«Дар Крома»

Блэйд Хок, Чертознай Дар Крома

Авторы благодарят Кирилла Старикова за поданную идею.

Пролог

У восточных отрогов немедийских гор лежит Бельверус, столица Немедии. Один из самых красивых городов Запада, на равных соперничающий со сверкающей Тарантией и изысканным Аграпуром. Но главное достоинство Бельверуса не в бесчисленных дворцах и усадьбах, храмах и святилищах, и даже не в серой громаде королевского замка. Столица Немедии это перекресток множества дорог, здесь пересекаются пути огромного числа караванов: уходящих с западного побережья на восток, в Туран и Вендию; идущих из Бритунии в Аргос и Зингару; следующих из Гипербореи в далекую Стигию. Поэтому в Бельверусе никогда не переводятся мошенники и наемники, воры и бродячие маги, циркачи и актеры, гладиаторы и карманники, наемные убийцы и жрецы неизвестных богов… здесь можно встретить человека любой национальности, и любых способностей, купить все и вся, от горсти черного лотоса до короны вендийского короля.

В таких городах часто существуют места, где любят бывать люди, независимо от национальности и выбранного поприща. «Червленый щит» — таверна в Старом квартале Бельверуса, одно из таких. И место это — исключительное. Уже одно расположение заведения обеспечивает спокойное времяпрепровождение, поскольку охрана прилежащих к королевскому дворцу кварталов всегда настороже. Высокие цены гарантируют отсутствие всякого отребья, вроде попрошаек и убогих. Как поговаривают завсегдатаи, сюда иногда заходят нобили и царственные особы. Впрочем, еда и на самом деле хороша, ну а пиво, так выше всяких похвал.

Трактир здесь был давно даже по меркам Старого квартала. Семья Руфус владела им уже на протяжении не одной сотни лет. Ровно столько же и вывеска из почерневшего мореного дуба украшает фасад трактира. Несколько раз трактир горел и перестраивался, и из простой деревянной коробки стоявшей в Холодном переулке на окраине столицы, он превратился в солидное двухэтажное здание в центре Бельверуса, сложенное из каменных блоков, с настоящей черепичной крышей.

«Червленый Щит» заслуженно считался одним из самых лучших трактиров в Старом квартале. И просто идеальным местом, для тех, кто хотел вкусно поесть и поболтать с друзьями-приятелями. Здесь никогда не подавали прокисшего пива, несмотря на осады и волнения, болезни и неурожай. Да, безусловно, из-за вышеописанных бед могли вырасти цены или уменьшится выбор блюд. Но даже в тяжелое время любой посетитель мог выпить кувшин-другой вина или несколько кварт пива без боязни, что его вырвет прямо за столом, или он проснется с головной болью. Мог смело взять еду с подноса и, не мучая себя размышлениями, откуда ее взяли, всецело предаться чревоугодию. По крайне мере Маро Руфус, хозяин этого заведения последние восемнадцать лет, готов был поклясться в безупречной репутации «Щита» любому человеку любыми богами, включая Дамбаллаха или Имира.

А если бы этот самый человек решил бы отворить резную дверь в это ставшее уже достопримечательностью Холодного переулка, да и что там говорить — всего Старого квартала, здание, он бы оказался в натопленном по осенней погоде помещении с высокими потолками, примерно двадцать на сорок ярдов. Зал был перегорожен на две неравные части, меньшая примерно на пятую часть от всей площади, была отведена под кухню и хозяйственные помещения. Возле стены, противоположной входу — камин, размерами способный удивить даже бывалого путешественника. Слева — массивная стойка, за которой обычно восседал хозяин заведения, справа — три десятка небольших столиков, на одного-двух посетителей, и шесть столов размерами побольше, за которыми без труда могла рассесться компания до десяти человек.

Здесь никто не отвлекал пустыми разговорами и сомнительными предложениями «развлечься». Можно было спокойно потягивать пиво из глиняной кружки или вино из оловянного бокала, потихоньку расправляться с едой, и смотреть на пламя в огромном камине, выложенном закопченными валунами, и иногда рассеянно поглядывать на соседей, сидящих за столами из мореного, почти черного дуба. Но рано или поздно взгляд посетителей останавливался на том самом червленом щите громадных размеров, висевшем над камином, который и дал название трактиру. В свете колеблющего пламени очага, на деревянном треугольном щите из кешанского красного ореха, поблескивал натертый воском искусно вырезанный герб Немедии.

Кто бы мог подумать, что это тихое место одним осенним вечером может стать полем кровавого боя. Через день по городу расползутся смутные слухи о происшедшем, через седмицу слухи обрастут сомнительными подробностями, лишая всякой надежды отделить правду от вымысла. А люди, непосредственно участвовавшие в резне будут уже далеко как от Бельверуса так и от Немедии…

Маро облокотился на стойку в форме подковы и с кружкой в руке наблюдал за происходящим. Не требуется ли кому из прислуги отвесить подзатыльник или затрещину; всем ли довольны посетители; не пора ли зажечь факелы в кованых держателях на стене. Кстати, сегодня оные посетители оказались на диво разными. Работа трактирщика сама по себе обязывает разбираться в людях, их национальности и ремесле.

Четыре человека сидели за большим столом почти в центре зала. Здесь и колдуном быть не надо, достаточно иметь глаза, чтобы понять — это гвардейцы Нимеда. «Щит» был любимым заведением воинов короны уже не первый год. Немедийцы что-то отмечали. Говорили негромко, периодически смеялись, вино текло рекой, служанки уже перетаскали немало добротной снеди на стол вояк и они похоже уже были недалеко от того состояния, когда съесть что-либо уже решительно невозможно, зато вино все еще находит себе место.

В темном углу, дальнем от входа, сидел по виду наемник, в черной замшевой одежде. Этого типа трактирщик видел уже не один раз здесь и ничего плохого о нем сказать не мог. Пьет-ест исправно, расплачивается щедро, шлюх с собой не притягивает, а что еще ему, Маро, нужно? Судя по бледной коже, темно-серым глазам и длинным черным волосам, он принадлежал к народу боссонцев. Оружие, правда, было совсем не характерное для обитателя аквилонской провинции, два парных меча, явно не местной работы, по виду то ли кхитайские, то ли вендийские. Трактирщик присмотрелся, так и есть, и сегодня они с ним — рядом с черноволосым на скамье лежал кожаный плащ и перевязь с мечами. Несколько глиняных кружек с шапками пены и деревянный поднос на столе с кусками рыбы и овечьего сыра красноречиво свидетельствовали о том, что вкусы гостя за несколько седмиц ничуть не изменились. Миска с ломтями пчелиных сот, рядом с пивом, конечно, выбивалась из общей картины, ну да на это трактирщику было наплевать. Иногда некоторые бывают или сырую рыбу закажут, или живых улиток. Так что пусть лучше мед. Равнодушный взгляд наемника скользнул по смотрящему на него Маро. Тот поднял приветственно кружку, боссонец кивнул и его взгляд уперся в пламя камина. «Кивнул, а глаза змеиные» — отметил Маро.

Та небольшая компания из трех человек почти наверняка офирские купцы, в дорогой одежде из шелка, обилие украшений на шее и руках, да у каждого обширное брюхо, верный признак сытой жизни. Наверно это наиболее удачливые из своих собратьев-торгашей, которые сами уже давно караваны не водят, лишь вкладывают деньги в тех, кто все еще ищет новые торговые пути и новые рынки сбыта. При всей кажущейся простоте у каждого из этих разжиревших купцов был такой нюх, что ему позавидовал бы и лис, с той лишь разницей, что купцы чувствовали запах поживы, а не домашней птицы.

Статный бородатый рыцарь в легком походном доспехе за игрой в фигуры вел тихую беседу с митрианским священнослужителем. Слава всем богам, что хранят его семью, трактирщик не успел привыкнуть к этой игре, вывезенной откуда-то с Востока, которая стала настоящим поветрием. Доброе благородное лицо рыцаря то периодически мрачнело, то озарялось легкой улыбкой. Было непонятно — то ли разговор велся тяжелый и непростой, то ли ход игры постоянно менялся. Ну, рыцарь наверно из благородных, но не из тех, что кичится своими далекими предками и предлинным девизом на гербе двоюродного пра-пра-дедушки. Таких сразу за милю видно, по спеси и гонору.

Роскошно одетый в парчу и меха черноусый тип, имевший вид отпетого мошенника (и, несомненно, таковым и являющийся) занял стол рядом с камином. Развалился вальяжно, с наглой ухмылкой потягивал пиво и что-то с хохотом объяснял своему собеседнику. Тот слушал его, открыв рот. Если Маро хотя бы что понимал в людях, то сейчас черноусый наверняка дурит собеседника. Но если за два года что он тут появляется его так и не взяли, значит, осторожно свои дела крутит. Маро временами слышал обрывки разговоров, которыми наверняка заинтересовались бы в некоторых местах, вроде Каземата. Ну да это уже не его забота, боги каждому голову на плечах дают и совсем не затем чтобы шлем носить.

За другим столом сидел коренастый туранец, с круглым лицом и небольшой бородкой. Таким клиентам трактирщик был всегда рад, туранец заказал сразу два фунта жареной баранины, огромную чашку шафраново-желтого риса и пару бутылок крепкого туранского вина. Маро только поражался, глядя с какой скоростью, обгладывал мосол подданный Илдиза. Туранец обычно появлялся к вечеру и накидывался на еду как степная рысь на тушканчика. На уроженце степей лежала как печать сытого существования, так и следы какой-то неустроенности. Словно его что-то вырвало из той, размеренной и счастливой жизни. Завистливый взгляд, брошенный на купцов, только подтвердил догадку Маро.

Мужчина лет двадцати пяти находившийся за столом, у узкого стрельчатого окна, принадлежал к гипербореям или северным бритунийцам, а может и вирунийцам: светлая до белизны кожа, не ведающая загара, белые волосы, длинные и тонкие, небольшая бородка. Обычное и заурядное лицо, не красавца и не урода, вот только все впечатление портили глаза, светло-серые, почти бесцветные. Случайный его взгляд ожег хозяина «Червленого Щита» холодом заснеженных равнин, на которых веками льется кровь, а в странно низком, хриплом, посаженном голосе, которым северянин окрикнул служанку, явственно звучало карканье воронья.

В дальнем углу, за столом, тискал девицу нетяжелого поведения, высокий немедиец лет сорока в обычной кольчуге, но в плаще с вышитым топором и языком багрового пламени. То-то он не сидит со своими «друзьями» из гвардии, почти наверняка один из палачей Каземата, а таких никто особенно не привечает. Но, судя по всему, его этот факт особенно это не трогал, то ли в силу наплевательства на сам этот факт, то ли в силу природной веселости — шутки так и сыпались из его рта. Правда, большей частью шутки были профессионального свойства. Его рожа здесь уже примелькалась. Иногда он заходил выпить пинту-другую пива и перекусить, но хозяин «Червленого Щита» не стремился завести близкое знакомство с ним.

За соседним от палача Каземата столом находились двое мастеров-ремесленников. Обоих Маро хорошо знал. Эти только изредка заходят пропустить кувшинчик-другой. Как и тот королевский глашатай, со своими друзьями, что с огромной скоростью вливают в себя темное крепкое пиво….

Но, и конечно, больше всего внимания привлекал черноволосый варвар, со, словно вырубленным топором лицом, который мог быть только киммерийцем. Варвар расположился прямо напротив входа. Сидел он здесь уже долго, появился сразу после полудня. Большого роста, широченный в плечах, его иссиня-черные жесткие прямые волосы с ранней проседью ниспадали на ворот домотканой рубахи черного цвета и скатывались по могучим плечам на столешницу. Толстая кожаная безрукавка из шкуры белого волка с узорами из витых красных шнуров, простые кожаные штаны и высокие сапоги, подбитых волчьим мехом завершали облачение варвара. На широком поясе висел тяжелый кинжал, иному человеку могущий служить коротким мечом, но только не в громадной ладони киммерийца. Мощные запястья украшали солидные кованые наручи. В отличие от своих северных соседей ваниров и асиров никаких украшений у киммерийца не было, не считая поблескивающего медальона на тонком кожаном шнурке. Маро всмотрелся в замысловатый орнамент медальона и почувствовал головокружение от замысловато переплетенного узора. Возле правого колена варвара виднелась окованная железными кольцами ясеневая рукоять опертой на стену громадной, навскидку не меньше пяти футов, двулезвийной секиры. Трактирщику в силу своего занятия приходилось иногда видеть выходцев из далекой Киммерии, молчаливые и суровые воины, но этот даже на фоне своих соотечественников выглядел слишком мрачно, буквально буравя ненавидящим взглядом каждого входящего. Тяжелый взгляд синих глаз был на удивление неприятным, складывалось впечатление, что варвар едва сдерживал свои эмоции, плотно сжатая челюсть и поджатые губы лишь усиливали это впечатление.

Маро киммериец очень не нравился, но тот вроде пока еще никак себя не проявил, и трактирщик решил подождать. Связываться с этим красавцем лишний раз не хотелось.

Трактирщик отвлекся на некоторое время и вслушался в завывающий свист ветра налетающего с Немедийских гор. Потом решительно поднялся. Любой уважающий себя хозяин обязательно проверит все ли в порядке. Так и Маро, поворошил угли кочергой и подкинул в камин несколько березовых чурбачков, от чего пламя радостно загудело и взметнулось вверх. Наведался на кухню, где вовсю старались стряпухи готовившие гостям «Червленого Щита», потом, видя, что они в запарке и нисколько не чураются работы, направился в погреб за душистым свежим маслом. Но по дороге решил зайти в святая святых своего трактира — пивоварню. Именно в этом помещении, занимавшем большую часть подвала, и варили то самое знаменитое пиво. Трактирщик перемешал деревянной ложкой проросший ячмень на металлических поддонах. Для получения темного солода его надо было сушить не менее суток, зато пиво получалось с тем самым знаменитым медным оттенком. Дальше в огромных чанах сыновья Руфуса варили сусло. «Казалось бы чего проще, отмерь того, да этого. Ан нет, здесь душа нужна. Вот, например, там в углу сушится солод над древесным углем, значит, пиво будет с терпким привкусом дыма. А это „белое“, потому что при брожении в него добавляют совсем немного простокваши — это придает небольшую мутность и кислинку. Некоторые любят в него ложку-другую малинового сока добавить»…

— Отец, — Руфуса отвлек его старший сын, Дектрий. — У нас грут на исходе…

— Ладно, я займусь этим. Проклятые нордхеймцы, как они пьют пиво с ним?

— Нергал их знает…

Грут представлял собой кошмарную смесь из дубовой коры, тмина, полыни, аниса и белены; с сомнительным успехом заменяя собой хмель. «Ну да чего еще от северян ждать? Хмель у них не растет, вот и добавляют всякую дрянь, чтоб пиво быстро не прокисло». Руфус посмотрел в бочонок и зачерпнул черпаком мутной жидкости на пару глотков. И тут же скривился, ну не иначе будто старый дерезовый веник выварили в пиве. Редкостная мерзость, но северянам нравится. Промыв горло хорошей порцией светлого пива (приготовленного на хмеле) а не на какой-то там дряни, кабатчик зашагал дальше.

Выбрав горшок с маслом побольше (людей сегодня было немало) трактирщик заодно прихватил подмышку десятиквартовый бочонок молодого аргосского вина. Убедившись, что его вмешательства больше не требуется, Маро вышел в маленький внутренний дворик трактира и тут же порыв ветра швырнул прямо в лицо горсть снежинок. Трактирщик улыбнулся, как говаривали в далеких северных королевствах: «снежные демоны уже двинулись в путь», а значит, с наступлением холодов забот у людей станет меньше, а самих людей в трактире больше. Зима в этом году задерживалась, ночью грязь подмораживало, а днем еще до полудня все раскисало, а на дворе уже конец третьего осеннего месяца. Давно пора быть снегу. Видно и на небе не все ладно бывает.

Маро еще раз всмотрелся в темнеющее небо и вернулся за подковообразную стойку, открыл деревянный краник и наклонил кружку, чтобы стекающее пиво не пенилось. Налив до середины он выровнял кружку и долил уже с пеной, подождал, пока пена сошла, и снова долил за два раза, давая пене осесть. «Только так получается постоянная пена, а пиво без пены, это как храм без алтаря или бордель без кровати! Вон в „Золотом драконе“, на соседней, Тисовой улице вдвое больше за кружку берут, а налить правильно не умеют».

В очередной раз глухо стукнула входная дверь, впуская гостя. В помещение вошел высокий, мощный и бритый налысо воин с цветом кожи эбенового дерева и золотой серьгой в ухе. Южанин был одет вполне обыкновенно: высокие сапоги, штаны хорошего сукна, холщовая рубаха да меховая безрукавка. Тяжелый плащ с капюшоном, лук, заплечная сума и длинный меч в черных кожаных ножнах завершали образ. По виду, скорее всего, наемник.

Трактирщик потер бороду, рассматривая его. Воистину боги сегодня собрали в его заведении странную компанию…. Уделив несколько минут новому посетителю Маро снова стал мелкими глотками потягивать прохладное пиво.

Трактирщику нравилось, когда в его заведении теплая домашняя обстановка, уют и покой. Потому, зайдя один раз в «Червленый Щит» люди возвращались снова и снова. Трактиров по Бельверусу более чем хватало, но тех, в которых люди чувствовали себя как дома, можно было пересчитать по пальцам одной руки.

Тут его мысли вернулись снова к мрачному киммерийцу. Наверно, надо дождаться караула гвардейцев и уломать их помочь выпроводить его, если варвар вдруг заартачится.

Глаза киммерийца блеснули демоническим блеском, о котором так неохотно рассказывают бывалые воины. Такие глаза бывают только у берсерков на заснеженном Севере, воинов которых охватывает во время схватки дух войны, и они не чувствуют ни ран, ни боли.

Киммериец завыл, явно вообразив себя волком, вкладывая в это занятие всю свою душу. Маро доводилось слышать вой этих тварей и, по его мнению, выходило очень похоже. Казалось закрой глаза и покажется, что на самом деле в считанных ярдах от тебя воет серая зверюга. Все кто был в зале трактира не сговариваясь, уставились на воющего варвара. Можно было бы обвинить в этой выходке почти полную дюжину пустых пивных кружек на столе киммерийца. Но Маро видел, что дело не только в них.

Первым не выдержал один из гвардейцев:

— Эй, варвар! Здесь тебе не Нордхейм, чтобы выть! Или заткнись, или проваливай на псарню!

Варвар не обратил не малейшего внимания на возмущение гвардейца и продолжил так же сосредоточенно выть. Только из под нависших на лицо волос снова сверкнули глаза. Недовольный гвардеец подошел прямо к варвару, положив руку на рукоять меча

— Да заткнешься ты, спятившая собака, или нет?!

Варвар так же непринужденно продолжал выть, все так же не обращая внимания ни на кого. Маро показалось, что если бы сейчас появился сам святой Эпимитреус, то и это бы не подействовало на северянина. И на всякий случай пододвинул ближе арбалет, спрятанный под стойкой, который уже изрядно запылился, но не стал от этого менее опасным. Гвардеец со всего маху опустил ладонь на плечо киммерийца.

— Ты свои уши дерьмом залеп…

Киммериец не глядя, схватил воина Нимеда за шиворот, и одним движением руки перекинул его через плечо, гвардеец снес мощный дубовый стол и рухнул на каменный пол. Тут же его друзья вскочили со своих мест и, выхватив мечи, бросились на киммерийца.

Варвар пинком мгновенно толкнул скамейку под ноги нападавшим, и в его мозолистых руках оказалась огромная секира. Двое гвардейцев запнулись о скамью и замешкались. Киммериец шутя отразил удар в голову и ответным движением разрубил грудь воину Нимеда. В таверне началась паника, простые обыватели и купцы рванулись к выходу, переворачивая табуреты и столы. Служанки, визжа, исчезли на кухне.

— Жалкие твари! — глухо прорычал киммериец. И ударом сапога проломил череп корчившему на полу солдату. Повозив сапогом в луже из мешанины мозга и крови он исподлобья посмотрел на окруживших его людей и захохотал демоническим смехом, который внезапно перешел в яростный вой потерявшего внезапно все человека.

Двоим воинам Нимеда удалось сдержать напор спятившего северянина всего на несколько мгновений. Парировав удары вояк, он одному отсек руку по самое плечо, а второму, словно шутя, снес полчерепа.

— Что ублюдки? Кишка тонка? Да у вас в предках были только свиньи! Плевать я, Торд, на вас всех хотел! — обратился он к тем, кто был достаточно смел, чтобы остаться за своим столом, а не убежать как большая часть посетителей.

Чернокожий воин решительно отодвинул поднос с едой и выбрался из-за стола. Его примеру последовали туранец, рыцарь и гиперборей. Боссонец остался сидеть, с интересом наблюдая за сложившейся ситуацией. Палач тоже остался на месте, пододвинув, правда, топор поближе. Маро уже держал заряженный арбалет, но вскочившие посетители мешали сделать прицельный выстрел.

Туранец с хищно изогнутым ятаганом сделал пробный выпад. Киммериец отбил удар секирой и ударом локтя заехал туранцу в живот, чем отбросил степняка на несколько ярдов. Чернокожий воин с серьгой в ухе продержался почти минуту, но тоже выбыл из битвы после мощной подсечки, однако успел избегнуть удара киммерийца ногой по ребрам и откатился в сторону. Как Маро заметил меч чернокожий так и не выпустил. Гиперборей с рыцарем переглянулись и, зайдя каждый со своей стороны, постарались вынудить киммерийца повернуться спиной. Но тот был слишком опытен для этого и почти без видимого усилия ухватил тяжелый стол, сбитый из толстых двухдюймовых досок и, отшвырнул его в сторону гиперборея. Беловолосый северянин успел оттолкнуть летящий стол, но, запнувшись о табурет, оказался на полу. Рыцарю повезло немногим больше, пластина его доспеха защитила от удара рукоятью, но сила удара отбросила воина на каменную стену.

Покряхтывая, участники схватки поднялись на ноги и снова стали приближаться к варвару.

Недаром говорят, что четыре противника против одного — наиболее выигрышная позиция. Как ни крутись, но за четырьмя противниками не поспеешь, хоть один да успеет достать. Так и случилось — варвар был ранен в плечо рыцарем, который удачно провел длинный выпад.

Рана была серьезная, но варвар не обращал на нее внимания, мощный удар плечом едва не швырнул рыцаря в весело полыхающий камин. Поймав мощной дланью запястье чернокожего воина, северянин попытался выкрутить ему руку, но тот сделал кульбит и носком сапога угодил киммерийцу под колено. Варвар упал на одно колено, выхватил кинжал и метнул в темнокожего. Но и тот не растерялся и точно рассчитанным ударом отбил клинок. Киммериец вскинул секиру, принимая на нее удар булавы светловолосого гиперборея. Два северянина напрягали мышцы, пытаясь одолеть противника, наконец киммериец с натугой встал и боднул в лицо гиперборейца. Но тут налетел туранец, остервенело крутя над головой ятаган. Последовал обмен ударами. Спятивший киммериец взмахнул своим оружием, намереваясь подрубить ноги туранцу, но тот успел высоко подпрыгнуть, и тут же киммериец засадил ему кулаком в грудь. Степняк отлетел к поваленному столу, с силой приложившись спиной о столешницу, но он успел оставить след на теле варвара ятаганом, длинная рана украсила его левое предплечье.

На мгновение наступила пауза. Киммериец кивком отбросил волосы со лба, и злая гримаса заиграла на губах.

— Не можете с одним киммерийцем справиться?! Да вы воистину жалкие порождения червей, недостойные жить!

Он был ранен, тяжело дышал, но по-прежнему был готов драться до последнего вздоха. Его противники, немного отдышавшись, снова навалились на варвара. Вот рыцарь зацепил руку киммерийца, наруч отвел большую часть удара, но соскользнувшая с него сталь вонзилась в тело. Чернокожий провел обманную серию движений и полоснул клинком по груди киммерийца.

Краем глаза Маро заметил резкое движение рук боссонца, которые отправили в полет четыре метательных ножа. Варвар словно спиной почувствовал бросок, на миг отвлекся отбить летящую смерть, но многочисленные раны сделали его не таким ловким и быстрым, как в начале схватки — в левое плечо северянина вонзились два ножа, рука повисла плетью. Град ударов обрушился на варвара и тот уже не успевал их отражать.

Это стало началом конца — меч рыцаря вонзился в бок киммерийца. Моргенштерн гиперборея обрушился на спину варвара, бросая его на колени, в тот же миг шею пробил длинный меч черного наемника. Кровь из перерезанной артерии быстро пропитала безрукавку варвара.

Варвар упал лицом вперед, все так же, не выпуская секиры. Маро отложил арбалет и выскочил на улицу, в поисках ближайшего караула стражи.

— Проклятый ублюдок. Что на него нашло? — спросил кто-то.

Участники схватки тяжело дышали, одежда их пропиталась потом и кровью, частью своей, частью варвара. Но они были живы, и это было главным. Все оставшиеся в «Червленом Щите» посетители: рыцарь, беловолосый гиперборей, чернокожий воин с серьгой в ухе, палач, наемник в замшевой одежде, черноусый тип в роскошной одежде и туранец собрались возле поверженного киммерийца.

Вдруг тело варвара дернулось, окровавленная ладонь сжалась в кулак. С изуродованного тела поднялась полупрозрачная фигура призрака. Его глаза по-прежнему с нескрываемой ненавистью буравили обступивших его людей. Глуховатый голос произнес:

«Торд — мертв, и отныне Дар ваш. В мерцащих льдах Эйглофиата, на священной горе, в Обители Крома, ждет достойного сила Бога Могильных Курганов. Один из вас обретет ее, пройдя все испытания и застав первые лучи солнца, в день зимнего солнцестояния»

Призрак с нескрываемым злорадством оскалился и исчез так же внезапно, как и появился.

— О чем болтал призрак? — проговорил туранец.

— Кром, это бог киммерийцев, а Бен-Морг, это гора, — задумчиво произнес рыцарь. — Где-то далеко на Севере высится гора, самая большая в Киммерии.

Боссонец промолчал, и вытянул из тела мертвого варвара два клинка, мимоходом обтерев их о труп гвардейца.

— Я слышал от жрецов… — встрял в разговор немедиец с медной бляхой Каземата на груди, — что иногда боги могут вселяться в людей, вот только такая ноша не по человеческому разуму. Поэтому обычно так все и заканчивается — полным сумасшествием…

Люди с оружием, невольно собравшиеся вместе недоверчиво оглядели друг друга, и мгновение спустя, устремились к выходу.

«Червленый щит» опустел за считанные мгновения, неповоротливость немедийского правосудия была общеизвестна. Сидеть месяцами в сырой камере в ожидании допроса никто не хотел — поэтому участники и свидетели боя с северянином, постарались избежать сомнительного знакомства с городской стражей. К тому времени как вышеозначенная стража соблаговолила оцепить таверну, никого из участников резни там не было, только на полу лежали трупы солдат, и изуродованное тело киммерийца…

Десятнику Ларгу осталось довольствоваться объяснением покалеченного гвардейца, возле которого хлопотал лекарь: пьяная драка в не самой плохой таверне Бельверуса. Виновник резни тут же, в луже крови. Угасающее от боли сознание гвардейца успело запомнить начало схватки сумасшедшего варвара с посетителями. Объяснение Ларга на пергаменте не блистало изысками — спятивший северянин… доблестная стража Нимеда… заранее не установленные любители поесть и помахать клинками… мер к розыску не принимать.

Глава I

По дороге неспешно двигался чернокожий всадник и периодически оглашал пространство ругательствами всех стран и народов. Ночью выпал первый снег и если на деревьях его следы еще остались, то на этой самой дороге он напоминал о себе только грязью, жижей и лужами. Приходилось все время лавировать по относительно сухим участкам в тщетных попытках не получить очередную порцию грязевых брызг. Всадник оглядел унылый пейзаж, серую пелену вместо неба, мрачную череду деревьев по краям дороги, пологий уклон, блестящий от сбегающих по кашеобразной земле ручейков, на который ему предстяло забраться, и попытался выругаться еще раз. Его брань прервал толчок споткнувшейся лошади. Она жалобно всхрапнула и пошла дальше медленнее, слегка прихрамывая на переднюю левую ногу. Чернокожий воин, которого звали Шанго, дернул ее за узцы, соскочил с седла, желая узнать, что случилось, и выругался опять, так как спрыгнул он в лужу. На это раз никто ему не мешал — сквернословил он долго, громко и, самое главное, чрезвычайно изобретательно. Успокоившись, он похлопал по крупу жалобно косящуюся на него лошадь.

— Ну что случилось, Ману?

Через несколько мгновений все стало ясно — отлетела подкова. Шанго ругнулся, уже без чувства, с омерзением засунул руку в жижу и выудил оттуда этот злополучный кусок железа. Затем отошел к обочине и старательно начал оттирать и руку, и подкову. Закончив, поискал глазами, куда бы пресловутую железяку запихать, пожал плечами и закинул ее в сумку, а затем укутался поплотнее в плащ и повел дальше лошадь на поводу.

«Нет, ну что за место, даже лошадь нормально подковать не умеют! Сожри меня Дамбалах, надо же было так „угадать“ со временем года. Хотя, — подумал он и похлопал по тугому кошелю у себя под мышкой, — наверное, это все-таки того стоило».

Шанго выполнил в Офире несложный заказ по эскорту одного вельможи и теперь направлялся за второй частью вознаграждения. Встречу наниматель-немедиец назначил у себя на родине, в ее столице — Бельверусе. С заказчиком они были знакомы давно, однако в его родном городе Шанго еще никогда не бывал. Путешествие было не очень затруднительным. Для наемника, привыкшего к таким вещам, это была всего лишь еще одна долгая дорога. Плюс, в этот раз ожидалась совсем неплохая плата, и это делало данную «прогулку» даже чуть приятной. Да и близилось она уже к концу. Добравшись вчера ближе к ночи до постоялого двора, договорившись с хитроглазым хозяином о сменной лошади, заплатив залог, выбрав лучшего скакуна из скудно представленных и, по привычке, назвав его Ману, Шанго отправился в свою комнату отдыхать

А раннее утро встретило его сначала холодом, а потом слякотью. Немудрено, что к настоящему моменту настроение у него было хуже некуда.

— Надеюсь хоть, в этом Бельверусе есть на что посмотреть, — проговорил чернокожий, забравшись на уклон. Его взору предстала длиннющая высокая городская стена, множество шпилей крутых башен и огромные, на первый взгляд гостеприимно распахнутые ворота.

«Ну, скоро узнаем. Идти осталось недалеко, я вон даже вижу кислые рожи стражников», — усмехнулся Шанго.

Некоторое время спустя он подошел к городским воротам и физиономии стражников стали еще кислее. Вблизи оказалось, что ворота двойные. Между внутренними и внешними была опущена решетка, а перед ней в стене, сразу за внешними воротами справа, было небольшое помещение-пристройка. Чернокожий отметил для себя, что у обоих стражей были довольно качественные доспехи и оружие. Только этот факт никак не стыковался с внешним видом воинов. Видимо, они уже долго стояли на этом холоде, и скорее всего до конца дежурства оставалось еще дольше. Поэтому бойцы скукожились под своими плащами пытаясь закрыться от промозглого ветра. Без боли смотреть на это было нельзя, однако Шанго сделал вид, что ничего необычного не заметил.

— Доброго дня вам, воины, — начал он, — Мне в город надо.

— Доброго, — постарался быть приветливым левый стражник. — В город проходи, не жалко, только назови себя и заплати три медных монеты…

— Кому добрый, кому нет, — прервал его напарник, — Нергал тебе в копыто! Такая погода мерзкая, а тут еще едут и едут всякие….

— Я, вообще-то, этой погодой все утро любуюсь. Так залюбовался, что хоть вино на мне остужай. Да и непохоже, чтобы сезон купеческих караванов открылся, — добродушно сказал Шанго, обернувшись на пустынную дорогу.

— Не обращай внимания на Тито, — сказал левый. — Тут такое дело, ты чужак вряд ли знаешь. Больше луны назад была убита дочка короля — Ниона. Ну и стража до сих пор везде удвоена. И это видать надолго. Так вот, выходных теперь меньше. Сегодня он пьянствовать мог, а вместо этого стоит здесь, — он хохотнул.

— Не береди раны, — простонал Тито.

— Ладно, к делам. Кто таков? — спросил левый.

— Шанго, наемник.

— Нечасто увидишь у нас людей с таким цветом кожи…

— Не нравится?

— Да мне все равно, Митра свидетель, — фыркнул страж. — Значит, так — один медяк платишь здесь, два заплатишь привратнику, — воин показал пальцем на пристройку, — он тебе еще пару вопросов задаст и выпишет бумаги на временное пребывание в городе.

Шанго кивнул, протянул монету и прошел в ворота.

— Дарфарец? — спросил напоследок Тито.

— Нет, — отозвался Шанго.

Подведя лошадь к пристройке и привязав ее у входа, негр вошел в помещение. Как и ожидалось — полутемная комната, стол, одна свеча и мужик, храпящий в своем кресле. Мужик оказался мужичком — маленьким таким человечком, с толстыми хомячьими щечками.

— Эй! — громко сказал Шанго.

Человек вздрогнул и проснулся:

— А? Что?

— Мне надо в город.

— Кх. Хорошо, — хрипя, проговорил привратник, еще не совсем отойдя от сна. Затем достал из под стола сосуд, хорошенько глотнул из него, и продолжил уже с легким высокомерием в голосе. — Для начала ответь-ка на парочку вопросов. Имя? — он открыл огромную книгу, лежащую на столе.

— Шанго.

— Фамилия, прозвище?

— Я сын племени Мабинти, — улыбнулся чернокожий.

— Хорошо, — кивнул человечек, — так и запишем — Шанго Мабинти. Род занятий?

— Наемник.

— Цель приезда?

— По делам к графу Донатосу.

— Хм, граф Донатос уважаемый человек, какие него могут быть дела с наемником? Хотя, — быстро продолжил он, увидев, как нахмурился Шанго, — это и не мое дело. Распишись здесь, — привратник повернул книгу и протянул чернокожему перо, — можешь просто крестик поставить.

Негр бегло взглянул на запись:

— Ведь язык един во всей Немедии? — спросил он, и когда собеседник кивнул, продолжил. — Замечательно. Слово «наёмник» пишется через букву «и», а не «е». — И усмехнувшись, расписался.

— С тебя две медных монеты, — погрустнел привратник и, протянув Шанго бумаги, добавил, — вот разрешение на месячное пребывание в столице. В Бельверусе раньше был? — Увидев, как собеседник отрицательно мотнул головой, он спросил: — Объяснить, как добраться до графа Донатоса?

— Нет, я потом узнаю. Лучше подскажи, как попасть в таверну «Червленый щит».

— Отдать лошадь?

Шанго кивнул.

— Сейчас войдешь в город. Двигайся прямо по Главной дороге. Она идет от Южных ворот прямо к центральной площади и королевскому дворцу. Но тебе так далеко не надо. Примерно через тысячу шагов увидишь вывеску — темно-красный щит, с нарисованной посередине пивной кружкой. Это и есть твой «Червленый щит». Ясно? Хорошо, добро пожаловать в город.

Привратник два раза дернул за веревку, висящую рядом с креслом, два раза прозвенел звонок и через некоторое время раздался скрип поднимающейся решетки.

— А Мабунти…, сказал вдруг человечек.

— Мабинти, — прервал его негр.

— Мабинти где живут? В Кешане?

— Нет, — покачал головой Шанго и вышел на улицу.

Пройдя через ворота, чернокожий воин медленно побрел по широкой улице, знакомясь с немедийской столицей, чье величие только слегка было подмочено осенне-зимней погодой. Следовало признать, что даже здесь, около входа, город казался красивым. Широкие и относительно чистые улицы. Большие хорошо построенные дома, на некоторых из которых болтались черные ленты, видимо оставшиеся после траура. Опрятные торговые лотки, хорошо одетые люди. Даже уличные шлюхи, судя по их виду, следили за собой.

Город жил своей жизнью. Периодически проходили отряды стражников. На Шанго, впрочем, они не обращали особого внимания — то ли так часто видели чернокожих людей, что привыкли к таким до равнодушия, то ли, и это более вероятно, не хотели зазря связываться с высоким мускулистым наемником, без сомнения опасным рубакой.

Вечерело. Становилось все более людно и шумно. Стали наполняться придорожные кабаки и забегаловки. Появились первые пьяные и шумные компании. Негра они обходили стороной. Что было, в общем, и хорошо. Для их же здоровья. Но на всякий случай чернокожий воин отстегнул от седла дорожную сумку и повесил ее на бок.

Шанго заметил небольшую странность — чем дальше он шел, тем становилось все холоднее и холоднее. Отнеся это на особенности здешней погоды и позднее время он поплотнее закутался в плащ и проследовал далее. Однако когда наемник подошел, наконец, к «Червленому щиту», игнорировать холод стало уже просто невозможно — на улице стоял настоящий мороз, лужи возле таверны промерзли до самого дна. Заведя лошадь в конюшню, чернокожий нашел глазами конюха:

— Ваша скотинка?

— Наша, наша. — Ответил тот. — Ведь у Агапа Хитрого нанимал? Все в порядке?

— Почти. Только подкова с переднего левого копыта сорвалась. К хреновым кузнецам ходите, — сказал негр с ухмылкой.

— Ну, это к хозяину. Вот возьми знак, что лошадку мы получили, — конюх протянул ярлык, — и к хозяину. Там рассчитаетесь.

— Как зовут?

— Фокий меня зовут, — растеряно проговорил конюх.

— Да не тебя. Хозяина как зовут? — рассмеялся чернокожий.

— А, ну да. — Его собеседник почесал макушку. — Маро его кличут. Маро Руфус.

Наемник кивнул, повернулся к лошади и погладил ее по голове напоследок:

— Ну, прощай Ману.

— Беляшка, — поправил конюх.

— Чего?

— Ничего, ничего. Хозяин в таверне.

Шанго вышел из конюшни в мороз и быстро пройдя несколько шагов открыл дверь таверны. Здание было довольно большим, имело два этажа. Нижний был разделен на две половины широким проходом между краями столов. На верхнем этаже виделся редкий ряд дверей, скорее всего комнаты для постоя. В помещении было приятно тепло, но не душно, и это несмотря на жарко горящие очаги и усилия хозяина, гонявшего служек-мальчишек с дровами по всему помещению. К нему то Шанго и направился.

— Ты хозяин? — спросил он.

— Я, я, — был добродушный ответ, — чего угодно? Поесть? Выпить? Комнату на ночь? Все найдем, если деньги есть.

— С этим потом. Сначала давай рассчитываться, — Шанго показал конюховый ярлык.

— Хорошо, — кивнул Маро, — давай пройдем к стойке.

Они прошли к длинному столу, огораживающему небольшую часть помещения. В стене за стойкой виднелась дверь и маленькое оконце, скорее всего на кухню. А вообще этот маленький закуток поражал нагромождением бочек, полок и бутылок.

— Так, — сказал хозяин таверны еле протиснувшись в неширокий проем, — держи значит Кушит, четыре монеты серебром — залог за лошадь, с удержанной платой, пятьдесят медяков, за пользование. — Он начал выстраивать в ряд монеты.

— Погоди хозяин, — нахмурился Шанго, — как-то ты торопишься. Знаешь, что я тебе скажу? На постоялом дворе с меня взяли семь монет серебром! По дороге у твоей лошади оторвалась вот эта подкова! — он протянул ее хозяину, — И часть пути мне пришлось пройти пешком. И еще одно — я не кушит, не кешанец и даже не дарфарец, и очень не люблю, когда меня обманывают.

Негр со всей силы сжал ладонь, в которой лежала подкова и смял металл. Искореженную железяку он небрежно уронил на стол.

— Стой, стой, стой, — выставив вперед ладони, заговорил Маро, — Агап не первый раз пытается нагреть руки на добрых путниках. Я уже несколько раз предупреждал его, что прекращу иметь с ним дела, а он, собака, все крутит. Поэтому поверь моим словам, как я верю твоим. Спроси вон, у кого хочешь — залог всегда четыре монеты, — он обвел рукой помещение и пару сидящих близко посетителей согласно кивнули. — Раз тут такое дело, — вполне искренне продолжил он, — я тебе твой залог возмещу и даже возьму с тебя половину платы за пользование. — Он отсчитал необходимую сумму и пододвинул их Шанго, — еще никто не называл Маро обманщиком!

После того как чернокожий кивнул, приняв извинения, трактирщик продолжил:

— Перекусить, выпить не желаешь, добрый человек?

— Не откажусь. Чего есть у тебя?

— Вон свежий поросенок румянится на углях, капустка тушеная, только что с огня. Похлебка днем сваренная осталась, можно разогреть, вкусная — с грибочками и чесночком. Оленина вчерашняя. Если желаешь, есть копчености — мясо и рыбка.

— Давай капусты и поросенка, — сказал Шанго, почувствовав, как от подобных речей у него забурлило в животе.

— Вина, пива?

— Давай пива, лучшего. Пока могу себе позволить.

— Советую мое особое, кумачовое.

— Давай, — махнул рукой наемник.

— Отлично! Проходи к столу, скоро все будет.

Шанго кивнул, повернулся и осмотрел зал, с целью найти свободное место, одновременно оглядев необычно разномастных посетителей таверны. Особое внимание привлек огромный мужик, расположившийся прямо напротив входа. Черноволосый, невероятно мускулистый, он сидел прямо и спокойно, положив руки на стол, и смотрел на дверь. Рядом к стене была прислонена большущая секира.

— Это кто? — Спросил Шанго трактирщика.

— Я даже не знаю, — пожал плечами Маро, — какой-то киммериец. Пришел вот сегодня, заказал пива…. Ну как заказал — сказал «ты, принеси пива». Потом так вот сел и сидит. Ждет чего-то. Я к нему и так и так, а он на меня внимания не обращает. Выгонять пока не хочу, может важный человек, хоть и варвар — потом проблем не оберешься. Да и вон он, какой зверюга. Подожду. К закрытию может сам уйдет. Если что, стражу позову.

Подумав про себя, что Маро Руфусу и стража не поможет, наемник направился к свободному столу и сел на скамью. Слева пристроил лук со стрелами, накрыл плащом и прижал сумкой. Затем аккуратно, рукоятью к себе, положил наверх всей этой кучи меч. А через некоторое время и заказ поспел! Маро не обманул — еда оказалась вкусной, пиво знатным и Шанго смакуя, принялся утолять голод.

Только чернокожий воин подумал о том, что день этот стал ближе к вечеру налаживаться, как тот самый киммериец начал выть, как раненый зверь. Не выдержав один из посетителей, по виду городской гвардеец, встал с целью угомонить северянина…. И время помчалось, как сумасшедшее. Бредовый вызов Торда-варвара; дикий и жестокий бой, в котором пятеро c трудом сразили одного; и пророчество, прозвучавшее в голове у каждого, кто подошел близко к телу павшего киммерийца — все смазалось в одно кровавое пятно.

Но вот жизнь окончательно покинула северянина, потянуло холодком, а потом, сразу, будто всех окатили горячей водой, стало очень жарко. Шанго понял, что загадочные причуды погоды напрямую были связаны с убитым варваром.

Обладатели тайны оглядели друг друга, и мгновение спустя стали расходиться по своим делам.

* * *

Шанго взял свои вещи и направился к выходу. Волокита при въезде в город явно подсказывала, что объяснения с городской стражей по поводу боя могут растянуться не на один час. Почти дойдя до двери, наемник остановился, а потом подошел к бледному, как мука хозяину таверны.

— Вот оно как, — начал первым Маро, — это хорошо, что я его выгонять не стал. Как подумаю, что бы он со мной сделал, страшно становится.

— Посмотри на это с другой стороны, — усмехнулся чернокожий, который все еще тяжело дышал после боя, — слух об этом побоище, о киммерийце этом твердокаменном, на полгорода разнесется уже через час. А завтра утром вообще весь Бельверус об этом будет знать. Значит, больше народа придет к тебе попробовать твоего пивка особого. Ты бы, я не знаю, придумал что, чтобы день этот нескоро забылся. Вон секира та же…

— А и вправду, — почесал подбородок трактирщик, и хитринка заблестела в его глазах, — почему б нет-то. — Он постоял секунду. — Чужестранец, тебе постой на ночь не нужен? Возьму дешевле.

— Нет, хозяин, рад бы, да дела еще у меня в твоем городе. — Шанго достал серебряную монету и положил ее на стол. — Вот тебе за еду, за пиво твое хорошее, и за просьбу, которую надеюсь, ты исполнишь.

— Какую такую просьбу? — удивился Маро Руфус.

— Есть ли среди слуг твоих человек, который город хорошо знает? Мне бы надо до человека одного знатного добраться, да не хочется по улицам незнакомым плутать да искать его неизвестно где.

— А, ну это можно. — Трактирщик кивнул, повернул голову и громко подозвал одного из мальчишек. — Фирес! — подождав, когда тот подбежал, продолжил, — Слушай, проводишь этого господина куда он попросит и до завтра можешь быть свободен.

Маро смахнул со стола монету и обратился к Шанго:

— Ну всего тебе чужеземец. Приходи еще!

— Фирес, — спросил чернокожий, когда трактирщик отошел, — ты знаешь, где живет граф Донатос?

— Знаю господин, — проговорил мальчишка с обожанием глядя на одного из воителей, что участвовали в недавней схватке, — это не очень далеко. И заметить не успеете, как дойдем.

— Хорошо, — кивнул Шанго, встал и собрал свои вещи, — пошли тогда.

На улице уже не было морозно. Лужи практически оттаяли, их теперь покрывали только тонкие корки льда.

Через полчаса чернокожий воин встретился со своим старым товарищем.

— Проходи мой друг, устраивайся, — пожилой высокий человек с благородными чертами лица показал Шанго на одно из кресел. Потом обратился к ожидающему в дверях слуге:

— Принеси вина и бокалы.

Прием проходил в рабочем кабинете графа. Камин, роскошный палас, люстра с шестнадцатью свечами, лакированные стол и три шкафчика из дорогого черного дерева были всеми его украшениями. Стены были обиты резными панелями из полированного тиса. Ни тебе статуй, ни голов охотничьих трофеев, ни стойки дорогих напитков, ни других бесполезных, но дорогих безделушек здесь не было. Эдакая смесь богатства и умеренности.

— Я уже получил сообщение о том, что поручение ты успешно исполнил. Благородный Лаурус в целости и сохранности достиг Ианты. Знаешь, от твоего общества он в полном восторге, ярко расписывал как твои боевые способности, так и образованность и высокую культурность. — Донатос слегка улыбнулся. — Шанго, расскажи мне, где ты всего этого понабрался?

— Чуть позже, если не расхочешь, — улыбнулся тот в ответ.

— Ловлю тебя на слове! В любом случае ты с блеском отработал свои деньги. — Граф открыл ключом ящик стола, достал небольшой мешочек и пододвинул его наемнику. — Здесь драгоценные камни, стоимостью в десять золотых монет. Наверняка ты продашь их еще дороже. Лаурус настоял на том, чтобы я заплатил тебе больше, — пояснил Донатос, когда чернокожий удивленно на него посмотрел.

Графа прервал вернувшийся с вином слуга. Он разлил по бокалам вино и с поклоном удалился.

— Хороший повод отметить удачно завершенное дело, — продолжил граф, — однако настроение у меня не очень праздничное. Ты, наверное, слышал о том, что совсем недавно произошло в нашем городе?

Шанго кивнул:

— Так, в общих чертах. Убили дочь вашего короля. Расскажи поподробнее.

— Ужасное событие. Просто кошмарное. — Донатос на мгновение замолк и, глотнув вина, продолжил. — И совершенно, абсолютно не понятное. Зачем понадобилось убивать принцессу Ниону? Она же была совсем еще малышкой! Ей только восьмой год исполнился. Кому помешало это нежное, невинное создание? — Граф покачал головой. — Наша страна имеет множество врагов. Логично предположить покушение на короля или его супругу. Молодого наследного принца, наконец. Но не на младшенькую дочь. Она не имела никакого политического значения. И смерть ее ничего не изменит ни в стране, ни в отношениях с другими государствами.

— Как произошло покушение?

— Король направил принцессу с няньками и королевским чародеем, ее наставником, в зимний дворец. Сопровождал кортеж большой отряд лучших королевских гвардейцев. И все равно их оказалось мало! — Донатос, ненадолго умолк. — Нападение произошло сразу при выезде с королевской площади. Дорогу перегородили. Группа людей в капюшонах и масках налетела на королевскую карету. Охрану вырезали пугающе быстро. К тому времени, как подоспели отряды городской стражи, все уже было кончено — принцесса была мертва. Заколота. Нергал сожри их гнилые душонки, — почти крикнул Донатос, — это каким же это надо быть подонком, каким надо быть низким животным, чтобы поднять руку на невинное дитя! — Он быстро допил остатки вина в бокале и долил себе и Шанго еще. — Воины короля, все до единого, были уничтожены. Даже королевский маг не помог. — Граф скрипнул зубами. — И всего пять мертвых головорезов!!!

— Заказчик известен?

— Все чрезвычайно запутано. — Покачал головой граф. — В теле принцессы был найден кинжал с гербом офирского королевского рода. Разумеется, в причастность Офира никто не верит. В первую очередь, друг мой, потому, что у блистательной Ианты нет сил, чтобы даже надеяться на что-то, в случает нападения на наше королевство. Никаких военных союзов они не заключали, собственных войск у них достаточно только для защиты границ, а массовый набор наемников скрыть было бы просто невозможно. Да кому я об этом говорю? — Донатос махнул рукой. — Ты же только оттуда! Видел ли ты военные приготовления, набор рекрутов, приглашали ли тебя в армию?

— Нет. Ничего такого я не заметил. Напротив, товарищи наняться никуда не могли. — Шанго потер подбородок. — Вообще, Офир всегда больше интересовался золотом, а не войной. А на то, чтобы победить Немедию надо много, очень много денег.

— Вот и я о том же, — кивнул граф. — Да и потом, этот пресловутый кинжал. Если бы хотели объявить Немедии войну, то сделали бы это обычным способом — открыто, через посла.

— Или просто направили бы свои войска, которых нет, через границу. — Мрачно ухмыльнулся чернокожий.

— Совершенно верно. И, разумеется, если бы Офир желал тайны, то оружия с указывающими на него регалиями точно бы никто не оставил. Финальным ударом по версии виновности Ианты стал вывод Королевской Дознавательной Комиссии о том, что кинжал, которым убита принцесса, является подделкой. Хорошей, но подделкой. Одним словом, в Офир были отправлены послы и на днях их ждут с ответом, который я уже могу тебе предсказать…

— Значит не Офир. А убитые? Может их происхождение может о чем-то сказать?

— Нет. Среди них были шемит, туранец, даже один кхитаец и два чистокровных немедийца. Так что расследование пока ничего не дало. Столько времени прошло, что веры в то, что даст, все меньше…

— Отец, — прозвучал женский голос, и в комнату прямо таки влетела красивая молодая девушка, — ой прости, я не знала, что ты не один.

— О, дорогая моя, что за спешка? — улыбнулся граф, — Шанго познакомься с моей дочерью Деспиной. Деспина это Шанго, мой хороший друг.

После того как наемник и молодая графиня поздоровались, Донатос спросил:

— Зачем ты меня искала, дочь?

— Мама просила кое-что передать. Это не очень важно. А как господин Шанго у нас оказался?

— По одному общему делу. Шанго мне очень помог. Мой друг, — продолжил граф, обращаясь к наемнику, — прекратим этот разговор на печальную тему.

Донатос взглянул на дочь:

— Вернемся лучше к твоему обещанию. Слова Деспины мне о как раз, о нем напомнили. Мы с тобой знакомы, одному Митре известно, сколько времени, но до сих пор я не знаю о тебе почти ничего. Как южанин подобный тебе, оказался здесь, на этом холодном куске земли?

— Ты действительно хочешь знать? — хмыкнул Шанго.

— Ну да, если у тебя нет секретов от старого друга…

— И его прекрасной дочери, — усевшись в кресло, прервала Деспина и очаровательно улыбнулась воину, — я тоже хочу послушать! Ведь можно?

— Дочь моя, очень невежливо…

— Да ладно, — поднял руку Шанго, — никаких особых тайн у меня нет. Правда история моя может показаться вам немного необычной.

— Ой, мне уже интересно, — в глазах Деспины заплясали огоньки, — отец можно и мне вина? — А когда Донатос недовольно, но кивнул, воскликнула, улыбаясь, — ну начинайте же господин Шанго! Прошу вас!

— Ну ладно, — чернокожий вздохнул, откинулся на спинку кресла и начал свою историю.

— Родился я в племени Мабинти. Мой народ живет далеко-далеко на юге Черных королевств. Настолько далеко, что мало кто в этих королевствах, вообще слышал о нем. Я сын вождя, но на момент моего рождения моя мать и он еще не были семьей. И это, — Шанго помрачнел, — потом привело к определенным проблемам. О моем появлении на свет шаманы придумали целую легенду. Родители, конечно, подтверждали ее, говорили, что все так и было, но они и сами могли поверить в слова раскрашенных людей. В любом случае, говорят о том, что в ночь моего рождения была сильная буря с громом и бесчисленными молниями, пронзающими небеса. Но, что удивительно, совсем не было дождя. Ни одна капля не оросила землю. Шаманы расценили это как знак богов и предрекли мне судьбу великого воина. Назвали меня в честь главного бога, покровителя племени — справедливого и могучего Шанго, властителя грома и молнии.

Не знаю на счет предсказаний, но на здоровье я никогда не жаловался. Детские годы были одними из самых лучших в моей жизни. Моими наставниками были лучшие воины племени — гордые, честные, благородные. Гоняли они меня до седьмого пота, не взирая на то, что я сын вождя. Поэтому я больше предпочитал слушать их, чем шаманов, постоянно талдычивших о моей избранности.

Шаманы… Эти раскрашенные люди в масках и шкурах животных любили поговорить. Очень любили. И чем больше я их слушал, чем старше я становился, тем яснее понимал, что за теми крупицами важных и полезных знаний, которые они передавали друг-другу из поколения в поколение, скрывается лишь пустота. Бессмысленные слова, глупые выдумки, дурацкие объяснения. Увиливания от вопросов, на которые они не знали ответа. Смехотворные оправдания за то, что их ритуалы не приносили пользы, а предсказания не сбывались. А после того, как я один раз увидел, что они сами поедают жертвы — плоды и охотничью добычу, которые мой народ приносил богам, то я окончательно и бесповоротно разочаровался в шаманах. Старался избегать их, общаться с ними как можно реже.

Но вскоре после моего посвящения в мужчины в жизнь мою вмешалась судьба. Вождь ушел к богам и стал решаться вопрос о том, кто станет новым правителем племени. По обычаю им должен был стать мой любимый брат Нгебу. Помните, я говорил, о том, что появился на свет, когда матушка с отцом еще не были одной семьей. Нгебу же родился уже в семье. Поэтому и вождем должен был стать именно он. Это устраивало всех. Всех кроме шаманов. Они заявили, что, видите ли, Нгебу не такой умный, великий и могучий воин, как я, что он, по их словам, «обычный». Глупые болваны! Нгебу хороший воин, достойный Мабинти. Честный, справедливый, разумный. Шаманы на это, конечно, плевать хотели. Для них были важнее пророчества и легенды, поэтому они потребовали, чтобы именно я стал вождем. Преодолеть запрет обычая было не то, чтобы очень сложно — надо было, чтобы я убил своего братишку Нгебу в поединке! Вы представляете, что мне предложили эти самовлюбленные ублюдки? Чтобы я убил Нгебу! Короче говоря, я предложил запихнуть их предложения в свои черные волосатые задницы! Тогда подумав денек, шаманы намекнули, несмотря на отказ — рано или поздно Нгебу умрет сам, как бы «случайно». Тут гнев и ярость всклокотали во мне. Я насадил главного шамана на копье и припечатал его дрыгающееся тельце к дереву. А племени заявил, что ухожу — поэтому нет больше смысла шаманам плести свои козни!

Но добавил, что если вдруг вернусь и обнаружу, что с братом что-либо случилось, то перебью всех раскрашенных шаманских обезьян и скормлю их тела гиенам. Попросил друзей проследить за этим, собрал необходимые вещи и со спокойной душой отправился на север. Я решил посмотреть на скопление огромных хижин из камня, о которых слышал от стариков. Так, продравшись через кишащие хищными зверьми леса и саванны, населенные враждебными племенами, я добрался до Кешана и первого города в своей жизни — Кешии.

Я познакомился с цивилизацией. Да, быстро я разобрался в хитросплетениях нового мира. Первоначальное восхищение сменилось разочарованием — «цивилизация» оказалась грязью, нищетой и нелепицей варварских городов. После того же, как я несколько лун поработал стражем и познакомился с еще более темными сторонами Кешанской жизни — политическими интригами, предательствами и бессмысленными смертями, то ничего, кроме презрения к тем, кто стоял во главе города, уже не чувствовал. Самое главное в цивилизации я понял — деньги решают все.

Я покинул Кешан и отправился в Дарфар. Работать снова за мелочь мне уже не хотелось. Я знал, на что способен и поэтому в городе Зибебу первым же делом отправился во дворец властителя, которого звали Музородзи. Встал перед ним и заявил, что хочу стать его телохранителем. Наивный Музородзи со смехом приказал своим воинам выкинуть меня из его покоев. Но недолго он смеялся, — ухмыльнулся Шанго. — Вместо наглеца, как он меня назвал, из его покоев вылетели все его отборные воины. Один за другим. Так я получил свою первую высокооплачиваемую работу. И клянусь Нергалом, это было отличное место. У меня было все — красивые женщины, изысканные яства, роскошные одеяния, все блага высшего общества. Но такая жизнь не долго радовала меня. Скоро мне просто стало скучно от однообразия. А хотелось нового, хотелось чего-то узнавать. Сначала я взялся за изучение нового для меня оружия — лука и кривого дарфарского меча. И, видит Митра, я вскоре превзошел в воинском искусстве своих наставников.

А потом я познакомился, и вскоре подружился с престарелым стигийским жрецом Туткересом. Он много лет назад явился в Дарфар с необычной, как я потом узнал, для нетерпимых и высокомерных стигийцев целью. Проповедовать культ Сэта — нести правильное имя бога, коего в той черной стране все называли Дамбаллахом. Явился, и как этого и следовало ожидать, успеха не добился. Но для меня это знакомство это стало подарком судьбы — он открыл мне знания разных народов, науку, мысли мудрых людей. Я научился писать, считать, узнал историю мира, изучил карты. Рассказы стигийца об огромных, могучих и богатых северных странах, гигантских армиях, великих культурах, потрясающих воображение каменных городах, шпили которых пронзают серое небо, запали мне в душу. Я захотел все это увидеть.

Конечно, больше всего старый Туткерес скучал по родной Стигии. Поэтому и восхвалял ее больше всего. В его словах она представала самым могущественным государством мира, управляемым мудрыми жрецами бога Сэта, ночью предающимися философским размышлениям о благе и судьбах своего народа, а днем воплощающими эти мысли в жизнь. Сами дарфарцы, впрочем, отзывались о Стигии немного по-другому. Тем не менее, я решил все это проверить. После долгих споров Музородзи отпустил меня, щедро одарив на прощание.

Как вы уже, наверное, догадались, Стигия оказалась не совсем такой, как ее расписывал Туткерес. Да, величественные сооружения поразили меня, да, воины этой страны организованы и обучены, да, государство обладает высокой культурой, но вот жизнь разных слоев населения отличается коренным образом. Я и раньше был знаком с рабством — в Черных королевствах с этими вопросами не церемонятся, но положение стигийских подневольных людей, причем там они официально людьми и не считаются, поразило и меня — их жизнь ничего не стоит, существуют они в полнейшем убожестве, питаясь так, чтобы только не умереть от голода. Ценность жизни крестьян, слуг, бедняков тоже не слишком высока — среди них процветают нищета и безысходность. Ну, а для людей более высокого положения все меняется кардинально — тут вам и уважение, и порядок, и справедливый суд. На самом деле такая картинка не особо удивительна — если говорить начистоту почти везде так происходит, однако особенностью стигийцев является то, что они относятся к такому положению вещей спокойно, с равнодушием, не ропщут, не возражают — ведь так захотел Великий Змей Сэт. Чьи дети спокойно ползают по улицам и выбирают жертвы для своего отца.

В Луксуре один такой выродок — огромный питон, почему-то нашел меня очень аппетитным и решил полакомиться. Я порубил змеюку на куски, однако местное население мой подвиг и удаль не оценило и вызвало стражу. Пришлось бежать. Стигийские власти отправили следом отряд воинов-следопытов. Лучше бы не посылали. Скажем так, домой из них не вернулся никто, наверняка грифы до белых костей обглодали их тела.

Так я покинул пределы Стигии. Возвращаться в Дарфар у меня не было никакого желания, слишком хорошо я помнил рассказы Туткереса о чудесах мира. Так начались мои многолетние странствия по хайборийским странам. В основном я занимался наемничеством, участвовал во многих войнах, путешествовал и познавал мир. И вот так, в конце концов, я оказался здесь, перед вами.

Шанго долил себе еще вина и промочил пересохшее от долгого рассказа горло.

— Да, — проговорил после длительной паузы граф Донатос, — впечатляет, клянусь Митрой. Подумать только — сын вождя.

— Ай, да брось, ты, — махнул рукой чернокожий воин, — племя небольшое и по сравнению с даже самым маленьким государством, ничтожно.

— Не скажи. Все страны начинали с таких маленьких общин.

— Может ты и прав, — проговорил Шанго, — но какая разница-то, сейчас я наемник. И собираюсь продолжать в том же духе.

— Мда-а, — протянул старый граф, — ну и куда ты направишься дальше, о сын вождя, ставший наемником?

Чернокожий воин подумал немного, а потом сказал:

— Скорее всего, на север. Благородный Донатос, скажи мне, что ты знаешь о Киммерии?

— Киммерии? — Граф удивленно поднял брови. — Что ты там забыл?

— Хочу побывать там, где не был, — пожал плечами наемник.

— Я, конечно, расскажу все, что знаю…

— Ой, еще рассказ, — Деспина захлопала в свои изящные ладошки, — сегодня удивительно богатый на события день.

Шанго, вспомнив таверну, согласно кивнул.

— А знаю я не очень много. Ты прервала меня, дочь. — Покачал головой граф. — Киммерия известна, как суровый, мрачный край, населенный дикими варварами. Складывается впечатление, что он не слишком населен, но, несмотря на это, никто до сих пор не смог его покорить. Несомненно одно — киммерийцы могучие люди и великолепные бойцы. — Донатос улыбнулся. — Такое ощущение, что им там и делать нечего, кроме того как оттачивать свое мастерство.

— Впрочем, — продолжил вельможа, — возможно, все скоро изменится. Аквилонцы отстроили рядом с Киммерией несколько военных поселений. Начало вторжения, я так понимаю. Это, кстати, выгодно и нам — они постепенно оттягивают от наших границ свои войска, и очень скоро начнут выматывать резервы в постоянных стычках с киммерийцами.

— Где-нибудь можно найти проводника? — спросил Шанго.

— Киммерия исследована мало. Может быть это из-за малой приветливости киммерийцев, а может быть потому, что край этот не очень то и интересен для исследователей. Киммерийцы торгуют с другими странами мало и так же мало путешествуют. — Донатос развел руками. — Поэтому если проводника и можно найти, то это обязательно должен быть местный. Киммериец. Это вкратце все, что мне известно. Если желаешь, можешь воспользоваться моей библиотекой, может, что там найдешь.

— Не откажусь, — кивнул Шанго.

— Замечательно, — улыбнулся граф. — Ну а я, с твоего разрешения пойду спать, время уже позднее. Слуги покажут тебе библиотеку, а потом проводят в твою комнату. Я сейчас об этом распоряжусь.

— Один последний вопрос благородный Донатос. У тебя есть лошади?

— Разумеется, есть! — Рассмеялся граф. — У меня, как и у любого уважающего себя крупного землевладельца, множество великолепных скакунов. Я так понимаю, ты хотел бы одного приобрести?

— Да, — кивнул Шанго, — к местным торговцам обращаться не хочу — не очень доверяю тому, кого не знаю.

— Хорошо, договорились. Поговорим об этом завтра. — Донатос встал и протянул руку дочери, — ну так что там хотела твоя матушка?

Думая о своем наемник так и не заметил взгляда, которым наградила его напоследок Деспина. Ее восхитила необычная внешность странника, его экзотичность вкупе с хорошими манерами произвели на нее ошеломляющий эффект.

Шанго пробыл в обширной библиотеке старого графа около двух часов. Как того и следовало ожидать, по Киммерии было очень мало информации и, в большинстве своем, она совпадала со словами Донатоса. Летописцы записывали сведения, в основном, со слов ближайших соседей киммерийцев — аквилонцев, асиров и ваниров. И если первым вполне можно было доверять, то склонность последних к преувеличениям и приукрашиваниям заставляла относиться к их россказням с сомнением.

Тем не менее, кое-что по интересующим вопросам удалось найти. Большинство киммерийцев обладают высоким ростом, крепким телосложением, имеют черные волосы и серые глаза. Очень упрямы и строго придерживаются клятв — во многих летописях повторяют слова одного гандера, очень точно охарактеризовавшего эту черту, «киммериец никогда не сделает то, что ему говорят, но всегда выполнит то, что скажет». Народ киммерийцев очень воинственен, набеги составляют большую часть их жизни. Многое говорит тот факт, что по их варварским обычаям киммериец становится мужчиной только тогда, когда убьет своего первого врага.

Важным влиянием на характер киммерийцев оказывает главный интересующий Шанго вопрос — их вера. Бог киммерийцев — великий Кром делает младенцу всего один подарок — волю. Варвары считают — это единственное, что необходимо человеку. Обителью Крома, его священными чертогами является гора Бен Морг, местонахождение которой известно только самим киммерийцам.

Таким образом, в тайне, которую узнал чернокожий наемник, появилось несколько дополнительных вопросов. Имеет ли вообще Обещанное отношение к Крому? Если да, то почему скупой северный бог решил расщедриться на подарки и причем тут чужеземцы, волей судьбы собравшиеся в бельверуской таверне в одно и то же время? Все это и многое другое Шанго намеревался узнать в ближайшее время. Сверхъестественный дар — это то, ради чего стоит рискнуть. Шаманы племени Мабинти на протяжении многих лет талдычили Шанго о его богоизбранности, так кто же как не он, достоин его более всех?

Настоящим сокровищем графской библиотеки была карта Хайборийских держав. Настолько подробной он никогда не видел. Длинна пути из Бельверуса в Киммерию была примерно одинакова — как если направиться через Пограничное Королевство, так и если пойти через Аквилонию. В Аквилонии Шанго был неоднократно, а вот в Королевстве этом никогда не был. Смысла задерживать свой путь блужданиями в неизвестной стране чернокожий воин не видел. Да и подготовиться к зимним холодам, закупив все необходимое, легче в цивилизованном государстве, а не на территории постоянных междоусобиц — негр слышал о Пограничном Королевстве не очень много хорошего. Поэтому Шанго решил направиться через Аквилонию к поселениям рядом с Киммерией. Люди там смогут много рассказать о народе, с которым живут вплотную.

Впрочем, чернокожий интересовался не только сиюминутными вещами. Библиотека Донатоса была по-настоящему большой. Столько свитков, книг, глиняных и восковых дощечек в частном доме Шанго еще не видел никогда. Очень жаль, что ему надо было торопиться, ведь в ином случае он, несомненно, уговорил бы графа разрешить ему остаться подольше. Что же, придется отложить это до возвращения, если конечно, он вообще сумеет вернуться. Наемник стал перебирать сокровища библиотеки с целью хотя бы краешком глаза познакомиться с содержимым. Чего тут только не имелось: и история народов мира — Шанго с удивлением обнаружил даже несколько свитков по Меру; и мемуары полководцев; и труды по наукам и алхимии; магии и колдовству; несколько вещей посвященных оружию, но, конечно, больше всего на полках было различных художественных работ — как в прозе, так и в поэзии.

Внезапно на глаза южанину попался толстый свиток. Помимо своего размера он привлекал внимание тем, что был на вид очень старым, до такой степени, что пожелтел чуть ли не до черноты. Заинтересовавшись, Шанго достал его и принялся изучать. Там было много чего написано, но основная идея заключалась в вещах, которые большинство современных жрецов и священнослужителей подняли бы на смех. В свитке говорилось о Боге Глубин, спящем в Городе Под Водой, который однажды проснется. И тогда горе и ужасы ждут тот мир, из которого он вместе с другими Древнейшими Богами был изгнан тысячелетия назад. Когда Шанго дочитал до места, где рассказывалось о том, как это существо, Бог Глубин, могло преследовать корабль, идя по океанскому дну, то скептически хмыкнув свернул свиток и положил его на место. Он, конечно, слышал у себя на далекой родине легенды, рассказываемые седыми стариками, о временах, предшествующих Атлантиде и о Древних Богах, сотрясающих землю, но относился к ним просто как к страшным сказкам.

Шанго покачал головой, а затем кликнул слугу и направился к себе в комнату.

Но отдыхал он не долго. Через некоторое время открылась дверь, под одеяло скользнуло девичье тело и прижалось к нему. В недоумении Шанго несколько мгновений зажигал свечу. В ее свете негр увидел Деспину.

— Сэт и Нергал! Что ты здесь делаешь девочка? Я не хочу нарушать гостеприимство благородного Донатоса! — Но когда она нежно провела ему по груди рукой, он добавил уже менее жестко: — Я не хочу предавать его доверие …. Он же попытается меня прикончить, если узнает. И, знаешь, будет совершено прав…

— Ничего ты не нарушаешь. Это ведь я к тебе пришла. Да и ничего он не узнает — я ему ничего не скажу. А ты? — она приподняла голову и волосы у нее очаровательно растрепались. Посмотрев на готового расхохотаться Шанго, она добавила:

— Вообще-то я не такая…, — и резко переменив тему, спросила, — А что это за рисунок у тебя на груди?

— Это символ того, что я прошел испытания посвящения в мужчины, — с улыбкой произнес наемник.

— А что это за испытания? — не унималась Деспина.

— Ну, их вообще-то пять. Первое на храбрость — нужно прыгнуть вниз головой с высокого дерева, привязанным веревкой за ноги. Второе на мудрость — надо по загадкам шаманов найти спрятанный предмет. Третье на силу — надо устоять тридцать вдохов и выдохов против сильнейшего воина племени. Четвертое на полезность племени — надо принести с охоты добычу, — тут чернокожий замолчал.

— Ну а пятое?

— Я тебе сейчас покажу. — Сказал Шанго и увлек девушку на подушку….

Утром наемник выехал через западные ворота и направился в Аквилонию….

Глава II

Боссонец открыл за кованое кольцо тяжелую трактирную дверь, украшенную резьбой. И тут же на него мрачно уставился какой-то варвар, который сидел прямо напротив входа.

— Пива и пожрать — буркнул Ангир служанке за стойкой, заметив свободный стол, в его любимом углу, рядом с узким окном.

— Чего изволите?

— Копченого угря, жареной свинины, овечьего сыра и лепешек с медом…

Служанка пристально воззрилась на посетителя, но промолчала. Этот человек выглядел обычным разбогатевшим наемником, но что-то подсказывало ей, это только видимость. Почти наверняка один из тех людей войны, кто ест с меча, но явно не обычный вояка. Серые глаза напоминали «землистые» глаза палачей, иногда сюда захаживающих. Но похоже странный тип на самом деле собирался только вкусно пожрать…

Заняв место в наименее освещённом углу Ангир, принялся не спеша смаковать сочное мясо и темный пенный напиток, оглядывая зал с посетителями. Купцы — обычное дело для такого заведения, несколько гвардейцев и наемников, да тот здоровяк — варвар, что так зыркает на входящих. Наверно киммериец и судя по тому, что он дожил до первых седин, о бое на топорах знал не понаслышке.

Перед варваром внушительной шеренгой стоял почти десяток пустых кружек, и ничего больше, даже ломтя черствого хлеба. Что никак не сказалось на поведении северянина. Он по-прежнему сидел и буравил тяжелым взглядом людей. Трактирщику это точно не нравилось, но видимо он пока решил пока настроение себе не портить.

«Мда, похоже у северного варвара день сегодня не задался, влить в себя десяток больших глиняных кружек пива и без закуси можно только с горя. С радости так не скалятся. Ну не буду уподобляться ему» и боссонец с наслаждением впился в нежную рыбу.

После шестой кружки в мозг стала настойчиво стучать мысль, что неплохо было бы запытать трактирщика, дабы узнать секрет пива. Боссонцу приходилось бывать в самых разных странах — но вот пиво лучше всего варили в Немедии и в Бритунии. Нордхеймцы и киммерийцы тоже не избегали этого удовольствия, но у них обычно получался на редкость горький и крепкий напиток, зачастую приготовленный на каких-то мерзких растениях, а то и вообще на коре. Кружки такого, с позволения сказать напитка, хватало, чтобы полностью потерять связь с реальностью, а потом еще долго чувствовался во рту мерзкий привкус желудей. Хотя если разобраться, нордлингам кроме войн и пива больше ничего не нужно, зато и в том и другом меры не знают. В Кхитае так вообще житья не было, считай два года трезвости — пить какую — то дрянь, настоянную на змеиных головах и крысятах может только желтокожий. Никто не спорит, когда голод припрет к стенке, то съешь и самих крысят. Зато в Кхитае такие искусницы по части любовных наук, куда там девицам из борделей стран Запада.

Потребовав еще пива, Ангир еще больше погрузился в себя и свои воспоминания. Из которых его вдруг вывел хруст костей и протяжный крик гвардейца.

… На киммерийца что-то нашло, он стоял широко расставив ноги, почти без труда держа одной рукой своё двулезвийное оружие. М-да, с таким свяжется только большой умелец. Гвардейцы такими явно не были, потому и выбыли из схватки почти сразу. У входной двери в «Щит» образовалась небольшая давка, мирные обыватели стремились оказаться как можно дальше от трактира. Несколько посетителей дружно накинулись с оружием на спятившего северянина. Никакого желания лезть в драку у боссонца не было, на маленьком пятачке сразу несколько воинов плели клинками стальной узор, можно было угодить под удар кого-то, кроме самого варвара. Гиперборей чудом не снес туранцу полголовы. Хотя тяжелая секира и порхала словно живая в мощных руках спятившего северянина, против такого количества врагов, да еще и на таком маленьком пространстве у него шансов не было. То одному, то другому воину удавалось оставить острой сталью след на теле киммерийца.

Конечно, его с минуты на минуту завалят, но спятивший дикарь испортил все удовольствие от этого тихого места с вкусной стряпней. Не вставая со скамьи, Ангир вытащил четыре метательных ножа, с рукоятками, обмотанными тонкой кожей и, выждав момент, метнул в киммерийца клинки. Два из них угодили в плечо. И почти сразу же варвар получил несколько смертельных ран от мечей и страхолюдного моргенштерна, захрипел и опрокинулся навзничь от добивающего удара рыцаря.

Осталось забрать ножи и можно было покинуть сей оплот гостеприимства, пока не нагрянула стража славного города Бельверуса. Ангир добрал остатки темно-коричневого меда ломтем пышной лепешки, оставил несколько серебряных монет на столе, подхватил перевязь с мечами, и, надевая на ходу плащ, двинулся к мертвому телу северянина, возле которого уже собралась кучка людей…

* * *

…Высокая фигура человека в плаще, с глубоким капюшоном, торопливо шла по одному из богатых и зажиточных районов города. Лёд редких луж под сапогами потрескивал и разламывался тонкими пластинками, дыхание зимы было уже не за горами. Человек спешил, но не настолько, чтобы бежать сломя голову. Поглощённый раздумьями он, не замедляя шага, рассеянно рассматривал очередной вычурный герб, красующийся на воротах, за которыми угадывались темные очертания особняков.

Мысли его были всё ещё поглощены схваткой в трактире. Какого ему не сиделось на месте? Вот теперь, и расхлёбывай сам: такая-то замануха! Жил себе спокойно, никого не трогал — почти никого…а ведь, пожалуй, оно стоит того, чтобы двинуть в снега Киммерии — желающих не так много. Будет нелегко, но вполне выполнимо. Конечно, с рыцарем или чернокожим придётся повозиться. Но кто сказал, что не будет трудностей? В конце концов, они тоже люди, а людям свойственно умирать. А уж что-то, а искусству приносить смерть его учили на совесть.

Квартал весьма неплохо охранялся, и абы кого здесь встретить было сложно. Один раз подошел караул стражи: пять человек: десятник, два лучника и пара гвардейцев при мечах. Все как один в тяжелых доспехах, да еще и трезвые, как жрецы Митры перед праздником — видно все еще никак не отойдут от убийства дочери короля пять седмиц назад. Похоже, одинокий горожанин с парой мечей за спиной показался стражникам подозрительным. Рассмотрев подорожную, караул двинулся дальше.

Гвардеец шедший в арьергарде зашептал десятнику:

— Какого демона здесь понадобилось помощнику посла Бритунии? Никогда не слышал, чтобы они запросто гуляли по нашей столице поздно вечером, да еще и с парой мечей за спиной. Может задержать?

— А потом до конца жизни сидеть в какой-нибудь дыре, на границе с той же Бритунией или Пограничьем? Проверять подорожные у зайцев и медведей? Прошло то время, когда контрабандисты по оврагам шарились, нынче они смело по дорогам едут, но нас с тобой никогда на эти дороги не посадят — место слишком доходное. Да и, в конце концов, мы с Бритунией никогда на ножах не были, — десятник сплюнул.

Человек в плаще ухмыльнулся, услышав тихий шепот стражников — до цели оставалось совсем близко и если бы пергамент не сработал, пришлось бы пробиваться силой, а это уже ненужная суматоха и время… а его и так мало. Впрочем, бумаги были самые настоящие, золотые монеты просто творят чудеса в любой стране.

Наконец человек достиг своей цели — остановился перед черной громадой здания с невнятным гербом на стене и постучал медным, с зеленым налетом, кольцом.

Спустя несколько ударов сердца дверь чуть скрипнув, распахнулась. Чадящие факелы на входе осветили двух привратников, мужиков лет под сорок-сорок пять. Оба в легких доспехах, на поясе у каждого обычный немедийский прямой меч. На столе: игральные кости, две кружки и высокий кувшин, надо полагать с вином.

— Капюшон сними, прозвучало равнодушно от типа слева, со шрамом на шее.

Человек откинул капюшон левой рукой и оказался сероглазым мужчиной, лет тридцати, с затянутыми на затылке в хвост черными, как вороново крыло, волосами. Острый нос и тонкие губы делали лицо узким.

— Ангир-боссонец — хмыкнул привратник. — Проходи.

На ходу развязывая завязки тяжелого кожаного плаща боссонец направился на третий этаж…

Никому и в голову не придет, что среди роскошных особняков Дворянского квартала Бельверуса устроила себе логово Черная Гильдия, гильдия наемных убийц, промышляющая на этом поприще от Зингары до Турана уже на протяжении нескольких сотен лет. Почти в каждой столице Хайборийского материка можно было найти Черную Гильдию, где-то, например в Аквилонии, она располагалась в катакомбах под Тарантией, В Зингаре — в храме одного из морских божеств, ну а в Офире в нее можно было попасть через потайной ход в одном из трактиров Ианты.

За громкими убийствами последних лет почти всегда стояла тень Черной Гильдии. Это она растила и учила, кормила и одевала людей, вставших на путь смертоубийства. Ангир попал в Черную Гильдию почти двадцать зим назад. Братству убийц требовались подростки, не имеющие ни семьи, ни еды, ни денег, и у которых в наличии было бы только одно качество — желание убивать без раздумий. Вот этого у боссонца всегда было в избытке. Семь лет обучения сделали из постоянно голодного оборванца беспощадный механизм смерти, выполняющий работу любой ценой. Спустя еще десять лет он заслужил право называться среди посвященных Мастером, сто сорок семь выполненных контрактов было за спиною Ангира, крестьяне и торговцы, дворяне и маги, дети и старики…

… Он прибыл в Немедию с единственной целью — убить дочь короля Немедии. Так было и пять седмиц назад, когда кортеж принцессы был уничтожен полностью, принцессу самолично зарезал Ангир. Казнь какого-то несчастного, наскоро обвиненного в убийстве, прошла две седмицы назад и, можно было со спокойной душой возвратиться в Бритунию. Но пока ничего срочного для боссонца в стране, ставшей ему родиной, не было. Крупных дел видимо не намечалось, а с обычной рутиной справляться, вроде убийств купцов-лавочников и так желающих хватает. Поэтому он и принял решение, остаться здесь до первых холодов, а потом вернуться в Пайрогию. Шатаясь по борделям и трактирам, гладиаторским аренам и другим злачным местам боссонец просто отдыхал. Сегодня планов было немного: заглянуть в Храм Эребуса, бросить несколько монет в чашу у алтаря, потом визит в бордель, ну и под вечер, как обычно — посещение местной достопримечательности, «Червленого щита», а тут такое…

Боссонец поднялся на второй этаж и, проходя мимо, услышал голос учителя:

— …потому и говорю, старайтесь бить в шею, любая глубокая рана в этой части тела человека практически смертельна.

«Сколько лет прошло с той поры, как эти слова слышал он? Пятнадцать? Семнадцать?» Ангир заглянул в комнату, как он и думал, на скамейках сидит десятка полтора подростков, причем среди них три девчонки и внимают благообразному седому старцу. Никогда не подумаешь, что этот милый дедушка своими руками убил несколько сотен людей. И тут же набитое соломой чучело, отдаленно похожее на человека. Насколько знал Ангир, в Немедии это чучело обычно называли «гунтером».

Махнув приветственно рукой, боссонец поздоровался с учителем.

— Покажите гостю, чему вы научились! Вот ты! — длинный палец старикана выделил из толпы учеников одного. Держи! И протянул ему стилет.

Сорванец на цыпочках подкрался к спине «гунтера» и одним движением всадил граненое лезвие стилета в шею, поворачивая его в «ране».

— Балда, кто ж под таким углом втыкает! А что это за замах такой?! У тебя в руке стилет, а не весло! Эх вы, позорите меня перед человеком. Покажи сынок детишкам, как надо правильно с шеей работать.

Благообразный старичок подмигнул боссонцу, тот ухмыльнулся в ответ и мощным броском отправил в полет пятнадцатидюймовый засапожный кинжал. Клинок преодолел тридцать футов и по самую рукоять погрузился в шею «чучела»

— Хорошо сынок. Так вот детишки, если будете слушать дедушку внимательно, вырастете такими же ловкими и быстрыми, — промолвил старичок.

Ангир подавил улыбку, забрал свой клинок из рук сорванца и вышел, затворив дверь.

«Если Эребус будет милостив к ним, то спустя десять лет из них останется в живых всего человека три-четыре» подумалось гильдейцу и он постучал с дверь Главы.

Несмотря на позднее время встретиться с Готаром, Главой Немедийской гильдии, не составляло труда. Боссонец знал Главу еще со времени пребывания на севере Кхитая в городе-храме, где они прожили бок о бок несколько лет, изучая премудрости клинковой науки.

— Не занят?

— Издеваешься? Когда я могу быть не занят?! Но ты входи…

— Да я на минуту, хочу вот попутешествовать немного, если конечно ничего срочного нет.

Готар вздохнул:

— Нет. Завидую я тебе, видал, кого приходится теперь набирать? Даже девчонок и то берем, говорят, им иногда проще бывает к цели подобраться. Доля правды, конечно, есть, но все же… не люблю я перемены.

— Да ладно тебе, ты еще заяви, что в наше время и соль была солоней и солнце ярче светило, и я окончательно уверюсь, что передо мной настоящий старик. Да ты всего на пять лет меня старше.

— Сам-то чего отказался стать Главой Гильдии в Хауране или Кофе?

— Не люблю я жару, одно дело пожить месяц-два и вернуться, а другое — постоянно там находиться. Да и женщины там не очень. В пятнадцать лет выглядит на двадцать, в двадцать — на тридцать, в тридцать — на пятьдесят.

— Да при тех деньгах, которые сулили, ты бы мог себе рабынь каждую луну покупать! Хоть кхитаянок, хоть вендиек! Не в этом же дело, я же тебя давно знаю. Не можешь ты еще на одном месте сидеть.

Боссонец кивнул:

— Что-то вроде того.

Готар покачал головой:

— Куда собрался-то?

— Хочу поохотиться на севере Немедии

— Я так и подумал, — Готар подмигнул.

— Снаряжение дашь?

— Ты забыл дорогу в арсенал? Бери все что нужно. Будешь рядом — заходи.

Ангир пожал Готару руку и направился в арсенал.

Для этого ему пришлось опуститься в подвальное помещение через две лестницы, и он оказался в длинном зале. По стенам было развешено оружие, от удавок, до тяжелых гирканских копий и нагинат из Кхитая, на открытых стеллажах, лежали самые разнообразные клинки, от обычных гладиусов до духовых трубок дикарей из Черных Королевств. Матово отливали металлом доспехи на узких тумбах вдоль стен — Гильдия Убийц никогда не экономила на оружии, и том, что связано с ремеслом. Одна общая черта роднила и оружие и доспехи собранные казалось со всей Хайбории — полное отсутствие украшений, здесь не было места парадному оружию, усыпанному драгоценными камнями. Сугубо оружие для работы, простое и добротное. Ну, кому придет в голову делать вычурную рукоять меча для схватки? На каком ударе отлетят все эти драконьи крылышки, рубины и позолота? Первом или втором?

Оружейник арсенала, хмурый бородатый немедиец по имени Диус отыскался по соседству, чуть недовольный, оттого, что его бесцеремонно разбудили, он хмуро вопросил:

— Чего хочешь?

— Арбалет с рычагом, запас длинных и коротких стрел к нему, яд, доспехи…

Надежда, что поздний визитер быстро свалит восвояси, тихо умерла. Оружейник уныло вздохнул и повел Ангира по комнате.

— Выбирай, широким жестом обвел помещение рукой.

А выбирать здесь было из чего: дротики и луки, арбалеты и кинжалы, метательные звезды и иглы…

Заблестевшими глазами боссонец стал пристально осматривать оружие. Он здесь был уже не один раз, но все равно не мог сдержать восхищения при виде изделий настоящих мастеров. Гильдеец шел вдоль стены, подбирая оружие. Вот великолепный гирканский лук, жаль, что нельзя такой взять, подобные луки не любят холода и гирканцы обычно возят с собой две-три штуки, если вдруг один сломается. Да перед боем на морозе еще и нагревают лук часами… Арбалет в этом случае гораздо надежнее, да и стрелок из арбалета заметен меньше.

Вспомнился разговор с его прежними нанимателями, эти политические интриганы непременно хотели громкое убийство. Хотя можно было бы просто выпустить арбалетную стрелу в принцессу где-нибудь в загородном замке короля. Да что там стрела, щепотки яда и то хватило бы. Так нет же, непременно нужно было устроить фиглярское представление с гербовым кинжалом.

Ангир с сожалением вздохнул и подошел к стойке с арбалетами.

«Жаль, что нельзя взять вон то чудище» и, поколебавшись, снял оружие со стойки: с длиной ложи почти в полтора ярда, громадная стальная дуга, и солидный ворот, сравнимый по размеру с колодезным, да и весит фунтов под пятьдесят. Насколько он знал, полгода назад этим «красавцем» пристрелили за пять сотен ярдов офирского ростовщика, здесь же в Бельверусе.

— Бери вот этот — предложил Диус, протягивая арбалет раза в два поменьше, со стальной дугой.

— Мне на север, может лопнуть в мороз, — заметил боссонец,

— Это да, тогда вон, крайние, — отозвался немедиец.

«Вот это уже интереснее»

Боссонец взял в руки оружие: полированная темно-коричневая матовая ложа из ясеня, длиной поменьше ярда, дуга примерно таких же размеров аккуратно обвита тонкой змеиной кожей.

— Бери, не пожалеешь, дуга из ясеня и тиса, в сердцевине китовый ус и роговые пластинки, сверху бычьи сухожилия, склеено на осетровом клею, тетива из перекрученных оленьих жил, спусковой механизм простой и надежный, как гвоздь. Да и весит поменьше, чем со стальной дугой.

— Сколько?

— Короткой — на пятьдесят ярдов, длинной — на двести, обычную кольчугу с сотни, ну а полный латный доспех — не взять, разве что в упор и слабое место.

— По тридцать стрел к нему, тех и тех.

Покопавшись в шкафах, оружейник протянул пару небольших колчанов. Боссонец вытянул пару стрел на пробу, так и есть: длиной в фут, четырехгранный грубый наконечник, серое оперение, судя по всему ястреба, врезано под небольшим углом, на манер спирали. Такая стрела не просто рассекает воздух, а ввинчивается в него, точность растет очень ощутимо. Короткие болты тоже не разочаровали Ангира, семидюймовые легкие стрелы с тонкими и острыми, как шило, наконечниками покрывали небольшие зазубрины, в которых налипла какая-то клейкая бурая масса, наверняка яд.

— Вот кстати вспомнил, яд для кинжалов у тебя есть?

Диус хмыкнул:

— Как же не быть-то?! Вот из Камбуи, а этот — желтоватый из Иранистана, а это редкость — из Пунта…хотя я бы посоветовал взять стигийский.

— Что так?

— Противоядия почти никто не знает, да и торговать со Стигией решится не каждый, а там поговаривают и магию при изготовлении ядов используют.

