

Очнулся владыка у себя в дворцовой опочивальне. В нежных объятиях горячо любимой Великой Царской Невесты Реджедет.

— Где она? — вскинулся фараон.

— Успокойся, любимый, успокойся, — гладила его по голове царица. — Все уже кончилось. Злая птица улетела. Ты, хвала богам, жив и здоров.

— А город? Люди?

На высокое чело Реджедет набежала тень.

Юноша-царь все понял без слов.

— Так плохо? Неужели все погибли?

— Не все, родной. Но многие. Очень многие. Города больше нет. Однако не волнуйся. Ты все отстроишь. Камня в Та-Мери достаточно. И людей тоже. Родятся новые. Роме очень плодовиты.

Жесткие слова супруги неприятно поразили Шепсес-кафа. Реджедет говорила как настоящая царица. Достойная дочь и внучка великих правителей Та-Кемета. Откуда в этой хрупкой юной красавице взялось столько силы и выдержки? В принципе это не ей, а фараону надлежало бы утешать жену.

— А что Реусер?

Спросил и сам пожалел о вырвавшихся словах.

Упоминание о сопернике странным образом подействовало на царицу. Ее лицо оживилось. Словно свежий ветерок подул в жаркий и знойный летний полдень. Сердце юноши сжала медная рука ревности.

— Хвала Ра, он жив. Руководит работами по спасению людей и имущества. Многие спаслись лишь благодаря его личному вмешательству.

— Молодец! — выдавил сквозь зубы государь. — Надо будет достойным образом наградить его. Сколько я проболел?

— Шесть дней, любимый! Мы уже отчаялись. Думали, что твой дух унесла-таки птица Бену.

— А я, как видишь, жив и здоров. И по-прежнему люблю тебя и желаю так сильно, как никогда. Может быть, и мы займемся восполнением народонаселения страны?

Он привлек девушку к своей обнаженной груди и жадно приник к раскрывшемуся навстречу его лобзанию алому лотосу ее нежных уст…

Сполна насладиться друг другом им не дали.

Где-то в глубине дворца раздалось бряцанье оружия, послышались громкие крики и топот многочисленных ног.

Дверь в опочивальню резко распахнулась и впустила Реусера.

— Сенеб, государь!

— В чем дело? — недовольно спросил Шепсескаф, приподнимаясь на ложе.

Жрец понимающе взглянул на обнаженного владыку, перевел взгляд на царицу, испуганно прячущуюся за спиной мужа, и горько усмехнулся.

— Народ взбунтовался, мой повелитель!

— Отчего?

— Требуют немедленно вскрыть горизонт Хуфу и вернуть настоящий Бен-Бен в храм.

Фараон вскочил с кровати. Простыня, прикрывавшая нижнюю часть его туловища, упала на пол, однако властителю Та-Кемета было не до того. Прищурившись и напрягшись, словно молодой леопард, изготовившийся к прыжку, он мелкими шажками приблизился к Реусеру.

— Откуда роме узнали о подмене? Кто им сказал, если о святотатстве знали только два человека?

Жрец равнодушно пожал плечами. И вообще он был слишком спокоен для такой экстраординарной ситуации, как народный бунт.

— Возможно, ты сам проговорился, государь? Когда находился в бреду!

Шепсескаф задохнулся от возмущения. Неслыханная дерзость. Обвинить царя в предательстве! Да как он смеет, презренная пыль под ногами фараона!

Юноша схватил кинжал, лежавший на столике у изголовья ложа, и замахнулся на жреца. Тот, невозмутимо сложив руки на груди, неподвижно стоял перед повелителем Обеих Земель.

Реджедет невольно залюбовалась царственным супругом. Как он прекрасен в своем праведном гневе. Стройный, с гладкими выпуклыми мышцами и впалым

юношеским животом. Его мужское достоинство напряжено, как копье, стремящееся поразить врага. Настоящий бог плодородия Мин, явившийся в человеческом обличье.

—.Сдохни, подлый пес! — воскликнул молодой владыка.

Реусер остался неподвижным даже тогда, когда смертоносное лезвие приблизилось к его горлу. Устремив взор прямо в глаза фараону (еще одно нарушение придворного этикета), слуга Ра беззвучно шевелил побелевшими то ли от страха, то ли от гнева губами.

Молился?

Читал заклятия?

Хенткавес потом часто будет вспоминать это мгновение, пытаясь понять, что же все-таки произошло.

Внезапно фараон занес руку с кинжалом над головой Реусера. Высоко, высоко. Насколько позволял его рост. А затем быстрым резким ударом пронзил свою грудь. Под левым соском. Там, где находится сердце.

Словно срезанный папирус, он сполз на пол и распростерся у ног жреца. Царица хотела закричать, позвать на помощь, но крик сухой коркой хлеба застрял у нее в горле.

Между тем Реусер склонился над фараоном, взглянул ему в лицо, а затем легко, как пушинку, поднял безвольное тело на руки и осторожно уложил на кровать. Бережно прикрыл наготу юноши простыней. Так заботливая мать поправляет в ночи покрывало, сползшее с ребенка.

Опустившись перед супружеским ложем, превратившимся в смертный одр, на колени, жрец воздел руки к небу и торжественно произнес:

— Тысяча хлебов, сто кувшинов пива, одного быка и две лепешки ладана величеству правогласного фараона Шепсескафа-Осириса!

* * *

Давно, еще когда был жив ее отец, правогласный царевич Джедефхор, он частенько сажал свою единственную и горячо любимую дочь к себе на колени и рассказывал ей сказки, сложенные им самим. Из всех тех “детских” историй Реджедет больше всего запомнилась сказка о фараоне Хуфу и чародеях. Отец так живо рассказывал ее. В лицах, меняя голос всякий раз, когда по ходу сказки появлялся новый персонаж. Среди героев сказки была и она сама, царевна Реджедет. Столетний мудрец Деди, умевший оживлять мертвых и укрощать грозных хищников, предсказал фараону, что Реджедет станет матерью троих чудесных детей. “И его величество спросил:

— Кто она, эта Реджедет?

И Деди ответил:

— Это жена одного жреца бога Ра, владыки города Сахебу (девочка в то время еще была помолвлена с Реу-сером), которая беременна тремя детьми Ра, владыки Сахебу. Бог сказал ей, что сыновья ее будут выполнять благодетельные обязанности царя во всей этой стране, а старший из них будет первосвященником в Иуну.

И сердце его величества исполнилось скорби из-за этого. И Деди сказал:

— Что означает это настроение, государь? Это из-за трех младенцев? Возвещаю: “После тебя твой сын, затем его сын, затем один из них”.

Почему-то припомнилось сейчас. В день великой мистерии.

Как видно, сказку Джедефхора помнила не только она. Реусер тоже знал пророчество Деди. Да и народ потихоньку передавал его из уст в уста, надеясь на пресечение рода злокозненного чародея Хуфу.

Через три месяца после смерти Шепсескафа верховный жрец Ра в Иуну торжественно женился на Великой

Царской Невесте Реджедет. Роме ликовали. Наконец-то соединились руки двух людей, обещанных друг другу столько лет назад.

А потом Реусер задумал эту церемонию. Его царственная супруга должна была “родить” первого из трех владык новой, Пятой династии.

В большом дворцовом покое собралось множество подданных, специально отобранных для созерцания действа.

Реджедет, облаченную в тонкую льняную сорочку, уложили на широкое ложе, стоявшее на высоком, чтобы его всем было видно, постаменте. В ногах ложа поместили среднего размера колыбель, прикрытую пологом.

Группа жрецов и жриц, облаченных в парадные церемониальные одежды и ритуальные маски богов, начала представление.

Вперед выступил самый высокий и статный священнослужитель, представляющий его величество Ра, владыку Сахебу. Обратясь к жрицам, игравшим роли Исиды, Нефтиды, Месхенет и Хекет, а также к жрецу, надевшему личину бараноголового бога Хнума, он сказал:

— Отправляйтесь-ка и помогите Реджедет разрешиться от бремени младенцем, который у нее во чреве и который будет выполнять благодетельную обязанность царя во всей этой стране. Он воздвигнет вам храмы, он наполнит пищей ваши алтари, он принесет изобилие вашим столам для возлияний, он умножит ваши жертвоприношения.

Актеры низко поклонились Ра и поспешили к ложу царицы. Исида поместилась у нее в головах, Нефтида в ногах, а Хекет стала массировать руки и ноги повелительницы.

Исида сказала:

— Не будь сильным во чреве ее из-за того, что имя твое Усеркаф — Его дух силен.

Из-под ложа выскочил обнаженный Реусер и попал прямо в руки “богинь”. Те заботливо омыли его водой из золотого тазика, стоявшего здесь же. Затем имитировали обрезание пуповины и, завернув “новорожденного” в простыню, уложили в колыбель.

Месхенет приблизилась к нему и, низко поклонившись, торжественно провозгласила:

— Государь, который будет царствовать во всей этой стране!

Хнум осыпал колыбель лепестками лотоса, символизировавшими силу, долголетие и здоровье.

На этом церемония закончилась.

Новый фараон Усеркаф встал и облачился в царские одежды, возложив на голову двойную корону Та-Мери. Подданные раболепно начали поздравлять владыку.

Вслед за супругом, окончательно порывая с прошлым, изменила имя и Великая Царская Невеста, став именоваться с этого дня Хенткавес.

А затем, едва отгремели торжества по случаю воцарения новой династии, в Та-Кемете произошло немыслимое до этого дня событие.

Была осквернена могила царя. Правогласного Хуфу. Причем по тайному распоряжению фараона Усеркафа.

Запершись в спальных покоях один на один с супругой, царь долго убеждал Хенткавес в необходимости такого святотатственного поступка.

— Пойми! Народ в сильном брожении. Ему нужно найти виновника того, что случилось. Царь Шепсескаф умер. Скольких сил мне стоило убедить мятежников в его невиновности! В том, что фараон добровольно пожертвовал жизнью, чтобы умилостивить разгневанную птицу Бену. Оттого и лежит его мумия неоскверненной в гробнице. И почести в храмах возносятся во имя— пра-вогласного Шепсескафа-Осириса.

— Благодарю тебя, государь, — почтительно склонилась к его ногам Хенткавес. — Ты несказанно добр. Несмотря на все то зло, которое тебе причинили Хафра и его потомки.

— Да не о том сейчас речь! — с досадой отмахнулся царь. — До мести ли, когда столица фактически лежит в руинах, а в народе поселились святотатство и сомнения в могуществе Великих богов! Нужно спасать государство, вернуть в него мир и спокойствие. А это невозможно без твердой веры в богов и фараона!

Молодая женщина завороженно слушала исполненные мудрости и величия слова мужа. Да, она любила Шепсескафа. Но любила лишь телом. Ей хорошо было лежать в крепких и пылких объятиях юного супруга, восторженно, по щенячьи наслаждавшегося их близостью. Душа отлетала в райские поля Иару, когда он целовал ее, ласкал грудь и лоно. И ни разу за все годы их брака Реджедет-Хенткавес не ощущала себя государыней великой страны. Все заботы по управлению Та-Кеметом покойный владыка беззаботно свалил на плечи Реусера, целиком отдавшись любовным утехам да хлопотам вокруг постройки собственной гробницы.

Усеркаф был не таков. Да, он страстно любил свою жену, бешено наверстывая украденные у него дни и годы счастливой супружеской жизни. И при этом продолжал оставаться трезвым и расчетливым правителем.

— Что ты предлагаешь?

— Нужно проникнуть в горизонт Хуфу и, отыскав там Бен-Бен, вернуть его на прежнее место.

— Но каким образом? Гробница деда поистине огромна! Шепсескаф не раз пытался проделать это, но у него ничего не выходило!

— За все нужно браться с умом! — наставительно сказал фараон. — Правогласный Хуфу не зря интересовался планами Лабиринта Тота Носатого. Вспомни-ка сказку о нем и чародеях. В конце концов ему удалось заполучить эти планы, подкупив одного из слуг ибисоголового бога мудрости.

Царица лишь содрогнулась, представив себе дальнейшую судьбу предателя. Жрецы Тота ревниво оберегали свои тайны, хранившиеся в покоях главного храма Носатого в городе Шмуну, прозванного Лабиринтом из-за многочисленных запутанных коридоров.

— Основные переходы и тайники архитектор Хеми-ун скопировал с плана северного крыла Лабиринта. К счастью, копия этого чертежа сохранилась в архивах моего храма.

— И ты молчал?! — в негодовании воскликнула Хент-кавес, вскочив на ноги и раскрасневшись. — А ведь передай ты вовремя этот план Шепсескафу, он мог бы все повернуть и исправить!

— Я ждал своего часа, — просто ответил царь. — Ты меня осуждаешь?

Молодая женщина предпочла сменить тему:

— А что будет с Ка деда? И с его мумией? Ты же собираешься привселюдно объявить о преступлении Хуфу?

— Не беспокойся. Я позабочусь о посмертии право-гласного Хуфу. Ведь он все-таки и мой дед тоже. Его мумию я прикажу спрятать в надежном тайнике. И мумию его Великой Царственной Супруги. Гнев народа не найдет их. А роме мы объявим, что останки царя унесла разгневанная птица Бену. На Запад.

— Как ты мудр, твое величество! — восхитилась Хент-кавес и захлопала в ладоши.

На месте старого храма Ра Усеркаф возвел еще более пышную и величественную обитель Светлого Солнца, назвав ее “Крепка длань Ра”. Камень Бен-Бен занял свое прежнее место в центре храмовой площади. Однако серебряная птица Бену более ни разу не прилетала в Та-Кемет.

Разве что всего однажды. Среди ночи явилась в сновидении царице Хенткавес. Чело птицы украшала корона Атеф, состоящая из двух перьев. Низко поклонившись государыне, святая птица сказала:

— Сенеб, радуйся, о Хенткавес! Ты уже родила одного царя новой династии, да продлятся долго дни Усеркафа, восстановителя порядка в Та-Мери. Теперь настал срок растворить твое лоно, чтобы оно стало плодородным. Нынче Ра золотым дождем прольется над тобой. И в положенный срок родишь мужу двух младенцев, которые, каждый в свой черед, станут выполнять благодетельную обязанность царя во всей этой стране. И будут имена их Сахура и Нефериркара.

И свершилось все по слову птицы Бену и святой воле его величества Ра, владыки Сахебу.

…Так рассказывают. А правда ли это, ложь, кто знает?

Глава восьмая ИЗДЕРЖКИ ПРОФЕССИИ

Бетси по роду ее деятельности довольно часто приходилось сталкиваться с необъяснимыми, странными вещами. Из многих мест, которые интересны и перспективны для археолога, она, как правило, выбирала те, что были связаны с некоей тайной, чудом. То ли это заброшенные или исчезнувшие святилища вроде того, что находилось на острове Змеиный. Или известные из анналов древности мощные мифические и полулегендарные артефакты. Никакой нормальный, трезвомыслящий ученый не стал бы на ее месте гоняться за подобными химерами. Но такой уж у нее характер…

И вот, когда она оказывалась в очередном таком месте, с нею начинали приключаться таинственные происшествия. Казалось, что оживают древние, до этого мирно покоившиеся силы и властно вмешиваются в ход исследований. Некоторые из них помогали, как бы желая, чтобы и эта тайна, хранимая Клио, была раскрыта. Другие, напротив, ревниво оберегали свои секреты, всячески вредя раскопкам. У нее даже специальный термин родился: “Сакральная археология”. Девушка втайне мечтала, что когда-нибудь, когда она станет такой же тяжелой на подъем и ворчливой, как профессор Енски, то обязательно напишет об этом специальное исследование.

То, что происходило с ней здесь и сейчас, прекрасно укладывалось в уже привычную схему.

Нельзя сказать, что при виде двухметрового атлетически сложенного мужского тела, покрытого темно-матовым загаром и увенчанного вместо человеческой собачьей головой, Элизабет хлопнулась в обморок. Нет, ее ощущения можно было охарактеризовать как легкий шок. Возможно, сказалось количество выпитого спиртного, подействовавшего на психику в виде транквилизатора. Или она подспудно уже была готова к чему-нибудь этакому…

Рост существа Бетси прикинула на глаз, когда оно поднялось из того кресла, куда девушка только что метнула мокрое полотенце.

Почти полностью обнаженный здоровяк, вся одежда которого состояла из льняного гофрированного передника. Все бы ничего, если бы из-под этих импровизированных ретро-трусиков сзади не свисал длинный черный собачий хвост, заканчивавшийся кокетливой кисточкой.

И еще голова видения. Черная, собачья, с длинными стоячими ушами, узкими миндалевидными глазами, острым розовым языком, свисающим из оскаленной пасти, уснащенной кинжалообразными белыми клыками. Голова была покрыта искусно завитым париком, разделенным на три толстые пряди. Две из них по обе стороны шеи спадали существу на грудь, а третья прикрывала затылок. Ну точь-в-точь как на древних египетских изображениях и изваяниях.

— Ты мой ночной глюк? — поинтересовалась у существа девушка.

Очевидно, оно было знакомо с новомодным сленгом. Да и английский язык тоже, по всей видимости, был ему знаком. Потому что песиголовец отрицательно покачал головой и прорычал все тем же пьяно-икающим голосом:

— Нет, ик, я не глю-юк. Мое имя Анубис-ик!

— Анубисик? — умилилась Бетси.

— Да нет же, ик. Просто, Анубис! Ик, ик, ик! Что за отвратительное пойло стали варить в Та-Кемете, ик!

В довершение всего собакоголовый пустил газы. Одновременно изо всех отверстий. Бетси показалось, что даже из ушей.

— Извини, ик! — сконфузилось видение. — Напился какого-то дерьма, nа hren!

Это его “nа hren” окончательно добило мисс МакДу-гал и убедило в том, что перед ней ее перевоплотившийся четвероногий приятель. Как видно, недолгое общение с мистером Покровским дурно сказалось на языковых навыках существа.

— Но этого просто не может быть! — уселась на кровать Бетси. — Упуат? Это ты или нет?

— Я же тебе на твоем родном языке растолковываю, ик, что мое имя Анубис, а не Упуат, ик! Мы просто похожи, ик, когда оба находимся в зверином, ик, обличье, ик! Нет, blin, ну закончится когда-нибудь это безобразие, nа fig!

— Так выражаться нехорошо! — пожурила его англичанка.

— А мой друг Бумба? — резонно возразил песиголо-вец. — И, ик, кстати, это на каком языке и что, собственно, значит?

Бетси терпеливо пояснила, что он бранится на русском языке, этнически родном для мистера Эндрю По-кровски, которого приятели еще именуют и Бумбой.

— Ага! — почесал в затылке собакоголовый. — Точно. Я иногда встречаю представителей этого, ик, народа в Долине Фараонов!

— Туристы, — подтвердила девушка.

— Да, ик, туристы! Так вот, ик, в отличие от братца Упуата я могу принимать человеческое подобие. Ик! Ик! Ик!

На этот раз икание Анубиса было уж очень продолжительным. Не выдержав пытки, он опрометью бросился в ванную, и оттуда через дверь раздались характерные звуки. Песиголовец блевал.

Когда он вернулся, на него было просто жалко смотреть. Желтые глаза виновато смотрели на девушку. Уши вроде как даже чуток поникли, а розовый язык стал шершавым. Беднягу мучило похмелье.

— Эк тебя зацепило, дружочек! — участливо хмыкнула Бетси. — Сколько же ты выпил?

— Немного! — вздохнул владыка Расетау — Царства мертвых. — Всего, blin, каких-то два блюдца черной жидкости, пахнувшей пивом, и блюдце желтоватого напитка, отдававшего пшеницей.

— Ничего себе! — восхитилась Элизабет. — Так Бумба тебя попотчевал национальным русским напитком под названием “yorsh”!

— Это еще что? — заинтересовался собакоголовый.

— Смесь пива и водки. По-нашему коктейль. Погоди-ка, я сейчас.

Она пошарила в своем чемодане и протянула Анубису таблетку “Алка-Зельтцера”. Тот подозрительно обнюхал ее и хотел уже проглотить просто так, вместе с упаковкой, но англичанка вовремя остановила его. Вздохнув и покачав головой, ох уж мне эти допотопные существа, она растворила таблетку в стакане минеральной воды “Барака”. Песиголовец завороженно наблюдал, как в стакане невесть откуда появились пузырьки, а таблетка понемногу истончалась, а затем и вовсе исчезла.

— Пей! — приказала мисс МакДугал.

Анубис осторожно понюхал стакан, опустил в него язык и сразу же вытащил. На его морде появилось наивно-восторженное выражение.

— Щиплется! — по-детски захихикал он и залпом выпил содержимое стакана.

Минуту или две он прислушивался к ощущениям внутри себя, а затем, по всей видимости, удовлетворенный результатом, выпрямился во весь рост и, прижав ладонь правой руки к сердцу, царственно кивнул Элизабет:

— Благодарю тебя, дочь далекого народа! — и добавил на древнеегипетском: — Сенеб! Здоровья!

— Сенеб! — так же ответила девушка и продолжила на том же языке. — Рада приветствовать тебя, о Хентиа-менти — Тот, кто впереди страны Запада.

— Ну, ni figa sebe! — захохотал Песиголовец. — Давненько меня тут никто не называл подобным образом! Отсмеявшись, он внезапно посерьезнел.

— Знаешь, а ведь я тебя по всем правилам должен был бы разорвать! Не спорь, не спорь! — повелительно махнул он рукой, заметив, что девушка пытается что-то возразить. — Ты ведь расхитительница гробниц, не так ли?

Бетси коротко кивнула.

— Вот видишь. А я кто? Я “Стоящий впереди чертога богов”! — Он поднял вверх палец с острым когтем. — Мое дело — охранять города мертвых, покой усопших — живых богов. Все, кто нарушает законы Осириса, подлежат суровому наказанию! Что же мне с тобой делать, blin?

— Не будь занудой! — насупилась Элизабет.

— Как ты разговариваешь с богом, nа hren! — возмутился Владыка Расетау. — И не перебивай меня, blin, a то укушу! Так вот! — Его речь приобрела торжественное звучание. — Сегодня ты дважды спасла меня. Первый раз — от этих скверных мартышек, едва не испортивших мою шкуру своими грубыми камнями! Оно понятно, что ничего серьезного со мной бы не случилось. Но пару дней с синяками провалялся бы, v nature! И второй раз спасла только что, когда избавила от этих мук! Чтоб я еще раз так назюзился! Vek voli ne vidat'! Посему я тебя прощаю и даже беру под свое покровительство до тех пор, пока нога твоя попирает землю Та-Кемета! Только обещай, что не станешь злоупотреблять моей добротой! А то я вас знаю, расхитителей гробниц. Вон, сто лет назад попытался подружиться с одним таким. И что вышло? Что вышло, я тебя спрашиваю? Да ni figa хорошего! Поиграл в прятки, называется! Я думал, что все по-честному, а он проследил за мной, где я спрячусь, и ограбил усыпальницу Инхапи.

— Его звали Ахмед Абд эр-Махмуд? — догадалась девушка. — А ты был тем самым шакалом, который привел его к тайнику эль-Бахри?

Песиголовец угрюмо кивнул. Сев в кресло, он свесил голову на грудь. Его плечи поникли.

— Знаешь, как тяжело быть всеми забытым богом? — хрипло спросил он. — Когда тебе перестают возносить молитвы, совершать воскурения и возлияния, приносить жертвы… В таких случаях боги уходят. У нас ведь тоже есть свое Расетау… Но вот недавно, — оживился Анубис, — лет пять назад, кто-то вновь вспомнил обо мне. Мои ноздри опять стали втягивать жертвенный дым, а язык ощутил вкус пива. Не такого крепкого, как в этой отвратительной харчевне, пожри ее львица Сохмет! Но вполне пристойного. С каждым годом жертвы становились все более частыми и обильными. А я так и не знаю, кто этот мой новоявленный почитатель. На прошлой неделе, правда, мне показалось, что он где-то совсем близко. Это когда я обнаружил те три трупа в горизонте Сети.

— Так Ральф все-таки не ошибся? Ты в самом деле был там?

Хентиаменти подтвердил ее слова кивком.

— Поможешь мне найти убийц? — робко поинтересовалась Бетси, ни на что, впрочем, не надеясь.

— V nature! — расплылся в оскале “Стоящий впереди чертога богов”. — Мне самому интересно!

Утром после бессонной ночи, проведенной в разговорах с живым свидетелем славы Та-Кемета, Элизабет чувствовала себя неважно. Голова раскалывалась то ли с недосыпа, то ли от переполнивших ее мыслей и впечатлений.

— Тут поможет только огромная чашка хорошего кофе! — заявила девушка и обратилась к Анубису. — Пойдем завтракать вниз или закажем еду прямо сюда, в номер?

Владыка Расетау, вновь принявший облик обычной собаки, радостно гавкнул и завилял хвостом. В таком виде, как пояснил Элизабет собакоголовый перед тем, как превратиться, он не может облекать свои мысли в звуки человеческого языка. А антропоморфный образ он принимает большей частью после полуночи, в то время, когда Ра проходит на своей лодке Двенадцать врат подземного царства. Хотя возможны и исключения.

— Ну да это ничего! Так даже лучше! — авторитетно заявил Анубис. — Никто ничего не заподозрит. Ты только это, blin, не зови меня больше Упуатом. И остальным тоже скажи, что решила изменить мне кличку. Особенно моему лучшему koreshy Бумбе.

— Ладно! Но, чур, не напивайся с ним так больше! Для здоровья вредно.

— О'кей! — покладисто согласился песиголовец и, подмигнув ей, добавил: — Разве что по маленькой, для поднятия настроения!

Профессор Енски на время своей болезни любезно предложил Бетси пользоваться арендованным им автомобилем. Девушка предпочитала несколько иные марки, чем “форд-фокус”, но особо упираться не стала. Так действительно было намного удобнее, чем связываться с городским транспортом. Все эти такси, паромы, фелуки… Бр-р-р! Грязь и гвалт, теснота и назойливые взгляды! Нет, спасибо милому доброму Алексу.

Странно, однако, со времени их совместной экспедиции в Одессу Енски-старший сильно изменился. Элизабет раньше и представить себе не могла, что человек его возраста может так резко пересмотреть жизненные ориентиры. Столько лет отдать борьбе с “черными археологами” и лично с Бетси МакДугал, и вот теперь пригласил ее участвовать в официальных раскопках. Мало того, возложил на нее обязанности руководителя экспедиции, пусть и временно. Да-а… Скажи ей это кто-нибудь еще года два назад, она рассмеялась бы шутнику прямо в лицо.

Впрочем, эта поездка во многом выбивается из привычной колеи. Взять уже хотя бы одно то, что Элизабет находится в Египте. И едет, смешно сказать, в одном автомобиле с самим Судьей и Стражем Подземного царства Расетау!

Девушка скосила глаза. Анубис застыл на переднем сиденье в своей привычной статуарной позе. Его невозмутимость необычным образом успокаивала, служа неким гарантом безопасности.

На большом мосту, соединявшем восточный и западный берега Великой реки, Бетси притормозила. Они с псом вышли немного размяться и вдохнуть нильского воздуха. Англичанка уже не первый раз замечала, что Хапи не бывает два дня подряд одним и тем же. Ежедневно он меняет свой облик, приобретая какие-то новые черты.

Сегодня он, например, словно подслушав и почувствовав настроение Элизабет, был тих и спокоен. Его чуть мутноватые воды медленно и лениво текли вверх, к Средиземному морю. Редкие камыши, росшие по обеим сторонам реки, низко склонились над водой, любуясь своим отражением. Гордые финиковые пальмы чопорно покачивали пышными кронами, как бы осуждая нарциссирующих кривляк.

Что-то внутри подтолкнуло девушку, и она тихонько начала декламировать на древнеегипетском языке хвалебный гимн в честь Нила-Хапи:

О Нил! Твоя вода, текущая через поля, подобна амбре,

Она вкусна, как мед.

Два берега твоих — ворота в рай,

Твоя долина — лучшее место в мире.

О Нил! Твоя любовь подобна легкому ветру,

Если нет воды, нет жизни на земле.

О Нил! Кто попробует твоей воды хоть раз,

Навеки будет вместе с тобой.

Пес одобрительно кивал в такт слов, сложенных неизвестным поэтом несколько тысяч лет назад. На его глазах появилась влага. Ни с того ни с сего он поднял голову высоко к небу и протяжно-пронзительно завыл. И столько боли и тоски было в его жутком вое, что несколько туристических групп, высыпавших из своих автобусов, чтобы поглазеть на Нил, мгновенно убрались в свои крепости на колесах от греха подальше. А вдруг собака бешеная?

Переехав реку, Бетси заметила громады колоссов Мемнона или, правильнее, две гигантские статуи фараона Аменхотепа III. Некогда они стояли у первого пилона заупокойного храма в честь этого владыки. Ныне сооружение полностью разрушено, но в древности считалось одним из самых крупных построек такого характера.

В 27 году до н.э. в результате землетрясения одна из семнадцатиметровых статуй была частично разрушена. После этого по утрам стали происходить удивительные вещи. С первыми лучами солнца статуя издавала жалобные звуки, напоминавшие звучание арфы. Древние греки поспешили объяснить это чудо тем, что в статуе якобы находится дух Мемнона, сына богини утренней зари Эос и Тифона. Этот герой пал во время Троянской войны от руки Ахилла. И вот теперь каждое утро, приветствуя появление на небе своей божественной матери, Мемнон начинал жаловаться ей на свою горькую судьбу. Весть о поющей статуе разнеслась по всему античному миру. Увидеть ее желали многие путешественники из разных стран. В конце II века н.э. римский император Септимий Север приказал отремонтировать статую, чтобы умилостивить дух героя. После реставрации колосс умолк навсегда.

Повернув сразу за колоссами направо, они проехали мимо развалин храмов Меренптаха, двух Тутмосов (Третьего и Четвертого), а затем, свернув налево, выехали на прямую дорогу до Бибан эль-Мулюк.

По мере приближения к Долине Царей Анубисом овладело беспокойство. Еще бы! Несколько дней некрополь оставался без присмотра. Не случилось ли чего?

Пес вопросительно посмотрел на девушку, как бы испрашивая у нее на что-то разрешения.

— Погулять хочешь? — догадалась Элизабет. Хентиаменти радостно залаял, подтверждая ее слова.

— Ну ладно, давай. Только не забегай далеко. Может быть, мне понадобится твоя помощь.

Обиженное рычание. За кого, мол, меня принимаешь?

У гробницы Сети I толпилась кучка арабов в традиционных галабеях и тюрбанах.

“Рабочие, — догадалась Бетси. — Шейх сдержал слово. Но где же мои “помощнички”? Где Ральф? Где хотя бы Гурфинкель с Покровским?”

Египтяне встретили ее угрюмым молчанием. Они настороженно приглядывались к новому руководителю работ. Не узрев перед собой грозно кричащего и сыплющего проклятия профессора Енски, рабочие чуток расслабились. На вежливый вопрос девушки, где находится мистер Ральф, один из арабов, полагая, что глупая англичанка не поймет его, ответил соленой непристойностью. Элизабет дернулась, словно от пощечины, но быстро взяла себя в руки.

Медленно, развязной походочкой, напоминающей о той самой древней профессии, которую упомянул египтянин, она подошла к нему и на чистейшем арабском языке осыпала такой площадной бранью, что рабочие сперва онемели, а затем громко загоготали над незадачливым шутником. Тот нахмурился и замахнулся на девушку рукой.

Бетси недолго думая двинула арабу коленом между ног, а когда тот сложился пополам, то для верности добавила ему кулаком по затылку. Обидчик зарылся носом в песок. Египтяне одобрительно загалдели. На шум наконец откуда-то выскочил Ральф.

— Что, что случилось?! — взволнованно поинтересовался он.

— Да ничего особенного, — пожала плечами мисс МакДугал. — Обычный урок вежливости.

Юноша понимающе кивнул и, деликатно взяв Бетси под локоток, повлек ее в глубь усыпальницы. Про себя удивившись такой фамильярности, девушка, однако, не высказала вслух своего недовольства.

Арабы цепочкой двинулись вслед за молодыми людьми. Через несколько минут, распределенные по местам Ральфом, они начали работы. Понаблюдав за ними немного для порядка, Элизабет предоставила студенту возможность проявить свои лучшие организаторские качества, а сама удалилась в “штабную комнату”, под которую была облюбована погребальная камера.

Это было немного цинично. Ведь, возможно, на том самом месте, где сейчас стоял грубо сколоченный стол, еще пару сотен лет назад высился алебастровый саркофаг великого Сети Мериенптаха Менмаатра.

Глухую тишину, царившую в усыпальнице, прорезала трель ее мобильного телефона. Кто бы это мог быть?

— Слушаю, — бросила она в трубку.

— Мне сказали, — донесся оттуда чуть надтреснутый голос шейха Хусейна, — что у вас там возникли некоторые недоразумения?

— Да! — подтвердила Элизабет, не вдаваясь в подробности.

— Примите мои самые искренние извинения! Больше такое не повторится!

— Надеюсь!

— Ма саамаа! До свидания!

Связь прервалась.

Странно. Откуда мог Абд эр-Махмуд так быстро узнать об инциденте на раскопе? И как оперативно связался с нею по мобильнику.

“Вот тебе и девятнадцатый век!” — снова передразнила своих приятелей англичанка.

За ее спиной послышался шорох. Обернувшись, Бетси увидела, что кто-то мелькнул в коридоре, ведущем к месту работ.

— Кто там?

Ей почудилось, что там, в темноте, желто сверкнули два глаза.

— Анубис, это ты?

Вроде бы ворчание. Отчего же пес не выходит на свет? Может, с ним приключилась какая беда? Посмотрим.

Взяв в руки мощный фонарь “летучую мышь”, Элизабет по ступенькам спустилась вниз. Никого. Что бы это значило? Снова глюки? В древних гробницах вроде этой подобное не редкость.

Она прошла дальше по коридору. Где-то вдалеке раздавался мерный шум работающего компрессора. На этот раз руководство экспедиции позаботилось запастись современным оборудованием, чтобы не повторить ошибки предшественников, работавших здесь тридцать лет назад.

Сильный толчок в спину застал ее неожиданно. Бетси попыталась удержать равновесие, но это ей не удалось. Выпустив из рук фонарь, она опустилась на колени и попыталась опереться руками о каменный пол туннеля. Однако вместо твердого холодного камня ее руки соприкоснулись… с пустотой, и она почувствовала, что летит куда-то вниз головой. От неожиданности девушка вскрикнула и стала лихорадочно размахивать руками и болтать ногами, словно утопающий.

Вдруг руки наткнулись на что-то холодное и явно металлическое. Бетси изо всех сил вцепилась в это самое что-то и повисла на нем. Только бы выдержало, только бы не сорваться. Не сорвалась. Осторожно ощупав спасительный предмет, определила, что это скоба, вделанная в стену шахты. Переведя дыхание, девушка попыталась нащупать какую-либо опору и для ног. К ее великой радости, таковая имелась. Наверное, еще одна скоба. А вдруг такая же имеется и выше?

Подтянувшись на руках, Элизабет ощупала стену вверху. К ее великому разочарованию, ничего обнаружить не удалось. Она предпочла снова занять более удобное положение между двух скоб.

Мысли лихорадочно роились в ее голове. Кому и для чего понадобилось сталкивать ее в этот колодец? Может быть, это тот араб, привселюдно высмеянный ею, решил таким образом отомстить “презренной женщине” за обиду. Но Элизабет быстро хватятся, и подозрение в первую очередь падет на него. Египетские законы суровы. Это вам не мягкотелая Европа с ее мораторием на смертную казнь. Тут за умышленное убийство по головке не погладят. Да и шейх ни за что не простит, что его соплеменник осмелился поднять руку на его гостью. Нет, не склеивается.

Тогда кто? Господин Хосни Хейкаль, испугавшийся своих откровений? Но он же отъявленный трус! И тоже заметная фигура. Даже слишком. Появиться на раскопе тайно он вряд ли сможет. Кто?

Впрочем, сейчас это не так важно. Лишь бы выбраться отсюда благополучно. Сколько ей ждать того момента, когда обнаружится ее исчезновение? Ну, пару часов она, предположим, продержится. А дальше? Эх, был бы под рукой мобильник… Так нет же, оставила его на столе в погребальной камере. Разиня!

Покричать, что ли?

— Эй, кто-нибудь! Помогите!

Вроде бы собачий лай? Где-то совсем близко.

— Анубис! — что есть мочи заорала она. — Анубис! Я здесь! На помощь.

Громкий радостный визг почти над самой головой.

— Анубис, дружище, это ты!

— Гав! Гав! — подтвердили, а затем уже с упреком: — Тяв! Тяв! Р-р-р!

“Ни на минуту нельзя отлучиться”, — так поняла эту собачью реплику Элизабет.

— Приведи кого-нибудь, чтоб меня вытащили отсюда! — взмолилась она.

Сосредоточенное пыхтение в ответ.

Что-то мягкое коснулось ее щеки. Попробовав это на ощупь, Бетси определила, что перед ее носом болтается кисточка собачьего хвоста. Пес-скалолаз? Он что, решил сам спуститься к ней? Нет, только не это! Тут и для нее одной места кот наплакал, куда еще соседа по несчастью! Однако сама собачка появляться не торопилась. Как видно, девушка ошиблась в своих предположениях.

— Ты там?!

— Гав!

Далековато. Ну и длинный же у него хвост! А может…

Невероятная догадка молнией сверкнула в голове.

— Ты что, предлагаешь мне взобраться вверх по твоему хвосту?!

— Гав! Гав! Гав! — явно порадовались ее сообразительности.

— Что ты! Во мне же без малого сто тридцать фунтов! Не выдержишь!

Презрительный рык.

— Ладно, попробуем понадеяться на бога. Тяни!

Изо всех сил она уцепилась правой рукой за кисточку, при этом не разжимая пальцев левой руки, держащейся за спасительную скобу. Мощный рывок заставил ноги, а затем и руку оторваться от опоры. Неведомая сила увлекла девушку вверх. Что-то ухнуло от горла в низ живота. Такое точно ощущение она испытывала при полетах на авиалайнерах, попадая в воздушную яму. Смешно, приятно и щекотно.

Собачьи челюсти вцепились в воротник ее куртки из денима. Предусмотрительно надела ее, потому что в гробнице было прохладно. Вот и пригодилась одежонка.

Почувствовала под собой спасительную твердь пола и в изнеможении свалилась ничком. Рядом, тяжело дыша, умостился Хентиаменти. Девушка благодарно погладила его по холке.

— Спасибо! Ты спас меня! Теперь мы квиты!

— Гав! Р-гав! Тяв, тяв!

“Не говори глупостей! Какие могут быть счеты между друзьями?!”

Или она не так перевела с собачьего?

Фонарь валялся рядом с ямой и по-прежнему работал. Посветив, Элизабет отметила, что хвост у владыки Расетау самый обычный, не длиннее полутора футов. Гм-гм!

Осторожно приблизившись к краю шахты, девушка бросила туда увесистый камень, подобранный ею поблизости.

Один, два, три, четыре… пятнадцать. Из глубины донесся негромкий шлепок. Однако!

Что было бы с ней, не попадись ей по пути скоба? Страшно представить.

— Элизабет! — раздался в глубине туннеля голос Ральфа. — Вы где?

— Р-р-р! — угрожающе зарычал Анубис и замер в боевой стойке.

На появление юноши пес отреагировал, как всегда, весьма агрессивно.

— Что тут у вас? — заботливо поинтересовался студент, появляясь из сумрака и прикрывая глаза от яркого света фонаря. — Ничего не случилось?

Собака презрительно фыркнула и, повернувшись к парню задом, поднял заднюю лапу. Полилась тонкая струйка. Ральф шарахнулся в сторону и едва не угодил в колодец. В самый последний момент Бетси ухватила его за рукав ветровки.

— Фух! — выдохнул молодой человек. — Благодарю вас. И что это с вашим псом? Отчего он так странно на меня реагирует?

— Не знаю! — пожала она плечами. — Спроси у него сам!

Рассказывать парню о странном происшествии она не стала. Нужно было все хорошенько обдумать. Славно было бы посоветоваться с кем-нибудь надежным, умудренным опытом. Например, с профессором Енски или, еще лучше, с Хусейном Абд эр-Махмудом. “Желторотый” Ральф мало подходил для роли советчика. Пожалуй, для кое-чего другого он бы лучше сгодился. Но Бетси еще не достигла того критического возраста, когда женщина начинает видеть потенциального сексуального партнера в очень молодых мужчинах, почти мальчиках. Даже если они такие мускулистые и смазливые, как вот этот юный археолог.

