«Грабители Скэйта»

Крепкие веревки удерживали И Хана на плоской и жесткой поверхности, на которой он лежал.

Над его головой было чересчур много света. Он едва мог различить лицо, склоненное над ним. Лицо, которое шевелилось и пульсировало в такт с его кровью. Красивое лицо цвета полированного золота с удивительно кудрявой шевелюрой. Рядом, в тени, были и другие лица, но значение имело только это лицо. Он не мог не вспомнить кому принадлежит это лицо, но знал, что это важное лицо.

И снова боль. И укол иглы.

Золотое лицо задало вопрос.

И Хан слышал его, он не хотел отвечать, но выбора не было. Яд растекался по его венам и вынуждал отвечать.

Он говорил щелкающим, ворчащим языком, примитивным, едва ли более сложным, чем язык высших обезьян.

Пенкавр-Чи, золотистый человек, сказал:

— Интересно. Каждый раз он возвращался к этому. Приведите Эштона.

Привели Эштона.

Тот же вопрос. Тот же ответ.

— Вы его приемный отец? Знаете ли вы, на каком языке он говорит?

— На этом языке говорят аборигены Сол Одик. Он воспитывался там после того, как его родители были убиты. До того как я его взял — ему было тогда около четырнадцати лет — он не знал другого языка.

— Вы можете перевести?

— Я был одним из администраторов Сол Одик. Одной из моих обязанностей было защищать аборигенов от шахтеров. Мне не всегда это удавалось. Но я хорошо их знал. В их словаре нет слов для обозначения интересующих вас понятий.

— Ах, вот как! — сказал Пенкавр.

— Ладно, я подумаю.

Миллион колокольчиков Гед Дарода нежно звенели под кровлями и спиралями Нижнего города. Их раскачивал теплый ветер. Это был радостный звук, символизирующий любовь и доброту. Но на переполненных улицах, между храмами посвященными Старому Солнцу, Матери Скэйта, Матери Моря, Богу Мрака, Богине Льда и их дочери Голоду — этой смертоносной троице, которая завладела уже половиной планеты — люди были молчаливы и встревожены.