«Сага о Рунном Посохе»

Сага о Рунном Посохе (fb2) - Сага о Рунном Посохе [История Рунного Посоха 1-4. Хроники замка Брасс 1-3] (пер. Наталья Петровна Баулина,С. Кудрина) (Хроники Дориана Хоукмуна) 3091K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Майкл Муркок

Майкл МУРКОК Сага о Рунном Посохе

Кристалл, несущий смерть 

Часть I

«И стала Земля древней, покрывшись патиной времен, и сделались пути ее причудливы и прихотливы, точно у старца на пороге смерти».

Из «Летописи Рунного Посоха»

Глава 1 ГРАФ БРАСС

Ранним утром верхом на рогатом скакуне граф Брасс, владыка и Хранитель Камарга, объезжал свои владения и наконец поднялся на невысокий холм, к развалинам древней готической церкви. Дождь и ветер славно потрудились над каменными стенами, и они почти сплошь заросли плющом. Багряные и золотистые цветы скрашивали суровую мрачность руин, слепо таращившихся в небеса провалами окон.

Граф нередко приезжал сюда во время прогулок, словно развалины неудержимо притягивали его. Порой ему казалось, будто душа его в чем-то сродни этим руинам: одинаково древние, много испытавшие и пережившие… и все же никакие тяготы не сломили их, и время было над ними не властно. Они делались лишь мудрее и крепче.

Густая высокая трава, покрывавшая холм, колыхалась под порывами ветра, словно бескрайнее море. А вокруг простирались до самого горизонта болота Камарга, край диких белоснежных туров, огромных рогатых лошадей и гигантских фламинго с крыльями цвета зари, таких сильных, что с легкостью могли бы унести человека.

Небо внезапно потемнело, грозя дождем, но последний бледный солнечный луч пробился сквозь тучи и упал на доспехи графа, вспыхнувшие ослепительным пламенем. На поясе у него красовался широкий боевой меч, медный шлем украшал гордую голову, а медные латы защищали тело. Латные перчатки так же, как и сапоги, были из меди, точнее, из тонких медных колечек, нашитых на замшу. Граф был высок ростом, широкоплеч и хорош собой. На застывшем, точно отлитом из меди загорелом лице сверкали медово-карие глаза. Густые пышные усы, рыжие, как и волосы, довершали картину. В Камарге, да и за его пределами, многие верили, будто граф вовсе и не человек, а ожившая медная статуя — бессмертный и непобедимый колосс.

И лишь близким было ведомо, что это совсем не так. Граф был человеком во всем — преданный друг для одних и беспощадный враг для других, отважный воин и отменный наездник, мудрый философ и искусный любовник. Воистину, граф, наделенный к тому же красивым, звучным голосом и неистощимой энергией, не мог не сделаться истинным героем — ибо каков человек, таковы и его деяния.

Потрепав скакуна между острыми, закрученными рогами, граф Брасс устремил взор на юг — туда, где бескрайние болота сходились с небом. Конь его зафыркал от удовольствия, и граф с улыбкой откинулся в седле. Наконец он чуть тронул поводья и двинулся вниз с холма, по тайной тропинке, что, петляя по болотам, вела к видневшимся вдалеке северным сторожевым башням.

Он подъехал к первой башне, когда уже начали сгущаться сумерки, и сразу заметил силуэт стража, четко вырисовывавшийся на фоне вечернего неба. Дозорные были необходимы, ибо хотя при графе Брассе Камарг не воевал, однако близ границ рыскали банды мародеров, оставшиеся после сражений с Империей Мрака.

Оснащение башен не отличалось разнообразием. Стражи были вооружены огнеметами и длинными мечами; имелись также прирученные ездовые фламинго и гелиографы для передачи срочных известий. Кроме того, в каждой башне граф установил созданное лично им оружие, которого пока никто не видел в работе. Граф считал, что оно более действенно, чем все вооружение Гранбретании, и тем не менее стражники относились к загадочным устройствам с изрядной долей недоверия.

Завидев графа Брасса, воин в черном стальном шлеме обернулся к нему и расправил тяжелый кожаный плащ, накинутый поверх доспехов. Он приветственно вскинул руку. Граф ответил тем же.

— Все спокойно?

— Как будто бы да, милорд.

И тут хлынул дождь. Стражник, перехватив огнемет, поспешил поднять капюшон.

— Если не считать погоды… Граф засмеялся:

— Погоди жаловаться, пока не задует мистраль. Он направил лошадь к следующей башне.

Свирепый ледяной мистраль был бичом Камарга, он дул по несколько месяцев кряду, до самой весны. Однако граф любил быструю скачку, когда обжигающий ветер свистит в лицо, так что непогода его не страшила. Но дождь — другое дело. Ливень уже вовсю хлестал по медным доспехам, и граф Брасс, вытащив из седельной сумки плащ, накинул его и поднял капюшон. Осока клонилась к земле под напором дождя, тяжелые капли барабанили по лужам, и мелкая рябь бежала по воде.

Похоже, ливень зарядил надолго, того и гляди, поднимется буря, и граф решил прервать прогулку. Пора было возвращаться в замок, а до него было еще добрых четыре часа езды.

Развернув скакуна, граф решился положиться на чутье животного и предоставил тому выбирать дорогу. Ливень хлестал все сильнее, и всадник уже промок до нитки. Сумрак сгустился, вокруг не было видно ни зги, лишь серебристые струи дождя пронзали завесу кромешной тьмы. Конь ступал медленно, хотя и шел без остановок, но от мокрой шкуры поднимался сильный запах пота, и граф с раздражением сказал себе, что, добравшись до замка, велит конюхам как можно лучше вычистить животное.

Смахнув дождевые капли с гривы лошади, граф изо всех сил вглядывался во тьму, отчаянно стараясь хоть что-то разглядеть вокруг, однако взору являлись лишь черные стены осоки, с обеих сторон сжимавшие тропу. Время от времени где-то невдалеке принималась заполошно крякать дикая утка, спасаясь от выдры или болотной лисицы, или квохтать куропатка, павшая добычей ночной совы. В тенях, мелькавших над головой, Брасс угадывал огромных фламинго, а один раз ему почудилось, будто он видит вдалеке стадо белых быков, спасавшихся бегством от болотного медведя. Но эти привычные тени ничуть не встревожили всадника.

Не заставил грфа насторожиться и топот мчащихся коней, и их испуганное ржание. Забеспокоился он лишь тогда, когда его собственный скакун внезапно остановился и принялся беспокойно топтаться на месте. Табун несся прямо на них. Взору графа предстал вожак, летевший впереди всех, с полными ужаса глазами и раздувающимися ноздрями.

В отчаянной попытке заставить его свернуть, граф закричал и замахал руками, но тщетно… Брассу ничего не оставалось, как свернуть в болото. Он надеялся, что почва выдержит их, хотя бы на то время, пока пройдет табун, однако его конь заметался в тростниках, пытаясь отыскать опору, и внезапно погрузился в болотную жижу. Лошадь тут же поплыла, отважно унося седока от опасности.

Мимо с оглушительным топотом промчался табун, и столь поразительное поведение животных повергло графа в изумление: напугать камаргских рогатых лошадей не так-то просто. И лишь когда он направил коня обратно к тропинке, до него донесся звук, который все объяснил ему и заставил схватиться за оружие.

Он узнал голос бормотуна, демона болот.

Бормотуны были творением прежнего Хранителя Камарга и внушали ужас всем его обитателям. Воинам графа Брасса удалось почти полностью разделаться с этой нечистью, но немногие уцелевшие стали куда осторожнее и теперь выходили на охоту лишь по ночам, старательно избегая охотников.

Эти твари вышли из тайных лабораторий бывшего Хранителя — обычных людей тот ухитрился превратить в чудовищ восьми футов ростом, с желтоватой кожей и широченными плечами. По болотам они передвигались обычно на четвереньках, а на задние лапы поднимались, лишь чтобы напасть на добычу и разодрать ее твердыми, как сталь, когтями.

Бормотуна граф увидел, едва лишь выбрался обратно на тропу, и тут же закашлялся, ощутив исходившее от твари зловоние.

Бормотун застыл на месте.

Спешившись, граф Брасс обнажил клинок и осторожно двинулся навстречу чудовищу.

Встав на дыбы, тварь принялась с рычанием рыть землю когтями, стараясь напугать противника, но бывалого воина этим не остановить, в своей жизни он видывал и похуже. И все-таки сила была не на его стороне: чудовище отменно видело в темноте, да и в болотах чувствовало себя как дома. Граф мог надеяться лишь на ловкость и удачу.

— Ну что, вонючка, — с вызовом воскликнул он. — Перед тобой граф Брасс, твой заклятый враг. Это я извел все ваше проклятое семя, я прикончил всех твоих сородичей! Скучаешь по ним? Так не пора ли и тебе отправиться вслед за ними?

С истошным воплем бормотун подобрался, словно готовясь к прыжку… однако не двинулся с места. Граф рассмеялся:

— Что молчишь, трусливая тварь?

Чудовище открыло пасть и замычало нечто нечленораздельное, шлепая жирными бесформенными губами.

С нарочитым презрением граф вонзил меч в землю и оперся на рукоять.

— А может, тебе просто стыдно? Раскаиваешься, что напугал беззащитных животных? Если так, то я готов пощадить тебя. Ступай прочь — и проживешь еще немного. Останешься — пеняй на себя.

И такая уверенность звучала в его голосе, что бормотун вновь припал к земле. И все же тварь не думала отступать. Словно потеряв терпение, граф вскинул меч и решительно двинулся вперед, но тяжкое зловоние ударило ему в ноздри, и он раздраженно махнул рукой:

— Убирайся в болотную грязь, там твое место! Сегодня я великодушен.

Однако тварь по-прежнему не шевелилась, и граф понял, что пришла пора решительных действий.

— Что ж, ты сам выбрал свою участь!

Чудовище приподнялось на задних лапах, но граф опередил его. Массивный клинок взлетел ввысь — и рухнул на шею бормотуна.

Испустив полный ненависти вопль, тварь ударила обеими лапами. С отвратительным металлическим скрежетом мощные когти прошлись по доспехам графа, оставляя глубокие отметины. Воин с трудом удержался на ногах. Прямо перед его лицом чудовище судорожно глотало воздух, черные глаза горели бешеным огнем. Отпрянув на шаг, граф высвободил меч и нанес еще один удар, вложив в него всю свою силу.

Из раны черной струей хлынула кровь, раздался еще один звериный вопль. Бормотун обхватил голову лапами, словно пытаясь удержать ее на месте, но монстра уже ничто не могло спасти. Поверженный, он рухнул на землю.

Несколько минут граф стоял неподвижно, с выражением мрачного удовлетворения созерцая убитую тварь. Тяжело дыша, он тщательно вытер кровь с лица и пригладил пышные усы. Похоже, за эти годы он ничуть не утратил былой сноровки и воинского мастерства. Он не видел ничего недостойного в том, что одолел противника обманом, ведь если бы они сошлись в честном бою, то исход мог быть совсем иным, и его собственный обезглавленный труп остывал бы сейчас в болотной грязи.

Полной грудью вдохнув морозный ночной воздух, граф приблизился к мертвому чудовищу, чтобы столкнуть его с тропы, и вскоре трясина с жадным чавканьем поглотила огромную зловонную тушу.

Проводив монстра взглядом, граф вскочил в седло и без всяких происшествий добрался до замка.

Глава 2 НОБЛИО И ИССЕЛЬДА

Граф Брасс был одним из самых знаменитых воинов своего времени, и редкое сражение в те годы обходилось без его участия. Добрая половина европейских владык была обязана ему своей короной, он с равной легкостью возводил королей на трон и свергал их. Самые влиятельные политики прислушивались к его словам, считая графа непревзойденным дипломатом и мастером интриги. Зачастую граф Брасс выступал как обычный наемник, но при этом им владела великая идея: привести к единству всю Европу и добиться мира на континенте. Именно поэтому он поддерживал любого из власть предержащих, кто стремился к той же цели. Ему не раз предлагали власть в самых разных странах, но он всегда отвечал отказом, прекрасно сознавая, как много сил должно уйти на укрепление державы, потерять которую он сможет в одночасье. Куда разумнее будет, полагал он, потихоньку направлять ход истории в нужное русло, действуя то здесь, то там и не завися ни от кого.

И все же нескончаемые войны и интриги со временем стали казаться графу утомительными, и даже собственные идеалы уже вдохновляли не так, как прежде. Вот почему он все же принял предложение камаргцев стать Хранителем этой древней страны болот и озер, что раскинулась на побережье Срединного моря.

Некогда Камарг был частью государства, именуемого Францией, но держава эта давно уже распалась на дюжину враждующих княжеств с громкими названиями. Однако Камарг чем-то привлек графа — то ли своим высоким выцветшим небом, то ли наследием давних времен, то ли сохранившимися древними обычаями. Граф Брасс решил, что страна эта достойна того, чтобы он сделал ее мирной и процветающей.

Наемник, исколесивший всю Европу, он многое узнал и многому научился в своих походах, и именно поэтому в недрах суровых сторожевых башен ныне таилось оружие куда более мощное, нежели простые огнеметы или мечи стражников.

С юга побережье Камарга сильно заболочено, и потому, даже когда торговые корабли порой заходят в его маленькие бухты, с них редко кто отваживается сойти на берег. Природа Камарга сурова: сплошные безлюдные пустоши, непроходимые болота да горные хребты, с трех сторон обступившие страну. Если путешественникам нужно попасть вглубь материка, они обычно продолжают путь на восток и там уже поднимаются вверх по реке Роне, так что вести из внешнего мира редко и с большим опозданием доходят до камаргцев.

И это тоже сыграло свою роль в намерении графа поселиться здесь. После бесконечных интриг и военных походов он от души наслаждался покоем и уединением, и даже самые необычайные новости не могли вызвать трепета в его душе. В молодые годы граф командовал целыми армиями в постоянно сотрясавших Европу войнах. Однако со временем кочевая жизнь утомила его, и он не желал более возвращаться к ней, что бы ни сулили ему взамен.

К западу от Камарга лежала островная империя Гранбретания — с ее полубезумной наукой и жаждой завоеваний — единственная страна Европы, не раздираемая междоусобицами. Выстроив из серебра огромный мост, соединивший острова и материк, империя стремилась расширить свои владения с помощью черной магии и военных машин, таких, как медные орнитоптеры, которые могли пролетать более ста миль без остановки. Но даже эти притязания Империи Мрака не слишком беспокоили графа Брасса. Законы истории непреложны, и он твердо верил, что в конечном итоге любая сила, сколь бы ни была она бессмысленна и жестока, должна послужить на объединение непрестанно воюющих друг с другом европейских государств.

Огромный жизненный опыт лежал в основе этой философии, и граф твердо придерживался ее, тем более, что Камарг, вверенный его попечению, был достаточно хорошо защищен, чтобы отразить возможное нападение Гранбретании. Не испытывая страха перед империей, граф мог даже с определенной долей восхищения взирать на то, как эта зловещая тень постепенно ширится, накрывая все большую часть Европы.

Под властью Гранбретании лежали уже все страны севера, вплоть до Скандии, и граница проходила по знаменитым городам, таким как Парис, Мунхейм, Вейна, Кракув, Кернинбург (за которым лежала загадочная страна Московия). Очень скоро этот огромный, с каждым днем расширяющийся и ползущий вглубь континента полукруг достигнет пределов Италии, Мадьярии и Славии. Граф не сомневался, что Империя Мрака распространит свою власть от Норвежского до Срединного морей, — и только Камарг устоит перед ее натиском. Об этом он готов был позаботиться, с того самого дня, как принял бразды правления Камаргом после гибели прежнего владыки, чернокнижника из Булгарии, которого растерзали его собственные стражники.

Первым делом граф занялся укреплением границ и борьбой с нечистью, порожденной прошлым Хранителем, так что теперь в живых осталась лишь горстка бормотунов, которые бродили по болотам, наводя ужас на жителей отдаленных деревень. Сам граф поселился в величественном замке Эгморт, где и наслаждался простой сельской жизнью, а народ Камарга впервые за много лет вздохнул свободно.

Замок, носивший теперь имя замок Брасс, был возведен несколько веков назад на вершине правильной четырехгранной ступенчатой пирамиды, возвышающейся над городом. Ярусы пирамиды засыпали землей, а на террасах разбили пышные сады. На ухоженных лужайках резвились дети и прогуливались взрослые. Здесь также рос виноград, из которого давили лучшее в Камарге вино, а дальше, вниз по склону, расположились огороды, засаженные фасолью, картофелем, цветной капустой, морковью и салатом. Так что фрукты и овощи не переводились в замке почти круглый год.

Подобно всем прочим городским строениям, замок был возведен из белоснежного камня. Все его окна были украшены витражами, над зубчатыми стенами высились причудливой формы башенки. С крыши самой высокой из них открывалась великолепная панорама Камарга. А когда налетал мистраль и проносился сквозь сложную систему труб и отдушин, то замок словно начинал петь, и эта музыка, подобная звучанию органа, разносилась ветром на многие мили.

Замок возвышался над красными крышами городских домов и над ареной, построенной, как говорили, много тысяч лет назад, еще при римлянах, для проведения празднеств и состязаний…

Наконец на измученном скакуне граф добрался до замка и кликнул стражу. Дождь почти прекратился, но в такую стылую ночь граф больше всего мечтал согреться у горящего камина. Въехав во двор через огромные железные ворота, он спешился и бросил конюху поводья, а затем тяжело поднялся по ступенькам, вошел в дом и, миновав короткий коридор, оказался в парадном зале замка.

Огонь весело потрескивал в очаге за каминной решеткой, а рядом в глубоких мягких креслах сидели дочь графа Иссельда и его старый друг Ноблио. Завидев графа, оба поднялись ему навстречу, и Иссельда, привстав на цыпочки, поцеловала отца в щеку. Ноблио широко улыбнулся.

— Готов поспорить, ты сейчас не прочь наконец скинуть доспехи и поесть горячего, — с этими словами он дернул за шнурок колокольчика.

Граф кивнул с благодарностью, подошел поближе к огню и, стащив с головы шлем, положил его на каминную полку. Иссельда уже стояла перед отцом на коленях, снимая с него поножи. Это была прелестная девятнадцатилетняя девушка, с нежной золотисто-розовой кожей и пышными белокурыми волосами. Алое платье делало ее похожей на огненную фею.

Подоспевший слуга помог графу снять латы и облачиться в свободные домашние брюки и белую шерстяную рубаху.

Другие слуги поднесли поближе к камину накрытый столик с сытным ужином: здесь были картофель, бифштексы, салаты, отменный густой соус, а также кувшин с подогретым вином. Граф с наслаждением принялся за еду, а Ноблио с Иссельдой терпеливо дожидались окончания трапезы.

— Ну что, милорд, — улыбнулась девушка отцу. — Как прошел день? Все ли спокойно на нашей земле?

— Кажется, да, миледи, хотя мне не удалось объехать все сторожевые башни. Начался дождь, и я решил вернуться домой.

Он описал им свою победу над бормотуном, и от восхищения Иссельда широко распахнула глаза. Ноблио, однако, лишь покачал головой: знаменитый поэт и мудрец не всегда одобрял своего друга, ибо порой ему казалось, что тот неразумно спешит навстречу опасности.

— Кстати, если помнишь, — сказал Ноблио, когда граф закончил рассказ, — я говорил тебе утром, чтобы ты взял с собой фон Виллаха или еще кого-нибудь.

Фон Виллах был начальником охраны замка, верный старый солдат, побывавший с графом во многих сражениях. Заметив осуждение на лице друга, граф Брасс рассмеялся:

— Фон Виллаха? Он уже немолод, зачем же вытаскивать старика из замка в такую погоду!

Ноблио печально улыбнулся в ответ:

— А ведь он на целых два года моложе тебя.

— Может, и так, но разве под силу ему совладать с бормотуном?

— Не в этом дело, — возразил философ, которого нелегко было сбить с толку. — Будь ты не один, встречи с бормотуном вообще могло бы не произойти.

Граф махнул рукой, дабы прекратить спор.

— Я должен держать себя в форме, а не то стану дряхлым, как фон Виллах.

— Но ведь ты в ответе за весь наш народ, отец, — вполголоса произнесла Иссельда. — А вдруг тебя убьют…

— Не убьют!

На губах графа мелькнула презрительная усмешка, словно смерть была чем-то чуждым, что не имело к нему ни малейшего отношения. Озаренное отблесками пламени, его лицо казалось сейчас медной маской божества какого-нибудь варварского племени — и он больше походил на небожителя, чем на обычного человека.

Иссельда пожала плечами. Они с отцом во многом были схожи, и она лучше, чем кто бы то ни было, понимала, что спорить с такими людьми, как граф Брасс, совершенно бессмысленно. В одной из своих поэм Ноблио так и обратился к ней: «О ты, в ком сила и нега шелка…» — и сейчас, с любовью наблюдая за дочерью и отцом, он отмечал их поразительное духовное родство.

— Я узнал сегодня, что Гранбретания захватила герцогство Кельн, — сменил Ноблио тему разговора. — Похоже, ее власть распространяется, как чума.

— Пусть чума, но довольно полезная, — отрезал граф. — По крайней мере, она несет миру порядок.

— Политический, возможно, — с горячностью возразил Ноблио, — но едва ли духовный или нравственный. Их жестокость безмерна, а безумие перешло все границы. У этих людей отравлены души, они стремятся ко злу и ненавидят добро.

Граф разгладил усы.

— Такое случалось и прежде. Вспомните хоть того же булгарского колдуна, что был Хранителем Камарга.

— Да, но булгарец был сам по себе. Подобно маркизу Пешту или Рольдару Николаефу. Они — исключение, и рано или поздно таких всегда настигает гибель. Но Империя Мрака — это целая нация выродков, и творить зло для них столь же естественно, как дышать. Говорят, в Кельне гранбретанцы забавлялись тем, что насиловали маленьких девочек, оскопляли юношей и заставляли людей, чтобы спасти свою жизнь, совокупляться прямо на улицах. Это противоестественно, граф. Похоже, они задались целью втоптать в грязь человечество.

— Все эти рассказы, как правило, сильно приукрашены, мой друг. Тебе первому следовало бы это знать. Меня и самого некогда обвиняли в…

— Я думаю, — прервал его Ноблио, — что подобные истории не приукрашивают истину, а лишь скрывают ее. Если деяния гранбретанцев так отвратительны, то каковы же их тайные пороки?

— Страшно даже помыслить… — с дрожью в голосе поддержала его Иссельда.

— Да, — повернувшись к ней, продолжал Ноблио. — Мало у кого хватит духу поведать обо всем, что довелось увидеть и пережить. Империя несет Европе лишь видимость порядка. На самом деле это хаос, калечащий людские души.

Граф пожал плечами.

— Что бы они там ни делали, все это преходяще. Порядок требует жертв. Помяни мои слова.

— Но цена слишком высока, граф.

— Высока для кого? Что мы видим повсюду? Европа распадается на мелкие княжества, всюду бесконечные войны… Мало кому удается прожить жизнь, ни разу не обнажив клинок. И эти бесконечные перемены… По крайней мере, Гранбретания несет с собой постоянство.

— Она несет страх, мой друг. Я никак не могу с тобой согласиться.

Налив себе вина, граф выпил и, зевнув, заявил:

— Ты слишком трагически смотришь на вещи, Ноблио. Если бы тебе довелось пережить столько же, сколько и мне, ты бы понял, сколь быстротечно любое зло: оно либо рушится само, либо его уничтожают другие. Не пройдет и ста лет, как гранбретанцы станут самым обычным, мирным народом.

С этими словами граф подмигнул дочери, но она, видимо, в душе соглашаясь с Ноблио, не улыбнулась в ответ.

— Эти дикари слишком порочны, чтобы время могло их исправить, даже через века. Посмотри хотя бы, как они выглядят! Носят отвратительные звериные маски, какие-то странные одеяния, которые не снимают даже в жару… и потом — эти их жесты, походка… Все в них заряжено безумием, и это безумие заразно. — Ноблио покачал головой. — А мы своей пассивностью только подстегиваем их. Нам бы следовало…

— Сейчас нам следует пойти спать, друг мой. Не забудь, завтра — первый день празднества.

Устав спорить, граф кивнул Ноблио и поднялся с места, а затем, нежно поцеловав дочь, покинул зал.

Глава 3 БАРОН МЕЛИАДУС

Окончание сбора урожая отмечается в Камарге большим народным гуляньями. Дома украшают цветами, люди достают из сундуков праздничные одеяния, по улицам водят молодых бычков, торжественно марширует гвардия. А ровно в полдень на городской окраине в древнем амфитеатре устраивают корриду.

По всему амфитеатру тянутся каменные скамьи, на которых на специальных подушечках рассаживаются зрители. С южной стороны находится небольшая ложа с красной черепичной крышей и двумя колоннами, украшенными искусной резьбой. Багряные занавеси закрывают ложу с двух сторон. Это место графа Брасса, его дочери Иссельды, Ноблио и старого фон Виллаха.

Отсюда открывается прекрасный вид на арену. Слышны взволнованные разговоры зрителей и нетерпеливое фырканье быков в загонах.

Но вот уже шестеро стражей в шлемах с перьями и небесно-голубых накидках протрубили в фанфары. Рев бронзовых труб перекрыл хрип быков и гомон веселящейся толпы. Поднявшись с места, граф Брасс шагнул вперед.

Завидев его, толпа принялась аплодировать, и граф улыбнулся, приветственно вскинув руку. Когда же наконец наступила тишина, он произнес положенные слова:

— Возлюбленные жители Камарга! Сама судьба хранит вас от бедствий Тысячелетия Ужаса. Вам была дарована счастливая жизнь, и сегодняшний праздник лучшее тому подтверждение. Предки ваши, благодаря мистралю, очистившему воздух, были спасены от гибельного яда, принесшего другим народам вырождение и гибель, и потому сегодняшний наш праздник посвящен ветру жизни.

Толпа вновь взорвалась восторженными криками и аплодисментами, затрубили фанфары, затем на арену ворвались двенадцать огромных белых быков с горящими красными глазами. Они принялись метаться по кругу, раздувая ноздри, и рога их блестели на солнце… Этих быков к нынешнему празднеству готовили целый год, и сегодня против каждого из них выйдет безоружный человек, который попытается сорвать у свирепого зверя пестрые ленты, что повязаны у того на рогах и на шее.

Наконец всадники, приветствуя зрителей, выехали на арену и принялись теснить быков в стойла. Едва лишь животные вернулись на место, как на арену выехал распорядитель праздника с золотистым рупором в руках. На нем был пестрый плащ всех цветов радуги и синяя широкополая шляпа. Голос его, усиленный рупором и отражавшийся от стен амфитеатра, походил на рев рассвирепевшего быка. Торжественным тоном он объявил имя первого животного: им стал Краснорог из Эгморта, принадлежавший известному скотоводу Понсу Ячару, затем провозгласили и имя тореадора, Мэтана Джаста Арлийского. Как только распорядитель покинул арену, из-под трибун вылетел Краснорог. Его огромные сверкающие рога были украшены багряными лентами.

Зрители принялись бросать цветы на арену, стараясь задеть широкую белую спину Краснорога. Огромный бык, рост которого был не менее пяти футов, вздымая клубы пыли, резко развернулся.

И в этот миг, совершенно незаметно, у края арены показался человек в черном: на нем были черный, расшитый алыми шнурами плащ, черный с золотом камзол, черные брюки и высокие сапоги. Это был Мэтан Джаст. Молодое смуглое лицо его было серьезным и настороженным. Сняв широкополую шляпу, он отвесил поклон зрителям, затем повернулся к Краснорогу. Тореадору лишь недавно исполнилось двадцать, однако он уже успел прекрасно проявить себя на предыдущих трех состязаниях. Женщины принялись бросать ему цветы, а Джаст, скинув плащ, начал размахивать им у Краснорога перед носом, одновременно галантно приветствуя своих поклонниц и посылая им воздушные поцелуи. Сделав несколько шагов ему навстречу, бык нагнул голову, выставив вперед рога, а потом ринулся на тореро.

Вовремя отскочив в сторону, Мэтан Джаст ловко сорвал с рогов быка первую алую ленту, и толпа разразилась аплодисментами. Бык, стремительно развернувшись, вновь бросился вперед, и снова Джаст в самый последний миг сумел увернуться от удара и сдернуть ленту. Зажав трофей в зубах, он поприветствовал сперва быка, а потом и зрителей.

Обычно первые две ленты достать было несложно, поскольку их повязывали высоко на рогах животного, так что Джаст добился своего почти играючи. Но вот чтобы сорвать нижние ленты, ему придется проявить куда большую ловкость и умение.

Граф Брасс наблюдал за тореадором, не скрывая восхищения, чем вызвал улыбку дочери.

— Взгляни, как он прекрасен, отец. Он движется, словно танцует.

— Да, настоящий танец со смертью, — с серьезным видом отозвался Ноблио.

Лишь старый фон Виллах словно бы совершенно не интересовался происходящим и смотрел куда-то вдаль, откинувшись на спинку кресла. Впрочем, возможно, он попросту был подслеповат, но не желал в этом признаться.

Тем временем бык вновь устремился на тореадора, но Мэтан Джаст уже ждал его, метя пыль полами плаща. И когда бык оказался совсем рядом, Джаст совершил высокий прыжок, перевернулся в воздухе прямо через Краснорога, едва не коснувшись его головы. Бык замер в замешательстве, упершись копытами в землю, а затем развернулся прямо к смеющемуся человеку.

Мэтан, однако не стал дожидаться, пока бык вновь устремится к нему, и стремглав вскочил ему на спину. Животное сумело сбросить тореадора, зато Джаст сорвал с рогов две последние ленты и, вскочив на ноги, устремился прочь, размахивая лентами, зажатыми в кулак.

Толпа оглушительно взревела. Зрители в восторге хлопали в ладоши, кричали, голосили, засыпали арену пестрыми яркими цветами.

Однако бык и не думал прекращать игру, он по-прежнему преследовал человека. Джаст наконец остановился и, словно не зная, что делать дальше, обернулся. Когда же он увидел быка прямо перед собой, на лице его отразилось крайнее изумление. Он вновь подпрыгнул, но на сей раз зацепился плащом за бычий рог, и это заставило Джаста потерять равновесие. Он все же сумел спрыгнуть на землю, ухватившись за шею Краснорога, однако упал так неудачно, что не смог вовремя подняться на ноги.

Опустив голову, бык рогом пырнул лежащего человека, и под солнечными лучами засверкали капли крови, а толпа в один голос сдавленно ахнула от возбуждения и жалости. Иссельда схватила графа за руку:

— Отец, сделай же что-нибудь, он его убьет!

Граф невольно подался вперед, но все же покачал головой:

— Я не могу вмешаться. Тореадор знал, чем рискует.

В этот миг, поддев Джаста на рога, бык подбросил его в воздух. Руки и ноги человека бессильно мотались, словно у тряпичной куклы. На арену выехали всадники с длинными пиками, чтобы попытаться отогнать быка от несчастной жертвы, однако Краснорог не желал двигаться с места и застыл над распростертым телом, точно дикая кошка над добычей.

Граф Брасс, сам толком не сознавая, что делает, перепрыгнул через ограждения ложи и устремился вперед в своих тяжелых медных доспехах, так что зрителям показалось на миг, будто на арену выбежала ожившая медная статуя.

Всадники расступились, пропуская графа, и Брасс, вцепившись могучими руками в бычьи рога, принялся оттаскивать животное назад. Жилы вздулись у него на лбу от напряжения.

Бык мотнул головой, и граф утратил опору под ногами. Мертвая тишина повисла над ареной. Иссельда, Ноблио и фон Виллах, побледнев, вскочили с места. Все замерли, и лишь в центре арены продолжался безмолвный поединок человека и животного.

У Краснорога подкосились ноги, с отчаянным хрипом он пытался вырваться из рук графа, но тот не ослаблял хватки. Мышцы на шее у Брасса вздулись и побагровели, казалось, будто волосы и усы его стали дыбом, но вот наконец бык сдался и медленно опустился на колени.

Пикадоры немедленно устремились к раненому Джасту, однако толпа все еще безмолствовала. Могучим рывком граф Брасс повалил Краснорога на бок. Бык лежал тихо, неподвижно, словно безоговорочно признал свое поражение. Граф отпустил его. Красно-рог не шевелился, косясь на человека мутными глазами, в которых застыло изумление. Хвост его бессильно молотил пыль, а огромная грудь тяжело вздымалась.

И лишь тогда толпа взорвалась аплодисментами, и в амфитеатре поднялся такой шум, что, казалось, он должен был достичь самых дальних пределов мира.

Пошатываясь и зажимая рукой кровоточащую рану, Мэтан Джаст приблизился к графу, с благодарностью пожимая ему руку, и люди, повскакав с мест, с восторгом стали приветствовать своего Лорда-Хранителя.

Иссельда рыдала в ложе от гордости и пережитого волнения, и рядом, не стыдясь, утирал слезы Ноблио. Один только фон Виллах оставался спокоен и лишь кивнул, воздавая должное отваге графа Брасса.

Вернувшись к ложе, тот перепрыгнул через заграждение и встал рядом с друзьями. Со счастливым лицом он вскинул руки, приветствуя жителей Камарга. Осознав, что их повелитель требует тишины, толпа, наконец, притихла, и тогда граф обратился к зрителям:

— Вы должны аплодировать не мне, а Мэтану Джасту. Ведь именно он, проявив чудеса ловкости, сорвал ленты с рогов у быка. Взгляните, — он развел руки в стороны и растопырил пальцы, — у меня ничего нет. Он вновь разразился смехом. Так давайте же веселиться!

С этими словами граф уселся на место. Ноблио, слегка успокоившись, наклонился к Брассу.

— Ну что, ты по-прежнему станешь утверждать, что не желаешь вмешиваться в чужие драки?

Граф лишь улыбнулся в ответ:

— Как ты не можешь понять, Ноблио, это совсем другое дело.

— Нет, это то же самое. Разумеется, если ты еще не оставил своих мечтаний о единой мирной Европе, — Ноблио потер подбородок. — Ведь ты еще не забыл об этом?

Граф Брасс на мгновение задумался.

— Может, и так… — Но он тут же тряхнул головой и разразился смехом. — Да ты настоящий хитрец, Ноблио, и тебе по-прежнему удается загонять меня в ловушку.

Однако позже, когда состязания завершились и они двинулись обратно в замок, на лице графа появилось хмурое выражение.

Едва лишь граф Брасс со свитой въехал во двор замка, к ним поспешил стражник в тяжелых доспехах и указал на богатый экипаж, запряженный четверкой вороных, что стоял посреди двора.

— Мой господин, — выдохнул он. — Пока вы были на празднестве, пожаловали именитые гости, но, честно говоря, я не уверен, пожелаете ли вы их принять.

Пристальным взором граф окинул карету. Она была сделана из стали, меди и тусклого чеканного золота, инкрустирована перламутром, ониксом и серебром и имела вид сказочного чудовища, лапы которого оканчивались длинными когтями, сжимавшими оси колес, а голова с огромными рубинами, вставленными вместо глаз, служила сиденьем кучеру. На дверцах кареты красовались гербы с изображением геральдических животных, оружия и каких-то загадочных символов. Именно по ним граф и определил, кому принадлежит сей экипаж — творение безумных умельцев Гранбретании — ибо герб этот принадлежал одному из самых могущественных родов Империи Мрака.

— Сам барон Мелиадус из Кройдена, — объявил своим друзьям граф, спрыгивая с седла на землю. — Любопытно узнать, что понадобилось в нашей глуши столь важной особе?

Несмотря на иронию, в голосе его чувствовалось беспокойство. Он покосился на Ноблио.

— Мой друг, мы будем с ним любезны и учтивы, — предупредил он Ноблио. — Проявим гостеприимство. Нам ни к чему ссориться с гранбретанским лордом.

— Возможно, возможно, — отозвался Ноблио сдержанно, и все видели, каких трудов стоит ему это спокойствие.

Вместе с Ноблио, Иссельдой и фон Виллахом граф Брасс поднялся по лестнице и вошел в зал, где их ожидал барон Мелиадус. Тот оказался почти одного роста с графом. Одежда его была выдержана в черных и темно-синих тонах, и даже усыпанная самоцветами звериная маска, закрывавшая голову, точно шлем, была сделана из какого-то необычного черного металла. Маска являла собой оскаленную волчью личину с острыми, как кинжалы, клыками. В своей черной накидке поверх черных доспехов барон Мелиадус был похож на одного из тех полумифических полузверей-полубогов, которых так почитают люди, живущие на другом берегу Срединного моря. Завидев хозяина, он поспешил снять маску, и все увидели, что лицо у него бледное, с крупными чертами, окаймленное черными усами и бородой. Тускло-голубые глаза и густые иссиня-черные волосы. На первый взгляд барон казался безоружным, возможно, в знак того, что явился сюда с миром. Отвесив низкий поклон, он проговорил мелодичным, не лишенным приятности голосом:

— Привет вам, славный граф, и приношу свои извинения, что нагрянул к вам столь внезапно. Я выслал вперед гонцов, однако они вас не застали, ибо вы уже успели покинуть замок. Я барон Мелиадус Кройденский, магистр Ордена Волка, главнокомандующий войсками великого короля-императора Хеона.

Граф поклонился в ответ:

— О ваших подвигах я наслышан, барон Мелиадус, и сразу узнал герб на дверях кареты. Добро пожаловать в замок Брасс, чувствуйте себя как дома. Боюсь, правда, что наша пища покажется вам слишком простой и безыскусной по сравнению с тем изобилием, которым, как я слышал, может наслаждаться даже самый последний подданный вашей империи. Однако мы постараемся принять вас как подобает.

Барон Мелиадус ответил ему улыбкой:

— Ваша любезность и гостеприимство, мой милый граф, выше всяких похвал и могли бы сделать честь любому гранбретанцу. Я благодарю вас.

Затем граф представил гостю свою дочь, и потрясенный ее красотой барон поспешил низко поклониться Иссельде и поцеловал ей руку. Любезен он был и с Ноблио, дав понять, что знаком с творениями прославленного поэта. С фон Виллахом барон заговорил о самых героических сражениях, в которых тот принимал участие, и заметно было, что старому вояке это доставило неподдельное удовольствие. И все же в зале, несмотря на изысканность манер и учтивые речи, явственно ощущалось напряжение. Первым, сославшись на неотложные дела, удалился Ноблио, а за ним последовали Иссельда с фон Виллахом, чтобы дать возможность барону поговорить с графом наедине. Мелиадус внимательным взглядом проводил удаляющуюся девушку.

Слуги принесли легкие закуски и вино. Удобно устроившись в тяжелом резном кресле, барон Мелиадус взглянул на графа поверх ободка бокала.

— Милорд, я считаю вас великим человеком, — объявил он наконец. — Это чистая правда. И потому, несомненно, вы понимаете, что мой визит вызван чем-то большим, нежели просто желанием полюбоваться красотами вашей чудесной природы.

Графу пришлась по душе прямота барона, и он улыбнулся:

— Да, я это прекрасно понимаю, хотя, разумеется, для меня большая честь принимать у себя в замке столь прославленного лорда.

— Несомненно, для меня еще большая честь оказаться у вас в гостях, — отозвался на это барон. — Вне всякого сомнения, за всю историю Европы вы величайший из ее героев. Мне даже кажется странным видеть вас вот так, из плоти и крови, ибо многим давно уже кажется, будто вы созданы из металла.

Он засмеялся, и граф также не смог сдержать улыбки.

— Наверное, это обычное везение, — заметил он. — И судьба была ко мне благосклонна. Однако я не взялся бы судить, насколько подходит мне то время, в которое я родился, и насколько сам я подхожу для этого времени.

— Вероятно, позиция ваша расходится с убеждениями вашего друга господина Ноблио, — заметил барон, — это лишний раз подтверждает все то, что мне доводилось слышать о вашем уме и рассудительности. Мы в Гранбретании гордимся своими познаниями в философии и своей ученостью. Однако вы могли бы стать для всех нас примером.

— Я человек частностей, — заметил граф. — Вы же обладаете даром охватывать происходящее целиком.

По выражению лица Мелиадуса граф Брасс пытался понять, к чему тот клонит, однако барон хранил спокойствие и оставался неизменно любезен.

— Вот именно частности для нас и интересны, — вымолвил он наконец.

И тогда граф понял, что привело к нему в замок посланника Империи Мрака. Он подлил гостю вина.

— Сама судьба велела нам править Европой, — объявил барон Мелиадус.

— Похоже на то, — кивнул Брасс. — И в целом я могу понять ваши притязания.

— Приятно слышать, граф. У нас множество противников, и зачастую они искажают подлинные цели империи, распространяя по всему свету отвратительную клевету.

— Я не интересуюсь слухами и не пытаюсь отыскать в них зерно истины, — возразил граф. — Я верю, что подлинная ваша цель достаточно благородна.

— Но намерены ли вы препятствовать действиям империи? — покосился барон на Брасса.

— В одном только случае, — улыбнулся тот. — Лишь в одном-единственном. Только если дойдет до Камарга.

— Тогда, полагаю, ради взаимной безопасности нам следовало бы заключить мирный договор.

— Я не вижу в этом необходимости. Мои сторожевые башни — лучшая гарантия безопасности.

Барон с улыбкой опустил голову.

— Так вы приехали именно за этим, барон? Чтобы предложить мне договор о мире?

— Совершенно верно, — кивнул Мелиадус. — В некотором роде союз.

— Барон, я буду воевать против вас, только если вы нападете на мои владения. В противном же случае ни во что не стану вмешиваться, ибо верю, что объединение послужит Европе на благо.

— Однако у этого объединения есть и противники. Граф усмехнулся:

— С трудом могу в это поверить. Разве найдется сейчас кто-то, способный противостоять мощи Гранбретании.

Барон скривился.

— Вы совершенно правы. Победы наши неисчислимы. Однако чем больше земель мы завоевываем, тем сильнее приходится распылять свои резервы. Если бы мы знали Европу так же хорошо, как и вы, граф, то без труда могли бы определить, кто достоин доверия, а кто нет, и тогда уж сосредоточить внимание на самых слабых местах. Так, губернатором Нормандии мы назначили герцога Зимиона. — Барон покосился на графа. — Он мечтал занять трон еще во времена правления его кузена Джевеларда. Могли бы вы оценить разумность нашего выбора, граф? Станет ли он преданным слугой империи?

— Зимион? — Граф Брасс не смог сдержать усмешки. — Когда-то я в пух и прах разбил его под Руэном.

— Знаю. Но какого вы мнения о нем?

Теперь от недавней невозмутимости барона не осталось и следа, и чем больше он нервничал, тем шире улыбался граф, ибо теперь в точности осознал, чего желает от него Империя Мрака.

— Он прекрасный наездник и нравится женщинам.

— Это все пустые слова, — Мелиадус раздраженно отставил бокал с вином.

— Совершенно с вами согласен, — кивнул граф.

— Взглянув на большие настенные часы, что висели над камином, он заметил, что позолоченные стрелки приближаются к одиннадцати. Огромный маятник мерно покачивался, отбрасывая на стену колеблющуюся тень, и наконец часы принялись отбивать удары. С последним граф невозмутимо поднялся с места.

— Здесь, в замке, мы привыкли ложиться рано, — заявил он. — Слуга проводит вас в ваши покои, а свиту мы разместим по соседству.

Барон нахмурился:

— Граф, мы высоко ценим вас как политика, восхищаемся вашей прозорливостью и великолепным знанием ситуации в Европе. Нам хотелось бы прибегнуть к вашей помощи. В обмен мы готовы предложить вам безопасность, власть, богатство.

— Властью и богатством я обладаю и без того. А в безопасности своей не сомневаюсь, — ровным голосом отозвался граф и позвонил в колокольчик. — Прошу извинить меня, барон. Я утомился и хотел бы отдохнуть.

— Я взываю к вашему здравому смыслу, граф. Прошу вас… — Мелиадус пытался сдержать раздражение.

— Надеюсь, вы не откажетесь погостить у нас, барон, и расскажете нам последние новости обо всем, что творится в мире.

Вошел слуга.

— Пожалуйста, покажите нашему гостю его апартаменты, — обратился к нему граф и отвесил поклон барону. — Доброй ночи, барон Мелиадус. Утром буду рад встретиться с вами за завтраком.

Вслед за слугой барон вышел из зала, и Брасс от души расхохотался. Ему приятно было, что столь могущественная империя, как Гранбретания, надеется заполучить его в союзники, однако менее всего сейчас ему хотелось бы ввязываться в политические интриги. Однако и ссориться с Империей Мрака у него не было ни малейшего желания, и потому он надеялся, что сумеет вежливо отклонить предложение барона, к тому же тот пришелся ему по душе. У них, несомненно, было что-то общее.

Глава 4 ССОРА В ЗАМКЕ

Барон Мелиадус гостил в замке Брасс целую неделю. Он по-прежнему не терял надежды заручиться согласием графа на свое предложение, но тот продолжал уходить от разговора и не давал окончательного ответа. Мелиадус, однако, не терял терпения.

Впрочем, судя по всему, в замке барона удерживали не только государственные соображения. Немало времени и внимания он уделял прелестной Иссельде. Она хоть и ничем не походила на придворных красоток Европы, была чарующе прекрасна и пленительна, и барон не мог остаться к этому равнодушен. Однако отец ее, казалось, ничего не замечал. Однажды утром, когда они с Ноблио любовались виноградниками, прогуливаясь по верхним террасам сада, ученый сказал своему другу:

— Сдается мне, барон Мелиадус строит планы не только в отношении тебя, граф. Держу пари, у него на уме и кое-что еще.

— О чем это ты? — граф повернулся к другу. — Чего еще он может хотеть?

— Твою дочь, — отозвался Ноблио невозмутимо.

— Ну, знаешь ли, — граф засмеялся. — Ты слишком подозрителен. Во всех его действиях видишь лишь скрытое зло и порок. Но барон — аристократ и человек благородный. Кроме того, он слишком нуждается во мне, и потому едва ли позволит себе столь глупый риск. Полагаю, ты несправедлив к барону. Лично мне он по душе.

— В таком случае, друг мой, тебе и впрямь приспела пора вернуться в большую политику, — ответил Ноблио не без насмешки. — Судя по всему, ты совершенно перестал разбираться в людях.

Граф повел плечами.

— Ноблио, ты хлопочешь, словно старая клуша. Барон очарователен и любезен. Конечно, между нами говоря, он напрасно тратит здесь время, и мне кажется, ему давно пора покинуть Камарг. Но чтобы он проявлял какой-то интерес к моей дочери… Я не замечал ничего подобного. Конечно, ему могло бы прийти в голову жениться на ней, дабы привязать меня к Гранбретании кровными узами, однако Иссельда вряд ли согласится, да и я сам ей не позволю.

— А вдруг твоя дочь влюблена в барона?

— То есть как это влюблена?

— Ну, не станешь же ты спорить, что в Камарге не так много красивых и утонченных кавалеров.

Граф усмехнулся:

— Будь она и впрямь влюблена, так первым делом созналась бы мне в этом. Согласен? Поэтому до тех пор, пока не услышу о чем-то подобном от самой Иссельды, не желаю даже думать об этом.

Для Ноблио оставалось загадкой, почему граф так упорно закрывал глаза на очевидную истину. То ли не желал знать правду о нравах владык Империи Мрака, то ли оставался, как и всякий отец, слеп к тем движениям души родного чада, которые столь очевидны для окружающих. Что касается мнения графа о бароне Мелиадусе, Ноблио никак не мог с этим согласиться, ибо помнил, что перед ними человек, на совести которого резня в Лиге и разграбление Захбрука. Слухи об извращенных пристрастиях барона приводили в ужас людей от Норвежского моря до Туниса. Ученый верно подметил, что граф слишком долго жил вдали от большой политики, наслаждаясь чистым деревенским воздухом, и сейчас не мог почувствовать смрада разложения, даже когда вдыхал его.

В своих беседах с Мелиадусом граф чаще всего проявлял похвальную сдержанность, однако сам гость рассказывал много и охотно. По его словам выходило, что даже в тех странах, которые пока еще не вошли в состав Гранбретании, находятся люди, готовые сотрудничать с Империей Мрака в обмен на обещания будущих благ. Как оказалось, интересы Гранбретании простираются уже далеко за пределы Европы. Даже на другом берегу Срединного моря уже созданы отлично организованные вооруженные отряды, которые, когда придет их час, готовы будут оказать поддержку войскам Империи Мрака. Подобная тактика империи приводила графа Брасса в восторг, и с каждым днем он все больше привязывался к гостю.

— Пройдет еще два десятка лет, — говорил барон Мелиадус, — и вся Европа будет принадлежать нам. Через тридцать лет — весь арабский мир. А через пятьдесят, надеюсь, очередь дойдет и до той загадочной страны, которая именуется Коммуназией.

— Да, это древнее и весьма романтическое наименование, — усмехнулся граф. — Говорят, те земли сохранили поистине сказочное очарование, и именно там, судя по слухам, хранится Рунный Посох.

— Да, я слышал легенду, что он якобы покоится на самой высокой вершине мира, с которой никогда не сходит снег. Там вечно дуют ледяные ветра, а сторожат Посох поросшие шерстью обезьянолюди, необыкновенно сметливые и десяти футов ростом, — барон засмеялся. — Впрочем, я слышал и иные легенды о местонахождении Рунного Посоха. Утверждают даже, что он может храниться и в Амареке.

Граф кивнул:

— Ах да, Амарека… Вы хотите, чтобы и она стала частью империи? Поговаривают, что сами боги правят на том огромном континенте, что лежит по другую сторону океана. Доводилось мне слышать также, что люди, его населяющие, ведут жизнь спокойную и размеренную, совершенно не похожую на нашу. И будто бы их цивилизации не коснулись бесчисленные бедствия Тысячелетия Ужаса.

Впрочем, сам граф не придавал особого значения ни этим слухам, ни тому, что сам говорил об Амареке. Однако в этот миг он внезапно заметил, что в обычно столь невыразительных глазах барона вспыхнул интерес.

— Ну а почему бы и нет? — объявил Мелиадус. — Я бы пошел на штурм самих врат рая, если бы сумел их отыскать.

Через какое-то время, извинившись, граф оставил барона, и впервые за все это время погрузился в сомнения, ибо теперь он уже не был уверен в правильности своего решения держаться в стороне от схватки.

Дочь графа, хотя и унаследовала ум и проницательность своего отца, все же плохо знала людей, ибо была лишена того богатого опыта, которым владел Брасс, и потому барон, с его мягким мелодичным голосом и мужественной красотой, представлялся ей человеком порядочным и благородным, но вынужденным проявлять жестокость и суровость в силу возложенной на него исторической миссии. И даже в дурной славе барона было что-то привлекательное.

Сейчас, незаметно выскользнув из своих покоев, Иссельда спешила к нему на свидание, уже в третий раз. Они встречались в западной башне замка, которая пустовала со времен прежнего Лорда-Хранителя, встретившего там свой ужасный конец. Их свидания были достаточно невинными, всего лишь легкие прикосновения, поцелуи, ласковые слова любви и разговоры о свадьбе. Иссельда обожала своего отца и догадывалась, что одна лишь мысль о том, чтобы любимая дочь вышла замуж за барона Кройденского, может его очень расстроить. И все же не в ее силах было устоять перед обаянием Мелиадуса. Впрочем, она даже не была до конца уверена, что это чувство именно любовь. Но их таинственные встречи были столь волнующи, что она не могла не отдаться этому влечению.

В одной ночной рубашке Иссельда проворно пробежала по темными коридорам и лестницам замка, даже не подозревая, что за ней по пятам следует некая загадочная фигура в черном плаще и с длинным кинжалом в руках.

Не в силах сдержать бьющееся сердце, широко улыбаясь, взбежала она по винтовой лестнице башни, туда, где в темной комнате ее дожидался барон. Низко поклонившись, он обнял девушку и принялся ласкать ее сквозь тончайшую шелковую рубашку. На сей раз его поцелуи показались ей более настойчивыми, почти дерзкими, и, задыхаясь, она ответила на поцелуй, крепко обнимая спину барона, обтянутую замшевым жилетом. Его руки опускались все ниже. Сперва он ласкал талию девушки, затем ее бедра. Иссельда прижималась к барону, но неожиданно ощутила в душе некий необъяснимый страх и попыталась отпрянуть.

Однако он не пожелал отпустить ее. В лунном свете, что падал на лицо барона сквозь узкое окно башни, заметно было, что он охвачен возбуждением.

— Иссельда, вы должны принадлежать мне. Нынче же ночью мы покинем замок и завтра окажемся вне пределов Камарга. Твой отец не осмелится броситься за нами в погоню.

— Мой отец осмелится на все, что угодно, — отозвалась она невозмутимо. — Но я и сама не пожелаю так огорчить его.

— Что это означает?

— Очень просто. Я никогда не выйду замуж без его благословения.

— Он даст согласие.

— Сомневаюсь.

— В таком случае…

Иссельда вновь попыталась вырваться, но барон крепче стиснул ее в объятиях. Теперь она испугалась по-настоящему, хотя и сама не могла понять, как пылкая страсть, так волновавшая сердце, столь быстро перерасла в истинный ужас.

— Мне нужно идти. Отпустите меня.

— Ну нет, Иссельда, я не привык к отказам. Сперва этот упрямец, твой отец, а теперь и ты! Да я скорее убью тебя, но не позволю уйти, прежде чем добьюсь своего.

С этими словами он притянул ее к себе и попытался поцеловать. Девушка застонала. И в этот миг в комнате возникла темная, закутанная в плащ фигура. В лунном свете блеснул кинжал, и барон обернулся, не выпуская девушку из объятий.

— Немедленно отпустите ее! — воскликнул неизвестный. — Иначе, вопреки всем законам гостеприимства, я буду вынужден прикончить вас!

— Ноблио! — всхлипнула Иссельда. — Скорее бегите за отцом, вам с ним не совладать!

С громким хохотом барон Мелиадус отшвырнул Иссельду от себя.

— Чтобы я стал сражаться с тобой? Да ты смеешься надо мной, книжник! Поди прочь! Я уйду отсюда, но только вместе с ней.

— Вы уйдете один, — возразил Ноблио. — И как можно скорее, иначе я буду вынужден взять на себя грех смертоубийства. А Иссельда останется здесь.

— Нет, она отправится со мной, причем немедленно, хочет она того или нет, — плащ Мелиадуса распахнулся, и девушка заметила короткий меч у него на поясе. — Прочь, господин Ноблио! Или вам уже никогда не доведется сложить стихов о нынешней ночи.

Ноблио не шелохнулся. Неуловимым движением взявшись за рукоять меча, гранбретанец обнажил клинок.

— Даю тебе последний шанс, книжник.

Ноблио молчал, не мигая глядя на барона, и лишь рука его чуть заметно дрожала, стискивая кинжал.

Иссельда пронзительно закричала, и крик ее эхом разнесся по всему замку. Зарычав от ярости, барон повернулся к ней и вскинул меч.

В этот миг Ноблио метнулся вперед и ударил гранбретанца кинжалом, однако кожаные доспехи защитили барона. Мелиадус обернулся с презрительной усмешкой и дважды нанес удар мечом, в голову и в грудь Ноблио, и поэт-ученый рухнул навзничь, заливая кровью каменный пол. Иссельда вновь закричала в отчаянии, а барон, нагнувшись, схватил ее, заломил руку за спину так, что девушка застонала, а затем, перекинув себе через плечо, выбежал из комнаты и устремился вниз по лестнице.

Чтобы оказаться в своих покоях, ему сперва нужно было пройти через парадный зал, но когда он вошел туда, с другого конца помещения до него донесся шум, и в отблесках угасающего огня барон увидел графа. Тот стоял в дверях с огромным мечом в руках, одетый лишь в просторный домашний халат.

— Отец! — вскрикнула Иссельда, и гранбретанец, отшвырнув ее на пол, вскинул руку с мечом.

— Так значит, Ноблио был прав! — взревел граф. — Вы оскорбили мое гостеприимство, барон.

— Мне нужна ваша дочь, граф. Она любит меня.

— Вы заблуждаетесь, — граф взглянул на Иссельду, которая заливалась слезами. — Защищайтесь, барон.

Мелиадус сдвинул брови:

— Мой меч — жалкая игрушка рядом с вашим, и, кроме того, мне противна мысль сражаться с человеком столь преклонных лет. Может быть, мы могли бы прийти к соглашению…

— Отец, он убил Ноблио!

Когда граф услышал эти слова, его затрясло от ярости. Подбежав к стене, где красовалась целая коллекция всевозможного оружия, он сорвал с крюка самый большой меч и швырнул его под ноги барону. Клинок с грохотом покатился по каменному полу. Мелиадус, нагнувшись, схватил брошенное ему оружие. Теперь преимущество было на его стороне, ибо он был в кожаных доспехах.

Сделав шаг вперед, граф поднял меч и атаковал барона, но тот ловко парировал выпад. Со стороны дуэлянты походили на дровосеков, которые рубят огромное дерево, нанося мощные размашистые удары то с одной стороны, то с другой. Лязг оружия разбудил слуг графа и свиту барона, и теперь все они выбежали в зал и застыли, не зная, что предпринять. Вскоре вместе со стражниками появился и фон Виллах. Теперь на стороне графа было явное преимущество, и гранбретанцы не осмелились мешать.

А двое соперников продолжали бой, с величайшим мастерством нанося и отражая удары, рассыпая потоки синих искр. Обоим пот уже заливал глаза, дыхание их сделалось тяжелым и прерывистым. Барону удалось слегка оцарапать графу плечо, а клинок Брасса скользнул по кожаным доспехам Мелиадуса. Они обменялись серией молниеносных выпадов, после которых, как казалось со стороны, должны были бы упасть замертво. Однако противники разошлись невредимыми, и оказалось, что у графа всего лишь разорван халат, а на лбу кровоточит царапина, тогда как барон отделался распоротым сверху донизу плащом.

Топот ног на каменных плитах пола и звуки хриплого дыхания сливались с оглушительным звоном мечей, но неожиданно граф Брасс задел низкий столик, споткнулся и упал, растянувшись во весь рост. Меч вылетел у него из рук. С торжествующей ухмылкой Мелиадус занес над поверженным противником свой клинок, но Брасс успел перекатиться на бок и схватил барона за лодыжки, так что тот рухнул рядом с ним.

На время отбросив мечи, противники принялись кататься по полу, избивая друг друга кулаками и рыча, словно дикие звери. Затем барон резко оттолкнул соперника, схватил меч и вскочил на ноги. Но граф также успел подняться и неожиданным ударом выбил меч из рук барона. Клинок, воткнувшись в деревянную колонну, низко загудел.

Без всякой жалости граф взирал на Мелиадуса, преисполненный решимости убить противника.

— Вы погубили моего самого верного, самого лучшего друга! — прорычал он, вскинув меч. Барон Мелиадус скрестил руки на груди и невозмутимо прикрыл глаза, ожидая удара.

— Я отомщу за смерть Ноблио, ты умрешь.

— Граф!

Брасс замер с занесенным над головой мечом. Это был голос Ноблио:

— Граф, он не убил меня, лишь оглушил ударом в голову. А рана в груди не смертельна.

Сквозь толпу к ним пробирался Ноблио, у которого на лбу красовался лиловый кровоподтек, а сквозь пальцы, прижатые к груди, струилась кровь.

— Возблагодарим же за это судьбу, Ноблио, — выдохнул граф. — И все же… этот негодяй презрел все законы гостеприимства. Он оскорбил мою дочь, ранил друга…

Барон вскинул голову:

— Нижайше прошу простить меня, граф, я был ослеплен страстью, рассудок мой помутился. Я не молю о пощаде, но прошу лишь об одном: не ищите злого умысла в моих поступках. Они были вызваны лишь простой человеческой слабостью.

Граф покачал головой:

— Я не в силах простить вас, барон, и не желаю больше слушать ваших лживых речей. Даю вам час, чтобы покинуть замок. К утру вы должны пересечь границу Камарга, иначе и вас, и вашу свиту ждет смерть.

— Вы рискуете оскорбить империю. Граф повел плечами:

— Оскорбление было нанесено не мной. Если у вас на родине узнают правду о том, что произошло здесь сегодня, то вы понесете кару, барон. Вы не выполнили данное вам поручение. И это вы оскорбили меня, а не я Гранбретанию.

Ничего не ответив на это, барон, кипя от беспомощной ярости, выбежал из зала. Полчаса спустя, разгневанный и опозоренный, он миновал ворота в своей причудливой карете. Нечего и говорить, что он не стал прощаться с хозяевами замка. Граф Брасс с Иссельдой, Ноблио и фон Виллахом наблюдали за его отъездом со ступеней парадной лестницы.

— Ты был прав, друг мой, — произнес граф негромко. — Этот негодяй сумел обмануть и меня, и Иссельду. Но теперь я не пущу на порог замка Брасс ни одного гранбретанца.

— Так ты осознал, наконец, как опасна Империя Мрака? — не скрывая надежды, спросил его Ноблио.

— Друг мой, предоставим событиям идти своей чередой. Ни Гранбретания, ни барон Мелиадус больше не потревожат нас.

— Ты заблуждаешься, — отозвался книжник убежденно.

А в этот самый миг в своем черном экипаже, что в ночи катился к северной окраине Камарга, барон Мелиадус поклялся самой страшной клятвой, какая только была ему известна. Он поклялся Рунным Посохом, что, чего бы это ему ни стоило, он подчинит своей воле графа Брасса, овладеет Иссельдой, а сам Камарг превратит в пустыню. Он не зря поклялся именно Рунным Посохом, ибо, согласно легенде, в этом таинственном предмете были скрыты все тайны человеческих судеб. Благодаря этой клятве, были окончательно и бесповоротно решены судьбы самого барона Мелиадуса, графа Брасса, Иссельды, Империи Мрака и всех тех, кто уже был связан с ними или окажется связан в дальнейшем.

Пьеса написана, декорации расставлены по местам. Занавес поднимается. Теперь время выйти на сцену актерам.

Часть II

«Человек, который осмелится поклясться Рунным Посохом, тем самым неминуемо изменит свою собственную судьбу, равно как и судьбу своего мира. За всю историю Рунного Посоха таких клятв было немало, однако ни одна из них не принесла столько горя и бедствий, как страшная клятва мщения барона Мелиадуса Кройденского. Сей обет был дан им за год до того, как Дориан Хоукмун, герцог Кельнский, впервые появился на страницах нашей летописи».

Из «Летописи Рунного Посоха»

Глава 1 ДОРИАН ХОУКМУН

Барон Мелиадус немедленно вернулся в Лондру, угрюмую столицу Империи Мрака, однако миновал целый год, прежде чем план мщения, окончательно отвечавший его желаниям, полностью оформился в сознании барона. Нужно признать, у него было немало и других забот. В разных концах империи то и дело вспыхивали мятежи и бунты, и Мелиадус отправлялся подавлять восстания, участвовал в сражениях и битвах, сажал на трон правителей-марионеток, устанавливал порядок на вновь завоеванных землях империи и выполнял иные поручения ее правителя.

Однако несмотря на то, что все его время и помыслы были всецело отданы служению империи, страсть к Иссельде и ненависть к ее отцу ни на миг не оставляли барона. Он не понес никакого наказания за то, что потерпел в Камарге неудачу, однако горше всего он наказывал себя сам, терзаясь воспоминаниями о пережитом позоре. Кроме того, с течением времени неминуемо возникали затруднения, с которыми было бы куда легче справиться, если бы в ту пору удалось привлечь к сотрудничеству графа Брасса. И всякий раз, когда он думал об этом в очередной щекотливой ситуации, в разгоряченном мозгу барона возникало множество коварных планов мщения, однако ни один не удовлетворял Мелиадуса полностью. Барон желал получить все разом: принудить графа помогать ему в решении европейских проблем, заполучить Иссельду и, самое главное, сравнять с землей Камарг. Желания эти совместить было очень нелегко.

И вот сегодня, в высокой обсидиановой башне, что высилась над кроваво-красными водами реки Таймы, по которой доставляли в столицу грузы легкие суда из бронзы и черного дерева, барон Мелиадус с тревогой расхаживал по своему рабочему кабинету, заставленному темной полированной мебелью, глобусами, астролябиями из железной фольги, меди и серебра, а также многочисленными безделушками из металлов и самоцветов. Стены комнаты были украшены выцветшими от времени разноцветными гобеленами, а полы устилали ворсистые ковры цвета опавших листьев.

Но не эта роскошь была главной достопримечательностью башни. Повсюду здесь — на стенах, на каждой полке, в каждом углу — висели, стояли и лежали часы. Все они шли точно, секунда в секунду, отбивали четверть часа, полчаса и полный час, причем некоторые музыкой. Здесь были часы самых разных форм и размеров, из всевозможных материалов, и некоторые были столь причудливы, что по ним невозможно даже было определить время. Барон вывез их почти из всех стран Европы и Ближнего Востока в качестве символов покоренных земель. Это были его излюбленные трофеи. Они заполняли не только кабинет, но также все прочие залы и помещения башни, и даже на вершине ее были установлены огромные куранты с четырьмя циферблатами из бронзы, оникса и драгоценных металлов. И когда каждый час по колоколам ударяли молоточками искусно выполненные в натуральную величину фигурки обнаженных девушек, по всей Лондре разносился мелодичный звон. С коллекцией часов барона могла бы сравниться лишь коллекция его зятя Тарагорма, владыки Дворца Времени, которого Мелиадус люто ненавидел и к которому ревновал свою капризную сестру.

Барон наконец прекратил расхаживать по комнате и взял со стола лист пергамента. Там были последние известия из Кельна, провинции, которой Мелиадус два года назад решил преподать достойный урок, но, как выяснилось, несколько перестарался. Сын старого герцога Кельнского, которого Мелиадус лично казнил на главной площади столицы, собрал войска, поднял восстание и разгромил размещенные в Кельне гарнизоны Гранбретании. Если бы на помощь не подоспели орнитоптеры, вооруженные дальнобойными огнеметами, то Кельн, пусть и на время, сумел бы выйти из-под власти Империи Мрака.

По счастью, восстание было подавлено. Молодого герцога схватили и должны были доставить в Лондру на потеху знати. Именно сейчас барону очень пришлась бы кстати помощь графа Брасса, поскольку задолго до того, как поднять бунт, герцог Кельнский сам перешел на сторону Гранбретании; он отважно сражался на стороне империи, возглавлял войско, которое состояло большей частью из солдат, что прежде служили его отцу, и теперь именно эту армию он и повернул против империи.

Гнев барона Мелиадуса был вполне объясним, ведь молодой герцог подал дурной пример, которому могли последовать другие. Ходили слухи, что в германских землях его называли истинным героем, ведь до сих пор почти никто не осмеливался противостоять империи Мрака.

Вот если бы граф Брасс мог им помочь…

Неожиданно на губах барона заиграла волчья усмешка. В сознании возник и в считанные мгновения оформился тот самый план мщения, который он не мог придумать уже целый год. Однако теперь Мелиадус решил, что герцога Кельнского сумеет использовать куда более умело, нежели как игрушку на потеху толпы.

Швырнув донесение на стол, барон дернул за шнурок колокольчика, и в дверях показалась обнаженная девушка-рабыня, с телом, щедро умащенным румянами. В ожидании приказаний она опустилась на колени. Барон допускал к себе только рабов женского пола, ибо слишком опасался предательства, чтобы окружить себя мужчинами.

— Отправляйся к начальнику тюрьмы, — велел он рабыне. — И передай, что барон Мелиадус желает лично допросить пленного Дориана Хоукмуна, герцога Кельнского, едва лишь того доставят в город.

— Слушаюсь, мой господин.

Девушка поднялась с колен и, пятясь, вышла из кабинета, а барон остался стоять у окна, и на полных губах его играла едва заметная улыбка.

Дориан Хоукмун в позолоченных кандалах, каковые гранбре-танцы посчитали достойными его знатного рода, пошатываясь и спотыкаясь, спустился по трапу и сощурился, разглядывая громадные башни Лондры, очерченные в лучах заходящего солнца. И если раньше он еще мог бы усомниться в том, что жители Темного Острова в действительности охвачены безумием, то сейчас, при виде этих строений, для сомнений не осталось места, ибо в каждом из них, в их архитектуре, в выборе формы и цвета чувствовалось что-то противоестественное. Но одновременно была в них и неукротимая сила, мощь и интеллект. «Неудивительно, — подумал герцог, — что чужеземцам так непросто понять подданных империи. В их душе слишком много противоречий».

Страж в белой кожаной накидке и белой металлической маске в виде черепа, которая указывала на его принадлежность к определенному ордену, подтолкнул пленника вперед. Хоукмун, который уже неделю ничего не ел и сильно ослабел, покачнулся и едва устоял на ногах. С того самого момента, когда он потерпел поражение в битве при Кельне, ни один человек не обращался к нему. Хоукмун был близок к помешательству и почти не осознавал ужаса своего положения. Почти все это время он провел в кромешной тьме в корабельном трюме, изредка утоляя жажду из стоящего рядом корыта с грязной водой. Его прекрасные длинные волосы свалялись, как войлок, взор померк, кольчуга была разорвана, а одежда заляпана грязью. Кандалы в кровь стерли шею и руки, но боли он почти не ощущал. На самом деле он вообще почти ничего не чувствовал, двигался, словно механическая кукла, и все видел, точно в тумане.

Сделав несколько шагов по кварцевым плитам причала, он споткнулся и рухнул на колени. Охранники подхватили его под локти и довели до черной стены, высившейся в конце причала. В стене оказалась большая зарешеченная дверь, охраняемая солдатами в масках. Всеми тюрьмами Лондры заведовал Орден Вепря. Стражники обменялись между собой несколькими словами на странном хрюкающем языке своего ордена, затем один из них, расхохотавшись, схватил Хоукмуна за руку и втолкнул в открывшуюся дверь.

Внутри царила темнота. Когда дверь захлопнулась, несколько мгновений пленник оставался в одиночестве. Затем в слабом, пробивающемся в щель из-под двери свете он оглядел маску Вепря, чуть более изысканную, чем у стражников. После этого появилась другая маска и еще одна. Хоукмуна схватили и поволокли вперед, по темным вонючим коридорам узилища. Он сознавал, что жизнь его кончена, и его это ничуть не волновало.

Потом со скрипом распахнулась другая дверь, и Хоукмуна втолкнули в крохотную камеру, после чего до него донесся скрип задвигаемого засова. Стены и каменный пол здесь покрывала липкая пленка грязи, в воздухе висело зловоние. Сперва Хоукмун стоял, привалившись к стене, затем постепенно сполз на пол. Он не то уснул, не то просто лишился чувств. Глаза Дориана Хоукмуна закрылись, и желанное забытье наконец овладело им.

Всего лишь несколько дней назад, в Кельне, его славили как героя, как борца против захватчиков, отважного воина, человека недюжинной силы и острого ума. Но теперь слуги империи превратили его в животное… Животное, у которого не осталось ничего, даже желания продлить свою жизнь. Другой человек, менее знатный, возможно, кипел бы от ненависти и пытался отыскать пути к спасению. Но Хоукмун, лишившись всего, утратил способность желать. Возможно, он еще сумеет очнуться и прийти в себя. Но даже если и так, все равно он станет совсем другим человеком, ничем не похожим на того Дориана Хоукмуна, который так доблестно сражался при Кельне.

Глава 2 ДУША НА ПРОДАЖУ

В звериных личинах отразились отблески факела: ухмыляющаяся маска Вепря и скалящийся волк полыхнули красным и черным металлом. Вспыхнули прозрачные алмазные и синие сапфировые глаза. Зашелестели плащи, послышался неразборчивый шепот.

Хоукмун с негромким вздохом прикрыл глаза, однако вновь разлепил веки, когда шаги послышались уже совсем близко. Волк склонился над ним. Жар факела обжег лицо, однако Хоукмун даже не сделал попытки отвернуться. Выпрямившись, Волк обратился к Вепрю:

— Нет смысла разговаривать с ним сейчас. Сперва его нужно вымыть и накормить. Пусть немного придет в себя.

Волк с Вепрем удалились, и дверь захлопнулась за ними. Хоукмун закрыл глаза.

Он очнулся, когда его несли по узкому коридору, освещенному факелами, а затем герцог оказался в небольшой комнате, полной огней, где стояла кровать с наброшенными на нее дорогими меховыми и шелковыми покрывалами, резной столик ломился от всевозможной снеди, а в углу красовалась ванна из блестящего желтого металла, полная горячей воды. Две девушки-рабыни ожидали пленника.

Они сняли с Хоукмуна цепи, лохмотья, затем осторожно уложили в воду. Кожу отчаянно саднило, когда рабыни нежно и осторожно принялись мыть его. Затем герцога подстригли и побрили. Хоук-мун почти не отдавал себе отчета в происходящем. Он лежал без движения, уставившись неподвижным взором в темный мозаичный потолок. Он позволил надеть на себя тонкое, мягкое белье, шелковую рубаху и бархатные штаны… Лишь в этот миг в самом дальнем уголке его затрепетало слабое чувство блаженства. Однако когда его усадили за стол и заставили съесть кусочек какого-то плода, желудок сжался в судорогах, и герцога вырвало желчью. Его напоили теплым молоком со снотворным и уложили в постель. Затем все удалились, и лишь одна рабыня осталась присматривать за пленником.

Лишь несколько дней спустя Хоукмун достаточно оправился и смог сам принимать пищу, а также осознавать роскошь своего нынешнего положения. Ему предоставили в распоряжение книги и женщин, однако пока он не в силах был возжелать ни того, ни другого.

Немало времени ушло у Хоукмуна на то, чтобы вернулись воспоминания из прежней жизни, однако теперь то существование представлялось лишь полузабытым сном. Однажды он заставил себя открыть книгу, но буквы показались ему совершенно незнакомыми, хотя разбирал он их достаточно хорошо. Просто то, что он видел перед собой, представлялось ему полной бессмыслицей, а в словах отсутствовала определенность и весомость, хотя фолиант и принадлежал перу одного из философов, которых Хоукмун весьма чтил когда-то. Пожав плечами, он бросил книгу на стол. Одна из девушек-рабынь тут же подбежала к нему и, прижавшись, погладила по щеке. Мягко отстранив красавицу, он подошел к кровати и улегся, закинув руки под голову, а затем промолвил:

— Почему я здесь?

С того момента, как он прибыл в Гранбретанию, это были первые слова, которые сорвались с его уст.

— О, мой господин, это мне неведомо. Но, кажется, вы весьма почетный узник.

— Да, любимая игрушка владык Гранбретании.

Слова Хоукмуна прозвучали без всякого выражения. Голос оставался ровным и спокойным. Даже сами звуки речи казались ему невнятными и бессмысленными. Пустыми остекленевшими глазами он воззрился на девушку, и та невольно содрогнулась. Это была блондинка с длинными пышными кудрями и хорошей фигурой. Судя по акценту, родом она была откуда-то из северной Скандии.

— Господин, мне известно лишь то, что я здесь, дабы исполнить любое ваше желание.

Чуть заметно кивнув, Хоукмун обвел взглядом комнату.

— Готов поспорить, ни к чему хорошему все это не приведет, — едва слышно пробормотал он.

В помещении не имелось окон, но, судя по влажности воздуха, Хоукмун заключил, что находится где-то глубоко под землей. Время он измерял по лампам: почему-то ему казалось, что их заправляют маслом один раз в день, и, по его подсчетам, прошло добрых две недели, прежде чем Волк вновь явился к нему.

Рывком распахнулась дверь, и в комнату вошел высокий мужчина, с головы до ног затянутый в черную кожу, вооруженный длинным широким мечом с черной рукоятью. Приятный мелодичный голос донесся из-под маски… Тот самый, что слышал Хоукмун тогда, в полуобморочном состоянии.

— А, как я посмотрю, наш узник выглядит совсем недурно. Низко поклонившись, рабыни поспешили прочь. Хоукмун, не торопясь, поднялся с постели.

— Да, превосходно. Вы отлично выглядите, герцог Кельнский.

— Благодарю вас, недурно.

Не стесняясь, Хоукмун зевнул, а затем, решив, что в ногах правды нет, вновь улегся на постель.

— Полагаю, вам известно, кто я, — произнес Волк, и в голосе его звучало нетерпение.

— Нет.

— И даже не догадываетесь?

Хоукмун промолчал. Волк приблизился к столу, на котором красовалась огромная хрустальная ваза с фруктами. Рукой, затянутой в перчатку, взял гранат и наклонился, словно для того, чтобы рассмотреть плод поближе.

— Вы уже вполне пришли в себя, милорд?

— Как будто бы да, — отозвался Хоукмун. — Я чувствую себя превосходно. До сих пор все мои желания удовлетворялись безропотно, но теперь, полагаю, пришло время мне заплатить за это. Вы намерены позабавиться со мной?

— Сдается мне, вас это не слишком тревожит. Хоукмун повел плечами:

— Рано или поздно все кончается.

— Ну, на вашу жизнь хватит. Мы, гранбретанцы, довольно изобретательный народ.

— Человеческая жизнь не столь уж длинна.

— Однако дело в том, — неожиданно промолвил Волк, перебрасывая гранат из одной руки в другую, — что мы решили помиловать вас.

Хоукмун безучастно хранил молчание.

— Не слишком-то вы разговорчивы, дражайший герцог, — промолвил Волк. — Вам это может показаться забавным, но до сих пор вы живы лишь благодаря прихоти одного из ваших врагов, того самого, что столь жестоко расправился с вашим отцом.

Нахмурившись, Хоукмун словно попытался что-то вспомнить.

— Да, помню, — промолвил он нерешительно. — Мой отец, старый герцог.

Бросив гранат на пол, Волк скинул маску. Под ней скрывалась широкое лицо с ровными красивыми чертами.

— Это я убил его, я, барон Мелиадус Кройденский, — на полных губах его играла беспощадная усмешка.

— Барон Мелиадус? Вы… м-м-м… убили его?

— Как я погляжу, мужество вновь оставило вас, милорд, — зловеще пробормотал барон. — Или вы вновь хотите попытаться обмануть нас?

Хоукмун поморщился.

— Я устал, — вымолвил он, немного помолчав. Мелиадус уставился на него в изумлении:

— Я убил твоего отца!

— По-моему, вы это уже говорили.

— Ну, знаете ли…

Смешавшись, барон развернулся и направился к дверям, но затем остановился и вновь взглянул на Хоукмуна.

— Разумеется, я пришел сюда не для того, чтобы рассказать вам об этом. И все же мне представляется странным, что вы как будто совершенно не испытываете ко мне ненависти и не стремитесь отомстить за покойного родителя.

Хоукмуну сделалось скучно. Он хотел лишь одного — чтобы Мелиадус поскорее убрался и оставил его в покое. Резкие жесты и возгласы барона досаждали ему, как раздражает жужжание мухи или писк комара человека, который пытается заснуть.

— Я ничего не чувствую и не испытываю эмоций, — произнес Хоукмун в надежде, что этот ответ удовлетворит гранбретанца, и тот наконец отстанет от него.

— В вас не осталось ничего! — воскликнул Мелиадус в гневе. — Ничего, даже желания жить. Плен и поражение сломили вас окончательно.

— Может быть. Однако сейчас я устал…

— Я пришел сюда, ибо хотел предложить вам вернуться домой, — продолжил Мелиадус. — Кельн стал бы суверенным герцогством в составе нашей империи. Ничего подобного мы еще никому не предлагали.

Лишь теперь в голосе Хоукмуна зазвучало нечто похожее на любопытство.

— Но с какой стати? — поинтересовался он.

— Мы хотели бы заключить с вами сделку. Разумеется, она будет взаимовыгодной. Мы нуждаемся в столь опытном и искусном воителе, как вы. — Тут барон нахмурился и покачал головой. — Во всяком случае, прежде вы казались нам именно таким человеком. Но самое главное — нам нужен некто, пользующийся доверием у людей, которые враждуют с империей. — Изначально Мелиадус намеревался совсем иначе построить свой разговор с Хоукмуном, однако странное безразличие герцога сбивало его с толку. — Нам нужно, чтобы вы кое-что сделали для нас. А в обмен на это мы вернем вам ваши владения.

— Да, я хочу вернуться домой, — кивнул Хоукмун. — Туда, где родился.

Он улыбнулся нахлынувшим воспоминаниям. Эта странная неуместная улыбка показалась барону удивительной, однако он принял ее за простую сентиментальность и жестко отозвался:

— Чем вы станете заниматься по возвращении, плести веночки или строить цитадели, для нас безразлично. Но вы вернетесь туда, только если станете служить нам верой и правдой.

Хоукмун покосился на Мелиадуса:

— Судя по всему, вам кажется, будто я сошел с ума, милорд?

— Сие мне неведомо. Однако у нас имеются средства, чтобы в этом убедиться. Наши ученые проведут необходимое обследование…

— Не стоит, барон Мелиадус. Я в здравом уме. Возможно, даже в более здравом, чем прежде. И вам нечего меня опасаться.

Барон возвел глаза к небу:

— Клянусь Рунным Посохом, безгрешных людей не существует, — он распахнул дверь. — У нас еще будет возможность поговорить, герцог Кельнский. За вами сегодня придут.

Даже после того, как барон удалился, Хоукмун не встал с постели. Весь этот разговор вскорости вылетел у него из головы, и поэтому, когда часа через три в комнату вошли охранники и велели Хоукмуну следовать за ними, он уже едва мог припомнить, о чем они говорили с Мелиадусом.

Стражи вели Хоукмуна по нескончаемым лестницам и коридорам, пока наконец не остановились возле огромной железной двери. Один из них трижды ударил в нее тупым концом копья, и дверь распахнулась, пропуская дневной свет и свежий воздух. За дверью ожидали стражники в пурпурных плащах и масках Ордена Быка. Им охранники препоручили Хоукмуна, и, осмотревшись, тот обнаружил, что стоит на зеленой лужайке во дворе огромного замка. Со всех сторон двор окружали высокие стены, по которым чинно расхаживали охранники из Ордена Вепря. Вдалеке за стенами высились темные башни города.

По усыпанной гравием дорожке Хоукмуна провели к узким железным воротам в дальнем углу двора и через них вывели на улицу. Там герцога ожидал украшенный позолотой экипаж из эбенового дерева в виде двуглавого коня. Он сел в него в сопровождении двух безмолвных стражей, карета тронулась, и через щель в оконных занавесках Хоукмун смог рассмотреть Лондру. Закатное солнце заливало город мрачным багрянцем.

Экипаж наконец остановился, Хоукмун позволил стражникам вытащить себя из кареты и обнаружил, что стоит перед дворцом самого короля-императора.

Многоярусный дворец отличался исполинскими масштабами. Его венчали четыре величественные башни, сияющие золотистым светом. Стены дворца были украшены мозаиками и барельефами, изображавшими загадочные обряды, батальные сцены, эпизоды из богатой событиями истории Гранбретании, там же красовались горгульи, статуи, бессмысленной формы фигуры — в общем, дворец представлял собой фантастическое и довольно нелепое сооружение, которое возводилось не одно столетие. Казалось, при его строительстве использовали все возможные краски и материалы, так что цитадель переливалась всеми цветами радуги. Один цвет смешивался с другим, и эта красочная вакханалия утомляла глаз и раздражала мозг. Воистину, это был дворец безумца, подлиное воплощение этого безумного города.

Стражники, что встретили Хоукмуна у ворот дворца, были одеты в форму Ордена Богомола, того самого, к которому принадлежал сам король Хеон. Их искусно сделанные маски насекомых, с усиками из тонкой платиновой проволоки были усыпаны самоцветами. У всех воинов были худые длинные ноги и тонкие руки. Их стройные тела были затянуты в доспехи, раскрашенные в цвета этого насекомого — черный, золотой и зеленый. Тайный орденский язык, на котором они переговаривались между собой, напоминал щелканье и шуршание богомолов.

И лишь теперь, когда стражники провели его на нижний ярус дворца, где все стены были выложены отполированными до зеркального блеска алыми стальными пластинами, Хоукмун впервые ощутил нечто похожее на беспокойство.

Наконец они вступили в большой зал с высокими сводами и мраморными стенами, испещренными белыми, зелеными и розоватыми прожилками. Прожилки эти постоянно перемещались и мерцали, создавая иллюзию, будто сами стены все время движутся.

Зал длиной в добрую четверть мили и почти такой же ширины с равными промежутками был заставлен какими-то поразительными сооружениями, которые Хоукмун вначале принял за машины, хотя и не мог понять их предназначения. Как и все, что ему доводилось видеть в Лондре, сии конструкции имели весьма причудливую форму и были созданы в основном из драгоценных металлов и самоцветов. В них были встроены незнакомые Хоукмуну приборы, которые что-то подсчитывали, записывали, измеряли. Их обслуживали люди в змеиных масках и пятнистых плащах с накинутыми капюшонами. В Ордене Змеи числились одни лишь только маги и ученые, и подчинялись они самому королю-императору.

Навстречу Хоукмуну по центральному проходу вышел человек, который сделал стражникам знак удалиться. Судя по изысканности маски, Хоукмуну показалось, что человек этот занимает высокое положение в ордене, а если исходить из его манеры держаться, он вполне мог оказаться и самим магистром.

— Приветствую вас, герцог.

В ответ Хоукмун поклонился: прошлые привычки по-прежнему напоминали о себе.

— Я барон Калан Витальский, главный ученый императора. Насколько мне дали понять, ближайшие пару дней вы будете моим гостем. Добро пожаловать! Если угодно, я покажу вам свои лаборатории.

— Благодарю, но что вам от меня нужно? — безучастно поинтересовался Хоукмун.

— Прежде всего, надеюсь, мы поужинаем вместе.

Барон Калан любезно пропустил герцога вперед, и, пройдя по всему залу мимо многочисленных механизмов, они вскоре очутились у дверей, за которыми, очевидно, находились личные покои ученого. Там уже был накрыт стол. Еда оказалась менее изысканной, нежели та, которой Хоукмуна потчевали последние две недели, но хорошо приготовленной и очень вкусной. Разделавшись с ужином, барон, который к тому времени снял маску, открывшую бледное усталое лицо с небольшой седой бородкой, разлил вино. Во время ужина они не обменялись ни единым словом. Хоукмун отведал вина и нашел его превосходным.

— Мое собственное изобретение, — самодовольно улыбнулся Калан.

— Да, вкус необычный, — признал Хоукмун. — Из каких сортов винограда…

— Это не виноград, а зерно. Совершенно иной способ приготовления.

— Оно крепкое.

— Да, крепче вина, — кивнул барон. — Но пора переходить к делу. Должно быть, вам уже известно, герцог, что я должен проверить состояние вашей психики, определить темперамент и дать заключение — подходите ли вы для службы его величеству королю Хеону.

— Да, сдается, что-то в этом роде говорил мне барон Мелиадус, — на губах Хоукмуна появилось слабое подобие усмешки. — Мне и самому любопытно будет узнать о результатах ваших исследований.

— Хм, — барон Калан бросил на герцога пристальный взгляд. — Теперь я понимаю, почему меня попросили уделить вам внимание. Должен признать, на первый взгляд вы кажетесь вполне нормальным человеком.

— Благодарю, — под влиянием странного вина к Хоукмуну вернулась его былая ирония.

На барона Калана напал приступ мелкого сухого кашля. Вообще, с того самого мгновения, когда он снял маску, во всем его поведении чувствовалась мелкая нервозность. Хоукмун успел заметить, что подданные империи предпочитают никогда не расставаться со своими личинами. Сейчас барон вновь натянул маску, и кашель тут же прекратился. Хотя Хоукмуну было прекрасно известно, что принимать высоких гостей в маске — это нарушение гранбретанского этикета, он ничем не выказал своего недоумения.

— Ах, дорогой мой герцог, — донесся до Хоукмуна шепот барона. — Кто я такой, чтобы судить, что есть здравый смысл, а что безумие. Находятся ведь такие люди, которые всех нас, гранбретанцев, считают сумасшедшими.

— Не может быть.

— Да, да, это те самые глупцы, которые своим притупленным восприятием неспособны охватить грандиозность наших идей и не верят в благородные цели нашего крестового похода. Знаете ли, они утверждают, будто мы безумны. Ха-ха! — Барон поднялся с места. — Ну, а сейчас, если не возражаете, пора начинать.

Миновав весь машинный зал, они очутились в другом помещении, размерами чуть меньше первого. Стены там были такие же темные, но они меняли цвет от лилового до черного и обратно. В зале стояла только одна машина — аппарат из блестящих синего и красного металлов, с выступами, многочисленными рычагами и прочими приспособлениями. Самой поразительной частью машины являлось большое, напоминающее колокол, сооружение, подвешенное на странном крюке. К корпусу машины подходил пульт. Обступив его со всех сторон, вокруг пульта толпились мужчины в форме Ордена Змеи. Отблески света ложились на их металлические маски. Машина издавала какой-то непонятный, едва слышный шум, напоминающий сопение зверя.

— Это устройство служит для определения уровня интеллекта, — гордо объявил барон Калан.

— Уж больно она велика, — заметил Хоукмун, подходя ближе.

— Да, это одна из наших самых больших машин. Но это вполне естественно. Она решает целый комплекс задач. Это результат научного колдовства, мой дорогой герцог, а не каких-то там варварских заклятий, которые в такой чести у вас на континенте. Именно наука дает нам неоспоримое преимущество перед низшими расами и народностями.

Действие алкоголя понемногу притуплялось, и к Хоукмуну вернулось прежнее ощущение скуки и отрешенности. Он не ощущал ни тревоги, ни любопытства, когда его, наконец, подвели к машине, и колокол начал опускаться.

Колпак вскоре полностью накрыл его, и мягкие стены сжались вокруг герцога. Это объятие было довольно неприятным и могло бы привести в ужас того Дориана Хоукмуна, что так отважно сражался в битве при Кельне. Однако новый Хоукмун от всего происходящего испытывал лишь нетерпение и некоторое неудобство. Он ощущал слабое покалывание в голове, словно тончайшие щупальца проникли ему под череп и теперь прощупывали мозг. Затем у него начались галлюцинации. Он видел океаны света, перекошенные лица людей, дома и деревья, залитые каким-то неестественным светом. Несколько веков кряду лил дождь из самоцветов и завывал черный ветер, срывая пелену с глаз. Вскрывались заледеневшие моря, вздымая хрустальные глыбы, и из пустоты являлись ласковые звери и женщины удивительной доброты. Затем перед ним прошла вся его жизнь, вплоть до того мгновения, как он вошел в эту машину. Осколок за осколком, воспоминания выстраивались в единую цепь, но он не мог узнать собственную жизнь. Когда колпак наконец поднялся, Хоукмун все так же безучастно стоял на месте, уверенный, что видел жизнь какого-то другого, постороннего человека.

Приблизившись, Калан взял его за руку и отвел подальше от машины.

— Если верить предварительным данным, мой дорогой герцог, то вы более чем нормальны. Надеюсь, я верно считал первичные показания приборов. Но окончательные результаты будут готовы через несколько часов. А сейчас вам следует отдохнуть. Завтра поутру мы продолжим наши исследования.

На другой день испытания продолжились. На сей раз Хоукмун лежал на спине и смотрел вверх, в то время как перед внутренним взором его одна за другой вспыхивали цветные картинки. Ассоциации, вызываемые ими, появлялись на особом экране. Хоукмун видел страшные сны, в которых то встречался с огромной акулой-убийцей, то попадал под лавину в горах, то сражался в одиночку против трех вооруженных воинов, то прыгал с третьего этажа горящего дома… И всякий раз герцог проявлял чудеса ловкости и сноровки, и ему удавалось уцелеть. Страха он при этом не испытывал. Подобных испытаний было проведено немало, но Хоукмун перенес их все совершенно безучастно. Даже когда машина принуждала его рыдать, хохотать, любить или ненавидеть, все это были лишь сугубо физические реакции. Истинные эмоции не принимали в этом никакого участия.

Наконец машина выпустила его, и барон в маске склонился над герцогом.

— Все говорит за то, дражайший герцог, что вы даже слишком нормальны, — прошептал Калан. — Парадоксально? О, да. И все же это правда. Вы слишком нормальны. Создается впечатление, будто какая-то часть вашего мозга атрофировалась или вообще исчезла. И все же, как бы то ни было, мне остается лишь передать барону Мелиадусу, что вы как нельзя более подходите для исполнения его замысла. При том условии, разумеется, что будут приняты надлежащие меры предосторожности.

— А в чем его замысел? — поинтересовался Хоукмун без всякого интереса.

— Он сам расскажет вам об этом.

Барон Калан простился с Хоукмуном, и два стражника из Ордена Богомола повели герцога по длинному коридору. У блестящих дверей из полированного серебра они остановились. Открылась дверь, и за ней обнаружилась просторная комната, стены, пол и потолок которой, за исключением большого окна с балконом, были сплошь увешаны зеркалами. У окна стоял человек в черной маске волка. Это был не кто иной, как барон Мелиадус.

Повернувшись на шум, барон велел стражникам уйти. Затем он дернул за висящий рядом шнур, и откуда-то сверху, скрывая зеркала, опустились занавески. Правда, если бы Хоукмун вдруг пожелал увидеть свое отражение, он мог бы устремить взгляд в пол или на потолок, но вместо этого он выглянул в окно.

Весь город был окутан густым туманом, который клубился вокруг каменных башен темно-зелеными воронками. Наступил вечер, солнце уже почти зашло за горизонт, и в наступающих сумерках башни походили на некие древние фантастические строения, торчащие из первобытного океана. Казалось, что если вдруг сейчас из тумана выберется гигантская рептилия и прильнет своим страшным глазом к окну, это ни у кого не вызовет удивления.

Без настенных зеркал комната стала выглядеть еще более мрачной. Барон, стоя у окна, что-то мурлыкал себе под нос и не обращал на Хоукмуна ни малейшего внимания.

Сквозь туман откуда-то из самых недр города донесся слабый вопль, а затем все стихло. Подняв маску, барон взглянул на Хоукмуна, чья фигура почти терялась в полумраке комнаты.

— Подойдите ближе, милорд, — велел он.

Хоукмун повиновался, по пути споткнувшись о край ковра.

— Я говорил с бароном Каланом, — начал Мелиадус. — Он сказал, что есть какая-то загадка, тайна, объяснить которую он не в состоянии. У него сложилось впечатление, как будто какая-то часть вашего мозга отмерла. И я гадаю, отчего такое могло случиться. От пережитого горя? Унижения? От страха? Честно говоря, подобных сложностей я не ожидал. Мне хотелось просто заключить с вами сделку, как одному нормальному человек с другим. И хотя предложение мое по-прежнему остается в силе, но теперь я не знаю, с чего начать. Что вы думаете об этом, дорогой герцог?

— Прежде всего, что вам от меня нужно? — поинтересовался Хоукмун, глядя на темнеющее небо через грязное стекло.

— Доводилось ли вам слышать о графе Брассе?

— Да.

— Сейчас он властитель провинции Камарг.

— Знаю.

— Так вот, граф осмелился противиться воле короля-императора и нанес оскорбление Гранбретании. Мы желаем образумить его. Один из способов добиться этого — похитить дочь графа, которая ему очень дорога, и использовать ее как заложницу. Но граф не откроет двери своего замка ни нашему посланцу, ни просто незнакомцу. Однако о ваших подвигах он наверняка наслышан, милорд, и, без сомнения, относится к вам с определенной симпатией. Поэтому, если вы прибудете в Камарг, якобы спасаясь от Империи Мрака, и попросите убежища, скорее всего, он примет вас. А вы, оказавшись в замке, улучите подходящий момент и похитите девушку. Для такого человека, как вы, это не составит труда. Разумеется, за границами Камарга мы будем ожидать вас и придем на помощь. Камарг не так уж велик. Вам легко удастся спастись бегством.

— Это все, что вам нужно?

— Совершенно верно. За эту услугу мы возвратим вам ваши владения, и вы сможете управлять ими, как пожелаете. Разумеется, с тем условием, что не будете выступать против империи.

— Мой народ сейчас прозябает в страшной нищете под властью Гранбретании, — с неожиданной прямотой произнес Хоукмун. — Для него было бы лучше, если бы я вернулся.

— Вот и отлично, — с улыбкой воскликнул барон. — Я рад, что мое предложение показалось вам приемлемым.

— Да, хотя я не верю, что вы сдержите слово.

— Почему бы и нет? Нам самим выгодно, чтобы страной, которая доставила нам столько беспокойства, правил человек, которому доверяют подданные и которому доверяем мы сами.

— Ладно, я отправлюсь в Камарг, попрошу убежища, затем украду девушку и доставлю ее к вам, — Хоукмун со вздохом посмотрел на барона. — А почему бы и нет?

Мелиадус нахмурился. Поразительное поведение и манеры герцога явно сбивали его с толку. Он не мог понять, как ему вести себя с этим человеком.

— Однако, мой дорогой герцог, пока мы не можем быть уверены, что вы не попытаетесь каким-то образом обмануть нас. Конечно, до сих пор все устройства Калана работали безупречно, но я готов предположить, что вы сумели провести машину, обладая какими-то таинственными магическими талантами.

— Я ничего не смыслю в магии.

— И я почти готов поверить вам.

Так или иначе, но барон Мелиадус стал полюбезнее.

— Впрочем, у нас нет особых причин для беспокойства. На тот случай, если вам вздумается изменить Гранбретании, мы предпримем соответствующие меры предосторожности. И либо они заставят вас вернуться к нам, либо вас ждет смерть… Если у нас возникнут хоть малейшие сомнения в вашей преданности. Не столь давно барон Калан создал одно устройство, хотя, насколько мне известно, замысел принадлежит не ему лично. Это так называемый Черный Камень. Впрочем, подождем до завтра. Эту ночь, милорд, вы проведете во дворце. Да, кстати, прежде чем покинуть Лондру, вы будете представлены его величеству королю-императору. До сих пор почти никто из чужеземцев не был удостоен подобной чести.

С этими словами Мелиадус кликнул стражников, и те проводили Хоукмуна в отведенные ему апартаменты.

Глава 3 ЧЕРНЫЙ КАМЕНЬ

Следующим утром Дориана Хоукмуна вновь отвели к барону Калану. Некоторое время барон пристально рассматривал пленника, и Хоукмуну показалось, что он ощущает под змеиной маской саркастическую усмешку. Затем они молча прошли по коридорам и комнатам, пока наконец не добрались до железной двери. Когда дверь распахнулась, за ней оказалась другая точно такая же, а за второй — третья. Последняя дверь вела в маленькую тускло освещенную комнату со стенами из белого металла, где была установлена некая конструкция поразительной гармонии и красоты. Почти целиком она состояла из тонких изящных паутинок. Алые, золотистые и серебряные нити, которые сейчас едва заметно касались лица Хоукмуна. Паутинки плавно покачивались, и чуть слышная музыка исходила от них.

— Она кажется живой, — произнес Хоукмун.

— А она и есть живая, — с гордостью отозвался барон. — Да, живая.

— Так это одушевленное существо?

— Колдовское создание. Я и сам не представляю толком, что это такое. Я сотворил ее по описанию, которое отыскал в одной древнейшей рукописи, что купил много лет назад у некоего путешественника с Востока. Перед вами машина Черного Камня, и очень скоро, мой дорогой герцог, вам предстоит познакомиться с ней поближе.

Где-то на самом донышке души у Хоукмуна шевельнулся страх, но он подавил его и позволил алым, золотистым и серебряным паутинкам продолжить ласкать себя.

— Это еще не все, — объявил Калан. — Подойдите ближе. Она должна создать Черный Камень. Да, еще ближе, милорд. Войдите прямо в нее. Уверяю вас, никаких неприятных ощущений не возникнет.

Хоукмун сделал шаг вперед. Паутинки зашелестели вокруг и принялись петь. Слух герцога ласкала чарующая музыка, и он, как завороженный, наблюдал за танцем волшебных нитей. Машина Черного Камня как будто усыпляла, нежно гладила его, и Хоукмуну казалось, будто она проникает прямо в него, сливаясь с его плотью, а он становится ею.

В голове внезапно возникло сильное давление, и его подхватило невыразимое чувство легкости и теплоты. Словно невесомый, он плыл, теряя всякое представление о времени, но в то же время сознавал, что машина создает нечто плотное и твердое, и вживляет это ему в череп, в самую середину лба. Словно третий глаз раскрылся во лбу у Хоукмуна, и мир предстал перед ним в совершенно ином свете. Но затем наваждение сгинуло, и прямо перед собой герцог увидел барона Калана, который даже снял маску, чтобы получше рассмотреть пленника.

На миг Хоукмун ощутил в голове приступ острой боли, но она почти тут же прошла. Он взглянул на машину. Все краски ее поблекли, и ажурные паутинки сморщились. Поднеся руку ко лбу, пленник с ужасом обнаружил там нечто, чего не было никогда раньше. Нечто гладкое и твердое, что отныне стало частью его самого. Герцог содрогнулся от ужаса. Барон Калан встревоженно покосился на него.

— Ну как, выдержали? Я не сомневался в успехе. Вы ведь не сошли с ума?

— Нет, не сошел, — отозвался Хоукмун медленно. — Но я напуган.

— Со временем вы привыкнете к Камню.

— Значит, у меня в голове камень?

— Да, Черный Камень. Погодите.

Отвернувшись, Калан сдернул покрывало алого бархата, закрывавшее плоский кусок молочно-белого кварца овальной формы около двух футов в длину. На нем стали проступать размытые очертания, и вдруг Хоукмун увидел изображение барона Калана, который рассматривал кусок кварца. Экран в точности отображал все то, что видел перед собой Хоукмун. Стоило герцогу слегка повернуть голову, как соответствующим образом менялось изображение на экране.

— Работает. Это потрясающе! — в восторге бормотал Калан. — Камень видит все, что видите вы, дорогой герцог. Куда бы вы ни пошли и что бы ни сделали, нам сразу станет об этом известно.

Хоукмун попытался что-то сказать, но не смог. Дыхание его перехватило, и в груди что-то сжалось. Он вновь коснулся теплого камня, столь схожего с его плотью и столь чуждого ей.

— Что вы сделали со мной? — спросил он после долгого молчания. Голос его по-прежнему оставался бесстрастным.

— Нам было необходимо подстраховаться, — хихикнул Калан. — Сейчас у вас во лбу красуется часть живой машины, и стоит нам лишь пожелать, как вся ее энергия перейдет Черному Камню, тогда…

Хоукмун застыл:

— И что будет тогда?

— Камень разрушит ваш мозг, герцог Кельнский.

Барон Мелиадус Кройденский вел Дориана Хоукмуна сверкающими коридорами дворца; на поясе у герцога красовался меч. На нем были те же самые доспехи, что он носил в Кельнской битве. Коридоры понемногу расширялись, и вот наконец барон ввел Хо-укмуна в огромное помещение, скорее напоминавшее широкую городскую улицу. Вдоль стен выстроились воины в масках Ордена Богомола. Массивные двери, сложенные из мозаичных плит, преградили им путь.

— Тронный зал, — шепотом объявил барон. — Сейчас вы узрите перед собой короля-императора.

Двери начали медленно открываться. Тронный зал ослепил Хо-укмуна своим величием. Все вокруг сверкало и блестело, откуда-то слышалась музыка. С балконов, что рядами поднимались к куполообразному потолку, ниспадали пышные стяги пятисот самых благородных семей Гранбретании. Выстроившись вдоль стен и салютуя огнеметами, стояли солдаты Ордена Богомола в масках и черно-золотых доспехах. За ними толпились придворные. Сейчас все они с любопытством осматривали вошедших — барона Мелиадуса и герцога Хоукмуна.

На другом конце зала висело нечто странное, и Хоукмун поначалу никак не мог рассмотреть, что это такое. Он прищурился.

— Тронная Сфера, — шепотом пояснил Мелиадус. — Теперь следите за мной внимательно и повторяйте все мои движения.

С этими словами он двинулся вперед.

В зале царило настоящее буйство красок. Здесь было множество самых удивительных вещей, но Хоукмун не замечал ничего, ибо взор его был прикован к Сфере. Казавшиеся карликами в огромном тронном зале, Хоукмун с Мелиадусом размеренным шагом двигались вперед. Справа и слева от них в боковых галереях раздавались фанфары.

Подойдя чуть поближе, Хоукмун вскоре уже смог рассмотреть Тронную Сферу, и увиденное потрясло его. Сфера была заполнена молочно-белой жидкостью, которая слегка колыхалась. Временами казалось, будто на поверхности жидкости появляется радужное сияние, которое то исчезает, то возвращается вновь. В центре Сферы плавал невероятно древний старец с непропорционально крупной головой, который чем-то напомнил Хоукмуну человеческого зародыша. Кожа его была сморщенной, конечности почти атрофировались, но глаза… в глазах горела жизнь.

По примеру Мелиадуса, Хоукмун опустился перед Сферой на колени.

— Поднимитесь, — раздался голос.

Услышав его, Хоукмун вздрогнул. Голос доносился из Сферы, и это был звучный, мелодичный, полный жизни голос молодого человека, в самом расцвете сил и здоровья. На мгновение Хоукмун поразился — неужто это голос самого императора.

— Король-император, позвольте представить вам Дориана Хоукмуна, герцога Кельнского, которого я избрал для выполнения вашего задания. Помните ли, государь, я поделился с вами своим планом? — Мелиадус склонился в почтительном поклоне.

— Мы прилагаем немало усилий и изобретательности, чтобы заставить графа Брасса сотрудничать с нами, — прозвучал пленительный голос. — Мы во всем полагаемся на вас, барон Мелиадус.

— И имеете для этого все основания. Вам известны мои прежние заслуги, ваше величество, — Мелиадус вновь поклонился.

— Не забыли ли вы предупредить герцога, какое наказание неизбежно ждет его, если он вздумает пойти на предательство? — зловеще вопросил сладкозвучный голос. — Вы сказали ему, что мы способны уничтожить его, где бы он ни оказался?

Мелиадус кивнул.

— Он предупрежден обо всем, о могущественнейший император.

— А поведали ли вы ему, что камень в его черепе все видит и передает нам? — сладострастно спросил голос.

— Да, о благороднейший из монархов.

— И вы хорошо объяснили ему, барон, что стоит нам лишь заподозрить его в измене, — а сделать это будет очень просто, наблюдая за выражением лиц собеседников, — как мы тут же перенаправим в камень всю энергию машины? Сказали ли вы ему, что в этом случае камень разрушит его мозг и превратит его в жалкого безумца?

— Ему это известно, великий император.

Существо в Сфере тоненько захихикало.

— Взгляните на него, барон. По-моему, угроза безумия отнюдь не пугает нашего пленника. Вы уверены, что камень не успел подействовать на него?

— Это его обычное состояние, о бессмертный владыка. Глаза старца пристально уперлись в Дориана Хоукмуна:

— Герцог Кельнский, вы заключили сделку с бессмертным императором Гранбретании. Это был знак нашего милосердия — предложить нечто подобное одному из наших рабов. И вам надлежит служить нам верой и правдой, ежесекундно памятуя, что отныне судьба ваша связана с судьбой величайшей расы, когда-либо появлявшейся на этой планете. Наш интеллект и могущество дают нам право владычествовать над землей. И очень скоро этим правом мы воспользуемся в полной мере. Любой, кто поможет нам в достижении этой благородной цели, заслужит наше одобрение и благодарность. Так ступайте же, герцог Кельнский, и постарайтесь заслужить его.

Сморщенная головка повернулась, острый язычок высунулся изо рта и коснулся крошечного шарика, плавающего у стены Сферы. Сфера начала гаснуть, и вот уже в ней остался виден лишь неясный силуэт похожего на эмбрион тела императора, последнего и бессмертного отпрыска династии, основанной почти три тысячелетия назад.

— Помни о силе Черного Камня, — промолвил на прощание старец, и сверкающая Сфера превратилась в тусклый черный шар.

На этом аудиенция подошла к концу. Кланяясь, Мелиадус с Хоукмуном попятились к дверям, затем, развернувшись, покинули тронный зал. Однако ни барон, ни его повелитель не могли предвидеть всех последствий этой встречи. В истерзанном мозгу Хоукмуна в самых тайных глубинах его сознания зародилось неясное возбуждение. Возможно, причиной тому был Черный Камень.

Впрочем, возможно также, что Хоукмун наконец понемногу начал приходить в себя и вновь делаться прежним. Либо это было что-то совершенно новое и неожиданное. Возможно, это действовал на него Рунный Посох.

Глава 4 ДОРОГА В ЗАМОК БРАСС

Дориан Хоукмун вновь вернулся в подземную темницу, и прошло целых два дня, прежде чем он вновь увиделся с бароном Мелиадусом. Барон принес ему доспехи из черной кожи, сапоги, латные перчатки, тяжелый кожаный плащ с капюшоном, клинок и черную маску скалящегося волка. Очевидно, и одежда, и оружие некогда были предназначены для самого барона.

— Теперь о том, что вас ждет в замке, — начал Мелиадус. — Ваш рассказ должен показаться графу Брассу убедительным. Вы попали ко мне в плен, но какой-то раб помог вам бежать. Вы усыпили меня и переоделись в мою одежду. Прежде чем я успел придти в себя, под видом барона Мелиадуса вам удалось покинуть границы Гранбретании. В общем, не стоит слишком мудрить. Чем проще история, тем она правдоподобнее. Это не только объяснит, как вам удалось вырваться из плена, но и вызовет уважение у тех, кто меня ненавидит.

— Понимаю, — отозвался Хоукмун, рассматривая доспехи. — Но как мне объяснить про Черный Камень?

— Это может быть следствием некоего эксперимента. Однако вы спаслись бегством раньше, чем вам успели причинить серьезный вред. Постарайтесь быть как можно убедительнее, Хоукмун, от этого зависит ваша жизнь. Мы будем наблюдать за реакцией графа и в особенности за этим пронырливым Ноблио. Разумеется, разговора вашего мы не услышим, однако нам ведомо искусство чтения по губам. Если у нас возникнет хоть тень сомнения в вашей верности, то мы тут же дадим камню жизнь.

— Я понимаю, — вымолвил Хоукмун ровно. Мелиадус нахмурил брови:

— Без сомнения, они заметят, что с вами что-то неладно, но, надеюсь, отнесут это на счет тех несчастий, что вам довелось пережить в плену. Пожалуй, это заставит их проявить еще большую заботу и внимательность.

Хоукмун рассеянно кивнул. Мелиадус взглянул на него в упор.

— В какие-то моменты, Хоукмун, вы почти внушаете мне опасения, и все же я не сомневаюсь в вашей преданности. Черный Камень лучшая тому гарантия, — он усмехнулся. — Ну ладно, орнитоптер ждет вас. На нем вы доберетесь до Дю-Вера, это город на побережье. Итак, собирайтесь, дорогой герцог, и достойно послужите империи. Если вы исполните мое задание, ваши владения будут вновь принадлежать вам.

Орнитоптер стоял на лужайке у самого входа в подземную тюрьму. Он был сделан из меди, серебра и латуни в форме гигантского грифона, сидящего на мощных львиных лапах, со сложенными за спиной сорокафутовыми крыльями. Орнитоптер потрясал своей красотой. В маленькой кабине за орлиной головой восседал пилот в маске Ордена Ворона, к которому принадлежали все пилоты Гранбретании. Его руки в перчатках лежали на пульте управления, украшенном самоцветами.

С определенной долей опасения Хоукмун, затянутый в доспехи Мелиадуса, забрался в кабину и занял место за спиной пилота. Ему пришлось изрядно повозиться, прежде чем удалось сносно пристроиться на узком длинном сиденье, где никак не помещался его большой меч.

Едва он успел ухватиться за ребристые металлические бока машины, как пилот вдавил рычаг, и крылья, раскрывшись, захлопали по воздуху со странным, отдающимся в ушах, гулом. Задрожав, орнитоптер начал было валиться набок, однако пилот сумел быстро выровнять машину. Хоукмуну было известно, что полеты на этих аппаратах — дело довольно опасное, и во время битвы под Кельном ему не раз доводилось видеть, как они складывают крылья и камнем рушатся на землю. И все же, несмотря на все свои недостатки, орнитоптеры оставались основной силой Империи Мрака, и именно благодаря им она сумела так стремительно покорить всю Европу. Ни у одного другого государства не было подобного оружия.

С силой оттолкнувшись от земли, грифон взлетел. Крылья били по воздуху (жалкая пародия на летящую птицу), и машина поднималась все выше, пока наконец самые высокие башни Лондры не остались далеко внизу. Они направились на юго-восток. У Хоукмуна к горлу неожиданно подступила тошнота, ему стало тяжело дышать.

Летающее чудище вскоре миновало плотный слой облаков, и яркий солнечный свет, искрясь, заиграл на металлической чешуе.

В хрустальных глазах маски, закрывавшей лицо Хоукмуна, отражались тысячи крохотных радуг. Он закрыл веки.

Некоторое время спустя герцог ощутил, что орнитоптер снижается. Открыв глаза, он увидел, что их вновь окружают облака. Когда машина опустилась еще ниже, пред взором Хоукмуна предстали пепельно-серые поля, очертания небольшого городка и иссиня-лиловое море.

Неуклюже развернувшись, орнитоптер направился к большому плоскому камню, возвышавшемуся в центре города. Там он приземлился, неистово хлопая крыльями и сильно ударившись о каменную плиту, и, наконец, замер. Пилот дал знак вылезать наружу. Герцог выбрался из машины и, неуверенно держась на ногах, принялся разминать затекшее тело. Еще несколько орнитоптеров стояли на площадке. В этот момент один из них взлетел, и Хоукмуна едва не сбил сильный порыв ветра от взмахов крыльев.

— Дю-Вер, — объявил пилот, закрывая кабину. — Этот город принадлежит нашим воздушным силам, хотя в его гавань заходят также военные корабли.

В каменной плите Хоукмун внезапно обнаружил круглый люк. Остановившись у него, пилот несколько раз ударил по стальной крышке. Это был условный сигнал. Немного погодя крышка ушла вниз, показалась каменная лестница, и они стали спускаться. В проходе было темно и мрачно.

Наконец они выбрались на мощеную булыжником улицу, которая тянулась между большими квадратными зданиями. Казалось, весь город наводнен солдатами. Здесь можно было встретить летчиков в масках Воронов, матросов с военных кораблей в масках Рыб или Морских Змей, пехотинцев и кавалеристов в самых разнообразных личинах: Вепря, Волка, Черепа, Богомола, Быка, Собаки, Козла и многих других. Мечи ударяли по ногам, закованным в латы, бились об огнеметы, и повсюду слышался звон боевых доспехов.

Сперва Хоукмун никак не мог понять, почему, когда он пробирается сквозь толпу, все с таким почтением расступаются перед ним, но затем вспомнил, что на нем доспехи барона Мелиадуса. У ворот города Хоукмуна уже ждала приготовленная для него лошадь. К ее седлу были приторочены туго набитые сумки. Герцога заранее предупредили, какой дорогой ему надлежит ехать. Вскочив в седло, он направился к морю.

Облака вскоре рассеялись, пропуская солнечные лучи, и взору Дориана Хоукмуна впервые предстал Серебряный мост. Прекрасный и невероятно хрупкий на вид, мост сверкал на солнце и изящной дугой уходил за горизонт. В ширину он имел почти четверть мили. Ограждением служили сложные переплетения тончайших серебряных тросов, которые поддерживали многочисленные пилоны.

На мосту царило оживленное движение. Хоукмун увидел кареты, настолько изысканные, что невозможно было поверить в то, что они вообще способны передвигаться; эскадроны кавалеристов (лошади были в таких же пышных и красивых доспехах, как всадники); батальоны пехоты, марширующие с невероятной четкостью; торговые караваны; вьючных животных, груженных тюками со всевозможными товарами, — здесь были меха, шелка, фрукты, овощи, сундуки со всяческим скарбом, канделябры, подсвечники, кровати, мебельные гарнитуры и многое другое. И почти все, как догадался Хоукмун, было награблено в странах, завоеванных войсками Империи Мрака.

Видел он также и военную технику — машины из стали и меди, некоторые из них были оснащены страшными острыми шипами для разрушения стен, напоминающими птичьи клювы, другие — вышками для ведения осады, третьи — длинными балками для метания ядер и камней. Рядом с машинами шествовали их создатели в масках Крота, Барсука и Хорька — инженеры Империи Мрака. Отчасти, благодаря могучему телосложению и крупным рукам, они походили на собственные детища. Но по сравнению с величием Серебряного моста, который, подобно орнитоптерам, считался одной из главных причин столь стремительных побед Гранбретании, все они казались лишь жалкими пигмеями.

Стражу у моста был отдан приказ пропустить Хоукмуна, так что герцог беспрепятственно въехал на вибрирующий от движения транспорта мост. Копыта лошади звонко зацокали по металлу. Вблизи мост несколько терял в своем великолепии. Проезжая часть была испещрена выбоинами и царапинами. То тут, то там виднелись кучи конского навоза, грязное тряпье, солома и прочий мусор. Конечно, невозможно было поддерживать столь оживленную магистраль в идеальной чистоте, и все же, так или иначе, загаженный мост в какой-то мере был символом истинной сущности этой странной империи, именуемой Гранбретанией.

Перебравшись по Серебряному мосту на другой берег, Хоукмун направился вглубь материка. Туда, где располагался недавно павший под натиском имперской мощи хрустальный город Парис. Там он собирался немного передохнуть. Однако до хрустального города был целый день езды, и потому он решил не останавливаться в Карли, ближайшем от моста городе, а подыскать какую-нибудь деревушку и уже утром отправиться дальше. Ближе к вечеру он въехал в небольшое селение с милыми аккуратными домиками и садами. Повсюду виднелись следы недавнего сражения, над деревушкой повисла тревожная тишина. Добравшись до постоялого двора, Хоукмун обнаружил, что двери заперты, спешился и забарабанил кулаком. Несколько минут спустя заскрипел засов, и в дверях показалось детское личико. Ребенок испугался при виде маски Волка. Неохотно распахнув дверь, он все же впустил Хоукмуна. Тот вошел в дом и поспешил снять маску, чтобы успокоить ребенка. Он даже попробовал улыбнуться, но поскольку давно забыл, как это делается, гримаса вышла несколько натянутой. Мальчик, похоже, принял это за знак неудовольствия и отпрянул, ожидая удара.

— Я тебе ничего плохого не сделаю, — промолвил Хоукмун. — Просто присмотри за моей лошадью, приготовь постель и дай мне поесть, я уеду на рассвете.

— Господин, у нас только самая простая пища, — чуть приободрившись, пробормотал мальчик в ответ.

За долгие годы нескончаемых войн люди в Европе уже привыкли ко всему, и, по сути, нашествие гранбретанцев не принесло им ничего нового. Однако свирепость завоевателей оказалась для них неожиданностью, и было совершенно ясно, что ребенок боится и ненавидит Хоукмуна, не ожидая от него даже самой обычной справедливости.

— Я неприхотлив. Принеси, что есть. Мне нужно лишь утолить голод и выспаться.

— Господин, у нас все забрали. Если мы… Хоукмун жестом прервал его:

— Меня это не интересует, дитя. Я жду.

Он обвел взглядом комнату и в углу заметил двух старцев, которые что-то пили из больших кружек. Они старательно избегали встретиться взглядом с вновь пришедшим. Подойдя к маленькому столику в центре зала, герцог скинул плащ и перчатки, затем тяжело опустился на стул.

Маску Волка он положил на пол, у ножки стула, что для лорда Империи Мрака было весьма необычно. Он заметил устремленные на него взгляды мужчин, затем услышал, как они принялись возбужденно перешептываться, и понял, что люди увидели Черный Камень. Мальчик принес кружку разбавленного эля и несколько жалких кусочков жареной свинины. Похоже, ничего лучшего у них действительно не имелось. Отужинав, Хоукмун велел, чтобы его проводили в комнату. Оставшись один, он скинул доспехи, умылся, забрался под грубое покрывало и вскоре погрузился в сон. Ночью что-то разбудило его, и, толком не понимая, что делает, он выбрался из постели и глянул в окно. Ему показалось, что в лунном свете вырисовывается темная фигура всадника. Это был воин, с ног до головы закованный в латы. Забрало шлема закрывало его лицо. Хоукму-ну показалось, он заметил золотистый блеск и что-то черное на доспехах незнакомца. Затем, развернув коня, воин исчез.

Терзаемый недобрыми предчувствиями, Хоукмун вернулся в постель, и сон тут же принял его в свои объятия, а поутру герцог никак не мог решить, приснился ему этот воин или нет. С момента своего пленения Хоукмун ни разу не видел снов. Слабая искорка любопытства заставила его призадуматься, пока он одевался, но уже к тому времени, как он спустился в зал для завтрака, все эти мысли выветрились из памяти.

До Париса Хоукмун добрался только к вечеру. Хрустальный город, выстроенный из чистейшего кварца, был залит светом, и кругом стоял звон стеклянных украшений, которыми жители Париса щедро украшали свои дома, городские здания и памятники. Город был настолько прекрасен, что даже полководцы Империи Мрака не осмелились разрушить его и предпочли стремительному штурму долгую многомесячную осаду.

И все же следы нового правления были заметны повсюду, начиная с важно расхаживающих по улицам воинов и перепуганных местных жителей, и заканчивая боевыми стягами, что развевались на домах, принадлежавших некогда знатным семействам города. Сейчас здесь красовались знамена Йорика Нанкенсена, магистра Ордена Мухи, Адаза Промпа, магистра Ордена Пса, Мигеля Хольста, эрцгерцога Лондры, и Азровака Микосеваара, наемника из Московии, командира Легиона Стервятников, предателя и убийцы, который служил Гранбретании уже тогда, когда планы завоевания Европы были пока лишь на бумаге. Этот безумный московит был под стать своим хозяевам. Знаменитое знамя наемника с вышитым на нем алыми шелковыми нитями лозунгом «Смерть во имя жизни» вселяло ужас в сердца его врагов. Хоукмун решил, что, должно быть, Азровак Микосеваар ныне отдыхает в хрустальном городе. Трупы притягивали московита как розы — пчел, и он всегда старался оказаться в самой гуще сражения.

Закат солнца словно залил кровью городские улицы, и Хоукмун, слишком утомленный, чтобы продолжать путь, был вынужден остановиться в гостинице, о которой говорил ему Мелиадус, и провести там ночь. Он пробудился к полудню и, позавтракав, двинулся дальше. Позади осталась лишь половина пути.

Наступление империи остановилось за городом Лионсом, но сама дорога казалась там дорогой в ад. По обочинам высились деревянные кресты и виселицы, на которых висели мужчины и женщины, дети и даже, вероятно, для забавы, домашние животные — кошки, собаки, кролики. Можно было видеть людей, распятых целыми семьями — от крошечных младенцев до дряхлых стариков.

Лошадь Хоукмуна по лионской дороге едва переставляла ноги, и запах тления жег герцогу ноздри и мутил рассудок. Огонь уничтожил города и деревни, превратил поля и леса в пепелище. Воздух был тяжелым от гари и смрада. Уделом людей, выживших в этом кошмаре, независимо от прежних заслуг и званий, стало нищенство. Правда, молодые женщины могли еще сделаться шлюхами, а мужчины, пав на колени, принести клятву верности королю-императору.

И если чуть раньше в душе у Хоукмуна вспыхнули искры любопытства, точно так же сейчас он ощутил слабое чувство отвращения. В маске Волка никто не осмеливался остановить его по дороге к Лионсу, никто не задавал ему вопросов. Солдаты Ордена Волка воевали в основном на севере, и потому Хоукмун чувствовал себя относительно спокойно, не опасаясь, что кому-нибудь из «собратьев» вздумается обратиться к нему на тайном орденском языке. За Ли-онсом дорогу патрулировали отряды гранбретанцев, и Хоукмун решил не рисковать и свернул в чистое поле. Убрав маску в одну из опустевших седельных сумок, он стремительно поскакал вперед. Теперь он очутился на свободной земле, где даже воздух казался ему поразительно свежим и душистым, и все же даже здесь ощущался затаенный страх… Страх перед грядущим.

В городе Валенсе, где жители еще только готовились дать отпор войскам Империи Мрака, многословно обсуждая стратегию и строя несбыточные планы, Хоукмун получил возможность проверить, достаточно ли достоверно звучит его рассказ.

— Мое имя Дориан Хоукмун Кельнский, — объявил он капитану, когда его проводили на переполненный постоялый двор.

Поставив ногу на большую деревянную скамью, капитан вперился в него взглядом.

— Герцога Кельнского захватили в плен гранбретанцы и, должно быть, давно уже казнили, — объявил он. — По-моему, ты шпион.

Спорить Хоукмун не стал. Он поведал историю, придуманную Мелиадусом, описал свой плен и побег, и странный тон его голоса убедил капитана в правдивости рассказа куда больше, чем сама история. Затем через толпу, выкрикивая имя Хоукмуна, пробрался какой-то мужчина в разодранной кольчуге. Обернувшись, Хоукмун узнал эмблему на плаще воина. То был герб Кельна. Это оказался один из немногих солдат, уцелевших в последнем сражении. Он поведал капитану и всем собравшимся о Хоукмуне, расписав яркими красками его отвагу и воинское искусство, так что в тот вечер Дориан Хоукмун был провозглашен в Валенсе истинным героем.

Ночью, пока народ праздновал его возвращение, Хоукмун поведал графу, что направляется в Камарг, в надежде, что ему удастся убедить графа Брасса возглавить поход против империи. Капитан лишь покачал головой в ответ.

— Граф Брасс не желает принимать в этом участия, — промолвил он. — Впрочем, возможно, вас он согласится выслушать. Надеюсь, дорогой герцог, удача будет на вашей стороне.

Хоукмун покинул Валенс на следующее утро и направился к югу. Навстречу ему с суровыми лицами шли и ехали воины, готовые сразиться с Империей Мрака.

Чем ближе оказывался Хоукмун к цели своего путешествия, тем сильнее дул ветер. И вот, наконец, взору его предстали знаменитые болота Камарга. В заводях поблескивала вода, и камыш склонялся под порывами мистраля.

Он подъехал к одной из высоких старинных сторожевых башен и, завидев вспышки гелиографа, понял, что в замке Брасс узнают о прибытии гостя задолго до того, как он туда доберется. Лошадь не спеша продвигалась по петляющим болотным тропам, и Хоукмун, крепко держась в седле, безучастно разглядывал красоты Камарга. Рябь бежала по болотной воде, птицы парили в бесцветном тусклом небе.

У замка Брасс Хоукмун оказался в сумерках, и вид террас и изящных башенок, четко вырисовывавшихся на фоне предзакатного неба, не вызвал в его сердце никаких особых чувств.

Глава 5 ВОСКРЕШЕНИЕ

Вновь наполнив вином кубок Дориана Хоукмуна, граф Брасс негромко обратился к гостю:

— Прошу вас, продолжайте, милорд.

Вот уже второй раз Хоукмун повторял свою историю. В парадном замке графа Брасса его собрались послушать сам граф, прелестная Иссельда, молчаливый Ноблио и фон Виллах, который то и дело приглаживал усы и хмуро пялился в огонь.

— …Вот почему, граф Брасс, я отправился искать помощи в Камарге, зная, что только здесь могу оказаться в безопасности, — закончил свое повествование Дориан Хоукмун.

— Вы здесь желанный гость, — объявил граф. — Но неужели, кроме, убежища вам более ничего не нужно?

— Ничего.

— И вы не просите, чтобы мы выступили против Гранбретании! — воскликнул Ноблио.

— Я сам сделал эту ошибку и слишком дорого заплатил за нее, чтобы теперь уговаривать и других впустую рискнуть жизнью, — отозвался Хоукмун.

Вид у Иссельды был разочарованный. Судя по всему, большинство собравшихся в зале, если не считать мудрого графа, желали войны с Гранбретанией. Возможно, при этом они преследовали разные цели. Иссельда, скорее всего, надеялась отомстить Мелиадусу. Ноблио исходил из абстрактного желания уничтожить мировое зло, а фон Виллах просто желал поразмяться и помахать мечом, как в старые добрые времена.

— Вот и прекрасно, — воскликнул граф. — Ибо все эти бесчисленные просьбы утомили меня. Ну, а сейчас… у вас очень усталый вид, милорд, а мы своими расспросами, боюсь, замучили вас окончательно. Пойдемте, я покажу вам ваши покои.

Итак, все прошло успешно. Однако Хоукмуну обман не доставил никакого удовольствия. Он лгал лишь потому, что ему было приказано это сделать. Граф провел Хоукмуна в отведенные ему апартаменты. Там была спальня, ванная комната и небольшой кабинет.

— Надеюсь, вам здесь будет удобно, дорогой герцог.

— Конечно, — просто ответил Хоукмун.

Граф уже собрался было уйти, но остановился в дверях.

— Этот камень у вас во лбу… — медленно произнес он. — Вы говорите, Мелиадус не успел завершить свой эксперимент?

— Именно так.

— Понимаю, — граф задумчиво уставился в пол. — Возможно, если вас это беспокоит, я сумел бы помочь вам удалить его…

— Нет, благодарю вас, это ни к чему, — отозвался Хоукмун.

— Ясно, — с этими словами граф вышел из комнаты.

Ночью Хоукмун неожиданно пробудился. Нечто подобное произошло с ним несколько дней назад в деревенском трактире. Ему вновь показалось, что он видит в комнате человека — того самого воина, закованного в черные с золотом доспехи, но в тот же миг его отяжелевшие от сна веки сомкнулись, а когда он вновь распахнул глаза, в комнате никого не было.

В душе Хоукмуна зародилось странное противоречие — возможно, противоречие между человеколюбием и его отсутствием или между совестью и отсутствием ее, если, конечно, подобное противоречие вообще может существовать.

Впрочем, что бы ни послужило тому причиной, несомненно было одно — характер Хоукмуна вновь начал меняться. Разумеется, это был уже не тот Дориан Хоукмун, что так отважно сражался в битве при Кельне, однако и не тот, что, впав в состояние апатии, готов был сгинуть в зловонном подземелье Лондры, но совершенно новый, словно рожденный заново человек.

Однако признаки этого перерождения пока еще оставались едва заметны и нуждались в своего рода толчке, как, впрочем, и в определенном окружении.

Тем не менее, ранним утром Хоукмун проснулся с одной-единственной мыслью — как бы поскорее похитить Иссельду и вернуться в Гранбретанию, чтобы там избавиться от Черного Камня и получить обратно во владение земли своих предков.

В коридоре он встретился с Ноблио.

— Доброе утро, дражайший герцог, — приветствовал его философ, взяв гостя под руку. — Не пожелаете ли вы немного рассказать мне о Лон-дре? Я много путешествовал, однако таммне побывать не доводилось.

Хоукмун обернулся и взглянул на него, прекрасно осознавая, что сейчас владыки Гранбретании видят лицо поэта. Однако в глазах Ноблио читался неподдельный интерес, и Хоукмун решил, что в просьбе философа не содержится ничего, кроме обычного человеческого любопытства.

— Это огромный сумрачный город, — ответил Хоукмун. — Загадочная архитектура и множество всяких сложностей.

— А его дух? Истинный дух Лондры, каково ваше впечатление о нем?

— Мощь, — объявил Хоукмун. — Уверенность в своих силах.

— Безумие?

— Боюсь, перед вами не тот человек, который способен определить, что безумно, а что нет, господин Ноблио. Впрочем, сдается, вы и меня самого находите довольно странным, не правда ли?

Подобный поворот разговора застиг Ноблио врасплох, и он удивленно покосился на Хоукмуна.

— Ну… почему вы об этом спрашиваете?

— Потому что ваши вопросы кажутся мне совершенно лишенными смысла. Поверьте, я не желаю вас обидеть, — Хоукмун потер подбородок, — но я и вправду нахожу их совершенно абсурдными.

По широкой лестнице они начали спускаться в парадный зал, где уже был накрыт стол для завтрака и где старый фон Виллах уже перекладывал себе на тарелку большой кусок жареного мяса с подноса, принесенного слугой.

— В чем смысл? — пробормотал Ноблио. — Вы не знаете, что такое безумие, мне неведомо, что есть смысл.

— Мне нечего вам сказать, — промолвил Хоукмун.

— Вы замкнулись в себе. Это и неудивительно, столько всего вынести, — с сочувствием в голосе промолвил Ноблио. — Подобное случается. Словно что-то отмирает в душе. Сейчас все, что вам нужно, это хорошая пища и приятное общество. Вы правильно сделали, что приехали именно сюда, в замок Брасс. Возможно, вас послало само провидение.

Хоукмун выслушал философа без всякого интереса, пристально наблюдая за Иссельдой, которая как раз спускалась по противоположной лестнице и улыбалась гостям.

— Хорошо ли вы отдохнули, герцог? — спросила она. Не дав Хоукмуну ответить, Ноблио произнес:

— Ему пришлось куда хуже, чем мы предполагали, и мне думается, нашему гостю понадобится не меньше двух недель, чтобы полностью прийти в себя.

— Не желаете ли присоединиться ко мне нынче утром, милорд? — предложила Иссельда. — Я покажу вам сад. Он восхитителен даже среди зимы.

— С радостью, — ответил Хоукмун.

Ноблио улыбнулся, ибо понял, что страдания Хоукмуна тронули пылкое сердце Иссельды. Кроме того, подумал он, для герцога не может быть лучшего лекарства, чем живое внимание милой сострадательной девушки.

Они не торопясь гуляли по террасам сада. Здесь росли вечнозеленые растения, зимние цветы и овощи. Небо было ясным, ярко светило солнце. От холодного ветра их защищали теплые меховые плащи. Они любовались крышами городских зданий, повсюду царили тишина и покой. Иссельда, взяв Хоукмуна под руку, весело щебетала, не ожидая ответа от своего красивого, неизменно печального спутника. Поначалу, правда, Черный Камень несколько смущал ее, но затем она решила, что это украшение мало чем отличается от диадемы из самоцветов, под которую она порой убирает волосы.

Юная душа Иссельды страстно жаждала любви, и чувства, разбуженные в ней бароном Мелиадусом, искали выхода. Иссельда рада была предложить свою любовь этому сумрачному суровому герою Кельна в надежде, что это поможет залечить его душевные раны.

Она заметила, что неподдельный интерес вспыхивает в глазах герцога, лишь когда она заговаривает о его родных краях.

— Расскажите мне о Кельне, — попросила она. — Не о том, какой он сейчас, а о том, каким он был прежде или каким станет в один прекрасный день.

Слова ее напомнили Хоукмуну об обещании Мелиадуса. Отвернувшись от девушки, он, скрестив руки на груди, молча уставился в чистое зимнее небо.

— Кельн, — повторила она чуть слышно. — Он похож на Камарг?

— Нет, — герцог посмотрел на крыши домов далеко внизу. — Нет, Камарг — дикий край, и всегда был таким. В Кельне же во всем чувствуется заботливая рука человека. Возделанные поля, каналы, узкие петляющие дороги, фермы, деревни. Кельн — это маленькая страна, где тучные коровы и откормленные овцы пасутся на заливных лугах с мягкой и сочной травой, дающей приют кроликам и полевым мышам среди стогов душистого сена. В Кельне живут добрые скромные люди, они очень любят детей. Дома там старые и такие же простые, как их хозяева. В Кельне не было ничего мрачного, пока туда не явились гранбретанцы. Словно обрушилась лавина огня и стали. Империя Мрака оставила на плоти Кельна свой след, как шрам от меча и пламени факела.

Хоукмун вздохнул и с печалью продолжил:

— Огонь и меч вместо бороны и плуга. — Обернувшись, он посмотрел на девушку. — Изгороди пошли на изготовление крестов и виселиц, трупы животных заполнили каналы и отравили земли, камни домов превратились в снаряды для катапульт, а людям пришлось или стать солдатами, или погибнуть. Другого выбора им не оставили.

Иссельда тронула его за плечо:

— Вы говорите об этом, словно о чем-то давно минувшем. Огонь вновь погас в его глазах.

— Все верно, так оно и есть. Это словно давнишний сон. И сейчас он мало что для меня значит.

Однако Иссельда чувствовала, что отыскала способ проникнуть в его душу и помочь ему.

А Хоукмун вспомнил, чего может лишиться, если вовремя не доставит девушку владыкам Гранбретании, и с готовностью принял ее участие, хотя по совершенно иным причинам, нежели она себе воображала.

Во дворе их встретил граф. Он осматривал старую лошадь и беседовал с конюхом.

— Она уже отслужила свое, — пояснил граф. — Пусть теперь пасется на травке.

Затем он подошел к дочери и Хоукмуну.

— Господин Ноблио сказал мне, что вы слабее, чем мы думали, — обратился он к Хоукмуну. — Можете оставаться в замке Брасс, сколько вам будет угодно. Надеюсь, Иссельда не слишком утомила вас беседой.

— Нет, что вы. Я отдыхаю, прогуливаясь с ней.

— Вот и прекрасно. Вечером у нас будет небольшой праздник. Я попросил Ноблио почитать нам что-нибудь из его последних сочинений. Он обещал подыскать нечто легкое и остроумное. Надеюсь, вам это доставит удовольствие.

Хоукмуну почудилось, будто граф смотрит на него с каким-то особым вниманием. Неужто он догадался о цели его приезда? Брасс славился своим умом и проницательностью. Но если уж сам барон Калан не смог разобраться в герцоге, то, несомненно, и графу это окажется не по силам. Хоукмун решил, что нет причин для опасений, и позволил Иссельде увести себя в замок.

В тот вечер был устроен торжественный ужин, и граф не поскупился на угощение. За столом собрались самые почтенные граждане Камарга, несколько самых известных скотоводов и тореадоров, в том числе и вполне оправившийся от ранений Мэтан Джаст, которого граф год назад спас на корриде.

Дичь и рыба, несколько сортов мяса, всевозможные овощи, разнообразные напитки, эль и множество превосходных соусов и гарниров — все это было выставлено на длинном широком столе. Дориан Хоукмун сидел по правую руку от графа. По левую восседал Мэтан Джаст, победитель в последней корриде. Джаст преклонялся перед графом и так благоговел перед ним, что тому порой делалось неловко. Рядом с Хоукмуном сидела Иссельда, а напротив нее — Ноблио. На другом конце стола расположился одетый в пышные меха старый Зонзак Элькарэ, знаменитый скотовод Камарга. Он много ел и часто смеялся. Рядом с ним сидел фон Виллах, и оба почтенных мужа казались весьма довольными друг другом.

Пиршество близилось к концу, сластям, конфетам и знаменитому камаргскому сыру воздали должное, и перед каждым гостем поставили по три кувшина с разными винами, небольшой бочонок эля и вместительный кубок. Перед Иссельдой стоял лишь один кувшин и маленький бокал, хотя за ужином она пила не меньше мужчин.

Вино помогло Хоукмуну немного расслабиться, и он стал даже чуть более оживленным. Раз или два на губах его появилась улыбка, и если уж он и не отвечал на чужие шутки, то хотя бы не подавлял гостей своим мрачным выражением лица.

— Ноблио, — раздался голос графа. — Вы обещали нам балладу! Ноблио с улыбкой поднялся с места. Лицо его, как и у остальных пирующих, раскраснелось от вина и обильного угощения.

— Баллада называется «Порицание лести». Надеюсь, она вас позабавит.

С этими словами он принялся читать:

Чтоб воспеть улыбку милой, Жемчуг песнопевцу нужен: Как же он прославит зубки, Не упомянув жемчужин? А вот зубы коренные, Не в пример передним, нищи, Хоть на них лежит забота Пережевьсванья пищи. В мадригалах и сонетах Непременнейшие гости — Перламутровые ушки, Носики слоновой кости. Чем же провинились локти, Что о них молчат поэты?…

Граф Брасс с улыбкой следил за серьезным выражением на лице Ноблио, который с большим чувством читал свое творение, щедро разукрашенное напыщенными выражениями и сложными рифмами. Оглянувшись по сторонам, Хоукмун увидел, что некоторые гости удивлены, другие, уже изрядно опьяневшие, довольно улыбаются. Сам он оставался бесстрастен. Иссельда, наклонившись к нему, что-то прошептала, но он не расслышал ее слов.

Челюсти, виски и скулы Тоже вовсе не воспеты. В виршах множество сравнений Для слезинок вые найдете, Но не сыщете полслова О слюне и о мокроте. Если дева плачет — бисер И роса идут тут в дело; Ну, а что мне надо вспомнить, Если милая вспотела?…

— Что это он несет? — пробурчал фон Виллах.

— Речь идет о давно минувших временах, — прошептал в ответ Зонзак Элькарэ. — Еще до Тысячелетия Ужаса.

— Я бы предпочел военную песню.

Зонзак Элькарэ жестом попросил его не шуметь, и Ноблио продолжил:

Кудри — золото, но если, Веря стихотворной справке, Локон я подам меняле, Выгонят меня из лавки. Были женщины из мяса И костей; теперь поэты Видят розы в них и маки, Лилии и первоцветы. Эх, зеленщики-поэты! Женщинам вы не польстили, Прелести их воспевая… В этом травянистом стиле.

Слов поэмы Хоукмун почти не разбирал, однако ритм стиха странным образом воздействовал на него. Сперва он решил, будто это вино, но потом понял, что мозг его временами словно начинает пульсировать, и давно забытые чувства пробуждаются в душе. Он покачнулся на стуле.

Пристально покосившись на Хоукмуна, Ноблио продолжил чтение, сопровождая слова выразительными жестами:

Нет, с кораллом целоваться Было б делом невеселым, Так же, как лобзать гвоздики Сладостно лишь разве пчелам. Очи зарятся на деньги, А уста подарков просят, И, однако виршеплеты Без конца их превозносят.

— Вам дурно, милорд? — наклонившись к Хоукмуну, обеспокоенно спросила Иссельда.

— Нет, спасибо, со мной все в порядке.

Он обеспокоился, не прогневал ли чем-нибудь владык Гранбретании и не дали ли они жизнь Черному Камню. Все плыло у него перед глазами…

А ведь есть тихони-бедра, Есть бессребреницы-ляжки, Коим не присущи зависть И спесивые замашки. Вот кому за бескорыстье Посвящать должны поэты Оды, стансы, и канцоны, И романсы, и сонеты.

Теперь перед глазами Хоукмуна стояла только фигура и лицо Ноблио. Он не слышал ничего, кроме ритма и рифм поэмы. Их очарование поражало его. Даже если предположить, будто Ноблио действительно решил околдовать его… Но непонятно, зачем это могло ему понадобиться…

А рубинам ненасытным И сапфирам завидущим Лишь презренье вместо гимнов Пусть достанется в грядущем. Алчные уста, о коих Приторный несете вздор вы, Называть бы надлежало Устьями бездонной прорвы.

У Хоукмуна вырвался судорожный вздох, как у человека, неожиданно угодившего в ледяную воду. Иссельда коснулась рукой его мокрого от пота лба. В ласковых глазах ее читалась тревога.

— Милорд…

Хоукмун смотрел на Ноблио, словно завороженный… Сидевший напротив фон Виллах ударил кубком по столу.

— Полностью согласен. Почему бы лучше не прочесть «Битву в горах»? Это прекрасное…

Глазки, в коих блещет жадность, Это язва моровая, Зубки, рвущие добычу, — Хищная воронья стая. Разорительны прически, Так что волосы…

Хоукмун смутно ощущал прикосновение Иссельды, но ее слова звучали для него пустым звуком. Не отрываясь, он смотрел на Ноблио и слышал только его. Бокал выпал из руки герцога. Ему стало дурно, но граф Брасс, сидевший рядом, даже не пошевельнулся, чтобы прийти ему на помощь. Он взглянул сперва на Хоукмуна, затем на Ноблио, и в глазах его мелькнула едва уловимая насмешка…

Даже черные, как сажа, Могут зваться золотыми. Знай: слагая гимны зубкам, Не вкусишь ты жизни мирной, Тощей стервой поперхнешься Или будешь съеден жирной.

Вскочив на ноги, Хоукмун попытался что-то сказать Ноблио, но тут же рухнул на стол, опрокинув бокал.

— Он что, пьян? — с нескрываемым презрением вопросил фон Виллах.

— Ему дурно! — вскричала Иссельда. — Он болен!

— Не думаю, что он пьян, — промолвил граф, склоняясь над телом Хоукмуна и приподнимая ему веко. — Однако вне всяких сомнений, он лишился чувств.

Взглянув на Ноблио, он улыбнулся, и философ, пожав плечами, также ответил ему улыбкой.

— Полагаю, граф, для вас в этом не было неожиданности, — заметил он.

Хоукмун всю ночь провалялся в беспамятстве и пришел в себя лишь под утро. Первым, кого он увидел, был Ноблио, склонившийся над ним. Как видно, в замке тот исполнял также функции лекаря. Чем был вызван обморок, Хоукмун не знал. То ли причиной было вино, то ли Черный Камень, то ли поэма Ноблио. Как бы то ни было, чувствовал он себя хуже некуда.

— У вас жар, дорогой герцог, — негромко сказал ему Ноблио. — Но мы вас вылечим, не тревожьтесь.

Затем в комнату вошла Иссельда и присела на краешек постели. Она улыбнулась Хоукмуну.

— Ноблио говорит, что все будет в порядке. Я стану ухаживать за вами, и вы вскоре поправитесь.

При взгляде на нее волна давно забытых чувств всколыхнулась в сердце Хоукмуна.

— Леди Иссельда…

— Что, милорд?

— Я… благодарю вас…

Он обвел комнату смущенным взором и внезапно за спиной услышал голос графа:

— Ничего больше не говорите. Отдыхайте. Следите за своими мыслями и постарайтесь немного поспать.

Иссельда поднесла бокал к губам герцога, он выпил прохладную жидкость и вскоре вновь заснул.

Жар прошел на следующий день, но Дориан Хоукмун по-прежнему пребывал в каком-то странном оцепенении, словно все внутри у него онемело. Он даже подумал, не дали ли ему какого-то наркотического зелья.

После завтрака к нему подошла Иссельда, немного поболтала о погоде и спросила, не хочет ли он выйти с ней погулять. Потерев лоб, Хоукмун ощутил под рукой пугающее тепло Черного Камня и с тревогой опустил руку.

— Вам по-прежнему нездоровится, дорогой герцог? — спросила его Иссельда.

— Нет… Я просто… — Хоукмун вздохнул. — Не знаю… со мной творится что-то неладное.

— Свежий воздух пойдет вам на пользу. Хоукмун покорно поднялся…

В воздухе витали чудные ароматы. Кусты и деревья резко очерчивались на фоне яркого зимнего неба.

Прикосновение руки девушки всколыхнуло давно умершие чувства. Это было столь же прекрасно, как дуновение ветерка или вид зимнего сада, и в то же время он не мог отделаться от страха, страха перед Черным Камнем, ибо ни на миг не сомневался, что камень уничтожит его, стоит только тем чувствам, что зарождались сейчас в его сердце, хоть чем-то ненароком выдать себя. Кроме того, Хоукмуна не покидало подозрение, будто граф Брасс и остальные что-то от него скрывают и, по-видимому, догадываются о цели его приезда. Он мог бы прямо сейчас схватить девушку, выкрасть лошадь и, возможно, сумел бы бежать из Камарга. Герцог взглянул на Иссельду. Она ответила ему любезной улыбкой.

— Ну как, милорд, вам лучше?

Он смотрел на нее, не отрываясь, и в душе его бушевали противоречивые чувства.

— Лучше? — переспросил он хрипло. — Честное слово, не уверен…

— Вы утомлены?

— Нет.

У Хоукмуна внезапно заболела голова, и он вновь испугался. Он протянул руку к девушке. Думая, что ему вновь стало не по себе, Иссельда попыталась его поддержать. Руки герцога опустились. Он ничего не мог с собой поделать.

— Вы слишком добры ко мне, — выдавил он.

— Вы странный человек, — промолвила она, словно сама в себе. — И очень несчастный.

— Это верно…

Отстранившись от нее, он зашагал по тропинке к краю террасы. Могут ли владыки империи догадываться о том, что творится в его сердце? Едва ли. Но с другой стороны, они слишком подозрительны. Если им почудится неладное, они способны в любой миг дать камню жизнь. Глубоко вздохнув, он набрал в легкие морозного воздуха и расправил плечи, вспоминая, что сказал граф Брасс накануне утром. «Следите за своими мыслями»… Голова заболела еще сильнее. Он вернулся к Иссельде.

— Полагаю, нам следует пойти обратно в замок.

В ответ она кивнула, взяла его под руку, и они вместе пошли по дорожке.

Хозяин замка встретил их в парадном зале. На лице его не было ничего, кроме дружеского участия, так что, судя по всему, подозрения Хоукмуна оказывались совершенно беспочвенными, но может статься, подумалось ему, все дело в том, что граф Брасс догадывается о природе Черного Камня, но старается не выказать этого, дабы обмануть и сам камень, и владык Темной Империи.

— Герцог еще не вполне здоров, — промолвила Иссельда.

— Какая досада, — ответил граф. — Вы в чем-нибудь нуждаетесь, милорд?

— Нет, — поспешил ответить Хоукмун, — мне ничего не нужно. Благодарю.

Направляясь к лестнице, он старался ступать твердо и уверенно. Иссельда шла рядом, поддерживая его под руку. У дверей в свои покои он остановился и взглянул на нее. В широко раскрытых глазах девушки читалось искреннее сочувствие. Она подняла свою нежную руку и на миг коснулась его щеки. От этого прикосновения Хоукмуна бросило в дрожь, и он глубоко вздохнул. Затем она повернулась и проворно бросилась прочь по лестнице.

Войдя в свои апартаменты, Хоукмун рухнул на постель. Все тело его ныло от напряжения. Он часто дышал и отчаянно пытался понять, что творится с ним и откуда эта ужасающая боль в голове. В конце концов его сморил сон.

Он проснулся около полудня, ощущая во всем теле странную слабость. Но боль почти прошла. Рядом с кроватью сидел Ноблио.

— Я ошибался, когда сказал, что вы идете на поправку, — произнес он.

— Что со мной творится? — пробормотал Хоукмун.

— Судя по всему, этот приступ лихорадки вызван невзгодами, выпавшими на вашу долю, и, боюсь, мы тоже повредили вам своим гостеприимством. Нельзя было давать вам столько жирной пищи и крепкого вина. Нам следовало бы помнить об этом. Но не огорчайтесь, дорогой герцог. Скоро вы будете в полном порядке.

Ни единому слову Хоукмун не поверил, однако он хранил молчание. Неожиданно слева от себя он услышал кашель, но, повернув голову, увидел лишь приоткрытую дверь, ведущую в чулан. Там кто-то был. Он вопросительно покосился на Ноблио, однако философ сделал вид, будто ничего не слышал, и продолжал проверять его пульс.

— Ничего не бойтесь, — донесся голос графа из чулана. Мы хотим помочь вам. Нам известно, что это за камень у вас во лбу. Когда почувствуете себя лучше, спускайтесь в зал. Ноблио встретит вас там и заведет какой-нибудь пустяшный разговор. И не удивляйтесь, если что-нибудь в его поведении покажется вам странным.

Ноблио со вздохом поднялся со стула:

— Ну вот, милорд, скоро вы поправитесь. Отдыхайте. Хоукмун следил взглядом за философом, пока тот не скрылся за дверью. Потом он услышал шаги. Это ушел граф Брасс. Но как они узнали истину? И чем это может для него обернуться? Должно быть, гранбретанские владыки уже вовсю гадают, что происходит в замке, и подозревают неладное. В любой миг они способны дать камню жизнь, и почему-то сейчас это встревожило Хоукмуна куда сильнее, чем раньше.

Герцог решил, что ему ничего не остается, кроме как повиноваться графу Брассу, хотя если тот действительно узнал, зачем он явился в Камарг, то мщение его, вероятно, будет не менее жестоким, чем расправа владык Гранбретании.

Вечером, когда сумерки опустились на город, Хоукмун поднялся с постели и спустился в парадный зал. Там не было ни души. Он озирался по сторонам в мерцающем свете каминного пламени и размышлял, в какую переделку угодил на сей раз.

Вскоре из дальней двери появился Ноблио и, улыбаясь, подошел к герцогу. Губы философа беззвучно шевелились. Затем Ноблио, склонив голову, сделал вид, будто внимательно выслушивает ответ Хоукмуна, и лишь тогда герцог осознал, наконец, что все это представление предназначено для тех, кто наблюдает за ними с помощью Черного Камня.

Услышав шаги за спиной, Хоукмун не обернулся, продолжая делать вид, будто беседует с философом. Чуть погодя сзади послышался голос графа:

— Дорогой герцог, нам известно, что такое Черный Камень и зачем вас послали сюда. Мы также понимаем, что вас силой вынудили пойти на это. Я попробую вам объяснить…

Странность ситуации приводила Хоукмуна в замешательство: Ноблио старательно изображал разговор, а граф, вещал что-то у него из-за спины.

— Едва лишь вы прибыли в замок, — продолжал граф Брасс, — я сразу догадался, что Черный Камень — это нечто большее, чем вы поведали нам, хотя, возможно, сами не подозревали истину. Как выяснилось, владыки Гранбретании не слишком высокого мнения обо мне, ведь я немало времени посвятил изучению колдовства и прочих наук, и у меня имеется древняя рукопись, где дано описание механизма действия Черного Камня. Сперва я не знал, что вам самому известно о возможностях Камня, и я постарался выяснить это, не вызвав подозрений гранбретанцев. Для этого нам пришлось заставить вас лишиться чувств, чтобы хоть на время отключить Черный Камень. В строках поэмы Ноблио, которую он столь вдохновенно прочел нам за ужином, было сокрыто особое заклинание, руна. Рунический стих с его особым ритмом и размером был создан специально для вас, дорогой герцог. И мы достигли своей цели — вызвали у вас обморок. Мы надеялись, что владыки Гранбретании не станут искать причину вашего недомогания в замечательных виршах Ноблио, а подумают, что вы просто выпили слишком много вина. Пока вы спали, нам с Ноблио удалось проникнуть в ваши тайные мысли. Должен сказать, что сделать это было не так просто, слишком уж глубоко они оказались сокрыты… Так перепуганный зверек зарывается в землю столь глубоко, что умирает от удушья. Зато мы узнали все, или почти все, из того, что произошло с вами в Лондре. Признаться, я готов был прикончить вас, когда понял, зачем в действительности вы прибыли в Камарг. Но затем осознал, что внутри вас идет непрерывная борьба, о которой вы сами не подозреваете. И если бы не это открытие, то я вынужден был бы убить вас или позволить Черному Камню исполнить свою задачу.

При этих словах Хоукмун, который все это время поддерживал безмолвный разговор с Ноблио, содрогнулся.

— Но вы неповинны в случившемся, — продолжил граф. — И я решил, что если прикончу вас, то тем самым убью потенциального и очень опасного врага Гранбретании. Сам я сохраняю нейтралитет, однако империя глубоко оскорбила меня, и потому я не желал бы смерти такого человека, как вы. Итак, нам все известно. Но именно поэтому, дорогой герцог, ваше положение не столь безнадежно. Я могу на некоторое время лишить силы Черный Камень. Когда я закончу говорить, вы спуститесь в мои покои, и там мы займемся этим. Времени у нас мало, поэтому следует поспешить.

Хоукмун услышал удаляющиеся шаги графа. Ноблио с улыбкой сказал ему вслух:

— Если угодно, я покажу вам те части замка, в которых вы еще не были; например, мало кому довелось побывать в личных апартаментах графа.

Хоукмун догадался, что слова эти предназначены для наблюдателей в Лондре. По всей видимости, Ноблио надеялся возбудить в них любопытство и таким образом выиграть время.

Ноблио вывел его из зала и повел по длинному коридору, который упирался в стену, завешанную гобеленами. Раздвинув их, Ноблио прикоснулся к небольшому рычагу, скрытому в каменной плите, и тут же часть стены озарилась ярким светом. Потом сияние померкло, и в стене открылась небольшая дверца. Хоукмун вошел первым, за ним Ноблио. Они оказались в комнате, стены которой были увешаны старыми картами и схемами. Пройдя эту комнату, они очутились в следующей, чуть больше первой. Там стояло много загадочных аппаратов и стеллажей с толстыми старинными фолиантами по химии, магии и философии.

— Сюда, — прошептал философ, отодвигая занавес и открывая проход в темный коридор.

Напрягая зрение, Хоукмун пытался разглядеть что-нибудь во мраке, но тщетно. Он ощупью пробирался по коридору, и вдруг внезапно вспыхнувший яркий белый свет окончательно лишил его зрения.

Четким силуэтом на свету вырисовывалась огромная фигура графа, который держал в руках некое странное оружие, нацеленное прямо в голову Хоукмуну.

Герцог судорожно вздохнул и попытался отпрянуть, но проход оказался слишком узким. Раздался треск, который, казалось, готов был разорвать ему барабанные перепонки, затем до него донесся загадочный мелодичный звук, и он рухнул на пол, лишившись чувств.

Пробудившись, Хоукмун с довольной улыбкой потянулся, лежа на металлической койке. Он чувствовал себя заново родившимся. В комнате никого, кроме него, не было. Коснувшись рукой лба, он обнаружил, что Черный Камень, хотя и остался на прежнем месте, но уже перестал быть частью его плоти, а походил на обыкновенный камень — твердый, гладкий и холодный.

Открылась дверь, и вошел граф Брасс. На лице его играла удовлетворенная улыбка.

— Прошу простить меня, если напугал вас вчера вечером, — заметил он. — Но я должен был действовать очень быстро, чтобы успеть парализовать Черный Камень. Сейчас с помощью науки и волшебства я могу сдерживать его силу, но, к сожалению, не до бесконечности, ибо мощь камня слишком велика. Рано или поздно она вырвется из узды, и камень вновь оживет, дорогой герцог, где бы вы ни оказались.

— Значит, это всего лишь отсрочка приговора, — проронил Хоукмун. — И надолго?

— Не могу сказать точно. Шесть месяцев я могу вам обещать наверняка, возможно, даже год или два. Но затем это будет делом нескольких часов. Не хочу обманывать вас, Дориан Хоукмун, и все же у вас есть надежда. На востоке обитает чародей, способный извлечь у вас из головы Черный Камень. Он противник Империи Мрака, и с радостью поможет вам, если, конечно, вы сумеете его отыскать.

— Но кто он такой?

— Малагиги из Хамадана.

— Это в Персии?

— Верно, — кивнул граф. — Это так далеко, что добраться туда почти невозможно.

Хоукмун со вздохом уселся на постели:

— Ну что ж, благодаря вашей магии я сумел выиграть хоть немного времени. Мне нужно покинуть Камарг и вернуться в Валенс. Там собирают войско, чтобы дать отпор Гранбретании. Конечно, нас ждет поражение, но прежде чем погибнуть, я, по крайней мере, смогу отплатить им за все, что они со мной сделали, и отправить на тот свет хотя бы несколько поганых псов короля-императора.

Граф усмехнулся в ответ:

— Не успел я вернуть вас к жизни, как вы тут же спешите с нею распроститься. На вашем месте я бы сперва немного поразмыслил, прежде чем пуститься в столь безрассудное предприятие. Как ваше самочувствие, герцог?

Дориан Хоукмун спустил ноги на пол и потянулся.

— Великолепно, — проронил он. — Я чувствую себя словно заново родившимся, — он сдвинул брови. — Да… теперь я другой человек… — пробормотал он в задумчивости. — Вы совершенно правы, граф, месть может немного подождать.

В голосе графа Брасса звучала печаль:

— За свое спасение вы заплатили молодостью. С ней вы расстались навсегда.

Глава 6 БИТВА ЗА КАМАРГ

Миновало два месяца…

— Взгляните, они движутся точно на юг, не сворачивая ни на восток, ни на запад, — промолвил Ноблио. — Похоже, граф, владыки Гранбретании все поняли и вознамерились отомстить вам.

— Скорее, их месть направлена на меня, — промолвил Хоук-мун, сидевший у камина в глубоком мягком кресле. — Ведь они считают, что я предал их.

Граф Брасс покачал головой:

— Насколько я знаю барона Мелиадуса, он жаждет крови всех нас. Во главе этой армии стоит он и его Волки, и они не успокоятся, пока не расправятся с нами.

Фон Виллах отвернулся от окна, за которым виднелись городские крыши, и отчеканил:

— Пусть приходят. Мы сметем их подобно тому, как мистраль сметает листву с деревьев.

— Будем надеяться, что все произойдет именно так, — без особой уверенности промолвил Ноблио. — Они собрали почти все свои силы и, похоже, впервые решили отступить от привычной тактики.

— Какие глупцы, — пробормотал граф. — А я-то еще восхищался их дальновидностью и мастерством. Двигаясь полукругом, они могли подтягивать дополнительные силы из тылов прежде, чем продолжить наступление. А сейчас с флангов у них независимые земли, и враждебные империи силы могут воспользоваться этим, чтобы попытаться их окружить. Если мы разобьем Мелиадуса, ему придется несладко. Жажда мести ослепила барона и лишила его рассудка.

— Но если они одержат победу, — негромко возразил Хоукмун, — то расчистят себе дорогу от океана до океана, и дальше для них все будет просто.

— Возможно, именно этим и объясняются действия Мелиадуса, — согласился Ноблио. — И, боюсь, у него есть все основания рассчитывать на успех.

— Глупости, — отмахнулся фон Виллах. — Нашим башням это нипочем.

— Башни были созданы, чтобы противостоять сухопутным атакам, — напомнил ему Ноблио. — Тогда мы и не задумывались об орнитоптерах.

— У нас тоже имеется воздушная армия, — возразил граф.

— Фламинго — существа из плоти и крови, — промолвил Ноблио.

Хоукмун поднялся. На нем был черный кожаный костюм Мелиадуса, скрипевший при каждом движении.

— Через пару недель армия Империи Мрака подойдет к границам Камарга, — сказал он. — Нужно что-то предпринять.

— Прежде всего следует со всем вниманием изучить вот это, — Ноблио похлопал рукой по карте, свернутой в рулон, которую он держал под мышкой.

— Что ж, давайте посмотрим, — предложил граф.

Ноблио бережно разложил карту на столе, прижав ее края винными бокалами, и граф Брасс, фон Виллах и Хоукмун склонились над ней. Карта изображала Камарг и окружавшие его земли.

— Они идут вдоль реки по восточному берегу, — произнес граф, указывая на Рону. — Из того, что рассказал нам разведчик, следует, что сейчас они находятся вот здесь, а в предгорьях Цевенна окажутся примерно через неделю. Нам нужно послать туда наблюдателей, чтобы они сообщали нам обо всех перемещениях врага. К тому времени, как противник достигнет Камарга, мы сумеем сгруппировать основные силы в нужном месте.

— Они могут выслать вперед орнитоптеры, — предположил Хоукмун. — Что тогда мы будем делать?

— Выпустим наших фламинго, чтобы они расправились с этими летающими железяками, — рявкнул фон Виллах. — Остальное довершат башни.

— Ваши силы не так уж велики, — возразил фон Виллаху Хоукмун. — Вы почти целиком будете зависеть от башен, и вся борьба сведется к обороне.

— Именно так нам и надлежит поступить, — обратился граф к Хоукмуну. — Мы будем поджидать их у границы, расположив пехоту между башнями. Используя гелиографы, мы будем управлять башнями и направлять их силу туда, где это будет необходимо.

— Мы желаем лишь остановить их, — с нескрываемой насмешкой проронил Ноблио, — больше нам ничего не нужно.

Сдвинув брови, граф покосился на него:

— Вы совершенно правы, друг мой, нужно быть последним глупцом, чтобы атаковать их. Нас слишком мало, и единственная наша надежда — это башни. Мы должны доказать королю-императору, что Камаргу не страшна вся его мощь, и любые попытки проникнуть на наши земли — с суши, с моря, с воздуха — обречены на неудачу.

— А вы что скажете на это, Хоукмун? — спросил его Ноблио. — У вас, как-никак, имеется опыт борьбы с империей.

Герцог в задумчивости рассматривал карту.

— Я целиком согласен с графом. Это безумие — сражаться с империей в открытом бою. Я убедился в этом на собственном опыте. Тем не менее, не мешало бы подыскать удобное для нас место сражения. Где укрепления Камарга особенно сильны?

Фон Виллах указал на область к юго-востоку от Роны:

— Вот здесь самые мощные башни и удобная местность. Мы можем собрать свои войска на высоком холме, тогда как противнику придется вязнуть в болоте, что создаст для него определенные трудности. — Он повел плечами. — Но вообще-то, я не понимаю, при чем здесь это? Место для нападения будут выбирать они, а не мы.

— Если только кто-нибудь не приведет их туда, куда нам нужно, — возразил Хоукмун.

— И как вы себе это представляете? — усмехнулся граф. — Что может заставить их поступить таким образом?

— С помощью двух сотен хорошо вооруженных всадников я сделаю это, не ввязываясь с ними в открытый бой, а постоянно нанося удары с флангов, — пояснил Хоукмун. — Если повезет, мы сумеем их направить в удобное место. Именно так действуют пастушьи собаки. Одновременно мы будем наблюдать за ними и сообщать вам об их передвижениях.

Пригладив усы, граф с уважением посмотрел на Хоукмуна:

— Мне по душе ваше предложение — должно быть, с возрастом я становлюсь слишком осторожным. Но будь я помоложе, я бы тоже придумал что-то подобное. План может сработать, дорогой герцог, но для этого удача должна быть на нашей стороне.

Фон Виллах откашлялся:

— Да, удача и терпение. Вы представляете, за что беретесь, Дориан? Вам придется все время быть начеку, не будет времени даже для сна. Это очень тяжело. Достанет ли у вас сил, и выдержат ли солдаты? Нельзя забывать и об их летающих машинах…

— Нам надо будет только следить за их разведчиками, — отозвался Хоукмун. — И мы сможем наносить удары и уходить быстрее, чем они успеют поднять в воздух основные силы. Кроме того, ваши люди лучше знают местность и все укрытия на ней.

Ноблио скривил губы.

— И еще одно. Их транспортные баржи. Войска гранбретанцев передвигаются так быстро, потому что им подвозят по реке провиант, лошадей, военную технику, орнитоптеры. Вот если бы заставить их отдалиться от реки…

На минуту Хоукмун задумался, а затем с широкой улыбкой объявил:

— Ну, сделать это будет не так уж сложно. Взгляните сюда…

На другой день Хоукмун с Иссельдой отправились на прогулку по болотам. Они проводили вместе немало времени, и герцог сильно привязался к девушке, хотя со стороны могло показаться, что он уделяет ей не так уж много внимания. Иссельду радовала даже простая возможность находиться с ним рядом, и ее слегка уязвляла его показная холодность. Ей даже в голову не приходило, что Хоукмун умышленно таит от нее свои чувства, поскольку сам он ни на миг не мог забыть об угрозе Черного Камня, который ежесекундно способен был превратить его в беспомощного идиота. Стоит лишь энергии Черного Камня разорвать наложенные графом узы, и владыкии Гранбретании тут же дадут камню жизнь, дабы тот испепелил мозг герцога.

Именно поэтому он ни словом не обмолвился Иссельде о своей любви и о том, что именно это чувство пробудило его душу от сна, и именно поэтому граф сохранил ему жизнь. Иссельда же была слишком застенчива, чтобы поведать ему о своих чувствах.

Они скакали по болотным тропам, закутавшись в плащи и подставляя лица ветру, мимо заводей и трясин, распугивая куропаток и уток, с шумом взлетающих в небо, встречая табуны диких лошадей и тревожа белых туров. Они мчались по длинным пустынным пляжам под недремлющим оком сторожевых башен. Наконец, они остановились и заговорили громко, пытаясь перекричать завывания мистраля.

— Ноблио сказал мне, что завтра вы уезжаете, — произнесла девушка.

Ветер внезапно затих, и наступила тишина.

— Да, завтра, — он посмотрел на нее и отвернулся. — Но я скоро вернусь.

— Берегите себя, Дориан, умоляю вас. Он улыбнулся, чтобы ее успокоить:

— Похоже, сама судьба хранит меня, иначе смерть давно забрала бы меня к себе.

Она попыталась сказать что-то еще, но вновь с ревом налетел ветер и, подхватив волосы Иссельды, растрепал их по плечам. Хоукмун наклонился, чтобы убрать пряди у нее с лица. Он почувствовал под рукой ее нежную гладкую кожу, и ему страстно захотелось прижаться губами к ее губам. Она попыталась удержать его, но он уже мягко отстранился, развернул лошадь и двинулся в сторону замка.

Над примятым тростником и подернутыми рябью озерами плыли редкие облака. Начал моросить дождь. Назад они ехали медленно, и каждый размышлял о своем.

С головы до ног обтянутый стальной кольчугой, в железном шлеме, закрывающем голову и лицо, с длинным острым мечом на боку и щитом без каких-либо знаков или гербов, Дориан Хоукмун вскинул руку, подавая своим людям сигнал остановиться. Его отряд был вооружен до зубов. Все, что способно убивать на расстоянии, — луки, пращи, огнеметы, дротики, топоры, — висело за спинами воинов, было приторочено к седлам, привязано к постромкам лошадей. Спешившись, Хоукмун вслед за проводником направился к ближайшему холму, низко пригибаясь и двигаясь очень осторожно.

На вершине холма он улегся на живот и заглянул вниз, в долину, где текла река. Сейчас он впервые увидел мощь Империи Мрака во всей ее жуткой красе. Огромные орды, высланные, казалось, самою преисподней, медленно продвигались на юг. Маршировала пехота, гарцевала кавалерия. Все воины были в масках, и потому казалось, что на Камарг надвигаются полчища зверей.

Боевые стяги колыхались, стальные штандарты покачивались на длинных шестах. Среди них было и знамя Азровака Микосеваара с изображением оскалившегося скелета со шпагой в руке, на плече которого восседал ястреб, и с вышитым на полотнище девизом: «Смерть во имя жизни». Крошечный человек на коне у самого знамени, должно быть, был сам Азровак Микосеваар. После барона Мелиадуса этот московит был самым жестоким из всех военачальников в Гранбретании.

Рядом развевалось знамя герцога Венделя, магистра Ордена Кошки, знамя Ордена Мухи лорда Йорика Нанкенсена и сотня других стягов прочих орденов. Здесь было даже знамя Ордена Богомола, хотя магистр этого ордена, король-император Хеон, разумеется, отсутствовал. Но впереди всех ехал барон Мелиадус со стягом Ордена Волка, изображавшего стоящего на задних лапах волка с разинутой пастью. Даже лошадь барона была закована в медные латы, и голову ее закрывал особый шлем, формой напоминавший огромную волчью голову.

Земля содрогалась, вокруг разносился звон оружия. В воздухе стоял запах пота. Но Хоукмуну некогда было разглядывать войско империи. Он внимательно осматривал реку, по которой медленно плыли тяжелые баржи. Их было так много, что, двигаясь, они касались бортами друг друга. Хоукмун с улыбкой прошептал лежащему рядом воину:

— Вот как раз то, что нам нужно. Взгляни, здесь весь их транспортный флот. Нужно успеть обойти их.

Они бросились вниз с холма. Нельзя было терять ни минуты. Хоукмун вскочил в седло и дал отряду знак следовать за ним.

Они скакали почти весь день, и к вечеру армия Гранбретании превратилась в облачко пыли далеко на юге, а река сделалась свободной от кораблей империи. Здесь Рона сужалась и мелела, проходя по древнему каналу с берегами, вымощенными камнем. Здесь же был низкий каменный мост. На одном берегу реки местность была ровной, на другом плавно шла под уклон, спускаясь в долину.

В наступивших сумерках Хоукмун перебрался вброд на другой берег, внимательно осмотрел каменную кладку, опоры моста, проверил дно реки. Вода, проникая сквозь звенья кольчуги, леденила ноги. Этот канал, построенный еще до наступления Тысячелетия Ужаса, с тех пор ни разу не ремонтировался и теперь был в очень плохом состоянии. Как видно, его строителям зачем-то понадобилось изменить русло реки. Но Хоукмун теперь намеревался найти каналу иное применение.

Ожидая его сигнала, на берегу с огнеметами в руках стояло несколько воинов. Хоукмун выбрался на берег, расставил солдат в определенном порядке на мосту и на берегу. Солдаты отсалютовали и, подняв оружие, направились по местам.

И вот, когда уже совсем стемнело, огнеметы изрыгнули алое пламя, превращая воду в пар.

На то, чтобы огнеметы исполнили свою задачу, ушла целая ночь, но наконец мост с грохотом рухнул в воду, подняв целое облако брызг. Затем солдаты перебрались на западный берег. Огнем они вырезали из него каменные блоки и сбрасывали их в реку, которая уже вовсю бурлила, огибая упавший мост, перегородивший русло.

К утру река растеклась по широкой долине. По прежнему руслу бежал лишь крошечный, едва заметный ручеек. Удовлетворенные этим зрелищем, Хоукмун и его люди вскочили на лошадей и отправились обратно. Они нанесли Гранбретании первый удар. Первый и довольно чувствительный.

Несколько часов передохнув, они вернулись, чтобы вновь следить за войсками империи.

Хоукмун улыбался, лежа под кустом и наблюдая за растерянностью гранбретанцев.

Там, где раньше плескалась вода, теперь был толстый слой темного ила, и в нем, словно выброшенные на берег киты, лежали боевые корабли и баржи Гранбретании с торчащими кверху носами. Повсюду валялась разбросанная техника, провизия, метался в панике скот. Среди всего этого безумия носились солдаты, лихорадочно пытаясь вытянуть увязшие баржи и стараясь спасти барахтающихся в грязи животных.

Невообразимый шум стоял над рекой. Четкие ряды наступавших армий были нарушены, даже надменным кавалеристам пришлось использовать своих лошадей как тягловую силу, чтобы подтаскивать баржи поближе к берегу. Начали разбивать палатки. Как видно, Мелиадус осознал, что невозможно будет двигаться дальше, покуда не удастся спасти груз. Хотя вокруг лагеря и была выставлена охрана, но все свое внимание она обращала на реку, а не на холмы, где ждали своего часа Хоукмун и его солдаты.

Уже почти стемнело, и поскольку орнитоптеры не способны летать по ночам, барону Мелиадусу придется ждать утра, чтобы выяснить, почему так внезапно обмелела река. Затем, как решил Хоукмун, он пошлет туда инженеров, чтобы те разобрали плотину. К этому Хоукмун был уже готов, и теперь пришло время подготовить людей. Он ползком спустился по склону холма и оказался в маленькой лощине, где отдыхали его воины. У него возник план, успешное выполнение которого, как ему казалось, должно было парализовать войско империи.

Наступила ночь. Люди в долине продолжали свою работу при свете факелов — вытаскивали на берег тяжелые военные машины и многочисленные мешки и корзины с провиантом. Мелиадус, горящий желанием побыстрее добраться до Камарга, не давал солдатам ни минуты отдыха. Позади него, почти у самой реки, раскинулся огромный лагерь. Каждый орден образовывал свой круг палаток, в центре которого устанавливал свой штандарт. Но сейчас палатки пустовали. Все люди были заняты работой.

Охрана не заметила приближающихся к лагерю вооруженных всадников, закутанных в темные плащи.

Хоукмун остановил коня, вытащил из ножен меч — тот самый, что дал ему Мелиадус, на мгновение поднял его над головой и затем указал им вперед. Это был сигнал к атаке.

Без боевых кличей, молча — слышны были лишь топот лошадиных копыт и звяканье оружия — воины Камарга, ведомые Хоукму-ном, устремились вперед. Герцог мчался, низко пригнувшись к шее коня, прямо на опешившего от неожиданности стражника. Удар мечом пришелся в горло солдата, и тот, захлебываясь кровью, упал на землю. Они уже ворвались в первый круг палаток, рубя на скаку натянутые веревки и шеи тех немногочисленных солдат, что пытались остановить их. Хоукмун выехал в центр круга и одним могучим ударом перерубил древко установленного там знамени. Это был штандарт Ордена Собаки, и он рухнул, поднимая сноп искр, в горящий рядом костер.

Хоукмун, ни на секунду не останавливаясь, направил коня в самое сердце огромного лагеря. На берегу реки еще не знали о нападении — там было слишком шумно, чтобы что-нибудь услышать.

Три всадника мчались навстречу Хоукмуну. Ему удалось выбить меч у одного из них, но двое других продолжали атаку. Ловким ударом Хоукмун отрубил одному кисть руки. Второй было попятился, но герцог не дал ему уйти, нанеся удар в грудь.

Конь под Хоукмуном поднялся на дыбы, и герцогу стоило немалых усилий удержать его и направить вперед, к следующему кругу палаток. Воины Камарга ехали следом. Вырвавшись на открытое место, Хоукмун увидел, что путь им преградила группа воинов, одетых лишь в ночные рубахи и вооруженных короткими мечами и небольшими круглыми щитами. Хоукмун закричал что-то своим людям, и те, выставив перед собой мечи, растянулись полукругом. Для того, чтобы зарубить или растоптать преградивших им путь гранбретанцев, много времени не потребовалось, и скоро уже отряд Камарга ворвался в новый круг палаток, круша все на своем пути.

Размахивая блестящим от крови мечом, Хоукмун проложил себе путь к центру лагеря и там увидел то, что так настойчиво искал, — знамя Ордена Богомола. Драгоценное полотнище со всех сторон окружали солдаты в шлемах, со щитами в руках. Даже не посмотрев, следует ли за ним кто-нибудь из камаргцев, Хоукмун с яростным криком ринулся вперед. Дрожь пробежала по его руке, когда меч ударился в щит ближайшего воина, но он снова поднял свое смертоносное оружие, и на этот раз щит раскололся. Солдат упал, кровь залила его лицо. Следующий взмах меча, и еще одна голова покатилась с плеч. Меч Хоукмуна поднимался и опускался, словно часть какой-то безжалостной и неутомимой машины. Тут к герцогу присоединились воины Камарга, и они начали теснить гранбретанцев все дальше и дальше, заставляя их пятиться и отступать ближе к знамени.

В разорванной кольчуге, потеряв щит, Хоукмун продолжал сражаться, и вот уже у штандарта остался лишь один защитник.

Хоукмун, усмехнувшись, подцепил острием меча шлем воина, сорвал его с головы и молниеносным ударом рассек череп солдата надвое. Затем он выдернул из земли знамя, поднял его высоко над головой, показывая всем, и, повернув коня, дал знак отряду уходить. Боевые лошади Камарга легко перепрыгивали через валяющиеся повсюду трупы и опрокинутые палатки.

Неожиданно за спиной Хоукмуна раздался крик:

— Ты видел его?! У него во лбу Черный Камень!

И Хоукмун понял, что совсем скоро барон Мелиадус узнает, кто разгромил его лагерь и выкрал самое священное из знамен Гранб-ретании.

Он повернулся на крик и, потрясая знаменем, громко засмеялся.

— Хоукмун! — закричал он. — Хоукмун!

Это был боевой клич его предков, непроизвольно вырвавшийся из его груди, видимо, под воздействием неосознанного желания дать понять своему величайшему врагу, с кем тот имеет дело.

Вороной жеребец под герцогом поднялся на дыбы, развернулся и понесся вперед через разгромленный лагерь.

За ним, взбешенные смехом Хоукмуна, устремились воины империи.

Отряд Хоукмуна вскоре достиг холмов и направился к заранее подготовленному месту стоянки. За ними, неуверенно продвигаясь вперед, следовали люди Мелиадуса. Обернувшись, Хоукмун увидел, что на берегу реки началась еще большая суета. Огоньки сотен зажженных факелов торопливо двигались к лагерю.

Люди Хоукмуна превосходно знали местность, отряд быстро оторвался от преследователей и вскоре уже был возле замаскированного входа в пещеру. Оказавшись в пещере, они спешились и вновь замаскировали вход. Пещера была большая, со множеством ответвлений, и в ней легко было устроиться самим и разместить лошадей. В самом дальнем зале, где хранились запасы пищи, протекал небольшой ручеек. Подобные стоянки были приготовлены на всем пути до Камарга.

Кто-то зажег факелы. Хоукмун, рассмотрев на свету знамя Богомола, швырнул его в угол и улыбнулся круглолицему Пилэйру, командиру отряда Камарга:

— Завтра, сразу как вернутся с разведки орнитоптеры, Мелиадус пошлет инженеров к нашей плотине. Мы должны сделать все, чтобы наша работа не пропала даром.

Пилэйр кивнул:

— Да, но даже если мы уничтожим один отряд, он пошлет другой…

Хоукмун пожал плечами:

— А за ним еще один, без сомнения… Но я все-таки надеюсь, что ему не терпится поскорее достигнуть Камарга. И возможно, он, наконец, поймет бессмысленность такой траты времени и сил. Тогда он наверняка попытается уничтожить нас. Если повезет, и мы уцелеем, возможно, нам и удастся направить его к юго-восточным границам Камарга.

Пилэйр начал пересчитывать вернувшихся солдат. Хоукмун дождался, когда он закончит, и потом спросил:

— Сколько мы потеряли?

На лице Пилэйра читалось смешанное чувство восторга и неверия:

— Ни одного, милорд. Мы не потеряли ни одного человека!

— Хороший знак, — сказал Хоукмун, хлопая Пилэйра по плечу. — А сейчас нам надо отдохнуть. Утром предстоит долгий путь.

На заре часовой, оставленный у входа в пещеру, принес плохие новости.

— Летающая машина, — сказал он Хоукмуну. — Она крутится здесь уже десять минут.

— Ты думаешь, пилот заметил что-нибудь? — спросил Пилэйр.

— Это невозможно, — сказал Хоукмун. — Вход не виден даже с земли. Мы просто должны подождать — орнитоптеры не могут долго оставаться в воздухе — им нужна дозаправка.

Но час спустя часовой доложил, что на смену этому орнитоптеру прилетел другой. Хоукмун закусил губу. Немного погодя он принял решение:

— Время уходит. Мы должны быть у плотины раньше, чем там окажутся люди Мелиадуса. Видимо, придется использовать другой план, куда более рискованный, чем хотелось бы.

Он подозвал одного из воинов и что-то сказал ему, потом дал указания двум вооруженным огнеметами солдатам и напоследок велел остальным седлать коней.

Чуть погодя из пещеры выехал одинокий всадник и начал медленно спускаться по отлогому каменистому склону.

Хоукмун видел, наблюдая из пещеры, как скользнули по медной поверхности орнитоптера солнечные лучи, когда тот, шумно хлопая крыльями, начал снижаться, направляясь к человеку. Хоукмун рассчитывал на любопытство пилота. Сейчас он сделал знак рукой, и два солдата подняли свои длинные громоздкие копья, стволы которых уже начали накаляться. Одним из недостатков огненных копий была невозможность их мгновенного использования, и порой они нагревались так сильно, что их нельзя было держать в руках.

Орнитоптер, описывая круги, спускался все ниже и ниже. Сейчас уже можно было разглядеть вытянувшего шею пилота и маску Ворона.

— Пора, — прошептал Хоукмун.

Две красные огненные струи ударили одновременно. Первая лишь слегка опалила борт орнитоптера. Но вторая попала точно в пилота, и он мгновенно загорелся. Сбивая с себя пламя, он отпустил рычаги управления, и крылья огромной машины захлопали невпопад, орнитоптер закрутился в воздухе, наклонился набок и начал стремительно падать. Пилот попытался удержать машину, но было уже поздно. Она ткнулась в склон ближайшего холма и, дергая крыльями, развалилась на куски. Тело пилота отшвырнуло на несколько ярдов. Затем что-то взорвалось. Обломки разлетелись по всему склону, но огня не было — похоже, это была одна из особенностей двигателей, используемых в орнитоптерах.

Хоукмун вскочил на коня и выехал из пещеры. Остальные последовали за ним. Они направились к плотине.

Зимний день выдался солнечный и ясный. Холодный свежий воздух пьянил. Они ехали, окрыленные вчерашним успехом и уверенные в себе. Забравшись на вершину холма, откуда можно было увидеть текущую по новому руслу реку, плотину и людей, ползающих по берегам и осматривающих рухнувший мост, они на мгновение остановились, а затем устремились вниз. Впереди, приподнявшись в стременах, мчались воины с огнеметами, выставив это адское оружие перед собой.

Десять огненных струй ударили по опешившим гранбретанцам, превращая людей в живые факелы. Огонь не щадил никого — ни инженеров в масках Крота и Барсука, ни наемников из отряда Азровака Микосеваара. Люди Хоукмуна сцепились с ними: зазвенело оружие. Взлетали над головами окровавленные мечи. Люди кричали в смертельной агонии; фыркали и ржали лошади. Конь Хоукмуна, защищенный кольчугой, покачнулся, когда великан-гранбретанец попал в него большим топором, и упал, увлекая за собой седока. Наемник, сделав шаг вперед, занес боевой топор над головой придавленного конем Хоукмуна. Герцог успел высвободить руку с мечом и парировать удар наемника. Жеребец поднялся на ноги. Хоукмун вскочил и, отбиваясь от ударов топора, схватился за поводья.

Раз за разом сходились меч и топор, и рука Хоукмуна, сжимающая оружие, онемела от напряжения. Но вот его меч, скользнув по рукоятке топора, ударил по рукам противника. Наемник выпустил оружие из одной руки, и Хоукмун, не мешкая ни секунды, опустил на его голову меч, расколов металлическую маску. Воин застонал и пошатнулся. Хоукмун ударил еще раз. Маска развалилась, открывая залитое кровью лицо московита. Глаза Хоукмуна сузились от гнева, ибо он ненавидел наемников даже больше, чем гранбретанцев. Не обращая внимания на мольбы о пощаде, исторгаемые из окровавленных уст московита, Хоукмун ударил третий раз, разрубая голову наемника надвое. Тот замертво рухнул на землю.

Хоукмун вскочил на коня и повел своих людей против остатков Легиона Стервятников. Вскоре с наемниками было покончено. Оставшиеся инженеры, вооруженные короткими мечами, почти не оказали никакого сопротивления, и были зарублены. Их тела сбросили с плотины в реку, течение которой они еще совсем недавно пытались изменить.

Когда отряд возвращался обратно, Пилэйр посмотрел на Хоукмуна и сказал:

— В вас совсем нет жалости, командир!

— Верно, — сухо ответил Хоукмун. — Никакой. Мужчина, женщина, ребенок, если они — гранбретанцы или слуги Империи Мрака, то они — мои заклятые враги.

Отряд в сражении потерял восьмерых. Учитывая количество уничтоженных врагов, можно было считать, что удача снова была на стороне Камарга. Гранбретанцы безжалостны к своим врагам, но они не привыкли, когда с ними поступают так же. Возможно, этим и объяснялись те небольшие потери, которые понес отряд Хоукмуна.

Еще четырежды посылал Мелиадус экспедиции, надеясь разобрать плотину, и количество солдат увеличивалось с каждым разом. Все они были разгромлены неожиданными атаками воинов Камарга. Из двухсот всадников, что изначально отправились с Хоукмуном, сейчас оставалось около ста пятидесяти. Они должны были выполнить вторую часть плана Хоукмуна, а именно — постоянными набегами заставить обремененное военными машинами и тюками с провиантом войско повернуть на юго-восток.

Отряд Хоукмуна нападал теперь только по ночам. Пламя огненных копий сжигало палатки и их обитателей. Стрелы его воинов десятками убивали выставленных для охраны лагеря часовых и вооруженных всадников, рыскающих вокруг в поисках тайных стоянок отряда. Кровь на мечах не успевала сохнуть, и топоры затупились от смертоносной работы. Изможденные, с воспаленными глазами, Хоукмун и его люди временами едва держались в седле и в любой момент могли быть обнаружены орнитоптерами или поисковыми отрядами. Они делали все возможное, чтобы выбранная ими для войска империи дорога была усеяна трупами ее же солдат.

Как Хоукмун и предполагал, Мелиадус не стал тратить много времени на поиски неуловимого отряда. Его желание поскорее добраться до Камарга пересилило ненависть к герцогу Кельнскому, и, вероятно, он решил, что, расправившись с Камаргом, он найдет время заняться Хоукмуном.

Они лишь однажды встретились друг с другом. В один из набегов, когда Хоукмун и его отряд уже собирались отступать — рассвет был близок — навстречу им выехала группа всадников в волчьих масках. Возглавлял ее барон Мелиадус. Увидев Хоукмуна, добивающего мечом поверженного солдата, Мелиадус бросился к герцогу.

Хоукмун заметил барона, парировал мечом его удар и, мрачно улыбаясь, начал теснить противника. Мелиадус захрипел.

— Примите мою благодарность, барон, — сказал Хоукмун. — Прием, оказанный мне в Лондре, кажется, только прибавил мне сил…

— Послушай, Хоукмун, — ответил тихим, но дрожащим от ярости голосом Мелиадус. — Я не знаю, как тебе удалось ускользнуть от Черного Камня, но поверь, тебе предстоит испытать нечто значительно худшее, если ты снова попадешь ко мне в руки.

Неожиданно Хоукмун ловко подцепил рукоятку меча Мелиадуса и вырвал оружие из рук барона. Он уже занес свой меч, приготовившись нанести смертельный удар, но увидел, что на помощь Мелиадусу спешит слишком много гранбретанцев.

— К сожалению, мне пора, барон. Но я припомню вам ваше обещание — когда вы станете моим пленником.

Он развернул коня и, смеясь, ускакал прочь. Мелиадус, взмахнув рукой, спешился, чтобы подобрать меч.

— Дерьмо! — прорычал он. — Не пройдет и месяца, как ты будешь валяться у меня в ногах.

И вот пришел день, когда отряд Хоукмуна, уже не обращая внимание на войско барона, быстро мчался по болотистой местности, что простиралась перед длинной грядой холмов — туда, где его ждали граф Брасс, Леопольд фон Виллах и армия Камарга. Высокие темные башни, почти такие же древние, как и сам Камарг, возвышались над полем предстоящей битвы. Из всех щелей и бойниц торчали стволы какого-то странного оружия.

Завидев на вершине одного из холмов одинокую фигуру графа Брасса, Хоукмун направился туда. Граф, встречая его, радостно улыбался.

— Я рад, что сохранил вам тогда жизнь, герцог Кельнский, — весело пошутил он. — Ты сделал все, как хотел, Дориан, и сберег большую часть людей. Не уверен, что даже я в свои лучшие годы смог бы сделать это.

— Благодарю вас, граф Брасс. Но сейчас мы должны приготовиться. Мелиадус будет здесь самое большее через двенадцать часов.

Хоукмун с вершины холма увидел, как начала растягиваться цепью пехота Камарга.

Армия Камарга насчитывала около тысячи человек, и это было ничтожно мало в сравнении с огромным войском империи. Соотношение сил было один к двадцати, а может, и один к сорока.

Граф Брасс заметил появившееся на лице Хоукмуна выражение растерянности:

— Не бойся, мальчик. У нас есть оружие и получше, нежели простые мечи.

Хоукмун ошибался, полагая, что армия Гранбретании доберется до границ Камарга за двенадцать часов. Видимо, они решили разбить на ночь лагерь и отдохнуть перед решающим наступлением. Только к полудню следующего дня камаргцы увидели приближающееся войско. Каждый из отрядов пехоты или кавалерии принадлежал определенному ордену, и каждый член того или иного ордена давал клятву защищать своего собрата, будь тот живым или мертвым. Это тоже в значительной степени объясняло мощь имперской армии — ни один ее солдат не покидал поле боя без особого приказа своего магистра.

Граф Брасс, сидя на лошади, наблюдал за наступлением неприятеля. Рядом с ним с одной стороны стоял Дориан Хоукмун, с другой — Леопольд фон Виллах. Командовал здесь граф.

«Сейчас начнется», — подумал Хоукмун, и ему было неясно, как они могут победить в этом сражении. Не был ли граф слишком самоуверен?

Но вот огромная колонна из людей и машин остановилась примерно в полумиле от границы Камарга, от нее отделились две фигуры и направились к холму. Когда они подъехали ближе, Хоукмун увидел штандарт барона Мелиадуса, а мгновение спустя признал в одной из фигур и самого барона, которого сопровождал герольд с бронзовым рупором в руках. Похоже, Мелиадус решил вести переговоры.

— Не собирается же он сдаваться… Или ждет, что мы запросим пощады? — раздраженно сказал фон Виллах.

— Не думаю, — зло усмехнувшись, ответил Хоукмун. — Это один из его трюков. Он славится ими.

Заметив состояние герцога, граф счел нужным предупредить его:

— Будь осторожен, Дориан Хоукмун. Не позволяй ненависти затмить рассудок, как это произошло с Мелиадусом.

Хоукмун смотрел перед собой и ничего не ответил. Тем временем герольд поднес рупором ко рту:

— Я говорю от имени барона Мелиадуса, магистра Ордена Волка, главнокомандующего армиями нашего великого короля-императора Хеона, правителя Гранбретании и, по велению судьбы, будущего правителя всей Европы.

— Скажи своему хозяину, пусть он снимет маску и сам поговорит с нами, — ответил граф.

— Мой хозяин предлагает вам почетный мир. Если вы сейчас сдадитесь, он обещает, что помилует всех и назначит себя от имени короля Хеона губернатором вашей провинции, чтобы добиться порядка и справедливости в этой неуправляемой стране. Мы предлагаем вам прощение. Если же вы откажетесь, Камарг будет уничтожен, все будет сожжено и затоплено морем. Барон Мелиадус говорит, что вы прекрасно знаете, что он может сделать это. Ваше упорство послужит причиной смерти и вас самих, и всех ваших родных.

— Передай барону Мелиадусу, трусливо прячущему свое лицо, что он лишь жалкий пес, оскорбивший мое гостеприимство и побежденный мною в честном бою. Скажи ему, что мы тоже можем оказаться причиной его смерти и смерти всех ему подобных и что тысяча таких, как он, не справится с одним камаргским быком. Скажи ему, что его предложение — глупый трюк, на который мог бы купиться разве что ребенок. И еще скажи, что нам не нужен губернатор, мы и сами замечательно справляемся. Скажи ему…

Граф презрительно захохотал, когда увидел, что барон Мелиадус в ярости повернул коня и помчался обратно к своему войску. За ним поспешил герольд.

Прошло около четверти часа, и в воздухе появились первые орнитоптеры. Хоукмун, увидев их, глубоко вздохнул. Один раз ему уже досталось от этих летающих машин. Не хотелось бы испытать это еще раз.

Граф Брасс поднял меч, подавая сигнал, и Хоукмун услышал за спиной громкий хлопающий звук. Обернувшись, он увидел стремительно взлетающих алых фламинго. Их грациозный полет был очень красив в сравнении с неуклюжими движениями механических птиц. На спинах фламинго в высоких седлах сидели наездники, держащие в руках огнеметы.

Набрав высоту, птицы получили преимущество перед орнитоптерами, но трудно было поверить, что они смогут сделать что-нибудь с машинами из металла, пусть даже и неуклюжими. Струи огня, едва видимые с земли, полоснули по орнитоптерам, и пилот одного из них превратился в горящий факел и, вывалившись из кабины, упал на землю. Неуправляемая машина накренилась, крылья ее сложились, и она рухнула в болото у подножия холма. Потом Хо-укмун увидел, как из огненной пушки одного из орнитоптеров вырвался сноп огня, попал во фламинго, и алая птица дернулась в воздухе, перевернулась и упала на землю, теряя перья. Воздух раскалился, и было очень шумно. К холму стремительно приближался отряд неприятельской кавалерии.

Граф стоял какое-то время неподвижно, молча наблюдая за тем, как враг подходит все ближе и ближе. Но вот он снова поднял меч и закричал:

— Башни — огонь!

Стволы неизвестного оружия, торчащие из башенных бойниц, повернулись в сторону вражеских всадников, и раздался оглушительный звенящий звук. Хоукмуну показалось, что у него раскалывается голова. Чем стреляло это оружие, он так и не понял — из стволов ничего не вылетало.

Потом он увидел, что лошади гранбретанцев, уже добравшихся до болота, резко остановились и попятились, вставая на дыбы и сбрасывая седоков. Глаза животных округлились, на губах выступила пена. Солдаты, барахтаясь в грязи, пытались удержать лошадей.

Граф Брасс повернулся к Хоукмуну:

— Оружие испускает невидимый луч, сопровождаемый звуком. Ты тоже почувствовал это. Лошадям же досталось в полной мере.

— Может, следует атаковать их сейчас? — спросил Хоукмун.

— Нет, в этом нет нужды. Наберись терпения. Лошади замертво падали в болотную жижу.

— К сожалению, это убивает их, — сказал граф.

Вскоре все лошади полегли, а их седоки, громко ругаясь, выбирались на берег и в нерешительности топтались на месте.

В воздухе продолжался бой. Но все больше и больше грациозных птиц падало на землю — больше, чем клацающих крыльями орнитоптеров.

Рядом с башнями на землю начали сыпаться огромные камни.

— Боевые машины. Они пустили в ход катапульты! — закричал фон Виллах.

— Что делать?…

— Терпение, — невозмутимо ответил граф.

Затем их обдало жаром, и они увидели, как огромный огненный шар ударил в стену ближайшей башни.

— Огненная пушка. Такой большой мне еще видеть не приходилось. Она всех нас уничтожит!

Граф Брасс быстро направился к башне. Они видели, как он, спрыгнув с лошади, вошел внутрь. Прошло совсем немного времени, и башня начала поворачиваться, все быстрее и быстрее. Хоукмун в изумлении заметил, что она уходит под землю и огонь не достигает цели. Тогда огненные шары устремились к другой башне, но и она, быстро вращаясь, скрылась под землей, в то время, как первая вновь появилась на поверхности и нанесла ответный удар из установленного на ее зубчатых стенах диковинного оружия. Оно переливалось зеленым и пурпурным цветами. Ствол был сделан в форме колокола. Несколько белых шаров вылетело из него и упало возле огненной пушки. Хоукмун видел, как они прыгают среди обслуживающих орудие солдат.

Но его внимание отвлек орнитоптер, упавший совсем рядом, и он постарался побыстрее и подальше отъехать, пока не взорвался двигатель. К нему присоединился фон Виллах.

— Что это за шары? — спросил его Хоукмун, но фон Виллах лишь покачал головой, удивленный ничуть не меньше своего молодого друга.

Немного погодя Хоукмун увидел, что белые шары перестали скакать и огненная пушка больше не стреляет. Люди, обслуживающие ее, застыли в самых неестественных позах. Хоукмун испытал небольшой шок, когда понял, что они заморожены. Невиданное оружие продолжало посылать белые шары, и вскоре камни перестали падать на позиции камаргцев: некому стало обслуживать катапульты и прочие боевые машины.

Граф выбрался из башни и вернулся к ним.

— У нас есть что показать этим идиотам, — сказал он, улыбаясь.

— Но их слишком много, — сказал Хоукмун.

Он увидел огромную колонну пехоты, надвигающуюся на них. Солдат было так много, что, казалось, никакое — даже самое мощное — оружие не сможет остановить их.

— Ну, это мы еще посмотрим, — ответил граф, давая сигнал дозорному на ближайшей башне.

Небо над ними потемнело от множества летающих машин и птиц. Куски металла и окровавленные перья фламинго падали на землю. И невозможно было сказать, кто побеждает в этой схватке.

Первые ряды пехотинцев были уже совсем рядом, когда граф Брасс взмахнул мечом и башня повернулась к нападавшим какими-то широкоствольными орудиями. Голубые стеклянные шары полетели в приближающихся солдат. Хоукмун увидел, что гранбретанцы, ломая стройные ряды, принялись бешено метаться из стороны в сторону. Некоторые из них судорожно срывали с себя маски и, обхватив головы руками, падали в грязь.

— Что происходит? — спросил графа Хоукмун.

— Шары начинены газом, вызывающим галлюцинации, — ответил граф. — Людям начинают мерещиться всякие кошмары.

Потом он повернулся в седле и махнул ждущим внизу всадникам. Отряд кавалерии выступил вперед.

— Ну, вот пришло время и для простого оружия, — сказал Брасс.

Оставшиеся в строю солдаты империи выпустили по камаргцам тучи стрел и встретили их огнем копий. Лучники и копьеносцы графа ответили тем же. У камаргцев появились первые жертвы. В воцарившемся хаосе пехота Гранбретании уверенно теснила воинов графа, несмотря на свои поредевшие ряды. Приостановилась она, лишь когда ступила на заваленную трупами лошадей болотистую почву.

Граф Брасс подозвал своего герольда. Воин подошел, высоко подняв фамильное знамя Брассов — красная латная рукавица на белом фоне.

С вершины холма граф Брасс, Хоукмун и фон Виллах наблюдали за тем, как ползли по болоту солдаты империи.

Сначала Хоукмун увидел Мелиадуса, а чуть позже и Азровака Микосеваара. Московит одним из первых перебрался через болото и сейчас уже приближался к подножию холма.

Хоукмун выехал ему навстречу.

И вот он увидел перед собой ястребиную маску с рубиновыми глазами.

— Ага! Хоукмун! Тот самый пес, что осмелился беспокоить нас! Сейчас мы посмотрим, каков ты в открытом бою, предатель!

— И это ты называешь меня предателем! — гневно ответил Хоукмун. — Ты, вонючий пожиратель падали!

Микосеваар взревел от ярости и, взяв двуми руками боевой топор, пошел на Хоукмуна. Герцог спрыгнул с коня и приготовился защищаться.

Первый удар пришелся в щит, и Хоукмун вынужден был попятиться, чтобы не потерять равновесия. Последовал еще удар, отколовший кусок от щита Хоукмуна. Герцог в долгу не остался. Взмахнув мечом, он опустил его на закованное в доспехи плечо московита — раздался звон и брызнул сноп искр. Соперники стоили друг друга. Не обращая внимания на кипящую вокруг битву, они обменивались могучими ударами. Потом краешком глаза Хоукмун заметил фон Виллаха, бьющегося с Мигелем Хольстом, эрцгерцогом Лондры, равным ему и по силе, и по возрасту. Граф же, ловко расправляясь с менее искусными противниками, искал в толпе Мелиадуса, но тот, видимо, решил понаблюдать за ходом сражения со стороны.

Занимавшим более выгодную позицию воинам Камарга удавалось успешно сдерживать атаки гранбретанцев.

Щит Хоукмуна превратился в бесполезный кусок металла, и он, отбросив его в сторону, взял в обе руки меч и уже им отражал удары Микосеваара. Оба хрипели от напряжения, то толкая соперника в надежде сбить его с ног, то нанося колющие удары.

Хоукмун вспотел и тяжело дышал. Неожиданно он поскользнулся и упал на колено. Микосеваар, не мешкая ни секунды, шагнул вперед и, подняв топор, приготовился обезглавить врага. Хоукмун бросился ему под ноги. Микосеваар упал, и они, вцепившись друг в друга, покатились по склону.

Очутившись в болотной жиже, они остановились. Ни один не потерял оружия, и поэтому, поднявшись на ноги, оба были готовы продолжать поединок. Хоукмун оперся о труп лошади, размахнулся и ударил. Не наклонись вовремя московит, удар мог бы сломать ему шею, а так лишь сбил шлем с головы, открывая горящие безумные глаза и белую пышную бороду. Наемник попытался топором распороть Хоукмуну живот, но герцог успел отразить удар. Выпустив из рук меч, Хоукмун со всей силой толкнул Микосеваара в грудь, и тот упал, распластавшись на спине. Пока он, карабкаясь в грязи, пытался встать, Хоукмун схватил меч, высоко поднял и опустил ему на голову. Московит взвыл от боли. И снова высоко взлетел и опустился меч Хоукмуна. Азровак Микосеваар издал душераздирающий вопль, который почти сразу же оборвался. Хоукмун продолжал наносить удары до тех пор, пока не заметил, что перед ним уже лежит совершенно обезображенное тело. И только тогда он обернулся, чтобы посмотреть, как идет сражение.

Сразу трудно было разобраться. Повсюду валялись трупы людей и лошадей. Битва в воздухе была почти окончена — несколько орнитоптеров еще кружили в воздухе, но фламинго было намного больше.

Неужели Камарг одерживает победу?

Хоукмун обернулся и увидел двух наемников, бегущих к нему. Он наклонился и поднял окровавленную маску Микосеваара. Показав ее им, он рассмеялся:

— Смотрите! Ваш командир мертв! Я убил его!

Воины остановились в нерешительности, затем попятились и обратились в бегство. В Легионе Стервятников не было такой железной дисциплины, как в орденах Империи Мрака.

Хоукмун устало перешагивал через трупы. Сражение здесь почти закончилось. Лишь на склоне холма фон Виллах, издав победный клич, добивал Мигеля Хольста и готовился встретить бегущих к нему солдат эрцгерцога. Кажется, фон Виллаху помощь не требовалась. Тогда Хоукмун побежал на вершину холма, чтобы оттуда увидеть полную картину сражения.

Трижды обагрил он кровью меч, прежде чем смог добраться туда. Огромная армия, приведенная Мелиадусом, поредела раз в шесть, а то и больше.

Половина знамен Империи Мрака была повержена и втоптана в грязь. Четкие боевые ряды имперской пехоты сломались, и Хоукмун увидел нечто невероятное — формирования разных орденов смешались, тем самым приводя в настоящее смятение воинов, привыкших сражаться бок о бок лишь со своими «братьями».

Хоукмун видел графа, бьющегося сразу с несколькими всадниками, и вдалеке — штандарт Мелиадуса. Со всех сторон знамя обступили люди Ордена Волка. Барон неплохо позаботился о себе. Потом Хоукмун увидел и других военачальников, среди них были Адаз Промп и Йорик Нанкенсен. Они направлялись к Мелиадусу, и было ясно, что они готовы отступить, но вынуждены ждать приказа барона.

Хоукмун мог предположить, о чем они говорят Мелиадусу — о том, что цвет армии, лучшие ее воины погибли и что такие потери не стоят какой-то крошечной провинции.

Но трубы глашатаев молчали. Очевидно, Мелиадус продолжал упорствовать.

Подъехал фон Виллах. Он снял шлем и широко улыбнулся Хоукмуну.

— Думаю, что мы их побеждаем — сказал он. — А где граф?

— Там, — улыбнувшись, указал Хоукмун. — Во всей своей красе. Надо бы узнать у него, что дальше делать. Гранбретанцы в растерянности. Они явно хотят покинуть поле боя. Можно было бы немножко подтолкнуть их к этому.

Фон Виллах кивнул:

— Пусть граф решает. Я пошлю к нему человека.

Он повернулся к ближайшему всаднику, что-то сказал ему, и тот быстро стал спускаться по склону.

Минут через десять граф подъехал к ним.

— Я зарубил пятерых военачальников, — сказал он с видимым удовлетворением, — но Мелиадусу удалось ускользнуть.

Хоукмун повторил то, что говорил фон Виллаху. Граф согласился, и вскоре уже пехота Камарга пошла в наступление, уверенно тесня гранбретанцев.

Хоукмун нашел себе нового коня и возглавил атаку. Он мчался, нанося сокрушительные удары, снося головы с плеч и отрубая конечности. С ног до головы он был забрызган кровью. Пробитая во многих местах кольчуга едва держалась на нем. Грудь покрывали синяки и царапины, рука кровоточила, и боль в ноге причиняла сильнейшие муки, но он не обращал на это внимания — жажда крови овладела им, и он убивал человека за человеком.

Скачущий рядом фон Виллах сказал ему в минуту относительного спокойствия:

— По-моему, ты решил в одиночку расправиться с ними.

— Я не остановлюсь, даже если их кровь затопит эту долину, — ответил Хоукмун. — Я буду истреблять их, пока они все не подохнут.

— Ты такой же кровожадный, как и они, — с иронией в голосе сказал фон Виллах.

— Нет. Я кровожаднее! — крикнул Хоукмун, вырываясь вперед. — Для них-то это забава!

И он продолжал беспощадно убивать.

Но вот наконец военачальники, кажется, убедили Мелиадуса: герольды затрубили отбой, и оставшиеся в живых гранбретанцы обратились в бегство.

Некоторые из них бросали оружие и, стоя на коленях, молили о пощаде. Хоукмуна это не останавливало.

— Мне не нужны живые гранбретанцы, — говорил он и убивал безоружных. Но, в конце концов, Хоукмун удовлетворил свою ненависть и, присоединившись к графу и фон Виллаху, наблюдал, как гранбретанцы, перестроив ряды, покидают поле боя.

Хоукмуну показалось, что он услышал крик ярости, донесшийся оттуда, и, признав в нем голос Мелиадуса, он улыбнулся.

— Мы еще встретимся с бароном, — сказал он. Граф, соглашаясь, кивнул.

— Сейчас он понял, что Камарг неприступен для его армий, и знает, что мы не поддадимся на его уловки. Но он найдет какой-нибудь иной путь. Скоро Империя Мрака захватит все земли вокруг Камарга, и нам невольно придется быть все время настороже.

Когда они этой же ночью вернулись в замок, Ноблио завел с графом разговор.

— Сейчас ты понял, что Гранбретания безумна? В ее силах изменить ход истории. А это приведет не только к гибели человечества, но и к уничтожению всего разумного во Вселенной.

Граф Брасс улыбнулся:

— Ты преувеличиваешь, Ноблио. Откуда ты это знаешь?

— Это мое ремесло — понимать силы, творящие то, что мы называем судьбой. Я повторяю, граф: Империя Мрака уничтожит мир, если не остановить ее.

Хоукмун сидел, вытянув ноги, стараясь дать отдых натруженным мышцам.

— Я не понимаю тех философских принципов, что служат основой ваших убеждений, господин Ноблио, — сказал он, — но интуитивно я знаю, что вы правы. Мы все еще воспринимаем Гранбретанию как просто могущественную силу, стремящуюся править миром, — нечто подобное бывало и раньше — но Империя Мрака — это совсем другое. Не забывайте, граф, я провел какое-то время в Лондре и воочию видел куда как более наглядные доказательства их ненормальности. Вы видели лишь их армии — они мало чем отличаются от прочих, разве что своей жестокостью и дисциплиной. Но что вы, например, скажете об их короле-императоре, этом живом трупе? Или об их манере общения друг с другом? Город буквально пропитан безумием…

— Ты думаешь, мы видели еще не самое худшее из того, на что они способны? — серьезно спросил граф Брасс.

— Думаю, что так, — ответил Хоукмун. — Не только месть заставляла меня столь безжалостно убивать их, а нечто большее. Я словно чувствую в них угрозу самой жизни.

Граф вздохнул:

— Возможно, ты и прав. Не знаю. Только Рунный Посох может знать это.

Хоукмун тяжело поднялся.

— Я еще не видел Иссельду, — сказал он.

— Думаю, она уже спит, — ответил ему Ноблио.

Хоукмун был разочарован. Он так желал встречи с ней. Хотел рассказать ей о своих победах. И ее отсутствие неприятно удивило его.

Он пожал плечами:

— Ладно, думаю, пора и мне. Спокойной ночи, господа.

Они почти не говорили о победе — сказывались нечеловеческое напряжение и усталость. Но завтра, вне всякого сомнения, воины будут праздновать свой триумф.

Когда Хоукмун вошел в свою комнату, там было темно. Он почувствовал чье-то присутствие и, прежде чем подойти к столу и зажечь стоящую там лампу, вытащил из ножен меч.

На кровати лежала Иссельда.

— Я наслышана о ваших подвигах, — сказала она, улыбаясь, — и решила лично поприветствовать вас. Вы великий герой, Дориан Хоукмун.

Хоукмун почувствовал, как у него учащается дыхание и начинает бешено биться сердце.

— О, Иссельда…

Он медленно подходил к лежащей на кровати девушке.

— Я знаю, что ты любишь меня, Дориан, — тихо сказала она. — Или ты будешь отрицать это?

Он не стал делать этого.

— Ты… очень… смелая, — хрипло произнес он в ответ.

— Ну, а ты такой застенчивый, что я вынуждена быть слегка нескромной.

— Я… Я не застенчивый, Иссельда. Просто из этого ничего хорошего не выйдет. Я обречен — Черный Камень, он…

— Что это — «Черный Камень»? И он все рассказал ей.

— Теперь ты понимаешь, — сказал он, заканчивая свою историю, — что не должна влюбляться в меня… Так будет только хуже.

— Но этот Малагиги… Почему бы тебе не найти его?

— Путешествие может продлиться месяцы. И я могу потратить оставшееся у меня время на бесплодные поиски.

— Если ты любишь меня, — сказала она, когда он присел на кровать и взял ее за руку, — ты должен рискнуть.

— Да, — ответил он задумчиво. — Возможно, ты и права…

Она потянулась к нему, обхватила руками за шею и поцеловала в губы. Хоукмун больше не мог сдерживаться. Прижав к себе Иссельду, он страстно поцеловал ее.

— Я поеду в Персию, — сказал он наконец, — хотя путь будет очень опасным. Стоит мне покинуть границы Камарга, и люди Мелиадуса попытаются выследить меня…

— Ты вернешься, — убежденно сказала Иссельда. — Я знаю. Моя любовь будет охранять тебя.

— Дай бог!

Он нежно коснулся ее лица.

— Завтра, — сказала она. — Уезжай завтра, не теряй времени. А сегодня…

Она снова поцеловала его, и он пылко ответил ей.

Часть III

«Далее повествуется о том, как, покинув Камарг, Дориан Хоук-мун отправился на Восток. Более тысячи миль пролетел он на огромной алой птице, что доставила его к самым горам, на границе земель Греции и Булгарии…»

Из «Летописи Рунного Посоха»

Глава 1 ОЛАДАН

Граф Брасс оказался совершенно прав: в полете на фламинго не было ничего сложного. Птицей управляли как лошадью, поводьями, закрепленными на ее изогнутом клюве. Она была настолько грациозна в полете, что Хоукмун абсолютно не испытывал страха перед падением. Фламинго летали только в светлое время суток, почти без отдыха, и способны были преодолевать расстояние в десять раз большие, чем самая быстроногая лошадь. По ночам и птица, и ее седок отдыхали.

Пристегнувшись ремнями, Хоукмун удобно устроился в мягком кресле. Сумки с провизией были приторочены по обеим сторонам седла. Прямо перед ним вытягивал шею фламинго. Птица летела, медленно взмахивая огромными крыльями, и Хоукмун старался сидеть спокойно, чтобы ничем ей не мешать.

Его время от времени мучили сильные головные боли, словно напоминая о необходимости поторопиться. Однако по мере того, как фламинго уносил его все дальше на восток, а воздух становился теплее, у Хоукмуна улучшалось настроение и его не оставляла уверенность в том, что все закончится благополучно.

Дориан покинул Камарг неделю назад. Сейчас они летели над горным скалистым хребтом. Уже смеркалось, и герцог принялся высматривать место для ночлега. Уставшая за день птица опускалась все ниже, и вот уже грозные каменные пики окружили их. Внезапно Хоукмун заметил внизу на горном склоне человеческую фигуру, и почти тут же фламинго истошно закричал.

Покачнувшись, он отчаянно замахал крыльями. Хоукмун заметил длинную стрелу, застрявшую в боку птицы. Вторая стрела попала ей в шею, и с пронзительным криком птица начала стремительно падать. Хоукмун приник к седлу; в ушах у него свистел ветер. Он увидел несущуюся навстречу скалу, почувствовал сильнейший удар и словно провалился в черный бездонный колодец.

Очнувшись, он пришел в ужас. Головная боль была почти невыносимой. Он уже ясно представлял, как Черный Камень пожирает его мозг, словно крыса — мешок с зерном, и, обхватив голову, приготовился к самому худшему. Но, нащупав многочисленные царапины и шишки, Хоукмун с облегчением понял, что причина боли совсем в ином, а именно — в падении и ударе о скалу. Вокруг было очень темно, и ему показалось, что он лежит в пещере. Всмотревшись в темноту, он увидел огонек костра. Он с трудом поднялся и направился туда.

У самого выхода из пещеры Хоукмун споткнулся обо что-то и, посмотрев вниз, увидел свои вещи. Все было аккуратно сложено — седло, сумки, меч и кинжал. Он потянулся за мечом, стараясь не шуметь, вытащил его из ножен и осторожно вышел из пещеры.

Жар огромного костра, разложенного неподалеку, обжег лицо. На большом вертеле, установленном над огнем, была насажена туша фламинго, общипанная, без головы и когтей. Возле костра сидел человек, ростом раза в два меньше Хоукмуна, и время от времени поворачивал вертел, используя сложное приспособление из кожаных ремней.

Когда Хоукмун приблизился, маленький человек, разглядев меч в его руке, истошно заорал и отпрыгнул в сторону. Герцог был изумлен — все лицо и тело карлика покрывали густые рыжие волосы. Одет он был в кожаную куртку и такую же юбку, подпоясанную широким ремнем. На ногах он носил башмаки из замши, а на голове его нелепо сидела шапочка с воткнутыми в нее четырьмя самыми крупными перьями фламинго.

Карлик попятился от Хоукмуна:

— Простите меня, господин. Поверьте, мне очень жаль, что так получилось. Я, конечно, не стал бы стрелять в птицу, если бы знал, что она несет седока. Но все, что я тогда видел, — это ужин, который не хотелось упустить…

Хоукмун опустил меч.

— Кто вы? Или — что вы? — спросил он. От жара костра и перенесенных волнений закружилась голова.

— Я — Оладан, из рода горных великанов, — начал маленький человек. — Хорошо известный в этих краях…

— Великан? Великан! — Хоукмун хрипло засмеялся и упал, потеряв сознание.

На этот раз он очнулся, почувствовав восхитительный аромат жареной дичи. Какое-то время герцог лежал, наслаждаясь запахом, и только потом понял, откуда этот запах. Он лежал почти у самого края пещеры. Меч исчез. Маленький покрытый шерстью человек нерешительно приблизился к нему, предлагая огромный кусок мяса.

— Съешьте это, господин, и вы почувствуете себя лучше, — сказал Оладан.

Хоукмун взял мясо.

— Я съем. Делать все равно больше ничего не остается. Вы лишили меня сейчас самого дорогого.

— Вы так любили птицу, господин?

— Нет, но… Мне грозит смертельная опасность, и этот фламинго был моей единственной надеждой.

Он вонзил зубы в жесткое мясо птицы.

— Кто-то преследует вас?

— Не кто-то, а что-то — нелепый и страшный рок… — ответил Хоукмун.

И вдруг, сам не зная почему, он начал рассказывать о себе этому странному существу, которое, пусть и невольно, но еще больше приблизило роковой конец. Было в карлике что-то располагающее, когда он, чуть склонив голову, внимательно слушал рассказ герцога — глаза его в ужасе расширялись, стоило только Хоукмуну упомянуть о каком-нибудь страшном эпизоде, и невольно герцог позабыл о своей замкнутости.

— И вот я здесь, — закончил он, — и ем ту самую птицу.

— Да… — вздохнул Оладан, вытирая жир с лица. — Это очень печальная история, милорд, и я с великой грустью думаю о том, что это мой ненасытный желудок привел к столь страшному несчастью. Но завтра я сделаю все, чтобы исправить свою ошибку и найти вам средство передвижения.

— Какую-нибудь птицу?

— К сожалению, нет. Я имел в виду всего лишь козла, — и прежде, чем Хоукмун смог что-то возразить, Оладан продолжил: — Я имею в этих местах кой-какое влияние — меня считают здесь чем-то редким и очень любопытным. Видите ли, я родился в результате странной связи между неким юным путешественником — своего рода волшебником — и горной великаншей. Но сейчас я, увы, сирота. В одну из голодных зим мама съела папу, а потом и она, в свою очередь, была съедена дядей Баркиосом — самым большим и свирепым из горных великанов. С тех пор я живу один. Компанию мне составляют лишь книги моего несчастного отца. Я урод, и меня не принимают ни те, ни другие. Живу сам по себе. Если бы я не был таким маленьким, дядя Баркиос давно бы уже съел меня.

Печальное лицо Оладана выглядело таким забавным, что Хоукмун больше не испытывал к карлику ни малейшей злости. Кроме того, тепло костра и сытный ужин совсем разморили его.

— Достаточно, друг Оладан. Давай забудем все и ляжем спать. А утром мы поищем что-нибудь, на чем я мог бы добраться до Персии.

Проснувшись на заре, они увидели, что костер все еще горит, а вокруг него сидят закутанные в меха вооруженные люди и завтракают жареным фламинго. Слышно было, что там царит веселье.

— Разбойники! — закричал Оладан и в тревоге вскочил на ноги. — Мне не следовало оставлять на ночь костер!

— Куда ты дел мой меч? — спросил его Хоукмун, но было поздно — два разбойника, вытаскивая на ходу грубо сделанные короткие мечи, уже направлялись к ним. Хоукмун не спеша поднялся.

— Я знаю тебя, Рекнер, — неожиданно сказал Оладан, указывая на самого высокого разбойника. — И ты наверняка знаешь, кто я такой. Я — Оладан, один из горных великанов. Поэтому теперь, когда ты позавтракал, будь любезен — уходи, или придет моя родня и убьет вас всех.

Рекнер на это лишь ухмыльнулся, ковыряя в зубах грязным ногтем:

— Я действительно слышал о тебе, крошка, но честно говоря, не знаю, чего мне бояться. Мне говорили, правда, что жители ближайших деревень стараются избегать тебя. Но крестьяне — это тебе не храбрые разбойники, не так ли? И поэтому лучше помолчи, если не хочешь умереть в мучениях.

Оладан, казалось, несколько сник, но продолжал пристально смотреть на главаря. Рекнер засмеялся:

— Ну, а теперь показывай, что ты там прячешь в своей пещере? Оладан побледнел, словно охваченный смертельным страхом, и тихо забормотал что-то. Хоукмун смотрел то на него, то на разбойников и не знал, что делать. Бормотание Оладана стало громче. Улыбка застыла на лице Рекнера, и глаза его стекленели под пристальным взглядом карлика. Неожиданно Оладан резко выкинул вперед руку, указывая на разбойника, и холодным голосом произнес:

— Спать, Рекнер!

Рекнер свалился на землю. Разбойники, изрыгая проклятия, бросились было к ним, но остановились перед поднятой рукой Оладана.