— Кстати, вас там зачем-то разыскивает полиция, — сообщил Ральф.

— Что им нужно? — удивилась девушка.

На раскоп явился ни много ни мало начальник луксорской полиции. Тот самый молодой майор, с которым они так мило пообщались.

— Тут у нас еще одно убийство, мисс МакДугал, — хмуро процедил страж закона и пытливо посмотрел на нее исподлобья. — Когда и при каких обстоятельствах вы виделись с главным инспектором городского отделения Службы древностей господином Хосни Хейкалем?

“Господи! Нет! Не может быть! Бедный маленький толстяк”.

— Так это Хейкаль погиб?!

— Вы не ответили на мой вопрос, — все так же официально вел беседу (или допрос) майор.

— Вчера днем. Где-то в два часа пополудни.

— Правильно, — подтвердил полицейский. — Это подтвердил и секретарь покойного. А еще он добавил, что вы говорили на очень повышенных тонах. Это так?

— Ну, мы с господином Хейкалем очень давно знакомы. И следует признать, это знакомство для меня лично не является приятным. Но расстались мы весьма мирно.

— Как вы провели остаток дня?

— Я должна отвечать? Это официальный допрос?

— Прошу вас, — тон майора смягчился, — как… друг! Ответьте на мой вопрос, пожалуйста.

— Хорошо, — безразлично согласилась Элизабет. — Сначала я приехала сюда. Где-то в три часа. И пробыла здесь примерно до полпятого. Это могут подтвердить таксист, нанятый мной для поездки, вот этот молодой человек, — она ткнула пальцем в Ральфа, — и, разумеется, охрана некрополя. Вернулась в гостиницу около шести. В восемь меня видели в госпитале, где я навещала руководителя экспедиции, профессора Енски. Вечер провела в компании своих коллег в ресторане “Миш Мэш”. С вас достаточно?

— Вполне, — с видимым облегчением ответил майор. — Это была обычная процедура. Согласитесь, я обязан был проверить ваше алиби.

— Теперь можно мне тоже задать вам пару вопросов? — поинтересовалась Элизабет и, уловив согласный кивок собеседника, продолжала. — Как погиб господин Хосни Хейкаль?

— Его закололи кинжалом. Девять проникающих ножевых ран в область груди. Многовато для одного человека. Ему вполне хватило первых двух. Прямо в сердце.

— Рядом с телом ничего не нашли?

— А вы откуда знаете? — подозрительно зыркнул на нее страж закона.

Из пластиковой папки, которую до этого он нервно стискивал в руках, майор извлек лист бумаги.

— Она уже проверена на наличие отпечатков. Эксперты ничего не обнаружили. Так что…

Полицейский не закончил и протянул листок Элизабет.

Девушка сразу увидела, что это именно тот сорт бумаги, из которой была изготовлена и первая записка, найденная здесь, в гробнице Сети. Да и почерк явно тот же.

“Смерть подлым предателям Та-Кемета”.

И вместо подписи Уджат — Око Гора.

Глава девятая НА ГРАНИ ФОЛА

— A-a-a-a, алла-а-а-а-э, алла-а-а-а…

Миша Гурфинкель накрыл голову подушкой:

— О Боже, это просто невыносимо…

К припадочным воплям сумасшедших арабов присоединился ко всему еще и утробный храп Покровского, поэтому Миша смог уснуть только к утру. А тут этот проклятый намаз.

Что он только ни делал, на какие только ухищрения не шел, пытаясь бороться с могучим ночным ревом приятеля, все было тщетно. Гурфинкель свистел, щелкал пальцами, даже пытался петь английский гимн, но Бумба на эти звуковые эффекты особо не реагировал, продолжая выводить носом кровожадные рулады. Единственное, что на него действовало, заставляя Покровского на короткое время не храпеть, это конское ржание. Но Миша смог практиковать это ржание лишь пару дней, пока ему не сделали замечание сотрудники гостиницы, пригрозив выселением, так как жильцы соседних номеров жаловались, утверждая, что в гостинице живет страдающая бессонницей полоумная лошадь.

Гурфинкель даже пытался приобрести в местной аптеке особое устройство от храпа, но оно выглядело настолько нелепо, что он поругался с продавцом, обозвав того шарлатаном. “Антихрапин” (так называлось устройство в инструкции) представлял собой деревянную палочку с подвешенными к двум ее концам на леске железными шариками. Прибор следовало вешать над спящим, цепляя к особому зажиму на потолке. Зажим, к слову сказать, был на липучке, но в комплект устройства не входил, а приобретался отдельно и стоил столько же, сколько и сам “Антихрапин”.

Устройство, судя по коробке и штрих-коду, было изготовлено в Японии. Но Миша каким-то шестым чувством догадался, что чудо-прибор, без сомнения, был произведен где-нибудь в Одессе, да и продавец в аптеке явно был не из местных: “р” практически не выговаривал и обладал носом истинного сына Голланских высот. Почти точно таким же, как и у Миши, только более габаритным.

Короче, поездка в Египет Гурфинкелю запомнилась лишь двумя наиболее яркими эпизодами: невыносимой изматывающей жарой и кошмарным людоедским храпом Покровского.

— Хр-р-р, псу-у-у, хр-р-р-р… — сладко ревел Бумба, время от времени причмокивая во сне губами.

— Л-а-а-а, алла-а-а-а-э, иль алла-а-а-а… — методично доносилось с улицы.

— Дурдом, — протяжно простонал Миша и, взяв с собой подушку, направился досыпать в душевую кабинку, где имелась хоть какая-то звукоизоляция.

Расположиться в кабинке можно было только полусидя, но это обстоятельство Гурфинкеля нисколько не

смущало. Однако долго поспать ему все же не удалось.

Где-то часов в восемь утра в кабинку размашисто вошел насвистывающий себе под нос нечто веселое Бумба с махровым полотенцем на плече.

Раздавшийся после этого вопль переполошил всю гостиницу, а консьерж с перепугу даже ухитрился вызвать полицию.

Мало того что Бумба наступил спящему Гурфинкелю на голову, так он еще ухитрился одновременно чисто машинальным движением руки открыть холодную воду.

— Сволочь, — визжал мокрый Миша, выталкивая бледного Покровского из душевой кабинки. — Баран кривоногий.

Бумба, держась за сердце, испуганно отступил к кровати. Бедняга чуть не отдал концы, решив, что Миша вчера вечером замочил портье и спрятал его труп в душевой, тем более что накануне Гурфинкель действительно повздорил с обслуживающим персоналом, требуя установки в их номере звукоизолирующих окон.

— Да я, да я… — начал было Бумба, тяжело плюхаясь на развороченную кровать.

— Кретин ты, — злобно огрызнулся Миша, вытирая мокрые волосы оброненным полотенцем приятеля.

— Я думал, что ты давно уже проснулся и спустился завтракать, — начал виновато оправдываться Покровский.

Все-таки он был рад, что Гурфинкель не замочил портье и что страшное ему лишь померещилось.

В дверь их номера настойчиво застучали.

Миша, испепеляюще посмотрев на Бумбу, открыл.

На пороге стоял смуглолицый всклокоченный портье и двое хмурых полицейских.

— Вот они, — торжествующе ткнул пальцем в иностранцев портье. — Это в их номере только что кого-то зарезали. И заметьте, что это уже не первая жалоба. Два дня назад они держали у себя в номере лошадь, хотя и не признаются в этом.

Полицейские, отстранив глупо моргающего Мишу, прошли в номер. С ухмылкой посмотрели на единственную двухместную кровать, заглянули в душ.

— Значит, лошадь, говорите? — переспросил один из полицейских.

— Именно так, — быстро закивал портье. — Не знаю, что они с ней делали, но бедное животное кричало в основном по ночам.

— Что, любите острые ощущения? — Полицейские, обладающие редким для их профессии чувством юмора, весело посмотрели на иностранцев.

— Египет страна контрастов, — невпопад ляпнул Бум-ба, еще не совсем оправившись от шока.

— Так. — Полицейские переглянулись и жестом приказали портье, чтобы тот вышел. Араб нехотя подчинился. Натянув брюки, Гурфинкель тяжело вздохнул:

— Сколько?

— Пятьдесят фунтов, — ответил один из блюстителей порядка. — За ложный вызов и за бензин.

— Однако, похоже, что бензин у вас золотой, — сварливо пробормотал Миша, доставая из бумажника нужную сумму.

Взяв деньги, полицейские дурашливо откланялись.

— Всего хорошего, — глумливо пожелали они напоследок, — и с лошадками больше, пожалуйста, не балуйтесь, а то придется вас выселить.

— Хорошо, хорошо, — кивнул Гурфинкель, закрывая за стражами порядка дверь. — Как деньги получат, прямо задницу начинают лизать.

— Восток, — неопределенно добавил Бумба.

— Страна контрастов, — передразнил приятеля Миша. — По-моему, местная жара действует на тебя еще более отупляюще, чем в Индии.

— V nature, — согласился Покровский, опасливо заглядывая в душевую кабинку.

— Так, че-то я не понял, blin, — Бумба сильно тряхнул головой. — А ну давай все сначала, по порядку и без каши во рту.

Гурфинкель обреченно вздохнул:

— Повторяю для умственно отсталых. Сегодня вечером мы с тобой должны будем встретиться с одним человеком, который отведет нас к тому, кто торгует действительно стоящим товаром.

— Стоящим товаром?

— Ну да, настоящими артефактами, не гипсовыми.

— Kruto, blin.

— Ну а я о чем, — усмехнулся Миша, нервно поглядывая на часы.

— Секундочку, — спохватился Покровский, — а каким образом тебе удалось договориться об этой встрече?

— Очень просто, — ответил Гурфинкель, тщательно инспектируя содержимое своего бумажника, — я получил письмо.

— Какое еще письмо?

— Да вон, на столике у кровати лежит, до востребования, мне его портье принес.

— Подожди, что-то я не совсем vrubilsa. — Бумба тщательно наморщил широкий лоб, демонстрируя напряженную работу мыслей. — Лажа какая-то получается.

— Почему “лажа”? — обиделся Гурфинкель. — У нас первое серьезное дело намечается, а ты “лажа” говоришь.

— Да мало ли кто мог это письмо прислать, — разозлился Покровский. — Да и откуда им знать, что нас интересуют египетские древности.

— А они твою любимую майку со сфинксом увидели и сразу все поняли, — пошутил Миша, застегивая кожаный бумажник.

Денег, по его подсчетам, должно было хватить на парочку небольших артефактов. Остальную наличность Гурфинкель держал в загашнике, в камере хранения гостиницы “Винтер Палас”, где жила Бетси МакДугал, которая и предоставила Мише надежный ящичек.

В принципе наезды Бумбы на приятеля были вполне обоснованны, просто Гурфинкель не хотел посвящать Эндрю во все тонкости своей хитроумной тактики, направленной на выявление алчных торговцев древностями. Письмо с предложением о выгодной встрече Миша получил не зря. Перед этим он усиленно распускал в отеле “Марсам” слухи о том, что он является представителем известного лондонского музея, скупающего египетские древности для новой экспозиции, посвященной Долине Царей. К шейху Хусейну Абд эр-Махмуду часто захаживали люди, так или иначе связанные с укрывателями краденого, и Миша буквально прожужжал им все уши, угощая каждого встречного и поперечного за свой счет холодным пивом. Разумеется, местного производства.

Тактика, конечно, была, скажем так, идиотской, но тем не менее она сработала, принеся довольно быстрые плоды в виде анонимного письма.

Гурфинкель был на седьмом небе от счастья, хотя своей природной бдительности не терял.

— Ну ладно, — приуныл Бумба, грустно почесывая бритый затылок, — не хочешь говорить, ну и не надо.

Гурфинкель демонстративно чистил щеточкой свой серый деловой пиджак.

— Но на сколько тебе strelu zabili, ты можешь сказать? — с раздражением спросил Покровский.

— На двадцать два часа тридцать минут, у входа в отель.

— А как это чмо выглядеть будет?

— В руках он должен держать свежий номер “Плей-боя” с Памелой Андерсон на обложке или с похожей бабой, ну а зовут его вроде как Абу Зеед.

— Кто? — не понял Покровский. — Арбузоед? Миша показал приятелю на голову:

— Кончай трепаться, уже половина одиннадцатого. И действительно, на часах уже было 22:30. Охотники за древностями проворно спустились в холл гостиницы, а оттуда осторожно вышли на улицу.

— О, гляди, Арбузоед, — прошептал Бумба, указывая на какого-то задохлого вида араба в не очень опрятной галабее.

Араб явно нервничал, воровато зыркая по сторонам.

— Да нет, вряд ли это он, — презрительно фыркнул в сторону странного индивидуума Гурфинкель.

— Да говорю тебе — он, — настаивал Покровский, — смотри, и журнал в руках держит.

Приятели подошли ближе.

Араб действительно держал в руках красочный журнал с яркой обложкой, на которой был изображен непонятный голый мужик, сильно смахивающий на барабанщика рок группы “Мотли Крю” Томми Ли.

— Это че, альманах для геев? — неприлично громко заржал Бумба.

Араб сразу же обратил на них внимание и, пугливо посмотрев по сторонам, подошел ближе.

— Меня зовут Абу Зеед, — коротко бросил он, выжидающе уставившись на Гурфинкеля с Бумбой.

“Черт! — недовольно подумал Миша. — Неужели очередной лохотрон?”

Все же действовать им следовало весьма осторожно, мало ли кто мог им прислать это письмо. Гурфинкель был бы сумасшедшим, если бы питал в отношении местных жителей радужные иллюзии. Вор тут сидел на воре, мошенник на мошеннике. Восток, мать его за ногу, колыбель цивилизации.

— Алекс Енски, — нагло представился Миша, наступая на ногу, открывшему было рот Бумбе. — Сотрудник лондонского музея египетских древностей.

“Эка я завернул”, — мысленно удивился своей лихости Гурфинкель.

Абу Зеед кивнул, переведя взгляд на возвышающегося над ним двухметрового бугая.

— Тайсон, — хищно осклабился Покровский. — Майк.

— Гм… — Араб неопределенно кашлянул. — Мы слышали о вас, господин Енски. Не вы ли случайно занимаетесь раскопками могилы фараона Сети I?

— Да, — радостно кивнул Гурфинкель, — именно я.

— Мы не знали, что вас интересуют… м-м… краденые древности, — робко заметил Абу Зеед.

— Еще как интересуют, — взревел Миша и, пародируя профессора, старчески проблеял. — Тр-ру-бы Иер-рихонские!!!

— Что ж, в таком случае следуйте за мной, — предложил араб, и охотники за древностями поспешили за смешно семенящим впереди связным.

— А можно вопрос? — вдруг обратился к проводнику Бумба.

Египтянин остановился, удивленно посмотрев на иностранца.

— А почему у тебя журнал с мужиком на обложке? — зловеще щурясь, поинтересовался Покровский, который страх как ненавидел геев.

В воздухе запахло жареным, естественно, в переносном смысле.

Гурфинкель тихонько выматерился.

— Да другого не было, — пожал плечами Абу Зеед. — Купил с рук, и то с большими проблемами. У нас ведь с этим строго. Шариат, знаете ли. Так что ваша просьба насчет “Плейбоя” меня очень озадачила. К тому же весь “Плейбой” немецкие туристы раскупили.

Отмазка была липовой. Ответ араба Бумбу не устраивал, он уже мысленно представлял, как их странный проводник тайно заводит туристов в бар… ну, скажем, “Голубой верблюд”, где их грабят, а то еще что и похуже с ними делают, к примеру, танцуют страстное танго. Хотя геи-мусульмане это, пожалуй, из области научной фантастики. Но все может быть.

Неразрешимая ситуация вполне могла перерасти в серьезный конфликт, а то и в уличную драку, но в события внезапно вмешалась некая третья сила, точнее, удивительная случайность.

— Анубис, мальчик мой! — вдруг ни с того ни с сего взревел Бумба, не на шутку напугав ожидавшего потасовки с арабом Мишу.

По вечерней улице прямо по проезжей части семенила небольшая черная собачонка с заостренной лукавой мордочкой и длинными смешными ушами.

Увидев собаку, араб вскрикнул, отпрянув в сторону.

Подбежав к Бумбе, пес разрешил ему себя погладить и, высунув красный язык, стал весело бегать вокруг Миши с Покровским.

— А, так это твой новый друг? — вспомнил странную собаку Гурфинкель и засюсюкал. — Халесый цуцик, можно тебя погладить?

Мгновенно сделав боевую стойку, пес угрожающе зарычал, обнажив два ряда острых, словно иглы, зубов. Гурфинкель удивленно посмотрел на Бумбу.

— Он позволяет себя гладить только тем, кто угощает его пивом, — усмехнувшись, напомнил Покровский. — Причем исключительно “Гиннессом”.

— Учту на будущее, — кисло ответил Миша, с первого знакомства отчего-то невзлюбивший животное. — А почему он не с Бетси, ведь это же ее собака?

Бумба в ответ лишь недоуменно развел руками.

— На левретку вроде похож, — задумчиво рассуждал Гурфинкель, поглядывая на бегущего рядом пса. — Хотя нет, крупноват, скорее уж шакала напоминает.

— Точно, породистый, — знающе кивнул Покровский. — У меня знакомый в Лондоне вот за примерно такую же кучу денег отвалил, той-терьер называется.

— А вы что, не любите животных? — обратился Миша к идущему чуть впереди Абу Зееду, вспомнив его странное поведение при появлении черной собаки.

Вместо ответа проводник торопливо свернул в плохо освещенный переулок, где остановился у непонятной марки автомобиля, который, судя по форме кузова, был сделан где-то после Второй мировой войны. Причем скорее всего силами местных автолюбителей.

— Садитесь. — Араб приглашающе открыл заднюю дверцу.

— Э, нет, — сказал Бумба, — я в этом броневике не поеду, я своему здоровью не враг.

Проводник несколько растерялся.

“А может, и эту колымагу приобрести? — весело подумал Гурфинкель. — Для нашего лондонского магазина в качестве древнего артефакта, мол, посмотрите, на чем потомки фараонов в двадцать первом веке катаются”.

Приключение с покупкой “настоящих” древностей обещало быть увлекательным.

— Да ладно тебе. — Миша довольно дружелюбно похлопал Бумбу по спине. — Не кипешуй, садись…

Покровский подчинился. Машина покачнулась, жалобно заскрипели рессоры, сидящий за рулем шофер испуганно оглянулся на крупногабаритного пассажира. Бритая макушка Бумбы упиралась прямо в обитую выцветшей тканью крышу чудо-автомобиля.

Гурфинкель, которого сильно пробивало от происходящего на смех, притулился рядом с могучим приятелем, хорошо съездив тому локтем по ребрам.

— Эй, ты чего? — сразу же возмутился Бумба.

— Подвинься, — прошипел Миша, пытаясь закрыть боковую дверцу.

Бумба подвинулся. Машина снова скрипнула рессорами, и ее стало слегка кренить на правый бок.

— Эй, куда, — возмущенно закричал Гурфинкель, но прежде чем он успел захлопнуть дверь, в машину стремительно прошмыгнула черная ушастая собачонка, уютно устроившись на коленях у Бумбы.

Покровский довольно улыбнулся.

“Ах ты, крысяра!” — злобно подумал Миша, наконец подобрав псу более подходящее на его взгляд имя.

Собака внезапно с невероятной злобой ощетинилась, зарычав на Гурфинкеля, и если бы не успокаивающие поглаживания Бумбы, то песик наверняка грызанул бы Мишу за семитский нос, что в тесноте автомобиля было вполне реально.

“Мысли он, что ли, читает?” — удивился Миша, но вслух ничего не сказал.

Проводник Абу Зеед сел на переднее сиденье рядом с водителем.

Звонко клацнула дверца. Шофер повернул ключ в зажигании, надавил на газ. Машина вздрогнула, дав оглушительный залп из выхлопной трубы. Бумба машинально полез под мышку, где у него обычно болтался в кобуре пистолет.

Шофер снова надавил на газ, но колымага даже и не думала двигаться с места.

— Не поедет, — араб за рулем сокрушенно покачал головой, — слишком перегружена.

Все поняв, Абу Зеед вылез из машины, и чудо местного автомобилестроения внезапно тронулось.

— А он что, следом побежит? — поинтересовался у шофера Гурфинкель, но тот не ответил, сосредоточенно крутя обмотанную синей изолентой баранку.

Через пятнадцать минут беспорядочной езды по вечернему городу чудо-автомобиль со стоном затормозил в каком-то переулке, где иностранцев поджидал улыбающийся Абу Зеед.

— Смотри, он даже не запыхался, — кивнул на проводника Покровский, грузно выбираясь из тесной машины, словно сумасшедшая черепаха из родного панциря.

Араб действительно вид имел довольно бодрый и совсем не запыленный, что противоречило любой логике, если учитывать то, что мужик на протяжении пятнадцати минут галопом носился по темным улицам Луксора за едущим под восемьдесят автомобилем.

Анубис на руках у Бумбы недовольно забурчал, и Покровский бережно опустил собачонку на землю.

— О! — радостно закричал он, обращаясь к потирающему ноющую поясницу Гурфинкелю. — Гляди, профессор, а мы, кажется, здесь уже были. Вот на угол этого дома Анубис лапу поднимал, след еще не совсем высох.

Собака, словно в подтверждение сказанному громко рявкнула, после чего отметилась на углу дома вторично.

Грязно выругавшись, Миша грубо оттолкнул полезшего было с объяснениями Абу Зееда и они вместе с посмеивающимся Бумбой покинули темный квартал, сопровождаемые удивленными воплями арабов, явно слишком много читавших дешевые детективы.

— Я с самого начала понял, что это все лажа, — раздраженно бросил напарнику Гурфинкель. — Как только тачку их увидел, так все и понял.

— А почему мы тогда сразу не ушли? — удивился Покровский, с улыбкой косясь на забавно семенящего рядом Анубиса.

— Да мне интересно стало, чем весь этот цирк закончится, — ответил Миша. — Но езда по кругу, это уже слишком…

Тем не менее недовольство Гурфинкеля было по большей части показным, так как в душе Миша все же радовался, что ему удалось сохранить отложенные на “настоящий” артефакт деньги, да и повеселились, так сказать, на шару.

— Все, что ни делается, делается к лучшему, — усмехнулся Гурфинкель, когда невдалеке засияла вывеска их гостиницы.

На следующий день неудачливые охотники за древностями решили посетить знаменитый храм царицы Хат-шепсут, выполняя культурное поручение профессора Енски: “ознакомиться с местными достопримечательностями”.

— Я чувствую, да, я чувствую, — твердил все утро какой-то перевозбужденный Гурфинкель, — что сегодня нам непременно повезет.

Что ж, на этот раз Миша действительно не ошибся, и знаменитое чутье его не подвело.

Как только иностранные туристы оказались в величественном ступенчатом храме египетской царицы, к ним подошел некий араб, представившийся торговцем из Абд-эль-Курны. Он весьма ненавязчиво шевелил густыми бровями и многозначительно подмигивал приглянувшимся ему англичанам.

— Мужик, тебе че надо? — со свойственной ему прямотой грубо осведомился Бумба, страшно не любящий всякие заговорщицкие перемигивания.

Торговец отвел туристов в сторону, подальше от осматривающих храм немецких студентов во главе с похожим на Отто Бисмарка хмурым профессором.

— У меня кое-что для вас есть, — горячо прошептал араб, извлекая из складок своей галабеи маленький рельеф.

Глаза у Гурфинкеля азартно загорелись, но хитрый торговец показал товар лишь на несколько секунд, ловко спрятав его обратно под одежду.

— Me Kalabush! — просто ответил он, указывая глазами на гафиров, сторожащих у входа в храм.

— Чего? — не понял Покровский.

— Тюрьмы не миновать, — перевел Миша, лихорадочно соображая, во сколько этот кусок камня может им обойтись.

Куда подевалась его привычная осторожность, было непонятно. Скорее всего сказывались постоянные бессонные ночи и безуспешная борьба с утробным храпом напарника.

Увидев, что туристы колеблются, торговец подвел их к одной из стен храма Хатшепсут, указывая на небольшое пустое отверстие, как будто бы на первый взгляд совпадающее с его товаром.

— Смотрите сами, — добавил араб. — Абдулло честный человек, его знают во всей Эль-Курне. Вот здесь на стене находился недавно рельеф, клянусь Аллахом.

Гурфинкель дозрел.

— Хорошо, — быстро кивнул он. — Сколько?

— Шестьсот египетских фунтов, — не моргнув глазом выпалил торговец.

— Guba ne dura, — весело осклабился Бумба.

— Двести, — устало предложил Миша, немного приходя в себя в прохладном храме после испепеляющей полуденной жары.

— Пятьсот пятьдесят, — бескомпромиссно отрезал араб.

— Бумба. — Гурфинкель выжидающе посмотрел на приятеля.

Бумба сразу все смекнул.

Оглянувшись по сторонам, он вдруг резко схватил торговца за шиворот галабеи и, приподняв его над полом храма почти на метр, хрипло прорычал:

— Ты слышал об убийствах в Луксоре? Араб перепуганно кивнул.

— Смотри, я твою рожу запомнил. Шейх Абд эр-Мах-муд, кстати, наш старый приятель. Скажи, ты хочешь себе неприятностей?

— Нет, — жалко просипел торговец. Гурфинкель деликатно кашлянул, заметив возвращающихся с экскурсии немецких студентов. Покровский с чувством тряхнул жертву и, оглянувшись на галдящих немцев, быстро опустил араба на пол.

— Ну так сколько? — сонно зевая, еще раз поинтересовался Миша.

— Двести пятьдесят, — ответил торговец, пятясь к стене храма.

— Годится, — Гурфинкель протянул арабу деньги, — давай рельеф.

— Здесь торговать нельзя, — еще больше побледнел торговец, — покупку вам принесет вечером в гостиницу мой посредник.

— Ищи lohow, — ухмыльнулся Покровский, и рельеф арабу пришлось отдать.

— Вот так, — констатировал Миша, пряча артефакт в рюкзак за плечами. — Надеюсь, что это не фальшивка.

— V nature, — согласился с приятелем Бумба. Но их приключения в этот день еще не окончились. У входа в храм Хатшепсут прибарахлившихся приятелей терпеливо поджидал Анубис, которого гафиры на 4 входе впускать вовнутрь наотрез отказались по известным только им одним причинам.

Анубис сидел радом с шизофренически меланхоличным верблюдом, украшенным великолепной сбруей. Верблюд вяло жевал сухие колючки. Слева от него стоял высокий погонщик, громко зазывая проходящих мимо туристов. И вот именно в этот момент Миша Гурфинкель внезапно впал в состояние полной невменяемости, которое он впоследствии так и не смог никому толком объяснить. Возможно, помрачнение рассудка произошло у него вследствие солнечного удара или под влиянием некой отрицательной энергетики храма царицы Хатшепсут. Либо во всем была виновата “эта проклятая собака”, как орал в гостинице на следующий день еще не совсем пришедший в себя Гурфинкель. Но несчастный песик не имел к происходящему никакого отношения. Ну, почти никакого…

Погонщик на приличном английском призывал иностранных туристов прокатиться по пустынной местности вокруг храма на его великолепном верблюде по имени Хасан. За чисто символическую плату.

Из всех проходящих мимо туристов на подвиг переклинило одного лишь Мишу.

— Да ты че?! — взревел Бумба, видя, как напарник неуклюже взбирается на явно сумасшедшее животное. — Совсем sdurel?! Стой, мать твою!

Но Миша, подбодряемый погонщиком, уже сидел на спине экзотической “лошадки”, улыбаясь, словно умственно отсталый герой американского боевика.

Верблюд фыркнул и как-то боком по диагонали затрусил по странной дуге, огибая храм египетской царицы.

— Ну, blin, — только и смог выдохнуть Покровский, отказывающийся верить в происходящее. Подобный номер был вполне в его духе, но никак уж не в стиле всегда здравомыслящего и расчетливого Гурфинкеля.

Спохватившись, Бумба бросился за улепетывающим верблюдом, следом за которым весело скакал длинный погонщик.

Что-то здесь явно было нечисто, и через пять минут Бумба понял ЧТО.

Забежав за храм Хатшепсут, наверняка специально надрессированный верблюд стал как угорелый носиться по кругу с орущим благим матом Мишей на одногорбой спине. Судя по обморочным воплям Гурфинкеля, тот вполне уже пришел в себя и теперь сильно каялся в своем явно опрометчивом поступке.

— Бумба, помоги! — ревел Миша. — Мама…

Свесив на бок красный язык, за поднявшим пыль верблюдом по кругу мотался прыгучий Анубис, которого это происшествие несказанно забавляло.

Покровский стремительно ринулся к погонщику:

— А ну, pedrilo, останови верблюда!

— Не могу. — Погонщик с сожалением развел руками. — Он у меня старый, совсем глухой стал.

— А я говорю, ОСТАНОВИ! — Глаза у Бумбы стали наливаться кровью, что было плохим знаком, очень плохим.

Погонщик попятился, но свои корыстные планы менять не собирался.

— Сто долларов, — нагло заявил он. — Если Хасан их увидит, то сразу успокоится.

— Ах, ты… — рявкнул Покровский и в едином прыжке настиг пытающегося увернуться араба. Могучие пальцы потомка русских богатырей сошлись на хлипкой шее чужеземного жулика.

Погонщик стал мысленно молиться Аллаху, сообразив, что на этот раз сильно облажался, приняв простоватых иностранцев за выходцев из тупой Германии. Спасти его могло только чудо, и это чудо произошло.

За спиной рычащего Бумбы внезапно взвизгнули автомобильные покрышки, а затем… Затем раздался выстрел.

От неожиданности Покровский резко обернулся, машинально отпуская араба.

Сумасшедший верблюд упал как подкошенный, увлекая на землю визжащего, словно свинья, Мишу. А в затормозившем рядом белом “виллисе” с дымящимся помповиком в руках счастливо улыбался Серега Черкасский.

— Вот, блин, так встреча! — весело прокричал он.

Отпущенный Бумбой погонщик, едва взглянув на нового русского, с дикими воплями бросился наутек, оглашая окрестности непонятными возгласами.

— Я хаббара аббет, — испуганно кричал жулик, смешно размахивая на бегу длинными руками. — Я хаббара аббет…

— А что это означает? — спросил Покровский Серегу, помогая подняться с земли причитающему Гурфинкелю.

— Я хаббара аббет означает “Белый Дьявол”, — охотно пояснил Черкасский, подбирая стреляную гильзу и совсем не удивляясь красноречию немого знакомого.

— А чего так? — не врубился Бумба.

— Да местные меня нарекли, — пожал плечами Серега, — Белым Дьяволом за то, что верблюдов отстреливаю, суеверные они, черножопые эти.

Хасана Черкасский завалил по всем правилам. С одного выстрела. Так сказать, контрольным в лоб.

— Щелкните меня для фотоальбома рядом с верблюдом, — попросил Серега, принеся из джипа “Полароид”. Миша с Бумбой не возражали.

— Не может быть! — Прикрыв рот изящной ладошкой, Бетси сотрясалась в приступе безудержного хохота. Слезы градом катились из сводящих мужчин с ума миндалевидных глаз девушки.

— Все так и было, — хрипло подтвердил Анубис. — Зачем мне врать, мне врать незачем, если я и вру, то в исключительно редких случаях.

— А тебе верблюда того не жалко? — с укоризной глядя на собакоголового, поинтересовалась Элизабет.

— Кого? Хасана, что ли? — смешно двигая носом, удивился Хентиаменти. — Так ведь он старый был, в маразм давно уже впал, только и умел, что по кругу бегать. Хозяин над ним издевался, заставлял работать, а так очень даже благородная смерть в перестрелке. Думаю, другие верблюды будут ему завидовать.

— Да уж. — Девушка протяжно зевнула.

Послеполуночные беседы с новым приятелем немного утомляли. Хотелось спать. Но выбирать не приходилось. Песиголовец мог разговаривать лишь в глухую ночь.

— Не люблю я этого Гурфинкеля, — продолжил Анубис, почесывая рукой правое ухо. — Скользкий тип, все хитрит, везде выгоду ищет. Крысаком меня обозвал, да и пахнет от него противно.

— Крысаком?

— Ага, вот я ему и отомстил.

— Так-так, — обрадовалась мисс МакДугал, — значит, все-таки это твоих рук… то есть твоих лап дело.

— Ну, вмешался немного, — гордо подтвердил владыка Расетау. — Мысленный приказ ему дал, чтобы тот непременно на верблюда взобрался.

— Ай-ай-ай, как нехорошо, — погрозила пальцем девушка. — А если бы его верблюд на землю скинул, и Миша бы шею себе сломал?

— Исключено. — Анубис громко фыркнул. — Хасан старый был, брыкаться давно уже не мог.

— Ладно, развеселил ты меня на ночь. — Бетси сноьа сладко зевнула. — Нескоро теперь засну, все об этом верблюде с Мишей на спине думать буду, ой умора…

И снова засмеялась.

— Они тут ко мне несколько часов назад приходили, когда тебя не было, — продолжила, отсмеявшись, мисс МакДугал. — Артефакт, купленный в храме Хатшепсут, приносили, часть рельефа. Я только на его цвет взглянула, сразу поняла: подделка. Обули местные наших помощников на двести пятьдесят египетских фунтов.

— Будет им урок. — Хентиаменти скептически осмотрел свой длинный хвост, кончик которого был слегка в пыли.

— Не пойму, — девушка удивленно взметнула тонкие брови, — почему ты им не помог, если знал, что они покупают подделку?

— Еще чего. — Анубис принял оскорбленный вид. — Это интересно, как я мог им помочь, торговца за зад укусить или громко и негодующе тявкать?

— Ну, я не знаю. — Бетси смущенно повела плечами.

— Запомни. — Песиголовец сделал гордую, словно с древнеегипетского барельефа стойку. — Я сторожу древности, а не помогаю их разворовывать. В следующий раз натравлю этого Гурфинкеля на осла, если он не успокоится.

— Да ладно тебе. — Прикрыв веки, Элизабет устало потянулась. — Спать давай.

— Спать давай, спать давай, — сварливо передразнил ее владыка Расетау. — Может быть, у меня ночью имеются важные дела.

— Ну, как знаешь, — хмыкнула Бетси, без задних ног заваливаясь на кровать.

И снился ей в эту ночь скачущий по Долине Царей на бешеном осле Гурфинкель, следом за которым гнался размахивающий совковой лопатой всклокоченный профессор Енски.

Глава десятая ТАНЕЦ ЖИВОТА

Утро было солнечное. Обычное египетское утро. Признаками дождя и не пахло. Как обычно.

Впрочем, сегодня профессор чувствовал себя лучше и без дождя и даже собирался выбраться из гостиницы на раскоп. Положенная неделя отдыха, прописанная врачом-кардиологом, подошла к концу. И надо отметить, очень удачно. Сегодня был сочельник. Весь просвещенный христианский мир замер в праздничном восхищении.

Енски вздохнул с сожалением. Сегодняшний вечер должен принадлежать семье, однако семья была слишком далеко. И от этого становилось печально, и само Рождество казалось здесь каким-то картонным и ярмарочным, как цыганский табор, который с шумом и гамом проезжает мимо.

Пообещав, что следующее Рождество он обязательно будет вместе со своими любимыми домочадцами, Алекс одернул сам себя и, встряхнувшись, отправился в ванную. Необходимо было привести себя в порядок и поздравить коллег — молодых археологов — с праздником. Выпить горячего вина и откусить кусочек индейки. Енски забавно сморщил нос своему отражению в зеркале. Мысль о горячем вине в такую жару была кощунственной. Он поскреб свою бородку станком, придавая ей более благопристойный вид, и подумал о холодном яичном напитке. Гоголь-моголь был бы кстати при такой температуре. Почтенный археолог тут же отказался от этой мысли. Наверняка в местных яйцах сальмонелла начинает гнездиться уже при зачатии яйца. Очередную гримасу по этому поводу Алекс спрятал в махровом полотенце, яростно вытирая остатки воды.

Запирая номер и спускаясь к завтраку, он наконец нашел выход из сложившейся ситуации. Профессор решил, что необходимо подать холодное белое вино, что-то вроде “Шардоне” или “Либфрауенмильх”, и сладкие фрукты, которые сгладят его острую кислинку. Молодым леди должно понравиться.

Ресторан находился на первом этаже, и археолог уже собирался спуститься в гордом одиночестве, однако лифт вдруг остановился, и в кабину вошла молодая женщина. Она окинула профессора рассеянным взглядом и замерла в ожидании, напустив на себя вежливо-скучающий вид. Чуть тонированные зеркала лифта множественно отразили ее фигуру.

Енски с интересом разглядывал незнакомку. На вид женщине было лет двадцать семь, однако он не обольщался на сей счет и допускал, что ей может быть и все сорок. Умело наложенная косметика и по-европейски изящная фигура могли вскружить голову любому здоровому мужчине. На любительский взгляд профессора, в одежде незнакомки уж слишком преобладал местный колорит: скупой египетский орнамент на легкой хлопковой футболке и длинная юбка с запахом, украшенная той же квадратной юлой. Впрочем, для египтянки даже очень вызывающе. Обычно здешние женщины носят куда более традиционные наряды. Их платья-мелаи — та же разновидность мужской галабеи. Голова закутана в платок, из-под которого в восьми случаях из десяти выпирают по-хомячьи круглые щеки. У этой же голова была непокрытой. Черные волосы, стянутые на затылке в тугой узел, подчеркивали точеную шею.

“Странное лицо”, — подумал профессор. На первый взгляд, да и на второй тоже, все в порядке. Четкий профиль, тонкий с горбинкой арабский нос, глаза — черная слива. Но что-то царапало эстетический взор Енски-старшего. Впрочем, на этом его наблюдения прервались. Лифт лениво раскрыл свою стальную пасть, и молодая арабка выпорхнула в холл и растворилась в толпе.

Алекс прошел в ресторан и сел за столик в глубине зала. Ему нравился этот отель. Все в нем было выдержано в ровном стиле. В любимом традиционно английском стиле.

Большие окна были раскрыты, и легкий ветер лениво надувал молочно-прозрачные шторы. Солнечный свет беспрепятственно освещал половину зала. Белые скатерти и серебряные столовые приборы на столах сияли. английская благопристойность просто сочилась из всех щелей.

Профессор с удовольствием отметил, что зал больше чем наполовину пуст. Чистенькая группа старичков-немцев уже позавтракала и организованным отрядом отправилась по команде фотографировать новую порцию достопримечательностей. Голландская молодая пара, явно молодожены, у них это написано на лицах крупными буквами, встала из-за стола и, полуобнявшись, отправилась куда-то неспешным шагом.

Официант уже подносил обычный заказ Енски. Это было оговорено заранее при вселении в отель. Любимая овсянка, яйцо всмятку, чашка кофе с молочным шоколадом и апельсиновый сок. И никаких новшеств. Одно обстоятельство, которое портило утреннюю идиллию, состояло в том, что в центре зала сидел явно русский нувориш, обвешанный, как рождественская елка, золотыми цепями на волосатой груди и запястьях, и требовал блинов с черной икрой.

Археолог с сожалением вздохнул и углубился в завтрак. Русских он недолюбливал. Особенно после знаменитой одесской эпопеи. Единственные, для кого Алекс делал исключение, были его боевые товарищи Гурфин-кель и Покровский.

Уже допивая кофе и просматривая последний лист “Times”, он услышал приятный женский голос с мягким арабским акцентом:

— Простите, пожалуйста, профессор, я не помешаю?

Тоскливые глаза сфинксов.

Безумно красивые глаза.

А черный зрачок словно плавает в формалине.

— Чем могу быть полезен? — вежливо отозвался он.

Девушка как-то по-детски неуверенно замялась, и профессор списал свои первые негативные ощущения на сильную жару. Тем временем она продолжила:

— Меня зовут Мона. Мона Самель. Я студентка Каирского исторического университета. Читала все ваши работы…

Алекс чуть сдвинул брови.

Заметив это, она в испуге затараторила еще быстрее:

— Я восхищаюсь вами! Вы единственный человек, который полностью осознает проблему сохранения исторических ценностей от разграбления.

