«Трон императора»

Мощенная квадратными плитами дорога, огибавшая площадь, называлась Белой, поскольку соединяла Царские ворота и дворец Царя царей, Императора Карнагрии. В эти ранние часы дорога, в общем-то, отвечала своему названию благодаря трудам городских метельщиков. Но первые навозные плюхи уже «украсили» ее, а к полудню прохожим придется очень внимательно глядеть под ноги, чтобы не соскребать потом липкое и вонючее с подошв.

Час был ранний, однако торговля уже началась, и мальчишки-зазывалы вопили во всю мочь отдохнувших за ночь глоток.

Но это на рынке. У домиков же, выстроившихся вдоль Белой дороги, в это время суток было далеко не так оживленно, как в более темные часы. То, чем здесь торговали, ночью пользовалось большим спросом, и здешние зазывалы к утру притомились. Тем не менее трех воинов в красных доспехах и таких же красных плащах, гордо шествовавших по самой середине улицы, пытались остановить трижды на протяжении всего пятидесяти шагов. Щедрость и любвеобильность лучших солдат Карнагрии, Гвардии Императора, Алых, равнялась их воинской доблести. Но воины только отшучивались. Они уже избавились от избытка семени и искали других развлечений.

И нашли.

На деревянной лесенке, ведущей к занавешенным красно-черной тканью дверям, на корточках сидел самериец.

Трое Алых, как по команде, замедлили шаг и переглянулись. Из-за плеча чужеземца торчала рукоять меча. Заманчиво!

– Эй, брат,– громко сказал один солдат другому.– Что там делает эта грязная обезьяна?

– Я думаю, обезьяна гадит! – отозвался второй.

И испустил соответствующий звук.

– А почему она не сняла штаны? – поинтересовался первый.

– Потому что это самерийская обезьяна! – подчеркнуто серьезным тоном ответил второй.– У них там ходят голышом. Она привыкла.

– Да нет! – вмешался третий.– Она просто засмотрелась на ту ослицу. Знаешь, у самерийцев слабость к ослицам. Засмотрелась и забыла снять штаны.

Трое остановились напротив лесенки.

Мишень их шуток, самериец, даже не шелохнулся. Его широкое, с темной, морщинистой кожей лицо не выражало никаких эмоций. Как будто он не понимал карнитского диалекта.

Алых это еще больше раззадорило.

– А почему она не кланяется нам? – спросил третий.– Почему вонючая самерийская жаба не выказывает нижайшее почтение?