— Бойтесь меня, ибо я — Оладан, сын волшебника. Разбойники стояли в нерешительности, глядя на распростертое тело своего главаря. Хоукмун какое-то время в изумлении смотрел на маленького человека, одним движением руки сдерживающего кровожадных разбойников, потом нырнул в пещеру и принялся за поиски меча. Меч нашелся почти сразу, и Хоукмун, прицепив его вместе с кинжалом к поясу, быстро вернулся к Оладану. Карлик уголком рта прошептал ему:

— Вытащи вещи из пещеры. Лошади разбойников у подножия горы. Мы воспользуемся ими. Рекнер может проснуться в любую секунду, и тогда я не смогу удержать их.

Хоукмун вынес из пещеры сумки, и они с Оладаном, пятясь, начали спускаться по склону. Ноги цеплялись за кусты и камни. Рекнер пошевелился и застонал. Ему помогли подняться.

— Ну, теперь держись, — сказал Оладан, повернулся и побежал.

Хоукмун помчался за ним, и велико же было его удивление, когда, добравшись до подножия горы, он увидел там не лошадей, как говорил Оладан, а с полдюжины козлов размером с пони. На каждом — седло из овечьей шкуры. Оладан ловко запрыгнул на ближайшего козла и протянул уздечку другого Хоукмуну. Герцог криво усмехнулся и вскочил в седло. Рекнер и его люди мчались за ними по склону. Хоукмун несколько раз ударил плоской стороной меча по спинам оставшихся животных, и те бросились врассыпную.

— Не отставай! — закричал Оладан и направил своего козла к узкой горной тропинке, лежащей внизу.

Но разбойники догнали Хоукмуна, и ему пришлось пустить в ход свой сверкающий меч. Одного он заколол ударом в сердце, другого — в бок, ударил по макушке Рекнера и помчался за Оладаном. В спину ему неслись громкие проклятия.

Козел передвигался прыжками, и совсем скоро у Хоукмуна с непривычки начало ломить все тело. Они выбрались на тропинку и дальше ехали по ней. Крики преследователей становились все тише и тише. Оладан, широко улыбаясь, повернулся к Хоукмуну.

— Лучше ехать, чем идти, а, лорд Хоукмун? Я не думал, что это нам так легко удастся. Это хороший знак! Следуй за мной. Я покажу тебе дорогу.

Хоукмун улыбался, сам не зная чему. Ему нравился Оладан. Любопытство вместе с растущим уважением и благодарностью за их спасение заставили Хоукмуна забыть, что этот родственник горных великанов стал причиной его новых несчастий.

Вскоре они выехали к краю широкой желтой равнины, ибо Оладан настоял на том, чтобы проводить своего нового друга через горы. Сейчас он промолвил, указывая куда-то вдаль:

— Тебе нужно двигаться в том направлении.

— Благодарю, — отозвался Хоукмун, глядя вперед. — Мне жаль с тобой расставаться.

— Вот как? — Оладан улыбнулся и пригладил рыжую шерстку на лице. Затем он задумался ненадолго и объявил: — А что, пожалуй, я поеду с тобой, чтобы тебе не было так скучно.

И, как ни в чем ни бывало, он направил своего козла вперед. Пожав плечами, Хоукмун засмеялся и двинулся следом за ним.

Глава 2 КАРАВАН АГОНОСВОСА

Дождь начался, не успели они выбраться на равнину, и теперь козлы двигались очень медленно по ровной вязкой земле. Целый месяц они продвигались так, кутаясь в плащи и дрожа от холода и сырости. Хоукмуна к тому же мучили сильнейшие головные боли. Когда это начиналось вновь, он ни слова не говорил Оладану, просто закрывал голову руками и старался забыться. Это означало, что где-то там, далеко, в замке Брасс, сила камня начинает разрывать узы, наложенные на него графом. В душе его постепенно угасала надежда, что когда-либо ему доведется вновь свидеться с Иссельдой.

Ливень не прекращался ни на миг. Ветер бушевал. Впереди, насколько хватало глаз, сквозь плотную пелену дождя, Хоукмун видел лишь бескрайнюю равнину. Попадались изредка кусты можжевельника и черные карликовые деревья. Тяжелые грозовые облака затянули небо, так что Хоукмун совершенно не представлял, куда им ехать дальше. Единственным указателем направления могли служить редкие кусты, ветви которых здесь тянулись всегда на юг. Он никак не ожидал, что так далеко на востоке можно встретить местность с настолько ужасным климатом и решил, что все это — результат одной из многочисленных катастроф Тысячелетия Ужаса.

Хоукмун откинул мокрые волосы со лба и, почувствовав твердую поверхность Черного Камня, содрогнулся. Он посмотрел на грустное лицо Оладана и отвернулся. Вдалеке, почти на горизонте, виднелись темные очертания того, что могло быть лесом, где, возможно, они смогут найти защиту от дождя. Копыта козлов скользили на мокрой траве. У Хоукмуна зазвенело в ушах, и он вновь почувствовал сильную головную боль и тошноту. Он глубоко вздохнул, прижимая руку ко лбу. Оладан смотрел на него с глубоким сочувствием.

Наконец они достигли кромки леса. Сейчас они ехали еще медленнее, поскольку приходилось постоянно объезжать образовавшиеся в огромном количестве большие темные лужи. Стволы и ветви лесных деревьев, казалось, тянулись вниз, а не вверх. Кора их была черной или темно-коричневой, и почти не было листьев. Но несмотря на это, лес выглядел густым и труднопроходимым. На краю его в мелкой канаве блестела вода.

Они въехали в чащу. Копыта козлов шлепали по грязной воде. Земля под пологом леса намокла, и у деревьев образовались лужи. Искать укрытие от непрекращающегося ливня здесь было бесполезно.

Выбрав относительно сухой клочок земли, они остановились на ночлег. Хоукмун сначала порывался помочь Оладану развести костер, но потом вынужден был, опершись спиной о ствол дерева, лежать и ждать, обхватив голову руками, пока маленький человек не закончит работу.

Утром они продолжили путь по лесу. Хоукмун еле держался в седле, и Оладан вел его козла. Неожиданно они услышали человеческие голоса и, недолго думая, повернули в том направлении.

Это был своего рода караван. Около пятнадцати фургонов с промокшими разноцветными тентами медленно тащились по грязи и лужам. Быки и мулы, выбиваясь из сил, тянули фургоны. Ноги животных скользили в грязи, и мышцы перекатывались под кожей, когда погонщики хлестали их бичами и кололи острыми палками. Фургоны со всех сторон обступали люди: одни толкали их, другие прокручивали колеса. И все же караван еле двигался.

Но не столько это зрелище заставило удивиться друзей, сколько сами люди каравана.

Без преувеличения можно было сказать, что эти люди очень и очень странные. Карлики и лилипуты, гиганты и толстяки, покрытые шерстью и совершенно без волос, один мужчина с тремя руками, другой — с одной, двое с копытами на ногах, бородатые дети, гермафродиты, одни — с пятнистой змеиной кожей, другие — с хвостами, уродливыми конечностями и искривленными телами; с лицами без глаз, носов, ртов, горбуны, люди без шеи, с короткими руками и ногами, один даже с пурпурными волосами и рогом во лбу. Все разные, но выражение их глаз было общим. В глазах этих людей читалось тупое отчаяние, когда они, выбиваясь из сил, пытались хоть немного протащить караван по вязкой грязи.

Хоукмуну казалось, что он видит обреченных, направляющихся в ад. Лесные запахи смешивались сейчас с запахами каравана. Здесь был и запах людей, и запах животных, запахи духов и острых специй, и кроме всего, было еще что-то, что заставило Оладана содрогнуться. Хоукмун приподнял голову и принюхался, словно насторожившийся зверь. Он, нахмурившись, взглянул на Оладана. Эти странные люди продолжали молча работать и не замечали их. Слышно было поскрипывание фургонных колес, фырканье животных да плеск воды.

Оладан дернул поводья, намереваясь проскочить перед караваном, но Хоукмун не последовал его примеру. Он продолжал задумчиво рассматривать таинственную процессию.

— Поехали, — сказал Оладан. — Я чувствую опасность.

— Мы должны узнать, где мы находимся и как долго нам еще тащиться по этой равнине, — хрипло прошептал Хоукмун. — Кроме того, у нас почти кончилась провизия…

— Может, мы наткнемся на какую-нибудь дичь в лесу. Хоукмун покачал головой:

— Нет. И потом мне кажется, я знаю, чей это караван.

— Чей же?

— Человека, о котором я много слышал, но никогда не видел. Мой соотечественник и даже — родственник, который покинул Кельн девять веков назад.

— Девять веков? Это невозможно!

— Возможно. Агоносвос бессмертен, или почти бессмертен. Если это он, он поможет нам. Я как-никак все еще являюсь законным правителем Кельна.

— Ты думаешь, по прошествии девяти веков он сохранил верность Кельну?

— Посмотрим.

Они направились к голове каравана, туда, где, покачиваясь, катился высокий фургон с тентом из золотистого шелка. На передке фургона, укрывшись от дождя, в богатой медвежьей шубе сидел человек. Простой черный шлем закрывал его голову, оставляя открытыми лишь глаза. Увидев Хоукмуна, человек зашевелился и издал слабый глухой звук.

— Господин Агоносвос, — произнес Хоукмун. — Я — герцог Кельнский, последний потомок династии, начавшей править тысячу лет назад.

— А, Хоукмун. Без земель сейчас, да? Гранбретания захватила Кельн, не так ли? — сказал человек.

— Да…

— Итак, мы оба изгнанники. Я — по воле твоих предков, ты — по воле завоевателей.

— Ну, как бы то ни было, я все еще герцог Кельнский и поэтому твой господин, — Хоукмун не отрываясь смотрел на Агоносвоса.

— Господин — так, кажется, ты сказал? Власть в лице герцога Дитриха отвергла меня, выслав на дикие земли. Я больше не признаю власти Кельна.

— Но вы же знаете, что ни один кельнец не смеет ослушаться воли своего герцога.

— Не смеет, говоришь? — Агоносвос тихо засмеялся. — Не смеет?

Хоукмун собрался было повернуть прочь, но Агоносвос, подняв худую, с длинными тонкими пальцами руку, остановил его:

— Остановись. Я обидел тебя и хочу загладить свою вину. Чем я могу помочь тебе?

— Ты признаешь меня своим господином?

— Я признаю только, что был невежлив. Ты, кажется, устал. Я, пожалуй, остановлю свой караван. Кто твой слуга?

— Это не слуга. Оладан — мой друг.

— Друг? Он же не человек. Ну ладно, пусть присоединяется к нам. Агоносвос высунулся из фургона и слабым голосом дал своим людям команду остановиться. Они сразу же перестали работать и теперь неподвижно стояли, опустив руки. В глазах их было все то же тупое отчаяние.

— Как тебе моя коллекция? — спросил Агоносвос Хоукмуна, когда герцог и Оладан спешились и залезли в темный фургон. — Они когда-то забавляли меня, но сейчас наскучили и поэтому должны работать, чтобы оправдывать свое существование. У меня есть, по крайней мере, по одному экземпляру каждого типа, — он взглянул на Оладана. — Включая твой. Некоторых я сам вывел путем скрещивания.

Оладан беспокойно заерзал на месте. В фургоне казалось неестественно жарко, но не было видно ни печки, ни плиты, ни какого-либо иного источника тепла. Агоносвос налил им вина из голубой тыквенной бутылки. Вино было такого же цвета. Древний изгнанник оставался в шлеме, и его черные насмешливые глаза с интересом рассматривали Хоукмуна.

Хоукмун всячески старался не показывать вида, что жестоко страдает от боли, но Агоносвос сразу все понял.

— Выпей. И ты почувствуешь себя лучше, — сказал он, протягивая Хоукмуну кубок с вином.

Вино, действительно, благотворно подействовало на герцога, и боль вскоре совсем прошла. Агоносвос спросил, что привело его в эти края, и Хоукмун рассказал ему большую часть своей истории.

— Так, — сказал Агоносвос, — и ты хочешь моей помощи, да? Хорошо, я подумаю. Сейчас отдыхайте. А завтра мы поговорим об этом.

Хоукмун и Оладан уснули не сразу. Они еще долго сидели, укутавшись в меха, что дал им Агоносвос, и обсуждали этого странного колдуна.

— Он немного напоминает тех лордов Империи Мрака, о которых ты рассказывал мне, — сказал Оладан. — Мне кажется, он хочет нам зла. Возможно, он желает отомстить тебе за то зло, что причинили ему твои предки, а возможно — хочет получить новый экземпляр для своей коллекции, — Оладан даже задрожал.

— Да… — задумчиво сказал Хоукмун. — Но было бы неразумно сердить его без причины. Он может быть нам полезен. А сейчас давай спать.

— Ладно. Только ты постарайся крепко не засыпать, — предупредил его Оладан.

Но Хоукмун спал крепко и, проснувшись, обнаружил, что лежит, связанный по рукам и ногам толстыми кожаными ремнями. Он попытался вырваться, но тщетно. Из-под шлема, закрывающего лицо его бессмертного родственника, донесся тихий смех:

— Ты узнал меня, последний из рода Хоукмунов, но ты ничего не знаешь обо мне. Ты не знаешь о тех годах, что я провел в Лондре, обучая лордов Гранбретании премудростям волшебства. Мы давно уже заключили союз, Империя Мрака и я. Когда я последний раз видел барона Мелиадуса, он много рассказывал о тебе. Теперь я получу от него все, что пожелаю.

— Где мой друг?

— Этот мохнатый? Умчался в лес, лишь только заслышал наши шаги. Они все такие — эти полулюди-полузвери, — трусливые и малодушные создания.

— Значит, ты намерен доставить меня к барону?

— Ты же слышал. Именно это я и собираюсь сделать. Я оставлю ненадолго этот неповоротливый караван, пусть ползет пока без меня. А мы отправимся вперед на более быстрых скакунах. Я берегу их для таких случаев. Я уже послал человека с вестью к барону. Так что… Эй, вы! Несите его.

По команде Агоносвоса два лилипута схватили Хоукмуна и вытащили из фургона.

Дождь все еще моросил. Хоукмун увидел двух величественных лошадей голубого цвета, с умными глазами и мощными конечностями. Подобной красоты ему еще видеть не приходилось.

— Я сам вывел эту породу, — сказал Агоносвос, — но сделал это, как видишь, не ради забавы. Скоро мы будем в Лондре.

Он снова засмеялся. Хоукмуна закинули в седло и крепко привязали к стременам.

Агоносвос залез на вторую лошадь и, взяв поводья лошади Хоукмуна, помчался вперед. Хоукмун был не на шутку встревожен. Лошадь бежала легко и почти так же быстро, как летел фламинго. Но если птица несла его к спасению, то лошадь — наоборот, к роковому концу. С ужасом Хоукмун понял, что участь его решена.

Долгое время они мчались по лесу. Грязь залепила лицо Хоукму-ну, и он почти ничего не видел.

Затем, много позже, он услышал гневный крик Агоносвоса:

— Прочь с дороги! Прочь!

Хоукмун пытался разглядеть что-нибудь впереди, но видел лишь лошадь Агоносвоса и край его плаща. Он смутно слышал другой голос, но разобрать, что он говорит, не мог.

— А-а-а! Да выест Колдрин твои глаза!

Хоукмуну показалось, что Агоносвос покачнулся в седле. Лошади замедлили бег, потом остановились. Он увидел, как старец наклонился вперед и свалился на землю. Ползая в грязи, Агоносвос пытался подняться. В боку его застряла стрела. Хоукмун, совершенно беспомощный, не мог понять, какая новая опасность подстерегла его. И он пытался решить, что лучше: быть убитым сейчас или дождаться суда короля Хеона.

Появился Оладан и, перепрыгнув через барахтающегося в грязи Агоносвоса, подбежал к Хоукмуну. Он перерезал ремни, и Хоукмун свалился с лошади. Оладан широко улыбался:

— Твой меч — в сумке у старца.

Хоукмун, поднимаясь и растирая онемевшие руки и ноги, облегченно вздохнул:

— Я думал, ты убежал обратно в горы.

Маленький человек начал было что-то говорить, но Хоукмун прервал его криком:

— Агоносвос!

Старец, зажимая рану рукой, приближался к карлику. Хоукмун, позабыв о боли, бросился к лошади колдуна. Ему пришлось перерыть почти весь багаж Агоносвоса, прежде чем он нашел меч. Ола-дан с колдуном уже боролись, катаясь в грязи.

Хоукмун подбежал к ним, но ударить мечом не рискнул, боясь задеть друга. Он наклонился и, вцепившись в плечо Агоносвоса, стал оттаскивать рассвирепевшего старца. Сначала он услышал рычание из-под шлема и лишь потом заметил меч в руке Агоносвоса. Меч со свистом рассек воздух. Хоукмун, едва держась на ногах, с трудом отразил удар. Колдун ударил еще раз.

Хоукмун встретил и эту атаку. В ответ он попытался попасть в голову Агоносвоса, но промахнулся и едва успел парировать новый выпад. Потом он увидел незащищенное место на теле противника и вонзил меч в живот колдуна. Агоносвос вскрикнул, попятился на негнущихся ногах и, схватившись руками за меч Хоукмуна, попытался выдернуть его из рук герцога. Затем он широко развел руки, начал что-то говорить и упал, распростершись, в мелкую лужу.

Тяжело дыша, Хоукмун прислонился к стволу дерева. Кровь начала приливать к онемевшим конечностям, и боль в них усилилась.

Оладан поднялся из грязи. Его трудно было узнать. Колчан валялся на земле, и карлик, подняв его, сейчас осматривал оперение стрел.

— Некоторые поломаны, но я заменю их, — сказал он.

— Откуда они у тебя?

— Ночью я решил побродить по лагерю Агоносвоса. В одном из фургонов я нашел лук и стрелы и подумал, что они могут пригодиться. Вернувшись к нашему фургону, я заметил, что туда вошел Агоносвос и, догадываясь о его намерениях, предпочел спрятаться.

— Но как тебе удалось не отстать от лошадей? — спросил Хоукмун.

— Я нашел себе даже более быстрого союзника, — улыбнулся Оладан и указал на появившееся в этот момент из-за деревьев удивительное существо. У существа были невероятно длинные ноги, хотя остальные части тела казались совершенно нормальными.

— Это Влеспин. Он ненавидит Агоносвоса и охотно согласился помочь мне.

Влеспин свысока посмотрел на них.

— Ты убил его, — сказал он. — Хорошо.

Оладан осмотрел багаж Агоносовоса и вытащил оттуда свиток прегамента.

— Карта. И провизии вполне достаточно, чтобы мы могли добраться до побережья, — он развернул карту. — Это недалеко. Смотрите.

Они склонились над картой. Хоукмун увидел, что до Мермианского моря им осталось чуть больше сотни миль. Влеспин отошел к лежащему неподалеку телу Агоносвоса. Секундой позже они услышали его крики; обернувшись, увидели колдуна — живого, который, угрожающе размахивая мечом Хоукмуна, решительно направлялся к длинноногому человеку. Меч вошел в грудь Влеспина, ноги его подкосились, и он, дергая ими, словно кукла, рухнул на землю. Вскоре он затих. Хоукмун был потрясен. Из шлема донесся сдавленный смех:

— Глупцы! Я прожил уже девятьсот лет. И за это время я кое-чему научился.

Не раздумывая, Хоукмун прыгнул на Агоносвоса. Он понимал, что это, пожалуй, его единственный шанс спастись. Тот, хотя и выдержал удар, который должен был стать смертельным, заметно слабел. Они боролись, сцепившись, на краю большой лужи. Оладан бегал вокруг них, выбирая момент, и вот, наконец, запрыгнул на спину колдуну и сорвал с его головы шлем. Агоносвос взвыл, и Хоукмун, увидев перед собой белую голову старца, почувствовал, как тошнота подступает к горлу. Это было лицо трупа, давно обглоданное могильными червями. Агоносвос закрыл лицо руками и попятился.

Подхватив меч, Хоукмун вскочил на голубую лошадь, и в этот миг до него из леса донесся крик:

— Я тебе это припомню, Дориан Хоукмун! Когда барон Мелиадус схватит тебя, я явлюсь полюбоваться твоими мучениями.

Содрогнувшись, Хоукмун направил своего скакуна в сторону Мермианского моря.

Два дня спустя небо просветлело, и яркое солнце засияло на нем. Впереди на морском побережье их ждал город, где можно было сесть на корабль, чтобы добраться до Туркии.

Глава 3 РЫЦАРЬ-В-ЧЕРНОМ-И-ЗОЛОТОМ

По спокойной океанской глади ровно шло тяжело груженое торговое судно. Летели пенные брызги, и треугольный парус, словно птичье крыло, выгибался под напором сильного ветра. Капитан судна в маленькой шапочке, расшитой золотом, яркой безрукавке и длинных шароварах, перехваченных на лодыжках золотыми пряжками, вместе с Хоукмуном и Оладаном стоял на корме.

— Превосходные скакуны у вас, господа, — заметил капитан, указывая на двух огромных голубых коней, что стояли на нижней палубе в особых стойлах. — Никогда прежде не видел таких, — он погладил остроконечную бородку. — Не желаете ли их продать? Я бы дал вам хорошие деньги.

Хоукмун покачал головой:

— Мне эти лошади дороже всяких сокровищ.

— Ну что ж, я могу это понять, — отозвался капитан, хотя на самом деле истолковал слова герцога совершенно неверно. В этот миг дозорный на мачте что-то закричал и замахал рукой, указывая на запад.

Хоукмун обернулся в ту сторону и заметил на горизонте три небольших паруса. Капитан вскинул подзорную трубу.

— Ракааром клянусь, это корабли Империи Мрака!

Он передал трубу герцогу, и сейчас Хоукмун отчетливо видел черные паруса кораблей. Каждый парус был украшен изображением акулы — символом военного флота империи.

— Это опасно для нас? — спросил он.

— Это опасно для всех, — мрачно ответил капитан. — Нам остается только молиться, чтобы они не увидели нас. В море становится тесно от их кораблей. Еще год назад…

Он остановился, чтобы отдать приказ своим матросам. Подняли стаксели, и корабль рванулся вперед…

— Да, еще год назад их кораблей почти не было, и торговля шла замечательно. Сейчас они властвуют на море. Вы найдете их армии в Туркии, Сирии, Персии — повсюду. Они провоцируют мятежи и вооруженные восстания против законных правителей. Дай им пару лет, и они подомнут под себя Восток, как это уже произошло с Западом.

Вскоре корабли Гранбретании исчезли за горизонтом, и капитан облегченно вздохнул.

— Я все равно не успокоюсь, — сказал он, — пока не увижу порт. Туркский порт они увидели только к вечеру и вынуждены были, бросив якорь недалеко от берега, дожидаться утра. А утром с приливом они вошли в городскую бухту.

Немного погодя там же оказались и три гранбретанских боевых корабля. Путешественники не стали задерживаться в городе, запаслись провизией и поскорей отправились на восток, в Персию.

Неделю спустя, миновав город Анкару и перебравшись через реку Кызыл-Ирмак, они уже мчались по выжженной солнцем стране. Несколько раз вдалеке они видели отряды Гранбретании, но им удавалось избегать встреч с ними. В основном эти отряды состояли из местных солдат-наемников, но встречались и регулярные части имперских войск. Хоукмун был обеспокоен этим — он никак не ожидал, что Империя Мрака проникла уже так далеко. Однажды они наблюдали за развернувшейся битвой и видели, как легко расправлялись войска Гранбретании с противником. Хоукмун в отчаянии все сильнее и сильнее погонял коня.

Месяцем позже, когда лошади вынесли их на берег огромного озера, Оладан и Хоукмун были застигнуты врасплох появившимся из-за холма отрядом. Гранбретанцев было человек двадцать. Их звериные маски сверкали на солнце, и это придавало воинам еще более свирепый вид. Солдаты принадлежали к Ордену Волка.

— Ха! Так это те самые, которых ищет наш господин! — закричал один из них. — За того, который повыше, назначена большая награда, если его доставить живым.

— Боюсь, лорд Дориан, что мы пропали, — тихо заметил Оладан.

— Заставим их убить нас, — мрачно сказал Хоукмун и обнажил меч. — Можно было бы спастись бегством, не будь лошади измучены долгой дорогой, а так…

Воины в волчьих масках окружили их. Они желали взять Хоук-муна живым, и поэтому он имел перед ними некоторое преимущество — он мог убивать. Одному он проломил рукоятью меча голову, второму отрубил руку, третьему проткнул живот, четвертого выбил из седла. Они бились на мелководье озера, и вода плескалась под копытами лошадей. Хоукмун видел, что Оладан сражается совсем неплохо, но вот — мохнатый человечек вскрикнул и упал с лошади. Хоукмун не знал, что произошло, но громко выругался и принялся наносить удары с еще большей яростью.

Сейчас всадники обступили его так плотно, что он едва мог взмахнуть мечом. Хоукмун понял, что скоро его схватят. В ушах стоял звон металла, от запаха крови тошнило.

Затем он неожиданно почувствовал, что гранбретанцы начинают расступаться, и увидел, что у него появился еще один союзник. Он встречал этого человека и раньше — но только в снах. Это был тот самый воин, которого он видел во Франции, а позднее — в Камарге. Он был закован в доспехи из золота и черного янтаря, и большой шлем закрывал его лицо. На могучем белом коне, размахивая огромным мечом длиной около шести футов, он прокладывал себе дорогу к Хоукмуну. Солдаты падали один за одним под его страшными ударами, и вскоре от всего отряда гранбретанцев осталась лишь жалкая кучка всадников, которые, наконец, не выдержали и помчались прочь, оставляя убитых и раненых.

Хоукмун заметил, что один из упавших воинов поднялся на ноги. Потом он увидел, что рядом поднимается еще кто-то, и понял, что это Оладан. Карлик держал в руке меч и отчаянно защищался от гранбретанца. Хоукмун бросился к другу и, высоко взмахнув мечом, ударил солдата в спину. Меч, распоров кольчугу и кожаную рубаху, глубоко вошел в тело. Издав стон, гранбретанец упал.

Хоукмун вернулся к неожиданному спасителю.

— Благодарю вас, милорд, — сказал он. — Вы прошли за мной длинный путь.

— Дальше, чем тебе кажется, Дориан Хоукмун, — донесся из-под шлема спокойный приглушенный голос. — Вы направляетесь в Хамадан?

— Да. Мы ищем волшебника Малагиги.

— Отлично. Я поеду с вами. Это недалеко отсюда.

— Кто вы? — спросил Хоукмун. — Кого мы должны благодарить?

— Я — Рыцарь-в-Черном-и-Золотом. Не благодари меня за то, что я спас тебе жизнь. Ты еще не представляешь, зачем я это сделал. Поехали.

Они направились дальше.

Некоторое время спустя на привале Хоукмун спросил у Рыцаря:

— Вы знакомы с Малагиги? Захочет ли он помочь мне?

— Да, я его знаю, — отозвался Рыцарь-в-Черном-и-Золотом. — Возможно, ему это по силам. Но не забывай, в Хамадане бушует гражданская война. Некто Нахак, брат королевы Фробры, пытается захватить ее трон, и на помощь ему явились люди в звериных масках.

Глава 4 МАЛАГИГИ

Они провели в пути неделю, и вот наконец поднялись на холм, с которого открывался великолепный вид на белоснежный, сверкающий под ярким солнцем город Хамадан, с его шпилями, куполами и минаретами, разукрашенными золотом, серебром и перламутром.

— Пришла пора мне покинуть вас, — промолвил таинственный Рыцарь, поворачивая коня. — Доброго пути тебе, Дориан Хоукмун. Несомненно, мы еще встретимся с тобой.

Хоукмун проводил его взглядом, и они с Оладаном двинулись вниз по холму к городу.

Однако не успели они добраться до городских ворот, как услышали невообразимый шум, доносящийся из-за стены. Крики людей, визг животных и лязг оружия безошибочно выдавали сражение. Ворота внезапно распахнулись, и из города вырвалась толпа солдат, многие были ранены. Хоукмун и Оладан попытались отъехать в сторону, но не успели и вскоре были окружены бегущими воинами. Вот мимо них промчалась группа всадников, и Хоукмун услышал крик:

— Все пропало! Нахак победил!

За всадниками из ворот выехала огромная боевая колесница. Четверка вороных лошадей стремительно выносила ее из города. В колеснице стояла женщина с черными как смоль волосами и громкими криками призывала солдат остановиться. Она была молода и прекрасна, с большими раскосыми глазами, сверкающими от гнева и отчаяния. В руке она держала ятаган и энергично размахивала им.

Заметив оторопевших друзей, она, натянув поводья, остановила колесницу:

— Кто вы? Наемники Империи Мрака?

— Нет, я враг империи, — ответил Хоукмун. — Что здесь происходит?

— Мятеж. Мой брат Нахак и его люди через тайный подземный ход, ведущий из пустыни, прорвались в город. Для нас это было полной неожиданностью. Если вы враг империи, то вам лучше побыстрее убраться отсюда! Они привели с собой боевых зверей, которые… — она не договорила, дернула поводья и, закричав что-то своим солдатам, помчалась вперед.

— Нам лучше вернуться к холмам, — пробормотал Оладан, но Хоукмун покачал головой.

— Я должен найти Малагиги. Он где-то в городе. У меня осталось совсем мало времени.

Они пробрались через толпу и въехали в город. На улицах кое-где еще продолжалось сражение, и среди волчьих масок воинов империи еще встречались остроконечные шлемы защитников Хамадана. Друзья свернули на боковую улицу, где было потише, и по ней добрались до городской площади. На противоположной ее стороне они увидели огромных черных крылатых зверей, похожих на гигантских летучих мышей. Они бросались на бегущих солдат и, раздирая добычу длинными кривыми когтями, тут же пожирали ее.

Неожиданно один из зверей увидел их, и Хоукмун, заметив это, быстро потащил Оладана в узкую боковую улочку, но было поздно. Зверь уже мчался за ними: он полубежал-полулетел, хлопая могучими крыльями. Из его пасти вырывался мерзкий свистящий звук. От тела исходило ужасное зловоние. Друзья успели повернуть за угол, но гигантская мышь проползла между домами и продолжала преследовать их. В это время на другом конце улицы появилось с полдюжины воинов в масках Волка. Хоукмун вытащил меч и бросился вперед. Выбирать не приходилось.

Первого же всадника он могучим ударом вышиб из седла. Потом чей-то меч, тяжело опустившись на его плечо, пробил кольчугу и вошел в тело, но Хоукмун, не обращая внимания на боль, продолжал сражаться. Раздался рев зверя, и солдаты в панике повернули лошадей.

Хоукмун и Оладан прорвались сквозь них и оказались на большой, совершенно безлюдной площади. Только трупы валялись повсюду — на булыжной мостовой и на тротуарах. Вдруг Хоукмун увидел, как из дверей ближайшего дома на площадь выскочил мужчина в желтом халате и, склонившись над трупом, ловким движением срезал у того с ремня кошелек и украшенный драгоценными камнями кинжал. Человек, заметив двух друзей, попытался скрыться в доме, но Оладан преградил ему путь. Хоукмун приставил меч к щеке мужчины:

— Где дом Малагиги?

Мужчина вытянул дрожащую руку и прохрипел:

— Там, господа. Дом с куполом и знаками зодиака на серебряной крыше. Вдоль по улице. Только не убивайте меня. Я… — Он облегченно вздохнул, когда Хоукмун повернул свою лошадь и поехал в указанном направлении.

Вскоре они действительно увидели дом с куполом и знаками зодиака Подъехав к воротам, Хоукмун с силой постучал в них рукоятью меча. Голова раскалывалась от боли, и он каким-то внутренним чувством понимал, что еще немного — и заклинания графа окажутся бессильными против энергии Черного Камня. Он также отлично понимал, что следовало бы поучтивее вторгаться в дом волшебника, но времени для этого у него не было: по всему городу бродили солдаты империи, и гигантские летучие мыши кружили в поисках добычи.

Наконец ворота распахнулись, и появились четыре огромных негра, вооруженных пиками. Хоукмун попытался было въехать во двор дома, но негры преградили ему путь.

— Какое у тебя дело к нашему господину? — спросил один из них.

— Мне нужна его помощь. Дело огромной важности.

На ступенях, ведущих в дом, появился человек, который был одет в простую белую тогу. Длинные седые волосы обрамляли лицо старика, но удивительно — он был чисто выбрит, и кожа казалась гладкой, как у юноши.

— Почему ты думаешь, что Малагиги поможет тебе? — спросил он Хоукмуна. — Я вижу, ты с Запада. Оттуда пришли люди и принесли в Хамадан вражду и кровь. Убирайся! Я не приму тебя!

— Вы — господин Малагиги? — спросил Хоукмун. — Я сам — жертва этих страшных людей. Помогите мне, и я смогу помочь вам избавиться от них. Пожалуйста, я умоляю вас…

— Убирайся! Это ваши дела. Я не желаю участвовать в них. Слуги оттеснили Хоукмуна, и ворота закрылись.

Хоукмун снова забарабанил было в ворота, но Оладан схватил его за руку и указал на что-то впереди. По улице к ним направлялась группа из шести всадников в волчьих масках. Возглавлял ее сам барон Мелиадус.

— Ха! Ну вот мы и встретились, Хоукмун! — закричал торжествующе Мелиадус и, обнажив меч, рванулся к герцогу.

Хоукмун развернул лошадь. Ненависть его к барону была столь же сильна, как и прежде, но сражаться с ним он сейчас не мог. Вместе с Оладаном они помчались по улице, быстро отрываясь от преследователей.

Агоносвос или его человек, должно быть, успели передать Мелиадусу о Хоукмуне, и барон, видимо, лично решил встретить его.

Они еще долго кружили по узким улицам города, пока, наконец, не оказались совсем одни.

— Мы должны уйти из города, — сказал Оладану Хоукмун. — Иначе нам не уцелеть. Возможно, позднее нам и удастся проникнуть обратно и убедить Малагиги…

Он замолчал, когда увидел, что одна из гигантских летучих мышей, стремительно бросившись вниз, опустилась на мостовую и, вытянув длинные когти, быстро приближается к ним.

Доведенный до отчаяния отказом Малагиги, Хоукмун пришпорил коня и, опередив зверя, первым нанес удар. Мышь издала неприятный свистящий звук и, взмахнув лапой, зацепила когтями раненую руку Хоукмуна. Но герцог наносил удары снова и снова, пока, наконец, не перерубил сухожилия на лапе зверя и из открытой раны не хлынула черная кровь. Чудовище дернуло головой, лошадь попятилась, и Хоукмун, вложив в удар всю оставшуюся силу, вонзил меч в огромный круглый глаз зверя. Мышь истошно завизжала. Из глаза хлынула желтая слизь.

Хоукмун ударил еще раз. Покачнувшись, чудовище рухнуло. Хо-укмун едва успел отъехать — еще немного, и зверь раздавил бы его. Без промедления герцог направился к городским воротам. Ехавший следом Оладан прокричал:

— Ты убил его, Дориан! Ты убил его!

И маленький человек радостно засмеялся.

Вскоре они добрались до холмов. Там собрались остатки разбитого Нахаком войска. На краю небольшой долины они заметили бронзовую колесницу королевы Фробры и усталых солдат, лежащих на земле. Около колесницы Хоукмун увидел Рыцаря-в-Черном-и-Золотом. Он, похоже, ждал герцога.

Подъехав к Рыцарю, Хоукмун спешился, к колеснице подошла королева. Глаза ее сверкали гневом.

Из-под шлема донесся голос Рыцаря:

— Кажется, Малагиги не помог тебе?

Хоукмун покачал головой, без особого интереса разглядывая женщину. Разочарование переполняло его.

— Я конченый человек, — сказал он. — Но я найду способ вернуться в город и убить Мелиадуса.

— У нас с вами общие намерения, — сказала женщина. — Я — королева Фробра. Мой вероломный брат жаждет взобраться на трон и сделать это собирается с помощью вашего Мелиадуса. Возможно, что это ему уже удалось. Шансов вернуться в город у нас почти нет.

Хоукмун задумчиво посмотрел на нее:

— А если бы оставался хоть небольшой шанс, вы бы рискнули?

— Я бы рискнула, даже если бы шансов вообще не было, — ответила королева. — Но я не уверена, что мои солдаты последуют за мной!

В этот момент в лагерь приехали еще трое всадников. Королева окликнула их:

— Вы из города?

— Да, — ответил один из них. — Они уже грабят город. Их свирепость не знает границ. Они ворвались в дом Малагиги и схватили волшебника.

— Что?! — вскричал Хоукмун. — Тогда не остается никакой надежды!

— Ерунда, — сказал Рыцарь. — Пока Малагиги жив, у тебя еще остается шанс. А можно предположить, что именно так оно и есть:

Мелиадусу нужны секреты колдуна, и он не будет убивать его. Ты должен, возглавив войско королевы, вернуться в город и спасти волшебника.

Хоукмун пожал плечами:

— Но время? Я уже чувствую тепло Камня. Его сила возвращается. Я скоро превращусь в идиота…

— Тем более тебе нечего терять, Дориан, — встрял в разговор карлик. Он положил мохнатую руку на плечо Хоукмуна. — Совсем нечего.

Хоукмун горько улыбнулся, стряхивая руку друга:

— Да, ты прав. Нечего. Ну, королева Фробра, а вы что скажете?

— Давайте поговорим сначала с остатками моего войска, — сказала закованная в доспехи женщина.

Немного позже, поднявшись на боевую колесницу, Хоукмун обратился с речью к измученным солдатам:

— Жители Хамадана! Я проехал много сотен миль, прежде чем оказался здесь. На Западе, откуда я прибыл, господствует Империя Мрака. Мой отец был замучен до смерти тем самым бароном, что сейчас помогает вашим врагам. Я видел земли, превращенные в пепел, и людей, превращенных в скот. Я видел невинных детей, распятых на крестах. Я видел храбрых воинов, ставших трусливыми псами, и мне знакомо то чувство безнадежности и отчаяния, которое охватывает человека при виде этих свирепых солдат в звериных масках. Но сейчас я также знаю и то, что они не всесильны. Знаю, потому что сам участвовал в великом сражении, когда крошечная армия всего в тысячу человек разгромила огромное войско Гранбретании, превосходящее нас численностью по меньшей мере раз в двадцать. Наша воля и жажда жизни помогли нам сделать это. Да, воля… И еще знание того, что стоит нам только дрогнуть и отступить, нас выловят поодиночке и всех убьют на потеху лордам. По крайней мере, если вы и умрете, то как и подобает настоящим мужчинам. И помните — они не всесильны.

Он говорил что-то в таком духе и дальше, и постепенно солдаты начали оживать. Некоторые из них одобрительными криками приветствовали его. Потом на колесницу взобралась королева Фробра и призвала своих воинов последовать за Хоукмуном и атаковать врагов, пока они празднуют победу и делят добычу.

Своей уверенностью Хоукмун вернул воинам боевой пыл, и они не могли не увидеть здравый смысл в словах королевы. Поднявшись с земли, солдаты принялись приводить в порядок оружие и направились на поиски лошадей.

— Нужно нанести удар нынче же ночью, — объявила королева. — Пока они не успели проведать о наших замыслах.

— Полагаю, разумнее всего мне будет отправиться с вами, — заметил Рыцарь-в-Черном-и-Золотом.

Той же ночью они двинулись к Хамадану, где захватчики бурно торжествовали победу. У городских ворот почти не было стражи, а боевые звери крепко спали, объевшись свежего мяса.

Глава 5 ОЖИВШИЙ КРИСТАЛЛ

Нападение оказалось столь стремительным, что им удалось застать врасплох вчерашних победителей. Хоукмун скакал впереди, несмотря на то, что голова герцога раскалывалась от боли, ибо Черный Камень уже пульсировал у него во лбу. Боль была столь нестерпима, а напряжение так велико, что Хоукмун побледнел, точно смерть, и в его облике появилось нечто такое, что заставляло воинов Империи, едва завидев его, в панике бежать, бросая оружие, прежде чем он, поднимая на дыбы лошадь, взмахивал мечом и с криками «Хоукмун! Хоукмун!» начинал рубить все на своем пути, впадая в состояние, близкое к истерии, — герцог Кельнский жаждал крови.

Бок о бок с ним сражался Рыцарь-в-Черном-и-Золотом. Он оставался неизменно бесстрастным и орудовал мечом удивительно точно и продуманно. Не отставала и королева Фробра, врывавшаяся на своей колеснице в самую гущу перепуганных солдат, и Оладан, который привстав в стременах, посылал стрелу за стрелой в мечущихся врагов.

Так, освобождая улицу за улицой, они гнали по городу солдат Нахака и наемников в звериных масках. Но вот наконец Хоукмун увидел купол дома Малагиги и, не теряя ни секунды, направился туда. Подъехав к воротам дома, он встал на спину коня и, ухватившись за край стены, перепрыгнул через нее во двор.

Спрыгивая на землю, он едва не упал на лежащий у стены труп одного из слуг-негров Малагиги. Дверь в дом была сорвана с петель, а в комнатах царил страшный беспорядок — все было перевернуто и разбито.

Спотыкаясь о разбросанные повсюду обломки мебели, Хоукмун пробрался к узкой лестнице, судя по всему, ведущей в лабораторию волшебника. Он уже был на середине лестницы, когда наверху открылась дверь, и появившиеся из нее два воина в масках Волка, выхватив мечи, начали быстро спускаться ему навстречу. Хоукмун приготовился защищаться. На лице его застыла злая усмешка, и в глазах, горящих безумием, были гнев и отчаяние. Выпад, удар, второй… Блеснул, словно молния, меч, и два трупа покатились по ступеням вниз. Хоукмун поднялся на вершину лестницы и вошел в комнату. Там он нашел Малагиги, привязанного к стене, со следами пыток на теле.

Герцог, не мешкая, перерезал ремни и, подхватив волшебника, осторожно положил его на стоящую в углу узкую кровать. И только потом он осмотрелся. Вся комната была заставлена широкими длинными столами с установленными на них различными алхимическими аппаратами и какими-то миниатюрными приборами. Малагиги пошевелился и открыл глаза.

— Вы должны помочь мне, господин, — заплетающимся от усталости языком пробормотал Хоукмун. — Я спас вам жизнь. Так и вы хотя бы попытайтесь спасти мою.

Малагиги, морщась от боли, приподнялся:

— Я уже, кажется, сказал тебе, что не желаю участвовать в ваших распрях. Ты можешь пытать меня, если хочешь, как делали твои соотечественники, но я…

— Черт тебя подери! — в отчаянии прохрипел Хоукмун. — Моя голова буквально раскалывается от боли. Жить мне, может, осталось только до рассвета. Вы не должны отказать мне. Чтобы найти вас, я проехал две тысячи миль. И что же, напрасно? Я такая же жертва Империи Мрака, как и вы. Даже больше. Я…

— Докажи это, и тогда, возможно, я помогу тебе, — сказал Малагиги. — Освободи город от непрошенных гостей и возвращайся сюда.

— Но тогда уже будет слишком поздно. Камень сделает свое дело. В любой момент…

— Докажи это, — сказал Малагиги и, тяжело вздохнув, опустился на кровать.

Хоукмун, ослепленный охватившими его яростью и отчаянием, готов был зарубить старца, но сдержался и, выбежав из комнаты, помчался вниз. Очутившись во дворе, герцог открыл ворота и вновь вскочил на лошадь.

Спустя какое-то время ему удалось найти Оладана.

— Как идет сражение? — проорал он, пытаясь перекричать шум битвы.

— Не очень удачно, — прокричал в ответ карлик. — Мелиадусу и Нахаку удалось привести своих солдат, и, перегруппировав силы, они удерживают сейчас большую часть города. Их основные отряды — на центральной площади, там, где дворец. Королева Фробра и твой могущественный друг Рыцарь атаковали его, но боюсь, что безуспешно.

— Поехали туда, — сказал Хоукмун и, дернув поводья, направил коня по запруженной сражающимся людом улице.

Оладан последовал за ним, и в конце концов после недолгого кружения по городу они оказались возле центральной площади, где встретились лицом к лицу и замерли в тревожном ожидании две армии. Во главе имперской армии стояли Мелиадус и Нахак. Войско Хамадана возглавляли королева Фробра, стоящая на своей помятой в сражении колеснице, и Рыцарь-в-Черном-и-Золотом. В дрожащем свете факелов место предстоящего сражения выглядело зловеще.

Выехав на площадь, друзья услышали крик Мелиадуса:

— Где же этот трус Хоукмун? Небось забился в какую-нибудь нору и дрожит там?

Хоукмун пробрался сквозь строй воинов Хамадана, с беспокойством отмечая, что их не так много, как хотелось бы.

— Я здесь, Мелиадус. Я пришел убить тебя. Барон засмеялся:

— Меня? Ты разве не знаешь, герцог, что твоя жизнь сейчас в моих руках? Чувствуешь Черный Камень?

Невольно Хоукмун поднес дрожащую руку ко лбу и, ощутив зловещую теплоту Камня, понял, что Мелиадус говорит правду.

— Тогда почему же ты медлишь? — спросил он угрюмо.

— Потому что я снова предлагаю тебе сделку. Скажи этим глупцам, что все кончено. Пусть они сложат оружие, и я спасу тебя от самого худшего.

Только сейчас Хоукмун до конца осознал, что сохраняет разум лишь благодаря прихоти своих врагов. Мелиадус обуздал свое желание немедленно отомстить ему — в надежде, что, воспользовавшись этим, удастся избежать бессмысленных потерь.

Хоукмун попытался привести мысли в порядок. Он лихорадочно думал. Армии замерли в напряженном ожидании. Над площадью воцарилась тишина. Все ждали. И он знал, что судьба Хамадана сейчас находится в его руках. Тут его в бок локтем толкнул Оладан и прошептал:

— Возьми вот это.

Хоукмун взглянул на то, что предлагал ему мохнатый друг. Это был шлем. Герцог не сразу узнал его. Этот шлем когда-то принадлежал Агоносвосу. Хоукмун вспомнил старца, вспомнил его лицо, похожее на лик смерти, и даже вздрогнул:

— Убери эту мерзость.

— Послушай. Мой отец был колдуном, — напомнил ему Ола-дан. — Он кое-чему научил меня. Это не простой шлем. Он обладает волшебными свойствами. Вложенные в него магические кольца на какое-то время защитят тебя от силы Черного Камня. Надень! Я умоляю тебя.

— Но…

— Надевай, и ты все почувствуешь сам.

Хоукмун с большой осторожностью снял свой шлем и надел шлем колдуна. Он был немного мал ему и сжимал голову, но камень во лбу перестал пульсировать. Боль прошла, и Хоукмун улыбнулся. Чувство невыразимого восторга охватило его. Он обнажил меч.

— Вот мой ответ, барон Мелиадус! — прокричал он и бросился на опешившего лорда.

Мелиадус выругался и стал судорожно вытаскивать свой меч. Он едва успел сделать это, как меч Хоукмуна сбил с его головы маску, открыв рассерженное лицо барона. За Хоукмуном на врага бросились ведомые Оладаном, королевой Фроброй и Рыцарем-в-Черном-и-Золотом воспрянувшие духом солдаты Хамадана. Они атаковали армию неприятеля и начали теснить ее к воротам дворца.

Краем глаза Хоукмун увидел, как королева, стоя на колеснице, обхватила руками шею своего брата и вытащила его из седла. Дважды поднялась и опустилась ее рука, сжимающая окровавленный кинжал, и труп Нахака рухнул наземлю, под копыта боевых лошадей.

Хоукмуна вело вперед неистовое отчаяние. Он помнил, что шлем Агоносвоса не сможет долго защищать его, и наносил Мелиадусу удар за ударом, один страшнее другого. Но барон также быстро и ловко отражал их. Лицо лорда сейчас очень походило на ту маску Волка, что он потерял, и ненависть горела в его глазах, ничуть не уступая ненависти Хоукмуна.

Они словно исполняли боевой танец, настолько гармоничны и выверены были их движения, настолько ритмично лязгали, сходясь, грозные мечи. И казалось, что они могут продолжать так почти до бесконечности, продолжать, пока один из них не упадет, скованный усталостью. Но вдруг что-то напугало лошадь Хоукмуна. Она поднялась на дыбы, отбросив герцога назад, нога выскользнула из стремен, и Мелиадус, ухмыляясь, ударил его в незащищенную грудь. Удар не был сильным, но он выбил Хоукмуна из седла. Герцог очутился на земле как раз под копытами лошади Мелиадуса.

Барон попытался добить его, но Хоукмун успел откатиться в сторону и потом, с трудом поднявшись на ноги, сделал все возможное, чтобы защититься от града ударов, обрушенных на него торжествующим гранбретанцем.

Дважды меч Мелиадуса попадал в шлем Агоносвоса, сминая его. Хоукмун почувствовал, что камень вновь оживает, и тогда, почти задохнувшись от ярости, он издал пронзительный вопль и бросился на врага.

Явно не ожидавший такого от Хоукмуна Мелиадус на какое-то мгновение потерял бдительность, и этого вполне хватило герцогу, чтобы нанести ему чувствительный удар. Меч рассек Мелиадусу висок, и на лицо барона хлынула кровь. Рот его перекосился от боли. Он попытался смахнуть кровавую пелену с глаз, но Хоукмун, не позволяя ему опомниться, схватил за руку и стянул с лошади. Мелиа-дус вырвался, попятился назад, немного приходя в себя, и, собравшись с силами, бросился на Хоукмуна, выставив перед собой меч. Хоукмун парировал удар, и оба меча сломались.

Два непримиримых врага замерли на какое-то время, тяжело дыша и испепеляя друг друга взглядами; потом оба вытащили длинные кинжалы и принялись кружить, стараясь выбрать момент для атаки. Красивое когда-то лицо Мелиадуса оказалось обезображенным. Так что доведись барону выжить в этой схватке, на его виске навсегда останется шрам от удара Хоукмуна. Кровь все еще сочилась из раны, пятная нагрудник кирасы.

Но Хоукмун тоже быстро уставал. Раненое плечо все больше беспокоило его, и голову словно сжимали раскаленными щипцами. Боль почти ослепила его, и он уже дважды спотыкался, едва успевая уклониться от стремительных выпадов Мелиадуса.

Но вот соперники сошлись, отчаянно надеясь нанести противнику последний решающий удар и положить конец этой смертельной вражде.

Мелиадус целился в глаз Хоукмуну, но промахнулся, и острие кинжала лишь скользнуло по шлему. Кинжал Хоукмуна был направлен барону в горло, но Мелиадус поймал руку герцога и, вывернув ее, отвел удар.

Страшный танец продолжался. Из глоток вырывались хриплые стоны, и мышцы сводило от усталости, но яростной ненавистью горели глаза, и погасить их могла только смерть.

Вокруг кипело сражение. Армия королевы все больше и больше теснила врага, и сейчас лишь трупы окружали место поединка.

А на небе уже разгоралась заря.

Хоукмун пытался освободиться от хватки барона. Другая его рука заметно слабела под напором плеча Мелиадуса. И тогда он из последних сил ударил закованным в доспехи коленом в пах противника. Барон покачнулся, зацепился ногой за упряжь дохлой лошади, лежащей поблизости, и, взмахнув руками, упал. Отчаянно стараясь вырваться, он только еще больше запутывался в ремнях. В глазах его появился животный страх, когда он увидел, как Хоукмун, сам едва держась на ногах, медленно приближается к нему.

Хоукмун вскинул кинжал, но движение оказалось столь резким, что у него закружилась голова. Он попытался наброситься на барона, но внезапно нестерпимая слабость навалилась на него, лишая воли и рассудка, и кинжал выпал из обессилевшей руки.

Уже теряя сознание, он попытался нащупать оружие, однако… От гнева Хоукмун застонал, но даже ярость его была лишь тенью подлинного чувства, и он с ужасом осознал, что сейчас Мелиадус прикончит его. Прикончит, когда до победы уже было рукой подать.

Глава 6 СЛУГА РУННОГО ПОСОХА

Прищурившись, Хоукмун взирал сквозь глазницы шлема на нестерпимо яркий свет. В голове по-прежнему полыхал огонь, однако гнев и отчаяние, похоже, оставили его. С трудом повернув голову, он заметил склонившихся над ним Оладана и Рыцаря-в-Черном-и-Золотом. У карлика был встревоженный вид.

— Неужели я все еще жив? — через силу выдавил Хоукмун.

— Судя по всему, да, — отозвался Рыцарь просто. — Хотя, надолго ли…

— Виною всему истощение, — торопливо заметил Оладан, глядя на рыцаря с укоризной. — Рану на руке тебе перевязали, и с ней скоро все будет в порядке.

— Где я? — спросил Хоукмун. — Эта комната…

— Мы во дворце королевы Фробры. Город снова принадлежит ей. Враг разбит, уничтожен. Мы нашли тебя распростертым на теле Мелиадуса и сначала подумали, что вы оба мертвы.

— Значит, Мелиадус мертв?!

— По всей видимости, да. Вернувшись за его трупом, мы обнаружили, что он исчез. Вероятней всего, его забрали люди барона, которым удалось бежать.

— Наконец-то он мертв, — с чувством огромного удовлетворения произнес Хоукмун, очень довольный.

Сейчас, когда Мелиадус получил сполна за свои преступления, Хоукмун почувствовал, несмотря на боль, продолжавшую терзать его воспаленный мозг, что душа его находит успокоение. И тут он вспомнил о волшебнике:

— Где Малагиги? Вы должны найти его. Передайте ему…

— Малагиги уже направляется сюда. Прослышав о твоих подвигах, он решил прийти во дворец.

— Он поможет мне?

— Не знаю, — сказал Оладан и посмотрел на Рыцаря-в-Черном-и-Золотом. Вскоре в комнату вошли королева Фробра и сопровождавший ее Малагиги.

Волшебник держал в руках некий предмет, прикрытый тряпкой, формой и размерами походивший на человеческую голову.

— Господин Малагиги, — пробормотал Хоукмун, пытаясь приподняться на кровати.

— Ты — тот самый молодой человек, что так преследовал меня все эти дни? Из-за шлема я не вижу твоего лица, — раздраженно сказал Малагиги, и Хоукмун почувствовал, что его вновь охватывает отчаяние.

— Я — Дориан Хоукмун. И я доказал свою дружбу жителям Хамадана. Мелиадус и Нахак мертвы, и их армия разбита.

— Хм… — нахмурился Малагиги. — Мне рассказали о Черном Камне в твоей голове. Я когда-то встречался с подобными вещами. Но сказать сейчас, можно ли отобрать энергию у Камня, я не могу…

— Но как же? Мне сказали, что вы — единственный, кто может сделать это! — прохрипел Хоукмун.

— Мог — это верно. Могу ли? Не знаю. Силы уже не те. Я старею. И я не уверен, что…

Рыцарь-в-Черном-и-Золотом подошел к волшебнику и коснулся его плеча:

— Вы знаете меня, волшебник? Малагиги кивнул.

— Да. Знаю.

— И вы знаете, кому я служу?

— Да, — нахмурившись, ответил Малагиги, переводя взгляд с Рыцаря на Хоукмуна. — Но какое это имеет отношение к лежащему здесь молодому человеку?

— Он служит тому же, хотя и не знает об этом. Кажется, слова Рыцаря в чем-то убедили Малагиги.

— Тогда я помогу ему, — твердо сказал он, — даже если это может плохо кончиться для меня.

Хоукмун снова приподнялся на кровати:

— Что все это значит? Кому я служу? Я ничего…

Малагиги снял тряпку с принесенного им предмета. Это был шар, целиком покрытый мелкими неровностями, каждая из которых в какое-то определенное мгновение сияла своим цветом. У Хоукмуна зарябило в глазах от разноцветных бликов.

— Прежде всего ты должен сконцентрировать свое внимание, — сказал ему Малагиги, поднося шар к его голове. — Смотри на него. Смотри пристально, не отрывая глаз. Смотри, Дориан Хоукмун, на эти цвета, на игру красок…

Хоукмун вдруг понял, что не может отвести взгляда от бегающих по поверхности шара ярких цветовых пятен. Он ощутил, как его захватывает чувство абсолютной невесомости. Ощущение, близкое к блаженству. Он заулыбался; потом внезапно перед глазами все поплыло, и ему показалось, что он повис в теплом мягком тумане вне времени и пространства. Но Дориан по-прежнему сохранял ясное сознание, хотя и не воспринимал уже окружающий его мир.

Герцог довольно долго оставался в таком состоянии, осознавая каким-то непонятным чувством, что его тело, которое, казалось, уже не принадлежит ему, переносится с одного места на другое.

Цвет тумана иногда менялся от розовато-красного до небесно-голубого и светло-желтого — это все, что он различал, и вообще ничего не чувствовал. Разве что — умиротворенность, сродни той, что он испытывал, лежа на коленях у матери, когда был младенцем.

Затем нежные тона стали меняться на более темные, мрачные, и по мере появления черных и кроваво-красных молний, пронзающих туман перед его глазами, чувство умиротворенности постепенно исчезло. Хоукмун ощутил, будто из него что-то вынимают, почувствовал ужасную боль и громко вскрикнул.

Он открыл глаза и в ужасе увидел рядом с собой машину, совершенно такую же, как та, что стояла в лаборатории барона Калана. Может, он снова оказался в Лондре? Возможно ли такое?

Черные, золотые и серебряные паутинки, слегка раскачиваясь, что-то нашептывали ему, но не ласкали, как делали тогда, а наоборот, отодвигались от него, сморщиваясь и сжимаясь все плотнее и плотнее, пока не превратились в крошечную крупинку. Хоукмун осмотрелся и увидел, что находится в той же комнате, где чуть раньше он спас волшебника от рук наемников.

Сам Малагиги тоже был здесь. Он выглядел очень утомленным, но лицо его выражало огромное удовлетворение. Он собрал машину Черного Камня, положил ее в металлическую коробку и, плотно захлопнув крышку, закрыл коробку на замок.

— Эта машина, — едва ворочая языком, пробормотал Хоукмун. — Откуда она у вас?

— Я сделал ее, — улыбнувшись, сказал Малагиги. — Сделал, дорогой герцог. Потребовалась почти неделя напряженной работы. На это время заклинаниями мне удалось частично защитить тебя от воздействий той машины, что находится в Лондре. Хотя в какой-то момент мне показалось, что я не смогу сделать ее, но этим утром работа была завершена, правда, за исключением одного элемента…

— Какого же?

— Ее жизненной силы. Это был критический момент. Я не знал, смогу ли точно подобрать заклинания. И мне ничего не оставалось делать, как пропустить энергию Черного Камня через твой мозг и надеяться, что моя машина поглотит ее раньше, чем камень разрушит его.

Хоукмун облегченно улыбнулся:

— И она успела!

— Да. И сейчас ты свободен от этого кошмара.

— Теперь я готов к любым опасностям и встречу их достойно, — сказал Хоукмун, поднимаясь с кровати. — Я ваш должник, великий Малагиги. И если я могу что-нибудь сделать для вас…

— Нет. Ничего не надо, — ответил волшебник. — Я рад, что мне удалось сделать эту машину. — Он похлопал по коробке. — Может, когда-нибудь она еще пригодится. Кто знает… Кроме того… — Он нахмурился, задумчиво рассматривая герцога.

— Что?

— Да так, ничего. — Малагиги пожал плечами.

Хоукмун коснулся рукой лба. Камень был на месте, но холодный и мертвый.

— Вы не вытащили его?

— Нет. Но если ты хочешь, это можно легко сделать. Он больше не таит в себе никакой опасности. Любой хирург сможет без труда удалить его.

Хоукмун уже приготовился спросить Малагиги, как это можно будет устроить, но потом другая мысль пришла ему в голову.

— Нет, — сказал он. — Пусть останется как символ моей неутихающей ненависти к Империи Мрака и ее солдатам. И я надеюсь, что вскоре они научатся бояться его.

— Ты намерен и дальше бороться с империей?

— Да. И сейчас, когда вы освободили меня, я буду драться еще яростней.

— Верно. Этой темной силе следует дать отпор, — сказал Мала-гиги. Он глубоко вздохнул. — А сейчас мне надо поспать. Я очень устал. Ты найдешь своих друзей во дворе. Они ждут тебя.

Стояло чудесное утро. Хоукмун спустился во двор, под лучи яркого теплого солнца. Там его ждали улыбающийся Оладан и Рыцарь-в-Черном-и-Золотом.

— Ну, теперь ты в полном порядке? — спросил Рыцарь.

— Да.

— Замечательно. Тогда я покидаю вас. Прощай, Дориан Хоукмун.

— Благодарю тебя за помощь, — сказал Хоукмун вслед воину, направившемуся к своему красавцу-скакуну. Но когда Рыцарь уже готов был вскочить в седло, память окончательно вернулась к герцогу, и он крикнул:

— Подожди!

— Что ты хочешь? — обернулся Рыцарь.

— Ты убедил Малагиги помочь мне, сказав, что я служу кому-то, кому служишь и ты. Но я ничего не знаю об этом.

— Когда-нибудь узнаешь.

— Кому ты служишь?

— Рунному Посоху, — сказал Рыцарь-в-Черном-и-Золотом и, зазвенев поводьями, направил коня к воротам. И прежде чем Хоукмун успел спросить еще что-нибудь, он был уже на улице.

— Он сказал — Рунному Посоху? — нахмурившись, пробормотал Оладан. — Я думал, это миф…

— Да, миф. Я думаю, Рыцарь любит тайны. Несомненно, он пошутил, — сказал Хоукмун и, широко улыбаясь, хлопнул Оладана по плечу. — Если мы когда-нибудь еще увидим его, то обязательно спросим об этом. А сейчас я голоден, и хороший обед был бы…

— Королева Фробра устраивает сегодня пир во дворце. — Оладан подмигнул другу. — Такого изобилия я еще не видел. И потом, я думаю, что интерес королевы к тебе объясняется не только чувством благодарности.

— Выдумаешь тоже… Надеюсь, я не сильно разочарую Фробру, сказав, что уже принадлежу другой.

— Как?!

— Да, мой дорогой друг. Идем. Отобедаем за королевским столом и будем готовиться к отъезду.

— Зачем так торопиться? Мы здесь — герои и, кроме того, по-моему, заслужили хотя бы небольшой отдых.

Хоукмун улыбнулся:

— Оставайся, если хочешь. А мне не мешало бы побывать на свадьбе — своей собственной.

— Ладно, — вздохнул в притворной печали Оладан. — Я не могу пропустить такое событие. Придется, по-видимому, сократить свое пребывание в Хамадане.

Следующим утром королева лично проводила их до ворот города.

— Подумай еще раз, Дориан Хоукмун. Я предлагаю тебе трон — тот самый, которого так домогался мой брат.

Однако Хоукмун устремил взор на запад. Где-то там, в двух тысячах миль, в нескольких месяцах путешествия отсюда его ждала Иссельда, ждала, не зная, что с ним, жив ли он… Граф Брасс тоже ждал, и Хоукмуну не терпелось поскорее поведать ему о новом позоре Гранбретании. А Ноблио, без сомнения, и сейчас стоит рядом с Иссельдой на вершине самой высокой башни замка Брасс, возвышающейся над пустынным ландшафтом Камарга и, пуская в ход все свое красноречие, пытается утешить бедную девушку, ждущую и не знающую, вернется ли к ней когда-нибудь ее суженый.

Не слезая с седла, Хоукмун поклонился и поцеловал королеве руку:

— Ваше величество, я благодарен вам и тронут вашим предложением. Однако я дал клятву. И ради этого готов пожертвовать даже дюжиной престолов. Мне нужно двигаться в путь. К тому же мой меч нужен тем, кто сражается против Империи Мрака.

— Ступай же тогда, — печально отозвалась Фробра, не сводя с него глаз. — Но не забудь о городе Хамадане и о его королеве.

— Вы навсегда останетесь в моей памяти.

Подобрав поводья, Хоукмун направил своего голубого коня по каменистой равнине, что простиралась перед ним до самого горизонта. Оладан обернулся и, широко улыбнувшись, послал королеве воздушный поцелуй, а затем поспешил вслед за другом.

Дориан Хоукмун, герцог Кельнский, начал путь на запад.

Амулет безумного бога

Часть I

«Как уже было поведано, Дориан Хоукмун, последний из правителей Кельна, сумел устоять перед Черным Камнем и дать отпор Гранбретании, отстояв город Хамадан. Обратив в бегство армию своего заклятого врага барона Мелиадуса, Хоукмун вновь отправился на запад, к осажденному Камаргу, где его ожидала невеста — дочь графа Брасса Иссельда. Вдвоем с неунывающим Оладаном, зверочеловеком с Булгарских гор, Хоукмун верхом двинулся из Персии к Кипрскому морю, в надежде сесть там на корабль, идущий в Камарг.

Однако они заплутали в Сирийской пустыне и, едва живые от усталости и жажды, свернули к зеленым холмам, на склонах коих мирно паслись овцы, — и наткнулись на развалины древнего Сориандума…

Тем временем, в Европе набирала мощь зловещая Империя Мрака, а где-то в неведомых краях Рунный Посох источал свою силу, менявшую судьбы столь несхожих между собой людей…»

Из «Летописи Рунного Посоха»

Глава 1 СОРИАНДУМ

Вековая пыль лежала на руинах города, на его выветрившихся камнях, осыпающейся кладке стен, на полуразвалившихся башнях. Трава пробивалась в щели меж растрескавшихся плит мостовой, и дикие овцы паслись прямо на улицах, а пестрые южные птицы свили гнезда в капителях колонн с осыпавшейся мозаикой. Город, некогда исполненный мощи и величия, ныне был тих и безмятежен.

Белесый утренний туман струился под ногами, ветер тоскливо завывал на пустынных улочках, и безмолвие нарушал лишь приглушенный стук копыт лошадей, которых всадники вели в поводу мимо покрытых патиной времени башен и развалившихся стен, заросших желтыми, алыми и лиловыми цветами.

Перед ними был Сориандум — город, покинутый жителями.

Путники и их кони, покрытые густым слоем пыли, походили на ожившие статуи, выкрашенные в бурый цвет. Они шли неторопливо, потрясенные красотой мертвого города.

Первый был строен и высок ростом. Он шагал хоть и усталой, но легкой походкой, выдававшей в нем закаленного в боях воина. Длинные волосы выгорели на солнце, а в светлых, словно выцветших, глазах таилось безумие. Однако более всего взгляд любого, кто посмотрел бы на этого человека, привлекал бы тусклый черный кристалл, что красовался у него во лбу прямо над переносицей. Это было дел рук ученых магов Гранбретании.

Имя этого несчастного было Дориан Хоукмун, герцог Кельнский. Властители Империи Мрака, замыслившие подчинить себе весь мир, лишили его унаследованных от отца земель, и Хоукмун поклялся отомстить гранбретанцам — самому могущественному народу на истерзанной войнами планете.

Следом за ним брело существо с длинным луком и колчаном со стрелами за спиной. Из одежды на нем были только бриджи и высокие сапоги из мягкой кожи. Да и зачем ему одежда, если он с ног до головы зарос жесткой рыжей шерстью? Ростом Оладан, сын колдуна и великанши, был по плечо Хоукмуну.

Отряхнувшись от пыли и песка, Оладан сказал:

— В жизни не видел города прекраснее. Но почему он обезлюдел? Как могли жители покинуть столь чудесное место?

Хоукмун потер камень во лбу — как всегда, когда бывал озадачен.

— Может быть, заразная болезнь… Кто его знает. Будем надеяться, что зараза — если это она виновата — выкосила всех подчистую. Потом я поразмыслю над твоим вопросом, а сейчас мне слышится плеск воды. Вода, друг мой Оладан, это как раз то, что нам нужно в первую очередь. Во вторую очередь нам нужна еда, в третью — сон, а уж размышления — в четвертую…

На одной из площадей они обнаружили стелу из голубовато-серого камня с рельефным изображением пловцов. Из глаз каменной девы в небольшой бассейн под стелой струилась ключевая вода.

Утолив жажду, Хоукмун провел мокрыми ладонями по запыленному лицу и уступил место Оладану. Потом он напоил лошадей.

Достав из седельной сумки истрепанную карту, которую ему дали в Хамадане, он водил по ней пальцем, пока не наткнулся на слово «Сориандум». Вздохнув с облегчением, он улыбнулся:

— А мы не так уж сильно отклонились. Сразу за холмами течет Евфрат, а за ним, примерно в неделе пути — Тарабулас. Отдохнем здесь денек и двинемся дальше.

— А перед отъездом вам захочется осмотреть город, это как пить дать, — ухмыльнулся Оладан. Он побрызгал на грудь водой и поднял с земли лук и колчан. — Вы говорили, что во вторую очередь нам нужна еда. Я тут неподалеку приметил хорошего барана. Скоро вернусь. Сегодня на ужин у нас будет жареная баранина.

Он уселся в седло и направил коня к разрушенным городским воротам.

Не теряя времени даром, Хоукмун разделся и погрузил кисти в прохладную воду. Постанывая от удовольствия, он вымылся и достал из седельной сумки чистую одежду — шелковую рубашку, подаренную владычицей Хамадана Фроброй, и синие расклешенные бриджи из хлопка. Радуясь возможности отдохнуть от доспехов из кожи и стали, которые он, опасаясь погони, носил даже в пустыне, Хоукмун оделся в чистое и обул легкие сандалии. Вряд ли преследователи сумеют добраться сюда, а сам город, похоже, не таит в себе опасности… Единственной уступкой недавним страхам был меч, оставшийся у Хоукмуна на бедре.

Расседлав коня, он улегся в тени полуразрушенной башни, привалившись лопатками и затылком к стене, и стал ждать Оладана с добычей. Миновал полдень. Вскоре Хоукмуна одолел сон, но через час тревога, не покидавшая его душу, разбудила его.

Куда запропастился Оладан? Много ли времени нужно меткому стрелку, чтобы убить одного-единственного дикого барана? Уж не попал ли карлик в беду? Но откуда здесь взяться опасности? Может быть, Оладан убил барана, но ему не хватило сил взвалить добычу на коня, и он решил отдохнуть часок-другой?

«Нечего рассуждать, надо идти к нему на помощь», — решил Хоукмун.

Оседлав коня, он проехал по улицам, миновал пролом в окружавшей город стене и поднялся на холм. Конь будто обрел прежние силы, коснувшись копытами травы, и Хоукмун пустил его легким галопом.

Он догнал стадо овец, бредущее за крупным, упитанным вожаком — очевидно, тем самым бараном, о котором говорил Оладан. Но маленького горца поблизости не было.

— Оладан? — закричал Хоукмун, озираясь. — Оладан!

Но ответом ему было лишь слабое эхо.

Нахмурясь, Хоукмун пришпорил коня и направил его на соседний, более высокий холм, в надежде увидеть с вершины своего друга. Овцы бросились перед ним врассыпную; упругая трава заглушала топот копыт.

На вершине Хоукмун натянул поводья и огляделся, прикрыв ладонью глаза, но Оладана не увидел.

Обернувшись к городу, он уловил движение на восточной стороне площади, где бил ключ. На самом ли деле заметил он человека, прячущегося в тени домов, или это обман зрения? Если Оладан возвратился другой дорогой, почему он не ответил на зов Хоукмуна?

В душе всколыхнулся страх, но Хоукмуну по-прежнему не верилось, что в городе скрывается враг.

Он поворотил коня, спустился по склону, перемахнул через разрушенную до основания стену. Копыта глухо простучали по пыльным улицам. Выкрикивая имя друга, Хоукмун въехал на площадь. Но снова ему отвечало только эхо, и на площади он не встретил маленького горца.

Хоукмун сдвинул брови. Он чувствовал чужое присутствие в городе.

Он вновь развернул коня, как вдруг откуда-то сверху услышал слабый шум. Звук этот показался ему знакомым, и он поспешил задрать голову, окидывая взглядом небеса. Несколько мгновений спустя он отыскал глазами черную точку, и вскоре на солнце заблестел металл, и Хоукмун отчетливо расслышал шум огромных бронзовых крыльев и треск мотора. Сердце его учащенно забилось.

С небес прямо на него опускался орнитоптер, похожий на гигантского орла, выкрашенного в синий, красный и зеленый цвета. Несомненно, машина эта принадлежала Империи Мрака.

Теперь он понимал, почему так и не дождался Оладана. Где-то в Сориандуме таятся воины империи. Вероятно, они узнали Оладана и поняли, что их злейший враг Хоукмун также находится где-то поблизости.

Глава 2 ГЬЮЛАМ Д'АВЕРК

Пока еще у Хоукмуна оставалась надежда, что его не заметили люди, сидящие в орнитоптере, и он поспешил укрыться в узком проулке.

Выходит, гранбретанцы следовали за ним по пятам, иначе как еще можно объяснить, что они пришли за ним сюда, в этот мертвый город посреди пустыни.

Хоукмун спешился и обнажил свой длинный меч. Без доспехов он чувствовал себя уязвимым и потому поспешил найти укрытие.

Орнитоптер завис прямо над башнями Сориандума. Должно быть, сейчас пилот пытается отыскать Хоукмуна, которому король-император Хеон поклялся отомстить за предательство. И пусть барон Мелиадус погиб под Хамаданом, но это не помешало королю послать за герцогом Кельнским еще кого-то из своих слуг.

Когда он покидал Хамадан, герцог Кельнский, конечно, понимал, что путь будет трудным и опасным, но не ожидал, что неприятности начнутся так скоро.

Он направился к полуразрушенному темному зданию. Переступив через порог, он оказался в прихожей со стенами, облицованными светлым камнем, изукрашенным резьбой, отчасти скрытым под мягким мхом и цветущим лишайником. С мечом в руке Хоукмун поднялся по скользким от мха ступенькам винтовой лестницы в тесную комнатушку, освещенную солнечным лучом, падающим сквозь пролом в стене. Прижимаясь к камням, Хоукмун выглянул в пролом и увидел город и парящий над улицами орнитоптер, а в нем — пилота в маске Грифа. Пилот пристально смотрел вниз.

Неподалеку высилась башня из потускневшего зеленого гранита. Она стояла почти в центре Сориандума. Орнитоптер сделал над ней несколько кругов, и Хоукмун предположил, что пилот высматривает его за бойницами, но вскоре летательный аппарат опустился на плоскую, окруженную каменными зубцами крышу. Через отверстие в крыше навстречу пилоту выбралось несколько человек.

По тяжелым доспехам, длинным плащам и широким металлическим маскам — и это в такую-то жару! — Хоукмун узнал гранбретанцев. Но такова уж была извращенная натура этих людей, что ни при каких обстоятельствах они не расставались с тускло-желтыми масками, изображающими морды разъяренных кабанов со сверкающими глазами из прозрачного камня и загнутыми костяными бивнями, торчащими из-под раздутых ноздрей. Видимо, с этими страшными украшениями на лицах подданные Империи Мрака чувствовали себя увереннее.

Своей свирепостью Орден Вепря, воинов которого Хоукмун видел пред собой, прославился на всю Европу. На крыше стояли семеро Вепрей — двое поддерживали под руки высокого, стройного человека в более изящной, чем у остальных, маске из золота и бронзы. Один из тех, кто его поддерживал, был приземист и грузен, зато другой — настоящий великан с обнаженными руками и ногами, покрытыми необычайно густыми и длинными волосами.

«Что это с ним? — удивился Хоукмун, глядя на человека в маске из золота и бронзы. — Болен или ранен?» Было нечто неестественное в том, как он опирался на руки своих помощников.

Хоукмун догадывался, кто он: изменник Гьюлам д'Аверк. Когда-то этот француз был прославленным поэтом и архитектором, но задолго до нападения Гранбретании на его родину перешел под знамена короля-императора Хеона. Загадочный д'Аверк… и очень опасный, даром что прикидывается больным.

Предводитель Вепрей сказал несколько слов пилоту орнитоптера, и тот отрицательно покачал головой — по-видимому, он не обнаружил Хоукмуна. Зато он смог показать то место, где Хоукмун оставил коня. Д'Аверк — если это действительно был он — вяло махнул рукой одному из воинов. Тот исчез внизу и вскоре выволок рычащего, сопротивляющегося Оладана.

Хоукмун с облегчением наблюдал, как двое Вепрей тащат его друга к краю башни. Оладан жив — значит, есть надежда, что его удастся спасти.

Предводитель дал знак пилоту, и тот достал из кабины орнитоптера и передал воину-великану рупор в виде колокола. Великан приблизил рупор к прорези для рта в маске д'Аверка, и над безмятежным городом раскатился усталый, полный вселенской тоски голос:

— Герцог фон Кельн, мы взяли в плен твоего слугу и знаем, что ты в городе. Если до захода солнца ты не сдашься, твоему другу придется нелегко…

Теперь Хоукмун не сомневался, что человек под бронзово-золотой маской — д'Аверк. Да и с кем его можно спутать?

Великан вернул пилоту мегафон, затем он и его приземистый товарищ подвели хозяина к изъеденным временем каменным зубцам башни. Опершись на один из зубцов, д'Аверк застыл, глядя вниз.

Хоукмун с трудом поборол желание броситься туда. Он мог бы, наверное, подняться на башню — надо только выскочить через пролом, добраться по крышам домов до каменной осыпи, и вскарабкаться по ней до самого парапета. Но ведь его заметят, едва он покинет укрытие. Лучше бы дождаться темноты, но Оладана начнут пытать засветло…

Не зная, что и делать, Хоукмун тер пальцем свое рабское клеймо — Черный Камень во лбу. Если он сдастся, его убьют на месте или отвезут в Гранбретанию, а там его тоже ждет смерть, правда, ужасно медленная, мучительная смерть на глазах у глумливых садистов — властелинов Империи Мрака. Хоукмун подумал об Иссель-де, ждущей его в Камарге, о графе Брассе, которому он обещал помочь в борьбе с Гранбретанией, и об Оладане, маленьком зверочеловеке, спасшем однажды ему жизнь. Неужели он способен отдать друга на растерзание? Неужели его остановит голос рассудка, твердящий, что для борьбы с Империей Мрака последний герцог Кельнский куда нужней, чем какой-то горец? Нет, в таких делах Хоукмун не прислушивался к голосу рассудка. Но что проку лезть в петлю, если, пленив его, предводитель Вепрей не пощадит Оладана?

Хоукмун закусил нижнюю губу и стиснул рукоять меча. Наконец он решился: встал в проломе и помахал блестящим мечом, держась одной рукой за стену. Д'Аверк медленно поднял голову.

— Прежде чем я поднимусь, ты должен отпустить Оладана, — крикнул Хоукмун. — Гранбретанцы — лжецы, и я не поверю тебе на слово. Отпусти Оладана, и я сдамся без боя!

— Может быть, мы и лжецы, — апатично произнес д'Аверк, — но не дураки. С какой стати я должен тебе верить?

— Я герцог Кельнский, — просто ответил Хоукмун. — В нашем роду не было лжецов.

Из-под кабаньей маски раздался язвительный смех:

— Герцог Кельнский, не суди по себе о сэре Гьюламе д'Аверке — он не столь наивен. Предлагаю компромисс.

— Ну? — устало спросил Хоукмун.

— Подойди к башне на выстрел «огненного копья», и я отпущу твоего слугу. — Д'Аверк нарочито закашлялся и сгорбился над парапетом. — Что скажешь?

— Какой же это компромисс, если ты сможешь пристрелить нас обоих, ничем не рискуя?

— Дорогой мой герцог, королю-императору ты нужен живым. Не надо лукавить: тебе это прекрасно известно. Да и мне не все равно, чем меня наградят: титулом принца за целого и невредимого Хоукмуна или, в лучшем случае, титулом барона — за мертвого. Разве тебе не говорили, что я дьявольски честолюбив?

Довод д'Аверка казался убедительным, но Хоукмун был наслышан о коварстве француза.

— Ладно, сэр Гьюлам, будь по-твоему, — сказал он со вздохом и присел, чтобы перепрыгнуть через узкую улочку на ближайшую крышу.

— Герцог Дориан, не надо! — закричал Оладан. — Пусть меня убьют! Моя жизнь ничего не стоит!

Спрыгнув на крышу дома, он упал на четвереньки. Ветхая кровля затрещала, но выдержала удар. Хоукмун выпрямился и осторожно двинулся к башне.

Оладан снова крикнул: «Не надо!» И попытался вырваться из рук дюжих воинов. Хоукмун шел вперед, не глядя на друга и словно забыв о мече, который он держал в руке.

Маленькому горцу удалось-таки вырваться. Он стрелой метнулся к противоположному краю крыши, следом с проклятьями помчались двое Вепрей. На краю Оладан задержался на мгновенье, затем перепрыгнул через парапет.

У Хоукмуна застыла в жилах кровь. Несколько секунд он стоял, не в силах поверить в случившееся, стиснув рукоять меча и устремив пылающий взор на д'Аверка и его воинов.

Заметив, что «огнемет» на носу орнитоптера поворачивается в его сторону, он пригнулся и бросился назад. Луч с громким шипением рассек воздух над его головой, обдав Хоукмуна жаром. Ухватившись за карниз, герцог Кельнский повис над улицей.

Висел он высоко, но, к счастью, чуть левее от него начинался ряд небольших барельефов, идущий наискось почти до мостовой. Но выдержит ли хрупкий камень человеческий вес?

Не раздумывая ни секунды, Хоукмун ухватился за ближайший барельеф. Камень крошился под пальцами и с треском выходил из стены, как гнилой зуб из десны. Хоукмун поспешил вцепиться в соседний барельеф. Он спускался, роняя каменное крошево, пока не решил, что может приземлиться, не сломав ног.

Он упал на четвереньки, вскочил и бросился бежать — но не в поисках укрытия, а к башне. Скорее наверх, отомстить за друга, погибшего по вине д'Аверка!

Он разыскал вход в башню и, перепрыгнув через порог, услышал клацанье металлических подковок по каменным ступеням. Хоукмун выбрал место на лестнице, где враги могли нападать только по одному.

Первым появился д'Аверк. Увидев Хоукмуна, он застыл на месте. Рука в латной рукавице потянулась к рукояти длинного меча.

— Напрасно ты не воспользовался дурацким подвигом своего дружка, — с презрением сказал торгаш в маске Вепря. — Придется все-таки тебя убить…

Он согнулся в три погибели от кашля и привалился к стене, сделав вид, что совершенно обессилел.

— Мой дорогой герцог Дориан, я вынужден просить прощения… Проклятая хворь, всегда напоминает о себе в неподходящую минуту. — Он с усилием поднял руку и ткнул пальцем в невысокого, крепко сбитого воина, что поддерживал его на крыше.

— Экардо, окажи мне услугу…

Крепыш Экардо пружинисто шагнул вперед и вытащил из-за пояса боевой топор с короткой рукояткой. Другой рукой он обнажил меч.

— Спасибо, хозяин, — сказал он с довольным смешком. — Ну-ка, поглядим, как запляшет этот красавчик.

Он двинулся на Хоукмуна мягкой кошачьей поступью. Герцог Кельнский не шевелился, давая противнику возможность первым нанести удар.

Гранбретанец с диким воплем ринулся вперед. Лезвие топора со свистом рассекло воздух и зазвенело, встретив меч Хоукмуна. Ослабевший от голода и усталости, Хоукмун с трудом увернулся от короткого меча, ощутив прикосновение к бедру холодной стали, пропоровшей штанину.

Выскользнув из-под топора, его меч рубанул по маске, сломав бивень и оставив глубокую борозду. Экардо выругался и снова сделал выпад мечом, но Хоукмуну удалось схватить его за руку.

Прижав гранбретанца к стене, Хоукмун выкручивал ему руку, сжимавшую топор. Его собственный меч болтался на темляке. Едва не закричав от боли, когдав пах вонзился стальной наколенник, Хоукмун рванулся назад, увлекая противника за собой по ступенькам, развернулся, толкнул что было сил… Не устояв на ногах, Экардо растянулся на каменных плитах. Удар был столь силен, что содрогнулись стены башни.

Хоукмун перевел взгляд с бесчувственного тела на д'Аверка:

— Ну как, сэр, вам еще не полегчало?

Тот поднял изящную маску, и Хоукмун увидел бледное лицо и бесцветные глаза тяжело больного человека. Бескровные губы д'Аверка тронула улыбка.

— Я сделаю все, что смогу, сэр, — ответил француз.

Он стал спускаться по ступенькам. Вялости в движениях как не бывало — напротив, в них угадывались ловкость и собранность.

На сей раз поединок начал Хоукмун. Противник явно не ожидал выпада его меча, но все же успел парировать. За болезненной внешностью француза скрывалась превосходная подготовка.

Пожалуй, он не менее опасен, чем силач Экардо, подумал Хоукмун. А вдруг Экардо не убит, а только оглушен? Что, если он очнется до конца поединка?

Со стороны могло показаться, что между ним и д'Аверком нависло тускло-серое марево — так быстро мелькала в воздухе сталь.

Д'Аверк улыбался из-под маски, сдвинутой на темя; глаза светились радостью. Как будто он не сражался, а слушал волшебную музыку.

Слабея с каждой минутой, Хоукмун понимал — долго в таком темпе он не выдержит. Как ни искал он брешь в защите противника, тот казался неуязвим. Даже оступившись на выщербленной ступеньке, француз сумел отразить молниеносный удар и оцарапать Хоукмуну предплечье.

За спиной д'Аверка на узкой лестнице нетерпеливо топтались Вепри с обнаженными мечами.

Хоукмун быстро уставал. Вскоре он вынужден был перейти к защите, едва успевая отбивать смертоносную сталь, нацеленную то в его глаз, то в горло, то в грудь, то в живот. Он сделал один шаг назад, другой… и услышал позади себя стон. Экардо приходил в себя. Еще несколько минут — и Вепри расправятся со своим врагом.

Но неужели Хоукмун даст себя убить, не отомстив за верного Оладана? Он усилил натиск, и д'Аверк расплылся в улыбке, уверенный в своей скорой победе.

Забыв об Экардо, Хоукмун отпрыгнул и наткнулся спиной на чье-то плечо. Он резко повернулся, замахиваясь мечом… и едва не выронил его от неожиданности.

— Оладан!

Маленький человек занес меч Вепря над изуродованной маской.

— Да, я остался жив. Но почему — не спрашивай. Самому не верится.

Он с лязгом опустил меч на маску Экардо. Вепрь, успевший сесть, замертво растянулся на полу.

Больше друзьям не удалось и словом перекинуться. Хоукмун с трудом отразил очередной удар д'Аверка. Герцогу Кельнскому удалось-таки рубануть по наплечнику француза. Д'Аверк отскочил и поспешно опустил маску.

Внезапно Хоукмун понял, что лишился выгодной позиции после того, как спустился с лестницы, но было уже слишком поздно. Несколько воинов успели проскочить мимо д'Аверка.

Хоукмун с Оладаном бросились к дверям, но это мало что могло им дать. Минут десять они яростно сражались, прикончили двоих и ранили троих гранбретанцев, но силы их были не безграничны…

Глаза Хоукмуна застилала кровавая пелена, и, с трудом удерживая в руке меч, он пытался увернуться от разъяренных Вепрей. Где-то неподалеку раздался торжествующий крик француза: «Взять живыми!», и горячая сила металла сбила его с ног.

Глава 3 НАРОД-ПРИЗРАК

Закованных в цепи пленников поволокли вниз по бесконечной лестнице, которая вела куда-то в темное подземелье на глубину не меньшую, чем высота самой башни.

Грубые руки стражников втолкнули их в помещение, которое когда-то служило погребом, но теперь превратилось в темницу. Оба ничком повалились на холодные влажные каменные плиты и лежали так, пока кто-то не принялся пинать их в бок, заставляя перевернуться на спину. Разлепив веки, Хоукмун увидел над собой Экардо в помятой маске, который застыл над ними с факелом в руке.

Казалось, изувеченное кабанье рыло скалится в злобном восторге. Между Экардо и волосатым великаном, которого Хоукмун видел на башне, сгорбился д'Аверк; его шея была обмотана широким парчовым шарфом. Он опирался на руку гиганта.

Д'Аверк притворно закашлялся, затем улыбнулся, глядя на двух пленников:

— Боюсь, господа, вскоре мне придется вас покинуть. Воздух подземелья мне вреден, хотя таким здоровым молодым людям, как вы, он не страшен. Впрочем, надолго вы здесь не задержитесь, самое большее на сутки. Я вызвал большой орнитоптер, чтобы отвезти вас обоих на Сицилию — там стоят лагерем мои основные силы.

— Вы захватили Сицилию? — спросил Хоукмун бесстрастным тоном.

— Совершенно верно. Империя Мрака времени зря не теряет. Не сочтите за бахвальство, но я… — д'Аверк откашлялся в шарф… — я герой Сицилии. В том, что остров покорен так быстро, — моя заслуга. Но особо гордиться нечем, у Гранбретании способных полководцев предостаточно. В последние месяцы мы одержали немало славных побед в Европе… Да и на Востоке…

— Но Камарг все еще стоит, — перебил Хоукмун. — Наверное, это раздражает короля-императора?

— Долго Камарг не продержится, смею вас уверить, — бодро возразил д'Аверк. — Мы уделяем этой маленькой провинции особое внимание. Кто знает, может быть, городишко уже пал…

— Пока жив граф Брасс, этому не бывать, — улыбнулся Хоукмун.

— Кстати, о графе Брассе. Я слышал, что он тяжело ранен, а его помощник, фон Виллах, погиб совсем недавно.

Хоукмун не знал, верить французу или нет. Новость ошеломила его, но он постарался этого не выдать. Неужели Камарг действительно вот-вот падет? Что тогда ждет Иссельду?

— Похоже, мои слова вас огорчили, — ухмыльнулся д'Аверк. — Успокойтесь, герцог. Когда Камарг сдастся, никто не будет обижен. Я попрошу эту провинцию в награду за поимку изменника Хоукмуна. А мои славные друзья, — он показал на Экардо и волосатого великана, — будут править в ней, если я заболею. Это очень достойные люди, я доверяю им все свои тайны и радости. Надо же как-то их отблагодарить. Наверное, я назначу Экардо управляющим, а Петера пожалую графским титулом.

Из-под маски великана донеслось урчание довольного зверя. Д'Аверк улыбнулся:

— С мозгами у Петера туго, зато силушки в избытке, а преданность свою он доказал. Пожалуй, он будет неплохой заменой графу Брассу.

Звеня цепями, Хоукмун гневно выкрикнул:

— Д'Аверк, ты хитрая бестия, но не дождешься от меня мольбы и слез. Погоди, настанет день, когда мы поменяемся ролями!

— Боюсь, вы слишком оптимистичны, герцог. Ну, ладно, лежите, отдыхайте, наслаждайтесь покоем. В Гранбретании вам этого не позволят.

Усмехнувшись и отвесив поклон, д'Аверк удалился. Хоукмун и Оладан остались лежать во тьме.

— Ах, — услышал вскоре Хоукмун голос друга, — после того, что нынче со мной приключилось, трудно поверить, что я жив… Не знаю, наяву это все или во сне…

— Что с тобой произошло, Оладан? Почему ты не разбился насмерть, прыгнув с башни?

— Разбился бы непременно, не подхвати меня призраки…

— Призраки? Шутишь?

— Ничуть. Из бойниц башни вылетели существа, похожие на призраков, подхватили меня и мягко опустили на землю. Они похожи на людей, но почти неосязаемы…

— Ты ушиб голову, когда упал, вот тебе и померещилось.

— Наверное, ты прав. — Оладан помолчал. — Но если так, то мне до сих пор мерещится. Посмотри налево.

Повернув голову, Хоукмун не удержался от возгласа изумления. Неподалеку стояла человеческая фигура. Но сквозь нее, как сквозь матовое стекло, с трудом можно было разглядеть стену.

— Классический призрак, — заключил Хоукмун. — Странно, что он нам обоим…

Его перебил тихий, мелодичный смех:

— Я не мерещусь вам, чужеземцы. Мы — такие же люди, как и вы. Просто мы, жители Сориандума, существуем в иной форме.

— Так вы не покинули город?! — воскликнул Оладан. — Но как вам удалось перейти в эту иную форму существования?

Призрак снова рассмеялся:

— Контроль над психикой, научный эксперимент, ну и знание природы времени и пространства. К сожалению, яснее не объяснить, так как для достижения своей цели нам, помимо всего прочего, пришлось создать совершенно новый язык. Многое в нашей жизни изменилось, но представления остались прежними, и не сомневайтесь: мы можем отличить друга от врага.

— У вас есть враги? — удивился Хоукмун.

— Да, но об этом позже. — Человек-призрак поплыл вперед и навис над Хоукмуном. Молодой герцог Кельнский ощутил необычное прикосновение и обнаружил, что висит в воздухе. Призрак, казавшийся неосязаемым, обладал сверхчеловеческой силой.

Из тьмы появились еще двое. Один поднял Оладана, другой простер руку над головой, и ладонь засияла — неярко, но вполне достаточно, чтобы осветить подземную тюрьму. Теперь Хоукмун мог как следует разглядеть незнакомцев: высокие, стройные, с красивыми худыми лицами и огромными глазами, которые казались незрячими.

Его предположение, что обитатели Сориандума способны проходить сквозь стены, не подтвердилось — они опустились сверху, проникнув в темницу через отверстие в стене под потолком. Когда-то через это отверстие, скатываясь по наклонному туннелю, в погреб попадали мешки с провизией.

Несомые призраками, Хоукмун и Оладан медленно поднимались по туннелю и наконец увидели впереди сияние луны и звезд.

— Куда мы летим? — шепотом спросил Хоукмун.

— Туда, где никто не помешает снять с вас цепи.

У выхода из туннеля они остановились. Призрак без ноши отправился разведать, нет ли поблизости гранбретанцев. Вскоре он вернулся и дал знак следовать за ним. Хоукмуна и Оладана перенесли над безмолвным городом к трехэтажному зданию, которое сохранилось гораздо лучше остальных.

Через широкое окно на втором этаже призраки внесли людей в дом. В комнате с голыми стенами Хоукмуна и Оладана бережно опустили на пол.

— Что это за дом? — спросил Оладан. Он все еще не доверял своим чувствам.

— Наше жилище, — ответил призрак. — Нас осталось совсем мало. Мы живем веками, но у нас нет детей. Мы очень многое потеряли.

Через двери в комнату влетело еще несколько призраков, среди них были женщины. Их обнаженные тела, словно слепленные из густого тумана, были прекрасны. По телам и лицам Хоукмун не решился бы судить о возрасте хозяев города. Однако пока он смотрел на них, его охватило необыкновенное чувство покоя.

Один из них принес инструмент величиной с указательный палец. Звенья цепи, на которые он направлял этот инструмент, с треском разлетались. Вскоре с Хоукмуна и Оладана спали оковы.

Хоукмун сел, разминая ноющие мышцы.

— Спасибо, — сказал он. — Вы нас избавили от незавидной участи.

— Всегда рады помочь, — сказал низенький призрак. — Меня зовут Ринал. Когда-то я был главой городского Совета. — Улыбаясь, он шагнул вперед. — Наверное, вам покажется странным, что и мы надеемся получить от вас помощь.

— Буду счастлив оказать вам любую услугу, — с готовностью ответил Хоукмун. — Говорите, не стесняйтесь.

— Нам тоже грозит опасность от чужеземных воинов в уродливых звериных масках, — сказал Ринал. — Они хотят сровнять Сориандум с землей.

— Сровнять с землей? Но зачем? Город и так лежит в руинах, а здешние края не нужны Империи Мрака.

— Ошибаетесь. Мы подслушали разговоры этих людей и знаем, что Сориандум им нужен. Они хотят построить здесь огромное хранилище для сотен и сотен летающих машин, чтобы нести смерть и порабощение соседним странам.

— Понятно, — пробормотал Хоукмун. — Вот, значит, почему здесь бывший архитектор Гьюлам д'Аверк. Разумно. Строительный материал под рукой — надо только разобрать город по камешку. Место безлюдное, кругом пустыня — соседние государства и не заметят, как у них под носом враги построят базу для орнитоптеров. А потом Империя Мрака нанесет им внезапный и сокрушительный удар. Надо остановить гранбретанцев, иначе они такого натворят…

— Иначе мы погибнем! — воскликнул Ринал. — Нам не жить без этого города. Мы — его душа. Если город разрушат, то и мы…

— Но как их остановить? — перебил Хоукмун. — И чем могу помочь я? Вы — ученые, у вас, наверное, есть хитроумные механизмы, а у меня что? Только меч, да и тот остался у д'Аверка.

— Вся беда в том, что мы не можем удаляться от города, — сказал Ринал. — У нас было много надежных машин, но мы давным-давно спрятали их в катакомбах неподалеку от города. Сейчас нам нужна одна-единственная машина, но отправиться за ней некому. Эта задача по плечу только смертному. Возьметесь?

— Охотно, — ответил Хоукмун. — Объясните поточнее, как найти машину, и мы вам ее доставим. Только надо спешить, пока д'Аверк нас не хватился.

— Вы правы, медлить ни к чему, — согласился Ринал. — Но я обязан предупредить вас вот о чем. В ту пору, когда мы сочли нужным отказаться от машин, мы еще могли преодолевать небольшие расстояния. На всякий случай мы поставили в хранилище зверь-машину — жуткий механизм, способный отпугнуть любого постороннего. Но беда в том, что это металлическое страшилище не только пугает. Оно умеет убивать, и убьет любого человека не нашей расы, который отважится проникнуть на склад.

— Как же с ним совладать? — спросил Оладан.

— Я вижу только один способ, — вздохнув, сказал Ринал. — Надо сразиться со зверь-машиной. И уничтожить ее.

— Ясно, — улыбнулся Хоукмун. — Похоже, я попал из огня да в полымя.

Ринал протестующе поднял руку:

— Нет. Мы не настаиваем. Если считаете, что ваша жизнь слишком дорога, чтобы рисковать ею ради нас, — ступайте своей дорогой.

— Уехать, зная, что Сориандум будет разрушен, что ваша раса вымрет, а Империя Мрака зальет кровью многострадальный Восток? Никогда! Моя жизнь принадлежит вам, и я сделаю все, что в моих силах, хотя, боюсь, без оружия от меня мало проку.

По мановению руки Ринала один призрак выплыл из комнаты и вскоре вернулся с иззубренным в битвах мечом Хоукмуна и оружием Оладана: луком, колчаном со стрелами и мечом.

— Выкрасть ваше оружие было проще простого, — улыбнулся Ринал. — Но у нас найдется кое-что еще. — Он вручил Хоукмуну крошечное устройство, разрушившее его оковы.

— Эта вещица способна сломать любой замок. Надо только нацелить ее. С ее помощью вы попадете в главное хранилище, где механический зверь стережет машины Сориандума.

— Но которая из этих машин вам нужна? — спросил Оладан.

— Она совсем небольшая, размером примерно с голову человека, и напоминает нечто вроде восьмигранного кристалла на подставке из оникса. Вам не составит труда узнать ее по радужной окраске. Там имеется два таких устройства. Если удастся, принесите мне оба.

— И как же они действуют? — полюбопытствовал Хоукмун.

— Вернетесь — увидите.

— Если, конечно, вернемся, — безрадостно констатировал Оладан.

Глава 4 МЕХАНИЧЕСКИЙ ЗВЕРЬ

Немного подкрепившись вином и едой, которые призраки украли у воинов д'Аверка, Хоукмун с Оладаном принялись собираться в путь. Двое жителей Сориандума вынесли их за окно и бережно опустили на землю.

— Может быть, Рунный Посох защитит вас, — прошептал один из них на ухо Хоукмуну. — Я слышал, вы служите ему.

Хоукмун обернулся, чтобы спросить, кто говорит с ним, однако призраки уже исчезли. Герцог Кельнский нахмурился. Как-то раз ему уже доводилось слышать, будто он служит Рунному Посоху, но сам он придерживался иного мнения.

Пройдя несколько миль по холмам, Хоукмун остановился и завертел головой в поисках искомого ориентира — гигантской пирамиды из гранитных блоков, которую сложили несколько столетий назад предки нынешних жителей Сориандума. Вскоре он увидел ее. В лунном свете древний камень блестел как серебро.

— Теперь нам на север, — сказал молодой герцог. — Ищем холм, из которого брали этот гранит.

Через полчаса они отыскали нужный холм, будто рассеченный огромным мечом какого-то великана. Но трава, которой зарос карьер, делала его похожим на обычный овраг.

По упругому дерну Хоукмун и Оладан подошли к зарослям кустарника на дне оврага. Раздвинув кусты, они обнаружили узкое отверстие потайного хода. Этот ход привел их в просторную пещеру. Оладан зажег принесенный с собою факел, и мерцающее пламя осветило большой зал с квадратным полом и сводчатым потолком — зал, безусловно, созданный человеческими руками.

Помня наставления Ринала, Хоукмун подошел к противоположной стене и отыскал на ней незнакомые письмена, а чуть ниже — крошечное отверстие.

Достав из-за пазухи маленький инструмент — подарок жителей Сориандума — Хоукмун направил его на отверстие. Нажав на рукоятку, он ощутил легкое покалывание в ладони. Скала перед ним задрожала, от сильного порыва невесть откуда взявшегося ветра заколебалось и едва не погасло пламя факела. Стена засветилась, стала прозрачной и вскоре исчезла, перейдя на время в иное измерение.

С мечами в руках Хоукмун и Оладан медленно двинулись по широкому туннелю, где от стен, как от расплавленного стекла, исходило зеленоватое свечение.

Впереди стояла другая стена, с красным светящимся пятном посередине. Хоукмун прицелился в пятно, и снова — порыв ветра, на этот раз такой силы, что люди с трудом устояли на ногах. Стена засветилась — сначала молочно-белым, затем голубым — и пропала.

Они вошли в туннель, пронизанный голубыми лучами. И снова путь им преградила стена, на этот раз черная. Потом — туннель, выложенный желтыми каменными плитами, и белая стена, за которой находилось хранилище машин, а в нем — сторож-убийца.

Возле белой стены Хоукмун остановился.

— Надо действовать быстро и с умом, — сказал он Оладану. — Как только это создание услышит нас, оно включится…

Он замолк — из-за стены донеслось приглушенное лязганье и топот. Затем стена содрогнулась от удара чудовищной силы.

— Может быть, не следует спешить? — спросил Оладан, с опаской глядя на стену. — Что толку, если мы здесь погибнем?

Но Хоукмун уже сдавил рукоятку инструмента, и в туннеле загудел холодный ветер. За стеной раздался жуткий вой, полный боли и изумления. Стена порозовела и пропала, явив Хоукмуну и Оладану зверь-машину.

Механическое чудовище не двигалось — по-видимому, его ошеломило внезапное исчезновение стены. Оно было огромно и все покрыто блестящей разноцветной чешуей; из спины торчали длинные шипы. Фигура механического зверя напоминала обезьянью: короткие задние лапы, длинные передние. Глаза — как у мухи, фасеточные, с радужным блеском, а в пасти полным-полно острых металлических зубов.

Позади механического зверя вдоль стен стояли машины. В центре хранилища Хоукмун заметил устройства, описанные Риналом. Он молча показал на них Оладану и бросился мимо чудовища в зал.

Уловив движение, зверь очнулся. Завывая и источая зловоние, он вразвалку двинулся следом за людьми. Краешком глаза Хоукмун заметил, что к нему тянется гигантская когтистая лапа. Он увернулся, опрокинув хрупкий механизм из стекла и металла.

Лапа мелькнула в дюйме от лица Хоукмуна. Зверь снова попытался схватить его, но герцог Кельнский успел отскочить.

Внезапно в морду зверя ударила стрела. Но наконечник даже не оцарапал желтых и черных чешуек. Заревев, механическое чудовище бросилось к Оладану. Тот не успел увернуться. Чудовище схватило его, оторвало от пола и подняло над разинутой пастью.

Хоукмун закричал и ударил зверя мечом в низ живота. Тот фыркнул и отшвырнул пленника. Растянувшись на полу, Оладан не шевелился. «Оглушен? — мелькнула мысль у Хоукмуна. — Или убит?»

Зверь снова направился к Хоукмуну. Герцог отступал, пока не решился на тактический маневр: он пригнулся и неожиданно проскочил между ногами зверя. Когда тот, удивленный, начал поворачиваться, Хоукмун повторил свой трюк.

Металлическое чудовище злобно фыркало и размахивало лапами, хватая пустоту. Потом оно подпрыгнуло, с оглушительным лязгом приземлилось и погналось за Хоукмуном Юркнув в тесный проход между машинами и стеной, герцог Кельнский подбирался к устройствам, за которыми пришел на склад, а зверь могучими лапами крушил механизмы у него за спиной.

Одна из машин была похожа на оружие. Хоукмун остановился возле колоколообразного раструба, торопливо потянул на себя рычаг, но машина отозвалась только тихим гулом.

А зверь уже навис над Хоукмуном.

Герцог Кельнский приготовился защищаться. Он решил метнуть меч зверю в глаз — Ринал говорил, что механического сторожа убить нельзя, а можно только ослепить.

Внезапно зверь пошатнулся и хрюкнул. Он стоял напротив раструба — видимо, машина испускала невидимый луч, воздействующий на механизм зверя. Хоукмун воспрянул духом, но ненадолго — зверь вскоре встряхнулся и медленно, неуверенно двинулся вперед. К нему постепенно возвращались силы.

Хоукмун понял: если он сейчас же не расправится с чудовищем, другой возможности не представится. Пока оно медленно поворачивало голову, герцог Кельнский подпрыгнул, обхватил его руками за короткую, толстую шею, вскарабкался по чешуйчатой броне и уселся на плечи. Заревев, чудовище подняло лапу. Не дожидаясь, пока зверь схватит его, Хоукмун наклонился вперед и рукояткой меча разбил оба глаза.

Завизжав, чудовище схватилось за глазницы. Молодой герцог воспользовался этим, чтобы спрыгнуть и броситься к механизмам, за которыми его послали жители Сориандума. Он выдернул из-за пояса свернутый мешок и опустил в него оба устройства.

Зверь носился по залу, размахивая лапами, круша все вокруг. Ослепнув, он не утратил своей чудовищной силы.

Проскользнув мимо него, Хоукмун подбежал к Оладану, взвалил маленького горца на плечо и бросился к выходу. Механический зверь услышал его шаги и помчался вдогонку. Хоукмун припустил что было сил. Сердце в груди билось так, что, казалось, вот-вот вырвется наружу.

Он пронесся по туннелю, пересек пещеру и протиснулся в спасительный узкий лаз. Здесь механический сторож был ему не страшен.

Выбравшись из подземелья, Хоукмун набрал полную грудь свежего ночного воздуха и уложил Оладана на траву. Зверочеловек дышал ровно — ребра, по-видимому, были целы. Зато на его лбу багровел огромный синяк, и Хоукмун понял, почему его друг потерял сознание. Вскоре веки Оладана затрепетали. Тихо застонав, он открыл глаза.

— Оладан, ты цел? — с тревогой в голосе спросил Хоукмун.

— Цел, только… голова болит нестерпимо. Где мы?

— Мы в безопасности. Ты сможешь встать? Надо вернуться в Сориандум, пока не рассвело.

Кряхтя, Оладан поднялся на ноги. Из пещеры доносились приглушенный вой и топот металлических ног. Зверь-машина искала своих врагов.

— Мы в безопасности? — переспросил Оладан, показывая на склон позади Хоукмуна. — Надолго ли?

Хоукмун обернулся. Скалу обезобразила огромная трещина — механический зверь пытался выбраться наружу.

— Судя по всему, нам следует поторопиться, — подхватив мешок с добычей, Хоукмун торопливо двинулся в сторону Сориандума.

Не успели друзья пробежать и полмили, как скала позади раскололась с оглушительным грохотом, и жуткий вой разнесся над холмами.

— Едва ли ослепший зверь вздумает преследовать нас, — успокоил Оладана Хоукмун, — а в Сориандуме нам и вовсе нечего опасаться.

Тем не менее, они прибавили шаг и вскоре оказались на городской окраине.

Едва рассвело, Хоукмун с Оладаном добрались до здания, где обитали призраки.

Глава 5 ЗАГАДОЧНОЕ УСТРОЙСТВО

Трое призраков встретили их у самого дома и поспешили внести внутрь.

Багровый край солнца уже показался над горизонтом, и в его лучах, проникающих в окна, люди-призраки окончательно утратили свою телесность. Весь дрожа от нетерпения, Ринал вынул оба устройства из мешка и подлетел к окну, чтобы получше их рассмотреть.

— Замечательно! — произнес он негромко. — Вот теперь нам нечего опасаться чужеземцев в масках, ибо мы способны исчезнуть в любое мгновение.

— Но разве не сами вы говорили, что не в силах покинуть город? — удивился Оладан.

— Верно, однако эти устройства дадут нам возможность забрать город с собой.

Хоукмун не успел его ни о чем спросить — с улицы донеслись крики и топот. Он боком подкрался к окну и осторожно выглянул. Внизу стояли д'Аверк, оба его помощника и десятка два воинов, один из которых показывал на окна.

— Нас заметили! — хрипло произнес Хоукмун. — Надо бежать. Их слишком много.

Ринал нахмурился:

— Если мы включим машину, то спасемся, но вы снова попадете в плен. Не знаю, что и делать.

— Включайте. С д'Аверком мы как-нибудь справимся сами.

— Мы не можем бросить вас на произвол судьбы! Если бы не вы, нам…

— Включайте машину! — снова крикнул Хоукмун. Но Ринал бездействовал.

Под окном что-то негромко стукнуло в стену.

— Они ставят лестницы! Еще минута, и они будут здесь! Ринал, решайтесь!

— Решайся, Ринал! — тихо повторила женщина-призрак. — Если то, что мы слышали о герцоге, — правда, д'Аверк не причинит ему вреда. Во всяком случае, сейчас.

— О чем это вы? — подозрительно спросил Хоукмун. — Откуда вы знаете?

— У нас есть друг, который приносит нам новости о том, что происходит в мире, — ответила женщина. — Он тоже служит Рунному Посоху…

— Воин в доспехах из золота и черного янтаря? — перебил Хоукмун.

— Да. Он рассказывал о тебе…

— Герцог Дориан! — закричал Оладан, показывая на окно, за которым появилась голова в маске Вепря.

Выхватив меч из ножен, Хоукмун бросился к окну и вонзил острие в щель между маской и латным воротником воина. Захлебываясь кровью, тот полетел вниз. Хоукмун попытался столкнуть лестницу, но ее крепко держали внизу. Второго воина, вскарабкавшегося наверх, Оладан оглушил ударом по голове, но тот повис, держась за перекладину. Хоукмун рубанул по пальцам в латных рукавицах, и Вепрь с воплем рухнул на землю.

— Включайте машину! — крикнул Хоукмун в отчаянии. — Долго нам не продержаться!

Сзади раздался мелодичный звон, и у герцога Кельнского закружилась голова. Но он все же сумел сразить еще одного Вепря.

Затем все кругом задрожало и окрасилось в алый цвет. Воины внизу завопили от удивления или, скорее, от страха. Багровые развалины дрожали — казалось, город вот-вот рассыпется в прах. Наконец машина умолкла, и Сориандум исчез. Хоукмун медленно полетел на восток. В ушах, слабея, звучал голос Ринала:

— Сориандум не достанется нашим врагам. Вы спасли нас от верной гибели, и за это мы дарим вам вторую машину. Она может переместить в иное пространство-время большую территорию.

Хоукмун опустился на каменистую землю, напоминавшую свежевспаханное поле. От города не осталось и следа. Где-то в стороне вопили гранбретанцы. Оглянувшись, Хоукмун увидел то, что их так испугало.

Над толпой латников высилась зверь-машина. Вокруг нее валялись раздавленные и растерзанные тела. Потрясая мечом, д'Аверк гнал своих солдат в бой.

Металлические шипы на спине зверя сотрясались от яростного рева, челюсти щелкали, а длинные когти вспарывали доспехи и рвали плоть.

— Зверь сделает все, что нужно, — сказал Хоукмун. — Смотри, Оладан, — наши кони!

Ярдах в трехстах стояли два напуганных скакуна. Через минуту Хоукмун и Оладан вскочили на них и помчались прочь от механического чудовища, терзавшего Вепрей д'Аверка.

Снова двое отважных путешественников ехали к морю. В седельной сумке Хоукмуна, бережно завернутый в лоскут материи, лежал подарок призраков.

По склонам холмов, покрытых жестким дерном, лошади шли гораздо быстрее, чем по песку пустыни. Вскоре путники достигли широкой долины реки Евфрат.

На берегу они сделали привал. Это место не годилось для переправы — река здесь была широка, а течение — слишком сильное. Ближайший брод, отмеченный на карте Хоукмуна, находился в нескольких милях южнее.

Устремив неподвижный взгляд вдаль, Хоукмун сидел у реки, окрашенной закатным солнцем в алый цвет. Оладан, разжигавший костер, услышал его тяжкий вздох и поднял голову:

— Что тревожит тебя, герцог Дориан?

— Будущее, Оладан. Если д'Аверк не солгал, что Камарг осажден, фон Виллах убит, а граф Брасс ранен, то боюсь, барон Мелиадус успеет выполнить до нашего приезда свое обещание и оставит от Камарга только пепел и грязь.

— Рано горевать, герцог Дориан, — бодро сказал Оладан, — д'Аверк хотел отравить вам последние часы жизни. Камарг наверняка еще держится. Помните, вы мне рассказывали о мужестве и доблести его защитников? Я уверен, что они выстоят. Вот увидите…

— Увижу ли? — глядя на темнеющий вдали берег, спросил Хоукмун. — Увижу ли, Оладан? Я знаю: д'Аверк не лгал о других успехах гранбретанцев. Если Сицилия пала, то они наверняка уже вторглись в Италию и Испанию. Ты понимаешь, что это значит?

— Признаюсь, я слаб в географии, — смущенно ответил Оладан.

— Это значит, что орды Империи Мрака перерезали все пути в Камарг. И на суше, и на море. Теперь мало добраться до моря и найти корабль — надо еще пройти по Сицилийскому каналу, а там, должно быть, полным-полно гранбретанских судов.

— Если так, почему бы нам не выбрать другой путь? Например, тот, которым вы пробирались на Восток?

Хоукмун нахмурился:

— Тогда я большую часть пути летел. Если возвращаться этой дорогой, уйдет вдвое больше времени. Да и гранбретанцы проникли в те края.

— Но земли, где они правят, можно обойти, — возразил Оладан. — На суше у нас будет хоть какой-то шанс, а в море мы обречены.

— Ты прав, — задумчиво произнес Хоукмун. — Но нам придется пересечь Туркию, а это займет несколько недель. Потом надо будет переплыть Черное море — я слышал, там еще нет кораблей Империи Мрака. — Он сверился с картой. — Да, через Черное море в Романию. Но чем ближе к Франции, тем опаснее будет наш путь. Там повсюду враги. И все же ты прав — если отправимся этой дорогой, у нас будет больше шансов. Пожалуй, надо убить двух гранбретанцев и надеть их маски. У нас перед ними есть одно преимущество: мы можем по лицу узнать друга или врага, а они — нет. Эх, знать бы нам тайные языки разных орденов — тогда бы мы где угодно могли путешествовать в чужих доспехах и масках.

— Вы решили отправиться другим путем? — спросил Оладан.

— Да. Утром поедем на север.

Много долгих дней ехали они по берегу Евфрата и наконец пересекли сирийско-туркийскую границу и остановились в тихом городке Бирачеке.

Хозяин постоялого двора явно заподозрил в них слуг короля-императора и сказал, что свободных мест нет. Ткнув пальцем в Черный Камень, Хоукмун представился:

— Я — герцог Дориан, заклятый враг Гранбретании, последний из герцогов Кельнских. — Оказалось, что даже в этом провинциальном городке о нем знают — в тот же миг перед путниками гостеприимно распахнулась дверь.

Позже они сидели в трапезной и пили сладкое вино, беседуя с караванщиками, прибывшими незадолго до них. Караванщики были смуглые, с иссиня-черными шевелюрами и бородами, лоснящимися от масла. Одеждой им служили кожаные блузы, шерстяные килты ярких расцветок и шерстяные же накидки с узором из фиолетовых, красных и желтых геометрических фигур. Такие наряды, сказали они, носят только слуги Иенахана, богатого анкарского купца. Каждый из караванщиков был вооружен кривой саблей без ножен, но с богато украшенным эфесом и гравированным клинком.

Караван-баши Салим, человек с пронзительными голубыми глазами и похожим на ястребиный клюв носом, перегнувшись через стол, тихо спросил у Хоукмуна с Оладаном:

— Вы слыхали, что в Истанбул прибыли посланцы Империи Мрака? Они подкупили алчного калифаи его приближенных, и те позволили расположиться в городе большому отряду воинов в масках.

Хоукмун отрицательно покачал головой:

— Я слабо представляю, что творится в мире. Но я верю тебе. В обычаях гранбретанцев сначала покупать за золото, а потом отбирать силой.

Салим кивнул:

— И мне так кажется. Думаете, северные волки точат зубы, чтобы напасть на Туркию?

— Не только на Туркию — на весь мир. Даже на Амарек. Они мечтают покорить даже те страны, которые существуют разве что в сказках. Они хотят завоевать Краснокитай — хотя эту страну надо еще найти. Аравию и Восток они считают всего-навсего плацдармом.

— Но откуда им взять столько сил? — удивился Салим.

— Сил у них достаточно, — уверенно ответил Хоукмун. — Кроме того, они безумны — а безумие делает их свирепыми, коварными и изобретательными. Я бывал в Лондре — столице Гранбретании. Ее архитектура напоминает дурной сон. Я видел короля-императора в Тронной Сфере с белой, как молоко, жидкостью. Это дряхлый старик со звонким голосом юноши. Я видел лаборатории ученых-чародеев, подаривших ему бессмертие. Этим лабораториям нет числа, в них полным-полно необыкновенных машин. Сами ученые не знают всего, на что способны их машины. Я беседовал кое с кем из знати, и я знаю их желания — тебе, человеку со здоровым рассудком, даже не вообразить, насколько безумны подданные Империи Мрака. В них не осталось почти ничего человеческого, они равнодушны друг к другу и уж тем более к тем, кого считают «низшей расой» — то есть ко всем негранбретанцам. Они завоевывают страну за страной, оставляя на своем пути распятия с трупами мужчин, женщин, детей и даже животных…

— Полно, герцог Дориан! Вы преувеличиваете. Пристально посмотрев Салиму в глаза, Хоукмун медленно, с нажимом произнес:

— Ошибаешься, торговец. Невозможно преувеличить зло, творимое гранбретанцами.

Салим содрогнулся.

— Я… Я вам верю, — пробормотал он, помрачнев. — Правда, верить не хочется. Как же нашей маленькой Туркии устоять против таких жестоких и могучих завоевателей?

Хоукмун тяжело вздохнул:

— Я могу посоветовать только одно: не продавайтесь гранбретанцам, не пускайте их на вашу землю. Но убеждать вас в этом — напрасная трата слов. Люди жадны и не видят истины за блеском золота. Сопротивляйтесь — вот что я бы вам посоветовал. Встречайте беду, как подобает людям чести — отважным, гордым и мудрым людям. Но и это не выход — тех, кто бросает вызов Империи Мрака, ждут пытки и казни. Их жены на глазах у них будут изнасилованы и растерзаны, а дети брошены в пламя, которое охватит целые города… Но вас ждет та же судьба, если вы не решитесь взять в руки оружие. Или хуже того — судьба рабов, готовых на любые подлости, лишь бы спасти свои шкуры. Я говорил о чести, и честь запрещает мне красивыми речами вдохновлять вас на благородную битву и геройскую смерть. Я ненавижу гранбретанцев и мечтаю всех их уничтожить; у меня есть могущественные союзники и удача, но все же я чувствую, что рано или поздно король Хеон мне отомстит. Тем, у кого осталось мужество и кто готов бороться, я бы посоветовал применять хитрость. Хитрость, мой друг, — это единственное наше оружие.

— То есть делать вид, что ты на их стороне? — задумчиво спросил Салим.

— Да. Я так поступал и, как видишь, жив и пока на свободе.

— Я запомню ваши слова, герцог.

— Запомни и такие слова: решив сделать вид, что заключил сделку с совестью, ты уже заключил эту сделку. Нередко ложь становится правдой задолго до того, как ты это осознал.

Салим пригладил бороду.

— Я вас понял, — он окинул взглядом трапезную, освещенную факелами. Казалось, тени в углах таят опасность. — Хотелось бы знать, когда придет наша очередь… Ведь под ними, почитай, вся Европа…

— Ты слышал что-нибудь о провинции Камарг?

— Камарг? Да, слышал. Страна рогатых оборотней и могучих полулюдей, устоявшая против Империи Мрака. Ее властелин — Медный Граф, металлический великан…

Хоукмун улыбнулся:

— Почти все, что ты говоришь, — вымысел. Граф Брасс — человек из плоти и крови, а чудовищ в Камарге совсем немного. Правда, там есть болотные быки и рогатые лошади. А больше ты ничего не знаешь об этой провинции? Живы ли граф Брасс, его дочь Иссельда и его помощник фон Виллах?

— Говорят, граф и фон Виллах погибли. О девушке я ничего не слыхал, но Камарг вроде бы устоял.

Хоукмун потер Черный Камень.

— Не могу поверить, что без графа Камарг способен выстоять. Твои сведения сомнительны.

— За что купил, за то и продаю, — с улыбкой сказал Салим. — Мы, торговцы, хорошо разбираемся только в местных делах, но о том, что творится на западе, знаем только понаслышке. Сами-то вы из Камарга?

— Да, это моя вторая родина, — хмуро кивнул Хоукмун. — Если только ее еще не уничтожили…

Оладан дружески приобнял его:

— Не стоит так огорчаться, герцог Дориан, вы же сами сказали, что эти вести едва ли могут быть правдивы. Не стоит падать духом. Сперва нужно добраться до Камарга.

Стараясь отвлечься от тоскливых мыслей, Хоукмун заказал еще вина, отварной баранины и свежего хлеба. Но как герцог ни старался приободриться, его не покидал страх за людей, которых он так любил, и за прекрасный болотистый край, который к этому моменту, возможно, уже превратили в выжженную пустыню.

Глава 6 КОРАБЛЬ БЕЗУМНОГО БОГА

Хоукмун с Оладаном добрались до Анкары с караваном Салима, а оттуда направились в Зонгулдак, город на побережье Черного моря. Хозяин Салима очень помог путешественникам, снабдив их необходимыми бумагами и договорившись с капитаном корабля, который направлялся в Симферополь. «Улыбчивая дева» не вполне соответствовала своему прелестному названию. С нижних палуб несло гнилью, команда и капитан были скорее похожи на разбойников, а каюта, несмотря на отвратительный запах, царивший там, стоила слишком дорого. Однако это не могло смутить Хоукмуна с Оладаном, поскольку никакие другие суда не ходили из Зонгулдака к Крымскому побережью.

Правда, капитан Маусо — вислоусый толстяк с бегающими глазками — не внушал доверия, равно как и его помощник, не выпускавший из волосатой лапы бутылку крепкого вина, но Хоукмун философски рассудил, что едва ли на такое корыто, как «Улыбчивая дева», польстятся пираты или гранбретанцы.

Незадолго до отплытия он и Оладан поднялись на борт.

Утром, в прилив, «Улыбчивая дева» отдала швартовы и медленно отошла от причала. Вскоре латаные-перелатаные паруса наполнились ветром, мачты угрожающе заскрипели и корабль лениво двинулся под холодным, пасмурным небом в направлении норд-норд-ост.

Плотный туман приглушал звуки; вскоре в нем растаяли очертания пристани. Кутаясь в плащ, Хоукмун стоял на полубаке и смотрел на исчезающий вдали Зонгулдак.

На лицо герцога упали первые крупные капли дождя. Оладан поднялся на палубу и направился к другу, переступая через канаты:

— Герцог Дориан, я прибрался в каюте, как сумел. Но от вони не избавиться — она сквозь щели просачивается. И крыс вряд ли удастся разогнать — больно уж они наглые и жирные.

— Ничего, вытерпим, — уверенно сказал Хоукмун. — Бывало хуже. Да и плыть нам всего два дня. — Он посмотрел на помощника капитана, который, шатаясь, вышел из рулевой рубки. — Хотя, конечно, я бы предпочел, чтобы наши морские волки чуть серьезнее относились к своим обязанностям. Если капитан так и будет валяться на койке, а помощник пьянствовать, нам самим придется командовать на этой посудине.

Весь день убогий корабль как щепку носило по волнам. Ветер крепчал, угрожая превратиться в ураган. Время от времени капитан нетвердым шагом выходил на палубу и приказывал убрать один парус и поставить другой, подгоняя матросов пинками и проклятьями. Хоукмуну и Оладану его распоряжения казались совершенно бессмысленными.

Вечером Хоукмун поднялся к капитану на мостик.

— Добрый вечер, сударь, — вытирая рукавом длинный нос, приветствовал его Маусо. — Надеюсь, вас не слишком утомило путешествие?

— Благодарю, все в порядке. Много мы уже прошли?

— Порядочно, сударь. — Шкипер отвернулся, чтобы не смотреть Хоукмуну в глаза. — Хотите, я распоряжусь, чтобы вам приготовили ужин?

— Да.

На палубу из-под мостика вышел тихо напевающий помощник капитана. Он едва стоял на ногах.

Внезапно корабль накренился от сильного порыва ветра. Хоукмун вцепился в планшир, и леера затрещали под его весом. Капитан, похоже, не придал значения тому, что его судно едва не опрокинулось, а помощник лежал ничком на палубе, выронив бутылку, и постепенно съезжал к штормовому портику.

— Надо бы ему помочь, — сказал Хоукмун. Маусо рассмеялся:

— Ничего с ним не случится. Пьяному море по колено.

Через минуту помощника прижало к фальшборту. Голова и плечи свесились над морем. Хоукмун бросился по трапу на палубу и оттащил бесчувственное тело от борта. И вовремя: корабль снова сильно накренился, и палубу лизнула соленая волна.

Хоукмун посмотрел на спасенного им человека. Помощник капитана лежал на спине, закрыв глаза, и шевелил губами, еле слышно напевая.

— Вы правы, капитан, — пьяному море по колено, — усмехнулся герцог Кельнский.

Внезапно за бортом, на гребне волны, что-то мелькнуло. Хоукмун выпрямился.

— Капитан, вы видели? — крикнул он, подходя к борту и всматриваясь в темные волны.

— Кажется, плот, — отозвался Маусо.

Через несколько мгновений Хоукмун снова увидел плот, на сей раз ближе. Он был совсем крошечным. На нем лежали трое людей.

— Похоже, они потерпели кораблекрушение, — небрежно заметил Маусо. — Бедняги. Впрочем, нас это не касается.

— Надо их спасти, — сказал Хоукмун.

— В сумерках-то? Ничего не выйдет. Только время зря потеряем. А мне надо успеть в Симферополь — забрать груз, пока меня кто-нибудь не опередил.

— Надо их спасти, — решительно повторил Хоукмун. — Оладан, веревку!

Зверочеловек поспешно притащил из рулевой рубки бухту каната. Плот был еще виден, люди лежали на нем ничком, вцепившись в выступы. Время от времени они исчезали за высоким валом воды, но появлялись снова. С каждым мгновением расстояние между плотом и кораблем увеличивалось.

Обвязав один конец каната вокруг мачты, а другой — вокруг талии, Хоукмун снял плащ и меч и бросился в море.

И тотчас осознал, какому риску он себя подверг. Плыть среди огромных волн было очень трудно. Любая из них могла ударить его о борт корабля, и, оглушенный, он сразу захлебнулся бы. Но он упорно боролся с волнами, не теряя из виду плот и стараясь, чтобы вода не попадала в рот и глаза. Трое несчастных увидели корабль и, вскочив, закричали и замахали руками. Плывущего к ним Хоукмуна они не замечали.

— Держитесь! — закричал Хоукмун. Собрав последние силы, он поплыл быстрее и вскоре добрался до плота, который швыряло как скорлупку.

Ухватившись за край, он увидел, что двое дерутся не на жизнь, а на смерть, а третий сидит и смотрит на них.

Еще Хоукмун увидел маски с кабаньими бивнями. На плоту находились гранбретанцы — воины Ордена Вепря.

В тот миг Хоукмун едва не поддался искушению бросить их на произвол судьбы. Но тотчас одумался — подобный поступок был бы достоин только гранбретанца. Сначала он должен их спасти, а уж потом решать, как с ними быть.

Он крикнул дерущимся: «Прекратите!», но его не услышали. Вепри кряхтели и ругались, пытаясь столкнуть друг друга с плота, и у Хоукмуна мелькнула мысль, что у них помутился рассудок.

Он попытался забраться на плот, но не смог — мешал канат. Сидящий поднял голову и небрежно помахал ему рукой.

— Помоги мне, — прохрипел Хоукмун. — Иначе я не смогу помочь тебе.

Человек встал и осторожно двинулся к нему, но вскоре наткнулся на дерущихся. Пожав плечами, он схватил их за шеи и, выждав, когда плот накренится, столкнул в море.

— Хоукмун, дружище! — раздался из-под маски Вепря знакомый голос. — До чего же я рад вас видеть! Вы просили помочь — и я помог, сбросил лишний груз…

Хоукмун попытался схватить одного из тонущих, но не дотянулся. Он завороженно смотрел, как Вепри, облаченные в тяжелые доспехи и маски, с кажущейся медлительностью исчезают под водой.

Потом он перевел взгляд на уцелевшего гранбретанца, который протягивал ему руку.

— Д'Аверк, вы утопили своих друзей! Мне кажется, будет справедливо, если вы разделите их судьбу.

— Друзей? Что вы, мой дорогой герцог! Это всего-навсего слуги. — Плот подскочил на волне, и д'Аверк испуганно присел. — Они были верными слугами, но и занудами, каких поискать, — продолжал француз как ни в чем не бывало. — А занудства я не переношу. Позвольте, я помогу вам подняться. Мое суденышко невелико, но все же…

С помощью д'Аверка Хоукмун вскарабкался на плот. Повернувшись к кораблю, едва различимому в сумраке, он помахал рукой. Канат тотчас натянулся — значит, Оладан заметил сигнал.

— Это просто счастье, что вы проходили мимо, — хладнокровно заметил д'Аверк, когда плот медленно подтягивали к кораблю. — Я уж, признаться, считал себя покойником и простился с надеждой осуществить мои великие замыслы. И тут, откуда ни возьмись, наш благородный герцог Кельнский на своем замечательном корабле. Гора с горой не сходится, а человек…

— Вы правы, но если не прикусите язык, то отправитесь следом за верными слугами, или кто они вам, — прорычал Хоукмун. — Ну-ка, держите канат!

Плот погрузился в волну и ударился о полусгнивший борт «Улыбчивой девы». Сверху сбросили веревочный трап. Хоукмун поднялся по нему и перевалился через борт.

Пока он переводил дух, сидя на палубе, над фальшбортом появилась голова спасенного. Увидев ее, Оладан с проклятьем выхватил меч.

— Он наш пленник и нужен живым! — остановил Хоукмун друга. — Если мы попадем в ловушку, он нам очень пригодится.

— Как это мудро! — восхищенно сказал д'Аверк и закашлялся. — Прошу прощения — тяготы, выпавшие на мою долю, изнурили меня. Боюсь, сейчас вам от меня мало проку. Но если я переоденусь, выпью горячего грога и проведу ночь в постели…

— Скажите спасибо, что мы вам позволим гнить в трюме, — проворчал Хоукмун. — Оладан, отведи его в нашу каюту.

В крошечной каюте, в тусклом свете подвешенного к потолку фонаря, Хоукмун и Оладан смотрели, как д'Аверк снимает маску, доспехи и мокрое платье.

— Как вы оказались на плоту? — спросил Хоукмун, когда француз энергично растирался полотенцем.

Для него этот человек оставался загадкой. Его хладнокровие было достойно восхищения, и вообще д'Аверк вызывал у Хоукмуна симпатию — видимо, потому, что не скрывал честолюбивых замыслов, не желал оправдываться за свои преступления, даже за бессмысленное убийство слуг.

— О, это долгая история, мой дорогой друг. Оставив солдат разбираться со слепым чудовищем, которое вы на нас натравили, мы с Экардо и Петером удалились в горы. Вскоре прилетел орнитоптер — помните, я послал за ним, чтобы доставить вас к королю-императору, — и стал кружить над тем местом, где только что стоял Сориандум… Пилота явно удивило исчезновение целого города, да и нас, признаться, тоже… Надеюсь, когда-нибудь вы мне объясните, в чем тут дело. Так вот, мы сразу поняли, что попали в затруднительное положение… У вас найдется что-нибудь перекусить? — спросил вдруг француз.

— Кок готовит ужин, — ответил Оладан. — Продолжайте…

— …Поскольку находились в пустынном краю, а лошадьми не располагали. Кроме того, мы не смогли взять вас в плен. К счастью, о том, что мы должны были это сделать, знал только пилот орнитоптера…

— И вы убили его? — спросил Хоукмун.

— Увы. Но это было необходимо. Потом мы забрались в машину в надежде добраться до ближайшего города.

— И не справились с управлением?

Д'Аверк улыбнулся:

— Вы угадали, герцог. Из меня неважный пилот. Я поднял машину в воздух, но вскоре эта шельма закапризничала и занесла нас… один Рунный Посох знает, куда. Признаюсь, я изрядно струхнул. Эта чертовка металась из стороны в сторону и в конце концов полетела вниз, и я с трудом посадил ее на песчаный берег реки. К счастью, мы отделались легкими ушибами. Потом Экардо и Петер закатили истерику, разругались друг с другом — в общем, забыли всякие приличия. Даже меня перестали слушаться. Но все же они помогли мне соорудить плот — мы решили спуститься по реке к ближайшему городу…

— Это тот самый плот, с которого я вас снял? — спросил Хоукмун.

— Совершенно верно.

— Как же вы попали в море?

— Отливы, мой дорогой друг, — небрежно махнув рукой, ответил д'Аверк. — Течения. Мне и невдомек было, что мы находимся возле самого устья реки. Нас подхватило сильное течение и мигом вынесло в открытое море. На этом плоту… На этом проклятом плоту мы провели несколько дней, и все это время Петер и Экардо ныли, обвиняя друг друга в нашем бедственном положении, тогда как упрекать им следовало меня. О, я просто не нахожу слов, насколько тяжелым было это испытание.

— И поделом вам! — проворчал Хоукмун.

Раздался стук в дверь. Оладан впустил в каюту неряшливого кока с подносом, на котором стояли три миски с подозрительно пахнущим серым тушеным мясом.

Хоукмун забрал у него поднос и дал д'Аверку миску и ложку. После недолгих колебаний француз набил мясом рот. Съев все до последней крошки, он поставил миску на поднос и сказал:

— Восхитительно. Для корабельной кухни совсем неплохо.

Хоукмун, которого от этой стряпни затошнило, протянул французу свою миску, и Оладан последовал его примеру. Но д'Аверк вежливо отказался:

— Благодарю вас. Во всем надо знать меру.

Хоукмун незаметно улыбнулся, снова восхитившись его хладнокровием. Только острый голод мог заставить д'Аверка есть такую гадость, но при этом француз ухитрился не потерять достоинства.

Д'Аверк потянулся, напружинив мускулы, совершенно не соответствовавшие его показной немощи.

— Господа, прошу меня простить, — зевая, сказал он. — Мне необходимо выспаться.

— Могу предложить вам свою постель, — Хоукмун показал на узкую койку, не упомянув, что в ней гнездятся полчища клопов. — А я одолжу гамак у капитана.

— Огромное вам спасибо, — сказал д'Аверк, и Хоукмун удивился серьезности его тона.

— За что?

Д'Аверк закашлялся, а потом поднял глаза и произнес прежним насмешливым тоном:

— Как за что, мой дорогой герцог? За то, что спасли мне жизнь. К утру шторм утих. Море еще волновалось, но намного меньше, чем накануне.

Хоукмун и д'Аверк встретились на палубе. Француз вышел из каюты в куртке и зеленых бархатных бриджах, но без доспехов. Он поклонился Хоукмуну.

— Как спалось? — поинтересовался герцог Кельнский.

— Превосходно, — усмехнулся д'Аверк, и Хоукмун понял, что ему здорово досталось от клопов.

— Вечером будем в порту, — сказал Хоукмун. — Вы — мой пленник или заложник, если вам больше нравится это слово.

— Заложник? Думаете, Империи Мрака небезразлично, жив я или мертв?

— Увидим, — Хоукмун потер Черный Камень. — Но предупреждаю: если попытаетесь бежать, я вас убью. Убью, глазом не моргнув, — так же, как вы прикончили своих людей.

Д'Аверк откашлялся в носовой платок и напыщенно произнес:

— Я обязан вам жизнью, и она принадлежит вам. Можете забрать ее, когда пожелаете.

Хоукмун нахмурился. Д'Аверк был слишком хитер, и герцог подумал, что напрасно спас его. Хлопот с ним, похоже, не оберешься, а будет ли выгода — еще не известно.

К ним подбежал встревоженный Оладан.

— Герцог Дориан! — Тяжело дыша после бега, он протянул руку. — Парус! Движется нам навстречу!

— Ну и что с того? — улыбнулся Хоукмун. — Для пиратов мы — не добыча.

Но через несколько секунд он заметил волнение среди экипажа и схватил за руку ковылявшего мимо капитана.

— В чем дело, капитан Маусо?

— Беда, сударь! — прохрипел шкипер. — Большая беда. Разве вы не видите парус?

Хоукмун всмотрелся в очертания чужого корабля. Он заметил эмблему на черном парусе, но разглядеть ее не смог.

— Не станут они с нами связываться, — сказал он. — Вы говорили, на борту нет груза. Зачем им рисковать ради пустого корыта?

— Им все равно, есть у нас груз или нет. Они, как киты-убийцы, нападают на всех без разбору. Им бы только кровушку пустить, а грабеж — дело десятое…

— Кто они? — спросил д'Аверк. — Похоже, это не гранбретанцы.

— Как раз гранбретанцы-то и не тронули бы нас, — с дрожью в голосе произнес Маусо. — Это московиты из секты Безумного Бога. Они уже несколько месяцев рыскают в этих водах, наводя на всех ужас.

— Они определенно собираются напасть, — без тени страха в голосе заметил д'Аверк. — Герцог Дориан, с вашего позволения я спущусь за своим оружием и доспехами.

— Я тоже возьму оружие, — сказал Оладан. — И вам принесу меч.

— Драться бесполезно! — выкрикнул помощник капитана, размахивая бутылкой. — Лучше сразу броситься в море.

— Он прав, — кивнул капитан Маусо, провожая взглядом д'Аверка и Оладана. — Их слишком много. Нас разорвут на куски, а если захватят в плен, будут долго пытать.

Хоукмун обернулся на всплеск. Помощник капитана исчез — видимо, у этого человека слово не расходилось с делом. Герцог Кельнский бросился к борту и всмотрелся в темную воду, но ничего не увидел.

— Он поступил мудро, — вздохнул шкипер. — Не пытайтесь его спасти, лучше прыгайте следом.

Корабль московитов быстро приближался к «Улыбчивой деве». На его черном парусе алели два огромных распахнутых крыла и между ними — звериная морда с разинутой в диком беззвучном хохоте пастью. На людях, толпившихся на палубе, не было ничего, кроме поясов и металлических ошейников. Над водой разносились странные звуки. Хоукмун разобрал их не сразу — лишь посмотрев еще раз на парус, он понял, что слышит безумный хохот. Словно грешники в аду пришли в неописуемое веселье…

— Это корабль Безумного Бога, — глухо произнес капитан Мау-со, и на его глазах выступили слезы. — Мы пропали!

Глава 7 УКРАДЕННОЕ КОЛЬЦО

Уверенно глядя вперед, Хоукмун с Оладаном и д'Аверком стали у борта плечом к плечу. На корме теснилась охваченная паникой команда «Улыбчивой девы».

Чужой корабль стремительно приближался. Глядя на искаженные безумием глаза обнаженных моряков, Хоукмун невольно подумал, что им едва ли удастся одолеть эту дикую орду.

Вот уже абордажные крючья вонзились в прогнивший борт «Улыбчивой девы». Трое защитников судна бросились рубить канаты.

— Заставьте людей подняться на мачты! — крикнул Хоукмун капитану. — Разверните корабль!

Перепуганные матросы не шевелились.

— Наверху безопаснее! — бросил Хоукмун. Матросы полезли на ванты, но к парусам не прикасались.

Уговаривать их не было времени — через борт вражеского корабля уже лезли, оглушительно хохоча, сумасшедшие матросы.

Один из них прыгнул на Хоукмуна, занес над головой герцога клинок — и встретил грудью острие меча. Но еще до того, как труп упал в узкую щель между кораблями, на палубу «Улыбчивой девы» посыпались обнаженные тела. Воины, как обезьяны, перепрыгивали с палубы на палубу, перелезали по абордажным канатам, перелетали на свисающих с мачты веревках.

Трое защитников торгового корабля кололи и рубили, и вскоре все вокруг казалось им кроваво-красным. Но московиты только усиливали натиск, оттесняя противников от борта. Они сражались неумело, но отчаянно, не щадя своей жизни.

Вскоре Хоукмун потерял д'Аверка с Оладаном из виду. Он не знал, живы они или убиты, но крепко сжимал меч, раз за разом описывая им длинную смертоносную дугу. Герцог был с ног до головы залит кровью; только голубые глаза сверкали из-под забрала.

Адский смех не утихал ни на минуту. Даже погибая, нагие воины хохотали. Беззвучно смеялись их головы, слетая с плеч.

Хоукмун понимал, что рано или поздно он не выдержит такого напора. У него дрожали колени, меч казался свинцовым. Прижавшись спиной к стене надстройки, он снова и снова останавливал живые, ощетинившиеся саблями волны, которым, казалось, не будет конца.

Удар — и падает обезглавленное тело. Удар — и отлетает отрубленная конечность. Но с каждым взмахом меча силы Хоукмуна таяли.

Отражая два удара, направленные на него одновременно, он упал на колени, и люди Безумного Бога захохотали громче. Торжествуя, они бросились вперед, спеша прикончить ослабевшего противника.

Собрав последние силы, Хоукмун рванулся, схватил и выкрутил запястье одного из нападающих, заставив его выпустить саблю. Теперь у него было два клинка; чужим он колол, а своим рубил. Расшвыряв врагов, он поднялся на ноги, отбросил кого-то пинком ноги и быстро сбежал по трапу на мостик. Это дало ему преимущество перед безумцами, которые карабкались по ступенькам следом за ним.

Он увидел на вантах Оладана и д'Аверка — им пока удавалось сдерживать натиск московитов. Он посмотрел на корабль Безумного Бога. Его еще соединяли с «Улыбчивой девой» абордажные канаты, но на палубе не было никого — все матросы перебрались на торговое судно. В мозгу у Хоукмуна забрезжила спасительная идея.

Он круто повернулся, бросился к противоположному краю мостика и, перегнувшись через леерное ограждение, схватил свисающий с салинга канат.

— Оладан! Д'Аверк! — закричал он. — Делайте как я!

Увидев его, д'Аверк и Оладан забрались на нок-рею и осторожно двинулись к ее краю. Воины Безумного Бога ринулись вверх, густо облепив ванты.

Тем временем щель между бортами кораблей стала увеличиваться.

Д'Аверк прыгнул первым и угодил в путаницу оснастки под черным парусом. Ухватившись одной рукой за канат, он раскачивался над палубой, рискуя сорваться и разбиться насмерть.

Оладан не прыгнул, а, последовав примеру Хоукмуна, перелетел на свисающем с мачты канате. Но силы оставили его: выпустив канат из рук, он растянулся на палубе и остался лежать неподвижно.

Несколько хохочущих безумцев помчались вдогонку за врагами, и некоторым из них удалось перебраться на палубу своего корабля. Они дружно набросились на Хоукмуна, по-видимому, сочтя Оладана мертвым.

Герцог Кельнский едва успевал отражать сыплющиеся градом удары. Вскоре лезвие сабли рассекло ему руку, другая сабля сквозь прорезь в забрале ужалила в лицо. Но неожиданно он получил помощь: кто-то спрыгнул с мачты в гущу обнаженных маньяков, хохоча так же безумно, как и они.

Это был д'Аверк в маске Вепря и доспехах, забрызганных вражеской кровью. А с тыла на воинов Безумного Бога с боевым кличем горцев обрушился Оладан.

Через несколько минут на палубе не осталось живых московитов. Последние безумцы со смехом падали в воду с «Улыбчивой девы» и пытались вплавь добраться до своего корабля.

Хоукмун посмотрел на торговое судно. Большая часть экипажа каким-то чудом уцелела — в последний момент матросы залезли на бизань-мачту.

Д'Аверк бросился к штурвалу. Корабль Безумного Бога стал разворачиваться, обрывая абордажные канаты и удаляясь от барахтающихся в воде московитов.

— Отлично, — сказал Оладан, тяжело дыша. Сунув меч в ножны, он осмотрел свои раны. — Похоже, мы легко отделались. К тому же добыли неплохой корабль.

Д'Аверк умело разворачивал судно, направляя его бушпритом на север. Вскоре черный парус наполнился ветром, и корабль понесся по волнам, оставив за кормой плывущих безумцев. Даже захлебываясь и уходя на дно, они продолжали хохотать.

Хоукмун и Оладан помогли д'Аверку закрепить штурвал и занялись осмотром судна. Трюмы его ломились от сокровищ, награбленных, по-видимому, на десятках мирных кораблей. Но кроме сокровищ, там хватало всякого хлама: сломанное оружие, негодные плотницкие инструменты, рваное тряпье. Там и сям валялись полуразложившиеся трупы, некоторые — с отрубленными конечностями.

Новые владельцы корабля решили первым делом избавиться от трупов. Завернутые в тряпье, мертвецы летели за борт; туда же отправлялись узелки с конечностями. Эта неприятная процедура заняла много времени, потому что некоторых покойников приходилось выкапывать из-под беспорядочно сваленных в трюмы вещей.

Внезапно Оладан застыл на месте, устремив взгляд на мумифицированную кисть человеческой руки. Нерешительно подняв ее, он рассмотрел кольцо на мизинце и позвал Хоукмуна:

— Герцог Дориан!

— Что это? Не надо снимать. Выброси.

— Нет, вы посмотрите, какой странный узор… Хоукмун неохотно подошел — и закричал, узнав кольцо:

— Нет! Не может быть!

Кольцо принадлежало Иссельде. Граф Брасс надел его на палец дочери в день ее помолвки с Хоукмуном.

Потрясенный, Хоукмун взял у маленького горца высохшую кисть.

— Что это? — прошептал Оладан. — Что вас так испугало?

— Это ее рука. Иссельды.

— Но как она оказалась в открытом море, в сотнях и сотнях миль от Камарга? Нет, герцог Дориан, это невозможно.

— Это ее кольцо. — У Хоукмуна вдруг отлегло от сердца. — Но рука — чужая. Видишь, кольцо едва налезло на мизинец? А граф Брасс надевал его Иссельде на средний палец, и то оно оказалось велико… Это рука вора. — Он снял с пальца кольцо и отшвырнул кисть. — Наверное, он побывал в Камарге и украл там кольцо. Как иначе это объяснить?

— Может быть, она путешествовала? — предположил Оладан. — Искала вас?

— Чтобы она сделала такую глупость? Впрочем, всякое бывает. Но если и так, где теперь ее искать?

Оладан не успел ответить — наверху послышалось тихое хихиканье. Все трое подняли головы. Сверху на них глядели безумные глаза.

Одному московиту удалось-таки вскарабкаться на борт корабля. Теперь он стоял над люком, приготовившись к прыжку.

Хоукмун едва успел выхватить меч, чтобы отразить удар безумца. Сталь зазвенела о сталь.

Оладан тоже схватился за оружие, и д'Аверк бросился герцогу на помощь. Но тот закричал:

— Живым! Он нам нужен живым!

Пока Хоукмун сражался с обнаженным воином, д'Аверк и Оладан убрали мечи в ножны и напали на московита сзади. Дважды он вырывался, но затем его повалили на пол и крепко связали. Вскоре он успокоился, только продолжал хихикать с пеной вокруг рта, тупо глядя в потолок.

— Какая нам польза от того, что он жив? — вежливо поинтересовался д'Аверк. — Почему бы не перерезать ему горло?

— Только что я нашел вот это кольцо, — сказал Хоукмун. — Оно принадлежало Иссельде, дочери графа Брасса. Я должен знать, как оно сюда попало.

— Странно. — Д'Аверк нахмурился. — Я полагал, девушка по-прежнему в Камарге — ухаживает за раненым отцом.

— Так он все-таки ранен? Д'Аверк улыбнулся:

— Да. Но Камарг еще не покорен. В тот раз я просто хотел вас огорчить. Не знаю, насколько тяжело ранен граф, но точно знаю, что он жив. Его советник Ноблио командует войсками, выполняя распоряжения графа. Насколько мне известно, войска Империи Мрака крепко там увязли.

— А об Иссельде вы что-нибудь слышали? Она не покидала Ка-марга?

— Нет, — ответил д'Аверк и, нахмурясь, добавил: — Хотя кое-что припоминаю… Да, в армии графа Брасса нашелся человек, которого нам удалось склонить к измене. Он должен был похитить девушку, но не сумел этого сделать.

— Откуда вам это известно?

— Тот человек, Жуан Зинага, исчез бесследно. Видимо, граф Брасс разоблачил его и казнил.

— Мне не верится что Зинага — предатель. Я с ним немного знаком — кажется, он был капитаном конницы.

— Во втором сражении за Камарг он попал в плен, — улыбаясь, пояснил д'Аверк. — Он был немцем, а его семья находилась у нас…

— Вы его шантажировали!

— Насчет шантажа вы правы, хотя ваш покорный слуга тут совершенно ни при чем. Просто я слышал эту историю в Лондре, когда король Хеон собрал полководцев и велел им доложить о своих успехах в Европейской кампании.

Хоукмун нахмурился:

— А нельзя ли предположить, что Зинага все-таки похитил Иссельду, но на пути в Лондру его остановили люди Безумного Бога?

Д'Аверк отрицательно покачал головой:

— Московиты никогда не забирались вглубь южной Франции. Мы бы узнали об этом.

— Как же объяснить, что кольцо Иссельды оказалось на этом корабле?

— Почему бы не спросить у этого джентльмена? — Д'Аверк кивнул на безумца, который уже почти затих.

— Думаете, он даст вразумительный ответ? — с сомнением спросил Оладан.

— Надеюсь, боль прояснит ему мозги, — сказал д'Аверк.

— Вряд ли, — возразил Хоукмун. — Эти люди ничего не боятся. Надо придумать что-нибудь другое. — Он с отвращением посмотрел на пленника. — Оставим его ненадолго — может, успокоится.

Они поднялись на палубу и закрыли крышку люка. Солнце уже садилось, вдали виднелся берег Крымии — черные зубцы скал на фоне багрового неба. По морской глади скользили меркнущие солнечные отблески. Попутный ветер нес корабль на север.

— По-моему, надо выправить курс, — сказал д'Аверк. — Похоже, мы слегка отклонились к северу.

Хоукмун рассеянно кивнул. Сдвинув маску на затылок, француз уверенно взялся за штурвал.

— На ночь придется встать на якорь, — сказал Оладан. — А утром войдем в гавань.

Хоукмун промолчал. В его воспаленном мозгу метались тревожные мысли. Усталость, накопившаяся в нем за последние несколько суток, валила с ног, а страх за Иссельду грозил свести с ума.

Той же ночью в свете фонарей, подвешенных к потолку трюма, они рассматривали лицо своего пленника.

Фонари покачивались, бросая тени на переборки и на кучи награбленного добра. Где-то возилась крыса, но никто не обращал на это внимания.

Опустившись на колени возле связанного человека, Хоукмун дотронулся до его лица. Глаза тотчас открылись. Во взгляде, которым пленник окинул каюту, больше не было безумия. Он казался слегка удивленным.

— Как тебя зовут? — спросил Хоукмун.

— Кориантум из Керчи. Вы кто? И где это я?

— Тебе бы следовало это знать, — сказал Оладан. — Ты на своем корабле. Разве не помнишь, как вместе со своими друзьями ты напал на наше судно? Как мы сражались, а потом бежали, и ты гнался за нами вплавь?

— Я помню, как ставили парус, — недоуменно ответил Кориантум. — И все. — Он попытался сесть. — Почему я связан?

— Потому что ты опасен, — весело ответил д'Аверк. — Ты сошел с ума.

Кориантум рассмеялся — но то был смех совершенно нормального человека.

— Я сумасшедший? Что за чушь?!

Хоукмун, Оладан и д'Аверк удивленно переглянулись. Пленник ничем не напоминал безумца, который недавно пытался их убить. Внезапно Хоукмуна осенило:

— А что-нибудь еще ты помнишь? Самое последнее?

— Последнее? К нам обратился капитан.

— И что он вам сказал?

— Предложил участвовать в обряде… Выпить какого-то особого напитка. Больше ничего не помню.

— Какой парус был на вашем корабле? — спросил Хоукмун.

— Парус? А что?

— Было в нем что-нибудь особенное?

— Не помню. Кажется, обычный парус из темно-синей парусины.

— Ты плавал на торговых судах?

— Да.

— А на этом — первый раз?

— Верно.

— А когда ты нанялся на него? Кориантум озадаченно нахмурился:

— Вчера вечером, кажется. В день Лошади по керченскому календарю.

— А по всеобщему? Моряк наморщил лоб:

— Одиннадцатого числа третьего месяца.

— Три месяца назад, — заключил д'Аверк.

— Ну да? — Кориантум изумленно уставился на француза. — Три месяца? Как же это?

— Вас опоили, — объяснил Хоукмун. — А потом сделали пиратами, и вы совершали гнусные преступления. Ты что-нибудь слыхал о культе Безумного Бога?

— Кое-что слыхал. Он распространен на Укрании. С недавних пор его служители начали путешествовать. Говорят, даже в море выходят.

— А знаешь ли ты, что на этом судне — парус Безумного Бога? Что несколько часов назад ты бушевал и смеялся? Да ты погляди на себя… — Хоукмун наклонился и перерезал на пленнике веревки. — Посмотри, что у тебя на шее.

Кориантум из Керчи медленно поднялся, с изумлением разглядывая свое обнаженное тело, ощупал шею и коснулся обруча.

— Я… ничего не понимаю. Это шутка?

— Злая шутка, но мы тут ни при чем, — ответил Оладан. — Вас одурманили, а потом велели идти в море, чтобы убивать и грабить мирных моряков. Наверное, на вашем судне только капитан оставался в здравом рассудке. Скорее всего, его не было здесь, когда мы сражались. Куда вы должны были привести корабль, Кориантум? Вспомни еще хоть что-нибудь.

— Не помню.

— Скорее всего, капитан рассчитывал попасть на корабль позднее и привести его в нужный порт, — заметил д'Аверк. — Должно быть, существуют и другие суда с экипажами из таких дураков, как наш приятель, и эти суда встречаются друг с другом.

— На борту наверняка есть большой запас зелья, которым опоили матросов, — сказал Оладан. — Команда, видимо, пила его регулярно. Да и Кориантум непременно «опохмелился» бы, не свяжи мы его.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Хоукмун моряка.

— Ослаб… как будто из меня все жилы вытянули.

— Понятно, — кивнул Оладан. — Видать, дурман не только сводит с ума, но и убивает в конце концов. Какой чудовищный замысел! Нанять ни в чем не повинных людей, опоить их зельем, превратив в грабителей и убийц, а потом, когда они перемрут, забрать добычу! В жизни не слыхал ничего подобного. Я думал, Безумному Богу служат фанатики, но оказывается, среди них есть трезвый, холодный ум.

— Во всяком случае, на море, — сказал Хоукмун. — Хотелось бы мне найти того, кто все это придумал. Возможно, только он знает, какая связь между этим кораблем и Иссельдой.

— Прежде, чем мы отправимся его искать, не мешало бы убрать парус, — посоветовал д'Аверк. — Течение все равно затянет нас в бухту, но прием будет не слишком радушен, если туземцы увидят нашу эмблему. И еще: надо придумать, что делать с этими сокровищами. Ведь мы теперь богачи.

— Д'Аверк, вы — мой пленник, не забывайте. Но вы правы: эти сокровища наши, поскольку их владельцы мертвы. Кое-что мы возьмем себе, а остальное отдадим какому-нибудь честному человеку, чтобы распределил между родственниками и близкими безумных моряков.

— А что потом? — спросил Оладан.

— Снова выйдем в море и будем ждать встречи с хозяином корабля.

— А вы уверены, что эта встреча состоится? Вдруг он узнает, что мы побывали в Симферополе? — спросил Оладан.

Хоукмун хмуро улыбнулся:

— Тогда он тем более захочет с нами увидеться.

Глава 8 СЛУЖИТЕЛЬ БЕЗУМНОГО БОГА

Свою добычу они продали в Симферополе. Часть вырученных денег пошла на закупку провизии, коней и снаряжения, а остаток передали на хранение купцу, которого им порекомендовали как самого порядочного человека в Крымии. Вскоре до бухты добралась изрядно потрепанная «Улыбчивая дева», и Хокману пришлось заплатить капитану Маусо, чтобы тот молчал об их встрече с кораблем под черными парусами. Забрав все свое имущество, в том числе седельную сумку с подарком Ринала, герцог Кельнский поднялся на борт своего корабля в сопровождении Оладана и Гьюлама д'Аверка. С вечерним отливом они вышли в море. Кориантум остался у купца — набираться сил.

Еще больше недели блуждал по морю черный корабль, то резво скользя над волнами, то попадая в мертвый штиль. По расчетам Хоукмуна, они находились поблизости от пролива, соединяющего Азовское и Черное моря, у берега Керчи, где нанялся на судно Кориантум.

Д'Аверк блаженствовал в гамаке, подвешенном над палубой, время от времени кашляя и жалуясь на скуку. Оладан проводил время, забравшись на мачту, где он устроил наблюдательный пост, а Хоукмун расхаживал по палубе, погруженный в раздумья. Он уже сомневался, что его решение было здравым. «Напрасно теряем время, — с горечью думал герцог Кельнский. — Все равно ничего не узнаем об Иссельде. Да и вряд ли это ее кольцо. Наверное, в Камарге было изготовлено несколько таких колец…»

Но однажды утром на горизонте показался парус.

Первым его заметил Оладан и позвал Хоукмуна. Герцог Кельнский быстро поднялся на палубу и стал всматриваться вдаль.

Возможно, это был тот самый корабль, который они ждали.

— Вниз! — крикнул он. — Укрыться в трюме!

Оладан полез вниз по вантам, а д'Аверк живо соскочил с гамака и побежал к трапу, ведущему в средний трюм. Там, в темноте, они затаились и стали ждать.

Спустя час раздался глухой удар в борт. Потом по палубе загремели сапоги. Кто-то медленной, размеренной поступью прошел от кормы до носа и обратно. Затем шаги стихли — видимо, гость вошел в каюту или поднялся на мостик.

Трое людей в темноте затаили дыхание, когда шаги раздались снова. Незнакомец шел прямиком к люку среднего трюма.

Откинулась крышка, и в проеме показался силуэт человека. Гость постоял, нагнувшись над люком и вглядываясь в сумрак, потом стал осторожно спускаться по трапу. Хоукмун бесшумно двинулся вперед.

Как только незнакомец ступил на днище, Хоукмун прыгнул и обхватил его рукой за шею.

Гость оказался настоящим великаном — ростом выше шести с половиной футов. У него была длинная борода, заплетенная в косы, и медный нагрудник поверх рубашки из черного шелка. Удивленно крякнув, он круто развернулся всем телом, едва не стряхнув Хоукмуна. Силы он был недюжинной. Обхватив толстыми пальцами руку Хоукмуна, он почти освободился от захвата, но тут герцог Кельнский позвал на помощь:

— Быстрее! Хватайте его, а то вырвется!

Оладан и д'Аверк дружно набросились на великана, и тот не устоял на ногах.

Д'Аверк вытащил меч. В маске Вепря и металлическом облачении воина Гранбретании он выглядел очень грозно. Острие его меча прижалось к горлу пленника.

— Имя! — громогласно потребовал француз.

— Капитан Шаракиин. Где мой экипаж?

Чернобородый капитан угрюмо смотрел на своих недругов. Он был скорее зол, чем испуган.

— Где мой экипаж? — повторил он.

— Ты о тех безумцах, которых послал на смерть? — спросил Оладан. — Они все пошли ко дну. Но перед этим успели рассказать нам о твоем гнусном замысле.

— Дураки! — выругался Шаракиин. — Вас всего трое, а у меня на другом корабле целая армия. Неужели вы надеетесь меня удержать?

Д'Аверк хихикнул:

— С одной армией, как видишь, мы справились, нам не привыкать.

В глазах Шаракина мелькнул страх, но тут же исчез, уступив место решительности.

— Я вам не верю. Команда этого корабля жила только для того, чтобы убивать. Не лгите, что сумели с ней…

— Справились, не сомневайся, — перебил д'Аверк. Огромная кабанья маска повернулась к Хоукмуну. — Ну что, поднимемся на палубу и доведем дело до конца?

— Погоди! — Хоукмун нагнулся над Шаракиным. — Я хочу задать ему один вопрос. — Скажи-ка, Шаракин, твои люди когда-нибудь захватывали девушек?

— Им приказано не убивать девушек, а доставлять мне.

— Зачем?

— Не знаю. Мне велено отправлять девушек ему, вот я и отправляю, — Шаракин засмеялся. — Нет, не удержите вы меня. И жить вам осталось не больше часа. Скоро мои ребята заподозрят неладное.

— Почему же ты никого из них не взял с собой на этот корабль? Уж не потому ли, что им не понравилось бы содержимое трюмов?

Шаракин пожал плечами:

— Когда я закричу — они придут.

— Возможно, — кивнул д'Аверк. — Ну-ка, поднимись, будь любезен.

— Куда ты отправлял девушек? — допытывался Хоукмун. — Кому?

— На материк, конечно. Безумному Богу, моему господину.

— Ты — слуга Безумного Бога? Значит, правда, что эта секта разбойничает на море?

— Да, я его слуга, хотя в секте не состою. Просто сектанты хорошо платят, чтобы я потрошил корабли и отсылал им добычу.

— Зачем им это? Шаракин ухмыльнулся:

— В секте нет моряков. Поэтому жрецы и обратились ко мне, когда один из них придумал этот план. Хотя, сказать по правде, я не знаю, зачем им сокровища, — он поднялся на ноги. — Ну, пошли. Забавно будет посмотреть, что вы затеяли.

Д'Аверк кивнул Хоукмуну и Оладану. Те исчезли во тьме и вернулись с тремя длинными незажженными факелами. Д'Аверк подтолкнул Шаракина, и капитан следом за Оладаном двинулся к трапу.

Они медленно поднялись на палубу и увидели в свете заката большой, красивый трехмачтовый корабль.

Матросы, стоявшие на палубе, сразу поняли, что произошло, и бросились к борту. Но Хоукмун закричал, прижав к спине Шаракина острие меча:

— Не двигайтесь, иначе мы убьем вашего капитана!

— Если убьете меня, они убьют вас, — проворчал Шаракиин. — Кто от этого выиграет?

— Молчать! — сказал Хоукмун. — Оладан, зажигай!

Оладан ударил кресалом о кремень. Факел вспыхнул. Запалив два других, зверочеловек раздал их своим спутникам.

— Слушайте! — закричал Хоукмун. — Наше судно пропитано нефтью. Если кто-нибудь из нас опустит факел, оно загорится. Тогда и вам несдобровать.

— Так, значит, мы все сгорим, — хмыкнул Шаракин. — Да вы такие же сумасшедшие, как и те ослы, которых убили.

Хоукмун отрицательно покачал головой:

— Оладан, готовь ялик.

Горец прошел на корму, к самому дальнему люку, развернул над ним лебедку, откинул крышку и, прихватив конец троса, исчез внизу.

Заметив движение на чужом корабле, Хоукмун опустил факел. Пламя отражалось в его глазах, бросало багровые отблески на лицо.

Оладан снова поднялся на палубу и, держа в одной руке факел, другой стал вращать ворот лебедки.

Увидев поднимающийся над люком огромный ялик с тремя оседланными лошадьми, Шаракиин крякнул от изумления. Лошади испуганно и непонимающе глядели на море. Ялик медленно проплыл в воздухе и повис, покачиваясь, над водой.

Закончив работу, Оладан привалился к лебедке спиной. Он вспотел и тяжело дышал, но ни на секунду не опускал факела.

Шаракин осклабился:

— Неплохо придумано. Но ничего не выйдет. Вас всего трое. Что теперь будете делать?

— Повесим тебя, — ответил Хоукмун. — На глазах у экипажа. Я устроил эту ловушку по двум причинам. Первая: мне нужно кое-что от тебя узнать. Вторая — я решил свершить правосудие.

— Какое еще правосудие? — закричал перепуганный Шаракин. — Зачем ты суешься в чужие дела? Какое еще правосудие?

— Правосудие Хоукмуна, — твердо ответил герцог Кельнский. На его бледное лицо упал солнечный луч, и казалось, камень во лбу ожил.

— Матросы! — завопил Шаракин. — Спасите меня! Убейте их, матросы!

— Если вы пошевелитесь, мы убьем его и подожжем корабль, — крикнул д'Аверк. — Вы погибнете напрасно. Мой вам совет: уходите, пока целы. Мы казним только Шаракина.

Как они и рассчитывали, матросы не испытывали особой любви к своему капитану-пирату и не желали ради него рисковать жизнью. И все же они не рубили абордажных канатов, выжидая, что предпримут трое смельчаков.

С веревкой в руке Хоукмун забрался на салинг. Сделав петлю и надежно укрепив веревку над водой, он спустился обратно на палубу.

Наступила мертвая тишина. Шаракиин постепенно сообразил, что помощи от своей команды он не дождется.

За кормой покачивался над морем ялик с лошадьми. Скрипели тали. В руках троих воинов, пленивших Шаракина, потрескивая, горели факелы.

Шаракин отчаянно закричал и попытался вырваться, но пирата остановили острия трех мечей, прижатые к его горлу, груди и животу.

— Вы этого не сделаете… — пробормотал он, но умолк, видя мрачную решимость на лицах своих врагов.

Оладан подцепил мечом петлю, подтянул ее к борту, Хоукмун расширил ее, а д'Аверк подтолкнул к ней Шаракина. В тот миг, когда петля опустилась на плечи пирата, он взревел и ударил Оладана, сидевшего на планшире. Тот с криком полетел в воду. Охнув от неожиданности, Хоукмун бросился к борту. Шаракиин повернулся к д'Аверку и выбил факел из его руки, но француз отступил на шаг, и у глаз капитана заблестела сталь меча.

Пират плюнул д'Аверку в лицо, прыгнул на борт, лягнув Хоукмуна, который попытался его остановить, и бросился в воду.

Петля затянулась, край нок-реи опустился и взметнулся вверх, хрустнули позвонки, и тело задергалось на веревке.

Д'Аверк кинулся к упавшему факелу, но пропитанная нефтью палуба уже вспыхнула. Пока он пытался затоптать огонь, Хоукмун бросил Оладану канат, и мокрый зверочеловек вскарабкался на борт корабля. Купание ему, похоже, ничуть не повредило.

Матросы на корабле Шаракиина зашумели и подступили к борту.

«Почему они не отплывают?» — удивленно подумал Хоукмун.

— Отходите! — крикнул он. — Ваш капитан мертв, и вы будете мертвы, если не отплывете!

Но матросы не двигались.

— Пожар, остолопы! — Оладан показал на пламя, от которого пятился д'Аверк. Огненные языки взметнулись вверх и лизали мачту и надстройку.

— Пора в лодочку, — усмехнулся д'Аверк.

Бросив свой факел в пламя, Хоукмун поспешил к ялику.

— Почему они не уходят? — спросил он француза.

— Сокровища, — пояснил тот, крутя ворот лебедки. — Думают, награбленное добро еще в трюмах.

Ялик опустился на воду. Напуганные лошади фыркали, чуя запах дыма. Соскользнув по талям на дно ялика, бывшие владельцы черного корабля налегли на весла. Вскоре судно превратилось в огромный костер. Над волнами стелился маслянистый дым, на фоне которого раскачивалось, словно пытаясь избегнуть адского пламени, тело Шаракиина.

Трое смельчаков поставили парус, и тот наполнился ветром, унося их прочь от горящего судна. Они видели, что на пиратском корабле занялся парус, и матросы лихорадочно затаптывали падающие на палубу головни, а другие с большой неохотой рубили абордажные канаты. Но с ялика трудно было рассмотреть, велика ли опасность, грозящая трехмачтовому кораблю.

Прямо по ходу ялика был виден берег Крымии. Дальше лежала Украния. Быть может, где-то там трое путников найдут Безумного Бога, его приверженцев и, возможно, Иссельду…

Часть II

«Утлое суденышко несло Дориана Хоукмуна и его спутников к скалистым берегам Крымии, а в это время далекий Камарг из последних сил отражал натиск Империи Мрака. Король-император Хеон приказал своим войскам во что бы то ни стало уничтожить смелый народ, дерзнувший бросить ему вызов. По Серебряному мосту, протянувшемуся над морем на тридцать миль, шагали воины Орденов Вепря и Волка, Грифа и Собаки, Богомола и Лягушки. Они гордо несли свои чудовищные доспехи, клинки их полыхали в солнечных лучах… А король-император, свернувшись зародышем в своей Тронной Сфере, скрежетал зубами от ненависти к Хоукмуну, графу Брассу и всем тем, кого он до сих пор не сумел подчинить себе, хотя уже полмира лежало у его ног. Порой ему казалось, будто он сражается с некой таинственной силой и за спиной его недругов стоит какой-то всесильный незримый противник — и эта мысль сводила Хеона с ума… Судьбы всего мира зависели сейчас от тех смельчаков, с кем не мог справиться король Хеон: от Хоукмуна, Оладана и, возможно, даже д'Аверка; от загадочного Рыцаря-в-Черном-и-Золотом; от Иссельды, графа Брасса и еще горстки храбрецов. Именно на них пал выбор Рунного Посоха…»

Из «Летописи Рунного Посоха»

Глава 1 ВСТРЕЧА НА ПОБЕРЕЖЬЕ

Лодка стремительно неслась к черным скалам. Хоукмун с интересом наблюдал за д'Аверком, который, не замечая чужого взгляда, поднял свою кабанью маску и с загадочной улыбкой смотрел куда-то вдаль. Затем он обернулся, как видно, ощутив на себе взор герцога.

— Сдается мне, что-то тревожит вас, герцог Дориан. Неужели вас не радует счастливый исход нашего приключения?

— Нет, почему же, — отозвался Хоукмун. — Сейчас меня больше волнуете вы, д'Аверк. Вы ведь оказались с нами по чистой случайности. Я убежден, вас не интересовало ни правосудие, свершившееся над пиратом, ни судьба Иссельды. Тем не менее, вы ни разу не пытались сбежать.

Д'Аверк широко заулыбался:

— Бежать? Но зачем? Насколько я могу судить, вы не собираетесь убивать меня и, более того, не так давно спасли мне жизнь. Сказать начистоту, сейчас мне кажется, что судьба моя куда теснее связана с вашей, нежели с судьбой Империи Мрака.

— Однако вы не преданы мне и моему делу.

— Мой дорогой герцог, я уже объяснял, что предан только своим замыслам и желаниям. А что касается вашего дела, то признаюсь, я уже не считаю его столь безнадежным. Вам чертовски везет, и порой мне кажется, что в борьбе с Империей Мрака вы способны одержать верх. Если бы я был в этом уверен, то весьма охотно встал бы на вашу сторону.

— В самом деле? А по-моему, вы просто ждете, когда мы снова поменяемся ролями, и у вас появится возможность загладить вину перед гранбретанцами.

— Переубеждать вас бесполезно, — улыбнулся д'Аверк, — поэтому я не стану этого делать.

Услышав столь уклончивый ответ, Хоукмун помрачнел. Д'Аверк согнулся в приступе кашля, а потом, тяжело дыша, лег на дно лодки. Видимо, этим он давал понять, что не прочь сменить тему.

— Герцог Дориан! — крикнул стоявший на носу ялика Ола-дан. — Смотрите! Вон там, на берегу!

Хоукмун обернулся. Под утесом, нависшим над полоской гальки, он разглядел человека на коне. Всадник не двигался, следя за приближением ялика, словно ожидал, когда пассажиры высадятся на берег, чтобы сообщить им нечто важное.

Наконец киль ялика заскрежетал о гальку. Спрыгнув с носа лодки, герцог Кельнский направился к человеку, сидящему на коне в тени утеса. Он уже узнал Рыцаря, с головы до ног закованного в латы.

— Вы встречаете меня? — спросил Хоукмун.

— Я предполагал, что вы сойдете на берег именно здесь, — ответил Рыцарь-в-Черном-и-Золотом. — Поэтому я и ждал.

— Ясно, — Хоукмун окинул всадника взглядом, не зная, что делать и что говорить. — Ясно…

Хрустя галькой, к ним приблизились д'Аверк и Оладан.

— Вы знаете этого господина? — спросил д'Аверк.

— Мы с ним старые знакомые.

— Вы — сэр Гьюлам д'Аверк, — звучным голосом произнес Рыцарь-в-Черном-и-Золотом. — Я вижу, вы еще не избавились от доспехов гранбретанского полководца.

— Они вполне соответствуют моим вкусам, — парировал д'Аверк. — Между прочим, вы не представились.

Пропустив эти слова мимо ушей, Рыцарь указал на Хоукмуна рукой в тяжелой латной рукавице:

— Я должен поговорить с этим человеком. Вы ищете свою невесту Иссельду. А еще — Безумного Бога.

— Иссельда в заточении у Безумного Бога?

— Да, если можно так выразиться. Но вы должны найти Безумного Бога не только поэтому.

— Что с Иссельдой? Она жива? — допытывался Хоукмун.

— Жива. Но прежде, чем вы с ней встретитесь, необходимо убить Безумного Бога. И не только убить, но и сорвать с его шеи Красный Амулет, по праву принадлежащий вам. Безумный Бог похитил у вас две драгоценности — девушку и амулет, и вы должны их вернуть.

— Насчет Иссельды я знаю, что она моя, но об амулете первый раз слышу. Почему вы считаете, что он принадлежит мне?

— Красный Амулет — ваш. Безумный Бог не должен его носить, но носит, и оттого он безумен.

Хоукмун улыбнулся:

— И пусть носит, если только в этом и заключается свойство амулета.

— Это не тема для шуток, герцог Дориан. Безумный Бог украл Красный Амулет у слуги Рунного Посоха и в наказание лишился разума. Но слуга Рунного Посоха, если он владеет амулетом, обладает великим могуществом. А значит, ни я и никто другой не должны отнимать его у Безумного Бога. Это надлежит сделать только Дориану Хоукмуну Кельнскому, слуге Рунного Посоха.

— Опять вы называете меня слугой Рунного Посоха! А я, между прочим, даже не знаю своих обязанностей. И вообще, я не уверен, что Рунный Посох, Красный Амулет и все остальное — не плод вашего больного воображения. Может быть, вы тоже безумны?

— Думайте, что хотите. Все равно вам придется найти Безумного Бога. Ведь ничего другого вам не остается, верно?

— Да, я хочу разыскать Иссельду и того, кто ее захватил…

— Пусть так. Главное — мне не нужно вас уговаривать. Вы все равно выполните свое предназначение.

Хоукмун нахмурился:

— С того дня, как я покинул Хамадан, меня преследуют странные совпадения. Чем вы это объясните?

— Там, где над судьбами людскими властвует Рунный Посох, совпадений не бывает. Иногда вы замечаете закономерность, иногда — нет. — Рыцарь-в-Черном-и-Золотом повернулся и указал рукой на вьющуюся по утесу тропинку. — Здесь мы сможем подняться. Наверху заночуем, а утром отправимся в замок Безумного Бога.

— Вы знаете дорогу? — встрепенулся Хоукмун, мигом забыв все сомнения.

— Да.

В душу Хоукмуна закралось новое подозрение:

— А вы… случаем, не тот человек, из-за которого Иссельда попала в плен? Не вам ли я обязан тем, что вынужден искать Безумного Бога?

— Иссельду похитил изменник Жуан Зинага. Он вез ее в Империю Мрака, но по пути у него вышла стычка с гранбретанцами, которые надеялись убить его и получить причитающуюся ему награду. Пока они дрались, Иссельда сбежала. Скитаясь по Европе, она встретила в Италии караван изгнанников, добралась с ним до Адриатического моря и попала на корабль, который, как ей сказали, направлялся в Прованс. Но корабль оказался невольничьим — на нем везли девушек в Аравию. В заливе Сидра его захватили карпатские пираты…

— История просто фантастическая. Что было потом?

— Потом пираты решили получить за Иссельду выкуп. О том, что Камарг осажден, они узнали значительно позже. Тогда они направились в Истанбул, чтобы продать Иссельду на невольничьем рынке. Но в гавани оказалось много кораблей Империи Мрака, и пираты не рискнули зайти в порт. Они прошли дальше, в Черное море, и там на свою беду повстречали корабль, который вы недавно сожгли.

— Остальное мне известно. Та рука приналежала пирату, отнявшему кольцо у Иссельды. И все же, Рыцарь, ваша история слишком невероятна. Очень уж тут много совпадений…

— Еще раз говорю: там, где действует Рунный Посох, совпадений не бывает. Хотя иногда некоторые закономерности незаметны.

Хоукмун вздохнул:

— Иссельда невредима?

— Относительно.

— Что значит — относительно?

— Будете в замке Безумного Бога — увидите.

Загадочный Рыцарь умолк и больше на вопросы Хоукмуна не отвечал. Он сидел в седле, задумчиво опустив голову, и ждал, пока Хоукмун, д'Аверк и Оладан выведут на берег напуганных коней и выгрузят припасы и вещи, в том числе потертую седельную сумку Хоукмуна, чудом не потерявшуюся в долгом и трудном пути.

Затем Рыцарь-в-Черном-и-Золотом повернул коня и поехал по узкой горной тропе. Остальным вскоре пришлось спешиться и вести лошадей в поводу. Время от времени человек или конь оступались и едва не падали в пропасть; иногда камень, задетый ногой или копытом, срывался с обрыва.

Наконец они добрались до края обрыва и увидели холмистую равнину, простиравшуюся, казалось, в бесконечность. Рыцарь-в-Черном-и-Золотом показал на запад.

— Туда мы отправимся утром. Там, за Пульсирующим мостом — Украния, а замок Безумного Бога — в глубине материка. Будьте осторожны, в этих краях рыщут воины Империи Мрака.

Он подождал, пока трое путников разобьют лагерь.

— Не угодно ли вам, сударь, принять участие в нашей скромной трапезе? — не скрывая насмешки, обратился к нему д'Аверк.

Но огромная голова в шлеме, склоненная над лукой седла, не поднялась. Всадник и конь были неподвижны как изваяние. Всю ночь Рыцарь-в-Черном-и-Золотом провел в седле, словно охранял покой своих спутников или, может быть, следил, чтобы они не сбежали под покровом темноты.

Лежа в палатке с откинутым пологом, Хоукмун смотрел на силуэт Рыцаря и гадал, есть ли в этом создании хоть что-нибудь человеческое. Чем объяснить такое пристальное внимание к Хоукмуну? Друг он ему или враг?

Герцог Кельнский вздохнул. Он хотел всего-навсего разыскать Иссельду, освободить ее и отвезти в Камарг. Да еще убедиться, что провинция не покорилась Империи Мрака. Но все оказалось гораздо сложней. Выяснилось, что перед Хоукмуном стоит некая цель, и к ней его ведет таинственный Рунный Посох. Хотя Рунный Посох — это предмет, а не разумное существо. Как он может кого-то вести? Или все-таки это существо? Посох обладает величайшей силой, и тот, кто дает ему клятву, может рассчитывать на его помощь. Ходят слухи, что он вершит судьбы всего человечества. Но, в таком случае, зачем Рунному Посоху слуги, если ему и так подчинены все люди?

Наверное, не все. Видимо, время от времени появляются какие-то силы, вроде Империи Мрака, которые противятся ему. И тогда возникает нужда в слугах.

Мысли путались. Хоукмун не привык ломать голову над неразрешимыми загадками. Вскоре его сморил сон.

Глава 2 ЦИТАДЕЛЬ БЕЗУМНОГО БОГА

После двух дней пути они оказались у Пульсирующего моста, который раскинулся на несколько миль между двумя скалистыми берегами.

От вида этого моста у человека захватывало дух, ибо сотворен он был не из твердого вещества, а из множества разноцветных лучей — золотистых, синих, изумрудных, алых и желтых, которые пересекались и словно даже переплетались друг с другом. Где-то далеко внизу, среди острых рифов, бурлила и пенилась вода, а мост пульсировал и содрогался, точно был живым существом.

— Что за странное творение? — воскликнул Хоукмун, оборачиваясь к Рыцарю. — Не могу поверить, чтобы мост этот был создан природой.

— Совершенно верно, его построили люди, которые давным-давно ушли в небытие и унесли с собой знания, с помощью которых сумели сотворить такое чудо. Народ этот обитал на земле после Дождя Смерти, но до возникновения княжеств. Что это были за люди и какова их судьба, мне неизвестно.

— Да неужели? — усмехнулся д'Аверк, — Вы меня разочаровали. Я-то думал, что вы знаете все.

Рыцарь-в-Черном-и-Золотом промолчал. На коже и доспехах всадников играли отсветы Пульсирующего моста. Кони храпели, пятясь и вставая на дыбы. Хоукмун натянул поводья, пришпорил скакуна, и конь успокоился, как только его копыта окунулись в мерцающий свет — видимо, почувствовал под ногами надежную опору.

Рыцарь-в-Черном-и-Золотом неторопливо ехал впереди, окруженный радужной аурой. Конь под ним тоже светился, с каждым шагом все ярче. Хоукмун оглянулся на д'Аверка и Оладана — они сияли, будто существа, явившиеся со звезд. Он глянул вниз — под переплетением лучей пенилось море. В ушах, нарастая, звучал странный гул — довольно мелодичный и приятный, если не обращать внимания на дрожь, которая шла от него по всему телу.

Добравшись до берега, Хоукмун почувствовал необыкновенный прилив сил, словно он отдыхал несколько дней. Он рассказал о своем ощущении Рыцарю-в-Черном-и-Золотом, и тот кивнул:

— Да, мне говорили, что путешествие по Пульсирующему мосту снимает усталость.

Четверо всадников поехали дальше. Между ними и логовом Безумного Бога уже не оставалось водных преград.

На третий день зарядил мелкий дождь. Продрогшие всадники упали духом, а усталые кони еле брели по укранийской степи, которой, казалось, нет ни конца, ни края.

Ехавший впереди Рыцарь-в-Черном-и-Золотом вдруг поднял голову, натянул поводья и жестом велел спутникам остановиться. Все застыли, прислушиваясь.

Спустя некоторое время Хоукмун услышал дробный топот копыт, и вскоре на невысокий холм слева от него вылетело десятка два конников в овчиных папахах и бурках, с длинными пиками наперевес и саблями за спиной. Было похоже, что они спасаются бегством, хотя Хоукмун не видел преследователей. Седоки не щадили коней, несущихся во весь опор, и с конских боков, исхлестанных нагайками, стекали капельки крови.

— Что случилось? — крикнул Хоукмун. — Кто вас преследует?

— Армия Империи Мрака! — обернувшись в седле, ответил один из всадников и пришпорил коня.

Нахмурясь, Хоукмун спросил Рыцаря:

— Поедем дальше? Или поищем другую дорогу?

— Безопасного пути не существует, — ответил Рыцарь. — Нет смысла сворачивать.

Через полчаса они увидели вдали густой, маслянистый дым, стелющийся по земле. Хоукмун сразу понял, что это означает, но не проронил ни слова, пока маленький отряд не приблизился к горящему городу, где они увидели посреди площади огромную пирамиду из трупов. Все мертвецы — мужчины, женщины, дети — были раздеты догола. Среди человеческих тел было немало трупов животных.

Пирамида горела, источая зловонный дым. Сотворить такое могли только воины Империи Мрака. Всадник в бурке не ошибся — где-то поблизости действительно находились гранбретанцы, причем (судя по тому, что они сделали с городом) числом не меньше батальона.

Путешественники обогнули город, жителям которого уже ничем не могли помочь, и поехали дальше. Теперь они оглядывались по сторонам — в любую минуту перед ними могли появиться враги.

Оладан, который видел не так уж много зверств, творимых воинами Империи Мрака, был потрясен сильнее всех.

— Разве простые смертные… могут…

— А они вовсе не считают себя простыми смертными, — возразил д'Аверк. — Они мнят себя полубогами, а своих правителей — богами.

— И этим оправдывают все свои преступления, — подхватил Хоукмун. — Кроме того, им нравится разрушать, запугивать, убивать и мучить. У них, как у росомахи, стремление убивать сильнее стремления жить. Остров Гранбретания взрастил народ безумцев, и тем, кто не родился среди них, не дано понять их помыслы и поступки.

Вскоре завеса дождя скрыла от всадников город и чадящую пирамиду.

— Отсюда до замка Безумного Бога рукой подать, — сказал Рыцарь-в-Черном-и-Золотом.

Утром они спустились в широкую низину и подъехали к берегу небольшого озера, окутанного серым туманом. За озером темнел мрачный силуэт замка, сложенного из грубо отесанных камней.

У озера стояла рыбацкая деревенька — несколько ветхих лачуг, рядом — лодки и растянутые на жердях сети. Но они не увидели ни одного человека.

День выдался холодным, пасмурным; озеро, деревня и замок навевали гнетущие мысли. Рыцарь-в-Черном-и-Золотом поехал к лачугам, и остальные неохотно последовали за ним.

— Что это за культ такой? — шепотом спросил Оладан у Хоукмуна. — Сколько у него приверженцев? И все ли они свирепы, как те матросы? Может, Рыцарь недооценивает их силу или переоценивает нашу удаль?

Хоукмун промолчал, пожав плечами, — в ту минуту он мог думать только об Иссельде. Он не спускал глаз с черной громады замка, гадая, где томится его нареченная.

Почему в рыбацкой деревне царит тишина, они поняли, когда въехали на окраину. Все жители были зверски зарублены — лезвия нескольких мечей и топоров остались в черепах мужчин и женщин.

— Империя Мрака! — глухо произнес Хоукмун. Рыцарь-в-Черном-и-Золотом отрицательно покачал головой.

— Гранбретанцы тут ни при чем. У них не такое оружие. И стиль другой.

— Но… кто же тогда? — вздрогнув, прошептал Оладан. — Секта?

Рыцарь не ответил. Он остановил коня, спешился и, тяжело ступая на песок, приблизился к лежащему поблизости мертвецу. Спутники Рыцаря, оглядываясь, разбрелись по деревне.

С озера наползал туман, его холодные жгуты, словно щупальца гигантского спрута, оплетали ноги людей и коней.

— Все эти люди принадлежали к секте, — сказал Рыцарь. — Некоторые снабжали замок провизией, остальные там жили.

— Передрались между собой? — предположил д'Аверк.

— В некотором смысле.

— Что вы имеете в…

Хоукмун не договорил — за лачугами раздался душераздирающий крик. Четверо воинов выхватили мечи и образовали круг, готовые к нападению с любой стороны.

Но увидев нападавших, Хоукмун настолько опешил, что опустил оружие. Они бегом пробирались между домами, подняв над головами мечи и топоры. На них были нагрудники и кожаные килты; в глазах горел свирепый огонь; с губ, распяленных в зверином оскале, падали клочья пены.

Приняв защитную стойку, Хоукмун с ужасом высматривал среди нападающих Иссельду. Не обнаружив ее, он с облегчением вздохнул.

— Вот, значит, зачем Безумному Богу понадобились женщины, — проворчал д'Аверк.

— Насколько я могу судить, он извращенец. — сказал Рыцарь-в-Черном-и-Золотом, отразив удар подбежавшей к нему «амазонки».

Нападающие сражались неумело, часто раскрываясь, но Хоукмун только отбивался и пятился, не в силах нанести разящий удар. Отступали и его товарищи. Получив секундную передышку, Хоукмун оглянулся, и в его мозгу родилась спасительная идея.

— Отходим к сетям! — крикнул он своим соратникам. — Я знаю, как победить без кровопролития.

Мужчины пятились до шестов, на которых висели сети. Отбивая удары, Хоукмун свободной рукой ухватился за край одной из них. Оладан понял его замысел и взялся за другой край. Хоукмун крикнул: «Давай!», и они набросили сеть на женщин.

Многие запутались сразу, но некоторым удалось высвободиться. Они снова бросились в бой, но сразу угодили под другую сеть, брошенную Рыцарем и д'Аверком. Затем Хоукмун и Оладан набросили на эту вопящую, брыкающуюся кучу еще одну сеть, и вскоре все женщины запутались окончательно. Хоукмуну и его товарищам оставалось только обезоружить их. Это оказалось несложным делом.

Тяжело дыша, Хоукмун поднял с песка и забросил в озеро чужой меч.

— По-моему, этот Безумный Бог не так уж и безумен. Воины-женщины куда опаснее мужчин. Неспроста это все…

— Вы полагаете, что на деньги, вырученные за награбленное пиратами добро, Безумный Бог собирает армию амазонок? — спросил Оладан.

— Похоже на то, — вмешался д'Аверк. — Но почему эти женщины убили своих же?

— Наверное, мы узнаем это в замке, — сказал Рыцарь-в-Черном-и-Золотом. — Мы… — он умолк: одна женщина выбралась из-под сетей и с воплем бросилась на своих врагов, протягивая к ним руки со скрюченными пальцами. Д'Аверк обхватил ее за талию и приподнял над землей, а Оладан подошел сзади и рукояткой меча ударил ее в основание черепа.

— Как бы это ни оскорбляло мои рыцарские чувства, — заметил д'Аверк, опуская обмякшее тело на песок, — мне кажется, иного обращения эти очаровательные убийцы не заслуживают, — подойдя к барахтающимся в сетях женщинам, он неторопливо, методично оглушил их всех. — Все-таки и они живы, и мы. И это главное.

— Чует мое сердце, они здесь не все, — проворчал Хоукмун.

— Вы об Иссельде?

— Да, об Иссельде. Поехали, — Хоукмун вскочил в седло и галопом помчался вдоль берега. Следом за ним отправился Оладан, затем — Рыцарь-в-Черном-и-Золотом и последним — д'Аверк. Лошадь француза неслась легким галопом, а сам Гьюлам д'Аверк хранил беззаботный вид, словно выехал на утреннюю прогулку.

Невдалеке от замка Хоукмун перестал погонять коня, а у подъемного моста и вовсе натянул поводья. Замок был погружен в тишину и покой, башни окутаны легкой дымкой, а у опущенного моста лежали трупы стражников.

С зубца самой высокой башни слетел ворон и, хлопая крыльями, исчез в тумане над озером.

Сквозь облачный покров не проникало ни единого солнечного луча. Казалось, путешественники попали в чуждое измерение, где навеки воцарились безнадежность и смерть.

Хоукмун сидел на коне перед распахнутыми настежь воротами замка, как перед разинутой пастью гигантского зверя. Во внутреннем дворе клубился туман, создавая уродливые фигуры. Ничто не нарушало гнетущей тишины. Набрав полную грудь холодного, сырого воздуха, Хоукмун обнажил меч, пришпорил коня и понесся по мосту в обитель Безумного Бога.

Глава 3 ВЫБОР ХОУКМУНА

Повсюду, насколько хватало глаз, просторный двор крепости был завален мертвыми телами, по преимуществу мужскими. У всех мертвецов были ошейники Безумного Бога. Там, где мостовая была свободна от трупов, скорченных в самых разнообразных позах, виднелись пятна запекшейся крови.

Отвратительный запах тления раздражал ноздри. Конь испуганно храпел, и Хокману стоило большого труда заставить его двигаться вперед. Со страхом вглядываясь в лица мертвецов, герцог Кельнский боялся увидеть среди них Иссельду.

Спрыгнув с седла, он бродил по двору, переворачивая окоченевшие тела женщин, но его невесты среди них, по счастью, не было.

Вскоре во двор въехал Рыцарь-в-Черном-и-Золотом, за ним появились Оладан и д'Аверк.

— Ее здесь нет. Она жива и находится в замке. Хоукмун дрожащей рукой взял коня под уздцы.

— Рыцарь, он… Он ничего с ней не сделал?

— Это вы должны выяснить сами, герцог Дориан, — Рыцарь-в-Черном-и-Золотом показал на парадный вход. — Через эту дверь вы попадете в покои Безумного Бога. Сразу за дверью короткий коридор, ведущий в главный зал. Там он сидит и ждет вас…

— Он знает обо мне?

— Он знает, что однажды к нему придет законный владелец Красного Амулета и потребует его обратно…

— Мне нет дела до амулета. Мне нужна только Иссельда. Где она, Рыцарь?

— В замке. Она в замке. Ступайте, требуйте у него и девушку, и амулет. В замыслах Рунного Посоха они оба играют важную роль.

Повернувшись, Хоукмун бросился к двери и исчез в сумраке, царящем за порогом.

В замке было невероятно холодно. В коридоре капала с потолка ледяная вода, стены обросли мхом. Ожидая нападения, Хоукмун крался в полумраке с мечом в руке.

Но ничего не случилось. Он подошел к высокой (футов двадцать пять) двери и остановился, прислушиваясь.

За дверью раздавались странные звуки, похожие на громкое, но невнятное бормотание. Хоукмун осторожно налег на дверь, она поддалась. Просунув голову в щель, он увидел необыкновенную картину.

Пропорции зала были причудливо искажены. Кое-где потолок спускался почти до пола, в других местах поднимался футов на пятьдесят. Окна отсутствовали; помещение освещалось несколькими факелами, укрепленными на стенах. В центре зала, окруженное трупами, лежащими здесь, видимо, уже давно, стояло большое кресло черного дерева, а перед ним покачивалась подвешенная к потолку огромная клетка, похожая на птичью. В клетке, сгорбившись, сидел человек.

Кроме него в этом странном зале не было ни души. Хоукмун осторожно вошел и приблизился к клетке.

Именно из нее и доносились звуки, которые он слышал за дверью — бормотание и стоны. Казалось невероятным, что человек способен так громко говорить и стонать. Хоукмун решил, что причиной тому — необыкновенная акустика зала.

В тусклом свете факелов человек в клетке был едва различим.

— Кто вы? — спросил Хоукмун. — Узник Безумного Бога? Стоны прекратились, и человек пошевелился. Затем Хоукмун услышал гулкий меланхолический голос:

— Да, можно сказать и так. Самый несчастный из его узников. Хоукмун уже привык к темноте и смог разглядеть незнакомца как следует. Он был долговяз и очень худ, с длинной цыплячьей шеей. Седые волосы свалялись в космы; грязный клин бороды выдавался вперед почти на фут. У него был длинный орлиный нос; в глубоко посаженных глазах светилось тоскливое безумие.

— Я могу вас спасти? — спросил Хоукмун. — Может быть, удастся раздвинуть прутья решетки?

Человек пожал плечами:

— Дверь клетки не заперта. Моя тюрьма — не клетка, а мой череп. О, горе мне!

— Кто вы?

— Когда-то меня называли Стальниковым. Я из древнего рода Стальниковых.

— И вы — в плену у Безумного Бога?

— Да. В плену. Да, именно так, — узник лениво повернул огромную голову и с унылым видом уставился на Хоукмуна. — А вы кто?

— Дориан Хоукмун, герцог Кельнский.

— Германец?

— Когда-то Кельн принадлежал стране, которую называли Германией.

— Я боюсь германцев, — Стальников отодвинулся подальше от Хоукмуна.

— Меня вы можете не бояться.

— Ну да? — Стальников захихикал, и эхо этого безумного смеха раскатилось по залу. — В самом деле?

Он сунул руку за пазуху и вытащил предмет, висевший у него на шее. Этот предмет напоминал огромный рубин и светился темно-красным светом. Хоукмун увидел на нем символ Рунного Посоха.

— Разве ты не тот немец, который должен лишить меня могущества?

— Красный Амулет?! — воскликнул потрясенный Хоукмун. — Откуда он у вас?

— Что значит — откуда? — зловеще ухмыляясь, переспросил Стальников и поднялся на ноги. — С трупа воина, тридцать лет назад проезжавшего по этим землям. Его подстерегли и убили мои слуги, — он гладил амулет, и тот разгорался ярким, слепящим светом. — Это и есть Безумный Бог. Это и есть источник моей болезни и моего могущества. Я у него в плену.

— Ты — Безумный Бог! Где моя Иссельда?

— Иссельда? Девушка? Новенькая девушка со светлыми волосами и нежной белой кожей? А почему ты о ней спрашиваешь?

— Она — моя!

— Тебе не нужен амулет?

— Мне нужна Иссельда.

Смех Безумного Бога прогремел в зале, многократно отразившись от стен.

— Так ты ее получишь, германец!

Он захлопал в ладоши, похожие на клешни, и заметался по клетке, словно марионетка, которую дергают за одну-единственную нить.

— Иссельда, девочка моя! Иссельда! Иди-ка сюда, сделай одолжение своему господину!

Из ниши в стене, где потолок почти соприкасался с полом, вышла девушка. Ее силуэт был Хоукмуну знаком, но герцог не был уверен, что это его невеста. И все же… «Да, это она. Ее походка, ее тело».

Его губы растянулись в счастливой улыбке. Он шагнул к ней, протягивая руки.

С диким звериным визгом девушка бросилась к нему. На ее пальцах были наперстки с металлическими когтями, из одежды торчали шипы, лицо исказила гримаса.

— Убей-ка его, красотка Иссельда! — хихикал Безумный Бог. — Убей его, цветочек мой, и получишь в награду его потроха!

Хоукмун едва успел закрыть глаза руками. Металлические когти рассекли кожу на тыльной стороне его ладони. Он отпрянул от девушки.

— Иссельда, опомнись! Я — Дориан, твой жених…

Но безумные глаза не узнавали его, а из оскаленного рта текла слюна. Острые когти снова метнулись к лицу герцога, и он едва увернулся.

— Иссельда…

Безумный Бог хохотал, вцепившись в прутья решетки:

— Убей его, мой цыпленочек! Разорви ему горло!

— Что за сила лишила ее воли? Что заставило ее забыть о любви?

— Сила Безумного Бога, подчинившая и меня, — ответил Стальников. — Красный Амулет всех обращает в рабство.

— Да — если он в недобрых руках… — Хоукмун снова увернулся от когтей Иссельды и бросился к клетке.

— Руки, в которые он попадет, обязательно станут недобрыми, — со смехом произнес Стальников, когда когти разорвали Хоукмуну рукав. — Любые руки!

— Только не руки слуги Рунного Посоха! — произнес гулкий голос. В дверном проеме стоял Рыцарь-в-Черном-и-Золотом.

— Помоги! — крикнул ему Хоукмун.

— Я не вправе, — ответил Рыцарь.

Убегая от разъяренной Иссельды, Хоукмун споткнулся, и тотчас когти впились ему в плечи. Он схватил ее за запястья и вскрикнул от боли — в ладони вонзились острые шипы. Но все же он сумел высвободиться и отшвырнуть девушку, а потом бросился к клетке, где верещал от восторга Безумный Бог.

Подпрыгнув, он ухватился за прутья решетки и подтянулся. Потом ударил Стальникова, и тот упал. Клетка дергалась и кружилась; Иссельда приплясывала внизу, пытаясь дотянуться до Хоукмуна.

С круглыми от ужаса глазами Стальников жался к прутьям. Подобравшись к двери, Хоукмун распахнул ее и протиснулся в клетку. Внизу в бессильной злобе выла Иссельда; красный свет амулета отражался в ее глазах.

Глядя на чудовище, в которое превратилась его любимая, Хоукмун заплакал. Потом с ненавистью посмотрел на Безумного Бога.

По залу разнесся глухой, скорбный голос Стальникова, направляющего в глаза Хоукмуну луч амулета:

— Назад, смертный! Повинуйся мне! Повинуйся могуществу амулета…

Хоукмун застыл, не сводя глаз с сияющего амулета и чувствуя, как слабеет тело, как тает воля…

— Спускайся! — властно сказал Стальников. — Иди навстречу своей гибели!

Но Хоукмун напряг всю свою волю и шагнул вперед. Безумный Бог от изумления открыл рот.

— Прочь! — взвизгнул он. — Я повелеваю… именем Красного Амулета…

— Над ним амулет не властен, — твердо произнес Рыцарь-в-Черном-и-Золотом. — Не властен только над ним. Герцог Кельнский имеет право его носить.

Стальников вскрикнул и заметался по клетке. У Хоукмуна подкашивались ноги, но он решительно приближался к Безумному Богу.

— Назад! — закричал Стальников. — Прочь из клетки! Иссельда ухватилась за прутья и полезла вверх, не сводя с горла Хоукмуна остекленевших глаз.

— Назад! — Стальникову удалось проскочить мимо Хоукмуна к двери и распахнуть ее.

Иссельда вскарабкалась наверх и висела снаружи, скаля зубы и корча страшные гримасы. Безумный Бог стоял к ней спиной, направляя свет амулета Хоукмуну в лицо.

Просунув руку между прутьями, Иссельда ударила Стальникова по затылку. Завизжав, он спрыгнул на пол. Иссельда увидела Хоукмуна и стала пробираться к двери в клетку.

Хоукмун понимал, что сейчас не время убеждать свою обезумевшую невесту. Он проскочил мимо когтистой пятерни, спрыгнул на неровные плиты пола и несколько мгновений лежал, отдыхая.

Видя, что Иссельда тоже вот-вот спрыгнет, он с трудом поднялся. Безумный Бог вскарабкался на высокое кресло и уселся на спинке, как петух на насесте. С его шеи свисал Красный Амулет, а по плечам текла кровь из ран, оставленных когтями Иссельды.

Вереща от страха, он смотрел, как Хоукмун приближается к креслу и забирается на подлокотник.

— Умоляю, оставь меня… — забормотал Стальников. — Я не причиню тебе зла…

— Ты уже причинил мне много зла, — мрачно произнес Хоукмун. — Очень много. Достаточно, чтобы месть стала бальзамом для моей души…

— Иссельда, стой! — закричал Стальников. — Стань такой, как прежде! Повелеваю — именем Красного Амулета!

Обернувшись, Хоукмун увидел, что Иссельда застыла на месте. Потом обвела изумленным взглядом зал. С ужасом посмотрела на когтистые наперстки, на шипы, покрывающие все ее тело.

— Что случилось? Что со мной сделали?

— Тебя загипнотизировало это чудовище, — хрипло произнес Хоукмун, показывая на Стальникова мечом. — Но я отомщу ему за все!

— Нет! — закричал Стальников. — Это нечестно! Иссельда зарыдала. Стальников в страхе озирался:

— Слуги! Где мои воины?!

— Перебили друг друга в угоду своему гнусному хозяину, — ответил Хоукмун. — А тех, кто остался жив, мы взяли в плен.

— Где моя армия женщин? Я хотел, чтобы красота покорила всю Укранию! Я хотел вернуть наследство Стальниковых…

— Вот твое наследство, — сказал Хоукмун, поднимая меч. Стальников спрыгнул с кресла и помчался к двери, но резко свернул, увидев Рыцаря-в-Черном-и-Золотом. Он пронесся по залу к противоположной стене и исчез в нише.

Хоукмун поднялся с кресла и повернулся к Иссельде, лежавшей, рыдая, на полу. Опустившись рядом с ней на корточки, он осторожно снял с ее красивых, мягких пальцев наперстки с окровавленными когтями.

Она подняла голову:

— О, Дориан! Как ты меня нашел? Любимый…

— Благодаря Рунному Посоху, — ответил за герцога Рыцарь-в-Черном-и-Золотом.

Хоукмун с облегчением засмеялся:

— А вы настойчивы в своих притязаниях, Рыцарь. Рыцарь-в-Черном-и-Золотом промолчал. Безликий и неподвижный, как статуя, он стоял, загородив собой выход.

Хоукмун расстегнул застежки костюма с шипами и стал раздевать девушку.

— Найди Безумного Бога, — сказал Рыцарь. — Помни, Красный Амулет — твой. Он даст тебе великую силу.

Хоукмун нахмурился:

— И сведет с ума?

— Нет, болван! Он принадлежит тебе по праву!

Хоукмун помолчал, удивляясь раздраженному тону Рыцаря. Иссельда коснулась руки жениха и сказала:

— Остальное я сделаю сама.

Спрятав меч в ножны, Хоукмун посмотрел во мрак — туда, где исчез Безумный Бог.

— Стальников!

В темноте мелькнуло крошечное пятнышко красного света. Опустив голову, Хоукмун вошел в узкий коридор и услышал рыдания, вскоре ставшие очень громкими. Все ближе и ближе подкрадывался герцог Кельнский к источнику красного света; все громче и громче звучали рыдания. Наконец он увидел сияющий амулет на шее человека, стоящего возле стены из грубо отесанного камня. В руке у Безумного Бога был меч.

— Тридцать лет я ждал тебя, германец, — сказал вдруг Стальников тихим, спокойным голосом. — Я знал, что ты придешь. Придешь, чтобы сорвать мои планы, разрушить идеалы, погубить все, что мне удалось создать. Но я надеялся одолеть тебя. Возможно, мне это удастся.

И, пронзительно закричав, человек взмахнул мечом.

Хоукмун без труда парировал удар и легко выбил оружие из руки Стальникова. Потом прижал острие своего меча к груди Безумного Бога.

Несколько мгновений Хоукмун смотрел в перепуганные глаза сумасшедшего. Амулет окрашивал лица обоих в алый цвет. Стальников кашлянул, словно прочищая горло, — наверное, хотел взмолиться о пощаде. Но не успел.

Повернувшись на каблуках, Хоукмун пошел прочь от мертвеца и Красного Амулета.

Глава 4 СИЛА АМУЛЕТА

Хоукмун закутал обнаженную Иссельду в свой плащ. Девушка дрожала и всхлипывала, но не столько от страха, сколько от радости. У выхода неподвижно застыл Рыцарь-в-Черном-и-Золотом.

Внезапно он двинулся с места. Уверенно пройдя через зал, Рыцарь скрылся в темной нише, где лежал труп Безумного Бога.

— О Дориан, возлюбленный мой, если бы ты знал, сколько мне довелось пережить! Я бродила по всему свету, попадала в плен то к одной, то к другой шайке разбойников… Не ведаю даже, что это за место, где мы сейчас, и что творилось со мной в последние дни. Все это похоже на какой-то кошмар. Я словно хотела убить тебя, и желание это было так велико…

Хоукмун стиснул Иссельду в объятиях:

— Нет, дорогая, это был просто сон. Пойдем прочь отсюда. Скоро мы вернемся в Камарг, и все будет хорошо. Что с твоим отцом и с остальными защитниками города?

Она широко раскрыла глаза:

— О, неужели ты не знаешь? А я думала, ты там уже побывал и отправился искать меня…

— Я там не был, но кое-какие слухи до меня дошли. Что с Ноблио, фон Виллахом, графом Брассом?

Она потупилась:

— Фон Виллах погиб от огнемета в бою на северной границе. Граф Брасс…

— Что с ним?

— В последний раз, когда я его видела, он был очень плох, и даже Ноблио не мог его исцелить. Отец был ко всему равнодушен, казалось, ему больше не хочется жить. Он сказал, что Камарг скоро падет. Он считал тебя погибшим — ведь ты не вернулся в назначенный срок, и никаких известий о тебе не было…

У Хоукмуна засверкали глаза:

— Я должен вернуться — хотя бы для того, чтобы вселить в сердце графа надежду. Ведь после твоего исчезновения он, наверное, совсем упал духом.

— Если он вообще жив, — прошептала Иссельда.

— Жив. Камарг еще держится — значит, граф Брасс жив.

В коридоре, по которому Хоукмун вошел в зал, раздался топот бегущих ног. Герцог Кельнский заслонил собой Иссельду и снова выхватил свой боевой меч.

Дверь распахнулась. За ней стояли Оладан и — чуть дальше — д'Аверк. Они тяжело дышали.

— Воины Империи Мрака! — сказал Оладан. — Нам с ними не справиться, слишком уж их много. Похоже, это мародеры — ищут в замке добычу и уцелевших.

Д'Аверк подошел и остановился рядом со зверочеловеком.

— Я пытался их образумить. Говорил, что я выше рангом, чем их командир. Но увы, — он пожал плечами, — похоже, гранбретанцы уже не считают д'Аверка за своего. Проклятый пилот орнитоптера умер слишком поздно, успев рассказать поисковому отряду о том, как я вас упустил. Теперь я вне закона, как и вы…

Хоукмун помрачнел:

— Входите и заприте дверь на засов. Надеюсь, гранбретанцы не сумеют ее высадить.

— Это единственный выход? — спросил д'Аверк.

— Похоже на то.

Из темноты вышел Рыцарь-в-Черном-и-Золотом. Он очень осторожно, за ремешок, нес Красный Амулет, направляясь прямиком к Хоукмуну.

— Возьми, — сказал Рыцарь. — Он твой. Герцог Кельнский отпрянул:

— Не возьму. Он мне не нужен. Это плохая вещь, из-за нее многие погибли. А кто не умер, тот сошел с ума. Даже Стальников, и тот — жертва амулета. Носи его сам, или найди другого безумца.

— Носить его можешь только ты, — прозвучал из-под забрала твердый голос. — И никто другой.

— Не буду! — Хоукмун кивнул на Иссельду. — Он превратил эту нежную девушку в бешеного, кровожадного зверя. Он повинен в смерти всех, чьи трупы мы видели в деревне. Это он лишил рассудка женщин, которые на нас напали. А по чьей вине мертвы люди, что лежат во дворе замка? — он выбил Красный Амулет из руки Рыцаря. — Я не возьму его! Если Рунный Посох творит зло, я не желаю служить ему!

— Сила Рунного Посоха гибельна только из-за глупцов, — голос Рыцаря звучал по-прежнему убежденно. — Его дарами надо уметь пользоваться, и уж тем более нельзя их отвергать. Ты — слуга Рунного Посоха, и ты обязан взять амулет. Он не причинит тебе вреда. Он даст тебе силу.

— Чтобы убивать и сводить с ума?

— Чтобы творить добро. Чтобы сражаться с ордами Империи Мрака.

Хоукмун презрительно фыркнул. И тут дверь вздрогнула от сильного удара. Воины Империи Мрака обнаружили их укрытие.

— Нас слишком мало, — сказал Хоукмун. — Может ли Красный Амулет спасти нас? Ведь выход отсюда один — через эту дверь.

— Может, — заверил Рыцарь-в-Черном-и-Золотом, поднимая и снова протягивая Хоукмуну Амулет.

Дверь трещала под бешеным натиском гранбретанцев.

— Если этот амулет — такая полезная вещь, почему бы тебе самому им не воспользоваться? — спросил Хоукмун.

— Я не должен к нему прикасаться. Иначе со мной случится то же, что и с беднягой Стальниковым. — Рыцарь шагнул вперед. — Возьми. Ведь ты пришел сюда за ним.

— Ошибаешься. Я пришел спасти Иссельду.

— Но она здесь оказалась не случайно.

— Так, значит, меня заманили?

— Нет, это было предопределено. А сейчас ты противоречишь сам себе. Говоришь, что пришел спасти Иссельду, — и не делаешь этого. Отвергаешь амулет, без которого ты почти бессилен. Скоро сюда ворвутся два десятка свирепых воинов, и смерть девушки будет куда страшней, чем наша…

От двери отлетали щепки. Оладан и д'Аверк попятились, выставив перед собой мечи. Д'Аверк сказал:

— Еще минута — и они будут здесь. Прощай, Оладан… и вы, герцог, прощайте. С вами было не так скучно, как…

Хоукмун в нерешительности смотрел на амулет:

— Я не знаю…

— Поверь мне на слово, — сказал Рыцарь-в-Черном-и-Золотом. — Однажды я спас тебе жизнь. Неужели только затем, чтобы отнять ее?

— Не отнять, а подчинить злой воле, — возразил Хоукмун. — Откуда я знаю, что ты действительно посланец Рунного Посоха? С какой стати я должен верить тебе на слово?

— Дверь вот-вот рухнет! — с отчаянием закричал Оладан. — Герцог Дориан, идите к нам! Пусть Рыцарь и девушка спасаются, если смогут!

— Держи! — Рыцарь снова протянул амулет. — Не теряй времени — надо спасти девушку.

Мгновение Хоукмун колебался, затем взял амулет. Держать его на ладони было очень удобно, словно именно для этого он и был предназначен. Казалось, он светит все ярче, заливая алым сиянием огромный зал с кривыми стенами и причудливым потолком. Возникло ощущение, будто в тело вливается энергия. Хоукмун почувствовал необыкновенную легкость. Движения стали молниеносными, мозг освободился от тяжести тревог и сомнений. Улыбнувшись, герцог Кельнский надел на шею окровавленный ремешок, а затем поцеловал Иссельду, испытав при этом небывалое блаженство. Выхватив меч, он повернулся к рычащим гранбретанцам, доламывавшим огромную дверь.

Наконец дверь сорвалась с петель и рухнула. В проеме столпились воины в тигриных масках, сверкающих эмалью и драгоценными камнями. Воины сопели, угрюмо рассматривая своих недругов.

Их предводитель вышел вперед:

— Эге, да их тут по пальцам можно пересчитать! Стоило ли силы тратить. Ладно, братья, — они заплатят нам за работу!

Глава 5 БИТВА В ЗАЛЕ

— Клянусь Рунным Посохом, — прошептал Хоукмун и бросился вперед. — Вот это сила!

Со свистом рассекая воздух, огромный боевой меч обрушился на предводителя Тигров. Затем клинок развернулся налево, и вот уже второй воин полетел на пол. Удар вправо, и разящая сталь разрубила доспехи на третьем гранбретанце…

Повсюду виднелись лужи крови и груды искореженного металла. Багровые отблески амулета метались по маскам и доспехам воинов. Хоукмун вместе с друзьями устремился вперед, и от неожиданности гранбретанцы растерялись.

Сияние амулета слепило Тигров, и те отступали, прикрывая глаза ладонями и выставив перед собой оружие, ошеломленные необыкновенной быстротой Хоукмуна, яростным напором Оладана и д'Аверка и неторопливой, но грозной поступью Рыцаря-в-Черном-и-Золотом, который раз за разом описывал смертоносный круг огромным двуручным мечом. Казалось, что усталость ему неведома.

На Хоукмуна набросились шесть человек с топорами. Грязно ругаясь, они пытались навалиться на него со всех сторон, не дать ему размахнуться. Но герцог Кельнский одного отшвырнул ногой, другого — локтем, а третьему пронзил маску вместе с черепом — кровь и мозги брызнули сквозь пробоину, когда он выдернул меч.

От таких ударов меч очень скоро затупился и уже не пронзал доспехов; им можно было только рубить, как топором. Улучив момент, Хоукмун вырвал оружие у одного из нападающих. Теперь своим мечом он рубил, а чужим — колол.

— Эге! — воскликнул он. — А этот Красный Амулет — стоящая вещь!

Амулет болтался у него на шее, и алые лучи превращали потное, искаженное свирепой радостью лицо герцога в демоническую маску.

Уцелевшие Тигры бросились бежать, но Рыцарь и д'Аверк преградили им дорогу.

Убивая гранбретанцев, Хоукмун мельком увидел Иссельду. Она закрыла лицо ладонями, не желая смотреть на резню, в которой участвовали ее жених и его товарищи.

— До чего же приятно карать эту нечисть! — крикнул ей Хоукмун. — Не прячь глаза, Иссельда! Смотри, пришел наш час!

Но девушка упорно прятала глаза.

Повсюду валялись скорченные трупы. Тяжело дыша, Хоукмун озирался и не видел живых врагов. Внезапно силы покинули его. Выронив чужой меч, он сунул в ножны собственный и поднес к глазам Красный Амулет. И увидел на нем контуры тех же узоров, что и на Рунном Посохе, только менее причудливые.

— Первое, что ты для меня сделал, — это помог пролить кровь, — пробормотал он. — Я благодарен тебе, но все-таки боюсь, что ты предназначен не для добрых дел…

Амулет вдруг замерцал. Хоукмун вопросительно посмотрел на Рыцаря-в-Черном-и-Золотом:

— Он тускнеет. Почему?

— Он получает энергию издалека и накапливает ее постепенно. Придет срок, и он снова засветится, — Рыцарь помолчал, наклонил голову, прислушиваясь, затем добавил: — Я слышу шаги. Мы убили не всех воинов.

— Так пойдем, устроим им взбучку! — Д'Аверк согнулся в поклоне, жестом приглашая Хоукмуна пройти вперед. — Уступаю вам путь, друг мой. Похоже, вы вооружены лучше всех нас.

— Нет, — возразил Рыцарь. — Первым пойду я. Сила амулета на время исчерпана. Пойдем!

Он направился к дверному проему. Д'Аверк и Оладан устало двинулись следом. Хоукмун встретился взглядом с Иссельдой.

— Хорошо, что ты их убил, — твердо произнесла она.

— Они жили, как псы, и умерли собачьей смертью, — тихо сказал Хоукмун. — Как и должны умирать слуги Империи Мрака. А нам сейчас снова придется биться с подобными им. Крепись, любимая, — нам грозит большая опасность.

Новый отряд воинов Империи Мрака ворвался в коридор — и тут же отхлынул от закованного в броню Рыцаря. Воины были потрясены, увидев, что из схватки с двадцатью их товарищами пятеро чужаков вышли целыми и невредимыми.

Солдаты Гранбретании с криками высыпали во двор, усеянный трупами, и попытались построиться. Четверо воинов, стоявших перед ними, выглядели устрашающе, с ног до головы забрызганные подсыхающей кровью и мозгами.

Было холодно, по-прежнему моросил серый дождь. Во дворе Хоукмун и его спутники почувствовали себя бодрее, только что одержанная победа придала им уверенности в себе. Хоукмун, д'Аверк и Оладан по-волчьи скалили зубы, глядя на врагов, и презрительно ухмылялись. Гранбретанцы топтались на месте, не решаясь напасть на них, хотя значительно превосходили их числом. Ры-царь-в-Черном-и-Золотом показал на подъемный мост.

— Прочь! — гулко выкрикнул он. — Или вы умрете, как ваши собратья.

«Любопытно, — подумал Хоукмун, — он блефует или всерьез верит, что без помощи Красного Амулета мы способны одолеть такую толпу?»

Это так и осталось для него загадкой, потому что по мосту в замок вбежал новый отряд воинов. Они быстро расхватали разбросанное по двору оружие.

Разъяренные женщины Безумного Бога выбрались из сетей.

— Покажи им амулет, — прошептал Хоукмуну Рыцарь-в-Черном-и-Золотом. — Женщины привыкли подчиняться ему. Именно ему, а не Безумному Богу.

— Но ведь он погас, — возразил Хоукмун.

— Неважно. Покажи.

Сорвав с шеи Красный Амулет, Хоукмун помахал им над головой.

— Остановитесь! Именем Красного Амулета повелеваю уничтожить их… — Он показал на воинов Империи Мрака. — Вперед, за мной!

Хоукмун прыгнул вперед, и затупившееся в недавней битве лезвие меча обрушилось на стоявшего поблизости воина. Солдат упал замертво.

Женщин было ненамного больше, чем гранбретанцев, но они с радостью взялись за дело и быстро добились успеха. Д'Аверк вскоре закричал:

— Пусть они сами заканчивают… Мы можем бежать. Хоукмун пожал плечами:

— Наверняка поблизости рыщет не одна стая гранбретанских псов. Вряд ли они дадут нам далеко уйти.

— Идите за мной, — вмешался Рыцарь-в-Черном-и-Золотом. — Пора, наконец, выпустить на волю зверей Безумного Бога…

Глава 6 ТВАРИ БЕЗУМНОГО БОГА

Рыцарь указал своим спутникам на огромный, обитый железом люк, состоящий из двух створок. Растащив в стороны лежащие на них трупы, они ухватились за большие железные кольца и подняли створки. Теперь перед ними оказалась длинная каменная лестница, ведущая куда-то в темноту.

В теплом воздухе, поднимавшемся снизу, Хоукмун уловил какой-то знакомый запах и застыл в нерешительности. Ему показалось, что в запахе этом таится какая-то опасность.

— Ничего не бойтесь, — подтолкнул его Рыцарь. — Нужно идти. Это единственный способ выбраться отсюда.

Дориан Хоукмун медленно двинулся вниз, остальные — за ним. Вскоре они оказались в длинном темном зале. В конце зала находилось что-то большое, неразличимое. Хоукмун хотел подойти и посмотреть, но Рыцарь остановил его:

— Не спеши. Сначала — к зверям. Они в стойлах.

Хоукмун сообразил, что длинный зал — это нечто вроде хлева. Из четырех огромных стойл, примыкающих к стенам, доносились возня и урчание. Внезапно одна дверь содрогнулась, словно изнутри на нее навалилась огромная туша.

— Это не кони, — сказал Оладан. — И не волы. Сдается мне, тут пахнет кошками.

— Да, верно, — кивнул Хоукмун, сжимая эфес меча. — Это запах кошек. Но какой нам от них прок?

Сняв со стены факел, д'Аверк возился с кремнем и огнивом. Вскоре факел вспыхнул, и Хоукмун разглядел в конце хлева огромную колесницу, достаточно большую, чтобы увезти их всех.

— Откройте стойла, — приказал Рыцарь-в-Черном-и-Золотом, — и запрягите кошек.

— Кошек? В колесницу? — Хоукмун резко обернулся. — Слыханное ли дело? Я бы не удивился, услышав такое от Безумного Бога, но от вас… Это же дикие звери, если выпустить их, они растерзают нас в клочья.

Словно в подтверждение его слов, в стойле раздался душераздирающий вой, подхваченный остальными животными. Спустя мгновение в хлеву бушевал такой кошачий концерт, что люди не слышали друг друга.

Когда шум слегка утих, Хоукмун пожал плечами и направился к скату:

— У нас есть кони. Если кто и вывезет нас отсюда, то только они.

— Неужели ты еще не понял, что мне можно верить? — спросил Рыцарь. — Разве я обманул тебя, когда говорил о силе Красного Амулета? И обо всем остальном?

— Я еще не уверен, можно ли тебе полностью доверять, — возразил Хоукмун.