После этих слов Мона просто преобразилась. Внутри нее словно медленно разгорался огонь, глаза оттаяли и засияли легким безумием. В девушку словно дьявол вселился. И от этого она стала еще притягательнее. Профессор торопливо пригласил ее сесть за свой столик, чтобы не привлекать внимания персонала гостиницы. Тем временем она продолжала:

— Как жаль, что таких искренних людей, как вы, осталось так мало. Вы не представляете, профессор, как страдает мое сердце, когда я вижу, что происходит с бесценными сокровищами Долины Царей! — Девушка коснулась тонкими нервными пальцами лба, с тоской взглянула на профессора и закончила: — Какими чудовищными способами и неимоверными ухищрениями они погубили красоту, созданную нашими предками. Разрушили святые места.

Она опустила голову и глубоко вздохнула. Енски-старший с ужасом стал подозревать, что она сейчас расплачется. Однако англичанин ошибся. Мона подняла голову и взглянула на него. Алекс даже смутился, в ее глазах откровенно читался сексуальный призыв. И, что было более удивительным, чуть прикрыв глаза, она улыбалась. Молодая женщина прекрасно отдавала отчет своим действиям. Уже тихо, властно приковав к себе зачарованный взгляд Енски, чуть хриплым шепотом она добавила:

— Я восхищаюсь вами, профессор…

В ушах громко ухала толчками кровь.

“Тр-рубы Иер-рихонские! Так и до инфаркта недалеко, — подумал археолог. — Однако девчонка хороша”. А вслух твердым голосом спросил:

— Конечно, мисс Мона, очень приятно слышать, что вы интересуетесь моими работами, но все-таки, если быть последовательным, чем я могу быть полезен такой великолепной, такой яркой молодой женщине? — Он принял ее правила игры и чуть кивнул.

Египтянка победоносно улыбнулась.

— Примите мое приглашение.

— Какое? — с интересом спросил Енски.

— Я приглашаю вас посмотреть восход Сириуса.

На пороге ресторана Алекс заметил Бетси. Она стояла и пристально всматривалась, выискивая глазами профессора. Он сделал ей знак рукой, и Элизабет стала продвигаться в его сторону. Тем временем Мона, заметив, что их уединение будет скоро нарушено, уточнила место встречи и вежливо попрощалась.

Где-то на середине зала две женщины пересеклись. Алексу показалось, что Мона с ненавистью взглянула на Бетси. Это выглядело смешно, потому что рост арабки был крохотным, и англичанка взирала на нее, как белокурая валькирия взирает с небес на поле битвы.

Ревность? Алекс усмехнулся про себя. Оказывается, он еще в состоянии вызвать у женщин такие чувства. Это новое ощущение приятно щекотало его самолюбие.

Бетси подошла, и они по-семейному обнялись.

— Рада вас видеть в добром здравии, профессор. Вы, как я посмотрю, не маетесь от одиночества. — Она хитро ему подмигнула.

В ответ профессор усмехнулся и с гротескным смирением проблеял:

— Вот. Развлекаюсь, чем Бог послал. Бетси рассмеялась. Всем своим видом она излучала здоровье и уверенность в своих силах.

— Ладно-ладно, — примирительно сказала она, — время еще есть, но если хотите, то за подарками можно отправиться прямо сейчас.

— Да, я думаю, лучше сейчас. Лучше раньше, чем позже.

Они вышли из гостиницы.

— Кстати, я тут совершенно случайно обнаружила вполне приличный магазин, где можно купить все необходимое. Конечно, это не супермаркеты Каира, но за неимением лучшего нужно пользоваться тем, что подворачивается под руку.

Мисс МакДугал сняла сигнализацию с машины и протянула профессору ключи. Он замахал руками:

— Нет-нет! Лучше вы. Мое сердце не в состоянии выдержать этих ненормальных водителей. Иногда у меня возникает стойкое ощущение, что для араба нарушить правила дорожного движения — это своеобразная доблесть, военный трофей, можно сказать.

Профессор открыл дверь и узрел на переднем сиденье черную собаку. Та подняла сонную морду и с недовольно-хитрым прищуром посмотрела на профессора.

— А-а… Тот самый хулиган с раскопа, который так напугал нашего Ральфа, — узнал пса Енски. — Придется

тебя потревожить.

— Анубис, уступи место старшему, — строго приказала Бетси.

Пес недовольно заворчал, словно пробормотал: “Это кто из нас старше-то?”

— Ну, поехали, — сказала девушка, и автомобиль плавно тронулся.

— Что-то вы молчите, не говорите, как дела на раскопе и как продвигается ваше расследование? — поинтересовался Алекс, пристально вглядываясь в ее лицо.

— Плохие дела, учитель. И похоже, с каждым днем все хуже и хуже, — закусив губу, сказала она, не отрывая взгляда от дороги, и вкратце изложила последние новости, не упустив и покушение на саму себя.

Они помолчали. Профессор хмурился, глядя в боковое окно, а Бетси вела автомобиль. В конце концов старый археолог вздохнул и сказал:

— Все складывается так, словно мы у кого-то в зубах навязли. Либо роем место, на которое кто-то уже давно глаз положил. Нас хотят испугать. Выгнать. — Он сморщился от своих слов, как от зубной боли. — Полный бред получается.

За окном мелькали магазинчики с сувенирами, мелкие лавочки, лотки. Но машина притормозила у более или менее большого магазина с некоторой претензией на солидную сеть и с намеком на корпорацию. Это означало, что цены здесь такие, какие написаны на ценнике, и можно избежать этой дурацкой и совершенно ненужной, на взгляд профессора, процедуры торга.

Они углубились в магазин. Профессор в двух словах объяснил Бетси свои соображения по поводу покупок и предстоящего торжества. Девушка оценила идею и отправилась выбирать фрукты и сладости, а профессор тем временем рассматривал сувенирные полки.

Расплатившись, археологи вышли из магазина с фруктами. Два ящика с покупками необходимо было забрать со склада с обратной стороны здания. Профессор решил пройтись туда пешком, а Элизабет тем временем маневрировала машиной, пытаясь вплотную подъехать к складу. Енски передал рабочему чек, и араб исчез где-то в недрах помещения.

В ожидании профессор обратил внимание на странный грязный автомобиль, который распространял удушающий запах кошачьей мочи, и двух таких же грязных арабов с неуклюжими сачками. Алекс подошел поближе и заглянул в кузов машины.

* * *

“Живодерня!”

Бессилие и боль.

Душащий порыв ветра.

Алекс замер. Он не мог на это смотреть и не мог оторвать взгляд. Человек со здоровой психикой не в состоянии заниматься подобной работой.

В кузове стояло несметное количество клеток, в которых сидели разномастные кошки и котята. Белые, рыжие, полосатые и пятнистые, лысые и даже один сиамец. Там были совсем крохотные котята, которым была брошена рыбья кость и подстелен клок соломы.

Нестерпимая вонь.

Некоторые коты шипели и бросались на прутья клетки, другие истерично мяукали, а иные с тоской в глазах, смирившись с предстоящей участью, сидели, поджав под себя лапки.

Застывшее от горя сердце.

Сухие глаза.

Серенький, полосатый, как арбуз, котенок. Недоросток. Его желтые глаза смотрели профессору в душу, а розовая крохотная пасть открывалась в беззвучном крике. Слабый голос заглушали вопли более старых котов. Малыш метался по клетке и кричал.

Ничего не видя, Алекс открыл клетку и достал котенка. Тот немедленно вцепился в него всеми четырьмя лапами. Енски крепко прижал его к себе, желая только одного. Чтобы несчастное животное больше никогда так не вопило от боли, страха и одиночества.

— Эй! — Его кто-то бесцеремонно толкнул в плечо. — Вы что делаете?! А ну верните паршивца обратно.

Алекс сунул арабу купюру, даже не посмотрев на ее достоинство. Сосредоточил все свое внимание на теплом комочке шерсти и не заметил, как парочка быстро убралась восвояси, испугавшись, что этот ненормальный опомнится и отберет у них деньги.

Он присел на ступеньки и неотрывно смотрел на ко тенка и гладил, гладил его, словно пытаясь содрать с него вонь и грязь живодерни.

Бетси так и застала его.

Замершим с котенком в руках.

— Ну вы даете, профессор! — только и смогла сказать девушка в ответ на рассказанную ей историю.

— Понимаете, все это, конечно, выглядит как старческий маразм, но…

— Вот именно, что “но”… — многозначительно сказала Бетси, вспомнив, как она сама отбила Анубиса.

— Сентиментальщина какая-то… — пробормотал старый археолог.

За окном машины мелькали пыльные лачуги. Котенок сидел на коленях у Енски, нахохлившись, как воробей. Но сидел смирно и с совершенно ледяным равнодушием разглядывал собаку. Анубис тем временем с интересом разглядывал кота. Кот жмурился. Собака выпрыгивала из шкуры от любопытства.

— Анубис, не вздумай подраться с несчастным животным. Сам недавно чуть ли не в его шкуре был, — нахмурилась Бетси.

Собака обиженно заворчала.

— Притормозите-ка. Тут вон. — Профессор указал рукой на одноэтажное здание. — Написано, что здесь принимает ветеринар. Нужно хотя бы узнать, кого я вытащил. Трубы Иерихонские! Ну ты и вонючка, нужно немедленно тебя вымыть! — обратился он к котенку и вышел из машины.

Элизабет усмехнулась и предложила:

— Хотите, я пойду с вами?

— Пойдемте. Если что, отобьете мое бездыханное тело у наглых арабов.

Клиника производила очень хорошее впечатление. Половая плитка блестела, воздух был свежий, и не было той затхлости, присущей всем ветеринарным заведениям. За своеобразным прилавком сидел араб в белом халате и с усталыми глазами.

— Салам, — поздоровался профессор. — Я только что нашел котенка. Ему, наверное, нужно сделать какие-то прививки. И вообще посоветуйте, чем его кормить, как часто купать…

Араб пошевелился за стойкой, а потом лениво вышел.

— Показывайте, кто у вас там.

Он производил впечатление усталого хирурга. Из-под белого халата виднелась зеленая рубаха, а руки были мощными, как ноги у страуса. Самое необычное, что поразило профессора, — это то, что ветеринар не тараторил, как укушенный, не метался вокруг тебя, как огонек свечи на ветру, а просто говорил и внимательно слушал. Он молча взял животное из рук и осторожно поставил его на электронные весы. Оказалось, что вес у зверька чуть-чуть перевалил за килограмм. Так же молча египетский доктор Дулитл внимательно рассмотрел место под хвостом. Потом отпустил хвост, аккуратно разжал пасть котенка и осмотрел зубы. Зверек безропотно стерпел все манипуляции, но как только врач отвлекся и на секунду отпустил захват, он тут же быстрым шагом направился в соседнее помещение, куда неосторожно была открыта дверь.

— Ой, держите, держите его! — закричала Бетси.

Ветеринар без слов повернулся в ту сторону, куда пошло животное, протянул руки и водрузил его на прежнее место. Профессор тут же сгреб котенка в охапку.

— Ну, что скажете, доктор? — спросил он.

— Котенку меньше года. Где-то месяцев пять. В общем-то вес у него более или менее в норме, но если поправится, плохо от этого не будет.

Элизабет подошла поближе и потрепала котенка за ушком:

— Ну что, котик? Будем много кушать каши?

— Это она.

Две пары глаз вопросительно уставились на врача. Тот вздохнул и добавил:

— Это не он. Это она. Кошка. Профессор задумчиво потер подбородок. А врач так же устало продолжил:

— Прививки делать рано. Я вам советую дать ей таблетку от паразитов, а потом через десять дней приведите ее снова на осмотр. Если кошка будет здорова, то сделаем все необходимые прививки.

Алекс выслушал все советы, купил ошейник от блох, кошачью еду и таблетку от паразитов, а заодно и специальный шампунь и, передав покупки Бетси, вышел с котенком в руках, забыв даже удивиться такому странному арабу, как этот.

В машине он посмотрел на часы и только открыл рот, как мисс МакДугал его перебила:

— Ну что, профессор? Не жалеете? Археолог удивленно вскинул брови.

— О чем?

— О кошке. Мороки больше, чем с котом.

— С любым животным мороки много. Ответственность, девочка, — это тяжелый груз, даже по отношению к домашним любимцам. Наверное, к ним в особенности, — усмехнулся он и, обращаясь уже к кошке, спросил: — Ну и как же мне тебя назвать, полосатая моя?

Кошка равнодушно зажмурилась. Профессор про себя отметил, что животное словно замерзло. Вдруг как молния пришла мысль, что кошка так устала бороться за свою жизнь, что ей уже все равно. Алекс нахмурился. Как же несчастную отогреть и найти с ней общий язык?

— Знаете, Элизабет, давайте-ка обратно в гостиницу. Время в принципе у нас еще есть. Я еще успею нашу красавицу отмыть.

— Ну, поехали, — улыбаясь, согласилась девушка и завела машину.

— И не забудьте захватить своего “шахтера”, — сказал профессор, имея в виду Анубиса.

Такой странной компании гостиница, наверное, никогда не видела.

Первым шел Енски с кошкой на руках, за ним сразу же шла Бетси, а чуть позади за ней трусил Анубис. Удивительнее выдумать невозможно. Старик и молодая женщина, кошка и собака. Сплошные контрасты.

Войдя в номер, он положил грязную кошку на диван в стиле ампир и пошел заниматься гостями. Девушку он усадил в уютное глубокое кресло, а собака сама по себе пристроилась у нее в ногах.

— Вино, сок? Может быть, заказать чай или кофе? — поинтересовался Алекс.

— Сок. Только похолоднее. В такую жару хочется оказаться на Северном-полюсе. Даже не верится, что за окном конец декабря.

Енски налил виноградный сок в высокий бокал и передал его вместе с салфеткой Бетси.

— Я скоро вернусь. Думаю, ванная процедура много времени не займет. Если станет совсем скучно, полистайте газеты и журналы. Они у меня свежие. Ну и конечно же, на крайний случай, можете включить ящик. Вдруг что-нибудь стоящее покажут. — И исчез в ванной, неся кошку, как бесценный экспонат.

* * *

Через пару минут раздался шум льющейся воды. Вдруг профессор вспомнил, что еду-то он кошке купил, а вот про миску совершенно забыл. Не откладывая это в долгий ящик, оставил кошку в ванной, а сам отправился сделать заказ портье. Возвратившись в ванную, Алекс увидел, что кошка как сидела на прежнем месте, так и , сидит. Более того, она внимательно изучает процесс исчезновения воды в стоке. На серой мордашке был отчетливо виден мыслительный процесс: животное хмурилось, удивлялось, шевелило ушами и, кажется, было недовольно. Попробовав лапой воду, кошка немедленно ее стряхнула и стала облизывать лапу.

— Ну что, замарашка моя, давай мыться, — улыбнулся профессор и стал поливать зверька теплой водой из душа. Он ожидал, что кошка станет вырываться или, на худой конец, громко мяукать, но животное терпеливо переживало процесс мойки. “У нее явно философский склад ума”, — подумал Алекс. Он так увлекся этим делом, что даже вздрогнул, когда дверь ванной открылась и Бетси громким голосом поинтересовалась:

— Профессор, помощь не нужна? — И тут же добавила: — Вы так тихо это делаете, что я даже испугалась, не приключилось ли чего с вами.

— Нет, — поблагодарил Енски, вытирая кошку махровым полотенцем с вензелем отеля. — Все хорошо.

— Ой, какая прелесть! — заворковала девушка, глядя на мокрое животное. — Какая она стала ушастая!

Профессор вытер кошку и посадил ее на диван вылизываться.

Когда Алекс переоделся и археологи мирно устроились на диване с запотевшими стаканами сока в руках, он спросил у Бетси:

— Как, говорите, зовут вашу собаку? — Он кивнул в сторону Хентиаменти.

— Анубис.

— Вот и прекрасно! — воодушевился он. — Тогда кошку будем звать Баст.

Собака подняла голову и пристально посмотрела на профессора, потом лениво потянулась и направилась в сторону кошки. Баст, совершенно не обращая на пса внимания, с упоением вылизывала свою чистую шерсть. Анубис издал утробное ворчание. Кошка лениво повернулась в его сторону и уставилась на него немигающим взглядом желтых глаз.

Немая сцена.

Молчаливый диалог.

Анубис развернулся и пошел к ногам хозяйки. Бетси потрепала его по холке:

— Молодец, хорошая собака.

Енски, наблюдавший все это через мутное стекло бокала, сказал:

— Элизабет, вы не находите, что мы с вами тоже жили как кошка с собакой. Даже сейчас волею судьбы у вас собака, а у меня кошка. Странно все это, не правда ли?

— Странно. Еще более странно, что вы, профессор, вдруг так резко изменили свою точку зрения, — с легким налетом подозрения отозвалась она.

— Ничего странного, девочка, — устало сказал он. — Человек должен меняться. Обязательно должен. Иначе никогда не сможет разбудить в себе спящего Бога или, что еще хуже, он станет неинтересен, заплесневеет и выйдет в тираж. И никогда больше не сможет заниматься археологией или любым другим делом. О нем не напишут книгу, не сделают фильм, о нем не вспомнят внуки и забудут друзья.

— Но что-то же заставило вас измениться, — начала мисс МакДугал и тут же прикусила язык.

Это звучало обидно. Скорее даже невежливо. Она ясно дала понять собеседнику, что не ожидала от него

такой способности. Старый профессор уловил обличительные нотки и грустно усмехнулся.

— Именно так. Что-то заставило. Настоящему человеку не нужны катализаторы, не нужны обстоятельства, которые приходят извне. Он меняется сам. Потому что ему хватает разума не стоять на месте, а идти и идти вперед, дальше. Ему хватает сил убивать в себе свинью. У меня для такого не хватало ни сил, ни разума, поэтому у меня для изменений нашлась уважительная причина.

— Какая? — спросила Бетси.

— Все очень банально и даже как-то скучно. — Он повертел бокал в руках и поставил его на стол. — Внуки. Мои будущие внуки. Им нечего будет сказать о собственном деде. Он прославился только тем, что постоянно воевал со своей самой лучшей студенткой. Своим упрямством и занудством. Невеселая картина…

Откуда-то издалека в раскрытое окно ветер принес заунывный призыв муэдзина.

— Ладно, пора. Я только покормлю кошку, и поедем поздравлять всех с Рождеством.

Время поздравлений, распития вина и пива, дружеских улыбок тянулись для профессора как липкий сон. Ему хотелось вечера. Утренняя арабка, так откровенно возжелавшая его внимания, волновала воображение Алекса Енски. Он задумчиво улыбался и углублялся в размышления, которые больше смахивали на мутные картинки на запотевшем зеркале. Даже полосатая любимица Баст потерялась где-то в лесной чаще смутных ожиданий почтенного археолога.

В условленное время он спустился в холл отеля. Мона уже была там, в досадливом нетерпении поглядывая на циферблат больших часов, висевших над стойкой портье. Но как только девушка увидела профессора, то широко, по-американски улыбнулась. Алекса снова что-то царапнуло внутри, но он так был увлечен болезненным очарованием египтянки, что не обратил на это никакого внимания. Галантно взял ее под руку и поинтересовался:

— Так что же мы будем праздновать?

— Мой день рождения, — загадочно улыбаясь, ответила она.

— День рождения, — повторил Енски. — Я не буду спрашивать, сколько лет исполнилось такой очаровательной леди, потому что точно знаю, вам не может быть больше семнадцати лет. ; Он усадил ее на диван в холле.

— Я покину вас на несколько минут. Профессор вышел из гостиницы и быстрым шагом направился в ближайший цветочный магазин.

— Пожалуйста, 17 роз, — нетерпеливо указал рукой на самые шикарные красно-бордовые розы.

— О! — зашелся в сладком благоговении перед клиентом продавец. — Пожилой господин празднует день рождения своей дочери, да продлит Аллах ее дни… Могу предложить для вашей красавицы изумительные розы из Голландии…

После слов о несуществующей дочери мир для Алекса потемнел, как перед дождем. Такое неосторожное замечание напомнило уже немолодому профессору, какая пропасть лет лежит между ним и Моной.

“А может быть, я еще и ничего, раз молодые девушки засматриваются на мои седины”, — подумал он и отмахнулся от настороженных мыслей, как от назойливо жужжащей пчелы. Выйдя из магазина, Алекс поймал такси и, велев водителю подождать, вернулся за Моной в отель.

Завидев профессора с цветами, Мона все поняла и приготовилась принять розы.

— Конечно, в сравнении с вашей красотой любые розы завянут от зависти.

Девушка ничего не ответила, а только глубоко вдохнула бархатный аромат букета и, подняв глаза на Алекса, сказала:

— Наши.

Сердце профессора зашлось от восторга. Мона с розами источала вокруг себя горько-ядовитое очарование опасности. Черные глаза были пустыми, а губы блестели от влажной улыбки. Сама она напоминала грациозную черную кошку, затаившуюся в ожидании добычи.

Алекс почувствовал азарт и погрузился в его водоворот, как отважный ныряльщик, прыгнувший с высокой скалы в бездонную бездну моря.

— Мы едем ко мне на яхту! — голосом, не терпящим возражений, сказала египтянка.

Яхта была что надо.

Белая красавица стояла у причала в лучах розового заката и казалась бархатной и нежной, как персик. Внутренний дизайн поражал размахом и количеством вложенных денег. Кают-компания, где, собственно, и был накрыт стол, была оформлена в стиле космического корабля. Там не было привычных иллюминаторов, там была смотровая площадка звездолета. Даже мягкие диваны были расставлены таким образом, чтобы можно было любоваться звездами. Алекс немного огорчился, словно малый ребенок, когда, присмотревшись, обнаружил, что звезды— это всего лишь удачная имитация, обычные крохотные голубые, зеленые и красные лампочки на темно-синем фоне.

В прохладном воздухе плавал чуть заметный запах ванили. Сервированный к ужину стол сверкал хрусталем и серебром. Енски с неудовольствием отметил, что стол накрыт больше чем на две персоны. Более того, хозяйка не стала себя утруждать и приказала сервировать шведский стол.

“Похоже, у девчонки действительно сегодня день рождения”, — подумал он.

— Располагайтесь, профессор, — сказала Мона и позвонила в колокольчик.

На ее зов тут же, как джинн из кувшина, образовался слуга. Она царским жестом передала ему розы, чтобы стюард поставил их в вазу.

— Может быть, чай? Или чашечку бодрящего кофе, пока не собрались гости? — любезно осведомилась хозяйка и присела рядом с ним на диван.

— Не стоит себя утруждать, — буркнул Енски.

На несколько секунд повисла неуклюжая тишина. Собеседники словно стеснялись друг друга. Алекс открыл было рот, чтобы развлечь Мону разговором, как она тоже начала беседу. Они одновременно рассмеялись. Вдруг египтянка перестала смеяться и очень серьезно начала:

— Алекс, я ждала этого момента всю свою жизнь, — и тут же спохватилась: — Вы не против, если я буду называть вас Алекс?

Он покачал головой в знак того, что не возражает, и добавил:

— Вы даже можете обращаться ко мне на “ты”.

Мона взяла его руку в свои ладони, на мгновение замолчала и, вскинув голову, с жаром воскликнула:

— Я люблю тебя Алекс! Я была еще .совсем маленькой девочкой, когда увидела тебя впервые здесь, в Луксоре. С тобой тогда была еще маленькая невзрачная блондинка, — он понял, что она имела в виду мать Гора, — я умирала от ревности и ждала, ждала. И вот наконец дождалась… — Голос ее постепенно становился тише и тише, а лицо ближе и ближе.

И неизвестно, чем бы это все кончилось, если бы не вошел слуга.

— Госпожа, к вам гости, — объявил он с бесстрастным лицом.

“Мне бы таких слуг, — подумал Енски. — Моя прислуга уже все косточки мне бы перемыла”.

Мона подхватилась и выскочила к трапу. Алекс услышал голоса вновь прибывших и приготовился к стандартной процедуре знакомства.

Это оказалась семейная пара среднего возраста. Он немедленно забыл их трудно запоминаемые имена. Супруга отличалась особенно пышным телом и страдала одышкой, а супруг, на взгляд Енски, был уж слишком подвижен. Они тотчас же засыпали профессора ворохом вопросов, и он даже не заметил, как постепенно кают-компания наполнилась гостями и огромным количеством цветов. Их аромат заполнял комнату. За все время, пока археолог общался с гостями, он чувствовал на себе взгляд Моны. Девушка ни на секунду не выпускала его из своего поля зрения.

Стало душно. Кондиционеры не справлялись с таким количеством народа и цветов. Алекс почувствовал, что ему нужен воздух или по крайней мере холодная вода.

Он стал протискиваться по направлению к туалетной комнате. Там плеснул себе в лицо воды. Поглядел на свое отражение в зеркале.

На него смотрел старик.

У него даже глаза были старыми.

Нет-нет, они, конечно же, были так же прозрачны и чисты, как в юности, но в них осела бездна тоски. Глаза не врут, в который раз убедился Енски в простой истине. “А это значит, что врет кто-то другой”, — продолжил он свою мысль. Еще раз умылся. От неосторожного движения вставная челюсть чуть снова не выпала. Алекс чертыхнулся и вытер лицо.

— Значит, врет кто-то другой, — вслух повторил он.

* * *

Енски стал задумываться, откуда у студентки исторического университета такие деньги. И почему день рождения именно сегодня. В сочельник. И почему необходимо разыгрывать весь этот спектакль с горячей безответной любовью. Алекс наконец с хрустальной ясностью увидел всю абсурдность ситуации, только никак не мог уловить, где же корысть. Что нужно этой женщине?

Вышел и медленно прикрыл за собой дверь. На мгновение ему показалось, что он попал на русскую ярмарку. Гости веселились. Лица горели от восторга, громко играла музыка. На импровизированной сцене две молодые египтянки исполняли танец живота. Вокруг столпились мужчины и горячо их подбадривали. Старший Енски удивился, как быстро слетела шелуха цивилизации с приглашенных. Его посетило ощущение, что он попал в Каир времен бурного правления сластолюбивого короля Фарука. Даже суперсовременный дизайн маленького корабля померк и стал шершавым.

Моны нигде не было видно.

“Что я здесь делаю?” — спросил себя он и стал протискиваться к выходу.

На палубе в полумгле профессор разглядел силуэты Моны и какого-то молодого человека. Они горячо шептались. Алекс вышел на освещенное пространство, и Мона, увидев его, с беспечной улыбкой сказала:

— О эти несносные слуги! Иди, Ахмед, и принеси нам мороженого! Где вы пропадали? — слегка надув губки, спросила она.

Глаза.

Глаза плавают, как вырванное сердце в формалине.

Почему они такие мертвые? Таких глаз у женщины не бывает.

Все это неслось в голове у профессора, как ветер перед бурей. Алекс прекрасно понимал, что девушка виде-

ла, как он выходил в ванную комнату. И еще Енски ясно видел, что это был не слуга. Он чувствовал, что каждая улыбка прекрасной египтянки — всего лишь плохо нарисованная картина. Фреска на стенах гробницы.

— Я приводил себя в порядок, — с сухой вежливостью ответил он. — Ведь мы, англичане, не привыкли к такого рода празднествам. И потом, Мона, ты знаешь, что я уже далеко не молод.

Ее глаза скользнули по Енски сверху вниз, а мимолетная улыбка подтвердила, что со зрением у нее все в порядке.

“Это я сам себе вру”, — подумал профессор.

— Тогда, чтобы сгладить твое впечатление о моих соотечественниках, я покажу тебе, как восходит Сириус. — И она потащила его к левому борту яхты.

— Леди, — мягко отстранился профессор, — восток с другого борта яхты. И для восхода Сириуса еще рановато. В этих широтах он восходит значительно позже.

На месте, которое они только что покинули, сверкнуло что-то металлическое, и раздался мягкий плеск волн. Алекс заглянул Моне через плечо.

— Что это было? — озабоченно спросил он. Египтянка широко открыла глаза и недоуменно ответила:

— Я ничего не слышала.

— Девочка. — Алекс мягко привлек ее к себе и наклонился к очаровательному ушку. — Ни за что не поверю, что ты настолько стара, что не услышала такого громкого звука. — Он откинул прядь волос, вспыхнул факелом и осыпался пеплом в одно мгновение.

Око Гора!

Крошечная татуировка на мягкой подушечке уха.

Алекс затаил дыхание и постарался собрать все свое самообладание в слабый старческий кулак.

— Ведь так, дорогая? — заглянул ей в глаза.

Зазвонил мобильный телефон. Он извинился и отошел на пару шагов, чтобы ответить на звонок. За его плечом снова раздался плеск. Археолог повернулся лицом к Моне. Она яростно жестикулировала темному силуэту на капитанском мостике.

— Папа! — раздался в трубке взволнованный голос Гора. — Почему ты так долго не брал трубку? Я беспокоился.

— Все в порядке, сын. С Рождеством тебя! — На сердце у Енски потеплело.

— Папа, знаешь, что-то на душе неспокойно было. Хотелось услышать твой голос и убедиться, что с тобой все в порядке, — с тревогой говорил сын. — Как у тебя дела?

— Я нашел богиню, — глядя на Мону, сказал Алекс. Та смущенно заулыбалась.

— О Господи! — воскликнул Гор. — Кто это женщина?

— Это кошка. Серая кошка, которую зовут Баст, — со смехом сказал Енски. Ему вдруг до колик захотелось оказаться в номере и погладить полосатую бестию.

— Где ты ее нашел? — с облегчением спросил Гор.

— Это долгая история.

Они попрощались, уговорившись, что вскорости созвонятся.

Мона выглядела как спущенный воздушный шарик.

“Женщины очень похожи на капризных детей”, — подумал Енски и сказал:

— Как ты думаешь? Если я тебя сейчас украду, твои гости заметят, что тебя нет?

Девушка с сомнением пожала плечами.

— Тогда будем считать, что не заметят.

Алекс взял ее за руку и мягко, но настойчиво увлек за собой.

“Уж у себя в номере, да наедине, я выпытаю у тебя, откуда эта милая татуировка”, — думал он.

* * *

Время было уже за полночь. После шумного праздника в коридоре гостиницы стояла пугливая тишина. Шаги душились в самом зародыше плотной ковровой дорожкой. Они пробрались к номеру профессора, как ушлые заговорщики.

Профессор открыл дверь номера и, не боясь прослыть некультурным, первым заглянул в полуоткрытую дверь.

Ему открылась прелестная домашняя картинка. Баст улеглась на маленьком высоком столике у стены в прихожей, разбросав по полу все вещи, которые там некогда стояли. Задрав полосатую мордочку, она с интересом наблюдала за каким-то предметом, спрятанным от профессора полуоткрытой дверью. Ее хвост покачивался, как очковая змея, зачарованная свирелью.

— Моя кошечка, — начал профессор, но его сюсюканье было перебито нахальным урчащим возгласом кошки, что в переводе на нормальный английский звучало примерно как: “Не мешай! Смотри, какая мышка висит!”

— Что ты там увидела? — спросил он и заглянул за дверь.

На сотую долю секунды ему предстала дурацкая картина из американского комикса.

В распахнутом оконном проеме его номера, свесившись вниз головой, висел нинзя! По-другому это нельзя было назвать. Человек в черном комбинезоне и черной маске, с каким-то неимоверно тяжелым арбалетом в руках напрашивался именно на такое сравнение.

Алекс Енски, тотчас облившись холодным липким потом, вывалился в коридор, с грохотом захлопнув дверь. Мгновением позже в нее воткнулась тяжелая стрела, проломав доску на уровне груди профессора. Он повернулся к Моне и, с совершенно окосевшим взглядом и истерически подхихикивая, развел руками:

— Вот так вот я и живу. Тр-рубы Иер-рихонск-кие! А сам в сердцах подумал: “Опять с полицией разбираться!”

Глава одиннадцатая РОЖДЕСТВЕНСКАЯ КУТЕРЬМА

После внезапного ухода профессора Енски рождественское веселье, царившее за столом археологов, как-то поутихло.

Компания рассыпалась на небольшие группки, каждая из которых была одушевляема своим интересом. Бумба вновь пытался споить Анубиса, что ему почти удалось, несмотря на грозные взгляды и не менее грозные реплики, то и дело адресуемые им мисс МакДугал. Миша тихо грустил за бокалом “Гиннесса”, прикидывая в уме баланс их поездки и приходя в общем-то к неутешительному сальдо. Парочка студентов-практикантов клеилась к местной певичке, натыкаясь на упорное нежелание той признать их мужские достоинства. Бетси же завела с Ральфом научную дискуссию по поводу гробницы “Мастабат Фарун”, принадлежащей последнему фараону Четвертой династии Шепсескафу.

Она так и не поняла, отчего вдруг парень завелся, когда зашла речь об этом памятнике. Так мило беседовали о том о сем. Бетси ужасно импонировало то, что этот красивый молодой человек весь вечер ухаживал за ней. Подливал шампанское в ее бокал, приглашал танцевать. От ритма арабской музыки и выпитого у девушки чуть кружилась голова. Язык развязался. Элизабет без умолку болтала, рассказывая Ральфу о приключениях, которые ей некогда довелось пережить.

Разговор плавно перешел на нынешние раскопки и на Древний Египет. Как оказалось, парень читал ее книгу о Хенткавес и кое с чем был не согласен. В частности, Ральф отрицал тот факт, что царица была несчастлива в браке с фараоном Шепсескафом. Ведь приказал же он начать сооружение гробницы для нее на плато Гиза, рядом с Великими Пирамидами, а ведь это было недешевое удовольствие. Высказал юноша и оригинальную гипотезу по поводу того, отчего свою собственную гробницу Шепсескаф приказал построить в другом месте. По его мнению, связано это было с утерей камня Бен-Бен.

Молодая англичанка насторожилась. Бен-Бен? Что Ральф знает о священном камне? Предпочитая не углублять данную тему, она предложила парню пройтись.

— Что-то устала от еды, выпивки и арабских музыкальных ритмов. Представляешь, уже около месяца в Луксоре, а так до сих пор и не осмотрелась здесь как следует! Не хочешь снова поработать моим экскурсоводом? Как тогда, в гробнице Сети.

— И что бы ты хотела осмотреть? — с готовностью поинтересовался юноша.

— Конечно, Карнак! — ни секунды не раздумывая, воскликнула Бетси. — Но боюсь, что уже поздно. Или, вернее, еще рано. Нас туда не пустит охрана.

— Ну, во-первых, сегодня все-таки Рождество. Там полно народа. По случаю праздника дают не одно, а два специальных театрализованных представления. А во-вторых, сам-то я здесь уже достаточно давно. Так что успел все облазить и высмотреть разные лазейки. В случае чего проведу тебя по маршруту “черных туристов”.

— “Черные туристы”? — удивилась Элизабет. — Это как? Никогда не слыхала. “Черные археологи” — это еще куда ни шло.

— Шутка! — весело рассмеялся Ральф. — Сам придумал! Это такие туристы, которым наплевать на всякие там запретительные таблички типа “Вход строго воспрещен” или “Руками не трогать”!

— А-а! — поняла девушка. — Ну ладно! Да здравствуют “черные туристы”! Анубис! — строго обратилась она к псу. — Ты с нами? В Карнак?

Усталое ворчание, недовольный кивок в сторону Ральфа. Без меня, мол, провожатый найдется.

— Эндрю! Не увлекайтесь “Гиннессом”. Собаке потом будет нехорошо.

— Слушаюсь, мэм! — дурашливо откозырял Бумба. — Не извольте беспокоиться, v nature! Приятной прогулки и с Рождеством!

За десять фунтов таксист с ветерком домчал молодых людей до Карнакского храма.

Ральф оказался прав. Несмотря на раннее утро, здесь уже вовсю бурлила жизнь. Туристам не сиделось в гостиницах, а местным нужно было зарабатывать деньги. Рождество было неплохим поводом, чтобы срубить капусты больше, чем обычно.

Уже почти совсем рассвело. Однако на территории храма продолжало работать дополнительное освещение. Туристическая полиция была начеку. Мало ли чего может случиться. Столько людей собралось в одном месте. Вдруг каким-нибудь террористам взбредет в голову безумная мысль повторить теракт девяносто четвертого года.

Они купили билеты, заплатив по случаю праздника чуть больше обычной цены, и вступили на древнюю мостовую, ведущую к Ипетсут, или “Важнейшему из обиталищ царя богов Амона, Сокрытого Потаенного, владыки Уасет”.

Уасет, “Городом скипетра”, называли свой город сами древние египтяне. Много позже греки стали именовать его Фивами. “Стовратными” в отличие от “Семивратных”, расположенных в Элладе. Эти самые сто врат находились как раз в Карнакском храме, уже с незапамятных времен поражавшем человеческое воображение.

Самое огромное культовое сооружение в мире, Карнак, занимает площадь около ста гектаров и строился на протяжении полутора тысяч лет, начиная с эпохи Среднего царства. Наибольший же расцвет храма выпал на Новое царство, особенно на время правления Восемнадцатой, Девятнадцатой и Двадцатой династий. Великие фараоны Тутмос I, Хатшепсут, Тутмос III, Аменхотеп III, Сети I, Рамсесы I, II и III способствовали украшению дома отца своего Амона, о чем оставили соответствующие записи на храмовых стенах.

Пройдя по аллее сфинксов, которые вместо традиционных, человеческих, имели бараньи головы (в честь бога Амона, иногда изображавшегося в таком зооаморфном облике), Бетси и Ральф оказались на Большом дворе. У девушки захватило дух от открывшегося перед нею зрелища. Двор был не просто большим, он был гигантским! Еще бы, восемь тысяч квадратных метров — это вам не шутка.

В немом благоговении она застыла перед огромными изваяниями Рамсеса III, стоящими по обе стороны входа в храм этого фараона. Молодое лицо с растянутыми в улыбке пухлыми губами, типично египетские миндалевидные глаза, тяжелая двойная корона. Если бы не Ральф, нетерпеливо напомнивший Элизабет о том, что это только начало осмотра, девушка еще долго не тронулась бы с места.

Миновав второй пилон, молодые люди попали в Большой колонный, или гипостильный, зал. Сколько раз Бетси видела его изображения: гравюры, рисунки, фотографии, однако реальность превзошла все, нарисованное ее воображением.

Работы здесь начались при фараоне Аменхотепе III, отце царя-реформатора Эхнатона, и были завершены Сети I и Рамсесом П. Сто тридцать четыре колонны из песчаника, расположенные в шестнадцать рядов, образовывали священный коридор. В древности помещение венчала крыша, увы, не сохранившаяся до наших дней.

Особенно грандиозно выглядели двенадцать колонн среднего нефа. Сложенные из каменных метровых барабанов, наподобие детских пирамидок, они достигали высоты двадцать три метра и имели больше десяти метров в обхвате. На капителях гигантов, выполненных в виде раскрытых цветков папируса, могли свободно разместиться сорок человек. Капители остальных колонн напоминали нераспустившиеся стебли папируса. Так что Бетси не покидало ощущение того, что она маленькая букашка, заблудившаяся в тростниковых зарослях.

Стволы каменного “тростника” покрывали рельефы и иероглифические надписи. Вот, например, сам его величество Сети Мернептах Менмаатра, гробницу которого они сейчас раскапывают. Стройный широкоплечий гигант с осиной талией вытянул вперед правую руку в приветственном жесте. О чем он думает, кого или что видит перед собой?

Уже который день Бетси мучилась догадками, откуда в гробнице Сети I мог взяться Бен-Бен. В принципе она так до конца и не была уверена в том, что на снимке, предъявленном ей Хусейном Абд эр-Махмудом, запечатлен подлинный артефакт. Скорее всего это очередной пирамидной, столь распространенный в заупокойном культе древних египтян. Сколько таких вот каменных пирамидок она видела в том же Каирском музее. Но, как правило, их не помещали в сокровищницах гробниц. Так что есть над чем поломать голову. В любом случае хоть какие-то ответы можно будет получить только после открытия сокровищницы.

Между тем, миновав гипостильный и следующий за ним залы и свернув налево, они оказались у Священного озера, в котором жрецы четыре раза в день совершали ритуальные омовения. На берегах озера уже в наши дни были установлены скамьи для зрителей, сейчас до отказа заполненные людьми, пришедшими поглазеть на театрализованное рождественское представление.