В этом оружейник был прав. Стигию всегда недолюбливали, эдакое пугало для всего остального мира. Нищих и рабов там не меньше, чем в любой другой стране, как впрочем, жрецов и богачей. Ну, ползают иногда змеи по улицам, но чтобы попасть им в пасть надо быть или пьяным в стельку, или безногим инвалидом. Местное население уже научилось нехитрым правилам, соблюдая которые и живут бок о бок, со змеями который век. А то, что иногда иноземцев не досчитываются, так это проблема иноземцев, нечего бродить по стране, не зная ее обычаев. В конце концов, кхитайцев никто не упрекает за жертвоприношения громадным ящерицам.

Боссонец был только один раз в Стигии. Жрецы Сэта обещали громадные деньги за качественное выполнение обычной для Гильдии работы. Невероятная жара и почти целая луна в окружение луксурских жрецов сводило на нет любые человеческие радости. Змеепоклонники как оказалось, вина почти не пьют, едят очень мало, в кости играть не хотят. Если бы не знакомство с палачом, так вообще бы нечего было вспомнить. Да и опыт по части пыток стал несравненно больше, стигийцы в этом деле большие мастера. И как ни странно, змеепоклонники даже не пытались надуть с золотом — выплатили всё до последней монеты. В отличие от тех же жрецов Митры, которые два года назад, после выполнения работы решили вместо денег прочитать нравоучение «О вреде греха». Конечно, боссонец не понаслышке знал о жадности Слуг Митры, но до такого…Впрочем тогда хватило всего лишь ножа возле горла Верховного жреца Митры в городе Танасуле и двух подрезанных запястий его подручных. С тех пор, кстати сказать, со всех жрецов, обращающихся в Гильдию, берут деньги за работу сразу, во избежание так сказать недоразумений.

— Давай стигийский. Кстати, где бы попробовать тут арбалет в действии?

— Да вон там чучело видишь, до него полные сорок ярдов.

Ангир не поленился и выпустил несколько десятков стрел в «гунтера» приноравливаясь к арбалету. Конечно, Диусу хотелось побыстрее спровадить позднего визитера, но уж кто-кто, а он знал, как важно изучить особенности арбалета. Это только несведущему человеку кажется, что они все одинаковые, а на самом деле у каждого свой «характер» и «поведение»… Потому и помалкивал оружейник, прихлебывая из кубка белое офирское вино. Через полчаса с пристрелкой было покончено.

— Мечи, кинжалы смотреть будешь?

— У меня свои.

— Дай гляну…свои. А то мне Валдо, помощник, все уши прожужжал про твои мечи, с тех пор как я из Офира приехал.

Боссонец вытянул из ножен клинок и передал немедийцу. Оружейник задумчиво осмотрел меч: узкое, чуть более дюйма в ширину заточенное с обеих сторон двухфутовое лезвие плавно сбегало к острию. Клинок от эфеса отделяла небольшая квадратная гарда. Десятидюймовая рукоять была обернута кожей антрацитового цвета, причем совершенно не скользила в руке.

— Скат?

— Верно, встречал раньше?

— Нет, только рассказы слышал, поговаривают, что кожа ската сноса не знает. Вот только проверить никак не получается, нет у меня такого материала, слишком редкий он у нас…

— Точно поговаривают, уже который год мечи у меня, а им хоть бы что — ни вода, ни огонь не берут.

Диус задумчиво покрутил в руках вороненый клинок, проверяя баланс, потер подушечкой большого пальца сталь возле рукояти. Качнув одобрительно головой, оружейник вернул меч.

— Никогда мне таких мечей не сделать, времени столько не дадут. Эти узкоглазые сталь в земле десятилетиями держат, чтобы примеси все отошли с ржой, а мы? Вчера болванки привезли, а через неделю будь добр десяток мечей сдай, а про ковку я и не говорю…. Эх, расстройство одно. Дай-ка, что ли и на ножны гляну, больно интересный ты фрукт оказался. Может, что и там полезное увижу.

Ангир протянул полностью перевязь с ножнами

— Ну, это мне знакомо, — проворчал Диус, я тоже иногда по особому заказу ножны изнутри коротко стриженой овчиной обертываю, тогда клинок и вынимается бесшумно и лишняя влага не попадает внутрь. Только у тебя не овчина…

— Так и есть, это шкура морской выдры.

— Держи перевязь, не врал Валдо насчет тебя, на самом деле мечи интересные, а это оселок от меня, такие клинки всегда острые должны быть.

Боссонец припрятал в один из кармашков плаща чуть шероховатый брусочек.

— Доспехи где?

Немедиец вытащил из огромных сундуков несколько кольчуг. Короткая воронёная кольчуга длиной до середины бедер сразу привлекла внимание. Она выделялась сразу среди блестящих доспехов аквилонских и немедийских кузнецов, как ворон среди соколов.

— Откуда она?

— С севера, гиперборейская.

Тут надо отметить, что на Севере практически никогда не прекращались набеги и мелкие стычки. То одни, то другие северяне отправлялись пограбить соседей, как это было издавна у них принято. И только в Гиперборее, в Похьёле, у воинов ведьмы Лоухи, были такие кольчуги, способные выдержать рубящий удар длинного киммерийского меча. Ходили слухи, что гипербореи добывали какую-то особенную железную руду где-то в горах на самом севере страны. Кто-то говорил о чудовищных обрядах закалки в человеческой крови. Но, несмотря на все домыслы, гиперборейские кольчуги были на редкость прочные и гибкие, что именно тому было причиной, знали считанные единицы даже в самой Гиперборее. Замечательный случай проверить слухи о качестве доспехов этой полулегендарной северной страны.

Сверху кольчуги боссонец подобрал добротные кхитайские кольчатые доспехи из перекрывающих друг друга пластин: наплечники, наручи почти до локтей и панцирь, на толстой, почти в два пальца подкладке из кожи и войлока. На наручах обнаружились ножны для пары метательных ножей. Поножи и пояс были Ангиру не нужны. Высокие тяжелые сапоги сойдут и эти, из толстой свиной кожи с приклепанными пластинами. За год с лишним он к сапогам привык, да и менять перед долгим путешествием обувь не годиться, вмиг водянки натрешь. Да и пояс совсем еще неплох, с замысловато переплетенным орнаментом из металлических пластин. Ну и обычные для его ремесла потайные карманы в поясе, пара отмычек, удавка, ну и всякого по мелочи, в зависимости от обстоятельств.

Подхватив отобранное оружие и одежду, Ангир кивком поблагодарил Диуса и отправился к себе в комнату.

Боссонец прошел через залу, между каменными колонами. Справа от входа отдыхающие от тяжких трудов убивцы сидели на резных табуретах вокруг круглого стола. Из глиняных тарелок что-то ароматно пахло, в высоких кружках пенилось пиво. Боссонца позвали к столу, но он лишь махнул рукой, вежливо отклоняя приглашение.

Слева находилась площадка для тренировок, десять на десять ярдов, посыпанная песком. Вдоль стен располагались стеллажи с тренировочным оружием. Найдя на кухне повара-туранца, Ангир терпеливо ждал, пока Карим соберет запас жратвы на дорогу. Повар надолго исчез в подвале и ассассин размышлял над словами Готара.

«Да, отчасти он прав. Ну что такое Хауран? Скука и одурманивающая жара. Коф в этом отношении едва ли лучше. А если принять во внимание заботы Главы — так вообще станет совсем печально». Куда проще делать то, что он хорошо умеет. Ему тридцать два года, еще как минимум двадцать лет, если Эребус не оставит его, можно спокойно работать. Было еще две ступени посвящения Учитель и Глава Гильдии. Но и тот и тот пост предполагали заботу о людях, внимание к ним. Поэтому пока ни тем, ни другим желания быть у боссонца не было. Впрочем, не у него одного. В Бельверусе таких как он Мастеров было еще трое, и насколько он знал все они отказались от поста главы Гильдии и в Хорайе, и в Кофе. Боссонец любил новые впечатления и путешествия, но только в том свете, чтобы, всласть удовлетворив эти желания вернуться домой, где все привычно, уютно и знакомо. Осесть же в одном городе, причем в стране, которую он никогда особо не любил… возиться с воспитанием учеников… следить за всем и каждым… — это ему и в страшном сне не приснилось.

Появившийся из погреба туранец протянул мешок с припасами и, Ангир выкинув эти мысли из головы, и потопал к лестнице.

На втором этаже находились казармы учеников и обычных гильдейцев, со скудной, но вполне достаточной обстановкой: шесть кроватей, сундук в изголовье каждой, высокий шкаф, стол со скамьей. Не роскошно, что там говорить, но вполне достаточно на первое время. Боссонец сам жил почти в точно таких же условиях четыре года в Пайрогии.

Но теперь, в силу своего достаточно высокого положения в Гильдии Ангир имел некоторые привилегии, жил в отдельной комнате на третьем этаже. Здесь же, на третьем, обитали сам Глава Готар, Учителя и Мастера. Изредка селили тут гостей, которым никак не укажешь на кровать в казарме.

Комнаты были практически одинаковы: стены, обшитые резными деревянными панелями, невысокая, но широкая удобная кровать на огромном пушистом ковре, рядом камин. Простая и добротная мебель: сундук на вид неподъемный, пара небольших шкафов, книжная полка с несколькими пыльными фолиантами и свитками, да столик с табуретом. Ну и конечно каждый стремился привнести свою толику уюта. У Готара украшали немудреную обстановку две стойки с редким оружием. У дедушки-Учителя, учившего юнцов правильно втыкать стилет, был шкаф, полностью забитый древними свитками и фолиантами. Дедуля как-то в приступе благодушия показал боссонцу том, написанный якобы самим Скелосом…

Ассасин распахнул дверь. Узкое стрельчатое окно, через которые раньше виднелись бесконечные крыши домов Бельверуса, сейчас было почему-то закрыто женским силуэтом. Не иначе Готар постарался, хотя если разобраться этих девчонок на такие роли примерно и готовят.

— Ты дверью не ошиблась?

— Повелитель Готар приказал…

— Понятно, лезь под одеяло, не мерзни.

Девушка проворно забралась под одеяло. Ассассин свалил на ковер свое добро, никуда оно до утра не денется.

Сейчас бесполезно ломиться через запертые ворота немедийской столицы и потому наиболее разумное, это выспаться. Боссонец определил на подоконник запас еды, выданной туранцем, потушил свечи и всмотрелся в окно. Бельверус потихоньку засыпал, и огоньки гасли один, за одним. Подкинув несколько толстых поленьев в маленький камин, Ангир залез под толстое шерстяное одеяло:

— Давай—ка познакомимся поближе…

Проснулся он перед самым рассветом, оделся, подогнав ремешки и браслеты доспехов по себе, боссонец осмотрел себя в полированный стальной щит на стене — в самый раз. Зима наступала и его потертый тяжелый кожаный плащ с капюшоном, подбитый мехом росомахи оказался весьма кстати. Перевязь с мечами закинул на спину. Капнув по две капле яда в специальные долы на лезвии кинжалов, Ангир бросил их в засапожные ножны — несколько раз вставил и вытянул лезвия. Колчаны гильдеец определил в потайные карманы плаща, арбалет закинул на плечо. В руках мешок с едой и нехитрыми пожитками.

— У тебя ресницы дрожат.

Девушка, притворявшаяся спящей, и как ей казалось, незаметно наблюдающая за сборами разочарованно вздохнула. Ангир ей подмигнул и открыл дверь

С первыми лучами солнца всадник на гнедом жеребце выехал через северные ворота Бельверуса.

Глава III

Невысокий пожилой человек в рясе священнослужителя стоял около входа в «Червленый щит» и, как и все окружавшие его люди, вслушивался в звуки разгоревшегося в таверне боя. Он боялся вернуться туда, вполне справедливо полагая, что там, где разгулялась грубая сила, ему не место — вряд ли кто будет слушать речи божьего человека. Но священнослужитель не мог и уйти — его задерживало беспокойство за друга, оставшегося в таверне. В отличие от большинства зевак, которые не чувствуя непосредственной опасности обменивались шуточками, остротами и замечаниями, священнослужитель молчал — его снедала тревога.

Внезапно стало тихо, а через некоторое время из таверны стали выходить взмокшие от долгой схватки люди. Некоторые из них были перепачканы кровью. Грозно и мрачно проходили они через зевак (которые разбегались с их пути как крысы) и исчезали в ночи. Одного из этих людей и поспешил нагнать священнослужитель.

— Господин Веракс, с вами все в порядке? Я смиренно просил всеблагого Митру даровать вам помощь!

Темноволосый бородатый мужчина средних лет, облаченный в легкий доспех, обернулся и, посмотрев на жреца, слегка улыбнулся. Был воин чуть выше среднего роста, осанист и широк в плечах.

— Он и помог, почтенный Летоний. И помощь эта, клянусь святым огнем, не была лишней. Я до сих пор не могу понять, как мы сразили этого великана. Странное событие, клянусь Митрой, — воин на мгновение задумался о чем-то своем. — Пойдемте быстрее, я устал как вол, — зашагал он по дороге, ведущей в Храмовый квартал.

— Господин Веракс, куда же вы?

— Как куда? Провожаю вас в храм, само собой!

— Но как же Его Величество и господин посол?

— Митра в помощь, совсем забыл! Слишком много событий и слишком много вина, — воин покачал головой. — Тогда поспешим — времени хватит, наверное, только на то, чтобы сменить облачение и слегка умыться. Надеюсь, служанки не разбегутся от запаха пота, — усмехнулся он.

Авлий Лют Веракс, рыцарь при дворе Его Величества Хагена, прибыл в Бельверус в составе эскорта особого посла Аквилонии. Аквилонский монарх пожелал выразить свои соболезнования своему немедийскому собрату сразу после того, как узнал о трагической смерти его младшей дочери. Кортеж прибыл в Бельверус пять дней назад, однако, по непонятным для гостей причинам, король Нимед аудиенции почему-то не давал. Аквилонцы были вынуждены страдать от безделья, пытаясь найти для себя хоть какие-то дела в этом незнакомом городе. Вполне естественно, что даже благородные рыцари, в конце концов, самое интересное начали находить в питейных и игорных заведениях, а еще под окнами благородных, и не очень, девиц. И вот сегодня утром король Немедии соблаговолил, наконец, назначить прием. Время было выбрано необычное, вечернее. Авлий решил скоротать оставшиеся часы и дождаться темноты в таверне, приглянувшейся ему своим благопристойным видом и достойной кухней. Когда же до королевской аудиенции осталось всего ничего, один из посетителей начал крутить своей секирой, а пав выдал свое пророчество-обещание. И у Люта Веракса вылетели из головы и Нимед, и посол и даже Его Величество Хаген.

Итак, добежав до дворца, пройдя через удивленную его видом немедийскую стражу и встретив у предоставленных ему покоев своих не менее удивленных товарищей, Авлий начал на скорую руку приводить себя в порядок и с помощью слуг подобающе оделся. Сменил доспех на гофрированный парадный, украшенный геральдикой и нашлемными фигурами, нацепил рыцарский пояс из золотых бляшек и надел алый плащ, расшитый золотыми нитями. К торжественному выходу в тронный зал Лют еле успел, но смело улыбнулся возмущенному и злому как грозовая туча послу.

Аквилонская процессия церемониально проследовала по длинному высокому коридору, вдоль стен которого очень разреженным строем стояли королевские гвардейцы. Войдя в зал, аквилонцы остановились у начала красной ковровой дорожки, ведущей к королевскому трону. Тронный зал представлял собой внушительное по размерам помещение со стенами из белого мрамора, обильно украшенными золотыми рельефами и драгоценными камнями в виде искусно сделанных фигур животных, птиц, цветов, фруктов и виноградных лоз, стекающих до самого пола. Под стать им были золоченые колонны. На одной из стен красовался ряд высоких окон, в данный момент закрытых тяжелой тканью портьер из бордового бархата. Полы состояли из мраморной мозаики с золотой окантовкой, которая изображала зарисовки битв и сражений. Зал ярко освещался золотыми светильниками. В конце дальней стены располагался постамент, на котором стояло два тронных кресла под стать окружающей роскоши.

Но вовсе не сияние королевских покоев заинтересовало Авлия, тем более, что тронный зал тарантийского дворца, где он был не раз и не два, выглядел не хуже — уже с того места, где остановились аквилонцы, он разглядел мрачное лицо монарха, пустое тронное кресло, принадлежащее королеве, и понял что что-то не так.

— Посол короля Аквилонии, Вессерик граф Монарский со свитой к Его Величеству королю Нимеду двенадцатому! — провозгласил герольд.

Аквилонцы прошли по ковру, остановились за три шага до королевского трона, чуть не доходя до двух гвардейцев, охраняющих подступы к королю, и застыли в полупоклоне.

Нимед махнул рукой и герольд возвестил:

— Его Величество готов выслушать достославного графа Монарского!

— Его Величество, король Аквилонии Хаген, шлет наиглубочайшие соболезнования своему монаршему собрату, королю блистательной Немедии. Скорбит вместе с ним о горькой утрате. Заверяет в своей поддержке и предлагает любую разумную и необходимую помощь…

— Достаточно, — прервал Нимед. — Соболезнования и уверения Хагена выслушаны и приняты…. К сведению. Однако теперь послушайте, что Мы вам скажем, достославный Вессерик. А у Нас есть парочка ответных слов для вашего короля. Мы долго думали над тем стоит ли вообще принимать ваше посольсво у Нас во дворце ибо, по Нашему мнению, наглость Хагена просто не знает границ! — король на мгновение прервался увидев недоуменные лица аквилонцев, а затем раздраженно продолжил:

— Мы заметили, что вы делате вид будто бы не понимаете Нас. Хорошо, Мы поясним! Во время событий, послуживших причиной вашего прибытия, убийца оставил кинжал. Оставил намеренно. На кинжале красуется герб офирского королевского рода. Несомненно, что убийца, а вернее, тот, кто стоит за ним, хотел обмануть Нас и направить Наш гнев против Нашего южного соседа. Этим якобы обманом, убийца нанес Нам страшное оскорбление. Он посмел думать, что король Немедии настолько глуп, что поверит такому дешевому трюку! Дознавательная Комиссия подтвердила Наши умозаключения. Кинжал поддельный! — король положил руки на ручки кресла. — Мы начали думать, кому может быть выгодна война Немедии с Офиром. Ответ нашелся быстро и он очевиден — нашему извечному сопернику, золотому трону Аквилонии.

— Но Ваше Величес… — начал было Вессерик.

— Молчать! Не сметь прерывать короля! — тихо рявкнул один из гвардейцев.

— С этого дня, все официальные представители аквилонской короны изгоняются из Немедии, — продолжил Нимед, — до тех пор, пока Мы не решим иначе. В течение недели они должны покинуть пределы нашей страны. В обратном случае они будут брошены в темницу, и находиться там, пока Мы не решим иначе. Мы все сказали! — король резко махнул рукой в сторону.

— Аудиенция окончена, — возгласил герольд. — Граф Монарский и свита могут покинуть тронный зал!

Аквилонцы мрачно направились в свои покои.

— Сэт и Нергал! — возвопил граф Вессерик, когда закрылась дверь.

— Сэт и Нергал! — повторил он. — Хаген меня прибьет! Митрой клянусь, прибьет как муху! Как комара!

— В этом нет нашей вины, — сказал Веракс, — Если Нимеду взбрело в голову спустить на нас всех собак, то это лично его проблемы. С таким же успехом можно обвинить Бритунию или Коринфию.

— Или Митрой проклятую Стигию, — поддержал его собрат, рыцарь по имени Селер, — но нет же, куда там — они друзья. Если выглянуть на улицу, то можно увидеть толпы бродящих бритоголовых жрецов проклятого бога. Глупые немедийцы, — он ударил рукой по столу, — но пускай! Пусть объявляют войну! Мы порвем их, как лист истлевшего пергамента. И наведем, наконец, порядок на этой земле!

— Заткнись, рыцарь! — отрезал граф, — Война никому из нас не нужна. Подумай своей головой, ведь я верю, что под этим железным ведром, которое ты на себя нацепил, есть нечто умное.

Селер надувшись, скрестил руки.

— Нимеду затмили глаза эмоции, — продолжил Вессерик, — Ведь случись между нами полномасштабная война то, когда все закончится, нас уже не будет. Варвары будут собирать урожай да пасти коров на наших землях! А бывшие союзники — с удовольствием волочь к себе наши богатства.

— Может и не будут, — буркнул Селер, — я верю в силу своей страны.

— Может и не будут, — согласился граф, — кто знает. А тебе так хочется проверить? По крови соскучился? Рука по мечу зачесалась? Так я могу тебе помочь. Как до Тарантии доберемся, так я тебе отправку на границу с пиктами обеспечу. Или, если тебе болота не очень нравятся, с киммерийцами. Не соскучишься! Так что аккуратней со словами. Сейчас все на пределе. Этот вот, — посол кивнул в сторону Авлия, — своей выходкой перед аудиенцией, чуть себе зимовку в боссонской деревне не обеспечил. В чем проблема Веракс?

— Дела чести, граф.

— Ну-ну, — скривил губы Вессерик, — это какие дела чести могут быть у человека в городе, в котором он пробыл чуть больше четырех дней и никогда раньше не был? Дай догадаюсь — амурные дела или кабацкая драка?

— Господин граф, наши с вами дружеские отношения допускают некие вольности. Однако должен отметить, что я не низкорожденный пейзанин. А ваши фамильярность и неуместные предположения начинают опасно граничить с оскорблением!

— Вот-вот! — буркнул Селер.

— Полно вам, обоим. — Махнул рукой Вессерик. — Если считаете, что я вас оскорбил, то приношу свои извинения, и все в таком духе. Но, Лют, я должен знать, что могло заставить рыцаря короны поставить под угрозу дипломатический церемониал и, таким образом, добрые отношения со страной-соседкой.

— Как будто это сыграло бы хоть какое-то значение, — саркастически отметил Селер. — И так эти отношения уже в Нергальем заду.

— Неважно! Веракс?

— Дуэль, граф, — глянув в потолок, сказал Авлий. Почти правду сказал.

— Да? Мало нам проблем, так ты еще и прирезал какого-то благородного! И теперь нас ждут приятные неожиданности от немедийских властей…

— Не думаю.

— Не говори мне, что ты его еще и закопал, — в притворном волнении всплеснул руками Вессерик.

— Господин граф, для человека который недавно говорил о больших проблемах, вы чрезвычайно веселы. Я бы даже сказал, ненормально веселы.

— Это я так пытаюсь приглушить печаль и тревогу. Но ты, разумеется, прав. — Вессерик посерьезнел. — Вернемся к нашим делам. А они не пышут блеском и золотом. По правде говоря, я не ожидал подобного исхода сегодняшней встречи, да и, наверное, никто из нас не был к этому готов. Однако, Нимеда можно понять. В конце концов, нейтралитет между нашими странами зиждется на чрезвычайно зыбкой основе. Задавить соперника мешает только знание того, что тот может дать сдачи. И весьма неслабой. Короче говоря, случись что, мы друг другу зубы повыбиваем. Чего, как я уже говорил, ожидают наши «дружелюбные» соседи. Как стервятники. Война на третий фронт этот паритет может расстроить. В пользу государства, оставшегося в сторонке. Мы знаем — я, вы, Хаген, что Аквилония к смерти принцессы не имеет никакого отношения. Но зато Нимед этого не знает, и ход его мыслей вполне логичен. Так мы нашему королю ситуацию и изложим. А пока…

Раздался стук в дверь и граф Монарский махнул рукой, чтобы ее открыли.

— А, почтенный Летоний! — воскликнул он, увидев посетителя. — Вы как раз вовремя! Проходите, прошу вас.

Маленький священнослужитель кивнул находящимся в комнате людям и вошел в помещение.

— Садитесь. — Продолжил Вессерик. — В вашем возрасте грешно стоять. Слышали уже новости?

— Да к сожалению. И не скажу, чтобы был очень рад.

— Никто не рад, мой друг. — Вступил в разговор Лют. — Но вам, по крайней мере, не надо покидать город. В Немедии религия вне политики, а жрецы не имеют ни национальности, ни подданства.

— Это так, — кивнул Летоний, — к чести Его Величества Нимеда, он предоставил огромные свободы верованиям и учениям.

— Ага, — мрачно заметил Селер, — в том числе и лысым Сэтолюбам!

— Ну, ничего не поделаешь, — развел руками старец, — за все надо платить. Кроме того, главные наши битвы проходят не на кровавых ристалищах, а в умах прихожан. Кстати, не все змеепоклонники бреют голову.

— Это вы про умы хорошо сказали. Только иногда этим умам надо помогать… Тяжелой палицей по черепушке!

— Категорически не согласен с вами, молодой человек, — отрезал Летоний. — Вообще-то с дубинами могут бегать обе стороны. И к чему это приведет, знаете? К кучке людей, размахивающих палками на горе трупов с пробитыми головами!

— Давайте отвлечемся от споров с чересчур ретивыми служителями бога нашего, пресветлого Митры, — прервал граф Вессерик, — и все-таки вернемся к делам насущным. Когда вы к нам присоединились, я, как раз, начинал разговор о том, что первым делом необходимо решить проблему с уведомлением и подготовкой к переезду наших соподданных. О, я уже представляю лица членов аристократических семей — графов Пуантенских, Тунских и Пеллийских, баронов Амилийских и Торхских и еще десятка родов, имен которых я уж и не помню сейчас. Еще бы — надо будет сдвинуть тушки Их Светлостей с насиженных мест! А потом эта орава отправится в Тарантию и проест всю королевскую плешь Хагену. Так его достанут, что он точно меня прибьет, Митрой клянусь! Впрочем, оставим лирику. Почтенный Летоний, ваша помощь нужна по следующему вопросу. Как вы понимаете, сил наших скудных не достаточно, для того, чтобы в течение нескольких дней оповестить всех представителей аквилонской короны, рассредоточенных по Немедии. А вот у Храма возможностей для этого, безусловно, больше. Я не сомневаюсь, что Нимед в кратчайшие сроки разнесет вести о, скажем так, политических изменениях. Но, разумеется, надо чтобы не осталось никого, кто бы мог случайно остаться в неведении. Дело завертел Нимед, а со светлейшими особами придется потом объясняться мне.

— Хорошо, — кивнул священнослужитель, — я передам своим братьям вашу просьбу. Мы не откажем в помощи в богоугодном деле. Думаю, очень скоро послания дойдут до своих адресатов.

— Замечательно. Обсудим еще пару моментов….

Совещание, во время которого было обсуждено еще с десяток вопросов, продлилось примерно час.

— Итак, господа, завершаем! Рыцари, расходитесь по своим покоям, завтра у нас намечается тяжелый денек. И позовите кто-нибудь оруженосца — пусть он проводит почтенного Летония в храм. Всего доброго, спасибо за работу!

Люди стали покидать комнату графа. Задержался один Авлий.

— Граф, разрешите обсудить с вами один вопрос, — обратился он к Вессерику.

— К Нергалу официоз, — махнул тот рукой. — Что случилось? Не говори только, что хочешь попросить, чтобы я тебе помог в саду закопать того, с кем ты дуэль проводил…. С кем ты бился все-таки? И где?

— Событие имело место в таверне «Червленый щит».

— Кто-бы-мог-подумать! — хлопнул Вессерик себе по ноге. — Просто замечательно! А завтра мы узнаем, как благородный рыцарь, славящийся когда-то своим благочестием, непогрешимостью и безупречностью, снес кому-нибудь башку в пьяной кабацкой драке!

— Не все так просто, граф. Никого, кто мог бы описать произошедшее, кроме, пожалуй, трактирщика, не осталось. А он вряд ли будет распространяться о моей персоне.

— Ты что еще и всех свидетелей перерезал? — закатил глаза Вессерик. — А трактирщика запугал, да?

— Нет, все кто хотел, разбежались. Да бились не двое и даже не трое. Вряд ли мое участие было столь заметно, чтобы трактирщик меня особо отметил.

— Да уж. Чем дальше, тем интереснее! Ты еще и в массовой драке участвовал? Нет, ну ты мне скажи, ты как рыцарский сан получил? Заплатил кому?

— Граф, о том, что произошло, вы услышите завтра. Не сомневаюсь, что чрезвычайно подробно и во многих вариантах. Через отчеты властей, а также слухи и сплетни. Скажу только, свою честь я не опозорил!

— Ну, допустим, я тебе верю. — Вессерик постучал пальцами по крышке стола. — О чем ты хотел со мной поговорить?

— Произошли еще некоторые события. Вследствие того, что нам все равно скоро возвращаться в Аквилонию, я бы хотел попросить у вас разрешения покинуть Немедию пораньше.

— Можешь сказать, зачем?

— Это не секрет. Поместье моего семейного рода находится как раз по пути. Мне необходимо попасть туда. Выехав сейчас, я сумею завершить свои дела пораньше и успею прибыть в Тарантию примерно в то же время, что и вы.

— Хм… — задумался граф. — Ну, в принципе, со здешними делами мы сможем справиться и без твоей помощи. Да и отряд без одного бойца намного слабее не станет. Хорошо, можешь ехать. Только, ты не боишься потеряться в пути? Едешь в одиночку, а времена никогда спокойными и не были.

— Не боюсь граф. За себя постоять я смогу.

— Ну, как знаешь. Когда?

— Да, прямо сейчас.

— Ладно. Хоть и отбытие твое я считаю чрезмерно поспешным, поступай, как считаешь нужным, — граф встал. — Пойду я прогуляюсь. Познакомлю барона Зерфи с новостями. Полюбуюсь на его сонную физиономию. Думаю, он будет очень «рад» меня видеть, — хохотнул посол.

— До встречи, друг мой, — Вессерик и Лют пожали друг другу руки, — пусть пресветлый Митра осветит тебе путь!

Авлий Лют Веракс, не лукавил. Он действительно хотел посетить земли свои рода, где не был уже лет семь. В свое время, лен был дарован его деду графом Монарским. Соответственно, теперешний властитель графства Монара — Вессерик, являлся для Веракса сюзереном. Тем не менее, отношений «господин-подчиненный» между ними никогда не было. Сверстники, оба, в самом юном возрасте, были представлены к королевскому двору, где, будучи земляками и обладая схожими характерами, крепко сдружились. Как и в любой общественной группе, среди придворных детей господ им пришлось силой и умом завоевывать себе уважение и авторитет. Это им вполне удалось. Да так лихо, что привлекли внимание графа Пуантенского, и мальчикам было предоставлено особое духовное и военное воспитание. Они одновременно стали оруженосцами и вместе с рыцарем, у которого были в подчинении, прошли несколько военных компаний. Пути их разошлись после получения каждым рыцарского звания — граф был приближен ко двору, а Авлий остался в армии. Тем не менее, Веракс и Вессерик друзьями быть не перестали.

Аквилония — это единственное государство в мире, где связь монарха с культом Митры была наиболее тесна. Король — это правитель, избранный богом. В своем мудром величии он не забывает прислушиваться к советам тех, кто удостоен благодати говорить с Митрой — жрецов, и помогает им силой и средствами укреплять божественное слово. Не мудрено, что только в Аквилонии рыцарство, помимо своего обычного военного статуса, приобрело особые, специфические функции. Рыцари должны были нести божественный свет в те темные уголки, где до сих пор не горело пламя истинной веры, охранять добро и справедливость, защищать угнетенных и помогать страждущим. И Веракс нес это бремя, ни разу не запятнав чести своей. С ростом авторитета, он все реже и реже появлялся в родных землях, которыми управлял его отец вместе со своими многочисленными потомками, братьями и сестрами Авлия. А потом Лют вообще перестал их посещать.

Пророчество киммерийского варвара глубоко запало в память Веракса. Не мог он его и проигнорировать — слишком заманчивыми, слишком великими казались перспективы. Терять время на волокиту, связанную с указом Нимеда и дожидаться, пока Вессерик не решит возвращаться в Тарантию, было глупо. Да и появляться в столице ни вместе со всеми, ни одному, Авлию не очень хотелось — в связи с изменившейся политической ситуацией, вопросов, касающихся уклонения от дел государства, избежать вряд ли бы удалось. Поэтому единственным местом, где без проволочек можно было подготовиться и снарядиться к тяжелому походу в далекую Киммерию — было родное имение Вераксов. Туда Авлий и решил направить свой путь.

После разговора с графом Вессериком, Веракс направился в свои покои, кликнув по пути оруженосца, которому поручил подготовить две лошади к скорому отъезду. Надел дорожный костюм, доспех, нахлобучил закрытый шлем, нацепил меч, и приказав слугам навьючить остальные вещи на лошадей, направился к выходу. Парадный доспех занес в комнату графа, вполне справедливо полагая, что тот доставит его к нему домой в Тарантию. Прощаться ни с кем не стал — пришлось бы терять время на объяснения. Вессерик завтра наверняка все всем подробно растолкует и без него. Без проблем Веракс покинул королевский дворец и неспешно двинулся в сторону Западных ворот.

Ночной Бельверус пришелся ему по нраву. В небе царствовала луна полуприкрытая тонкой пеленой облаков, и глаза рыцаря скоро привыкли к темноте. Город казался покинутым — светящиеся окна открытых кабаков, из которых слышался тихий шум бражничающих посетителей, а также редкие прохожие, мимо которых проезжал Авлий, только добавляли впечатление пустынности. Ночью похолодало, чувствовался легкий морозец, поэтому дышалось легко и приятно. Лют Веракс отдыхал душой…

А потом послышались громкие голоса, редкие крики и звон стали. Авлий прибавил скорости. Завернув за поворот, он увидел огоньки дух факелов, которые освещали группу людей бандитской наружности — человек семь или восемь, полуокруживших воина, размахивающего перед ними мечом. В воине Веракс с удивлением опознал Вессерика. «Или восемь» Лют отметил потому, что один из нападавших уже лежал в луже собственной крови и корчился в муках. Бандиты были вооружены кто чем — топоры, дубины, кинжалы, но было и два меча. К счастью один из клинков валялся рядом с раненым.

— Ты таво этаво, расфуфыренный, мы жа тебя все равно завалим та! Железяку свою бросай, отдери тебя Нергал, — услышал Лют голос одного из висельников, молодчика с факелом, стоявшего немного в стороне. Авлий снял с седла палицу и пустил коня в галоп.

— Болваны, — ответствовал с ухмылкой граф, — вас самих сегодня Нергал иметь будет, по очереди. Бросайте свое барахло и тогда, может быть, я сохраню ваши ничтожные жизни.

— Свинячье дерьмо, — возмущенно сказал один из бандитов, — ну и наглый же уро…

Его заткнул меткий удар палицы, снесший его нижнюю челюсть, вместе с ошметками верхних зубов. Это Веракс вломился в ряды бандитов и начал разить во все стороны.

— Свет и честь, — орал он, — мерзкое отребье!

Захохотав, Вессерик присоединился к бою. Меньше минуты прошло, и перед двумя рыцарями остался всего лишь один дрожащий бандит. Тот самый. С факелом. Зажатому в угол ему было некуда бежать.

— Блахородные господа, — упав на колени, заскулил он, — не убивайте. Пощажите. Ради светлаокава Митры прошу, пощажите.

— О Митре он вспомнил, — хмыкнул Вессерик, — а чего ж про своего дражайшего Нергала забыл? Слушай, друг мой, — обратился он к Вераксу, — как ты думаешь, окажись мы на его месте, он бы как поступил? А давай так же!

— У меня есть идея получше, — усмехнувшись, ответил тот, убрал палицу и вытащил из ножен клинок. — Выбирай — ноги или руки?

Бандит побледнел, как яичная скорлупа, и начал дрожать еще сильнее.

Со стороны дороги послышался топот множества ботинок и из темноты начали вырисовываться силуэты.

— Дружки его привалили, что ли? — спросил сам у себя граф.

— Именем короля Нимеда, — на свет вышел капитан отряда стражи, — требую объяснить, что тут происходит!

— О! — воскликнул Вессерик, — доблестные воины короля. Мы вас так заждались. И вы, клянусь Митрой, пришли просто демонически вовремя! Я могу поинтересоваться, почему по улицам Бельверуса не могут спокойно прогуляться двое благородных подданных аквилонской короны? Почему, — продолжил он вопрошать опешившего капитана, — расписанные вашими посланниками чудеса безопасности и законности, на деле опровергаются атаками кучек головорезов и висельников. Вот скажите мне, благородный капитан, у вас в каждом переулке по отряду типчиков с вилками? Митра свидетель, завтра же Его Величеству Нимеду будет доложено о том, как распоряжаются своим жалованьем его отборные гвардейцы…

Граф продолжал в том же духе изливать свои мысли капитану, не способному вставить в монолог ни словечка, еще минут пять. Итогом явились многократные извинения, уверения и обещание тут же доставить благородных господ туда, куда они пожелают.

— Благодарю капитан, — покачал головой Лют, — но я в подобной помощи не нуждаюсь. А вот благородного графа Монарского к королевскому дворцу проводите. Если после ультиматума Вашего Величества с послом Авилонии что-нибудь случится, Наше Величество может этого немного не понять.

— Абсолютно согласен, — кивнул Вессерик, — кроме одного пункта. Почтенный капитан, с не менее почтенным отрядом, проводит меня до резиденции барона Зерфи. Разрешите уважаемый, мы перебросимся парой слов наедине.

Рыцари отошли. Капитан махнул рукой и два стражника потащили оставшегося в живых бандита в сторону казарм.

— Ну и упрямец же вы, граф, — проводив задержанного глазами, отметил Авлий. — Дался вам этот барон. Никуда он до завтра не денется.

— Брось, ты же меня знаешь. Начав дело, я бросать его в середине не собираюсь! Тем более после такой потехи, — Вессерик ухмыльнувшись кивнул в сторону лежащих тел.

— Ну а без охраны отправится, какой демон вас надоумил?

— Да, как-то не подумал…. И брось, я бы с этими глупцами и без тебя бы справился. Кучка трусливых крестьян!

— Граф, дайте мне слово, что так опрометчиво больше поступать не будете!

— Ладно, ладно! — махнул рукой Вессерик, а потом улыбнулся, — ну что, Авлий, задержал я слегка тебя? А?

— Во имя Митры, граф, я очень рад этой задержке. Несмотря на все ваши смелые слова, мало ли что могло с вами случиться. Но теперь, слава Подателю Жизни, все разрешилось! — рыцарь поправил свой меч, — А мне…. Мне пора ехать. До встречи, граф!

— Увидимся, Авлий.

Через некоторое время Авлий Лют Веракс добрался таки, наконец, до Западных ворот. Сонные скучающие стражники, проверив особые бумаги, (которые он предусмотрительно захватил в посольстве — специально, чтобы ему в такой поздний час не смогли чинить препятствий) без проблем выпустили его из города.

Рыцарь постоял немного, посмотрев во тьму, в которой терялась дорога и направил коня вперед — его ждал долгий путь.

* * *

Утро встретило его чистым, безоблачным небом с красовавшимся на нем солнцем, которое благосклонно заливало своими добрыми лучами отроги и заснеженные вершины гор, заставляя их блистать и светиться яркими ореолами света. Авлий достиг горного перевала, являвшегося естественной границей разделяющей королевства — Аквилонию и Немедию. Безусловно, вести об изменениях в международных отношениях достигли этого места давным-давно, однако никакой агрессии, пренебрежения или недовольства пограничная стража короля Нимеда не проявила. Благополучно миновав посты, вышки и небольшой участок нейтральной территории, Веракс вступил в пределы своей страны. Попадавшиеся там и тут лица знакомых солдат, еще более усилили ощущение дома, и рыцарь осознал, как же он все-таки соскучился по родине.

— Клетус! — кликнул он одного из служивых, которого знал больше других.

— Здравствуйте, господин Веракс, слушаю вас, — отозвался тот, подойдя поближе.

— Как обстановка на границе?

— Да все как обычно. Они не трогают нас, мы не трогаем их, — солдат задумался и продолжил, — только ближе к ночи они себя как-то странно повели.

— Как так?

— Ну, понимаете, мы тут на границе долго стоим, к физиономиям друг друга давно уже присмотрелись. Иногда перекрикиваемся, ну знаете, так дружески, о том о сем. Бывает даже, выпивкой перебрасываемся…, — он осекся и виновато посмотрел на Веракса.

— Ничего страшного, — махнул тот рукой, — продолжай.

— Ну, вот, значит, привыкли мы уже, так сказать, если господин позволит, к сотрудничеству. А вчера поздно вечером их как будто подменили. Лица вроде те же, а не отвечают, на шутки не реагируют. Игнорируют, в общем.

— Это объяснимо, — усмехнулся Лют, — в дурную голову Его Величества Нимеда пришла глупая мысль о том, что его дражайшую доченьку прирезали по приказу Его Величества Хагена.

— Да как жеш это… — протянул Клетус.

— А вот так! Поэтому, следующую бутылку, что прилетит вам со стороны Немедии лучше не пить. А в том, что ваше «сотрудничество» возобновится, я уверен. Не такие уж дисциплинированные эти немедийские гвардейцы. Так что, приняв посылочку, думайте сами — мало ли что они туда могут подлить, — тут Веракс ухмыльнулся, — ну, или сначала проверьте на ком-либо.

— Ну и шуточки у вас, господин.

— Кстати, Клетус, — решил изменить тему разговора Авлий, — у меня еще вопрос!

Воин кивнул, ожидая продолжения.

— Нет ли у вас чего-нибудь горяченького, — спросил рыцарь, — я в дороге слегка проголодался да и соскучился по родной пище.

— Разумеется! — воскликнул воин, — если господин, конечно не побрезгует…

Как того и следовало ожидать, в дальнейший путь Веракс отправился в преотличнейшем настроении. Не слишком торопясь, он следовал своей дорогой, любуясь на окружающую природу своей страны и приветливые добрые лица крестьян в деревнях, через которые проезжал. И мечтал о перспективах огромных возможностей, которыми его одарит северный бог. О том, что именно он получит дар, у него сомнений не было. Во-первых, половина претендентов наверняка пропадет еще на пути к Киммерии. А во-вторых, с теми кто дойдет, вопрос, о том, кто достоин, кто заслуживает, будет решаться путем честного, благородного поединка. Митра не допустит недостойных к такому сокровищу. О, да! Веракс был уверен, что Митра имеет к данному дару непосредственное отношение. В конце концов, Владыка Света — самый главный бог, бог добра и справедливости. О том, кто такой Кром, Авлий знал не очень много. Главный бог киммерийцев. Не злой. Ну, так кто он такой по сравнению со светлооким Митрой? Естественно, его подчиненный и слуга, назначенный специально для того, чтобы управлять дикими варварами. Для народа варваров — варварский бог. Вопросы о том, кто из смертных может быть наделен божественной мощью и непобедимостью, о том, как это произойдет и когда, Кром может решать только с разрешения Митры. Разумеется, только так и никак иначе!

Уже ближе к вечеру ему пришла идея и о том что, именно он, Авлий, приходящийся истинным сыном Подателю Жизни, рыцарь, помимо силы наделенный честью, знающий, что есть правда и справедливость — и есть тот единственный, на кого пал выбор Митры. И надо всего лишь это доказать…

Его мысли прервал шум ломающихся веток. Стало ясно, что кто-то продвигается в его сторону. Солнце только начинало садиться и в его, уже неярком свете, окружающий лес стал казаться зловещим. Расценив, что ничего хорошего из древесных пущ ждать не стоит, Авлий пустил лошадь в галоп. Как он хорошо помнил, совсем недалеко находился постоялый двор — там он и решит, что ему делать дальше.

— Господин, — услышал он позади тихнущий крик, — подождите господин, это важно!

Останавливаться Веракс не пожелал.

— Там опа…, — только услышал он до того, как слова заглушил ветер и стук копыт.

Селянам в такой глуши делать было решительно нечего. Путники, курьеры и торговцы по чащобам лазить не будут. Поэтому единственными, кто это мог был бы быть, являлись разбойники. Авлий решил сообщить об этом сразу, как достигнет первого же воинского поста. В одиночку биться с толпой, тем более в лесу, было глупо, каким бы хорошим воином он бы не был. За следующим изгибом дороги рыцарь увидел вдалеке сооружение постоялого двора. Разглядел он и фигуру всадника, быстро домчавшегося до здания, спешившегося и скрывшегося из глаз. Странным это ему не показалось, так как странным было другое. Подъехав ближе к постоялому двору, Веракс обратил внимание на необычную тишину — обычно это место было полно разномастного народа, так как лежало на единственном торговом тракте, ведущим из столицы в Немедию. Сейчас же здесь было пусто и глухо. Люту это показалось подозрительным, и он остановил лошадь.

И тут же из леса вылетел выпущенный из пращи камень и метко угодил рыцарю прямо в шлем. Удар был очень силен и полуоглушенный Веракс закачался в своем седле. Сквозь пелену слёз он увидел, как на дорогу стали выбегать люди, и, стараясь преодолеть боль и головокружение, попытался вытащить из ножен меч.

— Болваны, — услышал он голос, — валите, валите его быстрее!

Тут же его лошадь схватили за уздцы, в шею уперлись две или три рогатины и рыцаря вышибли из седла. В воздухе он чудом сумел сблокироваться, и удар земли пришелся по задней части доспехов. Проехав так расстояние длиной с локоть, Веракс резко повернулся на живот, встал и вытащил, наконец, меч. Пошатываясь, он еле видел сквозь заливавшие глаза пот и кровь, тех, кто на него напал.

— Налетайте, — прохрипел он, — кто хочет сдохнуть первым?

— О, — расслышал Авлий, — наивный какой! Неужто ты решил, что мы тут будем с тобой в благородные поединки играть? Успокойте его!

В сторону рыцаря полетели камни, выпущенные из пращ, и просто брошенные руками. Только малая часть из них не попала в цель. Веракс начал падать. Тут же подскочившие люди начали молотить дубинами по его шлему. Последним, что Авлию пришло в голову перед тем, как он провалился в беспамятство, были мысли о собственной гордыне….

Глава IV

Орфус Брол был доволен. Мало того, что он вдоволь натешился зрелищем того, как кучка идиотов неуверенно тужась, выбивала дурь из одного болвана. Мало того, что из-за железякомахания, скамейколетания и столопереворачивания лопух трактирщик забыл потребовать плату за заказ. Мало того, что пока идиоты хлопали ушами, он сумел срезать пару кошелей с тел погибших. Так еще потом, тот самый полудохлый болван пообещал ему, ну и пускай, что и идиотам тоже, возможность стать полубогом!

«Видит Бэл! — думал Брол, — Полубогом! Интересно, чем полубог в своих силах и возможностях отличается от бога? Они так называются потому, что ровно наполовину слабее? Или потому, что ухватили малюсенькую толику силы, но все равно ведь божественной? Не важно! Все равно по мановению руки я получу все, что захочу! — Он хихикнул, — Ха! Деньги! Много-много денег! Роскошное поместье! Хотя какое к Нергалу поместье?! Дворец! Да-да, дворец! Королевский дворец! Да, королевский дворец, для короля! Ха-ха! Точно, я стану королем! Какой страны только? Немедии? Нет, слишком мрачно. Аквилонии…? Неа, земля высокомерных снобов. Надо куда-нибудь поюжнее и потеплее! Нет, не в Стигию. Стигию в Сэтов зад, вместе с ее магами выскочками и прыгающими тараканами. Аргос? О да! Тепло… и ласковое море рядом! Хотя… в Зингаре вина лучше. А чего мелочиться — стану королем и того и другого! Буду править Заргосом или Аргарой! — Орфус тихонечко и мерзко засмеялся, — И еще кусок Аквилонии прихвачу! Что им жалко, что-ли? Я, король Заргосонии! Клянусь грудями Дэркето, это же будет просто замечательно! Кстати о грудях! И дырках! Как я их-то упустил?! Женщины! У меня будет самый огромный гарем в мире! По две, нет по три девки на ночь. Заморанки, шемитки, туранки, офирки, аквилонки, сисястные варварские асирки, знойные жопастые кушитки, кхитаянки и вендийки, а еще… Стоп-стоп-стоп! Дышим спокойнее, думаем о более серьезных вещах…. Пиры! Пиры и празднества каждый день! Я буду обожаем народом. Кто о нем так еще будет заботиться, кроме меня?»

— Смотри куда идешь! — из сладких грез Орфуса вырвали громкий рык и сильный тычок в грудь, после которого Брол отлетел к ближайшей стене — замечтавшись, «король Заргосонии» влепился в проходящего по улице стражника.

— Прости меня, о славный воин, я должен был почуять тебя еще издалека, — сказал, выпрямившись Брол, — клянусь Нергалом, теперь, когда я рядом с тобой, я просто не понимаю, почему не сумел этого сделать еще десять шагов назад!

— Что-что? На что ты намекаешь, крыса помойная? — солдат оглядел собеседника с ног до головы. Его глазам предстал молодой темноволосый уроженец Заморы среднего роста, с наглой физиономией, на которой выделялись короткие усики. Одет наглец был в дорогую, но слегка потертую одежду. На запястье болтался тонкий браслет в виде какой-то ящерицы кусающей себя за хвост.

— Как, на что? Разве это непонятно? На то, воины самой лучшей в мире армии должны быть видны издалека! А ты что подумал?

— Не важно, — мрачно ответил стражник, — в следующий раз смотри себе под ноги.

— Да, да, именно там я и буду искать.

Стражник с сомнением посмотрел на Орфуса, постоял мгновение, но потом все-таки пошел дальше.

«Еще один кретин-солдафон!» — довольно подумал Брол. Впрочем, он был даже немного благодарен этому гвардейцу. Погрузившись в собственные мечты, Орфус даже не заметил, как протопал внушительное расстояние от таверны. Самое дрянное, что протопал в совершенно другую сторону от того места, куда собирался идти. Место куда идти, ему подсказал славный малый, с которым он и встречался в «Червленом Щите». «Местом» был особняк одного богатого торговца в купеческом квартале. Этой ночью, волей Бэла, торгаш вместе со своей семьей отправился на какое-то мероприятие и, если кости лягут правильно, возможно поробудет там до самого утра.

Орфус Брол развернулся на одной ноге и обходными путями направился к купеческому кварталу. Пробыв в Бельверусе не один месяц, он хорошо изучил город. В том числе и ночную его ипостась. Немедия вообще необычно отличалась своей строгостью и порядком среди Хайборийских стран запада. В Бельверусе же эти государственные качества были особенно раздуты. Волей короля в городе был установлен закон и порядок. Для уличной братии «ножа и отмычки» это, прежде всего, означало более частые и, несомненно, взаимно-теплые встречи со стражниками, патрулирующими улицы. А после того, как кокнули принцессу, людей в форме стало даже чрезмерно, слишком много. Тем не менее, несмотря на это и вопреки этому, ночная бандитская жизнь била ключом. Надо было просто знать хорошие места — темные проходные дворы и узкие улочки, куда стража никогда не заходила. Те самые проходные дворы и узкие улочки, что так удобно прилегают к широким дорогам и площадям, где так любят ходить денежные мешки. Орфус Брол — эти места хорошо знал. Более того, он хорошо знал многих из тех, кто в них таился и что более важно, эти «многие» знали и привечали его. Группа таких и встретилась ему по пути.

— Хэй! — осклабился один тип с плохими зубами, — это ж Орфус Брол, упади с крыши гнилая печенка.

— Атус! Принц Орфус Брол! — недовольно скривил губы Брол, сделав особое ударение на слове «принц». — Пусть без титула ко мне обращаются темные дураки и высокомерные снобы, то ты же меня хорошо знаешь.

— Прынс? — подозрительно выговорил один из бандитов, видимо новичок, так как Орфус еще не видел его на улицах, — Так шож ты стоишь Атус, хватай иго и па башке!

— Ага, принц! — заржал Атус, — Такой принц, что если ему не дай бог на голову камень свалится, то по нему даже дерьмо из сточной канавы плакать не будут. Коплатый, неужто ты не никогда не слышал душераздирающую историю этого хитрого засранца? Нет? Представь себе, он тута всем утверждает, что когда-то давным-давно король какой-то Фдидии…

— Вендии! — исправил Брол.

— …вставил королеве…

— Императрице, Атус! Когда ты, наконец, запомнишь?

— …Хикая…

— Кхитая!

— Да неважно, копыто старой кобылы тебе на ногу, — осклабился Атус, — значит, Коплатый, вставил тот и покрутил. А после того как высунул, оказалось, что забрюхатил. Как ты уже, наверное, допер, забрюхаченное — это наш дражайший Брол. Короле… имптриса не захотела, значит, ублюдочка себе оставить и выкинула его на улицу. Тока ты мне скажи, Орфус, если тебя выбросили на улицу, откуда ты знаешь, что ты принц?

— Добрая служанка рассказала! «Когда-нибудь», сказала она, «ты вернешься и сядешь на престол».

— Ага, сядешь! На кол ты сядешь сначала! Слышь Коплатый, знаешь, как его, типа, настоявшее имя? Кашь… Каршм…. Твою вставленную мать, ты когда пьяный был его придумывал? Каршм Чо…

— Каришма Чжоу Эшлай Сюанье Бхарат! — подняв глаза к небу, проговорил Орфус.

Тут уже заржали все.

— Я ничего не придумал, — перекрикивая шум всеобщего веселья, продолжил Брол, — простое имя. Не понимаю, чего так трудно запомнить?

— С-с-сюанье, — выдавил из себя сипящий писк, прислонившийся к стене и скорчившийся от смеха Коплатый, — Бххххарарат, — и сполз на землю, сотрясаясь в конвульсиях хохота.

Слегка обиженный Брол скрестил руки на груди и стал ждать, пока истерика не прекратится.

— Чего еще от вас ожидать, — пробормотал он.

— Так представь себе, Коплатый, — продолжил Атус, когда хохочущие почти успокоились, — чем этот принц занимается. Орфус Брол у нас, — он похлопал заморанца по плечу, — один из лучших воров в Бельверусе. И готов поспорить, а заодно и отдать последние штаны, если ошибаюсь, что он начал заниматься этим уже задолго до того, как сюда приперся. Но даже здесь список его темных делишек настолько велик, что вовсе не королевского трона заслуживает его задница а, колов! С десяток или два? Вот скажи мне Брол, куда ты сейчас собрался?

— Дела есть. — процедил тот. — Помочь надо одному человеку.

— Какому человеку? Чем помочь? — снова засмеялся Атус, — Помочь освободиться от невыносимой тяжести драгоценных побрякушек и монет какому-нибудь денежному мешку?

— Все в рамках закона, Атус!

— Какого закона? — чуть ли не восторженно воскликнул бандит, — Уж не воровского ли?

— Ну ладно, — нехотя проговорил Брол, — ты прав, не дела у меня, а дельце. Небольшое.

— Ха! Я же говорил! — довольно сказал Атус, потом посерьезнев и заметно заинтересовавшись (ведь приятели приятелями, а деньги карман не жмут) с подозрением продолжил, — А какое такое дельце?

— А, пустяки! Одна дамочка за пару монет, попросила подбросить одному вельможе фривольненькое письмо, да так чтобы женушка того это письмецо обнаружила, — не моргнув глазом, соврал Брол, — ну сам понимаешь.

— Да уж, — Атус сразу потерял к истории интерес, — понимаю. Ты лучше скажи, Орфус, не знаешь ли ты чего-нибудь, что может быть интересно для меня и моих ребят?

— Даже не знаю, — был ответ. В голове Брола сразу закрутилась тысяча мыслей о том, как можно этих его друзей-головорезов сделать полезными. Он вспомнил людей, которые вместе с ним стояли над телом убитого киммерийца. К сожалению, он не имел ни малейшего понятия, где можно найти большинство из них… кроме, пожалуй, двоих — явно приезжего аквилонского рыцаря и громилы в форме каземата. Заморанец торопливо продолжил:

— Хотя, в принципе, все интересное находится ближе к королевскому дворцу…

— Ага, ты бы еще предложил сразу к палачу двинуть. И свою веревку захватить, — усмехнулся головорез.

— Ну, мое дело предложить.

— А шо? — вмешался в беседу Коплатый, — пайдем вокруг дворца пагуляем. Можа че интреснова найдем.

— Вот, видишь Атус! — воскликнул Брол, — неглупый у тебя друг. А я, пожалуй, пойду. Как говорится, когда время уходит — деньги утекают.

— Ну, иди, хм… принц.

— Атус, когда я стану королем, сделаю тебя генералом. Даже нет. Советником!

— Вали уже, — добродушно махнул рукой Атус.

* * *

Особняк купца, окруженный оградой высотой в человеческий рост, находился в соседстве с подобными же сооружениями и домами зажиточных горожан. Время было уже позднее, но здание и прилегающие улицы не освещались ничем. Не было света и ни в одном окне особняка, за исключением единственного малюсенького, расположенного почти на уровне земли. Там, видимо, находилась каморка слуг. А отсутствие света — это настоящее раздолье для того, кто умеет пользоваться темнотой и тенями. Орфус Брол умел. Преодолеть ограду не составляло никакого труда — эти болваны даже не побеспокоились о том, чтобы сделать концы прутьев острыми.

Входить через парадную дверь смысла не было. Ведь для того чтобы это сделать, необходимо сначала ее вскрыть. Закрыта она была изнутри. На засов, поэтому толку от отмычек не было никакого. А шум взлома, разбудил бы даже мертвого. Да это и не метод работы Брола. Поэтому он тихонечко обошел дом, аккуратно высматривая место получше, через которое можно будет проникнуть внутрь. С обратной стороны он нашел аж два подходящих — небольшую дверь черного входа, которая, о Бэл, была заперта на ключ; и маленький балкончик, находящийся на высоте в два человеческих роста. Брол решил воспользоваться балконом. Так он быстрее доберется до цели и, безусловно, сделает это гораздо тише, чем если решит ковыряться с замком. Он развязал свой широкий пояс. Под ним была обмотанная вокруг тела тонкая веревка. Вытащил с боков сапог искусно скрытые в них стальные стержни, изогнутые особенным способом и соединил вместе — получился крюк, который он потом и привязал к веревке. Пару взмахов, бросок, звук металла зацепившегося за препятствие и путь наверх был готов.

Балконная дверь была заперта на обычный крючок, а за ней…. «Охо-хо-хо!» — Орфусу в нос ударил запах благовоний от духов и масел. Без всякого сомнения, он попал в комнату, которую избрала для своего проживания женщина. А женские покои, особенно в богатых семействах, — это всегда место, где можно найти драгоценные побрякушки, хорошо обменивающиеся на звонкую монету. Брол тихонечко вошел и прислушался — вдруг не всё купцовое семейство покинуло свой дом. Слава Бэлу — ни вздоха, ни скрипа, ни шороха. Замориец вытащил из-за пазухи свечку, как можно тише ее зажег и оглядел комнату. Шкафы, тумбы, полочки и кровать с балдахином…. Кровать была не прибрана, на смятом одеяле лежало нижнее белье. Заинтересовавшись, Орфус поднял его и осмотрел. Размеры и запах говорили о молодом, стройном и, безусловно, нежном девичьем теле. Следовательно, комната принадлежала или дочери купца, или, возможно, его молодой жене. Что за купец, сколько ему лет, замориец не знал, да и это не было для него особо важным. Важным было только благосостояние торговца, поэтому Орфус с сожалением аккуратно положил белье на место и начал искать добычу. На ковры и картины Брол не обратил особого внимания — много не унесешь, а за то, что унесешь, много не получишь. Поэтому он начал кропотливо обыскивать помещение на предмет более миниатюрных, но более ценных вещей. Шмотки, тряпки, шляпки, шмотки — в шкафах ничего интересного, а вот на ночном столике стояла шкатулка. Наполовину пустая, что не удивительно (дама же не отправится в свет без украшений) она, тем не менее, содержала несколько колец с аметистами, цитринами и гранатами разных расцветок, а также примерно пригоршню сережек, ожерелий и заколок. Особой радостью для Брола явилась диадема украшенная драгоценными камнями. «Ну вот, — довольно подумал Орфус, — пару месяцев прожить можно!» И ссыпал побрякушки в свой мешок. Дальнейшие поиски ничего значительного больше не дали. Замориец заглянул даже под кровать, но кроме ночного горшка ничего не обнаружил.

В принципе, поход «на заработки» уже увенчался успехом, и можно было бы спокойно покидать задание, однако по определению, дом зажиточного купца способен дать больше, чем несколько месяцев веселой и безбедной жизни. «Тут всего должно быть больше! Гораздо больше! И Бэл гоготал бы надо мной несколько дней, если бы я ушел прямо сейчас, не попытавшись найти еще золотишка!». Орфус Брол сунул мешок за пазуху, взял свечу и аккуратно вышел в коридор. И наступил на скрипящую половицу. Замерев, прислушался. Никто не услышал. «Пронесло!», — подумал Брол и сделал шаг вперед. Следующая половица тоже заскрипела. И та, которая за ней. «Нергалов хрен! Что это еще за богач, который полы хорошие себе не может сделать!». Брол повертел головой, пожал плечами, расставил ноги по углам коридора, уперся одной рукой в стенку и враскорячку побрел осматривать комнаты. Через некоторое время, его мучения были вознаграждены. Он набрел на помещение, которое, по всей видимости, являлось рабочим кабинетом торговца. Где еще, как не здесь, тот мог хранить свои деньги? Орфус тихо зашел. Размял свои ноющие затекшие ноги. Походил, проверяя, не скрипят ли половицы и здесь. Даже неслышно попрыгал. «Ну, хоть здесь все нормально!».

Осмотр сразу начал приносить драгоценные плоды — на столе было выложено несколько стопок золотых монет — штук с пятьдесят. Простояли они там не дольше, чем Брол оценил их примерное количество. В столе нашлись еще монеты, золотой перстень с печаткой. «Ха!». Мешочек с дюжиной мелких сапфиров. На одной из полок стояла бутыль с дорогим аргосским вином. «Недурно, клянусь Бэлом!», — тут же ополовинил его Орфус. Впрочем, на этом полезные вещи закончились — ну не унесешь же за пазухой толстый позолоченный канделябр высотой примерно по плечо. В процессе безрезультатных поисков замориец прикончил вино, поставил пустую бутылку на самый краешек стола, а затем уселся на стул…. Что-то ему подсказывало, что не все тайны этого кабинета он раскрыл. Что есть ненайденный секрет. Начать надо было с типичных потаенных мест. Он снял все картины, свернул ковры, начал простукивать стены на предмет пустот. Проблема была только в одном — сказалось выпитое и Брол начал вести себя легкомысленно. Короче говоря, стал шуметь.

В конце концов, он поставил стул посреди комнаты и принялся прощупывать потолок. В таком положении и застал его пожилой купеческий слуга, решивший проверить подозрительные звуки, раздававшиеся со второго этажа. В одной руке держал лампаду, в другой увесистую дубинку.

— Ты кто такой? — крикнул он.

«Нергал! Сэт! И Ариман, вдобавок! Попал я!», — застыл на стуле Орфус, а потом проговорил, — Вы напугали меня, уважаемый. Что неудивительно в таких условиях, в которых оказался ваш дом. Очень некрасиво с вашей стороны, я чуть не упал, клянусь всеблагим Митрой!

— Я повторяю — кто ты такой? — с нажимом проговорил слуга, а после того, как до него видимо дошел смысл слов собеседника, спросил: — Про какие такие условия ты говоришь?

— Ну, как же! Неужели хозяин вам не сказал?

После того, как слуга недоверчиво покачал головой, Брол продолжил:

— Как всегда! О, Митра, наложи кару на этих забывчивых богатеев! Я волшебник. Охотник на демонов.

— Каких таких демонов? Что ты несешь?

— Всему свое время мой дорогой друг! Я перенесся сюда по заказу вашего хозяина, Сэ… Хо… Лер… Митра, все время забываю эти имена, тысяча лет на белом свете, столько их услышал, что просто не запоминаю, — он спрыгнул на пол.

— Керий Бартелиус мой господин.

— А, точно! — хлопнул в ладоши Орфус. — Он самый. Так вот, его беспокоила нечисть, поселившаяся в его кабинете, и он нанял меня — великого охотника на демонов, Беллардо, их изгнать.

— Сдается мне, что ты простой воришка! Вообще, мог бы придумать что-нибудь поостроумней, чем чушь про демонов. Моего господина зовут иначе. — Слуга оскалил зубы, — Сейчас мы медленно, не дергаясь, спустимся с тобой вниз, и я тебя передам первому же отряду стражи, шут.

В это время та самая бутылка от вина, которую Брол оставил на краю стола, то ли потревоженная прыжком заморийца на пол, то ли свозняком, то ли действительно потусторонними силами, а может быть и всеми перечисленными причинами сразу, упала на пол и шумно разбилась. Пожилой слуга на мгновение отвлекся на звон, и этого времени хватило Орфусу, чтобы подскочить и схватить того левой рукой за запястье, а другой за дубинку. Молодой плут был явно сильнее — один рывок и оружие перекочевало к нему. Побледневший слуга замер, судорожно переводя взгляд с дубины на лицо заморийца и обратно.

— Для слуги ты совсем не дурак, — ухмыльнулся Брол. — Только слегка рассеян. Я, это, не злой конечно, однако если будешь дергаться, ударю. Больно. Понял?

Слуга кивнул.

— Отлично, — сказал Орфус, — где тут у вас можно найти веревку…?

Через некоторое время, оставив слугу связанным веревкой и, для большей надежности, замотанным с торчащей головой в ковер, Орфус покинул купеческий особняк тем же самым путем, каким туда и попал, решив больше не испытывать судьбу. И так того, что он нашел, хватит надолго…. Если не тратиться на попойки и девок. А так как скоро придется отправляться в далекую и холодную Киммерию за поистине драгоценным даром, то и пирушек не будет.

Решив не откладывать дела на долгий срок, Орфус Брол двинулся к скупщику краденого. Тот обитал в бедном квартале, в нагромождении трущоб, которые даже для такого района были чрезмерно грязными и неказистыми, видимо полагая, что чем поганей выглядит место, тем в большей безопасности от королевских ищеек он находится. По дороге замориец вытащил из мешка все монеты и драгоценные камни, распихав их по карманам, сапогам и иным, известным только ему, потаенным местам на своем теле, оставив только побрякушки.

Кивнув в качестве приветствия привратнику, а по совместительству амбалу-охраннику, Орфус предстал перед Пестием Бурым. Получил тот сие прозвище вовсе не за злобу и подлость, был он не так уж и плох, и не за темные противозаконные делишки, а за то, что половину лица его занимало темное родимое пятно.

— Орфус! — поприветствовал тот и подмигнул. — Приперся не с пустыми руками, раз уж приперся, а?

— Принц Орфус…

— Ну, ты хоть мне сказки-то не рассказывай, — скривился Пестий, — надоел уже до коликов в печенке своим балабольством про королевское происхождение.

— Я говорю чистейшую правду! — расстроился Орфус — уже второй человек за день подверг сомнению его историю. — А печень у тебя колет из-за того, что вина жрешь слишком много!

— Может быть. Чего принес-то? Показывай.

Брол вытащил мешок и вывалил его содержимое на стол перед Пестием.

— Хм, интересно, — пробормотал Бурый, достал из ящичка какую-то стекляшку и приложил ее к глазу, — весьма и весьма интересно.

Он начал внимательно изучать драгоценности, перебирая, ощупывая, внимательно оглядывая их, сопровождая этот процесс невнятными и тихими звуками. Орфус терпеливо ждал.

— Кстати, — проговорил Пестий, продолжая заниматься своим делом, — слышал новость?

— Смотря какую. Сегодня много чего произошло.

— Банду Атуса почти полностью перебили. Только один парнишка остался, да и того потом немедийская стража в дознавательские подвалы утащила.

— Ого! А что произошло?

— Ну, они непонятно по какой причине отправились пастись ближе к королевскому дворцу. Нарвались там на вооруженный отряд аквилонцев, человек в двадцать-тридцать. Один Нергал знает, откуда они взялись в центре Бельверуса. Сам понимаешь, шансов у ребят не было никаких.

— Да уж, дела… — посетовал Брол и подумал: — «Что же, придется искать себе нового генерала. Или советника». Никаких угрызений совести по поводу того, что Атус с парнями именно по его наущению двинулись навстречу к своей гибели, он не испытывал.

— Слушай, Пестий, — продолжил он, — а как такое могло произойти? Атус ведь не дурак нападать на военных, тем более отряд, тем более превосходящий его банду во много раз. Отсиделся бы переулке каком, пока бы те не прошли. С какого перепугу он на них попер?

— Мне то откуда знать? Все подробности идут от выжившего мужика, он в банду Атуса недавно прилепился. Вроде, «Коплатый» погоняло. Пара наших парней как раз выходили на свободу. Они и успели его расспросить. Кстати, беднягу завтра вешают. А этой ночью, — Бурый с печалью покачал головой, — этой ночью, у него танцы с палачами.

— Понятно. Жалко ребят, — соврал Орфус Брол.

— Жалко, — кивнул Пестий. — Ладно, посмотрел я твои приобретения. Вещи хорошие. Я тебе за них двести монет дам.

— Брось, ты за них раз в пять больше получишь. Давай пятьсот.

— Получить то, может быть и получу, но сбывать их не здесь придется, расходы на дорогу, сам понимаешь. Двести пятьдесят.

— Какая дорога? Я тебя знаю. Подождешь пару месяцев и здесь продашь. Четыреста пятьдесят.

— Ты меня без ножа режешь. Может вся эта дребедень вообще не окупится. Триста.

— Ты только что сказал, что вещи хорошие! — воскликнул Орфус, — слезливые истории можешь оставить новичкам. В конце концов, все труды по добыче лежали на мне. Четыреста, барыга.

— Ладно, из уважения к твоему выпернутому из дворца величеству — триста пятьдесят.

— По рукам!

— Ну и замечательно. — Пестий вытащил из под стола несколько кошелей, — считай!

Когда Орфус Брол покинул скупщика, он поплутал по закоулкам, прошел через несколько дворов, пробежал даже по парочке крыш, с целью сбросить возможный хвост. Нападать на Бурого никто не осмеливался — помимо шкафа-привратника в домишке скупщика скрывалось еще несколько совсем не слабых бойцов. Пестий своей безопасностью и состоянием, нажитым непосильным трудом чужих рук, не рисковал. А вот потрясти людей, что выходили Бурого, некоторые горячие головы вполне могли. По крайней мере, случаи такие были и неоднократно. Но все было спокойно и Орфус решил выйти на широкую улицу. Здесь его деньги были в относительной безопасности — обычное препятствие, противники, а если короче, постоянная головная боль — городские стражники, то и дело проходящие мимо него, теперь, как ни парадоксально, хранили его покой.

* * *

Брол не спеша шел вперед и размышлял о планах на будущее. Светало. Он прекрасно понимал, то, что он украл сегодня, продержится его карманах не слишком долго. Он любил свое дело. Даже очень любил. Однако перспектива божественной силы, а он представлял ее, как безграничную власть и бесчисленное богатство, затмевала все на свете. «В конце концов, должно же быть у человека безопасное место, в котором можно отдыхать, между, э-э-э… ха-ха… своими мелкими увлечениями». А с тем, на что недвусмысленно намекнул болван-северянин, Брол сумеет найти, или что гораздо более вероятно и, безусловно, приятнее — создать себе такое место. Итак, отбросив лирические моменты, сопливые терзания и сантименты — пора было отправляться навстречу неведомому. Да и город все равно было необходимо покинуть. Скоро семья торговца размотает своего горемыку-слугу из ковра и тот во всех подробностях опишет внешность заморийца. О самом факте того, что он оставил старого дуралея в живых Брол даже не задумывался, не говоря уж о том, чтобы сожалеть об этом. Он не был убийцей, считал себя благородным разбойником, принцем темного плаща. Ну, помимо того, что просто принцем Вендии и Кхитая. Скрыться стоило и из-за команды тупорезов Атуса. А если точнее, из-за оставшегося в живых, по воле Митры, Коплатого. Несмотря на то, что бандит, по воле Нергала, уже сегодня будет болтаться на виселице, он, ночью, извиваясь под каленым железом, мог выболтать палачам, его, Орфуса, имя.

Одним словом, надо было валить. Все имущество Орфуса было на нем. Некуда и незачем было возвращаться. Необходимо было только найти лошадь, а остальное уже потом приложится.

«Ба-а, — подумал Брол, — неужто старина Бэл ко мне сегодня благоволит».

Замориец дошел до полукабака — полупостялого двора под крикливой вывеской «Поперхнувшийся Хомяк». К нему как раз подъезжал какой-то господин. Даже сквозь мрак было заметно, что одет он весьма небедно. Бросался в глаза и факт того, что дорожное платье его было покрыто дорожной пылью. Проще говоря, все свидетельствовало о том, что человек этот собрался в данном заведении остановиться и немного… похомячить.

— Поперхнувшийся Хомяк! Поперхнувшийся Хомяк! — не теряя ни единого мгновения, закричал Орфус Брол, — Вино и сон человеку, стойло и овес для его лошади! Вино и сон человеку, стойло и овес его для лошади!

Делая вид, что орет он просто так, а не для кого-то конкретно, замориец подошел к путнику и притворился, что только сейчас его заметил.

— О, господин!? Вы только с дороги? Поперхнувшийся Хомяк готов предоставить вам ужин и комнату на ночь, а так же уход за вашим конем. Не желаете воспользоваться?

Человек кивнул и спешился.

— Боюсь, сил моих на ужин уже не хватит, — со слабой улыбкой проговорил он, — сразу спать!

— Понимаю, господин. — Вежливо кивнув, согласился Орфус, — Вам помочь с вещами?

— Не стоит, — покачал тот головой, — сам справлюсь.

Он принялся снимать седельные сумки

— Прикажи позаботиться о моем коне, — сказал, закончив, путник, — путь его почистят, покормят. Да, еще одно, проследи, чтобы седло не повредили, я его купил совсем недавно.

— Хорошо господин, я все сделаю, — согласился Орфус и слегка поклонился.

— Замечательно. — Зевнув, проговорил хозяин коня, — Парень, ты мне определенно нравишься. Держи за работу, — он достал и бросил его заморийцу медяк, который тот ловко поймал. Затем человек повернулся и, слегка покачиваясь, вошел в «Поперхнувшегося Хомяка».

— Вот ведь, придурок! — вполголоса проговорил Орфус Брол, тут же нагло ухмыляясь, вскочил на коня и погнал его в сторону Северных городских ворот.

В Киммерию он решил отправиться через Пограничное Королевство. Он много слышал о тех землях и хорошего, и плохого. В основном, конечно, плохого. И посчитал что такие места как раз для него. Сметливый, предприимчивый человек, думал он, сможет достичь там больших выгод.

Орфус Брол покинул город. Прежде чем начать свой поход осталось решить одно небольшое дело. Не ехать же через темные, негостеприимные земли с тем маленьким состоянием, которое он заработал сегодня ночью. Оставлять какому-либо человеку он его не собирался. Брол не доверял никому, кроме себя. Следовательно, в таких обстоятельствах, которых он сейчас оказался, оставался единственный способ сохранить богатство. Примерно через час своего ночного пути, Орфус наконец нашел место, которое потом можно будет легко найти — несколько особых ориентиров делали ландшафт неповторимым. Даже при условии того, что один или даже два из них будут уничтожены течением времени, останутся те, которые безошибочно подскажут, где надо искать.

Орфус остановил коня, привязал ее к дереву и, укутавшись в плащ, начал ждать. Через полчаса стало окончательно ясно, что кроме него, коня, деревьев и ветра, который эти деревья качал, вокруг нет ни души. Брол отсчитал сто шагов от дороги, нашел подходящее место, аккуратно вырезал дерн, а вернее с трудом его отодрал от мокрой, но уже промерзшей земли. Очень долго проковырялся, выкапывая подходящего размера яму, складывая землю на разложенный плащ. Затем сложил в мешок все ценности, кроме той суммы денег, которую он посчитал достаточной для предполагаемого путешествия и закопал свое сокровище, закрыл дерном и присыпал свежевыпавшим снегом. Плащ с остатками земли взял с собой, намереваясь выкинуть грязь где-нибудь дальше по дороге.

Лошадь была там, где он ее оставил. Замерзший замориец, вскочил на нее и погнал вперед с мыслями о том, что надо будет купить или украсть, если не продадут, теплую одежду в ближайшей деревне.

Долгий путь на север начался…

Глава V

… — Да я говорю тебе, мне срочно уехать надо из Немедии! — самозабвенно орал крепкий мужчина с короткой стрижкой и окладистой бородкой. — Сестра письмо прислала…

— Какая к Сэту у тебя сестра? Ты чего мне голову морочишь?! А кто твои обязанности исполнять будет? Я что ли пытать буду? Иголки под ногти загонять? Колесовать? Кишки на ворот наматывать? Руки-головы рубить? Ты ж сам не хуже меня знаешь, как нелегко с одного удара голову отрубить! Раздраженно ответствовал Ситис. — Признавайся по-хорошему, куда ты намылился!

В небольшой комнате, добрую половину которой занимал большой стол и поистине громадный шкаф до потолка вовсю разгорелся спор.

— К сестре своей младшей хочу поехать!

— И как зовут твою сестру? Что-то я о ней раньше не слышал?

— Э…Ниона!

— Да ну?! Прям как покойную дочь короля?!

— Митрой клянусь, Ситис!

— Это ты-то Митрой клянешься! Да при твоем палаческом искусстве только Нергалу остается молится! Или Сэту… Наверняка ведь шастаешь в храм стигийцев…наслышан я об обрядах служительниц Деркэто…

— Да ладно тебе, у нас же не Аквилония. Это только они одним Митрой обходятся…. Мамой клянусь!

— У тебя в матерях не иначе сама Сохмет ходит… ладно, дам тебе месяц-другой, если конечно вытащишь показания из кое-кого…

— Это я мигом! — обрадовался Нинус, — только фартук натяну, кстати, кому развязать язык надо?

— Их двое, граф Валентиус и какой-то грабитель.

— Отлично, начнем с графа, титулованные быстрее всего раскалываются. Слушай, а что это на улицах столько стражи сегодня?

— Да какой-то северный варвар, поговаривают киммериец с громадной секирой, устроил бойню днем в Старом квартале, порубил на куски что мирного люда, что гвардейцев порядочно. Вынырнул, будто из-под земли, перебил кучу народа и так же быстро куда-то сгинул.

— Киммериец?! С секирой?! Да его час назад в «Червленом Щите» прирезали, я своими глазами видел!

— Ну, это без нас разберутся, что к чему, сдох киммериец и ладно. А вообще стоит тщательней смотреть, кого в город пускают… Давай-давай, Нинус, за работу.

* * *

Немедиец Нинус был палачом.

Это только в дурных пьесках, палач — это хромоногий горбун, с шестью пальцами и перепонками между ними, волосами от бровей, заячьей губой, и тому прочими уродствами. Якобы, завидев такого «красавца» подозреваемые колются как орехи под зубами белки. В жизни все гораздо проще, как раз такие уродцы и сходят с ума крайне быстро, от полной безнаказанности, поэтому пользы от них мало, если не сказать, что нет ничего вообще, кроме вреда. А настоящий палач имеет физиономию булочника, лоточника или простого пахаря, лицо без малейшего следа садистских наклонностей. Даже люди, давно знающие палача, как вежливого человека, могут не подозревать, что их добрый сосед-сват-кум регулярно выкалывает глаза, или варит кого-то живьем. Нинус был как раз такой.

В отличие от большинства людей он любил свою работу и немало гордился ею. Крошечные окошки под самым сводчатым потолком, сырые стены, кровь, въевшаяся в изрезанные доски пыточных скамей, чадящие треножники, скрежет инструментов, без всего этого он чувствовал себя неуютно. И искренне не понимал, почему люди так напрягаются при одном упоминании его палаческого ремесла. «Пятнадцать лет на поприще пыток, это вам не абы что. Здесь талант нужен и к каждому подозреваемому свой подход. Иногда бывает, человек выглядит сущим заморышем, а начинает говорить только спустя день-два. А вот две седмицы назад был барон, здоровый, как медведь, но едва узрел скорняцкий нож, так и наложил в штаны. С рассказами, правда, переусердствовал, Нергала себе в братья записал, поэтому кожу таки пришлось снять».

* * *

— Так, посмотрим кто у нас тут? Нинус поднес пергамент к чадящему треножнику: «Граф Валентиус, измена, сокрытие соучастников…»

— Давненько у меня заговорщиков не было! — доверительно сообщил он прикованному к деревянной занозистой скамье человеку. — Соблюдем все правила.

Палач откашлялся, ногтем выковырял кусок мяса, застрявший между зубами, и торжественно вопросил:

— Желаете что-либо сообщить мне, уважаемый граф?

И вытащил кляп.

— Ты, гнусное клешерукое отродье, ты умрешь…

Нинус сжал мощными пальцами щеки графа и засунул кляп назад.

— Эй, Мэглир, так и запиши, уважаемый граф поведать нам о своих подлых соратниках отказался.

Писец в темном балахоне записал и зевнул.

— Видишь ли, дружок, — он похлопал по голове графа. — Я сегодня очень спешу. Времени возится с тобой, ну совершенно нет.

Нинус отошел к стеллажам и вернулся с обычным деревянным плотницким ящиком, в багровых разводах и положил его на грудь Валентиусу и начал выкладывать инструменты:

— Гляди граф, вот этим, — он для наглядности пощелкал в воздухе мощными иззубренными щипцами, — я развязал язык самому Орейну, бывшему помощнику Короля Воров Бельверуса. А вот этим, — он продемонстрировал небольшой широкий нож, — я снял восемь ярдов ремней с груди того ублюдка, который убил дочку нашего славного короля. Правда, он все равно не признался, но это мелочи. Слышал бы ты граф, как он верещал, когда свое отражение увидел…

Нинус засмеялся в голос, писец Мэглир его поддержал.

— Эй, Нинус, помнишь того ублюдка, которого ты заставил проглотить живую стигийскую змею?

Нинус сполз на пол от смеха.

— Помню!

— А у тебя грибов не осталось, что прям сквозь тело прорастали? Знатное зрелище было, я, когда в кабаке друзьям рассказал, так все как один облевались!

— Да эвон растут, — он кивнул на святящиеся призрачным зеленым светом грибы. — Я их на отпиленную ногу барона Тотти посадил, ну помнишь, душителем оказался, а растет, глянь как хорошо. Только близко не подходи, а то споры вдохнешь.

Вдоволь насмеявшись, он обратился к графу:

— К сожалению, уважаемый граф у нас нет времени на подобные вещи, потому у тебя простой выбор. Или ты говоришь имена своих дружков-изменников. Или я тебя определю в клетку вон с тем гулем. Только это не те гули, про которых ты в книжках всяких книжников, крепко сидящих на черном лотосе читал: вроде как гуль — это чуть ли не человек, редкой красоты и очарования. Не знаю сколько надо лотоса употреблять, чтоб в этой твари красавицу увидеть. Обычно бывает наоборот, как раз в красавице гуль и живет, и только после свадьбы вылазит. Ловко я сказал, да Мэглир? Эх талант пропадает, мне бы книги писать романтические… любовь-морковь, то да се. Ну да ладно.

Я тебе, граф, про натуральных зверей говорю, с когтями и клыками, которые людей любят только в одном виде — сыром. И никакой романтики. Хотя…

— Ариман! — Нинус обратился к чему-то в клетке с толстыми прутьями в руку толщиной. — Спит негодяй. Ща мы его разбудим! — Он с энтузиазмом схватил алебарду со стойки возле стены, на которой аккуратно стояли фальшионы и топоры, и просунул ее между прутьями.

— Ариман! Просыпайся зверушка! — приговаривал немедиец, продолжая орудовать алебардой в клетке, из которой несло сладковатым запахом разложения.

От злобного воя у Нинуса заложило ухо, и он выдернул откушенный обрубок алебарды из клетки.

— Вот паразит! Отгрыз таки! Глянь, какой красавец! Знакомься граф, это Ариман, наш гуль! Ариман — это господин граф. Ты ему понравился! — обрадовано сказал он бледному как снег Валентиусу.

Костлявая мерзкая рука пожирателя человеческого мяса выскочила из клетки, тщетно пытаясь достать палача.

Глаза графа вылезли из орбит, все тело покрылось холодным потом.

— Мэглир, смотайся к королевскому магу, пусть нам что-нибудь типа приворота даст.

— Зачем это?

— Дадим Ариману глотнуть, а потом в клетку графа запустим! — заржал громко Нинус и выдернул кляп. — Эй, граф, как насчет искренности с нами, не передумал? Расскажешь что-нибудь интересное о своих уважаемых друзьях?

Граф Валентиус судорожно закивал головой.

— Вот и хорошо. Мэглир, запиши, что он скажет.

— Что тут у нас со вторым? — палач, щурясь, разобрал: «немедиец Моред, нападение на аквилонских послов…» — Посмотрим сейчас на неудавшегося грабителя, — и небрежно сорвал мешок с головы.

— Коплатый, ты что ли?! — радостно приветствовал связанного грабителя Нинус. — Да какой с тебя к Нергалу Моред? Не, не заслуживаешь ты такого имени, — он похлопал его по грязной щеке. — Давно ты у нас не был, я уже скучать стал! Сколько лет то прошло с того дня, как я познакомил тебя с кандалами и отправил на каторгу? Ты сбежал или тебя выпустили?

— Господин Нинус, не виноватый я…

— Надо же! Кто бы сомневался, — палач засмеялся. — Мэглир! Ты с графом закончил? Жми сюда, тут наш старый друг.

— Вот уж не ожидал, я думал ты, Коплатый уже помер, например, голову расшиб, поскользнувшись на конском дерьме, или еще что-то героическое. Чего в этот раз натворил?

— Шел себе по улице со своими дружками, никого не трогал…

— То-то я и смотрю, что ты один живой остался, а остальных семерых, что рядом шли уже Нергал пытает.

— Привет Коплатый, где пропадал? — поздоровался писец.

— Мэглир, представь, вот это отродье напало на аквилонских послов. Знаешь, Коплатый, с одной стороны я твой поступок уважаю, ибо этих спесивых тарантийских собак никто не любит, с другой — смерть этого расфуфыренного ублюдка, посла, могла привести к очередной стычке между Немедией и Аквилонией.

— Да хтож знал? — грабитель едва не плакал.

— Так ты, похоже, вступил в шайку таких же дегенератов, как и ты сам. Я тобой горжусь — засмеялся Нинус. Ты случайно в главари не решил податься при своем безграничном уме?

Коплатый лишь горестно вздохнул.

— Значит так, колись, кто тебе заплатил за разжигание войны между нашими дружескими державами!

— Как хто? Какая война?!

— Мда, тяжко с тобой, Ариман посообразительней тебя будет. Кстати ты с ним знаком?

Коплатый судорожно затрясся и захлопал губами как рыба, вытащенная на берег.

— Сколько эмоций, хоть головой кивни, невежа.

Тот судорожно затряс башкой.

— Знаком господин Нинус, не надо меня ему отдавать. Я слышал, что вы ему Олафа-бумагомараку скормили, после того как ногти повыдирали, уши отрезали, зубы оселком постачивали, и обе ноги отрезали…

— Дурак ты, Коплатый и таких же дураков слушаешь. Не стачивал я Олафу зубы, да и ногти не выдирал. Он серого лотоса столько курил-нюхал, когда свои гнусные россказни о королевской семье писал, что и вырванного языка наверно бы не заметил, какие уж тут ногти. Я его ноги в клетку с Ариманом просунул, да и все. Он их чуток и погрыз, правда, когда я Олафа вытащил, там на костях уже и мяса не было, да и кости не то чтобы все остались. Помню, этот кретин все никак не верил что гуль — это вот такая страхолюдная тварь, а не стройная сочная баба с красивой мордашкой, как в его балладах. Да и уши я не отрезал — их тоже Ариман отгрыз. Я Олафа головой к Ариману запихал, чтобы проверить правду ли он сказал, когда гуль ему ноги грыз. По-моему на ушах тогда этот бумагомарака и пришел в себя, говорят, в последний раз он был в таком, ну, нормальном состоянии чуть ли не десять лет назад. Короче любит, понимаешь ли, под настроение Ариман людские уши пожевать, ну как ты сам под пивко копченные свиные уши жрешь. Что-то я проголодался. Мэглир перекусить не хочешь? Вроде час назад жрал, а будто с утра не ел…

Мэглир притащил корзинку жратвы и кувшин красного вина, снедь была торжественно водружена на пыточную скамью. Нинус нацедил в глиняные кружки ароматную бордовую жидкость, и тут же с писцом не чокаясь выпил. Мэглир и палач тут же принялись шумно делить свиные копченные ребрышки.

— А знаешь все из-за чего, Мэглир?

Тот замотал головой. Нинус смачно обглодал косточку (заодно выдержав драматическую паузу) продолжил:

— Богема, Нергал бы их всех побрал! Там же одни скоты, мразь на мрази. Если не балуется лотосом, то мужеложец, если не мужеложец — то козлолюб, если не козлолюб, то говноед наверняка, а то и все вместе. Мне Ситис про таких рассказывал, поймали в нужнике как-то одного такого, изо рта говорит, воняло хуже, чем из нашего помойного ведра. Менестрель какой-то оказался, вроде знаменитый, ща …Керк Бритунийский, не слыхал? И я нет, так вот он объяснял, что вдохновение искал. Обоими ладонями. В дерьме. Ну, его в этой яме и притопили. Богема, конечно же, завопила о невосполнимой потере в мире искусства. А что такой гнусный народец может сочинить толкового, или нарисовать? Видал как-то я одну картину, из этого гадючника. Один в один блевотина Аримана, разве что не смердит.

— Быть такого не может!

— Да я тебе говорю! Сам видел! Собрать бы всех этих «творцов прекрасного» и в Рабиры выселить! Или в Стигию! Там им быстро мозги бы вправили. Я грешным делом одно время думал Аримана кормить всякой дрянью, а потом холсты ему подтаскивать, за неделю они бы выванивались, никто бы и не понял что к чему. Я разбогател бы за месяц, не поверишь сколько желающих в нашем Бельверусе блевотину на стену повесить. Но… жалко стало его, Аримана, я ведь уже привык к нему, считай все равно, что вместо канарейки.