— Ты же не станешь отрицать, что безумные женщины подчинились амулету?

— Не стану.

— Так вот, звери Безумного Бога тоже приучены подчиняться владельцу амулета. Какой мне смысл лгать тебе, Хоукмун?

Герцог Кельнский пожал плечами.

— С тех пор, как я впервые повстречался с подданными Империи Мрака, мне повсюду мерещится обман. Не знаю, выгодно тебе лгать или нет, но все же… — он подошел к ближайшему стойлу и взялся за деревянный брус. — Я устал спорить. Сейчас увидим, прав ты или нет.

Едва он отодвинул засов, дверь стойла распахнулась от удара огромной лапы. В проеме показалась голова — крупнее бычьей, страшнее тигриной — с острыми ушами, узкими желтыми глазами и длинными желтыми клыками. Урча, кошка бесшумно выскользнула из стойла и окинула людей алчным взглядом. Вдоль спины чудовища росли двухфутовые шипы того же цвета, что и клыки. Эти шипы спускались от затылка до основания хвоста, который, в отличие от обычного кошачьего, заканчивался колючками.

— Живая легенда! — ахнул д'Аверк, утративший на миг свой бесстрастный вид. — Боевой ягуар-мутант из Краснокитая. Я видел изображения таких тварей в одном старом зверинце. Говорят, их и на свете-то никогда не было, а если и были, то тысячи лет назад. Будто бы они появились в результате какого-то мерзкого биологического эксперимента и не могли размножаться…

— Да, не могли, — перебил его Рыцарь-в-Черном-и-Золотом, — зато живут они чуть ли не вечно…

Кошка повернула к Хоукмуну огромную морду. Длинный колючий хвост бил по полу, желтые глаза застыли на амулете, который висел у герцога на шее.

— Прикажи ей лечь, — сказал Рыцарь.

— Лечь! — скомандовал Хоукмун, и горящие глаза зверя в тот же миг погасли, а пасть закрылась. Кошка покорно опустилась на пол.

Хоукмун улыбнулся:

— Рыцарь, я прошу прощения. Давай выпустим остальных. Оладан, д'Аверк…

Его товарищи открыли остальные двери, а Хоукмун обнял Иссельду за плечи.

— Любимая, эта колесница отвезет нас домой. — Вдруг он спохватился. — Рыцарь, а как же мои седельные сумки? Наверное, они еще на коне, если их не взяли эти псы…

— Подожди здесь, — сказал Рыцарь, поворачиваясь и направляясь к скату. — Я взгляну.

— Я сам взгляну, — возразил Хоукмун. — Я знаю, где…

— Нет, — сказал Рыцарь. — Пойду я.

В душе Хоукмуна проснулись подозрения:

— Почему — ты?

— Только тебе и амулету подчиняются звери Безумного Бога. Если ты выйдешь отсюда, они всех разорвут.

Хоукмун неохотно шагнул назад. Рыцарь-в-Черном-и-Золотом решительно поднялся по скату и исчез наверху.

Из стойл выбрались еще три кошки, похожие на первую. Оладан нервно кашлянул:

— Герцог Дориан, вы бы напомнили им, что они должны вас слушаться, — сказал он.

— Лечь! — рявкнул Хоукмун, и звери лениво выполнили приказ. Подойдя к одной из кошек, герцог Кельнский положил ладонь на толстую шею и почувствовал, как под густой, жесткой шерстью перекатываются твердые как сталь мускулы. Кошки были ростом с коня, но весили намного больше и, судя по всему, обладали чудовищной силой. Очевидно, эту породу вывели не для того, чтобы возить колесницы.

— Разверните повозку, — велел Хоукмун спутникам, — и запрягите в нее этих тварей.

Д'Аверк и Оладан выкатили колесницу на середину хлева. Она была изготовлена из черной меди и зеленого золота; пахнуло древностью. Только упряжь у колесницы была сравнительно новой. Ягуары-мутанты ворчали, когда люди слишком туго затягивали ремни на их мордах и плечах.

Когда все было готово, Хоукмун жестом велел Иссельде садиться в колесницу.

— Дождемся возвращения Рыцаря, — сказал он, — и отправимся в путь.

— А куда он пошел? — поинтересовался д'Аверк.

— Искать мои вещи.

Д'Аверк пожал плечами и опустил на лицо огромную маску:

— Боюсь, ждать придется долго. А я, признаюсь, буду очень рад, когда этот замок останется далеко позади. Здесь пахнет смертью и злом.

Оладан показал вверх, доставая меч:

— Вот откуда идет этот запах, д'Аверк.

Наверху стояли шесть или семь воинов из Ордена Ласки. Казалось, их длинномордые маски дрожат от нетерпения, охватившего кровожадных гранбретанцев при виде новых жертв.

— Живо в колесницу! — приказал Хоукмун, как только Ласки двинулись по скату вниз.

На колеснице был облучок для кучера, а рядом, на козлах для дротиков, лежал кнут с длинным кнутовищем.

Вскочив на облучок, Хоукмун схватил кнут и щелкнул им над головами животных:

— Вставайте, красотки! Ну, живо! Кошки медленно поднялись на лапы.

— А ну, пошли! Вперед, вперед!

Колесница рванулась и, кренясь, понеслась вверх по скату. Ласки завопили от ужаса и бросились врассыпную. Кому-то из них удалось спрыгнуть со ската, но большинство нашло свою смерть под могучими когтистыми лапами и железными ободами колес.

Необыкновенная колесница выехала в серый свет дня и врезалась в толпу Ласок, собравшуюся у люка.

— Где Рыцарь? — закричал Хоукмун, перекрывая вой охваченных ужасом гранбретанцев. — Где мои седельные сумки?

Но Рыцаря и своего коня Хоукмун не увидел.

Воины Империи Мрака опомнились и бросились на колесницу с обнаженными мечами. Хоукмун стал хлестать их кнутом, а Оладан и д'Аверк — рубить мечами.

— К воротам, герцог! — закричал д'Аверк. — Быстрей! Они нас вот-вот одолеют!

— Где Рыцарь? — озираясь, повторил Хоукмун.

— Снаружи, где же еще?! — в отчаянии крикнул д'Аверк. — Герцог Дориан, не теряйте времени, не то мы погибнем!

В этот миг Хоукмун увидел вдали своего коня. Седельных сумок на нем не было, и куда они пропали, оставалось только догадываться.

— Где Рыцарь-в-Черном-и-Золотом? — снова закричал охваченный паникой герцог. — Надо его найти! Мне нужны сумки! То, что в них находится, может спасти Камарг!

Оладан схватил его за плечи и настойчиво произнес:

— Зато нас ничто не спасет, если мы сейчас же не уедем отсюда. Подумайте об Иссельде, герцог Дориан!

Хоукмун чуть с ума не сошел от отчаяния, но постепенно слова Оладана дошли до его сознания. Закричав во весь голос, герцог Кельнский обрушил кнут на спины животных. Колесница вылетела за ворота, прогромыхала по мосту и помчалась вдоль берега. Звери Безумного Бога неслись во всю прыть, словно за ними гнались все орды Гранбретании.

Потом кошки свернули и, словно ураган, понесли колесницу прочь от замка и озера, окутанного туманом, прочь от деревни с ее лачугами и трупами, к подножию холмов, по разбухшей от дождя дороге между мрачными обрывами, и дальше — по широкой равнине. Там дорога обрывалась, но бег ягуаров-мутантов не замедлился.

— Если я и могу на что-нибудь пожаловаться, — заметил д'Аверк, вцепившийся в борт колесницы, — то лишь на слишком быструю езду.

Оладан попытался ухмыльнуться, но ухмылки не вышло — слишком уж сильно лязгали челюсти от тряски. Скорчившись, зверочеловек сидел на дне колесницы и придерживал Иссельду, когда повозка подскакивала на ухабах.

Хоукмун промолчал. Бледный от гнева, он крепко сжимал поводья. Он был уверен, что человек, назвавшийся его главным союзником в борьбе с Темной Империей, человек, казавшийся воплощением честности, обвел его вокруг пальца.

Глава 7 ПОЕДИНОК В ТАВЕРНЕ

— Хоукмун, друг мой, во имя Рунного Посоха, умоляю вас, остановитесь! Вы сошли с ума!

Взволнованный д'Аверк пытался схватить Хоукмуна за руку. Вот уже несколько часов их колесница неслась, не разбирая дороги. Они вброд пересекли два потока, а теперь углубились в лес. В любой миг повозка их могла налететь на дерево и разбиться вдребезги, что означало бы верную гибель путешественников. Даже могучие кошки ослабели, но Хоукмун словно ничего не замечал вокруг себя и продолжал нахлестывать зверей.

— Хоукмун! Да ты сошел с ума!

— Меня предали! — закричал в ответ Хоукмун. — Предали! В тех сумках я вез Камаргу спасение, а Рыцарь-в-Черном-и-Золотом украл их! Он обманул меня! Всучил мне никчемную побрякушку, а забрал машину, которая может творить чудеса! Вперед, звери! Вперед, будьте вы прокляты!

— Дориан, послушайся д'Аверка! — взмолилась Иссельда. — Ты нас погубишь и сам погибнешь — а какая польза графу Брассу и Камаргу от мертвецов?

Колесница взлетела и с грохотом ударилась о землю, едва не развалившись на части.

— Дориан! Опомнись! Рыцарь не предал нас! Он нам помогал! Наверное, его убили враги… Убили и забрали сумки.

— Нет! Я еще в хлеву догадался, что он замыслил измену! Он сбежал и унес подарок Ринала!

Однако слова девушки подействовали на Хоукмуна отрезвляюще. Длинный кнут перестал гулять по бокам животных, и те сразу умерили свой бег. Усталость брала свое.

Молодой герцог уступил вожжи д'Аверку, медленно опустился на дно колесницы и закрыл лицо ладонями.

Д'Аверк остановил кошек, и те, тяжело дыша, без сил повалились на землю.

Иссельда пригладила растрепанные волосы Хоукмуна.

— Дориан, милый, Камаргу нужен только ты. Не знаю, на что способна машина, о которой ты говоришь, но уверена, что от нее мало проку. Зато у тебя есть Красный Амулет, а уж он-то нам наверняка пригодится.

Сквозь сплетение ветвей светила луна. Выбравшись из колесницы, д'Аверк и Оладан размялись, растерли ушибленные места и отправились за хворостом.

Хоукмун запрокинул голову. В лунном свете лицо его было белым, а Черный Камень во лбу зловеще поблескивал. Герцог Кельнский тоскливо посмотрел на Иссельду и вымученно улыбнулся:

— Спасибо, что веришь в меня, Иссельда. Но, боюсь, одного Дориана Хоукмуна недостаточно, чтобы победить Гранбретанию. Теперь, после предательства Рыцаря, я сомневаюсь, что нам удастся…

— Дорогой, его предательство не доказано.

— Не доказано, но я был уверен, что он сбежит от нас, как только завладеет машиной. И он догадывался о моих подозрениях. Знаю, машина у него, и он уже далеко. Не знаю, зачем она ему понадобилась и какие цели он преследует. Может, они благороднее и важнее моих, но простить его я не смогу. Он меня обманул. Он меня предал.

— Он служит Рунному Посоху и знает больше, чем ты. Может быть, он хочет сохранить эту вещь. А может, считает, что она опасна для тебя.

— Я не уверен, что он служит Рунному Посоху. С таким же успехом он может служить Империи Мрака. А я поневоле стал орудием в его руках!

— Любовь моя, нельзя быть таким подозрительным.

— Приходится, — вздохнул Хоукмун. — Я буду в каждом видеть врага, пока не падет Империя Мрака или пока я не погибну, — он привлек девушку к себе и положил голову ей на грудь. Вскоре он заснул и проспал до утра.

Утро выдалось холодное, но солнечное. Мрачное настроение Хоукмуна рассеялось вместе с глубоким сном, и его спутники, выспавшись, тоже повеселели. Все проголодались, даже звери-мутанты высунули языки и следили за людьми жадными, злыми глазами. Проснувшись раньше всех, Оладан смастерил лук и несколько стрел и отправился на поиски дичи.

Покашливая, д'Аверк натирал свой огромный шлем найденным в колеснице лоскутом сукна.

— Как бы этот западный воздух не повредил моим слабым легким, — пожаловался он. — Я бы предпочел снова оказаться где-нибудь на востоке, хотя бы в Краснокитае. Я слышал, это благородная, цивилизованная страна, и там бы моим талантам нашлось достойное применение. Возможно, я бы дослужился там до высокого ранга.

— А от короля-императора вы уже не надеетесь получить награду? — насмешливо спросил Хоукмун.

— Разве что подобную той, которую он обещал вам, — ответил д'Аверк. — Ах, если бы проклятый пилот скончался чуть раньше… К тому же есть свидетели, что в замке я дрался на вашей стороне… Пожалуй, не стоит связывать с Гранбретанией мои дальнейшие планы.

Пошатываясь под тяжестью двух оленей — по одному на каждом плече — из чащи вышел Оладан. Хоукмун и д'Аверк поспешили к нему на помощь.

— Два выстрела — два оленя, — похвастал зверочеловек. — А оружие, между прочим, сделано наспех.

— А зачем два оленя? — удивился д'Аверк. — Нам и одного-то не съесть.

— А звери? Если их не накормить, то к вечеру они накинутся на нас, и даже Красный Амулет их не остановит.

Разделив одну тушу на четыре части, они бросили мясо тихо рычащим мутантам, а сами занялись изготовлением вертела. После еды Хоукмун вздохнул и улыбнулся:

— Говорят, сытная трапеза избавляет от всех тревог. Признаюсь, я только сейчас в этом убедился. Давненько я так не завтракал. Какое все-таки удовольствие — свежая оленина, да еще в лесу…

— У вас превосходное здоровье, Хоукмун, — сказал д'Аверк, не без ловкости разделавшись с огромной порцией мяса и брезгливо вытирая пальцы. — Мне бы ваш зверский аппетит.

— А мне — ваш, — засмеялся Хоукмун. — Того, что вы съели, мне хватило бы на неделю.

Д'Аверк с неодобрением поглядел на него.

Иссельда, положив на траву кость с остатками мяса, неожиданно спросила:

— Интересно, здесь есть поблизости город или село? Я охотно купила бы что-нибудь из одежды… — Девушку, чью наготу скрывал лишь плащ Хоукмуна, заметно пробирала дрожь.

— Мы раздобудем одежду, милая, хотя, боюсь, это будет непросто, — смущенно произнес Хоукмун. — Похоже, здесь полно гранбретанцев, и лучше бы нам не задерживаться, а прямиком ехать на юго-запад, в Камарг. Неподалеку отсюда — граница Карпатии. Быть может, там по пути мы заедем в какой-нибудь город.

— Боюсь, жители не придут в восторг, увидев нас на этой повозке, — заметил д'Аверк, ткнув большим пальцем в сторону колесницы. — Другое дело — если один из нас войдет в город пешком. Но где взять денег?

— У меня есть Красный Амулет, — сказал Хоукмун. — Его можно продать…

Д'Аверк сразу помрачнел:

— Глупец! Этот амулет — ваше спасение. И наше. Он не только защищает нас — без него нам не справиться с ягуарами. Сдается мне, вам не амулет ненавистен, а ответственность, которую он на вас налагает.

Хоукмун пожал плечами.

— Возможно. Наверное, я сказал глупость, но все равно, эта вещь мне не нравится. Видели бы вы, что она сделала с человеком, носившим ее тридцать лет!

— Друзья мои, о чем вы спорите? — вмешался Оладан. — Я знал, что рано или поздно нам понадобятся деньги, и пока в замке Безумного Бога вы рубили наших недругов, выковырял у покойников несколько глаз…

— Глаз? — изумленно переспросил Хоукмун, но успокоился, увидев в руке зверочеловека пригоршню драгоценных камней, которые недавно еще украшали тигриные маски.

— Очень предусмотрительно, — кивнул д'Аверк, — мы крайне нуждаемся в припасах, а леди Иссельда — еще и в одежде. Остается решить, кому идти за покупками, когда мы доберемся до Карпатии. На кого из нас горожане обратят меньше внимания?

— Разумеется, на вас, сэр Гьюлам, — усмехнулся Хоукмун. — Если, конечно, вы избавитесь от гранбретанских доспехов. Сейчас вы скажете, что у меня во лбу Черный Камень, а у Оладана — шерсть на лице… Но не забывайте, что вы — мой пленник.

— Вот как? Вы меня огорчаете, герцог Дориан. Я-то думал, мы — союзники, сражающиеся с общим врагом, связанные пролитой в бою кровью, спасшие друг другу жизнь…

— Что-то не припоминаю, чтобы вы меня спасали.

— Непосредственно от гибели не спасал, но все-таки…

— Я не расположен отпускать вас на свободу с пригоршней драгоценностей, — продолжал Хоукмун, придав голосу суровость. — И вообще, сегодня я очень недоверчив.

— Герцог Дориан, я готов поклясться своей честью. — Взгляд француза стал твердым, хотя тон оставался беспечным.

— Он — с нами, и не раз доказал это в бою, — вполголоса произнес Оладан.

Хоукмун вздохнул:

— Ладно, д'Аверк. Будь по-вашему — доберемся до Карпатии, пойдете в город.

Д'Аверк закашлялся:

— Проклятый воздух! Он сведет меня в могилу!

Они поехали дальше. Шипастые кошки бежали вполсилы, но все же быстрее любого скакуна. В полдень колесница выехала из леса, а к вечеру впереди показались Карпаты. Внезапно Иссельда заметила на севере крошечные фигурки приближающихся всадников.

— Они увидели нас, — сказал Оладан, — и, похоже, мчатся наперерез.

Хоукмун схватил кнут.

— Быстрее! — крикнул он зверям. Гигантские кошки понеслись вприпрыжку.

Чуть позже д'Аверк закричал, перекрывая грохот колес:

— Никаких сомнений — это конница Империи Мрака! Похоже, Орден Моржа!

— Видать, король-император всерьез взялся за Укранию, — заметил Хоукмун. — Готовится вторжение — иначе зачем здесь столько гранбретанских банд? Это означает, что все земли к западу и югу уже покорены.

— Кроме Камарга, надеюсь, — сказала Иссельда. Колесница неслась по степи. Всадники, мчавшиеся наперерез, быстро приближались. При мысли, что Моржи не сомневаются в своей победе, Хоукмун мрачно улыбнулся.

— Оладан, готовь лук, — сказал он. — Есть возможность поупражняться в стрельбе.

Как только воины в уродливых масках из черного дерева и слоновой кости приблизились на выстрел, Оладан выпустил стрелу. Первый всадник упал. В колесницу полетело несколько дротиков, но ни один не достиг цели.

Потеряв троих, Моржи отстали, и кошки потащили колесницу к ближайшему отрогу Карпат.

Через два часа стемнело, и седоки решили остановиться на ночлег.

Спустя три дня они с тоской рассматривали склон горы. Два дня из этих трех были потрачены на тщетные поиски пути для колесницы, и теперь ничего не оставалось, как оставить ее и дальше идти пешком.

Если всадники-Моржи преследовали их, то сейчас они должны были находиться совсем близко. Они наверняка узнали Хоукмуна, приговоренного королем-императором к смерти, и стремились во что бы то ни стало настичь его.

Спотыкаясь и оступаясь, Хоукмун и его спутники карабкались, оставив позади колесницу и выпряженных зверей.

Приближаясь к огибающему гору карнизу, по которому, похоже, можно было спускаться без особого риска, Хоукмун услышал за спиной лязг оружия и конский топот. Обернувшись, он увидел внизу несколько всадников из тех, что преследовали колесницу на равнине.

— На таком расстоянии они без труда перебьют нас дротиками, — мрачно произнес д'Аверк. — И укрыться негде.

— У нас тоже есть для них кое-что, — улыбнулся Хоукмун и закричал: — Звери! Ату! Убейте их, мои кошечки! Повинуйтесь воле Амулета!

Взгляды ягуаров-мутантов устремились на гранбретанских воинов, которые с торжествующими воплями приближались к своим врагам, не замечая шипастых хищников.

В тот момент, когда предводитель Моржей поднял дротик, звери прыгнули.

Иссельда шла вперед, не оборачиваясь на крики ужаса и боли. Вскоре шум стих, но над горами долго разносилось эхо звериного рыка, от которого в жилах у людей стыла кровь. Ягуары пировали, терзая тела своих жертв.

На другой день путники перевалили через хребет и спустились в зеленую долину. Перед ними как на ладони лежал мирный городок с красными черепичными крышами.

Полюбовавшись на городок, д'Аверк протянул руку.

— Камешки, друг мой Оладан. Надо идти. Клянусь Рунным Посохом, в рубашке и бриджах я себя чувствую почти голым.

Он забрал у горца камни, подбросил их на ладони, подмигнул Хоукмуну и пошел вниз по склону.

Его товарищи лежали в траве и смотрели, как он, насвистывая, идет к городу. Затем д'Аверк исчез среди домов.

Прошло четыре часа. Поймав негодующий взгляд Хоукмуна, Оладан поджал губы и потупился.

А затем вновь появился д'Аверк, но он был не один. Встревоженный, Хоукмун не сразу сообразил, что воины, сопровождавшие его, — из грозного Ордена Волка, прежде подчинявшиеся барону Мелиадусу. Неужели они узнали д'Аверка и захватили его? Нет! Совсем напротив — д'Аверк, похоже, в самых дружеских отношениях с Волками. Махнув солдатам рукой, он повернулся на каблуках и направился к укрытию, где лежали Хоукмун и Оладан.

Хоукмун с удивлением смотрел, как воины в волчьих масках возвращаются в городок.

— Вот пройдоха! — ухмыльнулся Оладан. — Наверное, убедил их, что он — невинный путешественник. Похоже, здесь гранбретанцы пока еще ведут себя прилично.

Приблизившись, д'Аверк сбросил с плеча большой узел. В нем оказались несколько рубашек и бриджей, а также изрядный запас еды: сыр, хлеб, колбаса, отварное мясо и тому подобное. Потом он выгреб из кармана и вернул Оладану большую часть камней.

— Все это стоило недорого, — пояснил француз и нахмурился. — Герцог Дориан, в чем дело? Вы чем-то недовольны? К сожалению, я не достал платья для леди Иссельды, но бриджи и рубашка должны ей подойти.

— Мне не нравится, что с вами шли гранбретанцы, — Хоукмун ткнул большим пальцем в сторону городка. — Похоже, вы с ними подружились.

— Признаюсь, я изрядно струхнул, повстречав их, — сказал д'Аверк. — Но они, судя по всему, здесь не зверствуют. Видимо, у них задача соблазнить карпатский народ прелестями своего режима. Наверное, у короля Карпатии сейчас гостит какой-нибудь гранбретанский вельможа. Обычная тактика: сначала золото, а уж потом — сила. Они меня допросили, но без пристрастия. От них я узнал, что сейчас идет война в Шекии и эта страна почти покорена — осталось взять один-два крупных города.

— Надеюсь, о нас вы не упомянули? — спросил Хоукмун.

— Ну что вы!

Хоукмун слегка успокоился.

— Смотрите — четыре плаща с капюшонами, под которыми никто не разглядит наших лиц, — сказал д'Аверк, расправляя один из плащей. — Здесь многие ходят в такой одежде. Я выяснил, что ближайший большой город — на юге, до него всего день пути. Там можно купить коней. Если мы сейчас выйдем, то до утра успеем добраться. Как вам моя идея?

Хоукмун медленно кивнул:

— Разумно. Кони нам нужны.

Город назывался Цорванеми и славился конской ярмаркой. На окраине располагались загоны, где можно было выбрать коня на любой вкус — от породистого скакуна до тяжеловоза.

Но к тому времени, как четверо путников пришли в город, торги закончились, и они остановились в таверне неподалеку от загонов, чтобы поужинать, переночевать и утром приобрести все необходимое. Добираясь до таверны, они то и дело встречали на улицах воинов Империи Мрака, но на четверых монахов те не обращали внимания. И неудивительно — в городе находились делегации нескольких монастырей.

В таверне путники заказали вина и еды и склонились над картой, купленной по случаю, выбирая кратчайший путь в Южную Францию.

Внезапно дверь распахнулась, и в помещение ворвался холодный ночной ветер. Сквозь шум голосов и хохот герцог Кельнский услышал хриплый возглас: «Эй, хозяин!» И сразу насторожился. Один из вошедших велел хозяину таверны принести вина и дал понять, что женщины тоже не помешают.

Хоукмун оторвал глаза от карты. У входа стояли Вепри — воины ордена, к которому раньше принадлежал д'Аверк. Коренастые, в огромных шлемах с клыкастыми масками, закованные в броню, они казались в темноте самыми настоящими кабанами, научившимися ходить на задних лапах и говорить человеческим голосом.

Нервно кашлянув, хозяин таверны спросил, какое вино они предпочитают.

— Хмельное и крепкое! И чтобы вволю! То же самое относится и к девкам. Надеюсь, девки у вас ядреней, чем кобылы? Пошевеливайся, любезный! Мы целый день трудились не покладая рук, покупали коней, способствуя процветанию твоего города. Окажи и ты нам услугу.

По-видимому, кони, которых приобретали Вепри, предназначались для армии, покоряющей соседнюю Шекию.

Украдкой натянув капюшоны, Хоукмун, Оладан, д'Аверк и Иссельда молча прихлебывали вино.

В таверне прислуживали три женщины и трое мужчин, в том числе сам хозяин. Когда одна из служанок проходила мимо предводителя Вепрей, тот схватил ее и прижал кабанье рыло к ее щеке.

— А ну-ка, малютка, чмокни старого хряка!

Девушка вскрикнула и попыталась высвободиться, но не тут-то было.

— Пошли со мной! — проревел Вепрь. — У меня брачный сезон!

— О, нет! Отпустите меня, пожалуйста! — взмолилась девушка. — У меня свадьба через неделю.

— Свадьба? — Воин расхохотался. — Так я тебя кое-чему научу, а ты потом мужа научишь.

Девушка завизжала, вырываясь. Кругом все молчали.

— Пойдем, — хрипло повторил воин. — Ну, не ломайся, детка…

— Ни за что! — девушка зарыдала. — До свадьбы — ни за что!

— Вот незадача! — усмехнулся воин в кабаньей маске. — Ладно, я сам на тебе женюсь, коль уж тебе так охота замуж, — резко обернувшись к четырем путешественникам, сидящим в тени на скамье, он прорычал: — Эй, монахи! Пусть кто-нибудь из вас обвенчает меня с этой красоткой!

Прежде чем Хоукмун и его товарищи успели вмешаться, он подошел, схватил за плечо сидевшую с краю Иссельду и заставил ее подняться. — Обвенчай нас, монах, не то… Да какой же ты монах, клянусь Рунным Посохом?!

С головы Иссельды упал капюшон. Прекрасные волосы рассыпались по плечам.

Хоукмун поднялся со скамьи. Положение было безвыходным, оставалось только драться. Рядом встали Оладан и д'Аверк.

Они одновременно выхватили спрятанные под плащами мечи. И одновременно бросились на воинов, крича женщинам: «Бегите!»

Пьяные солдаты не ожидали нападения, и это было единственным преимуществом лжемонахов. Скользнув между нагрудником и латным воротником, меч Хоукмуна убил предводителя Вепрей прежде, чем тот успел схватиться за оружие. Другому воину Оладан рассек коленные сухожилия, рубанув по незащищенным ногам. Третьему д'Аверк отрубил руку, не защищенную латной рукавицей.

Нижний зал превратился в поле боя. Постояльцы разбежались — кто выскочил в дверь, кто поднялся по лестнице на галерею и оттуда следил за схваткой.

Оладан, не любивший фехтовать в тесном помещении, подобрался к здоровяку-Вепрю сзади и запрыгнул ему на спину. Солдат вертелся, безуспешно пытаясь сбросить маленького горца, а тот норовил воткнуть кинжал в глазное отверстие маски.

Д'Аверку пришлось сражаться с достаточно искусным фехтовальщиком, загнавшим француза на лестницу. На Хоукмуна наседал верзила с топором, а герцогу никак не удавалось избавиться от плаща, сковывавшего движения. Хоукмун едва успевал уворачиваться от тяжелого лезвия, крушившего перила лестницы и столы.

Пытаясь отскочить, он наступил на полу плаща и упал. Воин зарычал и замахнулся для последнего удара; Хоукмун едва успел откатиться, и лезвие топора разрубило край плаща и застряло в полу. Пока Вепрь выдергивал топор, герцог Кельнский вскочил на ноги и что было сил ударил солдата по затылку. Оглушенный, тот упал на колени. Пинком откинув маску с красного, искаженного бешенством лица, Хоукмун всадил меч в разинутый рот; хлынула струя крови. Герцог выдернул меч, и маска с лязгом опустилась.

Он оглянулся. Рядом боролся со своим противником Оладан. Схватив горца за руку, воин почти стащил его с себя.

Сжимая обеими руками рукоять меча, Хоукмун подскочил к Вепрю и ударил его в живот. Клинок пронзил доспех, кожаный колет и плоть. Истошно завопив, воин упал на пол.

Затем Хоукмун и Оладан напали сзади на противника д'Аверка и рубили Вепря, пока тот на растянулся на полу.

После этого им осталось прикончить однорукого, который лежал, привалясь спиной к скамье, и с плачем приставлял к культе отрубленную кисть.

Тяжело дыша, Хоукмун обвел таверну взглядом.

— Неплохо поработали, святые отцы, — заметил он.

— А не сменить ли нам наше обличье на более полезное? — задумчиво произнес д'Аверк.

Хоукмун обернулся к нему:

— О чем это вы?

— Здесь достаточно доспехов на четверых, тем более, что у меня есть свои. Кроме того, я знаю тайный язык Ордена Вепря. Мы можем путешествовать под видом своих заклятых врагов — воинов Империи Мрака. Помните, мы искали способ пробраться через враждебные земли? Вот он, этот способ.

Поразмыслив, Хоукмун вынужден был признать, что предложение д'Аверка — дельное.

— Ладно, — согласился он. — Пожалуй, вы правы. Если мы сможем ехать, не опасаясь гранбретанцев, то доберемся до Камарга довольно скоро.

— Можно не опасаться, что хозяин таверны или кто-нибудь из посетителей проболтается о драке. Гранбретанцы их не пощадят, если узнают, что горожане не помешали нам убить шестерых солдат.

Потирая ушибленную руку, Оладан смотрел, как его товарищи снимают с трупов доспехи.

— А жаль, — заключил он. — Такому подвигу не грех войти в историю.

Глава 8 ЛАГЕРЬ ГРАНБРЕТАНЦЕВ

— Во имя всех горных великанов, да я и мили в этой кастрюле не проеду, — воскликнул Оладан, тщетно пытаясь приладить уродливый шлем. Вместе с друзьями они примеряли трофейные доспехи в свободной комнате на втором этаже таверны.

Хоукмуна этот маскарад тоже не приводил в восторг. Мало того, что доспехи оказались ему велики, в них было крайне неудобно. Даже хуже, чем в одеянии Волка, которым в свое время снабдил его барон Мелиадус. Броня Вепрей оказалась невероятно тяжелой, так что оставалось лишь пожалеть несчастную Иссельду. Один лишь д'Аверк с радостью воспринял это переодевание, ибо сей наряд был ему вполне привычен, и теперь он с удовольствием поглядывал на своих товарищей.

— Ничего удивительного, что вы жалуетесь на здоровье, — сказал Хоукмун. — У меня сильное искушение отказаться от вашей затеи.

— Ничего, вы быстро привыкнете, — заверил д'Аверк. — В доспехах немного тесно и душно, но вскоре вам не захочется с ними расставаться. Без них вы будете чувствовать себя нагим.

— Уж лучше нагим, — возразил Оладан, стащив, наконец, шлем и швырнув его на пол.

Д'Аверк погрозил ему пальцем:

— Поосторожнее! Ему и так досталось. Оладан зло пнул шлем ногой.

Спустя сутки они ехали по Шекии. Все говорило о том, что Империя Мрака уже завоевала эту провинцию: обезлюдевшие и разрушенные деревни и города, вдоль дорог — кресты с распятыми на них мертвецами, темное от стервятников небо и черная от трупов земля. Светла была лишь ночь — от пламени пожаров, охвативших города, села, фермы и виллы. А по разоренной земле, завывая, словно демоны из преисподней, носились черные всадники с мечами и факеелами в руках.

Уцелевшие жители прятались, а те, кого маленький отряд Хоукмуна встречал на своем пути, бросались наутек. Четверо всадников во весь опор скакали по охваченной ужасом земле, боясь, что несчастные шеки примут их за грабителей и убийц. Но ни друг, ни враг не догадывались, кто они на самом деле, потому что воинов в звериных масках кругом было немало.

Наступило утро, затянутое черным дымом, согретое пожарами — утро покрытых пеплом полей и вытоптанных посевов, обычное утро страны, раздавленной железным каблуком Гранбретании.

По разбухшей от дождя дороге навстречу четверым спутникам ехали на крепких черных скакунах всадники в темных холщовых плащах с капюшонами. Они сутулились, словно несколько дней не покидали седла.

Когда они приблизились, Хоукмун прошептал:

— Наверняка, это гранбретанцы. Похоже, мы их заинтересовали…

Предводитель темных всадников откинул капюшон, под которым оказалась огромная кабанья маска, более причудливая, чем у д'Аверка. Он натянул поводья, и его солдаты тоже остановили коней.

— Молчите! — шепотом приказал д'Аверк спутникам. — Говорить буду я.

Внезапно предводитель хрюкнул и зафыркал. Хоукмун догадался, что это и есть тайный язык Ордена Вепря. Такие же странные звуки посыпались и из уст д'Аверка.

Разговор длился несколько минут. Француз махал рукой назад, Вепрь дергал головой, указывая рылом в другом направлении. Потом пришпорил коня, и гранбретанцы проехали мимо четверых всадников и понеслись дальше.

— Что ему было нужно? — спросил Хоукмун.

— Спрашивал, не видели ли мы по пути какого-нибудь скота. Это фуражиры, ищут провиант для лагеря.

— Какого лагеря? Где?

— Он говорит, милях в четырех впереди — большой лагерь. Гранбретанцы готовятся к штурму последнего непокоренного города — Брадислы. Я знаю этот город, там замечательная архитектура.

— Значит, мы недалеко от Остерлянда, — сказала Иссельда. — За Остерляндом — Италия, а за ней — Прованс…

— Правильно, — кивнул д'Аверк. — Вы весьма сильны в географии. Но до Камарга, увы, еще далеко, и мы должны преодолеть самую опасную часть пути.

— Что будем делать? — спросил Оладан. — Обогнем лагерь или попытаемся проехать через него?

— Лагерь огромен, и лучше всего было бы проехать напрямик, да еще заночевать там и разведать планы гранбретанцев, — сказал д'Аверк. — Выяснить, известно ли им, что мы путешествуем в этих краях.

Из-под шлема раздался приглушенный голос Хоукмуна:

— Я не уверен, что это не опасно. Но рискнуть, пожалуй, стоит.

— А нам не придется снимать маски, Дориан? — спросила Иссельда.

— Не бойтесь, — усмехнулся д'Аверк. — Многие гранбретанцы даже спят в масках. Их и под страхом смерти не заставишь открыть лицо.

Лагерь оказался намного больше, чем они ожидали. В отдалении высились стены Брадислы; отчетливо виднелись шпили и фасады зданий.

— Какая красота! — вздохнул д'Аверк. — Ужасно жаль, что завтра город погибнет. Надо быть безумцами, чтобы сопротивляться такой армии.

— Неужели для взятия этого города нужно столько войск? — удивился Оладан.

— Империи Мрака требуется быстрая победа, — объяснил Хоукмун. — Я встречал и большие армии. Не думаю, что этот лагерь охраняется надежно — он слишком велик. Надеюсь, если мы поставим здесь палатку, то ни у кого не вызовем подозрений.

Повсюду стояли палатки, шатры и даже лачуги; на кострах готовилась всевозможная снедь; в загонах паслись кони, буйволы и мулы. Под присмотром саперов Ордена Муравья рабы волокли по грязи огромные стенобитные машины. На вонзенных в землю древках развевались знамена и значки, отмечая расположение того или иного ордена. У костров кого только не было: Волки, Кроты, Осы, Вороны, Хорьки, Крысы, Лисы, Вепри, Мухи, Собаки, Барсуки, Козлы, Росомахи, Выдры и даже несколько Богомолов — отборных гвардейцев, чьим магистром был сам король-император.

Хоукмун узнал знамя Адаза Промпа, толстого магистра Ордена Собаки; пестрый флаг Вреналя Фарно, барона Гранбретании и магистра Ордена Крысы; длинный штандарт Шенегара Тротта, графа Суссекского.

Хоукмун понял, что Шекия завоевана почти целиком, — вот почему под Брадислой собралось столько солдат и знаменитых полководцев: почти вся армия Империи Мрака. Он увидел Шенегара Тротта, которого несли в паланкине к его шатру. Наряд графа Суссекского был расшит золотом и драгоценностями; его маска из белого серебра казалась пародией на человеческое лицо.

Шенегар Тротт выглядел изнеженным аристократом, но Хоукмун видел его в сражении у брода Вайзна на Рейне, когда граф под водой проскакал по дну реки до вражеского берега. Вельможи Империи Мрака оставались для герцога Кельнского загадкой. Они казались ленивыми и изнеженными, но при этом были смелы, как звери, с которыми себя отождествляли, а зачастую и смелее, и свирепее этих зверей. Однажды Шенегар Тротт отрубил руку у кричащего младенца и обглодал ее на глазах у несчастной матери ребенка.

— Ну что ж, — вздохнул Хоукмун. — Поедем напрямик через лагерь. На том конце заночуем, а утром попробуем выбраться.

Они медленно ехали по лагерю. Время от времени д'Аверк отвечал на приветствие какого-нибудь Вепря. На противоположном краю лагеря они спешились и достали походное снаряжение воинов, убитых ими в таверне.

Стоя в стороне, д'Аверк смотрел, как его товарищи готовят ночлег.

— Иначе нельзя, — объяснил он. — Военачальнику моего ранга не пристало трудиться наравне с подчиненными.

Несколько оружейников из Ордена Барсука подкатили к ним тележки, нагруженные запасными топорищами, эфесами, наконечниками для стрел и копий. Был там и точильный станок.

— Не нужна ли вам наша помощь, братья Вепри? — спросил один из них.

Хоукмун смело вытащил из ножен затупившийся меч:

— Надо его наточить.

— А я потерял лук и колчан со стрелами, — сказал Оладан, заметив на тележке связку луков.

— А ваш собрат? — спросил солдат в барсучьей маске, показывая пальцем на Иссельду. — У него и вовсе нет меча.

— Так дай ему меч, болван! — рявкнул д'Аверк, и Барсук торопливо подчинился.

Когда они оказались полностью вооружены, Хоукмун почувствовал, что к нему возвращается уверенность. Он был доволен своим хладнокровием, но Иссельда приуныла.

— Еще немного железа, и я свалюсь с ног, — пожаловалась она, ощупывая тяжелый меч, который ей пришлось пристегнуть к поясу.

— Забирайся в палатку, — посоветовал Хоукмун. — Там можно без опаски снять оружие и часть доспехов.

Д'Аверк печально смотрел, как Оладан и Хоукмун разводят костер.

— Чем вы так расстроены? — спросил Хоукмун, взглянув на него сквозь щели в маске. — Садитесь, скоро будем ужинать.

— Что-то мне не по себе, — пробормотал француз. — Я всегда чувствую опасность…

— Почему? Думаете, Барсуки заподозрили неладное?

— Нет… — Д'Аверк окинул взглядом лагерь. Сгущались сумерки, и воины укладывались спать. На городских стенах рядами стояли войска, готовые сразиться с армией, которой никто, кроме народа Камарга, еще не смог дать отпор.

— Нет, — повторил д'Аверк, — но мне стало бы гораздо легче, если бы…

— Если бы что?

— Если бы вы позволили мне побродить по лагерю и послушать, что говорят солдаты…

— Думаете, это разумно? А если к нам подойдут воины Ордена Вепря? Как мы с ними объяснимся?

— Я не задержусь. А вы, как закончите стряпать, укройтесь в палатке.

Он повернулся и пошел прочь. Хоукмун хотел было остановить его, но побоялся привлечь к себе внимание. Он проводил француза настороженным взглядом.

Внезапно у него за спиной раздался голос:

— Какая роскошная колбаса у вас, братья! Хоукмун повернулся и увидел Волка.

— Да, брат, — откликнулся Оладан. — Угощайся.

Он отрезал кусок колбасы и протянул солдату. Тот поднял маску и сразу опустил, сунув колбасу в рот.

— Спасибо, брат, — прожевав, сказал он. — А то у меня несколько дней крошки во рту не было. Командир наш — зверь, гнал нас от самого Прованса, как проклятых французов.

— От Прованса? — невольно переспросил Хоукмун.

— Ага. Бывали там?

— Случалось раза два. Камарг уже наш?

— Почитай, что взяли. Командир говорит, он и двух недель не продержится. Его ведь некому защищать — офицеров не осталось, да и провиант на исходе. Хоть они и убили миллион наших своим чудо-оружием, теперь им крышка…

— А что слышно об их вожде, графе Брассе?

— Говорят, помер или вот-вот помрет. А войска охвачены паникой. Когда мы туда вернемся, наверное, все уже будет кончено. Хорошо бы, верно? Знали бы вы, сколько месяцев я там проторчал… С самого начала этой распроклятой кампании. Ну, спасибо за колбасу, братья. Хорошей вам завтра драки!

Волк побрел прочь и вскоре исчез в сумраке, испещренном тысячами костров. Хоукмун вздохнул и забрался в палатку.

— Ты слышала? — спросил он Иссельду.

— Да. — Девушка сняла шлем и наколенники и теперь расчесывала волосы.

— Я верю, что отец жив.

Даже темнота не помешала Хоукмуну увидеть слезы на ее глазах. Он обнял ее и сказал:

— Не бойся, Иссельда. Еще несколько дней, и мы будем с ним рядом…

— Если он доживет…

— Он ждет нас. Он доживет.

Спустя некоторое время Хоукмун вышел из палатки. Оладан сидел у гаснущего костра, положив руки на колени.

— Д'Аверк что-то задерживается, — сказал горец.

— Да… — рассеянно произнес Хоукмун, глядя на городские стены. — Не попал ли он в беду?

— Больше похоже на бегство… — Оладан умолк, увидев несколько фигур, появившихся из темноты.

Это были Вепри. Хоукмун похолодел.

— Быстро в палатку! — приказал он, но было поздно — к нему обратился один из воинов. Ничего не разобрав в его ворчании и хрюканье, но приняв эти звуки за приветствие, Хоукмун кивнул и поднял руку. Голос воина зазвучал настойчивее. Хоукмун повернулся и шагнул к палатке, но его остановила сильная рука.

Вепрь снова что-то произнес. Хоукмун кашлянул, показывая на свое горло.

— Брат, я спросил, не выпьешь ли ты с нами вина. А ну, подними маску!

Хоукмун знал, что ни один гранбретанец не вправе требовать этого от брата по ордену — если только не заподозрил в нем чужого. Отступив на шаг, он выхватил меч.

— Извини, брат, я не стану с тобой пить. Но от драки не откажусь.

Оладан вскочил на ноги и встал рядом с мечом в руке.

— Кто ты такой? — прорычал Вепрь. — Почему на тебе чужой шлем? В чем дело?

Хоукмун откинул маску, и воины увидели бледное лицо с блестящим Черным Камнем во лбу.

— Я Хоукмун, — кратко ответил герцог и бросился на изумленных воинов. Хоукмун и Оладан лишили жизни пятерых воинов Империи Мрака, прежде чем на шум схватки сбежались другие. Галопом прискакали всадники. Слыша крики боли и возгласы изумления, Хоукмун поднимал и опускал меч, пока в его руку не вцепилась дюжина чужих рук. Несколько секунд он вырывался, затем его ударили по шее древком копья, и он упал лицом в грязь.

Оглушенного, его поставили на ноги и подтащили к высокому всаднику в латах, смотревшему на схватку издали. Маску Хоукмуна подняли, и всадник всмотрелся в его лицо.

— Какая приятная встреча! — произнес он звучным и вместе с тем зловещим голосом, и Хоукмун ушам своим не поверил, услышав его. — Герцог Кельнский собственной персоной. Выходит, не зря я отправился в такую даль, — добавил всадник, обращаясь к человеку, стоящему рядом с ним.

— Я очень рад, — отозвался тот. — Надеюсь, мне удастся оправдаться перед королем-императором.

Хоукмун вздрогнул и посмотрел на говорившего. На нем была маска д'Аверка!

— Ты все-таки предал нас! — произнес он заплетающимся языком. — Опять измена! Неужели в этом мире никому нельзя доверять?

Он рванулся, мечтая добраться до горла француза, но воины удержали его.

Д'Аверк рассмеялся:

— До чего же вы наивны, герцог Дориан…

— Остальных взяли? — спросил всадник. — Девчонку и коротышку?

— Да, ваше превосходительство, — ответил один из солдат.

— Приведите их ко мне. Я хочу посмотреть на них поближе. Сегодня у меня удачный день, — добавил он, поворачивая коня.

Глава 9 ПУТЬ НА ЮГ

Где-то вдалеке прогрохотал гром. Мимо гор мусора и грязи, мимо воинов, у которых злобно поблескивали глаза в прорезях масок, сквозь гомон голосов и суматоху лагеря, Хоукмуна, Оладану и Иссельду подвели к огромному, бьющемуся на ветру, стягу.

Почерневший небосклон расколол зигзаг молнии, и в этой вспышке Хоукмун узнал эмблему на знамени и не удержался от изумленного возгласа. Однако он ничего не успел сказать об этом Оладану с Иссельдой, ибо их втащили в огромный шатер, где в резном кресле восседал человек в маске Ордена Волка. На полотнище, что развевалось над его головой, была эмблема магистра ордена — одного из знатнейших вельмож Гранбретании, главнокомандующего армий Империи Мрака, правой руки короля Хеона — барона Кройденского, которого Хоукмун считал павшим от своей руки.

— Барон Мелиадус! — проворчал он. — Так вы не погибли под Хамаданом!

— Сожалею, но нет, Хоукмун, я не был убит, хотя вы нанесли мне серьезную рану. К счастью, мне удалось уйти живым с поля боя.

На губах Хоукмуна мелькнула улыбка:

— Мало кому из ваших это удалось. Мы ведь разбили вас в пух и прах.

Мелиадус повернул голову в изящной волчьей маске и сказал стоящему поблизости капитану:

— Принесите цепи для этих собак. Самые прочные и тяжелые. И никаких замков — только заклепки. На этот раз я должен твердо знать, что они не сбегут по пути в Гранбретанию.

Он встал, подошел к Хоукмуну и сквозь щели в маске впился взглядом в его лицо:

— А тебя часто вспоминали при дворе короля Хеона. Каких только казней мы не придумывали! Радуйся, изменник, — тебя ждут самые изысканные, изощренные пытки! Ты будешь умирать несколько лет, и ужасная боль ни на миг не покинет твоего разума, души и тела.

Он отошел и, протянув руку в латной рукавице, поднял за подбородок искаженное ненавистью лицо Иссельды. Девушка резко отвернулась.

— А что касается вас, дорогая, то я, помнится, предлагал вам стать моей супругой. На сей раз вы не дождетесь от меня такой чести. Я не стану вас упрашивать, но все равно буду вашим мужем, пока не потеряю к вам всякий интерес или вы не умрете от моих ласк. Он повернулся и окинул взглядом Оладана. — Ну а эта тварь, имеющая наглость ходить на двух ногах, скоро будет ползать и выть. Она у нас живо вспомнит, как должно себя вести животное…

— Еще бы — ведь у меня есть превосходный образец для подражания, — сказал Оладан и плюнул в волчью маску.

Барон круто повернулся, закутался в мантию и отошел к креслу.

— Скоро вы предстанете перед Тронной Сферой, — произнес он срывающимся голосом. — Я не убью вас — на несколько дней у меня хватит терпения. Завтра на рассвете мы отправимся в Гранбретанию. В пути сделаем небольшой крюк — я хочу, чтобы вы увидели падение Камарга. Между прочим, я провел там целый месяц, любуясь гибелью его защитников и падением башен. Теперь уже недолго ждать. Я приказал войскам отложить решающий штурм до моего возвращения. Думаю, вам приятно будет взглянуть на свою родину… вернее, на то, во что мы ее превратили, — он засмеялся, склонив голову набок. — А вот и цепи!

В павильон вошли воины Ордена Барсука, внеся массивные цепи, жаровню, молоты и заклепки.

Хоукмун, Иссельда и Оладан сопротивлялись, но вскоре тяжесть цепей увлекла их на пол. Затем Барсуки заклепали цепи раскаленным докрасна железом, и Хоукмун с тоской осознал, что ни одно человеческое существо не в силах разорвать такие оковы.

Когда кузнецы закончили работу, к пленникам подошел барон Мелиадус:

— Мы доберемся по суше до Камарга, а оттуда — до Бордо, где нас будет ждать корабль. К сожалению, я не могу вам предложить летающую машину. Почти все наши орнитоптеры сейчас над Камаргом — стирают его с лица земли.

Хоукмун закрыл глаза. Больше он никак не мог выразить свое презрение к врагу.

Утром узников бросили в открытый фургон. Их не кормили до тех пор, пока усиленно охраняемый караван во главе с бароном Мелиадусом не отправился в путь. Время от времени Хоукмун мельком видел своего заклятого врага, ехавшего впереди рядом с сэром Гьюламом д'Аверком.

Погода была по-прежнему пасмурная, гнетущая. На лицо Хоукмуну упало несколько крупных капель, забрызгав глаза. Но протереть их герцог не мог — мешали оковы.

Фургон покачивался и подпрыгивал на ухабах, а вдали, на фоне городских стен, маршировали войска Империи Мрака.

Хоукмуну казалось, что его предали все, кто только мог. Он доверился Рыцарю-в-Черном-и-Золотом — и лишился седельных сумок. Он поверил д'Аверку — и оказался в руках барона Мелиадуса. Герцог тяжело вздохнул, подумав, что и Оладан, возможно, способен предать его, чтобы спасти свою жизнь…

Он погрузился в едва ли не сладостную апатию, которую уже испытывал несколько месяцев назад, в Германии, когда был разбит и попал в плен к барону Мелиадусу. Мускулы его лица онемели, глаза потухли, мысли стали вялыми…

Иногда к нему обращалась Иссельда, но он отвечал односложно, не стараясь ее утешить — зная, что это все равно не удастся. Иногда Оладан пытался приободрить своих спутников, но и он в конце концов затих. Пленники проявляли признаки жизни только во время еды, когда им заталкивали в рот пищу.

Караван быстро приближался к Камаргу. Много месяцев Хоукмун, Оладан и Иссельда мечтали вернуться домой, но возвращение не принесло им радости. Хоукмун корил себя за невезение, за доверчивость, за то, что не сумел спасти Камарг.

Однажды, поравнявшись с фургоном, барон Мелиадус крикнул:

— Дня через два будем в Камарге. Мы только что пересекли границу Италии и Франции.

И он захохотал, пришпорив коня.

Глава 10 ПАДЕНИЕ КАМАРГА

— Посадите их повыше, я хочу, чтобы они все видели, — приказал барон Мелиадус взмокшим солдатам, которые возились с тремя закованными в цепи узниками. — Да, что-то они скверно выглядят, — добавил он, заглянув в повозку. — Мне казалось, они куда выносливее.

Сопровождавший его д'Аверк закашлялся.

— Как я погляжу, вам также нездоровится, сэр Гьюлам. Разве мой лекарь не изготовил снадобье по вашей просьбе?

— Изготовил, сударь, — жалобно отозвался француз. — Но что-то эта микстура мне не помогла.

— Поразительно, ведь травы, которых он туда намешал, вылечат кого угодно, — Мелиадус перевел взгляд на пленников. — Мы не случайно остановились на этом холме, герцог. Отсюда ваша страна видна как на ладони.

Дориан Хоукмун поднял голову и сощурился от лучей полуденного солнца. Перед ним до самого горизонта расстилалась болотистая равнина его любимой страны. Невдалеке высились мрачные сторожевые башни — в них находилось смертоносное оружие, тайну которого знал только граф Брасс. А пространство между башнями и холмом заполняла огромная черная толпа — тысячи и тысячи отборных воинов Империи Мрака, готовых ринуться в бой.

— О, нет! — всхлипнула Иссельда. — Их слишком много! Они сомнут наших солдат!

— Вы совершенно правы, моя дорогая, — усмехнулся барон Мелиадус.

Главнокомандующий и его свита остановились на склоне холма. Внизу, на равнине, стояла армия Гранбретании. Хоукмун видел конницу, пехоту, инженерные батальоны и огромные боевые машины, в том числе гигантскую огненную пушку.

Против Камарга были брошены все виды войск и вооружения. Здесь было много металла: медь и железо, бронза и сталь, золото и серебро, платина и свинец, а также прочные сплавы, способные выдержать выстрел огненного копья. В одном строю здесь стояли Стервятники и Лягушки, Кони и Кроты, Волки и Вепри, Олени и Кошки, Орлы и Вороны, Барсуки и Ласки. Сырой, теплый ветер трепал шелковые полотнища знамен двух десятков вельмож, съехавшихся сюда со всех концов Империи Мрака: желтые, фиолетовые, черные, красные, зеленые, синие и ярко-розовые. Сотни тысяч «глаз» — драгоценных камней на масках воинов — блестели на солнце.

— Вот такая у меня армия, — рассмеялся барон Мелиадус. — Помните тот день, когда граф Брасс отказался нам помочь? Если бы не его глупость, вы были бы сейчас победоносными союзниками Империи Мрака. Но вы предпочли сопротивляться, и за это будете наказаны. Вы думали, что чудо-оружия, башен и храбрости ваших солдат достаточно, чтобы устоять против Гранбретании? Нет, Дориан Хоукмун, не достаточно. Сейчас ты увидишь, как эта армия, набранная и обученная мною, отомстит Камаргу за все. Сейчас ты убедишься, что твой народ совершил непростительную глупость, — он запрокинул голову и захохотал. — Трепещи, Хоукмун! И ты, Ис-сельда, трепещи, как трепещут ваши друзья, знающие, что еще до заката башни рухнут, а от Камарга останутся только пепел и грязь. Если понадобится, я положу здесь всю армию, но уничтожу эту страну!

И Хоукмун с Иссельдой затрепетали — но не от страха, а от горя. На этот раз у безумного барона была возможность выполнить свою угрозу.

— Граф Брасс мертв, — сказал барон, поворачивая коня. — А теперь умрет Камарг, — он махнул рукой своим всадникам, охранявшим фургон. — Везите их поближе к полю боя. Пусть увидят, как мы потрошим их друзей.

Фургон понесся по склону холма, подпрыгивая на ухабах. Потемневшими от горя глазами пленники смотрели на равнину. Д'Аверк скакал рядом.

— Барон прав: его аптекарь — настоящий волшебник, — сказал он вдруг, покашливая. — Мне его лекарство, правда, не помогло, но надеюсь, солдатам поможет.

Произнеся эти загадочные слова, он пустил коня галопом и обогнал фургон.

По плотным рядам наступающих войск из башен били необыкновенные лучи. Там, где только что шагали воины, оставались лишь борозды взрытой, дымящейся земли. Хоукмун видел боевые порядки камаргцев — редкую цепочку усталых гвардейцев с огнеметами за плечами, верхом на рогатых конях; за ними — ополчение из горожан и крестьян, вооруженных топорами и мечами. Но ни графа Брасса, ни фон Виллаха, ни философа Ноблио среди них он не заметил. В свой последний бой камаргцы шли без предводителей.

До герцога Кельнского донесся боевой клич камаргцев, рев и вой их врагов, треск пушечных выстрелов, лязг и скрежет разрываемого, разрубаемого металла; Хоукмун вдыхал запах людей и животных.

Потом стена огня преградила путь черным полчищам, над которыми летели алые фламинго с наездниками, стреляющими из огненных копий в орнитоптеры.

Словно холодная чужая рука сдавила сердце Хоукмуна. Он рванулся, пытаясь сбросить цепи, мечтая отбить у врагов меч и коня, добраться до армии Камарга и повести ее за собой. Камаргцев осталась лишь горстка, у них не было вождя, но они продолжали сражаться с ордами Империи Мрака. А Хоукмун мог лишь в бессильной злобе звенеть цепями и проклинать своих врагов.

Наступил вечер, а битва была в самом разгаре. На глазах у Хоук-муна в огромную старинную башню разом вонзились тысячи огненных лучей, и, дрогнув, она покачнулась и через мгновение превратилась в груду камней. Ее крушение гранбретанцы встретили торжествующим ревом.

Ночную тьму пронзали миллионы огненных стрел; воздух был настолько разогрет, что лица пленников в фургоне покрылись потом. Вокруг них, оживленно переговариваясь и смеясь, сидели часовые-Волки. Они не сомневались в своей победе. Пользуясь тем, что их магистр умчался на коне в самую гущу наступающих войск, они достали бурдюк и, не поднимая масок, потягивали вино через соломинки. Постепенно болтовня и смех утихли, и Хоукмун понял, что часовые спят.

— Волки — опытные вояки, странно, что они уснули все разом, — сказал ему Оладан. — Наверное, они уверены, что мы не убежим.

— Ну и что с того? — спросил Хоукмун, вздохнув. — Нам не избавиться от этих проклятых цепей.

— Что такое? — Послышался голос д'Аверка. — Неужели Хоукмун утратил свой оптимизм? Не могу в это поверить.

— Убирайтесь, — проворчал Хоукмун. — Ступайте лизать сапоги своему господину.

— А я вам кое-что принес, — как ни в чем не бывало продолжал д'Аверк. — Может, пригодится? — На его протянутой ладони лежал какой-то длинный предмет. — Между прочим, это мое лекарство усыпило часовых.

Хоукмун сощурился:

— Что там у вас?

— Одна редкая вещица, которую я нашел на поле боя. По-видимому, она принадлежала крупному военачальнику. Это своего рода огнемет, хотя и небольшой. Как видите, его можно поднять одной рукой.

— Я слышал о таких копьях, — кивнул Хоукмун. — Но какой нам от него прок? Разве не видите, сколько на нас цепей?

— Разумеется, я обратил на это внимание. Но если вы все-таки готовы рискнуть, я попытаюсь вас освободить.

— Новая ловушка? — поинтересовался Хоукмун. — Вы ее с Мелиадусом придумали?

— Хоукмун, вы меня оскорбляете. Что заставляет вас так думать?

— Вы предали нас. Выдали Мелиадусу. Видимо, вы заранее подстроили ловушку, еще в карпатском городишке, когда повстречали там Волков. Через них вы передали весть своему хозяину, а сами повели нас в лагерь, зная, что там с нами легко справиться.

— Вы рассуждаете логично, — согласился д'Аверк, — но можно допустить и такое: Волки узнали меня и поехали за нами следом, а их гонец нас опередил. В лагере я услышал от солдат, что Мелиадус вот-вот схватит вас, и решил опередить события, сказав Мелиадусу, что я заманил вас в ловушку. Ведь это позволило одному из нас остаться на свободе. Что вы на это скажете?

— Скажу, что врать вы мастер.

— Не стану с вами спорить. Времени у нас мало, так что разрешите, я попытаюсь снять с вас цепи, не причинив вам вреда. Или вы предпочитаете остаться здесь, чтобы понаблюдать за ходом сражения?

— Снимите с меня эти проклятые кандалы, — разрешил Хоукмун. — Чтобы я мог придушить вас, если вы лжете.

Направив огнемет под углом к скованным рукам Хоукмуна, д'Аверк нажал кнопку на рукоятке. Из ствола ударил тонкий луч. Почувствовав острую боль, Хоукмун сжал зубы, но боль становилась все нестерпимее, и он чуть было не застонал. Наконец одно из звеньев со звоном отскочило и упало на дно фургона, и боль сразу отпустила. Правая рука была свободна. Он вытер пот со лба и едва не вскрикнул, задев ожог.

— Быстрее, — шепнул д'Аверк. — Оттяните рукой эту цепь. Теперь будет легче.

Сбросив цепи, Хоукмун помог д'Аверку освободить Иссельду и Оладана. Заканчивая работу, д'Аверк заметно нервничал.

— Здесь неподалеку ваши мечи и кони, а также новые маски, — сказал он. — Ступайте за мной. Поторопитесь — с минуты на минуту вернется барон Мелиадус.

В темноте они пробрались к своим коням, надели шлемы, пристегнули к поясу мечи и уселись в седла.

Внезапно послышался конский топот — по дороге на холм поднимались несколько десятков всадников. Затем раздались возгласы изумления и яростный рев — Мелиадус и его свита узнали о бегстве пленников.

— Поехали! — прошипел д'Аверк. — В Камарг! Кони бешеным галопом понесли их туда, где шел бой.

— Дорогу! — кричал д'Аверк. — Дорогу резервному отряду! Солдаты разбегались по сторонам, осыпая проклятиями четырех всадников, несущихся по лагерю во весь опор.

— Дорогу! Пропустите герольдов командующего! — повернув голову к Хоукмуну, он пояснил: — Неинтересно повторять одно и то же, — пришпорив коня, снова заорал во весь голос: — В лагере чума! Пропустите лекарей!

Позади стучали копыта и вопили всадники. Впереди шел бой, но уже не такой яростный, как прежде.

— Дорогу! — ревел д'Аверк. — Дорогу барону Мелиадусу!

Кони перепрыгивали через головы людей, огибали боевые машины, неслись под огнем к башням Камарга. Вскоре беглецы достигли поля боя и поскакали вперед по трупам, оставив позади главные силы гранбретанцев.

— Поднимите маски! — крикнул д'Аверк. — Если камаргцы не узнают Хоукмуна или Иссельду, они изжарят нас заживо…

В этот миг из темноты ударил огнемет. Его луч едва не задел д'Аверка. Следующий луч попал в отряд Мелиадуса. Хоукмун судорожно дергал ремешки шлема. Стащив, наконец, шлем с головы, он швырнул его на дорогу.

— Стойте! — кричал им вслед Мелиадус. — Вас убьют свои же! Стойте, глупцы!

Впереди засверкали вспышки: навстречу всадникам, разгоняя мрак, потянулось множество огненных лучей. Д'Аверк опустил голову к лошадиной шее, Иссельда и Оладан тоже пригнулись, но Хоукмун выхватил меч и, размахивая им, закричал:

— Воины Камарга! Это я, Хоукмун! Я вернулся!

В них по-прежнему стреляли, но башни были уже близко. Д'Аверк выпрямился в седле.

— Камаргцы! С нами Хоукмун, он…

В этот миг по нему хлестнуло пламенем. Вскрикнув, француз покачнулся и упал бы, не подхвати его Хоукмун. Доспехи д'Аверка были раскалены докрасна, а кое-где даже расплавились, но француз был еще жив. С губ, мгновенно покрывшихся волдырями, сорвался тихий смех:

— Как все-таки с моей стороны неосторожно было, герцог, связать с вами судьбу…

Оладан и Иссельда остановились и обернулись; напуганные кони гарцевали под ними. Барон Мелиадус и его свита быстро приближались.

— Оладан, возьми его поводья, — велел Хоукмун другу. — Я буду его поддерживать. Надо поближе подобраться к башне.

Снова к ним метнулось пламя, на этот раз со стороны гранбретанцев.

— Хоукмун, остановись!

Хоукмун пришпорил коня и поскакал дальше, поддерживая д'Аверка. Кругом бушевала огненная смерть.

Когда из самой высокой башни ударил широкий луч, он закричал:

— Воины Камарга! Это я, Хоукмун! Со мной Иссельда, дочь графа Брасса!

Луч угас. Воины Мелиадуса были уже совсем близко. Иссельда покачнулась в седле — она была на грани обморока от усталости. Хоукмун повернул коня навстречу Мелиадусу и его Волкам.

Но тут со стороны башен показалось несколько десятков гвардейцев-латников на белых рогатых конях. Спустившись с холма, они окружили беглецов.

Один из них всмотрелся в лицо Хоукмуна, и его глаза радостно заблестели.

— Это же милорд Хоукмун! И с ним леди Иссельда! Ну, теперь удача нам улыбнется!

Воины Мелиадуса остановились невдалеке. Помедлив, они повернули коней и исчезли во тьме.

В замок графа Брасса беглецы приехали утром, когда на озера с топкими берегами падали бледные солнечные лучи. Дикие буйволы на водопое поднимали головы и провожали их долгими взглядами. Дул сильный ветер, и по камышу, как по водной глади, бежали волны. В садах, на склоне холма, что высился над городом, зрел виноград и другие фрукты. На вершине холма стоял замок графа Брасса — прочная старая крепость, похоже, ничуть не пострадавшая от войн, бушевавших на границах провинции. Они поднялись по петляющей белой дороге во двор замка, где их встретили обрадованные слуги. Им помогли спешиться и пригласили в зал, обильно украшенный трофеями графа Брасса. В зале царили необычный холод и тишина. У камина в одиночестве стоял мудрый сэр Ноблио, поэт и философ.

Он улыбался, но в глазах его застыл страх, а лицо с тех пор, как Хоукмун видел его в последний раз, очень постарело и осунулось. Ноблио обнял Иссельду и пожал руку Хоукмуну.

— Как здоровье графа Брасса? — спросил Хоукмун.

— Рана зажила, но он утратил волю к жизни, — Ноблио жестом велел слугам поднять д'Аверка. — Перенесите его в северную башню. Скоро я туда приду. Пойдемте, — сказал он Хоукмуну и Иссельде. — Сами увидите…

Оладан остался с д'Аверком, а герцог Кельнский и девушка поднялись по выщербленным каменным ступеням в покои графа Брасса. Ноблио отворил дверь, и они вошли в опочивальню.

Там стояла простая солдатская койка — широкая, квадратная, с обычными простынями и плоскими подушками. На подушках покоилась огромная голова, словно отлитая из металла. С того дня, как Хоукмун расстался с графом, в рыжих волосах Брасса почти не прибавилось седины, а лицо, покрытое бронзовым загаром, не стало бледней. Высокий выпуклый лоб по-прежнему казался каменным выступом над пещерами, скрывавшими сияющие золотисто-карие глаза. Но взгляд этих немигающих глаз был прикован к потолку, а плотно сжатые губы не шевелились.

— Граф Брасс, — прошептал Ноблио, — смотрите… Казалось, гигант не услышал его. Взгляд графа по-прежнему был устремлен в потолок. Склонившись над ним, Хоукмун произнес:

— Граф Брасс, к вам вернулась дочь. И я, Дориан Хоукмун, тоже.

Губы разжались, и Хоукмун услышал громкий шепот:

— Снова видения… Ноблио, я думал, лихорадка прошла…

— Так оно и есть, граф. Это не призраки.

Взгляд золотисто-карих глаз обратился на Хоукмуна и Иссельду:

— Дети мои! Наконец-то я умер и встретился с вами…

— Вы живы, граф, — возразил Хоукмун. Иссельда нагнулась и поцеловала графа в губы:

— Ты чувствуешь, отец? Самый обычный, земной поцелуй. Прямая линия сомкнутых губ постепенно превратилась в широкую улыбку. Граф пошевелился, затем резко сел.

— Это правда! Какой же я глупец, что потерял надежду, — он засмеялся.

Его чудесное исцеление вызвало изумленный возглас Ноблио:

— Граф, я не верю своим глазам! Мне казалось, вы на пороге смерти!

— Так и было, старина… Но теперь, как видишь, я отошел от этого порога. Ну, что скажете, Хоукмун?

— Плохо, граф. Но теперь мы снова вместе, и удача, надеюсь, будет с нами.

— Ноблио, вели-ка принести мои доспехи и меч.

— Но, граф, вам нужно набраться сил…

— Верно. Так прикажи принести еды, и побольше. Подкреплюсь за беседой, — встав с кровати, он обнял дочь и ее жениха.

За едой Хоукмун рассказал графу обо всех испытаниях, выпавших на его долю с тех пор, как он покинул гостеприимный замок. В свою очередь, граф рассказал о своих неудачах в войне с Империей Мракаа, о гибели старика фон Виллаха, уложившего в своем последнем бою два десятка гранбретанцев. Рассказал он и том, как сам получил рану и совершенно пал духом, узнав об исчезновении Иссельды.

Потом Хоукмун представил Оладана, спустившегося к тому времени в зал. Маленький зверочеловек сообщил, что рана д'Аверка тяжела, но Ноблио полагает, что француз выживет.

Единственное, что омрачало радость возвращения, — это сражение на границе Камарга, где гвардейцы и ополченцы вели почти безнадежный бой с многократно превосходящим их врагом.

Облачась в медные доспехи и пристегнув к поясу огромный двуручный меч, граф Брасс сказал:

— Дориан и сэр Оладан, нам пора ехать. Сейчас мы должны быть на поле боя и вести наших воинов к победе.

Ноблио вздохнул:

— Еще два часа назад мне казалось, что вы при смерти… А сейчас вы стремитесь в бой. Вы хорошо себя чувствуете, сэр?

— Дружище, я хворал не телом, а душой, но теперь она исцелена, — раскатился под сводами зала громоподобный голос графа. — Коней! Сэр Ноблио, прикажите оседлать коней!

Выйдя следом за стариком во двор, Хоукмун чувствовал, что к нему возвращаются силы. Послав Иссельде воздушный поцелуй, он вскочил в седло и пришпорил коня.

Они мчались по тайным болотным тропкам, пугая диких рогатых коней и гигантских фламинго. Придержав на миг коня, граф Брасс обвел вокруг себя рукой в латной рукавице:

— Разве эта страна не стоит того, чтобы пожертвовать всем, что имеешь? Даже жизнью?

Вскоре они услышали шум сражения и поскакали быстрее, спеша на помощь своим войскам. Но увидев, что произошло самое страшное, они натянули поводья.

— Этого не может быть! — глухо произнес граф Брасс.

Но это случилось. Башни рухнули. Каждая превратилась в груду дымящихся камней. Воодушевленные их падением, воины Империи Мрака с ревом шли в атаку, тесня уцелевших защитников.

— Это — падение Камарга! — сказал граф старческим голосом.

Глава 11 ВОЗВРАЩЕНИЕ РЫЦАРЯ

К ним торопливо подъехал один из капитанов. Доспехи его были измяты, меч сломан, но лицо сияло от счастья.

— Граф Брасс, наконец-то. Поедем скорее, сударь. Нужно построить людей. Мы дадим достойный отпор этим псам.

Граф, через силу улыбнувшись, извлек из ножен огромный меч:

— Конечно, капитан. Постарайтесь отыскать герольда, а еще лучше — двух. Пусть известят всех, что граф Брасс вернулся.

Камаргцы закричали от восторга, увидев своего вождя и Хоукмуна. Воодушевление оказалось столь сильным, что им даже удалось местами оттеснить противника. Граф, Хоукмун и Оладан возглавили войско, которое вновь сделалось несокрушимым с возвращением полководца.

— Дорогу, парни! — воскликнул граф. — Дайте же мне добраться до врага!

Он выхватил у всадника-знаменосца свой потрепанный штандарт, упер древко в бедро и, размахивая мечом, ринулся в гущу звериных масок.

Двое всадников врубились в плотные ряды гранбретанцев. На одном из них были сверкающие медные доспехи; у другого — тускло блестел камень во лбу. Вражеским пехотинцам они казались ожившими героями мифов, а когда к двум всадникам присоединился третий — маленький человек с лицом, покрытым шерстью, со сверкающей, как молния, саблей — ошеломленные воины Империи Мрака дрогнули и попятились.

Дав себе зарок на сей раз во что бы то ни стало убить барона Мелиадуса, Хоукмун высматривал его среди врагов, но не находил. К нему тянулись руки воинов, пытаясь стащить его с коня, но меч Хоукмуна вонзался в глазные щели, разрубал шлемы и сносил головы с плеч.

Близился вечер, а битва не утихала. Хоукмун едва держался в седле от усталости и потери крови, сочившейся из десятка порезов. Толпа вражеских воинов была настолько плотной, что конь, убитый под Хоукмуном, не падал добрых полчаса.

Сколько врагов убил он сам, а сколько — защитники Камарга, герцог Кельнский не знал. Гранбретанцы во много раз превосходили их числом и вооружением. Они медленно, но упорно теснили камаргцев.

— Эх, нам бы несколько свежих сотен пехоты — и мы бы победили! О Рунный Посох, нам нужна помощь!

Он вздрогнул, осознав, что невольно обратился за помощью к Рунному Посоху. Красный Амулет, висевший у него на шее, вдруг засветился, бросая алые лучи на доспехи врагов. Хоукмун засмеялся, чувствуя необычайный прилив сил, и принялся с фантастической быстротой рубить гранбретанцев. Вскоре у него сломался меч, но Хоукмун вырвал пику у налетевшего на него всадника, самого всадника сбил с седла и, размахивая пикой как мечом, вскочил на коня и ринулся в атаку.

— Хоукмун! Хоукмун! — разносился над полем древний боевой клич герцогов Кельнских. — Эге-гей! Оладан, граф Брасс, я иду к вам! — он направил коня к своим друзьям, прорубая дорогу сквозь толпу воинов в звериных масках.

Граф Брасс все еще держал в руке трепещущий на ветру штандарт.

— Гоните этих псов! — крикнул ему Хоукмун. — Тесните их к границе!

Он носился по всему полю сражения, словно гибельный смерч. Он прорубался сквозь ряды врагов, оставляя позади только трупы.

Дрогнув, гранбретанцы попятились, а некоторые обратились в бегство. И тогда на поле боя появился барон Мелиадус.

— Назад! — закричал он бегущим. — Назад, трусы! От кого вы бежите? Ведь их совсем мало!

Но прилив уже окончательно превратился в отлив, и толпа охваченных паникой солдат понесла прочь своего полководца.

А за ними скакал бледный воин, и во лбу его сверкал Черный Камень, а на шее сиял Красный Амулет. Поднимая коня на дыбы, он выкрикивал имя мертвого Хоукмуна, и сам он был мертвым Дорианом Хоукмуном, который почти разгромил гранбретанцев при Кельне, бросил вызов самому королю-императору и едва не убил в бою барона Мелиадуса. Хоукмун! Единственное имя, которое наводило ужас на воинов Империи Мрака…

— Хоукмун! Хоукмун! — воин поднял меч над головой, и его конь снова взвился на дыбы. — Хоукмун!

Герцог Кельнский, которому Красный Амулет дал силу исполина, с безумным хохотом преследовал своих врагов. За ним мчались грозный граф Брасс, в блестящих медных латах, и Оладан, улыбающийся сквозь густую шерсть, размахивающий окровавленной саблей, а за ними шагали торжествующие воины Камарга — горстка храбрецов, смеющихся вслед обращенной в бегство могучей армии.

Хоукмун почувствовал, что сила амулета угасает. Возвращались боль и усталость, но теперь, когда враг был отогнан за разрушенные башни, это не имело значения.

Оладан рассмеялся:

— Герцог Дориан, мы победили!

— Победили, но не окончательно, — возразил граф Брасс, нахмурясь. — Надо отступить, перестроить войска, найти удобные позиции. В открытом поле нам их не разбить.

— Вы правы, — кивнул Хоукмун. — Башни разрушены, и нам нужны другие укрепления. Насколько мне известно, в Камарге осталась лишь одна надежная твердыня… — Он выжидающе смотрел графу в глаза.

— Да, мой замок, — подтвердил граф Брасс. — Надо оповестить жителей всех городов и сел, чтобы перебирались со скарбом и припасами в Эгморт, под защиту замка…

— Но удастся ли нам выдержать долгую осаду? — спросил Хоукмун.

— Посмотрим, — задумчиво произнес граф, глядя на остановившихся вдали гранбретанцев, которые строились заново. — Но нельзя же обрекать жителей на верную смерть…

Со слезами на глазах он повернул коня и направился в замок.

С балкона восточной башни Хоукмун смотрел, как жители Камарга стекаются в старый город Эгморт. Многие из них устраивались в амфитеатре на краю города. Солдаты приносили туда провиант и помогали крестьянам разгружать повозки. Хоукмун молился, чтобы не случилось чумы или паники, потому что поддерживать порядок в такой огромной толпе было почти невозможно.

Оладан вышел к нему на балкон и показал на северо-восток.

— Смотрите, летающие машины, — сказал он.

Хоукмун разглядел на горизонте зловещие очертания гранбретанских орнитоптеров — верный признак того, что с той стороны надвигается армия Империи Мрака.

С наступлением темноты они увидели на подступах к городу бивачные костры.

— Завтра — наш последний бой, — сказал Хоукмун.

Они спустились в зал, где беседовали Ноблио и граф Брасс. Стол был уже накрыт — как всегда, с роскошью. Собеседники обернулись навстречу Хоукмуну и Оладану.

— Как себя чувствует д'Аверк? — спросил герцог Кельнский.

— Ему лучше. У него необычайно крепкий организм. Он уже изъявил желание поесть, и я разрешил.

В зал вошла Иссельда.

— Я говорила с женщинами, — сказала она. — По их словам, весь народ уже в городе. Если забить скот, нам хватит провизии на целый год…

Граф Брасс грустно улыбнулся:

— Так долго осада не продлится. А как боевой дух людей?

— На высоте. Их очень ободрила весть о том, что вы оба живы. И вчерашняя победа тоже.

Граф вздохнул:

— К счастью, они не знают, что завтра всем нам предстоит умереть. А если не завтра, то послезавтра. Против такого огромного войска нам долго не продержаться. Мы потеряли много фламинго и остались почти без прикрытия с воздуха. Погибло большинство гвардейцев, а оставшиеся войска плохо обучены. Ноблио вздохнул:

— А мы-то думали, что Камарг непобедим…

— Вы слишком рано убедили себя в обратном, — послышался голос с лестницы. В зал, хромая, спустился бледный д'Аверк, одетый в просторный желтовато-коричневый халат. — С таким настроением сражений не выигрывают. Постарайтесь не говорить о поражении.

— Вы правы, сэр Гьюлам, — граф Брасс заставил себя улыбнуться. — Не будем говорить о поражении, лучше отведаем этих великолепных яств, ведь нам нужно набраться сил для завтрашней битвы.

— Вам легче? — спросил Хоукмун д'Аверка, усевшись за стол.

— Намного, — бодро ответил француз, — но слегка подкрепиться, я думаю, не мешает. — И он положил себе на тарелку огромную порцию жаркого.

За ужином все молчали, смакуя еду столь сосредоточенно, словно эта трапеза была последней в их жизни.

Утром, выглянув в окно, Хоукмун увидел на болотах великое множество воинов. Ночью войска Империи Мрака бесшумно подошли к стенам города и теперь готовились к штурму.

Хоукмун поспешно вооружился и спустился в зал, где увидел д'Аверка в латных доспехах, Оладана, точащего меч, и графа Брасса, беседующего с двумя оставшимися в живых капитанами.

— Дориан… — произнесла за спиной у Хоукмуна Иссельда. Он повернулся и бегом поднялся на площадку лестницы, где стояла его невеста. — Дориан, давай поженимся, прежде чем…

— Да, — тихо сказал он. — Надо найти Ноблио.

Они нашли философа в его покоях. Ноблио читал книгу. Оторвавшись от нее, он улыбнулся, а услышав, чего от него хотят, отложил книгу и встал.

— Я надеялся, что церемония бракосочетания будет торжественной и пышной, — сказал он, — но ничего не поделаешь…

Он велел молодым соединить руки и опуститься на колени. Потом попросил произнести вслед за ним слова поэтической клятвы его собственного сочинения; клятвы, которая звучала на всех свадьбах с тех пор, как Ноблио и его друг граф поселились в замке Брасс.

Когда церемония завершилась, Хоукмун встал, поцеловал Иссельду и сказал:

— Ноблио, позаботьтесь о ней.

Покинув гостиную философа, он спустился во двор замка, где его друзья садились на коней.

Внезапно на них упала огромная тень. Над головами стрекотала и лязгала металлическая птица — гранбретанский орнитоптер. С неба в мостовую, едва не задев Хоукмуна, ударил яркий луч. Испуганный выстрелом конь герцога взвился на дыбы, раздувая ноздри и выпучив глаза.

Граф Брасс вскинул огнемет и нажал на спуск. К летающей машине метнулось красное пламя. Раздался пронзительный крик пилота, и крылья орнитоптера замерли. Машина заскользила вниз, исчезла за стеной замка и вскоре с грохотом разбилась на склоне холма.

— Надо поставить в башнях стрелков с огнеметами, — заметил граф Брасс. — С башен удобнее отстреливаться от орнитоптеров. Вперед, господа.

Спускаясь по склону холма в город, они видели, как на городские стены хлынула огромная человеческая волна. Воины Камарга отчаянно пытались ее остановить.

Похожие на уродливых металлических птиц, кружили над городом орнитоптеры, поливая улицы огнем: крики защитников города, вопли атакующих, треск выстрелов и лязг металла слились в невообразимую какофонию. Над Эгмортом клубился черный дым горящих домов.

Хоукмун пробирался сквозь толпу перепуганных женщин и детей, спеша на помощь защитникам города. Он потерял из виду графа Брасса, д'Аверка и Оладана, но знал, что они уже вступили в бой.

В стороне послышались крики отчаяния и торжествующий рев, и Хоукмун, повернув коня, увидел в стене брешь, через которую в город врывались солдаты в волчьих и медвежьих масках.

Столкнувшись с Хоукмуном, они попятились, вспомнив о его подвигах в предыдущих сражениях. Пользуясь их замешательством, он выкрикнул свой боевой клич: «Хоукмун! Хоукмун!» и бросился на них с мечом, разрубая металл, плоть и кость, тесня врагов к пролому в стене.

Защитники города сражались весь день. Их число стремительно уменьшалось, и хотя в сумерках войска Империи Мрака отступили, Хоукмун и все его соратники понимали, что завтрашний бой станет для них последним.

Спотыкаясь от усталости, Хоукмун и его друзья поднимались в замок по извилистой дороге, ведя коней в поводу. На сердце у них было тяжело — завтра им всем придется погибнуть вместе с уцелевшими защитниками провинции и ни в чем не повинными жителями. Если, конечно, им, посчастливится пасть в бою.

Внезапно они услышали топот скачущего галопом коня и обнажили мечи. По склону холма к замку поднимался рослый всадник в высоком шлеме, полностью скрывающем лицо, и в доспехах из золота и черного янтаря.

Хоукмун сжал кулаки:

— Чего от нас хочет этот предатель и вор?! — воскликнул он. Подъехав к ним, Рыцарь-в-Черном-и-Золотом остановил своего огромного скакуна. Из-под забрала зазвучал знакомый гулкий голос:

— Приветствую вас, защитники Камарга. Вижу, сегодня у вас был тяжелый день. Завтра барон Мелиадус разобьет вас.

Хоукмун вытер лоб платком:

— Незачем утверждать очевидное, Рыцарь. Что ты решил украсть на этот раз?

— Ничего, — ответил Рыцарь. — Я хочу кое-что вернуть. — Он протянул Хоукмуну его невесть откуда взявшуюся, давно потерянную потертую седельную сумку.

Хоукмун тут же бросился к нему, выхватил сумку и поспешно расстегнул. В ней, завернутая в лоскут материи, лежала машина, подаренная ему когда-то Риналом. Развернув лоскут, Хоукмун убедился, что машина в целости и сохранности.

— Зачем же ты ее унес? — спросил он.

— Я все объясню, когда мы приедем в замок графа Брасса, — пообещал Рыцарь.

Рыцарь стоял у камина, остальные сидели вокруг и слушали.

— В замке Безумного Бога я решил расстаться с вами, поскольку знал, что вскоре вы окажетесь в безопасности. Но я знал также, что впереди вас ждет немало испытаний, в том числе, возможно, и плен. Поэтому я решил взять подарок Ринала и вернуть его вам в Камарге.

— А я-то считал тебя вором! — вздохнул Хоукмун. — Извини, Рыцарь.

— Что это за странный предмет? — поинтересовался граф Брасс.

— Это старинная машина, — ответил Рыцарь, — созданная великими учеными одного из самых мудрых народов, когда-либо обитавших на этой земле.

— Оружие? — поинтересовался граф.

— Нет. Это устройство, способное перемещать в другое пространство и время огромные территории. Но перемещенный участок обязательно вернется обратно, если с машиной что-нибудь случится.

— А как она действует? — спросил Хоукмун, поймав себя на мысли, что он этого не знает.

— Это очень трудно объяснить — вам наверняка не знакомы многие понятия и термины, которые мне пришлось бы употребить. Но Ринал научил меня обращаться с этой машиной.

— Но зачем? — удивился д'Аверк. — Чтобы отправить барона и его воинство в какую-нибудь преисподнюю, откуда им вовек не выбраться?

— Нет, — сказал Рыцарь. — Я объясню…

В этот момент распахнулась дверь, и в зал вошел израненный солдат.

— Хозяин! — обратился он к графу Брассу. — Там у стены барон Мелиадус с флагом парламентера. Он предлагает вам выйти на переговоры.

— Мне не о чем с ним говорить, — ответил граф.

— Он сказал, что его армия готова к ночному штурму. Теперь у него много свежих войск, и он возьмет город меньше чем за час. Он предлагает вам сдаться вместе с дочерью, Хоукмуном и д'Аверком и обещает взамен пощадить всех остальных.

Граф задумался было, но Хоукмун вмешался:

— Идти на такую сделку бессмысленно. Уж кто-кто, а вы знаете, что Мелиадус — лжец и негодяй. Он хочет посеять сомнения в сердцах защитников города.

Граф Брасс тяжело вздохнул:

— Но если он не солгал насчет ночного штурма, то скоро все мы погибнем.

— Погибнем — но с честью, — возразил д'Аверк.

— Да, — ответил граф с грустной улыбкой. — С честью. — Он повернулся к солдату: — Скажи барону, что переговоры не состоятся.

Воин поклонился.

— Скажу, милорд, — он удалился.

— Пожалуй, надо вернуться в город, — сказал граф Брасс, поднимаясь.

— Отец! Дориан! Вы живы! — воскликнула вошедшая в зал Иссельда.

Хоукмун обнял ее:

— Да, милая, но сейчас нам необходимо вернуться. Мелиадус готов возобновить штурм.

— Погодите, — остановил их Рыцарь-в-Черном-и-Золотом. — Я еще не поделился с вами своим замыслом.

Глава 12 БЕГСТВО В ПРЕИСПОДНЮЮ

Выслушав ответ графа, барон Мелиадус усмехнулся.

— Ну что ж, — бросил он приближенным. — Тогда передайте мой приказ войску: город стереть с лица земли, не щадить никого. Впрочем, пусть возьмут немного пленных, чтобы нам не скучать, пока будем праздновать победу.

С этими словами он двинулся к свежим частям, ожидающим приказа к наступлению.

— Вперед, — выкрикнул он команду, и полки двинулись к обреченному городу.

На городских стенах полыхали костры, и рядом стояли воины, которые сознавали, что очень скоро их ждет гибель. Барон залюбовался прекрасным замком, который некогда надежно защищал Эг-морт, а теперь был обречен на разрушение, и засмеялся при мысли о том, что наконец-то сможет отомстить за свое позорное бегство из этих стен.

Первые из пехотинцев уже достигли стен города, и барон направил коня вперед, чтобы понаблюдать за сражением. Внезапно он остановил коня.

«Что за мерцание? — удивленно подумал он, нахмурясь. — Почему дрожат стены замка?»

Подняв маску, он потер глаза.

Замок Брасс и стены Эгморта излучали розовое сияние, сменившееся вскоре красным, а потом — пурпурным. У барона закружилась голова. «Уж не схожу ли я с ума?» — с тревогой подумал он, облизывая пересохшие губы.

Наступающие войска замерли. Солдаты зароптали и кое-где попятились. Город, замок и склон холма испускали уже не багровые, а ярко-голубые лучи. Вскоре свет стал угасать, и вместе с ним таяли очертания замка Брасс и Эгморта. Внезапно налетел ужасающей силы ветер, едва не опрокинувший барона Мелиадуса вместе с конем.

— Стойте! — закричал он. — Что происходит?

— Город… город и замок исчезли, милорд, — услышал он чей-то испуганный голос.

— Исчезли? Этого не может быть! Куда мог исчезнуть целый город вместе с холмом? Они все еще там! Эти прохвосты окружили себя какой-то завесой!

Барон Мелиадус помчался вперед, туда, где только что высились городские стены. Он ожидал столкновения с невидимой преградой, но не встретил ее. От города осталась только изрытая глина, в которой вязли копыта коня.

— Сбежали! — взвыл барон. — Но как им это удалось? Кто им помог? Кто способен творить такие чудеса?

Солдаты отступали. Многие из них бежали. Но барон шел вперед, вытянув руки, пытаясь нащупать стены исчезнувшего города. Потом, рыдая в бессильной ярости, он упал на колени в грязь и закричал, потрясая кулаком:

— Хоукмун, я найду тебя! Я призову на помощь всю гранбретанскую науку! Клянусь Рунным Посохом, куда бы ты ни спрятался, я найду тебя и отомщу!

Поднявшись на ноги, барон Мелиадус огляделся в поисках коня.

— О, Хоукмун! — процедил он сквозь зубы. — О, Хоукмун! Я до тебя доберусь!

Послышался конский топот, мимо барона промелькнула призрачная фигура всадника в доспехах из золота и черного янтаря. Вскоре всадник исчез, но в ушах барона еще долго звучал его презрительный смех.

Барон снова поклялся Рунным Посохом, как в то злосчастное утро два года назад. Прежняя клятва дала начало новому витку истории, а нынешняя еще крепче связала самого барона и Хоукмуна с неведомым им обоим предназначением.

Барон Мелиадус поймал своего коня и направился в лагерь, твердо решив как можно скорее вернуться в Гранбретанию и посетить лаборатории Ордена Змеи. «Куда бы ни исчез замок Брасс, рано или поздно я найду в него дорогу», — пообещал он себе.

Иссельда зачарованно глядела в окно. Улыбаясь, Хоукмун прижимал ее к себе.

Позади них граф Брасс кашлянул и произнес:

— Дети мои, честно сказать, меня это немного сбило с толку. Я ровным счетом ничего не понял из объяснений Рыцаря. Куда мы попали?

— В какой-нибудь другой Камарг, отец, — ответила Иссельда. За окном клубился туман. В нем невозможно было разглядеть что-либо, кроме смутных очертаний города.

— Он обещал, что мы привыкнем к этому месту, — произнес Хоукмун. — Наверное, этот Камарг вполне реален. Надо выйти, осмотреться.

— Пожалуй, я пока останусь в городе, — подал голос д'Аверк.

— А ты что скажешь, Оладан?

Зверочеловек ухмыльнулся:

— Ты прав. Надо малость пообвыкнуть.

— Я тоже останусь с вами, — сказал граф Брасс. Он рассмеялся:

— Значит, больше нам нечего опасаться? Народ спасен?

— Да, — задумчиво сказал Ноблио. — Но не следует недооценивать ученых Гранбретании. Если существует возможность проникнуть сюда, они ее не упустят.

— Вы правы, Ноблио, — кивнул Хоукмун. Показывая на подарок Ринала, который лежал на обеденном столе в лучах льющегося через окна необыкновенного голубого света, он сказал: — Надо хранить эту вещь, как зеницу ока. Помните, Рыцарь говорил: если с ней что-нибудь случится, мы вернемся в прежнее время и пространство.

Бережно приподняв устройство, Ноблио пообещал, что позаботится о нем как следует, а когда он ушел, Хоукмун, задумчиво нащупав Красный Амулет, вновь отвернулся к окну.

— Рыцарь обещал, что вернется и скажет, что мне делать дальше, — проронил он. — Теперь у меня уже нет сомнений в том, что я служу Рунному Посоху. Рано или поздно я вынужден буду оставить замок Брасс и вернуться в реальный мир. Не забывай об этом, Иссельда.

Но его возлюбленная лишь покачала головой:

— Не стоит говорить об этом сейчас. Лучше подумаем, как нам отпраздновать свадьбу.

— Ты совершенно права, — улыбнулся он.

И все же Хоукмуна по-прежнему терзала мысль, что где-то совсем рядом, отделенный таинственным барьером, находится мир, которому по-прежнему угрожает Империя Мрака. Герцог Кельнский не сомневался, что в скором времени ему вновь придется дать бой кровожадным полчищам Гранбретании. Однако не сейчас. Пока он еще мог, окруженный друзьями, наслаждаться счастьем и покоем в объятиях возлюбленной.

Он заслужил эту передышку.

Меч Рассвета

Часть I

«Теперь, когда в его руках был Красный Амулет, сорванный им с шеи Безумного Бога, Дориан Хоукмун, последний из герцогов Кельнских, вместе с друзьями Гьюламом д'Аверком и Оладаном с Булгарских гор вернулся в Камарг, который окружил кольцом осады его старинный недруг — барон Мелиадус Кройденский. Граф Брасс, его дочь Иссельда и философ Ноблио с тревогой и нетерпением ожидали их возвращения. Как бы ни были крепки стены Камарга, но он мог пасть со дня на день — столь могучей стала Империя Мрака. Барон Мелиадус не ведал пощады… И лишь при помощи древней машины, способной высвобождать огромную энергию и проходить сквозь пространство и время, друзьям удалось спастись. Они нашли убежище в другой плоскости Земли, в ином Камарге, где не существовало ужасной Гранбретании. В свой мир они могли вернуться, только если чудесная машина будет разрушена… Но пока герои могли наслаждаться покоем, не вспоминая о той страшной участи, которой они избежали. Тем не менее, Хоукмун не мог не тревожиться о судьбе своей родины и забыть принесенный им обет…»

Из «Летописи Рунного Посоха»

Глава 1 ПОСЛЕДНИЙ ГОРОД

Шестеро мрачных всадников пришпорили коней и, кашляя от едкого черного дыма, что поднимался из долины, пустились вскачь по скользкому от грязи склону холма.

В лучах солнца, клонящегося к закату, фигуры всадников отбрасывали длинные изломанные тени. В наступающих сумерках казалось, будто в седле восседают не люди, но исполины со звериными головами. Каждый из шестерых нес свое боевое знамя, выцветшее и пообтрепавшееся за время долгих походов, а рукояти мечей у них были испещрены насечками в память о сраженных врагах. Металлические личины, изображавшие зверей, скрывали лица всадников. Маски были отделаны самоцветами, а доспехи из стали, серебра и бронзы, исцарапанные и запятнанные кровью, были украшены гербами владельцев.

На самой вершине всадники спешились и вонзили в землю древки своих стягов. Налетел горячий ветер, и в порывах его полотнища затрепетали, словно крылья степных птиц. Воин в маске Волка повернулся к воину в маске Мухи, Обезьяна посмотрела на Козла, Крыса бросила горделивый взгляд на Собаку. Потом они обратили свои взоры на горящий город, раскинувшийся у их ног, откуда доносились крики и мольбы о помощи. Исчадья Империи Мрака, предводители многих тысяч воинов, глядели на долину и на море, виднеющееся за горами.

Солнце опустилось за горизонт, огни пожаров стали ярче. Отблески играли на масках владык Гранбретании.

— Стало быть, господа, мы покорили Европу, — сказал барон Мелиадус, магистр Ордена Волка, главнокомандующий армии завоевателей.

Тощий, как скелет, Мигель Хольст, эрцгерцог Лондры, магистр Ордена Козла, глухо рассмеялся:

— Каждая пядь этой земли принадлежит нам. Вся Европа и большая часть Азии! — в рубиновых глазах его маски сверкнул отсвет пожара.

— И скоро мы завоюем мир, — прорычал Адаз Промп, магистр Ордена Собаки. — Весь мир!..

Бароны Гранбретании, хозяева континента, искусные полководцы, бесстрашные и неутомимые воины с черными душами и черными мыслями, властелины, не знающие морали и справедливости, ненавидящие все, что еще не превращено в руины, с мрачным ликованием смотрели на последний город Европы, охваченный огнем. Это был очень древний город, и назывался он — Афины.

— Да, весь мир… — сказал Йорик Нанкенсен, магистр Ордена Мухи, и прибавил: — Кроме уцелевшего Камарга.

Барон Мелиадус в ярости сжал кулаки. Повернувшись к нему, Нанкенсен насмешливо поинтересовался:

— Разве не достаточно того, что мы изгнали их, мой господин?

— Нет, не достаточно! — проревел Мелиадус.

— Они не причинят нам вреда, — донесся из-под маски Крысы голос барона Вреналя Фарно. — Ученые установили, что наши враги скрылись в ином измерении. Мы не можем добраться до них, они не могут добраться до нас. Так давайте же не будем омрачать победу мыслями о Хоукмуне и графе Брассе!..

— Я не в силах забыть их!

— А может, другое имя не дает тебе покоя, дружище барон? — поддел Мелиадуса Нанкенсен — всегдашний его соперник в любовных делах. — Имя красавицы Иссельды? Может, тебя сжигает любовь — нежная и сладостная?

Некоторое время Волк молчал, сжимая эфес. Но затем самообладание вернулось к нему, и он почти равнодушно ответил:

— Месть, барон. Вот какое чувство гложет мое сердце.

— Ты очень чувствительный человек, — сухо отозвался Нан-кенсен.

Внезапно Мелиадус высвободил меч из ножен и выдернул древко знамени из земли:

— Они оскорбили нашего императора, нашу страну… Они оскорбили лично меня! Я, конечно, развлекусь с девчонкой, но о нежных чувствах не может быть и речи.

— О, разумеется, — пробормотал Нанкенсен с оттенком превосходства в голосе.

— И с остальными я славно позабавлюсь… в подземной тюрьме Лондры. Хоукмун, граф Брасс, этот умник Ноблио, нелюдь Оладан, предатель д'Аверк — все они будут страдать много лет… клянусь Рунным Посохом!

Позади послышалось какое-то движение. В зареве пожара они увидели, как дюжина пленных афинян тащит в гору портшез, в котором развалясь сидит Шенегар Тротт — граф Суссекский.

Граф редко носил маску — он не любил этот обычай; но если того требовал этикет, то он надевал серебряную, карикатурно повторяющую черты его собственного лица. Шенегар Тротт не принадлежал ни к одному из орденов, при дворе его терпели только из-за несметного богатства и почти нечеловеческой храбрости в сражениях. Глядя на его украшенные драгоценностями одежды и ленивые телодвижения, многие думали, что граф — непроходимый тупица. Однако это впечатление было обманчивым: граф частенько давал советы императору по некоторым щекотливым вопросам и, судя по всему, пользовался доверием монарха — даже большим, нежели Мелиадус.

Шенегар Тротт, очевидно, услышал обрывок разговора и добродушно проговорил:

— Страшная клятва, барон! Вы подумали, что может произойти, если не сдержите ее?

— Не сомневайтесь, граф. Я найду их.

— Собственно, я здесь не для того. Император сгорает от нетерпения услышать из наших уст приятное известие. Известие о том, что вся Европа лежит у его ног.

— В таком случае я немедленно отправляюсь в Лондру! — вскричал Мелиадус. — Заодно встречусь с учеными чародеями и выясню, как обнаружить наших недругов. До встречи, господа!

Он сел на коня и помчался прочь.

Некоторое время соратники смотрели ему вслед, потом вновь повернулись к пожарищам.

— Его безрассудство погубит нас…

— Подумаешь! — усмехнулся граф Тротт. — Ведь вместе с нами погибнет мир…

В ответ раздался взрыв дикого хохота. Ненависть к целой Вселенной слышалась в этом безумном смехе… ибо секрет могущества Империи Мрака заключался в том, что ни к кому на свете ее властелины не испытывали теплых чувств, даже к самим себе. Всю жизнь они посвятили войне, и только в битвах, грабежах и пытках находили свое счастье…

Глава 2 ТАНЕЦ ФЛАМИНГО

На краю болота граф Брасс в задумчивости любовался стаями гигантских алых фламинго, которые кружили в небесах, на рассвете покинув свои камышовые гнезда. Графу казалось, будто фигуры их танца образуют некие прихотливые знаки, иероглифы древнего, давно забытого языка.

Граф и сам не мог понять, откуда взялась в нем эта уверенность, и все же он то и дело всматривался в очертания пейзажа вокруг, смотрел, как колышется тростник, наблюдал за полетом птиц в странной надежде, что сумеет отыскать ключ к тайнописи живой природы и наконец понять, откуда взялось это гнетущее чувство опасности, которое изо дня в день не дает ему покоя.

Солнце поднималось, заливая побережье тусклым светом.

Заслышав стук копыт, граф Брасс обернулся. Его дочь, златовласая Иссельда, мчалась к нему на белоснежном рогатом камаргском жеребце и улыбалась — словно ей была ведома тайна, которую граф тщетно пытался раскрыть. В облаке развевающихся на ветру голубых одежд она напоминала сказочную фею лагун. Брасс попытался избегнуть встречи с девушкой и пошел вдоль болота, но Иссельда уже была близко и махала ему рукой:

— Отец, ты опять поднялся ни свет ни заря…

Брасс пожал плечами и вновь повернулся к зарослям тростника, изредка бросая взгляд на птиц, — как будто пытаясь застать их врасплох и таким образом понять секрет странного, завораживающего танца.

Иссельда спешилась и встала рядом с отцом.

— Это не наши фламинго, — сказала она, — но очень похожи. А что ты там увидел?

Граф беспомощно улыбнулся, вслушиваясь в шелест крыльев над головой:

— Ничего. Где Хоукмун?

— В замке. Еще спит… Какой прекрасный восход! Граф передернул плечами.

— Ты не понимаешь… — начал он и осекся.

Он знал, что дочь никогда не сможет увидеть этот пейзаж его глазами. Как-то раз он попытался описать ей свои ощущения, однако Иссельда быстро потеряла всякий интерес к словам отца и не стала вникать в подробности. В узорах, которые мерещились ему всюду — в воде, тростниках, деревьях, в повадках животных — был скрыт смысл бытия, а она просто смотрела на новый мир и радовалась его девственной красоте. Только старый друг Брасса, философ и поэт Ноблио понимал его, но и тот считал, что дело не в пейзаже, а в самом графе.

— Ты взволнован, растерян, — говорил Ноблио, — мозг работает слишком напряженно… Все эти узоры — лишь плод твоего беспокойного воображения.

Граф Брасс отвергал подобные объяснения. Непонимание дочери и друзей раздражало его. Надев свои медные доспехи, он часто скитался по окрестностям, целыми днями изучая этот Камарг — так похожий на его собственный, если не считать того, что на многие мили вокруг не было ни единой живой души.

— Брасс — человек действия, как и я, — говорил Дориан Хоукмун, муж Иссельды. — Праздное времяпрепровождение претит его натуре. Ему нужна настоящая проблема, чтобы с головой уйти в ее решение.

— Настоящие проблемы, как правило, неразрешимы, — отвечал Ноблио, и на этом разговор обычно заканчивался, потому что Хоукмун тут же замыкался в себе и уходил, положив ладонь на рукоять меча.

И в замке, и в деревне царила напряженная атмосфера. Радость спасения от захватчиков сменилась тревогой. Люди не были уверены в том, что навсегда избавились от ужасов Империи Мрака. Поначалу эта земля казалась им точной копией Камарга… Правда, краски здесь были слишком яркие, слишком сочные, но впоследствии они потускнели — будто память людей наложила свой отпечаток на пейзаж, и разница уже не ощущалась. Вокруг мирно паслись табуны рогатых лошадей, стада белых быков; фламинго легко приручались, и люди летали на них верхом. Однако страх, что темные силы сумеют проникнуть и в этот тихий уголок, не покидал души поселян.

Впрочем, Хоукмуна и графа Брасса такая опасность не пугала, порой они даже были готовы приветствовать нападение Гранбретании…

Итак, каждое утро граф Брасс изучал пейзаж и пытался разгадать его тайну, а Дориан Хоукмун объезжал побережье в поисках достойного противника. Но ему встречались только стада коров и табуны боязливых лошадей; стаи испуганных фламинго поднимались в небо при его приближении…

И вот однажды, когда он на взмыленной лошади возвращался из одной такой экспедиции (морю и равнине не было конца и края), Хоукмун увидел парящих в небе фламинго — то взмывающих вверх, то падающих к самой земле. Был полдень, а обычно фламинго танцевали только на заре. Казалось, гигантские птицы испуганы, и Хоукмун решил выяснить, в чем дело.

Пришпорив лошадь, он поскакал по извилистой тропке и вскоре увидел, что птицы кружат над маленьким островком, поросшим высоким тростником. Пристально разглядывая островок, герцог заметил в тростнике красное пятно — скорее всего, чью-то одежду.

Поначалу Хоукмун решил, что это крестьянин охотится на уток, но тогда этот человек наверняка окликнул бы его или, на худой конец, помахал бы рукой.

Хоукмун направил лошадь в воду, и вскоре сильное тело животного уже раздвигало тростник, где по-прежнему мелькало что-то красное. Хоукмун окончательно понял: это человек.

— Эй! — крикнул Хоукмун. — Кто здесь?

В ответ только сильнее закачался тростник — человек во весь дух бросился наутек, отбросив всякую осторожность.

— Кто ты? — закричал Хоукмун, с ужасом понимая, что Империи Мрака все же удалось добраться сюда, и что повсюду в тростниковых зарослях прячутся люди, готовые напасть на замок Брасс.

Устремившись вслед за человеком в красном, он увидел, как тот кинулся в воду и поплыл к берегу.

— Стой! — крикнул Хоукмун, но незнакомец продолжал плыть.

Хоукмун вновь направил лошадь в лагуну, вода вспенилась вокруг животного. Человек уже выбрался на другой берег, оглянулся, увидел, что Хоукмун настигает его, и выхватил блестящий тонкий меч невероятной длины.

Но сильнее, чем меч, Хоукмуна удивило другое.

Под длинными спутанными волосами лица не было!

Дориан судорожно вздохнул и вытащил меч. Кто это? Неизвестный ему обитатель здешних мест? Хоукмун выбрался из седла, обнажил меч, широко расставляя ноги, вышел на берег и, пристально вглядевшись в незнакомца, вдруг расхохотался, сообразив, в чем дело. Это же просто маска! Маска из светлой кожи. Щели для глаз и рта очень узкие и, конечно, незаметны с большого расстояния.

— Что тут смешного? — с вызовом осведомился незнакомец. — Тебе не следует смеяться, друг мой, ибо смерть твоя близка!

— А кто ты такой? — спросил Хоукмун. — Пока что ты кажешься просто хвастунишкой.

— Я тот, кто владеет мечом лучше тебя, — ответил незнакомец. — Так что сдавайся без боя.

— Сожалею, но поверить на слово не могу, — улыбнулся Хоукмун. — Как же случилось, что великий воин прозябает в нищете?

И Хоукмун указал мечом на залатанный красный камзол, рваные штаны и сапоги из потрескавшейся кожи. Даже свое оружие человек извлек не из ножен, а из веревочной петли на поясе. Рядом с петлей болтался тощий кошелек. Человек был высоким, очень худым, с бледной, нездоровой кожей, очевидно, от недоедания. Хоукмун увидел, что его пальцы унизаны перстнями с крупными, но наверняка фальшивыми камнями.

— А, да ты нищий… Эй, бродяга, где ты стащил этот меч? — усмехнулся Хоукмун. И чуть не вскрикнул, когда человек сделал внезапный выпад. Движение было неуловимо быстрым. Почувствовав легкий укол, Хоукмун коснулся щеки — из неглубокой ранки шла кровь.

— А ведь я мог и не отдернуть руку, — презрительно заявил незнакомец. — Короче, бросай-ка свой тяжелый меч и сдавайся.

Хоукмун искренне рассмеялся:

— Прекрасно! Наконец-то мне встретился достойный противник. Ты даже не представляешь, как я рад, дружище! Я так давно не слышал звона стали!

И с этими словами он бросился на человека в маске.

Незнакомец отбил его атаку серией парирующих ударов, после чего перешел в контрнаступление. С большим трудом Хоукмуну удалось сдержать этот стремительный натиск. Их ноги увязали в болотистой почве, но ни один не сдвинулся со своего места ни на дюйм.

Не жалея сил, они сражались около часа — молча, беспощадно, однако не получив и не нанеся ни одной раны.

Тогда Хоукмун переменил тактику и стал медленно пятиться к берегу. Решив, что противник отступает, незнакомец почувствовал еще большую уверенность в себе, и Хоукмуну пришлось призвать на помощь все свое искусство, чтобы отражать молниеносные удары.

Затем он сделал вид, что поскользнулся, и упал на одно колено, а когда человек в маске прыгнул на него, Хоукмун быстро перехватил клинок и рукоятью ударил незнакомца по запястью. Взвыв, человек выронил свое оружие. Хоукмун вскочил на ноги и, наступив на меч врага, приставил к его горлу свой клинок.

— Прием, недостойный настоящего бойца, — проворчал человек в маске.

Хоукмун пожал плечами:

— Просто мне наскучила эта игра.

— Ну и что теперь?

— Имя, — сказал Хоукмун. — Сначала я хочу услышать твое имя, потом увидеть твое лицо, потом узнать, что ты здесь делаешь, и, наконец, самое важное — выяснить, как ты вообще сюда попал.

— Мое имя тебе известно, — гордо ответил человек. — Я — Эльверезо Тозер!

— Ну и ну! — Герцог Кельнский не смог скрыть изумления.

Глава 3 ЭЛЬВЕРЕЗО ТОЗЕР

Совсем иначе представлял себе Дориан Хоукмун величайшего из драматургов Гранбретании. Пьесы Эльверезо Тозера гремели по всей Европе. Даже те, кто ненавидел Гранбретанию, не могли отказать их автору в таланте. Но в последнее время, возможно, из-за войны, об авторе «Короля Стальина», «Трагедии Катины и Карны», «Последнего из Бралдуров», «Анналов», «Чершиля и Адульфа», «Комедии о Стали» ничего не было слышно.

Если бы Хоукмуна попросили нарисовать портрет этого известнейшего драматурга, он представил бы себе элегантного, самоуверенного человека, невозмутимого и остроумного. Но сейчас перед ним был странный, тщеславный глупец в лохмотьях, болтливый и, судя по всему, куда лучше владеющий мечом, нежели пером.

По узкой тропе через болото они направились в замок Брасс. Хоукмун шел сзади, сжимая рукоять меча. Он был озадачен. Говорит ли человек правду? Если нет, то почему выдает себя именно за прославленного драматурга?

Беззаботно насвистывая, Тозер шел впереди. По-видимому, его совсем не беспокоил такой поворот дела.

— Погодите, — Хоукмун остановился и взял за повод коня, который брел следом.

Тозер обернулся. Лицо его все еще скрывала маска. Хоукмун вспомнил, что, услышав имя драматурга, он от удивления даже не заставил незнакомца снять ее.

— Да, — сказал Тозер, оглядываясь вокруг. — Красивая страна. Но, думается, зрителей маловато.

— Э… да, — в замешательстве ответил Хоукмун. — Да… Садитесь-ка в седло, господин Тозер. Кажется, лучше нам поехать верхом.

Тозер забрался в седло. Сев позади пленника, Хоукмун взял поводья и пустил коня рысью.

Вскоре они миновали городские ворота, медленным шагом проследовали по извилистым улочкам и по скользкой дороге направились к замку Брасс.

Спешившись во внутреннем дворе, Хоукмун бросил повод конюху и пошел к двери, ведущей в главный зал замка.

— Следуйте за мной, — сказал он Тозеру.

Чуть заметно пожав плечами, Тозер вошел в зал, поклонился двум мужчинам, стоявшим у большого камина, в котором горел огонь. Хоукмун тоже кивнул им:

— Доброе утро, господин Ноблио, господин д'Аверк. Со мной пленник…

— Видим, — ответил д'Аверк. На его осунувшемся, но по-прежнему красивом лице мелькнул интерес. — Воины Гранбретании снова у стен Камарга?

— Насколько я могу судить, пока только один, — сказал Хоукмун. — Он утверждает, что его имя — Эльверезо Тозер…

— В самом деле? — даже сдержанный Ноблио не мог скрыть любопытства. — Автор «Чершиля и Адульфа»? Что-то не верится.

Худой рукой Тозер дернул за ремешок маски.

— Я знаю вас, сэр, — сказал он. — Мы встречались лет десять назад, когда я приезжал в Малагу со своей пьесой.

— Да, припоминаю. Мы говорили о стихах, которые вы незадолго до этого опубликовали и которые мне очень понравились, — Ноблио покачал головой. — Вы в самом деле Эльверезо Тозер, но…

Тозер снял маску, и окружающие увидели исхудалое лицо с бегающими глазами. Куцая бороденка не могла скрыть безвольный, маленький подбородок. У Тозера был длинный острый нос, нездорового цвета кожа, усеянная оспинками…

— Я вспоминаю вас, но тогда вы выглядели цветущим, преуспевающим… Боже, что случилось, сэр? — тихо произнес Ноблио. — Вы стали беженцем? Подвергались гонениям?

— Ах, — вздохнул Тозер, бросая взгляд на Ноблио. Казалось, он обдумывает план действий. — Возможно. Не найдется ли у вас стаканчика вина, сэр? После встречи с вашим воинственным другом у меня в горле пересохло.

— Что? — подал голос д'Аверк. — Вы сражались?

— Насмерть, — мрачно ответил Хоукмун. — Он прятался в камышах… Боюсь, господин Тозер прибыл в Камарг с недобрыми намерениями. Думаю, это шпион.

— С какой стати Эльверезо Тозеру, величайшему драматургу мира, становиться шпионом?

Этим словам, сказанным Тозером в презрительном тоне, как-то недоставало уверенности.

Ноблио закусил губу и позвонил слуге.

— Это вам предстоит объяснить, сэр, — весело сказал Гьюлам д'Аверк и притворно закашлялся. — Прошу прощения: легкая простуда. В замке полно щелей, и такие сквозняки гуляют…

— Я бы также хотел объясниться, — ответил Тозер, — если, конечно, найду щелочку для себя, — он выжидательно взглянул на них. — Щелочку, которая помогла бы нам забыть о щели, если вы меня понимаете…

— Посмотрим, — отозвался Ноблио и приказал вошедшему слуге принести вина. — Вы голодны, господин Тозер?

— «Я буду есть хлеб и мараханское мясо…» — мечтательно ответил Тозер. — «Ибо все, что подают дураки, просто…»

— В этот час мы можем предложить вам сыру, — с иронией прервал его д'Аверк.

— «Анналы», акт шестой, сцена пятая, — сказал Тозер. — Помните эту сцену?

— Помню, — кивнул д'Аверк. — Мне всегда казалось, что эта часть слабее всего остального.

— Утонченнее, — важно ответил Тозер. — Утонченнее.

Слуга принес вино. Без зазрения совести Тозер налил себе полный кубок.

— Смысл литературы, — сказал он, — не всегда понятен простым людям. Через сто лет они поймут, что последний акт «Анналов» — это, на самом деле, не плохо продуманное и написанное в спешке произведение, как посчитали некоторые тупые критики, а сложная структура…

— Я тоже немного пишу, — сказал Ноблио, — но должен признаться что и я не увидел никакого скрытого смысла. Может быть, вы объясните нам?

— В другой раз, — сказал Тозер, безразлично махнув рукой. Он выпил вино и снова налил полный кубок.

— А пока, — твердо сказал Хоукмун, — расскажите, как вы попали в Камарг. Мы считали, что сюда невозможно проникнуть, но теперь…

— О, не беспокойтесь, — ответил Тозер. — Сделать это смог только я — благодаря силе своего ума.

Д'Аверк скептически посмотрел на него и почесал подбородок:

— Благодаря силе вашего… ума? И каким образом?

— Древнее искусство, которому меня обучил один философ, живущий в недоступных долинах Йеля… — Тозер рыгнул и налил себе еще вина.

— Йель — это юго-западная провинция Гранбретании, не так ли? — спросил Ноблио.

— Да. Далекая, почти безлюдная страна. Несколько темнокожих дикарей, живущих в землянках, и больше никого. После того, как моя пьеса «Чершиль и Адульф» вызвала недовольство некоторых лиц при дворе, я решил исчезнуть на какое-то время и оставил моим врагам имущество, деньги и всех своих любовниц. В таких мелочах, как политика, я не разбираюсь. Почем мне было знать, что я описал в пьесе кое-какие придворные интриги?

— Вы впали в немилость? — спросил Хоукмун, пристально разглядывая Тозера. Этот рассказ мог быть частью заранее придуманной лжи.

— Более того, я чуть не лишился головы. Да и деревенская жизнь почти доконала меня, потому что…

— И вы встретили философа, который научил вас путешествовать сквозь плоскости? И прибыли сюда искать защиты? — Хоукмун внимательно следил за реакцией Тозера на эти вопросы.

— Нет. Ну, да… — ответил драматург. — Я хочу сказать, что точно не знал, куда попаду…

— Думаю, вас послал король-император, чтобы уничтожить нас, — сказал Хоукмун. — Думаю, господин Тозер, вы лжете.

— Лгу? А что такое ложь? И что такое правда? — Тозер кисло улыбнулся Хоукмуну и икнул.

— Правда — это то, что по вашей шее плачет веревка, — спокойно сказал Хоукмун. — Вас надо повесить, Тозер, — он коснулся рукой тусклого Черного Камня у себя во лбу. — Я знаю, на что способна Империя Мрака. Я много раз попадал в ее ловушки и не желаю быть обманутым еще раз. — Он посмотрел на остальных. — Короче, я за то, чтобы его повесить.

— Но надо узнать, не сможет ли кто-нибудь еще добраться до нас, — резонно возразил д'Аверк. — Не стоит торопиться, Хоукмун.

— Клянусь, я единственный! — Тозер заволновался. — Скажу откровенно, добрый господин, мне приказали проникнуть сюда. У меня был выбор: либо соглашаться, либо до самой смерти гнить в тюремных подвалах дворца. Узнав секрет старика, я вернулся в Лондру, полагая, что приобретенная способность позволит договориться с теми, кто был недоволен мною. Я только хотел, чтобы мне вернули прежнее положение при дворе, а у моих пьес вновь появились зрители. Однако, когда я рассказал о том, чему научился, владыки Гранбретании стали угрожать мне. Поэтому пришлось пообещать, что я перенесусь сюда и разрушу машину, которая перенесла вас в эту плоскость… И вот я здесь. Признаюсь, я рад, что убежал от них. Очень не хочется рисковать своей шкурой, досаждая вам, добрые люди, но…

— Неужели они не сделали всего возможного для того, чтобы вы выполнили приказ? — спросил Хоукмун. — Странно.

— Сказать по правде, — ответил Тозер, потупив взор, — я не думаю, чтобы они поверили мне, — просто хотели проверить. Когда же я согласился и мгновенно исчез, они, наверное, были потрясены.

— Не похоже, чтобы властелины Империи Мрака были настолько неосмотрительны, — задумчиво сказал д'Аверк и нахмурился. — Однако если вы не можете убедить нас, то нет основания полагать, что и они вам поверили. Тем не менее, я сомневаюсь в вашей искренности.

— Вы ведь рассказали им об этом старике? — спросил Ноблио. — Значит, они сами смогут узнать его секрет!

— Отнюдь, — гордо ответил Тозер. — Я сказал им, что приобрел эту способность за много месяцев одиночества.

— Немудрено, что они не приняли вас всерьез, — улыбнулся д'Аверк.

Тозер казался оскорбленным. Он выпил еще вина.

— Трудно поверить, что вы оказались здесь только благодаря силе воли, — признался Ноблио. — Вы уверены, что не пользовались никакими другими средствами?

— Никакими.

— Мне это совсем не нравится, — хмуро сказал Хоукмун. — Даже если Тозер сказал правду, владыки Гранбретании уже думают над тем, где он приобрел эту способность и будут следить за каждым его шагом. Я почти уверен, что они найдут старика — и тогда у них будет возможность перенестись сюда со всем своим войском. Мы обречены!

— Да, тяжкие времена, — сказал Тозер, вновь наполняя кубок. — Вспомните «Короля Стальина», акт четвертый, сцена вторая: «Безумные дни, безумные всадники, и смрад войны по миру всему!» Да, я был провидцем и не знал этого!

Он явно захмелел. Хоукмун внимательно посмотрел на пьяницу с безвольным подбородком, все еще не веря, что перед ним великий драматург Тозер.

— Вижу, вы удивлены моей бедностью, — сказал Тозер заплетающимся языком. — В этом виноваты несколько строк в «Чершиле и Адульфе», как я уже говорил. О, превратности судьбы! Несколько честных строчек, и вот я здесь, и меня грозятся повесить. Вы, конечно, помните эту сцену и слова? «Двор и король, продажны тот и этот…» Акт первый, сцена первая. Пожалейте меня, сэр, не вешайте. Перед вами великий художник, погубленный силой своего таланта.

— Этот старик, — сказал Ноблио, — кто он? Где именно он живет?

— Старик… — Тозер влил в себя еще вина. — Старик напоминал мне Йони из «Комедии о Стали». Акт второй, сцена шестая…

— Кто он? — нетерпеливо спросил Хоукмун.

— «Он души не чаял в механизмах, он отдавал им все свое время и не заметил, как постарел». Понимаете, он живет только наукой. Делает кольца… — Тозер закрыл рот рукой.

— Кольца? Какие кольца? — быстро спросил д'Аверк.

— Вы должны простить меня, — сказал Тозер и поднялся, пытаясь сохранить гордую осанку. — Вино оказалось не под силу моему пустому желудку. Пожалейте меня и разрешите мне выйти.

Лицо Тозера на самом деле приняло зеленоватый оттенок.

— Хорошо, — устало сказал Ноблио, — я провожу вас.

— Прежде, чем он уйдет, — раздался немного приглушенный, ироничный голос, — заставьте его снять кольцо со среднего пальца левой руки.

Хоукмун сразу же узнал говорившего и обернулся. У Тозера отвисла челюсть, он в испуге закрыл кольцо ладонью и спросил:

— Что вы знаете об этом? Кто вы такой?

— Герцог Дориан, — сказал вошедший, кивнув Хоукмуну, — называет меня Рыцарем-в-Черном-и-Золотом.

Рыцарь казался выше любого из присутствующих и был одет в доспехи и шлем черного и золотого цветов. Рыцарь поднял руку и указал на Тозера:

— Отдайте герцогу это кольцо.

— Это же стекляшка, ничего особенного… Д'Аверк сказал:

— Он упоминал какие-то кольца. Значит, кольцо перенесло его сюда?

Тозер все еще колебался. От волнения и выпитого вина лицо его приняло глупое выражение:

— Говорю вам, это стекло, дешевая безделушка…

— Приказываю тебе именем Рунного Посоха! — грозно прокричал Рыцарь.

Эльверезо Тозер нервно снял кольцо и бросил на каменный пол. Д'Аверк поднял его и, повертев в пальцах, сказал:

— Это хрусталь, а не стекло. Что-то мне он напоминает…

— Оно сделано из того же минерала, что и машина, которая перенесла вас сюда, — сказал Рыцарь-в-Черном-и-Золотом. Он поднял руку в латной рукавице — на среднем пальце блестело такое же кольцо. — И оно обладает теми же свойствами — может переносить человека в иные плоскости.

— Я так и думал, — сказал Хоукмун. — Не сила ума перенесла сюда этого писаку, а кусок хрусталя. Ну, Тозер, теперь-то уж точно я тебя повешу! Где ты достал перстень?

— У одного человека… Майгана из Лландара. Клянусь, это правда! У него много таких… и он может еще сделать! — закричал Тозер. — Не вешайте меня, умоляю. Я скажу, где найти старика.

— Да уж, извольте, — задумчиво сказал Ноблио. — Мы должны добраться до него раньше Империи Мрака. Он и его секреты будут принадлежать нам — для нашей же безопасности.

— Что? Так мы отправляемся в Гранбретанию? — удивленно спросил д'Аверк.

— Боюсь, это необходимо, — объявил Хоукмун.

Глава 4 ФЛАНА МИКОСЕВААР

Поправив расшитую золотом маску, Флана Микосеваар, графиня Канберийская, огляделась по сторонам. От пестро разряженных гостей у нее рябило в глазах.

В центре бальной залы оркестр заиграл быструю затейливую мелодию, одно из величайших творений Джона Лендона, величайшего композитора Гранбретании, жившего два столетия тому назад.

Лицо графини было скрыто под богато украшенной маской Цапли, сверкавшей тысячами граней редчайших самоцветов. Тяжелое парчовое платье переливалось всеми цветами радуги. Будучи вдовой Азровака Микосеваара, погибшего от меча Дориана Хоук-муна в первой битве за Камарг, Флана Канберийская не оплакивала супруга и не держала зла на его убийцу. В конце концов, он был ее двенадцатым мужем, и, хотя любовные утехи этого злого, кровожадного человека долгое время доставляли ей удовольствие, но после того, как он отправился на войну с Камаргом, Флана, разумеется, не стала вести жизнь затворницы. Поэтому образ графа быстро потускнел в ее сердце — впрочем, как и воспоминания о многих других ее любовниках: Флана была ветреной натурой.

Она давно привыкла к тому, что мужья и фавориты, как только начинают надоедать, немедленно устраняются со сцены. Однако повинуясь скорее инстинкту, нежели соображениям морали, она не прибегала к убийству наиболее влиятельных из них…

Сие отнюдь не означает, что графиня не знала, что такое любовь. О, Флана могла любить страстно, беззаветно… просто ее не хватало надолго. И слово «ненависть» было для нее таким же пустым звуком, как и слово «жалость».

Женщина с грацией дикой кошки и холодной душой паука… Многие мечтали отомстить ей — за отравленного брата, за уведенного мужа (и, несомненно, отомстили бы, не будь она двоюродной сестрой императора Хеона — бессмертного монарха, пребывающего в чреве Тронной Сферы); другие видели в ней лишь единственную живую родственницу короля и хотели использовать в своих интересах — ведь она могла стать императрицей в случае гибели Хеона…

Флана, графиня Канберийская, и не подозревала о плетущихся вокруг нее заговорах. Впрочем, узнав о них, она бы и глазом не моргнула — какое ей дело до чужих забот, если они не приносят наслаждения, не облегчают странное томление духа, в котором она сама не может разобраться? Многие подкупали слуг, чтобы только увидеть Флану без маски — в надежде узнать тайну ее обаяния. Но прекрасное лицо графини — чистое, с чуть впалыми щеками, с большими золотистыми глазами — неизменно хранило загадочное, отрешенное выражение и скрывало куда больше, чем маска.

Музыка смолкла. Гости начали вставать со своих мест; разноцветные пятна их одежд задвигались. Изящные женские маски собрались вокруг воинственных шлемов, скрывающих лица владык Гранбретании.

Графиня не двинулась с места. Издалека она узнавала многих мужчин по их маскам, и среди всех выделялась маска Мелиадуса — магистра Ордена Волка, который был ее мужем пять лет тому назад и не так давно развелся с ней (чего Флана даже не заметила). Был в зале и Шенегар Тротт — в серебряной маске, пародирующей черты его собственного лица; он возлежал на подушках, в окружении нагих рабынь с опахалами. Был там и Пра Фленн, герцог Лаксдежский, которому едва исполнилось восемнадцать, но который уже покорил десять городов; он носил маску дракона. Флана знала и остальных — всех этих великих полководцев, вернувшихся, чтобы отпраздновать победу, поделить завоеванные земли и принять поздравления от своего императора… Воины громко смеялись, когда к ним приближались дамы, и только Мелиадус стоял в стороне, беседуя со своим зятем Тарагормом, хозяином Дворца Времени, и Каланом Витальским, магистром Ордена Змеи, главным придворным ученым. Флана чуть не прыснула от смеха, ибо Мелиадус всегда недолюбливал Тарагорма.

Глава 5 ТАРАГОРМ

— Приветствую тебя, брат мой Тарагорм. Как поживаешь? — с показной сердечностью спросил Мелиадус.

— Прекрасно, — коротко отозвался Тарагорм, женатый на сестре барона. Он пребывал в искреннем недоумении, с чего вдруг вельможе вздумалось обратиться к нему, ведь всем известно, как сильно ревновал Мелиадус к Тарагорму свою любимую сестру.

Тарагорм надменно вскинул голову, и маска его тяжело покачнулась. Личина эта изображала гигантский бронзовый циферблат, покрытый эмалью и украшенный жемчугом. Стрелки часов были из чистого серебра, а коробка с маятником спускалась Тарагорму на грудь. За голубоватым стеклом мерно покачивался золотой диск. Часы были снабжены сложным механизмом балансировки, приспособленным к шагу Тарагорма. Они били каждые час, полчаса и четверть часа, а в полночь и в полдень исполняли первые восемь тактов «Сомнений Времени» Шеневена.

— Как поживают твои часы? — продолжал в той же несвойственной ему дружелюбной манере Мелиадус. — По-прежнему тикают, а?

Тарагорму понадобилось некоторое время, чтобы понять, что его шурин пытается шутить. Он промолчал. Мелиадус откашлялся. Из-под маски змеи донесся голос Калана:

— Лорд Тарагорм, я слышал, ты проводишь эксперименты с машиной, которая может перемещаться во времени. А я, кстати, построил двигатель…

— Брат, я хочу расспросить тебя об этих экспериментах… — перебил его Мелиадус. — Насколько они успешны?

— Достаточно успешны, брат.

— Ты уже можешь путешествовать во времени?

— Нет, для людей это пока неосуществимо.

— Так вот, мой двигатель, — тем временем бесцеремонно продолжал барон Калан, — может перемещать суда с огромной скоростью на огромные расстояния. Теперь мы сможем завоевать любую страну на Земле, как бы далеко она ни находилась…

— Когда же будет получен окончательный результат? — спросил Мелиадус, наклоняясь к Тарагорму. — Когда человек сможет путешествовать в прошлое и будущее?

Барон Калан пожал плечами и отвернулся.

— Я должен вернуться в лабораторию, — сказал он, — император очень просил меня как можно быстрее завершить работу. Всего доброго, милорды.

— Всего доброго… — равнодушно ответил Мелиадус. — А теперь, брат, ты должен подробнее рассказать мне о своей работе. Может быть, покажешь, чего ты уже достиг?

— Слушаю и повинуюсь, — улыбнулся Тарагорм. — Но моя работа засекречена. Я не могу привести тебя во Дворец Времени без разрешения короля Хеона. Спроси у него.

— Ты уверен, что мне так уж нужно это разрешение?

— Никто из нас не имеет права действовать без соблаговоления короля-императора.

— Но тут дело чрезвычайной важности, брат, — сказал Мелиадус с ноткой отчаяния в голосе. — Возможно, наши враги скрылись в другой эре. Они угрожают безопасности Гранбретании.

— Ты говоришь об этих людишках, которых не смог одолеть в битве за Камарг?

— Победа была за нами… но в последний момент им удалось бежать. При помощи науки… или волшебства. Никто еще не упрекнул меня в неудаче.

— Вот как? А сам себя ты не упрекаешь?

— Мне не в чем себя винить. Я просто хочу покончить с нашими врагами, избавить Империю от этих отщепенцев. Что здесь предосудительного?

— Поговаривают, что, устраивая личные дела, ты не думаешь о благе Империи. Говорят также, что ты хитрил и изворачивался, лишь бы отомстить обитателям Камарга.

— Это лишь слухи, брат, — сказал Мелиадус. — Я забочусь только о благополучии Империи.

— Тогда расскажи о своих планах королю Хеону, и, быть может, он даст тебе разрешение посетить мой дворец… — В это время часы на маске начали отбивать время, что сделало невозможным дальнейшее обсуждение. Тарагорм отвернулся и пошел прочь. Мелиадус бросился было следом, но передумал и неторопливо покинул зал.

Графиня Флана Микосеваар, окруженная молодыми поклонниками, пытавшимися привлечь ее внимание, видела, как ушел Мелиадус. По его торопливой походке она поняла, что барон в плохом настроении. Вскоре она забыла о нем и вернулась к претендентам на свою благосклонность, слушая не слова (к которым она давно привыкла), а сами голоса, напоминающие старые, любимые мелодии.

А Тарагорм уже разговаривал с Шенегаром Троттом.

— Утром я собираюсь к королю-императору, — говорил Тротт хозяину Дворца Времени. — Он хочет дать мне какое-то секретное поручение. Мы должны все время заниматься делом, не так ли?

— Разумеется, граф Шенегар, иначе мы просто умрем со скуки.

Глава 6 АУДИЕНЦИЯ

Уже на следующее утро барон Мелиадус в нетерпении стоял перед тронным залом. Он попросил об аудиенции накануне вечером, и ему было назначено на одиннадцать часов. Однако пробило уже двенадцать, но до сих пор никто не пригласил его войти. Двери, ведущие в огромный сумеречный зал, были украшены мозаикой, изображавшей сцены древних сказаний. Полсотни стражников в масках Богомолов с пиками наперевес застыли перед входом. Мелиадус взволнованно прохаживался перед ними.

Барон тщетно старался не выказать раздражения. Ну почему король не соизволил вовремя принять его? Ведь это его армии покорили всю Европу. Именно он, Мелиадус, повел эти армии на восток и подарил императору прекрасные новые земли. Почему же Хеон заставляет его ждать?! Мелиадусу, первому из воинов Гранбретании, должно быть отдано предпочтение перед любым смертным, кем бы тот ни был!.. Он подозревал, что здесь пахнет заговором. Та-рагорм ясно намекал на возможность опалы. Но ведь только идиот не понимает, какую угрозу несут Хоукмун, граф Брасс и Гьюлам д'Аверк! Если они ускользнут от заслуженной расплаты, это послужит сигналом к восстанию остальных, замедлит завоевание всего мира. Разумеется, король Хеон не слушает всяких клеветников. Король-император мудр, король-император справедлив. Но даже если это и не так, то его действия не подлежат обсуждению…

Мелиадус в панике потерял нить рассуждений.

Наконец огромные двери приоткрылись — ровно настолько, чтобы мог пройти один человек, — и в проеме возникла высокая тучная фигура.

— Шенегар Тротт! — воскликнул Мелиадус. — Так это ты заставил меня так долго ждать?

Серебряная маска графа блестела в свете, льющемся из коридора.

— Примите мои извинения, барон Мелиадус, мои глубочайшие извинения. Но надо было многое обсудить… Теперь я закончил. Мой дорогой барон, мне поручено дело. Дело! И какое — ого-го!

И прежде, чем Мелиадус смог расспросить его, Тротт ускользнул. Из глубины тронного зала раздался юношеский вибрирующий голос — голос самого короля-императора Хеона.

— Можешь войти, барон Мелиадус.

Стража разомкнула ряды и пропустила барона в гигантский сияющий зал, охраняемый тысячью застывших вдоль стен воинов в масках Богомолов, с яркими знаменами пятисот самых знатных родов Гранбретании, перед которыми барон Мелиадус Кройденский преклонил колени.

Богато украшенные галереи переходили в другие, не менее богато украшенные, сбегая к выпуклому возвышению в центре зала. Доспехи солдат Ордена Богомола отливали черным, зеленым и золотым. Поднявшись с колен, барон Мелиадус увидел в отдалении Тронную Сферу короля-императора — белое пятно на фоне зеленой с пурпуром стены.

Медленным, почтительным шагом барон Мелиадус дошел до Сферы за двадцать минут и еще раз преклонил колени. Сфера была заполнена молочно-белой пульсирующей жидкостью и пронизана нитями кроваво-красного и голубого цветов. В центре Сферы находился сам император — дряхлое, сморщенное создание, похожее на зародыш — бессмертное, единственной живой частичкой которого казались глаза: черные, колючие, злобные.

— Барон Мелиадус, — раздался звонкий голос, принадлежавший юноше, обязанностью которого было говорить за короля-императора.

— Ваше величество, — прошептал Мелиадус, — я благодарю вас за любезность предоставить мне эту аудиенцию.

— И чего же ты хочешь, барон? — тон был язвительный, несколько раздраженный. — Получить дозволение завоевать Европу?

— Наши завоевания огромны… Но я должен предупредить, что со стороны Европы нам по-прежнему угрожает опасность.

— Как, разве ты не завоевал для нас весь континент?

— Вы знаете, что Европа принадлежит вам, великий император, — от побережья до побережья; до самых границ Московии и даже дальше. Многие враги погибли, многие стали рабами… Но я говорю о тех, кто сумел ускользнуть…

— Хоукмун и его друзья?

— Да, могущественный король…

— Ты изгнал их, и теперь они нам не страшны.

— Ваше величество, пока они живы, жива и надежда в сердцах остальных, и эта надежда угрожает всем нашим завоеваниям… тем более, что уже сейчас возникли некоторые трудности…

— Трудности были и раньше. И ты с ними великолепно справлялся. Однако мы боимся, барон, что ты ставишь свои интересы выше интересов империи…

— Мои интересы совпадают с вашими, великий король, а ваши — с моими. Разве не я самый преданный ваш слуга?

— Может быть, барон Мелиадус, может быть…

— Что вы хотите сказать, могущественный монарх?

— Мы хотим сказать, что твоя навязчивая идея отыскать Хоукмуна и его друзей, возможно, не совпадает с нашими интересами. Они не вернутся. А если и осмелятся — что ж, тогда ты проучишь их. Мы боимся, что тобой движет только жажда мести. Ты думаешь, вся Империя Мрака должна мстить тому, кому вознамерился отомстить ты.

— О, это не так, всемогущий повелитель! Клянусь, это не так!

— Оставь их в покое, Мелиадус. Если наши враги вернутся, тогда и будешь с ними разбираться.

— Великий король, они несут угрозу империи. Им кто-то помогает — ведь раздобыли же беглецы машину, переместившую Камарг в иные времена!.. Пока у меня нет доказательств, но если вы позволите мне работать с Тарагормом и при его содействии узнать все о Хоукмуне и его приспешниках — тогда я найду эти доказательства! Тогда вы мне поверите!

— Сомнительно, барон Мелиадус, очень сомнительно… — в мелодичном голосе послышались зловещие нотки. — Но если это не помешает другим придворным обязанностям, которые мы собираемся возложить на тебя… Ладно, можешь посетить дворец лорда Тарагорма и попросить его о помощи в розысках твоих врагов…

— Наших врагов, повелитель.

— Не знаю, барон, не знаю…

— Благодарю вас за доверие, ваше величество. Я буду…

— Аудиенция не окончена, барон Мелиадус, ибо мы еще не сказали, о каких придворных обязанностях идет речь.

— Я буду счастлив исполнять их, ваше величество.

— Ты считаешь, что Камарг является угрозой нашей безопасности. А мы полагаем, что опасность исходит из других частей света. Точнее, нашим наиболее вероятным недругом является Восток, по-видимому, столь же сильный, как и Империя Мрака. Может статься, ты прав, и это как-то связано с пресловутыми союзниками Хоукмуна. Сегодня послы этих союзников будут приняты во дворце…

— Великий король, значит ли это…

— Дай нам договорить, барон Мелиадус!

— Прошу прощения, ваше величество…

— Вчера у ворот Лондры появились двое незнакомцев, назвавшихся эмиссарами империи Краснокитай. Их прибытия никто не заметил. Видимо, они пользовались неизвестным способом перемещения в пространстве, поскольку послы сообщили, что покинули свою столицу всего два часа назад. Очевидно, они прибыли из тех стран, которые скоро станут областью наших жизненно важных интересов; прибыли, чтобы узнать о силах Империи Мрака. И мы тоже должны составить впечатление о мощи их империи, ибо, пусть и не завтра, но настанут времена, когда мы объявим им войну. Несомненно, они знают о наших завоеваниях на Ближнем и Среднем Востоке, и весьма обеспокоены этим. Необходимо выведать как можно больше сведений об их стране, попытаться убедить послов в том, что мы не держим камня за пазухой, и в свою очередь отправить к ним наших эмиссаров. Если это удастся, то ты, Мелиадус, станешь одним из них, поскольку ни один наш подданный не имеет такого опыта в дипломатии.

— Неприятные новости, великий император.

— Ну, надо извлекать пользу из любой неприятности… Расскажи послам о наших достижениях, будь предупредителен… и попытайся их разговорить. Необходимо выяснить силы и размеры Краснокитая, численность армий, мощь оружия и способы перемещения в пространстве… Как ты понимаешь, этот визит таит в себе гораздо больше опасности, нежели исчезнувший замок Брасс.

— Возможно, ваше величество.

— Безусловно, барон Мелиадус! — из морщинистого рта высунулся маленький язычок. — Это самое важное твое поручение. А свободное время, если оно останется, можешь посвятить Дориану Хоукмуну.

— Но, могущественный король…

— Точно следуй инструкциям, барон Мелиадус. Не разочаруй нас.

Тон приказа был категоричным. Император коснулся языком крошечного драгоценного камня, плавающего возле его головы, и Сфера начала тускнеть, терять прозрачность, пока не превратилась в матовый черный шар.

Глава 7 ПОСЛАНЦЫ

Теперь Мелиадус был убежден, что впал у своего повелителя в немилость, и тот силой заставляет его исполнить свою волю. Правда, Хеон привел достаточно доказательств, чтобы убедить барона посвятить все свое время загадочным посланцам Коммуназии, и пошел даже на прямую лесть: если Мелиадус исполнит поручение успешно, то неминуемо станет главнокомандующим армией завоевателей не только Европы, но и всей Коммуназии. Тем не менее, Восток привлекал барона несравненно меньше, нежели замок Брасс, поскольку именно там, по глубокому убеждению Мелиадуса, таилась основная угроза Империи Мрака, тогда как Коммуназии пока что им, судя по всему, нечего было опасаться.

И вот теперь Мелиадус в своей лучшей маске и парадных одеяниях шествовал по ярко освещенным коридорам дворца к залу, где только накануне беседовал со своим зятем. Сейчас там все было готово для торжественного приема гостей с далекого Востока.

В качестве доверенного лица короля-императора, барон Мелиадус был наделен широчайшими полномочиями, ибо это назначение делало его второй после Хеона персоной в Империи, но даже это не облегчило его мук: барон был поглощен мыслями о мести.

Он вступил в зал под звуки фанфар, лившиеся с галерей. Все самые знатные дворяне Гранбретании собрались здесь в сиянии и блеске богатых нарядов. О прибытии послов еще не объявили. Барон Мелиадус подошел к возвышению, на котором стояли три золотых трона, взошел по ступенькам и сел на средний. Зал замер в ожидании. Мелиадус сам еще не видел послов — их должен был привести Виель Фонг, капитан Ордена Богомола. Мелиадус оглядел зал: Тарагорм, Флана — графиня Канберийская, Адаз Промп, Мигель Хольст, Йорик Нанкенсен, Вреналь Фарно… Что-то не так. Не было Шенегара Тротта. Граф что-то говорил о своем поручении. Может быть, он уже отбыл? Так почему его, Мелиадуса, не посвятили в планы Тротта? Что за секреты?! Или он и вправду потерял доверие императора? В расстроенных чувствах Мелиадус обернулся на новый звук фанфар. Двери зала раскрылись, чтобы впустить две невероятно разодетые фигуры.

Удивленный их внешним видом Мелиадус машинально поднялся, приветствуя вошедших. В послах не было ничего аристократического: гиганты более семи футов ростом, двигающиеся на негнущихся ногах, точно механизмы. Может, они на самом деле не люди? — подумал Мелиадус. Он бы нисколько не удивился, если бы так и оказалось. Или это чудовища, порожденные Тысячелетием Ужаса? Или народ Краснокитая вообще не принадлежит к роду человеческому?

Как и дворяне Гранбретании, они носили маски (барон решил, что сооружения на их плечах являются масками), поэтому нельзя было понять, человеческие ли у послов лица. Маски были высокими, размалеванными в яркие цвета — голубой, зеленый, желтый и красный — с нарисованными мордами чудищ: свирепые глаза и зубастые пасти. На балахонах, сделанных из похожего на кожу материала и свисавших до самых пят, были изображены различные человеческие органы, напомнившие Мелиадусу рисунки, которые он однажды видел в анатомическом атласе. Герольд объявил:

— Лорд-коминсар Као Шалан Гатт, полномочный представитель президента-императора Краснокитая, избранного принца Солнечной Орды Йон Ман Шеня.

Первый посол сделал шаг вперед, гордо развернув плечи шириной не менее четырех футов. Рукава его одеяния были украшены разноцветным шелком. В правой руке эмиссар держал золотой посох. Этот посох мог оказаться даже Рунным, судя по тому, как бережно посол с ним обращался.

— Лорд-коминсар Оркай Хеон Фунь, полномочный представитель президента-императора Краснокитая, избранного принца Солнечной Орды Йон Ман Шеня.

Второй человек (если это был человек) сделал шаг вперед. Он был одет так же, но посоха не имел.

— Я приветствую благородных послов президента-императора Йон Ман Шеня и хочу уверить их в том, что Гранбретания будет рада пойти навстречу их предложениям, — провозгласил Мелиадус.

Остановившись перед возвышением, человек с посохом заговорил — со странным, почти неуловимым акцентом, и действительно казалось, что он прибыл издалека.

— От всей души благодарим вас за радушный прием. Мы хотели бы узнать, кто этот высокородный господин, который приветствовал нас?

— Я — барон Мелиадус Кройденский, магистр Ордена Волка, главнокомандующий армии завоевателей Европы, доверенное лицо бессмертного короля-императора Хеона Восемнадцатого, правителя Гранбретании, Европы и всех колоний Срединного моря, магистра Ордена Богомола, Вершителя Судеб, Создателя Истории, бесстрашного и могущественного короля всего сущего. Я приветствую вас от его имени, поскольку, как вы, очевидно, знаете, будучи бессмертным, он не может покинуть волшебной Тронной Сферы, которая защищает его, которая днем и ночью охраняется тысячью воинов.

Мелиадус сразу дал понять, что покушение на жизнь императора невозможно. Он указал на троны по обе стороны от себя:

— Прошу вас, располагайтесь.

Послы взошли по ступеням и с видимым усилием разместились на золотых тронах. Банкета не ожидалось, ибо дворяне Гранбретании считали еду сугубо личным делом — ведь при этом необходимо снимать маски, а от одной мысли предстать на людях с открытыми лицами они приходили в ужас. Только три раза в год снимали они маски и одежды, приходили в тронный зал и целую неделю предавались оргиям под похотливым взглядом императора или же устраивали кошмарные кровавые церемонии, названия которым существуют только в лексиконе их орденов.

Барон Мелиадус хлопнул в ладоши, давая знак к началу представления; придворные заняли свои места вдоль стен зала. С галерей грянула дикая музыка, появились акробаты, гимнасты и клоуны. Воздвигались, рушились и вновь возводились живые пирамиды; клоуны кривлялись и жестоко шутили друг над другом — чего, впрочем, от них и ждали; акробаты и гимнасты с невероятной скоростью кувыркались вокруг, ходили по натянутой между галереями проволоке, летали на трапециях под самым потолком…

Флана Канберийская не смотрела на акробатов и не находила ничего смешного в шутках клоунов: ее маска Цапли была повернута в сторону незнакомцев. Графиня разглядывала послов с несвойственным ей и, тем не менее, искренним любопытством, подумывая о том, что неплохо было бы узнать их ближе, поскольку, если они не во всем похожи на людей (а скорее всего, так оно и есть), то тесное знакомство с ними может принести новые, невиданные доселе ощущения.

Мелиадус, которого не покидала мысль о том, что короля настроили против него и что он стал жертвой заговора, изо всех сил старался быть любезным с гостями. При желании чувством собственного достоинства, остроумием и мужественностью он мог произвести хорошее впечатление на любого человека (как, например, это случилось с графом Брассом), но на этот раз все попытки оказались тщетны, и барон опасался, что послы слышат фальшь в его голосе.

— По душе ли вам это представление, господа? — спрашивал он и получал в ответ вялый кивок. — Разве клоуны не забавны? — легкое движение руки Као Шалана Гатта, выражающее согласие. — Какое мастерство! Мы привезли этих гимнастов из Италии. А эти акробаты были любимцами герцога Кракува… Наверное, и у вас в императорском дворце есть такие искусники?…

В ответ — брезгливое движение другого посла — Оркай Хеон Фуня.

Барон Мелиадус чувствовал все возрастающее раздражение. Ему казалось, что эти истуканы считают себя выше него, что им противны его потуги быть дружелюбным… Все труднее было вести непринужденную беседу.

Наконец барон поднялся и вновь хлопнул в ладоши:

— Достаточно! Уберите этих артистов. Давайте насладимся более экзотическим зрелищем!

В зал вошли эротические гимнасты и своим представлением начали возбуждать похотливые чувства лордов Империи Мрака. Мелиадус посмеивался, узнавая некоторых исполнителей, и указывал на них послам:

— Этот был князем Мадьярии, а те две близняшки — сестрами короля Туркии. Вон ту блондиночку я лично взял вместе с тем жеребцом в Булгарии. Многих из них я сам обучал.

Представление несколько успокоило нервы барона Мелиадуса, однако послы Президента-императора оставались безучастными.

Наконец представление подошло к концу, и исполнители покинули зал (эмиссары, казалось, вздохнули с облегчением). Воспрявший духом Мелиадус, по-прежнему раздумывая, кровь ли течет в жилах этих существ или вода, отдал приказание начинать бал.

— А теперь, господа, — сказал он, вставая, — пройдемся по залу. Познакомимся с теми, кто приглашен в вашу честь и предоставим им честь познакомиться с вами.

На негнущихся ногах послы Краснокитая двинулись вслед за бароном Мелиадусом; их головы возвышались над головами дворян.

— Не хотите ли потанцевать? — спросил барон.

— Сожалею, но мы не танцуем, — бесстрастно проговорил Као Шалан Гатт, а поскольку этикет требовал, чтобы именно высокие гости открывали бал, то танцев не было вовсе. Мелиадус нахмурился. Чего от него ждет император Хеон? Это же бездушные автоматы!

— У вас в Краснокитае не танцуют? — спросил он с едва сдерживаемой яростью.

— Танцуют, но не так, как вы себе представляете, — ответил Оркай Хеон Фунь, и хотя его тон не был пренебрежительным, у барона Мелиадуса создалось впечатление, что знать Краснокитая презирает столь низменные развлечения… Ох, как трудно оставаться вежливым с этими гордыми незнакомцами! Мелиадус, не привыкший сдерживать свои чувства, особенно перед какими-то чужеземцами, поклялся расквитаться с ними — именно с этими двумя — если ему будет дарована привилегия возглавить одну из армий для завоевания Дальнего Востока.

Барон Мелиадус остановился перед Адазом Промпом:

— Разрешите представить нашего могущественного полководца, графа Адаза Промпа, магистра Ордена Собаки, принца Парисского и протектора Мунхейма, предводителя десяти тысяч воинов.

Человек в маске Собаки поклонился.

— Граф Промп находился в авангарде войск, с помощью которых мы завоевали весь европейский континент за два года, хотя на это было отпущено двадцать лет, — продолжал Мелиадус. — Его Псы непобедимы!

— Барон мне льстит, — ответил Адаз Промп. — Уверен, что в вашей стране есть не менее сильные воины.

— Возможно, не знаю. По крайней мере, я слышал, что солдаты Империи Мрака так же свирепы, как наши драконособаки, — сказал Као Шалан Гатт.

— Драконособаки? Что это? — спросил Мелиадус, вспомнив наставления короля.

— В Гранбретании о них не слышали?

— Быть может, мы называем их по-другому. Как они выглядят? Као Шалан Гатт поднял посох:

— Они раза в два выше человека — нашего человека, я имею в виду — с семьюдесятью зубами, острыми, как бритва. Покрыты шерстью; когти, как у кошки. Они помогают нам отлавливать диких рептилий, которых мы дрессируем для военных нужд.

— Понимаю, — пробормотал Мелиадус, думая о том, что война с этими бестиями потребует особой тактики. — И сколько драконособак уже выдрессировано?

— Много, — ответил посол.

Они продвигались по залу, встречаясь с другими аристократами и их дамами, и у каждого встречного был заготовлен вопрос, подобный тому, который задал Адаз Промп, — чтобы помочь Мелиадусу добыть дополнительные сведения от послов. Но чужеземцы, говоря о силе и мощи своей страны, всячески избегали обсуждения численности армий и принципов действия своего оружия. Мелиадус понял, что на получение такой информации уйдет не один вечер… если вообще это реально.

— Ваши ученые, должно быть, очень мудры. Возможно, даже мудрее, чем наши… — заметил он.

— Наверное. Я плохо знаком с нашей наукой. Хотя было бы интересно сравнить, — ответил Оркай Хеон Фунь.

— Весьма интересно, — согласился Мелиадус. — К примеру, я слышал, что ваша летающая машина может в мгновение ока переносить людей на тысячи миль.

— Это не летающая машина, — ответил Оркай Хеон Фунь.

— Вот как? А что же?

— Она движется сквозь землю. Мы называем ее Земной Колесницей.

— А на каком топливе она работает? Что позволяет ей проходить сквозь землю?

— Мы не ученые, — вмешался Као Шалан Гатт, — и не понимаем, как действуют наши механизмы. Это дело низших каст.

Мелиадус вновь почувствовал себя задетым, но тут они подошли к женщине в маске Цапли — к графине Флане Микосеваар. Барон представил ее послам.

— Какие вы высокие, — проговорила она грудным голосом. — Да, очень высокие…

Мелиадус хотел было пойти дальше, но графиня остановила его — чего барон, впрочем, и ожидал. Он представил ее только затем, чтобы получить небольшую передышку.

Флана подошла ближе и коснулась плеча Оркай Хеон Фуня:

— И плечи у вас очень широкие…

Ничего не ответив, посол остановился. Неужели она заинтересовала его? Мелиадус недоумевал. Однако это на руку всем — сейчас в интересах послов не портить отношений с Гранбретанией, а в интересах Гранбретании — оставаться в хороших отношениях с послами.

— Позвольте, я немного развлеку вас… — проговорила Флана, делая двусмысленный жест.

— Спасибо, но о развлечениях я сейчас и думать не могу, — ответил посол, и они двинулись дальше.

Удивленная Флана смотрела им вслед. Она никогда еще не получала отказа и была крайне заинтригована. При первом же удобном случае надо будет продолжить знакомство… «О, они так необычны, эти неуклюжие создания на негнущихся ногах! Они похожи на металлических кукол, — подумала Флана. — Интересно, что может пробудить в них человеческие чувства?»

Их маски из раскрашенной кожи покачивались над толпой, а Мелиадус уже представлял им Йорика Нанкенсена и его даму, герцогиню Фалмоливу Нанкенсен, которая в пору своей молодости сражалась бок о бок со своим мужем.

А когда обход закончился, барон Мелиадус вернулся к своему золотому трону, сильно удивленный и раздосадованный. Он все еще недоумевал, куда исчез его соперник Шенегар Тротт и почему король Хеон не соблаговолил поделиться с ним информацией об этом. Ему захотелось тотчас же освободиться от своих обязанностей по приему гостей и поспешить в лаборатории Тарагорма. Ему не терпелось узнать о научных достижениях владельца Дворца Времени и о возможности выяснить, где находится ненавистный замок Брасс.

Глава 8 МЕЛИАДУС ВО ДВОРЦЕ ВРЕМЕНИ

Эту ночь барон Мелиадус почти не спал и, поднявшись с первыми лучами рассвета, немедленно отправился во Дворец Времени к Тарагорму.

В Лондре почти не было открытых улиц, все дворцы, дома и склады соединялись крытыми переходами и галереями. В районах побогаче их раскрашивали яркими красками, так что создавалось впечатление, будто стены сделаны из стекла, покрытого эмалью, а в бедных кварталах казалось, будто они сложены из обычного серого камня.

Мелиадус восседал на носилках, которые несли по проходам двенадцать обнаженных накрашенных рабынь. Он хотел поговорить с Тарагормом прежде, чем проснутся эти дерзкие восточные посланцы. Разумеется, вполне вероятно, что именно из далекой Коммуназии шла поддержка Хоукмуну и прочим повстанцам, однако у Мелиадуса не было этому никаких доказательств. Но сейчас барон уповал на открытие Тарагорма. Если все сложится удачно, он получит необходимые улики, чтобы оправдаться перед королем и избавиться от неприятного унизительного поручения: изображать перед послами гостеприимного хозяина.

Улица стала шире, и послышались странные звуки — глухие удары и монотонный шум механизмов. Мелиадус знал, что это такое. Часы Тарагорма.

По мере того, как паланкин приближался ко Дворцу Времени, шум усиливался: лязгали тысячи гигантских маятников, колеблющихся с разными амплитудами, жужжали и скрежетали механизмы, молоточки ударяли по гонгам и цимбалам, пели механические птички и переговаривались механические голоса. Короче, это был весьма многообразный шум, но все звуки почти заглушало гулкое, тяжелое шипение, с которым разрезал воздух закрепленный под самой крышей маятник в Зале Маятника, где Тарагорм проводил большую часть своих экспериментов. Хотя в здании находилось несколько сотен часов всевозможных размеров, дворец сам по себе являлся гигантскими часами, которые регулировали ход остальных.

Портшез Мелиадуса приблизился к ряду сравнительно невысоких бронзовых дверей, навстречу выскочил механический человек и преградил путь барону. Сквозь шум часов донесся металлический голос:

— Кто беспокоит лорда Тарагорма в его Дворце Времени?

— Барон Мелиадус, его шурин, с соизволения короля-императора, — ответил барон, вынужденный кричать.

Двери еще долго оставались запертыми, и Мелиадус решил было, что его так и не пустят. Но наконец створки медленно раскрылись, и портшез проследовал внутрь.

Мелиадус оказался в зале с изогнутыми стенами, похожими на корпус часов; грохот стоял невообразимый: тиканье, скрежет, жужжание, звон, удары, шорохи и бой… Если бы на голове барона не было шлема, он зажал бы уши: от такого шума можно было легко оглохнуть.

Через этот зал портшез проследовал в следующий, задрапированный тканями, поглощающими наиболее громкие звуки (рисунок на тканях напоминал сотни различных стилизованных устройств для измерения времени). Здесь девушки-рабыни опустили носилки. Барон Мелиадус раздвинул занавески и остался ждать своего зятя.

Вновь (так ему показалось) прошло очень много времени, пока, наконец, из противоположного конца зала не появился человек в покачивающейся маске с циферблатом.

— В такую рань, брат, — поморщился Тарагорм, подходя к барону. — Сожалею, что заставил тебя ждать, но я еще не завтракал.

Мелиадус, подумав, что Тарагорму всегда не хватало такта или хотя бы соблюдения элементарных правил приличия, резко ответил:

— Прими мои извинения, брат, мне не терпелось увидеть твою работу.

— Я польщен. Сюда, брат.

Тарагорм повернулся и направился к двери, из которой появился. Мелиадус последовал за ним.

Пройдя по коридорам, затянутым дорогой драпировкой, они подошли к высокой запертой на засов двери. Тарагорм с трудом отодвинул тяжелый брус, и дверь открылась. Ударил внезапный порыв ветра. Мелиадуса оглушил мерный гул, похожий на звук, который издает гигантский барабан, если по нему часто-часто ударять палочками.

Барон машинально поднял голову и увидел раскачивающийся прямо над ним маятник. Отвес — пятьдесят тонн меди, — отлитый в форме лучистого солнца и украшенный драгоценными камнями, отбрасывал тысячи бликов. По стенам, покрытым тканями, скользили солнечные зайчики. Ветер с ревом вздымал полы плаща Мелиадуса, и казалось, что за спиной барона трепещут два шелковых крыла. Вдоль всего Зала Маятника тянулись ряды механизмов, находящихся на различных стадиях сборки, стеллажи с лабораторным оборудованием, инструментами из меди, бронзы и серебра, бухтами тонкой золотой проволоки, мотками драгоценных нитей, приборами для измерения времени — часами водяными, анкерными, пружинными, часами на подшипниках, наручными, настольными, астрономическими; астролябиями, часами в виде скелетов, листьев и солнечных дисков… Над ними хлопотали слуги Тарагорма — ученые и инженеры разных стран, многие из которых когда-то были гордостью своих государств.

Пока Мелиадус осматривался, в одном конце зала вдруг вспыхнул яркий пурпурный огонь, в другом — брызнул фонтан зеленых искр, и откуда-то повалили клубы алого дыма. Барон увидел, как рассыпалась в пыль черная машина, а обслуживающий ее человек закашлялся, упал и исчез.

— Что это было? — услышал барон спокойный голос и обернулся. Калан Витальский, главный придворный ученый, тоже пришел проведать Тарагорма.

— Эксперимент по ускорению времени, — ответил Тарагорм. — К сожалению, мы не можем контролировать этот процесс. Пока не можем. Взгляните сюда… — он кивнул на большую яйцевидную машину из желтого полупрозрачного вещества. — Этот аппарат создает противоположный эффект, который, увы, пока тоже не поддается нашему контролю. Стоящий позади аппарата человек, — он указал Мелиадусу на неподвижную фигуру, которую тот поначалу принял за механическую куклу из часов с «картинками», — пребывает в таком состоянии уже не одну неделю.

— А как насчет путешествий во времени? — спросил Мелиадус.

— Обернись, — ответил Тарагорм. — Видишь ряд серебряных ящиков? Это недавно созданный нами прибор, который позволяет переносить сквозь время различные предметы — в прошлое или в будущее; правда, с большой погрешностью. Однако живые существа сильно страдают от таких перемещений. Лишь немногие рабы и животные пережили путешествие, и все мучились от страшных болей, и все оказались изуродованными.

— Поверь мы Тозеру, — вставил Калан, — и у нас в руках, возможно, уже был бы секрет путешествий во времени. Не следовало насмехаться над ним… Но откуда я мог знать, что этот паяц и вправду владеет тайной!

— Что? Как это? — Мелиадус ничего не слышал о Тозере. — Тозер? Драматург? Я думал, он умер. Что он знал о путешествиях во времени?

— Он вернулся в Лондру и, очевидно, желая восстановить свое положение при дворе, поведал историю о том, как какой-то старик на Западе научил его путешествовать сквозь время — силой мысли, как он сказал. Ну, мы пригласили его сюда и шутки ради попросили куда-нибудь переместиться. После чего, барон Мелиадус, он исчез!

— Вы… вы даже не попытались остановить его?

— Да никто его всерьез не принял! — воскликнул Тарагорм. — Вот ты смог бы поверить?

— Я бы принял некоторые меры предосторожности.

— Мы думали, он просто хочет понравиться при дворе. В отличие от тебя, брат, мы не хватаемся за что попало.

— Что ты хочешь этим сказать, брат? — резко спросил Мелиадус.

— Я хочу сказать, что мы работаем над серьезными задачами, не терпящими спешки, а ты требуешь немедленных результатов… И только ради того, чтобы отомстить обитателям замка Брасс.

— Брат, я — воин, человек действия, я не люблю играть в игрушки или корпеть над книжицами!

Удовлетворив таким ответом свое самолюбие, барон Мелиадус вернулся к вопросу о Тозере.

— Значит, этот бумагомаратель узнал секрет от старика, живущего где-то на западе?

— Так, по крайней мере, он сказал, — ответил Калан. — Соврал, наверное. Он заявил, что все дело — в силе мысли. Однако я не думаю, что Тозер на такое способен. Впрочем, факт остается фактом: он растворился в воздухе на наших глазах.

— Почему же мне ничего не сообщили об этом?! — прорычал Мелиадус.

— Тебя тогда не было на континенте, — ответил Тарагорм. — Кроме того, мы не думали, что это заинтересует такого человека действия, как ты.

— Но его знания могли бы помочь вам в работе, — сказал Мелиадус. — Похоже, вы многое потеряли!

Тарагорм пожал плечами:

— Что теперь говорить? Мы потихоньку продвигаемся вперед…

Прогремел взрыв, кто-то закричал, рыжая вспышка осветила зал.

— … и вскоре покорим время, как уже покоряем пространство.

— Лет этак через тысячу… — фыркнул Мелиадус и задумался. — Запад… Необходимо отыскать старика. Как его зовут?

— Тозер сказал только, что его имя — Майган и что он великий волшебник. Но все-таки, мне кажется, Тозер лгал. Разве на западе остались нетронутые земли? Со времен Тысячелетия Ужаса там никто не живет, кроме злобных уродливых тварей.

— Мы должны отправиться туда, — решительно заявил Мелиадус. — Мы прочешем весь Йель, но найдем старика!..

— Только не я, — вздрогнув, ответил Калан. — Неприступные горы, дикие звери… У меня и здесь забот по горло — надо устанавливать на корабли новые двигатели, с помощью которых мы завоюем весь мир так же легко, как завоевали Европу… Я полагаю, что и у вас, барон Мелиадус, есть безотлагательные дела-например, наши гости…

— К черту гостей! Они только отнимают драгоценное время…

— Скоро я смогу предоставить тебе, брат, сколько угодно времени, — сказал Тарагорм. — Дай лишь срок…

— Тьфу! Мне нечего тут делать! Эти рассыпающиеся ящики и взрывающиеся машины производят недурные эффекты на зрителя, но для меня они бесполезны. Играй в свои игры, брат, играй в свои игры. Я желаю тебе всяческих успехов!

И, чувствуя огромное облегчение от того, что больше не нужно быть вежливым с ненавистным ему зятем, Мелиадус покинул Зал Маятника и вернулся к носилкам.

Он плюхнулся на подушки и раздраженно приказал девушкам нести его прочь отсюда.

На обратном пути Мелиадус обдумывал все услышанное им во Дворце Времени. При первом же удобном случае надо избавиться от своих обязанностей и отправиться на запад. Там он проследит путь Тозера и найдет старика, который не только хранит секрет времени, но и, возможно, знает способ, как отомстить обитателям замка Брасс.

Глава 9 ЗАМОК БРАСС. ИНТЕРЛЮДИЯ

Как уже вошло у них в привычку, поутру граф Брасс и Оладан с Булгарских гор оседлали коней и выехали на прогулку на болота.

После приезда Рыцаря-в-Черном-и-Золотом граф слегка отогрелся душой и вновь стал дружески общаться с близкими. Драматурга Тозера все еще держали в одной из башен замка под арестом, но, судя по всему, против такого обращения он ничуть не возражал, в особенности после того, как Ноблио доставил ему бумагу, перья и чернила и попросил написать пьесу, чтобы драматург хоть как-то мог отработать свое содержание. Ноблио даже пообещал ему пусть и немногочисленную, но весьма вдумчивую аудиторию.

— Любопытно, как там дела у Хоукмуна, — сказал граф Брасс. — Обидно, что не я вытянул короткую соломинку…

— И мне тоже обидно, — ответил Оладан. — Д'Аверку повезло. Жаль, что у нас было только два кольца. Если они вернутся и принесут еще, мы, пожалуй, потягаемся с Империей Мрака.

— И все-таки, это опасная затея, друг Оладан, — соваться в Гранбретанию и искать этого Майгана.

— Я где-то слышал, что иногда безопаснее находиться в пасти льва, чем рядом со львом, — ответил Оладан.

— Еще безопаснее жить в стране, где совсем нет львов, — улыбнулся Брасс.

— Ладно, граф, будем надеяться, что львы их не сожрут, — сказал Оладан и зевнул. — Может, это и глупо с моей стороны, но я по-прежнему завидую Хоукмуну и д'Аверку…

— А у меня такое чувство, что нам уже недолго осталось сидеть сложа руки, — ответил граф Брасс, направляя коня по узкой тропинке, ведущей в заросли тростника. — По-моему, нам отовсюду грозит опасность.

— Как раз это меня тревожит меньше всего, — сказал Оладан. — Я боюсь за Иссельду, Ноблио и простых горожан — ведь они не привыкли к жизни, которая нравится нам…

Они ехали к морю, наслаждаясь тишиной и покоем и в то же время тоскуя по звону мечей и смертельному риску.

«Не лучше ли разрушить оберегающую их Хрустальную Машину, — думал граф Брасс, — и вернуться в тот мир, который они покинули? Вернуться — и сражаться за него? Даже если нет ни одного шанса победить Империю Мрака…»

Глава 10 ВЫСОКО НАД ЗЕМЛЕЙ

Огромный орнитоптер, вмещавший пятерых человек, медленно парил над Лондрой, рассекая крыльями воздух. Металлический корпус машины был украшен золотом и самоцветами, складывавшимися в причудливый орнамент.

Окинув взглядом горизонт, Мелиадус посмотрел вниз, и азиаты последовали его примеру, но, казалось, только из вежливости. Впечатление было такое, что еще чуть-чуть, и тяжелые маски свалятся с них на землю.

— Взгляните, вот там впереди дворец короля Хеона, — объявил Мелиадус торжественно, подчеркивая этим чрезвычайную важность резиденции своего короля-императора. Возвышаясь над остальными зданиями, дворец находился в самом центре города и был окружен гигантским пустырем — в отличие от большинства строений, к нему нельзя было выйти через переходы. Четыре башни из чистого золота, сияющие на солнце, были столь громадными, что даже орнитоптер, парящий высоко над городом, находился ниже верхних этажей. Барельефы на ярусах дворца воссоздавали жестокие и омерзительные деяния, которыми славилась Империя Мрака. По углам парапетов располагались гигантские уродливые статуи, которые, казалось, вот-вот рухнут с этой головокружительной высоты. Дворец был разукрашен пятнами всех вообразимых оттенков, подобранных таким образом, чтобы у смотрящего на него уже через несколько секунд начинали слезиться глаза.

— Дворец Времени… — продолжал Мелиадус, указывая на здание в форме исполинских часов.

— Мой собственный дворец…

Мрачное черное строение, отделанное серебром.

— Это — знаменитая река Тайма.

По кроваво-красным волнам полноводной реки скользили баржи из черного дерева, суда, сделанные из тика, украшенные драгоценными металлами и полудрагоценными камнями, с огромными белыми парусами, покрытыми нарисованными или вышитыми узорами.

— А слева от вас, — радушно говорил барон Мелиадус, в душе кипя от злости, — находится Висячая Башня. Как видите, она будто свисает с неба, но не касается земли. Это — результат эксперимента одного из наших волшебников. Чародей сумел поднять башню на несколько футов, но не выше. Затем выяснилось, что он не может и опустить ее на землю — и с тех пор башня пребывает в этом положении.

Он показал им причалы, где из огромных, красных, как гранат, боевых кораблей Гранбретании выгружались захваченные богатства; квартал Не-носящих-масок, где жили отбросы общества; купол громадного театра, где когда-то ставились пьесы Тозера; храм Волка — цитадель ордена, с устрашающей исполинской волчьей головой на крыше; множество других храмов, также увенчанных причудливыми каменными головами зверей…

Весь день они кружили над городом, приземляясь только для того, чтобы заправиться топливом и сменить пилотов. Мелиадус изнывал от тоски. Он показал гостям все достопримечательности, которыми славился этот древний, некрасивый город, пытаясь, как велел ему король-император, поразить гостей могуществом Империи Мрака.

Вечером, когда заходящее солнце освещало дворцы и храмы зловещим багровым светом, барон Мелиадус, облегченно вздохнув, приказал пилоту возвращаться на посадочную площадку, расположенную на крыше королевского дворца.

Металлические крылья протестующе заскрипели, машина приземлилась с грохотом и треском. Послы неуклюже выбрались из кабины — совсем как механические куклы.

Они прошли к неприметному входу во дворец и спустились по винтовой лестнице. В освещенном мерцающим светом коридоре их встретил почетный караул — шесть высокопоставленных военачальников Ордена Богомола. На их масках вспыхивали блики света. Караул проводил послов в покои, где они могли бы поесть и отдохнуть.

У дверей в отведенные для гостей апартаменты барон Мелиадус поспешил откланяться, пообещав напоследок, что завтра они обсудят вопросы науки и сравнят достижения Краснокитая с достижениями Гранбретании.

Проходя по узким, плохо освещенным коридорам, он чуть не столкнулся с родственницей короля-императора — Фланой, графиней Канберийской.

— Милорд!

Барон посторонился, уступая ей дорогу:

— Примите мои извинения, миледи.

— Вы так спешите, милорд!

— Да, Флана.

— Похоже, у вас неважное настроение…

— Хуже некуда.

— Могу я вас утешить?

— Флана, столько дел…

— Дела надо делать на свежую голову, милорд.

— Вероятно.

— И будет лучше, если ваш гнев остынет.

Он пошел было прочь, но, подумав, остановился. Мелиадус знал, как Флана умеет утешать. Возможно, она права. Возможно, она сейчас нужна ему. Однако как только послы покинут Лондру, надо готовиться к экспедиции на Запад. А с другой стороны, эмиссары пробудут здесь еще несколько дней… К тому же он провел беспокойную ночь и теперь пребывал в плохом настроении. С Фланой, по крайней мере, он хотя бы почувствует себя мужчиной.

— Вероятно, — задумчиво повторил он.

— Тогда поспешим в мои апартаменты, милорд, — сказала она с ноткой нетерпения в голосе.

Мелиадус взял ее за руку, предвкушая ожидающее его наслаждение.

— Ах, Флана, — пробормотал он. — Ах, Флана…

Глава 11 РАЗДУМЬЯ ГРАФИНИ ФЛАНЫ

У графини Фланы были собственные причины искать общества Мелиадуса. Больше всего ее интересовали спутники барона, эти два неуклюжих великана с Востока.

Когда Флана и барон, пресытившись друг другом, влажные от пота, лежали в огромной постели графини, она принялась расспрашивать его о посланниках, и Мелиадус стал от души жаловаться ей на то, как ненавидит данное ему поручение и этих невозмутимых истуканов. Поведал также о своем страстном желании отомстить врагам, которые, кстати, убили и ее мужа. Сообщил и о том, что Тозер нашел где-то в пустынной провинции Йель старика, возможно, знающего способ, как добраться до недругов барона… Даже поведал ей о своих страхах, — прекрасно понимая, что этими сокровенными мыслями нельзя делиться с женщиной, и уж тем более с Фланой — что, кажется, попал в немилость к монарху, потерял престиж, что в последнее время король-император доверяет важные дела, которые раньше поручал Мелиадусу, другим подданным — например, Шенегару Тротту…

— Ох, Флана, — прошептал он, уже погружаясь в глубокий сон, — какую могущественную империю могли бы мы создать, если бы ты была королевой!..

Но Флана не вдумывалась в смысл его речей и даже не слушала их, просто лежала и иногда отворачивалась, чтобы Мелиадус не смог увидеть выражение ее лица. Мыслями она была в другом месте: в покоях эмиссаров, спящих двумя этажами выше.

Во сне Мелиадус храпел и посапывал.

Наконец графиня поднялась с постели, оделась, прикрыла лицо маской и, выскользнув из комнаты, направилась по коридорам и лестницам к покоям, охраняемым Богомолами. Маски насекомых вопросительно повернулись к ней.

— Вам известно, кто я, — сказала Флана.

Да, они знали ее и отошли от входа. Она приоткрыла одну створку дверей и скользнула в волнующую темноту апартаментов для гостей.

Глава 12 РАЗОБЛАЧЕНИЕ

Лунный свет заливал просторную комнату, кровать, разбросанные в беспорядке украшения и доспехи. В постели спал человек. Графиня приблизилась.

— Милорд…

Рывком вскочив, человек сел на кровати, Флана успела заметить его испуганные глаза, и в тот же миг он закрылся руками. Графиня вскрикнула от удивления.

— Да ведь я вас знаю!

— Кто вы? — обнаженный человек выскользнул из-под шелковых простыней и кинулся вперед, чтобы схватить ее. — Женщина!

— Ах, — проворковала она. — А вы — мужчина. — Она рассмеялась. — И вовсе не великан, просто очень высокий. А в своем балахоне и маске вы выглядели на фут выше.

— Что вам надо?

— Я хочу развлечь вас, сэр, и развлечься сама. Однако жаль, что вы — человек… Мы ведь уже встречались — два года назад в тронном зале. Мелиадус представлял вас королю-императору…

— Итак, в тот день вы были там… — он внезапно схватил Флану и поднял руку, чтобы сбросить с нее маску и зажать рот. Она вцепилась зубами в его пальцы, ударила по бицепсу… Рука разжалась.

— Кто вы? — прошептал он. — Другие обо мне знают?

— Я — Флана Микосеваар, графиня Канберийская. Никто и не догадывается, что ты здесь, бесстрашный германец. И не бойся, я не позову стражу, поскольку меня совершенно не интересует ни политика, ни барон Мелиадус. А вообще-то я благодарна тебе за то, что ты избавил меня от противного, надоедливого мужа.

— Вы — вдова Микосеваара?

— Да. А я тебя сразу узнала — по Черному Камню, который ты попытался закрыть рукой, когда я вошла. Ты ведь герцог Дориан Хоукмун фон Кельн, и прибыл сюда в таком виде, чтобы разведать секреты своих врагов.

— Боюсь, мне придется убить вас, мадам.

— Но я же не собираюсь выдавать тебя, герцог Дориан… Во всяком случае, пока. Я просто хочу доставить тебе удовольствие, вот и все… Ты снял с меня маску… — она подняла свои золотистые глаза и заглянула ему в лицо. — Теперь тебе остается снять с меня все остальное.

— Мадам, — хрипло проговорил он, — я не могу. Я женат. Она рассмеялась:

— Как и я. Я тоже была замужем, бесконечно много раз…

В ответ он также пристально посмотрел на нее. Его лоб покрылся испариной, мускулы напряглись.

— Мадам, я… я не могу… Послышался шорох, и они обернулись.

Разделяющая апартаменты дверь открылась, на пороге возник высокий красивый мужчина, который притворно закашлялся и поклонился. Он был совершенно наг.

— Мой друг, мадам, — сказал Гьюлам д'Аверк, — человек строгих моральных правил. Но, вероятно, я смогу помочь…

Флана повернулась к нему и оглядела с головы до пят.

— Что ж, вы не производите впечатления слабака, — сказала она. Он потупил взор.

— Ах, мадам, вы так добры! — подойдя, он обнял ее за плечи и повел в свою комнату. — Я сделаю все, что в моих слабых силах, по крайней мере, если это позволит мое больное сердце.

Дверь закрылась, и Хоукмун, весь дрожа, остался один.

Он сел на край постели, ругая себя за то, что не лег спать в одежде и маске… Но тяжелый день заставил его забыть о мерах предосторожности. План Рыцаря-в-Черном-и-Золотом показался достаточно рискованным, но возразить было нечего — прежде чем искать старика на западе Гранбретании, они должны были выяснить, не попал ли он уже в темницы Лондры. Однако теперь им, похоже, уже не суждено узнать этого.

Стражники наверняка видели, как графиня входила сюда. Даже если убить ее или хотя бы связать, охрана все равно заподозрит неладное. Ведь они находились в городе, где каждый человек жаждет их смерти. Здесь нет друзей, и нет никакой надежды спастись в случае разоблачения.

Надо бежать отсюда, пока Флана не подняла тревогу… Но как это сделать? Хоукмун не знал.

Он надел доспехи, поверх них — свой клоунский наряд. Единственным оружием ему мог послужить золотой посох, который дал ему Рыцарь как «знатному сановнику Краснокитая» для пущей убедительности. Хоукмун взвесил его на руке, с грустью вспомнив свой меч.

До самого рассвета он так и не сомкнул глаз, меряя комнату шагами и тщетно пытаясь найти хоть какой-нибудь выход из положения.

На утро Гьюлам д'Аверк просунул голову в дверь и, ухмыльнувшись, сказал:

— Доброе утро, Хоукмун! Дружище, ты так и не ложился? Здорово, я тоже. Графиня — натура требовательная… Я рад, что ты готов. Надо торопиться.

— Куда, д'Аверк? Я всю ночь ломал голову над тем, как выбраться отсюда, но ничего не придумал…

— А я поговорил с Фланой, и она рассказала мне много интересного — Мелиадус, как видно, доверяет ей. Она согласилась помочь нам.

— Каким образом?

— Мы сбежим на ее орнитоптере. Он в любое время к нашим услугам.

— Ты доверяешь ей?

— Ничего другого не остается… Видишь ли, у Мелиадуса не было времени разыскивать Майгана из Лландары — по счастливой случайности он задержался именно из-за нашего приезда. Но барон знает по крайней мере о том, что Тозер выведал секрет у какого-то старика на Западе и намерен найти его. Так что у нас есть шанс первыми добраться до Майгана. Часть пути мы проделаем на орнитоптере Фланы — я умею управлять им — а дальше пойдем пешком.

— Но у нас нет ни оружия, ни подходящей одежды!

— Оружие и одежду нам предоставит Флана, маски — тоже. У нее в гардеробе хранятся тысячи трофеев, оставшихся от прошлых побед.

— Мы должны немедленно к ней отправиться!

— Нет. Мы должны дождаться ее возвращения.

— Почему?

— Потому, мой друг, что Мелиадус может еще спать в ее покоях. Имей терпение… И молись, чтобы нам и дальше так везло!

Вскоре Флана вернулась, сняла маску и поцеловала д'Аверка — смутившись, как молоденькая девушка. Ее взгляд подобрел, в нем исчезло выражение охотничьего азарта, словно в д'Аверке она нашла нечто для себя новое — может быть, нежность, так несвойственную мужчинам Гранбретании.

— Он ушел… — сказала она. — Гьюлам, я чуть с ума не сошла! От желания задержать тебя, оставить здесь, рядом со мной. Многие годы я ощущала какую-то пустоту в душе, которую не могла заполнить. Тебе почти удалось это…

Д'Аверк наклонился, коснулся губами ее губ и искренне ответил:

— И ты, Флана, ты тоже кое-что дала мне…

Он неуклюже выпрямился, надел тяжелые доспехи и свою высокую маску.

— Идем, надо торопиться, пока во дворце все спят. Хоукмун накинул балахон, и вновь оба превратились в странных, так непохожих на людей послов Краснокитая.

Выйдя из покоев, Флана повела их мимо стражников-Богомолов (которые, впрочем, тут же последовали за ними на почтительном расстоянии) по ярко освещенным извилистым коридорам к своим апартаментам. У дверей она велела охране оставаться снаружи.

— Но они же доложат, что мы здесь, — сказал д'Аверк. — Флана, тебя заподозрят!

Флана приподняла свою маску Цапли и улыбнулась:

— Нет.

По ворсистому ковру она подошла к полированному комоду, отделанному бриллиантами, и, подняв крышку, достала длинную трубку, к одному концу которой был прикреплен мягкий шарик.

— В этом шарике ядовитый газ, — сообщила она, — от которого человек теряет рассудок, начинает бесноваться, а потом умирает. Так что перед смертью стражники будут метаться по коридорам, и никто не узнает, что они были около моих покоев. Этот яд еще ни разу меня не подводил!..

Она говорила об убийстве с такой легкостью, что Хоукмун содрогнулся.

— Поэтому все, что мне надо, — продолжала она, — это сунуть трубку в замочную скважину и сжать шарик.

Флана положила свое оружие на крышку комода и провела беглецов через несколько шикарных, броско обставленных комнат в помещение с огромным окном, выходящим на широкий балкон. На балконе, аккуратно сложив крылья, стоял орнитоптер Фланы, похожий на грациозную серебристо-красную цаплю.

Графиня быстро прошла в другую часть комнаты и отдернула занавеску. Там, на длинной вешалке, находились ее трофеи — одежды, маски и оружие всех ее покойных мужей и любовников.

— Возьмите все, что вам нужно, — прошептала она. — И поспешите.

Хоукмун выбрал узкие штаны из черной оленьей кожи, синий бархатный камзол, кожаную, отделанную парчой перевязь с мечом и длинным, отлично сбалансированным кинжалом и маску убитого им Азровака Микосеваара — свирепую маску Стервятника.

Д'Аверк надел ярко-желтый костюм, высокие сапоги из оленьей шкуры, узкие штаны, как у Хоукмуна, и блестящий голубой плащ. Он тоже выбрал маску Стервятника, полагая, что двое людей из одного ордена, путешествующие вместе, привлекут к себе меньше внимания. Теперь их нельзя было отличить от высокородных дворян Гранбретании.

Флана открыла окно, и они вышли на балкон — в холодное туманное утро.

— До свидания, — прошептала она. — Я должна вернуться к стражникам… До свидания, Гьюлам д'Аверк. Надеюсь, мы еще встретимся.

— Я тоже надеюсь, Флана, — ответил д'Аверк с необычной для него теплотой в голосе. — До свидания…

Он забрался в кабину орнитоптера и завел мотор. Хоукмун поспешно сел сзади.

Забились крылья, с металлическим скрежетом аппарат поднялся в серое небо Лондры и повернул на запад.

Глава 13 КОРОЛЬ ХЕОН В ГНЕВЕ

Раздираемый противоречивыми чувствами, барон Мелиадус вошел в тронный зал, и, стараясь не выказать владевшего им раздражения, начал долгий путь к Тронной Сфере. Сегодня молочно-белая жидкость в Сфере волновалась сильнее обычного, и это еще более встревожило барона. Когда он узнал об исчезновении послов, то пришел в ярость. Одновременно его страшил гнев монарха и терзало желание броситься на поиски старика, который должен был открыть ему способ, как достичь замка Брасс.

Пожалуй, сейчас он меньше всего опасался за свое шаткое положение при дворе и поруганную честь воина. Он также не опасался и того, что король вздумает изгнать его в кварталы Не-носящих-масок… Барон нервно теребил ремешок личины Волка. С каждым шагом все более нерешительно, он наконец приблизился к Тронной Сфере и робко посмотрел на напоминающее зародыш тельце своего монарха.

— Великий король-император, это твой слуга Мелиадус. Он упал на колени и поклонился до земли.

— Слуга? Не слишком же хорошо ты нам служишь, Мелиадус!

— Я раскаиваюсь, ваше величество, но…

— Но?

— Но я не думал, что они собираются отбыть этой ночью, воспользовавшись тем же таинственным способом, которым прибыли сюда.

— Это было твое дело, Мелиадус — знать, что у них на уме.

— Знать? Знать, что у них на уме, могущественнейший король?…

— Чутье подводит тебя, Мелиадус. Раньше этого не случалось. Раньше ты мог на него положиться — и никогда не ошибался. А теперь твои мозги забиты идиотскими планами мести и ты слеп ко всему остальному… Мелиадус, эти послы убили шестерых наших лучших стражников. Мы не знаем, как — возможно, с помощью заклинания или чего-нибудь в этом роде, — но они убили их, каким-то образом покинули дворец и вернулись к своей машине, перенесшей их сюда. Они узнали про нас довольно много, а мы, Мелиадус, почти ничего не узнали про них.

— Нам известно кое-что об их вооружении…

— Разве? А тебе известно, Мелиадус, что люди умеют лгать?… В общем, мы недовольны тобой. Мы поручили тебе важное задание, а ты исполнял его спустя рукава и практически ничего не добился… Потратил столько времени во дворце Тарагорма, предоставив послам делать все, что им заблагорассудится, хотя ты не должен был отходить от них ни на шаг. Ты — дурак, Мелиадус, круглый дурак!

— Ваше величество, я…

— А все из-за того, что тебе не дает покоя кучка отщепенцев из замка Брасс. Тебе нужна эта девчонка, что ли? Поэтому ты и преследуешь их с тупой настойчивостью?

— Я боюсь, что они угрожают Империи, великий король…

— Краснокитай тоже угрожает нашей Империи, барон — реальными мечами, реальными солдатами и реальными кораблями, которые могут проходить сквозь землю. Забудь о своей мести, барон, и подумай о том, что мы тобой недовольны.

— Но, сэр…

— Мы предупредили тебя, барон Мелиадус. Выкинь замок Брасс из головы. Лучше попытайся разузнать все, что сможешь, о послах; выясни, где их ждала машина, как они ухитрились выйти из города… Оправдайся в наших глазах, Мелиадус, верни свою былую славу…

— Слушаюсь, сэр, — проговорил сквозь зубы барон, едва сдерживая злость и досаду.

— Аудиенция окончена, Мелиадус.

— Спасибо, сэр, — ответил Мелиадус. Кровь стучала у него в висках.

Он повернулся на каблуках и пошел к выходу.

Дойдя до украшенных драгоценными камнями дверей, он оттолкнул стражников и двинулся по освещенным мерцающим светом извилистым коридорам.

Он шел быстрым размеренным шагом, сжимая рукоять меча так, что побелели костяшки пальцев.

Он пересек приемную дворца, где знатные господа ожидали аудиенции короля-императора, спустился по ступеням к воротам, выпустившим его в город, дал знак своим девушкам-рабыням подать носилки, устало развалился на подушках и приказал возвращаться домой.

В эту минуту он ненавидел короля-императора. Он глубоко презирал существо, которое так его унизило, оскорбило и опозорило. Король Хеон просто дурак, если не видит опасности, исходящей от замка Брасс. Такому дураку не пристало носить корону, не пристало повелевать рабами и уж подавно бароном Мелиадусом Кройдейнским, магистром Ордена Волка!

Мелиадус не будет подчиняться глупым приказам короля Хеона, а будет делать то, что считает нужным, и если король-император посмеет возражать, то он выкажет ему открытое неповиновение…

Немногим позже Мелиадус выехал из ворот своего дворца на коне. Он скакал во главе отряда из двадцати человек — двадцати отборных воинов, которые последуют за ним куда угодно, даже в Йель.

Глава 14 ПУСТЫНИ ЙЕЛЯ

Они летели очень долго. Орнитоптер графини Фланы все реже взмахивал крыльями, он постепенно опускался над лесом и уже принялся задевать верхушки высоких сосен, цепляться за ветви берез, и наконец приземлился на вересковой пустоши.

Было прохладно. Пронизывающий ветер рвал тонкие камзолы Хоукмуна и д'Аверка. Ежась от холода, они вылезли из орнитоптера и встревоженно огляделись по сторонам. Вокруг них не было ни души. Сунув руку за пазуху, д'Аверк извлек оттуда кусок тончайшего пергамента, на котором была нацарапана карта.

— Нам нужно идти вон туда, — указал он рукой. — Нужно спрятать орнитоптер в лесу.

— А почему бы не оставить его здесь? Кто его найдет за день-два? — спросил Хоукмун.

Д'Аверк возразил:

— Я не хочу, чтобы графиня Флана попала под подозрение, Хоукмун. А если машину обнаружат, то это грозит ей серьезными неприятностями. Берись-ка!

Они затащили орнитоптер подальше в сосновый бор и прикрыли его ветками. «Цапля» несла их, пока хватало топлива, а дальше беглецам предстояло идти пешком.

Четыре дня они шли по лесам и полям, и с каждым часом местность становилась все более безжизненной.

И вот настал день, когда Хоукмун остановился и поднял руку:

— Смотри, д'Аверк, Йельские горы!

Да, вдалеке виднелись горы — их пурпурные пики были укутаны облаками, а равнину у подножия ограждали рыжевато-коричневые и желтые утесы.

Это была дикая, красивая местность, и Хоукмун, ничего подобного раньше не видавший, застыл в изумлении.

— Значит, д'Аверк, в Гранбретании еще остались земли, которые радуют глаз…

— Да, красиво, — согласился д'Аверк. — Но жутковато… Где-то там живет Майган. Еще несколько десятков миль — и мы в Лландаре, который находится далеко в горах.

— Тогда вперед, — сказал Хоукмун, поправляя перевязь. — Вперед. Пока у нас есть незначительное преимущество, но как знать — возможно, Мелиадус уже на пути в Йель.

Д'Аверк стоял, потирая ногу.

— Твоя правда, но боюсь, эти сапоги долго не протянут. Я выбрал их за красоту, и теперь, видно, придется поплатиться за свою глупость.

Хоукмун похлопал его по плечу:

— Я слышал, здесь водятся дикие пони. Обещаю, мы найдем парочку и отправимся верхом!

Но им не встретилось никаких пони. Каменистая почва под ногами была желтой, небо над головой — мертвенно-белым… Хоукмун и д'Аверк начали понимать, почему эта территория пользуется дурной славой среди простолюдинов Гранбретании — какими-то неестественными казались и земля, и небо. Наконец они добрались до подножия гор.

Вблизи горы были такого же желтоватого цвета, с темно-красными и зелеными прожилками — такие же безжизненные и мрачные. Карабкаясь по склонам, Хоукмун и д'Аверк видели странных животных, спешащих укрыться в чаще; диковинные, ростом не более фута, отдаленно похожие на людей, существа с волосатыми телами и совершенно лысыми головами следили за ними из укрытий.

— А ведь когда-то они были людьми, — заметил д'Аверк, — их предки жили в этих местах. Но Тысячелетие Ужаса хорошо здесь поработало…

— Откуда ты это знаешь? — спросил Хоукмун.

— Из книг. Последствия Тысячелетия Ужаса особенно сильно сказались на Йеле — сильнее, чем на других провинциях Гранбретании. Вот почему здесь почти никто не живет — люди боятся сюда возвращаться.

— Кроме Тозера и старика Майгана.

— Да, если Тозер не солгал. Возможно, Хоукмун, мы все еще гонимся за синицей в небе…

— Но Мелиадусу он рассказал ту же историю.

— Ну, может быть, Тозер просто врет последовательно?…

В сумерках обитатели гор вылезли из своих нор и напали на Хоукмуна и д'Аверка.

У них были кошачьи лапы, жуткие огромные глаза горели в темноте. Из разинутых зубастых птичьих клювов доносилось злобное шипение. Твари — три самки и шестеро самцов, насколько друзья разглядели в потемках — кутались в лоснящиеся от грязи шкуры.

Хоукмун выхватил меч, поправил маску, как обычно поправлял свой шлем, и прислонился спиной к скале.

Д'Аверк встал рядом, и в тот же миг твари бросились на них.

Хоукмун ударил, и на груди первого нападающего появилась длинная кровавая полоса. Чудовище отскочило с пронзительным криком.

Со вторым разделался д'Аверк, поразив его в сердце. Третьему Хоукмун перерезал горло, но когти четвертого вцепились ему в левую руку. Он извернулся, напрягшись всем телом, и попытался выхватить кинжал, одновременно отбиваясь еще от одной твари.

От ужасной вони к горлу подкатывалась тошнота. В конце концов ему удалось достать кинжал, и он вонзил клинок в державшую его лапу. Закричав, тварь отпустила герцога.

И тогда Хоукмун погрузил клинок в светящийся глаз — и оставил оружие там, ибо пора было заняться другой тварью.

В темноте он не мог разглядеть, сколько чудовищ еще живы. Д'Аверк изрыгал грязные ругательства собственного изобретения; кровь вокруг него лилась рекой.

Хоукмун поскользнулся на крови, немного отстранился от скалы и этой секундной заминки оказалось достаточно, чтобы очередная тварь с громким воем прыгнула на него и сжала в крепчайшем захвате. Прижимая обе руки Хоукмуна к бокам, она с яростью заколотила клювом по маске, пытаясь добраться до лица.

Хоукмун мотнул головой, оставив маску в зубах врага, с трудом развел руки в стороны и изо всех сил боднул противника в грудь. Тварь отшатнулась в замешательстве: откуда ей было знать, что маска Стервятника — отнюдь не часть тела Хоукмуна; Хоукмун вонзил меч ей в сердце и быстро обернулся к д'Аверку, на котором повисло сразу два существа.

Он снес голову одному и занес меч над вторым, но существо вдруг вырвало клок камзола д'Аверка, бросилось прочь и исчезло в ночи.

Итак, они расправились почти со всеми мерзкими созданиями — лишь одному удалось спастись.

Д'Аверк тяжело дышал; он не был ранен, если не считать нескольких глубоких царапин в том месте, где когти твари отхватили кусок одежды. Хоукмун разодрал свой плащ и перевязал рану.

— Будем считать, обошлось, — сказал д'Аверк. Он снял помятую маску и выбросил ее. — Маски неплохо нам помогли, но, раз уж ты потерял свою, то и я не стану ее носить. Камень у тебя во лбу невозможно ни с чем спутать, так что нет смысла продолжать маскарад… — он усмехнулся: — Тысячелетие Ужаса породило безобразных созданий, друг Хоукмун, как я и говорил.

— Я и не спорил, — улыбнулся Хоукмун. — Идем, надо поискать ночлег. Тозер отметил на карте безопасные места, посмотри-ка.

Д'Аверк полез за пазуху и вдруг в ужасе закричал:

— Ох, Хоукмун! Ну, что за невезение!

— Что случилось, мой друг?

— Эта зверюга вместе с куском камзола оторвала карман, а в кармане лежала составленная Тозером карта. Хоукмун, мы пропали!

Хоукмун выругался и спрятал меч в ножны.

— Ничего не поделаешь, — нахмурился он, — надо отыскать эту тварь. Она была ранена и наверняка оставила кровавый след.

А может быть, возвращаясь в свое логово, она выбросила карту. Ну, а если нет, мы найдем ее берлогу и попробуем отобрать карту силой.

— Стоит ли? — мрачно заметил д'Аверк. — Неужели мы не вспомним, где находится Лландар?

— А вдруг ошибемся? Нет, надо идти, д'Аверк, — и Хоукмун полез на уступ скалы — туда, где скрылось отвратительное создание. Нехотя д'Аверк последовал за ним.

К счастью, небо было чистым, и в ярком лунном свете Хоукмун разглядел на камнях блестящие пятна, которые, несомненно, были кровью. Чуть дальше он увидел еще больше таких пятен.

— Сюда, д'Аверк, — позвал он. Его друг вздохнул, пожал плечами и двинулся следом.

Поиски продолжались до рассвета, пока Хоукмун, наконец, не потерял след. Они забрались высоко в горы, откуда хорошо были видны две долины, расстилавшиеся внизу. Хоукмун, покачав головой, запустил пятерню в копну светлых волос.

— Никого. А я был почти уверен…

— Эх, ничего у нас не получается, — вздохнул д'Аверк, потирая усталые глаза. — Карты нет, с пути сбились…

Хоукмун пожал плечами:

— Извини, д'Аверк. Я хотел как лучше… Внезапно его лицо просветлело, он вытянул руку:

— Эй, там что-то движется! Пойдем-ка… — И он скрылся за скалой.

Чуть позже д'Аверк услышал изумленный крик, а затем наступила тишина. Француз выхватил меч и бросился за своим другом, недоумевая, что могло его так удивить.

За поворотом открывался вид на ущелье, в котором лежал город, полностью построенный из металла. Там были блестящие — красные, золотые, оранжевые, синие, зеленые металлические дома, остроконечные металлические башни и извивающиеся металлические дороги. Но (это было хорошо видно даже отсюда) жители давно покинули дома, и теперь они медленно разрушаются, ржавеют, теряя былое великолепие…

Повернувшись лицом к городу, Хоукмун на что-то указывал рукой. По склону горы убегал давешний противник, направляясь прямиком к постройкам.

— Должно быть, он живет там, — сказал Хоукмун.

— Что-то не хочется мне туда спускаться, — проворчал д'Аверк. — А вдруг там ядовитый воздух? Воздух, от которого кожа сходит с лица, и который вызывает удушье и смерть…

— Ядовитого воздуха больше не существует, д'Аверк, и тебе это известно. Он держится совсем недолго, после чего исчезает. Уверен, что уже несколько веков здесь все чисто, — и Хоукмун стал спускаться вниз, по пятам существа, все еще прижимающего к груди клочок камзола с картой Тозера.

— Ну, ладно, — вздохнул д'Аверк, — Помирать, так вместе, — и он последовал за своим другом. — Герцог фон Кельн, ты грубый, нечувствительный к чужим страданиям человек!

Катящиеся камни заставляли тварь нестись во всю прыть. А Хоукмун и д'Аверк, как ни старались, не могли ее догнать — бегать по горам им было в диковинку, да и от сапог д'Аверка уже почти ничего не осталось.

Тварь исчезла в тени города.

Спустя несколько минут преследователи достигли первого ряда металлических зданий и с опаской оглядели нависающие над ними громадные конструкции, отбрасывающие зловещие тени.

Заметив еще несколько пятен крови, Хоукмун медленно двинулся между опорами и колоннами города, с трудом разбирая дорогу в тусклом свете.

Внезапно послышался скрежет, раздался вопль, перешедший в рычание, и, прыгнув на Хоукмуна, тварь вцепилась ему в горло.

Он почувствовал, как когти все глубже впиваются в его кожу, а острый клюв немилосердно лупит его по затылку, и попытался оторвать лапы от своей шеи, но тщетно…

Затем существо вдруг дико завизжало, взвыло, и когти его разжались. Хоукмун обернулся. Д'Аверк с обнаженным мечом в руке глядел на поверженного врага.

— У этого пугала совсем мозгов нет, — спокойно заметил француз. — Ну, не глупо ли нападать на тебя, повернувшись ко мне спиной! — он аккуратно наколол на острие меча клочок своей одежды, выпавший из лап мертвой твари.

— Вот она, наша карта, — цела и невредима.

Хоукмун вытер кровь с горла. Когти оставили неглубокие царапины.

— Бедняга…

— Хоукмун, ты же знаешь, что у меня сердце кровью обливается, когда ты так говоришь. Они первыми на нас напали, вспомни.

— Хотел бы я знать — почему? В горах полно зверья: у них не должно быть недостаткав пище. Почемуони набросились именно нанас?

— Возможно, потому что за нашим мясом им не нужно было долго охотиться, — предположил д'Аверк, а оглядев металлические каркасы, окружавшие их со всех сторон, добавил: — Или они просто ненавидят людей…

Он со звоном вернул меч в ножны и, оглядываясь, пошел через лес металлических опор, поддерживающих башни и изящные виадуки. Повсюду валялись кости и гниющие потроха каких-то животных.

— Слушай, уж если мы сюда забрались, давай обследуем этот город, — сказал д'Аверк, вскарабкавшись на балку. — А ночку проведем здесь…

Хоукмун сверился с картой:

— Город называется Халапандур. А пристанище нашего таинственного мудреца находится к востоку от него.

— Далеко?

— День пути по горам.

— Отдохнем и завтра продолжим путь, — предложил д'Аверк. Секунду Хоукмун стоял, нахмурившись.

— Ну, ладно, — пожал он, наконец, плечами и вслед за другом полез на балку.

Они оказались на странно изогнутой металлической улице.

— Попробуем пробраться туда, — показал рукой д'Аверк. Они пошли вдоль идущей под уклон улицы к башне, которая отливала бирюзой и пурпуром в солнечных лучах.

Глава 15 ЗАБРОШЕННОЕ УБЕЖИЩЕ

Небольшая дверь, что вела в башню, свисала на одной петле, точно какой-то гигант снес ее ударом кулака. Гьюлам д'Аверк и Хоукмун заглянули внутрь, пытаясь хоть что-то рассмотреть в царящей тьме.

— Там нечто вроде лестницы, — объявил Хоукмун. Пробравшись через обломки, усеивающие пол, они поняли, что это отнюдь не лестница, а просто некий скат, подобный тем, что соединяли друг с другом все здания в этом городе.

— Я где-то читал, что город был построен незадолго до Тысячелетия Ужаса, специально для ученых, — сказал д'Аверк. — «Исследовательский Городок», так он, кажется, назывался. Сюда съезжались ученые со всего света… Идея состояла в том, чтобы делать новые открытия, ведя исследования одновременно в разных направлениях: получался этакий гибрид наук. Если память мне не изменяет, в легенде говорилось, что открытий было сделано множество, но суть большинства из них сейчас не понять никому.

Они поднимались все выше и выше, пока не оказались в огромном круглом помещении со множеством стеклянных окон. Большая часть окон потрескалась или оказалась выбита, но теперь весь город был перед ними как на ладони.

— Наверняка отсюда велось наблюдение за всем, что происходит в Халапандуре, — сказал Хоукмун, оглядываясь. Повсюду валялись осколки инструментов, назначение которых оставалось для него загадкой. На вид они были невообразимо древними — сделанные из самых простых материалов, снабженные простыми символами, совершенно непохожими на вычурные буквы и цифры, которыми люди пользовались теперь — в общем, что-то вроде наблюдательной вышки…

Д'Аверк поджал губы и указал вниз:

— Ага, и сейчас представляется случай использовать ее по назначению. Смотри, Хоукмун.

С противоположной стороны города приближалась группа всадников. Они находились достаточно далеко, но и уже с такого расстояния можно было разглядеть доспехи и маски, не оставляющие сомнений: это скачут воины Империи Мрака.

— Держу пари, это Мелиадус, — сказал Хоукмун, сжимая рукоять меча. — Он не знает точно, где живет Майган, но он наверняка выяснил, что Тозер побывал в этом городе, — следопыты барона теперь без труда найдут пристанище Майгана. Не время отдыхать, д'Аверк, надо торопиться.

Д'Аверк кивнул:

— Обидно.

Нагнувшись, он поднял с пола какой-то маленький предмет и сунул его в свой порванный камзол:

— Кажется, я знаю, что это.

— Что же?

— Запал, который использовался в старинных ружьях. Если так, он нам пригодится, — сказал д'Аверк.

— Но у тебя нет ружья!

— Оно мне и не нужно, — загадочно ответил д'Аверк.

Они бросились вниз, к выходу из башни, рискуя попасть на глаза воинам Империи Мрака, пронеслись по висячим улицам, соскользнули по опорам на землю и, наконец, выбежали из города.

— Думаю, нас не заметили, — сказал д'Аверк. — Идем, обиталище Майгана в той стороне.

Скользя и спотыкаясь, друзья начали карабкаться в гору.

Настала ночь, но они продолжали свой путь, не останавливаясь.

Друзья были голодны, поскольку почти ничего не ели с тех пор, как спустились в долину Лландара, и силы их были на исходе.

Но они все шли и шли вперед, и незадолго перед рассветом оказались, наконец, в отмеченной на карте долине. В долине, где, как утверждал Тозер, жил Майган.

Хоукмун повеселел:

— Эти парни из Империи Мрака наверняка разобьют лагерь на ночь. Так что мы успеем встретиться с Майганом, забрать его кристаллы и скрыться задолго до того, как они появятся!

— Будем надеяться, — сказал д'Аверк и подумал, что Хоукмуну просто необходимо отдохнуть: герцог Кельнский выглядел неважно. Но он молча последовал за другом в долину и только там уже сверился с картой.

— Здесь, — сказал он. — Точно. Тут должно быть убежище Майгана, но я ничего похожего не вижу.

— Если верить карте, оно находится на середине склона вон той горы, — ответил Хоукмун. — Давай поднимемся и посмотрим.

Они пересекли долину, переправились через небольшой чистый ручеек, берущий начало в расселине и текущий через всю долину. Здесь встречались следы человеческой деятельности — узкая тропка и деревянная конструкция, несомненно предназначенная для подъема воды из ручья.

Они подошли к склону горы и увидели металлические скобы, вделанные в камень. Создавалось впечатление, что скобы появились здесь за много веков до рождения Майгана.

Они начали подъем.

Восхождение было трудным, но в конце концов друзья достигли уступа скалы, на котором стоял огромный валун, и там, за валуном, им открылся вход в пещеру.

Хоукмун рванулся было вперед, но д'Аверк схватил его за плечо.

— Осторожнее, — предупредил он и вытащил меч.

— Старик вряд ли сможет причинить нам вред, — возразил Хоукмун.

— Ты устал и слишком взволнован, мой друг. Надо остановиться и немного подумать. Ведь у такого мудрого, по словам Тозера, старика, наверняка есть оружие, способное доставить нам немало хлопот. Майган, опять же по словам Тозера, терпеть не может людей, и я не понимаю, почему он должен радоваться нашему приходу.

Хоукмун кивнул, достал свой меч, и они осторожно вошли в пещеру. Пещера была темной и, по-видимому, необитаемой, однако чуть позже друзья заметили в глубине мерцающий огонек.

За поворотом открылась другая пещера — гораздо больших размеров. Здесь находилась уйма всевозможных вещей — инструменты, похожие на виденные ими в Халапандуре, две койки, кухонные принадлежности, химическое оборудование и многое-многое другое. Источником света служил шар, подвешенный к потолку в центре пещеры.

— Майган! — позвал д'Аверк. Никто не отозвался.

Они обшарили все вокруг в поисках какого-нибудь лаза, но тщетно.

— Он исчез! — простонал Хоукмун, нервно теребя камень у себя во лбу. — Исчез, д'Аверк, и бог знает, куда. Очевидно, после бегства Тозера он решил, что больше небезопасно оставаться здесь, и перебрался в другое место…

— Не думаю, — сказал д'Аверк. — Тогда он забрал бы свои пожитки, не так ли?… — он оглядел пещеру. — На койке, похоже, кто-то недавно спал. Нигде нет пыли. Скорее всего, Майган просто вышел ненадолго и скоро вернется. Подождем.

— А как же Мелиадус? Кажется, это был он.

— Ну, уповай на то, что барону еще придется поискать пещеру.

— Если он настроен так же решительно, как описывала Флана, то это не составит для него труда, — заметил Хоукмун. Он подошел к скамье, где были разложены блюда с мясом, овощами и травами и приступил к трапезе. Д'Аверк присоединился к нему.

— Будем ждать и отдохнем заодно, — сказал француз. — Ничего другого не остается.

Прошел день, минула ночь, а старик не возвращался. Хоукмун не находил себе места.

— Боюсь, что его схватили, — сказал он. — Боюсь, Мелиадус нашел его в горах.

— Если так, Мелиадус все равно притащит его сюда, а мы заслужим признательность старика, освободив его из плена, — нарочито весело ответил д'Аверк.

— Там двадцать человек, вооруженных огнеметами, если я не ошибаюсь. Нам не справиться с двадцатью, д'Аверк.

— Ох и настроеньице у тебя, Хоукмун! Раньше мы справлялись и с большим количеством врагов.

— Угу, — согласился Хоукмун, но было видно, что путешествие сильно измотало его. Возможно, и обман во дворце короля Хеона дался ему тяжелее, нежели д'Аверку, который страсть как любил плутовство и мистификации.

Наконец Хоукмун не выдержал и вышел на уступ у входа в пещеру. Какое-то подсознательное чувство заставило его посмотреть вниз.

Теперь всадники были совсем близко, и сомнений не оставалось: во главе отряда скакал Мелиадус.

Богато украшенная маска Волка ослепительно сверкнула на солнце, когда он поднял голову и увидел Хоукмуна — в ту же секунду, когда герцог глянул вниз.

Долину огласил хриплый вой. В этом звуке слились ярость и ликование, это был голос волка, почуявшего добычу:

— Хоукмун! — ревел он. — Хоукмун!..

Барон соскочил с лошади и стал карабкаться на скалу.

— Хоукмун!

Следом за ним взбирались до зубов вооруженные воины, и Хоукмун понял, что у него и д'Аверка почти не было шансов справиться со всеми.

— Д'Аверк! Мелиадус здесь! — закричал он. — Быстрее, надо забраться на вершину склона, иначе он загонит нас в ловушку!

Д'Аверк выскочил из пещеры, на ходу натягивая перевязь, глянул вниз и согласно кивнул. Хоукмун побежал к скале, нащупал скобы и стал быстро подниматься.

Струя пламени, выпущенная из огненной пики, подпалила волоски на его запястье. Другая струя ударила в скалу чуть ниже его. Он продолжал карабкаться.

Возможно, на вершине склона им придется принять бой и сражаться не на жизнь, а на смерть, ибо от этого зависит безопасность замка Брасс.

— Хо-о-у-к-му-у-ун! — гремел дрожащий от жажды мести голос Мелиадуса и многократное эхо вторило ему: — Хо-о-у-к-му-у-ун!

Хоукмун не останавливался ни на секунду, царапая ладони об острые выступы скалы, сбивая в кровь ноги, рискуя сорваться и увлечь за собой лезущего следом д'Аверка.

Они достигли вершины, за которой простиралось плато, и бросились прочь от обрыва, но огненные пики отрезали им путь к бегству.

— Ну, а теперь, — сурово произнес Хоукмун, вытаскивая меч, — мы будем драться.

Д'Аверк усмехнулся:

— Наконец-то. А я уж решил, дружище, что ты совсем голову потерял.

Они посмотрели вниз. Барон Мелиадус добрался до уступа перед пещерой и ринулся внутрь, приказав своим людям карабкаться дальше и схватить ненавистных беглецов. Очевидно, он надеялся обнаружить в пещере и остальных — Оладана, графа Брасса, или даже Иссельду, которую (Хоукмуну это было известно) барон любил, хотя и всячески отрицал это.

Вскоре над обрывом появилась голова первого преследователя в маске Волка, и Хоукмун ударил по ней ногой. Маска лязгнула, однако воин удержался на краю и даже схватил Хоукмуна за ногу, рассчитывая либо на то, что тот затащит его на плато, либо на то, что сорвутся оба.

Подбежавший д'Аверк пнул солдата в плечо. Воин промычал что-то нечленораздельное, отпустил ногу Хоукмуна, попытался ухватиться за выступ скалы на краю обрыва, но, лишь взмахнув руками, полетел спиной вниз, воя почти непрерывно на всем долгом пути к равнине.

Одному Хоукмун перерезал горло, другому почти по рукоять вонзил меч в нижнюю часть живота — в то место, где была щель между пластинами доспехов, но на месте убитых тут же появлялись другие Волки.

Они сражались около часа, стараясь не дать противнику забраться на плато и одновременно отражая выпады тех, кто все-таки забрался.

Но их окружили, и мечи, точно зубы гигантской акулы, нацелились им в лица.

— Сдавайтесь, джентльмены, — послышался голос Мелиадуса. — Или я прикажу зарезать вас.

Опустив оружие, Хоукмун и д'Аверк в полном отчаянии посмотрели друг на друга.

Они прекрасно понимали, что Мелиадус ненавидит их лютой ненавистью, и что теперь, когда они попали в плен на вражеской территории, у них не оставалось никакой возможности спастись.

Мелиадус, как видно, тоже понимал это, поскольку, сдвинув на бок маску Волка, ухмыльнулся и заметил:

— Не знаю, как вы попали в Гранбретанию, Хоукмун и д'Аверк, но то, что вы оба круглые идиоты — это несомненно! Стало быть, вы тоже искали старика? Зачем он вам, позвольте спросить? У вас ведь уже есть то, что можно получить у него.

— Возможно, у него есть кое-что еще, — сказал Хоукмун, решив, что чем меньше будет знать Мелиадус, тем больше шансов, что им удастся его обмануть.

— Другое? То есть, другие устройства, полезные Империи Мрака? Спасибо, что сообщил, Хоукмун. Сам старик, разумеется, расскажет подробнее.

— Старик исчез, Мелиадус, — добродушно проговорил д'Аверк. — Мы предупредили его о твоем появлении.

— Исчез? Хм… Не уверен. Но если и так, то вы знаете, куда он делся, сэр Гьюлам.

— Я — нет, — сказал д'Аверк, брезгливо глядя на солдат, связывающих его и Хоукмуна одной веревкой.

— Посмотрим, — ухмыльнулся Мелиадус. — Я бы хотел прямо здесь, немедленно, устроить вам небольшую пытку. Чтобы хоть чуточку утолить жажду мести. Надеюсь, вы простите мне этот каприз. А позже, когда мы прибудем в мой дворец, я использую другие, более интересные способы… К тому моменту, думаю, старик уже будет в наших руках — старик и его секрет путешествий во времени… — про себя барон добавил: «К тому моменту я уже оправдаюсь перед королем-императором и заслужу прощение за то, что покинул столицу без соизволения монарха».

Он протянул руку и нежно погладил Хоукмуна по щеке:

— Ах, Хоукмун, скоро ты на себе почувствуешь, как я зол. Очень скоро…

Хоукмун задрожал всем телом, глубоко вздохнул и плюнул в ухмыляющуюся волчью маску.

Мелиадус отпрянул, вытер слюну с маски и наотмашь ударил Хоукмуна по губам.

— Еще одна пытка за это, Хоукмун, — прошипел он. — И обещаю, что эти пытки продлятся для тебя целую вечность!..

Хоукмун опустил голову. Солдаты грубо схватили его, вместе с Гьюламом д'Аверком подтащили к краю обрыва и сбросили вниз.

Веревка, которой они были связаны, натянулась и не дала упасть на дно ущелья. Безо всякой осторожности их опустили на уступ перед пещерой; через несколько минут подошел Мелиадус, спустившийся по скобам.

— Мне еще надо найти старика, — сказал барон. — Думаю, он прячется где-то поблизости. Мы хорошенько свяжем вас и бросим в пещеру, поставив у входа пару стражников — просто на случай, если вы каким-либо образом освободитесь от пут — а сами отправимся на его поиски. На этот раз тебе не убежать, Хоукмун. И тебе тоже, д'Аверк. Наконец-то вы принадлежите мне! Тащите их внутрь, ребята. Свяжите их всеми веревками, которые только найдете. И не спускайте с них глаз, потому что это любимые игрушки Мелиадуса!

Проследив за тем, чтобы приказание было исполнено точно, Мелиадус оставил троих воинов у входа в пещеру и в отличном настроении спустился в долину.

«Еще немного, — сказал он себе, — и враги окажутся в моей власти, все их секреты попадут ко мне в руки, и тогда король-император поймет, что говорил правду. И что с того, что монарх плохо думал обо мне?»

У Мелиадуса уже созрел план, как исправить и эту ошибку.

Глава 16 МАЙГАН ЛЛАНДАРСКИЙ

Настала ночь. Однако огонь все еще горел в дальней пещере, поэтому Хоукмун с д'Аверком постарались откатиться поглубже в тень.

Выход из пещеры караулили крепкие стражники. Они надежно связали пленников веревками, и, как ни напрягался Хоукмун, он не сумел даже пошевелиться. Все, что он мог, это морщиться, таращить глаза и дергать головой. Бедняге д'Аверку приходилось ничем не лучше.

— Похоже, мой друг, мы были недостаточно осторожны, — сказал д'Аверк самым бодрым голосом, на который только был способен.

— Верно, — согласился Хоукмун, — голод и усталость заставляют даже мудрецов делать глупости. Мы сами во всем виноваты…

— Мы получили по заслугам, — продолжал д'Аверк с ноткой сомнения в голосе. — Но разве наши друзья виноваты? Надо попытаться сбежать, Хоукмун, каким бы безнадежным делом это ни казалось.

Хоукмун кивнул:

— Верно. Если Мелиадус доберется до замка Брасс… Он вздрогнул.

После недавней беседы Мелиадус показался ему еще более одержимым, чем раньше. Может, это из-за того, что Хоукмун и обитатели замка Брасс неоднократно обводили его вокруг пальца? Или потому, что исчезновение замка и его защитников бросило тень на победы барона? Хоукмун не мог ответить на эти вопросы, но он точно знал, что его старинный враг совершенно не отдает себе отчета в своих поступках. И оставалось только гадать, на какие безумства он способен в таком состоянии.

Хоукмун повернул голову и нахмурился — ему показалось, что из дальней пещеры донесся какой-то шорох. Со своего места он видел только краешек соседнего помещения…

Вновь послышался шорох, и он чуть не свернул шею, пытаясь разглядеть, что происходит. Д'Аверк еле слышно, чтобы стража не заподозрила неладное, прошептал:

— Могу поклясться, там кто-то есть…

В этот момент на них упала чья-то тень, и они увидели высокого старика с гривой седых волос и крупным, словно высеченным из камня морщинистым лицом.

Сдвинув брови, старец осмотрел двух связанных людей, поджал губы, оглянулся на трех стражников, застывших у выхода, и вновь обратил взор на Хоукмуна и д'Аверка. Не говоря ни слова, он стоял, скрестив руки на груди. Хоукмун заметил, что все пальцы незнакомца, даже большие (за исключением мизинца левой руки) унизаны хрустальными кольцами.

Майган Лландарский! Но как он попал в пещеру? Через потайной ход?

Хоукмун в отчаянье посмотрел ему в глаза, беззвучно моля о помощи. Исполин улыбнулся и немного придвинулся, чтобы расслышать шепот Хоукмуна:

— Сэр, если только вы Майган Лландарский, знайте, что мы ваши друзья и пленники ваших врагов.

— А откуда мне знать, что вы говорите правду? — прошептал старец в ответ.

Один из стражников, очевидно, услыхав что-то, зашевелился и обернулся. Майган отпрянул в тень.

— О чем это вы там шепчетесь? — проворчал стражник. — Обсуждаете, что сделает с вами барон, а?… Ох, Хоукмун, ты даже не представляешь, какие развлечения тебя ждут!

Хоукмун промолчал.

С ехидным смешком стражник отвернулся. Майган вновь придвинулся к пленникам:

— Так ты Хоукмун?

— Ты слышал обо мне?

— Кое-что. Если твое имя — Хоукмун, то, возможно, ты говоришь правду, ибо я не терплю нынешних правителей Гранбретании, хоть сам и являюсь ее подданным… Но откуда тебе знать, кто мои враги?

— Барон Мелиадус Кройденский выведал секрет, доверенный тобой некоему Тозеру, который не так давно гостил у тебя…

— Доверенный, ха-ха! Этот тип подольстился ко мне, а потом, пока я спал, стащил одно из колец и сбежал с его помощью… Думаю, он хотел оправдать себя в глазах своих хозяев в Лондре…

— Верно. Тозер наплел им, что овладел какой-то таинственной силой мысли, продемонстрировал свое умение и очутился в Камарге…

— Разумеется, случайно. Он понятия не имел, как правильно пользоваться кольцом.

— И мы так решили.

— Я верю тебе, Хоукмун, и боюсь этого Мелиадуса.

— Так освободи нас, мы попытаемся защитить тебя…

— Сомневаюсь, что мне нужна ваша защита. И Майган растворился в темноте.

— Хотел бы я знать, что он задумал, — подал голос д'Аверк, который до этого момента умышленно хранил молчание.

Хоукмун пожал плечами.

Майган вернулся с длинным ножом и, просунув его под веревки, опутывающие Хоукмуна, принялся осторожно водить лезвием, пока герцог Кельнский не смог освободиться сам.

— Дайте-ка мне нож, — прошептал он и, взяв его из рук Майгана, стал обрезать веревки д'Аверка, поглядывая на стражников.

Снаружи донеслись голоса.

— Барон Мелиадус возвращается, — сказал один из охранников. — Похоже, злой, как черт.

Хоукмун бросил взволнованный взгляд на д'Аверка. Они вскочили.

Краем глаза заметив движение, один из стражников обернулся и вскрикнул от изумления.

Пленники бросились на охранников. Рука Хоукмуна успела помешать одному вытащить меч. Рука д'Аверка сжалась на шее второго, другой рукой француз уже выхватил у него оружие. Лезвие поднялось и опустилось прежде, чем охранник успел даже крикнуть.