Достаточно большая кучка туристов, среди которых преобладали представители сильного пола, обступила какой-то монумент.

— Что это там они рассматривают? — поинтересовалась у Ральфа Бетси.

Юноша лукаво посмотрел на нее и хмыкнул.

— О, это местный заменитель виагры!

— Чего-чего? — не поняла она.

— Лекарства от полового бессилия, — смутился парень.

Бесцеремонно растолкав зевак, молодые люди приблизились к тому, что Ральф назвал виагрой. На невысоком прямоугольном подножии возлежал огромный, полутораметровый скарабей, высеченный из гранита.

— Ага, — наморщила лоб девушка, — изваяние в честь Атума-Хепри-Ра, солярного божества, представляемого в виде жука-навозника, скарабея.

— Точно! — подтвердил Ральф.

— А почему вдруг виагра?

— Знаешь, какой-то умник в одном популярном путеводителе привел легенду, согласно которой эта статуя у древних египтян пользовалась репутацией чудотворной. Если обойти ее несколько раз по часовой стрелке и дотронуться до головы скарабея, то это очень способствует увеличению сексуальной энергии, проще говоря, повышению потенции. С тех пор здесь не протолкнуться от мужчин, желающих поправить здоровье.

— У меня такое ощущение, словно вокруг одни импотенты! — пошутила Элизабет, оглянувшись вокруг, и сразу же поняла, что шутка была неудачной.

Ее спутник как-то сразу поскучнел и надулся. Пришлось утешить его, подарив дружеское лобзание. Правда, вышло как-то не совсем по-дружески. Бетси едва не задохнулась от продолжительности поцелуя и ощутила легкое головокружение.

Странно, но ей понравилось целоваться с Ральфом.

“Стоп! — приказала себе Элизабет. — Он ведь совсем еще мальчик. Никаких романов! Работа, работа и еще раз работа. Впрочем, хоть на Рождество-то можно расслабиться?”

— Кстати, есть и еще одна легенда! — вспомнил сияющий от счастья парень. — Влюбленные пары, взявшись за руки, обходили вокруг скарабея, чтобы укрепить чувства и обрести гармонию в отношениях. Пройдемся? — взволнованно предложил он.

Бетси ничего не ответила. Только вложила свою руку в его большую чуть влажную ладонь.

Чтобы пару раз обойти гигантского жука, Ральфу пришлось изрядно поработать локтями, распихивая коротышек-японцев и солидных немецких бюргеров, озабоченных состоянием своих мужских достоинств.

— Погоди, я сейчас! — подмигнул парень, когда их церемониальное шествие завершилось.

И ввинтился в толпу, обступившую киоск с сувенирами и прохладительными напитками.

К Элизабет подошла супружеская пара японцев. Почтенного возраста супруг, нежно обнимавший за талию молоденькую смущенную жену, с низким поклоном протягивая “Кодак”, попросил Бетси запечатлеть их на фоне чудо-скарабея.

— Да, да, конечно! — согласилась англичанка. — Вас как снять, крупным планом или так, чтобы была видна вся панорама?

Оказалось, что и так, и этак. Если, конечно, это не затруднит. Японцы, как всегда, были самим олицетворением вежливости.

Бетси поймала крупный план. Жители Страны восходящего солнца замерли, как статуи. Легкие улыбки. Никакой несообразности в позах.

Щелк! Щелк! Готово.

Выбирая ракурс для следующего кадра, мисс МакДугал отступила на пять-шесть метров. Сквозь видоискатель она заметила, как внезапно изменилось выражение лица пожилого японца. Сначала оно было удивленным, затем недоумение сменилось испугом.

Что такое?

Элизабет начала поворачивать голову, чтобы разглядеть, что же там делается у нее за спиной, но тут почувствовала толчок, и земля ушла из-под ее ног. Неловко взмахнув в воздухе руками, она полетела прямо в мутные воды Священного озера. Сквозь нахлынувшую пелену девушка услышала тревожные выкрики японца, вопившего что-то о нинзя, и гул людских голосов.

Вонючая застоявшаяся вода с головой накрыла Бетси. Она отчаянно забарахталась, пытаясь выплыть на поверхность, но попала словно бы в гигантскую воронку, засасывающую и тянущую ее в неведомые глубины. Отчего-то перед глазами всплыло каменное улыбающееся лицо Рамсеса III. Его пухлые губы открылись, обнажив щербатый оскал. Фараон высунул язык и стал дразнить девушку. Та забила руками, пытаясь оттолкнуть монстра, и вдруг ощутила, что дышать стало легче.

Открыв глаза, она и впрямь увидела перед собой лицо с пухлыми мальчишескими губами и миндалевидными глазами, тревожно устремленными на нее. Ральф!

Поддерживая ее одной рукой, юноша греб к берегу. Бетси с удивлением обнаружила, что они находятся почти в центре озера. Ничего себе. Она ведь свалилась практически у самого берега.

Шок уже прошел. Так что Бетси вполне могла плыть самостоятельно, что и сделала. Выбравшись на берег, она отряхнулась, однако не смогла избавиться от отвратительного, мерзкого запаха тины. Хорошо хоть, что луксорский декабрь был не по-европейски жарким. Так что смерть от переохлаждения не грозила.

К ней с Ральфом тут же подскочили двое представителей туристической полиции, потрясенные неприятным инцидентом. Здесь же очутился и давешний японец, продолжавший лопотать что-то невразумительное о нинзя.

— Что за нинзя? — волновались полицейские, которым только голливудского боевика не хватало в рождественскую ночь.

Оказалось, что японец стал свидетелем того, как к молодой английской леди со спины подкрался человек, облаченный в черный маскировочный костюм, и толкнул леди прямо в озеро. К.сожалению, сам почтенный Аседо Кариюки не умеет плавать, а то бы, ни минуты не раздумывая, бросился на выручку даме. Но вот этот героический юноша не растерялся.

— Надо бы составить протокол, — неуверенно почесал в затылке один из слуг закона, обращаясь к Элизабет.

— А нельзя ли отложить это до завтра? — вмешался Ральф. — Или, еще лучше, до послезавтра? Не видите, баронесса сейчас не в состоянии отвечать на ваши вопросы.

Услыхав громкий титул потерпевшей, полицейские чуть сами не упали в обморок. Не хватало только международного скандала. Старший тут же связался по рации с начальством. Обменявшись с ним парочкой реплик, страж порядка обратился к Бетси с вопросом:

— Извините, вы случайно не мисс Элизабет МакДу-гал будете?

— Да! — удивленно подтвердила девушка.

— С вами хотят поговорить. Он передал ей рацию.

— Алло? — донесся оттуда голос ее знакомого майора, начальника полиции Луксора. — Мисс МакДугал? Что с вами произошло?

Бетси коротко изложила суть дела.

— Вот шайтан! — выругался майор. — Опять эти нинзя!

— Почему “опять”?

— Дело в том, что полчаса назад в отеле “Шератон” такой же точно нинзя совершил покушение на профессора Енски.

Закололо сердце.

— Что с профессором? — одними губами прошептала девушка. — Он жив?

— Не беспокойтесь! — бодро сообщил полицейский. — Отделался легким испугом! Вам, наверное, досталось посильнее. Нечего сказать, веселенькое Рождество! Кстати, не могли бы вы подъехать сюда, в “Шератон”? У профессора сильная истерика.

— Да, через час буду! Только немного приведу себя в порядок.

Полицейские предоставили в распоряжение госпожи баронессы свой джип. Ральф вызвался проводить ее до “Винтер Паласа”. Бетси не возражала.

— Знаешь, — сказала она парню, когда они уже поднимались к ней в номер, — мне не дает покоя один вопрос. Почему это мы вдруг очутились в центре озера?

— Это легко объяснить, — ответил юноша. — Там есть подводный туннель, соединенный с храмом, а также водоотвод. Благодаря этому вода не застаивается и постоянно обновляется. В озере образуется нечто подобное водовороту.

— Вот оно что…

— Тр-рубы Иер-рихонские! — разъяренным тигром метался по своему номеру Алекс Енски. — Клянусь всеми коленами Израилевыми, я так этого не оставлю! Немедленно вызывайте сюда британского консула! Нет, посла! Связывайтесь с Каиром! Я устрою вам заварушку почище “Бури в пустыне”! Гнездо гнусных террористов!

— Успокойтесь же, профессор! — умоляюще прижимал руки к груди начальник полиции. — Мы ищем преступника! Вся луксорская полиция поднята на ноги!

— А почему до сих пор не арестована эта мерзкая вертихвостка?

Бетси удивленно посмотрела на блюстителя порядка. О ком идет речь? Майор скривился, словно съел лимон.

— Я не могу этого сделать, мистер Енски! При всем моем огромном уважении к вашей персоне. Не могу. Мисс Мона Самель принадлежит к очень влиятельной египетской семье. Весьма влиятельной. И богатой. Задержание ее без веских на то оснований чревато непредсказуемыми последствиями. Боюсь, что не смогу вам помочь. Мне нужны доказательства.

— Какие там, к дьяволу, доказательства?! — брызгал слюной разгневанный археолог. — Эта чертовка заманила меня на свою развратную вечеринку, а потом направила сюда подлого наемного убийцу! Я сам видел и слышал!

— У вас есть свидетели?

— А моего слова джентльмена вам недостаточно?

— Увы! — развел руками шеф полиции.

— Мерзкая страна! Мерзкие людишки! Нет, пора проводить антитеррористическую операцию! Элизабет! Мы немедленно сворачиваем экспедицию! Мне доверено множество чужих жизней. Да и своя собственная шкура мне тоже дорога. Я вот-вот стану дедом! Не хочу, чтобы рождение моего внука омрачилось семейной трагедией…

Его прервала трель мобильного телефона, вдруг ожившего в сумочке Бетси.

—Да?

— Я слыхал, у вас снова неприятности? — как всегда бесстрастно поинтересовался шейх Хусейн Абд эр-Махмуд.

— И на сей раз довольно крупные, — подтвердила девушка. — Мистер Енски решил свернуть раскопки.

— Могу предложить свое гостеприимство вам и господину профессору. Мне кажется, дело приближается к финальной стадии. У преступников сдают нервы.

— Ну не знаю, — с сомнением поглядела Элизабет на нервничающего учителя. — Я попробую его уговорить.

—Жду.

Шейх отключился.

Девушка пересказала мужчинам содержание своего разговора. Майор заметно повеселел. Старый археолог тоже призадумался. Отступать на пороге великого открытия как-то не хотелось. Первый шквал негодования, накативший на него сразу после инцидента, поутих.

Откуда ни возьмись появилась Баст. Просеменив прямо к своему спасителю, она уселась у его ног и принялась умываться. Так просто и буднично. Эта картина умилила и окончательно успокоила Алекса Енски.

— Ладно! — принял он окончательное решение. — Баст, крошка моя, собирайся! Поедем в гости на западный берег!

— Да! — повторил Хусейн Абд эр-Махмуд, когда гости наконец встали из-за праздничного стола, специально накрытого шейхом к их приезду. — У преступников явно сдают нервы! Два покушения за одну ночь. Многовато!

— Кто-то явно задался целью обезглавить всю нашу экспедицию! — предположила мисс МакДугал.

— Вот именно! — согласился Енски. — Вы, я. Для полного комплекта не хватает только покушения на Ральфа.

— Смотрите не сглазьте! — сердито одернула его девушка.

— Успокойтесь, дорогая! Я не из глазливых! — заверил профессор.

— Итак, вы отказываетесь воспользоваться моим домом в качестве пристанища? — уточнил шейх у Бетси.

— Да, — кивнула та. — Полагаю, что мне лучше остаться в гостинице. Поверьте, в случае чего я сумею постоять за себя. К тому же это прежде всего в ваших же интересах. Возможно, преступник или преступники захотят завершить то, что им не удалось сделать сегодня. Ваши люди должны быть начеку.

— Они глаз с вас не спустят. Но мне было бы гораздо спокойнее, если бы вы разместились у меня.

— Вы хотите схватить убийцу вашего внука? — посмотрела прямо в выцветшие старческие глаза Элизабет.

Старик низко поклонился ей, сохраняя величественное достоинство.

— Ладно! — сказал он. — Думаю, пришла пора и мне преподнести вам рождественские подарки.

Через два дня Бетси с Ральфом решили проведать раскоп. Археологи и рабочие были отпущены на краткосрочные каникулы. Предполагалось, что изыскания возобновятся сразу после Нового года.

Элизабет задержалась у входа в гробницу, чтобы проинструктировать охрану, а Ральф, не дожидаясь ее, прошел вперед. Разъяснив гафиру, что именно от него требуется, и приняв его многословные заверения в том, что он полностью владеет ситуацией, мисс МакДугал поспешила вдогонку за парнем

Что это?

Почему деревянные мостки через яму, в которой она чуть не погибла в день приезда, валяются на той стороне?

— Ральф! Эй, отзовись! — крикнула она в полумрак, слабо освещаемый факелом.

Никто не ответил.

Бетси пожалела, что не взяла с собой Анубиса. Но Песиголовец излишне ревновал ее к Ральфу и следовать за ними в Долину Царей отказался. Чем-то парень не угодил Хентиаменти. Объяснить, чем именно, владыка Расетау не удосужился.

— Мне нужно кое-что проверить, — только и проворчал он. — В ближайшее время тебе ничто не угрожает. Я это чувствую.

— А мое купание в Священном озере ты тоже предвидел? — ехидно осведомилась Элизабет.

Песиголовец почесал затылок. Совсем по-человечески.

— Ну извини, blin! И на старуху бывает проруха. Проклятый “Гиннесс”, проглоти его змей Апоп! Он ослабил мое внимание. Но я всегда с тобой, помни об этом! В конце концов, ты же не утонула! И даже дала кое-кому возможность проявить героизм! — ехидно закончил Анубис.

Эх! Бетси с разбегу преодолела препятствие и побежала дальше, в глубь туннеля.

Впереди забрезжил свет нескольких факелов. Вот и тупик, до которого дошли рабочие. Однако в цельной еще пару дней назад стене сейчас зияло достаточно большое овальное отверстие. Откуда оно взялось?!

У новоявленного хода стояли двое мужчин. В том, что повыше и постройнее, девушка узнала Ральфа. Другой — приземистый араб в коричневой галабее — был ей незнаком. Со стороны казалось, что мужчины ведут оживленный разговор. Араб что-то доказывал молодому человеку, размахивая руками перед самым его носом. Юноша не соглашался. Бетси разобрала, что спорят они на арабском языке. Странно, Ральф, как правило, предпочитал изъясняться с рабочими по-английски. Арабский он знал, но недостаточно хорошо для беглого разговора.

Она прислушалась. Вроде бы можно разобрать слова “кинз” — “сокровище”, “тахаб” — “золото”, “заойа” — “госпожа”, “амр” — “приказ”. И частое “ла” — “нет”, раздраженной молнией слетавшее с уст молодого человека.

Что ему нужно, этому грязному арабу?

Девушке показалось, что египтянин что-то вытащил из-за пазухи.

— Ральф, берегись! — предостерегающе закричала она.

Парень стремительно обернулся на ее голос и замахал руками.

— Не подходи!

Араб, зайдя за спину юноши, обхватил его запястья. Как бы почувствовав опасность, Ральф за секунду до этого начал поворачиваться назад. Это позволило ему подхватить атаку, лишив нападающего возможности сразу повиснуть у парня на руках, прижав того к полу и затруднив дальнейшее освобождение.

Чуть наклонясь, Ральф отвел в сторону и приподнял левую руку, не пытаясь освободить правую. Отставив правую ногу в сторону и назад, юноша проскользнул, пригнув голову, под правой рукой противника, освободив при этом свою руку из захвата. Шагнул назад, потянув араба за собой, и, выведя того из равновесия, ударил свободной рукой в лицо.

Злодей усиленно трепыхался, пытаясь нанести молодому человеку ответный удар.

Бетси рванулась на помощь приятелю, но тот вновь остановил ее властным окриком:

— Назад!

Это ему дорого стоило.

Араб таки успел вернуть себе равновесие и вновь попытался схватить правую руку парня. Тот развернулся и одним быстрым гибким движением освободил вторую руку и перехватил ею левую руку египтянина. Подтолкнув его вперед, Ральф развернул араба по кругу, подцепил его левой рукой за подбородок, одновременно дернув его правой рукой за волосы. Араб поскользнулся, завалившись назад всем корпусом.

Молниеносным движением англичанин бросил противника на пол, к своим ногам. Араб дернулся и затих.

Девушка подскочила к Ральфу. Парень, тяжело дыша, утирал со лба пот.

— Что тут произошло? — крикнула Бетси.

— Да вот, представляешь! — пояснил взволнованно студент. — Подхожу сюда, глядь, а в стене зияет пролом! Я к нему. И в это время невесть откуда нарисовался этот тип и начал что-то нести про какое-то золото, какую-то госпожу, приказавшую ему похитить сокровища. Предлагал мне поделиться, разойтись по-доброму. Потом появилась ты, и он напал на меня. Еле отделался!

— У тебя неплохая школа, — похвалила девушка. — Это карате?

— Айкидо! Немного занимался в колледже, потом в университете.

Он склонился над поверженным арабом,, подозрительно долго не подававшим признаков жизни. Пощупал ему пульс и сокрушенно покачал головой.

— Да, без полиции не обойдемся! Труп!

— Неужели?! — ужаснулась Элизабет и тоже, склонилась над телом.

Через минуту она убедилась в правоте своего младшего коллеги.

— Ну, нечего сказать, веселенькое Рождество! — процитировала она шефа луксорской полиции.

С полицией дело уладилось довольно быстро. И не обошлось без рождественского сюрприза.

На место происшествия явился сам начальник городских хранителей правопорядка. Занеся в протокол показания свидетелей, он приказал отправить тело в морг и через несколько часов вызвал туда для опознания Ральфа, Бетси и профессора Енски, доставленного под усиленной охраной, выделенной шейхом Хусейном.

Едва с трупа была откинута простыня, как старый археолог воскликнул:

— Смотрите-ка, да ведь это он! Тот самый араб, которого мы застукали на месте преступления! Убийца! Ральф, неужели не узнаешь?!

Юноша всмотрелся в искаженное злобной гримасой лицо покойника и неуверенно молвил:

— Да, кажется, похож.

— Какое там похож! — возмутился Енски. — Разуй глаза! Точно тебе говорю, это он, чертов убийца! Тр-рубы Иер-рихонские! Наконец-то закончилось это ужасное дело. Можно спокойно продолжать работы. Сегодня же возвращаюсь в “Шератон”!

— Э нет, так нельзя, — запротестовала Бетси. — Кто знает, может, у него были сообщники! Не мог же он одновременно покушаться на вас и меня.

— В этом есть резон, — поддержал ее майор. — Я посоветовал бы вам еще на несколько дней задержаться в гостях у шейха. Отметите там Новый год. Уверен, старику будет приятно. Тем более что вы нашли убийцу его внука.

Пришлось профессору прислушаться к доводам большинства.

Вечером, когда, переговорив обо всем происшедшем с Анубисом, отреагировавшим на всю эту кутерьму до странности спокойно, Бетси уже собиралась отойти ко сну, ей позвонил Хусейн Абд эр-Расул.

— Благодарю вас, дочь моя! — тепло сказал шейх. — Вы выполнили свою работу. Теперь черед за мной…

Глава двенадцатая ГРОМ СРЕДИ ЯСНОГО НЕБА

Новый год в Луксоре! Что может быть романтичнее встречи Нового года в одном из самых древних городов Земли? Правильно, ничего.

Бетси полностью окунулась в предновогодние хлопоты. Почти целый день девушка потратила, рыская по луксорским магазинам, магазинчикам и лавчонкам в поисках подарков для своих друзей.

Рождественская кутерьма совсем лишила ее сил. Из теории она знала, что порция доброго шопинга может быстро восстановить душевное равновесие молодой, красивой и не стесненной в средствах женщины. Как раз такой, как мисс Элизабет МакДугал. Решила попробовать. Как ни странно, подействовало.

Самым сложным оказался выбор стратегии. Она долго, почти до головной боли, раздумывала над тем, что и кому подарить. Для профессора подобрала толстенный иллюстрированный том “Кошки в доме”, а для его подопечной — золотой ошейничек и мисочку для корма, выполненную в древнеегипетском стиле.

Более или менее просто было выбрать подарки для Миши и Бумбы. Первому Бетси купила универсальный каталог “Египетские древности”, а второго решила побаловать бутылкой старого доброго шотландского виски. Литровая бутыль “Шивас Регалс” обошлась ей в астрономическую сумму, сравнимую с ценой подержанного автомобиля. В довершение всего для охотников за древностями был забронирован столик в “Миш-Мэш” с оплаченным заказом. Само собой, не был забыт и “Гиннесс”. В душе девушка надеялась, что Анубис соблаговолит разделить новогоднюю трапезу со своим закадычным другом, и решила “посмотреть на это сквозь пальцы”. У нее были особые виды на этот волшебный вечер, и присутствие язвительного Хентиаменти на нем не предусматривалось.

Кстати, как раз самой большой проблемой и стал выбор презента для владыки Расетау. Чем можно удивить древнее существо, неведомо каким образом явившееся из мифической реальности, таинственное и загадочное, словно инопланетяне? “Гиннесс” “Гиннессом”, а ведь не пивом единым жив, так сказать…

Рассеянно бродила между полок, заставленных аудиотехникой, статуэтками, книгами, нижним и верхним бельем, пока ее взгляд не наткнулся на парфюмерный киоск. “Ага! — обрадовалась Бетси. — Кажется, то, что нужно!” Она вспомнила, что Анубис часто жаловался ей, что от него ужасно несет псиной и падалью. Набрался за Сотни лет полубессознательного существования рядом с некрополем. Крепкий мужской парфюм должен помочь этой беде. В поединке “Фаренгейт” от Диора — “Босс” от “Хуго Босс” победил последний. Немалую роль здесь сыграл не столько аромат, сколько название. “Босс” — “Начальник, Повелитель”. Стоящему впереди чертога богов должно польстить.

Напоследок приобрела элегантную темно-зеленую водолазку от Грегори (брюнету должна подойти) и, валясь с ног от усталости, возвратилась в “Винтер Палас”.

С самого порога ее встретила настойчивая телефонная трель.

Звонил начальник полиции. Его голос прерывался от волнения.

— Извините, госпожа баронесса!.. Не могли бы вы прямо сейчас подъехать в управление?

— Что-нибудь случилось?! — испугалась она.

— В принципе ничего страшного! Хотя… Как посмотреть… В общем, я бы хотел, чтобы вы на это взглянули…

— Сейчас буду!

Едва повесила трубку, как в двери номера поскреблись. Оказалось, вернулся с прогулки Анубис. Где он опять блуждал, Бетси не знала. Хентиаменти, даже принимая антропоморфный облик, предпочитал дипломатично увиливать от ответов на подобные вопросы. В конце концов, он уже достаточно взрослый “мальчик”.

— Я в полицию!

Вопросительный взгляд. Тревожный рык.

Пес развернулся мордой к выходу.

— Ты собрался со мной?

Утвердительное ворчание. И снова тревожный рык.

— Полагаешь, это может быть опасно? Тоскливое завывание, переходящее во всхлип.

Майор провел Элизабет в лабораторию патологоанатомов. Распахнув белую дверь, он галантно пропустил даму вперед, но первым на порог проскочил Анубис и сердито заворчал. Куда, мол, вперед меня?

— Что это с ним? — недоуменно поинтересовался полицейский.

— Не знаю. По-моему, он учуял что-то враждебное.

— Может быть, может быть, — хмыкнул майор и внимательно присмотрелся к собаке.

Пес чуток успокоился. Просеменив к стоящей посреди комнаты каталке, на которой лежало что-то длинное, покрытое простыней, он втянул носом воздух, замер, как будто прислушиваясь к своим ощущениям, а затем, высоко задрав голову, издал протяжный тоскливый вой.

— Все так плохо? — закручинилась Бетси. Пес кивнул. Майор едва не поперхнулся собственной слюной.

— Он что, настолько все понимает?

Девушка кивнула. Страж закона с уважением погладил Анубиса по гладкой черной шерсти. Пес вежливо, но решительно отстранился, отошел на пару шагов и лег на пол, застыв в своей излюбленной статуарной позе: поджав задние и вытянув передние лапы, с высоко поднятой головой и тревожно напряженными ушами.

— Ты смотри! — восхитился шеф. — Как он похож на наши древние статуэтки! Ну вы ему и имечко придумали, мэм, не в бровь, а в глаз! Вылитый бог царства мертвых!

Хентиаменти и ухом не повел, но Бетси показалось, что ее приятель чуть оскалился. Приятно, когда узнают.

— Итак, что вы хотели мне рассказать?

Прлицейский замялся. Видно было, что он хочет сказать что-то действительно очень важное, но не решается.

— Это связано с нашим убийцей, мэм.

— Да? — выжидающе посмотрела Элизабет. Он протянул ей пару листов бумаги, скрепленных скобкой.

— Посмотрите. Это результаты вскрытия.

Девушка впилась глазами в документ. Сухой отчет патологоанатома не вдохновил ее ни на какие мысли или открытия. “Деформировано то, отсутствует это”. Абракадабра какая-то.

— Не можете объяснить по-человечески, что здесь к чему! — взмолилась мисс МакДугал.

— Не могу! — развел руками майор. — Потому что сам ничего не понимаю. Видите ли, человек, тело которого лежит перед вами, на самом деле умер три года назад.

—Как?!

— Вот так. Это некий Юсуф Зархи. Армейский сержант, официально погибший три года назад во время военной операции против контрабандистов. Он был сиротой, и поэтому его труп не востребовали родственники. Через три дня его тело таинственным образом исчезло из морга. Но поскольку близких у сержанта не было, то инцидент замяли.

— И что?

— Ничего. Только то, что этот самый Юсуф каким-то образом воскрес и укокошил трех человек.

— Ошибки быть не может?

— Исключено! У нас очень хороший банк данных и прекрасные эксперты. Хоть вы, европейцы, и считаете нас отсталой страной, служба полиции в Египте оснащена по последнему слову криминалистики. Но это еще не все, госпожа баронесса. Дело в том, что тело Зархи сейчас представляет собой нечто несуразное. Это наполовину, — он перевел дух. — Наполовину… мумия.

— Мумия?! — не нашлась больше что сказать Бетси.

— Ну, не совсем мумия. В привычном для нас понимании. Скорее зомби. У нее есть мозг, кое-какие жизненно важные органы. Но вместо сердца… Впрочем, смотрите сами.

Он открыл сейф и извлек оттуда небольшую стеклянную баночку. Протянул ее Элизабет. Анубис вскочил на ноги и подбежал к людям. Его хвост встал трубой, а желтые глаза горели зловещим огнем.

Девушка взяла в руки банку. На дне переливалось и пульсировало что-то большое и красное.

“Человеческое сердце?! Фу, гадость какая!” — от омерзения она едва не выронила сосуд.

Присмотревшись получше, Бетси поняла, что ошиблась. Это было не сердце, а большой… скарабей, вырезанный из неизвестного ей материала. Самым необычным было то, что жук-навозник оказался живым. Он медленно перебирал лапками, недовольно шевелил усиками.

— И вот… ЭТО было в груди сержанта вместо сердца?!

Шеф полиции кивнул.

— Чертовщина какая-то!

— Теперь вы видите, почему я решился вас побеспокоить.

— Кому-нибудь еще известно об этом? Например, профессору Енски?

Страж закона отрицательно покачал головой.

— Я еще даже свое начальство в Каире не поставил в известность. Боюсь, что теперь мне не дадут покоя. Дело обязательно засекретят, и им займется служба безопасности. Знаете что? — сказал он вдруг. — Уезжали бы вы отсюда подобру-поздорову. Пока не поздно. Вы мне по-настоящему симпатичны. И я бы не хотел, чтобы с вами что-нибудь случилось.

— Спасибо! — с чувством сказала Бетси. — Поверьте, я тронута. Но не в моих правилах покидать поле боя в самый решительный момент.

— Понимаю, — вздохнул майор. — Я и сам таков. По крайней мере если что, можете на меня рассчитывать.

Их разговор неожиданно был прерван громким, заливистым собачьим лаем. Анубис как бешеный носился вокруг каталки, скаля на нее свои острые белые клыки.

Люди переглянулись. Что с псом?

Внезапно простыня, покрывавшая труп, зашевелилась, и из-под нее высунулась скрюченная судорогой пожелтевшая рука.

— Аллах всемогущий! — захрипел полицейский, выкатив глаза. — Что это?

Он механически потянулся к висящей на его поясе кобуре.

Пальцы руки мертвеца сжались и разжались.

Зарычав, Анубис бросился к Бетси и, высоко подпрыгнув, выбил у нее из рук стеклянный сосуд. Тот с печальным звоном упал на гладкий каменный пол и раскололся на две половинки. Пес схватил зубами алого скарабея и с размаху ударил им оземь. Красные брызги, похожие на кровь, полетели во все стороны. После этого собака мгновенно успокоилась и опять бесстрастной статуей легла у ног девушки.

— Шайтан! — выругался шеф, вытирая пот, обильно выступивший у него на лбу. — Как это можно объяснить? Колдовство?

Англичанка пожала плечами.

— Не знаю, не знаю.

— Вы не передумали? Насчет того, чтобы оставить поле боя?

— Теперь-то уж точно нет! — решительно ответила Элизабет МакДугал.

— Знаешь, — поведал ей вечером Анубис, уже принявший человекоподобный облик, — кто-то снова начал приносить мне жертвы и совершать возлияния и воскурения. Я чувствую, что с каждым днем мои силы возрастают. Ты себе даже представить не можешь, что значит для бога, когда его забывают.

Он горько вздохнул и повесил голову на грудь.

— Много лет или даже веков, уже и не упомню, я влачил жалкое существование в своей шакальей оболочке. Питаясь падалью и трупами. И даже объедками, которые приходилось подбирать на помойках. И вдруг ЗОВ, вспышка в мозгу. Кто-то воззвал ко мне, владыке Запада, прося о помощи и милости. Я сразу же вспомнил, кем являюсь на самом деле. Постепенно вновь обрел возможность мыслить, обретать свой истинный, божественный облик Судьи Царства мертвых. Заговорил на многих наречиях. Пока еще силы не совсем вернулись ко мне. Но верю и надеюсь, что миг истины не за горами!

Хентиаменти царственно выпрямился в своем кресле.

— Что тогда будет! Ох, что тогда будет! — только и смог пообещать он.

Уговорить Ральфа принять приглашение на романтический ужин по случаю Нового года было нелегко. Парень внезапно взбеленился и обиделся.

— Ну, что тут такого?! — доказывала ему Бетси. — Девушка пригласила тебя на ужин. В первый раз, что ли? В конце концов, я почти обязана тебе жизнью. Ты — мой спаситель, мой рыцарь. Коллега, наконец.

— Нет! — твердил упрямец. — Я и сам в состоянии пригласить тебя! Думаешь, у меня не хватит денег?

“Естественно! — подумалось ей. — Какие средства у бедного студента?”

— Пойми, — втолковывала она. — Мне это ничего не стоит. Все оплачивает мой наниматель. Грех не воспользоваться такой возможностью.

— Я пойду только в том случае, если платить по счету ты предоставишь мне!

“Надо же, какой гордый!” — поразилась Элизабет. Но отчего-то ей —стало приятно это упорное нежелание молодого человека принять дармовое угощение.

— Тогда, может, выберем ресторан подешевле? — сдалась она. — “1886” — дорогое удовольствие. Даже по моим запросам.

— Тебе нравится это место? — в упор посмотрел на нее Ральф.

— Ну, нравится. Там когда-то обедала сама великая Агата Кристи. Знаешь, она жила в “Винтер Паласе”, когда писала свой роман “Смерть на Ниле”. И неизменно обедала в “1886”.

— Значит, решено. Встречаем Новый год в твоем отеле.

—Но…

— Еще раз говорю, расслабься. Деньги у меня есть. Ты ведь не знаешь, ни кто я, ни из какой семьи.

— Ладно, — перешла Бетси ко второй части плана. — Тогда давай так. “1886” работает до одиннадцати. Посидим там, а потом поднимемся ко мне в номер и там продолжим застолье. При свечах и с шампанским. Идет?

— Договорились, — легко согласился Ральф и привлек ее к себе.

Девушка не сопротивлялась.

В половине восьмого вечера, через полчаса после открытия ресторана, они вошли в освещенный многочисленными люстрами и бра зал.

Метрдотель сверился со списком и провел молодых людей к забронированному ими столику.

Бетси огляделась. Интерьер ресторана “1886” был воплощением духа минувшего века, духа имперской колонии. Стены украшены тяжелыми шелками золотисто-желтого цвета, потолок — замысловатой росписью. Чопорные желтые шторы на окнах. Всюду висят большие и высокие, до самого потолка, зеркала. Круглые столики из красного дерева, обтянутые натуральной кожей кресла, стильные гравюры в неброских рамках.

Зал располагал к уединению и размышлению. Трапеза здесь была священнодействием, а не просто поглощением пищи.

Неслышно ступая, подошел официант, умело и быстро сервировавший стол: тосты, масло, ведерко со льдом — все атрибуты дорогого ужина. Предложил даме меню, а ее кавалеру — винную карту.

Меню было составлено на французском. В этом заведении готовили блюда именно галльской кухни.

Они заказали фуа-гра — знаменитую гусиную печень, блюдо, пришедшее к нам из Древнего Египта. На первое — суп-крем из каштанов, из горячего — жареные медальоны из косули с картофелем-гратан для Ральфа и филе фазана с соусом сальмис — для Элизабет. Официант порекомендовал им также новинку — “Королевскую тарелку” — ассорти из морепродуктов: устрицы, креветки, мидии и гребешки, выложенные на льду и украшенные дольками лайма. Конечно же, не был забыт сыр — слабость Бетси.

Пить решили молодое божоле урожая этого года, только что доставленное прямо из Парижа.

Десерт был заказан уже в номер мисс МакДугал. Вместе с бутылкой знаменитого французского шампанского “Дом Периньон” 1952 года, столь любимого не менее знаменитым британцем Джеймсом Бондом.

Ральф был сегодня в ударе. Одетый в белый смокинг (и где он только ухитрился его раздобыть в Луксоре), он выглядел настоящим денди. Элизабет не без ревности замечала восторженные взгляды, которыми награждали ее спутника присутствовавшие в ресторане дамы. Правда, и она не была обделена пристальным вниманием посторонних мужчин. Даже чересчур пристальным.

Но в этот вечер для нее существовал лишь один мужчина. Который сидел сейчас напротив нее и с наивным, прямо-таки детским восхищением смотрел на Бетси. Девушка таяла под его жарким взглядом. Не помогало даже охлажденное божоле.

Между молодыми людьми установилось какое-то редкое взаимопонимание. Казалось, они были знакомы друг с другом уже много-много лет, а не всего лишь месяц с небольшим.

Разговаривали сразу обо всем. Элизабет вспоминала смешные эпизоды из своего детства, рассказывала о приключениях, которые ей довелось пережить. Ральф тоже раскопал пару комичных сцен автобиографического содержания. Впрочем, о себе и своей семье он говорил довольно скупо.

Потом перешли на события последних дней и вообще затронули египетскую тему. Девушка в который раз поразилась тому, как много знал парень об истории Египта. В особенности о периоде Древнего царства. Это был его конек. Он с упоением рассказывал о таких подробностях, которые для самой мисс МакДугал явились открытием.

— Где ты это прочитал? — просыпалось в ней профессиональное любопытство.

Юноша загадочно улыбался и подливал ей в бокал божоле. Как видно, не хотел делиться источниками. Дис-, сертацию пишет, что ли? И боится, что сенсационные данные раньше времени будут обнародованы.

Между тем незаметно пролетело время. Метрдотель вежливо напомнил посетителям, что ресторан закрывается, и поздравил всех с наступающим Новым годом. Разумеется, в первую очередь европейцев. Ведь мусульмане празднуют свой Новый год — Авил саана хийри-лиа — в начале весны.

Поднялись на второй этаж, в номер Элизабет.

Через пару минут в дверь тактично постучали. Официант вкатил тележку с десертом. Профессионально быстрыми движениями сервировал столик перед мягким диваном, обитым шелком. Поставил ведерко с шампанским и, приняв положенный бакшиш, быстро и бесшумно удалился.

— А где твой странный пес? — поинтересовался юноша, снимая стесняющий движения смокинг и усаживаясь в большое мягкое кресло.

— Он празднует Новый год в компании друзей.

— Как всегда в “Миш-Мэш”?

— Ну да. А отчего ты назвал его странным?

— Не знаю, — нервно дернул уголком рта Ральф. — Что-то с ним не то. Он слишком умен для обычной собаки.

— Бог с ним, с Анубисом. Не хочешь предложить даме бокал шампанского?

— Да, конечно. Прости.

Он ловко управился с пробкой, и искрящаяся влага наполнила бокалы.

Элизабет исподтишка наблюдала за парнем. Тонкая шелковая рубашка прилипла к слегка вспотевшему от совершенно не новогодней жары телу и обрисовывала его мускулистый юношеский торс. Сильные руки нервно подрагивали. Чувствовалось, что Ральф волнуется.

— За что выпьем?

— За нас, — предложила она. — За Луксор, в котором мы познакомились. За Египет.

— За нас, — согласился парень. — И… с Новым годом.

Их бокалы соприкоснулись, издав печальный звон, почему-то показавшийся Бетси похоронным. Тряхнув головой так, что пышные белокурые волосы рассыпались по плечам, она постаралась отогнать прочь печальные мысли.

Так и не пригубив вина, поставила бокал на стол и, хлопнув себя ладонью по лбу, улыбнулась:

— Совершенно забыла! Я же приготовила тебе подарок!

Подошла к шкафу и достала оттуда фирменный пакет с надписью “Грегори”.

— Это что?

— Не хочешь посмотреть? — предложила лукаво.

Ральф извлек из пакета водолазку и с удивлением посмотрел сначала на подарок, потом на Элизабет, снова на подарок.

— Спасибо, — как-то нерешительно поблагодарил он.

— Выбирала на глаз. Может, прикинешь?

Юноша кивнул и медленно стал расстегивать пуговицы рубашки. Вот она упала, и молодой человек предстал перед Бетси полуобнаженным.

Широкие плечи. Выпуклая атлетическая грудь. Накачанный пресс, разделенный на “клеточки”.

Девушка заметила небольшой шрам, белеющий на загорелом торсе парня. Под левым соском. Там, где бьется сердце.

— Давай я тебе помогу! — охрипшим голосом предложила она и подошла к нему вплотную.

Легким нежным движением коснулась его груди. Погладила шрамик.

— Откуда это у тебя?

Ожидала какой-нибудь романтической истории. Вроде: “Пустяки. Детская шалость. Когда-то в колледже дрался с другом на “дуэли”. На шпагах, словно мушкетер. Защищал честь дамы. Глупости”.

Однако все оказалось более прозаичным.

— Фурункул, — зло буркнул Ральф и начал натягивать водолазку.

Бетси обиделась.

“Мог бы и соврать. Мушкетер!”

Романтическое настроение слегка испортилось.

С размером она угадала. Водолазка сидела на Ральфе идеально. И темно-зеленый цвет был парню к лицу. Если бы не это его угрюмо-задумчивое выражение. Ну что она такого сказала?

Ей вновь захотелось увидеть его без водолазки.

Вообще без ничего…

Во рту пересохло. Элизабет взяла со столика свой бокал и предложила парню наконец-то выпить.

Тот тоже взял бокал, посмотрел сквозь золотистую влагу на девушку и печально улыбнулся. Такая улыбка мало соответствовала приближающемуся моменту. Бетси стало не по себе. Она зябко передернула плечами.

— Давай чокнемся!

Хрусталь ударился о хрусталь. Парень, как видно, не рассчитал свои силы. Оба бокала ни с того ни с сего раскололись прямо у них в руках.

— Какой ты неловкий! — вырвалось у девушки. Часть брызг угодила ей на новое алое платье, специально купленное для этого вечера.

— Погоди. Я сейчас. Только переоденусь.

Вышла уже в легком прозрачном пеньюаре. Под которым не было ровным счетом ничего.

Ральф тоже стащил слегка подмоченную водолазку и так и остался полуобнаженным.

“Кажется, вечер таки пойдет по нужному сценарию”, — удовлетворенно подумала Бетси.