— Господин Нинус, — напомнил о себе незадачливый грабитель.

— Чего тебе? Не видишь я занят, будешь отвлекать помрешь, как Лось… Наливай Мэглир, у меня в кружке уже дно видно! Слышал, что я с Лосем сделал? Мэглир, помнишь его?

Писец вытер жирные губы рукавом робы и с натугой вспомнил:

— Этот тот собачий выкормыш, что возомнил себя королем грабителей Бельверуса?

— Ага, он самый. Глотнешь, Коплатый?

Коплатый закивал. Нинус не жалея налил в свою кружку вина и напоил его.

— Короче жил-был Лось. Не из-за рогов его так назвали, как некоторые особо одаренные думают, а потому что здоровый был, грудь — как вон тот бочонок, а ноги худые — ну чисто лось.

Нинус шумно обсосал ребрышко и продолжил:

— Пытал я его ровно пять дней, гвозди в колени забивал, на дыбе растягивал. Стоял он до последнего. Ох, я и измотался тогда, но своего добился — он на жидком олове сломался, все рассказал что, да как. Я вообще-то полагал, что он дотянет до зажима черепа, но видно не судьба.

— За твое здоровье Нинус

— И за твое Мэглир.

Писец и палач выпили.

— Ну, так Лось потом еще и прожил почти целую луну, продолжал Нинус, ковыряясь в зубах, — короче я от него куски отрезал и варил, здесь же, а потом кормил своим же мясом. Тут у меня придворный маг все время сидел — следил, чтоб не помер раньше времени Лось-то. Зато в ту луну у меня все раскалывались! Клянусь Нергалом, даже ни одной душе в задницу раскаленную добела кочергу не ставил. Как посмотрят, что с несговорчивыми происходит, как сами себя съедают, так и ломаются. Я потом уже Ситису предлагал, давай в начале месяца какого-нибудь бродягу так обработаем, все равно вон их, сколько на рудниках, да каменоломнях кайлом машет, и будем для наглядности показывать. Обещал подумать. Ладно, хорош об этом. Кто тебе, свиное рыло, сказал напасть на послов и сколько заплатил?

— Да ничего он не заплатил! — слезы текли по грязным щекам Коплатого.

— Так ты, поросячий выкидыш, хочешь сказать, что вы это «забесплатно» подрядились сделать? Ты думаешь я в это поверю? Нинус засмеялся.

— Орфус Брол сказал! — не выдержал грабитель.

— Уже лучше, кто такой?

— Принц Вендии, — решив рассказывать до конца правду Коплатый.

— Ты не смотри что я палач, я шутку очень ценю. Вот полгода назад Ариман сбежал из клетки, прутья тонкие были, разогнул и побежал, куда глаза глядят. Вот они его и привели в спальню к казначею, тот и обделал от страха всю свою необъятную кровать, да и шелковый балдахин тоже. Я бы на месте Аримана лучше бы королеву навестил, у нее мясо должно быть понежнее. Ну да кто этих гулей знает, может, ему мужики больше нравятся? Я это к чему? Не время шутить, Коплатый, время рассказывать, при чем тут Вендия? Как выглядел этот «принц»?

По мере описания Нинусу вспомнился один из посетителей недавнего кабака. Да и браслет такой же, в виде свернувшегося варана. Очень интересно. Выходит этот «вендиец» тут же попытался сократить ряды соискателей дара северного бога… очень неплохо, надо отдать должное.

— Ну, Коплатый, молодец, я горжусь тобой. Были бы все такие откровенные. Ты это…готовься. Как подлого заговорщика мы тебя сейчас повесим.

— За что же меня вешать?

— За голову, я так думаю, — улыбнулся Нинус. Вот если бы ты был дворянин, то отрубил бы я тебе голову со всеми церемониями на главной площади города. А поскольку ты — никчемное существо, то мы тебя будем вешать прямо счас.

— Господин Нинус, а может утром?

— Зачем тянуть? Вдруг ты от страха помрешь, а мне потом знаешь, сколько пергаментов исписывать? К тому же я спешу.

— Господин Нинус…

— Все по лучшему классу сделаю, не переживай. Даже не почувствуешь.

— Правда?

— Нет, конечно. Это я всем такое говорю.

Закончив немудреные приготовления Нинус поправив веревку на голове незадачливого грабителя.

— Желаешь что-нибудь сказать на последок?

— Я не виновен, я не знал!

— Коплатый, к тебе какая-то баба пришла! — ткнул пальцем Нинус за спину грабителя.

Тот только начал оборачиваться, как палач выбил из под него табурет.

— Точно, это Смерть за тобой пришла! — от хохота у Нинуса снова потекли слезы.

Коплатый захрипел, тело несколько раз судорожно дернулось, раскачивая веревку, и тут же обмякло. К ароматам пыточной камеры добавился стойкий запах дерьма. Выждав пяток минут Нинус отвязал веревку и, поминая Сэта дотащил тело до клетки с гулем.

— Против ночной кормежки не возражаешь? — и подтолкнул тело обломком алебарды к клетке.

Гуль уцепился когтями за тело человека и принялся шумно пожирать еще теплую плоть.

— Мэглир, завтра вечером стигийцы обещали заглянуть, за грибочками, с них сотня монет. Все что вышибешь сверху — твое. Аримана кормить я Бруме поручил, но ты послеживай за ним, мало ли что.

Спустя полчаса Нинус поднялся в комнату при тюрьме.

«Так, посмотрим, что нам в Киммерии пригодится… Доспехи сойдут и эти, мой старый добрый топор, лук тоже пригодится…». Собрав пожитки, Нинус посмотрел в отражение полированного щита. На него смотрел немедиец лет сорока, в доспехах. Отсалютовав отражению топором, Нинус вышел из казарм Каземата.

Глава VI

На следующий день после событий в «Червленом щите» Сомниум распрощался со стигийцами и направился на ближайший базар, вспоминая приведший его в столицу Немедии путь.

Два месяца назад он был отправлен гонцом в Немедию из Гипербореи. Дорога на некоторое время развлекла Сомниума, после службы в гвардии короля Гипербореи он день отдыха воспринимал как счастье, а тут несколько месяцев… Потом, правда путь до смерти надоел, как и жалкие людишки, встреченные им по дороге.

Как и положено сразу же в день прибытия в Бельверус он наведался в Храм Сэта, бритоголовые жрецы его уже ждали и отвели ему для отдыха комнату при храме. Обстановка немного необычная после заснеженных цитаделей Севера — циновки, благовония, шандалы в форме кобр, но приемлемо. А если принять во внимание частые визиты юной послушницы Мины, так вообще о Храме Сэта сложилось исключительно хорошее мнение.

За то недолгое время, что он провел в столице Немедии он начал чувствовать, как ему не хватает заснеженных равнин и злого ветра, тусклого солнца и запаха застывающей на морозе крови врага. Здесь же было слишком много людей и слишком мало свободного места. Любому гиперборею нужен был как воздух свободный горизонт, не закрытый ничем, кроме едва видных в ясную морозную погоду северо-восточных гор.

Отдыхая от дороги, гиперборей перепробовал почти всю стигийскую кухню и местные запасы вина. Случайно зайдя в один из кабаков, он и стал невольным участником схватки. И его размышления не были долгими, кто как не он достоин этого Дара?! С ним он вернет былое могущество своей стране и станет поистине непобедимым…

Оторвавшись от мыслей гиперборей обнаружил себя у въезда в ярмарочную площадь

В мясной лавке он стал обладателем двадцати фунтов оленины и дюжины огромных туранских лепешек. А, высмотрев вывеску, украшенную латной перчаткой направился прямо к лавке оружейника. По пути в Бельверус Сомниум израсходовал все стрелы, и теперь требовалось срочно пополнить их запас. Оказавшись в помещении, Сомниум с интересом огляделся. Ну, в общем-то, все обычно: на стенах развешены доспехи сомнительного качества, кольчуги, жилеты с приклепанными металлическими пластинами, а на узких столах — иззубренные мечи и топоры, деревянные щиты в выщерблинах, старые почерневшие луки. Наемники, уходившие на покой, частенько продавали ненужные ныне доспехи и оружие. Вот, по всей видимости, это как раз такое место.

— Господин решил что-то продать?

На гиперборея выжидающе смотрел шемит, глаза оценивающе смотрели на вороненую кольчугу, могучий моргенштерн и выглядывающий из-за плеча лук.

— Не раньше, чем я стану старой развалиной. Мне стрелы нужны.

— Так может уважаемый господин купит сразу и отличный лук? Я готов купить твой старый.

Торгаш тут же подхватил ближайший из клена и начал расхваливать на все лады: дескать, и гибкий как вендийский клинок, и сделан из какого-то особого дерева, произрастающего далеко в Стигии, и что воин, которому раньше принадлежал этот лук, стрелял так, что стрелы пробивали лошадь с седоком насквозь…

— Хватит орать, — перебил шемита Сомниум. Ты еще скажи, что его прежний владелец вообще бросал стрелы как дротик и пробивал насквозь мастодонта. Мне нужен такой лук, как этот — склеенный из можжевельника и березы, усиленный костяными накладками из рога оленя, и обернутый кожей.

— Такого нет, но есть гораздо лучший!

— Мне нужен хороший гиперборейский лук, не лучший, а именно такой. Если у тебя, его нет, тогда «уважаемому господину» нужны только стрелы, — процедил гиперборей.

Шемит вытащил несколько колчанов и снова что-то затараторил.

Сомниум мрачно на него посмотрел и приложил указательный палец к своим губам.

— Не шуми, сам выберу.

Торгаш скривился, но заткнулся. Гиперборей принялся изучать стрелы, презрительно откидывая на стол негодные.

«Эти несбалансированны, на этих вообще оперение из фазана, не иначе сам торгаш их делает, надергал небось с тушки, купленной здесь же на рынке. А эти вообще похоже из веток — такие даже не каждый охотник возьмет. Тростниковые мне тоже ни к чему…»

Терпение шемита истаяло, как снег под лучами весеннего солнца, и он шепотом спросил:

— А кто такие мастодонты?

— Это такие твари побольше твоей халупы, на четырех ногах, с парой больших ушей, бивнями и длинным носом. У меня на родине они затаптывают преступников, например тех, кто продает некачественный товар или орет не затыкаясь.

Торгаш тут же скривился, но замолчал.

Гиперборей остановился на длинных стрелах с древками из сосны, и иззубренными наконечниками.

Шемит конечно заломил немалую цену, но убедительно положенный на стойку моргенштерн и недобрый прищур гиперборея сбили ее вдвое. Тут же гиперборей прикупил и кожаный колчан.

Шемит семеня проводил Сомниума до двери, угодливо распахнул ее и прокричал в спину северянину:

— Если господин передумает…

— Не передумает, — оборвал гиперборей и запрыгнул на лошадь.

«Нергалий выкормыш! Так и норовит подсунуть свое старье. Как это он еще не рассказал о том, что его старый рассохшихся лук, который того гляди должен рассыпаться, принадлежал легендарному Куллу…»

* * *

Путешествие гиперборея пока протекало без всяких важных происшествий.

День и ночь сменяли друг друга, дорога вилась среди деревьев и небольших полей, перепрыгивала через перекинутые через быстрые реки мосты, и местами поднималась на небольшие холмы, с которых северянин изредка видел замки местной немедийской знати, на фоне клочковато-серых облаков.

Все до смерти обыденно и скучно. Ну, разве что на пятом дне пути, в узкой лощине он почувствовал «запах» смерти. Один труп лежал прямо возле дороги с арбалетной стрелой в уже вытекшей глазнице. Забравшись наверх лощины, гиперборей увидел несколько, уже изрядно присыпанных снегом тел. Не поленившись, перевернул пару ближайших, раны на всех глубокие, нанесены тонким клинком, похоже работа одного человека. В снегу что-то матово блеснуло, ковырнув носком сапога снег Сомниум увидел гарду ятагана с оконечьем в виде головы льва, совсем как у того туранца, что был в «Червленом щите». Ятаган гиперборей успел рассмотреть во всех подробностях, его владелец так остервенело махал оружием и в такой близости от Сомниума, что поневоле запомнишь…

Северянин подошвой стряхнул снег с голов трупов — туранца нет… ну и ладно, Отец-Ворон ему судья. Лишь бы не попасть на того, кто их всех положил. Шесть человек это неплохо для одного человека.

По пути изредка встречались деревеньки, десяток домишек, и почти в каждой был какой-никакой постоялый двор. Остановившись один раз в подобном заведении Сомниум дал зарок никогда этого не делать, еда — дрянная, в матрасах — клопы… уж лучше в шатре из шкур где-нибудь в стороне от дороги. Всего-то и делов: разгрести снег, воткнуть колья, да натянуть на них кожаный верх…Лошадь у него привычная к морозам, переживет…

Закаленный организм и железное здоровье гиперборея позволяли ему переносить подобные неудобства без вреда для себя. Но на исходе первой седмицы путешествия, Сомниуму уже откровенно приелась строганина, составлявшая львиную долю его запасов. Сырое мясо конечно хорошо, особенно с жаркими стигийскими приправами, но и оно надоедает.

В тот же день тракт привел его в постоялый двор «Кабанье рыло». В отличие от расположившихся рядом лачуг и халуп постоялый двор мог похвастаться одним каменным этажом и сверху него деревянным. Двускатная соломенная крыша венчала этот приют путников. На пути в Бельверус гиперборею пришлось ждать, пока кузнец подкует лошадь, потерявшую подкову. И там он был свидетелем, как крестьяне накрывают крышу соломой, оказалось это целое искусство, и людей владеющих им не так много…

Зажиточные немедийцы отчего-то предпочитали строить именно так, когда денег на постройку замка слишком мало, а маленький покосившийся домик уже не солидно.

Отдав лошадь в руки мальчишки при конюшне, он, перекинув через плечо седельные сумки, оглядел вывеску. Человеку опытному она о многом скажет. Ну, вот например эта: очищена от снега, шедшего накануне утром, висит на толстой цепи, причем смазанной, ни малейшего скрипа. Вывеску украшал аккуратно нарисованный кабан. Чья наглая ухмыляющаяся морда хитро подмигивала одним глазом всем посетителям: дескать, «я в курсе ваших слабостей и ничего страшного, в том, чтоб поесть и выпить без меры, нет».

«Видали и хуже кабаки!» придя к такому выводу, гиперборей пинком открыл дверь и ввалился в трактир.

На удивление чисто, в отличие от большинства ему подобных заведений. Нормально поесть, да передохнуть, что еще нужно уставшему путнику? Примостив барахло возле ближайшего к огню чисто выскобленного стола гиперборей подошел к стойке. Никого.

— Хозяин! — заорал северянин, рассматривая помещение: здоровый камин из камней, рядом с ним стойка, между стойкой и входными дверями столы. Над камином чучело головы вепря. И обычный запах присутственного места.

— Уже иду… — раздался голос из кухни, и появилась дородная женщина сорока с небольшим лет, фунтов трехсот весу, вытирая на ходу руки не фартуком, а о чудо, чистой белой тряпкой. Впрочем, для своей комплекции она двигалась довольно проворно. — Что заказывать будешь, сынок?

Гиперборей с трудом сдержался, чтоб не двинуть ей прямо в рыло кулаком в латной перчатке. «Сынок! Да у такой свиньи как ты, сынок должен быть боровом…» заглушив эмоции, он спросил:

— Что есть у тебя пожевать?

— Сейчас баранина есть, с лепешками, репка варенная, грибы маринованные с бочки, капустка, кашка есть ячменная… подождешь немного, будут жареные рябчики.

«Капустка…» Сомниуму стоило большого труда, чтоб не плюнуть прямо на пол. «Вот от капустки ты, жирная, и выглядишь как свинья! Кашка…» Гиперборей сглотнул, чтоб проглотить появившийся в горле ком. «Волчок кашку не кушает — отец говорил, разве будет мощь и сила от капустки, да кашки?! Хуже кашки только блевотина росомахи, да и то я еще и подумаю что съесть…»

Сомниум потер щетинистый подбородок и мрачно уставившись в щелочки-глаза хозяйки произнес:

— Баранину, лепешек и грибов, да и пива темного, будут готовы рябчики — тащи и их. И учти — я ваши специи на дух не переношу, чтоб никакого укропа и прочей вонючей мерзости!

Указательный палец, закованный в сталь, брезгливо ткнул за плечо свиноподобной толстухи, в сторону черных балок, где висели пучки засушенной зелени.

— Две серебряных монеты, садись сынок, сейчас все будет.

Сомниум заскрипел зубами лишь, после того как отвернулся от добродушного лица хозяйки. «Если вместо баранины окажется собачатина, то я выбью ей зубы, если — конина, то засуну ее в котел с тошнотворной кашкой…». Он представил как рубленное тело толстухи будет выглядеть в котле и настроение его сразу улучшилось.

Через несколько минут на столе уже стоял его заказ, одна глубокая миска с грибами и луком, да тарелки с мясом и хлебом. Гиперборей осторожно взял двумя пальцами ломоть мяса и отправил его в рот.

«О Великий Ворон, умеет таки готовить толстуха». Северянин с наслаждением поглощал горячую баранину, крепкими белыми зубами рвя сочное мясо. Прерываясь лишь для того чтоб забросить в рот ложкой из оленьего рога очередную порцию грибов и лука, вымоченного в винном уксусе. Запотевший глиняный кувшин пива тоже не обманул ожидания северянина. Густой темный напиток, такой, каким и должно быть настоящее пиво, сваренное на дубовой коре, а не та бледная жижа, которую варят на юге. Потом на столе появились рябчики, с поджаренной коричневой корочкой.

Только когда кабак стал наполняться местными жителями гиперборей пришел в себя после такого лакомства и убедился, что ранний вечер уже наступил. Пожалуй, можно сегодня остаться здесь. Тащиться с полным брюхом под снегом и ветром, в ночь — уже совсем не хотелось.

Ухватив пальцами несколько колечек кислого от вымачивания в уксусе лука, Сомниум с удовольствием разжевал лакомство и запил его добрым глотком пива.

— Хозяйка! Комнаты свободные у тебя есть?

— Одна серебряная монета.

Сомниум кинул ей серебряшку.

Хозяйка «Кабаньего рыла» кивнула.

— По лестнице на второй этаж, вторая комната направо.

Лениво ковыряясь в зубах и попивая пиво Сомниум рассматривал местных жителей так и прикончил второй жбан пива.

Напротив него устроились два торговца со своим скарбом, и тремя телохранителями. «Ну, с этими дело понятное — торгаши, он везде торгаши. А вот что местные в такой глуши могут делать? Огородов почти нет, садов тоже, разве что лес рубят. Только лесорубы покрепче будут, хотя кто их знает, с их-то кашкой…»

Постепенно все столы были заняты и, гомон голосов заполнил помещение. Гиперборей криво усмехнулся, заметив, что люди предпочитают тесниться, нежели чем сесть за его стол. То ли латные перчатки на столе и рукоять булавы, стоящей рядом со скамьей были тому причиной, то ли выражение лица Сомниума, но своим соседством никто из местных жителей докучать не стал.

Тут хлопнула входная дверь, и показались новые люди, ну закутанная и изящная фигура принадлежала понятное дело женщине, а остальные четверо наверняка телохранители. Как это обычно и бывает, шум голосов стих.

«Ну да, конечно, у местных и развлечений больше нет, кроме как глазеть на приезжих. Тем для разговора на неделю теперь у них»

Женщина сбросила капюшон

«Не…не на неделю, пожалуй, на месяц»

Серые глаза, длинные каштановые волосы, узкое точеное лицо. Телохранители позыркали по сторонам, и взгляды всех четверых сошлись на гиперборее. Женщина решительно раздвинула стражей и прошла к стойке. Что она заказывала, северянин не слышал, говорила негромко, но свиноподобная хозяйка «Кабаньего рыла» слушала очень внимательно.

Два стража подошли к северянину и только тут увидели шипастый моргенштерн у правой руки северянина, сделали вид, что шли на второй этаж и протопали мимо. Впрочем, через минуту один из них вернулся и зашептал что-то на ухо своей госпоже. Она решительно его оборвала и направилась к столу гиперборея.

— Я Инеста, графиня этих земель.

— Сомниум — гиперборей, подданный Зарма, чтобы обозначить сразу, что к чему сказал северянин вставая.

— Непротив если я присоединюсь к трапезе?

«Да ты всех этих людей можешь запросто развесить по деревьям вдоль дороги, места в кабаке ей нет, послушайте только…»

— Разумеется, садись.

Хозяйка «Кабаньего рыла» притащила кувшин с вином и все ту же баранину. Инеста принялась поглощать пищу.

— Что тебя привело сюда?

— Еду на север.

— Гиперборея в другой стороне…

— У меня дела в Пограничье.

Гиперборей не спеша приложился к кувшину и продолжил уничтожать сочное мясо птицы.

Они успели переброситься несколькими ничего не значащими фразами, характерными для чужих людей, сидящих за одним столом. Сытная еда, доброе пиво, приятное тепло разливающееся по телу сделали свое дело и Сомниум обнаружил себя уже сонным и клюющим носом.

Приложившись напоследок к кружке, северянин пришел к выводу что обожрался и ему пора.

— Извини госпожа, мне пора идти, завтра рано вставать.

Немедийская графиня кивнула, и продолжила трапезу.

Гиперборей засыпая на ходу протопал в отведенную комнату. Десять на пять шагов, узкая длинная кровать, накрытая овчиной — все это после ночевок в палатке сейчас казалось северянину верхом роскоши.

Гиперборей задвинул засов на двери и избавился от доспехов, повозившись с окошком, распахнул его и справил туда малую нужду. Пинком закрыл ставню и лег на кровать. «Ни с чем не сравнимое блаженство, еще чуть-чуть и кажется взлетишь» как обычно пришло в голову северянину, после снятия десятков фунтов брони. Сквозь пришедшую дрему северянин еще слышал, как гомонили люди в зале трактира внизу, потом его мозг сковал сон.

Вдруг в дверь кто-то тихо, но решительно постучал.

Сомниум открыл глаза, шума с первого этажа уже не доносилось и стояла почти полная тишина, лишь свист разошедшегося ветра нарушал покой. Гиперборей с моргенштерном в руках открыл дверь. Инеста. Совершенно голая. Великолепные груди с коричневыми сосками, сахарные уста — да чего уж там, ходить в одежде при таком теле преступление…

— Пустишь?

— Надеюсь, ты знаешь что делаешь

— Не сомневайся, — она хитро улыбнулась, и провела пальчиком по мускулистому животу северянина.

Сомниум проснулся от какого-то звука, будто человек с завязанным ртом мычал в соседней комнате. Звук тут же стих, хлопнула дверь и кто-то тяжело прошел мимо двери гиперборея. Он приподнялся на локте, чтобы лучше прислушаться и тут же скривился. Очаровательная Инеста оказалась сущей демоницей, судя по всему, у него вся спина расцарапана ее ноготками.

В коридоре вновь наступила тишина и только спустя несколько минут глухо что-то стукнуло, как будто дверь.

«Отец-Ворон, да что у них тут такое?» Гиперборей натянул штаны, сапоги и латные перчатки, подхватил моргенштерн и выглянул в коридор. Толкнул соседнюю дверь — никого, только оружие телохранителей на полу. За оставшимися дверями тоже никого не обнаружилось, вещи целые, а хозяев и не видно. Инесты что характерно — тоже.

Северянин спустился в зал трактира, никого. Дверь закрыта толстым брусом, лежащим в мощных скобах. Куда же делись люди, шатавшиеся по коридору?

Внезапно Сомниум уловил запах масла чадящего факела, а рядом ничего похожего, только камин. Гиперборей перелез через стойку, запах стал еще явственнее. Так и есть — массивная крышка на полу, погреб.

«Нергал бы побрал этих ублюдков. Вдруг что-то все-таки случилось?»

Приняв решение, гиперборей ухватил кольцо на крышке люка и поднял его. Вниз уходила длинная лестница, и где-то на расстоянии шести ярдов от поверхности горели факелы.

Неслышно скользя Сомниум шел вперед, подземный ход через три сотни ярдов вывел его к подземной пещере, причем Сомниум оказался на самом ее верху. Пещера была не так уж и велика — ярдов тридцати в поперечнике и примерно треть ее площади закрывал деревянный помост с перилами по краю. Вход в пещеру и деревянный помост соединялся небольшим мостиком. Вот на этом помосте и собралась толпа местных жителей, мужчины и женщины, дети и старики, которых он видел вечером, в таверне. Только сейчас почему-то все в серых хламидах. Напротив помоста зияла большая арка, из которой тянуло совершенно обычными запахами леса: хвоей и корой, листьями и травами. Двое человек в хламидах как раз разожгли два огромных треножника и во вспыхнувшем свете гиперборей заметил что сваи, поддерживающие помост изрядно посечены, будто их грызло насекомое с гигантскими и такими же мощными жвалами. Раздалось снова мычание и несколько человек подняли сбитый щит из досок, на котором был цепями, пристегнут торговец. Щит очень напоминал пыточный стол, в таких же бурых, впитавшихся в дерево пятнах и такой же иссеченный.

Женщина в алом балахоне, с вычурной короной на голове отделилась от толпы и бросила в пламя пучок ароматных трав.

«Великий Ворон, да это Инеста! Вот ведьма! Что тут происходит у них?»

Люди терпеливо чего-то ждали. Наконец из арки беззвучно вышло нечто, если бы гиперборей собственными глазами такое не увидел, никогда бы не поверил. Громадный вепрь — огромное тело, клыки больше фута — такой мог на равных потягаться с черным пещерным медведем. Обычные кабаны, высотой в три — четыре фута очень опасные противники, в этом же было полные семь.

Толстуха, хозяйка «Кабаньего рыла» подала Инесте изогнутый нож, и графиня надрезав запястье купца нацедила бокал крови. Затем нежными руками, страсть и прикосновение которых еще помнил гиперборей, с зажатым острым лезвием вспорола купцу брюхо. Щит с дергающимся человеком опустили за края помоста. Вепрь довольно похрюкивая просунул рыло внутрь тела и стал поглощать внутренности еще живого человека. Столбы угрожающе пошатывались от первобытной силы, заключенной в теле животного.

Тут раздался плач младенца и Инесте передали сверток с орущим ребенком. Графиня что-то успокаивающе зашептала, и плач стих. Инеста щедро зачерпнув ладонью горячей крови, окропила лицо младенца. И не спеша, облила все тело младенца из чаши. Тому теплый душ, похоже, был по нраву и младенец не орал. Затем графиня осторожно перехватила маленькое тельце и с гордостью показала исполинскому кабану. Тот довольно хрюкнул.

Толпа немедийцев явно приняли это за хороший знак и радостно загомонили.

С точки зрения Сомниума кабан просто хотел полакомиться новым куском нежного мяса, пахнущего так вкусно кровью. Ну да кто знает этих кабанов…

С остальными жертвами так не церемонились — следующего сбросили прямо вниз. С выпученными глазами несчастный успел пробежать почти пятнадцать ярдов, и тут же рыло гигантского вепря сбило его с ног. Куски человеческого тела, когда-то бывшие конечностями, исчезали прямо на глазах.

Несмотря на распространенность митраизма в некоторых отдаленных уголках цивилизованных стран еще остались обычаи поклонения древним зверобогам и животным их олицетворяющим. Это графство почти на окраине Немедии не было исключением. Несмотря на то, что храмов Митры было более чем достаточно, даже в такой глухомани, старые обычаи все еще были живы в памяти людей. Жрецы Митры как могли, искореняли старую веру, но пока их усилия были далеки от успеха. Как обычно слухов было много, но выделить из них правду было решительно невозможно. Посвященные в тайну молчали, но как всегда случайность сыграла свою роль, и гиперборею повезло оказаться на одном из таких обрядов Посвящения. Что характерно в качестве постороннего наблюдателя, а не жертвы.

«Эта тварь какая-то привередливая, эвон ногу оставила недоеденной. Наверно ей просто в радость убивать людей…» — решил гиперборей.

Между тем следующего несчастного уже отправили на встречу с чудовищем, этот человек чудом заполз между толстенных свай под помостом и сейчас прятался там как заяц от собак. Гигантский кабан утоливший первый голод, но еще с жаждой крови довольно хрюкая пытался достать человека между столбов. Люди в серых балахонах стали разглядывать развернувшееся зрелище через щели в полу.

Сомниум пожал плечами, поклонения зверобогам для него не были чем-то страшным. Люди испокон веков поклонялись им. На его далекой северной родине преступников оставляли прикованными к громадным каменным блокам. Если им везло, они умирали от стужи, если нет, то священные птицы Гипербореи, вороны, сначала выклевывали глаза, а потом склевывали и все остальное, оставляя одни лишь кости.

«Сейчас досмотрю этого, и пойду спать»

Задумавшись, гиперборей далеко высунулся, желая рассмотреть во всех подробностях это зрелище. И тут же его увидели.

— Чужак! — раздался крик сразу нескольких немедийцев.

Двое могучего вида крестьян попробовали напасть на северянина, но они не были воинами и, получив по удару рукоятью булавы в живот, отправились вниз, на свидание со своим зверобогом. Снизу донеслось довольное похрюкивание.

На помосте тут же возникла давка. Кто-то в суматохе зацепил треножник и, горячие угли упали прямо на спину кабана.

В воздухе смешались, яростный рык боли разъяренного животного, запах паленой шерсти и крови. Взбешенное животное с хрустом сломало уже подточенную с годами сваю. И тут же на гиперборея налетела свиноподобная толстуха, газа-щелочки сверкали фанатизмом, в руке зажат жертвенный нож. Сомниум заученно увернулся от удара сталью и выполнил то, что хотел сделать с обеда. Кулак в стальной перчатке обрушился на нос хозяйки «Кабаньего рыла» ломая его и отбрасывая тушу его владелицы на мост, соединяющий помост со входом. Свиноподобная как камень из катапульты снесла мостик, и упала вместе с ним на дно пещеры.

Кабан тут же ухватил ее за лицо и поволок верещащее тело на середину пещеры, через считанные мгновения вместо головы у еще дергающего тела было какой-то обрубок, ничуть голову не напоминавший. Гигантский зверь снова обрушился всей свой силой на столбы, еще одна свая не выдержала напора и стала наклоняться, помост последовал за ней. Немедийцы в панике не знали, что им делать, с одной стороны олицетворение зверобога, с другой через десятифутовый пролет — гиперборей с моргенштерном в руках.

Помост, наконец, не выдержал и один его край полностью упал на дно. Кричащие люди, мужчины, женщины, дети посыпались, как горох из разорванного мешка прямо под копыта гигантского зверя. Тот еще больше обезумел от пьянящего запаха крови, и с остервенелостью рвал клыками верещащих людей. Зверь выглядел как выходец из древних легенд — огромная туша, шерсть на морде пропитана кровью, с клыков свисали лохмотья чей-то кожи…

Инеста с трудом найдя место, разбежалась и прыгнула с младенцем на руках, десятифутовый пролет она преодолела огромным прыжком. Видимо страх придал ей сил. И со всего маха стукнулась ребрами о край площадки перед входом, где стоял северянин.

— Помоги мне!

Гиперборей с интересом наблюдал за почти безумным, исказившимся лицом Инесты, опершись на булаву. Графиня как разъяренная кошка зашипела и, оттолкнув тело ребенка подальше от края, заскребла ногтями по грубым доскам, пытаясь подтянутся наверх и тут же ее тело дернулось от мощнейшего рывка снизу. Рот немедийской графини беззвучно открылся, еще один рывок и руки Инесты не выдержали и, она схваченная зверем исчезла из вида. Лишь царапины от ногтей на досках напоминали теперь о ней.

Северянин выглянул за край, кабан остервенело носился по всей площадке, затаптывая и разрывая на куски слабо шевелящихся людей. На его клыках висели драные лоскуты алой ткани, когда-то бывшие балахоном Инесты.

Ребенок, почувствовав неладное, снова стал верещать.

Сомниум на дух не переносил некоторых вещей, таких как, например, вонючую траву, которую зачем-то добавляют в еду, «капустку», когда его называю «сынком» незнакомые люди, священников Митры, некрепкого светлого пива… многого в общем как оказывается не переносил, но больше всего он ненавидел плач младенцев. В роли няньки гиперборей себя разуметься не видел и недолго думая, отправил легким толчком сапога верещащего ребенка вниз. Он упал на куски чьих-то тел и сделал на взгляд северянина совершенно невозможное, а именно заорал еще громче и противнее. Кабану видимо пришли в голову примерно те же самые мысли о переизбытке шума в небольшой пещере, где звук отражался от стен и гулял эхом под сводами, многократно усиливаясь. Зверь одним движением мощных челюстей затолкал ребенка в пасть. Гиперборею показалось, что он младенца и не жевал, а проглотил целиком, как человек глотает ягоду брусники.

Здесь делать было больше нечего. Вытащив факел из кольца на стене, северянин зашагал назад, кляня на все лады любителей топотать ночью у чужих деверей.

«Вот ублюдки! Даже выспаться не дали»

* * *

Сомниум стоял одетый возле порога, за распахнутой дверью ночь постепенно уходила прочь. Гиперборей очень не любил раннее утро, когда черное покрывало ночи постепенно уходит, как будто привычный мир чего-то лишался с наступлением рассвета, но сегодня выбирать не приходилось. Кто-нибудь мог и нагрянуть в деревушку.

Все пожитки были уже собраны, еду он раздобыл на кухне, набив основательно, мешок свежим хлебом, бараниной, тушками рябчиков и связками сушеных грибов.

Оставалась только одно незаконченное дело.

Гиперборей взял факел и поджог лужи разлитого масла на полу. Яркое рыжее пламя радостно полыхнуло подхваченное сквозняком.

Глава VII

Туранец теперь был полностью уверен, это именно тот человек, которого он искал последние пять лет.

…Раньше он был воином, потом нашел себя на поприще контрабандиста. Причем не чурался ничего, что могло бы принести ему выгоду и барыш. И надо же было такому случиться, что среди обычных рабынь оказалась дочь иранистанского шаха, выкраденная из отчего дома. Не иначе Эрлик решил посмеяться над своим верным слугой — спустя седмицу ее купили в Султанапуре на рынке рабов. Купили, как оказалось почитатели Бога-паука, которые незамедлительно принесли ее в жертву своему мерзкому идолу, сначала разорвав ее на куски раскаленными крючьями, а потом, скормили то, что осталось мерзким тварям, о названии которых люди обычно старались не задумываться.

Иранистанский шах вне себя от горя приказал найти всех, кто причастен к незавидной участи своей дочери. Спустя три месяца убийцы нашли Исахана. Им оказались нипочем: ни высокая стена, окружающая поместье, ни свора собак, ни многочисленная охрана. Пройдя сквозь препоны, как горячий нож сквозь кусок масла, убийцы устроили настоящую бойню, отрабатывая иранистанские деньги. Из всей семьи Исахана в живых не осталось никого, его же оставили в живых. Чтобы познал горе потери близких сполна. Туранец знал, кто нанял асассинов, но о мести иранистанскому шаху, даже не задумывался. Он посвятил свою жизнь поискам исполнителей. Душа требовала отомстить хоть кому-то, и пусть шах недостижим (о его вероломстве, коварности и подозрительности не слышал только глухой) зато асассинов можно было попробовать разыскать.

Один из них врезался ему в память раскаленным клеймом — именно он, за несколько ударов сердца лишил жизни всех, кто был Исахану дорог. Лиц он не видел, их скрывали маски и капюшоны, но зато два вороненых меча поднимающиеся снова и снова являлись ему даже в кошмарах.

Исахан попробовал выйти на Черную Гильдию, но как оказалось, да и этого следовало ожидать, там никто на откровенность не шел. Его выставили спустя три минуты, после того как он задал уж слишком прямой вопрос. Жаловаться было бесполезно, дом арендовался уважаемым человеком, сама Гильдия была в другом месте. Но туранец не оставлял надежды и искал, искал и еще раз искал. Он забросил торговлю и почти все свое состояние потратил на получение сомнительных сведений об асассинах.

И вот теперь, спустя пять лет он снова увидел смертоносные клинки. На счастье Исахана бой парным оружием оставался все еще малоизвестным в странах по эту сторону от Вилаейета, поэтому найти их владельца, было только делом времени.

Зайдя в один из трактиров Бельверуса, он не поверил своим глазам, лица убийцы он не видел, но мечи точно были эти. Туранец был уже почти готов обнажить оружие, но тут ему пришло в голову что возможно этот сероглазый наемник и не виноват, может. Мечи похожи, но их мог делать просто один мастер, да и сам наемник мог взять оружие в качестве трофея. Туранец решил что надо бы с ним потолковать. Сероглазый выпил уже немало, может и не будет слишком подозрительным. Исахан приложился к бутыли, крепкий и терпкий напиток он проглотил будто воду, так велико было его волнение. Неужели он снова нашел след?

Но северный варвар, сидящий неподалеку, окончательно спятил и спутал все его планы. Завертелась круговерть…, а когда туранец пришел в себя, темноволосого боссонца уже не было.

Исахан был уверен, что боссонец отправится в Киммерию. Вот только какую дорогу наемник выберет, Исахан не знал. Но это было поправимо. Пришлось побегать, но к середине ночи возле всех четырех ворот стояли стражники, щедро одаренные золотом и наказом смотреть во все глаза.

Утром, когда солнце уже стояло высоко над горизонтом, к нему примчался стражник, с вестью, что боссонец два часа назад выехал через Северные ворота.

Исахан немного подумав, признал, что один он может не справится — наемник мог заупрямиться, да и судя по тому как метает ножи, на него просто так не надавишь. К обеду туранец после долгих поисков нанял шестерых кофийских наемников, и с ними выехал из Бельверуса.

Отряд на лошадях торопливой рысцой двигался уже третий день по направлению к Пограничью.

Северная Немедия отличалась своей нетронутой и суровой красотой. По обеим сторонам от дороги шла чащоба, огромные ели закрывали почти все небо. Поваленные деревья, бурелом, выцветшие за лето заросли бурого папоротника и нагромождения замшелых валунов не позволяли рассмотреть, что таилось в глубине чащи. Причем первый снег уже покрыл своим покрывалом неприглядство поздней осени. Дорога то ныряла в ложбины, то поднималась на холмы…

— Эй, Исахан!

С туранцем поравнялся главарь наемников, Алоний:

— Долго нам еще гнаться за этим ублюдком? Через пару дней уже появится Пограничье, а я там точно оказаться не хочу. Одни скалы, пустоши, да отребье, возомнившее себя баронами, — он сплюнул. — А спустя пару седмиц так вообще кругом одни сугробы будут, да дикие варвары.

— Не ной. Сам же слышал, как вчера на постоялом дворе сказали, что был боссонец тут. Нам его обогнать надо, пока он где-нибудь заночует, и завтра засаду организовать. На это-то у вас мозгов хватит?

Кофиец оскалился:

— Обижаешь! Мы его с лошади снимем, сам не заметит, аккуратно ленточкой перевяжем и тебе вручим. Хоть на костре его жарь потом, или внутренности по частям вынимай…

Исахан улыбнулся. «Пусть только заупрямиться боссонец». И сладкие картины пыток пронеслись у него перед глазами, уж он-то язык ему развяжет…

«А там кто знает, может и стоит дойти до варварского Бен Морга, кофийские наемники конечно воины неплохие, но к холоду не приспособлены совершенно. Исахану же приходились не один год проводить на северной оконечности Вилайета. Если повезет — надо попробовать нанять где-нибудь на границе с Пограничьем человек пять асиров-ваниров. Эти рубаки хоть куда, даже на снегу спать могут».

Тут же Алония с Исаханом догнал Аббас, здоровый, как бык, черноглазый кофиец.

И тут же какая-то сила опрокинула его на правую сторону, словно Аббас получил мощный удар кулаком. Грузное тело в доспехах рухнуло на дорогу, из головы кофийца торчала короткая арбалетная стрела. Кровь толчками стала вытекать из глубокой раны.

Наемники мгновенно попадали в снег, даже опытному стрелку требуется несколько секунд на перезарядку арбалета и прицеливание, опытные воины кожей чувствовали эти мгновения.

— Исахан, это засада! — прошипел Алоний. Место выбрано лучше не бывает, если бы у этих тварей были бы луки — нам бы верная смерть здесь! Но у них похоже один арбалет, на перезарядку время надо. А раз так, то мы еще побарахтаемся.

И уже громко кофиец заорал, взмахнув слегка изогнутым мечом воодушевляя своих людей:

— Возьмем этих тварей живым, а потом сдерем кожу! Хирз, Маниг, давайте наверх ложбины! А мы их отвлечем!

Алоний скользя по тонкому слою снега, на отсыревших листьях, красивым движением переметнулся к более толстому стволу дерева, попутно обзаведясь стрелой в круглом щите.

Оба наемника быстрыми перебежками двинулись в обход. Исахан, прячась за стволом ели, выглянул, ничего не видно, только стволы деревьев да припорошенные снегом листья. Еще один наемник неосторожно выглянул и тут же получил арбалетную стрелу в глаз. Ухо туранца уловило щелчок арбалета правее того места, где он лежал. Высовываться желания у него больше не было.

На смену тишине внезапно пришел лязг мечей. Наемники и Исахан сломя голову побежали наверх ложбины, скользя и цепляясь руками на чахлые дервца. На небольшой прогалине лежал Маниг лицом вверх с метательным ножом в шее, судорожно пытался защититься раненный Хирз. Его теснил к обрыву, тот самый сероглазый наемник из трактира. Да, на нем была маска, закрывающая нижнюю часть лица, но это был точно он.

Два вороненых меча размылись в воздухе и огромными ножницами упали на шею кофийца. Тот секунду стоял, колени неожиданно подломились, и он упал под ноги своему убийце. Алая кровь мгновенно окрасила снег. Наемный убийца обернулся к замершему туранцу, темно-серые глаза смотрели на него с издевкой. Над ухом у туранца раздался еле различимый свист рассекающего воздух ножа. Клинки на миг сплелись вместе, и нож упал на снег, не причинив вреда боссонцу.

Если какие-то сомнения и оставались у Исахана, они исчезли как утренний туман под лучами солнца.

— Ты! прорычал туранец. — Можете покалечить, но он должен быть живым! — заорал он кофийцам.

Спустя миг и на прогалине началась схватка. Туранец никогда не жаловался на отсутствие опыта в мечном деле. Но проклятого убийцу явно натаскивал не один мастер, он переходил из одного стиля боя в другой почти мгновенно. Исахана вывел из схватки расчетливый удар эфесом в нос, не смертельным, но выводящим из строя почти сразу. Кофийский наемник не уследил, как лезвие в левой ладони убийцы крутнулось на обратный хват, и тут же перечеркнуло вену на шее незадачливого воина. Оставшийся в живых Алоний попытался достать боссонца в длинном выпаде — кончик изогнутого офирского меча бессильно чиркнул по кольчуге. А секундой позже убийца оказался у него за спиной, нанес мощный рубящий удар подмышку и тут же другой меч отрубил вторую руку по локоть. Крик из хрипящего горла оборвал добивающий удар.

Исахан ненавидяще смотрел на врага, ярость застилала ему глаза, подняв тяжелый ятаган, он вихрем налетел на убийцу. И тут же его оружие внезапно выпало из ладони. Не веря своим глазам, он уставился на руку. Мощный удар рассек сухожилия на запястье. Туранец выхватил длинный кинжал левой рукой и попытался ударить боссонца. Тот без труда отбил удар и, поймав на захват лезвие кинжала, вырвал его из рук. Туранец, что было сил побежал, надеясь скрыться среди леса. Вдруг мощный толчок сотряс его тело. Исахан недоумевающее посмотрел вниз. Так и есть, из живота торчало на две ладони лезвие обоюдоострого меча. Простая кожаная броня с набитыми металлическими пластинками не смогла защитить туранца.

— Ну что же, одним претендентом на могущество Крома меньше. — Раздался спокойный голос за его спиной.

«Да у него и дыхание не сбилось» — мимоходом подумал Исахан.

Ангир сдвинул на шею маску, закрывавшую его лицо до самых глаз.

— Убийца! — выдохнул туранец.

— Разумеется, к тому же смею думать не самый плохой.

Боссонец обошел Исахана и отстраненно смотрел на него.

— И чего тебе не сиделось в своих степях? Надоело жрать сайгаков и сусликов?

— Помнишь Султанапур, пять лет назад? Загородное поместье «Восходящего солнца» на берегу Вилайета?

Ангир на пару секунд задумался и, почти сразу, ухмылка осветила его лицо. Он вспомнил:

— То-то я смотрю, что лицо знакомое! Маешься мщением, недоумок?

— Ты отнял все, что у меня было!

— Тебе надо быть разборчивей в торговле рабами. Иногда они говорят правду.

Исахан только плюнул кровью во врага.

— Тебя кто-то предупредил?

— Нет. — Боссонец издал смешок, — я просто нашел местечко поуютнее, возле дороги, думаю, может, кто из знакомых проедет. А тут и ты появился со своим отребьем, мститель…

— Будь ты проклят ублюдок, порождение шакала и …

— Знал бы ты, сколько я раз я это уже слышал.

— Чтоб твой мозг выжрали гиены, чтобы в твоих глазницах копошились змеи, а пауки выводили потомство…

— Какой ты недоброжелательный.

Туранец глухо вскрикнул, когда боссонец вытащил рывком острую сталь у него из спины.

— Твоя мать…

Удар тяжелым сапогом в лицо оборвал начинающуюся речь туранца.

— Хорош на сегодня, — сказал Ангир. — Знаешь, что я решил с тобой сделать? Сейчас расскажу. Змей тут нет, да и гиен тоже, зато есть волки и росомахи, а если тебе совсем не повезет, то тобой закусит кабан. Говорят, за минуту он съедает фунт-полтора мяса. Так что будешь подыхать не очень долго, в конце концов, с такой раной в животе до завтрашнего восхода солнца ты не доживешь. А там как повезет.

Боссонец с трудом взвалил тело туранца на жеребца и, не обращая внимания на стоны Исахана, повел лошадь по едва заметной тропинке вглубь леса.

— Ну, как, мститель? Эта полянка тебе по душе?

И с этими словами скинул смертельно раненого туранца на снег.

— Береги себя, не простудись! — услышал туранец последние слова удаляющего боссонца.

Холод проникал все сильнее и сильнее. Порезы на сухожилиях Исахан уже не чувствовал. От раны в животе боль росла с каждой минутой. Теряя сознание от холода и боли, угасающий взгляд Исахана успел увидеть двух матерых волков, выбежавших на поляну. Сердце туранца перестало биться еще до того как клыки зверей стали терзать его плоть.

Глава VIII

Солнце стояло высоко в зените, когда Шанго ступил, наконец, на землю аквилонского королевства, в очередной раз удивившись разительному контрасту двух соседних культур, который можно было так ясно увидеть только здесь, на границе. Строгому безразличию и относительному порядку немедийского королевства противостоял легкий беспорядок и простота правил подданных короля Хагена. Аквилонские солдаты, не скрываясь, глазели на чернокожего наемника, охотно вступали с ним в беседы и попутно закидывали его вопросами. Сколько раз Шанго не бывал в этой стране, и постоянно цвет его кожи вызывал бурю восторгов у местного населения! Через эти разговоры он, в том числе, узнал и об изменениях в немедийско-аквилонских отношениях, чему ничуть не удивился.

«Ну, ничего не изменилось», — улыбнувшись, подумал Шанго, покинув, наконец, пограничную заставу.

Ничего не изменилось и в его оценках. Аквилония нравилась Шанго гораздо больше Немедии. Да, жизнь здесь порой непроста…. Корона не всегда справляется с упрямством баронов и это иногда приводит к анархии на местах, увеличению налогов и разгулу бандитских вольниц. И, конечно, от этого больше всего страдал простой народ. Однако, лично для Шанго это означало, что если ему когда-то наскучат странствия, если он устанет от войн, то работа, а значит и доход, в этой стране, для него и по нему, всегда найдется. Учитывая же уровень развития королевства, на деле демонстрируемый размерами сумм, которые готовы выкладывать наниматели, то голодать здесь уроженец племени Мабинти явно не будет. Да и с другой стороны, несмотря на относительную несвободу в верованиях (культ Митры старался подавить, и довольно успешно, другие религии) Аквилония характеризовалась относительной свободой нравов. А это уже играло для Шанго немаловажную роль.

Места, через которые наемник сейчас проезжал, были не очень богатыми. Шанго не знал, какому вельможе принадлежали эти земли, однако было очевидно, что не очень крупному и могущественному. Минуя деревню за деревней, Шанго увидел множество разнообразных лиц — веселых, хмурых, приветливых, злобных, но общей чертой всех этих крестьян была усталость. Только очень идеалистичный человек мог бы назвать этих людей счастливыми.

Наступил вечер и Шанго подогнал лошадь, чтобы быстрее добраться до знакомого постоялого двора. Не то, чтобы его пугала ночевка на природе, однако сон в теплой постели всегда предпочтительнее и приятнее. Да и, потом, ближе к ночи сильно похолодало. Вот показались знакомые ориентиры — камень возле дороги, сухое дерево и, улыбнувшись своим мыслям, Шанго собрался пустить лошадь еще быстрее. Однако вечернюю тишину разорвал знакомый голос.

— Стойте! Во имя пресвятого Митры, стойте! — продравшись сквозь кусты и ветки на дорогу выбежал человек. Мужчина был весьма молод, грязен, одет явно не по сезону, да и то, во что он был одет, было надорвано во многих местах.

— Хималус? — нахмурившись, Шанго остановил лошадь и соскочил на землю. — Что случилось? Что ты здесь делаешь?

— Господин Шанго, это счастье, что вы здесь! — Мужчина даже немного прослезился и сбивчиво принялся говорить:

— Это какой-то ужас! Они пришли, начали все бить, ломать, резать! — он запнулся на мгновение, затем, всхлипнув, выдавил: — Мать…

— Погоди. Я вижу, что произошло что-то очень нехорошее. Но возьми себя в руки! Давай с толком, поспокойнея!

Хималус кивнул, судорожно, но глубоко вздохнул пару раз, огляделся вокруг, а потом сказал:

— Давайте не здесь. Они сюда не ходят, но мало ли, вдруг, — он взял лошадь за уздцы и повел ее в чащу, — пойдемте скорее.

Некоторое время они пробирались через лесной бурелом, а потом вышли на небольшую полянку, в центре которой горел небольшой бездымный костер. Невдалеке от него виднелся наспех сложенный шалаш. Около огня сидели несколько человек — пожилой мужчина и две женщины. Они испуганно встали при появлении Шанго.

— Тихо, тихо. Это друг, — успокоил их Хималус.

Из шалаша выглянула молодая женщина с грудным ребенком в руках и, заливаясь слезами, подбежала к наемнику.

— Господин Шанго, — всхлипывая, проговорила она, — я так рада!

— Все будет хорошо Уна, — сказал южанин и провел ей ладонью по волосам. — Ваш? — он посмотрел на ребенка. — Мальчик?

Уна кивнула, улыбнувшись сквозь слезы.

— Как зовут?

— Инальтий.

— Хорошо, — проговорил Шанго, затем повернувшись к молодому человеку продолжил, — а теперь Хималус, рассказывай, что произошло. Где отец?

— Убили, — мрачно сказал тот и сел рядом с костром, махнув рукой чернокожему, чтобы тот сделал то же самое, — и мать тоже.

— Кто?

— Лихие люди.

— Подробнее Хималус!

Постепенно, слово за слово, Шанго выдавил из него рассказ. Дня два назад, к постоялому двору, хозяином которого был отец Хималуса, подъехал вооруженный отряд. Постояльцев не было, поэтому в зале были только его отец с матерью. Прибывшие сразу стали вести себя нагло. Потребовали еды и выпивки. Почувствовав неладное, хозяин приказал жене, чтобы она, когда пойдет за снедью, велела родным и слугам спрятаться в подвале….

— Больше живыми я их не видел, — сказал Хималус. — Только потом.… Во дворе, — он всхлипнул. — Что там наверху творилось, я не знаю. Но было очень шумно. Что-то ломалось. Кто-то кричал. Я хотел выйти помочь, но, — он посмотрел на жену, — Уна не отпустила.

Ближе к ночи, когда наверху стало немного тише, Хималус осторожно вышел посмотреть, что произошло. Бандиты не покинули дом. Зато упились по-свински. Некоторые валялись прямо на полу, кто-то пел, некоторые дрались. Парень понял, что пора уходить. Хоть их пока никто не искал, он был уверен, что ситуация изменится утром, когда бандиты начнут осматривать верхние комнаты и поймут, что там живет больше, чем два человека. Хималус вывел жену и слуг через задний выход, взял, что мог из необходимого и увел всех в лес. Беглецы надеялись, что негодяи пограбят и уйдут, однако те решили остаться. Место действительно было хорошим для бандитов. Многие путники проезжали через постоялый двор, поскольку он стоял на единственной дороге, что вела из этих мест в Немедию. Бандиты поставили дозорных — когда человек приближается, те смотрит, кто едет, и потом скачут рассказывать обо всем своим.

— До первого вооруженного отряда, — сказал Шанго. — Впрочем, гонцы, наверное, и для этого нужны.

— Наверное. Я пытался остановить людей, предупредить, — Хималус вытянул ладони и погрел их у огня. — Выборочно конечно, ведь не знаешь — случайно можно и на дружков этих уродов нарваться. Но никто еще не остановился, кроме вас. Пешком до заставы я пойти не решаюсь. Просто не могу оставить Уну и остальных! Да и ближайшая деревня тоже слишком далеко. А кроме меня — некому. Но, теперь-то все наладится, вы ведь съездите, приведете солдат?

— Может, и приведу, — проговорил южанин. — Но пока хочу сам посмотреть, что, да как. Не пугайся, — он усмехнулся, посмотрев на испуганное лицо молодого человека. — Все будет хорошо.

* * *

Сознание медленно возвращалось к Вераксу. Постепенно, наряду со все нарастающей болью в теле, шумом в ушах, жжением в носу, забитом засохшей кровью, он начал чувствовать и окружающий мир. В том месте, где Авлий сейчас находился, было шумно: кто-то стонал, кто-то кричал, а кто-то смеялся и громко разговаривал. Все эти звуки неприятно отдавались в голове рыцаря, еще больше усиливая его и так невыносимые мучения. С трудом разлепив свои глаза, рыцарь попытался увидеть, что с ним произошло и где он находится.

Как того и следовало ожидать, с него сняли всю броню и верхнюю одежду, оставив только исподнее. Руки его были связаны за спиной, а веревка была прикручена к чему-то позади него, так, что он висел, еле касаясь бедрами пола. Ноги тоже были замотаны так, что он с трудом бы встал даже если бы был совершенно здоров. Сейчас же он не мог даже пошевелиться. Впрочем, подумалось ему, это даже к добру. Прекратив попытки двигаться, он начал тихонько выглядывать своих мучителей. Находился Веракс в достаточно просторном помещении. В нем он сразу узнал зал того самого постоялого двора, к которому и направлялся до нападения. На улице стояла поздняя ночь, и помещение было освещено всем, что попалось под руку желающим сделать здесь посветлее: c десяток свечей, несколько лучин, пара факелов, жарко пылающий очаг. Многое вокруг было поломано. Несколько уцелевших столов со скамьями было перетащено ближе к стойке, где обычно располагались хозяева. Рядом с ней, прямо в углу, была свалена куча вещей, среди которых Лют разглядел и часть своих поножей. За стойкой стояли два оборванца, видимо разоряющие запасы хозяйской выпивки. Они часто прикладывались к кружкам и время от времени что-то ободряюще кричали еще одной парочке, расположившейся рядом с камином, где также был поставлен стол и пара стульев. Только это место было обустроено явно не для выпивки. К одному из тяжелых стульев со спинкой, веревками был жестко примотан босой человек в богатой одежде, вернее в том, что от нее осталось. На самом столе были разложены железные предметы и состояние связанного человека не оставляло никаких сомнений в их предназначении. Они были нужны, для того, чтобы мучить. На стол присел и что-то втолковывал жертве мощный черноволосый мужчина, так заросший, что в этой гриве и бороде было трудно разглядеть нос и глаза. Его голос Веракс узнал. Это был тот самый человек, что приказал его «успокоить». Около пыточного стола околачивался еще один тип. Низкорослый, криворожий, он держал в одной руке молоток, в другой железный штырь, очень похожий на обрезанный арбалетный болт, и припрыгивал, нетерпеливо ожидая приказа своего главаря.

— Ты, это, — сказал Заросший жертве, — кончай молчать-то! И не таких, как ты кололи. Сам посуди — ведь жить лучше, чем умереть. Вон глянь, ты ведь не хочешь, рядом вот с этим лечь? — он кивнул на какую-то бесформенную вещь, лежащую неподалеку, в которой Веракс опознал изувеченное окровавленное тело.

— А что! — крикнул один из типов за стойкой. — Давай их посватаем! Нам все равно, а им приятно. — Он, и его приятель заржали.

— Кончайте зубоскалить, болваны, — беззлобно произнес Заросший, — вынесите лучше эту дрянь. Вонять скоро начнет.

— Позже, атаман, нам интересно, что с этим будет. Дай посмотреть.

Заросший махнул рукой — ладно, мол, и продолжил уже обращаясь к связанному:

— Ну, так что? Парни вон дело предлагают!

Человек сглотнул, но продолжил молчать.

Атаман посмотрел на него немного, а затем буркнул низкорослому:

— Давай, помоги ему. Осторожно.

Человек с молотком глупо ухмыльнулся, закивал, присел рядом жертвой, поднес железный штырь к одной из его ног и изо всей силы ударил. Раздался чудовищный крик, через несколько мгновений сменившийся нескончаемым воем.

— Ты кретин, Кривой! — вспылив, заявил Заросший, пытаясь перекричать стенания несчастного, и ударил палача ладонью по затылку. — Я же тебе ясным языком сказал — осторожно! Ты зачем ему палец отрубил?

— Я, — заикаясь, под гогот своих товарищей, проговорил Кривой, — ст-т-тарался а-а-аккуратнее. Кто же в-в-иноват, что о-он ногой д-дернул!

— Кретин, — повторил атаман и, встав со стола, отшвырнул ногой отделенную часть тела несчастного. Затем обратился к уже тихо скулящему связанному, — Нет, ну с кем приходится работать! Слушай, дружок, давай еще раз. Кто ты такой? Откуда приехал? Куда едешь? И что означает эта белиберда? — он взял со стола кусок пергамента и потряс ею перед лицом жертвы.

Человек помотал головой.

— Ну что за упрямец. Кривой — еще раз! Только железку убери подальше.

Низкорослый кивнул и со всего маху ударил жертве по ноге молотком. Раздался хруст костей, краткий вскрик, а затем человек затих, потеряв сознание.

— Что отрубился, что ли? — атаман взял человека ладонью за подбородок и потряс. — Ну и хлипкий народец же пошел! Кто-нибудь принесите воды.

Один из стоявших за стойкой головорезов подошел к пыточному столу и вылил на голову потерявшему сознание остатки своей выпивки. И тут же получил кулаком по физиономии от своего грозного главаря.

— За что? — простонал он.

— Я тебе сказал воды принести! Теперь здесь пивом вонять будет!

— Т-такой расход хор-рошего нап-п-итка. И н-не жалко? — добавил Кривой.

— Так там еще бочки три, только этого пива, — защищаясь, проговорил наказанный бандит. — Еще много…

— Заткнись! — прервал его атаман. — Быстро на улицу! Принеси ведро холодной воды. Воды, понял?

Разбойник кивнул и быстро кинувшись выполнять приказ, скоро вернулся с ведром.

— Теперь аккуратно, чтобы не попасть в очаг, облей нашего друга, — проговорил заросший. — А сейчас, — сказал он когда, дело было закончено, — принеси еще ведро.

Пленник начал приходить в себя и принялся тихо стонать от боли. Атман с размаху дал ему пощечину.

— Если тебе проще, — сказал он, — можем по очереди. Один вопрос — один ответ. Не будет ответа, тебе споет железную песню наш добрый друг Кривой.

— Да, — донеслось со стойки, — добрейший человек этот наш Кривой. И мухи не обидит!

— Только крылья оторвет и лапки выдернет. Но не обидит, — заметил второй. Оба комментатора засмеялись. Кривой довольно осклабился.

— Ну, вот видишь, как его у нас любят, — сказал атаман. — Начнем, пожалуй. Кто ты такой? Ну? — прикрикнул он, глядя на дергающую челюстью жертву. — Отвечай. Считаю до трех. Раз, два, три. Давай, Кривой!

— Стойте, стойте, — закричал связанный, — я все скажу. Все! — он всхлипнул.

— Ну, вот и хорошо! — довольно прогудел атаман. — Как говорится, надо только найти правильный ключик к душе человека. Выкладывай!

— Меня зовут Фиско

— Из Немедии едешь?

— Да.

— Далеко забралась, немедийская рожа, — ухмыльнулся атаман.

— Я не немедиец.

— А кто?

— Из Коринфии я.

— Это где еще? Знатный?

Фиско отрицательно покачал головой.

— Нет, ну что за недоумок, — вновь вставила свое меткое замечание «стойка», — мог бы хотя бы соврать. К Нергалу ты нам тогда сдался живой? Выкупа за тебя не получишь. Ты думаешь, мы тебя бесплатно возить по Аквилонии будем?

— Н-ну з-з-аачем его п-пугать? — осуждающе проговорил Кривой.

— У меня богатая семья! — быстро сказал Фиско.

— Молодец, вот это хорошо! — довольно воскликнул Заросший. — А теперь к самому интересному, — он похлопал связанного по спине. — Ведь не просто так ты такое расстояние проехал. Так куда ты едешь, и что означают эти сказки про животных?

— К-какие сказки? — удивился Фиско.

— В бумаге твоей, — атаман взял пергамент и поднял его повыше.

— Меня попросили доставить это письмо в Тарантию. Я и не знаю, что там написано. Я вообще больше ничего не знаю!

— Ну, может быть, а может быть, ты врешь, собака, — медленно проговорил бандит. — Так ведь мы тебе сейчас его прочитаем, и ты нам подробно объяснишь, что это копошение в засранном зверинце означает, — он повертел письмо в руках, а затем пиханул Кривому сказав, — читай еще раз, грамотный.

— «Л-л-лев и т-тиг-р, — начал тот, заикаясь и по слогам, проговаривать слова, — г-г-го-то-вы вци… вцеп-п-иться д-д-друг д-дру-гу в глот-ки из-за д-добы-ч-чи. П-пус-кай лисица б-быст-ро т-т-тя-нет к-кусок мя-са». Все, — закончил он, — ч-ч-чушь какая-то!

— Ну? — сказал атаман, ударив в ножке стула к которому был привязан пленник. — Выкладывай!

По лицу Фиско было заметно, что он что-то понял, но, тем не менее, ответил бандитам так:

— Действительно, ерунда, какая-то! Нечего мне сказать. Я гонец, ничего я не знаю и не понимаю.

— Та-а-ак, — протянул атаман, — Кривой, начинай!

— Нет! — запричитал пленник, увидев, как криворожий взял молоток и наклонился к его ногам, — Нет! Не надо! Я ничего не знаю! Пожалуйста, будьте милосердны!

Кривой посмотрел на атамана, но тот покачал головой, бей, мол. И палач начал бить. Пленный вопил от боли и, захлебываясь слюной, продолжал уверять палачей в своем незнании. После пятого удара он вновь потерял сознание. Его облили водой и мучения продолжились снова. Наблюдавшему за этим Авлию стало нехорошо, он закрыл глаза и постарался не слушать, но, разумеется, ничего у него из этого не получилось.

Когда в очередной раз жертва потеряла сознание, в зал заглянул еще один бандит, спустившийся сверху.

— Атаман, нельзя ли потише, — робко начал он, — ребята там спать пытаются, а вы тут шумите.

— Что, тебя крайним назначили? — злобно сказал Заросший, — Сейчас тебя вместо этого болвана посажу, — пошел вот отсюда! Передай смельчакам, что на Серых Равнинах отоспятся.

Бандита, как ветром сдуло.

— Атаман, — сказал один из бандитов у стойки, которым тоже стало явно не по себе от разыгравшегося перед ними зрелища, — может он, и вправду ничего не знает. Кривой и так уже из его ног месиво сделал. Как мы его потом таскать будем? Ты же выкуп за него хочешь.

— Ну, хорошо, — произнес атаман, — Кривой, разбуди его.

На этот раз жертва приходила в сознание долго. Настолько долго, что Веракс уже подумал, что пленник умер от страданий. Тем не менее, настойчивая работа Кривого дала результат, и, воя от боли, Фиско вновь взглянул в глаза своим мучителям.

— Знаешь, — сказал атаман, — парни тебе поверили. Я не поверил. А они поверили. Я послушаю пока своих ребят. Ничего не знаешь, ничего не понимаешь? Хорошо. Тогда скажи, кому ты это письмо вез? Куда конкретно в Тарантии, ты собирался его доставить?

Фиско побледнел, как бумага и задрожал, как осенний лист.

— В…в…в….в…в. — начал он.

— Ну! — рявкнул атаман.

— В неб-бесный д-двор-рец. Королю луны.

Несколько мгновений в помещении стояла полная тишина. Нарушил ее Кривой:

— Ат-т-таман, к-кажись он с-с-с ума с-сошел.

— Точно, — добавила «стойка», — свихнулся!

— Не сошел он с ума! — заорал атаман. — Эта свинья надо мной издевается! Что, характер захотел показать?

— Нет, н-нет, — залепетал Фиско. Он хотел сказать что-то еще, но ужас не позволял ему больше произнести ни слова.

— Кривой, отрежь ему ухо! Медленно!

Низкорослый взял со стола тесак, схватил Фиско за правое ухо, и даже немного с сочувствием ему сказал:

— Ради Б-б-бэла, т-только не д-д-дергайся!

Затем он начал пилить. Пленник принялся вопить:

— Это все, что я знаю….

Потом он замолчал — видимо действительно что-то помутилось у него в голове — и попытался быстро встать со стула. Судорожно извиваясь, он приподнялся, а затем, покачнувшись, навалился всем телом на своего палача. Все эти действия окончилась плачевно. Тесак, находившийся в руках Кривого, отсек остаток уха коринфийца и глубоко вошел его шею. Фиско похрипел немного, подергался и затих.

— Кривой! — завопил атаман, — Сэт сожри твои потроха! Что ты наделал?! — он начал бить криворожего по голове, — Все секреты теперь с ним ушли! Недоумок! Урод! Сын свиньи и козла!

— Я же ск-казал ему не д-дергаться, — кое-как закрыв голову руками, проговорил низкорослый, — я не виноват!

Заросший еще поорал немного, поругался, а затем успокоился.

— Ладно, Нергал с ним, — сказал он, наконец — все равно не местный, толку от него никакого. Только время впустую потратили.

Затем он подошел к стойке и потребовал вина. Некоторое время, сёрбая, заливал себя выпивкой. Утолив же жажду, процедил:

— Кто у нас следующий?

Все дружно уставились на Авлия.

— А! Благородный рыцарь в сияющих доспехах, — ухмыльнулся атаман. — Давно очнулся, господин? — Слово «господин» он проговорил так, словно выплюнул нечто мерзкое изо рта. — Ребятки, нас ждет еще потеха! Вынесите вон те два куска падали, а рыцаришку привяжите к нашему теплому, приятному месту.

Пока подручные вытаскивали убитых во двор, Авлий ненавидящим взглядом сверлил главаря. Тот расслабленно потягивал вино, не обращая на Веракса особого внимания, бросив только раз:

— Ну чего уставился? Гляди, гляди, потом посмотрим, сколько в тебе гонору останется.

Один из вернувшихся бандитов сказал громко:

— Атаман как-то тихо на улице, парней не слышно и не видно.

— Опять надираются вместе на заднем дворе, — скрипнул зубами Заросший, — видимо прошлого моего урока было мало. Притащите этого, — он указал на Люта пальцем, — а потом ступайте во двор и наведите порядок. Оба!

Затем Авлия начали развязывать. Стойко терпя боль, он ждал, пока кровь вернется в онемевшие конечности, расслабившись насколько это было возможно.

— Кажись, выдохся наш воитель совсем, — сказал один из разбойников, — что, больше никаких «налетайте, кто хочет сдохнуть первым»? — изменив голос, спародировал он рыцаря под смешки товарищей и ударил Люта ногой.

Бандиты встали по бокам от Веракса, взяли его за руки и медленно потащили к столу.

— Тяжелый, сволочь, — произнес весельчак.

«Пора!», — подумал Авлий.

Он резко напряг руки, перенес тяжесть тела на свои больные ноги, чертыхнувшись от того, чего это ему стоило, вырвался из захвата державших его головорезов и двумя ударами кулаков, под аккомпанемент визга отскочившего в страхе Кривого, уложил их лежать на пол. И тут же упал сам, когда тяжелый кулак атамана нашел его подбородок.

— Ну, ну! Не торопись так, — проговорил Заросший, скрутив Веракса. Рыцарь как не пытался, но не смог ничего противопоставить мощи главаря. Тот был ну уж очень селен, да и Лют действительно ослабел.

— Выдохся, говорите, — продолжил атаман, обращаясь уже к своим, подымающимся со стонами, незадачливым подручным, — что удивил вас наш рыцарь, а? Доделывайте работу!

Через пару мгновений Авлий был прикручен к стулу, два бандита отправились выполнять приказ, а атаман вместе с палачом, заняли то же место, что и полчаса ранее. Кривой осмотрел пыточный стол и с сомнением поглядел на рыцаря, в свою очередь смело и зло буравящего взглядом его.

— Эт-т-тот ор-решек пок-к-крепче б-будет, ат-таман, — наконец проговорил низкорослый.

— Значит, нас ждет веселая ночь! — хмыкнул атаман.

— М-м-ожет его сразу прик-к-кончить?

— Я тебя сейчас прикончу! Придумай что-нибудь повеселее. Давай!

Кривой постоял немного, потер подбородок, затем взял со стола несколько железных предметов и потащил их к очагу. Оставив их накаляться в огне, он вернулся к столу и, вытащив узкий и длинный кинжал, со словами «Для начала!», воткнул его в бедро Авлия. Боль была сильнейшая, но Веракс не издал, ни звука.

— Силен, отымей его Нергал… — начал атаман.

— Веселитесь? А можно и мне присоединиться? — прервал его новый голос, грозный и суровый, в котором, несмотря на сказанные слова, не было ничего веселого.

* * *

Шанго погладил по голове лошадь и передал ее поводья Хималусу.

— Если до утра не вернусь, — сказал он, — лошадь твоя. С ее помощью кто-нибудь из вас легко доберется до ближайшей деревни.

— Господин Шанго, может, все-таки не стоит? Езжайте, приведите подмогу сами.

— Видишь ли, друг мой, я бы не хотел терять время. За то время пока я не просто предупрежу людей, а как ты сказал, приведу подмогу, то есть вооруженный отряд, эти бандиты могут сняться с места и уйти, и смерть твоих родных и моих друзей, останется неотомщенной. Я знаю что делаю, так что не мешай пока.

Шанго снял верхнюю одежду, оставшись только в рубахе и штанах, и разулся, чтобы босыми ногами чувствовать поверхность земли, по которой ступает. Обувь в том деле, которое он собирался совершить, только помешает. В очередной раз тихо ругнулся по поводу холода здешних земель. Подвесил за спину меч, проверил, легко ли и тихо вынимается клинок и исправлен ли крепеж предохраняющий оружие от случайного выпадения из ножен. Потом прицепил к поясу кинжал и выдвинулся в лес.

С детства привыкший охотится в тропических лесах, что соседствовали с землями его племени, на такую осторожную добычу по сравнению с которой пугливые северные лани были глухи и беспечны, южанин неслышно, словно хищный зверь, пробирался сквозь чащу. Не было ни шороха раздвигаемой листвы, ни хруста ломающихся под ногами веток — черная тень летела на крыльях мести. Послышался храп лошади и звук поедаемой ею травы, Шанго понял, что добрался до дозорного. Через мгновение он его разглядел. Бандит сидел недалеко от коня на пеньке, закутанный в меховую накидку и лениво поглядывая на дорогу, то и дело прикладывался к бутыли с вином. Как призрак, негр подкрался к нему и, схватив его за горло, припечатал к ближайшему дереву. Лошадь разбойника, наконец, испуганно храпнула. Еще более испуган был сам бандит, еле увидевший в темноте черное лицо с блестящими глазами, которые принадлежали схватившему его человеку.

— Демон, сгинь! — в истерике испуганно прохрипел он.

— Сколько вас? — не теряя времени, прошипел Шанго.

— Много, — разбойник понял, что перед ним человек, — тебе конец! Сейчас приду…

Шанго сжал пальцы, и речь бандита захлебнулась.

— Сколько? — оскалившись, повторил негр.

— По три раза пальцев на одной руке, — судорожно просипел, осмелевший было, но снова затрусивший бандит. — Мы тебя распотрошим, как этих свиней хозяев, — решил похорохориться он, — лучше уходи, может тогда, и останешься жив.

Это было его ошибкой. Хрустнула шея и разбойник затих навеки.

— На одного урода меньше, — тихо проговорил Шанго.

Делом двадцати минут было отвести новообретенного скакуна Хималусу и вернуться обратно. Еще некоторое время понадобилось, чтобы добраться до постоялого двора. Двухэтажное здание — широкий первый ярус и гораздо более узкая надстройка второго, было таким, как его и помнил южанин. Приблизившись, Шанго стал втройне осторожен. Четыре человека слонялись по двору, явно не зная, что им делать. Они даже и не разговаривали, держась по одному. Только иногда, очень редко и нехотя, кое-кто перебрасывался парою фраз. Им было скучно и хотелось пойти и или напиться, или лечь спать, но видимо главарь держал их в ежовых рукавицах. Поэтому им оставалось только ходить и ждать. Одного разбойника Шанго заметил на крыше второго яруса, однако по позе того было ясно, что бандит нагло дремлет.

Негр было задумался с чего ему начать, но случай решил за него.

— Пойду по нужде схожу, — сказал один из бандитов другому.

— Давай топай, — был ему веселый ответ, — тока не засни там.

Человек направился к лесу и Шанго двинулся ему наперерез. Не скрываясь, негр вышел из-за дерева, схватил удивленного противника за волосы и вонзил меч ему в грудь. Умирающий разбойник хотел что-то крикнуть, но из его рта вырвались лишь сдавленные звуки. Взгляд Шанго упал на пращу, которую бандит держал за своим поясом. Подумав мгновение, южанин решил прихватить ее с собой.

Собеседника убитого им бандита наемник снял у черного входа. Одинокий головорез стоял, опершись на стену и пустым взором смотрел на тьму окружающего его леса. Выбравшись из чащи немного дальше от бандита, Шанго быстро сблизился с ним, пробежав вдоль стены, и свернул ему шею. Южанин собрался унести тело в лес, но внезапно услышав приближающиеся шаги, осторожно опустил свою ношу и быстро и неслышно, как кошка забрался на крышу первого этажа где, затаившись, залег над телом своей жертвы.

— Груздь, хлебнуть вина не хочешь? — услышал негр невнятный голос приближающегося человека. — Ты где, пес тебя раздери?

Затем бандит, видимо, заметил лежащее тело, и тон его голоса изменился:

— Эй, Груздь, что с тобой? — он подошел ближе и собирался уже наклониться к своему приятелю, но не успел.

Шанго опустил пращу ему на шею и быстро затянув петлю, привстал на одно колено. Затем, желая прекратить мучения дергающегося человека, резко рванул орудие, превратившееся в подобие веревки, вверх. Обмякшее тело он опустил рядом с первым. Далее южанин, стараясь быть как можно тише, забрался на крышу второго яруса, где он раньше видел дремавшего бандита. Тот спал и сейчас. Шанго схватил его за шиворот и когда тот испуганно на него уставился, сильнейшим ударом кулака отправил его в беспамятство. Озлобленного южанина не особо волновало, оглушил ли он противника или, не рассчитав силу удара, убил его, главное, что тот еще долго не помешает. Оружием поверженного был, что не удивительно из-за выбранного места, арбалет. Делом нескольких мгновений было зарядить болт, пронзить последнего из ходивших внизу разбойников, и, спустившись вниз, утащить его в лес.

В здание Шанго забрался через окно второго этажа. Он выбрал одну из дальних комнат, посчитав маловероятным, что здесь может находиться кто-то из разбойников. Расчет оказался верным — внутри было темно, пусто и пахло затхлостью. Осторожно открыв дверь, ведь около восьми бандитов оставались в живых, негр оглядел коридор. Большинство дверей было закрыто, кроме одной, из которой лился неяркий свет. Шанго вышел, сразу отметив, что в помещении довольно шумно — внизу кто-то периодически кричал. Южанин понял, что кого-то нещадно пытают, и скрипнул зубами. Тихо проследовав к открытой комнате, он в нее заглянул. На кровати сидел бандит и точил длинный нож, периодически попивая пиво из стоящей рядом на полку кружки. Внизу кто-то в очередной раз взвыл и Шанго, ворвавшись в каморку ударом ноги отправил пойло в ближайшую стену. Человек вскочил и с громким криком, на который никто из-за происходящего ниже, не обратил никакого внимания, набросился на чернокожего с кинжалом. Перехватив руку врага с оружием, Шанго схватил его за кулак и, не давая противнику вырваться, вонзил его нож в его же сердце. Вытаращивший глаза бандит умер молча. Уложив убитого в кровать, Шанго затушил свет и собирался уже выйти из комнаты, как дальше по коридору хлопнула дверь. Он замер, затем осторожно выглянул в коридор и разглядел удаляющийся силуэт. Неслышным шагом наемник последовал за ним до угла, где начиналась лестница вниз, и затаился. Услышав грубую отповедь атамана, отсылающего прочь пришедшего попросить тишины бандита, негр немного присел и сжался, как пружина. Возвращающегося человека ждали два мощнейших удара — один кулаком под-дых и второй, сокрушающий, коленом в висок.

Узкие помещения не давали пространства для взмаха меча, поэтому Шанго вытащил из-за пояса кинжал и начал осматривать комнаты в поисках желавших поспать.

— Ну как, скоро они там заткнутся? — услышал он сиплый голос, когда открыл очередною дверь.

Слабый свет луны с трудом разгонял тьму, царившую в помещении — видны были только неясные силуэты кроватей. С ближайшей и доносились слова возмущавшегося разбойника.

— Очень, — прошептал Шанго и, шагнув по направлению к говорившему, вонзил в него свое оружие. Умирающий закричал, а через несколько мгновений негр почувствовал, как на него сзади накинулся человек и принялся его душить.

— Гад, — прохрипел напавший ему в ухо.

Южанин слега наклонился вперед, так, что ноги противника оторвались от поверхности пола, а затем, набирая скорость, двинулся спиной к ближайшей стене. От чувствительного столкновения захват бандита ослаб, и разозлившийся наемник без труда оторвал его от себя и начал наносить по нему тяжелые удары. Когда Шанго с ним закончил, первый бандит уже затих. Чернокожий молча, вытащил свой кинжал из тела врага и, вытерев его об ткань, убрал на место.

В остальных комнатах было пусто, и Шанго понял, что остатки банды находятся внизу, где теперь было гораздо тише. Он осторожно осмотрел с лестницы нижний зал, где увидел пять человек, один их которых был связан. В нем он узнал своего соратника по битве в Червленом щите.

Подручный как раз рассказывал своему огромному главарю о том, что во дворе стало подозрительно тихо. Это могло стать небольшой проблемой. Услышав приказ атамана, Шанго быстро двинулся по направлению к ближайшему окну — появился шанс избавиться еще от двух противников. Он надеялся, что за это время с рыцарем еще не успеет ничего произойти. Южанин выбрался на крышу и, вытащив меч, застыл над входом в дом. Ожидание затянулось, никто не появлялся на удивление долго, и наемник хотел уже ворваться в помещение и при таком раскладе сил, но тут дверь открылась и из нее вышли два пошатывающихся бандита. Прыгая вниз, Шанго размахнулся мечом и в процессе приземления расколол череп тому, что шел позади. Его приятель обернулся и открыл, было, рот, чтобы позвать на помощь, но не успел — клинок южанина вошел в его горло. Повернувшись спиной к оседающему, захлебывающемуся кровью бандиту, чернокожий наемник открыл дверь и вошел внутрь.

Его глазам предстал разгар драмы — низкорослый бандит с кривым лицом как раз вонзил кинжал в ногу благородного рыцаря. Ярость накатила на Шанго но он довольно спокойно сказал:

— Веселитесь? А можно и мне присоединиться?

— Это еще, что за мразь? — проговорил атаман, а за тем заорал, созывая свою банду, — Череп! Хлыст! Косой! Парни! Быстро все сюда вниз!

Шанго ухмыльнулся:

— Никто к тебе не придет, мой уродливый друг. Если твои, — он на долю секунды остановился, особо выделяя следующее слово, — парни тебя и услышат, так только на Серых Равнинах.

Первым все понял криворожий и испуганно бросился по направлению к лестнице. Дав пробежать ему несколько шагов, негр метнул в него свой кинжал. Лезвие вошло низкорослому в левый бок по самую рукоять — бандит пошатнулся, словно пьяный и рухнул на пол. В это же время атаман разбойников, с удивительной для его телосложения прытью, рванулся к стойке и вытащил оттуда меч.

— Ты мог бы и не торопиться так, — мрачно прокомментировал его действия Шанго. — Я разрешил бы тебе взять оружие.

— Очень благородно, — проговорил атаман, схватил рукой одну из скамей, швырнул ее в южанина, а потом, подняв оружие, бросился на него.

Мягко шагнув в сторону, Шанго пропустил скамью мимо себя, затем, поймав мечом чужой клинок, остановил удар и ударил атамана в живот ногой, отбросив того от себя. Взбешенный этим Заросший, принялся молотить оружием воздух перед собой и, продолжая в том же духе, начал медленно приближаться к чернокожему. Наемник не двинулся с места, а после того как бандит подошел к нему на опасное расстояние, выбрал момент — когда очередной замах бандитского меча приблизился к своему апогею, он ударил по нему клинком, добавив к силе атамана свою силу. Разогнанное оружие разбойника глубоко вошло в деревянный пол. В ярости атаман, выпустил рукоять меча, и отпрыгнул назад, прочь от сверкающего перед глазами острия клинка. До главаря бандитов, теперь уже бывшего, начало доходить, что ему пришел конец.

— Доставай оружие и нападай, — спокойно сказал Шанго.

— Что ты за демон такой? — прошипел Заросший, — Что тебе надо от меня?

— Нападай! — повторил негр.

Атаман вырвал меч из пола, схватил его обеими руками и с криком побежал на чернокожего. Шанго мог легко закончить поединок, убив нападающего. Тем не менее, он избрал другой вариант действий. Бросившись навстречу бандиту, он на подходе сделал шаг влево и, зайдя за спину врагу, наотмашь ударил его рукоятью меча по затылку. Атаман рухнул на пол, вытянув руки перед собой, его оружие улетело куда-то вперед.

— Заканчивай, отродье Сэта, — проговорил он глухо, не двигаясь места, — хватит уже меня мучить.

— Действительно, пора завершать, — согласился Шанго, — какое-то невеселое у нас тут веселье.

Затем он одним ударом отсек обе кисти атаману и сказал ему, вопящему от боли в луже собственной крови:

— Только смерть от хладного клинка, слишком высокая честь для такого поддонка, как ты. Я тебя повешу, — спокойно заявил он. — Только никуда не уходи!

Шанго вытер меч об одежду корчащегося разбойника, подошел к ближайшему мотку веревки — чего-чего, а уж этого добра бандиты оставили здесь немало. Свил петлю, перекинул веревку через ближайшую потолочную балку, накинул ее на шею атаману, а затем несколькими движениями рук отправил его наверх. Закрепив свой край веревки, Шанго оставил дрыгающегося Заросшего, забрызгивающего все вокруг кровью из своих отсеченных конечностей, и подошел к молча наблюдвшему за всеми происходящими событиями Вераксу.

— Как вы, целы? — спросил Шанго и принялся разрезать путы на теле рыцаря.

— Относительно. Пара сломанных ребер, продырявленная нога и синяки на всем теле. Но, клянусь Митрой, было бы гораздо хуже, если бы не вы! — Авлий помолчал мгновение а затем продолжил, — Слушай, после случившегося здесь к Нергалу формальности, давай на «ты».

— Хорошо, — кивнул чернокожий, помогая рыцарю встать, — с кем имею честь?

— Авлий Лют Веракс.

— Шанго, — в свою очередь представился южанин. — А кто это был несчастный, что был замучен до тебя? К сожалению, я не успел его спасти. Не твой друг?

— Нет, какой-то коринфиец. Гонец, доставлял вон то письмо, — Лют показал на стол, — в Тарантию. Его абсурдное содержимое так заинтересовало наших друзей, что они до смерти его замучили.

— Абсурдное говоришь? — южанин взял со стола пергамент и пробежал его глазами, — Выпытали, что это все означает?

— Нет, однако судя по выражению лица несчастного, это что-то важное. Я думаю, в конце концов, коринфиец бы выложил все. Но после того он сказал кому он это письмо везет, волосатый просто взбесился.

— И кому?

— Как он сказал: в небесный дворец королю луны.

— Мда, интересно, — проговорил Шанго и сменил тему разговора, — Сейчас куда, в Киммерию? — он с сомнением посмотрел на израненного рыцаря.

— Нет, — покачал головой Авлий, — боюсь это мне пока не под силу. Не мог бы ты меня сопроводить до моего родового поместья. По пути, как раз, армейский гарнизон, можно будет отправить людей сюда, навести порядок.

— Хорошо. Утром двинемся

Шанго постоял немного, а затем сказал:

— Ты тут подожди немного, я вернусь с оставшимися в живых хозяевами и своими вещами. Да еще и один бандит где-то бродит, раз уж они просматривали оба конца дороги. Завершу начатое дело. Справишься?

Веракс кивнул, а затем отправился к куче сваленного в углу добра. Разбросав ее ногами, он нашел свой меч и доспехи. Облокотившись о стол, он присел на скамью, посмотрел на висящее под потолком тело, на лужу под ним, и покачал головой.

* * *

Веракс молча смотрел на фигуру удаляющегося от него всадника. Когда тот скрылся за деревьями, он повернулся, и хромая медленно побрел к своему поместью. За последние пару дней мировоззрение Авлия немного изменилось. Мысли об избранности, собственном величии и могуществе испарились куда-то в небытие. Уважительней он стал, относится и к чужому богу. Этот чернокожий выходец из варварских королевств наверняка по сути своей такой же, как и дикие киммерийцы. У сильного народа должны быть сильные боги, под стать своим детям. Их Кром никогда не склонится перед Митрой. И дар свой он даст только достойному себе. Авлий Лют Веракс искренне желал Шанго успеха.

А он сам? Пара месяцев ему нужна для восстановления сил, а затем он намеревался отправиться в Тарантию.

«Вессерик будет просто счастлив, когда узнает о моих злоключениях», — мрачно улыбаясь, подумал Лют, закрывая за собой дверь — поход за даром Крома для него закончился.

Глава IX

— Эй, да это же Нинус! Вот так встреча!

Палач был в дороге третий день. Высокие башни Бельверуса давно скрылись из виду, и теперь путь пролегал по северной Немедии. Лошадь палача оставляла милю за милей, и всадник все реже и реже видел возделанные поля, ухоженные сады, деревеньки и мельницы. Зато все чаще дорога становилась едва видимой, все чаще путь преграждали поваленные бурей деревья. Бардак он везде бардак, а чем дальше от столицы — тем сильнее. Несмотря на плохую дорогу никаких особенных приключений пока не было. Ну, на самом же деле не считать же приключением ночевку в лесу? Или, например скачку от медведя-шатуна, который неизвестно ради чего выбрался на дорогу?

Нинус издалека слышал стук копыт за спиной и, обернувшись, увидел отряд стражи человек в двадцать. Ему их бояться нечего и палач слегка посторонился, пропуская спешивших людей. Вот тут его и узнали. Примерно его ровесник, высокий худой мужик в форме десятника немедийской армии.

— Да ты что не узнаешь меня?! Я же Тесвел-десятник! Пятнадцать лет назад я служил в Бельверусе, в Каземате.

— То-то я смотрю рожа знакомая. Какого демона тут делаете?

— Да вот контрабандистов ловим. Ты только подумай, ведь недавно одну шайку развесили вдоль дороги на сучьях — предупреждение для идиотов. Такжешь ничему дураки не учатся — спустя полгода опять нашлись желающие на встречу с веревкой.

Тесвел обернулся и прорычал подчиненным, которые загалдели за их спинами:

— Шагом! Смотреть в оба!

И тут же обернулся к Нинусу.

— Видишь, с кем приходится работать? Дали двадцать юнцов, одним подвиги подавай, другие того гляди, в обморок упадут, как только первую кровь увидят.

— А ты что первый год служишь, не знаешь как надо с ними?

— Я-то знаю, да у нас капитан новый, из столичных. Провинился, поговаривают, на похоронах Нионы. Заблевал тысячника Ульфа. Прям перед всем строем. Если бы не дальний родич королю так прозябал бы сейчас где-нибудь в карауле на окраине Бельверуса, или на охране городской канализации. Вот теперь этот герой нашей сотней и командует. Позавчера отправил нас на поиски этих ублюдков.

— Не повезло тебе, друг, — не слишком искренне посочувствовал палач.

— Сам знаю. Может, ты нам поможешь?

— С чего бы это? — удивился Нинус.