Пока Хоукмун боролся с первым стражником, д'Аверк уже занимался третьим. В ночном воздухе слышался звон мечей, и до них долетел удивленный возглас Мелиадуса.

Хоукмун повалил своего противника, прижал коленом к земле, вытащил кинжал, все еще висевший у него на поясе, сорвал с врага маску и всадил клинок в его горло.

Между тем д'Аверк расправился с последним охранником и, тяжело дыша, стоял над его трупом.

Майган окликнул их из глубины пещеры:

— Я вижу, у вас есть хрустальные кольца — такие же, как у меня. Вы знаете, как ими пользоваться?

— Мы знаем только, как вернуться в Камарг! Один поворот влево…

— Так и быть, Хоукмун, я помогу тебе. Поверни кристалл сначала вправо, а затем влево. Повторите движение шесть раз, а затем…

У входа в пещеру возникла огромная маска Мелиадуса:

— Ага, Хоукмун, ты все еще пытаешься мне досадить… Старик!!! Хватайте его, хватайте!

Солдаты Мелиадуса кинулись в пещеру. Д'Аверк и Хоукмун встали на их пути, решив драться до конца.

— Назад, мерзавцы! — в бешенстве закричал старик и бросился на непрошеных гостей, высоко подняв нож.

— Стойте! — гаркнул Хоукмун. — Майган, оставьте нам грязную работу. Держитесь подальше. Вы беззащитны перед этими головорезами!

Но Майган словно не слышал.

Увидев, что сраженный ударом солдата старик медленно опускается на землю, Хоукмун рванулся к нему и пронзил нападавшего мечом.

Хоукмун и д'Аверк отступали во внутреннюю пещеру. Звон мечей и яростные крики Мелиадуса эхом перекатывались под сводчатым потолком.

Поддерживая раненого Майгана, Хоукмун отражал удары, градом сыпавшиеся на них. Сквозь толпу воинов протиснулся барон Мелиадус и, ухватив меч обеими руками, напал на своего заклятого врага.

Вспыхнула резкая боль в левом плече, и герцог почувствовал, как кровь пропитывает рукав… Он парировал следующий удар, сделал стремительный выпад и поразил Мелиадуса в руку.

Барон зарычал и отскочил назад.

— Д'Аверк! Майган! — выкрикнул Хоукмун. — Ну же, давайте! Поверните кристаллы! Это единственное спасение!

Он повернул камень на своем кольце вправо, влево и шесть раз повторил это движение. Мелиадус взвыл от гнева и вновь бросился на него. Хоукмун поднял меч, чтобы парировать выпад барона…

И тут Мелиадус исчез.

Исчезла пещера, исчезли солдаты…

Один-одинешенек, он стоял на плоской, как стол, равнине, простиравшейся во все стороны до самого горизонта. Высоко в небе сияло огромное солнце — по-видимому, был полдень. Невысокая трава пахла весной.

Где он? Неужели Майган обманул их? Где все остальные?…

Неподалеку начала материализовываться фигура Майгана из Лландара. Дюжина нанесенных мечами ран покрывала его тело, старик лежал на земле, прижимая руку к самой тяжелой ране. Искаженное болью лицо было мертвенно-белым. Хоукмун вложил меч в ножны и бросился к нему:

— Майган…

— Ах, Хоукмун, я умираю… Это страшно. Но, по крайней мере, я знаю твою судьбу. Рунный Посох…

— Мою судьбу? Что ты хочешь этим сказать? И при чем тут Рунный Посох? Я много слышал об этом загадочном предмете, но еще никто толком не объяснил, какое отношение он имеет ко мне…

— Узнаешь в свое время. А сейчас…

Внезапно появился д'Аверк и удивленно огляделся:

— Надо же, сработало! Спасибо Рунному Посоху. А я был уверен, что нас всех прикончат.

— Ты… должен найти… — Майган закашлялся. У него пошла горлом кровь, потекла по подбородку…

Хоукмун приподнял голову старика:

— Ты тяжело ранен, но мы поможем тебе. Как только мы вернемся в замок Брасс…

Майган покачал головой:

— Вы не сможете вернуться.

— Не сможем? Почему это? Кольца перенесли нас сюда. Один поворот влево…

— Нет. После того, как вы сместили камни таким образом, кольца надо привести в исходное положение.

— И как это сделать?

— Не скажу!

— Не скажешь? То есть — не знаешь?

— Знаю. Но я должен был перенести вас сквозь плоскости в эту страну, где ты будешь исполнять часть своего предназначения. Вы должны найти… о-о-о!.. Как больно!..

— Ты обманул нас, старик, — сказал д'Аверк. — Хотел, чтобы мы плясали под твою дудку… Но ты умираешь, и пока мы не можем тебе помочь. Расскажи, как вернуться в замок Брасс, и мы приведем тебе лекаря!

— Я доставил вас сюда не потому, что мне так захотелось; знание грядущего побудило меня сделать это. С помощью колец я путешествовал сквозь многие миры и многие времена. Я многое знаю. Знаю, чему ты служишь, Хоукмун, знаю, что настал твой час действовать здесь.

— Где? — в отчаянии произнес Хоукмун. — В какое время ты перенес нас? Как называется эта страна? Здесь же нет ничего, кроме пустынной равнины!

Майган закашлялся кровью, и стало ясно, что конец его близок.

— Возьми мои кольца, — сказал он, тяжело дыша. — Они могут тебе пригодиться. Но сначала найди Нарлин и Меч Рассвета… Это на юге… Когда дело будет сделано — поверни на север. Ищи город Днарк… и Рунный Посох.

Он вновь закашлялся, потом тело его свела судорога, и с тихим вздохом старик скончался.

Хоукмун посмотрел на д'Аверка:

— Рунный Посох? Значит, мы в Краснокитае — ведь там, если верить слухам, он находится?

— Какая ирония судьбы, если вспомнить наш маскарад в Лондре! — сказал д'Аверк, перевязывая платком рану на ноге. — Возможно, мы туда и попали. Плевать. Главное, мы далеко от этого грубияна Мелиадуса и его кровожадной стаи. Солнышко светит. Тепло. Если не обращать внимания на наши раны, то мы еще дешево отделались.

Покосившись на друга, Хоукмун вздохнул:

— Я не уверен. Если опыты Тарагорма увенчались успехом, барон найдет путь в Камарг. Я предпочел бы сейчас находиться там, а не здесь, — он задумчиво повертел на пальце кольцо. — Интересно, а если…

Д'Аверк отстранил его руку:

— Э, нет, Хоукмун, и думать не смей. Я почему-то верю старику. Кроме того, кажется, он хорошо к тебе относился. Хотел сделать, как лучше. Может быть, он собирался объяснить, где мы находимся, подробнее рассказать, как добраться туда, куда он нас послал. А начни мы сейчас вертеть кольца, и кто знает, куда нас занесет — вдруг обратно к нашим приятелям в пещеру Майгана!

Хоукмун кивнул:

— Скорее всего, ты прав, д'Аверк… Но теперь-то что нам делать?

— Давай сперва снимем кольца, как и советовал старик. А потом двинемся на юг, к этому месту… как там он его назвал?

— Нарлин. Но с чего ты взял, что это какое-то место? Может быть, имя какого-нибудь человека. Или название предмета.

— Как бы то ни было, идем на юг, там и выясним — город это, человек или вещь. Ну-ка… — он перевернул труп Майгана Лландарского и принялся снимать кольца с его пальцев. — Осмотрев его жилище, я понял, что кольца сделаны в Халапандуре. Во всяком случае, инструменты и приборы в пещере точно оттуда. Должно быть, их изобрел ученый, который жил в городе до Тысячелетия Ужаса…

Хоукмун его почти не слушал. Он обозревал горизонт и вдруг поднял руку:

— Ого! Посмотри-ка! Внезапно налетел ветер.

А издали, прямо на них, катилась какая-то ослепительно сверкающая пурпурная громадина.

Часть II

«Майган Лландарский, подобно Дориану Хоукмуну, был служителем Рунного Посоха, хотя и куда более осведомленным. Йельский мудрец перенес Хоукмуна в необычную, пустынную страну, коротко сообщив тому, что исполняет волю Рунного Посоха. Как много судеб переплелось — Камарга и Гранбретании, Гранбретании и Краснокитая, Краснокитая и Амареки; Хоукмуна и д'Аверка, д'Аверка и Фланы, Фланы и Мелиадуса, Мелиадуса и короля Хеона, короля Хеона и Шенегара Тротта, Шенегара Тротта и Хоукмуна… Итак, множество судеб слилось воедино, дабы служить делу Рунного Посоха — делу, которое началось в тот момент, когда Мелиадус поклялся Рунным Посохом отомстить обитателям замка Брасс и тем самым предопределил дальнейший ход событий. Смысл насмешек судьбы и парадоксов, вплетенных тут и там в ткани истории, становился все яснее для тех, чьи судьбы создавали ее узор. И пока Хоукмун недоумевал, в каком месте и времени он оказался, ученые короля Хеона трудились над созданием все более мощных боевых устройств, дабы облегчить Империи Мрака завоевание мира…»

Из «Летописи Рунного Посоха»

Глава 1 ЖЕНАК-ТЕНГ

Хоукмун с д'Аверком обнажили клинки, ибо не ожидали для себя ничего хорошего от приближающегося шара.

Одежда их истрепалась в лохмотья, тела покрывала короста запекшейся крови, а искра надежды почти угасла в сердцах.

— Вот когда нам пригодилась бы магическая сила Красного Амулета, — воскликнул со вздохом Хоукмун, который, вняв совету Рыцаря, оставил свой талисман в замке Брасс.

С неловкой усмешкой д'Аверк отозвался:

— А мне сейчас пришлась бы как нельзя кстати и обычная сила простого смертного… Тем не менее, герцог Дориан, нам надлежит сделать все от нас зависящее.

Он расправил плечи.

Шар надвигался на них, громыхая, подпрыгивая и переливаясь всеми цветами радуги. Когда он подкатился ближе, то размеры его оказались столь впечатляющи, что стало ясно — мечи против него бессильны. С глухим рокочущим звуком шар навис над людьми и остановился.

С негромким жужжанием на поверхности загадочного устройства появилась щель, которая стала расширяться, пока, наконец, шар не раскололся пополам. Из трещины облачком вырвался белый дым, который поплыл над землей.

Когда дым рассеялся, путники увидели перед собой высокого, хорошо сложенного загорелого мужчину с длинными волосами, которые удерживал серебряный обруч. Человек был совершенно гол, если не считать короткой коричневой юбки с разрезом. Судя по всему, у него даже не было оружия.

Хоукмун неприязненно посмотрел ему в глаза и спросил:

— И что тебе нужно? Незнакомец улыбнулся.

— То же самое я хотел спросить у вас, — сказал он со странным акцентом. — Я вижу, вы сражались, и один из вас мертв. Хм… он слишком стар, чтобы быть воином… Забавно.

— Кто ты такой? — поинтересовался Хоукмун.

— Ты очень настойчив, воин. Я — Женак-Тенг из рода Тенг. Так с кем вы здесь сражались? С шарки?

— Это слово ничего не говорит нам, — вставил д'Аверк. — Мы путешественники. Наши враги теперь далеко. Спасаясь от них, мы и попали сюда…

— А раны ваши выглядят свежими… Вы не составите мне компанию до Тенг-Камппа?

— Это ваш город?

— У нас нет городов. Поехали, мы поможем вам — перевяжем раны, и, надеюсь, оживим вашего друга.

— Это невозможно. Он же мертв!

— Иногда нам удается оживить мертвых, иногда нет, — спокойно произнес человек и сделал приглашающий жест. — Так вы едете со мной?

Хоукмун пожал плечами:

— Почему бы и нет?

Бережно подняв тело Майгана, герцог и д'Аверк направились к Сфере. Женак-Тенг шел впереди.

Внутри шара находилась кабина, в которой с удобством могли разместиться несколько человек. Очевидно, этот вид транспорта был распространен здесь, поскольку хозяин даже не указал, куда надо садиться.

Женак-Тенг расположился у панели управления, трещина начала затягиваться, пока совсем не исчезла. Сфера плавно покатилась вперед и набрала такую скорость, что пейзаж превратился в туманные полосы.

Равнина простиралась без конца и края: ни деревьев, ни гор, ни холмов, ни рек… «Может быть, это — дело рук человеческих, — подумал Хоукмун, — или какая-то сила в далеком прошлом сровняла все возвышенности…»

Склонившись над пультом, Женак-Тенг не сводил глаз с прибора, по которому он, очевидно, следил за курсом. Его руки лежали на большом колесе с рукояткой, которое он время от времени поворачивал, управляя своим удивительным аппаратом.

Один раз вдалеке промелькнули несколько движущихся предметов, разглядеть которые друзья не успели. Хоукмун спросил, что это.

— Шарки, — ответил Женак-Тенг. — К счастью, они далеко, не нападут.

Шарки были серого, как камень, цвета, со множеством ног и извивающихся щупалец. Хоукмун так и не понял, живые это существа, механизмы или что-то вообще им неведомое.

Прошло около часа, и наконец Сфера замедлила ход.

— Мы приближаемся к Тенг-Камппу, — сказал Женак-Тенг. Вскоре шар остановился. Бронзоволицый человек откинулся на спинку кресла и облегченно вздохнул.

— Ну вот, — сказал он. — Я выяснил то, что хотел. Стая шарки движется на юго-запад и оставит Тенг-Кампп в стороне.

— Кто такие шарки? — спросил д'Аверк, попытался встать и застонал — малейшее движение причиняло ему боль.

— Шарки — наши враги, созданные специально для того, чтобы убивать людей, — ответил Женак-Тенг. — Они нападают из-под земли, проникают в подземные Камппы нашего народа…

Он коснулся рукоятки, и Сфера толчками стала опускаться под землю. Почва словно заглотила аппарат и сомкнулась над ним; шар погружался все глубже, и, наконец, остановился. Вспыхнул яркий свет, и они увидели, что находятся в маленькой подземной камере, где едва хватало места для Сферы.

— Тенг-Кампп, — кратко пояснил Женак-Тенг, нажимая кнопку на панели управления.

Шар раскрылся.

Они осторожно вынесли Майгана из экипажа, пригнулись, чтобы пройти под низкой аркой, и попали в другую камеру. Люди, одетые так же, как Женак-Тенг, поспешили к шару.

— Сюда, — Женак-Тенг провел их в квадратную камеру, которая начала медленно вращаться. Хоукмун и д'Аверк машинально прислонились к стене, испытывая головокружение, но наконец камера остановилась, и Женак-Тенг показал им хорошо обставленную комнату. Мебель была проста и удобна на вид.

— Мои апартаменты, — сказал он. — Сейчас я приведу врачей, которые, наверное, смогут помочь вашему другу. Прошу прощения.

Он вышел, но вскоре вернулся, улыбаясь.

— Мои братья будут с минуты на минуту.

— Надеюсь, — сварливо заметил д'Аверк. — Мне никогда не нравилось общество трупов…

— Потерпите еще немного. А пока предлагаю вам перекусить. Оставив тело Майгана в комнате, они перешли в соседнюю, где подносы с едой и напитками безо всякой опоры парили в воздухе над разложенными прямо на полу подушками.

Следуя примеру Женак-Тенга, Хоукмун и д'Аверк расселись на этих подушках и основательно подкрепились. Пища была восхитительной, они поглощали ее огромными порциями, пока не почувствовали, что их животы вот-вот лопнут.

Незадолго до конца трапезы появились два человека, удивительно похожие на Женак-Тенга.

— Слишком поздно, — сказал один из них. — Мне очень жаль, брат, но мы не сумели оживить старика. Раны тяжелые, да и время упущено…

Женак-Тенг виновато посмотрел на своих гостей.

— Боюсь, вы навсегда потеряли вашего друга.

— Что ж, — ответил д'Аверк, едва сдерживая вздох облегчения, — тогда хоть похороните его, как следует.

— Конечно, мы сделаем все, что полагается в таких случаях.

Братья Женак-Тенга удалились и вернулись через полчаса — Хоукмун и д'Аверк как раз закончили трапезу. Они представились как Бралан-Тенг и Полад-Тенг; потом осмотрели и перевязали раны беглецов. Очень скоро друзья почувствовали себя лучше.

— Ну, а теперь поведайте нам, как вы попали в страну Камппов, — попросил Женак-Тенг. — Из-за проклятых шарки здесь редко появляются путешественники. Расскажите, что творится в других частях света…

— Как мы попали сюда… Не думаю, что наш ответ будет понятен, — с сомнением произнес Хоукмун. — И вряд ли мы знаем, что происходит в других странах вашего мира.

И он объяснил, как мог, кто они, откуда и каким образом очутились здесь.

Женак-Тенг внимательно слушал.

— Да-а, — протянул он, когда Хоукмун закончил. — Вы были правы. Я понял очень немногое из вашего рассказа. Никогда прежде мне не доводилось слышать ни про «Европу», ни про «Гранбретанию», и это устройство, перенесшее вас сюда, нашей науке неизвестно. Но я вам верю. Иначе как бы вы умудрились появиться незамеченными на равнине Камппов?

— А что такое — Камппы? — спросил д'Аверк. — Вы говорили, что это не города…

— Так оно и есть. Камппы — родовые дома кланов. Этот подземный дом принадлежит роду Тенгов. По соседству находятся дома Онов, Секов и Ненгов. Много лет назад домов было больше, гораздо больше… Шарки нашли их и… теперь их нет…

— Да кто ж такие шарки? — вставил Хоукмун.

— Наши давние враги, созданные тем, кто когда-то пытался уничтожить дома под землей. Создатель погиб, экспериментируя со взрывчатыми веществами, но его творения — шарки — уцелели. Единственное назначение этих существ — убивать нас, высасывая жизненную силу… — Женак-Тенг содрогнулся.

— Они питаются вашей жизненной силой? — нахмурился д'Аверк. — Что вы имеете в виду?

— То, что поддерживает в нас жизнь — то, что является самой жизнью — они отбирают это, опустошают наши тела и бросают, неспособных даже пошевелиться, на медленную смерть…

Хоукмун открыл было рот, чтобы задать следующий вопрос, но передумал. Очевидно, этот разговор хозяину был неприятен. Герцог переменил тему:

— Что представляет собой эта равнина? По-моему, она не естественного происхождения.

— Верно. В свое время здесь находились плодородные поля; это была могущественная страна — страна Ста Родов… пока не пришел тот, кто создал шарки. Ему были нужны наши знания, наши источники энергии. Врага звали Шенатарворн-Кенсай, он и привел шарки откуда-то с востока. Их назначением было уничтожение родов. И шарки уничтожили все роды, за исключением немногих… Но пройдет совсем немного времени, несколько веков, и они доберутся до остальных…

— Похоже, вы опустили руки, — хмуро проговорил д'Аверк.

— Просто мы реально смотрим на жизнь, — пожал плечами Женак-Тенг.

— Мы бы хотели завтра отправиться в путь, — сказал Хоукмун. — Нет ли у вас карты или чего-нибудь, что поможет нам добраться до Нарлина?

— Карта есть, правда, неточная. Когда-то Нарлин был оживленным торговым городом в устье реки. Много веков назад… Не знаю, что с ним сталось.

Женак-Тенг поднялся:

— Идемте, я покажу приготовленную для вас комнату. Ночь проведете здесь, а утром продолжите ваше путешествие.

Глава 2 ШАРКИ

Хоукмун проснулся, заслышав шум битвы. На какой-то миг ему показалось, что все происшедшее привиделось ему лишь во сне, что он по-прежнему находится в пещере, а д'Аверк сражается с бароном Мелиадусом. Вскочив с постели, Хоукмун бросился к оружию, лежавшему на стуле рядом с разорванной одеждой. Лишь сейчас он осознал, что находится в комнате Женак-Тенга. На соседней кровати испуганно озирался проснувшийся д'Аверк.

Хоукмун второпях принялся одеваться. В это время из-за стены послышались истошные вопли, лязг мечей, непонятный свист и стоны. Одевшись, герцог осторожно подошел к дверям и выглянул наружу…

И замер в изумлении. Бронзоволицые дружелюбные обитатели Тенг-Камппа были поглощены взаимным уничтожением. И вовсе не мечи издавали клацающие звуки, а ножи для мяса, железные прутья, всевозможная кухонная утварь и приборы — все это они использовали в качестве оружия. Рычащие, озверевшие, с искаженными лицами, с пеной на губах и безумными глазами, люди сражались друг с другом, словно разум их помутился в одночасье.

По коридору плыл синий, дурно пахнущий дымок; слышался звук разбиваемого стекла и лязг металла.

— Д'Аверк, клянусь Рунным Посохом! — выдохнул Хоукмун. — Они просто сошли с ума!

Несколько дерущихся ввалились в комнату, и Хоукмун неожиданно оказался в самой гуще свалки. Он быстро вытолкал их за дверь и отпрыгнул в сторону, готовый защищаться. Но никто и не собирался нападать на него. Обитатели Тенг-Камппа были так заняты друг другом, что на невольных зрителей даже не обращали внимания.

— Пойдем-ка отсюда, — предложил Хоукмун и первым вышел из комнаты, держа меч наготове. Кашляя и щурясь от едкого синего дыма, он огляделся. Повсюду царил хаос, на полу валялось множество трупов.

Они с трудом добрались до комнаты Женак-Тенга. Дверь оказалась заперта, и Хоукмун неистово заколотил по ней рукояткой меча:

— Женак-Тенг, это Хоукмун и д'Аверк! Ты здесь?

Изнутри донесся шорох, дверь приоткрылась, Женак-Тенг с расширенными от ужаса глазами втащил их внутрь и быстро запер дверь.

— Шарки, — простонал он. — Значит, поблизости рыскала еще одна стая. Я ничего не мог поделать, нападение было таким внезапным… Мы погибли!..

— Но я не видел никаких чудовищ, — возразил д'Аверк. — Люди твоего клана убивают друг друга.

— Да. Именно так шарки нас и уничтожают. Они испускают какие-то волны, воздействующие на мозг. Эти волны сводят нас с ума, заставляют брата убивать брата, друга убивать друга… А пока мы деремся, они захватывают Кампп. Вот и сейчас они должны уже быть рядом…

— А синий дым откуда? — спросил д'Аверк.

— Нет, шарки тут ни при чем. Это дымятся разбитые генераторы. Теперь у нас не будет энергии, даже если мы включим их на полную мощность…

Откуда-то сверху раздались скрежет и глухие удары, сотрясающие всю комнату.

— Шарки, — прошептал Женак-Тенг. — Их лучи вот-вот достигнут и меня… и меня…

— Почему же излучение не поразило тебя раньше? — поинтересовался Хоукмун.

— Некоторые из нас могут долгое время сопротивляться ему. Вы, очевидно, вовсе не подвержены его влиянию. Другие сдаются очень быстро.

— Разве мы не можем бежать? — Хоукмун оглядел комнату. — Тот шар, в котором мы прибыли сюда…

— Поздно, слишком поздно… Д'Аверк потряс Женак-Тенга за плечо:

— Ну же, будь мужчиной, мы убежим, если поторопимся! Только ты можешь управлять шаром!

— Я умру вместе с моим родом — родом, который я сам помог уничтожить…

Перемена, происшедшая с Женак-Тенгом, была разительной. Вместо доброжелательного, уверенного в себе человека, с которым они разговаривали только вчера, перед друзьями стояло трясущееся, сломленное существо с остекленевшими глазами… Хоукмун подумал, что еще немного, и Женак-Тенг совсем покорится таинственной силе неведомых шарки.

Быстро взвесив все «за» и «против», он перехватил свой меч и рукояткой ударил человека в основание черепа. Женак-Тенг потерял сознание.

— Ну, д'Аверк, — хмуро проговорил Хоукмун, — отнесем его в Сферу. Скорее!

Кашляя от становившегося все более густым дыма, они выскочили из комнаты. Хоукмун помнил, где находился чудесный шар, и указывал дорогу.

Весь коридор сотрясался так, что в конце концов им пришлось остановиться. А потом…

— Стена! Она рушится! — заорал д'Аверк, отшатываясь. — Быстрее, Хоукмун, другой дорогой!

— Мы должны попасть в Сферу! — прокричал в ответ Хоукмун. — Надо идти вперед!

Посыпались куски штукатурки, по стене побежали трещины, и из пролома выползло серое омерзительное существо, вытягивая в их сторону щупальце с присоской, будто собираясь поцеловать их.

Хоукмун вздрогнул от ужаса и нанес удар мечом. Щупальце тут же отпрянуло в явном замешательстве, но затем, словно желая им показать, что такой пустяк не изменит его намерений подружиться с людьми, вновь придвинулось.

Хоукмун рубанул по щупальцу. В ответ раздались недовольное ворчание и свист. Создание, казалось, было удивлено тем, что кто-то оказывает ему сопротивление. Взвалив Женак-Тенга на плечо, Хоукмун напоследок еще раз ударил по щупальцу, перепрыгнул через него и побежал по сотрясаемому битвой коридору.

— Быстрее, д'Аверк! К шару!

Д'Аверк перескочил через раненое щупальце и последовал за другом. Стена рухнула, и они увидели множество беспорядочно двигающихся рук, аморфную студенистую голову и скривившуюся в идиотской улыбке физиономию, представляющую собой пародию на человеческое лицо.

— Оно хочет, чтобы мы его приласкали! — мрачно засмеялся д'Аверк, уклоняясь от щупалец. — Хоукмун, неужели ты оскорбишь его в лучших чувствах?

Хоукмун возился с замком двери, ведущей в камеру со Сферой. Женак-Тенг, которого он опустил на пол, застонал и приподнял голову.

Наконец Хоукмун открыл дверь, вновь взвалил Женак-Тенга на плечо и быстро вошел внутрь.

Щель была достаточно широкой, чтобы они сумели попасть в кабину, но двигатели этого странного аппарата не работали. Хоукмун забрался по лестнице и усадил Женак-Тенга на кресло водителя. Д'Аверк не отставал от них ни на шаг.

— Заставь эту штуку двигаться, — сказал он Женак-Тенгу, — или нас сожрут твои шарки… о, они уже здесь! — И он указал мечом на гигантскую тварь, протискивающуюся в дверь камеры.

Несколько щупалец потянулось к Сфере, одно коснулось плеча Женак-Тенга; тот застонал. Хоукмун выругался и отрубил извивающуюся конечность. Но теперь и другие щупальца проникли в Сферу, зазмеились вокруг бронзовокожего человека. Женак-Тенг к прикосновениям существа оставался совершенно безучастным. Хоукмун и д'Аверк, сражаясь с десятками извивающихся конечностей, кричали, чтобы он привел аппарат в движение…

Отбиваясь от «рук» шарки, Хоукмун приподнял голову Женак-Тенга и заорал ему в самое ухо:

— Закрой Сферу, Женак-Тенг! Закрой Сферу! Женак-Тенг непроизвольно повиновался и нажал на какую-то кнопку. Шар зажужжал, засверкал всеми цветами радуги, и половинки аппарата начали смыкаться.

Щупальца старались не дать Сфере закрыться; три из них, избежав яростных ударов меча д'Аверка, присосались к телу Женак-Тенга. Бронзоволицый человек застонал и обмяк в кресле. И вновь Хоукмун пустил в ход свой клинок; Сфера наконец закрылась и начала подниматься.

Одно за другим щупальца исчезли, Хоукмун с облегчением вздохнул и обратился к Женак-Тенгу:

— Мы свободны!

Но тот сидел неподвижно, безвольно опустив руки и устремив в пространство равнодушный взгляд.

— Все кончено… — запинаясь, прошептал он. — Шарки высосал мою жизнь…

Хоукмун наклонился и, положив руку ему на грудь, попытался услышать стук сердца.

— Д'Аверк, он холодный — невероятно холодный! — Хоукмун вздрогнул.

— Но он жив? — спросил француз. Хоукмун покачал головой:

— Мертв…

Сфера быстро поднималась, и Хоукмун повернулся к пульту, в отчаянии пытаясь понять назначение кнопок и не решаясь дотронуться до рычагов, чтобы, не дай бог, снова не провалиться вниз, туда, где шарки уничтожали жителей Тенг-Камппа.

Внезапно шар оказался на поверхности равнины и покатился. Хоукмун сел в кресло и взялся за ручку управления, лихорадочно вспоминая, как это делал Женак-Тенг, когда они направлялись в Тенг-Кампп. Осторожно передвинув ее в одну сторону, он с удовлетворением отметил, что Сфера повернула именно в этом направлении.

— Думаю, я сумею управлять этой машиной, — сказал он своему другу. — Но как ее остановить и открыть?…

— Пока мы удаляемся от чудовищ, я спокоен, — с улыбкой ответил д'Аверк. — Поворачивай на юг, Хоукмун. По крайней мере, будем двигаться в нужном направлении…

Долгое время они катились по пустынной равнине, пока на горизонте не показался лес.

— Интересно, — заметил д'Аверк, когда Хоукмун указал ему на деревья, — как поведет себя Сфера, когда мы въедем в чащу. Наверно, этот аппарат не предназначен для леса.

Глава 3 РЕКА САЙО

С ужасающим грохотом шар врезался в дерево. Д'Аверк с Хоукмуном отлетели в дальний угол кабины, наткнувшись на окоченевший труп Женак-Тенга. Их отшвырнуло вверх, потом в сторону, и, не будь стены обиты мягким материалом, они наверняка переломали бы себе все кости.

Наконец Сфера, сотрясаясь, замерла и развалилась на две половины. Хоукмун с д'Аверком вывалились на землю.

Спутник герцога простонал:

— Вот мы и узнали, как эта штуковина поведет себя в лесу… Честное слово, я бы с удовольствием без этого обошелся.

Хоукмун с облегчением улыбнулся.

— Что ж, — сказал он, — мы отделались легче, чем я думал. Поднимайся, д'Аверк, надо идти дальше — на юг!

— А я считаю, что самое время немного отдохнуть, — возразил д'Аверк, растягиваясь на траве и устремив взор в сплетение ветвей.

Сквозь листву пробивался солнечный свет, окрашивая лес в изумрудный и золотой цвета. Пахло хвоей и березой, на ветке ближайшего дерева сидела белка и хитро поглядывала на людей черными бусинками глаз. Обломки Сферы лежали среди выкорчеванных пеньков и поломанных сучьев. Сила удара вырвала тонкие деревца с корнем, те, что потолще, — согнула до земли… Хоукмун понял, что им и в самом деле здорово повезло. Реакция на все происшедшее наступила только сейчас, начался сильный озноб, и до него, наконец, дошел смысл шутки д'Аверка. Отведя взгляд от покореженной машины и трупа, оставшегося среди обломков, он сел на поросшую травой кочку.

Д'Аверк перевернулся на спину и достал из кармана своего превратившегося в лохмотья камзола туго скатанный свиток пергамента — карту, которую Женак-Тенг дал им вчера вечером.

Развернув пергамент, он углубился в его изучение. На карте достаточно подробно была изображена равнина, отмечены Камппы и предполагаемые охотничьи тропы шарки. Большинство подземных городов оказались перечеркнуты крест-накрест — это, видимо, означало, что они уничтожены.

— Здесь, — д'Аверк ткнул пальцем. — Вот лес, а к северу от него — река Сайо. Эта стрелка указывает на юг, в сторону Нарлина. Насколько я понимаю, к городу мы сможем добраться по реке.

Хоукмун кивнул:

— Отдохнем и отправимся на поиски реки. Чем скорее мы попадем в Нарлин, тем лучше — там, по крайней мере, мы сможем выяснить, куда нас занесло… Плохо, что шарки напали именно сегодня — расспроси мы Женак-Тенга подробнее, глядишь, и уже знали бы, где находимся…

Час-полтора они мирно проспали в лесу, потом встали, кое-как привели в порядок свою изорванную одежду, подтянули перевязи и отправились на север, к реке.

С каждой милей подлесок становился гуще, деревья толще, а склоны холмов круче, так что к вечеру они вконец измотались, были раздражены и едва разговаривали друг с другом.

Через полчаса они вышли к устью ручья, впадающего в озеро, с трех сторон окруженное высокими берегами. За озером друзья обнаружили небольшую полянку, и Хоукмун решительно заявил:

— Переночуем здесь, д'Аверк. Я валюсь с ног от усталости. Хоукмун заглянул в кошель у себя на поясе и достал богато украшенную трутницу.

Кивнув, д'Аверк присел около озера и сделал несколько больших глотков воды.

— Похоже, тут глубоко, — сказал он, поднимаясь и вытирая губы.

Хоукмун в это время разводил огонь и ничего не ответил. Вскоре костер разгорелся на славу.

— Наверное, нам стоит немного поразмяться и поискать какую-нибудь дичь, — лениво произнес д'Аверк. — Я проголодался. Хоукмун, ты знаешь что-нибудь о лесных обитателях?

— Так, кое-что, — ответил Хоукмун. — Но я не голоден, д'Аверк, — с этими словами он лег и уснул.

Ночь выдалась холодной, но Хоукмун так устал, что даже не заметил этого. Его разбудил леденящий душу вопль своего друга.

Хоукмун тут же вскочил и, выхватив меч, посмотрел туда, куда указывал ему д'Аверк. Зрелище было настолько ужасным, что он вскрикнул.

Из озера поднималась кошмарная исполинская рептилия с блестящими черными глазами и черной как смоль чешуей; вода скатывалась с ее лоснящихся боков. И только в широко разинутой пасти сверкали два ряда ослепительно белых зубов. С громким сопением тварь приближалась.

Хоукмун попятился, чувствуя себя карликом рядом с этим чудовищем. Голова рептилии рванулась вниз, и огромные зубы лязгнули в дюйме от его лица. От зловонного дыхания он едва не потерял сознание.

— Назад, Хоукмун, беги! — закричал д'Аверк, и они припустили к деревьям.

Но тварь уже выбралась из воды, и лес огласил ужасный квакающий рев: охота началась. Взявшись за руки, чтобы не потеряться, почти вслепую продирались друзья через заросли.

Вновь раздался квакающий рык, и длинный, гибкий язык, свистнув в воздухе, как хлыст, обвился вокруг талии д'Аверка.

Француз взвизгнул и полоснул мечом по языку. Завопив, Хоукмун изо всех сил дернул друга за руку, уперся ногами в землю, пытаясь вырвать его из смертельных объятий, но тщетно: язык неумолимо тащил их к разинутой пасти. Хоукмун отпустил руку и, прыгнув в сторону, рубанул по языку мечом. Потом, взяв оружие двумя руками, он поднял его над головой и со всего маху вонзил в черный, влажный отросток.

Чудовище опять заквакало — так громко, что задрожала земля; его язык лопнул, хлынул поток вонючей крови. Затем раздался оглушительный рев, и тварь завертелась на месте, ломая деревья и кустарник. Хоукмун рывком поставил д'Аверка на ноги и, освободив его от кровоточащего обрубка, потащил прочь от этого места.

— Благодарю… — сказал д'Аверк, часто дыша на бегу. — Хоукмун, мне начинает не нравиться эта страна!.. В ней, как видно, еще больше опасностей, чем в нашей!

Пыхтя, квакая, иногда пронзительно ревя в тупой ярости, земноводное продолжало их преследовать.

— Она настигает! — закричал Хоукмун. — Нам не убежать!

Они обернулись, пристально всматриваясь в темноту, и разглядели лишь два горящих глаза. Хоукмун перехватил меч, чуть не потеряв равновесие.

— Остается только одно! — воскликнул он и метнул меч прямо в налитый злобой глаз.

Раздался еще один квакающий вопль, глаза исчезли, и оглушительный треск деревьев возвестил о том, что чудовище возвращается к озеру, проламываясь сквозь перелесок.

Хоукмун облегченно вздохнул:

— Я не убил ее, но, несомненно, она решила, что мы не такая уж легкая добыча, как ей казалось. Идем, д'Аверк, надо скорее выйти к реке. Я не хочу оставаться в этом лесу.

— А с чего ты взял, что река безопаснее? — ухмыльнувшись, поинтересовался д'Аверк, когда они вновь двинулись на север, ориентируясь по мху на деревьях.

Двумя днями позже они поднялись на пологий холм, где лес кончался, открывая вид на долину, по которой величаво катила свои воды река — несомненно, Сайо.

Единственным оружием Хоукмуна был кинжал. Д'Аверк давно выбросил превратившийся в жалкое рубище камзол… Грязные, давно не брившиеся, в изодранной в клочья одежде, друзья помчались вниз по склону холма, перепрыгивая через корни деревьев, не обращая внимания на хлещущие по лицу ветви, думая лишь об одном — добраться до реки. И не важно, в какие земли она приведет их, главное — поскорее выбраться из леса с его кошмарными обитателями, которых они видели издалека и чьи следы встречались на каждом шагу.

Они с разбегу прыгнули в воду и, смеясь во весь голос, принялись смывать грязь со своих тел.

— Ах, благословенная вода! — воскликнул д'Аверк. — Ты помчишь нас к городам и селам — к цивилизации. И неважно, что даст нам цивилизация — вряд ли там будет хуже, чем в этом ужасном дремучем лесу!..

Хоукмун улыбнулся сентиментальности д'Аверка, хотя и прекрасно понимал его чувства.

— Нам повезло, что река течет на юг, — сказал он. — Остается построить плот и довериться течению — сущие пустяки!..

— Ты, Хоукмун, будешь ловить рыбу и готовить лакомые блюда… Бр-р, как мне надоели эти ягоды и коренья!

— Я и тебя, д'Аверк, рыбачить научу — пригодится, если попадешь когда-нибудь в такую заварушку! — и рассмеявшись, Хоукмун похлопал друга по спине.

Глава 4 ВАЛЬОН СТАРВЕЛЬСКИЙ

Путешествие вниз по реке на плоту заняло четыре дня. Постепенно кончились леса вдоль берегов, и навстречу им пришли холмы, поросшие дикими злаками.

Пищу Хоукмуна и д'Аверка составляла жирная рыба, выловленная в реке, коренья и плоды, которые они собирали на берегу во время недолгих стоянок. Теперь вид у друзей был уже не столь измученный и отчаявшийся, в глазах не горел голодный огонек, и все же, благодаря рваной одежде и отросшей многодневной щетине, они больше всего были похожи на мореходов, потерпевших кораблекрушение.

Корабль, первый за все время путешествия, они увидели к полудню четвертого дня пути и, вскочив на ноги, принялись отчаянно махать руками в надежде привлечь внимание команды.

— Я уверен, это судно из Нарлина, — воскликнул Хоукмун. — Полагаю, они не откажутся довезти нас до города.

Деревянное судно, нечто среднее между двухмачтовой шхуной и баркасом, было выкрашено в красный цвет с золотыми, желтыми и синими полосами по бортам. Сотня разноцветных вымпелов развевалась над ним, по палубам сновали матросы в пестрых одеждах.

На судне подняли весла, и оно заскользило вперед по инерции. Над фальшбортом показалось широкое бородатое лицо:

— Кто такие?

— Путешественники из далекой страны. Вы не могли бы подбросить нас до Нарлина? Мы отработаем! — сказал д'Аверк.

Бородач рассмеялся:

— Отчего ж, это мы можем… Поднимайтесь на борт, господа! По сброшенной веревочной лестнице Хоукмун и д'Аверк поднялись на корабль.

— Это «Речной ястреб», — сказал бородач. — Слышали о таком?

— Мы чужеземцы, — повторил Хоукмун.

— А, да… Ее владелец — Вальон Старвельский, уж о нем-то вы наверняка слыхали.

— Нет, — ответил д'Аверк. — Но мы благодарны ему за то, что ради нас он изменил курс, — он улыбнулся. — А теперь, мой друг, скажи, чем мы можем расплатиться за то, что вы довезете нас до Нарлина?

— Ну, если у вас нет денег…

— Ни гроша.

— Спросим у Вальона, что он собирается с вами делать. Бородач провел их на корму, где стоял худощавый человек, так глубоко погруженный в какие-то невеселые мысли, что даже не взглянул в их сторону.

— Лорд Вальон, — позвал бородач.

— Чего тебе, Ганак?

— Те двое, которых мы взяли на борт… У них нет денег — говорят, что хотели бы отработать свое путешествие.

— Желание гостя для нас закон, Ганак, — криво усмехнулся Вальон. — Пусть поработают.

Он так и не посмотрел на Хоукмуна и д'Аверка, и его печальный взгляд по-прежнему был устремлен на реку. Взмахом руки Вальон отпустил их.

Хоукмун ощутил легкое беспокойство. Вся команда молча разглядывала их, на лицах матросов блуждали слабые улыбки.

— Что за шутки? — спросил он, хотя и видел, что ничего веселого не происходит.

— Шутки? — удивился Ганак. — Никаких шуток… Ну, господа, не соблаговолите ли сесть на весла, чтобы добраться до Нарлина?

— Если это поможет нам туда попасть… — с некоторым сомнением пробормотал д'Аверк.

— Похоже, эта работенка не из легких, — сказал Хоукмун. — Но если верить карте, до Нарлина рукой подать… Где наши места, Ганак?

Ганак повел их вдоль ряда банок — к пустующим местам между гребцами. Хоукмун встал, как вкопанный, пораженный тем, что гребцы были грязными и тощими — вероятно, от голода.

— Я не понимаю… — начал он. Ганак рассмеялся:

— Ничего, скоро поймешь.

— Кто эти гребцы? — в испуге спросил д'Аверк.

— Это рабы — как теперь и вы, господа. Никто не поднимается на борт «Речного ястреба» без выгоды для команды. А поскольку денег у вас нет, а на выкуп рассчитывать не приходится, мы сделаем вас гребцами на этом судне. Садитесь здесь!

Д'Аверк выхватил меч, Хоукмун достал свой кинжал, и Ганак отскочил назад, призывно махая своей команде.

— Эй, ребята, проучите-ка их хорошенько — как видно, они не понимают, что должны делать рабы!

Сзади к ним, вдоль борта, приближалась толпа матросов с блестящими ножами в руках; другой отряд наступал спереди.

Д'Аверк и Хоукмун приготовились умереть, убив как можно больше врагов, но тут на салинге показался какой-то человек, опустил вниз деревянный брус на веревке и — раз, а потом другой — ударил по их головам этой импровизированной дубинкой. Оглушенные друзья свалились вниз — туда, где находились гребцы.

Человек ухмыльнулся и соскочил на палубу, убирая свою дубинку. Ганак рассмеялся и похлопал его по плечу:

— Хорошая работа, Ориндо. Этот фокус всегда срабатывает, а главное — без лишней крови.

Матросы спрыгнули вниз, обезоружили оглушенных пленников и привязали их к веслам.

Очнувшись, Хоукмун обнаружил, что сидит бок о бок с д'Аверком на деревянной скамье, а Ориндо, парнишка лет шестнадцати, устроившись на верхней палубе, болтает ногами в воздухе и нахально улыбается.

— Очнулись, — сообщил он кому-то позади себя. — Можем идти к Нарлину, — и он подмигнул Хоукмуну и д'Аверку. — Приступайте, господа. Будьте настолько любезны, начинайте грести, — казалось, Ориндо передразнивает чей-то голос. — Вам повезло, — добавил он. — Мы поворачиваем вниз по течению. Ваша первая работа будет легкой.

Хоукмун отвесил шутовской поклон:

— Спасибо, юноша, мы ценим твою заботу.

— По доброте душевной я буду время от времени давать вам советы.

Ориндо встал, надел красно-голубую курточку и исчез из поля зрения. Следующим показался Ганак. Он ткнул Хоукмуна в плечо острым багром.

— Гребите хорошо, друзья мои, или я посчитаю ваши ребра этой штучкой.

И Ганак тоже исчез. Остальные гребцы взялись за весла. Хоукмуну и д'Аверку волей-неволей пришлось присоединиться к ним.

Они гребли весь день, и их пот смешивался с потом других рабов. В полдень им дали миску отрубей. От тяжелой работы невыносимо болела спина, и они с ужасом думали, каково же это — грести против течения, поскольку остальные рабы с благодарностью бормотали о том, как им легко.

Ночью они бросили весла и легли здесь же, на скамье, даже не притронувшись ко второй миске тошнотворного месива, которое было еще хуже предыдущего.

Хоукмун и д'Аверк слишком устали, чтобы разговаривать, но попытались избавиться от пут. Бесполезно — веревки были крепкими, узлы — надежными, а у них почти не осталось сил.

На следующее утро их разбудил голос Ганака:

— Всем начать грести! Пошевеливайтесь, вы, подонки! Я к вам обращаюсь, господа! Гребите, гребите. Добыча на горизонте, если мы ее упустим, вы почуствуете на себе ярость Вальона!

Рабы из последних сил налегли на весла, и Хоукмуну с д'Аверком пришлось поднажать, чтобы грести в общем ритме, разворачивая неповоротливую шхуну против течения.

Сверху донеслись звуки какой-то возни — матросы поспешно готовили корабль к сражению. Голос Ганака ревел с кормы, направо и налево раздавая команды от имени своего хозяина, лорда Вальона.

Хоукмун думал, что умрет от напряжения. Его сердце разрывалось, а мускулы были готовы вот-вот лопнуть. Он мог справиться с тяжелой работой, но здесь основная нагрузка приходилась на те мышцы, которые раньше никогда не подвергались такому напряжению. Пот градом катил с него, волосы прилипали к лицу, он жадно ловил воздух широко открытым ртом.

— Ох, Хоукмун… — простонал д'Аверк, едва дыша, — похоже… в этой жизни… мне была уготована… другая роль…

Из-за боли в груди и руках Хоукмун ничего не ответил. Раздался короткий треск, это их судно врезалось в другое, и Ганак закричал:

— Суши весла!

Все гребцы беспрекословно повиновались и распростерлись без сил на скамьях. Сверху донеслись звуки битвы: звон мечей, хриплые вопли людей — убивающих и убиваемых, но для Хоукмуна все это было далеким сном. Он чувствовал, что умрет, если будет и дальше «работать» на галере Вальона.

Внезапно над его головой раздался пронзительный крик, и на герцога рухнуло чье-то грузное тело. Человек барахтался, пытался встать, но потом затих и свалился рядом с Хоукмуном. Это был матрос со свирепым лицом, все его тело поросло густыми рыжими волосами. Из живота торчал большой абордажный крюк. Матрос судорожно вздохнул, задрожал и, выронив нож, умер.

Некоторое время Хоукмун тупо смотрел на оружие, затем мысли его прояснились. Он вытянул ногу и увидел, что может его коснуться. Очень осторожно, то и дело останавливаясь, Хоукмун подтягивал к себе нож, пока тот не оказался под скамьей. И с бешено колотящимся сердцем он вновь облокотился на свое весло.

Тем временем битва смолкала, и к действительности Хоукмуна вернул запах гари. Он в панике огляделся и наконец сообразил, в чем дело.

— Это другое судно горит, — сказал д'Аверк. — Мы на борту пиратской шхуны, Хоукмун, пиратской шхуны… — Он вдруг невесело ухмыльнулся. — Что за вредная работа — а у меня такое слабое здоровье…

Хоукмун ощутил укол самолюбия: д'Аверк, похоже, лучше приспособился к ситуации, в которой они оказались.

Он глубоко вздохнул и, насколько смог, расправил плечи.

— У меня есть нож… — начал он шепотом. Д'Аверк быстро кивнул.

— Знаю. Видел. Ты неплохо соображаешь, Хоукмун. И вообще не так уж плох, как мне показалось!

Хоукмун сказал:

— Ночь переждем. На рассвете — бежим.

— Договорились, — ответил д'Аверк. — Надо поберечь силы… Мужайся, Хоукмун, скоро мы снова станем свободными людьми!

Весь день они гребли вниз по реке, сделав перерыв в полдень, чтобы съесть очередную порцию помоев. Один раз Ганак присел на корточки на верхней палубе и ткнул Хоукмуна в плечо багром:

— Неплохо, друзья, еще день пути — и ваше желание сбудется. Утром мы пришвартуемся в Старвеле.

— Старвель — это город? — прохрипел Хоукмун. Ганак удивленно воззрился на него:

— Из каких же краев вы прибыли, раз ничего не знаете о Старвеле? Это — район Нарлина, самый богатый из районов этого города. Окруженные стеной дворцы, где проживают великие принцы реки. А величайшим из них является лорд Вальон.

— И они все — пираты? — спросил д'Аверк.

— Поосторожнее, чужестранец, — нахмурился Ганак. — У нас есть право собственности на все, что плавает по реке. Река принадлежит лорду Вальону и его пэрам.

Он выпрямился и ушел. Они же продолжали грести, пока не опустилась ночь, и только тогда Ганак позволил гребцам отдохнуть. В этот день работа пошла у Хоукмуна легче — тело и мускулы начали привыкать к ней, но все равно он вымотался до предела.

— Будем спать по очереди, — шепнул он д'Аверку, когда настало время вечерней похлебки. — Сначала ты, потом я.

Д'Аверк кивнул и тут же уснул, уронив голову на весло.

Становилось все холоднее, и Хоукмун неоднократно ловил себя на том, что начинает клевать носом. Один раз пробили склянки, потом второй… Когда настало время, он с облегчением растолкал своего друга.

Д'Аверк недовольно заворчал, но Хоукмун уже погружался в сон, вспоминая слова француза. К рассвету, если повезет, они будут свободны. Самое трудное — незамеченными покинуть корабль…

Он проснулся, чувствуя странную легкость во всем теле, и с радостью увидел, что веревка, связывающая его руки, перерезана. Должно быть, д'Аверк поработал ночью. Небо на востоке посерело.

Хоукмун повернулся к своему товарищу по несчастью, и они улыбнулись друг другу.

— Готов? — прошептал д'Аверк.

— Готов, — кивнул Хоукмун, с завистью посмотрев на длинный нож в руке д'Аверка.

— Будь нож у меня, — сказал он, — я отплатил бы Ганаку за оскорбления…

— Не время, — возразил д'Аверк. — Мы должны двигаться как можно тише.

Они осторожно встали с банки и заглянули на верхнюю палубу. В дальнем ее конце нес вахту матрос, а на юте, в той же скучающей и отрешенной позе стоял лорд Вальон, обратив свое бледное лицо к укутанной темнотою реке.

И матрос, и Вальон стояли к ним спиной и, похоже, оборачиваться не собирались. Беглецы осторожно взобрались на верхнюю палубу.

В этот миг Вальон обернулся, и над судном раздался его замогильный голос:

— Вот как? Двое рабов пытаются бежать?

Хоукмун вздрогнул. У этого человека просто дьявольский инстинкт! Он же не видел их, разве что мог уловить еле слышный шорох! Голос Вальона, глубокий и спокойный, разнесся по всему кораблю. Вахтенный матрос повернулся и закричал. Лорд Вальон холодно смотрел на них; в предрассветных сумерках его лицо казалось мертвенно-бледным.

С нижних палуб появилось несколько матросов, отрезая беглецам путь к борту. Пираты окружали их, и Хоукмун побежал на корму — к Вальону. Один из матросов выхватил саблю и кинулся на него, но Хоукмун был настороже. Он нырнул под руку нападающего, схватил его за талию и повалил. Сабля тут же перешла к Хоукмуну, и он, уставший от длительного бездействия, одним махом отрубил голову матросу. Затем выпрямился и посмотрел прямо в глаза Вальону.

Предводитель пиратов, казалось, был ничуть не обеспокоен тем, что опасность так близко, и продолжал бесстрастно разглядывать Хоукмуна.

— Глупец, — медленно проговорил он. — Ведь я — лорд Вальон.

— А я — Дориан Хоукмун, герцог фон Кельн! Я сражался и победил властелинов Империи Мрака Гранбретании, устоял против самого сильного их волшебства, о чем говорит этот камень у меня во лбу. Я не боюсь тебя, лорд пиратов!

— Тогда бойся вон тех, — прошептал Вальон, костлявым пальцем указывая за спину Хоукмуна.

Хоукмун тут же обернулся и увидел надвигающуюся на него и на д'Аверка толпу матросов. А д'Аверк был вооружен только длинным ножом…

Хоукмун отдал другу саблю:

— Задержи их, д'Аверк, а я разберусь с вожаком! Перевалившись через леера, он оказался на мостике. Вальон испуганно отступил шага на два.

Хоукмун бросился к нему, вытянув руки. Из складок своей свободной одежды Вальон извлек тонкий меч, но не делал никаких попыток атаковать.

— Раб… — пробормотал лорд Вальон, и его лицо исказилось. — Раб!

— Я не раб, и ты уже знаешь это, — Хоукмун нырнул под вытянутый меч и попытался схватить странного капитана пиратской шхуны. Вальон медленно отступал, по-прежнему держа меч перед собой.

По-видимому, еще никогда он не попадал в такое положение и теперь не знал, что делать. Хоукмун казался ему лишь дурным сном.

Вновь Хоукмун нырнул под длинный меч, и вновь Вальон отступил. Д'Аверк, повернувшись спиной к корме и едва сдерживая своей саблей натиск матросов, запрудивших узкую верхнюю палубу, крикнул:

— Поспеши, дружище Хоукмун, иначе у меня будет целая дюжина сабель!

Хоукмун ударил Вальона кулаком в лицо и почувствовал, какая у того сухая, холодная кожа. Кожа мумии. Голова предводителя пиратов дернулась, меч выпал из его рук, и Вальон без чувств рухнул на палубу. Хоукмун подобрал оружие, с удовлетворением отметив прекрасную балансировку, поставил Вальона на ноги и коснулся острием меча его солнечного сплетения.

— Назад, негодяи, или ваш хозяин умрет! — прокричал он. — Назад!

Матросы в смятении отступили, оставив три трупа у ног д'Аверка.

Невесть откуда взявшийся Ганак, увидев Хоукмуна, замер на месте и разинул рот. На нем была надета только юбка; в руке он держал саблю.

— Ну, д'Аверк, пожалуй, теперь ты можешь присоединиться ко мне, — весело крикнул Хоукмун.

Д'Аверк взобрался на мостик и усмехнулся:

— Неплохо, мой друг!

— Мы будем ждать до восхода солнца! — холодно сказал Хоукмун Ганаку. — Затем ваши матросы направят корабль к берегу. Когда это будет исполнено, и мы окажемся на свободе, я отпущу вашего хозяина.

Ганак бросил на них свирепый взгляд:

— Дурак, как смеешь ты так обращаться с владыкой Вальоном?! Разве тебе не известно, что это самый могущественный речной принц в Старвеле?

— Я ничего не знаю про ваш Старвель, дружище, но я смотрел в лицо опасностям Гранбретании; я проник в самое сердце Империи Мрака и сомневаюсь, что ты сможешь запугать меня. Страх — это чувство, которое я испытываю крайне редко, Ганак… Но заруби себе на носу: дни твои сочтены. Я отомщу.

Ганак рассмеялся:

— Раб, хмель первой победы ударил тебе в голову. Мстить будет лорд Вальон!

Хоукмун пропустил насмешку мимо ушей.

Рассвет уже позолотил горизонт. Но, казалось, прошло столетье, прежде чем взошло солнце и окрасило розовым верхушки деревьев вдоль реки. Они находились у левого берега, в полумиле от небольшой заводи.

— Приказывай грести, Ганак! — крикнул Хоукмун. — Правь к левому берегу!

Ганак бросил на него свирепый взгляд, но даже не пошевелился. Хоукмун схватил Вальона за горло (тот закатил глаза) и провел мечом по его животу.

— Ганак! Я ведь не сразу убью Вальона! Он будет умирать медленно!

Тут из горла предводителя пиратов вырвался смешок.

— Умирать медленно… — пробормотал Вальон. — Умирать медленно…

Хоукмун недоуменно воззрился на него.

— Да, я знаю, куда надо ударить, чтобы ты умирал как можно дольше и мучительнее.

Больше Вальон не издал ни звука и стоял совершенно спокойно, хотя рука Хоукмуна по-прежнему сжимала его горло.

— Ну, Ганак! Приказывай! — прокричал д'Аверк. Ганак глубоко вздохнул.

— Гребцы!.. — заорал он и начал отдавать распоряжения. Заскрипели весла, спины напряглись, и судно медленно направилось к левому берегу широкой реки Сайо.

Хоукмун пристально следил за Ганаком, опасаясь, что тот попытается что-нибудь предпринять, но Ганак не двигался, изредка бросая на них испепеляющие взоры.

Берег становился все ближе и ближе, и Хоукмун позволил себе расслабиться. Они были почти свободны. На суше они отразят любую атаку пиратов, но вряд ли матросы осмелятся покинуть судно.

Тут он услышал вопль д'Аверка и быстро поднял голову. Какой-то человек спускался вниз по веревке.

Это был мальчик Ориндо с неизменной дубинкой.

Хоукмун отпустил Вальона и, защищаясь, поднял руку, начисто забыв о том, что у него есть меч. Дубинка так двинула его в плечо, что Хоукмун попятился. Д'Аверк рванулся вперед и схватил Ориндо за талию, прижав его руки к бокам.

Внезапно Вальон, о котором все забыли, вырвался и стремглав кинулся к трапу, оглашая воздух нечеловеческим криком.

Д'Аверк с проклятьями толкнул Ориндо в спину.

— Дважды попасться на эту удочку, Хоукмун! Убить нас мало! Рычащие матросы во главе с Ганаком уже взбирались по трапу.

Хоукмун бросился на бородача, но тот парировал удар и, взмахнув саблей, едва не подрубил герцогу ноги. Хоукмун вынужден был отскочить; тогда Ганак залез на мостик и, глумливо усмехаясь, встал перед ним.

— Ну, раб, посмотрим, чего ты стоишь по сравнению с настоящим мужчиной!

— Я не вижу здесь мужчины, — ответил Хоукмун. — Одно зверье.

И он засмеялся, легко парируя выпады пирата великолепно сбалансированным мечом Вальона.

Они кружили по мостику, в то время как д'Аверк умудрялся сдерживать натиск остальных разбойников. Ганак фехтовал мастерски, но его сабля не шла ни в какое сравнение с сияющим мечом вожака пиратов.

Быстрым выпадом Хоукмун насквозь проткнул плечо бородача, тут же отступил, поднял меч, отбивая удар сабли… Он чуть не выронил оружие, но собрался с силами и ранил Ганака в левую руку.

Взвыв, бородач с яростью возобновил атаку.

Хоукмун нанес еще один удар, на этот раз поразив Ганака в правое предплечье. Теперь кровь стекала по обеим рукам пирата, его противник же был без единой царапины. В панике Ганак вновь бросился на Хоукмуна.

Но Хоукмун избавил Ганака от страданий, следующим ударом пронзив его сердце. Лезвие меча вошло в плоть, царапнуло по ребрам, и жизнь покинула пирата.

Д'Аверку приходилось туго — матросы теснили его, заходя с тыла… Француз яростно размахивал саблей. Хоукмун переступил через труп Ганака и поспешил на помощь, одному пирату вонзив меч в горло, другому — под ребра, и разбойники только теперь заметили, что д'Аверку пришло подкрепление.

Спиной к спине Хоукмун и д'Аверк отражали удары напирающих матросов, но тех становилось все больше, и было ясно, что долго друзьям не продержаться.

Вскоре палуба оказалась завалена трупами, однако Хоукмун с д'Аверком, истекая кровью, сочащейся из дюжины неглубоких ран, продолжали сражаться. Хоукмун поймал взгляд лорда Вальона, стоящего около фок-мачты. Капитан не спускал с него своих глубоко посаженных глаз, словно желая запомнить его лицо на всю жизнь…

Хоукмун содрогнулся всем телом, но все же нашел в себе силы, чтобы вернуться к схватке. Внезапно сабля плашмя ударила его по голове. Он тяжело навалился на д'Аверка, и вместе они рухнули на палубу, все еще отбивая выпады и пытаясь встать. Одному из нападавших Хоукмун вспорол живот, другого ударил кулаком, разбив ему в кровь лицо, и поднялся на колени.

Внезапно матросы отступили, как один устремив взоры на реку. Хоукмун вскочил, д'Аверк вслед за ним.

Из заводи вышло другое судно и направилось прямиком к пиратской шхуне. Свежий южный ветер надувал белые паруса, черные с темно-синим бока блестели в лучах утреннего солнца. По обоим бортам судна выстроились вооруженные люди.

— Еще одна банда речных пиратов, — проворчал д'Аверк и заколол ближайшего матроса, воспользовавшись тем, что все внимание команды было приковано к приближающемуся судну, и бросился к грот-мачте. Хоукмун не отставал от него ни на шаг. Прижавшись спинами к мачте, они продолжали сражаться, хотя половина матросов поспешила к Вальону за новыми распоряжениями.

С другого корабля что-то прокричали, но было еще слишком далеко, чтобы расслышать, что именно.

Вальон произнес только одно слово, и в его голосе, обычно таком холодном, словно не от мира сего, проскользнула нотка отвращения.

— Бьючерд, — сказал Вальон.

Матросы вновь кинулись на них, сабля одного из них кольнула Хоукмуна прямо в лицо; он повернулся, вонзил острие меча в рот наглецу и нажал Лезвие проткнуло нёбо и вонзилось в мозг нападавшего. Матрос издал протяжный предсмертный вопль.

Не чувствуя жалости, Хоукмун выдернул меч и поразил другого врага в сердце.

Они сражались, а шхуна цвета ночи подходила все ближе и ближе.

Хоукмун на секунду отвлекся, подумав — друг это или враг? Но времени на раздумья не было, поскольку горящие жаждой мести матросы напирали, размахивая тяжелыми саблями.

Глава 5 ПАЛ БЬЮЧЕРД

Черно-синее судно ударило в борт пиратской шхуны, и до Хоукмуна донесся голос Вальона, перекрывавший треск:

— Плевать на рабов. Бросьте их! Нас ждет драка с псами Бьючерда.

Подчинившись команде, матросы попятились, оставив в покое задыхающихся Хоукмуна и д'Аверка. Хоукмун сделал выпад, чтобы заставить их отступить поскорее, но для полноценной контратаки у него уже не осталось сил.

Люди, что полезли на борт «Речного ястреба», были одеты в одинаковые черно-синие камзолы того же цвета, что и их судно. Вооружены они были саблями и тяжелыми боевыми топорами. Их действия отличались согласованностью и четкостью, чего нельзя сказать о пиратах, хотя те выбивались из сил, чтобы скопом отразить нападение.

Хоукмун поискал глазами капитана, но Вальон исчез — наверное, спрятался в трюме. Он обернулся к д'Аверку.

— Итак, мой друг, мы внесли свой вклад в кровавую летопись этого дня. Как ты посмотришь на то, чтобы освободить этих бедолаг на веслах? По крайней мере, не надо пускать кому бы то ни было кровь!

Он перебрался через леера, спрыгнул с верхней палубы и оказался среди гребцов.

Рабы с изумлением взирали на то, как Хоукмун и д'Аверк освобождают их от оков, словно не понимая, что те делают.

— Вы свободны, — сказал Хоукмун.

— Свободны, — повторил д'Аверк. — Послушайте нашего совета и бегите с корабля, пока не поздно. Никто не знает, чем кончится эта битва.

Рабы стояли, растирая затекшие члены, а затем один за другим попрыгали за борт.

Д'Аверк с усмешкой следил за ними:

— Как жаль, что мы не можем помочь гребцам на другой стороне судна.

— Отчего же, — Хоукмун указал на люк в палубе. — Если не ошибаюсь, он ведет в трюм, и с другого борта должен быть выход.

Привалившись спиной к фальшборту, он дернул за крышку. Раз, другой — люк открылся. Они спустились и в кромешной темноте двинулись вдоль борта. Звуки битвы раздавались над ними.

Неожиданно д'Аверк остановился и, влекомый любопытством, поддел крышку сундука своей затупившейся, со множеством зазубрин саблей. Сундук оказался битком набит драгоценностями.

— Их добыча! — сказал д'Аверк.

— У нас нет на это времени, — предупредил Хоукмун.

— Я и не собирался тащить это с собой, — усмехнулся д'Аверк. — Но меня аж зло берет, как подумаю о том, что все это так и будет принадлежать Вальону, если он выиграет сражение. Смотри сюда… — Он указал на большой круглый люк кингстона. — Если я не ошибаюсь, мой друг, при помощи этой штуковины можно впустить внутрь реку!

Хоукмун кивнул:

— Давай. А я пока освобожу рабов.

Оставив д'Аверка заниматься своими делами, он пошел в дальний конец трюма — к люку — и выдернул крепежные клинья.

С треском люк распахнулся, и появились двое сражающихся друг с другом мужчин. Один из них был пиратом, другой носил форму атаковавшего «Речного ястреба» судна. Пирата Хоукмун убил стремительным выпадом. Незнакомец с удивлением воззрился на неожиданного союзника.

— Вы один из тех, что дрался на мостике! Хоукмун кивнул:

— Что это за корабль?

— Судно принадлежит Бьючерду, — ответил человек, вытирая пот со лба. Он произнес это с таким видом, как будто одно имя все объясняло.

— А кто такой Бьючерд? Человек в форме рассмеялся:

— Заклятый враг Вальона, если вы это хотите знать. Он видел, как вы сражались, и был поражен вашим искусством.

— Ничего удивительного, — усмехнулся Хоукмун, — сегодня я дрался, как никогда в жизни… Еще бы, ведь я дрался за свою жизнь!

— Да, в таких случаях все мы становимся превосходными бойцами, — согласился человек. — Я — Кулард и твой друг, если ты — враг Вальона.

— Тогда предупреди своих товарищей, — сказал Хоукмун. — Мы топим судно… Взгляни-ка! — Он указал в трюм, где д'Аверк открывал кингстоны.

Кулард кивнул и пошел к нижней палубе.

— Увидимся, когда все будет сделано, дружище, — сказал он напоследок.

— Если останемся в живых!

Хоукмун последовал за ним, чтобы перерезать путы рабов.

Люди Бьючерда, очевидно, теснили пиратов Вальона. Хоукмун почувствовал, как палуба внезапно качнулась под его ногами, увидел д'Аверка, поспешно вылезающего из люка.

— Думаю, нам лучше править к берегу, — сказал француз и с улыбкой ткнул большим пальцем в сторону рабов, прыгающих за борт. — Последуем примеру наших друзей.

Хоукмун кивнул.

— Я предупредил человека Бьючерда о том, что происходит. Полагаю, Вальон получил сполна. — Он коснулся меча вожака пиратов. — Постараюсь не потерять этот клинок — лучшего оружия мне еще не приходилось держать в руках. Такой меч кого хочешь сделает непобедимым бойцом!

Он поднялся на верхнюю палубу и убедился, что люди Бьючерда в самом деле побеждают. Они согнали пиратов к борту, однако теперь быстро покидали судно.

Кулард, как видно, уже сообщил им новости.

Вода подступала к самому люку — кораблю недолго осталось быть на плаву. Если они спрыгнут с этого борта, то им грозит опасность быть раздавленными между двух судов. Поэтому лучше было бы перейти на корабль Бьючерда.

Хоукмун предложил это д'Аверку, тот кивнул. Друзья перепрыгнули через фальшборт и оказались на палубе другого корабля.

Банки у весел пустовали. Хоукмун решил, что гребцы Бьючерда — свободные люди, члены команды. Это, без сомнения, было менее убыточно, нежели содержание рабов. Подумав так, он на секунду остановился и услышал голос с борта «Речного ястреба»:

— Эй, приятель! Да, вы, с Черным Камнем во лбу! Уж не собираетесь ли вы потопить и мой корабль?

Хоукмун обернулся и увидел молодого человека приятной внешности, одетого в черный кожаный костюм со стоячим воротничком и синий, запятнанный кровью плащ, ниспадающий до пят. В одной руке человек сжимал меч, в другой — боевой топор. Мечом он указывал с борта обреченной шхуны на Хоукмуна.

— Мы идем своей дорогой, — ответил Хоукмун. — И вреда вашему судну не причиним…

— Погодите минутку! — Человек в черном вспрыгнул на фальшборт «Речного ястреба» и покачнулся, удерживая равновесие. — Я хочу отблагодарить вас за то, что вы сделали добрую половину нашей работы.

Нехотя Хоукмун дождался, пока человек вернется на свой корабль.

— Я — Пал Бьючерд, владелец этого судна, — сказал он, подходя к ним.

— Много недель мы поджидали удобного момента, чтобы напасть на «Речной ястреб», и, возможно, так никогда и не дождались бы, не отвлеки вы на себя внимание большей части команды и не дай нам время выйти из заводи…

— Ладно, — ответил Хоукмун. — Хорошо. Но больше я не желаю участвовать в распрях между пиратами…

— Сэр, вы оскорбляете меня, — спокойно возразил Бьючерд. — Между прочим, я поклялся очистить реку от лордов-пиратов Старвеля. Я — их заклятый враг.

Люди Бьючерда вновь собрались на своем корабле и перерубили абордажные канаты. Потерявший управление «Речной ястреб» закрутился на стремнине; его корма скрылась под водой. Некоторые пираты кинулись в воду, но Вальона среди них не было.

— Куда же делся атаман? — спросил д'Аверк, внимательно изучая тонущее судно.

— Вальон, — как крыса, — ответил Бьючерд. — Он, несомненно, ускользнул, как только понял, что сегодняшний день закончится для него поражением. Вы оказали мне неоценимую помощь, господа, ибо Вальон — самый опасный из пиратов. Я вам очень признателен.

Д'Аверк, всегда старавшийся любезно прийти на помощь тому, чье самолюбие, по его мнению, было задето, ответил:

— А мы, в свою очередь, признательны вам, капитан Бьючерд, за то, что вы прибыли вовремя — как раз тогда, когда нам стало казаться, что дело табак. — Он благодарно улыбнулся.

Бьючерд поклонился:

— Спасибо. Однако позвольте заметить, что вам необходима помощь. Вы оба изранены, ваша одежда… э-э… несколько не в том состоянии, в каком полагается быть платью таких достойных джентльменов… Короче, я сочту за честь, если вы любезно согласитесь погостить на моем корабле, пока мы идем в город, и погостить в моем доме, когда мы пристанем к берегу.

Хоукмун в нерешительности нахмурился. Молодой капитан ему положительно нравился.

— Сэр, а где вы намерены пристать к берегу?

— В Нарлине, — ответил Бьючерд. — В моем родном городе.

— Мы туда и направлялись, пока не повстречали Вальона, — заметил Хоукмун.

— Тогда тем более вы должны отправиться с нами! И если я могу быть чем-нибудь полезен…

— Благодарю, капитан Бьючерд, — сказал Хоукмун. — Пожалуй, мы воспользуемся вашим предложением. И, может быть, по пути вы сообщите нам кое-какие интересующие нас сведения.

— С удовольствием. — Бьючерд махнул рукой в сторону юта. — Прошу вас в мою каюту, господа.

Глава 6 НАРЛИН

Расположившись в каюте капитана Бьючерда, Хоукмун выглянул в иллюминатор, любуясь пенным следом, что оставался в кильватере корабля, идущего на всех парусах.

— Если на нас нападут пираты, — пояснил капитан, — то нам едва ли удастся одолеть их. Вот почему я приказал идти полным ходом.

Стол ломился от изысканных яств. Здесь были и мясные блюда, и рыба с овощами, и фрукты и вино. Хоукмун старался не переусердствовать, и все же еда выглядела столь соблазнительно, что он не удержался и хотя бы по кусочку попробовал от каждого блюда.

— Мы пируем, потому что сегодня у меня праздник, — радостно сообщил Бьючерд. — Много месяцев подряд я гонялся за Вальоном…

— Очень странный человек — этот Вальон, — заметил Хоукмун, отправляя в рот очередной кусок. — Кто он?

— Пиратов я себе представлял совсем иначе, — вставил д'Аверк.

— Он пират в силу традиций, — сказал Бьючерд. — Все его предки были пиратами — веками грабили речные суда. Долгое время купцы платили огромную дань лордам Старвеля, а несколько лет тому назад начали роптать и сопротивляться. Вальон стал мстить им за это. В ответ несколько единомышленников — и я в том числе — решили построить военные корабли, чтобы противостоять пиратским набегам. Я командую одним из этих кораблей… Я — мирный купец, но не оставлю оружия до тех пор, пока Вальон и его сподвижники не оставят Нарлин в покое.

— Ну и как ваши дела? — спросил Хоукмун.

— Трудно сказать. Вальон и его пэры по-прежнему неуязвимы за высокими стенами. Старвель — город в городе, город в Нарлине, и до сего времени мы могли лишь противостоять их пиратским вылазкам. А померяться силами в настоящем бою пока не удавалось.

— Так вы говорили, что Вальон — пират по происхождению, — напомнил д'Аверк.

— Да. Его предки пришли в Нарлин много веков назад. Они были сильными, опытными воинами, мы же до той поры ни с кем не сражались. Легенда рассказывает, что предок Вальона, Батах Герандиун, умел колдовать, и это еще более укрепило могущество пиратов. Они захватили один из районов города, Старвель, возвели вокруг него стены и с тех пор обитают там.

— А как Вальон смотрит, на то, что вы нападаете на его суда? — Хоукмун сделал большой глоток вина.

— Он мстит нам, как только возможно, но мы заставили пиратов бояться нас — они уже с опаской выходят на разбой… Впрочем, еще многое предстоит сделать. Я обязательно убью Вальона, как только представится случай — это наверняка внесет разлад в их шайку… но пока ему всегда удавалось ускользнуть. У этого типа какой-то нюх на опасность — он исчезает сразу, как только почувствует, что дело плохо.

— Желаю вам удачи… — ответил Хоукмун. — А теперь скажите, капитан Бьючерд, известно ли вам что-нибудь о клинке, который называют Меч Рассвета? Нам говорили, что мы найдем его в Нарлине.

— Да, я слышал о нем, — удивленно произнес Бьючерд. — Это связано с легендой, которую я начал рассказывать, — о предке Вальона, Батахе Герандиуне. Ходят слухи, что вся колдовская сила Батаха заключена в этом клинке. Батах якобы стал богом — по крайней мере, пираты обожествили его и теперь поклоняются ему в своем храме, который так и называется — Храм Батаха Герандиуна… Суеверные люди — эти пираты. Мне, простому торговцу, зачастую не понятны их дела и помыслы.

— А где сейчас этот клинок? — спросил д'Аверк.

— Ну, я слышал, что именно ему и поклоняются разбойники в Храме — для них меч олицетворяет силу и могущество Батаха. Вы хотите выкрасть этот клинок, господа?

— Я не… — начал Хоукмун, но д'Аверк мягко перебил его:

— Да, капитан. У нас на севере есть родственник — очень мудрый человек, который слышал о клинке и хотел бы исследовать его. Он и послал нас сюда, чтобы мы попытались раздобыть этот меч…

Бьючерд рассмеялся.

— О, вы можете раздобыть его, друзья — ценой крови полумиллиона фанатиков. Пираты будут защищать Меч Рассвета до последнего вздоха — для них во всем мире нет ничего превыше этой святыни.

Хоукмун опечалился. Неужели Майган послал их на невыполнимое дело?…

— Что ж, ладно, — д'Аверк меланхолично пожал плечами. — Тогда будем надеяться, что вы все-таки одолеете Вальона и его сторонников, а их имущество пустите с молотка.

Бьючерд улыбнулся:

— Много лет пройдет, прежде чем Вальон будет окончательно разбит. Не думаю, что увижу это собственными глазами, — он встал из-за стола. — Прошу извинить, меня ждут дела, я вернусь через несколько минут.

И он вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Хоукмун нахмурился.

— Ну, д'Аверк, что будем делать? Мы недалеко от места назначения, но без гроша в кармане и не имея возможности взять то, что нам нужно. — Он вынул из кошеля кольца Майгана и подбросил их на ладони. Теперь их было одиннадцать, поскольку он и д'Аверк сняли свои. — Хоть кольца у нас… Может, стоит переместиться в другое измерение и искать дорогу в Камарг?

Д'Аверк фыркнул.

— Мы запросто можем оказаться при дворе короля Хеона. Или, чего доброго, в лапах какого-нибудь омерзительного чудовища… Нет, я думаю, надо добраться до Нарлина и покрутиться там несколько дней. Прощупаем почву, так ли трудно раздобыть пиратский меч. — Он извлек что-то из своего кошеля. — Я и забыл совсем, что у меня есть эта милая вещица.

Это был запал для ружей, которыми в незапамятные времена пользовались в городе Халапандуре.

— Какой от него толк, д'Аверк? — спросил Хоукмун.

— Я ведь говорил, что он может нам пригодиться.

— Без ружья?

— Без ружья, — кивнул д'Аверк.

Пока он засовывал его обратно в кошель, вернулся Бьючерд. Капитан улыбался.

— Меньше чем через час, друзья мои, мы бросим якорь в Нарлине, — сказал он. — Надеюсь, город вам понравится… По крайней мере, те районы, где нет лордов-пиратов, — добавил он с усмешкой.

Стоя на палубе, Хоукмун и д'Аверк наблюдали за медленно приближающейся гаванью. В чистом небе жарко пылало солнце, и весь город сверкал в его лучах. Здания были невысокими — почти все не больше четырех этажей, — но богато украшенными лепкой в стиле рококо, выглядевшей очень старой. Краски казались приглушенными, выцветшими, но по-прежнему ясными и чистыми. Для построек в основном использовалась древесина — колонны, резные балконы и фасады были сделаны из дерева — но в некоторых сооружениях встречались покрашенные металлические опоры и даже металлические двери.

Десятки торговых судов — либо отправляющихся в плавание, либо только что доставивших в Нарлин товары — запрудили гавань. Грузчики, раздетые до пояса и мокрые от пота, при помощи лебедок переносили тюки к докам и причалам, стаскивали их по сходням. Повсюду царили шум и суета, и Бьючерд, похоже, был рад вернуться наконец домой.

На причале собралась толпа встречающих; капитан в сопровождении Хоукмуна и д'Аверка спустился по трапу.

Его приветствовали со всех сторон:

— Как дела, капитан?

— Нашли Вальона?

— Много потеряли людей?

Бьючерд остановился и добродушно рассмеялся.

— Ладно, жители Нарлина! — прокричал он. — Вижу, что я должен все вам рассказать, иначе вы не дадите нам пройти. Да, мы потопили судно Вальона…

Над толпой пронесся вздох и воцарилось молчание. Бьючерд влез на стоящий рядом ящик и поднял руки.

— Мы потопили «Речной ястреб»… Но вряд ли нам удалось бы это сделать, не будь рядом двух моих друзей.

Д'Аверк с наигранным смущением поглядел на Хоукмуна. Удивленные горожане уставились на них, словно не веря, что капитан говорит об этих оборванцах, более похожих на беглых рабов.

— Вот ваши герои, а не я, — продолжал Бьючерд. — Вдвоем они сражались против всей команды пиратов, убили Ганака — старшего помощника Вальона — и дали нам возможность захватить судно. Они же потопили «Речной ястреб».

Теперь по толпе пронеслась волна ликования.

— Знайте их имена, жители Нарлина! Помните, что они друзья нашего народа, и ни в чем им не отказывайте. Это Дориан Хоукмун, владелец Черного Камня и Гьюлам д'Аверк! Никогда еще вам не приходилось видеть таких смельчаков и таких искусных бойцов!

Эти речи заставили Хоукмуна смутиться. Он нахмурился и показал Бьючерду, чтобы тот заканчивал апологию.

— А что сталось с Вальоном? — выкрикнул кто-то из толпы. — Он мертв?

— Нет, он ускользнул от нас, — с сожалением ответил Бьючерд. — Сбежал, как крыса… Но рано или поздно мы покончим с ним!

— Или он с тобой, Бьючерд! — человек в богатом наряде протиснулся сквозь толпу. — Ты всего лишь нанес ему кое-какой ущерб… Годами я платил пошлину людям Вальона, и они разрешали мне ходить по всей реке. А теперь ты и тебе подобные говорят: «Не платите!» Ладно, я перестал платить, так что же? Ни днем, ни ночью мне нет покоя, уснуть не могу от страха, как подумаю о том, на что способен Вальон… А Вальон мстителен! И он может отомстить не только тебе! Ты подумал о всех остальных — тех, кто хочет мира, а не воинской славы? Ты всех нас подвергаешь опасности!

Бьючерд рассмеялся.

— Если я не ошибаюсь, ведь именно ты, Верониг, первым стал жаловаться на пиратов — дескать, тебе не по карману их грабительские поборы! Ведь именно ты поддержал нас, когда мы объединились, чтобы дать отпор Вальону! Ну так вот, Верониг, мы даем ему отпор. Это трудно, но мы победим, не сомневайся!

Толпа одобрительно загудела, но ликования было меньше. Некоторые начали расходиться.

— Вальон отомстит, Бьючерд, — повторил Верониг. — Дни твои сочтены. Поговаривают, что лорды-пираты собирают все свои силы, что до сих пор они просто играли с нами, как кошка с мышкой. Стоит им захотеть, и Нарлин окажется в руинах!

— Окажется в руинах источник их существования! Это будет глупо с их стороны! — Бьючерд пожал плечами, как бы говоря, что спорить тут не о чем.

— Не глупее того, что делаешь ты, — проворчал Верониг. — Но заставь их ненавидеть нас еще сильнее, и ненависть заставит забыть, что мы их кормим!

Бьючерд улыбнулся и покачал головой:

— Тебе пора на покой, Верониг. Превратности купеческой жизни тебе не по плечу.

Почти все уже разошлись. На лицах горожан, которые только что с ликованием приветствовали героев, теперь появилось выражение тревоги.

Бьючерд спрыгнул с ящика и обнял своих спутников за плечи:

— Идемте, друзья, нечего слушать брюзгу Веронига. Он не испортит наш праздник своими причитаниями. Отправимся ко мне домой и поищем наряды, более подходящие для таких господ, как вы. А утром пройдемся по лавкам и купим вам новое снаряжение!

Он повел их петляющими улочками Нарлина, изгибающимися под самым неожиданным углом, узкими, пропитанными миллионом всевозможных запахов; улочками, запруженными моряками, солдатами, купцами, портовыми рабочими, старухами, хорошенькими девушками, лоточниками, всадниками, пробирающимися сквозь толпы пеших… За сапожными лавками улица пошла в гору, и вскоре Бьючерд вывел их на площадь, с одной стороны которой зданий не было. Там было море.

Бьючерд замедлил шаг, засмотревшись на сверкающую в лучах солнца водную гладь.

Д'Аверк указал в сторону горизонта и спросил:

— Вы торгуете с заморскими жителями?

Сняв свой тяжелый плащ, Бьючерд перекинул его через локоть, расстегнул воротник рубашки и, улыбаясь, потер шею.

— Никто не знает, что там, за морем, — может быть, вообще ничего нет… Нет, мы торгуем только вдоль побережья, миль на двести-триста в обе стороны. Здесь много богатых городов, не очень сильно пострадавших в Тысячелетие Ужаса.

— Ясно. А как вы называете свой континент? Полагаю, Краснокитай, да?

Бьючерд нахмурился.

— Не припомню, чтобы его так называли… впрочем, я не ученый. Я слышал разные наименования: Яршай, Амарека, Ништай… — он пожал плечами. — Я даже не знаю, где находятся другие континенты, если они вообще существуют…

— Амарека! — воскликнул Хоукмун. — А я всегда считал, что здесь обитают сверхъестественные существа.

— А я думал, что Рунный Посох находится в Краснокитае, — рассмеялся д'Аверк. — Никогда не доверяй легендам, дружище Хоукмун! Вполне может статься, что Рунного Посоха вообще не существует!

Хоукмун кивнул:

— Все может быть.

— Рунный Посох… легенды, — нахмурился Бьючерд. — О чем это вы, господа?

— Э-э… об этом говорил тот ученый, — помните, наш родственник, — поспешно пояснил д'Аверк. — Долго рассказывать. И скучно.

Бьючерд пожал плечами.

— Не терплю скуки, друзья, — признался он и повел их дальше.

Некоторое время спустя они вышли за пределы торговых кварталов города и поднялись на холм, где дома были богаче и не лепились друг к другу. Над высокими стенами виднелись макушки цветущих в садах деревьев, искрились фонтаны.

Перед входом в один из таких окруженных стеной домов Бью-черд остановился.

— Добро пожаловать, мои дорогие друзья, — сказал он, постучав в ворота.

Отворилось решетчатое окошко, и глаза привратника пристально оглядели их. Затем ворота раскрылись настежь, и слуга поклонился Бьючерду.

— С возвращением, господин. Успешно ли было ваше путешествие? Сестра ждет вас.

— Весьма успешным, Пер! А, вот и Джелиана пришла приветствовать нас… Друзья, рекомендую вам: моя сестра!

Глава 7 ОГОНЬ

Джелиана оказалась прелестной юной девушкой с черными, как вороново крыло, волосами, живой и веселой, что совершенно покорило непостоянное сердце д'Аверка. Вечером за ужином он отчаянно флиртовал с ней и, как ребенок, радовался каждому ее ласковому взгляду.

Бьючерд с улыбкой наблюдал за ними, но у Хоукмуна на сердце лежала тяжесть, ибо перед внутренним взором его маячил милый облик Иссельды. Она дожидалась своего мужа за тысячи миль отсюда, а, возможно, даже за тысячи лет, ведь Хоукмун не ведал, только ли через пространство перенесли их магические хрустальные кольца, или они преодолели также толщу времени.

Заметив печаль в глазах гостя, Бьючерд попытался развеселить Хоукмуна забавными историями о менее опасных и в чем-то даже нелепых стычках со старвельскими пиратами.

Хоукмун слушал внимательно, смеялся в нужные моменты, но никак не мог избавиться от тягостных размышлений о судьбе своей возлюбленной, дочери графа Брасса.

Сумел ли Тарагорм построить машину для путешествий во времени? Нашел ли Мелиадус другой способ добраться до замка Брасс?

И чем больше темнело за окном, тем труднее становилось Хо-укмуну поддерживать светскую беседу. Наконец он встал и вежливо поклонился.

— Извините, капитан Бьючерд, — пробормотал он, — но я очень устал. Рабство, сегодняшнее сражение…

Джелиана Бьючерд и Гьюлам д'Аверк, поглощенные друг другом, даже не обратили на него внимания.

Капитан Бьючерд быстро поднялся и с пониманием сказал:

— Конечно, прошу прощения, господин Хоукмун, за то, что я был столь невнимателен…

Хоукмун улыбнулся в ответ:

— Отнюдь, капитан. Ваше гостеприимство выше всяческих похвал. Однако…

Рука Бьючерда потянулась к звонку, но прежде чем он успел позвонить слуге, раздался стук в дверь.

— Войдите! — резко сказал Бьючерд. Появился запыхавшийся привратник:

— Капитан Бьючерд! На пристани пожар… горит судно!

— Судно? Чье судно?

— Ваше судно, капитан… то, на котором вы сегодня прибыли. Бьючерд поспешил к выходу. Хоукмун, д'Аверк и Джелиана последовали за ним.

— Коляску, Пер, — на ходу приказал хозяин. — Скорее коляску!

Через несколько минут крытый экипаж, запряженный четверкой лошадей, стоял у подъезда, и Бьючерд уже залезал в него, нетерпеливо подгоняя Хоукмуна и д'Аверка. Джелиана тоже высказала желание сесть в коляску, но брат покачал головой:

— Нет, Джелиана, жди нас здесь. Мы не знаем, что происходит в гавани.

И кони понесли их во весь опор к порту. Коляска подпрыгивала на булыжной мостовой.

Узкие улочки были освещены факелами, укрепленными в специальных подставках на стенах домов. Проносящийся с грохотом и треском экипаж отбрасывал зловещие черные тени.

Наконец они выехали на набережную, освещенную куда лучше, чем просто факелами: у причала горела шхуна. Повсюду царила суматоха — владельцы соседних судов загоняли свои команды на борт, чтобы те отвели суда подальше — не ровен час, огонь перекинется на другие корабли.

Бьючерд выпрыгнул из коляски, Хоукмун и д'Аверк не отставали. Капитан побежал к пристани, продираясь сквозь толпу зевак, но у самой воды остановился, понурившись.

— Безнадежно, — прошептал он. — Судно погибло… Как пить дать, работа Вальона!..

Верониг с лицом, лоснящимся от пота и пунцовым в отсвете пожара, прокричал из толпы:

— Ну, Бьючерд, убедился? Вальон мстит! Я предупреждал! Раздался стук копыт. Они обернулись — к ним приближался всадник на взмыленном скакуне, одетый в причудливый наряд. В левой руке наездник держал свиток.

— Бьючерд! — кричал он на скаку. — Пал Бьючерд, осмелившийся потопить «Речной ястреб»!

— Ну, я — Бьючерд. А ты кто такой?

— Посланник Вальона! — он бросил свиток к ногам Бьючерда, но тот даже не пошевелился, чтобы поднять его.

— Что это? — процедил капитан сквозь зубы.

— Это счет, Бьючерд. Чек за пятьдесят воинов и сорок рабов, за судно и всю его оснастку плюс двадцать пять тысяч за утерянные драгоценности. Вальон тоже может играть в ваши купеческие игрушки!

Бьючерд внимательно посмотрел на посланника. Колеблющийся отсвет бросал на его лицо причудливые тени. Ногой он сбросил свиток в грязную речную воду.

— Ты, как видно, решил напугать меня этой мелодрамой! — твердо ответил он. — Что ж, передай своему хозяину Вальону, что я не испугался и не намерен платить по его счету. Скажи ему так: если он хочет «играть в купеческие игрушки», то пусть зарубит себе на носу, что он и его ненасытные предки задолжали Нарлину сумму, много большую, нежели написанная в этой бумажке, а я буду и впредь гасить этот долг!

Всадник открыл было рот, но отвечать раздумал, сплюнул на мостовую и умчался во тьму.

— Теперь он убьет тебя, Бьючерд! — сказал Верониг почти с торжеством. — Он убьет тебя. Я надеюсь, Вальон понимает, что не все такие дурни, как ты!

— А я надеюсь, что не все такие дурни как ты, Верониг, — презрительно ответил Бьючерд. — Если Вальон угрожает мне, значит, я добился успеха — хотя бы частичного — и вывел его из себя!

Он вернулся к экипажу, галантно пропустил вперед Хоукмуна и д'Аверка, сел сам, захлопнул дверцу и постучал по крыше рукоятью меча, показывая вознице, что можно трогать.

— А вы уверены, что Вальон так слаб, как вы предполагаете? — с сомнением спросил Хоукмун.

Бьючерд мрачно улыбнулся:

— Уверен, что он сильнее, чем я предполагаю, — даже сильнее, чем полагает Верониг. Мне кажется, Вальон так и не пришел в себя от изумления после того, как мы осмелились сегодня напасть на его судно… О, он еще себя покажет! Но разве стоило говорить об этом Веронигу? А, друзья?

Хоукмун в восхищении посмотрел на Бьючерда:

— Капитан, вы полны отваги.

— Скорее, отчаяние переполняет меня, дружище Хоукмун. Хоукмун кивнул:

— Я понимаю, что вы хотите сказать. Весь оставшийся путь они молчали.

Ворота дома были распахнуты, коляска въехала прямо во двор. У парадной двери их поджидала побледневшая Джелиана.

— С тобой все в порядке, Пал? — спросила она, как только он вышел из экипажа.

— Конечно, — ответил Бьючерд. — Ты не на шутку испугана, Джелиана. Успокойся, ничего ужасного не произошло.

Она повернулась и пошла в дом — в столовую, где на столе остывал недоеденный ужин.

— Это не из-за пожара, — сказала она и, дрожа всем телом, посмотрела на брата, затем на д'Аверка и наконец перевела взгляд на Хоукмуна. Ее глаза были широко раскрыты. — Пока вас не было, сюда приходил один человек.

— Человек? Кто? — Бьючерд обнял ее за плечи.

— Он… он приходил один… — начала она.

— И что же замечательного в посетителе, который приходит один? Где он сейчас?

— Это был Вальон, Пал. Вальон Старвельский собственной персоной. Он… — она закрыла лицо руками. — Он потрепал меня по щеке… он смотрел на меня своими холодными… нечеловеческими глазами… он говорил этим ужасным голосом…

— И что же он сказал? — мрачно спросил Хоукмун. — Что он сказал, леди Джелиана?

Ее взгляд заметался между ними и вновь остановился на Хоукмуне.

— Что он пока просто играет с Палом. Что он слишком горд, чтобы тратить на него время и силы, но если завтра утром на городской площади Пал не объявит во всеуслышанье, что больше не будет досаждать лордам-пиратам своими… своими глупыми выходками… то он, Пал, получит по заслугам… Сказал, что этого заявления он ждет только до полудня…

Бьючерд нахмурился.

— Думаю, он пришел сюда, в мой дом, выразить свое презрение. Поджог судна — это просто бравада, а также повод, чтобы выманить меня из дома. И разговор с тобой, Джелиана, должен означать, что он сможет добраться до самых близких и дорогих мне людей… — Бьючерд помолчал. — Теперь уже не остается сомнений, что Вальон угрожает не только моей жизни… Я должен был ждать такого подвоха, в глубине души я и ждал его, но… — он бросил на Хоукмуна усталый взгляд. — Боюсь, Верониг был прав, и, в конце концов, в дураках остался я, господин Хоукмун. Я не могу добраться до Вальона, пока он прячется за стенами Старвеля, не могу сражаться его же оружием!..

— Я не имею права советовать вам, — тихо проговорил Хоукмун. — Но вы можете распоряжаться мной и д'Аверком… если собираетесь бороться и дальше.

Бьючерд посмотрел прямо в глаза Хоукмуну и рассмеялся так, что плечи его затряслись.

— Вы не советуете мне, Дориан Хоукмун, владелец Черного Камня, но ясно даете понять, что я должен думать о себе, если откажусь от помощи двух таких искусных фехтовальщиков! Да. Я буду бороться дальше. А завтра отдохну, наплевав на предупреждение Вальона. Тебя, Джелиана, будут охранять. Я пошлю за отцом и попрошу его прийти сюда вместе со своими стражниками, чтобы они охраняли вас обоих. Хоукмун, д'Аверк и я… э-э… мы отправимся за покупками, — он указал на изношенные платья своих гостей.

— Я обещаю вам новые костюмы и хорошие ножны для вашего меча, господин Хоукмун, — меча, когда-то принадлежавшего Вальону. Так что завтра у нас много дел. Мы покажем пиратам и — это более важно — горожанам, что мы не боимся угроз Вальона.

Д'Аверк спокойно кивнул:

— Думаю, это единственный способ поддержать боевой дух жителей города. Тогда даже если вы, капитан, умрете, то умрете героем и вдохновите на борьбу своих единомышленников.

— Ну, надеюсь, я не умру, — улыбнулся Бьючерд. — Ведь я так люблю жизнь!.. Что ж, посмотрим, друзья. Посмотрим.

Глава 8 СТЕНЫ СТАРВЕЛЯ

На следующий день, несмотря на жару, Пал Бьючерд с друзьями вышел на прогулку. На улице Нарлина они то и дело ловили на себе взгляды горожан, рассматривавших их украдкой. Ясно было, что многим известно, какой ультиматум Вальон предъявил Бьючерду, и теперь все ожидали, что же предпримет молодой человек.

Но Бьючерд делал вид, что ровным счетом ничего не происходит. Сопровождая Хоукмуна с д'Аверком к центру, где находились самые богатые лавки, он раскланивался со всеми знакомыми, улыбался встречным и целовал ручки дамам.

Центр города располагался неподалеку от стен Старвеля, что вполне устраивало Бьючерда.

— Предлагаю все эти лавки посетить днем, — сказал он. — Но сначала позавтракаем в таверне, которую я бы рекомендовал вам. Она расположена вблизи центральной площади, и многие знатные жители нашего города посещают ее. Пусть все видят, что мы спокойны и уверены в себе. Будем говорить о разных пустяках, не вспоминая про угрозу Вальона, даже если кто-нибудь попытается навести нас на эту тему.

— В опасные игры вы играете, капитан Бьючерд, — заметил д'Аверк.

— Возможно, — пожал плечами Бьючерд. — Но я чувствую, что от сего дня многое зависит — даже больше, чем сейчас могу себе вообразить. Я иду ва-банк, и этот день станет либо днем моего триумфа, либо днем моего поражения.

Хоукмун понимающе кивнул, но ничего не сказал. Он тоже чувствовал какую-то напряженность в воздухе.

Они зашли в таверну, перекусили и выпили вина, стараясь не замечать, что находятся в центре внимания, и ловко уклоняясь от расспросов по поводу того, как они собираются ответить на ультиматум Вальона.

День перевалил за полдень. Бьючерд еще часок посидел, поболтал со своими друзьями, затем поднялся и, поставив на стол бокал, произнес:

— Ну, господа, а теперь отправимся к торговым рядам…

На улицах было полно людей, многие пристраивались в хвост безмятежно прогуливающейся троице; в окнах то и дело мелькали любопытные лица. Бьючерд ухмыльнулся:

— Сегодня мы единственные актеры на сцене, друзья. И надо хорошо сыграть свою роль.

Наконец Хоукмун впервые разглядел стены Старвеля. Они возвышались над крышами, белые, неприступные, таинственные; ворот нигде не было видно.

— Отчего же, есть несколько дверей, — ответил на вопрос Хоукмуна Бьючерд, — но они редко открываются. Пираты в основном пользуются обширными подземными каналами и доками, ведущими непосредственно к реке.

Бьючерд свернул на боковую улицу и указал на здание, находящееся в полуквартале от них:

— Вот мы и пришли, друзья!

Они вошли в лавку, ломящуюся от обилия товаров. Здесь были тюки с одеждой, кипы плащей, камзолов и бриджей, стойки с мечами и кинжалами всевозможной формы и длины; на крючках висели искусно сделанные упряжи и перевязи, прилавки были завалены шлемами, шляпами, сапогами и всем, что может понадобиться мужчине. Хозяин — веселый, подтянутый человек средних лет с красным лицом и белыми волосами — разговаривал с покупателем. Он кивнул Бьючерду, и посетитель обернулся. Это был юноша; увидев, кто пришел, он открыл рот в изумлении, пробормотал что-то невнятное и сделал шаг к выходу.

— Как, вам уже не нужен меч? — удивился хозяин. — Послушайте, милейший, я скину цену на пол-смайгара, и ни гроша больше.

— В другой раз, Пайар, в другой раз… — ответил юноша, едва заметно поклонился Бьючерду и выскочил из лавки.

— Кто это был? — улыбнулся Хоукмун.

— Сын Веронига, если мне не изменяет память, — ответил Бьючерд и рассмеялся. — Он унаследовал трусость своего отца!

Подошел Пайар:

— Добрый день, капитан Бьючерд. Вот уж не ждал, что вы сегодня заглянете сюда. Так вы не сделали того заявления?

— Нет, Пайар, не сделал.

Пайар улыбнулся:

— Я почему-то так и думал, капитан. Однако теперь вы в серьезном положении. Вальон ведь должен выполнить свою угрозу, а?

— Попытается, Пайар.

— И очень скоро. Он не любит тянуть кота за хвост. Вы уверены, что стоит так близко подходить к стенам Старвеля?

— Должен же я показать, что не боюсь Вальона, — ответил Бьючерд. — Кроме того, мне не пристало ради какого-то пирата менять свои планы. Я обещал друзьям, что они выберут себе одежду у лучшего купца в Нарлине, а я не привык бросать слова на ветер!

Пайар улыбнулся и сделал приглашающий жест:

— Желаю удачи, капитан… Ну-с, господа, я к вашим услугам. Хоукмун в это время рассматривал пурпурный плащ с золотой каймой.

— У вас богатая лавка, господин Пайар. Прямо глаза разбегаются.

Пока Бьючерд беседовал с хозяином, Хоукмун и д'Аверк медленно обходили прилавки, примеряя там шелковые рубашки, здесь — сапоги. Прошло два часа, прежде чем они, наконец, выбрали все, что им было нужно.

— Не желаете ли пройти в примерочную? — сказал Пайар. — У вас хороший вкус, господа!

Хоукмун с д'Аверком скрылись за занавесками. Хоукмун выбрал шелковую рубаху бледно-лилового цвета, камзол из мягкой светлой кожи с ворсом, алый шарф и тонкие блестящие шелковые бриджи такого же цвета, как шарф. Шарф он обмотал вокруг шеи, бриджи заправил в светлые кожаные сапоги, камзол оставил расстегнутым, подпоясался широким кожаным ремнем и, наконец, набросил на плечи голубой плащ, застегнув его у горла.

Д'Аверк надел алую рубаху, алые бриджи, камзол из блестящей черной кожи и сапоги, доходящие ему почти до колен. Сверху он накинул плотный шелковый плащ вишневого цвета и начал подыскивать себе подходящую перевязь для меча, когда из лавки внезапно донесся крик.

Хоукмун откинул занавески примерочной.

Магазин был захвачен вооруженными людьми, очевидно — пиратами Старвеля. Они окружили Бьючерда, который даже не успел достать меч.

Повернувшись, Хоукмун выхватил свое оружие из груды одежды, бросился к вошедшим и столкнулся с падающим Пайаром. Из его горла хлестала кровь.

Пираты скрутили Бьючерда и волокли его к выходу. Капитана даже не было видно под навалившимися телами.

Хоукмун поразил одного пирата в сердце и парировал выпад другого.

— Не лезьте не в свое дело! — прорычал тот. — Нам нужен один Бьючерд.

— Только через наши трупы! — воскликнул д'Аверк, присоединяясь к Хоукмуну.

— Бьючерд должен понести наказание за то, что оскорбил нашего повелителя Вальона, — ответил пират и нанес удар.

Отпрыгнув, д'Аверк сделал почти неуловимое движение мечом, и рукав пирата окрасился кровью. Противник заревел и метнул кинжал, который держал в другой руке. Но д'Аверк отбил его лезвием меча и пронзил пирату горло.

Теперь уже половина пиратов отделилась от толпы и бросилась на Хоукмуна и д'Аверка, тесня их в глубь магазина.

— Они уводят Бьючерда! — в отчаянии проговорил Хоукмун. — Мы должны спасти его!..

Он яростно накинулся на пиратов, прорубая себе дорогу к дверям, за которыми исчез Бьючерд, но тут д'Аверк закричал:

— Еще один отряд — через черный ход!

В тот же момент рукоять меча ударила герцога в основание черепа, и Хоукмун ничком повалился на груду рубашек.

Он очнулся от удушья и перевернулся на спину. Внутри лавки было темно и царила странная тишина.

Хоукмун вскочил, по-прежнему сжимая меч. Первое, что он увидел, — это труп Пайара, лежащий рядом с примерочной.

Второе — тело д'Аверка, распростертое на тюках оранжевой ткани. Лицо его друга покрывала корка запекшейся крови.

Хоукмун подошел к нему, сунул руку под камзол и облегченно вздохнул: сердце билось. Очевидно, пираты просто оглушили их обоих — чтобы было кому рассказать жителям Нарлина, что ожидает наглецов, смеющих, подобно Палу Бьючерду, оскорблять лорда Вальона.

Пошатываясь, Хоукмун пошел в заднюю комнату и обнаружил там кувшин с водой. Он приложил кувшин к губам д'Аверка, затем оторвал кусок ткани и обтер его лицо. Кровь шла из широкого, но неглубокого пореза на виске.

Д'Аверк заворочался, поднял веки и посмотрел прямо в глаза Хоукмуну.

— Бьючерд, — сказал он. — Мы должны освободить его.

Хоукмун кивнул:

— Да, но сейчас он уже в Старвеле.

— Кроме нас, об этом никто не знает, — сказал д'Аверк, с трудом принимая сидячее положение. — Если мы освободим его и расскажем всему городу эту историю, представляешь, как поднимется боевой дух горожан?

— Ладно, — ответил Хоукмун. — Мы нанесем визит в Старвель — и молись, чтобы Бьючерд был еще жив. — Он вложил меч в ножны. — Надо как-то перелезть через стену, д'Аверк. Понадобится снаряжение.

— В этой лавке мы найдем все необходимое, — сказал д'Аверк.

— Пошли, только тихо. Уже темнеет.

Хоукмун коснулся Черного Камня во лбу. Его мысли вновь обратились к Иссельде, графу Брассу, Оладану и Ноблио. Как сложится их судьба?… Всем существом он пытался забыть о Бьючерде, наставлениях Майгана, о мифическом Мече Рассвета и не менее мифическом Рунном Посохе. Украсть бы какое-нибудь судно в порту и отправиться в плавание по морю, отыскать тех, кого он любит. Но…

Хоукмун вздохнул и расправил плечи. Но они не могут бросить Бьючерда на произвол судьбы. Они или спасут его, или погибнут.

Он подумал о стенах Старвеля, которые возвышались совсем рядом. Такие гладкие и, без сомнения, бдительно охраняющиеся. Очевидно, никто не пытался забраться на них. Однако никто и не говорил, что это невозможно. Как бы то ни было, они должны попробовать.

Глава 9 ХРАМ БАТАХА ГЕРАНДИУНА

Заткнув за пояс не меньше двух дюжин ножей, Хоукмун с д'Аверком начали карабкаться на стену Старвеля.

Хоукмун поднимался первым. Он старался отыскать в стене достаточно глубокую трещину, вставлял в нее кинжал и подтягивался, надеясь лишь на то, что клинок выдержит его вес, и никто сверху не услышит шума и не заподозрит неладное.

Очень медленно они взбирались все выше и выше, проверяя, достаточно ли надежно закреплен каждый нож. Внезапно Хоукмун ощутил, что лезвие у него под ногой поддается. Он ухватился за кинжал, который только что укрепил над головой, и с ужасом понял, что этот также вырвется сейчас из трещины. Земля виднелась в сотне футов под ногами.

В полном отчаянии Хоукмун выхватил из-за пояса еще один кинжал, лихорадочно нашел трещину в камне и вставил клинок. Лезвие держало, а «упор», на котором покоилась его нога, выпал — до них донесся тихий звон далеко внизу. Теперь Хоукмун висел на одном кинжале, не в силах двинуться ни вниз, ни вверх, пока д'Аверк не вогнал другой клинок для его ноги. Хоукмун облегченно вздохнул. Осталось пройти совсем немного — несколько футов. Но что ждет их на гребне стены? Что ждет их за стеною?

Возможно, все усилия напрасны, а Бьючерд уже мертв? На сомнения времени не было.

Добравшись до края стены, Хоукмун стал двигаться с еще большей осторожностью. Над ним послышались шаги: стража. Хоукмун замер. Еще один кинжал — и он наверху. Поглядев вниз, он увидел освещенное лунным светом, невозмутимое лицо д'Аверка. Наконец шаги стихли в отдалении, и Хоукмун вставил кинжал в стену.

Когда он уже забрался наверх, шаги послышались вновь — торопливые, будто стражник бежал. Хоукмун поднял голову и нос к носу столкнулся с изумленным пиратом.

В ту же секунду Хоукмун, поставив все на карту, забросил свое тело на гребень стены и, пока охранник доставал меч, уцепился за его ноги и что есть сил дернул.

Пират замахал руками, пытаясь сохранить равновесие, и рухнул вниз, не издав ни единого звука.

Тяжело дыша, Хоукмун встал на колени и помог залезть д'Аверку. По стене к ним спешили еще два стражника.

Хоукмун выпрямился, вынул свой меч из ножен и приготовился к встрече.

Клинки скрестились. Схватка была короткой, поскольку Хоукмун и д'Аверк находились в отчаянном положении и не могли терять ни секунды. Они почти одновременно поразили пиратов: те упали, дернулись в агонии и замерли без движения.

Друзья осмотрелись. Судя по всему, другие охранники их пока не заметили. Хоукмун указал на ступени, ведущие вниз, д'Аверк кивнул, и они стали спускаться — быстро и по возможности бесшумно, от всей души надеясь, что никому не придет в голову подниматься по лестнице именно в эту минуту.

Внизу было темно и тихо, словно вымерло все. Далеко, в самом центре Старвеля, мигал маяк, однако город буквально потонул во мраке; лишь сквозь ставни и дверные щели кое-где пробивался тусклый свет.

Подойдя ближе к жилым кварталам, они услышали голоса, доносящиеся из домов: крики, громкий хохот. Одна из дверей распахнулась, открыв на мгновение переполненное пьяными людьми помещение; на улицу, спотыкаясь на каждом шагу, выбрался пират, невнятно ругаясь, и упал ничком на мостовую. Дверь за ним захлопнулась. Пират не шелохнулся.

Здания Старвеля были беднее и проще домов по ту сторону стены — ни богатой отделки, ни лепных украшений, как в Нарлине, и не знай Хоукмун правды, он решил бы, что Старвель — город нищих. Но Бьючерд рассказал ему, что пираты все свои богатства прячут на кораблях, в подвалах и в таинственном храме Батаха Герандиуна, где, по слухам, находится Меч Рассвета.

Друзья крались по улицам, держа оружие наготове. Они даже не знали, жив ли Бьючерд, и уж тем более не подозревали, где его искать, в какую темницу его заточили… Но что-то влекло их к маяку в центре города.

И когда они подобрались уже совсем близко к источнику света, ночную тишину внезапно прорезала оглушительная барабанная дробь, эхом перекатываясь по пустым темным переулкам. Затем они услышали звуки шагов и цоканье копыт.

— Что это? — прошептал д'Аверк. Он глянул за угол и тут же отдернул голову. — Они приближаются, — сказал он. — Назад!

Появился мерцающий свет факелов, и на мостовую упали зловещие тени. Отступив в темноту, друзья разглядывали проходящую мимо процессию.

Возглавлял шествие сам Вальон, восседающий на черном скакуне. Его лицо было холодным и безжалостным, глаза смотрели прямо перед собой. Он направлялся к центру города — туда, где горел сигнальный огонь. Позади него шли барабанщики, отбивая медленный монотонный ритм, дальше — группа вооруженных всадников в богатых нарядах, видимо, повелители Старвеля. Их лица и позы были такими же застывшими, как у Вальона. Но внимание двух друзей привлек тот, кто двигался за лордами-пиратами… Бьючерд.

Его руки и ноги были привязаны к каркасу из согнутой китовой кости, установленному на влекомой шестеркой лошадей телеге. Лошадей вели под уздцы пираты в ливреях. Бьючерд был бледен, и его нагое тело блестело от пота. Врезающиеся в лодыжки и запястья веревки, очевидно, причиняли ему ужасную боль, но он крепко сжимал зубы и молчал. Странные символы, нанесенные краской, покрывали торс и щеки капитана. Напрягая каждый мускул, он пытался разорвать путы, но тщетно.

Д'Аверк шагнул было из-за угла, однако Хоукмун удержал его.

— Нет, — прошептал он. — Пойдем следом. Быть может, нам представится более удобный момент…

Они подождали, пока процессия скроется за поворотом, и незаметно пристроились ей в хвост. Процессия медленно вышла на обширную площадь, освещенную гигантским маяком. Этот сигнальный огонь был укреплен над входом в высокое асимметричное здание, которое казалось и не зданием вовсе, а естественным образованием из стеклообразной вулканической породы. При взгляде на него мороз пробегал по коже.

— Это, несомненно, и есть храм Батаха Герандиуна, — прошептал Хоукмун.

— Интересно, зачем Бьючерда сюда привели?

— Давай выясним, — проговорил д'Аверк. Процессия неторопливо исчезала в храме.

Они метнулись через площадь и спрятались в тени у самой двери. Дверь была приоткрыта, и, очевидно, никто ее не охранял. Скорее всего, пираты были уверены, что посторонний и близко не подойдет к храму.

Убедившись, что за ними никто не наблюдает, Хоукмун прокрался к двери и, скользнув внутрь, очутился в темном коридоре. Из-за угла лился красноватый свет и доносились звуки песнопений. Хоукмун начал медленно продвигаться по коридору, д'Аверк следовал за ним по пятам.

Не доходя до поворота, Хоукмун замер. В нос ударил странный, отвратительный запах, казавшийся одновременно знакомым и незнакомым. Хоукмун содрогнулся и сделал шаг назад. Лицо д'Аверка исказилось, он сглотнул, борясь с тошнотой.

— Фу ты… Это что такое? Хоукмун покачал головой:

— Что-то очень знакомое… Возможно, запах крови. Хотя нет, не совсем…

Д'Аверк взглянул на Хоукмуна широко раскрытыми глазами. Было видно, что он колеблется — не пойти ли назад, но потом француз расправил плечи и покрепче ухватил свой меч. Он снял шарф, который был повязан вокруг шеи, обмотал им лицо, оставив только щелки для глаз, а свободный конец залихватским жестом, напомнившим Хоукмуну прежнего д'Аверка, перекинул через плечо. Хоукмун усмехнулся и последовал его примеру.

Они осторожно двинулись вперед и повернули за угол.

Свечение делалось все ярче, его цвет напоминал цвет крови. Оно исходило из двери в дальнем конце коридора и, казалось, пульсировало в ритме пения, которое становилось все громче и громче и в котором явственно проступали зловещие нотки. Зловоние тоже усиливалось.

Один раз зал, из которого струился пульсирующий свет, пересекла какая-то темная фигура. Хоукмун и д'Аверк застыли, но их по-прежнему никто не замечал. Силуэт исчез, и они вновь пошли вперед.

Тяжелый смрад затруднял дыхание; звуки песнопений терзали слух; розовое сияние почти ослепило их. Казалось, разом отказали все чувства. В происходящем было что-то неестественное, что-то, заставляющее дрожать каждый нерв. Но они шли дальше и дальше и, оказавшись футах в двух от двери, увидели, что делается за нею. И содрогнулись.

Зал выглядел бы почти круглым, если бы не его высота: кое-где потолок был низким — всего несколько футов от пола, а кое-где таким высоким, что совершенно исчезал в розовой дымке. Зал повторял очертания самого строения, казавшегося не рукотворным, а скорее природным сооружением, с неправильными и неупорядоченными, как представлялось Хоукмуну, формами. Стены из стеклообразного материала отражали розовое сияние, а весь зал был залит ярким кроваво-красным светом.

Свет исходил из точки высоко под крышей. Хоукмун поднял голову.

Он сразу понял, что это, сразу узнал эту вещь, которая довлела над залом. Именно за ней и послал Хоукмуна умирающий Майган.

— Меч Рассвета… — прошептал д'Аверк. — Но не может же эта гнусная штука играть такую роль в наших судьбах!

Хоукмун нахмурился и пожал плечами.

— Мы ведь пришли не за ней. Нам нужен вон кто… — кивнул он.

Под мечом были полукругом расставлены двенадцать каркасов из китовой кости. И на каждом был распят нагой человек, мужчина или женщина. Некоторые уже умерли, большинство остальных находилось при смерти.

Д'Аверк в ужасе отвернулся, но потом заставил себя смотреть.

— Клянусь Рунным Посохом! — с трудом пробормотал он. — Это… это варварство!

Из перерезанных вен медленно струилась кровь.

Несчастные умирали от потери крови.

Лица живых были искажены страданием, и чем больше крови вытекало, тем слабее становились их потуги освободиться. Кровь лилась в яму, высеченную под ними в скале обсидиана.

И в этой яме сновали какие-то твари, то всплывая, чтобы налакаться свежей крови, то вновь погружаясь. Темные тени, шевелящиеся в кровавом бассейне…

Как глубока эта яма? Сколько тысяч невинных людей было принесено в жертву, чтобы заполнить ее до краев? Какими странными свойствами она обладает, если кровь в ней не свертывается?

Вокруг ямы теснились лорды-пираты Старвеля, распевая и раскачиваясь, их лица были обращены к Мечу Рассвета. Под мечом находился прикованный к каркасу Бьючерд.

Вальон держал нож, и не оставалось никаких сомнений в том, что он собирается делать. Бьючерд с отвращением посмотрел на пирата сверху вниз и что-то сказал, но Хоукмун не расслышал. Блестело лезвие ножа, уже запятнанное кровью, пение становилось все громче, и сквозь него доносился холодный голос Вальона.

— Меч Рассвета, в котором обитает дух нашего бога и нашего предка, Меч Рассвета, сделавший неуязвимым Батаха Герандиуна и давший нам все, что мы имеем, Меч Рассвета, который оживляет мертвых и позволяет жить живущим, меч, чьим источником света является кровь, дарующая жизнь человеку, Меч Рассвета, прими нашу последнюю жертву и знай, что тебе будут поклоняться во все века, пока ты пребываешь в храме Батаха Герандиуна, и пока это так, Старвель никогда не падет! Прими эту тварь, нашего врага, этого нечестивца, прими Пала Бьючерда из той невежественной касты, которая именует себя купечеством!

Бьючерд опять что-то сказал — его губы шевелились, но голос был не слышен за истерическим пением других лордов-пиратов.

Нож медленно приближался к телу Бьючерда, и Хоукмун не выдержал. Из уст герцога Кельнского невольно вырвался боевой клич предков, похожий на крик дикой птицы, и, размахивая своим сверкающим, смертоносным мечом, во все горло выкрикивая родовой клич: «Хоукмун! Хоукмун!», он кинулся на защиту распятых, умирающих и уже умерших людей.

— Хоукмун! Хоукмун!

Лорды-пираты обернулись и замолкли. Глаза Вальона расширились, он откинул полу плаща и выхватил точно такой же, как у Хоукмуна меч. Потом бросил нож в яму и поднял сияющее лезвие.

— Глупец! Разве ты не знаешь, что ни один чужеземец, входящий в храм Батаха, не покидал его до тех пор, пока тело его не было полностью обескровлено?

— Сегодня обескровлено будет твое тело, Вальон! — закричал Хоукмун и кинулся на своего врага. Но внезапно путь ему преградили двадцать человек. Двадцать клинков против одного.

В ярости он бросился на пиратов; из его горла раздавалось звериное рычание; он был почти ослеплен ярким светом, исходящим от меча. Мельком Хоукмун увидел Бьючерда, вырывающегося из своих пут. Он сделал выпад — и один пират упал; нанес рубящий удар — и другой рухнул спиной в яму, чтобы быть растерзанным ее зловещими обитателями; взмахнул мечом — и рука третьего покатилась по полу…

Д'Аверк тоже бился весьма успешно, и пока им удавалось держать пиратов на расстоянии.

Некоторое время можно было даже подумать, что одна их ярость обратит врагов в бегство, и Бьючерд окажется на свободе. Хоукмун прорубал себе путь в самой гуще противников и, добравшись до края ужасной ямы, попытался перерезать путы Бьючерда, одновременно нанося удары направо и налево. Однако он поскользнулся и по лодыжку погрузился в кровь. В тот же момент его коснулось что-то мягкое и омерзительное… Хоукмун стремительно вытащил ногу, но тут на него навалились пираты и обезоружили.

Он повернул голову и закричал:

— Прости меня, Бьючерд, я был нетерпелив — но времени не оставалось!

— Зачем ты пошел за мной! — в отчаянии воскликнул тот. — Теперь ты на себе испытаешь мои страдания и станешь пищей для чудищ из ямы! Ох, Хоукмун, зачем ты последовал за мной!

Глава 10 НЕЖДАННАЯ ПОДМОГА

— Да, друг мой Бьючерд, боюсь, гостеприимство твое не пошло тебе на пользу, — д'Аверк не мог удержаться от шутки даже в столь бедственном положении.

Они с Хоукмуном оказались распяты по бокам от Бьючерда, заняв место двух скончавшихся жертв. У них под ногами, в яме, заполненной кровью, без устали сновали отвратительные темные твари. Луч рассвета бросал на стены алые отблески, освещал поднятые лица лордов, пиратов, лицо Вальона, с глазами, горящими торжеством, и их обнаженные тела, расписанные таинственными символами подобно телу Бьючерда.

Твари в яме визжали от нетерпения, ожидая, когда же на них прольется свежая горячая кровь.

Хоукмун содрогнулся и с трудом удержался от стона. Голова болела, мышцы спины затекли и страшно ныли. Он думал об Иссельде, о своем доме и своих попытках выиграть войну против властелинов Империи Мрака. Никогда не увидеть ему своей жены, не дышать воздухом Камарга, не принять участия в разгроме Гранбретании… Если такое вообще произойдет когда-нибудь… Он потерял все в бесплодных попытках спасти чужеземца — человека, которого он едва успел узнать; и что могла значить борьба какого-то Бьючерда по сравнению с борьбой против Империи Мрака!

Поздно размышлять об этом, ибо он вот-вот должен умереть. Умереть лютой смертью, истечь кровью, точно свинья на бойне, чувствуя, как силы покидают его с каждым ударом сердца…

Вальон усмехнулся:

— Что же ты не издаешь боевого клича, мой друг, мой раб? Молчишь… Неужели тебе не о чем меня попросить? Ты не хочешь вымолить пощады, чтобы я вновь сделал тебя рабом? Не хочешь принести свои извинения — за то, что потопил мое судно, убил моих людей?… За то, что оскорбил меня?

Хоукмун плюнул ему в лицо, но промахнулся. Вальон еле заметно пожал плечами.

— Я жду нового ножа. Как только его принесут, я должным образом освящу его и вскрою твои вены здесь и вот здесь, чтобы ты умирал очень медленно, чтобы видел, как твоей кровью питаются эти существа в яме. А ваши обескровленные трупы будут посланы мэру Нарлина — дядюшке Бьючерда, если не ошибаюсь — как свидетельство того, что Старвель не прощает оскорблений.

Вошел пират и, преклонив колени перед Вальоном, подал ему длинный острый нож. Вальон принял его, и пират отступил.

Вальон прошептал над ножом какие-то слова, часто поднимая взор к Мечу Рассвета, потом взял нож в правую руку и слегка коснулся им паха Хоукмуна.

— Что ж, начнем сначала, — сказал он и затянул медленную литанию, которую Хоукмун уже слышал.

Ощущая во рту привкус желчи, Хоукмун попытался освободиться от веревок. Вальон пел на одной ноте, все громче и громче, пока его жертвам не стало казаться, что он впадает в транс.

— Меч Рассвета, который оживляет мертвых и позволяет жить живущим…

Кончик ножа царапнул бедро Хоукмуна.

— … источником чьего света является кровь, дарующая жизнь человеку…

Невольно Хоукмун подумал, действительно ли розовый меч каким-то образом берет свой свет из крови. Нож дотронулся до его колена, и герцог вновь вздрогнул, наблюдая за действиями Вальона и напрягая мышцы, чтобы порвать путы.

— … знай, что тебе будут поклоняться во все века…

Внезапно Вальон замолчал и разинул рот, глядя поверх головы Хоукмуна. Хоукмун поднял глаза и тоже поперхнулся.

Меч Рассвета опускался! Он опускался медленно, и Хоукмун заметил, что чудесный клинок висит на паутине из металлических нитей. И что в этой паутине находится что-то еще… Человек.

Лицо человека полностью закрывал высокий шлем. Доспехи были только двух цветов: черного и золотого, на боку висел огромный меч.

Хоукмун не верил своим глазам. Он узнал этого человека… если это был человек.

— Рыцарь-в-Черном-и-Золотом! — закричал он.

— К вашим услугам, — раздался из-под шлема иронический голос.

Вальон зарычал и кинул в Рыцаря нож. Нож со звоном ударился о его доспехи и упал в бассейн.

Одной рукой сжимая рукоять Меча Рассвета, Рыцарь осторожно разрезал кинжалом путы, стягивающие запястья Хоукмуна.

— Ты… ты осквернил нашу святыню… — словно не веря в происходящее, выдавил из себя Вальон. — Почему ты не наказан? Наш бог, Батах Герандиун покарает тебя. Это его меч, в нем живет его дух!

— Мне лучше знать, — ответил Рыцарь. — меч принадлежит Хоукмуну. Однажды Рунный Посох счел нужным использовать твоего предка Батаха Герандиуна в своих целях, дав ему власть над этим розовым клинком. Но сейчас ты потерял эту власть, и ее получает Хоукмун!

— Я не понимаю тебя, — растерянно проговорил Вальон. — Кто ты? Откуда пришел? Ты… может ли это быть? Ты — Батах Герандиун?

— Возможно, — пробормотал Рыцарь. — Я могу принимать самые различные обличья.

Хоукмун молился, чтобы Рыцарь освободил его поскорее. Не вечно же Вальон будет стоять столбом… Как только его запястье освободилось, герцог схватил кинжал, протянутый ему Рыцарем, и стал торопливо обрезать путы на ногах.

Вальон потряс головой.

— Невозможно. Я брежу… — он обернулся к пиратам. — Вы тоже видите его — человека, взявшего наш меч?

Пираты мрачно кивнули, затем один из них побежал к выходу:

— Я за подмогой. Людей позову…

И тогда Хоукмун прыгнул — прямо на ближайшего лорда-пирата — и схватил его за горло. Человек захрипел, вцепился в сжимающиеся, как клешни, руки, но Хоукмун так рванул его голову, что сломались шейные позвонки. Он медленно вынул меч из ножен пирата и отпустил тело. Труп осел на пол.

Хоукмун стоял, обнаженный, освещаемый великим мечом, а Рыцарь-в-Черном-и-Золотом перерезал веревки, стягивающие его друзей.

Вальон отступил на шаг, глядя на них непонимающим взглядом:

— Этого не может быть! Не может быть…

Д'Аверк встал позади Хоукмуна, а вскоре к ним присоединился Бьючерд. Оба были наги и без оружия.

Введенные в замешательство нерешительностью своего повелителя, пираты не шевелились. Позади трех обнаженных человек Рыцарь-в-Черном-и-Золотом дернул за огромный меч, подтягивая его к полу.

Тут Вальон взвизгнул и ухватился за рукоятку розового клинка, вырывая его из металлической паутины:

— Он мой! Мой по праву!

Рыцарь-в-Черном-и-Золотом покачал головой:

— Он принадлежит Хоукмуну, и принадлежит ему по праву! Наконец пирату удалось освободить меч, и с криком: «Он его не получит! Убейте их!» Вальон отскочил в сторону.

В зал вбегали люди с факелами. Лорды-пираты выхватили мечи и двинулись на четверых людей, стоящих на краю ямы. Рыцарь-в-Черном-и-Золотом вытащил свой огромный клинок и взмахнул им перед собой, точно косой, убив сразу нескольких, а остальных заставив поспешно отступить.

— Возьмите мечи, — сказал он д'Аверку и Бьючерду. — Как видно, мы должны сражаться.

Д'Аверк и Бьючерд подняли клинки только что убитых Рыцарем пиратов и вслед за ним двинулись к выходу.

Но не тут-то было: казалось, тысяча человек ворвалась в зал. Их взгляды горели жаждой крови; их мечи скрестились с мечами четырех воинов.

— Хоукмун, ты должен отнять меч у Вальона! — прокричал Рыцарь сквозь грохот сражения. — Забери его, или мы все погибнем!

И вновь их оттеснили к краю ямы, откуда вдруг раздались квакающие звуки. Краем глаза Хоукмун посмотрел на кровавую жижу и в ужасе закричал:

— Они ползут сюда!

Твари подплыли к краю, и только теперь Хоукмун увидел, что они похожи на чешуйчатое чудовище, которое он повстречал в лесу; но эти были гораздо меньших размеров. Они явно относились к одному виду, много веков назад завезенному сюда предками Вальона, но как сильно изменились эти существа — обитая не в воде, а в человеческой крови!

Он почувствовал прикосновение шупальца к своей обнаженной коже и вздрогнул от омерзения. Притаившаяся за спиной опасность придала ему новые силы, и он бросился в гущу пиратов, пробиваясь к Вальону, стоящему в стороне и сжимающему Меч Рассвета, который освещал все розовым сиянием…

Увидев своего врага, Вальон взял меч обеими руками, позвал кого-то и застыл в ожидании. Но ничего не произошло, и ошарашенный предводитель пиратов бросился навстречу Хоукмуну, занеся меч над головой.

Хоукмун отступил в сторону, парировал удар и покачнулся, полуослепленный светом. Вальон взвизгнул и вновь поднял розовый меч. Хоукмун нырнул под него, доставая свое оружие, и ранил Вальона в плечо. Крича от растерянности и испуга, Вальон продолжал наступать, но вновь и вновь его удары были отбиты герцогом.

Вальон на минуту остановился, с ужасом и удивлением вглядываясь в лицо Хоукмуна.

— Как же так? — шептал он. — Как же это может быть?…

Хоукмун рассмеялся:

— Не спрашивай, Вальон, ибо для меня это такая же загадка, как для тебя. Но мне было велено забрать твой меч, и я это сделаю!

И с этими словами он нанес своему врагу еще один удар, который лорд Старвеля едва отразил вялым движением Меча Рассвета.

Теперь уже Вальон стоял спиной к яме, и Хоукмун видел, как твари выбираются из нее, — с их покрытых чешуей боков стекали кровавые струи. Хоукмун теснил лорда-пирата все ближе и ближе к ужасным тварям. Вытянулся длинный язык и обхватил ногу Вальона. Закричав, тот попытался отрубить гибкий отросток…

Хоукмун сделал шаг вперед, нанес сокрушительный удар кулаком в лицо Вальону и вырвал меч из его ослабевших рук.

А потом он просто стоял и смотрел, как тварь неторопливо тащит его врага к яме.

Вальон тянул к Хоукмуну руки:

— Спаси меня! Пожалуйста, Хоукмун, спаси меня!..

Но в глазах Хоукмуна был лед, он даже не пошевелился. Он стоял, положив локти на рукоять Меча Рассвета, и смотрел, как Вальон все ближе и ближе сползает к яме.

Вальон больше не кричал, не молил, а, закрыв лицо руками, молча ждал исхода. Вот одна, а затем и другая его нога исчезла в кровавом омуте.

Затем раздался долгий, отчаянный крик, перешедший в бульканье, и Вальон с головой погрузился в кровь… Только тогда Хоукмун отвернулся и взвесил на руке огромный меч, поражаясь излучаемому им свету. Он взял его обеими руками и посмотрел, как обстоят дела у его друзей. Они стояли спиной к спине, едва сдерживая натиск врагов, однако было ясно: это им удается только из-за того, что с тыла их подстерегают вылезающие из кровавых глубин мерзкие твари.

Рыцарь увидел, что мечом Рассвета завладел Хоукмун, и крикнул что-то, но герцог не расслышал. Он поднял розовый клинок, защищаясь от выпадов врагов, расшвырял стоявших рядом пиратов и начал прокладывать путь к Рыцарю, д'Аверку и Бьючерду, нанося смертельные удары.

Тварей становилось все больше, и Хоукмун понял, что положение его и его друзей безнадежно: они попали меж двух огней. С одной стороны наседали вооруженные до зубов пираты, с другой — тянули свои извивающиеся языки отвратительные создания.

И вновь Рыцарь-в-Черном-и-Золотом что-то крикнул, и вновь Хоукмун его не услышал. Он продолжал сражаться, отчаянно пробираясь поближе к своему таинственному союзнику, снося по пути головы, отрубая конечности.

Снова раздался голос Рыцаря, и только на этот раз Хоукмун сумел разобрать слова.

— Взови к ним! — гремел он. — Взови к Легиону Рассвета, Хоукмун, или мы пропали!

Хоукмун нахмурился:

— Что ты говоришь?

— Ты можешь командовать Легионом. Вызови его именем Рунного Посоха, Хоукмун, вызови его!

Хоукмун парировал удар и разрубил нападавшего на него человека от шеи до пояса. Свет Меча Рассвета померк, возможно, от множества факелов, принесенных в зал.

— Позови своих людей, Хоукмун! — в отчаянии закричал Рыцарь-в-Черном-и-Золотом.

Хоукмун пожал плечами и, чувствуя себя ужасно глупо, сказал:

— Призываю Легион Рассвета!

И ничего не случилось. Он и не ждал ничего. Как уже говорилось, он не верил в легенды.

Но потом он вдруг заметил, что пираты кричат по-другому — от страха и боли — и что на поле боя невесть откуда появились новые воины, яростно бьющиеся и повергающие пиратов — странные воины, сияющие ровным розовым светом.

Хоукмун глубоко вздохнул и с любопытством оглядел их.

Пришельцы были одеты в дорогие доспехи, выглядевшие несколько старомодными. Вооружены они были пиками с пучками окрашенных волос у наконечника, и огромными, в шипах, дубинками, покрытыми искусным орнаментом. Воины Легиона выли, кричали и убивали с нечеловеческой жестокостью, в считанные мгновения очистив зал от большинства пиратов.

Коричневая кожа, раскрашенные лица, черные горящие глаза… Из глоток сражающихся воинов Рассвета доносился то ли стон, то ли погребальная песнь.

Пираты сопротивлялись отчаянно и убили многих Воинов Легиона Рассвета. Но тело мертвого воина исчезало, и откуда-то возникал другой. Хоукмун решил проследить, как они появляются в зале, но ничего не вышло — стоило ему на мгновение отвлечься, как на том месте, куда он только что смотрел, уже стоял новый солдат.

Тяжко вздохнув, Хоукмун присоединился к своим друзьям. На обнаженных телах д'Аверка и Бьючерда виднелись многочисленные, но не опасные раны. Они стояли и наблюдали, как Легион Рассвета расправлялся с пиратами.

— Эти солдаты служат мечу, — сказал Рыцарь-в-Черном-и-Золотом. — С их помощью, когда это было необходимо Рунному Посоху, предок Вальона сумел внушить страх всему Нарлину и его окрестностям. Но теперь меч обратился против людей Вальона, отнимая у них то, что дал когда-то!

Хоукмун почувствовал, как что-то коснулось его лодыжки, обернулся и в ужасе закричал:

— Твари из ямы! Я забыл о них!

Он полоснул по туше мечом и отскочил.

В мгновение ока между ним и чудовищами оказалась дюжина сияющих воинов. Украшенные пучками волос пики поднимались и опускались, дубинки били без промаха, и чудовища начали отступать. Но Солдаты Рассвета не позволили им уйти безнаказанными. Окружив тварей, они били, резали и кололи до тех пор, пока от чудовищ не осталось ничего, кроме бесформенных черных пятен на полу.

— Все… — не веря сам себе, прошептал Бьючерд. — Мы победили. Наконец-то Старвель повержен! — он поднял факел. — Идем же, дружище Хоукмун. Давай поведем твоих чудесных воинов по улицам этого гнусного города и будем убивать каждого, кто встретится на пути. Давайте жечь дома.

— Да… — начал было Хоукмун, но Рыцарь-в-Черном-и-Золотом покачал головой.

— Нет, Хоукмун, Легион подчиняется тебе не для того, чтобы уничтожать пиратов. Он стал твоим, чтобы ты мог служить делу Рунного Посоха.

Хоукмун заколебался.

Рыцарь положил руку на плечо Бьючерда:

— Теперь, когда большинство лордов-пиратов мертвы, когда Вальон погиб, ничто не мешает тебе и твоим единомышленникам прийти в Старвель и завершить работу, начатую нами сегодня. А Хоукмун и его меч нужны для более важных дел. Скоро вы расстанетесь.

Хоукмун почувствовал тупое раздражение:

— Я крайне признателен тебе за помощь, Рыцарь-в-Черном-и-Золотом… Но позволь напомнить, что меня вообще не было бы здесь, если б не твои хитрости и не выкрутасы Майгана из Лландара. Короче, я должен вернуться домой, в замок Брасс, к моей возлюбленной. Я сам себе хозяин, Рыцарь, сам себе хозяин! И сам буду решать свою судьбу!

Рыцарь-в-Черном-и-Золотом рассмеялся:

— Ты все так же наивен, Дориан Хоукмун. Поверь мне, твой хозяин — Рунный Посох. Ты полагаешь, что пришел в этот храм, дабы помочь своему другу… Но именно так и вершит свои дела Рунный Посох! Ты ни за что не сунулся бы в самое логово лордов-пиратов, если бы шел сюда просто за мечом Рассвета, в легенды о котором, кстати, ты не верил. Но ради спасения Бьючерда ты, не моргнув глазом, сражался с целым войском… Рунный Посох строит странные узоры… Люди никогда не разбираются в причинах, побуждающих их действовать так, а не иначе, если во всем этом замешан Рунный Посох. Теперь ты должен выполнить вторую часть своей миссии в Амареке. Иди на север — можешь двигаться вдоль побережья, поскольку я уверен, что Бьючерд одолжит тебе корабль — и отыщи Днарк, город Великих Добродетельных Людей, которому нужна твоя помощь. Там ты найдешь подтверждение тому, что Рунный Посох существует.

— Меня не интересуют тайны, Рыцарь. Я хочу знать, что стало с моей женой и моими друзьями. Скажи мне — мы находимся в одном времени с ними?

— Да, — ответил Рыцарь. — Европа, которую ты покинул, лежит в этом же потоке времени. Но ты же знаешь, что замок Брасс находится в каком-то другом…

— Знаю… — Хоукмун в нерешительности нахмурился. — Хорошо, Рыцарь, быть может, я соглашусь одолжить судно у Бьючерда и отправлюсь в Днарк. Быть может…

Рыцарь кивнул.

— Идем, — сказал он. — Покинем это гнусное место и вернемся в Нарлин. Там и поговорим с Бьючердом о корабле.

Бьючерд улыбнулся:

— Все, что у меня есть, Хоукмун, — твое. Ты ведь так много сделал для меня и для моего города. Спас мне жизнь и помог уничтожить страшных врагов Нарлина… если нужно, бери и два десятка кораблей.

Хоукмун глубоко задумался. У него возникла мысль обмануть Рыцаря-в-Черном-и-Золотом.

Глава 11 ПРОЩАНИЕ

На другой день Бьючерд проводил их к пристани. Город торжествовал победу. Нарлинские воины захватили Старвель и вышвырнули из него всех до единого пиратов. Бьючерд дружески потрепал Хоукмуна по плечу.

— Как бы мне хотелось, чтобы ты остался с нами хоть ненадолго, герцог Хоукмун. Торжества продлятся еще целую неделю. Я был бы рад, если бы вы вдвоем погостили у нас все это время. Без вас праздник будет совсем не таким, ведь это вы подлинные герои Нарлина, а отнюдь не я.

— Это просто удача, капитан Бьючерд. Счастливый случай соединил наши судьбы. Ты избавился от своих заклятых врагов, а мы обрели то, что искали — Хоукмун улыбнулся. — Но теперь настало время проститься.

Бьючерд кивнул.

— Ну, пора — значит, пора… — он посмотрел на Хоукмуна с благодарностью и вдруг усмехнулся. — Надеюсь, ты уже не считаешь, что я до конца поверил в сказки о родственнике-чародее, интересующемся тем самым мечом, что сейчас у тебя в ножнах?

Хоукмун рассмеялся.

— Нет… Но, капитан, с другой стороны, я ничего не могу предложить взамен. Понятия не имею, на кой черт мне сдался этот меч… — он коснулся ножен, в которых лежал Меч Рассвета. — Ры-царь-в-Черном-и-Золотом сказал, что это — часть всеобщей судьбы. А я не хочу быть рабом Судьбы. Мне нужно только немного любви, немного покоя и… и отомстить тем, кто разорил мою родину. И тем не менее, я нахожусь здесь — за много миль от того места, куда всем сердцем хочу вернуться. И должен искать еще одну мифическую вещь. Думаешь, с охотой? Отнюдь…

Бьючерд серьезно посмотрел на него:

— Я думаю, Хоукмун, что ты служишь великой цели. Я думаю, что твоя судьба — благородная судьба.

Хоукмун рассмеялся:

— Да не нужна мне благородная судьба! Я хочу, чтобы она была безопасной.

— Возможно, — сказал Бьючерд. — Возможно… Ну что ж, мой друг, лучшее судно готово, и камбуз ломится от провизии. Опытнейшие моряки Нарлина выразили желание отправиться в плаванье вместе с тобой, они уже на борту. Удачи тебе, Хоукмун… и тебе тоже, д'Аверк.

Д'Аверк кашлянул в кулак.

— Если Хоукмун является безвольным слугой своей, так сказать, «благородной судьбы», то что же движет мной? Неизлечимая тупость, быть может? Я слаб, я болен, у меня отнюдь не богатырское телосложение, однако все-таки и я втянут в историю с этим подозрительным Рунным Посохом!.. Ну, во всяком случае, это помогает убивать время.

Улыбнувшись, Хоукмун повернулся и почти взбежал по трапу судна. Рыцарь-в-Черном-и-Золотом сделал нетерпеливое движение рукой.

— Запомни, Хоукмун: Днарк, — сказал он. — В Днарке ты должен отыскать Рунный Посох.

— Да, — ответил Хоукмун. — Я помню, помню…

— Меч Рассвета в Днарке пригодится, — продолжал Рыцарь-в-Черном-и-Золотом, — и ты должен беречь его.

— Я все сделаю так, как ты хочешь, Рыцарь, — заверил его Хоукмун. — Ты поплывешь с нами?

— У меня есть другие дела.

— Конечно, мы еще встретимся?

— Несомненно.

Д'Аверк кашлянул и поднял руку:

— Что ж, прощай, Рыцарь. Спасибо за помощь.

— За вашу помощь тоже спасибо, — загадочно проговорил Рыцарь.

Хоукмун приказал отдать швартовы и снять весла.

Вскоре судно покинуло бухту и направилось в открытое море. Хоукмун посмотрел, как фигуры Бьючерда и Рыцаря становятся все меньше и меньше, а потом с улыбкой повернулся к д'Аверку.

— Ну, д'Аверк, так ты знаешь, куда мы направляемся?

— Думаю, что в Днарк? — невинно ответил д'Аверк.

— В Европу, д'Аверк. Мне дела нет до какой-то там судьбы, в которую меня постоянно тычут носом. Я хочу увидеть свою жену. Мы переплывем море и окажемся в Европе. Там воспользуемся нашими кольцами и вернемся в замок Брасс. И я вновь увижу Иссельду.

Д'Аверк ничего не ответил, он только поднял голову и посмотрел в небо. Белые паруса наполнились ветром, корабль набирал скорость.

— Что ты на это скажешь, д'Аверк? — с усмешкой спросил Хоукмун, похлопывая друга по спине.

Д'Аверк пожал плечами:

— Скажу, что неплохо бы некоторое время отдохнуть в замке Брасс.

— У тебя такой тон, приятель… Уж не смеешься ли ты часом надо мной? — Хоукмун нахмурился. — В чем дело?

Д'Аверк бросил на него косой взгляд, который вполне соответствовал его странному тону.

— Да-да, быть может, я просто не уверен, Хоукмун, что это судно найдет дорогу в Европу. Быть может, я больше верю в Рунный Посох.

— Ты веришь в такую чушь?! Как же так? Ведь мы думали, что Амарек населен полубогами. А что оказалось, а?

— Мне кажется, ты слишком много говоришь о том, что Рунного Посоха не существует. Кажется, твое желание увидеть Иссельду слишком сильно на тебя повлияло.

— Возможно.

— Ладно, Хоукмун, — сказал д'Аверк, глядя на горизонт. — Время покажет, насколько силен Рунный Посох.

Хоукмун недоуменно посмотрел на него и, пожав плечами, начал спускаться к каютам.

Д'Аверк улыбнулся и покачал головой, наблюдая за своим другом.

Затем он перевел взгляд на моряков, гадая про себя, увидит ли он когда-нибудь замок Брасс…

Рунный посох

Часть I

«Опытные воины и стратеги, они не боялись рисковать своей жизнью. Да и что им было дорожить жизнью, если в сердцах их поселилась гниль, разум помутился, а из всех страстей осталась лишь чудовищная ненависть ко всему, что не подверглось разрушению. Владыки Гранбретании, лишенные всякого понятия о нравственности, пронесли знамя своего короля-императора Хеона через весь европейский континент и сделали эти земли собственностью Гранбетании. Затем они двинулись дальше: на запад и на восток, к другим континентам, на которые тоже притязала Империя Мрака. И, казалось, нет в мире такой силы, которая смогла бы остановить этот безумный и смертоносный поток. Теперь им вообще никто не оказывал сопротивления; с гордой усмешкой и холодным презрением завоеватели требовали дань у покоренных народов, и дань эту они получали.

Среди покоренных народов умирала надежда, что существующее положение когда-либо изменится к лучшему. Из тех, кто надеялся, лишь единицы осмеливались сказать об этом вслух. И едва ли кто-нибудь был настолько отважен, чтобы произнести слова, символизирующие эту надежду: «Замок Брасс».

Однако те, кто еще помнил это имя, прекрасно сознавали, что оно в действительности означает. Ведь замок Брасс оставался единственной цитаделью, не покоренной полководцами Гранбретании. Он был обителью героев, сражавшихся с Империей Мрака — тех, кого так люто ненавидел мрачный барон Мелиадус, магистр Ордена Волка, главнокомандующий армии, завоевавшей весь мир. Все знали, что барон Мелиадус вел войну с этими героями, особенно — с легендарным Дорианом Хоукмуном, герцогом Кельнским, который женился на Иссельде, дочери графа Брасса, которую желал заполучить Мелиадус.

Однако защитники замка Брасс не разгромили армию Гранбретании. Замок просто уклонился от битвы, исчезнув вместе с обитателями, переместившись в другую плоскость Земли при помощи древней машины-кристалла. Там, в новой плоскости, и нашли убежище Хоукмун, граф Брасс, Оладан с Булгарских гор и небольшой отряд воинов Камарга. Многие из оставшихся думали, что герои Камарга покинули эту плоскость навсегда. Они ни в чем не винили ушедших. Однако с каждым днем все меньше надеялись на их возвращение.

В том, незнакомом для них Камарге, Хоукмун и остальные столкнулись с новыми трудностями. Выяснилось, что колдуны-ученые Империи Мрака задумали прорваться в их плоскость или вернуть исчезнувших обратно. И они были близки к своей цели. Загадочный Рыцарь-в-Черном-и-Золотом посоветовал Хоукмуну и д'Аверку отправиться на поиски легендарного Меча Рассвета, который мог бы помочь им в борьбе с Гранбретанией. Этот меч, как оказалось, каким-то образом связан с Рунным Посохом, управляющим судьбою Хоукмуна, да и судьбами всех людей на Земле.

Герцогу Кельнскому удалось завладеть мечом Рассвета. Тогда Рыцарь объявил, что Хоукмун должен пройти морем вдоль побережья Амареки к городу Днарку, где нужна помощь этого клинка. Но Хоукмуном овладели сомнения. Ему не терпелось вернуться в Камарг к своей прекрасной жене Иссельде. И вместо того, чтобы плыть вдоль побережья, Хоукмун вместе с легкомысленным д'Аверком отправился в Европу.

В то же самое время в Гранбретании барон Мелиадус кипел от гнева из-за того, что король-император не одобрил его планы относительно замка Брасс. Барон был уверен, что правитель нарочно перечит ему, и это не ускользнуло от короля. Хеон становился все более недовольным и недоверчивым, а это грозило Мелиадусу опалой. А между тем Шенегар Тротт, граф Суссекский, все больше входил в милость у императора.

Упустив своих врагов в Йельской пустыне, Мелиадус, сгорая от ненависти, вернулся в Аондру. И там его ненависть к защитникам замка Брасс обратилась против самого бессмертного правителя, короля-императора Хеона…»

Из «Летописи Рунного Посоха»

Глава 1 ТРОННЫЙ ЗАЛ КОРОЛЯ ХЕОНА

Через огромные распахнутые двери барон Мелиадус прошествовал в тронный зал короля-императора. Однако на входе дорогу ему преградил двойной ряд стражей из Ордена Богомола, подчинявшегося лично королю. На стражниках были огромные, усыпанные самоцветами маски, изображавшие личинки насекомых. Похоже, они отнюдь не собирались пропускать гостя.

Мелиадусу стоило больших усилий сдержать гнев и невозмутимо дождаться, пока стража все же расступится и даст ему дорогу.

Наконец он вошел в огромный зал с высоким, уходящим в поднебесье, потолком, увешанным стягами пятисот знатнейших семей Империи Мрака. Мозаика из драгоценных камней на стенах изображала памятные эпизоды из истории Гранбретании. Пройдя меж двух шеренг воинов, Мелиадус уверенно двинулся к Тронной Сфере, находившейся в доброй миле от входа в зал.

На полпути к возвышению барон упал ниц. Когда он поднял голову, твердая черная Сфера на мгновение побледнела, и во тьме замелькали алые и белые искры.

Мелиадус ощутил на себе пронзительный взгляд, исходящий из Сферы. На него смотрел Хеон, король-император Гранбретании и магистр Ордена Богомола, обладавший неограниченной властью над десятками миллионов людей. Он жил вечно, и именем этого правителя барон Мелиадус завоевал всю Европу и земли за ее пределами.

Из Тронной Сферы донесся юношеский голос:

— А, наш нетерпеливый барон Мелиадус! Мелиадус вновь поклонился и почтительно произнес:

— К вашим услугам, повелитель.

— О чем вы хотите нам сообщить, торопливый лорд?

— Об успехе, великий император. О том, что мои подозрения подтвердились.

— Вы нашли пропавших эмиссаров из Краснокитая?

— К сожалению, нет, ваше величество…

Барон Мелиадус даже не догадывался, что именно в этом обличье Хоукмун и д'Аверк проникли в столицу Империи Мрака. В курсе дела была лишь Флана Микосеваар, помогавшая им скрыться.

— Тогда почему же вы здесь, барон?

— Я выяснил, что Хоукмун, который по-прежнему является величайшей угрозой нашей безопасности — и я на этом настаиваю — посещал наш остров. Я отправился в Йель и нашел там его и предателя Гьюлама д'Аверка, а также волшебника Майгана из Аландара. Им известен секрет путешествий во времени.

Барон не упомянул, что он упустил всех троих.

Он продолжал:

— Они исчезли прежде, чем мы смогли схватить их. Могущественный король, если они могут приходить и уходить из нашей страны, когда пожелают, то очевидно, что мы никогда не сможем чувствовать себя в безопасности. Я бы предложил нашим ученым, в особенности Тарагорму и Калану, немедленно направить все усилия на поиски этих отступников. Надо их обязательно уничтожить — они представляют для нас серьезную угрозу.

— Барон Мелиадус, какие новости об эмиссарах из Краснокитая?

— Пока что никаких, могущественный король-император, но…

— С несколькими партизанами, барон Мелиадус, наша Империя может справиться, но если нашим берегам угрожает сила, которая превышает нашу и которая использует неизвестные нам научные достижения, то мы можем, как вы сами понимаете, этого не пережить… — голос произносил слова с неторопливостью, в которой чувствовался яд.

— У нас нет доказательств, — нахмурился барон, — что такое вторжение планируется, о Всемогущий Повелитель.

— Согласен. Но у нас также нет и доказательств того, что Хоукмун и его банда могут причинить нам сколько-нибудь ощутимый вред. В жидкости, заполняющей Тронную Сферу, вдруг промелькнули яркие искорки леденящей голубизны.

— Великий король-император, дай мне время и средства…

— Мы — империя, постоянно расширяющая свои границы. И мы желаем двигаться еще дальше, барон Мелиадус. Было бы ошибкой остановиться на достигнутом, не правда ли? Это не в обычаях Гранбретании. Мы гордимся нашим влиянием на Земле, и мы желаем распространить его еще дальше. Вы, кажется, не рветесь исполнять наши замыслы — нести страх во все стороны света. Мы опасаемся, что вы стареете…

— Но всемогущий повелитель, мы не должны отказаться от преследования того, кто хотя и слаб, но может разрушить наши замыслы!

— Мы не терпим инакомыслия, барон Мелиадус. Твоя ненависть к Хоукмуну, твое желание обладать Иссельдой Брасс — это предательство наших интересов. Мы знаем и помним о твоих личных пристрастиях, барон. И если ты будешь продолжать в том же духе, мы будем вынуждены назначить вместо тебя другого, освободить тебя от службы и даже отстранить от ордена.

Руки барона Мелиадуса, одетые в латные рукавицы, непроизвольно дотронулись до маски.

Быть без маски! Величайший позор, величайший ужас, ибо угроза лишиться ордена подразумевала именно это. Вступить в ряды самых низких подонков общества в Аондре — в касту не носящих масок! Мелиадус внутренне содрогнулся и едва заставил себя заговорить.

— Я поразмыслю над вашими словами, о император Земли, — удалось ему наконец выдавить из себя.

— Сделай это, барон Мелиадус. Мы не хотим, чтобы рассудок столь великого военачальника помрачился от его же собственных мыслей. Это может погубить тебя. Если ты желаешь вновь обрести нашу милость, то узнай, каким образом исчезли эмиссары Краснокитая.

Барон Мелиадус рухнул на колени, кивая головой в громадной маске Волка и раскинув в стороны руки. Завоеватель Европы пал ниц перед своим королем, но в мозгу его зрели мятежные мысли; он возносил благодарность духу своего ордена за то, что маска скрывала лицо, и поэтому ярость его не была видна.

Он отступил от Тронной Сферы, а за ним все следил пронизывающий взгляд короля-императора.

Мелиадус повернулся и начал долгий обратный путь к гигантским дверям. Он шел и чувствовал, что глаза под неподвижными масками Богомолов следят за ним со злорадством.

Выйдя из дверей, он свернул налево и зашагал по извилистым коридорам дворца в поисках покоев графини Фланы Микосеваар-Канберийской, вдовы Азровака Микосеваара, возглавлявшего когда-то Аегион Стервятников. Графиня Флана была единственной родственницей короля Хеона, его кузиной.

Глава 2 РАЗМЫШЛЕНИЯ ГРАФИНИ ФЛАНЫ

Сидя у окна, графиня любовалась крышами Аондры и ее спиралеобразными башнями. На прекрасное бледное лицо легла тень печали и разочарования. Графиня опустила взгляд на маску Цапли, что лежала перед ней на лакированном столике.

Графиня поднялась с места, и красные отблески солнечных лучей скользнули по нарядному шелковому платью, украшенному драгоценностями. Она подошла к шкафу, где еще хранились причудливые костюмы двух мужчин, давно покинувших ее покои. Это были доспехи, в которые облачались Хоукмун и д'Аверк, когда выдавали себя за эмиссаров Краснокитая. Графиня Флана погрузилась в раздумья. Она пыталась представить, где эти люди сейчас, что с ними и что произошло с д'Аверком, который, как она догадывалась, полюбил ее.

Графиня Канберийская за всю свою недолгую жизнь сменила дюжину мужей и неисчислимое множество любовников и постоянно избавлялась от них тем или иным способом — как другая женщина могла бы избавиться от пары чулок. Флана раньше не знала любви и никогда не испытывала чувств, которые были не чужды даже жителям Гранбретании.

Но д'Аверк, щеголь и ренегат, который вечно прикидывался больным, почему-то пробудил в ней любовь.

Прежде графиня держалась при дворе особняком, потому что была самой здравомыслящей из всех, кто окружал ее. Теперь она узнала любовь, не имеющую ничего общего с эгоизмом, которым славились повелители Империи Мрака. Вероятно, ласковый, чувствительный и тонкий д'Аверк пробудил Флану от апатии, вызванной отнюдь не отсутствием души, а напротив — ее величием. Величием души, не желающей покориться существованию в безумном, эгоистичном, извращенном мире короля Хеона.

Но когда графиня очнулась, она уже не могла не обращать внимания на свое ужасное окружение, не могла бороться с мыслью, что ее возлюбленный никогда не вернется.

Она удалилась в свои покои и стала избегать общения. Хотя одиночество и спасало ее от общества придворных, но оно же давало благодатную почву для печали.

По бледным щекам графини покатились слезы, и она остановила их надушенным шелковым платком.

Служанка открыла дверь в комнату и в нерешительности остановилась на пороге. Флана машинально протянула руку за своей маской:

— В чем дело?

— Барон Мелиадус Кройденский, миледи. Он говорит, что должен вас видеть. По неотложному делу.

Флана надела маску. С минуту она обдумывала слова служанки, потом пожала плечами, решив, что ничего не изменится, если она уделит несколько минут Мелиадусу. Может быть, у него есть известия о д'Аверке, которого он сильно ненавидит. Немного хитрости, и она сумеет выведать все, что ему известно о ее возлюбленном.

Но если Мелиадус пожелает заняться с ней любовью? Ведь такое было не раз. Тогда она просто отвергнет его, как это делала и раньше.

Она чуть наклонила маску.

— Пригласите барона, — приказала графиня.

Глава 3 ХОУКМУН ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЕ

Быстроходный корабль стремительно рассекал морскую гладь, ветер надувал огромные белоснежные паруса. Небо было ясным, а море безмятежным. Рулевой покосился на главную палубу, где у борта, вглядываясь в океан, стоял Хоукмун. Ветер трепал золотистые волосы герцога Кельнского, а за спиной его вился алый бархатный плащ. Красивое лицо молодого человека портил лишь Черный Камень во лбу.

Заметив боцмана, поднявшегося на палубу, Хоукмун приветственно вскинул руку.

— Я отдал приказ плыть вдоль побережья в восточном направлении, — доложил боцман.

— Кто велел вам идти этим курсом?

— Никто, сударь. Просто я подумал, что раз вы направляетесь в Днарк…

— Мы направляемся не в Днарк. Скажи об этом рулевому.

— Но тот страшный воин — Рыцарь-в-Черном-и-Золотом, как вы его называли, он же говорил…

— Он мне не хозяин, боцман. Мы направляемся через море — в Европу.

— В Европу, сэр?! После того, как вы спасли Нарлин, мы отвезем вас, куда хотите, и куда угодно последуем за вами. Но понимаете ли вы, какое огромное расстояние мы должны проплыть, чтобы достичь Европы, сколько морей нам придется пересечь, какие шторма пережить…

— Да, понимаю. Но все равно мы поплывем в Европу.

— Как скажете, сэр, — нахмурившись, боцман повернулся, чтобы передать рулевому приказ.

Из своей каюты под главной палубой по трапу поднялся д'Аверк. Хоукмун ему улыбнулся:

— Хорошо спалось, друг д'Аверк?

— Настолько хорошо, насколько это возможно на борту этого плавающего корыта, качающегося в разные стороны. Я и в лучшие времена страдал от бессонницы, но сейчас мне удалось сомкнуть глаза лишь на несколько минут. Пожалуй, на большее я и не рассчитывал.

— Когда я час назад заходил в каюту, ты храпел, — засмеялся Хоукмун.

— Так значит, ты слышал, как я тяжело дышал? — поднял брови д'Аверк. — Я старался делать это как можно тише, но дурацкая простуда, которую я подхватил на борту корабля, вызывает определенные затруднения, — он поднес к носу льняной платок.

На д'Аверке была свободная шелковая голубая рубашка, алые расклешенные брюки, тяжелый широкий кожаный пояс, на котором висели меч и кинжал. Горло он обмотал шарфом пурпурного цвета, а его длинным волосам не позволяла спадать на лоб яркая повязка. Тонкие, почти аскетические черты лица хранили обычное сардоническое выражение.

— Правильно я расслышал ваш разговор с боцманом? — спросил д'Аверк. — Ты приказал направиться в Европу?

— Да.

— Значит, ты все еще надеешься добраться до замка Брасс и хочешь забыть слова Рыцаря-в-Черном-и-Золотом? Ты ведь знаешь, что твоему клинку, — д'Аверк показал на большой розовый меч на боку Хоукмуна, — выпала судьба направиться в Днарк, чтобы служить делу Рунного Посоха?

— Я обязан быть верным себе и своим родным и не стану служить какому-то мифическому Посоху, в существовании которого я весьма сильно сомневаюсь.

— Раньше ты не верил в силу этого клинка, — с иронией заметил д'Аверк, — но ты же видел, как Меч Рассвета вызвал воинов, которые спасли наши жизни.

На лице Хоукмуна появилось упрямое выражение.

— Да, — с неохотой признался он, — но я все равно хочу попробовать вернуться в замок Брасс.

— Но ведь невозможно узнать, в каком измерении он находится.

— Да, я могу лишь надеяться, что он именно в этом измерении, — в голосе Хоукмуна прозвучала категоричность. Он как бы показывал, что не хочет обсуждать уже решенный для себя вопрос. Д'Аверк поднял брови, затем спустился на нижнюю палубу и стал прогуливаться по ней, насвистывая.

Пять дней плыли они, подняв все паруса, по спокойному океану. На шестой день боцман подошел к Хоукмуну и указал вперед:

— Видите темное облако там, на горизонте? Это шторм, и мы к нему приближаемся.

Хоукмун стал вглядываться вдаль:

— Говоришь, шторм? Какой-то странный…

— Да, сэр. Убрать паруса?

— Нет, боцман. Мы будем плыть дальше, пока точно не узнаем, что там впереди.

— Как скажете, сэр, — боцман, качая головой, спустился на палубу. Спустя несколько часов перед ними возникло нечто, напоминающее огненную стену, протянувшуюся через море. Стена поднималась вверх, а небо оставалось все таким же голубым, как обычно, и море выглядело абсолютно спокойным. Только ветер стих. Создавалось впечатление, будто они плывут по озеру, берега которого уходят в небо и исчезают в вышине.

Экипаж пришел в замешательство: никто не мог дать объяснения столь странному явлению. В голосе боцмана Хоукмун услышал страх:

— Уберем паруса, сэр? Я никогда прежде не слыхал ни о чем подобном. Экипаж нервничает.

— И правда, явление странное, — сочуственно кивнул Хоукмун, — скорее сверхъестественное, чем естественное.

— Именно так и говорят матросы.

Самого Хоукмуна неудержимо тянуло вперед: ему не терпелось встретиться с тем, что его ожидает. Но он был в ответе за команду корабля, последовавшую за ним добровольно; они были благодарны ему за избавление их родного города Нарлина от власти лорда-пирата Вальона Старвельского, прежнего владельца Меча Рассвета. И это сдерживало Хоукмуна.

— Ладно, боцман, — вздохнул Хоукмун. — Уберем паруса и переждем ночь. Может быть, нам повезет, и к утру все это прекратится.

— Благодарю вас, сэр, — боцман явно испытал большое облегчение. Хоукмун кивнул ему, а затем, повернувшись, вгляделся в высокие стены, пытаясь разгадать их тайну. Воздух стал прохладнее. И хотя по-прежнему сияло солнце, казалось, что его лучи огибают огненные стены. Все было недвижимо и спокойно.

Хоукмун гадал, мудро ли он поступил, направившись прочь от Днарка. Насколько он знал, никто, кроме древних, не переплывал этот океан. И можно было лишь воображать, какие неведомые ужасы могут таиться в нем.

Наступила ночь, а огненные стены все еще горели в темноте красным и пурпурным светом. Это было очень странно. Беспокойство Хоукмуна нарастало.

Утром оказалось, что стены придвинулись намного ближе к ним, и спокойствие океана стало зловещим. Хоукмун подумал, что они попали в ловушку, расставленную какими-то сверхъестественными силами.

Он расхаживал по палубе в теплом плаще, который не очень-то спасал от холода. Вслед за герцогом на палубу выбрался дрожащий д'Аверк, закутавшийся сразу в три плаща:

— Прохладное утро, Хоукмун.

— Да, — пробормотал герцог Кельнский. — Что ты об этом думаешь, д'Аверк?

— Довольно мрачная перспектива, — покачал головой француз. — А вот и боцман…

Они оба повернулись, чтобы поприветствовать боцмана, появившегося в широком кожаном плаще.

— У тебя есть какие-нибудь соображения насчет этого, боцман? — спросил д'Аверк.

Боцман пожал плечами и обратился к Хоукмуну:

— Матросы говорят, что они будут с вами до конца, сэр, чтобы ни случилось. Если понадобится, они умрут за вас.

— Похоже, им не очень весело, — улыбнулся д'Аверк, — но нельзя винить их за это.

— В самом деле, сэр, — круглое, честное лицо боцмана выражало отчаяние. — Может быть, приказать поставить паруса?

— Так будет лучше, чем сидеть и ждать, когда приблизятся эти стены, — подтвердил Хоукмун. — Поднимайте паруса!

И матросы бросились выполнять приказ.

Постепенно паруса наполнились ветром, и корабль с явной неохотой начал двигаться к странным багрово-красным стенам, похожим на облака.

Вдруг стены дрогнули, и сквозь них стали проступать другие, более темного цвета. Со всех сторон послышался какой-то воющий звук. Люди застыли, в ужасе от происходящего.

Но вот в один миг стены исчезли.

Хоукмун ахнул.

Со всех сторон их окружала гладь океана. Все было, как прежде. Палуба огласилась радостными криками. Но лицо д'Аверка оставалось по-прежнему мрачным. Хоукмун тоже понимал, что опасность, возможно, еще не миновала. Он стоял наготове у фальшборта и ждал. Предчувствие не обмануло его.

Повсюду из воды начали появляться одно за другим огромные чудовища. Гигантские рептилии с зияющими красными пастями и тройными рядами зубов. Вода струилась по их чешуе, а глаза горели безумной и страшной злобой.

Раздался оглушительный звук хлопающих крыльев, и они поднялись в воздух.

— Нам конец, Хоукмун, — с философским спокойствием произнес д'Аверк, вынимая меч. — Даже жаль, что не пришлось напоследок увидеть замок Брасс и сорвать последний поцелуй с губ любимой.

Хоукмун едва его расслышал. Он был зол на судьбу, которая послала ему гибель в этом проклятом океане: никто никогда не узнает, как и где они погибли…

Глава 4 ОРЛАНД ФАНК

Над палубой зависли гигантские рептилии, с шумом рассекая воздух крыльями. Хоукмун замер, словно окаменел, глядя, как разинувшая пасть тварь медленно снижается над кораблем. Он уже готов был к смерти, однако рептилия, задев мачту, снова взмыла в воздух.

Хоукмун из последних сил выхватил Меч Рассвета. Никто, кроме него, не смог бы взять в руки это оружие и при этом остаться в живых. Вместе с тем Хоукмун прекрасно сознавал, что против этих отвратительных тварей даже его великолепный клинок бессилен. Ведь монстрам ни к чему даже нападать на людей. Им достаточно лишь нанести кораблю пару пробоин, чтобы отправить его на дно.

Ветер, поднятый рептилиями, раскачивал корабль. Воздух был пропитан их зловонным дыханием.

— Но почему они не нападают? — нахмурился д'Аверк. — Как будто играют с нами в какую-то игру.

— Похоже на то, — кивнул Хоукмун и сказал сквозь стиснутые зубы: — Может быть, им хочется поиграть с нами, прежде чем уничтожить.

Когда громадная тень опустилась на корабль, д'Аверк подпрыгнул. Его меч со свистом рассек воздух, а твари снова взмыли вверх.

— Фу! — поморщился д'Аверк. — Ну и вонь! Такое никак не может пойти на пользу моим легким.

Твари снова одна за другой начали снижаться и несколько раз ударили по кораблю своими крыльями. Корабль содрогался. Матросы, громко крича, падали с мачт на палубу. Хоукмун и д'Аверк еле удержались на ногах, вцепившись в фальшборт, чтобы не оказаться в воде.

— Они поворачивают корабль! — озадаченно воскликнул д'Аверк.

Хоукмун мрачно взглянул на ужасных чудовищ, но промолчал. Вскоре корабль уже был развернут градусов на восемьдесят. А потом рептилии поднялись еще выше и закружили в воздухе, словно не зная, что делать дальше. Хоукмун попытался разглядеть в их глазах проблески разума. Но это было невозможно.

Твари отлетели чуть ли не на милю от корабля и вновь повернули обратно.

Ветер, поднятый рептилиями, заставил Хоукмуна и д'Аверка пригнуться.

Паруса корабля выгнулись от ветра, и пораженный д'Аверк воскликнул:

— Так вот что они делают! Они гонят корабль туда, куда им приказано направить его! Это невероятно!

— Мы поворачиваем обратно в Амарек, — произнес Хоукмун. — Хотел бы я знать…

— Чем же питаются эти мерзкие твари? — прокричал сквозь шум ветра д'Аверк. — Дыхание их чересчур зловонно! Уфф!

Несмотря на свое отнюдь не веселое положение, Хоукмун усмехнулся.

Все матросы забились в весельные ячейки и с ужасом смотрели на страшных рептилий.

— Вероятно, они гнездятся вон там, — Хоукмун указал направление. — А их детеныши питаются сырым мясом.

— То, что ты говоришь, — д'Аверк выглядел оскорбленным, — может быть и верно. Но все же с твоей стороны было бестактно высказывать вслух подобную мысль.

Хоукмун криво усмехнулся.

— Если их гнездовье находится на суше, — сказал он, — есть шанс сразиться с ними. Здесь же, в открытом море, не стоит даже и думать об этом.

— Вы оптимист, герцог Кельнский…

Итак, уже больше часа сверхъестественные существа гнали по морю корабль с головокружительной скоростью. Вдруг Хоукмун молча показал вперед.

— Остров! — воскликнул д'Аверк. — Похоже, ты оказался прав!

Они приближались к небольшому, совершенно голому, без всякого намека на растительность, островку. Склоны его резко поднимались к центру, как будто островок был вершиной какой-то горы, еще не совсем погрузившейся в воду.

Тут Хоукмун понял, что им грозит:

— Скалы! Мы направляемся прямо на них! Матросы! По местам! Рулевой!..

Он сам метнулся к рулю, схватил его, чтобы спасти корабль от столкновения со скалами.

Д'Аверк изо всех сил тоже пытался повернуть корабль. Остров стремительно приближался. Уже гремел прибой, предрекающий им гибель.

Когда утесы острова были уже совсем близко, корабль стал медленно поворачиваться. Стоящих на палубе обдало брызгами прибоя, и вдруг они услышали ужасающий треск обшивки корпуса. Стало ясно, что скалы распороли правый борт ниже ватерлинии.

— Спасайся, кто может! — крикнул Хоукмун и бросился к борту. Д'Аверк последовал за ним. Корабль накренился и встал на нос: всех швырнуло к левому борту. Хоукмун и д'Аверк, секунду поколебавшись, прыгнули в черные бурлящие волны.

Пытаясь удержаться на поверхности, Хоукмун почувствовал, как Меч Рассвета тянет его на дно, но все же не решился бросить оружие. Напротив, он вложил его в ножны, а затем попытался всплыть вместе с тяжелым клинком.

Наконец он пробился сквозь толщу воды и увидел смутный силуэт корабля. Море казалось более спокойным, а ветер и вовсе стих; грохот прибоя сменился легким шепотом волн, странное безмолвие сменило царившую только что какофонию.

Хоукмун доплыл до плоской скалы, выбрался на нее и выволок за собой меч. Затем он огляделся.

Рептилии все еще кружили в небе, но так высоко, что уже не чувствовалось ветра от взмахов их крыльев. Потом они внезапно взмыли вверх и спустя мгновение нырнули обратно в море.

Нырнув, твари подняли необычайно высокие волны, которые докатились до корабля, и он затрещал от их ударов.

Хоукмуна чуть не сбросило со скалы.

А потом рептилии пропали.

Хоукмун вытер воду с лица и сплюнул морскую горечь.

Что будут делать чудовища дальше? Может, когда-нибудь им понадобится живое мясо? Этого не мог сказать никто.

Хоукмун услышал, как его окликнули. Обернувшись, он увидел д'Аверка и матросов, пробирающихся к нему по скользким камням.

— Ты видел, Хоукмун, как эти твари скрылись? — вид у д'Аверка был очень удивленный.

— Да… Хотел бы я знать, вернутся ли они.

Д'Аверк мрачно посмотрел туда, где исчезли рептилии, и пожал плечами.

— Я предлагаю двигаться вглубь острова. Но прежде надо достать с корабля все, что можно, — сказал Хоукмун. — Сколько людей осталось в живых?

Он повернулся к стоящему позади д'Аверка боцману.

— Думаю, большинство, сэр. Нам повезло. Посмотрите…

— Пошлите на корабль несколько человек, — приказал Хоукмун, — и начинайте выгружать припасы.

— Как скажете, сэр. А если вернутся чудовища?

— Когда их увидим, тогда и решим, — ответил Хоукмун. Несколько часов подряд Хоукмун наблюдал, как выгружают на остров остатки их провизии.

— Как ты думаешь, можно будет отремонтировать корабль? — спросил д'Аверк.

— Наверное. Теперь, когда море спокойно, он навряд ли разобьется о скалы. Но на ремонт нужно время, — Хоукмун потер тусклый Черный Камень во лбу. — Пошли, д'Аверк, обследуем остров.

Они стали подниматься по голым, лишенным каких-либо признаков жизни скалам к вершине в центре острова. Единственное, что им оставалось делать, — это попытаться обнаружить здесь лужи пресной воды, а на берегу найти устриц, выброшенных прибоем. Невозможно было даже представить себе жизнь на этом острове, если корабль не удастся отремонтировать. К тому же рептилии…

Они добрались до вершины и остановились передохнуть.

— Та сторона столь же пустынна, как и эта, — показал вниз д'Аверк. — Интересно… — он вдруг запнулся и воскликнул: — Клянусь глазами Березанта! Человек!

Хоукмун взглянул в направлении, указанном д'Аверком.

И правда, вдоль берега двигалась какая-то фигура. Пока они смотрели на человека, тот поднял голову и весело помахал рукой, приглашая спуститься к нему.

Оба друга начали медленно спускаться, думая, не мираж ли это. И вот они приблизились к человеку. Незнакомец, уперев руки в бока и широко расставив ноги, улыбался. Хоукмун и д'Аверк остановились.

На человеке была странная одежда, на вид весьма старомодная. На мускулистый торс была натянута кожаная безрукавка. Копну рыжих волос прикрывала вязаная шапочка, изящно украшенная пером из хвоста фазана. Весь наряд дополняли несуразные клетчатые брюки, а на ногах красовались стоптанные штиблеты с пряжками. К спине веревкой был привязан гигантский боевой топор со стальным топорищем и затупившимся от долголетней службы лезвием. В голубых глазах, ярко выделяющихся на скуластом и красном лице, мелькала сардоническая ухмылка.

— Ну, так вы, должно быть, и есть те самые Хоукмун и д'Аверк? — проговорил человек со странным акцентом. — Мне говорили, что вы, наверное, появитесь здесь.

— А вы кто будете, сэр? — несколько надменно поинтересовался д'Аверк.

— Да я же Орланд Фанк, разве вы не узнали? Я к вашим услугам, милорды.

— Вы живете на этом острове? — спросил Хоукмун.

— Я здесь жил, но в данный момент уже не живу, вы должны знать об этом, — Фанк снял шапочку и вытер лоб тыльной стороной ладони. — Сейчас я, как и вы, путешествую…

— А кто рассказал вам о нас? — полюбопытствовал Хоукмун.

— У меня есть брат. Он любит носить довольно пижонские черно-золотые доспехи…

— Рыцарь-в-Черном-и-Золотом! — воскликнул Хоукмун.

— Как я слыхал, ему действительно присвоили это дурацкое прозвище. Должно быть, он ничего не сказал вам о своем грубом и шустром братце.

— Не сказал. А кто вы?

— Я Орланд Фанк из местечка на Оркнее…

— С Оркнея! — Рука Хоукмуна непроизвольно рванулась к мечу. — Разве это не часть Гранбретании? Остров находится на далеком севере!

— Скажите любому оркнейцу, что его родина принадлежит Империи Мрака, — засмеялся Фанк, — и он перегрызет вам глотку! — он извинился и пояснил: — Это, знаете ли, наш любимый способ разделываться с врагами. Мы не очень-то утонченный народ.

— Так значит, Рыцарь-в-Черном-и-Золотом тоже с Оркнея… — начал было д'Аверк.

— Помилуйте, какое там! Это он-то с Оркнея? С его пижонскими доспехами и изысканными манерами?! — Орланд Фанк от души расхохотался. Он смеялся до слез. — Нет, он не оркнеец! — своей потрепанной шапочкой Фанк стер слезы с глаз. — Почему вы так подумали?

— Вы же сказали, что он ваш брат.

— Так оно и есть. Можно сказать, что он мой духовный брат. А может быть, и не только духовный. Я этого не помню. Прошло уже столько лет с тех пор, как мы встретились…

— И что же вас свело?

— Можно сказать, общее дело, одни идеалы.

— А не было ли это связано с Рунным Посохом? — пробормотал Хоукмун тихим голосом, напоминающим звучание морского прибоя.

— Может быть.

— Что это ты, Фанк, стал вдруг неразговорчивым, — заметил д'Аверк.

— Да. На Оркнее народ неразговорчивый, — улыбнулся Орланд Фанк. — Правда, я у них считаюсь болтуном, — казалось, он ничуть не обиделся.

— Скажи, те чудовища и странные облака как-то связаны с Рунным Посохом? — поинтересовался Хоукмун.

— Я здесь недавно и не видел еще никаких чудовищ и облаков. А собственно, как вы попали сюда?

— Нас пригнали к этому острову гигантские рептилии, — пояснил Хоукмун, — и теперь я, кажется, понимаю… Они тоже служили Рунному Посоху.

— Может быть. Но это совершенно не мое дело.

— Значит, это Рунный Посох вызвал крушение нашего корабля? — свирепо спросил Хоукмун.

— Не знаю, — ответил Фанк, накрывая шапочкой копну рыжих волос и почесывая острый подбородок. — Я нахожусь здесь только для того, чтобы дать вам лодку и сообщить, где ближайшая обитаемая земля.

— Вы хотите дать нам лодку? — поразился д'Аверк.

— Да, вполне сносную для двоих.

— Двоих?! Но у нас пятьдесят матросов! — глаза Хоукмуна вспыхнули. — О, если Рунный Посох желает, чтобы я служил ему, ему следовало бы тоже постараться. Пока что он заслужил только мой яростный гнев!

— Гнев лишь утомит вас, — мягко сказал Фанк. — Я думал, что вы направляетесь в Днарк, чтобы послужить делу Рунного Посоха. Мой брат говорил мне…

— Твой брат настаивал, чтобы я плыл в Днарк. Но разве я могу забыть о жене и друзьях?… Ведь они ждут моего возвращения.

— Обитатели замка Брасс? Да, я слышал о них. Сейчас они в безопасности, если вас это известие утешит.

— Ты это точно знаешь?

— Да. Их жизнь течет без особых происшествий, если не считать неприятностей с Эльверезо Тозером…

— А что с ним стряслось?

— Как я понял, он вернул себе кольцо и скрылся, — Орланд Фанк изобразил взмах крыльями.

— Куда?

— Кто его знает! Вы ведь на себе испытали кольца Майгана.

— Не стоит доверять этим вещицам.

— Так я и понял.

— Ладно, они хоть избавились от Тозера.

— Я его не знаю. Кто это?

— Талантливый драматург, — пояснил Хоукмун, — с моралью… э-э-э…

— Гранбретанца? — подсказал Фанк.

— Именно, — Хоукмун нахмурился и пристально посмотрел на Фанка. — Ты меня не обманываешь? Мои близкие и друзья действительно в безопасности?

— Пока им нечего бояться.

— А где же лодка? — вздохнул Хоукмун. — И как насчет моего экипажа?

— Я помогу им вернуться в Нарлин. У меня есть кое-какие навыки в кораблестроении, и мы починим корабль.

— А почему мы не можем плыть с ними? — спросил д'Аверк.

— Сдается мне, что вы очень нетерпеливы, — спокойно заметил Фанк. — Вы отправитесь с острова при первой же возможности. Вы же понимаете: чтобы отремонтировать такое большое судно, понадобится много времени.

— Хорошо, мы воспользуемся вашей лодкой, — решил Хоукмун. — Боюсь, что в противном случае нам не отделаться от накликаанных кем-то неудач. То ли Рунный Посох, то ли…

— Вполне вероятно, — с улыбкой согласился Фанк.

— А как же ты покинешь остров, если мы заберем твою лодку? — поинтересовался д'Аверк.

— Я поплыву с моряками до Нарлина. У меня масса свободного времени.

— Далеко ли отсюда до материка? И как мы будем плыть? — спросил Хоукмун. — Ты можешь одолжить нам компас?

— Здесь близко. И я думаю, компас вам не понадобится. Вам следует лишь дождаться нужного ветра.

— Что ты имеешь в виду?

— Скоро поймете. Ветры здесь очень необычные.

Хоукмун пожал плечами. И они пошли вдоль берега вслед за Фанком. «Похоже, не такие уж мы и хозяева собственной судьбы», — ехидно заметил про себя д'Аверк.

В поле их зрения появилась небольшая лодка.

Глава 5 ГОРОД МЕРЦАЮЩИХ ТЕНЕЙ

День напролет ветер гнал утлую лодчонку в нужном направлении. Хоукмун хмурил брови, лежа на дне лодки, тогда как д'Аверк, безмятежно стоя на носу, насвистывал какой-то мотивчик, не обращая внимания на летящие в лицо брызги.

— Теперь мне ясно, о чем толковал Фанк, — заявил Хоукмун. — Это вовсе не обычный ветер. Знаешь, мне не слишком-то по душе оказаться игрушкой в руках неких сверхъестественных сил.

Д'Аверк усмехнулся и показал вперед:

— Смотри, земля! Должно быть, у нас скоро появится возможность пообщаться с этими таинственными силами.

Хоукмун лениво приподнялся и увидел на горизонте землю.

— Итак, мы возвращаемся в Амареку, — рассмеялся д'Аверк.

— Если б это вдруг оказалась Европа, и я смог бы увидеть Иссельду… — печально вздохнул Хоукмун.

— А я — Лондру и Флану, — д'Аверк кашлянул. — А все же хорошо, что она не обручилась с больным, умирающим человеком.

Постепенно на побережье стали различимы контуры деревьев, неровные утесы и холмы. На юге остров озаряло странное золотое сияние. Казалось, свет пульсирует в такт ударам гигантского сердца.

— Похоже, опять что-то сверхъестественное, — сказал д'Аверк. Ветер усилился, и лодочка повернула прямо на свет.

— Мы направляемся прямо туда, — простонал Хоукмун. — Я уже начинаю уставать от всего этого.

Они вошли в залив между материком и длинным островом. С другой стороны острова и распространялось золотое сияние.

По обеим сторонам тянулся пологий берег с песчаными пляжами и зелеными холмами. Людей нигде не было видно.

По мере того, как лодка приближалась к источнику света, тот все тускнел, пока не остался лишь слабый отблеск. Они медленно подплывали к таинственному месту.

И вдруг перед ними предстал город такой необычайной, утонченной красоты, что они лишились дара речи. Город был таким же огромным, как и Лондра, если не больше; его здания венчались симметричными шпилями, куполами и башнями. Все они светились тем же удивительным светом. И каждый дом имел свой оттенок — розовый, желтый, зеленый, фиолетовый, вишневый, словно это были краски, сотканные из солнечных лучей и золотых нитей. Его красота казалась не человеческой, а какой-то божественной.

Лодка вплыла в порт — столь же прекрасный и светлый, как сам город.

— Все это похоже на город мечты… — прошептал Хоукмун.

— Мечты о рае, — подхватил д'Аверк. Весь его цинизм куда-то исчез.

Лодка остановилась у лестницы, спускавшейся к воде.

— Я думаю, здесь мы и высадимся, — предложил д'Аверк. Хоукмун кивнул с серьезным видом, а потом спросил:

— А кольца Майгана все еще у тебя в сумке?

— Они в безопасности! — похлопал себя по боку д'Аверк. — А что?

— Мне просто хотелось убедится, что на случай опасности у нас есть не только клинки, но и кольца.

Д'Аверк понимающе кивнул, а потом вдруг наморщил лоб:

— Странно, что мы забыли о них на острове… На лице Хоукмуна застыло недоумение.

— Да, да… — и он поджал губы в негодовании. — Конечно, на нас повлияла какая-то чертовщина. Как я ненавижу все эти сомнительные дела!

Д'Аверк приложил к губам палец и изобразил на лице недовольную мину:

— Что за выражения в таком месте!

— Надеюсь, что обитатели так же симпатичны, как и сам город.

— Если только они здесь действительно есть, — ответил, оглядываясь, д'Аверк.

По лестнице они поднялись на набережную. Повсюду возвышались необычные здания, а между ними протянулись широкие улицы.

— Давай войдем в город, — предложил Хоукмун, — нам нужно поскорее выяснить, зачем мы здесь нужны. Тогда, наверное, нам все же позволят вернуться домой, в замок Брасс.

Когда они шли по улице, им чудилось, что даже тени зданий были живые и светились собственным сиянием. Высокие башни вблизи казались едва ли осязаемыми. И когда Хоукмун протянул руку и дотронулся до одной из них, он почувствовал, что она не похожа ни на что, к чему он прикасался раньше. Это не было ни камнем, ни деревом, ни даже сталью: материя слегка подалась под его пальцами и заставила их дрогнуть. Кроме того, его удивила теплота, волной пробежавшая по руке и заполнившая все тело.

— Это скорее плоть, чем камень, — он озадаченно покачал головой.

Д'Аверк вслед за ним протянул руку к зданию и тоже был поражен:

— Да, похоже на плоть или даже на какое-то растение. Материал определенно напоминает что-то живое или, во всяком случае, органического происхождения.

Они двинулись дальше. Каждая вторая улица оканчивалась площадью. Хоукмун и д'Аверк пересекали площади и шли наобум по новым улицам, разглядывая уходящие ввысь здания, верхние части которых терялись в золотом тумане.

Голоса друзей стали тише, словно они боялись нарушить безмолвие великого города.

— Ты заметил, — прошептал Хоукмун, — что у домов вообще нет окон?

— И никаких дверей, — добавил д'Аверк. — Сдается мне, что этот город построен не для людей и строили его не люди!

— Наверное, это были какие-то существа, жившие во времена Тысячелетия Ужаса, — прошептал Хоукмун. — Существа вроде призрачного народа Сориандума.

Д'Аверк кивнул, соглашаясь с ним.

Когда они шли, впереди сгущались какие-то непонятные тени. И как только Хоукмун и д'Аверк попадали в такую тень, в них расцветало ощущение полнейшего благополучия и оба начинали улыбаться. А вокруг кружили мерцающие тени. Хоукмуну пришла в голову мысль, что, возможно, это и есть жители города.

Они пересекли еще одну улицу и оказались в центре. На громадной площади находилось самое высокое здание города, которое, несмотря на свои размеры, выглядело необыкновенно изящно.

Оно было цилиндрической формы, на стенах переливались разноцветные огни, а у подножия Хоукмун заметил кое-что еще:

— Смотри, д'Аверк, лестница! Ведет к дверям!

— Что же нам делать? — прошептал д'Аверк.

— Конечно же, войти! — разрешил его сомнения Хоукмун. — Терять нам нечего.

— Внутри, наверное, мы найдем ответы на все вопросы… Пожалуйста… Я после вас, герцог Кельнский.

Двое друзей поднялись по лестнице и добрались до дверного проема высотой в человеческий рост. А внутри они увидели множество светящихся теней.

Хоукмун храбро шагнул вперед. И д'Аверк сразу же последовал за ним.

Глава 6 ДЖЕНЕМАЙЯ КОНАЛИАС

В башне царила переливчатая полутьма. Ноги путников словно утопали в чем-то мягком и зыбком, а тени обволакивали их с головы до ног. Сладостная нежная мелодия, похожая на небесную колыбельную, неслась по коридору, еще более усиливая ощущение неземного мира и покоя.

Наконец, они оказались в небольшой комнате, затопленной тем же самым золотистым пульсирующим светом.

Свет этот исходил от ребенка.

Прямо перед ними оказался мальчуган в одеянии, расшитом самоцветами. Судя по нежной смуглой коже и слегка раскосым глазам, он был родом откуда-то с Востока. Лицо его было столь прекрасно, что казалось воплощением любви и доброты.

Мальчик улыбнулся, и им показалось, будто взошло солнце.

— Герцог Дориан фон Кельн, — ласково произнес мальчик, склонив голову, — и Гьюлам д'Аверк. Я восхищаюсь и вашими картинами, и вашими зданиями, сэр.

— Вы знаете о них? — Д'Аверк был поражен.

— Они великолепны. Почему вы не создаете новых?

— Я… я думаю, — д'Аверк смущенно откашлялся, — что утратил навыки. И потом война…

— Ах, да. Конечно. Империя Мрака. Потому-то вы и здесь.

— Я так и предполагал…

— Меня зовут Дженемайя Коналиас, — снова улыбнулся мальчик. — И это все, что я могу вам сообщить. Этот город называется Днарк. Во внешнем мире его обитателей за мудрость и доброту называют Великими Добродетельными Людьми. По-моему, вы уже встретили кое-кого из них.

— Светящиеся тени? — спросил Хоукмун.

— Вы именно так их воспринимаете? Да, значит, это были жители Днарка.

— Они разумны? — поинтересовался Хоукмун.

— Даже более, чем разумны.

— Значит, этот город Днарк и есть легендарный город Рунного Посоха?

— Да.

— Странно, но все легенды говорят, что он находится не на континенте Амареке, а в Краснокитае, — заметил д'Аверк.

— Наверное, это не случайно, — улыбнулся мальчик. — Такие легенды чрезвычайно удобны.

— Понятно.

Дженемайя Коналиас спокойно улыбнулся:

— Как я понимаю, вы хотите увидеть Рунный Посох? Вы для этого явились сюда?

— Очевидно, — ответил Хоукмун, который не мог испытывать гнев в присутствии этого ребенка. — Сначала ваш слуга — Рыцарь-в-Черном-и-Золотом — велел нам отправиться сюда, а потом, когда мы сбились с пути, нас познакомили с его братом — Орландом Фанком…

— Ах, да, — воскликнул Дженемайя Коналиас, — Орланд Фанк. Я испытываю особую симпатию к этому слуге Рунного Посоха, — он слегка нахмурился. — Но я чуть не забыл. Вас нужно накормить. Вы, наверное, голодны. А затем вы встретитесь с одним путешественником — он опередил вас всего на несколько часов.

— А мы его знаем?

— По-моему, вы раньше встречались. Сюда, пожалуйста, — мальчик как будто выплыл из своего кресла.

— Кто же еще прибыл в Днарк? — шепнул Хоукмуну д'Аверк. — Интересно…

Глава 7 БЫВАЛЫЙ СТРАННИК

Вслед за Дженемайей Коналиасом они пошли по петляющим коридорам, в которых теперь, после исчезновения теней, стало гораздо светлей. Вероятно, призраки исчезли, выполнив свою задачу, после того, как привели сюда Хоукмуна и д'Аверка.

Путники наконец очутились в просторном зале, где стояли скамьи и длинный стол, ломящийся от снеди. Впрочем, пища оказалась достаточно безыскусной — рыба, хлеб и овощи.

Но прежде всего взгляды Хоукмуна и д'Аверка устремились к фигуре на другом конце стола. Узнав этого человека, они непроизвольно взялись за оружие, а на лицах гнев сменил удивление.

Наконец Хоукмун выдавил сквозь стиснутые зубы:

— Шенегар Тротт!

Толстяк тяжело двинулся к ним. Его простая серебряная маска была пародией на лицо, что скрывалось под ней.

— Добрый день, господа!

— Ты знаешь, что это за птица? — обратился Хоукмун к д'Аверку.

— По-моему, исследователь из Европы.

— Это граф Суссекский, правая рука короля Хеона. Он изнасиловал пол-Европы. Пожалуй, его превзошел только барон Мелиадус, преуспевший в этом больше всех.

— Бросьте, — проговорил Тротт мягким и веселым голосом. — Нет необходимости оскорблять друг друга. Мы здесь на нейтральной территории. Вопросы войны — другое дело. Но поскольку они нас сейчас не волнуют, давайте не будем огорчать нашего юного хозяина.

— Как ты прибыл сюда, граф Шенегар? — гневно спросил Хоукмун.

— На корабле. Наш барон Калан, с которым, думается мне, вы встречались… — Тротт засмеялся, когда Хоукмун машинально коснулся Черного Камня во лбу. — Он изобрел новый вид двигателя. Теперь наши корабли могут плыть с неимоверной скоростью. Принцип тот же, что и в наших орнитоптерах, но конструкция посложнее. Так вот, мудрый король-император поручил мне отправиться в Амареку. Цель моего визита — завязать дружественные отношения со здешними правителями.

— То есть вы прибыли сюда, чтобы выяснить их сильные и слабые места, прежде чем напасть на них! — вскипел Хоукмун. — Нельзя доверять слугам Империи Мрака!

Мальчик развел руками. На его лицо набежало облачко грусти.

— Мы здесь, в Днарке, добиваемся всего лишь равновесия. Оно и есть главная цель и причина существования Рунного Посоха. Умоляю вас, приберегите ваши споры до другого раза. Подайте друг другу руки и попробуйте наше угощение.

— Но я должен предупредить, — произнес д'Аверк более легким тоном, чем Хоукмун, — что Шенегар Тротт здесь появился не случайно. Обычно он приносит с собой беды и разрушения. Недаром граф Суссекский считается самым хитрым лордом Гранбретании.

Мальчик, похоже, смутился и лишь немного погодя снова пригласил их к столу:

— Садитесь, пожалуйста…

— А где ваш флот, граф Шенегар? — спросил д'Аверк, усаживаясь на скамью и придвигая к себе блюдо с рыбой.

— Флот? — с невинным видом переспросил Тротт. — Какой флот? Я ничего не говорил о флоте, а только упоминал о своем корабле, который пристал в нескольких милях от города.

— Тогда, должно быть, это большой корабль, — пробурчал Хоукмун, взяв кусок хлеба. — Что-то непохоже, чтобы граф Империи Мрака отправлялся в путешествие, не подготовившись к битве.

— Вы забыли, что в Гранбретании тоже есть ученые и исследователи, — возразил с показной обидой Тротт. — Мы ищем знания, истину и разум. Мы ведь хотим объединить враждующие государства Европы и добиться мира.

Д'Аверк никак не отреагировал на эту сентенцию, лишь закашлял еще более нарочито.

И тут Тротт выкинул нечто совершенно невероятное для вельможи Империи Мрака. Он сдвинул маску на затылок и принялся за еду. В Гранбретании этот поступок всех бы шокировал. Там считалось неприличным открывать свое лицо, а уж тем более есть на виду у всех.

Тротт слыл личностью эксцентричной. И вся знать Гранбретании терпела его только потому, что он был владельцем громадного состояния и обладал недюжинными военными способностями.

Его белое и пухлое лицо действительно было похоже на маску. В холодных глазах угадывался ум и способность принимать любое обличье.

Все молча ели, лишь мальчик не притрагивался к еде. Хоукмун нарушил молчание, указав на тяжелые посеребренные доспехи графа:

— Если у вас мирная исследовательская миссия, зачем вы путешествуете в таком костюме?

— Нельзя предугадать, с какими опасностями придется столкнуться в пути.

Д'Аверк сменил тему, понимая, что Тротта голыми руками не возьмешь.

— Как протекает война в Европе? — спросил он.

— В Европе нет никакой войны, — заверил его Тротт.

— Никакой войны? — ехидно переспросил Хоукмун. — Тогда почему же мы изгнаны из своих владений и находимся здесь?

— Мир царит во всей Европе. За этим следит наш добрый покровитель король Хеон, — пояснил Шенегар Тротт, дружески подмигнув. Это заставило Хоукмуна промолчать.

— За исключением разве что Камарга, — добавил Тротт, — как известно, он исчез. Мой собрат барон Мелиадус был крайне взбешен этим обстоятельством.

— Я в этом не сомневаюсь, — сказал Хоукмун. — А он все еще мечтает отомстить нам?

— Да… Вернее, когда я покидал Лондру, он уже стал посмешищем почти для всего двора.

— Кажется, вы не слишком симпатизируете барону? — поинтересовался д'Аверк.

— Вы меня правильно поняли, — подтвердил граф Шенегар. — Хотя я верен своей родине и королю, я не всегда согласен с тем, что делалось от его имени. Я всего лишь выполнял приказы. Я — патриот. Но, по правде говоря, я предпочел бы сидеть дома, читать книги и писать мемуары. Ведь когда-то я считался подающим большие надежды поэтом.

— Когда-то… Но теперь вы пишете лишь эпитафии, да и то — огнем и кровью, — бросил Хоукмун.

Вместо того, чтобы обидеться, граф Шенегар с достоинством ответил:

— У вас своя точка зрения, у меня — своя. Я верю в справедливость нашего дела, в то, что необходимо объединение всего мира. А личные интересы, пусть даже самые благородные, должны быть принесены в жертву великим принципам.

Но Хоукмуна нельзя было переубедить.

— Это обычный ответ гранбретанца, — заявил Хоукмун. — То же самое говорил Брассу барон Мелиадус, когда собирался похитить дочь графа.

— Мое мнение о бароне вы уже слышали, — возразил граф Тротт. — Что поделаешь, при каждом дворе есть свой шут.

Казалось, Шенегар Тротт пытается убедить не Хоукмуна и д'Аверка, а мальчика, который безмолвно слушал их разговор.

Закончив есть, Тротт отодвинул от себя блюдо и опустил на лицо маску.

— Благодарю вас, сэр, за гостеприимство, — обратился он к хозяину. — А теперь мне очень хотелось бы посмотреть на легендарный Рунный Посох. Это мне доставит большую радость…

Хоукмун и д'Аверк выразительно посмотрели на мальчика, но тот будто бы не заметил этого.

— Сейчас уже поздно, — ответил Дженемайя Коналиас. — Мы посетим зал Рунного Посоха завтра. А пока вы можете отдохнуть. Комнаты для вас приготовлены. Там вы найдете все необходимое. А я навещу вас утром.

— Спасибо за предложение, — Шенегар Тротт поднялся и поклонился, — но мне нужно вернуться на корабль, иначе мои люди будут волноваться. Я присоединюсь к вам завтра.

— Как пожелаете, — согласился мальчик.

— Мы благодарим вас за гостеприимство, — произнес в свою очередь Хоукмун. — Но еще раз предупреждаю вас, что Шенегар Тротт преследует не те цели, о которых он здесь говорил.

— Такое упорство достойно восхищения. — Шенегар Тротт шутливо махнул рукой в латной рукавице и беззаботной походкой покинул зал.

— Боюсь, что сон сегодня будет тревожным: наш враг в Днарке, — сказал д'Аверк.

— Не бойтесь, — успокоил их мальчик. — Великие Добродетельные Люди помогут вам и защитят от любой опасности. Спокойной ночи, господа! До завтра!

Мальчик вышел из зала, а Хоукмун и д'Аверк отправились осматривать комнаты, где для них были приготовлены постели.

— А вдруг Шенегар Тротт задумал что-нибудь скверное и попытается причинить зло мальчику?

— Нам придется защитить его, — отозвался д'Аверк. — Спокойной ночи, Хоукмун.

Хоукмун вошел в свою комнату, наполненную светящимися тенями. Звучала та же неземная музыка. «Колыбельная», — подумал Хоукмун и сразу же крепко заснул.

Глава 8 УЛЬТИМАТУМ

Хоукмун пробудился, чувствуя себя посвежевшим и отдохнувшим, но тут же насторожился, завидев, как светящиеся тени кружатся вокруг него, словно в испуганном танце. От них исходило холодное голубоватое свечение.

Предчувствуя недоброе, Хоукмун поспешил подняться с постели и препоясался мечом.

В тот же миг к нему в комнату вбежал д'Аверк:

— Что стряслось, Хоукмун, ты не знаешь?

— Не имею понятия. Не замышляет ли Шенегар Тротт нападение на Днарк? Может быть, мальчик попал в беду?

Мгновение спустя светящиеся тени заключили их в свои холодные объятия, и друзья почувствовали, что их стремительно уносят куда-то.

Они пронеслись через зал, где накануне ужинали, пролетели по коридорам, покинули здание. И вот их поглотил золотой свет…

Тени замедлили свой полет; Хоукмун и д'Аверк, едва переведя дух, увидели далеко внизу главную площадь и побледнели от страха — под ногами не было никакой опоры. Но все-таки они не падали: что-то держало их в воздухе.

Внизу, на площади, крохотные фигурки двигались по направлению к башне.

— Это же целая армия! — воскликнул Хоукмун. — Здесь их, должно быть, не меньше тысячи. Вот чего стоят красивые слова Шенегара Тротта о его мирных намерениях! Он вторгся в Днарк! Но зачем?

— Разве тебе еще не ясно? — мрачно ответил д'Аверк. — Он ищет Рунный Посох, чтобы с его помощью стать властелином всего мира.

— Но он же не знает, где находится Посох!

— Вот потому-то Тротт, вероятно, и собирается захватить башню. Видишь, воины уже внутри!

Друзья в ужасе смотрели на открывшуюся им зловещую картину.

— Мы должны спуститься, — сказал Хоукмун.

— Но ведь нас всего двое против тысячи! — воскликнул д'Аверк.

— Да, но если с помощью Меча Рассвета я снова вызову Легион Рассвета, то мы сумеем их одолеть! — возразил Хоукмун.

Словно уловив смысл его слов, Великие Добродетельные Люди стали снижаться. Хоукмун и д'Аверк быстро упали вниз — прямо на площадь, целиком заполненную людьми в масках. Это были слуги Империи Мрака, воины Легиона Сокола. Как и в Легион Стервятников, сюда тоже были набраны добровольцы из других стран — еще более жестокие, чем гранбретанцы. Налитые яростью глаза Соколов устремились вверх в предвкушении кровавого пира. Казалось, что клювы их с легкостью растерзают двух врагов Империи Мрака. Мечи, палицы, топоры напоминали когти хищных птиц, готовых разорвать на части добычу.

Светящиеся тени опустили Хоукмуна и д'Аверка у входа в башню. И едва друзья успели выхватить мечи, как на них уже налетели Соколы. Вдруг из дверного проема появился Шенегар Тротт и окликнул своих солдат:

— Стойте, Соколы мои! В кровопролитии нет надобности. Мальчик у меня!

Хоукмун и д'Аверк увидели, как он поднял за одежду брыкающегося Дженемайю Коналиаса и показал его своим солдатам.

— Я знаю, этот город кишит привидениями, которые сделают все, чтобы помешать нам, — объявил граф. — И если они тронут хоть одного из нас, я перережу мальчишке горло!

Хоукмун потянулся за мечом, чтобы вызвать Легион Рассвета. Но Тротт, заметив это, погрозил ему пальцем:

— Вы погубите ребенка, герцог Кельнский!

С гневом глядя на него, Хоукмун опустил руку и обратился к мальчику:

— Я же предупреждал тебя о его вероломстве!

— Да… — Мальчик запыхался, пытаясь вырваться из рук Трот-та. — Мне следовало обратить больше внимания на ваши слова, сэр…

Граф Шенегар засмеялся. Его маска сверкала в золотистом свете.

— А теперь говори, где находится Рунный Посох! Мальчик кивнул на цилиндрическую башню:

— Зал Рунного Посоха там, внутри. Шенегар Тротт обернулся к своим воинам:

— Хорошенько следите за этой парочкой. Я предпочел бы привезти их живыми! Король-император будет весьма доволен, если мы вернемся и с Рунным Посохом, и с героями Камарга. Оставьте нескольких воинов следить за пленниками, остальные — за мной! Если только они шевельнутся, крикните мне, и я отхвачу у мальчишки ухо-другое, — он вынул кинжал и взмахнул им у лица мальчика.

Шенегар Тротт и его войско исчезли в башне, а шестеро воинов остались охранять Хоукмуна и д'Аверка.

— Если бы мальчик внял нашим предупреждениям! — нахмурился Хоукмун. Стоило ему сделать один шаг, как Соколы угрожающе зашевелились. — Как же нам теперь спасти и его, и Рунный Посох из лап Тротта?

Вдруг их охрана уставилась вверх в немалом удивлении. Взгляд д'Аверка устремился в том же направлении.

Это возвращались светящиеся тени.

— Кажется, нам пришли на помощь, — улыбнулся д'Аверк.

Соколы еще не успели ничего понять, а тени уже обволокли двух друзей и спокойно стали подниматься вверх. Воины пришли в замешательство и принялись размахивать мечами, пытаясь их остановить. А потом повернулись и побежали в башню — предупредить своего предводителя о том, что пленники на свободе.

Все выше и выше поднимались Великие Добродетельные Люди, унося Хоукмуна и д'Аверка в светящееся марево, сгустившееся до золотистого тумана. В этом тумане друзья не могли видеть даже друг друга, не говоря уже о том, что было внизу.

Им казалось, что они провели в воздухе не один час, прежде чем туман стал редеть.

Глава 9 РУННЫЙ ПОСОХ

Золотистый туман наконец рассеялся, и Хоукмун был вынужден на миг зажмуриться, такое царило здесь буйство света, настоящий фейерверк всевозможных красок и оттенков. Изливаясь откуда-то из центра зала, лучи создавали в воздухе самые причудливые и невероятные фигуры.

Сощурившись, Хоукмун осмотрелся по сторонам. Оказалось, что они парят под самым потолком зала, стены которого были сделаны из оникса и полупрозрачного изумруда. По центру возвышался помост, к которому со всех сторон вели широкие лестницы.

Светился предмет, находящийся в центре этого помоста. Все эти радужные узоры — звезды, конусы, круги — постоянно перемещались, но источник их оставался недвижим. Это был небольшой, длиной примерно с короткий меч, черный жезл.

«И это Рунный Посох?» — недоумевал Хоукмун. Слишком невзрачно выглядел он для предмета, о мощи которого ходило столько легенд. Хоукмун представлял его огромным — высотой с человека. А эту вещицу он мог унести в одной руке.

Внезапно открылась дверь, и в зал ввалились Шенегар Тротт и его телохранители из Легиона Сокола. Мальчик все так же дергался в руках графа Суссекского. Гнусный смех злодея-гранбретанца раскатился по всему залу:

— Наконец-то он мой! Даже король-император не посмеет мне ни в чем отказать, когда в моих руках будет сам Рунный Посох!

Хоукмун почувствовал, что в воздухе стал распространяться душистый горько-сладкий запах. Зал заполнился мягким гудящим звуком.

Великие Добродетельные Люди опустили Хоукмуна и д'Аверка на одну из лестниц, ведущих к Рунному Посоху. И тут граф Шенегар увидел их.

— Как?! — воскликнул Тротт.

Хоукмун окинул врага полным ненависти взглядом и приказал:

— Отпусти ребенка!

Граф Суссекский рассмеялся, мгновенно оправившись от неожиданности:

— Сначала объясните мне, как вам удалось попасть сюда раньше нас?

— С помощью сверхъестественных созданий, которых ты так боялся. Но, кроме них, у нас есть и другие друзья, граф Шенегар.

Кинжал Тротта замер в дюйме от лица мальчика.

— Я был бы последним идиотом, если б упустил свой единственный шанс!

— Предупреждаю тебя, граф, — произнес Хоукмун, — этот клинок — не простое оружие. Видишь, как пылает он розовым светом!

— Да, забавная вещица! Но вряд ли она помешает мне выколоть этому сорванцу глаза!

Д'Аверк окинул взглядом зал. Светящиеся тени, похоже, наблюдали за ними, повиснув под самым потолком.

— Судя по всему, ждать какой-то еще помощи от светящихся теней не приходится, — прошептал д'Аверк. — Очевидно, они хотят остаться в стороне от людских дел.

— Если ты отпустишь мальчика, я позволю тебе покинуть Днарк невредимым, — пообещал Тротту Хоукмун.

— Неужели? — засмеялся тот. — И вы сможете изгнать нас из города? Вы двое?

— У нас есть союзники! Не забывайте об этом!

— Возможно… Но у меня есть встречное предложение: сложите мечи и позвольте мне взять Рунный Посох. Когда он будет у меня в руках, вы получите мальчишку.

— Живого?

— Живого.

— Как можно доверять такому человеку, как Шенегар Тротт? — задал себе риторический вопрос д'Аверк. — Он убьет мальчика, а потом разделается с нами. У вельмож Гранбретании не в обычае держать свое слово.

— Если бы у нас были какие-то гарантии… — прошептал в отчаянии Хоукмун.

В этот момент позади двух друзей раздался знакомый голос, и они удивленно обернулись.

— Немедленно освободи ребенка! У тебя нет выбора, Шенегар Тротт! — прогремел из-под черно-золотого шлема голос Рыцаря.

С другой стороны появился Орланд Фанк со своим чудовищным топором на плече.

— Как вы сюда попали? — поразился Хоукмун.

— Я мог бы задать вам тот же вопрос, — усмехнулся Фанк. — По крайней мере, теперь мы все в сборе и ничто не мешает нам обсудить сложившуюся ситуацию.

Глава 10 ДУХ РУННОГО ПОСОХА

Граф Суссекский со смехом покачал головой:

— Да пусть вас и стало теперь четверо, что это меняет? У меня за спиной тысяча воинов, и мальчишка тоже у меня в руках. Так что — дорогу, господа. Дайте мне забрать Рунный Посох.

Орланд Фанк лишь усмехнулся в ответ, а Рыцарь-в-Черном-и-Золотом переступил с ноги на ногу. Хоукмун с д'Аверком вопрошающе покосились на них.

— Полагаю, вы кое-что упустили, — произнес Орланд Фанк. — В ваших доводах есть одна слабость.

— Абсолютно никакой, — Шенегар Тротт двинулся вперед.

— А я бы сказал, что есть…

— Тогда какая же?

— Вы думаете, что можете удержать мальчика?

— Я могу убить его прежде, чем вы успеете что-нибудь предпринять.

— Но вы думаете, что ребенок не может освободиться от вас?

— Освободиться… — Шенегар Тротт хохотнул, подняв трепыхающего ребенка за одежду. — Полюбуйтесь!

Вдруг у гранбретанца вырвался крик удивления. Дженемайя Коналиас, казалось, вытек из его рук, вытянулся в узкую ленту, которая в искаженном виде сохранила очертания тела мальчика, а потом превратилась в луч света. Музыка в зале стала громче, а запах еще сильней.

Шенегар попытался схватить этот луч, но тщетно. Он оказался так же неуловим, как и светящиеся тени.

— Клянусь Сферой Хеона, он не человек! — завизжал в бессильной ярости Тротт. — Он не человек!

— А он на это и не притязал, — мягко заметил Орланд Фанк и весело подмигнул Хоукмуну. — Теперь вы с другом готовы к хорошей драке?

— Конечно, готовы! — усмехнулся в ответ Хоукмун.

В это время мальчик (вернее то, что осталось от него), проплыл над их головами и коснулся Рунного Посоха. В воздухе появились новые узоры, а по лицам и доспехам пробежали полосы света.

Орланд Фанк внимательно следил за этими полосами. Лицо оркнейца стало печальным, когда луч света, который раньше был мальчиком, растворился в Рунном Посохе. Мальчик исчез, а Рунный Посох засиял еще ярче.

— Так кто же он, этот Дженемайя Коналиас?! — воскликнул Хоукмун.

— Ясно кто — дух Рунного Посоха, — ответил Орланд Фанк. — Он редко принимает облик человека. Вам оказана особая честь.

— Тебе пора приготовиться к смерти, граф Суссекский! — прогремел из-под опущенного забрала голос Рыцаря-в-Черном-и-Золотом.

— Вы опять ошибаетесь! — как безумный расхохотался Шенегар Тротт. — Вас четверо, а нас — тысяча. Вы умрете еще до того, как я завладею Рунным Посохом!

Тогда Рыцарь обратился к Хоукмуну:

— Герцог Кельнский, не хотите ли вызвать нам подмогу?

— С удовольствием, — отозвался Хоукмун и поднял над головой розовый меч. — Я вызываю Легион Рассвета!

И зал сразу же озарился розовым сиянием. Появилась сотня свирепых воинов. На них были набедренные повязки из цветной ткани, а в руках они держали громадные дубины с шипами и копья, украшенные пучками волос. Их темные тела и лица были вымазаны яркой краской. От ударов их защищали пластины, привязанные к рукам и ногам сыромятными ремнями. Они окинули зал печальными взорами и запели тягучую погребальную песнь.

Это были воины Рассвета.

И солдаты Ордена Сокола, повидавшие на своем веку всякое, узрев этих дикарей, в ужасе закричали. Шенегар Тротт невольно отшатнулся.

— Я предлагаю вам сложить оружие и сдаться, — решительно заявил Хоукмун.

— Никогда! — замотал головой Тротт. — Нас все равно больше, чем вас!

— Тогда приступим, — сказал Хоукмун и начал спускаться по лестнице навстречу врагам.

Шенегар Тротт выхватил огромный меч и встал в позицию. Хоукмун взмахнул мечом Рассвета, но граф увернулся и сделал выпад, едва не распоров Хоукмуну живот. Что и говорить, Хоукмун в своем легком шелковом наряде был более уязвим, чем Тротт, закованный в латы…

Погребальная песнь воинов Рассвета сменилась грозным воем. Они бросились вслед за Хоукмуном и принялись орудовать дубинами и копьями. Свирепые Соколы доблестно встретили их.

Но вскоре гранбретанцы обнаружили, что на месте каждого убитого воина Рассвета появляется новый, и это выбило их из колеи.

Тем временем д'Аверк, Орланд Фанк и Рыцарь-в-Черном-и-Золотом спускались по лестнице, без устали работая клинками.

Следующим ударом Шенегар Тротт разорвал Хоукмуну рукав рубашки, а удар герцога Кельнского пришелся по маске противника, которая прогнулась, став еще более уродливой.

В тот самый момент, когда Хоукмун отскочил, чтобы нанести последний удар, кто-то ударил его по затылку древком топора. Хоукмун повернулся и, падая, увидел солдата-Сокола. Уже теряя сознание, он успел заметить, как исчезают воины Рассвета. Похоже, они не могли драться, если Хоукмун был в беспамятстве. Он попытался сосредоточиться и взять себя в руки. Но было поздно.

Падая с лестницы лицом вниз, он услышал зловещий смех Шенегара Тротта.

Глава 11 ГИБЕЛЬ БРАТА

Прошло какое-то время, и Хоукмун, наконец, пришел в себя. Откуда-то, как сквозь пелену, до него доносились звуки внешнего мира и шум отдаленной битвы. Тряхнув головой, Хоукмун попытался подняться на ноги, но сразу не смог сделать этого, поскольку его придавило по меньшей мере четырьмя трупами. Что ж, его друзья сумели славно за себя постоять.

С трудом выбравшись из-под груды тел, Хоукмун обнаружил, что Шенегар уже тянется к Рунному Посоху. Там же находился Рыцарь-в-Черном-и-Золотом. Его ранили, когда он пытался помешать гранбретанцу добраться до Рунного Посоха.

Шенегар Тротт поднял огромную булаву и обрушил ее на шлем Рыцаря. Шлем сплющился, и Рыцарь зашатался.

Хоукмун набрал в легкие воздуха и хриплым голосом закричал:

— Легион Рассвета! Вернись ко мне!

И тогда вновь появились воины в розовом сиянии. Они бросились в атаку, рассекая ряды застывших от удивления Соколов.

Шатаясь, Хоукмун начал подниматься по лестнице, но на него повалилось тело в черно-золотых доспехах. Герцог подхватил падающего Рыцаря, будучи уверен, что под доспехами уже не бьется сердце.

Хоукмун горько пожалел о человеке, к которому раньше не испытывал особой симпатии. Он попытался открыть забрало, чтобы увидеть лицо загадочного Рыцаря, направившего их сюда. Но забрало не поддавалось — его нельзя было сдвинуть ни на дюйм: так деформировался шлем от удара Шенегара Тротта.

— Рыцарь…

— Рыцарь убит! — Шенегар Тротт сорвал с себя маску и с победоносным видом протянул руку к Рунному Посоху. — И твоя смерть близка, Дориан Хоукмун!

Хоукмун выпустил из рук мертвое тело и с воплем ярости взлетел по лестнице к своему врагу. Шенегар Тротт обернулся, отступая от Рунного Посоха, и вновь поднял свою булаву.

Хоукмун увернулся от удара и, приблизившись к Тротту, сцепился с ним на верней ступеньке. Повсюду шла кровавая резня.

Краем глаза Хоукмун разглядел д'Аверка, который отчаянно бился с пятью Соколами. Рубашка д'Аверка превратилась в кровавые лохмотья, левая рука бессильно висела. Орланд Фанк вращал над головой своим громадным топором, оглашая зал страшным боевым кличем.

— Ты умрешь, Хоукмун! — прорычал Тротт, и Хоукмун был поражен силой его ударов. — Ты должен умереть, чтобы Рунный Посох стал моим!

— Он никогда не станет твоим! Им не может владеть человек! — Хоукмун изо всех сил рванулся вперед и, прорвав оборону Шенгара Тротта, нанес ему удар прямо в лицо. Граф завизжал, но продолжал наступать, и тогда герцог Кельнский пнул Тротта сапогом в грудь. Граф скатился с помоста, но, ослепленный яростью, вскочил и снова бросился на Хоукмуна. И наткнулся на Меч Рассвета. Так и умер Шенегар Тротт: с непристойным ругательством на устах, бросив последний взгляд на вожделенный Рунный Посох.

Хоукмун осмотрелся. Легион Рассвета заканчивал свою работу, добивая последних врагов. Д'Аверк и Орланд Фанк устало прислонились к перилам.

Когда умер последний гранбретанец, Легион Рассвета исчез.

Хоукмун посмотрел на труп Шенегара Тротта и нахмурился:

— Одного мы уничтожили. Но где побывал один, там жди другого. Днарк никак не защищен от Империи Мрака, и…

Фанк чихнул и вытер нос рукавом.

— Именно ты и должен обеспечить безопасность Днарка и безопасность остального мира, если уж на то пошло.

— Как я могу это сделать? — саркастически усмехнулся Хоукмун.

Фанк открыл рот, чтобы ответить, но вместо слов с его губ сорвался стон:

— Брат! — Фанк увидел неподвижное тело Рыцаря-в-Черном-и-Золотом. Он, шатаясь, спустился по лестнице и обнял мертвеца.

— Он мертв, — мягко проговорил Хоукмун. — Он пал от руки Шенегара Тротта, а я убил Тротта…

По лицу Фанка катились слезы.

Хоукмун и д'Аверк отвернулись от плачущего воина и осмотрели зал Рунного Посоха, весь заваленный трупами. Даже узоры, мельтешащие в воздухе, приняли красноватый оттенок. Горько-сладкий аромат не мог заглушить запах смерти.

Хоукмун вложил в ножны Меч Рассвета.

— Теперь-то нам можно вернуться в Европу, хотел бы я знать? — произнес Хоукмун. — Мы выполнили свою задачу — спасли Рунный Посох…

Его прервал знакомый нежный голос. Обернувшись, Хоукмун увидел Дженемайю Коналиаса. Тот стоял в центре помоста с Рунным Посохом в руках.

— Теперь, герцог Кельнский, ты возьмешь то, что заслужил по праву, — сказал мальчик. В его раскосых глазах светилась улыбка. — Ты вернешься в Европу, а Рунный Посох поможет тебе решить судьбу Земли.

— В Европу?! Я думал, что его нельзя увозить из Днарка!

— Можно, но не всякому. А ты, как избранник Рунного Посоха, можешь взять его. Служи ему верой и правдой. Защищай его! И он защитит тебя.

— А в чем его секрет? — поинтересовался д'Аверк.

— Он будет с вами как символ. Пусть все люди знают, что Рунный Посох на вашей стороне. Расскажи всем, что барон Мелиадус посмел поклясться Рунным Посохом и этим предопределил дальнейшие события, которые приведут к гибели одного из вас. Иди и вторгнись в Гранбретанию, если сможешь это сделать, или погибни. Грядет последняя и величайшая великая битва — битва между бароном Мелиадусом и герцогом Хоукмуном. А арбитром в ней будет Рунный Посох.

Хоукмун молча принял Посох. Он был холодным на ощупь и очень тяжелым, а вокруг него все еще переливались цветные узоры.

— Благодарю тебя! — тихо сказал Хоукмун.

— Великие Добродетельные Люди помогут вам вернуться домой, — добавил мальчик. — Прощай, Хоукмун.

— Прощай. Куда же ты отправишься теперь?

— Туда, где я должен быть.

И вдруг мальчик снова стал вытягиваться, превращаясь в луч золотистого света, какое-то время еще сохраняя подобие человеческого тела. Потом он как бы влился в Рунный Посох, и в маленьком холодном предмете сразу же заиграли жизнь, тепло и свет.

Хоукмун с трепетом спрятал Рунный Посох за пазуху.

Когда они выходили из зала, д'Аверк заметил, что Орланд Фанк все еще плачет.

— Что тебя так расстраивает? — спросил д'Аверк. — Ты все еще горюешь о человеке, который был тебе братом?

— Да… Но еще больше я горюю о своем сыне.

— О сыне? А что с ним?

Орланд Фанк указал в сторону Хоукмуна:

— Он у него.

— О чем это ты?

— Я знаю, что так и должно быть, — тяжело вздохнул Фанк. — Но я все-таки человек и могу плакать… Я говорю о Дженемайе Коналиасе.

— О мальчике? О Духе Рунного Посоха?

— Да, он был моим сыном или мной самим… Я никогда не мог понять всего этого…

Часть II

«Известно, что человек, поклявшийся Рунным Посохом, должен либо исполнить свой обет, либо погибнуть. Это предопределено всем ходом событий, которые последуют за клятвой. А барон Мелиадус Кройденский дал такой зарок, пожелав отомстить всем обитателям замка Брасс. Он поклялся, что Иссельда, дочь графа Брасса, будет принадлежать ему. В тот злополучный день, много месяцев назад, возник новый узор на ткани истории, а бароном овладели смутные, противоестественные желания. Именно тогда Хоукмун оказался втянут в опасное приключение. Но теперь история эта близилась к завершению. И развязку эту едва ли можно было назвать счастливой…»

Из «Летописи Рунного Посоха»

Глава 1 РАЗГОВОР НА ВЕРАНДЕ

Балкон, где устроились собеседники, выходил на реку Тайму, которая струила свои кроваво-красные волны мимо причудливых и мрачных башен Лондры. Время от времени над ними, лязгая сталью, пролетал орнитоптер, блестящая металлическая птица. По реке баржи, украшенные бронзой и слоновой костью, везли с побережья награбленную добычу, пленных женщин, мужчин и детей, угодивших в рабство к повелителям Империи Мрака.

Тяжелый пурпурный бархатный занавес, украшенный алыми шелковыми кистями, скрывал людей, сидевших на балконе, от любопытных взглядов со стороны, а тень скрывала их от людей на баржах.

Посреди балкона красовался витой медный столик и два позолоченных кресла с синей бархатной обивкой. На богато инкрустированном подносе стоял кувшин из темного стекла, наполненный вином, и пара бокалов. По обеим сторонам двери, ведущей на веранду, стояли обнаженные девушки. Румяна украшали не только их лица, но и груди, и лобки. Всякий, кто был знаком со знатью Лондры, сразу узнал бы в них рабынь барона Мелиадуса Кройденского, ибо единственной их одеждой были румяна и пудра — на этом настаивал барон.