Оказывается, парень уже успел наполнить новые бокалы. Увидев девушку, он сначала удивленно распахнул глаза, а затем, подскочив к ней, сжал в крепких Объятиях.

— Погоди, — освободилась Элизабет. — Может, все-таки для начала выпьем?

На этот раз бокалам повезло.

Бетси поднесла вино к губам…

Громкий настойчивый лай, раздавшийся за дверью, стал для нее громом среди ясного неба.

“Господи! Да что же это такое!”

К лаю прибавился грохот. Кто-то пытался выломать дверь.

— Ну, я сейчас задам кое-кому перцу! — мрачно пообещала девушка, ринувшись открывать нежданным гостям.

В номер царственной походкой вошел Анубис, сразу же заинтересовавшийся десертом. Сунув нос в одно, другое блюдо, он презрительно фыркнул и обнюхал выпивку. Облизнулся и вернулся назад, к ногам Элизабет. Сел рядом и мрачно поглядел на молодых людей.

Следом за собакой вкатился Бумба. Замыкающим был Гурфинкель.

— Как же, вся компания в сборе! — уставила руки в боки Бетси. — Никак с Новым годом нас вздумали поздравить?!

В этот момент она напоминала разбушевавшуюся валькирию, совершенно забыв, что стоит перед группой мужчин практически обнаженной. Покровский, глядя на нее вытаращенными глазами, только глотал слюну и облизывался. Миша скромно потупил очи долу.

— Чего пришли, спрашиваю?!

Парни переминались с ноги на ногу и… молчали. Затянувшаяся пауза стала действовать мисс МакДугал на нервы.

— У вас это… — проблеял Миша, — телефоны не отвечали.

— Правильно! Я их отключила, чтобы какие-нибудь назойливые типы вроде вас не доставали своими поздравлениями!

Гурфинкель ткнул Покровского в бок.

— Говори ты. Я не могу.

— Да что стряслось-то? — уже не на шутку переполошилась Бетси.

— Тут того, blin… — мялся Бумба, — это самое.

— Не тяните кота за хвост, Эндрю! Тот перекрестился и выдохнул:

— В общем, нашего профессора укокошили nа hren!..

Глава тринадцатая ПЕЧАЛЬ ВЕЛИКОГО ДОМА

(Интерлюдия-2)

…Так рассказывают. А правда ли это, ложь, кто знает?

“Слава вам, великие боги, создавшие небо и землю по своему разумению, покровительствующие мне вечно и продлившие имя мое на все времена. Ибо я великодушен. Я щедр к вам. Я забочусь о том, что вы любите… Счастлив тот, кто внемлет словам бога, ибо замыслы его безупречны. Да будет все совершено по воле вашей, потому что вы — владыки. Я отдал жизнь мою и мои силы вам, изыскивая в вас добро для себя. Сделайте так, чтобы памятники мои навечно остались для меня и мое имя, Сети Мернептах Менмаатра, продлилось на них!” — владыка Обеих Земель прервал молитву и совершил первое из положенных по ритуалу возлияний.

Его величество прибыл в Абидос по случаю празднества в честь вечно живого бога Осириса, ежегодно устраиваемого жрецами храма Пер Нечер.

Храм был основан им, фараоном Сети, несколько лет назад.

Та-Вер — Высокая Земля, как еще иногда называют Абидос, — был славен тем, что именно здесь, как гласят святые предания, богиня Исида нашла голову своего царственного супруга Осириса, вероломно убитого братом и соперником Сетом. Тело покойного Сет разделил на четырнадцать частей и разбросал по всему Та-Кемету. Исида с Анубисом отправились в долгое путешествие по землям Двух Царств, разыскивая священные останки. И там, где они обретали какой-либо из фрагментов тела Осириса, основывался храм в память о великом усопшем. Голова — это наиболее важный орган человека. Неудивительно, что Абидос занимал главенствующее место в осирическом культе.

В принципе для Сети Осирис не был столь уж великим богом. Царь, как и его покойный отец, основатель Девятнадцатой династии Рамсес Менпехтира, в молодости носил титул верховного жреца Сета. Братоубийцы. Свою родословную правители нового царского дома возводили по прямой линии к самому Темному. Так что причин для особого возвеличивания Осириса у Менмаатра не было. Однако же традиция есть традиция. Она освящена веками, и ее нужно блюсти.

И все же, несмотря на то что формально храм в Абидосе был посвящен Осирису, самые большие сооружения этого грандиозного религиозного комплекса прославляли другого бога, Амона, культ которого со времен предшествующей династии стал главенствующим в Та-Мери.

Сердце его величества испытывало небывалую гордость за свое любимое детище. Строительству храма в Абидосе он уделял внимания даже больше, чем сооружению собственной гробницы в “Большом и величественном некрополе миллионов лет Жизни, Силы и Здоровья фараона в Западном Уасет”.

А еще в этом сравнительно небольшом городке ему дышалось намного свободнее, чем в столице.

И на то была веская Причина. Очень веская…

Праздник этого года мало чем отличался от всех предыдущих. Ритуал мистерий Осириса не претерпевал изменений уже много веков. Еще со времен правогласного Джедефхора, сына фараона Хуфу, сочинившего текст действа.

С утра государь облачился в ритуальные одежды, приличествующие торжеству. Бедра обернул гофрированной повязкой, поддерживаемой широким поясом с металлической пряжкой. Сверху надел длинную прозрачную тунику с короткими рукавами и таким же прозрачным поясом, завязанным спереди. Само собой, не были забыты и украшения: нагрудное ожерелье из золотых пластин, бусин и шариков; три пары браслетов (на предплечья, на запястья и на щиколотки); перстни. Коротко остриженные волосы покрыл простым круглым париком, после чего надел на голову синий царский шлем “хепреш” со священными змеями-уреями на лбу и двумя лентами на затылке.

Пешком, босиком Менмаатра дошел до святилища Осириса. Здесь его уже поджидали жрецы и сановники. Верховный жрец Иунмутеф с низким поклоном подал царю курильницу. Ароматный дым терпентина очистил покои. Процессия приблизилась к наосу со статуей бога.

Сети осторожно снял глиняную печать, открыв обе створки двери. Взглядам смертных предстало прекрасное золотое изображение владыки царства мертвых. Фараон, а вслед за ним и все присутствующие распростерлись ниц перед величеством Осириса Уннефри. Затем владыка Обеих Земель обрызгал статую благовониями, .окурил возжиганиями и прочел необходимые молитвы. До этих пор бог был как бы безжизнен, а теперь к нему возвратилась жизнь. Сети показал Осирису магические амулеты: Уджат — Око Гора и статуэтку Маат — богини истины, дочери Ра.

Старшие жрецы вынесли статую из наоса. Фараон совершил туалет бога, омыв, умастив и одев изваяние. Вновь обрызганное благовониями, оно наконец было помещено на носилки, и процессия покинула храм. Торжественный выход Осириса начался.

Обойдя весь храм и полгорода, пестрая колонна вновь приблизилась к святилищу. Во главе процессии двигалось изображение Упуата — “Открывателя путей”. “Враги” Осириса в исполнении молодых жрецов попытались задержать процессию, но верные слуги бога под предводительством Гора и Анубиса разогнали многочисленное воинство противника.

На следующий день праздника было представлено убийство Осириса. Участники выказывали великую скорбь и неимоверное горе. Особенно старалась молоденькая жрица, представлявшая сестру и супругу бога Исиду. Очень натурально играл и парень, перевоплотившийся в Анубиса. А вот Иунмутеф, которому досталась роль Тота, был как никогда неуклюж и неповоротлив. “Стареет он, что ли?” — подумалось Великому Дому.

День третий был посвящен торжественному избиению врагов Осириса и его воскресению. Толпы народа ликовали, приветствуя священную ладью “нешмет” владыки подземного царства, на которой бог возвращался в Абидос и водворялся в свои чертоги.

Завершились празднества ритуалом поклонения царя Та-Ур (“Великой Земле”) — священному штандарту города. Штандарт состоял из древка и кругловерхого цилиндрического предмета, символически представляющего голову бога Осириса, похороненную в Абидосе. Увенчанный солнечным диском, уреями и перьями, он был установлен на прямоугольной подставке. Внизу его подпирали фигуры двух львов. На верхней плоскости подставки находились маленькие серебряные и золотые фигурки фараона Сети: четыре из них поддерживают руками древко, другие, преклонив колени, подносят штандарту священные сосуды “ну”. По углам подставки также расположены уреи, а по центральной оси — два шакала.

Да, все как всегда.

Вот только…

Государь к своему глубочайшему удивлению и разочарованию отметил, что роль Исиды в этом году исполняла не Бентрешит…

* * *

Три года назад Менмаатра, в очередной раз приехавший в Абидос на праздник воскресения Осириса, был поражен в самое сердце красотой юной девушки, представшей перед ним в облике Исиды.

О Маат! Сети уже прожил достаточно много лет. И повидал на своем веку немало красавиц. Сколько их было: большеглазых хабиру, нервных и трепетных, как лань; грудастых нубиек, чьи горячие ненасытные ласки способны свести с ума любого, даже самого трезвомыс-лящего и хладнокровного мужчину; поэтичных ливиек, услаждавших сердце волнующими песнопениями.

Было, было. Военные походы, кусок мяса, приконченный над костром, кубок хмельного пива, а на закуску объятия очередной красавицы.

Впрочем, он и сейчас обладает целым цветником. Такого гарема, как у владыки Обеих Земель, не имеет ни один из правителей великих и славных царств. Его Великая Царская Невеста Туйа, с которой Менмаатра прожил уже много лет в мире и согласии, непрестанно заботится о пополнении “коллекции” живых цветов фараона. Не проходит и месяца, чтобы какой-нибудь мелкий соседний князь не присылал в жены Сети свою дочь-красавицу. Ну, в жены там или нет, это уж как Великому Дому будет угодно. Сойдет и в наложницы. И так великая честь.

Их было так много, что для всех просто не хватало места в огромном дворце царицы. Иногда, когда количество живых цветов превышало определенную Туйей норму, повелительница испрашивала у государя разрешение на то, чтобы осчастливить кого-либо из принцев или вельмож невестой. И, получив “добро”, отправляла десяток-другой девушек на хлеба к высшим сановникам царства. В последние годы Менмаатра несколько охладел к гаремным утехам. То ли возраст сказывался (все-таки

уже около пятидесяти), то ли еще что. Однако большее время он проводил если не в военных походах, то в хлопотах по возведению многочисленных дворцов и хра-:мов. Абидос, храмы Амона в Ипет-сут и Ипут, великая царская гробница вдолине, государев “храм миллионов лет” — “Славный Сети на Западе Уасет” в городке Хефт-хер-небес. Всего и не перечислить. И за всем нужен хозяйский глаз.

“Его величество был в Южном Городе, — фиксировал повседневные хлопоты государя его придворный писец, — сотворяя благо для отца своего Амона-Ра. Проснувшись же, помышлял о прекрасном для всех богов Та-Мери. Вот, на следующее утро, его величество вызвал царского посланника и собрал 1000 людей и войска и снарядил корабли с экипажем для того, чтобы сотворить памятники из прекрасного прочного песчаника для своего отца Амона-Ра, а также для Осириса и его сонма богов… Вот его величество увеличил то, что было выделено для военных из числа умащений, мяса, рыбы, овощей без счета. Каждый из них получал 4 меры хлеба каждый каждый день, а также овощей и порции жареного мяса и 2 меры зерна ежемесячно… Они работали для его величества с любящим сердцем — его желания были по душе людям, которые были с царским посланником. У него же был хлеб прекрасный, мясо, вино, масла, мед, фиги, виноград, рыба и овощи день каждый, а сверх того большой букет цветов его величества, выданный ему из храма бога Себека, господина Сильсилэ, собираемый ежедневно; сверх того 6 мешков зерна из закромов для носителей штандартов его армии”.

Спрашивается, когда же тут за девчонками волочиться?

Но Бентрешит поразила царя в самое сердце. Высокая, стройная, с гордым, даже немного дерзким взглядом прекрасных карих глаз. Ее черные волосы были чернее мрака ночи и волной ниспадали на смуглые плечи, прикрывая восхитительные полные груди. Уста, сладкие, словно виноград и финики, прикрывали два ряда белоснежных зубов, выровненных лучше, чем зерна.

Улучив удобный момент, Сети, лично пожелавший участвовать во втором дне представлений и надевший личину Анубиса (это чтобы быть поближе к Исиде, своей “приемной матери”), договорился с девушкой о свидании. Смущенно окинув взором могучую, высотой почти в четыре локтя фигуру повелителя, на целых полторы головы возвышавшуюся над толпой, нежная Исида легонько кивнула в знак согласия.

— Прекрасный юноша, — звучал мелодичный голосок жрицы, — приди в дом свой. Давно, давно не видели мы тебя. О прекрасный, играющий на систре, приди в дом свой, оплаканный нами, когда ты был вдали от нас.

Она обращалась к мертвому Осирису, но фараону казалось, что слова эти предназначены ему. Столько в них было властного призыва, мольбы о ласке, нежности.

Поздним вечером царь и жрица встретились в храмовом саду.

Бентрешит, так звали девушку, родилась в бедной семье и была отправлена в северный абидосский храм (строительство храма Менмаатра тогда только начиналось). Ей дали воспитание, приличествующее “хенере-тет” — жрице. Два года назад, когда девушке исполнилось двенадцать лет, ее призвал к себе верховный жрец Иунмутеф и спросил: хочет ли она отправиться в мир и выйти замуж или желает остаться в храме. Не знакомая с большим миром, который пугал молодую послушницу, Бентрешит выбрала второе. Она была посвящена в жрицы Исиды и дала обет девственности.

Государь тогда глубоко задумался. Стоит ли посягать на то, что по праву принадлежит богу? Он, конечно, тоже живое божество, сын Амона-Ра и все такое. Однако вступать в соперничество с богами небесными небезопасно даже для фараона. Память об ужасной участи безбожного фараона Аменхотепа, назвавшегося Эхнатоном, и его наследников еще была свежа в Та-Мери. Сети не хотел, чтобы после смерти его телу было отказано в официальном погребении и имя Менмаатра стерли со всего того, где оно было начертано. Тогда его душе Ка никогда более не удастся воплотиться.

И еще жрецы. Они ревниво оберегают традиции, освященные веками. Как они воспримут проступок того, кто сам должен быть хранителем и воплощением Закона? Но страсть затуманила рассудок. Он был сам не свой и просто не соображал, что делает, когда нарушил девство Бентрешит. Правда, девушка по своей воле пошла на этот шаг. Она призналась царю, что по уши влюбилась в него еще несколько лет назад, во время очередного визита Сети в Абидос. Возможно, ее решение посвятить себя служению богам было как 'раз и вызвано сознанием безнадежности мечтаний быть рядом с любимым мужчиной.

— Грех на мне! — сказала она царю. — Ты ни в чем не виноват перед богами! И разрыдалась.

Девушка плакала у него на плече, а Гор, Обе Владычицы, Золотой Гор, Владыка Обеих Земель, Сын Амона-Ра Сети Мернептах Менмаатра чувствовал неимоверную легкость в душе. Такого ему не доводилось испытывать уже давно. С тех самых пор, когда он впервые прижал к груди жалкий орущий комочек, который был его первенцем, ныне наследником престола Рамсесом. Владыка вновь стал ответственным за чью-то конкретную жизнь и счастье, а не просто повелителем судеб целого народа. Народ— это как-то слишком много, неопределенно и размыто. А вот это теплое, нежное, мягкое, уютно уткнувшееся носом ему в подмышку…

Их безмятежное счастье длилось целый год. До той самой поры, когда Анубис или какой там еще завистли

вый бог подсказал владыке мысль восстановить древнее святилище Осирион, по преданию возведенное на том самом месте, где Исида нашла голову божественного супруга. О Храм, обследованный Сети, находился в плачевном состоянии. Он почти полностью обветшал. Некогда мощные каменные стены покрылись трещинами. Хотя рельефы, вырезанные древними мастерами, еще кое-где сохранились. Нужно было приложить немало усилий, чтобы воссоздать святыню, достойную быть центром паломничества роме.

Государь приказал скопировать для себя все надписи. Запершись в “Доме Жизни” — книгохранилище аби-досского храма Анубиса Хентиаменти, он, иногда с Иун-мутефом, реже с Бентрешит, а чаще всего в одиночку разбирал древние писания, начертанные предками более тысячи лет назад.

Выяснилось, что сооружение храма началось еще при царе Шепсескафе и закончено было при его преемниках Усеркафе и Сахура.

— Какие имена! — восторгался Сети, обращаясь к Бентрешит. — Ты только представь! Внуки строителя Великой Пирамиды. Возможно, они сами были здесь. Вместе с царицей Хенткавес, дочерью мудреца Джедеф-хора!

Сети радовался, словно малое дитя, получившее новую игрушку. Он вообще трепетно относился к истории своего государства, много сил отдавая восстановлению древних памятников. Держава без прошлого — это слабая держава.

Особенно заинтересовала владыку история камня Бен-Бен, записанная на южной стене Осириона. От имени царя Усеркафа повествовалось о том, как безбожный чародей Хуфу похитил святыню и как разгневалась на него за это птица Бену, прилетевшая в Иуну на великий праздник в ее честь. Народ взбунтовался. Были осквернены горизонты правогласных владык на плато Расетау. Он, Усеркаф, умилостивил гнев богов, найдя Бен-Бен и сделав его центром поклонения в новом храме в честь Ра, построенном фараоном по велению Светлого отца, владыки Сахебу.

Менмаатра всегда считал, что Бен-Бен — это всего лишь красивая легенда. Из области преданий седой древности. Которые нельзя проверить и которые полагалось просто принять в сердце свое вместе со священными историями о деяниях великих богов Та-Мери.

И вдруг наткнуться на свидетельство существования легендарного камня! Вот бы найти его и преподнести в дар Амону-Ра.

Лихорадочно роясь в свитках папируса, сберегавшихся в “Доме Жизни” на протяжении многих веков, Сети обнаружил кое-какие зацепки. Это была копия донесения одного из военачальников своему царю, последнему из государей Пятой династии, основанной Усеркафом и Хенткавес, Унасу. Хнумхотеп, так звали вельможу, сообщал, что “благая тяжесть, порученная его заботам, благополучно доставлена в Идфу и упокоилась в золотом руднике”.

Что это за “благая тяжесть”? Из легенды было известно, что Бен-Бен, несмотря на свои относительно небольшие размеры, обладал тяжелым весом. А вдруг повезет, и “тяжесть”, о которой говорит Хнумхотеп, как раз то, что нужно? В любом случае необходимо проверить. Даже если это будет старинный клад золота и драгоценностей, припрятанных Унасом на черный день, все равно неплохо.

Недолго думая, Сети снарядил экспедицию в Идфу и лично возглавил ее.

Бентрешит пыталась отговорить возлюбленного. Она поведала ему о том, что ночью к ней явился сам Хенти-аменти. Песиголовец злобно оскалился и ничего не сказал ей, только провел ладонью себе по горлу, словно перерезая его кинжалом.

— Дурной знак! — заломив руки, волновалась молодая жрица.

— Успокойся, — поглаживал ее по плечу фараон, — успокойся, любимая! Анубис не властен над живыми. Он же владыка загробного царства. Вероятно, он просто хотел напомнить тебе о том, что ты должна совершить молебен о душах усопших родственников.

— Нет! — не сдавалась Бентрешит. — Он вещует несчастье! Возможно, смерть. Мою смерть! Не покидай меня! Молю тебя, о могучий бык!

— Оставь! — с досадой оторвал от себя ее руки Сети И оттолкнул девушку.

Та упала на пол и смотрела на повелителя снизу вверх глазами побитой собаки. Менмаатра стало не по себе. Однако упрямство взяло верх. Он таки поехал в Идфу.

Придворным было объявлено, что царь отбыл инспектировать золотоносный рудник, на котором вроде бы выявлены хищения драгоценного металла.

“Год 9-й царствования Менмаатра, третий месяц лета, день 20, — записал в официальном отчете об этой поездке царский летописец. — Вот в этот день его величество пересек пустыни справа от гор. В желании его было увидеть копи, что дают золото. Когда его величество миновал большой путь, он остановился для отдыха в пути поразмышлять. Затем он сказал: “Как тяжела эта дорога безводная! Что станет со странниками, кто поможет их высохшему горлу? Кто утолит их жажду? Ведь вода так далеко, а пустыня безлюдна — горе человеку, жаждущему в пустыне! Как я могу позаботиться о них, о продлении их жизни?” Затем его величество взвесил это в мыслях своих, он разведал пустыню, выискивая низменность, чтобы вырыть шахту; бог руководил им, ибо Он исполняет желания им любимых. Строителям было приказано вырубить шахту среди гор, дабы охладить сердца жаждущих, опаленные летней жарой”.

И только нескольким наиболее приближенным к царю лицам было известно, что в глубокой, в сто двадцать локтей, шахте, вырытой по приказу Сети, была найдена не вода, а пирамидообразный тяжелый камень, привезенный в Абидос и надежно укрытый в подвалах “Дома Жизни” Хентиаменти. Весь отряд, принимавший участие в походе, по приказу главного чати Пасера был уничтожен. Визирь не пожалел даже собственного племянника. За свою исключительную исполнительность Пасер и был ценим и отличаем государем.

Фараон не спешил делиться тайной с абидосскими жрецами. Вначале он сам хотел как следует изучить великую святыню, а уж затем можно будет подарить ее жителям Та-Мери в виде особой царской милости. Возможно, это стоит приурочить к празднику “сед” — Великому Царскому Юбилею, когда отмечается тридцатилетие восшествия государя на престол. И ничего, что до “седа” Менмаатра еще целых двадцать лет. Явления Бен-Бена ждали тысячу лет. Потерпят еще немного. Тридцать и тысяча — сопоставимые ли сроки?

А пока нужно все продумать, написать специальный ритуал для действа. Это можно поручить хотя бы верному Иунмутефу. Он, конечно, не Джедефхор, но талантом его боги тоже не обделили.

Бентрешит, естественно, удостоилась великой чести узреть святыню.

— Интересно, зачем это Унасу понадобилось прятать Бен-Бен? — размышлял вслух Сети. — Возможно, он чувствовал приближение неурядиц и разрух, которые вскоре потрясли Та-Мери, и хотел обезопасить камень от осквернения? В любом случае нам этого не узнать.

Девушка молчала. В немом благоговении она рассматривала находку.

Как-то ей довелось побывать в Хепку-Пта, куда она сопровождала Иунмутефа. Верховный жрец сводил Бен-трешит на плато Расетау, где находились Великие Пирамиды. Бен-Бен был точной копией горизонта Хуфу. Или это царь скопировал камень, просто увеличив пропорции?

Четыре грани Бен-Бена имели форму треугольников и были гладкие-прегладкие. Под слоем полировки проглядывались неведомые значки, похожие на священные иероглифы. Было непонятно, каким образом нанесены эти рисунки на поверхность и почему их видно. Словно кто-то покрыл камень слоем толстого, но прозрачного стекла. Однако ж не стекло это было.

Жизнь, казалось бы, вернулась на наезженную колею. Царь, как и прежде, частенько наезжал в Абидос. Наблюдал за строительством храма, подолгу беседовал со жрецами. Отдавал пыл тела Бентрешит. Но дольше всего пропадал в подвалах “Дома Жизни” Хентиаменти. А вот характер молодой жрицы сильно испортился. Она стала какой-то раздражительной. То и дело жаловалась Сети, что ей почти еженощно снится скалящийся Анубис, грозящий смертью. Сердилась из-за того, что-де он, Менмаатра, больше внимания уделяет мертвому древнему камню, а не ей, живой и еще такой молодой. Даже поддразнивала его, цитируя слова любовной песни:

Вот он какой бессердечный! Его я желаю обнять, а ему невдомек. Хочу, чтоб у матери выпросил в жены меня, А ему невдогад.

Если тебе Золотою заступницей женщин

Я предназначена, Брат,

Приходи, чтобы я любовалась твоей красотой,

Чтобы мать и отец ликовали,

Чтобы люди чужие тобой восхищались,

Двойник мой прекрасный!

Великий Дом только удивлялся переменам, произошедшим с его возлюбленной.

Пару месяцев назад все наконец-то прояснилось. Причиной резких изменений в характере Бентрешит явилась… беременность юной жрицы, понесшей от своего возлюбленного и повелителя.

Он не знал, радоваться ему или огорчаться. После некоторых раздумий Менмаатра решил посоветоваться с Иунмутефом. Старый жрец не был фанатиком, хоть и искренне верил в богов. Он поймет. Нужно будет попросить его разрешить Бентрешит от святых обетов. Отпустить ее в мир. А там Сети купит ей небольшой домик на окраине Уасет. Царица Туйа не ревнива. Они уже столько лет вместе. У них взрослые дети. Еще один незаконнорожденный ребенок не станет серьезной помехой для семейного счастья.

Спешные государственные дела, связанные с организацией очередного похода в Ливию, призвали царя в столицу. Он так и не успел переговорить с Иунмутефом. Какая разница? Месяцем раньше, месяцем позже.

Вырваться в Абидос удалось вот только сейчас, на праздники в честь Осириса.

Однако где же это Бентрешит? Или уже подошло время, и она просто не может показываться на людях из-за величины своего живота?

Менмаатра призвал к себе верховного жреца.

Прямо спросить Иунмутефа об интересующем его предмете он сразу не решился. Сначала поинтересовался, как идут работы по завершению строительства святилищ Ра-Хорахте и Птаха. Затем они обсудили, что еще нужно для украшений заупокойного храма в честь фараона. Жрец попросил заменить старшего в бригаде художников, расписывающих храм Исиды. Мастер стал стар и уже не может как следует руководить людьми. Плавно и незаметно Сети перешел к обсуждению прошедшего празднества.

— Кстати, кто это нынче представлял Исиду? — как бы невзначай поинтересовался он.

— Его величество обратил внимание на девушку? Она и впрямь обладает редкостным артистическим талантом. Моя внучка, — не без гордости сообщил Иунмутеф.

— А где та жрица, которая обычно исполняла эту роль?

Осторожно. Главное, чтобы не показать заинтересованности.

— Она умерла, — сухо процедил сквозь зубы жрец. Боль. Сердце сжала тяжелая рука.

— Как это произошло?

— Его величеству лучше не знать. Это грязная история. Бентрешит, так ее звали, оказалась недостойной служанкой богов. И великие ее покарали!

— Однако…

— Государь, — сурово посмотрел жрец в глаза Сети, нарушив придворный этикет, — не стоит копаться в навозе. Он может забрызгать царские одеяния. Будет смердеть.

Фараону ясно дали понять, что дальнейшие расспросы не приведут ни к чему хорошему. Происшедшее с Бентрешит — это внутреннее дело жреческой касты. А жрецы не любят выносить сор из дома.

Отпустив Иунмутефа, владыка Обеих Земель погрузился в горькие раздумья. Как выяснить, что же на самом деле произошло с его возлюбленной. Боги, хоть вы помогите!

Наверное, молитва сына Амона-Ра была услышана кем-то из небожителей. В помещение “Дома Жизни”, где Сети предавался печали и унынию, просочился гладко выбритый человек средних лет, одетый в леопардовую шкуру.

— Ты кто? — вскинулся Менмаатра и схватился за кинжал. — Тебе чего?

— Жизнь, здоровье, сила его величеству! — запричитал жрец бабьим голосом. — Я Небуненеф, великий жреи Хатор в Дендера!

— Чего хочешь?

— Справедливости, государь, справедливости!

— Ну! — грозно насупил брови Сети.

Разбираться в жреческих интригах ему сейчас ох как не хотелось. Но может быть, слуга Хатор знает что-либо о судьбе Бентрешит. Посмотрим, послушаем.

Небуненеф донес о святотатственных поступках своих собратьев из храма в Дендера. Оказывается, жрецы Хатор нарушают законы древней религии. Они невероятно жадные и свои личные сокровища, золотые монеты, драгоценные камни, прячут прямо в саркофаге Хатор в ее усыпальнице, находящейся под самой кровлей храма.

— Неслыханно! — восклицал толстяк. — Я до этого был великим жрецом Инхара в Тине. Принял должность в Дендера как великую честь, будучи много наслышан о благочестии тамошней братии. А на поверку вышло, что все их благочестие показное.

Сети милостиво кивал. Вот кого нужно поставить верховным жрецом Амона в столице. Он-то уж наведет там порядок. А то зарвались святые отцы. Совсем зарвались. Хотят стать выше фараона.

— А здесь, в Абидосе, ты не заметил ничего необычного?

— Боги великие! Его величество, жизнь, здоровье, сила, зрит в самый корень. Неслыханное святотатство! Одна из здешних жриц Исиды спуталась неизвестно с кем, нарушила обеты девства и забрюхатела.

— И где она сейчас? Говори!

— Ее схватили и пытали. Жестоко пытали, государь. Хотели узнать имя богохульника. Девчонка не выдержала мук и покончила жизнь самоубийством. Так и не выдав милого дружка. Вот мерзавка-то…

— Довольно! — сдавленным голосом прервал его Великий Дом. — Ступай! Я подумаю, как мне наградить тебя.

“За что, о Хентиаменти? За что? — в который раз с горькими словами молитвы обращался Сети к статуе Пе-сиголовца, таинственно скалившейся на него из полумрака. — Чем я прогневил тебя? Я ли не украшал храмы богов и твои в том числе? Я ли не был щедр к жрецам? А то, что я посягнул на Бентрешит, так тебе ведомо, что помыслы мои были чисты. И собирался же уладить все это по закону. Да ведь тебе, знаю, нет дела до суеты живых. Ты хранишь покой мертвых…

Ужели моя вина в том, что пренебрег твоим предупреждением и потревожил многовековой покой камня Бен-Бен? Будь он проклят во веки веков! Или прав был мудрец Джедефхор, заклинавший не ворошить прах давно минувших времен?

Прости же меня, о Хентиаменти! И дай мне возможность вновь встретиться с Ней!”

Фараон совершил возлияние и, на что-то надеясь, продолжал всматриваться в оскаленную морду бронзового Анубиса.

На какой-то неуловимо короткий миг ему показалось, что Песиголовец оскалился еще шире и… кивнул.

Или это просто заслезились утомленные глаза? Или отбросил блик мигнувший факел? Или…

На следующий день его величество Сети Мернептах Менмаатра покинул Абидос, увозя с собой в .столицу найденную им “благую тяжесть”.

Через два месяца во время охоты на крокодилов государь погиб.

Так рассказывают. А правда ли это, ложь, кто знает?..

Глава четырнадцатая ЗМЕЯ

Конечно же, расспросить Мону о татуировке Енски так и не успел.

Как оказалось, девушка была непричастна ко всем этим рождественским покушениям. И скорее всего татуировка в виде Ока Гора всего лишь дань местной моде. Мона вообще заходится в священной истерике от всего, что связано с историей ее родины. Алекс улыбнулся.

“Все равно это не избавит ее от объяснений, что же ей от меня все-таки надо”, — думал он.

Убийца найден и наказан. Конечно, Ральфу пришлось несладко. Убить человека — это не шутка. Впрочем, парень держался молодцом. Интересно, как он сам вел бы себя на месте студента?

Экспедиция превратилась в одно большое объяснение с полицией. Это очень огорчало профессора. Масса времени потеряна на нелепые бумаги и дурацкие объяснения.

Но, с другой стороны, все эти мучения скоро подойдут к концу. Сегодня утром он виделся с Бетси, и девушка многозначительно сообщила, что они уже близко. Близок успех, близки открытия…

А это значит, что можно будет вернуться домой. К любимой семье, уютному дому. И засесть за написание отчета. Самой сладкой была мысль о доме и уюте. То ли возраст все-таки необоримо брал свое, то ли свадьба сына так повлияла на его характер, но профессор все чаще задумывался о досуге, чем о работе. Алекс даже прикрыл глаза, предвкушая, как он греется у любимого камина с рюмочкой коньяка. Все эти нелепые метания из гостиницы в дом Хусейна и обратно утомили его. Возраст все-таки уже не тот. Наверное, возраст.

Алекс вздохнул.

Подходило время обеда. Пора готовиться к встрече с Моной.

Он снял с колен недовольно заворчавшую кошку и отправился в ресторан. Естественно, под “конвоем” шей-ховых “моджахедов”. Старик держал слово, данное мисс МакДугал. Хотя опасность, кажется, миновала.

Был полдень.

Войдя в ресторан, Алекс на минуту ослеп от темноты. Придя в себя, он осмотрелся. Ресторан больше походил на какую-то придорожную забегаловку. И хотя он сверкал чистотой и порядком, такой основной вещи, как уют, не наблюдалось. Какие-то нелепые искусственные цветы по углам, маленькая сцена в центре зала с монументальными портьерами. Если бы не сидящие за столиками арабы, можно было с уверенностью сказать, что ресторан — это пережиток Второй мировой войны периода немецкой оккупации. Разве только нафталином не пахло.

“Удивительно, — подумал Енски, — Мона производит впечатление очень образованной и богатой женщины, а иногда выдает номера под стать дешевой уличной девке. Откуда с ее финансами любовь к такого рода заведениям?”

Брезгливо морщась, он нашел более или менее достойный столик и заказал холодный чай каркаде. Что-то он к нему пристрастился в последнее время. Шейх Ху-сейн утверждает, что ибискус весьма способствует мужскому здоровью.

В точно назначенное время появилась она. Алекс замер. Черные волосы подобраны в конский хвост. На руках позвякивают тончайшие золотые браслеты. На шее удивительной красоты обруч, который так же удивительно гармонировал с обручем на лбу. Одежда, перетекающая цветами перезревшего грейпфрута. На мгновение показалось, что все это он уже где-то видел. Но где? Енски вспомнил. Одеяние и украшения Моны полностью дублировали одно из изображений Клеопатры, что он видел в Британском национальном музее. В обстановке ресторана Мона смотрелась как золотой фунт среди медяков.

“Работаем на контрастах, — подумал он. — Женская тактика”.

— Добрый день, дорогая, — поздоровался археолог.

Как истинный джентльмен он поцеловал руку даме и усадил ее за столик. С каждым движением Моны по залу разносился мелодичный перезвон от ее браслетов, а сама она распространяла какой-то теплый запах восточных благовоний и сладких цветов.

“Слишком тяжелый аромат, — отметил профессор. — Долго я так не выдержу в закрытом помещении. Обязательно разболится голова”.

— Здравствуй, Алекс, — тихо поздоровалась девушка, опустив глаза в пол.

— Что случилось? Почему такая печальная?

— Я думаю о том, что ты когда-нибудь уедешь, и я снова буду одна… — начала она.

— Девочка моя, я уеду скорее, чем ты думаешь. Работы на раскопе осталось максимум на пару недель. Сразу после Нового года закончим. И, уладив все формальности, я немедленно вылетаю в Лондон.

Он стал раздражаться. Песня про “я тебя люблю” уже слегка поднадоела. Одно дело мило побеседовать с красивой девушкой, ни на что другое профессор уже просто не был способен и отлично отдавал себе в этом отчет. Другое дело — выслушивать заведомо явную ложь. Хотя Алекс отметил, что когда он сказал про скорый отъезд, глаза Моны вышли из состояния вечного “анабиоза” и даже слегка расширились.

— Ты так скоро заканчиваешь работу? — переспросила она.

— Да, — просто ответил он и в свою очередь задал вопрос: — А почему тебя интересует моя работа?

— Меня интересуешь ты, а не твоя работа. — Голос ее снова стал ватным и глухим.

В аромат восточных цветов грубовато вплелся душок мексиканских сериалов. Алекс вздохнул и чуть позволил показать свои истинные эмоции.

— Девочка моя, это очень глупо с твоей стороны — утверждать, что ты любишь меня, — раздраженно начал он. — Понимаешь, из твоих слов можно сделать два вывода. Первый: это то, что ты сама себя обманываешь. Второй: ты обманываешь меня.

Алекс взял ее за подбородок и заглянул в глаза. Лучше бы он этого не делал. , Пустота.

Так бывает в ночном лесу. Когда идешь один, постоянно ощущая чье-то присутствие у себя за спиной. Но когда оборачиваешься… Обнаруживаешь позади себя пустоту. От этого становится действительно страшно.

Это для него уже было слишком.

Ему почему-то очень хотелось чуть-чуть придушить ее. Какая-то она была слишком яркая, слишком горькая и слишком холодная.

“Нет, — сказал он про себя, — южные женщины — это не мой идеал”.

— Я никого не обманываю. Я просто хочу быть с тобой, — глухо сказала бездна. Профессор даже встряхнулся.

— Мона, это невозможно. Понимаешь? Это противоестественно. — Последнее слово он сказал по слогам. — У меня сын старше тебя.

— Ну и что?

— Упрямая девчонка! — хлопнул себя руками по коленям профессор.

Официант принес заказ. Аппетита не было. Вяло по-ковырявшись в тарелке, он отложил вилку.

— А зачем ты сделала себе татуировку в виде Ока Гора? — как можно равнодушнее спросил Алекс. Мона вспыхнула и громко, умоляюще зашептала:

— Ты только родителям не говори.

Алекс даже с первого раза не сообразил, о чем идет речь. Только через мгновение он понял, что все-таки находится в Египте, а не в продвинутой Англии, и здесь такого рода эксперименты над своим телом у женщин не приветствуются. Вот поэтому татуировка была сделана в столь укромном месте, чтобы родители не заметили и чтобы подружкам можно было похвастаться.

— Не скажу, — торжественно пообещал археолог. — Хотя бы потому, что не имел чести быть им представленным. Но почему именно Уджат? — не унимался он.

Алекс хорошо помнил египетский пантеон богов и историю с Оком Гора. Если все упростить, то этот Глаз был даром Анубиса Гору. И это самое Око давало дар ясновидения и проникновения в людские души. Кроме всего прочего, предприимчивый Гор, затолкав в рот вышеупомянутый артефакт любимому и невинно убиенному папочке Осирису, чудесным образом оживил его. То есть если совсем коротко, то это волшебное изобретение Анубиса дает дар ясновидения и воскрешения из мертвых. У Алекса заломило виски. Если девочка в курсе, а учитывая то, что она учится на истфаке, обязательно должна быть в курсе этой истории, это значит, что Мона не просто так выбрала именно этот Знак.

— Просто, — начала она и замялась. — Это так романтично.

— И все? — недоуменно переспросил Алекс. Такого глупого ответа он просто не ожидал.

— Ну, мне кажется, что это очень красиво…

В общем, далее пошел какой-то бессвязный бред на различные возвышенные темы, которые никакому логическому анализу не поддавались. Алекс терпеливо слушал, думая тем временем про себя: “Удивительно! Мона полна неожиданных контрастов. То демонстрация материального фейерверка, то дешевые рестораны. С одной стороны — родители, с другой — странная тяга к человеку, который, возможно, даже старше этих самых родителей. Если об этом рассказать Фрейду, он сам бы слег на кушетку”.

Интуиция подсказывала ему, что эта женщина — мина замедленного действия. Он еще не мог дать точного ответа, что же его беспокоит, но был точно уверен, что не хочет этого выяснять. Слишком опасным ему казалось это предприятие, потому как спектр истинных мотивов ее поведения мог колебаться от невинной женской глупости до нестабильных истерических состояний.

“Все, — подумал Алекс, — пора прекращать этот карнавал”.

Они еще немного побеседовали. Разговор шел вяло. В основном говорил .Енски: о раскопе, о скором окончании экспедиции. Мона слушала и была задумчива.

Через некоторое время они вышли и у дверей ресторана попрощались. Девушка как-то грустно улыбнулась, коротко сказала “прощай” и, резко развернувшись, исчезла в толпе, даже не взяв такси.

“Хоть бы руки на себя не наложила, глупая”.

Еда в ресторане была преотвратительная. Много специй, много жира, к тому же из кухни невыносимо потягивало запахами пищи. Алекс чувствовал себя лепешкой, которую друг Ходжи Насреддина пропитал запахом готовящегося мяса. Да, у шейха Хусейна в “Марсаме” готовят положительно лучше.

— Почтеннейшие! — обратился профессор к топтавшимся у входа “моджахедам”. — По коням! Сначала в “Шератон”. Мне нужно уладить кое-какие дела, а потом возвращаемся домой.

Он уселся в свой автомобиль. Шкафообразные охранники быстренько загрузились в разбитый джип, купленный шейхом по случаю у военных.

