«Ясеневый турнир»

Ясеневый турнир (fb2) - Ясеневый турнир (Неуслышанные сказания - 1) 707K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Игорь Носовский

Игорь Носовский Ясеневый турнир

© Носовский И.В., 2015

* * *

Глава I

Заразительный детский смех заливисто разлетелся по внутреннему двору замка, что носил название Сизый Дол. Шестеро мальчишек, старшему из которых едва исполнилось семь лет, будто бы заправские фехтовальщики в самозабвенном порыве рубились на деревянных мечах. Перемазанные в осенней грязи, с порванными кальсонами, все в ссадинах и синяках, они уже битый час без устали играли в свою любимую игру под названием «мятеж Торвина Эмеля». Стук их деревянных орудий разносился по двору, заставляя задремавших ворон с тревогой взмывать в небо с околиц и карнизов. Под ногами шуршала солома, из окон кухни доносился запах тушеной оленины.

Один из мальчишек – худощавый, с голубыми глазами, каштановыми вьющимися волосами до плеч и раскрасневшимися щеками, бился храбро и яростно. На нём были отменные кожаные доспехи с металлическими вставками, позволить которые себе могли лишь дворяне из высшего сословия. Новые сапоги из прекрасно выделанной кабаньей кожи поблёскивали, натёртые жиром. Шестилетний виконт Альвер Эмельгем, наследный граф владетеля Тиринбора Эстора Эмельгема, в тот день был хорош в бою. Он браво уклонялся от атак сверстников, успевая контратаковать по всем правилам хаотичного боя, коим юнца обучал кастелян замка Дит Элторн.

Однако в тот день Альвер был не настолько хорош, чтобы выдержать натиск сразу двух противников. Рослые осанистые мальчуганы, проделав завидные для столь юных воинов кульбиты, свалили виконта с ног, заставив его вскрикнуть от нахлынувшего негодования и податься назад. Деревянный меч отлетел в сторону, а в ягодицах что-то резко кольнуло. До завершения боя оставались считанные мгновения, ведь достаточно было приставить клинок к горлу, а дальше решение зависело от проигравшего – признать поражение и быть пленённым, либо умереть смертью храбрых и выбыть на целый день из всех оставшихся сражений, коих ещё предстояло великое множество. Для человека чести, каким себя считал юный Альвер, было неприемлемо сдаваться, и поэтому он уже решил для себя, что в этом бою он падёт, как настоящий храбрец.

Старый конюх затаил дыхание, глядя, как к виконту Эмельгему сразу с двух сторон подкрадываются недруги, стараясь одержать победу. Всё же ни одному из атакующих не удалось завершить начатое до конца. Совершенно внезапно, когда до готового принять свою участь Альвера оставалось несколько шагов, откуда ни возьмись появился ещё один участник игры. Бледный, худой мальчик в изношенных платьях, с взъерошенными волосами и палкой вместо меча в руках появился в самой гуще развернувшейся баталии. Он оказался перед одним из атакующих и так стремительно принялся колотить его своей палкой, что тот, кто ещё миг назад был в предвкушении победы, бросил оружие и пустился наутек. Покончив с первым, лохматый бросил свой взор на следующего врага, смерив его презрительным взглядом голубых грустных глаз. Преимущество в этой битве было явно не на стороне неведомо откуда взявшегося бледного мальчика, ведь у противника его были хоть и детские, но вполне настоящие доспехи, весьма прилично выпиленный меч и даже небольшой круглый щит. Однако упомянутая экипировка так и не сыграла решающую роль в сражении. Лохматый зарычал, будто бешеный пёс, и бросился на своего врага. Он нанёс три или четыре резких удара, едва парированных ошеломлённым воином, которому приходилось пятиться под натиском. Пятый удар лишил противника оружия, шестой оставил его без щита.

– Сдаюсь! – прокричал безоружный, но слова эти, казалось, не дошли до разъярённого мальчишки с палкой. Он сделал выпад, нанеся удар своему противнику по шее. Не успел тот вскрикнуть от боли, а лохматый уже бил его по ребрам и по рукам с какой-то неистовой яростью.

– Я сдаюсь! – кричал проигравший, прикрываясь настолько, насколько это было возможно. – Сдаюсь!

Альвер Эмельгем, поднявшись на ноги уже вовсю хохотал, глядя как избивают того, кто едва не победил его в битве. Рядом с ним заливался Питие Вольт, сын пастуха, который в сражении выступал на стороне маленького виконта.

– Ну, это уже слишком! – раздался резко приближающийся бас, и хохот тут же стих, ибо Альвер Эмельгем, пускай и был знатного роду, но уважение к старшим, привитое ему отцом, всё же было неотъемлемой частью его характера. Мальчик замолчал, а вместе с ним перестал смеяться и сын пастуха, во всём подражавший своему другу.

К играющим быстрым шагом приблизился барон Турин Эмельгем, дядя Альвера по прозвищу Бык. Он и вправду был похож на быка – крупный, с широкими плечами, пышными чёрными усами, кудрявыми волосами и огромными ручищами. На груди у него красовался фамильный герб дома Эмельгем – три ели на фоне восходящего солнца. Дядя Турин, вероятно, только вернувшийся из поездки, уставший, с запылившимися сапогами и в измятом оливковом камзоле, обратился к лохматому.

– Арвин, прекрати!

Однако мальчишка как будто не слышал приказа барона и всё с тем же безумным упорством продолжал атаковать своего противника. Турин Эмельгем буркнул что-то ругательное себе под усы, схватил лохматого за ворот и оторвал от земли, будто бы это был какой-то кот. Арвин было замахнулся на барона, но Бык одним ловким движением вырвал из рук мальчишки палку и небрежно отбросил её прочь. Но и это не остановило его ретивости. Лохматый, брыкаясь и крутя головой, схватился за запястье барона и, подтянувшись, укусил его за руку. Турин Эмельгем вскрикнул, и рука его разжалась, открывая Арвину путь к отступлению. Пары мгновений хватило лохматому, чтобы скрыться из виду под всхлипывание побитого им соперника и бранные крики барона Эмельгема.

Виконт Альвер Эмельгем и пастуший сын Питис Вольт едва сдерживались, чтобы не расхохотаться вновь, но грозный взгляд барона заставил их умерить мальчишескую беспечность. Дядя Турин взмахнул рукой, которая уже стала алой от крови, и проговорил сквозь зубы:

– Совсем озверел, дикарь. Пора его уже к псарям отдать, негоже где попало шататься. Стыд и позор на голову моего брата, стыд и позор!

Он воздел руки к небу, как бы прося у Единого сил, а затем снова обратил свой взор на маленького виконта.

– А вам как не стыдно, ваше благородие! На ваших глазах оборванец избивает дворянина, а что же вы? Заливаетесь смехом да подтруниваете над ним? Доколе всё это продолжаться будет? Пора мне уже серьёзно поговорить с вашим папенькой, дабы он убрал своего бастарда подальше от двора.

– Арвин мой брат! – сделав шаг вперёд, проговорил Альвер. Брюн Эрнитор, мальчишка, которому досталось от лохматого, постанывал, держась то за голову, то за левую руку. – Почему отец должен отсылать его?

– Он побочный сын графа Эмельгема и какой-то кухарки, позорящий его честь и изо дня в день напоминающий ему о той поре, когда похоть взяла верх над здравым смыслом, – сурово проговорил дядя, нагнувшись поближе к племяннику и на виконта пахнуло кислым вином и вяленым мясом. – Брат тебе он лишь наполовину, Альвер.

– Пускай наполовину, – настаивал маленький дворянин. – Он умрёт за меня, если надо! Он так и сказал мне на прошлой неделе. Порезал ладонь и поклялся, что отдаст за меня жизнь.

Турин Эмельгем улыбнулся.

– Запомни одно, Альвер, – сказал Бык, – мы все отдадим за тебя жизнь. И я, и твой отец, и каждый из этих мальчишек. Ты – наследник дома Эмельгем, будущий граф Тиринборский. Тебе владеть Эшторном, управлять своими землями и наделами. Сейчас Арвин говорит, что отдаст за тебя всё, но он такой же юный и не видавший жизни мальчишка, как и ты. Чем старше мы становимся, тем большую ценность приобретает наша собственная жизнь, потому что мы влюбляемся в неё, понимаем её и открываем для себя что-то новое. Никогда не верь клятвам, но и не забывай их.

– Так вы не будете отсылать моего брата? – пропустив половину сказанного мимо ушей, спросил маленький виконт, покручивая в руке свой меч.

– Это решит граф Эстор, – правдиво ответил дядя Турин, заложив большие пальцы за широкий кожаный пояс, на котором виднелся его охотничий кинжал. – Пока же мне нужно повидаться с твоим отцом, Альвер. Я сделал семь лиг, загнав своего Брюзгу почти до смерти.

Маленький виконт невольно обернулся, глядя как конюх стреножит дядину лошадь. Брюзга был под стать своему хозяину – крупный, но с дурным нравом, однако выносливостью этот конь славился среди знати Тиринбора.

– Заячья тропа не самое лучшее место для путешествий в середине осени, – продолжил Бык, призадумавшись о чём-то на мгновение. Затем он снова посмотрел на Альвера, потрепал его своей огромной ладонью за волосы и отправился в замок.

Турин Эмельгем неспешно переваливался с одной ноги на другую, слушая как приятно хрустят его сапоги при каждом шаге. Он оглядел внутренний двор замка Сизый Дол, по которому уже успел порядком соскучиться. Дети снова сошлись в бою и снова разлетелся по замку стук деревянных орудий, вдохновлённые выкрики и карканье недовольных ворон. Подходил к концу десятый день месяца Лунопада, разделявшего осень на две половины. Луна по ночам светила особенно ярко, как будто становясь ближе и всякий, кто имел возможность лицезреть её в столь интимной фазе, несомненно впечатлялся на весь следующий день. Ветры уже изредка бывали достаточно прохладными, а листва на деревьях сплошь и рядом теперь окрасилась в жёлтый цвет.

Барон Турин Эмельгем вошёл под своды родового замка своего брата, оказавшись в просторном тёмном холле. Здесь было тихо и сыро, лишь изредка на стенах поигрывал огонёк в факелах. Пахло собаками, коими всегда полнились дома местной знати, любителей охоты. Чучела лосей, волков и кабанов укоризненно таращились своими глазами-бусинками на всех проходящих по коридору. Замок Сизый Дол был небольшим, однако имел богатую историю, будучи выстроенным, как резиденция первых князей из дома Легилль. Позже, когда Тиринбор был пожалован графу по фамилии Брусторс, в 996 году Эпохи Единения, Сизый Дол стал вотчиной новоиспечённого дворянского дома. Однако всё меняется, и вот уже во втором поколении Сизым Долом владел род Эмельгем, основатель которого, Торвин «Бравый», сверг Кровавого Графа и провозгласил себя владетелем Тиринбора. Сын Торвина – Эстор по прозвищу Миролюбец, учтиво и дальновидно правил своими землями.

Турин Эмельгем миновал основной коридор замка, попав к развилке, которая предлагала посетителям пути к Праздной Зале, где обыкновенно знать Тиринбора отмечала значимые события, к помещениям для черни (кухня, спальни, оружейная, подвалы), к курильням и винным комнатам, а также на второй этаж замка, который целиком принадлежал дому Эмельгем. Туда-то и отправился барон Турин, легко, будто шестнадцатилетний юнец, взбираясь по крутой каменной лестнице. По пути ему встретился кастелян замка Дит Элторн, верный служака дома Эмельгем, сбитый воин, послушный, словно пёс, выносливый, как вол, и глуповатый, будто осёл. Облачённый в кожаные доспехи, с мечом у пояса, кастелян худого роду поклонился барону со всей учтивостью. Он был невысок, с короткими побелевшими волосами и глубокой морщиной на лбу. Солдат, некогда служивший в армии Торвина Эмельгема, нынешний кастелян был старше барона Турина на двадцать лет, однако силы его покидать как будто не собирались, а со своими обязанностями по содержанию Сизого Дола он справлялся просто блестяще.

– Ваше благородие, – прозвучал хриплый голос кастеляна, и обветренное, закалённое жизнью лицо просветлело на миг. – Рад, что вы вернулись в Еловый Бор.

– Здравствуй, Дит, – устало ответил Турин Эмельгем. – От графа?

Кастелян коротко кивнул.

– Его высокородие принимает у себя настоятеля Готтона.

Барон, ничего не ответив, продолжил свой путь по лестнице. Миновав два пролёта и повстречавшись с виночерпием, звонарём и двумя гувернантками графини Эмельгем, барон наконец добрался до кабинета своего брата. Трижды постучав в дверь, он вошёл под своды комнаты, где граф коротал почти всё своё свободное время. Кабинет был просторным, с высокими потолками, большими зашторенными окнами, выходящими на внутренний двор Сизого Дола. Вдоль стен стояли шкафы с книгами по философии, государственному управлению, религии, охотоведению, ботанике и путешествиям. Чучел животных здесь не было, так как граф (будучи, пожалуй, единственным мужчиной в Тиринборе) был весьма посредственным охотником. За массивным еловым столом в сумраке восседал граф Эстор Эмельгем, владетель Тиринбора, хранитель вотчины Сизый Дол, глава Елового Бора. Ему не было и пятидесяти, однако плечи этого властного человека опустились, лицо иссохло, а волос на голове практически не осталось. Граф никогда не носил бороды, зато на глазах его поблёскивали окуляры. Он был очень худ, молчалив и не охоч до общения. Учёному по призванию, графу Эстору не посчастливилось родиться от Торвина Эмельгема, зачинщика мятежа против политики Кровавого Графа и лучшего воина своего времени. Владетель Тиринбора собирался всю свою жизнь посвятить книгам, молитвам и написанию истории княжества Эшторн. Однако мечты его рухнули, когда худородный Торвин Эмель уничтожил знатную фамилию Брусторс и провозгласил себя графом Тиринбора. Вся тяжесть бремени и страдания от несчастливой судьбы теперь была видна в его усталых глазах. Облачён был граф Эмельгем в свою любимую мантию учёного, носить которую он мог только в стенах своего замка. В те же времена, когда требовалось присутствие на званых вечерах, охоте, в суде или же приходилось покидать Еловый Бор, владетель Тиринбора облачался в свой кожаный камзол оливковых цветов с гербом дома Эмельгем.

В кресле подле стола графа восседал настоятель Лионест Готтон, глава Тиринборской церкви, личный исповедник Эстора Эмельгема, а также один из его первых советников. Толстощёкий священник с рыжей бородкой на лице, белоснежной кожей и пухлыми пятнистыми руками лишь одним взглядом своих маленьких карих глаз поприветствовал вошедшего барона. Ему было пятьдесят три года, сорок пять из которых Аионест Готтон отдал церкви. Белая роба настоятеля, увешанная всевозможными серебряными символами, бросалась в глаза в этом мрачном месте.

Барон Турин Эмельгем, сделав три широких шага, приблизился к брату и попытался обнять его, однако граф пренебрежительно отвернулся и приказал усаживаться. Он был скуп до эмоций и слишком стар для своих лет. Тем, кто знал графа всю жизнь, всегда казалось, что он стал стариком, будучи ещё мальчишкой.

– Вина, – усаживаясь в кресло, проговорил Турин Эмельгем, и виночерпий, который всё это время тихо прятался в тёмном углу, поднёс графин и наполнил кубок барона до верха. Барон отпил до половины, утёр усы тыльной стороной ладони и обратился к графу. – Ваш побочный сын разлагает дисциплину среди порядочной молодёжи. Не успел я вернуться в Еловый Бор, а Арвин уже умудрился поколотить Гидена Тандерби и моего пажа – Брюна Эрнитора. Вы ведь знаете, что внук барона Тандерби находится здесь под вашим личным покровительством…

– Знаю, брат, – устало произнёс Эстор Эмельгем и вздохнул, поглядывая на настоятеля Готтона. – но если мой сын смог с одной палкой побить двух вооруженных дворян, кто из них будет лучшим защитником наших земель?

Священник медленно засмеялся, издавая урчащие звуки, подобно квакающей жабе.

– Он – бастард, – метнув на настоятеля грозный взгляд, проговорил Бык. – Если чернь смеет поднять руку на дворянина, эту руку следует отсечь.

– В этом бастарде течёт моя кровь, – глядя на брата исподлобья, ответил граф, – и он находится под моей протекцией, ничуть не уступая в этом Гидену Тандерби или любому другому дворянском отпрыску. Если закон не позволяет давать титул побочным отпрыскам, пускай все знают, что я отношусь к нему так же, как и к родному сыну.

– В таком случае следует заняться его воспитанием, – настаивал Турин Эмельгем. – Негоже колотить своих сверстников почём зря.

– Тебе не кажется, что этот бастард – единственное светлое пятно в нашем мрачном уголке? – щурясь, спросил Эстор Эмельгем.

– Забудем о нём, – махнув рукой, проговорил барон и допил вино одним глотком. Он знал, что спорить с братом насчёт Арвина было бесполезно. Старик был слишком привязан к своей любовнице, от которой родился ублюдок. – У нас есть куда более важные дела. Однако я рекомендую тебе отдать этого хулигана на воспитание псарям, пока не стало слишком поздно.

Эстор Эмельгем немного подумал, но отвечать не решился.

– Поведай о своём визите в Ясеневый Город, – сложив руки у подбородка, сказал граф.

– Как поживает столица нашего княжества? – вставил настоятель Готтон, однако его слова Турин Эмельгем пропустил мимо ушей.

– Жители Ясеневого Города тяжело переживают потерю князя Брустора Легилля, – начал говорить барон. – Много незавершённых дел он оставил, отдав душу Единому раньше срока. Теперь Эшторном правит его старший сын – Онор. Это неуклюжий повеса, который тратит по стоуну золота в день, пьёт ночами с дураками и шлюхами, а до дел княжества и вовсе не касается. Вокруг него уже начали собираться сомнительные личности, доверять управление нашими землями которым ни в коем случае нельзя. Герцог Филтон Аегилль, младший брат Онора, возглавляющий регулярную армию Эшторна, наша единственная надежда.

– Филтон Аегилль лишь герцог и командующий регулярной армией, – перебил барона Эстор Эмельгем. – Он не имеет ни малейшего права на владение Эшторном. Каким бы ни был Онор Аегилль, нам следует принимать его таким, какой он есть. Мы все знали, что после смерти Брустора будет именно так, и теперь нам остаётся только присягнуть новому князю и жить под его защитой и властью.

– Послушай, брат, – кашлянув, проговорил Бык, боясь, как будто его могут услышать посторонние. Аионест Готтон навострил уши, но граф остался всё так же равнодушен с виду. – В Ясеневый Город прибыли все три графа Эшторна, не считая тебя. Бротт Бертиран, Виллиан Дортур и Аори Таэрон были весьма раздосадованы, что владетель самого большого графства в Эшторне не сумел явиться в столицу, чтобы выказать своё почтение новому князю.

– И ты…

– И я, конечно же, битый час рассказывал им про ту мигрень, что одолевает тебя вот уже вторую неделю, – развёл руками Турин Эмельгем. – Каждый из трёх графов успел пообщаться с Филтоном Аегиллем, однако ни одному так и не довелось повидаться с князем. Он даже не почтил их визитом! Какой позор!

– Как же он мог почтить их визитом, если ты сам говорил мне, что князь Онор всё время пьёт с дураками и шлюхами? – пожал плечами граф Тиринборский. – К кому из них ты относишь графов?

Бык скрипнул зубами, но пропустил колкость мимо ушей.

– Не стоит относиться к делам княжества слишком легкомысленно, – укоризненно пробурчал барон. – Даже самым далёким крестьянам понятно, что князь Онор Аегилль приведёт Эшторн к упадку.

– На всё воля Единого, – равнодушно пропел Эстор Эмельгем.

– Графы ждут только команды, – тихо проговорил Бык. – Они ждут только знака от нас, и армии двинутся на Ясеневый Город. Мы свергнем жирного князя и поставим на его место Филтона Аегилля – единственного достойного владетеля Эшторна.

– Попахивает мятежом, братец, – покачал головой Эстор Эмельгем. – Если графам не терпится обнажить мечи, пускай они идут хоть на Новый Дунгмар. Я – живу в соответствии с законами Единого и законами нашего княжества. Идти на открытый мятеж – не лучшая политика. Поверь моему опыту и знаниям.

– Твой опыт – это книжки и светские беседы с церковниками, – сжав кулаки, проговорил Турин Эмельгем. – Жизнь проходит, но она здесь, а не на страницах твоих книг. Ты совсем потерял связь с реальностью, Эстор, и я уже не знаю, что сможет вернуть тебя.

Граф Тиринбора медленно поднялся со своего места, оказавшись довольно высоким. Он тяжело, по-старчески вздохнул, как бы сбрасывая с плеч всю тяжесть своего бремени и неспешно подошёл к окну, раздвинув бархатные пыльные шторы. Кабинет наполнился светом, и настоятелю Готтону, сидевшему напротив окна, пришлось зажмуриться.

– Посмотри в окно, брат, – спокойно сказал граф, – что ты видишь?

Турин Эмельгем скривился и нехотя ответил:

– Дети играют во дворе, конюх чистит лошадь, псарь кормит собак, кухарки готовят жаркое. Всё, как обычно, брат. К чему эти отвлечённые беседы?

– Одним словом – это мир, – заключил Эстор. – Всё, что ты видишь вокруг, – радостные детские возгласы, попойки в трактирах, стук топоров в Тихолесье, байки охотников – всё это возможно только в мирное время. Разве тебе мало тех времен, которые принёс в наши земли отец?

Разве тебе мало кровавых битв, предательств и жертв? Ты хочешь всего этого только потому, что Эшторном теперь правит толстый повеса, который дорвался до бочки с вином?

Турин Эмельгем задумался, поигрывая желваками.

– Онор Аегилль ещё совсем молод, – заключил граф, – и вся его спесь рано или поздно пройдёт. Когда он насытится вином и шлюхами, настанет время править своими землями по-настоящему. Будет он хорошим князем или плохим, я не могу сказать. Но одно я знаю точно – мятежом проблемы не решаются. Графы не дождутся от меня ни единого меча, и это моё последнее слово.

– Последний мятеж в Тиринборе отнял у нас законного владетеля Удела Топей, – пробубнил Бык. – Ты отказался подавлять восстание, и дом Нормар перестал существовать. Теперь Уделом Топей правят сомнительные виконты, у которых нет сюзерена.

– Я послал своего гонца в Дорхем, чтобы найти там младшего сына барона Нормара. Говорят, что он обучается там грамоте. Мы восстановим равновесие, как только этот юноша найдётся, – Эстор Эмельгем впился взглядом в негодующего брата. – У тебя ко мне всё?

– Есть ещё кое-что, – с виной в голосе проговорил Турин Эмельгем, и граф кивнул, давая ему слово. – Князь Онор Аегилль провозгласил турнир в честь своего становления. Он состоится в первый день Преддверия и будет проходить четыре дня. Говорят, что это будет самый масштабный турнир за последние сто лет, со времён знаменитой бойни в Дорхеме.

– Я очень рад, если это так, – равнодушно ответил Эстор Эмельгем. – Вам нужен кандидат?

– Один представитель графского дома и один представитель черни, – сказал барон. – Согласно регламенту из Ясеневого Города.

– Что ж, – почёсывая подбородок, медленно протянул владетель Тиринбора. – Представлять дом Эмельгем я доверю тебе, братец, что же касается воина из черни, то с тобой в столицу поедет кастелян Элторн. Все мои вассалы будут вправе решить сами, кого им отправлять на турнир из уделов.

Такое решение привело Турина Эмельгема в замешательство.

– Ваше высокородие, – с толикой дрожи в голосе проговорил барон. – Князь Онор Аегилль созывает воинов на турнир, где в ход будут пущены заточенные мечи и настоящие булавы. Разумно ли с вашей стороны отправлять на бойню родного брата и второго человека в графстве?

– Неужели тебя пугает схватка с каким-нибудь виконтом? – улыбнулся граф Эмельгем, и барон знал – улыбка эта не что иное, как выверенная годами игривая маска. – Ведь ещё совсем недавно ты хотел идти в бой против законного владетеля Эшторна и твоего сюзерена, а теперь ты позоришь моё имя, отказываясь быть представителем дома Эмельгем на одном из самых громких турниров за последние годы…

– Я буду биться за вашу честь по одному только зову, – склоняя голову, проговорил барон.

– Тогда наберись храбрости и услышь этот зов, брат, – вздохнув, сказал Эстор Эмельгем. – Ты отправишься в столицу и будешь отстаивать честь дома Эмельгем. Такова моя воля.

– Да будет так, – вздохнув, ответил барон. – Однако я сомневаюсь, что Дит Элторн будет способен одержать победу в схватках простолюдинов. Он уже давно не молод, и можно было бы подумать о более подходящей кандидатуре.

– Он старше меня, но я не позавидую тому воину, которому придётся биться с нашим кастеляном, – серьёзно проговорил граф, ставя точку в диспуте. – Если у нас иссякли взаимные вопросы, то прошу вас обоих: ступайте и дайте мне побыть наедине с собой.

Эстор Эмельгем вернулся к столу и опустил голову, погружаясь в чтение Молитвослова. Настоятель Готтон и барон Эмельгем тихо покинули графский кабинет.

Глава II

Турнир, провозглашённый в честь становления у власти молодого князя Онора Аегилля, был назначен на первый день месяца Преддверия. В честь праздника в город съезжались лучшие воины со всех уголков Эндердаля. Прибывали знатные дворяне из Альдерфора, служивые офицеры из Дорхема, гвардейцы из Глэндэля. Улицы заполнялись вооружёнными латниками, трактиры полнились пьяными гуляками, бордели приносили безумную прибыль своим содержателям. На углах монахи проповедовали веру в Единого, тут же противники новой княжеской политики выкрикивали бранные лозунги, а рядом с ними вились воришки и мошенники, кошельки у которых в такие времена разбухали до неприличия.

Среди всей этой суеты, бесконечных ярмарок и гуляний труднее всего приходилось городским гвардейцам. Именно на их долю выпадали самые ответственные задачи, как то охранение порядка и пресечение преступлений. Облачённые в тяжёлые стальные латы с гербом дома Аегилль на груди, они патрулировали улицы Ясеневого Города, готовые в любой момент противостоять возникшим неприятностям. На спинах у них развевались короткие оранжевые плащи, а лица этих бесстрашных воинов были похожи на каменные изваяния, застывшие в отрешённом безразличии.

Главную улицу города имени Рутоса Легилля, которая пронизывала столицу с северо-запада на юго-восток, патрулировал первый гвардеец вместе со своими солдатами. Капитан Адри Аострикс, виконт по титулу, был ответственным за самые оживлённые кварталы Ясеневого Города, и уже с первыми лучами солнца он неустанно нёс свою службу. Высоченный крупный мужчина лет сорока, с широкими плечами, самым обыкновенным лицом и шрамом на шее был верным соратником умершего князя Брустора. Остался он верен и новому владетелю Эшторна – Онору Аегиллю. Он беспрекословно исполнял приказы своего непосредственного начальника – Филтона Аегилля, командующего регулярной армией княжества, в структуру которой и входила городская гвардия. В рядах самой гвардии всё чаще ходили слухи о безумстве нового князя, каждый день появлялись новости об очередной выходке Онора Аегилля, и десятки недовольных служащих всё чаще высказывались о том, каким бы хорошим князем был герцог Филтон. Однако в число таковых не входил капитан Аострикс, ибо он был предан дому Аегилль, будто верный пёс своему старому хозяину, а закон был на стороне старшего брата.

Первый гвардеец славился своими боевыми навыками, ведь считалось, что нет в городской гвардии человека, способного побить его. Как говаривал сам Адри Аострикс: «Ежели появится среди моих ребят тот, кто победит меня в бою, быть ему первым гвардейцем вместо меня».

Так и повелось, что во всяческих турнирах и состязаниях от городской гвардии всегда участвовал именно капитан Лострикс.

Пятнадцатого дня Лунопада, когда до турнира в честь становления Онора Аегилля во главе княжества Эшторнского оставалось семь дней, Адри Лострикс вместе с тремя солдатами из гвардии патрулировал улицу имени Рутоса Аегилля. Гружённые вином и сыром повозки сновали туда-обратно, пьяные монахи распевали песни, торговцы зазывали клиентов заманчивыми предложениями. Широкая улица, покрытая жёлтой брусчаткой, была в тот день переполнена. Повсюду были развёрнуты шатры, факиры выдыхали пламя, карлики жонглировали ежами, менестрели на каждом углу распевали знакомые мотивы. Все эти веселья проходили на фоне общественного упадка, ибо никакие празднества не способны были заглушить боль, которую испытывали жители Ясеневого Города в связи с кончиной любимого князя – Брустора Аегилля.

– Будь проклят жирный князь! – кричал какой-то худой мужчина в лохмотьях, и его тут же поддержали ещё трое крестьян. – Скоро он начнёт есть наших детей! Мы хотим, чтобы Филтон Аегилль правил этими землями.

– Да! – в один голос выкрикнули ещё пятеро подоспевших простолюдинов.

– Он плодит бастардов от каждой шлюхи в городе! – продолжал вопить заводила. – Он опустошает казну!

– Долой жирного князя! – послышалось с противоположного конца улицы.

В этот самый момент мимо проходили городские гвардейцы во главе с капитаном Аостриксом. Они остановились напротив кричащего, и первый гвардеец обратился к нему.

– Идите домой, господин! Не заставляйте нас применять силу.

– Да что ты можешь, мерзкий прихвостень! – скривившись, выкрикнул мужчина. – Кому ты служишь? Жирному распутнику или герцогу Филтону?

– Я служу дому Легилль и народу Эшторна, – спокойно ответил Адри Аострикс, – и я не позволю оскорблять нашего законного князя.

Виконт обнажил меч, брякнув сталью. Гвардейцы последовали его примеру и устремились в сторону заводилы.

– Произвол! – кричал мужчина, пятясь назад. – Люди! Не позволяйте прихвостням жирного князя творить произвол!

Адри Аострикс настиг уже пустившегося наутёк мужчину, однако путь ему преградил здоровенный кузнец в испачканном сажей фартуке и с огромным молотом в руках.

– Лучше иди работать, – опуская забрало на шлеме, проговорил первый гвардеец, делая шаг вперёд. – Я не хочу крови, но видит Единый, пролью её, если потребуется.

Позади послышался скрежет стали. Это камни полетели в гвардейцев, вминая стальные латы. Один из рядовых повалился наземь, и его тут же обступила взбешённая чернь с мотыгами и вилами. Второй солдат, оценив обстановку, припустил прочь, ибо люди стягивались к месту завязавшейся потасовки каждое мгновение. Третий гвардеец, молодой Миртэл Тольберт, восемнадцати лет, ринулся в толпу, чтобы освободить своего товарища от набросившихся крестьян. В это время молот кузнеца обрушился на отвлекшегося капитана гвардии. В голове брякнуло, вокруг всё потемнело, и голубое небо закружилось с невероятной скоростью. Адри Аострикс, лучший воин городской гвардии, лежал на спине, закованный в тяжёлые латы с вмятиной на задней части шлема, и истекал кровью.

Улица теперь была полностью перекрыта, всякое движение остановилось. Торговцы спешно собирали свои лавки, извозчики гнали лошадей прочь. Взбунтовавшиеся крестьяне закидывали камнями лежащих гвардейцев, и лишь один молодой рядовой Миртэл Тольберт с неистовой сноровкой отбивался от наступающих простолюдинов. На нём были добротные латы, доставшиеся юному воину от усопшего отца, который посвятил всю свою жизнь службе в гвардии. Меч его, пускай и не такой острый, как у капитана, надежно отражал выпады кольев и вил, коими орудовали смерды. Со всех сторон в гвардейца летели камни, бранные возгласы слышались тут и там.

– Кого вы защищаете? – доносилось слева. – Народ или жирного распутника?

– Убери меч, гвардеец, и ты не умрёшь сегодня! – кричали наиболее смелые.

Но убрать оружие как раз таки означало отдать себя на растерзание бешеной толпе, ибо только это блестящее полотно стали отделяло Миртэла Тольберта от смерти.

Гвардеец услышал шаги, доносящиеся сзади, резко развернулся на пятках и ударил мечом вслепую. Послышался визг и только потом солдат увидел перед собой крестьянина в лохмотьях, который с ужасом в глазах держался за правую руку. На земле отрубленная кисть сжимала топор. Миртэл Тольберт устремился к едва дышащему капитану Лостриксу, которого лесорубы уже успели поднять и несли в сторону сточной канавы, чтобы утопить. Он в одно мгновение настиг восьмерых смельчаков и рубанул резким ударом последнего по ноге. Брызнула кровь, раздался вопль, и бессознательное тело первого гвардейца с искрами рухнуло на брусчатку. Миртэл Тольберт сделал выпад, столь ловкий, что один из лесорубов не успев отступить, получил сталь в живот. Остальные шестеро смельчаков со страхом пятились назад, недоверчиво поглядывая на оборвавшего процессию гвардейца.

– Всем разойтись! – кричал Миртэл Тольберт. – Сейчас же приказываю всем разойтись, и вам простят все преступления против действующей власти!

Но слова возымели эффект лишь на пару мгновений. Совсем скоро обезумевшая толпа снова ринулась на гвардейца. Ненависть туманила разум, и теперь всем было плевать на меч в руках Миртэла Тольберта. Сам же солдат, закрыв путь к лежащему Адри Аостриксу, приготовился к глухой обороне. Но когда до столкновения с толпой оставалось не больше трёх футов, в воздухе раздался звук горна. Послышался топот копыт, властные выкрики с призывами разойтись, и это, казалось, повлияло на взбесившуюся толпу. Кавалерия, появившаяся на улице Рутоса Легилля, предпочитала не церемониться с особо ретивыми бунтарями. В ход шли арбалеты, мечи и копья. Семь или восемь крестьян пали замертво в первые мгновения, ещё трое получили удары в спину, а кузнец, который успел ударить капитана Аострикса по голове, сам лишился головы за излишнюю прыть. Горн не переставал гудеть, но толпа уже почти стихла. Многие пустились в бегство, некоторых удалось схватить для дальнейшего суда. Отряд конных воинов замкнул улицу со всех сторон, обступив гвардейцев. Возглавлявший кавалерию Ясеневого Города капитан Эльин Свильт выехал вперёд на кауром жеребце эйнденской породы, облачённом в латы. Кавалер в тёмном мундире с оранжевыми эполетами, сурово смерил взглядом дрожащих от страха простолюдинов, оценивая обстановку. Он был молод и свеж, с русыми короткими волосами и офицерской осанкой. Эльин Свильт считался правой рукой герцога Филтона Аегилля, ибо дом Свильт вот уже пять поколений служил дому Аегилль, но не являлся при этом дворянским. Кавалер бросил взгляд на лежащего в крови капитана Лострикса, а затем перевел взор на Миртэла Тольберта.

– Твоё имя, солдат, – проговорил он голосом спасителя, каковым гвардеец и считал его в ту минуту.

– Миртэл Тольберт, рядовой городской гвардии, – поднимая забрало, ответил тот и поклонился.

– Ты хороший воин, храбрый и преданный, – проговорил Эльин Свильт. – Я горд, что у капитана Лострикса служат такие, как ты.

Миртэл Тольберт кивнул и хотел было поблагодарить капитана за спасение, но тот уже развернул коня. Кавалер быстро раздавал своим людям приказы. Первым делом подхватили двух раненых гвардейцев, чтобы переправить их в лазарет. Разогнали оставшихся людей, часть из которых увёл конвой. Навели порядок, восстановив движение и установив снесённые толпой торговые шатры. Через пару часов на месте потасовки не было и следа от той кровавой бойни, которая здесь возникла.

Рядовой Миртэл Тольберт отправился в казармы, дабы передать свой пост другим гвардейцам, а также поведать товарищам о том происшествии, которое выпало на его долю. Он не знал, жив ли капитан Аострикс, и по-настоящему переживал за своего командира, ведь именно благодаря ему Миртэл Тольберт занял место в престижной городской гвардии. Юноша шёл по улицам Ясеневого Города, совершенно забыв вытереть с меча кровь. Закованный в латы гвардеец с окровавленным мечом, да ещё и в одиночестве, представлял собой весьма любопытное зрелище для прохожих. Миртэл Тольберт был по-юношески красив, с густыми светлыми волосами до плеч, синими глубокими глазами, с румянцем на щеках. Он считался превосходным фехтовальщиком, умелым наездником и сносным лучником. Миртэл был вторым сыном в семье, где отец всю свою жизнь посвятил службе в армии. Суровый нрав родителя и несгибаемый характер сделали из Миртэла Тольберта принципиального мужчину с чёткой жизненной позицией. Мальчишка ещё с детских лет знал, чему посвятит свою жизнь, упиваясь рассказами о войнах и мятежах, о подвигах и приключениях. Он был прекрасным подчинённым, возможно, лучшим исполнителем в гвардии, однако каждый приказ юноша обдумывал как следует, дабы не нарушать собственных принципов и установок.

Был у Миртэла Тольберта и старший брат – Демиан, с которым он из года в год общался все реже. Характерами братья совершенно расходились, ибо, если Миртэл больше причислял себя к самоотверженному воину, Демиан, подобно изворотливому ужу, старался выиграть для себя как можно более выгодное положение в обществе. При этом старший брат всё чаще пренебрегал какими бы то ни было принципами и понятиями, чем вызывал сильнейшее раздражение как у отца, так и у самого Миртэла.

Дорога до гвардейского квартала, где располагались казармы служащих в регулярной армии воинов, была пройдена меньше, чем за час. Показался длинный шпиль ратуши – здания, которое стало для Миртэла Тольберта роднее дома. Весь остаток дня молодой гвардеец провёл в беседах с солдатами, рассказывая о случившемся бунте, о геройстве капитана Эльина Свильта, о ранении Адри Лострикса и о ситуации на улицах Ясеневого Города. Миртэл сменил латы на кожаный коричневый камзол с некоторыми потёртостями. Распили на четверых бочонок кислого пива, спели три песни о Второй Войне с Новым Дунгмаром. Ближе к ночи, когда вернулся очередной патруль, стало известно о ещё двух бунтах на улицах столицы. В районе Литейного квартала Гильдия Кузнецов решила поквитаться с гвардейцами за убитого собрата и устроила им западню. Одного бедолагу забили насмерть, однако вовремя вмешались монахи из Ордена Духа и Меча, и конфликт удалось завершить на корню. В Монетном квартале горовики из Гильдии Отверженных организовали нападение на казначейство, но его пресекли офицеры из Лиги Ясеня, которые выслеживали преступников уже несколько дней. Всех пятерых грабителей удалось уничтожить.