Одна из девушек — блондинка, устремившая неподвижный взгляд на реку — скорее всего была взята в плен в Германии, а другая — темноволосая — несомненно была родом из какого-нибудь городка на Ближнем Востоке, тоже присоединенного бароном к своим владениям.

В позолоченных креслах сидели мужчина и женщина. Женщина была одета в богатую парчу. Ее наряд дополняла серебряная маска Цапли. Плечи мужчины, одетого в костюм из черной кожи, увенчивала огромная маска, изображавшая морду оскалившегося черного волка. Он опустил в свой бокал золотую трубочку, вставил ее в крохотное отверстие напротив рта, скрытого под маской, и стал медленно потягивать вино.

Мужчина и женщина молчали. До них доносились лишь шум проплывающих барж, плеск волн, разбивающихся о гранит набережной, визг или смех из башен замка и мерное хлопанье крыльев орнитоптера высоко над ними.

Наконец человек в маске Волка заговорил тихим, приятным голосом. Не поворачивая головы, женщина дала понять, что слышит, но продолжала смотреть на кроваво-красную воду.

— Ты, Флана, знаешь, что сама находишься под подозрением? Король Хеон думает, что именно с тобой как-то связано таинственное безумие, охватившее стражников в ночь исчезновения эмиссаров из Краснокитая. Естественно, я рискую своим положением, встречаясь с тобой в такой обстановке, но я думаю лишь о нашей великой родине, о славе Гранбретании… — говоривший сделал паузу, ожидая ответа, но так его и не дождался. — Совершенно очевидно, Флана, что нынешняя ситуация при дворе — не лучшая для Империи. Я, конечно, восторгаюсь эксцентричностью, и все такое… Но есть существенная разница между эксцентричностью и старческим маразмом. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Флана Микосеваар опять промолчала.

— Я полагаю, — продолжал мужчина, — что нам нужен новый правитель. Есть лишь один человек, который находится в прямом родстве с Хеоном и которого все примут в качестве сюзерена, законного наследника трона Империи Мрака.

Не последовало никакого ответа.

Мужчина в волчьей маске нагнулся к женщине:

— Флана?

Маска Цапли повернулась, взгляд скользнул по маске оскалившегося Волка.

— Флана, ты могла бы стать королевой-императрицей Гранбретании! Если я стану твоим регентом, мы сможем обеспечить безопасность нашей страны и завоеванных территорий. Мы сделаем Гранбретанию еще более великой и завоюем весь мир!

— А что нам делать с миром, когда он будет принадлежать нам? — прервала собеседника Флана Микосеваар.

— Наслаждаться и пользоваться им!

— Но разве нельзя устать от насилия, грабежей и убийств? От пыток и ненависти?

Казалось, Мелиадуса озадачило ее замечание.

— Пресытиться можно, конечно, чем угодно. Но нельзя забывать и о другом. Об экспериментах Калана и Тарагорма, если уж на то пошло. Имея в своем распоряжении ресурсы всего мира, наши ученые смогут творить чудеса! Они даже смогут построить для нас космические корабли, подобные тому, на котором, если верить легендам, был доставлен на Землю Рунный Посох. Мы отправимся к новым мирам и завоюем их! И таким образом гранбретанская экспансия будет продолжаться миллионы лет!

— Значит, мы ищем всего лишь приключений и острых ощущений. Так, Мелиадус?

— Да, а почему бы и нет? Вокруг нас лишь хаос, и все бессмысленно — даже наша жизнь. Есть только одно, что может оправдать наше существование… Мы должны попробовать все ощущения, какие только способны испытать человеческая душа и тело. Это ведь наверняка займет миллион лет?

— Верно, это наше кредо, — кивнула, вздохнув, Флана. — Пожалуй, я могу согласиться с тобой, Мелиадус. Ведь то, что ты предлагаешь, не скучнее всего остального, — она пожала плечами. — Ладно, я стану королевой, когда это будет необходимо. А если король Хеон обнаружит нашу измену, что ж, смерть будет для нас только облегчением.

Услышав это, Мелиадус поднялся из-за стола, слегка потеряв свой апломб.

— Надеюсь, пока не придет время, ты никому ничего не скажешь, Флана?

— Не беспокойся, я никому ничего не скажу.

— Хорошо. Теперь я должен навестить Калана. Мой замысел привлек его, поскольку открывает большой простор научным экспериментам. Тарагорм тоже со мной…

— Ты доверяешь Тарагорму? Всем известно, как вы ненавидите друг друга…

— Да, это правда. Но теперь ненависть сменилась дружбой. А дело вот в чем… Как ты помнишь, наша вражда началась, когда он женился на моей сестре, с которой я сам хотел обвенчаться. Но моя сестра, как я слышал, согрешила с ослом, и Тарагорм застал ее на месте преступления. После чего рабы убили и мою сестру, и осла. Нам с Тарагормом пришлось вдвоем разобраться с этими рабами. Тогда-то мы и восстановили наши отношения. Тарагорму можно доверять, а он чувствует, что король Хеон препятствует его исследованиям.

Все это время они беседовали шепотом, так что даже рабыни у двери не могли их расслышать.

На прощание Мелиадус поклонился Флане, щелкнул пальцами, подавая рабыням знак принести носилки и доставить его домой.

Флана осталась в задумчивости. Она продолжала глядеть на воду, едва ли думая о замысле Мелиадуса. Она скорее грезила о красавце д'Аверке и о том времени, когда они смогут встретиться вновь. Графиня мечтала о том, как д'Аверк унесет ее куда-нибудь далеко от Лондры и от всех гнусных дворцовых интриг. Может быть, они отправятся во Францию, где находятся поместья, когда-то ему принадлежавшие, и которые она, став королевой, сможет ему вернуть…

Она подумала, что для нее все же будет выгодно стать королевой-императрицей. Тогда она сможет выбрать себе мужа, и им обязательно станет д'Аверк. Она простит ему все его преступления против Гранбретании и, наверное, помилует его друзей — Хоукмуна и остальных.

Но, судя по всему, Мелиадус не пощадит всех, если даже и согласится отменить смертный приговор д'Аверку.

Наверное, ее замысел не отличался мудростью. Она вздохнула, подумав о том, что все это ей абсолютно безразлично. Глупо надеяться на то, что д'Аверк до сих пор еще жив. В то же время Флана не видела никакой причины, мешающей ей принять хотя бы пассивное участие в заговоре Мелиадуса.

Графине Флане трудно было себе представить степень его отчаяния, если барон решился на такое. Ведь за две тысячи лет правления Хеона ни один гранбретанец не смел даже подумать о свержении короля.

Глава 2 МЫСЛИТЕЛЬНАЯ МАШИНА

Калан Витальский медленно провел бледными старческими пальцами по маске Змеи, скрывавшей его лицо. На дрожащих руках его проступили вены, похожие на голубых змеек. Он находился в просторном зале с высокими сводчатыми потолками, где была расположена главная лаборатория. Повсюду здесь проводили эксперименты люди, затянутые в доспехи, в масках Ордена Змеи, возглавляемого бароном Каланом. Загадочные устройства издавали странные звуки, источали резкие запахи, а вокруг вспыхивали и сверкали крохотные разноцветные молнии.

Для непосвященного взгляда зал этот как нельзя более напоминал преисподнюю. Ученые производили здесь эксперименты над человеческим разумом и телом. Они присоединяли людей к машинам. Некоторые из подопытных рабов дергались, стонали и кричали, будто умалишенные. Эти крики раздражали экспериментаторов, и они запихивали во рты особо буйных кляпы или вообще удаляли голосовые связки, добиваясь таким образом тишины.

Калан опустил руку на плечо Мелиадуса и показал на бездействующую машину:

— Вы помните ее? Это машина ментальности. Мы ее использовали для проверки разума Хоукмуна.

— Да, — пробурчал Мелиадус. — Именно это и заставило нас поверить, что он будет нам предан.

— Мы исходили лишь из известных нам факторов, не учитывая тех, которые не могли предвидеть, — отозвался Калан, защищая себя и свое изобретение. — Но я не потому упомянул о ней. Сегодня утром меня попросили использовать машину…

— Кто?

— Сам король-император. Он вызвал меня в тронный зал и сообщил, что желает проверить одного из придворных.

— И кого же?

— А как вы думаете, милорд?

— Меня?! — возмутился Мелиадус.

— Да, именно вас. Я думаю, что он усомнился в вашей преданности, барон.

— Как вы думаете, это серьезно?

— Не очень. Похоже, Хеона беспокоит то, что вы чересчур сосредоточены на своих личных замыслах и мало внимания уделяете интересам престола. Ему, скорее всего, хотелось бы узнать, насколько сильна ваша преданность и не оставили ли вы свои помыслы…

— И ты намерен подчиниться его приказу?

— А что, ты предлагаешь игнорировать его? — поинтересовался Калан.

— Нет… Но что же нам делать?

— Придется поместить тебя в машину ментальности. Но я думаю, что сумею получить нужные нам результаты, — Калан тихо засмеялся. — Ну как, Мелиадус, начнем?

Мелиадус медленно, с явной неохотой двинулся вперед, напряженно глядя на блестящую машину из красно-синего металла с различными выступами, тяжелыми членистыми суставами и приборами неизвестного назначения. Единственной округлой частью в ее конструкции был огромный колокол, подвешенный с помощью специальной системы, чем-то напоминающей гильотину.

Калан включил рубильник и сделал жест рукой, как бы извиняясь:

— Раньше мы держали машину в специальном зале. Но в последнее время стало катастрофически не хватать места для наших опытов. Это и есть одна из моих претензий. Как же можно от нас чего-то требовать, не создав соответствующих условий?

Из машины послышался звук, похожий на дыхание какого-то гигантского зверя. Мелиадус отступил на шаг. Калан снова тихо засмеялся и сделал служителям в змеиных масках знак, чтобы те подошли и помогли ему в работе с машиной.

— Будь добр, Мелиадус, встань под этот колокол, а мы опустим его.

Мелиадус окинул их подозрительным взглядом и занял место под колоколом. Колокол начал медленно опускаться, пока полностью не закрыл барона. Мягкие, похожие на плоть стенки изогнулись, заключая в себя его тело. Затем у барона появилось ощущение, будто в его мозг всадили раскаленную иглу, проникающую все глубже и глубже. Он попробовал было закричать, но голос его не слушался… У него начались галлюцинации, перемежающиеся с воспоминаниями о прошлом. Перед глазами проплывали битвы и казни, то и дело появлялось ненавистное лицо Дориана Хоукмуна, повторяясь в миллионах искаженных образов. И возникало прекрасное лицо Иссельды Брасс — женщины, которую он желал больше всех других женщин мира. Постепенно перед ним прошла вся его жизнь. Он вспомнил все, что с ним происходило, о чем он когда-либо думал и мечтал. Все… Но не в хронологическом порядке, а в порядке важности событий. И надо всем довлела его страсть к Иссельде, ненависть к Хоукмуну и замыслы о свержении короля Хеона.

Затем колокол поднялся, и Мелиадус снова увидел маску Калана. Как ни странно, но барон ощутил вдруг себя душевно очистившимся и испытывал теперь небывалый подъем духа.

— Ну, Калан, что ты обнаружил?

— Пока что ничего нового. Для получения окончательных результатов потребуется час-другой, — он хихикнул. — Император, увидев их, здорово бы позабавился!

— Надеюсь, он их не увидит.

— Он увидит несколько другое. Что твоя ненависть к Хоукмуну становится меньше, а любовь к императору — постоянна и глубока. Не зря говорят, что любовь и ненависть идут рука об руку! Так что твоя ненависть к Хеону, при незначительном вмешательстве с моей стороны, превратится в любовь.

— Хорошо. Давай теперь обсудим наши планы. Во-первых, мы должны найти способ вернуть замок Брасс в нашу плоскость или же найти путь туда. Во-вторых, нужно каким-то образом вдохнуть жизнь в Черный Камень, что находится во лбу у Хоукмуна. И тогда он вновь окажется в нашей власти. И, наконец, необходимо изобрести оружие, которое поможет нам победить Хеона.

— Конечно, — согласился Калан. — Уже все для этого есть: и новые металлы, и новые устройства, изобретенные мною для наших кораблей…

— Для тех, которыми сейчас командует Тротт?

— Да, эти двигатели гонят суда намного быстрее и на большие расстояния. Пока что ими оснащены только корабли Тротта. Он скоро должен прислать нам сообщение.

— А куда Тротт направился?

— Я не уверен, но думаю, что в Краснокитай… Да, путь не близкий!

— Допустим, что так, — согласился Мелиадус. — И все же давай не будем говорить о Тротте и обсудим наши дальнейшие действия. Тарагорм тоже думает над тем, как нам добраться до замка Брасс.

— Да, ему следует серьезно этим заняться, а я постараюсь активизировать Черный Камень, — предложил Калан.

— Давай, — согласился Мелиадус. — Но я еще посоветуюсь с Тарагормом и скоро вернусь.

С этими словами Мелиадус призвал своих рабынь с носилками. Он уселся в носилки, на прощание махнул рукой Калану и приказал девушкам нести себя во Дворец Времени.

Глава 3 ВЛАДЫКА ДВОРЦА ВРЕМЕНИ

Вскорости Мелиадус явился во дворец Тарагорма, выстроенный в форме огромных часов. Повсюду здесь слышался стук, лязг, жужжание и тиканье маленьких и больших маятников. Тарагорм в своей маске-Часах, показывающих абсолютно точное время, взял Мелиа-дуса под руку, и они вместе прошли через Зал Маятника. Гигантская медная чаша в пятьдесят тонн весом, сделанная в форме пылающего солнца, через весь зал ходила взад и вперед.

— Что скажешь, брат? — окликнул Мелиадус Тарагорма, стараясь перекричать шум механизмов. — Ты прислал мне сообщение, что у тебя имеется некая добрая весть для меня, я решил, что должен тут же увидеться с тобой.

— Да, я подумал, что лучше всего передать тебе новость лично, — Тарагорм повел Мелиадуса через короткий коридор в небольшое помещение, где стояли одни, но очень старые часы.

Барон затворил дверь, и наступила относительная тишина. Тарагорм показал на часы:

— Это, вероятно, самые старые часы в мире. Их сделал мастер Томас Томпсон, а теперь эту вещь называют «Старым Томпсоном».

— Никогда не слыхал о таком…

— Мастер-ремесленник — величайший в свом веке. Он жил задолго до Тысячелетия Ужаса.

— В самом деле? И это имеет какое-нибудь отношение к тому, что ты хотел мне сказать?

— Конечно, нет, — Тарагорм хлопнул в ладоши, и сразу же открылась боковая дверь. К ним навстречу шагнул тощий оборванец, лицо которого было скрыто под простой маской из потрескавшейся кожи. Человек отвесил Мелиадусу экстравагантный поклон.

— Кто это?

— Эльверезо Тозер. Ты помнишь, кто он?

— Конечно. Это он украл кольцо у Майгана, а затем исчез.

— Правильно. Расскажи-ка барону Мелиадусу, где ты был, Тозер!..

Тозер вновь поклонился, потом уселся на край стола, свесив ноги.

— Да не был я нигде, кроме замка Брасс.

Мелиадус внезапно подпрыгнул и, мгновенно оказавшись в другом конце комнаты, вцепился в пораженного Тозера.

— Где ты был? — зарычал он, тряся Тозера за рубашку.

— В з-з-замке Брасс, ваша честь…

Мелиадус встряхнул Тозера, подняв его за шиворот:

— Как? Как ты попал туда?

— Совершенно случайно… Я был взят в плен Хоукмуном Кельнским. У меня отняли мое кольцо, но я сумел вернуть его и бежал сюда… — на одном дыхании выпалил Тозер.

— Он принес с собой кое-какие чрезвычайно интересные сведения, — добавил Тарагорм. — Расскажи ему, Тозер!

— Существует такая машина, которая удерживает замок Брасс в другой плоскости и гарантирует его безопасность. Она находится в подземелье замка и тщательно охраняется. Ее привезли из местечка под названием Сориандум. Сделана она из какого-то кристалла.

— Это правда, Мелиадус, — засмеялся Тарагорм. — Я проверил слова Тозера раз десять. Я слышал об этой кристаллической машине, но даже не подозревал, что она еще где-то используется. Но если обобщить все сведения, которые передал мне Тозер, то… мне думается, я смогу сделать все, что требуется.

— Как, ты сможешь помочь нам найти дорогу в другую плоскость, к замку Брасс?!

— Все гораздо проще, чем ты думаешь… Я верну замок Брасс в нашу плоскость! И в самые кратчайшие сроки.

С минуту Мелиадус молча смотрел на Тарагорма, а потом громко засмеялся, почти заглушая стук часов:

— Наконец-то! Наконец-то! Спасибо тебе, брат! Спасибо, Тозер! Судьба определенно на моей стороне!

Глава 4 ВОЛЯ КОРОЛЯ

На другой день Мелиадусу объявили, что он должен немедленно явиться в тронный зал к королю Хеону.

Всю дорогу до дворца с лица Мелиадуса не сходила озабоченность. «Возможно, — гадал он, — предал Калан, сообщив королю истинные результаты проверки. Или же Хеон сам догадался, что дело неладно… Ведь за две тысячи прожитых лет он наверняка многое узнал о людях. Как знать? Возможно, Хеон сумел раскусить фальшивку, сработанную Каланом». Мелиадус ощутил приступ страха. А вдруг король велит стражникам-Богомолам уничтожить его, едва лишь он ступит на порог тронного зала?

Огромные створки дверей бесшумно разошлись, и Мелиадус с опаской уставился на стражников, выстроившихся в две шеренги. В противоположном конце, темная и загадочная, висела Тронная Сфера.

Барон направился к Тронной Сфере и, приблизившись, склонился в ожидании. Но Сфера долгое время оставалась темной и непроницаемой, как будто испытывала Мелиадуса.

Но вот наконец она окрасилась — сначала в зеленый, потом в розовый и белый цвета — и открыла скорченную фигурку короля, который пристально уставился на Мелиадуса:

— Барон…

— Благороднейший из правителей…

— Мы довольны тобой!

— Великий император… — поднял удивленные глаза Мелиадус.

— Мы довольны тобой и хотим оказать тебе честь…

— Могущественный владыка…

— И вот какую. Ты ведь знаешь, что Шенегар Тротт отправился с особой экспедицией?

— Знаю, о Влиятельный Монарх.

— А знаешь, куда?

— Нет, о Свет Вселенной.

— Он направился в Амарек, чтобы выяснить, встретим ли мы там сопротивление, если высадим на побережье свои войска.

— Значит, он встретил там сопротивление, о Бессмертный Правитель?…

— Да, мы озабочены его молчанием. Еще неделю назад Тротт должен был прислать сообщение.

— Благородный император, вы думаете, что он убит?

— Вот нам и хотелось бы это выяснить, барон. И узнать, кто его убил. Поэтому мы думаем доверить вторую экспедицию тебе.

Мелиадуса охватила ярость при мысли, что ему предлагают играть вторую скрипку после этого толстого шута Тротта. Он, Мелиадус, теряя время, должен рыскать вдоль берегов континента в надежде обнаружить останки Тротта. Он не потерпит ничего подобного!

Мелиадус в тот же миг напал бы на Тронную Сферу, если бы не был уверен, что этот бессмертный маразматик тут же прикажет страже убить его.

Граф проглотил оскорбление, и в его голове начал складываться новый замысел.

— Это большая честь для меня, король, — произнес он с притворным уничижением. — Мне самому подобрать экипажи кораблей?

— Как пожелаешь.

— Тогда я возьму надежных людей — своих Волков и воинов Ордена Стервятника.

— Но они же не моряки! Они даже не морская пехота!

— Среди Стервятников есть моряки, о Император Всего Мира, и я отберу именно их.

— Как пожелаешь, барон Мелиадус.

Мелиадус был поражен, узнав, что Тротт отплыл в Амарек. Еще бы, значит Хеон доверил графу Суссекскому задание, которое по праву должен был выполнять Мелиадус. Он сказал себе, что это еще один счет, который королю придется оплатить.

Мелиадус был рад, что дождался своего часа, и сделал вид, что покорился приказу короля — теперь уже своего основного врага, если не считать Хоукмуна.

На миг Мелиадус сделал вид, что раздумывает, а потом предложил:

— Если ты считаешь, что Стервятники не заслуживают доверия, о Монарх Пространства и Времени, то нельзя ли мне взять с собой их предводителя?

— Их предводителя? Но Азровак Микосеваар мертв, его убил Хоукмун!

— Да… Но его вдова унаследовала титул магистра.

— Флана! Женщина!

— Да, великий император. Я полагаю, она с ними управится.

— Странно, графиня Канберийская настолько рассеянна, что, мне кажется, она не управится и с кроликом. Но если ты так хочешь, милорд, пусть так и будет…

Около часа они подробно обсуждали детали предстоящего похода. Хеон поведал Мелиадусу все, что знал об экспедиции Тротта. Мелиадус ушел, и его глаза, невидимые под маской, сияли торжеством.

Глава 5 ФЛОТ В ДЮ-ВЕРЕ

Немногочисленный флот стал на якоре в мертвенно-бледных водах бухты города Дю-Вера. Отсюда виднелись его башни и набережная из красного камня. Тысячи орнитоптеров, сработанных в виде мифических зверей и птиц, располагались на плоских крышах домов, а внизу по улицам расхаживали пилоты в масках Ворона и Совы, смешиваясь с мореходами в масках Рыб и Морских Змеев.

Здесь также были пехота и кавалерия — Свиньи, Черепахи, Псы, Козлы и Быки. Все они готовились пересечь пролив, но не на кораблях, а по прославленному Серебряному мосту, который, сверкая и переливаясь всеми цветами радуги, изгибался огромной дугой и пропускал через себя большой поток людей — с континента и обратно.

На судах в порту толпились солдаты в масках Волков и Стервятников. Они были до зубов вооружены копьями, мечами и луками. Один из знаменосцев держал в руках знамя магистра Ордена Волка, а другой — магистра Ордена Стервятников (бывшего Легиона Стервятников, получившего свой высокий статус за битвы в Европе и в память его кровожадного предводителя Азровака Микоосеваара).

С кораблей сняли все паруса, а вместо них установили громадные водяные колеса, сделанные из украшенного искуснейшей резьбой дерева и металла, покрытого причудливыми узорами. Борта корабля украшали панели с картинами, изображавшими прежние морские победы Гранбретании. А на носах были установлены позолоченные фигуры, представляющие собой ужасных древних богов Гранбретании, которые, по преданиям, правили страной до Тысячелетия Ужаса — Йхоуна, Ихорга, Пхойла, Рхунга… Здесь же были: Чиршил, Воющий Бог; Джейджи Блад, Стонущий Бог; Бйрин Адасс, Поющий Бог; Идхим Слас, Плачущий Бог; Арал Вилсн, Рычащий Бог — верховный бог Гранбретании, отец Сквеса и Блансветида — богов Рока и Хаоса.

На мостике флагманского корабля возвышалась зловещая фигура барона Мелиадуса, а рядом с ним стояла графиня Флана Микосеваар.

Капитаны кораблей в масках Волка и Стервятника начали собираться здесь же внизу под мостиком. Они выжидающе глядели на барона.

Мелиадус откашлялся.

— Все вы, наверное, господа, гадаете о цели нашего плавания и пытаетесь понять, что это за странные корабли, на которых мы поплывем. Скажу вам, ибо здесь нет никакой тайны. Они снабжены двигателями — наподобие тех, что движут наши орнитоптеры, но намного мощнее. Эти двигатели изобрел герой Гранбретании барон Калан Витальский. Они могут нести нас через водные просторы гораздо быстрее, чем паруса, и независимо от воли стихии. Что же касается цели нашего плавания, то я расскажу вам об этом чуть позже. Этот корабль назван «Арал Вилсн» — в честь верховного бога древней Гранбретании. Его братья-корабли «Сквес» и «Блансветид» представляют древнюю, мрачную и кровавую славу нашей земли. Славу, которой, я уверен, все вы гордитесь… — Мелиадус перевел дыхание. — Вы не хотели бы оказаться недостойными ее, господа?

Ответом был мощный рев:

— Нет! Нет! Клянусь Аралом Вилсном! Клянусь Сквесом и Блансветидом! Нет!

— И вы сделаете все, чтобы Гранбретания сохранила свое могущество и свою неувядаемую славу?

— Да! Да!

— И вы все будете со мной заодно в той безумной авантюре, которая ожидает «Арал Вилсн» и его собратьев?

— Да! Скажи нам, что произойдет! Скажи!

— А вы не откажетесь от затеи? Последуете за мной до конца?

— Да! — в едином порыве выкрикнули более двух десятков глоток.

— Тогда следуйте за мной в каюту, и я изложу вам план со всеми подробностями. Но предупреждаю, если вы туда войдете, вам придется следовать за мной всегда. В противном случае вам не удастся покинуть каюту живыми!

Мелиадус сошел с мостика и направился в каюту. Все до единого последовали за ним.

Темная каюта барона освещалась только одним тусклым фонарем. На столе лежали карты, но Мелиадус не собирался сверять по ним курс.

— Не буду больше терять времени, господа, — произнес барон низким вибрирующим голосом, — а сразу же сообщу вам о характере нашей авантюры. Мы затеваем измену… — он откашлялся. — Нам предстоит поднять бунт против нашего правителя, короля-императора Хеона.

В каюте прозвучало несколько возгласов недоумения, и маски Волков и Стервятников с величайшим вниманием обратились к Мелиадусу.

— И не мое честолюбие побуждает меня к этому замыслу, а любовь к родной стране. Король Хеон безумен! — выпалил Мелиадус. — Две тысячи лет, прожитые им, омрачили его рассудок, а не придали ему мудрости. Наша экспедиция, например, должна отправиться в Амареку, чтобы узнать, нельзя ли завоевать этот континент. И это тогда, когда мы только что покорили Ближний Восток и есть еще части Московии, не принадлежащие нам!

— А вместо Хеона станете править вы, барон? — цинично съязвил капитан Стервятников.

— Вовсе нет, — покачал головой Мелиадус. — Нашей королевой станет Флана Микосеваар. Стревятники и Волки займут места Богомолов — тех, кто пользуется королевской милостью сейчас. Ваши ордена будут принадлежать к числу высших…

— Но ведь Стервятники — орден, состоящий из наемников, — заметил капитан Волков.

— Они доказали свою преданность Гранбретании, — вступился за них Мелиадус. — К тому же многие из наших высших орденов сейчас разлагаются… Империи Мрака нужна свежая кровь.

Еще один капитан Стервятников вступил в разговор:

— Так значит, Флана будет нашей королевой-императрицей… А вы, барон?

— Регентом и консортом. Я женюсь на Флане и буду ее первым помощником в государственных делах.

— Значит, вы станете настоящим королем-императором во всем, кроме титула, — добавил тот же капитан-Стервятник.

— Верно, я буду могуществен! Но в жилах Фланы течет королевская кровь. Она ваша королева-императрица по праву. Я буду всего лишь главнокомандующим, а все остальные государственные дела предоставлю ей. Потому что моя жизнь — это война, господа. И я только желаю изменить тактику наших военных действий.

Казалось, капитаны были удовлетворены.

— Поэтому вместо того, чтобы отплыть с утренним отливом в Амареку, — продолжал Мелиадус, — мы пройдем немного вдоль побережья, дожидаясь своего часа. А затем вернемся в устье Таймы, поднимемся вверх по течению до Лондры и прибудем в центр города раньше, чем кто-либо догадается о наших намерениях.

— Но ведь Хеон хорошо защищен! И взять штурмом его дворец практически невозможно! В городе наверняка есть преданные Хеону ордена, — предостерег еще один из военачальников — капитан Волков.

— У нас в городе тоже будут союзники! Многие пойдут за нами. На нашей стороне и Тарагорм, а он после смерти своего кузена стал наследным командиром нескольких тысяч воинов. Конечно, Орден Хорька невелик, но большая его часть находится сейчас в Лондре, а не в Европе, где размещены основные силы других орденов, которые охраняют наши владения. Все вельможи, которые приняли бы сторону Хеона, сейчас на материке. Так что для нанесения удара время выбрано превосходно. Барон Калан тоже поможет нам новым оружием и предоставит своих подчиненных — Змей. Если мы добьемся быстрой победы или даже незначительных успехов, то вполне вероятно, что к нам присоединятся и другие, потому что немногие испытывают любовь к королю Хеону и в глубине души все будут рады, если на троне окажется Флана.

— Моя преданность королю всегда была непоколебима, — признался один из Волков. — Она у меня врожденная.

— Так же, как верность духу Арала Вилэна и всему, что собой символизирует Гранбретания?… Разве эта преданность не врожденная? Разве она не сильнее верности королю?

Капитан некоторое время размышлял, а потом кивнул:

— Да, вы правы. С появлением новой императрицы на троне к нам вернется все наше величие.

— Оно вернется, обязательно вернется! — яростно пообещал Мелиадус, сверкая черными глазами в отверстиях маски.

Глава 6 ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЗАМОК БРАСС

По щекам Иссельды текли слезы радости. Она никак не могла заставить себя поверить, что перед ней ее возлюбленный муж. Она боялась даже дотронуться до него. Вдруг это всего лишь призрак, тень, которая растает при первом же прикосновении. Хоукмун со смехом шагнул вперед и стиснул любимую в объятиях, осушив ее слезы поцелуями. Лишь тогда на устах ее заиграла улыбка, а лицо вспыхнуло от радости:

— Ах, Дориан, мы так боялись, что вы погибли в Гранбретании.

— Если вспомнить все, что с нами произошло с тех пор, — усмехнулся Хоукмун, — то в Гранбретании мы были в наибольшей безопасности. Что скажешь, д'Аверк?

Тот закашлялся и через силу выдавил:

— Это верно, и уж там я точно чувствовал себя здоровее всего. Бледный и сухощавый Ноблио покачал головой, выражая легкое недоумение:

— Но как же вы смогли вернуться из Амарека, существующей в другой плоскости, сюда, в Камарг?

— Не спрашивайте меня, сэр Ноблио, — попросил Хоукмун, — не спрашивайте… Нас доставили сюда Великие Добродетельные Люди — вот и все, что мне известно. Обратное путешествие заняло всего несколько минут.

— Великие Добродетельные Люди?… Никогда не слыхал о них! — проговорил граф Брасс, поглаживая рыжие усы и пытаясь скрыть слезы радости. — Это какие-то духи?

— Да, в некотором роде, отец, — Хоукмун протянул руку тестю. — Вы хорошо выглядите. Ваши волосы по-прежнему рыжие.

— Это вовсе не признак юности, — пожаловался граф. — Это ржавчина! Я загниваю здесь, пока вы путешествуете по миру.

Оладан, маленький сын великанов с Булгарских гор, робко выступил вперед.

— Я рад видеть тебя, друг Хоукмун, в добром здравии, — он улыбнулся, предлагая Хоукмуну кубок вина. — Вот, выпей эту чашу до дна!

Хоукмун с радостью принял кубок и осушил его одним глотком.

— Спасибо, друг Оладан. Как твои дела?

— Мы все здесь очень скучали и боялись, что вы не вернетесь.

— Но вот я вернулся. И мне думается, что у нас накопилось достаточно историй, чтобы развеять вашу скуку. И у меня есть кое-какие новости…

— Выкладывай скорее! — загремел голос графа.

— Сейчас, — Хоукмун улыбнулся. — Но дайте мне сначала насмотреться на жену.

Он повернулся, взглянул в глаза Иссельде и увидел, что в них появилось беспокойство.

— Что случилось, Иссельда?

— Мне показалось, что ты снова хочешь рисковать своей жизнью.

— Наверное, так оно и есть.

— Что ж, если по-другому нельзя, пусть так и будет, — она глубоко вздохнула и улыбнулась ему. — Но надеюсь, это случится не сегодня ночью?

— Нет, не сегодня, и даже не завтра, и не послезавтра… Нам надо будет многое обсудить и составить план действий.

— Да, — тихо проговорила она, остановив взгляд на плитах пола. — И я должна многое сообщить тебе.

Граф Брасс вышел вперед и кивнул на другой конец зала, где слуги сервировали стол:

— Давайте поедим. Мы приказали подать самые лучшие яства в честь вашего прибытия домой.

Пообедав, они сели у огня. Хоукмун показал им Меч, а затем вытащил из-за пазухи Рунный Посох. В воздухе закружились, засверкали огни, образуя какие-то узоры, и зал наполнился горько-сладким запахом.

Все взирали на Посох с немым благоговением, пока Хоукмун не спрятал его обратно.

— Это наше знамя, друзья мои. Именно ему станем мы служить теперь. Мы пойдем в бой против Империи Мрака.

— Против всей Империи Мрака? — Оладан почесал затылок.

— Да, — мягко улыбнулся Хоукмун.

— А разве армия Гранбретании не насчитывает несколько миллионов солдат? — невинно осведомился Ноблио.

— Да, именно несколько миллионов.

— А у нас в замке Брасс осталось всего пятьсот воинов, — произнес, как бы размышляя про себя, граф Брасс. Он вытер рот рукой и притворно нахмурился. — Дайте-ка мне подсчитать…

— Больше пятисот, — уточнил д'Аверк. — Вы забываете, что у нас есть Легион Рассвета. — Он показал на меч, лежащий в ножнах рядом с креслом.

— И сколько же солдат в этом таинственном Легионе? — поинтересовался Оладан.

— Не знаю, может, бесконечно много.

— Ну, скажем, хотя бы тысяча, — размышлял вслух граф Брасс. — Это уже составит полторы тысячи воинов против…

— Нескольких миллионов, — закончил за него д'Аверк.

— Да, нескольких миллионов воинов Империи Мрака, с которыми не нам тягаться…

— У нас есть еще Красный Амулет и кольца Майгана, — напомнил ему Хоукмун.

— Ах, да… — граф Брасс, казалось, нахмурился. — У нас они есть. И еще, кроме всего прочего, мы боремся за правое дело. Так, герцог Дориан? Это тоже сыграет свою роль!

— Наверное… Если мы используем кольца Майгана, чтобы вернуться в нашу плоскость, и выиграем несколько небольших битв неподалеку от Камарга, мы сможем освободить угнетенных и собрать кое-какую армию из крестьян…

— Из крестьян… хм…

— Я знаю, такое соотношение сил вас не радует, граф, — вздохнул Хоукмун.

И вдруг на лице графа появилась улыбка:

— Совершенно верно, мой милый, ты угадал!

— О чем вы?

— Это как раз подходящее соотношение! Я принесу карты, и мы сможем составить подробный план наших действий.

Когда граф Брасс вышел, Оладан обратился к Хоукмуну:

— Мы, наверное, забыли сообщить тебе, что Эльверезо Тозер сбежал. Он убил охранника во время прогулки, затем вернулся сюда, нашел свое кольцо и исчез.

— Это плохая новость, — нахмурился Хоукмун.

— Итак, давайте посмотрим… — сказал граф, вернувшись с картами.

И они начали разрабатывать план действий.

Час спустя Хоукмун поднялся, взял Иссельду за руку, и, пожелав остальным спокойной ночи, они отправились в свои покои.

Прошло уже пять часов, а они все не могли уснуть. Тогда Иссельда и сообщила мужу, что у них будет ребенок.

Хоукмун молча привлек ее к себе и поцеловал. Когда любимая уснула, он встал и подошел к окну. Он долго стоял, глядя на тростники и лагуны Камарга, и размышлял о том, что теперь должен сражаться за нечто более важное, чем просто свои идеалы.

Ему хотелось надеяться, что он увидит своего ребенка, верить, что ребенок родится, даже если сам он до этого и не доживет.

Глава 7 СВАРА СРЕДИ ЗВЕРЕЙ

Корабли Мелиадуса неумолимо близились к цели, и вот вдали уже показались башни Лондры. Лицо Мелиадуса, скрытое под маской, озарилось торжествующей улыбкой. Он приобнял за плечи графиню Флану.

— Все в полном порядке, моя дорогая, — прошептал он. — Уже очень скоро ты станешь королевой, ведь там в городе никто ни о чем не подозревает. Им такое даже в голову не может прийти, ведь подобных восстаний не случалось уже много столетий. Хеон к этому совершенно не готов. А уж как они станут проклинать того, кому вздумалось выстроить солдатские казармы вдоль берега!

Хотя плавание их было сравнительно недолгим, Флана уже устала от постоянного шума двигателей и грохота водяных колес. Она теперь поняла, что одним из достоинств парусного судна было отсутствие этого грохота. Графиня подумала, что этим «шумным» кораблям (после того, как они сослужат свою службу) не стоит больше появляться вблизи Лондры. Но это решение казалось ей не настолько важным, чтобы долго думать о нем. Она снова углубилась в воспоминания и стала мечтать о д'Аверке, окончательно забыв о Мелиадусе и его планах. Ее абсолютно не волновало, что с ней случится…

Вдоль берега, возле самой окраины Лондры, тянулись казармы Свиней, Крыс, Мух и других орденов. Кораблям, идущим впереди флагмана, было дано задание разрушить эти казармы, для чего Калан Витальский установил на судах огненные пушки.

Барон Мелиадус тихо приказал капитану корабля поднять флаг — это был сигнал начать обстрел.

Утренняя Лондра была такой же, как всегда — безмолвной и мрачной. Устремившиеся в небо статуи Богов напоминали скрюченные пальцы юродивых.

В этот ранний час вся знать Лондры еще сладко спала. Бодрствовали только Тарагорм, Калан и его люди, которые с нетерпением ждали начала сражения. Они намеревались уничтожить как можно больше врагов, гнать оставшихся во дворец короля-императора, а потом осадить и его.

Барон Мелиадус прекрасно понимал, что даже если его войска и выиграют сражение за город, настоящий бой начнется при штурме Дворца. Учитывая то, что к королю Хеону может подойти подкрепление, захватить его резиденции следовало как можно быстрее.

Дыхание Мелиадуса участилось, глаза засверкали. Из дул бронзовых пушек вырвалось пламя. И вслед за этим раздался страшный взрыв — одна из казарм взорвалась, и ее обломки взлетели в воздух.

— Какая удача! — радостно воскликнул Мелиадус. — Это добрый знак! Не ожидал я такого успеха, да еще с первого выстрела.

Через мгновение разлетелась в щепки и вторая казарма, а из остальных выбежали перепуганные солдаты, забывшие о доспехах и даже о масках. Пушки стали стрелять по бегущим. Крики и вопли разнеслись среди безмолвных башен Лондры. Это было первое предупреждение жителям города.

На набережной шла жестокая резня. Волчья маска на корабле повернулась к маске Стервятника, выражая молчаливое удовольствие.

Свиньи и Крысы разбегались в поисках укрытия, а Мухи попрятались в другие, уцелевшие здания.

Солдаты, успевшие вооружиться на берегу, открыли ответный огонь.

Звери начали грызню.

Так стал вырисовываться на ткани истории узор судьбы, появившийся в тот момент, когда Мелиадус поклялся Рунным Посохом, с позором покидая замок Брасс.

Но пока еще невозможно было предсказать, каким будет этот узор и кто в конечном итоге станет победителем: Хеон, Мелиадус или Хоукмун.

Глава 8 ИЗОБРЕТЕНИЕ ТАРАГОРМА

Всего несколько часов, и от казарм не осталось камня на камне. Их сравняли с землей. Немногие уцелевшие солдаты еще вели бой на улицах в центре города. Король Хеон, скорее всего, так и не смог понять, что происходит. Должно быть, он решил, что это армия Краснокитая, замаскировавшись под гранбретанцев, напала на Лондру, и король выслал своим солдатам подкрепление, несколько тысяч воинов-Богомолов.

Мелиадус сошел на берег вместе с Фланой и, не переставая торжествующе улыбаться, пешком двинулся во Дворец Времени в сопровождении Волков и Стервятников. Его солдаты оставались только на открытых улицах, не пытаясь проникнуть в лабиринты коридоров, соединяющих башни. Они поджидали солдат противника и, как только те появлялись, убивали их. Воины Мелиадуса загнали солдат Хеона в западню: в городе было мало окон, которые могли бы служить амбразурами. Надо сказать, что гранбретанцы старались обходиться вообще без окон, так как им не очень-то нравились свежий воздух и яркий дневной свет. А те немногие окна, которые все-таки имелись, располагались так высоко, что были совершенно бесполезны даже для самых метких стрелков. Ко всему прочему, орнитоптеры оказались совершенно ненужными в таком городе, как Лондра, и поэтому представляли собой гораздо меньшую угрозу для восставших, чем предполагал Мелиадус.

Барон вошел во Дворец Времени в прекрасном расположении духа. Тарагорм находился в маленькой комнате и был чем-то занят.

— Брат, наши успехи налицо! Они превзошли все мои ожидания!

— Да, — ответил Тарагорм, кивнув Флане, на которой он, как и Мелиадус, был женат в свое время. — Моим Хорькам пока что даже не нужно ничего делать. Но они будут полезны, когда придется выкуривать тех, кто засел в переходах. Как только мы локализуем главные очаги, я планирую использовать их для удара по врагу с тыла.

— Но почему ты предложил мне встретиться с тобой здесь?

— Знаешь, мне кажется, я нашел способ вернуть наших друзей из замка Брасс обратно, в их собственную плоскость, — тихо произнес Тарагорм голосом, в котором чувствовалось спокойное удовлетворение.

Мелиадус даже застонал от радости:

— Ах брат, наконец-то эти птички попадут к нам в клетку!

— Я не совсем уверен, — рассмеялся Тарагорм, — что моя машина сработает, но чувствую, что она должна сработать. В ее основу легла формула, описанная в одной книге… Кстати говоря, там же упоминалась и кристаллическая машина Сориандума. Хочешь осмотреть ее?

— Да! Отведи меня туда, брат! Умоляю!

— Тогда будь любезен, следуй за мной…

Тарагорм провел Мелиадуса и Флану по извилистым коридорам, где со всех сторон тикали, скрипели и скрежетали часовые механизмы, и открыл небольшим ключом низенькую дверцу.

— Здесь, — он вынул факел из гнезда возле двери и осветил им подземелье. — Вот… Она находится примерно на том же уровне, что и кристаллическая машина замка Брасс. С помощью этого устройства я могу посылать сигналы сквозь плоскость.

— Я ничего не слышу… — несколько разочарованно произнес Мелиадус.

— Ты ничего не слышишь, потому что ничего слышать не можешь. По крайней мере, в нашей плоскости. Уверяю тебя, что машина издает весьма громкий звук в какой-то другой точке пространства и времени.

Мелиадус приблизился к машине. Она походила на большой медный остов часов размером с человека. Внизу раскачивался маятник и двигались стрелки. Сзади находился предмет с молоточком, судя по всему — гонг.

Пока они рассматривали это странное сооружение, стрелки, качнувшись, передвинулись на половину деления циферблата. Молоточек медленно поднялся, упал на гонг, и тот завибрировал. Но звука барон не услышал.

— Невероятно! — прошептал Мелиадус. — Но как вы будете использовать эту машину?

— Мне надо еще немного подрегулировать механизм, чтобы он смог работать в нужной плоскости, которую я при помощи Тозера сумел найти. Когда наступит полночь, наши друзья в замке Брасс получат неприятный сюрприз.

Мелиадус удовлетворенно кивнул, сказав:

— О благородный брат, ты станешь самым богатым и самым почитаемым человеком в Империи!

Маска-часы Тарагорма слегка наклонилась после слов Мелиадуса.

— Я заслужил это, — тихо произнес Тарагорм. — Благодарить тебя не буду.

— Скажи, ты уверен, что механизм сработает?

— Что ж, тогда я не стану самым богатым и самым почитаемым человеком в Империи, — с юмором ответил Тарагорм. — Мне думается, ты позаботишься, чтобы я был вознагражден менее приятным способом.

Мелиадус порывисто обнял Тарагорма за плечи:

— Не говори так, брат! Не надо!

Глава 9 СОВЕЩАНИЕ У КОРОЛЯ

— Итак, господа, что происходит? В столице беспорядки? — раздался юношеский голос из Тронной Сферы, и острые черные глаза поочередно пронзили каждого из собравшихся в зале.

— Это измена, государь! — воскликнул воин в маске Богомола, опаленной огненным копьем.

— Гражданская война, — уточнил второй.

— И мы оказались совершенно неподготовленными, о мудрый правитель, — проговорил почти про себя воин, стоявший рядом.

— В самом деле, господа. Мы все виноваты. Нас обманули, — король-император медленно обвел взглядом всех собравшихся капитанов. — Калан здесь?

— Нет, великий государь.

— А Тарагорм? — промурлыкал сладкий голос.

— И Тарагорм отсутствует, король-император.

— Так… И некоторые утверждают, что видели на флагмане Мелиадуса?

— С графиней Фланой, о великий император.

— Да, нас ловко обманули. Но надо думать, дворец хорошо защищен?

— Только очень крупные силы могут рассчитывать на успех, о Повелитель Всего Света.

— Но, может быть, они собрали очень крупные силы? А если с ними Калан и Тарагорм, то у них есть и другие средства… Мы подготовлены к осаде, капитан? — обратился Хеон к капитану стражников-Богомолов.

— В какой-то степени — да, Величайший из Князей. Но такого у нас еще не бывало.

— И правда, тогда нам стоит вызвать подкрепление…

— С континента, — добавил один из капитанов. — И Адаз Промп, и Йорик Нанкенсен, и Мигель Хольст, и Шенегар Тротт — все преданные вашему величеству люди там.

— Шенегар Тротт совсем не там, — вежливо поправил его король Хеон. — И можем ли мы быть уверены в преданности остальных?

— Я бы сказал, что да, великий король-император: множество солдат из этих орденов погибло сегодня. Если бы их начальники были в сговоре с Мелиадусом, то солдаты наверняка перешли бы на его сторону.

— Должно быть, так оно и есть. Я принимаю ваше предложение. Отзовите всех лордов Гранбретании. Прикажите им взять с собой те отряды, которые не заняты в военных кампаниях, и как можно быстрее подавите этот бунт. Скажите им, что восставшие причиняют нам массу хлопот. А гонцу прикажите отправиться с крыши дворца на орнитоптере.

В это мгновение откуда-то донесся отдаленный рев огненной пушки, и тронный зал вздрогнул.

— Очень много неудобств, — вздохнул король-император. — Каковы успехи Мелиадуса на данный момент?

— В его руках весь город, Мудрейший Монарх, исключая, конечно, дворец.

— Я всегда считал его своим лучшим полководцем, — с грустью заметил Хеон.

Глава 10 ПОЛНОЧЬ БЛИЗИТСЯ

Барон Мелиадус сидел у окна своей башни, откуда так удобно было любоваться бушующими в городе пожарами. Особое удовольствие доставило ему зрелище разбившегося и вспыхнувшего орнитоптера.

Да, вечер был восхитительный. И звезды так ярко сверкали на ясном ночном небе… Чтобы еще полнее насладиться происходящим, Мелиадус приказал четырем рабыням исполнить для него симфонию Джона Лендона, лучшего из композиторов Гранбретании. Музыка, сливаясь с лязгом металла, взрывами и воплями гибнущих людей, приятно ласкала слух Мелиадуса. Он потягивал вино из бокала и, насвистывая, изучал план Лондры.

В дверь постучали. Рабыня открыла, и вошел начальник пехоты Бели. Он поклонился:

— Осмелюсь доложить, сэр, что у нас недостает солдат. Нам удалось сделать невозможное, имея в распоряжении столь малое количество воинов. Но сейчас нам необходимо подкрепление, иначе очень сложно будет удержать захваченные позиции. Если подкрепление не придет, мы будем вынуждены перегруппироваться.

— То есть придется оставить город и выбрать себе открытое пространство для боя. Так, капитан?

— Именно так, сэр.

Мелиадус осторожно потрогал свою маску.

— На континенте есть подразделения Волков, Стервятников и даже Хорьков. Вероятно, если их отозвать…

— Хватит ли у нас времени, сэр?

— Что ж, придется выкроить время, капитан.

— Да, сэр.

— А не предложить ли пленным сменить маски? — пришла Мелиадусу хорошая мысль. — Они же видят, что мы побеждаем, и наверняка захотят перейти на нашу сторону.

— Дворец короля Хеона отлично защищен, сэр, — проговорил Бели, отдавая честь.

— Он будет взят, я в этом уверен!

Музыка Джона Лендона все еще звучала. Мелиадус смотрел на пожар и думал о том, что все идет отлично. Он был абсолютно уверен, что через некоторое время дворец будет взят, Хеон — уничтожен, а Флана займет его место. Мелиадус уже представлял, как он станет самым могущественным человеком в Империи.

Барон взглянул на стенные часы. Время приближалось к одиннадцати. Он встал и хлопнул в ладоши. Девушки умолкли.

— Принесите мои носилки, — приказал он. — Я отправляюсь во Дворец Времени.

Те же рабыни вернулись с носилками, барон сел в них и облокотился на подушки.

Когда его медленно несли по коридорам, Мелиадус все еще слышал музыку огненных пушек, крики сражающихся солдат. Он отдавал себе отчет, что победа еще не достигнута: могут найтись лорды, которые даже после смерти Хеона не признают императрицу Флану. Мелиадус понимал, что для укрепления своего положения ему понадобится несколько месяцев. Но он думал, что делу можно помочь, если удастся объединить всех против Камарга и замка Брасс.

— Быстрее! — крикнул он обнаженным девушкам. — Быстрее! Мы не должны опоздать!

Если машина Тарагорма вернет замок Брасс назад, то он получит двойное преимущество: насладится местью и объединит против врагов всю Империю. «Ненависть к жителям Камарга должна сплотить гранбретанцев», — решил он. Мелиадус вздохнул. Он был очень доволен — все шло просто превосходно.

Часть III

«Развязка близилась. Покуда защитники Камарга обсуждали свою стратегию в замке Брасс, а король-император Хеон совещался в тронном зале, барон Мелиадус во Дворце Времени Тарагорма уже расставлял свои ловушки. Все эти планы начали влиять друг на друга, под незаметной властью Рунного Посоха. Теперь Империя Мрака разделилась — она раскололась на части из-за ненависти Мелиадуса к Хоукмуну, которого барону не удалось использовать как марионетку. У Хоукмуна оказалось достаточно сил, чтобы противостоять Мелиадусу. Вероятно, Рунный Посох вступил в игру именно в тот момент, когда барон избрал Хоукмуна как орудие своей мести обитателям замка Брасс. И в ткани истории начал сплетаться узор судеб, настолько изощренный и запутанный, что некоторые нити уже были готовы оборваться…»

Из «Летописи Рунного Посоха»

Глава 1 И БЬЮТ ЧАСЫ

Начинало холодать. Поплотнее закутавшись в плащ, Хоукмун обвел взглядом друзей. Все они, не отрываясь, смотрели на стол, где были разложены несколько предметов, отчетливо выделявшихся в полумраке, несмотря на то, что огонь в очаге уже почти погас.

Прежде всего там лежал Красный Амулет, отбрасывающий на лица людей кровавые отблески. Рядом с ним находились кольца Майгана, с помощью которых люди были способны проникать в иные плоскости. Кольца эти служили своим владельцам чем-то вроде пропуска в тот мир, откуда они сбежали. А рядом с кольцами лежал Меч Рассвета, служивший для вызова армии Хоукмуна. И, наконец, самое главное, — здесь же на столе находился и Рунный Посох, символ и последняя надежда герцога Кельнского. Граф Брасс откашлялся:

— Даже обладая этими волшебными предметами, мы вряд ли сможем нанести поражение столь могущественной Империи, как Гранбретания.

— Но ведь у нас есть безопасное убежище — наш замок, — напомнил Оладан. — Мы сможем в любое время проникать в другие плоскости и возвращаться назад, то есть делать боевые вылазки.

— Все верно, — кивнул граф Брасс, — но я все еще сомневаюсь.

— Да, при всем моем к вам уважении, надо признать, что вы — сторонник классических способов ведения войны, — сказал д'Аверк. Воротник черного кожаного плаща еще сильнее оттенял бледное лицо воина. — Вам больше по душе, когда все воины — лучники, копьеносцы, кавалерия — сходятся в открытом бою… А мы вынуждены наносить удары из засады, по крайней мере — на первом этапе войны.

— Да, думаю, вы правы, д'Аверк, — вздохнул граф. Ноблио налил всем вина.

— Наверное, нам нужно идти спать, друзья мои. Предстоит еще немало сделать, и нам надо беречь силы.

Хоукмун подошел к другому концу стола, где были разложены карты. Он потер Черный Камень у себя во лбу.

— Да, мы должны распланировать свои первые кампании с предельной осторожностью, — он принялся изучать карту Камарга. — Не исключено, что на прежнем месте замка Брасс Мелиадус выставил постоянный дозор, ожидающий нашего возвращения. Скорее всего, так оно и есть.

— Но ты ведь считаешь, что Мелиадус потерял свое влияние при дворе? — возразил д'Аверк. — Похоже, то же самое думал и Шенегар Тротт.

— Если это действительно так, — согласился Хоукмун, — то, возможно, войска Мелиадуса находятся не там. Кажется, в Лондре возникли какие-то разногласия.

Ноблио собрался что-то сказать, но промолчал. Ему показалось, что замок слегка содрогнулся.

— Этот дьявольский холод, — проворчал граф Брасс и подбросил полено в очаг. Полетели искры, и пламя взвилось вверх; по залу заметались огромные тени. Граф еще плотнее запахнул свой шерстяной халат, мысленно сожалея, что ничего больше не надел.

Он обвел мрачным взглядом висевшие на стенах копья, луки, колчаны со стрелами, палицы, доспехи из меди и остановил взгляд на собственном тяжелом мече.

Стены замка задрожали вновь — уже сильнее, и щиты, украшавшие их, загремели.

Хоукмун взглянул на Ноблио и прочитал в его глазах предчувствие надвигающегося несчастья.

— Землетрясение, наверное?

— Наверное, — с большим сомнением в голосе ответил Ноблио.

И вдруг они услышали отдаленный звук, напоминающий гудение гонга, — тихий, почти неслышный. Они бросились к дверям, и граф Брасс, прежде чем распахнуть их, на мгновение остановился в нерешительности.

Небо почернело; в каком-то сильном волнении кружились синие облака. Казалось, небосвод вот-вот должен расколоться.

Через некоторое время до них опять донесся звук. Но теперь он усилился до звона огромного колокола.

— Такое впечатление, что находишься в колокольне замка, когда бьют часы, — встревоженно произнес Ноблио.

Их лица побледнели, напряглись… Хоукмун широкими шагами прошел в зал, протянув руку к Мечу Рассвета. Д'Аверк окликнул его:

— Ты о чем-нибудь догадываешься, Хоукмун? Это какие-то козни Империи Мрака?

— Да… Или еще что-то сверхъестественное, — ответил Хоукмун. Прозвучал третий удар, и эхо раскатилось по плоским равнинам Камарга — над лагунами и тростниками. Фламинго, встревоженные шумом, закричали в гнездах.

За третьим последовал четвертый, всепоглощающий удар судьбы.

Пятый… Граф Брасс подошел к стене и снял свой меч.

И шестой… Звук усилился. Д'Аверк заткнул уши и пожаловался:

— Это вызовет, по меньшей мере, мигрень…

Когда прозвучал седьмой удар, замок сильно тряхнуло и с потолка посыпалась штукатурка.

По лестнице сбежала Иссельда в ночной сорочке:

— Что такое, Дориан? Отец, что это за звук? Похоже на бой часов! От него могут лопнуть барабанные перепонки!

Оладан мрачно поднял голову.

— Мне кажется, он угрожает всему нашему существованию, — проговорил он, — хотя трудно сказать, почему…

— Лучше, пожалуй, закрыть двери, — сказал граф Брасс, когда эхо замерло, и он смог услышать собственный голос. Вместе с Хоукмуном они задвинули на двери тяжелый железный засов.

Восьмой удар заполнил весь зал, и люди закрыли уши ладонями. Громадный гербовый щит, висевший на стене с незапамятных времен, сорвался, упал на каменные плиты и с шумом покатился, остановившись неподалеку от стола.

В зал начали сходиться перепуганные слуги.

При девятом ударе стекла зазвенели, осколки полетели на пол. Хоукмуну показалось, будто он находится в море, на корабле, который внезапно врезался в невидимый риф. Весь замок содрогнулся, а людей просто разметало по залу. Иссельда чуть не упала, но Хоукмун в последний момент успел подхватить ее. Он уцепился за стену, чтобы удержаться на ногах. От звука его стало тошнить, а в глазах помутилось.

В десятый раз отзвучал огромный гонг, будто бы сотрясая всю Вселенную.

Ноблио рухнул без сознания на пол. А вслед за ним и Оладан закружился на месте, прижав ладони к голове, и не смог удержаться на ногах. Хоукмун изо всех сил пытался не упасть, но тошнота подступила к самому горлу, а в голове будто стучали кузнечным молотом. Граф Брасс и д'Аверк, шатаясь, двинулись через зал к столу и, подойдя, повисли на нем, чтобы не дать ему опрокинуться.

Когда эхо смолкло, Хоукмун услышал возглас д'Аверка:

— Хоукмун, посмотри!

Поддерживая Иссельду, Хоукмун добрался до стола и ахнул: кольца, лежавшие на столе, все до единого разбились вдребезги!

— Вот и рухнула наша мечта о партизанских рейдах, — хмуро изрек д'Аверк. — Кроме того, похоже, это вообще конец всем нашим замыслам!

Раздался одиннадцатый удар. Этот звук был дольше и громче, чем предыдущий. Весь замок вновь содрогнулся; их швырнуло на пол. Хоукмун закричал от боли. Казалось, что-то взорвалось в его черепе, и этот страшный звук выжег ему мозг. Из-за шума он даже не расслышал собственного крика. Он катался по полу, а все вокруг сотрясалось.

Хоукмун полз к Иссельде, отчаянно стремясь добраться до нее. По лицу его текли слезы, а из ушей сочилась кровь. Он смутно видел, как граф Брасс пытается подняться, цепляясь за стол. Уши графа тоже были в крови.

— Мы уничтожены! — услышал Хоукмун слова графа. — Уничтожены каким-то трусливым врагом, которого даже не можем увидеть! Здесь действует сила, против которой наши мечи бессильны…

И вот замок угрожающе затрещал от двенадцатого удара — самого громкого и ужасного. Крышка стола упала и раскололась. Некоторые каменные плиты треснули или вообще рассыпались на мелкие осколки. Замок швырнуло, будто пену морского прибоя. Хоукмун взревел от боли: на глазах у него выступили кровавые слезы, а все мускулы напряглись до предела — так, что, казалось, вот-вот лопнут.

Вслед за ударом гонга раздался другой звук — тонкий визг. И в зал вдруг хлынул яркий свет — фиолетовый, который сменился пурпурным, и потом снова опустилась тьма, и будто бы миллионы крохотных колокольчиков зазвенели в унисон. И можно было различить звук, доносившийся из-под земли.

Хоукмун попытался подняться, но не смог и упал лицом на камни. Звон внезапно затих; воцарилась тишина.

Глава 2 ТЬМА НА БОЛОТАХ

— Кристалла больше нет, он уничтожен…

Хоукмун с усилием потряс головой и растерянно заморгал:

— Что?

— Я говорю, кристалл уничтожен.

Рядом с ним на колени опустился д'Аверк и попытался помочь другу подняться на ноги.

— А как там Иссельда?

— Немногим лучше, чем ты. Мы уложили ее в постель. Слышишь? Кристалл уничтожен!

Хоукмун принялся счищать запекшуюся кровь с лица.

— Ты говоришь о кольцах Майгана?

— Д'Аверк, объясни ему как следует, — прозвучал голос Ноблио. — Объясни ему, что машина, которую подарили люди-призраки, погибла.

— Погибла? — Хоукмун поднялся. — Ее разрушил тот последний удар?

— Вот именно, — подошел к ним, тяжело дыша, граф Брасс. — Вибрация уничтожила кристалл.

— Значит… — Хоукмун вопросительно взглянул на графа, и тот кивнул ему.

— Да, мы вернулись в нашу собственную плоскость…

— И на нас еще не напали?

— Кажется, нет.

Хоукмун глубоко вздохнул и медленно побрел к дверям. С трудом сняв засов, он распахнул их.

На улице по-прежнему была ночь. На небе сияли все те же звезды. Но кружащиеся синие облачка куда-то исчезли, а вокруг воцарилось жуткое безмолвие; в воздухе витал какой-то странный запах. Не кричали фламинго, и не играл в тростнике ветерок.

Хоукмун задумчиво закрыл двери.

— Где же войска? — спросил д'Аверк. — Мы-то думали, нас здесь с нетерпением ждут!

— Об этом еще рано говорить! Надо дождаться восхода, — нахмурился Хоукмун. — Наверное, они хотят захватить нас врасплох.

— Ты думаешь, это Империя Мрака виновата в том, что с нами произошло? — спросил Оладан.

— Тут и думать нечего, — ответил граф Брасс. — Именно они вернули замок в нашу плоскость. Хотел бы я знать, что это за запах?

В это время д'Аверк разбирал вещи, извлекая их из-под обломков стола.

— Просто чудо, что мы живы, — заметил он.

— Да, — согласился Хоукмун. — Кажется, эти удары больше повлияли на предметы, чем на людей.

— Два человека скончались, мои старые слуги… — сообщил граф Брасс.

— Видимо, сердечный приступ. Сейчас их хоронят — на тот случай, если утром что-то случится.

— Как замок? — спросил Оладан.

— Трудно сказать, — пожал плечами граф. — Я был только в подвалах и могу сказать, что кристаллическая машина полностью разбита, а каменная кладка кое-где потрескалась. Это очень старый и крепкий замок. Кажется, он не сильно пострадал, если не считать, что в нем не осталось ни одного целого стекла. В остальном же… — заметил он с небывалым спокойствием (будто речь шла не о его любимом замке), — судя по всему, мы стоим на земле так же твердо, как и раньше.

— Будем надеяться, что так оно и есть, — пробормотал себе под нос д'Аверк. Он держал в руках Меч Рассвета и Красный Амулет. — Тебе лучше взять это, — сказал он, подавая их Хоукмуну, — наверняка они тебе скоро понадобятся.

Хоукмун надел амулет, пристегнул ножны к поясу, а затем нагнулся и поднял Рунный Посох.

— Кажется, он не принес нам удачи, — вздохнув, проговорил Хоукмун.

И вот забрезжил серый и холодный рассвет. На горизонте клубился туман, а небо скрыли облака цвета слоновой кости. Пятеро друзей стояли на холме у ворот замка Брасс, стиснув рукояти мечей, и с болью в сердце наблюдали картину, представшую перед ними.

Они увидели свой любимый Камарг совсем другим — опустошенным войной. А раздражавший обоняние запах был запахом смерти, тления и выжженной земли. Все болота и лагуны опалило и высушило пламя пушек. Нигде не осталось и следа от фламинго, лошадей и быков… Животные и птицы покинули эти места или были уничтожены гранбетанцами. Охранявшие границы Камарга сторожевые башни оказались тоже стертыми с лица земли. Вся страна превратилась в море серого пепла.

— Все пропало, — произнес безжизненным голосом граф Брасс. — Все пропало — мой любимый Камарг, мой народ, мои животные… Они избрали меня Хранителем, а я не справился со своими обязанностями. Что еще мне остается? Только месть, и ничего кроме мести. Дайте мне дойти до ворот Лондры и увидеть, что город взят… Только тогда я спокойно умру.

Глава 3 РЕЗНЯ В ИМПЕРИИ МРАКА

С большим трудом Хоукмун с Оладаном добрались до границы Камарга. Пепел облеплял их с головы до ног, жег кожу, разъедал глаза, забивался в рот. Кони их тоже выглядели не лучшим образом и уже выбивались из сил.

Но вот пепел понемногу начал уступать место скудной высохшей траве, и по-прежнему нигде не было видно и намека на присутствие гранбретанцев.

Белесый солнечный свет с трудом сочился сквозь облачную пелену. Натянув поводья, Хоукмун остановил коня, сверился с картой и указал на восток.

— Вон там находится деревня Верлин. Давай осторожно подъедем и посмотрим, занимают ли ее гранбретанские войска.

Увидев деревню, Хоукмун пустил коня рысью. Оладан окликнул его:

— Что такое, Дориан? Что случилось?

Хоукмун ничего не ответил. Когда они приблизились к деревне, то увидели, что половина домов разрушена, а улицы — усеяны трупами. Но никаких признаков того, что здесь остались войска Гранбретании, друзья не нашли.

Многие дома почернели от пламени огненных копий. То там, то здесь лежали трупы в доспехах и масках.

— Судя по их виду, все они были гранбретанцами, — проговорил, будто размышляя про себя, Хоукмун. — Это солдаты Мелиадуса. Наверное, они напали на жителей деревни, а те стали сопротивляться. Видишь, этого Волка закололи серпом, а тот умер от удара лопатой — она все еще торчит из его шеи…

— Или, может, деревенские жители восстали против них, а Волки им отомстили? — предположил Оладан.

— Тогда почему же солдаты покинули деревню? — возразил Хоукмун. — Они же стояли здесь гарнизоном.

Хоукмун и Оладан повели лошадей в поводу, старательно обходя трупы людей и животных. Хоукмун разглядывал мертвых лошадей, коз, коров и собак. Чувствовалось, что резня в деревне была совсем недавно. В воздухе все еще витала смерть.

— Они не оставили ничего живого. И ничего, что можно было бы употребить в пищу. Такое впечатление, будто они отступали перед мощным противником.

— Да, но кто же мощнее Империи Мрака? — содрогнувшись, произнес Оладан. — Не придется ли нам, Хоукмун, столкнуться с каким-то новым врагом?

— Надеюсь, что нет… Но все же это зрелище меня озадачило… Оно просто отвратительно, — добавил Оладан.

На улицах лежали убитые мужчины, женщины и дети. Над многими женщинами, очевидно, сначала надругались, а потом перерезали им горло: гранбретанская солдатня обожала убивать свои жертвы в момент оргазма.

— Этот знак Империя Мрака, по-моему, оставляет повсюду, — вздохнул Хоукмун.

Он поднял голову, уловив слабый звук, принесенный холодным ветром.

— Слышишь? Стон! Может быть, кто-нибудь еще жив?

Он пришпорил коня и направил его туда, откуда слышался стон. Хоукмун свернул на боковую улочку и наткнулся на дом с выломанной дверью. Отсюда и доносился стон. Герцог присмотрелся и увидел тело девочки, распростертое на пороге. Стоны усилились. Хоукмун спешился и осторожно подошел к дому. Он опустился на колени, взял на руки стонущую девочку и ужаснулся. Поперек горла у нее тянулась красная линия, словно прочерченная тупым кинжалом, а на теле остались лишь жалкие лохмотья. На вид ей можно было дать лет пятнадцать. Все тело девочки казалось одной сплошной раной. Лишь голубые глаза, отражавшие бледное небо, выделялись на осунувшемся лице. Хоукмун поднял ее, и девочка глухо застонала.

Тогда ее пришлось снова опустить на землю. Герцог вернулся к своей лошади и снял притороченную к седлу флягу с вином. Он приложил флягу к губам девочки. Та, сделав глоток, поперхнулась, а глаза ее от страха внезапно расширились.

— Не бойся, — мягко сказал Хоукмун, — я враг Империи Мрака.

— И ты жив?

— Да, как видишь, — Хоукмун сардонически улыбнулся. — Я — Дориан Хоукмун, герцог Кельнский.

— Хоукмун фон Кельн! Но мы думали, что ты погиб или исчез навсегда…

— Но вот я вернулся. И клянусь, что за твою деревню мы отомстим. Что здесь произошло?

— Ничего не знаю, милорд, кроме того, что звери Империи Мрака не собирались никого оставлять в живых, — девочка вдруг подняла голову. — Мои мать и отец, моя сестра…

Хоукмун заглянул в дом и содрогнулся.

— Мертвы, — сказал он. Но в его словах была не вся правда: они были разрублены на части.

Хоукмун поднял рыдающего ребенка на руки и отнес к своей лошади.

— Я отвезу тебя в замок Брасс, — сказал Хоукмун.

Глава 4 ВОЛШЕБНЫЕ ШЛЕМЫ

Несчастную малышку уложили в самую лучшую и мягкую постель в замке Брасс. Ноблио хлопотал над ней со своими снадобьями, а Иссельда и Хоукмун попеременно дежурили у ее постели, стараясь подарить ребенку хоть какое-то утешение. И все же девочка умирала, не столько от ран, сколько от душевных страданий. Ее оставило желание жить, и это было вполне объяснимо.

— Солдаты-Волки несколько месяцев стояли в нашей деревне, — рассказала она. — Они все отбирали у нас, и мы умирали от голода.

Говорят, их оставили в Камарге на страже, хотя мы никак не могли понять, что можно караулить в этой выжженой пустыне.

— Полагаю, они ждали нашего возвращения, — сказал Хоукмун.

— Вполне вероятно, — серьезно отозвалась девочка. — Вчера в деревню прибыл орнитоптер, — продолжала она, — и его пилот поспешил прямо к командиру гарнизона. Мы очень обрадовались, узнав, что солдат отзывают в Лондру. Но не прошло и часа, как они напали на жителей деревни и стали грабить, насиловать и убивать. Воины получили приказ — никого не оставлять в живых, чтобы те, кто могут остановиться в деревне после них, не нашли бы там еды. Они хотели уничтожить всех, чтобы в том случае, если придется возвращаться, уже не встретить здесь сопротивления. Быстро расправившись с жителями, солдаты покинули деревню.

— Так значит, они могут вернуться? — задумчиво произнес Хоукмун. — Но все-таки хотелось бы знать, почему они ушли?

— Вероятно, из-за какого-то вторгшегося врага, — предположил Ноблио, обтирая лоб девочки влажным полотенцем.

— Я подумал то же самое, но это только догадки, — Хоукмун вздохнул. — Плохо, когда ничего не знаешь.

Раздался стук в дверь, и вошел д'Аверк:

— Хоукмун, появился наш старый знакомый!

— И кто же?

— Оркнеец Орланд Фанк.

— Наверное, уж он-то сможет разъяснить нам, что здесь происходит, — поднялся Хоукмун.

Когда они подошли к двери, Ноблио тихо произнес:

— Герцог Дориан, девочка умерла…

— Она знала, что за нее отомстят, — ровным голосом проговорил Хоукмун и начал спускаться в зал по лестнице.

Внизу у камина стояли граф Брасс и Орланд Фанк.

— Согласен: что-то витает в воздухе, — говорил Орланд Фанк графу. Он махнул рукой, увидев Хоукмуна. — А у тебя как дела, герцог Дориан?

— Довольно неплохо, учитывая все обстоятельства. Ты не знаешь, почему отсюда ушли все воины Империи Мрака?

— Только что как раз я говорил графу, что не…

— А я-то думал, что ты всеведущ, мастер Фанк.

Фанк застенчиво улыбнулся, стянул шапочку и вытер ею лицо.

— Мне ведь нужно время для сбора информации! А с тех пор, как вы покинули Днарк, я был очень занят. И вот… Я привез подарки для героев замка Брасс.

— Ты очень добр!

— Они вовсе не от меня, а, насколько я понимаю, от Рунного Посоха. Вам может показаться, что эти вещи принесут мало практической пользы. Но согласитесь: трудно сказать заранее, насколько полезно то или другое в боях против Империи Мрака.

— Что ты обнаружил во время своей поездки? — повернулся Хоукмун к д'Аверку.

— То же, что и вы, — ответил д'Аверк. — Стертые с лица земли деревни, убитых в спешке жителей… И следы очень быстрого ухода войск Гранбретании. Как я понял, у них еще есть какие-то небольшие артиллерийские гарнизоны в городах покрупнее.

— Это похоже на безумие… — пробормотал граф Брасс.

— Если это так, мы сможем воспользоваться их безумием, — с мрачной улыбкой заметил Хоукмун.

— Отлично сказано, герцог Дориан. — Фанк хлопнул Хоукмуна по плечу своей красной мускулистой рукой. — Теперь я могу принести подарки?

— Мы не против, мастер Фанк.

— Если можно, пошлите со мной пару слуг, потому что подарков шесть, и они очень тяжелые: я привез их на двух лошадях.

Через несколько минут вошли слуги. Каждый нес по два предмета, завернутых в ткань. Сам Фанк принес два оставшихся и сложил их на каменные плиты.

— Разверните, господа!

Хоукмун нагнулся и откинул ткань. Ему в глаза ударил яркий свет, и он увидел на обнажившейся части предмета свое отражение. Озадаченный, он отбросил всю ткань.

Перед ним были боевые шлемы, сделанные так, чтобы закрывать всю голову и плечи. Они были изготовлены из какого-то незнакомого металла, отполированного лучше самого прекрасного зеркала, которое когда-либо доводилось видеть Хоукмуну. Шлем был совершенно гладким, без украшений. Единственное, что выделялось на ровной поверхности, были прорези для глаз. Поэтому кто бы ни смотрел на шлем, он видел в нем лишь свое собственное отражение. Сзади шлемы были украшены гребнями из того же металла, выполненными настолько искусно, что сразу можно было сказать, что делал их не простой ремесленник, а настоящий мастер. Хоукмуну вдруг пришло в голову, насколько они могут быть полезны в бою: противника испугает собственное отражение, создающее иллюзию, что он сражается сам с собой.

Граф Брасс громко засмеялся:

— Да ведь тот, кто изобрел эти шлемы, был просто гением! Ничего лучше я никогда не видел!

— Примерьте их, — усмехнулся в ответ Фанк. — Ваш — тот, что вы развернули. С гребнем под цвет меди.

Граф Брасс улыбнулся и поднял шлем, водрузив его на плечи. Хоукмун посмотрел на него и увидел свое лицо с тусклым Черным Камнем во лбу, веселое и удивленное. Хоукмун примерил свой шлем — с золотым гребнем. Когда он посмотрел на графа, ему сначала показалось, что шлем графа не отражает другие шлемы вовсе. А потом он сообразил, что, напротив, шлем создает бесконечное множество отражений.

Остальные тоже примеряли свои шлемы. Д'Аверку достался шлем с синим гребнем, а Оладану — алый. Довольные, они улыбались.

— Хороший подарок, мастер Фанк, — сказал Хоукмун, снимая шлем. — Превосходный подарок. А кому же два оставшихся?

— Ах, да. Они для тех, кто пожелает ими воспользоваться.

— Для тебя?

— Нет. Должен признаться, что я пренебрежительно отношусь к доспехам. Они весьма обременительны и затрудняют мою работу со старым боевым топором, — Франк ткнул пальцем за спину, где веревкой был привязан огромный топор.

— Тогда для кого же два других? — осведомился граф Брасс, снимая свой шлем.

— Когда настанет время, вы узнаете, — уклонился от ответа оркнеец. — А как дела у обитателей замка Брасс?

— Ты говоришь о тех, кто живет на холме? — уточнил Хоукмун. — Некоторые из них были убиты звуком огромного гонга, вернувшего нас в нашу плоскость. Несколько зданий обрушились, но в целом замок сохранился достаточно хорошо. Кроме того, кавалерия Камарга уцелела.

— Около пятисот человек, — уточнил д'Аверк. — Вся наша армия.

— Ясно, — сказал Фанк, покосившись в сторону француза. — Я должен отправиться по своим делам.

— И что же это за дела, мастер Фанк? — спросил Оладан.

— У нас на Оркнейских островах не принято спрашивать о таких вещах, — упрекнул он Оладана.

— Спасибо за подарки, — поклонился Оладан, — и простите меня за излишнее любопытство.

— Я принимаю ваши извинения, — несколько напыщенно ответил Фанк.

— Позвольте поблагодарить вас, мастер Фанк, от лица всех обитателей замка Брасс за эти прекрасные подарки, — произнес граф Брасс. — И нельзя ли вас побеспокоить последним вопросом?

— Все вы любите задавать слишком много вопросов, — отозвался Фанк, — а мы, оркнейцы, народ не очень разговорчивый. Спрашивай, друг, и я отвечу на твой вопрос, если он не относится лично ко мне.

— Вы знаете, как была уничтожена кристаллическая машина? — поинтересовался граф Брасс.

— Я думаю, что это Тарагорм, хозяин Дворца Времени в Лондре, нашел средство уничтожить машину, разобравшись в принципе ее работы. У него хранится много старинных рукописей, в которых рассказывается о подобных вещах. И, очевидно, он построил часы, бой которых прошел через плоскости и расколол кристалл. По-моему, это средство применяли враги обитателей Сориандума, подаривших вам эту машину.

— Так значит, нас вернула сюда Империя Мрака? — констатировал Хоукмун. — Но тогда почему же они нас не встретили?

— Вероятно, из-за каких-то беспорядков внутри самой империи, — предположил Орланд Фанк. — Посмотрим! Прощайте, друзья мои. У меня такое чувство, что мы вскоре встретимся вновь.

Глава 5 ПЯТЕРО ГЕРОЕВ И ОДНА ГЕРОИНЯ

Едва лишь ворота замка затворились за Фанком, как в зал на негнущихся ногах спустился Ноблио. На лице философа было какое-то очень странное выражение, таким еще никто и никогда его не видел.

— Что такое, Ноблио? — озабоченно спросил его граф Брасс, обнимая друга за плечи. — Я вижу, что-то беспокоит тебя.

— Нельзя сказать, что беспокоит, — Ноблио тряхнул головой. — Просто много лет я не брал в руки никакого другого оружия, кроме пера, но теперь вместе с вами я готов идти в бой против Лондры и Империи Мрака. Я отправляюсь с вами.

— Нет, Ноблио, — возразил Хоукмун, — ты же не воин! Ты утешаешь нас, поддерживаешь своей добротой и мудростью. А это тоже увеличивает наши силы.

— Да, верно… Но эта битва будет последней в любом случае, победим мы или нет, — напомнил Ноблио. — Если вы не вернетесь, то моя мудрость никому уже не понадобится. А если вернетесь, вам мои советы будут не нужны. Вы ведь станете людьми, победившими Империю Мрака. Поэтому я возьму меч и шлем. Один из двух зеркальных шлемов — тот, что с черным гребнем — как раз мне подойдет.

Хоукмун посторонился. Ноблио подошел к шлему, поднял его и медленно водрузил на свою голову. Шлем сидел превосходно.

И они увидели в шлеме отражение — свои лица, одновременно и мрачные, и восхищенные.

Д'Аверк первым шагнул вперед и протянул руку:

— Приятно будет отправиться в поход с человеком, обладающим утонченным остроумием.

— Согласен, — подхватил Хоукмун. — Мы будем счастливы, что ты поедешь с нами. Но мне хотелось бы знать, кому предназначен оставшийся шлем.

— Мне! — прозвучал знакомый голос. Хоукмун обернулся и взглянул на свою жену.

— Нет, он не для тебя, Иссельда.

— Но как ты можешь быть в этом уверен?

— Ну…

— Посмотри, он с белым гребнем и меньше, чем остальные. Как будто специально сделан для мальчика или женщины.

— Да, — неохотно признал Хоукмун.

— Разве я не дочь графа Брасса? Разве я держусь в седле хуже любого из вас?

— Да…

— Вы забыли, как я девчонкой сражалась на арене с быками? Разве, отец, я не обучалась вместе с гвардейцами нашего Камарга искусству владеть топором, мечом и огненным копьем?

— Это правда, — согласился граф. — У нее есть сноровка в этом искусстве. Но от воина требуется гораздо больше.

— Но разве я не крепка?

— Да, для женщины… — согласился хозяин замка. — Крепкая и мягкая, как шелк. Так, по-моему, выразился один местный поэт, — он бросил взгляд на покрасневшего Ноблио.

— Тогда, значит, у меня не хватает выносливости? — Глаза Иссельды горели и вызывающе, и весело.

— Нет, выносливости у тебя более, чем достаточно, — Заверил ее Хоукмун.

— Смелость? У меня нет смелости?

— Да, никого не сыскать смелее тебя, дитя мое, — согласился граф.

— Тогда чего мне не достает?

— У тебя все в порядке, — согласился Хоукмун. — Но… ты ведь — женщина, а…

— А женщины не воюют? Они остаются возле очага скорбеть по погибшим близким, так?

— Или встречают их, когда те возвращаются…

— Но почему я должна оставаться в замке? А кто будет меня защищать?

— Мы оставим охрану.

— Но вы же отлично знаете, что у нас каждый человек на счету.

— Да, это правда, — вздохнул Хоукмун. — Но не забывай, что ты ждешь ребенка!

— Я не забыла… Но я понесу его с собой в битву. Ведь если мы победим, он узнает радость победы даже раньше, чем появится на свет. А если мы будем разбиты, ему все равно не избежать гибели. Но тогда мы погибнем все вместе. Я не стану вдовой Хоукмуна, и ребенок не родится сиротой. Я ни за что не останусь одна в замке Брасс, Дориан. Я поеду с вами.

Она подошла к зеркальному шлему с белым гребнем, подняла его, надела на голову и восторженно всплеснула руками:

— Видите, он сидит превосходно! Он явно был изготовлен для меня. Мы поедем все вместе, вшестером, и поведем Камарг вперед, против войск Империи Мрака.

— Да будет так, — тихо произнес Хоукмун, обнимая жену.

Глава 6 НОВЫЙ СОЮЗНИК

Мелиадус обустроил свой командный пункт в одной из самых высоких башен Лондры, откуда и наблюдал за прибытием войск.

С боями покинув континент, Волки и Стервятники уже вошли в город. Не успев миновать ворота, они тут же вступали в бой. Кроме того, сюда спешили Крысы, Кролики, Козлы и Собаки… Мелиадус напряженно уставился вниз. Более всего его удивлял некий отряд, который нес черно-белое знамя, что означало нейтралитет в схватке. Воины подошли ближе, и теперь Мелиадус смог увидеть их маски.

Стяг принадлежал Адазу Промпу, магистру Ордена Собаки. Трудно было сказать, что означало сейчас это знамя. Может быть то, что Промп еще не решил, чью сторону он примет. Или же за всем этим крылся какой-то подвох.

Мелиадус в задумчивости облизнул губы. С таким союзником можно было начать наступление на дворец Хеона.

За последние несколько дней битва за Лондру приобрела затяжной характер. Мелиадус стал задумчиво-мрачен. Он не знал, сработало ли устройство Тарагорма и возвратился ли замок Брасс в свою собственную плоскость. Его прежнее радостное настроение, вызванное первыми успехами, сменилось нервозностью и тревогой. Главной причиной тому была неуверенность в своих силах.

Открылась дверь. И барон, машинально надев маску, повернулся и увидел графиню Флану.

— А, это ты, Флана… Чего ты хочешь?

— Здесь Тарагорм.

— Тарагорм? У него есть хорошие известия? Из-за спины показалась маска-часы.

— Я надеюсь, что у тебя, брат, скоро будут кое-какие радостные вести! — ядовито воскликнул Тарагорм. — За последние несколько дней мы еще не добились существенных успехов.

— Подкрепления прибывают, — раздраженно бросил Мелиадус, махнув рукой в латной рукавице в сторону окна. — На нашей стороне Стервятники и даже Хорьки.

— Да, но и для Хеона тоже прибыло подкрепление. И, кажется, численностью оно превосходит наше.

— У Калана скоро должно быть готово новое оружие, — Мелиадус поднялся. — Оно даст нам решающее преимущество.

— Если оно сработает, — саркастически заметил Тарагорм. — Я уже начинаю сомневаться, не допустил ли я ошибку, присоединившись к тебе.

— Теперь уже слишком поздно об этом думать, брат. Мы не должны ссориться, иначе нам конец.

— Да, тут я с тобой согласен. Если победит Хеон, то нам с тобой конец.

— Но он не победит.

— Нам понадобится для штурма дворца миллион солдат.

— У нас их столько и будет. Если мы одержим пусть даже небольшую победу, многие перейдут на нашу сторону.

Тарагорм не обратил на это заявление никакого внимания и вместо ответа повернулся к Флане:

— А жаль, Флана, ты была бы прекрасной королевой…

— Она еще станет королевой, — резко произнес Мелиадус, еле сдержавшись, чтобы не ударить Тарагорма. — Твой пессимизм, Тарагорм, граничит с изменой.

— И ты убьешь меня за эту измену вместе со всеми моими знаниями? Ведь только я знаю тайны времени!

Мелиадус пожал плечами:

— Нет, не убью. И давай лучше прекратим этот разговор и сосредоточимся на штурме дворца.

Флане наскучил их разговор, и она оставила их вдвоем.

— Я должен повидать Калана, — сказал Мелиадус. — Он несколько пострадал. Ему пришлось перемещать все свое хозяйство на новое место. Пошли, навестим его!

Они вызвали свои носилки, и их понесли по тускло освещенным коридорам и извивающимся лестницам вниз, к комнатам, которые Калан приспособил под новые лаборатории. Дверь отворилась, и в ноздри им ударил отвратительный запах. Мелиадус даже сквозь маску ощутил жар. Слезая с носилок, он закашлялся. Барон увидел обнаженного до пояса Калана. Его костлявое тело резко выделялось на фоне остальных. Калан в маске наблюдал за работой ученых. Он нетерпеливо поздоровался с прибывшими.

— Что вам надо? У меня нет времени на разговоры.

— Мы хотели бы знать, как продвигаются дела, барон, — повысил голос Мелиадус, пытаясь перекричать шум, царивший в зале.

— Надеюсь, хорошо. Оборудование до смешного примитивно. Но, несмотря на это, оружие почти готово.

Тарагорм взглянул на сплетение гибких трубок и проводов. Оттуда и исходил весь этот шум, жар и вся вонь.

— Это и есть твое оружие?

— Оно им станет…

— А что оно будет делать?

— Дайте мне людей, чтобы поднять его на крышу, и через несколько часов я покажу вам его в действии.

— Отлично, — кивнул Мелиадус. — Ты помнишь, как много зависит от твоего изобретения?

— Помню… Я начинаю проклинать себя за то, что присоединился к тебе. Но теперь нет смысла об этом говорить. Уходите, пожалуйста. А когда оружие будет готово, я дам вам знать.

Тарагорм и Мелиадус пошли обратно пешком. Носилки следовали за ними.

— Надеюсь, что Калан не потерял здравомыслия, — ледяным тоном произнес Тарагорм, — ибо, в противном случае, эта штука может уничтожить всех нас.

— Или вообще ничего не уничтожить, — мрачно подытожил Мелиадус.

— А теперь скажи, кто из нас пессимист?

Возвратившись в свои покои, Мелиадус увидел, что его кто-то ждет. Это был толстый человек, одетый в щегольские, покрытые черным шелком доспехи. На нем была ярко раскрашенная маска, изображавшая оскалившегося пса.

— Барон Адаз Промп, — объявила Флана, появившись из другой комнаты. — Он прибыл вскоре после твоего ухода.

— Барон, — обратился к нему Мелиадус, небрежно кланяясь, — ваше появление — большая честь для меня.

Из-под маски раздался голос Адаза Промпа:

— Из-за чего вы начали войну? И каковы ваши цели?

— Предмет спора — наши планы относительно завоевания новых земель. А цель — посадить на престол Гранбретании более разумного монарха, который будет уважать таких опытных воинов, как мы с вами.

— Вы имеете в виду — уважать ваши советы, — хихикнул Адаз Промп. — Ей-богу, должен признаться, я думал, что безумец не Хеон, а вы, милорд. К примеру, взять ваше маниакальное желание отомстить этому Хоукмуну и обитателям замка Брасс… Я подозревал, что оно объясняется вашей похотью и жаждой мести.

— И вы больше так не считаете?

— Мне наплевать. Но я начинаю разделять ваше мнение о том, что они представляют величайшую опасность для Гранбретании и поэтому должны быть уничтожены, прежде чем мы станем думать о чем-нибудь другом.

— Почему же так изменилось ваше мнение? — в нетерпении Мелиадус наклонился вперед. — У вас есть какие-то данные, не известные мне?

— Есть одно-два подозрения, — неторопливо и тихо ответил Адаз Промп.

— И какие?

— Например, корабль, встреченный нами в северных морях, когда мы возвращались из Скандии по призыву нашего императора… И слухи из Франции… Вот и все.

— А что это был за корабль?

— Очень похож на те, что стоят на реке — со странной машиной в кормовом отделении и совершенно без парусов. Корабль был достаточно потрепан и дрейфовал. На его борту находились всего лишь два гранбретанца — оба раненые. Они умерли до того, как мы успели перенести их на наш корабль.

— Корабль Шенегара Тротта из Амарека?!

— Да, именно так они нам сказали.

— Но какое это имеет отношение к Хоукмуну?

— Похоже, что они встретили Хоукмуна в Амареке и чудом не погибли в кровавой битве у городапод названием Днарк. А сражение, по словам солдат, разгорелось за право владеть Рунным Посохом.

— И Хоукмун выиграл сражение?

— В самом деле, странно… Солдат Тротта, как нам удалось выяснить, была тысяча, а против них — всего лишь четверо, включая Хоукмуна.

— И Хоукмун победил?

— Да, с помощью каких-то сверхъестественных сил. Все это напоминает глупую сказку. Но ясно одно: Хоукмун разгромил войско, во много раз превышающее его собственное, и убил Шенегара Тротта. Похоже, что ему служат какие-то не известные нам колдуны или ученые. Вспомните, как ловко он сумел скрыться от нас первый раз! И еще… Один из ваших Волков, когда мы двигались к Лондре, передал мне один слух…

— Что это за слух?

— Он сказал, что замок Брасс появился снова. И Хоукмун со своими воинами взял городок к северу от Камарга, уничтожив его гарнизон полностью — до последнего солдата. Но это только слух, и в него трудно поверить. Где мог Хоукмун набрать армию за столь короткий срок?

— Такие слухи — обычное дело во время войны, — задумчиво произнес Мелиадус. — Но не исключено, что так оно и есть. Значит, теперь вы верите, что Хоукмун для нас — большая угроза, чем считал Хеон?

— Это только предположение. Но я чувствую, что для него есть веские основания. И еще… Я думаю, будет лучше, если мы быстрее прекратим эту междоусобицу. Нам нужно поскорее выяснить, есть ли у Хоукмуна армия, и разделаться с ним. Я с вами, Мелиадус. В течение следующего дня я могу предоставить в ваше распоряжение около полумиллиона моих Собак.

— У нас достаточно сил, чтобы взять дворец, если учесть тех, кто находится в моем распоряжении?

— Возможно, если у нас будет поддержка артиллерии.

— Будет, — Мелиадус стиснул руку Промпа. — О, барон Адаз, я считаю, что к утру победа будет за нами!

— Но многие ли из нас доживут, чтобы увидеть ее? — мрачно отозвался Адаз Промп. — Взятие дворца короля-императора обойдется нам очень дорого. Мы потеряем несколько сот тысяч…

— Оно будет того стоить, барон. Поверьте мне!

Мелиадус ощутил радостное возбуждение. Его взбодрила перспектива грядущей победы над Хеоном. Но в еще больший восторг его приводила мысль, что скоро у него появится шанс получить власть над Хоукмуном — если Калан сумеет найти способ снова вдохнуть жизнь в Черный Камень.

Глава 7 СРАЖЕНИЕ ЗА ДВОРЕЦ ХЕОНА

Скрывая нетерпение, Мелиадус смотрел, как солдаты устанавливают изобретение Калана на крыше его башни. Совсем неподалеку, у самого дворца, вовсю разгорелся бой. Однако Промп еще не дал своим Собакам команду идти на штурм дворцовых ворот. Как видно, он желал выждать еще немного, чтобы убедиться в действенности оружия, изобретенного Каланом.

Со стороны громада дворца выглядела так, будто способна выдержать и отразить не просто любую атаку, но даже и конец света.

Дворец, окруженный четырьмя громадными башнями, пылающими странным золотистым светом, был украшен причудливыми барельефами. Они изображали сцены из истории Гранбретании. Здание сияло всеми цветами радуги. Гигантские стальные ворота девятиметровой толщины, казалось, были неприступны.

Даже Мелиадус, глядя на дворец, ощутил некоторое сомнение. Потом он внимательно осмотрел оружие Калана. Из массы проводов и трубок выделялась большая воронка, похожая на раструб чудовищной духовой трубы. Она была повернута к стенам дворца, где толпились солдаты из Орденов Богомола, Мухи, Вепря… За пределами города солдаты других орденов готовились напасть на Мелиадуса с тыла. И барон знал, что время решает многое. Если он одержит победу у дворцовых ворот, то может надеяться, что эти ордена перейдут на его сторону.

— Готово, — сообщил ему Калан.

— Тогда приступай, — проворчал Мелиадус. — Попробуй использовать эту штуку против войск, что скопились вон там, на стенах…

Калан кивнул, и его Змеи навели оружие. Сам же он шагнул вперед и взялся за большой рычаг. Калан обратил свое лицо в маске к грозовым небесам, словно в молитве, а затем потянул рычаг на себя.

Машина завибрировала. Из недр ее поднялся пар. Она затряслась, загрохотала, зарычала, а из трубы появился и стал расти огромный пульсирующий зеленый пузырь. На столпившихся у орудия людей дохнуло жаром. Пузырь отделился от воронки и начал медленно продвигаться к стенам.

Словно завороженный, Мелиадус смотрел, как пузырь плывет, достигает стены и опускается на столпившихся за ней воинов. Солдаты начали извиваться в зеленом горячем веществе, их крики оборвались, а потом воины исчезли совсем. Зеленый пузырь покатился по стене, пожирая человеческую плоть. Но вдруг он лопнул, и зеленая жидкость, булькая и шипя, стала стекать по стене вязкими ручьями.

— Он лопнул! Он не действует! — в ярости закричал Мелиадус.

— Терпение, барон! — крикнул Калан.

Его солдаты изменили положение орудия на несколько градусов.

— Смотри! — Он снова потянул за рычаг. Машина опять затряслась и зашипела, а в воронке опять образовался гигантский зеленый пузырь. Он поплыл к стене и прокатился, вращаясь, по другой группе солдат. Он катился все дальше, не оставляя на стене ни единого человека. И в конце концов тоже лопнул.

— А теперь мы пошлем их через стену, — довольно усмехнулся Калан и вновь потянул за рычаг. На этот раз он не тратил времени: вслед за первым пузырем полетел следующий, а потом еще и еще… Так десятка два пузырей переплыли через стену во внутренний двор. Калан ушел с головой в свою работу. Машина содрогалась и шипела; рядом с ней было невыносимо жарко.

— Эта смесь разъест все! — возбужденно говорил Калан. — Все! — он остановился на миг, чтобы показать. — Смотри, что она делает со стенами!

И вправду, вязкое вещество разъедало камень. Громадные куски разрушенной кладки падали вниз, на улицу. Солдаты в панике отступали. Зеленая смесь проходила через каменную кладку, будто кипящее масло сквозь лед, оставляя в стене огромные рваные бреши.

— Но как же здесь пройдут наши солдаты? — встревожился Мелиадус. — Этому веществу наплевать, что оно разъедает.

— Не бойся, — засмеялся Калан. — Смесь эффективно действует лишь несколько минут. — он снова потянул за рычаг, посылая через стену очередной пузырь. И большой участок стены неподалеку от ворот полностью рухнул. Когда рассеялась пыль, Мелиадус увидел, что путь во дворец открыт. Радости барона не было границ.

Внезапно из машины раздался визг, Калан поспешил отдать указания своим людям. Те принялись за работу.

На крыше появился Тарагорм и кивнул Мелиадусу.

— Я вижу, что недооценивал Калана, — он двинулся в сторону ученого. — Поздравляю, Калан.

— Ты видишь, Тарагорм? — замахал руками Калан. — Ты видишь? Почему бы тебе не попробовать? Надо всего лишь потянуть за рычаг…

Тарагорм обеими руками ухватился за рычаг. Его маска повернулась в сторону бреши в стене: сквозь нее были видны солдаты Хеона, отступающие во дворец. Их преследовали смертоносные пузыри.

Но со стороны Дворца вдруг рванула огненная пушка. Солдаты Хеона сумели, наконец, установить артиллерию так, как нужно. Несколько огромных огненных молний пронеслось над головами Мелиадуса, Калана и Тарагорма, а другие, не причинив никому вреда, рассыпались внизу по крышам и стенам зданий. Калан победно рассмеялся.

— Эти штуки бесполезны против моего оружия! Тарагорм, отправь туда пару пузырей, — и он ткнул пальцем в сторону окна, где находилась пушка.

Тарагорм, казалось, был так же увлечен машиной, как и Калан. Мелиадус забавлялся, глядя на двух ученых, играющих с ней, словно дети с новой игрушкой. Теперь он испытывал умиротворение: стало очевидно, что оружие Калана склонило чашу весов в его пользу. Настало время присоединиться к Адазу Промпу и повести войска на решительный штурм Дворца.

Барон спустился по лестнице внутрь башни и крикнул, чтобы принесли носилки. Усевшись в них, он поудобнее устроился на подушках, уже ощущая сладость триумфа.

Но вдруг над головой раздался чудовищный взрыв, потрясший всю башню. Мелиадус выскочил из носилок и бросился обратно на крышу. Не успел он достигнуть цели, как лицо его обдало сильным жаром. Мелиадус увидел Калана в погнутой маске. Он шел, шатаясь, в его сторону.

— Назад! — закричал Калан. — Машина взорвалась! Я был возле входа, иначе и меня бы убило. Моя смесь растекается по всей башне. Быстрее отсюда, иначе это вещество нас убьет!

— Тарагорм! — крикнул Мелиадус. — Что с ним?

— От него ничего не осталось, — бросил Калан. — Быстрее, нам придется как можно скорее покинуть башню. Поспешим, Мелиадус!

— Тарагорм погиб? После того, как сделал все, что мне нужно? — Мелиадус спускался по лестнице вслед за Каланом. — Я знал, что он доставит мне много хлопот после победы над Хеоном. Но теперь этого можно не опасаться! Бедный мой брат!

На бегу Мелиадус расхохотался.

Глава 8 ФЛАНА НАБЛЮДАЕТ ЗА БИТВОЙ

Графиня Флана, укрывшись в безопасности, следила, как солдаты сквозь образовавшуюся брешь устремляются во дворец. Внезапно прямо у нее на глазах башня, в которой находился штаб Мелиадуса, накренилась и с грохотом обрушилась на нижние этажи города. Сперва графиня решила, что Мелиадус погиб, но затем заметила, что над рядами солдат, идущих в бой, гордо реет его знамя. Там же Флана увидела и стяг Адаза Промпа. Удивительное дело, Волк и Собака, старые недруги, ныне вместе штурмовали дворец Хеона.

Она вздохнула. Шум битвы заглушал все, и от него некуда было спрятаться. Флана следила, как солдаты Хеона тщетно пытаются изменить диапазон действия огненных пушек — чтобы стрелять по солдатам во дворе. Но артиллерия уже была бесполезна. Ее установили для длительной осады. И теперь невозможно было за короткое время переместить пушки на нужные позиции. Ворота защищались всего лишь несколькими орудиями.

Постепенно стихали звуки битвы. Флана вновь подумала о д'Аверке, о том, скоро ли он появится. Новости, которые принес Промп, пробудили в ней надежду. Хотелось верить в то, что если Хоукмун жив, то и д'Аверк, вероятнее всего, тоже. Но ей казалось, что она уже никогда с ним не встретится. Кто знает, может быть, он погибнет в какой-нибудь битве… А если он даже не погибнет, то, наверное (так казалось графине), станет отщепенцем, изгоем… Флана была уверена, что Империя Мрака непобедима и что Хоукмун, д'Аверк и их воины погибнут в одном из сражений. Они, возможно, даже не смогут добраться до побережья раньше, чем их уничтожат, и не смогут приблизиться к Лондре, потому что их разделяет море. А Серебряный мост будет закрыт для партизан из Камарга.

У Фланы даже мелькнула мысль о самоубийстве. Но сейчас она не могла думать об этом всерьез. Она решила, что убьет себя, когда исчезнет всякая надежда, но не раньше. Еще графиня утешала себя мыслью, что если она станет королевой, у нее будет какая-то власть.

А также оставалась слабая надежда на то, что Мелиадус пощадит д'Аверка, ведь барон ненавидит его не так сильно, как Хоукмуна, хотя француз тоже считался предателем.

Крики с улицы опять стали громче, и Флана выглянула в окно.

Мелиадус и Адаз Промп въезжали во дворец. Победа явно была близка.

Глава 9 КОНЕЦ КОРОЛЯ ХЕОНА

Верхом на черном скакуне барон Мелиадус мчался по коридорам дворца, где столько раз прежде проходил пешком, унижаясь перед владыкой этих роскошных покоев. А теперь он скачет по ним, гордо вскинув голову, и эхо разносит по коридорам его торжествующий боевой клич… Каких-то пару дней назад он с дрогнувшим сердцем проходил мимо шеренг стражников-Богомолов, а теперь, пробивая себе дорогу сквозь их ряды, без устали разил воинов огромным черным клинком, что прежде служил верой и правдой самому Хеону. Барон поднимал своего жеребца на дыбы, конь копытами бил по шлемам и ломал шеи стражникам.

С яростным хохотом Мелиадус рвался к тронному залу, а вслед за ним спешили его верные Волки. Он не остановился, а атаковал тех, кто суетился у огненной пушки, застав орудийную прислугу врасплох. За шесть секунд с плеч слетели шесть голов. Лучи огненных копий с визгом мелькали вокруг волчьей маски, но Мелиадус не обращал на это внимания. Он ворвался в ряды врагов. Глаза барона покраснели от боевого азарта. Ноздри его коня раздувались.

Мелиадус нападал на стражников-Богомолов. Он нещадно рубил их, и те умирали в уверенности, что барон обладает сверхъестественной силой.

Однако в огромные двери тронного зала барона Мелиадуса Кройденского гнала уверенность в успехе и небывалое ощущение собственной силы. Барон обнаружил в зале немногочисленных защитников короля Хеона, пребывавших в полнейшем замешательстве. Когда стражники-Богомолы стали наступать, выставив вперед копья, Мелиадус громко расхохотался и промчался сквозь них раньше, чем они успели что-либо предпринять. Он галопом пронесся прямо к Тронной Сфере, у которой еще совсем недавно стоял на коленях.

Черный шар замерцал, и в нем постепенно проявилась сморщенная фигура бессмертного короля-императора. Крохотное тельце зародыша извивалось, словно рыба, которую запустили в чуждую ей среду. Оно металось туда-сюда в ограниченном пространстве Сферы. Король был беззащитен и беспомощен. Хеон раньше не мог и представить, что ему когда-то придется защищать себя самому. Даже он при всей своей мудрости, накопленной за две тысячи лет, не мог вообразить, что гранбретанский вельможа посмеет выступить против своего наследного правителя.

— Мелиадус… — в юношеском голосе старца слышался страх. — Мелиадус, ты сошел с ума! Слушай, с тобой говорит твой король-император. Я приказываю присягнуть мне на верность и покинуть мой дворец.

В черных глазах, некогда злобно-насмешливых и язвительных, теперь читался просто животный ужас. Его цепкий язычок выскакивал изо рта, словно змеиное жало, а слабенькие крохотные ручки беспорядочно месили белую жидкость.

— Мелиадус!..

Содрогаясь от победного хохота, барон взмахнул своим громадным мечом и ударил по Тронной Сфере. Когда его клинок вошел в Сферу, Мелиадус ощутил шок, пронзивший все его тело.

Произошел взрыв, раздался чей-то вопль, и зал наполнился звоном падающих осколков. Жидкость брызнула на Мелиадуса.

Он протер глаза, ожидая, что увидит скорченное тело убитого, но не увидел ничего: вокруг была кромешная тьма.

Смех торжества сменился воплем ужаса:

— Клянусь зубами Хеона! Я ослеп!

Глава 10 ГЕРОИ ИДУТ ВПЕРЕД

— А здорово горит! — воскликнул Оладан, в последний раз обернувшись взглянуть на казарму, где еще совсем недавно размещался отряд пехотинцев-Крыс. Теперь там никого не осталось в живых, а командир их в мучениях умирал на эшафоте. Его распяли жители городка на том самом месте, где он некогда замучил множество мужчин, женщин и детей.

Шесть человек в зеркальных шлемах — Иссельда, граф Брасс, Хоукмун, д'Аверк, Оладан и Ноблио во главе пятисот воинов Камарга, вооруженных огнеметами, оставили городок далеко позади.

Первое столкновение с силами Империи Мрака окончилось полной победой камаргцев. Они внезапно атаковали небольшой гарнизон и меньше чем за час превратили всю крепость в руины.

Испытывая легкую эйфорию и не ощущая усталости, Хоукмун вел своих товарищей к следующему городку. Они слышали, что там находится гарнизон гранбретанцев.

Но вдруг он увидел всадника, приближающегося к ним галопом, и натянул поводья своего коня. Хоукмун понял, что это Орланд Фанк со своим неизменным боевым топором.

— Приветствую вас, друзья! — начал Фанк. — У меня есть кое-какие новости. Звери пожирают друг друга. В Гранбретании идет гражданская война. Мелиадус восстал против Хеона. Лондра превратилась в огромное поле битвы. Погибли уже тысячи гранбретанцев!

— Так вот почему их так мало здесь! — протянул Хоукмун, снимая зеркальный шлем и вытирая лоб платком. В последнее время он так редко носил доспехи, что никак не мог к ним привыкнуть. — Их всех отозвали на защиту короля Хеона…

— Или же на помощь Мелиадусу… Все это нам только на руку.

— Действительно, — отозвался граф Брасс несколько более взволнованным голосом, чем обычно, — это означает, что они уничтожают друг друга и выравнивают соотношение сил в нашу пользу. Пока они грызутся, мы должны как можно скорее добраться до Серебряного моста, переправиться через него и достичь Гранбретании. Удача с нами, мастер Фанк!

— Тогда не лучше ли нам направиться к морю? — предложила Иссельда.

— Конечно, — согласился Хоукмун. — Давайте воспользуемся их затруднениями.

— Разумная мысль, — кивнул Фанк. — И поскольку я считаю себя человеком разумным, то поеду с вами.

— Мы будем весьма рады, мастер Фанк.

Глава 11 ПОСЛЕДНИЕ НОВОСТИ

Барон Мелиадус, тщетно пытаясь отдышаться, заставил себя лежать на носилках неподвижно, в то время как Калан склонился над ним и обследовал его глаза своими инструментами. Голос барона был полон ярости и боли.

— В чем же дело, Калан? — простонал Мелиадус. — Почему я ослеп?

— Вспышка при взрыве была слишком яркой, — пояснил Калан. — Зрение восстановится через пару дней.

— Но у меня нет пары дней… Я должен видеть! Мне нужно точно знать, что против меня не затевается никаких заговоров. Мне необходимо убедить баронов присягнуть на верность Флане сейчас же. А потом — выяснить, что делает Хоукмун.

— Почти все бароны уже решили поддержать нас, — успокоил его Калан. — Серьезную угрозу для нас представляет лишь Йорик Нанкенсен, его Мухи и Вреналь Фарно. Но от ордена Фарно фактически ничего не осталось: большинство Крыс погибло еще до штурма Дворца. Промп сейчас как раз очищает город от Мух и Крыс.

— Крыс не осталось, — проговорил задумчиво Мелиадус. — Как ты думаешь, Калан, сколько всего убитых?

— Убита примерно половина воинов Гранбретании.

— Половина? Я уничтожил половину наших воинов?

— Разве одержанная тобой победа не стоит этого? Невидящий взор Мелиадуса был устремлен в потолок.

— Да, я полагаю, стоит… — теперь он, выпрямившись, сел на носилках.

— Но я должен оправдать гибель тех воинов, кто пал в сражении. Я сделал это ради Гранбретании и для того, чтобы избавить мир от Хоукмуна и подонков из замка Брасс. Я должен победить, иначе меня ничто не оправдает.

— На этот счет не волнуйся, — улыбнулся Калан. — Я работаю еще над одной из своих машин.

— Новое оружие?

— Старое… Но я заставил его вновь заработать.

— И что же оно из себя представляет?

— Это машина Черного Камня, барон, — усмехнулся Калан. — Скоро Хоукмун окажется в нашей власти. Сила Черного Камня просто уничтожит его мозг!

Теперь на губах Мелиадуса медленно проступала удовлетворенная улыбка.

— Ах, Калан, наконец-то!

Калан заставил Мелиадуса лечь и принялся втирать мазь в слепые глаза барона.

— А теперь отдохни и помечтай о власти, старый друг. Мы вместе насладимся ею.

Вдруг Калан поднял голову. В комнату вошел гонец.

— Что такое? Какие-то новости?

— Я прибыл с континента, — гонец тяжело дышал. — У меня новости о Хоукмуне и его войске, милорд.

— Что там еще? — снова приподнялся на носилках Мелиадус, и мазь потекла у него по щекам. — Что там о Хоукмуне?

— Они движутся по Серебряному мосту, милорд!

— Так они собираются вторгнуться в Гранбретанию? — недоверчиво спросил Мелиадус. — Сколько же у них бойцов?

— Пятьсот всадников, милорд. Мелиадус засмеялся.

Глава 12 НОВАЯ КОРОЛЕВА

Поддерживая Мелиадуса под руку, Калан подвел его к ступенькам трона. Установленный на возвышении, он заменял теперь зловещую Тронную Сферу. На престоле восседала Флана Микосеваар в маске Цапли, украшенной самоцветами. На голове ее красовалась корона, а с плеч ниспадала роскошная королевская мантия.

— Итак, — воскликнул Мелиадус, и голос его гулко разнесся по огромному залу, — перед вами ваша новая королева. При королеве Флане вы обретете величие, о котором до этого могли только мечтать. Мы вступаем в новую жизнь, и теперь будем по-новому наслаждаться всеми удовольствиями, которыми мы, гранбретанцы, дорожим. Весь мир станет послушной игрушкой в наших руках!

И бароны начали присягать на верность королеве Флане. Когда наконец церемония закончилась, вновь заговорил Мелиадус:

— А где Адаз Промп, главнокомандующий войсками Гранбретании?

— Я здесь, милорд, — отозвался Промп. — И я благодарю за честь, оказанную мне.

Впервые Мелиадус сообщил о том, что Промп в награду получил власть над всеми другими военачальниками, исключая, естественно, самого Мелиадуса.

— Доложи нам, Адаз Промп, как обстоят дела с мятежниками.

— Их осталось немного, милорд. Те Мухи, которых мы еще не прихлопнули, разлетелись. А их магистр Йорик Нанкенсен мертв. Я сам убил его. Вреналь Фарно и кое-какие оставшиеся Крысы разбежались по своим суссекским норам, и скоро будут уничтожены. Остальные объединились в своей преданности королеве Флане.

— Это нас радует. Я доволен. А как обстоят дела с Хоукмуном и его бандой? Они все еще движутся сюда?

— Именно так докладывают наши пилоты с разведывательных орнитоптеров. Скоро они пожалуют к нам, милорд.

— И пусть, — засмеялся Мелиадус. — Пусть пройдут хотя бы половину пути до Лондры… А потом мы уничтожим их. Идемте, мои капитаны!

Калан повел Мелиадуса по ступеням трона через зал. Они подошли к воротам, которые охраняли теперь не стражники-Богомолы, а Волки и Стервятники. Мелиадус сожалел, что не может этого увидеть и насладиться своим триумфом еще раз.

Двери в зал закрылись, а Флана все сидела на троне и думала о д'Аверке. Ее терзали сомнения, жив ли он. Графиня попыталась было поговорить о нем с Мелиадусом, но тот даже не захотел ее выслушать.

Она также размышляла о том, что ждет ее в будущем. Пожалуй, единственная из всей знати (за исключением разве что Шенегара Тротта), Флана прочла множество древних манускриптов. Некоторые из них были как бы легендами и историей жизни до Тысячелетия Ужаса. Графиня знала, что она правит страной на последней стадии ее упадка. Захватнические войны и внутренняя борьба были признаками предсмертной агонии. И хотя сама смерть наступит еще через двести-триста лет, Флана понимала, что Империя Мрака обречена.

Она молилась о том, чтобы на ее место явился кто-то более достойный.

Глава 13 «ЧТО ТЫ ВИДИШЬ?»

Мелиадус ухватился за поводья коня своего герольда.

— Мальчик мой, не оставляй меня ни на мгновение. Ты должен рассказывать мне все, что видишь перед своими глазами, чтобы я мог отдавать команды войскам.

— Разумеется, милорд, я постараюсь.

— Вот и отлично. Все ли войска приведены в боевую готовность?

— Все, милорд. Они ждут только вашего сигнала.

— Этого негодяя Хоукмуна еще не видно?

— Я вижу всадников, скачущих по Серебряному мосту. Если они не остановятся, то врежутся прямо в наши ряды.

— Не остановятся, — хмыкнул Мелиадус. — Нет, теперь уже вряд ли… Ты различаешь их лица?

— Я вижу блеск — будто от серебра или сигнала гелиографа. Один, два, три, четыре, пять, шесть… Это солнце заставляет их так сверкать! Шесть серебряных зеркал… Интересно, что это может быть?

— Блестящие наконечники копий?

— Не думаю, милорд.

— Ну, мы это скоро узнаем!

— Да, милорд.

— А что теперь?

— Теперь я вижу шестерых всадников во главе кавалерии. У каждого на голове украшение из серебра. Ой, милорд, это так блестят их шлемы!

— Значит, они хорошо начищены!

— Шлемы закрывают лица. Я едва могу вынести их блеск — такие они яркие.

— Странно… И все-таки их шлемы не выдержат ударов нашего оружия! Ты передал нашим воинам, что Хоукмуна надо взять живым, а остальных они могут убить?

— Передал, милорд.

— Молодец.

— И еще я сказал им то, что вы велели: если Хоукмун начнет хвататься за голову или странно себя вести, то необходимо сразу же сообщить вам об этом.

— Превосходно! — захохотал Мелиадус. — Превосходно! Я отомщу им, так или иначе.

— Они уже почти перебрались на берег, милорд. Они нас заметили. Но не остановились.

— Тогда подавай сигнал к атаке! — приказал Мелиадус. — Дуй в свою трубу, герольд! Они атакуют?

— Атакуют, милорд!

— И что теперь? Армии встретились?

— Они схватились, милорд.

— И что происходит?

— Я… я не понимаю, милорд… Из-за блеска этих странных шлемов… Откуда-то появился ярко-красный свет. В армии Хоукмуна, кажется, больше солдат, чем мы думали. Пехота и немного кавалерии. Клянусь зубами Хеона… Ой, прошу прощения, милорд, клянусь грудями Фланы! Это самые страшные воины, каких я когда-либо видел!

— А как они выглядят?

— Как варвары, первобытные люди… И кажутся ужасно свирепыми. Они врезаются в наши ряды, как нож в масло!

— Что?! Этого не может быть! У нас пять тысяч солдат, а у них — пятьсот. Все рапорты подтверждают это число!

— Там больше пятисот, милорд. Намного больше!

— Значит, все разведчики лгали? Или же мы все сошли с ума? Откуда взялись эти воины-варвары? Они, должно быть, прибыли с Хоукмуном из Амарека. Что происходит? Наши воины дают им отпор?

— Нет, милорд.

— Тогда что же они делают?

— Они отходят.

— Отступают? Невозможно!

— Похоже, они отступают очень быстро. Те, что остались живы…

— Что ты говоришь? Так сколько осталось от наших пяти тысяч?

— Я бы сказал, примерно пятьсот человек пехоты, милорд, и сотня — кавалерии, рассеянной по полю.

— Прикажи, герольд, приготовить машину орнитоптера.

— Да, милорд! Пилот готов!

— Как там Хоукмун и его банда в серебряных шлемах?

— Они преследуют остатки наших войск.

— Меня каким-то образом обманули!

— Есть много убитых. А теперь воины-варвары уничтожают пехоту. Осталась только кавалерия!

— Я не могу в это поверить! О, будь проклята моя слепота! Я чувствую себя, словно во сне!

— Я отведу вас к орнитоптеру, милорд!

— Да-да. В Лондру! Спеши! Я должен обдумать все случившееся и решить, что делать дальше.

Когда орнитоптер набирал высоту, барон Мелиадус почувствовал, что в глазах у него мелькнул серебристый отблеск. Моргнув, он посмотрел вниз. Да, зрение возвращалось к нему. Мелиадус увидел шесть сверкающих шлемов — это о них говорил ему герольд. Он увидел поле, усеянное трупами его солдат, которые, по его расчетам, должны были уничтожить силы Хоукмуна. Барон заметил остатки своей кавалерии и услышал отдаленный смех, принадлежавший его самому ненавистному врагу.

Мелиадус погрозил кулаком:

— Хоукмун! Хоукмун!

Блеснуло серебро: человек в блестящем шлеме задрал голову вверх.

— Какими бы фокусами ты ни пользовался, Хоукмун, все равно этой ночью ты погибнешь. Тебя ничто не спасет! Я знаю это! Я знаю!

Он снова посмотрел вниз, отвечая полным ненависти взглядом на смех Хоукмуна. Мелиадус поискал варваров, разгромивших его армию, но нигде их не увидел.

«Это кошмар», — подумал Мелиадус. Он не мог понять: герольд ли был подкуплен Хоукмуном или варвары оказались невидимыми для его глаз?

Мелиадус потер лицо. Наверное, виной всему — его недавняя слепота, от которой он еще не оправился… Варвары исчезли. Барон осмотрел все поле.

Но нет, нигде не оказалось ничего похожего…

— Поторопись, пилот! — приказал он, пытаясь перекричать шум крыльев.

— Мы должны как можно скорее вернуться в Лондру. Мелиадус уже начал понимать, что разгром Хоукмуна будет не таким простым делом, как он предполагал раньше. Но потом он вспомнил о Калане и машине Черного Камня. И улыбнулся.

Глава 14 ВОЗРОЖДЕНИЕ ЧЕРНОГО КАМНЯ

Сняв зеркальные шлемы, шестеро воинов смотрели вслед отступающему противнику. Их собственная победа до сих пор казалась им чудом, и они не могли думать об этом без благоговения. Убитыми они потеряли всего два десятка человек, и еще столько же получили легкие ранения.

— Да, Легион Рассвета оказалась для них полной неожиданностью, — улыбнулся граф Брасс. — Их настолько поразило его появление, что о достойном сопротивлении не могло быть и речи. Однако боюсь, что к тому времени, когда мы подойдем к стенам Лондры, они подготовятся гораздо лучше.

— Верно, — согласился Хоукмун. — Вне всяких сомнений, Мелиадус в следующий раз выставит намного больше солдат, — он дотронулся до Красного Амулета у себя на шее и взглянул на Иссельду.

— Ты отлично сражался, — произнесла она, откинув белокурые волосы. — Ты бился, как сотня воинов.

— Это потому, что амулет придает мне силу пятидесяти солдат, а твоя любовь — энергию еще стольких же, — отшутился он.

— До нашей помолвки ты мне никогда не льстил, — тихо засмеялась она.

— Наверное, это потому, что я стал тебя любить еще больше, чем прежде.

— Нам лучше разбить лагерь подальше отсюда, — вмешался д'Аверк. — Эти трупы мне не нравятся.

— Я займусь ранеными, — сказал Ноблио.

Он повернул коня туда, где сгруппировались кавалеристы Камарга. Они, спешившись, переговаривались друг с другом.

— Вы действовали отлично, ребята, — крикнул им граф Брасс. — Что скажете, а? Это было похоже на старые добрые времена, когда мы сражались в Европе! А теперь мы бьемся за спасение той же Европы!

Хоукмун хотел что-то сказать, но вдруг издал странный вопль и выронил шлем, прижав руки к голове и выкатив глаза от боли и ужаса. Он закачался в седле и, наверное, упал бы, если бы его не поддержал Оладан.

— Что такое, Дориан? — встревожился Оладан.

— Почему ты кричишь, любовь моя? — испугалась Иссельда, спешиваясь и помогая Оладану держать Хоукмуна.

Побледневшими губами Хоукмун смог только выдавить из себя сквозь стиснутые зубы:

— Эт-тот… Камень… Черный Камень… Он… он снова вгрызается в мой мозг! Его сила вернулась! — Дориан закачался и упал к ним в объятия — бледный, как смерть. Руки его безвольно повисли. Когда шлем сняли, жена и друг увидели, что Черный Камень во лбу у Хоукмуна вновь начал наливаться жизнью. К нему вернулся прежний блеск.

— Оладан, он умер? — в ужасе вскрикнула Иссельда.

— Нет, еще жив, но не могу сказать, надолго ли… Ноблио! — позвал Оладан. — Сэр Ноблио! Скорее сюда!

Ноблио поспешил к ним, поднял Хоукмуна на руки и покачал головой. Не в первый раз видел он герцога Кельнского в подобном состоянии.

— Я могу попробовать сделать лекарство, но у меня нет тех составляющих, что были тогда в замке Брасс.

Ноблио принялся за работу. Иссельда, Оладан, а потом и граф Брасс с испугом наблюдали за происходящим. Наконец Хоукмун зашевелился и открыл глаза.

— Камень… — пробормотал он. — Мне приснилось, что он снова пожирает мой мозг…

— Так и будет, если мы в ближайшее время не найдем средство его нейтрализовать, — проговорил Ноблио. — Сила его пока исчезла, но я не знаю, когда, где и как она может вернуться.

Хоукмун с огромным трудом поднялся. Он был бледен и едва стоял на ногах.

— Тогда мы должны немедленно отправиться дальше — к Лондре, пока у нас есть время. Если оно, конечно, есть…

— Да, если есть время…

Глава 15 ВРАТА ЛОНДРЫ

Шестеро всадников въехали на вершину холма во главе своей кавалерии и увидели, что войска Мелиадуса построились перед воротами Лондры и уже ждут их.

Изнемогая от страшной боли, Хоукмун нащупал амулет. Дориан знал, что только он сохранял ему жизнь, помогая бороться с силой Черного Камня. Этот камень питала энергией машина, которой управлял Калан, находившийся, как слышал Хоукмун, где-то в Лондре. А значит, чтобы добраться до Калана, Дориан должен был взять город и разбить многочисленное войско.

Обнажив Меч Рассвета, Хоукмун, не колеблясь, подал сигнал к атаке. Он знал, что медлить нельзя, ибо каждая секунда могла стоить жизни ему и его друзьям.

Камаргская конница поднялась на холм и атаковала войско, намного превосходившее ее по численности. Гранбретанцы встретили их огнеметами, и нападавшие открыли ответный огонь. Хоукмун, сочтя момент наиболее подходящим, выхватил меч.

— Легион Рассвета! Я вызываю Легион Рассвета!

А потом его череп пронзила боль, и он застонал, ощутив жар Камня во лбу.

Иссельду охватило беспокойство. Она только успела спросить:

— Что с тобой, любовь моя?

Но ответить ее любимый не смог.

Они оказались в гуще битвы. Глаза Хоукмуна остекленели: он с трудом различал силуэты вражеских солдат и не мог определить, появились ли воины Рассвета.

Но Легион все-таки вступил в бой, освещая себе путь среди массы дерущихся особым розовым светом. Дориан вдруг почувствовал, что его наполняет энергия Красного Амулета, нейтрализующая Черный Камень. Он ощутил, что к нему вновь возвращаются силы. Но не знал, надолго ли.

Теперь Хоукмун беспощадно разил воинов в масках Стервятника, сражавшихся палицами с рукоятками и набалдашниками, похожими на растопыренные лапы с длинными когтями. Вот Дориан отразил удар и нанес ответный: его громадный меч прорубил панцирь воина и вошел тому прямо в грудь. Хоукмун откинулся в седле, чтобы уклониться от вражеской палицы, и проткнул ее владельца, угодив тому прямо в пах.

Воины сражались, словно в горячке. Воздух вокруг был пропитан страхом. Хоукмун скоро понял, что это худшая из битв, в которых ему когда-либо доводилось участвовать: солдаты Империи Мрака, потрясенные появлением Легиона Рассвета, утратили свою обычную храбрость и дрались совершенно беспорядочно, нарушив порядок и не слушая командиров.

Дориан Хоукмун понял, что это будет нелегкий бой, в котором уцелеют немногие. Кроме того, он начал подозревать, что ему, вероятно, тоже не придется увидеть, чем кончится сражение — боль в голове усиливалась.

Никто не увидел, как погиб Оладан. Он сражался один против дюжины пехотинцев-Свиней и пал, изрубленный в куски их топорами.

Граф Брасс погиб после схватки с тремя баронами. Адаз Промп, Мигель Хольст и Сак Гордон, магистр Ордена Быка, узнали его, но не по шлему, который отличался от других шести только гребнем. Графа выдало его телосложение и медные доспехи. Трое — Собака, Козел и Бык — набросились на него с мечами. Граф Брасс встретил их пешим — он лишился коня в бою с последним противником. Оторвав взгляд от тела убитого, граф увидел пробивающихся к нему баронов и взялся обеими руками за свой огромный меч. Когда всадники приблизились, он взмахнул мечом и подрубил лошадям передние ноги, так что бароны перелетели через головы своих лошадей и упали в грязь. Первым граф Брасс успешно отправил на тот свет Адаза Промпа, распластавшегося в весьма недостойной позе. Следом он отсек голову Мигелю Хольсту, хотя магистр Ордена Козла и молил о пощаде. Оставалось лишь разделаться с Саком Гордоном. У барона Сака было достаточно времени подняться на ноги и встать в позицию. Он несколько раз мотнул головой: его ослеплял зеркальный шлем графа. Заметив это, граф Брасс сорвал с себя шлем и отшвырнул его в сторону, выставляя во всей красе свои ощетинившиеся усы и медные волосы. Боевой азарт охватил его.

— Двоих я прикончил не так уж честно, — проворчал граф, — так что будет справедливо дать тебе шанс убить меня.

Сак Гордон бросился вперед, подобно бешеному быку своего ордена. Граф Брасс посторонился и, взмахнув мечом, рассек пополам маску противника вместе с черепом. Барон рухнул, как подкошенный; граф Брасс, глядя на бездыханное тело, торжествующе улыбнулся. Но он на мгновение утратил обычную бдительность, и всадник в маске Козла, подъехавший сзади, проткнул его шею копьем.

У графа даже хватило сил повернуться и вырвать копье из рук нападавшего. Уже на последнем вздохе он метнул свой меч и попал Козлу в горло, отплатив ему тем же самым. А потом затих навсегда.

Свидетелем этой нелепой гибели стал Орланд Фанк. Перед боем он ненадолго покинул героев Камарга и вступил в битву позже, с большим искусством орудуя своим боевым топором.

Солдаты Империи Мрака, потеряв трех своих предводителей, стали продвигаться ближе к воротам. И лишь барон Мелиадус устрашающим видом (на нем были черные доспехи, черная волчья маска и в руках — того же цвета огромный меч) пытался поначалу удержать своих воинов от панического бегства.

Но и он был оттеснен, когда Хоукмун, Иссельда, д'Аверк, Ноблио и Орланд Фанк повели свое немногочисленное воинство и Легион Рассвета против оставшихся зверей Гранбретании.

Воины Мелиадуса не успели закрыть ворота, и герои Камарга ворвались в город. Тогда барон понял, что сначала он не ошибся в оценке сил Хоукмуна, но позже из-за своей излишней самоуверенности потерял бдительность. Мелиадус подумал, что им теперь остается только одно — вызвать к воротам все оставшиеся в городе войска и ждать, когда Калан найдет способ увеличить энергию Черного Камня.

Но внезапно барон взбодрился, заметив, что Хоукмун закачался в седле, а руки его взметнулись к серебряному шлему. Мелиадус увидел странного человека в шапочке и клетчатых брюках, подхватившего Дориана и вытащившего из седельной сумки Хоукмуна что-то обернутое в кусок материи.

— Слушай меня, друг, — шепнул Фанк Хоукмуну, — настало время воспользоваться Рунным Посохом. Настало время поднять наше знамя. Сделай это сейчас, иначе больше не проживешь ни минуты.

Хоукмун остро ощущал силу, вгрызающуюся в мозг. Фанк вложил в руку герцога Рунный Посох; Дориан стиснул его левой рукой, высоко поднял над головой и увидел, что воздух вокруг него вспыхнул золотым светом.

— Рунный Посох! — закричал Фанк. — Рунный Посох! Мы сражаемся за Рунный Посох! — и он захохотал.

Гранбретанцы в ужасе начали отступать. Они были уже настолько деморализованы, что, несмотря на численность своего войска, превосходящую в несколько раз силы Хоукмуна, отхлынули к воротам города. Фанк чувствовал себя победителем.

Но барон Мелиадус не собирался признавать себя побежденным. Он заорал на своих солдат:

— Это ничто! Это обычный посох! Он не может причинить нам вреда! Вперед, идиоты, взять их!

И тогда воины Камарга рванулись вперед. Но Хоукмун, с трудом удерживаясь в седле, все же сумел пересилить себя и пронести через ворота Лондры Рунный Посох. На улицах города их пыталась остановить миллионная армия гранбретанцев, находившаяся в резерве.

Дориан, словно во сне, вел свой сверхъестественный Легион с мечом Рассвета в одной руке и Рунным Посохом — в другой.

Толпа стала совершенно непроницаемой. Пехотинцы-Свиньи и всадники-Козлы пытались стащить героев Камарга с лошадей, и на некоторое время всякое движение камаргцев застопорилось. Хоукмун заметил, как дюжина гранбретанских зверей стащила с седла одного человека в зеркальном шлеме. Тот сражался доблестно и самоотверженно. Дориан испугался: этим воином могла оказаться Иссельда. Он вдруг почувствовал необычный прилив сил в одеревеневших мускулах. Он уже развернулся, чтобы добраться до упавшего товарища. Но там появился еще один всадник в сверкающем шлеме. Он продвигался вперед, расчищая себе дорогу мечом. И Хоукмун понял, что в опасности оказалась не Иссельда, а Ноблио, и на помощь тому пришла его любимая. Но было уже поздно. Ноблио исчез в массе Козлов, Псов и Свиней, а потом кто-то из них поднял высоко над головой окровавленный зеркальный шлем. Правда, воин держал его лишь мгновение — тонкий меч Иссельды тут же перерубил запястье убийцы, и кровь хлынула фонтаном…

Хоукмуна сотряс еще один приступ головной боли, который почти ослепил его. Калан снова увеличил мощность. Хоукмун застонал, его глаза вновь затуманились. Но Дориан, защищая себя от мелькающего вокруг оружия, сумел удержать над толпой Рунный Посох.

Когда на минуту его зрение прояснилось, он увидел, что д'Аверк прорубает себе дорогу явно в определенном направлении. Хоукмун понял, что друг стремится во дворец, чтобы поскорее увидеть любимую женщину, королеву Флану. Но, увы! Суждено ему было другое…

Каким-то образом д'Аверк все же сумел пробиться к самому дворцу. Он проник внутрь сквозь брешь в стене, спешился у наружной лестницы и бросился к стражникам, охраняющим вход. У них были огнеметы, а у д'Аверка остался только меч. Пламя с визгом пронеслось над его головой. Он бросился наземь и перекатился в канаву, которая образовалась от жидкости пузырей Калана. Д'Аверк нашел там огнемет и направил его на стражников, прежде чем они поняли, что произошло.

Затем д'Аверк выбрался из канавы и помчался по коридорам. Грохот его сапог эхом разносился по покоям Дворца. Он бежал, пока, наконец, не добрался до дверей тронного зала. Ему вновь пришлось воспользоваться тем же огненным копьем: д'Аверк сразил два десятка стражников, отделавшись при этом легким ожогом правого предплечья. Д'Аверк приоткрыл дверь и заглянул в тронный зал. Примерно в миле от дверей виднелось возвышение, где должен был находиться трон. Но разглядеть, сидит ли там Флана, он не мог. В зале, казалось, никого больше не было.

Д'Аверк оглянулся и побежал к трону. На бегу он выкрикивал ее имя:

— Флана! Флана!..

Флана грезила, сидя на троне. Подняв глаза, она увидела приближающегося к ней человека. Графиня услышала свое имя, подхваченное тысячекратным эхом в огромном зале:

— Флана! Флана! Флана!

Она узнала знакомый голос, но боялась поверить, думая, что это игра ее воображения…

К ней приближался человек в шлеме, сверкающем, словно начищенное до зеркального блеска серебро. Но этого человека нельзя было не узнать.

— Гьюлам? — неуверенно прошептала она. — Гьюлам д'Аверк?

— Флана, — человек скинул шлем и отшвырнул его прочь; шлем покатился по полу. — Флана!

— Гьюлам, — она поднялась с места и стала медленно спускаться к д'Аверку.

Со счастливой улыбкой он раскрыл ей навстречу объятия. Но им не суждено было соединиться. Луч пламени, ударивший с галереи, точно разряд молнии, испепелил д'Аверка. С пронзительным воплем тот упал на колени, а потом рухнул навзничь и умер у ног своей возлюбленной.

Она затряслась от рыданий.

А сверху бдительный стражник воскликнул, весьма довольный собой:

— Теперь вы в безопасности, моя госпожа!

Глава 16 ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА

Войска Империи Мрака по-прежнему наводняли город-лабиринт, и Хоукмун с отчаяньем осознал, что Легион Рассвета становится все малочисленнее. Теперь уже, когда погибал один воин, не всегда его место занимал другой. Но воздух вокруг Хоукмуна был насыщен горько-сладким ароматом, исходившим от Рунного Посоха, и заполнен его странными узорами.

Завидев Мелиадуса, Дориан Хоукмун ощутил новый приступ боли; в глазах вдруг потемнело, и он рухнул с лошади. Мелиадус тоже сошел со своего черного скакуна и медленно направился к Хоукмуну. Рунный Посох выпал у того из рук, и герцог едва удерживал Меч Рассвета.

Дориан пошевелился и застонал. Вокруг него бушевала битва, но теперь ему казалось, будто она не имела к нему никакого отношения. Дориан почувствовал, что боль усиливается, открыл глаза и заметил приближающегося Мелиадуса в маске, которая своим оскалом точно предрекала ее владельцу близкую победу. В горле у Хоукмуна пересохло. Он сделал отчаянную попытку дотянуться до Рунного Посоха, что лежал на камнях мостовой.

— Ну, Хоукмун, наконец-то, — мягко произнес Мелиадус. — Я вижу, ты страдаешь. Ты ослаб… Единственное, о чем я сожалею, так это о том, что ты не доживешь до нашей победы и не увидишь Иссельду в моей власти, — Мелиадус говорил с глумливой жалостью и заботой. — Неужели ты не можешь подняться?… Что, камень разъедает твой мозг, скрытый за этой серебряной маской? Как ты думаешь, стоит ли мне подождать, пока он убьет тебя, или сделать это самому? Ты можешь мне ответить?… Не желаешь ли попросить пощады?

Хоукмун схватил Рунный Посох и крепко сжал его, тут же ощутив, что в него вливаются новые силы. Энергии оказалось не так много, но достаточно, чтобы подняться на ноги. Он стоял, согнувшись, а дыхание перемежалось тяжкими рыданиями, приглушенными шлемом. Хоукмун будто в тумане увидел Мелиадуса: барон взмахнул мечом, намереваясь собственноручно лишить жизни защитника Камарга.

Дориан попытался поднять Меч Рассвета, но не сумел.

Мелиадус на секунду заколебался:

— Выходит, ты не можешь сражаться? Не можешь драться! Мне жаль тебя, Хоукмун, — он протянул руку. — Отдай мне этот Посох! Ведь его именем я поклялся, что отомщу замку Брасс и его обитателям. И теперь моя месть почти завершена. Позволь мне забрать его, Хоукмун!

Пошатываясь, Дориан отступил и тряхнул головой. Он не мог говорить из-за страшной слабости во всем теле.

— Хоукмун, отдай его мне!

— Ты… не… получишь… его, — прохрипел герцог Кельнский.

— Тогда мне придется тебя убить. — Мелиадус вновь вскинул меч, и в этот миг Рунный Посох вдруг вспыхнул еще ярче, и барон увидел свое отражение в сверкающем шлеме Хоукмуна.

Зрелище это так поразило Мелиадуса, что он замешкался, опуская оружие. А Хоукмун, получив новые силы от Рунного Посоха, поднял Меч Рассвета. Он чувствовал, что его хватит лишь на один удар, и понимал, что удар этот должен быть смертельным для противника, зачарованного собственным отражением.

Герцог Кельнский поднял Меч Рассвета, а затем обрушил его на врага. Мелиадус издал истошный крик, когда клинок Хоукмуна рассек ему предплечье и вошел прямо в сердце. Из последних сил Мелиадус успел еще прохрипеть:

— Будь проклят этот Рунный Посох! Он принес гибель Гранбретании!

Но Хоукмун уже ничего не слышал. Он рухнул на землю, уверенный, что теперь ему наверняка пришел конец, что погибнут обессиленные Иссельда и Орланд Фанк. Ведь у Империи Мрака оставалось еще неисчислимое войско…

Глава 17 ПЕЧАЛЬНАЯ КОРОЛЕВА

Очнувшись, Хоукмун с ужасом увидел прямо перед собой змеиную маску барона Калана Витальского. Рывком выпрямившись, Дориан схватился за оружие.

Калан повернулся к стоящим рядом людям:

— Я же обещал, что смогу это сделать. И вот… его разум в полном порядке, силы к нему вернулись… А теперь, королева Флана, я бы хотел попросить разрешения вернуться к своим занятиям.

Хоукмун узнал маску Цапли. Флана кивнула Калану, и тот выскользнул в соседнюю комнату, осторожно прикрыв за собой дверь. К нему приблизились какие-то люди, и Дориан с радостью увидел среди них Иссельду. Сжав ее в объятиях, он покрыл жену поцелуями.

— О Хоукмун! — вздохнула она. — Я так боялась, что Калан обманет нас. Это королева Флана приказала своим людям прекратить сражение, а потом отыскала тебя. Мы с Орландом Фанком оставались последними и думали, что ты погиб. Но Калан вернул тебя к жизни — удалил у тебя из головы кристалл и разбил машину Черного Камня. Так что теперь никому не придется испытать на себе ее действие.

— А от какого занятия вы оторвали его, королева Флана? — поинтересовался Хоукмун. — Почему он был так недоволен?

— Он намеревался покончить с собой, — ровным голосом ответила Флана. — Я пригрозила, что оставлю его живым навеки, если он не выполнит моего приказа.

— Д'Аверк? — встревоженно спросил Хоукмун. — Где д'Аверк?

— Он мертв, — таким же ровным голосом отозвалась опечаленная Флана. — Убит в тронном зале чересчур ревностным стражником.

Оживление Хоукмуна в тот же миг сменилось глубокой грустью.

— Так значит, и граф Брасс, и Оладан, и Ноблио — все они погибли?

— Да, — подтвердил его страшную догадку Орланд Фанк. — Но они отдали жизнь за правое дело и освободили от рабства миллионы людей. До этого дня в Европе бушевала война. Теперь же, полагаю, люди станут стремиться к миру. Ведь они уже убедились на своем опыте, к чему приводит война.

— Более всего на свете граф Брасс хотел мира, — проговорил Хоукмун. — Как жаль, что он не дожил до сего дня!

— Надеюсь, это увидит его внук, — пообещала Иссельда.

— Пока я останусь королевой, — промолвила печальная Флана, — вам нечего страшиться Гранбретании. Я намерена уничтожить Лондру и сделать столицей мой родной город Канбери. А непомерные богатства, скопившиеся в Лондре, будут отданы на восстановление городов, деревень, ферм… Если только возможно исправить зло, причиненное Гранбретанией, — она сняла маску, открыв свое прекрасное, одухотворенное и такое печальное лицо. — Кроме того, я намерена отменить ношение масок.

Орланд Фанк, похоже, отнесся к новшествам скептически, но ничего не сказал по этому поводу, а изрек лишь следующее:

— Если Гранбретания сломлена навеки, то и работа Рунного Посоха здесь завершена, — он похлопал по свертку у себя под мышкой. — Я забираю с собой Рунный Посох, Красный Амулет и Меч Рассвета. Постараюсь сберечь их. И если когда-нибудь вам придеться вновь выступить против общего врага, то обещаю помочь вам в этом.

— Хотелось бы верить, друг Фанк, что такие времена не наступят никогда.

— Увы, мир не меняется, — вздохнул Фанк. — Случаются лишь временные нарушения равновесия, друг Хоукмун. И если равновесие нарушается в одном направлении слишком сильно, то Рунный Посох старается исправить это на век-другой, пока все не утихнет. Но не знаю…

— Странно слышать от тебя такое, — засмеялся Хоукмун, — ведь ты всеведущ!

— Не я, друг мой, — улыбнулся Фанк, — а то, чему я служу. Всеведущ лишь Рунный Посох…

— Твой сын Дженемайя Коналиас…

— Нет! Многого не знает даже Рунный Посох, — Фанк почесал свой длинный нос и посмотрел на них. — Я хотел бы проститься с вами. Вы славно сражались, и сражались за справедливость.

— Справедливость? — воскликнул Хоукмун. — А существует ли она?

— Она существует, но ее всегда не хватает, — ответил Фанк. — И чтобы ее стало хоть немного больше, приходится упорно трудиться, славно сражаться… в общем, делать все, что в наших силах.

— Да, — согласился Хоукмун, — вероятно, ты прав…

— Я знаю, что прав, — засмеялся Фанк.

В тот же миг он исчез, и откуда-то, словно из иного мира, вдруг донесся его голос:

— Справедливость — это не порядок и не право, как думают люди. Равновесие — это истинная справедливость. Равновесие весов… Помни об этом, Хоукмун!

Дориан обнял за плечи Иссельду.

— Да, постараюсь запомнить, — тихо промолвил он. — Но теперь мы возвратимся в замок Брасс, расчистим источники, вернем в заводи тростник, и опять будет много животных — туров, рогатых лошадей и розовых фламинго… Вдохнем жизнь в наш Камарг!

— И мощь Империи Мрака больше никогда не будет угрожать ему, — печально улыбнулась королева Флана.

— Не сомневаюсь в этом, — кивнул Хоукмун. — Однако если любое другое зло станет угрожать Камаргу, я встану у него на пути, каким бы мощным и ужасным оно ни было, и в какой бы форме оно ни появилось. Мир еще слишком далек от совершенства. Справедливость, о которой говорил Фанк, едва ли вообще существует. Но мы должны постараться сделать хоть что-то во имя этой справедливости… Прощайте, королева Флана!

Они двинулись прочь, и Флана не сводила с них взора своих прекрасных глаз, в которых стояли слезы.

Граф Брасс

"И стала Земля древней, покрывшись патиной времен, и сделались пути ее причудливы и прихотливы, точно у старца на пороге смерти".

Из "Летописи Рунного Посоха"

"И когда завершилась эта История, на смену ей пришла другая, вовлекая все тех же актеров пьесы в приключения еще более загадочные и удивительные, чем прежде. И древний замок Брасс, в Камарге, вновь оказался в эпицентре событий..."

"Хроники замка Брасс"

Часть I СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ

Глава 1 ПРИЗРАК В КАМАРГЕ

Не меньше пяти лет ушло на то, чтобы вернуть былую красу землям Камарга, вновь населить его болота огромными алыми фламинго, а равнины - белоснежными дикими быками и рогатыми скакунами, что в изобили водились там до прихода диких орд Империи Мрака. За пять лет удалось отстроить сторожевые башни на границах, поднять из руин города и восстановить замок Брасс во всем его суровом великолепии. Решено было даже укрепить стены и надстроить донжоны, ибо, как верно заметил однажды Дориан Хоукмун гранбретанской королеве Флане, в мире по-прежнему парит жестокость и справедливость в нем - редкая гостья.

Из всей горстки героев, служивших Рунному Посоху против Империи Мрака, уцелели лишь Дориан Хоукмун, герцог Кельнский, и его юная супруга Иссельда, графиня Брасс, дочь покойного графа Брасса. Разгромив Гранбретанию в битве при Лондре, они возвели на трон королеву Флану, вечно печальную королеву Флану, чтобы она возродила свой жестокий, развращенный народ, сделав его гуманным и процветающим.

Граф Брасс, принявший смерть от копьеносца Ордена Козла, успел прежде собственноручно сразить троих баронов: Адаза Промпа, Мигеля Хольста и Сака Гордона.

Оладан, получеловек-полуживотное родом из Булгарских гор, верный спутник Хоукмуна, пал под топорами рыцарей Ордена Вепря.

Ноблио, мирный философ, был захвачен и обезглавлен дюжиной Вепрей, Козлов и Псов.

Гьюлам д'Аверк, презревший все земное и веривший лишь в собственные скромные силы, любивший королеву Флану, которая ответила ему взаимностью, стал жертвой насмешницы-судьбы, сразившей героя рукою стражника королевы, который думал, что защищает свою госпожу от нападения.

Четверо героев пали смертью храбрых в борьбе с тиранией Империи Мрака, наравне с тысячами других, столь же отважно служивших Рунному Посоху, но оставшихся в истории безымянными.

Погиб также и главный злодей, барон Мелиадус Кройденский - самый тщеславный, загадочный и жестокий из гранбретанских аристократов, - сраженный Мечом Рассвета, принадлежавшим Хоукмуну.

И разоренный гранбретанцами мир смог наконец вздохнуть свободно.

***

Но то было пять лет назад, и с тех пор многое изменилось. Графиня Брасс подарила своему супругу двух малышей. Рыжеволосый Манфред унаследовал от деда звучный голос и жизнелюбие и обещал пойти в него также силой и статью; златокудрой же Ярмиле досталась материнская красота и ее нежное упрямство. Куда меньше унаследовали дети от герцогов Кельнских, и за это, возможно, Дориан Хоукмун любил их еще крепче.

Замок Брасс украшали статуи четырех павших героев как вечное напоминание обитателям крепости о том, какой дорогой ценой досталась им победа. Нередко Дориан Хоукмун приводил к подножию медных изваяний обоих малышей, дабы поведать им историю злодеяний Империи Мрака. Дети слушали его с интересом, и Манфред не уставал повторять отцу, что со временем несомненно совершит не менее великие деяния, чем его предок, на которого он был так похож.

На это Хоукмун неизменно отвечал, что хочется верить, нужда в таких героях, уже навсегда миновала.

Однако, заметив разочарование на лице сына, со смехом добавлял, что герои бывают самые разные и если Манфред унаследовал от деда также мудрость, гибкость мышления и чувство справедливости, то его ждет достойнейшая из судеб - стать неподкупным судией. Это утешало мальчика, но лишь отчасти, ибо для четырехлетнего малыша стать воином все же куда более привлекательно.

Порой Хоукмун с Иссельдой брали детей на долгие прогулки верхом по болотам Камарга - полюбоваться, как высится тростник на фоне бескрайних розовато-желтых небес или как он гнется под порывами мистраля. С грохотом проносились мимо них стада белоснежных быков и табуны рогатых коней. Доводилось им наблюдать и как, напуганные, взлетают тучами огромные алые фламинго и кружат над незваными гостями, не подозревая даже, что именно Дориану Хоукмуну, как прежде графу Брассу, обязаны тем, что могут жить свободно на этих диких землях, не опасаясь охотников. Именно для их охраны некогда и вознеслись на границах горделивые сторожевые башни и стражи заняли в них наблюдательные посты. Ныне, впрочем, они охраняли не только животных, но и людей от любой угрозы, грозящей Камаргу извне (поскольку ни единому жителю этой страны и в голову не пришло бы причинить вред обитателям сих мест, подобных коим больше не было нигде в целом мире). Единственным, кого убивали во время охоты на болотах не ради пропитания, были бормотуны, создания, некогда видом и именем подобные людям, но павшие жертвой магических опытов злодейского Владыки, которого в свое время прикончил граф Брасс. Впрочем, ныне на землях Камарга оставалось не больше одного-двух бормотунов, ибо охотникам не стоило никакого труда отыскать и уничтожить этих монстров восьми локтей в длину и пяти в ширину, со шкурой желтушного цвета, передвигавшихся ползком на брюхе и поднимавшихся на задние лапы только при нападении. Тем не менее, отправляясь на прогулку, Дориан Хоукмун и Иссельда старательно избегали тех мест, где им могли бы повстречаться эти мерзкие твари.

Хоукмун полюбил Камарг куда сильнее, чем далекие земли предков, что достались ему по наследству, и даже полностью отрекся от всяких прав владения, передав власть выборному совету, по примеру многих европейских провинций, где после падения Империи Мрака образовались республики.

И все же, как бы сильно ни любили и ни уважали Дориана Хоукмуна в Камарге, он прекрасно сознавал, что не в силах заменить своим подданным прежнего графа Брасса. Они нередко обращались за советами к графине Иссельде, а юного Манфреда почитали едва ли не как воплощение покойного господина, Любой другой на его месте мог бы оскорбиться, но Хоукмун, не меньше их любивший графа Брасса, принимал такое отношение как должное. Пресыщенный героикой и властью, он предпочитал вести скромную жизнь обычного помещика и пореже вмешиваться в дела своих подданных. И мечты у него были самые простые: любить прекрасную Иссельду и дарить счастье своим детям. Он более не желал творить историю. Как память о битве с Гранбретанией ему остался лишь шрам странной формы посреди лба - там, где располагался прежде зловещий Черный Камень, Пожиратель Разума, данный ему много лет назад бароном Каланом Витальским, когда Хоукмуна помимо его воли заставили служить Темной Империи против графа Брасса. Теперь кристалл исчез, как и его создатель, лишивший себя жизни после битвы при Лондре. Блестящий ученый, еще более порочный, чем все его соотечественники, Калан не мог и помыслить о жизни при новом, слишком мягкосердном для него порядке, установленном королевой Фланой, наследницей короля-императора Хеона, убитого бароном Мелиадусом в борьбе за власть в Гранбретании.

Хоукмун порой задавался вопросом, что сталось бы с бароном Каланом или, если уж на то пошло, с Тарагорном, владыкой Дворца Времени, погибшим при Лондре от взрыва одной из адских машин Калана, если бы им все же удалось уцелеть? Согласились бы они пойти на службу к королеве Флане, дабы помочь возродить все разрушенное ими? "Скорее всего, нет", - отвечал себе Хоукмун. Безумие двигало ими, душа их несла на себе печать той гибельной и чудовищной философии, которая привела Гранбретанию к войне со всем миром.

Каждый раз после прогулки по болотам все семейство возвращалось в Эгморт, древнюю столицу Камарга, окруженную неприступными стенами - там, на холме посреди города, высился замок Брасс. Выстроенный из того же камня, что и большинство домов в Камарге, замок являл собой причудливое смешение стилей, которое тем не менее радовало взор. Век за веком его владельцы вносили разные изменения, сносили одни части и возводили другие. Виртуозно выполненные витражи украшали окна, то квадратные, то круглые или даже овальные. Из этой каменной громады в самых неожиданных местах возносились к небу башни и башенки и даже пара минаретов, на манер арабских дворцов. Хоукмун также внес свою лепту, приказав в традициях старинных германских замков возвести во дворе несколько высоких мачт, на которых развевались яркие стяги, и среди них родовые знамена графов Брасс и герцогов Кельнских. С крыши вниз таращились горгульи, а над входом красовались барельефы, изображавшие камаргских животных: быков, фламинго, рогатых коней и болотных медведей.

Как и во времена самого графа Брасса, замок излучал одновременно ощущение мощи и уюта. Его возвели не для того, чтобы внушать окружающим ужас, намекая на могущество владельцев. Зодчие не думали ни о воинской мощи (хотя ее было в избытке), ни об эстетике своего детища. Их единственной заботой было удобство обитателей, что обычно несвойственно замкам. Возможно, он был уникальным в своем роде. Даже внешние террасы, нависавшие над стенами, не таили в себе угрозы, ибо на них были разбиты небольшие садики и огороды, кормившие не только сам замок, но и добрую часть города.

Все семейство по возвращении с прогулки усаживалось за ломящийся от яств стол, вместе со слугами и домочадцами. Чуть позже Иссельда ненадолго удалялась, чтобы уложить детей и рассказать им на ночь сказку. Порой это были истории древних времен, случившиеся еще до Тысячелетия Ужаса, порой новые, которые она сочиняла сама. Иногда она уступала просьбам Манфреда и Ярмилы и звала Хоукмуна, дабы тот поведал детям о своих приключениях в далеких странах в поисках Рунного Посоха. Он рассказывал им тогда о встрече с коротышкой Оладаном, родичем горных великанов, чье лицо и тело были сплошь покрыты тончайшей рыжеватой шерстью. Говорил о Амареке, что лежит далеко за морями, и о волшебном городе Днарке, где он впервые увидел Рунный Посох. В этих рассказах Хоукмуну о многом приходилось умалчивать, ибо мрачная истина была не для нежных ушей детишек. Чаще всего он вспоминал погибших друзей, их доблесть и отвагу, и тогда звучали имена графа Брасса, Ноблио, д'Аверка и Оладана.., те самые, которые во всей Европе давно уже стали легендой.

Время от времени им писала королева Флана, которая извещала об успехах своей политики. Лондру, этот город мрака и безумия, снесли почти до основания, и на его месте, по обоим берегам Таймы, чьи воды больше не были красными от крови, возводили теперь прекрасные здания, открытые небесам. Ношение масок было запрещено, и понемногу жители Гранбретании приучились не прятать лица, хотя порой и приходилось подвергать не слишком суровым наказаниям тех ретроградов, что по-прежнему были слишком привержены мрачным одеяниям былых времен. Вне закона были объявлены звериные ордена; людей призывали покидать сумрачные города и возвращаться на лоно природы, занимать деревенские дома и приниматься возделывать землю. На запущенных полях выросли дикие дубравы, протянувшиеся на многие, многие мили. Долгие века Гранбретания жила грабежами, теперь же пришло время учиться кормить себя самим. Солдат распущенных орденов отправляли на распашку земель, корчевание леса, выращивание скота. Чтобы представлять интересы народа, были созданы местные собрания. Парламент, учрежденный королевой, помогал ей управлять страной в соответствии с новыми справедливыми законами. Поразительно, с какой быстротой эта воинствующая нация обретала новую жизнь, превращаясь в народ земледельцев и ремесленников. Многие гранбретанцы вздохнули с облегчением, убедившись, что освободились наконец от ига безумия, довлевшего над всей страной" и едва не охватившего весь мир.

А в замке Брасс один за другим текли мирные дни.

И так могло бы продолжаться вечно (пока не повзрослели бы Манфред и Ярмила, не состарились и не скончались бы в мире и покое их родители, зная, что Камаргу не грозит более никакая опасность и не вернутся больше времена Империи Мрака, если бы в шестую годовщину битвы при Лондре не начали твориться вокруг некие странные вещи и Дориан Хоукмун не заметил бы, к величайшему своему недоумению, что жители Эгморта почему-то стали подозрительно коситься на него, мрачнеть при виде своего господина и с бормотанием отворачиваться в сторону, когда он пытался обратиться к ним.

Дориан Хоукмун, как и прежде граф Брасс, взял в привычку присутствовать на торжествах по поводу окончания летних работ. Эгморт в эти дни был весь украшен цветами и знаменами, горожане облачались в праздничные одежды, по улицам свободно разгуливали молодые белоснежные быки, а башенные стражи красовались в начищенных доспехах, шелковых накидках, с огнеметами у бедер. В древнем амфитеатре на краю города устраивались бои быков. Именно там в свое время граф Брасс спас жизнь знаменитому тореадору Мэтану Джасту, угодившему на рога огромному свирепому быку. Граф выскочил на арену и, голыми руками схватив животное, заставил его опуститься на колени, чем вызвал бурные восторги зрителей, ибо в ту пору граф был уже не молод.

Но теперь праздник превратился в событие для всей Европы. Отовсюду спешили посланцы, дабы воздать почести чете героев, единственным уцелевшим после битвы при Лондре, и даже сама королева Флана дважды почтила Эгморт своим визитом. На сей раз, правда, дела государственной важности не позволили приехать владычице Гранбретании, но она прислала одного из своих сановников. Хоукмун торжествовал, видя, как сбываются мечты графа Брасса о единой Европе. Войны с Гранбретанией помогли разрушить все границы и объединить уцелевших во имя великой цели. Конечно, и по сей день в Европе оставалось немало независимых провинций, однако все они готовы были трудиться сообща на общее благо.

Своих посланцев прислали Скандия, Московия, Аравия, земли греков и булгар, Украния, Нюрнберг и Каталания. Они прибывали в каретах и верхом или на борту орнитоптеров, созданных по гранбретанским чертежам. Посланцы везли с собой богатые дары, произносили речи (короткие и длинные) и обращались к Дориану Хоукмуну, словно к какому-то полубогу.

В былые годы их славословия встречали горячий отклик у жителей Камарга, но на сей раз почему-то эти речи уже не вызывали таких оваций. Впрочем, мало кто обратил на это внимание. Пожалуй, это заметили только Хоукмун с Иссельдой, и их это не столько оскорбило, сколько глубоко встревожило.

Самым пышным изо всех было выступление Лонсона, принца Шкарланского, посланца Гранбретании, который приходился королеве кузеном. Юный Лонсон был ревнивым приверженцем своей повелительницы. Ему сравнялось семнадцать лет, когда страна его была избавлена от ненавистного ига, и потому он не только не держал зла на Дориана Хоукмуна Кельнского, но, более того, видел в нем спасителя, принесшего мир и мудрость его истерзанному королевству. Принц Лонсон искренне восхищался владыкой Камарга, превозносил его подвиги на поле боя, несравненную силу воли, самообладание и поразительный талант стратега и дипломата, - по его словам, именно таким Дориан Хоукмун запомнится грядущим поколениям Ибо герцог Кельнский не только спас Европу от нашествия, он спас также Империю Мрака от самой себя.

Со своей трибуны, где он восседал с иноземными гостями, Дориан Хоукмун внимал этим речам с изрядной долей неловкости, в надежде, что конец им уже не за горами. Ему пришлось облачиться в церемониальные доспехи, столь же красивые, сколь и неудобные, и у него страшно зудел затылок. Однако пока принц Лонсон не закончил речь, снять шлем и почесаться было бы верхом невежливости. Взглядом он окинул толпу, разместившуюся на каменных скамьях и даже на арене амфитеатра. Большинство с удовольствием внимало гранбретанскому принцу, но были и такие, кто перешептывался с угрюмыми лицами. Какой-то старик, в котором Хоукмун узнал стража, бок о бок сражавшегося с графом Брассом во многих битвах, даже сплюнул в пыль перед собой, когда Лонсон заговорил о несокрушимой преданности герцога его товарищам по оружию.

Иссельда также обратила на это внимание и нахмурила лоб. Она искоса взглянула на супруга, чтобы проверить, видел ли он происшедшее, и взгляды их встретились. Дориан Хоукмун с легкой улыбкой пожал плечами. Она тоже улыбнулась в ответ, но потом погрузилась в задумчивость.

Когда отзвучала наконец последняя речь и затихли аплодисменты, зрители стали расходиться с арены, чтобы туда вывели первого быка и первый тореро попытался бы сорвать с рогов разноцветные ленты (ибо убивать этих прекрасных животных было не в обычаях Камарга - здесь ценилась лишь ловкость и отвага).

Однако когда толпа постепенно рассеялась, на арене остался один человек. Хоукмун вдруг вспомнил его имя. Это был Черник, булгарский наемник, участвовавший вместе с графом Брассом в дюжине походов. Лицо старика побагровело, словно тот успел уже здорово набраться, и он с трудом держался на ногах. Ткнув в трибуну пальцем, он вновь сплюнул себе под ноги.

- Преданность, - прокаркал он. - А я знаю другое. Знаю убийцу графа Брасса, который выдал его врагам! Трус! Лицемер! Обманщик!

Этот бред потряс Хоукмуна до глубины души. Что несет этот старик?!

Несколько служителей набросились на Черника и, заломив руки, попытались оттащить его с арены, но тот отбивался изо всех сил.

- Вот так ваши хозяева хотят заткнуть рот истине! - завопил он. - Не выйдет! Его обвиняет тот, чьи слова не подлежали сомнению!

Если бы дело было в одном только Чернике, Хоукмун отнес бы его гнев на счет старческого слабоумия. Но Черник был не один. Он лишь первым высказал вслух те мысли, что в последнее время, похоже, таили многие из его подданных, - Отпустите его! - поднявшись с места, Хоукмун оперся о балюстраду. - Пусть говорит.

Слуги сперва растерялись, не зная, как поступить, а потом с неохотой отпустили старика. Черник, весь дрожа, поднялся с земли и устремил на Хоукмуна мрачный взгляд.

- Хорошо, - сказал герцог, - а теперь скажи, в чем ты меня обвиняешь, Черник. Я слушаю.

Народ напряженно следил за Хоукмуном и Черником. В воздухе повисла тревожная тишина.

Иссельда потянула мужа за рукав.

- Не слушай его, Дориан. Он пьян. Или безумен.

- Говори же, Черник! - вновь потребовал Хоукмун. Тот почесал седой затылок, окинул взглядом толпу и что-то пробормотал себе под нос.

- Погромче, Черник! Мне не терпится послушать.

- Я назвал вас убийцей, и это чистая правда!

- Кто тебе такое сказал?

Черник снова забормотал что-то неразборчивое.

- Кто тебе это сказал?

- Тот, кого вы убили! - выкрикнул наконец старик. - Тот, кого вы предали!

- Мертвец? Кого я предал? - Человека, которого все мы любили. Тот, с кем я объездил сотни провинций. Кто дважды спасал мне жизнь. Человек, которому, мертв он или жив, я вечно буду предан!

Хоукмун услышал за спиной растерянный шепот Иссельды:

- Так он может говорить только о моем отце...

- Ты ведешь речь о графе Брассе? - громко спросил Дориан.

- Верно! - с вызовом крикнул Черник. - О том самом графе Брассе, что некогда пришел в Камарг и освободил его от тирании. Кто сражался с Империей Мрака и спас весь мир! Подвиги его известны всем, и нет нужды их перечислять. Однако далеко не всем известно, что под стенами Лондры его предал человек, пожелавший заполучить не только его дочь, но и замок. И ради этого он убил графа.

- Это ложь, - сказал Хоукмун, не повышая голоса. - Будь ты помоложе, Черник, я бы заставил тебя с мечом в руке ответить за оскорбление. Как ты мог поверить столь низкой лжи?

- Многие верят в это! - воскликнул Черник, широким жестом обводя толпу. Ибо многие слышали то же, что и я.

- И где вы услышали это?

Иссельда подошла к балюстраде и встала рядом с мужем.

- В болотах, что окружают город. Ночью. Те, кто вместе со мной возвращались в столицу, могут подтвердить, что слышали то же самое.

- Из чьих же вероломных уст?

Хоукмун был вне себя от гнева. Они с графом сражались бок о бок, и оба были готовы пожертвовать жизнью один за другого. И вот прозвучала эта подлая ложь.., оскорбившая, прежде всего, память самого графа Брасса - и именно это приводило Хоукмуна в ярость.

- Из его собственных! Из уст самого графа Брасса!

- Проклятый пьяница! Граф Брасс погиб! Ты сам только что это сказал!

- Верно, но его дух вернулся в Камарг, верхом на своем огромном рогатом скакуне, в сверкающих бронзовых доспехах; его волосы и усы все того же цвета бронзы, а взгляд полыхает огнем. Он здесь, вероломный Хоукмун, совсем рядом, в болотах! Он здесь, чтобы неотступно преследовать вас. И чтобы все узнали о вашем предательстве, как вы бросили его на растерзание врагам у стен Лондры!

- Клевета! - воскликнула Иссельда. - Я была в Лондре. И сражалась там. Никто не смог бы спасти отца!

- Да... - продолжил Черник более глухим, но все же достаточно сильным, чтобы его повсюду было слышно, голосом. - От графа я узнал, как вы сговорились со своим любовником, чтобы погубить отца.

- О! - Иссельда зажала руками уши. - Это подло! Подло!

- Теперь умолкни, Черник! - рявкнул Хоукмун. - Придержи язык, ибо ты перешел все границы дозволенного.

- Он ждет вас на болотах. И расплатится с вами сполна за все.., в ближайший вечер, когда у вас хватит смелости выехать из города и встретиться с ним. И призраком граф остался все таким же героем.., да что я говорю, даже после смерти он куда более достойный человек, чем вы. Двурушник! Сперва вы служили Кельну, потом пошли служить империи, отвернулись от нее, а затем вновь встали на ее сторону, чтобы погубить графа Брасса, и наконец предали империю в последний раз. Вся история вашей жизни подтверждает мои слова. Я не сошел с ума. И я не пьян. То, что я видел и слышал, видели и слышали другие.

- Это гнусный обман, - заявила Иссельда.

- Обманули-то вас, милая дама! - прорычал Черник.

Слуги вновь набросились на старика, и теперь Хоукмун не стал их останавливать. Они выволокли смутьяна прочь из амфитеатра.

Однако неприятное происшествие омрачило настроение участникам торжества. Гости были слишком вежливы, чтобы обсуждать услышанное, однако зрители явно потеряли всякий интерес к быкам и к тореадору, ловко срывавшему ленты с рогов.

Затем в замке Брасс начался пир. Приглашена была вся камаргская знать и иноземные посланники, и потому все заметили отсутствие некоторых вельмож. Хоукмун ел мало, зато выпил больше обычного. И все же, как ни старался он разогнать мрачные думы, навеянные обвинениями Черника, улыбка давалась ему с огромным трудом, даже когда сын с дочерью спустились к нему и попросили, чтобы их представили гостям. Он с трудом выдавливал из себя слова и за столом почти не поддерживал беседу. Большая часть гостей ушла с празднества пораньше, и вскоре в огромном зале остались лишь Хоукмун с Иссельдой. Сидя во главе стола, они молча следили, как челядь убирает посуду.

- Что он мог видеть? - спросила Иссельда, когда слуги, наконец, ушли. Что он мог слышать, Дориан?

Хоукмун пожал плечами.

- Он нам сказал. Призрак твоего отца...

- Может, какой-то бормотун, чуть поумнее прочих?

- Нет, он описал твоего отца. Его лошадь, его доспехи. Его черты.

- Но он был пьян. Даже сегодня.

- Но ведь и другие люди тоже видели графа Брасса, и слышали от него такой же рассказ.

- Тогда это какой-то заговор. Кто-то из твоих друзей, возможно, слуги Империи Мрака. Кто-то из них переоделся и замаскировался под моего отца.

- Вполне возможно, - заметил Хоукмун. - Но уж кто-кто, а Черник точно должен был отличить подделку. Он много лет был знаком с графом Брассом.

- Верно, - признала Иссельда. - И он очень хорошо его знал.

Хоукмун медленно поднялся со стула и тяжелым шагом подошел к камину, над которым висел боевой шлем графа Брасса. Он поднял глаза на шлем, протянул руку, задумчиво коснулся блестящего металла, затем тряхнул головой.

- Я должен сам во всем разобраться. Зачем кому-то пытаться так опорочить мое имя? Что это за неведомый враг? - Может быть, сам Черник? Может, ему не понравилось, что ты поселился в замке Брасс?

- Черник стар и почти выжил из ума. Он бы не смог придумать такую сложную историю. Однако поразительно, почему граф Брасс остается на болотах и там жалуется на меня прохожим. Это совсем не похоже на твоего отца. Будь это и в самом деле он, то не побоялся бы прийти в собственный замок и вызвать меня на поединок.

- Теперь ты говоришь так, будто бы и впрямь поверил Чернику. Хоукмун вздохнул.

- Я должен узнать об этом побольше. Нужно отыскать Черника и спросить его.

- Я могу отправить в город кого-то из наших доверенных людей.

- Нет, я отправлюсь сам и найду его.

- Ты уверен?

- Я должен это сделать, - он обнял Иссельду. - Хочу все выяснить сегодня же вечером. С какой стати позволять призракам пугать нас?

Он набросил на плечи плащ из плотного синего шелка и, еще раз поцеловав Иссельду в губы, вышел во двор, и там приказал, чтобы ему оседлали лошадь. Уже через несколько минут он выехал на извилистую дорогу, плавно спускавшуюся из замка Брасс в город. Несмотря на праздничную ночь, на улицах было темно и безлюдно. Судя по всему, тягостная сцена на арене древнего амфитеатра произвела на горожан такое же гнетущее впечатление, как и на Хоукмуна и его гостей, и отбила у них охоту ко всяким гуляньям.

Вскоре задул ветер, резкий мистраль Камарга, который местные жители именовали ветром жизни, поскольку верили в то, что именно он спас их земли во время Тысячелетия Ужаса.

Хоукмун рассчитывал отыскать Черника в одной из многочисленных таверн северной части города. Туда он и направился, причем не слишком поторапливал лошадь, поскольку не горел желанием вновь пережить отвратительную утреннюю сцену и опять выслушивать оскорбления Черника.

Таверны в северной части Эгморта представляли собой в большинстве своем грубые деревянные строения с фундаментом из белого камаргского камня, фасады хозяева красили в самые разные цвета, а на вывесках изображали различные сцены в память о батальных подвигах самого Хоукмуна и графа Брасса. Названия таверн также были даны в честь знаменитых битв или героев. Здесь вспоминали и мадьярскую кампанию, и битву при Каннах, и форт Балансия, и последний взвод, и кровавый штандарт... Все это напоминало о подвигах графа Брасса. Скорее всего, Черник, если еще не свалился от выпитого в канаву, должен быть где-то здесь. Хоукмун вошел в таверну "Красный Амулет", которая была названа так в честь волшебного талисмана, который он сам когда-то носил на шее. В помещении теснились старые вояки, с большинством которых он был хорошо знаком. Все они пили пиво или вино и были уже навеселе. У многих липа были обезображены шрамами. Смех звучал приглушенно, и, как ни странно, сегодня никто не думал петь, вопреки всем обычаям. Прежде Хоукмун всегда хорошо чувствовал себя в таком обществе. Однако сегодня он справедливо опасался, что его может ждать совершенно иной прием. И все же он искренне поприветствовал однорукого славянина, еще одного ветерана боевых походов графа Брасса.

- А, Джозеф Ведла! Приветствую вас, капитан! Как у вас дела?

Ведла сощурился и изобразил на липе улыбку.

- Добрый вечер, мессир. Вот уже целый месяц, как мы не видели вас в таверне.

Опустив глаза, он принялся рассматривать свой бокал.

- Не хотите ли выпить со мной, - предложил ему Хоукмун. - Я слышал, вино урожая этого года очень неплохое. Может быть, еще кто-то из наших старых друзей согласится...

- Нет, спасибо, мессир, - Ведла поднялся с места. - Я уже слишком много выпил.

Он неловко одной рукой набросил на себя плащ. Хоукмун обратился к нему без обиняков:

- Джозеф Ведла, вы и впрямь верите Чернику, когда он утверждает, что встретился на болотах с графом Брассом?

- Мне пора идти.

И Ведла двинулся к дверям.

- Остановитесь, капитан Ведла. Против воли тот застыл и медленно обернулся к Хоукмуну.

- Неужто вы и впрямь верите, будто граф Брасс сказал ему, что я предатель и что я завел его в ловушку?

Ведла помрачнел:

- Одному только Чернику я бы не поверил. Он стареет, и память подводит его. Может быть, вообще не стоит верить никому из старых вояк, что бы они ни говорили, но так хочется, чтобы граф вернулся.

- Мне бы тоже этого хотелось. Ведла вздохнул:

- Я верю вам, мессир. Но многие уже не верят. Точнее, сомневаются...

- Но кто еще видел этот призрак?

- Несколько купцов, которые поздно вечером возвращались через болота. Один молодой загонщик диких быков. И даже пограничный страж одной из восточных башен якобы видел вдали силуэт, принадлежавший покойному графу.

- Не знаете ли вы, где сейчас может быть Черник?

- Скорее всего, в "Днепровской переправе". Это таверна в конце улицы. Там он пропивает последние деньги.

Вместе они прошлись по переулку, вымощенному булыжником.

- Капитан Ведла, - промолвил Хоукмун, - неужто вы и впрямь думаете, что я мог предать графа Брасса?

Ведла потер переносицу:

- Нет, - вы не похожи на предателя, герцог Кельнский. Но рассказывают такие правдоподобные вещи. Все, кто встречал этого.., этот призрак.., пересказывают одну и ту же историю.

- И все равно, живой или мертвый, граф Брасс не тот человек, чтобы стенать на окраинах города. Если бы он хотел... Если бы он и впрямь горел жаждой мести, не думаете ли вы, что он явился бы ко мне лично? - Да уж, граф Брасс не из тех, кто колеблется. Однако, - капитан Ведла печально усмехнулся, - у призраков свои обычаи.

- Значит, вы все-таки верите в эту историю.

- Я не верю ничему и верю всему. Этому меня научила жизнь. Взять тот же Рунный Посох: кто из смертных может с уверенностью сказать, что было видением, а что происходило на самом деле?

Хоукмун принужденно улыбнулся:

- Я понимаю, о чем вы, капитан. Доброй вам ночи.

- И вам доброй ночи, мессир.

И Джозеф Ведла широким шагом двинулся в противоположную сторону, тогда как Хоукмун повел свою лошадь по направлению к таверне "Днепровская переправа". Таверна выглядела не слишком привлекательно. Краски давно потрескались, стены и крыша покосились, словно из здания кто-то вынул одну из центральных поддерживающих балок. Уже на подходе к ней чувствовался запах кислого вина, навоза, пережаренного прогорклого жира. Должно быть, это был самый грязный и дешевый кабачок в городе.

Пригнувшись, Хоукмун вошел в низкую дверь и увидел полупустой зал, слабо освещенный факелами и свечами. Перепачканный пол, засаленные грязные столы и скамейки, потрескавшаяся кожа старых бурдюков, выщербленные деревянные и глиняные кружки, оборванцы по темным углам, - все подтверждало первое впечатление Хоукмуна об убожестве этого заведения. Сюда приходили не ради дружеской беседы, а лишь для того, чтобы напиться побыстрее и подешевле.

Грязный маленький человечек с черными жирными волосами выскользнул из темного угла и широко улыбнулся Хоукмуну.

- Пива, мессир, или вина?

- Черник здесь?

- Да, мессир.

Хозяин таверны ткнул пальцем в сторону уборной.

- Думаю, он не заставит себя долго ждать. Позвать его?

- Нет.

Хоукмун обвел взглядом зал и устроился на лавке, которая показалась ему чуть менее грязной, чем остальные.

- Я подожду.

- Налить вам вина, чтобы скоротать время?

- Да, пожалуй.

Но не успел Хоукмун притронуться к своему бокалу, как появился Черник. Пошатываясь, он направился прямо к стойке.

- Еще кувшин, - пробормотал старый вояка, шаря по карманам в поисках денег. Он пока не замечал Хоукмуна.

Тот поднялся.

- Черник!

Солдат развернулся и едва не упал. Рука его тут же метнулась к поясу за мечом, который он давным-давно уже заложил ради выпивки.

- Предатель! Ты явился сюда, чтобы убить меня? - в мутном взгляде появились ненависть и страх. - Ты хочешь, чтобы я умер за то, что сказал правду? Будь здесь граф Брасс-. Знаете, как называется это место? "Днепровская переправа".

- Да, я был там. Мы дрались бок о бок, граф Брасс и я, на Днепровской переправе против армий князя Рухтова, против казаков. В реке было столько трупов, что она изменила течение, а потом, когда орды князя Рухтова были, наконец, разбиты, в живых остались только граф Брасс и я.

- Я знаю эту историю.

- Тогда знайте и то, что я храбрый человек и вас не боюсь. Убейте меня, если хотите, но вы не сможете заставить замолчать графа Брасса.

- Я пришел не для того, чтобы вас убить, Черник, но чтобы выслушать. Расскажите мне все, что вы видели и слышали.

- Я уже все сказал вам сегодня.

- Но я хочу услышать еще раз. И не добавляйте сюда собственных обвинений. Просто перескажите все, что сказал вам граф Брасс Черник пожал плечами:

- Он заявил, что вы имели виды на его земли и дочку с первого же дня, как прибыли в Камарг. Он сказал, что сперва вы сражались с Империей Мрака в Кельне, но потом перешли на сторону Гранбретании, хотя они и убили вашего отца. А потом вы повернули оружие против них, едва только почувствовали, что у вас хватит сил, но они подавили мятеж, заковали вас в цепи и увезли в Лондру, и там, в обмен на сохранение жизни, вы согласились помочь им в заговоре против графа Брасса. Вырвавшись из их лап, вы сразу прибыли в Камарг, где решили вновь предать империю. После чего использовали своих друзей - графа Брасса, Оладана, Ноблио и д'Аверка, чтобы предпринять поход против своих прежних союзников. Добившись цели, вы решили, что друзья вам больше не нужны, и подстроили так, чтобы все они погибли при штурме Лондры.

- Убедительная байка, - мрачно промолвил Хоукмун. - Она соответствует фактам, хотя и оставляет в стороне все детали, способные оправдать мои действия. Однако это явно выдумка, хотя и ловкая.

- Так вы считаете, что граф Брасс лжет?

- Я считаю, что тот, кого вы видели на болоте, будь то смертный или призрак, это не граф Брасс. Говорю вам правду, Черник, я никого не предавал, и совесть моя чиста. Граф Брасс знал это. Зачем ему лгать после смерти?

- Я знаю графа Брасса, и я знаю вас. Я знаю, что он никогда не стал бы лгать. Он искушенный дипломат, всем это известно, но с друзьями он всегда был честен.

- В таком случае, тот, кого вы видели - это не граф Брасс.

- Это был он, его призрак. Тот самый граф Брасс, с которым я воевал бок о бок, чей стяг я держал, когда мы направились в Италию сражаться с Лигой Восьмерых, за два года до вашего приезда в Камарг. Я знаю графа Брасса-.

Хоукмун нахмурился.

- И что же он велел мне передать?

- Он будет ждать вас каждую ночь на болоте. Он пришел, чтобы отомстить.

Хоукмун глубоко вздохнул и поправил меч на поясе.

- В таком случае я отправлюсь туда сегодня же вечером.

Черник удивленно взглянул на него.

- Вы не боитесь?

- Нет, я уверен, что тот, кого вы видели, не может быть графом Брассом. Зачем же мне бояться какого-то обманщика?

- А может быть, вы попросту забыли о своем предательстве? - предположил Черник. - Может быть, ваш разум был под властью Черного Камня, он мог заставить вас совершить такие деяния, о которых вы затем напрочь позабыли, когда кристалл убрали из вашей головы.

Хоукмун невесело усмехнулся.

- Благодарю вас, Черник, но сомневаюсь, чтобы камень имел надо мной такую власть. Камень был несколько иной природы.

Он нахмурил брови, на миг вообразив, что Черник, возможно, был прав. Вот это был бы ужас... Но нет, не может быть. Иссельда сумела бы распознать истину, как бы он ни старался все скрыть от нее. Иссельда точно знала, что он не предатель.

И все же не было сомнений, что по болотам бродила какая-то нечисть и пыталась настроить против него народ Камарга, а значит, он обязан был схватиться с ней в честном бою.., изгнать проклятый призрак и раз и навсегда доказать людям вроде Черника, что он никогда и никого не предавал.

На этом он оборвал спор со старым солдатом и решительным шагом покинул таверну, оседлал своего черного скакуна и направился к городским воротам.

Выехав за городские стены, озаренный лунным сиянием, он ощутил первые, резкие и колючие порывы мистраля, почувствовал холодок на щеках, заметил, как подернулась рябью поверхность болот и тростник начал свой танец - но то было лишь ласковое дуновение по сравнению с тем, как ветер задует через день-другой.

Он предоставил выбирать дорогу своему коню, который куда лучше знал эти болота. Пристальным взором старался Хоукмун пронзить полумрак в поисках скрывающегося там призрака.

Глава 2 ВСТРЕЧА НА БОЛОТАХ

Сумрак кишел мириадами звуков: обитатели болот ползали, хрустели, тявкали, завывали и квакали, занятые своей таинственной ночной жизнью. Время от времени перед Хоукмуном мелькали какие-то твари покрупнее или с шумным всплеском ныряли в омут за добычей жирные совы-рыболовы. Однако, насколько хватало глаз, не было видно никого похожего на человека - ни духа, ни смертного. Он продолжал углубляться все дальше в сумерки.

Горечь овладела Дорианом Хоукмуном. Он так радовался возможности вести мирную сельскую жизнь, не ведая иных забот, кроме хозяйства и воспитания детей.

Но нет же, проклятые загадки преследуют его! Даже угроза войны встревожила бы его куда меньше. По сравнению с тем, что произошло сегодня, сражение с Империей Мрака казалось делом простым и незамысловатым. Если бы вдруг ему случилось обнаружить в рыжем небе Камарга полчища гранбретанских орнитоптеров или завидеть вдали армии в звериных масках, гигантские повозки и все прочее вооружение Империи Мрака - тогда он точно знал бы, что делать. Он сумел бы ответить на призыв Рунного Посоха.

Однако сейчас противник был куда хитрее. Как воевать со слухами, с призраками, со старыми друзьями, которые внезапно обернулись против него.

Рогатая лошадь медленно пробиралась среди трясины, и по-прежнему он не заметил поблизости ни единой живой души. Усталость начала одолевать его, ибо сегодня из-за праздника Хоукмун встал куда раньше, чем привык. Его начали терзать подозрения, что в болотах и вовсе не водилось на самом деле никакой нечисти, а Чернику и всем прочим это попросту привиделось. Он готов был посмеяться над собственным легковерием. Стоило ли принимать всерьез бредни пьяницы?

Но, разумеется, именно в этот миг и возник перед ним всадник верхом на безрогом жеребце, покрытом попоной из рыжего шелка, в медной упряжи, блестевшей под луной. На всаднике был шлем из полированной меди, совершенно простой, без всяких украшений, и панцирь и поножи из того же металла. С головы до ног человек был закован в доспехи из меди. Медные кольца кольчуги были нашиты на кожаные рукавицы и сапоги, и даже пояс на талии его был из медных колец и застегивался на огромную медную пряжку, а с пояса свисали медные ножны. Впрочем, само оружие было, разумеется, отнюдь не из меди, а из добротной стали. Отличная сабля.

Ну и, наконец, лицо всадника. Глаза темного золота смотрели прямо и сурово. Густые рыжие усы и рыжие брови отливали расплавленным металлом. Да, это был он и никто иной!

- Граф Брасс, - выдохнул Хоукмун, затем взял себя в руки и повнимательнее пригляделся к призраку, ибо точно помнил, как на глазах у него подлинный граф Брасс погиб на поле брани.

А этот человек несколько отличался от того, которого он знал. Хоукмун понял, почему Черник утверждал, что видел того самого графа Брасса, бок о бок с которым сражался на переправе через Днепр. Этот граф Брасс был моложе по меньшей мере лет на двадцать того человека, с которым сам Хоукмун встретился в Камарге семь или восемь лет назад.

Тяжелые веки приподнялись, и всадник обернулся к Хоукмуну, вперив в него свой суровый взор.

- Тот ли вы, кого я ожидаю? - произнес он глубоким и звучным голосом. Мой рок.

- Ваш рок? - Хоукмун разразился горестным смехом. - Похоже, граф Брасс, скорее это можно сказать о вас.

Голос, без сомнения, принадлежал покойному графу, но было в нем что-то потустороннее, и глаза нынешнего графа Брасса также утратили давнюю и всегдашнюю искренность.

- Кто вы такой? - требовательно спросил Хоукмун. - И что привело вас в Камарг.

- Моя кончина. Разве я не мертв?

- Тот граф Брасс, кого я знал, мертв. Он погиб в Лондре вот уже пять лет назад, и я слышал, будто нашлись те, кто обвиняет в этом меня. - Вы ли тот человек, кого именуют Хоукмуном Кельнским?

- О да, я Дориан Хоукмун, герцог Кельнский.

- Тогда, похоже, я должен вас прикончить. Однако граф Брасс произнес это с явным отвращением, и Хоукмун, у которого кружилась голова от происходящего, внезапно понял, что собеседник его, кем бы он ни был, отнюдь не чувствует себя уверенным. Возможно, он сомневался даже больше Хоукмуна, ибо тот хотя бы признал графа Брасса. А этот человек, судя по всему, даже не узнавал Хоукмуна.

- Но почему вы должны прикончить меня? Кто велел вам сделать это?

- Оракул. Он заявил, что хотя сейчас я мертв, но могу ожить, однако лишь в том случае, если буду уверен, что не погибну в битве при Лондре. Отсюда следует, что я должен прикончить того человека, который убедит меня принять участие в этой битве и предаст меня впоследствии. Этот человек не кто иной, как Дориан Хоукмун Кельнский, который желает заполучить мои владения и.., руку моей дочери.

- Благодаря своему происхождению я и так достаточно богат, а руку дочери вы обещали мне задолго до битвы при Лондре. Кто-то посмеялся над вами, мой друг призрак.

- Но зачем Оракулу обманывать меня?

- Потому что существуют ложные Оракулы. Откуда вы явились?

- Откуда? Ну, с Земли, откуда же еще?

- В таком случае, где, по-вашему, вы находитесь?

- В чертогах ада, несомненно. В таком месте, откуда мало кто может спастись. Но мне это удастся. Только сперва я должен убить вас, Дориан Хоукмун.

- Кто-то пытается уничтожить меня вашими руками, граф Брасс... Если только вы на самом деле граф Брасс. У меня нет объяснения этой загадке, однако я верю в вашу искренность, вы и впрямь считаете себя графом Брассом и видите во мне своего врага, однако все это ложь... Целиком или хотя бы отчасти.

Высокий лоб графа прорезала глубокая морщина.

- Ваши речи сбивают меня с толку, я не понимаю. Никто не предупреждал меня о подобном.

Хоукмун облизал пересохшие губы. Он был настолько ошарашен, что мысли в голове ворочались с огромным трудом, а чувства теснились, не находя выхода. Он ощущал боль, вспоминая о покойном друге, ненависть к тем, кто пытался опорочить эти воспоминания, и глубокое сострадание, если перед ним и впрямь был граф Брасс, которого каким-то образом вернули из мертвых и превратили в бездумную куклу.

Похоже, виной всему этому был отнюдь не Рунный Посох, но проклятая наука Империи Мрака. Вся история явственно несла на себе отпечаток извращенного гения гранбретанских ученых. Но как сумели они достичь подобного? Двое величайших ученых колдунов Гранбретании, Тарагорм и Калан, погибли, а с ними ни при жизни, ни после смерти никто не мог бы сравниться.

И почему граф Брасс на вид так молод? Почему он даже не помнит о том, что у него есть дочь?

- Кто вас не предупреждал? - настойчиво вопросил его Хоукмун. "Если дело дойдет до схватки, графу Брассу не составит никакого труда сразить меня, подумал Дориан. - Во всей Европе не было бойца лучше, чем он. Даже на склоне лет граф не нашел бы человека, который выдержал бы больше пары его ударов."

- Оракул. И это еще одна деталь, которая тревожит меня, о, мой будущий враг. Если вы по-прежнему живы, то почему же и вы тоже оказались в аду?

- Но дело в том, что мы отнюдь не в преисподней, а на землях Камарга, и вы, судя по всему, не узнаете те края, Хранителем которых были столько лет... И которые защищали против Империи Мрака. Следовательно, я не верю, что вы и впрямь граф Брасс.

Существо озадаченно потерло латной рукавицей лоб.

- Вы не верите... Но ведь мы никогда не встречались...

- То есть как не встречались? Мы столько раз сражались бок о бок и спасали друг другу жизнь. Нет, я полагаю, что вы просто наделены поразительным сходством с графом Брассом и кто-то убедил вас либо колдовскими чарами заставил попытаться меня убить. Возможно, это какой-то уцелевший безумец из Империи Мрака или кто-то из подданных королевы Фланы, кто по-прежнему ненавидит меня. Эти предположения ни о чем вам не говорят?

- Нет, но я совершенно уверен в том, что я - граф Брасс. Так что лучше поберегитесь, герцог Кельнский.

- Но на чем зиждется ваша уверенность? На вашем сходстве с графом Брассом?

- Нет, на том, что я - это он, - взревел призрак. - Мертвый или живой, но я все равно граф Брасс.

- Но как возможно такое, если вы не узнаете меня и даже не подозреваете о том, что у вас есть дочь, когда вы принимаете землю Камарга за некое потустороннее царство, когда вы не помните ничего о своих заслугах перед Рунным Посохом, когда, наконец, вы убеждены, что я предатель?

- Я понятия не имею обо всех этих событиях, но хорошо помню свои путешествия и службу многим государям.. В Мадьярии, Арабии, Скандии и Славии, на землях греков и булгаров. И я знаю, какова моя мечта... Объединить воедино все эти враждующие княжества в Европу. Я помню всех женщин, которых мне дано было любить, друзей, которые у меня были... И противников, с кем я сражался. И твердо уверен, что сейчас вы не числитесь ни среди моих друзей, ни среди врагов, однако среди последних вы сделаетесь худшим предателем из всех. Где-то в реальном мире сейчас покоится мой хладный труп, а в преисподней я брожу в поисках человека, который лишит меня всего, чем я владею, включая и собственную жизнь.

- И кто, утверждаете вы, поделился с вами этими бесценными сведениями?

- Боги... Сверхъестественные существа... Сам Оракул... Я даже толком не знаю.

- И вы в это верите?

- Сперва не верил, но теперь пришлось, ведь доказательство передо мной.

- А мне так не кажется. Я отнюдь не мертв и не нахожусь в преисподней. Друг мой, я из плоти и крови, равно как, судя по всему, и вы. Я ненавидел вас, когда пустился на ваши поиски, но теперь сознаю, что вы, точно так же как и я, жертва некоего заговора, Возвращайтесь к своим хозяевам и скажите им, что это я вскорости приду им отомстить и расправлюсь с ними.

- Клянусь подвязкой Марши, - взревел медный призрак. - Не желаю слушать, как кто-то отдает мне приказы!

Его закованная в металл рука упала на рукоять меча столь знакомым Хоукмуну жестом, и не менее знакомое гневное выражение появилось на лице всадника. Неужто наука Империи Мрака оказалась в состоянии создать такое совершенное подобие графа?

Хоукмун почти обезумел от горя и изумления.

- Прекрасно! - воскликнул он. - Так давайте же покончим с этим. Если вы и впрямь граф Брасс, то вам не составит труда убить меня, и тогда вы будете полностью удовлетворены. Впрочем, и я также, ибо не желаю жить среди людей, которые подозревают меня в том, что я предал своего благодетеля.

Но при этих словах выражение лица призрака внезапно изменилось, и он сделался задумчив.

- Я подлинный граф Брасс, и не вздумайте сомневаться в этом, герцог Кельнский, но что касается всего остального, вполне возможно, что мы с вами и впрямь оказались жертвой заговора. Я был не просто солдатом, но также и политиком, и прекрасно знаю, как иные негодяи настраивают людей друг против друга, чтобы достичь своей цели. Так что не исключено, что в словах ваших содержится тень истины...

- В таком случае, - с облегчением промолвил Хоукмун, - возвращайтесь вместе со мной в замок Брасс, и мы постараемся вместе понять, что происходит.

- Нет, - человек потряс головой. - Не могу. Я видел свет вашего города, его крепостную стену и замок над ней. Туда я пошел бы с радостью, но что-то не пускает меня... Некий барьер, преграда, природы которой я не понимаю. Именно поэтому мне и пришлось дожидаться вас в этом проклятом болоте. Я надеялся быстро справиться с неприятной задачей, но теперь... - Лоб его вновь пересекла задумчивая морщина. - Хотя меня и называют прагматиком, герцог Кельнский, я всегда считал себя человеком справедливым. Не желаю убивать вас лишь для того, чтобы доставить удовольствие кому-то другому, ибо даже не знаю его подлинных целей. Стало быть, мне нужно хорошо поразмыслить над всем тем, что вы мне рассказали. После чего, если я приду к выводу, что вы мне солгали, чтобы спасти свою шкуру, я вас убью.

- Либо, - мрачно возразил Хоукмун, - на самом деле вы все-таки не граф Брасс, и в таком случае убью вас именно я.

Человек улыбнулся знакомой улыбкой покойного графа.

- Да... Если я не граф Брасс.

- Я вернусь завтра в полдень, - сказал Хоукмун. - Где мне вас найти?

- В полдень? Но в этих местах не бывает солнца.

- Вы заблуждаетесь, - Хоукмун расхохотался. - Через пару часов наступит рассвет.

И вновь человек провел латной перчаткой по лбу.

- Только не для меня, - промолвил он. - Не для меня Хоукмун был заинтригован.

- Но я слышал, что вы здесь уже много дней.

- Лишь одну ночь... Единственную, бесконечную, длящуюся вечно.

- Но разве один этот факт не убеждает, что вы пали жертвой иллюзий?

- Возможно, - отозвался тот глубоким вздохом - Возвращайтесь, когда хотите. Видите те развалины на холме?

Он ткнул пальцем в руины готической церкви на холме, которые Хоукмуну в свое время показывал еще Ноблио. Это было одним из излюбленных мест графа Брасса, который нередко отправлялся туда, когда желал побыть в одиночестве.

- Я знаю это место, - подтвердил Хоукмун. - Я буду ждать вас там так долго, насколько мне позволит мое терпение.

- Отлично.

- И приходите с оружием, - добавил человек. - Ибо, скорее всего, нам придется сражаться.

- Похоже, мои слова вас не убедили.

- А вы не так уж много мне сказали, друг Хоукмун. Туманные предположения, упоминания о людях, мне не знакомых... Вы думаете, все это подстроила Империя Мрака, но я уверен, что у нее есть дела поважнее.

- Империя Мрака больше не существует, и вы как никто другой способствовали ее падению.

И вновь губы незнакомца растянулись в знакомой улыбке.

- А сейчас заблуждаетесь вы, герцог Кельнский. И с этими словами, развернув лошадь, он углубился в ночь.

- Постойте! - закричал Хоукмун. - Что вы хотели этим сказать?

Но до него донесся лишь частый стук копыт. Хоукмун пришпорил лошадь и бросился следом.

- Что вы хотели сказать?

Скакун его не желал переходить на галоп, он пятился, но Хоукмун лишь сильнее принялся нахлестывать жеребца.

- Стойте!

Всадник виднелся впереди, но очертания его фигуры становились все более расплывчатыми, и все же это был не призрак.

- Стойте!

Скакун Хоукмуна поскользнулся в грязи и испуганно заржал, чтобы предупредить всадника об опасности, что грозила им обоим. Хоукмун вонзил шпоры в бока, и лошадь рванула вперед. Однако задние ноги ее все еще увязали в трясине.

Затем оба кубарем слетели с тропинки, что вилась меж заводей, разломали стену тростника и тяжело рухнули в грязь, которая с жадным чавканьем принялась затягивать их. Хоукмун изо всех сил пытался выбраться на твердую землю, но ноги запутались в стременах, да еще конь придавил своим боком Отчаянным рывком он ухитрился ухватиться за пучок осоки и подтянулся к тропинке. Но стоило продвинуться всего на пядь, как трава вырвалась с корнем, и он вновь рухнул в трясину.

Тогда на Хоукмуна внезапно снизошло полное спокойствие, ибо он осознал, что чем больше он паникует, тем легче болоту совладать с ним. И он сказал себе, что если и были у него враги, желавшие ему смерти, то теперь он сам, по собственной глупости, исполнил их мечты.

Глава 3 ПИСЬМО КОРОЛЕВЫ ФЛАНЫ

Он не видел своей лошади, зато отлично мог слышать ее. Несчастное животное изо всех сил билось в грязи, которая грозила поглотить его целиком, и содрогания его с каждым разом становились все слабее.

Хоукмуну удалось высвободить ноги из стремян, и лошадь своей тяжестью едва не придавливала его, но теперь над поверхностью трясины торчали лишь его руки, плечи и голова, и мало-помалу он все глубже уходил в болотную жижу.

Ему пришло в голову, что если встать животному на круп, то он сумеет допрыгнуть до тропинки, но все усилия оказались тщетными, он лишь еще глубже утопил несчастную лошадь. Та уже хрипела из последних сил, и Хоукмун сознавал, что вскоре ему самому придется познать те же мучения.

Он ощущал себя совершенно беспомощным, и хуже всего, что виной его гибели станет собственная глупость. Он не решил никаких проблем, а лишь добавил новых. Понятно, что если он не вернется с болот, то многие решат, что его сразил призрак графа Брасса. А это сделает еще более убедительными обвинения Черника и всех прочих, так что даже сама Иссельда заподозрит мужа в предательстве. Возможно, ей придется даже бежать из замка Брасс. Она уедет жить к королеве Флане, либо в Кельн, но их сын Манфред уже никогда не унаследует титул Хранителя Камарга, а их дочь Ярмила будет стесняться самого имени своего отца.

- Я глупец! - воскликнул он громко. - И убийца! Ибо довел до гибели отличную лошадь. Возможно, Черник был прав, и Черный Камень действительно заставил меня совершить все эти подлости, а потом забыть о них. Может статься, я заслуживаю смерти.

Ему показалось, будто граф Брасс прошел где-то совсем рядом и зловеще расхохотался, но на самом деле то был всего лишь болотный гусь, чей сон потревожил охотящийся лис.

Его левая рука уже вся ушла в трясину. С огромными предосторожностями он вызволил ее из грязи, но тростник оставался по-прежнему вне досягаемости.

Последний вздох лошади донесся до него, и голова несчастного животного ушла в болотную жижу, туловище содрогнулось в последний раз, словно пытаясь набрать полную грудь воздуха, после чего лошадь затихла, и Хоукмун проводил ее взглядом, пока она не исчезла в трясине. Теперь голоса, что насмехались над ним, сделались более многочисленными, и не послышался ли ему голос Иссельды? Нет, это просто крик чайки. А эти грубые голоса, уж, не солдаты ли это? Нет, должно быть, тявкают лисы и взрыкивают болотные медведи.

Подобный обман показался ему в этот миг самым жестоким из всех, ибо то были иллюзии, порожденные его собственным мозгом. И вновь его охватило ощущение горькой иронии. Стоило ли так много лет страдать и мучиться в жестокой борьбе против Империи Мрака, стремиться остаться в живых после ужасных испытаний, пережить леденящие душу приключения на двух континентах?.. Чтобы затем столь бесславно умереть в одиночестве, в болотной тине. Никто и никогда так и не узнает правды о том, где и как он погиб, ничто не укажет на место его могилы, ему не воздвигнут памятник у стен замка Брасс, единственное утешение - это что мучиться ему, похоже, осталось недолго, ибо теперь трясина затягивала его все быстрее.

- Дориан!

На сей раз птица словно звала его по имени, и он эхом откликнулся:

- Дориан!

- Герцог Кельнский! - проревел болотный медведь.

- Герцог Кельнский, - тем же тоном отозвался Хоукмун.

Теперь он уже никак не мог высвободить левую руку, а грязь доходила ему до подбородка, стискивала грудь и мешала дышать. У него закружилась голова, и он мог лишь надеяться, что потеряет сознание прежде, чем болотная жижа заполнит ему рот.

Но если он умрет, то, возможно, сумеет отыскать дорогу в потусторонний мир и вновь встретит там графа Брасса, и Оладана с Булгарских гор, и Гьюлама д'Аверка, и Ноблио, поэта-философа.

- О! - сказал он себе. - Если бы я мог быть в этом уверен, то принял бы смерть с радостью. Но все же остается вопрос чести... И Иссельда, Иссельда!

- Дориан!

И вновь этот птичий крик, так похожий на голос его жены. Говорят, подобные фантасмагории иногда происходили с умирающими. Возможно, другим людям это облегчало кончину, но только не ему.

- Дориан! Мне показалось, я узнала твой голос. Это ты? Что случилось?

- Я в трясине, любовь моя, - ответил птице Дориан Хоукмун. - И я гибну. Передай им, что Хоукмун не был предателем. Скажи им, что он не был трусом, но зато можешь им сказать, что он был болваном.

Какой-то шорох послышался в тростниках, что окаймляли берег трясины, и взгляд Хоукмуна устремился в ту сторону. Он ожидал увидеть лисицу и заранее съежился при мысли о том, как хищник нападет на несчастную жертву трясины. Но вместо этого среди стеблей возникло человеческое лицо. И это лицо было ему знакомо.

- Капитан?

- Да, милорд, - отозвался Джозеф Ведла, и тут же отвернулся, чтобы бросить кому-то через плечо:

- Вы были правы, сударыня. Он здесь. Почти с головой ушел в трясину.

Сзади вспыхнул факел, а капитан нагнулся, чтобы посмотреть, в каком состоянии находится Хоукмун.

- Быстрее-. Веревку.

- Рад видеть вас, капитан Ведла, А кто там с вами? уж не госпожа ли Иссельда?

- Да, это я, Дориан, - отозвалась она напряженным голосом. - Я отыскала капитана, и он отвел меня в ту таверну, где обычно пьянствует Черник, именно Черник нам сообщил, что ты направился в болото. Поэтому мы собрали всех своих людей и бросились за тобой.

- И я вам очень признателен, - промолвил Хоукмун. - Но в этом не было бы никакой необходимости, если бы не моя собственная глупость. Ох! Зловонная тина захлестнула ему рот. Ему бросили веревку, и он сумел ухватиться за нее свободной рукой и всунуть запястье в петлю.

- Тяните! - приказал он и тут же застонал, когда узел врезался в плоть, и Дориану показалось, будто рука его вот-вот вырвется из сустава.

Мало-помалу его вытянули из трясины, которая из последних сил боролась за свою добычу, и, наконец, икая и кашляя, он рухнул на берег, а Иссельда, не обращая внимания на зловонную липкую грязь, что покрывала его с головы до ног, обняла мужа, осыпая его поцелуями.

- Мы уж не чаяли увидеть тебя живым.

- Я и сам боялся, что все кончено, - согласился он, - и заслужил смерть, ибо погубил одну из лучших наших лошадей.

Капитан Ведла тем временем встревоженно озирался по сторонам. В отличие от коренных камаргцев, болота никогда не внушали ему симпатии, даже среди бела дня.

- Я видел того человека, который именует себя графом Брасс, - промолвил Хоукмун, обращаясь к капитану.

- И вы сразили его, милорд? Хоукмун покачал головой.

- Намой взгляд, это просто некий паяц, очень похожий на графа Брасса, и все же это не он, не живой и не мертвый. Я в этом почти уверен. К тому же он не слишком хорошо выучил свою роль, не знает даже имени собственной дочери и ничего не ведает о Камарге. И все же он показался мне безвредным. Возможно, он безумен, но, скорее всего, кто-то чарами или гипнозом просто убедил его в том, что он не кто иной, как покойный граф. Я готов заподозрить здесь какие-то козни уцелевших ученых Империи Мрака, которые пытаются очернить меня и поквитаться за свое поражение. Ведла вздохнул с облегчением.

- Теперь мне будет что ответить этим сплетникам, - заявил он. - И все же, этот несчастный, должно быть, здорово похож на старого графа, если уж сумел обмануть Черника, - Верно, он похож на покойного графа как две капли воды, выражением лица, жестами - всем... Однако я ощутил в нем некую неуверенность. Он действует и говорит как будто во сне. Именно поэтому я и решил, что сам по себе он не таит никаких злых намерений, им манипулируют другие люди.

Хоукмун поднялся.

- Но где же сейчас этот самозванец? - воскликнула Иссельда.

- Исчез среди болот. Я бросился за ним... Боюсь, слишком поспешно... И со мной приключился несчастный случай. - Хоукмун расхохотался. - Именно это, знаешь ли, меня и встревожило, ибо на какое-то мгновение мне и впрямь показалось, что он исчез подобно призраку.

Иссельда улыбнулась.

- Возьми мою лошадь, - предложила она. - А я сяду в седло перед тобой, как мы часто делали это раньше.

Напряжение заметно спало, и небольшой отряд вернулся в замок Брасс.

***

Наутро история встречи Дориана Хоукмуна с "паяцем" облетела весь город, а также была поведана высокопоставленным гостям замка. Люди повторяли ее с шутками и улыбками и с удовольствием смеялись, зная, что не рискуют оскорбить герцога Кельнского. Празднества возобновились, усиливаясь по мере того, как крепчал ветер. Теперь уже Хоукмун, не опасавшийся больше за свою честь, решил, что вполне может заставить лжеграфа Брасса подождать денек-другой, и всем сердцем окунулся во всеобщее веселье.

Однако утром, во время завтрака, в то время когда вместе с гостями они обсуждали развлечения на этот день, в столовую спустился юный Лонсон Шкарланский, в руках у него было письмо, скрепленное большими сургучными печатями с гербовым оттиском.

- Милорд, я только что получил это послание из Лондры с орнитоптером. Вам пишет сама королева.

- Новости из Лондры? Отлично.

Взяв в руки письмо, Хоукмун взломал печати.

- Присаживаетесь, принц Лонсон, и перекусите немного, пока я читаю.

Принц Лонсон с улыбкой уселся рядом с Иссельдой и принялся накладывать себе на тарелку мясо с общего подноса.

Хоукмун тем временем стал читать письмо королевы Фланы, которая сообщала ему о своих успехах в возрождении страны. Судя по всему, ее политика оправдывала себя: в некоторых районах урожаи были настолько обильными, что появилась возможность торговать излишками с Нормандией и провинцией Ганновра, где, впрочем, также урожаи были неплохими. Однако самое интересное содержалось в конце письма, "...увы, мой дорогой Дориан, но я должна вам сообщить и кое-что неприятное. Похоже, что мои усилия окончательно очистить страну от заблуждений минувшего не увенчались полным успехом. Люди в масках вновь появились у нас, были попытки восстановить древние звериные ордена, в частности Орден Волка, чьим верховным магистром был приснопамятный барон Мелиадус. Мои агенты сумели, раздобыв нужные костюмы членов этого культа, поприсутствовать на их сборищах. Там положено давать клятву, которая, возможно, вас позабавит... (надеюсь, по крайней мере, что не встревожит)... Они клянутся не только восстановить Империю Мрака во всей ее славе, лишить меня трона и уничтожить тех, кто мне верен. В клятве содержатся также обещания отомстить вам и вашей семье. Все те, кто пережили битву при Лондре, говорят они, должны умереть. Конечно, в Камарге вы в безопасности и, думаю, вам нечего опасаться кучки гранбретанских глупцов, и потому, надеюсь, вы не лишитесь сна из-за этой истории. Из достоверных источников мне известно, что тайные культы не пользуются большой популярностью и распространены лишь в некоторых разрушенных районах Лондры, до которых еще не добрались мои строители. Большинство же населения, как аристократы, так и простые люди, с радостью вернулись к простой сельской жизни и парламентскому правлению, как это и было заведено в Гранбретании в ее лучшие времена. Надеюсь, нам удастся вернуть былое равновесие, и последние вспышки безумия погаснут сами собой. Еще один странный слух, в достоверности которого не смогли убедиться мои агенты, состоит в том, что самые опасные сановники Империи Мрака выжили и где-то прячутся, ожидая момента, когда смогут "занять во главе государства то место, что принадлежит им по праву". В это я поверить не могу, ибо усматриваю здесь типичные легенды обездоленных. На территории Гранбретании найдется не меньше тысячи героев, которые все как один спят в каких-нибудь пещерах, ожидая своего часа, дабы вернуться в мир живых, но почему-то никогда не возвращаются. Тем не менее, предосторожности ради, мои агенты пытаются отыскать источник этих сплетен, но, увы, многие из них уже пали жертвой сектантов-фанатиков, которые сумели их раскрыть. Вся операция займет не меньше нескольких месяцев, и все же я не сомневаюсь, что нам удастся избавиться от безумцев в масках, особенно после того, как мы уничтожим мрачные притоны, где они таятся..."

***

- Какие-то тревожные вести от королевы Фланы? - спросила супруга Иссельда, видя, как он сворачивает пергамент.

- В общем-то, нет, - он тряхнул головой. - Лишь подтверждение тех слухов, которые до нас уже доходили: что в Лондре вновь появились маски.

- Но это же совершенно естественно, чего-то подобного следовало ожидать. И много их?

- Похоже, что нет. Принц Лонсон рассмеялся.

- Очень немного, сударыня, могу вас в этом уверить. Большинство нормальных людей были счастливы избавиться от этих неудобных масок и тяжелых одеяний. То же самое относится и к аристократии, не только к простым людям - если не считать редких уцелевших представителей воинских каст.

- Флана упоминает также о слухах, что якобы в живых остались еще некоторые высокопоставленные сановники, - спокойным тоном объявил Хоукмун.

- Невозможно! Разве вы не своей рукой поразили барона Мелиадуса, герцог Кельнский, не разрубили ли вы его пополам, от плеча и до самого паха?

Несколько гостей явно смутились от подобного натуралистического описания, и принц Лонсон рассыпался в извинениях, но затем продолжил:

- Граф Брасс собственноручно прикончил Адаза Промпа и еще нескольких других. Кроме того, в Днарке перед Рунным Посохом вы убили Шенегара Тротта. Мертвы также Микосеваар, Нанкенсен и другие. Тарагорм погиб во время взрыва, а Калан покончил с собой. Я никого не забыл?

Хоукмун нахмурился.

- Я-то думал только о Тарагорме с Каланом, - заметил он. - Они единственные, чьей смерти никто не видел. - Но ведь Тарагорм был там, когда взорвалась боевая машина Калана. Он не мог уцелеть.

- Вы правы, - отозвался Хоукмун с улыбкой. - Глупо даже говорить на эту тему, у нас есть заботы поважнее.

И они вновь принялись обсуждать праздничные развлечения.

Но Дориан Хоукмун уже знал, что нынче вечером должен будет направиться к развалинам на болотах, чтобы встретиться там с тем, кто утверждал, будто имя его граф Брасс.

Глава 4 В КОМПАНИИ МЕРТВЕЦОВ

Итак, на закате солнца Дориан Хоукмун, герцог Кельнский, владыка и Хранитель Камарга, вновь двинулся по петляющей тропинке в самое сердце болот, любуясь по дороге парящими в небесах фламинго, пасущимися белыми быками, резвящимися табунами рогатых лошадей, проносившихся, подобно струйкам дыма далеко на горизонте, среди зарослей зеленого и бурого тростника; он наслаждался тем, как играют отблески солнца на невозмутимой воде лагун, окрашивая ее в цвет крови, как наполняет легкие свежий воздух, несомый мистралем - и наконец выехал на невысокий пригорок, где возвышались некие древние развалины, затканные плющом в золото и пурпур. И здесь, в последних лучах умирающего светила, Дориан Хоукмун спешился и стал ожидать прихода призрака.

Ветер трепал его плащ с поднятым воротом, хлестал его по щекам и студил губы; точно воду, колыхал он густую шерсть скакуна, ножом разрезал заросли тростника, и, наконец, когда дневные животные уже начали отходить ко сну, а ночные еще не показались, чудовищная неподвижность охватила все просторы Камарга, Прекратился даже ветер. Перестали шелестеть тростники. Ничто не двигалось.

А Хоукмун продолжал ждать.

Много позже он услышал, как чавкают копыта по влажной земле и какой-то приглушенный звук. Рука его невольно двинулась к левому бедру и высвободила из ножен меч. Сегодня на нем были стальные доспехи, словно вторая кожа облегавшие тело. Отбросив с глаз непокорную прядь, он поправил на голове шлем, простой и без всяких украшений, как у самого графа Брасса, а затем откинул плащ назад, дабы тот не стеснял движений.

Однако всадник был не один, и Хоукмун насторожился. Хотя нынче вечером луна была полной, но звуки доносились откуда-то из-за развалин церкви, и он не мог установить их источник. Похоже, их было четверо. Стало быть, самозванец привел подкрепление. Возможно, это все же ловушка. Где бы спрятаться? Но вокруг не было ничего, кроме древних руин. Он осторожно подошел ближе, перебрался через древние потрескавшиеся камни и укрылся от возможных взглядов людей, которые пришли бы с другой стороны холма. Лишь пасущаяся лошадь выдавала его присутствие.

Всадники тем временем двинулись вверх по склону. Их очертания вырисовывались на фоне светлого неба. Они поднимались, прямые и горделивые, но он по-прежнему не мог их узнать. Заметив медный отблеск, Хоукмун понял, что один из четверых - это лжеграф, но доспехи троих его спутников оказались ничем не примечательными, и он не сумел их опознать. Наконец на вершине холма они заметили лошадь, и тогда послышался голос графа Брасса;

- Герцог Кельнский! Он не стал отвечать.

Тогда раздался другой голос, не скрывавший насмешки:

- Возможно, он пошел облегчиться среди этих развалин?

Потрясенный, Хоукмун узнал этот голос.

Он принадлежал Гьюламу д'Аверку. Покойному д'Аверку, который погиб в Лондре столь печальным образом.

Он заметил его силуэт с носовым платком в руках и узнал знакомое лицо. Да, перед ним и впрямь был д'Аверк. И тотчас с ужасом Хоукмун понял, кто двое остальных.

- Подождем, он ведь сказал, что придет, граф Брасс?

Это говорил Ноблио.

- Верно, именно так он мне и сказал.

- Тогда пусть поторопится, ибо ветер кусает меня даже сквозь густой мех, послышался голос Оладана.

И тогда Хоукмун понял, что спит он или бодрствует, но он переживает подлинный кошмар. Самое болезненное испытание, с каким ему только доводилось сталкиваться: видеть эти существа, столь похожие на его покойных друзей, которые собрались вот так, все вместе, в точности как пять лет назад. Хоукмун с радостью отдал бы жизнь, чтобы это их возвращение оказалось подлинным, но знал, что это невозможно. Никакое колдовство не способно возвратить к жизни Оладана с Булгарских гор, которого прямо у него на глазах разрубили на куски, а затем прах развеяли по ветру. И, кстати, остальные трое также не имели на себе ни малейших ран или отметин.

- Я простужусь, это точно" И, возможно, опять умру.

Фраза эта была совершенно типичной для д'Аверка, который вечно тревожился по поводу своего здоровья, на самом деле на редкость крепкого. Неужто перед ним и впрямь призраки?

- Не могу понять, что свело нас всех в этом месте, - задумчиво произнес Ноблио, - ив столь мрачном мире, где нет даже солнца. Но ведь мы с вами, кажется, уже встречались, граф Брасс. В Уране, если я не ошибаюсь, при дворе Ганала Белого?

- По-моему, да.

- А этот герцог Кельнский, насколько я слышал, еще хуже Ганала, и столь же кровожаден. Кажется, единственное, что объединяет нас всех, это то, что мы должны будем пасть от его руки, если сперва не прикончим его самого, и все же мне трудно поверить...

- Мне намекнули, что, возможно, мы пали жертвой заговора, как я вам уже и говорил, - подчеркнул граф Брасс. - Это похоже не правду.

- Мы жертвы, это точно, - подтвердил д'Аверк, аккуратно сморкаясь в кружевной платок. - И все же я убежден, что об этом нам надо сперва поговорить с нашим предполагаемым убийцей, прежде чем пытаться прикончить его. Если мы убьем и ничего не выйдет, то мы рискуем остаться в этом ужасном отвратительном месте на целую вечность... И к тому же вместе с ним, поскольку он тоже будет мертв.

- Да, кстати, если уж об этом зашла речь, то как именно вы погибли? спросил его Оладан совершенно светским тоном.

- Отвратительной смертью, причиной которой была плотская страсть и ревность. Страсть моя, а ревность чужая.

- Как любопытно, - засмеялся Ноблио.

- У меня была любовница, которая.., такое, знаете ли, случается была замужем за другим человеком. Отличная хозяюшка... Изобретательна как у плиты, так и в постели, если вы понимаете, что я хочу сказать. Так вот, мы с ней чудно провели целую неделю, пока муж ее был в отъезде при дворе... Дело было в Ганновре, я там оказался по делам. В общем, это была восхитительная неделя, но однажды вечером, увы, она подошла к концу, ибо ночью должен был вернуться супруг моей милой дамы. Дабы утешить меня, она приготовила восхитительный ужин, прощальный букет. Никогда еще она не стряпала лучше. Там были и эскарго, и супы, и гуляш, и птица в нежнейшем соусе, и суфле" Ладно, умолкаю, дабы не возбуждать в вас аппетит... В общем, великолепная трапеза, которой я сполна воздал должное, хотя при столь деликатном здоровье, как мое, это небезопасно. После чего попросил свою возлюбленную, пока еще было время, на часок доставить мне наслаждение и в постели, ибо возвращение супруга ожидалось только через два часа. Она согласилась, хотя и не без колебаний. Итак, мы рухнули на любовное ложе в экстазе... И заснули крепким сном. Столь крепким, доложу я вам, что проснулись, лишь когда супруг ее принялся трясти нас за плечи.

- И он вас убил, да? - полюбопытствовал Оладан.

- В какой-то мере. Я выскочил из постели, оружия у меня не было, да, собственно, как и повода его убивать, ибо это он был оскорбленной стороной, а я всегда считал себя человеком справедливым. Итак, я выскочил и устремился к окну, без одежды, а на улице лило как из ведра. Пять миль я прошагал, чтобы вернуться к себе. В результате - пневмония.

Оладан расхохотался, и звук его смеха причинил Хоукмуну нестерпимую боль.

- От которой вы и умерли.

- От которой, чтобы быть точным, если только этот странный Оракул нам не солгал, я умираю сейчас, в этот самый миг, в то время как душа моя пребывает на этом ветреном холме и подвергается еще худшим мукам.

Д'Аверк укрылся от ветра близ развалин, оказавшись, таким образом, всего в пяти шагах от того места, где прятался Хоукмун.

- А вы, друг мой, как умерли вы?

- Свалился со скалы.

- Там было высоко?

- Нет, чуть больше десятка локтей.

- Но падение убило вас?

- Нет, это взял на себя медведь, что поджидал меня внизу.

И вновь хохот Оладана. И вновь мучительная боль у Хоукмуна в груди.

- А меня прикончила скандийская чума, - поведал Ноблио, - хотя, возможно, я умираю от нее в этот самый миг.

- Тогда как я встретил свою судьбу, воюя в Туркии против слонов короля Орсона, - заявил человек, принимавший себя за графа Брасса, Хоукмуну они неудержимо напоминали актеров, репетирующих роли. Конечно, интонации, жесты, манера выражаться могли ввести в заблуждение кого угодно. Были крохотные различия, и все же ничего такого, что позволило бы усомниться, что перед ним и впрямь его друзья. Однако точно так же, как не узнал его граф Брасс, все четверо казались друг другу совершенно чужими.

Слабая догадка забрезжила в сознании Хоукмуна, и он вышел из своего укрытия.

- Добрый вечер, господа! - он поклонился. - Мое имя Дориан Хоукмун Кельнский. Я знаю вас, Оладан... Вас также, Ноблио. Вас также, д'Аверк. А с вами мы уже встречались, граф Брасс. Вы здесь для того, чтобы убить меня?

- Чтобы обсудить, следует ли делать это, - отозвался граф Брасс, присаживаясь на плоский камень. - Видите ли, я мню себя опытным знатоком человеческой природы и, должно быть, преуспел в этом, если прожил так долго. А в вас, Дориан Хоукмун, я не ощущаю зла. Даже в обстоятельствах, которые оправдывали бы предательство, по крайней мере с вашей точки зрения, сомневаюсь, чтобы вы могли сделаться изменником. Именно это меня и смущает во всей этой истории. Во-вторых, вы знаете всех нас четверых, в то время как мы вас совсем не знаем. В-третьих, только нас четверых отправили сюда из потустороннего мира, и это кажется мне подозрительным. В-четвертых, всем нам рассказали одну и ту же историю, что в будущем вы должны нас предать. А теперь предположим, что в грядущем нам предстоит встретиться всем вместе и стать друзьями. Что из этого следует?

- Что вы родом из моего прошлого, - воскликнул Хоукмун. - Именно поэтому вы кажетесь мне моложе, граф Брасс... Так же как и вы, Ноблио, и вы, Оладан... И даже вы, д'Аверк.

- Благодарствую, - с сарказмом отозвался тот.

- А следовательно, все мы умерли отнюдь не той смертью, как нам кажется. Ни, как в моем случае, на поле боя... Ни от болезни, как Ноблио и д'Аверк... Ни от когтей медведя, как Оладан.

- Верно, - прервал его Хоукмун, - ибо всех вас я встретил гораздо позже, и вы несомненно были живы и здоровы. Однако я припоминаю, Оладан, как вы рассказывали, что едва не погибли, столкнувшись с медведем. А вы, граф Брасс, упоминали, что смерть задела вас своим крылом в Туркии... Что же до вас, Ноблио, то я нередко слышал от вас рассказы об ужасах скандийской чумы.

- А я? - с любопытством осведомился д'Аверк.

- Не помню, д'Аверк... Ибо рассказы ваши столь изобиловали упоминаниями о всевозможных болезнях, что я совсем в них запутался, хотя на самом деле вы всегда были в превосходной форме...

- А, так я все же должен выздороветь?

Хоукмун воздержался от ответа и вместо этого заметил:

- Стало быть, вы все не умрете, хотя сейчас вам это кажется вполне вероятным. Кто бы ни обманывал вас всех, они пытаются вас убедить, что именно им вы обязаны жизнью.

- Мне тоже так показалось, - и граф Брасс кивнул.

- Но тут есть и своя сложность, - продолжил Хоукмун. - Ибо я усматриваю некий парадокс: почему, когда мы увиделись с вами в первый раз, будь то в прошлом или лишь сейчас, никто из нас не помнил о нынешней встрече.

- Вероятно, нам следует отыскать наших злоумышленников и задать им этот вопрос, - предложил Ноблио. - Я лично отдал немало сил изучению природы времени и знаю, что существует некая философская школа, утверждающая, будто подобные парадоксы разрешаются сами собой и из памяти человека попросту стираются все воспоминания, которые противоречат нормальному ощущению времени. Если говорить проще, мозг сотрет все то, что покажется ему помехой. Тем не менее некоторые доводы этой теории меня не слишком удовлетворяют...

- Давайте мы обсудим философскую подоплеку чуть позже, - сердито оборвал его граф Брасс.

- Время и философия суть одно и то же, граф, и лишь философия позволяет с легкостью обсуждать природу времени.

- Все может быть, но остается вопрос, существуют ли и впрямь некие злонамеренные персоны, способные контролировать время и манипулировать нами. Как их отыскать и что делать, когда нам это удастся?