Давно следовало навести порядок в финансах. Нужно было расплатиться с рабочими за прошедший месяц. Это помимо комиссионных Абд эр-Махмуда. Кроме всего прочего, необходимо свести баланс расходов на гостиницу для студентов. Ральф как образец английской добросовестности и ответственности вел здесь строгий учет и контроль. Алекс мог даже и не сверяться, настолько он доверял парню в этих вопросах.

Кстати, раз уж речь пошла о деньгах, Алекс решил позвонить Гурфинкелю, который обещал еще на прошлой неделе принести уточненный список наемных работников и подсчитать количество уже выплаченных им денег.

“Ох уж эти сыны Израилевы!” — в который раз ругнулся он на Гурфинкеля и набрал номер.

— Добрый день, Майк, — начал профессор, — Енски беспокоит.

— Добрый, — оживились на другом конце провода.

— Я звоню, чтобы тебе напомнить о том, что ты еще на прошлой неделе обещал принести бумаги по зарплате наемникам.

На другом конце провода недоуменно спросили:

— Профессор, а разве вы их не получали? Теперь пришла очередь археолога задавать вопрос:

— А вы разве их приносили?

— Одну минуту, уважаемый профессор, — пропела трубка, и из нее послышались приглушенные рукой вопли Покровского.

— Какие бумаги, blin?! — верещал Бумба. — Какая зарплата, nа fig?! Я зарплаты не видел с того дня, как родину покинул! Кто?! Ты мне?! Давал бумаги?! Да ты совсем ума лишился, kozel?!

Послышался стук падающего телефона, и звуки стали слышны более отчетливо:

— Ах ты, морда библейская! — вопил Покровский, политкорректно заменив прилагательное “еврейская” на “библейская”, в страхе, что Гурфинкель затаскает его по судам, обвиняя в расовой ненависти. — Я тебе сейчас покажу hren Навуходоносора и все семь казней египетских. Я тебе сейчас не то что обрезание, я тебе усекновение плоти состряпаю! Под корень, v nature!

— Ой! Мама! — пискнул Гурфинкель и, судя по звукам, полез под кровать на четвереньках.

— Порву, Иудина морда! — вконец разошелся Бумба. — Пархатый ты… Куда?! Стоять! Содом с Геморроем!

— Гоморрой! — ухитрился поправить Гурфинкель. Голос его звучал глухо.

— Удушу!

Алекс в недоумении посмотрел на трубку своего телефона. Тем временем избиение младенцев продолжалось.

— Андрюша, может, договоримся как-нибудь? — мяукал из-под кровати Гурфинкель.

— Договоримся… Вот сейчас договоримся… Вылазь, пейсатая морда, blin! Я тебе сейчас покажу сектор Газа!

— Давай договоримся, зачем сразу палкой?! — выл Гурфинкель.

Андрюша бушевал и договариваться отказывался. Похоже, по обычаю своих предков, Миша что-то намудрил с деньгами и отчетной документацией и теперь пытался всю вину свалить на Покровского. Однако Бумба от обвинения в растрате озверел так, что Миша струхнул за свою шкуру. Эндрю что-то бормотал про obshak, bratvu и какие-то ponjatija, и Алекс понял, что по этому вопросу у него уже больше нет вопросов. Он вздохнул и положил трубку. Холокост на том конце провода продолжался.

“Хочешь сделать хорошо — сделай это сам”, — в который раз убедился Енски.

Свечи.

По всей комнате. На полочках, на полу, шкафу. В красных, зеленых, черных бутылках. Они давали мягкое рассеянное сияние.

По черному ковру легко ступали изящные босые ножки.

Девушка была одета во что-то совсем невесомое и полупрозрачное, как свет свечей из бутылок. Она уселась на диван, покрытый ковром ручной работы.

Горькая, как яд.

Красивая, как змея.

Уж совсем некстати позвонил телефон. Приложила к уху трубку мобильника и поморщилась.

— Я просила сделать это быстрее — царственным, не терпящим возражения тоном сказала она, даже не поздоровавшись со звонящим.

— Госпожа, да будут ваши дни счастливы! Я старался как мог…

— Когда? — коротко спросила она.

— Через час все будет лежать у ваших прелестных ног. О прекрас…

Она отключилась, в задумчивости уставившись на телефон. Три минуты назад египтянка вышла из душа, а ощущение было такое, словно на нее налеплен тонкий слой жирной грязи. Она с брезгливостью вспомнила Алекса Енски, его прикосновения, чуть надтреснутый, но еще громогласный бас. Как он сидел с ней за одним столом, как фамильярно к ней обращался.

В ярости сильно сжала кулаки, но даже не заметила, как ногти впивались в нежную кожу.

— О, этот грязный старикашка еще поплатится за все!

Молодая женщина в истерике вскочила с дивана и стала метаться по комнате из угла в угол, перебирая в уме различные планы мести. По комнате плыл удушающий аромат горячего воска.

Через несколько минут она успокоилась и подошла к столику с зеркалом, на котором стояли баночки с кремами и тюбики с различными красками.

Присела на стоящий рядом с ним пуфик и посмотрела на себя в зеркало.

Ярко накрашенные губы кривились в бессильной ненависти, кожа лоснилась под толстым слоем румян и пудры. Только размалеванные черной краской глаза были ко всему безучастны.

Для них уже наступила Вечность.

Очень осторожно, боясь нарушить тишину, воровато озираясь, она открыла ящик стола и медленно вытащила прямоугольный девственно чистый конверт.

Новогоднюю ночь профессор решил провести в отеле “Марсам”. Алекс хотел отдать долг вежливости гостеприимному Хусейну, который так вовремя предложил свою помощь. В доме у шейха Енски чувствовал себя как за каменной стеной. Иногда ему даже импонировало, что Абд эр-Махмуд, не считаясь с его мнением, приставил к нему охрану. Так было спокойнее.

— Остаешься за хозяйку, — сказал он Баст, которая на минутку отвлеклась от пинания грецкого ореха по паркету гостиной, и запер дверь в номер.

Машину он благоразумно оставил на гостиничной парковке. Перевозить автомобиль на пароме через Нил было хуже, чем ехать через мост, делая сумасшедший крюк. “Моджахеды”, повздыхав, поехали в объезд.

На горизонте собирались свинцовые тучи. Воздух, пропитанный ожиданием дождя, можно было рубить топором. Немногочисленная одежда, которая была на Енски, промокла от пота в одно мгновение.

“Боже мой! — подумал он. — Неужели я дожил до того момента, когда в Луксоре пойдет дождь? И как раз под Новый год!”

Профессор заторопился к Нилу. Нужно успеть к Хусейну до этого счастливого момента. Один только Хапи — бог великой реки — знает, во что превращается Нил во. время дождя.

— Куда прешь?!

Алекс вздрогнул. На него с увеличивающейся скоростью неслась тележка, судя по ее внешнему виду, сверстница Тутанхамона, на которой были навалены мешки. Из-под мешков мелькал в такт движению грязно-серый тюрбан. Енски посторонился. Но зря. Тележка с жутким скрипом резко завернула за его спину и устроилась в очередь на посадку. Археолог с ужасом подумал, что бы было, если бы этот ненормальный сидел за рулем автомобиля. Тем временем араб выскочил из-за тележки.

Классическая картина. Маленький, похожий на птенца грифа, он яростно жестикулировал почти черными от загара руками. На лице сверкала белозубая улыбка.

— Вот немножечко сахарку прикупил. Дешево! — поделился новостями араб.

Алекс оглядел мешки, и его слегка затошнило. От такого количества сахара у него наверняка случился бы сахарный диабет. Причем в острой форме.

— Там, в магазине у Али, большая распродажа. Его самого кредиторы на органы распродали, ну вот теперь дело и до магазинчика дошло! — плотоядно потирал ручки стервятник. — Ты, если чего, если вдруг сахарок нужен, скажи, — подмигнул он. — Абдул поможет!

Енски уворачивался от навязчивого спутника как мог. Тем временем очередь продвигалась, и через некоторое время профессор очутился на палубе парома. Он постарался выбрать наиболее укромное местечко, чтобы как можно надежнее укрыться от маленького грифа Абдула.

Паром стал медленно отходить от причала. Ученый уже с облегчением подумал, что отвязался от ненормально. Но не тут-то было!

К его ногам с грохотом упали давешние три мешка с сахаром. Он поднял глаза кверху и, может быть, еще раз поседел, если бы уже не был седым. Гриф-Абдул командовал кому-то невидимому:

— Давай! Давай сюда! Да не сюда, а туда! — яростно брызгая слюной.

“А разве сказать — направо или налево — не проще?” — в недоумении подумал Алекс, но тут же его мысли были отвлечены еще пятью мешками с сахаром. В итоге выход из его укрытия был намертво засыпан сахарным песком. А сверху на сладкие дюны уселся Абдул и продолжил прерванную посадкой беседу.

— Дорогой мой, — вдохновенно завелся он, — как тяжела сейчас участь торгового человека. Нет больше того размаха, нет! Все как-то мелко, по-шакальи, — вздохнул Абдул. — А ведь как было! Ведь я, — он ударил себя в грудь, — потомок великого Ибрагима Ибн Заде! Торговец в четырнадцатом поколении! Мои великие предки, — он строго взглянул на профессора, не сомневается ли тот в том, что его предки действительно великие, — торговали по всему миру! В самые черные времена мы ухитрялись торговать самыми лучшими товарами! Мой прапрапра… дедушка продал великому русскому царю Владимиру Ясное Солнышко дивную птицу Феникс, которую добыли в садах индийского магараджи. Какая птица! Ай, какая птица была! А Фа-рух Ибн Заде торговал с атаманом Богданом Хмельницким и его помощником Потоцким, когда шла страшная война. Ай как торговал!

Алекс из всего этого бреда выкроил лишь только последние две фразы. Насколько он помнил, Хмельницкий и Потоцкий — это два яростных противника, и воевали они на территории Украины где-то в XVII веке. А Владимир Ясное Солнышко точно не был русским царем, а именовался по-хазарски “каганом”. Что-то заврался его попутчик.

— Вот и приходится бедному Абдулу Ибн Заде поддерживать доброе имя своих предков, — закатил глаза, приложив маленькие черные ручки-лапки к груди. — Приходится торговать чем Аллах пошлет. — Араб зырк-нул по сторонам и, близко наклонившись к профессору, яростно зашептал: — Может быть, высокомудрого профессора интересуют девочки? Или молоденькие парни с мускулистыми телами? А может быть…

“Какая пошлятина! — подумал Енски. — Это ж надо было нарваться на такое! СТОП! — чуть не закричал. — Откуда он знает, что я профессор?!”

Археолог присмотрелся получше к незадачливому коммерсанту. И увидел то, что на первый взгляд показалось ему грязным тюрбаном, на самом деле дорогой шелк глубокого серого цвета, да и пальчики у торгаша были увешаны кольцами различной величины и из дорогих металлов. Енски теперь более внимательно прислушивался к бормотанию Абдула. А араб тем временем продолжал заливаться соловьем:

— А может быть, профессор любит развлекаться в одиночестве, рассматривая Космос?

“Матерь Божья! Да он же ЛСД мне предлагает!” — понял Алекс и машинально поправил уже собравшуюся вывалиться вставную челюсть.

— Абдул еще может предложить, — тут его слова превратились в еле разборчивый шепот, — оружие. Хорошее оружие. Может быть, у профессора есть враги? Любое оружие. Ни один клиент еще не жаловался!

Енски отмалчивался.

— Или профессор хочет что-то продать? Абдул может и купить! А может и клиента привести. Абдул все может! Абдул торгует всем. Всем на свете, что только есть. Любые сокровища по силам продать Абдулу. Всегда найдется клиент, которому нужен какой-нибудь интересный камень, какой-нибудь редкий ар… артефак… э-э-э… артефакт!

У Енски отлегло от сердца. Очередной перекупщик древностей! Он постарался собраться с мыслями. Следовало как-то отвязаться от нахала. В конце концов, уже скоро причал. Вспомнив весь свой запас арабского языка, он терпеливо стал объяснять:

— Уважаемый Абдул, я очень польщен вашим предложением, но я не продаю древности и не интересуюсь девочками, мускулистыми парнями, наркотиками и оружием, — твердо закончил он. Енски ожидал, что тот будет его уговаривать, однако торговец равнодушно пожал плечами и стал понемногу выгружаться.

Как только профессор вышел с парома и направился по нужному адресу, Абдул вытащил мобильный телефон и, набрав номер, сказал:

— Госпожа… Он направился в дом к Хусейну… Нет. Ничего не хочет продать. И купить тоже. Да. А что по поводу нашей с вами сделки? Договоренности в силе?

В архитектуре Алекс был поклонником традиционного английского стиля. Ничто так не радовало его глаз, как замок в стиле Тюдоров и зеленый газон. Но в то же время он умел ценить и архитектуру других народов. Например, дом Хусейна. Хотя определение “дом” было бы слишком простым для этого чуда.

Великолепные арабески, лестнички-ступеньки, белые террасы и фонтанчики, фруктовый сад и тенистые скамейки создавали неповторимое очарование, присущее сказкам “Тысяча и одной ночи”. Попадая в это волшебство, намертво забываешь, что буквально в километре раскинулась сухая старуха-пустыня.

Профессор посмотрел на небо. Кажется, грозы таки не будет. Новый год пройдет без погодных сюрпризов.

Алекс поднялся по ступенькам главного входа и постучал в дверь. Через несколько мгновений дверь открылась, и высунулся мальчишка-слуга, который, узнав его, немедленно проводил в дом.

После праздничного ужина они перешли пить чай на южную террасу. На маленьком низком столике стоял миниатюрный чайник и совсем уж крохотные блюдца с различными сладостями. Чай был разлит в небольшие пиалы заботливыми женскими руками.

Ароматный напиток пили в молчании. Алекс понимал, что любые слова все равно не смогут выразить размеры его благодарности, поэтому самым лучшим было молчаливо разделить на двоих думы хозяина дома. Через некоторое время Хусейн всколыхнулся и медлительно, словно очнувшись, спросил:

— Как идут дела у досточтимого профессора?

— Слава Богу, вашими молитвами, — в том же ритме Ответил Енски-старший.

Разговор снова перешел в плоскость невербального общения.

На террасе возник мальчишка-слуга, он наклонился к уху хозяина и что-то тихо сказал на арабском. Хусейн поднял бровь. Поразмыслив немножко, он величественно кивнул. Паренек ненадолго растворился, чтобы через секунду возникнуть с подносом, на котором лежал белоснежный конверт.

— Это принес для вас мужчина в сером бурнусе.

— Вы позволите? — вежливо поинтересовался Алекс. Хусейн кивнул.

Профессор взял конверт с подноса с явной досадой: “Дрянной араб не отвяжется теперь от меня до самого отъезда!” Отошел к перилам террасы, чтобы прочитать текст.

Свет ажурного арабского фонаря подсветил лист, на котором обнаружились красно-коричневые разводы. Профессор поднес листок поближе к глазам и ощутил какой-то до странного знакомый удушливый аромат. Теплый запах восточных благовоний и сладких цветов. Брови ученого удивленно поднялись вверх. Он пошатнулся.

Хусейн рванулся к Алексу, но успел только подхватить падающее тело.

“Отправляйся в пасть к Амме-пожирательнице!”

И вместо подписи Уджат — Око Гора.

Вспышка и яростный треск.

Шорох.

Тихая грустная мелодия.

— Дедушка, ты разве не научишь меня считать ? — спросила маленькая русоволосая девочка. — Смотри!Я даже принесла ромашки. Мы будем считать лепесточки?

— Глупая девчонка. — засмеялся ее брат. — Мы будем играть в индейцев.

Он стоял на зеленом холме, обнимая внуков. Свежий майский ветер шевелил их волосы. Сегодня его внукам исполнилось пять лет.

Глава пятнадцатая БОЛЬ

Липкая ночь.

Бетси пошевелилась. Тяжелый не то вздох, не то всхлип. Все звуки словно придавленные. Нестерпимо резало глаза.

— Понимаешь, я не хочу так… — куда-то в подушку, — я не хочу так меняться. Он буквально несколько дней назад сказал, что человек должен меняться. Всегда. Достойный человек меняется сам'. Другие — под влиянием обстоятельств. А я не хочу меняться так и знаю, что должна. Я словно вместе с ним умерла, только он навсегда, а я почему-то еще здесь…

Анубис глубоко вздохнул. В темноте его собакоголо-вый силуэт был почти не виден.

Снова тишина.

— Почему мы в действительности задумываемся о человеке всерьез только тогда, когда он умер? Почему… — она сделала глубокий вздох, что бы задушить подступающие слезы, — почему только тогда, — выдох, — мы начинаем справедливо его ценить?

Владыка Расетау молчал.

Мысли текли, как кровь из раны, цепляясь друг за дружку и перекликаясь.

Шорох простыней.

Шаги.

Послышался звук открываемой бутылки и плеск наполняемого бокала.

— Хочешь? — Анубису.

Он слабо мотнул головой, не сводя с нее пристального взгляда желтых миндалевидных глаз. Бетси равнодушно дернула плечом и залпом выпила содержимое.

Холодный огонь.

— Яду мне, яду, — процитировала шепотом девушка и присела на край кровати.

Сжалось сердце, заломило виски.

— О Господи… — задохнулась она. — Что же я скажу Гору?!

И горько расплакалась.

— Знаешь, — всхлип, — я ведь могу жить дальше. Алекс был мне хорошим учителем. Фактически он сделал меня такой, какая я сейчас есть. Он ни на минуту не давал мне расслабиться. Он гнал меня своими язвительными статьями дальше, к следующей вершине, к еще большей славе. А теперь… Мы же ведь все когда-то умрем, — полувопросительно, — только сердце ноет…

Песиголовец присел рядом, на самый краешек кровати, и привлек к себе Бетси.

— Если бы я не была такой эгоисткой, наверняка бы профессор был бы сейчас жив… Почему я была так легкомысленна?! Я же ведь знала, что на него покушались! — почти срываясь на крик.

Хентиаменти посильнее прижал ее к себе.

Снова тишина.

Скоро начнется рассвет.

Элизабет стала забываться в спасительной дреме.

— Девочка, что я могу для тебя сделать? — тихо, с заботой спросил владыка Расетау.

Она устало открыла глаза и сказала:

— Верни его…

Древний бог прищурился, словно всматриваясь в одному ему известные дали…

Свет…

Неслышный полет над зелеными холмами Англии… Лица— белые тени… Молодая женщина, похожая на его мать, с венцом на голове и скипетром в руках…

— Дедушка, хочешь я научу тебя считать? — улыбается.

Нет, на самом деле — это Джейн. Она стоит между двумя белыми столбами света, белое платье бьется в истерике от ветра. Ее руки — врата, глаза — строгий суд древних богов.

— Папа, стань на мое место, — кричит сильным глубоким голосом сквозь яростные порывы воздуха, — стань молнией, пусти стрелу тоски своей выше себя!

Вспышка…

Ночь в пустыне. Догорающий костер. Звенящее шуршание песка.

Убогий старец с тусклым фонарем и древним посохом оборачивается… Гор хитро улыбнулся и подмигнул. Сделал шаг и исчез…

Туман… Звонко падают капли воды…

Это стук копыт… Рыцарь в черных доспехах… Дыхание моря срывает капюшон его плаща…

Если бы можно было закрыть глаза… Но их нет… Есть только Смерть в черных доспехах…

— Дедушка! — требовательно зовет внук.

Оборачивается…

Много солнца… но заслоняться от него не хочется… Его кипящее золото льется на мальчика и девочку, держащихся за руки… А за ними бесконечное поле подсолнухов и огромное, заслоняющее весь мир рыжее солнце…

— Дедушка. — Внучка взяла его руку и мягко потащила за собой. — Пойдем, пора учиться считать…

Шейх, заложив руки за спину, молча стоял на восточной веранде. Занимался рассвет. Фиолетово-розовая дымка вот-вот должна была отпустить жаркое солнце Египта. Кирпичный “Марсам” в этом свете приобрел цвет розового мрамора.

Над Нилом стоял утренний миг прохлады и свежести. Скоро заплачет муэдзин, и город снова проснется. Откроются магазины, проснутся туристы, жизнь пойдет-своим чередом, и никто не заметит того, что какой-то профессор какого-то университета сегодня не пойдет на работу и не выпьет свою утреннюю чашку кофе. Только это дрянное воронье — репортеры топтались и галдели у его отеля всю ночь. Эти шакалы даже пытались взять интервью у него самого.

Под внешней маской спокойствия Хусейн умело скрывал гнев, равный по силе ядерному взрыву. Еще бы! В его доме убили гостя. Неслыханная дерзость! Попрание всех законов предков! Позор! Попросту самоубийство. Нужно иметь куриные мозги, чтобы думать, что можно скрыться в маленьком Египте от руки такого человека. Это даже не личное дело, это нечто большее. Месть, возведенная в степень “п”.

Его люди не спали сегодня всю ночь. Они сбились с ног, отрабатывая все варианты поиска убийцы. И их рвение было вознаграждено. Опережая на несколько шагов луксорскую полицию, они нашли того самого торговца, любителя сладенького. Охрана совершила почти подвиг, переправляя бессознательное тело Абдула в тайные подвалы при доме шейха так, чтобы не заметила ни полиция, ни репортеры. Однако много информации он дать не смог.

Исходя из полученных сведений, Абдул был игрушкой в чужих руках. Он совершенно не помнил, что делал вчера целый день. И был очень удивлен, что из-за его действий погиб человек. Как очутился в его руках смертоносный конверт, откуда он знал, что его нужно 'передать именно Енски, Абдул не знал. Последнее его воспоминание относилось к вечеру предыдущего дня, когда он познакомился в дешевом ресторанчике с очень соблазнительной женщиной, у которой были весьма своеобразные глаза. И еще кто-то хотел купить у него крупную партию героина. Но кто, сколько, где? Амнезия.

И сейчас старый Абд эр-Махмуд стоял и раздумывал: отдать Абдула на растерзание полиции или же пригласить специалиста, который вывернет его мозги наизнанку, но добудет информацию о таинственном хозяине. Хусейн сделал знак рукой. За его спиной неслышно образовалась прислуга. Шейх тихо приказал:

— Рабочим копать без отдыха. В течение двух дней раскопки должны быть окончены. — Он немного помолчал, а потом продолжил: — Немедленно начать поиски женщины. Абдула сдать в полицию.

Слуга молча растворился в тени дома.

Над горизонтом показался краешек солнечного диска. Его свет властно разорвал заспанное темно-лазоревое небо.

* * *

Бетси вздрогнула во сне и проснулась. Ужасно болела голова. Несколько секунд до того, как вернулась память, девушка находилась в блаженном забытье, но как только очнулась, то словно осунулась. Тяжело поднялась с кровати и пошла умываться. Вчерашний пеньюар был содран с абсолютным равнодушием, как глупый непутевый свидетель трагедии. Холодная вода слегка освежила, но боль не отступила.

“Надо выпить таблетку”, — подумала она и достала из шкафчика две капсулы.

Допивала лекарство уже одеваясь. Сделав последний глоток, сказала, обращаясь к лежащему у кровати Ану-бису:

— Вставай. Нам нужно срочно сделать одно дело. Хентиаменти, жмурясь, вопросительно глянул на нее. Какого, дескать, рожна в такую рань?

— Надо забрать кошку профессора. Порывшись в дамской сумочке, Элизабет вытащила солнцезащитные очки и плотно надела их.

— Вот теперь лучше, — сказала, обращаясь к своему отражению в зеркале.

Они не стали спускаться на лифте, а легко сбежали по ступенькам вниз. Как только Бетси появилась в холле гостиницы, на нее тут же набросились репортеры, наставив фиолетовые объективы видеокамер и ослепив ее вспышками фотоаппаратов. Перебивая друг друга, “рыцари пера” загалдели, как вороны:

— Как вы прокомментируете события нынешней ночи?

— Вы будете созывать пресс-конференцию?

— Есть ли новые сведения в расследовании убийства профессора Енски?

— Будет ли свернута экспедиция? Их лица были искажены болезненным любопытством, а глаза выдавали лживую натуру. Холеные женщины и мужчины тянули к ней микрофоны, хватали ее за руки и пытались развернуть в сторону объектива. От мелькания и жары, бессонной ночи и горя ей стало нехорошо. Лица норовили расплыться, а голоса затихнуть, но она, упрямо расталкивая локтями толпу, глухо отвечала:

— Без комментариев.

На помощь, как всегда, пришел верный пес. Он вдруг ощерился и зарычал. Послышался женский визг, и все журналисты как по команде расступились в живой коридор. Бетси в тишине молча прошествовала вслед за верным псом к выходу из гостиницы. Собака, даже небольшая, может нанести массу рваных ран, которые придется потом долго и болезненно лечить. Шакалы от журналистики отлично знали об этом.

Немного в стороне на фоне толпы стояла пожилая, но с остервенением молодящаяся ведущая популярного телевизионного канала в темно-голубом костюме и уверенным захлебывающимся голосом вещала в объектив:

— Нужно быть снисходительным к Элизабет Мак-Дугал, ведь сегодня ночью был убит ее учитель, знаменитый профессор Лондонского университета Алекс Енски. Как сообщил наш конфиденциальный источник в полицейском управлении Луксора, на подозрении находятся…

“Гадко делать деньги на мертвецах”, — ежась, подумала Бетси.

Добыть ключи от номера не составляло труда. В полиции ее уже знали как облупленную.

Она подошла к двери и обнаружила воткнутый в дверь коричневый конверт. Сняла очки, внимательно его осмотрела, не касаясь. Не обнаружив ничего подозрительного, очень осторожно, боясь подвоха, девушка тут же его вскрыла. В нем оказались медицинские справки на кошку. Профессор как-то упоминал, что готовит все необходимые документы для ветеринарного контроля на границе, чтобы перевести несчастное животное в Лондон.

Элизабет повернула ключ в замочной скважине и медленно приоткрыла дверь. Преступники оказались очень упрямыми и информированными, и они могли предусмотреть, что Бетси придет за профессорской кошкой. Однако в номере было так же пусто, как и на душе у девушки.

За окном надрывно затянул свою песню муэдзин.

“Странно… Комната кажется такой заброшенной. Словно вещи хозяина чувствуют, что осиротели, — подумала Бетси. — А может быть, это только через призму моего Сознания все выглядит именно так?” Тем временем Анубис обежал весь номер, шумно принюхиваясь.

— Кис-кис-кис, — позвала девушка.

Тихо.

— Кис-кис! — громче. — Баст, хорошая кошка, иди ко мне. Кис-кис-кис…

Никто не отозвался.

“Боже мой! Куда могло деться животное из закрытого помещения?!” — занервничала она.

Бетси просмотрела все комнаты, заглянула под кровать, в ванную.

Нет никого.

“Может быть, гостиничная прислуга забрала?” — предположила девушка и уже было направилась на поиски консьержа, как из-за шторы послышалось очень сонное ворчание и высунулась заспанная кошачья

морда.

— Господи! Ну, ты меня и напугала, блохастая! — отлегло от сердца у Бетси. — Ну, иди ко мне.

Кошка спрыгнула с подоконника, однако зов проигнорировала. Она важно потянулась и стала сосредоточенно чесать когти о персидский ковер.

У Бетси глаза распахнулись от такого бесцеремонного поведения. Анубис ее приучил к тому, что животное откликается на любую просьбу. Постояв немного и придя в себя, она присела на софу и решила повнимательнее рассмотреть ветеринарные справки. Не особенно сопротивляясь судьбе, Элизабет решила забрать кошку к себе в Перт. На первый взгляд, — с документами все было в порядке. Более внимательно рассмотреть документы ей не удалось. Баст запрыгнула на софу и муркнула, заглядывая желтыми сонными глазами.

— Ну, что такое? — ласково поинтересовалась Бетси, убирая бумаги.

Баст тут же воспользовалась ситуацией, забралась ей на колени и с удовольствием замурлыкала.

— Эх ты… Партизанка… — вздохнула девушка. Было приятно, что хоть с опозданием, но лохматая бестия откликнулась.

Тем временем Анубис, усмотрев в происходящем поползновение на его единоличное владение вниманием Элизабет, спрыгнул с кресла и стремительно бросился к кошке. Та от страха выгнула спину и яростно зашипела, вцепившись когтями в коленки Бетси. Мисс МакДугал взвыла. Пес от негодования, что ее подруге причинили боль, громко залаял. Баст угрожающе зашипела. Ситуация стремительно выходила из-под контроля.

— Тихо! — вскочив, громко скомандовала Бетси, сбрасывая кошку с колен и отталкивая Анубиса. ' И тут же сникла. Ее громкий голос казался неуместным в номере профессора. Даже кошка с собакой перестали выяснять отношения и уселись на полу друг напротив дружки. Кошка, делая вид, что почти засыпает, а пес — делая вид, что стережет. Знаковая система обоих установилась в положение “настороженно”.

Бетси оглянулась, словно боясь, что кто-то ее услышал, и осела на диван. Предстоял еще один тяжелый разговор. Не было смысла откладывать его в долгий ящик. Она набрала номер Гора. Несколько гудков, и на том конце подняли трубку.

— Я слушаю, — вежливо отозвался молодой человек.

— Здравствуй, Гор, — тихо сказала Бетси, замирая, словно на краю бездны. Она менялась.

Девушка очень боялась расплакаться. От жалости к себе и от еще большей жалости к Гору и Джейн; от того, что все так нелепо получилось, и от тяжелого груза вины.

Наверное, только теперь она окончательно и бесповоротно поняла, что профессор действительно умер. До этого звонка еще надеялась, что вот-вот откроется дверь и ввалится громогласный профессор, размахивая руками, и что можно будет его обнять и расцеловать и дальше жить и радоваться за него, его сына, внуков и не надо будет звонить Гору и пытаться сказать, что его отец умер…

— Бетси! Бетси! Ты меня слышишь? Что-то со связью происходит.

— Да, наверное… Гор… Твой отец сегодня ночью умер… — сказала она, зажмурившись и не дыша.

— Как умер? — отказываясь верить, переспросил он.

— Его убили сегодня ночью… Гор… Мне очень жаль… — Бетси почувствовала, что на эти слова у нее ушли

последние силы.

В более или менее осознанное состояние ее привел Гор. Очень собранно, по-деловому, без капли эмоций он

сообщил:

— Немедленно вылетаю.

— Подожди… — попросила она. — А как же Яна? Она же ждет ребенка, это будет для нее такой стресс… Я позабочусь…

— Да ты соображаешь, что говоришь?! — закричал в трубку Гор. — Ты советуешь мне бросить в чужой стране тело моего отца, его вещи и ждать, пока кто-то другой позаботится о моем отце?! — И резко добавил: — Встречай меня завтра вечером.

Послышались короткие гудки.

Конечно, на это нечего было возразить. Да и вообще в семье у Енски очень четко была обозначена преемственность поколений. Это было видно с закрытыми глазами. Теперь Гор был глава рода, и он сам должен был позаботиться о своих мертвых.

Ее губы задрожали, она громко всхлипнула и снова расплакалась.

Кошка и собака, задрав мордочки, внимательно на нее смотрели.

Кошка спать отдельно никак не желала. Уснула только тогда, когда оперлась на левое плечо Бетси и сонно замурлыкала.

— Жалко, что она не настоящая Баст, — уже почти засыпая, сказала она. Анубис тогда в темноте только усмехнулся…

Он стоял напротив. Такой маленький, сухой, но жилистый… Словно пучок весны в непроглядной черноте. Даже силился его повнимательнее разглядеть. Жаль, что его уста запечатаны и он не может говорить. Было бы интересно узнать, о чем он думает, глядя на него.

Анубис бросил сверкающий предмет сквозь бездну черноты.

Профессор подхватил маленькую коробочку из черного дерева, отполированную до блеска. ш В глазах немой вопрос.

Бог ухмыльнулся и ответил:

— Привет от Баст…

— Ну что, полосатая? Наелась? — спросила Бетси у Кошки.

Баст некоторое время сыто облизывалась, а потом сосредоточенно стала умываться.

— Ты что? Гостей мне намываешь? — деланно возмутилась девушка.

Кошка определенно ей нравилась. Компанейская дама.

В дверь постучались. Бетси с выражением лица примерно такого содержания: “Ну, я же говорила” громко сказала:

— Входите! Это был Ральф.

— Здравствуй, — сказал он, пряча глаза.

Лицо парня было слегка припухшим, а белки глаз красными. Бетси почувствовала легкую муть раздражения. Ей самой было тошно, хоть на пару с Анубисом вой, а тут еще это.

Это стояло на пороге и мялось, не зная, с чего начать разговор.

Из спальни легко выбежала собака и уставилась на Ральфа, чуть наклонив голову набок. За ним следом выпрыгнула и кошка. Ральф посмотрел на Баст и спросил:

— Откуда у тебя животное? — имея в виду кошку.

— Наследство от профессора, — глядя ему в глаза, ответила девушка.

— Бетси, мне очень жаль… — начал парень, но она его перебила:

— Мне тоже очень жаль, — всем своим видом показывая, что его жалость ей не нужна.

— На самом деле я хотел тебе помочь, ведь это тяжело. Я подумал, что сейчас это самое главное.

— Да, — легко согласилась девушка. — Главное. Было. Вчера. А вчера тебя рядом не было.

—Я…

— Мне не нужно знать ответ. Я не хочу… — устало сказала она.

Все это выглядело очень странно. После того, как Миша и Бумба ввалились к ней в номер в новогоднюю ночь с такими новостями, она не находила себе места.

Оборвала все телефоны в гостинице, звоня шейху через каждые полчаса и требуя от него отчета, так как Хусейн мягко ей намекнул, что сейчас у него в доме женщине не место. Ральф все это время сидел как на иголках, и Бетси показалось, даже вздохнул с облегчением, когда Гурфинкель с Покровским собрались уходить. У него появился разумный предлог ускользнуть из номера. Конечно, такое странное поведение можно было объяснить произошедшей трагедией. Но…

Он не должен был оставлять ее одну. НЕ ДОЛЖЕН.

И теперь девушка почему-то не хотела быть к Ральфу снисходительной. Поэтому несчастный молодой человек топтался у двери, чувствуя, что он здесь не к месту.

— Тогда я пойду… — выдавил он. — В пятницу вечером английская часть экспедиции собирается на поминальный ужин в “Миш-Мэш”. Ты будешь?

— Буду, — сухо.

— Тогда до встречи, — сказал он и, поняв, что Бетси не собирается ему отвечать, скрылся за дверью.

Бетси пристально всматривалась в толпу пассажиров, выискивая взглядом высокую фигуру Гора. Ее мучили странные противоречивые чувства. С одной стороны, она очень хотела увидеть приятеля, словно тот был живым отражением профессора, а с другой — боялась, потому что он будет задавать вопросы, а она — держать ответ, почему не уберегла его отца.

Ситуация изменилась с точность до наоборот. От присущей ей холодной надменности в отношениях с Гором не осталось и следа. Неужели для того, чтобы она изменилась, потребовалась такая огромная жертва, как жизнь Алекса Енски? От этой неожиданной мысли Бетси оглохла и ослепла. Мучаясь от чувства вины, она не заметила, как в зал вошел Гор и направился к ней. . — Здравствуй… — горько.

* * *

— Анубис, ты когда-нибудь заглядывал в бездну?

— Смотря в какую, Бетси.

— Так вот, у него в глазах была бездна. Он тоже поменялся. Очень сильно. Наверное, он начал меняться уже давно. Просто я не хотела этого замечать…

Гор молча ждал ответа. А она с надеждой искала в его лице жизнь. Впрочем, что она хотела увидеть — радость встречи? Затаенную любовь? Глупо… Ему тоже тяжело. Даже тяжелее, чем ей. Лицо у него было бледное, губы белые, и держался он как-то отчужденно.

— Здравствуй… — печально. Они обнялись.

— Пойдем, — просто сказала Бетси, — наверное, ты захочешь взять тот же номер?

Гор в ответ кивнул, и они направились к выходу, чтобы поймать такси.

“Надо бы разобраться с взятым в аренду “фордом”, — подумала она.

Разговор по дороге как-то не клеился, да она особенно и не навязывалась. Гору нужно было прийти в себя, осознать, где он.

Возле номера она молча передала парню ключ. В номере стоял полумрак. Находясь здесь в прошлый раз, она не раздвигала шторы, оставив все так, как было при профессоре. Теперь же Гор подошел к окну в гостиной и одним движением распахнул шторы в разные стороны. В комнату мощным потоком ворвалось вечернее солнце. Некоторое время он стоял и смотрел на закат в Луксоре. Вдруг, не оборачиваясь, он сказал:

— Отец говорил, что у него была кошка. Где она сейчас?

— У меня.

— Я бы хотел ее забрать, — сказал он, оборачиваясь.

— Хорошо, — просто согласилась она, хотя кошку отдавать было жалко, уж очень она была милая. — Там и бумаги на нее имеются. Алекс их успел сделать.

Девушка замолчала. При упоминании профессора рассеивалась какая-то иллюзия. Если не думать о том, что его нет, то можно даже поверить в сказку о том, что он отлучился по делам. А Гор приехал, чтобы ему помочь, и выглядит он так, потому что просто устал с дороги. Говоря об Алексе вслух и в прошедшем времени, она возвращалась в каменную реальность.

Вдруг ее прорвало. Она говорила, говорила и говорила. О его последних днях, словах, поступках. Когда она рассказывала о том, как увидела профессора на заднем дворе магазина с несчастным животным в руках, вырванным из лап живодеров, не заметила, как горячие слезы покатились из глаз. Бетси только удивилась, когда Гор усадил ее на софу, подал платок и гладил ее по голове, пока она не успокоилась. Рассказывала о последних событиях на раскопе, о том, как на профессора покушались, о том, как покушались на нее. Зачем-то рассказала о Ральфе, пожаловалась на него.

Гор слушал. Он словно губка впитывал информацию. Внезапно пришла мысль: “А ведь он думает не о своем горе, а о моем”, и девушка тут же устыдилась своего поведения. “Эгоистка. Это он должен сейчас выговариваться, а не я”, — подумала она.

— А ты? — робко спросила она. Гор сидел напротив нее на кресле.

— А что я? — Он сделал жест руками. — У меня умер отец…

— Знаешь, я тогда поняла, что он ни слова мне не скажет.

— Почему? — заинтересовался Анубис.

— Потому что у него уже есть женщина, с которой он разделил свое горе… А моя жалость ему не нужна…

В пять часов утра зазвонил мобильный телефон. Бетси с трудом оторвала голову от подушки. Ночные разговоры с богом давались ей тяжело.

— Алло… — хриплым голосом.

— Бетси! — Радостный вопль Гурфинкеля чуть не порвал ей ушные перепонки. — Бетси! Мы сделали это! Мы дошли до сокровищницы!

— О Господи…— немедленно проснулась Элизабет от такой новости.

Миша еще что-то ревел в трубку, она даже представила, как он от счастья размахивает руками и брызжет слюной. А девушка вдруг до сердечных колик захотела оказаться дома, в родном поместье, забыть про все и окунуться с головой в ванную.

Промычав что-то невнятное в трубку, она прервала разговор. Потерла руками лицо, разгоняя кровь. Кошка, лежащая у ног, встала и потянулась. Увидев, что Бетси уже не спит, Баст прошлась по ней и боднула ее ушами в щеку.

— Хорошая… Жалко, что тебя сегодня придется отдать… — ласково сказала она. В ответ на это Баст снова

забодала ее.

Опять зазвонил телефон. Кошка недовольно мурк-нула. Вообще мобильный телефон вызывал у нее стойкое раздражение. А Анубис поднял свою острую мордашку, прислушиваясь, кому там еще не спится.

Звонил шейх.

— Мисс МакДугал, извините, что беспокою так рано, однако я думаю, вам будет интересно услышать то, что я скажу, — неторопливо пробасил Хусейн.

— Я слушаю вас, — вежливо.

— Сегодня ранним утром мы вскрыли сокровищницу. — Он сделал паузу. — Я бы хотел, чтобы вы лично присутствовали на раскопе. Вам надлежит первой увидеть это.

“Зачем? — спросила себя Бетси. — Профессора не вернешь. Знала бы, что так дело кончится, не поехала бы и профессора не пустила”.