— Да сам посуди, из двух десятков людей мечом размахивать с толком могу только я. Остальные только делают вид. А с тобой мы бы вмиг прижали обнаглевших тварей!

— Я вообще-то спешу…

— Да ладно тебе, на полдня работы всего!

— Даже не знаю.

— Слушай, за них вознаграждение полагается, давай поровну его поделим, по двести монет на рыло. Сотню — отряду. А этому герою-блевуну славу отдадим. Ты же никогда не отказывался срубить немного деньжат! Я тебя не узнаю!

Палач принял напряженно-задумчивый вид. Наконец отозвался:

— Ну да, это в Бельверус возвращаться за деньгами надо, а мне как в другую сторону. Короче с тебя сотня прямо сейчас и я уделю немного своего времени на поиски контрабандистов.

Тесвел скривился но, прикинув, решительно кивнул:

— По рукам! Сейчас лесок будет, потом два озера по правой стороне вот там, где-то за ними они и прячутся.

— Да понял я, понял. Ты монеты гони! А то вдруг тебя там прирежут, а я останусь без денег, даже выпить за тебя не на что будет.

Тесвел ругнулся и передал мешочек с деньгами.

Перед глазами немедийцев раскинулись два озера, затянутых тонкой коркой льда, все пространство вокруг озер занимали деревья, покрытые первым снегом. Причем если первую сотню ярдов еще хоть как-то провести лошадь было можно, то уже дальше совершенно не представлялось возможным.

— Ну и где их здесь искать? — вопросил Тесвел.

— Не знаю, это ж ты брал на себя роль следопыта, — огрызнулся Нинус.

— Да какой из меня следопыт…

Палач шумно вдохнул воздух.

— По-моему, с северо-востока тянет дымком.

Весь отряд, не сговариваясь, дружно зашмыгал носами, пытаясь почувствовать пресловутый запах дыма. Десятник удостоверился, что никто ничего не чувствует, спросил ехидно:

— Ты в городе почти всю жизнь провел, откуда такой нюх?

— Сам не знаю. Но если больше предложений нет, предлагаю спешиться и идти на северо-восток.

— Спешиться! — скомандовал Тесвел. Ты и ты, он ткнул пальцами в двоих воинов, остаетесь с лошадьми. Все остальные растягиваемся цепью и осторожно идем вперед. На поваленные деревья не наступать, громко не орать, и смотреть в оба!

Нинус слушал наставления в пол-уха, потом вытащил топор из специальной петли на поясе и повесил щит на спину.

— Ну что, идем?

Палач шел впереди и как дикое животное принюхивался через каждые несколько шагов.

— Тесвел? — десятника догнал арбалетчик. А кто этот господин?

— Этот, как ты его назвал «господин» — палач Каземата.

— Что тот самый натуральный палач, что пытает и головы рубит?

— Тот самый. А вообще спроси его сам. Только он когда я его знал, десять лет назад, уже тогда рассказывал о своей работе со столь мерзкими подробностями, что никто сидеть с ним за одним столом не хотел, кроме таких же, как он сам. Правда, прям сейчас лучше его не спрашивать, потом не остановить будет. Удивляюсь с него, всю жизнь я от чего-то полагал, что у городских совсем нюх отбился, а он нас уже вторую милю ведет, а я запаха дыма так и не слышу… Я, конечно, его давно не видел… Оно-то конечно, работа на человека свой отпечаток накладывает, да и не только работа. Хотя вообще я был уверен, что Нинус откажется помогать, тот еще пройдоха.

Палач остановился и поднял согнутую в локте левую руку. Отряд послушно замер. Палач опустился на колени и осторожно стал пробираться вперед. И обернувшись, поманил у себя десятника.

Оба осторожно выглянули из-за сероватого ствола осины.

— Надо бы с тебя еще денег содрать, — шепотом произнес палач. Что бы без меня делали?

— Да ладно тебе, сочтемся…

— Обязательно, — и Нинус злорадно ухмыльнулся.

В сотне ярдов от них, на дне оврага расположился караван контрабандистов. Несколько десятков лошадей были стреножены и укрыты теплыми попонами. Часть тюков снята и разложена рядом. Разбито два больших шатра. Сами нарушители закона числом не менее дюжины сидели вокруг костра и увлеченно жрали, сдабривая жратву пойлом из кувшинов.

— Ночи ждут, — прошептал Тесвел.

— Ясный красный, не появления же святого Эпимитреуса. Что делать предлагаешь?

— Я не знал что их так много, но если ты и я возьмем на себя троих-четверых, наши юнцы если хотя бы по одному смогут зарубить — то победа наша.

— А что везут твои «друзья»?

— Понятия не имею, как караван отобьем, так сразу посмотрим.

— Вон видишь тех троих мужиков? Наверняка местные, шататься ночью по лесу дураков хватает, а вот вести еще при этом не один десяток лошадей…здесь каждый камешек знать надо, каждую веточку и кочку. Валить их в первую очередь надо, без них остальные будут, как отара овец без барана. Сами никогда дороги не найдут. У тебя арбалетчиков сколько?

— Пятеро.

— Пусть здесь станут и стреляют сначала по проводникам, а потом по остальным. Только по лошадям пусть не целятся. Завалят скотину, кто тащить на себе тюки будет? Ты с половиной своих людей подберись как можно ближе к лагерю, с правого края.

— А ты?

— А я другой с половиной скачу в ближайший город милях в пятидесяти от этой лощины, снимем с твоими ребятами там пару шлюх, и будем пропивать в каком-нибудь вшивом кабаке деньги, которые ты мне дал, пока не кончатся. Я уже посчитал, на три бочки дешевого пойла должно хватить.

— Ах ты мразь!

— Ты идиот, Тесвел? Или у тебя вместо мозга дерьмо гуля? Дашь половину людей, я с ними зайду с другого края оврага! Сказал же, что помогу!

Десятник помянул Сэта, но решил больше не спорить.

— Через десять минут начинаем, Тесвел. Сигналом будут стрелы.

И Нинус отполз назад. Осторожно переступая через поваленные деревья, где ползком, а где и на полусогнутых ногах, стражи Нимеда пробирались вперед, стягивая кольцо вокруг лагеря.

Палач услышал свист рассекающих воздух арбалетных стрел и два проводника рухнули на снег. Среди контрабандистов началась паника, этим и надо было воспользоваться. Пока люди Тесвела занимали места на правом краю оврага палач тщательно высмотрел путь нападения и сейчас бежал почти не смотря под ноги. Следом за ним с веселым гиканьем неслись воины Нимеда. Арбалетчики сделали еще залп, и тут Нинус добежал до первого врага.

Дородный толстый мужик широко замахнулся здоровым тесаком. Палач отбил удар щитом и ударом топора разрубил ему грудь. Следующим был облаченный в кольчугу бритуниец со светлой бородкой, он был вооружен обычным полуторным мечом. Нинус сделал обманчивый взмах и бритуниец повелся на это. Лезвие топора ударило в бок бритунийца, ломая ребра. И тут же отточенный край щита разрубил подкошенному врагу горло. Рывком вырвав из раны щит Нинус отбил меч другого бритунца и почти не глядя отмахнулся топором, острый обух вонзился в череп. Воспользовавшись временной передышкой, палач огляделся. Рядом с ним бились воины-немедийцы, два человека в форме армии Нимеда уже лежали на снегу мертвыми. Нинус прищурился и, подойдя сзади прямым ударом, расколол голову отчаянно сражавшемуся заморийцу с изогнутым мечом. Палач вытер пот со лба рукой, осматривая место схватки. Лошади, почувствовавшие запах крови, метались по дну оврага. На контрабандистов дружно насели по двое-трое воинов. Среди деревьев мелькнул бараний полушубок оставшегося в живых проводника.

Нинус не раздумывая бросился за ним.

— Стой ублюдок! — заорал немедиец, но тот припустил еще быстрее, надеясь укрыться в чаще.

Они пробежали почти милю, и беглец вырвался на проплешину.

Нинус остановился перевернул топор лезвием назад и, сделав могучий замах, метнул топор параллельно земле. Тяжелая рукоятка ударила по ногам проводника и он, споткнувшись пролетел вперед кубарем несколько ярдов.

— Можешь идти? — спросил подошедший палач.

Трясущийся проводник закивал.

— Тогда идем, и смотри без шуток.

В овраге было все уже закончено. С разрубленных тел поднимался в воздух пар, кровь уже застывала на морозе. А оставшиеся с живых люди Тесвела потрошили тюки и сумки.

— Проследите за ним.

Нинус толкнул к сидящим у костра арбалетчикам пленного.

Десятник задумчиво оглядывал побоище.

— Что везли? — спросил подошедший палач.

— Всего понемногу: шелк, парча, редкие шкуры северных зверей, немного драгоценностей. На мозолистой ладони десятника лежали зеленоватые изумруды.

— Почти всех порешили. Трое — раненных. Вот только мне говорили, что караван будет побольше. Не иначе еще где-то часть прячется. Только допрашивать местного надо, остальные сами с трудом понимают, где они…

Тесвел с выражением посмотрел на палача.

— Не расплатишься со мной, — ухмыльнулся Нинус. — И помоги тебе, и выследи, потом еще и попытай!

— Ты ж привычный!

— Почему это?

— Кто из нас палачом у Нимеда работает? Я или ты? Ты, Нинус. Поэтому тебе мигом расскажет что, как и где. А у нас в отряде кто пытать будет? Возможно, кто-то и возьмется, но мне нужно, чтобы человек успел сказать все что следует, а только потом отправился на Серые Равнины. Но уж никак не наоборот, да и нет у меня под рукой некроманта, чтобы с мертвыми беседы разводил!

— Нергал тебе в печень, Тесвел. Хорошо…

Проводник пытался держаться уверенно, но получалось плохо. Нинус присел рядом с ним.

— Все очень просто. Рассказываешь где твои дружки-приятели и я тебя пытать не буду.

Лоб у проводника покрылся потом, но он молчал.

— Хорошо, придавите его ребята покрепче.

Палач дотянулся до вертела с нанизанными на него кусками баранины, который чудом не упал прямо в костер во время схватки, зубами постягивал мясо, аппетитно зачавкал и положил вертел на угли.

— Так вот слушай, сейчас я как следует раскалю вот эту штуку, но засовывать тебе в задницу не буду, хотя наверно стоило бы… и поднесу к твоему сначала правому глазу, а потом левому. Ты видел, как глаз кипит и лопается? Нет? Ну, так увидишь во всех подробностях.

Палач выхватил из костра вертелок и поднес к морде проводника, у того от жара начались тлеть ресницы и он дико заорал:

— Все скажу!

Палач с видимым сожалением убрал раскаленный металл.

— Теперь он твой, — кивнул от Тесвелу.

— Что рассказал?

— Они в четырех лигах отсюда, но для нашего отряда их слишком много, придется возвращаться за подкреплением. Троих человек я уже отправил в форт, завтра утром должны подойти. А потом проводник нас на своих дружков и выведет, он стоянки наперечет знает. А пока остановимся здесь, место удобное, от чужих глаз закрыто, палатки уже натянуты.

— Ты хоть арбалетчиков на вершине оврага рассади, а то нагрянут гости незваные.

— Уже отправил. Перебедуешь с нами до утра? Жратва и выпивка в наличии…

— Давай, чего уж там.

Совсем скоро костер заполыхал с новой силой и воины Нимеда праздновали пусть небольшую, но победу. Тесвел как опытный вояка знал, что надо иногда давать своим воинам расслабиться. И не мешал тому потоку вина и эля что вливали в себя сегодняшние победители. Пусть на счету каждого из них не более одного убитого преступника, но ведь с чего-то начинать надо?

Барус, тот самый арбалетчик, что недавно интересовался Нинусом набрался смелости и вопросил у палача:

— А это правда, что головы трудно рубить?

Тот от души засмеялся:

— Хочешь попробовать?

На Баруса уставились глаза его сослуживцев и он решительно махнул рукой:

— Почему бы и нет? Хочу!

Тесвел решил вмешаться и шепотом спросил Нинуса:

— Они пьяные, но ты то трезвый! Какого демона тебе не сиделось на месте? Это в жилах юнцов еще кровь бурлит!

— Вот именно, они пьяные. А трое связанных контрабандистов нет. Могу поспорить у любого из них может быть заточенная монета, и они того и ждут, пока твои люди напьются. А потом сбегут, или перережут твоих людей как овец. Оставишь связанными и под охраной, они все равно связанные до утра не доживут.

Тесвел поскрипел зубами, но выводы палача признал.

— Ладно, развлекайтесь.

Нинус обернулся к воинам, ждавшим решения десятника:

— Тащите там кого-нибудь, сейчас будем из того парня походного палача делать!

Весело гомонящие стражники схватили первого попавшегося контрабандиста и подтащили к заранее облюбованной палачом колоде.

— Как зовут тебя, перень? — спросил Нинус арбалетчика

— Барус!

— Перво-наперво запомни следующее: тщательно осмотри свое оружие, чтобы не было никаких вмятин и трещин. Второе — подготовь место работы, чтобы ничего не мешало. Третье — побольше фантазии имей в голове.

Барус важно кивал

— Вот, держи!

В руках у него неожиданно оказался тяжелый топор. Прямая тисовая рукоять, слегка изогнутое лезвие, обух заканчивается длинным шипом. Сейчас топор казался Барусу весом ну никак не меньше восьми-десяти фунтов. А учитывая еще и то, что почти весь вес оружия был сосредоточен на лезвии, то удерживать его за рукоять одной рукой и вовсе оказалось почти невыполнимо.

— Что парень, тяжеловат? — усмехнулся заплечных дел мастер.

— Да, — нехотя признал арбалетчик.

— С непривычки вся тяжелым кажется. Конечно это не тот топор, которым я обычно работаю, но тоже неплох. Держите этого мужика покрепче ребята! Ну Барус, давай! Дрова колоть приходилось? Удар должен быть строго сверху вниз, без наклонов.

Арбалетчик взмахнул топором и обрушил его на шею. Ему удалось попасть по ней, но перерубить ее с одного замаха он не смог. Покалеченный контрабандист заелозил по колоде от невыносимой боли.

— Давай еще разок! — скомандовал Нинус.

Барус видимо разволновался и топор угодил в плечо невезучему преступнику. Палач едва успел убрать ото рта мех с вином, чтобы не подавиться от смеха.

— Что-то пока у тебя не очень дело идет, — отметил он. Ты представь, будто свинью рубишь.

Бледный как мел Барус снова взмахнул топором, в этот раз удачно. Снова попал по шее, умудрившись все-таки перерубить позвоночник, голова держалась только на лоскуте кожи.

— Неплохо, — провозгласил Нинус. Блевать не будешь?

Барус держался до последнего, но вопрос Нинуса был выше его сил. Отталкивая своих сослуживцев, он влетел в кусты, откуда донеслись неаппетитные звуки.

Палач с удовольствием прислушался.

— Никто больше не хочет попробовать? Еще три человека осталось.

Тут как раз появился из кустов взъерошенный арбалетчик.

— Хлебни винца, парень, помогает.

Тот послушно влил в себя почти кварту вина.

— Практика нужна Барус, а так все нормально. Почти все с первой башки блюют. Я правда не блевал… Нет такого таланта, даже по пьяни. Давайте, что ли остальных доработаем, да можно отдыхать. Тащите тех, кто остался.

Палач рывком вытащил топор из колоды.

— Сюда его мостите…эх!

Топор в руке палача расплылся в серо-черную полосу и с одного взмаха отрубил голову второму контрабандисту. Из перерубленных вен забили маленькие фонтанчики крови, которые впрочем, скоро исчезли. Палач подхватил голову за волосы и повернул голову так, чтобы глаза видели тело. Глаза на отрубленной голове вытаращились, рот беззвучно открылся.

— Понимает тупая башка, что видит, потому и пучит глазья. Давайте еще одного, тут место уже освободилось…

Костер уже прогорел, и возле него остались сидеть только Тесвел и Нинус. Остальные воины допили вино разбавленное водой и разбрелись по палаткам. Слишком много на сегодняшний день у них выпало испытаний. Выслеживание и схватка, конечно, их вымотали, но зрелище, как один человек, всего за две минуты походя, обезглавил троих человек, оказалось явно лишним.

Впрочем, по меркам Каземата Нинус не совершил ничего особенно выдающегося. Любой из десятка палачей мог запросто повторить этот результат. Просто дело в наглядности: одно дело, когда рубят голову на площади города, при большом стечении народа, а совсем другое, когда в ярде от тебя за считанные мгновения несколько человек остались без головы.

Тесвелу когда он наблюдал за сим процессом, казалось что Нинус не дать, ни взять кухарь, который отрубает головы гусям. Только разве что вместо гусей, люди…

— Нинус, а куда ты ехал?

— В форт у Вороньей скалы.

— Ну и дыра… это же у самой границы с Пограничьем. А что ты там забыл?

Палач многозначительно усмехнулся. Тесвел поднялся:

— Я на боковую, встанешь раньше меня, возьми припасы в дорогу, все что нужно. Спасибо за помощь.

Нинус кивнул.

Утром оказалось что палач спать и не ложился и уехал еще до полуночи. Тесвел пожал плечами и выкинул это из головы.

Глава X

Огромные, обитые толстыми бронзовыми полосами деревянные ворота немедийской пограничной заставы, как и следовало ожидать, были закрыты. Но появление всадника не осталось незамеченным. Пропихнув свернутую в свиток подорожную в крохотное окошко, криво вырубленное в створке, боссонец терпеливо ждал. Несколько минут ушло на улаживание формальностей и проверку подорожной, после чего Ангир оказался внутри небольшой крепости, перекрывающей путь из Немедии в Пограничье. Как и все немедийские северные форты этот ничем не отличался от ему же подобных: квадратная каменная крепость со сторонами примерно в полтораста шагов, высокие, под десять ярдов, покрытые зеленым мхом каменные стены толщиной в несколько локтей, с зубцами. По галереям сверху стен прохаживаются часовые, дозорные башни на углах, трое бездельников-стражников как раз из такой башенки с видимым любопытством глазели на приехавшего боссонца.

Пространство внутри форта было занято примерно на две трети различными постройками, казармами, складами, домами купцов и ремесленников, впереди загораживал безоблачное голубое небо донжон форта, высотой никак не меньше двадцати ярдов.

Впрочем, суровую красоту форта изрядно портили груды ящиков и бочек, наваленные как попало возле стен домов, да на удивление большие заросли грибов, угнездившихся по низу бревенчатых стен.

В двадцати ярдах от ворот Ангир заметил лавку торговца пушниной и, спешившись, стал рассматривать меха. Великолепные шкуры горностаев и куниц, оленей и волков боссонца не интересовали, да бесспорно — они очень теплые, но или стоят порядочно, или весят немало. Транжирой асассин никогда не был, поэтому его интересовала золотая середина, легкие и теплые шкуры, которые не жалко будет в случае чего бросить.

— Что присмотрел? — торговец — суровый мужик с окладистой бородкой и роскошными шрамами от звериных когтей на правой руке — смотрел на Ангира.

— Одеяло из заячьих шкурок нужно.

— Сейчас принесу! Сам лично бью зайцев, недавно, в первую осеннюю луну ходил…

Ангир искренне рассмеялся:

— Тогда этому одеялу цена — погнутая медная монета. Кто зайцев на шкуру в первую осеннюю луну бьет? У них линька, мужик.

Торговец усмехнулся:

— Верно говоришь. Ладно, не спеши, вижу, что ты не из дураков. Сейчас принесу…

И через минуту боссонец подергал мех, проверяя на прочность. И бросил торговцу две серебряные монеты.

— Вот это другое дело, мужик.

Торговец подмигнул:

— На базаре два дурака, один продает, другой покупает.

— И то верно. Есть тут трактир?

«Так два раза направо и прямо, до тупика… ага вот и кабак»

На вывеске было старательно выведено: «Гордость Севера».

Кинув поводья подоспевшему мальчику-слуге, Ангир захватил мешок со своим добром и вошел в кабак.

«…Нет. Это место никогда не станет „Червленым щитом“», — разочарованно подумал боссонец.

Стойка представляла собой замызганную и выщербленную толстую доску, поставленную на пустые бочки. За стойкой на козлах стояли огромные пивные бочки. Под одной из них собралась солидная лужа, от которой попахивало прокисшим пойлом. Изрезанные столы темнели от пятен пролитого вина и пива. Возле едва тлеющего камина валялись обломки сломанной скамьи, которым, похоже, было суждено выступить в качестве дров. Дрянное местечко!

— Уважаемый господин почтил нас своим прибытием… — елейно начал кабатчик

— Комната на ночь у тебя есть? — перебил его гость

— А как же! Есть, как не быть!

— Веди…

Толстый кабатчик семеня повел сероглазого боссонца на второй этаж

— Вот! — заявил кабатчик с гордостью, отперев комнату.

Белесая плесень украшала изрядный кусок потолка, углы были сплошь в паутине, кровать подозрительно покосилась на один угол. Ангир не поленился и присел, ну да, верно — ножки нет, вместо нее подставлен пенек. В довершении всего по полу важно шествовал черный таракан. И как подозревал ассасин, это тут не единственное насекомое…

— У тебя тут не прокаженные случаем жили? Я просил комнату, а не свинарник!

Тяжелый подкованный сапог опустился на таракана.

— И это «Гордость Севера»? Да этим притоном может гордиться только кочевник-зуагир, никогда не видевший нормального жилья!

Кабатчик невразумительно отпирался. Оборвав его бормотание, Ангир продолжил:

— Так, толстобрюхий, или даешь нормальную комнату или у тебя пять минут вынести всё самое ценное из этой халупы, ибо я так чувствую, гореть ей сегодня. Мне еще за это еще спасибо скажут, через пару лун в такой грязи холера вспыхнет!

— Пять серебряных монет, — пробормотал хозяин «Гордости Севера»

— Ты головой не бился в последнее время?

— Пять монет и у вас будет лучшая комната в этой крепости.

— Веди, только смотри, обманешь — гореть твоей развалюхе вместе с тобой!

Кабатчик нервно дернулся, горестно вздохнул и, пройдя по лестнице два десятка шагов, отпер дверь. Повозившись в темноте, он зажег пяток свечей на загогулине, выполнявшей вероятно роль шандала, и это дало достаточно света, чтобы рассмотреть комнату. Боссонец заглянул: что ж это гораздо лучше, похоже, ублюдок-хозяин не соврал. На крюке, вбитом в сводчатый потолок висел незажженный фонарь. Возле окна стояла огромная высокая кровать с массивными спинками, по размерам смахивающими на створки от крепостных ворот. Сходство усиливали несколько круглых вмятин, как будто от тарана. Пара выцветших, но чистых гобеленов на стенах, здоровый деревянный сундук с двумя медными кольцами по бокам, окованный полосами латуни. В дальнем углу — изящный столик тонкой работы и пара стульев к нему, с высокими спинками, похоже привезены из Офира или Шема. Причем, судя по замызганному виду «Гордости Севера», везли точно не сюда.

Ангир высыпал горсть монет в ладонь владельца кабака:

— Держи свои пять монет и исчезни! Хотя погоди… через три часа разбуди!

Хозяин «Гордости Севера» вытер потные ладони о грязный фартук и исчез из виду.

Задвинув засов, боссонец улегся на широкой кровати.

Осторожное постукивание в дверь разбудило Ангира. Он лежал и смотрел в потолок. Когда еще он так сможет поваляться на нормальной кровати? Впереди только дикие и неприветливые земли: Пограничье и Киммерия. В Пограничье наемник был шесть раз — междоусобная грызня там уже давно вошла в правило. И то один, то другой внезапно разжиревший барон, вдруг осчастливливал своим появлением Гильдию Убийц, золотом оплачивая смерть злокозненных, по его мнению, соседей.

А вот с Киммерией посложнее, одного полоумного киммерийца в «Червленом щите» за глаза хватит для составления мнения об этом народе… Да и все что Ангир слышал ранее вполне вписывалось в сложившееся мнение об этом немногословном и угрюмом народе.

«Ну да ладно, будет проблема — тогда и буду решать» — рассудил Ангир и покинул комнату, спустившись в общую залу. Вечерело и люди только-только стали подходить. Высмотрев наименее освещенный угол, привычка уже впитавшаяся в кровь, боссонец махнул рукой похмельной роже хозяина «Гордости Севера». И уже через пару минут смазливая дочь хозяина кабака принесла четыре глиняные кружки с пивом, жареную рыбу, запеченную на углях, большой кусок капающей жиром ароматной оленины, свежие лепешки и глубокую миску какой-то буроватой жижи. Боссонец принюхался и макнул в миску ломоть лепешки, жижа оказалась смесью специй с уксусом, на удивление приятной на вкус. Ангир удовольствием ел нехитрую, но сытную пищу. Неожиданно в мозг постучалась мысль: «В прошлый раз все так и началось…». Помянув Эребуса, Ангир опрокинул в рот содержимое кружки, прогоняя неприятные мысли.

Постепенно вновь прибывающие люди, в основном воины, заняли почти все столы. Люди здесь были простые, без премудростей, и развлечения у них были соответствующие. В ближайшем углу уже шел спор кто кого перепьет. А вот прямо по середине трактирной залы шла игра в кости.

Ангир поднялся, занял освободившееся место и сделал бросок. Похоже Бэл сегодня на его стороне. Пять костяшек так и летали по столу. Вдруг боссонец почувствовал легкое прикосновение к кошелю на поясе. Мгновенно перехватил ладонь вора, пальцы которого все еще сжимали заточенную монету, выкрутил руку и пригвоздил ножом руку незадачливого вора к столешнице. Монета остановилась в нескольких дюймах от судорожно дергающейся, проткнутой ладони вора.

Воины-немедийцы мигом вспомнили о своих обязанностях и поволокли вопящего воришку к ближайшей колоде, спустя несколько минут раздался глухой стук и пронзительный крик после него. «Придурок, если нет ни чутья, ни наблюдательности, — такова твоя участь». Ангир с удовольствием представил как однорукий неудачник — вор катается по снегу, засовывая культю в сугробы, пытаясь унять боль. Гильдеец забрал выигрыш, встал из-за стола, и вернулся за свой стол в углу. Стражники, свершившие акт правосудия вернулись, но их место уже было занято. Боссонец махнул им рукой, два вояки без колебаний уселись напротив боссонца.

— За знакомство? Я — Квилл — представился боссонец.

— Я — Орм, он — Ларг, — отозвался немедиец с начищенной серебряной бляхой десятника, второй немедиец кивнул.

Боссонец повернулся к стойке, собираясь махнуть рукой кабатчику, и натолкнулся на взгляд его дочери, глазевшей на боссонца. Она смутилась и вспомнила об обязанностях, через минуту на столе появились новые глиняные кружки с шапками пены и тонко порезанное копченое мясо. Немедийцы благодарно кивнули и приступили к еде не чванясь.

…Когда пива было выпито довольно много, и немедийцы рассказали почти все свои незамысловатые байки о солдатской жизни в таком захолустье, Ангир перешел к интересующим вопросам:

— Про Север что слышно?

— Из свежих слухов? Ну, говорят, аквилонцы собираются вторгнуться в Киммерию, — ответствовал Ларг. — Да в общем, куда ж еще? На запад им двигаться некуда. Пиктов трогать не будут. Не захотят ворошить осиное гнездо, ведь дикари и так норовят вернуть свои земли. Зингара и Аргос тоже в безопасности — они давно и успешно прикидываются лучшими друзьями Хагена, хоть друг другу глотки готовы перегрызть. Да и напади Аквилония на них, придется ей повозиться — так просто так не сдадутся. Причем есть же особенности! Помимо армии там нужен флот, а он то у Хагена слабый, не говоря уже о том, что речной, — немедиец ухмыльнулся, будто удачно пошутил. — Офира аквилонцам точно не видать, его золота хватит собрать армию наемников за считанные дни. Немедия же, сам понимаешь, Аквилонии не по зубам! Оба немедийца не сговариваясь отсалютовали единственному украшению трактира — мятому и пыльному немедийскому штандарту, висевшему на потолочной балке и, не стукаясь кружками выпили.

— Это они с киммерийцами не сталкивались, — заметил Орм, вытирая пену с пышных усов.

С этим боссонец был полностью согласен, аквилонским военачальникам посмотреть бы на того полоумного киммерийца в кабаке, а потом уже свои планы строить. Сидят во дворцах, водят холеными пальцами по карте, а наладить самое необходимое обеспечение в горах, где из—за любого валуна может прилететь стрела, а то и нагрянуть целая толпа разъяренных горцев — ума не хватит. А без нормальной жратвы попробуй, повоюй! Огребут еще аквилонцы с Киммерией, если эти слухи конечно, правда.

— Что слышно-то в Пограничье?

— Да как обычно, режут друг друга бароны, — ответил Орм.

— Поговаривают, оборотни там завелись, — нехотя буркнул Ларг.

Ангир едва сдержался, чтобы не засмеяться. Оборотни такая же выдумка, как и подгорные карлики или вампиры, которым место только в сказках — в глаза никто никогда не видел, но зато очень многие слышали. Этим летом по Пограничью прокатилась волна жестоких убийств, но как оказалось, это была банда грабителей, ограбивших караван с контрабандным серым лотосом. Курили его до одури, а потом в своих же грезах кем только не были. Бароны и таны в кои то веки смогли договориться и в первую же седмицу всех «оборотней» выловили, половину торжественно посадили на кол, другую половину к радости всех присутствующих, затоптал Королевский бык. Бароны отмечали сие событие две недели, на исходе второй снова перегрызлись и расползлись по своим «крепостям», больше напоминающие свинарники, обнесенные стеной.

Похоже, ничего нового в Пограничье не происходит, это ему только на руку.

…Ангир вернулся к себе в комнату, и с наслаждением вытянулся на кровати.

Только боссонец погрузился в дрему, как в дверь кто-то поскребся, вытащив из сапога клинок, Ангир тихо прошел к двери, распахнул ее наполовину, так чтобы стучавший не мог увидеть кинжала. На пороге стояла закутанная женская фигура.

— Чего тебе? — сказал Анигр, узнав дочь трактирщика. Как причудлива все-таки природа, отец — страхолюдный, как стигийская мумия, а дочурка вполне ничего…

Привстав на цыпочки она обвила руками шею боссонца и впилась жаркими сочными устами в его губы. «Похоже, выспаться мне сегодня не придется» заметила та часть боссонца, которая не была занята.

Распахнув утром ставни, боссонец вдохнул свежий морозный воздух. «Не понять южанам всей прелести Севера…» Его размышления прервал глухой стук копыт по утоптанному снегу. Внизу проехал всадник по направлению к невеликому базару. Черные доспехи, шипастые наручи на руках, белые, как молоко волосы, в руке — моргенштерн. Вот и знакомые начали появляться. «Эх, знал бы я раньше, что гиперборей объявится, лежать бы ему с арбалетной стрелой в горле… Здешние крыши просто мечта для стрелка, зданий много, места — мало, вот и получился своеобразный лабиринт среди труб и чердаков. Совсем как тогда в Ианте, трех арбалетчиков на крыше за глаза хватило для засады на баронессу Эстерду. Тогда целая неделя ушла на запоминание бесчисленных ходов и лазеек. Обленившаяся охрана и не подозревала, что можно убить человека прямо на выезде из главных ворот дворца. Ну да ладно — еще не последний раз видимся. Дорога длинная, где-нибудь еще встретимся. Терять время и сидеть в засаде желания не было. Гиперборей наверняка захочет отдохнуть и пополнить припасы, и сможет появиться снова на дороге не раньше обеда» — на этом размышления Ангир и закончил. Оделся, забрал немудреные пожитки, окинул взглядом комнату, на миг взгляд задержался на выглядывающей из-под мехового одеяла голове девушки, и вышел из комнаты, накинув глубокий капюшон на голову.

Через час копыта гнедого уже стучали по едва заметной дороге, ведущей на Север.

* * *

Один раз боссонцу повезло наткнуться на сгоревший день или два назад замок какого-то тана. Почерневшие балки поваленной крыши смотрели в небо, стены покрывал слой сажи, ну а на трупах, как обычно сидело воронье. Жизнь, как говорят философы, во всей своей неприглядности. «Везде где есть люди, они найдут повод убивать себе подобных. А пока у них будет этот повод — такие как я, без работы не останутся», — подумалось Ангиру.

Дни убегали одни за одним. Дорога, костер, еда, дорога, костер, еда, ночевка… Боссонец старался держаться ближе к горам а, найдя относительно не засыпанную снегом дорогу и вовсе, ехал под сенью величественных скал.

На пятый день Ангиру не повезло, конечно, он слышал, что иногда местные охотники настораживают на таких тропах ловушки, но что сам угодит в нее…

Белую веревку, натянутую поперек тропы, боссонец не заметил. Гнедой жеребец и привел в действие настороженную ловушку. Длинная тяжелая стрела с широким наконечником пробила горло гнедого и остановилась лишь на нагрудной пластине доспеха наемника. Наконечник оказался перекаленным и тут же лопнул. Ангир успел соскочить с судорожно бьющегося жеребца и сам не пострадал. Вздохнув, асассин прервал мучения смертельно раненного животного ударом меча. Повертел в руках потемневшую от крови стрелу: на осколке наконечника выбит странный символ. «Как будто круг переплетен с семилучевой звездой… никогда раньше не видел такого. Да и почему стрела прошла так высоко? Обычно охотники настораживают такие ловушки гораздо ниже, чтобы стрела попадала прямо в грудь» — размышлял Ангир. «Ну да ладно, теперь уже ничего не вернешь…».

Сорок-сорок пять миль по снегу до перевала могли свести на нет его возможное преимущество во времени. Ангир развернул карту и вгляделся в желтоватый пергамент с тонкими красными линиями. Если получиться перейти через горы сразу, не доходя до тракта на Киммерию, он может сэкономить немало времени.

Боссонец быстро отобрал самое необходимое: две вместительных серебряных фляжки, несколько больших ломтей копченого мяса, лепешки из черного хлеба, сухари, два фунта сыра, десяток горстей сухих фруктов и грибов перекочевали из седельных сумок в походный мешок. Туда же поместились три вертела, бронзовая кружка на пол-пинты, несколько чистых тряпиц, мешочки с солью и перцем, небольшой топорик в чехле, огниво и кремень. Сверху на мешок асассин приторочил сыромятными ремнями сложенное одеяло из заячьих шкурок, и арбалет. В горах может просто не хватить времени зарядить его, от засады зверя или лихих людей он все равно не поможет, а идти с заряженным оружием на руках днями напролет будет только полный идиот. В таких условиях тетива на редкость быстро испортиться, а дуга так вообще может лопнуть. Чтобы вывести человека или зверя из строя на короткой дистанции ему хватит и метательных ножей. Гильдеец покачал на руке свое барахло, оценивая вес…

«Фунтов двадцать-двадцать пять. Хорошо, что арбалет с деревянной дугой, была бы стальная — ноша бы весила больше почти на треть».

Ангир в силу природной бережливости припрятал седло и упряжь неподалеку в расщелине, походный шатер отправился туда же, не колеблясь, боссонец положил в седельные сумки два фунта сухарей, метательный нож, десяток серебряных монет, и сумки заняли свое место в тайнике. Сверху накрыл попоной лошади и только потом старательно завалил камнями потяжелее. Над завалом боссонец выцарапал руну Тейвас.

Жизнь — переменчивая штука, кто знает, что будет завтра. Вряд ли он еще сюда вернется, но не бросать же снаряжение и имущество просто так?

Кроме того, если повезет ему вернуться в Пайрогию на карте тайников Гильдии добавиться еще одна точка, выведенная киноварью и описание тайника, а через пару лун такая точка появиться на всех картах Гильдии, во всех странах. Не пригодится тебе — пригодиться кому-нибудь другому. Разумется о тайниках знали не все, большинство гильдейцев о них и не догадывались. Но если к двадцати пяти годам гильдеец был все еще жив и хорошо себя зарекомендовал — его начинали беречь и ценить, как хорошо обученного для охоты сокола. Вот тогда и становилось ему известно о тайниках, которые могут помочь ему выжить. Где-то это было дупло дерева, где-то слегка присыпанный землей сундучок. Конечно, большинство таких тайников располагались в гораздо более цивилизованных странах, нежели Пограничье или Киммерия, в одном Офире подобных мест было больше тридцати. И везде по возможности было самое необходимое — еда, оружие, одежда, немного монет. Черная Гильдия в каждой стране считала своим долгом держать тайники в полном порядке, ибо это спасло отнюдь не одну жизнь. Возможно, когда кто-то из асассинов окажется здесь, сухари покроются плесенью, а метательные ножи — ржой. Но это будет все равно пища и оружие. Из шатра можно будет сделать какую-никакую одежду. А деньги окажутся, незаменимы, если человек нашедший их дойдет до цивилизованных мест. Другими словами, человеку без гроша в кармане, без оружия и еды эта расщелина покажется настоящим чудом, едва ли не большим, чем для стигийца стало бы появление Сэта на залитом кровью алтаре.

Ангир затянул потуже ремешки на сапогах вокруг голени, чтобы не набивался снег, закинул мешок на плечо и зашагал вдоль горного кряжа, высматривая место для подъема.

К полудню наемник вышел на горную тропу, она вилась между валунов и скал, уходя все выше и выше. После краткого размышления Ангир пошел по тропе, поправив поудобней перевязь с мечами за спиной.

Только хруст снега под ногами и сопровождал наемника, ни птиц, ни зверей, только вой ветра среди заснеженных обломков скал и величественных вершин.

Постепенно становился все громче шум падающей воды, так и есть, боссонец набрел на горное озеро, в которое срывался с высоких круч небольшой водопад. Плотно перекусив и напившись ледяной воды Ангир в очередной раз сверился с картой. Это на равнине все просто, не заблудишься, даже если захочешь. А в горах отошел на двести ярдов и местность уже не узнать.

К вечеру постепенно начало срывать снег, ветер усилился, все небо заволокло темными серыми тучами. Наступала вьюга. Ангир похвалили себя за предусмотрительность, когда загодя успел наломать сухих веток с чахлых и низкорослых деревьев.

Шатер остался внизу, у подножья неприветливых гор, и к ночи нужно было успеть подготовиться. Боссонец нашел возле громадного валуна наметенный сугроб и за пару часов выкопал в нем достаточно большую «берлогу» для ночевки. Ангиру пришлось потрать немало времени что вырыть в норе таким образом, чтобы пол убежища был выше входного лаза, благодаря внутренней ступеньке. Конечно, пришлось угробить времени едва ли не вдвое больше, если бы он рыл просто нишу, но зато теперь теплый воздух собирался под самым сводчатым потолком.

Завершал строительство импровизированного жилья ассассин уже под сумасшедшее дуновение холодного ветра и натиск снега. Ангир пробил ножнами меча в потолке своего убежища отверстие для дыма, закрыл входной лаз большой глыбой снега и развел костерок. Раньше ему не приходилось строить подобное «жилье», но в Гильдии давали знания не только как убивать и уходить от погони, но и как выжить. Оказалось в таком жилище может быть вполне тепло. «Никогда не думал, что подобные знания пригодятся, не зря едят свой хлеб учителя-гильдейцы». Снежные стены постепенно покрылись тонкой корочкой льда. На маленьком костре оленина разогревалась медленно, как и вода в бронзовой кружке, но боссонец сегодня уже никуда не спешил. Снаружи прорывался свист разошедшейся не на шутку вьюги, обрушившейся на горы и тщетно пытавшейся пробиться через толщу снега к человеку. Достав из мешка заветную фляжку с пивом, боссонец устроил себе маленький праздник. Поджаренное мясо, крепкое пиво, румяные лепешки и грибы позволили неплохо скоротать вечер.

Боссонец постелил на снег свой плащ, сверху укрылся почти невесомым, но на редкость теплым одеялом. Сон все еще не шел к нему и, жуя сухие фрукты, он думал. Разуметься не о том, что он один, почти на сотни миль вокруг, и его жизнь зависит только от него самого. Ангир давно привык к этому. Привык выверять каждый шаг и любое движение, привык быть настороже и сидеть в засаде часами. Он думал о том, что в очередной раз, смог оценить знания, которые ему подарила Гильдия. Цивилизованные люди большей частью утратили их, какому купцу придет в голову, что можно с комфортом переночевать в сугробе? Зато на далеком Севере любой человек запросто выживет в таких суровых условиях. Теряет цивилизованный человек хватку, быстро привыкает к хорошему — к тому, что вокруг него всегда каменные стены и стража, теплый дом и нормальная еда. Работа боссонца обеспечивала всем вышеперечисленным, но Главы Черной Гильдии слишком хорошо понимали это искушение покоем, потому регулярно и ездили асассины из одной страны в другую, чтобы не засиживаться. В той же Бритунии иногда гильдейцы просто отправлялись на северную границу, в почти неприметные землянки и пещеры, чтобы растрясти жирок. Именно там боссонец научился лазить по скалам и есть сырую козлятину, и кто бы мог подумать, но это ему пригодилось и не раз…

«Окажусь в Пайрогии, обязательно куплю бутыль белого стигийского вина Ральфу-учителю» — дал зарок боссонец.

И тут же погрузился в сон, под свист разбушевавшегося ледяного ветра.

Утром его разбудили чьи-то голоса. Стараясь не шуметь, Ангир вытянул нож и осторожно проковырял стенку снежного укрытия.

Так и есть, небольшой караван. Семеро низкорослых коренастых людей, и десяток дрожащих рабов в лохмотьях… Вот это-то и странно, киммерийцы рабов никогда не держали, ванирам и асирам хватало обычно захваченных в плен. И уж точно бы ни те, ни другие не стали бы специально покупать рабов.

Небольшой караван проследовал и исчез, боссонец наскоро перекусил уже изрядно надоевшей олениной и, выпив ягодный отвар выдвинулся в путь. Тропу, по которой он шел накануне, замело, и лезть по сугробам совсем не хотелось, зато протоптанная дорожка в снегу вела именно на север. Да и загадка с рабами все еще занимала внимание Ангира. Ухмыльнувшись своим мыслям, он направился следом за ушедшими.

Через пару часов вдруг запахло дымом, боссонец, как обычно сделал крюк, влез на небольшой скалистый пригорок и осторожно выглянул. Так и есть деревня: два десятка домов, частокол вокруг них, собак почему-то не слышно. Но тем лучше. За деревней виднелся черный зев пещеры, по размерам отнюдь не меньше Южных ворот Бельверуса. Но что-то все равно не давало покоя боссонцу, что-то не так было во всем этом. Зачем рабы обычным крестьянам? Странные дома опять же, таких ни в Немедии, да и в других странах Хайборийского материка видеть не приходилось. Двускатные крыши домов опирались прямо на землю…

Подобравшись поближе, боссонец удивленно присмотрелся к частоколу. На каждом столбе торчал человеческий череп. «Мда… с такими не договоришься» — разочарованно подумал Ангир. Внезапно что-то гулко бухнуло, наемник присел, в руках оказалось два клинка. Вот еще раз бухнуло. Со своего места он увидел, как местные жители потянулись к пещере.

«Отлично, сейчас поглядим, что тут у них из жратвы есть» — и, натянув полумаску, перепрыгнул с валуна частокол, приземлившись на утоптанный снег. Сжимая засапожный кинжал, он крадучись открыл дверь ближайшего дома — скудная обстановка, костровище на полу, шкуры вокруг, на стенах нехитрый скарб, несколько грубо сколоченных кроватей и стульев и верх местного плотницкого искусства — невообразимо кривой стол, с камнем под отломанной ножкой.

«А это уже интереснее, сундук». Пошарив по карманам на поясе, боссонец нашел отмычку. До профессиональных взломщиков Ангиру было конечно далеко, но вскрыть нехитрый замок умений вполне хватало. «Так, сейчас разберемся, что тут есть» и принялся орудовать в замке, наконец, он щелкнул. Пара караваев хлеба, пяток сушеных рыбин, десятка два каких-то синих грибов, даже на вид мерзких, и отличный кусок жареного мяса, завернутый в тряпицу. «Еще бы пиво найти, вообще бы цены этой деревеньке не было!»

Но дальнейшие поиски не оправдали надежд ассасина, только в наиболее богатом доме, который мог похвастаться подобием плохо сложенного камина, и криво сколоченного стола боссонцу повезло. В закрытом на замок сундуке обнаружилась запечатанная бутыль с белым зингарским крепким вином, да узкий деревянный ларец, десяти дюймов длиной, замотанный в обрывок шкуры. Ларец боссонца тотчас же заинтересовал, и он его тщательно осмотрел на предмет возможных ловушек, например тонкой иглы с ядом. Точно не местная работа, да и древесины такой встречать не приходилось, матового черного цвета, с красными прожилками. Затейливый орнамент почти наполовину стерся, свидетельствуя о том, что ларцу пришлось многое пережить, но узор все еще оставался хорошо различимым.

«Интересная вещица. Правда, резьба на любителя, красивая, но словно какая-то иная. Это сколько лет на черном лотосе сидеть надо, чтобы такое существо в голову пришло?» Палец боссонца потер узор на древесине. «Вот это наверно башка, вот это — крылья, а это не иначе как щупальца. Но, похоже, никаких опасностей вроде отравленной иглы тут нет. Если там пусто, так прихвачу хоть на память эту безделушку».

Приняв решение не возвращать на место диковинную вещицу, боссонец запер сундук и выскользнул из странного дома. Все так же внимательно смотря по сторонам и неслышно передвигаясь, он укрылся за стволом ели, на окраине донельзя странной деревеньки и осторожно открыл крышку. Глаза Ангира изучали содержимое. Свиток. Тонкий материал, одновременно похожий и на папирус и на тонко выделанную кожу, был скатан в трубку и перевязан шелковой тесьмой.

Боссонец развернул желтоватый свиток, выглядевший не слишком древним, но и написанном точно не в этом столетии. С трудом разбирая тонкий паучий почерк, Ангир едва понимая одно слово из трех вчитался в текст, обильно украшенный рисунками, причем крайне отвратительного содержания.

То, что это копия с более древнего документа асасин понял почти сразу. В свитке шла речь шла о каком-то забытом божестве, которому поклонялись в ныне исчезнувших странах, встретив упоминание об Атлантиде, Ангир и вовсе скривился. Вспомнив сразу дедулю-Учителя из немедийской Черной Гильдии. Один раз он с ним напился, и дедок, встретив в лице Ангира благодарного слушателя, решил поведать о некоторых книгах своей коллекции.

Сначала он рассказывал совершенно дикие истории о живших якобы давным-давно, даже до того как Атлантида погрузилась на дно, Древнейших Богах. После того как они допили четвертую бутыль с белым вином, Ангир услышал леденящие кровь рассказы о Городе на дне океана, и его чудовищном хозяине, который пребывает во сне. Потом изрядно напившийся старичок вытащил свой личный запас пойла, и на восьмой бутыли поведал о божестве по имени Хастур, о культах людей, поклоняющихся ему, о тошнотворных обрядах, творимых во мраке таинственных капищ. Жрецы этого бога без устали приносили своему ныне забытому божеству кровавые жертвы, сдирая заживо кожу и переламывая кости, вырывая внутренности и расчленяя, сажая на кол и скармливая души безвестным тварям, выползающим из Бездны. Потом Ангир услышал об Азазоте, и о еще более отвратительных обрядах посвященных ему, чего стоило только пожирание мозга не родившего ребенка, вытащенного из живота матери.

Кровь людей на древних алтарях не успевала высыхать, крики боли не смолкали под сводами мрачных храмов, сложенных из человеческих костей, от жертвенных костров вздымался в небо черный, тошнотворный дым… В награду Древнейшие якобы даровали неведомые силы, о которых могли только мечтать даже лучшие маги нынешнего времени.

Дедок на полном серьезе пытался уверить, что подобные культы все еще существуют, например культ Темного Аримана, не того что как-то связан с Ормаздом, а другого, который вгонял в дрожь уже в то время, когда предки людей скакали по деревьям и орали как обезьяны.

О чем рассказывал старичок после этого, боссонец помнил смутно, то ли о степи на окраине Гиркании, то ли о городах посреди пустыни. Последняя, одиннадцатая бутылка была точно лишней, и подробностей Ангир уже не помнил.

Ассасин вложил свиток в ларец, обернул тщательно кожей и уложил в свой мешок.

«Какие-то люди здесь странные, ни охраны, ни сторожей, один частокол, да и тот — не преграда, для меня, правда. Да и свиток еще тот». Барабаны ни на секунду не замолкали, и Ангир уступив любопытству, подошел к пещере ближе. Сначала ему показалось, что вход занавешен веревками, при ближайшем рассмотрении это оказались высушенные внутренности, очень может быть людей. «Чем дальше, тем интереснее…»

Тоннель вел все дальше в глубь горы, все ближе к гулким тамтамам. Боссонец скинул капюшон с головы, связал волосы в хвост, и вытащил пару метательных ножей. Маленькими перебежками, чутко прислушиваясь, он переместился до скального карниза. У Ангира захватило дух при виде того, что творилось внизу.

Вокруг странного бассейна в диаметре ярдов двадцати, с торчащими из воды каменными лепестками собралась примерно полторы сотни человек. Стены вокруг пещеры были изрисованы одним и тем же символом, семилучевой звездой переплетенной с кругом. «Вот и познакомились…» подумал Ангир, ощущая странную смесь злости и радости.

Несколько человек в одинаковых длинных робах, наверное, жрецы привязывали рабов к этим самым лепесткам. Боссонец неосознанно сосчитал их — оказалось семь штук, как и на символе. Рабы орали не переставая, но видимо собравшиеся к такому повороту дел были привычны и не обращали ни малейшего внимания. Еще десятка три рабов были загнаны в деревянную клетку поодаль от бассейна. Перед каменным изваянием какого-то идола горел огромный костер, синие языки пламени словно жили своей жизнью.

Наконец верховный жрец властно махнул рукой, и толпа замолчала. Он поднял над головой гриб, который так не понравился боссонцу в чужом сундуке и с нескрываемым удовольствием стал его жевать. Толпа через миг разразился шумным чавканьем, Ангир с отвращением наблюдал за действом…

Громкий голос жреца эхом уходил наверх и ассасин слышал каждое слово.

— Внемлите мне о братья! Я разговаривал с Тем Кто из Вне. Осталось подождать совсем немного и Он снова возродится, дабы вернуть старые времена! Близок день Возвращения, когда распахнуться запечатанные Врата!

Дальше шли слова на каком-то древнем языке и, как Ангир не вслушивался ничего внятного не смог разобрать. Но непонятные слова не помешали боссонцу почувствовать радость в голосе говорившего. Закончив свою речь пронзительным «касс-маа-зан Йог-Сотот!» жрец окунул худые руки в воду.

«Интересно, это только из-за грибов? Или они на самом деле стадо фанатичных баранов?» проскочила мысль в голове ассасина.

К верховному жрецу подтащили упирающегося раба и придавили к земле. Белки вытаращившихся глаз у того, были видны даже боссонцу со скального карниза. Наслаждаясь ужасом, жрец помедлил и вонзил ладонь в живот бедолаги, затем одним рывком вытащил связку скользких внутренностей и кинул их в бассейн, черная вода поглотила их без всплеска.

Наступила тишина, только звук судорожно бьющихся пяток агонизирующего раба изредка нарушал ее. Все люди внизу явно чего-то ждали.

Вдруг под Ангиром содрогнулась скала, еще раз. Боссонец проверил путь к отступлению. Оглянувшись назад на озеро, он уже не мог отвести взгляд — из воды поднималось нечто огромное, сотни склизких щупалец скользили по воде, десятки отвратительных безглазых голов с острыми клыками искали своих жертв. Огромное создание (язык не поворачивался назвать его существом) едва умещалось в бассейне, причем как подозревал ассасин большая часть этой твари все еще где-то под водой.

Рука боссонца сама собой нашла в небольшом кармашке на плаще маленькую серебряную фляжку с крепким вином и поднесла ко рту. Не отрываясь, он выпил три глотка.

Это Нечто уже вовсю терзало привязанных рабов, клочья кожи, внутренностей летели на собравшуюся толпу. Причем в этом демоническом обряде участвовали дети и старики, мужчины и женщины, все дергались как куклы, только в им ведомом безумном ритме. Повинуюсь жесту жреца, в костер подлили масла, и через минуту связанных рабов уже положили на раскаленные угли. Смрад и дикие крики заполнили все пространство пещеры…

Рабов рвали на куски руками жители деревни и запихивали с невообразимой жадностью куски человеческой плоти в рот.

Ангир выбрался из пещеры, постоял в тени, пока глаза привыкнут к яркому свету и, обнаружив, что заветная фляжка пуста, засунул ее назад в карман плаща.

«Нергал! А ведь прав был старик-Учитель! Живы еще люди, поклоняющиеся Древнейшим. Пожалуй, свиток продавать не стану. Может дома на стенку повешу, в рамку из самого дорогого дерева, а может еще что придумаю…. Не каждый день таких тварей все-таки вижу».

Глаза уже достаточно привыкли к яркому солнечному дню, и Ангир вышел под лучи Солнца. Сейчас уже и не верилось, что где-то в нескольких сотнях ярдов отсюда живет какая-то тварь, которую и описать-то сложно.

«За мной должок» — едва слышно прошипел боссонец в сторону зева пещеры и вытащил из складок плаща небольшую склянку с желтоватым порошком — вендийским ядом. Подошел к колодцу, сковырнул пробку метательным ножом и бросил сосуд в колодец.

Составы таких зелий знают только мастера ядов, но Ангир, как и всякий ассассин был наслышан о некоторых основных компонентах: плесень из болот Камбуи, испарина с кхитайских лягушек, некоторые внутренние органы животных и почти наверняка какие-то грибы… Но сейчас ему было важнее действие этого яда, сначала паралич, потом медленное угасание в муках. Не то чтобы его заботили растерзанные рабы, он в Стигии насмотрелся на еженощные жертвоприношения Сэту, но за гибель жеребца он должен был отплатить.

Через несколько минут боссонец уже был за пределами частокола. Он разгреб ногой снег, развязал мешок с припасами, кинул в снежную ямку и каравай хлеба, и жареное мясо. Хлеб можно было бы, и оставить, но что-то есть приготовленное руками людоедов совершенно не хотелось. Боссонец загреб ногой снег назад.

Ангир посмотрел на солнце и, выбрав направление, продолжил путь на Север.

Глава XI

Уже пошли пятые сутки с тех пор как немедийский палач пересек границу Немедии и Пограничья. Дорога была совершенно убитая и местами даже превращалась просто в широкую тропу. Пару раз пришлось преодолевать мелкие речушки вброд, так как мосты были разрушены, причем явно уже не первый десяток лет, Нет в стране сильной власти, потому такое и творится. Несколько раз встречались поля на месте вырубок леса, но видимо что-то заставило хозяев бросить свои наделы и убраться. Только сорняки теперь вольготно располагались на возделанной когда-то земле.

Близость зимы сказалась на оживленности дороги, а точнее на ее полном отсутствии. Хотя здесь и летом сложно встретить попутчика.

«Это еще я еду по более-менее людным местам. Дальше на сервер и дорог нет. А поспеть к Бен Моргу нужно точно в срок».

Путник подмигнул мордочке нахального хорька, который, ничуть не боясь, вылез из дупла сосны посмотреть на проезжающего путника. «Вот кому в жизни мало надо, только теплую шубу, пару мышей, да логово где-нибудь в дупле или норе…»

До вечера было еще далеко, но сегодня немедиец решил разбить лагерь пораньше и всласть наконец выспаться. Ночевать возле дороги было верхом глупости и потому палач найдя подходящую тропинку повернул лошадь в чащобу. Через сотню ярдов немедиец остановился. «Вон под той сосной и заночую». Нинус занялся привычной рутиной: наломал веток, разжег костер и занялся приготовлением жратвы.

Внезапно под раскидистой сосной обьявилась довольно симпатичная женщина. Лет двадцати пяти — тридцати, черные волосы, обычная охотничья одежда из кожи и замши, фигурой не обделена, красивое личико и огромные синие глаза. На поясе легкий, короткий меч. Впрочем, в такой чащобе длинный и ни к чему.

— Заблудился, путник?

Палач ухмыльнулся:

— Да не сказал бы.

Незнакомка подошла к костру и протянула к пламени руки. Нинус протянул ей фляжку с вином. Женщина сделала несколько хороших глотков, и вернула сосуд.

— Ночевать здесь собрался?

— Да, была такая мысль. Угощайся, — палач кивнул на разложенную еду.

— Я — Релмина, — представилась незнакомка.

— Нинус, — представился немедиец.

Синеглазая кивнула и ухватила здоровый кусок вяленого мяса, с которым расправилась буквально за пару минут.

— Спасибо, путник. Теперь моя очередь проявить гостеприимство, мой дом тут неподалеку. Или предпочитаешь спать на холоде в компании своего топора? Релмина посмотрела на палача через ресницы.

Нинус ненадолго задумался, и пристально посмотрел на синеглазую. «Не хватает видно ей мужского общества в этой глухомани. Хотя с другой стороны поспать в тепле совсем бы не помешало. Надоело все время на земле, да на снегу дрыхнуть. Но вообще не мешало бы держать ухо востро».

— Ладно. Ну, показывай дорогу.

Немедиец свернул лагерь, и повел лошадь следом за синеглазой, которая решительно зашагала вглубь заснеженного леса.

Они прошли примерно милю, деревья неожиданно расступились и на небольшой проплешине, свободной от деревьев Нинус узрел остатки большого деревянного дома, огороженного полуразвалившимся частоколом. Вот такие здесь «дома» разочарованно подумал Нинус. Впрочем, было бы странно ожидать здесь что-то подобное Бельверусской Цитадели. Подъехав ближе, он убедился в своих худших предположениях. Крыши почти нет, стены из толстых бревен носят следы огня, прямо возле входа красуется выбеленный солнцем череп человека…

Нинус осторожно провел лошадь к какому-никакому укрытию, образованному упавшими балками крыши и относительно целой стеной. Накрыл лошадь попоной, и насыпал ей овса.

— Теперь куда?

— Давай за мной.

Релмина подошла к провалу в земле и спустилась по лестнице вниз.

«Футов двадцать не меньше» отметил про себя немедиец. Снял шлем и, наклонившись, нащупал ногой первую перекладину, и с опаской перенес на эту ногу свой вес. «Вроде держит…» и стал не спеша спускаться. Не успел он поставить ногу на предпоследнюю ступеньку, как на его затылок обрушился удар и, он провалился в беспамятство.

Очнулся он на полу, покрытом вонючей и подгнившей от сырости соломой. Руки были связаны. В затылке будто устроился небольшой цех медников, боль начинала пульсировать именно оттуда, волнами охватывая все тело.

«Вот так и снимай шлем…»

Возня Нинуса не осталась незамеченной.

— Релмина, он очнулся!

Нинус не спеша осматривался: несомненно, он был все еще на дне подвала разрушенного свинарника, который почему-то местные именуют «домом». Сами местные здесь же рядом — дюжина женщин, с возрастом от двадцати до сорока лет. Почти все как на подбор крепкие и жилистые, не обремененные лишними доспехами, да и моралью тоже, как впрочем, и надлежит быть разбойницам.

— Вот уже в который раз удивляюсь, сколько мужиков лезет в капкан, стоит только похлопать ресницами с загадочным видом — глаза Релмины довольно сверкали.

Нинус наконец пришел в себя с интересом огляделся, из одежды ему оставили штаны и сапоги, уже неплохо. Руки заведены за спину и связаны за столбом. Что там дальше? Сырые стены, кое-где висят шкуры, в дальнем конце угадывалась значительная гора награбленного. Правда, как и подобает женщинам, угадывался порядок, ткани лежали к тканям, меха к мехам. У другого края виднелась лестница с валявшейся неподалеку оглоблей, виновницей его беспамятства. Неподалеку от лестницы сложен очаг, чтобы дым вытягивало как раз через лаз в потолке. Возле яркого рыжего пламени и расположились остальные разбойницы.

«Вот тебе и согрелся…» — зло подумал Нинус.

— Эх, развлечений никаких у нас давно не было, — вздохнула Релмина. Хотя… тащите сюда Эольва!

С хохотом и усмешками разбойницы притянули за связанные руки изможденного человека. Весь в синяках настолько, что его можно принять за кушита, Эольв занял место возле другого столба, причем, если бы не путы он бы давно уже упал.

Релмина подошла к изможденному с какой-то здоровой бабищей, шести с половиной футов ростом и плечами, которые больше впору кузнецу, да тощей девчонкой с жиденькими волосами и безумным блеском глаз.

Предводительница кивнула на бабищу:

— Это, Герт, и она ужасно не любит мужиков. В бытность ее рабыней хозяин отрезал ей язык.

Бритунийка открыла рот и продемонстрировала за рядом гнилых зубов жалкие остатки языка.

— А это ее дочь, Нати, — кивок на девчонку, — она просто всех ненавидит, кроме своих подруг, разумеется. Ну, как Герт, чем ты сегодня нас развеселишь?

Бритунийка покопалась в сундуке рядом со столбом и повернулась к Эольву. В могучей волосатой лапе был зажат обычный крестьянский нож, каких будет дюжина на три крестьянских дома. Грубо кованое лезвие, рукоять, обмотанная кожей — обычное орудие обычного крестьянина. Таким и веток нарубить можно, и рыбу почистить, да и чего уж там, в пьяной драке и внутренности выпустить случайному собутыльнику. Держа за шею Эольва, толстуха сделала ножом четыре разреза и поддев за край сорвала внушительный лоскут кожи с его груди. Тот зашелся в крике и спустя миг потерял сознание.

— Эй! — раздался повелительный возглас Релмины. — Не закрывайте обзор немедийцу, пусть все видит!

Как успел заметить Нинус, в глазах толстухи уже зажегся демонический огонек. Облив купца водой грабительницы привели его в чувство.

Тут же Нати притащила раскаленный кинжал, который лежал в очаге и приложила его к щеке Эольва. Тот снова душераздирающе заорал и вырубился. Герт схватив его за волосы, посмотрела пристально в лицо и покачала недовольного головой. Видимо уже полагая, что следующей пытки Эольв не переживет. Релмина недовольно скривилась:

— Ладно, кончайте его.

Бритунийка вооружившись громадной пилой, с помощью худосочной дочурки принялась пилить ногу Эольву. Ржавые зубья вгрызались в плоть поразительно быстро. Кровью было забрызгана и одежда «пытальщиц» и пол возле столба. Сумасшедшие бритунийки не успокоились, пока на месте купца не осталось просто шесть кусков кровоточащего мяса.

Синеглазая предводительница подошла к связанному палачу.

— А куда это ты, Нинус, ехал? Я так чувствую, здесь пахнет какой-то тайной. Наверно хочешь рассказать? А иначе, зачем тебя оставлять в живых? Сокровищ у тебя в мешке нет, не считать же сокровищем тот стеклянный булыжник из халцедона, что лежал у тебя в боковом кармане.

— Это мой талисман.

— Сильно он помог тебе. Да не дергайся, он так в кармане и лежит, ни одна уважающая себя женщина на себя такой камень не нацепит, безвкусица еще та, ни формы, ни огранки. Зато глядишь, да и повезет тебе со мной договориться.

Палач промолчал.

— Молчишь? Не будешь отвечать на вопросы, у тебя будет шанс, близко познакомится с Герт,

— Отвали к Нергалу, тварь, и шлюх своих тоже прихвати, — произнес Нинус.

Бритунийка коротко без замаха двинула левой ручищей Нинусу прямо с живот. Тот несколько секунда беспомощно ловил ртом воздух. Лишь через несколько минут он полностью пришел в себя.

«Проклятая толстуха бьет не слабее, чем лось копытом»

— Давай еще раз, Герт, — приказала Релмина.

В этот раз мужеподобная бабища отвесила еще один удар, но в этот раз Нинус успел напрячь мышцы и погасить часть удара.

— Места тут гиблые, — продолжила Релмина, — тебя здесь никто даже искать не станет. Поговаривают, недавно исчезло несколько селений возле Киммерийских гор. Так до сих пор ни одного человека не нашли. Хотя нет, одного нашли, но он совершенно спятил, рассказывал такие вещи, что и вообразить трудно, даже с похмела. Нес какой-то бред о каком-то племени в Киммерийских горх, якобы они там все поголовно чуть ли не на одной человечине и живут, а уж кому моляться и подумать то страшно.

Ну да ладно, так вот несговорчивый ты наш, это Герт пока с тобой развлекается. Это ты ее в ярости не видел…

«Ну, ее и несет!», — подумал Нинус. — «Триста слов в минуту и все про разное… Ладно, пора сделать вид что я осознал весь ужас положения».

— К князю Клотиру, — выдавил из себя палач.

— Да его прирезали три месяца назад!

— Нергал! — весьма правдоподобно выругался немедиец.

— Что за дела у тебя с Клотиром?

— Мне мой мозг говорит, что для такого дела у тебя и твоих сошек кишка тонковата будет

— Да неужели? А у тебя есть выбор? Мы все еще можем прийти к соглашению.

— Рудник, — буркнул нехотя Нинус.

— Какой рудник?

Немедиец что-то неразборчиво пробурчал.

— Чего ты там шепчешь?

Заинтересованная Релмина придвинулась к палачу ближе.

«Не умеете людей вязать, никак не умеете. Таким канатам место на корабле…». От веревок палач избавился через десять минут, после того как пришел в себя и лишь выжидал удобного момента. Едва синеглазая наклонилась палач ухватил ее одной рукой за горло, другой — выхватил из ножен на поясе Релмины нож, который тут же уперся ей в шею.

Релмина было дернулась, но острый укол остановил ее сразу. Теплая струйка крови поползла вниз. Разбойницы тут же заподозрили неладное, но было уже поздно.

— Так, все легли на пол, кроме Герт.

Понадобилось еще раз чувствительно кольнуть предводительницу, чтобы вся шайка подчинилась.

— Герт, будь так добра, отвяжи моток веревки от моего мешка и принимайся вязать руки своим подругам.

Под чутким руководством Нинуса толстуха надежно спеленала всех разбойниц.

— Теперь ты Релмина, свяжешь Герт.

Через минуту толстуха оказалась возле того самого столба, где стоял совсем недавно сам Нинус.

— И что дальше? — зашипела синеглазая предводительница.

Вместо ответа палач саданул ей по затылку локтем и потерявшая сознание Релмина свалилась на пол.

Нинус довольно осмотрел результат своих дел — вся шайка было надежно спелената и упакована. Дожидаясь пока Релмина придет в себя, он посмотрел, что из награбленного может пригодиться. Ткани, меха, зерно, кувшины с вином, по всей вероятности Релмина не шутила, когда говорила, что они тут уже давно орудуют.

Палач проверил карман, камень на самом деле оказался на месте. Наконец раздался стон приходящей в себя синеглазой предводительницы разбойниц.

Нинус присел над Релминой, в одной руке держа кувшин с вином, в другой хороший кусок сыра.

— Привет крошка, соскучилась? — с набитым ртом поприветствовал немедиец Релмину.

Синие глаза яростно засверкали.

— Ах, ты скотина, да только освободи мне руки, и я тебя всего на куски изрублю…

— Теперь моя очередь, сладкая, — и ухмыльнулся самой мерзкой из улыбок и заткнул ей рот грязной тряпкой, подобранной здесь же.

— Меня все внимательно слушают? А ты?

Нинус повернулся к привязанной к столбу Герт, уже лишенной одежды. Впрочем, ее нагота немедийца ничуть не возбуждала, скорее даже, наоборот — от такой бесформенной туши мог возбудиться наверно только каторжник не видевший женщин лет пятьдесят…

— Наверно полагаешь себя очень опытной в деле палачества? Я тебе покажу как надо! Погоди-ка, по-моему, еще не все очнулись.

Нинус закатил мощную оплеуху Нати, приводя ее в чувство.

— Очнись мразь, ты мне в сознании нужна.

Девчонка клацнула зубами, пытаясь достать до горла немедийца. Тот легко уклонился и, засмеявшись, отвесил вторую оплеуху:

— Эх ты, жаба страхолюдная, даже этого не можешь, смотри, как пытать надо!

Нинус ухватил раскаленный уголек из костра щипцами, и засунул его в ухо Нати. Та заверещала совсем так, как недавно Эольв.

— Что не по нраву? А вот так?

Палач выхватил ветку из костра и подпалил спутанные волосы девчонки. Лохмы мигом сгорели, и в воздухе повис противный горелый запах.

— Ладно, оклемаешься, я продолжу. Эй, жирная! Как там тебя, ээ… Герт! Я вот думаю, ты просто позоришь это искусство! Ну, кто так кожу снимает? Человеческая кожа требует особого подхода, это ж тебе не баран. Вот смотри…

И Нинус принялся со всем тщанием надрезать кожу в нужных местах, толстуха лишь громко мычала.

— Вот как надо, тут, тут и тут. Снять кожу с груди сможет и деревенский дурачок на подхвате у скорняка. А вот это я называю искусством!

И подцепив надрезанный край на животе, принялся с натугой сдирать кожу с толстухи.

Со стороны Нати и связанных разбойниц раздался крик ужаса.

Палач встряхнул снятую кожу.

— Кому там не нравится? Сейчас новую сделаю, материала тут у вас хоть отбавляй, можно нехило приодеться, ну там камзол или колет сварганить… Хотя по-моему безрукавка очень неплохая вышла, ни одного шва! Только продубить надо. Я обычно советую на десять фунтов кожи три фунта дубовой коры, это в первые две седмицы, а потом как обычно…

После полной выделки можно носить хоть по праздникам, хоть по будням. Но наверно в Храм Митры в такой одежде наверно лучше не ходить, неправильно поймут, или коситься будут. Так вот, толстая, если хочешь доставить боль нуж…

— Остановись негодяй сколько можно! — раздался яростный крик Релмины, выплюнувшей кляп. Забирай свое барахло и проваливай отсюда!

— Ну, зачем же проваливай, мне у вас дико понравилось. Давно такого гостеприимства не встречал. А теперь помолчи, и до тебя разговор дойдет.

— Толстая, ты меня еще слышишь? Так вот для боли достаточно теперь тебя посыпать солью. Вот так. Хотя лучший результат дают муравьи. Ну да я думаю, ты привередничать не станешь.

Рука Нинуса нырнула мешочек с солью, найденный среди кучи награбленного и обильно обсыпала Герт. Ее глаза вылезли из орбит, она завопила. Рот без языка открывался как у рыбы, выброшенной на берег.

— Вот что такое боль. Ладно. Кто там следующий?

Связанные грабительницы, всего час назад потешавшиеся над изуродованным трупом купца в страхе старались забиться как можно дальше. Глаза Нинуса радостно сверкнули.

— Сэт и его змееныши! Я про свой топор забыл!

Обрадованный Нинус оглядел подвал в поисках колоды или пня, наконец, искомое было найдено, причем в характерных бурых разводах от неоднозначного употребления.

Заломив руки Нати, палач поволок ее к пню, придавил ее ногой и сноровисто махнул топором. Худосочные ноги обезглавленного тела судорожно застучали по полу.

Немедиец ногой отодвинул дергающееся тело и, взяв голову за ухо, положил ее прямо возле ног предводительницы.

Нинус работал как механизм, четко и без спешки, через двадцать минут возле пня громоздилась небольшая горка обезглавленных трупов, а вокруг Релмины были выложены полукругом головы ее товарок.

— Печень Нергала, аж вспотел! Ах да, чуть не забыл, Герт.

Толстуха так и стояла вытаращив глаза и оскалив гнилые зубы. Нинус ухватил ее за волосы, запрокидывая голову и рубанул топором.

— Вот теперь вся шайка в сборе!

И положил рядом с Релминой отрубленную голову бритунийки.

— Что ты собираешься сделать со мной? Произнесла безжизненно Релмина. Изнасилуешь, а потом снимешь кожу?

Нинус зашелся от хохота:

— Нет, крошка, пожалуй, наоборот.

Синие глазищи и так казавшиеся огромными стали еще больше.

— И не надейся, это слишком легкая смерть. Я тебя оставлю тут.

На лице Релмины забрезжила надежда, и она, поколебавшись, спросила:

— Рудник на самом деле был?

Палач жизнерадостно засмеялся и прошелся по подвалу, поливая маслом и поджигая все мало-мальски ценное. Под конец собрал в кучу у лестницы: остатки гнилой мебели, шелка, меха, кувшины, бочки, сверху всего этого он разлил масло для факелов. Затем нацепил свой доспех, забрал мешок с пожитками, сундучок и вылез по лестнице наружу. Лошадь стояла там, где он оставил, и была в полном порядке.

С помощью трута и кремня он разжег огонь и бросил промасленную ткань вниз. Яркое пламя принялось пожирать наваленную кучу барахла, постепенно ползя вверх по лестнице…

Немедиец дождался, пока лестница обрушилась, и перекрыл лаз несколькими обломками бревен.

«Ну и дура же Релмина. Нашла чему радоваться. Лестницы нет, еды тоже. Через пару дней будет, есть лягушек, а через неделю так, пожалуй, и своих прокисших подружек будет грызть с голодухи. Хотя возможно еще раньше сойдет с ума. Сэт с ней, надо выбираться на дорогу».

Глава XII

На прощанье, Авлий Лют Веракс дал Шанго, не бывавшему еще в этих землях, пару советов, кое-чем снабдил и кое о чем предупредил. Последнее касалось того, какой путь в Тарантию лучше избрать.

— Недалеко от того места, где кончаются владения моего рода, (ты поймешь где это по межевому столбу), — начал Авлий, — дорога раздваивается. Оба пути в итоге ведут в столицу. Однако выбирать по какому из них лучше поехать надо с умом.

— В чем же сложность? — спросил Шанго. — Та, что короче — всегда лучше! Или, — он улыбнулся, — обе дороги одинаковой длины?

— Нет. Одна из них действительно короче.

— Так в чем же дело? Она принадлежит какому-то весьма негостеприимному дворянину? Я думаю, — чернокожий улыбнулся еще шире, — мы сумеем договориться!

— Не в этом дело, — отмахнулся Веркас. — Короткая дорога ведет через Старый Лес. А о нем ходит дурная слава. Там часто пропадали люди, поэтому тропой, ведущей через него, перестали пользоваться. И местные и караваны предпочитают использовать длинную, более широкую дорогу. На ней и постоялый двор есть. Отмечу — весьма хороший. Ты, как я понял, комфорта особого не ищешь, поэтому подумал, что когда наткнешься на межевой столб с указателем, можешь вместо прохоженного тракта выбрать путь через лес.

— Знаешь, — проговорил скептически Шанго, — твоя история напоминает мне сказки, что мои родители рассказывали мне на ночь. «Направо пойдешь — лев нападет, налево пойдешь — в яму провалишься».

— Я так и знал, что ты не поверишь, — фыркнул Веракс. — Я и сам-то не особо верю этим россказням — пару раз пересекал лес и ничего ужасного не видел. Но я был не один, а с товарищами. Однако полной уверенности нет ни в чем, поэтому считал своим долгом предупредить тебя о возможной опасности.

— Ладно, — кивнул негр. — Спасибо. Я подумаю, когда доберусь.

Переменчивая погода Аквилонии сделала путь довольно тяжелым даже для самой выносливой лошади из тех, что могли предоставить конюшни графа Донатоса. Дорога размякла в низинах, а на местах повыше была довольно скользкой из-за гололедицы. Поэтому иногда Шанго двигался настолько медленно, что его продвижение к цели трудно было назвать путешествием. Когда Шанго наконец подъехал к развилке, уже начинало темнеть, а со свинцового неба посыпался редкий снег.

Поморщившись от промозглого ветра, обжегшего его своим мимолетным дыханием, наемник соскочил на землю. Несмотря на то, что в этих широтах Шанго был не новичком, он, как сын юга, к таким условиям все еще никак не мог привыкнуть. Чернокожий провел пальцем под носом, а затем повнимательнее посмотрел на перекресток. Все оказалось так, как рассказывал Веракс. Направо вела широкая, протоптанная тысячами ног, копыт и колес, дорога. Путь же прямо был почти уничтожен временем — где-то он зарос травой, где-то занесен грязью. Только неясная, обрывистая тень былой дороги, подобно тонкой нити вела к черной стене деревьев. До этого момента предупреждение аквилонского нобиля казалось несерьезным, даже смешным по сравнению с жарким желанием побыстрее добраться до цели. Сейчас же, когда Шанго увидел неприветливые подступы к мрачному лесу, ему стало как-то не по себе. Уже отсюда было понятно, что Лес какой-то странный. Стояла ранняя зима, однако листья на деревьях все еще не опали и даже не пожелтели. Они были зелеными и обильно украшали ветви, правда зелень эта была какого-то сероватого оттенка. Выпавший снег осел на растительности, но даже он, казалось, не беспокоил покой древесных крон. Было еще кое-что, доставляющее беспокойство в отнюдь не суеверную душу Шанго, но что конкретно его так волновало, он никак не мог определить.

Обругав самого себя за сомнения и неясные страхи, наемник оседлал коня и направил его в сторону леса. Уже часа через четыре он намеревался быть в Тарантии и никому не собирался позволить задержать его. Вступая под полог леса, Шанго взглянул на своего коня, ожидая его возможной реакции — животные более чувствительны, чем человек к вещам, что недоступны взгляду. Однако лошадь весело трусила по заросшей тропе, и казалось, даже холодная погода ее не слишком беспокоила. Пожав плечами, негр отогнал всякие посторонние мысли и сосредоточился на дороге впереди.

Листва скрыла даже остатки того света, что пробивался через мутное небо, поэтому путь надо было преодолевать тщательнее. Все говорило о том, что скоро вообще должна была настать полная тьма. Шанго достал из седельного мешка факел и приготовился его зажечь.

Через некоторое время действительно стало темнее, однако, ненадолго. Логика подсказывала, что, скорее всего, это глаза привыкли к такому освещению, однако Шанго не покидало ощущение, что лес что-то освещает. Что возможно светятся сами деревья. Еле заметным призрачным светом. Подтвердить он этого никак не мог — пристальный взгляд на окружающие объекты не находил ничего. Это вызывало беспокойство, тревогу. К этому неудобству добавилось тягучее, обволакивающее ощущение того, что на него кто-то смотрит. Со всех сторон. Чернокожий осмотрелся, но видны были лишь нескончаемые ряды деревьев и кажущиеся черными россыпи листьев. Он сжал зубы, комок подступил к его горлу.

Внезапно в затылок ударил порыв ледяного ветра и Шанго понял ту странность, что ранее лишь неясно ощущалась. Ветер не шевелил ни ветвей, ни листвы, да и сам не задерживался ими. Словно бурная река, прорывающаяся сквозь камни, поток воздуха проходил сквозь препятствия — не в состоянии ничего потревожить, нарушить покой. Сам ветер тоже был необычен. Казалось, что он пришел не извне леса, а порожден им. Отбросить такую мысль как надуманную, наемник уже не мог.

Он прикоснулся к шее коня, однако тот все еще был спокоен.

Ветер стих так же неожиданно, как и начался. Наступило безмолвие. Не было ни звука, ни шелеста, ни хруста сломанной ветки — ничего того, что должен издавать нормальный лес, наполненный живностью. Стояла полная тишина, нарушаемая только стуком копыт лошади. Шанго даже принялся считать шаги, чтобы отвлечься.

Вдруг возникло чувство, что стало еще тише, хотя казалось что это уже невозможно. Словно давление возникло в ушах, словно в них появилась перегородка, загораживающая внешний мир. Негр покрутил головой и почувствовал мимолетное прикосновение к своей руке. Холодное, скользкое. Как бывает, проскальзывает рыба по телу, когда ты плаваешь. Шанго судорожно огляделся, но увидел только деревья. Те же деревья.

Не в состоянии больше терпеть эту ледяную, непонятную, тягучую неопределенность, наемник как можно быстрее зажег факел и поднял его горячее пламя над собой. Свет горел всего несколько секунд, с огнем произошло что-то неясное — словно движение воздуха образовало призрачную пелену, словно пропал маленький кусочек действительности. И факел потух, как тухнет пламя свечи под пальцами человека. Лес издал первый звук — тихий шепот без внятных слов, ядовито-нежный и одновременно угрожающий.

Последующие попытки зажечь огонь, не привели ни к чему. Шанго прекратил бессмысленное занятие и убрал факел обратно в сумку. Положил руку на меч. Спустя несколько мгновений что-то изменилось. Кожа по всему телу начала зудеть, будто ее щекотали, а сразу за этим стал слышен тихий пронзительный свист. Звук все нарастал, и чернокожий, уже не в состоянии его выносить, зажал ладонями свои уши. Но это не помогло — назойливый, противный и болезненный свист проникал сквозь все преграды, и казалось, жалил прямо в мозг.

Тут звук стих и Шанго в облегчении убрал руки от ушей. И сразу же удар чудовищной, сокрушительной силы, пришедшийся по всей передней поверхности тела, вышиб его из седла. Чудом наемник упал на спину, ничего не серьезно повредив — на такой скорости сгруппироваться было просто невозможно. Чернокожий тут же собрался с силами и вскочил, обнажив меч. Но ничего не увидел. Буквально ничего — призрачный, еле видимый свет, ранее озарявший лес, исчез. Шанго окружала полная, обволакивающая тьма. И тишина.

Рукой, свободной от оружия он попытался найти ближайшее препятствие и наткнулся на ствол широкого дерева. Тут же к нему прижался и начал слушать окружающее ничто. Это «ничто» стало постепенно пробуждаться — шорохи, треск, скрип, скрежет, сначала редко, а потом со все более увеличивающейся частотой начали раздаваться со всех сторон. Скоро к этим звукам стали присоединяться вой, стоны, сдавленные крики, хохот, писк, рычание и еще тысяча различных голосов и звуков. Все чаще они повторялись, и все больше их становилось, постепенно порождая жуткую какофонию. И все ближе были они. Все громче звучали.

Упершись одной рукой в ствол дерева, а другую, с длинным клинком в ладони, выставив вперед, Шанго решил подороже продать свою жизнь, уничтожив столько порождений тьмы, сколько позволят его силы. Когда сонмы неведомых тварей, издававших эти ужасные звуки, казалось, подобрались практически вплотную к нему — один из криков раздался прямо около уха — все внезапно стихло. Так же внезапно вернулся приглушенный свет. Чернокожий воин обнаружил себя стоящим около заросшего пути, все еще прижавшимся к широкому дереву позади. Дорога, насколько было видно, бесконечно шла назад и вперед. Не было видно ни коня, ни его следов. Было непонятно, с какой стороны он приехал. Наемник решил двигаться в правую сторону от того места, где стоял. Точного направления к городу он, конечно уже не знал, но это было и не важно. На первом месте стояла задача выбраться из этого кошмарного Леса. Шанго медленно пошел вперед, слабо надеясь на то, что это демоническое место не изрыгнет из себя ничего больше.

Он сделал всего три шага, как внезапно прямо перед его носом раздался хлопок, будто лопнуло что-то огромное. Пространство везде, куда он ни бросал свой взгляд, зыбко волновалось, как водная гладь. Деревья же, ранее стоявшие словно каменные изваяния, начали шевелиться. Сами. Ветви и стволы, подобно змеям, изгибались, извивались, перекручивались, словно наполнившись черной, не принадлежащей этому миру жизнью.

Шанго недолго обращал внимание на это зрелище — так как снова почувствовал зуд, шевеление под своей кожей. Он принялся чесаться, но это не помогало, а наоборот усиливало свербеж, превращая его в боль. А потом, он с ужасом увидел, как изо всех пор его тела полезла черная трава. С приглушенным криком, превознемогая боль, он принялся вырывать ее с корнем. Клок за клоком кровавая трава покидала его тело.

Неожиданно что-то железной хваткой схватило его за руки. С удивлением он понял, что это ветви деревьев. Они словно толстые живые нити начали обвиваться вокруг его тела. Спеленали, охватили и обездвижили, а затем подняли его над землей. Внизу зашевелились какие-то твари — черные сгустки звероподобных существ. Они издавали вой и рычание и тянулись своими оскаленными пастями и мохнатыми лапами вверх, безуспешно пытаясь достать, дотянуться до плоти. А деревья стали передавать беспомощного наемника друг другу, унося куда-то вглубь леса. Шанго был не в состоянии ничего делать, кроме того, как смотреть вперед. Даже ощущение движения было странным — он видел как несущееся к нему действительность одновременно, и приближалась, и удалялась прочь.

Тошнотворное путешествие, наконец, закончилась. Шанго принесли к непонятному нечто. Никакого другого определения ему в голову не приходило — сплетенное, покрытое мраком, скопление свитых стволов, ветвей, лиан и листьев мрачно пульсировало, издавая шелестящие, склизкие звуки.

Конечности Шанго обхватили четыре ветви и растянули его, заставив распластаться в воздухе. Затем они поднесли его поближе к этому «нечто». В центре скопления раздвинулись ветви и оттуда начал проступать лик. Лик этот был неясным — одновременно похожим на человеческое лицо и вытянутую звериную морду. Что было ясно видно, так это ветвистые рога, похожие на оленьи или лосиные. И глаза. Черные блестящие, пронизывающие насквозь глаза. От лика веяло старостью, ветхостью, тысячелетней историей, что прошла мимо, сохранив и усилив. Шанго понял теперь, почему этот Лес был прозван Старым.

Затем лик заговорил. Голос был низким, не очень громким. Слова раздавались на непонятном языке. Но обладали они силой, вязким, гипнотическим, одурманивающим действием. Казалось, они проникают прямо в мозг, заставляя расслабиться, все забыть. Покориться. Последняя мысль частично сбросила чары своим полным диссонансом с мировоззрением черного воина. Сквозь застлавшую глаза пелену, наперекор волнами накатывающемуся безразличию, мешающему думать, он разглядел, что медленно приближается к лику, понял, что ему угрожает перспектива быть поглощенным, сожранным этой лесной сущностью. Причем не только его тело, но и сама душа находятся под угрозой.

Мысль эта мгновенно наполнила Шанго всепоглощающей, жгущей внутренности яростью, неудержимо стремящейся вырваться наружу. Откуда-то из глубины его сущности прорвалось звериное бешенство, смешалось с человеческим разумом и подавило его. Гневный, наполненный ненавистью крик, больше похожий на громогласный рык раненого хищника, вырвался из груди воина. Глаза его наполнились кровью. Мышцы всего тела напряглись, проступив буграми, выгнав наружу вены.

Все ближе приближаясь к чудовищу, он принялся давить, рвать путы, держащие его, оглашая пространство ругательствами на языке своего племени. Когда до лика, оказавшегося по размерам гораздо больше, чем он показался Шанго вначале, осталось всего ничего, ветка, держащая его правую руку, хрустнув, сломалась. Сжав ладонь в кулак, воин принялся вколачивать в уродливую морду всю свою ярость, всю свою скопившуюся ненависть, сдирая с костяшек кожу, невзирая на боль.

— Мразь, падаль, гнусная тварь. Я убью тебя. Я порву твои внутренности и впихну их в твою же глотку, — орал воин. И бил, бил, бил. Не замечая, что приближение к лику уже прекратилось.

Откуда-то прилетело еще две ветки, и обхватили онемевшую правую руку Шанго. Затем держащие извивающегося воина силы подняли его повыше — на уровень глаз древесного существа. Оно пристально посмотрело в лицо чернокожего человека, и тот ответил тем же, вложив во взгляд все обуревающие его чувства. Зрительная дуэль продолжалась примерно с минуту. Потом Шанго скорее почувствовал, чем услышал холодные — без эмоций, без жизни слова раздавшиеся, казалось у него прямо в мозгу. И их он понял, несмотря на то, что языка, к которому они принадлежали, он никогда не слышал.

— НЕ МОЙ! — означали они.

Затем державшие Шанго ветви отбросили его прочь, так же как человек отбрасывает обглоданную кость. Воин полетел кубарем сквозь ветки и листья, прикрыв голову руками, сгруппировавшись так, насколько это было возможно, чтобы остаться в живых. Ветви погасили скорость и, сумев судорожно за что-то уцепиться, содрав кожу с ладоней, негр повис на дереве. Впрочем, ненадолго. Ветка обломилась, и он упал вниз. К счастью, было не очень высоко, и приземлился он на мягкое, но, тем не менее, падение было довольно чувствительным — на мгновение у Шанго потемнело в глазах.

Когда помутнение прошло, воин обнаружил себя недалеко от заросшей дороги. На ней стоял его конь и лениво щипал траву. Неподалеку лежал меч. Было светло — наступило утро. Солнце пробилось, сквозь осенние тучи и добралось даже сюда, вглубь этого странного леса. Леса, где деревья не шевелились от ветра, а листья зимой были так же зелены как и летом. Мрачно Шанго побрел к своему оружию, поднял его и вложил в ножны. Удивительно, что они не оторвались от ночных передряг. Да и вообще можно было подумать, что все, что с ним произошло — просто почудилось ему. Однако синяки, раны и царапины на руках, ногах, ладонях и костяшках правого кулака свидетельствовали об ином.

Шанго оседлал коня. В свете дня следы от копыт были явственно видны, поэтому направление было определить не сложно. Не испытывая больше судьбу, черный человек пустил лошадь галопом и до конца леса добрался без приключений.

Случившееся с ним не давало ему покоя, поэтому, когда он увидел ближайший крестьянский домик и пожилую женщину, работающую во дворе, он подъехал к ней. Женщина настороженно наблюдала за всадником.

— Здравствуй матушка, — начал Шанго.

— Здоровья и тебе, — она, успокоившись, кивнула. — Чего тебе… — она запнулась, видимо обратив внимание на цвет кожи своего собеседника, но все-таки закончила, — сынок?

— Матушка, этой ночью я проезжал через лес…

— Старый Лес? — ее глаза испуганно расширились.

— Да, — кивнул Шанго и принялся рассказывать то, что с ним произошло, уповая на то, что женщина суеверно не заставит его убирается прочь, а то и позовет кого-то из местных мужиков. Не то, что бы он очень боялся, но все же…

Женщина, тем не менее, слушала внимательно. Нельзя сказать, что пожилая крестьянка не была испугана, но она и не перебивала его. Однако, когда воин дошел до описания рогатого лика, она мелко задрожала и упала на колени, тем самым заставив Шанго недоуменно замолкнуть.

— Цернуннос, — прошептала она.

* * *

До белоснежных стен Тарантии, Шанго добрался устав душевно и физически. Стояла середина дня, лучи тусклого зимнего солнца весело отражались от городских укреплений, однако наемнику особой радости это зрелище не приносило — лишь вызывало резь в воспаленных глазах. Две ночи без сна (пару часов он все-таки подремал в имении Авлия, но этого было явно недостаточно), выматывающая дорога, схватка на постоялом дворе и сводящее с ума происшествие в Старом Лесу давали о себе знать. Поэтому все, чего сейчас хотел черный воин — это найти спокойное место, где можно закрыть глаза и на время забыть обо всем. Машинально пройдя через формальности у городских ворот, он направился знакомой дорогой в то единственное заведение, которое ему сейчас было необходимо — таверну старого Мизимуса.

На немой вопрос трактирщика Шанго отрицательно покрутил головой, одновременно прикрывая рукой зевающий рот. Тот понимающе кивнул и подвинул через стойку ключ от комнаты, которую воин обычно занимал. Днем в таверне было практически пусто и очень тихо, поэтому, как только голова Шанго коснулась постели, он сразу заснул.

Пробудился он ближе к вечеру, под звонкие звуки ударных инструментов, гармонично вписывающихся в мелодичные музыку, идущую из общего зала. Осознав, что спать уже совершенно не хочется, наемник решил, что пора промочить горло, да и перекусить чего-нибудь.

Обширное помещение популярной столичной таверны было битком набито народом. Разномастные посетители, разукрашенные девки, служки-подавальщики и музыканты наполняли его жизнью. Уже сейчас было жарковато, а через несколько часов здесь станет вообще душно, но, как и всегда, никто жаловаться не будет. Впрочем, на случай беспорядков у Мизимуса имелось и несколько крепких вышибал. В запахах, носящихся в воздухе смешались как вонь от немытых тел, так и амбре различных благовоний, но превалировал надо всем аромат жарящегося мяса, столь сладостный, что у Шанго сразу забурлило в животе. Тремя прыжками он преодолел пространство до стойки трактирщика, чуть не сбив по дороге служку, и облокотился об нее.

— М-м-м, Мизимус, этот аппетитный аромат сводит меня с ума! — сказал Шанго мечтательно.

— Ага, — ухмыльнулся трактирщик, — я тоже рад тебя видеть. Сейчас ты выглядишь гораздо лучше, чем то подобие человека, что я увидел днем.

Хозяин повернулся и крикнул:

— Клос, принеси одну порцию! Прямо с огня! И кувшин аргосского!

— Лучше две, — заметил улыбающийся негр.

— Две порции, Клос! Ну, — продолжил разговор с воином трактирщик, — как дела? Надолго к нам или проездом?

— Несмотря на сегодняшнюю ночку, — хмыкнул Шанго, — дела в целом идут превосходно. Я ненадолго. Завтра с утра, наверное, уже уезжаю.

— Куда на этот раз?

— Ты… — как раз в это время принесли еду. Негр впился своими белоснежными зубами в еще скворчащее свиное ребро и отметил, — клянусь Абасси, какая вкуснотища! Ты, — повторил он с набитым ртом, — никогда не догадаешься, куда я собрался.

— Ну и? — заинтересованно молвил Мизимус.

— В Киммерию!

— В Киммерию? — переспросил трактирщик, а потом захохотал.

— Что здесь смешного-то?

— Уроженец Черных королевств, зимой, в холодную Киммерию! Прости, мой друг, но это действительно смешно. Чего ты там забыл?

— Скажем так — заказ одного из нанимателей.

— Все равно непонятно, что там можно найти в этой Киммерии. По слухам там только горы, камни и киммерийцы, которые на всем этом живут. Впрочем, Митра с тобой. А что, ты там говорил, с сегодняшней ночью?

— Ну, как сказать.… В это ты вообще не поверишь…. Да и долго рассказывать.

— Давай, рассказывай, — улыбнулся Мизимус, — я длинные истории люблю.

— Сам захотел, — пожал плечами Шанго и принялся кратко описывать то, что с ним произошло.

— Странно, очень странно, — проговорил трактирщик, когда негр закончил. Теперь ему весело уже не было. — Я слышал, конечно, про Старый Лес, но от того, что ты сейчас рассказал, просто жуть берет.

— Ага, а представь, каково было мне?! — вымучено засмеялся Шанго.

— Да уж.…. Не в жизнь не хотел бы оказаться на твоем месте. Ты уверен, что тебе это просто не показалось? Ну, там, одурманен был Лесом.

— Я уверен. Люди там тоже пропадали из-за дурмана, по-твоему?

— Ладно, ладно.

— Слушай, — проговорил черный, — что такое или кто такой этот Цернуннос? Бабка, которая мне это выдала, больше ни в какую говорить ничего не хотела.

— Цернуннос? Давненько я это имя не слышал. Это бог древний. Леса и лесной живности. Меня им в детстве родители пугали, — Мизимус покачал головой. — Значит, он настоящий, получается.… С ума сойти! В лес больше ни ногой, храни меня Солнцеликий.

В это время к стойке подошла одна из полуголых девиц и, увидев Шанго, взвизгнула и бросилась ему на шею.

— Ну, ну, Люпина, аккуратней, — повозмущался для приличия улыбающийся воин, тем не менее, не предпринимая никаких попыток сопротивления, — ты меня задушишь!

— Вот еще, — чмокнув его в щеку, проговорила девушка, — трех, таких как я, не хватит. Давно приехал?

— Днем…

— Так давно? — она надула губки. — Мог бы и поздороваться!

— Ну, прости. Я просто валился с ног от усталости — еле до кровати дополз.

— Ерунда, какая! Я бы нашла способ…, — Люпина провела острым язычком по своим губам, — тебя взбодрить.

— Так это…, я еще и не совсем отдохнул. Дополнительный заряд бодрости никогда не помешает, — он ухмыльнулся и шлепнул ее пониже спины. — Вот сейчас найдем Зафиру, и как в старые добрые времена.… Кстати, где она? — негр бросил ищущий взгляд в сторону зала и, естественно, ничего толкового сквозь толпу не разглядел. — Пойдем, поищем…, — начал, было, он, но осекся, когда увидел закусившую губу Люпину и помрачневшего Мизимуса. — Что случилось?! — нахмурившись, потребовал ответа Шанго.

Оба его собеседника некоторое время мялись, не решаясь встречаться с ним глазами и только после того, как чернокожий надавил, прикрикнув «ну!», трактирщик, наконец, печально проговорил:

— Она возможно пропала…

— Что значит, возможно? Как вообще можно пропасть «возможно»?

— Ну.… Я не знаю с чего начать…, — тихо пробормотал Мизимус

— Несколько месяцев назад, — перебила трактирщика и начала скороговоркой, запинаясь, рассказывать Люпина, — в городе появился какой-то богатый человек, по слухам откуда-то с юга. Он тут же принялся сорить деньгами и заводить знакомства во дворце. Он там пришелся к вкусу, и, говорят, самому Его Величеству Хагену понравился. Потом он купил один из особняков знати. Совсем недалеко от королевского замка. Как оказалось, для того, чтобы устроить там дом развлечений для знатных гостей. Открыл он его недели с три назад. Место быстро завоевало популярность — там каждую ночь пиры и празднества. Ну, для этого места понадобились и женщины. По тавернам, кабакам, публичным домам и даже улицам начали ходить люди и приглашать девушек поработать. Расписывали, что платят там огромные деньги, да еще и купают в роскоши — шикарные апартаменты, еда с королевского стола, а вместо уличной черни «общение» только с галантными дворянами. С неделю назад они добрались и до нас. Я туда идти не захотела — слишком красиво все было расписано, но, что странно, ни с одной вернувшийся оттуда, мне побеседовать не удалось. А Зафира соблазнилась. Назвав меня трусливой дурой и, пообещав назавтра вернуться, она тем же вечером ушла.

— Да, — подтвердил Мизимус, — действительно, так и пообещала. Но, ни на следующий день, ни через день за ним она не появилась. Нет ее по сегодняшний день. Я уж ходил и к этому господину и дом этот егоный, но отовсюду меня гнала охрана. В королевской гвардии надо мной вообще посмеялись. Сказали, что она никуда не денется, а если даже и пропадет, то одной шлюхой больше, одной меньше, никто и не заметит. Вот.

— Понятно, — процедил Шанго.

— Может, конечно, ей так там хорошо, что она уже обо всем и забыла, — сказал трактирщик, — но мне как-то не верится.

— Как мне найти это место? — спросил, встав Шанго.

— Оно за несколько кварталов от королевского замка. Найти просто — там довольно шумно по вечерам. Место называется «Небесный дворец».

При этих словах негр замер, а потом, опершись обеими руками на стойку, наклонился к трактирщику и воскликнул:

— Как, как?

Шанго взял с собой только меч и кинжал, оставив все остальные вещи у Мизимуса. Он прошел уже где-то половину пути до замка, когда в серой полутьме сумрака заметил знакомое лицо. Это был Нугат, один из знакомых ему королевских гвардейцев. Не сказать, что они были большими приятелями, однако задолжать ему деньги аквилонец уже успел.

— Нугат! — позвал наемник.

Гвардеец, услышав свое имя, остановился, увидел Шанго, кисло усмехнулся и подошел.

— Шанго! Давненько тебя не видел. Слушай, друг, у меня денег сейчас с собой нет, давай, я позже верну…

— Погоди, — чернокожий взмахом руки прервал словоизлияния гвардейца. — Тебе сегодня подфартило — появилась возможность отдать долг иначе. У меня есть несколько вопросов и если ответишь, то долг я тебе, так уж и быть, прощу.

— Правда?! — обрадовался Нугат. — Ну, давай, задавай!

— Что ты знаешь про «Небесный дворец»?

— Б-р-р-р, — скривился аквилонец, — может, все-таки лучше деньгами?

— Интересно, — осклабился Шанго, — что может быть в этом вопросе такого ужасного, что страх перед ним перевесил твою жадность?

— Да ничего… просто…. Просто не очень хочу на эту тему говорить…

— Брось, Нугат, взвесь цену вопроса. Деньги ведь в навозе не находят, а я вижу по твоей физиономии, что терять тебе их не хочется. Так представь — я от тебя отстану всего за пару слов. А учитывая, что никто и не узнает о том, что ты кому-то что-то там говорил, твои сомнения, прямо скажем, выглядят глупо.

— Ну ладно, — «сломался» гвардеец, — хорошо. «Небесный дворец» принадлежит шемиту по имени Симта. Приехал в Тарантию не так давно и решил здесь навсегда остаться — видимо очень ему у нас понравилось. Он весьма богат, поэтому проблем у него никаких не возникло. Но, наверное, своих богатств ему самому все же показалось мало и открыл «дворец». Дворец — это место где встречаются знатные и состоятельные людей. Отдыхают там, развлекаются. За деньги, естественно. Место сразу стало пользоваться большим успехом. Теперь Симта, наверное, спит на золотых монетах. Вроде все…. Я могу идти — долг прощен? — глаза у аквилонца забегали и он двинулся с места.

— Стой, — придержал собеседника рукой наемник, — ты меня за идиота принимаешь? Ты хочешь сказать, что вот именно из-за этой ерунды ты сначала не хотел мне ничего говорить? Слушай Нугат, у меня возникло подозрение, что ты хочешь меня обидеть. А когда я обижаюсь, то иногда случается так, что чьи-то кости ломаются.

— Да брось, — нервно захихикал аквилонец — репутацию Шанго он знал прекрасно, — я просто от радости, что долг возвращать не придется, забыл кое о чем упомянуть?

— Это хорошо. Рассказывай! Только, — черный похлопал Нугата по щеке, — больше ни о чем не забудь. Ладно?

— Ладно, ладно, — проговорил Нугат, оглядывая пустую темную улицу. — Ты же знаешь, я никогда…

— Я жду!

— Ну…. Это…. Короче, богатеи и знать от нового места просто в восторге, однако по улицам поползли слухи, что после того, как дворец открылся, в городе стали пропадать девушки. И слухи эти вообще-то имеют основание — сначала начали исчезать именно те девки, которых зазывали во дворец заработать. Ну, шлюхи, они есть шлюхи — никому до них и дела нет. Но недавно пошла молва о том, что пропадать стали и простые, честные женщины. Говорят это связано с тем, что обычные потаскухи потеряли желание связываться с Симтой. Город у нас большой, поэтому пропажи эти не слишком то и заметны, да и нам связываться с чужестранцем, которому благоволят дворяне, не особо и хотелось. Однако буквально несколько дней назад пропала девушка одного из наших лейтенантов, Порция. Может, и знаешь такого?

Шанго кивнул. Порывистого аквилонца с обостренным чувством справедливости, он помнил достаточно хорошо.

— Так вот, — продолжил Нугат, — Порций отправился в «Небесный дворец» разбираться. А на следующее утро его нашли мертвым в портовых доках, в луже собственной крови. Понимаешь, — голос говорившего сбился, — даже гвардейцы не могут чувствовать себя в безопасности, что же можно говорить об обычных людях? Вот поэтому, — он еще раз огляделся по сторонам, — у меня не было большого желания говорить на эту тему.

— Понятно, — проговорил Шанго. — Ты свободен, о долге можешь забыть. Иди.

— Ты…, — видимо в душе гвардейца сыграли дружеские чувства, — ты ведь туда собрался сейчас идти? Может не стоит? Пойдем, выпьем, я как раз освободился!

— Туда? Нееет, — протянул с улыбкой Шанго, — чего я там забыл? Мне просто интересно было. А выпить? Пойти с тобой не могу, итак на… свидание опаздываю.

— Ааа, — успокоился Нугат. — Ну, тогда бывай!

Найти «Небесный дворец» оказалось действительно легко — несмотря на достаточно прохладную погоду перед ним толпилось много людей, производящих громкий шум, слышимый за несколько кварталов. Учитывая тот факт, что дом удовольствий находился практически в центре жилых кварталов, занимаемых преимущественно знатью, отсутствие возражений по поводу уличных звуков (а иначе их бы просто не существовало) было достаточно удивительным. «Небесный дворец» был весьма велик и в высоту и в ширину. Возвышался над огораживающей стеной, сверкая огнем фонарей, свечей и факелов, поэтому хорошо освещал прилегающие окрестности. Шанго сразу пришла мысль о том, что не будь здание каменным, оно очень быстро сгорело бы дотла. Стена наверху была усыпана шипами и кольями — было ясно, что тихо через нее перелезть не получится. У гостеприимно распахнутых узорчатых ворот стояли два вооруженных воина в черных кожаных униформах и привратник, который пропускал гостей, в нетерпении стремящихся попасть во дворец. Само собой, люди были нарядно одеты — достаток гостей сомнения не вызывал. На вошедших и всё пребывающих посетителях, всех абсолютно, были надеты различные маски, полностью или частично скрывающие лицо. Привратнику, прежде чем он кого-то впускал, гости показывали руки — видимо на них было что-то такое, что доказывало право на вход. Ясно было, что Шанго просто так не пустят, следовательно, надо было найти человека, который сможет ему с этим помочь. Он затаился в тени одного из зданий.

По большей части мимо проходили пары или целые группы разодетых людей. Попадающиеся же одиночки в основном не подходили по фактуре — то слишком маленькие, то слишком толстые, или наоборот худосочные. Наконец показался мужчина подходящей наружности — широкие плечи выдавали в нем воина. Скорее всего, он был рыцарем, раз хватало денег на такие развлечения. Мужчина шел не быстро, немного покачиваясь, что свидетельствовало о том, что он неплохо выпил. На его лице красовалась маска волка. Шанго, осмотрев улицу на предмет посторонних взглядов, тенью скользнул к путнику и ударил его в ухо, не во всю силу, естественно, так как убивать не собирался. Рыцарь пошатнулся, но видимо щадящего удара чернокожего оказалось недостаточно, и он, взревев как раненый медведь, махнул кулачищем в сторону обидчика. Наемник без труда уклонился и добавил дворянину удар в челюсть. На этот раз тот успокоился. Негр подхватил его под плечо, и еще раз оглядевшись, потащил в переулок потемнее. Несмотря на то, что мужчина худым не был, одежда оказалась Шанго слегка тесноватой и трещала, когда он нагибался или напрягал мышцы.

Помимо денег, на теле рыцаря был только незамкнутый золотой браслет. На нем серебряными змейками была отчеканена буква «С» — по-видимому, тот самый знак, что являлся пропуском в «Небесный дворец». Шанго спрятал под одеждой кинжал, натянул перчатки, надел маску, надеясь, что на цвет его кожи, виднеющуюся там, где лицо не было закрыто, никто внимания не обратит, нацепил поверх камзола браслет и, укрыв плащом валяющегося в бессознательном состоянии дворянина, направился к воротам «дворца», имитируя пьяную походку.

На новичка, естественно, никто внимания не обратил. Его догадка оказалась верна — знаком, дающим право войти, являлись браслеты. Пришлось подождать еще минут пять, пока не подошла очередь предъявить пропуск привратнику. Шанго протянул руку, слегка затаив дыхание в ожидании возможных проблем. Однако привратник спокойно его пропустил, добавив только напоследок:

— Оружие оставьте у входа в дом.

У дверей стояла еще вооруженная пара, на этот раз мужчина и женщина. Когда чернокожий подошел, последняя обратилась к нему:

— Ваш меч, господин, — и протянула руку.

Как Шанго этого и не хотел, но, для того, чтобы избежать подозрений, ему все-таки пришлось отцепить и отдать оружие.

— Благодарю вас, господин, — женщина слегка поклонилась и отошла с дороги.

Внутри помещения оказалось даже светлее, чем снаружи. Толпа роскошно одетых людей, разбитая на маленькие группки заполняла огромный вытянутый зал, в конце которого виднелась огромная занавесь, наглухо закрывающая, по-видимому, еще часть помещения. Между шумно общающимися, часто смеющимися посетителями, бегали слуги, предлагая посетителям напитки. Рядом с негром, недалеко от входа, располагались столы с закусками. Один из служек подошел и к Шанго, но тот отрицательно покачал головой — разумеется, от дорогого хорошего вина он бы не отказался, однако пить, означало сдвигать маску, а привлекать внимание он не хотел. По этой же причине он направился поближе к стенам, туда, куда обычно реже бросают взгляд. По пути он понял, для чего нужны были маски — то и дело его фигуру похотливо оглядывала какая-нибудь дама, а так себя вести знатные женщины, обычно чопорные и высокомерно-холодные, ограниченные строгими правилами дворянского этикета, могли только тогда, когда были уверены, что ни их самих, ни об их грешках, никто не узнает. Прислонившись спиной к стене, Шанго решил осмотреться. Воистину, редко где такое увидишь, и удивление вызывали вовсе не яркий свет или величина пространства. Весь, зал, не считая черной, как ночь, занавеси из блестящего шелка, был белым. Эта белизна разбавлялась, и то не сильно, только серебряными украшениями в виде звезд, комет и лун.

Впрочем, на самом деле, вся эта роскошь Шанго мало интересовала. Его интересовала Зафира и то, где она сейчас могла находиться. Среди людей, что сейчас перед ним хорошо проводили время, ни уличных девок, ни даже честных простолюдинок, не могло быть в принципе. А в том, что они в этом дворце есть, сомневаться не приходилось. И тут наемник наткнулся взглядом на шестерых людей, отличающихся от посетителей — это были воины, без масок и с оружием, что стояли около, на первый взгляд незаметного, прохода недалеко от занавеси. В который почти никого не впускали — негр лично увидел, как они вежливо, но настойчиво, попросили отойти группу вельмож в масках. Пройти позволялось единицам, что вроде бы совершали тот же ритуал, как и все гости при входе в «Небесный дворец» — протягивали руку с браслетом. Шанго понял, что это то самое место, куда он должен попасть. Оставалось найти то, что отличало тех, кому было позволен вход, от тех, кому нет.

Его размышления были нарушены женщиной с шикарными формами в маске ягненка, что подошла к нему вихляя бедрами.

— Здравствуй, Волк, — томно проговорила она. — Почему ты стоишь здесь совсем один и скучаешь?

— Ищу жертву, — сказал Шанго и клацнул зубами.

— Да? — рассмеялась она. — Считай, что ты ее уже нашел, — женщина провела пальчиком по его груди и слегка покачнулась — оказалось, что она слегка пьяна.

— На самом деле, — решил сыграть черный воин, — я здесь в первый раз и поскольку не знаю, чего ожидать, пока просто наблюдаю.

— О-о, ну это просто, — сказала Ягненок, — вот уже скоро начнется представление. Там, — она показала в сторону занавеси, — потом еще будет представление, но между ними будут танцы. Мы же с тобой можем, вместо них, пойти на улицу…, — она глупо хихикнула, — погулять.

— И там я тебя согрею от ночного холода? — спросил Шанго, которому пришло в голову, что некоторые дворянки распутней, развратней и похотливей, чем иные кабацкие шлюхи.

— Да! — прошептала она. — Там так холодно, но так хочется…, — она прижалась грудью к нему, — погулять.

— А что, это представление настолько интересно, что мы не можем сразу, прямо сейчас, пойти прогуляться?

— Шалун! — радостно воскликнула она с придыханием, прижав одну ладонь к своей груди, а другой слегка толкнув в грудь наемника. — Ну, вообще можно было бы и сейчас, но, говорят, Король Луны приготовил какой-то сюрприз. А я люблю сюрпризы, — хихикнула Ягненок и легонько топнула ножкой.

Шанго кивнул — после «Небесного дворца» еще одно знакомое по недавним событиям имя его не слишком удивило — а затем продолжил:

— Если бы мы пошли прямо сейчас, то я бы тебе показал другой, гораздо больший сюрприз. Но, так уж быть, он подождет.

— О-о! — протянула она и застыла в нерешительности.

— А, — быстро продолжил негр, в опасении того, что она передумает и согласится (не то, чтобы он был против, наоборот, судя по горячности дамы «прогулка» могла оказаться более, чем интересной, однако задержка могла серьезно нарушить его планы; да и беспокойные мысли о Зафире остужали его желание), — что вон то за место? — он показал на проход, охраняемый шестеркой.

— Это? — ему показалось, что она под своей маской надула губки, — Это для избранных. Там по слухам, какие-то просто небывалые развлечения. Но туда пропускают только золотых.

— В смысле?

— Ну, «золотых», а нам «серебряным» нельзя. Несправедливо! — она подняла руку и показала свой браслет. Только сейчас он обратил внимание, что это украшение у нее из серебра, а буква «С» отчеканена золотом. Что ни говорить, пьяный рыцарь ему правильный попался.

— И что за развлечения? — спросил он, спрятав руку со своим браслетом за спину.

— Не знаю, — пожала плечиками она, — но наверняка что-то с бабами связано. Ни один еще оттуда не вернулся недовольным. Я, — она хмыкнула, — тоже, не отказалась бы узнать, что внутри…

В это время начал гаснуть свет, заиграла музыка и стала медленно разъезжаться черная занавесь.

— Начинается! — похлопала в ладоши Ягненок.

За завесой оказались деревянные подмостки. На них были расставлены разрисованные предметы, опять же из дерева, которые должны были, видимо, изображать объекты внешнего мира. Шанго увидел вечернее небо, черную пирамиду, отдаленно напоминающую стигийские, черепа, копья, реки крови и еще много чего.

Когда везде, кроме пространства, где должно было начаться представление, стало совсем темно, музыка притихла и на подмостки, медленной, торжественной и величавой походкой, вышел человек в черном балахоне, лицо которого закрывала серповидная маска в виде полумесяца. Добравшись до центра, он повернулся лицом к залу и произнес:

— Благородные зрители! Величественные мужи и прекрасные дамы! Приветствую вас на этом празднике ночи! Пусть боги и демоны завидуют вам, ведь только вашим глазам суждено узреть то таинство, что я приготовил.

— Этот человек называет себя Королем Луны, — толкнула чернокожего в бок Ягненок, — но я уверена, что это сам Симта. То, как он себя ведет, его голос…. Ведь я, — гордо сказала она, — видела его в королевском замке.

— Интересно, — пробормотал Шанго.

А Король Луны в это время все продолжал:

— Я обещал вам сюрприз. А короли держат свое твердое слово! Знаете, ли вы, какое зрелище я приготовил сегодня для вас…? — Он сделал драматическую паузу. — Нет? Так внемлите! Давным-давно, настолько давно, что воспоминания о том времени почти истерлись в человеческих умах. Когда еще и камня не было на том месте, где сейчас стоит великая Тарантия, предки наши были угнетаемы страшной, злой империей Ахерон. В столице ее, ужасном городе Пифон, каждый день приносились в жертву тысячи людей… Мужчин и…, — его голос стал елейным, — прекрасных женщин. Никому не удалось увидеть ритуалы злобных ахеронцев и остаться после этого в живых. Никто из людей, что заселили мир после падения империи, не мог увидеть этих ужасов, потому что даже память о них была предана забвению…. До сегодняшнего дня…. Благородные зрители! Величественные мужи и прекрасные дамы!

Король Луны расставил руки в стороны, затем слегка поднял их и торжественно выкрикнул:

— Узрите! Жертвоприношение на ступенях черной пирамиды Пифона!

Заиграла музыка и под музыку, что должна была изображать ритуальную, на подмостки стали медленно выходить связанные в вереницу веревками полуобнаженные женщины в рваных одеждах из чистейшего белого шелка, ведомые «стражей» в каких-то дурацких деревянных доспехах и шлемах в виде змеиных голов. На вершине пирамиды появился «жрец» в свободной зеленой тунике с короной из клыков на голове. Он завыл что-то непонятное, начал махать руками с зажатым в одной из них деревянным кинжалом. Крутиться вокруг себя, раскачиваться из стороны в сторону, прыгать и топтать. Потом он успокоился и махнул рукой. «Стража» отцепила первую «жертву» и подвела к «жрецу». Девушка легла перед ним, он издал какой-то набор бессвязных звуков и сделал вид, что ее закалывает. «Жертва» издала ненатуральный предсмертный крик и из каких-то отверстий по пирамиде полилась красная краска, которая должна была изображать кровь. К «убитой» подошла пара шлемоголовых и потащила ее к краю подмостков, туда, где потемнее, причем было видно, что «заколотая» сама встала и ушла. Музыка на время стала пронзительнее, громче — наступила очередь следующей жертвы…

Наблюдающему за этим зрелищем Шанго было непонятно, как вообще можно смотреть подобный бред. Тем не менее, когда он посмотрел на Ягненка, то увидел, что она, не отрываясь, смотрит представление прижав обе руки к груди — видимо ее это очень захватывало или даже, что было довольно невероятно для него лично, ей все это нравилось. Что же, лучшего времени избавится от невольной партнерши, было не выбрать. Он тихо скользнул в толпу (Ягненок на это даже не обратила внимания), и с трудом пробираясь сквозь благородных гостей (такое ощущение, что это глупое зрелище нравилось им всем), побрел в сторону шестерки охранников.

Те тоже смотрели на подмостки, в основном на полуобнаженных «жертв», конечно, а не на реки «крови» и ужимки «жреца». Поэтому, мельком посмотрев на золотой браслет, на руке наемника, спокойно его пропустили. Проход давал начало довольно длинному коридору, с несколькими тяжелыми дверьми по пути. К тому времени, как чернокожий добрался до его выхода, звуки музыки из зала были уже почти не слышны. Его взгляду предстала комната с еще одной дверью, помимо той, из которой он вышел. Помещение было слабо освещено, вдоль стен стояли кожаные кресла. Посреди него стояли два человека и мирно беседовали. Увидев Шанго, оба поклонились, и один из них обратился к нему:

— Господин Волк! Рад видеть вас снова! Вам как обычно?

Наемник, молча, кивнул.

— Хорошо, — поприветствовавший его человек поклонился и жестом пригласил Шанго следовать за собой.

Они прошли в дверь и вошли в еще один коридор. Довольно темный. По стенам его были расположены двери. Когда они проходили мимо из-за них, то и дело раздавались то стоны, то всхлипы, то, даже, приглушенные крики. Наконец провожатый подвел воина к одной из дверей и открыл ее:

— Прошу вас господин, — сказал он, — тело сейчас приведут.

То, что сказал этот человек и то, как он это сказал, Шанго совсем не понравилось, тем не менее, он кивнул, вошел и закрыл за собой дверь. Внутри оказалось довольно уютно — множество свечей, стены, драпированные пурпурной бархатной тканью, камин, в котором весело играл небольшой огонек, и огромная кровать с множеством подушек. Эту, безусловно, романтическую картину портили только… пыточные инструменты. В одном углу стояли дыба, столб с колодками и непонятная конструкция из острых стальных рам. Рядом располагался столик, на котором были выложены ножи, пилы, шила, какие-то щипцы, спицы, длинные железные пруты. К нему были прислонены хлыст и небольшой украшенный серебряной вязью топор. Когда негр внимательнее посмотрел на стены, он понял, для чего был выбран такой цвет — тут и там виднелись высохшие пятна крови. Шанго скрипнул зубами — надо было прикончить того рыцаря, чью жизнь он так не хотел забирать. Черный воин дал себе слово, что когда выберется отсюда, то скормит ублюдку его же конечности.

Тут в дверь постучали.

— Открыто! — громко сказал Шанго.

В комнату вошел татуированный полуголый лысый амбал южного вида, шемит скорее всего, в котором жира было столько же сколько мускул — то есть весьма много. Перед собой он тащил абсолютно не сопротивляющееся миниатюрное существо женского пола.

— Тело! — прохрипел он, толкнул ту, что привел так, что она упала на пол со слабым всхлипом. Затем он вышел, громко хлопнув за собой дверью.

Воин медленно подошел к лежащей на полу. При его приближении она задрожала, как осиновый лист. Когда же он взял ее за руку, она заскулила, словно раненый котенок. Подняв ее и посмотрев в ее лицо, Шанго с ужасом увидел, что перед ним ребенок — девочка лет тринадцати-четырнадцати. К клятве «накормить» рыцаря прибавилась еще одна — задушить того его же собственными кишками.

— Тихо, тихо, детка, — проговорил негр и снял маску, — не бойся меня. Клянусь, я не сделаю тебе ничего плохого.

Девочка с удивленным испугом посмотрела ему в лицо, либо, не веря его словам, либо еще не осознав их смысла.

— Говорю, тебе не бойся, — он широко улыбнулся, — я пришел помочь вам.

Она видимо, поняла, перестала дрожать, три раза глубоко вздохнула, собираясь что-то сказать, но не смогла и разрыдалась у него на груди.

— Ну, ну, тише, — приговаривал он, гладя ее по голове, давая ей выплакаться. Когда же она успокоилась, спросил:

— Как тебя зовут, детка?

— Кармилла, господин.

— Скажи мне Кармилла, как ты сюда попала?

— Я… меня мама послала на рынок за молоком. И когда я шла, кто-то, — она сглотнула, — набросил мне мешок на голову. Потом меня куда-то понесли, потом мы ехали — я слышала стук копыт и скрип колес, а потом вот я оказалась здесь.

— И много вас таких здесь?

— Точно не знаю. Много. Новеньких каждый день приводят. Моя каморка находится около входа и через прутья видно, как их ведут. Но зато, — она всхлипнула, — многие из тех, кого потом уводят господам, назад не возвращаются. А те, что возвращаются, часто побиты и покалечены. Говорят, — девочка запнулась, — некоторых из них потом добивает Тулок.

— Тулок?

— Ну, жирный урод, который меня привел.

— Страшно вам, наверное? — ляпнул Шанго явную ерунду, не зная, что правильное в подобной ситуации можно сказать.

— Очень, — девочка снова всхлипнула, — некоторые не выдерживают. Вон привели одну через день после того, как я сюда попала, и подселили к нам. Она все угрожала, что ее жених гвардеец всех тут поубивает. А позже вечером ее увели. Вернулась она почти невредимой. Ну, только синяк один на лице. Она больше не кричала, а совсем наоборот — молчала, на вопросы не отвечала, и смотрела в одну точку на полу. А когда утром мы проснулись, то увидели, — ее голос дрогнул, — что она повесилась. Тулок ее потом куда-то уволок.

— Ясно, — мрачно проговорил Шанго, потом спросил о той, ради которой суда явился. — Ты знаешь девушку по имени Зафира? Она должна была попасть сюда неделю назад.

— Неа, — она покачала головой, — те, кого я знаю, это девушки, которые живут со мной. Ну, еще наши соседки. О Зафире я никогда не слышала. И потом, неделя это большой срок. Один Митра знает, что с ней могло случиться за это время.

— Я понял, — сказал негр и, мягко отстранив от себя девочку, встал. — Пойду, проверю.

— Господин! — глаза Кармиллы округлились от ужаса. — Не ходите туда! Там охрана с оружием… и… и Тулок!

— Не бойся детка. Давай, залезай под кровать. Я вернусь за тобой, как только смогу. Ну, а если не вернусь, то дожидайся утра, и постарайся убежать. Думаю, я смогу устроить так, что тебя не хватятся.

Кармилла замерла в нерешительности:

— Не оставляйте меня!

— Давай, давай, малышка, — сказал воин, — я должен попытаться помочь всем.

Девочка всхлипнула, кивнула, а потом как мышка скользнула под кровать.

Шанго снова надел маску волка, вытащил кинжал и взял тот топор, что нашел в этой комнате. Теперь этот предмет должен будет послужить оружием, а не орудием пыток, извращений и изуродований. Наемник медленно открыл дверь и осмотрел коридор — там было пусто. Он быстро подошел к соседней комнате и ворвался в нее. Черный воин увидел, как полураздетый мужчина на кровати с остервенением насилует девушку. Она хрипела, кашляла и судорожно вращала залитыми слезами глазами — насильник душил ее, и было видно, что руки его сжимаются все сильнее и сильнее. Того, что в комнате появился кто-то лишний, мерзавец даже и не заметил. Не теряя больше ни секунды, Шанго подскочил, и, схватив насильника за горло, оторвал от жертвы. Тот, уже начав что-то соображать, прохрипел:

— Да как ты смеешь…

Негр не дал ему договорить — поднеся к лицу негодяя кинжал, он воткнул его ему в глаз и, не обращая внимания на визги, начал медленно вдавливать клинок тому в мозг, поворачивая его. Положив труп на землю, Шанго вытащил кинжал и с омерзением вытер его о богатую одежду убитого. И тут же его оттолкнула девушка — в руке у нее был нож из пыточного набора. Она начала яростно кромсать тело своего обидчика, вцепившись в него настолько крепко, что Шанго еле ее оттащил.

— Успокойся, — сказал он забрызганной кровью женщине, — все кончилось. Пока оставайся здесь и жди.

Шанго вышел и постоял немного возле двери. Он услышал еще стоны и крики, что раздавались из помещений, располагавшихся в этом ужасном месте. И тут безумная ярость, жажда крови нахлынули на него. Зарычав, он бросился убивать. Комната, за комнатой, тварь за тварью — он рубил, колол и резал, избавляя землю от гнили, порожденной порочной стороной цивилизации. Оружие его покрылось сгустками крови, ошметками плоти и костей. Вид его наверняка был ужасен — женщины, считая, что он совсем не спаситель, а кровожадный монстр, жались по углам. Однако даже в таком состоянии Шанго не повредил ни волосинки, ни одной из них. Но «блистательные господа»…! Он не знал жалости. Эти люди были недостойны ее! Он не чувствовал никаких сомнений, убивая безоружных. Они заслужили свою участь! Он не знал усталости — ненависть вела его. Он убивал.

Наконец, когда ни одного мерзавца в живых не осталось, гнев спал и воин прислонился к стене коридора, переводя дыхание. Внезапно открылась дверь, через которую он попал в это место. Вошел провожатый, а вместе с ним еще один «избранный» в маске нетопыря. Ничего не подозревая, они медленно приближались к нему — даже окровавленное оружие в его руках, даже испачканные кровью одежда и маска, не вызвали их беспокойства. Видимо подобное зрелище было здесь вовсе не редкостью. Когда же провожатый довольно улыбнулся и подмигнул черному воину, Шанго не сдержался. Схватив поудобней топор, он размахнулся и пустил его в полет. Лезвие топора с громким хрустом вонзилось прямо между глаз Нетопыря. Тот секунду постояв, рухнул на пол. Переменившийся в лице провожатый взвыл, и, повернувшись, бросился прочь. Тремя прыжками чернокожий воин настиг его и, схватив за волосы, перерезал ему глотку. Затем, подобрав топор, направился ко входу.

Приятель провожатого со скучающим видом сидел и бросал кости, коротая время. Услышав, что кто-то вошел, он обернулся и, беспечно посмотрев на перепачканного кровью человека в масле волка, снова принялся на свою игру, равнодушно бросив:

— Железо могли бы и в комнате оставить, господин. Киньте где-нибудь. Плащи, как всегда, в углу. В зале снова представление — темно. Думаю, никто ничего не заметит…

Говоривший так же беспечно и умер — наемник, не раздумывая, поразил его топором в голову. Оружие погрузилось глубоко — обратно оно выходило с трудом, издавая чавкающие звуки.

Теперь надо было пойти и успокоить женщин, а затем обеспечить их временную безопасность. Он двинулся было туда, где находилась ближайшая из них, однако заметил нечто необычное в комнате, мимо которой раньше пролетел, в кровавой горячке посчитав пустой. В пыточном углу, которые были идентичны во всех комнатушках, к острым рамам, в неестественной позе была прикована обнаженная девушка. Вернее то, что от нее осталось. Ее левая нога была отпилена, а обрубок был обожжен — видимо мучитель хотел остановить кровотечение. Обе полные груди были закручены веревками до посинения, в них были понатыканы острые предметы, одна из них была полуоторвана. Пах был разворочен. Об обильных синяках, царапинах и кровоподтеках и говорить не стоило. Но что самое невероятное — девушка была еще жива и слабо, судорожно дышала. То, что она не умерла от потери крови, повреждения внутренностей и чудовищной боли, показалось воину следствием колдовства.

Шанго скрипнул зубами. Он многое в своей жизни видел, но от подобного даже ему стало не по себе. На ватных ногах он подошел поближе и понял причину необычной живучести искалеченной. На губах, там, где высохла слюна, он увидел белый порошок. Дурман, которым ее накормили, видимо убрал боль и замедлил сердцебиение. Было ясно, что она уже не жилец на белом свете. Однако того, чтобы она умерла в таком положении, черный воин допустить не мог. Как можно аккуратнее он освободил ее от оков и, подняв на руки, понес к кровати. Девушка закашлялась и из ее рта пошли кровавые пузыри. Шанго мягко положил ее на постель, и, взяв ее за руку, присел рядом. Внезапно она задышала чаще, открыла глаза, лицо ее перекосилось от страха. Уставившись в потолок безумным взглядом, девушка застонала:

— Дракон…! Рвет на части…! Жжет…!

Ее голос стал еще тише, превратившись в бессвязное бормотание. Затем, по ее телу прошла судорога, она до боли сжала ладонь воина. Вскрикнула и испустила дух. Мрачный как туча, наемник встал и накрыл усопшую шелковым покрывалом.

Это все следовало остановить.

Велев женщинам запереться в одной из комнат и раздав оружие на всякий случай — набралось около дюжины топоров, то есть более, чем достаточно — Шанго направился вглубь дворца. Чертыхнувшись в очередной раз по поводу чрезмерного количества коридоров в этом здании, он вышел в помещение, в котором находился один из охраняющих это место воинов. Отвлекшись от созерцания потолка, тот с удивлением посмотрел на вошедшего.

— Простите, господин, — сказал он, — но вам сюда нельзя!

Не говоря ни слова и не сбавляя и шага, черный воин продолжал приближаться к нему.

— Не подходите! Несмотря на ваш титул, я буду обязан применить силу и вам известно об этом, — продолжал охранник, вытащив из ножен клинок.

Чернокожий проигнорировал и эти слова.

— Пеняй на себя, сумасшедший! — пробормотал воин в черном обмундировании, поднял меч и нанес удар.

Шанго поймал его в замок из скрещенных топора и кинжала, а затем пнул противника ногой в живот. Его соперник согнулся и начал ловить ртом воздух. Впрочем, недолго — затылок врага был слишком удобной целью.

Пока убитый охранник падал, открылась дверь, и в ней показался человек в серповидной маске в виде полумесяца — Король Луны собственной персоной. Увидев финал кровавого зрелища, он подобрал полы своего балахона и бросился бежать. Взревев, Шанго кинулся за ним. Шаг, три, пять — скоро негр достигнет своего врага….

Вдруг перед его лицом резко упала решетка. Он обернулся назад, но и там проход был перекрыт. Король Луны, который в панике чуть ли не повис на рычаге, замаскированном под факел, обернулся назад и, увидев своего преследователя в ловушке, облегченно вздохнул. Хмыкнув, Шанго положил оружие на землю, крепко схватился обеими руками решетку и начал медленно ее поднимать.

— Ну и ну, какой прыткий! — Симта покачал головой и дернул еще за один рычаг.

Пол под ногами черного воина провалился. Чудом, он успел зацепиться за прутья. Когда же «Король» увидел, что Волк начинает подтягиваться вверх, то крикнул:

— Тулок! Держи его!

Через мгновение черный человек почувствовал, как кто-то тянет его вниз. Он как можно крепче схватился в решетку, но уже сейчас было ясно, что он не удержится. Симта подошел к прутьям, однако не очень близко. Даже видя своего преследователя в таком состоянии, он его боялся.

— Кто ты такой? Что тебе надо? — спросил Король Луны присев на корточки. — Молчишь? Ну, скоро все выложишь! Тулок, — крикнул он, — я сейчас спущусь, а пока поучи его немножко хорошим манерам и закуй в колодки.

— Слушаюсь, господин, — раздался глухой, кряхтящий голос из провала.

— Замечательно, — Симта встал и, повернувшись, пошел прочь.

В это время тянувший Шанго человек дернул особенно сильно и негр сорвался. Маска, зацепившись за что-то, слетела с него. Упал он прямо в объятия Тулока, который удивленно было посмотрел на жертву, но тут же ухмыльнулся и принялся сжимать захват, вдавливая руки чернокожего в его тело. Враг был очень силен, но Шанго и не желал мериться с ним мощью. Размахнувшись головой, он ударил Тулока в широкий нос, мгновенно стерев ухмылку с его лица. Захват слегка ослаб, однако объятия не разжались. Тогда негр вцепился зубами в ухо противника и начал его рвать. С громогласным воем, жирный отпустил его и попытался оттолкнуть. Тут же Шанго кулаком ударил воющего толстяка по его тройному подбородку, и нижняя челюсть Тулока с противным хрустом ушла назад. Обливаясь соплями, татуированный толстяк отшатнулся. Черный воин лягнул пяткой коленную чашечку врага, почувствовав, как в ней что-то поддалось под его ударом. Жирный завалился на правый бок и тотчас же топор, который подобрал Шанго, нашел его шею. Шемит успокоился навеки.

Уроженец племени Мабинти поднял маску, которая его сегодня не раз выручала, и снова ее одел. Подобрал кинжал, заткнул его за пояс, а затем, подойдя к выходу, прижался к стене и принялся ждать. Несколько долгих минут прошло, пока дверь распахнулась, и в помещение вошел человек, со словами:

— Ты не представляешь, что этот молодчик натворил. Охрану я уже позвал…, — и тут говоривший запнулся, когда увидел лежащий труп.

Он повернулся было, чтобы убежать, но было уже поздно — Шанго схватил его и нанес несколько ударов в лицо и тело. Не слишком сильных — враг пока нужен был ему живым, но все же достаточно чувствительных для того, чтобы тот упал на пол и принялся поскуливать. Симта, а, судя по голосу, это был именно он, успел снять балахон и свою глупую маску. Под ними скрывался довольно таки непримечательного вида шемит средних лет, уже заметно начинающий полнеть, с завитыми в косички курчавыми волосами и бородой. Может быть, его лицо когда-то и отличалось благородными чертами, но теперь, когда оно было залито кровью и искажено страхом, этого видно не было.

Негр было хотел запереть дверь, но на той не оказалось, ни замка, ни засова. Открывалась она наружу, а значит, и подпереть ее не было никакой возможности. Поэтому Шанго всего лишь дверь прикрыл. Затем вернулся к своему врагу, который в это время безуспешно пытался подняться.

— Знаешь, — проговорил наемник, пнув его, — ты уже дважды мог стать трупом. Но личность твоя вызвала мой такой горячий интерес, что желание допросить тебя превысило риск того, что ты можешь избежать кары за свои злодеяния и скрыться. Но, хвала богам, ты здесь. Ползаешь сейчас передо мной.

— Каких злодеяний? Я ничего не сделал!

— Да ты, видимо, смеешься надо мной! — Шанго схватил Симту за руку и коротким движением сломал ему несколько пальцев. — Сколько женщин, было замучено из-за тебя? — спросил воин, когда вопли шемита сменились наконец рыданиями.

— Это же грязные животные! Нищее отребье! Простолюдины! Чего тебе до них? — постанывая, выдавил Симта.

Шанго сапогом ударил его в лицо:

— Понятно, — процедил он. — С этим мы разобрались. Но, поверь мне на слово, лучше бы ты этих слов не произносил. Теперь перейдем к следующему вопросу.

— Какому вопросу, пожри тебя Сэт?! — завопил шемит, выплевывая выбитые зубы. — Ты что, болен? Да кто ты вообще такой?

— Нет, приятель! — наступив на сломанные пальцы врага, молвил черный. — Кто ТЫ такой? Я это к чему…, — наемник, медленно вращая ступней и вызывая у шемита крики, принялся говорить, — день назад мне довелось повстречаться с одним человеком. Он вез письмо. Знаешь кому? Нет? Королю луны! Не слышал о таком? — он усмехнулся. — Вез он его из страны, что почти готова с этой, начать войну. В письме говорилось про льва, тигра и лисицу. Казалось бы ерунда, правда? Детские фантазии. Но согласись, везти такие вещи гонцом, да еще и секретничать по этому поводу, как-то глупо. Кто такие эти «тигр» и «лев» я и без тебя догадался. Но, кто такая лиса?

— Не знаю, — быстро проговорил Симта.

— Думаю, — злобно сказал Шанго, — ты меня обманываешь.

Он принялся наносить ногами удары по телу тщетно пытающегося уползти шемита. Когда чернокожему показалось, что одно из ребер негодяя сломалось, тот хрипло завопил и, заливаясь слезами, простонал:

— Хватит! Я все скажу! Все! Хватит!

— Так говори, — негр наподдал ему еще разок напоследок.

— Лисица — это Зингара! Они подстроили все это покушение, чтобы обострить отношения между Аквилонией и Немедией. Я — их человек, посредник по этому делу в Тарантии, — дрожащим голосом быстро выдавил он.

— Зингара? — Шанго был ошарашен. — Зачем ей-то это нужно?

— Я все расскажу, только не убивай, прошу…!

В это время распахнулась дверь, и в подвал ворвалось несколько охранников в черных одеждах. Те самые, что пропустили его вовнутрь. У троих из них были взведенные арбалеты.

— Убейте! Убейте его! — завопил Симта.

Один из воинов махнул рукой, приказывая арбалетчикам стрелять. У Шанго не было много времени для раздумываний. Он напряг все свои силы в мощном рывке и, подняв грузное тело шемита, заслонился им. Все три болта попали в тело «Короля», заставив его дернуться и обвиснуть. Чернокожий побежал со своим грузом на охранников и, приблизившись, кинул его в них, заставив нескольких упасть. Тут же схватив ближайшего воина, он приставил кинжал к его шее и закрылся им от остальных.

— Тихо, тихо, тихо, — громко сказал Шанго, выставив свободную руку вперед, предостерегая бойцов от необдуманных поступков. — Вы ведь не хотите его убить? Правда? — он слегка надавил клинок, и на шее его пленника проступила кровь.

— Что нам до него? — сказал один из охранников, тем не менее, не нападая. Впрочем, его слова заставили дрогнуть человека, которого черный держал,

— А что вам до него? — Шанго указал на труп шемита. — Посуди сам. Платить вам больше некому. Работы не осталось. Даже кормить не будут. Вы же наемники! Хотите поработать бесплатно?

— Ты лишил нас дохода. Уже за это тебя стоило бы убить, — ворчливо сказал еще один воин. Однако оружие опустили уже почти все.

— А вдруг не получится и выйдет так, что умрете вы? Попасть на Серые Равнины задаром? — он хмыкнул. — Ты действительно этого хочешь? Да и потом, это место больше ничье, — он обратился ко всем. — Как вы думаете, много ли здесь может быть ценностей, исчезновение которых вы сможете обнаружить, — на последних словах Шанго сделал ударение, — после того, как наткнулись на труп вашего господина? Мало того, что я жестокий убийца, — Шанго посетовал головой, — так еще и жадный грабитель. И бегаю быстро. Ну, так как…?

— Знаете, — сказал после долгой паузы один их воинов, — мне этот козел никогда и не нравился! И мерзости, которые он творил, тоже. Не знаю, как вы, а я пошел!

— Последний вопрос, — сказал чернокожий, вдруг кое-что вспомнив, — и, наверное, главный. От него зависит, расстанемся мы или все-таки нет? Что случилось с женщинами, что были рядом с трупами?

— Какими женщинами? — недоуменно спросил, было, воин, но тут догадка озарила его лицо:

— А-а-а! В одном из помещений кто-то заперся. У нас не было времени ломать дверь и проверять кто там. Так там женщины! Мы думали, что какой-то вельможа струсил и спрятался, о каких-то там женщинах мы даже и не помышляли.

— Замечательно! Пусть они там и остаются!

Бывший охранник равнодушно пожал плечами, вложил меч в ножны и побрел к выходу. За ним, один за другим, побрели и остальные.

— Один арбалет здесь оставьте, — бросил им вслед Шанго. — И пару стрел.

Кто-то из воинов полуобернулся и положил необходимое оружие на пол. Вскоре все они скрылись из глаз.

Негр обратился к своему пленнику:

— Тебя как зовут, парень?

— Фузий, — ответил тот искаженным голосом из-за пересохшего горла.

— Фузий, жить хочешь? — спросил чернокожий. А когда дождался утвердительного кивка, продолжил:

— Ну, если да, позаботься о том, чтобы друзья твои не наделали глупостей. Я становлюсь очень неприятным человеком, когда мне что-то не нравится. Очень! — он отпустил пленника и подтолкнул его к двери. Тот не задерживаясь, побежал на выход.

Подождав, пока шаги стихнут, воин племени Мабинти подошел к трупу Симты и ногой перевернул его на спину. Посмотрев на его лицо он, с сожалением от осознания упущенных возможностей, покачал головой, подобрал арбалет, зарядил его и выстрелил шемиту прямо в лоб. У него осталось последнее дело в этом месте.

По лестнице южанин поднялся осторожно — подозревать тех парней, что он отпустил, в излишней ретивости было нельзя, но и слишком доверять им тоже не стоило. Все было, однако, спокойно. Наверху он обнаружил развилку, недалеко от которой быстро по приглушенным голосам обнаружил помещение, где держали похищенных женщин. Он понял, что Кармилла не рассказала ему и части тех ужасов, что испытывала здесь. В помещении очень сильно воняло нечистотами, какой-то гнилью. Воздух был очень сперт, дышалось с трудом. Было жарко. То, что девочка назвала «каморками» на самом деле оказалось темницами, практически мелкими каменными мешками. Шанго открыл ближайшую из них и на него безразлично уставились грязные женские лица. По-видимому, до того, как их доставляли господам, их где-то мыли.

— Выходите, — глухо сказал черный воин. — Выходите, выходите все, — повторил он, видя, что ему не верит. — Вы все свободны, — крикнул Шанго, — выходите, но пока не убегайте. Это надо сделать правильно.

Он бросился открывать клети, громко повторяя имя той, ради которой сюда пришел:

— Зафира?! Зафира, ты жива?!

Обнаружил он ее в одной из дальних темниц. Девушка была в полубессознательном состоянии из-за ужасных условий. Все ее дело было желтым от почти заживших синяков. Однако она была жива.

— Мы прятали ее, закрывая нашими телами, — сказала одна из женщин. — Если бы они увидели ее такой, то увели бы и Тулок бы ее забил.

— Спасибо! — с болью в голосе произнес Шанго. — Что до Тулока, то сейчас Нергал в своем царстве, забивает его.

Подняв Зафиру на руки, он вышел. В коридоре столпилось около полусотни качающихся, изможденных женщин. Те, что покрепче, помогали совсем немощным и покалеченным. Аккуратно пройдя сквозь эту толпу, он подошел к двери и обратился ко всем:

— Внимание! Идите все за мной! Не галдите, не шумите, внимательно смотрите по сторонам и если кого-нибудь увидите, говорите сразу мне. Слушайте меня внимательно. Все, что скажу, исполняйте. Только так мы сможем безопасно отсюда уйти.

Они медленно выдвинулись вперед. Поскольку там, где сейчас проходила группа изможденных женщин, было гораздо прохладнее и свежее, Зафира задышала глубже, а вскоре и открыла глаза. Удивленно посмотрев вокруг, на лица улыбнувшихся ей женщин, она уставилась на голову несущего ее «зверя».

— Кто ты? — тихо спросила она.

— Это я! — Шанго на время поднял маску и подмигнул ей.

— Митра! — Зафира заплакала. — Я уж, и не надеялась ни на что. Думала все уже.

— Все будет хорошо, сейчас только выбраться надо. Поэтому не шуми, детка.

— Хорошо, — кивнула она, — можешь меня опустить.

— Ты уверена, что сможешь идти сама?

— Я попробую.

Наемник осторожно поставил ее на землю. Девушка сильно покачнулась, оперлась на его руку, чуть не упав, однако вскоре выпрямилась и достаточно твердо встала на ноги.

— Ну, пошли, — сказала она.

Слава богам, предосторожности оказались излишни. Они без проблем добрались до «комнат утех», где к ним присоединились остальные. Увидев последствия кровавой бани, которую устроил здесь Шанго, женины радостно зашумели, да так, что, только прикрикнув, он сумел их успокоить.

Когда группа подошла к выходу в зал, Шанго остановил всех и сказал:

— Теперь слушайте! Сейчас я устрою у них там небольшой переполох. Когда сиятельные господа побегут отсюда, присоединяйтесь к ним и покиньте это место навсегда!

Он решил не объяснять причину, которой руководствовался, когда составлял план побега. Он считал большинство гостей нормальными людьми или, по крайней мере, они не настолько низки, чтобы одобрять те мерзкие вещи, которые творились в тайных уголках этого места. Но есть среди них и те самые подонки, ради которых это все и было придумано. Если женщины выйдут просто так, то это вызовет нежелательное, по мнению чернокожего, внимание к ним, что потом может поставить под угрозы их жизни. Пройдет совсем немного времени, когда город наконец, узнает о том, что здесь происходило на самом деле. И негодяи захотят убрать тех, кто их может разоблачить. Неважно, что на их были маски. Страх их будет гораздо больше. Такую породу людей он знал слишком хорошо. Однако пугать спасенных не следовало. Он добавил:

— Впрочем, если увидите, что-то угрожающее позади, бегите сейчас же. Всем все понятно? Хорошо! Зафира, дождись меня недалеко от ворот.

Шанго вышел в зал. Разодетых людей в масках стало гораздо меньше, но все равно посещение было заполнено. Охрана исчезла, но этого, по-видимому, никто не заметил. Было темно — на подмостках разыгрывалось очередное представление — какие-то мужчины в глупых нарядах разыгрывали сражение. Чернокожий направился к открытой занавеси и пробрался за подмостки. С этой стороны на предметах, что изображали внешний мир, никаких рисунков видно не было. Было видно только дерево. Довольно много дерева. Факел он нашел быстро. Как Шанго и ожидал, сухое дерево занялось очень легко. Огонек, сначала совсем маленький, скоро превратился в большое пламя.

Выполнив задуманное, Шанго вернулся туда, где оставил женщин и начал ожидать, пока последствия его диверсии не станут заметны. Сначала на дым никто не обращал большого внимания. Видимо все, и зрители, и актеры, считали его частью представления. Однако когда стало заметно пламя, замолчала музыка и люди на подмостках в страхе остановились, кто-то в зале, наконец, громко закричал «пожар». Люди с высокими культурными манерами мгновенно превратилось в паникующую толпу, представители которой с криками бежали к выходу, расталкивая друг друга и забыв обо всем.

— Давайте, — крикнул женщинам Шанго, и его группа присоединилась к бегущим и смешалась с ними.

Он убедился в том, что никто не остался забыт и неспешно двинулся следом. У входа он нашел свой клинок. По-видимому, в отличие от него, благородным господам оружие было не так уж и нужно, раз они в панике его позабыли. Пробравшись через толпу зевак, разглядывающих, как внутри здания бушует пламя, он подошел к воротам, нашел взглядом Зафиру и направился к ней.

— Ну что, домой? — спросила она, когда южанин подошел.

— Почти. По дороге надо отдать должок, — Шанго снял маску и постучал по ней ладонью.

* * *

Человек в роскошном наряде с золотыми узорами, стоял в центре зала, стены которого совсем недавно услаждали взоры своей белизной, и ковырял носком сапога обгоревшую деревяшку. За окном стояло позднее утро, а зал этот являлся тем, что осталось от великолепного «Небесного дворца». Огонь потух сам собой, когда пожрал все, что мог зажечь. Стены теперь были покрыты копотью и сажей, а на месте подмостков лежала груда обгоревших углей. Воняло гарью.

Человек в роскошном наряде, снял свою маску и бросил ее на пол. Миру предстал довольно молодой человек с пухлыми губами и полными розовыми щеками. Было в нем что-то неприятное. Он скривился и, вздохнув, сказал:

— Ой, как жаль! Как жаль! Такое хорошее место было!

— Ваше Высочество, — обратился к нему подошедший человек в одежде капитана королевской гвардии. — Мы нашли господина Симту. Он и его телохранитель убиты. Сам Симта застрелен из арбалета.

— Плохо, плохо, — вздохнул молодой человек, — а кто это сделал, нашли?

— Нет, Ваше Высочество. Но говорят, это был довольно крупный мужчина, скрывающийся под маской волка.

— Маска волка? — удивился вельможа. — Очень похоже на барона Илиция.

— Это точно не он, поскольку барона мы тоже нашли. Его тело лежит в одном из переулков недалеко отсюда.

— Правда?

— Да, Ваше Высочество. Только боюсь, вы не захотите его лицезреть — он ужасно обезображен.

— Ужас, какой! — равнодушно покачал головой молодой человек. — Ну да ладно, пойдемте отсюда. Погоните моего коня ко входу.

— Слушаюсь, принц Нумедидес, — капитан поклонился и направился прочь.

— Такое хорошее место было! — последний раз посетовал вельможа. Затем принц повернулся и последовал за гвардейцем, наступив на маску, которую бросил. Маска, изображавшая голову дракона, треснула и сломалась….

Глава XIII

Пограничье… сущая дыра для всех цивилизованных стран. Страна, где никогда не было сильной руки, постоянно раздираемая междоусобицами баронов. Немедия и Аквилония, как заклятые соседи, естественно поддерживали тех властолюбцев, кто им был выгоден. Булавочный укол для соседней могучей держав, но все равно неприятно. Бесконечные набеги соседей, и междоусобная распря давно стали нормой в этих неприветливых землях.

Ехавший по дороге… хотя какая это дорога? Так…едва заметная тропа. Ехавший по тропе человек обо всем этом был наслышан. Родом он был из Гипербореи. Страны, которая раскинулась от северных границ Бритунии до самого Северного моря. Даже суровость условий Пограничья или Киммерии не шла ни в какое сравнение с Гиперборей. Страной, которая девять месяцев в году покрыта снегом. Ветер, пронизывающий как копье любую теплую одежду, веками гуляет на заснеженных пустошах, между мрачными лесами юга и непреступными скалами на севере. Люди, родившееся в этой стране, были под стать своей родине, привыкшие к лишениям и терпению, но в тоже время гордые и независимые, как и все северные народы. Одному Отцу-Ворону известно как умудрялись выжить в таких неимоверно тяжелых условиях гипербореи.

Суровый и неприветливый край…но тем не менее это единственное страна Севера, где была в наличии та сильная рука, которой не хватало ни в Киммерии, ни в любой другой стране севернее рубежей Аквилонии, Немедии и Бритунии. В Халоге, в мрачной крепости Кан Зарм правили короли Гипербореи десятки поколений. Уже несколько веков они собирали страну в железный кулак, вынуждая, или присоединится, или погибнуть.

Сомниум хорошо помнил свое детство: их род жил в большом, почти полностью заглубленном в каменистую землю «доме». Основное занятие его семьи: охота, выделка шкур и изготовление теплой одежды.

Он с хмурой улыбкой представил лица своих соплеменников, которые увидели бы оружие офирцев или зингарцев — легкие клинки, годные только для дуэлей, и совершенно бесполезные против доспехов и оружия северян.

Раз в месяц в Халоге и Похьёле проводились ярмарки, куда собиралось почти все население Гипербореи, за исключением, разве что самых отдаленных северных селений, что находились почти на краю света по разумению жителей цивилизованных Аквилонии, Немедии или Зингары.

На таких ярмарках узнавали новости у бритунийских и туранских купцов, продавали великолепные меха северных зверей и оружие, покупали ячмень, ибо он одинаково пригоден и для изготовления хлеба и пива. Что за длинный зимний вечер без него? Длинные нордхеймские саги надо слушать с полной глиняной кружкой в руке…Ну и разумеется на таких ярмарках набирали подростков в солдаты. Именно так Сомниум и попал в ряды гиперборейских воинов двенадцать зим назад. Тринадцатилетним мальчишкой он смог обойти ровесников на ярмарочном состязании, и войти в десяток победителей. Так он стал под белое, с черным вороном знамя короля.

Семь зим обучения сделали из него опытного воина. Битвы северян не имеют ничего общего с битвами так называемых цивилизованных народов. Любой нордлинг прежде всего мастер одиночных поединков. Первое боевое крещение он получил в отражении удара асиров. Эти белобрысые собаки собрав воинство в полтысячи мечей, вторглись Гиперборею и уничтожили пограничную заставу и два рода. Слава Королю и его покровителю Ворону, он тотчас же узнал об этом. Отряд в тысячу воинов встретил асиров. Два северных народа столкнулись в кровавой схватке на заснеженной равнине.

Сверкали обоюдоострые секиры, боевые молоты асиров и длинные мечи воинов Гипербореи. Никто не просил пощады и не ждал ее. Кровь лилась на слежавшийся снег ручьем. Асиры понимали, что им живыми не выйти, но старались захватить с собой к Имиру как можно больше врагов. Так пал смертельно раненный капитан гипербореев, Теодлав. Тогда то и легла рука Сомниума на рукоять моргенштерна капитана…

Он оторвался воспоминаний, откинул прядь белых ровных волос, упавших на лоб, всмотрелся в немедийский форт в полумиле от него, и коснулся рукояти моргенштерна. Длиной чуть больше трех локтей, четыре ряда длинных, почти в пол-ладони граненых шипов с долами. И небольшой секрет внутри, маленькие шарики платины, редкого металла втрое тяжелее железа. Благодаря такому утяжелению моргенштерн проминал даже латные панцири. Редкое оружие даже для Гипербореи и почти не известное на цивилизованном юге.

Первым же удар нового оружия Сомниума пришелся в голову убийцы Теодлава, превратив ее в смесь из глаз, мозга, зубов и костей черепа. Отбивая смертоносные удары хищно загнутых лезвий секир, Сомниум ткал моргенштерном свой стальной узор, нанося удары в незащищенные доспехами тела асиров.

Тусклое северное солнце сдвинулась всего на две ладони, как было уже все кончено. Раненных почти не было, оружие северян редко щадит врагов. Две сотни гипербореев вошли в Асгард и уничтожили первые попавшиеся четыре поселения асиров. Мужчин почти не было, поэтому справились быстро, оставив на истоптанном снегу обезображенные трупы стариков, детей и женщин…

На обратном пути, возле заставы уже стояли колья с головами асиров, как предупреждение всем последующим любителям наживы. Хотя асирам и грабить — то по большому счету больше не кого.

На въезде в Пограничье, на немедийской заставе, гиперборей основательно запасся едой. Два десятка лепешек, копченая нога оленя, да несколько пригоршней сухих фруктов и ягод. Начинались нелюдимые и опасные земли. Шайки грабителей да и просто баронские отряды могли запросто напасть на путников, перерезать горло и забрать все, что у бедолаг было при себе. Сомниум уже не раз сталкивался с такими людьми, они рассчитывают только на свое количество, и ни на что более. Ему ли воину, закаленному в боях с киммерийцами и асирами бояться какого-то отребья?

На него попытались напасть через день после того, как он минул заставу. Скорее всего грабителей кто-то на этой же заставе и предупредил.

С казавшимся им внезапным криком, пять человек бросились из густого ельника наперерез северянину.

— Умри, порождение свиньи! — заорал бегущий, самым первым.

Гиперборей, не особо торопясь, вытянул лук и, оттянув тетиву двумя пальцами, по-турански, выпустил стрелу.

Стрела вошла в голову первому бандиту, отбросив его назад. Сомниум успел ранить еще одного человека, и спрыгнул на снег.

— Кто следующий, собаки?

Вопя от ярости, вожак попытался вспороть Сомниума здоровенным палашом. Гиперборей легко уклонился и отбил неумелый удар алебардой другого бандита.

«Ну и вояки» подумал Сомниум, такие только купцов и могут резать.

Короткий, но мощный замах моргенштерна пришелся в живот бандита с алебардой, с багрово — красных шипов моргенштерна стекала кровь. Отбив удар короткого гандерского меча, гиперборей ударом по затылку вогнал шипы своего оружия в череп раненного. Проведя нехитрую серию ударов и поймав на обманном выпаде, из схватки выбыл еще один презренный грабитель, левая часть головы у него была снесена начисто. Раненный наконец догадался что зазубренный наконечник стрелы так просто не вытянуть и обломив древко засевшей в плече стрелы накинулся на северянина, подняв высоко обычный плотницкий топор. Нехитрый удар Сомниум без труда отбил, приняв лезвие топора на стальную рукоять. И пока раненый поднимал топор, для очередного замаха, рукоятью булавы гиперборей ударил ему по черепу, проламывая его.

Остался только главарь, но его нужно было сначала допросить, а потому оставить в живых…

Коротким движением стряхнув с оружия кровавые ошметки Сомниум напал на главаря, и тот, получив прямой удар в грудь рукоятью моргенштерна упал в снег.

Привязав лишенного сознания главаря к невысокому дубку, гиперборей несколько раз пнул ногой бандита. Тот с трудом пришел в себя.

— Давно на этой дороге сидишь? — спросил Сомниум.

— Третий месяц пошел…

— Кого за последние три дня видел?

— Два дня назад всадник был, — нехотя начал связанный.

— Ты с подробностями рассказывай, а то твои мозги будут даже на верхушке во-он той ели…

— Так я говорю, всадник был, с парой мечей за спиной, мы его решили не трогать…Вчера вечером был какой-то всадник, с двумя мечам за спиной… — зачастил главарь.

— Кто еще был?

— Купец с охраной в восемь человек и больше никого! Честно! У меня семья — шестеро детей.…Пощади!

— Шестеро говоришь?

— Да-да шестеро, господин!..

Выхватив кинжал, Сомниум вогнал его чуть ниже шеи и одним движением распорол бандита до пояса. Затем ухватил длинными пальцами скользкие внутренности и вырвал их из нутра разбойника. И тут же отбросил пучок розоватых кишок за спину. Скользкая груда внутренностей глухо чавкнула падая на наст. Наклонившись к лицу бьющего в судорогах главаря, гиперборей поймал угасающий взгляд несостоявшегося бандита:

— О чем ты думал, когда нападал? Вот и пусть все шестеро подыхают, раз ты, мразь так и не научился отличать купца от воина.

Солнце только начинало медленно садиться, цепляясь за верхушки высоких сосен, как глаз Сомниума уловил движение впереди. Усталой походкой шел человек в облачении жреца Митры, лошади не было, из оружия только толстый посох. Через плечо был перекинут здоровый мешок.

Сомниум довольно оскалился и повернул лошадь с дороги. Вытащил лук и натянул тетиву на него. Гиперборей подобрался незамеченным к жрецу на двести ярдов. Тот производил шума больше, чем десяток зеленых новобранцев, громко дышал и топал ножищами, явно не соизмеряя силы с дорогой. Наконец он не выдержал и оперся на ствол дерева, отдышатся.

Момент был подходящий, и упускать его было нельзя. Сомниум перехватил поудобнее рукоять своего лука и выпустил стрелу. Стрела описала пологую дугу, и вонзилась в спину путнику. Жрец с криком боли обернулся. Как раз вовремя чтобы получить вторую стрелу в плечо.

Северянин не спеша, подъехал к раненному слуге Митры.

— Это тебе подарок из Гипербореи, мразь.

— Со мной сила Митры, нечестивый ублюдок!

— Ну да, ну да, — гиперборей засмеялся. Это я уже слышал от тех жрецов, с которых снимали кожу в Халоге.

— Белоглазые ублюдки, Митра покарает вас всех! — жрец плюнул кровью в сторону гиперборея.

— Да неужели?! — Сомниум засмеялся. Поживем — увидим. А теперь ответь мне, о, служитель своего гнусного бога, не способного защитить себя, куда это ты так спешил?

— Ничего я тебе не скажу…

— Хорошо подумал? Я ведь могу твои раны перевязать и пытать до самого утра. Пытку холодом видел? Могу устроить…

В глазах жреца Митры мелькнул страх.

— Наступит день, и ты ответишь за свои деяния, собака.

— Да-да. Ну что же, будешь на Серых Равнинах, кланяйся Нергалу.

Сомниум пришпорил лошадь, моргенштерн описал дугу и врезался в голову жреца Митры, ломая череп. Тело в жреческой робе несколько минут побилось в судорогах и затихло, лишь иногда дергалась нога. Северянин спешился, вытянул стрелы из трупа и развязал мешок. Несколько головок сыра, черный хлеб, связка сушеных грибов. Трофейная еда тут же перекочевала на круп лошади.

— Митраисткие ублюдки, — проворчал гиперборей, продолжая путь. Если он что-то и ненавидел больше, чем вонючие специи и детей, так это только жрецов Митры. И, в общем было за что. Для Сомниума митрианство обычно представлялось в виде паутины, а жрецы — в виде жирных и самодовольных пауков, тянущих свои нити лжи, двуличия и мерзости даже в самые отдаленные страны. Даже в Пустоши Пиктов регулярно отправлялись служители Митры, дабы привить дикарям уважение к Солнцеликому. Причем как рассказывали знающие люди, зачастую отправлялись в путь босиком и безоружными, надеясь непонятно на что. Особого толка этого пока не возымело, с завидной регулярностью пикты жрецов убивали, а возможно и ели. Причем если жрецы шли даже к пиктам, то вопрос о более цивилизованных землях даже не стоял.

Уж на что Пограничье — дыра, но даже здесь можно было встретить жрецов Митры. Большинство населения предпочитало верить в местное божество, олицетворением которого был Царственный бык, зверь совершенно громадных размеров. Но разве это могло остановить фанатиков, готовых умереть ради того, чтобы даже кучка немытых дикарей-пиктов уверовали в Митру.

«Наверняка поблизости община митраистов, туда и рассчитывал добраться затемно этот жрец» — размышлял гиперборей. «Ну, попадись они мне только…»

Дорога гиперборея как раз и вывела на небольшой приземистый храм, окруженный частоколом. Вероятно, он больше предназначался от зверья, а вот от лихих людей вряд ли поможет. С другой стороны им тут и поживиться особо нечем, потому может и не трогают. А, учитывая то, что жрецы Митры искусные лекари, так им за лечение может перепадать время от времени несколько монет или нога оленя или несколько тушек зайцев.

Сомниум отъехал на полмили, насыпал овса лошади, и накрыл ее теплой попоной. Сам же с булавой в руках направился к источнику митраизма в этой глухомани.

Накинув капюшон из шерстяной ткани на голову, гиперборей решительным шагом подошел к грубой калитке и замолотил кулаком в латной перчатке по стылым бревнам.

— Помогите!

И снова забарабанил по калитке.

— Кто там? — раздался, наконец, голос по ту сторону частокола.

— Усталый путник, я замерз, мне нужна помощь!

Сказать это без смеха гиперборею было тяжелее всего. В случае крайней нужды он мог спать прямо на снегу, и даже не чихнуть после этого. Что там говорить о помощи, если помощь Сомниума обычно заканчивалась прямым ударом моргенштерна в голову.

Послышалась возня с промерзшим засовом, и жрец открыл калитку, держа факел над головой.

— Мы рады тебе, странник. Чем может наш скромный приют помочь тебе?

— Помогите очистить мир от жрецов Митры…

Служитель Светоносного с удивлением смотрел на рукоять кинжала в своем животе. Резкий рывок и острая сталь вспорола жирное брюхо. Ноги жреца Митры подкосились, он упал. Гиперборей переступил через него и деловито направился к единственному зданию.

Сомниум распахнул дверь и оказался в довольно большой молельне, где было человек восемь жрецов, сидящих на узких скамьях, и внимающих седобородому старцу, возле алтаря. Северянин не обращая внимания на удивленное лицо старца, огляделся, как раз возле входа стоял высокий узкий шкаф со свитками. Гиперборей перевернул шкаф, надежно заблокировав вход. На грохот от падающей мебели обернулись теперь уже все слуги Митры.

— Это Храм Митры! — наконец нашелся сказать седобородый. Веди себя согласно этому!

— Хорошо. Так и буду — смиренно произнес гиперборей и, ухватив булаву двумя руками, размозжил голову ближайшему жрецу. Сила удара отбросила тело на пол, разметав стоявшие на полу свечи.

Глаза жрецов и без того вытаращенные стали еще больше, когда Сомниум скинул рукой капюшон и распахнув плащ, продемонстрировав силуэт черного ворона на кольчуге.

— Кто первый на встречу с Митрой?

В гиперборея как будто вселился демон, он обрушил на панически мечущихся жрецов град ударов. Сейчас он напоминал волка, ворвавшегося в овчарню, когда спятившее от крови и количества добычи животное убивает направо и налево. Режет горла жалобно блеющим животным, не задумываясь о том, что в силах унести всего лишь одного барана. Жрецы пытались прятаться под скамьи, забиться в какие то углы, судорожно моля Митру о спасении. Но сегодня Митра их не слышал. Смертоносная северная сталь дробила черепа и ломала кости без всякой жалости. Мозги, кровь на полу и стенах, стоны смертельно раненных стали украшением Храма Митры на этот вечер.

Седобородому Сомниум размозжил череп прямо на алтаре Митры. Одному жрецу повезло больше и он, ценой невероятных усилий, извиваясь, как ящерица, сумел отпихнуть шкаф и вырваться наружу. На полпути к калитке гиперборей его и догнал, и остервенело вколотил в снег останки тела в жреческой робе.

Сомниум стоял, опершись на рукоять булавы, и тяжело дышал, смотря на кроваво-красную проплешину, напоминающую зингарский цветок. На том месте, где должна быть голова, сплошное месиво из костей и буро-розовой жижи. Плюнув на труп жреца, северянин отправился к калитке. В неверном свете факела он заметил, что даже на заснеженных лапах ели, в десяти шагах от тела, сверкают замерзшие рубиново-красные капельки крови и рваный кусок мозга.

К тому времени как гиперборей вернулся к лошади, успело окончательно стемнеть. Оглядевшись вокруг, Сомниум повел лошадь к ельнику, За считанные минуты вытоптал площадку в снегу, у подножия громадной ели и поставил шатер. Заниматься костром желания у северянина не было, впрочем, благодаря теплому дыханию воздух в небольшом шатре быстро прогрелся. Запалив толстую свечку гиперборей стал вытаскивать из мешка еду. Достав небольшой кувшин, он принялся вылавливать оттуда двузубой вилкой кусочки мелко порезанного сырого, но уже побелевшего мяса, замоченного в уксусе и специях. Нехитрая, но довольно сытная пища. Закончив трапезу полной горстью грибов, северянин достал нож и мелко нарезал в кувшин с уксусом очередную порцию мяса — завтрашний обед.

Северянин вылез из шатра, проверить лошадь. Поправил попону и выглянул из-под заснеженных еловых лап на луну, ветра не было, лишь мелкие снежинки сыпались с черного неба. Вдоволь налюбовавшись пейзажем, гиперборей вернулся в палатку.

Улегшись на оленью шкуру, Сомниум устало вытянул ноги.

«Как славно день сегодня прошел. Почти дюжина жрецов Митры отправились на Серые Равнины, это не считаю косоруких грабителей».

Гиперборей усмехнулся и, положив руку на рукоять моргенштерна, заснул с этими приятными мыслями.

С момента уничтожения гнусных жрецов Митры прошла уже почти неделя и северянин начал пересекать Киммерийские горы. Сомниум дышал полной грудью, радуясь тому, что наконец-то он чувствует обжигающий холодом воздух, и такой же холодный ветер. Да это были не его родные бескрайние пустоши Гипербореи, но он был рад и этому. Пускай это были заснеженные кряжи, где кроме белого снега и черно-серых скал и сумасшедших порывов ветра со снегом ничего не было, но это был все-таки Север.

Что совсем удивительно больше ему в дороге через Пограничье никто не встретился. Изредка попадались следы охотников. Но бандитских шаек, или дружин баронов (мало, чем отличающихся от шаек) он так и не встретил. Один раз попыталась его остановить какая-то девушка, что-то вопя о засаде. Ну да он на таких «спасительниц» уже насмотрелся по пути в Бельверус, последней, кстати, вот этим самым моргенштерном и проломил голову.

Сомниум третий день ехал по тропе, змеей вьющейся среди нагромождений скал и валунов. Дорога бежала, оставляя позади себя грохочущие водопады, сбегающие по бесконечным ступеням скал и ущелья, покрытые туманами.

И надо было такому случиться, что гиперборей наткнулся на лагерь охотников за рабами, разбитый в двух десятках ярдов от дороги.

Гиперборея спасло несколько вещей, ибо один воин никогда не выстоит против двадцати человек, а уж тем более, если любой из этих двадцати знает с какого края браться за меч. Это только изнеженные аристократы могут на балах бахвалиться десятками убитых за одну схватку, в жизни все несколько сложнее. Гиперборея спасло, например то, что его появления не ждали, то, что выставленный караул наплевал на свои обязанности и играл в кости, то, что с утра он сам, Сомниум, видел свежие следы, оставленные горным бараном, и загодя натянул лук, держа стрелу на тетиве.

Так или иначе, его появлению обрадовались и, услышав крик «Брать живым» все вопросы по своей дальнейшей судьбе у него исчезли.

Поэтому спустя три удара сердца иззубренная стрела пробила легкое то ли самого быстрого, то ли самого глупого охотника за рабами. Туранец который, широко размахивая скимитаром и вопил, как ишак заполучил стрелу прямо в рот, наконечник вышел из затылка на ладонь. Бросив лук в налуч, Сомниум выхватил из специальной петли булаву, как раз во время, чтобы отбить удар в ногу и наотмашь нанес мощный удар по голове другого охотника за рабами.

Бритуниец попытался схватить лошадь за уздцы, но гиперборей поднял ее на дыбы, копыто как раз угодило в плечо неудачника, отбрасывая его назад. Впрочем, у того хватило ума откатиться от копыт. Правда ремешок, которым крепился налуч к упряжи, неожиданно лопнул, и лук Сомниума упал в снег. Времени подбирать его, уже не было.

Гиперборей пришпорил лошадь, намереваясь проскочить лагерь, пока охотники за рабами еще не опомнились настолько, чтобы задавить его просто числом. Северянин уже видел, как три человека спешат с длинными копьями наперевес. Верная смерть для лошади, но тогда ему придется принимать бой, а это уже лишнее.

Пригнувшись к самой лошадиной гриве гиперборей несся вперед, внезапно перед ним выросла фигура воина с мечом в руке. Сомниум заставил лошадь прыгнуть и в прыжке моргенштерн сошелся в ударе с мечом, посыпались искры, и меч лопнул, булава по инерции обрушилась на плечо воина, калеча его.

Северянин пришпорил лошадь и очень скоро разъяренные крики остались за спиной.

Глава XIV

В течение нескольких дней, деньги, которых, как думал Орфус Брол, хватит на предстоящее путешествие туда и обратно, практически закончились.

Невообразимой щедростью по меркам заморийца, стала покупка подходящей, по толщине и количеству меха, одежды в немедийской деревне (теперь он, скрипя зубами, думал о том, что надо было, как всегда украсть).

Затем пошлина, при въезде в первое на его пути княжество Пограничного Королевства, которую пришлось еще и платить дважды — охраны границ, как таковых, в этом северном краю не было, зато было два поста на единственной ведущей на север дороге. На втором посте он и узнал, что живут здесь люди пугающе близкие ему по духу — в первый раз он платил не властям, а посторонним людям, да еще и в пять раз дороже, чем надо было. На его сетования и требования наказать жуликов (всю иронию ситуации — жулье требует наказать жулье за жулье — он как-то проигнорировал) законная стража только дружно разразилась хохотом и безразлично, да еще и возмутительно нагло посоветовала обратиться к князю, который намедни уехал к своему кузену в другое княжество, чтобы погостить недельку.

Но самым разорительным для Орфуса стала «ночевка» в дорожном трактире. Решив отыграть в кости недавние затраты, он с улыбкой превосходства присел к ближайшей (и по правде, единственной) компании, намереваясь применить (а раньше всегда получалось) свою личную, кристально честную (ну, в глазах Бэла возможно) и справедливую (это уже к Нергалу) стратегию. Но нарвался он на стратегию местную, в итоге проиграв большую часть своих денег. Сумев остановиться и стараясь не смотреть на наглые улыбки, висящие уже на физиономиях местных игроков, он встал из-за стола и пошел топить печаль в вине. Кружка за кружкой, непонятно откуда взявшаяся веселая компания, девки на коленях. Короче говоря, когда Брол утром проснулся в снятой им комнате с разламывающейся от похмельной боли головой, обнаружилось, что практически все деньги, которые были у него, да еще кое-что из содержимого его седельных сумок бесследно исчезло. Хорошо еще, что несколько монет Орфус зашил в разные части одежды. Хорошо, что инструменты свои особые он предусмотрительно спрятал. Да еще хорошо, что не убили. Когда взбешенный замориец побежал разбираться, оказалось, что естественно, в такой ранний час трактир был пуст и, что естественно, трактирщик ничего не знает, не видел и вообще отвечает он только за лошадь, которую чужестранец передал лично ему.

Потратив еще денег на приобретение вещей, взамен украденных (по правде говоря, в этот раз он сэкономил, когда сам сумел кое-чего утянуть), изрядно обедневший и злой, как тысяча кхитайских демонов, Орфус Брол двинулся дальше по своему пути, стараясь быстрее оставить это злостное княжество.

Итак, к концу третьего дня, когда замориец достиг небольшого городка — столицы (если единственное поселение вообще можно назвать столицей) очередного маленького княжества, у него осталось всего пара серебряных монет и несколько медных. Без подсказок Орфусу было ясно, что ему надо срочно поправлять свое положение. И в этом месте это надо было сделать обязательно. Сложность состояла в том, что «место» это — было квинтэссенцией типичного захолустья далекого от чудес цивилизации. Знать здесь отличалась от простого люда только тем, что одевалась слегка (ну очень слегка) побогаче и жила в каменном замке, продуваемом ветрами через дыры в кладке. Соответственно замок и являлся главной целью Орфус Брола. Все это он понял еще при въезде в город. Благо оценивать было мало что — кучку хибар, рынок у неуклюжего нагромождения камней и деревяшек, а также само неуклюжее нагромождение камней и деревяшек и являющееся местным замком, разглядел бы с места заморийца наверное и близорукий.

Узнав направление у ближайшего прохожего, Брол направил лошадь по рекам из грязи и навоза — местным дорогам (хреново зима начиналась), к местному трактиру. Заведение внешне оказалось подозрительно похожим на то самое, где его обокрали. Когда хмурый замориец вошел в помещение, он невольно нахмурился еще больше — здешний хозяин также чем-то напоминал трактирщика того злополучного места. Заставив себя нацепить приветливую улыбку, Орфус поплелся к стойке.

— Здравствуй, добрый человек, — начал он.

Хозяин мрачно кивнул.

— Я проделал долгий путь, — продолжил Брол, — и являясь чужаком…

— Заметно, — перебил его трактирщик, — чего надо-то?

— Мне нужно где-то провести ночь и я подумал…

— Пять медных монет. Комнату можешь любую занять. Все пустые.

— Отлично! — воскликнул будто бы довольный замориец, играя простодушного недотепу. — Назови мне ту, что поуютнее.

— Там, — трактирщик показал на ближайшую дверь настолько быстро, что стало ясно, что она не самая уютная, а самая первая, что пришла ему на ум (скорее всего потому, что была ближайшей ко стойке). — Дверь открыта, заплати и иди вселяйся. Что еще? — сказал хозяин, увидев, что гость колеблется.

— У меня пара вопросов еще к тебе, добрый человек.

Трактирщик закатил глаза к верху и бросил:

— Задавай.

— Благодарю, — слегка улыбнулся замориец. — Скажи мне, кому принадлежит это замечательное поселение?

— Так известно кому, — ответил хозяин, сменивший выражение лица с мрачно-холодного до аж светящейся-довольного, услышав как назвали его глухомань. Видно было, что чем-чем, а захолустьем своим свой он гордится. — Властительнице Хельхельде, да будет здорова она и плодовита.

— А дворец этот величественный, что в центре — древний наверное? — продолжил лить масло Орфус Брол.

— Нет, — ответил вконец подобревший трактирщик, — его Хельхерик-могучий, отец Хельхельды возвел. Да, как и весь наш город.

— А-а-а, — протянул замориец, — так у вас молодое гос…, гра…, княжество? То-то я смотрю место то ваше, необычно отличается от остальных!

— Да, ты прав незнакомец, — трактирщик достал кувшин с пивом, две кружки и налил себе и гостю. — Хельхерик собрал нас, самых лучших людей этих богом забытых земель. «Мы создадим самое великое княжество севера», сказал он нам. И, тысяча клыков Нергала, у него это получилось!

Медвежий угол этот, на взгляд Орфуса, мало чем отличалось от подобных местечек Пограничья. А уж сравнивать с Немедией или Заморой он даже не решился. Мало ли — вдруг еще рассудок помутится. Поэтому «что там получилось» у старины Хельхерика, Брол не понял, однако вместо того, чтобы делиться своими наблюдениями, кратко сказал «да» и кивнул с серьезным видом.

— Хороша выпивка! — похвалил кислятину, что с трудом проваливалась в его желудок, замориец.

— Сам варил, — похвалился трактирщик.

— А скажи мне, — спросил Орфус, — ты вроде бы не старый человек. А говоришь так, будто вместе с Хельхериком город возводил.

— Да, так и есть, — гордо кивнул трактирщик.

— Получается, что и Хельхерик должен быть сейчас в расцвете сил. Как же случилось, что правит вами теперь его дочь?

— Погиб он на охоте. Напился пьян, упал с коня и шею сломал. Дурацкая смерть для такого мужа. Сколько раз я ему говорил! Ай! — махнул рукой хозяин. — А теперь на малышку Хельхельду весь груз ответственности упал.

— А мать, братья? Никто не помогает?

— Никого больше нет у нее. Кроме ее народа, — трактирщик почесал у себя в затылке. — Да еще и замуж никак не выйдет.

— Как так?

— Да как тебе сказать… Красивая (при этом левая бровь Орфуса поползла наверх), молодая (правая бровь последовала за левой), не бедствует — в конце концов, наше княжество самое богатое в округе (при этих словах жадная ухмылка тронула губы Брола). Невеста — всем на зависть.

— И что, несмотря на это, никто не свататается?

— Куда там, толпами приезжают.

— И что?

— Что, что, как приезжают, так обратно возвращаются. Никто нашей Хельхельде не нужен, никто ее не устраивает! Не хочет замуж и все. Всем народом уговариваем — не обращает внимания. Упрямая, как киммериец на пытках. Хотя, знаешь, ну и бог с ней. Главное правит мудро.

— Видимо хорошо тут у вас, — широко улыбнулся замориец.

— Не жалуемся. Тебе то что?

— Да так. Ищу место, где бы осесть, остепенится, а такой земли чудесной, — Орфус на мгновение замолчал — кто-то открыл входную дверь, но видимо решив не заходить, тут же ее закрыл — ветер принес с улицы навозную вонь, — еще не видел, — продолжил он свое вранье. — Ты не знаешь, могу я на службу к Хельхельде устроится?

— Не знаю. Человек ты необычный. Остальные все что делают, так это город наш оскорбляют и врут, хуже ваниров. Например, вот недавно услышал очередные россказни. Можешь ли ты поверить в городские стены высотой в три человеческих роста?

Орфус Брол отрицательно покачал головой.

— Вот и я не верю. Так что вроде хороший ты человек, честный. Я думаю так, Хельхельда сейчас пирует — очередной жених явился, — и трактирщик, понизив голос, быстро проговорил, — и если чудо случится, у нас может князь появится. В общем, — продолжил он уже нормальным голосом, — ступай к замку, объясни все страже — они тебя наверняка запустят внутрь, а там уж и выясняй.

— А вещи можно у тебя оставить? В сохранности будут?