- Я припоминаю кое-что об особых кристаллах, - задумчиво промолвил Хоукмун, которые переносили людей в плоскости, параллельные земной. Возможно, именно они применялись в этом случае или их искусственные аналоги.

- О ваших кристаллах я ничего не знаю, - заявил граф Брасс, и трое его спутников поспешили с ним согласиться.

- Дело в том, что существуют иные плоскости, - пояснил Хоукмун. - И вполне возможно, что в каких-то из них обитают люди, как две капли воды похожие на тех, кто присутствует и в нашем мире. Там вполне можно найти точно такой же Камарг, как тот, что нас окружает. Может быть, ответ именно в этом, хотя это и недостаточное объяснение.

- Боюсь, я не слишком поспеваю за ходом вашей мысли, - проворчал граф Брасс. - Вы заговорили, как этот колдун...

- философ, - поправил его Ноблио. - И поэт.

- Согласен, у нас схожий образ мыслей и до истины мы пытаемся добраться одинаковыми путями, - с этими словами Хоукмун поведал им историю Эльверезской башни и хрустальных колец Майгана... Как они с д'Аверком с их помощью перенеслись из одного измерения в другое, далеко за моря и даже сквозь время. Рассказывая о той роли, которую им пришлось сыграть в этом приключении, Хоукмун никак не мог избавиться от, ощущения нереальности происходящего, так как рассказывал он о событиях, которые только еще случатся в их будущем. Когда он окончил свой рассказ, слушатели согласились, что получили вполне правдоподобное объяснение своему нынешнему положению. Во время своего повествования Хоукмун вспомнил также и призрачный народ, который подарил им машину для путешествия между мирами. С ее помощью Хоукмун сумел вырвать замок Брасс из объятий своего пространства-времени и перенести его в другую плоскость, когда барон Мелиадус готовился взять замок приступом. Возможно, когда они вновь отправятся в город Сориандум, что лежит в Сирийской пустыне, то смогут обратиться за помощью к призрачному народу. Об этом Хоукмун и сказал друзьям.

- Да, мысль стоящая, можно попробовать, - одобрил граф Брасс. - Однако мы по-прежнему во власти тех существ, что поместили нас сюда. И не имеем ни малейшего представления, как им это удалось. Как и о целях, что они преследуют.

- А этот Оракул, о котором вы говорили, - полюбопытствовал Хоукмун, - где он? Можете ли вы объяснить мне подробно, что случилось с вами.., после вашей "смерти".

- Я оказался здесь, в этом месте, раны мои зажили, а доспехи в целости...

Остальные подтвердили, что с ними все произошло таким же образом.

- Также со мной оказался мой конь и достаточно пищи на долгое время, хотя на вкус она была довольно неприятна.

- А Оракул?

- Это нечто вроде говорящей пирамиды высотой в рост человека, сверкает подобно алмазу и парит над землей. Похоже, она то исчезает, то появляется по собственной воле. Именно от нее я получил те сведения, что сообщил вам при первой встрече. Полагаю, она потустороннего происхождения, хотя мысль эта противоречит всем моим прежним убеждениям...

- Напротив, происхождения она, вероятно, вполне земного, - возразил Хоукмун, - ее сотворил какой-то ученый колдун, вроде тех, которые некогда служили Империи Мрака. Хотя, возможно, это нечто иное, изобретенное нашими далекими предками еще до бедствий Тысячелетия Ужаса.

- Мне уже доводилось слышать о чем-то подобном, - признал граф Брасс. - И это объяснение куда больше мне по душе.

- Так стало быть, Оракул пообещал вернуть вас к жизни после того, как вы меня убьете?

- В общем-то, да.

- Такое же предложение он сделал и мне, - заметил д'Аверк, и двое других согласно кивнули.

- Хорошо. Так может, нам вернуться к этому устройству, если это и впрямь некое устройство, и разглядеть его получше? - предложил Ноблио.

- Но все же остается и вторая загадка, - промолвил Хоукмун. - Как случилось, что в Камарге, где для меня дни идут по-прежнему, вы пребываете в вечной ночи?

- И впрямь, загадка, - не без удовольствия подтвердил д'Аверк. - Возможно, и этот вопрос также следует задать Оракулу. В конце концов, если за всем происходящим стоит Империя Мрака, они не могут желать мне зла, ведь я союзник Гранбретании.

Хоукмун широко улыбнулся.

- Действительно, Гьюлам д'Аверк, в данный момент вы таковым и являетесь.

- Давайте тогда составим план военной кампании, - предложил практичный граф Брасс. - Разумнее всего, полагаю, будет немедленно пуститься на поиски алмазной пирамиды.

- Дождитесь меня здесь, - предложил им Хоукмун. - Сперва я должен заехать к себе. Вернусь до рассвета, то есть через пару часов. Готовы ли вы мне поверить?

- Я скорее поверю человеку, нежели хрустальной пирамиде, - с улыбкой заметил граф Брасс.

Вернувшись к своему коню, Хоукмун вскочил в седло. Спускаясь по склону холма, где оставались ждать его четверо друзей, он постарался избавиться от мыслей обо всех парадоксах, о которых услышал сегодняшней ночью. В данный момент куда больше его интересовали силы, которые за этим стояли. Весь предыдущий опыт подсказывал ему, что это мог быть либо Рунный Посох, либо Империя Мрака. Впрочем, возможно, речь шла и о некой "третьей силе"... Существа, обладавшие могучим научным потенциалом, превратившиеся в призрачный народ Сориандума. Однако они всегда держались в тени, не вмешивались в дела других народов. Одна только Империя Мрака могла желать смерти Хоукмуна. И действовала она через одного из его погибших друзей или же через всех четырех разом. Подобное коварство вполне соответствовало извращенной психологии гранбретанцев. Однако он вынужден был напомнить себе, что все самые опасные и могущественные сановники империи погибли, а с другой стороны... Графа Брасса, Оладана, Ноблио и д'Аверка он тоже считал погибшими. Хоукмун с силой втянул в себя леденящий воздух, любуясь очертаниями Эгморта на горизонте. Он никак не мог отделаться от мысли, что угодил в хитроумную смертельную ловушку, которая, вероятно, грозит ему мучительной гибелью.

Именно поэтому он и возвращался в замок Брасс, дабы проститься с возлюбленной супругой, последний раз обнять детей и написать письмо, вскрыть которое должны будут в том случае, если он не вернется.

Часть II СТАРЫЕ ВРАГИ

Глава 1 ГОВОРЯЩАЯ ПИРАМИДА

С тяжелым сердцем Хоукмун в третий раз покидал замок Брасс. К радости, которую он испытал при виде друзей, примешивалось болезненное убеждение, что в некотором смысле перед ним и впрямь призраки. Всех их он похоронил своими руками, а теперь люди эти сделались для него чужими. Их совместные разговоры, приключения и героические деяния, которые будили так много в памяти Хоукмуна, для них ровным счетом ничего не значили. Они даже не были знакомы друг с другом. Кроме того, его угнетала мысль о смерти, что поджидала их в будущем: вполне возможно, он встретился с ними всего лишь на пару часов, после чего то существо или сила, что манипулировала ими, вновь их разлучит. Вполне возможно, их уже не будет на месте, когда он вернется к развалинам храма. Именно поэтому он почти ничего не рассказал Иссельде о событиях нынешней ночи, лишь признался ей, что должен уехать, дабы отыскать источник нависшей над ними опасности. Обо всем прочем он сообщил в своем послании, чтобы тот, кто вскроет письмо в случае его гибели, узнал всю правду, известную самому Хоукмуну на этот момент. Иссельде он ни словом не обмолвился о том, что видел Ноблио, д'Аверка и Оладана, а сообщил ей лишь, что считает графа Брасса самозванцем, поскольку не желал разделять с супругой то бремя, которое отныне давило ему на плечи.

До рассвета оставалось еще несколько часов, когда он вновь вернулся на холм и увидел четверых друзей, ожидавших его там. Поднявшись до самых развалин, он спешился, и четыре фигуры вновь выступили ему навстречу из тени. На какой-то миг он даже всерьез поверил, что перед ним потусторонние призраки, но тут же отогнал эту мрачную мысль и ясным голосом провозгласил:

- Граф Брасс, одна вещь тревожит меня. Доблестный рыцарь склонил к нему свое смуглое лицо.

- Что именно?

- Когда мы с вами расстались в первый раз, я сказал, что Империя Мрака уничтожена, вы же возразили мне, что это не так. Ваши слова меня настолько заинтриговали, что я бросился за вами в погоню, оступился и угодил в трясину. Но что вы хотели этим сказать? Известно ли вам нечто такое, о чем вы мне не поведали?

- Я сказал лишь чистую правду. Империя Мрака растет, и границы ее расширяются.

Прозревший Хоукмун разразился смехом.

- А в каком же году состоялась эта битва в Туркии, о которой вы упоминали?

- Ну разумеется, в этом. В шестьдесят седьмом году Быка.

- Ошибаетесь, - возразил Ноблио. - Сейчас восемьдесят первый год Крысы...

- Восемьдесят второй год Лягушки! - воскликнул д'Аверк.

- Нет, семьдесят пятый год Козы, - стоял на своем Оладан.

- Вы ошибаетесь все четверо, - заключил Хоукмун. - Сейчас, когда все мы встретились здесь на вершине холма, идет восемьдесят девятый год Крысы. Следовательно, для всех для вас Империя Мрака еще существует, и даже не достигла своего расцвета. Но для меня она уже обратилась в прах... И именно мы впятером послужили ее падению. Теперь вы понимаете, почему я заподозрил, что вся эта история лишь некий коварный план мщения со стороны Империи Мрака. Может статься, один из их ученых колдунов сумел проникнуть в будущее и увидел, чего мы достигнем, либо другой колдун той же породы ухитрился избегнуть наказания, обрушившегося на повелителей звериных орденов. А теперь он пытается рассчитаться с нами за все, ведь прошло уже шесть лет, с тех пор как все мы верно служили Рунному Посоху в борьбе против Империи Мрака. Миссия наша увенчалась успехом, однако четверо погибли... Вы четверо. И если не считать призрачный народ Сориандума, который мало интересуется делами людей, никто, кроме колдунов Империи Мрака, не способен управлять временем.

- Я нередко размышлял о том, что хотел бы знать побольше о своей смерти, промолвил граф Брасс, - но теперь я в этом отнюдь не уверен.

- До сих пор нам приходится верить вам на слово, друг Хоукмун, - заметил д'Аверк, - и многое мне кажется загадочным. Помимо всего прочего, если события эти ждут нас в будущем, то почему же мы не вспомнили позднее, как встретились с вами, когда это произошло в действительности?

Вопросительно подняв брови, он принялся кашлять, прикрывая рот платком.

- Я уже поделился своей теорией относительно этого кажущегося парадокса, с улыбкой заметил Ноблио. - Время совсем не обязательно должно быть линейным. Это наш мозг воспринимает его таким образом. Однако вполне возможно, что течение времени куда более извилисто. - Да, да, - прервал его Оладан. - У вас поразительный дар, мой милый Ноблио, еще больше запутывать меня своими объяснениями.

- Достаточно будет сказать, что время, возможно, не таково, как нам кажется, - произнес граф Брасс. - И тому у нас есть доказательства, а не только утверждения герцога Дориана-. Всех нас вырвали из разных лет нашей жизни, чтобы собрать в этом месте. Будь то прошлое или будущее, ясно, что это совсем иное время, чем то, которое мы оставили позади, а это подтверждает правоту герцога Дориана и противоречит утверждениям пирамиды.

- Эта логика мне по душе, граф Брасс, - одобрил Ноблио. - И я с ней вполне согласен. Так что я готов соединить свою судьбу с судьбой герцога Дориана. К тому же даже если бы я и впрямь собирался убить его, не представляю, каким образом сумел бы этого достичь, ибо отнимать жизнь у другого живого существа противоречит моим глубочайшим убеждениям.

- Ладно, если вы оба согласны, - зевнул д'Аверк, - то и я, пожалуй, присоединюсь к вам. Рассудительность никогда не входила в число моих достоинств. Напротив, куда чаще я действовал, полагаясь либо на интуицию, либо на эмоции, совершенно не заботясь о личном интересе. Все мои архитектурные проекты, весьма амбициозно задуманные, но скромно вознагражденные, имели своим заказчиком одного жалкого королька, которого вскорости свергли с престола. Преемник его отнюдь не оценил моих достоинств, а я, в свою очередь, не стеснялся его оскорблять. Будучи художником, я всегда выбирал меценатов, которые умирали прежде, чем успевали оплатить мою живопись. Именно поэтому я и сделался независимым дипломатом... Дабы побольше узнать о политике прежде, чем вернуться к своим прежним занятиям. Однако, похоже, жизнь меня мало чему научила...

- Возможно, потому, что вы предпочитали слушать голос своего сердца, мягко утешил его Оладан. - А теперь, господа, не пора ли нам отправляться на поиски пирамиды? - Он закинул за плечо свой лук. - В конце концов, мы ведь даже не знаем, сколько времени это у нас займет.

- Вы правы. С рассветом, вполне возможно, вы исчезнете у меня на глазах, предположил Хоукмун. - Хотел бы я знать, почему для меня дни сменяются как обычно, а вы пребываете в бесконечной тьме.

Он оседлал коня, который, помимо всадника, нес еще две дорожные сумки, набитые провизией. Кроме того, сзади в седельных кобурах торчали рукояти двух огненных копий. Мощный крупный жеребец с витыми рогами был лучшим в стаде после погибшего в смертельных объятиях трясины скакуна. Его звали уголь, потому что глаза его сверкали точно угли костра.

Друзья последовали его примеру и также сели в седло. Граф Брасс указал на юг.

- Если двигаться дальше в этом направлении, то мы доедем до Адского моря, пересечь которое невозможно, как нам говорили. Давайте отправимся на побережье, именно там мы отыщем Оракула.

- Это море, куда впадает река Релма, - заметил Хоукмун, не повышая голос. - Некоторые его именуют Срединным морем.

Граф Брасс расхохотался.

- Это море я пересекал не меньше сотни раз. Надеюсь, вы правы, друг Хоукмун, и подозреваю, что так оно и есть. О, как желал бы я скрестить сталь с теми, кто так подло обманул нас всех.

- Будем надеяться, нам предоставят такую возможность, - не без язвительности заметил д'Аверк, - ибо у меня такое чувство, хотя, разумеется, граф Брасс, я лишен вашей проницательности в том, что касается людской породы, что возможности этой нам не дадут, даже если мы сумеем отыскать своих врагов, ибо оружие их должно быть куда более изощренным, чем простые мечи и кинжалы.

- На этот случай у меня, имеется два огненных копья, - заявил Хоукмун, указывая на рукояти позади седла. - Отлично, это лучше, чем ничего, - признал д'Аверк. Но все же вид у него оставался скептическим.

- Мне лично всегда были не по душе эти колдовские приспособления, опасливо покосился Оладан на копья. - Зачастую они навлекают на того, кто пользуется ими, гнев неодолимых сил.

- Вы слишком суеверны, Оладан. Огненные копья - это обычное земное оружие, продукт науки, которая расцвела после Тысячелетия Ужаса.

- Может, оно и так, мой дорогой Ноблио, но, по-моему, это лишь подтверждает мои слова.

Вскоре перед ними раскинулась темная, слегка поблескивающая поверхность моря.

У Хоукмуна внутри все сжалось при мысли о скорой встрече с пирамидой, которая пыталась убить его руками друзей.

Но побережье, когда они достигли его, оказалось пустынным, если не считать водорослей и редких пучков травы, что росли среди песка, недосягаемые для прилива, лизавшего прибрежные камни." Граф Брасс подвел их к тому месту, где перед тем, как отправиться на поиски Хоукмуна, он соорудил небольшое убежище и оставил там некоторые личные вещи и еду. По пути друзья рассказывали герцогу об обстоятельствах их встречи друг с другом. Каждый из них принимал другого за Хоукмуна, и всякий раз это едва не заканчивалось поединком.

- Именно здесь появляется пирамида, - заметил граф. - Поэтому предлагаю вам спрятаться вот там, в тростнике. Я скажу ей, что мы прикончили вас, и посмотрим, что будет дальше.

- Отлично.

Положив огненные копья на землю, Хоукмун отвел свою лошадь в укрытие. Издалека он видел, как четверо мужчин о чем-то перемолвились Друг с другом, а затем послышался звучный голос графа Брасса.

- Оракул, где ты? Теперь ты можешь освободить меня. Я сделал то, что обещал. Хоукмун мертв.

Хоукмун не знал, имеет ли пирамида или те, кто управлял ею, возможность проверить это утверждение. Могли ли они исследовать этот мир во всей полноте? Или видели перед собой только какую-то его часть? Могли ли им служить люди-соглядатаи?

- Оракул! - воззвал вновь граф Брасс - Хоукмун пал от моей руки.

У Хоукмуна возникло подозрение, что им не удалось обмануть самозванного Оракула, Мистраль по-прежнему завывал среди заводей, проносясь над поверхностью моря, вспенивая барашками верхушки волн и пригибая к земле стебли тростника и камыша. Рассвет стремительно приближался. Вскоре на землю прольется жемчужный свет, и с ним, возможно, исчезнут его друзья.

- Оракул, где же ты?

Что-то коротко сверкнуло, наверное, блуждающий огонек, занесенный ветром. Но нет, блеснуло снова, и снова в том же месте, чуть выше шлема графа Брасса.

Хоукмун взял в руку огненное копье, на ощупь отыскав спусковой крючок, который, если прижать, должен был высвободить столб жидкого пламени.

- Оракул!

Начали проявляться бледные контуры, из которых исходил сверкающий свет. Контуры пирамиды, а внутри нее - чья-то размытая тень, быстро исчезнувшая за проступающими гранями.

Прошло еще несколько мгновений, и над графом, чуть правее него, повисла, сверкая алмазными гранями, пирамида высотой почти в человеческий рост.

Хоукмун весь обратился в слух и зрение, когда пирамида начала отвечать.

- Вы отлично справились с задачей, граф Брасс. За это вас и ваших спутников я верну в мир живых. Где же труп?

Хоукмун застыл как громом пораженный. Он узнал голос, исходивший из пирамиды, но не мог поверить собственным ушам.

- Труп? - деланно изумился граф, которого вопрос этот ничуть не смутил. Но вы же не просили показывать вам труп. Да и к чему вам это, вы же действуете в моих интересах, а не в своих собственных, вы же так мне это объяснили.

- "Да, но труп...

В голосе теперь слышались молящие нотки.

- Вот он, твой труп, Калан Витальский, - с этими словами Хоукмун выбрался из зарослей тростника и широким шагом направился к пирамиде. - Покажитесь, жалкий трус. Значит, не хватило смелости покончить с жизнью. Ну, неважно, я готов вам в этом помочь.

В ярости своей он нажал на спусковой крючок, и алое пламя вырвалось из раструба смертоносного оружия, переходя в яркий луч ослепительно красного света. Луч ударил в мерцающую грань пирамиды, которая взвыла словно раненый зверь и вдруг стала совершенно прозрачной, являя взору пятерых друзей скорчившуюся внутри человеческую фигуру.

- Калан! - Хоукмун узнал ученого Империи Мрака. - Я так и знал, что это вы. Ведь никто не видел вас мертвым. Все решили, что признали в кровавой луже на полу лаборатории ваши жалкие останки, но вы обвели нас вокруг пальца.

- Жар слишком силен, - завопил Калан. - Это очень хрупкое устройство, вы уничтожите его.

- А почему меня должно это тревожить?

- Но.., последствия будут ужасны. Однако Хоукмун продолжал поливать пирамиду огнем, и Калан скорчился внутри, не переставая вопить.

- Как вы сумели внушить этим несчастным, будто они пребывают в потустороннем мире? Каким способом вы удерживаете их в вечной ночи?

- А вы как думаете? - простонал Калан. - Просто я свел их дни к доле секунды, и потому они не в силах заметить свет солнца. Да, для них я ускорил течение дня и замедлил ход времени ночи.

- А что это за барьер, который преграждает им путь к замку Брасс и к городу?

- Это тоже очень просто, ха-ха, каждый раз, когда они приближались к крепостным стенам, я возвращал их назад на несколько минут, чтобы они никогда туда не попали. Это примитивное устройство... Но повторяю вам, Хоукмун, моя машина устроена куда тоньше. Она боится столь грубого обращения. Еще немного, и она вырвется из-под моего контроля и всех нас уничтожит.

- Мне это безразлично, если только она уничтожит и вас вместе с нами. Как вы жестоки, Хоукмун!

Услышав подобный упрек из уст Калана, Хоукмун разразился смехом. Ведь это был тот самый колдун, который вставил ему в череп черный кристалл, который помог Тарагорму разрушить замечательную машину призрачного народа, защитившую замок Брасс, самого выдающегося из всех ученых колдунов, чей злой гений позволил Империи Мрака распространить свое могущество на весь мир... А теперь этот Калан обвинял его, Хоукмуна, в жестокости!

И алый огонь продолжал жечь пирамиду.

- Вы уничтожаете мою машину! - вопил Калан. - Если мне придется сейчас исчезнуть, то я не вернусь до тех пор, пока не починю ее, а значит, не смогу освободить ваших друзей.

- Уверен, мы обойдемся и без вашей помощи, карлик, - граф Брасс разразился хохотом. - Но благодарю вас за заботу! Вы рассчитывали обмануть нас, а теперь поплатитесь за это.

- Я сказал вам правду! Хоукмун приведет вас к гибели.

- Возможно, но это будет благородная смерть... И повинен в ней будет отнюдь не Хоукмун.

Лицо Калана исказилось. Его заливал пот, по мере того как пирамида раскалялась все сильней.

- Отлично, я исчезаю, но отомщу вам всем, будь вы мертвые или живые. А теперь я вернусь в...

- В Лондру? - воскликнул Хоукмун. - Так вы скрываетесь в Лондре?

Калан злобно рассмеялся.

- Конечно, в Лондре, но не в той Лондре, которую вы знаете. Прощайте, ненавистный Хоукмун!

И пирамида стала меркнуть, а затем исчезла, оставив пятерых людей на побережье. Они долго молчали, ибо им больше нечего было сказать.

Чуть позже Хоукмун указал на горизонт.

- Взгляните, - промолвил он.

Там поднималось солнце.

Глава 2 ВОЗВРАЩЕНИЕ ПИРАМИДЫ

Во время завтрака, состоявшего из безвкусной снеди, оставленной Каланом Витальским графу Брассу и его друзьям, они попытались решить, что делать дальше.

Совершенно ясно было, что на ближайшее время все четверо обречены оставаться в мире Хоукмуна. Но надолго ли они здесь задержатся? Об этом никто не имел ни малейшего представления.

- Я все думаю о Сориандуме и о призрачном народе, - сказал герцог своим друзьям. - Это наша единственная надежда на помощь, поскольку Рунный Посох едва ли сумеет что-то сделать для нас, даже если мы и сумеем его отыскать.

Он вкратце рассказал им обо всех событиях, что должны случиться в их будущем и уже состоялись в его прошлом.

- Тогда нам следует поторопиться, - заявил граф Брасс. - Ибо Калан, я уверен, вернется в самом скором времени. Как нам лучше достичь Сориандума?

- Не знаю, - искренне признался Хоукмун. - Жители перенесли свой город в иное измерение, когда Империя Мрака попыталась напасть на него. Единственная надежда, что, когда угроза исчезла, они вернули город на прежнее место.

- И где же это место? Точнее, где оно находилось? - спросил Оладан.

- В Сирийской пустыне.

Граф Брасс поднял рыжие брови.

- Эта пустыня велика, друг Хоукмун. Она необъятна и отличается суровостью.

- Все верно, именно поэтому мало кто из странников пытался когда-либо достичь Сориандума.

- А вы думаете, нам удастся пересечь пустыню в поисках города, которого, возможно, там уже давно нет? - с невеселой улыбкой поинтересовался д'Аверк.

- Именно. Это наша единственная надежда, мессир Гьюлам.

Пожав плечами, д'Аверк отвернулся.

- Возможно, сухой воздух будет полезен моим легким.

- Нам придется пересечь Срединное море, - заметил Ноблио. - А значит, понадобится корабль.

- Тут неподалеку есть порт, - промолвил Хоукмун. - Там, полагаю, отыщется судно, готовое доставить нас к берегам Сирии. И лучше всего до самой гавани порта Хорнус. После чего мы отправимся в глубь страны на верблюдах, если удастся нанять их, и переберемся на другой берег Ефрата.

- Такое путешествие займет несколько недель, - задумался Ноблио. - Нет ли более быстрого пути?

- Этот самый быстрый. Конечно, орнитоптеры летят быстрее, но их капризность в полете общеизвестна, я уж не говорю о том, что дальность их полета куда меньше разделяющего нас расстояния. Можно было бы воспользоваться ездовыми фламинго, но мне бы не хотелось привлекать к нам внимание в Камарге, это вызвало бы слишком много волнений у тех, кого мы оставляем здесь, тех, кого мы все любим... Или кого полюбим в будущем.

Кроме того, я предлагаю всем изменить по возможности свою внешность, когда мы прибудем в Марше, самый крупный из близлежащих портов. Там под видом обычных пассажиров мы сядем на борт первого же подходящего корабля.

- Я вижу, вы все основательно продумали, - с этими словами граф Брасс поднялся и принялся укладывать вещи. - Последуем вашему плану, герцог Кельнский, и будем надеяться, что Калан отыщет нас не раньше, чем мы достигнем Сориандума.

Два дня спустя, закутавшись в плащи и надвинув пониже капюшоны, они вошли в бурлящий и беспокойный город Марше. На рейде находилось не меньше сотни купеческих судов, с высоким рангоутом, способных выдержать длительное морское путешествие по любым водам и в любое время года. Моряки на этих кораблях также, казалось, были специально подготовлены для того, чтобы покорять безбрежные морские пространства; с загорелыми обветренными лицами, просоленной, загрубевшей кожей на ладонях, с громкими и хриплыми голосами, твердым и решительным взглядом людей, привыкших самостоятельно принимать решения. Большинство из них ходило полуголыми, не имея на себе иной одежды, кроме шелковых или хлопковых килтов самых невероятных цветов и оттенков. Многочисленные браслеты красовались у них на запястьях и щиколотках, чаще всего из драгоценных металлов, украшенных самоцветами. Не менее красочными, чем их юбки, были платки, повязанные на голове или на шее. Почти у всех за поясом было оружие, в основном кинжалы или большие тесаки. Большинство этих людей все свое богатство носили при себе. Чаще всего эти кольца, браслеты, серьги и прочие украшения стоили целого состояния, но эти люди не слишком дорожили богатством, и за пару часов оно могло многократно поменять хозяев в результате пари или ставки в азартных играх в одной из многочисленных таверн, пивных, постоялых дворов и игорных домов, расположенных вдоль улиц, что сходились к пристаням Марше.

Пятеро усталых людей сразу же смешались с оживленной шумной яркой толпой, стараясь остаться неузнанными. Хоукмун лучше всех представлял, чем они рискуют, оказавшись днем на улицах города, где во многих тавернах висели портреты пяти героев, а на площадях высились их статуи, где клялись их именами, рассказывались легенды об их деяниях. Предосторожность, к которой они прибегли, укрыв свои лица капюшонами, также таила в себе опасность, ибо таким образом их могли принять за приверженцев старых традиций Империи Мрака, которые любили скрывать свои лица под масками, но, по счастью, все окончилось благополучно. В лабиринте проулков и узких улочек они отыскали постоялый двор, который показался им более спокойным, чем те, что находились поблизости от порта, и сняли большую комнату, где могли спокойно провести ночь и передохнуть. Они решили, что пока все остальные будут приводить себя в порядок, кто-нибудь один спустится в город на пристань и наведет справки о кораблях, отправляющихся в нужном направлении.

Эту задачу Хоукмун взял на себя, ибо лучше других знал город, побывав здесь несколько раз в то время, что правил в Камарге. Герцог отправился в порт и вскоре вернулся оттуда с добрыми новостями. Один из торговых кораблей покидал Марше на рассвете, и капитан за умеренную плату согласился взять пассажиров. Правда, направлялся он отнюдь не в Хорнус, а в Берук, находившийся чуть севернее по побережью, но оттуда до нужного места было рукой подать, и Хоукмун поспешил договориться с капитаном. Теперь, когда этот вопрос был решен, все улеглись на кровати, пытаясь заснуть. Однако сон их был тревожен, ибо всех пятерых беспокоила мысль о возможном возвращении Калана и его пирамиды.

Лишь теперь Хоукмун понял, что именно она ему напоминает. Пирамида эта мало чем отличалась от Тронной Сферы короля-императора Хеона, той машины, что поддерживала жизнь в этом существе неописуемой древности, которого в конце концов сразил барон Мелиадус. Возможно, оба эти устройства создала одна и та же наука. Это было вполне вероятно. А может, Калан обнаружил где-то хранилище этих древних машин, одно из тех, что таились в недрах планеты, и сумел использовать скрытые там устройства. Где же прячется Калан Витальский? Не в современной Лондре, а в какой-то другой? Именно это он, должно быть, хотел им сказать. Этой ночью Хоукмун спал даже хуже, чем его друзья, ибо тысячи мыслей терзали его. Но наконец и он задремал, не снимая руки с меча.

Ясным осенним днем они поднялись на борт высокого быстроходного судна, носившего имя "Королева Романии". Порт его приписки находился на Черном море. Паруса судна ослепляли снежной белизной, а палуба - мягким янтарным блеском отдраенных досок настила. Казалось, судно скользит по воде, не прилагая к тому ни малейших усилий.

После двух дней безмятежного плавания настал третий, когда перестал дуть ветер и настал полный штиль. Учитывая малочисленность экипажа, капитан решил не утомлять его, сажая за весла, а подождал до конца дня, чтобы погода сменилась и паруса вновь наполнились ветром. Далеко к востоку угадывались гористые берега Кипра, островного королевства, которое когда-то, подобно многим прочим, являлось вассалом Империи Мрака. За все три дня никто из пассажиров не выходил на верхнюю палубу корабля. Их странное поведение Хоукмун объяснил капитану тем, что все они якобы принадлежали к некой религиозной секте и совершали паломничество, во время которого, по обычаю, все свое время должны были посвящать бдениям и молитвам. Капитан, человек порядочный и учтивый, больше думающий о толщине своего кошелька, нежели о странностях пассажиров, невозмутимо принял это объяснение и больше на эту тему не задумывался.

На следующий день, около полудня, ветер так и не поднялся, когда Хоукмун и его друзья вдруг услышали над головой звук сильного удара... Крики проклятья и топот множества ног.

- Что такое? - воскликнул Хоукмун. - Пираты? Помнится, мы уже встречались с ними в этих водах, Оладан.

Но на лице маленького горца отразилось искреннее изумление.

- Что? Но я ведь впервые путешествую по морю, герцог Дориан.

И Хоукмун вновь вспомнил, что Оладану еще предстоит пережить их совместное путешествие на корабле Безумного Бога и поспешил извиниться за свою забывчивость.

Шум наверху усилился, и суматоха стала еще больше. Бросив взгляд на море через иллюминатор, они не увидели ни одного корабля, готовившегося к нападению. Кроме того, шум, доносящийся с палубы, ничем не напоминал сражение. Неужели из глубины вод всплыло некое морское чудовище, наследие Тысячелетия Ужаса?

Хоукмун поднялся, набросил на плечи плащ и опустил на лицо капюшон.

- Пойду взгляну, что там такое.

Он открыл дверь каюты и поднялся по короткому трапу, ведущему на мостик. Там, неподвижно зависнув над кормой, в воздухе виднелся некий предмет, вызвавший неподдельный ужас среди экипажа корабля. Из этого предмета раздавался голос Калана Витальского, который требовал от моряков немедленно схватить пассажиров и прикончить их, иначе он непременно потопит судно.

Пирамида сверкала яркой ослепительной белизной, четко вырисовываясь на голубом фоне моря и неба. Метнувшись назад в каюту, Хоукмун торопливо схватился за огненное копье.

- Пирамида вернулась, - бросил он друзьям. - Оставайтесь на месте. Я беру это на себя.

Стремительно взлетев по ступеням трапа на мостик, Хоукмун бросился к пирамиде, расталкивая перепуганных матросов, которые отступали, мешая его продвижению вперед. И вновь слепящий золотисто-красный язык пламени вырвался из раструба оружия и упал на белую грань пирамиды, смешавшись с ней, точно кровь с молоком. Но на сей раз вместо негодующего вопля изнутри раздался издевательский хохот.

- Я хорошо подготовился к нашей встрече, Дориан Хоукмун, и защитил свою машину от твоего варварского оружия.

- Посмотрим, насколько тебе это удалось! - сумрачно возразил герцог.

Что-то в голосе Калана подсказывало Дориану, что тот не столь уж уверен в себе и в своей способности управлять временем.

Внезапно рядом с ним возник Оладан. В правой руке, покрытой золотистой шерстью, он сжимал длинный острый меч.

- Прочь, лживый Оракул! - выкрикнул Оладан. - Мы больше не боимся тебя.

- А между тем тебе следовало бы испытывать страх, - возразил Калан, чье лицо виднелось теперь сквозь прозрачную грань пирамиды, залитое обильным потом. Значит, огненное копье все же оказывало на него какое-то действие. Ибо я обладаю способностью контролировать события, происходящие в этом мире... И во многих мирах.

- Так попробуй! - бросил ему вызов Хоукмун, переключая огненное копье на полную мощность.

- А! Безумцы... Если вы уничтожите мою машину, то создадите разрыв самой ткани времени. Вас подхватит водоворотом... Хаос разверзнет пасть над Вселенной. Это будет гибелью разума.

Но Оладан уже бежал к пирамиде, размахивая мечом С силою рубанув по грани аппарата, он попытался прорубить ту субстанцию, что защищала Калана от пламени огненного копья.

- Назад, Оладан! - воскликнул Хоукмун. - Оружие тут не поможет.

Но Оладан во второй раз ударил по пирамиде, пронзил ее насквозь и почти поразил Калана. Тот едва успел увернуться и ухмыльнулся прямо в лицо нападающему с такой жестокостью, что у Хоукмуна на миг замерло сердце. В ту же секунду Калан что-то изменил в маленькой пирамидке, которую держал в руке.

- Оладан, осторожно! - завопил Хоукмун, предвосхищая какую-то новую опасность.

Оладан вскинул меч, чтобы нанести третий удар. Но вдруг он страшно закричал, завертел головой, ошеломленный, словно не видел вокруг ни пирамиды, ни носа корабля.

- Медведь! - простонал он. - Он меня схватил. И, испустив последний вопль, от которого кровь стыла в жилах, он исчез.

Бросив огненное копье, Хоукмун метнулся вперед, но успел заметить лишь ухмыляющуюся физиономию Калана, а затем пирамида также растворилась в воздухе. Оладан исчез без следа. И Хоукмун понял, что маленького человечка отбросило назад в тот отрезок времени, откуда он явился. Но будет ли ему дозволено там остаться?

Хоукмуна это не слишком бы встревожило - ибо он знал, что Оладан уцелеет в схватке с медведем, - если бы это происшествие не открыло ему глаза на то, какой огромной властью обладает над ними Калан.

Помимо воли его охватил озноб. Обернувшись, он заметил, что и капитан, и команда исподтишка бросают на него подозрительные взгляды.

Не говоря ни слова, он направился к себе в каюту.

Теперь особенно важно было как можно скорее отыскать Сориандум и Призрачный Народ.

Глава 3 ПУТЬ В СОРИАНДУМ

Вскоре после происшествия на мостике ветер посвежел и задул с такой силой, что буря казалась неминуемой; поэтому капитан велел поднять все паруса, дабы попытаться опередить шторм и побыстрее достичь Берука.

Хоукмун подозревал, что капитану не терпится избавиться от странных пассажиров, а не просто скорее разгрузить товар, но он вполне мог понять этого человека. Любой другой на его месте, не задумываясь, отправил бы всех четверых за борт - просто на всякий случай.

Теперь Хоукмун с удвоенной силой возненавидел Калана де Виталя. Вновь он терял друга по вине одного из владык Империи Мрака, и на сей раз утрата, хотя и не была внезапной, но причинила куда больше страданий. Он принял решение, чего бы это ему ни стоило, отыскать и уничтожить Калана.

Высадившись на белоснежную пристань Берука, четверо путешественников уже не старались скрыть, кто они такие на самом деле. История их подвигов была отлично известна народам, населявшим берега Аравийского моря, однако в лицо их здесь никто не знал. Не теряя времени понапрасну, они поспешили на базарную площадь и там обзавелись четверкой крепких верблюдов, чтобы отправиться в глубь континента.

За четыре дня пути у них было время приспособиться к качающейся походке животных, и они постепенно пришли в себя.

Через четыре дня они достигли пределов Сирийской пустыни, прошли руслом Ефрата, по обоим берегам которого вздымались высокие кручи песчаных дюн. Хоукмун то и дело сверялся с картой, сожалея, что рядом нет Оладана, который вместе с ним сражался в Сориандуме против д'Аверка, когда они еще были врагами. Он сейчас как нельзя лучше помог бы отыскать верную дорогу.

Огромное пылающее солнце превратило бронзовые доспехи графа Брасса в сверкающее золото. Их блеск слепил глаза почти так же, как пирамида Калана Витальского. Стальные латы Хоукмуна отливали расплавленным серебром. Ноблио с д'Аверком, не носившие доспехов, поначалу подшучивали над тем, что Дориан и граф не хотят расставаться со своей броней, но теперь, осознав, как сильно мучаются люди, закованные в металл, они пытались помочь своим друзьям и, пользуясь близостью реки, то и дело выливали им за шиворот полные шлемы воды.

На пятый день пути они пересекли Ефрат и углубились в пустыню. Однообразные желтые пески расстилались повсюду, и лишь порой слабое дуновение ветра над безбрежной пустыней напоминало им о морских просторах, оставленных позади.

К шестому дню путники, скорчившись в глубоких седлах, устало покачивались на спинах невозмутимо шагающих верблюдов. В глазах все мутилось. Губы потрескались. Они берегли воду, не зная, как скоро смогут добраться до ближайшего колодца.

На седьмой день Ноблио упал с седла и распластался на песке, раскинув руки крестом, так что им понадобилось отдать ему половину воды, чтобы привести в чувство. После этого они укрылись в тени дюны и провели там ночь. Поутру Дориан Хоукмун с трудом поднялся на ноги и объявил, что дальше пойдет один.

- Один? Но почему же? - морщась, граф Брасс поднялся следом. - Почему, герцог Кельнский?

- Я отправлюсь на разведку, пока вы отдыхаете. Готов поклясться, что до Сориандума уже рукой подать. Если описывать все более расширяющиеся круги, я обязательно его найду... Сам город или то место, где он когда-то был. Как бы то ни было, но там непременно найдется вода.

- Это предложение кажется мне разумным, - признал граф. - А если усталость вас одолеет, кто-нибудь из нас сможет вас сменить и так далее. Вы уверены, что мы недалеко от Сориандума?

- Совершенно уверен. Я отправлюсь на поиски холмов, которые обозначают конец пустыни. Они где-то поблизости. Уверен, мы бы уже заметили их, если бы эти дюны не были столь высоки.

- Отлично, - объявил граф Брасс. - Мы подождем.

И Хоукмун, заставив встать своего верблюда, двинулся прочь, оставив друзей в тени дюны.

Лишь после полудня, поднявшись на гребень двадцатой дюны, он наконец обнаружил зеленые склоны гор, у подножия которых ютился Сориандум. Хоукмун пристально вглядывался, но не смог обнаружить ничего, что напоминало бы развалины города призрачного народа. Тем не менее тщательно нанеся на карту проделанный им путь, Дориан повернул назад.

Он уже почти подъехал к месту, где оставил своих друзей, когда вновь увидел пирамиду. Хоукмун опрометчиво оставил в лагере оба огненных копья, не желая обременять себя лишним грузом, но теперь сомневался, что его друзья рискнут направить это оружие против Калана, особенно учитывая то, что случилось с Оладаном Спешившись, он осторожно двинулся вперед, машинально обнажив меч.

Теперь уже до него доносились голоса. Калан Витальский вновь пытался убедить троих спутников убить герцога Кельнского по возвращении.

- Он ваш враг. Что бы я ни говорил раньше, но я не лгал, когда утверждал, что именно он станет причиной вашей гибели. Вы, Гьюлам д'Аверк, вы друг Гранбретании, а Хоукмун направит вас против Империи Мрака. А из вас, о миролюбивый Ноблио, Хоукмун сделает обезумевшего вояку. Что же касается вас, граф Брасс, вы всегда хранили нейтралитет во всем, что касалось дел Гранбретании, но он заставит вас вмешаться в политику и подняться против того могущества, которое до сих пор вы рассматривали как способ объединения народов будущей Европы. Хитростью и обманом он заставит вас действовать вопреки вашим интересам, что в итоге приведет к неизбежному плачевному концу. Если вы убьете Хоукмуна сегодня, то...

- Так убей меня! - выкрикнул герцог, потерявший терпение перед лицом такой подлости. - Убей меня сам, Калан Витальский. Почему же ты не можешь этого сделать?

Пирамида неподвижно зависла в воздухе на уровне человеческого роста, в нескольких шагах от его друзей, стоявших плечом к плечу.

- И почему моя смерть, если она случится сегодня, сможет что-либо изменить в прошлом? Твоя логика хромает, Калан, или ты скрываешь от нас что-то, что нам следовало бы знать.

- Кроме того, вы начинаете нас утомлять, барон Калан, - продолжил д'Аверк, извлекая шпагу из ножен. - А я умираю от жажды и усталости. Так что я испытаю против вас свою силу, поскольку в этой пустыне нет иных развлечений.

Он прыгнул вперед и нанес прямой колющий удар сквозь матовую мерцающую грань пирамиды, затем еще и еще, пытаясь достать укрывшегося в ней человека.

Калан завопил, словно он был ранен.

- Подумайте о своей выгоде, д'Аверк! Я могу дать вам все, в чем вы нуждаетесь.

Д'Аверк разразился хохотом и вновь пронзил сталью грань пирамиды. Калан опять закричал.

- Предупреждаю, д'Аверк, только дотроньтесь до меня, и я избавлю этот мир от вашего присутствия!

- Этому миру нечего мне предложить, и не думаю, что со своей стороны он во мне очень нуждается, но надеюсь, что прежде я сумею пронзить ваше сердце, Калан, если только постараюсь как следует.

И он нанес очередной удар.

И опять раздался вопль Калана.

- Д'Аверк, осторожно! - выкрикнул Хоукмун. Скользя по песку, он бросился вниз по склону дюны, пытаясь добраться до огненного копья, но он был еще на полпути, когда д'Аверк внезапно исчез в полном безмолвии.

- Д'Аверк! - мрачно возопил Хоукмун, подобно псу, который воет на луну. Д'Аверк!

- Замолчите, Хоукмун! - выкрикнул Калан из недр пирамиды. - И слушайте меня. Вы, двое, убейте его немедленно... Или вас ждет та же судьба, что и д'Аверка!

- Но лично я в этой судьбе не вижу ничего ужасного, - с улыбкой возразил граф Брасс.

Хоукмун подобрал огненное копье. Судя по всему, Калан заметил это сквозь грань пирамиды, ибо в ярости закричал:

- Какая грубость, Хоукмун. Но тебя все равно ждет смерть!

И тут же пирамида начала таять, а затем исчезла. Граф Брасс оглянулся по сторонам с саркастическим выражением.

- Боюсь, если мы вскорости не отыщем Сориандум, то искать его будет попросту некому. Наши ряды тают на глазах, друг Хоукмун.

Герцог вздохнул;

- Тяжко во второй раз терять добрых друзей. Вам этого не понять. Оладан и д'Аверк были вам чужими, как, впрочем, и я для них. Но для меня оба они были старыми и верными друзьями.

Ноблио сочувственно потрепал Хоукмуна по плечу:

- Я понимаю. Для вас задача еще тяжелее, чем для нас. Мы вырваны из собственного времени неведомой силой, со всех сторон нам предвещают смерть, странные, непонятные устройства принуждают нас убивать незнакомых людей, но мы избавлены от горечи, которая так терзает вас Грусть и печаль опасны, они способны лишить вас воли именно в тот момент, когда мы больше всего в этом нуждаемся.

- Верно, - с душераздирающим вздохом Хоукмун опустил огненное копье. Ладно, - вымолвил он наконец. - Я отыскал Сориандум или по крайней мере те холмы, меж которых прежде скрывался этот город. Надеюсь, уже к ночи мы достигнем его.

- В таком случае, не будем медлить и двинемся в путь, - предложил граф Брасс. - Если повезет, у нас будет еще несколько дней до новой встречи с бароном Каланом и его треклятой пирамидой. Возможно даже, нам удастся сделать пару шагов навстречу разгадке этой тайны. Ну же, мой мальчик, - и он дружески похлопал Хоукмуна по спине, - давайте в седло. Кто знает.., может, все кончится не так уж скверно. И может, вы еще увидите своих друзей.

Хоукмун горестно усмехнулся.

- У меня такое чувство, граф Брасс, что мне еще очень повезет, если я когда-нибудь увижу жену и детей.

Глава 4 НОВАЯ ВСТРЕЧА СО СТАРЫМ ВРАГОМ

Однако среди холмов Сирийской пустыни они не обнаружили ни малейших следов Сориандума. Им удалось отыскать воду и контуры прежнего города, - то самое место, откуда он исчез прямо на глазах у Хоукмуна, когда угроза Империи Мрака стала слишком велика. Вероятно; Призрачный Народ в своей бесконечной мудрости решил, что опасность до сих пор не миновала. А вот ему самому мудрости явно недоставало, с горечью подумал Хоукмун. Выходит, весь этот долгий путь они проделали совершенно впустую. Оставалась последняя надежда: что пещера механизмов, откуда он некогда позаимствовал хрустальные устройства, осталась нетронутой. В самом скверном расположении духа он отправился вместе с двумя своими спутниками в самое сердце холмов, пока они на несколько миль не удалились от Сориандума.

- Похоже, я увлек вас в совершенно бесплодный поход, друзья мои, - сказал он графу Брассу и Ноблио. - И хуже того, поманил вас несбыточной надеждой.

- Кто знает, - задумчиво отозвался Ноблио. - Если машины все-таки уцелели, то, может статься, у меня хватит знаний, чтобы заставить их заработать.

Граф Брасс в сверкающих доспехах шел впереди, широким шагом одолевая склон холма. Взобравшись на гребень, он взглянул вниз, а затем обернулся к Хоукмуну:

- Она здесь, эта ваша пещера?

Хоукмун и Ноблио поспешили догнать его.

- Да, - ответил герцог. - Узнаю эту скалу. Казалось, словно некий гигантский клинок рассек землю пополам. Чуть дальше к югу возвышалась огромная куча гранитных обломков в виде пирамиды. Этот камень вынули когда-то из холмов, чтобы сделать там хранилище для разнообразных устройств. В склоне холма виднелся вход в пещеру в виде длинной узкой щели, ведущей вертикально вверх. Внешне здесь ничего не изменилось за прошедшие годы, и настроение Хоукмуна слегка улучшилось. Быстрым шагом он спустился со склона.

- Пойдемте. Будем надеяться, что сокровища остались нетронутыми.

Но в этой сумятице у Дориана совершенно вылетела из головы одна важная деталь. Он позабыл о стороже, который охранял механические богатства предков нынешнего призрачного народа. Герцог с Оладаном уже сражались с этим стражем, но так и не смогли его уничтожить. Вспомнив о нем, Хоукмун пожалел о своем решении оставить верблюдов там, где некогда был город, ибо сейчас ему захотелось уехать прочь.

- Что там за шум? - полюбопытствовал граф Брасс, заслышав далекий звук, похожий на приглушенное рыдание, что доносился из трещины в скале. - Вам он знаком, герцог Дориан?

- Еще бы, - мрачно подтвердил Хоукмун. - Я очень хорошо его узнаю. Это крик механического зверя, стального создания, охраняющего эти пещеры. Я надеялся, что серьезно повредил его, но боюсь, что теперь опасность грозит нам самим.

- У нас есть мечи, - заметил граф Брасс. Но Хоукмун лишь расхохотался в ответ.

- Верно, у нас есть мечи. И нас трое, - подчеркнул Ноблио. - И все мы люди опытные.

- Ода.

Стенания сделались громче, когда тварь унюхала гостей.

- Тем не менее у нас есть перед ней" лишь одно преимущество, - продолжил Хоукмун негромко. - Мы зрячи, тогда как она слепа. Это наш единственный шанс обратиться в бегство, вернуться в Сориандум к нашим верблюдам. Возможно, что здесь поможет мое огненное копье.

- Обратиться в бегство? - граф нахмурился. Обнажив меч, он задумчиво погладил рыжеватые усы. - Я никогда не сражался со стальными зверями, Хоукмун, и мысль о бегстве мне не по душе.

- Тогда вы умрете в третий раз! - воскликнул герцог в отчаянии. Послушайте, граф Брасс, вы знаете, что я не трус, но если мы хотим уцелеть, нам нужно вернуться к нашим верблюдам, прежде чем тварь нас учует. Взгляните!

Металлическое чудовище показалось в проходе, повернув огромную слепую голову к источнику шума, возбуждавшему ее ненависть. - Ну и ну! - выдохнул граф Брасс. - Вот так чудовище!

Покрытое блестящей разноцветной чешуей, тело зверя было раза в два больше человеческого, вдоль хребта торчали длинные острые шипы. Когда он, чуть подрагивая от нетерпения, двинулся в сторону троих друзей, разноцветные лучи от его чешуек брызнули во все стороны, ослепив спутников. Мощные лапы заканчивались длинными острыми когтями, похожими на изогнутые кинжалы. Механическая тварь напоминала огромную гориллу. Фасетчатые, как у мухи, глаза были разбиты во время предыдущего сражения с Хоукмуном и Оладаном. Каждый его шаг сопровождался лязгом и скрежетом, будто двигалась груда металлолома. Кроме того, время от времени механизм испускал высокий пронзительный вопль, от которого ломило зубы. Едва зверь выполз из щели наружу, в воздухе разнесся запах раскаленного металла.

Хоукмун стиснул руку графа.

- Граф, прошу вас, умоляю, это место никак не годится для схватки.

- Верно, - отозвался граф Брасс, признавая логику доводов друга. - Но ведь эта тварь бросится за нами, если мы вернемся на ровное место.

- В этом можете не сомневаться.

Разойдясь в разные стороны, друзья начали быстро спускаться по склону холма, а затем направились в ту сторону, где оставили своих верблюдов.

Животные уже почувствовали металлический запах чудовища, они пятились, мотали головами, туго натягивали поводья, привязанные к деревьям.

С оскаленных морд летели хлопья пены, выпученные глаза дико вращались, вся земля вокруг была изрыта их копытами.

Жалобный и одновременно яростный вопль чудовища эхом прокатился по холмам у них за спиной.

Хоукмун протянул графу Брассу огненное копье.

- Сомневаюсь, что это подействует, но нужно попробовать.

С ворчанием граф взял в руки оружие.

- Я бы все же предпочел схватиться с этой тварью врукопашную.

- Вполне возможно, что до этого еще дойдет, - с мрачным юмором отозвался Хоукмун.

Опустившись на все четыре лапы, шатающейся походкой зверь вскарабкался на вершину ближайшего холма и замер". Словно принюхиваясь или пытаясь на слух различить биение сердец.

Ноблио, которому не досталось огненного копья, встал за спиной у друзей.

- Мне что-то надоело погибать, - заметил он с улыбкой. - Неужто такова участь всех покойников? Умирать и умирать раз за разом сквозь бесчисленные воплощения. Весьма непривлекательная перспектива.

- Огонь! - воскликнул Хоукмун, нажимая на пусковую скобу. И в тот же миг граф Брасс тоже пустил в ход оружие.

Два ослепительных рубиновых луча одновременно впились в тело монстра, который зафыркал от ярости. Чешуйки его раскалились, а местами даже побелели, однако огонь на него не подействовал. Казалось, тварь даже не заметила устремленных на нее огненных копий. Тряхнув головой, Хоукмун опустил оружие, и граф Брасс последовал его примеру. Ни к чему было без нужды истощать их запас.

- Похоже, есть лишь один способ победить чудовище, - предположил граф Брасс.

- Какой же?

- Заманить его в расщелину.

- Но тут нет никаких расщелин, - возразил Ноблио, испуганно косясь на приближающуюся тварь.

- Или в пропасть, - продолжил граф Брасс. - Если бы нам удалось заставить его броситься с какой-нибудь скалы"

- Но тут нет никаких скал, - терпеливо возразил Ноблио.

- Тогда, вероятно, мы все погибнем, - пожал плечами граф Брасс.

И в ту же секунду граф выхватил саблю из ножен и с громким боевым воплем бросился на механическое чудовище.

Тварь взревела и, поднявшись на дыбы, принялась рассекать воздух когтями.

Выбрав момент, граф увернулся от удара мощной лапы и нанес сильный удар по туловищу зверя. Раздался звон металла. Граф отпрыгнул, с ловкостью пронзив передние лапы механического противника.

Хоукмун поспешил ему на помощь, занявшись одной из конечностей чудовища, а Ноблио, позабыв на миг о своей ненависти ко всякому насилию, попытался всадить свою шпагу прямо в пах железной твари, однако та с легкостью перекусила ее своими стальными челюстями.

- Назад, Ноблио, - велел ему Хоукмун. - Больше вы ничего не сможете сделать.

Тварь повернула голову на звук и вновь взмахнула лапой. Пытаясь увернуться от когтей, Хоукмун попятился и упал.

С яростным ревом граф Брасс бросился в атаку, и вновь сталь зазвенела по чешуе. Теперь зверь повернулся к графу, пытаясь определить источник нового неприятного ощущения.

Вскоре трое нападающих совсем обессилели. Длительный переход по пустыне изнурил путников, а бегство от механической твари совсем измотало их. Хоукмун понял, что они обречены на гибель.

У него на глазах огромная железная лапа ударила по бронзовым доспехам графа, отбросив его на несколько метров назад. Тот не устоял на ногах и рухнул на землю, на некоторое время утратив способность двигаться.

Почувствовав, что враг его теперь беззащитен, механический зверь двинулся вперед, чтобы раздавить его своими гигантскими лапами.

С воплем Хоукмун набросился на существо и ударил ею мечом по спине, но тварь продолжала двигаться к тому месту, где лежал граф Брасс, не обращая на удары никакого внимания.

Герцог обогнул тварь и бросился вперед, чтобы прикрыть друга.

Ему по-прежнему никак не удавалось сбить тварь с пути, она неслась вперед, вперив перед собою слепой взгляд разбитых глаз.

Затем и Хоукмун оказался на земле, израненный, оглушенный. Граф Брасс с трудом пытался подняться на ноги. Но тут огромная лапа нависла над его другом, тот вскинул руку, словно пытаясь защититься... Ноблио набросился на монстра, словно надеялся одолеть его голыми руками.

Последней мыслью Хоукмуна было: я вновь привел друзей к гибели. Прав был Калан - я и впрямь их Немезида.

Глава 5 ДРУГАЯ ЛОНДРА

И вдруг стальное чудовище застыло на месте.

Исторгло жалобный вопль.

Граф Брасс был не из тех, кто упустил бы подобную возможность. Он поспешно откатился подальше от огромной лапы. У него еще не доставало сил подняться, но он торопливо пополз прочь, по-прежнему держа в руке саблю.

Ноблио с Хоукмуном как будто остолбенели, недоумевая, что могло приключиться с монстром и заставило его прервать бой, исход которого был очевиден.

Механическая тварь прижалась к земле. С испуганным стоном она повернула голову, словно прислушиваясь к лишь ей одной слышному голосу.

Граф Брасс наконец сумел встать и решительно обернулся навстречу монстру.

И в этот миг тварь с оглушающим грохотом рухнула на землю, и пестрая чешуя ее померкла, точно внезапно тронутая ржавчиной. Она больше не шевелилась.

- Что такое? - Звучный голос графа Брасса был исполнен недоумения. Неужто мы одолели ее одной лишь силой воли?

Хоукмун разразился хохотом, ибо неожиданно заметил туманные очертания среди холмов, которые с каждым мигом делались все отчетливее.

- Кто-то другой позаботился об этом. Ноблио изумленно вскрикнул, в свою очередь заметив, куда смотрит его Друг.

- Что же это? Город-призрак?

- Можно сказать и так.

Граф Брасс заворчал и поднял клинок.

- Эта новая угроза мне совсем не по душе.

- Надеюсь, это не угроза, по крайней мере не для нас, - объявил Хоукмун. Это возвращается Сориандум, У них на глазах полупрозрачные контуры становились все отчетливее, и наконец город появился вновь на своем прежнем месте, раскинувшись на самой границе сухой безбрежной пустыни и зеленых холмов. Древний город, город развалин.

Граф Брасс выругался и пригладил усы с видом человека, готового в любой миг перейти в наступление.

- Можете убрать оружие, граф Брасс, - сказал ему Хоукмун. - Это тот самый Сориандум, который мы так долго искали. Призрачный народ - эта древняя раса бессмертных, о которой я вам рассказывал - пришел к нам на помощь. Перед вами Сориандум Прекрасный, взгляните.

Ибо даже разрушенный Сориандум был прекрасен. Поросшие мхом стены, фонтаны, высокие, полуразвалившиеся башни в зарослях оранжевых, желтых и красных цветов, потрескавшийся мрамор плит, гранитные и обсидиановые колонны, - все поражало своей красой. Все дышало спокойствием. Даже птицы, что гнездились в вековых руинах, даже ветер, играющий прахом на пустынных улицах.

- Это Сориандум, - почти шепотом повторил Хоукмун.

Они стояли, не двигаясь, а мертвая железная тварь лежала у них под ногами.

Первым вперед пошел граф Брасс. Он пересек заросший травой мозаичный пол, коснулся рукой ближайшей колонны.

- Она настоящая, - пробормотал он. - Как такое возможно?

- Я всегда первым отрицал выдумки людей, верящих в сверхъестественное, заявил Ноблио. - Но сейчас невольно задаюсь вопросом...

- Это благодаря науке Сориандум вернулся на свое место, - пояснил Хоукмун. - Точно так же, как наука некогда позволила ему отсюда исчезнуть. Мне это известно, поскольку я сам отправился за тем устройством, которое помогло призрачному народу осуществить свое фантастическое путешествие. Они не в силах покинуть пределы города. Эти люди подверглись влиянию некоего процесса, о котором я не имею ни малейшего представления. Они смогли полностью избавиться от плотской оболочки и перейти в новое состояние... Состояние чистейшего разума, духа... Не знаю, как лучше сказать. Обычно они незримы, но если пожелают, то способны принимать человеческий облик. Их сила многократно превосходит силу большинства смертных, и в то же время это самые мирные существа, каких я только знаю... И красота их сравнима лишь с красотой их города.

- Вы льстите нам, старый друг, - раздался внезапно голос прямо из воздуха.

- Ринал? - тут же признав его, воскликнул Хоукмун. - Это вы?

- Конечно, я. Но кто ваши спутники? Наши инструменты выходят из строя в их присутствии. Именно поэтому мы сперва и не рискнули появиться, ни сами по себе, ни вместе с городом, ибо опасались, что они питают некие черные замыслы в отношении Сориандума, а вас сюда завлекли силой или хитростью.

- Это мои добрые друзья, - возразил Хоукмун. - Но они родом не из этого времени. Возможно, поэтому они воздействовали на ваши инструменты, Ринал.

- Возможно. И я поверю вам, Хоукмун, ибо у меня нет причин вам не верить. Добро пожаловать в Сориандум, ибо именно вам мы обязаны тем, что до сих пор существуем - Точно так же, как и я обязан вам жизнью, - с улыбкой отозвался Хоукмун. - Где же вы, Ринал?

И в тот же миг рядом с ними в воздухе возникла стройная полупрозрачная фигура Ринала. Тело его слегка отливало молочной белизной, на нем не было ни одежды, ни украшений. Черты удлиненного липа поражали своим изяществом, а глаза, лишенные зрачка и радужной оболочки, казались слепыми.

- Города-призраки и люди-призраки, - проворчал граф Брасс, вкладывая оружие в ножны. - Однако если это вы спасли нас от чудовища, - добавил он, указывая на механическую тварь, - то должен поблагодарить вас за это.

И, сменив гнев на милость, он любезно поклонился.

- Примите мою глубочайшую благодарность, господин призрак.

- Сожалею, что наш страж причинил вам столько неприятностей, - отозвался Ринал Сориандумский. - Мы создали его много столетий назад для охраны наших сокровищ. Мы давно уничтожили бы его, если бы не опасались служителей Империи Мрака. Они могли бы завладеть чудесными устройствами и использовать их во зло всем прочим людям. К несчастью, мы можем управлять поведением зверя лишь в границах города. Более того, и Дориану Хоукмуну это известно, само наше существование связано с сохранностью и существованием Сориандума, Поэтому лишь сейчас, когда страж оказался в черте города, мы сумели дать ему приказ умереть.

- Стало быть, нам повезло, герцог Дориан, что по вашему совету мы отступили именно сюда, - воскликнул Ноблио. - Иначе сейчас мы все трое были бы мертвы.

- А где еще один ваш спутник? - полюбопытствовал Ринал. - Тот, кто сопровождал вас в первый раз, когда вы прибыли в Сориандум?

- Оладан мертв уже дважды, - негромко отозвался Хоукмун.

- Дважды?

- Именно так... И повторная смерть грозила сегодня также двум моим друзьям, которых вы видите сейчас перед собой.

- Вы меня заинтриговали! - воскликнул Ринал. - Но пойдемте, мы найдем вам что-нибудь подкрепиться, а тем временем вы объясните нам все эти загадки. Мне и немногим другим моим уцелевшим соплеменникам.

Ринал вел троих друзей по разбитым улицам города, пока не остановился перед трехэтажным зданием, в первом этаже которого не было ни окон, ни дверей. Хоукмун, вспомнив первое посещение Сориандума, тотчас узнал его. Это был дом, где жили люди призрачного народа, когда им по каким-то причинам приходилось становиться видимыми. И действительно, стоило им остановиться, как с верхнего этажа плавно спланировали два полупрозрачных призрака. Подхватив гостей под руки, они без всяких усилий подняли их в воздух и перенесли на второй этаж, к широко открытому большому окну, которое, вероятно, и являлось входом в здание.

В пустой комнате, освобожденной от всякого мусора, им подали кушанья и напитки, хотя самому Риналу и его соплеменникам пища была ни к чему. Несмотря на странный вид, трапеза оказалась весьма изысканной, и граф Брасс отдал ей должное, лишь изредка вставляя пару слов в рассказ Хоукмуна, который объяснял Риналу, зачем им понадобилась помощь Сориандума и его народа.

Когда герцог закончил, рассказ, граф Брасс еще продолжал наслаждаться трапезой, невзирая на улыбку Ноблио, которого куда больше, чем изысканные яства, заинтересовал Сориандум и его жители, история города и его наука. Он засыпал Ринала вопросами, на которые тот поспешил ответить в меру своих сил. Так он поведал Ноблио, каким образом во время Тысячелетия Ужаса, когда большинство держав и народов стремились расширить и увеличить свою военную мощь, один лишь Сориандум благодаря своей географической изоляции смог остаться в стороне от всеобщего безумия, не вступая ни в какие военные конфликты. Люди призрачного народа сосредоточились на постижении тайн материи, исследовании времени и пространства. Жители города не только пережили самые суровые времена хаоса и разрушений, но и сохранили свои знания, в то время как на всей Земле, что нередко случалось после катаклизмов такого масштаба, воцарились тьма и суеверие.

- Именно поэтому сегодня нам и нужна ваша помощь, - промолвил Хоукмун. Мы хотели бы знать, каким образом барон Калан Витальский смог избежать смерти и где он нашел себе пристанище. Как ему удалось изменить ткань времени и перенести графа Брасса и Ноблио, а также остальных наших друзей, о которых я вам рассказывал, из одного времени в другое, не создав при этом некоего парадокса, пусть даже хотя бы в нашем сознании.

- Ну, эта проблема достаточно легко разрешима, - отозвался Ринал. Похоже, что ваш Калан овладел огромной силой. Разве не он уничтожил ту машину с кристаллом, которую я подарил вам, чтобы вы могли перенести свой замок и город в другое измерение?

- Нет, полагаю, то был Тарагорм, - ответил Хоукмун. - Однако по уму и способностям Калан мало в чем уступает прежнему хозяину Дворца Времени. Тем не менее у меня сложилось впечатление, что Калан не слишком уверенно чувствует себя, управляя этими силами, и боится использовать их на полную мощь. Почему-то он убежден, будто смерть моя способна изменить прошлое. Разве такое возможно? Ринал задумался.

- Да, вероятно, - промолвил он наконец. - Должно быть, этот барон Калан неплохо разбирается в сложнейших вопросах времени. С объективной точки зрения, разумеется, существуют лишь прошлое, настоящее и будущее. Однако мне представляется, он избрал уж очень сложный путь для достижения цели. Если он и впрямь способен до такой степени воздействовать на время, то почему бы ему не попытаться вас убить до того, как.., говоря субъективно.., вы начали служить Рунному Посоху.

- Но разве от этого не изменились бы и все события, касавшиеся нашей победы над Империей Мрака?

- Вот в этом и заключен парадокс. События - это события, они происходят, в них - истина. Однако истина различна в разных измерениях. Вполне возможно, что существуют плоскости Земли, столь похожей на вашу собственную, что там могут произойти точно те же события...

Ринал улыбнулся. Глубокие морщины прорезали загорелый лоб графа Брасса, и он потрепал свои усы, качая головой, словно считал Ринала законченным безумцем.

- Возможно, у вас есть какая-либо иная гипотеза, граф Брасс?

- Меня прежде всего интересует политика, - отозвался тот. - А абстрактной философией я никогда не увлекался. Поэтому признаюсь честно, что не способен следить за ходом ваших мыслей. Хоукмун рассмеялся.

- Я тоже. И лишь Ноблио, похоже, понимает, о чем ведет речь Ринал.

- По крайней мере, отчасти, - признал тот. - Отчасти. Стало быть, вы полагаете, что Калан может находиться в ином измерении Земли, где существует, скажем так, некий граф Брасс, который не совсем тот граф Брасс, который сидит сейчас рядом со мной.

- Как это? - проворчал граф. - У меня, что, есть двойник?

И снова Хоукмун рассмеялся. Но Ноблио продолжал с серьезным видом:

- Не совсем, граф. Я просто подумал, что в том мире, где мы сейчас находимся, именно вы являетесь двойником... Собственно говоря, точно так же, как и я. Полагаю, что это не наш мир... Что то прошлое, что сохранилось у нас в памяти во всех деталях, не совсем соответствует тому, о котором хранит воспоминания наш друг Хоукмун. Мы явились сюда незваными гостями, хотя и не по своей вине. Нас перенесли сюда, чтобы убить герцога Дориана. Однако если не принимать во внимание извращенную месть, то почему же барон Калан не попытался убить его своими руками? Зачем ему нужна наша помощь?

- Из-за возможных последствий.., если ваша теория верна, - пояснил Ринал. - Должно быть, его замысел перекликается с каким-то другим планом, противоречащим его интересам. Если он убьет Хоукмуна, то с ним самим случится нечто. Вступит в действие цепь событий, вписанная в течение времени, которая сильно разнится с теми событиями, которые произойдут, если преступное деяние совершит кто-то из вас.

- Но он же должен был предусмотреть тот вариант развития событий, при котором мы откажемся убивать Хоукмуна?

- Не думаю. Мне сдается, что у барона Калана все пошло наперекосяк. Вот почему он так упрямится, пытаясь заставить вас убить герцога даже тогда, когда у вас уже появились явные сомнения в его искренности. Должно быть, весь план его строился на том, что Хоукмун погибнет в Камарге. Вот почему он так бесится теперь. Скорее всего, у него были и какие-то другие замыслы, а теперь все они поставлены под угрозу из-за того, что герцог по-прежнему жив и здоров, именно поэтому барон избавился лишь от тех двоих из вас, которые непосредственно напали на него. Стало быть, он уязвим, и вам необходимо понять, в чем кроется его уязвимость.

Хоукмун пожал плечами.

- Но как нам выяснить это? Мы даже не знаем, где прячется барон Калан.

- Возможно, отыскать его нам удастся, - задумчиво промолвил Ринал. - У нас имеются кое-какие устройства, которые мы изобрели, когда собирались переместить город сквозь измерения. Зонды и иные похожие инструменты, способные прощупывать различные слои множественной Вселенной. Одно из таких устройств служило нам для того, чтобы наблюдать за этой областью пространства Земли, пока сами мы прятались в иной плоскости. Но теперь мы готовы подключить их все и сделать необходимые настройки. Это займет некоторое время. Думаете, стоит попробовать?

- Не сомневаюсь, - подтвердил Хоукмун.

- Вы хотите сказать, что мы сумеем схватить Калана? - проворчал граф Брасс.

Ноблио положил руку на плечо человека, который несколько лет спустя станет его лучшим другом.

- Вы слишком торопитесь, граф. Устройства Ринала могут лишь просматривать иные измерения, а вот перенестись туда, полагаю, будет куда сложнее.

Ринал склонил голову.

- Совершенно верно. Однако давайте сперва попробуем отыскать вашего барона Калана. Успех я не гарантирую, ведь только на одной нашей Земле существует бесчисленное множество измерений.

На следующий день, в то время как Ринал и его соплеменники настраивали свои машины, Хоукмун, граф Брасс и Ноблио отъедались и отсыпались, восстанавливая силы, растраченные во время путешествия в Сориандум и в сражении с механической тварью.

Но вот под вечер невесомая фигура Ринала возникла за окном, освещенная лучами заходящего солнца.

- Аппараты готовы, - промолвил он. - Не желаете ли присоединиться к нам. Мы начинаем исследовать измерения.

Граф Брасс одним прыжком оказался на ногах.

- Разумеется, мы хотим присутствовать при этом.

Оба спутника его поднялись, и тут же в комнату влетели друзья Ринала, чтобы перенести гостей на нижний этаж. Друзья оказались в помещении, сплошь заставленном рядами машин, совершенно не похожих на все, что им доводилось видеть. Как и та машина-кристалл, что перенесла когда-то замок Брасс в другое измерение, эти аппараты более всего походили на причудливые сочетания металла и сверкающих драгоценных камней. Перед каждой из них в воздухе невесомо парил один из людей-призраков. В руках у них были небольшие самоцветы странной формы, отдаленно напоминавшие ту пирамидку, которую Хоукмун видел у Калана.

На экранах, находящихся над машиной, непрерывной чередой сменяли друг друга изображения, в то время как лучи устройств просвечивали многочисленные плоскости многомерной Вселенной. На экранах возникали странные причудливые сцены и пейзажи, большинство из которых мало чем напоминали ту Землю, которую знал герцог.

Спустя несколько часов блужданий по мирам Хоукмун внезапно воскликнул:

- Там! Звериная маска! Я видел ее!

Оператор коснулся нескольких кристаллов, пытаясь вернуть картинку, которая мелькнула на экране, но тщетно.

Поиск продолжался. Еще дважды Хоукмуну померещилось, что он видит изображение тех мест, где мог скрываться Калан, и дважды они их упускали.

Но вот наконец, совершенно случайно, на экране возникло изображение сверкающей белой пирамиды. Зонды уловили особенно мощный сигнал, ибо устройство, судя по всему, возвращалось из очередного путешествия. - И Хоукмун надеялся, что пирамида как раз возвращается в свое секретное убежище.

- Теперь мы сможем последовать за ней. Смотрите!

Трое путешественников тесно обступили экран. Лучи аппарата неотступно следовали за молочно-белой светящейся пирамидой. Та наконец приземлилась. Ее грани медленно поблекли и стали прозрачными, открыв взорам наблюдателей фигуру и ненавистные черты барона Калана Витальского. Барон, разумеется, не подозревал, что за ним следят три пары глаз, горящих мщением. Он вышел из машины и оказался в просторном сумрачном помещении, где находилось множество незнакомых приборов и аппаратов. Все вместе это напоминало картину секретной лаборатории Калана в Лондре, какой ее запомнил Хоукмун. Взяв в руки лежащие на одном из столов бумаги, барон принялся читать, при этом недовольно хмурясь. Еще один человек возник в зале и обратился к Калану, однако смысл разговора остался неизвестен, ибо зонды не улавливали звуков. Вновь пришедший был одет по старой моде сановников Империи Мрака, все лицо его скрывалось под огромной неудобной маской. Металлическая личина, украшенная разноцветной эмалью, была выполнена в виде морды шипящей рептилии.

Хоукмун понял, что человек этот принадлежит к Ордену Змеи, подобно большинству колдунов и ученых Гранбретании. У них на глазах человек в змеиной маске протянул другую личину Калану, который поспешно надел ее, ибо ни один гранбретанец его ранга не должен был появляться на людях с открытым лицом.

Маска Калана также изображала змеиную голову, но была украшена богаче, нежели личина его слуги.

Хоукмун потер подбородок, гадая, что же показалось ему удивительным в этой сцене. Жаль, что не было рядом д'Аверка, ибо тот куда лучше разбирался в обычаях Империи Мрака. Тот сразу бы понял, что встревожило его друга.

Но внезапно он догадался: маски эти были куда более грубыми, чем те, которые ему доводилось видеть в Лондре, даже у слуг. Отделка не выдерживала никакой критики. Но в чем же дело?

Аппарат следил за Каланом, когда тот вышел из лаборатории в лабиринт узких крытых переходов, очень похожих на те, что когда-то соединяли друг с другом здания Лондры. С первого взгляда это место очень напоминало столицу Гранбретании, но при, более тщательном рассмотрении коридоры в каких-то мелочах отличались от тех, которые запомнились Хоукмуну, фрески и барельефы, украшающие стены, были куда худшего качества. В прежней Лондре никто не потерпел бы подобной примитивности и безвкусицы в формах и красках. Несмотря на всю свою развращенность, владыки Империи Мрака требовали от своих подданных истинного мастерства даже в мельчайших деталях.

Здесь же ничего этого не было и в помине. Все производило впечатление незавершенности, словно грубая декорация.

Изображение сменилось, показав Калана входящим в другой зал, где собралось довольно много людей. Все они, естественно, тоже были в масках. И этот зал также показался Хоукмуну знакомым, однако и он выглядел гораздо более грубым и уродливым.

Графу Брассу не сиделось на месте.

- Но когда же мы сможем проникнуть туда? Теперь нам под силу немедленно расправиться с нашим врагом.

- Странствовать сквозь измерения не так-то просто, - мягко возразил Ринал. - Кроме того, мы еще не сумели с точностью определить, где находится этот мир.

Хоукмун улыбнулся графу Брассу:

- Терпение, друг мой.

Этот граф Брасс был куда более непоседливым, чем тот друг, которого он знал прежде. Возможно, сказывалась разница в двадцать лет, или, как и предположил Ринал, это все же был не тот человек, а лишь двойник, очень на него похожий, родом из иного измерения. Как бы то ни было, сказал себе Хоукмун, этот граф Брасс нравился ему, откуда бы он ни был родом.

Этот граф Брасс был куда более дерзок и нетерпелив, нежели тот, кого знал когда-то Хоукмун. Возможно, потому, что он был на два десятка лет моложе.

- Наш зонд слабеет, - объявила Тень, управлявшая экраном. - Должно быть, это измерение во многих слоях от нас.

Ринал кивнул.

- Да, это верно. В эти места не отваживались забираться даже самые смелые наши исследователи. Непросто будет отыскать туда проход.

- Однако Калану это удалось, - возразил Хоукмун. Ринал слабо улыбнулся.

- Случайно или намеренно, друг Хоукмун?

- Скорее всего, намеренно. Где еще мог бы он найти другую Лондру?

- Построить новый город вполне возможно, - заметил на это Ринал.

- Да, - вздохнул Ноблио. - Равно как и новую реальность.

Глава 6 НОВАЯ ЖЕРТВА

Троим друзьям не оставалось ничего другого, кроме как терпеливо ожидать, покуда Ринал со своими товарищами пытался отыскать возможность проникнуть сквозь измерения в убежище барона Калана де Виталя.

- Принимая во внимание этот новый культ, что появился в подлинной Лондре, я не удивлюсь, если узнаю, что Калан тайком навещает своих сторонников. Это объясняет те слухи, что якобы некоторые сановники Империи Мрака до сих пор живут и здравствуют в гранбретанской столице, - задумчиво заметил Хоукмун. Так что у нас есть еще одна возможность: отправиться туда и поджидать Калана на месте. Но успеем ли мы проделать такой путь?

Граф Брасс покачал головой.

- Этот Калан... С каким отчаянием он стремится к цели! Но я никак не могу понять, зачем ему все это нужно, когда в его распоряжении бесконечные измерения пространства и времени. Несомненно, он мог бы управлять нами, словно марионетками, но все же не делает этого. Хотел бы я знать, чем мы настолько важны для его замыслов?

Хоукмун пожал плечами.

- Может, и ничем особенным. Он не первый из сановников Империи Мрака, кому мстительность затмевает здравый рассудок.

И он поведал им историю барона Мелиадуса.

Ноблио тем временем переходил от одного хрустального устройства к другому, пытаясь разобраться в принципе их работы, однако механизмы крепко хранили свои секреты.

Было уже поздно, и все погрузилось в сон, лишь в другом крыле здания царило лихорадочное оживление. Там люди-призраки спешили собрать машину, способную преодолевать расстояние между измерениями.

- Ладно, - Ноблио почесал затылок. - Ничего не могу в этом понять, кроме того, что эти устройства действуют.

Граф Брасс, которому не сиделось на месте, подошел к окну и устремил взгляд в темноту.

- Мне уже надоело сидеть здесь без дела, - промолвил он. - Пойду пройдусь, может, полегчает. А что вы скажете о небольшой прогулке?

Хоукмун покачал головой.

- Я остаюсь.

- А я пойду с вами, - сказал ему Ноблио. - Как нам выйти отсюда?

- Позовите Ринала, - посоветовал герцог. - Он услышит вас.

Так они и сделали, хотя их по-прежнему смущало, что люди-призраки, столь хрупкие на вид, с легкостью переносили их через окно на землю. После их ухода Хоукмун устроился в уголке комнаты и заснул.

Но стоило ему погрузиться в сон, как им завладели странные беспокойные видения, в которых друзья превращались во врагов, а враги - в друзей, где мертвые подменялись живыми и наоборот. Он беспокойно ворочался во сне, пока не очнулся весь в поту от того, что Ринал принялся трясти его за плечо.

- Машина готова, - произнес тот. - Однако она еще не отлажена, и, боюсь, нам больше ничего не удастся сделать. Она способна лишь следовать за вашей пирамидой. Как только та вновь материализуется в этом мире, наша сфера последует за ней, куда бы она ни отправилась. Однако недостаток ее в том, что она не способна двигаться по своему усмотрению. Она может лишь следовать за пирамидой. Это значит, что вы подвергаетесь опасности навсегда угодить в ловушку в иной плоскости.

- Я согласен пойти на такой риск, - заявил Хоукмун. - Все лучше, чем кошмары, которые преследуют меня во сне и наяву. Куда же подевались граф Брасс и Ноблио?

- Они где-то недалеко. Гуляют и любуются улицами Сориандума. Если хотите, я передам им, что вы желаете их видеть.

- Да, - согласился Хоукмун, протирая глаза, чтобы окончательно очнуться от сна. - Нам нужно как можно скорее продумать план битвы. У меня такое чувство, что очень скоро нам предстоит встретиться с Каланом.

Потянувшись, он зевнул. Сон не принес ему никакого облегчения. Скорее наоборот, сейчас он чувствовал Себя гораздо слабее, и потому Хоукмун передумал.

- Нет, пожалуй, лучше я отправлюсь за ними. На свежем воздухе, возможно, у меня в голове прояснится.

- Как угодно. Я помогу вам спуститься. Ринал поднес его к окну, и. Хоукмун спросил:

- А где эта машина, о которой вы говорили?

- Межпространственная сфера? Внизу, в нашей лаборатории. Хотите на нее посмотреть?

- Полагаю, это было бы лучше всего. У меня такое предчувствие, словно Калан может объявиться здесь в любую секунду.

- Отлично. Я перенесу вас туда. Управлять ею легко и просто." На самом деле там и управлять-то нечем, поскольку единственная цель нашей машины - это войти в неразрывный контакт с другим подобным ей устройством, и все действует автоматически. Но я понимаю, что вам не терпится взглянуть на нее. Побеседуйте немного с друзьями, а потом я приду за вами.

В неярком свете луны, освещавшей руины древнего города, призрачный силуэт Ринала растворился почти мгновенно, едва он отлетел на несколько шагов от Хоукмуна, Дориану предстояло самому отыскать гуляющих друзей.

Герцог медленно двинулся по улицам меж развалин некогда великолепных зданий, покрытых теперь густым ковром вьющихся растений, наслаждаясь тишиной и спокойствием ночи, чувствуя, как проясняется у нею в голове. Ласковый свежий ветерок едва касался его лица, и воздух наполнял легкие живительной свежестью.

Наконец, впереди он услышал голоса и уже собрался было открыть рот, дабы объявить друзьям о своем присутствии, когда понял, что слышит три голоса вместо двух. Стараясь производить как можно меньше шума, он устремился вперед, пытаясь держаться в тени, пока не оказался перед развалинами колоннады, выходящей на небольшую площадь. Осторожно выглянув из-за обломка рухнувшей колонны, герцог увидел своих друзей. Граф не двигался, словно зачарованный, в то время как Ноблио негромко спорил о чем-то с человеком, зависшим в нескольких футах у него над головой, по-турецки поджав ноги. Вокруг человека слабо светился треугольник одной из граней пирамиды, будто Калан намеренно не хотел привлекать к себе излишнего внимания. Колдун мрачно взирал на философа-поэта.

- А вы-то что знаете о подобных материях? Вы и сами-то едва реальны.

- Возможно, и так. Но подозреваю, что ваша собственная реальность также под угрозой. Иначе почему вы даже не способны сами убить герцога? Вам это грозит какими-то неприятностями, не так ли? Вы ведь наверняка рассматривали возможности подобного деяния и, должно быть, нашли их весьма для себя неприятными.

- Молчи, марионетка, - взвизгнул барон Калан. - Или ты также отправишься в небытие. Я предложил вернуть вас к жизни, если вы уничтожите Хоукмуна... Или убедите графа Брасса взять это на себя.

- Но почему же сейчас вы не отправили в небытие самого графа, когда он набросился на вас? Полагаю, потому, что вам требуется заставить кого-то из нас убить Хоукмуна, а сейчас из четырех человек остались лишь двое, способные справиться с этой задачей.

- Я велел тебе замолчать, - прорычал Калан. - Ты должен был служить Империи Мрака, Ноблио.

Какая досада, впустую растратить столь блестящий ум среди дикарей.

- О каких дикарях вы ведете речь? - усмехнулся Ноблио. - Мне кое-что приходилось слышать о том, как в моем будущем Империя Мрака будет расправляться со своими врагами. Вам следует тщательнее выбирать слова, барон Калан.

- Я вас предупредил, - возразил колдун угрожающим тоном. - Вы переходите все границы. Я по-прежнему пэр Гранбретании и не потерплю подобных вольностей.

- Однажды вас уже погубила нетерпимость или погубит в ближайшем будущем Мы уже начинаем догадываться, чем вы там занимаетесь, в вашей поддельной Лондре.

- Как вы об этом узнали? - Калан пришел в ужас. - Так вам все известно? Похоже, мы совершили ошибку, выставив на игральную доску пешку, наделенную вашей проницательностью.

- Вполне возможно.

Калан начал судорожно теребить в руках маленькую пирамидку.

- В таком случае, - пробормотал он, - мне кажется разумным без промедления разделаться с этой пешкой.

Ноблио, похоже, догадался, что задумал Калан, и сделал шаг назад.

- Так ли это? А вы не боитесь, что связались с силами, которые вам не подвластны?

- Все может быть, - ухмыльнулся Калан. - Но вам это не поможет. Ноблио побледнел.

Хоукмун уже приготовился выскочить вперед, по-прежнему недоумевая, почему так неподвижен граф Брасс, который, похоже, не сознавал, что творится вокруг, но внезапно кто-то коснулся его плеча, и он обернулся, рывком схватившись за оружие. Однако это оказался всего лишь Ринал, почти не видимый во мраке.

- Сфера сейчас будет здесь, - прошептал призрак. - Это ваш единственный шанс последовать за пирамидой.

- Но Ноблио грозит опасность-- шепотом возразил Хоукмун. - Я должен попытаться спасти его.

- Вам это не удастся. Однако ничего плохого с ним не случится. Он ничего не вспомнит о событиях в этом мире" Разве что они будут являться ему во сне.

- Но он мой друг"

- И вы сослужите ему куда лучшую службу, если сумеете раз и навсегда разделаться с Каланом, - подчеркнул Ринал. В то же самое время несколько его соплеменников показались в конце улицы вместе с большой светящейся желтоватой сферой. - У вас будет всего несколько мгновений после исчезновения пирамиды, чтобы последовать за ней.

- Но как быть с графом Брассом... Калан загипнотизировал его.

- Он придет в себя, как только Калан исчезнет. Тем временем Ноблио торопливо воскликнул:

- Почему вы так страшитесь моих знаний, барон Калан? Вы сильны, а я слаб. Это вы управляете мною.

- Чем больше вы узнаете о происходящем, тем меньше я смогу предсказать будущее, - обронил Калан. - Все очень просто, мой дорогой Ноблио. Прощайте.

С пронзительным криком Ноблио развернулся, словно пытаясь бежать, но в тот же миг начал растворяться в воздухе и постепенно исчез совсем.

В тот же миг до Хоукмуна донесся смех барона Калана. Этот смех был ему знаком и не вызывал ничего, кроме ненависти, и лишь рука Ринала, по-прежнему удерживающего его за плечо, помешала Хоукмуну наброситься на колдуна, который все еще не подозревал, что за ним наблюдают, и обратился к графу Брассу.

- Вам же, граф, лучше исполнить мою просьбу. Или вы об этом пожалеете. С какой стати этот Хоукмун должен вечно отравлять мне жизнь? Я думал, его будет несложно уничтожить, но всякий раз, когда я рассматриваю вероятностное будущее, я обнаруживаю его там. Порой мне кажется, что он вечен" Или даже бессмертен. Лишь в том случае, если он падет от руки другого героя, другого служителя этого проклятого Рунного Посоха, события начнут развиваться в избранном мною направлении. Так убейте его, граф Брасс, заслужите право на жизнь и освободите меня.

Граф повернул голову, заморгал и огляделся по сторонам так, словно не видел перед собой ни пирамиды, ни барона. А пирамида тем временем начала наливаться молочной белизной, затем вспыхнула ослепительным светом.

Граф громко выругался и закрыл глаза руками, чтобы защитить глаза от нестерпимого сияния, но она вдруг исчезла, и от пирамиды остался только слабый контур.

- Скорее! - воскликнул Ринал. - Забирайтесь в сферу.

Хоукмун перешагнул порог, похожий на неощутимый занавес, и увидел, как Ринал, подхватив графа Брасса, по воздуху перенес его прямо к сфере. Подтолкнув графа в спину, он заставил его сделать шаг вперед. Граф тут же оказался внутри, по-прежнему сжимая в руке саблю.

- Сапфир! - торопливо воскликнул Ринал. - Дотроньтесь до сапфира. Больше ничего делать не надо, и желаю вам удачи, Дориан Хоукмун.

Протянув руку, Хоукмун дотронулся до кристалла, висящего в воздухе прямо перед ним. И тотчас же сфера принялась вращаться вокруг стоящих неподвижно Дориана и графа. Затем свет померк, и они оказались в кромешной тьме, а впереди стало ясно видно светящуюся жемчужным светом пирамиду.

Некоторое время спустя они вновь, словно вынырнув из густой темной тучи, оказались в залитом солнцем пространстве. Под ними расстилался пейзаж, состоящий, в основном, из дикого нагромождения каких-то зеленых скал, но картина эта исчезла так же стремительно, как и появилась. За ней последовали другие, столь же кратковременные и скоротечные.

Моря света, озера кипящего металла, причудливая архитектура городов из стекла и стали, картины грандиозных сражений с сотнями тысяч воинов с обеих сторон, гиганты, бродящие по девственным лесам, снежные пустыни с нагромождениями бело-голубого льда, и над всем этим - пирамида, увлекающая их все дальше и дальше, сквозь бесчисленное множество реальностей земли, сквозь миры, совершенно чуждые и непонятные Хоукмуну, так не похожие на его родную Вселенную.

Герцогу Кельнскому уже приходилось однажды путешествовать сквозь параллельные пространства, но тогда он пытался ускользнуть от грозящей ему опасности, а сейчас - напротив, стремился ей навстречу.

Граф наконец обрел дар речи.

- Что со мной стряслось? - спросил он. - Я помню, как пытался напасть на барона Калана, решив, что пусть лучше он отправит меня в преисподнюю, но сперва я попробую лишить его жизни. И вот - мгновение спустя я оказался здесь. И где Ноблио?

- Ноблио был близок к разгадке плана барона, - пояснил Хоукмун мрачным голосом, не сводя взора с пирамиды, сверкавшей перед ними. И потому тот решил отправить его в родной мир. Но перед этим Калан обронил пару любопытных фраз. Он сказал, что почему-то необходимо, чтобы я пал от руки своего друга, чтобы меня убил человек, который, подобно мне самому, служил Рунному Посоху, и лишь такое убийство, по его словам, подарит жизнь этому Другу.

Граф пожал плечами.

- Я по-прежнему чувствую тут какую-то изощренную хитрость. Какая разница, в конце концов, кто вас убьет?

- Видите ли, граф, - промолвил Хоукмун. - Я повторял вам много раз и готов повторить еще, что отдал бы все, лишь бы вы не погибли тогда, в этой битве при Лондре. Я отдал бы собственную жизнь...

Поэтому, если у вас возникнет желание покончить со всем этим". Вы всегда можете убить меня. Граф расхохотался.

- Если желаете смерти, герцог Дориан, то, думаю, вы без труда отыщете ее в Лондре или в том месте, куда мы направляемся. Там, без сомнения, отыщутся куда более хладнокровные убийцы, чем я.

И, убрав в ножны огромную саблю с медной рукоятью, он заключил:

- Я же предпочту сберечь силы для расправы с бароном Каланом и его приспешниками, когда мы прибудем на место.

- Будем надеяться только, что он не готовит нам ловушку, - заметил Хоукмун, провожая глазами фантастические пейзажи, мелькавшие снаружи. Голова у него закружилась, и он зажмурился. Путешествие сквозь бесконечность начало казаться ему воистину вечным. - Было время, я проклинал Рунный Посох за то, что он так вмешивается в мою жизнь, но сейчас я дорого заплатил бы за советы Орланда Фанка, увы, теперь совершенно очевидно, что Рунный Посох в этой истории не играет никакой роли.

- Вот и прекрасно, - проворчал граф Брасс. - На мой вкус, с нас и без того довольно научных и колдовских фокусов! Буду рад, когда все закончится, даже если это произойдет ценой моей гибели.

Хоукмун кивнул в знак согласия. Он думал сейчас об Иссельде и о своих детях, Манфреде и Ярмиле. Он вспоминал мирную, беззаботную жизнь в Камарге, как радовался он тогда, осушая болота и собирая богатый урожай. Теперь Хоукмун горько сожалел, что позволил барону Калану завлечь себя в эту ловушку, которую тот расставил, выманив графа Брасса из собственного измерения и использовав его как приманку в Камарге.

И тут ему пришла в голову другая мысль. А не было ли все это частью ловушки еще более ужасной? Не намеренно ли барон Калан подстроил так, чтобы они могли следовать за ним? Что если прямо сейчас они движутся прямо навстречу собственной гибели?

Часть III ГРЕЗЫ НЫНЕШНИЕ И МИНУВШИЕ

Глава 1 НЕЗАВЕРШЕННЫЙ МИР

Граф Брасс, неловко опираясь о внутренний изгиб сферы, пошевелился и вновь принялся ворчать. Сквозь полупрозрачную желтоватую стенку он наблюдал за тем, как меняется пейзаж снаружи, сорок раз за сорок секунд. Пирамида по-прежнему виднелась впереди, и время от времени внутри мелькал силуэт барона Калана. И сразу вслед за тем грани ее вновь становились ослепительно белыми.

- Глаза просто жжет огнем! - прорычал граф. - Наскучило мне это разнообразие меняющихся видов. И голова начинает болеть, едва лишь я пытаюсь понять, что с нами происходит. Если когда-нибудь я вздумаю кому-нибудь рассказать обо всем, не уверен, что сумею подыскать слова.

Но тут граф Брасс замолк, ибо видения стали меняться куда медленнее, и наконец все прекратилось.

Они висели в полумраке, и снаружи не было видно ничего, кроме пирамиды.

Откуда-то хлынул свет.

И Хоукмун узнал лабораторию барона Калана.

Он отреагировал мгновенно, движимый одним лишь инстинктом.

- Скорее, граф Брасс, нам нужно выбраться из нашей сферы.

Сквозь завесу они вывалились наружу, на выложенный плиткой пол.

Благодаря счастливой случайности они оказались в пустой части лаборатории, отделенной от общего зала корпусом какой-то огромной машины.

На глазах у Хоукмуна сфера задрожала, а потом исчезла. Отныне пирамида Калана оставалась их единственным шансом вернуться обратно из этой плоскости. Он ощутил знакомые запахи и звуки и припомнил свое первое посещение лаборатории Калана, откуда вышел с черным кристаллом во лбу, и тут же жутковатый холод пробрал его до костей. Судя по всему, их появление осталось незамеченным, поскольку слуги Калана по-прежнему смотрели в другую сторону, туда, где высилась пирамида их хозяина. Очень медленно та опустилась на пол, и Калан вышел наружу, без лишних слов приняв у одного из слуг свою маску. В движениях его ощущалась какая-то поспешность. Затем он отдал челяди приказ, и все торопливо вышли из зала.

Хоукмун с графом Брассом осторожно выбрались из своего укрытия. Оба поспешили обнажить оружие.

Убедившись в том, что лаборатория пуста, они стали обсуждать дальнейший план действий.

- Может быть, стоит подождать возвращения Калана, убить его прямо здесь, предложил граф Брасс, - а потом сбежать на борту его машины?

- Но мы не умеем ею управлять, - напомнил Хоукмун. - Полагаю, нам следует узнать как можно больше об этом мире и о замыслах Калана, прежде чем убить его. Судя по всему, у него нашлись союзники, возможно, куда более могущественные, чем он сам.

- Согласен, - признал граф. - Но в этом месте мне не по себе. Я всегда терпеть не мог подземелья. Предпочитаю открытые пространства. Именно поэтому я никогда не мог подолгу жить в городе.

Хоукмун принялся рассматривать машины Калана. Хотя большинство механизмов ему казались внешне знакомыми, но об их истинном назначении и устройстве он не имел ни малейшего представления. Он задался вопросом, не стоит ли уничтожить их, но потом решил, что будет куда разумнее попытаться выяснить, какой цели они служат. Не стоило рисковать, безрассудно покушаясь на силы, которыми управлял Калан.

- Если раздобыть подходящие маски и одежду, - предложил герцог, когда они неслышным шагом подошли к дверям, - то мы сможем как следует изучить это место. Так что первая цель нам уже ясна, Граф Брасс кивнул в знак согласия. Переступив порог лаборатории, они оказались в коридоре с низким потолком. Застоявшийся воздух был пропитан затхлым запахом тления. Были времена, как помнилось Хоукмуну, когда вся Лондра источала подобную вонь. Теперь, когда он мог вблизи рассмотреть фрески и барельефы, украшавшие стены, Хоукмун укрепился в подозрении, что перед ним не Лондра, Очень на нее похоже, но все же это отнюдь не Лондра из его собственного мира. Бросалось в глаза отсутствие многих мелких, однако весьма показательных деталей. Вместо изящно выполненного рисунка - просто наброски контура, заполненного небрежными мазками кричащих красок. Совершенно отсутствовали плавные тональные переходы, которые так любили гранбретанские художники. Да, порой для достижения большего эффекта они шли на смелые сочетания цветов. Но в данном случае вся роспись производила впечатление какой-то аляповато-бездарной безвкусицы, не более того. Такое впечатление, будто человек, видевший Лондру не более получаса, попытался воспроизвести ее по памяти.

И даже граф Брасс, посетивший Гранбретанию лишь однажды с дипломатическим визитом, был поражен этим контрастом. Они осторожно продвигались вперед, на ходу пытаясь определить, какой дорогой пошел барон, как вдруг на повороте лицом к лицу столкнулись с двумя солдатами Ордена Богомола, одного из самых старых и привилегированных орденов, к которому принадлежал сам король-император Хеон. Друзья отскочили назад и встали в боевую стойку, приготовясь к немедленному нападению. Но к их немалому удивлению, маски на плечах стражников лишь едва повернулись в их сторону. Коротко взглянув на графа и его спутника, солдаты отвели взгляд, словно смущенные их присутствием.

Затем из-под разукрашенного шлема донесся приглушенный неуверенный голос:

- Почему вы с открытыми лицами? Разве так положено?

В голосе этом слышалась какая-то странная неуверенность. Похожим образом говорил сам граф Брасс во время их первой встречи в болотах Камарга.

- Верно, не положено, - подтвердил Хоукмун. - Поэтому вы отдадите нам свои маски.

- Но нам запрещено появляться без них в коридорах! - в ужасе воскликнул второй стражник и поднес руку в перчатке к личине насекомого, словно пытаясь защитить свою маску. Глаза Богомола словно с насмешкой взирали на Хоукмуна.

- Тогда мы будем сражаться, чтобы отнять их у вас, - прорычал граф Брасс. - Обнажите оружие.

Солдаты медленно повиновались и также медленно встали в боевую стойку.

Убийства эти показались друзьям отвратительными, поскольку оба Богомола почти не защищались. Полминуты спустя они уже были повержены, и граф Брасс со своим спутником немедленно натянули на себя их маски и одежду из зеленого шелка и бархата.

И хорошо, что они не стали с этим медлить, ибо не успел Хоукмун подумать, что же им делать с трупами, как те внезапно исчезли.

- Опять колдовство? - подозрительно спросил граф Брасс.

- Полагаю, это объясняет их странное поведение, - задумчиво отозвался Хоукмун. - Они исчезли точно так же, как Оладан, д'Аверк и Ноблио. Орден Богомола всегда был самым свирепым и воинственным из всех воинских орденов Гранбретании. В него набирали сильных, беспощадных солдат, готовых не раздумывая применить оружие по любому поводу. Стало быть, эти двое не гранбретанцы, а лишь какие-то актеры, играющие роль для Калана... Либо все же подлинные Богомолы, но какие-то заколдованные.

- Согласен, - кивнул граф Брасс. - Мне показалось, они действуют, словно во сне. Хоукмун поправил на себе маску.

- Значит, и нам надлежит действовать таким же образом, чтобы остаться незамеченными.

Они вместе медленным шагом двинулись по коридору, подражая стражникам.

- По крайней мере, - вполголоса промолвил граф Брасс, - у нас не будет проблемы как избавиться от трупов, если все те, кого мы прикончим здесь, будут исчезать с той же поспешностью.

В коридор выходило множество дверей. Они попробовали открыть их, но те оказались заперты. Все чаще навстречу им стали попадаться люди в масках. Здесь были представители почти всех орденов Гранбретании: Вепря, Стервятника, Дракона, Волка и прочих. Всех, кроме Змеи. Хоукмун был уверен, что первый же представитель этого ордена привел бы их в конце концов к Калану. Поэтому было бы полезнее раздобыть для себя именно змеиные личины. Так, бродя наугад по переходам, они в конце концов оказались перед дверью куда более высокой, нежели те, что встречались им до сих пор. У двери на страже стояли двое Богомолов. Раз дверь охраняется, подумал Хоукмун, должно быть, за ней скрывается что-то важное. Возможно, даже разгадка той тайны, которая привела их сюда. Быстро приняв решение, он произнес медленным размеренным голосом:

- Нам ведено сменить вас. Можете вернуться в казармы.

- Смена караула? - удивился один из стражников. - Значит, мы уже отстояли свой круг? А я думал, прошло не больше часа. Но время и впрямь... - Он помолчал немного. - Здесь все такое странное.

- Мы сменим вас, - подтвердил граф Брасс, догадавшись о замысле своего спутника. - Больше нам ничего не известно.

Вяло отсалютовав, Богомолы удалились, оставив Хоукмуна и графа нести караул. Едва воины скрылись из виду, как герцог попытался открыть дверь, но она оказалась заперта. Оглядевшись вокруг, граф Брасс невольно поежился.

- Вот это куда больше похоже на загробный мир, чем то место, где я оказался в первый раз.

- Сдается мне, вы не столь уж далеки от истины, - отозвался Хоукмун, разглядывая замок. Как и многое другое здесь, он был довольно примитивным. Взяв кинжал с рукоятью, украшенной изумрудом, который он отобрал у одного из стражей, он сунул лезвие в замок и, пошарив там пару секунд, резко надавил. Дверь распахнулась со щелчком.

Двое друзей пересекли порог.

И разом вскрикнули от открывшейся им картины.

Глава 2 ГАЛЕРЕЯ ЖИВЫХ И МЕРТВЫХ

- Король Хеон, - выдохнул Хоукмун и поспешно затворил за собой дверь, не сводя взора с огромной сферы, висевшей прямо над ними. Там парило скукоженное тело дряхлого владыки, некогда изъяснявшегося устами юноши. - Я думал, вы пали от руки Мелиадуса!

Слабый шепот донесся из недр сферы, такой сдавленный, словно это была скорее мысль, а не живой голос. "Мелиадус, - повторял он. - Мелиадус."

- Король грезит, - произнес другой голос.., принадлежавший Флане, королеве Гранбретании.

Она также была здесь, в своей маске Цапли, той самой, из тысячи самоцветов. В роскошном парчовом платье она медленно двигалась им навстречу.

- Флана? - Хоукмун устремился ей навстречу. - Как вы здесь оказались?

- Я здесь родилась. Кто вы такой? Даже если вы из того же ордена, что и король-император, это не дает вам права столь дерзко обращаться к Флане, графине Канберийской.

- Теперь уже - королеве Флане, - поправил ее Хоукмун.

- Королева.., королева.., королева... - раздался из-за спины далекий шепот короля Хеона.

- Король... - Мимо них, словно слепой, медленно прошел другой силуэт. Король Мелиадус...

Хоукмун осознал, что если сорвет волчью маску, то увидит перед собой лицо барона Мелиадуса, своего старого врага, и взгляд его глаз будет таким же стеклянным, как у Фланы. Здесь были и другие тени прошлого Хоукмуна. Высшие владыки и сановники Империи Мрака, Престарелый супруг Фланы, Азровак Микосеваар, погибший от меча Дориана в первой битве за Камарг, Шенегар Тротт в своей серебряной маске, повторяющей черты его лица, в шлеме, с вершины которого угрожающе разевал пасть серебряный дракон, Пра Фленн, герцог Лакфедешский, не достигший девятнадцатилетия, но убивший к тому времени более сотни мужчин и женщин. Однако несмотря на то, что здесь собрались самые жестокие и отважные полководцы империи, ни один из них не бросился в атаку на незваных гостей. Жизнь едва теплилась в них, и лишь Флана, по-прежнему сохранившая жизнь в реальности Хоукмуна, казалось, была в состоянии сформулировать свою мысль и правильно выстроить фразу. Остальные больше походили на сомнамбул, способных пробормотать лишь пару связных слов. И в этой странной галерее живых и мертвых вторжение графа Брасса и Хоукмуна вызвало лишь некоторое смутное оживление. Послышались шушуканье и шорох, больше похожие на щебетанье, каким обмениваются встревоженные птицы в клетках.

Зрелище это способно было повергнуть в замешательство кого угодно, особенно Хоукмуна, от чьей руки погибло большинство здесь присутствующих. Он схватил Флану за руку и сорвал с себя маску, чтобы она могла увидеть его лицо.

- Флана, вы меня не узнаете? Это я, Хоукмун. Как вы сюда попали?

- Руки прочь, воин, - отозвалась она машинально, хотя, похоже, жест этот ничуть ее не оскорбил, Флана никогда не подчинялась требованиям этикета. - Я вас не знаю. И наденьте же маску.

- В таком случае, вас должно быть, перенесли сюда из того времени, когда мы еще не были знакомы.., или из какого-то иного мира, параллельного нашему, промолвил герцог.

- Мелиадус... Мелиадус... - шепотом повторял король Хеон из Тронной Сферы, висевшей у них над головой.

- Король... Король... - бормотал Мелиадус из-под волчьей маски.

- Рунный Посох... - донесся до них шепот толстяка Шенегара Тротта, который погиб, желая завладеть этим символом высшей магии. - Рунный Посох...

Вот и все, на что они были способны, выражая таким образом свои страхи и амбиции. Эти цели и опасения вели их при жизни, они же привели их к гибели.

- Вы правы, - заметил Хоукмун графу Брассу. - Это и впрямь мир мертвых. Но кто же заточил сюда этих несчастных существ, и зачем их возродили к жизни? Такое ощущение, словно мы оказались в какой-то отвратительной кунсткамере, где собраны бренные человеческие останки... Настоящий грабеж времени и измерений.

- Да, - фыркнул граф. - И я готов задаться вопросом, не был ли и я сам до недавнего времени частью этой коллекции. Что вы скажете на это, Дориан Хоукмун?

- Сомневаюсь. Здесь собраны обитатели Империи Мрака, какими они были непосредственно перед смертью, а вас похитили из времени куда более раннего. Ваша молодость подтверждает мою гипотезу... Равно как и воспоминания о войне в Туркии.

- Благодарю вас за эти слова утешения.

Хоукмун приложил палец к губам.

- Вы не слышали какой-то странный шум, там, в коридоре?

- Слышал. По-моему, сюда кто-то идет. Должно быть, заметили отсутствие стражей.

Никто из находящихся в зале, даже Флана, не сделал попытки задержать их, когда друзья принялись, расталкивая толпу, пробираться в угол потемнее. Они нашли отличное укрытие за массивными спинами Адаза Промпа и Йорика Нанкенсена, которые при жизни были неразлучными друзьями.

Дверь распахнулась настежь, и появился барон Калан.

- Почему дверь открыта и нет стражи? - воскликнул он, мрачным взором обводя живых мертвецов. - Кто из вас сделал это? Или здесь оказался кто-то, способный не только грезить.., но и лелеять какие-то замыслы против меня? Кто пытается похитить власть над мертвецами? Вы, Мелиадус? Вы сумели выйти из транса?

Он приподнял волчью маску, но перед ним оказалось лишь бесстрастное лицо барона, лишенное всяческого выражения. Калан отвесил ему пощечину, но вызвал лишь недовольное ворчание.

- Или это вы, Хеон, никак не можете смириться с тем, что отныне я обладаю куда большей властью, чем вы?

Однако Хеон по-прежнему лишь бормотал имя своего будущего убийцы; "Мелиадус... Мелиадус..."

- Или это вы, Шенегар Тротт, хитрец Шенегар Тротт... - Калан принялся трясти за плечи графа Суссекского. - Это вы открыли дверь и отправили прочь стражей? Зачем?

"Нет. Это может быть только Флана..." Он принялся искать глазами среди разукрашенных личин маску Цапли, тонкостью работы значительно превосходившую его собственную. "Флана одна способна на подобное..."

- Что вам нужно от меня, барон Калан? - воскликнула Флана Микосеваар, приближаясь к колдуну. - Я устала и не желаю, чтобы меня беспокоили.

- Вам не удастся меня обмануть, предательница. Здесь, кроме вас, у меня нет иного соперника, ибо лишь вы желали бы воспротивиться возвращению Империи Мрака, - Как и прежде, Калан, я ничего не понимаю в ваших речах.

- Верно. Да вы и не должны ничего понимать... И все же я задаюсь вопросом...

- Ваши стражники вошли сюда, - промолвила Флана. - Дерзкие челядинцы. Хотя один из них показался мне довольно смазливым.

- Смазливым? Они что, сняли маски?

- Да, один из них позволил себе такое. Калан принялся шарить глазами по галерее, осознавая смысл ее слов.

- Как... - проворчал он. - Как такое могло... - Затем он устремил взор на Флану. - Нет, я по-прежнему уверен, что это вы.

- Не понимаю, в чем вы обвиняете меня, Калан, и мне это безразлично, поскольку скоро этот кошмар закончится, как бывает со всеми кошмарами.

Калан метнул на нее ироничный взгляд из-под змеиной маски.

- Вы так думаете, моя дорогая? - Отвернувшись, он принялся изучать замок. - Моим замыслам все время угрожают. Что бы я ни предпринимал, возникают непредвиденные осложнения. И все же я знаю, как покончить со всем этим. Хоукмун, Хоукмун, дорого бы я дал за твою смерть.

При этих его словах герцог Кельнский вышел из укрытия и плашмя ударил Калана по плечу своим клинком. Колдун резко обернулся, и тут же острие меча, скользнув под маской, остановилось у его горла.

- Будь вы с самого начала чуть повежливее, возможно, мы смогли бы договориться. Но вы оскорбили меня, барон Калан, и слишком часто выказывали мне свою враждебность.

- Хоукмун... - голос Калана сделался похожим на голос живых мертвецов, что окружали его. - Хоукмун... - Он глубоко вздохнул. - Как вы оказались здесь?

- А вы не догадываетесь, Калан? - граф Брасс с яростным ревом устремился на него. На губах его играла усмешка, впервые с того момента, как Хоукмун встретился с ним в Камарге.

- Так это какой-то заговор? Неужели он... Но нет, он никогда не предал бы меня, ставки слишком высоки как для него, так и для меня.

- О ком это вы?

Но Калан уже вспомнил "об осторожности. - Если вы убьете меня сейчас, то навлечете катастрофу на всех нас, - заявил он.

- Разумеется... Но если мы этого не сделаем, будет тоже катастрофа, возразил со смехом граф. - Так что нам нечего терять, барон Калан.

- Вам есть что терять, граф Брасс, - злобно отозвался колдун. - На карту поставлена ваша жизнь. В лучшем случае вы станете как эти живые мертвецы. Прельщает вас подобная перспектива?

- Нет, - ответил граф, сбрасывая одеяние Богомола и оставаясь в обычных своих медных доспехах.

- В таком случае не глупите, - придушенно зашипел Калан. - Убейте немедленно Хоукмуна.

- Чего вы добиваетесь, Калан? - вмешался герцог. - Возродить Империю Мрака? Неужто вы лелеете надежду восстановить ее во всем былом величии, воссоздать ее здесь, в этом мире, где никогда не существовали ни я, ни граф Брасс? Вы вернулись в прошлое, чтобы забрать оттуда тех, кто помог бы вам восстановить Лондру, но столкнулись со скудостью их воспоминаний. Их разум не смог принять противоречивых действий и ощущений, и они впали в состояние оцепенения. В их памяти не осталось и следа от деталей, казалось бы, мелких, но на самом деле столь существенных, и потому вещи, воскрешенные по памяти, оказались не естественными, привычными, а лишь грубыми муляжами... Взгляните лишь на те предметы, что вас здесь окружают. А фрески на стенах? Ведь это жалкое примитивное подобие, не более того. Ваша стража ни на что не годится, а солдаты отказываются сражаться. Их тела бесследно исчезают после смерти... И все потому, что ваша власть над временем отнюдь не так безгранична, чтобы заставить смириться с возможностью повторной смерти. Думаю, сейчас вы уже начали осознавать, что если вам и удастся возродить Империю Мрака, то все обитатели ее будут страдать умственной неполноценностью. Все, что вы создадите, будет распадаться с такой же скоростью. Любая достигнутая вами победа тут же обратится в прах. Вы будете править тенями людей в мире, лишенном реальности.

Калан пожал плечами.

- Но мы приняли меры, чтобы поправить это положение. Решение найдено, Хоукмун. Вполне возможно, что амбиции наши стали чуть скромнее, однако это не затронет окончательный результат.

- На что вы рассчитываете? - прорычал граф Брасс.

Калан разразился безрадостным смехом.

- О, это зависит от того, что намерены сделать вы. Уверен, вы это уже понимаете. Даже сейчас боковые течения поколебали мирный ход времени, и измерения сталкиваются друг с другом. Изначально я не хотел ничего иного, кроме как отомстить Хоукмуну, сразив его рукой кого-то из его друзей. Должен признать, что было безумием верить в то, что дело окажется простым. К тому же вы сами вместо того, чтобы оставаться в вечно грезящем состоянии, начали пробуждаться, мыслить здраво и отказались слушать то, что я вам говорил. Такого не должно было произойти, но я не понимаю, почему.

- Перенося моих друзей из временных промежутков, предшествующих времени, когда мы с ними встретились на самом деле, - заявил Хоукмун, - вы создали новый вероятностный поток. А от него уже возникли дюжины своих ответвлений. Полусформировавшиеся миры, неподвластные вашему контролю, которые смешивались с тем, из которого все мы изначально произошли...

- Верно, - и Калан качнул своей массивной маской. - Но остается надежда упорядочить весь этот хаос, если вы, граф Брасс, согласитесь уничтожить Хоукмуна, Как вы не понимаете, ваше дружеское расположение к нему приведет вас прямиком в объятия смерти... Точнее, приведет вас к гибели в вашем собственном будущем...

- Так, значит, Оладан и все остальные попросту вернулись в свой изначальный мир и теперь полагают, что все это им просто пригрезилось во сне? - прервал его Хоукмун.

- И даже воспоминание об этих снах рано или поздно сотрется, - подтвердил Калан. - Они даже не узнают, что я пытался спасти им жизнь.

- Но почему вы не убили меня сами, Калан, ведь у вас была такая возможность? Или логика сего деяния неминуемо повлекла бы за собой и вашу собственную смерть?

Калан не ответил, однако молчанием своим лишь подтвердил предположение Хоукмуна.

- Стало быть, - продолжил герцог, - лишь при условии, что я буду убит одним из моих друзей, появляется возможность избавить от моего присутствия все те потенциальные миры, что вы обследовали, те призрачные плоскости, в которых вы надеетесь воскресить Империю Мрака? После моей смерти вы сможете восстановить Гранбретанию во всей ее несокрушимой мощи, которой ничто не будет угрожать в ее собственной реальности... И вы станете править там посредством этих ваших марионеток, - широким жестом он обвел живых мертвецов. - И даже Флана застыла, ибо разум ее замкнулся перед потоком информации, способным ввергнуть ее в безумие.

- Эти призраки подлинных людей будут выдавать себя за великих полководцев, вернувшихся из мира мертвых, дабы взять в свои руки власть в Гранбретании. У вас даже будет собственная королева Флана, чтобы отречься от престола в пользу этого лже-Хеона.

- Юноша, вы наделены недюжинным умом для дикаря, - раздался вдруг у него за спиной томный голос.

Не отводя острия меча от горла Калана, Хоукмун посмотрел в сторону говорящего.

На дороге застыла странная фигура, сопровождаемая двумя стражниками Ордена Богомола. В руках солдаты держали огненные копья и чувствовалось, что они пустят их в ход без колебаний. Похоже, в этом мире теней были и другие живые люди кроме Калана, графа и самого Хоукмуна, Герцог узнал вошедшего по его маске. Она представляла собою действующий циферблат, отбивающий время каждые четверть, полчаса и час, а в полночь и полдень исполняющий первые восемь тактов "Временных антипатий" Шеневена. Циферблат был сделан из бронзы, покрыт эмалью и позолотой с перламутровыми цифрами и филигранными серебряными стрелками, которые приводились в действие золотым маятником, крепившимся на груди у мужчины.

- Так я и полагал, что вы должны быть где-то поблизости, лорд Тарагорм, промолвил Хоукмун, опуская меч под дулами направленных на него огненных копий.

Тарагорм, владыка Дворца Времени в старой Лондре, мелодично рассмеялся:

- Приветствую вас, герцог Дориан. Надеюсь, вы заметили, что двое моих стражников не похожи на этих Грезящих. Они сопровождали меня еще со времен осады Лондры, с того самого мгновения, как мы с Каланом окончательно убедились, что проиграли сражение. Принимая во внимание вероятность подобного исхода, мы заранее побеспокоились, приготовив себе маленькую дверцу с выходом в будущее. Прискорбный случай со взрывом машины на крыше дворца в действительности был лишь ширмой, которая скрыла мое незаметное исчезновение, и в то же время - доказательством моей гибели. Что же касается самоубийства Калана, то, как вы уже знаете, оно также было фальсификацией, и на самом деле он лишь совершил первый шаг в гущу множественной Вселенной. С той поры мы неплохо поработали вместе, хотя, сами понимаете, не обошлось без некоторых осложнений, Сделав шаг вперед, Калан завладел клинками графа Брасса и Хоукмуна. Граф нахмурился, но был слишком потрясен, чтобы оказать сопротивление. Он впервые увидел перед собою Тарагорма, владыку Дворца Времени.

А тот продолжал, явно забавляясь сложившейся ситуацией:

- А теперь, когда вы оказали нам честь своим визитом, у меня возникла реальная надежда положить конец всем этим нежелательным осложнениям. Не без вашей помощи, разумеется. Мог ли я раньше мечтать о подобной удаче? В ней я вижу истинный перст судьбы. Вы всегда были невероятным упрямцем, Дориан Хоукмун.

- И как же вы намерены этого достичь... Избавиться от осложнений, которые сами же и создали?

Герцог скрестил руки на груди.

Циферблат часов слегка склонился в сторону, но это нисколько не повлияло на регулярное движение маятника. Часы были приспособлены к любому движению тела Тарагорма.

- Скоро вы узнаете об этом, когда мы вернемся в Лондру. Разумеется, я говорю о подлинной Лондре, где нас уже ждут, а не об этом жалком подобии. Впрочем, это была идея Калана, а не моя.

- Идея, которую вы поддержали, - обиженно парировал Калан. - Именно я взял на себя весь риск, курсируя, точно челнок, сквозь мириады измерений...

- Не будем посвящать наших гостей в свои мелкие дрязги, барон Калан, предупредил его Тарагорм. Их отношения всегда несли на себе оттенок соперничества. Он поклонился графу Брассу и Хоукмуну:

- Не будете ли вы столь любезны последовать за нами, пока мы заканчиваем подготовку к возвращению в наш дорогой старый город?

Хоукмун не шелохнулся.

- А если мы откажемся?

- Тогда вы останетесь здесь навсегда. Вам прекрасно известно, что своей рукой мы не в силах сразить вас, и пользуетесь этим. Но жить здесь - или умереть в другом месте.., это все едино, друг Хоукмун. А теперь извольте прикрыть ваше обнаженное лицо. Я сознаю, что мое требование может показаться вам верхом дерзости, однако в некоторых вопросах я ужасно старомоден.

- Тогда я сожалею, что чувствую себя оскорбленным, - парировал Хоукмун.

Он позволил стражникам увести себя по коридору. На пороге он обернулся, чтобы поклониться Флане с померкшим взором и всем остальным, которые, казалось, уже прекратили дышать.

- Прощайте, печальные тени. Надеюсь, мне все же удастся освободить вас.

- Я тоже надеюсь на это, - произнес Тарагорм. В этот миг стрелки на циферблате маски сдвинулись на одно деление, и часы принялись отбивать время.

Глава 3 ГРАФ БРАСС ВЫБИРАЕТ ЖИЗНЬ

И вновь они оказались в лаборатории барона Калана.

Хоукмун испытующе взглянул на двоих стражей, которым отдали их оружие, и почувствовал, что граф Брасс также взвешивает их шансы в драке.

Калан уже забрался в белую пирамиду, что-то подкручивая в маленьких пирамидках, паривших прямо перед ним. На нем по-прежнему была змеиная маска, стеснявшая его действия. В этот миг Хоукмуну показалось, будто он вновь вернулся во времена Империи Мрака.

По какой-то причине, размышляя над случившимся, он оставался совершенно спокоен. Инстинкт подсказывал ему, что надо дождаться подходящего момента для нападения, который явно уже не за горами. Слегка расслабив мышцы, он больше не обращал внимания на стражников с огнеметами и стал прислушиваться к разговору Тарагорма с Каланом.

- Пирамида почти готова, - объявил последний. - Но нам нужно отправляться как можно скорее.

- Неужто нам всем придется забраться туда? - разразился хохотом граф Брасс. И в этот миг Хоукмун осознал, что друг его также выжидает удачной минуты.

- Да, - подтвердил Тарагорм. - Нам всем. И прямо у них на глазах пирамида принялась распухать, увеличившись сперва вдвое, затем - втрое, вчетверо, пока не заняла почти всю лабораторию, поглотив внезапно и графа Брасса, и Хоукмуна с Тарагормом, и обоих стражников, тогда как паривший у них над головами Калан продолжал теребить свои пирамидки.

- Видите ли, - не без иронии пояснил Тарагорм, - Калан всегда гениально понимал свойства времени и пространства. Меня же больше занимали проблемы времени, вот почему, объединив наши усилия, мы способны создавать странные устройства, подобные этой пирамиде.

И вскоре они пустились в путь, проносясь сквозь мириады отражений земли. Вновь перед глазами Хоукмуна замелькали странные виды и необычайные пейзажи, словно зеркальные отображения его собственного мира, и многие из них отличались от тех, которые он видел во время полета сферы к призрачному миру Калана и Тарагорма.

Затем они словно вновь оказались подвешенными в вечных сумерках. Сквозь поблескивающие грани пирамиды взор Хоукмуна упирался в сплошную тьму.

- Вот мы и на месте, - объявил Калан и повернул какой-то кристалл.

Пирамида уменьшилась до" своих изначальных размеров и теперь вмещала в себя одного Калана, Стены аппарата потеряли свою прозрачность и вновь засияли знакомой ослепительной белизной. Она висела над их головами, но ее свет не мог разогнать окружающую тьму. Хоукмун не видел даже собственных рук, и уж тем более своих спутников. Он чувствовал, что стоит на ровной плоской поверхности, воздух казался затхлым и влажным. Для верности герцог несколько раз ударил в землю каблуком, и пол отозвался глухим звуком, эхом повторившим его удары. Похоже, они находились в какой-то пещере.

Голос Калана раздался из пирамиды:

- Долгожданный час настал. Близится возрождение нашей великолепной империи. В нашей власти вернуть к жизни мертвых и подвергнуть смерти живых, мы остались верны старинным обычаям и традициям славной Гранбретании, мы взяли на себя великую задачу - восстановить ее былой блеск и величие, ее неограниченную власть над странами и народами. Теперь мы готовы выдать верным служителям империи то жалкое существо, которое им так не терпелось увидеть. Вот оно, перед вашими глазами!

На Хоукмуна внезапно обрушились волны света. Источник его определить было невозможно, но свет ослеплял и заставлял закрывать глаза руками. От неожиданности Дориан выругался и принялся вертеться, пытаясь укрыться от беспощадных лучей.

- Взгляните, как он корчится, как он извивается! - проорал Калан Витальский. - Взгляните, как он пытается скрыться от нас, наш злейший враг.

Хоукмун заставил себя встать неподвижно и открыть глаза, невзирая на ослепляющий свет.

Пугающий шепот нарастал со всех сторон, перемежаясь каким-то странным приглушенным шипением. Он шире раскрыл глаза, но не увидел ничего, кроме ослепительного света. Шепот усилился и перешел в ропот. Ропот - в гул и ворчание, а те, нарастая и ширясь, превратились в дикий хор из тысяч ревущих глоток, в унисон выкрикивающих единственное слово:

- Гранбретания! Гранбретания! Гранбретания! Потом внезапно наступила тишина, - Довольно! - послышался голос графа Брасса. - Покончим наконец с.., а-а-а!

Теперь волны света выхватили и фигуру графа Брасса.

- А вот и еще один, - продолжил голос Калана. - Устремите свой взор на него, о, верные слуги империи, и проникнитесь к нему ненавистью, ибо перед вами граф Брасс. Без его помощи Хоукмун никогда не сумел бы разрушить все то, что так дорого нам. Благодаря трусости и предательству, пользуясь окольными путями, вымаливая помощь могущественных владык, они решили, что в состоянии уничтожить Империю Мрака. Но империя бессмертна, она вновь восстает перед нами, еще более могучая и величественная. Пусть это послужит вам уроком, граф Брасс!

Белое сияние, со всех сторон окружавшее графа, на глазах Хоукмуна приняло странный голубоватый оттенок. Синевой засверкали бронзовые латы и шлем Граф медленно поднес руки к голове, и у него вырвался громкий болезненный стон.

- Остановитесь! - закричал Хоукмун. - Зачем вы мучаете его?

Совсем рядом послышался мягкий ироничный голос Тарагорма.

- Вам это прекрасно известно, Дориан Хоукмун, Вокруг Хоукмуна разом вспыхнуло множество факелов, и герцог обнаружил, что и впрямь находится в просторной пещере. Они впятером, граф Брасс, Тарагорм, двое стражников и он сам, стояли на вершине зиккурата, что высился посреди огромной подземной залы, в то время как барон Калан парил над ними в своей пирамиде.

У подножия зиккурата копошились тысячи приверженцев Империи Мрака со звериными личинами вместо голов. Здесь были Вепри, Волки, Медведи, Стервятники, и все они завопили от радости, когда граф Брасс, не выдержав ужасающей боли, рухнул на колени.

В колеблющемся свете факелов Хоукмун разглядел скульптуры, фрески и барельефы, ужасающие своей непристойностью. Нечто подобное герцог видел во дворцах и подземных переходах Империи Мрака. Стало быть, они находились в Лондре, в одном из залов гигантского подземелья, тайну которого не удалось раскрыть никому из агентов королевы Фланы.

Дориан готов был броситься на помощь графу, но световой кокон плотно удерживал его.

- Пытайте лучше меня, - закричал он. - Оставьте графа в покое и пытайте меня!

Вновь послышался мурлыкающий голос Тарагорма, полный неприкрытого сарказма.

- Именно это мы и делаем, Хоукмун. Разве сейчас вы не страдаете под пыткой?

- Вот он, перед вами, тот, кто толкнул нас на самый край пропасти небытия, - грохотал голос Калана, дробясь и множась под куполом пещеры. - Тот, кто в тщеславии своем вообразил, будто навсегда поверг нас в прах. Но теперь пришел наш черед поквитаться с ним, и его смерть прозвучит для нас набатом, возвещающим конец всякому принуждению. Мы выйдем из подполья и вернем все то, что когда-то принадлежало нам, и великие мертвые придут возглавить наш поход. Сам король Хеон...

- Король Хеон... - хором подхватили защитники империи.

- Барон Мелиадус, - выкрикнул Калан.

- Барон Мелиадус, - взревело сборище масок.

- Шенегар Тротт, граф Суссекский!

- Шенегар Тротт.

- Все они вернутся к нам, все великие герои, полубоги Гранбретании.

- Все, все.

- Да, они вернутся и отомстят этому миру.

- Месть!

- Звери отомстят!

Так же внезапно толпа затихла.

Крики и стоны графа Брасса сделались слышнее. Он пытался приподняться с пола и встать. Обеими руками он бил по закованному в броню телу, а вокруг плясали языки холодного голубого пламени. Страдальческое лицо графа со вздувшимися на высоком лбу венами заливал пот, глаза лихорадочно блестели, из запекшихся прокушенных губ сочилась кровь.

- Стойте! - в отчаянии воззвал Хоукмун, пытаясь вырваться из сияющего столба света, но вновь потерпел неудачу. - Остановитесь!

Теперь твари смеялись. Хрюкали кабаны, лаяли псы, завывали волки, насекомые скрипели и жужжали. Они хохотали, наблюдая за страданиями графа Брасса и за беспомощностью его друга.

И Хоукмун осознал, что своим присутствием они невольно помогли врагам в проведении некоего ритуала, церемонии, обещанной этим носителям масок в обмен за их преданность воскресшим владыкам Империи Мрака.

Но какова была цель этого ритуала? В сознании герцога смутно забрезжила догадка, Граф Брасс метался от боли и давно бы уже скатился вниз, к подножию зиккурата, если бы каждый раз, когда он приближался к самому краю площадки, какая-то сила не возвращала его назад. Языки пламени продолжали лизать его, и крики графа все усиливались, пока не перешли в беспрерывный вой, не имеющий в себе ничего человеческого. В этой чудовищной пытке он позабыл о достоинстве, позабыл даже о том, кто он такой.

Со слезами на глазах Хоукмун умолял Калана и Тарагорма положить конец этому мучению.

Наконец, все закончилось. Дрожа всем телом, граф выпрямился, и голубое пламя, окутывающее его тело, потускнело, посветлело, превратилось в белое сияние и постепенно исчезло. Лицо графа Брасса казалось неузнаваемым. В запавших глазах таился ужас, губы были искусаны в кровь.

- Готовы ли вы добровольно покончить с собой, Хоукмун, чтобы избавить своего друга от дальнейших мучений? - насмешливо спросил его Тарагорм Пойдете ли вы на это?

- Так вот какой выбор вы мне предлагаете? Ваши исследования вариантов будущего открыли вам, что в случае моего самоубийства вас ждет успех?

- Во всяком случае, шансы наши от этого значительно возрастут. Конечно, было бы предпочтительнее, если бы граф сделал это своими руками. Но если он не согласится... - Тарагорм пожал плечами, - тогда этот выход становится наилучшим Хоукмун обернулся к графу Брассу. На долю мгновения взгляды их встретились, и герцог кивнул:

- Я согласен. Но сначала освободите графа, - Ваша смерть освободит его, дерзко возразил Калан. - В этом можете не сомневаться.

- Я вам не доверяю, - Возразил Хоукмун. Люди в масках, следившие внизу за происходящим, затаили дыхание в ожидании близкой гибели своего врага.

- Ну что ж, вот вам первое подтверждение нашей искренности.

Белоснежное свечение, окутывавшее герцога, также исчезло, и Тарагорм, взяв меч Хоукмуна у одного из стражников, вернул клинок владельцу.

- Вот, теперь вы можете убить меня либо обернуть свое оружие против себя. Но будьте уверены, что если вы меня убьете, то графа Брасса будут пытать снова. Если же вы покончите с собой, то пытки прекратятся.

Хоукмун облизал пересохшие губы. Он еще раз посмотрел на графа, затем на Тарагорма и Калана, а потом обвел взором толпу, жаждущую крови.

Как ни омерзительна была для него мысль покончить с собой на потеху этим мерзавцам, но он не видел иного способа спасти графа Брасса. Однако, что в таком случае станется со всем миром? Сейчас он не в состоянии был представить себе всех последствий такого шага.

Медленным движением герцог повернул меч и установил его так, чтобы рукоять упиралась в пол, а острие легло под самое сердце.

- Вы все равно погибнете, - с горестной улыбкой заявил он, обводя взором присутствующих. - Жив я или мертв, это ничего не меняет. Гниль погубит вас, та самая, что разъедает ваши души. Однажды нечто подобное уже случилось, и вы набросились друг на друга, вместо того чтобы сообща противостоять нависшей опасности. Вы пожирали друг друга точно звери, в то время как мы штурмовали Лондру. Разве удалось бы нам одержать победу без вашей помощи? Не думаю.

- Молчи, - выкрикнул Калан из своей пирамиды. - Делай, что должен, Хоукмун, или мы вновь заставим графа Брасса плясать.

Но в этот миг за спиной у Хоукмуна внезапно раздался мощный и властный, хотя и усталый, голос графа Брасса.

- Нет.

- Если Хоукмун откажется от данного им слова, то боль вернется, граф Брасс. Ужасная, жгучая боль. - напомнил ему Тарагорм, словно обращаясь к ребенку.

- Нет, - возразил граф. - С моими страданиями покончено.

- Так вы желаете, чтобы мы убили и вас тоже?

- Моя жизнь не имеет значения. Для меня сейчас важнее те мучения, которые я перенес по вине Хоукмуна. Раз уж он все равно должен умереть, так дайте мне возможность поквитаться с ним за эти пытки. Я готов исполнить то, чего вы ждали от меня так долго. Я убью его. Теперь, пережив испытания, которые вряд ли по силам другому живому существу, я понял, кто мой истинный враг. Позвольте мне убить его. Потом я согласен умереть, но умру отмщенным!

Под пыткой мыслительные способности графа Брасса явно пострадали. Желтые глаза его выкатывались из орбит, он скалил белоснежные зубы.

- Я умру отомщенным, - повторял он.

Сколь же велико было изумление Тарагорма.

- Я и не ожидал ничего подобного. Мы не зря так верили в вас, граф. Голос его дрожал от радости.

Вырвав из рук стражника меч с широким лезвием и медной рукоятью, он вручил его графу Брассу.

Тот схватил оружие обеими руками и, сощурившись, обернулся к герцогу Кельнскому.

- Я буду счастлив увлечь за собой в иной мир хоть одного врага!

Граф Брасс вскинул огромный клинок над головой. Свет факелов озарил его медные доспехи, и в этом нестерпимом сиянии показалось, будто металл до сих пор плавится и течет.

И в глазах его Хоукмун прочел смертный приговор.

Глава 4 ВЕТЕР ВРЕМЕНИ

Однако смертный приговор, что Хоукмун узрел во взгляде графа, был подписан не ему, а Тарагорму.

За долю секунды граф Брасс развернулся, бросил Хоукмуну предупреждающий клич и обрушил свой массивный клинок на маску в виде циферблата, Снизу донесся дикий вой, толпа поняла, что происходит. Поток звериных масок хлынул по ступеням зиккурата.

Откуда-то сверху послышался вопль Калана. Живо подхватив огнемет, Хоукмун принялся вращать им, чтобы выбить копья из рук стражей. Они отступили под истошные крики Калана; "Недоумки!

Недоумки!"

Тарагорм покачнулся. Именно он, похоже, управлял белым сиянием, ибо оно принялось мерцать и меркнуть, когда граф Брасс вновь занес оружие для удара. Циферблат раскололся, стрелки беспомощно повисли, но голова, видимо, осталась пела.

Сабля вновь обрушилась на маску, расколов ее надвое.

И тогда изумленным взорам предстала голова, непомерно крохотная для такого тела. Маленькая, отталкивающего вида головка. Голова существа, родившегося еще во времена Тысячелетия Ужаса.

Беспощадным ударом сабли граф Брасс снес с плеч Тарагорма этот уродливый белый нарост. Теперь колдун уж точно был мертв.

Люди в звериных масках со всех сторон полезли на зиккурат.

Граф Брасс радостно взревел в упоении завязавшейся битвы. Клинок его молнией сверкал в воздухе, унося сразу по несколько жизней, разбивая вдребезги шлемы и латы, разрубая маски и отрубая руки и ноги, все, что попадалось на его пути. Кровь ручьями стекала по крутым ступеням лестницы. Маски, толпясь и мешая друг другу, скользили на них и срывались вниз.

На другой стороне площадки Хоукмун не на жизнь, а на смерть схватился со стражниками в масках Богомолов, которые также выхватили мечи.

И тут внезапный порыв ветра пронесся под куполом пещеры, отозвавшись стоном и тонким свистом и заполнив ее своею тихой жалобой.

Хоукмун, сделав стремительный выпад, поразил одного из противников в смотровую щель маски. Вытащив лезвие, он успел отразить удар второго стражника. А затем взмахнул мечом и ударил с такой силой, что сталь прорубила воротник маски и рассекла врагу горло. Солдат зашатался и упал. Теперь освободившийся Хоукмун смог присоединиться к графу.

- Граф! - окликнул он. - Граф Брасс! Где-то сверху Калан повизгивал от ужаса.

- Ветер! Ветер Времени!

Но герцог не обратил на него ни малейшего внимания. У него была одна-единственная цель - добраться до своего друга и, если понадобится, умереть рядом с ним.

Но ветер не прекращался. Он дул, постепенно набирая силу, и Хоукмун почувствовал, как будто чья-то невидимая мягкая ладонь уперлась ему в грудь и не позволяет сделать ни шагу. Дориан наклонился вперед, напрягся, но не смог бороться с этой силой. Ветер достиг ураганной мощи. Он сминал, расшвыривал в разные стороны людей в звериных масках, скидывал их с площадки; лестница зиккурата стремительно опустела.

Граф обеими руками вскинул саблю. Доспехи его полыхали, точно солнце. Он встал над трупами поверженных противников и с воинственным ревом отражал натиск зверей, которые пытались достать его своими копьями, пиками и мечами. Клинок его вздымался и опускался подобно маятнику на груди Тарагорма.

Герцог расхохотался. Пусть уж они погибнут, если уж так суждено. И, собравшись с силами, он двинулся против ветра, изо всех сил пытаясь достичь графа Брасса.

Но тут ураган подхватил герцога и понес его вверх. Хоукмун отчаянно принялся отбиваться, видя, как уменьшается под ним в размерах фигура графа, площадка, на которой тот продолжал без устали сокрушать врагов, сам зиккурат... Все это стремительно проваливалось куда-то вниз, исчезало из виду... Прямо на глазах у него в ослепительном взрыве исчезла пирамида, и Калан с отчаянным воплем ужаса полетел в темную бездну.

Хоукмун понял, что это ветер поднял его и удерживает в воздухе. Что там говорил на этот счет Калан? Он назвал его "Ветром Времени"?

Возможно ли, что, убив Тарагорма, они высвободили новые силы пространства и времени и стали причиной Хаоса, приближенного к границам реального мира опытами Калана и Тарагорма?

Хаос. Неужели Хоукмуну, унесенному Ветром Времени, суждено навсегда стать его пленником?

Но нет... Он уже покинул пещеру и теперь оказался в самой Лондре. Однако перед ним была не перестроенная Лондра его мира, а та, прежняя, Лондра мрачных времен, ощетинившаяся частоколом башен и минаретов с редкими вкраплениями куполов по берегам Таймы, несущей свои кровавые воды. Этот ветер отбросил его в прошлое. Послышался звон металлических крыльев, и Хоукмун увидел украшенный орнаментом орнитоптер. В городе царило лихорадочное оживление. Что же здесь готовилось?

И вновь декорации сменились.

И вновь под ним простиралась Лондра. Но теперь здесь бушевала битва. Взрывы, пожары, крики умирающих. Хоукмун узнал происходящее. Это была битва при Лондре.

Земля понеслась ему навстречу. Ниже, еще ниже, совсем низко. Он перестал понимать, кто он такой и что с ним происходит.

Но затем он вновь ощутил себя Дорианом Хоукмуном, герцогом Кельнским. На голове у него красовался зеркальный сияющий шлем, в руке - Меч Рассвета, на шее - Красный Амулет, а во лбу - Черный Камень.

Он вновь участвовал в битве за Лондру.

Мысли его смешались, прошлые и будущие, и, пришпорив лошадь, он устремился в бой. Черный Камень немедленно пронзил его мозг ужасающей болью.

Везде вокруг него сражались и умирали люди. Загадочный Легион Рассвета, словно окутанный сказочной розовой дымкой, врубился в ряды воинов в масках Стервятников и Волков. Их стройные ряды смешались. Из-за непрерывной головной боли Хоукмун с трудом различал, что происходит вокруг. Один или два раза он вроде заметил камаргских солдат. Вдалеке блеснули зеркальные шлемы. Внезапно он осознал, что рука его, сжимающая Меч Рассвета, бессознательно поднимается и опускается, разрубая на куски воинов Империи Мрака, что выскакивали перед ним со всех сторон.

- Граф Брасс, - пробормотал он. - Граф Брасс.

Он помнил, что желал оказаться рядом со своим старым товарищем, но не помнил, зачем. Герцог видел, как его воины-варвары из Легиона Рассвета, покрытые с ног до головы боевой раскраской, прорубают себе дорогу в гранбретанской пехоте булавами и копьями с пучками окрашенных волос у наконечника. Хоукмун смотрел вокруг, пытаясь отыскать зеркальный шлем с бронзовым гребнем, принадлежащий графу Брассу.

Между тем головная боль нарастала и стала теперь пульсирующей. Хоукмуну показалось, что шлем лишь усиливает эти болезненные взрывы. Он уже готов был сорвать его с головы, но руки были постоянно заняты нанесением или отражением ударов. А врагам не было конца. Но внезапно впереди заиграл золотом луч света, и герцог сразу понял, что видит отблеск меча графа. Пришпорив скакуна, Хоукмун бросился в свалку. Человек в зеркальном шлеме и бронзовых доспехах отражал нападение сразу трех баронов Империи Мрака. Граф оказался пешим. Крепко упершись ногами в землю, он стоял, держа в обеих руках свой огромный двуручный меч. Трое всадников одновременно пытались напасть на него. Дождавшись их приближения, граф одним взмахом клинка подрубил лошадям передние ноги, да так ловко, что Адаз Промп, перелетев через седло, приземлился в грязь точно у ног графа, за что и был первым отправлен на тот свет. Мигель Хольст, магистр Ордена Козла, попытался подняться на ноги, молитвенно сложив перед собою руки, моля о пощаде. После удара мечом голова его слетела с плеч и покатилась по земле. Теперь из троих нападавших в живых остался лишь один. Сак Гордон успел подняться на ноги и теперь мотал своей огромной бычьей головой, словно ослепленный сияющим шлемом противника.

Хоукмун протискивался сквозь сутолоку битвы, то и дело выкрикивая: "Граф Брасс! Граф Брасс!"

Ибо хотя герцог и понимал, что вся эта сцена не более чем видение прошлого, искаженное воспоминание о битве при Лондре, это не лишало его неистового желания пробиться наконец к своему Другу и драться бок о бок с ним. Но прежде чем ему это удалось, герцог увидел, как граф сорвал с себя круглый зеркальный шлем и вступил в схватку с Саком Гордоном. Противники сошлись в рукопашной.

Хоукмуну оставалось совсем немного до того места, где сражались эти двое, и герцог еще стремительнее заработал клинком.

И в этот самый миг он увидел, как рыцарь Ордена Козла с копьем в руке устремился на графа сзади. С яростным криком он налетел на него и погрузил лезвие Меча Рассвета в глотку врага в тот самый миг, когда меч графа рассек пополам маску Сака Гордона вместе с черепом. Вытолкнув труп всадника из седла, Хоукмун торжествующе воскликнул:

- Вот и лошадь для вас, граф Брасс! Благодарно улыбнувшись Другу, граф вскочил в седло, даже не подняв с земли зеркальный шлем.

- Благодарю! - прокричал граф Брасс, заглушая своим могучим голосом шум сражения. - Теперь, мне кажется, пора собрать наши силы для решающего броска.

Что-то странное послышалось Хоукмуну в голосе графа, и внезапно он покачнулся в седле от невыносимой боли, которой пропитывал его мозг Черный Камень. Он попытался найти в себе силы для ответа, но не сумел. Напрасно взор его пытался отыскать в рядах сражающихся Иссельду.

Его лошадь сама тронулась с места, а затем перешла на галоп, все убыстряя и убыстряя свой бег, и вот уже шум битвы стал доноситься откуда-то издалека, пока не исчез совсем. Затем куда-то подевалась и сама лошадь, и лишь могучий ветер уносил его все дальше и дальше. Ледяной ураган, подобный мистралю над Камаргом.

Небо потемнело. Шум битвы остался далеко позади," и ему показалось, что он проваливается в ночь. Теперь там, где только что сражались люди, колыхался тростник, поблескивали озерца среди болот. Он услышал далекое завывание болотной лисицы, и ему вдруг показалось, будто это голос графа Брасса, И внезапно ветер стих.

Он попробовал сдвинуться с места, но что-то удерживало его. На нем больше не было зеркального шлема и меча в руке. Взор его прояснился, и ужасная головная боль ушла.

Он лежал посреди болота. Вокруг была ночь. Его медленно поглощала жадная трясина. Прямо перед ним виднелись останки утонувшей лошади. Он попытался до них дотянуться, но свободной у него оставалась лишь одна рука. Он услышал, что кто-то окликает его по имени, и принял этот голос за крик птицы.

- Иссельда, - прошептал он. - Иссельда.

Глава 5 СЛОВНО СОН

Ему казалось, будто он давно мертв: видения и воспоминания подступали и смешивались, а трясина понемногу затягивала его. Чьи-то лица являлись пред внутренним взором. Граф Брасс прямо у него на глазах из цветущего юноши превратился в седого старца. Он видел Оладана с Булгарских гор. Видел Ноблио, д'Аверка. Видел Иссельду. Видел Калана де Вита-ля и Тарагорма из Дворца Времени. Со всех сторон напирали звериные маски. Он видел Ринала, сына народа-призрака; Орланда Фанка, служителя Рунного Посоха, и его брата, Рыцаря-в-Черном-и-Золотом. Потом вновь явилась Иссельда. Но почему не было других лиц? Например, его детей? И почему ему показалось, будто он видел графа Брасса ребенком - ведь он не знал его в том возрасте. Он даже еще не родился в то время.

Лицо старого графа Брасса прорезала задумчивая морщина. Губы его разомкнулись и произнесли:

- Это вы, юный Хоукмун?

- Да, граф Брасс. Это я. Мы что же, умрем вместе?

Он улыбнулся своему видению.

- Он все еще бредит, - промолвил другой голос. - Мне очень жаль, господин. Я должен был остановить его.

Хоукмун признал голос капитана Джозефа Ведлы.

- Капитан Ведла? Так вы пришли во второй раз вытянуть меня из трясины?

Рядом с рукой упал конец веревки. Не раздумывая, он продел кулак в петлю, и кто-то принялся вытаскивать канат. Мало-помалу он высвободился из болота.

Голова болела по-прежнему, словно Черный Камень так и не покидал своего места у него во лбу.

Но постепенно боль стихала. Мысли начали проясняться. Почему он вновь пережил этот эпизод? Тяжелый, пугающий близостью смерти, но тем не менее лишь самый обычный эпизод своей жизни, ничем не отличающийся от многих ему подобных.

- Иссельда!

Он вгляделся в липа людей, склонившихся над ним. Но на сей раз видение это отличалось особой устойчивостью. Перед ним вновь оказался граф Брасс, со всех сторон окруженный камаргскими воинами, и ни одной женщины среди них не было.

- Иссельда? - вопросил он встревоженно и нетерпеливо.

- Ну же, мой мальчик, - мягко отозвался граф Брасс. - Мы отвезем вас в замок.

Граф с легкостью поднял его на руки и перенес к своему рогатому скакуну, ожидавшему поблизости.

- Сможете сами держаться в седле? - спросил он Хоукмуна.

- Разумеется.

Он с трудом выпрямился, нащупывая ногами стремена, а затем улыбнулся:

- Вы все еще призрак, граф Брасс, или вас и впрямь вернули к жизни? Не устаю повторять, что отдал бы все, что угодно, за то, чтобы вы вновь оказались среди нас.

- Вернулся к жизни? Но я никогда и не расставался с ней, - граф рассмеялся. - Что за глупости, Хоукмун?

- Но разве вы не погибли в Лондре?

- Разумеется, нет. И этим я обязан вам одному. Вы спасли мне жизнь. Этот рыцарь пронзил бы меня своим копьем, и если бы вы не пришли мне на помощь, то сейчас я был бы мертв.

- Тогда и прочие события, должно быть, изменились, и, судя по всему, без всяких для нас последствий. Но где же Калан и Тарагорм, и все остальные...

Он обернулся к графу Брассу, что скакал бок о бок с ним по знакомым болотным тропам.

- Ноблио, Оладан, д'Аверк... Граф помрачнел.

- Все они умерли за эти пять лет. Разве вы не помните? Бедняга, битва за Лондру всем нам дорого далась. - Он прочистил горло. - Мы многим пожертвовали на службе Рунному Посоху, а вы при этом лишились рассудка.

- Рассудка?

На горизонте уже показались огни Эгморта, и Хоукмун явственно различал на вершине холма очертания замка Брасс.

Граф Брасс снова прокашлялся, и Хоукмун пристально уставился на него.

- Я утратил рассудок, граф?

- Поговорим об этом позже. Скоро мы будем дома.

Граф упорно избегал встретиться с ним взглядом. Они въехали в городские ворота и начали подниматься по узким крутым улочкам Эгморта. Стражники, сопровождавшие их, свернули к казармам, расположенным в центре города.

- Доброй ночи, - попрощался капитан Ведла, направляясь домой.

Вскоре Хоукмун и граф Брасс остались одни. Они спешились во дворе замка, вымощенном каменными плитами. Хоукмуну показалось, будто вокруг все слегка изменилось с тех пор, как он был здесь в последний раз. Словно чего-то не доставало...

- Иссельда, наверное, уже спит? - спросил он.

- Да, - едва слышно отозвался граф. - Спит. Опустив глаза, герцог окинул взором свои промокшие и перепачканные в болотной грязи одежды.

Лат на нем больше не было.

- Мне, должно быть, лучше всего сейчас принять ванну и тоже лечь спать.

Он пристально взглянул на графа и слабо улыбнулся.

- Видите ли, граф, до сих пор я считал, будто вы погибли при штурме Лондры.

- Да, - подтвердил граф Брасс все тем же неуверенным тоном. - Знаю. Но теперь-то вы видите, что я отнюдь не призрак.

- Отнюдь, - Хоукмун радостно рассмеялся. - Похоже, замыслы Калана куда больше принесли выгоды нам, нежели ему самому.

Граф нахмурил брови.

- М-да, видимо, - подтвердил он таким голосом, словно не вполне понимал, о чем ведет речь его Друг.

- Тем не менее ему удалось спастись бегством, - продолжил Хоукмун. - Кто знает, возможно, он еще встанет у нас на пути.

- Спасся бегством? О, нет! Он покончил с собой после того, как извлек Черный Камень у вас из головы. Именно тогда вы и потерялись рассудком.

Хоукмуна охватил ужас.

- Так вы ничего не помните из наших недавних приключений? - воскликнул он, присоединившись к графу, который грелся у камина, разожженного в парадной зале.

- О каких приключениях вы ведете речь? - удивился тот. - Вы об этой прогулке по болотам? Вы покинули город словно в бреду, бормоча себе под нос, что якобы повстречали меня где-то среди болот. Ведла заметил вас и тотчас же поспешил предупредить меня. Мы отправились разыскивать вас и едва поспели вовремя. Еще немного, и вас настигла бы смерть...

Хоукмун вновь пристально взглянул на графа, затем отвернулся. Неужели это было лишь видением? Или рассудок его и впрямь ненадолго помрачился?

- И как долго я находился в этом.., бреду, как вы его назвали, граф?

- С самого момента битвы при Лондре. После того как камень извлекли из вашего мозга, первое время вы казались вполне нормальным. Потом стали говорить об Иссельде так, словно она все еще жива. О других же своих друзьях, включая и меня, напротив, говорили как о мертвецах... Впрочем, это и неудивительно, учитывая, какому разрушительному воздействию подвергся ваш мозг со стороны этого проклятого кристалла...

- Иссельда! - возопил Хоукмун, пронзенный ужасающей болью. - Вы сказали, она мертва?

- Да... Погибла под Лондрой, сражаясь с не меньшей отвагой, чем любой другой воин, она пала под натиском-.

- Но дети". Дети... - Хоукмун пытался вспомнить имена своих детей. - Но как же их звали?

Их имена ускользали из памяти."

Граф глубоко вздохнул и положил руку в латной перчатке на плечо своему спутнику.

- О детях вы тоже все время говорили. Но никаких детей не было, да и откуда им взяться?

- Детей не было...

Хоукмун ощутил странную пустоту внутри и внезапно в памяти его всплыла фраза, которую он произносил не так давно: "Я бы все отдал, чтобы вернуть к жизни графа Брасса-."

А вот теперь граф Брасс жив, тогда как его возлюбленная, прекрасная Иссельда, и дети исчезли, вернулись в потусторонний мир... Вообще не существовали все эти долгих пять лет со дня битвы при Лондре.

- Но теперь вы как будто пришли в себя, - промолвил граф Брасс. - В последнее время у меня нередко мелькала надежда, что ваш разум способен исцелиться. Возможно, я не ошибся.

- Исцелиться?

Слово это звучало как насмешка, Хоукмун вновь повернулся к своему старому другу.

- Так, значит, все в замке Брасс - во всем Камарге меня считали безумцем?

- Ну, не будем говорить о безумии, - отозвался граф сердито. - Вы были просто словно погружены в грезу, как будто перед вашими глазами все события являлись в несколько искаженном виде, нежели те, что происходили в реальности... По-другому я не смогу этого описать. Будь с нами Ноблио, он дал бы вам лучшее объяснение. Возможно, он сумел бы вам помочь. - И граф Брасс тряхнул рыжеватой шевелюрой. - Воистину, Хоукмун, я не знал, что мне делать.

- Однако теперь я в своем уме, - с горечью произнес Хоукмун.

- Верно. Мне тоже так кажется.

- Тогда, может статься, безумие мое было предпочтительнее подобной реальности, - Хоукмун с трудом побрел к лестнице. - О, я больше не в силах этого вынести!

Нет, ни один сон не мог быть столь правдоподобен. Иссельда должна была существовать.., и дети тоже.

Но воспоминания уже понемногу стирались, как всегда бывает при пробуждении. Поднявшись на пару ступеней, он обернулся к графу Брассу, который по-прежнему стоял неподвижно, не сводя взора с огня в камине. Голова его поникла под гнетом лет и пережитых несчастий.

- Так, стало быть, мы живы, вы и я? А все наши друзья погибли. Ваша дочь мертва. Вы правы, граф Брасс.., мы слишком многое утратили в битве при Лондре. Вы потеряли там двоих внуков.

- Да, - согласился граф Брасс едва слышно. - Можно сказать, мы потеряли там наше будущее.

Эпилог

Около семи лет прошло со времени ужасающей битвы при Лондре, где навсегда потерпела крах Империя Мрака, Семь лет, за которые столько всего произошло... Первые пять лет Дориан Хоукмун, герцог Кельнский, оставался в тисках безумия. И хотя здравый рассудок вернулся к нему два года назад, он больше не был тем прежним рыцарем без страха и упрека, что так верно служил Рунному Посоху. Он сделался мрачен, полюбил уединение и одиночество. Даже старый друг его, граф Брасс, единственный, кто также уцелел в том сражении, с трудом узнавал его.

- Это все потому, что он видел смерть своих товарищей.., и потерял Иссельду, - сочувственно шептались жители Эгморта, столицы Камарга, понемногу вернувшей себе славу былых времен. Сердца их разрывались от жалости к Дориану Хоукмуну, когда они видели, как он бредет один по улицам, выходит за городские ворота, взбирается в седло и скачет прочь, куда глаза глядят, на болота, над которыми чертят круги огромные алые фламинго, а у горизонта бегут стада белоснежных быков.

Дориан Хоукмун ехал через болота до небольшого холма, на вершине которого виднелись развалины древней церкви, построенной задолго до Империи Мрака. Там он спешивался и шел по склону, держа лошадь в поводу.

Взор его бездумно скользил по бескрайним зарослям тростника, по подернутым рябью заводям, и мистраль тоскливо завывал над ним, не в силах смягчить застывшее в глазах отчаяние.

Он пытался вернуть в памяти образы давнего сновидения.

Ему снились Иссельда и двое детишек, чьих имен он никак не мог припомнить. Да и было ли у них когда-нибудь имя в этом сне?

Безумное видение того, что могло бы быть правдой, если бы Иссельда уцелела в битве при Лондре.

И порой, когда солнце уже опускалось за горизонт, последними лучами озаряя унылый пейзаж, и дождь принимался хлестать по заводям, он вскарабкивался на самую вершину руин, вскидывал руки к сонму разорванных в клочья облаков, несущихся по темнеющему небу, и выкрикивал имя возлюбленной:

- Иссельда! Иссельда!

И птицы, парившие над головой, подхватывали этот крик;

- Иссельда!

Затем, уронив голову на грудь, Хоукмун разражался рыданиями, спрашивая себя, почему же, вопреки всякой очевидности, он продолжал лелеять в душе надежду рано или поздно отыскать свою потерянную любовь.

Почему, - спрашивал он себя, - не может существовать где-нибудь такое место.., может, даже другая Земля, где мертвые по-прежнему живы?

Нет сомнений, подобные мысли свидетельствовали о том, что безумие еще не до конца оставило его рассудок.

Затем он вздыхал и утирал слезы, дабы по липу его никто не смог бы догадаться, что он плакал, вновь садился в седло и в сумерках отправлялся в замок Брасс, где ожидал его возвращения старый Друг.

Там его ждал граф Брасс.

Защитник Гараторма

Часть I ОТЪЕЗД

Глава 1 ПОВТОРЕНИЯ И ВОЗМОЖНОСТИ

Дориан Хоукмун больше не был безумен, но он все еще не до конца пришел в себя. Одни спешили обвинить в его недуге Черный Камень, оказавший неблаготворное воздействие на герцога, другие утверждали, что борьба против Империи Мрака изнурила его и теперь Хоукмун никак не может заставить себя вернуться к нормальной жизни, ибо иного существования он для себя уже не мыслил. Третьи полагали, что он по-прежнему оплакивает свою возлюбленную Иссельду, дочь графа Брасса, погибшую при Лондре. Все те пять лет, что он оставался безумен, Хоукмун считал ее живой, был убежден, что они живут вместе в замке Брасс и что возлюбленная супруга подарила ему сына и дочь.

Однако если причины болезни вызывали столько споров и всяческих предположений в тавернах и на постоялых дворах Эгморта, города, раскинувшегося вокруг замка Брасс, то проявления недуга были для всех очевидны.

Хоукмун угасал на глазах.

Постоянно мрачный, он избегал общества других людей и даже лучшего своего друга графа Брасса. В одиночестве он запирался в крохотной комнатушке на вершине самой высокой из башен замка и, опершись подбородком о ладони, часами созерцал болота, заросли тростника, лагуны, устремляя взор не на диких белоснежных туров и не на рогатых лошадей или парящих алых фламинго, но словно силясь что-то рассмотреть в неизмеримой и пугающей дали.

Хоукмун пытался восстановить в памяти утраченное видение, если только оно не было бредом помрачившегося рассудка. Он пытался вспомнить Иссельду, восстановить в памяти имена детей… Если только не придумал их себе, пораженный безумием. Но Иссельда оставалась лишь призрачной тенью, а детей он больше вообще не видел. Так почему же он так тосковал, откуда это оглушающее ощущение потери, эта изнуряющая тоска, почему порой он утешал себя мыслью, что безумие — это то, что охватило его сейчас, а смутная греза о былых временах — это и есть единственная подлинная реальность?

Замкнувшись в себе, Хоукмун утратил всякое желание общаться с другими. Словно призрак, он бродил по собственному дому, несчастная тень, обреченная вечно рыдать, стонать и сетовать на судьбу.

По крайней мере, в своем безумии герцог оставался гордецом, полным достоинства, поговаривали жители Эгморта. По крайней мере, иллюзии дарили ему ощущение полноты жизни.

— Когда он был безумен, то казался куда счастливее, — шептались они.

И сам Хоукмун согласился бы с ними, если бы кто-нибудь сообщил ему об этих слухах.

Когда он не сидел в своей башне, то долгими часами слонялся по залу, где по его приказу установили столы с воспроизведенными на них в определенном масштабе макетами городов и крепостей, занятых тысячами крошечных солдат. Несколько лет назад, все еще находясь в плену своих видений, он сам заказал это местному ремесленнику Вайону, дабы таким образом, как он выразился, отпраздновать их победу над полководцами Гранбретании. Среди крошечных раскрашенных металлических фигурок кроме него самого были и граф Брасс, Иссельда и Ноблио, Гьюлам д'Аверк и Оладан с Булгарских гор, прославленные герои Камарга, погибшие у стен Лондры. Вполне узнаваемыми были и их заклятые враги, владыки звериных орденов: барон Мелиадус в своем волчьем шлеме, король Хеон в Тронной Сфере, Шенегар Тротт, Адаз Промп, Азровак Микосеваар и его супруга Флана, что позднее превратилась в кроткую владычицу Гранбретании. Пехотинцы, всадники и летающие машины Империи Мрака рядами выстроились против Хранителей Камарга, воинов Рассвета, солдат сотен других подразделений.

И эти фигурки Дориан Хоукмун перемещал по огромным шахматным полям, доводя каждую ситуацию до своего апогея, проигрывая на одном и том же поле тысячи возможных версий событий, чтобы попытаться понять, каким образом каждый шаг воздействует на все последующие. Тяжелые пальцы Хоукмуна все чаще ложились на фигурки, представлявшие его погибших друзей, и особенно часто он брал в руки фигурку Иссельды. Возможно ли было спасти ее? И каким образом? При каких обстоятельствах она могла бы остаться в живых?

Порой в зал, с затуманенными глазами, полными слез, входил граф Брасс. Проводя рукой по седеющей рыжеватой шевелюре, он не сводил взора с Хоукмуна, который, полностью поглощенный своей уменьшенной копией Вселенной, то отправлял в атаку кавалерийский эскадрон, то уводил в укрытие пехоту. Хоукмун словно не замечал присутствия своего старого друга или предпочитал делать вид, что не замечает, пока граф не начинал кашлять или не обнаруживал себя каким-либо иным способом.

Тогда Хоукмун поднимал на него угрюмый взгляд, все еще обращенный куда-то внутрь, и граф Брасс мягким голосом осведомлялся о его здоровье.

Хоукмун сухим тоном отвечал, что с ним все в порядке. И граф, кивнув, делал вид, будто это приводит его в восторг. А Хоукмун ждал в нетерпении, когда ему можно будет вернуться к своему занятию, в то время как граф окидывал взором комнату, осматривал ряды крошечных воинов и притворялся, будто восхищается тем или иным маневром Хоукмуна. Затем он прерывал молчание:

— Сегодня утром я поеду обследовать башни. Денек как будто выдался неплохой. Не хотите ли поехать со мной, Дориан?

Но Дориан Хоукмун всегда отвечал отрицательно.

— У меня много дел.

— Здесь?! — восклицал граф Брасс, широким жестом обводя столы. — Но к чему все это? Они погибли, все кончено. Или вы надеетесь, что ваши досужие размышления вернут их всех к жизни, подобно колдунам, которые надеются через фигурки людей воздействовать на реальность? Забудьте об этом, герцог Дориан. Вам не под силу изменить прошлое.

Поджав губы, словно слова эти оскорбили его до глубины души, герцог Кельнский вновь возвращался к своим игрушкам. Граф Брасс со вздохом пытался найти еще какие-то слова, но не мог и уходил из зала.

Весь замок Брасс казался насыщенным мрачностью Хоукмуна, и некоторые уже начали высказывать вслух мнение, что будь герцог хоть трижды героем Лондры, но ему все же лучше было бы вернуться в свои наследственные владения в Германии, где он не был с тех пор, как бароны Империи Мрака пленили его после битвы за Кельн. С тех пор там правил его дальний родственник, возглавлявший новое выборное правительство, сменившее династию монархов, единственным наследником которой оставался Хоукмун. Однако тот не допускал мысли, что сможет жить где-то еще, кроме как в замке Брасс.

Даже и сам граф невольно порой думал, что для Хоукмуна было бы лучше, если бы он погиб в битве при Лондре вместе с Иссельдой.

Так проходили месяцы, в тоске, печали и пустых размышлениях. Хоукмун не мог думать ни о чем другом, кроме давней своей утраты и окончательно потерял сон и аппетит.

Граф Брасс и его старый боевой соратник капитан Джозеф Ведла немало тревожились насчет герцога, но так и не пришли ни к какому решению.

Подолгу, устроившись в уютных креслах у огромного очага, что жарко полыхал в парадном зале замка Брасс, они говорили о печали, терзающей Хоукмуна, наслаждаясь при этом местным вином. Оба они были воинами, а граф Брасс к тому же в прошлом был известным государственным деятелем, однако ни тому, ни другому не хватало слов и опыта, чтобы исследовать мрачные тайники чужой души.

— Ему бы побольше двигаться и бывать на воздухе, — заметил как-то вечером капитан Ведла. — Дух не может оставаться здоровым, когда тело бездействует.

— Именно так, но это лишь тогда, когда здоров разум. Но как убедить больного в том, что ему необходимо движение? — возразил граф Брасс. — Чем больше времени проводит он взаперти над этими проклятыми макетами, тем хуже ему становится. А чем хуже ему становится, тем сложнее нам переубедить его заняться чем-то другим. Он утратил всякое понятие о ходе времени, не отличает даже день от ночи. Когда я думаю о том, что творится в его голове, меня пробирает дрожь.

Капитан Ведла согласно кивнул.

— А ведь раньше он никогда не был подвержен самокопанию. Это был настоящий мужчина, воин. Умен, разумеется, но не чрезмерно. Практический ум, а теперь у меня зачастую складывается впечатление, будто мы имеем дело с посторонним человеком. Словно Черный Камень похитил душу прежнего Хоукмуна и заменил ее какой-то другой.

Заслышав это, граф Брасс усмехнулся.

— С возрастом вас стали посещать странные фантазии, капитан. Вы восхваляете здравомыслие прежнего Хоукмуна, а сами говорите о подобных вещах.

Капитан Ведла также не смог сдержать улыбки.

— Очко в вашу пользу, граф Брасс. Но задумайтесь о невероятной власти владык Империи Мрака или о тех существах, что помогали нам в нашей борьбе, и тогда вы убедитесь, что предположение мое не столь уж и беспочвенно.

— Может быть, и поскольку у нас нет иных объяснений состоянию Хоукмуна, я готов признать правоту вашей теории.

Капитан смутился.

— Но это всего лишь теория, — пробормотал он, поднимая бокал, чтобы при свете очага полюбоваться искрящимся вином. — Именно поэтому я и осмелился ее высказать.

Старые друзья рассмеялись и вновь наполнили бокалы.

— Что же касается Гранбретании, — чуть позже заметил граф Брасс, — то я часто задаюсь вопросом: как удается королеве Флане справляться с теми строптивцами, которые, судя по ее письмам, еще скрываются кое-где в темных подземельях старой Лондры? Давненько я не имел от нее вестей. Может быть, ситуация ухудшилась и у нее больше нет времени для дружеской переписки?

— Но вы ведь, кажется, не так давно получили от нее послание?

— Да, два дня назад гонец принес письмо, но оно было куда короче обычного и написано почти официальным тоном. Королева лишь повторила в нем свое приглашение приехать к ней с визитом в любое подходящее для меня время.

— Возможно, королеву обижает, что вы пренебрегаете ее гостеприимством, — предположил Ведла. — Возможно, она решила, что вы больше не питаете к ней дружеских чувств?

— Но это же неправда, она дорога моему сердцу почти как память о погибшей дочери.

— Но, возможно, вы не слишком явно ей это показывали, — Ведла налил себе еще вина. — Женщинам необходимо, чтобы мужчины все время говорили им о своих чувствах, даже королевам.

— Но Флана выше этого. Для подобного она слишком умная, слишком чуткая и нежная.

— Возможно, — отозвался капитан Ведла, но в голосе его не было уверенности.

Граф уловил намек.

— Вы полагаете, что мне следует написать ей в выражениях более… более изысканных?

— Ну… — на лице капитана появилась широкая улыбка.

— Я никогда не питал склонности к литературе.

— Это верно. На какую бы тему вы ни писали, больше всего ваш стиль напоминает приказы, которые отдают на поле боя в пылу сражения, — признал Ведла. — Но не обижайтесь на мои слова, на самом деле это комплимент.

Граф Брасс пожал плечами.

— Мне неприятно думать, что Флана может обижаться на меня и сомневаться в моих чувствах, ибо я питаю к ней самую искреннюю привязанность. Однако раз уж написать я не могу, то мне следует самому отправиться в Лондру. Таким образом я как бы приму ее приглашение, — он обвел взглядом полутемный зал. — Да, небольшая смена обстановки пойдет мне на пользу. В последнее время в замке стало просто невыносимо.

— Может, вам взять с собою и Хоукмуна? Он ведь очень любил Флану. Возможно, это единственное, что может оторвать его от игр с оловянными солдатиками.

Капитан Ведла уловил в собственном тоне саркастические нотки и тут же устыдился этого. Он питал к герцогу Кельнскому самую искреннюю симпатию и уважение, даже в том печальном состоянии, в котором находился сейчас его герой. Однако мрачность Хоукмуна действовала на нервы всем окружающим, как бы хорошо они к нему ни относились.

— Да, я скажу ему об этом, — заявил граф Брасс.

Впрочем, он отнюдь не обманывался насчет собственных чувств, в глубине души прекрасно сознавая, что больше всего сейчас ему хотелось бы оказаться как можно дальше от молодого герцога. Но совесть не позволяла ему уехать из замка в одиночестве, не известив сперва об этом своего старого друга. К тому же капитан был прав. Возможно, путешествие в Лондру окажет на Хоукмуна благоприятное воздействие и вырвет его из тисков черной меланхолии. Впрочем, возможно, все будет совсем наоборот, и граф всерьез опасался, что подобное путешествие лишь усилит эмоциональное напряжение герцога, которое передастся и всем его спутникам, гораздо в большей степени, нежели когда тот оставался в стенах замка Брасс.

— Скажу ему завтра утром, — проговорил он наконец. — Может быть, действительно, посещение Лондры вместо этих бесконечных игр с фигурками на макете излечит или хотя бы ослабит его меланхолию.

— Нам следовало подумать об этом раньше, — заметил Ведла. Граф подумал, что капитан, пытаясь навязать ему общество Хоукмуна, на самом деле преследует собственные интересы, стремясь удалить мрачного герцога из замка, но нисколько не рассердился на друга.

— А не хотите ли и вы отправиться с нами, капитан? — спросил он приятеля с усмешкой.

— Но должен же кто-то остаться здесь и за всем присматривать… — возразил Ведла. — Как бы там ни было, если герцог Кельнский откажется от вашего предложения, то, разумеется, одного я вас не отпущу.

— Не сомневаюсь, капитан.

Откинувшись на спинку кресла, граф Брасс принялся потягивать вино, с лукавой усмешкой созерцая своего старого боевого товарища.

После ухода капитана Джозефа Ведлы граф Брасс еще долго сидел у очага. Улыбка по-прежнему играла на его губах, ибо его немало позабавила бесхитростная уловка капитана, а за последнее время мало что могло его развеселить. Но теперь при одной мысли о поездке в Лондру у графа улучшилось настроение, и эта идея стала казаться ему все более заманчивой, ибо лишь теперь он осознал, насколько замок Брасс, некогда славившийся своей мирной безмятежной атмосферой, сделался угрюмым и неуютным местом.

Он поднял глаза к потолочным балкам, почерневшим от дыма, и вновь мыслями вернулся к Хоукмуну и его безумию. Невольно у него возник вопрос, а принесла ли вообще их победа над Империей Мрака какую-то пользу этому миру? Ведь были и другие люди, подобные Хоукмуну, которые могли в полной мере проявить себя лишь когда им угрожала смертельная опасность. К примеру, если в Гранбретании вновь возникнут какие-то осложнения, скажем, наиболее рьяные сторонники масок, ушедших сейчас в глубокое подполье, вдруг станут чинить препятствия для правления королеве Флане. Тогда, пожалуй, было бы вполне оправданно просить Хоукмуна заняться этим, дабы обнаружить и уничтожить мятежников.

По мнению графа Брасса, подобная задача стала бы для его друга единственным путем к спасению. Чутье подсказывало ему, что Хоукмун не создан для мирной жизни. Существовали подобные люди, словно созданные самой судьбой для войны, для служения добру или злу (если только допустить, что между этими двумя понятиями существует подлинное различие), и Хоукмун вполне мог оказаться одним из них.

Граф Брасс со вздохом принялся обдумывать свои планы. Завтра поутру он напишет королеве Флане и отправит к ней гонца с вестью о своем скором приезде. Любопытно будет взглянуть, как изменился этот странный город с тех пор, когда он вошел туда торжествующим победителем.

Глава 2 ГРАФ БРАСС ОТПРАВЛЯЕТСЯ В ПУТЬ

— Передайте королеве мое почтение, — отстраненным голосом промолвил Дориан Хоукмун.

В бледных пальцах он вертел крохотную фигурку, изображавшую королеву Флану. Граф Брасс подозревал, что Хоукмун и сам толком не знает, как та оказалась у него в руках.

— Скажите ей, что я недостаточно окреп для столь дальнего путешествия.

— Но в пути вы наверняка почувствуете себя лучше, — возразил граф, отмечая взором тяжелые гобелены, которыми герцог приказал завесить все окна. Время близилось к полудню, но в комнате по-прежнему царил свет масляных ламп, а воздух казался влажным, затхлым и словно кишел отголосками давних воспоминаний.

Хоукмун потер шрам на лбу, где некогда красовался Черный Камень, глаза его горели лихорадочным блеском, и он похудел настолько, что одежда висела на нем, словно влажные тряпки. Он стоял, опустив глаза на стол, где высился сложнейший макет прежней Лондры, с тысячами башен самых безумных форм и очертаний, соединенных лабиринтами туннелей, благодаря которым жители города могли никогда не видеть солнечного света.

И граф Брасс не удержался от мысли, что герцог сам заразился от побежденных страхом дневного света. Он бы ничуть не удивился, обнаружив, что Хоукмун стал, подобно жителям Империи Мрака, носить какую-нибудь причудливую маску.

— Лондра очень изменилась с тех пор, как вы видели ее в последний раз, — промолвил он. — Я слышал, там снесли все башни и повсюду посадили цветы… А на месте туннелей и переходов разбили парки и тенистые бульвары.

— Охотно верю, — без всякого интереса отозвался Хоукмун. Отвернувшись от графа Брасса, он принялся выводить полк гранбретанской кавалерии за стены города. Похоже, он отрабатывал тактическую ситуацию, в которой Империя Мрака одержала бы победу над графом Брассом и прочими служителями Рунного Посоха. — Должно быть, это очень… красиво. Но я предпочитаю помнить Лон-дру такой, какой она была в прошлом, — голос его внезапно сделался резким и неприятным. — Тогда, когда ваша дочь погибла под ее стенами.

Граф Брасс изумленно поднял брови. Неужто это упрек? Уж не обвиняют ли его в сообщничестве с теми, кто убил Иссельду? Но он предпочел не обращать внимания на этот бред и произнес:

— Но разве путешествие само по себе не может стать для вас радостью? В последний раз, когда вы были в Лондре, там высились одни лишь развалины. Но теперь вокруг вновь все цветет и благоухает.

— У меня много дел, — возразил Хоукмун. — Важных дел.

— Каких еще дел? — почти грубо перебил его граф Брасс. — Вот уже много месяцев, как вы не выходите на воздух.

— Ответ где-то здесь, — сухо парировал герцог Кельнский. — В этих макетах. Должен быть способ отыскать Иссельду.

Граф Брасс содрогнулся.

— Она мертва, — произнес он вполголоса.

— Она жива, — шепотом возразил Хоукмун. — Она жива, но где-то далеко отсюда.

— Но ведь однажды вы уже согласились со мной, что не существует никакой жизни после смерти, — напомнил граф своему другу. — К тому же неужто вы и впрямь решитесь вернуть к жизни призрак? Или вам, действительно, достаточно видеть перед собой лишь тень прежней Иссельды?

— Да, если я не смогу отыскать ее живую.

— Вы любите женщину, которая давно умерла, — ровным, отсутствующим голосом промолвил граф Брасс. — И любя ее, вы влюблены в саму смерть.

— Но что мне остается любить в жизни?

— Многое. Вы откроете это для себя, если отправитесь со мной в Лондру.

— У меня нет ни малейшего желания видеть Лондру. Я ненавижу этот город.

— В таком случае сопровождайте меня хотя бы часть пути.

— Нет, мне вновь начали сниться сны. И в грезах своих я стал ближе к Иссельде… К ней и к нашим детям.

— Не было никогда никаких детей, вы придумали их, вы сами создали их в своем безумии.

— Нет, прошлой ночью мне снилось, будто меня зовут совсем иначе, хотя я по-прежнему оставался самим собой, у меня было какое-то чужое имя, очень древнее. Имя, какое могло существовать еще до Тысячелетия Ужаса. Джон Дейкер, так меня звали. И Джон Дейкер отыскал Иссельду.

Заслышав этот бред, граф Брасс почувствовал, как на глаза его наворачиваются слезы.

— Все эти рассуждения, эти мечты, они принесут вам одни лишь страдания, Дориан. Вы не утешитесь, а будете мучиться все сильнее с каждым днем. Поверьте мне. Я говорю правду.

— Я знаю, что вы желаете мне добра, граф Брасс. Я уважаю вашу точку зрения и верю, что вы искренне хотите мне помочь. Но я прошу вас смириться с тем фактом, что помочь вы мне не в силах. Я должен продолжать свой путь. Я уверен, что он приведет меня к Иссельде.

— Ладно, — промолвил граф с состраданием. — Я готов это принять, но по-прежнему убежден, что путь этот приведет вас только к смерти.

— Если и так, то здесь не о чем тревожиться.

И Хоукмун, повернувшись к графу, уставился на него столь пристально, что у того по спине невольно пробежали мурашки, а сам он поспешил отвести взор от этого исхудавшего бледного лица, на котором горели безумным огнем глубоко запавшие глаза.

— О, Хоукмун, — только и мог вымолвить он. — Хоукмун…

И, отвернувшись, без единого слова он направился к дверям и вышел из комнаты.

А за спиной у него раздался пронзительный бешеный вопль Хоукмуна.

— Я отыщу ее, граф!

На следующий день Хоукмун отодвинул тяжелые шторы и устремил взгляд во двор, простиравшийся внизу. Граф Брасс готовился к отъезду, эскорт его уже сидел в седлах на отличных крепких лошадях, покрытых алыми чепраками. Легкий ветерок трепал разноцветные флажки и вымпелы, прикрепленные к длинным древкам огненных копий. Ясное утреннее солнце весело отражалось от начищенных до зеркального блеска шлемов и лат всадников. Лошади с нетерпеливым ржанием нервно переступали длинными ногами, словно торопя своих хозяев в дорогу. Вокруг, делая последние приготовления, суетилась прислуга, то приторачивая что-то к седлам, то подтягивая в последний раз подпруги, поднося на дорогу прощальные кубки с подогретым вином. Наконец, появился и граф Брасс. Ему подвели лошадь, и всадник тотчас оказался в седле, будто не было на нем ни тяжелых бронзовых доспехов, золотом сияющих в лучах солнца, и не давил на плечи груз прожитых лет. На какое-то мгновение граф поднял глаза на окна замка, и взгляд его стал задумчивым, но лишь на мгновение, затем он повернулся, чтобы отдать какое-то распоряжение слугам. Хоукмун застыл у окна, продолжая наблюдать за происходящим. Он никак не мог избавиться от удивительного ощущения, будто смотрит на расположенные внизу фигурки, изготовленные с невероятной тщательностью и старанием, которые вдруг обрели способность двигаться, говорить, но при этом остались не более чем оловянными солдатиками. Казалось, он был вполне способен протянуть руку и переместить любого всадника с одного на другой конец этого макета под открытым небом. Даже самого графа Брасса он мог бы взять в руки и отправить куда-нибудь подальше от Лондры, совершенно в ином направлении. Наблюдая за своим старинным приятелем, Хоукмун вдруг ощутил некую смутную горечь, истоки которой были не ясны ему самому. Он припомнил, как во сне ему не раз приходила в голову мысль, что граф каким-то образом выторговал свою жизнь в обмен на жизнь Иссельды. Но как возможно нечто подобное? И еще более невозможно представить себе, чтобы сам граф дал согласие на такой обмен. Напротив, сам старый вояка, не колеблясь ни мгновения, отдал бы жизнь ради тех, кто был ему дорог. И все равно, Хоукмун никак не мог изгнать эту мысль из своего сознания.

Внезапно он пожалел, что отказался сопровождать графа Брасса в Лондру. Герцог взглянул на капитана Джозефа Ведлу, который как раз подъехал к воротам и отдал приказ поднять решетку. Перед отъездом граф поручил герцогу Кельнскому управлять своим имением, однако на самом деле задача эта ляжет на плечи интендантов замка и совета хранителей Камарга, которые прекрасно знают свои обязанности и, уж конечно, не станут обращаться к Хоукмуну за советом.

Нет, решил он наконец, сейчас время не действий, но размышлений. Он был преисполнен решимости проложить дорогу к тем поразительным представлениям о структуре окружающего его многомерного мира, которые, как он чувствовал, таятся где-то в самой глубине его сознания, сокрытые непроницаемой завесой. И пусть пока он не знал, как добраться до этих знаний, но интуитивно чувствовал, что подобный путь существует, и искал его. И вызывающая насмешки близких игра «в оловянных солдатиков», возможно, была именно таким способом. Герцог был глубоко убежден, что если будет раз за разом переставлять свои фигурки, проводя их через мириады комбинаций, то рано или поздно, в какой-то момент времени, откроет дорогу тайному знанию, ухватит ускользающую от него концепцию, которая, в конце концов, и приведет его к истине. Той самой истине, одним из проявлений которой и было его теперешнее положение. И у него не было сомнений, что как только он сможет осознать эту истину, то тотчас отыщет и живую Иссельду. А кроме того, возможно, и обоих детей, дочь и сына. Долгие годы все считали его сумасшедшим, но он-то точно знал, что никогда не был безумен, он слишком хорошо себя знал… И то, что окружающим со стороны казалось проявлением помрачившегося рассудка, на самом деле могло быть чем-то иным… Недоступным обычным людям.

Но вот, наконец, распрощавшись с обитателями замка, кортеж графа Брасса тронулся в путь. Помахав напоследок руками, они выехали за ворота, начиная свой долгий путь в Лондру.

Вопреки всем подозрениям графа, Хоукмун продолжал относиться к нему с тем же бесконечным уважением, что и прежде, и теперь, глядя, как друг его уезжает в одиночестве, Дориан ощутил, как сердце его тоскливо сжалось. Однако отныне он был слишком поглощен своими собственными проблемами, которые изо всех сил пытался разрешить, слишком сосредоточен на манипулировании крохотными фигурками на столах, чтобы выразить какие-то чувства.

Он продолжал следить взором за графом Брассом и его людьми, которые спускались по петляющим улицам Эгморта, вдоль которых стояли горожане, собравшиеся, чтобы пожелать своему господину доброго пути. Кортеж, наконец, достиг городских стен и, миновав ворота, выехал на широкую дорогу, что вела через болота. Хоукмун провожал их взором, пока отряд не скрылся из виду, а затем вновь вернулся к своим макетам.

Сейчас он проигрывал ситуацию, в которой Черный Камень оказался во лбу не у него, а у Оладана с Булгарских гор, и они не сумели испросить помощи Легиона Рассвета. Смогли бы они при таких обстоятельствах одолеть Империю Мрака? И если да, то каким образом? До этой точки он доходил уже многие сотни раз, переигрывая штурм Лондры на новый манер, но лишь сейчас новая мысль внезапно поразила его. А если бы тогда в бою погиб сам Дориан Хоукмун? Спаслась бы тогда Иссельда или нет?

Если он надеялся, многократно меняя ход событий, отыскать способ постичь истину, сокрытую в нем самом, то теперь стало ясно, что он потерпел неудачу. Он довел свою тактику до логического завершения, взял на заметку все возможности, которые проистекали из такого варианта развития событий, поразмыслив над следующим поворотом, который надлежит изучить в будущем. Какая досада, что Ноблио погиб при Лондре! Этот философ-поэт обладал огромной ученостью и острым живым умом, так что помощь его сейчас очень бы пригодилась Хоукмуну.

Точно так же могли бы прийти к нему на помощь и прочие служители Рунного Посоха: Рыцарь-в-Черном-и-Золотом, Орланд Фанк или загадочный Дженемайя Коналиас, который, правда, никогда и не настаивал на своей принадлежности к роду человеческому. Тщетно во мраке ночи он взывал к ним, но так и не получил ответа. Теперь, когда Рунный Посох был в безопасности, они забыли о Хоукмуне, и лишь мысль о том, что эти люди, в общем-то, ничем ему не обязаны, не позволяла Хоукмуну обидеться на их молчание.

Но все же возможно ли, чтобы Рунный Посох оказался замешан в происходившем и в том, что творится с герцогом Кельнским сейчас? Не нависла ли какая новая угроза над этим таинственным предметом? Или Рунный Посох привел в действие новую последовательность событий, плетя иной узор судьбы? Хоукмун не мог избавиться от подозрения, что нынешняя ситуация гораздо сложнее и многограннее, чем говорят об этом те факты и события, свидетелем которым он является. Рунный Посох и его служители манипулировали им в прошлом точно так же, как сейчас он сам манипулирует своими фигурками на столах. Может быть, история повторяется? И не поэтому ли он так увлекся своими играми? Это дает ему иллюзию власти, в то время как сам он находится под воздействием куда более мощных сил.

Но Хоукмун решительно отверг эти подозрения. Нужно возвращаться к своему занятию и посвятить себя этому целиком.

Только так он сможет отвернуться от истины.

И делая вид, будто отдает все силы поискам ее, на самом деле увлекался лишь поисками самими по себе, ибо они давали ему возможность бегства. Ясным взором взглянуть в лицо ситуации было бы для него невыносимо.

Таковы испокон веков были пути человечества.

Глава 3 ДАМА В СТАЛЬНЫХ ДОСПЕХАХ

Прошел месяц.

На своей гигантской шахматной доске Хоукмун разыграл еще не менее двух дюжин вариантов развития событий, однако Иссельда так и не стала к нему ближе, даже во сне. Взъерошенный, с покрасневшими глазами, с воспаленной, покрытой пятнами экземы кожей, ослабленный и вялый из-за недостатка питания и упражнений на свежем воздухе, Дориан Хоукмун более ничем не напоминал героя прошлых лет — ни духом своим, ни манерой держаться, ни характером. Он казался лет на тридцать старше своего возраста. Одежда его, порванная, запятнанная, была пропитана запахом болезни и напоминала лохмотья нищего. Немытые волосы жирными прядями обрамляли изможденное лицо. В неопрятной клочковатой бороде застряли какие-то крошки, дыхание сделалось тяжелым и свистящим. Его часто мучил кашель, и он что-то бормотал себе под нос. Слуги старались избегать его, насколько возможно, но он почти не пользовался их услугами, а потому и не замечал их отсутствия.

Он изменился настолько, что едва ли сейчас кто-то из друзей мог бы признать героя Кельна, служителя Рунного Посоха, великого полководца, который возглавил мятеж против Империи Мрака и привел их к победе, в этом больном человеке, с трудом держащемся на ногах.

Жизнь его угасала, но он этого даже не замечал.

Маниакальное стремление познать все возможные исходы судьбы, которое обуяло Дориана Хоукмуна, теперь медленно убивало его самого.

И грезы его менялись. И поэтому он спал теперь гораздо больше, чем прежде. Во сне он носил четыре возможных имени. Одним был Джон Дейкер, но гораздо чаще теперь его звали Эрекозе или Урлик. И лишь четвертое имя постоянно ускользало из памяти, хотя Хоукмун точно знал, что это имя существует. Просто по пробуждении он никогда не мог его вспомнить. Теперь он всерьез задумался о перевоплощениях. Действительно ли он во сне вспоминает свои прошлые жизни, как это показалось ему поначалу? Однако здравый смысл повелевал отринуть эту теорию.

Порой во сне он встречался с Иссельдой, но радости эти встречи не доставляли. Даже во сне он испытывал гнетущее беспокойство, словно чувствовал себя обремененным слишком тяжкой ответственностью, ощущением постоянной вины, хоть и не помнил, какой именно. Были ли его прочие существования столь же трагичными, как и нынешнее? Одна лишь мысль о подобной нескончаемой трагедии казалась нестерпимой, и он поспешил оттолкнуть ее прежде, чем она успела окончательно сформироваться в сознании.

И все же во всем этом чудилось что-то смутно знакомое. Не сталкивался ли он прежде с чем-то подобным? Но где? В прошлых сновидениях или в разговорах, но с кем? С Ноблио? Или то было в Днарке? В далеком городе Рунного Посоха?

Постепенно в нем зародился страх, даже крохотные фигурки на столах стали источать смутную угрозу, и на время он почти забыл о своих прежних играх. На грани реального ему стали мерещиться смутные тени.

Откуда же взялся этот страх?

Должно быть, убеждал себя Хоукмун, это оттого, что он приблизился к разгадке тайны Иссельды и некие силы пытаются внушить ему ужас, дабы помешать достигнуть цели. Возможно, они даже будут готовы убить его, когда почувствуют, что он на пороге истины. Герцог обдумывал десятки гипотез, каждая из которых отличалась особой изощренностью. Кроме одной — единственной, которая даже не пришла ему на ум — что страх этот он внушил себе сам. Это был страх перед правдой, которая его не устраивала, которой он опасался. Это лжи и самообману угрожала опасность, и ложь из последних сил пыталась укрыться за защитными редутами. И герцог, подобно большинству людей, из последних сил отстаивал свои позиции перед натиском истины.

Именно в ту пору он начал подозревать слуг в сговоре со своими врагами. Убежденный, что они пытаются его отравить, он взял привычку запираться на ключ и отказывался открыть дверь, даже когда челядинцы являлись позаботиться о нем. Он ел лишь столько, сколько требовалось его телу для поддержания жизни, а пил одну лишь дождевую воду, собирая ее в чашки, выставленные на подоконник. Когда же усталость, наконец, одолевала его, Хоукмун погружался в сон. Видения, мелькавшие у него перед глазами, сами по себе были довольно приятными. Он видел пасторальные пейзажи, неведомые города, сражения, в которых сам Хоукмун никогда не принимал участия, необычные народы и поражающие воображение существа, с которыми ему не доводилось сталкиваться даже во время самых опасных своих приключений на службе у Рунного Посоха. И тем не менее даже эти видения внушали ему ужас. Там появлялись и женщины, и некоторые из них могли оказаться Иссельдой, но вид их не доставлял никакого наслаждения, а лишь будил безотчетную тревогу. Однажды, мимолетно, лик ее явился ему в зеркале, когда Хоукмуну снилось, будто он взирает на собственное отражение.

Как-то поутру, после очередного сновидения, вместо того, чтобы, по обычаю, встать и немедленно направиться к столам с макетами, он остался лежать в постели, уставившись в потолок. В слабом утреннем свете, что просачивался сквозь щели в плотных занавесях, которыми были закрыты окна, он вдруг достаточно отчетливо различил верхнюю часть тела мужчины, чье сходство с покойным Оладаном не вызывало ни малейших сомнений. Особенно в том, что касалось посадки головы, выражения лица и глаз. У незнакомца были длинные черные волосы и широкополая шляпа, а на плече сидел черный с белым котенок. Без всякого удивления Хоукмун заметил за спиной у зверька аккуратно сложенные крылья.

— Оладан! — крикнул он, зная уже, что перед ним отнюдь не его друг.

На лице мелькнула улыбка, и незнакомец, казалось, готов был уже с ним заговорить… И внезапно исчез.

Хоукмун с головой накрылся грязными шелковыми простынями и съежился, сотрясаемый ознобом. Он внезапно осознал, что вновь стремительно движется к безумию, и, вполне вероятно, прав был граф Брасс, и на протяжении пяти лет он был жертвой галлюцинаций.

Чуть позже он все же заставил себя подняться с постели и снял с зеркала тряпку, которой накрыл его, поскольку не желал видеть собственное отражение. И узрел по другую сторону пыльной поверхности изможденное лицо, неуверенно встретившееся с ним взглядом.

— Я вижу перед собою безумца, — пробормотал Хоукмун. — Безумца, который убивает сам себя.

Отражение послушно двигало губами, повторяя его слова. В глазах застыл страх, а посреди лба смутно белел шрам в форме круга. Там, где некогда горел Черный Камень, колдовской самоцвет, способный испепелить разум человека.

— Но существуют и другие вещи, способные лишить нас рассудка, — пробормотал герцог Кельнский, — куда более изощренные, чем какой-то кристалл, и куда более действенные. О, с какой изобретательностью сумели отомстить мне владыки Империи Мрака даже за порогом смерти. Мучительной гибели заживо они подвергли меня, навсегда уничтожив Иссельду.

С тяжким вздохом он вновь закрыл зеркало, затем с трудом вернулся на постель и сел, не осмеливаясь больше поднять глаза к потолку, где только что видел человека, так похожего на Оладана.

Примирившись с очевидностью своего несчастья, скорой смерти и безумия, Хоукмун слабо пожал плечами.

— Я был воином, — промолвил он, — а сделался недоумком. Я обманывал сам себя. Думал, что смогу преуспеть в начинании, достойном лишь величайших ученых, колдунов или философов. Увы, дело это оказалось мне не по силам. Я добился лишь того, что из опытного здравомыслящего человека превратился в жалкое существо, чье отражение только что видел в зеркале. Слушай, Хоукмун, слушай меня как следует. Ты говоришь сам с собою, бормочешь себе под нос, ты бредишь, стонешь, слишком поздно искупать свою вину, Дориан Хоукмун, герцог Кельнский. Ты гниешь заживо.

С обметанных лихорадкой губ сорвался легкий вздох.

— Твое предназначение было в том, чтобы сражаться, носить меч, праздновать воинские ритуалы, но теперь эти столы с макетами стали для тебя единственным полем битвы, и ты настолько обессилел, что не поднимешь даже кинжал, не говоря уж о добром клинке. Даже если бы ты этого пожелал, то не смог бы забраться в седло.

Он рухнул на грязную подушку и закрыл глаза руками.

— Пусть, наконец, явятся демоны, — воскликнул он. — Пусть подвергнут меня страшным мукам. Это правда, я безумен.

И подскочил, ибо ему послышалось, будто кто-то застонал совсем рядом. Лишь усилием воли Хоукмун заставил себя взглянуть в ту сторону. Но оказалось, что это всего-навсего заскрипела дверь и в проходе опасливо застыл старый слуга.

— Господин?

— Они говорят, что я безумен? Да, Вуазен?

— О чем вы, господин?

Этот старик был одним из немногих челядинцев, кто по-прежнему продолжал ухаживать за Хоукмуном. Он был приставлен на службу к герцогу Кельнскому с того самого дня, как тот прибыл в замок Брасс, и теперь едва ли не больше всех тревожился за своего хозяина.

— Они шепчутся об этом, Вуазен?

Тот растерянно развел руками.

— И есть с чего, сударь. Другие говорят, что вы болеете… Я уже и сам начал подумывать, не лучше ли вызвать к вам лекаря…

Прежние подозрения вновь вернулись к Хоукмуну.

— Лекаря или отравителя?

— О, сударь, но вы же не думаете…

— Нет, конечно, нет. Я ценю твою заботу, Вуазен. Что ты мне принес?

— Ничего, сударь, кроме новостей.

— От графа Брасса? Доволен ли он своей поездкой в Лондру?

— Нет, не от графа Брасса. От человека, который пожаловал в наш замок. Насколько я понял, это старый знакомый графа. Мы известили его, что граф в отъезде и препоручил вам все свои обязанности, и потому он попросил вас принять его.

— Меня? — Хоукмун мрачно усмехнулся. — Но разве во внешнем мире не знают, во что я превратился?

— Думаю, что нет, сударь.

— И что ты ему ответил?

— Что вам нездоровится, но я передам его просьбу.

— И ты сделал это.

— Да, сударь, я это сделал. — Вуазен замялся. — Сказать ему, что вы плохо себя чувствуете?

Хоукмун кивнул было головой, но внезапно передумал и с трудом сел на постели.

— Нет, скажи гостю, что я готов его принять. В парадном зале. Я скоро спущусь.

— Не желаете ли… привести себя в порядок, сударь? Я бы принес вам все необходимое… Горячую воду.

— Нет, я спущусь через пару минут.

— Я извещу гостя об этом.

И Вуазен в тревоге покинул апартаменты Хоукмуна.

Вполне сознательно и не без умысла Хоукмун не сделал над собой ни малейшего усилия, дабы выглядеть лучше, чем он есть на самом деле. Пусть таинственный гость увидит воочию, каким он теперь стал.

С другой стороны, поскольку теперь он был убежден, что безумен, то подозревал, что все это может оказаться бредом сумасшедшего. Вполне возможно, что на самом деле сейчас он находится где-то совсем в другом месте: в постели, за столом или даже скачет верхом через болота Камарга, а все происходящее ему попросту грезится… Прежде чем покинуть комнату, он подошел к столу, где располагался макет, и смел грязными рукавами несколько полков солдатиков, ударом кулака опрокинул укрепления, а затем, пнув стол ногой, довершил картину разрушений, уничтожившую город Кельн.

Выйдя на площадку, он невольно зажмурился, ибо свет, падающий из двух больших витражных окон, ослепил его и вызвал сильную резь в глазах.

Описывая широкий круг, винтовая лестница вела прямо в парадный зал, но начав спускаться, Дориан Хоукмун ощутил сильное головокружение и, чтобы не упасть, был вынужден схватиться за перила. Собственная немощь забавляла его. Ему не терпелось увидеть, какой шок вызовет у знакомца графа его появление.

Слуга тут же бросился ему на помощь, и всей своей тяжестью Хоукмун повис у него на руке. Так, вдвоем, они медленно спустились по ступеням и наконец оказались в парадном зале.

Там Хоукмун увидел человека в доспехах, который любовался военными трофеями графа Брасса: копьем и помятым шлемом, принадлежавшим некогда Орсону Кечу, павшему от руки графа много лет назад, во время войн Рейнских городов.

Человек этот показался Хоукмуну незнакомым. Невысокого роста, коренастый, довольно воинственного вида. Должно быть, старый боевой соратник, служивший вместе с графом, еще когда тот был полководцем наемников.

— Добро пожаловать в замок Брасс! — объявил Хоукмун своим хриплым, свистящим голосом. — Ныне я здесь замещаю отсутствующего хозяина.

Человек обернулся, серые глаза окинули Хоукмуна с головы до ног, но на лице не отразилось ни удивления, ни какого-либо иного чувства. Человек двинулся навстречу, протягивая руку для рукопожатия.

Удивлен, скорее, был сам Хоукмун. Он даже не сумел скрыть своих чувств, поскольку гостем его, с головы до ног закованным в помятые доспехи, оказалась средних лет женщина.

— Герцог Дориан, — промолвила она. — Позвольте представиться, мое имя Катинка фон Бек. Я провела много дней и ночей в пути, прежде чем оказаться здесь.

Глава 4 ВЕСТИ С БУЛГАРСКИХ ГОР

— Я родилась, — рассказывала Катинка фон Бек, — на затопленных землях Голландии, но родители матери были московитскими купцами. Во времена войн, которые вела наша страна с Бельгийскими штатами, солдаты убили всю мою семью, а меня взяли в плен. Какое-то время мне пришлось пребывать, сами понимаете, в каком именно качестве, в свите князя Лобковица Берлинского. Он поддерживал бельгийцев, и я оказалась в числе добытых им трофеев.

Она ненадолго прервала рассказ, чтобы положить себе на тарелку еще кусок холодной говядины. Теперь, избавившись от стальных доспехов, она оказалась одета в простую шелковую рубаху и синие штаны из хлопка. За столом она сидела, широко расставив локти, а в голосе проскальзывали типично мужские интонации, и все же вся фигура ее источала подлинную женственность, и Хоукмуну гостья пришлась по душе.

— Так вот, поскольку большую часть времени я проводила среди военных, то внезапно ощутила честолюбивое желание овладеть их искусством. Разумеется, для них было простой забавой обучать меня владению луком и копьем, и еще долгое время после того, как я уже в совершенстве овладела этим оружием, я по-прежнему прикидывалась неуклюжей, чтобы они не догадались о моих подлинных замыслах.

— О побеге?

— Не только, — Катинка фон Бек с улыбкой вытерла губы. — Настал тот день, когда о моей эксцентричности донесли и самому князю Лобковицу. Помню, как он расхохотался, когда по его приказу меня вывели во двор, куда выходили женские спальни. Наемник, который взял меня под свою защиту, с ухмылкой протянул мне клинок. Мы принялись фехтовать, чтобы поразвлечь князя и показать ему, с какой очаровательной наивностью я наношу удары и парирую ответные атаки. Надо сказать, зрелище действительно было забавным и так понравилось принцу, что он тут же решил выставить меня вечером перед своими гостями, на смену обычным жонглерам и прочим фиглярам. Мне это подходило как нельзя лучше, и, хлопая ресницами и робко улыбаясь, я сделала вид, будто счастлива до небес от того, что мне оказана подобная честь, и вроде как даже не подозреваю о том, что все вокруг насмехаются надо мной.

Хоукмун попытался себе представить Катинку фон Бек, которая порхает, точно бабочка, изображая из себя наивную простушку, но воображение его пасовало перед столь грандиозной задачей.

— И что же случилось дальше?

Любопытство его было вполне искренним. Впервые за много месяцев случилось нечто такое, что отвлекло его от навязчивых дум. Опершись заросшим подбородком о шелушащуюся ладонь, он принялся внимательно слушать гостью.

— Так вот, в тот же вечер меня представили гостям, которые с удовольствием полюбовались тем, как девчонка бьется на мечах с воинами принца. Во время представления вино лилось рекой и шум стоял необычайный. А потом многие, как женщины, так и мужчины, стали предлагать князю большие деньги, чтобы выкупить меня, и это лишь подхлестнуло его гордыню собственника, так что князь Лобковиц отказался наотрез. Помню, как он бросил мне: «А так ли ты хороша в прочих видах военного искусства, а, малышка Катинка? Что ты покажешь нам теперь?»

Я сочла момент подходящим, призвала на помощь все свое кокетство и промолвила со всей своей наивной отвагой:

— Я слышала, что вы и сами великолепный фехтовальщик, ваша милость, лучший во всей провинции Берлин.

— Говорят.

— Тогда не окажете ли честь скрестить со мною клинок, сударь, чтобы я могла проверить свои способности рядом с фехтовальщиком, который здесь не знает себе равных?

На секунду князь Лобковиц замешкался, а потом рассмеялся. Трудно было отказаться от такого вызова в присутствии гостей, и именно на это я и рассчитывала. Он решил уступить моей просьбе, однако серьезно предупредил:

— В Берлине у нас приняты разные виды дуэли. Мы бьемся либо до первой крови, либо до первой царапины на левой щеке, на правой и так далее… Вплоть до самой смерти. Мне бы не хотелось попортить твою красоту, малышка.

— Тогда давайте биться до смерти, ваша милость! — воскликнула я, словно опьяненная оказанной мне честью.

Все в зале покатились со смеху, но я видела, как вспыхнули их глаза. Разумеется, никто не думал, что Лобковиц может проиграть, но они заранее жаждали моей крови.

Князь же был озадачен. От вина у него мутилось в голове, и он не слишком хорошо представлял, что может последовать за моим предложением, однако не желал и потерять лицо перед гостями.

— Не хотелось бы мне убивать столь талантливую рабыню! — воскликнул он весело. — Давай лучше подыщем другое пари. Что скажешь, Катинка?

— Пусть ставкой будет моя свобода, — предложила я.

— Нет, и расставаться со столь забавной юной особой мне бы также не хотелось, — начал он, но присутствующие тут же завопили, чтобы он прекратил увиливать и обижать гостей, лишая их столь захватывающего зрелища. В конце концов они были уверены, что он лишь слегка позабавится со мной, потом легонько ранит и обезоружит.

— Отлично.

С улыбкой он пожал плечами, взял меч у одного из стражников, перепрыгнул через стол и встал передо мною в позицию.

— Начнем.

Он явно был настроен похвалиться своей ловкостью в отражении атак.

Дело оказалось труднее, чем я предполагала. Я наносила неловкие удары, которые он парировал с беззаботной легкостью. Толпа вопила, чтобы подбодрить меня, а некоторые даже стали заключать пари, как долго продлится бой… Но, разумеется, никто и не думал поставить на мою победу.

Катинка фон Бек налила себе стакан яблочного сока, выпила одним глотком и продолжила рассказ:

— Как вы, должно быть, уже догадались, герцог Дориан, я сделалась искуснейшей фехтовальщицей и теперь понемногу дала возможность проявиться своим талантам. Постепенно князь начал осознавать, что победить меня ему будет не так-то просто. Лишь теперь он понял, что перед ним вполне достойный соперник. Мысль о возможном поражении привела его в бешенство, ибо для князя это стало бы двойным унижением: проиграть женщине, да еще и рабыне. Не на шутку разъярившись, он начал драться всерьез. Дважды ему удалось ранить меня. Сперва оцарапать левое плечо, затем бедро, но это были пустяки. Я держалась. Как сейчас помню, к этому времени крики и вопли вокруг затихли. В зале настала поразительная тишина, слышался лишь звон клинков, да шумное дыхание Лобковица. Целый час длился наш поединок, и под конец он уже готов был убить меня, если бы только я это ему позволила.

— Да, я что-то припоминаю, — промолвил Хоукмун. — В то время, когда я еще правил в Кельне, эта история наделала много шуму… Так, стало быть, это вы…

— Да, это я прикончила князя Берлинского. Чистая правда. На глазах у его гостей, прямо в парадном зале дворца, в присутствии личной охраны. Вонзила ему пять дюймов доброй стали прямо в сердце. Отличный прямой удар. Это был первый человек, которого я убила своими руками. И не успели они все прийти в себя, как я вскинула клинок и напомнила им, какова была ставка: что в случае моей победы я вновь обрету свободу. Конечно, никто из приближенных князя не стал бы меня и слушать и тут же поспешил бы зарубить на куски, однако на выручку пришли друзья Лобковица и те, кто зарились на его земли. Они тотчас же столпились вокруг меня и принялись наперебой делать свои предложения, скорее надеясь, разумеется, заполучить меня в постель, нежели всерьез восхищаясь военным искусством. Я поступила в личную гвардию Ги Опуанта, герцога Бавьерского, без всяких колебаний. Дело в том, что в гости к князю герцог явился с самой многочисленной охраной и был наиболее влиятельным из всех собравшихся… После этого приближенные Лобковица смирились с тем, что им следует уважать волю своего покойного господина.

— А для вас, стало быть, началась карьера наемницы?

— О да. Вскорости Ги Опуант уже назначил меня командовать своими гвардейцами, но затем герцога прикончил его же родной дядюшка, и мне пришлось бежать из Бавьера и искать себе новое место. В то время мы и познакомились с графом Брассом. Вместе служили наемниками во множестве армий Европы, порой сражались бок о бок, порой даже друг против друга. Позднее, когда граф отбыл в Камарг, я направилась на восток и поступила на службу к князю Укрании. Он как раз задумал провести реформы в своей армии, и я стала его военным советником. Нам удалось наладить отличную оборону против черных легионов Империи Мрака.

— Но их войска все же взяли вас в плен? Катинка фон Бек покачала головой.

— Я укрылась в Булгарских горах и оставалась там до тех пор, пока вы с друзьями не одержали победу в битве при Лондре. Затем я участвовала в восстановлении разрушенной Укрании, и поскольку из всей правящей династии уцелела лишь малолетняя племянница князя, то я стала при ней регентшей, хотя отнюдь не желала взваливать на себя подобную ответственность.

— А теперь вы отказались от своего поста? Или же явились к нам в гости инкогнито?

— Нет, от своего поста я не отказывалась и прибыла в ваш замок отнюдь не тайно, — твердо парировала Катинка фон Бек, недовольная тем, что Хоукмун пытается поторопить ее рассказ. — Дело в том, что на Укранию напали захватчики.

— Как? Кто такие? Я был уверен, что на земле воцарился мир.

— Да, по крайней мере так и было до недавнего времени. Однако не столь давно до народов, что живут к востоку от Булгарских гор, дошли вести о том, что в горах собирается какое-то войско.

— Неужто вновь восстала Империя Мрака?

Но Катинка фон Бек повелительным жестом заставила его замолкнуть.

— Безусловно, это какой-то мерзкий сброд, но не думаю, что речь идет об остатках разбитых легионов Империи Мрака. Захватчики многочисленны и отлично вооружены, но их воины не похожи один на другого. Все они одеты и вооружены совершенно по-разному, принадлежат к различным расам… А иные и вовсе не похожи на людей. Понимаете, что я хочу сказать? Такое впечатление, будто все они прежде принадлежали к совершенно разным армиям.

— Тогда, может быть, это просто банда, состоящая из солдат войск, разбитых при крушении Империи Мрака?

— Нет, не думаю. Не знаю, откуда они взялись, но мне известно лишь одно — всякий раз, когда они делают вылазку из своих гор, которые превратили в неприступную крепость, никто не в силах устоять перед ними. А после того, как они расправятся с армией противника, начинают уничтожать гражданское население… Всех подряд, вплоть до грудных младенцев в люльках. Грабить деревни и города и целые народы, захватывая все, что может иметь хоть какую-то ценность. Поэтому они больше похожи на бандитов и грабителей с большой дороги, нежели на войско, у которого есть какая-то определенная цель. Создается впечатление, что они нападают на очередную страну лишь для того, чтобы поживиться ее богатствами. В результате их набеги делаются все более дальними, а затем они возвращаются к себе с добычей, унося провиант, порой женщин, захваченных в рабство… И укрываются в своих горных крепостях.

— Но кто же командует ими?

— Не знаю. Даже после того, как мы сразились с ними на границах Укрании, я так и не сумела этого выяснить. Они подчиняются нескольким командирам. Либо у них вообще нет военачальников. Нет никого, с кем можно вести переговоры. Похоже, ими движет лишь страсть к наживе и убийству. Они подобны саранче, это самое подходящее для них сравнение. Даже Империя Мрака щадила избранных, хотя бы потому, что ее владыки намеревались править миром и им нужны были покорные рабы. Но эти… Эти куда хуже.

— Мне трудно вообразить себе противника, который по своей жестокости превзошел бы владык Империи Мрака, — возразил Хоукмун с горячностью. — Но, разумеется, я верю вам, Катинка фон Бек, — поспешил он добавить.

— О да. Пожалуйста, поверьте мне, потому что теперь я единственная, кто может вам поведать всю эту историю. И то лишь благодаря огромному опыту, который приобрела за всю свою жизнь. Я хорошо понимаю, когда ситуация безвыходная и нужно спасаться бегством, чтобы уцелеть. Больше никто не выжил во всей Укрании, как и в других странах, что прежде лежали по ту сторону Булгарских гор.

— Так, значит, вы спаслись бегством, чтобы предупредить те державы, что расположены по эту сторону гор? Вы хотите попытаться поднять мощную армию, способную разбить эту орду головорезов?

— Нет, я просто сбежала, вот и все. Я готова была поведать свою историю любому, кто пожелает услышать, но боюсь, что это ничего не даст. Люди по природе своей эгоистичны и близоруки. Им наплевать, что происходит с их сородичами в дальних странах, да и, скорее всего, они мне не поверят. В таких обстоятельствах пытаться собрать армию было бы пустой затеей. К тому же я уверена, что те люди, которые попробуют атаковать бандитов, засевших в Булгарских горах, заранее обречены на поражение.

— Но что теперь? Вы намерены двинуться в Лондру? Граф Брасс сейчас находится именно там.

Катинка фон Бек вздохнула.

— Думаю, что нет. Не сейчас. Если вообще на это решусь. Я слишком устала. С самого бегства из Укрании я скакала без роздыху. Если не возражаете, я хотела бы дождаться в замке Брасс возвращения моего старого друга. Конечно, может статься, я все же решусь направиться в Лондру, но пока у меня нет ни малейшего желания двигаться с места.

— Разумеется, вы можете оставаться здесь, сколько пожелаете, — радушно подтвердил герцог. — Для меня это большая честь. К тому же у вас будет возможность поведать мне о прочих ваших приключениях, поделиться своими предположениями о том, откуда взялась эта орда… В общем, нам будет о чем поговорить…

— Но дело в том, что об этом я не имею ни малейшего понятия. Не вижу никакого логического объяснения. Эти негодяи возникли там словно бы из ниоткуда и с тех пор не двигались с места, если не считать периодических вылазок с целью грабежа. С ними невозможно вести переговоры и договариваться о чем бы то ни было, это все равно что пытаться говорить с ураганом. Ими движет одно лишь отчаяние, яростная ненависть к жизни, к своей собственной и жизни окружающих. И еще раз хочу обратить ваше внимание на их принадлежность к совершенно различным видам живых существ, на их, даже чисто внешнюю, несхожесть… Все они не похожи один на другого, но знаете, мне показалось, что в этой толпе, когда они ринулись на нас, я увидела несколько знакомых лиц. Там были солдаты, которых я считала умершими много лет назад, и готова поклясться, что видела там и Ноблио, друга графа Брасса, который скакал с ними бок о бок. Однако, по слухам, он погиб при штурме Лондры…

— Да, погиб, в этом я уверен, ибо своими глазами видел его труп.

Хоукмун, который до сих пор слушал рассказ Катинки фон Бек лишь со слабым подобием интереса, теперь испытал прилив любопытства. Возможно, она подскажет какой-то путь решения проблемы, которая терзала его днем и ночью, и выяснится, что не настолько уж он безумен…

— Ноблио, вы говорите? И прочие знакомцы, которых вы считали мертвыми? Я вас правильно понял?

— Совершенно верно.

— А были ли женщины в этом войске?

— Да, были.

— И вы узнали кого-то из них?

Хоукмун даже перегнулся через стол, готовясь услышать ответ Катинки фон Бек.

Она нахмурилась, прерывая свои воспоминания, но затем покачала седеющей головой.

— Нет.

— А Иссельда, к примеру, Иссельда Брасс?

— Но ведь она тоже погибла при Лондре?

— Да, так говорят.

— Нет, и к тому же как бы я ее узнала? В последний раз, когда мы виделись, она была еще совсем малышкой.

— Да, конечно, — Хоукмун опустился на стул. — Я и забыл об этом.

— Впрочем, это не означает, что ее там не было, — продолжила воительница. — Их было так много. Разумеется, я не могла разглядеть в лицо всех нападавших.

— Но если уж вы признали Ноблио, может ли статься так, что все остальные тоже там… Все те, кто погибли при Лондре?

— Я утверждаю лишь то, что человек, которого я видела, чем-то напомнил мне Ноблио, я не знаю точно, он ли это был. Но с какой стати ему или кому-либо из ваших друзей оказаться в подобной отвратительной компании?

— Согласен, — Хоукмун в задумчивости сдвинул брови. Взор его прояснился впервые за долгие месяцы, а в движениях появились былая уверенность и сила. — Предположим, что он и все прочие находились под воздействием какого-то заклятия или колдовства. В состоянии, когда их собственная воля подавлена, вынужденные подчиняться повелению врага. Империя Мрака располагала средствами, позволяющими осуществить нечто подобное.

— Экстравагантное предположение, герцог Дориан.

— Именно такой и показалась бы нам история Рунного Посоха, если бы мы на собственном опыте не убедились в ее правдивости.

— Согласна, однако…

— Видите ли, — прервал ее Хоукмун. — Вот уже долгое время меня не покидает ощущение, что Иссельда не погибла при Лондре, несмотря на то что было множество свидетелей ее кончины и похорон. Возможно также, что и все остальные не погибли там. Что все наши друзья лишь пали жертвой какой-то очередной тайной хитрости Империи Мрака. Возможно, их ученым удалось подбросить на поле боя подложные трупы, а самих их перенести в Булгарские горы… И других людей захватили таким же образом. И тогда выходит, что вы вновь сражались против приверженцев Империи Мрака, избежавших вашего возмездия, в распоряжении которых оказалась целая армия рабов.

— Но их же осталось совсем немного, никто из верховных сановников империи не уцелел в битве при Лондре. Так кто же мог составить столь далеко идущие планы? У них не было подобной возможности, герцог Дориан, — Катинка фон Бек недоверчиво поморщилась. — Я считала вас человеком здравомыслящим, таким же воином, как и я сама.

— Я и сам некогда считал себя таким же, но это было до того, как в сознании моем поселилась уверенность… что Иссельда по-прежнему жива, но где-то далеко отсюда.

— Сказать по правде, до меня доходили слухи, что вы несколько не в себе…

— Или, говоря проще, что я безумен. Ну что ж, сударыня, порой я и сам в это верю. Безумие и впрямь охватило меня, но лишь потому, что в самом сердце его лежит истина.

— Охотно верю, — тем же тоном отозвалась Катинка. — Однако вам придется представить мне убедительные доказательства, если желаете, чтобы я поверила в вашу теорию. Но лично я не могу себе вообразить, чтобы мертвецы так запросто возвращались к жизни…

— Однако граф Брасс верит в это, — заметил Хоукмун, — даже если и не признает вслух. По-моему, он отказывается говорить об этом, опасаясь, что заразится от меня безумием.

— Тоже возможно, — согласилась Катинка фон Бек. — Но опять же, откуда мне знать, что граф в душе согласен с вами? И вам меня не переубедить, покуда я не увижу его и не расспрошу обо всем лично.

Хоукмун кивнул и, немного поразмыслив, промолвил:

— Но, предположим, что я отыщу способ одолеть эту армию, что скажете? Если мои теории насчет этой воинственной орды и ее происхождения верны, тогда нам, должно быть, удастся нащупать ее слабые места.

— Тогда я готова буду признать, что ваши теории оправдываются на практике, — отозвалась Катинка фон Бек. — Увы, есть лишь один способ их испытать, и если вы ошибаетесь, то рискуете поплатиться жизнью.

— Я готов пойти на риск. Когда я восстал против Империи Мрака, то быстро понял, что прямое столкновение обречено на неудачу. Однако если отыскать слабые места у вождей империи и суметь сыграть на этом, то победа станет возможной. Этому я научился, служа Рунному Посоху.

— Так вы полагаете, что вам известно, как одолеть эту ненавистную орду?

Похоже, он уже наполовину убедил Катинку фон Бек.

— Разумеется, я пока не знаю доподлинно их слабые места. Однако из всех людей на свете, пожалуй, я лучше всех на это способен.

— Не сомневаюсь, — с улыбкой отозвалась воительница. — И здесь я с вами согласна. Однако боюсь, уже слишком поздно.

— Если бы я мог понаблюдать за ними, отыскать укрытие в самом центре гор, чтобы изучить их вблизи, возможно, я отыскал бы способ их одолеть.

На самом деле Хоукмун рассчитывал узнать и еще кое-что, шпионя за этой ордой, но пока не стал говорить об этом вслух.

— Вы долгое время скрывались там, в горах, и наверняка знаете их лучше, чем кто бы то ни было, если не считать Оладана. Вы поможете мне отыскать такое укрытие?

— Да, разумеется, но ведь я только что спаслась бегством из тех мест, и, как я вам уже сказала, юноша, я высоко ценю свою жизнь. Зачем же мне возвращаться с вами в Булгарские горы, туда, где остались мои враги?

— Но разве вы не лелеете хотя бы смутную надежду на то, что ваша Украния будет отомщена? Разве в глубине души вы не надеялись, что граф Брасс и его камаргцы придут вам на помощь и вступят в борьбу с вашими противниками?

Катинка фон Бек улыбнулась.

— Ну… Разумеется, я понимаю, как нелепо уповать на это, но…

— А я предлагаю вам шанс отомстить. Вам ничего не нужно делать, только отправиться со мной в эти горы и найти мне там подходящее укрытие. Потом, если пожелаете, вы сможете меня покинуть.

— Неужели вы действуете лишь из простого человеколюбия, герцог Дориан?

Помявшись, Хоукмун признал:

— Возможно, не совсем. Я хотел бы убедиться в правоте своей теории, что Иссельда по-прежнему жива и что я могу спасти ее.

— Тогда я отправлюсь с вами в Булгарские горы, — заявила Катинка фон Бек. — Если бы вы сказали, что действуете исключительно из альтруизма, то я, пожалуй, усомнилась бы в вас. Но в данном случае я вижу, что вы вполне достойны доверия.

— Благодарю вас, — отозвался Хоукмун.

— Единственная проблема в том, — откровенно добавила воительница, — это что я не верю в то, что вам удастся уцелеть. Вы и без того сейчас в очень скверном состоянии, и сами это знаете, — протянув руку, она ощупала одежду Хоукмуна, словно крестьянка, которая покупает гуся на рынке. — Сперва вам нужно поправить здоровье. Хотя бы недельку, чтобы вновь вернуться в норму. Обильное питание вам не повредит, так же как и упражнения и верховая езда. Мы могли бы даже провести пару тренировочных поединков…

Хоукмун улыбнулся.

— Могу лишь порадоваться, что вы не питаете ко мне недобрых чувств, любезная госпожа, иначе я бы еще дважды подумал, прежде чем принять ваше последнее предложение.

И Катинка, запрокинув голову, весело расхохоталась.

Глава 5 В ПУТЬ — ПРОТИВ ВОЛИ

У Хоукмуна ныло все тело. Больно смотреть было, как он ковыляет во двор, где его поджидает Катинка фон Бек верхом на горячем скакуне, чье обжигающее дыхание облачками пара вырывалось из ноздрей. Для герцога приготовили куда более спокойную лошадку, но все равно мысль о том, чтобы ехать верхом, вызывала у него отвращение. Желудок завязался узлом, голова кружилась, ноги подкашивались, и хотя вот уже целую неделю он тренировался и старался питаться как можно лучше, но пока еще отнюдь не пришел в форму. По крайней мере, сейчас на нем была аккуратная чистая одежда, и все же никто не узнал бы в Хоукмуне служителя Рунного Посоха, который семь лет назад вел армию на приступ Лондры. Весь дрожа под порывами холодного ветра, ибо зима уже подступала к Камаргу, он кутался в теплый плащ, подбитый мехом. Даже тяжесть одежды пригибала его к земле, так что он даже не нацепил на пояс меч, и оружие слуги поместили в седельные футляры на крупе лошади. Под плащом на герцоге был теплый стеганый камзол темно-алого цвета и замшевые охотничьи брюки, украшенные сложным орнаментом, вышитые еще Иссельдой. На ногах красовались начищенные до блеска сапоги. Голову прикрывал простой шлем без всяких украшений. Других доспехов на нем не было. Хоукмун был еще слишком слаб, чтобы выдержать полный вес стальных лат.

Столь краткого срока, разумеется, оказалось недостаточно, чтобы вернуть герцогу здоровье и здравый рассудок. Лишь безумная надежда, что путешествие вглубь Булгарских гор поможет ему вновь обрести Иссельду, заставила Хоукмуна выйти из охватившей его апатии.