А вслух сказала:

— Спасибо, господин Хусейн. Без вашей помощи и участия экспедиция никогда бы не нашла сокровищ. Благодарю вас.

— Не за что меня благодарить, — печально сказал Абд эр-Махмуд. — Я только смею надеяться, что когда-нибудь Аллах простит нерадивого хозяина дома, допустившего смерть гостя. За вами уже отправился ваш молодой коллега. Кажется, его зовут Ральф?

Она бросила телефон куда-то в простыни и повернулась на другой бок. Вставать не хотелось, не хотелось даже шевелиться. Началась вторая фаза, когда горе начинает постепенно уходить, оставляя место лишь усталости.

Вдруг завозился Анубис. Поднялся и наклонил голову, словно прислушиваясь. Походил по комнате, цокая длинными когтями на лапах.

“Надо подарить ему в следующий раз маникюрные ножницы”, — сонно подумала Бетси и тут же подскочила на кровати и бросилась к собаке.

— Анубис, Анубисик, — полезла обниматься к нему девушка, — прости меня, пожалуйста.

Пес недоуменно лизнул ее в щеку. Она тут же метнулась к столу, покопалась в нем и извлекла небольшую коробку, перевязанную яркой лентой.

— Это тебе, — протянула коробку собаке и задумалась. Анубис в собачьем обличье никак не мог развернуть

содержимое.

— Ой, подожди, я сейчас.

Снова метнулась к столу взяла ножницы и очень аккуратно, сидя рядом с собакой, вскрыла коробку и извлекла из нее новогодний подарок.

— Прости меня, — еще раз повторила она, — я не должна была забывать, ведь это подарок на Новый год, но я была так сильно выбита из колеи, что только сейчас о нем вспомнила.

Бетси открыла крышечку у парфюма и добавила:

— Ты говорил, что запах псины тебя раздражает. Вот, — протянула и слегка поводила у его носа изящную бутылочку, — нравится?

Анубис шумно стал втягивать ноздрями воздух. Ей показалось, что в этот момент контуры пса стали слегка размытыми, словно он готовился к трансформации.

“Надо больше спать”, — расстроенно подумала Элизабет.

Собака еще раз лизнула девушку в щеку и направилась к выходу из номера.

— Ты куда? — удивленно спросила Бетси. Короткое ворчание: дескать, надо.

— Ну, как скажешь, — недоуменно сказала мисс МакДугал, открывая двери.

Кошка царственно наблюдала за нею с кровати.

— Ну, что гам? — нетерпеливо спросил Бумба появившегося из раскопа Гурфинкеля.

— Да дыру ту расширяют, — ответил Миша. — Дышать нечем, пыль столбом. Ей-богу, любой европеец уже давно бы тихо скончался в той духоте, а эти знай себе работают, породу кирками ковыряют.

— Им за это деньги плачены, — напомнил Покровский. — А где мисс МакДугал?

— Да вот обещала с Ральфом подъехать. — Гурфин-кель с раздражением отряхнул запыленные брюки.

— Довольно странная ситуация. — Бумба озадаченно почесал короткий ежик на макушке. — Мы тут, понимаешь, на пороге великого открытия, а ее нет, словно Бетг си это все глубоко ро barabanu.

— Так уж и великого, — усмехнулся Миша.

— А что? — возмутился Бумба. — Почему бы за той дырой не оказаться сокровищнице. Шейх ведь не дурак, за зря, что ли, он нам помогать согласился, а МакДугал все это теперь вроде как ро figu.

— Да, Енски этот очень некстати скончался. Придурок старый, даже здесь ухитрился нам насолить. — Гур-финкель пристально всмотрелся вдаль, где, как ему показалось, промелькнул знакомый грузовик. — Не пойму, почему она так убивается из-за смерти этого полоумного дедка? Так много, как он, вообще-то не живут.

— О мертвом или хорошо, или… — начал было Покровский, но вдруг запнулся, радостно толкнув Мишу в плечо. — Гляди, Бетси с Ральфом едут.

И действительно, весело пыля, со стороны Луксора к ним приближался малолитражный грузовичок англичанина.

— А ты говоришь, убивается, — усмехнулся Покровский. — Все-таки наука прежде всего.

— Для кого как. — Скорчив кислую мину, Гурфин-кель снова спустился в гробницу, где на удивление проворно работающие арабы, видимо, почувствовали, что цель раскопок уже близка и что осталось совсем немного.

Скрипнув рессорами, грузовичок плавно затормозил рядом с Покровским.

— Ну, как дела? — спросил Ральф, выбравшись из пышущей жаром машины.

Бумба украдкой покосился на выглядевшую мрачнее, чем обычно, девушку. Странно, но хмурая сосредоточенность делала ее лицо… нет, не красивым, куда уж больше, а одухотворенным, что ли. Сейчас Бетси казалась намного старше своих лет, и куда только делась ее обычная жизнерадостность?

Покровский не верил, что во всем была виновата смерть профессора Енски. Нет. Тут определенно было что-то еще. Что-то, о чем, возможно, даже сама девушка и не подозревала.

— Да вот, копаем. — Бумба растерянно улыбнулся, так как он лично, конечно же, ничего не копал.

Для подобной работы были наняты местные аборигены, которых хлебом не корми, дай порыться в древней пыли. Пагубное влияние Миши Гурфинкеля за все эти годы стало вершить свое черное дело. Покровскому все больше и больше нравилось руководить, а не исполнять чьи-либо приказания.

Внезапно из гробницы послышались возбужденные голоса, а затем появился и сам Гурфинкель, глаза у которого азартно горели.

— Нашли! — хрипло прокричал он, подбегая к несколько безучастной Бетси.

— Что? Что нашли? — Ральф довольно чувствительно встряхнул Мишу за плечи.

— Комнату, — ответил Гурфинкель, — или, скорее, коридор. Идемте, и вы сами все увидите.

Исследователи проворно спустились в самое сердце раскопа. Перепачканные известью арабы напоминали древних демонов из подземного царства Анубиса. Они довольно улыбались, демонстрируя здоровые белые зубы, и, возбужденно размахивая руками, поздравляли друг друга с завершением работ, что сулило им полную выплату обещанного шейхом в случае удачи вознаграждения.

Коридор оказался довольно узким и невысоким. Бумба, например, смог в него пройти, лишь сильно наклонив голову. Дышать удавалось с большой натугой, и Ральф, сбегав наружу, принес из машины баллон с кислородом.

Включив мощный прожектор, рабочие столпились у входа в странную комнату.

— Здесь дверь, — сообщил Ральф, присев на корточки в конце коридора. — Эндрю, ты заслоняешь мне свет.

Покровский смущенно присел рядом.

— Ничего себе! — восхитился Гурфинкель, изумленно таращась на покрытую узорами дверь. — Неужели она из чистого золота?

— Скорее из позолоченного дерева, — вдруг тихо произнесла Бетси, и все без исключения тревожно на нее посмотрели.

— А что тут написано? — Покровский ткнул пальцем в замысловатые картинки, украшающие дверь посередине. Ральф присмотрелся:

— Ну, думаю, что-то вроде… м-м… так… смерть… э-э…

— “Смерть быстрыми шагами настигнет того, кто посмеет нарушить покой фараона”, — странным дрожащим голосом выпалила Элизабет, перебив запутавшегося в древнем тексте парня.

— Ребята, я жду вас снаружи, — тут же истерично заявил присутствующим Гурфинкель, порываясь покинуть тесный коридор.

Бумба резко схватил приятеля за шиворот.

— Ты что, kozel, — грозно спросил он, — лучше других?

Рабочие-арабы в конце коридора весело заржали, и Миша пристыженно затих.

— А что это? — Покровский указал на странную овальную эмблему, внутри которой была изображена собака и девять скрюченных человечков в три ряда друг под другом.

— Это шакал и девять пленников, — пояснил Ральф, — печать города мертвых. А вон, чуть левее, другая печать с именем фараона Сети.

— Да, дела, — покачал головой Бумба, прикладываясь к кислородной маске и представляя, за сколько бы ушла эта дверца, выставь они ее в своем лондонском магазине.

— Надеюсь, вы все понимаете, на пороге какого величайшего открытия мы сейчас находимся? — осипшим от волнения голосом спросил Ральф. — Ведь это сокровищница самого Сети Первого. Вспомните знаменитую гробницу Тутанхамона, восемнадцатилетнего фараона, который и пожить-то как следует не успел, а сколько в его усыпальнице нашли сокровищ? Весь ученый мир был шокирован этим богатством. Представьте теперь, что мы можем обнаружить здесь, в сокровищнице фараона по-настоящему великого, значительной для своего времени фигуры, знаменитого завоевателя, прославившегося на века.

Миша с Бумбой представили, и от представленного им обоим сразу стало плохо, так как и ежу было понятно: унести что-либо с собой из сокровищницы им никто в жизни не позволит.

— Ну что, вскрываем печати? — Ральф вопросительно посмотрел на Бетси. Та кивнула.

Исследователи покинули коридор, уступив место нескольким рабочим. Арабы, хорошо знающие свое дело, открыли дверь с большой осторожностью, дабы нанести ей минимальные повреждения.

Луч света от мощного прожектора заплясал на золотых фигурках, алебастровых вазах, удивительных ларцах и матовых черных статуях. Окончательные сомнения по Поводу существования сокровищницы Сети I если у кого и были, то в эту секунду мгновенно рассеялись. Рассеялись, как только луч света выхватил из многовековой древней темноты бесценные артефакты.

Первым в сокровищницу вошел Ральф, забыв и о Бетси, и о столпившихся сзади восхищенно охающих арабах.

С первого взгляда было ясно, что сокровищница Сети I раз в пять превосходит по размерам сокровищницу Тутанхамона. Казалось невероятным, что такое громадное помещение могло столько веков быть абсолютно незамеченным профессиональными грабителями некрополей, которые безошибочно чувствовали подземные пустоты. Словно некая тайная мистическая сила охраняла эту колоссальную коллекцию артефактов от грязных пальцев грабителей, позволив приподнять завесу тайны лишь старому шейху Абд эр-Махмуду, хранившему драгоценный секрет много лет, пока ему не встретилась Бетси МакДугал. Та, которая, по его мнению, была достойна этого открытия.

Девушка вошла в сокровищницу вслед за Ральфом. Золотые изделия странно отражались в ее широко раскрытых глазах, но никто из присутствующих даже не подозревал, что творилось сейчас в ее душе. Даже она сама, спроси ее кто, не смогла бы описать царившую внутри бурю, черным смерчем всасывающую все ее эмоции. Со стороны казалось, что Бетси сохраняет хладнокровие, но это было не так, далеко не так. А вот Ральф будто бы переживал происходящее за них двоих. Он словно сомнамбула водил ручным фонариком по сторонам, отказываясь верить своим глазам.

Наверное, сейчас парень испытывал те же чувства, что и знаменитый Говард Картер, нашедший гробницу Тутанхамона, только во сто раз сильнее.

Безмолвными стражами стояли у стен великолепные, инкрустированные золотом статуи с палицами и жезлами в скрещенных на груди руках. То тут, то там громоздились деревянные, разных размеров, покрытые золотом ларцы с драгоценностями, украшенные сценами из жизни великого фараона: охотами, битвами, праздниками. Но больше всего юношу поразило даже не это, а десять отлично сохранившихся покрытых позолотой колесниц, которые каким-то совершенно немыслимым образом были помещены в сокровищницу, избежав обычного в таких случаях распиливания на части. Коллекция оружия, расположенная вокруг колесниц, могла свести с ума любого фанатичного египтолога. Происходящее напоминало сказку.

Ральф медленно подошел к ближайшей колеснице.

Она была прекрасна, словно ее позолотили пару дней назад. Необычный орнамент поражал воображение, инкрустации из цветного фаянса и камня волшебно переливались в свете электрического фонарика.

Современным людям здесь нечего было делать, они были тут чужими. За секунду они словно переместились в прошлое, где им не было места. На протяжении тысяч лет взгляд живого человека не касался этих сокровищ, и Ральф прекрасно понимал это, пытаясь рассмотреть и запомнить каждую деталь, каждый завиток на великолепных ларцах, каждую алебастровую вазу с органами давно умершего великого человека, над чьим именем не властно было даже само время.

Вот чуть левее, в углу, лежит пектораль в форме распростершего крылья ястреба с увенчанной алым солнечным диском головой. В лапах с удивительной —красотой выполненная птица сжимает могучие защитные амулеты: два знака “шену” и символы вечной жизни “анх”.

Ральф как завороженный перевел взгляд чуть правее. Вторая пектораль, не менее прекрасная, чем первая, предстала его взору. Крылатый скарабей, переливаясь всеми цветами радуги, держит перед собой солнечный диск, мерцающий глубоким оранжевым светом.

Словно живые бегут изображенные на крышке громадного ларца преследуемые разгневанным фараоном враги. Стремительно несется вперед могучая колесница. Грозно вкладывает в лук очередную черную стрелу Сети I, разя противника одного за другим…

— Твою мать! — громко заорал Бумба, и наваждение исчезло.

Ральф резко оглянулся.

Покровский стоял рядом с метровой черной статуей, матово переливающейся в свете электрических фонарей, глупо таращась на холодное невозмутимое лицо древнего стража.

— Фух, — тяжело вздохнул Бумба, — а я думал, что это Миша.

— Не вздумайте ничего трогать, — резко бросил Ральф, отпихивая Покровского от статуи. — Некоторые предметы очень хрупкие и могут рассыпаться всего лишь от одного прикосновения.

Гурфинкель, так и не осмелившийся войти в сокровищницу, испуганно стоял на самом пороге, стойко терпя идиотские насмешки рабочих.

— Подождите.

Бетси, рассматривавшая одну из алебастровых ваз-каноп с органами фараона, осторожно подошла к статуе, которую слегка окосевший от сокровищ Бумба спутал с Гурфинкелем.

— Ральф, посвети чуть левее…

Ральф посветил.

Рядом стояла вторая статуя, черный близнец той, что была справа, а посередине между ними в нише…

— Еще одна комната? — Парень с девушкой переглянулись.

— Чего? — робко переспросил Покровский, на всякий случай сделав пару шагов назад.

Ральф осторожно приоткрыл дверь, на этот раз полностью отлитую из золота. Дверь поддалась на удивление легко. Бетси шагнула вперед. Луч ее фонарика ударил в темноту, затравленно метнулся по расписным стенам, после чего остановился на небольшом округлом возвышении в центре странного помещения.

— Но ведь это же.„ — начал было Ральф, роняя фонарь.

— Правильно. — Бетси быстро кивнула. — Это Бен-Бен…

Элизабет украдкой из-за шторы выглянула в окно. На это незаметное движение в окне внизу немедленно защелкали фотоаппараты и загомонили журналисты. Кто-то наговаривал текст в камеру, кто-то на диктофон, а кто-то просто стоял и разговаривал с коллегами, яростно затягиваясь сигаретой.

— Да, — сказала она, обращаясь к кошке, — выбраться нам будет нелегко.

И хотя сегодня утром девушка обзвонила несколько телевизионных каналов и газет и объявила о предстоящей на следующий день пресс-конференции, журналисты все равно охотились за ней, как за дичью.

В холле гостиницы вообще было столпотворение. Кошка послушно сидела в заранее купленной корзинке, а Бетси тем временем просчитывала пути к отступлению. Недолго колеблясь, она юркнула в одну из дверей обслуживающего персонала. Незаметно добравшись до гостиничного гаража, девушка с облегчением забралась в машину и через несколько мгновений лихо, с ветерком, выскочила прямо на ошалевших от неожиданности репортеров.

Зазвонил телефон.

— Бетси, добрый вечер, — поздоровался Ральф. — Как ты?

— Привет. Нормально.

— У “Миш-Мэш” чуть ли не с утра столпотворение. Я и не думал, что в Луксоре столько репортеров. Может быть, за тобой заехать? — предложил он свою помощь. — Журналисты ведь не отличаются особой вежливостью.

— Нет. Спасибо, — ответила она доброжелательно и даже усмехнулась. Женщине всегда приятно, когда о ней заботятся. — Мне еще нужно Гора проводить.

Такими же “медвежьими тропами” она добралась до двери номера Гора. Кажется, журналисты были на каждом шагу.

Девушка требовательно постучала. Буквально через мгновение открылась дверь, словно парень стоял в ожидании рядом. Бетси вошла, стараясь невзначай приглядеться к Гору. Какое у него сегодня состояние? Они поздоровались, и Элизабет протянула корзинку.

— Вот, — сказала она с сожалением. Молодой человек принял корзинку из рук и заглянул внутрь. И тут же тихо рассмеялся.

“Если смеется, значит, жить будет”, — с облегчением подумала она и тоже заглянула.

Из корзинки выглядывала кошачья морда с огромными желтыми глазищами, в которых крупными буквами было написано угрюмое недоверие вперемежку с укоризной. Гор поставил убежище на пол и открыл крышку, выпуская животное на свет Божий. Баст немедленно встала на все четыре лапы и сладко потянулась. Затем с урчанием “Ну, наконец-то” грациозно вышла из корзинки и направилась к миске с едой, о которой заранее побеспокоился парень.

“А мой гуляка как убежал тогда по своим делам, так до сих пор и не вернулся”, — с тревогой подумала Бетси.

Девушка огляделась. За это время Гор многое успел сделать: собрал вещи профессора, разобрал его бумаги. На журнальном столике лежал билет на самолет.

— Уже все уладил? — спросила она.

— Да. Гроб с… — У него так и недостало духу произнести “с телом”, поэтому исправился: — Отца уже доставили в аэропорт.

— Я провожу тебя.

Он кивнул в знак согласия.

— Как я тебе завидую… — начала было Элизабет и тут же поправилась: — Так хочется домой…

— Ну, как я понимаю, уже осталось недолго. Четвертый день все каналы трубят, все газеты пухнут от сообщений о твоих достижениях.

— Это не мои достижения. Если бы не твой отец, этого бы никогда не было.

Молодой человек махнул рукой. Он прекрасно знал, чего стоит вся эта информационная истерика, сам принадлежал к пишущей братии.

— Ну, ты готова? Пора ехать.

У самого входа в “Миш-Мэш” ее встретил Ральф. Парень помог ей пробиться сквозь толпу журналистов, пару раз пустив в ход кулаки и локти. Бетси почувствовала прилив благодарности. Все-таки хорошо, когда есть возможность опереться на твердое мужское плечо.

Миша и Бумба уже сидели за столиком. Насупившиеся и суровые. Как и подобало в такой момент. Больше никого не было. Только ближний круг.

Выпили. Затем еще раз.

Говорить, собственно, было не о чем. Все, что бы ни сказалось, выглядело каким-то фальшивым. Лишним.

— Госпожа… — Тихий голос с чудовищным арабским акцентом.

Она обернулась, ожидая увидеть мальчика, но для того, чтобы разглядеть говорящего, ей пришлось очень высоко задрать голову. Ага, один из подручных Хусейна.

Верзила склонился к ее уху и тихим шепотом сказал:

— Госпожа, мой хозяин велел передать вам, что великий камень похищен. Хозяин сожалеет и очень просит не гневаться.

Дальнейшие слова араба заглушила трель телефонного звонка.

“Господи, ну кто выдумал эти несносные мобильники?”

Это был Гор, с которым она рассталась всего пару часов назад.

— Бетси! — заорал парень, едва не оглушив ее. — Бетси! Здесь какая-то дьявольщина!

— Что случилось?!

— Тело отца похищено!

— Как? Не может быть!

— Кто-то подменил его. В гробу вместо отца лежит искусно сделанная восковая фигура! Бетси, что это значит?!

Девушка закрыла глаза. Неужели еще не все?!

“Анубис, черт подери, где же ты?!” — мысленно позвала она.

Глава шестнадцатая ЖИВЫЕ МЕРТВЕЦЫ

В это трудно было поверить. Происходящее просто не укладывалось в рамки обыденного понимания. Невероятные события буквально опережали друг друга, словно кто-то всевидящий и всемогущий ненароком заснул и выпустил ситуацию из-под своего контроля.

Но время уходило, и, понимая это, Бетси не могла позволить себе бездействовать.

Ральф был мрачен, но настроен решительно и ободряюще сжимал узкую прохладную ладонь девушки. Он, как и Элизабет, переживал обе потери, но был бессилен помочь ей. Гурфинкель с Бумбой озадаченно почесывали макушки и старались в глаза Бетси по возможности не смотреть. Конечно же, в произошедшем не было их вины, но и помочь чем-либо девушке они сейчас не могли.

— Это наверняка кто-то из местных, — наконец нарушил тягостное молчание Миша. — Так профессионально замести следы могли лишь они.

— V nature, — согласился с приятелем Бумба. — Может, прочесать город, полицию привлечь…

— Они что, по-вашему, идиоты? — усмехнулся Ральф, нервно кусая губы. — Камень явно похищен не для продажи. Здесь что-то другое.

— Что, например? — спросил Миша, шестым чувством понимая, что из Луксора в ближайшие двадцать четыре часа нужно срочно рвать когти.

— Возможно, неведомые похитители собираются воспользоваться силой камня, — мрачно заметил Ральф.

— Опять эти россказни, — сокрушенно покачал головой Гурфинкель. — Скорее всего Бен-Бен уже на пути в какую-нибудь частную коллекцию. Полиции следовало сразу, как только его похитили, перекрыть границу, установить на дорогах Луксора посты, но со мной, конечно же, никто не посоветовался.

— Ральф прав, — кивнула Бетси, судя по отсутствующему взгляду абсолютно не слушавшая то, что только что говорил Миша. — И если кто-то действительно хочет воспользоваться силой камня, мы должны ему помешать.

— Это, интересно, как? — ехидно поинтересовался Гурфинкель.

“Сегодня же, не дожидаясь утра, попуткой — в Каир, — лихорадочно соображал он. — Ой, чувствую неприятности, большие неприятности, будь неладен этот чертов Египет. Ноги моей здесь больше не увидят…”

Бумба бессмысленно заморгал, покосившись на скрипящего зубами от злости напарника.

Гурфинкель мысленно корил себя за допущенную им впервые в жизни серьезную оплошность. Ведь еще после внезапной смерти профессора Енски он ощутил зыбкий холодок беды, то редкое чувство, которое его никогда не подводило, которое во всю свою луженую глотку кричало: “Беги, Миша, беги подальше из этого города, из этой страны, немедленно, иначе…”

А вот о том, что будет “иначе”, думать не хотелось.

Такое происходило с Гурфинкелем четвертый раз в жизни, и он еще ни разу не посмел ослушаться своего внутреннего ангела-хранителя и, возможно, именно поэтому до сих пор был жив.

“Идиот! — мысленно ругал себя Миша. — Баран чертов, о чем ты думал? Зачем тебе эта девчонка с ее проблемами и сенсационными находками? На фиг ты вообще во все это ввязался?”.

Но Миша не мог бросить Бетси в столь ответственный момент. Возможно, в нем проснулась совесть либо он чувствовал себя виноватым в том, что некогда мешал ей, будучи по другую сторону баррикад, но так или иначе покинуть Луксор Гурфинкель не мог.

Хотел, но не мог.

Со стороны сидящие за круглым столиком трое мужчин и симпатичная понурая девушка напоминали родственников некоего преждевременно усопшего дедушки, не оставившего оным ожидаемого наследства. Хотя под усопшего дедушку вполне сошел бы бедняга профессор Енски. Правда, он не являлся родственником ни одному из присутствующих в ресторане посетителей.

— Ну что? — после очередной порции продолжительного молчания грустно спросил Ральф.

Миша с Бумбой недоуменно развели руками, и как раз в этот момент в ресторане раздались негодующие вопли одного из официантов.

Элизабет с Ральфом обернулись.

Преследуемый ругающимся официантом, к их столику со всех лап несся непонятно как ухитрившийся проскочить в “Миш-Мэш” Анубис.

— Стой, мразь! — взревел официант, занося ногу, дабы отшвырнуть остановившуюся у столика иностранцев собачонку, но сделать он ничего не успел, так как по дуге улетел в другой конец ресторана, переворачивая попадающиеся по пути пустые столики.

Довольно ухмыляясь, Бумба потер правый, тяжелый, как у Майка Тайсона, кулак, после чего спокойно опустился за столик. Миша с укоризной посмотрел на друга, хотя его резкий поступок в душе одобрил.

Анубис вел себя как-то странно, подпрыгивал, вилял хвостом и просяще приседал, глядя исключительно на Бетси.

— Может, он сахарку просит? — предположил Гур-финкель, но громкое негодующие рычание в ответ означало, что пес хочет явно чего-то другого.

— Я понял, blin! — внезапно вскричал Бумба, хлопнув себя мощной ладонью по лбу. — Он желает, чтобы мы за ним пошли.

Собака радостно залаяла и, завиляв хвостом, потрусила к выходу из ресторана.

Бетси с Ральфом переглянулись.

— Вперед! — скомандовала девушка, сообразив, что Анубис действительно хочет показать им нечто важное.

Недаром накануне он делал ей весьма прозрачные намеки на то, что знает некую тайну, но не желает говорить о ней раньше времени.

Ушедшего в глубокий нокаут официанта коллеги отливали в углу ресторана холодной водой, и поэтому на внезапное бегство иностранцев никто в “Миш-Мэше” внимания не обратил.

На улице напротив ресторана был припаркован малолитражный грузовик Ральфа, в который охотники за древностями весьма поспешно погрузились, неосознанно ощущая исходящую от черного пса тревогу.

Парень сел за руль, Бетси с Анубисом на руках примостилась рядом, Миша с Бумбой запрыгнули в открытый кузов. Машина тронулась.

— Куда? — удивленно спросил Ральф, выруливая на середину проезжей части.

Звонко залаяв, Анубис указал острой мордочкой налево. Молодой человек кивнул, резко крутанув баранку влево. В кузове грузовика что-то загрохотало, затем послышался отборный русский мат Бумбы.

— Эй, вы там поосторожнее! — завопил Гурфинкель, ударив кулаком в крышу кабины. — Мы ведь не резиновые!

Грузовик летел под сто.

Через двадцать минут стало ясно, что пес настойчиво зовет их в Долину Царей.

— Неужели… — не веря своей внезапной догадке, прошептал Ральф.

Бетси быстро кивнула:

— Он выследил похитителей.

— Но как?!

— Не спрашивай, пожалуйста, все вопросы потом.

Парень молча согласился, и вскоре под колесами грузовика зашуршала пыльная неровная дорога. Машина наконец покинула городскую черту.

Ночью Долина Царей представляла собой удивительное зрелище. Таинственные некрополи в свете полной луны напоминали декорации к культовым голливудским ужастикам, а остывающие, нагретые за день солнцем камни создавали над землей зыбкое марево, словно проход в иную неизведанную реальность, где по-прежнему правят великие египетские фараоны и где над смертью властвует вечность.

Именно такие мысли, не лишенные чертовщины, стали лезть в голову впечатлительному Мише Гурфинкелю, когда грузовик достиг Бибан эль-Мулкж.

— Мама моя родная, — прошептал Гурфинкель, судорожно вцепившись в борта подпрыгивающего на ухабах грузовика, когда узрел на одном из некрополей медленно перемещающиеся желтые светящиеся глаза.

— Нет, ты видел, видел?! — закричал Миша, поворачивая к напарнику перекошенное от ужаса лицо.

— A, fignja, — махнул рукой Бумба, вяло сплевывая на несущуюся внизу, словно полоса конвейера, землю. — Это шакалы бродят, пожрать ищут.

— О Боже! — снова запричитал Гурфинкель, заметив слева от грузовика еще одну пару светящихся глаз.

— Не бойся, koresh, — знающе добавил Покровский. — Они тебя не тронут, разве что…

— Разве что? — визгливо поинтересовался Миша. — Давай договаривай, раз начал. Бумба пожал крутыми плечами:

— Ну, разве что твой труп…

— Кто это там так вопит? — удивился Ральф, имея в виду кузов грузовика.

Бетси, заглянув в зеркало заднего обзора, вяло усмехнулась:

— Гурфинкель запаниковал, шакалов, видно, испугался.

— Да, — задумчиво произнес юноша, — шакалов здесь много…

— Ну почему я не послушал его? — продолжал причитать Миша. — Ну почему…

— Кого его? — переспросил Бумба, испуганно таращась на приятеля, у которого вполне мог случиться очередной приступ помрачнения рассудка, как тогда у храма Хатшепсут, что было бы сейчас весьма некстати.

— Свой внутренний голос! — возопил Гурфинкель и чуть не выпал при этом из подскочившего на очередной колдобине грузовика.

— Тьфу ты, blin, — отмахнулся от напарника Бумба, которому все в принципе было по фигу.

Шакалов он сроду не боялся, в привидения не верил, а голливудские фильмы “ужасов” принимал за черные комедии и громко, от души смеялся при их просмотре. Короче, воображение как таковое у Покровского отсутствовало. В данный момент его интересовали не шакалы и не истеричный приятель, а странные железные предметы, накрытые брезентом, которые со звяканьем катались у него под ногами. Если бы была такая возможность, Бумба давно бы уже заглянул под брезент, но это могло ему стоить эффектного полета на землю с последующим сворачиванием могучей шеи.

Дороги как таковой не было. Ральф вел машину по наитию, даже не подозревая о том, что маленькая собачонка, сидящая на руках у Бетси, мысленно подсказывает ему, куда нужно в тот или иной момент поворачивать. Фары грузовика беспорядочно выхватывали из темноты рваные, освещенные жидким желтым светом куски каменистого грунта, покрытого кое-где редким высохшим кустарником.

Миша Гурфинкель наконец взял себя в руки, смирившись с происходящим. В конце концов, что плохого могло с ним произойти? Шакалов бояться, пока он был жив, не стоило, темноты — тоже, взрослый все-таки мужик, но вот проклятое предчувствие беды никуда не девалось, подлым червячком шевелясь где-то на дне неглубокой Мишиной душонки. Да какое тут, к чертям собачьим, может быть спокойствие…

Вглядываясь в окружающий их ландшафт, Бетси по памяти пыталась определить, в какой части Долины Царей они сейчас находятся. Девушка уже достаточно хорошо изучила эти места.

Но тщетно.

Днем долина древних некрополей выглядела совсем иначе, являя собой памятник когда-то великой цивилизации. Казалось, вокруг тебя музей, а не заброшенное кладбище уснувших навеки фараонов.

Ночью же долина преображалась. Чем-то мистически древним, непостижимым для простого смертного веяло от каменистых холмов, словно в темноте из ям и расщелин на поверхность под лунный свет выходило то, что боялось показаться здесь днем.

“Возможно, — подумала Бетси, — где-то здесь до сих пор бродит неприкаянная душа Сети I, жаждущая воссоединиться со своей возлюбленной, прекрасной жрицей богини Исиды Бентрешит”.

От подобных мыслей ей становилось одновременно жутко и весело, так как встреть Элизабет среди мрачных зловещих могил безутешную душу Сети I, она бы непременно спросила его о тайне камня Бен-Бен.

Внезапно в свете фар мчащегося по долине автомобиля что-то быстро промелькнуло. Анубис на руках у Бетси предостерегающе зарычал.

—Ты видел? — Девушка повернулась к сосредоточенно рулящему Ральфу.

— Да, видел.

— Что это было?

— Наверное, шакал. — Парень пожал плечами. — Я не успел рассмотреть.

— Шакал? — Мисс МакДугал отрицательно покачала головой. — Они слишком трусливы и всегда держатся подальше от дорог.

— Да какие тут дороги? — раздраженно бросил Ральф. Парень каждую секунду ожидал, что они перевернутся. Он не понимал, как ему удавалось вести машину

практически в кромешной тьме по относительно ровному грунту. Словно он шестым чувством угадывал, где грузовик пройдет, а где нет…

— Проклятие! — Молодой человек с силой надавил нa тормоз.

Бетси резко швырнуло на лобовое стекло, но она успела выставить вперед руки, заметив ринувшуюся на машину серую тень.

Что-то с силой ударилось о капот грузовика, затем автомобиль два раза ощутимо тряхнуло, после чего он остановился.

— Мы что-то переехали, — хриплым голосом произнесла Бетси, зажимая нос, из которого капала кровь.

Все же совсем погасить удар о стекло ей не удалось.

Бледный, как выходец с того света, Ральф неподвижно сидел на сиденье рядом, намертво вцепившись в руль грузовика, словно это был не руль, а спасательный круг.

— Кажется, я сбил человека, — обреченно прошептал парень, тупо уставившись на квадрат света перед остановившимся автомобилем.

Бетси проворно выскочила из машины вслед за спрыгнувшим на землю Анубисом.

Из кузова грузовика доносились припадочные вопли Гурфинкеля, который вполне заменял в их компании вечно визжащую полногрудую блондинку из дешевых кровавых голливудских блокбастеров.

— Что случилось? — Девушка непроизвольно закашлялась, так как вокруг затормозившего автомобиля ви-лось целое облако поднятой им пыли.

— Бумба без сознания! — прокричал из кузова Миша. — Ударился головой о кабину.

— И как, кабина цела? — попыталась пошутить Элизабет, хотя ситуация явно не располагала к юмору. — Миша, прыгай сюда, ты мне нужен!

Гурфинкель подчинился, тяжело перевалившись через борт грузовика.

— Почему мы затормозили? — спросил он растрепанную девушку, с ужасом косясь на окровавленный платок в ее правой руке.

— Похоже, что Ральф кого-то переехал. — Бетси попыталась заглянуть под машину, но из-за клубящейся пыли что-либо разглядеть там ей не удалось.

— О Боже, — простонал Миша, — я так и знал…

— Где же тело? — Девушка озадаченно посмотрела на нетерпеливо пританцовывающего рядом Анубиса. Собака была сильно чем-то обеспокоена.

Из машины вышел бледный Ральф, осмотрел мощт ную вмятину на капоте.

— Тело нужно искать не под грузовиком, а на дороге. — Парень снял с пояса небольшой фонарик и передал его несколько оторопевшему Мише. — Идите посмотрите, что там, а я пока приведу в чувство вашего друга.

— Мы? — От подобной просьбы Гурфинкеля перекосило.

— Да, мы. Вперед, — Бетси грубо толкнула Мишу в спину, — а то привык всю грязную работу на Эндрю сваливать.

На ватных ногах, с фонариком в дрожащей руке, Гурфинкель послушно заковылял по дороге. Элизабет не спеша последовала за ним.

— Нашел! — внезапно закричал он из оседающего облака пыли.

— Что там? — Бетси вгляделась в темноту, где судорожно скакал по камням луч фонарика Миши.

— Да тряпье какое-то, точнее, лохмотья, — с некоторым облегчением ответил Гурфинкель. — Очень похоже на огородное чучело, хотя откуда тут огороды…

Бетси поспешила к тому месту дороги, где стоял с фонариком Миша.

— А-а-а-а…— внезапно закричал бедняга, причем закричал так, что Бумба в кузове грузовика, которого Ральф пытался привести в чувство при помощи фляжки с текилой, очнулся и, не разобрав, в чем дело, принялся душить парня.

Пыль улеглась, и Бетси с ужасом увидела в свете полной луны катающегося по земле Гурфинкеля, верхом на котором сидело… Нет, это человекообразное существо невозможно было описать.

Девушка вскрикнула, машинальным движением руки выхватывая из кобуры на бедре револьвер.

— Оно меня душит, помогите! — визжал Миша, немного придя в себя, поскольку бороться за собственную жизнь в состоянии помешательства было проблематично.

Бетси прицелилась.

Скрюченные пальцы существа мертвой хваткой сошлись на шее жертвы.

— Не стреляй! — закричал бегущий от грузовика Ральф, которому все же удалось справиться с озверевшим Бумбой. — Это бесполезно.

В руках парень держал железный лом.

Подбежав к барахтающемуся.в пыли, хрипящему в цепких объятиях монстра Мише, он одним точным ударом отбросил существо в сторону. Монстр зарычал, вскакивая на ноги. Гурфинкель, тихонько повизгивая, пополз к Бетси.

Анубис, зализывающий в кузове грузовика рану на затылке у Бумбы, предупреждающе завыл.

Существо прыгнуло.

Ральф, немыслимым образом изловчившись, увернулся, вонзив железный лом монстру в грудь. Не выдержав, Бетси выстрелила. Из кошмарного существа посыпалась серая труха, но оно устояло, резким движением костлявой руки выдергивая из груди лом.

Юноша выбил железный прут ногой и, сделав правую кисть чудища щепотью, пробил его грудь в том месте, где у людей находилось сердце. Рука легко прошла насквозь. Монстр тут же поник, словно сломанная грязная кукла. Пробивший его кулак парня сжимал светящийся красный амулет.

Ральф выдернул руку.

Грязная кукла рассыпалась в прах, пылевые фонтанчики заплясали у ног победителя.

— Что это? — Спрятав револьвер, Бетси подошла ближе.

Молодой человек разжал пальцы.

На его руке лежал маленький, со спичечный коробок, скарабей, медленно пульсирующий темно-красным светом.

— Это его сердце. — Парень с отвращением швырнул скарабея на землю, с хрустом раздавив его каблуком.

— Зачем ты это сделал? — удивилась Элизабет, разглядывая стеклянные осколки потухшего талисмана.

— Иначе оно оживет, — коротко ответил Ральф, помогая подняться с земли Гурфинкелю.

— Некромантия, забытая магия древних, — прошептала девушка, продолжая словно зачарованная смотреть на осколки странного скарабея.

К грузовику все вернулись в полном молчании. На голове у Миши прибавилось седых прядей. Бетси с Ральфом мрачно вглядывались в близлежащие некрополи.

— Что это было? — спросил Гурфинкеля еле держащийся на ногах Бумба. — На тебя напала мумия?

— Это не мумия, — ответил за Мишу Ральф, отбирая у Покровского почти уже пустую фляжку с текилой. — Скорее уж зомби, живой мертвец.

— А что, такое бывает?

— Бывает, — Ральф жадно приложился к горлышку фляги, — причем не только в кино.

— Kruto, blin.

— Да уж, круче не бывает, — усмехнулась Бетси, еле дя за перевозбужденным Анубисом. — По-моему, он хочет, чтобы мы пошли вон туда…

Девушка указала куда-то влево, в клубящуюся темноту, которую не мог разогнать даже лунный свет.

— Ни за что, никогда! — закричал Миша, поспешно забираясь в кабину грузовика. — Идите без меня. Я — пас. Хватит. Я хочу умереть в своей постели.

Ральф кивнул:

— Нужно вооружиться…

В кузове грузовика под брезентом обнаружился целый арсенал холодного оружия. Бетси выбрала нечто среднее между саблей и рапирой с костяной витой рукояткой, Бумба взял лом, а Ральф длинные, замысловато изогнутые стилеты.

— Запомните, огнестрельное оружие бесполезно. Причинить вред этим тварям может только металл. — Парень ловко заткнул за пояс свои стилеты.

— Серебро? — удивился Бумба, с интересом изучая лом.

— Нет, сталь. — Ральф выжидающе посмотрел на Бетси. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь?

“Он имеет в виду, можно ли доверять нашему четвероногому другу”, — догадалась девушка и, не колеблясь, кивнула.

— Ну что ж, тогда вперед, — пожал плечами парень.

— Зря мы Мишу в машине бросили, — с сожалением посетовал Бумба, оглядываясь на грузовик, — мало ли что.

— Ну, во-первых, никто его не бросал, он сам там остался, — ответила Бетси, — а во-вторых, думаю, он нам только бы мешал.

— Тихо, — Ральф остановился на краю небольшого пирамидообразного холма, — по-моему, мы уже пришли.

И действительно, идти дальше Анубис, по-видимому, не собирался. Остановившись, он начал чутко принюхиваться к чему-то, забавно шевеля черным носом.

Песок на странном, освещенном мертвым светом полной луны холме вдруг зашевелился. Анубис сделал боевую стойку.

— Назад! — Ральф попятился вниз, к подножию песчаной пирамиды, а из песка стали выбираться черные сгорбленные фигуры в рваных лохмотьях.

— Снова они. — Бетси поудобнее перехватила руками рукоять своего оружия.

— Учтите, их можно убить, лишь вырвав из грудины красного скарабея, — предупредил юноша, прикидывая на глаз количественное превосходство противника.

Монстров было около пятнадцати, но при этом они казались довольно неповоротливыми, что давало людям значительное превосходство над созданными с помощью древней магии существами.

— Главное, не дать им нас окружить! — закричал Ральф, бросаясь в атаку.