— А то! — усмехнулся трактирщик. — Вот гарантия! — он вытащил из-под стойки тяжелый замок и положил его перед заморийцем. — Тебе, так уж и быть бесплатно. Как звать то тебя?

— Беллардо, — ответил Орфус Брол.

— А я Рейлих. Ну, беги. И успеха тебе. Буду рад такому соплеменнику.

«Ага, — подумал замориец, — Помечтай!».

Но, тем не менее, с будто бы счастливой улыбкой сказал хозяину «спасибо».

Несмотря на вроде бы небольшое расстояние до замка, Орфус Брол доползал дотуда минут пятнадцать — недавно прошел дождь, и дорога совсем раскисла. Задыхаясь от вони, испачкавшись чуть ли не по колено грязью и нечистотами, замориец выбрался на замощенный камнем участок земли перед замком. А затем долго чистился найденной неподалеку веткой, под взглядами равнодушно наблюдающих за ним стражников. Стражники были специфическими, как раз под стать всему этому месту — просто два мужика в простой крестьянской одежде с копьями в руках. Недослушав до конца объяснения Орфуса, они пустили его внутрь. Оказался он в коридоре без окон с единственной дверью (входной), очень грязном, украшенном только паутиной в углах и еле освещенном парой цедящих факелов, ведущем прямо в общий зал. Дойдя до которого Брол понял, что тот является одновременно и тронным и, что не удивительно, залом для трапез.

Как раз трапеза и была здесь в самом разгаре. Длинный стол, расположенный на устланном соломой каменном полу был заставлен едой (преимущественно мясом) и напитками (чем конкретно было непонятно, но Орфус был уверен, что по большей части это местное пиво и наверняка производства старины Рейлиха). На скамьях, что параллельно стояли вдоль обеих сторон стола, вперемешку сидели люди — и княжна, и знать, и гости, и остальной сброд, что удостоился чести присутствовать на пиру. Было довольно шумно — что-то бренчали и пищали на своих инструментах местные музыканты, пара шутов скакала по помещению, а трапезничающие очень громко разговаривали и еще громче гоготали.

Сначала Орфус Брол даже растерялся — никаких намеков на герольда, или какого другого глашатая и близко не было, а слуги, обслуживающие стол носились со своими подносами, как бешеные скакуны — поэтому было непонятно, как представиться княжне или хотя бы обратить на себя ее внимание. Впрочем, скоро эта проблема решилась самостоятельно. Сидящая в середине стола Хельхельда, слушавшая со скучающим видом что-то с жаром рассказывающего ей молодого мужчину, расположившегося по ее правую руку, видимо того самого очередного жениха, наткнулась глазами на заморийца, остановила соседа и жестом заставила замолчать музыкантов.

— О! Новое лицо! — воскликнула она. — Может быть, гость оживит царящую здесь тоску, — добавила она не жалея чувств поморщившегося при этих словах «жениха». — Как думаешь, дражайший Дельдор?

— Да, может быть, — кисло протянул молодой человек.

— Рада, что ты согласен со мной, — сказала княжна и нагло улыбнулась своему знатному соседу. Затем обращаясь уже к заморийцу, продолжила: — Кто таков? Что привело тебя в мой замок?

Орфес Брол подошел ближе к столу и поклонился.

— Мое имя Беллардо, госпожа, — сказал он. — Услышав от добрых жителей этого города множество лестных слов о своей властительнице, мне захотелось поступить к тебе на службу.

— Вот как? А что ты умеешь?

— Я ученый человек, госпожа. Читаю, пишу, считаю, да и то, что написано — объясняю. Умею читать по звездам, гадать по внутренностям животных и экскрементам, трактовать полеты птиц, толковать сновидения. Разговариваю на сотне языков и знаю множество наук, немного мудрословствую.

— Мудро-что? — переспросил Дельдор. И его удивление не было одиноким — весь сидящий за столом люд вытаращил на заморийца глаза.

— Мудрословствую, господин, — с поклоном ответил Орфус, — как бы вам сказать, — он потер подбородок, — изучаю слова различных мудрецов.

— Как интересно! — воскликнула Хельхельда. — Ты, наверное, и путешествовал много, о Бэл… — она запнулась.

— Беллардо, госпожа, — помог ей Брол. — Да, госпожа, я посетил много уголков нашего бескрайнего мира. Был и в Кхитае и Стигии, в Аквилонии и Иранистане, в великих странах Табуретии и Кардапупии, и везде меня ждали исключительные события.

— Замечательно! — сказала княжна. — Считай, что ты нанят! А теперь садись рядом со мной, ешь, пей и рассказывай о своих приключениях.

— Освободите гостю место! — воскликнула она и многозначительно посмотрела налево от себя. На нахмурившегося Дельдора она никакого внимания не обратила.

Весь ряд людей, сидящих по ее левую руку, сдвинулся, причем человек, располагавшийся на самом краю скамьи, свалился на пол.

— Садись, Беллардо, угощайся, — широко улыбаясь, повторила приглашение Хельхельда и снова махнула музыкантам. Те опять затянули свои какофонию.

Брол не дал себя долго упрашивать и присоединился к застолью. Наложил себе мяса и начал его с жадностью поглощать. Зато первый глоток напитка чуть не заставил его поперхнуться — так есть, Рейлихово пойло.

Возникшей паузой не преминул воспользоваться Дельдор.

— Итак, дражайшая Хельхельда, мы закончили на коровах, — начал он.

— Да, действительно, — тяжко вздохнула княжна.

— Если наши стада пустить на ваши зеленые луга, то они дадут огромный приплод. Скота станет больше, чем у кого-либо на севере. А это огромное богатство …

— Простите, господин, — перебил Орфус Брол, — вы сказали «стада». И много их у вас этих стад?

— Три стада по двадцать голов в каждом.

— Замечательно! Восхитительно! Поразительно! — воскликнул замориец и при этом на лице «жениха» расплылась горделивая улыбка. — А сколько стад вы перегоните на земли княжны?

— Ну, начнем с одного, а потом посмотрим, — протянул Дельдор, не совсем понимая, к чему гость ведет. — А зачем ты спрашиваешь об этом чужеземец?

— Да так, — слегка улыбнулся Брол, — просто подумал…. Ведь даже если вы перегоните сюда все ваши стада, то к тому времени как, эээ… как вы там сказали, вашего скота станет больше чем у всех в округе, госпожа Хельхельда будет пятого правнука нянчить, — при этих словах улыбка Дельдора скисла. — Хотя, — поспешил успокоить его замориец, — если бычки очень постараются, — он заговорчески подмигнул, — ну вы понимаете, То, возможно, все и побыстрее случится.

Княжна аж вся побагровела от титанических усилий сдержать смех, а опершийся обеими руками за край стола «жених» гневно воскликнул:

— Да ты издеваешься, собака!

— Не-не-не, — замахал перед собой руками Орфус, — я просто предположил! И, без сомнений, ошибся. В конце концов, кто я такой? Простой школяр, — при этих словах Дельдор начал садиться, вроде успокаиваясь, — а вы… потомственный скотовод. Ой! — ударил себя по губам Брол, увидев как «жених» покраснел от ярости, — кажется, я опять что-то не-то сказал.

— Я убью тебя, мерзавец! — прорычал Дельдор и бросил кому-то, — Дайте мне мой меч!

— Ой, дражайший Дельдор, — проговорила Хельхельда в перерыве между вспышками уже несдерживаемого хохота, — прекрати! Наверняка милый Беллардо ничего такого не имел ввиду, правда?

— О да, госпожа, разумеется, — произнес будто бы в смущенном испуге Орфус Брол. — Я всего лишь пытался сказать, что господин разбирается в скоте, гораздо больше, чем я и ничего больше.

— Вот видишь, — сказала княжна с улыбкой, — прошу тебя, Дельдор, успокойся и продолжай свою речь.

— Хорошо, — процедил тот, — только пусть он заткнется и не встревает в разговор.

— Пренепременно, господин, — сказал Брол, согнув шею в поклоне.

И Дельдор продолжил. Говорил он много, долго и очень скучно. О соединении земель (это при том, что, как выяснилось позднее, его владения отделялись от владений Хельхельды еще парой-тройкой уделов различных вождей), о полях и крестьянах, о богатстве, о славе, о своей благородной крови, о врагах и союзниках, ну и, разумеется, о всякой племенной живности — о коровах, козлах, баранах, свиньях, курицах, гусях, утках…. Короче говоря, Орфус начал зевать, а взглянув через некоторое время на княжну, увидел, что лицо ее стало совсем несчастным. И когда Дельдор, стукнув себя в грудь произнес, что-то типа «когда воины моего народа, такие, как я, объединятся с твоими, мы станем непобедимы», Брол заставил себя рассмеяться.

«Жених» запнулся, а потом произнес с угрозой в голосе:

— Что здесь смешного, я не понял?

— Если мне будет позволено сказать, господин, — проговорил Орфус, — то смех мой — это выражение моего радостного согласия с вашими словами. Ведь если все ваши воины похожи на вас господин, то армия ваша является просто смертельным, непобедимым оружием. Не побоюсь даже предположить, что вы способны захватить весь мир, — Брол широко улыбнулся. — Главное, это суметь в начале боя добиться возможности с врагом поговорить. А судя потому, как вы, господин, ведете беседу, можно гарантировать, что противник заснет от скуки в мгновение ока. Вашим войскам останется только без препятствий перерезать спящих. И вот она — победа!

Хельхельда рассмеялась. Музыка затихла. Разговоры умолкли и все уставились на Орфуса Брола.

— С-скотина, — заикаясь, выкрикнул Дельдор.

— Ну вот, опять вы о скоте…

Княжна хохотала, да и люди, то тут, то там, начинали прятать улыбки.

— Грязный ублюдок! — распинался «жених»

— На себя посмотрите, я вроде как чище буду.

— Ну, все! Дражайшая Хельхельда, — обратился «жених» к княжне, — задета моя честь!

— Было бы что задевать, — вполголоса произнес Брол.

— Просто так я это оставить не могу, — игнорируя слова наглого заморийца, продолжил свою речь Дельдор. — Прошу тебя, Хельхельда прикажи своим людям…

— Может поединок, господин? — прервал его Орфус Брол. Он прекрасно осознавал, что в более цивилизованном месте ни один благородный человек не опустился бы до того, чтобы пачкать руки о такого, как Брол (да и вообще, за подобное поведение его бы просто приказали повесить), однако судя по тому, что он видел, разрыв между знатью и простыми людьми был здесь не очень велик. Рискнул и не прогадал.

— Отлично! Пусть прольется кровь! Клинок мне! А у тебя меч-то есть, животное?

— Погодите! — воскликнула Хельхельда, которой, как было по ее виду, происходящее доставляло огромное удовольствие. — Дражайший Дельдор, я все-таки взяла этого человека на службу, мне не хотелось бы….

— Госпожа, — учтиво перевал ее Орфус, — не стоит меня защищать! Ведь именно я своими словами вызвал гнев господина. Случайно, клянусь всеми предками рода Беллардо. Мне не хотелось бы, чтобы вы, из-за такого пустяка, как я, поссорились. Но, действительно, — он улыбнулся, — зачем портить кровью такой замечательный праздник, господин? Давайте лучше на кулаках!

— Я тебе, что простой мужик? — взвился Дельдор.

Орфус Брол, хотел было сказать, что он не сильно-то и отличается от простых мужиков, но решив, что подобное может задеть и княжну, произнес только издевательским тоном:

— Ну, если господин не умеет…. Или боится….

— Хорошо же! Значит на кулаках! — прошипел Дельдор. — Мне все равно. Мне все равно, каким образом выбить из тебя дух. Пойдем же, негодяй!

Оба мужчины встали и Орфус Брол сумел наконец рассмотреть своего противника в полный рост. И выяснилось, что ноги того оказались непропорционально короткими по сравнению с остальным телом. Он едва доставал заморийцу до груди.

— Ба, да вы великан, господин! — засмеялся Брол, чем заставил соперника побелеть от гнева. — Клянусь Митрой, если вы захотите что-либо прошептать госпоже на ухо, вам придется найти стул повыше, а то и на стол залезть.

— Недолго тебе чирикать осталось, — сжав кулаки, бросил Дельдор и быстрым шагом направился в центр зала. — Шевелись! — рявкнул он, когда обернувшись, увидел, что Орфус подотстал на мгновение.

— Простите, господин, я и так спешу, как могу. Я же не виноват, что у меня ноги не такие длинные, как у вас.

Дельдор только прорычал что-то невнятное.

Орфус бахвалился и дерзил, но веселость его была напускной. Несмотря на рост, «жених» был раза в полтора шире его в плечах. Зал с обеих сторон освещался жарко пылающими очагами и, когда Дельдор снял кожаную рубаху и начал готовится к бою, то комбинация света и тени очертила внушительно выглядящую мускулатуру.

Народ в помещении орал, свистел и подбадривал соперников. В общем-то поддержки больше всего получил именно «жених», а в сторону заморийца летели в основном насмешки. Длинный язык, это конечно хорошо, но вот воина в школяре никто не видел. А Дельдор мало того, что выглядел мощнее, так еще и был доведен до крайнего бешенства выходками чужестранца. Короче, для всех «Беллардо» был уже не жилец.

«Мда, — подумал Брол, — вот так бы и пришел конец принцу Вендии, если бы он заранее не был бы готов к подобным вещам».

Орфус незаметно повернул перстень на среднем пальце правой руки печаткой вниз, что-то нажал, и из ее центра вылез короткий шип. Острие было смазано соком серого лотоса, действие которого заключалось в том, что он лишал человека сил и снижал скорость его реакции. Эффект был слабым, еле заметным, но его вполне было достаточно для предприимчивых хитрецов, особенно для того из них, что прожил пол жизни на улицах. Главное, он был мгновенным. Брол распрямил ладонь и напряг ее, чтобы самому случайно не уколоться.

— А я, пожалуй, раздеваться не буду, — сказал он нагло, подойдя к сопернику. — Вряд ли наш поединок будет долгим.

— Это точно, — хмыкнул Дельдор и изо всей силы ударил кулаком.

Орфус Брол как можно быстрее отпрыгнул вправо. Тем не менее, он еле увернулся, рука противника весьма чувствительно задела его ухо. Начало всегда было самым тяжелым.

— Да вы хам, господин! — выкрикнул Орфус во время уклонения. И наотмашь врезал пощечину Дельдору. Попал. Тонкая линия пореза проявилась у того на скуле. «Жених» запнулся, судорожно вздохнул и потряс головой, потом сказал:

— Дерешься, как девчонка, — и бросился в новую атаку.

Но удары его были уже гораздо медленнее, чем первый и явно не такие мощные. Орфус Брол легко уходил от них. Со смехом, так как уже понял, что победа достанется ему, сам наносил удары крепко сжатыми кулаками — во время паузы он привел перстень в первоначальное состояние. По лицу Дельдора он больше не бил. Замориец не хотел уродовать своего соперника, ведь единственной провинностью того было всего лишь занудство. Да и создал он этот конфликт совсем для других целей. Поэтому бил Орфус преимущественно в живот, по бокам и по ребрам. Из-за этого, а может и потому что все удары «жених» наносил впустую, Дельдор вскоре начал задыхаться, вяло двигаться, а чуть позже совсем перестал атаковать и только защищался. Последним ударом, нанесенным изо всей силы, Орфус Брол поразил своего противника на ладонь выше пупка. Тот, открыв рот в судорожных попытках продышаться, упал на пол.

Уже начиная со второй половины боя, зрители начали замолкать. Теперь же, когда Дельдор лежал на земле, постепенно приходя в себя, а Орфус Брол гордо стоял над ним, уперев в бока руки, в зале повисла тишина. Люди Дельдора хмуро смотрели на своего господина, а на лицах приближенных Хельхельды в основном читалось недоумение. Только сама княжна слегка улыбалась.

— Ну что вы все такие мрачные? — спросил с улыбкой замориец.

Его слова прервали наступившую паузу. Зал загалдел, а несколько человек из свиты Дельдора бросились к своему господину, склонились над ним и стали пытаться ему помочь. Но тот уже отошел от шока и, отталкивая руки, поднялся на ноги сам. Подойдя к Орфусу Бролу, он ткнул его в грудь и сказал:

— Мы еще с тобой не закончили! Я чувствую, что что-то здесь не так. Я не побежден, но унижен и ты еще мне за все это ответишь!

— Все так говорят! — с наглой ухмылкой ответил ему Орфус. — Да что тут вообще может быть не так? Я ударил, вы упали. Смиритесь, господин. Да и вообще…

— Беллардо, достаточно! — прервала его Хельхельда. — Я думаю, всем стало понятно, что вы двое в одном помещении находиться не можете. Покинь на время мой замок и, — она улыбнулась, — когда будешь уходить скажи моим людям, где остановился. Да, и ничего не бойся. Я все еще желаю послушать истории о твоих путешествиях

— Слушаюсь, госпожа, — Брол поклонился.

— Хорошо, — кивнула Хельхельда и обратилась уже к «жениху», — а теперь, дражайший Дельдор, прошу тебя, вернись к столу и мы продолжим!

Затем, хлопнув в ладоши, она крикнула:

— Музыку!

* * *

Орфус Брол повернулся и отправился туда, откуда пришел. Возвращаться было гораздо легче — северный ветер наконец заморозил лужи и грязь, да еще и сделал воздух гораздо чище. Конечно, улицы все еще благоухали нечистотами, но по сравнению с тем, что было раньше, вонь стала практически незаметной. В общем, до таверны замориец добрался быстро. К этому часу помещение заполнилось разномастным людом. Было тепло и весело. И обстановка такая, в принципе, была Бролу гораздо ближе, чем недавнее княжеское застолье. Он протолкался к стойке и улыбнулся трактирщику.

— Ну как дела? — приветствовал его Рейлих.

— Да даже не знаю, что тебе и ответить, — хмыкнул Брол. — Вроде княжна меня и взяла на службу, но… — он печально вздохнул.

— Что но?

— Мы, как бы это сказать получше, слегка повздорили с господином Дельдором.

— И в итоге тебя выкинули?

— Ну, нет. Сначала я его побил, а потом Хельхельда попросила меня удалиться. Чего ты смеешься-то?

И действительно, Рейлих захохотал так, что в итоге схватился за живот.

— Ну, ты шутник! — сказал он, наконец. — Эй, народ! Этот парень заявил, что он побил тана Дельдора.

Засмеялись все.

— Да ладно, не обижайся, — сказал трактирщик скривившемуся заморийцу, — ну приукрасил чуток. Но в такое поверить уж очень трудно. Поэтому и смешно. Но мы по-доброму смеемся. Ты мне лучше поведай, что княжна сказала, когда тебя отправляла прочь?

— Сказала, что позовет.

— Ну, раз так сказала, значит так и будет. Жди, — улыбнулся по-доброму Рейлих. — Пива налить?

— Нет, прости. Я так устал, что даже твоего великолепного напитка не хочется, — при этом Брол старательно пытался не вспоминать вкус той жидкости, что бултыхалась у него в желудке. — Пойду отдыхать, уважаемый.

— Ну, давай! Так даже лучше — завтра свежую бочку откроем.

При этих словах Орфус все-таки вспомнил этот оригинальный, специфический, пожалуй, один единственный в мире вкус, его замутило и он, по-быстрому попрощавшись, отправился в свою комнату. Как Рейлих и обещал, вещи Брола были в целости и сохранности.

«Когда-нибудь мой длинный язык меня доведет до виселицы», — подумал замориец сев на кровать и начав смотреть на огонек зажженной свечи. Сейчас он понимал, что его сегодняшние выходки мало того, что поставили под угрозу его планы по проникновению в закрома княжеской сокровищницы, мало того, что сделали его довольно заметной фигурой в таком-то маленьком городке, а это, Бэл свидетель, вредно для людей его профессии, так еще и подвергли риску его драгоценную жизнь. Ну, допустим, сейчас он выкрутился, но зато приобрел могущественного врага. А это означало, что пока Орфус не уберется с территории Пограничья, ему придется все время озираться. Да и, несмотря на слова Хельхельги, только солнцеликий Митра знает, как она в действительности отнеслась к унижению своего благородного гостя на ее земле, в ее замке. Короче, логика подсказывала Орфусу Бролу, что надо собирать вещи и бежать отсюда как можно быстрее.

Но, с другой стороны, взгляд княжны, ее улыбка, говорили ему, что не все еще потеряно. Плюс слова Рейлиха. Плюс то, что ехать дальше без золота Брол не желал — ночевки под открытым небом его не прельщали, и он знал, что некоторые вещи нельзя украсть в принципе.

В итоге Орфус решил ждать реакции Хельхельды, легкомысленно надеясь, что если что-то пойдет не так, он снова сумеет найти выход. Брол затушил свечу, улегся, завернувшись в покрывало и, стараясь не обращать внимания на шум за дверью, задремал.

Разбудил его стук в дверь. Замориец стряхнул остатки сна, с сожалением поднялся с теплого ложа и попытался понять, сколько времени он проспал. Судя по тому, что в трактире стало гораздо тише, прошло несколько часов. Стук повторился вновь.

— Иду, иду! — крикнул Брол и, подойдя к двери, открыл ее. За порогом он увидел незнакомого человека в простой одежде с секирой средних размеров у пояса. «Местный воин», догадался Орфус.

— Ты Беллардо?

— Да, — протянул замориец. — Чем могу быть полезен?

— Госпожа Хельхельда попросила проводить тебя в замок.

— Что так поздно-то? — пробурчал Брол.

— Сие мне неведомо, — пожал плечами воин.

— Ладно. Погоди, дай собраться, — сказал он и захлопнул перед посланником дверь.

И…. оказался в полной темноте. Выругался. Нащупав свечу, открыл дверь, полувысунувшись из комнаты зажег фитиль о висящую на стене тускло тлеющую лампаду из глины и снова закрылся.

Судя по тому, что за ним пришел всего один человек, опасность ему не угрожала. Тем не менее, только богам было известно, что принесет будущее, особенно ему, особенно после вечерних событий. Поэтому Орфус Брол припрятал часть своих инструментов в заранее примеченном месте (благо дыр в этом трактире, который ему показался сараем, было предостаточно), а часть взял с собой. Затем он вышел из комнаты и сказал ожидающему его воину.

— Пошли, приятель!

Они двинулись к выходу мимо удивленно пялившегося на заморийца Рейлиха и посетителей таверны, пара из которых одобрительно хлопнула заморийца по плечу.

Посланник довел Орфуса до стражи замка. Один из них проводил его к знатному воину — Брол видел его за княжеским столом. Тот поручил его служанке и спустя некоторое время Орфус Брол оказался… в личных покоях Хельхельды. В помещении было довольно тепло, но заморийцу стало совсем жарко, когда он рассмотрел княжну, сидевшую на своем ложе и улыбающуюся ему. По сравнению с застольем, где она была облачена в строгое кожаное мужское платье, застегнутое у самого горла, здесь было видно гораздо больше женского тела. Фактически закрытыми оставались только полная грудь Хельхельды и ее бедра до лодыжек. На плечи, правда, была наброшена шкура какого-то крупного животного, видимо, им она накрывалась во время сна, но она мало что скрывала. Осматривать что-то там еще в комнате, у Брола не было ни сил, не желания.

— Госпожа, — сказал он с хрипотцой, затем прочистил горло и поклонился с улыбкой, — чем я обязан такому неожиданному и настолько же приятному приглашению?

— Милый Беллардо, — был ответ, — этот Дельдор к концу пира настолько меня утомил, что я готова уже была грызть стол и ломать подносы. После того, как вы подрались, он стал совсем невыносим. От скуки я даже не смогла заснуть. Поэтому попросила привести тебя, ты уж извини, что так поздно, — она широко и очаровательно улыбнулась.

— Да, ничего, — пробормотал Орфус.

— Хорошо! — воскликнула Хельхельда все с той же улыбкой. — Садись и расскажи мне что-нибудь, — она похлопала по ложу рядом с собой.

На ногах, словно налитых свинцом, замориец подошел к княжне, сел и… начал врать. Лгал он ловко, умело, красочно, однако чем ближе придвигалась к нему княжна, тем более сбивчивой и неуверенной становилась его речь. Да и сложилось у него такое впечатление, что слушает она его вполуха. Наконец, когда Орфус Брол почувствовал аромат ее тела — она прижалась к нему почти вплотную, он смолк.

— Почему ты замолчал, Беллардо? — лукаво спросила Хельхельда.

— Простите, госпожа. Да будет позволено сказать, то красота ваша сводит меня с ума. А осознание того, что вы сейчас находитесь рядом, да еще и настолько близко, лишает меня дара речи. Да что там, госпожа, мне дышать тяжело от того, что сердце мое готово выпрыгнуть из груди!

— Я заметила, — улыбнулась княжна. — Вообще-то все так и было задумано. Знаешь, ты мне сразу понравился, — просто сказала она.

Больше не сдерживая себя, Орфус повалил смеющуюся Хельхельду на ложе и начал покрывать ее лицо и грудь поцелуями.

Когда княжна уснула, за окном уже начало светать. Замориец подождал еще около получаса, а затем тихонечко покинул ложе и оделся — настала пора претворить основной план в действительность. В самих княжеских покоях ничего особо ценного не было, кроме нескольких золотых украшений Хельхельды. Однако посмотрев на безмятежное лицо спящей красавицы, у Брола не поднялась рука их взять. Орфус понял, что единственная правильная цель для него — это городская сокровищница. Осталось только выяснить, где она в этом продуваемом всеми ветрами огромном здании — замок есть замок, хоть и примитивный — находится. Разумеется, он не собирался обыскивать каждое помещение, будить народ и терять время — а до того, как начнут просыпаться слуги осталось очень мало времени. Тем не менее, первое, что приходило в голову, в качестве наиболее вероятного места — подвал замка, проверить было можно. А если он не угадал, то, что ж, задержится еще на денек в обществе княжны, тем более это обещало быть очень приятым, и выведает то, что надо у нее самой. Не теряя больше ни мгновения, Орфус бросился вниз по пустым коридорам и пролетам. Благо, что ничего его не задерживало — стражи в самом замке он не заметил. То ли Хельхельда легкомысленно не видела в этом необходимости, то ли просто в этом маленьком пятнышке огромного мира до такого еще не додумались. В любом случае это было только на руку хитрому заморийцу.

Хитрому, но не очень внимательному. Он не заметил, как из-за одного угла вышел человек и, увидев куда-то спешащего Брола, последовал за ним, еле поспевая за заморийцем своими короткими ногами.

Внутри замок оказался очень простым по своей функциональности. Орфус Брол заметил это еще на пути к княжеским покоям, однако невольный беглый осмотр подтвердил эти его предположения. Вероятность того, что сокровищница находится именно там, куда он направлялся, умножилась многократно.

Наконец он оказался рядом со своей целью. В подвал вела закрученная лестница. Стараясь быть как можно тише, Орфус спустился по ней и заглянул за угол. Его взгляду предстал широкий и длинный коридор с низким потолком. По стенам его располагались двери и пустые темные проемы, а в самом конце, прямо напротив выхода, виднелась еще одна дверь — оббитая железом, даже на взгляд кажущая тяжелой. По обе стороны от нее горели факелы, а рядом, прислонившись к стене, дремал воин — стражник. Не оставалось никаких сомнений — замориец попал именно туда, куда ему было нужно.

«Прямо как в сказке, — подумал Орфус Брол, — и место то, и стражник дрыхнет».

Вытащив из-за пазухи платок, он смочил его очередным снадобьем из своего арсенала «рабочих инструментов» и неслышно ступая, словно мышь или, напротив, крадущаяся кошка направился к стражу. Брол поднес платок к лицу человека — за тремя вздохами того последовал резкий глубокий четвертый и легкая дремота воина превратилась в глубокий сон. Он покачнулся и начал заваливаться влево. Орфус поймал его и нежно, словно мать ребенка уложил стражника на пол. Выкинув платок в один из проемов в стене, замориец подошел к двери и подергал ее. Разумеется, она была заперта.

«Это было бы слишком легко…» — хмыкнул Брол.

Он обыскал стража, но ключа на теле того не было. Разумеется. Замориец пожал плечами и, достав набор отмычек, направился к двери. К его удивлению, замок оказался удивительно сложным для такого отсталого места — ему пришлось провозиться с ним несколько минут. Но, никакой замок не сможет стать проблемой для опытного специалиста — щелк — и дверь открылась. Сняв факел, Орфус вошел в помещение. Да, это действительно оказалась сокровищница, и да, судя по скудному ее наполнению городок, действительно являлся еще тем захолустьем. Впрочем, на одного человека золота хватала с избытком, кто-то, может быть, сказал бы, что и с переизбытком, но не Орфус. Его главным принципом было его же собственное изречение — «золота много не бывает; его не может быть даже достаточно».

Но… не в этот раз. Заморийцу сильно запала в сердце прекрасная госпожа этого богом забытого места. Он не хотел ей вредить или создавать своими действиями проблемы и неудобства. Поэтому он решил взять совсем немного — пару горстей золотых монет. Судя по тому, как здесь ведутся дела их пропажу никто даже и не заметит. Дверь можно закрыть также просто, как открыть, а стражник пробудится часа через три и наверняка подумает, что просто заснул на посту, о чем, конечно, никому ничего не расскажет.

Брол нехотя собирал монеты, все время думая о княжне. Мысль о том, чтобы бросить это дело, забыть обо всем, вернуться наверх, остаться с ней и наплевать, что городок является дырой из дыр, навязчиво преследовала его. Хельхельда, Хельхельда, Хельхельда…

— Да-а…, — протянул позади Орфуса женский голос.

«Она меня сейчас и прикончит», — подумал он.

Брол развернулся и увидел Хельхельду. Она стояла, опустив руки, и слезы наполняли ее глаза. Его сердце наполнилось болью. «За что, Митра?» — беззвучно воззвал он к небесам. Но ничего не поделаешь! Орфус Брол бросился к двери мимо княжны, чмокнул ее в щеку напоследок, и крикнул удаляясь:

— Я все равно буду тебя всегда любить! Прости и прощай!

Теперь надо было покинуть замок, минуя всю стражу…

Эти его размышления были прерваны сильным ударом кулака по лицу, падением, потемнением в глазах и звоном в ушах. Когда мрак перед глазами рассеялся, Орфус сквозь искры рассмотрел над собой Дельдора.

— Я же сказал, что ты за все ответишь, собака, — злобно сказал тан и пнул заморийца в бок. — Была бы моя воля, я бы отрубил тебе обе руки, посадил на кол и ждал бы с удовольствием пока ты сдохнешь. Но, к сожалению, мы находимся на земле Хельхельды, и только она имеет право решать, что с тобой делать.

Подошедшие воины подняли Брола с земли и, заведя обе его руки ему за спину, подтащили к княжне. Слезы в ее глазах высохли, и выражение ее лица было строгим и суровым.

— Ты обманул мое доверие. Ты причинил мне боль. Но, что самое страшное, ты захотел обокрасть мой народ. В общем-то, надо было бы сделать c тобой то, что сказал Дельдор. — Впрочем, — ее глаза смягчились, — я провела с тобой немало и приятных минут. Поэтому я не стану тебя ни убивать, ни калечить. Сегодня в город должен прибыть караван Войторе. Наверняка ты не знаешь кто это такой. Ты поймешь! Знай, я продаю тебя в рабство! — Она приблизила лицо к уху Орфуса и он заметил, что глаза ее снова заблестели от слез. Княжна зашептала: — Я верю, что ты сбежишь, негодяй. Но, за то время, пока ты будешь «убегать», ты успеешь натерпеться всякого такого, о чем потом захочешь поскорее позабыть. Это тебе будет карой!

Хельхельда выпрямилась и, отдав пару приказов, направилась к выходу. Дельдор двинулся за ней. Не оборачиваясь, она отдала последнее распоряжение, которое услышал замориец:

— Уведите его!

Орфус Брол трясся в клетке. Было холодно, а его скудная одежда с трудом защищала от промозглого ветра. Прошла уже неделя с момента его пленения и сегодня он наконец убедил Войторе снять с него колодки. Скоро караван, плетущийся в Гиперборею со скоростью раненой улитки, прибудет в очередной городок или деревушку. Можно будет попытаться сбежать. Если не представится возможность в этот раз, Брол попытается в следующий. Но в любом случае пройдет много времени, прежде чем Орфус сможет вернуться хотя бы в княжество Хельхельды за своими инструментами. Слишком много. Надежда того, что он сможет поспеть в срок в Киммерию, у него уже практически исчезла. Совсем.

Глава XV

Боссонец помянул Эребуса и оглянулся назад, в поисках преследовавших его работорговцев. Что они забыли в кряжах Киммерии, Ангир понятия не имел. Может, уходили от преследования киммерийцев, может, собирались незаметно подобраться к становищу варваров. Но случилось так, что они столкнулись на узкой горной тропе лицом к лицу, он и два десятка охотников за рабами. Причем насколько успел рассмотреть боссонец, в отряде были люди самых разных национальностей: и аквилонцы и немедийцы и зингарцы, несколько смуглых физиономий заморийцев или туранцев.

Одного из них в прямом выпаде и проткнул мечом Ангир, остальным досталась щедрая горсть смеси перца и мелких железных опилок.

Пока охотники за рабами протирали глаза, боссонец исчез за ближайшим поворотом и спешно обдумывал свое положение.

«Можно было принять бой прямо на горной тропе, вышибать этих ублюдков одного за другим. Вот только остается вероятность, что какой-нибудь недоносок, падая, может зацепить и меня. Сейчас риск ничем не обоснован, контракта нет. Значит надо найти место повыше и перестрелять их, как стало баранов».

Ангир на бегу высматривал удобное место для засады. Наконец он приметил относительно склон высотой в два десятка футов и, цепляясь за трещины в скале, стал подниматься наверх. С тяжелой ношей за спиной, да еще и в доспехах это было нелегко, но Ангир за считанные минуты оказался на вершине и блаженно растянулся на снегу, восстанавливая дыхание.

«Проклятые ублюдки! Попробуйте меня здесь достаньте!»

Отряд охотников на рабов уже был у подножия, разуметься они видели следы сапог боссонца исчезающие у скалы, но видимо никто не горел желанием лезть по круче наверх.

Восстановив дыхание, боссонец отвязал мешок и вытащил меч. Наконец головорезы пришли к какому-то решению, или же просто бросили жребий и снизу донеслось кряхтение взбирающегося человека.

Боссонец терпеливо дождался, пока рука работорговца не вцепится в камень на краю обрыва, и одним ударом перерубил ее в кисти. Зингарец завопил, как старый осел, упал вниз и затих. Видимо упал неудачно. Снизу снова донеслись крики ярости. Но здесь Ангир был в безопасности. Боссонец прислушался к ругани: по-видимому, желающих повторять подвиг зингарца не было.

— Ладно, валим отсюда — донеслось снизу властный голос, который мог принадлежать только вожаку. Демон с ним, отсюда не достать ублюдка. Что за седмица поганая? Два дня назад какой-то гиперборейский полудурок покалечил двух человек и убил троих, вчера волки загрызли еще одного. А сегодня какая-то мразь вообще безнаказанно завалила еще двоих моих людей! Вот и ходи после этого в Киммерию за рабами!

«Гиперборей выходит, все еще жив, и успешно добрался до Киммерии…»

Снизу раздался удаляющийся топот ног.

Боссонец осмотрелся, путь вниз теперь заказан. Его вполне может ждать засада…. Значит надо идти через горы.

Ангир взвалил на плечо мешок и стал осторожно карабкаться вверх. В этот раз ничего не торопило и он, не спеша экономно расходовал силы. К полудню он снова выбрался на тропу, вот только куда повернуть, направо или налево, не знал. Помявшись, он повернул направо и торопливо зашагал. Но уже через сотню ярдов призадумался о таком решении, впереди виднелся темный зев пещеры, причем все пространство вокруг него занимали кости, как людей, так и животных.

Под ногой боссонца раздался сухой треск, в морозном воздухе прозвучавший почти оглушительно. Подняв сапог, Ангир увидел раздавленный череп человека.

«Да он тут уже давно лежит, кость вон как выгорела на солнце. Надо наверно в другую сторону идти пока не поздно».

Вдруг из пещеры донеслось рассерженное шипение, похожее на урчание кошки, только гораздо громче. Из пещеры показалась кошка с дымчато-серой шкурой.

«Сэт, да это ж барс!»

Боссонцу иногда уже доводилось встречаться с этими зверями в горах Бритунии. Длина тела полных четыре фута, хвост не меньше трех, ну и полный набор зубов и когтей.

Ангир не обманывался размерами снежной кошки, ее силы вполне хватало, чтобы повалить человека, а потом того почти наверняка ждала верная смерть. Плохо было то, что против такого зверя у боссонца не было никакого оружия. При большом везении он мог бы попасть арбалетной стрелой в одну из смертельных точек на теле животного в печень, сердце или легкое. Но только из-за засады, а не когда барс, в тридцати ярдах от тебя задумчиво щурит желтые глаза на солнце.

Мечи тут тоже особо не помогали, разве что, в крайнем случае, их можно было бы метнуть. Но опять таки одно дело метать в человека, действия которого можно предугадать, а другое дело зверь. Это только человеку выросшему на охотничьих байках кажется, что убить такого зверя совсем не сложно и каждый второй охотник что ни день, то ходит сам и на медведя, и на барса, и на кабана с одной лишь рогатиной. Ходят, конечно, вот только возвращается один из сотни, да и то, в лучшем случае…

Ангир не сомневался, что останется жив, все-таки на нем доспехи, которые защитят тело, и мечи, которые в ближнем бою тоже чего-то да стоят. Только почти наверняка он сам будет ранен. Разумеется, он постарается выжить, и все необходимое для этого у ассассина было. Но тогда о Бен Морге надо было сразу забыть. Даже пустяковая рана могла лишить Ангира возможности успеть вовремя.

Пришлось снова делать выбор и почти сразу же боссонец пришел к выводу, что риск необоснован, совсем как час с небольшим назад на узенькой тропке. Все эти мысли проскочили в голове боссонца за краткие мгновения.

Ангир осторожно сделал шаг назад, положив одну руку на узел ремня заплечного мешка, чтобы при необходимости мигом от него освободится. Зверь насторожился, но по-прежнему, не приближался и лишь повел носом, принюхиваясь к запаху человека. Недовольно прижал уши и хлестнул хвостом.

Ассассин ухмыльнулся, снежная кошка учуяла запах росомахи, шкурой которой были подбиты сапоги и плащ боссонца. С этим склочным животным далеко не каждый зверь рисковал вступать в схватку. За росомахой закрепилось слава подлого и хитрого животного, которое тем не менее при нападении не жалеет ни себя, ни врага. Ангиру приходилось с этой тварью сталкиваться, помнится, он еще удивился как в довольно небольшом с виду животном столько ярости и напора. Ну и в довесок к этому напоминанию осталось несколько шрамов на левой ноге.

Боссонец сделал еще два шага назад. Барс недовольно фыркнул, но приближаться не пожелал, лишь широко зевнул.

Через десять минут Ангир отошел на достаточно большое расстояние, чтобы уже можно было обернуться и, не скрывая облегчения, вздохнул полной грудью.

«День как-то не задался…»

К середине следующего дня за спиной у боссонца остались серо-черные заиндевелые скалы, а перед глазами лежала Киммерия. Вокруг на сколько хватало глаз, лежал снег. Ангир поправил перевязь с мечами и вгляделся вдаль — над горизонтом поднималось несколько ниточек далекого дыма.

«Вот туда-то мне меньше всего и нужно»

Еще раз, сверившись с картой, он зашагал на север. Теперь приходилось быть всегда начеку, киммерийцы никогда не славились своим гостеприимством. К вечеру боссонец выбрался на едва заметную звериную тропу и без долгих размышлений направился по ней. Медведи в это время уже давно спят по берлогам. Конечно, остается возможность случайной встречи с шатуном или белыми волками, но его плащ и сапоги были не зря подбиты мехом росомахи. Любое животное, унюхавшее запах этой твари, десять раз подумает, прежде чем напасть.

Да и как говорят: волков бояться — в лес не ходить.

Даже Пограничье выглядело куда более цивилизованным, по сравнению с этой страной. Ни дорог, ни таверн, ни кабаков, ни малейшего подобия власти. Где-то конечно должны быть резные столбы или просто поставленные стоймя огромные валуны с выбитыми рунами, обозначающие границы между кланами, но боссонцу на такие мелочи было сейчас наплевать.

Ассассин отмахивал милю за милей. Изредка доносился до его слуха шум упавшего дерева или сердитое щебетание синиц. Впереди между заснеженными стволами сосен мелькнула фигура какого-то животного, Ангир присел и отвязал арбалет, привязанный ремешками к мешку с барахлом. Здесь толку от подобного оружия будет гораздо больше. Киммерийцы крайне редко обременяют себя лишними доспехами, в основном вся одежда их из меха или шерсти. Граненому наконечнику арбалетной стрелы, такое как раз под силу. Ну а сейчас арбалет поможет разжиться свежим мясом. Ангир наступил на арбалетное стремя и двумя руками с помощью рычага натянул толстую, плетеную из жил оленей, тетиву, деревянная дуга едва слышно скрипнула, глухо щелкнул спусковой механизм. На ложе боссонец аккуратно положил стрелу, длиной чуть меньше фута.

Ангир не спеша пробирался вперед, переступая через поваленные стволы деревьев, стараясь не шуметь. На большой поляне паслась дикая коза. Боссонец не считал себя завзятым охотником на зверей, но не раз охотился в ставшей ему родной Бритунии. Эти животные в конце осени уходят с гор в долины и лишь весной возвращаются назад. Странно, что она одна, обычно они сбиваются в стада, но да сейчас это неважно.

Коза неожиданно подняла голову и насторожилась, поводя ушами. И снова принялась выкапывать из под неглубокого снега мох.

Арбалетная стрела вошла примерно туда, куда и целил боссонец, в легкое. Животное успело пробежать несколько ярдов и завалилось на бок. Ангир бросился к добыче и ударом меча добил раненное животное. И по въевшейся в кровь привычке зарядил арбалет снова.

«Ну что же, сегодня у меня будет свежее мясо на ужин» удовлетворенно подумал боссонец и занялся разделкой. Провозившись не менее получаса, он стал обладателем десятка-другого фунтов свежего мяса. «Конечно, таких животных лучше разделывать вдвоем, чтобы в кожу рук не въелся отвратный запах козьей шкуры, ну да выбирать не приходиться». Ангиру вспомнилась мерзкая водяная крыса, пропахшая тиной и камышом, которую довелось пробовать в селениях на окраине болот западного Кхитая.

С трудом оттерев руки жестким снегом от крови и внутренностей, Ангир присел, и стал развязывать горловину мешка. И тут же наткнулся взглядом на четверых хмурых киммерийцев, только что вышедших на проплешину. На всех — шерстяная одежда, у троих, на вид не старше восемнадцати зим, сверху шкуры волков; на бородатом киммерийце — шкура медведя. Вместо сапог какие-то обмотки из шкур. У всех на поясе мечи, в руках короткие, но наверняка хорошо сбалансированные охотничьи копья. У одного даже лук. Мечи киммерийцам, разумеется, нужны не для охоты на зверя, а для возможной неожиданной встречи с кем-либо из своих соседей, например асиров…

— Ты чего здесь забыл, чужеземец? — обратился самый старший из охотников, с проседью в бороде и карими глазами.

Ангир не спеша поднялся со снега:

— Путешествую.

— А это что? Кареглазый указал копьем на кровавое пятно, в центре которого виднелись останки животного после разделки.

— Еда, разумеется.

— Это земли моего клана, и никто без разрешения охотится здесь не может! — нахмурился киммериец.

— От одного животного ущерба вам не будет…

— Не тебе решать — перебил киммериец

— Тогда подойди и забери мою добычу, — издевательски предложил боссонец.

— Не зли меня…

— А то что?

Глаза киммерийца блеснули гневом.

— Вперед, ребята!

Киммериец с луком в руках тут же выпустил стрелу.

«Что за дурачье? С таким луком только на медлительных глухарей охотиться. Человека из него даже ранить серьезно сложно».

Ангир не спеша повернул голову, уклоняясь от стрелы. И не целясь прямо с земли, нажал на спусковую скобу арбалета. Короткая стрела, с узким серым оперением ввинчиваясь в воздух, проскочила между нападающими варварами и нашла свое пристанище в груди лучника. Варвар удивленно уставился на древко стрелы, торчащее из своего тела и, покачнувшись, упал на снег. Боссонец отбросил разряженный арбалет подальше в снег, чтобы в суматохе его не повредили.

Трое варваров обернулись, замерли и издав боевой клич попытались наброситься на боссонца. Гильдеец подхватив легкий, не более полуфунта топорик, которым совсем недавно рубил на куски дичь и метнул его в одного из варваров. У того уже не было возможности увернуться, и из расколотого черепа на снег брызнула кровь и мозги.

Седой киммериец попытался на ходу метнуть копье. Боссонец молниеносным броском ушел от копья и выхватил мечи. Добежавший первым юнец попытался без лишних затей снести голову врагу мечом.

Ангир без труда уклонился и с разворота вбил локоть в ухо нападающему, тот на некоторое время выбыл из драки и оглушенный упал, ломая корку наста.

— Теперь твоя очередь! — он ухмыльнулся кареглазому.

— Кром! — издал клич киммериец и вступил в поединок.

Удары были конечно сильные, вот только точности и быстроты ему явно не хватало. То ли возраст тому помеха, то ли киммерийца не натаскивали лучшие мастера — мечники запретного города-храма на севере Кхитая. Ангир засмеялся от этой мысли, вызвав еще один крик ненависти варвара. Боссонец пробил защиту кареглазого и тут же поперек груди, закрытой лишь шерстяной одеждой прошла длинная рана. Одежда стала на глазах менять цвет со светло-коричневого на темно-красный.

— Дурак ты киммериец, зачем детей потянул в схватку? — сказал Ангир, мимоходом отвесив пинка сапогом по ребрам поднимающегося юнца. Тот со стоном упал назад в снег. — Я же тебе говорил, от одной козы не обеднел бы ваш клан. А теперь видишь, что получилось. Двое мертвы, и еще двое скоро будут мертвы.

— Тебя найдут! — проскрежетал зубами раненый кареглазый.

— Да ты меня за кого принял?! Через день-другой я буду на землях соседнего клана, а если посмотришь на небо — то к вечеру, пожалуй, будет еще и снегопад. Когда вас найдут, я буду очень далеко.

— Будь ты проклят! — заорал киммериец и, не помня себя от ярости, накинулся на боссонца. Вихрь ударов варвара кончился, не успев начаться. Глубокий рассекающий порез перечеркнул узловатое предплечье киммерийца, выпавший широкий киммерийский меч только коснулся стылого снега, как два узких меча вошли в загорелую грудь голубоглазого.

— Ничего больше не хочешь сказать? — осведомился гильдеец.

Тот, набрав крови побольше плюнул в Ангира. Кровавая клякса украсила плащ боссонца.

Ангир пинком ноги отбросил тело кареглазого, выдергивая мечи. Один из мечей отправился в ножны за спиной, а другой матовой черной полосой опустился на шею киммерийца, отрубая голову.

Юнец наконец-то пришел в себя, вытащил тяжелый кинжал и с боевым кличем накинулся на Ангира. Клич тут же оборвался, так как уйдя от удара, боссонец вновь пнул варвара, на этот раз в солнечное сплетение. И тот снова упал на окрашенный кровью снег.

И тут же гильдеец ударом меча пробил живот лежащего и поворотом кисти повернул его в ране. Киммериец захрипел, глаза замерли, уставившись на темно-серое небо.

Боссонец подобрал арбалет и двинулся к телу лучника, забрать стрелу. Как ни странно того не было. Зато были кровавые следы, красноречиво указывающие, куда направился раненый. Забросив арбалет на спину, Ангир пошел следом. Через пятьдесят шагов он наткнулся на с трудом, но ползущего варвара. Упорно пыхтя, тот продолжал на что-то надеяться и двигался вглубь чащи.

Гильдеец вытащил засапожный кинжал, схватил за волосы киммерийца, и перерезал ему горло. «Третье правило Гильдии — никаких свидетелей».

Ангир проверил мешок варваров, в нем обнаружился бараний сыр, несколько лепешек и кувшин с пивом, даже на запах мерзким, но выбирать не приходилось.

«Не лучшим образом началось пребывание в Киммерии. Снег-то может и спрячет следы схватки, а вот тела… надежда на волков и росомах». Мрачные тучи, наконец, разразились снегом.

«Вот и отлично, Эребус не забыл своего сына»: боссонец улыбнулся темнеющему небу. Кивнув в мешок куски мяса, и собрав пожитки, ассассин быстрым шагом направился вглубь леса. Спустя час он углядел огромную поваленную сосну, чьи узловатые корни напоминали легенды об осьминогах в Западном океане, которые так любят рассказывать барды у яркого огня длинными зимними вечерами. Под корнями сосны образовалась небольшая пещера, вполне достаточная, чтобы укрыться одному человеку. Ассассин осмотрел убежище, очень было похоже на бывшее волчье логово. Клочья шерсти на корнях лишь подтвердили эту догадку. Сейчас опасаться было нечего, волчата появляются только весной, а до нее еще очень далеко, поэтому пещера и пустует.

Не жалея сил Ангир завалил вход глыбами снега, оставив лишь небольшой лаз.

«… отдых в тепле на два часа восстанавливает силы лучше, чем вся ночь на морозе…» вспомнились Ангиру наставления учителей Гильдии.

Можно было просто оставить мясо на холоде и обойтись жратвой безвременно усопших варваров, но Ангиру уже надоело жрать опостылевшую строганину, сдобренную только специями и солью и гильдеец развел небольшой костер. При трепещущем пламени он наткнул на вертела куски понежнее. Через несколько минут с аппетитных ломтей мяса на ярко-багровые угли начал капать жир и даже откровенно горькое пиво варваров не могло испортить настроения.

«Ну что за народ киммерийцы», — думал Ангир, срывая зубами поджаренное мясо и прикладываясь к кувшину. «За всю жизнь видел пять человек, и все пятеро лезли на рожон почем зря»

Боссонец не обманывался сегодняшней схваткой, он вышел без царапины из боя, потому что только один киммериец был достаточно сильным. Будь на месте этой четверки варвары постарше, пришлось бы повозиться, а так… есть, что есть. Он сейчас сидит в тепле и ест сочное мясо, запивает пивом, хотя этому пиву до настоящего пива как пешком до Кхитая, но это мелочи. А вот варвары сейчас лежат под снегопадом, может ими кто-то еще и ужинает.

«Стало быть, за тех, кто ест других!» — произнес про себя тост гильдеец и снова приложился к кувшину. Ангир дотянулся и снял очередную порцию мяса с жарких углей.

«Неужели аквилонцы на самом деле готовы сунуться в Киммерию? Да если эти варвары жизнь козы ставят выше жизни иноземца, то, что будет, если чужеземцы придут на эти земли новыми хозяевами…. Не зря он не вернулся в Аквилонию, хоть родина его была и там, спесь и гордыня стали постоянными спутниками этой страны. То ли дело Бритуния — тишь, да гладь. Кезанцийцы временами, на рожон лезут, ну да это беда привычная. Что поделать, раз горцы. А во всем остальном вроде, как и нормально. А надоест, так можно будет в Аргос дернуть, давно звали туда».

Ассасин отодвинул глыбу снега и вылез наружу справить малую нужду. Его встретила разбушевавшаяся вьюга, свистел ветер, где-то недалеко упало дерево с сухим треском. Ангир закончив нехитрое дело, тут же вернулся назад, в тепло. Убрал еду в мешок, укутался в одеяло и спустя минуту уже спал.

Глава XVI

Гиперборей остановившись на краю обрыва всматривался вдаль. Перед ним расстилалась Киммерия. Страна на краю цивилизации покрытая большую часть весны и лета туманами, а зимой едва проходимыми снегами. Заросшие лесом холмы, сейчас покрытые инеем, уходили вдаль до самого горизонта. Сомниум не понаслышке знал об этом суровом крае, западнее были земли Муррохов, восточнее — земля клана Дал Клайд, смыкаясь почти у границ самой Гипербореи с землями клана Лакхейш. Вот с киммерийцами этого клана не раз и сталкивался в бою гиперборей. Это не изнеженные аквилонцы или офирцы, на которых он насмотрелся в славном городе Бельверусе. Такого врага он уважал…. Жители Севера никогда не просят пощады, будь то хвастливые ваниры, или угрюмые киммерийцы.

…Сомниум невольно вспомнил свой дом, Сумеречный замок, находящийся в Халоге. Заснеженная неприветливая цитадель, как будто вмерзшая в вековые льды и снега, узкими шпилями протыкающая грязно-серые облака, сложенная из гигантских каменных блоков — главное обиталище Лоухи. Ярко-зеленые глаза которой по сей день вызывали в душе воина смятение. Пристальный, немигающий взгляд и чарующий серебряный голос так разительно контрастировали в одном человеке. Разумеется, он знал, что Лоухи, несмотря на внешность молодой женщины, исполнилось уже не одна сотня лет но, тем не менее, удивлялся, откуда столько власти, силы и величия в совсем юной на вид женщине…

Сомниум оборвал размышления и решительно направил лошадь вниз, к темнеющему впереди лесу.

* * *

Аквилонский сотник Эрик с трудом разогрел серебряный пузырёк с чернилами возле костра и, спеша, чтобы успеть написать, до того как они снова сгустятся, окунул перо:

«…народ здесь жесток и неприветлив. Краткие расспросы показали, что Подателя Жизни не знают и знать не хотят. Поклоняются богу Могильных курганов — Крому, и другим, таким же мерзким богам. Причем храмов как таковых нет. Живут семьями или кланами, причем в клане может быть до тысячи варваров. Собираются вместе только при наступлении холодов, а обычно живут отдельно по нескольку семей. Киммерийские кланы находятся в состоянии постоянной междоусобицы.

Земля здесь большей частью камениста, но для выгона скота весьма пригодна. Здешние леса способны полностью восполнить потребности Аквилонского государства в дереве. Местная руда на удивление хороша, и оружие из нее не уступает лучшим иранистанским клинкам. Доспехами варвары пренебрегают…»

— Нергалий хвост, снова замерзли чернила… — недовольно прошипел сотник.

Кутаясь в меха, он подошел к костру, возле которого столпились, согреваясь его люди. Здешние морозы были для аквилонцев самым страшным врагом. Согреться было невозможно ни в палатке, ни в мехах. Хотя киммерийцев казалось, ничего не берет, им, привычным сызмальства к подобному климату, любой холод казался нипочем.

«Еще одна седмица» — уговаривал себя Эрик, «еще одна и я вернусь в Тарантию. Сколько можно из себя купца тут корчить?!» Он уже третью седмицу со своим отрядом из пяти человек путешествовал по Киммерии, изучая страну и вырисовывая подробные карты юго-запада этой страны.

Вдруг раздался глухой стук копыт, и прямо к костру выскочила здоровенная лошадь с седоком в черных доспехах. Незнакомец резко осадил коня и удивленно обвел глазами лагерь.

«Принесла нелегкая, явно не киммериец, волосы белые, губы почти бесцветные, глаза светло-серые и безмятежные. Да и доспехи такие еще видеть не приходилось, толку-то от этих шипов?» Порыв ветра распахнул расстегнутый плащ на груди всадника и Эрик невольно сжал рукоять меча. На вороненой кольчуге, посеребренными звеньями был искусно изображен силуэт луны, перекрытый черной фигурой ворона…. Если какие-то сомнения у Эрика и оставались по поводу родины всадника, то они развеялись, как пелена тумана под порывом ветра. Гиперборей.

…Два года назад аквилонские жрецы Митры отправились на восток, неся свет Истинного учения. Год назад из Бритунии пришло последнее послание от жрецов, они собирались направиться в Гиперборею. Надеясь, что темная слава этой страны окажется выдумкой и падет перед милостью и кротостью Подателя Жизни.

Три луны назад они вернулись, все сто двадцать человек, в чьих душах горел Свет истинного учения. Эрик присутствовали при том, как внесли первые пять деревянных ящиков. Кожа обтягивала изможденные тела, рты были открыты в немых криках боли, следы пыток покрывали каждый дюйм тела жрецов. На теле каждого был выжжен символ Черного Ворона. Но самым страшным оказалась то, что с помощью магии тела были не подвержены тлену и выглядели, будто только что из рук палачей.

Послание Лоухи передал сам Верховный жрец Митры, магия некромантов заставила его самого вылезти из деревянного саркофага и утробным голосом прочитать послание Повелительницы Халоги: «На просторах Гипербореи Митра лишь жалкий червь перед могуществом Богов Ночи».

Сто двадцать человек заплатили самую высокую цену, которую только мог заплатить человек…

Сотник почувствовал, как ярость застилает ему глаза, а пальцы до боли сжимают рукоять меча. Только одна мысль сейчас жила в голове Эрика: «Убить!»

— За оружие! проорал он. Смерть гиперборейской собаке! И путаясь в длинных мехах, побежал к гиперборею. Аквилонцы слаженно обнажили оружие и навалились на всадника. Сомниум потерял несколько мгновений, удивляясь нападению. И почувствовав знакомое ощущение «дыхания смерти», поднял лошадь на дыбы. Две длинные лучные стрелы вошли в брюхо лошади, та пронзительно заржала.

«Не оставь, Отец — Ворон!» подумал гиперборей и соскочил с седла. Левая рука метнулась к поясу и тотчас же метнула кинжал. Лучник замешкался в глубоком снегу и тут же свалился, заливая его кровью. Сомниум в несколько прыжков сменил позицию, так, чтобы между ним и оставшимся лучником были остальные аквилонцы.

Непривычные условия боя сразу уравняли шансы Сомниума. Аквилонцы почти сразу увязли в снегу, утопая в нем до середины бедра. То ли дело гиперборей, которому все это было привычно и знакомо…

Первым налетел на него Эрик. Сомниум перехватил рукоять моргенштерна двумя руками и принял на него удар меча и тут же правой рукой ударил скользящим ударом по лицу сотника. Шипы на наручнях разорвали кожу лица Эрика, правый глаз пронзила острая боль.

Подбежавший десятник попытался нанизать гиперборея на длинную пику, как нанизывают барана на вертел. Сомниум парировал удар и, торцом булавы ударил врага в пах. Перехватив моргенштерн за самый край рукояти, северянин с разворота ударил раненного десятника по черепу, кости вперемешку с волосами и мозгами полетели веером. Удар с разворота добил скорченного пикейщика.

Оставшиеся аквилонцы напали на северянина. Но где им было равняться с сыном севера, где испокон веков льется алая кровь. Гиперборей удерживал нападающих, однако, не стремясь их сразить. Лучник был все еще жив, и лишнего шанса ему давать не хотелось. На таком расстоянии длинный лук, вырезанный из тисового бруса, пробивал любую кольчугу, даже сделанную руками искусных гиперборейских кузнецов.

Наконец он дождался нужного момента и когда осмелевший аквилонец пошел в атаку, рукоятью булавы ударил по запястью, ломая лучевую кость. Рот аквилонца открылся от боли, издав стон. Меч выпал из его руки и воткнулся в снег. Тут правая рука гиперборея впечаталась шипами в лицо аквилонца. Тот упал на снег и судорожно задергался, окрашивая снег в ярко-алый цвет. Сомниум воспользовался замешательством второго воина и нанес ему удар в солнечное сплетение, совершенно четко услышав хруст костей. Не давая телу упасть, он схватил полуживого аквилонца за шиворот и, прикрываясь им, как щитом, закрылся от лучника.

Лучник немного помедлил, но выбор в пользу своей жизни сделал быстро. Стрела вышла на ладонь из груди живого щита северянина, бессильно клюнув вороненую сталь доспеха гиперборея. «Хороши наши кольчуги…» — отметил про себя Сомниум. Через несколько мгновений из тела аквилонца показался наконечник второй стрелы. «Надо бы отвлечь чем-то этого урода». Взгляд гиперборея зацепился за торчащий из снега меч. Северянин опустил моргенштерн торцом в снег и дотянулся до него. Дождавшись очередной стрелы, он метнул меч в лучника. Тот, уверовав в свою безопасность, успел лишь удивленно вытаращить глаза на размытую серую полосу металла, и яблоко эфеса тут же приложилось о его переносицу, ломая нос.

Откинув импровизированный щит и подхватив булаву, гиперборей метнулся к лучнику. Тот лежал с разбитым лицом, но грудь его поднималась. «Живой!» — довольно оскалился северянин.

Сомниум наскоро связав аквилонца, добил раненных и отвесил пинка под ребра лучника, и привел его в сознание. Едва очнувшись, тот попытался дотянуться связанными руками до пояса.

— Потерял что? — участливо осведомился Сомниум.

Лучник повернулся на странный каркающий голос и, бледнея, рассматривал северянина, опирающегося на окровавленный моргенштерн. Почти бесцветные серые глаза взирали на лучника.

— Случайно не это? Он мотнул головой в сторону костра, на углях которого лежал краснеющий раскаленным металлом клинок лучника.

— Не переживай, сейчас верну. Пусть только нагреется, как следует…

— Подлая гиперборейская собака!

Сомниум только ухмыльнулся. Лучник передернулся, улыбка северянина напомнила ему оскал росомахи, виденной два дня назад, в ельнике.

— Рассказывай отродье, какого демона вам от меня понадобилось?

— Нечего мне тебе рассказывать!

— Уверен?

Аквилонец задрал голову и презрительно хмыкнул.

Сомниум подобрал меховую рукавицу и затолкал ее в рот лучнику.

— Шума не люблю, — пояснил он. И вернувшись от костра с раскаленным кинжалом, воткнул его в бедро связанного аквилонца. Человеческое мясо зашипело на алой стали, и Сомниум недовольно скривился от запаха.

— Что ты жрешь такое, что так смердишь? — вопросил он дергающегося лучника. Тот снова потерял сознание. Приведя его в чувство пинком, Сомниум вытащил кляп и повторил:

— Рассказывай.

— У нас, аквилонцев, к вашему проклятому племени должок есть! Это вы твари убили жрецов Митры!

— Ах-ах, футы нуты! Ну, на кой мне нужен твой Митра? У меня уже есть бог, Отец-Ворон смотрит за мной и моим народом.

— Ублюдки! — отозвался лучник.

Гиперборей наклонился к аквилонцу. И без того не слишком доброе лицо Сомниума стало жестким:

— Это не твоя страна случайно только и делает, что воюет с соседями? Это твой милостивый и кроткий бог говорит — «убивайте всех»? Здесь то ты сам чего забыл? Снова несете своего бога, тем, кому он на хрен не сдался?

Северянин по-волчьи улыбнулся:

— Твой лук? Не против, если одолжу на чуток?

Сомниум поднял мощный лук и подхватил кожаный колчан полный стрел. Скрупулезно отсчитал двадцать ярдов, он развернулся и, натянул тугую тетиву:

— Да пожрет твою душу Нергал, аквилонская собака! — и выпустил стрелу. Узкий закаленный наконечник пробил череп лучника, и пригвоздил его к стволу дерева.

«Пожалуй, возьму как я его с собой» решил гиперборей.

Почти все северные народы относились недоверчиво к метательному оружию. Да и делать его особо было не из чего. Прямослойная прочная древесина, без сучков и трещин оставалась большой редкостью на Севере. В основном были в ходу легкие охотничьи луки, из которого можно было подстрелить разве что глухаря. В Гиперборее дело обстояло получше, даже имелись в наличии пять сотен лучников. Сомниуму довелось два года быть десятником, как раз у лучников, и в этом оружии он неплохо разбирался. Лук, доставшийся ему от аквилонцев, был настоящим изделием мастера: тщательно вырезанный, высушенный, пропитанный какими-то до сих пор пахнущими ароматными составами, сверху обернутый полосками кожи был поистине великолепен. Гиперборей наложил на плетеную тетиву длинную стрелу с синими перьями и теперь высматривал на чем бы испробовать лук.

На поляну вдруг вывалился жрец Митры в темно-синем теплом балахоне

— Что у вас тут происх… — и проглотил конец фразы.

— Мир тебе, митраисткая крыса! — поприветствовал его Сомниум, улыбнувшись во весь рот, проблема с целью отпала. — У нас все в порядке, только что отправил к Нергалу шестерых аквилонцев.

Священник, подбирая длинные полы своего жреческого одеяния, развернулся назад к зарослям. Тут же его спину пробила стрела, окровавленный наконечник почти на локоть вышел из груди. Сила удара стрелы была такая, что жреца Митры бросило на колени.

Гиперборей засмеялся и подошел:

— Спешишь покаяться в своих грехах?

И перехватив моргенштерн обеими руками, обрушил удар оружия на голову жреца, сминая череп, как яичную скорлупу.

— Ненавижу аквилонцев…

Гиперборей выбрал одну из лошадей, переложил поклажу и продолжил путь. Он остановился на ночевку лишь, когда стало смеркаться. Ехать на лошади по камням, да еще и ночью становилось просто опасно. Найдя подходящий овраг, он разбил шатер и рискнул развезти маленький костер. Погода снова портилась, поднялся сильный ветер. Гиперборей насыпал лошади корма, залез в палатку, поел и почти сразу уснул, под свист ветра и скрип раскачивающихся деревьев.

Первое что он увидел, проснувшись — это были провисшая под тяжестью снега крыша шатра. Ругнувшись, гиперборей, вылез наружу. Сомниум потянулся и умылся снегом. Обернулся к дереву, где привязал лошадь, ее там не было.

«Отец—Ворон, ну и день начался»

Гиперборей подошел поближе, шедший накануне снег не мог скрыть странной канавы, как будто тащили по нему толстое бревно. И никаких следов лошади, даже капли крови нет.

Северянин опять ругнулся и взяв моргенштерн отправился по следу, путь долгим не был, спустя пятьдесят ярдов он закончился круглой норой, вырытой прямо в каменистом холме. Правда, до этого Сомниум еще не встречал таких нор, чтобы вход был ну никак не меньше ярда в диаметре. Потоптавшись возле входа гиперборей заглянул внутрь, ну, как и следовало ожидать, ничего не видно. Северянин медленно втянул воздух носом, разве что воздух идущий из недр более холодный, чем снаружи, но никакого запаха нет. Лезть в таинственную нору никакого желания не было, это надо совсем выжить из ума. Конечно, неприятно, что лошадь пропала, но не лезть же из-за нее в какую-то дыру в земле. Тем более через нее живой лошадь никогда бы не пролезла. Гиперборей развязал завязки на штанах и справил малую нужду прямо в логово неизвестной твари, утащившей скотину.

— Чтоб ты подавилась мразь! — проворчал благое пожелание в темнеющий провал гиперборей и, обернувшись усмотрел двух белых волков, в двадцати ярдах от себя. «Матерые твари, футов пять, не меньше, да и вес почти мой, фунтов под сто пятьдесят. Сэт, у них же гон сейчас, у самки мозги сносит начисто».

Гиперборей не обманывался тем, что зверей всего двое. Двое-то двое, вот только они явно привыкли «работать» вдвоем, один отвлечет внимание, другой прыгнет. Кольчуга, конечно, спасет, но если ухватит за лицо — тогда все, конец. Сомниум перехватил булаву и отступил к склону холма, оставляя дыру в нем справа. Поворачиваться спиной к пролому как-то не хотелось даже в такой ситуации. Волки мгновенно сообразили, что их заметили и неторопливо подошли. Оба серых хищника оскалили внушительные белые зубы.

Вдруг что-то мелькнуло белое и пушистое из норы, и со скоростью атакующей змеи ухватило волка за голову и так же быстро затащило его в нору. Второй волк, скуля, уже мчался прочь.

Сомниум стоял не шевелясь, в пяти ярдах от норы. Наконец он нашел что сказать:

— Твою мать, — прошептал он и, стараясь не поднимать лишнего шума, стал удаляться от логова ползучей твари. Сделав достаточно большой крюк, чтобы подземный обитатель его не учуял, он вернулся к засыпанному снегом шатру.

Вытащил из седельных сумок свой походный мешок и переложил свой скарб и еду. Из шатра он несколькими взмахами ножа выкроил достаточно большое одеяло. Увязал мешок и закинул его на спину.

«Придется продолжать путь пешим, по крайне мере теперь мне тропок держаться не обязательно. Хотя все равно лошадь жалко, на крайняк и ее мясо бы пошло впрок».

То ли Отец-Ворон присматривал за своим верным сыном, то ли гиперборею просто везло, но за несколько дней своего путешествия по Киммерии он никого не встретил. Разумеется, Сомниум спал вполуха, костер зря не разводил, и всеми силами избегал встреч с черноволосыми варварами. Возможно, гипербореев на западе Киммерии и не считали за таких врагов как на востоке, но кто знает, что втемяшится в головы киммерийцев?

Гиперборей лежал на верхушке обрыва, поросшего елями, и выбирал путь, по которому обойти лагерь варваров, раскинувшийся перед ним. На расстоянии примерно мили находилось пять палаток из шкур, да несколько ниточек дыма, показывающих, что лагерь обитаем. Жаль, что до темноты нельзя подождать. Прошел бы рядом никто и не заметил. Но пока только середина дня и нужно или лезть слева по утесам, которые ему успели надоесть, или пробовать пройти через бурелом.

Зато за лагерем, через небольшую пустошь виднелась череда холмов или курганов, а за ними в дымке угадывалась седая от снега громада Бен Морга…

Размышления Сомниума прервал голос за спиной:

— Высматриваешь чего? Не нас ли? Руки на виду держи, парень.

Гиперборей не торопливо поднялся и обернулся.

Трое киммерийцев, двое из них примерно одних лет с ним. У одного по бокам волосы заплетены в косички, у другого вместо меча сучковатая дубина.

«Из разных кланов как пить дать вон тот, с косами, заплетенными на висках — Раэда. А с дубиной — Галла. А все вместе — нидинги, самое отребье, что только может быть в этой дыре» — проскочила мысль в голове гиперборея.

«Нидинги нидигами, а подошли-то как неслышно. Вот ублюдки!». Сомниум упрекнул себя в невнимательности — привык к шуму сапог, а звук шагов в этих обмотках из шкур попробуй-ка, расслышь…. За главного, похоже, вон тот мужик, лет сорока с небольшим. По его роже кажись прошла лапа медведя, левая сторона как маска, глаз чудом уцелел.

— Да вот гадаю, как бы мне обойти ваш лагерь, чтобы на глаза вам, варварам, не попасть.

Киммерийцы засмеялись, старший вопросил:

— Ну и как, решил?

— Разумеется, киммериец. Я вам не мешаю, вы — мне. Мне на север, и я пройду станете вы на моем пути или нет.

— Суров, что и говорить. Не боишься, что мы тебя числом задавим?

— Это как кости на стол лягут…

— Ты смотри-ка. Ну, так я тебе советую проваливать отсюда, без доспехов конечно, и без оружия. Булава у тебя знатная. Не тяжело?

— Было время привыкнуть.

— Так вот, «привычный», теперь так просто от нас не отделаешься. Или мы идем в лагерь, и ты мне обстоятельно рассказываешь, какого рожна тебе здесь понадобилось, или мы тебя прямо сейчас и здесь отправим на Серые Равнины.

— Некогда мне с тобой беседы разводить, киммериец. Спешу я.

— Я так и думал, поглядим, чего ты стоишь. Проверьте его, мужики…

Гиперборей принял боевую стойку, держа моргенштерн двумя руками. Пара киммерийцев настороженно стала подходить. Первая атака закончилась для киммерийцев ничем. При таком весе дубины главная проблема, не открыться слишком сильно при ударе. Варвар этим знанием не обладал, потому и получил мощный удар в солнечное сплетение торцом рукояти и выбыл из схватки.

— Неужели я, ребят, а плохо вас учил?! Задайте ему! — киммериец был в полной уверенности, что гиперборея сейчас сомнут, и потому расслабился и облокотился на коричневатый ствол сосны, наблюдая за поединком.

Гиперборей с яростью снежного демона накинулся на второго варвара, тот попытался парировать удар булавы и меч со звоном лопнул. Киммериец недоверчиво посмотрел на обломок оружия в руке. Это было последнее, что он видел, смачный удар булавы пришелся прямо в голову, разбивая кости черепа.

Бывший еще минуту назад таким степенным киммериец вмиг преобразился. Его лицо исказилось и он обрушил град ударов на гиперборея. При каждом его неистовом ударе сталь меча украшалась очередной выбоиной. Но на стороне Сомниума был не только опыт, но и молодость. Киммериец начал выдыхаться уже спустя пять минут после начала схватки и гиперборей просто тянул время, выжидая удобного момента. Выбрав подходящий миг, когда варвар замахнулся для очередного мощного удара, Сомниум змеёй извернулся, избегая смертоносной стали и, крутанув булаву, обрушил ее на колено киммерийца, ломая сустав и кости. Сила удара бросила воющего варвара на снег и, тут же гиперборей обрушил добивающий удар на голову врага, превращая ее в месиво. И, не теряя ни мгновения, обернулся к оглушенному варвару, оставшемуся в живых. Тот с трудом поднялся, видимо еще не до конца прейдя в себя.

Гиперборей одним броском преодолел разделяющее их расстояние и обрушил свое шипастое оружие на затылок киммерийца, бросая его с обрыва вниз, на острые камни.

Звон стали, да еще и на морозе разноситься далеко. Сомниум уже видел, как бегут к пригорку варвары, потрясая оружием. Вот и лук пригодится.

Наскоро натянув тетиву, он вытянул десяток стрел и принялся ждать. От киммерийцев в их же лесах сбежать почти невозможно. Такие будут упрямо идти следом до самой Халоги, если придется. Выбрав укрытие за валуном, он стал терпеливо ждать.

Дождавшись шума появления врагов, гиперборей отправил в полет первую стрелу. Варвары не ожидали подобного способа нападения, и стрела зло клюнула в грудь одного из них. Остальные слаженно упали в снег. Еще один киммериец попытался поднять голову и понять, откуда прилетел «подарок» лучника и оказался следующим «владельцем» стрелы, вышедшей из затылка. Гиперборей каркающе засмеялся, на таком расстоянии он может чувствовать себя в безопасности: щитов у киммерийцев нет, да и такому луку не по силам только сплошной металлический щит рыцарей Запада, только здесь неоткуда ему тут взяться. Ну а копье на такое расстояние просто не метнуть.

Вдруг со стороны обрыва донесся стук падающего камня.

— Отец—Ворон, я и забыл какие киммерийцы ловкие.

Наложив стрелу на тетиву, гиперборей одним глазом посматривал на все так же лежащих в снегу варваров, а другим в сторону обрыва. В полной тишине из-за обрыва появилась рука, ищущая опору. Тут же сапог Сомниума наступил на ладонь.

«Так и есть, пытаются еще двое подобраться снизу, пусть невысоко — ярдов десять, зато вон как быстро сообразили, что к чему». Оттянув тетиву, почти до самого уха гиперборей выпустил стрелу прямо в искривленное ненавистью лицо киммерийца.

Второй попытался найти укрытие, но не преуспел и тоже обзавелся стрелой в голове, рухнув вниз.

В лагере нидингхов никого больше видно не было. Осталось выкурить оставшихся из снега.

Покопавшись в мешке, Сомниум выудил оттуда веревку, примотал ее к стволу ели и, отталкиваясь ногами от отвесной стены, за несколько ударов сердца, спустился к подножию обрыва. И бесшумно ступая, обошел обрыв и зашел варварам в тыл. Оказалось, оба пыхтя и тяжело дыша, утрамбовывают лежа снег, и двигаются по направлению от обрыва. На таком расстоянии у киммерийцев шансов не было. Первый варвар, который посчитал себя в безопасности, обзавелся двумя стрелами в спине. Другой попытался было прорваться мимо Сомниума, однако на расстоянии десяти ярдов от стрелы могут увернуться считанные единицы. Он не входил в их число и потому свалился в снег, судорожно пытаясь все еще убежать.

Гиперборей мигом ухватил раненного за горло, рядом с глазом в опасной близости оказалось лезвие кинжала.

— Где Бен Морг?

— Там, — киммериец кивнул на восток.

— Долго идти?

— Дня три, не меньше. Оставишь меня в живых?

— Конечно.

Гиперборей ухмыльнулся и одним движением вогнал кинжал в глаз киммерийца.

Пособирав стрелы в колчан северянин проверил лагерь нидингов. Он оказался ожидаемо пуст.

Сомниум с трудом пролез через чащу и вылез на пригорок. Впереди растилался ельник, за ним отчетливо виднелась пустошь, которую киммерийцы называли Полем мертвых, из-за огромного количества курганов.

И над всем этим, теряясь в далекой дымке, поднималась заснеженная гора Бен Морг.

Глава XVII

Медулла была последним крупным поселением перед гористой границей, что отделяла Аквилонию от киммерийских земель. Это место если и можно было назвать городом, то с очень большой натяжкой. Тем не менее, он служил своеобразным хозяйственным центром местных земель. Вокруг располагалось огромное число мелких селений, ферм, крупных крестьянских угодий, для которых Медулла, где часто появлялись торговые караваны, являлась превосходным рынком сбыта и обмена. Как позже узнал Шанго, гандеры очень гордились своим городом и не без оснований — люди здесь были добры и трудолюбивы, и сами поддерживали строгий порядок.

Для одинокого всадника путь от столицы до Медуллы занимает всего несколько дней. С того момента, как черный воин покинул Тарантию, больше ничего не омрачало его путешествие. Раны Шанго поджили и перестали быть заметными, а сам он отдохнул. Что его, как это не парадоксально, немного беспокоило. Не то, чтобы он был не рад такому течению событий, однако настолько уж резкий переход от насыщенного действия к мирному бездействию, он не отметить не мог. Единственной помехой, которая, впрочем, с каждым часом становилась все заметнее и назойливей, был холод. Той одежды, что он взял с собой, теперь было явно недостаточно. Поэтому когда на белоснежном горизонте стали появляться черные макушки городских крыш Шанго пришпорил коня, чтобы быстрее добраться до стен, которые смогли бы защитить его от северного ветра.

Стен у города не было, поэтому так получилось, что в поселение он въехал через одну из обрывающихся в никуда улиц. И тут же наткнулся на местного жителя, который рассмотрев лицо чернокожего, вытаращился на него во все глаза.

— Здоровья тебе, — обратился к нему Шанго. — Не подскажешь, что это за место?

— В смысле? — не понял тот.

— Ну, что это за поселение, — терпеливо уточнил чернокожий.

— Медулла…. Как-то ты слишком легко для зимы одет, незнакомец, — вдруг, ни с того ни с сего, добавил местный.

— Да. — Негр вымученно улыбнулся, — я как раз ищу место, где можно потеплее приодеться. Не подскажешь?

— Ну, это ты в принципе по адресу попал — город у нас торговый, я думаю, людям проблем не составит тебе подобрать что-нибудь. Тебе на рынок, а до него рукой подать….

Человек подробно объяснил дорогу и через несколько минут Шанго уже был у торговых рядов. В основном здесь продавались продукты — овощи, мясо, сыры, молоко. Впрочем, было и несколько прилавков с оружием, сельскохозяйственной утварью, строительными материалами, а также одеждой и обувью.

— Тю, южанин! — первым начал разговор торговец одеждой, когда Шанго спешился и подошел к нему, ведя лошадь на поводу. — Я, конечно, слышал о том, что там, далеко на юге, много людей с черной кожей, но никто и никогда мне не говорил, что чернота эта отливает бледной синевой. Скажи, чужестранец, у вас там все такие, а то…

— Шутку я оценил, понял, — Шанго громким голосом прервал словесную тираду гандера, — только, пока ты чего лишнего не сказал, предупреждаю: не перестарайся.

— Ладно, ладно, — поднял руки торговец. — Чем могу помочь?

— Как ты уже догадался, мне нужна теплая одежда.

— А, ну это легко, — он оглядел наемника с ног до головы. — По виду твоему ясно, что здесь ты останавливаться не собираешься. Чтобы подобрать одеяние, наиболее подходящее для твоих целей, мне нужно знать, куда ты направляешься? Хотя бы направление.

— Дальше на север.

— На север? Куда ж там идти? Постой.… В Киммерию, что ли?!?! Мда…. Впрочем, не мое это дело… Тебе думаю, шуба нужна. Соболиная или лисья. Причем шкурки в несколько рядов. К холодам местным, думаю, не привык.

— Не привык. Но есть кое-какие особые пожелания, — сказал Шанго. — Мне нужна такая одежда, которая помимо того, что греет, годилась бы быстрого передвижения и, если понадобится, не сковывала меня в бою.

— Ну, это задача немного посложнее. На заказ делать надо. Как срочно нужно?

— Чем быстрее, тем лучше. Желательно бы сейчас. На крайний случай завтра.

— Сейчас — невозможно. Ни у кого в городе. Но до завтрашнего дня, думаю, пошить можно. Только сам понимаешь, господин, все это тебе гораздо дороже обойдется.

— Понимаю. Заплачу. Прямо здесь шить будешь? — улыбнулся чернокожий.

— Нет, конечно, да и шить буду не я. Мастер будет. Давай, я помощника кликну и сам тебя отведу на примерку.

Торговец подозвал одного из играющих поблизости ребятишек, кинул ему медяк и попросил позвать нужного ему человека. Мальчонка схватил монетку, и, не спрашивая пути, видимо подобное сотрудничество у них тут на рынке было вовсю налажено, вприпрыжку направился исполнять поручение.

— Пока ждем, — сказал торговец, — может быть тебе на время одну из шуб дать? А то смотреть на тебя больно.

— Не надо, — усмехнулся Шанго. — Но спасибо за заботу.

— Как знаешь, — пожал плечами гандер. Тут его внимание привлек кое-кто в толпе, и он добавил:

— О, видимо придется еще немного задержаться…

— Дьюрнах! — торговец обратился к подошедшему человеку. — Рад тебя видеть! Что ты мне сегодня принес?

Новоприбывшим оказался высокий черноволосый молодой мужчина, мрачное сероглазое лицо которого было украшено шрамами. В этом человеке чувствовалась первобытная мощь, чем он напомнил Шанго Торда из таверны. Безусловно, киммериец. Мужчина был облачен во много повидавшую холщевую рубаху, меховую безрукавку с длинным воротом, толстые кожаные штаны и высокие сапоги, также подбитые мехом. На боку его висел меч, за спиной закреплен лук и небольшой колчан. В руках он держал большую связку плотно сложенных шкур, которую и передал торговцу.

— Сам смотри, Эгон, — сказал он на ломаном аквилонском. — В прошлый раз я подойти не смог, поэтому сегодня больше, чем обычно.

Торговец кивнул и начал разворачивать шкуры.

— Как всегда, у тебя самый лучший товар, — сказал он, наконец. Затем достал кошель, отсчитал несколько монет и передал их киммерийцу. Шанго зная примерные столичные цены, обратил внимание, что и по местным меркам, денежная сумма была достаточно справедливой.

Дьюрнах взял деньги, кивнул и, не прощаясь, отошел.

Тут прибыл помощник торговца, и Эгон вместе с ним, попросив чернокожего подождать еще немного, принялся раскладывать шкуры. Шанго воспользовался предоставленной паузой для того, чтобы догнать киммерийца.

— Извини, друг, — обратился он к северянину.

Тот остановился, пристально посмотрел на черного воина и неохотно ответил:

— Я тебе не друг, чернолицый. Чего ты хочешь?

— Ты киммериец, я не ошибаюсь? — негр не обратил никакого внимания на холодный прием.

— Не ошибаешься. Чего тебе?

— Я направляюсь на север, в киммерийские земли и мне нужен проводник. Ты мне…

— Нечего тебе там делать! — нетерпеливо прервал его Дьюрнах. — Мне попутчики не нужны! — Он отвернулся и, расталкивая тех, кто попадался ему на пути, побрел прочь.

— Значит, сам доберусь, — равнодушно сказал ему в след негр. Ответа он не ожидал, тем не менее, северянин остановился на мгновение, и буркнул не оборачиваясь:

— Может и доберешься. Главное без меня.

И пошел дальше.

Шанго вернулся к торговцу одеждой и спросил его:

— Этот твой друг всегда такой дружелюбный?

— Кто? Дьюрнах-то? Конечно, — он улыбнулся, — он же варвар. Чего с него взять? Впрочем, если не обращать внимания на его манеры, то парень он хороший. Более того, я не слукавил, когда сказал, что он приносит лучшие шкуры. Один Митра знает, где этот киммериец находит таких зверей.

— Кром!

— Что?

— Кром знает. Это ведь его бог?

— А, — усмехнулся Эгон, — ну да.

— И много у вас бывает киммерийцев?

— Не очень. Они появляются достаточно редко. Только Дьюрнах сравнительно часто приходит — один, два раза в месяц. А тебе зачем?

— Ищу проводника.

— Значит, я угадал. Ты действительно в Киммерию собрался? Ты прости господин, но я даже представить что там можно делать.

— Есть кое-что, — хмыкнул Шанго. — Ты лучше скажи, этот «варвар»… Ты ему передал монеты. У них в Киммерии, что, пользуются деньгами? — он вспомнил свое родное племя, которое по местным меркам являлось, разумеется, варварским. Мабинти и понятия о деньгах не знали.

— Нет, — улыбнулся торговец. — Дьюрнах приносит мне шкуры, а на то, что я ему даю взамен, он здесь и вещи покупает. У этих горцев много чего нет.

— Понятно. Твой приятель получается, эдакий киммерийский торговец.

— Лучше так, чем если бы он вместе с толпой своих родичей приходил сюда пограбить! — рассмеялся Эгон. — Ну что, пошли к мастеру?

* * *

Киммериец поправил большую сумку, поудобнее разместив ее у себя ее за спиной, так, чтобы не зацепить лук и стрелы, а затем быстрым, уверенным шагом направился по снежной равнине в направлении холмов, над которыми возвышались крутые пики киммерийских гор. Эта была хорошо знакомая ему местность, которую он проходил множество раз. Дорога извилистой лентой тянулась между холмами и возвышенностями, после которых начинался горный кряж, где заканчивалась территория Аквилонии, и начинались земли южной Киммерии. Правда, сам Дьюрнах никаких границ не признавал. Да и большинство его соплеменников думало точно так же. Впрочем, у гандеров на эти вопросы было свое мнение — их хорошо вооруженные отряды охраняли все известные им горные проходы, перевалы, на случай если какому-то киммерийскому клану вдруг захочется совершить набег на богатые южные земли. Но поскольку на границе этой уже долгое время было спокойно, то на одинокого варвара они не обращали никакого внимания.

От Медуллы до нужного Дьюрнаху горного перевала, была ночь пути. Именно ночь, поскольку, несмотря на предостережения тех немногих жителей городка, кого киммериец мог называть своими друзьям, в путь он решил отправиться вечером. Северянин уважал гандерландцев как воинов, но многие их страхи считал смешными и надуманными. Каждый раз, как он приходил, ему рассказывали что-нибудь новенькое. В этот раз прибавилась история о стае волков, которые якобы подрали несколько крестьянских стад и много раз нападали на людей. Но он посчитал ее ничем иным, как глупой байкой. Варвар видел волчьи следы и по пути в город, и сейчас, когда приближался к холмам, но мысли о том, что ему может грозить опасность, даже не приходили ему в голову.

Впрочем, теперь, когда стемнело, а очередная возвышенность закрыла еще один виток дороги позади, Дьюрнах уже не был так в себе уверен. На безоблачном небе висела полная луна, хорошо освещающая окрестности, однако во многих местах, там, где один холм заслонял другой, где запорошенные снегом ямы и неровности казалось, наслаивались друг на друга, видны были только тени. Ночной мороз, сжимая, словно искусный палач, в своих ледяных объятьях редкие ветки и кусты, временами заставлял их трещать. Когда же где-то не так далеко раздался волчий вой, сначала одинокий, а затем дополненный множествами глоток, киммериец перестегнул сумку так, чтобы она не мешала рукам, натянул тетиву на лук и вложил в него стрелу.

Таким образом варвар прошел несколько часов. Все это время ничто не нарушало спокойствие его перехода, поэтому, в конце концов, он начал корить себя за то, что поддался волнениям. Он уже было собрался убрать оружие, как вдруг услышал тихий рык и едва слышное повизгивание — так волки подбадривают друг друга, когда в нетерпении от желания быстрее добраться до добычи, ведут охоту. Еще не зная, его ли ищут звери, или все же их внимание занимает другая, обычная лесная жертва, Дьюрнах перешел на бег, желая увеличить расстояние между собой и стаей. Однако когда послышался шорох и редкий треск, а по обеим сторонам дороги позади, появились движущиеся серые тени, стало ясно, что охота ведется именно на него. Киммериец презрительно плюнул, остановился и, сбросив сумку, повернулся лицом к своим врагам, высоко подняв меховой воротник, для того, чтобы защитить одну из самых вероятных целей на своем теле — шею.

Увидев мелькнувшую между камнями тень, Дьюрнах быстро прицелился и спустил тетиву. Жалобный визг возвестил о том, что стрела нашла свою жертву. Уже не скрываясь, около десятка волков рыча и визжа, выбежали на дорогу. Северянин выстрелил еще несколько раз наугад, ни разу не промахнувшись, затем бросил лук и, обнажив меч, с громким боевым кличем бросился на зверей. Подобное поведение добычи удивило волков, да так, что заставило их нерешительно остановиться, а некоторых из тех, что были позади, даже испуганно отскочить. Это дало варвару возможность убить двух волков, находившихся к нему ближе всех. Впрочем, хищники бездействовали недолго. Самый крупный волк — старый самец, чья морда была испещрена зажившими шрамами, издал полу-вой полу-рык, тем самым дав стае приказ к атаке. Первый же зверь напоролся на меч. Сбросив его пинком под ноги остальным волкам, Дьюрнах раскроил череп еще одному хищнику. Тут же он почувствовал, как кто-то вцепился в его воротник, пытаясь добраться до шеи. Толстый мех помешал хвостатой твари одним махом разодрать плоть и добраться до позвоночника, однако зверь, мотая головой, сжимал захват и порвав в некоторых местах человеческую кожу, добрался до мяса. Одновременно с этим, еще один волк схватил киммерийца за свободную от меча руку. К нему присоединились несколько членов стаи, которые, ухватив варвара зубами за бедро и лодыжку, попытались завалить его на землю.