Не без труда Хоукмун взгромоздился в седло и попрощался с обитателями замка, вышедшими их проводить. Он совершенно забыл об обязанностях по управлению провинцией, возложенных на него графом. Вслед за Катинкой фон Бек он начал спускаться по улицам Эгморта и поразился тому, какими пустынными они выглядят. Жители города не имели понятия об отъезде герцога и потому не вышли поприветствовать его. К тому же никто не знал, что уезжает он в направлении, прямо противоположном тому, в котором отбыл граф Брасс.

К полудню всадники пересекли обширные болота, поросшие тростником, оставили за спиной бесчисленные заводи и лагуны и выбрались на дорогу, посыпанную белым песком. Перед ними возвышалась одна из башен, отмечавшая границу Камарга, хранителем которого являлся граф Брасс.

Несмотря на то, что проехали они совсем немного, Хоукмун уже устал и начал сожалеть о своем решении. Руки ныли, и он с трудом цеплялся за луку седла. Бедра болели невыносимо, а ног он и вовсе не чувствовал. В противоположность ему Катинка фон Бек словно вообще не знала, что такое усталость. Она с трудом сдерживала своего коня, чтобы спутник не отстал от нее, однако всякий раз, когда Хоукмун просил ее остановиться на привал, делала вид, будто его не слышит. Герцог уже задавался вопросом, доживет ли до конца путешествия и не застигнет ли его смерть на полпути к Булгарским горам. Кроме того, он никак не мог понять, почему прежде испытывал такую симпатию к этой суровой и неприступной женщине.

Стражник, что наблюдал за окрестностями со своего поста на вершине сторожевой башни, окликнул путников. Сильные порывы ветра трепали полы алого плаща, в который кутался часовой. За спиной у него восседал ездовой фламинго. На мгновение Хоукмуну показалось, будто на вышке он видит некое диковинное создание, и лишь потом он разглядел, где птица, а где человек. Признав герцога, страж поприветствовал его, высоко вскинув свое длинное копье. Хоукмун в ответ лишь слабо помахал рукой, не способный крикнуть даже несколько слов в ответ.

Вскоре башня у них за спиною превратилась в крохотную точку, и они двинулись по леонесской дороге, которая вела в обход Швейских гор. Поговаривали, что в тех местах до сих пор все отравлено ужасными ядами времен Тысячелетия Ужаса, поэтому горный массив до сих пор оставался необитаемым и непроходимым. Однако в Леонесе у Катинки фон Бек имелись друзья, которые должны были снабдить их всем необходимым для продолжения путешествия. Свою первую ночь путники провели, расположившись на обочине дороги. На следующее утро, проснувшись, Хоукмун уверился, что пробил, наконец, его смертный час. Страдания, перенесенные им накануне, были несравнимы с той мучительной пыткой, которой сопровождались теперь каждое его движение и каждый жест. Болело все, каждый сустав, каждая мышца по отдельности и все вместе. Катинка фон Бек делала вид, будто не замечает состояния герцога. Вместо сочувственных слов своей крепкой рукой она буквально забросила его в седло, а затем, как ни в чем не бывало, поехала рядом. Через некоторое время, устав постоянно сдерживать своего коня, она схватила лошадь Хоукмуна за узду, которой тот все равно не пользовался, и привязала ее к луке своего седла, заставив животное бежать быстрее.

Так, почти без отдыха, они скакали еще три дня, и вдруг Хоукмун внезапно покачнувшись, рухнул с седла, потеряв сознание. Его больше не интересовало даже, отыщет ли он свою Иссельду. Он не способен был обдумывать способы мести Катинке фон Бек или пытаться оправдать ту жестокость, с какой она с ним обращалась. Все тело причиняло ему невыносимые мучения. Он двигался, когда двигалась лошадь, останавливался вместе с ней и ел пищу, которую время от времени подсовывала ему Катинка фон Бек, спал те жалкие несколько часов, которые она позволяла ему отдыхать, затем вновь терял сознание.

В какой-то миг Хоукмун пришел в себя, открыл глаза и уставился на собственные ноги, покачивающиеся неподалеку от его лица. Прошло некоторое время, прежде чем он сообразил, что голова его свисает по одну сторону лошадиного крупа, а ноги — по другую. Стало быть, после того, как он в очередной раз свалился с коня, Катинка подобрала его, перекинула через седло и невозмутимо продолжила двигаться дальше. В такой вот унизительной позе Дориан Хоукмун, герцог Кельнский, служитель Рунного Посоха и герой битвы при Лондре, через некоторое время торжественно въехал в старинный город Лионс, столицу Леонеса, болтаясь в седле, точно мешок со старым тряпьем, на лошади, которую вела в поводу пожилая женщина в пропыленных доспехах.

Когда он очнулся в следующий раз, он обнаружил, что лежит в мягкой постели, вокруг которой столпились молоденькие девушки. Они улыбались ему, предлагая отведать блюда, стоящие на подносах. В первый миг герцог отказывался поверить в их существование, однако красавицы оказались вполне реальными, пища — изумительной на вкус, а отдых — целительным.

Прошло два дня, и мрачный Хоукмун, физическое состояние которого, впрочем, значительно улучшилось, вновь пустился в путь вместе с Катинкой фон Бек на поиски войска, захватившего Булгарские горы.

— Вот вы понемногу и приходите в себя, мой мальчик, — одобрительно заметила как-то раз Катинка фон Бек, наслаждаясь утренним солнышком, которое золотило крутые склоны холмов, мимо которых проезжали двое спутников. Теперь они просто ехали бок о бок, ибо воительница считала, что больше нет нужды вести лошадь Хоукмуна за узду. — Были бы кости, а мясо нарастет, — добавила она, похлопав его по плечу. — Вот увидите, скоро станете как новенький.

— Не уверен, что мне нужно здоровье, если оно стоит таких страданий, — в сердцах вырвалось у герцога Кельнского.

— Вот увидите, потом будете меня благодарить.

— Скажу вам прямо, Катинка фон Бек, я очень сильно в этом сомневаюсь.

Но женщина лишь рассмеялась в ответ, а затем пришпорила лошадь и галопом поскакала по узкой тропе, заросшей травой.

В глубине души Хоукмун вынужден был признать, что самая сильная боль и впрямь прошла. Он чувствовал себя окрепшим, постепенно возвращались сила и выносливость. Дни, проведенные в седле, уже не выматывали его так сильно, как раньше. Желудок время от времени еще напоминал о себе болезненными спазмами, но и они становились все реже и слабее. Аппетит улучшался с каждым днем, и вскоре Хоукмун уже был в состоянии поглощать неприхотливую походную пищу, от которой до сих пор отказывался наотрез. И все это время Дориан не переставал поражаться закаленной воительнице, что скакала рядом с ним, словно вовсе не нуждаясь в отдыхе. Порой они ехали почти всю ночь напролет, и лишь под утро она позволяла им сделать короткий привал. Конечно, благодаря этому они двигались гораздо быстрее, но Хоукмун постоянно чувствовал себя усталым. Наконец начался второй этап их путешествия, и они ступили на земли, принадлежащие герцогу Микаэлю Базельскому, дальнему родичу Хоукмуна, в чьей армии Катинка фон Бек некогда сражалась в какой-то небольшой заварушке. Герцог Микаэль воевал тогда со своим кузеном, именуемым также Страсбургским самозванцем. В те годы, когда страна его была захвачена войсками Империи Мрака, герцог Микаэль перенес столько унижений и потрясений, что так и не сумел оправиться. Погрузившись в глубокую мизантропию, все полномочия по управлению своими землями он передал жене. Она была родом из Падовы, дочь Энрика, Италийского Предателя. Он в свое время пошел на сговор с гранбретанскими военачальниками и стал вероломно расправляться с бывшими друзьями, расплачиваясь за дружбу ударами кинжала в спину. В благодарность за выполненную черную работу его позднее прикончили новые покровители. Потрясенная предательством отца, дочь его правила страной милосердно и справедливо. Хоукмун отметил, что под ее рукою страна процветает. Стада тучных коров паслись на богатых пастбищах, чистые ухоженные фермы радовали глаз свежепокрашенными стенами под островерхими черепичными крышами.

Однако в Базеле, столице этой державы, путешественники неожиданно столкнулись с довольно холодным приемом. Гостеприимство Юлии Падовской ограничилось рамками обычной вежливости, не более. Похоже, ей неприятны были любые напоминания о тех мрачных днях, когда Империя Мрака царила над всей Европой, и Хоукмун, хотя именно он и сыграл столь важную роль в борьбе против тирании Гранбретании, для нее был лишь неприятным свидетелем унижения ее супруга и предательства отца.

Вот почему путешественники не стали задерживаться в Базеле и продолжили путь в Мунхеймию, где старый принц завалил их подарками, умоляя подольше задержаться при его дворе и поведать об увлекательных приключениях, пережитых обоими героями. Они, однако, ни словом не обмолвились о цели своего путешествия и лишь поведали о падении Укрании (весть, к которой принц отнесся довольно скептически). И все же через несколько дней им пришлось распрощаться. Гостеприимный хозяин снабдил их отличным оружием и дорожной одеждой, однако Хоукмун не расстался со своим теплым кожаным плащом, поскольку зима уже повсюду давала о себе знать.

Когда выпал первый снег, Дориан Хоукмун и Катинка фон Бек не успели еще достичь Лиенца. Этот небольшой городок был возведен на месте прежнего, до основания уничтоженного войсками Империи Мрака.

— Придется теперь ехать побыстрее, — заявила Хоукмуну Катинка фон Бек. Путешественники наслаждались отдыхом на постоялом дворе недалеко от главной площади города. — Иначе мы можем застрять на перевалах Булгарских гор, и тогда все наше путешествие окажется впустую.

— Я давно уже задаюсь вопросом, не зря ли мы вообще все это затеяли, — отозвался Хоукмун, маленькими глотками с наслаждением попивая горячее вино и грея об чашку замерзшие руки.

Герцог невероятно изменился, и сейчас никто из обитателей замка Брасс не признал бы в нем ту жалкую пародию на человека, которую они привыкли видеть в последние месяцы. Напротив, те, кто был знаком с Хоукмуном прежде, узнали бы в нем своего героя.

В чертах его мужественного лица вновь ощущалась былая сила. Под шелковой тканью рубахи перекатывались упругие мускулы. В ясном взоре светились ум и решимость, а белокурые длинные волосы блестели в свете факелов.

— Вы больше не надеетесь отыскать свою Иссельду?

— Боюсь, что да. Но к тому же я все больше сомневаюсь в той силе, которую вы приписываете этой орде грабителей. Может быть, до сих пор им просто везло?

— Почему вы вдруг заговорили об этом?

— Меня удивляет отсутствие каких-либо слухов. Заметьте, мы подобрались уже почти к самым горам, но никто даже и не подозревает, что в них скрывается огромная армия.

— Я видела ее собственными глазами, — напомнила Катинка фон Бек, — и она бесконечно велика, можете мне поверить. Мощь ее не стоит недооценивать. Эти люди могли бы завладеть всем миром, и в этом тоже можете не сомневаться.

Хоукмун пожал плечами.

— Хорошо, я верю вам, Катинка, и все равно, отсутствие всяческих слухов меня удивляет. Ни разу, когда мы рассказывали людям о том, что произошло на востоке, не нашлось никого, кто подтвердил бы наши известия. Неудивительно, что почти никто не принимает нас всерьез.

— Ваш разум сделался острее, — похвалила его Катинка фон Бек, — однако вместе с этим вы, похоже, утратили способность верить в вещи необычайные. — Она усмехнулась. — Впрочем, так часто случается с людьми.

— Да, вы правы.

— Так, что, думаете вернуться? Хоукмун уставился в свою чашу.

— Я знаю, что мы уже далеко отъехали от Камарга, но теперь меня мучает совесть, что я пренебрег всеми своими обязанностями и пустился в эту авантюру.

— Можно подумать, что до сих пор вы уделяли этим обязанностям хоть какое-то внимание, — напомнила ему воительница. — Скажем прямо, вы были отнюдь не на высоте.

Хоукмун мрачно усмехнулся:

— Верно, и должен признать, что это путешествие много мне дало, и тем не менее теперь я чувствую, что долг призывает меня в Камарг.

— Но мы проделали такой долгий путь, отсюда куда ближе до Булгарских гор, нежели до замка Брасс!

— Поразительно! А в начале нашего похода вы, казалось, отнюдь не были уверены в успехе этой затеи. Но теперь, похоже, она интересует вас куда больше, чем меня самого.

Воительница пожала плечами.

— Скажем так, я всегда довожу начатое до конца. Неужели это так странно?

— Очень на вас похоже, Катинка фон Бек, — Хоукмун вздохнул. — Ладно, отправимся в Булгарские горы как можно скорее, соберем там все возможные сведения и поспешим обратно в Камарг, чтобы там уже попытаться найти способ, как одолеть тех, кто разорил ваши земли. Посоветуемся с графом Брассом, который к тому времени наверняка вернется из Лондры.

— Разумный план, Хоукмун, — с облегчением согласилась Катинка фон Бек. — А сейчас я отправляюсь спать.

— Я только допью вино и последую за вами, — отозвался Хоукмун со смехом. — Похоже, вы не утратили способности выматывать из меня последние силы.

— Еще месяц, и мы поменяемся ролями, — пообещала она. — Доброй ночи, Хоукмун.

Наутро копыта лошадей звонко застучали по подмерзшей земле, укрытой тонким слоем выпавшего за ночь снежка. С низко нависшего свинцового неба продолжали сыпаться мелкие снежинки. К полудню сплошная пелена облаков разорвалась, и над головами засияли ослепительные лазурные небеса. Снег начал быстро таять.

Путники пересекали гористую местность, входившую в состав Вейнского королевства. После войны на этой земле не осталось ничего живого, но теперь мертвая земля пробуждалась вновь. На выжженной почве появилась трава, мох облепил развалины. Еще несколько лет, подумал Хоукмун, и сюда станут приезжать, чтобы полюбоваться экзотической красотой этих руин. Но сам он никогда не сможет забыть о том, что этот цветущий край стал жертвой ненасытной мощи Гранбретании.

Когда спутники проезжали мимо развалин забытого всеми замка, нависавшего над узкой тропинкой, Хоукмуну послышался какой-то шум.

— Вы слышали? — шепотом спросил он ехавшую впереди Катинку фон Бек. — Мне показалось, что это из замка.

— Чей-то голос, да? — ответила она, оборачиваясь. — Да, слышала. Вы смогли разобрать слова?

— Нет. Может, стоит подняться туда и взглянуть, в чем дело?

— У нас слишком мало времени.

И она указала на небо, которое вновь стало затягиваться тучами.

И тем не менее оба всадника остановили лошадей и уставились на развалины.

— Приветствую вас, — внезапно донесся до них радостный голос с каким-то странным акцентом. — Я так и думал, что вы проедете здесь, Воитель.

И в проеме разрушенной стены показался молодой человек в шляпе с широкими полями, загнутыми кверху. За лентой тульи торчало петушиное перо, бархатный камзол, перепачканный в дорожной пыли, синие брюки и замшевые сапоги, до колен облегающие ноги, довершали наряд незнакомца. На плече у молодого человека висел дорожный мешок, а у пояса болтался длинный меч.

Волна ужаса окатила Дориана Хоукмуна, и, сам не сознавая, что делает, он выхватил клинок, хотя незнакомец не проявлял ни малейших признаков агрессивности.

— Как, вы видите во мне своего врага? — с улыбкой воскликнул юноша. — Уверяю вас, что это не так.

— Вы что, уже встречались с ним прежде, Хоукмун? — сухо поинтересовалась Катинка фон Бек. — Кто он такой?

— Не знаю, — отозвался Хоукмун сдавленным голосом, — но чую ужасный запах колдовства, возможно, печать Империи Мрака. Он похож… Он напоминает мне старого друга… И все же в них как будто нет ничего общего…

— Старого друга, да? — улыбнулся юноша. — Клянусь честью, это я и есть, Воитель. Как вас именуют в этом мире?

— Я не понимаю, о чем вы ведете речь? Хоукмун неохотно вложил меч в ножны.

— Так часто бывает, когда мы встречаемся в первый раз. Меня зовут Джери-а-Конел, и я совсем не должен был оказаться здесь. Однако за последнее время в ткани множественной Вселенной произошло столько разрывов… В считанные мгновения мне пришлось покинуть четыре разных воплощения! Так каким же именем вас здесь называют?

— Каким именем? Я по-прежнему ничего не понимаю, — упрямо промолвил Хоукмун. — Я Дориан Хоукмун, герцог Кельнский.

— В таком случае позвольте мне вновь поприветствовать вас, герцог Дориан. Я ваш спутник, хотя по-прежнему не имею ни малейшего представления о том, сколько времени мне отпущено быть с вами. Как я уже заметил, появились странные разрывы…

— Вы болтаете какую-то чепуху, мессир Джери, — перебила его потерявшая терпение Катинка фон Бек. — Как вы попали сюда?

— В эти пустынные места, сударыня, я был перенесен против собственной воли.

В этот миг в мешке у молодого человека что-то завозилось, пытаясь выбраться наружу. Джери осторожно опустил мешок на землю, развязал и извлек из него небольшого черно-белого кота с прижатыми к спине крылышками.

Его Хоукмун тоже сразу признал. И его пробрала холодная дрожь. Герцога не покидало мрачное предчувствие, что появление Джери-а-Конела не сулит ему ничего хорошего. Хотя в самом этом юноше он не ощущал никакого зла. Точно так же он не мог понять, чем тот напоминает ему Оладана и почему некоторые вещи казались ему такими знакомыми. Словно эхо каких-то воспоминаний, таких же призрачных, как и те, благодаря которым он отказывался поверить в гибель Иссельды.

— Вы знакомы с Иссельдой? — спросил он наугад. — Иссельда Брасс?

Джери-а-Конел наморщил лоб.

— Не думаю. Но я знаком с таким количеством людей, что почти всех их забываю, и, возможно, рано или поздно, забуду и вас. Такова моя судьба. Впрочем, конечно же, и ваша тоже.

— Вы очень уж легко рассуждаете о моей судьбе. Вам что, известно о ней больше, чем мне самому?

— Может статься, и так. Одно время никогда не узнает другое. Так скажите же мне, Воитель, что на сей раз позвало вас в дорогу?

Этим титулом Хоукмуна именовали, когда он служил Рунному Посоху, и потому он не удивился, услышав его из уст Джери. Однако смысл фразы по-прежнему ускользал от Хоукмуна.

— Меня ничто не зовет. Я просто отправился в путь с этой женщиной, чтобы срочно разобраться в одном запутанном деле.

— В таком случае, не будем медлить. Подождите секунду. Джери-а-Конел быстро вскарабкался по склону холма и исчез в развалинах замка. Через минуту он появился вновь, ведя в поводу старую лошадь желтой масти. Более ужасающей клячи Хоукмуну еще видеть не доводилось.

— Сомневаюсь, что вы сможете выдержать наш темп, — заметил он. — В том случае, разумеется, если мы вообще согласимся взять вас с собой, а я в этом очень сомневаюсь.

— И все же придется, — молодой человек вскочил в седло, и несчастное животное словно пригнулось под его весом. — Ведь наша с вами судьба — всегда быть вместе.

— Возможно, для вас все кажется очевидным и предопределенным заранее, друг мой, но я отнюдь не разделяю вашей уверенности, — возразил Хоукмун сурово… Хотя в душе он почему-то ощущал правоту Джери. Ему казалось совершенно естественным, чтобы тот поехал вместе с ними. И это раздражало его до крайности.

Он бросил вопросительный взгляд на Катинку фон Бек, но та лишь пожала плечами в ответ.

— Против лишнего клинка возражать не стану, — заметила она, затем смерила презрительным взглядом лошадь Джери. — Хотя, боюсь, этот клинок надолго с нами не задержится.

— Посмотрим, — бодро отозвался юноша. — Куда вы направляетесь?

Хоукмун насторожился. Ему внезапно пришло на ум, что этот молодой человек вполне мог оказаться соглядатаем разбойников, засевших в Булгарских горах.

— К чему этот вопрос? Джери пожал плечами.

— Да просто так, потому что в горах к востоку отсюда неспокойно. Говорят, там завелись какие-то бандиты, которые нападают на соседние страны, все громят на своем пути, а затем вновь прячутся в своих крепостях.

— О чем-то подобном я слышал, — осторожно признал Хоукмун. — Но откуда это известно вам?

— От одного путника, которого я встретил по дороге. Наконец Хоукмун услышал подтверждение рассказа Катинки фон Бек и убедился с облегчением, что она не солгала ему.

— Дело в том, что именно туда мы и направляемся, — заметил он. — Хотим убедиться во всем собственными глазами.

— Это уж точно, — подтвердила Катинка фон Бек с кривой усмешкой.

Все втроем они продолжали путь к Булгарским горам, и странная же это была троица, если приглядеться. Несколько дней подряд они скакали во весь опор, и кляча Джери даже не думала выказывать признаков усталости, ни на шаг не отставая от великолепных скакунов Хоукмуна и Катинки.

Как-то раз, обернувшись к их новому спутнику, Хоукмун спросил:

— Не случалось ли вам когда-нибудь встречаться с человеком по имени Оладан? Он небольшого роста, весь зарос густой рыжеватой шерстью, называл себя отпрыском расы великанов из Булгарских гор, хотя, насколько мне известно, никто никогда это племя не видел в глаза. Но он был прекрасным стрелком из лука.

— Я знал многих великолепных стрелков, среди них был и Рак-хир — Алый Лучник, которого никто не мог превзойти в его искусстве. Однако не припоминаю человека по имени Оладан. Он был вашим добрым другом?

— Мы долгое время были неразлучны.

— Может статься, я и сам носил это имя, — промолвил Джери-а-Конел в задумчивости. — Я сменил множество имен, а это кажется мне чем-то знакомым. Равно как и вам должны быть знакомы имена Корума или Урлика.

— Урлик? — Кровь отхлынула от лица Хоукмуна — Что вы знаете о нем?

— Я знаю, что это ваше имя, по крайней мере одно из них. Точно так же, как и Корум. Однако поскольку Корум не был вполне человеком, то о нем, должно быть, вы почти не сохранили воспоминаний.

— Вы говорите о воплощениях так небрежно, неужто вы всерьез хотите нас уверить, что помните свои прежние жизни точно так же, как я помню свои прошлые приключения?

— Не все, конечно, а лишь некоторые. И я не жалуюсь. В другом воплощении, к примеру, я могу ничего не вспомнить об этом, нынешнем. Тем не менее должен заметить, что на сей раз я не изменил имя, — он рассмеялся. — Воспоминания приходят и уходят, точно так же, как и ваши. И в этом наше спасение.

— Вы говорите загадками, друг Джери.

— Вы мне часто это повторяли, — он пожал плечами. — Тем не менее признаю, что это приключение чем-то отличается от всех прочих. Против своей воли я был перемещен в параллельное пространство, но в этот же временной отрезок. Вероятно, разрывы в структуре многомерной Вселенной сделались весьма значительны… Наверняка это результат неудавшегося опыта какого-нибудь колдуна-недоучки. Кроме того, следует учитывать и интерес Повелителей Хаоса к экспериментам подобного рода. Может статься, что ко всему происходящему они также приложили руку.

— Повелители Хаоса? Кто это такие?

— О, это вам придется выяснить самому, если вы до сих пор ничего о них не знаете. Иные утверждают, что владыки Хаоса находятся у самых истоков Времени. Их собственный мир умирает, он на грани агонии, отсюда и все их попытки манипулировать Вселенной, перестраивая ее по собственной воле, но, по-моему, это слишком узкий взгляд на вещи. Другие предполагают, что Повелители Хаоса не существуют в виде какой-то определенной застывшей формы, а принимают ее в соответствии с воображением людей, которые вызвали их к жизни.

— А сами вы не колдун, мессир Джери? — полюбопытствовала Катинка фон Бек.

— Не думаю.

— Но, по крайней мере, философ?

— Моя философия проистекает лишь из жизненного опыта, — и судя по всему, наскучив этим разговором, Джери отказался продолжать его дальше.

— Мой единственный опыт подобного рода, — заметил Хоук-мун, — связан с Рунным Посохом. Как вы полагаете, может быть, он имеет отношение к тому, что творится сейчас в Булгарских горах?

— Рунный Посох? Все может быть.

Над славным городом Пештом разразилась настоящая снежная буря. Город этот, выстроенный из белого камня, с домами, украшенными изящной резьбой, выдержал осаду войск Империи Мрака и сумел сохранить блеск и величие, которыми славился задолго до опустошительных войн с Гранбретанией. Когда всадники въезжали в Пешт, метель утихла и из-за рваных облаков проглянула серебристая луна, озарившая город призрачным цветом.

Трое спутников достигли крепостных ворот уже после полуночи, им стоило больших трудов разбудить стражника, который впустил их в город лишь после долгих препирательств и расспросов. Выехав на пустынную в этот час главную улицу, путешественники неторопливо продвигались вперед, внимательно разглядывая красивые здания и величественные дворцы по дороге к резиденции местного правителя, князя Карла Пештского. В свое время он ухаживал за Катинкой фон Бек и даже хотел жениться на ней, но она всегда отвечала ему отказом, хотя связь их длилась целых три года. Впоследствии Карл женился на загребской принцессе и был счастлив в браке, что отнюдь не помешало ему сохранить дружеские чувства к прежней возлюбленной, и Катинка останавливалась у него во время своего бегства из Укрании. Должно быть, князь немало удивится, вновь увидев ее у себя.

Он и впрямь был удивлен… С заспанными глазами, одетый в роскошный парчовый халат, он появился на пороге парадного зала, где его ожидали поздние гости. Радость князя при виде давнишней подруги была искренней и неподдельной.

— Катинка! А я-то полагал, что ты переждешь зиму в Камарге.

— Я сама так думала, — подойдя к высокому старику, она обняла его за плечи и расцеловала по-военному в обе щеки. Это походило скорее на церемонию вручения награды солдату, нежели на встречу старых возлюбленных. — Однако герцог Дориан убедил меня сопровождать его в Булгарские горы.

— Дориан? Герцог Кельнский? Я много слышал о вас, молодой человек, и рад приветствовать вас под своей крышей. — Князь с улыбкой пожал руку Хоукмуну. — А ваш друг?

— Попутчик, — пояснил герцог. — Его имя может показаться вам странным. Его зовут Джери-а-Конел.

Сняв шляпу, Джери изобразил почтительный поклон.

— Огромная честь для меня познакомиться с князем Пештским.

Князь Карл расхохотался.

— А для меня большая честь принимать у себя друзей героя Лондры. Замечательно, вы останетесь ненадолго?

— Увы, только до завтра, — отозвался Хоукмун. — У нас срочные дела в Булгарских горах.

— Да? Но какие же? Даже легендарная раса горных великанов уже давно угасла на сегодняшний день.

— Разве вы ни о чем не рассказывали князю? — удивился Хоукмун, оборачиваясь к Катинке фон Бек. — Об этом войске? Я думал…

— Я не хотела тревожить его, — промолвила она.

— Но город расположен не так уж далеко от Булгарских гор! Ему может грозить опасность! — воскликнул Хоукмун.

— Опасность? О чем это вы? Неужели за горами прячется какой-то враг? — князь Карл изменился в лице.

— Разбойники, — поторопилась с ответом Катинка, устремив на Хоукмуна суровый взор. — И такому крупному городу, как Пешт, нечего опасаться. Твоя страна под надежной защитой, Карл, и ей ничто не может угрожать.

— Но…

Хоукмун осекся. Должно быть, у Катинки фон Бек были свои причины не рассказывать князю подробностей. Но почему? Или она подозревала своего прежнего возлюбленного в том, что он вступил в союз с ее врагами? Но тогда почему же не предупредила об этом его, Хоукмуна. К тому же он с трудом мог представить себе, чтобы этот достойный старец стал на сторону разбойников. Князь Карл отважно сражался против Империи Мрака, побывал даже в гранбретанской темнице, хотя с ним обошлись там куда более достойным образом, чем с прочими пленниками.

— Должно быть, вы устали после долгой скачки, — промолвил князь, который уже отдал слугам приказ приготовить комнаты для гостей, — и, наверное, мечтаете лишь о том, чтобы добраться до постели. А я оказался бессердечным эгоистом, забывшим обо всем, кроме удовольствия видеть тебя, моя драгоценная Катинка, и познакомиться с нашим героем, — он с улыбкой приобнял Хоукмуна за плечи. — Однако прежде чем вы уедете, надеюсь, не раньше, чем позавтракаете со мной, мы еще сможем немного поболтать. Не так ли?

— С огромным удовольствием, сударь, — отозвался Хоукмун. Чуть позже, уже оказавшись в спальне, где рядом с широкой мягкой постелью в очаге был разведен огонь, Хоукмун, наблюдая за тем, как тени и отблески играют на гобеленах, украшавших стены, попытался понять причину скрытности Катинки фон Бек, но так и не придя ни к какому выводу, погрузился в глубокий сон без сновидений.

В санях могло уместиться не менее дюжины воинов в полном вооружении, и стоили они, должно быть, целое состояние, подумал Хоукмун, любуясь изящной резьбой по дереву, искусными инкрустациями из золота и платины, слоновой кости и эбенового дерева, обрамлявшими россыпи самоцветов. Хоукмун и Катинка фон Бек скрепя сердце приняли этот дар, уступая настойчивым просьбам князя.

— Это именно то, что вам нужно при этой погоде, — убеждал он их. — Ваши верховые лошади побегут следом на привязи и будут свежи и полны сил, если вдруг понадобятся вам.

Упряжь из черной кожи, искусно подобранная в масть восьми могучих вороных жеребцов, запряженных в сани, была богато изукрашена литыми бляхами, медальонами из серебра, множеством серебряных колокольчиков, мелодично звеневших при каждом шаге.

Шел мокрый снег, и скоро все дороги, ведущие в Пешт, покрылись толстым ледяным настилом. Вскоре путешественники убедились, как прав был князь. Сани оказались самым удобным средством передвижения по скользкой дороге. Сзади лежали коробы с провизией и меховые пологи вместе с большой просторной палаткой, которую при необходимости можно было во мгновение ока установить даже во время бурана. Провизии, которой снабдил их в дорогу князь, могло хватить для целого отряда. Князь Карл был радушен не только на словах, что и доказал с присущей ему щедростью.

Один лишь Джери-а-Конел с радостью и без всякого стеснения принял столь роскошный дар. С довольным смехом он забрался в сани, где тотчас устроил себе теплое убежище среди шкур с густым мехом.

— Помните, когда вы были Урликом, — бросил он, обращаясь к Хоукмуну, — Урликом Скарсолом, владыкой Южного льда, у вас была повозка в точности как эта, только в нее были запряжены медведи.

— Я не припоминаю ничего подобного, — сухо отозвался герцог Кельнский, — и хотел бы понять, почему вы упорствуете в этих выдумках.

— Ну и ладно, — философски отозвался Джери. — Возможно, рано или поздно поймете.

Князь Карл Пештский лично проводил гостей до ворот города и потом еще долго стоял на высокой стене и махал им вслед, пока не потерял из вида.

Сани помчались с бешеной скоростью, которая рождала в душе Дориана странное ощущение, смесь ликования с восторгом и нарастающее беспокойство. Упоминание Джери об одной из его якобы прошлых инкарнаций вызвало в памяти Хоукмуна смутное эхо воспоминаний. И все же он был совершенно уверен, что никогда не был никаким Урликом… Несмотря даже на то, что, кажется, слышал это имя в одном из своих видений.

Теперь они двигались очень быстро. Путешествие в холодную зимнюю пору прибавило скорости передвижения. Четверка черных как смоль лошадей казалась неутомимой. Дружно натягивая постромки, они мчали путешественников все дальше и дальше, с каждым шагом приближая их к Булгарским горам.

Теперь Хоукмун никак не мог отделаться от ощущения, что однажды уже переживал нечто подобное. Перед его взором стояло видение серебряной повозки на двух длинных узких полозьях, безудержно мчащейся по необъятной снежной пустыне. Другая картина вызывала воспоминания о корабле с полным парусным снаряжением… Но также скользящим по бескрайней равнине сверкающего льда. И, главное, он был уверен, что каждое из этих видений относится к разным мирам и ни один из них не принадлежал к данной реальности, которую он считал своей. Всеми силами он пытался изгнать эти образы, но они продолжали преследовать его. Поведать об этом Катинке фон Бек и Джери-а-Конелу? Однако он не осмеливался задавать им вопросы, опасаясь, что ответы могут прийтись ему не по вкусу.

Так неслись они сквозь снежные вихри, затем дорога постепенно пошла в гору, и движение их замедлилось. Всматриваясь в постепенно меняющийся пейзаж, где унылую равнину сменили пологие холмы, Хоукмун жадно искал следы недавних набегов и не находил их. Но, обратив внимание Катинки на это странное обстоятельство, он услышал короткий ответ:

— А с какой стати им быть здесь? Я же говорила, что все их набеги происходили по другую сторону гор.

— Если так, то этому должно быть какое-то объяснение, — промолвил Хоукмун. — И если мы отыщем его, то, возможно, поймем, в чем слабость этих негодяев.

Дорога затем сделалась столь неровной и скользкой, что лошади замедлили шаг и теперь лишь с большим усилием тянули сани. Снег прекратился. День склонялся к вечеру. Хоукмун указал на небольшое укрытие на склоне.

— Давайте оставим там лошадей, пусть попасутся вволю. Взгляните, там ведь пробивается трава и есть небольшая пещера, где они смогут укрыться от снега и ненастья. Боюсь, что больше мы ничего не сможем для них сделать.

Катинка фон Бек согласилась. Они развернули лошадей и подвели их к облюбованной полянке. Вокруг быстро темнело, и когда лошадей распрягли, а сани затащили в пещеру, солнце уже склонилось к горизонту. Посовещавшись, друзья решили эту ночь провести вместе с животными, в пещере, а назавтра продолжить путь верхом.

— Это и к лучшему, — заметил Хоукмун. — Так меньше риска, что враги обнаружат нас.

— Совершенно верно, — подтвердила Катинка фон Бек.

— И кстати, — продолжил герцог, — нам нужно быть настороже, ибо вполне может статься, что они подстроят нам какую-нибудь ловушку. Вы хорошо знаете эти места, Катинка?

— Неплохо, — отозвалась она.

И женщина принялась разводить костер в пещере, поскольку жаровен, которыми снабдил их князь, оказалось недостаточно для тепла.

— Мы здорово здесь устроились, — объявил Джери-а-Конел, когда вспыхнул огонь. — Я был бы не против провести здесь всю зиму, а потом, весной, мы бы вновь отправились в путь.

Катинка смерила его презрительным взглядом. Он улыбнулся и промолчал.

Теперь они вели лошадей в поводу по каменистой тропинке под суровым холодным небом. Кое-где виднелись редкие пучки жухлой травы, пробивающейся из-под камней, да низкий приземистый кустарник. Небо грозило в любой миг разразиться снегопадом, а ледяной ветер пронизывал до костей. Время от времени в вышине между вздымающимися иззубренными скалами мелькали стервятники, чтобы, покружив немного над людьми, вскоре исчезнуть средь горных вершин. Стоящая кругом тишина нарушалась лишь негромким свистом ветра, шумом их затрудненного дыхания да шорохом камней, скатывающихся в пропасть из-под ног. Красота открывающихся с этой высоты пейзажей завораживала путников. Но это была скорбная печальная красота. Все здесь было мертво, все сковано холодом. Должно быть, немало путников в это время года нашли здесь свою гибель.

Хоукмун поверх кожаной стеганой накидки натянул толстую шубу из густого пушистого меха, но хотя теперь от жары он обливался потом, ему и в голову не пришло бы что-нибудь снять с себя, так он боялся снова продрогнуть. Спутники его также кутались в меха, а тропинка вела их все выше и выше в гору, извиваясь серпантином на крутых склонах.

Однако сколь бы холодна и безжизненна ни была окружающая красота, от нее не веяло никакой враждебностью и угрозой. Глядя на источающие спокойствие глубокие долины, видневшиеся далеко внизу, Хоукмун не мог заставить себя поверить, что где-то там, в самом сердце этих гор, скрывается армия разбойников. Ничто не выдавало их присутствия в этих местах. Более того, его не покидало впечатление, что здесь вообще давно уже не было людей, и хотя дорога была трудной и тяжелой, он чувствовал себя бодрым и раскрепощенным, каким не бывал с самого детства, в Кельне, когда там правил еще старик-герцог, его отец. Как и в ту далекую пору, его задача сейчас была очень простой — жить.

Наконец, тропинка расширилась и внезапно за поворотом скалы уперлась прямо в разверстый черный зев пещеры.

— Вот чудеса! — изумился он, обращаясь к Катинке. — Похоже, мы угодили в тупик, или здесь есть какой-то проход?

— Да, проход есть, — подтвердила она.

— Далеко ли нам еще до цели? Он остановился на пороге пещеры.

— Это зависит от многих обстоятельств, — загадочно ответила женщина и больше не добавила ни слова.

Хоукмун слишком устал, чтобы требовать объяснений. Оторвавшись от скалы, он медленно углубился в туннель, ведя за собой упирающуюся лошадь. По счастью, вскоре снег перестал липнуть к сапогам. В пещере оказалось намного теплее, и здесь ощущался какой-то странный запах, словно бы пахло весной. Он сказал об этом своим спутникам, но они утверждали, будто ничего особенного не чувствуют, и Хоукмун решил, что, возможно, так пахнет его меховая шуба. Пол пещеры сделался ровным, и идти стало куда легче.

— Трудно поверить, — заметил он, — что этот проход сотворен самой природой.

Он провел рукой по каменной стене, однако непохоже было, что к ней прикасались орудия человеческого труда. В полумраке он обернулся к своим спутникам, и ему показалось, что на лицах их застыло какое-то странное выражение.

— Что вы думаете об этом? Скажите, Катинка, вы знаете эти места. Может быть, слышали о них какие-нибудь легенды?

— Да, кое-что слышала, — призналась та. — Пойдемте, Хоукмун, вскоре мы окажемся по другую сторону.

— Но что там, с другой стороны? — Хоукмун обернулся к ней лицом. В руке женщина держала лампу, и в алых отблесках черты лица ее обрели какое-то странное, почти демоническое выражение. — Не окажемся ли мы в логове звериных лордов? Скажите, уж не служите ли вы оба моим старым врагам из Империи Мрака? Это ловушка? Почему вы молчите?

— Нет, мы не служим вашим врагам, — заверила его Катинка фон Бек. — Ступайте, Хоукмун, прошу вас. Или вы хотите, чтобы я пошла вперед? — Она сделала шаг к нему.

Невольно Хоукмун поднял светильник повыше, отбрасывая назад просторные полы мехового плаща.

— Нет, я доверяю вам, Катинка фон Бек, хотя меня не оставляет мысль, что это какая-то ловушка. Как такое возможно?

— Нужно идти дальше, мессир Воитель, — ровным тоном заявил Джери-а-Конел, поглаживая своего черно-белого котенка, который выбрался у него из-за пазухи. — Так нужно.

— Воитель? Какой еще Воитель? — теперь Хоукмун не спускал руки с рукояти меча. — О чем вы?

— Вечный Воитель, — таким же ровным голосом пояснил Джери-а-Конел. — Воин Судьбы.

— Нет, — слова эти не имели никакого смысла, но почему-то для него было невыносимо слышать их. — Нет.

Он сжал виски руками.

И в этот миг друзья набросились на герцога.

Силы еще не полностью вернулись к Хоукмуну, к тому же он был утомлен длительным подъемом, тем не менее Дориан яростно сопротивлялся, пока не почувствовал острие кинжала, который наставила на него женщина, и не услышал у себя над ухом хрипловатый голос воительницы:

— Проще всего было бы убить вас, чтобы достичь нашей цели, Хоукмун, но едва ли это будет правильно. Кроме того, мне неприятна мысль о том, чтобы лишить вас этого тела, в которое вы, возможно, пожелаете вернуться. Так что я согласна убить вас лишь в том случае, если вы вынудите меня к этому. Поняли?

— Я лишь понял, что оказался во власти изменников! — воскликнул он в ярости и попытался вырваться из рук, удерживающих его. — А мне-то чудился запах весны! На самом деле это был запах предательства, обманщиков, которые выдавали себя за моих друзей.

Один из них загасил лампу, и они остались во тьме. Хоукмун услышал, как эхо разносит отголоски его голоса.

— Где мы? — и вновь ощутил уколовшее его острие кинжала. — Что вы делаете со мной?

— У нас не было иного выбора, — промолвила Катинка фон Бек. — Никакого выбора, Воитель.

Она впервые назвала его этим именем, которое прежде он слышал лишь от Джери-а-Конела.

— Где мы? — повторил он. — Что это за странное место?

— Я бы и сама хотела это знать, — промолвила Катинка фон Бек, и в голосе ее зазвучала грусть. Затем, похоже, она ударила его латной перчаткой в основание черепа. Он ощутил удар, угадал недоброе намерение женщины. Сперва Хоукмун решил, что у нее ничего не вышло, ибо он не потерял сознание, и лишь затем обнаружил, что стоит на коленях.

А затем увидел, как собственное тело словно бы удаляется куда-то прочь, тонет во тьме пещеры.

И теперь у него уже не осталось сомнений, что удар достиг цели.

Часть II ВОЗВРАЩЕНИЕ

Глава 1 ИЛИАНА ИЗ ГАРАТОРМА

Хоукмун слушал призраков.

И у каждого призрака был свой голос.

Его собственный голос…

…потом я был Эрекозе, который уничтожил человеческую расу, и также Урликом Скарсолом, владыкой Южного льда, который убил Серебряную королеву, спустившуюся с ночного светила. Тем, кто носил Черный Меч. С тех пор я пребываю в Лимбе в ожидании нового поручения. Возможно, я отыщу наконец путь к своей утраченной любви. Отыщу Эрмижад, возможно, я достигну Танелорна.

(Я был Элриком.)

Орудием времени… Воином Рока… Вечным Воителем… Обреченным вечно сражаться.

(Я был Корумом. Многие жизни я был Корумом.)

Не ведаю, где начало. Ожидает ли меня конец в Танелорне?

Ралина, Иссельда, Киморил, Зарозиния.

Столько женщин.

(Я был Арфлейном, Асквинолем, Обеком.)

Все умирают, кроме меня.

(Я был Хоукмуном…)

— Нет, это я Хоукмун.

(Мы все Хоукмун. Хоукмун — это мы все.)

Все живы, кроме меня. Джон Дейкер. Это начало? Или конец?

Я столько раз предавал. И меня предавали.

Лица парили перед ним в полутьме. Совершенно разные лица, но это было его лицо. Он завопил в отчаянии, пытаясь оттолкнуть их от себя, но у него не было рук. Он попытался проснуться. Уж лучше погибнуть от кинжала Катинки фон Бек, чем испытывать такие мучения. Этого он и боялся. Пытался избежать всеми силами. Именно поэтому он и не стал ни о чем расспрашивать Джери-а-Конела. Но он был здесь, один против тысячи. Тысячи проявлений его собственной сущности.

Борьба длится вечно. Это бой без конца.

Но теперь… Мы должны стать Илианой. Илианой, лишенной души. Странная задача, не правда ли? — Я Хоукмун, просто Хоукмун.

Я тоже Хоукмун, и Урлик Скарсол, и Илиана из Гараторма. Возможно, здесь я сумею отыскать Танелорн. Прощайте, вечные льды. Прощай, умирающее светило. Прощай, Серебряная королева. Прощай, граф Брасс. Прощай, Урлик. Прощай, Хоукмун.

И Хоукмун ощутил, как воспоминания стираются в его памяти. На их место хлынули миллионы других. Воспоминания необычных миров, экзотических пейзажей, людей и нелюдей, воспоминания, которые никак не могли принадлежать одному-единственному человеку, тем не менее в них было все, что он видел во сне, когда грезил в замке Брасс. Или может быть, в другом месте? В Мелнибонэ? В Лус-Птокай? Или в замке Эрорн, что высится над морем? На борту странного корабля, пересекающего моря антиподов? Где, где он видел их, эти сны?

Эти видения являлись ему повсюду, и сейчас он вновь видел их.

Прошлое, настоящее и будущее смешались. Здесь и сейчас, в этом самом месте… Вне времени.

Он был Урликом Скарсолом, владыкой Южного льда, и медведи влекли его повозку под умирающим солнцем по заснеженным пустошам. Они влекли его к какой-то цели, подобно тому как Хоукмун искал Иссельду, он также разыскивал женщину, которую никак не мог настичь. Ее звали Эрмижад. Эрмижад, которая его никогда не любила. Она была влюблена в Эрекозе. Эрекозе, иное имя самого Урлика.

Танелорн. Урлик искал Танелорн.

Возможно, и сам Хоукмун также пустился на поиски этого города.

Название казалось ему знакомым. Должно быть, он находил его множество раз, и множество раз пребывал там, но каждый раз город являлся ему иным.

Так какой же именно Танелорн из возможных он должен отыскать сегодня?

И у него был меч, клинок со множеством инкарнаций. Черное лезвие, но порой оно выглядело совсем иначе. Меч…

У Илианы был превосходный меч. Она искала его, но тщетно. Руки девушки притронулись к кольчуге, пробежались по шелковистой рубашке, коснулись кожи. Ладонями она ощущала свежесть травы, вдыхала пьянящее благоухание весеннего воздуха, наполнявшего ее легкие. Она открыла глаза. Рядом стояли двое незнакомцев, юноша и пожилая женщина. Принцесса готова была поклясться, что видит их впервые, и в то же время их лица были ей знакомы.

— Катинка фон… — начал было Хоукмун, но Илиана тут же забыла остальное.

Хоукмун ощупал себя и, изумленный, вскричал:

— Вы превратили меня в…

Но в тот же миг, когда слова эти вылетели у нее изо рта, Илиана осознала, что не понимает их смысла.

— Приветствую вас, Илиана Гаратормская, Вечная Воительница, — с улыбкой произнес юноша. На плече у него восседал черно-белый котенок. Кот, за спиной у которого виднелась пара сложенных крыльев.

— И прощай, Хоукмун… Надеюсь, что ненадолго, — добавила пожилая женщина в стальных помятых доспехах.

— Хоукмун… — мечтательно повторила Илиана. — Это имя кажется мне знакомым, но какое-то мгновение назад мне показалось, будто меня зовут Урлик. Кто вы такие?

Молодой человек поклонился, и в поклоне его не было и следа той снисходительной иронии, к которой Илиана уже привыкла при дворе.

— Позвольте представиться, Д» кери-а-1Конел. А эта дама — Катинка фон Бек, возможно, вы помните ее.

Илиана наморщила лоб.

— Ах да, Катинка фон Бек. Это вы спасли меня от своры Имрила.

Но тут же эти воспоминания стерлись из памяти Илианы.

— Что вы сделали со мною, Катинка фон Бек? — воскликнула она. Но сейчас ее устами вновь говорил Хоукмун, с ужасом ощупывая руками свое новое тело. — Вы превратили меня… в женщину.

Джери-а-Конел склонился над ним, пристально глядя ему в лицо.

— Это было необходимо. Теперь вы — Илиана Гаратормская. Этот мир нуждается в Илиане. Доверьтесь нам, Хоукмун, вы не пожалеете об этом.

— Вы вдвоем подстроили эту ловушку. В Булгарских горах никогда не было разбойников. И этот проход…

— Да, он ведет сюда, в Гараторм, — закончила Катинка фон Бек. — Спасаясь от служителей Империи Мрака, я обнаружила этот проход между измерениями. Я была там, когда появился Имрил со своей свитой. Я спасла вам жизнь, но с помощью колдовства они выманили вашу душу из тела. В отчаянии я гадала, как спасти Гараторм, а потом встретила Джери, который подсказал мне выход. Хоукмун был близок к смерти. Воплощение Вечного Воителя, его дух мог войти в тело Илианы, которая являлась другой его ипостасью. И тогда я поведала вам эту историю. Я знала, что сумею заманить вас сюда, в этот проход. Армия, описанная мною, на самом деле существует, и грабит страны, что лежат по другую сторону Булгарских гор, и сейчас она угрожает Гараторму.

В голове Хоукмуна царил полный сумбур.

— Ничего не понимаю. Я буду занимать чужое тело, вы это хотите мне сказать? Но нечто подобное до сих пор удавалось лишь колдунам Империи Мрака.

— Поверьте, они здесь ни при чем, — серьезным голосом заверила его Катинка фон Бек.

— Более того, — вмешался Джери-а-Конел, — у меня есть сильное подозрение, что именно империя стоит за всей этой катастрофой, хотя нам еще предстоит выяснить, какова ее роль в этой истории. Однако, лишь будучи Илианой, вы способны противостоять тем, кто пытается разрушить этот мир. Понимаете, речь идет об Илиане и только о ней одной. Хоукмун не сумел бы одержать победу…

— И тогда вы залучили меня в тело этой женщины… Но каким образом, благодаря какому колдовству?

Джери опустил взор.

— У меня есть кое-какие способности, но вам следует забыть о том, что вы Хоукмун. Ему нет места в Гараторме. Вы должны быть Илианой, иначе все это будет впустую. Илианой, о которой грезит Имрил… И он лишил ее души, когда понял, что не сможет завладеть ею. Впрочем, он сам толком не понимал, что делает, ибо не ведал, что судьба Илианы в том, чтобы противостоять ему до конца. Им-рил видит в вас, Илиана, лишь желанную женщину, а не стойкую противницу, которая собрала остатки отцовской армии и возглавила ее в походе против него.

— Имрил… — Хоукмун пытался удержать свои прошлые воспоминания, но они ускользали, словно сквозь пальцы. — Имрил, служитель Хаоса. Имрил, Желтый Рог. Они возникли из ниоткуда, и Гараторм пал под их натиском. О, я помню огонь пожарищ. Я вижу как отец мой, любезный Пиран, невзирая на всю свою ненависть к битвам и сражениям, отчаянно пытается сопротивляться Имрилу, а потом…

— И вы подхватили пламенное знамя Пирана, вспомните, Илиана. Вы высоко взметнули этот сверкающий стяг, гордость и славу Гараторма, и преградили путь ордам Имрила… — с неожиданной для такой суровой женщины теплотой сказала Катинка фон Бек. — Я научила вас сражаться и видела, как великолепно вы применяете мое искусство на поле боя, покуда после сражения в живых не остались лишь мы с вами.

— Я вспоминаю, — промолвила Илиана. — И нас пощадили лишь потому, что враги решили позабавиться, обнаружив, что сражались с женщинами. О, как это было унизительно, когда Имрил сорвал с меня шлем и заявил: «Ты будешь править одесную от меня». Затем он протянул руки, покрытые кровью моих людей, и коснулся меня. О, да. Я это помню, — голос Илианы был преисполнен ярости. — И помню, как в этот миг поклялась уничтожить его. Но для этого у меня оставался лишь один путь — но на это я никак не могла решиться. И поскольку я сопротивлялась Имрилу, он бросил меня в темницу…

— Тогда я сумела спасти вас, и мы обратились в бегство. Его свора преследовала нас, мы сражались с ними и одержали победу. Но колдуны Имрила отыскали нас. В своей ярости он приказал разлучить вашу душу с телом.

— О да, я помню их колдовской натиск, но больше не помню ничего.

— Мы с вами спрятались в пещере, и я хотела увести вас поглубже, вернуться вместе с вами в мой родной мир, где, как я надеялась, вы окажетесь в безопасности. Но именно в тот момент душа ваша покинула нас, и все оказалось впустую. Чуть позже я встретилась с Джери-а-Конелом, который оказался в Гараторме благодаря действию тех самых сил, которые способствовали приходу туда Имрила. Вместе мы составили план действий. Ваши воспоминания по-прежнему хранились у вас в сознании. Колдунам удалось изъять лишь ничтожную, но очень важную субстанцию разума… Ее сущность. Ее необходимо было заменить другой. И тут мы вспомнили о Хоукмуне, который обрек себя на вечное заточение в башне замка Брасс и, следовательно, совершенно не нуждался в собственной душе. Это было нелегко, но теперь вы вновь вернулись в мир живых.

— А Имрил…

— Он полагает, что вы… исчезли. Он позабыл вас, я уверена, и правит в Гараторме, не заботясь об опасности. Его орды грабят страну, сея повсюду смерть, ужас и разрушение, хотя даже этим чудовищам не под силу до конца уничтожить красоту Гараторма.

— О да, Гараторм по-прежнему прекрасен, — признала Илиана.

Она сидела у самого выхода из пещеры, и ей хорошо видны были зеленые склоны холмов, освещенные яркими лучами теплого весеннего солнца. Она взирала на свою страну новыми глазами, словно видела ее впервые. Густой лес покрывал единственный континент этого мира, где, если не считать Гараторма, в бескрайнем океане встречались лишь редкие островки. И в этом лесу росли огромные деревья, возвышавшиеся на сотни локтей.

На бездонном лазурном небе сияло огромное золотое солнце, озарявшее своим светом цветы, чьи лепестки в длину достигали не меньше дюжины локтей. Цвета их были столь яркими, что почти слепили глаза. Больше всего было фиолетового, алого и желтого. Среди цветов порхали столь же крупные бабочки, еще более богатых расцветок, а среди стволов гигантских деревьев, увитых лианами, летали огромные птицы, перья которых сверкали в густой тени. Илиана знала, что в этом лесу нет животных, которых человеку следовало бы опасаться. Она с наслаждением вдохнула густой ароматный воздух и улыбнулась.

— О да, — промолвила она. — Я и впрямь Илиана Гаратормская. Да и кем еще я могла бы быть? Разве найдется человек, желавший бы жить в ином месте, даже в столь тяжкие времена испытаний.

— Совершенно верно, — подтвердил Джери-а-Конел с видимым облегчением.

Катинка фон Бек развернула огромную пушистую шкуру, которой Илиана прежде здесь не видела, и извлекла на свет множество каменных горшочков, запечатанных воском.

— Консервы, — коротко пояснила воительница. — Мясо, фрукты, овощи. На какое-то время хватит. Угощайтесь.

За едой Илиана принялась вспоминать все ужасы, пережитые ею за последние месяцы.

Гараторм стал единым государством около двух столетий назад, благодаря дипломатическим усилиям и жажде власти предков Илианы. В течение этих двух веков мир и благоденствие стали достоянием всех жителей обширного лесистого материка. Просвещение, наука и искусства процветали и поощрялись государством, а его столица — эбеновый Виринторм — стала одним из чудес этого мира. Ее пригороды раскинулись на многие мили вокруг, укрытые густыми кронами гигантских деревьев. Они защищали строения от непогоды, особенно в сезон дождей, когда в течение месяца над континентом беспрерывно бушевали грозы, сопровождаемые ужасающей силы ливнями и ураганами. В преданиях говорилось, что когда-то в этом мире были и другие континенты. В те времена Гараторм представлял собой огромный пустынный и засушливый участок земли. Затем произошло несколько планетарных катаклизмов, вызванных, вероятно, внезапным таянием полярных льдов. Землетрясения, что потрясли планету, раскололи прочие материки, и океан поглотил их, оставив лишь несколько островов. Гараторм тоже изменился. Пустыня покрылась густой зеленью, причем все растения были гигантских размеров. Ученые Гараторма до их пор не знали, как объяснить этот феномен. Возможно, ответ хранился на затопленных океаном землях.

Отец Илианы, Пиран, взошел на престол Гараторма двадцать лет назад, после смерти своего дяди. Его дочери в ту пору было два года. В царствование этого правителя страна достигла высочайшего расцвета. Многие считали, что Гараторм вступил в свой золотой век. Илиана росла в атмосфере доброты и счастья. С детства она была очень живой и подвижной девочкой и большую часть времени проводила в лесу, оседлав свою ваину. Ваина — это разновидность страуса, который не только с завидной скоростью бегает по земле, но также ловко и быстро прыгает по ветвям гигантских деревьев. Седоку остается лишь покрепче держаться за шею птицы. Все жители зеленого континента любили это развлечение, которое со временем превратилось в своеобразный вид спорта. Когда при дворе Пирана появилась Катинка фон Бек, усталая и измученная после многодневной скачки и едва не умирающая от многочисленных ран, Илиана быстро прониклась к ней симпатией. Девушку потрясла история Катинки. Как она поняла, воительнице каким-то образом удалось преодолеть временной барьер, неизвестно только в какую сторону, в прошлое или в будущее. Несмотря на то что история эта была совершенно необычной, Катинка быстро освоилась при дворе. Чтобы чем-то занять себя и быть полезной молодой принцессе, она взялась обучать ее воинскому искусству. В Гараторме не существовало армии, был лишь небольшой корпус гвардейцев, выполнявших чисто декоративную роль во время различных торжеств и празднеств, да несколько летучих отрядов, рассредоточенных по всей стране, в задачу которых входило оказывать помощь жителям отдаленных селений, на которых изредка нападали дикие звери, еще остававшиеся кое-где на континенте. Илиана научилась владеть мечом и топором с таким искусством, словно была отпрыском не одного поколения разбойников, которые начинают учиться этому мастерству практически с пеленок. И она испытывала странное, неведомое ей прежде удовлетворение, подобно губке впитывая все, чему могла научить ее Катинка. Каким бы счастливым ни было ее детство, Илиане казалось, что именно сейчас она обрела то, чего так не хватало ей всю жизнь.

Отец снисходительно наблюдал за странным увлечением своей дочери. Энтузиазм принцессы оказался заразительным, и вскоре многие сыновья и дочери сановников, которых насчитывалось несколько сотен, принялись учиться владению мечом и щитом. При дворе даже стали устраивать некое подобие рыцарских турниров.

Возможно, это было простым совпадением. Однако судьба распорядилась так, что в Гараторме возникла армия, пусть небольшая, но чрезвычайно эффективная, и именно в тот момент, когда туда явился Имрил.

Он свалился, точно снег на голову, хотя и прежде в столицу доходили странные слухи. Король Пиран отправил гонцов, чтобы проверить удивительные вести, достигшие Виринторма из дальних уголков королевства. Но Имрил появился раньше королевских посланцев. Позже оказалось, что сперва с ним пришла лишь малая часть обрушившегося затем на Гараторм войска, перед которым в считанные недели пали все столицы провинций. Поначалу все думали, что он пришел откуда-то из-за океана, но в точности никто не знал, откуда он взялся. Ничего не могла объяснить и Катинка фон Бек, которая, впрочем, и сама не слишком хорошо понимала, как ей удалось попасть в Гараторм.

Впрочем, вскоре все это потеряло значение, поскольку война разразилась не на шутку. Король обратился за помощью к ученым. Инженеры также принялись разрабатывать оружие, но поскольку они мало что смыслили в подобных материях, то не достигли успеха. Катинка фон Бек, Илиана и две сотни их сподвижников пытались нанести ордам Имрила как можно больший ущерб, и даже одержали победу в нескольких стычках. Однако, когда Имрил наконец собрал всю свою армию, он уверенно двинулся на столицу, и сдержать натиск оказалось невозможным. Две битвы разыгрались у стен Виринторма. В первой из них король Пиран лично поднял боевой стяг своего рода, сшитый из огненной ткани, которая горела неугасимым пламенем. С огнем в руках он бросился на Имрила во главе своей армии, состоявшей из плохо вооруженных горожан. Это была настоящая бойня. Илиана едва успела подхватить отцовский стяг из его ослабевших рук и после гибели короля спаслась бегством вместе с остатками лучших его войск, теми самыми, которые вместе с нею овладевали воинским мастерством, а теперь в одночасье превратились в опытных закаленных солдат.

И потом состоялась последняя битва, когда Илиана с Катинкой фон Бек повели против Имрила последнюю сотню своих воинов. Это был великолепный бой, унесший немало жизней врагов, однако силы были слишком неравными. Илиана сомневалась, что кому-то еще удалось уцелеть, кроме них с Катинкой фон Бек.

Обе они попали в плен, и Имрил возжелал ее, предложил ей место рядом на троне, решив, что тогда ему нечего будет опасаться возмущения горожан.

Но Илиана ответила ему отказом, и тогда он отдал приказ бросить ее в темницу, проследить, чтобы ей не давали спать и морили голодом. Он был уверен, что рано или поздно она сдастся.

И сейчас за едой Илиана вспомнила еще об одной вещи, которую она совершила. Об этом Катинка фон Бек не стала ей напоминать, и сейчас кусок застрял у Илианы в горле при одной этой мысли.

— Почему ты мне ничего не сказала? — ледяным тоном спросила она. — Почему не напомнила о брате?

— Вы ни в чем не виноваты, — опустив глаза, возразила Катинка. — Я бы сделала то же самое. Любой на вашем месте поступил бы также. Они пытали вас.

— И я заговорила. Я сказала им, где он прячется. И они нашли и убили его.

— Они пытали вас, — хриплым голосом повторила Катинка фон Бек. — Они не давали вам спать, морили голодом. Они хотели получить от вас две вещи, вы же дали им только одну. Вы одержали победу.

— Ты хочешь сказать, что вместо себя я отдала им своего брата. И это ты называешь победой.

— В таких обстоятельствах — да. Забудьте обо всем, Илиана. Мы еще отомстим за вашего брата… И за всех остальных.

— Мне придется долго замаливать свои грехи, — промолвила девушка. Слезы выступили у нее на глазах, и она даже не пыталась их скрыть.

— Да, у нас очень много дел, — ровным тоном промолвил Джери-а-Конел.

Глава 2 ИЗГОИ ТЫСЯЧИ ПЛОСКОСТЕЙ МИРОЗДАНИЯ

Поток теплого воздуха поднял черно-белого котенка высоко над лесом. Солнце уже садилось, и он ждал ночи, чтобы вволю поохотиться. Если бы кто-то заметил зверька с земли, что было, впрочем, маловероятно, то едва бы сумел отличить его от сокола. Он планировал, едва шевеля кончиками крыльев, и старался удержаться над городом, недавно захваченным врагами, чья жестокость могла сравниться лишь с их многочисленностью.

Катинка фон Бек ничуть не преувеличивала, описывая тех, кто уничтожил ее войско. Она солгала лишь в том, что касалось точного места сражения и намерений победителей. В каком-то смысле эта армия и впрямь затаилась в сердце Булгарских гор, ибо страна, захваченная ею, неким чудом и впрямь умещалась среди вершин этого хребта.

Чем ниже садилось солнце, тем ниже опускался крылатый кот, пока, наконец, не закончил свой полет под кроной одного из самых высоких деревьев. Легкий ветерок шевелил листву и чуть раскачивал ветви, создавая впечатление медленно колышащихся волн огромного зеленого океана.

Кот опустился на ветку огромного дерева. Далеко внизу уже поблескивали вечерние огни города. Пушистому разведчику не впервой было выполнять для своего хозяина поручения подобного рода, ибо он был способен подняться в воздух над местностью, куда не могли проникнуть ни сам Джери, ни его друзья. Виринторм не был окружен городской стеной, поскольку надобность в ней отпала уже давно.

Дома здесь в основном строились из великолепного эбенового дерева, полированного или инкрустированного морской костью. Этот диковинный материал горожане покупали у рыбаков, населяющих юг страны. Испокон веков те занимались охотой на китов и моржей, если не считать ловли рыбы, которой они снабжали всех жителей материка. Но теперь рыбацкие поселения были разграблены и сожжены дотла. А за немногими уцелевшими по лесам охотились чудовища.

Эбеновое дерево прочностью своей не уступало камню, из которого, впрочем, в Гараторме почти ничего не строили, и все же многие дома в городе пострадали от пожарищ.

Кот опустился на гладкую крышу одного из самых больших зданий и, цепляясь когтями за дерево, вскарабкался на самый конек.

Город, казалось, насквозь пропитывал смрад, распространяя повсюду запах смерти и разложения. Принюхавшись, кот обнаружил еще кое-что, живо его заинтересовавшее. Повинуясь инстинкту и полагаясь на чутье, кот расправил крылья и неслышной тенью скользнул к раскрытому окну.

Исключительное чутье не подвело его и на сей раз. Запах шел из комнаты. Повсюду здесь валялась разбросанная в беспорядке одежда, богато украшенная вышивкой и кружевами. В центре возвышалась большая кровать. На полу виднелось множество опрокинутых кубков. Похоже, последние несколько недель здесь беспрерывно устраивались обильные попойки. В кровати лежал обнаженный человек, а рядом с ним, утопая в скомканных простынях, две юные девушки, спавшие в обнимку. Сон обеих был тревожным. Порой они вскрикивали, начинали дрожать. Тела их покрывали многочисленные ссадины и синяки. У обеих была очень светлая кожа и черные волосы. Мужчина, напротив, обладал ярко-желтой шевелюрой, скорей всего крашеной, а волосы на руках и на груди были рыжеватого оттенка. Он был крепким и мускулистым. Вероятно, не менее семи футов ростом. Грубая, мощная голова треугольной формы с широкоскулым лицом, в котором, однако, таилась слабость, проявлявшаяся в его маленьком заостренном подбородке и жестких складках по краям рта, делавшим его скорее неприятным и отталкивающим, чем красивым.

Это был сам Имрил.

На шее у него на тонком шнурке висел янтарный рог, оправленный в серебро. Это был Имрил, по прозвищу Желтый Рог.

Далеко разносились звуки этого рога, когда хозяин им созывал своих людей. Поговаривали, что трубный зов рога слышали и друзья Имрила, пребывавшие в преисподней.

Он шевельнулся, словно ощущая присутствие кота, который тут же поспешил укрыться, перелетев на высокий карниз дома напротив. Когда-то в этой комнате были выставлены напоказ военные трофеи, но все они исчезли несколько месяцев назад. Имрил прокашлялся, заворчал, приоткрыл глаза, затем, повернувшись и опершись локтем о спину одной из девушек, налил вина себе в кубок, стоящий на столике у изголовья кровати. Выпив, он чихнул и сел на краю постели.

— Гарко, — прорычал он. — Сюда, Гарко!

Дверь отворилась, и в комнату поспешно вбежало удивительное существо: круглое туловище на четырех ногах, голова без шеи и длинные мускулистые руки с крупными кистями.

— Хозяин, — прошептало существо.

— Который час?

— Солнце только что село.

— Это что же, я, значит, спал целый день? — Имрил встал и завернулся в какие-то лохмотья, в которых с трудом можно было узнать принадлежность бывшего королевского гардероба. — Клянусь преисподней, должно быть это был еще один из этих дьявольски скучных дней. Что новенького на западе?

— Ничего, если бы они собирались напасть на нас, мы бы об этом уже знали.

— Согласен, клянусь Ариохом, до чего же мне скучно, Гарко. Начинаю подозревать, уж не загнали ли нас сюда, в это проклятое место, в наказание? В таком случае, хотел бы я знать, чем прогневил владык Хаоса. Сперва мы думали, что оказались в раю, который подарили нам для разграбления. Здесь никто почти не умел даже сражаться. Города сами падали нам в руки. Но зато теперь нам просто нечем заняться. Как там поживает наш колдун?

— Его машина путешествий во времени по-прежнему отказывается работать, хозяин. На вашем месте я бы не слишком на него надеялся.

Имрил хмыкнул.

— Ну, по крайней мере, ему удалось справиться с девчонкой… И на дальнем расстоянии. Так что он, может быть, еще сумеет вытащить нас с этого места.

— Все может быть, хозяин.

— Все равно я по-прежнему никак не могу понять, почему даже самый сильный из нас не в состоянии вырвать хоть слово от владык Хаоса. Не будь я Имрилом Желтым Рогом, будь я кем попроще, я решил бы, что меня бросили или даже предали. В том мире, откуда я родом, Гарко, я возглавлял великую нацию. Я правил ею во имя Хаоса. И возносил почести Ариоху многочисленными жертвоприношениями.

— Да-да, жертвоприношения, хозяин, вы рассказывали мне.

— И есть среди нас и другие, кто также были королями в своих мирах и возглавляли империи. Поразительно, что среди них не найдется и двух человек родом из одного времени или места. Это тревожит меня. Все эти существа, будь они люди или нелюди подобно тебе, прибыли сюда в один и тот же миг из огромного множества миров. Наверняка сам Ариох приложил к этому руку или кто-то еще из властителей Хаоса. Ибо каждый из нас, за немногими исключениями, служит этим повелителям энтропии. А Ариох зачастую не посвящает нас в свои планы.

— Может, у него и не было никакого плана, хозяин?

Имрил вновь презрительно хмыкнул и без особой злости шлепнул Гарко по черепу.

— Ариох ничего не делает без причины. Тем не менее он всегда щедр с теми, кто служит ему, не задавая лишних вопросов. Вот почему, будучи его давним и преданным слугой в своем собственном мире, я сперва решил, что он желает меня вознаградить…

С кувшином и бокалом в руке Имрил подошел к окну и уставился на покоренный им город. Плеснув себе вина, он осушил бокал одним глотком и тряхнул ярко-желтой гривой.

— Мне скучно, я умираю от тоски. Я возлагал какие-то надежды на тех, кто правит западными провинциями. И говорил себе, что они попытаются напасть на нас. Но похоже, они слишком осторожны и боятся рассердить Ариоха, повернувшись против бывших своих товарищей. Впрочем, пожалуй, я готов изменить свое мнение. Возможно, Ариох только того и ждет, чтобы мы передрались между собой. Да, возможно, он желает знать, кто из нас сильнее. Видишь ли, Гарко, я полагаю, это некое испытание.

— Испытание. Да, понимаю, хозяин. Имрил вновь хмыкнул.

— Позови колдуна. Я желаю с ним поговорить. Возможно, он поможет мне разобраться во всем этом.

Гарко поспешно отступил к дверям.

— Да, хозяин, я позову его.

Черно-белый кот, оставаясь неподвижным, словно причудливая статуэтка, продолжал следить за Имрилом. Тот мерил шагами комнату, в задумчивости нахмурив лоб. С ощущением физической мощи, которое излучала его высокая атлетическая фигура, странным образом контрастировало выражение явной неуверенности на лице. Вероятно, раньше, прежде чем он присягнул Хаосу, это был более решительный человек, но, по слухам, Хаос коверкал не только тела, но и души тех, кто служит ему.

Внезапно Имрил остановился и недоверчиво огляделся вокруг, словно ощутив присутствие животного. Затем запрокинул голову и прошептал:

— Ариох, Ариох, почему же ты не приходишь, почему не пошлешь нам никакого вестника?

Несколько минут прошло в ожидании, полном надежды. Затем он вновь встряхнул головой и принялся расхаживать по комнате. Какое-то время спустя вернулся Гарко.

— Колдун здесь, хозяин.

— Пусть войдет.

В комнате появился сгорбленный человек в длинном зеленом платье. На одеянии его золотом были вышиты длинные змеи, пытающиеся укусить друг друга за хвост. Лицо скрывала большая маска в виде головы шипящей змеи. Подобранные с большим вкусом сверкающие самоцветы, украшавшие маску, придавали ей еще большее сходство с оригиналом.

— Зачем я вам понадобился, Желтый Рог? — раздался приглушенный голос, в котором угадывалось явственное недовольство. — Я был занят своим опытом.

— Если он пройдет с тем же результатом, что и все прочие, барон Калан, то спешить некуда. Ничего не произойдет.

— Полагаю, вы правы. — Змеиная маска слегка поворачивалась из стороны в сторону, хозяин ее торопливо осматривал ярко освещенную комнату. — О чем вы хотели поговорить со мной, Имрил?

— Я хотел спросить ваше мнение о том, что с нами произошло. Мое мнение вы знаете. Я полагаю, что сюда нас забросили Повелители Хаоса, преследуя какие-то свои цели…

— Да, и со своей стороны вы знаете также, что этих странных существ нет в моем мире. Я ученый, если бы они действительно существовали, я бы сказал, что их беспорядочная прихотливая манера действовать граничит с безумием…

— Замолчите! — Имрил вскинул руку. — Я не потерплю святотатства, барон Калан. Даже из уважения к вашим талантам. Я не только готов поручиться за то, что герцог Ариох и его собратья действительно существуют, но также и за то, что они проявляют огромный интерес к делам человеческим во всех сферах существования.

— Прекрасно! Но если я с этим соглашусь, мне будет нелегко понять, точно так же как и вам, почему они не появляются. Лично я, напротив, опираюсь лишь на собственный опыт. Мои исследования времени и попытки воздействовать на него привели к грубому вмешательству в его тонкую структуру. Образовался большой разрыв или трещина, если угодно, из которого и возник тот феномен, который нас сейчас занимает. Я уже не говорю о всех прочих. Подобно вам, я убежден, что здесь мы оказались в ловушке. До сих пор я терплю неудачу за неудачей, пытаясь запустить свою пирамиду сквозь измерения, но не оставляю попыток отыскать решение этой проблемы. Нет сомнений, что мы находимся на пересечении множества плоскостей разных миров. Но почему такое количество существ, эти миры населяющих, оказалось вдруг здесь с нами — сие мне неведомо.

Имрил зевнул и погладил пальцами свой рог.

— Значит, таков ваш вывод, что вы ничего не знаете?

— Уверяю, я работаю над этим. Но у меня свой подход.

— Я ни в чем вас не виню, колдун, но величайшая насмешка судьбы в том, что здесь у нас масса выдающихся умов, и никто не в состоянии решить эту проблему. Вроде мы все говорим на одном и том же языке, но одни и те же слова понимаем по-разному. Наши основные понятия отличаются коренным образом. То, что я именую колдовством, вы называете наукой. А когда я говорю о богах, вы талдычите мне о законах Вселенной. Возможно, речь идет об одном и том же, но слова лгут нам.

— Вы умный человек, Имрил, — признал Калан. — Порой я задаюсь вопросом, почему вы теряете время на эту бойню, в этом пьянстве и разврате, в которых, как мне кажется, вы не находите для себя ни малейшего удовольствия.

— Сколь бы я ни был снисходительным, но вы зашли слишком далеко, — прервал его Имрил, не повышая голоса. — Должен же я как-то проводить время. И потом, мне наплевать на знания и всяческую мудрость, особенно когда она не служит конкретным целям. Впрочем, ваши знания оказались для меня полезны, и потому я живу с терпеливой надеждой на будущее. Видите ли, барон Калан, я проклят и знаю об этом. Я был проклят в тот самый миг, когда принял в дар этот рог, который вы видите у меня на шее. Благодаря ему главарь маленькой банды, воровавшей скот, сделался вождем величайшей нации на моей планете, — Имрил безрадостно усмехнулся. — Этот рог вручил мне самолично герцог Ариох. Он дает мне помощь преисподней в случае крайней необходимости. Он сделал меня великим человеком и одновременно рабом. Рабом Повелителей Хаоса. Я не могу отказаться от их дара, точно так же как и перестать им служить. И поскольку я знаю, что проклят, то не вижу больше никакого смысла в своей жизни. Когда я крал лошадей, у меня было хоть честолюбие. А теперь осталась лишь тоска по этим веселым простым денькам, когда все, что меня интересовало, — это, как вы выразились, бойня, разврат и пьянство. — Имрил тускло улыбнулся и внезапно разразился хохотом. — Так что, похоже, я ничего не выиграл от этой сделки. — Мощной рукой он обнял сгорбленного колдуна и повлек его прочь из комнаты. — Пойдемте взглянем, как там ваши опыты.

Кот подполз к краю карниза и осторожно заглянул вниз. Девушки по-прежнему спали, крепко обнявшись. Он еще услышал отголоски хохота Имрила, а затем взмахнул крыльями, пролетел над кроватью и вылетел в окно, чтобы вернуться к тому месту, где ждал его Джери-а-Конел.

Глава 3 ВСТРЕЧА В ЛЕСУ

— Значит, скоро между захватчиками начнутся свары, — заметил Джери-а-Конел.

Каким-то таинственным, только им двоим известным образом он смог узнать все, что видел и слышал кот, и теперь почесывал мурлычущего зверька за ухом.

Наступил рассвет, и Катинка фон Бек вывела из пещеры трех лошадей. Двух красавцев скакунов и жалкую клячу Джери. Илиана больше не удивлялась тому, что все это кажется ей таким знакомым, хотя прежде она была совершенно уверена, что никогда этих лошадей не видела. Вскочив в седло, она внимательно осмотрела оружие. Меч и копье со странным рубиновым наконечником вместо стального.

Машинально она нащупала спусковой крючок, сделанный также из драгоценного камня. Если нажать на него, то из наконечника вырвется поток огня, сметающего все на своем пути, хотя откуда к ней пришло это знание, Илиана не ведала. Философски пожав плечами, она просто порадовалась тому, что у нее есть столь мощное оружие, не менее грозное, чем у воинов Имрила. У Катинки фон Бек было точно такое же копье, в то время как Джери был вооружен лишь обычной пикой, мечом и щитом.

— Эти боги, на которых Имрил возлагает такие надежды, они существуют в действительности, Джери? — спросила у молодого человека Катинка фон Бек прежде, чем они углубились в лес.

— Да, существуют… Или будут существовать. Подозреваю, они проявляются лишь в некоторые эпохи, когда люди испытывают в них необходимость, но, возможно, я ошибаюсь. Однако можете не сомневаться, Катинка фон Бек, что в такие периоды истории они обладают огромной силой.

Пожилая воительница кивнула.

— Но тогда почему же они не придут на помощь Имрилу?

— Возможно, они делают это без его ведома. — Джери глубоко вздохнул, наслаждаясь свежим воздухом, и восторженным взглядом обвел огромные цветы и зеленеющие деревья. — Впрочем, зачастую боги не способны перенестись прямо в мир людей. Именно поэтому им приходится прибегать к таким посредникам, как Имрил. По-моему, лишь благодаря колдовству можно вступить в прямой контакт с Ариохом.

— А этот колдун из Империи Мрака, барон Калан, может быть, ему это удастся?

— О, он наделен определенными талантами… в своем собственном мире. Однако он не верит в Ариоха, а следовательно, ничем не способен помочь Имрилу. И для нас это большая удача.

— Мне отвратительна мысль, что Гараторм могут захватить существа еще более жестокие, нежели Имрил с его ордами, — промолвила Илиана.

Странные неясные воспоминания, которые являлись перед ее внутренним взором время от времени, больше не тревожили Илиану, зато теперь она не могла не думать о том, как предала своего брата. Она так и не видела его трупа, ей лишь сказали, что люди Имрила привезли в Виринторм его останки… По счастью, Катинка фон Бек успела вызволить девушку из темницы прежде, чем палачи показали ей изуродованный труп.

Это был тонкий расчет. Илиана от собственного предательства преисполнилась бы таким отвращением к самой себе, что согласилась бы на любое требование Имрила. Она знала, что отдалась бы ему почти с благодарностью, дабы искупить собственное преступление. Под влиянием переживаний дыхание девушки сделалось прерывистым. Ну, по крайней мере ей удалось лишить Имрила хотя бы этой последней победы.

Впрочем, это было слабое утешение. Она бы никогда не простила себе, если бы, поддавшись влиянию момента, все-таки разделила ложе с Имрилом, не почувствовала себя прощенной. И хотя никто из друзей не попрекнул ее предательством, это не могло успокоить угрызений совести, которые разжигали в ее сердце такую ненависть, что у девушки темнело в глазах. Илиана поклялась уничтожить Имрила и его товарищей, даже ценою собственной жизни. Ее единственное сокровенное желание: дожить до того момента, как она своими глазами увидит гибель врага.

— Мы должны быть готовы к тому, что не сразу сумеем отыскать защитников Виринторма, — заметила Катинка фон Бек. — Те, кто по-прежнему сопротивляется Имрилу, должны были научиться осторожности и опасаться предательства.

— Особенно с моей стороны, — горестно вздохнула Илиана.

— Вполне возможно, что они не знают о пленении вашего брата, — возразил Джери. — По крайней мере, об обстоятельствах, которые к этому привели…

Но сам он говорил без особого убеждения в голосе.

— О нет! Имрил наверняка позаботился о том, чтобы все узнали о вашей роли в этой истории, — промолвила Катинка фон Бек. — Именно так я бы сама поступила на его месте. И можете не сомневаться, что он дал самое худшее объяснение вашему поступку. Предательство последнего представителя правящего рода должно было бы окончательно подорвать боевой дух повстанцев и избавить завоевателей от множества проблем. В свое время мне доводилось брать города штурмом, и я не сомневаюсь, что для Имрила это тоже не первый из захваченных городов. Если уж он не смог попользоваться вами одним способом, то наверняка отыскал другой.

— Какие бы слухи он ни распускал о моем поступке, истина все равно гораздо хуже, — промолвила Илиана.

Пожилая воительница ничего не ответила, лишь поджала губы и пришпорила лошадь, устремляясь во главу маленького отряда.

Остаток дня всадники пробирались сквозь переплетения ветвей и лиан густого подлеска. И чем дальше в лес, тем темнее становился этот зеленый спокойный полумрак, наполненный пьянящими запахами. Они уходили к северо-востоку от столицы, предводительствуемые Катинкой фон Бек, которая знала, где искать последних защитников Гараторма.

Наконец, тропинка вывела спутников на довольно большую поляну, залитую лучами яркого солнца. Всадники зажмурились, привыкнув к сумеркам, царящим под густыми кронами великанских деревьев.

Катинка указала на противоположный край поляны. Прищурившись, Илиана с трудом разглядела между стволов деревьев темные тени развалин и тут же вспомнила.

— Ну, конечно, — воскликнула девушка. — Тикоксил! Имрил ничего не знает об этом древнем городе.

Виринторм еще не существовал на свете, когда Тикоксил, процветающий торговый город, уже насчитывал за плечами не одну сотню лет. Отсюда родом были предки Илианы. Вокруг города тянулась стена из огромных стволов крепкого дерева, казавшаяся неприступной. Но теперь от нее мало что осталось, а бревна раскатились, превратившись со временем в ровный пласт трухлявой щепы, в который нога проваливалась по колено. В проемах виднелись немногие уцелевшие здания. Они сохранили гордый облик, несмотря на густой ковер ползучих растений, покрывавших их стены до самой черепицы. Остановившись в самом центре поляны, спутники еще раз внимательно осмотрелись, прежде чем наконец спешиться. Огромные ветви деревьев качались в вышине, бросая на землю пляшущие тени.

Илиане показалось, будто в танце теней она различает людские силуэты, время от времени мелькавшие между стволами или безмолвно приникшие к ним. А вдруг это слуги Имрила, устроившие тут засаду, а вовсе не прежние ее соратники? Девушка положила руку на это странное оружие, именуемое огненным копьем, готовая отразить любое нападение.

Послышался ясный высокий голос Катинки фон Бек:

— Если вы наши друзья, то должны узнать нас. Мы пришли, чтобы вместе с вами бороться против Имрила.

— Да здесь никого нет, — воскликнул Джери, спускаясь с лошади. — Однако место мне кажется вполне подходящим для ночлега.

— Взгляните, вот ваша королева, Илиана, дочь Пирана. Разве вы не помните, как высоко взметнулось огненное знамя в ее руках в самый разгар битвы под натиском захватчиков? Я же Катинка фон Бек, и вы тоже знаете, что я враг Имрила. А имя нашего спутника Джери-а-Конел. Без его помощи вашей королевы сегодня не было бы здесь.

— Катинка, нас не слышит никто, кроме белок и птиц, — возразил ей Джери. — Похоже, в этом лесу не осталось никаких защитников Гараторма.

Но не успел он договорить, как на них сети обрушились. Вместо того чтобы пытаться выбраться на свободу, друзья хладнокровно обнажили мечи и принялись рассекать веревку. Однако Катинка и Илиана по-прежнему сидели в седле, и сколь бы ни были спокойны и уверены в себе люди, лошади не переставали ржать и брыкаться. Одному лишь Джери удалось вырваться на свободу. Выскользнув из-под сети, он распрямился с клинком в руках, и тут же оказался лицом к лицу с двумя десятками мужчин и женщин, которые, размахивая клинками, устремились на них из-за развалин.

На плечи Илианы упал тугой аркан и сковал движения ее рук. Не переставая отбиваться, она почувствовала, что ее стягивают с седла, и свалилась на землю. Затем кто-то с силой ударил ее ногой в живот. Застонав от боли, она расслышала еще какие-то оскорбления, но не узнала голоса говорившего.

Похоже, Катинка фон Бек неверно оценила ситуацию, эти люди отнюдь не были их друзьями.

Глава 4 ДОГОВОР

— Какие же вы глупцы! — презрительно воскликнула Катинка фон Бек. — Вы не заслуживаете того шанса, который мы вам даем. Своими действиями вы лишь помогаете Имрилу. Разве вы не понимаете, что именно на такую реакцию он и рассчитывал.

— Молчи!

Молодой человек со свежим шрамом на челюсти испепелил воительницу взглядом.

Илиана вскинула голову и вяло тряхнула головой, чтобы убрать с глаз пропитанные потом пряди волос.

— К чему спорить с ними, Катинка. Со своей точки зрения они совершенно правы.

Вот уже три дня, как их подвесили за руки. Их отвязывали лишь на время еды и для того, чтобы оправиться. Но, несмотря на все страдания, Илиана мучилась меньше, чем в руках палачей Имрила. Она почти перестала обращать внимание на боль. Ненависть их врагов сосредоточилась в основном на ней. Удар в живот, полученный ею в самом начале, был лишь первым в нескончаемой череде оскорблений. Ей плевали в лицо, били по щекам, осыпали угрозами и проклятиями. Но принцесса стойко сносила издевательства и мучения, зная, что заслужила их. Каждому воздается по заслугам, твердила она себе. И это помогало ей сносить душевную и телесную боль.

— Если они нас убьют, то самим себе подпишут смертный приговор, — невозмутимо заявил Джери-а-Конел.

Он тоже оставался совершенно равнодушным к боли и вообще, похоже, большую часть времени находился в забытьи. Его черно-белый кот куда-то исчез.

Молодой человек, изуродованный шрамом, обернулся к Джери.

— Мы все равно прокляты, — заявил он. — Псы Имрила вскоре отыщут нас.

— Именно об этом я и толкую, — воскликнула Катинка фон Бек.

Илиана взглянула на руины древнего города. Привлеченные разговором, к дереву, где висели пленники, стали подходить остальные изгои. Лица большинства из них показались ей знакомыми. Раньше они вместе проводили время, изучая воинские искусства. Из уцелевших в последней битве с Имрилом они собрали небольшой отряд, который пополнился теперь горожанами Виринторма, избежавшими всеобщей резни. Каждый из прежних друзей принцессы обрушил на нее всю ненависть своего горячего молодого сердца, ибо они не в силах были перенести ту мысль, что восхищались прежде человеком, который повел себя столь недостойным образом.

— Любой из вас на месте Илианы повел бы себя точно так же и все выдал бы Имрилу, — заявила Катинка. — Не нужно быть большим мудрецом, чтобы это понять. Вы, молодые, слишком наивны. Вам недостает здравомыслия. Мы — ваш единственный шанс сразиться с Имрилом и одержать победу. Поэтому вы губите самих себя, дурно обращаясь с нами. Вы не стремитесь разыграть козыри, которые вам достались. Позабудьте о своей ненависти к Илиане… Хотя бы до той поры, пока мы не сразимся с Имрилом. У вас слишком мало сил, друзья мои, чтобы пренебрегать союзниками.

Молодого человека со шрамом звали Мизиналь Хинн, и он приходился дальним родственником Илиане. Подобно большинству молодых людей при дворе некогда он был влюблен в нее, и она знала это. Сейчас он хмурился.

— Ваши речи не лишены смысла, Катинка фон Бек, и прежде вы всегда давали нам добрые советы, но откуда мне знать, не хотите ли вы сейчас нас обмануть? Ибо всем нам известно, что вы заключили договор с Имрилом, чтобы предать нас.

— Не забудьте, что перед вами Катинка фон Бек, никогда я бы не сделала ничего подобного.

— Но ведь королева Илиана предала собственного брата, — напомнил ей Мизиналь.

Илиана зажмурилась. Теперь боль вернулась вновь, и она не имела никакого отношения к веревкам, что впивались ей в запястья.

— Под пыткой, — подчеркнула Катинка, потеряв терпение. — Ее подвергли ужасным пыткам. В таких обстоятельствах, возможно, я бы и сама совершила предательство. Знаете ли вы, на какие гнусности способен Имрил?

— Имею некоторое представление, — вынужден был согласиться Мизиналь. — И все же…

— Да и зачем бы мы пришли сюда в одиночку, если бы вступили с Имрилом в союз. Раз уж нам известно, где вы прячетесь, мы бы могли привести сюда армию или просто сообщить ему об этом, и он сам направил бы сюда войска, чтобы застать вас врасплох.

— О нет, только не врасплох. У нас в ветвях деревьев прячутся наблюдатели. Они бы предупредили нас, и мы бы вовремя спаслись бегством. Разве то, как мы встретили вас, не доказывает, что мы держимся настороже.

— И все равно, это не опровергает моих доводов. Мизиналь вздохнул.

— Среди нас есть те, кто хотел бы насладиться местью предательнице вместо того, чтобы сражаться с Имрилом, а иные полагают, что нам лучше забиться здесь в тихий уголок, в надежде, что Имрил о нас забудет.

— Не тешьте себя иллюзиями. Он мается от скуки и вскоре с удовольствием сам возглавит свою свору. Он терпел ваше присутствие до сих пор, потому что боялся, что на него нападут бывшие соратники с запада. Именно поэтому он держал большую часть своей армии в Виринторме. Но теперь, убедившись, что никакой угрозы нет, он вспомнит и о вас.

— А, так захватчики ссорятся между собой, — оживился Мизиналь. — Между ними пошли свары?

— Пока нет. Но это неизбежно. И я рада, что вы понимаете все значение этого. Кстати, помимо всего прочего, мы явились и для того, чтобы сообщить вам об этом.

— Если они начнут грызться между собой, нам будет легче разделаться с теми, кто завладел Виринтормом, — Мизиналь потер свой шрам. — Это уж точно. — Он нахмурился. — И все равно, даже эти сведения могут быть частью какого-то хитрого плана, чтобы нас обмануть…

— Вы слишком недоверчивы, но вас можно понять, — осторожно вмешался Джери-а-Конел. — И все же разумнее признать, что мы явились сюда, дабы всем вместе бороться против Имрила.

— Лично я ему верю.

Это подала голос девушка по имени Лифет. Она была подругой детства Илианы и возлюбленной ее брата.

Ее мнение имело вес. Ведь у нее больше, чем у кого бы то ни было, имелись причины ненавидеть Илиану.

— Думаю, нам стоит их отвязать, хотя бы на время. Пусть расскажут, зачем явились к нам. Не забудьте, что не будь Катинки фон Бек, мы вообще не смогли бы оказать Имрилу никакого сопротивления, а против этого их спутника, Джери-а-Конела, у нас вообще ничего нет. И возможно, что… что Илиана… — явно было, что имя это давалось ей с трудом, — желает заслужить прощение. Лично я не могу утверждать, что под такими пытками, как описала нам Катинка фон Бек, я сама не предала бы Брадна. Она была моей подругой. Как и все мы, я ее очень уважала и видела, как она подхватила боевой стяг из рук умирающего отца и повела нас в битву. Да, я готова поверить ей. И все же буду держаться настороже.

Лифет подошла к Илиане. Та опустила голову и вновь прикрыла глаза, не в силах выдержать взгляд подруги.

Но Лифет уверенно протянула руку, ухватила девушку за подбородок и заставила поднять голову. Илиана открыла глаза, встретилась взглядом с Лифет и увидела там ненависть, но также и сострадание.

— О да, ты должна ненавидеть меня, Лифет, — прошептала она так тихо, что больше никто не мог ее услышать. — Но ты должна выслушать меня, ибо я пришла не для того, чтобы вас предать.

Лифет закусила губы. Когда-то она была красивой, даже красивее Илианы, но теперь черты ее лица сделались жесткими, а кожа слишком бледной. Она коротко остригла волосы и не носила никаких украшений. Короткая зеленая туника под цвет листвы была туго перетянута широким вышитым поясом, на котором висели меч и кинжал. На ногах — простые сандалии с крепкой подошвой, завязанные на икрах кожаными ремешками. Такую же одежду носили и остальные. Илиане сделалось почти неловко, что на ней самой была кольчуга и крепкие кожаные сапоги.

— Твои намерения не имеют никакого значения, — промолвила Лифет. — Гибели Брадна хватило бы, чтобы наказать тебя. Конечно, это варварское представление о правосудии, я знаю, но иное мне отныне неведомо. Однако, если ты знаешь способ одолеть Имрила, мы готовы выслушать тебя. Катинка фон Бек совершенно права. — Она обернулась к своим товарищам и отпустила Илиану. — Разрежьте веревки.

— Желтый Рог вскорости пойдет войной на западные провинции, — промолвил Джери-а-Конел. Кот вновь вернулся и сел ему на плечо, и теперь хозяин рассеянно поглаживал его, пересказывая Мизиналю и остальным, что узнал через своего соглядатая. — Известно ли вам, кто сейчас правит в дальних провинциях?

— В Бекторне и Ривенде воцарился некий Кадат Медвежий Коготь, — отозвалась Лифет. — Однако, судя по всему, его успел прикончить какой-то соперник, и они разделили его прежние владения на две или три части, причем одним из правителей стал некий Орнальд Гравенский, который совсем не похож на человека. У него тело льва, голова обезьяны, но ходит он на двух ногах, как вы или я.

— Творение Хаоса, — в задумчивости промолвил Джери-а-Конел. — Как много их в Гараторме. Такое впечатление, что в этот мир, как в ссылку, отправили всех тех, кто служил энтропии. Отвратительное предположение.

В этот миг Илиана вспомнила, что на западе было еще два больших города.

— А что происходит в Пойтарне и Мажде? Мизиналь удивился.

— А вы разве не знаете? Мажда была уничтожена взрывом огромной силы, и все жители погибли. Свидетели сходятся в одном — местное сопротивление тут ни при чем. Захватчики сами себя подорвали по чистой случайности. Должно быть, какой-то колдовской эксперимент пошел вкривь и вкось.

— А Пойтарн?

— Он был разграблен и заброшен. Захватчики пошли дальше по берегу в надежде, должно быть, отыскать еще какую-то добычу, но их ждало разочарование. Все города оказались покинутыми. Моряки сели на корабли и вышли в море, успев спастись на островах до прихода захватчиков, а у тех не было никакой возможности последовать за беглецами. Надеюсь, что они достигли безопасных берегов. Если бы у нас оставались корабли, мы последовали бы за ними.

— А не пробовали ли они контратаковать со своих островных баз?

— Пока нет, — отозвалась Лифет. — Но надеюсь, мы о них еще услышим.

— А возможно, и нет, — возразил кто-то другой. — Может статься, у них хватит здравого смысла подождать… Если они вообще не решат навсегда позабыть о бедах оставшегося позади континента.

— И все равно, следует видеть в них возможных союзников, — заявила Катинка фон Бек. — Я и не подозревала, что стольким гаратормцам удалось спастись.

— Но мы никак не можем вступить с ними в контакт, — возразила Лифет. — У нас ведь нет никаких судов.

— Способ найдется, но мы подумаем об этом позже.

— Похоже, Имрил слепо полагается на этот желтый рог, который носит на шее. Если бы удалось его украсть или каким-то образом уничтожить, это здорово поколебало бы его уверенность в себе. А уж если он и впрямь черпает оттуда свою силу, то мы вообще разом решили бы все проблемы.

— Отличная мысль, — поддержал Мизиналь. — Но исполнить ее будет сложновато. Согласны, Катинка?

Женщина кивнула.

— Как бы то ни было, — заметила она, — над этим стоит поразмыслить. — Воительница сморщила нос. — Но первым делом нам следует позаботиться о вооружении. Раздобыть более современное оружие, по крайней мере, с моей точки зрения. К примеру, огненные копья. Если бы у каждого из нас было такое копье, мы бы утроили свои силы. Сколько у нас человек, Лифет?

— Пятьдесят три.

— Значит, нужно пятьдесят четыре копья, поскольку Джери тоже вооружен довольно скудно.

— Понял ваш замысел, — отозвался Джери. — Вы рассчитываете на то, что когда Имрил и его прежние союзники перегрызутся между собой, мы сможем попользоваться их арсеналом. Это увеличит нашу силу и в той же мере уменьшит их собственную.

— Совершенно верно. Вот только как это осуществить?

— Скорее всего, нужно отправляться в Виринторм, — заметила Илиана, которая к тому времени уже скинула кольчугу и оделась точно так же, как и все повстанцы, не жалея усилий, чтобы показать им, как горячо она вновь стремится стать одной из них. — Именно там мы сумели бы найти себе оружие.

— Или смерть, — возразила Лифет. — Смерть мы можем там найти еще скорее.

— Нужно будет каким-то образом замаскироваться, — промолвила Катинка фон Бек.

— И даже лучше, — предложил Джери-а-Конел. — Мы смогли бы сделать так, чтобы они сами показали нам, где хранят оружие.

— Что вы имеете в виду? — спросила его Илиана.

Глава 5 ВЫЛАЗКА В ВИРИНТОРМ

Их было восемь человек.

Первой шла Илиана. На ней вновь была сверкающая кольчуга, волосы закрывал золотой шлем, а в латной перчатке она сжимала меч с узким клинком.

Она вела семерых своих спутников высоко над землей по огромным ветвям, с прирожденной легкостью и грацией сохраняя равновесие в самых опасных местах, ибо с детства была привыкла путешествовать таким образом.

Перед ними расстилался Виринторм.

За спиной у девушки висело огненное копье. Второе она оставила Катинке фон Бек.

У границ города Илиана остановилась. Отсюда были хорошо видны улицы и снующие по ним солдаты вражеской армии, занятые своими повседневными делами.

За те несколько месяцев, что минули с захвата города, Виринторм раскололся на несколько отдельных районов. Каждый из них занимали группы солдат, объединенных либо внешней схожестью, либо происхождением из одной эпохи или одного мира.

Квартал, за которым следила Илиана, был ими тщательно выбран среди прочих. Его населяли существа, очень похожие на людей, однако не принадлежавшие к человеческому роду.

Черты их Илиане были хорошо знакомы. Это были высокие стройные существа с заостренными ушами, чуть раскосыми миндалевидными глазами фиолетового или желтоватого цвета, в глубине зрачков которых поблескивали синие или серебряные искорки. Они производили впечатление народа умного и гордого и демонстративно старались держаться поодаль от своих собратьев по оружию, однако Илиане было прекрасно известно, что среди всех племен, захвативших Гараторм, это было самым жестоким.

— Называйте их как угодно, элдренами, вадхагами, или мелнибонэйцами, — сказал ей Джери. — Главное, помните, они служат Хаосу с тем же усердием и преданностью, как и их предводитель Имрил. Поэтому выполняйте задуманное, не терзаясь угрызениями совести.

С огненным копьем наготове, Илиана осторожно двинулась вперед. Обойдя квартал, она вышла на соседнюю улицу, где встали лагерем люди, родившиеся в конце Тысячелетия Ужаса или сразу после него. Выходцы из народа, поглощенного бесконечными войнами, они обладали богатым ратным опытом и были вооружены лучше прочих. Почти у каждого имелось огненное копье.

Солнце клонилось к горизонту. Через час должна была спуститься темнота, и Илиана сочла, что подходящий момент настал. Выбрав наугад одного из вадхагов, она ловко прицелилась и нажала на резную гемму в рукояти оружия. Из рубина, закрепленного на конце древка, тотчас вырвался пучок алого пламени. Угодив точно в грудь воину, раскаленный луч пронзил его насквозь, расплавив латы на груди и на спине двумя аккуратными круглыми отверстиями. Быстро поменяв позицию, Илиана перебралась на соседнее дерево и принялась следить за тем, что произойдет дальше.

Вокруг воина, упавшего на землю, быстро собралась целая толпа. Его соплеменники, оживленно переговариваясь, указывали куда-то в сторону соседнего квартала. У многих в руках засверкала сталь. Голоса звучали все более яростно и ожесточенно. Пока все шло по плану. Как принцесса и предполагала, вадхаги решили, что убийство совершил кто-то из владельцев огненных копий.

Оставив тело товарища, три десятка самых различных существ хлынули в лагерь людей.

Илиана с усмешкой наблюдала за тем, как они бегут с громкими воплями, потрясая в воздухе оружием. Девушку охватило радостное возбуждение от предстоящей схватки и удачно исполненного плана.

У нее на глазах вадхаги с воплями достигли первых домов соседнего лагеря и принялись, жестикулируя, осыпать соседей проклятиями. Люди выбегали на улицу, торопливо пристегивая к поясам мечи. Илиана знала, что Имрил строго запретил пользоваться лучевым оружием внутри города, опасаясь пожаров. Это еще больше отягчало совершенное преступление. Конечно, едва ли стоило ожидать, что воины сразу ввяжутся в схватку. В армии царила достаточно строгая дисциплина, специально с той целью и созданная, чтобы давить в зародыше подобные инциденты.

На обнаженных клинках вспыхивали отблески заходящего солнца, но оружие по-прежнему не было пущено в ход. Командиры обеих групп стояли лицом к лицу, осыпая друг друга грязной бранью. Затем, по-видимому достигнув какого-то соглашения, все вместе они двинулись в лагерь нелюдей. Там они еще раз внимательно осмотрели труп и вновь принялись спорить. Было ясно, что люди категорически отрицают свою причастность к убийству. Однако противников эти доводы не убеждали. Поскольку сами они не владели подобным дальнобойным оружием, то могли усмотреть лишь одних виновников преступления. Затем раздосадованный командир-человек ткнул пальцем в свой лагерь, и все они устремились туда. Командир подвел их к крепкому зданию, все окна и двери которого были заперты на висячие замки. Один из воинов бросился куда-то бегом, но вскоре вернулся с целой связкой ключей. Входную дверь открыли, и Илиана в последних лучах заходящего солнца успела разглядеть, что находится в комнате, и облегченно вздохнула. Их замысел увенчался успехом. Перед ней был арсенал, где солдаты Тысячелетия Ужаса хранили свое оружие. Теперь оставалось лишь осуществить вторую часть плана. Когда люди и нелюди разошлись по своим лагерям, ее отряду оставалось лишь дождаться наступления ночи.

Они устроились на дереве, чьи ветви нависали над самым арсеналом, где хранились огненные копья. Илиана подала знак юноше, который сидел рядом с ней. Молча кивнув в ответ, он вытащил из-за пазухи кинжал необычной формы, который явно прежде принадлежал нелюдям. Быстро и бесшумно юноша спустился на улицу и, метнувшись в густую тень у дома, неподвижно застыл в ожидании. Ждать ему пришлось около получаса, но вот, наконец, на улице появился один из солдат. Подождав, пока воин приблизится, юноша стремительно набросился на него. Стальной клинок блеснул в лунном свете. Кинжал поднялся. И опустился. Воин вскрикнул. И еще удар. И опять крик. Юноша намеренно наносил удары не для того, чтобы убить, но с тем, чтобы заставить жертву страдать как можно сильнее и кричать погромче.

Третий удар кинжала, однако, оказался смертельным. Он пронзил человеку горло, и тот рухнул на землю. Оставив кинжал на месте, гаратормец вскарабкался по фасаду одного из зданий на крышу, затем перепрыгнул на низко нависающие ветви деревьев и вскоре оказался уже рядом с товарищами.

Затем разыгралась сцена, которая была почти точной копией недавнего происшествия. Однако теперь потерпевшими оказались воины Тысячелетия Ужаса. Собравшись вокруг трупа, они обнаружили кинжал нелюдей и ни на миг не усомнились в том, что произошло. Без сомнения, это нелюди отомстили им за убийство, которого они не совершали. В едином порыве солдаты устремились к кварталу соседей. Не дожидаясь, что будет дальше, Илиана бесшумно соскользнула с ветки на крышу арсенала. Направив вниз огненное копье, она нажала на спусковую скобу. Огненный луч вырезал в плотном дереве крыши круг, достаточно большой, чтобы туда мог пролезть взрослый человек. Тем временем ее товарищи также спустились на крышу и, передав огненное копье одному из них, Илиана спрыгнула внутрь склада.

Однако сперва ничего подходящего ей обнаружить не удалось. Должно быть, огненные копья хранились где-то ниже. Она заметила люк, рывком открыла крышку. Внутри царила темнота. Илиана, осторожно спускаясь, выжидала, пока глаза привыкнут к мраку. Сквозь неплотно прикрытые ставни сочился слабый свет, и, двигаясь на ощупь, девушка почти сразу натолкнулась на то, за чем пришла. Огненные копья аккуратными рядами стояли вдоль стен. Тем временем спутники Илианы, выстроившись в цепочку, начали переправлять найденное оружие на крышу. Пока они занимались этим, Илиана решила обследовать нижние комнаты и обнаружила там большое количество холодного оружия, среди которого особенное внимание ее привлек отличный боевой топорик. С большим трудом она заставила себя отказаться от него и от других кинжалов и клинков великолепной работы. У них было слишком мало времени. Его едва хватило бы на то, чтобы вынести и доставить в Тикоксил огненные копья. Однако перед уходом ей в голову пришла еще одна мысль: следовало испортить то оружие, которое они не могли забрать с собой, в особенности огнеметы. Сам рубин, конечно, выдержал бы любой удар, но зато, как обнаружила Илиана, то место, где он соединялся с деревянным древком, было довольно хрупким. Поочередно снимая огненные копья со стены, она принялась наносить ловкие удары топориком, приводя оружие в полную негодность. Это все-таки было лучше, чем ничего.

Заслышав голоса снаружи, она неслышными шагами приблизилась к окну и выглянула в щель между ставнями. На улице было полно вооруженных солдат. Илиана узнала в них личных гвардейцев Имрила, которых тот, должно быть, послал, чтобы установить истину и навести в лагере порядок. Илиана оценила эффективность действий противника. Имрил, казалось бы, никогда не обращал особого внимания на мелкие стычки, которые были неизбежны среди такого огромного количество не похожих друг на друга воинов. Однако он решительно и быстро пресекал любую угрозу заведенному в войсках порядку. Вновь прибывшие решительно направились к толпе дерущихся между собой людей и нелюдей, с громкими воплями призывая их немедленно сложить оружие.

Илиана поднялась в верхнюю комнату, где ее товарищи заканчивали переправлять на крышу шестьдесят отобранных огненных копий.

— Уходим скорее, — прошептала она. — Здесь слишком опасно.

— А как же вы, королева? — спросил ее юноша, который убил солдата кинжалом.

— Я последую за вами. Только нужно закончить одно дело. Дождавшись, пока все выберутся на крышу, Илиана метнулась вниз, чтобы вывести из строя последние несколько копий. Она как раз заканчивала возиться с ними, когда на улице послышался крик, хор голосов и громкий топот. Илиана вновь приникла к окну.

Солдаты, стоявшие на улице, показывали на крышу арсенала. Внезапно девушка вспомнила, что друзья забрали и ее огненное копье вместе со своими, так что у нее не оставалось иного оружия, кроме меча. Быстро взбежав по лестнице на второй этаж, Илиана выбралась на чердак, а затем проскользнула на крышу. И тут солдаты увидели ее.

Илиана нагнулась, чтобы уйти от стрел, просвистевших прямо у нее над головой, и, соскользнув с гребня крыши, съехала по скату, выходящему на другую улицу. Однако удержаться на краю Илиане не удалось, и она провалилась в пустоту. Она не упала лишь потому, что в самый последний момент ухватилась за невысокий бордюр, украшавший здание, и повисла на руках. Улица под нею была полна солдат. Снизу прилетело еще несколько стрел, но, к счастью, они не причинили девушке вреда, отскочив от стального шлема или запутавшись в кольцах кольчуги. Наконец, нащупав опору, она сумела выбраться на крышу и, согнувшись, побежала вдоль кромки, рассчитывая найти подходящую крепкую ветвь. Однако как назло, ничего не обнаружила. Сверху на коньке крыши уже появились вражеские солдаты, которые заметили следы ее пребывания в арсенале и теперь пытались догнать и схватить лазутчицу. Слыша их разъяренные вопли, Илиана похвалила себя за то, что не поленилась вернуться и вывести из строя последние огненные копья. Если бы не это, то сейчас враги непременно воспользовались бы лучевым оружием, и ее ждала бы неминуемая смерть.

Девушка, не останавливаясь, пробежала до конца крыши и, резко оттолкнувшись, прыгнула вперед, используя свой единственный шанс уйти от преследования. Судорожно сжав пальцы, она ухватилась за самый край крыши соседнего дома и теперь висела, раскачиваясь после прыжка, чувствуя, как гнется под ее весом тонкое, украшенное резьбой дерево. Однако упругие планки выдержали. Илиана осторожно подтянулась, помогая себе ногами, и, наконец, оказалась наверху. Тут же к ней устремился новый рой стрел. Илиана перепрыгнула на соседнюю крышу, потом все дальше и дальше, с беспокойством отмечая, что этот путь ведет к центру города, а отнюдь не к окраине, как ей того бы хотелось. Здесь уже не было гигантских деревьев, на ветвях которых она сумела бы найти спасение. Единственным утешением было то, что таким образом она уводит солдат за собой все дальше и дальше, так что им и в голову не придет преследовать ее товарищей.

Миновав таким образом три или четыре крыши, Илиана на какое-то время оторвалась от погони и позволила себе ненадолго передохнуть. Однако она прекрасно понимала, что враги вскоре снова обнаружат ее.

А что, если спрятаться в каком-нибудь доме? Может, это собьет солдат с толку, и они решат, что беглянка ускользнула от них? Потом, когда погоня стихнет, ей без труда удастся подыскать подходящее дерево.

Судорожно оглядевшись по сторонам, Илиана заметила неподалеку дом, окна которого оставались темными, и решила, что это именно то, что ей нужно. Осторожно удерживаясь за край крыши, она ногой нащупала узкий карниз, идущий вдоль верхнего этажа, и крохотными шажками приблизилась к окну. К ее великому облегчению, ставни оказались не заперты и распахнулись при первом же легком толчке. Илиана спрыгнула в комнату и поспешно затворила створки окна за собой.

Лишь сейчас она почуствовала, насколько утомило ее это бегство. Кольчуга внезапно показалась страшно тяжелой и легла на плечи невыносимым грузом. Теперь уже Илиана жалела, что вовремя не избавилась от доспехов. Тогда она могла бы прыгать гораздо дальше и карабкаться по крышам куда ловчее и быстрее.

В комнате стоял тяжелый запах, словно здесь давно не проветривали. Она осторожно двинулась вперед, вытянув руки, ничего не различая в темноте, и, сделав несколько шагов, коленом ударилась обо что-то твердое.

Какой-нибудь сундук? Или кровать?

И тут до нее донесся приглушенный стон.

Илиана принялась шарить взглядом во тьме. Заметила постель со смятыми простынями и какой-то силуэт на этой постели. Кажется, женский.

И женщина эта была связана.

Может быть, это ее соплеменница, которую держит здесь в плену один из захватчиков? Илиана нагнулась, вытащила кляп изо рта несчастной и торопливо принялась развязывать веревки.

— Кто вы такая? — прошептала она. — Не бойтесь, я спасу вас, если это в моей власти, хотя сейчас мне самой угрожает опасность.

Но когда она убрала кляп от лица, то тут же отпрянула со сдавленным криком. Это лицо было ей знакомо. Лицо призрака.

Ужас нахлынул на нее, ужас, имени которого она не знала. Никогда прежде ей не доводилось испытывать ничего подобного, ибо, хотя лицо это было ей знакомо, она не знала имени женщины.

И понятия не имела, где и когда встречалась с ней прежде.

С огромным трудом Илиана подавила желание броситься наутек и вновь склонилась к кровати.

— Кто вы такая? — спросила ее женщина.

Глава 6 ОШИБКА

Взяв себя в руки, Илиана зажгла лампу, отыскав на ощупь трут и огниво, затем глубоко вздохнула и попыталась найти какое-то разумное объяснение тому шоку, который испытала, узнав эту женщину… Которую явно видела впервые в жизни.

Илиана повернулась. На женщине было платье, некогда белоснежное, но судя по его плачевному состоянию, пленница явно провела здесь немало времени. Пошевелившись, незнакомка попыталась сесть на кровати. Тот, кто связал ее, знал толк в этом деле. Запястья ее были связаны перед грудью и соединены скользящими кожаными петлями с веревками, спутывающими щиколотки, бедра и шею, так что она с трудом могла пошевелиться. Внезапно Илиана испугалась, уж не сумасшедшая ли перед ней. Может быть, стоило дважды подумать, прежде чем вытаскивать кляп у нее изо рта. Что-то диковатое было во взгляде, которым женщина смотрела на Илиану. Хотя это выражение глаз, как и пятна грязи на платье, вполне могли быть следствием длительного заточения.

— Вы из Гараторма? — спросила Илиана, поднимая лампу, чтобы лучше разглядеть бледное лицо незнакомки.

— Гараторм? Так называется этот город? Нет.

— Но у меня такое впечатление, будто я знаю вас.

— У меня тоже. Однако…

— О да, — с жаром отозвалась Илиана. — Вы тоже никогда прежде меня не видели.

— Мое имя Иссельда Брасс, я пленница барона Калана с того самого момента, как попала сюда.

— Но почему он держит вас здесь?

— Боится, что я сбегу и кто-нибудь увидит меня. Он считает меня чем-то вроде талисмана. Впрочем, он не причинил мне особого зла. Как вы думаете, вы сумеете избавить меня от этих пут?

Судя по голосу и манерам, незнакомка отнюдь не казалась безумной, и Илиана, чуть успокоившись, склонилась над веревками.

— Благодарю, — выдохнула Иссельда Брасс, когда конечности ее вновь обрели чувствительность.

— Мое имя Илиана Гаратормская, королева Илиана.

— Дочь короля Пирана? — похоже, собеседница не верила своим ушам. — Но разве Калан не лишил вас души?

— Судя по всему, именно это он и сделал. Но теперь у меня новая душа.

— В самом деле? Илиана улыбнулась.

— Не требуйте объяснений, ибо я не в силах дать их вам. Но выходит, не все, кто явились в наш мир незваными — демоны.

— Большинство из них вполне заслуживают такого названия. Они принесли клятву верности Хаосу и считают себя бессмертными, хотя Калан утверждает, что это сущая чепуха.

Илиана внезапно содрогнулась, ибо ощутила в душе своей совершенно необъяснимое желание схватить эту женщину в объятия, причем отнюдь не дружественные. Никогда ничего подобного она не чувствовала к другому человеку, и тем более к женщине. Колени у нее подкосились, и она опустилась на край постели.

— Судьба… — пробормотала она. — Говорят, я служу Року. И знаете, что Иссельда Брасс… О, ваше имя мне так знакомо, точно так же, как и имя барона Калана. Мне кажется, будто я искала вас, искала всю мою жизнь… Только искала вас не совсем я. О… — окончательно запутавшись, она вздохнула и потерла лоб рукой. — Какой ужас!

— Понимаю вас. Калан полагает, что изначально эта ситуация была создана по вине его исследований природы времени. Наши жизни слишком тесно переплелись. Все возможности смешались. Должно быть, кто-то из нас вполне способен встретить и самого себя.

— Но, выходит, именно Калан виноват в том, что Имрил и его орда объявились в моем мире?

— Именно так он и считает. Большую часть времени он проводит, пытаясь восстановить нарушенное им же равновесие. Он утверждает, что я — важнейшая составная часть его опытов, и потому больше всего ему противна мысль о том, чтобы завтра оставить меня здесь и уехать прочь с Имрилом.

— Завтра? Но куда собрался Имрил?

— Куда-то на запад. Он хочет напасть на некоего Орнальда Гравенского.

— Они будут драться? Ну наконец-то.

На несколько мгновений Илиана забылась, отдавшись ликованию. Похоже, час их победы близок.

— Но Имрил в свою очередь никуда не желает ехать без барона Калана, — продолжила Иссельда. Отыскав гребень, она пыталась распутать свою длинную золотистую шевелюру. Он считает его таким же талисманом, как Калан — меня. Так что, как видите, я обязана жизнью целой цепочке глупейших суеверий.

— Но где же Калан сейчас?

— Должно быть, во дворце Имрила… Это ведь был дворец вашего отца, не так ли?

— О да. И чем он там занят?

— Имрил создал там для него лабораторию, хотя Калан предпочитает работать здесь. Он берет меня с собой, усаживает поблизости и разговаривает со мной, словно с комнатной собачкой. Больше он не уделяет мне никакого внимания. Увы, но я мало что понимаю в его речах. Я была свидетельницей того, как он похитил вашу душу. Это было ужасно. Как вам удалось отыскать ее? Илиана не ответила.

— Но как он этого достиг… Как он ее украл?

— С помощью кристалла, точно такого же, как тот, который он вставил в голову моему возлюбленному Хоукмуну. Это самоцвет с загадочными свойствами, который…

— Хоукмун… Это имя…

— Вы знакомы с Хоукмуном? Как он? Должно быть, он не в этом мире…

— Нет… нет… Мы с ним не знакомы. Да и откуда мне знать его. И все же это имя будит во мне какие-то воспоминания.

— Вам, кажется, дурно, Илиана?

— О да, да, мне что-то не по себе.

Девушке казалось, что она в любой миг может потерять сознание. Должно быть, убегая от солдат Имрила, она потратила куда больше сил, чем думала сначала. Она сделала над собой усилие.

— И что с этим самоцветом? Он по-прежнему в руках Калана? И душа моя заключена внутри этого камня?

— Да. Но теперь я вижу, что он ошибается. Каким-то образом ваша душа сумела освободиться.

— Похоже на то, — Илиана невесело усмехнулась. — Ладно, теперь подумаем о том, как нам сбежать отсюда. Сомневаюсь, что в вашем состоянии вы сможете прыгать со мной по крышам и карабкаться по деревьям.

— Могу попробовать. Я куда крепче, чем кажусь на первый взгляд.

— Тогда попробуем. Как вы думаете, когда вернется Калан?

— Он только что ушел.

— Тогда время есть. Я этим воспользуюсь, чтобы слегка передохнуть.

Илиана опустилась на постель.

— О, моя голова… Как больно.

Иссельда тут же протянула руку, желая помассировать Илиане виски, но та отпрянула с громким криком.

— Не надо! — она облизала пересохшие губы. — Благодарю вас за заботу, но это ни к чему.

Поднявшись, Иссельда подошла к окну с опущенными ставнями, приоткрыла их и глубоко втянула в себя прохладный ночной воздух.

— Сейчас с помощью Калана Имрил пытается вступить в контакт со своим черным божеством, которого именуют Ариохом.

— Да, он полагает, что именно этот владыка перенес их всех сюда.

— Я знаю. Так что пока Имрил дует в свой желтый рог, Калан должен произносить какие-то выдуманные им заклинания. Конечно, шансы на успех он оценивает невысоко.

— Так этот рог очень дорог Имрилу, верно? Он с ним никогда не расстается?

— Если верить Калану, то никогда. Единственный, кто может снять рог у него с шеи, это сам Ариох.

Время тянулось невыносимо медленно. Иссельда потушила лампу, чтобы Илиана могла немного подремать, и выглянула на улицу. Там повсюду сновали патрули, разыскивая беглянку. В какой-то момент она увидела солдат даже на крышах, но затем они, кажется, наконец, смирились с неудачей. Иссельда вернулась к кровати и увидела, что Илиана забылась тревожным сном.

Она встряхнула ее за плечо, и Илиана, вздрогнув, проснулась.

— Они ушли, — объявила Иссельда. — Думаю, нам стоит рискнуть и выйти на улицу. Как мы пойдем? Улицей?

— Нет, нам нужна веревка. Найдете что-нибудь подходящее?

— Попробую.

Через пару минут Иссельда вернулась с веревкой через плечо.

— Ничего длиннее не нашлось.

— Она достаточно прочная?

— Выдержит.

С улыбкой Илиана распахнула окно и подняла глаза. До ближайшей крупной ветки оставалось не меньше десяти локтей. Завязав на одном конце скользящую петлю, Илиана свернула веревку в кольцо, раскрутила и бросила в сторону ветки. Навык, приобретенный в детских играх, дал себя знать. Кольцо точно легло на крепкий сук толстой ветки. Дернув пару раз за веревку, Илиана затянула петлю, убедилась в ее крепости и надежности дерева.

— Вам остается только залезть ко мне на спину, — пояснила она, — обнять за шею, крепко обвить ногами поясницу и держаться изо всех сил. Сумеете?

— Постараюсь, — просто ответила Иссельда.

Она сделала все, как ей было велено, и Илиана встала на подоконник. Обмотав веревку несколько раз вокруг руки, она сильно оттолкнулась и полетела над крышами домов, едва избежав столкновения со шпилем старого здания торговой палаты. Описав дугу, девушка приблизилась к ветви дерева, за которую поспешно ухватилась ногами. Изо всех сил она попыталась подтянуться и ухватиться за ветку повыше, однако едва не выпустила ее из рук, и если бы не помощь Иссельды, которая успела подтянуться повыше, они обе могли бы рухнуть на землю. Потом Иссельда в свою очередь помогла Илиане, и обе они без сил распластались на огромном суку гигантского дерева, пытаясь отдышаться. Илиана поднялась первой.

— Следуйте за мной, — велела она. — Разведите руки пошире для равновесия и, главное, не останавливайтесь.

Она повернулась и легкими шагами побежала по ветви. Иссельда последовала за ней, слегка пошатываясь.

Поутру обе они, счастливые и гордые собой, достигли лагеря.

Катинка фон Бек вышла из лачуги, которую соорудила для себя из старых досок, и с радостью обняла Илиану.

— Как же вы нас напугали! — воскликнула она. — Даже те, кто утверждали, будто ненавидят вас, с ума сходили от волнения, когда ваши спутники вернулись с оружием, но без своей предводительницы. Кстати, поздравляю, отличная добыча.

— Да, и не последняя, как видите.

— Вот и отлично. Должно быть, сейчас вы хотите поесть и немного передохнуть. Но кто эта юная дама?

Катинка фон Бек лишь сейчас заметила незнакомку в грязном белом платье.

— Позвольте представить вам Иссельду Брасс. Точно так же, как и вы, она родом не из Гараторма…

Илиана заметила изумление на лице Катинки.

— Иссельда, дочь графа Брасса?

— Да, это я! — воскликнула Иссельда, но потом добавила с неожиданной грустью: — Но граф Брасс мертв… Погиб при штурме Лондры.

— О нет, нет! Ваш отец по-прежнему в замке Брасс. Так, значит, Хоукмун был прав, вы живы. Никогда не сталкивалась ни с чем подобным… Но как же я рада.

— Вы знакомы с Хоукмуном? Как он?

— О… — Катинка фон Бек опустила глаза, чтобы не встречаться с Иссельдой взглядом. — С ним все в порядке, все в порядке. Он пережил легкое недомогание, но теперь, скорее всего, дело пойдет на лад.

— Я так жажду увидеться с ним, но, выходит, он не с вами?

— Увы! Он не мог явиться сюда сам.

— А вы как здесь оказались? Точно так же, как и я?

— Почти, — Катинка фон Бек повернулась к Джери-а-Конелу, который возник откуда-то из-за деревьев. Он явно только что проснулся и еще протирал глаза ото сна. — Джери, это Иссельда Брасс. Хоукмун был прав.

— Живая! — он радостно хлопнул себя по бедрам. Затем взгляд его не без иронии окинул Илиану и Иссельду и вновь остановился на Илиане. — Вот так шутка! Нет, но право же!

И он разразился хохотом, совершенно необъяснимым для Илианы и Иссельды.

И смех этот у Илианы вызвал смутную досаду.

— Довольно! Мне надоели ваши загадки и намеки, мессир Джери. О да, они мне порядком надоели.

— Понимаю, — с трудом выдавил Джери, задыхаясь от смеха. — Но в нынешней ситуации, кроме смеха, мне ничего не остается.

Часть III ПРОЩАНИЕ

Глава 1 БИТВА И ТОРЖЕСТВО МЩЕНИЯ

Почти сотня отборных бойцов, вооруженных огненными копьями, таково было теперь войско защитников Гараторма. Катинка фон Бек наскоро обучила молодежь пользоваться этим оружием, попутно обнаружив, что некоторые копья действуют не слишком надежно, поскольку иным из них было уже немало лет. И все равно, пусть и плохонькое, но оружие это добавляло уверенности бойцам.

Илиана обернулась в седле и окинула взглядом свое войско. Среди них не было ни одного пехотинца, и мужчины, и женщины восседали верхом на ваинах. И все они не сводили взоров со стяга, полыхавшего огнем, в котором горела и не сгорала ткань. Он гордо реял над головами, их честь и слава, и это знамя они должны были вернуть в Виринторм.

Они скакали под кронами гигантских деревьев Гараторма. Илиана, Катинка фон Бек, Джери-а-Конел, Иссельда Брасс, Лифет из Ганта, Мизиналь Хинн и другие. Если не считать Катинки, все они были молодыми людьми в расцвете лет.

В этот миг Илиане казалось, что даже если ее преступление до сих пор не получило прощения, все равно в этот миг она едина со своим народом, однако многое будет зависеть от того, чем закончится сражение, ожидающее их впереди.

Они скакали все утро и после полудня достигли наконец Виринторма.

Лазутчики уже донесли, что Имрил со своей армией покинул город. Он оставил для его защиты лишь четверть войска, поскольку не опасался никакого нападения. Весь гарнизон состоял из пятисот закаленных бойцов, и этого было более чем достаточно, чтобы опрокинуть силы Илианы, но тут в действие должны были вступить огненные копья.

Впрочем, это было не таким уж преимуществом, поскольку никакое оружие не может гарантировать победы над людьми Имрила. И все же так у них будет хоть какой-то шанс.

С песнями они двинулись на город. Это были древние песни их предков, проникнутые любовью к своей земле и восхищением перед этим зеленым миром. Достигнув пригорода, они ненадолго задержались, чтобы развернуться походным строем.

Войска Имрила расположились в самом центре Виринторма, вокруг громадного строения, где прежде жила сама Илиана со всей семьей и где впоследствии поселился Имрил.

Илиана сожалела о его отсутствии. Ничто не доставило бы ей такого наслаждения, как возможность отомстить.

Рассыпавшись редкой цепью, сотня всадников спешилась и заняла позиции, окружив неприятеля. Одни спрятались за сооруженными наскоро завалами, другие залезли на крыши, третьи укрылись в домах, окна которых выходили на центральную площадь. Кольцо ощетинилось копьями с ало-рубиновыми наконечниками, и Илиана медленно направила свою ваину по главной улице.

— Я королева Илиана и призываю вас сдаться! — провозгласила она, и голос ее звучал громко и горделиво. — Сдавайтесь, воины Имрила! Мы вернулись, дабы завладеть своим городом.

Немногие из защитников столицы, которые оказались в тот час на улицах, удивленно рассматривали девушку верхом на диковинной птице. Когда суть ее слов дошла до них, лица исказились от ярости, и бойцы потянулись за оружием. Из домов, окружающих площадь, с улиц, что выходили на нее, хлынула толпа самых разных существ, ни одно из которых не было похоже на другое ни внешним видом, ни одеждой, ни оружием. Они являли собой все невиданное многообразие разума, заселявшего миры множественной Вселенной. Тела одних были сплошь покрыты густым мехом, у других гладкая кожа блестела под солнечными лучами. Встречались среди них и паукообразные, с четырьмя ногами и четырьмя руками, с человеческим туловищем, но со звериной головой или хвостом, с рогами или остроухие, или даже с копытами на ногах. Кожа этих существ также была всех цветов и оттенков: зеленого, черного, золотистого, голубого или алого. В руках, лапах и когтях они сжимали оружие самых диковинных форм и предназначения. Толпа уродов с жуткими деформированными телами, карликов и гномов, толстых, словно пивные бочки, или тощих и длинных как жерди, за плечами которых рассекали воздух черные перепончатые крылья, воины с полупрозрачной кожей или покрытые чешуей, которая по крепости не уступала стальной кольчуге — вся эта орава удивительных созданий высыпала на улицу и при виде Илианы, восседающей на своей ваине, разразилась истошным гоготом.

Один из воинов с длинной остроконечной рыжей бородой выкрикнул:

— Илиана мертва, и сейчас мы прикончим и тебя тоже! Вместо ответа Илиана вскинула копье и пальцем коснулась геммы в рукояти, пронзив лоб мужчины лучом ослепительно алого цвета. Стоявший рядом воин с лицом, напоминающим собачью морду, метнул в нее какой-то странный диск, пронзительно запевший в воздухе. Илиана поспешно вскинула небольшой щит, который держала в левой руке, и отразила удар, а затем развернула ваи-ну и направила ее вниз по улице. А толпа на площади принялась бесноваться, когда по ней со всех сторон ударили лучи смерти.

Добрый час длился бой, состоявший, в основном, в обмене огненными ударами. Катинка фон Бек металась от одного поста к другому, стягивая кольцо окружения, чтобы у противника оставалось как можно меньше места для маневра. Ей это удалось, хотя и с немалым трудом, ибо, хотя у противника было меньше копий, чем у них, зато пользовались они ими гораздо более умело.

Илиана забралась на крышу, чтобы оттуда следить за ходом сражения. Они потеряли около десяти человек, а воины Имрила — гораздо больше. Она насчитала около сорока трупов. Однако теперь захватчики собирались пойти в контратаку. Среди них появились всадники верхом на самых диковинных созданиях, в числе коих были и ваины, захваченные у повстанцев. Спустившись на улицу, Илиана бросилась на поиски Катинки фон Бек.

— Они хотят предпринять вылазку, Катинка.

— Тогда мы должны их остановить, — объявила воительница. Илиана побежала к тому месту, где оставила свою ваину. Птица возмущенно каркнула, когда всадница заставила ее развернуться и во весь опор мчаться к тому месту, где Джери-а-Конел через амбразуру наблюдал за перемещением неприятеля по площади.

— Джери, — закричала она изо всех сил. — Они идут на прорыв.

Едва она успела сказать это, как плотный отряд всадников вырвался с площади и помчался прямо на нее, перегородив всю улицу.

На миг девушку охватил ужас, ей показалось, будто она осталась один на один с захватчиками. Но толком испугаться Илиана не успела. Из рубинового наконечника копья вылетел слепящий алый луч. Он прошелся по первому ряду нападавших, рассекая тела всадников и их животных. Трупы сделались неожиданной преградой для задних рядов атакующих. Воины спотыкались, падали, мешали продвигаться друг другу. Пусть Илиана и не сумела полностью остановить отряд, и все же ей удалось сбить их напор.

Но к тому времени заряд ее оружия истощился. Четкий тонкий луч посветлел, сделался расплывчатым и утратил силу. Теперь он извивался подобно змее, лишь слегка обжигая кожу солдат, не сильнее, чем солнечный ожог.

Отшвырнув бесполезное теперь оружие, Илиана правой рукой выхватила свой узкий меч, в левую взяла узкий кинжал и пришпорила ваину. Сверкающий огненный стяг, прикрепленный к седлу за спиной Илианы, затрепетал над ее головой ослепительным языком пламени.

— За Гараторм!

И радость охватила ее. Черная радость. Радость, внушающая страх.

— За Пирана и Брадна!

Тонкий клинок насквозь пронзил полупрозрачное тело какой-то жуткой твари, которая тянула к ней свои лапы со стальными когтями.

— Месть!

И месть была ей сладка, и сердце пело при виде пролитой крови. Смерть касалась ее своим крылом, но никогда прежде Илиана не чувствовала себя настолько живой. Это было ее истинное предназначение, вздымать меч в пылу битвы, рубить и убивать.

При этом у нее было такое чувство, словно она дерется не в одной отдельно взятой битве, но в тысяче сражений разом, и в каждом из них у нее иное имя, однако каждый раз ее охватывает все то же мрачное наслаждение.

Со всех сторон ее окружали рычащие и завывающие враги. Не менее двадцати клинков разом тянулись к ней, дабы сразить отважную воительницу, но она лишь смеялась над ними.

И смех ее тоже стал оружием. Он леденил кровь врагов, наполнял их ужасом, беспредельным и разрушительным.

— За Солдата Судьбы! — воскликнула она. — За Вечного Воителя! За Бесконечную Битву!

Она по-прежнему не понимала смысла этих слов, сознавая одновременно, что выкрикивала их уже множество раз и еще много раз произнесет их вновь, независимо от того, переживет или нет она нынешнюю битву.

К ней на помощь поспешили и остальные. Желтая кляча Джери, несказанно преобразившись, грудью сбивала верховых животных, а затем, встав на дыбы, пустила в ход копыта и зубы, разбрасывая в стороны воющих от ужаса солдат Имрила. Животное защищало своего хозяина, не совершая ни единого неловкого или бесполезного движения, словно им управлял некий сверхъестественный разум. Конь и всадник дрались на диво ловко и согласованно, ожесточенно и эффективно. Холодно кося умным внимательным глазом, животное вздернуло верхнюю губу, обнажив в презрительной ухмылке длинные желтые зубы, в то время как его хозяин с небрежным видом и всегдашней улыбкой на губах неутомимо орудовал мечом, отсекая руки и лапы, рассекая тела и снося с плеч головы врагам.

Катинка фон Бек также оказалась рядом с Илианой. Умный, расчетливый и хладнокровный воин, она билась одновременно обеими руками. В правой методично, подобно огромному маятнику, поднимался и опускался боевой топор с двойным лезвием, а левой рукой она вращала железную булаву с длинными шипами. Воительница предпочла использовать тяжелое оружие, а не изощряться в фехтовании. Рослый жеребец без особых усилий прокладывал дорогу через груду неприятельских тел и животных, в то время как его хозяйка крошила всех, кто попадался ей на пути. Она сминала доспехи и разбивала черепа вражеских солдат с той же методичностью и уверенностью, с какой жена режет мясо и овощи, дабы приготовить обед супругу. И Катинка фон Бек, в отличие от своих друзей, не улыбалась. К своему ремеслу она относилась всерьез, делала, что должна была делать, не испытывая при этом ни радости, ни отвращения.

Илиана же поражалась собственному восторгу и тому, как от наслаждения покалывает все ее тело. Ей следовало бы ощущать усталость, но на самом деле сейчас она была более свежей и полной сил, чем когда бы то ни было.

— За Гараторм! За Пирана! За Брадна!

— За Брадна! — закричал кто-то у нее за спиной. — И за Илиану! Это Лифет из Ганта, которая пробиралась к Илиане, изящно, но в то же время с яростью орудуя мечом. А чуть дальше билась Иссельда Брасс, которая использовала в бою не только меч, но и щит с выступающим лезвием.

— О, что мы за женщины! — воскликнула Илиана. — Какие воительницы!

Илиана сознавала, насколько воинов Имрила поразило то, что против них бьются женщины. Подобное было редкостью в большинстве миров. Даже и в Гараторме до появления Катинки фон Бек женщины никогда не сражались рядом с мужчинами.

Илиана заметила Мизиналя Хинна. С блестящими от возбуждения глазами он улыбнулся девушке и бросился к группе из нескольких солдат, чтобы преградить им путь к отступлению заградительным огнем.

В нескольких местах дома вспыхнули от лучей огненных копий, и тяжелые облака дыма поплыли по улицам. Илиана наполовину ослепла и, закашлявшись, попыталась выбраться на свежий воздух. Оглядевшись, она бросилась на помощь Мизиналю. Несмотря на сочащуюся кровь, массу мелких порезов, ушибов и ссадин, девушка была неутомима. Резко отбив удар меча своим щитом, Илиана вышибла противника из седла, одновременно поймав на кончик щита какого-то гнома, до макушки поросшего зеленым мехом. Он бросился на нее, угрожающе скаля длинные и острые клыки. Лезвие вошло через рот и, пронзив небо, застряло в черепной коробке. Провернув меч в ране, Илиана едва успела освободить клинок от повисшего на нем тела, чтобы отразить удар топора, который швырнул в нее какой-то воин в пурпурных доспехах. Клацая от страха зубами с надетыми на них стальными коронками, воин перехватил копье и размахнулся для нового броска в надежде, что теперь ему повезет больше, чем с топором. Привстав в стременах, Илиана наклонилась в сторону нападающего и стремительным движением отсекла ему руку. Кисть упала на землю вместе с копьем, в то время как обрубок руки продолжал свое движение вперед, заливая все вокруг хлынувшей кровью. Лишь тогда солдат со стальными клыками понял, что с ним произошло, и застонал. Но Илиана уже бросилась прочь, спеша прийти на помощь одной из девушек, которая отчаянно отбивалась от наседавших на нее всадников. Их тела защищала естественная чешуйчатая броня. Первым же ударом Илиана разрубила череп одного из этих людей-рептилий. Второй, оглушенный, свалился с седла и повис, запутавшись в стременах. Клинок Илианы с хрустом вспорол чешую третьей рептилии и вошел прямо в сердце. На мгновение воин замер с широко раскрытыми глазами, а затем бездыханный рухнул на землю. Теперь путь был свободен, и девушка, улыбнувшись, поспешила подобрать свое огненное копье и вернуться в строй.

Затем Илиана очутилась на площади вместе с двумя десятками своих воинов и радостно воскликнула:

— Мы пробились!

Однако тут же из домов, окружавших площадь, высыпали воины Имрила. Те, которые сражались пешими, а потому не смогли вступить в бой раньше. Вскоре они окружили Илиану со всех сторон.

И вновь яростный смех вырвался из ее уст. И вновь блеснула сталь беспощадного, разящего наповал клинка. Между тем солнце клонилось к закату.

— Нужно поторопиться! — крикнула она своим людям. — Пока не настала ночь! Иначе нам их не одолеть.

Им удалось вытеснить вражескую кавалерию на центральную площадь, где они спрятались между домами, а уцелевшие пехотинцы отступили и сосредоточились в самом большом из стоявших на площади зданий, в том самом, где Имрил устроил свою резиденцию. Именно здесь, в этом самом величественном и красивом строении Виринторма, двадцать лет тому назад родилась Илиана. Там она страдала и мучилась, а затем предала своего брата.

На смену радости пришло черное отчаяние, и она застыла на месте. Шум битвы доносился теперь до нее словно бы издалека. Из глубины памяти всплыло лицо Имрила, который, склонившись над ней, почти с детской серьезностью повторял один и тот же вопрос:

«Где он? Где Брадн?»

И она сказала ему.

Илиана содрогнулась. Опустив меч, она позабыла об опасности, угрожавшей со всех сторон. Пять чудовищ, все покрытые огромными бородавками, медленно подступали к ней, вытягивая лапы с серповидными когтями. Она ощутила, как когти эти впиваются ей в сапоги, и окинула нападавших отсутствующим взглядом.

— Брадн… — пробормотала она.

Но тут же рядом оказалась Катинка фон Бек.

— Вы ранены, детка?

В тот же миг топор ее взлетел в воздух, рассек череп одного чудовища, а остальные с визгом бросились наутек.

— Голова закружилась?

Илиана с усилием вышла из транса, вскинула меч и, не глядя, рассекла пополам очередного противника.

— Да, но все уже прошло.

— Врагов осталось около сотни! — воскликнула Катинка. — Они забаррикадировались в доме вашего отца. Не думаю, что нам удастся изгнать их оттуда до наступления ночи.

— В таком случае подожгите их убежище, — ледяным тоном велела Илиана. — Пусть погибнут в огне.

Катинка нахмурилась.

— Мне это не по душе. Нужно дать им возможность сдаться.

— Нет, сжечь их дотла, и сжечь этот проклятый дом.

Илиана развернула свою ваину и обвела взглядом площадь, заваленную трупами. На ногах оставалось человек пятьдесят, и все они принадлежали к повстанцам.

— Если мы убьем их сейчас, то они не смогут убить никого в будущих сражениях. Согласны, Катинка?

— Да, но…

— И мы сохраним жизни своих бойцов.

— Конечно… — Катинка попыталась встретиться взглядом с Илианой, но та отвернулась. — Но этот дом, здесь ведь жили многие поколения ваших предков. Он самый красивый во всем Виринторме. Нет ни одного другого здания в Гараторме прекрасней этого. Сейчас уже никто не сможет построить ничего подобного.

— Пусть сгорит. Я больше никогда не смогу там жить. Катинка вздохнула.

— Тогда я отдам приказ, хотя мне это не по душе. Но позвольте хотя бы предложить врагам возможность сдаться.

— А разве нам они такое предлагали?

— Но мы же не они. С моральной точки зрения…

— Благодарю. Но сейчас мне не до морали.

И Катинка фон Бек бросилась исполнять приказ королевы Илианы.

Глава 2 НЕВОЗМОЖНАЯ СМЕРТЬ

Алые отблески пламени играли на мрачных и суровых лицах мужчин и женщин, которые стояли, не выпуская оружия из рук, и смотрели, как горит дворец Пирана. Они вдыхали отвратительный запах горящей плоти, прислушивались к сдавленным истошным воплям, что продолжали доноситься сквозь клубы густого черного дыма.

— Таково правосудие, — объявила Илиана Гаратормская.

— Но ведь бывает и по-другому, — возразила ей Катинка фон Бек вполголоса. — Никакой огонь не испепелит то чувство вины, которое вы носите внутри себя.

— В самом деле, сударыня? — Илиана безрадостно засмеялась. — Но как тогда объяснить, что зрелище этого пожара доставляет мне ни с чем не сравнимое наслаждение?

— К подобным вещам я никогда не смогу привыкнуть, — ответила воительница. Она говорила так тихо, что слышать ее могла одна лишь королева. — В прошлом мне нередко доводилось быть свидетельницей мщения, и до сих пор мысль об этом терзает меня. Вы стали жестокой, Илиана.

— Такова судьба Вечного Воителя, — раздался совсем рядом голос Джери-а-Конела. — Во все века. И не тревожьтесь, Катинка фон Бек. Будь он мужчиной или женщиной, Воитель всегда пытается избавиться от какого-то тяжкого груза, и зачастую единственный способ, который он находит — это быть намеренно жестоким… Совершать деяния, которые идут вразрез с его же собственной совестью. Илиане кажется, что она виновна лишь в том, что предала своего брата. Но это не так. На самом деле вина ее так велика и непостижима, что мы с вами, Катинка, не имеем об этом ни малейшего представления. И благодарите за это своих богов.

Илиана содрогнулась. Она пыталась не вслушиваться в то, что говорил Джери, но его слова встревожили ее не на шутку. Катинка, отвернувшись, пожала плечами.

— Должно быть, вы правы, Джери. Вы больше меня смыслите в подобных вещах. И без вашего искусства Илиана вообще не смогла бы сразиться с войсками Имрила.

И не сказав больше ни слова, она удалилась прочь и скрылась за облаками дыма. Джери еще на пару мгновений задержался рядом с Илианой, а затем также оставил ее в одиночестве созерцать, как полыхают руины ее бывшего дома.

Крики наконец затихли. Развеялся и запах горящей плоти, и теперь в воздухе лишь сладковато пахло благовониями, которые источали редкие породы дерева, из которых был сооружен дворец.

Илиана чувствовала себя совершенно опустошенной. По мере того как угасал огонь, она подходила к нему все ближе, словно пытаясь согреться, одолеть ледяной холод, который распространялся у нее в душе, несмотря на то что ночь была теплой и мягкой.

Но все равно перед ее внутренним взором по-прежнему вставало серьезное лицо Имрила, который ждал ответа на заданный вопрос. И она по-прежнему слышала, как отвечает ему.

Ближе к рассвету у пепелища вновь появился Джери. Он обнаружил Илиану, которая медленно бродила среди дымящихся головешек и почерневших костей, обильно посыпанных пеплом. Время от времени девушка останавливалась, чтобы ударом ноги извлечь на поверхность то чей-то обуглившийся остов, то проломленный череп.

— У меня новости, — промолвил он.

Она подняла на него пустые, потускневшие глаза.

— Это насчет Имрила. Его поход увенчался успехом. Он убил Орнальда, подчинил себе остатки его армии и сразу же отправился назад. Он уже знает, что здесь случилось вчера вечером.

Илиана глубоко вдохнула терпкий свежий воздух.

— Нам следует подготовиться к встрече.

— Наши силы уменьшились вдвое, нам будет нелегко выдержать удар, а его войско, наоборот, увеличилось, и теперь он ведет против нас две тысячи солдат. Не лучше ли будет совершить тактическое отступление и укрыться в лесу, откуда мы сможем время от времени совершать новые вылазки…

— Нет, будем держаться изначального плана. Дкери-а-Конел пожал плечами.

— Хорошо. А нашли ли огненные пушки Имрила?

— Да, их прятали в винных погребах неподалеку отсюда. Катинка занималась ими всю ночь, организуя круговую оборону. Их установили на всех главных улицах, что ведут к центру города. Хорошо еще, что мы не стали терять времени даром. Честно говоря, я не ожидал, что Имрил вернется так быстро.

Илиана побрела дальше по пепелищу.

— Катинка фон Бек опытный стратег, — промолвила она.

— К счастью для нас, — подтвердил Джери.

Вскоре после полудня разведчики вернулись с донесением, что Имрил, приняв на вооружение ту же тактику, что и Илиана накануне, приближался к городу, окружая его со всех сторон. Илиана надеялась, что враги не успели заметить огненные пушки, которые защитники города постарались по возможности замаскировать. Половину оставшихся в живых воинов она разместила рядом с этим мощным оружием, а другая часть укрылась в засадах на пути возможного продвижения неприятельских отрядов. Чуть больше часа спустя первая волна вражеской конницы в блеске доспехов и грохоте копыт хлынула по четырем главным улицам города к центральной площади. На первый взгляд площадь казалась совершенно пустынной, если не считать многочисленных трупов, что остались лежать здесь со вчерашнего дня.

Пыл наступающих немного поостыл, когда первые всадники увидели мрачную картину закончившейся битвы. И в этот миг откуда-то сверху раздался серебристый звук рожка.

Взревели огненные пушки.

И с четырех сторон орудия тут же ударили по неприятелю. Сила их залпа была ужасающей. На каждой из четырех улиц, только что блокированных сверкающей массой всадников, несущихся во весь опор, возникла сплошная огневая завеса. Воспламенившаяся пыль черно-багровым облаком взметнулась к самому небу, чтобы через мгновение осыпаться дождем из пепла и горящих останков тел воинов и животных.

Илиана улыбнулась, прячась среди деревьев и с радостью наблюдая за тем, как гибнут захватчики под ударами тех же пушек, которые причинили столько бед защитникам города при взятии его войсками самого Имрила.

Врагу был нанесен значительный урон, но соотношение сил все равно оставалось в его пользу. К сожалению, больше не было возможности использовать огненные пушки, поскольку теперь они нуждались в перезарядке, а топливо к ним являлось очень тонкой субстанцией, которое требовалось в течение долгого времени капля за каплей наливать в особую камеру. Илиана увидела, как из-за орудий выбежали ее воины и исчезли в соседних домах. Над Виринтормом повисла тишина.

Затем откуда-то с запада вновь донесся стук копыт, и солнце, светившее сквозь ветви деревьев, отразилось в изукрашенных самоцветами масках и стальных панцирях.

Катинка фон Бек, прятавшаяся в кроне дерева, расположенного в нескольких десятках метров от наблюдательного поста Илианы, воскликнула:

— Это Калан, с ним воины Империи Мрака. Они тоже владеют огненными копьями.

Действительно, лицо всадника, который мчался во весь опор во главе отряда, было закрыто маской Змеи. С крыш прилегающих к улице домов навстречу отряду протянулись рубиновые нити огненных копий. Несколько лучей скрестились на фигуре Калана, но он скакал, словно не замечая их. Илиана не верила собственным глазам. Никто, даже колдун, не мог оставаться неуязвимым для этих смертоносных огненных языков.

Однако спутникам его повезло куда меньше. Они падали под ударами, не успевая даже выстрелить в ответ. Уцелевшие тотчас выхватили оружие и принялись палить наугад по крышам домов, и в воздухе сплелась настоящая рубиновая паутина.

Но Калан разрывал ее с легкостью, нахлестывая лошадь и вонзая шпоры ей в бока с такой силой, что кровь струилась и капала на мостовую.

И он хохотал.

Смех этот показался Илиане странно знакомым, но сперва она никак не могла понять, откуда. И лишь затем осознала, что точно так же накануне смеялась она сама в пылу битвы.

Калан прервал бешеную скачку своего коня на главной площади, и хохот его сменился протяжным жалобным воплем, когда он обнаружил, во что превратился королевский дворец.

— Моя лаборатория!

Соскочив с коня, барон бросился к пепелищу, пренебрегая опасностью. Казалось, его совсем не интересовала участь отряда, солдаты которого с трудом отбивались от воинов Илианы, окруживших всадников.

Илиана не сводила с него глаз. Что он там ищет?

Двое воинов Илианы отделились от толпы сражающихся и побежали в сторону колдуна. Заслышав их шаги, он повернулся к ним и обнажил меч. И вновь Илиана услышала зловещий хохот, доносившийся из-под маски Змеи, он звучал как-то особенно странно и неестественно.

— Оставьте меня в покое! — крикнул он нападающим. — Вы бессильны передо мной.

Илиана с трудом удержалась от крика. Один из воинов, первым подбежавший к Калану, пронзил его мечом. Она отчетливо видела, как клинок проткнул тело барона насквозь и вышел с другой стороны. Но Калан, как ни в чем не бывало, освободился от клинка и ударил своим мечом по плечу воина, нанеся ему глубокую рану. Тот пошатнулся и застонал, а Калан нетерпеливым движением вновь взмахнул мечом и на сей раз рассек горло нападавшего. Стон раненого захлебнулся в потоке крови, хлынувшей из новой раны. Юноша рухнул у ног колдуна и больше не шевелился. Его напарник на мгновение заколебался, но затем нанес сильный удар по предплечью колдуна, не защищенному латами. Подобный удар любого другого оставил бы без руки, но гранбретанец был невредим, как и прежде. Не понимая, что происходит, воин отступил, охваченный мистическим ужасом. Но Калан уже перестал обращать на него внимание и вернулся к своим поискам, разбрасывая сапогами кучи пепла, угля и сгоревших останков.

— Меня нельзя убить! — выкрикнул он, не глядя на нападавшего. — Не заставляйте меня терять время, и я пощажу вашу жизнь. Мне нужно кое-что отыскать. Какой же глупец приказал учинить столь непотребное разрушение!

Солдат Илианы по-прежнему стоял на месте, и голова в змеиной маске наконец обернулась к нему. И колдун проговорил, словно обращаясь к упрямому мальчишке:

— Меня нельзя убить, повторяю вам. На это способен лишь один-единственный человек во всей безграничности Вселенной. Но этого человека я здесь не вижу. Так что проваливай.

Всей душой Илиана сочувствовала своему воину, который, наконец, пошатываясь, бросился прочь от колдуна, а затем Калан, довольный, захохотал.

— А! Вот оно!

Нагнувшись, он что-то поднял с земли.

Илиана тем временем подбиралась все ближе, перепрыгивая с ветки на ветку, и, наконец, спрыгнула на землю рядом с Каланом, отделенная от него морем трупов.

— Барон Калан!

Змеиная маска повернулась к ней.

— Порядок, я его… — он уже готов был показать ей свою находку, как вдруг застыл на месте. — Что такое? Но это невозможно! Или мое искусство подвело меня?

— Вы думали, что покончили со мной?

Илиана двинулась к нему. Ее не пугала его неуязвимость. Она чувствовала, что должна сразиться с ним, и даже сама себе не могла объяснить этого порыва.

— Покончил? Что за глупости, все куда более тонко. Мой кристалл поглотил вашу душу. Это был мой шедевр, венец моих изысканий в этой области. Он был создан для другого человека, неизмеримо более могущественного, чем вы, однако обстоятельства потребовали, чтобы вы стали первой жертвой, иначе я бы погиб от руки Имрила.

Издалека до них доносился шум боя. Однако Илиану это не остановило.

— Я должна отомстить вам, барон Калан.

— Вы не можете убить меня, сударыня, даже если того пожелаете. Для вас это невозможно.

— И все же я обязана попробовать. Змеиный повелитель пожал плечами.

— Ну, если таково ваше желание… Но я хотел бы узнать, каким образом душа ваша смогла ускользнуть из ловушки. Я думал, она застрянет там на веки вечные. Основываясь на этом успехе, я намеревался провести более изощренные опыты. Да. И все-таки, как вам удалось сбежать?

— Она никуда не сбегала, барон Калан, — раздался внезапно голос с другого конца площади.

Колдун обернулся.

— О чем это вы?

— Разве вы не понимаете, что за душу попытались заточить в своем кристалле? — продолжил Джери-а-Конел.

— Какую душу? О чем это вы?

— Известны ли вам легенда о Вечном Воителе?

— В общем-то, да Она попадалась мне в каких-то древних манускриптах.

Змеиная маска поворачивалась от Джери к Илиане и от Илианы к Джери, а тем временем Илиана продолжала неумолимо надвигаться на Калана.

— Так припомните, о чем вы читали.

В этот миг Илиана оказалась прямо перед бароном Каланом Витальским. Уверенным движением клинка она сбила с него разукрашенный шлем вместе с маской, выставив на дневной свет бледное дряхлеющее лицо колдуна, украшенное клочковатой белой бородкой и обрамленное редеющими волосами.

Калан растерянно заморгал, попытался прикрыть лицо рукой, но затем схватился одной рукой за меч. В другой же он сжимал загадочный предмет, который подобрал на пепелище.

— Все равно вам не убить меня, Илиана Гаратормская, — произнес он негромко. — А даже если бы вы это и сумели сделать, последствия были бы ужасны. А теперь оставьте меня или возьмите в плен, если это доставит вам удовольствие. Но поторопитесь, ибо у меня есть куда более важные дела…

— Защищайтесь, барон Калан.

— Мне не хотелось бы убивать вас, — произнес он уже более ядовитым голосом. — Ибо вы являете собой загадку для меня как для ученого. Однако я все же пойду на это, Илиана, если вы будете и дальше отравлять мне жизнь.

— А я с радостью убью вас, если только представится возможность.

— Не представится, — терпеливо повторил Калан. — Говорю же вам, меня может убить лишь один-единственный человек во Вселенной, и это отнюдь не вы. К тому же от того, останусь ли я в живых, зависит очень многое. Вы даже не подозреваете, сколь многое.

— Защищайтесь.

Пожав плечами, Калан поднял клинок.

Илиана бросилась в атаку. Калан небрежно парировал удар. Клинок Илианы, слегка отклонившись, вонзился в плоть колдуна. Тот задохнулся от изумления.

— Больно! — прошипел он, точно громом пораженный. — Больно!

Илиана не меньше Калана удивилась, завидев текущую ручьем кровь. Гранбретанец попятился, пошатнулся, не сводя глаз с зияющей раны.

— Невозможно! — воскликнул он. — Это попросту невозможно!

А Илиана вновь нанесла удар. Прямо в сердце. В тот самый миг, когда Калан произнес:

— Только Хоукмун способен убить меня, он один, и совершенно невозможно…

Взмахнув руками, колдун упал навзничь, вздымая вокруг себя облако бурого пепла, но и мертвый, он продолжал хранить на своем лице выражение глубочайшей растерянности и удивления.

— Вот мы и отмщены, барон Калан, — промолвила Илиана голосом, который сама не узнала.

Она нагнулась, чтобы взглянуть, какую вещь сжимал в кулаке колдун. Это оказался кристалл, сверкающий кусок антрацита, самоцвет неправильных очертаний, и она тут же поняла, что это такое.

Выпрямляясь, Илиана заметила, что сияние солнечного дня как-то неуловимо изменилось, будто свет вынужден теперь пробиваться сквозь тучи, хотя на небе не было ни облачка. До сезона дождей оставалось еще не меньше двух месяцев. К ней бросился Джери-а-Конел.

— Так вы убили его? Но боюсь, что теперь нас ждут новые неприятности. — Его взгляд упал на кристалл в руке Илианы. — Храните его как зеницу ока; если нам повезет выбраться живыми из этой переделки, я покажу вам, как с ним поступить.

В этот миг в бездонной глубине стремительно темнеющего неба, высоко над вершинами исполинских деревьев родился звук, такой, словно захлопала крыльями гигантская птица. В воздухе разнеслось зловоние, рядом с которым запах разлагающихся трупов мог бы показаться изысканным благоуханием.

— Что это, Джери?

Илиана ощутила страх, захлестнувший ее целиком. Ей безудержно захотелось спасаться бегством от этой новой опасности, опускавшейся на Виринторм.

— Калан вас предупреждал о последствиях, которые неминуемо ожидают нас, если он будет убит в этом мире. Видите ли, опыты его спровоцировали серьезные нарушения равновесия множественной Вселенной. Убив его, вы позволили миру начать излечиваться. Однако процесс исцеления невозможен без дальнейших повреждений, которые нам с вами отнюдь не покажутся незначительными.

— Но что это за шум? И откуда столь отвратительный запах?

— Прислушайтесь! — воззвал Джери-а-Конел. — Вы больше ничего не слышите?

Илиана насторожилась. Где-то вдалеке раздался отрывистый звук боевого рожка. Это был желтый рог Имрила.

— Он призывает Ариоха, владыку Хаоса, — пояснил Джери. — Теперь, после смерти Калана, Ариох сможет распахнуть двери в этот мир. Илиана, у Имрила появился новый союзник.

Глава 3 РАВНОВЕСИЕ НАРУШЕНО

С каким-то жутковатым отчаянным восторгом Джери вскочил на свою желтую клячу, не переставая коситься на темные небеса. К счастью, хотя бы бешеное биение крыльев наконец прекратилось и рассеялась омерзительная вонь.

— Вы один знаете, Джери, с чем нам теперь предстоит столкнуться, — Катинка фон Бек рукавом вытерла пот со лба, в другой руке по-прежнему сжимая обнаженный меч.

К ним присоединилась Иссельда Брасс. Она была ранена в руку, и в ссадине запеклась кровь.

— Имрил прервал атаку, — промолвила она. — Не могу понять, что еще он задумал… — Она внезапно смолкла, заметив среди гор пепла труп Калана. — А, так значит, он мертв? Вот это славно.

Странно, но почему-то он был уверен, будто убить его способен только Хоукмун, мой возлюбленный супруг.

Катинка фон Бек с трудом удержалась от улыбки.

— Да, знаю.

— Так вам известно, что задумал Имрил? — спросила у нее Иссельда.

— Едва ли он сейчас вообще о чем-то задумывается, — устало отозвалась та. — Джери заявил, будто к нему на помощь явились демоны.

— Что за предрассудки, Катинка, — заметил ей Джери. — Если бы я назвал Ариоха существом, наделенным большой физической и психической силой, вы бы с легкостью приняли его существование.

— Но я и так принимаю. Мои глаза, нос и уши лучшее тому доказательство.

— Ладно, — негромко перебила их Илиана. — Все равно нужно продолжать бой, даже если мы заведомо обречены. Станем и дальше обороняться или перейдем в наступление?

— Пожалуй, теперь это не имеет значения, — заметил Джери-а-Конел. — Однако куда лучше будет умереть, нападая на врага. — Он усмехнулся. — Поразительное дело, насколько всегда не вовремя приходит смерть, даже когда начинаешь осознавать, к чему подталкивает тебя судьба.

Они оставили своих ездовых птиц на площади и стали незаметно пробираться по деревьям вперед, держа наизготовку огненные копья, снятые с убитых воинов Империи Мрака, которых вел в атаку Калан.

Джери возглавлял маленький отряд. Но вот он застыл, вскинул руку, сморщил нос и принялся что-то рассматривать в зарослях.

Перед ними лежал лагерь Имрила, раскинувшийся на окраине города. В центре стоял сам предводитель, босой, с обнаженным торсом. У него на груди висел желтый рог. Он был одет в узкие шелковые шаровары. Кожаные браслеты украшены самоцветами, к широкому поясу подвешен длинный тяжелый меч, кинжал и какое-то оружие, напоминающее арбалет и так же стреляющее небольшими стрелами, но на очень большое расстояние. Спутанные соломенно-желтые волосы почти целиком закрывали его лицо. Обнажив в ухмылке белые зубы, Имрил, не отрываясь, смотрел на то существо, что стояло перед ним.

Его новый союзник достигал в высоту добрых девяти футов и шести в ширину, он был абсолютно голый и покрыт темной чешуйчатой шкурой. За спиной топорщились перепончатые крылья. Он торопливо пожирал останки одного из воинов Имрила. Однако ужаснее всего было его лицо, черты которого постоянно менялись от кошмарно-уродливой звериной морды до лица юноши ангельской красоты. В глазах, опустошенных страданием, на мгновение мелькал свет разума, но большую часть времени они оставались холодными, жестокими и беспощадными.

Хотя голос Имрила заметно дрожал, но в нем слышались торжествующие нотки.

— Вы поможете мне, господин мой Ариох, не правда ли? Я могу рассчитывать на вас? Ведь мы же заключили сделку…

— Верно, сделку… — проворчал демон. — Сколько я их заключал, сколько получал обещаний, которые в конце концов никогда не исполнялись.

— Но я по-прежнему предан вам, мой господин.

— Я и сам должен сдерживать натиск. Огромные армии нападают на меня во множестве и множестве миров. Люди уничтожают Вселенную. Равновесие нарушено. Равновесие исчезло. Хаос рассыпается в прах, а закона больше не существует.

Ариох скорее размышлял вслух, нежели обращался к Имрилу.

— Но где же вся ваша мощь? — воскликнул тот. — Ведь вы по-прежнему сильны!

— О да, по крайней мере, я способен помочь тебе здесь, в твоем начинании. На то время, что мне отведено, Имрил.

— Какое время? О чем вы говорите, господин мой Ариох? Обглодав последнюю кость, Ариох отбросил ее прочь, затем распластался на земле и устремил свой взор на город.

Илиана содрогнулась, увидев вновь преобразившееся лицо демона. Жирное и одутловатое, с отвисшими щеками и полными выворо-чеными губами, которые приподнялись, обнажив сгнившие почерневшие зубы. Ариох пробормотал: «Это дело достойно Корума. Мы потакаем нашим прихотям…» Взгляд его помрачнел. «Ах, Элрик, мой любимый раб. Все меняется… Мир вращается, но в каком направлении?» И вновь черты Ариоха изменились. Теперь он выглядел, точно прекраснейший юноша. «Плоскости пересекаются, равновесие нарушено. Память о древних битвах стирается, и прежние пути размыты. Неужто боги и впрямь умирают? Способны ли боги умереть?»

И, несмотря на весь ужас, что внушало ей это чудовище, Илиана почувствовала к нему внезапное сострадание.

— Ну, так как же мы нанесем удар, о, великий Ариох? — Имрил подбежал к своему господину. — Вы сами возглавите войско?

— Возглавить вас? С какой стати мне вести в бой смертных? О, — он издал крик, полный мучительной боли. — Я больше не могу оставаться здесь.

— Но вы должны остаться, Ариох! Мы же заключили сделку!

— Да, сделку, Имрил. Я дал тебе этот рог, который сродни рогу судьбы, и так мало осталось тех, кто предан владыкам Хаоса. Так мало миров, где мы еще можем выжить.

— Так вы поделитесь с нами своей мощью?

И вновь лик Ариоха изменился, сделавшись вновь отвратительным и демоническим. Он издал протяжное рычание, и последние признаки разума покинули его черты. Затем он с шумом принюхался, и тело его начало менять цвет, разрастаться в размерах. Ариох вспыхнул всеми оттенками желтого и красного, словно где-то внутри его полыхал костер.

— Он собирает силы, — прошептал Джери-а-Конел на ухо Илиане. — Нужно наносить удар. Немедленно.

Он метнулся вперед, извергая потоки рубинового пламени из своего огненного копья, и приземлился прямо среди вражеских солдат, скосив четверых из них прежде, чем они успели понять, что происходит. Все остальные последовали примеру Джери и прыгнули вниз с деревьев: Катинка фон Бек, Иссельда Брасс, Лифет из Ган-та, Мизиналь Хинн… Все они бросились в бой, уверенные, что идут на верную смерть. Одна лишь Илиана не двинулась с места, сама не зная почему. Она видела, как Имрил взывает к Ариоху. И Ариох протянул к нему руку и коснулся его. Тело Имрила вспыхнуло, загорелось тем же внутренним огнем, что и у его господина.

И он завопил, обнажая меч, и бросился на жалкую горстку нападавших. И в этот миг Илиана спрыгнула на землю и встала между Имрилом и своими товарищами. Имрил был неузнаваем. Аура чудовищной энергии, переданная ему Ариохом, изменила даже выражение глаз. Теперь на нее смотрели яростные безжалостные зрачки демона-зверя. Со свистом вращая клинок над головой, Имрил шагнул навстречу Илиане.

— А, Илиана, на сей раз ты умрешь. На сей раз я не промахнусь.

Илиана попыталась отразить удар, но тут же поняла, как невероятно силен ее враг. Она покачнулась и едва успела ускользнуть из-под града новых ударов. Он сражался с яростной методичностью, и Илиана осознала, что ее ждет неминуемая смерть.

А за спиной у Имрила тело его повелителя продолжало расти, принимая гигантские размеры. Оно извивалось, разбухая, словно грозовая туча и точно так же становилось размытым, теряя четкость очертаний и осязаемость. Черты лица Ариоха менялись теперь беспрестанно. До Илианы донесся пронзительный удаляющийся голос демона:

— Равновесие поколеблено! Равновесие! Оно меняется! Оно исчезает! Это суд богов! О, презренные создания… Люди…

И тут же Ариох исчез, и остался один лишь Имрил, однако он по-прежнему был наделен чудовищной силой своего покровителя. Илиана продолжала отступать под его напором. Руки у нее болели невыносимо, точно так же как ноги и спина. Ей было страшно. Она понимала, что гибель ее близка.

Откуда-то издалека донесся шум, похожий на радостные крики. Неужто все ее товарищи тоже погибли? Вероятно, солдаты Им-рила прикончили их всех до единого.

Неужто она осталась последней защитницей Гараторма?

Она рухнула навзничь, в то время как противник ужасающим ударом выбил меч у нее из рук. Еще удар, и он рассек щит Илианы. И наконец, Имрил вскинул клинок для последнего броска.

Глава 4 ДУША В КАМНЕ

Илиана перед смертью хотела в последний раз взглянуть в глаза Имрила, ставшего отныне воплощением Ариоха.

Но внезапно обнаружила, что сияние меркнет, и враг ее ошеломленно оглядывается по сторонам.

— Что? Неужто все кончилось? Мы возвращаемся к себе? Похоже, перед взором его стояли совсем иные картины, ничем не похожие на Гараторм, и он улыбался.

Не теряя времени даром, Илиана нащупала выбитое из рук оружие, ухватилась за него и из последних сил вскинула острием вверх, вонзив меч прямо в грудь Имрилу. Кровь хлынула у того из горла, а лицо исказила гримаса боли и изумления, но тут же тело его сделалось полупрозрачным, а затем и вовсе растаяло, подобно тому, как только что исчез в пустоте Ариох.

Ошеломленная, Илиана поднялась с земли, гадая, удалось ли ей убить Имрила. Но она знала, что это навсегда останется для нее загадкой.

Катинка фон Бек лежала неподалеку, бледная как смерть, с зияющей раной на груди. Дыхание ее было хриплым и прерывистым. Илиана подошла ближе.

— Меч Хоукмуна, — расслышала она голос воительницы. — Меч Рассвета. Он способен призвать на помощь воинов из иного мира, из другой эпохи. Неужто такой же меч вызвал и Имрила?

Похоже, она сама почти не понимала, что говорит. Из оседающей пыльной завесы, поднятой в пылу сражения, появился Джери-а-Конел, которого бережно поддерживала Иссельда. Он был ранен в ногу, но это оказалась всего лишь царапина.

— В конечном счете вы спасли нас, Илиана, — промолвил он. — Как и подобает Вечному Воителю. — Он улыбнулся. — Впрочем, так происходит не всегда, должен признать.

— Я вас спасла? Да о чем вы? Я даже не понимаю, что происходит. Имрил попросту исчез.

— Вы убили Калана, который стоял у истоков всех этих событий, что повлекли за собой появление Имрила и его армии в Гараторме. После смерти Калана рана в ткани Вселенной начала рубцеваться и в первую очередь вернула Имрила и всех его приятелей в собственные их миры и эпохи. Странные времена настали, для меня точно так же, как и для вас. Я привык, что боги почти всесильны… И вот теперь у меня на глазах Ариох… Отныне он ничто. Неужто боги и впрямь умирают? Вот это вопрос.

— На Гараторме никогда не было богов, — возразила Илиана. Она склонилась над Катинкой фон Бек, надеясь, что та ранена менее серьезно, чем кажется на первый взгляд. Но на самом деле все было куда хуже. Катинка фон Бек умирала.

— Так они все исчезли? — спросила Иссельда, которая пока еще не сознавала, насколько тяжело ранена их подруга.

— Все, и даже трупы, — отозвался Джери и принялся рыться в мешочке, подвешенном у него на поясе. — Вот это ей поможет. Это средство от боли.

Илиана поднесла склянку к губам воительницы, но та отвернулась.

— Нет, от этого мне захочется спать. А я хочу до конца оставаться в сознании. К тому же мне пора возвращаться.

— Возвращаться куда? В Виринторм? — негромко спросила ее Илиана.

— Нет, к себе, на ту сторону Булгарских гор. — Катинка встретилась взглядом с Джери. — Вы поможете мне, мой друг?

— Нам нужны носилки, — заметил он, оборачиваясь к Лифет. — Ваши друзья помогут нам их изготовить?

— Вы все еще живы? — изумленно воскликнула Илиана. — Но как такое возможно? Я думала, вас всех ждет верная смерть…

— Это народ побережья, — пояснила Лифет, которая тут же вместе с товарищами начала делать носилки. — Разве ты их не видела?

— Народ побережья? Нет. Я смотрела только на демона.

— В тот самый миг, когда Джери бросился в лагерь Имрила, мы заметили их знамена. Именно поэтому мы напали в тот же самый момент. Посмотри.

И она указала куда-то между деревьев. Илиана, улыбнувшись, заметила воинов, вооруженных гарпунными ружьями, восседающих на внушительного размера скакунах, которые отдаленно походили на гигантских тюленей. Раньше Илиане редко приходилось встречаться с жителями побережья, но она знала, что это сильный и гордый народ. Оседлав прирученных амфибий, собратья Лифет охотились на китов.

Пока Иссельда перевязывала рану Катинки, Илиана направилась со словами благодарности к предводителю прибрежного народа, королю Трешону. Завидев приближающуюся Илиану, тот спрыгнул с седла на землю и учтиво поклонился.

— Любезная госпожа, — промолвил он. — Моя королева.

Несмотря на свой преклонный возраст, он еще сохранил живость движений и мускулы перекатывались под загорелой кожей. Одеждой он ничем не отличался от своих воинов, точно так же, как и они, был в кольчуге без рукавов и кожаном килте.

— Теперь мы сможем возродить Гараторм.

— Вы знали о том, что мы сражаемся с захватчиками?

— Нет, наши разведчики следили за Орнальдом Гравенским, который захватил наши города. А когда поняли, что он двинулся против Имрила, то решили, что настал подходящий момент и нанесли удар, пока они дрались между собой…

— То же самое сделали и мы! — воскликнула Илиана. — Огромная удача для нас, что мы действовали одинаково.

— Должен признать, у нас были хорошие советчики, — промолвил король Трешон.

— Советчики? Кто же это?

— Вон тот юноша… — и повелитель морского народа указал на Джери-а-Конела, который о чем-то негромко переговаривался с Катинкой фон Бек. — Он навестил нас около месяца назад и вкратце изложил свой план, которому мы последовали в точности.

Илиана улыбнулась.

— О, он наделен немалой мудростью, этот юноша.

— Согласен с вами, сударыня.

Илиана нащупала и погладила острые грани кристалла. Распростившись на время с Трешоном, она в задумчивости подошла к Джери и Катинке.

— Вы велели мне хранить этот камень как зеницу ока, — она извлекла его на дневной свет. — Вот и он.

— Рад это видеть. Я боялся, что он вернется туда, где покоится ныне труп Калана.

— Так, выходит, это вы здесь всем заправляли все это время, не так ли?

— Заправлял? Ну, уж нет. Я служил, вот и все. Делал то, что должен был делать.

Джери был очень бледен, и Илиана заметила, что он весь дрожит.

— Вам плохо? Или ваша рана причиняет вам куда большие страдания, чем вы хотите нам показать?

— О нет. Однако те силы, что вырвали Ариоха и Имрила из вашего мира, похоже, воздействуют и на меня. Мы должны поспешить, дабы достичь пещеры вовремя.

— Какой пещеры?

— Той, где мы встретились в первый раз. — Вскочив с места, Джери бросился к своей желтой кляче. — Берите любую лошадь и двоих воинов, чтобы несли на носилках Катинку. И пусть Иссельда Брасс отправится с вами. Быстрее в пещеру!

И он тут же исчез.

Носилки были уже почти готовы. Она передала Иссельде слова Джери, и они обе отправились на поиски лошадей.

— Но я-то почему до сих пор остаюсь в этом мире? — вслух полюбопытствовала Иссельда. — Должно быть, мне полагалось вернуться вместе с Каланом туда, где он пленил меня.

— И вы ничего не чувствуете? Никакой силы, которая увлекает вас прочь отсюда?

— Ничего.

Повинуясь ей самой непонятному импульсу, Илиана наклонилась к Иссельде и поцеловала ее в щеку.

— Прощайте! — воскликнула она.

— Вы не пойдете с нами в пещеру? — удивилась та.

— Пойду, однако мне хотелось попрощаться с вами, сама не знаю почему.

Илиана почувствовала, как мир нисходит в ее душу, и вновь коснулась черного кристалла у себя на поясе. И улыбнулась.

Джери-а-Конел поджидал их под сводами пещеры. Вид у него был еще более утомленный. К груди он прижимал маленького черно-белого кота.

— О, я уже думал, что так и не сумею сюда добраться.

Лифет из Ганта и Мизиналь Хинн настояли на том, чтобы самим нести носилки Катинки фон Бек. Они уже готовы были войти вместе с ней в пещеру, когда Джери остановил их на пороге.

— Сожалею, но вам лучше остаться снаружи. Если вдруг Илиана не вернется, вашей стране понадобится новый правитель.

— Новый правитель? Что вы собираетесь сотворить с ней? — и Мизиналь бросился на Джери, схватившись за меч. — Что ей грозит в этой пещере?

— Никакой прямой угрозы, однако душа ее по-прежнему заточена в кристалле Калана… — Джери был весь в поту, он задыхался и тряс головой. — О, я не в силах вам все это объяснить, но поверьте, что я постараюсь защитить вашу королеву…

И он ушел, растаяв во мраке пещеры, вслед за двумя женщинами, что несли Катинку фон Бек.

Глубина пещеры удивила Илиану. Больше всего это походило на тоннель, ведущий в самое сердце горы. По мере того как они удалялись от входа, становилось все холоднее и холоднее. Чувствуя, что любые вопросы будут сейчас неуместны, Илиана хранила молчание, во всем полагаясь на Джери.

Она обернулась один лишь раз, заслышав встревоженный крик Мизиналя.

— Мы больше не виним тебя ни в чем, Илиана! Ты прощена…

Ее поразила горячность юноши, и она задалась вопросом, почему именно сейчас он решил сказать ей об этом. Впрочем, неважно, она помнила свою вину, и никакими словами ничего нельзя было изменить.

Наконец, Катинка слабым голосом промолвила, приподняв голову с носилок.

— По-моему, это то самое место, Джери. Он кивнул.

Когда свет дня окончательно растаял, в руках у него оказался какой-то странный шар… Сияющая сфера, излучавшая свет. Он опустил ее на пол пещеры, и Илиана с трудом удержалась от изумленного возгласа. Совсем рядом с ней оказался труп красивого мужчины, одетого в меховую одежду. На теле не было никаких видимых ран, ничего, что указало бы на причину смерти. И это лицо показалось ей таким знакомым… Она закрыла глаза.

— Хоукмун… — пробормотала она. — Меня зовут… Иссельда разрыдалась, упав на колени рядом с мертвецом.

— Дориан! Любовь моя, любовь моя! — Вскинув голову, она уставилась на Джери-а-Конела. — Почему вы не предупредили меня?

Но Джери не обратил на нее ни малейшего внимания и обернулся к Илиане, которая прислонилась к каменной стене, пытаясь преодолеть головокружение.

— Самоцвет, — велел он. — Черный Камень, Илиана. Дайте его сюда.

В кожаном кошеле пальцы Илианы натолкнулись на что-то горячее и вибрирующее.

— Он ожил, — воскликнула она. — Ожил!

— О да, — едва слышно выдохнул Джери. — Быстрее, встаньте на колени рядом с ним…

— С этим мертвецом?

Она невольно попятилась, не скрывая отвращения.

— Слушайте, что я вам говорю! — из последних сил Джери отстранил Иссельду и заставил Илиану опуститься на колени рядом с Хоукмуном. Она нехотя подчинилась.

— Вот и хорошо. Теперь опустите кристалл ему на лоб. Вон там, где вы видите шрам.

Содрогаясь, она исполнила приказание.

— А теперь ваш лоб. Коснитесь им камня.

Илиана наклонилась, коснулась лбом пульсирующего кристалла, и внезапно ей показалось, будто она проваливается куда-то. Она падала, погружаясь в глубь камня, пока не почувствовала, как кто-то мчится ей навстречу… Они летели друг к другу, словно сближаясь с собственным отражением в зеркале. Она закричала…

И тут же услышала шепот Джери: «Прощайте».

Попыталась ответить, но не смогла. Вновь и вновь она падала по туннелям ощущений, воспоминаний, ошибок и искуплений…

Она была Асквинолем, и была Арфлейном, и была Элриком. Она была Джоном Дейкером, Эрекозе и Урликом. Она была Корумом и Элриком. И она была Хоукмуном…

— Хоукмун! — сорвался боевой клич с ее губ. Она сражалась с бароном Мелиадусом и Азроваком Микосевааром при Камарге. Вновь сражалась с Мелиадусом в Лондре, и Иссельда билась рядом с ней. Они с Иссельдой обвели взором поле битвы, когда все было кончено, и увидели, что все их товарищи мертвы и выжили лишь они двое…

— Иссельда!

— Я здесь, Дориан, я здесь. Он открыл глаза.

— Так значит, Катинка фон Бек не предала меня? Но каким же причудливым путем я сумел наконец до тебя добраться? К чему была столь сложная игра?

— Возможно, когда-нибудь вы узнаете это, но только не от меня, — прошептала Катинка, приподнявшись на носилках, — ибо мне следует беречь дыхание. Вы двое должны увезти меня из этих гор, в Укранию, где я хотела бы умереть.

Хоукмун поднялся. Все тело его затекло, словно он пролежал здесь несколько месяцев. Он увидел кровь на повязках Катинки.

— Вы ранены? Но ведь это не я ударил вас? Я не помню…

Он потер рукой лоб, почувствовав там что-то горячее, а когда взглянул на свои пальцы, то увидел, что их окружает слабый светящийся ореол, который, впрочем, тут же исчез.

— Но кто же тогда… Джери? Быть не может… Катинка фон Бек улыбнулась.

— Нет. Иссельда все вам объяснит.

И тут же другой женский голос, ласковый и чуть дрожащий, раздался у него за спиной.

— Эту рану она получила, когда помогала нам спасти наш мир.

— Ну, для нее это не впервые, — отозвался Хоукмун и, обернувшись, увидел перед собой девичье лицо необычайной красоты, отмеченное, однако, тенью смутной печали, истоки которой он почти мог угадать. — Мы с вами где-то встречались?

— Да, — отозвалась Катинка вместо девушки. — Но теперь вам пора расставаться, иначе в ткани мироздания произойдут новые разрывы. Вам нельзя слишком долго оставаться рядом. Послушайте моего совета, Илиана Гаратормская, немедленно уходите прочь. Возвращайтесь к Мизиналю и Лифет. Они помогут вам возродить ваш мир.

— Но… — Илиана замялась. — Я хотела бы еще немного поговорить с Иссельдой и Хоукмуном.

— Вы не имеете права, ибо вы с ним — две тени одной и той же сущности. Встреча ваша возможна лишь при редчайших обстоятельствах.

Так мне объяснил Джери. Так что возвращайтесь в Гараторм, и поскорее.

Против воли юная красавица повернулась, тряхнув золотистой шевелюрой, и вскоре скрылась в густом мраке пещеры.

— Куда ведет этот проход, Катинка? — спросил ее Хоукмун. — В Укранию?

— Нет, не в Укранию. А вскоре он уже вообще не сможет никуда нас привести. Надеюсь, что для этой девочки все кончится хорошо. У нее еще столько дел. И что-то подсказывает мне, что ей еще придется встретиться с Имрилом.

— С Имрилом? Катинка фон Бек вздохнула.

— Я же сказала, что не могу растрачивать дыхание. Я должна прожить достаточно долго, чтобы успеть попасть в Укранию. Надеюсь, наша повозка по-прежнему там, где мы ее оставили.

Хоукмун пожал плечами и с нежностью обернулся к Иссельде.

— Я знал, что ты жива. Они все считали меня безумцем, но я был уверен, что сумею тебя отыскать.

Они слились в объятиях.

— О, Дориан! Я пережила такие приключения!

За спиной у них раздался недовольный голос умирающей:

— Расскажете ему позже. А теперь быстрее берите мои носилки и отправимся же, наконец, в путь.

Иссельда улыбнулась воительнице, но все же задала мужу последний вопрос:

— Как там наши дети, Дориан?

И до самого выхода из пещеры она гадала, что может означать это загадочное сумрачное молчание, в котором замкнулся Хоукмун.

В поисках Танелорна

Часть I БЕЗУМНЫЙ МИР. ВОИТЕЛЬ ГРЕЗ

Глава 1 СТАРЫЙ ДРУГ В ЗАМКЕ БРАСС

— Значит, они пропали?

— О да.

— Но ведь это всего лишь твои видения, Хоукмун. Просто видения. Их больше не существует.

Это звучало так трогательно…

— Не думаю.

Граф Брасс отвернулся от окна, луч света озарил изможденное лицо Хоукмуна.

— О, как я хотел иметь внуков! Как я мечтал о них. Возможно, со временем…

Этот разговор повторялся уже много раз и превратился почти в ритуал. Граф Брасс не любил чудес и загадок и не испытывал к ним ни малейшего почтения.

— У нас были сын и дочь, — Хоукмун по-прежнему был не вполне здоров, однако безумие окончательно оставило его. — Их звали Манфред и Ярмила Мальчик был очень похож на вас.

— Мы уже говорили тебе, отец, — Иссельда, стоявшая у огромного камина, вышла из тени и скрестила руки на груди. На ней было длинное зеленое платье, отороченное горностаем по манжетам и вороту. Гладко зачесанные волосы подчеркивали бледность ее лица. Вот уже месяц, как они вернулись с Хоукмуном в замок Брасс, но она по-прежнему оставалась все так же бледна. — Мы говорили тебе об этом… И нам необходимо их отыскать.

Граф провел руками по рыжей седеющей шевелюре и нахмурил брови.

— Одному Хоукмуну я верить не хотел, но вам обоим поверить вынужден, хотя и против воли.

Иссельда тронула графа за локоть.

— Именно поэтому ты так часто споришь с нами, отец.

— Ноблио сумел бы разъяснить мне все эти парадоксы… Возможно, — продолжил тот. — Однако никто другой, пожалуй, не сможет найти нужные слова, которые были бы понятны простому солдату вроде меня, который терпеть не может всяких заумных рассуждений. Вы пытаетесь убедить меня, будто я вернулся из загробного мира. Но я ничего не помню об этом. Иссельда, по вашим словам, пребывала в иных мирах, а сам я пал при штурме Лондры. А теперь вы говорите о детях, которые тоже находятся где-то там, в неведомых измерениях. Одна мысль об этом ужасает меня. Бедные крошки, им должно быть так страшно. О нет, лучше даже не думать об этом.

— Однако мы обязаны об этом думать, граф Брасс, — возразил Хоукмун с уверенностью человека, которому не раз приходилось одерживать победу над собственным разумом. — Именно поэтому мы должны сделать все возможное, чтобы отыскать их. И поэтому сегодня же мы отправимся в Лондру, в надежде, что королева Флана и ее ученые сумеют нам помочь.

Граф Брасс пригладил свои густые рыжие усы. При упоминании о Лондре на лице его возникло какое-то странное выражение. Он откашлялся.

И Иссельда с лукавой улыбкой обратилась к отцу:

— Может быть, ты хочешь, чтобы мы что-то передали от тебя королеве Флане?

Граф пожал плечами.

— Ну, все обычные добрые пожелания, разумеется. Я даже хотел бы ей написать. Может быть, еще успею передать вам письмо.

— Она была бы счастлива увидеть тебя лично, — и Иссельда бросила многозначительный взгляд на Хоукмуна, который стоял, потирая затылок. — Она пишет, как была рада твоему последнему визиту, отец. Ей очень пригодились твои мудрые советы и здравый смысл, с которым ты наставлял ее в вопросах управления государством. Она даже намекает, что была бы рада предложить тебе должность при дворе.

Суровое лицо графа залилось краской.

— Да, об этом и впрямь шла речь. Но я не собираюсь больше ехать в Лондру.

— Конечно, тебе незачем становиться ее советником, — подтвердила Иссельда. — Однако твоя поддержка… В прежние времена королева увлекалась мужчинами, но смерть д'Аверка нанесла ей такой удар… Она навсегда отказалась от мысли о браке. До меня дошли слухи, что она много размышляла над тем, что ей необходим наследник, но лишь один-единственный мужчина на свете, по ее словам, может сравниться с Гьюламом д'Аверком. И этот мужчина… О, я выражаюсь так неловко.

— И не нужно продолжать, дочь моя. Я все прекрасно понимаю. А у тебя хватает и иных забот. Но, я тронут тем участием, которое ты проявляешь к делам старика-отца, — с ласковой улыбкой граф потрепал Иссельду по руке. — Но я слишком стар, чтобы помышлять о браке, хотя не мог бы и вообразить для себя лучшей супруги, чем Флана. И к тому же вот уже много лет, как я принял решение навсегда поселиться в Камарге, и не намерен от этого отступать. У меня есть определенные обязанности по отношению к своему народу, и я никогда не смогу его покинуть.

— Мы могли бы взять эти обязанности на себя, как в те времена, когда ты был…

Она осеклась.

— Мертв? — граф нахмурился. — По счастью, я не сохранил подобных воспоминаний, Иссельда. И когда ты оказалась здесь после моего возвращения из Лондры, я не требовал никаких объяснений. Мое счастье было безгранично и ничем не омрачено. Достаточно того, что ты жива. Правда, я своими глазами видел, что ты погибла несколько лет назад в бою, но был счастлив усомниться в том, насколько верна моя память. Однако хранить воспоминания о детях… Постоянно думать о них, терзаться мыслью, что они живы и находятся где-то вдалеке и испытывают страх… Это и впрямь ужасно.

— Этот ужас нам привычен, — заметил Хоукмун. — Но мы все же надеемся их отыскать и надеемся, что они ничего не знают обо всем происходящем, что где-то в другом мире они здоровы и счастливы.

Внезапно в дверь кабинета постучали, и граф суровым голосом отозвался:

— Войдите!

На пороге показался капитан Джозеф Ведла. Он закрыл за собой дверь и несколько мгновений стоял молча. На старом вояке была одежда, которую он для себя именовал «гражданской»: замшевая рубаха, камзол, кожаные штаны и поношенные, но начищенные до блеска сапоги из черной кожи. На поясе висел длинный охотничий кинжал, совершенно бесполезный в мирное время, однако капитан не мыслил себя без оружия.

— Орнитоптер почти готов, — объявил он наконец. — Он доставит вас прямо в Карли. А там пересечете Серебряный мост, который, по счастью, уже восстановили во всей своей прежней красе, и сможете отправиться в Дю-Вер.

— Спасибо, капитан. Я буду счастлив проделать в обратном направлении тот же самый путь, которым некогда впервые в жизни прибыл в Камарг.

По-прежнему одной рукой поддерживая отца за локоть, другую руку Иссельда протянула мужу. Взор ее задержался на лице Хоукмуна, и она стиснула его пальцы. Он глубоко вздохнул.

— Ну что же, в путь.

— У меня есть и другие новости… — Джозеф Ведла замялся.

— Другие новости?

— Да, это касается всадника, которого заметили наши стражи, мессир. Только что мы получили сообщение по гелиографу. Он направляется к городу…

— Он заявил о себе на границе? — полюбопытствовал граф Брасс.

— Вот это и есть самое странное, сударь. Его там никто не видел. Его заметили, лишь когда он оказался уже в Камарге.

— Вот это и впрямь поразительно. Обычно наши стражи куда более бдительны.

— И сегодняшний день не исключение. Просто этот человек ехал по неизвестным нам дорогам.

— Ну что ж, полагаю, у нас будет возможность расспросить его, как ему это удалось, — невозмутимо заметила Иссельда. — В конце концов, это всего лишь всадник, а не целая армия.

Хоукмун засмеялся, и ощущение тревоги, охватившее всех четверых, ненадолго рассеялось.

— Поезжайте ему навстречу, капитан Ведла, и пригласите в замок.

Ведла откланялся.

Хоукмун вновь подошел к окну и устремил свой взор поверх крыш Эгморта на поля и лагуны, что простирались до самого горизонта. Под ясным бледно-голубым небом поблескивала вода далеких озер и болот. Зимний ветер пригибал к земле тростник. Ему показалось, будто он видит какое-то движение на белой дороге, что вела к городу через болота. По ней впрямь приближался всадник, державшийся в седле уверенно и с достоинством. И силуэт показался Хоукмуну знакомым. Однако, не желая напрягать зрение, он отвернулся от окна и предпочел подождать, чтобы человек приблизился на такое расстояние, когда его легко будет рассмотреть.

— Старый друг… Или враг, — промолвил он. — Его гордая посадка мне кажется знакомой.

— Никто не потрудился предупредить нас, — граф Брасс пожал плечами. — Впрочем, сейчас времена куда более мирные, чем в прошлом.

— Не для всех, — вздохнул Хоукмун, но тут же подосадовал, что опять предается жалости к себе. Слишком часто в прошлом он был игрушкой подобных эмоций. Теперь он избавился от них, но очень боялся возвращения своей прежней душевной болезни. Именно поэтому теперь он воспитывал в себе душевную стойкость, которая, несомненно, радовала окружающих, за исключением тех людей, которые хорошо знали герцога и питали к нему безграничную любовь. Иссельда, словно угадав мысли супруга, легонько провела пальчиками по его губам, а потом по щеке. Он с благодарной улыбкой обернулся к ней и привлек к себе, нежно целуя в лоб.

— Я пойду готовиться к отъезду, — промолвила она. Сам Хоукмун уже был в дорожном костюме. — А вы с отцом, видимо, станете дожидаться гостя?

Он кивнул.

— Думаю, что да. Хочется надеяться, что…

— Не слишком на это рассчитывай, любимый. Едва ли он принесет нам вести от Манфреда и Ярмилы.

— Ты права.

И, улыбнувшись отцу, Иссельда вышла из комнаты. Граф Брасс подошел к столу из полированного дуба, на котором стоял поднос, и взял в руки кувшин с вином.

— Не желаете ли выпить со мной напоследок, Хоукмун?

— С удовольствием.

Хоукмун принял из рук графа резной деревянный кубок. Он с удовольствием сделал первый глоток вина, удерживаясь от искушения вновь подойти к окну и попытаться разглядеть всадника.

— Сейчас, как никогда, я сожалею о том, что с нами нет Ноблио, который мог бы дать добрый совет, — промолвил граф. — Все эти разговоры об иных мирах и плоскостях, о разных возможностях и покойных друзьях, которые могут по-прежнему быть живы, — все это попахивает оккультизмом. Я всегда относился презрительно к подобным суевериям и терпеть не мог всякие псевдофилософские умствования. Но, увы, у меня не тот склад ума, который позволяет с легкостью отличить шарлатанские бредни от подлинной метафизики.

— Надеюсь, вы не усмотрите в моих словах насмешки или разыгравшегося воображения, но у меня есть все основания надеяться, что однажды Ноблио вновь окажется с нами.

— В этом и состоит разница между нами, полагаю, — заметил граф Брасс. — Даже когда острота ума вернулась к вам, вы продолжаете питать надежду. Я же давно отказался от подобного утешения… По крайней мере, сознательно. Вы же, Хоукмун, не устаете искать подтверждений вашей веры в лучшее.

— О да, на протяжении многих жизней.

— Простите, что?

— Я говорю о своих видениях, об этих странных грезах, в которых я имел множество различных воплощений. Я думал, все это плоды безумия, но теперь я в этом уже не уверен. Вы знаете, они ведь по-прежнему приходят ко мне.

— Однако с того дня, как вы вернулись сюда с Иссельдой, вы об этом и словом не обмолвились.

— Дело в том, что они больше не мучают меня, как прежде, но от этого не сделались менее реальны.

— Каждую ночь?

— Да. Каждую. Элрик, Эрекозе, Корум — это самые частые из имен, но есть и другие. И порой я вижу там Рунный Посох, а иногда — Черный Меч. Все это имеет какой-то смысл. А когда я остаюсь один, особенно выезжая на прогулку на болота, мне случается встретить их и наяву. Лица, знакомые и незнакомые, являются перед моим внутренним взором. Я слышу обрывки слов и чаще всего одно выражение, которое почему-то особенно пугает меня. Это — Вечный Воитель… В былые времена я мог бы поклясться, что лишь безумец может считать себя полубогом.

— И я тоже, — подтвердил граф, наливая Хоукмуну еще вина. — Однако разве не бывает так, что герои становятся полубогами? Может быть, миру просто больше не нужны герои?

— Нормальный мир наверняка мог бы без них обойтись.

— Мне сдается, что нормальным мир может быть только тогда, когда в нем нет людей, — граф Брасс невесело усмехнулся. — Полагаю, именно мы делаем его таким, какой он есть.

— Если человек способен исцелиться, тогда то же самое должно быть справедливо и по отношению ко всему роду людскому, — возразил Хоукмун. — И если, как вы говорите, у меня и впрямь есть какая-то вера, граф Брасс, то именно эта мысль и укрепляет ее.

— Желал бы я разделить вашу веру. Однако я убежден, что человек обречен на самоуничтожение, и моя единственная надежда в том, что это случится как можно позднее, что найдется какой-то способ положить конец самым безумным деяниям человечества, что удасться сохранить хоть какое-то равновесие.

— Равновесие. Именно эту концепцию символизируют Космические Весы и сам Рунный Посох. Говорил ли я вам, что был момент, когда я усомнился в этой философии? Я решил, что подобного равновесия недостаточно… По крайней мере, в том смысле, в каком мы это понимаем. Но у человека должна быть гармония между потребностями тела и духа. Именно к этой цели и следует стремиться. Однако возможно ли такое во всем мире? Или мы слишком упрощаем проблему?

— Я перестал понимать смысл ваших слов, мой друг. — Граф Брасс расхохотался. — Я никогда не считал себя слишком осторожным человеком в обычном значении этого слова, но теперь состарился и чувствую себя утомленным. Возможно, и вам усталость внушила подобные мысли.

— Скорее, злость, — возразил Хоукмун. — Мы верно служили Рунному Посоху, и нам это дорого обошлось. Многие отдали жизнь ради него, иные познали ужасные страдания и погрузились в бездны отчаяния. Нам было сказано, что если потребуется, мы будем вправе воззвать к его помощи. И что же?

— Может быть, нужда наша пока недостаточно велика? Хоукмун мрачно усмехнулся.

— Если вы и правы, то не хотел бы я увидеть будущее, в котором эта нужда станет достаточно сильной.

И тут внезапно озарение настигло его, и он устремился к окну.

— Я знаю, кто этот всадник.

Но на дороге уже не было ни души. Человек миновал городские ворота, и из замка его было не разглядеть.

И вновь стук в дверь. Хоукмун широко распахнул ее.

И вот он здесь. Высокий, горделивый, одна рука на бедре, другая — на рукояти длинного меча. В дорожном плаще, небрежно наброшенном на правое плечо. В лихо заломленном на затылок берете. На раскрасневшейся физиономии сияет знакомая ухмылка.

Человек с Оркнейских островов, брат Рыцаря-в-Черном-и-Золотом. Перед ними был Орланд Фанк, служитель Рунного Посоха.

— Приветствую вас, герцог Кельнский!

Хоукмун встретил его, нахмурившись, с невеселой улыбкой.

— Приветствую и вас, мессир Фанк. Пришли просить нас о какой-то милости?

— Мы на Оркнейских островах не привыкли ни о чем просить.

— И все же, что нужно Рунному Посоху?

Орланд Фанк вошел в комнату, и капитан Ведла последовал за ним. Подойдя к камину, Фанк протянул руки к огню, окинул комнату и людей, стоящих рядом, насмешливым взглядом, словно забавлялся тем, как ему удалось их удивить.

— Спасибо, что прислали мне приглашение в замок Брасс, — и Фанк подмигнул капитану, который ответил смущенным поклоном. — Я не был уверен в радушном приеме.

— И правильно делали, мессир Фанк. — Теперь Хоукмун взирал на гостя с таким же саркастическим выражением. — Припоминаю некую клятву, которую вы дали мне, когда мы расставались. С тех пор мы сталкивались с опасностями ничуть не меньшими, чем в те времена, когда служили Рунному Посоху… Но он так и не соизволил объявиться.

Фанк нахмурился.

— Это верно. Но не осуждайте ни меня, ни Рунный Посох. Те силы, которые действуют на вас и ваших близких, воздействуют также и на него. Он покинул этот мир, Хоукмун Кельнский. Я искал его в Амареке, в Красной Азии, по всем землям нашего мира. Тогда-то я и услышал о вашем безумии и обо всех странностях, творившихся в Камарге, и устремился сюда из самой Московии, чтобы встретиться с вами и спросить, можете ли вы мне хоть как-то объяснить события прошлого года?

— Чтобы вы… оракул Рунного Посоха… пришли узнать у нас последние новости? — граф Брасс расхохотался, хлопая себя по бедрам. — Нет, мир и впрямь вывернулся наизнанку.

— Но у меня есть кое-что для вас взамен.

Оркнеец развернулся лицом к графу, хотя по-прежнему не снимал руки с меча, и внезапно всякая веселость оставила его. Хоукмун заметил следы глубокой усталости на его лице и во взгляде.

Он плеснул в кубок вина и протянул Фанку, который принял его с благодарностью. Граф Брасс, сожалея о своей несдержанности, подошел к гостю.

— Прошу простить меня, мессир Фанк. Я скверный хозяин.

— Это я скверный гость, граф. Судя по тому, какая суматоха во дворе вашего замка, кто-то готовится к отъезду.

— Мы с Иссельдой собираемся в Лондру, — пояснил Хоукмун.

— С Иссельдой? Так это правда? Я слышал еще кое-какие слухи… Что она умерла и что граф тоже погиб… Я никак не мог понять, правда это или ложь, поскольку память нередко подводит меня. Собственным воспоминаниям я не могу доверять.

— То же самое можно сказать и о каждом из нас, — и с этими словами Хоукмун вкратце поведал ему о событиях последних месяцев и о своих приключениях, которые ему самому начали казаться какими-то нереальными. И о своих снах, которые, напротив, делались все более овеществленными.

Фанк по-прежнему стоял перед очагом, заложив руки за спину и опустив голову на грудь, впитывая каждое слово герцога.

Время от времени он кивал головой, что-то ворчал себе под нос, порой переспрашивал и задавал наводящие вопросы. Во время рассказа в комнату вошла Иссельда в теплой дорожной одежде и молча присела у окна, в ожидании, когда ее супруг доскажет свою историю.

— Все так и было, — промолвила она наконец. — Сны кажутся истинными, а реальность все больше похожа на грезы. Можете ли вы объяснить это, мессир Фанк?

Гость хмыкнул и почесал переносицу.

— Существует множество реальностей, любезная госпожа. Поговаривают, что наши сны являются отражением событий, которые происходят в иных мирах. Не столь давно обнаружилась большая прореха в ткани мироздания, но не думаю, чтобы виной тому были эксперименты Калана и Тарагорма. На мой взгляд, хотя они и приняли в этом участие, но теперь нанесенный ими ущерб практически восполнен. Они лишь воспользовались последствиями этого великого потрясения и, скорее всего, лишь ненамного ухудшили ситуацию. Их собственные попытки манипулировать временем были столь ничтожны, что не могли привести к тем последствиям, что мы наблюдаем сегодня и в которых я усматриваю отражение куда более значительного противостояния. Сдается мне, здесь действуют силы столь огромные и пугающие, что даже Рунному Посоху пришлось исчезнуть из нашего мира для участия в битве, лишь слабые отголоски которой мы улавливаем. Последствия этого сражения будут ощущаться во всех аспектах мироздания столь долгий период времени, что многим он покажется вечностью. Я говорю сейчас о вещах, которых и сам почти не понимаю, друзья мои.

Я лишь слышал когда-то выражение «Совмещение миллионов плоскостей мироздания» из уст одного философа, которого нашел умирающим в горах Красной Азии. Вам это что-то говорит?

Хоукмуну доводилось слышать нечто подобное, однако никакого объяснения этому он никогда не слышал, даже во сне. Так он и ответил Фанку.

— А я-то надеялся, что вы знаете об этом больше моего, герцог Дориан. Для нас для всех, полагаю, происходящее имеет особое значение. А теперь вы говорите, что разыскиваете своих детей, которых утратили в то же самое время, когда я пустился на поиски Рунного Посоха. Говорит ли вам что-нибудь такое название, как Танелорн?

— Это город, — отозвался Хоукмун. — Название города.

— О да. Так я и понял. Однако в нашем мире я не нашел ничего похожего. Должно быть, он находится в иной плоскости. Наверное, именно там мы и отыщем Рунный Посох.

— А может быть, мы найдем там и наших детей?

— В Танелорне?

— В Танелорне.

Глава 2 НА СЕРЕБРЯНОМ МОСТУ

Орланд Фанк решил на какое-то время остаться в замке Брасс, тогда как Хоукмун с Иссельдой заняли места в утепленной кабине большого орнитоптера. Впереди, в небольшом открытом отсеке, находился пилот, занятый последними приготовлениями к отлету.

В дверях замка Фанк с графом Брассом наблюдали за первыми подрагиваниями тяжелых широких крыльев, сопровождавшимися урчанием загадочного механизма внутри летательного аппарата. Наконец, орнитоптер взмахнул крыльями с серебряными перьями, покрытыми эмалью. Ветер взъерошил рыжую шевелюру графа, а Фанку пришлось придержать свой берет, и летательный аппарат, наконец, взмыл в воздух.

Граф Брасс помахал им рукой. Слегка наклонившись, машина поднялась над желтыми и красными черепичными крышами, затем сделала вираж, избегая столкновения со стаей гигантских фламинго, внезапно взлетевших с мелководья, и начала набирать высоту. С каждым новым взмахом крыльев скорость и высота полета возрастали. Земля осталась далеко внизу, и вскоре Хоукмун с Иссельдой устремились в бескрайнее ледяное небо.

После беседы с Орландом Фанком Хоукмун пребывал в глубокой задумчивости, и Иссельда, понимая молчание мужа, не пыталась заговорить с ним. Но вот он сам повернулся к жене и ласково улыбнулся ей.

— Лондра по-прежнему город мудрецов, — промолвил Хоукмун. — У королевы при дворе множество ученых и философов. Возможно, они помогут нам.

— Ты что-то знаешь об этом Танелорне, о котором говорил Фанк? — спросила она.

— Ничего, кроме названия. Но мне кажется, об этом следует узнать побольше. Почему-то у меня такое впечатление, что я уже был там, по крайней мере однажды, а может быть, и несколько раз, хотя мы с тобой точно знаем, что на самом деле я никогда там не был.

— Может быть, во сне, Дориан? Ты отправлялся туда в своих грезах?

Он пожал плечами.

— Порой мне кажется, словно в своих видениях я побывал повсюду… Во всех временах и во множестве миров. Теперь я убежден, что существуют тысячи других планет, похожих на нашу Землю, тысячи иных галактик и что все события нашего мира отражаются в иных мирах. Одни и те же судьбы разыгрываются как по нотам, лишь с незначительными вариациями. Однако я по-прежнему не ведаю, способны ли мы сами управлять своей судьбою, или нами управляют высшие силы. Существуют ли боги на самом деле. Что ты скажешь на это, Иссельда?

— Их создают сами люди. Ноблио как-то сказал, что дух человеческий столь силен, что способен придать реальность всему тому, в чем мы нуждаемся.

— Но тогда, возможно, и все эти иные миры реальны лишь потому, что в какой-то момент они стали необходимы большому количеству людей. Возможно, именно так и были созданы параллельные вселенные.

Она пожала плечами.

— Об этом ни ты, ни я никогда не узнаем наверняка и не увидим доказательств, сколько ни думай об этом.

Не сговариваясь, они оставили эту тему и принялись любоваться великолепным пейзажем, который проносился внизу за иллюминаторами кабины орнитоптера. Машина уносила их все дальше к северному побережью. Вскоре они уже пролетали над сверкающими башнями Париса, хрустального города, лишь недавно восстановленного в своей былой красе и славе. Солнце играло в бесчисленных гранях стекла и кристаллов, преломлялось в них снопами радужных искр, брызжущих во все стороны, отражалось радугой над призмами и спиралями домов, построенных забытым ныне способом древними строителями в незапамятные времена. Самые старые дома по-прежнему поражали воображение не только материалом и размером, но и ювелирной точностью форм и пропорций, точно все они, прежде чем оказаться на своих местах, побывали в лавке ювелира, который огранил их и придал форму октаэдров, декаэдров или даже додекаэдров.

Наполовину ослепленные сказочно неповторимым зрелищем, путешественники отодвинулись от иллюминаторов. Глаз отдыхал на пастельных переливах голубого неба. А снизу по-прежнему доносился хрустальный звон стекла и кристаллов, которыми жители Париса украшали свои улицы, выложенные кварцевой плиткой. Даже свирепые военачальники Империи Мрака, убийцы с руками, обагренными кровью, не устояли перед волшебной красотой хрустального города и пощадили его, не тронув ни одного здания. Ходили слухи, будто дети, рожденные в нем, оставались слепыми до трех лет, пока их глаза не становились способными воспринимать эту сверкающую красоту, в которой обречены были ежедневно находиться все горожане.

Миновав Парис, они оказались в плену огромной серой тучи. Пилот, который согревался во время полета не столько за счет теплого радиатора, расположенного в носу машины, сколько за счет толстого стеганого комбинезона, попытался подняться вверх, надеясь отыскать просвет в облаках. Но поскольку никакого просвета не было, он предпочел не рисковать понапрасну и, снизившись до трехсот футов, повел аппарат над унылой зимней равниной, окружавшей Карли. Мелкий моросящий дождь вскоре перешел в настоящий ливень. Быстро смеркалось, но они уже почти достигли цели. Вскоре впереди зажглись огоньки, и вдали показался город. Описав широкий круг над живописными крышами, крытыми либо светлосерой, либо темно-красной черепицей, они снизились и приземлились в широкой низине, заросшей зеленой травой, вокруг которой раскинулся город. Для орнитоптера, который никогда не отличался особым комфортом, посадка получилась довольно мягкой, тем не менее Хоукмун с Иссельдой были вынуждены изо всех сил цепляться за привязные ремни, пока пилот с последним судорожным взмахом крыльев аппарата не повернул к ним залитое дождем лицо и не дал знак, что они могут покинуть кабину. Дождь разошелся и вовсю молотил по крыше, так что путешественники вынуждены были с головой накрыться накидками, захваченными в дорогу. Согнувшись в три погибели, люди бежали против ветра, таща за собой экипаж. Хоукмун дождался, пока экипаж подгонят поближе к орнитоптеру, и лишь после этого открыл дверь и выпрыгнул наружу. Подхватив Иссельду, он помог ей как можно скорее забраться в экипаж. Едва лишь они заняли места, как мотор машины громко зачихал, она резко развернулась и помчалась в город, откуда ее только что доставили.

— Сегодняшнюю ночь мы проведем в Карли, — объявил Хоукмун. — А с утра пораньше отправимся на Серебряный мост.

По поручению графа Брасса в Карли для них сняли комнаты на одном из немногих постоялых дворов, переживших нашествие войск Империи Мрака. Это оказалась небольшая, но уютная гостиница поблизости от летного поля. Иссельда вспомнила, что останавливалась здесь давным-давно, когда еще совсем ребенком путешествовала вместе с отцом. Она оживилась, но вскоре воспоминания детства привели ее к мыслям о Ярмиле. Иссельда помрачнела. Хоукмун заметил, как изменилось настроение жены, и ободряюще обнял ее за плечи, когда после сытного ужина они поднимались по лестнице в отведенные им комнаты. Несмотря на то что супруги утомились после долгого дня путешествия, они еще долго беседовали, пока не исчерпали все темы разговоров, после чего сразу заснули.

Но привычные видения тут же наводнили сон Хоукмуна. Лица и изображения боролись друг с другом за его внимание. Умоляющие глаза и руки, заломленные в безмолвном призыве. Казалось, весь мир, вся Вселенная кричала ему в лицо, стараясь быть замеченной или пытаясь добиться помощи.

И вот он уже стал Корумом, вадхагом, чуждым этому миру, который скакал навстречу смрадным фои мьори, ледяному народу, вышедшему из преисподней…

А теперь он стал Элриком, последним принцем Мелнибонэ. В правой руке он держал клинок, в то время как левая покоилась на передней луке искусно сделанного седла из шкуры гигантской ящерицы, слюна которой способна воспламенять все, на что она попадает.

А потом он стал Эрекозе, бедным Эрекозе, который вел армию элдренов к победе над людьми, своими собратьями… И Урликом Скарсолом, владыкой Южного льда, участь которого — вечно носить Черный Меч — вызвала сострадание…

ТАНЕЛОРН…

О, где же он, где этот Танелорн?

Разве он никогда не был там, разве не ведомо ему чувство мира и абсолютного душевного покоя, полноты жизни и того счастья, которое способен испытывать лишь тот, кто глубоко страдал.

ТАНЕЛОРН…

— Слишком долго я влачил свое бремя… Слишком долго платил за преступление, совершенное Эрекозе… (голос, что произносил эти слова, принадлежал ему, но губы, с которых они слетали, были чужими, нечеловеческими…) Я тоже заслужил право на отдых… Заслужил это право…

И вот перед ним возникло лицо, зловещее, но лишенное уверенности в себе… Мрачное лицо, отмеченное печатью отчаяния. Это было его собственное лицо. Тоже его лицо.

О КАК ВЕЛИКИ МОИ СТРАДАНИЯ!

И вот движутся вперед войска, такие же знакомые, как и те клинки, что мерно поднимаются и опускаются вновь, как эти бесконечные лица, что вопят и рассыпаются в прах, как кровь, что разливается из перерезанных жил… Поток крови, к которому он так привык…

ТАНЕЛОРН…

Разве не заслужил я покоя в Танелорне?

Пока нет, Воитель, пока нет…

Но разве справедливо, что мне одному приходится так страдать!

Не ты один страдаешь, все человечество страдает вместе с тобой.

Это несправедливо!

Тогда сделай так, чтобы справедливость восторжествовала! Я не в силах, я всего лишь человек. Ты защитник, ты Вечный Воитель. Я человек.

Ты человек, ты Вечный Воитель. Я всего лишь человек. Ты всего лишь Воитель.

Я Элрик! Я Урлик! Я Эрекозе! Я Корум!

Имя мне легион, меня слишком много! Ты один.

И вот во сне, если это был на самом деле сон, к Хоукмуну пришла полная ясность, хоть и на неуловимо краткое мгновение. Он был один. Один…

Но это ощущение мелькнуло и исчезло, и вновь он был легионом. Хоукмун метался на постели, то испуская ужасные крики, то умоляя кого-то оставить его в покое.

Иссельда прильнула к нему всем телом, пытаясь, насколько ей позволяли силы, сдержать конвульсии, сотрясавшие тело Хоукмуна. Призрачный утренний свет, падающий из окна, выхватил в темноте ее заплаканное лицо.

— Дориан… Дориан… Проснись, Дориан.

— Иссельда, — он тяжко вздохнул. — Ах, Иссельда. Хоукмун был счастлив, что она рядом с ним в этот миг, ибо во всем мире лишь в ней обретал он свое утешение. В этом мире и во всех прочих мирах, в которых видел себя во сне. Он крепко стиснул ее в сильных объятиях воина, и их слезы смешались. Затем они встали, неслышно оделись и, даже не позавтракав, спустились во двор. Здесь они оседлали крепких лошадей, которые были заранее куплены для них, и покинули постоялый двор. Из Карли они выехали дорогой, что шла вдоль побережья. Ветер дул с моря и нагонял к берегу тучи, которые над сушей разрешались нудным дождем, беспрерывно шедшим с самого их прибытия в город. Так, под дождем, они и проделали весь оставшийся путь, пока не добрались до великого творения человеческого гения и искусства, протянувшегося на целых тридцать миль и соединившего берега континента и острова Гранбретании.

Ныне Серебряный мост уже был совсем иным, не таким, каким видел его Хоукмун много лет назад. Высокие пилоны сейчас были скрыты от взора туманом и пеленой дождя, а их вершины тонули в низком облачном небе. Прежде их украшали барельефы, прославлявшие воинскую доблесть армий Империи Мрака, но теперь все это исчезло. Каждый из городов континента, который был некогда разрушен или разграблен гранбретанскими полководцами, внес свою лепту в новую отделку моста. В основном это были сюжеты, воспевавшие гармонию природы.

В ширину мост достигал четверти мили. Военным машинам, повозкам, просевшим под тяжестью добычи, вывезенной из Европы после сотни кампаний, и марширующим колоннам солдат с масками звериных Орденов на лицах хватало обычно двух центральных полос. Теперь же все полотно моста было занято нескончаемыми торговыми караванами, идущими в обоих направлениях. Здесь были путешественники и купцы из Нормандии, Италии, Славии, из Скандии, с Булгарских гор, из могущественных княжеств Германии, Пешта и Ульма, из Вейны и Кракува, и даже из далекой загадочной Московии. С континента и навстречу им с острова шли непрерывные вереницы верблюдов, ослов и мулов, повозок и телег, запряженных лошадьми, быками и даже слонами. Порою среди них встречались экипажи, приводимые в действие с помощью механизмов, как правило, несовершенных или в той или иной мере не исправных, принцип действия которых был известен лишь горстке людей с тонким и проницательным умом (впрочем, у большинства из них понимание это оставалось чисто абстрактным). Плохо ли, хорошо ли, но механизмы эти служили людям уже в течение доброй тысячи лет, если не больше. Люди путешествовали как верхом, так и пешими, преодолевая сотни миль, чтобы полюбоваться величественной красотою Серебряного моста, считавшегося подлинным чудом света. Толпа поражала экзотичностью своих нарядов, от рваных, залатанных и пыльных, до варварски пышных и великолепных. Кожа, меха, разнообразные ткани всех расцветок, шкуры диковинных зверей, сверкающие всеми цветами радуги, перья редких птиц украшали тела и головы странников, придавая толпе яркий праздничный вид карнавального шествия. Но все это красиво смотрелось лишь при ярком солнечном свете. Сейчас же все равно страдали от пронизывающих порывов ледяного ветра и дождя, который, промочив насквозь одежду, погасил все яркие краски. Хоукмун и Иссельда предусмотрительно облачились в одежду из плотной ткани, лишенную всяческих украшений. Вскоре они смешались с людским потоком, неторопливо продвигающимся на запад, к земле, еще недавно запретной и наводящей ужас на все остальные народы Европы. Теперь же остров преобразился, сделавшись за время правления королевы Фланы всемирным центром торговли и искусства, средоточием знаний и справедливых законов. Конечно, Хоукмун и Иссельда могли бы добраться до столицы гораздо быстрее, хотя бы на орнитоптере или на ездовом фламинго, но герцог желал попасть в Лондру именно тем путем, которым покинул ее когда-то, и именно это сыграло решающую роль в выборе маршрута путешествия. Как и прежде, у него захватило дух при виде этих тонких струн-канатов, дрожащих под чудовищным весом полотна моста. Не меньшее восхищение вызывала работа многих художников и чеканщиков, покрывших тонким листовым серебром поверхность стальных пилонов, служивших не только для поддержания миллионотонной конструкции, но и для противостояния непрерывным ударам волн и постоянному давлению течения в глубинах пролива, отделяющего остров от материка. Это был монумент во славу человеческого гения, полезный и прекрасный, сооруженный лишь при помощи рук и разума, без какого-либо вмешательства сверхъестественных сил. Хоукмун всегда презирал трусливую и малодушную философию, утверждавшую, что человек не дорос до того, чтобы создать подобное чудо из чудес, что он никогда не совершил бы ничего выдающегося, если бы им не руководила какая-то могущественная, сверхъестественная или божественная воля либо некий более развитой разум, вторгшийся из иных пределов в Солнечную систему. Хоукмуна, напротив, поражали возможности человеческого разума.

Но вот густые облака понемногу начали рассеиваться. Несмелые лучи солнца проглянули сквозь редкие просветы в тучах и осветили серебряные нити моста, вспыхнувшие ажурным сияющим кружевом. Хоукмун глубоко вздохнул, втягивая в себя свежий морской воздух, пахнущий водорослями и йодом. Он улыбнулся, любуясь чайками, что кружили высоко в небе над вершинами пилонов, полюбовался белоснежными парусами судна, которое как раз в этот миг проплывало под одним из пролетов моста. Настроение его резко повысилось, и он стал с живостью разглядывать и обсуждать с Иссельдой сюжеты барельефов и чеканки, что встречались им на мосту. Путешественники принялись болтать о разных пустяках, о тех удовольствиях, что обещала им Лондра, если она окажется хоть наполовину столь же прекрасна, как и этот мост.

Внезапно Хоукмуну показалось, что безмолвие словно сплошной пеленой окутало Серебряный мост, приглушив скрип многочисленных колес и звон подков, шорох и плеск волн, бьющихся о пилоны. Он обернулся к Иссельде, чтобы сказать ей об этом, и вдруг обнаружил, что она исчезла. В волнении он принялся шарить взглядом по сторонам, и с ужасом осознал, что остался на мосту совсем один.

Откуда-то из бесконечной дали донесся крик… Словно это Иссельда взывала к нему… Но и этот крик поглотило безмолвие.

Хоукмун хотел было развернуть лошадь в надежде отыскать супругу. Если поторопиться, то он еще может успеть…

Но лошадь не повиновалась ему. Она пятилась, ржала, била копытами и не трогалась с места. И тогда Хоукмун, осознав, что его вновь предали, закричал протяжно и истошно:

— НЕТ!

Глава 3 В ТУМАНЕ

— Нет!

Это был уже другой голос, звучный и исполненный страдания, куда более громкий, чем голос Хоукмуна, он был подобен раскатам грома.

Мост завибрировал, лошадь взвилась на дыбы и сбросила Хоукмуна наземь. Он попытался подняться, но тщетно. И тогда он пополз к тому месту, где в последний раз видел Иссельду.

— Иссельда! — выкрикнул он.

— Иссельда!

Злобный хохот раздался у него за спиной.

Распластавшись на стальном настиле, он повернул голову и увидел, как лошадь его, не удержавшись, заскользила к краю моста и, отчаянно забив копытами, удержалась у невысокого парапета.

Он попытался нащупать рукоять меча, но клинок запутался в складках плаща.

И вновь послышался хохот, но теперь он звучал уже чуть менее уверенно, а затем голос вновь проревел:

— Нет!

Волна невыразимого ужаса накатила на Хоукмуна. Ничего подобного он не знал за всю свою жизнь. Ему захотелось куда-нибудь уползти, забиться в щель, убраться как можно дальше от источника этого звука. Но титаническим усилием он собрал всю свою волю и заставил себя вновь повернуть голову и взглянуть на Лицо. Лицо занимало полнеба. Огромные глаза смотрели не отрываясь на Хоукмуна сквозь прорехи в тумане, окутавшем содрогающийся мост. Мрачное Лицо из его грез, с глазами, угрожающий блеск которых не мог скрыть затаенного страха. Гигантские губы вздрогнули и раскрылись. С них сорвалось единственное слово, то ли вызов, то ли приказ, то ли мольба:

— Нет!

Наконец, Хоукмуну удалось встать на ноги и, расставив их пошире, чтобы сохранить равновесие, он выпрямился и пристально взглянул в глаза существу. Как ни удивительно, выдержать его пристальный сверхъестественный немигающий взгляд оказалось довольно легко.

— Кто ты такой? — спросил он.

Туман словно поглощал его слова. Кто ты? Кто ты?

— Нет!

Лицо, по-видимому, не имело тела. Оно было прекрасным и ужасающим одновременно. Кожа казалась темной, но Хоукмун не смог бы с уверенностью сказать, какого она на самом деле цвета. Глаза могли быть черными, голубыми или даже карими, со зрачками, в которых сверкали золотые искры, а губы казались неестественно алыми и лоснились.

Теперь Хоукмун видел, что это существо страдает, но он также понимал, что оно представляет для него огромную опасность. Будь у существа такая возможность, оно без колебания убило бы Хоукмуна. Он вновь потянулся за мечом, но затем опустил руку, осознав всю тщетность этого жеста.

— МЕЧ! — промолвило существо. — МЕЧ! Это слово было исполнено тысячи смыслов.

— МЕЧ!

И вновь тон переменился, сделался просящим, словно у человека, который умоляет возлюбленную вернуться. В его голосе была ненависть к самому себе за собственное унижение и даже к предмету своей страсти. Угрожающий голос, пропитанный смертью.

— ЭЛРИК? УРЛИК? Я… Я БЫЛ ТЫСЯЧЬЮ… ЭЛРИК? Я?…

Неужто это какое-то новое воплощение Вечного Воителя… Новый аспект личности самого Хоукмуна? Не смотрел ли он в глаза собственной душе?

— Я… ВРЕМЯ… СОВМЕЩЕНИЕ… Я МОГУ СЛУЖИТЬ…

Разум Хоукмуна метался в поисках объяснений, и если это создание и представляло собой какую-то часть его сути, то наверняка не было полным его отображением. Он ощущал, что создание это наделено собственной отдельной личностью, но им также владеет неистребимая потребность воплотиться, обрести форму, плоть, и именно этого существо требовало от Хоукмуна. Не свою собственную плоть, но что-то принадлежавшее ему.