– Мрачные времена, – жуя табак, проговорил гвардеец по имени Ботч. – Ничем хорошим это не закончится, вот попомните мои слова.

– Что тут говорить, если уж на место капитана Лострикса метит проклятый Гарк, – выругавшись, поддержал его рядовой Лори. – Тогда точно придётся несладко.

– Капитан Лострикс всё ещё жив, – вставил Миртэл Тольберт. – Лекари выходят его, он крепкий муж.

– Выходят, да только какой из него первый гвардеец после таких травм? – брякнул Ботч. – Ему ведь башку размозжили, как ты сам говорил. Лучший меч гвардии теперь будет Гарк, как пить дать.

Миртэл Тольберт прекрасно знал, что сержант Гарк – воин посредственный. Любитель грязной тактики тылового сражения и фуражир, этот гвардеец всегда был на особом учете у капитана Лострикса. Однако замены Гарку на его посту не было, ибо никто лучше его не знал состояние дел городской гвардии, количество оставшейся провизии, время поступлений из казны и каждого гвардейца поимённо. Ни о каком уважении со стороны служащих не могло быть и речи, хотя уважение – это последнее, в чём нуждался сержант Гарк.

Наутро в казармы прибыл молодой монах из ордена Его Дети и сообщил, что капитан Адри Аострикс пришёл в себя и хочет видеть рядового Тольберта. Несмотря на то, что утром Миртэл должен был патрулировать Серебряный квартал, он отправился в лазарет, подменившись с одним из своих товарищей. В сердце его бушевали трепет и волнение, ведь человек, которым Миртэл Тольберт восхищался с детства, послал за ним сразу после того, как пришёл в себя. Он будет первым, с кем Адри Аострикс поговорит после ранения. Большая честь для маленького человека.

Всё оказалось хуже, чем предполагал рядовой Тольберт. Адри Аострикс был плох настолько, что едва говорил. Голова его была перемотана некогда белой повязкой, на которой запеклась багровая кровь. Губы виконта были белые, под глазами виднелись тёмные круги. Некогда могучий воин превратился теперь в ослабленного полуживого калеку.

– Здравствуй, Миртэл, – с тяжестью в голосе, проговорил он, когда гвардеец пожаловал к нему в покои.

– Капитан Аострикс, – поклонился Миртэл Тольберт. – Рад видеть вас в здравии.

Первый гвардеец выдавил из себя улыбку.

– Назвать это здравием не поворачивается язык. Я умирю, Миртэл. Аекари бессильны, священники тоже.

Монахи делают всё, чтобы я как можно больше спал, но я-то чувствую, что конец близок.

Ком подступил к горлу гвардейца, так жалко ему стало своего командира. Резкий приступ ненависти к тому кузнецу обуял его, и в тот миг Миртэл Тольберт был готов мстить за своего капитана.

– Вы сильный человек и обязательно поправитесь, – рядовой знал, как нужно говорить в такой ситуации, хотя он прекрасно осознавал всю бесполезность этих слов.

– Я вызвал тебя не просто так, – серьёзно проговорил капитан. – Во-первых, я хотел поблагодарить тебя за отвагу, которую ты проявил на улице Рутоса Аегилля. Ты не дал бунтарям убить меня, рисковал своей жизнью, защищая мою.

– Любой гвардеец поступил бы так, – ответил Миртэл Тольберт.

– Даже тот, который бросил вас, когда крестьяне взяли нас в кольцо? – усмехнулся Адри Аострикс. – Ты честный человек и отличный солдат. Я обещал твоему отцу, что пригляжу за тобой, да только как мертвец может приглядывать за живым? Разве что с небес.

Первый гвардеец скривился от боли и продолжил.

– Первого дня Преддверия будет турнир. В нём примут участие более сорока дворян со всех уголков Эндердаля. Среди этих воинов есть и капитан городской гвардии – виконт Адри Аострикс. Но он нынче не в форме, как знаешь. Я бы хотел, чтобы ты заменил меня на этом турнире и выступил на нём от моего имени.

В горле у Миртэла Тольберта пересохло. Он никак не ожидал от капитана такого хода. Да как он, рядовой гвардии, мог удостоиться такой чести?

– Я всего лишь солдат, – опустив голову, проговорил он. – Принимать участие в турнире могут лишь дворяне. К тому же списки утверждает маршал Филтон Аегилль.

– Ты облачишься в мои доспехи и будешь биться в закрытом шлеме, – прервал Миртэла Адри Аострикс. – Вполне вероятно, что к тому времени, меня не будет в живых. Я отправлю маршалу Аегиллю письмо, в котором укажу свою просьбу. У нас с ним неплохие отношения, и мне думается, что он не откажет умирающему приятелю.

– Но почему бы вам не отправить на турнир кого-нибудь из офицеров? – удивлённо развёл руками Миртэл Тольберт. – Они хоть и не дворяне, но по крайней мере высокого звания.

– Среди офицеров нет людей, для которых честь дорога так же, как для тебя, – ответил первый гвардеец. – Я даю тебе возможность заявить о себе перед представителями дома Аегилль, перед всем высшим командованием Эшторна, перед знатью Эндердаля. У тебя будет один шанс доказать, что ты достоин большего, нежели патрулировать улицы Ясеневого Города. Только ты сам решаешь, как сложится твоя судьба. Я никогда не сомневался в тебе как в великолепном воине, так иди туда и докажи всем, что я был прав.

Адри Аострикс, первый гвардеец Ясеневого Города, умер на следующий день. Миртэл Тольберт так и не узнал, успел ли он отправить письмо Филтону Аегиллю или нет.

Глава III

Ведомые лёгкой наживой, в Ясеневый Город стягивались чудаки со всех концов Эндердаля. Кто-то вёз сюда сыр и виноград на продажу, другие стекались поглазеть на знатных дворян, некоторые же прибывали из-за иной выгоды, тёмной и не всегда явной. Одним из тех, кому посчастливилось попасть в разбухший до неприличия от приезжих город, был некий странствующий бард по имени Фарух. Полукровка, в котором текла кровь юхарской содержанки и, как поговаривали, какого-то виконта средней руки из Эндердаля, как и многие прочие, надеялся поживиться во время громкого турнира. Смуглокожий, низкий ростом и располневший к своим тридцати годам Фарух проник в застенки столицы Эшторна, отдав продажным гвардейцам на южных воротах последний серебреник. При нём был узелок с немногочисленными пожитками, старенькая лютня да небольшой лохматый пёс, которого он подобрал, скитаясь вдоль северных границ Альдерфора.

Ясеневый город встретил его контрастами, каких он не видал ни в Дортвере, ни в Эридосе, ни даже в экзотическом Илиндире. Из-за моря прибыли лазуряне, в расписных одеждах, вышитых золотом и серебром. Дунгмарские купцы в тяжелых кожаных дублетах грозно расхаживали по улицам, меряя своим мрачным взглядом праздных гуляк. Горовики с отметками о разрешении торговли выставляли на продажу обработанные камни и дерево. Борхи в железных браслетах на руках тащили за собой повозки знатных господ. Фарух прекрасно понимал нелюдей, ведь он сам был полукровкой, что сказывалось на его жизни изо дня в день. Вот уже с год как умер его наставник – старый бард Тон-Тон, который подобрал скитающегося полукровку на задворках княжества Ринт и приютил его под своим крылом. За этот год Фарух играл для князя Фогота в Дортвере, пил лучшее вино Эндердаля в Эридосе и наблюдал, как дикие скакуны невероятных расцветок гарцуют по полям графства Эйнден, что в Глэндэле. Пожалуй, это были настоящие эмоции, которыми барду не с кем было поделиться. В этом большом мире он был совершенно один – далеко от дома на юге, где умерла его мать, и еще дальше от своего неизвестного отца. Некоего виконта, который спал с его матерью, Фарух уже и не надеялся найти. Возможно, она врала ему, говоря, что он сын представителя знатного эндердальского дома. Вполне вероятно, что бард был отпрыском какого-нибудь моряка или сопроводителя караванов. Почём ему было знать?

Благодаря Тон-Тону он выучился играть на лютне, разучил сотни самых популярных в Эндердале песен и теперь зарабатывал себе жизнь игрой и пением. Заработок тот был скудным, и порой приходилось голодать по нескольку дней, просить милостыню, воровать или же продавать то, что было при себе. Такая жизнь закалила Фаруха, сделав из него человека прагматичного, эгоистичного и недоверчивого. Если можно было набить брюхо бесплатно, присоединившись к столу каких-нибудь дворян, он не брезговал этого делать. Если же был шанс обмануть кого-нибудь и остаться при этом в выигрыше, Фарух всегда использовал такую возможность. Именно поэтому вход в некоторые города Эндердаля был для него строго закрыт. К счастью, в число таковых не входил Ясеневый Город, где теперь он рассчитывал подзаработать с лихвой.

Пестрота красок и буйство образов забавляли идущего налегке полукровку. Облачённый в потрёпанные серые бриджи, лёгкую холщёвую рубаху и шляпу с огромной дырой на полях, Фарух из Когорота весёлой походкой преодолевал квартал за кварталом. Он подмигивал симпатичным девушкам, которых в Ясеневом Городе теперь было хоть отбавляй, сопровождая все ухаживания лёгкой игрой на лютне. Дамы хихикали, прикрывая ротики, и кокетливо улыбались забавному музыканту. В этом было что-то волшебное, и хоть Фарух прекрасно знал, что ни одно из этих прелестных созданий никогда не заговорит с ним, на душе становилось теплее.

В трёх трактирах – Пьяный Заяц, Шишкин Брат и Королевский Дар ему не нашлось места. Все они были забиты под завязку, да к тому же ещё и в большинстве своём знатными персонами. Эти заведения располагались в элитном квартале Ясеневого Города – Серебряном, где проживала знать средней руки, церковники и купцы. В трактирах для них играли и пели самые знаменитые менестрели Эндердаля, имена которых были известны при каждом дворе, а стоимость их выступления исчислялась в золоте. В гвардейском квартале места странствующему барду также не нашлось, ибо строгая военная верхушка напрочь запретила иноземным певцам развлекать их в трактирах и на постоялых дворах. Здесь выступали фокусники с востока, церковные запевалы и скучные музыканты, поющие о былом величии Королевства Эндердаль. В монетный квартал Фарух так и не попал, ибо там творились какие-то бесчинства. Чернь рубилась с гвардейцами, нелюди сталкивались с офицерами из Лиги Ясеня, и всякий, с кем полукровке удавалось побеседовать, отговаривал его от идеи играть в трактирах этих неспокойных мест. В Литейном квартале и вовсе не было трактиров, – кузницы, небольшая церковь и целая когорта столярных фабрик, вот и всё, чем славилось это место.

Оставалось последнее – Худой квартал, место, где обитал различный сброд, как то мелкие воришки, разбойники из Гильдии Отверженных, шлюхи, пьяницы и прочие нелицеприятные личности, коих жизнь отбросила на задворки. К таким компаниям Фарух уже давно успел попривыкнуть, так что его не отпугивали рассказы о постоянных битвах между пьяными крестьянами и озверевшими борхами, о том, что в этих местах можно запросто получить нож в спину, или о том, что после ночи с местными куртизанками можно ещё два года ходить к лекарям, а то и вовсе утратить способность к производству потомства.

Сам Худой квартал расположился в юго-восточной части города и занимал совершенно небольшую его часть. Центральной веной его пронизывала улица Поперечная, а параллельно к ней с двух сторон проходили Побочная первая и Побочная вторая, соединяемые многочисленными переулками. В самом дальнем углу квартала расположился трактир Дивный Пивень с небольшим постоялым двором и конюшней на четыре лошади. Трактир примыкал к городской стене высотой в тридцать футов и был покрыт серой облупившейся извёсткой. По стенам полз полумёртвый плющ, опутывая балкончики с чугунными прутьями, а изнутри доносились крики и галдёж.

Фарух прошёл под своды Дивного Пивня, оказавшись в светлом помещении, пропахшем кислым вином и потом. Люстры покачивались в такт телодвижениям, которые совершали гости, проживающие в комнате над трактиром. Один из постояльцев, слепой старик в обносках, мирно посапывал на подоконнике, скрутившись калачиком. Рядом за столом горланили пьяные монахи в тёмно-коричневых робах – послушники Ордена Его Дети, кроткие в храмах, буйные на воле, где Единый, по их мнению, не видит всех прегрешений. Ещё немного, и они уединятся в комнатах с какими-нибудь продажными девками, сидящими за столами напротив. Ещё один стол занимали приезжие мелкие торговцы. Они тихо о чём-то перешёптывались, потягивали эль и не решались в открытую глазеть на полуголых девиц. Стол у лестницы, ведущей к гостевым комнатам, был занят целой толпой крестьян. На всех у них был один бочонок пива, они пели песни о весне, о благоденствии и о снисхождении Единого. Некоторые из них шептались, и среди всего этого гула Фарух услышал лишь одну фразу: «Проклятый жирный деспот. Скоро ему воздастся».

Бард проследовал к стойке, где крутился привратник, его жена и две молодых дочки. Худой сморщенный мужчинка лет сорока пяти недоверчиво оглядел Фаруха, выказывая своим взглядом всё то презрение, какого достойны полукровки в центральных землях Продола. Он вытер руки о жирный фартук и пробормотал:

– Свободных столов нет, комнат тоже. Могу налить пива или чего покрепче.

Бард почесал затылок и проговорил:

– От пива не откажусь, – пожал он плечами, – но я не гулять сюда приехал.

– Попрошайка, что ль? – нахмурив брови, спросил мужик. – Тогда проваливай ко всем тёмным демонам! У меня тут и так полно прохвостов навроде тебя.

– Я – бард, – гордо проговорил Фарух, вкладывая в свои слова столько значимости, будто бы добрых бардов не было здесь вот уже с десяток лет, – и я вижу, что у вас тут мрачно как в могиле. Я могу задать веселья этой дыре.

– Ты кем себя возомнил, полукровка? – разъярённо зарычал привратник. – Я владею этим трактиром уже двадцать лет, и бродячих певцов здесь отродясь не было.

– Сочувствую, – пожал плечами бард, – но мои услуги стоят недорого – сытный обед и крыша над головой ночью, вот всё, что мне нужно. Девки сами ко мне липнут, так что с этим проблем не будет.

В ответ на это привратник расхохотался так, что добрая половина трактира не преминула обратить к нему свои взоры. Его плечи судорожно сотрясались, и короткая борода с проседью покрылась слюной. Фарух молча наблюдал за смеющимся и терпеливо ожидал, когда закончится его припадок. В один момент привратник резко замолчал и, достав из-за стойки небольшой однозарядный самострел, направил его на барда. У Фаруха в одночасье подкосились ноги. Он почувствовал, как побелел от страха, и нижняя челюсть его затряслась.

– Проваливай отсюда, мерзкий полукровка, – с какой-то невероятной злобой прошипел привратник. – Или я всажу болт тебе в грудь, так и будет, видит Единый.

– Папа! – раздался тихий голосок, который показался Фаруху на фоне всего этого беспорядка глотком свежего воздуха. – Прошу тебя, позволь этому молодому человеку играть у нас. Гостям нравится музыка, я это наверно знаю. Ведь мы ничего не теряем.

Бард сглотнул, глядя, как опускается хозяйский самострел. На какой-то миг в сердце его возникла надежда, и он поверил – не убьют, да еще и дадут поиграть. Что за удача.

Трактирщик смерил дочь отеческим взглядом и спрятал самострел за стойку.

– Можешь сыграть сегодня у нас, – недовольно процедил он, – но с каждых десяти твоих медяков я получу три и ещё пять за комнату на мансарде.

– По рукам, – довольно проговорил Фарух и, сделав шаг вперёд, протянул свою руку привратнику.

– Можешь не набиваться мне в друзья, полукровка, – фыркнул он и скривился, как будто руку ему тянул чумной больной. – Скажи спасибо Анли, если бы не моя любовь к ней, гнить тебе на заднем дворе моего трактира.

Он вернулся к своим обязанностям, а Фарух с почтением и едва заметно кивнул весьма полной и далеко не симпатичной девушке, которая не отрывала от него взгляда. Наверное, она весила раза в два больше, чем сам бард, который был далеко не атлетом. Пухлые розовые щеки наплывали на глаза, волосы прикрывал кружевной чепец, а маленькие глазки были до того азартными, что оторвать от них взгляд было весьма даже не просто. В один момент полукровка понял, что уже слишком долго таращится на дочку привратника, и отвел в сторону свой взор. Он попытался вспомнить, когда последний раз у него была женщина, и не смог этого сделать. Говорили, что у южан была горячая кровь, потому что они происходили от древних племён, где совокуплялись по шесть раз на день. Фарух, хоть и был наполовину юхарцем, а всё же иногда верил в эту легенду. В хорошие времена, когда в карманах водились серебреники, он по трое суток не выходил из борделей, где опробовал по три раза каждую из девушек. Его наставник – старый Тон-Тон всегда осуждал похоть своего ученика, но куда ему, старому эндердальцу, было понять, что творится на душе у полного сил человека, в чьих жилах течёт южная кровь?

Опомнившись от мимолетного забвения, Фарух, раскланиваясь по дороге гостям, отправился на небольшой помост, служивший в Дивном Пивне чем-то вроде сцены. Он отбросил в сторону свой узелок, заглянул в окно, где мирно посапывал его пёс, и принялся играть на лютне, затянув одну из своих любимых песен.

Хотел жениться я всегда на девочке приличной, Да только езженные куры попадались мне. Истории у всех – одна другой отличней, У каждой был второй я… Конечно, им видней. Одна мне говорила, что сына хочет сильно, Другая так же сильно в верности клялась. Да только у одной четыре сына было, Ну, а вторая с плотником назавтра повелась. Ну где же, ну где же, приличные девицы? О сколько-сколько денег за вас бы я отдал. Куда ни плюнь в округе, везде одни блудницы, И с каждой первой встречной я бы переспал.

Монахи захлопали, подпевая знакомому мотиву. Куртизанки игриво захихикали. Пальцы Фаруха гармонично плавали по струнам, заставляя гостей покачиваться в такт. Дочери привратника, да и сам он, теперь с улыбкой на лице слушали прекрасный голос барда и его отменную игру.

Когда первая песня была спета, каждый, кто сидел в трактире, громко зааплодировал. «В этих проклятых местах мои песни звучат особенно хорошо», – подумалось Фаруху. Ещё никогда люди не испытывали такого восторга от его песен. Должно быть здесь, на задворках Ясеневого Города, среди всего этого сброда, выступление такого барда, как он, весьма прилично ценится.

На сцену полетели медяки, и Фарух подмигнул привратнику. Собрав плату за выступление, он затянул следующую песню. К ночи, когда Дивный Пивень был заполнен до отказа, в сумке у барда скопилось почти три серебреника. Один он отдал привратнику, которого звали Игнат. Тот попробовал серебро на зуб и, удовлетворённо кивнув, отправил монету к себе за пазуху.

Гости стали расходиться после полуночи. Многие из них собирались назавтра посетить турнир, начало которого планировалось с первыми петухами. Привратник Игнат вместе со своей глухой женой и двумя дочками наскоро убрали столы, вымыли посуду, подмели пол и отправились наверх, где квартировали. В трактире остался один только Фарух, который уютно расположился за одним из столов, раскладывая для подсчёта заработанные деньги. Напротив него стоял штоф с элем, а вокруг была тишина. В голове всё ещё звучал мотив одной из развесёлых песенок, а перед глазами стоял образ Анли – пухлощёкой дочки привратника.

Вечер можно было считать удавшимся. За несколько часов полукровка из Когорота стал любимчиком столичного отребья. Он и сам был ничуть не лучше этих пропойц и воришек, и компания эта ему почему-то очень даже нравилась. Он вспоминал разговоры постояльцев – любителей сплетен и слухов, разносящих вести из одного трактира в другой. Большинство из них говорили о предстоящем турнире, на который собирались лучшие воины Эндердаля. Давеча в Ясеневый Город прибыл герцог Эрстан Фогот, старший сын князя Альдерфора, самого могущественного человека в центральных землях. Говорили, что герцог великолепный боец, воплощение мужества и чести. Уже вечером в столицу пожаловал князь Амильтон, владетель восточного княжества Дорхем, второго по размерам после Альдерфора. Вокруг этого дворянина витали тысячи слухов о его связи с магами, о путешествиях в дальние земли Иригарда и о выдающихся полководческих способностях. Из ближайших земель – графства Рэйнэбор, прибыл граф Торр Бертиран. По заверению многих, именно он был первым претендентом на победу. Грозный соперник для любого противника – орудующий двуручным молотом, великолепный стратег, не проигравший ни одной битвы. Слава графа опережала его.

Фаруху уже доводилось бывать на двух турнирах в Эндердале. Лет шесть назад он вместе с Тон-Тоном посетил турнир в Альдерфоре. Участвовать в нём могли только князья и графы, а поводом к турниру послужило рождение у князя Фогота внука – Вилариана. Тот турнир триумфально выиграл герцог Эрстан Фогот, отец Вилариана и будущий наследник Альдерфора. В финальной битве он победил Железного Князя Эрвина Аергонта, и после того дня никто больше не видел владетеля Арнвила. Поговаривали, что это поражение навсегда оставило след в его и без того непростом характере.

Второй турнир проходил в Глэндэле два года назад. Его организатором выступали купеческие гильдии, и взносы на участие были непомерно велики. В итоге участие в турнире приняли всего двенадцать знатных бойцов, двое из которых были с Лазурных Островов и один – из Нового Дунгмара. Победителем всё же стал эндердалец – один лучших воинов всех Эпох, легендарный Отти Брист. Фарух припоминал, как при виде этого виконта у него в душе что-то встрепенулось. В серебряных латах, которые отражали солнечные лучи, с гербом дома Брист на груди, этот могучий воин одним своим видом внушал страх в сердца своих противников и любовь одиноким (да и не только) дамам. Он был богат, владел обширными землями на юге Альдерфора и ничего не хотел слышать о политике. Отти Брист был верен только своему мечу. За его плечами были блистательные победы, одна ярче другой. Но закат для этого легендарного героя наступил столь же стремительно, как и рассвет. Путешествуя из Эрмара в Эридос, Отти Брист стал жертвой разбойников из Гильдии Отверженных. Он унёс жизни восьмерых нелюдей, однако один из борхов – крупный и умудрённый опытом, сумел вонзить свой клинок ему в сердце. Так закончилась жизнь величайшего бойца Эндердаля – на перепутье дорог, в забытых Единым местах.

Теперь Фаруху предстояло лицезреть третий турнир в своей жизни, и он обещал затмить своим величием все прошлые состязания.

За окном Дивного Пивня уже занимался рассвет. Лёгкое персиковое зарево раскроило ночное небо надвое, и впервые запах хмеля и пота сменился утренней свежестью. Время барда заканчивается утром, кончаются его слава и овации. Фарух брякнул напоследок лютней и отправился наверх, в свою комнату, которую ему выделил привратник Игнат за двойную плату. Пол в узких коридорах ужасно скрипел, и с каждым своим шагом бард чувствовал на себе презрительные порицания спящих за дверями постояльцев. Когда наконец он добрался до своей комнаты на мансарде, силы покинули его в одночасье. Он сбросил с ног сапоги, расшнуровал рубаху, небрежно откинув её в сторону и остолбенел от увиденного. Посреди пыли и облезших ковров, на низкой перине лежала дочка привратника. Пухлое тело Анли покрывало лёгкое одеяло, выдавая нескромные формы юной девы. Она лежала на боку, подставив руку под голову, и как-то нагловато обсматривала напуганного Фаруха.

– Чего ты так испугался, певец? – хихикнув, спросила девушка, и одеяло как бы случайно скатилось с её плеча. – Или женщины не видал?

– Я… – замешкался полукровка, чувствуя, как щёки его наливаются кровью. – Вы, кажется, Анли?

– Да какая разница? – снова усмехнулась она, и белые зубки мелькнули на пухлом лице. – Иди сюда и можешь называть меня, как хочешь. Я слишком долго тебя ждала здесь, так что теперь тебе от меня не отделаться.

Фаруха это позабавило. Он спрятал поглубже все свои сомнения и, скинув бриджи, последовал совету Анли. Последняя его здравая мысль в эту ночь была такова: «Она ещё не знает, что значит дразнить южанина».

Глава IV

Шестилетний виконт Альвер Эмельгем величественно въехал в Ясеневый Город на своём скакуне по имени Кречет. Это имя он дал лошади, когда увидел, как птица, пущенная его дядей в Тихолесье, сбила тетерева. С тех пор не было и дня, чтобы юный наследник Тиринбора не думал об охоте. С трёх лет он ездил верхом, с пяти уверенно держал лук, а с полгода назад Альвер научился сшибать на скаку яблоко с ограды. «Растёт великий граф и настоящий защитник своих земель, – говаривали про него гостившие у отца бароны. – Славный малый, в нём течёт кровь его деда».

Рядом с Альвером ехали ещё три всадника, прибывшие в столицу на турнир из Елового Бора. Дядя Турин Эмельгем, родной брат князя, верхом на своей Брюзге, смурым вепрем оглядывал уже успевшие примелькаться стены одного из самых величественных городов Эндердаля. Его пышные усы дрожали при каждом шаге лошади, и меч за поясом поплясывал в такт. Следом за бароном на гружёной лошади ехал его оруженосец – Брюн Эрнитор. Один из друзей Альвера, сын виконта, он был прекрасным пажом для дяди Турина. Ещё одним всадником, прибывшим в Ясеневый Город из графства Тиринбор, был Дит Элторн. Престарелый кастелян Сизого Дола в бодром расположении духа, с прямой осанкой и улыбкой на устах приветствовал давно забытую столицу. Ему не полагалось оруженосца, и поэтому кастелян уже в пути был облачён в турнирные доспехи с гербом дома Эмельгем на груди. Дома, которому он служил со времён мятежа Торвина Эмеля.

Все четверо всадников миновали Медные Врата, направляясь в сторону Серебряного квартала, где и планировал квартировать барон Эмельгем. На лугу близ города уже раскинулись шатры, где отдыхали некоторые участники из знатных домов и не только. Над шатрами теми реяли знамёна. Те, кто чтил традиции и устои, предпочитали оставаться на турнирном поле с самого первого и до последнего дня состязаний. Иные же, навроде Турина Эмельгема, останавливались на постоялых дворах, где их ждала тёплая кровать, кружка пенного пива и шкворчащее жаркое кролика. Мастера заканчивали последние приготовления к турниру, подбивая гвозди, натягивая карнизы, расставляя околицы.

Виконт Альвер Эмельгем с восторгом в глазах смотрел на все эти действа, предвкушая, каким будет само состязание. Ему ещё никогда в жизни не доводилось бывать на турнире, и он едва упросил отца отпустить его вместе с дядей в столицу. Граф Эмельгем хмурым взором оглядел сына, потом глубоко вздохнул и, потрепав его за волосы, дал своё добро.

Сколько историй о благородных воинах наслушался Альвер от кастеляна Элторна, сколько громких имён он знал, сколько раз он представлял себя на коне и в сияющих доспехах. Его дед, покойный граф Тиринбора, дважды выигрывал турниры – в Дорхеме и Ринте. Он был легендарным воином, крепко сжимающим меч до самых своих последних дней.

Мимо гостей из Елового Бора проезжали роскошно одетые всадники – в шелках и бархате, в дублетах с золотой тесьмой и накидках из лазурного льна. Совсем скоро многих из них Альвер Эмельгем увидит на ристалище, в доспехах и с мечом наперевес. Братья из Ордена Духа и Меча подозрительно глазели как на дворян, так и на простую чернь. Облачённые в синие робы с изображением серебряного меча в круге, эти воины святой веры неустанно исполняли волю их капеллана – Гольвера Милатриса. Каждый из монахов нёс свою службу, оберегая жителей Ясеневого Города и гостей от проделок магов, которые, по данным Ордена, обязательно должны заявить о себе. Альвер никогда ещё не видел магов, да и чем старше он становился, тем сказочнее ему казались истории о людях, способных изменять материю или управлять огнём.

Постоялый двор Золотой Ратник расположился близ главной церкви Ясеневого Города. Владел этим злачным местом глава первой купеческой гильдии – Эдерис Бальмор. Он был состоятельным человеком, умным, как говаривали, и дальновидным. Золотой Ратник состоял из трёх зданий – гостиничного двора, бань и трактира. Территория была обнесена невысоким плетёным забором, в глубине расположились конюшни, ферма и винные погреба. Здесь пахло мёдом, вокруг летали стрекозы, а на небольшой лужайке паслись козы.

– Брюн, – подозвал своего пажа Турин Эмельгем, и мальчишка тут же оказался подле барона. – Отведи лошадей в стойло. Пусть напоят их, почистят и покормят.

Мальчик кивнул и принялся обходить всадников, забирая у них поводья. Брюн Эрнитор был прекрасным пажом для дяди Турина – верным, исполнительным и трудолюбивым. Из таких вырастают прекрасные виконты и заботливые хозяева.

– Пропустим по кружечке? – толкнув локтем в бок кастеляна Сизого Дола, игриво спросил Турин Эмельгем. – В этом трактире подаётся лучшее вино во всём Эшторне.

– Ваше благородие, – откашлялся мужчина, – так турнир ведь завтра. Необходимо быть в форме.

– Дит, – с укоризной глядя на кастеляна, проговорил барон, – неужели ты думаешь, что у тебя есть шанс хотя бы на одну победу? Все мы знаем, что в Эндердале есть сильные и молодые простолюдины. Ваши схватки будут проходить по иным правилам, нежели битва дворян. Обычно чернь жестока, поэтому я рекомендую тебе сдаваться, как только представится возможность.

– Я скорее попрощаюсь с жизнью, чем опозорю дом Эмельгем, – горделиво вскинув подбородок, проговорил Дит Элторн.

– Да ладно тебе кичиться, – хлопнув того по спине, сказал барон. – Идём со мной, я угощаю. Альвер, а ты чего стоишь, а ну-ка бегом за нами.

Молодому виконту ничего не оставалось, кроме как проследовать за взрослыми в трактир. Подобные места он не любил, потому как чувствовал себя в них неловко. Возможно, это было из-за полуголых женщин, без которых не обходилось ни одно застолье, а быть может, он не любил выпивших мужчин – бранящихся и рассказывающих о своих подвигах. И чем только взрослым нравились эти трактиры?

Золотой Ратник ничем не отличался от иных трактиров Тиринбора. Шумный, грязный, с визгами и хохотом. Народу тут было битком, – всё перемешалось, и Альверу хотелось скорее покинуть это место, но дядя Турин увидел у стойки знакомое лицо, и вся вереница из Елового Бора вынуждена была последовать за ним. Тучный молодой человек, толстый, словно бочка, восседал за столиком у окна и громко рассказывал что-то своим сотрапезникам.

– Тогда я отвечаю этой шлюхе, – с азартом говорил толстяк, – раз мой дружок слишком мал для тебя, отведай этого. – Он достал из-за пазухи кабачок и поднял его над головой. Публика залилась хохотом. У кого-то изо рта вывалился кусок непрожёванной курятины. Один из мужей бил что есть мочи кулаком по столу в припадке.

– В Рэйнэборе все бароны такие охочие до грязных девок? – подходя к столу, спросил Турин Эмельгем, и толстяк расплылся в улыбке.

– Ах, Турин, – проговорил он, вставая и обнимая подоспевшего барона. – Такой, как я, остался только один.

– Ты не меняешься с годами, Скотт, – уперев руки в бока, проговорил дядя Турин. – Всё такой же весёлый, всё такой же толстый.

– Ну, это уж твои глаза врут, – покачал коротким толстенным пальцем барон, – за год я стал тяжелее на пол стоуна.

Турин Эмельгем рассмеялся и присел за стол. Дит Эл-торн и Альвер с позволения сели рядом.

– Турин, позволь представить твоим друзьям, – посерьёзнев, проговорил Скотт, – новоиспечённого графа Рэйнэбора, вашего доброго соседа, хранителя вотчины Секач – Торра Бертирана.

Хоть Скотт и назвал этого человека своим братом, Альвер никогда бы не подумал, что между ними есть что-то общее. Высокий, широкоплечий, с мощными скулами, короткой стрижкой и глубоким тучным взглядом, граф Рэйнэбора был образцом мужества. Альвер много слышал о новом владетеле второго графства в Эшторне – прекрасный воин, суровый хозяин и справедливый управитель. Он правил своими землями немногим больше трёх месяцев, как скончался его отец, однако многие успели заметить положительные сдвиги в его политике. Некоторые считали, что именно Торр Бертиран станет победителем турнира в Ясеневом Городе, такими выдающимися боевыми навыками он обладал. Виконт Эмельгем и представить себе не мог, что окажется за одним столом со столь прославленной личностью. Все пьяные крики и полуголые девицы вмиг куда-то испарились, и Альвер Эмельгем превратился в слух.

– Молодой виконт, – с почтением кивнул граф Бертиран. – Внук знаменитого Торвина Эмельгема. Когда-то моего отца и твоего деда многое связывало.

– Рад, что у нас есть много общего, ваше высокопревосходительство, – кивнул Альвер Эмельгем, зардевшись. – Я слышал, что вы намерены одержать победу на предстоящем турнире.

– Если мне удастся сразить Эрстана Фогота и Филтона Легилля, шансы весьма высоки, – пожал плечами граф.

Обратился к Альверу также и граф Лори Таэрон, владетель Корнэйла. Лысеющий муж в летах, в алом камзоле с высоким воротом, восседал рядом с графом Рэйнэбора и был его первым сподвижником. Остальных людей за столом Альвер не знал, да и они не особенно обращали на него внимания. Разговор продолжился шутками и всяческими непристойными историями, которые, похоже, владетелю Рэйнэбора были скучны. Он предпочел общаться с маленьким виконтом, демонстративно развернувшись к нему лицом.

– Пускай треплются и пьют, – махнул он рукой в сторону своего брата и дяди Турина. – Завтра предстоит тяжёлый день для всех, кто выйдет на ристалище.

– Я буду болеть за вас, – с блеском в глазах сказал Альвер.

– А как же твой дядя? – хлопнув мальчишку по плечу, улыбнулся Торр Бертиран.

– Да, – потупил взгляд молодой виконт. – и за дядю, конечно, тоже.

– Альвер, – обращаясь к мальчику, говорил граф. – Ты знаешь всё о подвигах своего деда?

– Знаю то, о чём рассказывал мне кастелян Сизого Дола, – ответил Альвер. И пускай он слышал истории о похождениях своего деда сотню раз. Из уст прославленного воина она звучала как будто впервые.

– Тогда я просто обязан поведать тебе об этом, мой мальчик. У нас в Рэйнэборе историю о Торвине Эмельгеме знает каждый школяр. Благо времени у нас с лихвой, ибо эти заправские гуляки только разошлись, – и граф Бертиран начал свой рассказ, смакуя и тщательно подбирая каждую фразу, дабы произвести на Альвера соответствующее впечатление. – Твой дед, урожденный Торвин Эмель, сын пахаря, уж не обижайся, но был худородным лесником, понятия не имеющим о том, что такое светская жизнь. Он верой и правдой служил барону Вильтору Буросторсу, родному брату тогдашнего графа Тиринбора – Эдора Буросторса. Барон Вильтор Буросторс быстро разглядел в молодом Тор-вине Эмеле, которому тогда было двадцать лет, такие качества как смелость, преданность и расчётливость, приблизив его к себе и сделав главным ловчим и первым советником. Скажу сразу, что жизнь в графстве Тиринбор в те времена была трудной, порой даже невыносимой. За инакомыслие, непослушание или даже за мелкое нарушение законов следовали самые жестокие наказания вплоть до казни. Такими были законы, писанные графом Эдором Буросторсом, прозванным Кровавым Графом, всё время опасающемся переворотов и заговоров. Граф Буросторс был жесток и бессердечен, приблизив к себе церковь и развратив её деньгами и властью. Во время правления Кровавого Графа доходы в его личную казну увеличились на сто шестьдесят процентов, в то время как прибыль его вассалов неумолимо падала, обрекая простой люд на голодные дни.

В должности главного ловчего твой дед пробыл не более года, а затем он был назначен на должность командира регулярной армии графства, как раз в тот момент, когда в Тиринборе наступали неспокойные времена. Первое крестьянское восстание, начавшееся в Быстроходном Уа, е-ле, стало причиной целой волны недовольств со стороны крестьян и прочей черни, права которых всё больше ущемлялись графом Буросторсом. Вассал графа, семнадцатилетний Дайвин Тандерби, владевший Быстроходным Уделом, не сумел своими силами подавить вспыхнувшие во всех его деревнях бунты, и ему на помощь был отправлен твой дед во главе с тысячной армией пехотинцев. Перед этим походом граф Эдор Буросторс пообещал Торвину Эмелю титул виконта в случае удачного исхода кампании. Однако, прибыв на место и пообщавшись с владетелем Быстроходного Удела – бароном Дайвином Тан дерби, Торвин Эмель понял, что крестьяне бунтуют не зря. Граф Буросторс обложил все крестьянские хозяйства в уделе непомерной податью, которая должна была идти непосредственно в графскую казну, минуя казну удельную. Барон Дайвин Тандерби также был недоволен таким законом, обдирающим его земли и его самого, однако перечить прибывшей в Быстроходный Удел армии не посмел. Прежде чем приступать к силовым методам, Торвин Эмель написал в Еловый Бор письмо с просьбой к графу разъяснить ситуацию. Ответное письмо из столицы было следующего содержания: «Недовольных казнить, восставших вернуть на поля, особо прытких подвергнуть пыткам. Владетель Тиринбора, хранитель вотчины Сизый Дол, Эдор Буросторс». Тогда Торвин Эмель решился на открытое противостояние графу и написал письмо его брату, барону Вильтору, с целью предупредить друга о том, что готовится восстание. Но барон рассказал обо всём брату, и Кровавый Граф объявил Торвина Эмеля вне закона. Часть армии, отправленной в Быстроходный Удел, пошла за твоим дедом, другие солдаты отбыли в Еловый Бор, чтобы подтвердить свою верность Эдору Буросторсу. Владетель Быстроходного Удела, вассал графа Буросторса, барон Дайвин Тандерби открыто примкнул к Торвину Эмелю, и они соединили армии для похода на столицу графства Тиринбор. Цель, которую поставил перед собой твой дед, – свергнуть Кровавого Графа и его кровавую власть. Однако первая попытка штурмовать Еловый Бор не увенчалась успехом. Армия Торвина Эмеля была наголову разбита войсками, которыми лично командовал Кровавый Граф. Твоему деду, Альвер, пришлось бежать вместе с раненным в бою Дайвином Тандерби и немногочисленными остатками армии в Быстроходный Удел. Там им оставалось ждать прихода армии Буросторса, который решительно настроился прекратить начавшиеся в графстве волнения. Однако Торвин Эмель не терял зря времени. Он написал письма во все уделы Ти-ринбора баронам Тилю в Туманный Удел, Нормару в Удел Топей и Вандертуну в Соколиный Удел с мольбой о помощи в восстании против Кровавого Графа. Угнетённые Эдором Буросторсом бароны откликнулись мгновенно и созвали знамена, прибыв в Быстроходный Удел с армиями, а ещё через три дня штурмовать замок Камнепад, вотчину барона Дайвина Тандерби, прибыл и сам Эдор Буросторс со своим братом во главе трёх тысяч солдат. После недели осады и двух дней ожесточённых сражений, где Торвин Эмель всегда бился на передовой, Кровавому Графу пришлось отступить. Это была первая победа Торвина Эмеля в сражении, которое позже прозвали «Битва восставших вассалов», в которой погиб брат Кровавого Графа Виль-тор Буросторс, протеже и лучший друг Торвина Эмеля. Разъяренный Эдор Буросторс, побитый под Камнепадом и лишившийся целой плеяды опытнейших офицеров и полководцев, вернулся в Еловый Бор и написал письмо своему сюзерену – князю Брустору Легиллю, с просьбой выделить часть регулярной армии княжества на борьбу с восстанием. Письма из Елового Бора также полетели и в другие графства – графам Таэрону в Корнэйль, моему отцу графу Бертирану в Рэйнэбор и графу Дортуру в Гранпайл. Князь Легилль незамедлительно направил войска из Ясеневого Города на подмогу Кровавому Графу, однако другие графы предпочли выжидать, а мой отец, граф Бертиран, и вовсе проявил симпатию к Торвину Эмелю и дал слово, что поддержит его в разгоревшемся противостоянии.