Иной человек бы погиб через несколько секунд, Дьюрнах же, взревев, как раненый медведь, заколол животное грызшее его левую руку, схватил за шкирку того волка, что висел у него на шее, и оторвав от тебя грохнул извивающимся хищником со всего маху о тех, кто грыз его ногу.

Единственным, да и то не стопроцентным способом остаться в живых, было убить вожака стаи. Возможно, тогда оставшиеся волки предпочтут убежать. Поэтому окровавленный Дьюрнах, воспользовавшись тем, что пока он, на краткий миг, свободен от клыков, сорвался с места и бросился на самого крупного зверя, который стоял неподалеку, но сам в атаке не принимал участия.

Вожак его уже ждал. Прыгнув навстречу варвару, он попытался вцепиться ему в горло. Человек едва успел подставить окровавленную руку, которую волчьи клыки тут же прокусили до кости. Киммериец со всей силы ударил волка по носу рукояткой меча. Хищник отпустил его и, отскочив назад, принялся, завывая рычать. Дьюрнах быстро переместился так, чтобы видеть и остальных членов стаи, удивившись, почему никто из них до сих пор на него не напал. Оказалось, что они прекратили охоту, уселись на небольшом расстоянии и наблюдали за поединком. Видимо что-то в их звериных мозгах заставило воспринять происходящее, как бой за лидерство в стае. Вожак, безуспешно рыкнув несколько раз, тоже это понял, и оскалив свою огромную пасть, кинулся на человека. На этот раз он атаковал не так прямолинейно, как в прошлый. Волк поднырнул под удар меча и с разгона схватил зубами за раненную лодыжку Дьюрнаха. Удар был настолько силен, что варвара сшибло с ног. Слегка повернувшись, упавший рубанул в сторону зверя мечом, однако тот уже отпустил его. Как можно быстрее встав на колено, северянин вытер поврежденной рукой попавший в глаза снег и тут же почувствовал, как в нее снова впились клыки. Зверь повалил варвара на спину. Выпустив из пасти его левую руку, которую он уже практически перестал чувствовать, волк попытался добраться до его лица, одновременно буравя своими передними лапами грудь киммерийца. Серая тварь разодрала безрукавку, оставила глубокие царапины на теле Дьюрнаха и сумела цапнуть его за щеку. В дикой ярости, собрав последние силы, исторгнув дикий крик, киммериец перекувыркнулся, швырнув волка под себя. Он прижал бешено извивающееся тело своими коленями, размахнулся и со всего размаха воткнул меч, который так и не выпустил, в волчью глотку. Варвар давил всем корпусом на рукоять и проворачивал клинок в теле врага до тех пор, пока животное не перестало дергаться.

Обессилев, он повалился на убитую тварь сверху и, тяжело переводя дыхание лежал некоторое время, пока не вспомнил об оставшихся волках. Дьюрнах тяжело поднялся на ноги и, стараясь не шататься, осмотрелся. Он сразу увидел четырех волков, которые заметив видимо, что он встал, потрусили в его сторону не проявляя агрессии. Остановившись на расстоянии вытянутой руки от человека, они уселись на снег и принялись ждать.

— Уходите прочь, — хриплым голосом проговорил киммериец.

— Убирайтесь! Возвращайтесь обратно в свое логово, — все громче и громче говорил он, поскольку звери мало обращали внимания его слова. — Прочь! — крикнул он в конце концов и, ударив ногой тело убитого вожака стаи, принялся махать рукой в сторону от себя.

Наконец, серые звери нерешительно встали, подождали чуть-чуть, а затем один за другим скрылись во мраке ночных теней. Подождав так, стараясь не двигаться, минуты три, Дьюрнах покачнулся и рухнул на колени. Боль от укусов и рваных ран, которая в горячке схватки была не так ощутима, сейчас стала просто невыносима, сводила с ума, лишала воли и сил. Тем не менее, киммериец хорошо понимал, что если сейчас не встанет, то не пройдет много времени до того момента, когда он вообще не сможет подняться. Набрав в ладонь горсть снега, Дьюрнах яростно принялся втирать его себе в лицо. Зачерпнув еще застывшей воды, он стал ее жевать, невзирая на сведенные скулы.

Варвар почувствовал себя немного получше. Совсем чуточку, но этого хватило для того, чтобы встать. Он сжал покрепче меч в ладони и забыв про все остальные вещи, с трудом выбрался на дорогу, а потом, шатаясь из стороны в сторону, медленно побрел в сторону границы. Левая рука висела плетью, укушенные ноги подкашивались. Он еле брел, оставляя за собой кровавую дорожку. Да и палач-Мороз вплотную заинтересовался Дьюрнахом. У киммерийца не было сил ни на быстрые движения, ни хотя бы на то, чтобы закрыть лохмотьями обнаженные участки тела по которым тот скользил.

Несмотря на это северянин старался идти. Стало светать, но поднявшееся над горизонтом солнце не дало тепла. Напротив, усилился ветер. Своим ледяным дыханием он обжигал лицо, медленно остужал человеческое тело, тянул в небытие. Шаги варвара становились все короче, а скорость движения все меньше. Наконец он остановился и тут же упал на колени едва успев воткнуть меч в землю перед собой. Уткнувшись головой в сгиб руки, он застыл.

В таком состоянии Шанго его и нашел.

* * *

После того, как торговец привел Шанго к мастеру, они втроем быстро сговорились о цене. Учитывая срочность и, главное, стоимость, седой меховщик по имени Фельт согласился работать всю ночь и даже предоставил чернокожему комнату, где тот мог бы все это время отдыхать. Мастер решил не шить новую одежду, а переделать ту, что уже была у него в наличии. После примерки негр удалился спать, а когда ранним утром его разбудил Фельт, все уже было готово. Расплатившись со скорняком, Шанго, не теряя времени, выехал из города. Теперь на нем были надета теплая и одновременно легкая меховая одежда, подвязанная ремнями в необходимых местах: шуба, толстые штаны, сапоги и шапка, полностью закрывающая уши. Плащ он оставил старый. Действительно, ременные крепления позволяли легко двигаться, сгибать и разгибать конечности. Теперь единственной вещью, которая могла бы его замедлить являлись глубокие сугробы. Но зима только началась, поэтому снега было не очень много.

Тот путь, на прохождение которого пешему человеку требуется много часов, конный всадник проделал за час. За очередным изгибом дороги, Шанго заметил нечто необычное. Ему в глаза сразу бросились измятый снег и запорошенные снегом трупы волков. Подъехав поближе, он заметил кровавую и неровную дорожку следов, ведущую прочь и теряющуюся за следующим холмом. Неподалеку валялись сумка средних размеров, лук и колчан, которые чернокожий с изумлением узнал. Они принадлежали его недавнему неприветливому знакомцу — киммерийцу Дьюрнаху. Подобрав эти вещи, Шанго ускорил коня. Прошло не так уж и мало времени, прежде чем он обнаружил посреди дороги фигуру человека на коленях, опирающегося на свой меч. Это действительно был Дьюрнах. Чернокожий воин быстро спешился и подошел к киммерийцу. Через несколько мгновений он понял, что варвар все еще жив. Схватив его под руки, негр оттащил его на обочину дороги и принялся растирать ему ноги и руки, причем, когда Шанго схватил северянина за левую руку, тот застонал. Затем наемник закутал Дьюрнаха в свою шубу и плащ и бросился разжигать костер.

Когда горячий огонь отогнал холод северного утра, Шанго стал осматривать раны киммерийца. Через некоторое время он удивленно покачал головой — сложно было представить, как человек, получивший такие повреждения смог пройти подобное расстояние. Впрочем, мороз, который чуть было не убил Дьюрнаха, сыграл и полезную роль. Сдавив поры и вены варвара своими ледяными когтями, он остановил кровотечение, сохранив ему жизнь. Шанго промыл горячим крепленым вином его раны и зашил те из них, что в этом нуждались. Затем он приготовил себе завтрак и принялся терпеливо ждать.

В конце концов, тепло костра и усилия чернокожего воина принесли свои плоды. Когда солнце на морозном, отдающем синевой небосклоне почти добралось до высшей точки в зените, укутанный в шкуры Дьюрнах дернулся, привстал облокотившись о землю и тут же рухнул обратно на спину, подавив готовый вырваться из груди крик. Шанго приблизился к нему и с мрачной улыбкой произнес:

— Ну, что же мой друг, который меня другом не считает… тебе все еще не нужны попутчики?

— Ты! — с трудом сфокусировав на черном лице взгляд, просипел киммериец. Некоторое время он приходил в себя, затем, собравшись с силами, сел. Осмотревшись и оценив обстановку он сказал:

— Спасибо…

Помолчал, а затем добавил:

— Ты не обязан был этого делать.

Шанго пожал печами.

— Долго я здесь провалялся? — спросил Дьюрнах.

— Часа три, как минимум.

Когда северянин кивнул, приняв сказанное, Шанго продолжил:

— Но я не знаю как долго ты пробыл на холоде, до того, как я тебя нашел. По твоему виду я так и не понял, не отморозил ли ты себе что-нибудь.

— Сейчас…, — пропыхтел киммериец и принялся ощупывать конечности и шевелить ими.

— Похоже все в порядке, — сказал он наконец, — кожу жжет в некоторых местах, но это нормально, главное ничего не омертвело. В моей сумке лежит горшочек с медвежьим жиром, он поможет. Не мог бы ты мне его достать?

Шанго без лишних слов выполнил его просьбу. Дьюрнах буркнув «спасибо» положил горшочек на угли костра, а затем, когда содержимое сосуда согрелось до необходимой северянину температуры, принялся втирать жир в обмороженные места. Чернокожий молча за ним наблюдал. Бросив на него мимолетный взгляд киммериец спросил:

— Как тебя зовут, чужеземец?

— Шанго.

— А я Дьюрнах, — сказал он, а затем подумав немного, добавил, — Дьюрнах из клана Туног. Шанго… Не могу сказать, что я не рад тому, что ты проезжал по этой дороге… — северянин чуть помялся, — но скажи, что тебе надо в Киммерии?

— Я ищу нечто, предсказанное мне пророчеством, — не обманул, но и не раскрыл всю правду наемник.

— Пророчеством? — фыркнул киммериец. — И что, знаешь где искать?

— Примерно. Эмм… пророчество было не совсем ясным, поэтому в Киммерии я еще ищу и того, кто в состоянии его истолковать, — о Бен Морге Шанго решил пока не упоминать.

— Хм… — Дьюрнах почесал подбородок здоровой рукой, — может быть старики что и скажут, но я думаю тебе нужны туиры.

— Туиры? — переспросил южанин. — Кто это?

— Это мудрые люди. Если кто и способен помочь тебе, так это точно они. Найти их правда, не очень просто, но об этом мы подумаем тогда, когда доберемся до моего клана.

— Ты все-таки решил меня провести по киммерийским землям?

— Боюсь, — мрачно усмехнулся северянин, — что в основном вести меня будешь ты. А я только дорогу показывать.

Дьюрнах оказался все-таки очень крепким человеком — когда пришла пора собираться в дорогу, он уже твердо стоял на ногах, хотя и морщился от болей в ранах. Гордый киммериец хотел идти пешком и только с большим трудом Шанго убедил его забраться на лошадь. Медленно они двинулись в путь. Сначала молча, однако очень скоро чернокожему страннику наскучили свист ветра и скрип снега, поэтому он спросил:

— Дьюрнах, ты сказал, что ты из клана Туног.

— Да.

— Большой клан?

— Не жалуемся. Конечно нас меньше, чем Муррохов и Канахов, однако воинов хватает.

— И много их, кланов этих?

— Вообще в Киммерии? Мелких достаточно много. Вряд ли кто знает их все. Даже туиры, наверное, не знают. Тут еще учитывать надо, что довольно часто семьи отделяются от общин для создания нового клана…, — пояснил он. — Зато больших кланов всего несколько. Это мы, Канахи, Муррохи, Раэда, Дал Клайд, Лакхейш, а где-то на севере еще есть Галла.

— Ну и как вы вместе уживаетесь?

— Да как обычно. В основном воюем.

Слово за слово, и Шанго узнал много интересного о своем попутчике и его народе. Земли клана Туног располагались в непосредственной близости от территорий Канахов и Муррохов, которые находятся в состоянии постоянной междоусобной вражды. Что там предки этих общин не поделили в незапамятные времена, знал только их суровый бог. По крайней мере покусанный волками киммериец так и не смог ничего толком пояснить по этому поводу. Туноги в настоящее время не враждуют ни с одним из этих кланов, впрочем и союзником никому не являются. Подобный нейтралитет, установившийся достаточно недавно, и позволил Дьюрнаху наладить «торговый путь» в земли северного Гандерланда. Предприимчивый киммериец продавал в Медулле шкуры, которые добывал сам или менял у соплеменников, а обратно приносил пряности, специи, цветные ткани, различные материалы для отделки оружия, которых в Киммерии нет, крепкие напитки, называемые у них горящим вином, и тому подобные вещи.

На тему богов Дьюрнах говорил неохотно, но кое-что все-таки рассказал. К тем сведениям, которые Шанго уже почерпнул из библиотеки графа Донатоса прибавилось не очень много. Да, есть Кром. Довольно суровая личность, судя по нескольким брошенным северянином замечаниям. Кром царит в своих чертогах, весьма неохотно снисходя до дел смертных. Тут Шанго заметил некоторые расхождения между прочитанными им записями и тем, что поведал ему Дьюрнах. Летописцы считали, будто киммерийцы думают, что их бог живет в горе Бен Морг или где-то на ней. На самом же деле их верования оказались гораздо сложнее. Бен Морг это не жилище, а своеобразный вход, священное место перехода между миром людей и миром богов. Оттуда Кром приходит, когда вершит человеческие судьбы. Туда попадают избранные единицы. Что же до остальных киммерийцев, покидающих мир живых, то им суждены вечные скитания в царстве теней, туманов и ледяных ветров. Суровая вера суровых людей. А в том, что этот народ суров, наемник убеждался с каждым часом все больше, глядя на типичного его представителя.

Поговорили они и о туирах. На самом деле Шанго не собирался с ними встречаться, считая, что это скорее помешает, чем поможет ему, однако чисто из любопытства спросил и о них. Туиры — это люди, обладающие особым складом ума и, вероятно, какими-то способностями. Их мало, так как в киммерийских семьях очень редко появляются дети, которые могут ими впоследствии стать. Их нельзя было назвать ни жрецами, ни магами, более того в присутствии киммерийцев подобные предположения вообще делать опасно. В лучшем случае вас засмеют, в худшем — убьют (судя по всему, этот гордый северный народ никогда не отличался особой терпимостью). Туиры скорее хранители, толкователи, исследователи локального масштаба. Те, кто решил посвятить свою жизнь накоплению и сохранению знаний о Богах, памяти об истории киммерийского народа, его предках, изучению тайн земли и поведения тварей ее населяющих. По сути, Дьюрнах правильно их назвал. Более подходящего и краткого наименования было не найти — мудрые люди.

Шанго тоже не остался в долгу. Он говорил о себе, событиях, в которых принимал участие, обычаях своего народа, тем самым располагая ранее грубого и весьма неприветливого киммерийца к себе.

В подобных беседах они провели всю дорогу до границы аквилонского королевства. Разъезд гандеров, патрулирующих эту территорию, увидев их издалека, приблизился было, но, не доскакав и до расстояния в бросок копья, потерял к ним интерес и проехал мимо, видимо посчитав, что два путешественника все-таки недостойны внимания.

Вот таким образом они и попали в Киммерию. К удивлению Шанго, Дьюрнах, вступив на родную землю, насторожился и стал более внимательно относиться к происходящему кругом. Это притом, что на гандерландский патруль ему было явно наплевать. Чернокожий спросил северянина о причинах подобного поведения.

— В Аквилонии проще, — ответил тот, — у них нет кланов и всеми правит король. Поэтому ты знаешь, что если дружески распрощался с человеком, то встретит он тебя точно также и не вонзит кинжал в сердце. У нас же, даже за несколько дней, обстоятельства могут перемениться. Все станет совсем другим. Например, бывший союзник станет кровным врагом. Верить можно только своим. Если же ты хочешь обеспечить договор с другим кланом, то надо вынудить их дать клятву. А клятвы мы не очень любим делать.

Дьюрнах обвел вокруг рукой и добавил:

— Это — территория Муррохов. Пока мы с кем-нибудь из них не встретимся и не переговорим, в безопасности чувствовать себя не сможем.

Чего в Киммерии точно не было, так это дорог. Северянин повел Шанго по одному из известных ему путей. Снега было больше, чем в Аквилонии, земля неровной — камни, корни, ямы, поэтому черный воин, опасаясь, что лошадь повредит себе ноги, повел ее очень медленно. Примерно через час путники увидели невдалеке человека. Дьюрнах, попросив Шанго постоять на месте, слез с лошади и прихрамывая направился к незнакомцу. Человек остановился в ожидании, не делая никаких угрожающих движений. Не доходя немного Дьюрнах остановился и поднял руку. Тот киммериец сделал то же самое. Перебросившись с ним парою слов, Дьюрнах вернулся к Шанго. На этот раз его лицо было спокойно.

— Пока все нормально. Идем к землям Канахов.

— И как часто друзья у вас становятся врагами? — через некоторое время спросил Шанго. — По какой причине целые кланы ввязываются во вражду?

— Ну, поводов может быть много. Но в основном это кажущиеся обычными драки, способные перерасти в войну, угон скота…. Землю можем не поделить. В Киммерии следует следить за тем, что ты говоришь и что делаешь. Нападение без всякого повода, клевета, оскорбления вообще недопустимы.

— Не могу с тобой не согласиться по этому поводу. Но…, — негр хмыкнул и замолчал на несколько секунд. — Но один такой агрессивный пустозвон стал моим другом.

— Расскажешь?

— Почему бы нет, — улыбнулся Шанго.

Некоторое время он помолчал, а потом начал рассказ:

— Случилось это в Нумалии, одном из немедийских городов. Приехал я туда, чтобы заработать. Это большой город, торговый, с речным портом. Я считал, что для моего меча там точно найдется работа, но как назло, долгое время никому не был нужен ни воин, ни охранник, ни телохранитель. Несколько дней я слонялся по улицам в поисках заработка, тратя остатки тех денег, что привез с собой. Город оказался довольно дорогим и поэтому они очень быстро кончились. Я уже подумывал о том, чтобы уехать и поискать места получше, но однажды в порту наткнулся на одно заведение.

Как я узнал, в нем проводились кулачные бои на потеху разномастной публике. Но что самое главное, там бойцам платили хорошие деньги. Конечно можно было на кого-нибудь поставить и в случае выигрыша хорошо заработать, но я никогда не любил подобного рода игры, да карманы мои были почти пусты, какие уж там ставки. Поэтому посмотрев несколько боев, я решил в них поучаствовать.

Хозяин заведения едва взглянув на мои кулаки тотчас меня принял. Сразу же я познакомился с правилами Сначала собирали бойцов, которые несмотря на предыдущие победы или поражения были равны друг с другом в правах. Бойцы в назначенный день дрались в случайном порядке. Потом победитель бился с другим победителем, и так далее, пока не определялся чемпион. С каждым боем, тому, кто одерживал победу, платили все больше и больше. Во время поединка нельзя было кусаться, тыкать в глаза и бить в пах. Все, больше правил не было. Тот кто упал и не мог подняться — проиграл.

До первого боя мне пришлось подождать еще дня три. В назначенный час я прибыл на место и здесь увидел своих будущих противников. Кого здесь только не было — стигийцы, аквилонцы, шемиты, аргосцы, кхитайцы, асиры…, короче мне даже лень всех перечислять. Как я уже говорил, Нумалия город портовый, поэтому понятно почему там так много иностранцев.

Всего на жеребьевку собралось тридцать два человека. Среди них не было слабых мужчин. Даже худосочных узкоглазых нельзя было игнорировать — слухи об их воинском искусстве вовсе не являются слухами. Впрочем я реальных противников для себя не видел. Вели себя в тот день все по-разному, но в основном атмосфера была довольно дружеской. Такое, знаешь, ощущение здорового соперничества. Но было и одно исключение. Помимо меня, еще одним новичком был довольно крупный мужик с лохматыми рыжими волосами.

— Ванир! — сплюнул Дьюрнах.

— Нет. Он оказался немедийцем. Да еще и якобы знатным человеком. Назвал себя бароном, потомком баронов, родственником королей. Это в таком-то месте, представляешь? Вообще внешность у него была оригинальная. Не сказал бы, что он вызывал отвращение, однако к виду его надо было привыкнуть. Он был такой огненно-рыжый, я бы даже сказал ядовито-рыжий — что волосы, что брови, что густые усы. Но самыми примечательными в его наглой ухмыляющейся физиономии были разноцветные глаза — серый и голубой.

Пока он присматривался к окружающим, на его губах его играла презрительная улыбка. Позднее же, когда началась жеребьевка, он принялся приставать к людям, хамить, бахвалиться. Многим хотелось поставить его на место, как впрочем и мне. После парочки его шуточек по поводу того, что я черный, у меня зачесались кулаки. Когда же он стал смеяться над моими предками и родней, мне вообще захотелось отпинать его ногами. Однако драки вне арены были запрещены, а нарушители лишались права участвовать в состязании аж до следующего набора бойцов. Поэтому я стерпел, скрипя зубами, хоть двинуть ему мне ну очень хотелось.

Впрочем, испытывал он наше терпение не очень долго. Жеребьевка скоро закончилась, а поскольку до начала боев оставалось еще прорва времени, все разошлись. Я остановился неподалеку от выхода, так как хотел прояснить с рыжим несколько вопросов. Но так его и не дождался. Мерзавец куда-то исчез. Поэтому мне пришлось отправиться восвояси.

Часы пролетели незаметно, и в назначенное время я прибыл на место. Заведение было полно людей. Разгоряченные парой уже прошедших боев они вопили, как стая обезьян.

В одной набедренной повязке я вышел на арену. Первым моим противником был один их тех худющих кхитайцев. Он вышел после меня и толпа взревела. Этот боец был одним из фаворитов, чемпионом многих состязаний, в том числе и прошлого. Загадочно улыбаясь он поклонился в четыре стороны, когда же посмотрел на меня, его улыбка стала еще шире. Он видимо ждал легкой победы и рассчитывал через три минуты забрать свои деньги. Однако мне пришлось его разочаровать. Я дождался пока он сделает свой первый удар и схватив его за руку ладонью, рывком подтащил к себе. Ну и зарядил правым кулаком в улыбающуюся физиономию. В итоге через три минуты деньги получил я, а он смог подняться на ноги только через четверть часа.

Результатами я был доволен. Только настроение мне потом подпортили. На выходе с арены я столкнулся с тем самым рыжим, чей поединок был следующим по очереди. Он толкнул меня плечом и бросил бранное слово. Промолчав, я записал на его счет еще один должок, искренне надеясь, что случай все-таки сведет меня с ним в драке.

Я решил посмотреть его бой, чтобы знать чего от него можно ожидать. Против него выступил довольно крупный мужик, как потом оказалось, бритунийский кузнец. Искусством кулачного боя он не владел, а просто махал своими большими ручищами по воздуху, надеясь зацепить противника. Рыжий начал с ним обмен ударами и, казалось, что он понимает в драках так же мало, как и его соперник. Они принялись лупить друг друга по лицам не обращая никакого внимания на защиту. Публике нравятся такие поединки, где грубая сила встречается с грубой силой, а выигрывает тот, кто может стерпеть больше ударов. Поэтому толпа взрывалась ревом после каждого взмаха кулака. И вот тут-то я заметил, что рыжий малый был не так прост, как казался. От особо сильных ударов он уклонялся или подставлял под них руки. Но делал он это так, будто это все происходит случайно. Парень явно играл на публику.

В итоге примерно через полчаса рыжий был только немного помят. Зато лицо его соперника было все в синяках и опухлостях, пестрело многочисленными рваными ранками из которых ручьями текла кровь. В конце концов рыжему видимо стало жалко кузнеца и он, поймав очередной тычок противника плечом, со всего маха ударил его в левую щеку. Мужик рухнул, даже не шатаясь, и уже не смог потом подняться. Толпа взревела, а довольный немедиец, победоносно подняв вверх руки, оглядел арену. Поймав глазами мой взгляд, он широко улыбнулся и подмигнул мне. Оставив его гарцевать по арене, я ушел.

Ну… а потом пошли дни, где каждый вечер проводились поединки. Сам я участвовал всего в пяти, но заразившись духом соревнований с интересом наблюдал и за чужими….

— А почему всего в пяти? — спросил киммериец. — Вас же набрали, сколько там? Человек тридцать? Наверняка и драться чаще должны были?

— Такие были правила. Да, ты прав, группу набрали большую, но у каждого бойца был только один шанс на победу. Проиграл — вылетаешь. Получается, если вначале нас было тридцать два человека, то ко второму кругу состязаний стало вдвое меньше. Ну и так далее.

Бои, в которых дрался я, были разными — какие-то попроще, какие-то посложнее, но из каждого из них я выходил победителем…. Пожалуй, особого упоминания стоит лишь схватка с одним из моих собратьев по цвету кожи, громадным кушитом. Не сказал бы, что он был выше меня по росту, однако шире был раза в полтора. А еще у него были огромные ручищи и мощный торс. Сам понимаешь — каркас мышц и жира под ними хорошо его защищали.

И этот человек умел пользоваться тем, чем обладал. Он был ветераном множества кулачных боев, начав заниматься этим ремеслом еще тогда, когда был подростком. Этот могучий человек приобретал мастерство и сноровку с каждым новым шрамом, а их у него на лице было огромное множество.

Но на момент нашего поединка я всего этого еще не знал. Ударив по кушиту несколько раз, я понял, что обычный подход к делу здесь неуместен — казалось, он даже не чувствовал боли. Впрочем, я знал что надо делать в таких случаях. Этот человек был слишком большим, а значит он был гораздо медленнее меня. Поэтому я стал выматывать его, стараясь держаться на определенном расстоянии — достаточно близко к нему, что бы он работал, пытаясь меня достать, но не настолько близко, чтобы самому не совершать слишком много лишних движений, которые вымотали бы и меня.

Медленно, удар за ударом, я принялся пробивать эту, казалось несокрушимую скалу, он же стал уставать, ведь промахиваясь, терял сил намного больше. К концу боя он еле шевелил своими ручищами, а удары его уже сложно было назвать таковыми. К чему это должно было в конце концов привести он сам прекрасно понимал. Поэтому решив одним махом переломить ход поединка и окончить его, кушит собрался с последними силами и обрушил на меня град ударов. Кое какие из них попали в цель, но в основном его рывок прошел впустую. Дальше ему биться было просто бессмысленно. Поэтому, когда после моей ответной атаки он повалился на землю, то добровольно остался там лежать.

— И какой это был по счету?

— Четвертый. Предпоследний. Хорошо, что перед финальным боем нам был предоставлен целый день отдыха. Потому что бой с кушитом изрядно вымотал и меня. Перерыва хватило, поэтому на чемпионский поединок я прибыл полный сил. Моим же противником оказался….

— Неужто рыжий!? — спросил Дьюрнах.

— Совершенно верно. К последнему бою он своей наглости не растерял, но за языком все-таки следил побольше. Перед началом он только рассмеялся мне в лицо. Впрочем, сейчас меня его выходки оставили равнодушными. Передо мной была арена, стоял противник и пускай он хоть голове ходит — все должна была разрешить схватка.

Сначала он попытался задать бой в той же манере, что и тогда с кузнецом. Однако после того, как пару раз схлопотал от меня по физиономии, играть перестал. Его как будто переменили, он стал серьезен и сосредоточился на поединке. После нескольких минут мне стало ясно, что передо мной неплохой мастер и справиться с ним мне будет не так просто. Рыжий прекрасно уклонялся и блокировал удары. Легко двигался и умел держать дистанцию. Бил не однократно, а старался наносить серии ударов. Достойный противник.

Однако и я кое-что умел. Меняя тактику, я прощупывал его в поисках слабых мест и нет-нет, но пробивал. Сообразив, что сдает поединок, рыжий переключился с обороны на нападение, и тут уже мне пришлось защищаться. Решив не атаковать в ответ некоторое время, я принялся изучать его, искать закономерности в ударах, любимые комбинации. Эта моя стратегия была довольно опасной, особенно с таким-то бойцом, поэтому, в конце концов, я пропустил довольно чувствительный удар, отправивший меня на пол. Рыжий довольно рассмеялся, поднял руки вверх и выкрикнул что-то, чего я не расслышал в реве ликующей толпы.

Впрочем, теперь я знал то, что мне нужно было знать. Парень был слишком порывист, тяжело переключался, если его противник менял тактику и слишком легкомысленно относился к защите решив атаковать. Я быстро поднялся и бросился в нападение. Сделав обманное движение, я заставил его раскрыть левый бок, куда тут же нанес удар. Поднырнув под ответную атаку, я кулаками обеих рук поразил его в середину живота, а затем ломанув снизу-вверх, попал ему в челюсть. Рыжий упал. Через некоторое время он поднялся, однако было заметно, что от потрясения он так не оправился. Пробив его запоздалую защиту, я нанес ему два удара — в ухо и в глаз, отправив его обратно на землю. Лежать бы ему отдыхать, но нет, он был слишком упрям. Рыжий поднялся и, качаясь на неверных ногах, пошел в атаку. Без труда уклонившись от нее, я ударил его несколько раз по корпусу и в живот, сбивая ему дыхание, а затем левым кулаком двинул ему в подбородок, но не в полную силу, чтобы ненароком его не покалечить. Парень рухнул и потом уже подняться не смог, как не пытался.

— Получил на что напросился, — хмыкнул киммериец. — Значит ты стал чемпионом?

— Да. Но это еще не все. История имела неожиданное продолжение. В тот же вечер, решив потратить немного из заработанных мною денег и отпраздновать победу, я отправился по злачным местам. Посетил несколько кабаков, но остался не очень доволен ими — выпивка в глотку не лезла, да и не большой я ее любитель, а вот женского общества в них не было. Один из полупьяных посетителей последней таверны посоветовал мне одно, по его словам, хорошее место и я почему-то решил ему поверить. Ну и пошел искать тот бордель по темным портовым переулкам. Когда безрезультатные блуждания уже начали меня слегка раздражать, я наконец вышел к небольшому полутемному зданию у которого увидел того самого рыжего.

Тот был не один. Беседовал с группой подозрительно выглядящих типов. Они о чем-то спорили, причем незнакомцы вели себя нагло и развязно, а вот недавно такой самоуверенный рыжий был угрюм и выглядел не совсем здоровым. К тому времени, как я подошел ближе, их спор перешел в драку — один из молодчиков толкнул моего бывшего соперника. Рыжий схватился за меч, и попытался его достать, однако двигался слишком медленно. Зато его действия будто бы послужили сигналом для незнакомцев, они накинулись на него всем скопом и принялись избивать. Он едва сопротивлялся и очень сильно страдал от ударов. Очень было похоже, что я во время боя поранил его гораздо сильнее, чем думал.

Чувствуя себя немного ответственным за происходящее, я выхватил клинок и решил вмешаться….

Короче говоря, через некоторое время мы с рыжим сидели в кабаке отмечая наше знакомство вином. Вне арены этот человек вел себя иначе. Абсолютно по-другому. Был вежлив, обходителен, велеречив. Хотя и остался непомерно хвастлив и многословен. Тогда он и назвал себя бароном. Бальдуром Вальдемаром фон Бартоком. Рассказал, что делает портовых кварталах. Извинился за то, как вел себя на соревнованиях. Как я и думал, делал он это намерено, играл на публику, хотел выглядеть ярко. Поэтому готовил и себя и, так сказать, доводил своих будущих соперников до нужной кондиции. На мои слова о том, что кто-то за такое может и убить, только весело рассмеялся. Короче, в тот день мы подружились. А за то время, как мы общались с ним, я узнал какой он человек на самом деле. Вот так хам и наглец, стал одним из моих самых лучших друзей.

— Где он теперь, знают только боги, — закончил рассказ Шанго. — Впрочем, — он рассмеялся, — кажется, он в них не верит.

— Не верит? — переспросил Дьюрнах. — Больной какой-то!

Чернокожий пожал плечами, и некоторое время они шли молча. Наконец северянин сказал:

— В Киммерии все гораздо строже. Если бы такой человек появился у нас и посмел бы повести себя так, как с тобой на арене, то, я думаю, ему бы уже ничего не помогло. Здесь бы его ждала только смерть! До того, как что-то говорить, надо сначала подумать!

— Ну, не стоит его недооценивать, — рассмеялся Шанго. — Я думаю до того, как совершить нечто непоправимое, он бы узнал ваши обычаи.

— Не знаю, — проговорил северянин. — Если хочешь, я могу рассказать, как из-за одного слова разгорелась война….

* * *

В подобных разговорах странники и провели все время пока одолевали негостеприимные земли этого северного края. Мороз усиливался, а снега становилось все больше с каждым часом. Это усложняло и без того тяжелый путь, поэтому передвижение их было довольно медленным. Зато за эти несколько дней пути Дьюрнах совсем окреп, а позже даже стал в состоянии совершать несложную работу своей поврежденной рукой.

Наконец странники добрались до территории клана Канах. Пока им никто не встретился, Дьюрнах старался соблюдать те же предосторожности, что и на землях Муррохов. Однако общий его настрой был более оптимистичен. Видимо этому клану он доверял гораздо больше. Когда однажды они наткнулись на группу вооруженных людей, Дьюрнах повторил приветственный ритуал, но в этот раз общение было намного короче. Северянин встретил своих, то ли друзей, то ли хороших знакомых и их с Шанго пригласили к себе в селение. Там они могли бы отдохнуть, а местный знахарь осмотреть раны Дьюрнаха. Идти было не близко, так как воины клана Канах закончили охоту достаточно далеко от дома. Однако деревня располагалась все-таки по пути к землям Туногов, поэтому Дьюрнах не долго раздумывал над предложением. За то время, пока их группа шла к деревне, чернокожий воин успел познакомиться с киммерийцами. Они, хотя, наверное, и смотрели на него как на эдакую диковинку, умело это скрывали, а после того, как Дьюрнах им о нем рассказал, стали охотно отвечать на его вопросы. Для общения они использовали причудливую смесь языков — аквилонского, асирского и киммерийского, слов которого Шанго нахватался, общаясь с Дьюрнахом. Несмотря на их серьезность, суровость и внешнюю угрюмость, ему положительно нравились эти люди. Чем-то они ему напоминали его племя, то и дело нагоняя ностальгические воспоминания. Которыми он потом делился со своими новыми друзьями.

На следующее утро они добрались до селения Канахов. На удивление Шанго, ожидавшего увидеть маленькую деревню, оно оказалось довольно большим. Более двух сотен приземистых, немного утопленных в землю домов, были окружены высоким частоколом. Дома топились не вчерную — у каждого была труба, и в настоящее время почти над всеми из них вился гостеприимный дымок. Вспомнив слова киммерийцев о том, что подобных поселений у них несколько, чернокожий резко пересмотрел свои представления о численности этого северного народа.

Их процессия добралась примерно до средины селения, где располагалась маленькая площадь. К этому времени они уже окружены небольшой толпой. Не было никаких бурных проявлений чувств, однако шум все же поднялся немалый. Через некоторое время к ним даже присоединились старейшины клана. Шанго так и не узнал, какова была цель этой охоты, раз уж к ней выказывался такой большой интерес. Люди осматривали принесенную добычу и, несмотря на то, что и малой части сказанных слов он не понял, видно было, что все очень довольны. На его тихий вопрос, обращенный к Дьюрнаху, тот лишь ответил улыбаясь:

— Обычай такой. Потом расскажу.

Празднество на площади продолжалось довольно длительное время, и, в конце концов, Шанго, который ничего в происходящем не понимал, заскучал. Однако это умеренное веселье было внезапно прервано, когда в толпу ворвался черноволосый подросток и начал проталкиваться сквозь нее. Пробившись к старейшинам, он что-то громко заговорил, иногда сопровождая речь резкими жестами рук. Видно было, что он взмок от пота, запыхался, по всей вероятности от долгого бега. Лица взрослых сначала стали серьезными, а потом на некоторых из них появились следы плохо сдерживаемого гнева. Толпа заволновалась, кто-то закричал.

— Кто это? Что случилось? — спросил Шанго Дьюрнаха.

— Это Конан, сын Ниала. Он говорит, что на одну из семей из тех, что живут отдельно, напали. Всех убили. Убит так же один из туиров. По его словам это сделал какой-то чужеземец.

— Чужеземец? Ты можешь попросить его описать?

— Тебе действительно это нужно знать?

— Да!

— Ну что же, попробую. Надеюсь, нам не прикажут убираться прочь.

Туног выступил вперед и Шанго последовал за ним. На них тут же посмотрело множество суровых глаз и лица Канахов не предвещали ничего хорошего. Дьюрнах задал несколько вопросов на своем языке и угрюмый мальчишка начал ему что-то многословно отвечать. Слова Конана Дьюрнах тут же переводил. Подозрения чернокожего воина, к его чрезвычайному неудовольствию, начали оправдываться. Из описания он тут же узнал одного из тех, с кем был в тот памятный вечер в Бельверуской таверне. Зачем тот человек обагрил свои руки кровью киммерийцев, которые ему ничего плохого не сделали, Шанго не знал, однако примерный план действий, исходя из сложившихся сейчас обстоятельств, составил.

— Дьюрнах, помнишь, я говорил тебе о пророчестве? — спросил он.

— Да, конечно.

— Расскажи этим людям о нем.

Его друг исполнил его просьбу, не совсем понимая, зачем это нужно. Этого, видимо, не понимали и Канахи. Они недоуменно переводили взгляды с Тунога на чернокожего воина и обратно. Когда Дьюрнах закончил Шанго добавил:

— А теперь скажи, что об этом убийце говорилось в моем пророчестве! Скажи, что я знаю, куда он идет! Знаю где его искать! Скажи еще, что в пророчестве сказано о том, что только я могу его остановить!

Глава XVIII

Нинус тяжело вздохнул и, утерев пот со лба, подошел к самому краю скалы, обрывающейся вниз двухсотярдовой пропастью. Вот и Киммерию уже видно.

Палач почти преодолел кряжи Киммерийских гор, состоящие из снега, камня и льда, что отделяли северные страны от южных королевств. Оставалось пересечь долину, и невысокую горную гряду, и он окажется на Земле Муррохов.

Поправив заплечный мешок Нинус начал искать спуск. Проклятая лавина, сошедшая на торговый тракт в Киммерию, лишала его возможности двигаться проторенной дорогой. Пришлось искать другие пути. Лошадь сломала ногу два дня назад, оступившись на каменистой насыпи, чудом не придавив собой седока. Немедийцу ничего не оставалось делать, как прирезать скотину и продолжать путь пешком.

Приходилось следить буквально за каждым шагом. Снег надежно скрывал расщелины и острые камни, поэтому путь в милю он преодолел только за два часа.

С наслаждением, сбросив свою ношу, Нинус подошел к краю замерзшего водопада, застывшему фантастическими ледяными фигурами и причудливыми сосульками. Сверху всего этого великолепия стекала прозрачной пленкой вода. Немедиец набрал полную горсть и с наслаждением выпил, затем умылся. Набрал полную флягу воды сводящей зубы от каждого глотка.

«Проклятые горы» — глаза Нинуса искали подходящий путь из долины на ту сторону хребта. «Сначала наверх до того камня, потом правее до базальтового утеса, а дальше видно будет…»

Нинус развернул мешок и принялся копаться в нем, ища еду. Внезапно звук тихого стукнувшего камня заставил его схватиться за топор и обернуться.

Существа, подбирающиеся к нему, явно были в родстве с человеком, коренастые низкорослые фигуры, низко скошенные лбы и маленькие глазки. То ли в лапах, то ли в руках сучковатые дубины, кремниевые топоры и копья. Зверолюди были замотаны в какие то обрывки козьих шкур, именно они и позволили почти незамеченными подобраться так близко к человеку. Только случайность помешала подобраться вплотную.

Нинус был наслышан об этих существах, косматых зверолюдях Киммерийских гор. Варвары много поколений назад вытеснили этих каннибалов с долин в горы, и теперь они постепенно вырождались. Продолжая, тем не менее, нападать на одиноких путников.

Перехватив топор, Нинус стал ждать. Зверолюди сообразили что их заметили и нечленораздельно вопя накатились мохнатой волной на немедийца. И пускай их оружие было не из стали, и даже не из бронзы, а всего лишь из камня, руки, сжимавшие это оружие, были крепкими и сильными.

Первый же добежавший до немедийца зверочеловек опустил свою дубину на голову врага. Но того уже на том месте не было. Зато короткий и мощный удар вскрыл череп промахнувшемуся каннибалу. Разъяренно визжа и скаля большие зубы, на немедийца бросались все новые и новые твари.

Спасли немедийца доспехи, металлические пластины были не по силам ни копьям, ни топорам. Последние же вообще в лучшем случае оставляли вмятины, но толстая кожаная подкладка глушила эти удары. Да еще на стороне Нинуса была неорганизованность этих тварей. Ну, какая тут организованность и порядок, когда сразу несколько существ, толкаясь, отталкивая и мешая друг другу, пытались сообща выполнить какую-то работу. Нинус успешно парировал щитом сильные, но плохо рассчитанные удары. Его же топор собирал кровавую жатву с каждым вторым ударом.

На какой-то момент визжащая волна каннибалов откатилась от него на десять ярдов, и немедиец перевел дух, давая пусть мимолетный, но все равно отдых, рукам и ногам, уставшим сначала от спуска, потом от схватки. Каннибалы теперь лишь скалились, обнажая желтые кривые зубы в его сторону, и потрясали грубым оружием, но подходить ближе не стремились. Немедиец пересчитал лежащие на снегу окровавленные тела в грубых обмотках. Шестеро. Совсем неплохо, учитывая то, что у него не было пока ни одной серьезной раны. Но тварей еще было никак не меньше десятка. Внезапно из толпы вышел довольно большой зверолюд, на голову выше своих собратьев, и очень широкий в плечах. Пальцы, поросшие рыжеватым мехом, сжимали рукоять кремниевого топора. Существо повелительно прорычало, гомон тут же затих.

«Не иначе вожак» — сообразил Нинус.

Зверочеловек ткнул в сторону палача пальцем с кривым когтем и клацнул зубами.

— Клацай уродина, пока есть чем, — огрызнулся палач. «Да, таким топором мои доспехи не пробить, но силы удара хватит, чтобы свалить даже быка на землю…»

Зверолюд широко замахнулся и нанес горизонтальный удар, палач втянул живот и отскочил. Следующий удар должен был разрубить палача до самого пояса. Но Нинус снова увернулся и сделал отвлекающий финт топором. Тварь купилась на это и поспешно закрылась, внимательно смотря за рукой с зажатым топором. Тут же пришел удар, откуда вожак зверолюдей и не думал, отточенный край стального щита вонзился в запястья монстра. Острая сталь разрубила связки и остановилась только на кости. Существо разъяренно завизжало и выронило топор. Теперь уже атаковал немедиец, без труда уворачиваясь от когтей твари. Топор палача оставлял все новые отметины на теле существа. Стоявшие в отдаление его соплеменники постепенно пятились все дальше.

Палач же теперь наносил все новые удары по телу вожака, пока тот не рухнул как подкошенный на залитый своей же кровью снег. Шея у зверочеловека была толстая, поэтому Нинусу пришлось нанести два удара. Подцепив отрубленную голову носком сапога немедиец отправил ее в сторону оставшихся зверолюдей.

Твари быстро развернулись и без оглядки побежали прочь.

Палач осмотрел себя после схватки, несколько вмятин на пластинах доспеха и на щите, но в целом все очень неплохо. Только разве что устал еще больше. Но отдыхать посреди изрубленных тел желания было еще меньше. Со вздохом немедиец поднялся на ноги, на ощупь нашел несколько полосок вяленого мяса в походном мешке и, жуя на ходу, начал снова подниматься. К счастью это были уже не те скалы, вершинами пронзающие низко нависшие облака, которые пришлось преодолевать два дня назад. Их уже не было, как и не было бесчисленных лавин, скользких ледников и случайных обвалов.

Палач с трудом перекинул свое тело через кромку обрыва и растянулся прямо на камнях, давая краткий отдых измученному телу. Перевернувшись на спину, Нинус с облегчением смотрел в небо, в серо-фиолетовое вечернее небо, не закрытое больше ничем.

Покряхтев и собравшись с силами, немедиец заставил себя подняться и сделать несколько шагов. Нинус оказался на краю выступа, выдававшемуся вперед подобно форштевню корабля, и посмотрел вниз.

«Вот она, Киммерия!»

Туман скрывал всю долину, и лишь порывы ветра позволяли временами увидеть каменистые склоны холмов, в которые постепенно переходили горы, низкие чахлые деревца и лишь самые высокие вершины окрашивали лучи заходящего солнца в розоватый цвет. Но это была она, Киммерия, цель его пути.

«Скоро уже! Совсем скоро он окажется на Бен Морге!»

С этими мыслями уставший палач стал готовиться к ночевке. Нашел среди гигантских валунов и нагромождения скал небольшой закуток, напоминающий нишу, достаточную для того, чтобы улечься одному человеку. «Уже неплохо» хмыкнул Нинус. «Хоть какое-то спасение от ветра».

Палач нарубил веток с корявых и невысоких деревьев и с трудом разжег костер. Наконец вода в закопченном котелке забулькала и Нинус высыпал туда несколько кусков вяленого мяса, покрытого слоем специй. Не утерпев пока мясо полностью разморозиться он выловил ножом аппетитный ломтик и, закутавшись в медвежью шкуру, купленную казалось давным-давно в Немедии, снова вышел на край скалы.

Вокруг стояла почти полная тишина, свист ветра и скрип снега под сапогами только и нарушали покой. Лениво ползли клочковатые облака, закрывая мерцающие звезды и огромный серп луны, снизу вообще стояла непроницаемая темнота. И лишь далеко на горизонте смутно угадывалась горная гряда, освещенная луной, которая и должна постепенно перерасти в Бен Морг.

Порыв ветра донес ароматный запах от костра. Через десять минут со скудным ужином было покончено. Поудобнее устроившись (хотя какие удобства на камнях?) и завернувшись в шкуру с головой палач заснул.

Сквозь веки Нинус почувствовал что солнце уже поднялось и разминая затекшее тело встал. Проглотил наскоро несколько кусков холодного мяса, запил водой и постепенно стал спускаться.

Ветер и солнце разогнали седое покрывало тумана, и палач видел теперь свой путь без помех. Идти предстояло через сплошную череду из холмов, поросших лесом, камней и сугробов. Но немедиец был рад и этому, после смертельно надоевших опасностей в горах, где лавину может вызвать обычный кашель, а неудачный шаг может стоит жизни.

На четвертый день путешествия Нинус миновал почти непролазную чащобу и выскочил прямо на селенье охотников-киммерийцев. Причем ему очень не повезло, как раз когда он с проклятьями прорвался через колючие лапы елок, на него удивленно уставились три киммерийца, свежевавшие неподалеку дикого вепря. Причем в нескольких десятках ярдов от них виднелось еще двое северян, возле дома врезанного прямо в склон небольшого холма.

Прятаться смысла уже не было, палач поднял правую руку с раскрытой ладонью, в приветственном жесте; вставил топор в петлю и направился прямо к варварам.

— Я Нинус-немедиец — сразу представился он.

— Я, Турах-Канах, охотник, — ответил самый старший варвар, с посеребрившей бороду сединой. Чего здесь ищешь немедиец?

— У меня послание к ванахеймскому ярлу, — соврал Нинус. — И, похоже, я заблудился.

— Заблудился, говоришь… — лицо варвара накрыла печать задумчивость. Ладно, расскажу я тебе про путь на Ванахейм. Идем. Закончили с кабаном? — он вопросил у своих сыновей. — Тогда устроим перекус заодно.

Киммериец кивнул на дом и палач старательно сделал вид, что донельзя обрадован этим поступком варвара. Не имея большого выбора, Нинус зашагал следом, рассматривая жилье.

Лишь краешек крыши и кусок стены выглядывали из холма. Скорее всего, здесь раньше была берлога медведя, потом ее расширили и сделали более-менее пригодной для сносного жилья. А что еще охотнику нужно, кроме крепких стен, теплой постели и нормальной еды?

Зайдя с яркого солнечного света, в мягкий полумрак жилья охотников, Нинус на некоторое время просто ослеп. Затем постепенно разглядел открытый очаг на возвышении, обложенный почерневшими от сажи камнями, сверху очага прорубленная дыра в крыше. Земляной утоптанный пол, несколько скамей, шкуры на стенах, да две пары оленьих рогов на вкопанном почти посередине помещения столбе завершали обстановку дома. На дальней половине помещения, при свете масляной лампы возились две женщины, младшая по-видимому дочь Тураха, и старшая — жена. И только потом Нинус заметил киммерийца, сидящего неподвижно и закутанного во множество шкур. Рядом с ним лежали окровавленные тряпки, да стояла кружка с каким-то настоем.

Турах пояснил:

— Это Трил, три дня назад на шатуна пошел. Неудачно. Подрал сильно его медведь, теперь раны гноятся и не заживают, медведь любит, чтоб мясо с душком было, потому, как когтями полоснул, да вовремя ты промыть не успел, считай почти мертвый.

Раненного варвара трясло в сильнейшей лихорадке, несмотря на то, что натоплено было очень сильно, и торфяной дым, перед тем как выйти из дыры в крыше собирался под самым потолком в густые клубы. Нинус внимательно всмотрелся в лицо Трила.

«Не, этот киммериец уже не жилец» — об этом говорил весь жизненный опыт Нинуса, но вслух он, конечно, ничего не сказал.

— Ладно, садись немедиец, — Турах указал на свернутые шкуры возле костровища. Жена принесла поджаренные куски свежей зайчатины и овсяные лепешки и Турах протянул палачу изрядный кусок тушки. Тому ничего не оставалось сделать, как принять еду.

Киммерийцы ели молча, запивая скудную еду водой из кувшина. Наконец сыновья Тураха вышли, а женщины удалились на другую половину дома выделывать шкуры.

— Смотри немедиец, — Турах разложил в одному ему ведомом порядке несколько камней возле очага и веточек. — Вот тут мы, — указательный палец ткнул на обломок гранита, — вот это Ванахейм, пойдешь сначала на север, до Утеса Оленя, ни с чем его не перепутаешь. Потом пойдешь вдоль горной гряды, долго идешь. Четыре дня не меньше. А затем увидишь ущелье, глубокое, будто вспоротое ножом тело. Вот вдоль него и иди. Встретишь клан Нахта, не говори, что я тебе дорогу объяснил, у нас вражда с ними. Если Кром будет к тебе милостив, на наших землях, спустя луну ты будешь уже у ваниров.

Хлопнула входная дверь, впуская какого-то киммерийца, в просторной меховой одежде, с посохом в руке.

— Я слышал у тебя беда — раздался скрипучий старческий голос.

— Да туир Мэйрхаун, проходи. Это немедиец, Нинус, путешествует в Ванахейм.

— Путешествие дело хорошее, особенно когда ноги молодые и крепкие, — ответствовал седой туир.

Сгорбленный старец потоптался у входа, стряхивая с сапог налипший снег. Потом Турах провел Мэйрхаун к сородичу, пораненному медведем. Туир лишь покачал головой, увидев раны Трила но, закатав, рука принялся что-то бормотать. На миг показалось, что его пальцы окутало синеватое свечение, но тут же погасло.

— Сейчас приготовлю отвар, будешь только им поить в течение трех дней.

Рука старика нырнула в сумку на боку, и он принялся кидать в котелок какие-то листья и ягоды Немедиец успел заметить два листочка земляники, горсть желудей, потом поднявшийся от воды пар скрыл остальные компоненты.

— Спасибо Мэйрхаун, — произнес Турах.

— Так я здесь именно для того, чтобы помогать, — улыбнулся туир. Меня вот странник заинтересовал. Так откуда ты и куда?

— Из Немедии в Ванахейм иду.

— Слыхал, слыхал про Немедию, большая страна, трудолюбивый народ. К сожалению, про ваниров того же сказать не могу.

Старец пригладил седую бороду. Голубые глаза старца встретились с взглядом желтых глаз Нинуса.

— Удовлетвори блажь старика, дай на твою ладонь гляну…

Нинусу очень не хотелось давать свою ладонь старому сморчку, но иного выхода не было.

Старик наклонился почти к самой ладони и тут же отпрянул, вцепившись в резной посох и, нервно сглотнул. Турах, нахмурившись лишь смотрел. Наконец старик протянул руку в сторону немедийца и что-то зашептал. Палач закричал от сильнейшей боли, казалось, тысячи жал скорпионов вонзились разом в его лицо. Немедийцу показалось, что его голову окутало просто жалящее облако боли, которое пронзает каждый дюйм его головы. Он почувствовал, как его охватывает гнев и ярость.

Рука сама собой выхватила топор и спустя миг, острое лезвие разрубило голову старику почти до самых губ. Два голубых глаза удивлено смотрели по обе стороны от лезвия топора. Со смачным хлюпаньем Нинус вырвал топор из раны, как раз вовремя, чтобы парировать удар меча Тураха.

Несколько минут оружие палача и киммерийца высекало искры, пока Турах не поскользнулся на разложенным им самим камнях, неловко взмахнув руками и упал. Сразу же сапог Нинуса оказался на запястье его правой руки. Лезвие топора размылось в мутную полосу и обрушилось на шею варвара. Кровь толчками стала покидать тело киммерийца.

Палач почувствовал свист сзади и кубарем перекатился по полу, но топор не выпустил. Свист издала рассекающая воздух рогатина, и кто знает, смогла бы металлическая пластина доспеха выдержать ее удар, проверять как-то не хотелось. Жена киммерийца остервенело пыталась пронзить этим охотничьим орудием палача. Выбрав момент, он ухватился рукой за древко и дернул, киммерийка потеряла равновесие и приземлилась прямо заботливо выставленное колено Нинуса. Женщина стояла, не в силах разогнуться от боли, следующий удар ногой опрокинул ее навзничь прямо в очаг, котелок с отваром покатился, расплескивая содержимое прямо на раскаленные камни костра. И тут же рогатина погрузилась в грудь киммерийке, пробила тело и глубоко ушла в слой пепла.

Возле груди палача мелькнуло лезвие скоблильного ножа в руках девушки-киммерийки, в одночасье лишившейся родителей. Шипя, как разъяренная кошка, она снова бросилась на Нинуса. Палач локтем засадив ей в грудь и шутя выбил нож из ладони. Ухватив киммерийку за горло, палач сжимал мощные пальцы, любуясь как вылазят из орбит глаза, текут слезы и судорожно хлопает рот, в поисках спасительного глотка воздуха. Осмотревшись по сторонам он нашел что искал. Ряд отпиленных рогов, судя по размерам и форме принадлежащих снежным козам, был забит в стену неподалеку от очага, видимо для того, чтобы сушить промокшие сапоги и одежду.

Одно движение мощной руки немедийца с висящим телом девушки и она повисла на стене, как приколотая бабочка в коллекции пуантенского барона, сотрясаясь от боли.

Тут же чья-то рука сомкнулась на сапоге, Нинус опустил глаза вниз. Трил, несмотря на свою слабость, успел доползти на палача и теперь пытался уронить его, рывком за ногу. Ухватив рукоять топора половчей, Нинус нанес мощный удар по голове безоружного варвара, вскрывая череп.

«Прав я был, не жилец он» краем сознания отметил мозг. Боль по-прежнему своими раскаленными шипами все еще терзала лицо Нинуса. И он без раздумий окунул лицо в бочку с водой, обтершись висящей тут же тряпицей. Стало немного легче.

Толстые стены и дверь не позволили выйти звукам схватки наружу. Немедиец осторожно приоткрыл дверь и выглянул наружу. Возле двери никого, но еще четыре человека где-то поблизости.

Не удержавшись, палач захватил ладонью комок снега и обтер им лицо. Боль постепенно стала отступать. Закрыв дверь назад, палач вытащил из тела киммерийки рогатину и быстро смотрел помещение, став владельцем еще одной. На стене висел охотничий лук, но им Нинус пренебрег. Не любил он такое оружие, откровенно говоря. Да и если киммерийцы вдруг разом полезут, на расстоянии в десять ярдов у него шансов будет очень мало.

Распахнулась входная дверь и, тут же Нинус сделал бросок. Бросок вышел отменный — рогатина пробила грудь северянина и отбросила уже мертвое тело от входа. Снаружи раздался крик ярости. И тут же заскочил другой сын Алги, но яркое солнце сыграло свою роль, пока он хлопал глазами, пытаясь разглядеть в полутьме врага, неизвестно откуда прилетевшая рогатина вонзилась ему в живот. Последнее что почувствовал молодой варвар, как лезвие широкого наконечника проворачивается в ране.

От этого увлекательного занятия, наматывания внутренностей на клинок, палача отвлек выпад мечом. Но долго мальчишка-киммериец не выдержал, сначала на излете ему немедиец отрубил руку, а когда тот схватился за обрубок, зажимая рану, нанес удар по спине, перерубая позвоночник.

Нинус предусмотрительно прищурил глаза и выскочил наружу, оставался только один северянин, младший сын Тураха. Слепящий снег ослепил его, но лишь на мгновение. Напротив палача стоял мальчишка лет четырнадцати, сжимая тяжелый кинжал. Он едва сдерживал ярость и боль. Наверняка уже сообразил, что к чему, если чужак выходит из его дома с окровавленным топором. Глаза мальчишки излучали ненависть. Ну конечно, по меркам киммерийцев это одно из самых тяжких преступлений. Вместе разделить еду и кров и тут же убить хозяев…

Сжав рукоять кинжала так, что костяшки побелели, он кинулся в атаку. Конечно, он понимал, что справиться с отнюдь немаленьким немедийцем у него вряд ли получиться, конечно, знал что это, скорее всего его последние шаги. Но с каким-то диким упрямством все равно пошел в атаку.

Рука метнулась к животу, метя ударить между пластин доспеха. Хотя под ними все равно еще кольчужная сетка и толстая подкладка. Палач, без труда перехватил запястье и сжимал его до тех пор, пока оно не хрустнуло переломанными костями. Кровь потекла из прокушенной губы мальчишки-варвара, но крик он сдержал. Кинжал выпал из его руки и, переворачиваясь в воздухе, утонул в глубоком снегу. Через секунду длинный восьмидюймовый шип на обухе топора вонзился киммерийцу в глаз. Оттолкнув тело, палач обеими руками зачерпнул снега и опять вытер лицо колючим снегом..

«Проклятый ублюдок, туир! Наверно все-таки заподозрил что-то неладное. Потому и начал чары наводить, скотина. Может его предупредил кто-то? Или старый пень увидел, что меня ждет на Бен Морге успех?»

Закончив раздумья плевком, на остывающее тело подростка Нинус затопал назад.

Вернувшегося в дом палача встретил запах горелого мяса. Огонь костра рыжим пламенем пировал на теле жены Тураха, поднимался густой смрад к потолку. Но на такие мелочи Нинус давным-давно перестал обращать внимание. «Приходилось и не такое видеть».

Полазив по бочкам и ящикам, немедиец набрал овечьего сыра, овсяных лепешек и изрядный кусок свежей кабанятины. Нинус принюхался, похоже не самец, от мяса самца смердит так что как не вываривай все равно мерзкий запах слышно. Теплая медвежья шкура тоже перешла во владение палача. Прежняя, которую он использовал для ночлега уже сильно обтрепалась от ночевки на камнях.

«Спасибо за гостеприимство, ублюдки!» — отдал дань уважения немедиец и направился в сторону поблескивающему ледниками где-то далеко впереди Бен Моргу.

Глава XIX

Боссонец еще издалека услышал громкую речь. На киммерийский говор не похоже… неслышно крадучись наемник двигался вперед.

«Асиры. Пять человек. Как и все северяне эти были заняты обычным своим делом — грабили своих соседей, в данном случае киммерийцев. Наверно это просто разведочный отряд, проверяют где можно поживиться и не получить киммерийским мечом в заросшее рыжей бородой рыло. Только их что-то мало для отряда, обычно меньше десятка-другого их не бывает.

А кто там? Киммерийцы, похоже целая семья, то ли двигались на зимовку в становища и деревни своего клана, то ли еще куда… Теперь лежат связанные. Об их участи у Ангира вопросов не возникало, сначала пытки, потому что ни один из этих примороженных киммерийцев по своей воле ничего не расскажет. Ну а потом естественно мучительная смерть.

Нергал с ними, киммерийцами, надо обойти их…»

К свисту заунывного ветра добавился тонкий посвист рассекающего воздух стального лезвия. Боссонец, почувствовавший вонючий запах сыра несколько минут назад, мгновенно перекатился и одним движением развязал узел ремня заплечного мешка, избавляясь от ноши. Двое асиров сумели подобраться почти вплотную. «Вот ублюдки!»

Варвары не ожидали такой прыти и на мгновение замерли. Ангир рассматривал варваров с чисто практическим интересом, выискивая слабые места на теле, не закрытые доспехами.

«Кольчуги. Придется колоть… пара бронзовых пластин, закрывающих плечи и по одной на груди — такие пластины моим мечам не взять. Обычные шлемы, закрывающие макушку. Оружие — секиры, это хуже — удар секиры отбить очень сложно, по крайне мере моим оружием. Нергал! Эти красавцы столько золота нацепили, любая офирская графиня бы визжала от радости. Правда ни одной графине столько побрякушек и не унести».

— Эй, ублюдки белобрысые! Говорят, что если асира поставить на четвереньки, в нос кольцо продеть и надеть шлем с рогами, тогда асира от коровы не отличить, проверим?

Переглянувшись, северяне напали. Воздух застонал от мощных замахов секир. Ангир несколько раз увернулся, затем получил мощный удар обухом в грудь. Его отбросило в снег, если бы не кольчатый нагрудник принявший удар на себя, лежал бы он с проломленными ребрами. Извернувшись между лезвиями секир, боссонец полоснул мечами по ногам обоих асиров, подрубая связки на коленях. Оба с воем упали. Ангир одним броском со спины встал на ноги. И ударом сверху вниз пробил глазницу асира, вороненое лезвие провернулось в ране. Другой варвар вскочил и принялся звать на помощь:

— Эгир, сюда!

«Вот ублюдок!» Ангир ушел от неловкого удара припадающего на ногу варвара и нанес мощный удар по шее врага. Отрубленная голова покатилась по снегу, теряя по пути шлем.

Тут же показалась подмога в лице шести варваров. Не рассуждая, боссонец достал несколько горошин и бросил их в рот.

Иногда приходилось собирать все силы организма в кулак и вот эти горошины отлично помогали. Горошины представляли собой смесь смолы дерева юлак, камеди зеленого мака, и еще какой-то на редкость мерзкой дряни, вроде яда стигийского скорпиона. Но, тем не менее, на несколько минут смесь дарила ярость, повышенную реакцию, нечувствительность к боли.

Горький противный вкус заполнил, казалось весь рот, но тут же он почувствовал, как на него накатывает волна превосходства над врагами и презрение к своей боли.

Ангир спокойно ждал асиров. Воткнул в снег мечи, и одним движением снял и отбросил плащ. Варвары удивленно остановились, рассматривая боссонца. Как опытные воины они сразу смекнули, что перед ними такой же, как они, воин. Причем сей воин предпочитал не бежать сломя голову от шести человек, а принять бой. А это уже заставляет задуматься.

— Эгир, — обратился молодой асир к старшему. — Позволь мне! Я разделаю эту свинью за десять ударов меча!

— Десять говоришь… — старший задумался.

— Не сможет за десять. Три против одного не сможет! — заспорили остальные асиры.

— По рукам Хунд. Ранн, он твой! — принял решение варвар.

Ранн обрадовано издал боевой клич и выхватив тяжелый клинок. Особо не мудря с фехтовальной техникой, асир взмахнул своим оружием, намереваясь располовинить незнакомца. Боссонец дождался, пока меч начнет двигаться вниз и сделал шаг в сторону, одновременно нанося удар ногой по запястью Рана. Варвар взвыл и из парализованной руки сам собой выпал меч. И тут же после краткого замаха сапог боссонца влепился в лицо асира. Появившийся в руках засапожный нож за считанные мгновения снял скальп с Рана. Длинные светлые патлы на лоскуте кожи он отбросил в сторону как тряпку.

Ангир вытащил мечи из снега и с показным презрением закинул один меч в ножны.

— Два меча на пятерых асирских свиней слишком много.

Варвары издавая воинственные кличи обрушились на боссонца, показывая приличный уровень владения мечом. Вот только их мастерство было рассчитано на таких же, как они владельцев тяжелых мечей и секир. С мастерством кхитайских мечников они конечно знакомы не были, и надо было применить то, чего они видеть не могли, а стало быть, и могли споткнуться на защите. Анигру пришлось постоянно перемещаться, не давая себя окружить, чередовать верхние и нижние стойки, надеясь сбить с толку варваров. Что и произошло, один асир не заметил как из, казалось бы, неудобного положения левый меч боссонца полоснул его по глазам, разрубая переносицу. Завизжав, как свинья на бойне, он поднес руки к вытекшим глазам, словно мог что-то увидеть. Другой асир оставил низ живота открытым и Ангир ударом снизу вверх рассек бедро с внутренней стороны. И когда враг упал на одно колено, разрубил ему голову. Эгир не уследил за кульбитом врага и получил мощный удар в переносицу, мгновенно пошедшие слезы не дали ему защититься от следующего удара. Меч ассассина пробил его шею насквозь.

Один из варваров попытался продырявить живот боссонцу копьем. Тот отмахнул навершие копья вместе со стальным наконечником и опустил меч на незащищенные пальцы асира. Варвар с воем откатился, но тут же вытянул меч здоровой рукой.

Броском, перешедшим в перекат, Ангир увеличил дистанцию между собой и врагами. Несмотря на схватку, он дышал совсем не тяжело. От асиров же клубами поднимался пар.

— Так что ублюдки? Сдавайтесь в плен, мне нужны хорошие рабы. Обещаю кормить как породистых свиней, репой и объедками со своего стола. Буду держать вас обоих на племя, подсаживать свиней, а потом продавать, и я искренне надеюсь, что потомство унаследует мозги свиней, а не ваши, асирьи. Сами посудите, зачем свинье куриные мозги? — Ангир издевательски засмеялся.

Покалеченный варвар с яростью, не помня себя, сорвал с себя доспехи. Боссонец сообразил, что это один из берсерков и лишь ждал ошибки. От человека в ярости ее долго ждать не пришлось. Первый же замах был очень сильным, Ангир пропустил удар мимо себя и наотмашь полоснул мечом по морде заросшей бородой. Но асир долго не страдал, поскольку второй удар рассек горло.

Остался лишь Хунд, и он не верил своим глазам. С ним было пять воинов и, спустя всего несколько минут, в живых остался только он один.

Боссонец быстрым шагом направился к нему. Впервые за несколько лет Хунд почувствовал холодок по спине, прямо вдоль хребта. В последний раз он такое чувствовал, когда видел гигантского кракена десять зим назад, в море Запада. Намереваясь продать свою жизнь подороже асир решительно вытянул свой клинок и подхватил уже изрядно изрубленный щит. Он-то его и подвел, после града ударов обрушенных врагом щит просто начал разламываться. Хунд не верил своим глазам — его щит, сбитый крест-накрест из двух слоев толстых дубовых досок, рассыпался на глазах. Асир отбросил изрубленный щит, и покрепче ухватил ладонь меча обоими руками.

Варвар был достаточно опытным бойцом, убившим уже не один десяток воинов, но сейчас едва успевает отражать удары тонкого и гибкого клинка какого-то бродяги! Долго асир сопротивляться не мог и почти не удивился, когда вороненый клинок вонзился в печень, следующий удар, эфесом в нос опрокинул варвара в снег. Варвар попытался подняться, чтобы хотя бы умереть стоя, с высоко поднятой головой и тут же обнаружил сапог наемника у себя на горле.

— Стой, мерзавец!

В пятидесяти ярдах от него находились не меньше двадцати асиров.

— Оставь его, и мы тебя отпустим.

Между говорившим и лежавшим на снегу явно прослеживалось семейное родство. Причем лежавший был лет на двадцать моложе кричавшего асира. Ангир знал цену подобным обещаниям. И боссонец вместо ответа кончиком меча проткнул глаз вопящему асиру.

— Назовись подлый ублюдок! Воскликнул асир, — я хочу знать, чей череп будет у меня вместо плевательницы!

Ангир тем временем проткнул второй глаз.

— Он мне нужен живым, — орал, брызгая слюной, предводитель асиров.

Варвары нестройной гурьбой попытались напасть. Но и без того быстрая реакция боссонца, подстегнутая зельем сделала его поистине недостижимым для смертоносной стали. Глаза северян успевали заметить лишь размытый силуэт врага, да услышать свист рассекающей морозный воздух стали. Тяжелое оружие варваров не могло поспеть за быстрыми, как бросок росомахи, движениями Ангира. Три асира за считанные мгновения превратились просто в куски мяса.

— Так и будешь прятаться за спинами своих собак, гнусный поедатель селедки? — издевательски вопросил боссонец. Значит, правду говорят, что асиры только тогда воины, когда их в десять раз больше, чем их врагов?

— Стоять! Я сам его возьму! — гневный окрик предводителя асиров остановил готовых броситься на боссонца варваров.

Сердито отпихнув двух своих воинов, он вышел из выстроившихся полукругом воинов. Глаза его вылезали из орбит, изо рта шла пена. Он с яростью грыз край деревянного щита и судорожно сжимал рукоять огромного боевого молота. Таким только раз достаточно точно ударить и человек останется в лучшем случае калекой. Но любая схватка требует прежде всего сосредоточенности, а не ярости. Поэтому боссонец лишь усмехнулся такому поведению, способному нагнать страх лишь на неопытных воинов.

Боссонец встал напротив асира, который чем дальше, тем больше приходил в ярость, и терял всякую схожесть с человеком.

Внезапно, казалось, будто из ниоткуда полезли киммерийцы. Только еще минуту назад казалось никого кроме асиров и боссонца здесь не было, а теперь как из под земли повылазили киммерийцы. Десятка три, не меньше. Предводитель асиров затравленными глазами смотрел на резню. Внезапность атаки и превосходство в численности сыграли свою главную роль. Заскрежетам зубами, он обернулся к Ангиру и впился зубами в измочаленный край щита. Терпкий вкус древесины наполнил его рот. Внезапно боссонец опустил меч и размылся в смазанную полосу. Асир почувствовал, как длинные пальцы проклятого ублюдка вбили его глаза внутрь черепа.

— Загляни, собака, в плевательницу изнутри — прошептал ему на ухо боссонец. Стонущий от сильнейшей боли и от ощущения безысходности асир ползал по снегу, никак не принимая слепоту.

Ангир огляделся вокруг, киммерийцы закончили схватку и молча добивали раненных. Двое черноволосых варваров уже распутывали веревки связанных сородичей. Самый пожилой из связанных решительно тыча рукой в его сторону что-то говорил воинам. Боссонец дотянулся до плаща и, положив его рядом с собой, устало уселся на первый же поваленный ствол лиственницы.

Действие горошин постепенно заканчивалось, и нахлынувшие ощущения требовали выхода. Наемник громко и безумно засмеялся, глядя на судорожные метания ослепшего асира. Он напоминали ему жука с оторванной головой, который никак не поймет, куда ему идти…

Ослепленный первым асир оклемался и последовал примеру своего сородича — стал так же лазить по снегу и проклинать все и вся. Столкновение обоих асиров лбами вызвало новую вспышку безумного смеха. Боссонец шатаясь от безудержного хохота, подошел к ослепленным асирам и, ухватив за бороду каждому перерезал горло. Негоже оставлять в живых врагов, эти-то ему уже не опасны, но с бытующей на Севере «кровной местью», широко распространенной среди киммерийцев и гипербореев, асиров и ваниров, ему проблемы в будущем ни к чему.

Пошарив по карманам плаща, боссонец нашел фляжку с вином и приложился к ней, делая изрядный глоток. Перед глазами Ангира появились два киммерийца, пристально разглядывая наемника.

Боссонец равнодушно посмотрел в глаза варварам и протянул фляжку. Киммериец помедлив один миг ее принял и, сделав глоток, одобрительно качнул головой.

— Пойдем с нами, чужестранец.

Ангир кивнул и ценой великих усилий заставил себя подняться. Он не помнил, сколько они шли, усилием воли боссонец загнал себя в полубессознательное состояние и лишь в каком-то полусне переставлял ноги. Вроде бы еще только-только он слышал скрип снега, дыхание рядом шедших людей и запахи леса, и тут уже лежит на скамье, в полутемном помещении.

Первым что он увидел и осознал были закопченные балки потолка, откуда—то несло свежей стряпней. Живот громко заворчал, напоминая о себе.

— Горм, чужестранец очнулся!

Серые глаза гильдейца нашли говорившую, девчонка лет пятнадцати, значит на самом деле еще меньше. У варваров дети взрослеют куда быстрее, чем дети выросшие в цивилизации.

Ангир с трудом встал с грубо сколоченной лавки, и обвел глазами помещение: длинный вытянутый зал, похоже, был единственной комнатой. Примерно ярдов пятнадцать на пятьдесят. Покатую крышу поддерживали прокопченные стропила, опирающиеся на толстые столбы. На этих же столбах в изобилии висят черепа животных. Горят три больших костра, от одного и тянет едой, возле другого лежал он сам. Возле каждого очага большая поленица дров. Несколько маленьких окошек, затянутых бычьими пузырями, судя по их высоте расположения дом киммерийцев наполовину вкопан в землю. Что, в общем-то обычно для Севера. Шкуры на стенах, вдоль стен лавки. И что самое главное, его оружие и мешок тут же рядом. Засапожные кинжалы тоже на месте.

Подошел степенный киммериец, лет пятидесяти с короткой окладистой бородой. Обычная одежда варваров — меховые сапоги и безрукавка, кожаные штаны, шерстяная нижняя рубаха. Обнаженные предплечья, бугрящиеся жилами, как корни ясеня, покрывали выглядывающие из под закатанной на рукавах шерстяной рубахи, замысловатые татуировки. Только если на руках тех, киммерийцев, поперших на рожон из-за козы, татуировки напоминали животных, то эти больше на переплетения дубовых листьев:

— Я — Горм, главный в этой деревне.

— Ангир.

— На купца ты похож не больше чем ворон на глухаря, стало быть…

— Наемник.

Горм кивнул. И сделал жест хлопочущим у костра женщинам. Через несколько минут лавка украсилась широкой доской, видимо выполняющей роль подноса, и деревянной же тарелкой с хорошим куском оленины. Пара пышных лепешек и огромный кувшин пива дополнили сочное мясо. Боссонец уловил любопытные взгляды варваров сидящих у центрального костра с глиняными кружками.

Ангир вопросил киммерийца:

— Горм, ты не против, если выйдем на свежий воздух?

Старейшина кивнул. Боссонец поднял импровизированный поднос и пошел за киммерийцем. Путь долгим не был, Горм остановился у лавки, накрытой толстой бараньей шкурой и сделала приглашающий жест.

Ангир уже давно не видел свежего пива и пышного хлеба, но из вежливости предложил:

— Раздели со мной еду, Горм. В моей стране не принято, чтобы гость ел, а хозяин нет.

Старейшина усмехнулся, сел рядом и разлил по кружкам пенящуюся жидкость и, утерев пену со рта, проговорил:

— Ты не плохой воин Ангир, мы видели, как ты сражался. Но что ты тут делаешь, в Киммерии?

Серые глаза настороженно изучали Ангира.

«Такому лучше не лгать, сразу раскусит. А правду говорить нельзя…»

— Врать я тебе не стану, а правды сказать не могу.

— По крайне мере честно.

Киммериец немного поразмыслил и сказал, подтвердив догадки боссонца.

— Мы киммерийцы правдивы даже с врагами и сразу чувствуем ложь. Уличенные в ней обязаны покинуть свой клан. Но тем не менее ты доказал, что зла нашему клану, клану Канахов, ты не желаешь. Держи.

Горм протянул вещицу, похожую на амулет, только на полированном деревянном кружке была вырезана всего одна руна.

— Пока ты на землях нашего клана, можешь ничего не бояться. Только не снимай его. А теперь расскажи старику, что нового на землях юга?

Утолив интерес старейшины, боссонец принялся набивать рот свежей едой. Наконец когда в животе стало тяжело, ассассин с любопытством рассматривал деревню киммерийцев. Почти дюжина домов, правда тот из которого они вышли был самым большим. На крышах навален толстый слой земли и дерна. Откуда-то донеслось блеяние баранов, видимо держат отару-другую овец. Порыв ветра принес запах горячего металла — и кузня видимо у них есть. «Не так уж плохо живут киммерийцы» решил Ангир.

На него, конечно, косились и дети лет восьми, что пытались попасть из лука в пенек неподалеку, и две девушки-киммерийки несшие полные ведра воды в дом. Но иного ожидать было сложно. А тут хоть какое-то развлечение…

«Наверно все-таки по большому счету врут о киммерийцах купцы, дорога длинная вот и сочиняют небылицы. Эти вот варвары — совершенно обычные люди, не то, что тот спятивший берсерк в „Червленом щите“. Хотя это везде так, чего не знают, допридумывают люди. Некоторые, например, на полном серьезе же считают что у любого ассасина чуть ли не татуировка во всю спину с какой-то гнусной тварью или черепами, а то и надпись „убийца“, или как „особо одаренные“ болтают, чуть ли ни какие-то особые кольца-перстни, по которым ассасины отличают друг друга». Губы боссонца расплылись в ухмылке. Так считают только идиоты, что убийцам нужно чем-то обязательно выделяться, серьгой в ухе, золотым перстнем-печаткой, или еще чем-то аляпистым и бессмысленным. Это все равно, что надеть табличку «асассин» на шею и выйти на улицу.

На деле все гораздо проще, никто из асасинов даже если узнает своего собрата без причины к нему не подойдет, да и с причиной не всегда. Что там говорить о незнакомых…. А опытный, имеющий на своем счету не один десяток собственноручно зарезанных людей и так увидит «собрата», по глазам. Это только, кажется что глаза у всех одинаковые, и у воинов, и у асасинов, вроде и те и те кровь проливают. Проливают, только кровь разная, убить безоружного и возможно и невиновного тоже не каждый сможет. Он, Ангир, мог. За что и имел все что хотел. Правда вопреки обывательскому мнению деньги направо — налево не разбрасывал, драгоценностями оружие и одежду не увешивал, не видел нужды наряжаться павлином.

Тут мысли Ангира снова вернулись к киммерийцам.

— Горм, почему вы живете такими небольшими семьями? Дать отпор впятером-шестером нескольким десяткам очень сложно.

— Да, но так жили наши предки. И мы так живем. И наш бог — Кром, вон оттуда, — старейшина махнул рукой в сторону рукой, с Бен Морга смотрит за нами. Наш народ, киммерийцы, живет обычно небольшими семьями, и лишь с поздней осени до середины весны мы снова собираемся вместе. Зимы у нас тяжелые, по-другому никак. А здесь сам погляди, старейшина обвел рукой деревню, — И частокол есть и колодец, и кузница, и теплых домов достаточно. Да и отпор можно дать хоть другим кланам, хоть асирам-ванирам.

Ангир кивнул, запомнив, куда указал Горм. «Что ж, значит, карта не врет, примерно на северо-восток и надо будет идти».

Горм отхлебнул из деревянной кружки и продолжил:

— Весной люди разойдутся кто куда, одни пойдут скотину пасти, другие — охотиться. Часть людей останется здесь. Чтобы в случае чего можно было прийти на подмогу любой семье нашего клана. Так и живем, Ангир.

Тут неожиданно подошел тот самый киммериец, лежавший связанным со своей семьей во время схватки. Крепкий мужик лет сорока. Варвар не стал ничего говорить, какие тут нужны слова? И так все понятно.

Киммериец благодарно пожал руку боссонцу и всмотрелся в его лицо, словно запоминая. Ангир проводил фигуру удаляющегося киммерийца взглядом.

— Ладно, Горм, давай еще по одной.

* * *

Боссонец сидел со старейшиной пока не замерцали первые звезды в темном небе. Потом Ангира усадили за стол и наравне со всеми наложили еды. Ассассин несмотря на вроде бы недавно утоленный голов снова почувствовал ворчание живота.

Еда была простая, без изысков (какие изыски в Киммерии?) но удивительно вкусная: свежая баранина, соленые маслята, копченая оленина, пышный хлеб…. Только овсяную кашу боссонец проигнорировал.

Ангир конечно понимал, что черноволосые варвары так едят отнюдь не каждый день, но раз уж еда на столе, не станешь же отказываться, да еще и когда такое обильное угощение вполне заслуженно?!

Киммерийцы пили много, но что удивительно оставались сдержанными, никто не горланил разудалые песни и не орал, никто не лез драку и не падал без чувств на пол. Просто удивительно, что даже в такие минуты варвары остаются верными себе, сдержанными и настороже.

Наконец Ангир с трудом встал со своего места и с полной кружкой уселся возле костра. Совершенно седой старик неожиданно твердым голосом рассказывал одну из киммерийских саг. Причем делал это так искусно, что Ангир слушал его, затаив дыхание. Доселе неизвестные страницы киммерийских обычаев, нравов, быта коснулись боссонца.

Ассассин дослушав длинную легенду и, направился к уже знакомой скамье, застеленной шкурами, и почти мгновенно заснул.

На следующий день он покинул деревню Канахов и продолжил свой путь, к горе Бен Морг.

Глава XX

Два человека медленно шли по заснеженному гористому плато. Несмотря на погоду — обильный снегопад и сильный северный ветер, нельзя было сказать, что путешествие доставляет им хоть какие-то проблемы. Шли они по своей земле и были очень хорошо знакомы со всеми сюрпризами, которые она могла преподнести. Были готовы к ним и закалены ими. Оба они были киммерийцами, однако тот, кто был знаком с представителями этого северного народа, сказал бы, что эти двое довольно низкорослы. Впрочем, объяснялось это очень просто — один из попутчиков был еще молод и все еще рос, а второй, наоборот, был стар и годы жизни клонили его голову к земле.

Того, кто был намного моложе звали Конан. Ему исполнилось всего тринадцать зим, тем не менее, хоть он и не дотягивал ростом до взрослого мужчины, был на диво развит физически. Не по годам высокий и мускулистый парень скорее тянул на шестнадцатилетнего. Он уже обладал свойственной киммерийцам суровостью черт и невозмутимостью характера, но, то и дело, в его голубых глазах пробегали искорки нетерпеливого веселья.

Старик же был известен под именем Мэйрхаун. Ему было очень много лет, но, несмотря на то, что былая его стать безвозвратно ушла, он оставался достаточно крепким и, несомненно, сумел бы дать отпор найдись в окрестностях какой-то враг. Тем более что сила его таилась не только в мышцах. Ведь он был туиром, «тем, кто знает» и тайны, ведомые ему, с лихвой компенсировали его телесные слабости.

Этих людей свел вместе недуг, поразивший одного из их соплеменников. Человек пострадал во время охоты, и теперь ему нужно было оказать помощь. Мэйрхаун как раз и был этой помощью, ведь туир это чаще всего и знахарь. Конан вызвался сопроводить старика, так как к семье, в которой появился раненый, принадлежал и один из его лучших друзей, Алга. Дом больного находился в трех часах ходьбы от основного поселения клана и поэтому туир с радостью принял помощь молодого киммерийца.

В руках старика был только легкий деревянный посох, зато за спиной Конана болталась довольно увесистая котомка. Несмотря на это мальчишка не испытывал ни капли усталости и было заметно, что медленное путешествие ему надоело. Ему хотелось движения, хотелось напрячь расслабленные мышцы и побежать, наполнив легкие морозным воздухом. Однако не оставишь же старика! Поэтому приходилось плестись рядом с ним. Мудрый Мэйрхаун легко читал чувства своего спутника, поэтому пытался отвлечь его своими рассказами и поучениями, коих в памяти старика, наполненной долгими годами опыта, было великое множество. Конан с большим интересом их слушал, однако было ясно, что ему гораздо интересней куда-нибудь рвануть или залезть.

Впрочем, мальчику скоро представилась такая возможность. Путники прошли уже больше половины пути, когда Мэйрхаун внезапно запнулся посреди очередного рассказа и, остановившись, ударил себя по лбу ладонью.

— Что случилось? — спросил Конан. — Тебе плохо?

— Нет, — помотал головой туир. — Ох, старый уже стал, голова ветрами продута. Охотники сказали, что у Трила начали раны плохо пахнуть. Поэтому я приготовил специальные травы и мазь, но с собой их взять забыл — дома на столе остались. Придется тебе, парень, за ними сбегать, а до Тураха я уж и сам дойду.

— Да легко, клянусь Кромом! — воскликнул Конан.

— Не клянись именем Крома так поспешно, Конан, — осуждающе покачал головой старик, — иначе, возможно, когда-нибудь сильно об этом пожалеешь.

— Хорошо, Мэйрхаун, — кивнул мальчишка, тряхнув черной копной длинных волос. — Я постараюсь принести твои вещи как можно быстрее!

Он передал свою котомку туиру и спросил:

— Ты уверен, что сам доберешься?

— Конан! — сквозь густую бороду старика прорвался короткий смех. — Я ходил по этим землям задолго до того, как родился твой отец и знаю их так же хорошо, как ты свою ладонь. Иди уже.

Молодой киммериец кивнул и бросился бежать навстречу ветру.

Обратная дорога показалась Конану не в пример короче. Его сильные, молодые ноги за полчаса привели его к жилищу Мэйрхауна. В отличие от большинства своих собратьев, туир предпочитал обитать поближе к людям своего клана. Небольшой его домик находился недалеко от входа в деревню, рядом со стеной высокого частокола.

Когда Конан проскочил за ворота, то в очередной раз удивился тому, как сейчас многолюдно в деревне. К началу зимы почти треть клана Канах собралась здесь. Население увеличилось почти в десять раз. Вернулись все пастухи, со стадами овец и длинношерстных коров и часть охотников, которые жили уж совсем на окраине клановых земель. Семья Конана обычно оставалась всегда на одном месте — попробуй-ка перенеси кузню на десять шагов, что уж там говорить о десятках миль…. Конан всегда в тайне завидовал своим сверстникам, которые каждый год переходят на новое место и лишь в конце осени возвращаются в одно из больших селений клана, с новыми впечатлениями и рассказами.

Распахнув дверь, Конан быстро оглядел помещение. Этот наполовину врытый в землю дом не слишком отличался от остальных киммерийских жилищ. Тем не менее, попавший внутрь незамедлительно бы понял, что тут живет необычный человек. Сразу же в нос бросался запах. Пахло хвоей, сосновыми шишками, пряностями, мускусом, мятой, сухими грибами и еще множеством других вещей, которыми природа одаривала тех, кто знал, что искать. Комбинация этих запахов давала в итоге аромат, от которого у человека непривычного просто захватывало дух. У дальней стены располагался очаг, в котором еще тлели остывающие угольки. Недалеко от него была дверь, ведущая в другую часть дома. Посреди помещения стоял огромный стол и несколько табуретов. В глаза также бросались два грубо сколоченных сундука. Зато полок и растянутых под потолком веревок в этой комнате было просто немеряно. А на них: горшки и миски, травы и порошки, ветки и кусочки коры, грибные гирлянды, ягоды и плоды, листья и коренья, настои и мази, и еще сотни и сотни предметов, что добыл и изготовил старый Мэйрхаун.

Впрочем, Конан недолго любовался обстановкой, которая ему была довольно хорошо знакома. У туира мальчик бывал не раза и не два, поэтому он практически стазу подошел к столу. На нем стоял десяток мисок с высушенными ягодами и несколько пучков трав. Как и любой человек, тесно связанный с природой Конан смог узнать некоторые снадобья. Разумеется, ему было далеко до туиров, которые практически любому растению могли найти применение, но все же…. Конан принюхался: вон то — точно черемша, а то, что в глубокой деревянной миске — высушенные ягоды можжевельника, ими лечили деда от боли в суставах. Рядом в небольшом кувшине — желтые корзинки арники, она ускоряет заживление ран.

Ага, а вот и то, зачем Конан пришел: на краю стола столе лежал сверток из тонкой кожи. Осторожно развернув его, киммериец обнаружил несколько пучков высохшей зелени и маленький закрытый горшочек. Растения были ему в основном незнакомы, но он все-таки разглядел несколько побегов зверобоя и парочку бутонов ноготков. Принюхавшись к горшочку, он уловил, среди других прочих, слабый аромат дубовой коры и ромашки. Впрочем, не стоило терять время, поэтому Конан смотав сверток, положил его за пазуху и вышел из дома, плотно затворив за собой дверь.

Перекинувшись парой фраз со знакомыми мальчишками, встретившихся ему на улице, Конан быстро попрощался с ними и отправился по своим делам. Охотничью процессию, которая через некоторое время вышла с другого края леса, он так и не заметил.

К этому времени стих ветер и прекратился снегопад. Небо, затянутое серой пеленой стало очень светлым. Все говорило о том, что скоро на суровые киммерийские земли прольет свои ласковые лучи солнце. Идти, вернее, бежать, стало гораздо легче, и Конан подумал даже, что догонит Мэйрхауна еще до того, как тот достигнет дома Тураха. Но, тем не менее, не успел, ибо даже его выносливости не хватило, чтобы беспрерывно бежать изо всех сил — в конце концов, он перешел на быструю трусцу.