Блестящие стилеты смертоносными пропеллерами закрутились в его руках.

Первый из атакующих монстров превратился в пыль. Светящийся скарабей звонко лопнул под ногой парня.

— Э-э-э-эх, jadrena mama! — взвыл Бумба, обрушивая тяжелый лом на голову подобравшегося слишком близко противника.

Железяка пропорола трухлявую куклу до самого пупа, скарабей сам выскочил из грудины и, перебирая светящимися лапками, попытался удрать.

— Ух ты, да оно живое? — удивился Покровский, давя жука ботинком.

Со зловещим свистом взвизгнула длинная сабля. Одним точным ударом Бетси снесла головы сразу трем чудовищам, но их туловища продолжали двигаться на четвереньках, в безумном танце окружая девушку.

— Да пропади оно все пропадом, — вскричала мисс МакДугал, отбрасывая в сторону саблю и выхватывая из кобуры верный револьвер.

Пульсирующие светящиеся скарабеи были хорошо видны сквозь трухлявые туловища тварей.

Бетси была отличным стрелком.

Пули быстро нашли стеклянные амулеты, обращая их хозяев в прах.

— Joshkin kot! — закричал Бумба, чувствуя как его медленно, но неотвратимо затягивает в песок холма, внезапно ставшего зыбучим.

Едва вступивший в бой Анубис схватил зубами своего приятеля за шиворот рубахи и с силой потянул на себя.

— Ni figa sebe, — прошептал Бумба, чувствуя, как маленькая собака с легкостью вытаскивает его из песчаной ямы.

— Назад! — Орудуя стилетами, Ральф стал пробиваться к лихо расправившейся с тремя безголовыми монстрами Бетси. — Их слишком много, возвращаемся к грузовику.

Общими усилиями им удалось уничтожить семь тварей, но остальные и не думали отступать.

Не рассчитав, девушка оступилась и упала на каменистую почву, сильно ободрав при этом локти. Бесценные секунды были потеряны. Порождения древней магии приближались.

Даже при свете полной луны рассмотреть их в подробностях не представлялось возможным. Сутулые темные фигуры, словно стая голодных хищников, брали людей в кольцо. Их лица скрывали тряпичные повязки, облаченные в рваные лохмотья тела казались одеревеневшими, когти на костлявых руках странно подрагивали, готовые в любую минуту вонзиться в человеческую плоть.

— Все, — простонал Бумба, перевязывая куском рубахи раненое колено, — теперь нам точно крышка.

Беззвучно шевеля губами, словно произнося некое древнее заклинание, Ральф начертил стилетом вокруг сбившихся в кучку людей ровный круг, ножи снова зловеще закрутились в его ловких руках.

Бетси с надеждой взглянула на стоящего у самого края нарисованного круга Анубиса. Шерсть на спине у собаки встала дыбом, да и сам пес, казалось, увеличился в размерах вдвое.

Как это раньше она этого не заметила?

Собака оглянулась, словно прочтя мысли хозяйки. В его почти человеческих глазах играли огоньки озорного веселья. Не гнева, не ужаса, а именно веселья. Бетси не понимала, что происходит, вопросительно глядя на четвероногого друга. Анубис в ответ едва заметно кивнул, а затем одним мощным прыжком покинул очерченный Ральфом круг.

То, что произошло потом, не поддавалось никакому описанию.

Полуживые твари уже полностью окружили людей, с неумолимостью рока беззвучно приближаясь все ближе и ближе, но как только Анубис покинул начертанный на песке круг, они внезапно остановились, повернув обмотанные тряпьем головы в сторону собаки.

Пес приглушенно зарычал, на глазах у ошарашенных людей увеличиваясь в размерах и превращаясь в гигантского могучего волка. Задрав клыкастую морду высоко к небу, волк неожиданно завыл на высокой леденящей сердце ноте. Как по команде ему тут же в унисон отозвались скрывающиеся во тьме близлежащих некрополей шакалы. Кольцо нападающих разорвалось. Анубис снова оглянулся на Бетси. Со стороны казалось, что волк улыбается. В следующую секунду из его узких глаз хлынул ослепительный свет.

Люди зажмурились, закрывая лица руками. С оглушительными хлопками взрывались внутри полых тварей стеклянные скарабеи, обращая полуживых чудовищ в прах.

Песчаный пирамидальный холм задрожал.

Бетси открыла глаза.

Кошмарных созданий больше не было. Лишь пляшущие вокруг фонтанчики пыли напоминали об их недавнем существовании.

Гигантский черный волк… Нет, уже снова Анубис в своем обычном облике приглашающе кивнул, указывая на непонятно как возникший в холме сияющий проход.

Ни минуты не колеблясь, девушка двинулась вперед.

Глава семнадцатая ОТВЕРЗАНИЕ УСТ

Длинный извилистый проход вывел их в большой прямоугольный зал, освещенный неровным светом десятка факелов. Бетси огляделась по сторонам.

Очевидно, это помещение когда-то было храмом или усыпальницей. Стены украшали фрески, рассказывающие о посмертной судьбе человека.

Вот Божественный Бальзамировщик Анубис склонился над телом покойного и демонстрирует свое искусство. Между богом и человеком как будто происходит безмолвный диалог. Песиголовец, как внимательный и чуткий доктор, осматривает распростертое на ложе тело, что-то нашептывая. Вероятно, успокаивает “пациента”, говоря, что все будет нормально.

На следующей стене была изображена похоронная процессия. Гроб покойного, помещенный на деревянные сани, тянут за веревку друзья и близкие. Наемные плакальщицы, воздев руки к небу, убиваются и голосят.

Наконец гроб благополучно доставлен к самой двери усыпальницы и поставлен вертикально. Именно так покойный должен “войти” в свое последнее пристанище. Бритоголовый молодой жрец совершает обряд очищения. У ног саркофага одна из плакальщиц рвет на себе волосы в знак великой печали.

А вот и сам Страшный Суд. В центре фрески изображены Тот и Анубис, взвешивающие душу покойного. На одну чашу положена душа-сознание умершего, а на другую — перо крылатой богини истины Маат. Новопреставленный напряженно рассматривает весы. Что перевесит? Если он лгал судьям, отрицая свои земные грехи, чаша с душой окажется тяжелее. Тогда сердце покойного бросят в пасть притаившемуся здесь же ужасному чудовищу с телом гиппопотама, львиными лапами и гривой и пастью крокодила. Богиня Амма — Пожирательница. Если же чаши весов останутся в равновесии, умершего признают правогласным. И тогда он сможет отправиться на блаженные поля Иару.

У этой стены возвышался помост, на котором можно было различить два стола. Один деревянный, накрытый белой простыней, на которой тускло поблескивали какие-то причудливые инструменты. Другой стол был каменный и напоминал скорее жертвенник, чем приспособление для принятия пищи. На “столешнице” виднелись подозрительные темные пятна, а по периметру ее были выдолблены небольшие канавки, заканчивающиеся бронзовыми сливами. Канавка пошире огибала весь стол-жертвенник и переходила в каменный желоб, пересекающий все помещение и заканчивающийся в чашеобразном углублении, расположенном у ног большого деревянного с позолотой изваяния лежащего Анубиса.

На вид, как это определила профессиональным взглядом Бетси, изображение было явным новоделом, .изготовленным луксорскими умельцами по оригиналу, найденному Картером в гробнице Тутанхамона. Но не грубая ремесленническая поделка, а мастерская работа, выполненная со знанием дела и с любовью.

Девушка переглянулась с Хентиаменти. Пес презри тельно оскалился, а затем кивнул, явно указывая еше на что-то.

Бетси посмотрела в том направлении и замерла. Слева от гигантского деревянного шакала стоял похищенный Бен-Бен. Кто и зачем его сюда перенес? Возможно, это выяснится, и довольно скоро.

То ли невеселые настенные картинки так подействовали, то ли мрачная обстановка зала, то ли скудное освещение, но у археологов сразу же резко испортилось настроение.

—Blin! Blin! — только и мог стонать Бумба, держась рукой за ушибленный затылок.

Миша Гурфинкель вдруг припомнил слова молитвы, которым его когда-то в детстве учил ребе Машкевич, и зашептал их, обращаясь к грозному и в то же время всемилостивому Богу Авраама, Исаака и Иакова.

Ральф успокаивающе погладил Элизабет по плечу. Девушка в ответ улыбнулась и прижалась щекой к его ладони.

— Приветствую вас, живые, в Обители Вечности! — раздался из темноты звонкий женский голос.

Откуда-то, кажется, чуть ли не из-под статуи Анубиса, вышла стройная молодая женщина, в которой мисс МакДугал не без удивления узнала пассию профессора Енски Мону.

Египтянка была облачена в парадные одеяния древнеегипетских цариц. Длинная гофрированная туника из белого прозрачного материала, перехваченная широким алым поясом, не скрывала прелестной фигуры. Специально подкрашенные алой краской соски высоких грудей дерзко просвечивались сквозь тонкую льняную ткань. На обнаженных до локтей руках и на щиколотках босых ног красовались массивные золотые браслеты, украшенные многочисленными драгоценными камнями. Еще более массивное ожерелье-пектораль “усех” покрывало плечи. На голову Мона поверх своих природных длинных волос, которые были распущены, возложила золотой парик в форме распластавшего крылья коршуна, увенчанный пернатой короной с солнечным диском.

— Вот мымра! — презрительно фыркнула Бетси, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. — Повелась на голливудских блокбастерах. Нашлась мне Лиз Тейлор в роли Клеопатры!

Египтянка ничего не ответила. Обратив лицо к молодому человеку, она ласково и в то же время властно сказала:

— Сенеб, Ральф! Благодарю тебя за то, что привел сюда сразу всех моих врагов. Ты прекрасно справился с заданием! Иди сюда и встань рядом со мной, где твое место по праву.

— Ах, предатель! — бросилась к парню рассерженная львица Бетси-Сохмет, желая растерзать гнусного изменника, выцарапать ему глаза, вырвать лживый язык и подлое сердце.

Юноша не сделал даже слабой попытки увернуться от ее острых ногтей. Он словно окаменел. Стоял с опущенной головой и покорно принимал удары.

— Взять ее! — рявкнула Мона куда-то в темноту. — Взять всех!

Из небытия вынырнуло несколько десятков уродливых тварей. Точно таких же, как те, с которыми у археологов недавно была стычка. Только на этот раз их было несравненно больше. И они были вооружены. Кто длинным копьем, кто бронзовым мечом. Два-три монстра держали в руках натянутые боевые луки. Стрелы тупо и равнодушно были нацелены в людей.

Сопротивляться бессмысленно. Разве для того, чтобы героически погибнуть, не дав свершиться чему-то более жуткому и непонятному. А в том, что на уме у Моны какая-то гнусность, сомневаться не приходилось. Уж больно гадко и многообещающе поглядывала египтянка на своих пленников.

— Зачем все это? — устало спросила Элизабет. — И кто ты такая, черт тебя побери?!

— Ха-ха-ха! — зловеще рассмеялась женщина в царском одеянии. — Я думала, что ты узнаешь меня. И, признаться, страшно этого боялась. Поэтому и приказала уничтожить тебя в первую очередь. Хотя, как ни странно, именно благодаря тебе, твоей книге, мне открылся Свет истины.

— Так кто же ты? — повторила Бетси, уже догадавшись, что перед ней сумасшедшая, каким-то странным образом проникшая в тайны древнеегипетских жрецов.

Египтянка гордо выпрямилась:

— Я Великая Царская Невеста, царица Обеих Земель Хенткавес!

“Час от часу не легче! Я так и думала! Настоящая маньячка! Как бы оттянуть время? Говорят, полоумным нужно дать возможность выговориться. Это их вроде бы успокаивает”.

— Расскажи нам о том, как тебе открылся Свет, о великая царица! — заискивающе попросила она.

— Да-да! — хрюкнул Миша, очевидно, тоже имевший некий опыт общения с сумасшедшими. — Нельзя ли поподробнее, ваше величество?

— Слушайте же, смертные! — сверкнув насурьмленными очами, начала свой рассказ египтянка.

Мона родилась в одной из богатейших египетских семей. Поздний ребенок, единственная дочь своих родителей, она с детства не знала ни в чем отказа. Отец баловал ее, выполняя любой каприз. Балы, пирушки, модные наряды, покупавшиеся прямо в Париже, Лондоне и Нью-Йорке. Дорогие безделушки вроде красного спортивного “ягуара” или навороченного чудо-компьютера. Все это было для Моны в порядке вещей и скоро приелось.

От нечего делать она заинтересовалась прошлым своей страны. Как ни странно, но история Древнего Египта захватила ее, и девушка с головой погрузилась в египтологию. Даже поступила в Каирский университет, где и познакомилась со своим однокурсником Ральфом. Парень из Великобритании, так же, как и Мона, буквально бредивший египетскими древностями, специально решил прослушать несколько курсов именно здесь, в сердце египтологии. Но диплом получить хотел все-таки на родине. А то кто же его воспримет в Европе всерьез с египетским сертификатом об образовании?

Молодые люди полюбили друг друга. Если, конечно, испорченная Мона была вообще в состоянии кого-нибудь любить. Тем не менее парень был без ума от прекрасной египтянки и готов был на что угодно ради тех небольших вольностей, которые она иногда ему позволяла.

Все началось несколько лет назад, когда в руки девушки попала только что вышедшая книга Элизабет МакДугал “Сфинкс улыбается у меня над головой”, посвященная царице Хенткавес. Какой-то свет озарил разум Моны. Она впала в полубессознательное состояние. Целую неделю медицинские светила со всего света наблюдали за ней. Ровно через семь дней девушка открыла глаза и никого не узнала вокруг. Ни с того ни с сего она заговорила с врачами и безутешными родителями на древнеегипетском. Отец с матерью были в шоке. Мать слегла и так и не оправилась от удара. Через месяц ее похоронили.

А Мона оправилась. Но только внешне. На самом деле под прекрасной оболочкой арабской девушки скрывалась совсем другая личность — великая правительница Та-Кемета, внучка фараона Хуфу и дочь мудреца Дже-дефхора, родоначальница Пятой династии царица Хенткавес.

Вместе с прозрением она получила и великие откровения древних жрецов Тота Носатого, которые когда-то научили Хенткавес, как верховную жрицу Исиды, многому из того, что простым смертным знать не следовало бы. Это в благодарность за те многие и великие благодеяния, которые совершила царица для жреческой касты в целом.

Ральф первым был посвящен в сокровенное. Парень, конечно, сначала не поверил ни одному ее слову. Но Мона-Хенткавес привела ему такие весомые доказательства, что молодой человек сдался. Особенно когда от словесных девушка перешла к физическим доводам. Воспитанная в мусульманских традициях Мона никогда в их отношениях не заходила слишком далеко. Так, легкий флирт, парочка поцелуев, теплые объятия. А тут она буквально изнасиловала юношу. Выделывая с ним такое, что, вспоминая об этом, Ральф даже краснел.

Он стал правой рукой новоявленной царицы и был' всемилостивейше удостоен ею сана чати — первого министра в ее будущем правительстве. Да, Мона возмечтала о возрождении былого величия Та-Мери. Как некогда она основала Пятую династию, так и сейчас должна была возродить прерванное римлянами династическое правление в Египте, основав Тридцать Третью династию фараонов. Для этого и был основан тайный орден “Уджат”, символом которого и стало святое Око Гора.

Мона начала вербовать себе сторонников. Их оказалось не так много. Прежде всего избалованные представители египетской золотой молодежи, воспринявшие свое участие в ордене как особый вид праздного время препровождения. Девушка их терпела только потому, что нуждалась в больших деньгах, необходимых ей для создания армии послушных рабов, с которыми можно будет завоевать власть.

Одним из первых в цепи ее преступных деяний стало похищение подлинников переписки Хенткавес и устранение доктора Али Махфуза. Царица хотела иметь при себе источник Света, озаривший тьму ее сознания. Он стал для нее чем-то вроде реликвии. Воспользовавшись тем, что она формально являлась студенткой Махфуза, Мона проникла в его лабораторию и с помощью Ральфа, отвлекши внимание ученого, подменила документы. А затем довершила начатое, отравив старого египтолога и пригрозив трусливому Хосни Хейкалю анонимным письмом. Когда же Хейкаль развязал язык здесь, в Луксоре, она послала наемных убийц и к нему.

Наняв нескольких искусных хирургов, Мона-Хентка-вес поделилась с ними частицей тайных знаний, и они начали из бесхозных трупов изготавливать монстров: полумумии-полузомби. Занятие это не из легких. Полный процесс производства этих биороботов занимал больше трех месяцев. Так что пока в распоряжении царицы было не больше полусотни послушных и на все готовых слуг.

Но самым важным делом своей жизни Мона-Хент-кавес считала поиски священного камня Бен-Бен. Почему так? Внятно объяснить это она не могла. Просто в голове постоянно стучала эта мысль, не давая покоя ни днем, ни ночью. Камень следовало отыскать и во что бы то ни стало вернуть в Гелиополис — древний Иуну, расположенный в одном из районов современного Каира.

Совершенно случайно от своих информаторов она узнала о том, что следы Бен-Бена обнаружены в Луксоре. Больше ничего выведать не удалось. Разве только то, что тайну знает шейх Хусейн Абд эр-Махмуд.

А потом дошла весть, что в Луксор на раскопки гробницы Сети I собрался знаменитый английский египтолог, кстати, друг покойного Али Махфуза, профессор Алекс Енски. Мона-Хенткавес прикинула, что усыпальница этого фараона является чуть ли не фамильной собственностью клана эр-Махмудов. И заинтересовалась раскопками. Ральф срочно вылетел в Лондон и записался на курс лекций профессора, а затем и попал в состав экспедиции. Таким образом, египтянка имела в стане врага верные глаза и уши.

Убийство внука Хусейна стало очередным звеном в цепи ее преступных деяний. Как она и рассчитывала, шейх выразил готовность любыми средствами выяснить, кто посягнул на его родную кровь. Затем в Луксор прибыла сама “великая” Элизабет МакДугал…

— Довольно! — резко оборвала египтянка свой рассказ. — Пора завершить дело. Приготовьтесь умереть во славу великих богов Та-Мери.

По ее знаку четверо монстров, одетых в кожаные фартуки и маски Анубиса, как обычно наряжались в Древнем Египте бальзамировщики, внесли на носилках и положили на каменный стол человеческое тело. Археологи содрогнулись, узнав труп профессора Енски. Из груди Бетси выплеснулся жалобный короткий вопль:

— Сука! Дрянь!

— Blin! — коротко, но точно выразился Бумба, и Миша его поддержал, громко выматерившись на иврите.

— Вашу кровь, презренные пришлецы, мы принесем в жертву великому и ужасному Хентиаменти. А из тел изготовим вот таких же покорных слуг. Начнем с профессора, этого гадкого слюнявого старикашки, возомнившего о себе невесть что! Потом эти болваны. А напоследок я оставлю тебя> тварь! Полагаю, Ральфу доставит удовольствие покопаться в твоем теле! Не так ли, любимый?

Юноша молчал. За все время их пребывания в святилище он еще не вымолвил ни слова.

— Первым вон того, толстого верзилу! — распорядилась Мона-Хенткавес, ткнув пальцем в Бумбу.

Тот дико завизжал, как поросенок, почувствовавший у уха нож резника, и тяжелым кулем осел в руках двух дюжих монстров. Наверное, потерял сознание. Потому как не сопротивлялся, когда его подволокли к деревянному истукану и разложили над чашей у подножия. Бритоголовый жрец, одетый в леопардовую шкуру, вытащил ритуальный нож и вопросительно глянул на повелительницу, ожидая ее распоряжений.

Египтянка подошла к статуе и, протянув к ней руки, молвила:

— О, Анубис, Великий Судия, Тот, кто впереди страны Запада, Владыка Расетау, Стоящий впереди чертога богов! Услышь меня! Прими мою жертву и помоги мне в делах моих! Явись! Явись, о Хентиаменти!

— Жертву! Жертву! — раздалось громкое недовольное ворчание. — А вы меня спросили, хочу ли я этой жертвы, приму ли я ее? А ну, оставьте моего koresha в покое!

Все обернулись на голос.

Посреди пещеры, почти касаясь головой невысокого потолка, стоял во всей красе грозный Песиголовец.

Элизабет, все время недоумевавшая, почему ее приятель не вмешивается, с облегчением вздохнула. Наконец! Таки проснулся, голубчик!

С Мишей Гурфинкелем приключилась форменная истерика. Он начал истерически хохотать, потом икать и снова смеяться.

Бумба, очнувшийся от обморока, сидел на пятой точке и хлопал глазами, видя, что за чудо-юдо вылезло из черной собачьей шкуры его четвероногого приятеля.

Египтянка и монстры застыли, не шевелясь.

— Ты права, Хенткавес! — печально сказал Собако-головый. — Действительно, нужно заканчивать! Твои странствия затянулись. Не пора ли домой, в Аментет? Ты подумай, а? Эй, вы! — обратился Анубис к монстрам. — Узнаете меня?

Твари жалобно заскулили. Как собаки, ластящиеся к хозяину.

— Вот и хорошо! Вот и ладно! Теперь слушайте. Я, Анубис, Великий Судия, Тот, кто впереди страны Запада, Владыка Расетау, Стоящий впереди чертога богов, говорю вам и повелеваю: идите прочь! Возвращайтесь в Аментет. Слышали? Домой!

Монстры вновь заскулили. Но на этот раз радостно, возбужденно, словно получили кусок сладкого пирога. Побросав на пол оружие, они пали ниц перед своим повелителем, лобызая прах у его ног. Потом над каждым из распростертых тел вспыхнуло голубоватое свечение. Хлоп! Хлоп! Хлоп! Легкая дымка заволокла пол, а когда она через минуту рассеялась, ни одного из жутких созданий в храме не осталось.

— А-а-а! — раздался вдруг бешеный крик.

Мона, воспользовавшись тем, что внимание всех было отвлечено созерцанием предыдущей сцены, одним прыжком достигла Элизабет и, схватив ее за волосы, заставила девушку стать на колени. Бетси даже ничего не успела понять. Вырваться тоже не было никакой возможности. В хрупком на первый взгляд теле ее соперницы скрывалась невиданная сила.

— Еще шаг, и я убью ее! — брызжа слюной, взвизгнула обезумевшая египтянка.

В ее руке откуда-то взялся длинный острый кинжал, который она занесла над грудью Элизабет.

— Сделай же что-нибудь, blin! — заорал Бумба, дергая Анубиса за руку. — Что ты, v nature, столбом стоишь?

— Я бессилен. Она живая. А я властен лишь над мертвецами. Если ее разозлить, Бетси может не поздоровиться. Не видишь разве, эта баба уже не властна над своим разумом и чувствами.

Хентиаменти обратил морду к Ральфу. На какое-то; мгновение между ними пронеслась искра, как бы устанавливая незримый мост. Юноша вздрогнул и низко поклонился Песиголовцу.

— Реджедет, — произнес он негромко, делая шаг вперед. — Оставь ее в покое.

Разъяренная женщина дернулась всем телом и пристально вгляделась в парня.

— Как ты меня назвал? — удивилась она. — Впрочем, это не важно! Я всего лишь сделаю то, с чем не сумел справиться ты. Мягкотелый! А еще зовешься мужчиной! Кстати, дорогуша, — язвительно обратилась египтянка к своей жертве, — он ведь дважды пытался отправить тебя в пасть Аммы — Пожирательницы. Один раз спихнул в колодец в гробнице Сети, а второй раз должен был подсыпать тебе отраву. Но отчего-то так и не сделал этого. Что, понравилось барахтаться с тобой в постели?! Сука! Убью!

Бетси метнула на парня взгляд, полный презрения.

Ральф молча принял его. Потом решительно тряхнул головой.

— Реджедет, Великая Царская Невеста, узнаешь ли меня?!

В его голосе да и во всем облике появилось что-то величественное, царственное. Сквозь черты лица Ральфа стали проступать другие, незнакомые. Парень сделался до удивления похожим на портреты молодых владык Та-Кемета: Тутанхамона, Рамсесов. Это лицо, вспомнила Бетси, она видела в ту минуту, когда юноша вытащил ее из вод Священного озера в Карнакском храме.

Кинжал в руках египтянки вздрогнул. Она вновь с недоумением вгляделась в парня. Затем, узнав, вскрикнула и безвольно опустила руки.

— Ты узнала меня, Реджедет! — утвердительно кивнул Ральф.

Все присутствующие, наблюдая за этим странным поединком, безмолвствовали.

— Сенеб, царственный супруг мой, правогласный повелитель Та-Мери, Осирис-Шепсёскаф! Ты пришел за мной?

Юноша кивнул.

— Ты простил меня? Да? — с надеждой обратилась к нему женщина. — Ведь простил? Парень снова кивнул.

— Иду с тобой, муж мой! Владыка Расетау, прими мою последнюю жертву!

С этими словами она вонзила кинжал себе в грудь. Прямо под левый сосок. Туда, где бьется сердце.

С тихим стоном Мона медленно стала сползать по стене. Молодой человек подхватил ее на руки. Склонился к ее лицу и ласково потерся своим носом о нос девушки. Так некогда целовались древние египтяне.

Потом он согнулся в поясном поклоне перед Ануби-qom, а когда выпрямился, произошла странная вещь. Вместо одного Ральфа парней стало двое. Один безвольной куклой упал наземь, а второй, как бы сотканный из лунного света, прижимая к груди свою печальную ношу, шагнул в Темноту.

Мгновение, и его не стало. Словно и не было вовсе.

Миша и Бумба подскочили к Элизабет и помогли ей подняться. Девушка, словно окаменев, не сводила глаз с того места, где исчез призрачный молодой человек.

— Ничего не понимаю! — вдруг в сердцах топнула она ногой. — Ты можешь объяснить, что произошло? — обратилась она к Собакоголовому.

Тот кивнул.

— Эта история началась давно. Еще во времена строительства Великих Пирамид. Фараон Шепсескаф безумно любил свою жену Реджедет. Та, как казалось им обоим, тоже отвечала ему взаимностью. Но потом случилась беда, и царица предала своего супруга. После смерти Реджедет-Хенткавес ее душа Ка не нашла покоя в Аментете — Царстве мертвых. И бродила в потемках, снедаемая виной, пока свет не открылся ей. Как и мне. Но и душа Шепсескафа, ужаленная змеей предательства, также не могла упокоиться с миром на полях Иару. Она искала Реджедет, чтобы отомстить вероломной обманщице. Так и случилось, что Ка Хенткавес вошла в земную оболочку Моны, вытеснив и уничтожив собственную душу девушки, а Ка Шепсескафа, обнаружив предательницу, вошла в тело того, кто оказался поблизости с Моной-Хенткавес. К несчастью для этого бедного мальчика. — Он кивнул на тело Ральфа. — Хвала богам, что душа фараона сумела “мирно” ужиться с душой парня, а не стерла ее полностью и бесповоротно. Ральф порой и сам не осознавал, что делает.

— Его можно исцелить? — поинтересовался Миша.

— Несомненно, но на это уйдет много времени.

— А отчего Шепсескаф сразу не угрохал изменницу? — брякнул Бумба.

— Говорю же, что он очень любил свою ветреную супругу. Хотел сначала присмотреться, что у нее на уме. И когда увидел, что она полностью осознала свою вину и, буквально раздавленная ею, пытается хоть как-то исправить содеянное, решил помочь ей в поисках Бен-Бена. Хенткавес же так и не догадалась, что беспринципно используемый ею мальчишка-студент — это еще и муж ее, Шепсескаф. Она несколько раз приказывала Ральфу убить тебя, Бетси. Но ты что-то затронула в нем. Возможно, он даже и впрямь влюбился в тебя. А потом и

вовсе отказался от мести. И это странно. Как-то не в обычаях людей Та-Мери, для которых месть была священной. Тем более для неупокоенных душ. Вижу, что общение с вами вредно для нас, жителей Аментет. Ох и тяжело же управляться с этими мертвецами! — невесело пошутил Песиголовец. — Утомили они меня. Чувствую, задержался я в вашем мире. Еще немного — и домой не смогу добраться.

Перевел дух, утерев пот со лба. Потом зыркнул на Элизабет, скосил глаза на Ральфа, валяющегося на полу в бессознательном состоянии, дольше задержал взор на помосте, где нелюди Хенткавес собирались заняться мумификацией.

“Да! Да!” — беззвучно умоляла его девушка. И Песиголовец, словно услышав ее мольбу, нерешительно произнес:

— Поработать “по специальности” напоследок, что ли? Где там мой фартук?

Быстро, чтобы вдруг не передумал, Бетси подскочила к нему и подала кожаный фартук, подобранный ею с пола. Остался от одного из рассыпавшихся в прах “помощников” Моны.

Анубис облачился и стал тем, кем его и почитали в первую очередь древние египтяне: доктором, излечивающим тела и извлекающим души. Первооткрывателем обряда мумификации.

Нетвердой походкой Хентиаменти подошел к столу с инструментами, стоявшему рядом с возвышением, на котором покоилось тело профессора. Порывшись в груде металла, он извлек некий серпообразный предмет, изготовленный из блестящего металла: то ли из серебра, то ли из железа. Но не бронзовый, как все остальное. Прищурившись, посмотрел на вещицу и удовлетворенно кивнул.

Развернулся и склонился над телом Енски. Поднес серпик к устам покойного.

— Что он делает, blin?! — Бумба испуганно ткнул Элизабет локтем в бок. — Никак собрался потрошить нашего дока? Хочет из него мумию сделать, nа fig?

— Тише! — шикнула на него девушка. — Никакую не мумию. Он проводит обряд отверзания уст.

— Не понял, v nature?

— Заткнись, болван! — пискнул Миша. — Оживляет он его, оживляет!

Владыка Расетау затянул заунывную песнь. Разумеется, на древнеегипетском. Уже потом Бетси перевела приятелям смысл песнопений Пееиголовца.

Я поднимаюсь из Яйца в Скрытом мире.

Пусть будут даны мне уста, чтобы я мог говорить ими в присутствии великого бога, владыки инобытия.

Да не будут моя рука и мое плечо отвергнуты в присутствии владетельных князей любым из богов.

Я Осирис, владыка земли Ра.

Да буду я, Осирис, Алекс Енски, чье слово правдиво, иметь свою долю вместе с ним, кто есть наверху ступеней.

Не по согласию с желанием моего сердца я выступил с острова Несерсерт, и не сам я погасил огонь, но враги мои сделали это.

Люди в немом изумлении заметили, как по телу профессора пробежала судорога.

Почет тебе, о ты, владыка сияния, правитель храма, первенствующий в ночи и в густой тьме.

Я пришел к тебе. Я сияющий, я чист.

Мои руки простерты к тебе, ты имел много благ от моих предков.

Дай ты мне уста, дабы я мог говорить ими.

Я выведу мое сердце из пламени и тьмы ночи.

Профессор издал вздох и пошевелился.

Между тем Анубис в полном изнеможении прислонился к стене. Даже со стороны было видно, каких неимоверных усилий ему стоит проведение магических ритуалов. Хентиаменти повернул голову к Бетси и печально оскалился. Девушка увидела, что его миндалевидные, обычно желтые глаза налились кровью. Несколько капель густой темно-красной влаги выступило в уголках глаз.

Вот Песиголовец снова сделал шаг к постаменту с распростертым на нем телом. Необходимо было завершить начатое.

В руках Анубиса появилось золотое изображение Уджат — Ока Гора.

— А теперь чего будет? — обалдел Покровский.

— Он должен заставить душу профессора вернуться в тело и остаться в нем, — пояснила мисс МакДугал.

— Ni figa sebe!

Я есмь Бог-Лев, который выступает вперед длинными шагами. Я выстрелил стрелами, и я ранил мою добычу.

Собакоголовый поднес Уджат сначала ко рту, затем к глазам и ушам старого археолога, а потом возложил ему талисман на грудь, там, где должно биться сердце.

Я Око Гора, я пересекаю Око Гора в это время года. Я явился из владений. Даруй милость, чтобы Осирис Алекс Енски мог прийти с миром.

Профессор открыл глаза и громко чихнул.

— Тр-рубы Иер-рихонские! — прохрипел он. — Где это я нахожусь? Сплю, наверное.

Енски повернулся на бок и… захрапел. Друзья бросились к нему, но были остановлены предупреждающим жестом Анубиса.

— Не трогайте его. Пусть выспится. Ему полезно. Он проделал долгий, очень долгий путь.

Владыка Расетау умолк. Люди смотрели на существо из другого мира. Кто с удивлением, кто с благоговейным ужасом, кто с жалостью.

— Пора и мне собираться. Устал. Все эти битвы и ,обряды ужасно вымотали меня. Я лишился почти всей своей божественной Силы. Теперь вот снова копить придется, — вздохнул он. — Когда-то насобираю?.. Чтоб вот так, как теперь?.. Ладно, может, когда еще и свидимся. Для вас, конечно, лучше бы попозже. Он оскалился собственной шутке.

— Я выполнил твое желание, — обратился Песиголо-вец к Бетси. — Обещай мне и ты, что оставишь Бен-Бен здесь, в долине. Он не из вашего мира. И не для вас. Пусть им опекается Меретсегер. Кто знает, может быть, птица Бену еще вернется, чтобы унести Ка правописных фараонов на Запад. Обещаешь?

— Да! — глотая слезы, молвила девушка.

— Бумба, koresh! Спасибо тебе за все! За “Гиннесс”, за доброту, за заботу. Пусть сопутствует тебе удача в делах!

Мише он ничего не сказал, только кивнул. Беззлобно, по-приятельски.

— Сенеб! — Хентиаменти поднял руку в прощальном салюте.

— Сенеб! — хором откликнулись люди. Песиголовец растворился в темноте…

Эпилог

Огромная серебристая птица, сделав плавный круг над Долиной Фараонов, с трубным кличем стремительно воспарила ввысь…

Археологическая экспедиция возвращалась домой, в Великобританию.

Прошел месяц с памятных событий в Бибан эль-Му-люк. Все находки из гробницы Сети I были извлечены, тщательно сфотографированы, описаны и переданы представителям египетской Службы древностей. Теперь предстояла долгая и кропотливая работа по обработке и анализу этого уникального по своей значимости для мировой науки материала.

Египетская полиция провела блестящую операцию, в ходе которой выявила многих из тех, кто так или иначе был причастен к незаконной подпольной организации “Уджат”. Большинство из виновных было арестовано. Но не все. Операция затронула такие скрытые механизмы и таких людей, что майор… нет, уже полковник, рассказывая об этом Бетси, только многозначительно закатывал глаза вверх и вздыхал. Его перевели в Каир, поставив во главе одного из министерских департаментов. Так что честный слуга закона, в общем, был доволен.

Шейх Хусейн Абд эр-Махмуд, пришедший в аэропорт Луксора проводить новых друзей, тепло попрощался с Элизабет и профессором. Девушка попросила его присмотреть за Бен-Беном, и старый глава клана расхитителей гробниц дал ей в том торжественное обещание. Ни одна живая душа не потревожит священный камень.

Было и еще одно пожелание. Озвучил его, смущаясь и по-мальчишески краснея, старый археолог, и мисс МакДугал всем сердцем присоединилась к учителю. Прошено было, чтобы шейх или кто-нибудь из его многочисленных отпрысков хотя бы раз в месяц навещал святилище с Бен-Беном и клал хлеб, мясо и немного благовоний у подножия деревянного Анубиса, а также выливал в чашу бутылку-другую пива.

Они даже денег хотели оставить специально на эти нужды. Однако Хусейн наотрез отказался принять деньги. Он хоть и мусульманин, пояснил эр-Махмуд, однако корни его рода уходят в седую древность. Его предки служили стражниками в долине. К тому же он помнит, кому клан обязан находкой тайника в Эль-Бахри и удачным завершением дела о наказании убийц его внука. И вообще Анубис — один из самых любимых египтянами персонажей их древнего фольклора. Не поделиться с ним краюхой хлеба и стаканом пива — это просто смешно и недостойно настоящего сына Та-Мери — Мисра.

Ральф по-прежнему лежит в каирской больнице, находясь в глубокой коме. Сознание пока не вернулось к несчастному парню. Правда, врачи надеются на лучшее. Желания проведать его ни у Бетси, ни у профессора не возникало.

Больше всех были удовлетворены своей египетской поездкой Миша Гурфинкель и Бумба Покровский. Кроме нескольких ящиков с сувенирами, они увозили с собой на родину и кое-что поценнее.

Резонно рассудив, что народ Египта не обеднеет, если поделится хоть малой толикой сокровищ Сети с теми, кто их нашел и передал в дар этому самому народу, Миша отобрал для себя пару небольших вещичек. Так, “мелочь” на добрую память: несколько алебастровых скарабеев с вырезанным на них именем Менмаатра, две или три фигурки ушебти, пару колец. Все это он смешал с прочими сувенирами. Таможенник бросил лишь снисходительный взгляд на вывозимые вещицы. Его заинтересовало лишь то, что вес багажа превысил допустимую норму. Следовало доплатить. Цербер закона назвал первую взятую им с потолка сумму, большая часть которой, естественно, должна была осесть в его карманах. Гурфинкель с радостью заплатил, и они расстались, довольные друг другом.

— Вот лох! — потешался он над жадным арабом, потягивая из бокала холодное бургундское.

— V nature! — радостно заржал Бумба и приложился к содержимому своего стакана.

На радостях Миша заказал им билеты в первый класс, где можно было залиться дармовой выпивкой.

Что ж, они теперь могли себе это позволить. Как-никак стали состоятельными людьми.

Краем уха Бетси слышала разговоры своих партнеров, впрочем, не сильно в них вникая. Она улыбнулась. Хоть кто-то счастлив и доволен.

Девушка повернулась лицом к своему соседу по ряду Алексу Енски. Хотела что-то съязвить по поводу бдительности египетской таможни. Но профессор мирно сопел, укрывшись теплым пледом почти до самого носа. Ладно, пусть спит. Ему больше всех досталось в этой безумной поездке.

Енски во сне чему-то улыбнулся и заугугукал. Возможно, видел, как он возится со своими будущими внуками. За несколько дней до отъезда старый археолог получил телеграмму от Гора. Сын радостно сообщал, что недавнее обследование Джейн на УЗИ показало, что семейство Енски вскоре пополнится двойней, мальчиком и девочкой, и предложил отцу подумать над тем, как назвать новорожденных. “Элизабет и Анубис” — незамедлительно телеграфировал счастливый дед. Бетси представила себе реакцию молодой четы Енски, особенно Джейн. Насчет первого имени возражений скорее всего не последует. Но вот второе… Мало ей того, что мужа зовут Гор, так еще и сына наречь собачьей кличкой! Пожалуй, бури не миновать.

Посмотрела в иллюминатор. Бескрайние унылые пески Африки закончились. Серебристый лайнер пролетал уже над ультрамариновой гладью Средиземного моря.

Вот уже и дом близко.

Милый, милый дом. Как же, оказывается, она по нему соскучилась.

И даже по своему педантичному дворецкому Сэдрику с его несносно-неизменным:

— Ваша почта, миледи!

Харьков — Луксор — Каир — Таллинн, 2003

Оглавление

Глава первая . В ПУТЬ

Глава вторая . НЕОЖИДАННЫЕ ПОВОРОТЫ

Глава третья . УДЖАТ

Глава четвертая . НЕНАВИЖУ ЕГИПЕТ!

Глава пятая . КЛАН РАСХИТИТЕЛЕЙ ГРОБНИЦ

Глава шестая . СЮРПРИЗЫ НАЧИНАЮТСЯ

Глава седьмая . ГНЕВ ПТИЦЫ БЕНУ

Глава восьмая . ИЗДЕРЖКИ ПРОФЕССИИ

Глава девятая . НА ГРАНИ ФОЛА

Глава десятая . ТАНЕЦ ЖИВОТА

Глава одиннадцатая . РОЖДЕСТВЕНСКАЯ КУТЕРЬМА

Глава двенадцатая . ГРОМ СРЕДИ ЯСНОГО НЕБА

Глава тринадцатая . ПЕЧАЛЬ ВЕЛИКОГО ДОМА

Глава четырнадцатая . ЗМЕЯ

Глава пятнадцатая . БОЛЬ

Глава шестнадцатая . ЖИВЫЕ МЕРТВЕЦЫ

Глава семнадцатая . ОТВЕРЗАНИЕ УСТ

Эпилог