В третьей битве участвовали армии под предводительством Эдора Буросторса, в числе которых была и армия из Ясеневого Города, присланная Брустором Леггилем, и армии Торвина Эмеля, руководившего войском вместе с вассалами Кровавого Графа, к которым позже присоединился и граф Бертиран с тысячным войском. Битва разразилась на Смольных Лугах, что на границе графских владений и Быстроходного Уа, ела, и продолжалась десять дней, получив название «Смольной резни». Позже эти места прозвали Эмельгемские Луга в честь твоего деда. Тысячи солдат и офицеров с обеих сторон были убиты в те дни на Смольных Лугах. В конечном итоге Торвин Эмель предпринял попытку форсировать рубеж и захватить редуты противника, что далось ему с неимоверным трудом и колоссальными потерями. Однако и результат был налицо – остатки княжеской армии из Ясеневого Города покинули поле боя бегством, а армии Кровавого Графа отступили в Еловый Бор. Весть о победе Торвина Эмеля на Смольных Лугах быстро разлетелась по княжеству, и два державших нейтралитет графа – Таэрон и Дортур, не преминули примкнуть к нему, созвав знамена и стянув армии к Быстроходному Уд, елу. К тому времени, когда объединённые армии всех графов Эшторна были готовы выдвинуться на решающий штурм в Еловый Бор, Торвин Эмель получил письмо от князя Бустора Легилля, в котором говорилось, что, по указу его высокопревосходительства, граф Эдор Буросторс лишается всех титулов и земель, а сам Торвин Эмель нарекается титулом графа, принимает во владение земли, принадлежавшие до сих пор дому Буросторс и становится хранителем вотчины Сизый Дол. Эдору Бурсторсу и остаткам его армии был дан шанс признать власть Торвина Эмеля и преклонить колено. Кровавый Граф отказался принимать условия, выдвинутые князем, тем самым провозгласив себя в княжестве вне закона. Всё же, зная Торвина Эмеля, как человека чести, Эдор Буросторс предложил ему поединок, результат которого решил бы исход их противостояния. Лояльные графы и вассалы Эмеля отговаривали его выступать в Еловый Бор для поединка, но твой дед принял решение со словами: «Точку в этом противостоянии не может поставить трус. Если мне суждено погибнуть в этом бою, значит, Тиринбор не предназначен мне ни Единым, ни князем Аегиллем».

Поединок на мечах состоялся в третий весенний месяц Папоротника, на турнирном поле Елового Бора, на глазах у трёх графов и вассалов Эдора Буросторса. Торвин Эмель одержал уверенную победу, обезоружив соперника и получив ранение в левое плечо. Он не стал убивать Кровавого Графа и дал ему возможность покинуть Тиринбор с семьёй и приближёнными, чем поразил всех присутствующих, а позже и самого князя Брустора Аегилля. В тот же день вассалы Эдора Буросторса преклонили колени перед новым графом Торвином Эмелем, который стал именовать себя Эмельгемом, дабы избавиться раз и навсегда от худородных корней. Все три графа подписали петицию, признающую легитимность власти графа Торвина Эмельгема, и отправили её в Ясеневый Город. Князь Брустор Аегилль прибыл в Еловый Бор семью днями позднее, дабы познакомиться с новым вассалом и поздравить Торвина Эмельгема с титулом.

Торр Бертиран окончил рассказ и посмотрел на Альве-ра, который вдохновенно слушал, не упуская ни малейшей детали. Граф был уверен, что молодой виконт слышал эту историю с десяток раз, однако ни на миг Альвер Эмельгем не прервал рассказчика, упиваясь подвигами своего деда, которыми он восхищался с малых лет.

– Ну, и что же, – спросил Альвер, – когда мой дед стал графом, жизнь в Тиринборе наладилась?

– Не мне судить, – пожал плечами Торр Бертиран. – Я правлю другим графством, и у меня полно своих забот. Знаю только, что Торвин Эмельгем упразднил многие законы Кровавого Графа, но и спуску своим людям не давал, проводя жёсткую, но размеренную политику. Он часто сам вершил правосудие и разрешал споры из-за наделов или же между вассалами. Он не во всём потакал князю, заставляя с собой считаться, и часто участвовал в делах княжества, заседая в совете князя Легилля. Ему было не всё равно, Альвер, ведь такие люди, как Торвин Эмельгем, рождаются раз в сто лет, и ты должен быть благодарен Единому, что носишь его фамилию.

– А что стало с Кровавым Графом?

– О его судьбе ходят разные слухи, – почёсывая мощные скулы, ответил Торр Бертиран. – Поговаривают, что Эдора Буросторса принял у себя князь Фалинор, владетель Иллас-Ахара, славившийся своими сепаратистскими выходками. По слухам, князь сделал Кровавого Графа своим тайным советником и даже даровал ему надел где-то на окраине княжества. Хотя все эти басни ничем, кроме пустых толков в кабаках, не подтверждены.

– Брат, рассуди нас по справедливости, – пошатываясь, обратился к графу толстый Скотт Бертиран, – у нас завязался спор – кто красивее: жена князя Андана Фого-та или княгиня Дорхемская, Аиара Амильтон?

Торр Бертиран устало вздохнул и проговорил: – Ваши пустые разговоры меня угнетают. Мне куда как приятнее общаться с шестилетним мальчишкой, нежели с вами, – граф поднялся, угрюмо оглядев присутствующих за столом. Он, будто мрачная тёмная скала, нависал над присутствующими. Теперь рядом со знатью сидели и худородные мужики – вонючие и греющие уши. – Всем разойтись, ибо я не намерен больше терпеть этого. Барон Эмельгем, граф Таэрон, – обратился он к дворянам, сидевшим за столом, – вас прошу для частной беседы.

Ничего не оставалось, кроме как подчиниться воле графа, и хотя дядя Турин был подданным совершенно другого графства, перечить Торру Бертирану он не стал.

Глава V

Первый день месяца Преддверия выдался солнечным и по-летнему тёплым. На небе не было ни облачка, лёгкий ветерок слегка поигрывал развевающимися знамёнами у шатров, что раскинулись на полях у стен Ясеневого Города. С первыми лучами солнца к ристалищу стали стягиваться участники турнира, в числе которых был и Миртэл Тольберт, рядовой городской гвардии. Он до последнего сомневался, стоит ли ему идти на этот обман, однако раз за разом в голове всплывала фраза капитана Адри Аострикса – «У тебя будет один шанс доказать, что ты достоин большего, нежели патрулировать улицы Ясеневого Города. Только ты сам решаешь, как сложится твоя судьба». И лишь эти слова подталкивали Миртэла совершать то безумство, на которое его обрёк виконт Аострикс. С другой стороны выступал его отец, который постоянно говорил о чести и о долге. «Мы рождены быть теми, кто мы есть, – часто повторял он. – Выше своей головы не прыгнешь, так что довольствуйся тем, что имеешь».

На рядовом были тяжёлые латные доспехи, местами проржавевшие, где-то с вмятинами от тренировочных боёв, однако честно прослужившие ещё его отцу. Голову защищал закрытый шлем с красным хохолком, и Миртэл Тольберт видел лишь то, что творится непосредственно перед ним. Знаменосца у рядового, конечно же, не могло быть и он решил, что герба виконта Аострикса на груди будет достаточно. В ножнах ждал своего часа наточенный меч, а лошадь под тяжеленным воином не выказывала никаких признаков волнения или усталости. В какой-то миг, когда перед взором Миртэла Тольберта появилась палатка распорядителя, он было подумал, что стоит развернуть коня и отправиться обратно в казармы, но что-то удержало его от этого и он сделал шаг навстречу своей новой судьбе. Дороги назад теперь не было.

Турнирный распорядитель мирно пожёвывал травинку и о чём-то переговаривался со своим малолетним сынишкой. Он был рослым и грубым мужчиной, однако ещё прошлый князь Аегилль почему-то испытывал к Горту Экксу какую-то симпатию. Когда-то нынешний распорядитель заведовал конюшнями в замке Аегиллей – Тиобальдо-вой Мачехе. Однако, после того как его поймали с кузиной сестры княгини, конюха пришлось отослать подальше от замка.

Миртэл Тольберт подъехал к палатке и спешился. Сердце его бешено колотилось. А вдруг узнают? Что, если слух о смерти виконта Аострикса уже ходит по городу? Если обман вскроется, скорее всего, ему влетит по полной. Командиром городской гвардии временно назначили сержанта Гарка, подлого и нечестного гвардейца. Уж он-то позаботится, чтобы прыткого рядового наказали по всей строгости закона. Трибунал раз и навсегда мог поставить точку в его гвардейской карьере.

– Капитан Лострикс, – проговорил распорядитель, завидев приближающегося всадника и его герб. – Я слышал о вашем ранении…

– Я пришел записаться на турнир, – стараясь говорить как можно меньше, сказал Миртэл Тольберт. Голос в шлеме звучал приглушённо и распорядитель, кажется, не придал этому значения. – Со мной всё в порядке.

– Как скажете, ваше благородие, – откашлялся Эккс и внёс какие-то записи к себе в журнал. – Первые бои пройдут через час. Вполне возможно, что вам посчастливится сразиться с кем-нибудь из дома Фогот. Я видел, как герцог Эрстан и барон Балистан тренируются у арены.

Миртэл Тольберт кивнул и взобрался на своего коня.

– Удачи, капитан! – выкрикнул распорядитель, и рядовой махнул ему рукой на прощание, как требовали того турнирные суеверия.

Чем ближе Миртэл Тольберт подъезжал к стойлу, где собирались остальные участники турнира, тем большее волнение накатывало на него. Ещё не бывал он в обществе, где собиралось столько благородных мужей. Вот уже виднелись стяги с изображением восьмиконечной звезды на тёмно-синем небе Фоготов, кроваво-красный щит дома Бурелом, бьющий из земли гейзер Амильтонов, дуб на белом фоне Бертиранов. Доносилось гудение, шутки и споры. Не успел Миртэл Тольберт подъехать к основной массе, как его окликнул незнакомый голос.

– Адри! – послышалось откуда-то слева, и рядовой повернул голову в сторону окликнувшего его.

Подле него стоял крепкий уже не молодой воин с гербом, изображающим расходящиеся к горизонту три дороги. В геральдике Миртэл не был силен, в отличие от его брата Демиана, который знал практически каждый знатный дом в Эндердале.

– Приветствую! – проговорил Миртэл Тольберт.

– Ну и напугал же ты всех, – подъезжая ближе, сказал мужчина. Он был крепок, хоть и седовлас. На лице его виднелось несколько мелких шрамов. – Всё-таки решил участвовать?

– Прекрасно себя чувствую, – пожал плечами рядовой и кольчуга под латами брякнула. – Противникам стоит побояться меня.

Седовласый мужчина улыбнулся и одобрительно кивнул.

– Почему ты в шлеме? Дай посмотреть на тебя перед боем, мы ведь не виделись уже с год!

– Не стоит, – отстраняясь, ответил Миртэл Тольберт. – Меня вчера… пчелы покусали… Лицо раздулось. Не хочу, чтобы кто-то видел меня в таком состоянии.

Седовласый покачал головой.

– У меня есть хороший лекарь, – сказал он. – Привёз его из Быстроходного с собой. Сейчас позову его, он тебя осмотрит.

Мужчина уже было собрался обращаться к своему пажу, как за стенами раздался гул труб, знаменующий появление князя Онора Аегилля. Всякий, кто был отвлечён разговорами и подготовкой, теперь устремился к трибунам для бойцов, чтобы поглядеть на нового владетеля Эшторна. На звон труб отправился и седовласый, вмиг позабыв и о лекарях, и о своём друге. Миртэл Тольберт, вздохнув с облегчением, проследовал за остальными, затерявшись в толпе.

Лошадей участники турнира оставили в стойлах, расположенных в подтрибунном помещении. Здесь стоял резкий запах навоза, всюду сновали конюхи и пажи некоторых знатных персон. Бойцы, как требовали того правила, располагались на отдельных трибунах, где каждого из них могли видеть зрители, свободные дамы благородного происхождения и знатные гости. Трибуна напротив предназначалась князю и его ближайшему окружению. Владетель Эшторна появился как раз в тот момент, когда Миртэл Тольберт занял своё место в третьем ряду. Он намеренно старался избегать контактов с остальными бойцами и пришёл на трибуну последним.

Онор Аегилль появился в сопровождении своей супруги под неодобрительный гул, издаваемый в основном чернью. Самого князя сей гул, казалось, вовсе не волновал. Он улыбался, махал своим вассалам и приветствовал уже ожидающих на трибуне гостей. Владетель Эшторна был невысок, но ужасно тучен, с массивными складками жира на боках, с глубокой залысиной на лбу. Он носил просторный халат оранжевых оттенков, на пальцах его поблескивали драгоценные перстни, а походка и каждое движение князя были столь неуклюжими, что, казалось, будто он вот-вот потеряет равновесие. Княгиня Аегилль была мрачна и неулыбчива. Тонкая, в противовес своему супругу, будто струна, она следовала за ним, опустив взор. Некогда привлекательная и свободолюбивая девица из дома Баркторн превратилась теперь в личную игрушку безгранично властвующего Онора Легилля. Когда княжеская чета уселась в самом центре трибуны, гул понемногу стих. Толстый князь всё время улыбался, поглядывая то на подносильщиц, которые сразу же принесли три штофа с вином и огромную корзину фруктов, то на своих приближённых.

Миртэл Тольберт мог с уверенностью утверждать, что новое окружение князя было представлено прилюдно впервые. После смерти Брустора Аегилля, новый князь Эшторна распустил Тайный Совет и только намедни сформировал новый. Из старых членов в него вошли только брат князя, командующий регулярной армией Эшторна, маршал Филтон Аегилль, и капеллан Гольвер Милатрис, глава Ордена Духа и Меча в Эшторне. Епископ Эшторнский отчего-то попал в немилость и куда-то исчез, и его место теперь пустовало.

По правую руку от князя сидел мужчина лет тридцати пяти, весьма высокий, сухой и хмурый. На лице его виднелась чёрная густая щетина, голова была почти без волос. Он осматривал публику ястребиным взглядом холодных серых глаз. На камзоле его не было герба, а это означало, что человек не принадлежал к дворянам. Его место говорило о том, что в тайном совете господин этот занимал место первого княжеского советника. Миртэлу Тольберту этот незнакомец показался чрезвычайно опасным мужем.

Слева от князя и княгини виднелся человек, который был весьма знаменит в столице. Столь же толстый, как и сам князь, успешный купец, любитель роскоши и всех благ, глава первой купеческой гильдии – Эдерис Бальмор. Простолюдин по происхождению, один из самых богатых людей в Эшторне по результатам работы. Прекрасный стратег, лучший счетовод на западе Эндердаля. Предыдущий князь старался держаться от этого человека подальше, зная его аппетит и властные амбиции. Князь нынешний назначил его на должность казначея Эшторна.

Место командующего регулярной армией пустовало, ибо Филтон Аегилль находился в тот момент среди участников турнира и был готов выйти на ристалище. Место герцога занимал молодой и никому не известный человек. Ничем не примечательный, молчаливый и скрытный. Он был обладателем простого лица без особых примет, среднего роста и коротких чёрных волос. Принадлежность к Лиге Ясеня выдавала только чёрная форма с оранжевыми эполетами и несколько простеньких наград на груди. Новый глава разведки – Хенрик Буртон. Третья персона в окружении князя Аегилля, о которой мало что было известно. Опять простолюдин и опять на столь высоком посту.

Капеллан Гольвер Милатрис сидел поодаль, как бы отстранившись от всех остальных. При князе Брусторе он был весьма могущественной персоной и оказывал на владетеля Эшторна особое влияние. Ему удалось удержаться на плаву и при новом князе, однако, как было видно, его взгляды сильно рознились с взглядами нынешнего Тайного Совета. Капеллан Ордена Духа и Меча был молод, несмотря на занимаемый сан. О его персоне ходили многочисленные слухи. Говаривали, что Гольвер Милатрис всем своим нутром ненавидит магов, что он обладает какой-то особой силой, что его невозможно убить. Все эти спекуляции сдабривались всевозможными историями и передавались из одного трактира в другой.

Герольды задули в трубы, и в центр ристалища вышел распорядитель Горт Эккс. Он успел облачиться в ярко-красный камзол с серебряными эполетами, выдающими его принадлежность к должности турнирного распорядителя.

– От имени владетеля Эшторна, хранителя вотчины Тиобальдова Мачеха, защитника сих земель, князя Онора Легилля, турнир объявляется открытым! – церемониально зачитал Эккс, и герольды трижды задули в трубы. Гул и овации заполнили турнирное поле. – Объявляю регламент и условия турнира! – продолжил распорядитель, когда шум немного стих. – Турнир в Ясеневом Городе, проходящий в первых числах месяца Преддверия Эпохи Единения, провозглашён в честь становления князя Онора Легилля во главе Эшторна. Состязания для дворян проходят пять дней. В каждый из дней проводится один круг, начиная от круга отбора и заканчивая финалом. Состязания для черни проходят в два этапа – отбор и общая схватка до последнего устоявшего на ногах. Из двадцати восьми участников знатных домов победа достанется только одному. Призом для победителя среди дворян станет денежное вознаграждение в размере ста тысяч золотых, а также бесценный артефакт из хранилища дома Легилль! Призом состязаний среди черни будет титул барона и земли Уа, ела Топей, что на юге графства Тиринбор. За сим я провозглашаю турнир в Ясеневом Городе открытым! И пусть Единый дарует вам силу и выносливость!

Снова раздались овации. Гостям понравились призы. Кто-то оценил княжескую щедрость, кто-то – расточительность.

– Я приглашаю на ристалище первых участников турнира, которым выпала честь открыть состязание! – снова заголосил распорядитель. – Герцог Филтон Легилль и граф Бортич Доргерт!

Где-то совсем рядом с Миртэлом Тольбертом брякнула сталь, и двое воинов поднялись со своих мест. Филтон Легилль, маршал и командующий регулярной армией Эшторна, княжеский брат и любимчик подданных княжества, вышел на ристалище под оглушительные овации. Он был высок и могуч, облачённый в тёмно-серые латы с гербом дома Легилль на щите – ясень, дуб и сосна на зелёном клетчатом фоне. Многие отдали бы жизнь, чтобы князем Эшторна стал именно этот человек. Герцог поприветствовал публику и отправился в свою часть арены. За спиной его развевался оранжевый плащ, круглый деревянный щит был крепко сжат в левой руке, полуторный меч с бакаутовым эфесом – в правой. Его соперник – граф Рэд'Эурна, островного графства в Глэндэле, Бортич Доргерт, не удостоился подобных оваций. Об этом человеке мало что знали, да и вообще островитян на материке не особенно жаловали. Доргерт был небогатым домом, зато жёстким и непреклонным, однако в турнирных навыках графа много кто сомневался. На нём были стальные латы, тёмно-серый плащ и полузакрытый шлем. В сражении Бортич Доргерт предпочитал двуручный меч, что говорило о его природной силе. Он был на голову выше герцога Легилля и гораздо шире в плечах, однако столь явное физическое превосходство ничуть не смущало маршала.

Герольды протрубили к началу боя, и схватка завязалась. Публика вновь взревела, отчаянно болея за любимого герцога. И герцог не разочаровал их. Он первым ринулся в бой и яро нанёс сразу три рубящих удара. Граф Доргерт умело заблокировал две атаки, ловко увернулся от третьей. На какое-то мгновение бой замер, так как оба соперника краткое мгновение изучали друг друга. Миртэл Тольберт не знал, были ли знакомы герцог и граф. Быть может, давеча они распивали вино в одном из трактиров, а теперь им волей судьбы пришлось скрестить мечи.

Ьитва продолжилась с обоюдосторонней атаки. Оба воина ринулись в бой, осознавая, что теперь на них смотрит добрая половина Ясеневого Города. Сталь лязгнула, и двуручный меч графа Доргерта мощным натиском оттолкнул Филтона Легилля на полфута назад. Последовала незамедлительная атака, – Бортич Доргерт совершил весьма ловкий выпад для человека, орудующего столь тяжёлым мечом. Герцог Легилль едва успел отразить атаку, подставив свой щит. Перевес в поединке совершенно незаметно перешёл на сторону островитянина. Воодушевлённый своим успехом и опьянённый близкой победой, он безотчётно пошёл вперёд.

Казалось, что маршал Аегилль уже выбился из сил, так неохотно он отражал одну за другой суровые атаки. Но это был лишь обманный ход, один из тех манёвров, которые опытный герцог применяет в бою. От беспрерывных атак выдохся сам граф Доргерт. Движения его стали медлительными, а удары слабели с каждым мгновением. Филтон Аегилль воспользовался моментом и одним резким движением выбил меч из рук противника. Двуручник брякнулся оземь, оставив своего хозяина без оружия. Публика ахнула и вздохнула с облегчением. Герцог Аегилль приблизился к противнику и подставил острие своего меча к его горлу.

– Признаёте ли вы поражение, граф? – спросил Филтон Аегилль, и по голосу его стало ясно: весь этот бой был для него лишь подготовкой к более серьёзным соперникам.

– Признаю, – покосившись на свой меч, ответил Бортич Доргерт.

Овации и восторженные крики разнеслись по турнирному полю. Герольды тройным сигналом оповестили об окончании первого поединка. Распорядитель продекламировал о том, что герцог Филтон Аегилль выходит во второй круг состязаний, а граф Бортич Доргерт выбывает. Маршал снял шлем и поклонился тепло принявшей его публике. Его чистое мужественное лицо без единого изъяна выражало всю ту справедливость и честь, которые отсутствовали в его старшем брате. Карие печальные глаза говорили о печати второго сына, которой наградил герцога Единый. Его душа как будто бы кричала: «Это я должен править вами. Эшторн принадлежит мне». Однако каждый, кто знал маршала Легилля, мог с уверенностью сказать – ничто и никогда не заставит его переступить закон крови.

Филтон Аегилль остановил взор на своём брате, который с княжеской трибуны аплодировал наравне чернью, и вернулся к месту пребывания участников состязаний.

– На ристалище вызываются! – пропел распорядитель, когда оба бойца покинули арену: – Герцог Эрстан Фогот, наследник Альдерфора и князь Филантир Эстерби, владетель Ринта.

Миртэл Тольберт вздрогнул, осознавая, что в любой момент могут вызвать именно его. Главное – не забыть, что он играет роль капитана Адри Аострикса, и именно его имя будет звучать из уст распорядителя.

Представитель самого большого и могущественного княжества Альдерфор, потомок королей, наследный герцог Эрстан Фогот, вышел на ристалище первым. Он был облачён в белоснежные латы с ярко-красными вставками, с каплевидным щитом, на котором красовалась восьмиконечная звезда его дома. Великолепная сталь отражала лучи осеннего солнца, и Эрстан Фогот выглядел поистине величественно. Миртэл Тольберт знал, что в боях герцог не носил шлема, и каждый теперь мог лицезреть его чистое лицо – с голубыми глубокими глазами, светлыми кудрявыми волосами до плеч, аккуратно выстриженной бородой. Он был воплощением справедливости, символом чести, лучшим старшим сыном, какого только мечтал иметь его князь-отец. Скрывалась в этом дворянине какая-то внутренняя сила, способная внушать в души его поданных невероятную любовь. Вот и теперь, когда Эрстан Фогот появился на арене в своих белых с красным доспехах, толпа взревела не меньше, чем в тот момент, когда здесь стоял их любимчик – Филтон Аегилль.

Герцог Фогот улыбнулся своей чарующей улыбкой, вынул из ножен меч и, приветствуя публику, вознёс его над головой.

– Истинный король, – услышал Миртэл Тольберт голос кого-то из воинов, стоящих спереди него. – Такому бы я служил с чистым сердцем.

Подобное чувство возникло и у рядового Тольберта. Он с восхищением глядел на герцога из соседнего княжества, в чьих жилах текла кровь королей, правящих Эндердалем со времен Эпохи Освоения.

Его противником выступал владетель княжества Ринт, Филантир Эстерби. Золотые князья, как испокон веков называли хозяев земель, в недрах которых покоились тысячи стоунов золота и серебра. Доспехи на князе были позолочены, его шлем представлял собой настоящий шедевр кузнечного мастерства – причудливой формы, с павлиньими перьями на макушке и угловатой прорезью для глаз. Владетель Ринта для своих двадцати пяти был толст и, конечно же, ему было совсем далеко до той любви, которую испытывали гости к Эрстану Фоготу. Жители южных княжеств слишком редкие гости в центральных землях Эндердаля, и о них напоминают лишь караваны, которые те перегоняют из Юхара и Лазурных Островов на север.

Филантир Эстерби коротким кивком поприветствовал всех и отправился в свой угол. Уверенной его походку было трудно назвать. Всё здесь говорило не в пользу этого Золотого князя, – слухи о слабом духе владетеля Ринта уже давно блуждали среди знати Ясеневого Города. Говаривали, что он идёт на поводу у своих вассалов, даёт взаймы золото и забывает об этом, а ещё говорили, что он отказался от дуэли с собственным братом, обрекая себя на спекуляции до конца своих дней.

Трубы прогремели к бою, и оба воина схлестнулись в поединке. С первых мгновений битвы стал вырисовываться явный фаворит. Герцог Фогот напористо наступал, атакуя соперника по всей науке ближнего боя. Меч в его руках искусно вырисовывал в воздухе всевозможные пируэты. Филантир Эстерби пятился назад, только и успевая, что отражать атаки. Когда наконец он упёрся спиной к деревянной стене, служившей ограждением ристалища, бой можно было считать конченным. Золотой князь бросил меч и щит наземь и прокричал во весь голос:

– Сдаюсь! Я признаю победу герцога Фогота!

В ответ на столь быстрое поражение прозвучали неодобрительные возгласы толпы. Князь Онор Аегилль потирал свои разбухшие ладони, чему-то ухмыляясь, чернь негодовала, дворяне презрительно осматривали трусливого князя. Никто не усомнился в мастерстве Эрстана Фогота, однако столь быстрая победа и такое явное преимущество оставили отпечаток в каждом из свидетелей.

Филантир Эстерби подскочил к герцогу и поднял его руку в воздух, показывая всем, кто достоин оваций. Миртэл Тольберт даже было подумал, что конечную точку в их поединке поставил страх перед фигурой Эрстана Фогота. Возможно, если бы перед князем Ринта стоял менее прославленный соперник, бой развернулся бы по-другому. По крайней мере сам Миртэл теперь и не мечтал о лёгком бое, – Золотой князь выбыл, а значит, на одного слабого соперника стало меньше.

Глава VI

Фарух опоздал к началу турнира, бесконечно коря за это себя и свою южную кровь. До самого обеда он не мог оторваться от дочки привратника, без устали расходуя на неё все свои силы. Она и вправду оказалось девицей не из робкого десятка. Их едва не застукал Игнат, но Анли снова спасла ситуацию, ловко выкрутившись и переведя все подозрения на младшую сестру. Хитрая бестия и, ох, какая страстная! Утром она рассказывала Фаруху о том, что однажды в гневном порыве её отец изрешетил повадившегося ходить к ней по ночам трубочиста. Эта история сразу же отбила у полукровки всяческое желание, но Анли быстро подобрала ключик, и вот они уже в четвёртый раз были близки.

Прорываться через плотно стоящих горожан было сущей проблемой. Мелкого полукровку пинали, отвешивали ему оплеухи, бранили почём зря. Фарух же старался проскочить как можно дальше, чтобы хотя бы одним глазком взглянуть на прославленных воинов Эндердаля. Во всей этой суматохе он успел узнать, что герцог Филтон Аегилль победил графа Бортича Доргерта сдачей, герцог Эрстан Фогот за считанные мгновения одолел князя Филантира Эстерби, а княжеский сын – молодой Гумперт Аегилль с трудом одолел графа Эртика Анкильса, владетеля графства Эйнден, что в Глэндэле.

«Кем была твоя мать?» – в голове Фаруха всё ещё звучал голос Анли. Она лежала в одеялах, обнажив свою привлекательную полноту, и без стыда рассматривала убогое тело барда. «Шлюхой, такой же, как и ты», – хотел он ответить, но почему-то не решился. Язык не поворачивался назвать её грубым словом. Наверное, его отец думал точно так же после ночи с юхарской содержанкой. Во рту стоял приятный привкус её пухлых губ, и Фарух пообещал себе, что предстоящую ночь он снова посвятит ей.

– Куда прёшь, полукровка? – раздался басистый голос, и барда отшвырнуло в сторону. Какой-то рослый детина, которому он наступил на ногу, одним небрежным движением отбросил его.

Фарух покосился исподлобья на разгневанного мужика, но отвечать не стал. Что ему с того? Пускай хоть как его называют, пускай толкают и издеваются, главное, что голова и руки на месте. А это значит, что вечером можно будет сыграть песенку-другую да потрогать за мягкие места дочку привратника. На площадке, где толпилась чернь, яблоку негде было упасть. Полупьяные крестьяне, торговцы, лесорубы, конюхи, кухарки, все здесь превратились в одну толпу, скандирующую то или иное знатное имя. Вот уже слышался лязг стали, тяжёлое дыхание сражающихся, скрежет их доспехов. Одиноко стоящая яблоня смотрела прямо на Фаруха, и он решил присоединиться к тем трём мальчишкам, что облюбовали её.

Бард взобрался повыше, подтолкнул одного сопливого мальчугана и уютно утроился на одной из веток. Отсюда открывался великолепный вид на ристалище. Была видна сама арена, трибуны для знати и отдельная трибуна для владетеля Эшторна и его приближённых. Князя Онора Аегилля Фарух видел впервые. Столь же жирный, как и в пересказах его недоброжелателей, весь в золоте и шелках. Настоящий правитель, какими кишит Юхар. Там, на юге, величие знатных особ определялось наличием у них золота. Здесь же, в центральных землях Продола, всё решают какие-то честь и слава. Так жить было неинтересно, почему-то думалось Фаруху.

На ристалище вовсю рубились два дворянина. Один – в лёгких багровых доспехах с гербом, изображающим три корабля, уходящих к горизонту на чёрном море. Кожаный шлем прикрывал лишь верхнюю часть головы, нижнюю её часть покрывала чёрная борода. Мужчина с тремя кораблями на щите был не старше сорока лет, с огромными ручищами, в которых покоился полуторный меч. Против него бился высокий муж с длинным кривым носом, закованный в тяжелые латы. Он орудовал одноручным топором, на манер дунгмарских берсерков, а защищался лёгким деревянным щитом.

Фарух не знал, сколько длился этот бой, но длинноносый уже сдавал позиции, а дворянин с тремя кораблями всё напористее атаковал. В конечном итоге после двух удачных атак, высокий боец бросил своё оружие и признал поражение. Человек с бородой утёр со лба пот и прокричал: – Во славу князя Аюдвина Амильтона! За Дорхем!

Публика, похоже, не особенно жаловала ретивость воина, и его лозунги мало кто поддержал. Распорядитель объявил, что победу одержал – капрал Эбель Нортинг, барон из Дорхема. Проигравшим же был граф Холи Тарис, владетель Слинтэ.

Фарух смотрел на всё действо с высоты яблоневого дерева и только теперь, когда его взору предстала полная картина, он понял: это был самый масштабный турнир, какой ему только доводилось посещать. Народ всё ещё стягивался к турнирным полям. Всюду реяли знамёна дворянских домов. Оруженосцы носились туда-сюда, обслуживая своих хозяев. Лошади знати занимали больше места, чем жители какой-нибудь небольшой деревушки. Наверное, здесь собрался весь цвет Эндердаля.

– На арену приглашаются! – заголосил распорядитель, не в силах перекричать толпу: – Владетель графства Этте, что в Дорхеме, граф Бруто Дромерс! Мужчина средних лет с золотым четырёхлистным клевером на чёрном поле, вышел на арену. Он весь был закован в сталь, а его оружием был грозный двуручный меч. – Капитан городской гвардии Ясеневого Города, виконт Адри Аострикс!

Толпа заликовала, услышав знакомое имя. Другая часть, в основном простолюдины, неодобрительно загудела. Адри Лострикс появился на ристалище в закрытых латных доспехах, в шлеме с прорезью, с треугольным щитом и одноручным мечом. Фарух слыхал, что капитан весьма неплох в бою, но шансы у этих двух воинов были совершенно одинаковыми. Оба они были надёжно защищены сталью, стеснены ею и ограничены. Грянули трубы, и воины сошлись в битве. Толпа выкрикивала имя виконта Аострикса, но он почему-то не спешил идти в атаку. Граф Бруто Дромерс налетел на него будто вихрь, сыпля тяжёлыми ударами двуручного меча. Первый, второй, третий и четвёртый удары были едва лишь блокированы виконтом, и публика ахнула, когда он упал на одно колено под тяжестью столь стремительной атаки.

Фарух знал, что давеча капитана стражи ранили в одном из крестьянских восстаний и вопрос о его участии в турнире до последнего оставался отрытым. Всё же Адри Аострикс теперь бился на арене, но травма его давала о себе знать. Между тем Бруто Дромерс, окрылённый лёгким началом боя, продолжал идти вперёд.

Адри Аострикс отбивал атаки, отступая и не имея шансов контратаковать. Мало кто мог узнать в этом облачённом в тяжёлые латы воине первого гвардейца Эшторна. Некогда слухи о его победах опережали гонцов и соколов. Теперь же он отступал под натиском графа Дромерса, воина, не имевшего за плечами особой боевой славы.

– Капитан Аострикс! – кричал какой-то виконт из Гранпайла. – Мы с вами!

Движения Адри Аострикса были неуклюжими, как будто в латы был облачён какой-то зелёный юнец, впервые взявший в руки меч. Сил у него едва хватало на то, чтобы отражать атаки противника, да и те уже заметно покидали его. Герцог Филтон Аегилль с бойцовской трибуны молча наблюдал за поединком, единственный, кто не выказывал каких-либо предпочтений.

Возможно, судьба была благосклонна в тот день к капитану Адри Аостриксу, возможно, сам Единый удостоил его своей милостью, а быть может, удача сыграла здесь свою роль. Как бы там ни было, граф Дромерс при очередной атаке поскользнулся, и ноги его разъехались в разные стороны. Раздался выкрик боли, ибо в столь тяжёлых доспехах было весьма затруднительно выполнять акробатические кульбиты. Грузный воин величественно повалился наземь, выронив из рук свой меч. Виконт Аострикс возвышался над ним, как будто не понимая, что нужно делать.

– Меч! – кричали люди.

– Приставь меч к его горлу!

– Заставьте его сдаться, капитан!

Бруто Дромерс, воспользовавшись замешательством капитана, попытался преградить ему ход. Виконт пинком откинул меч подальше и наконец, спохватившись, подставил своё оружие к горлу графа.

– Сдаюсь, сдаюсь, что мне ещё остаётся, – кряхтел граф.

Адри Аострикс помог Бруто Дромерсу подняться и распорядитель объявил, что победа досталась первому гвардейцу Ясеневого Города.

– Как же, как же, – поднимая свой меч, ворчал граф Эттса. – Мой папаша и тот резвее тебя будет, капитан.

Капитан городской гвардии легко поклонился и предпочел скоро ретироваться, так и не сняв шлем. Мало кто понимал, что стряслось со столь прославленным воином. В былые времена он показывал отменные кульбиты, ловко разил даже самых бывалых соперников, побеждал в сложнейших испытаниях. Теперь же казалось, что доспехи Адри Лострикса носил кто-то иной.

– А некоторые приехали в Ясеневый Город с войском, – послышалось снизу, и Фарух устремил свой взор под дерево. Под яблоней стояли двое – один молодой, высокий мужчина с красивым вытянутым лицом, облачённый в дорогие голубые с золотым шелка. Он стоял, опершись о ствол, и почёсывал бритый подбородок. Второй – не иначе как воин. В потёртом камзоле с заплатками на локтях, в истрёпанных сапогах. По речи его можно было понять, что муж он роду простого.

– Зачинщиком у них граф Торр Бертиран, – продолжал воин, но красавец шикнул на него и огляделся по сторонам. К счастью для барда наверх он не удосужился глянуть. Кто знает, сколько жизней такого, как он, может стоить подслушанный разговор?

– Никаких имён! – приказал мужчина в голубых шелках.

– Да, да, простите, – потупив взгляд, сказал воин. – Они планируют присягнуть… княжескому брату. И если наш князь воспротивится, то они будут готовы придать его суду, а потом и смерти.

Мужчина в голубых шелках помолчал какое-то мгновение, затем плавным движением запустил руку за пазуху и достал оттуда серебреник. Глаза у воина блеснули.

– Ты хорошо поработал, – отдав монету, сказал тот. – Власть Эшторна не забудет твоей преданности. А теперь ступай и никому ни слова. Помни, что на каждом углу скрываются вражеские лазутчики.