Солнце уже вовсю заливало землю, заставляя снег переливаться хрустальным блеском, когда Конан дошел наконец до края обрыва, у подножья которого и находилось жилище охотника Тураха. Молодому киммерийцу еще предстоял спуск по обходному пути, который должен был занять примерно половину часа. А пока можно глянуть, как мелкие фигурки его друзей копошатся внизу. С улыбкой он подошел к краю. Глянул вниз….

И с ужасом увидел, как его лучшему другу, Алге, ломает руку какой-то высокий человек с топором в руке. А потом сверкнула сталь и там, далеко внизу, упал киммерийский мальчишка, и кровь начала пропитывать снег вокруг его головы.

Глухо зарычав, Конан пристально уставился на убийцу, стараясь разглядеть черты лица мерзавца и его одежду. Чтобы запомнить и никогда не забыть. Но, к сожалению, большое расстояние и слепящий снег помешали рассмотреть убийцу подробно. Обычная, ничем особым не выделяющаяся одежда: теплые штаны и высокие сапоги; под наброшенной на широкие плечи шкурой был виден толстый шерстяной плащ с капюшоном. Он-то и скрывал лицо. Конан заскрипел зубами. Ублюдок одним движением бросил топор в петлю на поясе, плащ распахнулся, и под ним блеснула кольчуга. «Точно не киммериец, да и на асира или ванира тоже не похож. По всей вероятности представитель южных королевств, чьи жители сами себя называли „цивилизованными“», — решил Конан.

Постояв несколько мгновений, чужак отправился в дом и Конан стремглав бросился по обходной дороге, напрягая все силы, чтобы быстрее ее пробежать. Ему потребовалось на это около двадцати минут. Когда до жилища Тураха осталось шагов тридцать, Конан вытащил из ножен длинный кинжал и начал крадучись приближаться к входу. Он, разумеется, не был трусом и конечно был ужасно разгневан, однако он не был и дураком, прекрасно понимая, что в открытой схватке ему чужака не победить. Конан хотел отомстить, а не погибнуть в бессмысленной и бесполезной атаке.

Но, когда он добрался до раскрытой настежь двери, из которой валил слабый дымок, несущий вонь горелого мяса, его ждала лишь тишина. Внутри было явно темнее, чем на залитой солнцем улице, поэтому Конан прижался к стене и, закрыв рукой глаза, постоял так около минуты, а затем быстро зашел в дом. Несмотря на его предосторожности, быстрый осмотр помещений показал, что никого живого тут не было — в этом простом киммерийском жилище прятаться было просто негде. Зато мертвых тел на залитом кровью полу было предостаточно. Собрав всю свою волю в кулак Конан сдержал эмоции. Задержавшись только для того, чтобы, поглядывая все время на дверной проем, вытащить обожженное тело Нианн из очага и накрыть ее шкурой, киммериец вышел на улицу. Он должен был найти убийцу и отомстить.

Следы чужака нашлись быстро. За небольшой площадкой затоптанного снега, что располагалась перед входом в дом, очень скоро начинались сугробы, которые проявляли путь любого ступившего на них. Убийца, похоже, даже и не скрывался — дорожка глубоких следов полосой тянулась на север и терялась за холмом, после которого начинался редкий лес. Конан решил было броситься следом, но вовремя остановился. Ощущение бешеного гнева сменила холодная ненависть, а порывистость, которою мальчик и так успешно контролировал, заместили здравые мысли. Следовать сейчас за чужаком было безрассудно. Молодой Канах не знал, с какой тот движется скоростью, когда его догонит, хватит ли ему сил, не замерзнет ли он. Ведь у него не было ни припасов, ни снаряжения. Не потеряет ли он след — солнечное небо стало вновь затягиваться, а значит, снова может начаться сильный снегопад. Да и если догонит, сумеет ли подобраться незаметно к убийце, справиться с ним. Сумеет ли отомстить, а не бесцельно погибнуть. Напрашивался однозначный вывод: необходимо было вернуться в деревню и рассказать о случившемся людям. Есть охотники и воины гораздо опытнее него, мальчишки.

Поэтому, не раздумывая больше ни секунды, Конан в очередной раз бросился бегом. В обратный путь.

* * *

Конан с большим интересом и, даже, наверное, с некоторой гордостью оглядывался вокруг. Еще бы, ведь он впервые в жизни находился на Совете Воинов. Правда его наградили таким правом только на один день, да и то, только потому, что он был очевидцем случившегося возле дома Тураха. Но событие это было еще более знаменательным для всего клана, поскольку на Совет пригласили чужестранца из неведомых земель, да вдобавок и охотника-Тунога. Около сотни мужчин разного возраста собрались в самом большом доме в деревне. Это было общественное здание, здесь киммерийцы проводили совместные застолья, праздновали победы, скорбели по погибшим, ну и, разумеется, собирали советы. Остальной клан продолжал на улице отмечать праздник Зимы. Ведь традиции — это главное.

Возглавляли сегодняшний совет пять наиболее уважаемых и опытных воинов общины, которых киммерийцы выбрали в самом его начале. Решение собрать Совет Воинов было принято из-за того, что кто-то вырезал целую семью клана и заодно туира. К сожалению деяния эти, конечно, ужасные и жестоко караемые по законам клана, были вовсе не исключительными в Киммерии. К тому же чужеземец, приведший в деревню раненного охотника, тоже хотел что-то поведать Совету.

Сначала выслушали Конана. Он повторно и еще более подобно описал то, что видел у дома Тураха. Вернувшаяся уже во время совета группа охотников, которая отправилась на место трагедии сразу после того, как мальчик сообщил новости, подтвердила его рассказ — семью Тураха вырезал всего один человек, судя по размеру сапог и длине шага, высокого роста и фунтов под двести веса.

Потом начал свою речь чужестранец, которому помогал Дьюрнах-Туног. Он рассказал о видении, которое увидел в одном из стигийских храмов. О том, что там ему явилось божество, рассказавшее о пророчестве. О злом человеке, который обладает необыкновенной силой. О том, что целью того человека является священная киммерийская гора Бен Морг, где тот собирается устроить темное тайное капище и осквернить её, заливая кровью невинных людей. О том, что божество поведало ему, что только он может доставить смерть этому злодею, защищаемому злыми силами. О том, что он странствует уже давно и вот, теперь, похоже, близится конец его путешествию. Но ему нужен проводник, который может проводить его до горы.

— … Я слышал, что рассказывал мальчик и уверен, что этот человек и есть тот колдун, которого я ищу, — закончил он свой рассказ.

Сам Конан отнесся к словам чужестранца с большим сомнением. Он-то видел этого чудо-злодея. Конечно, тот был большущим и с легкостью махал огромным топором, однако юный киммериец не заметил в нем ничего сверхъестественного — среди людей его клана попадались покрупнее и помощнее. Впрочем, с другой стороны, слова эти он просто так оспорить не мог. В конце-то концов, убийца, шутя, справился с целой киммерийской семьей, а не с какими-то там доходягами из Пограничья. Причем, судя по положению тел в домике Тураха, сделал он это очень быстро — схватка началась стихийно и не прерывалась ни на мгновение. Может быть, старый Мэйрхаун обнаружил что-то? Раскрыл какую-то тайну? Ведь с ним чужак расправился с особой жестокостью.

Впрочем, у воинов, собравшихся на совет, возникли такие же сомнения. Разгорелся спор. Но в стиле свойственном киммерийцам. Не было криков, драк, брызг слюной, которых наверняка было бы предостаточно, если бы спорили асиры или ваниры. Мужчины вели обсуждение довольно спокойно, хоть и громко, по возможности стараясь не перебивать друг друга.

Ну а у Конана появилось время, чтобы вдоволь посмотреть по сторонам. Разумеется, чего греха таить, больше всего мальчика интересовал чужестранец, который с помощью переводчика старался полноценно участвовать в споре. Еще бы! Человека с темно-бурой, словно медвежья шерсть, кожей, увидишь не часто. По правде говоря, он вообще никогда таких не видел. Парочка пиктов, которые осмелились сунуться на территорию Киммерии и в итоге нарвались на один из западных кланов (Конан тогда со своим отцом, кузнецом Ниалом, гостил у них по делу) вообще не в счет. У тех, конечно, была смуглая кожа, но не намного темней, чем у его собственного народа, даром, что больше отливала серотой. Да и вообще они выглядели, как дикари, больше походили на животных, чем на настоящих людей. Мэйрхаун когда-то рассказывал о гигантских белых обезьянах, живущих далеко на севере. Вот пикты, наверное, и походили на них, только были гораздо мельче и без волос. Низкорослые, со странными очертаниями голов и челюстей, они были для Конана, никогда не покидавшего киммерийские земли и не видевшего никого, кроме соседних народов, жалким подобием человека. А вот чужестранец, который называл себя Шанго, был настоящим, что ни на есть всамделишным человеком. Высокий, правильно сложенный, с волевыми, мужественными чертами лица, он достойно смотрелся среди лучших воинов клана Канах. Ну и что, что лысый? Некоторые киммерийские кланы тоже бреют волосы наголо….

Главы совета попросили Дьюранаха рассказать все, что ему известно о чужеземце. Тот подробно поведал об их знакомстве, обстоятельствах, сведших их вместе. Конан посмотрел на Шанго новыми глазами — вот так просто помогать незнакомому человеку, который еще до этого так неприветливо с тобой обошелся, станет не каждый. Жалость и милосердие не редки и на суровых киммерийских землях, но они в основном распространяются только на друзей. Вступились за темнокожего и охотники, встретившие его и Тунога. Конечно полуторадневный совместный переход слишком короток для того, чтобы досконально изучить человека, однако те из них, что присутствовали на совете, все как один, уверили собравшихся в добрых намерениях чужестранца.

— Есть еще вопросы? — спросил, наконец, один из глав совета, Манавидан, — Задавайте, пока есть возможность.

Некоторое время в зале был слышен лишь тихий гул голосов исходящий от множества переговаривающихся между собой людей.

— Послушайте! — сказал кто-то с задних рядов через некоторое время. Приглядевшись Конан узнал молодого воина по имени Рин. — Вся эта история с пророчеством попахивает ерундой. Вы только подумайте: непонятно где, непонятно когда, этому человеку в каком-то видении… Это вообще что? Сон какой-то, или он чего-то там съел нехорошего, или его просто так, пока шел, накрыло. Так вот, в видении этом, ему является не просто кто-то там, а богиня! И говорит, чтобы он шел непонятно куда, непонятно за кем и непонятно зачем! Мне что, одному это кажется странноватым?

Шанго похлопал по плечу Дьюрнаха и жестом показал, что хочет ответить.

— За то время, как я путешествовал с киммерийцами, — начал он, — мне удалось немного узнать о ваших богах. Как я понял, Кром не сильно вмешивается в ваши дела. Дает людям самим распоряжаться своей жизнью и преодолевать трудности, — при этих словах воины согласно загудели; некоторые стали кивать. — Так вот, — продолжил темнокожий, — другие боги ведут себя абсолютно иначе. Им нравится вмешиваться в человеческие судьбы. Кому-то помогать, а кому-то строить козни. Большинство из них хочет, чтобы им поклонялись. Неважно, любят их или боятся, главное, чтобы в храмах горел огонь, туда приходили толпы людей и вовремя приносились жертвы. Конечно, есть боги великодушные, благородные и справедливые, но попадаются и подлые, завистливые, коварные, злобные. У них, как и у людей, случаются споры, конфликты и войны, последствия которых сказываются, в первую очередь, на смертных…. Это я к чему…. Молодой воин, судя по его словам, наверное подумал, что раз уж он чего-то не видел, значит этого и не может быть на свете. Однако я уверяю вас, стоит только покинуть свою землю и пожить некоторое время с другими народами, вы познакомитесь с тем, о чем раньше и подумать не могли.

Шанго замолчал на некоторое время, дав Дьюрнаху немного отдохнуть, а затем продолжил:

— Видение, конечно, пришло ко мне во сне. Храм, где все случилось, посвящен Деркето. А она — богиня… — он запнулся и посмотрел на Конана, — кхм, плотской любви и страсти. Жрицы ее — весьма искусны в своем деле и за небольшое приношение храму могут любого… приобщить к тайнам своего божества. Помочь принять ванны, умастить благовониями, сделать массаж и, конечно, разделить ложе. Ну и естественно, следом может прийти и сон. Так и случилось. Разумеется, — сказал темнокожий воин, — Деркето нельзя назвать доброй богиней. В конце-то концов, она сама служанка бога — темного змееголового Сэта. И посылая меня сюда она вряд ли хотела помочь людям. Наверняка просто желает попортить планы какому-то другому богу. Ну, а мне-то, да и особенно вам — какая разница? Главное, что ее интриги, в итоге-то, пойдут всем нам на пользу. Вот и все.

— Ну, хорошо! — откликнулся Рин, — С нами, киммерийцами все ясно. Но тебе-то со всего этого, какая выгода?

— О, ну это совсем просто, мой любопытный друг! Если я вернусь с успехом, то меня ожидает награда. Золото. Много золота.

В зале снова загудели, на этот раз не слишком одобрительно. И Конан прекрасно понимал, чем это вызвано. Киммерийцы довольно таки равнодушно относились к деньгам, а уж стремление к богатству и роскоши вообще вызывало у подавляющего их числа непонимание, неприятие и даже легкое презрение. Ведь далеко за дурными примерами идти не надо было. Их соседи, асиры, обожают звонкую монету. Да и вообще все что блестит. Как вороны прямо. Ну, вот на кой, всегда думал Конан, взрослому мужику цеплять на себя столько побрякушек? И сверкать, подобно заснеженной елке под лучами яркого солнца.

Со скамьи поднялся седой, как лунь, но все еще крепкий киммериец, Кинир. Поговаривали, он был даже в Гиркании и Вендии, хотя сам Конан с большим трудом представлял, в какой это стороне. Шум стих, Кинир прищурился — черные глаза немигающе смотрели на Шанго:

— Слушай воин, ты колдун?

Темнокожий понял, куда клонит киммериец:

— Нет, киммериец.

— Если ты обычный воин, и можешь убить колдуна своим оружием, значит, это можем сделать и мы. Разве нет?

Кинир вежливым жестом остановил собиравшегося что-то сказать чужестранца и повернулся к главам Совета:

— Удивляюсь я с вас! Праздник Зимы только начался, а вы уже забыли самое главное. Поля Вождей закрыты для чужеземцев. Только туиры могут разрешить ему подняться на Бен Морг. Мэйрхаун — мертв, стало быть, и разрешения нет. Искать других туиров — некогда.

Чернокожий воин промолчал, но выражение, мелькнувшее у него на лице, не осталась незамеченным.

— Не держи в своем сердце обиду Шанго, — сказал Манавидан, — но Кинир прав. Путь на Бен Морг лежит через Поле Вождей, оно для чужеземцев закрыто. На Бен Морг же даже мы, киммерийцы можем подниматься только по особым дням, да и то, это может делать далеко не каждый. Даже из присутствующих здесь. Спасибо за предупреждение, но дальше мы сами. Можешь остаться здесь, сколько захочешь, или хоть завтра покинуть нашу деревню и тебя проводят до границ земель клана. Но про Бен Морг и думать забудь, это священная земля и любой, — Манавидан выделил это слово, — чужеземец, обнаруженный на ней, будет тут же убит.

Темнокожий воин вздохнул, но спорить смысла уже не было.

Манавидан продолжил:

— Завтра с первыми лучами солнца десять воинов отправятся по следу убийцы, и как говорит чужестранец, возможно колдуна. Совет закончен, кто пойдет за этим ублюдком сейчас решим. Вести отряд будет Айлех, он хороший воин и следопыт….

* * *

Конан вышел с Совета Вождей со смешанными чувствами, с одной стороны его поблагодарили, а с другой велели отправлять домой. Ну что он маленький? Могли бы и отправить его вместе с отрядом. Еще во время Совета у него появилось желание отправиться за убийцей, а сейчас, после долгих размышлений, оно превратилось в твердое решение. Страха перед ублюдком, убившим семью Тураха и туира у него не было даже после красноречивых рассказов Шанго. Воспоминания о недавних событиях оставляли в его душе лишь гнев и подпитывали холодную ненависть. Разумеется, Конан сознавал размер опасности, однако просто вот так, сломя голову, на лезвие огромного топора негодяя он бросаться и не собирался. В конце концов, всерьез думал он, всегда можно избежать схватки и отойти на безопасное расстояние.

Мать Конана, Маев, этим вечером легла спать позже обычного и долго не могла заснуть. Отец мальчика Ниал, уже спал, временами громко похрапывая. Конан же лежал в своей постели из шкур и думал. Конечно, мальчику было не наплевать на чувства родителей, ведь они без всяких сомнений будут очень сильно волноваться, когда увидят, что он ушел. Но ощущение долга перед своим погибшим другом, а также жгучее желание отомстить, были гораздо сильнее. Поэтому, будучи готов принять любое наказание после того, как вернется, вопрос идти, или не идти, он перед собой даже не ставил. Причем в том, что он вернется, он почему-то не сомневался.

Конану пришлось довольно долго ждать, пока Маев не заснет и ее дыхание не станет, наконец, глубоким и ровным. Затем он встал и, стараясь по возможности не шуметь, вышел из дома. Из маленького сарайчика, расположенного рядом с кузней отца, он забрал свои вещи, которые подготовил заранее: котомку с припасами на несколько дней, охотничий лук и колчан со стрелами, тяжелый боевой кинжал и теплую одежду, пропажу которой, в общей сутолоке сборов к походу, никто так и не заметил. Все это, включая лук со спущенной тетивой, замотанный в шкуры особым образом, он постарался закрепить на себе таким образом, чтобы оставались свободными руки.

Теперь нужно было покинуть селение. Да еще и так, чтобы дозорные, охраняющие деревню, его не остановили и не вернули обратно домой. Под горячую руку матери. Ведь если это произойдет, то второго шанса на месть у Конана уже не будет. В том, что Маев выбьет из него обещание к Бен Мору не ходить, он был уверен. Впрочем, план тихого побега у него был. Конан пробрался по затененным улочкам к домику туира. Как он и ожидал, стена преграждала путь и так довольно тусклому лунному свету. Было очень темно и для того, чтобы рассмотреть что-нибудь, надо было очень постараться. И это играло мальчику на руку. Из небольшого погреба он вытащил грубо сколоченную лестницу и моток веревки, которую потом и привязал к одному из ее концов. Затем Конан поднялся на крышу дома, затащив эту конструкцию с собой. Закрепив лестницу так, чтобы она не соскальзывала с покатой крыши, он прислонил другой ее конец к частоколу, залез наверх и закрепился между зубьями. Теперь осталось только убрать лестницу. Он толкнул ее и принялся аккуратно спускать вниз, придерживая за веревку. Закончив, мальчик, с трудом балансируя на верхушке стены, развернулся и спрыгнул на землю по другую ее сторону. И тут же, пригнувшись, двинулся быстрым шагом в сторону леса, стараясь ступать по снегу по-особому, чтобы издавать как можно меньше шума. Это ему благополучно удалось, хоть он не раз и не два видел вдалеке тени киммерийских дозорных.

Конан прекрасно знал, что поскольку он ушел ночью, втихаря и никого не предупредил, то утром его обязательно начнут искать. А опытные охотники проследят его скрытные перемещения так же легко, как туиры читают руны. Поэтому он решил немного запутать свой путь, чтобы замаскировать свои истинные намерения. С этой целью он отправился совершенно в другую сторону от той, где находился Бен Морг. Там были лучшие в этой области места для охоты, и Конан надеялся, что люди, обнаружившие его следы, подумают, что за этим он туда и отправился. И, успокоившись, не станут его догонять. Такие случаи уже были. Затем он намеревался сделать крюк и, обойдя родную деревню стороной, выйти на следы киммерийского отряда. За которым и следовал бы, сохраняя безопасную дистанцию.

Добравшись до леса, Конан увеличил скорость, а затем вообще побежал, быстро увеличивая расстояние между собою и деревней. Около получаса ему потребовалось, чтобы добраться до нужного места. Здесь он побродил, кое-где потоптался, создавая видимость того, что активно охотился, и даже подстрелил для приличия пару зайцев, тушки которых выпотрошил, а внутренности небрежно закопал, оставив кровавые пятна на снегу. Затем он отправился еще дальше на северо-запад, и шел пока не добрался до длинной скалистой гряды. На ней, в силу ее природы, льда было гораздо больше, чем снега, поэтому и следов практически не оставалось. За ней, дальше, было еще много мест для охоты, но Конан, разумеется, туда и не собирался. Он довольно долго прыгал по камням и скалам на север, а потом спрыгнул на снег и отправился в путь к Бен Мору.

Чего Конан не рассчитал, так это того, что он слишком далеко ушел от своего селения, да и вообще, от хорошо знакомых ему земель. Он помнил, что был здесь когда-то, но совершенно забыл, что тогда с ним была довольно большая группа охотников. А ему стоило об этом помнить, ведь он забрел практически вплотную к территории, где кончаются земли его клана.

Начало светать. Шел редкий мелкий снежок, зато совсем не было ветра, а это означало, учитывая местные условия и время года, что погода была очень хорошей. Идти было легко, следов погони за собой Конан не видел, следовательно, его план удался если и не полностью, то хотя бы частично. У него поднялось настроение и, он, совсем не проявляя осторожности, быстрыми шагами двигался к цели, намереваясь уже к вечеру догнать своих сородичей.

Шумно спрыгнув в сугроб с относительно невысокого утеса, нависающего, подобно козырьку над одинокой лесной полянкой, он обернулся назад и на мгновение остолбенел: под скалой был разведен костер, около которого сидел человек и что-то на нем поджаривал. Неужели, подумал мальчик, его так быстро выследили и нашли. Однако не похоже было, что человек кого-то ждал, так как удивленно уставился на пришельца. Более того, хотя незнакомец был киммерийцем, к родному клану Конана он явно не принадлежал. И мальчишка проклял свою неосторожность, когда по чертам лица и одежде узнал в человеке воина клана Нахта.

Удивление мужчины тоже довольно скоро сменилось узнаванием, и на его лице расплылась хищная улыбка. Он медленно поднялся и Конан понял, что противник ему попался не слабый, и это еще мягко сказано. Роста в нем было футов семь, а плечи были даже шире, чем у Ниала.

— Собака Канах! — выплюнул он. — Или мне лучше сказать щенок?

— На себя посмотри! — ответил Конан. — Не знаю как всем, но мне лично ты напоминаешь свинью! Да еще и страшную!

— Гаденыш! — почти беззлобно прошипел Нахта. — Да я тебя сейчас придушу и повешу за твой длинный язык на ближайшем дереве!

— Попробуй! — сказал Конан и вытащил из ножен свой тяжелый кинжал.

— О, да у щенка, оказывается, есть зубки! Видимо их надо выбить, чтобы не скалился на тех, кто не по силенкам, — мужчина одним движением ноги подбросил ножны с мечом, лежавшие на земле, ловко поймал их и медленно вытянул тяжелый клинок. — Ну, нападай, мальчишка, я так и жду, чтобы намотать твои кишки на лезвие!

— Сейчас за мной подойдут, — Конан постарался, чтобы его слова звучали как можно более уверенно.

— Не верю, щенок! Но даже если это и так, то тебе уже будет все равно!

Мальчик оценил обстановку, взвесил все за и против, а затем быстрым движением повернулся и бросился бежать. Легкий смешок и тяжелые шаги за спиной, сказали ему, что Нахта его просто так отпускать не собирается. У Конана были сильные ноги, и несся он быстрее ветра, однако человек, его преследовавший тоже был киммерийцем, и растила его та же земля. Причем он был старше и опытнее, а мальчика отягощали вещи, которые он взял с собой. Поэтому Нахта медленно, но нагонял его.

Конан скорее почувствовал, чем услышал взмах меча позади и дернувшись, пригнул голову и тут же резко сменил направление бега, свернув правее. Это его и спасло — клинок скользнул по одежде, глубоко войдя в нее почти достав до тела, и разрубил лямку котомки мальчишки, к которой был прицеплен и лук. Сумка упала на землю облегчив ношу Конана, и это дало ему возможность прибавить ход. Некоторое время расстояние между преследуемым и преследователем то увеличивалось, то сокращалось. Но, естественно, так долго продолжаться не могло, кто-то должен был устать первым. И этим первым стал Нахта. Его высокий рост и мощное телосложение в длинном беге оказались не преимуществом, а помехой. Он стал выдыхаться и сбавлять скорость. А когда Конан заранее разглядел помеху впереди и легким движением перепрыгнул поваленный ствол высохшего деревца, усталость Нахта окончательно взяла свое: он споткнулся и растянулся на земле.

Но окончательно это Конана не спасало. Даже если силы для быстрого бега у киммерийца заканчивались, у него все равно оставалось достаточно выносливости для того, чтобы бежать медленно, но очень и очень долго. Силы иссякнут, в конце концов, и у Конана, а шаги его гораздо меньше, чем у взрослого воина. Да и потом бежал он в сторону высокой и длинной скалистой гряды, простирающейся настолько, сколько видел глаз.

Когда он ее достиг, короткий взгляд назад на маленькую фигурку человека бегущего среди деревьев редкого лесочка, показал, что Нахта просто так оставлять Конана в покое не собирался. Мальчишка пошел дальше, вдоль стены, лишь бы не останавливаться, пока не наткнулся на темный зев пещеры. Заглянув в нее, он негромко гукнул. Звук, отражаясь от каменных стен, повторялся эхом довольно долго — пещера была совсем не маленькой.

Конан не мог убегать бесконечно, да это и порядком надоело ему. Поэтому он решил затаиться в пещере и попытаться убить преследователя, используя хитрость, если уж в прямом столкновении его не ждало ничего, кроме погибели. Мальчик вошел внутрь и побрел вперед, вытянув перед собой руки — его глаза еще не привыкли к темноте, и он почти ничего видел. Чем дальше он шел, тем явственнее чувствовал какой-то мерзкий запах. Он был знаком мальчику, однако Конан никак не мог вспомнить где он сталкивался с подобной вонью. Споткнувшись обо что-то, молодой киммериец от неожиданности припал на одно колено и оперся ладонью на препятствие перед собой. «Препятствие» оказалось неожиданно теплым и мягким. Более того, оно громко заревело и зашевелилась. Конан резко отскочил назад. И вовремя — в том месте, где он только что стоял, шумно клацнули чьи-то клыки. Тут же в свете лучей падавшего в пещеру света, он разглядел оскаленную пасть, почти достававшую его живота. Конан дернулся, подпрыгнул и, ударив ногой чуть повыше ощеренных клыков, оттолкнулся от чудовища и отпрыгнул прочь. Повернулся и в три прыжка покрыл расстояние до входа в пещеру. За ним с ревом вылетел огромный медведь.

Воин Нахта подошел к пещере. Следы наглого мальчишки вели именно сюда. Мужчина взглянул в темный проем и крепко сжал потный кулак, в котором был зажат его клинок. От маленького засранца можно было ожидать чего угодно. Из темноты вполне мог и камень прилететь. Но не бояться же ему какого-то недомерка. Поэтому Нахта направился внутрь. Но не успел он сделать и шага, как неожиданно для себя обнаружил, что ему навстречу бежит мальчишка Канах. В руке того блестел кинжал, а сам он ревел не своим голосом.

— Что, взбесился, щенок мелкий?! — мужчина остановился и, перехватив поудобнее меч, приготовился к удару. — Ну, давай, нападай, я жду твоей крови!

Однако в самый последний момент, когда до него оставалось совсем чуть-чуть, мальчик прыгнул в сторону, и пораженный воин увидел, как на него летит большущий бурый зверь. Столкнувшиеся тела на пару ярдов отлетели от пещеры.

Отбежав на небольшое расстояние, Конан остановился и с нескрываемым удовольствием стал наблюдать за схваткой своего врага с диким зверем. Медведь исполосовал своими лапищами тело человека. Лохмотья одежды смешались с кусками кожи и мяса. Клыки зверя разодрали горло Нахта и теперь откуда тонкими струйками брызгала кровь. Но и сам медведь не остался невредимым. Меч воина два раза глубоко поразил его левый бок, и теперь оттуда вываливались внутренности. А сейчас слабеющий человек изо всех сил пытался вдавить клинок в глазницу зверя. Спустя каких-то четверть часа на холодном снегу, залитом остывающей кровью осталось лежать два мертвых тела. Медведя и человека. А Конан же, оставив их позади, переводя дыхание, отправился искать котомку, которую потерял.

Случившееся многому его научило, поэтому, когда он, наконец отправился в дальнейший путь, то стал вести себя гораздо осмотрительнее и внимательнее.

Конан потерял прорву времени и, как не торопился, сумел выйти на следы отряда Айлеха только ближе к вечеру. Для того чтобы наверстать упущенное, ему пришлось только часть ночи посвятить своему сну. Все остальное время он шел. Так прошел еще один день. Никаких серьезных проблем не встретив, Конан вполне сносно переночевал, выкопав в сугробе снежную нору. На следующее утро, подкрепившись полосками вяленого мяса, он отправился в дальнейший путь. По его приблизительным расчетам, расстояние между ним и киммерийским отрядом теперь составляло не больше двух миль.

День выдался очень морозный, дул холодный северный ветер, а на высоком голубом небе сияло яркое солнце, которое почти не грело. Прибирало почти до самых костей, несмотря на то, что Конан был одет очень тепло. Стараясь согреться, он увеличил скорость, держа ладони, которые и так были в рукавицах, под мышками. Спустя примерно половину часа, когда мальчик был у самого выхода из леса, за которым располагалась заснеженная равнина окружавшая подступы к горам, он сквозь свист ветра услышал крики, шум драки и звуки ударов. Он побежал вперед и у самого последнего дерева упал в снег, чтобы незаметно понаблюдать за тем, что происходило впереди.

Примерно в ста ярдах от него, у границы ложбины клубился темно-серый полупрозрачный туман. То и дело его глубины озаряли вспышки, которые напомнили Конану молнии, вырывающиеся из грозовых туч во время летнего ненастья. Перед туманом храбро стояла группа киммерийских воинов и вела схватку с толпой каких-то тварей, которые, то выпрыгивали из тумана, то бросались туда обратно. Воины смело отражали атаку порождений тьмы — сверкали клинки, брат защищал брата, и перед ними уже лежала небольшая горка сраженных чудовищ. Мальчик, было, хотел выбежать на помощь, но потом увидел, что несмотря число нападающих тварей, киммерийцы справляются сами. Несколько воинов было ранено, но видимо не очень серьезно — они продолжались стоять и биться. Поэтому Конан только подполз поближе, для того чтобы разглядеть чудовищ.

Те напомнили ему помесь лягушек с собаками. Склизкое, усыпанное бородавками зелено-бурое тело стояло на четырех коротких ногах, оканчивающихся острыми когтями. Огромная, по сравнению с размером самого существа, круглая пасть была утыкана длинными желтыми клыками, с которых капала белесая жидкость. Над нею были вылупленные, злобные, абсолютно черные глаза, а нос видимо отсутствовал совсем. Из ран хлестал бурый ихор.

Тем временем схватка, казалось, стала близиться к концу. Последнее чудовище, прыгнувшее на отряд, поразили сразу два киммерийских меча. Оно упало и в конвульсиях забилось на снегу. Туман стал светлеть, стали пропадать вспышки света внутри его — теперь он стал похож на дым, как в жилищах, что топятся по-черному. Усталые воины стали хлопать друг друга по плечам, поздравляя с победой, один за другим поднимать снаряжение, брошенное на землю….

И вдруг из снега, то тут, то там, стали вылезать руки, где-то с истлевшей плотью, где-то просто с висящими костлявыми пальцами. А вслед за ними начали появляться целые тела. С земли поднимались мертвецы. Конан с ужасом смотря на их частично сохранившиеся лица и одежду, понял, что эти ходячие тела принадлежат людям из народа, который ему неизвестен. Стылая земля, которая оттаивала даже летом на глубину только двух футов, сохранила даже плоть на костях. Мертвые поднимались медленно, а киммерийцы зря времени не теряли. Без лишних слов, с обнаженными мечами они накинулись на тех, кто когда-то были людьми, и принялись вколачивать их обратно в землю. Отлетали кости, полуразложившиеся конечности, куски серой плоти, чтобы упасть и уже больше никогда не пошевелиться.

Но, несмотря на все усилия киммерийских воинов, все больше и больше мертвецов появлялось на равнине. На смену одному расчлененному ходячему трупу вставало трое таких. И все они, медленно волоча ноги, двигались по направлению к отчаянно защищавшимся людям. Один из киммерийцев, в нем Конан узнал Айлеха, что-то прокричал. Его люди, ранее рассредоточенные боем на небольшие группы по нескольку человек, начали стягиваться обратно к нему. Через несколько минут киммерийцы сформировали разреженный круговой строй, ощетинившись во все стороны мечами. Биться стало гораздо легче, благодаря тому, что сразу несколько человек могли расчленить мертвеца буквально за мгновение. Перед строем начала скапливаться громадная куча кусков тел. Однако и восставшие из мертвых собирали свою дань. То и дело, какой-нибудь воин падал на землю, чтобы уже никогда не подняться.

Люди, пока еще невероятными усилиями сдерживали мертвецов, несмотря на потери. Внезапно один из киммерийцев подскочил к Айлеху и что-то ему проговорив, указал пальцем в сторону тумана. Конан проследил за тем, куда был нацелен этот жест. Там в клубах полупрозрачного марева, скрываемые тенями скал и крупных камней, виднелись серые фигуры, которые медленно махали конечностями. Айлех кивнул и воин, заметивший эту угрозу, прихватив с собой товарища, бросился к туману. Умело лавируя между ордами ходячих мертвецов, киммерийцы прошли через них и скрылись в клубящейся дымке. Некоторое время было неясно, к чему привел их храбрый порыв. Но вот сверкнул клинок, и одна из серых фигур повалилась, пропав из виду. И тут же целая группа восставших трупов замертво рухнула в снег.

В течение следующих пятнадцати минут мертвецы еще несколько раз недвижно падали на стылую землю, что означало, что киммерийская сталь то и дело находила очередного «кукловода». К сожалению, на этом успехи двух смельчаков закончились. Все свидетельствовало о том, что хладные руки до них, наконец, добрались. Больше ничто не мешало ходячим трупам подниматься из земли, хоть и появлялись они теперь гораздо в меньших количествах.

Айлех видимо решил больше не рисковать людьми, отправляя одиночек на верную смерть, тем более, что в живых осталось совсем мало воинов. Поэтому он двинул на туман весь свой поредевший строй, надеясь таким образом добраться до оставшихся «кукловодов». Подобно косе вошедшей в траву, киммерийцы вломились в толпу нежити и стали прокладывать свой путь, оставляя за собой ошметки костей и гниющего мяса. Но мертвецов было слишком много, к тому же те, кто ими управлял, умело ставили между собой и людьми преграду из шевелящейся нежити. Один за другим киммерийцы погибали.

Так вышло, что Айлех продержался на ногах дольше всех. Наконец он издал боевой клич и, размахивая мечом, врубился в стену из серой плоти. Прорвавшись через нее, он успел поразить «кукловода», прежде чем упал раненным на снег. Поле почти очистилось от ходячих мертвецов. Почти. Еще одна группа трупов неспешно, но и неумолимо приближалась к Айлеху, и теперь он уже себя никак не мог защитить. Видимо еще кто-то оставался там в серых клубах.

Конан не выдержал, сбросил свою поклажу и, вытащив кинжал, побежал в туман. Вот он! Запрыгнув на спину мертвеца в темно красном саване, который управлял телами, подбирающимися к Айлеху, он рубанул гниющее подобие человека по шее. Лезвие вошло в плоть, словно в трухлявый пень, задержавшись на кости. Но и она остановила мальчишку ненадолго — воткнув лезвие клинка в сочленение позвонков, виднеющихся в зияющей ране, он резко рванул и мертвое тело, потеряв голову, упало на землю. Конан соскользнул с теперь уже по-настоящему безжизненного трупа. Остальные мертвецы как по команде упали снег и недвижно застыли.

Конан присел рядом с тяжело дышащим киммерийцем. Одного взгляда хватило понять, что Айлеху осталось жить считанные минуты. Конан зажал рану в его груди и, вытащив из снега меч, тут же всунул рукоять в ладонь сородичу. Тот благодарно кивнул.

— Что с вами случилось, Айлех?

— Мы так и не поняли… Это был обычный туман, но как только мы вступили в него, полезли эти твари…, раненый мужчина закашлялся. — Поговаривали здесь раньше жил какой-то народ, еще до нас, киммерийцев.… Оказалось, правда…

— Это чужак нежить на вас натравил?

— Если бы я знал…, — Айлех криво усмехнулся и снова закашлял кровью. — Это место всегда считалось дурным… Мы сюда не заходили без веской причины, да и не было ее до сегодняшнего дня. Так что может он, а может, и нет… Чернокожий на Совете говорил, что чужак якобы колдун, но вообще здесь три года назад два охотника пропало, потом еще трое, которые отправились их искать. Предупреди клан…!

— Куда следы ведут, Айлех? Айлех! — Конан затеребил воина, чья жизнь уже покидала тело. Карие глаза с трудом открылись.

— Не знаю, вчерашний снегопад все засыпал. Ты сам должен решить, куда тебе идти, мертвые не советчики живым. Пойдешь на запад, немного забирая на юг — вернешься в клан, расскажешь, что видел. Или иди на восток, на Бен Морг… Конан, чужестранец был прав, этот ублюдок почти наверняка идет туда…

Глаза раненного сородича закрылись, грудь больше не поднималась.

Конану очень не хотелось оставлять тела просто так. Но о том чтобы их сжечь речь даже не шла. Кроме как засыпать павших снегом Конан ничего сделать не мог. Он наполнил свой мешок припасами сородичей, взял в руки короткое копье и повернулся на восток.

* * *

Шанго вышел с совета расстроенным. Кто бы мог подумать, что ему не разрешат пройти к Бен Моргу, да еще и с таким веским поводом? У него на родине любой может прийти и поклониться любому из сотен богов. Да и в Немедии или той же Аквилонии с этим проблем нет. А тут вот оно как… Конечно, история о колдуне была придумана сходу, но больше повода найти проводника он сразу сочинить не смог. Ну не корчить же из себя художника, который непременно должен Бен Морг нарисовать, или травника, да и какие травы зимой…

Он прислонился к стене дома и стал думать над тем, что ему делать дальше. Спустя несколько минут к нему подошел Дьюрнах и едва слышно шепнул:

— Через час, как стемнеет, будь возле кузницы на окраине деревни.

Глава XXI

Все говорило о том, что день зимнего солнцестояния, словно в насмешку над природой вещей, не будет похож на день вообще. В киммерийских горах стояла густая тьма. Небо было закрыто сплошной серой пеленой; не было видно ни солнца, ни звезд. Только вокруг Бен Морга, чья громада, казалось, протыкала мрачное ненастье небосвода, кружились в бешеном хороводе черные тучи. На земле было немногим радостнее: стоял страшный холод, безжалостно дул сильный северный ветер, поднимая сухой снег и закручивая его в спиралевидные облачка.

Но все это не могло остановить людей, ведомых железной волей к заветной цели.

Ангир держа наготове клинки, осторожно вошел в полумрак громадной пещеры. Обитель Крома была ожидаемо пуста. Боссонец закинул мечи в ножны и обошел вокруг большого камня, установленного в центре. Вот то, к чему он стремился без малого месяц — Алтарь Крома. Надо полагать именно на него упадет первый луч солнца через вон ту громадную дыру, на высоте десяти ярдов.

«Значит, стоять надо примерно где-то здесь…. Будет очень обидно, если пройдя такой долгий путь стать не туда…»

Асассин провел двумя пальцами по глубоко выбитым рунам на монолите и глубоко вздохнул. Похоже, он добрался первым, теперь нужно не дать соперникам, если такие появятся, возможности заполучить Дар. Боссонец скинул с плеча арбалет и снял плащ. Через несколько секунд на арбалетный желоб легла стрела с кованым наконечником. Первый кто сюда сунется, тут же обзаведется стрелой в груди. На таком расстоянии шансов не будет ни у кого!

Гиперборей спрятал свой мешок возле приметного базальтового камня и торопливо зашагал вверх по тропе. Осталось не больше часа до того времени как он обретет дар Крома. А в том, что он его обретет, Сомниум даже не сомневался, Дар просто обязан принадлежать ему! И какая разница, что его дает Кром, бог гнусных киммерийцев. Это все сейчас не важно. Главное, что он явно не какую-то безделицу припас для избранного. Гиперборей был уверен, что дар сделает его непобедимым и тогда его родина сможет смести с лица земли всех врагов, явных и тайных. Сначала прокатится стальной волной армия Гипербореи на юг, до самого Аграпура, возвращая кровавый должок Турану столетиями терзающему рубежи северного королевства. Да так, что волны Вилайета заалелют от туранской крови, а могучие города и плодородные оазисы останутся только в памяти тех жалких недобитых крыс, скрывающихся в пустыне. А потом придет черед и остальных королевств подчиниться железной руке Великой Гипербореи или сгинуть в пламени.

За приятными мыслями северянин незаметно добрался до входа в Обитель Крома. Сомниум наложил на тетиву стрелу и заглянул в пещеру.

Чей-то силуэт возник на фоне серого неба, и стрела тут же сорвалась с арбалета. Гиперборея спасла случайность — кованый наконечник ударил в плечо лука и отлетел к стене. Ангир вполголоса ругнувшись, выхватил мечи. Мрачно глянув на него, Сомниум отбросил сломанный лук и вытянул моргенштерн из-за пояса.

Два воина закружили по пещере, присматриваясь друг к другу. Оба молчали. Да это было, в общем-то, и понятно. Каждый знал, зачем шел, точно так же как знал, что за Даром шел не он один. Разговоры или торг здесь были просто неуместны.

Гиперборей сделал пробный взмах булавой, Ангир плавно передвинулся всего на фут, и шипастое оружие северянина ударило впустую. Ответный выпад боссонца тоже никакого результата не принес — почувствовав знакомое ощущение покалывания в груди, Сомниум отскочил назад. Стоял бы ближе, вороненая сталь снесла бы ему полчерепа.

Ангир понял, что судьба свела его с человеком, у которого был не столь уж часто встречающийся дар чувствовать «дыхание смерти», ибо защититься от такого удара практически невозможно, разве что вовремя отступить. Сомниуму же стало ясно, что достаточно сделать одну ошибку и его противник этим тут же воспользуется. Воины снова закружили по пещере, выискивая слабые места в защите и приноравливаясь к привычкам противника…

Шанго взбираясь вверх, вспоминал события, произошедшие в киммерийской деревушке. Он тогда сразу понял, о ком говорил Конан. О палаче, просидевшем за столом в «Червленом щите» всю схватку. Но палач, это палач — не убийца, а человек закона. Объяснения тому, зачем немедийцу понадобилось убивать столько невинных людей, чернокожий не видел. Впрочем, все это частично сыграло ему на руку, дав возможность сходу придумать подходящую историю. Не будь киммерийцы связаны своими дурацкими обычаями, она могла и сработать. Ну, хоть с миром отпустили.

Без проводника можно было потерять несколько дней, добираясь до Бен Морга, а этого никак нельзя было допустить, так как времени осталось очень мало. Его выручил Дьюрнах, который тем же вечером рассказал, как пройти к горе кратчайшим путем. Тогда же они и расстались — Туног не совсем еще отошел от ран и больше уже ничем Шанго помочь не мог. Чернокожий наемник на прощание подарил киммерийцу свою лошадь, которая в предстоящем походе только бы помешала. А вот Дьюрнах мог облегчить свой путь к родному клану, переложив ношу на выносливое животное.

Через день четверо киммерийцев привели Шанго на границу с кланом Муррохов, и как видел воин, терпеливо дождались, пока он не скроется в сосновом лесу, лежащем на земле соседнего клана. Только потом они отправились назад. Ну а он, Шанго, после небольшого крюка, соответственно двинулся на восток. Шесть дней пути и он здесь, на Бен Морге.

Шанго заскочил в пещеру, когда там вовсю уже шел бой между его давешними знакомцами из «Червленого щита»: черноволосым наемником и гипербореем. Появление нового лица не осталось незамеченным. Оба воина отошли друг от друга на безопасное расстояние, и уставились на чернокожего, искоса наблюдая друг за другом. Шанго кивнул и вытащил из ножен тяжелый меч.

Нинус обернулся и всмотрелся вниз, вдыхая полной грудью леденящий горло воздух. Отсюда казалось видно миль на сорок, не меньше. Видно все огромное Поле Вождей, состоящее из курганов и каменных глыб поставленных стоймя. Палач зло усмехнулся: «Уже скоро, осталось не больше двух часов до рассвета, как-никак сегодня самая длинная ночь в году». Глаза его обратились на восток, где небо уже посерело.

Нинус снова заторопился по тропинке круто уходящей наверх. Видимо здесь частенько сходили лавины и обвалы, в нескольких местах пришлось перепрыгивать узкие расщелины. Так он поступил и при появлении очередной. И перед самым прыжком почувствовал, что нога скользнула по обледенелому камню, и он оттолкнулся слишком слабо. Немедийский палач с трудом уцепился в край обрыва. Колени ударились о скальный выступ, руки судорожно зашарили в поисках опоры. Наконец пальцы нашли достаточно глубокую выемку, почти на самом краю обрыва. Нинус осторожно нашарил ногой вроде бы надежный выступ и оперся на него. «Нергал! Не хватало только подохнуть в конце пути, когда цель рядом, свалившись на дно пропасти!»

Палач одним движением скинул ремень заплечного мешка с плеча. Все его барахло кувыркаясь устремилось вниз. И буквально по дюймам стал выкарабкался из коварной расщелины. Наконец он оказался наверху. «Болтали же что тут несколько тропинок, повезло же мне пойти по самой убитой, ну и ладно. Сейчас это не важно», — Нинус посмотрел снова на восток и плюнул в расщелину. Но тут же заспешил наверх, он потерял и так минут двадцать или двадцать пять.

Тропинка сделала крутой поворот, и палач оказался у входа в пещеру.

— Обитель Крома, так вот ты какая…, — прошептал он и взглядом снова окинул восточный горизонт. Вдруг палач насторожился. Где-то рядом определенно кипела схватка, Нинус приблизился к пещере — точно, где-то внутри…

«Этого не может быть, здесь никого не должно быть!»

Палач выхватил топор и устремился в черный зев. Широкий проход привел его в пещеру, почти круглой формы, причем следов горного инструмента на стенах видно не было. Но палача сейчас интересовали меньше всего тонкости горнорудного дела. Благодаря огромному пролому в стене в пещере было достаточно хорошо видно, как совсем рядом с грубо тесанным камнем, покрытым густо покрытом многочисленными рунами сражаются три человека. Один из них, орудующий тяжелым прямым мечом, был темнокожим. Второй — гиперборей, здесь и думать не надо. Третий — с двумя мечами был темноволос и сероглаз, аквилонец или немедиец.

Возмущение достигло своего апогея и, Нинус заговорил, переходя на крик:

— Какого демона вы уроды тут делаете? Вас не должно злесь быть!

Все трое сражающихся были так удивлены этим заявлением, что опустили оружие и, держась на безопасном расстоянии друг от друга уставились на палача.

— Не много на себя берешь? А ты, стало быть, должен! Считаешь, что мы тут лишние и просто так уйдем, оставив Дар Крома тебе? Да ты в трактире пальцем о палец не ударил, когда мы его валили! А теперь «какого демона», — чернокожий удачно передразнил возмущение немедица.

— Я?! В трактире? Какой дар?

— Да ты что, серый лотос курил, не переставая от самого Бельверуса? — спросил боссонец. — Тот самый Дар, что призрак Торда пообещал, варвара, которого на куски изрубили в таверне Бельверуса. И Дар, что характерно, должен достаться кому-то из нас, и именно сегодня, в день зимнего солнцестояния.

— Торд, вот собака… — прошептал Нинус.

* * *

(Катакомбы под Бельверусом, месяц назад)

…трех человек они потеряли при переходе через полуразрушенный мост. Багровые щупальца без всплеска взметнулись над маслянистой поверхностью воды и мгновенно утащили под воду три кричащие фигуры. Еще двое угодили ловушку, они не успели даже вскрикнуть, и на их месте остались лишь горстка костей и омерзительно пахнущая лужа.

— Торд, я предупреждал, здесь должны быть еще ловушки.

— Да иди ты к Нергалу, Инбер, я немаленький.

Их осталось всего семеро, из дюжины киммерийцев, спустившихся в подземелья под столицей Немедии.

Тот, кого назвали Инбером, посторонился, пропуская мимо себя собратьев-киммерийцев. Все семь человек, как и канувшие на Серые Равнины пятеро были жрецами Хастура. Одного из позабытых Древнейших Богов, которые тысячелетия назад несли страх, и от одного имени содрогались души людей. Но Древнейшие были вынуждены уйти из этого мира. Древние храмы, сложенные на человеческих костях постепенно разрушались. И только в Киммерии, в трех днях пути от юго-восточной границы с Пограничьем оставался целым Храм Хастура, высеченный прямо в скале. Он помнил лучшее время, когда за одну ночь в его недрах сдирали кожу с сотен человек… сейчас же не больше одного-двух, да и то не каждый день.

Он сам, Инбер, не только мечтал в возвращении Повелителя, но и прикладывал к этому все усилия. После седмицы кровавых пыток, через безумные мучения жертв и агонию, он пробился сквозь пустоту к Своему Повелителю. Пусть его глас был едва слышим, но это был Он. Инбер стоял возле залитого кровью алтаря, и не было прекрасней для него музыки, чем звучащий в голове голос бога. Он словно и не замечали дело рук своих — груды изуродованных тел с выколотыми глазами и отрезанными ушами, со снятой кожей и с отрубленными конечностями. Некоторые куски тел вообще было невозможно определить к кому их отнести, мужчинам или женщинам. Не замечал он и смрада от горящей человечины в жаровнях. Инбер давным-давно привык к этому, привык причинять боль и умело растягивать ее на недели. Любой палач бы позавидовал такому опыту.

Тропинка, вырубленная прямо в породе нещадно извивалась, то и дело ее пересекали глубокие трещины, у которых казалось, вообще не было дна. Но гибель пятерых человек сделала осторожными оставшихся. Инбер хмыкнул.

… Повелитель сообщил главное — указал путь, где надо искать и он, Инбер, отправился на поиски один. Никто больше не поверил в то, что сказал ему Повелитель. И киммериец этому ничуть не удивился, его никто никогда не слушал. Спустя долгие месяцы поисков он смог найти возле Пепельной горы, за северной оконечностью Вилайета полуразрушенный храм. Там, среди вековечной пыли и разрухи, он смог найти свиток, который он неловкого движения был готов рассыпаться в прах. Этот свиток и дал надежду на то, что часть силы Хастура уцелела.

Затем он вернулся в Киммерию. Теперь доказательств хватало даже самым ярым его противникам. Правда, не было похоже на то, что они очень рады его открытиям и находкам. Тем больше было его удивление, когда с ним в Немедию отправились еще одиннадцать жрецов Хастура, в том числе и Верховный жрец Торд, который раньше то и слушать не хотел о возвращении Повелителя.

Долог был путь в Бельверус и мрачные скитания по катакомбам. Но зрелище, открывшееся перед глазами, того стоило. Через обширную сеть катакомб и просто подземных ходов, незнамо кем прорытыми и когда, они прошли в большую пещеру. Потолок усеивали сосульки, у правой стены низвергался вниз небольшой водопад. Киммерийцы же благоговейно смотрели на небольшое сооружение, которое могло быть только храмом. Пламя факелов не смогло осветить все здание, но и этого было достаточно, чтобы нормальный человек почувствовал отвращение и страх, и тут же бросился бежать без оглядки. Чудовищные фигуры, которым не было названия, были высечены на стенах. Да и сами стены обладали какой-то иррациональностью, ломанные линии, чуждые человеческим понятиям правили в этом месте.

Здание не имело даже двери. Был просто проем в темноту. Факелы в руках варваров с трудом разгоняли мрак. За проемом оказалась лестница, прямая, с широкими ступенями, которая через тридцать ярдов закончилась грубо вырубленной комнатой.

Киммерийцы осторожно вошли в нее, вырубленную наверно не менее чем в миле от поверхности мостовых Бельверуса. На небольшом гранитном постаменте, в котором сквозила та же самая иррациональность, что и в облике самого храма, стоял небольшой сундучок, целиком вырезанный из камня. Прошедшие тысячелетия не оставили на нем ни следа. Лишь пыль, непонятно каким образом взявшаяся даже здесь, покрывала его серым саваном.

Инбер откинул крышку, и глаза жрецов уставились внутрь. Там лежал размером с половину кулака кусок тусклого зеленоватого камня, будто выломанный из какого-то монолита мощными ударами молота. Что, в общем-то, и было недалеко от истины. Исходящую от камня мощь почувствовал бы и обычный человек, жрецы же Хастура ощущали энергию буквально кожей.

— Вот он, осколок статуи Хастура, той самой, принесенный им самим из вечного мрака, — прошептал Инбер.

— Мы не должны брать эту вещь, иначе будут нарушены Правила. Осталось всего шесть лет и Древнейшие вернутся! Все пророчества говорят о том, что в поединке между кандидатом Древнейших и Молодых Богов победа будет за нашим человеком — раздался спокойный голос Торда.

— Так какого демона вы все шли за мной?!

— Держи друзей близко, а врагов еще ближе. Все должно быть по Правилам, и мы тебе не дадим их нарушить.

— Правилам?! О каких Правилах ты мне рассказываешь? У нас есть шанс вернуть Древнейших, не полагаясь на какой-то там поединок. А если пророчества врут, что тогда? Снова забьетесь в крысиную нору на окраине Киммерии ждать еще полторы тысячи лет?

— Пусть так, если суждено…

— Хватит, наслушался про «суждено-несуждено». Отойдите от лестницы!

— Если будет суждено, мы тебя убьем, но с кристаллом не выпустим наверх. Он останется здесь.

— Отойдите, в последний раз говорю!

Жрецы не шелохнулись, надеясь на свое численное превосходство. Каждый из пятерых, а в особенности Торд, знали, что силы мятежного жреца велики, потому и шла их почти дюжина.

Ему противостояли пять человек, причем не те шарлатаны, что наряжаются в усыпанные звездами колпаки и халаты, а мощные сильные маги. Пять пар рук начертали в воздухе перед собой один и тот же магический знак, и стена синего пламени возникла из воздуха, и стала двигаться по направлению к Инберу.

Короткий жест и его кружила мерцающая красным цветом полусфера, огонь беспомощно лизнул края и погас. Ледяные копья помогли так же мало.

Раздался злорадный смех Инбера:

— Что недоучки, не можете меня убить? Да это потому, что я годы странствий не потратил зря. Вы знали про свиток, найденный мною в храме возле Пепельной горы, но я нашел там не только его. Я нашел там книгу с листами из тонкого золота с забытым ныне колдовством.

Инбер внезапно, будто вколачивая сваю, сделал мощный удар кулаком вниз. Воздушная волна отбросила Торда и остальных жрецов на стену. Легкое движение пальцев и киммерийцы захрипели, пытаясь вырваться из невидимой петли скрутившей горла. Невидимая удавка разжалась, и четыре трупа в меховой одежде упали на пол. Остался лишь Торд, беспомощно висящий в воздухе.

— Посмотри мне в глаза Торд.

Хрипевший киммериец пытался отвести взгляд, но от пристального взгляда желтых глаз, которые казалось, читали его насквозь, спасения не было.

Инбер всмотрелся:

— Даже вот как. Вы уже давно замыслили меня убить…как подло. Так вот почему никто со мной не захотел идти к Пепельной горе — надеялись, что я там сгину. А когда вернулся, шли следом за мной, намереваясь убить, едва искомое будет найдено. То-то я удивлялся, зачем тебе столько сопровождающих.

— Тебя все равно убьют!

— На закате ты умрешь Торд. Тебя убьет маленькое и несложное заклинание. Как только солнце сядет за Немедийские горы — ты труп. К жрецам ты не пойдешь, придется рассказать кто ты, тогда пойдет слух о возвращении Древнейших, а ты этого не хочешь. Колдуны с такими как мы давно зареклись дела иметь, Хастур не жалкий демон, ни одному из людей служить не станет. А кроме жрецов и колдунов мне бояться нечего. Только они смогут рассмотреть мой настоящий облик. Каким он будет, не знаю пока и я — найду какого-нибудь прохожего, час работы, снять кожу с головы, несложное заклинание, и его лицо станет моим лицом. Даже наемники-ассассины не возьмут такой контракт, убей не знамо кого, на краю света, да еще и без денег. Кстати о деньгах…

Инбер тщательно проверил карманы мертвых жрецов и Торда.

— Это чтобы я спокойно ехал, не оглядываясь. Найдешь еще каких-нибудь оборванцев, готовых взяться, за что угодно ради опохмела. До меня им не добраться, но исключим саму возможность. Ближайший удачный для ритуала день, день зимнего солнцестояния. Да ты это и сам знаешь. Меньше чем через месяц я буду на Бен Морге, и произведу ритуал Возвращения Хастура, разнесу алтарь в Обители Крома. Так что счастливо оставаться. Путы спадут через час.

Инбер тщательно обернул кристалл в кусок шелка, потом в пушистую шкуру и стоял уже возле лестницы:

— Жаль не увижу, как ты мечешься словно заяц, пытаясь меня остановить за оставшиеся тебе немногие часы. Как и не увижу того, как ты страдаешь от мыслей о том, что дело всей твоей жизни не стоит даже яблочного огрызка. Ладно, поскольку ты мне не чужой, хоть и мразь — держи серебряшку, сними какую-нибудь шлюху, или напейся в ближайшем кабаке, как никак это твой последний день. Прощай.

— Ты не должен вызывать Хастура так рано! Вспомни Свитки Древнейших!

— Да-да…

— Я отомщу тебе!..

Последние слова обездвиженный варвар прокричал уже в спину удаляющегося Инбера.

* * *

(Спустя семь часов)

«Да есть в этом городе нормальные люди, или здесь одни недомерки живут?» — возмутился Инбер, высматривая среди редких прохожих человека примерно одной с ним комплекцией. «Ну что за скотство, сначала Торд предал, теперь не могу найти подходящего человека. Хотя …»

Инбер уставился из темной ниши на проходившего мимо бородатого воина в кольчуге, ведшего за поводья лошадь с полными седельными сумками. Из под плаща, украшенного языком багрового пламени, выглянул топор в ременной петле. Поколебавшись пару секунд Инбер решил, что этот человек ему подойдет: судя по всему это палач, а с людьми этой профессии связываться никто не захочет, плюс он в форме и у него есть топор. Свой варвару пришлось оставить в теле безвестной твари на обратном пути из катакомб. Киммериец оглянулся — никого больше нет, только стук подков о мостовую нарушал тишину.

«Годится» — решил Инбер

Змеящаяся ослепительно белая молния на миг осветила обшарпанные стены переулка и беззвучно ударила в спину палача…

* * *

— Отомстил-таки…, — проворчал Нинус. Он ухватил себя за лицо, еле-еле шевельнулись губы, произнося заклинание, и в его руке оказалась маска, сделанная из кожи с головы немедийского палача. На том месте, откуда ее сняли, осталась быстро исчезающая смолянисто-черная пелена. Когда от нее не осталось и следа, удивленные соискатели дара Крома обнаружили, что на них смотрит киммериец, с необычными для этого народа желтыми глазами.

— Задавиться мудями Нергала! — выдохнул в удивлении Шанго, игнорируя взгляды покосившихся на него боссонца и гиперборейца. — Я таки угадал!

— Вы, глупцы хоть поняли, что вас использовали втемную? — продолжил свою речь желтоглазый, — Торд сдох, и с ваших слов, перед смертью отправил вас сюда, за якобы «Даром»! Вот этого я не мог учесть! Что этот старый баран пожертвует собой, и будет надеяться на случай. На то, что кто-то мне помешает в проведении обряда Возвращения Хастура. Ай да мразь!

Киммериец вытащил из кармана кристалл и, сжав его в ладони, тут же без замаха ударил кулаком по невысокой ограде вокруг алтаря. Базальт словно трухлявое дерево осыпался на пол. Затем глянул на зашевелившихся воинов, переваривающих его слова, глухо рассмеялся, пробормотал что-то себе под нос и резко махнул руками в их сторону. От него ударила сильнейшая волна ледяного воздуха, которая сбила его противников с ног и отбросила их прочь на несколько ярдов.

— Нет ну надо же! Вот скотина! Ну и кто из вас остановит меня? Зачем ждать еще шесть лет, если можно Повелителя призвать уже сегодня! Какие Правила?! Мощь Древнейших выше любых правил. Через час Владыка Хастур будет гулять по этим заснеженным пустошам, через день содрогнется весь север, через три дня Старейшие Боги вновь займут свое место над этим миром! Но для начала я вас всех отправлю на Серые равнины. Передайте Торду, что он просчитался, понадеявшись на Случай!

* * *

Конан достиг Обители Крома как раз вовремя, чтобы увидеть, как человек, которого он искал, входит в пещеру. Он не мог ошибаться, очертания скрывшейся фигуры были слишком ему знакомы. Мальчишка сжал зубы и полез наверх — его врага, проклятого ублюдка, ждал час расплаты. У самого входа он сбросил своё снаряжение, оставив только кинжал и копье, которое крепко сжал в руке. В Обитель он проник, стараясь не шуметь, пригнувшись к земле. Ему было хорошо известно, как звук может распространяться в пещерах — в иных местах даже шорох может быть подобен грому.

Конан ясно видел, что происходило в священном месте его народа. Разглядел, помимо ненавистного негодяя, уже знакомого ему Шанго и еще двух незнакомцев, в одном из которых с неприязнью опознал гиперборейца. Хорошо слышал беседу, проходящую на непонятном ему языке. Но все это время двигался по направлению к убийце, которому поклялся отомстить. Задержавшись лишь на мгновение, когда увидел, как тот сдирает со своего лица маску. Конан не поверил своим глазам: чужак, убивший его родичей, оказался сам киммерийцем. Когда колдун закончил свою речь, юный варвар стоял уже ярдах в десяти от него. Мальчишка преодолел их за доли секунды, намереваясь воткнуть короткое копье в спину ублюдку. Его подвела природа пещеры — под его бегущими ногами громко захрустели камни. Инбер резко повернувшись, шутя уклонился от копья и ударом ноги отбросил Конана назад к стене. Тот сильно ударился головой о скальную поверхность и потерял сознание.

Не тратя больше времени, колдун нанес мощный удар по Алтарю, с криком «Хастур!» От глыбы откололся совсем небольшой кусок, но тут же в воздухе возникло круглое окно, или даже Портал, за которым была лишь пустота, да мириады звезд. Но ненадолго. Жрец произнес несколько резких слов, после чего через портал внутрь пещеры потек туман и, повинуясь жесту колдуна, поплыл по воздуху в сторону трех поднявшихся воинов, чьи лица не предвещали обидчику ничего хорошего. Сам же желтоглазый киммериец, словно потеряв интерес к происходящему, повернулся к порталу, немного отошел от него и, широко расставив ноги, принялся распевать заклинания, сопровождая слова жестами рук

Туман очень быстро сгущался, уменьшаясь в размерах и становясь все более плотным. Сначала стал похожим на густой дым, какой бывает, когда сгорают влажные сосновые ветки. Потом на облако плотного серого пепла, что исторгают из себя вулканы, когда гневаются подземные боги. И наконец, превратился в высокое, футов семь, существо, отдаленно напоминающее человека. Оно передвигалось прямо, опираясь на две длинных конечности, сгибающиеся назад. Такие же длинные подобия рук, вместо пальцев оканчивались огромными кинжалоподобными когтями. Тело, угловатое и бесформенное, пропускало свет и в нем проглядывались призрачные очертания внутренних органов. На конусообразной бесшеей голове виднелось три угольно-черных размытых пятна, по-видимому, служившие существу глазами, и темный провал, напоминающий воронку, на месте рта. Не было ни эмоций, ни звуков — чудовище спокойно и бесшумно двигалось к изготовившимся к схватке воителям, а за ним оставался дымный эфемерный след.

Первым на его пути стоял гипербореец. У Сомниума не возникло ни капли страха, ни на секунду он не испытал сомнений, только встал в подходящую боевую стойку и прихватил поудобнее свой моргенштерн. Когда серая тварь приблизилась к нему на расстояние удара, оружие северянина взлетело и, почти без замаха, хлестко, мощно и точно устремилось ей в голову. Казалось, что череп существа, если такой и был, сейчас будет вбит в его тело, а то и разлетится на куски, но не тут-то было. Оно резко, неестественно изогнулось и, будто бы обтекло летящую шипованную сталь, ни на секунду не остановив свое приближение. Удар, не нашедший цели, бросил гиперборея немного вперед, а когда он восстановил равновесие, то обнаружил, что стоит с чудовищем лицом к лицу. Со стороны твари раздался первый звук, шипящий. Из воронки на ее голове в лицо Сомниуму выстрелил то ли пар, то ли порошок. Северянин стал задыхаться, покачиваться, из его ослабевших рук на землю с тяжелым стуком упал моргенштерн. Казалось, гипербореец вообще прекратил понимать, что вокруг него происходит. Существо из тумана не остановилось на достигнутом — махнув своими когтями оно надрезало руки Сомниума чуть выше его локтей, и они превратились в два висящих безвольных отростка. Затем чудовище чуть ли не нежно, как любимого, обняло ослабевшего воина и стало прижимать его к себе. Все крепче и крепче. Стал чувствоваться неприятный запах, тело человека задымилось и начало растворяться; плоть, кости, одежда, кольчуга — все исчезало на глазах. Через десять секунд на месте крепкого мужчины осталась только зловонная куча останков.

Мерзкая тварь переступила через то, что осталось от северянина, и, повернувшись к оставшимся людям, побрела в их сторону так же, как ранее шла к гиперборейцу — тихо, будто безмятежно. Черные пятна, заменяющие ей глаза теперь, казалось, просто сияли, пульсировали тьмой. На тех местах ее тела, которыми она недавно прижималась к погибшему человеку, виднелись постепенно успокаивающиеся бурлящие бугорки.

Шанго и Ангир переглянулись и тут же кивнули друг другу. Им обоим стало ясно, что в одиночку это отвратительное порождение кошмара победить нельзя. Необходима была совместная слаженная и опасная работа. Они почти одновременно сорвались с места и сообща напали на монстра, каждый со своей стороны. Правая рука боссонца размылась в воздухе и отправила в полет несколько метательных ножей. От части летящих клинков существо грациозно и молниеносно уклонилось, но некоторые всё же нашли себе пристанище в его теле. Несколько капель бесцветной жидкости показалось из ран, оттуда повалил редкий сизый дымок, и тварь издала противный свистящий звук, а через мгновение сверкнул и меч чернокожего, прочертив неровную полосу по ее спине.

Началась смертельная игра. Тварь никак не могла сосредоточиться на нападении: пока один воин отвлекал ее, другой тут же наносил очередной удар в ее спину. Несмотря на свою быстроту и силу она не была особенно умна. Видимо идеи о том, что можно немного сменить тактику, обойти свои жертвы, попытаться держать их перед собой, были просто недоступны ее пониманию. В итоге, через некоторое время, взмахи острых когтей уже не были такими быстрыми, зато закаленная сталь, раз за разом все чаще находила свою цель. Из глубоких ран хлестал бесцветный ихор, валили клубья зловонного дыма, но существо все еще достаточно уверенно стояло на своем подобии ног.

Жрец же с отрешенным видом, совершенно не обращая внимания на схватку, происходящую недалеко от него, продолжал напевать свои заклинания:

— Кхьее'ее тс'аярк лкерс Хастур! Йа, йа! Пх’нглуи мглв’нафх Ассатур Ка’йоса! Йа, йа! Тун'груи гуру’нату Кайван уга'уунагр! Йа, йа!

И с каждым словом его голос постепенно становился чуточку громче, а Портал все больше и больше.

Уклонившись от очередного рубящего удара боссонца, серая тварь отмахнулась левой конечностью вслепую, и тот, получив удар прямо в грудь, упал на пол пещеры. Прихрамывая, монстр скользнул к лежащему человеку и поднял левую «ногу» с явной целью раздробить голову Ангира, в очередной раз забыв, что есть еще и вторая жертва. Шанго тут же воспользовался тем, что тварь отвернулась, и нанес глубокий колющий удар, погрузив свой меч почти по рукоять в ее спину. Она издала противный булькающий свист — клинок южанина поразил один из внутренних органов.

Гильдеец перекатился, легко избежав тяжелой серой конечности покачнувшегося чудовища, которое даже будучи раненым, постаралось его прикончить, и, вскочив на ноги, метнул в него свой меч, что держал в правой руке. Тот вонзился в одно из темных пятен на голове неведомого существа. Оно зашаталось, взмахнуло своими подобиями рук, и свалилось на землю, изгибаясь в агонии. Через несколько секунд оно успокоилось навеки, от мертвого тела повалил дым, распространяя вокруг невыносимое зловоние. Тварь начала испаряться прямо на глазах.

Но воины не пожелали наслаждаться этим зрелищем, а подобрав оружие, поспешили к тому, кто все это затеял — желтоглазому киммерийскому колдуну. Шанго и Ангир были уже в нескольких шагах от жреца, когда картина в Портале заставила их остановиться. К зрелищу звезд и пустоты прибавился пейзаж какой-то серой, холодной земли, медленно приближающейся и закрывающей сияние небесных светил. Теперь казалось, что перед ними окно в какой-то другой мир, совершенно иной, чуждый человеческому рассудку. С высоты не менее мили, из него были видны бесконечные орды чудовищ. Шанго как-то, в бытность свою в Стигии, видел горшок наполненный живыми скарабеями — те, находясь в тесноте сосуда, пытались вырваться наружу, копошась, бурля, мешая, топчась и прыгая по телам друг друга. То, что он сейчас лицезрел, разбудило эти воспоминания. Там, внизу, были твари и похожие на ту, с которой люди только что сражались, но они казались совсем безобидными по сравнению с существами еще более отвратительными, мерзкими и огромными, которые двигались рядом с ними.

Внезапно раздался низкий тяжелый звук, будто огромный валун упал с большой высоты.

Лицо колдуна засветилось от счастья:

— Что смертные, хотите узреть Хастура?! Это его поступь!

Тяжелый и низкий звук повторился, но уже гораздо ближе. Зрелище чудовищных орд заслонила огромная тень, в которой постепенно стали проглядываться кошмарные очертания. Теперь Портал с той стороны загораживало Нечто, и это Нечто, судя по всему, очень хотело в этот мир.

Оба воина не сговариваясь, бросились к жрецу, но внезапно послышался резкий шелестящий звук, и через расширяющийся с каждой минутой Портал вылетело громадное щупальце, обогнуло продолжившего свои наговоры жреца и окружило его словно барьером. Серое, слизкое, покрытое бесчисленными наростами, дергающимися в неведомом ритме, с присосками в нижней части, больше похожими на провалы пастей с загнутыми внутрь зубами, сокращающимися и пульсирующими, оно извивалось по полу пещеры, оставляя гадко выглядящие следы. Один рывок чудовищной конечности, подобный взмаху гигантской плети, и воинов отбросило от читающего заклинание жреца. Боссонец выхватил метательный нож, и тотчас бросил его в желтоглазого киммерийца, но щупальце, словно видя летящую сталь, взбугрилось волной и поймало его собой. Спустя мгновение какая-то внутренняя сила выбросила клинок наружу и тот звонко упал на пол, не оставив на слизкой плоти ни малейшего следа.

Портал к этому времени уже достиг десяти ярдов в диаметре, и теперь не только для щупальца имелось место — Нечто страшное заглянуло в этот мир. В провале мелькнул краешек огромной блестящей черной сферы, вот по ней на миг скользнула тонкая пленка и, невольно, стал напрашиваться вывод, который мозг просто отказывался принимать: это был Глаз существа из иной реальности.

Шанго с усилием оторвал взгляд от него и посмотрел на колдуна. Ему еще не доводилось видеть человека, который был бы настолько счастлив. Чернокожий воин вздрогнул, когда услышал рядом непонятный звук. Оказалось, это заскрипел зубами боссонец.

— Есть идеи? — произнес Шанго.

— Никаких. Разве что броситься на меч, — был ответ.

Гигантский Глаз бдительно следил за каждым движением воинов, да и само щупальце казалось, чувствовало их — дергающиеся наросты тянулись по направлению к людям и даже резкий взмах рукой порождал конвульсию всей огромной конечности. Стало ясно, что прорваться к жрецу будет очень сложно, если вообще не невозможно. Хотя если снова напасть вдвоем… может одному из них и повезет.

— Попробуем? — хрипло выкрикнул Шанго.

— Давай, все равно подыхать…

Но как воины не старались, проклятое щупальце не давало им приблизиться даже на ярд. Будь воины втроем, может, и был бы шанс, но их было только двое.

* * *

Конан очнулся, морщась от боли в затылке и, услышав страшный шум, с трудом открыл глаза. И с ужасом увидел, то, что творилось у Алтаря. Жрец и убийца его соплеменников громко то ли читал, то ли напевал заклинание, а в его голосе ясно чувствовались нотки триумфа. Прямо около Алтаря висело громадное Око неведомого существа, заглядывающего в этот мир. Гиперборей куда-то делся, а Шанго и второй наемник безуспешно пытались пробиться к колдуну, но странное щупальце, которое Конан даже в диких фантазиях не мог придумать, блокировало любые их попытки достигнуть цели. Удары мечей не приносили никакого ущерба, пробраться, перескочить через такую громадину тоже не получалось. Раз за разом воины отлетали прочь.

Конан вытащил широкий кинжал и крепко сжал его в загорелой руке.

Жрец, наконец, решил, что Портал раскрылся достаточно широко и прокричал:

— Да придет Повелитель! Да придет Хастур Неизрекаемый! Йа, клаха! Хастур! Хастур! Хастур!

Он занес руку с зажатым камнем над Алтарем. Настала решающая минута. Все пространство пещеры заполнили густые токи энергии, не имеющей с реальным миром ничего общего. Стало трудно видеть, тяжело дышать, по всему телу появились неприятные ощущения зуда и покалывания. Время для всех, кто присутствовал в этом месте в этот час, замедлилось. Казалось, что приход Неминуемого уже неизбежен….

Конан бросился к колдуну, игнорируя все неприятные ощущения. Он перепрыгнул щупальце неведомого существа, которое, по-видимому, и знать то о нем не знало, преодолев живой барьер, окружавший его кровного врага и, оттолкнувшись от пола, запрыгнул ему на спину. Левой рукой юноша вцепился в лицо жреца, сдавив пальцы так, что они ногтями порвали кожу мерзавца, а спустя мгновение отточенный киммерийский клинок вонзился тому в горло, распоров его словно бурдюк с водой. Колдун захрипел, в зияющей ране что-то забулькало, ноги его подкосились, и он бешено сотрясаясь, свалился на пол, едва не забрызгав Алтарь своей кровью.

Послышался громогласный, сводящий с ума вой — разочарованное божество явило смертным всю силу своей ярости. Впрочем, совсем скоро он стал еще более громким, немного сменив тональность, и люди, хоть и совсем кратко, познакомились с тем, как может кричать от боли бог: Портал, связывающий миры, внезапно задрожал и за доли секунды закрылся с громовым хлопком, мгновенно отрубив змеящееся щупальце, которое Хастур так и не успел убрать. Судорожные метания чернеющей прямо на глазах отчлененной конечности сбили с ног обоих наемников и отбросили к стене Конана, но уже спустя минуту, останки потусторонней сущности упокоились и застыли мертвой горой смердящей плоти.

Конан, Ангир и Шанго подошли к Алтарю, на котором появились первые пятна солнечного цвета. Наступил Восход.

— Все кончено, — глухо произнес Ангир.

— На сегодня да, — ответил Шанго. Затем, помолчав немного, продолжил: — Помнишь, как этот сын осла с наклеенной физиономией говорил про то, что не хочет ждать шесть лет. Возможно, когда пройдут эти годы, снова повторится то же самое, что и сегодня. И неизвестно, кому будет суждено стать на пути его дружков. Может быть даже ему! — он кивнул на Конана.

— Кто знает… У богов свои правила. Но вообще этот парень считай нас спас.

Асассин подмигнул Конану:

— Молодец, воин.

Все трое, больше не говоря ни слова, вышли из темной пещеры на свежий воздух и стали наблюдать за тем, как над горизонтом поднимается алое ласковое солнце….

Эпилог

Спуск с Бен Морга потребовал некоторого времени. Мальчишка, оказалось, очень хорошо знал язык асиров, а поскольку на нем худо-бедно разговаривали и оба наемника, это сильно упростило общение. Останки недавней битвы, что сейчас оскверняли Обитель Крома, было решено не трогать. Конан пообещал привести сюда своих соплеменников, которые сумеют правильно очистить священную пещеру. Это, в принципе, очень устраивало Ангира и Шанго, так как каждый из них подсознательно желал побыстрее покинуть это место. Место несбывшихся надежд и обманутых ожиданий.

Ночное ненастье исчезло бесследно. На бескрайнем голубом небе ярко горело приносящее тепло светило, заставляя ослепительно сиять снежное полотно, которым были укрыты земля, горы и лес. Ветер утих, как будто его и не было. И даже мороз, что по всем приметам просто обязан был царствовать в такую погоду, отсутствовал напрочь. Казалось, улыбаются боги, словно довольные тем, как все закончилось.

Когда три человека достигли подножья горы, усталость и моральное истощение все же взяли свое, поэтому было решено ненадолго остановиться для отдыха. Подложив под себя, кто что мог, для того, чтобы не сидеть на холодном снегу, мужчины расположились полукругом и разложили в середине свои съестные припасы, соорудив, таким образом, своеобразный совместный «стол». Некоторое время они упивались покоем и не спеша наслаждались едой.

— Мда, — произнес наконец Шанго, — обвели нас вокруг пальца, как простачков. Не очень-то приятно это осознавать, — он сделал хороший глоток вина. — Ломанулись на край мира из-за пары слов…

— Не скажи, — ответил Ангир, дожевав кусок копченого мяса. — Ведь эту «пару слов» нам сказал не какой-то там бродяга из подворотни. Тот киммериец устроил такое представление, что любой бы поверил.

— Ну, да, согласен, — рассмеялся чернокожий. — Что может заставить толпу незнакомых людей броситься в неизвестность? Только обещание такой награды, за которую не жалко и жизнь отдать. А тут Дар бога… Да, ты прав, — южанин печально кивнул, — любой бы поддался соблазну. Хитер Торд, нечего сказать.

— Хитер! — согласился Ангир. — И весьма непрост. В конце концов, своей жизнью пожертвовал.

— Да. Наверное, он раньше попытался остановить этого урода, но не преуспел. Ну и видимо, случилось с ним что-то нехорошее, раз уж сам он не смог отправиться в путь.

— Например, медленно действующий яд, — проговорил боссонец. — Согласен. Потому и наобещал людям, неплохо держащим меч в руке нечто такое, что заставит их пойти на край света, надеясь, что они помешают его врагу в нужный день и час, приняв за очередное испытание на пути к Дару.

— С другой-то стороны не очень-то мудрое решение. Выходит он рассчитывал только на Случай, — произнес Шанго. — А если бы мы не пошли? А если бы не дошли? Кто бы тогда стал на пути колдуна?

— Как видишь, эта его надежда на случай оправдалась. Торд, как азартный игрок, поставил все, что у него было на кон судьбы, и бросил кости. И выиграл. Да и походу выбора у него другого не было.

— Может быть, может быть…, — Шанго прищурился, глядя на горизонт.

— Врать нехорошо! — вмешался в беседу Конан.

Шанго повернулся и увидел, как в него уперся суровый взгляд немигающих синих глаз.

— Да, нехорошо, — медленно проговорил чернокожий. — Но иногда просто необходимо. Я немного знаком с вашими обычаями и многие из них близки мне, но некоторые все же кажутся чересчур суровыми. Посуди сам, воин. Уверен ли ты, что сумел бы остановить эту мерзопакость, если бы меня здесь не было?

Конан некоторое время помолчал, а потом произнес:

— Не знаю…. Нет, не уверен.

— А теперь встань на мое место и подумай — что я должен был сказать, чтобы твои сородичи не прикончили меня как только я заикнусь о Бен Морге?

Мальчик пожал плечами.

— Вот видишь. А с другой-то стороны, — улыбнулся Шанго, — частично мое пророчество исполнилось. Колдун оказался колдуном, и, в конце концов, именно я привел ему смерть. Тебя, Конан.

— Какое пророчество? — поинтересовался Ангир.

Южанин рассказал ему побасенку, которую придумал и о том, как ее восприняли в киммерийской деревне. На лице гильдейца появилась улыбка и он пару раз позволил себе рассмеяться.

В итоге они решили поведать Конану большую часть истории, приведшей их в эту далекую северную страну. Тот, молча, слушал и запоминал.

С едой было покончено и теперь все трое, собравшись, стояли у подножия священной горы киммерийцев. Пришло время расставаться.

— Ты куда теперь? — спросил чернокожего Ангир.

— В Аквилонию. А ты?

— В Пограничье, а потом не знаю. Возможно в Бритунию. Тогда…, до встречи.

Три воина пожали друг другу руки, еще раз окинули взглядом Бен Морг, и зашагали каждый в свою сторону.

* * *

Конан прямым путем двигался в сторону родной деревни. Теперь ему было не от кого скрываться, да и после недавней встречи с Нахта идти по родным землям клана было, не в пример, безопаснее. Последствий своей выходки с побегом он не боялся. В конце концов, он теперь воин и даже герой. Мальчик это осознавал без ложной скромности, не чувствуя однако никакого самодовольства и чванства. Киммерийцам это чуждо. Он просто принимал все как факт. Ну, накажет его Ниал своей тяжелой рукой, но думается и удары эти не будут такими уж жесткими. Положительные последствия его поступка явно перевешивали последствия отрицательные.

Молодой воин нес своему клану очень важную вещь. Знания. Сначала их узнают его сородичи, а очень скоро и весь киммерийский народ. Конан очень внимательно выслушал рассказ двух чужестранцев. Самое главное, что он из него почерпнул, это то, что членами культа, который хочет вызвать Древних Богов, а значит и повредить Крому, являются именно киммерийцы. Это значит, что где-то здесь, на родной Конану земле, есть гнилое пятно, сосредоточие мерзости и зла — логово этих недостойных людей. Но ничто не может скрыться от взгляда киммерийца! Скоро по всем кланам пройдет кровавое копье, и весь его народ приступит к поискам нечисти! Культ Древних Богов обречен!

Однако Конан историю эту все-таки планировал рассказать довольно осторожно. Он не желал, чтобы чужеземцы, которые помогли ему спасти его народ, от этого народа и пострадали. Мало ли где в жизни доведется столкнуться. Нет, врать мальчик не будет. Несмотря на слова Шанго, это было все так же чуждо ему. Но ведь всю правду можно и не рассказывать. Пускай киммерийцы считают, что чернокожий получит таки награду своей стигийской богини.

Впрочем, рассказы чужестранцев зародили у него еще одно желание, которым он ни в коем случае не собирался делиться. Впервые ему захотелось поглядеть на тот большой мир, из которого они пришли. Узнать, почувствовать, увидеть. Возможно не сейчас, возможно позднее, но он должен посмотреть, что там за горами…

* * *

Ангир подкинул на плече мешок, устраивая лямку поудобнее. За спиной у него оставался Бен Морг, призрак несбывшихся мечтаний, а впереди лежала дорога домой, в Пайрогию. Боссонец привычным быстрым шагом отмеривал милю за милей, размышляя о событиях сегодняшнего утра.

«Не дай Сэт еще раз такое увидеть подобное зрелище. После такого и спятить недолго», — богатое воображение ассасина в который раз услужливо нарисовало перед ним мерзкое гигантское Око, и Ангир сплюнул, словно у него во рту было что-то мерзкое.

Однако, похоже на то, что эта история еще не закончена. Почти наверняка этот спятивший киммериец был не одинок в своих стремлениях. Кому выпадет в следующий раз остановить приверженцев Древних Богов?

«Надеюсь, это будут не я», — подумал Ангир. «Знал бы наперед чем закончится это путешествие почти на край материка…. Ай, плевать! К Нергалу все! Теперь дорога только домой, наверняка там уже меня заждались. В конце концов, я могу стать одним из лучших асассинов и благодаря своим собственным силам, без вмешательства богов».

Боссонец оглянулся в последний раз на священную гору киммерийцев, и продолжил свой долгий путь на восток.

* * *

Шанго устроился за одиноким столом в немноголюдной таверне. Она была единственным заведением подобного рода на всю Медуллу, это он узнал еще в прошлый раз. Поэтому недостаток посетителей, скорее всего, объяснялся тем, что время было слишком ранним — солнце, что на удивление вот уже который день согревало зимнюю землю, только пересекло точку зенита. По крайней мере, незаметно было, чтобы хозяин таверны бедствовал.

Как это ни парадоксально, пеший путь от Бен Морга до города оказался гораздо более быстрым, чем было конное путешествие отсюда в клан Конана. Стало быть, лошадям в тех местах явно делать нечего. На обратном пути чернокожий не встретил ни одного киммерийца, чему был, в принципе, даже рад. И вот, спустя несколько дней после того, как ему довелось заглянуть в глаза чудовищного божества, он спокойно себе сидел здесь, в медульской таверне, неспешно пил вино и думал о разном.

Корил ли он себя за то, что поддался пустым обещаниям и отправился в далекую даль? Ведь уже месяц назад, в тот ключевой день, когда он искал информацию в библиотеке Донатоса, у него зародились определенные сомнения. Нет, не корил. «В конце концов, — с еле заметной улыбкой подумал Шанго, — он помог спасти мир». Да и не только мир. Он вспомнил длинный путь и все испытания, которые преодолел на нем. Тех людей, которые без его помощи были бы обречены. Он ни о чем не жалел и, в итоге, даже был благодарен этому Торду, который его обманул. Их всех обманул.

Эти его, все же довольно мрачные мысли, сбили два гандерских гвардейца, что ввалились в таверну и, усевшись недалеко от него, стали громко и весело разговаривать. И действительно, и ему-то чего хандрить? Все ведь закончилось.

Шанго, подлив себе вина, стал думать над тем, куда ему отправиться дальше. Скорее всего, стоит начать с Тарантии. Зафира, девочка, наверняка уже оклемалась и наверняка не прочь с лихвой отблагодарить спасителя. Да и Люпина, без сомнения, пожелает ей помочь. Потом, не мешало бы навестить этого рыцаря, Авлия Веракса. Вот уж кому, а ему точно будет интересно узнать, чем все закончилось, да и вообще всю правду услышать. Ведь уже ни одной тайны не осталось. Хотя…. нет.

Чернокожий помрачнел. Остались эти грязные политические интриги, связанные с гибелью бедной дочки Нимеда. Зачем Зингаре нужна ее смерть? Зачем ей обострять и так непростые отношения Аквилонии и Немедии? Ведь как ни крути, уже множество лет Зингаре удается сохранять нейтралитет с троном Тарантии и тот служит ей естественным щитом от всех по-настоящему опасных противников. Что же, в этом мире нет ничего простого….

Шанго допил вино, бросил на стол несколько медных монет и уже собрался уходить, как услышал нечто заставившее его сесть обратно на место. Это говорили его соседи, те два громких и веселых гандера.

— А ты слышал, — сказал один из них, долговязый тип с густой шевелюрой всклокоченных волос, — что Зингаре удалось-таки уговорить нашего Хагена заключить с нами военный союз? Их король сказал, — мужчина набрал за щеки воздуха и постарался произнести следующую фразу как можно более пафосно, — что «никогда не оставит своего царственного собрата один на один с этим немедийским хищником».

— Ага, герои! Аж тошнит. Что они, как припрет, свои галеры сюда по суше потянут? Жди их. Да и какие из них бойцы? Что они, что Аргос тот же. Паллосову равнину и ту поделить не могут.

Шанго хорошо был наслышан об этом месте и даже был там пару раз. Равнина эта, будучи довольно плодородной землей, давно являлась спорной территорией между Аргосом и Зингарой. Та и другая сторона с завидной регулярностью объявляла ее своей, но вот уже который год, ни одна из них, никаких решительных действий по этому поводу не предпринимала. Это привело к тому, что на деле над этой землей не было ничьей власти. А значит и порядка. На сегодняшний момент равнина являлась эдаким Пограничным королевством в миниатюре. Куча мелких князьков, которым служило всякое отребье, превратили зеленую плодородную землю в довольно мрачное место.

— Ага, Паллосова равнина! — засмеялся первый гандер. — Ты ни за что не поверишь!

— Чего с ней!?

— Аргос, узнав про наш с Зингарой союз, быстренько признал за ней право на эту землю. Они там уже все подписывают!

— Пятая коленка Митры! Ну а я что говорил? Какие из них…

Но Шанго их уже не слушал. На него напал безудержный смех, заставивший большинство посетителей таверны таращиться на него, как на безумного. Но ему было все равно…

29.08.07–19.07.09

Оглавление

Пролог

Глава I

Глава II

Глава III

Глава IV

Глава V

Глава VI

Глава VII

Глава VIII

Глава IX

Глава X

Глава XI

Глава XII

Глава XIII

Глава XIV

Глава XV

Глава XVI

Глава XVII

Глава XVIII

Глава XIX

Глава XX

Глава XXI

Эпилог

Реклама на сайте