— Кто ты?

На сей раз Хоукмун почувствовал, как голос его наполняется силой. Он заставил себя взглянуть прямо в это невыносимо прекрасное сумрачное лицо.

— Я…

Взгляд сосредоточился на нем и был полон такой неукротимой ненависти, что Хоукмун едва не попятился, но устоял. И гневно, и твердо встретил взгляд этих гигантских глаз. Хоукмун ощерился, весь дрожа.

Неожиданно откуда-то к нему пришли слова, и хотя он понятия не имел об их истинном смысле, но инстинктивно знал, что именно такой ответ и надлежит дать.

— Ты должен уйти. Тебе нет места здесь.

— Я ДОЛЖЕН ВЫЖИТЬ… СОВМЕЩЕНИЕ… СО МНОЙ ТЫ ТОЖЕ БУДЕШЬ ЖИТЬ… ЭЛРИК…

— Я не Элрик…

— ТЫ ЭЛРИК.

— Я Хоукмун.

— НО ЧТО ЭТО? ПРОСТО ИМЯ! ПОД ИМЕНЕМ ЭЛРИК Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ БОЛЬШЕ ПРОЧИХ… Я СЛАВНО ПОСЛУЖИЛ ТЕБЕ…

— Ты намерен убить меня, — возразил Хоукмун. — Я уверен в этом. Я ничего не приму от тебя. Именно твоя помощь сковала меня неодолимыми узами на многие тысячелетия. Однако последним деянием Вечного Воителя будет уничтожение тебя.

— ТАК ТЫ ЗНАЕШЬ, КТО Я?

— Пока нет, но страшусь того мига, когда я это узнаю.

— Я…

— Уходи, я начинаю узнавать тебя.

— НЕТ!

— Ты должен уйти.

Голос Хоукмуна внезапно дрогнул, и он усомнился, хватит ли у него сил и дальше выдержать взгляд этого ужасного существа.

— Я…

Но и голос потустороннего создания сделался более слабым, не столь угрожающим, почти молящим.

— Ты должен уйти.

— Я…

Собрав остатки воли в кулак, Хоукмун расхохотался существу в лицо:

— Убирайся прочь!

И он раскинул руки, словно боялся, что сейчас упадет, и в тот же самый момент исчезли и мост, и огромное лицо.

Он падал в ледяном тумане. Плащ облеплял ноги и трепетал за спиной… Он падал, и холод рассекаемого им воздуха жег и резал лицо. Но холод встретившей его воды оказался еще ужаснее. Ее ледяные объятия охватили Хоукмуна. Рот заполнила соленая морская вода с колкими кристалликами льда. Беспорядочными движениями рук и ног Хоукмун попытался остановить свое погружение. Грудь раздирал кашель, легкие требовали воздуха. Он начал тонуть. Вокруг была одна вода, ничего кроме воды. Он открыл на мгновение глаза и увидел свои руки, белые, точно кости скелета. Увидел плавающие вокруг лица волосы, тоже совершенно белые, и понял, что имя его не Хоукмун. Это почему-то показалось обидным. Он снова закрыл глаза и мысленно повторил воинский клич его древнего рода, с которым он сотни раз водил своих воинов в бой против Империи Мрака.

Хоукмун… Хоукмун… Хоукмун…

— Хоукмун!

Но это кричал не он. Вопль донесся откуда-то сверху, из серой тьмы, поднимавшейся над водой. Собрав все силы, он вырвался из плена морской пучины и вынырнул на поверхность. Закашлявшись, он судорожно глотнул ледяной воздух.

— Хоукмун!

На волнах плясала какая-то темная тень. Затем раздались ритмичные шлепки весел о воду.

— Сюда! — из последних сил закричал он.

Лодка. Она развернулась и медленно направилась к нему. Над бортом возвышался силуэт человека, одетого в тяжелый плащ с капюшоном, на голове у него красовалась широкополая шляпа. Она скрывала черты лица, но разве можно было не узнать этот насмешливый изгиб губ… Человек, сидевший на носу суденышка, взирал на него желтыми глазами с несомненным участием. На плече у него восседало небольшое животное черно-белой окраски, в котором Хоукмун сразу признал крылатого котенка Джери-а-Конела. Тот недовольно мяукал и встряхивал крылышками, промокшими от брызг морской воды.

Хоукмун вцепился в борт подплывающей лодки, и Джери, аккуратно сложив весла, помог ему забраться внутрь.

— Такому человеку, как я, лучше всегда прислушиваться к тому, что подсказывает шестое чувство. — С этими словами он протянул спасенному флягу со спиртным. — Вы хоть представляете, где мы находимся, Дориан Хоукмун?

Вода, которой были заполнены его легкие и желудок, не позволяла говорить. Хоукмун перегнулся через борт, его несколько раз стошнило, после чего, обессиленный, он рухнул на дно суденышка, и Джери снова взялся за весла.

— Сперва я думал, что это какая-то река. Потом — озеро, — невозмутимо продолжил спутник героев, как он сам себя называл. — Однако потом убедился, что это наверняка море. Кажется, вы хлебнули немало воды.

Хоукмун сплюнул за борт в последний раз, гадая, почему в нем зреет желание расхохотаться во все горло.

— Море, — промолвил он. — Но вы-то как здесь оказались?

— Просто необъяснимый каприз. — Лишь в этот момент Джери обнаружил присутствие котенка и в изумлении воскликнул: — О, значит, я вновь Джери-а-Конел!

— Вы не были в этом уверены?

— По-моему, когда я начинал грести, у меня было иное имя. Но потом появился этот туман. — Он пожал плечами. — Впрочем, неважно, со мной такое часто случается. Но вы, Хоукмун, вы-то почему выбрали для купания именно это место?

— Свалился с моста, — коротко ответил Хоукмун, которому сейчас совершенно не хотелось пускаться в объяснения. Еще менее того стоило спрашивать у Джери, ближе ли они сейчас к берегам Гранбретании или Франции. Более того, теперь ему показалось удивительным, что Джери встретил его словно доброго друга, хотя на самом деле они были едва знакомы.

— Мы с вами, кажется, встречались в Булгарских горах? Тогда с нами еще была Катинка фон Бек?

— Да, я что-то припоминаю. Какое-то время вы были Илианой Гаратормской, а потом снова стали Хоукмуном. Как же быстро вы меняете имена последнее время. Начинаю путаться в них, герцог Дориан.

— Вы говорите, что мое имя меняется. Вы что, знали прежде меня под другими именами?

— О да. И точно так же вел с вами этот же самый разговор. Это уже становится утомительным.

— Так назовите мне некоторые из этих имен. Джери нахмурился.

— Моя память весьма прихотлива в этом отношении. Порой мне кажется, что я помню почти все свои прошлые и будущие воплощения. Но бывает и так, как сейчас, когда разум мой воспринимает лишь то, что касается непосредственного настоящего.

— Полагаю, это должно быть очень неудобно, — промолвил Хоукмун.

Он поднял глаза, возможно надеясь рассмотреть в бурлящем тумане мост. Он надеялся, что Иссельда по-прежнему жива и здорова и движется по направлению к Лондре.

— Совершенно согласен с вами, герцог Дориан. Но вот вопрос: зачем я оказался здесь? — заключил Джери-а-Конел и принялся энергично грести.

— А это выражение: «Совмещение миллионов плоскостей мироздания» — ваша неверная память ничего вам не подсказывает?

Спутник Героев наморщил лоб.

— Что-то знакомое. Кажется, это какое-то важное событие. Можете рассказать мне об этом побольше?

— И рад бы, но не в силах. Я надеялся…

— Если припомню какие-то детали, вы первым об этом узнаете. Котенок вновь замяукал, и Джери повернул голову назад.

— А, земля, будем надеяться, что она нам не враждебна.

— Так вы что, не знаете, где мы оказались?

— Ни имею малейшего понятия, герцог Дориан. Дно суденышка заскрипело по песку.

— Будем надеяться, что мы где-то в одной из пятнадцати плоскостей.

Глава 4 СОВЕТ МУДРЕЦОВ

Несколько миль они отшагали по меловым холмам побережья, но не встретили ни малейших признаков того, что земля эта обитаема. Хоукмун тем временем поведал Джери-а-Конелу обо всем, что произошло с ним, в надежде, что тот поможет отыскать разгадку. Он сохранил лишь смутные воспоминания о своих приключениях в Гараторме, и Джери поведал ему о владыках Хаоса, о Лимбе и о вечном соперничестве между богами. Но разговор их, как такое часто случается, лишь усилил тревогу, и они договорились оставить эту тему.

— Я знаю лишь одно, — промолвил Джери-а-Конел. — И уверен в этом непоколебимо. Вам нечего тревожиться за свою Иссельду. Конечно, по природе я оптимист, порой совершенно неоправданно, и прекрасно отдаю себе отчет, что сейчас мы здорово рискуем и можем либо получить знатный выигрыш, либо все потерять. То существо, которое вы встретили на мосту, должно обладать огромной мощью, раз уж сумело вырвать вас из своего измерения, и нет сомнений, что оно желает вам зла, но я не имею ни малейшего представления ни о том, что это за существо, ни когда оно вновь встретится нам на пути. Как бы то ни было, полагаю, нам и впрямь следует заняться поисками Танелорна.

— Согласен.

Хоукмун окинул взглядом лежащую перед ними равнину, однообразие которой нарушалось грядами невысоких холмов. Небо очистилось от туч, и туман, что клубился перед этим у самой земли, поднялся вверх и растаял в воздухе. Стояла пугающая тишина. Бросалась в глаза скудость растительности. Не было слышно ни пения птиц, ни стрекотания насекомых.

— Однако сейчас мне кажется весьма сомнительным, что мы сможем найти этот легендарный город.

Джери поднял руку и погладил черно-белого котенка, который терпеливо восседал у него на плече с того самого момента, когда они двинулись в путь пешком.

— О да, и все же у меня такое впечатление, что мы оказались в этом краю безмолвия не случайно. Неоспоримо, что у нас есть не только враги, но и друзья.

— Что-то я не испытываю особого доверия к тем друзьям, о которых вы говорите, — промолвил Хоукмун, вспомнив Орланда Фанка и Рунный Посох. — Друзья они или враги, мы остаемся пешками в их руках.

Джери улыбнулся.

— Ну, может, не такими уж и пешками. Вы должны относиться к самому себе с большим уважением. Лично я считаю себя по меньшей мере ладьей.

— А мне более всего противна сама мысль, что кто-то поставил меня на шахматную доску, — жестко возразил Хоукмун.

— В таком случае, вам самому надлежит отыскать способ, как с нее сойти, — загадочно промолвил Джери и добавил: — Пусть даже это закончится уничтожением самого игрового поля.

Больше он не сказал ни слова, утверждая, что мысль эта была порождена его интуицией, а не логикой. Это замечание странным образом откликнулось где-то в глубине сознания Хоукмуна и приободрило его. Почувствовав прилив сил, он прибавил шагу и вскоре значительно опередил своего спутника, который, не выдержав принятого темпа, попросил его идти чуть медленнее.

— Все дело в том, что я не слишком уверен в выбранном нами направлении.

Хоукмун рассмеялся.

— Я понял, что вы имеете в виду, Джери-а-Конел. Но даже если мы направляемся в преисподнюю, сейчас мне это совершенно безразлично.

Холмы разбегались во всю стороны, словно крутобокие барашки. Приближалась ночь. Ноги путников гудели от длительной ходьбы, желудки вопили от голода, а они по-прежнему не нашли ни единого признака жизни в этом мире.

— Полагаю, нам еще повезло, что погода не слишком холодная, — промолвил Хоукмун.

— Она какая-то никакая, — возразил Джери. — Тут ни холодно, ни жарко. Может, мы оказались в какой-то из относительно терпимых областей Лимба?

Но Хоукмун его больше не слушал, вглядываясь в сумерки.

— Взгляните, Джери, вон там. Ничего не видите?

Джери посмотрел в направлении вытянутой руки Хоукмуна и прищурился.

— На вершине холма?

— Да, похоже, это человек, не так ли?

— Похоже на то.

Не раздумывая, Джери сложил руки рупором и закричал:

— Эй, сударь, вы видите нас? Вы родом из этих краев? Человек внезапно оказался гораздо ближе, чем был сначала.

Одетый во все черное, в какую-то сверкающую ткань, он был окружен темным сиянием. Высокий воротник наполовину скрывал лицо, но и открытой его части оказалось достаточно, чтобы Хоукмун тут же признал его.

— Меч! — произнес человек. — Я… Элрик.

— Кто вы такой? — воскликнул Джери.

Хоукмун, у которого внезапно перехватило дыхание, не мог вымолвить ни слова.

— Это ваш мир?

Глаза незнакомца были полны страдания, но также в них сверкала и яростная ненависть. Он повернулся к Джери, потянулся к нему, словно желая разорвать на куски, но что-то остановило его. Отступив, он вновь обратился к Хоукмуну и прохрипел:

— Любовь… Любовь…

Словно слово это было непривычно его губам, словно он сам пытался осознать его смысл. Черная аура вокруг его тела вдруг вспыхнула, заколебалась, а затем опала, подобно пламени свечи, попавшей под струю свежего воздуха. Существо содрогнулось, наставило палец на Хоукмуна, а другую руку вскинуло, словно для того, чтобы преградить ему путь.

— Не уходи… Мы слишком долго были вместе и не можем расстаться. Прежде я правил тобой, но сейчас умоляю. Я ведь преданно служил тебе во всех воплощениях, так что же теперь? Они похитили у меня мой облик. Элрик, ты должен отыскать его. Для этого тебе и вернули жизнь.

— Я не Элрик, я Хоукмун.

— Ах да, припоминаю. Кристалл. Кристалл подойдет, хотя меч куда лучше.

Боль исказила прекрасные черты существа, глаза вспыхнули ужасающим блеском, полным страданий, и Хоукмуну стало ясно, что в этот миг они не видят его. Пальцы свело судорогой, словно он очутился в когтях у ястреба. Все тело содрогнулось, и темное пламя исчезло.

— Кто вы? — в свою очередь спросил Хоукмун.

— У меня нет имени, если только ты не наречешь меня им, нет формы, если только ты не отыщешь ее. У меня есть только сила, о, и страдание. — Черты его вновь исказились. — Мне нужно… нужно…

Джери нетерпеливым жестом потянулся за оружием, но Хоукмун остановил его.

— Нет.

— Меч! — со страстью воскликнуло существо.

— Нет, — спокойно ответил Хоукмун, сам до конца не понимая, в чем именно отказывает.

Уже почти совсем стемнело, но аура существа четко очерчивала его на фоне мрака.

— Клинок! — это был уже вопль, требовательный и настойчивый. — Дайте мне клинок!

Лишь теперь Хоукмун понял, что существо безоружно.

— Сам себе найди оружие, если желаешь, — заявил он. — Но наше ты не получишь.

Из-под ног незнакомца вырвались огненные стрелы молний, и существо завизжало, засвистело и завопило.

— Пойдем со мной! Я нужен тебе! Глупец Элрик, безумец Хоукмун! Смехотворный Эрекозе! Несчастный Корум! Ты нуждаешься во мне!

И существо исчезло, однако крик его слышался еще какое-то время.

— Оно знает вас по именам, — промолвил Джери-а-Конел. — Но знаете ли вы, как зовут его?

Хоукмун покачал головой.

— Никогда не знал, даже во сне.

— И я, увы, тоже, — отозвался Джери. — У меня такое впечатление, что прежде мы никогда не встречались ни в одном из множества моих существований. Конечно, память порой играет со мной злые шутки, но если бы я видел это существо прежде, то узнал бы его. Странное приключение переживаем мы сейчас, и, должно быть, оно имеет огромную значимость.

Хоукмун прервал рассуждения друга, указывая на долину, открывшуюся их глазам.

— По-моему, там горит огонь, Джери. Походный костер. Может быть, нам все-таки повезет встретиться с обитателями этого мира.

Не задумываясь о возможной опасности, они бросились вниз по склону холма и, спустившись к его подножию, оказались совсем близко к огню.

Костер окружала группа всадников, которые были столь неподвижны, что Хоукмун в первое мгновение принял их за искусно изваянные статуи, но, приглядевшись, заметил парок дыхания, вырывающийся из их ртов.

— Добрый вечер, — поздоровался он, подходя к огню, но не услышал ответа. — Мы путники. Мы заблудились и будем признательны вам, если вы укажете нам дорогу.

Ближайший к Хоукмуну всадник обернулся.

— Именно за этим мы и собрались здесь, мессир Воитель. Добро пожаловать, мы ждали вас.

Теперь, когда он стоял совсем рядом, Хоукмун увидел, что огонь, который он принял прежде за пламя костра, не походил ни на что виденное им прежде. Это был скорее свет, чем огонь, сияние, исходящее из сферы размером с кулак, висящей над землей на высоте около фута, внутри которой, как ему показалось, вращались другие сферы поменьше. Он переключил свое внимание на всадников. Тот, кто приветствовал его, был Хоукмуну не знаком. Высокого роста, темнокожий, с обнаженным торсом. Белоснежная песцовая шкура покрывала его плечи. Герцог вежливо поклонился.

— С кем имею честь? — поинтересовался он.

— Мы знакомы, — ответил мужчина. — По крайней мере, в одном из ваших воплощений. Мое имя Сепирис, Последний из Десяти.

— И этот мир — ваш?

Сепирис отрицательно покачал головой.

— Это ничей мир. Он пока еще ждет своих хозяев. — Взгляд его задержался на Джери. — Приветствую и вас, мессир Печальная Луна.

— Мое имя ныне Джери-а-Конел, — поправил тот.

— О да, — согласился Сепирис. — У вас другое лицо. Да и выглядите вы иначе. Тем не менее именно вы привели к нам Воителя.

Хоукмун резко обернулся к своему спутнику.

— Так вы знали, куда мы направляемся?

— Где-то в самой глубине сознания, — принялся защищаться Джери. — Если бы вы задали мне вопрос, то я не смог бы вам ответить. — Он взглянул на всадников. — А, вы все собрались здесь?

— Вы знаете их? — изумился Хоукмун.

— Мне так кажется. Мессир Сепирис… Из Нихрейнской бездны, если не ошибаюсь. — Затем он обратился к старцу в пышном платье, расшитому загадочными символами: — Маг Абарис, не так ли?

Тот улыбнулся в ответ.

— А вы, — бросил Джери всаднику еще более преклонных лет, чем Абарис, в доспехах из промасленной кожи, к которым кое-где прилипли песчинки, — вы — Ламсар Отшельник.

— Приветствую вас, — пробормотал анахорет себе в бороду, также испачканную песком.

К своему изумлению, Хоукмун тоже узнал одного из собравшихся.

— Но вы же погибли, я видел, как это случилось, когда вы защищали Рунный Посох в Днарке.

Рыцарь-в-Черном-и-Золотом, брат Орланда Фанка, весело расхохотался, запрокинув голову под сказочно красивым шлемом.

— Мне нередко приходилось умирать, герцог Кельнский.

— Вас я тоже узнал, Алерион из храма Порядка, служитель Аркина, — обратился Джери к другому старцу, бледному и безбородому. — И вас тоже, верховный друид Амергин.

Амергин, красивый мужчина с волнистой золотой шевелюрой, облаченный в просторные белые одежды, с достоинством склонил благородную голову.

Последним из всадников оказалась женщина, лицо которой скрывалось за златотканой вуалью. В лучах таинственной сферы ее полупрозрачные одежды отливали всеми оттенками серебра.

— А вот ваше имя от меня ускользает, — заметил Джери, — хотя, кажется, мы встречались в каком-то из миров.

И Хоукмун неожиданно сам для себя произнес:

— Владычица Кричащей Чаши, убитая в Южных льдах, Серебряная королева, принявшая смерть от…

— От Черного Меча? Я вас не сразу узнала, граф Урлик.

Голос, полный бесконечной печали и нежности. И Хоукмуну внезапно почудилось, будто он стоит в латах и мехах на бескрайней ледяной равнине с огромным ужасным клинком из черной стали в руках. Закрыв глаза, он простонал:

— Нет!

— Это все в прошлом, — промолвила она. — Навсегда в прошлом. В свое время я причинила вам немало горя, мессир Воитель, но отныне я на вашей стороне.

Семеро всадников, как по команде, спешились и собрались вокруг сияющего шара.

— Каково происхождение этой сферы? — с легким беспокойством поинтересовался Джери. — Она магическая?

— Это она удерживает нас в этой плоскости, — отозвался Сепирис. — Вам, должно быть, известно, что в своих мирах нас считают мудрецами, и эта встреча была подстроена специально, чтобы мы могли обсудить последние события, поскольку каждый из нас семерых стал их свидетелем. Наша мудрость, которой мы владеем, передалась от существ, неизмеримо более развитых и могущественных, обладающих огромными знаниями, которыми они всегда делились с нами, как только возникала потребность. Но в последнее время мы не получали от них помощи, поскольку наши наставники оказались втянутыми в разрешение проблемы столь огромной важности, что они и на миг не могут отвлечься, чтобы уделить нам внимание. Некоторые из нас знают их под именем владык Порядка. Мы стали их посланцами в благодарность за тот свет знания, которым они наделяют нас. Теперь же от них нет известий, и мы боимся, что на сей раз им пришлось столкнуться с некими силами, значительно превосходящими те, чей натиск им до сих пор удавалось сдерживать.

— Воинство Хаоса? — предположил Джери.

— Может быть. Но насколько нам известно, Хаос и сам подвергся нападению, и Закон тут ни при чем. Похоже, что само космическое равновесие под угрозой.

— Именно поэтому был отозван из моего измерения Рунный Посох?

— Да, — признал Рыцарь-в-Черном-и-Золотом.

— Но какова природа этой угрозы? — вопросил Джери.

— Мы не знаем, лишь только предполагаем, что она связана с Совмещением миллиона плоскостей мироздания. Однако вам, мессир Воитель, это уже известно.

Сепирис хотел сказать что-то еще, но Джери вскинул руку, прерывая его:

— Я уже не уверен, знаю ли, о чем речь. Прошу вас, избавьте от мучений мою слабеющую память…

— Ладно, — Сепирис наморщил лоб. — В таком случае, возможно, нам не стоит продолжать этот разговор.

— Нет, нет, умоляю вас, продолжайте, ибо я уверен, что это выражение все же имеет для меня чрезвычайно важное значение.

— Порядок и Хаос втянуты в обширный конфликт, который затронул собой все известные нам измерения Земли. Это война, в которую человек, сам того не желая, оказался вовлеченным. Поскольку вы являетесь защитником человечества, то участвуете в ней во всех своих воплощениях, по-видимому на стороне Порядка, хотя это вопрос спорный, — Сепирис вздохнул. — Но и Порядок, и Хаос слабеют. По мнению некоторых, все кончится тем, что они не смогут больше поддерживать космическое равновесие. Другие придерживаются мнения, что и равновесие, и боги одинаково будут обречены, когда настанет время Совмещения миллиона плоскостей мироздания. Я ничего не сказал об этом Элрику в моем собственном измерении, ибо он и без того растерян. Честно говоря, не знаю, что еще сказать об этом. Моральная ответственность за поиски решения этой проблемы, действительно вселенского масштаба, сильно меня угнетает. Однако если Элрик все же затрубит в свой Рог Судьбы…

— А Корум освободит Квилла, — добавил Алерион.

— Эрекозе достигнет Танелорна, — продолжила Дама Чаши. — … то за этим последует космическое потрясение, масштабы которого невозможно себе вообразить. Поэтому страшно что-либо предпринимать. И нет никого, кто бы мог нам подсказать, что делать, какой выбрать путь.

— Никого, кроме Капитана, — заявил маг Абарис.

— Но как узнать, не действует ли он в своих собственных интересах? Мы ничего не знаем о нем, кроме того, что он недавно появился в пятнадцати плоскостях.

Ламсар-Отшельник явно сомневался в собственных словах.

— Какой еще Капитан? — с любопытством промолвил Хоукмун. — Это не то существо, которое излучает черное сияние?

Он описал то создание, с которым встретился на мосту, прежде чем попасть в этот мир. Сепирис покачал головой.

— Нет, некоторые из нас видели то создание, которое вы сейчас описали, но для нас оно тоже загадка. Вот почему мы чувствуем себя так неуверенно. Все эти странные существа, вдруг выныривают откуда-то из глубин Вселенной, а мы ничего не знаем о них. Нам не хватает мудрости…

— Только Капитан может нам помочь, — вмешался Амергин. — Нужно увидеться с ним. Мы все бессильны. — Он устремил взор на маленький шар, висящий в центре их круга. — Вам не кажется, что свет слабеет?

Взглянув на сферу, Хоукмун убедился в правоте слов друида.

— А это важно?

— Это означает, что наше время здесь подходит к концу, — отозвался Сепирис. — Вскоре нам придется вернуться в свои миры, и у нас больше не будет возможности встретиться вот так.

— Но расскажите же мне побольше об этом Совмещении миллиона плоскостей мироздания! — воскликнул Хоукмун.

— Ищите Танелорн, — посоветовала Серебряная королева.

— Избегайте Черного Меча, — добавил Ламсар-Отшельник.

— Возвращайтесь к океану, — велел Рыцарь-в-Черном-и-Золотом. — И садитесь на Темный Корабль.

— А Рунный Посох? — вопросил Хоукмун. — Должен ли я оставаться у него на службе?

— Лишь в том случае, если он станет служить вам, — сказал Рыцарь-в-Черном-и-Золотом.

Свет сферы мерк прямо на глазах, все тонуло во мраке, кроме небольшого пятна света в самом центре круга. Мудрецы поспешно сели на своих лошадей. Они быстро теряли реальность плоти, превращаясь в прозрачные тени.

— А как же мои дети? — успел воскликнуть Хоукмун. — Где мне их искать?

— В Танелорне! — ответила Серебряная королева. — Они ждут там, чтобы родиться вновь.

— Что это значит? — умоляюще воскликнул Хоукмун. — Объясните, сударыня!

Но ее тень растаяла первой, едва лишь погасла светящаяся сфера, и вскоре с путешественниками остался лишь исчезающий силуэт чернокожего гиганта Сепириса, но и его голос сделался далеким и слабым, будто раздавался издалека:

— Завидую вашему величию, Вечный Воитель! Но не той борьбе, которую вы ведете.

Хоукмун закричал во мрак:

— Нет! Этого недостаточно! Я должен узнать больше! Джери сочувственно тронул его за плечо.

— Пойдемте, герцог Дориан. Мы узнаем больше, если последуем их совету. Вернемся на берег океана.

Но тут же исчез и сам Джери. Хоукмун остался один.

— Джери-а-Конел! Джери!

Он бросился бежать в ночь, в безмолвие, со ртом, распахнутым для крика, который никак не мог сорваться от слез. Глаза жгло, но слезы никак не могли пролиться, а в ушах похоронным звоном отдавалось биение измученного сердца.

Глава 5 НА ПОБЕРЕЖЬЕ

Но вот, наконец, настал рассвет. Туман лег на волны, клубами окутал прибрежные скалы. Нереальное серо-жемчужное сияние заливало все вокруг. Хоукмун не спал всю ночь, скитаясь по этому призрачному миру. Он чувствовал себя заброшенным и покинутым всеми, но некому было даже пожаловаться. Он смотрел вдаль, сжимая меч озябшей рукой. Было холодно, и дыхание струйками пара вырывалось изо рта. Он ждал, словно охотник на заре, прислушиваясь к любому звуку и стараясь не шевелиться, чтобы не заглушить его. Он много размышлял этой ночью и решил последовать совету семи мудрецов, а теперь он ждал. Ждал прихода корабля, который, по их словам, непременно должен был появиться. Он ждал без особой надежды и даже желания и все же знал, что непременно случится то, чему суждено.

И вот внезапно алый огонь вспыхнул над головой. Сперва он решил, что это солнце, но свет был слишком ярким, похожим на сверкание рубина. Может быть, какая-то звезда чуждого небосклона, подумал он. Светило окрасило туман кровавыми отблесками, и в тот же миг он услыхал равномерное поскрипывание, доносившееся с моря, и понял, что, должно быть, где-то неподалеку судно село на мель. Он услышал звук якоря, шлепнувшегося в воду, и последовавший за этим шорох и бряцание якорной цепи, затем бормотание неясных голосов, скрип шкивов и глухой плеск, подобный тому, какой бывает, когда спускают шлюпку на воду. Он вновь посмотрел на звезду, но она исчезла, видимо скрытая более плотной полосой тумана. Но в тот же миг прямо перед ним дымка растаяла, открывая взору контуры высокого судна с поднятым носом. Свет фонарей плясал на воде. Паруса были опущены. Мачты и поручни украшала сплошная затейливая резьба, говорящая о необычайном искусстве ремесленников.

— Прошу тебя…

Хоукмун обернулся и слева от себя увидел существо, окутанное черным подрагивающим ореолом, которое устремило на него молящий взор пылающих глаз.

— Вы раздражаете меня, сударь. У меня нет времени для вас.

— Клинок…

— Найдите его себе сами… И если пожелаете, я с радостью сражусь с вами.

Он говорил решительным тоном, скрывая страх, который все больше нарастал в его душе. Он отвернулся от незнакомца.

— Корабль… — промолвил тот. — Я…

— Что?

Хоукмун обернулся и увидел в глазах существа странное понимание, словно оно прекрасно видело, какие сомнения обуревают Дориана в этот миг.

— Позволь мне сопровождать тебя, — вновь взмолилось оно. — Я смогу помочь тебе там, куда ты направляешься, тебе нужна будет поддержка.

— Только не твоя, — возразил Хоукмун, вновь устремляя взгляд на море, и увидел, что прямо к нему направляется шлюпка.

В ней прямо и неподвижно стоял человек, закованный в латы, созданные скорее по неким геометрическим законам, нежели для того, чтобы защитить хозяина от вражеского оружия. Большой шлем с клювом, который незнакомец водрузил себе на голову, затенял лицо, оставляя видимыми лишь ярко-синие глаза и курчавую золотистую бородку.

— Мессир Хоукмун! — тон его голоса был добродушным и приветливым. — Мое имя Брут. Я лашмарский рыцарь. Думаю, нам вместе придется участвовать в поисках.

— Каких еще поисках? — удивился Хоукмун, заметив, что черный силуэт исчез, как только лодка подошла к берегу.

— В поисках Танелорна.

— Да, я ищу Танелорн.

— В таком случае на борту судна у вас найдутся союзники.

— Но что это за корабль, куда он плывет?

— Чтобы это узнать, нужно отплыть вместе с нами.

— Но есть ли там некто, кого называют Капитаном?

— О да, наш капитан на борту.

Брут выпрыгнул из шлюпки на берег и придержал ее, чтобы ту не унесло волной. Гребцы обернулись, оценивающе глядя на Хоукмуна. Судя по лицам, это были бывалые, опытные вояки, участвовавшие не в одном сражении.

— А это кто такие?

— Наши товарищи по несчастью.

— По какому несчастью?

Брут улыбнулся, словно заранее предупреждая, что не стоит придавать слишком большого значения его словам.

— Дело в том, что все мы прокляты.

И почему-то утверждение это скорее развеселило Хоукмуна, нежели встревожило. Он засмеялся и ступил прямо в волны, а Брут помог ему подняться в лодку.

— А что, одни лишь проклятые ищут Танелорн?

— О других я никогда не слышал, — отозвался Брут, дружески хлопнув Хоукмуна по плечу.

Море подхватило шлюпку, и воины вновь взялись за весла. Лодка развернулась кормой к берегу и направилось к кораблю, чей темный полированный борт слегка поблескивал, отражая рассеянный в тумане свет.

— Это судно не принадлежит ни к одному из известных мне флотов, — заметил Хоукмун, рассматривая очертания приближающегося корабля.

— Так оно и есть, мессир Хоукмун.

Герцог Кельнский оглянулся, но берег уже исчез. Остался только туман, вездесущий и такой знакомый.

— Как вы попали на этот берег? — спросил у него Брут.

— Так вы не знаете? А я-то надеялся, что именно у вас найду ответы на те вопросы, которые мучают меня. Мне было велено прийти на берег океана и ждать ваш корабль. Я заблудился… вырванный из собственного мира и разлученный с теми, кто мне дорог, существом, которое ненавидит меня, хотя на словах клянется в вечной любви.

— Это бог?

— Если и бог, то какой-то весьма странный, — сухо отозвался Хоукмун.

— О, боги и впрямь стали не похожи сами на себя. Они теряют могущество, как я слышал, и почти уже обратились в ничто.

— В этом мире?

— Это не мир, — загадочно отозвался Брут из Лашмара. Вид у него был слегка удивленный.

Шлюпка подошла к кораблю, и Хоукмун заметил крепкую веревочную лестницу, развернутую специально для них. Брут пару раз дернул ее, чтобы проверить, хорошо ли она закреплена, затем подал знак, что можно подниматься. Осторожность подсказывала Хоукмуну, что лучше бы ему помедлить, но он заглушил ее голос и начал подъем. Откуда-то сверху раздался крик, набежала волна, ударившись о борт корабля. Судно заскрипело и накренилось. У Хоукмуна замерло сердце, но он продолжал медленно подниматься. Над головой послышалось хлопанье разворачиваемого паруса, скрип вращающегося кабестана. Шлюпка, в которой он приплыл, уже висела на вантах, и теперь ее медленно подтягивали вверх. Он поднял глаза, но тут же зажмурился, ослепленный лучом рубиновой звезды, которая вновь показалась в разрыве облаков.

— Эта звезда, — крикнул он Бруту. — Откуда она взялась? Она следует за вами?

— Нет, — голос воина внезапно сделался безжизненным. — Она следует за нами.

Часть II ПЛЫТЬ СКВОЗЬ МИРЫ, ПЛЫТЬ К ТАНЕЛОРНУ

Глава 1 ВОИНЫ В ОЖИДАНИИ БИТВЫ

Хоукмун прогуливался по палубе, когда наконец Брут Лашмарский присоединился к нему. Поднявшийся ветер наполнял огромный черный парус. Этот ветер был знаком Хоукмуну, ибо он уже ощутил его дуновение однажды, когда они с графом Брассом сражались с Каланом, Тарагормом и их приспешниками в подземельях Лондры. Именно тогда опыты этих двух колдунов-ученых Империи Мрака потревожили самую суть пространства и времени… Но хотя этот ветер был ему знаком, Хоукмун отнюдь не наслаждался его холодными порывами и с удовольствием вместе с Брутом ушел с мостика в каюту на корме. Там, подвешенная на четырех серебряных цепочках, лампа из серо-красного стекла освещала довольно широкое пространство, в центре которого возвышался массивный стол, крепко привинченный к полу, так же как и стоящие вокруг кресла, широкие и покрытые искусной резьбой. Некоторые из них были заняты, однако большинство тех, кто был в каюте, осталось стоять. Все с любопытством обернулись на вновь прибывших.

— Это Дориан Хоукмун, герцог Кельнский, — представил его Брут. — Теперь я пройду к моим друзьям на нос корабля, но скоро вернусь за вами, мессир Хоукмун. Пора представить вас Капитану.

— А он знает, кто я такой? Знает, что я на борту?

— Разумеется. Как и положено, он с большим тщанием относится к подбору экипажа.

Брут рассмеялся, и при звуках этого смеха заулыбались и остальные суровые мужчины, находившиеся в каюте.

Хоукмун сразу обратил внимание на одного из них, того что стоял неподалеку, воина с резкими, запоминающимися чертами лица, закованного в латы столь легкие и изящные, что они казались воздушными, точно дуновение эфира. Косая повязка вокруг головы закрывала его правый глаз. На левой руке Хоукмун заметил латную рукавицу из серебристо-голубого металла, который он вначале принял за сталь. Длинное, заостренное книзу лицо, будто состоящее из одних косых линий. Единственный глаз с фиолетовой радужной оболочкой и бледно-желтым зрачком, длинные светлые волосы, — каждая деталь его облика говорила о принадлежности этого воина к нечеловеческой древней расе. И тем не менее Хоукмун почувствовал, что между ними существует какое-то особое, притягательное и вместе с тем пугающее родство.

— Я Корум, Принц в Алом Плаще, — представился воин, приблизившись. — А вы Хоукмун, служитель Рунного Посоха, не так ли?

— Вы слышали обо мне?

— И даже видел вас в своих видениях, мессир. В грезах. Вы и вправду меня не узнаете?

— Нет.

Но он лгал. Принц Корум также являлся ему во сне.

— Простите, вынужден признать, что я вас знаю…

Принц улыбнулся, но улыбка его была печальной и мрачной.

— Как давно вы на борту этого судна? — спросил его Хоукмун, устроившись в одном из свободных кресел и приняв от кого-то бокал вина.

— Разве тут узнаешь? — отозвался Корум. — День или целый век? Это загадочный корабль. Сперва мне казалось, что он несет меня в прошлое, к тому последнему событию, которое мне запомнилось, прежде чем я погиб от руки предателя, человека, которого я любил. Потом я оказался на туманном берегу, уверенный, что душа моя попала в Лимб. Меня окликнули с корабля, и от нечего делать я поднялся на борт. С тех пор появлялись многие другие, и я слышал, что нам не достает одного последнего члена экипажа. Готов держать пари, что сейчас мы направляемся именно за ним.

— Но каков же пункт нашего назначения? Корум отхлебнул вина из кубка.

— Говорят, что это Танелорн, но сам Капитан молчит. Возможно, это имя лишь символ надежды.

— В таком случае, Брут Лашмарский обманул меня.

— Боюсь, он скорее обманывает сам себя, — промолвил Корум. — Но может статься, мы и впрямь плывем в Танелорн. Мне кажется, я уже бывал там однажды.

— А обрели ли вы там покой?

— Да, мне кажется, но ненадолго.

— Ваша память порой подводит вас?

— Не более, чем всех прочих пассажиров Темного Корабля, — отозвался Корум.

— А слышали ли вы о Совмещении миллиона плоскостей мироздания?

— О да. Эти слова мне смутно знакомы. Речь идет о времени больших перемен, не так ли, на всех планах существования? Тот миг, когда миры встречаются и пересекаются в определенных точках истории. Это период, в который нормальные представления о времени и пространстве теряют всякое значение и становятся возможными коренные измерения в самой структуре реальности, когда умирают прежние боги…

— И рождаются новые?

— Возможно. Если они необходимы.

— Не могли бы вы объяснить поподробнее, мессир?

— Если бы мне удалось освежить свои воспоминания, я рассказал бы вам все, что знаю. Однако моя голова полна каких-то полузабытых сведений, которые не желают выходить на свет. Знания там, внутри, но там также и боль, и они так тесно связаны между собой, что взаимно поглотили друг друга. Кажется, какое-то время я был безумен.

— И я тоже, — признался Хоукмун. — Но у меня остались воспоминания об ином времени, когда я еще сохранял здравый рассудок. Сейчас же я не чувствую себя ни безумцем, ни нормальным человеком. Странное ощущение.

— И мне оно также знакомо, мессир. — Корум повернулся и рукой обвел прочих обитателей каюты. — Позвольте мне представить вам наших спутников.

— Эмшон д'Аризо, — сказал он, указывая на неуклюжего мужчину невысокого роста. Жесткие черты его лица рассекала полоска густых темных усов. Подняв глаза, мужчина поприветствовал Хоукмуна коротким кивком, неразборчиво пробормотав при этом что-то себе под нос. В руке Эмшон держал узкую трубочку, которую часто подносил к губам. В ней тлела какая-то трава, и воин-карлик то и дело вдыхал ее ароматный дымок.

— Добро пожаловать в наши ряды, — промолвил он. — Надеюсь, вы меньше моего будете страдать от морской болезни, потому что эта проклятая посудина то и дело начинает брыкаться, словно девственница, которая пытается сохранить невинность.

— Эмшон у нас парень хмурый, — пояснил Корум с улыбкой. — И всегда изъясняется грубовато. Тем не менее обычно он довольно любезен. А это Киит Приносящий Несчастье. Он убежден, что приносит неудачу всем, кто находится с ним рядом…

Киит отвел взгляд в сторону и что-то пробормотал извиняющимся тоном, но так, что никто не разобрал его слов. Из-под медвежьей шкуры, заменявшей ему плащ, показалась огромная пятерня, которой он принялся чесать голову. Из всего его бормотания Хоукмун уловил лишь нечто вроде: «Правда, да, истинная правда». Это был здоровенный вояка, тяжелый и неповоротливый, в одеждах из кожи и шерсти, с кожаной шапочкой на затылке.

— А это Джон ап-Райс.

У этого было длинным все: волосы, падавшие до лопаток, обвисшие усы, подчеркивающие меланхолическое выражение лица. С ног до головы он был одет во все черное. На нем не было никаких украшений, кроме сверкающего герба, вышитого на рубахе на уровне сердца. На голове его была надета темная широкополая шляпа, а на губах играла саркастическая усмешка.

— Приветствую вас, герцог Дориан. Мы слыхали о ваших подвигах. Сражались с Империей Мрака, да?

— Да, и борьба увенчалась нашей победой.

— Неужто я пробыл здесь так долго? — встревожился Джон ап-Райс.

— Бессмысленно пытаться сравнивать течение времени здесь и в обычном мире, — заметил ему Корум. — Просто примите как должное, что Империя Мрака могла быть разгромлена в недавнем прошлом Хоукмуна, но по-прежнему оставаться великой и могущественной в вашем собственном.

— А меня зовут Никхе Перебежчик, — произнес рыжеволосый бородатый мужчина, сидевший рядом с Джоном ап-Райсом. В отличие от своего соседа одет он был с поразительной пышностью и навесил на себя неимоверное множество всяческих талисманов, самоцветов, жемчужин, разноцветных ремешков, украсил одежду вышивкой, медальонами из золота, серебра и латуни. Широкий пояс, к которому крепился меч, был инкрустирован драгоценными камнями и маленькими бронзовыми бляшками в виде соколов, звезд и стрел. — Прозвище мне это дали после того, как однажды в самый разгар битвы я провел целый день в лагере врага. У меня были свои причины для этого, однако в моем мире меня все равно многие сочли предателем, поэтому я предпочитаю предупредить вас заранее, чтобы потом не было никаких вопросов. Впрочем, в отличие от большинства присутствующих я моряк, а не сухопутный вояка. Мой корабль был потоплен в битве против короля Фесфатона. Я уже тонул и прощался с жизнью, когда это судно спасло меня, и сперва я думал, что присоединюсь к экипажу, но оказался лишь пассажиром.

— Но где же тогда экипаж? — спросил Хоукмун, который до сих пор не видел на корабле никого, кроме этих воинов.

Никхе Перебежчик рассмеялся в рыжую бороду.

— Прошу прощения, но на борту нашего судна нет ни одного моряка, если не считать Капитана.

— Этот корабль плывет сам по себе, — невозмутимо подтвердил Корум, — и порой мы даже спрашиваем себя, управляет ли им Капитан, или наоборот.

— Этот корабль колдовской, и мне не по душе находиться здесь, — заметил один из воинов, который до сих пор лишь молча слушал и не вступал в разговор. Это был грузный мужчина, стальной нагрудник его доспехов украшала тонкая чеканка, изображающяя обнаженных дев в различных позах. Красная шелковая рубаха была перехвачена на горле черным шейным платком. В мочках крупных ушей болтались золотые кольца. Черные вьющиеся волосы локонами ниспадали на плечи. Изящно подстриженная черная остроконечная бородка и усы под толстыми красными щеками, закрученные вверх, так что едва не касались кончиками темных неулыбчивых глаз, завершали портрет.

— Мое имя барон Готтерин де Нимпласет им-Хорк, и я точно знаю, куда направляется этот корабль.

— И куда же, мессир?

— В преисподнюю. Ибо я мертв, как и все вы. Даже если некоторые из вас слишком трусливы, чтобы это признать. Я грешил на земле сознательно и с упоением и потому нисколько не обманываюсь относительно своей судьбы.

— С воображением у вас скверно, барон Готтерин, — сухо возразил Корум, — ибо у вас весьма примитивный взгляд на вещи.

Барон пожал мощными плечами и вновь уткнулся в свой бокал.

Из тени на свет вышел пожилой воин. Несмотря на худобу, он производил впечатление очень сильного человека. Одежда из желтоватой кожи в каких-то пятнах подчеркивала бледность его лица, на голове была надета треснувшая каска из железа и дерева, обитая бронзовыми гвоздями. Белки его печальных глаз были красны от лопнувших сосудов, рот кривился в хмурой усмешке. Сдвинув шлем на лоб, он почесал затылок и промолвил:

— Уж лучше бы мне оказаться в преисподней, чем пленником на этом корабле. Я солдат, как и все вы, и люблю свое дело. Я умираю от скуки здесь, посреди моря. — Он кивнул Хоукмуну. — Мое имя Чаз Элоколь, и я знаменит тем, что мне ни разу не довелось служить в победившей армии. В последний раз я убежал, как всегда после поражения, но преследователи загнали меня в воду. Мимо проплывал этот корабль, и я спасся на нем. Удача, которая в бою мне вечно изменяет, никогда не позволяла, однако же, угодить в руки врага. И все же странные порой она предлагает мне пути ко спасению.

— Тереод Пещерный, — представился следующий воин, еще более бледный, чем Чаз. — Добрый день, Хоукмун. Это мое первое путешествие, поэтому оно представляется мне весьма любопытным.

Он оказался самым юным из пассажиров, и Хоукмун заметил, что Тереод стесняется своих неловких и неуклюжих манер. Вся его одежда, вплоть до головного убора, была сшита из слегка искрящейся в свете лампы кожи какой-то рептилии. Необычайно длинный меч на добрый фут высовывался у него из-под плаща сзади, а кончик клинка почти касался пола.

Оставался последний пассажир, сидевший на другом конце стола, опустив голову на руки. В одной руке он продолжал сжимать пустой бокал. Коруму пришлось хорошенько встряхнуть воина, прежде чем тот сумел оторвать голову от стола. Лицо его закрывали спутанные пряди светлых волос. Человек рыгнул, виновато улыбнулся и поднял на Хоукмуна мутный взгляд своих добродушных глаз, затем плеснул себе вина, проглотил его одним махом, попытался что-то сказать, но затем вяло махнул рукой, уронил голову на стол и тут же захрапел.

— Это Рейнгир, — представил его Корум. — Рейнгир Скала, как он сам себя называет. Правда, он никогда не мог объяснить нам происхождение этого прозвища. Он был уже пьян, когда поднялся на борт, и с тех пор так и не протрезвел. Тем не менее настроен он к нам доброжелательно, что и доказывает, время от времени развлекая нас своим пением, а репертуар у него весьма обширный.

— И вы даже не подозреваете, с какой целью нас всех здесь собрали? — спросил Хоукмун. — Конечно, все мы воины. Но в остальном, мне кажется, у нас не слишком много общего.

— По-моему, нас собрали, чтобы дать бой какому-то врагу Капитана, — предположил Эмшон. — Однако это не моя битва, и я предпочел бы, чтобы меня спросили, хочу ли я в ней участвовать. Я предлагал остальным захватить капитанскую каюту и взять командование на себя, а затем устремиться к более милосердным небесам… Должно быть, вы заметили, какой здесь отвратительный климат, и этот вечный туман… Но наши «герои» со мной не пожелали согласиться. Да, отваги вам явно недостает, господа. Капитану достаточно только рыкнуть на вас, чтобы вы пустились улепетывать, как зайцы.

Но эти речи лишь позабавили спутников Эмшона, ибо они явно уже успели привыкнуть к его ворчанию.

— А вам известно, зачем мы здесь, принц Корум? — обратился к нему Хоукмун. — Вы говорили с капитаном?

— О да. Мы говорили с ним довольно долго. Однако я ничего вам не скажу, пока вы сами с ним не увидитесь.

— И когда же мне окажут эту честь?

— Думаю, очень скоро. Он вызывал к себе каждого из нас вскоре после того, как мы попали на борт.

— Но при этом ничего толком не сказал, — пожаловался Чаз Элоколь. — Я лишь хотел узнать, когда мы наконец пойдем в бой, и надеюсь, что, может, хоть теперь нам повезет. Если бы хоть раз мне оказаться на стороне победителей!..

Джон ап-Райс обнажил белые зубы в широкой улыбке.

— Ваши вечные рассказы о поражениях не слишком способствуют бодрости духа, мессир Чаз.

Но тот ответил ему с самым серьезным видом:

— Мне все равно, уцелею ли я в том сражении, которое нас ждет, но все равно я твердо уверен, что некоторые из нас выйдут из него победителями.

— Только некоторые? — Эмшон д'Аризо презрительно хмыкнул. — Вы говорите, должно быть, о самом Капитане.

— А мне кажется, что нам скорее повезло, — невозмутимо вмешался Никхе Перебежчик. — Почти всех нас Темный Корабль подобрал, когда мы были близки к смерти, и если уж нас ждет гибель, то скорее всего во имя благой цели.

— Все это романтика, — возмутился барон Готтерин, — я в отличие от вас реалист и не верю ни единому слову Капитана. Мы плывем туда, где нас ждет возмездие. В этом я убежден.

— Всякий раз, когда вы открываете рот, вы только лишний раз доказываете, насколько вы упрямы и глупы.

Похоже, Эмшон был в восторге от собственного остроумия.

Барон Готтерин повернулся к нему спиной и встретился взглядом с печальным Киитом Приносящим Несчастье, который тут же смутился и что-то забормотал, опустив голову.

— Как же мне наскучили все эти свары! — воскликнул Тереод Пещерный. — Может быть, кто-то согласится сыграть со мной партию в шахматы?

И он указал на большую шахматную доску, закрепленную у стены каюты на кожаных ремнях.

— С удовольствием, — отозвался Эмшон. — Хотя мне уже наскучило вас обыгрывать.

— Просто до сих пор эта игра была мне незнакома, — беззлобно возразил Тереод. — Однако вы должны признать, что теперь у меня получается гораздо лучше.

Эмшон встал с кресла и помог Тереоду освободить доску от ремней, затем они перенесли ее на стол и закрепили в специальных отверстиях. Тереод вынул из стенного шкафа коробку с фигурами и принялся расставлять их. Часть присутствующих встала вокруг игроков, чтобы следить за партией.

— Это все наши двойники? — тем временем спросил Хоукмун у Корума.

— Что вы имеете в виду? Прочие воплощения?

— О да. Иные инкарнации так называемого Вечного Воителя. Полагаю, вы знакомы с этой теорией. Это объясняет, почему мы узнали друг друга и почему являлись друг другу в видениях.

— Да, эта теория мне знакома, — подтвердил Корум. — Однако, выражаясь вашими словами, не думаю, что эти воины — наши двойники. Некоторые из них, как вы и Джон ап-Райс, — родом из одного и того же мира. Нет, думаю, что из всех присутствующих только мы двое — вы и я — наделены… как это лучше сказать… одной душой.

Хоукмун устремил на Корума внимательный взгляд. Его внезапно охватила дрожь.

Глава 2 СЛЕПОЙ КАПИТАН

Хоукмун не мог бы с точностью определить, сколько времени прошло до того момента, как Брут Лашмарский вернулся в кабину, однако Эмшон с Тереодом успели сыграть две партии и дошли уже до середины третьей.

— Капитан примет вас, Хоукмун.

У Брута был усталый вид. Вслед за ним в дверь проникли щупальца тумана.

Хоукмун поднялся. Меч зацепился за ножку стола, и он поправил его так, чтобы клинок лег на привычное место у бедра, затем прикрыл оружие полой плаща и двинулся вперед. Эмшон поднял глаза от шахматной доски.

— Не торопитесь во всем слушаться Капитана, — проворчал он. — Не знаю, каков его замысел, но без нас ему все равно не справиться.

— Надеюсь, что смогу удовлетворить свое любопытство, Эмшон, — с улыбкой отозвался Хоукмун.

Вслед за Брутом он вышел из каюты и двинулся вдоль продуваемого всеми ветрами мостика. Ему казалось, что на носу он видел большое рулевое весло, но теперь Хоукмун обнаружил точно такое же весло и на корме, и он поделился этим открытием со своим спутником. Тот кивнул:

— У нас и впрямь два рулевых весла, однако лишь один Кормчий. Вдвоем с Капитаном они составляют весь экипаж судна.

Человек стоял неподвижно, застыв словно статуя. Когда туман слегка рассеялся, Хоукмун разглядел, что на нем надеты штаны и теплый стеганый полукафтан. По плеску волн, по едва заметному дрожанию палубы Хоукмун догадался, что корабль мчится по волнам с невероятной скоростью. И хотя в воздухе не чувствовалось никакого ветра, даже того, колдовского, к которому он в конце концов привык, черные паруса раздувались вовсю. Хоукмун и его спутник прошли мимо каюты, похожей на ту, которую они покинули несколько мгновений назад, и очутились перед вибрирующей металлической дверью, отливающей рыжиной, которая у Хоукмуна почему-то сразу вызвала ассоциации с лисьей шкурой.

— Это кабина Капитана, — пояснил Брут. — Теперь я вас оставлю. Надеюсь, вы получите ответы если не на все вопросы, то хотя бы на некоторые.

И лашмарский рыцарь двинулся обратно в каюту, предназначенную для пассажиров этого загадочного корабля. Хоукмун молча рассматривал странную дверь, потом молча коснулся ее. Материал оказался теплым на ощупь и внезапно завибрировал под пальцами. Хоукмун вздрогнул от неожиданности.

— Входите же, Хоукмун, — донесся из каюты звучный красивый голос.

Герцог поискал взглядом ручку и, не найдя ее, собирался уж просто толкнуть дверь, когда оказалось, что она приоткрыта. Яркий красный свет больно ударил по глазам, привыкшим к полумраку кормовой каюты, но Хоукмун шагнул вперед, быстро заморгал и услышал, как дверь захлопнулась за спиной. Его сразу окутал теплый, пропитанный незнакомыми ароматами воздух. В искрящихся стеклах стенных шкафов свет лампы отражался от золота, серебра и бронзы стоящих в них предметов и украшений. Хоукмун обвел взглядом роскошную обивку стен, пестрый ковер на полу, рубиновые пятна света от светильников, прикрепленных к переборкам, тонкие фигурки изящно вырезанных из дерева статуэток… Всю симфонию пурпурного, фиолетового, темно-зеленого и желтого цветов. На столе, до блеска натертого воском, были разложены инструменты, карты и книги. Остальная мебель состояла из нескольких больших сундуков и кровати в нише, сейчас задернутой пологом. Рядом со столом стоял человек, которого по внешнему виду и выражению лица можно было принять за близкого родственника принца Корума. Та же вытянутая форма черепа, такой же золотистый цвет шелковистых волос и миндалевидный разрез глаз. Одежда из замши свободными складками ниспадала к серебряным сандалиям, крепящимся на ноге серебряными ремешками. Лоб стягивала узкая полоска материи бледно-зеленого цвета, но внимание Хоукмуна в первую очередь привлекли глаза этого человека. Молочно-белые, с чуть заметными синеватыми вкраплениями. Глаза слепца. Капитан улыбнулся.

— Добро пожаловать на мой корабль, Хоукмун. Вы уже отведали нашего вина?

— Да, благодарю. Меня им угощали.

На глазах у Хоукмуна человек уверенно подошел к сундуку, на котором стоял красивый серебряный сервиз.

— Не желаете ли еще?

— Спасибо, не откажусь.

Капитан наполнил бокал искрящейся жидкостью и протянул Хоукмуну. Герцог принял его и поднес к губам. После первого же глотка он почувствовал, как по всему телу разлилось ощущение тепла и уюта.

— Это другое вино, — заметил он.

— Оно восстановит ваши силы, — Капитан также наполнил свой бокал. — И могу вас заверить, без всяких нежелательных последствий.

— На борту ходят слухи, будто наш корабль плывет в Танелорн.

— Многие из тех, кто плывет с нами, горят желанием достичь этого города, — отозвался Капитан, поворачивая к Хоукмуну слепое лицо.

На мгновение герцогу показалось, что глаза капитана смотрят прямо ему в душу. Хоукмун зябко повел плечами и сделал несколько шагов по каюте, желая избавиться от неприятного ощущения. Сквозь стекло иллюминатора виднелись все те же быстро уносящиеся назад волны седого моря да клубящиеся облака белесого тумана. Дориану вдруг показалось, что корабль вновь ускорил ход, хотя качки по-прежнему не ощущалось.

— Ваш ответ звучит загадочно, — промолвил Хоукмун. — Я надеялся, что вы будете со мной более откровенны.

— Я откровенен с вами насколько возможно, герцог Дориан, не сомневайтесь.

— Но подобные утверждения… — начал было Хоукмун, но не закончил фразу.

— Я знаю, — ответил Капитан. — Они мало чем могут помочь человеку, который терзается сомнениями, подобно вам. И все же я убежден, что мой корабль приблизит вас к Танелорну и к вашим детям.

— Так вы знаете, что я разыскиваю своих детей?

— Да, и знаю, что вы стали жертвой разрыва в ткани мироздания, причину которого следует искать в Совмещении миллиона плоскостей.

— Не могли бы вы рассказать мне об этом поподробнее?

— Но ведь вы и без того уже знаете, что существует множество миров, связанных с вашим, однако отделенных от него преградами, недоступными человеческим чувствам. Вам ведомо, что история этих миров часто похожа, что там идет постоянная борьба за власть между существами, которых порой именуют владыками Порядка и владыками Хаоса. Наконец, вы знаете также, что судьбы некоторых мужчин и женщин тесно связаны с этой борьбой.

— Вы говорите о Вечном Воителе?

— О нем и о тех, кто разделяет его судьбу.

— Таких как Джери-а-Конел?

— Это одно из имен, другое — Иссельда. У нее также множество воплощений.

— А как насчет Космического Равновесия?

— И Равновесие, и Рунный Посох непознаваемы.

— Так значит, вы не служите ни тому ни другому?

— Полагаю, что нет.

— Вот это приятно слышать, — промолвил Хоукмун, ставя на стол пустой бокал. — Мне уже порядком надоело выслушивать речи о необычайности судеб и предназначений.

— Ну что ж, тогда я буду вести с вами разговор лишь о самых практических вопросах, — промолвил Капитан. — Мой корабль всегда плавал между мирами. Возможно, с той целью, чтобы сохранять в неприкосновенности многочисленные границы там, где они особенно уязвимы. Насколько мне помнится, мы и не знали иного существования с моим Кормчим, и я завидую вам, Воитель… О да, я завидую многообразию вашего опыта.

— Я бы не прочь с вами поменяться. Слепец негромко засмеялся.

— Не думаю, что это возможно.

— Так значит, мое присутствие на борту имеет какое-то отношение к Совмещению миллиона плоскостей?

— Вероятно. Мало того что событие это, как вам прекрасно известно, чрезвычайное, но добавьте сюда также и то, что владыки Порядка и Хаоса вместе с легионами своих приспешников затеяли между собой сражение не на жизнь, а на смерть, и ставка в этой битве — власть над всеми мирами после того, как минует Совмещение. Они прибегли к вашей помощи, вызвав из параллельных миров все воплощения герцога Дориана, поскольку ваше участие в войне на той или иной стороне имеет для них решающее значение, можете в этом не сомневаться. Особенно то, что вы являетесь Корумом.

— Так, значит, мы с Корумом все же — один человек?

— Различные проявления единого героя, обитавшего в разных мирах в разные эпохи. Это очень скользкий вопрос, поскольку в обычных условиях две инкарнации Воителя не могут сосуществовать в одном мире в одно и то же время, иначе последствия могут быть ужасающими… Однако сейчас мы имеем разом четыре таких воплощения. Вы еще не успели повстречаться с Эрекозе?

— Нет.

— Он занимает кабину на носу, вместе с восемью другими воинами. Мы ждем только Элрика и сейчас вовсю торопимся за ним. Его предстоит извлечь из вашего прошлого, тогда как Корум относится к тому, что вы назвали бы своим будущим, если бы вы обитали с ним в одном мире. Ставки в игре столь высоки, что нам приходится идти на огромный риск. Будем надеяться, что это окажется не впустую.

— Но о каких же силах идет речь?

— Я сказал вам то же самое, что сказал двоим другим. Об этом же поведаю и Элрику. Но больше ничего объяснить не могу. Поэтому воздержитесь от вопросов, когда я закончу. Договорились?

— А разве у меня есть выбор? — отозвался Хоукмун.

— Все остальное, — добавил Капитан, — вы узнаете, когда придет время.

— Продолжайте, прошу вас.

— Мы направляемся на остров. Острова — большая редкость в этих водах, которые принадлежат тому, что вы именуете Лимбом. Остров этот или, точнее, город, который на нем расположен, множество раз подвергался атакам как Хаоса, так и Порядка, ибо оба они стремятся завладеть им, но никому до сих пор не удавалось достичь цели. Некогда в этом городе было убежище существ, которых мы знаем под именем Серых Владык, но они давно исчезли оттуда… Никто не знает, куда. Им на смену пришли враги несоизмеримой силы, существа, способные уничтожить все миры Вселенной. Именно благодаря Совмещению плоскостей они получили доступ в наш мир, а теперь закрепились здесь, и поскольку они уже начали наступление на наши границы, то не успокоятся, пока не уничтожат всю жизнь в окружающих мирах.

— И в самом деле, они должны обладать необычайной силой. Так, стало быть, ваш корабль должен собрать воинов, дабы привести подкрепление тем, кто сражается на острове?

— Да, мы плывем прямо на врага.

— И обречены на гибель, не так ли?

— Нет. Каждый в отдельности в любом из своих воплощений, никто из вас не сумел бы уничтожить противника. Именно поэтому мы призвали разом несколько инкарнаций. Чуть позже я поведаю вам больше.

Капитан помолчал немного, словно пытался услышать что-то сквозь плеск волн, рассекаемых носом корабля.

— Ладно, похоже, пришла пора взять на борт последнего пассажира. Ступайте, Хоукмун. Простите меня за резкость, но я должен вас покинуть.

— Но когда мы сможем поговорить еще?

— Скоро, — капитан указал на дверь, открывшуюся саму по себе. — Очень скоро.

От всего услышанного у Хоукмуна гудело в голове. Пошатываясь, он вышел наружу, окруженный пеленой тумана.

Где-то вдалеке слышался шум прибоя, и он понял, что корабль приближается к земле. Он хотел было задержаться на мостике, чтобы взглянуть на берег, но почему-то тут же передумал и двинулся в каюту, и лишь перед тем, как зайти внутрь, в последний раз обернулся и окинул взглядом загадочный силуэт Кормчего, неподвижно застывшего у штурвала.

Глава 3 ОСТРОВ ТЕНЕЙ

— Ну что, просветил ли вас наш Капитан, мессир Хоукмун? — поинтересовался Эмшон. Когда герцог входил в каюту, он как раз собирался ходить ферзем.

— Немного, но и темных пятен осталось немало. К примеру, как тут все устроено, на этом корабле? Почему нас по десять человек в каждой каюте?

— Может быть, все дело просто в том, что больше сюда не поместится? — предположил Тереод, который вроде бы выигрывал партию.

— Но ведь наверняка достаточно места внизу, под палубой, так что ваше объяснение не выдерживает никакой критики.

— Кстати, а где места для отдыха, где наши койки? — полюбопытствовал Хоукмун. — Вы ведь здесь гораздо дольше, чем я. Где же вы спите?

— Мы не спим, — отозвался барон Готтерин, указывая на Рейнгира, который по-прежнему храпел в углу. — Кроме этого, поскольку он больше ни на что не способен. — Толстяк-солдат пригладил свою лоснящуюся бороду. — Думаете, человек в аду способен спать?

— Вы все твердите одно и то же, с того самого момента, как поднялись на борт, — воскликнул Джон ап-Райс. — Элементарная вежливость требует, чтобы вы наконец замолчали или сменили тему.

Готтерин захихикал и отвернулся.

Уроженец Йеля вздохнул и вновь погрузился в раздумья, потягивая вино.

— Насколько я понял, скоро мы возьмем на борт последнего спутника, — промолвил Хоукмун, после чего обратился к Коруму — Это некий Элрик. Вам знакомо это имя?

— Разумеется. А вам?

— Мне тоже.

— Однажды Эрекозе, Элрик и я сражались бок о бок. Тогда в башне Войлодьона Гагнасдиака нас выручил из беды Рунный Посох.

— А что вы о нем знаете? Связан ли он каким-то образом с Космическим Равновесием? В последнее время я только о нем и слышу.

— Все может быть, — промолвил Корум. — Но не пытайтесь добиться от меня ответов на ваши вопросы, друг Хоукмун, поскольку я во всем этом смыслю не больше вашего. И все же Посох, кажется, символизирует Равновесие.

— О да.

— Насколько я слышал, именно благодаря Равновесию боги сохраняют свою власть. Но почему мы тогда должны за него бороться?

Корум загадочно усмехнулся.

— А действительно ли мы помогаем богам?

— Мне казалось, что мы только этим и занимаемся.

— В обычное время, полагаю, что да, — бросил Корум.

— Ну вот, теперь вы говорите загадками не хуже Капитана, — и Хоукмун рассмеялся. — Что вы хотели этим сказать?

Корум тряхнул головой.

— Сам точно не знаю.

Неожиданно Хоукмуна охватило состояние блаженства, какого он уже давно не испытывал, и он не преминул заявить об этом вслух.

— Это вино, которым напоил вас Капитан, — пояснил Корум. — Каждый из нас отведал его. Оно есть и здесь, в каюте. Прежде вы пили обычное вино, но теперь, если желаете…

— Нет, не сейчас. Но оно придает живость уму…

— О да, я чувствую это.

— Вы находите? — раздался голос Киита Приносящего Несчастье. — А на меня оно подействовало прямо противоположным образом. У меня в голове проясняется только, когда я дерусь с врагом.

— Насколько я понял, схватка не за горами, — объявил Хоукмун.

Все тут же принялись расспрашивать его, и Хоукмун повторил то немногое, что поведал ему Капитан. Спутники начали строить предположения, и даже барон Готтерин немножко повеселел и перестал толковать исключительно о преисподней и возмездии за грехи.

Хоукмун вдруг поймал себя на мысли, что старается избегать Корума. Не то чтобы ему перестал нравиться этот человек. Напротив, он был ему симпатичнее всех остальных. Хоукмун представил, что ему приходится делить каюту с другим воплощением собственного Я, и мысль эта его немало смущала. Впрочем, Корум, похоже, испытывал подобные чувства. Так проходило время.

Но вот, наконец, однажды входная дверь раскрылась, пропустив двух человек высокого роста. У одного из них, более массивного, темнокожего и широкоплечего, бросались в глаза многочисленные шрамы на лице, которые, однако, не портили его поразительную красоту. Судя по всему, ему было около сорока лет, поскольку в черной шевелюре уже поблескивали редкие нити серебряных волос. Пытливый взгляд умных глаз, утонувших под дугами бровей, излучал душевную боль. Одет он был в толстую кожу с нашитыми на плечах, локтях и запястьях стальными пластинами, носящими на себе следы многих ударов. Хоукмуну было знакомо это лицо.

С Корумом мужчина поздоровался как со старым приятелем, приветливо кивнув головой. Рубиновые глаза его спутника, который был посуше и телосложением скорее напоминал Корума и Капитана, казалось, пылали сверхъестественным огнем на мертвенно-бледном, обескровленном лице, больше похожем на маску из слоновой кости. Длинные, доходящие до плеч волосы также были белого цвета. На нем был длинный кожаный плащ с отброшенным на спину капюшоном. Под плащом угадывались очертания огромного меча. При виде его Хоукмуна охватила волна безотчетного ужаса, причину которого он никак не мог понять. В конце концов герцог отвел глаза в сторону. Корум узнал альбиноса.

— Элрик Мелнибонэйский! Это подтверждает мою теорию! — воодушевившись, он обернулся к Хоукмуну, который в это время держался чуть в стороне, не уверенный, так ли приятно ему познакомиться с владельцем этого ужасного меча. — Взгляните, Хоукмун, это о нем я вам рассказывал!

Альбинос взглянул на него, как громом пораженный.

— Вы знаете меня, мессир? Корум улыбнулся.

— Ну, Элрик, что же вы, вспомните, как вы можете не узнать меня? В башне Войлодьона Гагнасдиака… Вместе с Эрекозе… Хотя, конечно, это был несколько другой Эрекозе…

— Я никогда не слышал об этой башне, и имя это мне ничего не говорит. Что касается Эрекозе, то нас только что познакомили. Однако вы знаете меня, вам известно мое имя, тогда как я не знаю о вас ничего, и это тревожит меня, мессир.

В этот момент впервые заговорил последний из четверки, голос его был глубоким и звучным, окрашенным меланхолией.

— Я тоже никогда не встречал принца Корума, прежде чем взошел на борт этого корабля. Тем не менее он уверяет меня, что прежде мы сражались бок о бок, и я склонен ему верить. Время в разных мирах течет по-разному и не всегда совпадает. Вполне возможно, что принц явился к нам из нашего далекого будущего.

Хоукмун не в силах был больше выслушивать это и уже сожалел, что покинул относительную простоту своего родного мира.

— А я-то надеялся отдохнуть от всех этих парадоксов, — он потер глаза, а затем лоб, на миг задержавшись пальцами на шраме, оставленном Черным Камнем. — Но похоже, что избавиться от них невозможно. В данной ситуации, которая охватывает сейчас историю всех отражений, немыслимо найти место, где можно было бы обрести покой. Все течет, все изменяется, и даже наш внешний вид может измениться в любой момент.

Однако Корум по-прежнему не оставлял Элрика в покое:

— Нас было трое, разве вы не помните, Элрик, трое в одном. Судя по всему, альбинос понятия не имел, о чем тот ему толкует.

— Ну что ж, — принц, наконец, пожал плечами. — А теперь нас четверо. Капитан, кажется, говорил о каком-то острове, который мы должны будем захватить.

— О да.

Взгляд вновь прибывшего задержался поочередно на каждом из них.

— Известно ли вам, что это могут быть за враги? Неожиданно Хоукмун почувствовал симпатию к этому человеку.

— Мы знаем не больше вашего, Элрик. Что же касается меня, я разыскиваю город, именуемый Танелорном, и своих детей. Возможно, еще Рунный Посох, но в этом я не уверен.

— Однажды мы уже отыскали его! — воскликнул Корум, пользуясь случаем еще раз освежить воспоминания Элрика. — Мы трое. В башне Войлодьона Гагнасдиака. Он очень нам помог тогда.

Хоукмун невольно задался вопросом, не повредился ли принц в рассудке.

— Я тоже многим обязан Рунному Посоху, — промолвил он. — Когда-то и я служил ему. И дорого заплатил за это.

Его взгляд вновь вернулся к Элрику, алебастровое лицо которого с каждой минутой казалось ему все более знакомым. Герцог почувствовал, что страх его связан не с самим альбиносом, а с мечом, висящим у того на поясе.

— Я уже говорил вам, Элрик, что у нас много общего, — похоже, Эрекозе решил слегка разрядить обстановку. — Быть может, мы даже служили одним и тем же хозяевам.

— У меня нет иных хозяев, кроме себя самого, — надменно ответил Элрик, не принимая протянутую ему руку дружбы.

Услышав это, Хоукмун не удержался от улыбки. Заулыбались и двое других.

А когда Эрекозе прошептал: «В подобных приключениях многое забывается, точно так же, как мы, проснувшись, забываем свои сны», Хоукмун ответил ему с огромным внутренним убеждением «Но ведь это тоже сон. В последнее время мне частенько снится нечто подобное».

Задумавшись, в свою очередь Корум заявил:

— Уж если на то пошло, то вообще все на свете можно считать сном, все наше существование.

Элрик от этого вопроса лишь отмахнулся, вызвав глухое раздражение Хоукмуна.

— Сон или явь, это не имеет никакого значения, не так ли? Эрекозе тепло улыбнулся.

— Совершенно верно.

— В моем мире, — сухо заявил Хоукмун, — мы проводим четкую грань между грезами и реальностью. А эта неопределенность, в которой вы находите такое удовольствие, способна поразить разум смертельно опасной ментальной летаргией.

— Но как тут можно судить? — с горячностью вопросил Эре-козе. — Способны ли мы действительно проникнуть в суть вещей? Полагаете ли вы себя способным на это, мессир Хоукмун?

И герцог Кельнский осознал внезапно, каково было проклятие Эрекозе. Это проклятие поразило и его самого. Пристыженный, он погрузился в молчание.

— Я помню, — промолвил Эрекозе уже мягче. — Я был, есть или буду Дорианом Хоукмуном. Я помню.

— Ибо такова ваша судьба, ужасающая и причудливая, — проронил Корум. — Из всех нас, составляющих единую личность, вы единственный, кто постоянно хранит в своем разуме память ее многочисленных воплощений.

— Я с радостью избавился бы от этой тяжкой ноши, — промолвил воин. — Я так долго искал Танелорн, искал мою Эрмижад, и вот теперь надвигается Совмещение миллиона плоскостей, когда перекраивается вся совокупность миров и открываются пути перехода из одного отражения в другое. Если бы я мог найти тот единственный мир, что мне нужен, я отыскал бы мою Эрмижад и вновь увидел бы тех, кто был так дорог мне. И Вечный Воитель обрел бы, наконец, покой.

— Да, настало мое время, точнее, оно вернулось, ведь это уже второе Совмещение на моей памяти. Первое вырвало меня из моего мира и времени и повергло в нескончаемую череду конфликтов, и если я вновь не воспользуюсь случаем, то уже никогда не обрету покоя. Это мой последний шанс, и я от всей души надеюсь, что наш корабль направляется в Танелорн.

— Я присоединяюсь к вашим молитвам, — сказал Хоукмун.

— Еще бы, — отозвался Эрекозе. — Не сомневаюсь в этом, мессир.

Когда Элрик с Эрекозе вышли из каюты, Хоукмун принял приглашение Корума сыграть с ним в шахматы, несмотря на отвращение, которое он испытывал при мысли о том, чтобы столько времени проводить в обществе принца. Но партия стала развиваться самым неожиданным образом, каждый из игроков точно предугадывал ход соперника, и Корум воспринял это с очевидным облегчением. Рассмеявшись, он откинулся на спинку кресла:

— Похоже, продолжать не имеет никакого смысла. Хоукмун согласился с облегченным вздохом. К его радости, в этот миг распахнулась входная дверь, и на пороге появился Брут Лашмарский с графином подогретого вина.

— Капитан просил вам передать свои наилучшие пожелания, — объявил он и поставил графин в специальную выемку посреди стола. — Вы хорошо выспались?

— Выспались? — удивился Хоукмун. — А сами-то вы отдыхали? И где именно?

Лоб Лашмарского рыцаря пересекла морщина.

— Неужто вам ничего не сказали о кушетках, что стоят в твиндеке? В межпалубном пространстве? Нет? Но как же вы можете так долго обходиться без сна?

— Оставим это, — торопливо перебил его Корум.

— Тогда пейте, — радушно предложил Брут. — Это вино взбодрит вас.

— Взбодрит? — переспросил Хоукмун, чувствуя, как в нем закипает гнев. — Может быть, наоборот, оно служит для того, чтобы заставить нас разделить один и тот же сон?

Корум взял бокалы и протянул один из них Хоукмуну. Лицо его почему-то выражало тревогу. Он почти силой втолкнул бокал герцогу в руку. Хоукмун уже собирался выплеснуть вино, как вдруг Корум тронул его за плечо.

— Нет, Хоукмун, пейте. Даже если это вино помогает нам грезить всем вместе — это только к лучшему.

Поколебавшись пару мгновений, Хоукмун осушил бокал. Вино пришлось ему по вкусу. Оно удивительно напоминало то, которым угощал его капитан. На душе стало легче.

— Вы были правы, — сказал он Коруму.

— Капитан хотел бы видеть всех четверых у себя в каюте, — коротко добавил Брут.

— Он хочет сказать нам что-то новое? — сказал герцог Кельнский, заметив, что все остальные прислушиваются к их разговору. Они подходили один за другим к столу, наливали себе из графина и выпивали, как и он, одним глотком содержимое своих бокалов.

Хоукмун и Корум, последовав за Брутом, покинули каюту. Погода ничуть не изменилась. Туман поглотил все вокруг, и Хоукмун напрасно пытался разглядеть что-либо за бортом. Даже волн, и тех не было видно. Затем он заметил силуэт человека, стоявшего в задумчивости, облокотившись на поручень. Хоукмун узнал Элрика и приветливо крикнул ему:

— Капитан приглашает нас четверых к себе.

Эрекозе, который в этот момент как раз выходил из каюты, кивнул им и прошел вперед. Остальные последовали за ним до носовой части корабля, где остановились перед необычной дверью капитанской каюты.

Эрекозе постучал. Дверь распахнулась. И они вошли в это маленькое царство тепла и роскоши.

Капитан встретил их, повернул к ним слепое лицо и жестом указал на кувшин и кубки, что стояли на уже знакомом Хоукмуну сундуке.

— Угощайтесь, друзья мои, прошу вас, — предложил он. Хоукмуну внезапно захотелось выпить еще вина, и, судя по выражениям лиц его спутников, такое желание посетило не его одного.

— Мы приближаемся к цели, — продолжил капитан. — Но сражение с этими двумя от этого не станет менее жестоким.

Во время предыдущего их разговора у Хоукмуна сложилось впечатление, будто их ожидает целая армия врагов.

— Двое? — изумился он. — Всего только двое?

— Да, только двое, — подтвердил Капитан.

Хоукмун посмотрел на своих товарищей, но не сумел ни с кем из них встретиться взглядом, поскольку они не сводили глаз со слепца, который продолжал:

— Это брат и сестра, колдуны из иной вселенной. Под влиянием недавних потрясений в структуре наших миров, о чем вам кое-что известно, Хоукмун, как и вам, Корум, появились некие существа, которые без этого не могли бы проявить заключенные в них силы. Кем и когда — сейчас не столь важно. Итак, теперь, когда эти существа обрели возможность проявить себя, они полны неукротимой жажды утвердить и приумножить свое могущество, вобрать в себя всю мощь нашей Вселенной. Их безнравственность совсем иной природы, нежели у повелителей владык Порядка или Хаоса. Они не сражаются, подобно богам, за власть над Землей. Им нужно лишь заполучить и преобразовать для собственных нужд основную энергию нашей Вселенной. Думаю, что там, у себя, они питали какие-то честолюбивые замыслы, но не имели возможности их осуществить. Такую возможность они нашли здесь. В настоящее время, несмотря на то, что условия исключительно благоприятные, они еще не достигли всей полноты своей мощи. Но момент этот настанет очень скоро. Агак и Гагак, таковы их имена, если их произносить на человеческом языке, они не подчиняются власти наших богов, и потому было решено направить туда более могучую команду — вас четверых.

Хоукмуна так и подмывало спросить: почему же они четверо оказались более могущественны, чем боги, но он сдержал свое любопытство, весь обратившись в слух.

— Вечный Воитель в четырех своих инкарнациях (четыре — это максимальное число, которое мы можем собрать в одном месте и времени, не рискуя спровоцировать новые разрывы в ткани бытия). Эрекозе, Элрик, Корум и Хоукмун. Каждый волен выбрать себе четырех спутников, судьба которых будет полностью зависеть от вас. У нас на корабле все бывалые воины, хотя, конечно, никто из них не способен сравниться с вами. Вы сами выберете себе тех, с которыми хотели бы сражаться плечом к плечу. Думаю, вы справитесь с этим без труда, — Капитан помолчал, словно вновь прислушиваясь к чему-то, слышному ему одному. — Готовьтесь к высадке. Мы уже недалеко от берега.

Почему-то от всех этих разговоров Хоукмун начал чувствовать к слепцу острую неприязнь, и теперь спросил его не без вызова.

— И вы сами поведете нас в бой?

Но Капитан ответил с искренним сожалением:

— Это невозможно. Я могу лишь доставить вас на остров и дождаться возвращения тех, кто уцелеет… Если вообще кто-то уцелеет.

Элрик нахмурился и произнес вслух те же слова, которые хотел произнести и сам Хоукмун.

— Это не моя битва.

Но ответ прозвучал твердо и решительно, тоном, не допускающим возражений.

— Ваша. И моя тоже. И если бы я мог, то присоединился бы к вам.

— Но почему же вы не можете? — спросил его Корум.

— Когда-нибудь вы узнаете об этом, — лицо Капитана омрачилось. — Мне не хватает смелости сказать вам об этом. Но вас я хочу заверить в своем самом искреннем к вам расположении.

И вновь Хоукмун поймал себя на мысли о том, что подобные заверения мало чего стоят.

— Ну что ж, — заявил Эрекозе. — Поскольку сражаться моя судьба, и я, подобно Хоукмуну, по-прежнему ищу Танелорн и, судя по всему, появился какой-то шанс его достичь, если я исполню эту миссию, то я принимаю вызов, и готов сражаться с этими двумя существами, Агаком и Гагаком.

Пожав плечами, Хоукмун кивнул:

— Я поддерживаю Эрекозе по той же причине. Корум вздохнул.

— Я тоже, — промолвил он.

Корум повернулся к троим Воителям.

— Не так давно я считал, что у меня нет и не может быть друзей, но теперь появились вы. Именно поэтому я пойду в бой рядом с вами.

— Мне кажется, это лучшая из причин, — одобрил Эрекозе. Глядя куда-то вдаль своими незрячими глазами, Капитан продолжил:

— Не ждите никакой награды за выполнение этой опасной задачи. Единственное, в чем я могу вас заверить — так это в том, что своим успехом вы избавите мир от множества несчастий. Что же касается вас, Элрик, то вам еще меньше, чем кому бы то ни было, следует тешить себя иллюзиями.

Альбинос явно не был с этим согласен, однако лишь коротко промолвил с загадочным видом:

— Не известно.

— Ну, вам виднее, — Капитан заметно повеселел. — Еще вина, друзья мои?

Они осушили бокалы и немного погодя услышали далекий крик, поднявшийся к небу, куда устремлены были незрячие глаза Капитана.

— На этом острове находятся развалины, возможно остатки города, который некогда именовался Танелорном, а в центре возвышается единственное уцелевшее здание. Именно там скрываются Агак и Гагак. Вы должны атаковать это строение. Уверен, вы узнаете его без тени сомнений.

— Мы должны уничтожить колдунов? — небрежно спросил Эрекозе, как будто речь шла о какой-то безделице.

— Если сумеете. У них есть слуги и помощники. Их вам тоже нужно будет убить, а само здание предать огню. Это очень важно, — Капитан помолчал. — Сжечь его, уничтожить огнем, другого способа не существует.

Хоукмун заметил усмешку на губах Элрика.

— Вы правы, лишь огонь может уничтожить здание, мессир Капитан.

— Не слишком уместное замечание, — подумал Хоукмун. Он вынужден был отдать должное исключительной вежливости Капитана, который слегка поклонился, прежде чем ответить как ни в чем не бывало.

— Вы правы, и все-таки лучше, если вы не забудете то, что я вам сказал.

— А знаете ли вы, как они выглядят, эти Агак и Гагак?

— Нет, они могут походить на нас с вами, а могут выглядеть совсем иначе. Тех, кто видел их и остался в живых, очень мало. Судя по их рассказам, эти существа способны принять любое обличье.

— А известно ли вам, как лучше избавиться от них? — с насмешкой поинтересовался Хоукмун.

— С помощью отваги и смекалки, — просто ответил Капитан.

— Вы не слишком красноречивы, — так же насмешливо, как и Хоукмун, произнес Элрик.

— Я говорю ровно столько, сколько могу. А теперь, друзья мои, вам следует немного передохнуть и приготовить оружие.

Они вышли в туман, который скользил длинными прядями, цепляясь за нос корабля, словно щупальца какой-то морской твари.

— Сколько бы мы ни убеждали себя в обратном, но выбора у нас нет, и нет никакой свободы воли, — заметил помрачневший Эрекозе. — Погибнем мы в этом приключении или уцелеем, по большому счету это ничего не изменит.

— Я вижу, вы настроены довольно мрачно, мой друг, — бросил ему Хоукмун с насмешкой. Он хотел добавить что-то еще, но Корум прервал его:

— Я реалист. Просто реалист.

Проводив Элрика и Эрекозе до их каюты, Хоукмун и Корум зашагали по палубе в собственное убежище, где каждый должен был выбрать четверых воинов, готовых идти заними в огонь и в воду.

— Теперь мы Четверо-в-Одном, — заявил Корум. — И сила наша безгранична. Я в этом убежден.

Но Хоукмун уже устал от разговора, в которым было слишком много метафизики для его практического ума.

— Нет силы, более достойной доверия, чем та, которую я сейчас держу в руках. Сила хорошего клинка и заточенной стали.

Воины поддержали его одобрительным гулом.

— Посмотрим, — промолвил Корум.

Все время, пока Хоукмун точил и полировал клинок, он не переставал думать о другом мече, который был под плащом у Элрика. Он почувствовал, что сразу узнает его, как только увидит, но не понимал, почему меч альбиноса внушает ему такой ужас. И этот пробел в знаниях беспокоил Хоукмуна. Он думал об Иссельде, вспоминал своих детей, Ярмилу и Манфреда, графа Брасса и других героев Камарга. В это приключение он ввязался в надежде вновь обрести всех своих старых друзей. А теперь дело оборачивалось так, что он мог потерять их навсегда. Он вряд ли согласился бы сражаться ради той цели, о которой ему поведал Капитан, если бы в конце пути его не ждал Танелорн, а значит, и дети. Но Иссельда? Где же она? Или ее он тоже найдет в Танелорне?

Вскоре все были готовы. В отряд Хоукмуна вошли Джон ап-Райс, Эмшон д'Аризо, Киит Приносящий Несчастье и Никхе-Перебежчик, в то время как барон Готтерин, Тереод Пещерный, Чаз Элоколь и Рейнгир Скала, все еще не протрезвевший, попали в распоряжение Корума.

Все сгрудились у борта судна. С носа корабля в воду упал якорь, и заскрипелацепь. Сквозь завесу тумана виднелся дикий неприступный берег. Неужто в таком месте мог и впрямь находиться Танелорн, этот легендарный город?

Джон ап-Райс подозрительно принюхался, стряхнул с усов капли осевшего тумана, другой рукой погладил эфес меча.

— Никогда не видел более неприветливого места, чем это, — заявил он.

Из своей каюты на палубу вышел Капитан. Рядом с ним шагал Кормчий. В руках оба они держали связки факелов.

Хоукмун испытал нечто вроде шока, увидев, наконец Кормчего вблизи. Они с капитаном были похожи как две капли воды, с той лишь разницей, что один был слеп, а глаза другого излучали глубину и скорбь познания. Хоукмун с трудом смог выдержать его взгляд, когда Кормчий протянул ему факел и помог закрепить его на поясе.

— Лишь огонь способен навсегда покончить с этим врагом, — Капитан вручил ему коробочку с сухим трутом, чтобы при необходимости зажечь факелы. — Я желаю вам удачи.

Теперь у каждого воина был факел и трутница. Эрекозе первым принялся спускаться по длинной веревочной лестнице. На последней ступени он снял с пояса меч, поднял его над головой, чтобы не замочить, и прыгнул в белесую воду, которая доходила ему до пояса. Остальные последовали за ним, и пройдя немного, оказались на берегу. Они обернулись, чтобы взглянуть на корабль.

Хоукмун заметил, что туман доходил лишь до берега, и остров вблизи выглядел не столь унылым. Впрочем, в иные дни все равно здешние краски показались бы ему тусклыми и блеклыми, но по сравнению с Темным Кораблем, окруженным молочно-белым туманом, эти бурые скалы в гирляндах желтоватого лишайника казались почти сверкающими, а над головой у него висело Солнце, огромный, неподвижный, кровавый диск, отбрасывавший на землю разнообразные тени.

Лишь чуть погодя он осознал, что теней этих слишком много и их явно отбрасывали не скалы, поскольку здесь были тени всех размеров и форм.

Такие тени могли отбрасывать только люди.

Глава 4 ЗАЧАРОВАННЫЙ ГОРОД

Небо было подобно гноящейся ране и переливалось множеством тошнотворных оттенков голубого, коричневого, грязно-красного и желтого. Там также плавали тени, но в отличие от наземных они все время перемещались.

— Я не так много где побывал, — заявил некто Хоум Укротитель Змей, воин, принадлежащий к отряду Элрика. На нем были сверкающие доспехи цвета морской волны. — Однако мне никогда не доводилось видеть местности столь странной, как эта. Все эти отблески, отражения…

— О да, — согласился Хоукмун. Он тоже заметил, как странно поблескивает свет, словно солнечные лучи причудливым образом деформировали саму землю, попадая на нее.

Ашнар Рысь, воин-варвар с волосами, заплетенными в косу, и свирепым взором, явно чувствовал себя не в своей тарелке.

— Откуда же все эти тени? — проворчал он. — И почему не мы видим, кто отбрасывает их?

— Вполне возможно, что это тени предметов из других измерений, — предположил Принц-в-Алом-Плаще. — Если и впрямь здесь пересекаются все плоскости Земли, такое объяснение вполне правдоподобно. Это еще не самое странное проявление Совмещения, которое я уже однажды наблюдал.

Негр, лицо которого было отмечено необычным шрамом в форме перевернутой буквы «V», отзывающийся на имя Отто Блендекер, теребил перевязь, опоясывающую его грудь. Озираясь вокруг, он недовольно проворчал:

— Правдоподобно? Если это считать правдоподобным, то скажите на милость, что же тогда, по-вашему неправдоподобно?

— Я был свидетелем подобных странностей, но, конечно, в гораздо меньшем масштабе, в самых глубоких пещерах моей страны, — заявил Тереод Пещерный. — Как мне объясняли, там тоже пересекаются измерения. Должно быть, Корум прав.

Он поправил за спиной свой невероятно длинный меч и о чем-то оживленно заговорил с Эмшоном д'Аризо, который, как всегда, надсмехался над всем, что видел вокруг.

Хоукмун по-прежнему подозревал, что Капитан мог их обмануть, поскольку до сих пор, кроме пустых слов и заверений, они не видели со стороны слепца никаких доказательств того, что он и впрямь расположен к ним. Хоукмун подозревал, что этот человек действует в собственных интересах и использует окружающих как марионеток, но свои сомнения герцог оставил при себе, поскольку остальные, похоже, были настроены безоговорочно исполнять все приказы Капитана.

Хоукмун вновь поймал себя на том, что не в силах отвести взгляда от меча, скрытого под плащом Элрика, и чем больше он смотрел на него, тем неуютнее себя чувствовал. С трудом оторвав взгляд от пугающего клинка, он вновь погрузился в размышления, почти не обращая внимания на окружающий его пейзаж, способный привести в замешательство кого угодно. Он вновь припоминал всю ту причудливую цепь событий, которая привела его в общество этих воинов. Из задумчивости его вывел голос Корума:

— Возможно, это и впрямь Танелорн… Или все воплощения Танелорна разом, ибо Танелорн существует во множестве обличий, в зависимости от того, что именно надеются отыскать в нем люди.

Подняв глаза, Хоукмун увидел невероятное скопление развалин, представляющее собой какое-то невообразимое разнообразие архитектурных стилей, словно некое божество для развлечения взяло образчики из каждого мира множественной Вселенной, чтобы затем перемешать их между собой в неописуемом хаосе причудливых форм. Все пространство до самого горизонта занимали наклонившиеся или рухнувшие башни, обезглавленные минареты, рассыпавшиеся в прах дворцы… Но самым поразительным опять были тени. Они не имели никакого зримого источника и ускользали от взгляда.

— Этот Танелорн совсем не похож на тот город, какой я ожидал увидеть, — помрачнел Хоукмун.

— И на мой тоже, — поддержал его Эрекозе.

— Может, это вовсе и не Танелорн, — Элрик остановился и обвел руины взглядом своих рубиновых глаз. — Хотя, нет, это похоже на Танелорн.

— Скорее похоже на кладбище… — Корум нахмурился. — Кладбище, где собраны все забытые воплощения этого странного города.

Не останавливаясь, Хоукмун двинулся вперед. Он уже почти достиг границ города, когда остальные только двинулись вслед за ним. Они карабкались по развалинам, то и дело останавливаясь, чтобы рассмотреть фрагмент барельефа или опрокинутую статую. За спиной он услышал голос Эрекозе, который негромко заметил Элрику:

— Вы заметили, тени стали принимать более узнаваемые очертания?

На что альбинос ответил:

— По некоторым развалинам можно догадаться, как выглядели здания, когда они были целыми. Так вот, у меня создалось впечатление, что эти тени являются тенями именно тех, неразрушенных зданий.

А ведь Элрик прав, подумал Хоукмун, они оказались в городе, зачарованном самим собой.

— Чистая правда, — согласился Эрекозе. Хоукмун обернулся к нему:

— Нам обещали Танелорн, но на самом деле дали лишь его труп.

— Возможно, — задумчиво поддержал его Корум. — Но не спешите с выводами, Хоукмун.

— По-моему, центр города где-то там, — предположил Джон ап-Райс. — Возможно, именно там и следует искать наших будущих противников.

Небольшой отряд свернул к расчищенному пространству, которое чем-то напоминало площадь. В центре над окружающими развалинами возвышалось единственное нетронутое здание. Оно поражало яркостью красок и блеском играющего на сгибах полированного металла. Здание состояло из двух частей, соединенных прозрачными тоннелями-переходами, вероятнее всего, из хрусталя.

— Это скорей напоминает какой-то механизм, нежели здание, — заметил Хоукмун.

— А еще больше — музыкальный инструмент, — возразил Корум, с нескрываемым изумлением разглядывая здание своим единственным глазом.

Четверо героев остановились, и все остальные последовали их примеру.

— Должно быть, именно здесь и затаились колдуны, — предположил Эмшон д'Аризо. — Да, они и впрямь ни в чем себе не отказывают. Взгляните… На самом деле это ведь не одно здание, а целых два, соединенных трубами.

— Отдельные домики для братца и сестрички, — засмеялся Рейнгир Скала, после чего рыгнул и опять смутился.

— Два здания, — промолвил Эрекозе, — об этом нас никто не предупреждал. Следует ли атаковать их одновременно или по очереди?

Элрик покачал головой.

— Полагаю, сперва лучше выбрать какое-то одно и направить на него всю мощь. Если мы разделим силы, это нас ослабит.

— Я того же мнения, — поддержал его Хоукмун, но вместе с тем мысль о том, чтобы следовать за Элриком внутрь, внушала ему необъяснимое отвращение.

— Ну что ж, тогда вперед, — проворчал барон Готтерин, — войдем же в преисподнюю, если мы еще не там.

Корум не сдержал усмешки:

— Вы все-таки твердо вознамерились доказать свою теорию, барон.

Хоукмун взял инициативу на себя. Он пересек площадь и направился ко входу в первое здание — темную ассиметричную щель в стене; следом осторожно двинулись девятнадцать воинов, в любой миг ожидая появления врага. При их приближении блеск и сияние, излучаемые зданием, усилились. Дрожащий свет сменился ритмичной пульсацией, послышался странный шепот, исходящий, казалось, от всего здания в целом, тихий, чуть слышимый.

Привыкший к извращенному колдовству Империи Мрака, Хоукмун тем не менее почувствовал, как леденящие струйки страха, зародившись где-то в глубине души, стали расти и шириться, окутывая его целиком. Внезапно он отступил, давая дорогу Элрику и его четверым спутникам, которых альбинос выбрал для себя. Они первыми вошли в черный проход, а за ними двинулся Хоукмун со своими людьми. Они оказались в коридоре, который почти сразу закончился тупиком. Здесь было настолько влажно, что лица их тут же покрылись каплями пота. Они вновь застыли, вопросительно переглянулись и двинулись по боковому проходу, готовые встретиться с любым неприятелем.

Они проделали довольно значительный путь, когда вдруг несколько сильных толчков начали сотрясать здание. Хоум Укротитель Змей с проклятиями рухнул на землю, а остальные с трудом удержали равновесие. И в тот же миг откуда-то сверху донесся мрачный, возмущенный голос.

— Кто? Кто? Кто?

Хоукмуну показалось, словно это кричит огромная безумная птица.

— Кто? Кто? Кто вторгся в меня?

Товарищи помогли Хоукмуну подняться, и все вместе они двинулись дальше. Толчки теперь стали чуть слабее, однако голос продолжал бормотать, как будто себе под нос:

— Кто напал на меня? Кто здесь?

Голос, не имевший видимого источника, озадачил их всех. Без единого слова они двинулись вслед за Элриком и, наконец, оказались в просторном зале. Здесь было еще более жарко и душно, чем в коридоре. Густая липкая жидкость ручейками сбегала по стенам и капала с потолка. Хоукмун с трудом подавил в себе желание немедленно убраться отсюда подальше. И вдруг Ашнар Рысь истошно завопил, указывая на каких-то омерзительных существ, которые выбирались, протискиваясь прямо сквозь стены, и ползли к воинам, клацая огромными челюстями. При одном виде этих отвратительных змей Хоукмун ощутил дурноту.

— Вперед!— вновь завопил голос.— Уничтожьте их! Уничтожьте!

В приказе этом слышалась тупая звериная ярость.

Воины сомкнулись плечом к плечу, образовав в центре зала каре, ощетинившееся обнаженными клинками.

Вместо зубов в пасти у тварей виднелись костяные пластинки, острые, как будто лезвия бритвы, которыми они угрожающе щелкали, приближаясь к застывшим в напряжении воинам.

Элрик первым обнажил свой клинок, и Хоукмун на миг отвлекся, когда огромный черный меч со свистом рассек воздух над головой альбиноса. Он готов был поклясться, что клинок при этом застонал и вспыхнул собственной жизнью, словно пробудившись ото сна. Но уже в следующее мгновение Хоукмун вовсю заработал мечом, обороняясь от рептилий, окружавших отряд со всех сторон. Меч с удивительной легкостью рассекал мерзкую плоть, распадавшуюся под ударами и наполнвшую при этом атмосферу омерзительной вонью. Воздух сделался густым и тяжелым, ноги скользили в лужах липкой жидкости. Элрик воскликнул:

— Вперед! Нужно прорубить дорогу к отверстию в стене! Хоукмун взглянул в указанном направлении и действительно увидел выход из зала, о котором говорил Элрик. Похоже, в данной ситуации это было лучшее, что они могли придумать. Они удвоили усилия, рубя извивающиеся тела кошмарных созданий и увлекая за собой людей, защищавших их с боков и с тыла. Они прошли, оставив за собой дорогу, устланную разрубленными на куски издыхающими тварями. Последние метры пути до прохода Хоукмун двигался почти бегом, силясь подавить тошноту от зловонного запаха, заполнившего все помещение.

— С этими гадами не так уж трудно сражаться, — заметил, задыхаясь, Хоум Укротитель Змей. — Но каждый убитый враг отнимает у нас немного сил, а значит, и шансы на жизнь.

— Наши противники все ловко рассчитали, — отозвался Элрик, который первым достиг прохода в стене и поджидал остальных.

Вскоре все они присоединились к альбиносу, и твари не решились последовать за ними, когда они выбрались из зала. Здесь дышать было чуть полегче. Хоукмун прислонился к стене коридора, слушая как остальные обсуждают план последующих действий.

— Вперед! Вперед! — вновь завопил далекий голос, но в ответ на этот приказ никаких действий не последовало.

— Не нравится мне этот замок, — проворчал Брут Лашмарский, осматривая большую рваную дыру в своем плаще. — Здесь пахнет колдовством.

— Ну, об этом нас предупреждали, — возразил Ашнар Рысь, настороженно оглядываясь по сторонам.

Отто Блендекер, чернокожий из отряда Элрика, вытер пот со лба.

— Ну и трусы же эти колдуны! Почему они не выходят сами? Или они так мерзки на вид, что опасаются нам показаться?

Хоукмун понял, что Блендекер намеренно бросает вызов Агаку и Гагаку в надежде, что те вступят в открытый бой. Но колдуны не приняли вызов, и двадцать воинов двинулись дальше по коридорам, то и дело менявшим свои размеры и порой заканчивавшимся тупиками. Свет тоже все время изменялся. Они порой двигались в полной темноте, держась за руки, чтобы не разделиться.

— Пол все время поднимается, — шепнул Хоукмун Джону ап-Райсу, который шел с ним рядом. — Должно быть, мы уже приблизились к вершине здания.

Ап-Райс ничего не ответил. Он крепко сжимал зубы, чтобы они не стучали от страха.

— Если верить Капитану, — заявил Эмшон д'Аризо, — эти создания способны менять свой облик по желанию. Вероятно, им приходится это делать довольно часто, потому что переходы явно созданы для существ, не имеющих каких-то определенных размеров.

— Мне не терпится ввязаться в драку с этими мастерами перевоплощений, — воскликнул Элрик, который по-прежнему возглавлял отряд.

А за спиной у него Ашнар Рысь проворчал:

— Меня соблазнили на это дело рассказами о каком-то кладе, и только поэтому я согласился рискнуть жизнью. Но пока я не вижу ничего, что представляло бы хоть какую-то ценность. — Он коснулся рукой стены. — Это не камень и не кирпич, из чего эти стены, а, Элрик?

Хоукмун задавался тем же вопросом, и теперь надеялся, что, возможно, альбинос сумеет ответить. Но тот тряхнул головой.

— Я и сам никак не пойму, Ашнар.

Затем Хоукмун услышал, как Элрик резко и коротко выдохнул, увидел отблеск его страшного меча, вновь мелькнувшего в воздухе… И вот уже новые враги ринулись на них. Животные со взъерошенной шерстью ярко-рыжего цвета, с длинными желтыми клыками. Элрик принял на себя первый удар, пронзив мечом напавшего зверя, когти которого вонзились в его одежду. Зверь напоминал гигантского бабуина, и с первого удара убить его не удалось.

Сам Хоукмун сцепился с другой обезьяной, нанося ей удар за ударом, но чудище ловко уклонялось. Хоукмун содрогнулся, подумав, насколько ничтожными будут его шансы выбраться отсюда живым, если вдруг он останется один. Он видел, как Киит Приносящий Несчастье тянулся ему на помощь, размахивая огромным мечом. На лице его застыло обреченное выражение. Обезьяна обернулась к новому противнику и всей своей массой набросилась на него. Клинок Киита вонзился ей в грудь, но тварь успела вцепиться клыками человеку в горло, и из разорванной сонной артерии фонтаном хлынула кровь.

Хоукмун метнулся вперед и нанес мощный боковой удар, хотя и понимал, что опоздал и ничем не сможет помочь своему спасителю, тело которого уже рухнуло на пол. Тут на помощь подоспел Корум. Обезьяна обернулась к ним, зарычала, размахивая перед собой лапами с острыми когтями, потом глаза ее остекленели, она покачнулась и упала навзничь, прямо на труп храбреца Киита.

Не дожидаясь нового нападения, Хоукмун перепрыгнул через трупы и бросился на помощь барону Готтерину, который пытался вырваться из объятий другой рыжей обезьяны. Ее челюсти клацнули, сорвав кожу с лица барона. Тот издал один-единственный крик, почти ликующий, словно наконец получил подтверждение своей мрачной теории. И умер. Ашнар Рысь, рубя мечом как топором, подпрыгнул и на лету срубил голову убийце Готтерина. Каким-то чудом Ашнар сумел в одиночку сразить двух монстров и теперь улыбался, мурлыча себе под нос какую-то монотонную боевую песнь. Он был исполнен зловещей радости.

Хоукмун широко улыбнулся варвару и устремился на помощь Коруму. Разящим ударом он раскроил затылок твари, нападавшей на принца. Кровь, брызнувшая из тела бабуина, залила его лицо и ослепила на какое-то время. Хоукмун не сразу осознал, что это не его кровь, и уже решил было, что настал его смертный час. Но, отерев кровь рукой, понял, что ошибся. Тварь, извиваясь, рухнула на Корума, который в последний миг едва успел оттолкнуть ее рукоятью меча.

— Чаз Элоколь также погиб, — заметил Хоукмун.

Но Никхе Перебежчик был по-прежнему жив, хотя лицо его рассекала ужасающая рана. И все равно он улыбался. Рейнгир Скала лежал на спине с разорванной глоткой, но Джон ап-Райс, Эмшон д'Аризо и Тереод Пещерный ухитрились остаться в живых и получили лишь легкие царапины. Куда хуже пришлось людям Эрекозе. У одного рука висела вдоль тела на жалких ошметках плоти. Другой потерял глаз. Третий — кисть руки. Товарищи пытались, как могли, помочь им. Брут Лашмарскиий, Хоум Укротитель Змей, Ашнар Рысь и Отто Блендекер выбрались из этой переделки относительно невредимыми.

Ашнар торжествующим взглядом обвел трупы мерзких тварей.

— Мне лично эта затея нравится все меньше. Чем скорее мы с ней разделаемся, тем лучше. Что скажете, Элрик?

— То же самое, — альбинос вытер кровь со своего ужасающего меча. — Пойдемте.

И, не дожидаясь остальных, он вновь возглавил отряд, направляясь в очередной зал, залитый странным розоватым светом. Хоукмун и все остальные поспешили за ним.

Внезапно Элрик остановился, с ужасом уставился в пол, обернулся и что-то поднял. В тот же миг Хоукмун ощутил, как что-то обвилось вокруг его лодыжек. Вся комната была полна змей, длинных и тонких рептилий телесного цвета, лишенных глаз, которые набросились на ноги воинов. Он с яростью опустил меч, отсек разом две или три головы, но натиск рептилий ничуть не уменьшился. Вокруг него с воплями подскакивали воины, уцелевшие в предыдущей схватке, и пытались стряхнуть с ног эти живые, смертельно опасные путы.

И тут Хоум Укротитель Змей доказал, что не напрасно носит свое прозвище. Он выступил вперед и запел. Голос его был похож на чистый звук горного потока, ручья, падающего со скал. Он пел, словно забыв об опасности, о чем-то мирном и спокойном, резко контрастирующем с напряженным выражением его озабоченного лица. И змеи, медленно ослабив свою хватку, соскользнули на пол и, наконец, замерли.

— Теперь я понимаю, почему вас так прозвали, — с облегчением заметил Элрик.

— Я не был уверен, что моя песня подействует на этих созданий, — признался Хоум, — ибо они не похожи на всех прочих змей, которых я видел в морях своего родного мира.

Оставив позади заснувших рептилий, они продолжили путь вверх по коридорам здания, с трудом удерживаясь, чтобы не скользить по полу, который вздымался теперь все круче. Жара усиливалась, и Хоукмун почувствовал, что рискует потерять сознание, если не глотнет свежего воздуха. В некоторых узких местах коридора с упругими, словно резиновыми, стенами им приходилось протискиваться ползком, в других — идти с широко расставленными в стороны руками, чтобы удержать равновесие, когда здание вновь сотрясали приступы крупной дрожи, или защищать лицо и голову руками, быстро пробегая по залам, с потолка которых капала ядовитая обжигающая слизь. Порой на них нападали какие-то отвратительные насекомые, и все это время откуда-то издалека стонал загадочный голос:

— Где? Где? О, больно!

Тучи мошкары кружились вокруг, они были почти невидимыми, но наносили чувствительные укусы в лицо и руки.

— Где?

Почти ослепший, Хоукмун заставлял себя идти дальше, подавляя тошноту. Желание глотнуть свежего воздуха сделалось невыносимым. Он видел, как падают его товарищи, и помогал им, сам едва не теряя сознание, подняться и идти дальше. Выше, еще выше вел их узкий извилистый проход, и Хоум продолжал свою песню, так как и здесь повсюду шипели бледные слепые змеи, раскрывая зубастые пасти.

Ашнар Рысь заметно приуныл.

— Так мы долго не протянем. А если и отыщем этого колдуна или его сестру, у нас не хватит сил сразиться с ними.

— Согласен, — поддержал его Элрик. — Но что же нам делать, Ашнар?

— Ничего, — отозвался тот шепотом. — Ничего.

А загадочный голос все твердил и твердил на разные лады:

— Где? — вопрошал он.

— Где? — требовал он ответа.

— Где? Где? Где?

Голос кричал, отдаваясь в ушах Хоукмуна, все сильнее действуя ему на нервы.

— Здесь, — проворчал он. — Мы здесь, колдун.

Наконец, они добрались до конца коридора и обнаружили там сводчатую дверь правильных пропорций, открывающую вход в залитый светом зал.

— Должно быть, это комната Агака, — промолвил Ашнар Рысь. И они вошли в восьмиугольную комнату.

Глава 5 АГАК И ГАГАК

Стены помещения были наклонены к центру комнаты, и каждая из них окрашена в свой цвет, гармонировавший с цветом соседней стены. Поочередно каждая из граней этого огромного восьмигранника становилась полупрозрачной, и тогда сквозь нее можно было рассмотреть развалины города внизу и соседнее здание, соединенное с этим целой сетью труб и проходов.

И какие-то звуки… Вздохи, шепоты, бульканье. Они доносились из большого бассейна в центре комнаты.

Преодолевая отвращение, один за другим они вошли в зал, заглянули в бассейн и увидели там некую субстанцию, которая могла бы быть сутью самой жизни, ибо она находилась в постоянном движении и принимала различные формы. Там вырисовывались лица, тела, конечности людей и животных, здания, которые могли бы своей архитектурой и разнообразием поспорить со зданиями города снаружи, целые пейзажи в миниатюре, незнакомые созвездия, светила, планеты, существа невероятной красоты и ужасающего уродства, батальные сцены и сцены у мирных домашних очагов, жатву, обряды, посты, корабли, одновременно удивительные и столь знакомые, некоторые из которых пересекали небеса или черные пространства космоса или плыли под парусами из неведомого материала по странным густым волнам.

Зачарованный, Хоукмун смотрел, как меняются эти формы, и оторвал от них взор, лишь когда прямо из глубины бассейна раздался все тот же голос:

— Что? Что? Кто вторгся сюда?

В глубине бассейна возникло внезапно лицо Элрика, потом Корума, Эрекозе, а когда, наконец, он узнал свое собственное лицо, то отвернулся.

— Кто ворвался сюда? О, эта слабость!

Элрик ответил первым:

— Мы из тех, кого вы желали уничтожить. Из тех, кого вы хотели поглотить.

— О, Агак! Агак! Мне плохо, где ты?

Хоукмун обменялся изумленным взглядом с Корумом и Эрекозе. Никто не мог понять ответа колдуна.

Какие-то странные формы принялись взметаться из жидкости, тут же распадаясь и аморфной массой падая назад. Хоукмун заметил там Иссельду и других похожих на нее женщин, которые вместе с тем мало чем ее напоминали. С громким криком он бросился вперед, Эрекозе удержал его. Женские силуэты исчезли, и на смену им пришли странные, перекрученные башни какого-то неведомого города.

— Я слабею… Мне нужно подкрепить свою энергию… Мы должны начать… Немедленно… Нам так долго пришлось добираться сюда, я думала, что смогу отдохнуть, но болезнь процветает и здесь. Она захватила мое тело. Агак! Пробудись, Агак! Пробудись!

Хоукмун с трудом подавил охватившую его дрожь. Элрик пристально смотрел в глубь бассейна, и, похоже, начинал о чем-то догадываться.

— Должно быть, это какой-нибудь слуга Агака, которому поручено охранять этот зал, — предположил Хоум Укротитель Змей.

— Но проснется ли Агак? — Брут встревоженно оглянулся по сторонам. — Придет ли он сюда?

— Агак! — выкрикнул Ашнар Рысь, гордо вскидывая голову. — Я бросаю тебе вызов, трус!

— Агак! — воскликнул Джон ап-Райс, извлекая из ножен меч.

— Агак! — в тон ему завопил Эмшон д'Аризо.

Они кричали что есть мочи. Все, кроме четверых героев.

Хоукмун наконец тоже стал понимать, что происходит, и в глубине его сознания начал зарождаться план, как одолеть колдунов. Он попытался вымолвить: «Нет», но слово не шло у него с губ. Он вновь вопросительно взглянул в лица своим трем спутникам, являвшимся воплощениями Вечного Воителя, и узрел на них страх, сравнимый лишь с его собственным.

— Мы — Четверо-в-Одном! — воскликнул Эрекозе дрожащим голосом.

— Нет! — это заговорил Элрик. — Он пытался вложить меч в ножны, но тот сопротивлялся, словно наделенный собственной жизнью. Красные глаза альбиноса были исполнены ужаса.

Хоукмун чуть отступил назад. Он ненавидел эти образы, что являлись перед его внутренним взором, ненавидел ту силу, которая пыталась сломить его волю.

— Агак! Быстрее! Жидкость в бассейне вскипела. Эрекозе воскликнул:

— Если мы не сделаем этого, они пожрут всю нашу Вселенную, и ничего не останется!

Хоукмуну было все равно.

Элрик, стоявший ближе всех к бассейну, стиснул руками виски. Его шатало, в любой миг он мог рухнуть в кипящую жидкость. Хоукмун бросился к нему, не вслушиваясь в стоны альбиноса, не внемля возгласам Корума, раздававшимся у него за спиной. Он был в отчаянии, точно так же, как и трое его спутников.

— Значит, нам придется сделать это! — произнес наконец Корум.

— Я отказываюсь, — выдохнул Элрик. — Я — это я.

— Согласен, — с этими словами Хоукмун протянул альбиносу руку, но тот ее даже не заметил.

— У нас нет иного выхода, — возразил Корум. — Ибо мы — единая сущность с четырьмя лицами, разве вы не понимаете — мы единственные в нашей Вселенной, у кого есть возможность уничтожить колдунов тем единственным способом, которым с ними можно разделаться.

Хоукмун встретился взглядом с Элриком, затем с Корумом и Эрекозе. И Хоукмун понял. И Хоукмун пришел в ужас от этого знания.

Послышался уверенный голос Эрекозе:

— Мы — Четверо-в-Одном. Наша совместная сила превосходит силу каждого в отдельности, даже умноженную вчетверо. Мы должны соединиться, братья, должны преодолеть разделение, дабы победить Агака.

— Нет… — промолвил Элрик, и это же самое слово Хоукмун безмолвно выкрикнул вслед за ним.

Но какая-то непреодолимая сила подчинила себе Хоукмуна. Повинуясь ей, он встал у одного из углов бассейна, и трое остальных последовали его примеру.

— Агак! Агак!

Жидкость в бассейне забурлила с новой силой.

Хоукмун лишился голоса. Лица его товарищей застыли в напряжении. Они лишь смутно осознавали присутствие остальных своих спутников, которых привели сюда. Воины отошли подальше от бассейна, охраняя вход в комнату от возможной атаки. Они охраняли Четверых, но ужас застыл в их глазах.

Хоукмун видел, как взметнулся огромный Черный Меч, но больше не испытывал перед ним страха, и его собственный клинок поднялся ему навстречу.

Четыре лезвия соприкоснулись остриями прямо над центром бассейна.

И в этот миг Хоукмун не смог удержаться от торжествующего крика, ибо ощутил внутри себя невероятное могущество. Он услышал вопль Элрика и понял, что альбинос чувствует сейчас то же самое. Но одновременно в нем росла ненависть к этой мощи, которая превращала его в раба, и даже в этот миг он отдал бы все, чтобы ускользнуть из-под ее власти.

— Понимаю, — это был голос Корума, но донесся он из его собственных уст. — Это правильное решение.

— О нет! Нет… — на сей раз его собственный голос раздался из уст Элрика.

Он почувствовал, что теряет собственное имя.

— Агак! Агак! — Жидкость в бассейне извивалась, скручивалась и вскипала. — Быстрее! Пробуждайся!

Его сущность растворялась. Он был Элриком, он был Эрекозе, он был Корумом, он был также и Хоукмуном. Совсем немногое оставалось в нем от Хоукмуна. И он был также и тысячью других, Урликом, Джереком, Асквинолем… Он был исполинским горделивым созданием.

Тело его изменилось, свободно паря над бассейном. Ускользающее сознание Хоукмуна еще какое-то время видело его, прежде чем влиться в это единое существо.

На каждой стороне головы у него было по лицу, и лица эти принадлежали каждому из четырех его аватар. Немигающие глаза смотрели прямо перед собой. У него было восемь рук, и все они были неподвижны. Одетый в латы и шлем, цвет которых постоянно менялся, он горой возвышался над бассейном, опираясь на аркаду своих восьми ног.

Все восемь рук существа сжимали единственный огромный меч, и само существо, и его клинок были окружены призрачным золотистым сиянием.

— О! — подумал он. — Наконец-то я стал един!

И Четверо-в-Одном повернули свой чудовищный меч, направив его острие на ту жидкость, что бешено дергалась и извивалась под ними в бассейне. Субстанция страшилась меча, она завизжала: «Агак! Агак!»

Существо, которому принадлежал Хоукмун, собралось с силами. Меч начал опускаться.

Поверхность бассейна покрылась беспорядочными волнами. Цвет субстанции изменился, из горчично-желтого сделавшись ядовито-зеленым.

— Агак! Я умираю!

Клинок неудержимо опускался. Вот он уже коснулся поверхности. Субстанция, находившаяся в бассейне, металась от стены к стене, пытаясь хлынуть через борт и соскользнуть на пол. Меч погрузился глубже, и четвероединое существо ощутило новый поток энергии, хлынувший в него по клинку оружия. Затем раздался полустон-полувсхлип, и поверхность бассейна медленно опала. Он стал безмолвным, недвижимым, сероватым.

И тогда Четверо, что были Одним, устремились внутрь, чтобы раствориться в нем.

Хоукмун скакал в Лондру, а рядом с ним скакали Гьюлам д'Аверк, Иссельда Брасс, Оладан с Булгарских гор, Ноблио-философ, и граф Брасс. На каждом был круглый зеркальный шлем, в котором отражалось солнце. В руке Хоукмун держал Рог Судьбы. Он поднес его к губам, и раздался чистый ясный звук, возвестивший приход ночи на обновленную Землю, ночи, которая предшествовала новой заре. И как ни радостен был его ликующий звук, Хоукмун оставался равнодушен. Это тиски бесконечного одиночества, бесконечного страдания заставляли его раз за разом откидывать голову назад и посылать к небесам серебряный зов своего рога.

Он вновь оказался в лесу, и Гландит снова отрубал ему руку. Он закричал, когда боль пронзила запястье, а потом огонь охватил его лицо, и он понял, что это Квилл, вернувший себе былое могущество, вырвал у него из головые Глаз-Драгоценность, принадлежавший его брату. Пылающая тьма захлестнула мозг.

Теперь голос Хоукмуна был преисполнен страдания.

— Какое из этих имен я буду носить в следующий раз, когда ты призовешь меня?

— На земле воцарился мир. В воздухе разносятся теперь лишь звуки счастливого смеха и шепота влюбленных, да шорохи лесных озер. Мы и Земля живем в мире.

— Но надолго ли?

— Да, надолго ли?

Сущность, которая была Вечным Воителем, теперь видела все ясно и отчетливо. Она опробовала свое новое тело, взяла под контроль каждый член, каждую функцию. Ей это удалось, в бассейн вновь вернулась жизнь. Ее единственный восьмиугольный глаз осмотрел окружающее пространство и остановился на своем близнеце.

Агак спал слишком долго, но наконец пробудился, вырванный из забытья криками своей сестры Гагак, чье тело наводнили какие-то смертные, подчинили себе ее разум, а теперь воспользовались ее глазом и намеревались пустить в ход всю ее силу.

Агаку не было нужды поворачивать голову, чтобы взглянуть на сестру. Подобно Гагак, разум его располагался в этом огромном восьмигранном глазе.

— Ты звала меня, сестра?

— Я просто произнесла твое имя, брат.

Четверо, что были Одним, оказались достаточно сильны и поглотили жизненную энергию Гагак, так что сумели имитировать ее манеру говорить.

— Ты кричала.

— Это был просто сон. — Учетверенный помолчал, а потом продолжил: — Небольшое недомогание. Мне снилось, будто что-то на этой Земле причиняет мне страдания.

— Возможно ли такое? Конечно, мы недостаточно знаем эти измерения и те существа, что населяют их, но ни один не сравнится мощью с Агаком и Гагак. Не бойся, сестра, скоро пора будет приниматься за дело.

— Все хорошо. Теперь я пробудилась.

Агак был изумлен.

— Ты странно говоришь.

— Это просто сон… — отозвалась учетверенная сущность, которая вошла в тело Гагак и убила ее.

— Пора начинать, — заявил Агак. — Плоскости вращаются, и момент настал. О, я чувствую его. Этот мир, богатый жизненной силой, только и ждет, чтобы мы завладели им. Наша сила не будет знать себе равных, когда мы вернемся к себе.

— Я чувствую это, — ответил Учетверенный, и это было правдой.

Он ощущал вокруг себя всю Вселенную, во всех ее измерениях, она вращалась вокруг него, бесчисленное множество звезд, планет, лун, бегущих по орбитам, до предела насыщенных той энергией, которую так жаждали эти колдуны — Агак и Гагак.

Учетверенный знал, что принимая участие в пиршестве, он обескровит свой собственный мир, высосет его до последней капли энергии, погасит все звезды и уничтожит миры. Все, вплоть до владык Порядка и Хаоса, которые тоже погибнут, поскольку принадлежат к этой Вселенной. Могло ли приобретение несравнимой мощи оправдать свершение такого страшного преступления?

Он подавил в себе искушение и собрал все силы, чтобы нанести удар прежде, чем Агак заподозрит неладное.

— Ну что, начнем пировать, сестра?

Учетверенный подумал, что Темный Корабль вовремя успел доставить его на остров. Еще немного — и было бы слишком поздно.

— Сестра моя! — в голосе Агака звучало недоумение. — Что с тобой?

Учетверенный понял, что ему пора отделиться от Агака. Трубы и провода принялись отрываться от тела колдуна и втягиваться в бывшее тело колдуньи.

— Что происходит?

Тело Агака начала сотрясать сильная дрожь.

— Сестра моя!

Учетверенный напрягся. Воспоминания и инстинкты Гагак, поглощенные им, не давали полной уверенности в том, что он сможет успешно атаковать колдуна, находясь в обличии его сестры, но помня, что она обладала способностью к метаморфозам, Учетверенный решил воспользоваться этим. Не обращая внимания на дикую боль, возникшую, как только начался процесс перевоплощения, он собрал воедино всю материю заимствованного тела, дабы изменить свою внешность, являвшую собой до сих пор скопление вялой плоти. Изумленный Агак возопил:

— Сестра моя! Ты обезумела…

Здание — то существо, что пришло на место Гагак, сотрясали конвульсии. Оно сливалось, плавилось и взрывалось.

Стонало и выло, испытывая неимоверные страдания. И, наконец, обрело форму. И засмеялось.

Глава 6 ВСЕЛЕНСКАЯ БИТВА

Четыре лица на огромной голове разразились хохотом. Восемь рук взметнулись к небесам в торжествующем жесте. Восемь ног пришли в движение, и над всем этим взлетел огромный тяжелый меч.

Существо бросилось в атаку.

Оно устремилось на Агака, в то время как колдун, явившийся из иной вселенной, по-прежнему сохранял статичную форму. Меч вращался с угрожающим гудением, разбрасывая вокруг рои золотых искр, разлетавшихся по сторонам. Учетверенный сравнялся с Агаком размерами, и в этот миг он был равен ему по силе.

Но Агак, осознав грозившую ему опасность, начал поглощать энергию. Конечно, это был не тот приятный ритуал, удовольствие от которого он собирался разделить с сестрой. Нет, теперь он спешил. Ему нужна была добавочная сила, чтобы защитить себя. Ему нужно было как можно больше энергии, чтобы уничтожить нападавшего, убийцу Гагак.

Миры начали гибнуть в этом чудовищном поглощении.

Но этого оказалось недостаточно.

Тогда Агак решил прибегнуть к хитрости.

— Здесь центр твоей Вселенной, пересечение плоскостей. Приди ко мне, и мы разделим с тобой власть. Моя сестра мертва, и я готов смириться с ее гибелью. Теперь ты станешь моим союзником. Мы вычерпаем всю энергию из этой Вселенной, и она позволит нам завоевать другой мир, несравненно более богатый.

— Нет, — ответили Четверо-в-Одном, не прекращая движение.

— Что ж, в таком случае знай, что тебя ждет гибель.

Учетверенная сущность высоко вскинула меч и обрушила его на глаз колдуна, на бассейн, где кипел его разум, точь-в-точь такой же, как тот, где обретался разум его сестры, но Агак уже был куда сильнее и тотчас оправился от удара.

Он выбросил из себя массу длинных тонких упругих щупалец, которые заметались в воздухе вокруг Учетверенного, пытаясь сковать его движения. Тот обрубал их одним взмахом меча, но щупальца появлялись вновь. Агак все продолжал поглощать энергию, и тело его, которое смертные приняли за обычное здание, начало раскаляться, наливаясь багрово-красным светом. От здания веяло нестерпимым жаром.

Меч завывал, полыхал, и черное с проблесками золота сияние столкнулось с алым и разлетелось огненными брызгами.

И все это время Учетверенный продолжал ощущать, как сжимается вокруг него Вселенная, как все ближе она подходит к гибели.

— Агак! — воскликнул он. — Верни то, что ты украл!

Стены, трубы, кабели, раскаленные докрасна, слепили глаза нестерпимым светом и обжигали страшным жаром. Агак вздохнул. Вселенная застонала.

— Я сильнее тебя, — воскликнул Агак. — Теперь я сильнее!

Четверо-в-Одном знали, что Агак отвлекается на тот краткий миг, когда поглощает новую порцию энергии, но сознавали они также и то, что сами обязаны отнимать силу у Вселенной, чтобы победить колдуна. И вновь меч взлетел в воздух.

Сперва клинок двинулся назад для размаха, рассекая в своем движении мириады измерений, напитываясь их могуществом и энергией. Затем, все увеличивая скорость, он начал обратное движение.

Клинок обрушился сверху вниз, излучая ревущее черное сияние.

Клинок упал, и Агак ощутил удар: тело его изменилось.

К огромному глазу колдуна, к бассейну, где находился его разум, стремился Черный Меч.

Он разрубил столб протянувшихся ему навстречу щупалец, пронзил восьмиугольный глаз Агака и, продолжая движение, погрузился в бассейн, самую сокровенную и важную часть колдовской сущности. Окунувшись в этот океан энергии, клинок втянул ее в себя и направил вверх, своему хозяину — Четверым, что были Одним.

И что-то закричало во Вселенной.

По камню мироздания пробежала дрожь.

И Вселенная умерла, тогда как Агак еще лишь начинал биться в агонии.

Учетверенный не стал тратить время, чтобы убедиться в окончательной победе над противником.

Он извлек клинок из глаза Агака и отправил его назад, сквозь измерения, и везде, где проходил колдовской меч, сила возвращалась.

С торжествующим воем меч вращался.

Вращался еще и еще, рассеивая энергию.

Вращался с победной песнью и нес с собой облегчение.

И сполохи черно-золотого света срывались с клинка, и мир с жадностью поглощал их.

И тогда Хоукмун осознал истинную природу Воителя, природу Черного Меча, природу Танелорна. Ибо в этот миг та часть его, что была Хоукмуном, обитала во всей Вселенной, и Вселенная обитала в нем. Он содержал Вселенную в себе, и в этот миг для него больше не было загадок.

И он вспомнил, что один из его аватар читал некогда в Хрониках Черного Меча, где были записаны все деяния Вечного Воителя: «Ибо лишь дух человеческий обладает способностью исследовать безбрежную и величественную необъятность Вселенной, подняться над уровнем обыденного сознания или пройти темными коридорами человеческого мышления во всех его бесконечных измерениях. Мир и личность связаны между собой, одно содержит в себе другое…»

— Ха! — воскликнуло то существо, что было Хоукмуном. Это был победный клич, вопль радости Вечного Воителя, исполнившего свое предназначение.

Еще какое-то мгновение назад Вселенная была мертва, но теперь она вновь пульсировала жизнью, обогащенная энергией Агака. Колдун также был еще жив, но совершенно обессилен. Он пытался изменить форму и теперь наполовину походил на то здание, которое увидел Хоукмун на острове, но отчасти напоминал и Четверых-в-Одном. Здесь виднелась часть лица Корума, там — чья-то нога, в другом месте — фрагмент меча… Похоже, в какой-то момент Агак решил, что сможет победить Учетверенного, лишь приняв его форму, точно так же, как сам Учетверенный принял личину Гагак.

— Так долго ждал… — выдохнул колдун и спустя мгновение лишился жизни.

Учетверенный вложил в ножны свой меч.

Что-то коснулось разума Хоукмуна…

Страшный вопль пронзил руины множества городов, и поднялся жестокий ветер, и ударил в тело Учетверенного, вынудив его опуститься на колени всех своих восьми ног и пригнуть голову с четырьмя лицами.

Что-то коснулось его чувств…

Затем он вновь стал меняться, приобретая облик Гагак, и опустился в бассейн разума, отныне застывший в вечной, не меняющейся форме…

Коснулось его сознания…

…потом приподнялся из бассейна, несколько мгновений парил над ним, извлек меч.

Хоукмун был Хоукмуном, Хоукмун был Вечным Воителем во время его последней миссии…

И четыре существа разъединились, и Элрик, Хоукмун, Эрекозе и Корум оказались по четырем углам бассейна, и острия их клинков соприкасались в центре мертвого мозга.

Хоукмун изумленно вздохнул, исполненный опасения. Затем страх прошел, уступил место усталости, сильному утомлению, граничившему с пресыщенностью.

— У меня опять есть тело, тело из плоти, — произнес чей-то жалобный голос.

Это был Ашнар, варвар, который стоял, озираясь по сторонам безумным взглядом. Он выронил меч и даже не заметил этого. Словно не веря самому себе, воин торопливо ощупывал свое тело, вонзал ногти в лицо и радостно вскрикивал, когда чувствовал боль.

Джон ап-Райс оторвал голову от пола, и с ненавистью взглянул на Хоукмуна, а затем отвернулся. Эмшон д'Аризо также позабыл про свое оружие. Пошатываясь, он добрался до Джона ап-Райса и помог ему подняться. Оба замкнулись в ледяном молчании. Другие были безумны или мертвы. Элрик помог подняться Бруту Лашмарскому.

— Что ты видел? — спросил его альбинос.

— Куда больше, чем заслужил за все свои грехи. Мы оказались в ловушке, запертые в этом черепе…

И рыцарь из Лашмара разрыдался как маленький ребенок. Элрик обнял его и прижал к себе отважного воина, поглаживая белокурые волосы и не зная, что сказать ему, дабы избавить от бремени пережитого.

— Пора уходить, — негромко пробормотал Эрекозе. Неверным шагом он подошел к двери.

— Это несправедливо! — заметил Хоукмун Джону ап-Райсу. — Несправедливо, что вам пришлось страдать вместе с нами.

Вместо ответа ап-Райс сплюнул ему под ноги.

Глава 7 ГЕРОИ РАССТАЮТСЯ

Снаружи, среди теней отсутствующих зданий, под лучами кровавого солнца, которое не сдвинулось ни на пядь с того момента, как они высадились на остров, Хоукмун стоял неподвижно и смотрел, как пламя пожирает трупы колдунов.

Огонь занялся сразу, и с воем охватил Агака и Гагак. Дым поднимался к небу, белее даже, чем лицо Элрика, и более красный, чем светило, висящее в зените.

Хоукмун сохранил лишь смутные воспоминания о том, что он пережил, находясь внутри черепа Гагак, но и этой ничтожной частицы хватило ему, чтобы исполниться горечью.

— Любопытно, — заметил Корум. — Знал ли Капитан, зачем он послал нас сюда?

— И мог ли он представить, что произойдет, — добавил Хоукмун, вытирая губы. — Никто, кроме нас, точнее, того существа, которым мы стали, не смог бы сразиться с теми двумя колдунами.

В глазах Эрекозе была печаль тайного знания.

— Все прочие способы были бесполезны. Никто другой не справился бы с этой невероятной задачей.

— Похоже на то, — согласился Элрик. Альбинос вновь сделался молчалив и замкнут.

— Будем надеяться, — попытался ободрить его Корум, — что вы позабудете все, что случилось, точно так, как забыли ту, другую битву…

— Да, будем надеяться… — ответил Элрик, ничуть не утешенный.

Неожиданно Эрекозе засмеялся, пытаясь приободрить друзей.

— Да и кто вообще сможет вспомнить об этом?

Хоукмун испытывал те же чувства. То, что ему довелось пережить только что, оставило лишь впечатление обычного сновидения, правда очень яркого. Поочередно он оглядел лица воинов, которые сражались с ним бок о бок, но те отводили взгляд. Ясно было, что они продолжают упрекать его, точно так же, как и остальные его воплощения, за этот ужас, с которым по их вине ему довелось столкнуться. Болезненнее всех переживал это Ашнар Рысь. Хотя он и был крепкоголовым варваром, но внезапно с диким криком пустился бежать в сторону зарева. Хоукмуну показалось, что он хочет броситься в огонь, но в последний момент воин свернул в сторону от развалин и исчез где-то там, в самом сердце теней.

— Ни к чему идти за ним, — промолвил Элрик. — Чем мы можем ему помочь?

Красные глаза наполнились страданием, когда взгляд их задержался на теле Хоума Укротителя Змей, который всем им спас жизнь, и Элрик пожал плечами, но не пренебрежительно, а скорее как человек, на плечи которого взвалили тяжкий груз.

Затем вместе с Джоном ап-Райсом и Эмшоном д'Аризо, которые с обеих сторон поддерживали Брута Лашмарского, они двинулись прочь от догорающего пожарища и вернулись на берег моря.

— Этот ваш меч, — по дороге обратился Хоукмун к Элрику. — У меня такое чувство, будто я его уже когда-то видел. Но ведь это отнюдь не обычный клинок.

— Верно, — кивнул альбинос. — Этот меч необычный, герцог Дориан. Происхождение его теряется во тьме веков, а иные утверждают даже, что он существовал вечно. А некоторые говорят, что его выковали для моих предков, которые в свое время сражались с богами. У меча этого был брат-близнец, но он навсегда утрачен.

— Я страшусь его, — заметил Хоукмун, — хотя и сам не знаю, почему.

— И правильно делаете, что боитесь, — ответил альбинос. — Это не простой меч.

— Демон?

— Можно сказать и так, — Элрик явно не горел желанием продолжать разговор.

— Такова судьба Воителя — владеть этим мечом в роковые моменты истории Земли, — уточнил Эрекозе. — Со мной было такое, и я предпочел бы никогда больше не брать его в руки, если только у меня будет выбор.

— Увы, но выбор Воителю предоставляется редко, — со вздохом добавил Корум.

Наконец, они вышли на песчаный пляж и, остановившись у самого берега, молча уставились в туман, клубящийся над морем, над которым отчетливо виднелся мрачный силуэт их корабля.

Корум, Элрик и еще несколько человек двинулись к нему по воде, а Эрекозе, Хоукмун и Брут Лашмарский, не сговариваясь, замедлили шаг. Хоукмун неожиданно принял решение и теперь объявил его вслух.

— Я не вернусь на борт корабля. Думаю, я сполна оплатил это плавание. Если у меня есть хоть какой-нибудь шанс отыскать Танелорн, то, полагаю, начинать следует отсюда.

— У меня такое же чувство, — поддержал его Эрекозе, устремляя взгляд на развалины города.

Элрик вопросительно покосился на Корума, и тот с улыбкой ответил:

— Я уже отыскал Танелорн. Поэтому сейчас я вернусь на корабль, в надежде, что он доставит меня к более знакомым берегам.

— Я тоже лелею эту надежду, — согласился Элрик и задержал взгляд на Бруте Лашмарском, который тяжело опирался на его руку.

— Что это было? — едва слышно прошептал светловолосый воин. — Что случилось с нами?

— Ничего, — ответил ему альбинос, сжал плечо Брута, а затем отпустил его.

Тот резко отстранился.

— Я остаюсь, извините.

— Но почему, Брут? — Элрик наморщил лоб.

— Извините, — повторил Брут. — Я боюсь вас, я боюсь этого корабля.

И, пошатываясь, он попятился обратно к берегу.

— Брут?

Элрик вновь протянул руку к воину, но Корум удержал его за плечо.

— Пойдем прочь отсюда, друг, я опасаюсь не столько этого корабля, сколько того, что осталось у нас за спиной.

— Да, я понимаю твой страх и разделяю его, — и альбинос угрюмым взглядом окинул развалины.

Отто Блендекер двинулся в сторону моря.

— Если это был Танелорн, — пробормотал он, — то, значит, я искал что-то совсем другое.

Хоукмун думал, что Джон ап-Райс и Эмшон д'Аризо последуют за Блендекером, однако они стояли неподвижно.

— Вы что, останетесь со мной? — изумился он. Оба воина согласно кивнули.

— Да, — ответил Джон ап-Райс за них обоих.

— Но мне показалось, вы ненавидите меня.

— Вы сказали, что с нами обошлись несправедливо, — напомнил ему Джон ап-Райс. — Это правда. Поэтому мы ненавидим отнюдь не вас, Хоукмун, но те силы, которые манипулируют всеми нами. Я рад, что я не на вашем месте, хотя в каком-то смысле я завидую вам.

— Завидуете?

— Согласен, — хмуро поддержал его Эмшон. — Дорого бы я заплатил, чтобы сыграть такую роль.

— Даже душу отдать? — предложил Эрекозе.

— О чем вы говорите? — перебил ап-Райс, избегая встречаться с ними взглядом. — Об этом багаже, который слишком рано бросают по пути, а потом до конца дней своих пытаются отыскать?

— Так вот, выходит, что ты ищешь, — промолвил Эмшон. Ап-Райс повернулся к своему товарищу с волчьей ухмылкой:

— Можно сказать и так.

— Ну что ж, прощайте, — бросил им Корум. — Мы продолжим путь на корабле.

— И я тоже, — Элрик опустил капюшон на лицо. — Желаю вам преуспеть в ваших поисках, братья.

— И вам мы желаем того же, — поддержал Эрекозе. — Рог должен затрубить.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — ледяным тоном отозвался Элрик.

Он повернулся к ним спиной и, не дожидаясь иных объяснений, двинулся прямо к морю. Корум усмехнулся:

— Всякий раз нас вырывают из своего привычного времени, насыщают парадоксами и манипулируют нами существа, которые отказываются хоть что-то объяснить. Как это утомительно!

— О да, — согласился Эрекозе. — Утомительно.

— Но моя битва окончена, как мне кажется, — сказал Корум. — Надеюсь, еще немного, и мне будет дозволено умереть. Я отслужил свое, будучи Вечным Воителем, а теперь желаю лишь отыскать Ралину, мою смертную возлюбленную.

— А я должен еще отыскать мою бессмертную Эрмижад, — сказал Эрекозе.

— Моя Иссельда жива, — сказал на это Хоукмун, — однако я должен отыскать своих детей.

— Сошлись все части сущности, что носят имя Вечного Воителя, — промолвил Корум. — И для каждого из нас этот поиск вполне мог оказаться последним.

— Но познаем ли мы после этого покой? — спросил Эрекозе.

— Мир приходит к человеку лишь тогда, когда он закончит все войны в своей душе, — проронил Корум. — Разве ваш собственный опыт говорит об обратном?

— Но сражаться — это самое трудное, — сказал ему Хоукмун. Корум больше не добавил ни слова и последовал за Элриком и Отто Блендекером. Вскоре они исчезли, поглощенные туманом. Издалека донеслись приглушенные возгласы, затем скрежет металла. Корабль поднимал якорь.

Хоукмун почувствовал облегчение, несмотря на все опасения, что внушало ему будущее. Он обернулся.

Черный силуэт снова был здесь и улыбался ему. Это была недобрая кривая ухмылка.

— Меч… — произнесло существо, затем указало на удаляющийся корабль. — Меч! Скоро я понадоблюсь тебе, Воитель. Скоро.

Впервые за все время черты Эрекозе исказились от ужаса. Подобно Хоукмуну, он попытался обнажить свой клинок, но что-то помешало ему. Джон ап-Райс и Эмшон д'Аризо хором вскрикнули от изумления. Хоукмун остановил их.

— Не обнажайте оружия.

Брут Лашмарский взирал на странное существо глазами, воспаленными от усталости.

— Меч! — повторил незнакомец. Его темная аура плясала вокруг тела, хотя сам он оставался совершенно неподвижным. — Элрик, Корум, Хоукмун, Эрекозе, Урлик…

— А, — зарычал Эрекозе, — теперь я узнал тебя. Убирайся, прочь!

Черный силуэт разразился хохотом:

— Невозможно. Я необходим Воителю.

— Воитель больше не нуждается в тебе, — возразил Хоукмун, сам не зная, о чем говорит.

— Это ложь, ложь.

— Прочь.

— Нас отныне двое, — заявил Эрекозе. — Вдвоем мы сильнее.

— Но это не позволено, — возразило существо. — Так никогда не было.

— Обстоятельства изменились. Сейчас время Совмещения плоскостей мироздания.

— Нет! — завопило существо.

Но Эрекозе лишь презрительно расхохотался.

Черный силуэт внезапно сделался совсем близким, огромным, и так же внезапно удалился, стал крохотным, а затем вновь принял нормальные размеры и унесся куда-то прочь к развалинам. Тень его, подскакивая, неслась следом, не всегда попадая в такт. И похоже, тени города представляли для существа какую-то опасность, ибо от некоторых из них оно шарахалось прочь.

— Нет! — донесся издалека его крик. — Нет!

— Это что, призрак того колдуна? — воскликнул Джон ап-Райс. Эрекозе покачал головой.

— Нет, это призрак нашей Немезиды.

— Так вы знаете, кто это был? — спросил его Хоукмун.

— По-моему, да.

— Тогда скажите мне, ибо это существо преследует меня с тех пор, как я появился здесь, и, по-моему, именно оно разлучило меня с Иссельдой и вырвало из моего собственного мира.

— Нет, уверен, что это не в его власти, — возразил Эрекозе. — Однако я не сомневаюсь, что он воспользовался бы этой возможностью. В таком воплощении я видел его всего лишь однажды, да и то мельком.

— Но как его имя?

— У него их множество, — задумчиво ответил Эрекозе.

Они двинулись в сторону развалин. Существо вновь исчезло, а перед ними на земле оказались два огромных призрака, тени Агака и Гагак. Это все, что осталось от них после того, как пожар уничтожил здания, что были их телами.

— Назовите мне хоть одно из имен.

Эрекозе поджал губы, затем устремил взор на Хоукмуна.

— Кажется, теперь я начинаю понимать, почему Капитан испытывал такое отвращение к разного рода догадкам и предположениям и не распространялся о том, в чем не был абсолютно уверен.

В подобных ситуациях слишком опасно делать поспешные выводы, и, возможно, я все-таки заблуждаюсь.

— Все равно, скажите, о чем вы думаете, Эрекозе! — воскликнул Хоукмун. — Пусть даже это всего лишь предположение.

— Я думаю, что одно из его имен — это Бурезов, — ответил воин со шрамом.

— Теперь я понимаю, почему меч Элрика внушал мне такой страх.

И больше они не возвращались к этому разговору.

Часть III В КОТОРОЙ МНОЖЕСТВО СВОДИТСЯ К ОДНОМУ

Глава 1 ПЛЕННИКИ ТЕНЕЙ

— Стало быть, мы похожи на призраков, не так ли?

Эрекозе лежал, вытянувшись на куче мусора и разглядывал неподвижный диск красного солнца, зависший прямо над ними.

— Странная компания призраков…

С этими словами он улыбнулся, чтобы показать, что болтает просто от безделья, чтобы провести время.

— Я голоден, — объявил Хоукмун, — и это доказывает две вещи. Я по-прежнему обычный смертный и, кроме того, прошло уже довольно много времени после того, как товарищи наши вернулись на корабль.

Эрекозе вдохнул свежий воздух.

— Согласен. Я уже теперь не понимаю толком, почему решил остаться здесь. Если мы тут застрянем… Вот будет насмешка судьбы. Так долго искать Танелорн и остаться навсегда в том месте, где он пересекается сам с собой. Неужто не остается ничего другого?

— Не думаю, — промолвил Хоукмун. — Рано или поздно мы отыщем врата в те миры, которые нам нужны.

Хоукмун присел на руку поваленной статуи, пытаясь разглядеть одну из теней в кишащем множестве.

Неподалеку от них Джон ап-Райс и Эмшон д'Аризо среди развалин пытались отыскать какой-то сундучок, который коротышка якобы заметил, когда они только шли на битву с Агаком и Гагак. Он заверял Джона ап-Райса, что внутри наверняка хранится что-то ценное. Брут Лашмарский, слегка оправившийся после всего пережитого, держался поблизости, но в поисках не участвовал.

Однако именно Брут чуть позже заметил, что тени, которые до сих пор оставались неподвижны, вдруг зашевелились.

— Взгляните, Хоукмун, похоже, город оживает!

Впрочем, город менялся не весь, а лишь в той немногой его части, где на фоне грязно-белой стены какого-то рухнувшего замка призрачным силуэтом вырисовывались кружевные контуры изящного дворца. Там двигались три или четыре человеческие тени; люди, отбрасывающие их, оставались незримыми. Это было похоже на спектакль, однажды виденный Хоукмуном — движущиеся марионетки, чьи тени плясали на фоне ширмы.

Эрекозе поднялся. Пошатываясь, подошел к этому странному месту. Хоукмун последовал за ним, следом подтянулись и остальные.

Внезапно Эрекозе поднял руку, и все замерли. Прислушавшись, Хоукмун различил едва слышимые звуки, лязг оружия, крики, топот ног по мостовой.

Эрекозе двинулся дальше и остановился, когда до теней оставался какой-то шаг. Он осторожно протянул руку вперед, чтобы коснуться одной из них, сделал этот шаг… и исчез.

Исчез он, но не его тень. Она присоединилась к остальным. Следя за ней, Хоукмун понял, что Эрекозе выхватил меч и занял оборонительную позицию рядом с тем силуэтом, который показался ему знакомым. Этот человек едва ли был крупнее Эмшона д'Аризо, который сейчас, с блестящими от возбуждения глазами, разинув рот, наблюдал за происходящим.

Затем сражение теней замедлилось. Хоукмун уже задавался вопросом, как ему помочь Эрекозе, но внезапно тот появился сам, таща кого-то за руку. Прочие тени вновь замерли в неподвижности.

Эрекозе задыхался, а человек, появившийся с ним, был покрыт множеством порезов и царапин, но они не казались слишком опасными. Он радостно улыбался, стряхивая пыль с рыжеватой шерсти, что покрывала его с ног до головы, и, вложив в ножны меч, принялся тыльной стороной ладони вытирать свои усы. Это был Оладан. Оладан с Булгарских гор, потомок горных великанов, один из лучших друзей Хоукмуна и его товарищ по множеству приключений. Оладан, погибший в Лондре, которого Хоукмун видел затем на болотах Камарга, где он был призраком с застывшим взором. Вместе они путешествовали на корабле «Королева Романии», и человечек тогда отважно бросился на хрустальную пирамиду барона Калана. И исчез, поплатившись за свою храбрость.

— Хоукмун!

Радость Оладана, неожиданно встретившего своего старого товарища, заставила его позабыть обо всем. Он бросился к герцогу Кельнскому и крепко обнял его.

Хоукмун не мог сдержать радостного смеха. Он встретился взглядом с Эрекозе:

— Не знаю, как вы ухитрились спасти его, но, поверьте, признательность моя безгранична.

Эрекозе, заразившись их радостью, тоже расхохотался.

— Как я сделал это? Сам не знаю. — Он обернулся через плечо на застывшие тени. — Я оказался в мире, который едва ли был более реален, чем этот, и помог вашему другу отразить нападение каких-то незнакомцев. Поскольку сразу одержать победу нам не удалось, я решил отступить… И вот мы вновь оказались здесь с вами.

— Но как ты сюда попал, Оладан? — спросил его Хоукмун.

— О, моя жизнь была поразительной, а приключения, случившиеся со мной с тех пор, как мы в последний раз виделись с вами на борту того судна, могли бы привести вас в изумление. Некоторое время с тех пор, как мы расстались, я еще оставался пленником барона Калана. Он обрек мое тело на полную неподвижность, однако я все время оставался в сознании. Отвратительное воспоминание, скажу я вам. Но потом внезапно я обрел свободу и оказался в каком-то мире, где сражались между собой четыре или пять соперничающих сторон. Я служил сперва в одной армии, затем в другой, но так толком и не разобрался, из-за чего они воюют. Затем я вернулся в Булгарские горы и сразился там с медведем. Бой окончился для меня довольно скверно, признаюсь. Затем был какой-то металлический мир, где я оказался единственным человеком из плоти среди неимоверного количества разных машин. Один из механических монстров пытался разорвать меня на части, но Орланд Фанк пришел мне на помощь, помните такого, и перенес в другой мир, откуда я только что спасся бегством. Мы с Фанком разыскивали там Рунный Посох, и это был мир воюющих городов. Фанк послал меня на разведку в эти городские джунгли, и там в одном, особенно опасном квартале на меня напали какие-то люди, о которых я даже ничего не знаю. Их было слишком много, и я уже готовился к смерти, когда вдруг, под действием некоторой силы, застыл на месте, точно муха в янтаре. Состояние это длилось несколько часов, если не несколько лет, точно я даже не знаю. А затем пару мгновений назад ваш товарищ пришел мне на помощь. Но поведайте же мне, Хоукмун, как поживают наши старые друзья?

— Ну, это долгая история, но в отличие от вашей она не столь интересна, поскольку изобилует событиями, которым я и сам не нахожу пока объяснения, — ответил Хоукмун, но тем не менее поведал своему другу кое-что из своих последних приключений. О графе Брассе, Иссельде, исчезнувших детях, об окончательном поражении Тарагорма и барона Калана, о потрясениях и разрывах ткани Вселенной, причиной которых явились безумные планы мести, что лелеяли гранбретанцы.

— Но насчет д'Аверка и Ноблио, — заключил он, — я ничего не смогу тебе сказать. Они исчезли так же, как и ты, и, вероятно, тоже пережили немало приключений. Но как поразительно, что тебе удавалось столько раз обманывать неминуемую смерть!

— О да, я даже решил, что меня защищает какая-то сверхъестественная сила… Хотя мне порядком надоело прыгать каждый раз из огня в полымя. Ладно, а что нас ждет здесь? — Оладан пригладил усы и окинул взглядом развалины, вежливо поприветствовав кивком Брута, Джона и Эмшона, которые взирали на него со сдержанным изумлением. — Я очень рад присоединиться к вам. А впрочем, куда же подевался Фанк?

— Последний раз я виделся с ним в замке Брасс, где он навестил нас, но ничего не сказал о том, что встречался с тобой. Нет сомнений, что после моего отъезда он вновь пустился на поиски Рунного Посоха, и именно тогда наши пути пересеклись.

Хоукмун поведал своему старому другу все, что знал о природе острова, где они оказались.

Выслушав его, Оладан почесал затылок, поросший густой рыжей шерстью, и пожал плечами. Впрочем, Хоукмун не успел еще завершить рассказ, как карлик принялся рассматривать свою поврежденную во многих местах одежду, а потом начал очищать шерсть от засохших капель крови.

— Ну что ж, отлично, друг Хоукмун, — рассеянно промолвил он. — Я рад, что снова оказался рядом. А найдется ли здесь что-либо поесть?

— Ничего, — с сокрушенным видом ответил Джон ап-Райс. — Боюсь, нам грозит голодная смерть, если мы не раздобудем какой-нибудь дичи, но, похоже, мы единственные живые создания на всем острове.

Словно опровергая его слова, с другой стороны города послышался громкий вопль, скорее похожий на вой.

— Волк? — поинтересовался Оладан.

— По-моему, человек, — возразил Эрекозе и острием меча указал куда-то вдаль.

К ним навстречу бежал Ашнар по прозвищу Рысь, он мчался почти по прямой, с ходу перепрыгивая через преграды, отклоняясь лишь для того, чтобы обогнуть здания вроде рухнувших минаретов или башен. Мелкие косточки, вплетенные в косички варвара, прыгали вокруг головы. Глаза воина были безумны. Хоукмуну показалось сперва, что он намерен напасть на них, но потом он заметил, что воина кто-то преследует. Это был высокий мужчина, худощавый, мускулистый и белокожий. Голову его покрывал берет. На бедрах красовался кожаный килт, а за плечами развевался клетчатый плащ, у бедра подпрыгивал длинный меч в ножнах.

— Орланд Фанк! — воскликнул Оладан. — Но зачем он преследует этого человека?

Лишь сейчас Хоукмун расслышал, что кричал на бегу оркнеец.

— Вернись, я тебе говорю! Вернись, я не сделаю тебе ничего плохого.

Ашнар оступился, со стоном упал и пополз куда-то меж пыльных камней. Фанк подбежал к нему, выбил меч из рук, схватил за волосы и силой поднял голову.

— Он безумен! — крикнул Хоукмун Фанку. — Будьте с ним помягче!

Фанк вскинул глаза.

— А, это вы, мессир Хоукмун. И кого я вижу, Оладан! А я-то думал, куда вы запропастились? Бросили меня, да?

— Не совсем, — возразил потомок горных великанов. — Это вы сами бросили меня в объятия сестрички смерти, мессир Фанк.

Тот ухмыльнулся и выпустил варвара. Ашнар даже не попытался встать на ноги. Он так и лежал в пыли и громко стонал.

— Что он вам сделал? — спросил Эрекозе у Фанка.

— Ничего. Но это первый живой человек, кого я увидел в этом мрачном месте. Я хотел поговорить с ним, но когда приблизился, он закричал и попытался спастись бегством.

— Но как вы попали сюда? — продолжал расспрашивать оркнейца Эрекозе.

— Случайно. Я разыскивал некий предмет и вынужден был посетить многие из бесчисленных отражений Земли, где надеялся, что мне может повезти в поисках Рунного Посоха, если я найду город, который некоторые именуют Танелорном. Я устремился на поиски этого города. Не буду рассказывать о них, это слишком долгая и утомительная история. Скажу лишь, что в конце концов я наткнулся на одного колдуна в городе того мира, где мы случайно встретились с Оладаном. Этот колдун — человек, полностью сделанный из железа, он указал мне дорогу, по которой я смог попасть в соседние измерения, где мы с Оладаном и потеряли друг друга из виду. Там я отыскал проход. Переступил через порог… и оказался здесь.

— Тогда давайте отыщем этот ваш порог, — с надеждой предложил Хоукмун.

Орланд Фанк покачал головой.

— Бесполезно. Дверь закрылась за мной, и потом, у меня нет ни малейшего желания возвращаться в то измерение, уж слишком там шумно. Но верно ли я понимаю, что этот город не Танелорн?

— Это все Танелорны разом, — ответил ему Эрекозе. — По крайней мере, то, что от них осталось. Во всяком случае, мы так полагаем, мессир Фанк. Но тот город, откуда вы родом, разве это не Танелорн?

— Некогда он носил это имя, если верить легендам. Однако его населял народ, который все свои достоинства использовал в корыстных целях, и Танелорн умер. И превратился в полную свою противоположность.

— Значит, Танелорн смертен? — Брут Лашмарский был близок к отчаянию. — Я-то считал его неуязвимым…

— Он станет неуязвим, насколько я слышал, лишь в том случае, если жители его сумеют избавиться от этой ужасающей гордыни, которая убивает любовь… — Орланд Фанк смутился. — И, значит, сами сделаются неуязвимы.

— Любой город будет лучше, чем эта свалка утраченных идеалов, — объявил Эмшон д'Аризо, показав тем самым, что прекрасно понял, о чем ведет речь оркнеец, и это не произвело на него никакого впечатления.

С этими словами воин-карлик подергал себя за усы и принялся что-то бормотать себе под нос.

— Стало быть, мы видим перед собой кладбище неудачных попыток, — подвел итог Эрекозе. — Руины, что нас окружают — это останки рухнувших надежд. Мы с вами добрались до свалки разбитой вдребезги веры.

— Полагаю, вы правы, — согласился Фанк. — Однако это не исключает того, что отсюда должен быть путь в Танелорн, который устоял. Какая-то точка, где граница между мирами истончилась. Именно ее-то нам и следует отыскать.

— Но откуда мы узнаем, как выглядит это место? — поинтересовался здравомыслящий ап-Райс.

— Ответ находится в нас самих, — произнес Брут странно изменившимся голосом. — Так сказала мне одна старуха, когда я спросил ее, куда должен пойти, чтобы отыскать этот знаменитый город, дающий людям радость и умиротворение. «Ищи Танелорн в себе», — сказала мне она, и если тогда я не обратил внимания на ее слова, решив, что это очередная псевдофилософская галиматья, лишенная всякого реального смысла, то теперь мне кажется, что женщина дала верный совет. Надежда — это то, что мы потеряли, господа. А Танелорн открывает свои врата лишь тем, кто сумел ее сохранить. Вера покинула нас, а именно она является непреложным условием того, чтобы мы могли узреть тот Танелорн, который нам так необходим.

— Ваши доводы звучат здраво, мессир Брут, — сказал ему Эре-козе. — И то, что в последнее время я старался укрыться за броней солдатского цинизма, не мешает мне признать вашу правоту. Но как могут простые смертные сохранить хотя бы искру надежды в мире, где властвуют боги, которые воюют между собой, где царят постоянные конфликты и несправедливость.

— Когда умирают боги, рождается уважение к самому себе, — пробормотал Орланд Фанк. — Мы не нуждаемся в богах, если уважаем самих себя, а значит, и окружающих. Боги хороши для детей или для маленьких малодушных людишек, для тех, кто не хочет нести ответственности ни за себя, ни за своих близких.

— Верно сказано.

Унылая физиономия Джона ап-Райса осветилась радостью, все остальные также заметно приободрились. Со смехом они переглянулись между собой.

Затем Хоукмун обнажил свой меч и вскинул его к солнцу, повисшему в зените.

— Смерть пришла к богам, а жизнь — к людям! Так пусть владыки Хаоса и Порядка уничтожат друг друга в бессмысленных битвах, пусть сместится космическое равновесие, это никак не повлияет на нашу судьбу.

— Никак! — выкрикнул вслед за ним Эрекозе и тоже вскинул меч. — И никогда!

И Джон ап-Райс, Эмшон д'Аризо, Брут Лашмарский — все обнажили оружие и хором подхватили этот крик.

Один лишь оркнеец не участвовал во всеобщем ликовании. Он отряхнул свою одежду и теперь стоял молча, потирая подбородок. А когда они наконец успокоились, Фанк спросил:

— Так, значит, никто из вас не желает мне помочь отыскать Рунный Посох?

Но голос из-за спины ответил на это:

— В этом больше нет нужды, отец. Ваши поиски подошли к концу.

И внезапно перед ними оказался мальчик, которого Хоукмун видел в Днарке. Тот, который превратился в сгусток чистой энергии, чтобы слиться с Рунным Посохом, когда Шенегар Тротт, граф Суссекский, пытался завладеть им. Это был Дженемайя Коналиас, которого звали также Духом Рунного Посоха. Он лучезарно улыбнулся воинам.

— Приветствую вас, мессиры, — сказал он. — Вы призывали Рунный Посох?

— О нет, ничего подобного, — возразил Хоукмун.

— Вы взывали к нему в сердце своем, а теперь вот ваш Танелорн.

Мальчик развел руками, и город словно преобразился у них на глазах. Небеса наполнились сиянием, от которого красное солнце вздрогнуло, слегка помутнело и внезапно вспыхнуло золотым огнем, заливая остров и город торжествующим сиянием. В дрожащем, чуть мерцающем воздухе возникли стройные башни, высокие изящные здания, устремленные ввысь, аркады и переходы, ажурные мосты — все это блестело, сверкало, переливалось в феерии чистых и прозрачных цветов, и звенящая необъятная тишина опустилась на мир, тишина, исполненная покоя.

— Вот ваш Танелорн.

Глава 2 ТАНЕЛОРН

— Пойдемте, — предложил им мальчик. — Я покажу вам немножко истории.

И он повел их за собой по тихим улицам, где люди гостеприимно и серьезно приветствовали их.

Город по-прежнему был наполнен сиянием, источник которого было невозможно установить. Если у него и был свой цвет, то это была та поразительная белизна, которой наделены некоторые самоцветы, но поскольку белый цвет всегда содержит в себе остальные цвета, точно так же они перемешивались и в этом городе. Город процветал, он был счастлив, в нем царил мир. Здесь жили семьи, трудились художники и ремесленники, писали книги творцы. Это было самое важное. Не было и речи о какой-то насильственной гармонии, фальшивом спокойствии людей, которые отказывают в удовольствиях своему телу, а разуму — в упражнениях. Это был Танелорн.

Подлинный Танелорн, служивший образцом множеству иных Танелорнов.

— Мы сейчас в самом центре, — промолвил мальчик. — В центре неподвижной, непоколебимой Вселенной.

— И каким же богам поклоняются здесь? — небрежно спросил Брут Лашмарский.

— Здесь нет богов, — ответил мальчик. — Они не нужны.

— Не поэтому ли считается, что сами боги ненавидят Танелорн?

Хоукмун отступил на шаг, чтобы дать дорогу древней старухе.

— Возможно, и так, — подтвердил мальчик. — Ибо гордецы не выносят, когда им не уделяют внимания. Но гордость Танелорна — это нечто совсем иное, и ее не заметишь с первого взгляда.

Он провел их под высокими башнями, под легкими и изящными крепостными стенами, через парки, где дети наслаждались веселыми играми…

— Так здесь тоже играют в войну? — изумился Джон ап-Райс. — Даже здесь?

— Именно так дети должны получать воспитание, — пояснил Дженемайя Коналиас. — И если их воспитывать правильно, то когда они станут взрослыми, им больше не захочется воевать.

— Но боги тоже играют в войну, — промолвил Оладан.

— Это потому, что боги еще тоже дети, — сказал мальчик.

В глазах у Орланда Фанка стояли слезы, заметил Хоукмун. Он плакал, но вид у него при этом был радостный.

Они вышли на открытое пространство. То, что они увидели здесь, больше всего походило на амфитеатр, три ряда ступеней которого были заполнены изваяниями в человеческий рост. Статуи такого же белого цвета, что и сам город, излучали какое-то сияние, и в них словно бы медленно пульсировала жизнь. Первый и второй ряд занимали воины. В третьем были скульптуры женщин. Похоже, там были тысячи фигур, столпившихся в круг под неподвижным солнцем. Здесь оно было таким же красным, как и на острове. Но это был цвет зрелого плода, висящего в знойном бледно-голубом небе. Казалось, в этом месте царит вечер, который никогда не сменялся ночью.

— Взгляните, — сказал им мальчик. — Хоукмун, Эрекозе, видите — это вы.

Мальчик указал на первый ряд статуй, и в руке его Хоукмун внезапно заметил Рунный Посох, и лишь сейчас осознал, что руны, высеченные на нем, были те же самые, что и на мече Элрика. На черном мече, чье имя Бурезов.

— Всмотритесь в их лица, — предложил мальчик. — Взгляните на них. Хоукмун, и вы, Эрекозе, смотрите, Вечные Воители.

Среди статуй Хоукмун увидел множество знакомых лиц. Он увидел там Корума, и увидел Элрика, и услышал бормотание Эре-козе:

— Джон Дейкер, Урлик Скарсол, Асквиноль, Обек, Арфлейн, Валадек… Все они здесь. Все, кроме Эрекозе.

— И Хоукмуна, — сказал Хоукмун. Орланд Фанк воскликнул:

— Но в их рядах есть пустоты. Почему?

— Они тоже будут заполнены, — пояснил мальчик. Хоукмун содрогнулся.

— Все инкарнации Вечного Воителя, — промолвил Орланд Фанк. — Их товарищи, их жены и мужья, все в одном месте. Но мы, зачем мы здесь, Дженемайя?

— Потому что нас призвал Рунный Посох.

— Я больше не служу ему, — выкрикнул Хоукмун. — Он принес мне слишком много боли.

— Вам и нет нужды ему больше служить, разве что в одном-единственном смысле, — мягко промолвил мальчик. — Это он служит вам. Вы призвали его.

— А я говорю, что я этого не делал.

— А я говорю вам, что в сердце своем вы воззвали к нему. Вы отыскали врата в Танелорн, вы открыли их и позволили мне прийти к вам.

— Проклятье! Вот худшая мистическая болтовня, что мне доводилось слышать, — ощетинился Эмшон д'Аризо и сделал вид, будто хочет от них уйти.

— Но ведь это правда! — воскликнул мальчик. — Вера зародилась в ваших душах, когда вы были в тех руинах. Вера не в какой-то идеал, не в богов, не в судьбы мира, но вера в самих себя. Это сила, которая позволяет одолеть любого врага, единственная, способная призвать друга, каковым я являюсь для вас.

— Это все дела героев, — возразил Брут Лашмарский. — А я не герой, мой мальчик, не такой, как эти двое.

— Решать, конечно, вам самому.

— Я просто воин, — промолвил Джон ап-Райс, — и я совершил множество ошибок. — Он вздохнул. — Я ищу лишь покоя.

— И вы нашли его. Вы отыскали Танелорн. Но разве вы не желаете знать, чем закончилось ваше испытание на острове?

Джон ап-Райс бросил на мальчика вопросительный взгляд и потер переносицу:

— Ну…

— Это самое меньшее, чего вы заслуживаете, воин. Ничего плохого с вами не случится.

Ап-Райс пожал плечами, и тот же жест повторили Брут и Эмшон д'Аризо.

— Что за испытание? Оно как-то связано с нашими поисками? — взволнованно выдохнул Хоукмун. — Какая в нем необходимость?

— Это последний подвиг Вечного Воителя на службе человечеству. Круг замкнулся. Понимаете ли вы, что я хочу сказать, Эрекозе?

Эрекозе опустил голову.

— Да.

— И теперь настает время последнего испытания, того, что освободит вас от проклятия.

— Освободит нас?

— Это свобода для Вечного Воителя, Эрекозе, и для всех тех, кому он служил на протяжении многих веков.

На лице Эрекозе мелькнула тень надежды.

— Но свободу еще надо заслужить, — предупредил его Дух Рунного Посоха. — Это еще не конец.

— Но что я должен сделать?

— Скоро узнаете. А сейчас… смотрите.

И мальчик направил свой посох на статую Элрика. Они не сводили с него глаз.

Глава 3 СМЕРТЬ БЕССМЕРТНОГО

У них на глазах статуя спустилась со ступеней, черты ее лица были неподвижны, движения неуклюжи… Затем лицо облеклось плотью, хотя по-прежнему оставлось белым, точно слоновая кость. Доспехи сделались черными, и перед ними оказался живой человек, который, однако, их не видел.

Пространство, окружающее Хоукмуна, тоже изменилось, и он ощутил, как что-то притягивает его к тому существу, в которое превратилась статуя. Как будто лица их соприкасались, хотя существо по-прежнему как будто и не подозревало о его присутствии.

И Хоукмун увидел мир глазами Элрика. Хоукмун стал Элриком, и Эрекозе тоже.

Он извлек Черный Меч из тела своего лучшего друга. В глазах его стояли слезы. Наконец клинок расстался с трупом. Он отбросил его прочь, и меч упал со странным глухим звуком, но потом шевельнулся, заскользил к нему. Клинок остановился, словно наблюдая за хозяином.

Воитель поднес к губам большой рог и глубоко вздохнул. Теперь у него было достаточно сил, чтобы протрубить в него, хотя только что он был еще очень слаб, но теперь к нему перешла сила убитого.

И родился звук, могучий и одинокий. Потом он оборвался, и на каменистую долину пало безмолвие. Тишина ждала, повиснув на вершинах далеких гор. В небе, поначалу незаметно, а затем все быстрее и отчетливее стал вырисовываться какой-то силуэт. Огромная тень, которая внезапно перестала быть тенью, обрела контур и стала заполняться более мелкими деталями. Один штрих здесь, другой там, еще один… И вот перед ним возникла гигантская рука, которая держала весы, чьи чаши бесцельно колебались. Затем колебания замедлились, и чаши обрели совершенное Равновесие.

Зрелище это даровало ему некоторое утешение, и он выпустил рог.

— Ну, это хоть что-то, — услышал он собственный голос. — И если даже это иллюзия, то, по крайней мере, она утешает.

Но когда он обернулся, то увидел, что меч взмыл в воздух по собственной воле и теперь угрожает ему.

Бурезов!

Черное лезвие вошло в него, вонзилось прямо в сердце, выпило душу. Слезы покатились из его глаз, в то время как меч выпивал ту часть его существа, которая никогда не могла познать покоя.

Он умер.

Умер и вновь стал Хоукмуном. Стал Эрекозе.

Два аспекта единой сущности видели, как меч покинул тело последнего из великих императоров. Меч начал менять форму, принимая человеческий облик.

Это было то самое существо, которое Хоукмун увидел на Серебряном мосту, увидал позднее на острове, и существо это улыбалось ему.

— Прощай, друг, — воскликнуло оно. — Я был в сотни раз хуже тебя.

И существо устремилось в небеса с демоническим хохотом, насмехаясь над Космическим Равновесием, своим старинным врагом.

И оно исчезло, и исчезло все вокруг. И лишь статуя Мелнибонэйского принца вновь оказалась на своем постаменте.

Хоукмун задыхался, словно только что едва не утонул. Сердце его колотилось как безумное. Он видел, что лицо Оладана дергается в тике, видел, как морщит лоб Эрекозе и потирает подбородок Орланд Фанк, и лишь Дух Рунного Посоха оставался спокоен. Что же касается Джона ап-Райса, Эмшона д'Аризо и Брута Лашмарского, то они, судя по всему, ничего странного не заметили.

— Ну вот и подтверждение! — воскликнул Эрекозе. — Это странное существо и Меч — суть одно и то же.

— Зачастую да, — подтвердил мальчик. — Но бывает и так, что дух его не обитает в мече целиком. Канаджа был не только мечом.

Он сделал приглашающий жест.

— Взгляните еще.

— Нет, — попятился Хоукмун.

— Смотрите.

Еще одна статуя сошла с места.

Мужчина был хорош собой, хотя у него был всего один глаз и одна рука. Он знавал любовь, знавал страдание, и первая научила его, как выносить второе. Черты лица его были спокойны. Где-то поодаль мерно бились о берег морские волны. Он вернулся к себе.

И вновь Хоукмун был поглощен им, точно так же, как Эрекозе. Корум Джайлин Ирси, Принц в Алом Плаще, последний из вадхагов, который, отказавшись испытывать страх перед красотой, пал ее жертвой, который отказался испытывать страх перед своим братом и был предан. Отказался испытывать страх перед Арфой и был убит ею. Он наконец вернулся к себе, изгнанный оттуда, где ему не было места.

Он выехал из леса и оказался на побережье. Он ждал отлива, чтобы тот открыл ему дорогу на гору Мойдель, где он познал счастье с женщиной из расы мабденов. Короткая жизнь ее давно оборвалась, и он остался один, поскольку подобные союзы редко завершаются рождением детей.

Воспоминания о Медбх давно умерли в нем, но Ралину, маркграфиню Востока, он не мог забыть всю жизнь.

Из-под земли возник перешеек, и он направил по ней своего коня. Замок на горе Мойдель был давно покинут, и теперь в нем царило запустение, и ветер нашептывал свою бесконечную песню среди высоких башен.

На другом конце песчаной косы, у ворот, ведущих во двор замка, он увидел существо и узнал его… Кошмарное создание сине-зеленого цвета на четырех ногах. У него было четыре мускулистых руки. На лице, лишенном носа, чернели два отверстия ноздрей над широким ртом, искаженным в ухмылке, обнажившей длинные острые клыки. Огромные глаза сверкали подобно самоцветам. С пояса свисали мечи, выкованные из неведомого металла. Это был Квилл, потерянный бог.

— Приветствую тебя, Корум!

— Приветствую тебя, Квилл, истребитель богов! А где твой брат?

Он был рад увидеть вновь своего прежнего, не всегда верного союзника.

— Он как обычно занят своими делами. Мы умираем со скуки и подумываем о том, чтобы покинуть эту Вселенную. Нам нечего здесь делать, точно так же, как и тебе здесь не место.

— Да, мне говорили об этом.

— Думаем отправиться куда-нибудь, быть может, ко времени ближайшего Совмещения, — Квилл указал на небо. — Следует поторопиться.

— Но куда вы направляетесь?

— Есть другое место, покинутое теми, кого ты уничтожил здесь, место, где всегда нужны боги. Не хочешь ли сопровождать нас, Корум? Вечный Воитель должен остаться, но Корум может пойти с нами.

— Но разве это не одно и то же?

— О да. Однако тот, кто не есть Вечный Воитель, и кто не есть Корум, тот может пойти с нами. Это приключение.

— Я устал от приключений, Квилл. Потерянный бог улыбнулся.

— Подумай. Нам нужна наша любимая забава. Нам нужна твоя энергия.

— Какая энергия?

— Энергия человека.

— Все боги нуждаются в ней, не так ли?

— О да, — признал неохотно Квилл, — но некоторым из нас ее особенно не достает. У Ринна и Квилла есть Квилл и Ринн, но им было бы приятно, если бы ты присоединился к ним.

Корум покачал головой:

— Но ты же понимаешь, что после того, как Совмещение завершится, ты не сможешь уцелеть.

— Понимаю, Квилл.

— И, полагаю, теперь тебе также известно, что это не я уничтожил Порядок и Хаос.

— Я понимаю это.

— Я лишь довершил ту работу, что ты начал сам, Корум.

— Ты слишком любезен.

— Я говорю правду. Конечно, я капризный бог и верен только себе, да еще своему брату. Однако я правдивый бог, и я бы не хотел, чтобы какая-то ложь стала между нами.

— Спасибо тебе, Квилл.

— Прощай.

Чудовищная сущность исчезла.

Корум прошел по двору, миновал длинную анфиладу пустых залов и коридоров, поднялся на самую высокую башню замка, откуда была далеко видна безбрежная поверхность моря. Он знал, что прекрасная страна Ливман-Эш теперь покоится под морскими волнами, которые выносят на берег лишь жалкие обломки. Он вздохнул, однако не чувствуя себя несчастным.

Внезапно прямо по воде к нему направился какой-то черный силуэт, с вымученной улыбкой на лице и вкрадчивой настойчивостью в темном сумрачном взоре.

— Корум? Корум?

— Я знаю тебя, — промолвил Корум.

— Могу ли я присоединиться к тебе? Я могу столько сделать для тебя. Я хотел бы быть твоим слугой.

— Мне не нужны слуги.

Силуэт стоял на волнах, покачиваясь в такт с ними.

— Позволь мне войти в твой замок, Корум.

— Гости мне тоже не нужны.

— Я могу привести к тебе тех, кого ты любишь.

— Они и без того всегда со мной.

И Корум выпрямился над зубцами башни и расхохотался прямо в лицо черному призраку, стараясь вложить в этот смех все свое презрение. А потом он спрыгнул вниз, дабы тело его разбилось о скалы у подножия горы Мойдель, и дух его наконец обрел свободу.

Черный силуэт взвыл от ярости и досады, а затем завопил от страха…

— Это было последнее творение Хаоса, не так ли? — промолвил Эрекозе, когда сцена у них перед глазами исчезла и статуя Корума вновь оказалась на своем месте.

— В таком виде оно не представляет особой опасности, — промолвил мальчик.

— Я знал его в стольких разных проявлениях, — продолжил Эрекозе. — И порой оно даже творило добро.

— Хаос — это не обязательно чистое зло, — промолвил мальчик. — Как, впрочем, и Порядок не всегда благо. В лучшем случае это примитивная дихотомия, которая лишь символизирует врожденные предпочтения у разных индивидуумов, мужчин и женщин. Существуют и иные элементы…

— Вы говорите о Космическом Равновесии? — перебил Хоукмун. — О Рунном Посохе?

— Вы называете это сознанием, не так ли? — заметил Орланд Фанк. — Или, возможно, следовало бы назвать это терпимостью.

— Все слишком примитивно.

— А, вы признаете это, — изумился Оладан. — Но тогда чем же нам это заменить?

Мальчик улыбнулся, но ничего не ответил.

— Хотите увидеть что-то еще? — спросил он у Хоукмуна и Эре-козе.

Они покачали головой.

— Черный призрак преследует нас, — промолвил Хоукмун. — Он пытается подстроить нашу гибель.

— Ему нужна ваша душа, — ответил мальчик. Джон ап-Райс произнес спокойным голосом:

— В деревнях Йеля есть легенда о похожем существе, его там именуют Саитунн.

Мальчик пожал плечами.

— Если дадите ему имя, то усилите его власть над собой. Откажитесь, и призрак ослабеет. Я вижу в нем страх, худший враг человека.

— Но одновременно ценный друг для того, кто умеет его использовать, — возразил Эмшон д'Аризо.

— Но лишь на время, — подчеркнул Оладан.

— Неверный союзник, даже для тех, кому он больше всего помогает, — проронил мальчик. — О как бы хотелось ему попасть в Танелорн!

— Но он не может сюда войти?

— Один-единственный раз ему это позволят, потому что взамен он должен кое-что дать нам.

— И чем же он торгует? — полюбопытствовал Хоукмун.

— Душами. Да, душами. Смотрите, я впущу его.

И мальчик со взволнованным лицом вскинул свой посох.

— Он уже в пути, он мчится сюда из Аимба.

Глава 4 ПЛЕННИКИ МЕЧА

— Я — Меч, — объявил черный силуэт и небрежно обвел рукой стоящие вокруг статуи. — Все они некогда принадлежали мне. Я владел Вселенной.

— Но ее отняли у тебя, — возразил мальчик.

— Уж не ты ли? — существо усмехнулось.

— Нет, — сказал мальчик. — У нас одна судьба, и тебе это известно.

— Ты не в силах мне вернуть то, что должно принадлежать мне по праву, — промолвил призрак. — Где же оно? — Он заозирался по сторонам. — Где?

— Я еще не призвал его. А где же…

— То, что я принес взамен? Я позову их сюда, когда смогу убедиться в том, что ты и впрямь отдашь мне то, в чем я нуждаюсь.

Недоброй ухмылкой он поприветствовал Хоукмуна с Эрекозе и добавил, ни к кому в особенности не обращаясь:

— Полагаю, что все боги мертвы.

— Двое смогли спастись, — ответил мальчик. — А прочие мертвы.

— Стало быть, остались только мы.

— Да, — подтвердил мальчик. — Посох и Меч.

— Созданные изначально, — промолвил Орланд Фанк. — После последнего совмещения.

— Это известно мало кому из смертных, — промолвил черный силуэт. — Мое тело было создано для служения Хаосу, а его — для служения Равновесию. Были еще те, что созданы для служения Порядку, но их больше не существует.

— И кто пришел им на смену? — спросил Эрекозе.

— Это еще не известно, — заявил черный призрак. — Но я пришел выкупить свое тело. Подойдет одно или другое воплощение… Или оба разом.

— Так ты — Черный Меч? — мальчик снова вскинул Посох и внезапно рядом появился Джери-а-Конел со своей шляпой набекрень и котом на плече. Он устремил на Оладана изумленный взгляд.

— А нормально ли, чтобы мы оба были здесь?

— Не имею чести быть с вами знакомым, — произнес Оладан.

— В таком случае, мессир, вы плохо знаете сами себя. — Он спокойно повернулся к Хоукмуну. — Приветствую вас, герцог Дориан. По-моему, это ваш…

Он что-то держал в ладонях и уже готов был подойти к Хоукмуну, когда вдруг мальчик остановил его.

— Погоди, сперва нужно ему показать.

Джери принял несколько театральную позу, не сводя глаз с черного силуэта.

— Ему? В самом деле? Показывать ему?

— Прошу тебя, — прошептало существо. — Прошу тебя, Джери-а-Конел, покажи.

Джери взъерошил мальчику волосы, словно дядюшка любимому племяннику.

— Как дела, братишка?

— Покажи ему.

Взявшись правой рукой за меч и выставив вперед ногу, словно ожидая немедленного нападения, Джери некоторое время задумчиво глядел на существо, затем жестом фокусника быстро разжал кулак левой руки, показывая всем, что там находится.

Черный призрак протяжно, со всхлипом вздохнул, и глаза его блеснули алчным огнем.

— Черный Камень! — задохнулся Хоукмун. — Вы принесли его!

— Подойдет! — воскликнул призрак. — Вот они…

Двое мужчин, две женщины и двое детей появились из ниоткуда, закованные в золотые цепи.

— Я хорошо с ними обращался, — объявило существо, именовавшее себя Мечом.

Один из мужчин, высокий и худощавый, с томными манерами, разодетый как франт, вскинул скованные руки.

— Ну да, хорошо, взгляните на эти цепи.

Хоукмун признал всех пленников, если не считать одной из женщин, и теперь им овладела ледяная ярость.

— Иссельда! Манфред и Ярмила! Д'Аверк! Ноблио! Как вы угодили в плен к этому созданию?

— Это длинная история, — начал было д'Аверк, но голос его заглушил вопль Эрекозе.

— Эрмижад! Моя Эрмижад!

Незнакомка, похоже, принадлежала к той же расе, что и Элрик с Корумом. В своем роде она была так же прекрасна, как и Иссельда. И самое поразительное, что несмотря на всю внешнюю несхожесть, между двумя женщинами явно ощущалось какое-то внутреннее родство.

Ноблио с невозмутимым видом осматривался по сторонам.

— Значит, вот мы и в Танелорне.

Женщина, которую звали Эрмижад, пыталась высвободиться из цепей и броситься навстречу Эрекозе.

— А я думал, что вас держит в плену Калан, — растерянно сказал Хоукмун д'Аверку.

— Я тоже так думал. Но похоже, этот милый безумец перехватил нас, пока мы пересекали Аимб…

Эрекозе испепелял взглядом черный призрак.

— Освободи ее! Призрак усмехнулся.

— Сперва я хочу получить Камень. Ее и всех остальных против Черного Камня. Таковы условия сделки.

Джери стиснул Черный Камень в кулаке.

— Так приди и возьми его. Ты же утверждаешь, что наделен могуществом, не так ли?

— Он может получить его только от одного из Героев, — сказал мальчик. — И знает об этом.

— Тогда я сделаю это сам, — заявил Эрекозе.

— Нет, — вмешался Хоукмун. — Если уж кто и имеет на это право, то только я. Я был рабом Черного Камня, по крайней мере теперь я смогу им воспользоваться, чтобы освободить своих любимых.

Лицо черного призрака исказилось от алчности.

— Погодите еще немного! — попросил мальчик, но Хоукмун не обратил на его слова никакого внимания.

— Дайте мне камень, Джери!

Джери-а-Конел бросил взгляд на того, кого назвал своим братишкой, затем обернулся к Хоукмуну и заколебался.

— Этот камень, — спокойно произнес мальчик, — являет собой воплощение одной из двух самых могучих сил, еще сохранившихся в нашей Вселенной.

— А какая другая? — спросил Эрекозе, не отрывая взора от женщины, которую он разыскивал целую вечность.

— Другая перед вами, это Рунный Посох.

— Но если Черный Камень воплощает страх, то что же тогда воплощает Посох? — полюбопытствовал Хоукмун.

— Справедливость, — ответил мальчик. — Врага страха.

— Если вы оба так сильны, — разумно заметил Оладан, — то зачем же тогда вмешивать нас в свои дела?

— Потому что без человека не могут существовать ни тот, ни другая, — пояснил Орланд Фанк. — Куда бы ни шел человек, они сопровождают его повсюду.

— Именно поэтому вы здесь, — промолвил мальчик. — Мы — ваши творения.

— Однако вы управляете нашей судьбой, — Эрекозе по-прежнему смотрел только на Эрмижад. — Как же такое возможно?

— Потому что вы сами позволяете нам, — ответил мальчик.

— В таком случае, Справедливость, покажи мне, умеешь ли ты держать слово, — воскликнуло существо, называвшее себя Мечом.

— Я обещал лишь только пустить тебя в Танелорн, — возразил мальчик. — На этом моя миссия окончена. Теперь ты должен торговаться с Хоукмуном и Эрекозе.

— Черный Камень против ваших пленников, таковы условия сделки? — переспросил герцог Кельнский. — Но что вам нужно от этого кристалла?

— Она вернет ему силу, которую он утратил во время войны богов, — ответил мальчик. — А это позволит ему потом набрать еще больше силы, достаточно, чтобы переместиться в новую Вселенную, которая родится после Совмещения миллионов плоскостей мироздания.

— И эта сила будет тебе очень полезна, — пообещал черный призрак Хоукмуну.

— Мы никогда не желали для себя такой силы, — возразил Эре-козе.

— Но что мы потеряем, если согласимся? — вопросил Хоукмун.

— Мою помощь, это точно, — промолвил мальчик.

— Но почему?

— Не могу ничего сказать.

— Опять эти тайны! — воскликнул Хоукмун. — На мой взгляд, Дженемайя Коналиас, вы выбрали скверный момент для игры в загадки.

— Моя скрытность вызвана лишь уважением к вам. Но раз уж у вас есть такая возможность, воспользуйтесь Посохом, чтобы уничтожить Камень.

Хоукмун взял Черный Камень, который протягивал ему Джери. Камень был холодный и безжизненный, без знакомого ощущения внутренней пульсации, ибо та сущность, что некогда обитала в нем, теперь стояла рядом в ином обличье.

— Стало быть, это твое убежище, — сказал он призраку, протягивая ему Черный Камень на ладони.

Золотые цепи, сдерживавшие шестерых пленников, упали на землю.

С торжествующим хохотом призрак выхватил Черный Камень из руки Хоукмуна. Хоукмун обнял детей, расцеловал сына, затем поцеловал дочь.

Эрекозе прижал к себе Эрмижад и на мгновение утратил дар речи.

Дух Черного Камня поднес добычу к своим губам. И проглотил кристалл.

— Возьмите! — мальчик втолкнул в руки Хоукмуна Рунный Посох. — Быстрее!

Черный призрак испустил победный вопль.

— Я вновь стал самим собой! Я стал чем-то большим! Хоукмун обнял Иссельду.

— Я снова — я!

Когда Хоукмун поднял глаза, Дух Черного Камня исчез. Он с улыбкой повернулся к мальчику, чтобы сказать ему об этом, но тот стоял к нему спиной. Затем обернулся.

— Я выиграл, — заявил Дженемайя Коналиас.

А когда он полностью повернулся к Хоукмуну, тому показалось, что у него сейчас остановится сердце. Ему сделалось дурно.

Черты лица ребенка оставались прежние, и вместе с тем неуловимо изменились. От них исходила теперь черная аура, а на губах играла зловещая ухмылка. Это было лицо того существа, что проглотило Черный Камень, лицо Меча.

— Я победил!

Мальчик захохотал. Мальчик начал расти.

Он вырос размером со статуи, что окружали их. Одежды его превратились в лохмотья и опали на землю, и перед ними предстал мужчина, темнокожий и обнаженный, с раскрытой красной пастью, полной клыков, и горящими желтыми глазами. От существа веяло ужасающей мощью.

— Я победил!

Он принялся шарить глазами по сторонам.

— Меч! — воскликнул он. — Где же теперь Меч?

— Он здесь, — послышался голос. — У меня. Видишь?

Глава 5 КАПИТАН И КОРМЧИЙ

— Его отыскали в Южных льдах, под встающим солнцем, сразу после того, как вы покинули тот мир, Эрекозе. Совершив во благо человечества поступок, из которого он не мог извлечь для себя прямой выгоды, Меч лишился своего духа.

Капитан стоял, устремив вдаль незрячие глаза, а рядом с ним держался его двойник, Кормчий, который держал на вытянутых руках огромный Черный Рунный Меч.

— Это именно то воплощение Меча, которое мы разыскивали, — продолжил Капитан. — Поиск был долгим, и мы потеряли наш корабль.

— Но ведь прошло не так много времени с того момента, как мы расстались, — заметил Эрекозе.

Капитан иронически улыбнулся.

— Времени не существует, особенно в Танелорне, особенно во время Совмещения миллиона плоскостей. Если бы время было таким, каким его представляют люди, то как бы могли вы оказаться здесь вместе с Хоукмуном?

Эрекозе ничего не ответил, лишь крепче прижал к себе свою принцессу.

— Отдай мне Меч! — прорычал призрак.

— Не могу, — ответил ему Капитан, — и ты это знаешь, точно так же как и ты не сможешь у меня его отнять. Ты можешь вселиться в одно из своих проявлений, либо в Меч, либо в Камень, но никогда в оба разом.

Дух глухо заворчал, но даже не попытался потянуться за Черным Мечом.

Хоукмун взглянул на посох, что вручил ему мальчик, и убедился, что тот был прав, заметив сходство между рунами на Посохе и на Мече.

— Кто сделал эти предметы? — спросил он у Капитана.

— Те, кто выковал этот меч в давние времена, восходящие к самому началу Великого Цикла, вызвали Демона, дабы он обитал в нем постоянно, и еще для того, чтобы придать мечу силу, превосходящую любое другое оружие. Они заключили договор с этим духом, об имени которого мы пока умолчим. — Капитан повернул голову и незрячими глазами взглянул в лицо призраку. — Договор, с которым ты в свое время угодливо поспешил согласиться. Были выкованы два похожих клинка, и часть тебя вошла в каждый из них. Впоследствии один из мечей был уничтожен, и ты полностью переселился в оставшийся. Те чудо-мастера, что сотворили его, не принадлежали к человеческому роду, но трудились во благо его. Стойкие приверженцы владык Порядка, они желали послужить их победе над Хаосом и думали обернуть против него его собственное оружие. Однако в скором времени они осознали, как глубоко заблуждались…

— О да! — с широкой ухмылкой отозвалось существо.

— И тогда они сотворили Рунный Посох и попросили помощи у твоего двойника, который служил Порядку. Они не понимали тогда, что вы с ним не были братьями в истинном значении этого слова, но лишь двумя воплощениями одной и той же сущности, отныне ставшей неразлучной и пронизанной к тому же могуществом Черного Камня вкупе с твоей собственной магической силой. Явный парадокс…

— Который для меня стал особенно ценен, — перебил его черный призрак.

Но Капитан продолжил, не обращая на него ни малейшего внимания:

— Создав Черный Камень, они постарались захватить тебя в ловушку, сделать своим пленником. Поэтому камень был наделен неимоверной силой. Он мог удерживать не только твою душу, но и чью-то еще, точно так же, как это делал Меч. Но ты мог освободиться из-под власти Камня, точно так же как порой выходил из объятий Меча.

— Скорее, меня изгоняли оттуда, — возразил призрак. — Ибо мне нравится быть Мечом. Всегда найдутся люди, готовые принять меня в этой форме.

— Но не навсегда, — промолвил Капитан. — Ибо Космические Весы были последним, что создали эти Творцы прежде, чем вернулись в свой мир. Символ равновесия между Порядком и Хаосом, обладающий собственной, присущей только ему властью, носителем которой является Рунный Посох, он имел своей целью следить и поддерживать порядок во взаимоотношениях двух противоборствующих сторон. Даже сейчас он управляет тобой.

— Но все изменится, когда я получу Черный Меч!

— Вот уже очень давно ты пытаешься всецело подчинить себе человечество, и тебе это даже иногда удавалось. Однако теперь настало время Совмещения миров. Соединяются воедино тысячи измерений, тысячи времен и эпох, и воплощения Вечного Воителя являют миру свою доблесть, избавляя Вселенную от богов, вызванных к жизни страстным желанием сотен предшествующих поколений человечества. В мире, лишенном богов, тебе одному удалось сохранить ту власть, которой ты жаждал обладать все это время. В одном из миров ты убил Элрика, в другом — Серебряную королеву. В третьем — добрался до Корума. Я умолчу обо всех прочих, которые считали тебя своим слугой. Гибель Элрика освободила тебя, в то время как смерть Серебряной королевы вернула жизнь умирающей Земле. Это было в твоих интересах, но в конечном итоге куда больше пошло на пользу самого Человека. А ты оказался не в состоянии вернуться в свое «тело». Ты почувствовал, как власть твоя над миром уменьшается. Но опыты двух безумных колдунов в мире Хоукмуна создали ситуацию, которой ты поспешил воспользоваться. Однако ты нуждаешься в Вечном Воителе, такова твоя судьба, в то время как он сам отныне может обойтись без тебя, и тебе пришлось собирать заложников, людей, которые были дороги ему, чтобы иметь возможность с ним торговаться. Теперь ты владеешь мощью Черного Камня и также завладел телом своего брата, который некогда был сыном Орланда Фанка. Сейчас ты собираешься напасть на Космические Весы. Но прекрасно сознаешь, что, уничтожив их, уничтожишь и себя самого, если только не найдется убежища, нового тела, куда ты мог бы перенести свой дух.

Капитан повернул голову, словно отыскивая слепыми глазами Хоукмуна и Эрекозе.

— Впрочем, — продолжил он, — Меч должен находиться в руках одного из воплощений Воителя, а здесь я вижу лишь двоих из них. Как ты надеешься убедить их послужить твоим замыслам?

Хоукмун с Эрекозе переглянулись.

— Я всегда был служителем Рунного Посоха, — промолвил герцог Кельнский, — хотя порой и бунтовал против него.

— Что же до меня, то я и впрямь прежде служил Черному Мечу, — отозвался Эрекозе.

— Так кто из вас двоих возьмет Меч в руки? — задыхаясь, вопросил их призрак.

— Ни тот ни другой не обязаны это делать, — проронил Капитан.

— Но теперь у меня хватит силы, чтобы уничтожить всех, здесь присутствующих, — возразил призрак.

— Всех, кроме воплощений Вечного Воителя, — возразил Капитан, — и ты ничего не можешь поделать против меня и моего брата.

— Я уничтожу Эрмижад, Иссельду, детей… И тех двоих. Я пожру их! Я выпью их душу!

Демон раскрыл свою страшную пасть и протянул лапу, окруженную мерцающим черным ореолом, к Иссельде. Молодая женщина, не выдержав, попятилась.

— А что станет с нами после того, как ты уничтожишь Весы? — спросил Хоукмун.

— Ничего, — отозвался призрак. — Можете жить в Танелорне до скончания своих дней. Против него я бессилен, даже если вся прочая Вселенная будет принадлежать мне.

— Он говорит правду, — вмешался Капитан. — И сдержит слово.

— Но ведь все человечество будет страдать! — воскликнул Хоукмун. — Кроме тех, что останутся здесь.

— Это правда, — подтвердил Капитан. — Мы все будем страдать, кроме вас.

— В таком случае не нужно давать ему Меч, — уверенно промолвил Хоукмун. Однако у него не достало сил поднять взор на тех, кого он так любил и так долго искал.

— Но человечество и без того страдает, — проронил Эрекозе. — Целую вечность я искал Эрмижад. Этот миг — я заслужил его. Целую вечность я служил человечеству, кроме одного раза. Я слишком долго страдал.

— Так вы готовы повторить свое преступление? — спокойно спросил его Капитан. Но Эрекозе словно ничего не слышал. Он устремил на Хоукмуна многозначительный взгляд.

— Так вы говорите, что сейчас силы Черного Меча и Весов равны, так, Капитан?

— Так.

— И это существо может вселиться либо в клинок, либо в кристалл, одно из двух?

Поняв, что подразумевал своими вопросами Эрекозе, Хоукмун постарался, чтобы на лице его ничего не отразилось.

— Поторопитесь! — воскликнул черный призрак. — Поторопитесь!

На какое-то мгновение Хоукмун пережил то же самое ощущение единства с Эрекозе, которое объединяло их во время битвы с Агаком и Гагак. У них были общими все чувства и все мысли.

— Быстрее, Эрекозе! — настаивал призрак. — Возьми в руки Меч.

Эрекозе повернулся к Хоукмуну спиной и уставился на небеса.

Там висели Космические Весы, сверкающие, с чашами, застывшими в полном равновесии, расположившись прямо над этой огромной коллекцией изваяний, над всеми воплощениями Вечного Воителя, какие только существовали, над всеми женщинами, которых он любил, над всеми спутниками, сопровождавшими его в походах. В этот миг казалось, что они нависают над ними как некая загадочная угроза.

Эрекозе сделал три шага, что отделяли его от Кормчего. Лица обоих не выражали никаких чувств.

— Отдайте мне Черный Меч, — промолвил Вечный Воитель.

Глава 6 МЕЧ И ПОСОХ

Правая ладонь Эрекозе легла на рукоять Черного Меча, левая расположилась под клинком, и он осторожно принял его из рук Кормчего.

— Ага! — воскликнул призрак. — Наконец мы соединимся!

И он устремился к Черному Мечу, и вошел в него, и клинок запульсировал, а затем принялся петь, источая черный огонь, и существо исчезло.

Но Хоукмун тут же заметил, как Джери-а-Конел наклонился и поднял с земли Черный Камень.

Теперь лицо Эрекозе словно сияло внутренним светом, на нем отражались жестокость и опьянение боя, а голос звенел торжеством победы. Жажда крови родилась в его глазах, когда он устремил взор на длинный клинок, вскинутый над головой.

— Наконец-то! — выкрикнул он. — Эрекозе отомстит тому, кто так долго управлял его судьбой. Черным Мечом я уничтожу Весы, и это хоть отчасти искупит те страдания, что я претерпевал все это время. Я больше не служу человечеству. Отныне я служу лишь своему Мечу. Я освободился от служения Вечности.

Меч застонал, содрогнулся, черное сияние окутало лицо воина, отразилось в его безумном взгляде.

— Уничтожить! — воскликнул он. — Уничтожить Весы! Немедленно!

Меч словно бы оторвал Эрекозе от земли и повлек его вверх, в небеса, где висели Космические Весы, казавшиеся до этого совершенно неуязвимыми. А Вечный Воитель внезапно увеличился в размерах, сделался настоящим гигантом, и меч его заслонил свет дня.

Не сводя с него глаз, Хоукмун бросил Джери-а-Конелу:

— Джери… Кристалл… Положите его передо мной.

Держа меч над головой обеими руками, Эрекозе отвел его назад, собираясь нанести удар.

И ударил. Один-единственный раз. Раздался звук, подобный звону десятка миллионов огромных колоколов, которые принялись бить одновременно. Ужасающий грохот, словно сама Вселенная разваливалась на части… Черный Меч рассек звенья цепи, удерживающие одну из чаш. Та рухнула вниз, в то время как другая взлетела вверх, лишенная противовеса.

Мир содрогнулся.

Круг статуй зашатался, грозя обрушиться в любой момент. Люди испуганно закричали.

И где-то вдалеке что-то рухнуло на землю и разлетелось на незримые осколки. Хохот донесся с небес, но смеялся ли Меч или человек, державший его, осталось неведомым.

Эрекозе, грозный титан, вновь замахнулся Мечом, чтобы нанести второй удар. Меч перечеркнул небосвод в кромешном аду молний и грохочущего грома. Ударив по цепям второй чаши, он разрубил и их, и она разделила судьбу первой.

И вновь мир содрогнулся.

Капитан прошептал:

— Вы избавили нас от богов, но теперь хотите, чтобы исчез Порядок.

— Нет, — возразил Хоукмун. — Только Власть.

Кормчий пристально посмотрел на него, словно понимал, что происходит, и ему было любопытно, что будет дальше.

Хоукмун опустил глаза и взглянул на безжизненный Черный Камень. Затем возвел глаза к небесам, где Эрекозе наносил третий, последний удар по центральному столпу Весов.

Из разлетающихся обломков брызнул ослепительный свет, сопровождаемый странным, почти человеческим криком, разнесшимся над всеми мирами Вселенной. Все они ослепли, все оглохли.

Но Хоукмун все равно сумел расслышать то слово, которого он так ждал. Он услышал, как гигант Эрекозе кричит ему:

— Пора!

И, словно дождавшись этого мига, в правой руке его ожил и наполнился жизнью Рунный Посох, а на земле Черный Камень замерцал и запульсировал. Рука Хоукмуна взметнулась для одного-единственного могучего удара.

Изо всех сил он ударил Рунным Посохом по Черному Камню. И кристалл разлетелся вдребезги. И завопил, и заревел от ярости, и Посох в руке Хоукмуна тоже взорвался, и темное свечение одного слилось с золотым сиянием другого. И родился крик, жалоба, стон, постепенно затихшие вдали. Прямо перед ним в воздухе возникла красная светящаяся сфера, из которой исходило слабое сияние. Мощь Рунного Посоха уничтожила силу Черного Меча. Сфера начала подниматься в небеса, все выше и выше, пока, наконец, не зависла прямо у них над головой.

И тогда Хоукмуну вспомнилась звезда, которая преследовала Темный Корабль на пути по морям между мирами.

Но тут же шар растворился в теплом свечении Солнца.

Черный Камень прекратил свое существование, а вместе с ним и Рунный Посох. Точно так же уничтожены были Черный Меч и Космические Весы, чьи сущности одновременно бросились искать убежища в Камне и Посохе. И этот миг был тот самый, когда два эти предмета взаимно уничтожили друг друга. Именно об этом Хоукмун сговорился с Эрекозе, прежде чем последний взял в руки Черный Меч.

И вот что-то упало к ногам Хоукмуна. И Эрмижад, вся в слезах, рухнула на колени рядом с безжизненным телом.

— Эрекозе! Эрекозе!

— Он заплатил за все, — промолвил Орланд Фанк. — И наконец познал покой. Он отыскал Танелорн и нашел вас, Эрмижад… И, найдя их, отдал за них жизнь.

Но Эрмижад не слышала его слов. Она плакала. Для нее жизнь кончилась.

Глава 7 ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЗАМОК БРАСС

— Совмещение плоскостей подходит к концу, — промолвил Капитан. — И Вселенная начинает новый цикл. Избавившись от богов и от того, что вы, Хоукмун, могли бы назвать космической властью, возможно, она больше не будет испытывать нужды в героях.

— Лишь в героических примерах, — поправил Джери-а-Конел, который подошел к рядам статуй, между которыми еще оставались свободные промежутки. — Прощайте. Прощай, бывший Воитель. Прощай и ты, Оладан.

— Куда же ты собрался, друг? — спросил его потомок горных великанов, почесывая поросший шерстью затылок.

Джери остановился и снял с плеча черно-белого котенка, а затем указал на свободное место между двух изваяний.

— Займу свое место. Вы живы. Я тоже жив. Так что прощайте в самый последний раз.

И, пройдя меж статуй, он сам превратился в одну из них. Задиристый, улыбающийся, довольный собой.

— Теперь мое место тоже там? — спросил Хоукмун у Орланда Фанка.

— Пока нет, — отозвался оркнеец, подобрал крылатого котенка Джери и принялся поглаживать его. Зверек заурчал.

Эрмижад поднялась с колен. Слезы застыли в ее глазах. Не сказав никому ни единого слова, она также прошла сквозь ряды статуй, пока не остановилась перед еще одним свободным постаментом. Встав на него, она в прощальном жесте вскинула руку. Кожа ее моментально побледнела, как у соседних изваяний, и она застыла, подобно им.

Хоукмун лишь теперь увидел, что рядом с ней была другая статуя, изображавшая Эрекозе, который отдал свою жизнь за то, чтобы уничтожить Черный Меч.

— Ну что, — спросил их Капитан, — желаете ли вы с семьей и друзьями остаться в Танелорне? Вы заслужили это право.

Хоукмун обнял своих детей, увидел радость в их глазах и тоже испытал неподдельное счастье. Иссельда погладила его по щеке и улыбнулась.

— Нет, — промолвил он. — Мы вернемся в замок Брасс. Нам достаточно знать, что Танелорн существует. А вы, д'Аверк, Оладан, вы, мессир Ноблио?

— Мне столько нужно рассказать вам, Хоукмун, у камелька, попивая сладкое камаргское вино, и чтобы вокруг были добрые друзья! — воскликнул Гьюлам д'Аверк. — В замке Брасс мои рассказы будут хоть кому-то интересны. А здесь, в Танелорне, они быстро всем наскучат. Я пойду с вами.

— Я тоже, — заявил Оладан.

Лишь Ноблио на миг засомневался. Задумчивым взглядом он обвел ряды статуй, а затем устремил взор на башни Танелорна.

— Это поразительное место, откуда оно взялось, вот что меня занимает.

— Это мы его создали, — ответил Капитан. — Мы с братом.

— Вы? — Ноблио улыбнулся. — Понимаю.

— Но как вас зовут, мессир? — спросил его Хоукмун. — И вас, и брата?

— У нас одно имя на двоих, — ответил Капитан.

— И это имя — Человек, — вступил в разговор Кормчий, который взял брата за руку, вывел его из круга статуй и повлек по направлению к городу.

Не сказав ни слова, Хоукмун с друзьями проводили их глазами. Молчание прервал Орланд Фанк.

— Думаю, я здесь останусь. Я исполнил свой долг, завершил поиски. Я видел, как сын мой достиг покоя. Я останусь в Танелорне.

— И не хотите больше служить никакому божеству? — спросил его Брут Лашмарский.

— Боги — это лишь метафоры, — ответил Орланд Фанк. — Вполне приемлемые, конечно, но нельзя позволять им становиться самостоятельными существами.

Он вновь откашлялся и с неким смущением признал:

— Вино поэзии превращается в яд, когда из него делают политику. Не так ли?

— Вам троим будут всегда рады в замке Брасс, — обратился Хо-укмун к воинам.

Эмшон д'Аризо закрутил свои усы и устремил вопросительный взгляд на Джона ап-Райса, а затем на Брута.

— Наш путь окончен, — заявил этот последний.

— Мы простые солдаты, — сказал Джон ап-Райс. — Никакие летописи не впишут нас в число героев. Я останусь в Танелорне.

— Когда-то в молодости я был школьным учителем, — сказал Эмшон д'Аризо, — и никогда не желал воевать. Но вокруг было слишком много несправедливости, неравенства, и мне показалось, что лишь мечом можно навести порядок. Я старался как мог и заслужил покой. Я тоже останусь в Танелорне. Думаю, я попробую написать книгу.

Хоукмун склонил голову, признавая их правоту.

— Благодарю вас за помощь, друзья.

— Но вы-то почему не хотите остаться с нами? — спросил его Джон ап-Райс. — Разве вы не заслужили того, чтобы поселиться здесь?

— Может быть, и так. Однако, старый замок Брасс дорог мне, и я оставил там друга. Однако, может статься, мы расскажем другим о том, что узнали. И попытаемся показать людям, как отыскать в себе Танелорн.

— Если дать им шанс, многие достигнут цели, — заявил Орланд Фанк. — Между ними и Танелорном не было иных преград, кроме богов и культа иллюзий. С их помощью они пытались заслониться от страха, который внушала им собственная человеческая природа.

— О, теперь моей человеческой личности придется худо, — засмеялся Гьюлам д'Аверк. — Что может быть в мире скучнее, чем раскаявшийся грешник?

— Оставим это решать королеве Флане, — отозвался с улыбкой Хоукмун. — Но скажите мне, Орланд Фанк, поскольку мы говорили о возвращении, как же мы сможем покинуть этот город, раз уж не осталось сверхъестественных существ, которые управляют нашей судьбой, и Вечный Воитель обрел наконец покой?

— Я еще сохранил кое-что из остатков моих прежних способностей, — оскорбленный, воскликнул оркнеец. — И привести их в действие не составит большого труда, пока плоскости еще находятся в фазе Совмещения. С другой стороны, то, что прервалось ваше путешествие в Лондру, было отчасти делом моих рук, а отчасти тех семи мудрецов, которых вы повстречали в дороге. Поэтому я верну вас на прежнее место. — Красноватое лицо его расплылось в веселой улыбке. — Ну что ж, удачи вам, герой Камарга! Вы возвращаетесь в мир, над которым больше нет никакой власти. И пусть же впредь единственная власть, которую вы будете признавать над собой, это та, что родится из самоуважения.

— Вы всегда были моралистом, Орланд Фанк, — Ноблио с улыбкой похлопал оркнейца по плечу. — Однако это величайшее искусство — применять столь простые моральные принципы в столь сложном мире.

— Он кажется сложным лишь из-за того, что в сознании нашем царит мрак. Ну, удачи вам всем, — засмеялся он наконец. — Будем надеяться, что это конец всех трагедий.

— А почему бы не начало комедий? — поддержал его с улыбкой Гьюлам д'Аверк. — Пойдемте, граф Брасс ждет нас.

И в тот же миг они оказались на Серебряном мосту, в нескончаемом потоке путешественников, пользующихся этим грандиозным торговым путем, под ясным зимним небом, в мире, залитом сияющим солнечным светом, бросавшим на море серебристые отблески.

— Наш мир! — радостно выдохнул Гьюлам д'Аверк. — Наконец! Наконец-то наш мир!

Радость его была заразительна, как вскоре понял Хоукмун.

— И куда же вы двинетесь теперь? — спросил он. — В Лондру или в Камарг?

— В Лондру, конечно, и немедленно. В конце концов, меня ведь там ждет целое королевство.

— Вы никогда не были циником, Гьюлам д'Аверк, — сказала ему Иссельда. — И не пытайтесь убедить нас, что сделались им теперь. Передавайте наши наилучшие пожелания королеве Флане. И заверьте ее, что скоро мы прибудем к ней в гости.

Д'Аверк отвесил им широкий поклон.

— А вы передавайте мой привет своему отцу, графу Брассу. Скажите, что вскоре я явлюсь к его очагу, дабы испить с ним вина. По-прежнему ли в замке гуляют сквозняки?

— К вашему приезду мы постараемся подготовить комнату, достаточно безопасную для человека со столь хрупким здоровьем, — ответила ему Иссельда.

Она взяла за руки своего сына и дочь и внезапно обнаружила у девочки черно-белого котенка Джери-а-Конела.

— Это мессир Фанк дал мне его, матушка.

— Тогда обращайся с ним получше, — сказал ей отец. — Ибо это очень редкое животное.

— До скорой встречи, Гьюлам д'Аверк! — воскликнул Ноблио. — Знайте же, что я сохраню наилучшие воспоминания о том времени, которое мы с вами провели вместе в Лимбе.

— Я тоже, мессир Ноблио, хотя досадно все-таки, что у нас не было с собой колоды карт. — Он вновь отвесил низкий поклон. — Прощайте, Оладан, вы, самый маленький из гигантов! Надеюсь еще послушать ваши байки, когда вы вернетесь в Камарг.

— Боюсь, что с вашими собственными они не выдерживают никакого сравнения, — Оладан пригладил усы. — С нетерпением буду ждать вашего визита.

Хоукмун широкими шагами двинулся по сверкающей мостовой, торопясь вернуться в замок Брасс, где дети, наконец, смогут познакомиться со своим благородным дедом.

— Лошадей мы раздобудем в Карли, — сказал он. — Кажется, у нас там должен быть некоторый кредит. — Потом он повернулся к сыну. — Скажи мне, Манфред, ты что-то запомнил из своих приключений? — Ему с трудом удавалось скрывать страх. — Много ли ты помнишь?

— Нет, отец, — ласково отозвался мальчик. — Я не помню почти ничего.

И он бегом бросился к отцу, взял его за руку и повлек за собой к далекому берегу.

Оглавление

Кристалл, несущий смерть 

  Часть I

    Глава 1 ГРАФ БРАСС

    Глава 2 НОБЛИО И ИССЕЛЬДА

    Глава 3 БАРОН МЕЛИАДУС

    Глава 4 ССОРА В ЗАМКЕ

  Часть II

    Глава 1 ДОРИАН ХОУКМУН

    Глава 2 ДУША НА ПРОДАЖУ

    Глава 3 ЧЕРНЫЙ КАМЕНЬ

    Глава 4 ДОРОГА В ЗАМОК БРАСС

    Глава 5 ВОСКРЕШЕНИЕ

    Глава 6 БИТВА ЗА КАМАРГ

  Часть III

    Глава 1 ОЛАДАН

    Глава 2 КАРАВАН АГОНОСВОСА

    Глава 3 РЫЦАРЬ-В-ЧЕРНОМ-И-ЗОЛОТОМ

    Глава 4 МАЛАГИГИ

    Глава 5 ОЖИВШИЙ КРИСТАЛЛ

    Глава 6 СЛУГА РУННОГО ПОСОХА

Амулет безумного бога

  Часть I

    Глава 1 СОРИАНДУМ

    Глава 2 ГЬЮЛАМ Д'АВЕРК

    Глава 3 НАРОД-ПРИЗРАК

    Глава 4 МЕХАНИЧЕСКИЙ ЗВЕРЬ

    Глава 5 ЗАГАДОЧНОЕ УСТРОЙСТВО

    Глава 6 КОРАБЛЬ БЕЗУМНОГО БОГА

    Глава 7 УКРАДЕННОЕ КОЛЬЦО

    Глава 8 СЛУЖИТЕЛЬ БЕЗУМНОГО БОГА

  Часть II

    Глава 1 ВСТРЕЧА НА ПОБЕРЕЖЬЕ

    Глава 2 ЦИТАДЕЛЬ БЕЗУМНОГО БОГА

    Глава 3 ВЫБОР ХОУКМУНА

    Глава 4 СИЛА АМУЛЕТА

    Глава 5 БИТВА В ЗАЛЕ

    Глава 6 ТВАРИ БЕЗУМНОГО БОГА

    Глава 7 ПОЕДИНОК В ТАВЕРНЕ

    Глава 8 ЛАГЕРЬ ГРАНБРЕТАНЦЕВ

    Глава 9 ПУТЬ НА ЮГ

    Глава 10 ПАДЕНИЕ КАМАРГА

    Глава 11 ВОЗВРАЩЕНИЕ РЫЦАРЯ

    Глава 12 БЕГСТВО В ПРЕИСПОДНЮЮ

Меч Рассвета

  Часть I

    Глава 1 ПОСЛЕДНИЙ ГОРОД

    Глава 2 ТАНЕЦ ФЛАМИНГО

    Глава 3 ЭЛЬВЕРЕЗО ТОЗЕР

    Глава 4 ФЛАНА МИКОСЕВААР

    Глава 5 ТАРАГОРМ

    Глава 6 АУДИЕНЦИЯ

    Глава 7 ПОСЛАНЦЫ

    Глава 8 МЕЛИАДУС ВО ДВОРЦЕ ВРЕМЕНИ

    Глава 9 ЗАМОК БРАСС. ИНТЕРЛЮДИЯ

    Глава 10 ВЫСОКО НАД ЗЕМЛЕЙ

    Глава 11 РАЗДУМЬЯ ГРАФИНИ ФЛАНЫ

    Глава 12 РАЗОБЛАЧЕНИЕ

    Глава 13 КОРОЛЬ ХЕОН В ГНЕВЕ

    Глава 14 ПУСТЫНИ ЙЕЛЯ

    Глава 15 ЗАБРОШЕННОЕ УБЕЖИЩЕ

    Глава 16 МАЙГАН ЛЛАНДАРСКИЙ

  Часть II

    Глава 1 ЖЕНАК-ТЕНГ

    Глава 2 ШАРКИ

    Глава 3 РЕКА САЙО

    Глава 4 ВАЛЬОН СТАРВЕЛЬСКИЙ

    Глава 5 ПАЛ БЬЮЧЕРД

    Глава 6 НАРЛИН

    Глава 7 ОГОНЬ

    Глава 8 СТЕНЫ СТАРВЕЛЯ

    Глава 9 ХРАМ БАТАХА ГЕРАНДИУНА

    Глава 10 НЕЖДАННАЯ ПОДМОГА

    Глава 11 ПРОЩАНИЕ

Рунный посох

  Часть I

    Глава 1 ТРОННЫЙ ЗАЛ КОРОЛЯ ХЕОНА

    Глава 2 РАЗМЫШЛЕНИЯ ГРАФИНИ ФЛАНЫ

    Глава 3 ХОУКМУН ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЕ

    Глава 4 ОРЛАНД ФАНК

    Глава 5 ГОРОД МЕРЦАЮЩИХ ТЕНЕЙ

    Глава 6 ДЖЕНЕМАЙЯ КОНАЛИАС

    Глава 7 БЫВАЛЫЙ СТРАННИК

    Глава 8 УЛЬТИМАТУМ

    Глава 9 РУННЫЙ ПОСОХ

    Глава 10 ДУХ РУННОГО ПОСОХА

    Глава 11 ГИБЕЛЬ БРАТА

  Часть II

    Глава 1 РАЗГОВОР НА ВЕРАНДЕ

    Глава 2 МЫСЛИТЕЛЬНАЯ МАШИНА

    Глава 3 ВЛАДЫКА ДВОРЦА ВРЕМЕНИ

    Глава 4 ВОЛЯ КОРОЛЯ

    Глава 5 ФЛОТ В ДЮ-ВЕРЕ

    Глава 6 ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЗАМОК БРАСС

    Глава 7 СВАРА СРЕДИ ЗВЕРЕЙ

    Глава 8 ИЗОБРЕТЕНИЕ ТАРАГОРМА

    Глава 9 СОВЕЩАНИЕ У КОРОЛЯ

    Глава 10 ПОЛНОЧЬ БЛИЗИТСЯ

  Часть III

    Глава 1 И БЬЮТ ЧАСЫ

    Глава 2 ТЬМА НА БОЛОТАХ

    Глава 3 РЕЗНЯ В ИМПЕРИИ МРАКА

    Глава 4 ВОЛШЕБНЫЕ ШЛЕМЫ

    Глава 5 ПЯТЕРО ГЕРОЕВ И ОДНА ГЕРОИНЯ

    Глава 6 НОВЫЙ СОЮЗНИК

    Глава 7 СРАЖЕНИЕ ЗА ДВОРЕЦ ХЕОНА

    Глава 8 ФЛАНА НАБЛЮДАЕТ ЗА БИТВОЙ

    Глава 9 КОНЕЦ КОРОЛЯ ХЕОНА

    Глава 10 ГЕРОИ ИДУТ ВПЕРЕД

    Глава 11 ПОСЛЕДНИЕ НОВОСТИ

    Глава 12 НОВАЯ КОРОЛЕВА

    Глава 13 «ЧТО ТЫ ВИДИШЬ?»

    Глава 14 ВОЗРОЖДЕНИЕ ЧЕРНОГО КАМНЯ

    Глава 15 ВРАТА ЛОНДРЫ

    Глава 16 ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА

    Глава 17 ПЕЧАЛЬНАЯ КОРОЛЕВА

Граф Брасс

  Часть I СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ

    Глава 1 ПРИЗРАК В КАМАРГЕ

    Глава 2 ВСТРЕЧА НА БОЛОТАХ

    Глава 3 ПИСЬМО КОРОЛЕВЫ ФЛАНЫ

    Глава 4 В КОМПАНИИ МЕРТВЕЦОВ

  Часть II СТАРЫЕ ВРАГИ

    Глава 1 ГОВОРЯЩАЯ ПИРАМИДА

    Глава 2 ВОЗВРАЩЕНИЕ ПИРАМИДЫ

    Глава 3 ПУТЬ В СОРИАНДУМ

    Глава 4 НОВАЯ ВСТРЕЧА СО СТАРЫМ ВРАГОМ

    Глава 5 ДРУГАЯ ЛОНДРА

    Глава 6 НОВАЯ ЖЕРТВА

  Часть III ГРЕЗЫ НЫНЕШНИЕ И МИНУВШИЕ

    Глава 1 НЕЗАВЕРШЕННЫЙ МИР

    Глава 2 ГАЛЕРЕЯ ЖИВЫХ И МЕРТВЫХ

    Глава 3 ГРАФ БРАСС ВЫБИРАЕТ ЖИЗНЬ

    Глава 4 ВЕТЕР ВРЕМЕНИ

    Глава 5 СЛОВНО СОН

Защитник Гараторма

  Часть I ОТЪЕЗД

    Глава 1 ПОВТОРЕНИЯ И ВОЗМОЖНОСТИ

    Глава 2 ГРАФ БРАСС ОТПРАВЛЯЕТСЯ В ПУТЬ

    Глава 3 ДАМА В СТАЛЬНЫХ ДОСПЕХАХ

    Глава 4 ВЕСТИ С БУЛГАРСКИХ ГОР

    Глава 5 В ПУТЬ — ПРОТИВ ВОЛИ

  Часть II ВОЗВРАЩЕНИЕ

    Глава 1 ИЛИАНА ИЗ ГАРАТОРМА

    Глава 2 ИЗГОИ ТЫСЯЧИ ПЛОСКОСТЕЙ МИРОЗДАНИЯ

    Глава 3 ВСТРЕЧА В ЛЕСУ

    Глава 4 ДОГОВОР

    Глава 5 ВЫЛАЗКА В ВИРИНТОРМ

    Глава 6 ОШИБКА

  Часть III ПРОЩАНИЕ

    Глава 1 БИТВА И ТОРЖЕСТВО МЩЕНИЯ

    Глава 2 НЕВОЗМОЖНАЯ СМЕРТЬ

    Глава 3 РАВНОВЕСИЕ НАРУШЕНО

    Глава 4 ДУША В КАМНЕ

В поисках Танелорна

  Часть I БЕЗУМНЫЙ МИР. ВОИТЕЛЬ ГРЕЗ

    Глава 1 СТАРЫЙ ДРУГ В ЗАМКЕ БРАСС

    Глава 2 НА СЕРЕБРЯНОМ МОСТУ

    Глава 3 В ТУМАНЕ

    Глава 4 СОВЕТ МУДРЕЦОВ

    Глава 5 НА ПОБЕРЕЖЬЕ

  Часть II ПЛЫТЬ СКВОЗЬ МИРЫ, ПЛЫТЬ К ТАНЕЛОРНУ

    Глава 1 ВОИНЫ В ОЖИДАНИИ БИТВЫ

    Глава 2 СЛЕПОЙ КАПИТАН

    Глава 3 ОСТРОВ ТЕНЕЙ

    Глава 4 ЗАЧАРОВАННЫЙ ГОРОД

    Глава 5 АГАК И ГАГАК

    Глава 6 ВСЕЛЕНСКАЯ БИТВА

    Глава 7 ГЕРОИ РАССТАЮТСЯ

  Часть III В КОТОРОЙ МНОЖЕСТВО СВОДИТСЯ К ОДНОМУ

    Глава 1 ПЛЕННИКИ ТЕНЕЙ

    Глава 2 ТАНЕЛОРН

    Глава 3 СМЕРТЬ БЕССМЕРТНОГО

    Глава 4 ПЛЕННИКИ МЕЧА

    Глава 5 КАПИТАН И КОРМЧИЙ

    Глава 6 МЕЧ И ПОСОХ

    Глава 7 ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЗАМОК БРАСС Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg