«Принц вечности »

Это повествование о Дженнаке, сыне Джеданны, одиссарского сагамора; о Дженнаке-долгожителе, Великом Сахеме Бритайи, отмеченном богами. Продолжая свою летопись, я напомню читателям, что в первой книге («Другая половина мира») Дженнаку двадцать лет, и события ее разворачиваются в 1532 году от Пришествия Оримби Мооль; в этом втором романе ему уже пятьдесят – и, соответственно, действие происходит в 1562 году. В настоящий том также включено описание мира Дженнака, и тому, кто желает быстрее ухватить суть, я рекомендую ознакомиться с небольшим введением к этим комментариям.

А теперь читайте – с подобающей вдумчивостью и неторопливостью, ибо, как говорят в Одиссаре, торопливый койот бегает с пустым брюхом. И да будет с вами милость Шестерых!

Михаил Ахманов

Длинное измеряют коротким, широкое – узким, тяжелое – легким; деяния же человеческие измеряются совестью. Но нельзя отплясывать с ней танец чиа-каш; нельзя называть черное белым, злое добрым, недостойное достойным. Изумруд зелен, рубин ал, и этого не изменить даже богам.

За три десятилетия чешуйка со спины морского змея совсем не потускнела. Бережно хранимая в ларце, вместе с кейтабской чашей из голубой раковины, пергаментным свитком, белоснежным женским шилаком и другими памятными вещицами, эта пластинка величиной в две ладони светилась таким же зеркально-серебристым блеском, как и в тот день, когда Дженнак сорвал ее с исполинского мертвого тела, простертого на камнях, на берегу крохотного заливчика, служившего морским змеям кладбищем. Теперь, оправленная в металл, чешуйка сделалась зеркалом – не простым, но как бы представлявшим грядущее обличье посмотревшего в нее. Она была чуть выпуклой, и человеческое лицо в ней странным образом искажалось, выглядело старше, словно его обладателю вдруг добавили пятнадцать или двадцать лет; морщины становились глубже, глаза – тусклей, черты – более расплывчатыми и неопределенными. Но к самому Дженнаку это не относилось. Достигнув зрелости, он выглядел тридцатилетним, и этот облик не должен был меняться в ближайшие столетия – ибо власть времени над светлорожденным кинну была не такой всеобъемлющей и разрушительной, как над прочими людьми.