Довольный простолюдин скрылся в толпе, а надушенный красавец испарился вслед за ним.

О чём говорили эти двое, Фарух смекнул. Всё-таки в трактирах блуждают всякие слухи. Вот и о скверном правлении князя Онора Аегилля толковали не меньше, чем о предстоящем турнире. Мятеж могла поднять чернь, и это было весьма предсказуемо, но вот то, что взбунтуются вассалы владетеля Эшторна, для Фаруха было в новинку. Главное – не сболтнуть сегодня вечером лишнего после пары кружек эля.

Тревожные мысли барда прервал голос распорядителя.

– На арену приглашаются! Владетель Млечного удела, вассал дома Бертиран, барон Эриц Рикмун.

Появился молодой, лет двадцати, дворянин. Видом своим он напоминал камень – весь в сером, угловатое лицо походило на застывшую маску. Короткие тёмные волосы, борода брита, а быть может, ещё и не растёт вовсе, на груди герб – горящая на чёрном фоне свеча.

– Владетель графства Корнэйль, граф Лори Таэрон! – выкрикнул Горт Эккс.

Об этом Фарух слыхал в Дивном Пивне. Своенравный граф, проводящий независимую политику. Он владел замком Високосный Дол, что в столице графства – Сосновой Гавани. Граф, довольно высокий, с широкой грудью, залысиной на лбу и крючковатым носом, сломанным в бою, был уже не молод. Полукровка знал, что ему миновал четвёртый десяток, однако владетель Корнэйла был всё ещё в силах показать свои возможности. Он вышел на ристалище, обнажил свой меч и покосился на князя Онора Аегилля с нескрываемым призрением, чем снискал бурные овации среди черни.

Бой начался резво и продолжался в таком темпе почти четверть часа. Оба противника атаковали, осыпая друг друга градом ударов мечей. Сталь звенела, публика ликовала. И молодой барон, и своенравный граф отменно владели оружием, однако победитель может быть только один. Граф Лори Таэрон сделал два достойных выпада, но молодой барон блокировал первый, а от второго ловко увернулся. Настала его очередь атаковать, но владетель Корнэйла был столь же быстр, как и его молодой соперник. Чем дольше шёл поединок, тем яснее становилось, что силы у обоих воинов равны, и они готовы биться хоть до заката. Князь Онор Аегилль зевал, прикрывая рот тыльной стороной ладони, его люди о чём-то перешёптывались, а более смелые даже кричали что-то бьющимся без устали воинам.

– Воистину, равные бойцы, – доносилось с трибун знати.

Между тем от ударов летели искры, пот заливал камзолы обоих воинов, но никто не желал уступать. Наконец каким-то невероятным чудом графу удалось выбить из рук молодого барона меч, и тот отлетел к трибунам. Владетель Корнэйла приближался к Эрицу Рикмуну, тяжело дыша и ликуя. Но победа была ещё далеко. Барон, сделав резкий рывок, метнулся к своему оружию, чего Лори Таэрон уж никак не ожидал. Молодой барон был облачён в лёгкие серые доспехи из клёпаной кожи, на графе же была кольчуга, и потому сил у него оставалось не так много. Барон сделал ловкий кувырок, и меч снова оказался у него в руках.

Бой продолжился под овации толпы. Теперь уже князь Онор Легилль аплодировал наравне с крестьянами. Перевес в поединке целиком перешёл на сторону Эрица Рикмуна. Он напирал, проводя одну атаку за другой, а Лори Таэрону ничего не оставалось, кроме как защищаться. Молодость брала верх над опытом, с этим Фаруху пришлось согласиться.

Всё же граф так и не выпустил из рук своего меча. Удар пришёлся ему в затылок, и кто знает, что сталось бы с ним, не надень он перед боем открытый шлем. Молодой барон шлема и вовсе не носил, настолько он был уверен в своих силах. Раздался звон, когда сталь Эрица Рикмуна столкнулась с бронёй Лори Таэрона. Публика ахнула как один, и владетель Корнэйла повалился наземь. Бой был остановлен, лекари обступили павшего, толпа гудела, князь Легилль налегал на вино.

После того как граф поднялся на ноги, распорядитель провозгласил, что победителем поединка стал барон Эриц Рикмун. Тот сухо поклонился, буркнул что-то приходящему в себя графу и скрылся в помещении для участников турнира.

Вскоре было объявлено о перерыве, дабы виночерпии сделали смену князю Онору и его людям, а сам князь, дескать, должен отлучиться на совещание Тайного Совета.

– Ха! – донеслось с трибун для простолюдинов. – Какое там совещание? Небось, облегчаться пошёл. Вон, сколько сожрал, моя мамаша и та за жизнь столько не ела.

Где-то расхохотались, где-то загудели, однако Фарух решил даром время не терять. Он спустился с яблони, достал из-за спины лютню и направился куда глаза глядят. Подзаработать в таких местах всегда можно было, однако среди бедноты искать серебра не приходилось. Он проталкивался сквозь очередь, стоящую за жареными каштанами, пытался просочиться через плотно стоящих ротозеев, которые глядели на то, как очередные бойцы готовятся выйти на ристалище. Фарух и сам не удержался и заглянул в окошко, где виднелись дворяне, фехтующие, упражняющиеся в атаке и обороне. На какой-то миг он позавидовал им. Представители знатных домов – известные, сильные, имеющие представление о чести. Они живут по своим правилам, неведомым тем, кого жизнь забросила в места вроде Худого квартала.

Трактир Золото Королей вырос перед бардом сам собой. В обычные времена это была обыкновенная забегаловка на подходе к Ясеневому Городу. На время турнира здесь потчевали лишь знатных персон. На входе в одноэтажное здание, построенное из ясеневого сруба, дежурили двое гвардейцев. Облачённые в кольчугу с гербами дома Легилль, они несли свою службу, охраняя представителей верховной власти. Полукровка попытался проникнуть внутрь трактира, однако бердыши скрестились перед его лицом, а один из гвардейцев проговорил:

– Куда суёшь свой нос, мерзкое отродье? – он был полон, голову его покрывала кольчужная шапка, а изо рта пахло мёртвыми собаками. – Не видишь, в трактире сам князь обедает? Или тебе нос укоротить?

И как он, дурья башка, только не заметил сразу? Лошади эйнденских пород в конюшнях, целая свора охраны, а вокруг ни души.

– Вы – певец? – донёсся мягкий голос со спины, и к Фаруху приблизился толстый мужчина, который сидел подле князя во время турнира. От него приятно пахло шафраном и розами. С виду же он был похож на свинью. Во рту блестел золотой зуб, так что улыбка толстяка по-настоящему была ослепительной.

– Фарух из Когорота, к вашим услугам, – раскланялся бард и провёл пальцами по струнам, издавая приятный звук.

– Нам как раз не хватает менестреля для веселья, – хлопнув в ладоши, проговорил толстяк. – Пройдёмте же скорее под своды этого замечательного места!

– У нас приказ герцога Аегилля – не впускать никого, кроме членов Тайного Совета, – буркнул один из стражей.

– Ты обращаешься к первому казначею Эшторна, постоянному члену Тайного Совета, приближённому к его высокопревосходительству, Эдерису Бальмору, – весьма спокойно и меланхолично проговорил богач. – Как смеешь ты преграждать мне дорогу, дубина этакая?

Этого было достаточно, чтобы гвардейцы впустили обоих внутрь. Двери отворились, и Фарух вместе с толстым казначеем оказался внутри трактира под названием «Золото Королей». На потолке висела огромная люстра из оленьих рогов, состоящая из нескольких сотен свечей. Окон здесь не было, на стенах висели чучела лосей, кабанов, волков и ланей. У северной стены красовался камин, покрытый золотом. Дрова в нём приятно трещали, а четыре борзых собаки грелись у огня. Посередине залы располагался всего один стол, за которым теперь сидели все те, кто сопровождал князя на турнире. Был здесь и сам Онор Легилль, и его правая рука – Тэрион Левард, и его брат – маршал Филтон Аегилль, и капеллан Гольвер Милатрис, и командор Хенрик Буртон. Был здесь и ещё один человек – явно юхарец. Тёмная кожа, яркие одежды, за поясом – ятаган. Крепкий, молодой, скорее всего, наёмник или посол. Как он попал в столь знатную компанию?

Эдерис Бальмор проследовал к столу, сказав полукровке: «Идите и играйте, Фарух из Когорота, и дай вам умения Единый, чтобы понравиться нашему князю». На Фаруха никто не обратил внимания, и полукровка отправился к сцене. Он нежно коснулся пальцами струн, и по зале разнеслась приятная мелодия песни под названием «Мой меч навсегда будет рядом с тобой». Ещё спустя мгновение бард запел. Казалось, что его никто не замечает. Люди о чём-то оживленно беседовали, и в центре той беседы был загадочный южанин. Он сильно налегал на мех с вином, жёстко выражался, не боясь стеснить ни князя Аегилля, ни его знатное окружение.

Мой меч навсегда будет рядом с тобой, – тянул бард. Он так говорил, на колено вставая, И мужеством сердце свое заполняя, Без страха вступил он в последний свой бой.

– Это невозможно, – говорил Тэрион Аевард, и его щетинистые желваки танцевали от напряжения. – Такие условия неприемлемы для Ясеневого Города.

– Мой дядя не пойти на такой сделка, – повышая тон, говорил юхарец с диким акцентом. – Это обман. Обман! Мы возить вам железо, вы – давать нам право на торговля.

– Только не в Серебряном квартале, – мягко проговорил Эдерис Бальмор. – Там слишком много церквей и слишком много богачей. Им не нужны ваши шелка, шлюхи и пряности, а постоянные столкновения с представителями церкви не нужны нам. Мы готовы отдать в ваше распоряжение Худой Квартал. Торгуйте там, открывайте бордели, делайте, что хотите.

Скрестились мечи, и кровью залили Воители славные в битвах поля. Багровой под латами стала земля, И стрелы летели, и люди вопили.

Фарух играл и пел, а между тем в голове крутились странные мысли. Они продают столицу чужестранцам. Делят земли, меняют на их спорные товары. Иметь дела с южанами – весьма рискованное предприятие. Полукровка и сам не хотел бы, чтобы в Ясеневом Городе расплодились юхарцы. К чему же идёт князь Аегилль?

Совещание проходило не больше десяти минут. За это время южанин, имя которому было Хаджи, упился так, что едва мог связать и пару слов. Онор Легилль всё время хихикал, Тэрион Левард был напряжён, Эдерис Бальмор мирно попивал вино из своей чарки. Герцог Филтон Легилль недоверчиво косился на юхарца, а Гольвер Милатрис и Хенрик Буртон вовсе не принимали участия в беседе.

Когда поднялся князь Легилль, все, кроме Хаджи, поднялись в такт. Южанин остался за столом, увлекшись эндердальским вином. Турнир, к продолжению которого протрубили герольды, его, похоже, совсем не интересовал.

– Вынуждены откланяться, – сказал Онор Легилль. – Князь должен присутствовать на турнире, посвященном его становлению у власти. Мы продолжим переговоры с вашим дядей позже.

Эдерис Бальмор приблизился к Фаруху и сунул ему один золотой. Глаза у барда вылезли из орбит. Никогда в жизни он не держал в руках монету подобной ценности. На один золотой можно было купить две лошади, арфу, на какой никогда не играл Тон-Тон, четыре коровы, меч из прекрасной стали или же месяц не выбираться из самого лучшего борделя.

– Благодарю вас, господин, – поклонился полукровка, не веря своему счастью. Вот оно – высшее общество. Всё, что его касается, – превращается в золото.

– Поиграй ещё для нашего гостя из Юхара, – хлопнув барда по плечу, приказал казначей. – Он ведь твой земляк. Проследи, чтобы он сильно не перебрал и проводи его в комнату, если понадобится. Помни, что выполняешь поручение княжеского казначея.

Фарух лишь и успел, что кивнуть. Толстый Эдерис Бальмор покинул трактир вслед за остальными. Теперь в полумрачном помещении остались несколько виночерпиев, напуганный привратник и два юхарца. Бард затянул песню, но Хаджи даже не обращал на него внимания. Он весь был увлечён вином, гневно прикрикивал на подавальщиков и бурчал себе что-то под нос на юхарском наречии. На вид ему было лет двадцать пять. Золотистые одежды облегали мощное тело, шаровары на манер жителей Фагарды пестрили многоцветием. Через три песни юхарец уснул за столом, храпя так, что оленьи рога на потолке ходуном ходили.

Привратник подобрался к Фаруху и проговорил:

– Господин Хаджи проживает у нас на втором этаже.

Бард тяжело вздохнул и спросил:

– В какой комнате?

– Он выкупил весь трактир на неделю, так что в любой, – пожал плечами хозяин.

Фарух покачал головой и ещё раз поглядел на этого опасного южанина. Вести наверх пьяного Хаджи, вздорного и озлобленного, он уж больно не хотел. Можно было смело ретироваться, да и позабыть о нём, о казначее и обо всём, что произошло в Золоте Королей. В конце концов, вряд ли он больше встретится с этими знатными мужами. Однако что-то подтолкнуло полукровку, и он тихо приблизился к спящему. После безрезультатных попыток разбудить Хаджи, Фарух закинул его руку себе на плечо и потащил бессознательного земляка наверх.

Когда безжизненное тело Хаджи удалось донести до лестницы, ведущей на второй этаж, где располагались комнаты для гостей, с Фаруха уже сошёл седьмой пот.

На смех виночерпиям и даже добродушному привратнику, полукровка, кряхтя и потея, всё-таки сумел затащить южанина на ступени. Мысли о том, зачем он всё это делает, не покидали его головы, и он корил себя за это, вспоминая слова его наставника Тон-Тона: «Делая людям добро, подумай о том, что ты делаешь это не бесплатно». Когда обессиленный Фарух совершил очередную попытку взобраться на следующую ступень, нога его соскользнула, и он едва не полетел вниз вместе с пьяным южанином. Однако что-то неведомое, что-то невидимое и неощутимое уберегло его от падения. Бард, на удивление самому себе, собрался с силами и удержал Хаджи. В этот момент из-за позолоченной камизы, какие носили жители центральных районов Юхара, вывалился какой-то странный красный амулет, подвешенный на золотой цепочке. Барду даже на какое-то мгновение показалось, что предмет этот светится, рассеивая мрак в тёмном лестничном проходе. Все мысли полукровки в тот момент переключились на эту необыкновенную южную диковинку, цены которой, он даже и представить себе не мог. Остаток пути до комнаты Хаджи теперь показался барду не таким уж и трудным, ведь в голове его теперь то и дело всплывал увиденный амулет. Уложив южанина на кровать, Фарух уже было собрался уходить с чистой совестью, однако, опять же, сам не зная почему, он решился взглянуть на этот амулет ещё разок. Отодвинув полу камизы, он впился взглядом в чудо ювелирного произведения. Камень, скорее всего, гиацинт, был отточен в виде горящего пламени с мельчайшими деталями огранки, каких Фаруху ещё не приходилось видеть. Гиацинт был полностью заключён в золотую сетку, к которой крепилась цепочка, и камень, как теперь достоверно видел бард, по-настоящему светился, словно внутри его горело пламя. Поразмыслив как следует и откинув все сомнения прочь, Фарух одним лёгким движением, отточенным и правильным, снял цепочку с Хаджи, сунул камень во внутренний карман своей туники и поспешно ретировался. Это было не впервые. Барду уже приходилось промышлять воровством, чтобы прокормить себя, и теперь, когда обладателем столь драгоценного камня был мертвецки пьяный южанин, не совершить сие действо и было бы преступлением. Попрощавшись с привратником, бард покинул Золото Королей и отправился в Худой Квартал. Праздновать предстояло всю ночь.

Глава VII

Молодой Виконт затаил дыхание, когда распорядитель назвал имя его дяди – барона Турина Эмельгема. Бык потрепал племянника за волосы, пристегнул пояс с мечом и, подкрутив усы, отправился на ристалище. Он был огромен в своих надутых блестящих латах, в шлеме с рогами под стать его прозвищу и с ярким зелёным плащом из бархата. Многих героев турнира Альвер Эмельгем уже успел отметить: великолепно сражающийся Эрстан Фогот, поразивший князя Эстерби, капрал Эбель Нортинг из Дорхема, граф Аллен Бурелом, истинный воин, сразивший барона Сайруса боем ранее. Конечно, красивейший поединок между двумя равными соперниками – графом Аори Таэроном и бароном Эрицем Рикмуном, в котором победил молодой воин. Была на этом турнире и признанная князем Аегиллем ничья. Персиковый князь Оливик Эристорн, претендующий на самого бездарного воина турнира, и его не менее «талантливый» противник, тринадцатилетний барон Баркторн из Глэндэля, сражались на потеху зрителям. Оба они были не столь ловки и сильны, как прошлые участники, да и с отвагой у них были существенные проблемы. В конечном итоге, когда даже суровый Тэрион Аевард, новый первый советник князя, начал улыбаться, Онор Аегилль провозгласил ничью и оба противника прошли в следующий круг. Возможно, он пожалел родственника своей жены, которая происходила от рода Баркторн. Как бы там ни было, решение князя было одобрено большинством.

Теперь на арену выходил дядя Альвера. Турин Эмельгем двигался не спеша, раскачиваясь на ходу и выказывая свою полную готовность к бою. Он и в правду был силен, часто борол здоровенных мужиков после пьянок в трактирах, но вот о том, чтобы дядя упражнялся на мечах, Альвер почему-то не припомнил.

– Граф Торр Бертиран! – выкрикнул распорядитель, и сердце у Альвера Эмельгема как будто ушло в пятки. Один из лучших воинов турнира, настоящий герой! Судьба жестоко подшутила над друзьями, столкнув их на ристалище, да и не меньшую шутку она сыграла и с самим Альвером, ведь он обещал владетелю Рэйнэбора болеть за него.

Волнение нарастало, когда на ристалище появился граф Бертиран. Высокий, властный, несомненно, один из претендентов на победу в турнире. Молодой виконт почувствовал, как вспотели его ладони. Конечно, ему хотелось, чтобы воин с гербом его отца выиграл, но такой симпатией и уважением он проникся к Торру Бертирану, что в душе теперь поселилось сомнение. Доспехи графа с оливковым отливом радовали глаз. На нём был золотистый плащ, а вооружён граф был боевым молотом, на основании которого виднелись золотистые насечки.

Этот бой закончился, не успев начаться. За считанные мгновения владетель Рэйнэбора обезоружил ничего не успевшего сделать Быка и заставил его сдаться. Это был самый быстрый поединок, победу в котором заслуженно получил Торр Бертиран, могучий воин. Дядя Турин поклонился под неодобрительный гул толпы, поднял меч и покинул ристалище.

Он плюхнулся на стул рядом с Альвером, отложил в сторону меч и стянул шлем.

– Да, так бывает, это всего лишь турнир, – пожал плечами Турин Эмельгем, и в голосе его не слышалось ни единой ноты сожаления. – В конце концов, вряд ли меня можно упрекать за проигрыш самому Торру Бертирану. Он первый претендент на победу, а я лишь брат не пожелавшего приехать графа.

– Но ты отстаивал честь Тиринбора! – воскликнул Альвер, к горлу которого подступила обида, после того, как восхищение исчезло. – Отец отправил тебя сюда не для того, чтобы ты проиграл в первые же мгновения. Что скажут люди?

– Ты ещё многого не понимаешь, юный Альвер, – улыбнулся Бык, и усы его дёрнулись. – Не только я, но и многие приехали в Ясеневый Город вовсе не за победой.

Дит Элторн, кастелян Сизого Дола, с сочувствием поглядел на Альвера, но говорить ничего не стал, ибо в гневе Турин Эмельгем мог быть ужасным.

Следующий бой для Альвера проходил как будто в тумане. Младший сын князя Фогота, барон Балистан, крепко сбитый, с широкими плечами и столь же широкой шеей, разделал под орех виконта Раймона Легилля, младшего сына князя Онора. До завершения первого дня испытаний оставался один единственный бой, и проходил он уже в сумерках, ибо солнце в месяце Преддверия уходит за горизонт слишком рано.

Альвер Эмельгем всё же этого боя ждал чуть ли не больше остальных. Прославленный князь Аюдвин Амильтон, великий мореплаватель, завоеватель и первооткрыватель, дождался наконец своего часа. Другие князья съезжались в его владения – Дорхем, лишь для того, чтобы пожать ему руку и высказаться о его величии. Сотни легенд окружали этого таинственного человека, – говорили, что он одинаково дружит как с магами, так и со священниками. Поговаривали также, что князь Амильтон – самый богатый человек в Эндердале, а ещё ходили слухи о его дружбе с Молодыми Богами, хозяевами таинственной империи Иригард. Что из этого было правдой, Альвер не знал, хотя и предпочитал верить во всё перечисленное.

Людвин Амильтон вышел на ристалище в потертых бриджах и в самом обыкновенном камзоле, какие носили моряки ещё десяток лет назад. На ногах его были высокие ботфорты, в руке он сжимал фехтовальную шпагу. Ни доспехов, ни щита князь Дорхема не носил. Альвер Эмельгем подметил, что Аюдвин Амильтон был обладателем весьма заурядной внешности – тёмные кудрявые волосы, маленький вздёрнутый нос, три глубокие морщины на лбу. На вид ему было лет тридцать пять, но в груди Людвин Амильтон был довольно широк, да и ростом превосходил всякого, кто выходил в тот день на арену.

В рёве и овациях никто не заметил появления на ристалище княжеского соперника – графа Флобба. Владетель графства Утвиль, что в Глэндэле, был облачен в кольчугу тройной вязки, с башенным щитом в руках и булавой на вооружении. На гербе графа красовались два бегущих на восток зайца.

– Никак замок оборонять собрались, граф? – усмехнулся Аюдвин Амильтон, и по толпе пронёсся дикий хохот.

Кристор Флобб проглотил укол, настраиваясь на бой с именитым соперником.

– Ваше высокопревосходительство, – обращаясь к князю, проговорил распорядитель Эккс, – не будет ли благоразумно с вашей стороны облачиться хотя бы в кожаные доспехи? Оружие на турнире заточено на славу, и нам не хотелось бы…

– Вам не хотелось бы лицезреть мёртвого князя на арене, – договорил за него Аюдвин Амильтон. – Но можете быть покойны. Любые доспехи стесняют меня, лишая возможности совершать манёвры. Я отдаю отчёт своим поступкам. Давайте уже начинать, солнце почти село.

Неужели ему настолько не дорога его жизнь? Молодой виконт знал, что у князя Амильтона в Эридосе осталась жена и шестилетняя дочка – Мирэн. И пускай Дорхем был самым отдалённым княжеством от Эшторна, Альвер Эмельгем больше всего в жизни мечтал там побывать. Поговаривали, что княжество славится своими грязевыми фонтанами, бьющими из земли на добрых десять футов. Порт Эридоса считался самым крупным во всём Эндердале.

Когда сигнал к началу боя был подан, Аюдвин Амильтон принял совершенно странную для бойца позицию и дал графу Флоббу возможность атаковать. Затронутая честь владетеля Утвиля дала о себе знать, и тот устремился в бой с неистовой яростью. Он желал как можно скорее закончить поединок, и по решительности графа было ясно – жалеть выскочку он не станет. Но первая атака провалилась, и граф провалился вместе с ней, плюхнувшись на брюхо и звеня всем, чем только можно. Аюдвин Амильтон сделал лишь одно ловкое движение и предоставил сопернику возможность подняться.

– Весьма благородно, – раздался голос дяди Турина. – Ну и позёр же этот Амильтон.

– Вот увидите, он станет победителем, – проговорил какой-то вельможа.

– Сомневаюсь, – пожал плечами другой, пожилых лет. – Победит Эрстан Фогот либо Филтон Аегилль. Оба герцога напоминают мне легендарного Отти Бриста, лучшего дуэлянта Эндердаля. Если князь Амильтон так и будет расхаживать в одном камзоле, его снесут на следующем же поединке, как только ему представится более или менее значимый соперник.

Тем временем на ристалище граф Кристор Флобб снова повалился на пузо, а на трибунах появилась очередная оказия к смеху.

– Да он играет с ним! – выкрикнул кто-то.

– Прекратите этот балаган! – доносилось с трибун. – Негоже так издеваться над дворянином.

– Господа, – обратился к публике князь Амильтон. – Этот дворянин вызвался участвовать в турнире. Так дайте же ему возможность показать, на что он способен.

По раскрасневшемуся лицу графа Флобба было видно – теперь он решительно настроен забрать жизнь у обесчестившего его князя. Очередная атака была не столь прямая, однако три удара булавой Людвин Амильтон ловко парировал своей шпагой, после четвёртого он показал, что легко способен поразить противника, чиркнув его по спине.

– Предлагаю вам сдаться, ваше высокородие, – проговорил князь. – Пока мы не зашли слишком далеко.

В ответ на это Кристор Флобб прорычал, словно лев, и снова накинулся на противника. Его гневные удары были неуклюжи и сильны, что давало широкий простор для манёвров ловкому князю. Он будто бы кузнечик прыгал вокруг графа, перемещаясь с одного угла арены на другой. В один прекрасный момент, когда владетелю Дорхема наскучила эта игра, он совершил молниеносный кульбит, и булава графа Флобба повалилась наземь. Из правой кисти, которую прикрывала кольчужная перчатка, хлынула кровь. Людвин Амильтон поднял булаву, смерив её тяжесть в левой руке, и проговорил:

– Сдавайтесь, граф. Прошу вас, я не хочу сегодня крови.

– Когда-нибудь мы с вами ещё встретимся, князь, – сквозь зубы процедил Кристор Флобб, – на ратном ли поле, на пиру ли…

– Это всего лишь турнир, – пожал плечами князь. – Так вы сдаётесь?

– Сдаюсь, – бросив щит, проговорил владетель Утвиля и спешно ретировался.

Первый день турнира окончился именно этим странным и потешным боем. Солнце спряталось за кромки ясеней, в которых утопал замок Тиобальдова Мачеха, вотчина дома Аегилль. Зрители стали расходиться, кто по домам, иные же ринулись в трактиры да на ярмарки, дабы пересказать увиденное своим знакомым и пропустить кружечку-другую. Альвер Эмельгем увидел, что князя Онора уже и след простыл. Члены его Тайного Совета постепенно покидали трибуну один за другим. Знамёна знатных домов, чьи представители выбыли из турнира, спускались с древков, водружённых по кругу арены. Из тридцати двух участников осталась ровно половина, – шестнадцать лучших воинов Эндердаля, назавтра из которых останется только восемь. Завтра же начнутся и бои простолюдинов, в которых будет принимать участие кастелян Элторн. Альвер любил старого воина и хотел поболеть за него, однако дядя Турин наказал не отходить от него ни на шаг, а «Дит и сам справится».

Компания, прибывшая в Ясеневый Город из Тиринбора, покидала турнирные поля вместе с другими дворянами, в числе которых был и граф Бертиран. Он уже успел облачиться в лёгкие одежды оливковых цветов с изящными нашивками.

– Ваш молот не оставил мне шансов, – завидев приближение Торра Бертирана, сказал дядя Турин, – думал, что рука отнимется.

– Не держите злобы, барон Эмельгем, – улыбнулся владетель Рэйнэбора. – Я вознамерился выиграть этот турнир и приложу все свои усилия, чтобы привезти в Дуболомни победу.

– Думаю, у вас есть все шансы, – пожал плечами Бык. – Однако вы видели, как сражался князь Аюдвин Амильтон?

– Видел, – кивнул граф, – Его высокопревосходительство всегда отличался эпатажностью. Вспомнить только, как он вызвал на дуэль сразу трёх дунгмарских офицеров на юбилее князя Фогота.

– Сразу трёх? – не сдержался Альвер, и Торр Бертиран снова улыбнулся.

– Да, Аюдвин Амильтон, как известно, страх как не любит северян.

– И чем же закончилась эта история?

– После трёх кружек эля они стали друзьями, – заключил граф и вмиг посерьёзнел. – Барон, – обратился он к Турину, – не угодно ли отужинать у меня в шатре? Я хотел бы попотчевать вас и загладить свою вину.

– Я ведь не один, – потупив взгляд, ответил Бык. Он покосился на Альвера, затем на своего оруженосца и наконец на кастеляна Элторна.

– Альвер может пойти с вами, – бросив на виконта взгляд, проговорил граф. – Остальным же дайте отдохнуть.

– Вы уверены…

– Пускай он идет с нами, – настоял Торр Бертиран.

Так и поступили. Брюн Эрнитор и Дит Элторн удалились, остальные продолжили путь в сторону луга, где раскинулись шатры участников турнира. Шатров здесь после ночи поубавится. Проигравшие бойцы, скорее всего, отбудут в свои владения, либо будут дожидаться окончания турнира в городе. Кое-кто уже собирал свой шатёр. Альвер Эмельгем заметил, что люди графа Кристора Флобба суетливо бегают взад-вперёд.

На лугу располагались шатры всех цветов радуги. Большие и малые, круглые и прямоугольные, двухэтажные и расписные, возле каждого из них реяло знамя господина. Восьмиконечная звезда Фоготов, три корабля Нортингов, грязевой фонтан Амильтонов, три расходящиеся дороги Тан дерби. Все эти гербы Альвер учил наизусть ещё год назад. Отец придирчиво заставлял сына зубрить геральдику Эндердаля. Поговаривали, что Эстор Эмельгем может назвать абсолютно любой герб знатного дома, как ныне существующего, так и канувшего в Лету давным-давно. Альвер же обладал знанием двадцати-двадцати пяти наиболее знатных и могущественных домов.

Над зелёным шатром Торра Бертирана величественно колыхалось белое знамя с гигантским дубом. Граф поприветствовал стражников, и они отодвинули полог, давая гостям войти внутрь. Шатёр был просторным, но скромным. Пахло жареной свининой, вином и розмарином. Свет в лампадках едва только рассеивал сгущающуюся тьму. Где-то в углу кухари готовили ужин, на полу, в груде волчьих шкур спал младший брат графа – Скотт Бертиран. За столом уже ждали два графа – Лори Таэрон, владетель Корнэйла, и Виллан Дортур, хозяин Гранпайла. Первый – в мрачном настроении из-за проигрыша барону Рикмуну. Второй – слишком старый, чтобы дуться на такие мелочи. Они пили вино и жевали солёную конину.

– Господа, – поприветствовал графов Торр Бертиран. – Рад, что вы придерживаетесь достигнутых договорённостей.

Владетель Рэйнэбора, Альвер и Турин Эмельгем присели за стол. Пажи обступили своего хозяина, не успевая подносить вино, свежие овощи и фрукты.

– Скотт! – крикнул Торр Бертиран, и его брат заворочался, кряхтя и что-то причитая. – Садись, негоже задерживать графов.

Толстый Скотт Бертиран поднялся и сел. Он оглядел шатёр, протёр глаза и нехотя присоединился к остальным, приказав подать вина.

– Ваш вассал уделал меня, – проговорил Лори Таэрон, и в голосе его звучала досада. Его лысина блестела во мраке, а крючковатый нос отбрасывал забавную тень. – Большое будущее у этого юного барона.

– Эриц Рикмун – один из моих лучших людей, – ответил Торр Бертиран. – Несмотря на свою молодость, он твёрд и расчётлив. Не серчайте на него, граф, вот увидите, у этого парня большое будущее.

– Досада – это явление временное, – сказал Лори Таэрон, – в моём возрасте пора бы подумать о пасеке, а я всё за меч хватаюсь. Передайте барону, что я восхищаюсь его отвагой.

– Вы сами можете это ему передать, – кивнул Торр Бертиран. – Именно Эриц Рикмун поведёт мой авангард в бой, в случае непредвиденной ситуации.

– Вы доверите столь ответственный пост молодому барону? – прищурившись, спросил граф Виллиан Дортур.

Было ему лет шестьдесят, а то и больше. Кустистые серые брови угрюмо нависали над столь же серыми безжизненными глазами. Он был сутул и вреден, что тот учитель философии, никому не доверял, хотя Альвер слышал, что и самому графу мало кто верит. Уж больно пронырливым он был. Гербом дома Дортур служила склонившаяся над озером ива.

– Эриц Рикмун уже доказал свою преданность, – перекинув взгляд на Виллиана Дортура, ответил Торр Бертиран. – Он отважен и предан своему делу.

– Пусть Единый направит его меч, – проворчал граф Дортур, и его угловатые плечи содрогнулись.

– Сколько воинов вы привели с собой, граф Таэрон? – спросил Торр Бертиран у владетеля Корнэйла.

– Пятьсот солдат из моей армии, как и обещал, – ответил Лори Таэрон, почёсывая мощный подбородок. Он отпил вина из рога и взглянул на Виллиана Дортура.

– Триста моих воинов готовы исполнить любой приказ, – прохрипел старик. – Они раскинули лагерь к востоку от Грязного Тракта, на Папоротниковом Плато.

– Из Рэйнэбора я привёл тысячу мечей, – проговорил Торр Бертиран. – Лучшие мои солдаты, готовые на мятеж ради доброго имени Филтона Аегилля. Сколько человек дал нам граф Эстор?

Все как один устремили свои взгляда на дядю Турина. Даже во мраке его щёки пылали багрянцем. Он судорожно почёсывал усы и даже не притронулся к штофу с вином.

– Эстор Миролюбец отказал мне в предоставлении каких-либо сил, – наконец выпалил Бык. – Мой брат славится своим спокойствием и любовью к книгам. Он правит Тиринбором, не покидая замка. Разум его страдает от прочитанного, а тело – от терзающей его проказы.

– Неправда! – вырвалось у Альвера. Он не мог слышать, как родной брат поливает его отца грязью. – Эстор Эмельгем – самый мудрый правитель!

– Тише, Альвер! – шикнул на виконта Торр Бертиран, и гнев мальчика сразу же сошёл на «нет». – Мы все понимаем, что трудно признать правду, когда она касается тебя или твоих близких. Ты ещё юн и не всё понимаешь. Ты любишь отца, но любовь должна идти не только от родных. Графа должны любить его вассалы и его народ. Разве любят Эстора Эмельгема подданные Тиринбора?

Альвер не знал ответа на этот вопрос. Его отец всегда запирался в тёмной комнате, где постоянно что-то писал, что-то читал и о чём-то размышлял. Он часто отправлял соколов куда-то, часто расхаживал по прилесьям со своими советниками и слишком мало делал. На глазах у маленького виконта выступили слёзы. Взрослые всё же продолжили свой разговор.

– Печально, что вы не сумели убедить графа Эмельгема в наших благих намерениях, – сказал Быку Аори Таэрон.

– Но я здесь, и я с вами, – ударив себя в грудь, проговорил Турин Эмельгем.

– Вас всего четверо, двое из которых – мальчишки, – фыркнул Виллиан Дортур, – а один – престарелый воин. Это может в корне изменить ситуацию, если Онор Аегилль не отречётся после первого же ультиматума.

– У нас почти две тысячи мечей, – проговорил Торр Бертиран, – на нашей стороне горожане. Многие переметнутся к нам, когда начнётся неразбериха. Мы присягнём на верность Филтону Аегиллю, провозгласим его князем Эшторна, а жирного повесу вместе с его Тайным Советом отправим на суд.

– И всё же, – впервые проговорил Скотт Бертиран, – рискованно это – идти на мятеж, когда один из графов не с нами. Тиринбор – самое большое и мощное графство в Эшторне. Его армия превосходит наши, и если Эстор Эмельгем задумает вызволить своего сюзерена, начнётся полномасштабная гражданская война. Вы готовы пойти против Тиринбора?

Альверу не верилось, что он слушает это. Война между теми, кто ещё недавно пировал за одним столом. Способен ли его отец на это? Способен ли он пойти против своих же земляков? Честь и долг – вот чем руководствовался дед Альвера. Отец же будет опираться на закон, который предписывает защищать своего сюзерена, которым является Онор Аегилль.

– Если мы будем действовать слаженно, – тихо сказал Аори Таэрон, – то жирный князь умрёт ещё до того, как о мятеже станет известно Эстору Эмельгему. У власти будет Филтон Аегилль, и я не позавидую тем, кто не принял его сторону с самого начала.

Владетель Корнэйла покосился на Турина Эмельгема.

– Решено, – вставая, сказал Торр Бертиран, – в последний день турнира произойдёт историческое событие. Временам разврата и безвластия придёт конец. Мы протопчем для Эшторна новую дорогу своими законами или же своими мечами. Поклянёмся в верности друг другу и будем молить Единого о том, чтобы через четыре дня эти земли не обагрились кровью.

Глава VIII

Петухи ещё не пропели, а рядовой Миртэл Тольберт уже с час метался из одного угла своей казармы в другой. Второй день Преддверия он оттягивал как мог, думая о чём только угодно, лишь бы не о своём следующем поединке. Да как только он, выходец из простонародья, служивый гвардеец низшего чина, посмел дерзнуть на участие в турнире, где сходилась знать? Тело дрожало, а разум отказывался принимать реальность. Нет, это была не трусость. Рядовой Тольберт никогда не был трусом, взять хотя бы недавний случай со взбунтовавшимися крестьянами. Здесь было что-то другое. Затронута гордость. Даже у рядового городской гвардии есть гордость, по крайней мере у Миртэла Тольберта.

Рядовой вышел на улицу, и лицо его обдало прохладным осенним ветром. Солнце едва показало свою кромку, окрашивая Ясеневый Город в приятные благоухающие цвета. Стражники гвардии досыпали последние полчаса перед очередным караулом. Миртэл Тольберт три раза ополоснул лицо из наполненной во дворе деревянной бочки, размял кости и отправился в оружейную комнату. По внутреннему двору здания казарм уже вовсю носились собаки, играя среди тренировочных манекенов, набитых соломой. Доносился приятный запах жареных яиц и ветчины – сегодняшнего завтрака офицеров городской гвардии. Рядовым же полагались сухие овощи, пинта молока, лук или редька, и хлеб с маслом.

Вход в оружейную комнату охраняли двое рядовых, старых знакомцев Миртэла Тольберта.

– Не рановато собрался? – хмыкнул один из них. Большой и тупой, как сапог.

Гвардеец ничего не ответил и прошёл внутрь. В оружейной пахло пылью, кое-где виднелась плесень, по углам висели штандарты некогда командовавших гвардией капитанов. Гербу Адри Лострикса ещё только предстояло появиться здесь, среди остальных доблестных имен. После сомнительной победы в первом поединке о талантах виконта стали блуждать разносторонние слухи. Кто-то говорил, что капитан нездоров, иначе почему бы ему не появиться на глазах у своих подчинённых, дабы те смогли поздравить его с первой победой. Кое-кто утверждал, что на смену Адри Аостриксу вышел совершенно другой человек, а сам капитан уже давно отправился к Единому. Третьи сетовали на сильное ранение, полученное в стычке с мятежными крестьянами. Миртэл Тольберт слушал каждого, но в ответ ничего не говорил, боясь выдать себя. Врать он никогда не умел.

Их с капитаном секрет знали только трое – сам Миртэл Тольберт, виконт да монах из Ордена Его Дети, отпевавший сгинувшего гвардейца. Хотя был и ещё один человек – герцог Филтон Аегилль, которому капитан отправил письмо с прошением. Дошло ли письмо до княжеского брата? Знает ли он, что под именем виконта Аострикса на ристалище выходит рядовой городской гвардии? Для Миртэла Тольберта это оставалось загадкой.

Облачённый в латы с гербом Адри Аострикса, рядовой Тольберт покинул оружейную через третий выход. Он попал на парапет казарменного корпуса, с которого открывался вид на гвардейский квартал. Зубья крепости Княжья Длань уже обагрились утренним солнцем. Цитадель Лиги Ясеня и Башня Кары – два угрюмых брата, тёмной тенью нависали над улицей Кавалерии. По Колесничей улице уже сновали упряжи, подвозящие провиант на турнир. Второй день Ясеневого Турнира начинался.

Оседлав лошадь, Миртэл Тольберт выехал по Колесничей на северо-запад, к центральной площади Перепутье, откуда можно было попасть к Медным Вратам. По пути ему попадались купцы и лицедеи, монахи и служивые. Знать ещё только пробуждалась после тяжёлого празднования. В Ясеневом Городе, наряду с празднеством и суматохой, витало ещё и напряжение. Оно быстро перекидывалось от одного к другому, и вскоре Миртэлом Тольбертом овладело дурное предчувствие.

– Виконт Аострикс, – позади послышался приятный незнакомый голос. – Миртэл Тольберт натянул поводья, надеясь, что предстоящая встреча не сулит беды.

На сером жеребце в яблоках к рядовому приблизился стройный молодой человек в жакете из голубого шёлка с меховым воротом, в широкополой синей шляпе с павлиньим пером и с изящной позолоченной шпагой у пояса. Лицо его было припудрено, пахло от мужчины восточными благовониями.

– Мы знакомы? – спросил рядовой.

– К моему глубочайшему сожалению, нет, – улыбнулся тот, красуясь своими белоснежными зубами. – Моё имя – Шато, правая рука Тэриона Леварда, княжеского советника.

– Моё имя вам известно, – насупился Миртэл Тольберт, стараясь себя не выдать.

– Не на турнир ли вы держите путь? – осведомился Шато.

– Воистину, – ответил гвардеец.

– Тогда позвольте составить вам компанию? Для меня это будет неслыханная честь.

Рядовой скрипнул зубами, но решил, что так даже будет лучше. Гораздо выгоднее ехать в сопровождении незнакомца, чем столкнуться с каким-нибудь старым товарищем капитана, который раскусит его вмиг. Кони поравнялись и тронулись. Шато весь сиял и улыбался. Наверное, в нём были корни людей с Лазурных Островов, ибо кожа его была медной, а выговор морских людей весьма ласкал слух.

– Я сердечно переживал за вас во время боя, – сказал Шато. – Поставил на вас десять серебряных. Признаюсь, вы заставили меня понервничать.

– Меня серьёзно ранили давеча, – постарался не оправдываться Миртэл Тольберт. – Сегодня от меня следует ожидать большего, так что поставьте золотой.

Помощник Тэриона Леварда рассмеялся заразительным и по-настоящему искренним смехом.

– Знаете, – быстро перейдя от шуток к серьёзности, проговорил он, – ситуация в городе накаляется. Люди бесчинствуют, пропивают все медяки в трактирах. Эль и вино развязывают им язык, так что можно наслушаться такого, от чего волосы встают дыбом. Многие недовольны нашим князем… Крестьяне, лесорубы, пчеловоды, бортники, плотники… Простолюдинов просто бесит политика Онора Легилля. Маршал усиливает патрули, вооружает добровольцев, строчит письма баронам и виконтам соседних земель. Он реально боится бунта. Настоящего бунта, а не тех стычек, что случаются в столице по десять раз на день.

– Мои люди делают всё, чтобы не допустить кровопролития, – сухо прокомментировал речь Шато Миртэл Тольберт. – На время турнира мы усилили все патрули, облачили солдат в латы, дали им лошадей. Люди первого разведчика Хенрика Буртона выявляют злоумышлявших каждый день.

– И тем не менее, что может сделать княжеский эмиссар против целой армии? – пожал плечами Шато. – Я говорю про тех людей, в чьих жилах течёт благородная кровь. Если мятежники стянут к Ясеневому Городу свои войска, то начнётся полномасштабная гражданская война.

– Моя присяга дому Легилль – неоспорима, – напрягшись, проговорил Миртэл Тольберт. И чего только нужно этому надушенному франту? Что он хочет из него выпытать? – Мои люди будут стоять за князя до смерти.

– Рад это слышать, – улыбнулся Шато. – Всегда приятно иметь дело с уверенными в себе людьми. Знаете, капитан Лострикс… – он призадумался и закатил глаза, как будто о чём-то мечтая. – Пожалуй, я поставлю на вас три золотых сегодня. Мне почему-то кажется, что удача в этот чудный денёк будет мне сопутствовать.

За отвлечёнными разговорами дорога до турнирных полей показалась Миртэлу Тольберту короче обычного. На Малом ристалище уже начинался турнир для черни.

Правила для простолюдинов были иные – на потеху зрителям они рубились без устали, с жестокостью и безрассудством. Нередко такие поединки кончались серьёзными травмами или даже смертью.

Дороги Миртэла Тольберта и Шато разошлись, когда один отправился на княжескую трибуну, а второй в стойло, где собирались участники, прошедшие во второй круг. Прямо перед Миртэлом Тольбертом вышла женщина, несущая два ведра с водой. Какая-то крестьянская жена, подносящая воду мужикам, которые уже заняли свои места на трибуне для простолюдинов. Конь рядового отчего-то взъерепенился, встал на дыбы и фыркнул, тряся головой. Женщина завопила от испуга и выронила ведра. Дурная примета, когда перед тобой разливают воду, а если это ещё и два ведра… Сердце Миртэла Тольберта забилось с тревогой. Что, если Единый даёт ему знак? Что, если это последний шанс отказаться от выступления в турнире?

Гоня от себя прочь подобные мысли, городской гвардеец въехал под своды трибуны для участников. Народу здесь существенно поубавилось. Оставшаяся половина – это цвет современных воинов. Лучшие из лучших, как сказал бы его отец. Интересно, одобрил бы он его обман? Гордился бы своим сыном, выходящим на ристалище как настоящий дворянин? Или презирал бы гнусного обманщика? Ответа на этот вопрос не было.

– Виконт Аострикс, – герцог Филтон Аегилль стремительно вырос перед рядовым.

На нём была серебряная кольчуга, – скованные на славу звенья начищены до блеска, высокий ворот прикрывает могучую шею. Золотая застёжка в виде ясеневого листа скрепляла на груди плащ. Коротко стриженная тёмная борода идеально обводила мощный подбородок. Печальные глаза маршала всматривались в узкое забрало шлема Миртэла Тольберта. Вот, кто достоин быть настоящим князем Эшторна. Именно Филтон Аегилль должен был родиться первым.

– Ваше превосходительство, – поклонился рядовой.

– Мне обо всём известно, – проговорил командующий. – Передо мной можете не ломать комедию. Я получил письмо от капитана Адри Аострикса и знаю, что теперь он мёртв. Признаться, я не сторонник подобных безумств, но навстречу покойному другу почему-то пошёл. Всё же, – он огляделся, дабы удостовериться, что никто за ними не наблюдает, – я уже порядком пожалел, что подписался под этим. Боец из вас никудышный, актер – ещё хуже. Вокруг уже все говорят о том, что капитан Аострикс ведёт себя странно, не снимает шлема, а дерётся хуже, чем девчонка. Поэтому мой вам совет, господин – уйдите тихо и без шума. Это не приказ, вы вправе остаться, и никто вас за это не накажет. Однако подумайте о чести покойного командира, а не только о своих амбициях.

Филтон Аегилль кивнул и удалился, так как распорядитель уже прокричал его имя. Только после того, как герцог скрылся из виду, ноги у Миртэла Тольберта задрожали, словно бы он впервые оказался в постели у незнакомой девушки. Это не его место, не его люди, не его жизнь. Он – городской гвардеец, рядовой, которому суждено служить до конца своих дней. И этот глоток свежего воздуха под названием Ясеневый Турнир, случился лишь благодаря его умершему капитану.

– Граф Эбель Нортинг! – кричал распорядитель, и гость из Дорхема появился на арене. Миртэл Тольберт, забыв о разговоре, устремил свою внимательность туда, где теперь разворачивались основные события.

Оба противника были достойными фехтовальщиками. Филтон Аегилль – возглавлял регулярные войска Эшторна и с самых юных лет держал в руках меч. Граф Эбель Нортинг – стоял во главе дорхемского флота и прекрасно знал, что такое битва как на море, так и на суше. Огромные ручищи капрала сжимали не менее огромный двуручный меч. Его чёрная густая борода и переломанный нос удваивали его свирепость. Битва настоящих военачальников с разных концов Эндердаля.

Они сошлись с грохотом и треском, напирая друг на друга. Филтон Аегилль искусно работал как щитом, так и мечом. Капрал Нортинг орудовал лишь своим двурушником, успевая отражать герцогские атаки. Взмах меча, и маршал Аегилль, казалось, достиг своей цели, но Эбель Нортинг подставил под удар латную перчатку, в которую была закована его левая рука. Сталь скрежетнула, однако никакого урона капрал не получил. Князь Онор Аегилль хихикал и о чём-то перешептывался со своими людьми.

Вот маршал Аегилль повалился под натиском капрала, но перекрутился на земле и поднялся, будто бы заправский акробат. Публика взвыла в негодовании, ведь их любимец был на шаг от поражения. Ещё одна атака герцога, и меч его снова брякнул о сталь доспехов Эбеля Нортинга. Слишком уж прочными они были, а это означало, что и вес у них был соответствующий. Двигаться в столь тяжёлом обмундировании было не так просто, и Филтон Аегилль избрал единственную верную тактику.

Замотать противника ему удалось уже через несколько минут. Маршал ушёл в глубокую оборону, изворачиваясь, будто уж, и отскакивая от тяжёлых ударов. Когда капрал был вконец измотан, герцог одним ловким ударом выбил у него из рук меч и приставил своё оружие к горлу графа.

– Вы поистине великий воин, маршал, – тяжело дыша, проговорил Эбель Нортинг. – Признаю своё поражение и желаю вам победить в этом турнире.

Распорядитель провозгласил победителем Филтона Аегилля, а капрал Нортинг покинул арену, всё ещё пытаясь отдышаться. Бой так поглотил Миртэла Тольберта, что он едва не опешил, услыхав имя Адри Аострикса из уст Горта Эккса. Что за дурень? Ему ведь надлежало покинуть турнир! Он уже решил для себя исчезнуть по совету его превосходительства.

– Капитан Адри Лострикс! – повторил распорядитель и многие из воинов уже косились на застывшего Миртэла Тольберта. Ничего не оставалось, кроме как идти в бой. Рядовой тяжело вздохнул и отправился на арену.

Солнце, которое уже успело озарить ристалище, ударило в глаза после тёмного помещения для бойцов. Под ногами хрустел песок, смешанный с опилками. Прямо перед Миртэлом Тольбертом вырисовывалась трибуна князя Аегилля. Он как будто бы слышал голоса знатных персон, которые обсуждали выходящих воинов.

– Ранен… – донеслось откуда-то слева.

– Ещё покажет… – послышалось сзади.

– Без шансов.

Мир гвардейца сосредоточился в прорези его забрала. Вся уверенность куда-то снова испарилась. Великие воины Эндердаля выходят на эту арену, чтобы доказать свою отвагу. Что же ты, рядовой Тольберт, забыл здесь?

– Князь Оливик Эристорн! – прокричал распорядитель, и по трибунам прошёлся смешок.

Персиковый князь. Владетель Эрмара, тридцатилетний обрюзгший авантюрист, который битый час забавлял публику, фехтуя с тринадцатилетним бароном Баркторном. Оба дворянина были признаны победителями и прошли во второй круг и вот теперь… Один из них достался Миртэлу Тольберту. Можно ли считать это подарком судьбы?

В то время как подобные мысли одолевали голову гвардейца, Оливик Эристорн пустился в бой. Он и вправду был медленным и неуклюжим. Облачённый в разномастные доспехи из латных наплечий, поножий и ворота, кольчужной рубашки и перчаток, кожаного шлема и шерстяного плаща, князь был весьма смешон даже для Миртэла. Возможно, владетель Эрмара тронулся умом, а быть может, он слишком сильно любит вино.

Как бы там ни было, первая атака князя была отбита, вторая перешла в контрнаступление, третью попытку Миртэл Тольберт прервал на корню. Кровь кипела в жилах юного гвардейца. Он шёл вперёд, забыв о том, что на него смотрят. Он ничего не слышал, кроме лязга стали и своего дыхания, ничего не видел, кроме напуганного лица с обвисшими щеками и красным носом. На какой-то миг он возомнил себя виконтом или даже бароном. Он представил, что владеет обширными землями где-то на юге Эшторна, что у него есть несколько вассалов, что он властен и силён. Он атаковал яростно. Удары его были быстрыми и мощными. В глазах Персикового Князя нарастал страх. Удар, другой, выпад, уклон, рубим, режем, колем, уклон, режем, рубим. Меч князя отлетел в сторону, и он тут же завопил:

– Я сдаюсь! Я сдаюсь!

Рядовой остановился как вкопанный, глубоко дыша и ещё не до конца осознавая, что произошло. Звуки вернулись для Миртэла Тольберта. Он снова слышал крики ликующей толпы и как распорядитель объявляет о победе капитана Адри Лострикса. Он видел, как хлопает ему князь Аегилль. Всё это было не взаправду. Это не он победил в битве. Это был командир городской гвардии, чья душа уже давно воссоединилась с Единым. А он, Миртэл Тольберт, это лишь призрак в доспехах, которому нет места среди тех, кто его теперь окружал.

Радость смешалась с горечью, когда рядовой покидал арену. Ему так хотелось побыть там ещё немного. Так хотелось ощутить на себе эти восхищённые взгляды… Безумно хотелось стать Адри Аостриксом, жить его жизнью и забыть про то, кто такой Миртэл Тольберт.

– Мои поздравления, виконт! – проговорил кто-то из дворян. – Сегодня вы сражались, как зверь.

Рядовой Тольберт поспешил поскорее ретироваться, дабы не раскрыть себя. Нужно было крепко подумать. Сегодня он больше не выйдет на ристалище, а что будет завтра… Покажет завтрашний день.

Покидая турнирные поля, гвардеец слышал, как герцог Эрстан Фогот за считанные мгновения разделался с малолетним бароном Баркторном. Этот великий воин имеет все шансы взять первое место. Очень опасный противник – молодой, резкий, отважный и уверенный в себе. Настоящая легенда, под стать своему князю-отцу. Если бы после Второй Войны с Новым Дунгмаром Эндердаль остался единым королевством, то династия Фогот до сих пор правила бы этими землями. Однако уже больше четырёхсот лет они лишь князья, пускай и самого могущественного княжества.

Сам Миртэл Тольберт думал, что финал турнира, возможно, разделят именно эти двое – Филтон Аегилль и Эрстан Фогот. Лучшие воины в Эндердале. Но что, если?.. Что, если в финал попадёт он сам? Адри Аострикс, виконт, командир городской гвардии. А когда настанет время снять маски, весь Ясеневый Город узрит своего героя. Рядовой Миртэл Тольберт, победитель Ясеневого Турнира. Это ли не мечта?

Столица Эшторна опустела в эти часы. Наверное, каждый житель Ясеневого Города находился за его пределами, наблюдая за ходом турнира. Кое-где на центральной площади Перепутье ещё стояли лавки, где торговцы предлагали купить карты города и какие-то украшения. Миртэл Тольберт неспешно ехал на своей лошади, размышляя о прошедшем бое. Навстречу ему двигались два городских гвардейца. Завидев своего капитана, они выровнялись и принялись докладывать:

– Обстановка в городе спокойна, капитан Аострикс! – говорил один. Полный, небритый и вечно пьяный. Его Миртэл Тольберт знал лишь по рассказам приятелей. – Трое бунтарей отправлены в Башню Кары. Схвачены два горовика, возможна их принадлежность к Гильдии Отверженных.

– Тэрион Левард объявил перехват одного разыскиваемого преступника, – подхватил второй. Этого Миртэл знал преотлично. Обер из третьего отряда. Хороший парень, но слишком наглый. – Странствующий бард-полукровка похитил что-то ценное у юхарского посла вчера вечером. Посол негодует, приказ лично князя Аегилля – найти и обезглавить наглеца.

– Усилить патрули, – отдал приказ Миртэл Тольберт. – По двое не ходить, минимум четверо в смене. Направить все усилия на Худой квартал. Бард-полукровка не будет прятаться в Золотом или Серебряном квартале. Обыщите каждый бордель, каждый трактир. Он скрывается где-то там, в глубине этих проклятых мест. Ужесточить контроль на Медных Вратах, сменить караул на более опытных гвардейцев.

Всё это сделал бы Адри Лострикс. Миртэл Тольберт прекрасно знал своего капитана. Виконт жил этим городом, он сам был частью Ясеневого Города, и теперь, когда рядовому представился шанс побыть в его шкуре, он был готов показать, на что способен.

Глава IX

Наполненные свинцом веки с трудом приподнялись. В голове гудело, будто бы по ней стучали кузнечным молотом. Во рту стоял привкус лошадиной мочи, в горле было суше, чем в пустынях Даринталя. Фарух слегка приподнялся на локтях, вспоминая, где он может находиться. Мягкая перина, красные шторы на окнах, всё в подушках и коврах, на столе уже давно догорела лампадка. Спёртый воздух пронизывал запах благовоний. По левую руку от барда мирно посапывала молоденькая девушка со смуглой кожей. По правую – спала худая особа лет двадцати с белоснежными волосами. Ещё дальше расположились две обнажённые близняшки, а на софе, укрывшись плащом, спала дама в приличном возрасте.

Фарух покачал головой, протёр глаза и с трудом поднялся. Ну и ночка. Воспоминания приходили к нему этапами. Вот он заваливается в один из борделей в Худом Квартале – заказывает всем посетителям лучшего вина, оплачивает всем девушек, а сам забирает остальных. Он представился купцом из Юхара, и только вторая часть его выдумки была правдой. Тот золотой, что дал певцу казначей Эдерис Бальмор, очень скоро превратился в горсть серебряных монет, а ближе к утру он и вовсе испарился. Все заработанные вчера деньги были спущены за одну ночь. Что ж, хотя бы в чём-то Фарух был лучшим.

На груди приятной тяжестью свисал амулет с огненно-красным камнем. Бард припоминал, что ночью какой-то проходимец давал за него двадцать серебреников. Возможно, нынешним днём Фаруху придётся расстаться с этой игрушкой за куда меньшую цену. Он сжал в кулак амулет, и тот обдал его ладонь приятным теплом. Славная вещица, хотя вся её полезность лишь в красоте.

Он накинул на плечи свою пропахшую потом и дымом рубаху, натянул штаны, затем сапоги, и, пошатываясь, направился к выходу.

– Ты куда, Фар? – спросила та, что была смуглой. Славная была ночка. Одна из лучших.

– Моя глотка требует вина, моё любопытство – результатов турнира, – остановившись у двери, проговорил он. – Из-за вас я, кажется, пропустил большую его часть.

На втором этаже борделя Лунная Роза, где располагался зал, с ночи всё ещё царило веселье. Какой-то пьянчуга бездарно бренчал на лютне Фаруха, двое других судорожно сокращались в так называемом танце. Тот, кто заведовал борделем – Ювиар, улыбнулся при виде барда и тут же поднёс ему штоф с вином. Худой прыщавый евнух с мерзкой улыбкой, которая натягивается, только если в твоём кармане звенит монета. В одном из кресел сидел крепкий мужчина в одних подштанниках, на коленях которого приютилась одна из куртизанок.

– А вот и наш герой! – воскликнул один из тех, кто танцевал у окна. – Самый щедрый – Фарух из Когорота.

Полукровка выдавил улыбку, однако радоваться было нечему, – карманы его были пусты, голова раскалывалась на части, а как только станет известно, что денег у барда больше нет, – его тут же выставят прочь. Мужчина в подштанниках отодвинул от себя даму и привстал, пристально глядя на Фаруха.

– Ты – певец? – в голосе его не прозвучало ни единой нотки уважения. Кем он мог быть? Высокий, мускулистый, с мощной шеей и нависающим над глазами лбом. Безусловно, опасный человек. От таких лучше держаться подальше.

– Вчера я был купцом, – пожал плечами Фарух. – Сегодня, похоже, мне придётся вернуться на сцену.

Мужчина медленно отправился к стойке, где располагались винные кубки, и достал из-за неё меч в ножнах.

– Мерзкий полукровка, – процедил он сквозь зубы. – Тебя разыскивает вся городская гвардия. Чего ты стоишь? – рявкнул он на хозяина, и евнух вздрогнул. – Приютил у себя вора – будешь расплачиваться вместе с ним.

Ювиар глянул на Фаруха, а затем метнулся к ящику у кладовой и, достав оттуда однозарядный самострел, направил его на барда. Полукровка замер на месте, не совсем понимая, что происходит. Голова его гудела от выпитого вчера. Ещё ночью Ювиар клялся ему в уважении и почёте, а теперь он же был готов нажать на крючок и выпустить в барда стрелу. Позже пришёл страх.

Фарух на миг представил, что попадёт в тюрьму за кражу амулета. Он прекрасно знал, что его там ждёт. Слабые духом и телом люди недолго живут среди разбойников и убийц. От таких мыслей полукровка едва не обделался.

Решение было принято незамедлительно. Бард, опрокинув на пол штоф с вином, метнулся в сторону выхода, однако дверь загородил неизвестно откуда возникший гвардеец. На нём была лишь часть его кольчуги да меч в руках. Наверное, это был напарник того солдата в подштанниках. В этот миг Ювиар нажал на крючок, и стрела, пролетев всего в дюйме от плеча Фаруха, вонзилась в стену. Бард вздрогнул, нежданно для себя увернулся от удара солдата и кинулся обратно. Второй гвардеец, бросившийся наперерез, сделал выпад, пытаясь остановить бегущего, но бард каким-то чудом на ходу сумел перевернуть стол, преграждая противникам путь. Слегка опешив от собственной прыти, Фарух устремился к окну – единственному его средству спасения. Вторая стрела самострела пронеслась мимо, зацепив левое ухо. По шее потекло что-то тёплое, и на какой-то миг Фарух подумал было, что Ювиар намеренно промахивается, давая барду шанс на спасение.

Окно выходило во двор борделя, но расстояние до земли было приличным. Решать приходилось молниеносно, ибо третья стрела уже целила полукровке в грудь, да и гвардейцы через миг будут рядом. Фарух закрыл глаза и бросился вниз, ведомый неистовым страхом. Всего мгновение, и он уже кричал от боли. Где-то в районе плеча что-то хрустнуло, и тело пронзили сотни иголок. Неудачное приземление, хотя оно могло стоить ему жизни. В глазах потемнело. Фарух чувствовал, как по щекам текут слёзы.

– Можете не спешить, – донёсся сверху голос Ювиара, который обращался к гвардейцам. – Задний двор охраняют мои псы. Очень свирепые создания. Они не дадут беглецу скрыться.

Сердце Фаруха ушло в пятки. Он сквозь боль поднялся на ноги, чувствуя, что здесь он не один. Позади, хрипя и оголяя зубы, показалась свора. Возглавляла её громадная чёрная сука, с зубами с указательный палец, с красными озлобленными глазами и мощными лапами. За ней медленно подбирались кобели – серый и два коричневых. Они не спешили атаковать, изучая жертву и обходя её со всех сторон. Бард оглянулся по сторонам и понял, что в ловушке. За спиной его был трёхфутовый забор – единственный шанс на спасение. Перемахнуть через такой было непросто, особенно теперь, когда плечо было сломано или вывихнуто. Но и сдаваться без боя Фарух не собирался.

Он рванул к забору, и в тот же миг псы устремились за ним. Они хрипели от ярости, рыли лапами землю, обгоняя друг друга. Первый укус пришёлся на нижнюю часть бедра. Фарух взвизгнул, как девчонка, и повалился наземь, кубарем покатившись вперёд. Чёрная сука настигла его первой. Она впилась своими зубами в его ногу, и бард чувствовал как плоть отделяется от плоти. Боль затмила рассудок, он кричал, вопил, звал на помощь, но уже не слышал себя. Второй кобель вцепился ему в левое предплечье, намертво сомкнув челюсти и крутя головой во все стороны. Третий уже целился в горло, дабы завершить охоту, но тут на счастье Фаруха его свободная рука нащупала на земле булыжник. Пальцы крепко сжали камень, и тот пёс, который уже был готов атаковать, получил удар в голову. Удар тот оказался весьма успешным. Раздался визг, и серый пёс отскочил в сторону, крутя головой, из которой хлынула кровь. Второй удар достался чёрной суке, трепавшей его ногу. И пускай он не был таким успешным, как первый, собака всё же заскулила и, поджав хвост, отступила на несколько ярдов назад. Остальные два пса последовали её примеру. Они рычали и скалились, но подходить всё ещё не решались, ощущая опасность.

Незнамо откуда Фарух нашёл в себе силы, чтобы подняться на ноги. Весь мир кружился в безумном танце. Четыре собаки превратились в восемь, камень в руках казался неимоверно тяжёлым. Он шатался, оглядываясь на забор, до которого оставалось совсем немного. Кровь из ноги, куда впилась чёрная сука, текла фонтаном. Пропади это всё, подумалось Фаруху. Зачем нужна такая жизнь? Подранный, будто заяц на охоте. Мысли в голове путались, однако боль почему-то отступала. Фарух сделал шаг, другой, приближаясь к забору. Свора подходила, всё ещё опасаясь. Он бросил камень в одного из кобелей и одним прыжком оказался на заборе. Откуда у него взялись силы, чтобы подтянуться и перемахнуть через преграду, знал один только Песчаный Бог, в которого Фарух внезапно поверил.

Когда псы остались позади, бард с облегчением вздохнул. Нога и рука пульсировали. Из уха текла кровь, плечо дико ныло. Фарух наскоро перевязал бедро остатками своей рубахи и устремился в глубь Худого Квартала. Куда податься? В этом проклятом месте не так просто выжить, а уж тем более подранку вроде него. Не было ни знакомых, ни друзей, кто смог бы приютить барда и помочь. Он ковылял по улице Млечной, волоча за собой израненную ногу, и оставлял на радость псам кровавый след. Трое крестьян, прошедших мимо, с презрением осмотрели раненного. У входа в булочную стоял торговец, который так опешил от увиденного, что выронил из рук кружку с напитком. На этом его участие в жизни Фаруха закончилось.

Фарух вышел на улицу Поперечную, оказавшись на главной артерии Худого Квартала. Здесь даже были извозчики, да только кто возьмёт к себе в экипаж окровавленного полукровку? Оставаться здесь было опасно. Гвардейцы, если и заходят в Худой квартал, то ограничиваются патрулированием Поперечной улицы. Пройдя немного на юго-восток, бард свернул на Радужную. Интересно, те, кто придумал название этой улицы, бывали здесь? Повсюду на верёвках сушилось бельё. В канавах застаивались отходы. Где-то детвора играла в разбойников и гвардейцев. На ступенях сидел слепой музыкант и мерно дул во флейту. Дилетант, подумалось барду.

Силы стремительно покидали Фаруха, и он был готов рухнуть наземь и забыться. На миг он подумал о том, есть ли на свете хоть один человек, кто пожалеет барда, когда тот умрёт. В голову ничего не приходило, кроме одного имени. Анли. Дочь привратника, кажется, говорила в их последнюю ночь, что лучше Фаруха в постели у неё никого не было. Она обмолвилась, что отдала бы всё, лишь бы рядом был такой мужчина. Фарух тогда ответил ей, что он подобен ветру, – сегодня он спит с ней в одной кровати, а завтра его уже нет в этом городе. На эти слова Анли лишь рассмеялась.

И что она нашла в таком, как он? К своим годам Фарух был толст и сварлив. Лицо его покрывали оспы, а ростом он был ниже её на голову. К тому же Фарух вовсе не был моралистом, беря от жизни всё, что только можно.

Ноги сами вели его в Дивный Пивень. Последнее пристанище, последняя надежда. Он чувствовал, что умирает, но что-то поддерживало в нём жизнь. Он почему-то вспомнил мать. Её лицо, размытое, с нечётким изображением линий губ и разреза глаз, с чёрными как смола волосами, всплывало перед его взором и исчезало вновь, где-то в дали юхарских пустынь. Бард задумался о том, сколько ему могло быть лет. Наверное, лет тридцать, а может, и меньше. Когда он родился, в селе Когорот, что находится на южных границах Юхара, происходили перемены, начавшиеся по всем Южным Землям. Войска мятежного шаха Яхина прочёсывали территории в поисках того, чем можно было бы поживиться. Скорее всего, они воспользовались бы телом юной Халиды, весьма недурной собой чернявой юхарки, если бы не одно весомое препятствие. Княжеский посланник из Альдерфора, служивший на южных границах Юхара консулом, имел неприкосновенный статус даже для мятежников, коих негласно поддерживал князь Фогот. Консулу удалось взять протекцию над Халидой и ещё тремя девушками из Когорота, а в результате этой протекции трое из четверых понесли от него. Княжеский посланник покинул Юхар в тот момент, когда практически все Южные Земли были охвачены полномасштабной гражданской войной, оставив, конечно, своих женщин на произвол судьбы.

Халида умерла, когда Фаруху исполнилось шесть лет. Всё, что было на тот момент у маленького полукровки, – рваные штаны, три медяка и имя его отца, которое он запомнил на всю жизнь. Виконт Аорис. Родной брат матери Фаруха был экспедитором, водящим караваны по пустыням Юхара, и он согласился взять мальчишку с собой на север. Там, когда караван, проделав путь в двадцать лун, прибыл в порт Тис, что на севере Даринталя, юный Фарух сел на корабль, заделавшись помощником кока. Корабль останавливался практически на каждом из Лазурных Островов, привозя продовольствие и обмениваясь товаром, стоял в порту по два-три дня и отплывал дальше. Когда, наконец, судно прибыло в Эндердаль, пришвартовавшись в порту княжества Ринт, Фарух, набравшись опыта в мореходстве и общении с людьми не самого благородного покрова, сошёл на берег во всеоружии. У мальчишки с медной кожей, которую в Эндердале приравнивали к грязи, была только одна цель – найти отца. Однако мечты о счастливом воссоединении быстро разбились о суровую действительность. Первый же день в столице Ринта – Алларе, не прошёл без кровопролития. Юнец, не привыкший к тому, что у полукровок в этих землях практически нет прав, дерзнул войти в одно помещение с представителями знати в поисках работёнки. Стук палок по спине, которыми били Фаруха, он запомнил на всю свою жизнь. Так его научили смирению. Так его научили бояться.

Голодный и больной мальчишка скитался по подворотням Аллары, готовый на любую работу за крохи хлеба. Об отце теперь он почти не думал, ведь основной задачей было выжить. Золотая столица, как называли Аллару в княжестве Ринт за огромное количество богачей, была жестока к нему, и поэтому мальчик решил попытать счастье в Богане. Это был маленький городишко, живший в тени величественной Аллары, расположенный среди гор, где день и ночь из рудников добывалось золото. В Богане Фарух понял, что жизнь можно полюбить, и даже познакомился с некоторыми полукровками, которые зарабатывали, чем придётся. Он поселился в одном из кварталов для приезжих с юга, где они делили комнату с четырьмя такими же, как и он, авантюристами.

Однажды Пист, самый старший мальчишка из их компании, предложил ограбить музыкальную лавку, на что согласился только Фарух, ведомый лёгкой наживой. Конечно, воришек поймали. Писта отправили на рудники близ Аллары, а Фаруха выкупил у гвардейцев какой-то бродячий бард по имени Тон-Тон. Он предложил Фаруху путешествовать вместе по просторам Эндердаля, зарабатывая на жизнь музыкой в трактирах и на ярмарках. Полукровка, несмотря на свой юный возраст, смекнул, что Тон-Тона ему подарила судьба, ибо теперь его шансы найти отца были куда выше.

Странствия барда и его подмастерья, которого Тон-Тон обучал игре на различных инструментах, грамоте для сложения песен и анекдотов, длились бесконечно. За четыре года они побывали во всех княжествах Эндердаля, а молодой ученик барда так и не нашёл никакого виконта Аориса, о котором никто и никогда даже не слыхал. Тон-Тон скончался, когда Фаруху было лет двадцать, отдав молодому барду всё, чем располагал – лютню, старую сумку с травами, пару серебреников и песенную книгу. Фарух похоронил своего учителя, который изменил его судьбу, под одним из тисов в княжестве Дорхем, пообещав навещать его каждый раз, когда будет в этих землях. С тех пор молодой бард скитался по просторам Эндердаля, зарабатывая на жизнь музыкой.

Мысли бушевали в его голове, будто шторм. Фарух опёрся о стену, вглядываясь в глубь Радужной улицы. Когда перед ним показалась вывеска с надписью Дивный Пивень, в душе барда зародилась надежда. Он трижды постучал в дверь, и она отворилась. В проходе стоял привратник Игнат. Всё такой же сухой и суровый.

– Единый, спаси и сохрани! – буркнул он, оглядывая окровавленного Фаруха с ног головы. Полукровка мог только представлять, какое это было зрелище.

– Помогите, – прохрипел бард, не в силах вымолвить что либо ещё.

– Послушай, Фарух, – выглянув на улицу и осмотревшись, проговорил привратник. – Мне не нужны проблемы. Я слышал, что ты натворил что-то там, на турнирных полях. Мне неважно, правда это или нет, но я не смогу тебе помочь.

– Прошу, помогите, – теряя сознание, молил тот.

– У меня семья, – стоял на своём Игнат, – что с ними будет, когда капитан Адри Аострикс узнает, что я скрываю у себя беглого преступника?

Тут за спиной привратника появилось его спасение. Анли. В легком ситцевом платье, с бусами из камешков и стекляшек и в забавном ободке с ромашками. Девушка едва не потеряла дар речи от увиденного. Она вскрикнула и вышла на порог, поддерживая падающего Фаруха.

– Да что ты стоишь, папа? – выругалась она. – Помоги мне, он не лёгкий.

– Анли, оставь его, – в сомнении проговорил Игнат.

– Ты что, смеешься? – взбеленилась она. – Он же умирает! Я не брошу его!

– Когда за ним придут…

– Я знаю, что делать, когда за ним придут! Помоги мне.

Сильная рука привратника подхватила Фаруха под плечо, и они вместе внесли его под своды трактира. Теряя сознание, бард слышал какие-то обрывки фраз. Отец корил дочь за безрассудство, говорил, что, если полукровка умрёт, это будет на её совести. На всё это она ответила так: «Он не умрёт. Я ему не позволю». Это было последнее, что слышал Фарух.

Глава X

Дядя Турин в последнее время был сам не свой. Он часто отлучался по каким-то неотложным делам, отвечал резко и даже иногда грубо, ходил задумчивый и немногословный. Альвер прекрасно понимал, что виной всему служили те разговоры, которые вели графы Эшторна. Бык не имел среди владетелей земельных наделов особенного авторитета, однако он всячески старался взять на себя роль лидера Тиринбора, и каждый раз говорил от лица Эстора Эмельгема. Альверу это не нравилось, ведь отец никогда не позволил бы себе подобных речей и поведения, но Старый Граф был далеко, а события разворачивались здесь и сейчас.

Маленький виконт, увлечённый турниром, и думать забыл про своих друзей, которые остались в Еловом Бору. Питие Вольт, Антор Элторн, Гиден Тандерби и, конечно же, его брат – Арвин. Бастард и хулиган, но его Альвер любил больше всех. Он уже представлял, как будет рассказывать друзьям о поединках, о выдающихся воинах Эндердаля, о том, как проходило каждое мгновение турнира.

Ещё три дня, и он отправится домой, к отцу и брату. Лишь бы дядя Турин не натворил чего.

Третий день турнира в Ясеневом Городе стал для маленького виконта самым значимым. Первый бой, в котором схлестнулись Филтон Аегилль и Балистан Фогот, младший сына князя Альдерфора, они пропустили. Виной всему были очередные переговоры, на которых решались какие-то переходы и отступления, которые Альвера мало волновали. Говорили, что герцог Аегилль тоже пребывал не в духе. Он довольно жёстко разделался с Балистаном Фоготом, между прочим, высокопоставленным военным Альдерфора. Позже, когда Альвер в компании дяди и его оруженосца попал на трибуны, ему рассказали, что маршал Аегилль был неподражаем. Он упёрто шёл вперёд, без страха и сомнения, не давая Балистану Фоготу шансов на успешный исход поединка. В конце концов, барон не выдержал натиска и сдался. Это была третья победа Филтона Аегилля и весьма весомая заявка на победу в турнире.

Второй бой Альвер застал лишь наполовину. Граф Аллен Бурелом из Глэндэля сражался с герцогом Эрстаном Фоготом, наследником Альдерфора. Граф, на гербе которого виднелся красный щит, был настоящим воином. Прекрасная тактика, сила, сноровка и ум. Все эти качества сочетались в одном человеке, но Эрстан Фогот был лучше. Он был лучше во всём, начиная от экипировки и кончая навыками. Когда Альвер подоспел на трибуну, бой длился уже больше пяти минут. Бойцам хватило ещё в два раза больше времени, чтобы решить, кто из них пройдёт в полуфинал, а кому предстоит довольствоваться двумя выигранными боями. Граф Аллен Бурелом сдавал позиции и явно проигрывал, однако сдаваться он не собирался. Об упорстве владетеля графства Дольшир ходили разные слухи. В конечном итоге Эрстан Фогот отправил противника в небытие отменным ударом меча в голову. «Таких, как Бурелом, может остановить только смерть», – донеслось с какой-то трибуны. Смертью, конечно, там и не пахло, но вот сознания граф лишился, и распорядитель признал победу за герцогом. Позже, когда оклемавшегося Аллена Бурелома уводили в подтрибунное помещение, он признался, что на войне ему сражаться куда как приятнее, чем на ристалище.

Оставалось ещё две пары, победители которых наравне с герцогом Филтоном Аегиллем и герцогом Эрстаном Фоготом должны выйти в полуфинал. На ристалище был вызван граф Торр Бертиран. Лидер ополчения, прекрасный воин и полководец. В руках его виднелся тяжёлый молот, а на доспехах сиял герб владетелей Рэйнэбора. Крепкий и могучий, он напоминал скалу и внушал Альверу чувство уважения и гордости лишь за то, что он лично знал этого человека и довольно часто беседовал с ним.

– Князь Аюдвин Амильтон! – проголосил распорядитель, и толпа ахнула. Вместе с ней ахнул и Альвер.

Он, как и все присутствующие, вовсе не знал, чего можно было ожидать от этого человека. Аюдвин Амильтон выходил на битву без доспехов, с одной только шпагой. В первом бою он поразил графа Флобба, разделавшись с ним без особых трудностей. Второй свой бой он провёл с бароном Хью Вандертуном, вассалом Эстора Эмельгема. Князю удалось усмирить пыл владетеля Соколиного удела за считанные мгновения. Он обезоружил барона, заставив его сдаться и признать поражение.

Теперь князь Амильтон выходил на бой против Торра Бертирана. И снова на нём не было доспехов, лишь лёгкая кожаная туника, высокие по колено сапоги, бриджи да шпага. Владетель Дорхема лёгкой походкой вышел на арену и встал напротив Торра Бертирана. Это были две абсолютные противоположности. Мятежный граф Торр Бертиран – с молотом в руках, в тяжёлых доспехах, с грузным и сосредоточенным взглядом с одной стороны. И не подпадающий ни под какие правила, непредсказуемый Аюдвин Амильтон, на лице которого застыла ехидная ухмылка. Настоящий авантюрист, искатель приключений. Казалось, что его собственная жизнь вовсе не дорога ему. Этот мир для него – лишь ширма, часть какой-то большой игры, от которой он уже порядком устал.

– К бою! – проговорил Эккс, и противники сошлись. Могучий Торр Бертиран отменно владел своим молотом, нанося прицельные и мощные удары. Ни один из этих ударов всё же не достигал цели, ибо маневренности Аюдвина Амильтона мог позавидовать и мангуст, и дрозд. Прыгая, будто кузнечик, вокруг своего противника, князь Дорхема как будто играл с ним. Он улыбался, легко дышал и лишь изредка покалывал Торр Бертирана своей шпагой.

– Этой зубочисткой он не навредит ему, – проговорил дядя Турин, поглаживая усы. – Нужно лишь дождаться, когда боевой молот достигнет цели.

Но молот Торра Бертирана промахивался, а Людвин Амильтон всё продолжал свою игру. Кто из них выдохнется первым? Князь Дорхема старше своего противника, но на нём нет столь тяжёлых лат, да и силы он расходует грамотно. Граф Рэйнэбора же был вынослив, как мул, и силён что твой плуговой конь, однако последовательность действий ему вряд ли можно было вменять. Оставалось уповать на ошибку. И вскоре один из бойцов её допустил.

В один прекрасный момент Торр Бертиран подсел на одно колено, получив удар шпагой в стык под колено, где соединялись доспехи.

– Вот и слабое место нашлось, – монотонно проговорил какой-то виконт.

Конец шпаги Аюдвина Амильтона окрасился в красный цвет. Торр Бертиран теперь прихрамывал, однако сдаваться пока не спешил. Движения его стали медленными и неуклюжими, но боевой молот по-прежнему был нацелен на молниеносную победу. Победа одного удара. Так должны назвать её певцы.

– Сдавайтесь, граф, – прыгая вокруг, предложил Людвин Амильтон, – не заставляйте меня наносить вам увечья.

Ответом на предложение служили выпады и удары, пускай и бесполезные. Второй укол пришёлся в шею. Граф Бертиран ойкнул и схватился одной рукой за накладной ворот, едва не выронив молот. Аюдвин Амильтон и там нашёл стык, точно попав в него шпагой. Бой теперь протекал вяло и скучно. Торр Бертиран едва поспевал за князем, пытаясь все еще загнать его в угол. Лицо владетеля Рэйнэбора побелело, как у мертвеца, губы осветились. Силы стремительно его покидали.

– Прошу вас, сдавайтесь, – настаивал князь Дорхема. – Прекратим это, и я угощу вас лучшим вином из моих погребов.

Но Торр Бертиран как будто не слышал слов своего противника. Казалось, что теперь вся его жизнь сосредоточена в боевом молоте, которым он мечтал размозжить голову Людвину Амильтону. А через несколько мгновений, во время очередной атаки, граф, не дойдя до противника пару шагов, рухнул наземь всей своей мощью. Молот отлетел в сторону, толпа загудела. Аюдвин Амильтон, подскочил к графу и подозвал лекарей. Распорядитель, между тем, объявил, что победу одержал князь Дорхема.

Сердце у Альвера было готово выпрыгнуть из груди. Графы Эшторна подскочили со своих мест, пытаясь разглядеть, что же сталось с владетелем Рэйнэбора. Дядя Турин нервно барабанил пальцами по парапету. С Торра Бертирана стянули латы и Альвер увидел, что его рубаха и бриджи выкрасились в красный. Кровь из шеи пульсировала, унося жизнь графа.

Лекари, положив раненого на носилки, поспешили удалиться, чтобы оказать ему помощь. Толпа заревела в негодовании. Один из претендентов на победу в турнире оказался при смерти.

Турин Эмельгем, переглянувшись с графом Корнэйла Лори Таэроном, поднялся с места и отправился прочь, взяв с собой Альвера. Граф Виллиан Дортур, владетель Гранпайла и младший брат Торра Бертирана, Скотт, также покинули свои места. Альвер Эмельгем едва поспевал за дядей Турином, шаги которого были широки и быстры.

Миновали арену, где бились простолюдины. Народу здесь было не так много, однако Альверу и среди черни было за кого болеть. Кастелян Сизого Дола – Дит Элторн, отец его друга и преданный дому Эмельгем человек, отстаивал здесь честь Тиринбора. Несмотря на преклонный возраст, он, в отличие от дяди Турина, выиграл два поединка к ряду и ждал своей очереди на следующий круг. Были свои герои и у черни. Эльин Свильт – капитан, командир конного отряда и кавалер гвардии Ясеневого Города. Альвер знал, что когда-то дом Свильт был одним из ведущих в Эшторне. Представители этой династии владели обширными землями на севере княжества, однако лишились всех титулов, приняв сторону не того хозяина во времена Трёх Мятежей. В результате проигранной гражданской войны дом Свильт лишился всех титулов и званый, а из наделов за ними осталась лишь одна деревушка под названием Громовая недалеко от Ясеневого Города. С тех пор представители дома Свильт всеми силами служили дому Аегилль в надежде на возвращение былой славы.

Среди простолюдинов был также и весьма перспективный воин из южных земель Тиринбора. Альтер Эндориан – молодой воин с белой кожей и неоднозначными способностями. Поговаривали, что он прибыл из семьи отшельников, живущих в гуще Удела Топей. Эндориан разговаривал на эндердальском наречии с примесью эльтиринского акцента и уже успел снискать славу, победив нескольких именитых соперников.

Альвер и Турин Эмельгем покинули турнирную арену, направляясь к полям, где раскинулись шатры участников. На зелёных лугах оставались пристанища лишь некоторых дворян, дошедших до третьего круга. Самый большой принадлежал чете Фогот, двое представителей которой выиграли по два боя. Теперь, когда Балистан Фогот, выбыл из турнира, в полуфинал вышел только старший сын – Эрстан. Рядом с шатром дома Фогот виднелся и уже знакомый Альверу – с белым флагом, на котором был изображён старый огромный дуб. Теперь герб дома Бертиран почему-то вызывал у Альвера лишь грусть.

Турин Эмельгем, пройдя под своды шатра, тут же устремился к столу, налил себе из графина вина и осушил бокал. Графы Лори Таэрон и Виллиан Дортур предпочли расположиться в удобных креслах. Первое время находились в молчании. Лишь слуги, которые были здесь, словно призраки, о чём-то тихо перешёптывались. Немного позже в шатёр вошёл Скотт Бертиран. На толстяке была тёмно-зелёная мантия, опоясанная кожаным широким ремнём, к которому был прикреплён кинжал. Его лицо в тени казалось мрачным и серьёзным.

– Скончался, – проговорил он, стоя в проходе. – Лекари оказались бессильны.

В шатре повисло молчание. Турин Эмельгем поочерёдно осматривал то графов, то стоящего у входа Скотта Бертирана. В жаровне потрескивало пламя, а снаружи начал бушевать ветер, сотрясая шатёр.

– Это ничего не меняет, – первым высказался граф Лори Таэрон. Лысина на его лбу медленно кралась к макушке. – у Торра Бертирана не было наследников. Он даже не удосужился жениться. Поэтому власть в графстве наследует его младший брат, Скотт Бертиран.

– Верно, – кивнул толстяк и проследовал к столу, чтобы наполнить свой бокал, – в родные стены я уже вернусь графом, владетелем Рэйнэбора и хранителем вотчины Секач.

– А это значит, что армия, которую привёл Торр Бертиран, теперь подчиняется вам, – заключил Турин Эмельгем.

– Спорный вопрос, – ухмыльнулся Скотт Бертиран, и его маленькие глазки практически исчезли. – Моего брата любили все, а меня… Я буду чем-то вроде князя Легилля у себя дома, зуб даю. Так уж вышло, что некоторым достается слава и почесть, другим же уготована совершенно иная участь.

– Они пойдут за вами, если прикажете, – настаивал Лори Таэрон. – Это их долг. Долг всех, кто присягнул дому Бертиран.

– Может, и пойдут, – пожал плечами Скотт Бертиран, – да вот только я не брат и не намерен погружать княжество в кровавые войны. Я всегда был против мятежного духа Торра. Он спал и видел, как едет во главе армии верхом на коне, с мечом в руках, а позади реет знамя дома Бертиран. Слишком часто в детстве он слушал рассказы о похождениях Торвина Эмельгема.

– О чём вы говорите? – вскочил с кресла Аори Таэрон, самый ярый противник власти Онор Аегилля. Его тёмно-красный дублет облегал широкую грудь, а высокий ворот доходил до самых скул. – Мы заключили пакт! Порочная и бездумная власть жирного князя должна быть искоренена. Онор Легилль – самая главная опасность для нашего княжества.

– Да, да, да, – махнул рукой Скотт Бертиран. – Всё это я уже тысячу раз слышал на ваших советах. Зачинщиком всех этих планов по свержению Онора Аегилля можно считать моего брата. Так вот, Торр Бертиран мёртв, нравится вам это или нет. И его место теперь занял я. Услышьте моё мнение, господа: я не отдам приказ своей армии идти на штурм Ясеневого Города. Я не пойду против действующей власти, ибо хочу вернуться домой живым и начать своё правление с реформ, а не с кровавых баталий.

– Вы – трус, – вспылил Аори Таэрон. – Я всегда знал это.

– Всегда? – усмехнулся Скотт Бертиран. – Да вы даже не замечали моего присутствия. Все были поглощены рассказами брата о грядущих переменах, восхищались, как сосунки, его отвагой и упивались бравадами. Теперь я скажу вам вот что: поступайте, как хотите. Не в моей власти вмешиваться в дела княжества. Я не предам вас и не побегу к князю Аегиллю, чтобы раскрыть ваши планы. Но и воевать на вашей стороне я не буду. Сегодня же я отбуду в Дуболомни вместе с поджидающей у границы армией. Я всё сказал.

Скотт Бертиран покинул шатер, отправляясь к лекарям, дабы завершить процедуру отпевания тела своего брата. В шатре снова повисло напряжённое молчание.

– У нас остаются ещё две армии, которые вполне способны реализовать намеченные планы, – сказал Аори Таэрон. – В случае если Онор Легилль откажется отречься от власти, наши люди будут готовы встретиться в бою с княжеской и городской гвардиями. Что вы на это скажете, граф Дортур?

Пожилой граф, который обыкновенно отмалчивался, смерил своим ястребиным взглядом Аори Таэрона и Турина Эмельгема. Слишком скрытный, слишком ненадёжный. Говорили, что владетель Корнэйла или Ивового Графства всегда был себе на уме. Для бездумного мятежа он был слишком расчётлив.

– Хотите знать моё мнение? – тихим-тихим голосом проговорил граф Дортур. Он был худ и скрючен, однако в тунике его было больше золота, чем на пальцах у Эдериса Бальмора, от седых волос осталось совсем немного, а на гладко выбритом лице было предостаточно морщин. – Если преимущество на весах клонится в нашу сторону, я без раздумий иду вперёд. Если шансы равны, я предпочитаю выжидать. Если же есть хотя бы самая призрачная возможность того, что наше предприятие может потерпеть поражение, я никогда не пойду на это. Признайтесь, граф Таэрон, вся кампания держалась лишь на плечах Торра Бертирана. У Рэйнэбора была мощная армия, был лидер, за которым пошёл бы простой народ. А что есть у нас теперь? Тысяча человек, да три сомневающихся дворянина? Да герцог Аегилль сам ни за что не пойдёт на это. Мы слишком заигрались, поймите.

Было слышно, как Аори Таэрон скрипнул зубами. Кулаки его были сжаты, а желваки нервозно бегали под тонкой кожей на щеках. Внезапно он бросил взор на Турина Эмельгема и спросил:

– Ну, а вы, барон Эмельгем? Вы-то какого мнения придерживаетесь?

Дядя Турин стушевался на мгновение, почесал усы и проговорил:

– Я с вами, граф. Пускай вся армия Тиринбора осталась дома, моё слово и мой авторитет будет с вами в решающий час. Я буду говорить от имени своего брата, какую бы позицию он ни занимал. Пора Эстору Эмельгему понять, что прятать голову в песок не всегда выгодно. Я всю жизнь с уважением относился к политике старшего брата, но теперь я вынужден принять решение, на которое он никогда не решился бы.

– И он был бы прав! – внезапно вырвалось у Альвера. Он и сам не ожидал, что скажет это, однако сил держать в себе всё негодование больше не было. – Дядя, не смей решать за владетеля Тиринбора. Может, он и не герой, но по закону – ты присяжный ему подданный. Ты обязан служить Эстору Эмельгему, а не предавать его.

– Альвер, – выждав немного, проговорил Бык. Он посмотрел на Лори Таэрона и продолжил. – Когда ты станешь старше, то поймёшь всю судьбоносность моего решения. Пока же я хочу дать тебе совет: никогда больше не смей лезть в разговор взрослых.

Альвер опустил голову, но больше ничего говорить не стал. Его злоба никуда не делась, он лишь в очередной раз корил себя за сказанное. Каким только дураком выставил себя перед графами! Избалованный мальчишка, вот кто он.

– Когда мы установим новую власть, – обращаясь к Виллиану Дортуру, проговорил Лори Таэрон, – и владетелем Эшторна станет Филтон Аегилль, все ваши решения вспомнятся.

Граф в ответ лишь прыснул.

– Когда ваши головы на пиках будут обгладывать вороны, я вспомню эти слова, господа.

Глава XI

Когда пришёл его черёд выходить на ристалище, Миртэл Тольберт уже знал своего противника. Так уж случилось, что в третьем круге последней парой стали капитан Адри Лострикс и барон Эриц Рикмун. По большому счёту рядовой Тольберт знал, что молодой барон – опасный соперник, один из лучших воинов на этом турнире. Однако то же самое он мог бы сказать и о маршале Легилле, и о герцоге Эрстане Фоготе и уж тем более о князе Аюдвине Амильтоне. Последний бой, в котором владетель Дорхема лишил жизни Торра Бертирана, прославленного и крепкого бойца, не выходил у Миртэла Тольберта из головы. Без доспехов, с одной только шпагой он расправился с тяжеловооружённым графом, орудующим боевым молотом. Немудрено, что в толпе стали ходить слухи о том, что Аюдвин Амильтон водится с магами и использует в своем обиходе тёмные приёмчики. Почитателей князя после этого боя становилось всё меньше.

Но Миртэл Тольберт всё же был сосредоточен на собственном поединке. Перед ним стоял противник – суровый, мрачный и крепко сбитый. Он был облачён в серую кольчугу, на голове кольчужный капюшон, за спиной тёмно-коричневый плащ. В руках у барона – меч и щит, на груди герб – горящая на чёрном фоне свеча. Вытянутое молодое лицо напоминало больше физиономию дворянина в возрасте – тяжёлый взгляд под низко нависающими бровями, длинный перебитый нос, угловатые щёки и острый подбородок, на котором не было и волосинки. С юмором барон не дружил, улыбался редко, зато думал всегда наперёд и в бою был последователен и хладнокровен.

Волнение Миртэла после победы над Персиковым Князем Эристорном заметно поубавилось. Колени уже не тряслись, мысли не путались. Вся эта публика, вся шумиха теперь казались ему чем-то обыденным и неотъемлемым. Задачу себе он всё же поставил вполне приземлённую: победить Эрица Рикмуна, а там будь что будет. В полуфинал не проходит абы кто. Честь – это стоять в одном ряду с такими воинами, как Филтон Аегилль, Эрстан Фогот и Аюдвин Амильтон. Миртэл ещё раз вспомнил своего капитана – Адри Аострикса. Должно быть, он прошёл бы в финал. О боевых навыках первого гвардейца складывались песни.

Герольды протрубили «к бою» и битва завязалась. Эриц Рикмун атаковал первым. Его маневры разительно отличались от всех приёмов, какие только были применены к Миртэлу Тольберту ранее. Барон был быстр и расчётлив. Каждое его движение опережало мысли рядового на несколько шагов вперёд. Когда Миртэл Тольберт попытался провести контратаку, Эриц Рикмун едва не обезоружил его. Биться с этим воином можно было только от обороны, этот урок гвардеец усвоил вовремя.

Сталь скрежетала. Удары, которые сыпались на Миртэла Тольберта, отражал щит с гербом дома Лострикс. Барон прощупывал почву перед решающей атакой, это рядовой прекрасно понимал. Вот он уже обнаружил брешь в защите от двойного выпада, совсем скоро найдутся ещё изъяны, и тогда он разложит Миртэла Тольберта по полочкам. Нужно было менять ход боя, ведь за всё время гвардеец не нанёс ни одного опасного удара. Биться с владетелем Млечного удела было слишком сложно. На какой-то момент рядовой почувствовал, что движения барона стали медленнее. Сам же он был ещё полон сил, и поэтому, решившись пойти в наступление, он сделал серию из нескольких ударов.

Этого только и ждал Эриц Рикмун. Два из четырёх ударов рядового были парированы, ещё два барон удачно заблокировал, а дальше… Дальше он одним резким выпадом выбил из рук рядового щит, а вторым снёс с его головы шлем. Миртэл Тольберт не знал, намеренно барон сбил с него шлем или же это произошло совершенно случайно. Дышать в одночасье стало легче, проснулись сотни звуков вокруг, да и обзор стал куда как лучше. Он увидел князя Онора Легилля, в глазах которого читалось удивление. Заметил он и его брата – Филтона, который почёсывал подбородок и злобно косился на гвардейца. Толпа, увидев, что под шлемом скрывается вовсе не виконт Лострикс, загудела. На арену полетели помидоры, сучья и камни. Поднялось волнение, и распорядителю пришлось остановить бой. Ещё добрых десять минут потребовалось, чтобы утихомирить бушующий народ.

– Тишина! – кричал господин Эккс. – Говорит князь Онор Аегилль! Требую тишины!

Онор Аегилль поднялся с места, грузный и тяжёлый, будто буйвол, он заговорил голосом, подходящим больше мальчишке.

– Кто посмел представиться командиром городской гвардии и выступать на турнире от его имени? – придавая своему голосу серьёзности, спросил Онор Аегилль.

– Рядовой городской гвардии, Миртэл Тольберт, ваше высокопревосходительство, – гвардеец упал на одно колено и опустил голову.

– Рядовой? – переспросил князь, поморщившись. – Как же рядовой гвардеец оказался на турнире, где бьются благородные мужи?

– Перед смертью капитан Аострикс предложил мне участвовать в турнире от его имени, – дрожащим голосом проговорил Миртэл Тольберт. – Я облачился в его доспехи и заявился на турнир, представившись виконтом Адри Аостриксом.

Онор Аегилль прищурился. Его брат – маршал Филтон Аегилль, находящийся на трибуне для участников, проговорил:

– Я получил письмо от капитана городской гвардии, в котором он просил за этого молодого человека. И я знал, что на турнире выступает вовсе не Адри Аострикс. Однако препятствовать не стал, ибо я посчитал, что у рядового Тольберта есть шансы показать свои умения.

– Закон не допускает участия в турнире для дворян представителей черни, – вставил Тэрион Аевард – правая рука князя. – Кроме того, если простолюдин поднимает руку на благородного мужа, он этой руки лишается.

– Это верно, – потвердел Верховный судья, сидящий на княжеской трибуне. – Свидетелей здесь предостаточно.

Миртэл Тольберт дрогнул и проговорил:

– Ваше высокопревосходительство, мне был дан шанс для того, чтобы показать себя. Да, я всего лишь рядовой гвардии, который не достоин биться с представителями знати. Однако я тут, как того хотел покойный Адри Аострикс. И на турнире я выступаю от его имени и по его поручению. Как вы все видите, я прошёл два круга турнира и попал в третий. Быть может, мне не суждено победить барона Рикмуна, ведь он великий воин, которому я не гожусь и в подметки. Но одно я могу сказать с уверенностью: я предан своей службе и дому Аегилль, и я готов понести наказание за всё, что сделал.

– Скажи, брат, – обращаясь к Филтону Легиллю, проговорил князь. – Этот рядовой на хорошем счету в городской гвардии?

– Адри Аострикс в своём письме говорил, что Миртэл Тольберт – лучший из всех его солдат, – ответил маршал. – Именно поэтому он и послал его на турнир.

– Что ж, – пожал плечами Онор Аегилль, – мне думается, что продолжать бой ему не позволит закон, но и наказывать юношу своей властью я не буду. Пускай с этим разбирается командование городской гвардии. Он достойно бился и не замышлял ничего дурного. Считаю, что в этом бою победу одержал барон Эриц Рикмун. А вы, господин Тольберт, можете быть свободны. Вас ждёт беседа с руководством, которое и решит вашу дальнейшую судьбу.

Миртэл Тольберт поклонился и покинул арену. Барон Эриц Рикмун стоял посреди площадки в лёгком недоумении.

В подтрибунном помещении гвардейца уже ждал сержант Гарк. Низкорослый, но широкий в плечах, с толетой шеей и лицом, похожим на пчелиный улей. Растопыренные уши горели от гнева, а оспы на лице налились кровью.

– Рядовой Тольберт, – взревел он в привычной для себя нервозной манере. – Я сегодня же отправлю вас под трибунал!

– Если таково ваше решение, сержант Гарк, – кивнул Миртэл Тольберт, привыкший к подобному поведению.

– Взять его, – приказал он гвардейцам, и Миртэла Тольберта с двух сторон обступили рядовые городской гвардии. Обоих ребят он прекрасно знал, так же он знал, что они не вольны ослушаться вышестоящего по чину, и поэтому не держал на них зла.

– Я не сопротивляюсь, – приподнял руки Миртэл Тольберт, – и проследую за вами куда угодно.

Сержант Гарк подскочил к нему и влепил пощечину, да такую, от которой у рядового загудело в голове. Вот бы распороть ему брюхо. Бесится, что на турнире мог выступать он, а вся слава ушла рядовому Тольберту, о котором теперь заговорит весь город.

– Ты, – оголяя кривые зубы, проговорил Гарк с ненавистью, – позор городской гвардии. Да как ты посмел выйти на эту арену вместе с благородными воинами?

– Так пожелал наш капитан, – ответил Миртэл Тольберт.

– Капитана уже нет в живых, и его место скоро займу я, – фыркнул сержант. – А тебе ещё предстоит отвечать за содеянное. За мной.

Гарк вынул меч из ножен рядового и быстрым шагом направился прочь. В сопровождении двух гвардейцев Миртэл Тольберт покинул турнирное поле. Что его ждёт дальше?

Неужели герцог Аегилль не вступится за него? Какое решение примет трибунал? Да, он нарушил все кодексы, посмев принять участие в турнире. Да, он был слишком дерзок, посмев поднять меч на дворян, и капитан Аострикс никак не защитит его из могилы.

На подходе к Ясеневому Городу внимание Миртэла Тольберта привлёк небольшой отряд солдат, игравших в Лигу Гербов на их камзолах не было, а их командир смерил идущих гвардейцев недружественным взглядом.

– Кто эти воины? – спросил Миртэл Тольберт у сопровождающих его солдат.

– Кто же их разберёт? – пожал плечами один. – Сейчас в Ясеневом Городе столько залётных, что нечему удивляться.

Гвардеец всё же удивлялся. Большинство знатных участников турнира отбыло из столицы сразу после поражения. Оставались лишь те, кто загулял в местных трактирах, а это были в основном дворяне средней руки. Те же, кто всё ещё остались в Ясеневом Городе, прибыли с небольшими отрядами охраны, но уж точно не в сопровождении армейских солдат.

Когда Миртэлу Тольберту встретился очередной отряд без эмблем, он заволновался. Город на время турнира практически опустел. Мало кто удержался от соблазна посмотреть, как бьются лучшие бойцы Эндердаля. Однако блуждающие по улицам столицы отряды наводили на рядового какие-то тревожные чувства.

– Сержант Гарк, – обратился к командиру Миртэл Тольберт.

Тот поравнялся с рядовым и бросил на него презрительный взгляд.

– Откуда в городе столько солдат без гербов? Вам не кажется это подозрительным?

– Ты что, ума лишился, Тольберт? – прыснул Гарк. – Решается твоя судьба, а ты думаешь о каких-то солдатах.

– Всё слишком странно, – попытался объяснить гвардеец. – Что делать солдатам без гербов в Ясеневом Городе? Кому они служат?

– Да какая разница! – отмахнулся Гарк. – Маршал Легилль всё держит под контролем. Коли отдаст приказ выдворить всех посторонних с улиц города, вот тогда и будем действовать.

Однако по пути в гвардейский квартал им встретился третий отряд, разминуться с которым так и не получилось. Командир нагло осматривал Гарка, а его солдаты громко смеялись над какой-то шуткой.

– У тебя что, проблемы? – остановившись, спросил Гарк, глядя в глаза мужчине лет тридцати с короткой бородой и в потрепанном камзоле.

– Это как посмотреть, – ответил тот. – Возможно, проблемы как раз у тебя, служивый.

– Ты говоришь с временным капитаном городской гвардии Ясеневого Города, – выйдя вперёд, проговорил Гарк. – В моих полномочиях подвесить тебя за ноги и посмотреть, какого цвета твои кишки.

Солдаты в ответ на это заявление снова расхохотались. Их командир сплюнул на брусчатку и достал из-за пояса кинжал. От него разило вином и невежеством. Откуда они прибыли, эти провокаторы?

– Давай-ка проверим, – приближаясь к Гарку, сказал командир отряда, – как твои девочки справятся с моими ребятами?

– Кому ты служишь? – набычился Гарк, поглаживая эфес своего меча. – Я хочу знать, кому нести твой язык, который я вырежу.

– Что здесь происходит? – в самый напряжённый момент прозвучал уже знакомый Миртэлу голос Онора Легилля. – Князь в сопровождении первого кавалера Ясеневого Города Эльина Свильта и одного из своих сыновей по имени Гумперт приблизился с юга. Должно быть, он держал путь в свой родовой замок.

При виде князя командир отряда без гербов ухмыльнулся.

– Ваше высокопревосходительство, – поклонился Гарк, глядя на князя снизу вверх. – Пытаюсь выяснить, кому служит этот невежда, – он поглядел в сторону командира.

– Что ж, – кивнул князь, – мне тоже интересно, кому служит отряд без гербов?

– Уж точно не тебе, жирная ты свинья! – выкрикнул командир и обнажил меч.

Вслед за ним вооружились и все десять членов его отряда. Кто-то достал меч, в руках других появились арбалеты и топоры. Первым среагировал Миртэл Тольберт. Он плечом сшиб с ног командира, стоящего рядом с ним, и подобрал его меч. Завязался бой. Ещё совсем недавно в этом районе рядовой городской гвардии отбивал капитана Адри Аострикса от разъярённой толпы. Теперь же он бьётся на стороне князя Онора Аегилля с отрядом неизвестных наемников.

Сталь зазвенела, и каждый из воинов пустился в танец со смертью. Гарк сражался сразу с двумя противниками, наступающими на него с разных сторон. Рядовые гвардии, сопровождавшие Миртэла Тольберта, разбились по кучкам, отражая атаки напористых солдат. Сам Миртэл атаковал их командира, который ловко отбивался кинжалом, оставшись без меча. Звук тетивы, рассекающей воздух, привлёк внимание гвардейца. Арбалетный болт со свистом вонзился в плечо капитана Эльина Свильта, который прикрывал своим телом Онора Легилля. Снаряд пробил латный доспех и угодил в плечо. Кавалер вскрикнул и повалился с лошади. Конь его, хрипя и вставая на дыбы, умчался прочь. Княжеский сын – Гумперт, уже успел развернуть свою лошадь и направить её вниз по улице Рутоса Легилля.

«Бросил отца! – мелькало в голове у Миртэла. – Что за отпрыск!»

Между тем бойня была в самом разгаре. Сержант Гарк едва удерживал натиск двух солдат, отступая к более выгодной позиции. Одного рядового городской гвардии серьёзно ранили, и долго он вряд ли протянет. Сам Миртэл безуспешно пытался поразить командира, пока к нему на помощь не прибыло подкрепление. Раненый Эльин Свильт стонал, распластавшись на брусчатке. Второй арбалетный болт пролетел всего в одном ярде от головы Онора Легилля. Князь, которого обуял страх, только и делал, что звал на помощь да пытался обуздать непослушного коня, взбесившегося от запаха крови.

Наконец Миртэлу Тольберту удалось обезоружить командира. Кинжал его отскочил в сторону и гвардеец, не раздумывая, нанёс колотый удар ему в живот. Сталь прошла сквозь кожаный камзол, и солдат выкрикнул слово проклятия в адрес своего убийцы. Миртэл вытащил окровавленный меч, и противник его распластался по земле.

Силы тем не менее всё ещё не уравнялись. Один из гвардейцев пал в битве, не выдержав натиск сразу троих солдат. Второй рядовой с трудом противостоял атакам, и его час вот-вот должен был прийти. Гарк и Миртэл Тольберт защищали князя. Эльин Свильт корчился от боли в луже собственной крови, не принося никакой пользы. Сознание его уже покидало.

Один из солдат, перезарядивший арбалет, уже нацелился, чтобы произвести третий выстрел. Завидев это, Миртэл Тольберт метнулся в его сторону, минуя трёх вражеских солдат. Один из них успел нанести удар, однако на рядовом всё ещё были доспехи Адри Аострикса из отменной и прочной стали, так что удара он даже не почувствовал. До выстрела оставались считанные мгновения, ведь солдат уже прицелился и готов был нажаться на крючок. Миртэл Тольберт взмахнул мечом, и болт с визгом взмыл в воздух. Рука солдата вместе с арбалетом упала наземь, а снаряд устремился ввысь. Солдат завопил, схватившись на свою кровоточащую культю, с ужасом в глазах.

Сержант Гарк тем временем зарубил одного из нападавших, оставшись наедине с двумя противниками. Силы постепенно выравнивались. Какие-то прохожие, завидев очередную стычку средь бела дня, взывали к рассудку. Кто-то звал городскую гвардию. Иные же проклинали князя Легилля. Однако вмешиваться в бой никто не пожелал.

– Лекаря! – кричал кто-то, глядя как по сточным канавам течет кровь убитых и раненых.

Подмога появилась своевременно. Княжеский эмиссар Хенрик Буртон со своими офицерами, ехал с турнирных полей в сторону Серебряного квартала. Воины Лиги Ясеня тут же ринулись на подмогу гвардейцам. Двое из них – в чёрных доспехах с оранжевыми воротами и плащами, сразу же укрыли князя и отвели его в сторону. Остальные четверо бросились в бой против мятежных солдат. Истинные воины, способные обуздать свои эмоции. Настоящие профессионалы меча, лучшие бойцы, каких только можно было собрать под своим началом.

– Не убивать их! – кричал осмелевший князь Аегилль, оказавшись в безопасности. – Оставить в живых! Мы всё выясним! Мы выясним, откуда растут ноги!

В итоге, когда битва завершилась, лишь двое из солдат сдались в плен. Остальные бились до последнего вздоха. Один из разведчиков погрузил тело бесчувственного капитана кавалерии на свою лошадь и ускакал в сторону лазарета. На улице остались лежать трупы как гвардейцев, так и солдат без гербов.

Эмиссар Хенрик Буртон справился у князя, как он себя чувствует.

– Если бы не вы, теперь я уже был бы трупом, – похлопав по плечу командора Лиги Ясеня, проговорил Онор Легилль. Тот смотрел на князя своим сухим взглядом. – Пожалуй, вам стоит взять под своё начало какой-нибудь удел Эшторна. Как вы смотрите на то, чтобы получить титул барона?

– Почту за честь, ваше высокопревосходительство, – поклонился Хенрик Буртон.

Князь Онор Аегилль вспомнил, что его защитниками выступали и гвардейцы. Он подъехал к ним на своей лошади и осмотрел оставшихся в живых – Миртэла Тольберта и Гарка.

– А вы, кажется, рядовой…

– Тольберт, – напомнил гвардеец.

– Ах, да, – улыбнулся Онор Аегилль. – Тот самый рядовой, сражавшийся под гербом виконта Аострикса.

Что ж, судьба, видимо, не намерена нас разлучать. Я видел, как вы отрубили руку тому разбойнику. Мне думается, что этот снаряд предназначался именно мне. Получается, что вы спасли мне жизнь, рядовой Тольберт.

– Я уже говорил, что моя жизнь – это служение дому Легилль, – поклонившись, проговорил Миртэл Тольберт. Сержант Гарк стоял рядом, смиренно опустив голову. – К тому же, я рядовой городской гвардии, и любой поступил бы на моём месте так же.

– Нам ещё предстоит выяснить, кому служили эти недомерки, – презрительно покосившись на трупы солдат, сказал князь. – Однако я уже достаточно натерпелся, чтобы понять, что мне нужны достойные люди. Люди, которым я мог бы доверить свою жизнь. Как вы смотрите на то, чтобы возглавить княжескую гвардию, рядовой Тольберт?

От услышанного гвардеец потерял дар речи. Княжеская гвардия – это отряд, состоящий из офицеров, служащих только князю и никому больше. Это элита, лучшие воины княжества, которым владетель доверяет свою жизнь.

– Для меня это неслыханная честь, ваше высокопревосходительство, – упав на одно колено, проговорил Миртэл Тольберт. Если бы отец его сейчас видел! Даже Адри Лострикс не мог представить такого исхода!

– В таком случае мой следующий указ сделает вас командиром княжеской гвардии в звании капитана, – разворачивая коня, проговорил владетель Эшторна. На сержанта Гарка он не обратил никакого внимания. – Барон Буртон, – обратился князь к первому разведчику, – везите пленных в Цитадель Лиги Ясеня. Я хочу, чтобы к вечеру они во всём сознались. Не стесняйтесь применять к ним весь арсенал ваших мер.

– Будет сделано, ваше высокопревосходительство, – поклонился княжеский эмиссар.

– Тольберт, – снова раздался голос князя. – Сегодня же я жду вас для присяги. С этого дня вы не будете отходить от меня ни на шаг. И помните, что теперь моя жизнь – в ваших руках. Пусть Единый направит ваш меч.

Миртэл Тольберт выдохнул и посмотрел сначала на опешившего Гарка, а затем в небеса.

Глава XII

Огонь. Ему всё время снился огонь. Сначала он горел сам, испытывая бесконечные муки. Горели его мышцы, пронизанные острой болью, горели кости, лопалась кожа, тлели волосы. Огонь поедал его, сливался с ним, и они становились единым целым. Потом он видел, как горят другие. Люди, животные, дома, леса и даже целые города. Всё горело, объятое алым пламенем – таким прекрасным и таким безумным. Затем стало легче. Сразу. Иногда он открывал глаза, осматриваясь и не особенно понимая, где находится. Когда события, произошедшие с ним, постепенно восстанавливались, тело начинало дрожать то ли от боли, то ли от волнения. Он вспоминал щедрого казначея, одарившего скитающегося барда золотым, вспомнил южанина Хаджи, напившегося вусмерть в трактире Золото Королей, вспомнил стычку с гвардейцами в борделе Лунная Роза. Вспомнил Фарух и про амулет, из-за которого с ним и произошли все передряги. Далее была череда самых ужасных в его жизни событий – падение из окна, перелом, бой с озверевшими собаками и долгий путь к спасению по переулкам и подворотням Ясеневого Города. Теперь он не верил в то, что сумел каким-то чудом добраться сюда, в трактир Дивный Пивень, с такими серьёзными травмами.

В одной из комнат трактира, где он лежал, запах трав и благовоний смешался с запахом крови. Фарух так и не смог найти в себе сил, чтобы подняться. Когда чёрные тучи за окном отступили, обнажая луну, он понял, что провёл здесь уже две ночи. Всё тело разрывалось от боли. Бедро, повреждённое чёрной сукой, безумно пульсировало. Не в силах терпеть мучительные страдания, бард вскоре снова погрузился в небытие. И снова был огонь. Снова пламя объяло его страхом, и вернулась боль.

– Фарух, – послышался нежный женский голос, который он сразу же узнал.

Перед его лицом возник образ Анли – дочки трактирщика. С набухшими розовыми щеками, полными губами и маленькими карими глазками. Да, она была вовсе не красавицей, но смотрела на него как-то по-особенному. Даже мать не смотрела на него так. Фарух зажмурился от красного солнца, проникающего в небольшое окошко. Занимался закат, день близился к концу.

Он слегка приподнялся, опершись на подушку. Голову вскружил запах горячей луковой похлёбки, которую принесла Анли.

– Сколько времени я провёл здесь? – выдавливая из себя слова, спросил полукровка. Губы его были сухими, а плечо и нога всё ещё безумно ныли.

– Почти три дня, – ответила девушка, поднося ложку похлёбки к его губам. Он сделал глоток, ощутив, как горячая жидкость разливается по его телу, попадая в пустой желудок. Фарух зажмурился от удовольствия.

Тут в груди у него что-то кольнуло. Он судорожно принялся шарить взглядом по комнате и даже попытался встать, однако Анли не дала ему этого сделать.

– Что случилось, Фар? – спросила она, назвав его так впервые с тех пор, как они последний раз были вместе. Фар. Это ему нравилось.

– Мой амулет, – проговорил он. – Со мной был красный амулет на золотой цепочке, когда я пришёл сюда.

Столько пережить из-за этой безделушки и потерять её было бы величайшей глупостью.

– Всё хорошо, успокойся, – улыбнулась она, и он вправду успокоился. – Я всё время держала его при себе. В городе тебя разыскивают, поэтому я спрятала его в надёжное место.

Фарух выдохнул с облегчением. Он и сам не знал, чем ему так дорог этот злосчастный амулет, из-за которого он едва не погиб. Однако ему почему-то показалось, что он совершил бы кражу и во второй раз, зная, чем ему это грозит.

– За мной сюда приходили? – спросил бард, отхлебнув немного из миски.

– Городские гвардейцы шарили по Худому кварталу, заходили в каждый бордель и трактир, – ответила она, – но сегодня их как смыло. Все говорят, что князь Онор Аегилль ищет мятежников, которые пытались свергнуть его. Вся городская гвардия теперь в квартале Легилль, охраняет князя и его семью. Им не до тебя нынче.

Мятеж… Фарух слышал что-то об этом, находясь на турнире. Человек в голубых шелках… Доносы, подкупы. Как всё это было далеко от него.

– Как прошёл турнир? – внезапно спросил он, и Анли улыбнулась его беспечности.

– Оставшиеся поединки перенесены на шестой и седьмой день Преддверия, – ответила она, едва сдерживая свою радость. – Князь Аегилль слишком занят собственной безопасностью.

Фарух слегка приподнялся, кряхтя. Больше всего болело бедро, из которого чёрная сука выдрала кусок плоти. Плечо неприятно гудело, с остальным можно было потерпеть.

– Тебе ещё нельзя вставать, Фар, – затараторила Анли, отставив тарелку с похлёбкой на прикроватную тумбу. – Прошу тебя, ляг!

Вот она – настоящая забота. Последний раз над ним так хлопотала мать двадцать четыре года назад, когда он был ещё ребёнком. Фарух, всё же, не стал слушать её и сумел найти в себе силы, чтобы не поддаться мольбам Анли. Первым делом он направился к зеркалу, дабы осмотреть полученные в жуткой бойне раны. В отражении перед опешившим бардом теперь стоял совершенно другой человек. На руке, куда впился клыками один из псов содержателя Ювиара, виднелся тщательно привязанный компресс, пропитанный каким-то пахучим маслом. Пострадавшая от клыков чёрной суки нога была перемотана и слегка гноилась. Наступая на неё, Фарух всё ещё чувствовал отголоски острой боли, однако теперь эту боль можно было вытерпеть. Сломанное при падении плечо гудело от беспокойств, а голова безумно раскалывалась от боли. Это была цена, которую полукровка заплатил за злосчастный амулет Хаджи. Однако не травмы, которые обычно приводят к смертельным результатам, стали для барда причиной бескрайнего удивления. Сам он, Фарух из Когорота, выглядел теперь совершенно отлично от того полукровки, которым он был в Золоте Королей три дня назад. Во-первых, изменилось его лицо. Теперь вместо обрюзгшей оспенной физиономии с зеркала на барда взирало суровое лицо с глубокими темными глазами, острыми скулами и застывшими в драматичной гримасе губами. Во-вторых, тело полукровки каким-то образом преобразилось – живот ушел, плечи, даже как будто стали шире, да и сам он, казалось, стал выше на пару дюймов. Кто этот человек? Неужели за три дня можно так измениться?

– Где мой амулет? – с трудом оторвавшись от собственного изображения, спросил Фарух.

Анли тут же метнулась в сторону шкафа, где в одном из скрытых отделений надежно хранилась эта странная вещица. По телу барда прошла дрожь, когда он взял в руки пульсирующий камень, заключённый в золотую клетку.

– Мне нужна одежда, – накидывая амулет на шею, проговорил Фарух.

Девушка без лишних слов достала из шкафа заштопанные вещи барда. Кое-где даже виднелись кровавые следы, однако Фарух был рад и этому.

– Ты ещё не окреп, Фар, – говорила Анли. – После таких травм люди обычно не выживают.

– Но я живой, – развел руками полукровка, – и чувствую себя превосходно. Сейчас я бы не отказался от кружки славного эля твоего папаши. Слишком долго мой рассудок был трезв.

– Я принесу тебе эль, – проговорила девушка и уже собиралась уходить, однако Фарух не позволил ей этого сделать.

– Я сам спущусь в трактир, – тихим и спокойным голосом сказал он. – От этой комнаты меня просто тошнит. Здесь можно сойти с ума.

– Тебе нельзя идти туда! – возразила Анли. – О тебе сразу же доложат гвардейцам! Там полно лишних ушей и глаз. Разве зря я выхаживала тебя и скрывала здесь, в своей комнате?

Фарух улыбнулся, глядя на то, как в глазах Анли вырисовывается страх. Он понимал, что девушка не хочет расставаться с ним. Это его тронуло до глубины души, однако бард сказал в ответ:

– Если меня всё ещё не убили, значит, я нужен им живым. К тому же, тяга к элю намного сильнее, чем желание жить.

С этими словами он покинул комнату, где провёл в агонии три мучительных дня. Спустившись по лестнице на первый этаж, где в Дивном Пивне находился трактир для постояльцев, Фарух попал в родную стихию. Солнце едва только спряталось за кроны гигантских ясеней, а заведение было переполнено посетителями. Среди постояльцев бард приметил для себя парочку знакомых лиц, – шарлатан Родин – первый мошенник в Худом квартале, восседал за столом в компании из трёх куртизанок, рассказывая им свои забавные истории. Попрошайка, по кличке Ябс, настоящего имени которого никто не знал, мирно попивал вино в углу возле подсобного помещения. Завидев, что в трактире появился Фарух – довольно известный в Худом квартале музыкант, и Родин, и Ябс приветственно махнули полукровке.

Один из столов был занят меднокожим молодым человеком лет тридцати. Лицо его было выбрито, черные волосы завивались в кудри, тёмные глаза жадно впивались во всё увиденное. На мужчине был алый камзол с золотой тесьмой, чёрные широкие штаны и южные остроносые башмаки. Этот тип сразу вызвал у Фаруха подозрение, ибо на постояльца Дивного Пивня он похож вовсе не был.

Привратник Игнат, стоявший у стойки, при виде живёхонького барда опешил так, что раскрыл рот. Остальные посетители не обратили на полукровку никакого внимания. Фарух отправился к столу, за которым сидел попрошайка Ябс.

Это был мальчишка лет четырнадцати, с белесыми пустыми глазами, растрёпанными кудрявыми волосами и худощавым телосложением. Облачённый в лохмотья, зловонный и гнусавый, он миролюбиво попивал вино, слушая трактирные толки. Как и многие жители Худого квартала, Ябс был одним из винтиков в огромной системе подпольного мира Ясеневого Города. Мир этот, скрытый от глаз честных обывателей и, конечно же, от глаз небожителей из знати, представлял собой сложнейший механизм, где каждый из его представителей играл свою роль. Ябс занимался попрошайничеством на углу улиц Поперечная и Радужная, весьма престижном, по меркам бездомных, месте, прикидываясь слепым и обездоленным. На самом же деле, зрение у мальчишки было хоть куда, а глаза свои он скрывал за плёнкой из бычьих кишок, что делало его одним из самых прибыльных для хозяев источником дохода. Хозяев у теневой жизни города было несколько – некоторые контролировали бордели, разрешенные властью во многих княжествах Эндердаля. Другие руководили рыночными ворами, третьи – попрошайками, четвёртые – подпольными боями на мечах и так далее. По слухам, распространённым самим же Ябсом, он отдавал часть своих доходов Гильдии Отверженных, которая в последнее время плотно укоренилась в Худом квартале. Связываться с жёстко действующими нелюдями мало у кого возникало желание, поэтому мальчишку не трогали и даже считали полезным. В Худом квартале ходила одна известная поговорка: «Хочешь узнать, что произошло этой ночью, спроси у Ябса». «Слепой» попрошайка обладал отменным слухом, и в привычку его уже давно вошло подслушивание чужих разговоров. Со временем он стал одним из самых осведомлённых о событиях в Ясеневом Городе людей.

– Какие новости в городе, Ябс? – спросил Фарух, присаживаясь за стол к попрошайке.

– За новости нужно платить, полукровка, – ответил мальчишка, скаля свои жёлтые зубы.

Денег у барда с собой не было, ведь он спустил всё до последнего медяка в Лунной Розе.

– С деньгами сейчас туговато, брат, – пожал плечами Фарух. – Я тут недавно в переделку попал…

– Знаю, – махнул рукой Ябс, – уж мне-то можешь не рассказывать. Тебя уже давно со счетов списали, и некоторые похоронили даже. Такую бучу ты затеял, полукровка… Городскую гвардию возглавил капитан Гарк, и теперь служивые, будто псы рыщут в поисках воришки из Юхара. Но эти железные бездари – лишь цветочки, по сравнению с Хаджи. Южанин вознамерился вытрясти из тебя всю душу, полукровка. И, поверь мне, уж лучше попасться на глаза железным, чем ему.

В этот момент в трактир завалились шестеро городских гвардейцев. В стальных латах, с оранжевыми плащами на спинах и с гербами дома Легилль на щитах. Сердце у Фаруха дрогнуло, и он замер, подобно каменному изваянию, стараясь отвести взгляд в сторону. Кляня себя за то, что не послушал Анли, он ещё больше клял судьбу за этот пинок.

– Хозяин! – выкрикнул их главный с рыжей бородой. – У нашего брата сегодня родился сын. Налей-ка всем лучшего пива!

– Я бесплатно не наливаю, – огрызнулся Игнат.

Гвардеец уставился на трактирщика злобным взглядом, внимание его привлекла появившееся с кухни Анли. Она прошла к стойке и замерла, поняв, что происходит.

– Дочурка твоя? – подойдя к Анли, спросил рядовой. – Страшненькая, но куда деваться? Что скажете, ребята?

Гвардейцы заголосили, один громче другого.

– Вы что, закона не чтите? – нащупав за стойкой арбалет, спросил Игнат.

– Мы и есть закон, старик, – оголяя серые зубы, рассмеялся гвардеец, – и теперь Худой квартал находится под покровительством городской гвардии. Мы вытравим отсюда всю мразь, и закон воцарится на улицах этого богомерзкого места.

– Никаких указов о бесплатной выпивке я не знаю, – настаивал на своём Игнат.

– Вот мой тебе указ, – достав из ножен меч, проговорил гвардеец, – наливай пиво, а ты иди сюда.

Он схватил за руку Анли, и она взвизгнула, пытаясь вырваться. Сердце Фаруха едва не вырвалось из груди. Попрошайка Ябс, почуяв неладное, успел ретироваться. Гвардеец притягивал к себе Анли, пытаясь понюхать её волосы. Игнат сжимал под стойкой арбалет, раздумывая о последствиях. В конце концов, Фарух не выдержал. Он вскочил из-за стола и выкрикнул:

– Отпусти её!

Он сделал шаг назад и уже успел пожалеть о содеянном, но было поздно. Один из рядовых проговорил:

– Это тот самый полукровка, которого разыскивает весь город!

– Точно, он! – подтвердил его сослуживец.

Главный пристально впился своим взглядом в Фаруха и улыбнулся, предвкушая, какую награду он получит за поимку преступника. Он небрежно отбросил Анли в сторону и направился к Фаруху. Ещё трое гвардейцев обнажили мечи, и Фарух поёжился от скрежета стали.

Бард попятился к выходу, готовый ретироваться в любой момент, однако ноги его плохо слушались.

– Снова убежит, подрежьте ему ноги! – выкрикнул один из рядовых, окружая Фаруха.

Рыжебородый приблизился к полукровке и приставил меч к его горлу. Неужели это конец? Мысль о такой нелепой смерти на долю мгновения поселилась у барда в голове. Выжить после бойни в Лунной Розе и умереть в зале Дивного Пивня от рук неотёсанного гвардейца. У самой смерти, похоже, на персону Фаруха были иные планы. За одним из ближайших столов в масляной лампадке едва теплился огонек. Он вот-вот был готов затухнуть, издевательски потрясаемый сквозняком. Однако он почему-то сделался больше, осветив мрачный угол, а затем в одночасье разросся до таких размеров, что в общей зале стало жарко, будто в парильне. Фарух всё это время смотрел на огонёк, как будто призывая его к помощи.

Гвардеец, приставивший меч к горлу барда, оглянулся, чтобы посмотреть, что происходит за его спиной. Температура в комнате к тому времени стала настолько высокой, что и рыжебородый воин, и сам Фарух тут же покрылись испариной. Когда гвардеец вновь обратил свой взор на барда, он ахнул и меч выпал у него из рук. Он затрясся и сам теперь начал пятиться назад, выкрикивая нескладные ругательные фразы. Фарух, удивлённый столь резкой переменой в настрое рядового, почувствовал какое-то лёгкое тёплое прикосновение к правой руке, которой он старался прикрыться от удара мечом. Амулет на груди стал горячим. Опустив глаза, Фарух едва сам не закричал от увиденного. Его ладонь, сжатая в кулак, горела в огне. Пламя нежно облизывало его пальцы, не причиняя вреда коже. Наоборот, это было настолько приятно, что он даже слегка улыбнулся. Полукровка поднял руку до уровня глаз и разжал ладонь. Огонь всё ещё плясал теперь уже на открытой ладони, как будто подчиняясь его воле. Это было похоже на сон. Может, и вправду, он всё ещё спит там, наверху, в комнате Анли? Хотелось бы в это верить…

Каждый, кто стал свидетелем произошедшего, теперь с неистовым удивлением смотрел на Фаруха. Гвардейцы пятились назад в ужасе, Игнат застыл у стойки, будто статуя, Анли со слезами на глазах не верила в происходящее. Один только меднокожий южанин в алом камзоле с интересом наблюдал за Фарухом.

Огонь на ладони барда тем временем медленно угасал, а вместе с ним уходило и тепло амулета. Гвардейцы переглядывались, не решаясь на какие-либо действия. Вдруг меднокожий поднялся со стола и поравнялся с Фарухом. Он был невысок и худ, пахло от мужчины пряностями.

– Ну, чего встали? – обратился он к гвардейцам с нескрываемым презрением. – Прочь отсюда, пока ноги ходят!

– Ты говоришь с представителями городской гвардии, смерд! – выпалил рыжебородой и сделал шаг вперёд, завидев, что огонь на ладони Фарух исчез. – За каждое твоё слово я спрошу с тебя сполна.

Меднокожий прищурился и принял совершенно неестественную позицию. Левая его рука вытянулась вперёд, правая согнулась в локте, а ладонь сжалась в кулак. Он расставил ноги, согнутые в коленях и сделал резкое движение вперёд, разжав кулак правой руки. Все эти действия заняли у меднокожего всего несколько мгновений, но результат был налицо. Невидимой волной рыжебородого гвардейца отбросило на несколько футов назад. Воздух исказился, став оружием в руках меднокожего. Рядовой, ударившись спиной о стену, рухнул наземь с лязгом тяжёлых лат.

– Маг! – выкрикнул кто-то. – Они ворожат в городе!

– Зовите братьев Ордена Духа и Меча! Зовите капеллана Милатриса!

Суматоха поглотила Дивный Пивень. Кто-то в ужасе метался, пытаясь покинуть заведение. Гвардейцы сбились в кучу, отступая к выходу. Ничего не понимающая Анли утирала слёзы, взывая к Фаруху.

– Нужно убираться отсюда, пока не поздно, – проговорил меднокожий, всё ещё находясь в своей странной позиции. Он глядел по сторонам в ожидании атаки.

– Кто вы? – покосившись на незнакомца, спросил Фарух.

– Мэтр Фэриор Острич, – протянув руку, представился тот, – истинный маг, член Ордена Рофура. Для меня честь познакомиться с вами. – Таких фраз в свой адрес Фарух за всю свою жизнь не слыхал. – Однако для бесед это не самое подходящее место. Совсем скоро сюда нагрянет целая армия из монахов Духа и Меча, тягаться с которыми у нас нет никаких шансов.

Фарух согласился со сказанным. В человеке этом пульсировала какая-то скрытая сила. Истинный маг. Как часто он слышал истории о выдающихся волшебниках Юхара. За всю свою жизнь в Эндердале Фарух уже и сомневаться начал, что таковые на самом деле существуют.

Гвардейцы тем временем спешно покинули трактир, звеня доспехами. Внутри остались лишь Фарух, Фэриор Острич, мошенник Родин и Игнат с дочкой.

– Куда мы уходим? – спросил Фарух.

– На юг, – ответил Фэриор Острич. – Самое безопасное место для тебя сейчас – это цитадель Ордена Рофура.

Юхар. Это слово бархатом прозвучало в ушах Фаруха. Дом. Пески, пальмы, глиняные одноэтажные дома, дымные рынки, лавки с пряностями и безжалостное солнце. Всё это он оставил далеко в детстве, променяв родные земли на замки и трактиры.

– Прошу тебя, Фарух из Когорота, не задавай больше вопросов, – выглядывая в окно, проговорил Фэриор Острич. – Я обо всём тебе расскажу позже. Теперь же нам нужно поскорее покинуть Ясеневый Город.

Фарух кивнул в знак согласия, однако взгляд его встретился со взглядом Анли, которая испуганно смотрела на барда.

– Я не могу уйти без неё, – вдруг сказал полукровка, остановившись в проходе.

– С чего это ты думаешь, что она пойдёт с тобой? – спросил Игнат, поглаживая арбалет.

– Пускай сама выбирает, как ей поступить, – сказал бард. – Только я прошу тебя, Анли, делай выбор сердцем.

Девушка ни на миг не раздумывала. Он виновато посмотрела на отца и подбежала к Фаруху, заключив его в крепкие объятия.

– Я пойду с тобой хоть на край света, – прошептала она.

Бард почувствовал облегчение после этих слов. Впервые за всю свою жизнь, он был не одинок, и именно она, Анли, теперь придавала ему сил и уверенности.

– Прости, папа, – едва не плача, сказала она. – Я вернусь, обещаю. Мы не прощаемся навсегда.

Игнат с выпученными глазами не знал, что и делать. Он то наставлял арбалет на покидающую Дивный Пивень троицу, то гладил себя по лысине, а в конце концов расплакался навзрыд.

Глава XIII

Тэрион Аевард подкинул полено в печь, и огонь снова ожил. Убранство в горнице было мрачным и обыденным, под стать её хозяину. На стене лик Единого, шкаф с сотней различных книг, два окна и большой письменный стол. Первый советник князя Онора Аегилля – высокий, худощавый, с резким лицом, на щеках которого проступала густая чёрная щетина, прохаживался вдоль комнаты. Худородный простолюдин, выбившийся на верхушку власти благодаря своей жёсткости и уму. Облачённый в серый дублет из кабаньей кожи, подпоясанный добротным ремнём, этот человек внушал неприязнь присутствующим. Дядя Турин сидел в одном из кресел, почёсывая усы и заметно волнуясь. Подле него расположился Альвер, в недоумении поглядывающий то на Быка, то на остальных. Граф Аори Таэрон с двумя сыновьями сидел на противоположном конце комнаты.

Огонь в камине потрескивал, пожирая свежее полено и заглушая звуки улицы. За окном заморосил дождь. Вот и настоящая осень пришла с первыми днями месяца Преддверия. Скоро сточные канавы Ясеневого Города наполнятся водой, Грязный тракт станет непригодным для путешествий, а порт в Сосновой Гавани закроется до весны.

– Прискорбно осознавать, что человек – существо неблагодарное, – заключил Тэрион Левард своим шелестящим голосом и посмотрел на Аори Таэрона. Взгляд его холодных серых глаз пронзал насквозь. – Шестьсот лет назад, когда у власти в Эшторне встал малолетний князь Тиобальд Аегилль, княжеством по сути правила его мачеха. Жёсткая была женщина, властная, но роду не благородного. У неё были глаза в каждом графстве, она полностью держала ситуацию под контролем, многим правителям на зависть. Бывало, дворяне совершали попытки к мятежу, дабы свергнуть эту женщину, контролирующую малолетнего князя, но ни одна из них не увенчалась успехом. Она воспитала Тиобальда сильным и справедливым правителем, за что он, когда достиг шестнадцати лет, даровал ей земли к северу от Ясеневого Города. Так было основано графство Корнэйл и его столица – Сосновая Гавань, а родовой замок дома Аегилль с тех пор носит имя Тиобальдова Мачеха.

– Я знаю историю своего дома, господин Аевард, – сжимая пальцы на левой руке, проговорил граф Аори Таэрон – напряжённый и понурый. – Однако мне невдомёк, к чему вы клоните?

– Ваш род, граф Таэрон, целиком и полностью обязан дому Аегилль, – заключил первый советник. – Вам были дарованы титул, власть и земли. У вас в вассалах ходят четыре барона, Сосновая Гавань – это лучший порт Эшторна. Времена нынче мирные, и впереди у нас лишь процветание. Так ответьте же мне, ваше высокородие, чем заслужил князь Онор ваше отношение к нему? Ради чего вы привели к стенам Ясеневого Города армию? Чего вы добиваетесь?

– Справедливости, – не мешкая, ответил граф. Оправдываться он и не собирался. – Пока у власти стоит распутник и транжира, пока жирный князь позорит Эшторн и пропивает его могущество, я не могу найти себе место среди его вассалов.

Тэрион Левард глубоко вздохнул.

– Вы все верите, что Онор Аегилль – полный дурак и неумеха. Вы считаете, что он окружил себя недальновидными простолюдинами, загоняющими княжество в бездну. Но вы ошибаетесь. О мятеже нам стало известно уже с самого начала турнира. Мой помощник – Шато, создал в Ясеневом Городе целую сеть соглядатаев, которая обеспечивала его самой последней информацией. Всё, что говорилось в трактирах, борделях и в шатрах знатных лиц, всё это попадало ко мне на стол в виде доносов. Я прекрасно знаю, что зачинщиком был Торр Бертиран, и я знаю, что его младший брат, а ныне граф Рэйнэбора, не поддержал вашу идею. Я осведомлён, что Виллиан Дортур, как только баланс сил сместился, отбыл в Гранпайл. Это грамотные люди. Я не виню их за то, что в сердцах их вспыхнуло мятежное пламя. Главное, что оно вовремя было погашено.

Тэрион Левард смерил взглядом Турина Эмельгема.

– Давеча мы получили письмо из Тиринбора, – сказал он, обращаясь к Быку. – Граф Эстор Эмельгем жалеет, что не смог прибыть в Ясеневый Город для присяги новому князю. Он пишет, что готов служить ему своим мечом и пером. Что же касается вас, барон Турин…

Первый советник присел к себе за стол и взял в руки пергамент.

– Какую позицию разделяете лично вы?

Наступило молчание. Аори Таэрон оглядывал Быка, но тот лишь молчал, размышляя. Наконец он сказал:

– Я лишь могу поддержать слова своего брата. Он – первое лицо в Тиринборе, и я его верный сподвижник. Я корю себя только за то, что знал о мятеже, но ничего не сказал. Однако я никогда не поднял бы меч на законного владетеля Эшторна.

В тишине комнаты было слышно, как скрипят кожаные перчатки Лори Таэрона. Старший сын графа – Бристар Таэрон, вскочил с места, обхватив рукоять своего кинжала, прикреплённого к поясу. Однако отец усмирил сына, взяв его за плечо и усадив обратно в кресло.

– Вы – гнусный предатель, барон Турин! – вспылил Бристар Таэрон. – Вы клялись в верности, говорили от имени Тиринбора! Поддерживали все наши начинания.

– Это – ложь, – привстал Бык. – За поклёп я вызову вас на дуэль. Никогда из моих уст не звучали подобные слова.

Тэрион Левард с интересом наблюдал за ссорой, однако вмешиваться не спешил. Тут в разговор вступил Альвер Эмельгем.

– Ложь, дядя, это – твои слова, – его мальчишеский голос прозвучал будто бас настоящего графа. – Я лично слышал, как ты божился, что выступишь на стороне мятежных графов. Ты принимал решения за моего отца, хотя он приказал не вмешиваться в дела княжества. А теперь ты переметнулся и пытаешься очистить своё имя.

– Мальчишка не ведает, что говорит, – пожав плечами, проговорил Турин Эмельгем. – Он ещё слишком молод…

– Я будущий граф Тиринбора, – прервал Быка Альвер, и тот умолк, – и я вовсе не мальчишка, а виконт Альвер Эмельгем, сын Эстора Эмельгема, внук Торвина Эмельгема, который сделал наш дом знатным. Да, мне всего шесть лет, но мне кажется иногда, что во мне больше чести, чем в тебе, дядя.

– За свои слова будешь отвечать перед отцом, – сжимая кулаки, проговорил дядя Турин. – Я позабочусь, чтобы розги выбили из тебя всю дурь!

– И отвечу за каждое из сказанного, – гордо вскинув подбородок, проговорил маленький виконт, – а вот сможешь ли ответить ты?

Щёки Турина Эмельгема наполнились багрянцем. Его распирало от негодования и от дерзости Альвера.

– Побойтесь громких слов, ваше благородие, – вставил Тэрион Левард. – Когда-то вы будете присягать этому мальчику на верность.

Больше барон Турин не проронил ни слова. Он уселся в кресло и принялся судорожно поглаживать свои усы.

– Что же касается вас, граф Таэрон, – переведя взгляд на владетеля Корнэйла, проговорил Тэрион Левард, – наш милостивый князь даёт вам шанс на раскаяние. Присягните на верность Онору Аегиллю, и вам простят замысел в измене.

Лори Таэрон барабанил пальцами по столу, размышляя.

– Присяга избавит меня от кары? – спросил он.

– Присяга, часть ваших земель и младшая дочь, которую мы выдадим замуж за младшего сына князя Онора, когда ему исполнится шестнадцать, – заключил первый советник. – Если в течение десяти лет вы проявите себя как верный вассал дома Легилль, земли будут вам возвращены.

– Но младший сын князя – умалишённый, – воспротивился граф. – Он бегает по лугам, собирает цветы и разговаривает с собаками.

– Что ж, – согласился Тэрион Левард. – Такова плата за измену. Не исключено, что он будет хорошим мужем для вашей дочери.

И снова наступило молчание. В конце концов, Аори Таэрон поднялся и проговорил:

– Я не испытываю ни толики уважения к вашему князю, к его Тайному Совету и к вам лично. Однако выбора у меня нет, ибо цена предательства и превратностей судьбы слишком высока. Когда-нибудь, слышите, господин Аевард, справедливость придёт на смену подлости. В тот самый момент вы вспомните мои слова.

Два сына Аори Таэрона поднялись, и все они покинули горницу первого советника. Вслед за ними вышел и Альвер Эмельгем.

– Куда ты собрался? – вскочил дядя Турин.

– Я иду смотреть турнир, – не оборачиваясь, проговорил маленький виконт. – Можешь не переживать, обо мне позаботится кастелян Элторн.

Глоток свежего воздуха придал Альверу сил. Впервые в жизни он так разгневался. Наверное, это кровь деда даёт о себе знать. Говорили, что в гневе он был просто неуправляем.

Бои полуфинала были назначены на вторую половину дня. К этому времени Тэрион Аевард пообещал князю, что от угроз его безопасности не остаётся и намёка. Так и случилось, судя по прошедшему разговору. Опасаясь за свою жизнь, князь решил перенести финал турнира на четыре дня. Тем, кто жаждал зрелищ, было предложено довольствоваться турниром простолюдинов. Последний бой этого мероприятия закончился утром. Победу одержал Альтер Эндориан – житель южных уделов Тиринбора. Молчаливый светлокожий воин, отшельник и мастер меча. В финале он одолел какого-то здоровенного детину из Ринта. Утром князь Аегилль пожаловал победителю Удел Топей, провозгласив дом Эндориан – новыми владетелями сих земель. Альтер Эндориан получил титул барона и присягнул на верность Эстору Эмельгему. Теперь у отца появился очередной вассал – странный, но, судя по всему, надёжный.

Кастелян Дит Элторн проиграл в полуфинале молодому воину из Альдерфора. Однако он не расстроился, ведь именно кастелян был самым пожилым воином на турнире. К тому же он прошёл трёх соперников, показав отменную силу, и неплохо проявил себя в общей схватке. Отец будет гордиться стариком.

В полуфинале турнира осталось четверо претендентов. Когда Альвер подоспел к турнирным полям, распорядитель представлял зрителям Онора Легилля. Князь приветствовал гостей, коих за последнее время сильно поубавилось, и произнёс долгую и нудную речь. Позади него стоял новый княжеский гвардеец – Миртэл Тольберт. В отменных перламутровых латах, с мечом у пояса – настоящее воплощение мужества. Он бился на турнире под именем Адри Лострикса, проиграв в последнем бою Эрицу Рикмуну. Альвер проникся уважением к этому худородному солдату. Видимо, и сам князь был о нём того же мнения, раз сделал его княжеским гвардейцем.

Маленький виконт был уверен, что княжескую речь написал Тэрион Левард, который за считанные дни взял контроль над княжеством в свои руки. Сам советник так и не явился на турнир, наверное, подписывал указы и ультиматумы мятежному графу.

Трибуны были полупустые. Многие из дворян, прослышав о мятеже, предпочли отбыть в свои владения, дабы не стать частью конфликта. Однако все участники турнира, коих осталось лишь четверо, сохранили свои притязания на победу. Первый бой полуфинала состоялся между герцогом Филтоном Аегиллем и герцогом Эрстаном Фоготом. Шансы у обоих соперников были примерно равны, однако местное население больше поддерживало герцога Легилля. Сам же Альвер почему-то болел за Эрстана Фогота, будущего князя Альдерфора, в жилах которого текла королевская кровь. К тому же маленький виконт до конца не был уверен, что Филтон Аегилль не являлся частью того самого мятежа против родного брата. Он часто слышал, как графы говорили о присяге маршалу. Мог ли младший брат пойти против старшего? Наверное, об этом никто не узнает.

Оба противника бились на мечах, не используя щиты и тяжёлые доспехи. На Филтоне Аегилле была добротная серебряная кольчуга, сверху которой был надет оранжевый дублет. За спиной его развевался такой же оранжевый плащ – цвета Эшторна. Лицо герцога было серьёзным, а взгляд тяжёлым. Эрстан Фогот был облачён в кожаные доспехи тёмно-синих цветов с восьмиконечной звездой на гербе. Его золотые кудри грациозно ниспадали на плечи, а голубые глаза источали мудрость и отвагу.

Два великих воина сошлись в бою. Они уважали друг друга, и битва проистекала соответствующе. Все приёмы были благородны и предсказуемы. Грязной тактике здесь было не место, и зрителям это нравилось. Выпады, отходы, манёвры, ловкие пируэты и показательные блоки. Бой изобиловал красотой, пока меч Эрстана Фогота не оказался на земле. Дождь барабанил по кольчужным рубашкам и кожаным шлемам. Сапоги бьющихся месили грязь. В этой благородной игре победа досталась более опытному сопернику – герцогу Филтону Аегиллю. Возможно, возраст Эрстана Фогота не позволил ему одержать победу над маршалом, который с юных лет командовал армией. Возможно, свою роль сыграли родные стены, которые, как говорят, всегда оказывают поддержку. Как бы там ни было, в честном бою победа досталась Филтону Аегиллю, а Эрстан Фогот, признав свое поражение, под овации зрителей покинул арену.

Второй бой полуфинала обещал быть более зрелищным. Барона Рикмуна публика встречала овациями, князя Амильтона – неодобрительным гулом. Смерть Торра Бертирана записали на его счёт, и теперь от этого клейма ему вовек не отделаться. Люди злопамятны, даже если произошедшая трагедия была чистой случайностью. Владетель Млечного удела – как всегда, весь в сером, будто камень, князь Дорхема – в одной тунике и со шпагой. Сталь брякнула, и оба противника закружились в бою. Эриц Рикмун просчитывал каждый свой шаг. Каждое его действие было продумано наперёд. Аюдвин Амильтон искал в тактике противника брешь. Казалось, ему требуется лишь самая малая оплошность, чтобы подловить соперника. Но таких оплошностей в арсенале дальновидного барона, кажется, не предвиделось.

Они кружились, будто на балу, оба быстрые и мудрые. Сталь их оружий редко пересекалась, в основном бой шёл на дистанции. Работали ноги, руки, спины и головы. Альвер как заворожённый наблюдал за поединком. Злость, которую он испытывал к Аюдвину Амильтону за убийство Торра Бертирана, компенсировалась умениями князя. Его позёрство на фоне мрачного барона Рикмуна воспринималось как частичка света на мрачном турнире. Идеальный бой, такой, каким должен быть каждый поединок на этом турнире.

– Виконт Эмельгем, – послышался голос, и Альвер с трудом оторвался от поединка. Рядом с ним стоял герцог Эрстан Фогот. Он уже успел облачиться в голубую тунику под стать его глазам. Вблизи герцог оказался гораздо выше, чем он был на арене. Волосы его отливали золотом, а о том, что некоторое время назад он сражался на ристалище, ничего не говорило. Альвер поднялся и поклонился.

– Герцог Фогот.

– Я вижу, вы интересуетесь ратным делом? – спросил он, глядя, как Аюдвин Амильтон взял инициативу в бою в свои руки. – Наблюдая за вами, можно сказать многое.

– Я в восторге от этого турнира, ваше превосходительство, – ответил Альвер, не зная, что для него важнее, – бой на арене или общение со столь знатным дворянином.

– В Глэндэле есть Школа Ратного дела, лучшая в Эндердале под руководством графа Аллена Бурелома, – проговорил Эрстан Фогот. – Мой старший сын Вилариан – ваш ровесник, и на следующий год я планирую отдать его туда. Поговорите с отцом, возможно, он отпустит вас. Предстоящий набор – это просто кладезь для будущих правителей и возможность завязать полезные знакомства.

Эрстан Фогот похлопал Альвера по плечу и был таков. Знаменитая Школа Ратного дела, откуда вышли лучшие полководцы Эндердаля. Его дед – Торвин Эмельгем обучался там, барон Дайвин Тандерби, да и сам барон Эриц Рикмун, который теперь бился на ристалище с князем Амильтоном. Неслыханная честь. Выпускником школы был и знаменитый Отти Брист. Уговорить бы отца, который всё мечтает, что сын его станет книгочеем.

В самый разгар подобных мыслей барон Эриц Рикмун пошёл атакой на владетеля Дорхема. Казалось, что Людвин Амильтон замешкался, ноги его вот-вот должны были заплестись, но в самый последний момент он ушёл от атаки и сделал контрвыпад. Шпага князя оказалась у горла барона с такой стремительностью, что человеческий глаз не в силах уследить этого. Воины замерли. Аюдвин Амильтон предложил сопернику сдаться, и Эриц Рикмун, помедлив, это предложение принял.

Так определился второй финалист турнира. Решающий бой намечался на следующий день, равно как и пир в честь победителя. Герцогу Филтону Аегиллю и князю Аюдвину Амильтону предстояло доказать своё превосходство седьмого дня Преддверия.

Зрители стали расходиться, обсуждая прошедшие поединки. Торговцы обступали покидающих трибуны, предлагая жареное мясо, изображения с гербами знатных домов, подслащённую воду и карты Ясеневого Города.

– Ваше благородие, – обратился к Альверу знакомый голос. Это был кастелян Дит Элторн. В потрёпанном сюртуке, с бывалым мечом у пояса. Альвер так и не поздравил его с победой.

– Мои поздравления, – проговорил он. – Отличное выступление на турнире. Я горжусь вами.

– Есть ещё силушка, – улыбнулся старик, и морщины разъехались по его лицу. – Что у вас произошло с бароном Турином?

Альвер опустил глаза. Быстро же расходятся слухи.

– Я не выдержал и высказался так, как посчитал нужным, – ответил он. – Дядя говорит одно, а делает всегда другое.

– Настоящий правитель всегда дважды подумает, прежде чем говорить что-то, – присев напротив виконта, проговорил кастелян. – Барон Эмельгем – родной брат твоего отца, владетель земель в Тиринборе. Когда-то он станет твоим вассалом, но сейчас – он старший муж и дворянин. К старшим нужно относиться с уважением, какими бы они ни были.

– Я просто не сдержался, – потупил взгляд Альвер, и ему отчего-то сделалось стыдно.

– Опозорив тем самым своего дядю перед посторонними людьми, – заключил Дит Элторн. – Запомни, Альвер, никогда не ставь интересы других превыше интересов собственной семьи. У настоящего правителя есть его семья и его люди, и всё, что он делает, – всё это ради них.

– Я сожалею, что поступил так, – ответил маленький виконт.

– В таком случае, тебе нужно сказать об этом дяде, – ответил кастелян Сизого Дола.

– Непременно, – согласился Альвер Эмельгем. – Настоящий правитель должен уметь держать свою гордость в узде.

Глава XIV

Княжеский гвардеец начинал свое бдение с первыми лучами солнца. Обход замка Тиобальдова Мачеха – сначала третий и второй этажи, где проживала княжеская чета, затем холл, обеденный зал, лестница и подвал, ну а уж потом и территория, если время позволяет. Сады замка благоухали розами и карликовыми липами. Всюду журчали сотни фонтанов. В беседках знатные дамы читали со своими фрейлинами истории о любви. По траве расхаживали павлины, садовники подстригали кусты. Западная часть замка Тиобальдова Мачеха утопала в гигантских ясенях, растущих здесь несколько тысяч лет. Исполинские деревья Пасмурного леса служили естественной защитой от вторжений с запада. Со временем замок и лес стали единым целым. Поговаривали, что там, в глубине непроходимого бора, есть тайный ход, соединяющий Ясеневый Город и Сосновую Гавань, однако Миртэл Тольберт в подобные рассказы не шибко верил. Башни Тиобальдовой мачехи, на шпилях которых реяли знамена дома Аегилль, уходили на сотню футов в небо. Когда-то, во времена Второй Войны с Новым Дунгмаром, конунг Севера пытался штурмовать Ясеневый Город, однако у него ничего вышло. Предки постарались на славу, отстроив надёжный оплот для своих потомков.

Миртэлу Тольберту отвели горницу рядом с княжескими покоями. Так надежнее и для Онора Легилля, и для самого княжеского стража. Облачили в блестящие перламутровые доспехи, надели оранжевый плащ, дали меч – острый и надёжный, под стать первому княжескому гвардейцу. Неотступно следовать за владетелем Эшторна – первое правило, которое надлежало чтить. Если князь идёт по малой нужде, гвардеец следует за ним, когда князь идёт обедать, гвардеец следует за ним, даже если князь придаётся плотским утехам, гвардеец всегда должен быть рядом.

После разоблачения мятежников бунтарские настроения в Ясеневом Городе пошли на спад. Стычки протестующих простолюдинов и городских гвардейцев проходили всё реже. Граф Лори Таэрон – уплатил свою плату за попытку мятежа и отбыл в Сосновую Гавань с сыновьями, но без дочки, которую пообещали в жены младшему сыну князя.

Когда князь Онор Легилль просыпался, Миртэл Тольберт уже обычно обедал. Всю ночь напролёт владетель Эшторна мог пить, играть в Лигу и развлекаться с продажными девками. После сытного обеда он обыкновенно отправлялся в сады, где подолгу общался с капелланом Милатрисом. Вероятно, замаливал грехи. К вечеру он снова был готов к приключениям. По-настоящему княжеством правил Тайный Совет. Первый советник Тэрион Аевард играл роль законотворца, осуществлял контроль над судами и над Капитолием Ясеневого Города. Толстый купец Эдерис Бальмор заведовал финансами и банками. Брат князя – маршал Филтон Аегилль, возглавлял все военные подразделения. Капеллан Гольвер Милатрис осуществлял протекторат над церковью и Орденами – Духа и Меча и Его Дети. Княжеский эмиссар, Хенрик Буртон, недавно получивший титул барона, осуществлял координацию Лиги Ясеня. И, конечно же, Миртэл Тольберт, капитан княжеской гвардии, которого Онор Аегилль поспешил ввести в совет. Самой гвардии, как таковой, пока не существовало, однако князь вознамерился обзавестись личным войском и приказал Миртэлу Тольберту разработать соответствующий указ. Это была команда Онора Легилля. Каждый здесь занимал своё место и играл свою роль.

Последний день турнира пришёлся на седьмое число Преддверия. Ясеневый Город к тому времени практически опустел. Погода заметно испортилась, с севера пришли тяжёлые серые тучи, поливая окрестности дождём. На вечер в замке Тиобальдова Мачеха намечался пир в честь победителя турнира.

На княжеской трибуне расположились все члены Тайного Совета, кроме Филтона Аегилля, который находился на ристалище. Княгиня, как сказали Миртэлу Тольберту, слегла с какой-то хворью и не смогла почтить гостей своим присутствием. Первый княжеский гвардеец молча стоял позади князя, наблюдая за происходящим. Теперь он – призрак, которого не должно быть заметно, но в нужный момент он обязан сыграть свою роль. В голове крутились мысли о той высоте, куда за несколько дней взлетел Миртэл Тольберт. Он думал о том, каково это служить достойному князю, тому, кого любит народ и знать. Между в тем в голову прокрадывались мысли о том, как лучше проводить набор в княжескую гвардию. Онор Аегилль обмолвился, что в столь значимой организации должны служить только офицеры, а это означало, что вскоре Миртэла ждёт звание маршала. Встать на одну ступень с Филтоном Аегиллем… Так и до титула не далеко. Голова Миртэла Тольберта кружилась от предстоящих перспектив.

Тэрион Аевард и Хенрик Буртон о чём-то переговаривались. Эдерис Бальмор проводил какие-то подсчёты. Горовик-служка подносил его высокопревосходительству вино и фрукты. От дождя их укрывал наскоро сделанный деревянный навес. Огромные капли скатывались вниз, заметно ухудшая обзор.

На арене завязался бой. Публика скандировала имя герцога Легилля. Князь Онор обсасывал персиковую косточку, облизывал толстые пальцы и переговаривался с Тэрионом Аевардом, постоянно хихикая.

– Вот здесь нужно подписать, – говорил первый советник, подсовывая князю бумагу. Онор Аегилль ставил пером свою размашистую подпись, его фактотум прижигал восковый оттиск, и очередной указ уходил в канцелярию. Так решается судьба Эшторна.

– На Грязном Тракте орудуют нелюди из Гильдии Отверженных, – докладывал Тэрион Левард. – Разбойники напали на кортеж барона Вандертуна, однако он сумел отбить атаку. По нашей информации, их порядка тридцати.

– Дай брату закончить турнир, и он истребит этих ублюдков, – проговорил Онор Аегилль, потягивая из кубка вино. – Я отправлю туда армию, и мы поквитаемся с ними. Каждого из разбойников мы выпотрошим и повесим у Медных Врат в назидание остальным.

Княжеский брат тем временем отступал под натиском Аюдвина Амильтона. Дождь превратил землю на арене в месиво. Филтон Аегилль скользил в латных сапогах, спотыкался, но оборону всё ещё держал. Славный воин, подумалось Миртэлу Тольберту. Лучший среди равных. Из него получился бы великолепный полководец во время войны. Он без страха штурмовал бы замки, шёл в голове авангарда и вызывал на дуэль вражеских командиров. Но вот править… Чтобы править княжеством, не достаточно одной отваги. Настоящий правитель должен быть гибким, дальновидным и коварным. Иначе тяжело удержать под контролем такой механизм, как княжество.

Другое дело Аюдвин Амильтон. Он был прекрасным правителем, вознёсшим Дорхем до небывалых высот. Однако, как слышал Миртэл, владеть княжеством ему наскучило ещё в юности. Он жаждал приключений. Настоящих, где жизнь всегда висит на волоске. Именно поэтому он прибыл в Ясеневый Город на турнир, где и бьётся в его финале.

От щита Филтона Аегилля отскакивали капли дождя. На гербе, изображающем ясень, дуб и сосну на клетчатом фоне, появились резцы. Владетель Дорхема собирался закончить начатое и вернуться домой победителем. Маршал Аегилль уходил в глухую оборону, заслоняясь щитом. Шпага Аюдвина Амильтона не могла нанести ему большой урон, однако владетель Дорхема выматывал герцога, высасывая из него силы.

– Архиепископ Диобальд Доринтор прибудет завтра, – проговорил Тэрион Аевард.

– Зачем это? – насупился князь.

– Будет советовать своего ставленника на сан епископа Эшторнского, – ответил первый советник.

– Прошлый, как мне помнится, совал свой нос куда не надо.

– С вновь назначенным таких проблем не будет, – заверил Тэрион Левард. – Однако ему необходимо предоставить место в Совете.

– Мой Тайный Совет вскоре разбухнет, что моё брюхо, – пошутил Онор Аегилль, – но да ничего. Больше голов принесут больше пользы.

Филтон Аегилль рухнул на спину под вздохи и аханье толпы, и князь подскочил с места, выронив кубок. Аюдвин Амильтон как истинный человек чести отступил натри шага назад, давая своему противнику второй шанс. Маршал выругался и подскочил, бренча звеньями кольчуги. Меч свой он из рук так и не выпустил. Ярость взяла верх над расчётливостью, и герцог Аегилль пустился в бездумную атаку. Однако каждый из ударов был парирован князем Амильтоном, а в довесок он успевал ещё и атаковать. В конечном счёте, Филтон Аегилль признал победу за своим соперником, пытаясь избежать позора и разгромного поражения.

– Победителем турнира в Ясеневом Городе становится владетель Дорхема, хранитель вотчины Авантист, его высокопревосходительство, князь Аюдвин Амильтон! – провозгласил герольд под звуки труб и стук дождя.

На ристалище вышел князь Онор, а следом за ним тенью ступал и Миртэл Тольберт. Толстый владетель Эшторна поздравил Аюдвина Амильтона с победой, произнёс речь и обнял победителя три раза. Дождь за это время только усиливался, и даже холощеная рубаха под кольчугой Миртэла Тольберта вымокла донельзя. Князь Аюдвин Амильтон, казалось, был совершенно отрешён. Он принял в дар мешок золота за победу, прекрасного коня эйнденских пород, но самый главный приз – это, конечно же, меч. Подаренный сотню лет назад предкам князя Онора послами из Нового Дунгмара, он прозвался Буревестник. Выкованный лучшими кузнецами Севера в Шипастом уделе, этот артефакт давно ждал своего хозяина. Миртэлу Тольберту почему-то показалось, что князь Амильтон прибыл на турнир именно за этой вещью. Он слыл по всему Эндердалю самым заядлым коллекционером реликвий подобного характера, и теперь в его коллекции появилась новая игрушка.

Князь Дорхема достал Буревестник из ножен и поднял над головой. Его не волновало золото и другие призы. Всё его внимание было приковано к этому шедевру кузнечного дела. Полотно с дунгмарскими рунами было шире обычного, а рукоять была сделана из мамонтовой кости и обшита кожей. По легенде именно Буревестником был убит конунг Нового Дунгмара во время Первой Войны. Одного первый княжеский гвардеец не мог понять, – как это князь Легилль с такой лёгкостью расстался со столь бесценной реликвией.

Миртэл Тольберт смотрел на князя Амильтона с некоторой завистью. Казалось, этот человек знает больше других. Ему доступны все блага этого мира, а он швыряется ими и преследует какие-то собственные цели. Великий князь, достойный правитель.

Знать была приглашена на пир в честь победителя турнира. Столы для черни накрыли прямо на одном из ристалищ. Подавальщицы разносили паштет из печени, кислое вино, завернутый в капустные листы фарш, овощи, хлеб, луковый суп и квашеную капусту. Миртэлу должно было сидеть здесь, среди рядовых и монахов, среди пахарей и свинопасов. Но он теперь первый княжеский гвардеец и ноша его тяжела, но весьма приятна. Несмотря на проливной дождь, все места были заняты простолюдинами.

Онор Легилль уселся в свой паланкин и приказал трогать. После покушения князь перестал ездить верхом, предпочитая закрытые экипажи. Процессия более чем из пятидесяти дворян двинулась в сторону Тиобальдовой Мачехи для пира. Князья Аегилль и Амильтон ехали первыми. За ними двигались графы – те, кто предпочёл остаться в Ясеневом Городе до конца турнира. Следом шествовали бароны и виконты, все со своими штандартами. В небе отчего-то кружило воронье, противно каркая.

По городу вновь шерстили городские гвардейцы, которые всё ещё искали беглого полукровку и его спутника, тоже южанина. Странные вещи происходят. Орден Духа и Меча объявил, что в Худом Квартале этот странствующий бард занимался ворожбой. Якобы даже пострадали рядовые гвардейцы. О магах в Эндердале не было слышно уже долгие столетия. Церковь отлично позаботилась об этом, искоренив целые Ордена и загнав их в подполье. Другое дело Юхар, служащий пристанищем для всех, кто имеет хоть какое-то отношение к магии. Миртэл Тольберт был в этих делах несведущ, но отец всегда говорил ему, что самый могущественный институт Эндердаля – это церковь. «Они и магов победили, а уж остальные им и в подмётки не годятся». Миртэл всё же надеялся, что с полукровкой из Юхара произошла ошибка. Возможно, какой-то монах с пьяных глаз разглядел в нём мага… а возможно, наступает новый период, в котором церковь и маги сойдутся в очередной битве. Княжескому гвардейцу было не до этих мыслей, и он отогнал их прочь.

Князь Онор всю дорогу рассказывал Людвину Амильтону анекдоты, предлагал выпить, но тот наотрез отказывался, да и смеялся редко, так лишь для приличия. Когда кортеж приближался к кварталу Аегилль, Миртэла Тольберта нагнал княжеский брат. Маршал Филтон Аегилль, облачённый в турнирные доспехи, поприветствовал его и проговорил:

– Славный был бой, не находите?

– И в правду, славный, – согласился Миртэл Тольберт. – Под стать бойцам.

– Знаете, капитан, – задумчиво сказал герцог. – Я проникся к вам уважением сразу, как только получил письмо от Адри Аострикса. Я слишком хорошо знаю этого человека. Он никогда не стал бы просить за кого попало. Согласитесь, что вам несказанно повезло. Случай вознёс вас на столь высокий пост в столь юном возрасте. Я уверен, что у вас большое будущее.

– Благодарю, ваше превосходительство, – поклонился княжеский гвардеец.

– Нынешняя власть неустойчива, – продолжил герцог. – Ещё не раз в будущем могут возникать попытки свергнуть её. Я лишь хочу дать вам напутствие: никогда не сомневайтесь. Вы присягнули моему брату и должны умереть за него, если понадобится. Раз уж Единый уготовил для вас этот путь, следуйте ему до конца.

Маршал кивнул и устремился вперёд, опережая колонну. Миртэл Тольберт проводил его взглядом. Нет, такой человек не может участвовать в заговорах и мятежах. Он предан своему княжеству и его владетелю. До конца своих дней он будет осознавать, что его место занято старшим братом – распутным и бездумным. Но никогда он не поднимет меч на свою кровь.

Показались башни замка Тиобальдова Мачеха. Дозорные отсалютовали своему князю. Оранжевые шпили с развевающимися на ветру стягами вонзались в пасмурное небо. На стенах бродили лучники – ещё одно дополнение для безопасности Онора Аеггиля. У конюшен дворян ждали их конюхи и пажи. Те, кто отдавал коня, тянулись к главному входу в замок, стараясь побыстрее попасть в сухое место и отведать согревающего вина. Миртэл Тольберт, отпустив князя в Пировую Залу, остался дежурить у входа вместе с двумя городскими гвардейцами. Он лично проверял, чтобы даже самые приближённые к князю лица сдавали оружие. Мечи, кинжалы, молоты, булавы – все это поблёскивало в углу, превращаясь в безмерную кучу металла и дерева. Промокшие, словно утки, дворяне двигались дальше, оставляя за собой мокрый след.

Когда с формальностями было покончено и последнего гостя проводили на пир, Миртэл Тольберт позволил себе спуститься к остальным. Просторный зал с тремя огромными люстрами наверху, с каменными стенами, увешанными портретами правителей из дома Аегилль, встречал гостей музыкой. Менестрели натягивали струны, дураки бегали по залу, забавляя гостей. Стол был один – длинный и высокий, он мог вместить больше ста человек, однако и половина его не была занята. Во главе сидел князь Онор, рядом с ним расположился победитель – Аюдвин Амильтон, а с другой стороны брат – герцог Филтон Аегилль. Миртэл Тольберт занял своё место позади князя, и Онор Аегилль, будучи в прекрасном расположении духа, браво поприветствовал своего гвардейца.

Барон Эриц Рикмун налегал на вино, запивая горечь своего поражения. Братья Фоготы были сдержанны и учтиво общались с какими-то баронами из Глэндэля. Турин Эмельгем из Тиринбора выглядел подавленным. Он сидел рядом со своим маленьким племянником по имени Альвер, и глаза его были опущены. К вину и еде он не притронулся. Звучали тосты за князя Амильтона, за князя Легилля, за прекрасный турнир, за Эшторн, за Эндердаль. Пару раз кто-то даже крикнул «за короля», однако все восприняли это как шутку. Кто-то попросил Аюдвина Амильтона показать свой новый меч, но князь сделал вид, что не расслышал.

Члены Тайного Совета, все, кроме княжеского эмиссара Хенрика Буртона, восседали за отдельным столом, ибо титулов они не носили. Тэрион Аевард подозрительно косился на каждого гостя, Эдерис Бальмор – не обращая ни на кого внимания, поглощал перепелов и запивал их красным вином.

Вскоре в зале появился человек, лицо которого скрывал капюшон. По его синей робе стекали капли дождя, однако он довольно уверенно направился в сторону князя, и Миртэл Тольберт напрягся. Первый княжеский гвардеец преградил незнакомцу путь, взявшись за эфес своего меча, однако тот скинул капюшон, обнажив знакомое лицо. Лысый череп капеллана Гольвера Милатриса отражал свет сотни свечей. Он сделал вид, что не заметил Миртэла Тольберта, и гвардеец отступил, давая ход к Онору Легиллю.

– Ваше высокопревосходительство, – поклонился капеллан. – Я обязан отбыть из Ясеневого Города.

Онор Аегилль, уже порядком вкусивший вина, обернулся, глядя на Гольвера Милатриса снизу вверх.

– Куда это отбыть? – спросил он, жуя белое мясо. – У нас же пир.

– Вынужден заявить, что мои братья напали на след сбежавшего мага, – проговорил капеллан. – Сегодня утром он покинул столицу и отправился на юг по Грязному Тракту.

– Так поручите своим братьям гоняться за этим магом, – развёл руками князь. – Зачем вам лично этим заниматься? Присядьте, согрейтесь, выпейте вина.

– Должен заявить, что ситуация требует моего личного присутствия, – оглядываясь, проговорил Гольвер Милатрис.

Онор Легилль прищурился, изучая главу Ордена Духа и Меча. Он знал, что Гольвер Милатрис не станет размениваться по пустякам.

– Всё так серьёзно? – спросил князь.

– Да, – ответил капеллан, – с вашего позволения.

Он поклонился и покинул залу.

Глава XV

Из-за треклятого дождя он чихал уже второй день. Повозка, запряжённая плуговой лошадью, теперь с трудом преодолевала ухабы и колею Грязного Тракта. Дождь превращал главную дорогу восточного Эндердаля в непроходимые места. Амулет приятным теплом грел его грудь, и Фаруха спасало только это. Хотя, конечно, была ещё и Анли, да вот только в последнее время она сама не своя. Молчаливая, замкнутая. Барду показалось в какой-то момент, что она держит на него зло, но девушка развеяла его домыслы и, поцеловав его в лоб, уснула, накрывшись вымокшим плащом.

Фэриор Острич держал поводья, правя строго на юг. Они довольно быстро преодолели десять лиг по Грязному Тракту. Миновали Папоротниковое плато, пересекли границу с Тиринбором и уже были на подходе к Рэйнэбору. За последние два дня жизнь Фаруха кардинально переменилась. Когда Фэриор Острич сообщил ему, что бард является магом, Фарух едва не рассмеялся ему в лицо. «Какой же я маг? Всю жизнь скитался по закоулкам, отца не знал, да и мать у меня шлюхой была». Но маг лишь ответил: «Не важно. Ты подчинил себе огонь, а это означает только одно – ты, Фарух из Когорота, маг».

Фарух глянул на своего спутника. С капюшона его стекали капли, он молча правил повозкой, размышляя о чём-то своём. Бард перевёл взгляд на Анли и подсел рядом с ним.

– Мэтр Острич, – обратился он к магу как полагается. – Вы обещали рассказать мне о магии. Раз уж дорога долгая, почему бы не начать сейчас. У меня тысяча вопросов как о самом себе, так и о том мире, который был до этого скрыт от моих глаз.

Фэриор Острич тряхнул головой, скинув сотню капель наземь, и посмотрел на Фаруха своими чёрными глазами.

– Что ж, – пожал он плечами, – ты, и вправду, ничего не знаешь, Фарух из Когорота. Слушай внимательно, ибо информация эта тебе пригодится в будущем. Когда-то магия была неотъемлемой частью жизни в Продоле, – сказал маг. – Первые упоминания о ворожбе уходят своими корнями в Эпоху Становления, а она, как тебе известно, началась пятнадцать тысяч лет назад. Существует легенда о зарождении магии, записанная в древних летописях. Что в ней считать правдой, а что вымыслом, – дело твоё, ведь с тех пор утекло много воды. Считается, что магия зародилась в Южных Землях, зовущихся ныне Юхаром. Источником магии была неизученная материя, инородная и пугающая. Её прозвали анхар – что в толковании с древнеюхарского языка означало «тёмная вода». Источники анхара один за другим появлялись в разных частях Южных Земель, порождая своими чудотворными свойствами плеяды слухов, которые молниеносно расползались по Продолу. Сначала их боялись. На континенте тогда правили нелюди.

Редкие людские племена обитали лишь в центральной части Эндердаля и в южных районах Юхара. Однако именно в те времена наступил переломный момент для человеческой расы. Пятеро братьев, сыновей пастуха Хаэнира из деревушки Джирагар, что на юго-востоке Юхара, совершенно случайно обнаружили источник анхара во время похода через пустыню. Никто не знает наверняка, но поговаривают, что братья искупались в источнике, подумав, что это обыкновенный оазис, ведь материя выглядела как обычная вода, только была слегка мутной и чёрной. На следующий день двое старших братьев из пятерых умерли в агонии. Остальные трое сильно заболели и близкие уже были готовы к тому, что и они покинут этот мир. Однако все трое братьев, к удивлению родственников, со временем поправились. Жизнь снова наладилась и теперь шла своим чередом, пока у одного из братьев – старшего Рофура, не обнаружилась странная способность. Он как будто сумел подчинить себе все пять стихий. Сначала эти умения служили развлечением для гостей и воспринимались лишь как забава, но со временем, когда силы Рофура становились больше, всем стало ясно, что старший брат вовсе не тот, кем был раньше. Способности среднего брата – Тифриза, стали проявляться, когда Рофур уже мог беспрепятственно контролировать воду, ветер и землю, меняя русла рек, двигая горы и создавая ураганы. Тифриз научился искажать материю – придавать ей тот вид, какой он желал. Тогда стало ясно, что невероятные способности у сыновей пастуха появились в результате контакта с источником анхара. Многие люди, возжелавшие обладать подобной силой, после этого пытались искупаться в темных водах, однако никто из смельчаков не прожил и трех дней после контакта с таинственной материей. Между тем, пока таланты двух старших братьев стремительно развивались, младший – Бохус, неустанно тосковал по двум умершим братьям. Он совсем не выходил на улицу, сделавшись бледным и болезненным, он перестал контактировать с родными. Весь день Бохус проводил у себя в комнате, читая молитвы Песчаному Богу, с просьбами вернуть к жизни погибших братьев.

Слухи о невероятных способностях сыновей пастуха Хаэнира быстро разлетались по Юхару. Квинсы, воинствующая раса чернокожих нелюдей, правившая в те времена в Южных Землях, почувствовали угрозу. Верховный правитель Юга – Нотторгот Ривэ, направил в деревню Джирагар войско квинсов для того, чтобы солдаты привели к нему братьев, обладающих странными и пугающими способностями. Как только отряд из ста нелюдей вступил на территорию Джирагара, на них обрушился весь гнев Рофура и Тифриза, обладавших к тому времени невероятным могуществом. Братьям хватило нескольких мгновений, чтобы уничтожить отряд Верхового Правителя Юга, лучших воинов, побывавших в сотнях битв. Эта стычка, которая позже получила название «Огонь факела» послужила первым шагом к восстанию людей Юхара против квинсов. Пламя быстро охватило Южные Земли. Один за другим города, населяемые людьми, вставали на сторону братьев Рофура и Тифриза. Нелюди сдавали позиции, отступая на север. Когда настал час последней битвы, на поле брани вышел сам Верховный Правитель Юга Нотторгот Ривэ. Облачённый в лучшие доспехи, выкованные эндердальскими борхами, квинс предложил бой одному из братьев. По условиям поединка проигравший должен был покинуть Юхар и оставить все Южные Земли под безоговорочным правлением победителя. Рофуру понадобилось не более одного мига, чтобы отнять жизнь у Верховного Правителя Юга. Испепелённый огнём, Нотторгот Ривэ пал пеплом посреди песков, став последним Правителем Юга расы квинсов.

Южные Земли были провозглашены Юхарской Империей, а Рофур отныне становился первым императором из династии Хаэниров, которая правила этими землями восемь тысяч лет. Квинсы были признаны на территории Юхара вне закона, и большинство из тех, кто выжил в бойнях, развернувшихся повсеместно, иммигрировали на Лазурные Острова. Источники анхара к тому времени стали исчезать, стремительно иссякая. Пока старшие братья были заняты войной, у младшего – Бохуса обнаружились способности к ворожбе. Он утверждал, что общается с мёртвыми и даже может вернуть их к жизни. В доказательство он воскресил двух сгинувших от болезни братьев, однако оба они все больше напоминали ходячих мертвецов, которые беспрекословно слушались Бохуса. Младший брат не принимал никакого участия в правлении империей, а всё своё время он проводил в лаборатории, изучая новый и самый страшный вид магии – некромантию.

Династия Хаэниров успешно правила Юхарской Империей на протяжении долгих тысячелетий. Магические способности братьев Хаэниров передавались по наследству детям вместе с троном, однако и они с каждым новым наследником заметно угасали. В 5834 году Эпохи Становления придворный императорский алхимик Халир Мудрый предложил заключить силу анхара в амулеты, дабы поддерживать магические способности у членов династии Хаэнир. Нам известно, что было создано около ста тридцати различных амулетов, каждый из которых обладал уникальными свойствами. Все амулеты тщательно оберегались, а императоры надевали их только в те моменты, когда им была необходима магическая сила.

Во время Эпохи Людей, когда люди стали вытеснять из Продола другие расы, все известные источники анхара исчезли. Теперь сила тёмной воды хранилась лишь в крови тех людей, которые выжили при контакте с ней, да в амулетах, собранных придворными алхимиками больше, чем за сотню лет. Магия в то время уже заметно ослабла, потеряв былую мощь, с которой раньше уничтожались целые легионы противника, смещались континенты и реки поворачивались вспять. Появились школы магии, академии, гильдии и ордена. Каждый сотый человек, рождённый в Юхарской Империи, имел задатки к магическим способностям. Детей, обладающих такими способностями, брали на воспитание маги, обучали и находили применение их талантам в жизни. Уже к тому времени сформировалась магическая иерархия, согласно которой наибольшей силой обладали маги крови – потомки императорской династии Хаэниров. Считалось, что именно в их крови сосредоточена магическая сила, которая будет более эффективна вкупе с амулетами алхимиков. Истинные маги обладали также значительной силой, имели способности к боевой магии и весьма ценились при дворе. Такими считались дети, рождённые от отца и матери, которые оба обладали магическими способностями. Оставались ещё кудесники и мистики. Кудесники или полумаги – это особая каста, имеющая ограниченные способности к ворожбе. Они не пользуются боевой магией и чаще всего продают свои услуги за деньги. Мистики – вообще не считаются за магов и не признаются ни одним из орденов, однако учёными было доказано, что их способности также уходят своими корнями к источникам анхара.

Фарух, заслушавшись, потряс головой. Фэриор Острич глянул на него и сказал:

– Всю жизнь ты был бардом, Фарух из Когорота, но это не твоё призвание.

– Откуда вам знать? Здесь, может быть, какая-то ошибка.

– Исключено. Кровь не обманешь, – тихим голосом ответил маг. – В тебе течёт кровь древней императорской династии Хаэниров, я в этом полностью убеждён.

– Во мне? – едва сдерживая смех, спросил бард. – Да моя мать спала с кем ни попадя за горсть соли, а о существовании отца я до сих пор ничего не знаю. О какой императорской крови вы говорите?

– Позволь немного просветить тебя, – ответил Фэриор Острич. – В 833 году Эпохи Освоения династия Хаэниров прервалась. Император Хурин IV не смог выиграть битву у заговорщиков, окружавших его престол. Он пал от яда, так и не успев составить завещание. Предатели, как говорится в летописях, уничтожили каждого из членов императорской семьи, объявив магию вне закона. Они сообщили о распаде Империи и провозгласили о создании Свободных Земель Юхара. Заговорщики вернули жителям Южных Земель веру в Песчаного Бога, упразднённую императором в начале Эпохи Людей. Все южные территории Продола были поделены на три части, образуя провинции, которые существуют и по нынешний день – Фагарда, Даринталь и Везерия, по именам трёх главных заговорщиков. Однако противостояние между сторонниками династии Хаэниров и их противниками не закончилось. У последнего императора Юхарской Империи были верные слуги. Согласно приказу заговорщиков, все созданные за время правления императорской династии магические амулеты должны быть немедленно уничтожены. Верные Хурину IV Хаэниру алхимики сумели спасти не больше десяти артефактов, так гласят летописи. Часть из них была вывезена на Лазурные Острова, остальные затерялись в песках Юхара.

Фэриор Острич перевел дыхание и понизил голос.

– Последние сто лет все пять магических орденов Продола занимаются поисками уцелевших артефактов, – продолжил он. – Я принадлежу к Ордену Рофура, названного в честь первого императора Юхарской Империи. Наш орден располагается на западных землях Юхара, именуемых Фагардой. Там построена Цитадель Рофура, являющаяся неприкосновенным оплотом для всех магов Продола. Возглавляет наш орден архимаг Олирист Энкирстун, истинный маг, ректор юхарской Академии Магии. Вот уже два десятка лет я, маг Фэриор Острич, выполняю его задание по поискам утраченного артефакта Хаэниров. И теперь, когда поиски привели меня сюда, в Ясеневый Город, я могу с гордостью сказать, что задание архимага выполнено.

– Вы нашли артефакт? – придавая своим словами нотку удивления, спросил Фарух.

– Этот артефакт – один из самых могущественных творений придворных алхимиков, прозванный Огненное сердце, сейчас находится у тебя, мой друг, – ответил маг. – До последнего момента я не был уверен, что иду по нужному следу. Огненное сердце впервые появилось в поле нашего зрения, когда его купил один из богатейших работорговцев юга – Джалахар Наджиб. Купец долгие годы изучал артефакт и даже прибегал к знаниям странствующих магов, которые не были членами ни одного из орденов. В конце концов, он подарил амулет своему племяннику и первому помощнику – Хаджи.

Когда маг произнёс это имя, Фарух непроизвольно вздрогнул. Рука его потянулась к амулету, нащупав приятное тепло в районе груди.

– Да, это был именно тот Хаджи, у которого ты украл Огненное сердце в трактире Золото Королей, – кивнул Фэриор Острич.

– Я ничего не крал, – заявил бард, протестуя.

– Без надобности врать мне, – улыбнулся маг. – Я слежу за Хаджи с тех пор, как он покинул Юхар, отплыв на корабле в сторону Эндердаля. Я был в Лунной Розе в тот день, когда ты едва унёс ноги от гвардейцев. Тебе несказанно повезло, хочу заметить, немалую роль в такой удаче сыграло и Огненное сердце.

– Не понимаю, о чём вы говорите, – скрестив руки, продолжал отпираться Фарух.

– Буду откровенен, – сделав шаг вперёд, проговорил маг. – Я искал древний артефакт династии Хаэниров, но нашёл куда более ценный экземпляр. Я нашёл того, в чьих жилах течёт императорская кровь, ибо только такой человек способен управлять силой Огненного сердца. Не знаю, случайность это или дар богов, но ты – Фарух из Когорота, потомок древней династии Хаэниров и маг крови, самый могущественный из ныне живущих волшебников.

Бард побледнел и посмотрел на Анли, которая мирно посапывала в телеге.

– Похоже на бред, – наконец выпалил полукровка.

– А то, что ты подчинил себе пламя, тоже бред? – улыбнулся Фэриор Острич. – Ты чувствуешь прилив сил, так ведь? Ты легко ушёл от опытных воинов в Лунной Розе, ты выжил после смертельных ран. Ты даже внешне за это время изменился. Это амулет так действует на тебя. Магия огня – самая мощная из всей боевой магии, считается наиболее сложной в обучении, но именно она является самой разрушительной из всех. Только император Рофур I сумел подчинить себе пламя, и ты, Фарух, являешься его прямым потомком.

– Подождите, – выставив вперёд руку, проговорил бард. – Дайте переварить сказанное. – Южанин кивнул в знак согласия. – то есть, вы хотите сказать, что я, полукровка из забытого села на юге Юхара, странствующий бард и вор – потомок древней императорской династии, в котором течет кровь мага?

– Совершенно верно, – закивал Фэриор Острич, – к тому же, ты – самый могущественный маг из известных на всем Продоле. Так будет точнее.

Фарух потер глаза, едва не рассмеявшись.

– Что вам от меня нужно? – сказал он, наконец.

– Ты, – ответил тот. – Мне нужен ты, маг крови. Ты должен вступить в Орден Рофура, принести присягу архимагу Энкирстуну и стать одним из нас. Ты пройдёшь обучение в юхарской Академии Магии и познаешь суть вещей. У тебя будет всё, о чём ты только мечтал, Фарух из Когорота. Ты даже и вообразить не можешь, что ждёт тебя впереди. Ты изменишь этот мир, я знаю.

– Звучит неплохо, – покачал головой полукровка, – но не думайте, что я сразу куплюсь на красивые слова.

Нужно обдумать всё как следует. Откуда мне знать, что всё сказанное – правда?

– Думаю, что в Дивном Пивне я доказал, что я как минимум, не мошенник. На самом деле, я истинный маг, специализирующийся на магии воздуха. И я ни на чём не настаиваю. Позволь мне хотя бы оберегать тебя первое время, потому как твоя жизнь для нас во сто крат ценнее Огненного сердца и жизней всех магов ордена вместе взятых.

– Вы хотите, чтобы я отдал вам его? – подозрительно, покосившись на Огненное сердце, спросил Фарух.

– О, что ты, – отмахнулся Фэриор Острич. – Этот артефакт принадлежит тебе по праву, ведь без императорской крови он превращается в обыкновенную безделушку. Теперь вы с Огненным сердцем – одно целое. Бахвал Хаджи говорил о том, что он предок Хаэниров на каждом шагу. Даже его дядя начал ему верить. Однако это была наглая ложь. Он не обладал даже задатками мага, не говоря уж о хотя бы капле великой императорской крови в его жилах.

Сзади послышался топот, и на лице Фэриора Острича вырисовалось волнение.

– Молчи, говорить буду я, – промолвил он полушёпотом.

Повозку догнали шестеро конных. Головы их покрывали синие капюшоны, за поясом виднелись мечи. Лошади, несмотря на дождь, были в мыле, а значит, всадники не жалели их.

– Именем князя Онора Аегилля, – проговорил первый из них. Голос его был громок и скрипуч. – Остановитесь.

Фэриор Острич натянул поводья, и лошадь остановилась. Повозка скрипнула. Фарух испуганно посмотрел на всадников. Облачены они были в синие робы с изображением серебряного меча на спине. Монахи из Ордена Духа и Меча. Первый всадник сбросил капюшон, обнажив лысый череп. Лицо его было вытянуто, нос крючковатый, острые скулы обтягивала полупрозрачная бледная кожа. Человек этот был высок и худощав, однако от него исходила некая сила, которую уловил бард. Он вспомнил это лицо не сразу. Капеллан Гольвер Милатрис, глава Ордена Духа и Меча в Эшторне. Он занимал место подле князя Аегилля на турнире.

– Куда держите путь, люди добрые? – осведомился монах. – Его братья тем временем окружали повозку.

– Возвращаемся в родные края, – ответил Фэриор Острич. – Есть, о чём рассказать друзьям. Турнир выдался на славу, хвала князю Легиллю.

– Это уж точно, – кивнул Гольвер Милатрис. – Мы должны осмотреть вашу повозку. Поступила информация о ворожбе в Худом Квартале Ясеневого Города. Поговаривают, что у нас завелись маги воздуха и даже огня.

– Что за чепуха? – рассмеялся Фэриор Острич и капеллан подхватил его настроение.

– Тем не менее это наша обязанность, поймите.

– Конечно, – кивнул маг и слез с повозки. Фарух последовал его примеру. Анли продолжала спать, невзирая на шум и топот.

– Ваше лицо кажется мне знакомым, – всматриваясь в глаза Фэриору Остричу, проговорил капеллан. – Мы встречались раньше?

– Не думаю, – ответил маг и отвёл взгляд.

Братья ордена тем временем осматривали повозку. Анли пробудилась и, испугавшись, едва не закричала. Фарух посмотрел на неё и успокоил, погладив по волосам.

– Позвольте обыскать вас, – подходя к барду, проговорил один из братьев. – Недавно княжеского гостя обворовали прямо в трактире, так что не обессудьте.

Монах приблизился к Фаруху. Полукровка замешкался, глядя на Фэриора Острича.

– Это ты не обессудь, – выпалил Острич и взмахнул рукой, обведя в воздухе полукруг.

В ушах что-то зазвенело, потом на какое-то мгновение все звуки и вовсе пропали. И тут, рассекая капли дождя, на монаха обрушилась волна, подбросившая его в воздух, а затем резко опустившая его наземь. Фарух только и успел, что отскочить в сторону. Трое из братьев обнажили мечи, Гольвер Милатрис и ещё один монах принялись чертить в воздухе какие-то знаки. Анли закричала, и сам Фарух едва не завопил. Ему хотелось бежать подальше от всего этого, но ноги не слушались. Он застыл на месте, будто монумент, наблюдая за развернувшейся битвой.

Полукровка заметил, что вокруг Фэриора Острича находится какое-то невидимое поле. Он как будто был в прозрачном шаре, по которому скатывались капли дождя. Гольвер Милатрис сотворил в воздухе знак V, но невидимый шар поглотил атаку, и Фэриор Острич остался нетронутым. Долго он так не протянет, понял Фарух.

Тем временем один из братьев подскочил к Фаруху, атакуя его мечом. Бард едва увернулся от удара, затем ещё от одного, а потом монаха очередной волной отбросило в сторону. Мэтр Острич оберегал свою находку всеми силами. Амулет на груди стал таким горячим, что обжигал кожу. Фарух глубоко вздохнул и закрыл глаза. Он крепко сжал кулаки, не зная, что делать. Оставалось повиноваться крови, инстинктам. Вот он смотрит на себя со стороны. Вот уже отдаляется в небо, видя, как между Фэриором Остричем и монахами идёт ожесточённый бой. Где-то в Пасмурном лесу он видит огонь. Небольшой костёр, который разожгли охотники, поджаривая свою добычу. Огонь этот стал для него как будто глотком свежего воздуха. Он был рад видеть жёлтое пламя, пляшущее и ждущее его приказа. Приказ поступил незамедлительно. Фарух открыл глаза, и через считанные мгновения пламя обволокло его правый кулак. Небольшой огонёк с охотничьего костра, но и этого будет довольно. Полукровка выдохнул и выставил руку вперёд, направляя огонь в сторону атакующих Фэриора Острича братьев.

Из ладони его плотной струей вырвалось пламя. Оно, будто голодная змея, поглотило сначала одного, потом другого брата. Раздались дикие вопли и люди превратились в живые факелы. Оба монаха бегали в муках, пока не упали замертво. В воздухе застоялся запах жареного мяса и прошедшего дождя. Внезапно Фарух почувствовал, как ноги его подкашиваются. Вся сила как будто ушла из него вместе с огнём. В глазах темнело, и он больше не контролировал своё тело. В нескольких шагах от него Фэриор Острич всё ещё сражался с Гольвером Милатрисом. Последнее, что Фарух увидел, – был удар мечом по горлу Анли, которая бросилась на одного из монахов с ножом. Девушка даже не успела крикнуть его имя.

А затем наступила тьма.

Оглавление

Глава I

Глава II

Глава III

Глава IV

Глава V

Глава VI

Глава VII

Глава VIII

Глава IX

Глава X

Глава XI

Глава XII

Глава XIII

Глава XIV

Глава XV Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg