«Небесное Око»

Дэвид Кек Небесное Око

Глава 1 Ноцкий тракт

Лошади вели себя беспокойно, словно знали, что близится Ночь Странника.

Дьюранд почесал шею, поглядывая сквозь морось на ветви деревьев.

Они ехали домой, и он должен был провести своего господина знакомыми тропами. Деревья подступали прямо к дороге; от каждого порыва ветра листья начинали шелестеть — казалось, лес что-то шепчет путникам. Через час опустится ночь, застигнув их в дороге, а в Ночь Странника ни один храбрец не отважится заночевать под открытым небом.

— Если бы я знал, что твой отец живет в такой глуши, я бы тебе так сказал: "К чему шляться по Гиретским лесам, ожидая отцовских подачек, мы тебя посвятим в рыцари в той одежде, что на тебе". Не наряд делает человека рыцарем. Я сейчас еду и голову ломаю — неужели барон может жить в такой глуши? Неужели здесь находится его дом? А есть в этом доме стены? А крыша? Обиталищем ему, надо полагать, служит медвежья берлога. К чему она тебе? — пошутил сэр Кирен.

Дьюранд оглянулся, бросив взгляд на Кирена. Старого Кирена прозвали Лисом. На Лиса он и был похож — тонкокостный, густые рыжие усы лишь усиливали сходство. Именно сэр Кирен предложил отправиться в путь и по выражению его глаз Дьюранд заключил, что старый лорд уже догадался — они заблудились.

— Он не медведь, сэр Кирен, — отозвался Дьюранд.

— А деревня? Твое наследство? Мне хочется взглянуть на Грейвенхольм и на старого бедного скорбящего Оссерика, чьи владения ты должен унаследовать. Старик, чей сын сгинул в волнах, старик, живущий среди лесов, зная, что настанет день, и жестокосердный младший сын его сюзерена все приберет к рукам.

Дьюранд грустно улыбнулся.

— Я знаю, ты сам родом из этой глуши, — начал Кирен. — И вот я хочу спросить… Владыка Небесный!

Дьюранд ткнулся головой в ветви, а его лошадь, заржав, встала на дыбы. Лишь неимоверным усилием ему удалось удержаться в седле. Пытаясь унять Брэга, Дьюранд одновременно шарил повсюду глазами, пытаясь понять, что напугало его скакуна, и увидел, как на тропе сверкнула пара желтых глаз.

Спустя мгновение Дьюранду удалось поудобнее перехватить поводья. Он посмотрел вниз. Что-то металось под копытами Брэга. Это был серый в крапинку щенок, который время от времени задирал голову, чтобы кинуть вверх взгляд своих желтых глаз.

— Успокойся, Брэг, — повторял Дьюранд, — Успокойся. Ну же. — Охотничьей лошади Дьюранда было далеко до боевого коня, однако, подчиняясь уверенному голосу хозяина, она постепенно успокоилась.

Дьюранд внимательно посмотрел на трясущегося щенка, вжавшегося в дорожную грязь. Неожиданно Дьюранду в голову пришла мысль, что зверек — вовсе не щепок.

— Послушайте… — начал он и осекся, увидев, как побледнел его господин. Окаменев, он уставился на нечто, находящееся за спиной Дьюранда.

Дьюранд медленно повернулся.

Недалеко от них на тропе стоял серый волк размером никак не меньше человека. Дьюранд отродясь не видел этих тварей так близко.

В пустоземье с волками не сталкивались. Ими разве что пугали детей, да изредка до селений доносился вой. Яркие, как свечи, глаза волка вперились в Дьюранда. Путники заплутали, до ближайшей деревни были долгие лиги пути — именно такие несчастные и становились добычей волков. Волк издал низкий глухой рык — словно тяжелые цепи загрохотали.

Дьюранд и Кирен, застыв, глядели, как волчонок, проковыляв вперед на толстых лапах, прижался к твари. Казалось, он совершенно не боится длинных острых клыков. Зверюга, опустив жуткую голову, ткнулась в волчонка носом, словно целуя его.

— Господи, да это… — начал Дьюранд. Он уже был готов признать, что слишком плохо подумал о волках. Но в то же мгновение тварь распахнула пасть и проглотила волчонка.

— Дьявол! — воскликнул Дьюранд.

Волк его услышал.

Желтые клыки волка покраснели от крови. Он поднял тяжелый взгляд на Дьюранда и, качнув головой назад, проглотил добычу.

Невозможно.

Дьюранд извлек из ножен меч.

Волк не сводил с путников взгляд.

Живот хищника вздулся, судя по всему, несчастный волчонок, оказавшись в желудке, все еще был жив.

— Силы Небесные, — произнес Кирен, складывая ладони в знак Небесного Ока. — Чудовище.

Дьюранд крепко сжал рукоять меча. Волк, сверкнув глазами, щелкнул зубами. Зверюга сжалась, как пружина, и прыгнув, скрылась за деревьями, исчезнув так же неожиданно, как и появилась.

Дьюранду казалось, что за деревьями, вперив в него взгляды, таятся Небесные силы и силы тьмы. По серебристому лезвию его клинка пробежал холодок, забирая из пальцев все тепло. Сердце учащенно билось.

— И что же за несчастье пророчил нам этот зверь? — спросил сэр Кирен.

— Ума не приложу, — ответил Дьюранд. — Разве что священник смог бы ответить на ваш вопрос.

— Отродясь такой твари не видел. Я помню патриарха, старого Оредгара, он всегда желал знать… — старый рыцарь неожиданно решил сменить тему. — Давай-ка поглядим, удастся ли нам найти какой-нибудь приют в этом лесу.

Они тронулись в путь и через некоторое время приехали в деревню — первую деревню, на которую они наткнулись, проплутав двадцать лиг.

— Где мы? — спросил Кирен.

Дьюранд замер. Неожиданно до него дошло, куда привел их тракт.

— Грейвенхольм, — выдохнул он. Голос от волнения сел и был похож на рычание волка.

— Твои владения? — прошептал Кирен.

Проделать такой путь, столкнуться с волком и все-таки попасть туда, куда им нужно…

Дьюранд нашел в себе силы кивнуть.

— Черт, — пробормотал Кирен, складывая ладони в знак Небесного Ока.

Дьюранд молчал. В сумерках, пришедших на смену уходящему дню, перед ними раскинулось поле, поделенное на лоскутки-наделы. Неподалеку от поместья несла свои воды река Плейтуотер. Дьюранд уже бывал в этом поместье; сидя за столом, он пытался утешить старика, погрузившегося в бездну отчаяния.

— Грейвенхольм… — пробормотал Кирен — Твои владения…

— Когда-нибудь они станут моими, — поморщился Дьюранд. Поместье пока еще занимал старый владелец — одинокий вдовец, последний в роду.

— Черт возьми, — выдохнул Кирен облачко пара. — Скорее в дом, хочется побыстрее оказаться в тепле и укрыться от непогоды.

Рыцарь пустил своего чалого в поле, держа направление к краю гона [Гон — конец полосы пашни, которую проходят в одну сторону, без поворота, при вспашке и севе. (Здесь и далее прим. переводчика)]. Откуда-то издалека доносились звуки скрипки.

— Смотри, — произнес Кирен.

В тумане виднелись окошки деревенских домов. У берегов реки сгрудились стада. От воды шел пар, поэтому казалось, что вместо воды в речке течет горячий бульон.

— А это, надо полагать, усадьба Оссерика.

У самой воды стоял амбар, а возле него скалой возвышалось деревянное здание, крытое соломой.

— Неплохо, правда, если здесь придется держать осаду, надо будет кое-что подправить.

Придет когда-нибудь день, и Дьюранд получит эту усадьбу. Но сейчас он чувствовал себя грабителем, собирающимся вломиться в чужой дом. Стемнело, времени совсем не оставалось.

— Который из двух домов — амбар? — усмехнулся сэр Кирен.

— Не знаю, — ответил Дьюранд. — Мне без разницы.

— Еще бы. Все-таки тебе повезло — у тебя есть своя земля. Судя по всему, ров здесь выкопали для того, чтобы скотина не добралась до зерна. В таких усадьбах — подобное не редкость. Это тебе не Акконельская цитадель. Впрочем, у твоего отца не так уж много вассалов. Если это все, что он сумел…

Дьюранд должен получить больше, чем смел ожидать. Младшим сыновьям, как правило, не доставалось ничего.

— Ров подойдет для уток и гусей, — продолжал старый рыцарь. — В самый раз.

— Мне тоже подходит, — произнес Дьюранд. Он потратил четырнадцать лет, чтобы заслужить право на владение этими землями. Отец в принципе мог и так передать ему эти земли, однако только рыцарь мог наследовать владения рыцаря.

Неспешным шагом они пустили лошадей вдоль рва. Дьюранд кинул взгляд вперед, туда, где темно-серое небо сливалось с лесом. Где-то там, за облаками, Небесное Око клонилось к закату. Почти совсем стемнело.

— Сэр Кирен, — произнес Дьюранд. — Если вы хотите добраться до замка моего отца до темноты, нам надо ехать быстрее.

— Уже и так стемнело, — ответил Кирен. — Барону придется подождать сына еще одну ночь.

— Нам осталось всего около лиги, — возразил Дьюранд. — До Эльмского перепутья самое большее лига, а дальше — прямо, — до замка отца — рукой подать.

— Когда мы пересечем поле, будет уже темень, — Кирен подался вперед, вглядываясь в кромку леса. — Или ты уже забыл о нашей сегодняшней встрече с волком?

— Если я поеду к Оссерику, то буду похож на ворона, прилетевшего на запах тлена.

— Государь Небесный, ты забыл, что сегодня Ночь Странника? В доме, у очага ты в полной безопасности, но если ты под открытым небом… Под небом свой путь вершат не только смертные. На дороге мы будем одни. Ты это понимаешь?

— Сэр Кирен, нам осталось всего две лиги. К тому же мы поедем по хорошей дороге.

Дьюранд увидел, как в раскрытом окне усадьбы Оссерика скользнула человеческая фигура. В усадьбе было время ужина. До Дьюранда не доносилось ни звука, он видел лишь ножи, мелькавшие в руках людей, и энергично жующие рты. Дьюранд решил, что ни за что туда не пойдет.

— По трактам ходит Странник. А про знамение ты забыл? Это было предупреждением, — сказал Кирен.

— Черт возьми, нам осталось проехать всего лигу! — воскликнул Дьюранд.

Он резко остановился, поймав себя на том, что в таком тоне с господином, одновременно являющимся другом, не говорят.

Кирен закрыл глаза:

— Я помню, как в первый раз обратил на тебя внимание в Акконеле. Несколько бродяжек задирали маленького мальчика. Ты заступился. Они были старше тебя. Ты не испугался их, хотя тогда был еще сопляком.

Дьюранд нередко влезал в драки.

— Я их побил? — спросил он.

— Может и побил бы, если б я тебя от них не оттащил, — подмигнул Кирен. — Езжай домой. Я нагоню тебя завтра. Согласен?

Дьюранд знал, что Кирен, в отличие от него, был более сдержанным, понимал, что сейчас нужно извиниться. Но как только он раскрыл рот, где-то в усадьбе хлопнула дверь.

— Согласен, — склонившись, он отвесил поклон. Меньше всего ему хотелось оскорбить Кирена.

— Договорились. Увидимся завтра в замке твоего отца. Передай ему, что я с нетерпением жду встречи с ним.

— Как прикажете, сэр Кирен.

Кирен склонил голову:

— Я передам сэру Оссерику, что тебе очень жаль, что ты не смог с ним повидаться. Встретишь Странника, передай ему от меня то же самое.

Расставшись с сэром Киреном, Дьюранд пустил Брэга в галоп и, промчавшись через Грейвенхольм, снова углубился в спутанный туманом лес. Неожиданно Брэг резко остановился. Стояла мертвая тишина, прерываемая лишь тяжелым дыханием коня. Дьюранд хлопнул скакуна по мускулистой шее, чего обычно никогда себе не позволял.

По земле струился холодный туман. Небесное Око закатилось за горизонт.

— Давай же, — произнес Дьюранд, тряхнув поводьями.

Извилистый тракт проходил по низине, раскинувшейся в безымянной долине. Только сейчас Дьюранд понял, насколько глупо он поступил. По сердцу пробежал легкий холодок страха. Что ему стоило остаться в Грейвенхольме у старого несчастного Оссерика?

Он вгляделся во тьму леса. Опавшие листья скрывали развалины.

Историю Оссерика он помнил еще с Акконеля. Оссерик страшно горевал, когда его жена умерла при родах. После ее смерти внимание всех пажей и оруженосцев Акконеля было сосредоточено на наследнике Оссерика, который жил вместе с ними, спал на той же соломе, что и они. Он был отважным. Он был сильным. Но его господин отправился в плавание по Внутренним морям, и сын Оссерика должен был его сопровождать. Шторм выбросил корабль на скалы, а кости моряков обглодали крабы.

Дьюранда в детстве преследовали кошмары, ему снились трупы, качающиеся на волнах вперемешку с тюками с шерстью, люди, идущие ко дну с кораблем, тонущим под грузом олова в трюмах. Падальщики со стальными когтями и кожей, гладкой, слово овечьи кишки, ползающие среди покойников. От воспоминаний об этих кошмарах Дьюранда и сейчас прошибала дрожь, несмотря на то что он прошел воинское обучение и был вооружен.

Оссерик бы рыцарем и вассалом отца Дьюранда. Гибель единственного наследника в кораблекрушении сыграла решающую роль в жизни Дьюранда. У Оссерика не стало единственного наследника, и, посовещавшись со священниками, отец Дьюранда решил, что его младший сын должен стать рыцарем и вступить во владение землями его вассала. Чтобы заслужить право быть посвященным в рыцари, Дьюранд провел четырнадцать долгих лет среди пажей и оруженосцев в замке герцога Гиретского в далеком Акконеле.

Дьюранд покачал головой. Он должен был остановиться у Оссерика и разделить с ним трапезу. Оссерик заслужил право знать, кто унаследует его земли. Дьюранд решил, что после того, как съездит в Коль к отцу, он вернется к Оссерику и сделает все как полагается.

На сияющую луну наползли тучи, и все погрузилось в кромешную тьму.

— Черт, — пробормотал Дьюранд.

Брэг остановился.

Тьма стала непроглядной. Дьюранд попытался вспомнить расположение деревьев и руин. Вместе с тем его охватили воспоминания о детстве. Мальчиком он играл в этих лесах и до сих пор помнил узловатые корни деревьев, развалины замка и могилы, обветшалую церковь и почерневшие от времени иконы. Вспомнил он и перевитые плющом камни. Владения Сынов Атти были древними, а самым древним был Эррест.

От этих воспоминаний по телу Дьюранда пробежал холодок. Где-то высоко под порывами ветра заскрипели ветви. Дьюранд вспомнил слова Кирена о Страннике и о том, что в эту ночь по дорогам бродят не только смертные.

— Глупо в одиночку искать во тьме мертвецов и утопленников, — пробормотал Дьюранд сквозь зубы. Он был почти дома, и все, что раскинулось на лиги окрест, принадлежало его отцу. Дьюранд пробормотал под нос оберегающий заговор.

К счастью, облака слегка разошлись и стало немного светлее.

Ночь. Обычная ночь.

Вдруг издалека сквозь завывания ветра до него донесся звук:

— Тук!

Он опять вспомнил о нечистой силе и разверзшихся могилах.

Дьюранд заворчал и пустил коня быстрее.

— Тук!

Он повернулся в седле. Дорога за ним скрывалась во тьме. Тракт сворачивал, и, казалось, звук шел именно из-за поворота. Неспешный ровный ритм. Может, это ветер треплет старую цепь забытой ловушки?

Дьюранд попытался отвлечься и прикинуть, сколько его отцу придется заплатить за возведение его в рыцари. Думать об этом было неприятно. За это — заплати, за то — заплати. Сэр Кирен никогда не согласится на то, чтобы его оруженосец был одет в мешковину, когда преклонит колено в святилище Акконеля, хотя так было бы гораздо проще.

— Тук!

Он замер.

Дорога была похожа на тоннель, штольню, прорубленную в шахте. Брэг двинулся вперед. Дьюранд медленно и осторожно потянул меч из ножен.

Неожиданно тишина взорвалась грохотом, донесшимся из-под копыт Брэга:

— Тук-тук-тук, — словно кто-то барабанил по камню железными башмаками. Дьюранд поднял забрало и опустил меч. Булыжники. Это были булыжники.

Прямо под копытами коня, из-под листьев пробивались камни старой акконельской дороги. В детстве он ездил по ней сотни раз и никогда не обращал внимания на стук копыт.

Брэг встал как вкопанный, видимо, что-то почувствовав.

— Давай, шагай, — прошептал Дьюранд. И тут он услышал нечто, звучавшее контрапунктом цоканью копыт. Металлическое постукивание посоха о камни, которое приближалось, становясь все яснее, все отчетливее. Кто же пустился в путь в одиночку, да еще и в такой час?

Тропа стала шире, заросли разошлись в стороны, словно занавес, и перед Дьюрандом предстало огромное дерево, вперившее ветви в небеса. Дьюранд понял, что он добрался до Эльмского перепутья. За поворотом начинаются Кольские поля — там человеку уже негде спрятаться. Но именно из-за этого поворота и доносилось постукивание посоха о камень:

— Тук. Тук.

Потом наступила тишина, словно ровная гладь пруда.

Дьюранд, потянув поводья, остановил коня, вглядываясь в раскинувшее ветви дерево.

Ни звука.

Судя по всему, путник тоже остановился, ожидая Дьюранда за деревом.

Дьюранд не желал ждать сложа руки и трястись. Издав рык, он вогнал шпоры коню в бока, и тишину снова разорвал цокот копыт. Одним рывком всадник обогнул дерево и вырвался на Кольскую равнину. Вдалеке виднелись горы, а пустая дорога поднималась вверх к старому городу, расположенному между двух скал, и на пол-лиги не было видно ни единой живой души и ни канавы, ни стога, где можно было бы найти укрытие от меча Дьюранда.

Дьюранд снова пришпорил коня и понесся вперед.

Глава 2 Дома!

Брэг принес своего седока прямо к воротам замка.

В темноте казалось, что крепость, где появился на свет Дьюранд, была воздвигнута безумцем. Древние построили замок на утесе, зажатом между двумя скалами. Замок должен был охранять перевал, по которому сейчас редко кто ходил. В этом замке Дьюранд, отправившись в Акконель, оставил всех своих родных и близких.

От мысли, что сейчас он увидит тех, кто был ему так дорог, Дьюранду стало не по себе. Буркнув что-то под нос, он тронул поводья коня. Внизу, в долине, раскинулась деревня, теплящаяся мириадами огней, из распахнутых окон доносились обрывки разговоров. Какой же маленькой она теперь казалась после стольких лет! Дьюранд поймал себя на том, что нежно гладит перевитые плющом шероховатые камни, из которых был сложен замок. Сам того не замечая, он добрался до крепостной стены.

Глубоко вдохнув, Дьюранд въехал в раскрытые ворота и оказался во внутреннем дворе, мощенном перемазанными грязью каменными плитами.

Во дворе не было ни единой живой души, однако до Дьюранда доносились голоса из покоев замка: добрая сотня людей резалась в карты и кости. Двор освещали отблески света, падающего из открытых окон.

— Дом, — медленно произнес Дьюранд, словно смакуя прозвучавшее слово.

Он спешился и, взяв под уздцы Брэга, повел его прочь с холода в конюшни, из которых тянуло влагой и теплом. Над дверями висел герб их семьи, на котором были изображены головы трех оленей: две — сверху, третья — чуть ниже. Дьюранд, плеснув на коня водой, принялся растирать его. От удовольствия Брэг задрал голову и тихонько заржал. Дьюранд усмехнулся и, потрепав коня по гриве, развернулся и направился в трапезную.

До трапезной он добрался быстро, но у самой дери, откуда до него доносились веселые голоса и смех, замер. Его никто не ждет. Он словно привидение. Призрак, которому никак не обрести покоя.

Дьюранд потянул на себя дверь. Пахнуло теплым воздухом. Несколько мгновений он оставался незамеченным, а пир шел своим чередом.

Он увидел вассалов барона Хрока, которые, развалясь, сидели в трапезной, где прошло его детство. Женщины о чем-то судачили в кружочке. Лица блестели от жира. Кого-то он узнал сразу, кого-то — нет. Пара уставших слуг разбирали стол, пытаясь снять столешницу, собаки грызли объедки, а скальд наигрывал на лютне балладу.

Дьюранд сделал шаг вперед.

Пальцы скальда замерли на струнах, люди в трапезной подняли головы. Вид у скальда был такой, словно ему со всего размаха заехали дубиной по голове.

— Дьюранд, — ахнул черноволосый мужчина, словно не веря собственным глазам. Лицо было лишь смутно знакомым, но Дьюранд сразу узнал голос. Черноволосый был его братом по имени Хатчин. Взгляды всех присутствующих уставились на Дьюранда, и мать, которая неожиданно показалось Дьюранду маленькой и постаревший, поднялась, едва слышно вздохнув:

— Дьюранд, — казалось, от ее широкой улыбки стало светлей.

Повсюду — улыбки, отовсюду — тосты, одно блюдо сменяло другое, вино вновь и вновь наполняло бокалы. Когда шел уже пятый час пира, Дьюранд обнаружил, что бредет во тьме коридоров отцовского замка в поисках уборной. Он выпил немало вина и до отвала наелся дичи. Дьюранд выдохнул облачко пара, осознавая, что на его лице блуждает улыбка. Он был со своими. Он был дома. Здесь ему и место.

Дьюранд был уверен, что уборная где-то впереди, дальше по коридору.

Он завернул за угол и шагнул во тьму комнаты, которая, как он считал, и была тем местом, которое он искал. В нос ударила вонь, смешанная с запахом болотной мяты. Так и есть — уборная. Звякнули ножны. Дьюранд почувствовал леденящий холод, идущий от мяты, и ему захотелось поскорее вернуться в тепло, туда, где горит очаг.

Оправившись, Дьюранд плеснул в отверстие воду и вышел из уборной.

Народ в трапезной вел неспешную беседу. Трапеза подошла к концу, и слуги вновь принялись разбирать столы. Дьюранд шел по коридору на ощупь. Касаясь стен и позевывая, он размышлял о том, что дурное знамение, увиденное им с сэром Киреном в лесу, осталось всего лишь знамением.

Темноту коридора перечеркнула полоска лунного света. Дьюранд подошел к окну и посмотрел вдаль, устремив взгляд туда, где за рядами деревенских домов стоял старый вяз у Эльмского перепутья.

Дьюранд оторвался от окна и спустился в трапезную, где Хатчин лавировал в лабиринте столов и стульев с двумя чашками в руках. Дьюранд отличался от Хатчина более плотным сложением, и все же братья были похожи: черные волосы, темные брови, голубые глаза, квадратные челюсти. Однако, казалось, что скульптор, ваявший Хатчина, подошел к своей работе тщательнее и аккуратнее.

— Держи, — сказал Хатчин, сунув Дьюранду чашку, — осторожнее — горячо.

На другом конце трапезной скальд наконец-то допел балладу.

Дьюранд глотнул из чашки. Действительно горячо. Горячо и сладко.

— Я все думал, куда ты делся, — сказал Хатчин, окидывая взглядом соломенные тюфяки, дремлющих рыцарей и их жен. Помнишь сержантов Гирата и Ламиса? Сыновья дворецких. Они кидали ножи на деньги. И знаешь куда? Прямо в резные доски, над которыми потрудилась матушка. Она их чуть в клочки не разорвала. Слушай, надо подумать, куда тебя спать уложить.

— Да мне и здесь вместе с остальными неплохо. Я привык.

— Я уж думаю, соломенный матрац куда как лучше холодной земли и камней, на которых тебе приходилось спать последние несколько дней.

— Да и крыша над головой будет, — улыбнулся Дьюранд.

Двое молодых слуг, зевая, пытались снять с козел тяжелую столешницу. Дьюранд резко повернулся в их сторону, и спустя мгновение братья приняли столешницу из натруженных рук.

— Ну и куда ее нести? — спросил Дьюранд.

На секунду замявшись, один из слуг набрался храбрости и показал на дверь, ведущую в подвал.

— Беритесь за козлы, — бросил Дьюранд, — посмотрим, кто доберется до подвала быстрее.

Парочка резво бросилась к козлам. Вряд ли они стали бы двигаться быстрее, если бы Дьюранд накричал на них.

— Матушка была рада наконец-то увидеть тебя, — выдавил Хатчин, когда братья, пыхтя, волокли столешницу по трапезной. — Твой приезд был такой неожиданностью. — Хатчин остановился, чтобы перевести дыхание.

— А вы что делаете? Вы что не знаете, куда это нести? Вам что, за это платят? — раздался голос леди Коль.

— Это я предложил помочь слугам, — признался Дьюранд.

— Как ты себя чувствуешь, матушка? — спросил Хатчин.

— Ты пьян, — ответила она.

— И все же, матушка, — произнес Дьюранд.

Выдвинув вперед подбородок, она наградила обоих братьев долгим взглядом и наконец произнесла:

— Со мной все хорошо. Дела на сегодня закончены, и это — тоже неплохо. Дьюранд, я так рада, что ты вернулся. Как тебе пир?

— Он был великолепен, матушка.

— Что ж, надеюсь, тебе удалось перехватить горячей еды. Когда ты вошел, ты был похож на утопленника.

— Я уже согрелся.

Судя по вздувшимся венам на шее Хатчина, он держал столешницу уже из последних сил.

— Приятно слышать, — кивнула мать. — Отец доволен, что ты приехал.

— Рад это слышать, матушка.

— Ты так вырос — глазам поверить не могу. Стал большим, как отец. Даже больше.

— Больше — не знаю, но во всяком случае длиннее, — качнул головой Дьюранд.

Хатчин вперил взгляд в потолок, словно ожидая помощи свыше.

— Я так рада, что ты вернулся, — мать коснулась его руки. Вокруг разбирали столы и расстилали тюфяки. Туда-сюда сновали слуги.

Мать задумалась и не заметила, как Хатчин в отчаянии посмотрел на тяжелую столешницу.

— Им нужны твои наставления, — Дьюранд кивнул на слуг.

— Ты прав, — кивнула мать и, повернувшись, принялась отдавать распоряжения слугам, раскладывающим тюфяки.

— Господи, Дьюранд, — выдохнул Хатчин, — давай скорее отнесем эту чертову столешницу.

Они стащили ее вниз по ступенькам и поставили среди точно таких же столешниц и бочек.

Когда с работой было покончено, братья поднялись в трапезную. Хатчин хлопнул в ладоши и весело посмотрел на Дьюранда.

— Ты, должно быть, совсем без сил.

Несколько людей все еще возилось с тюфяками.

— Можно? — спросил Дьюранд одного из людей, опускаясь на голый пол.

Братья сели на пол, скрестив ноги, и Дьюранд принялся развязывать перемазанные грязью кожаные шнурки — местами твердые, как воск, местами мягкие, словно тесто. Рядом с братьями устраивались на ночлег вассалы и гости отца.

— Я говорил с отцом, — доверительно сообщил Хатчин. — В этом году мы собрали богатый урожай, так что тебе на все хватит денег. Тебя ждет настоящее посвящение в рыцари. Только представь, меня посвящали здесь, в горах, а тебя посвятят в рыцари в Акконеле в присутствии герцога, приедет сам Сильвемер, командор тысячи кораблей.

— Будет просто здорово, — ответил Дьюранд, сосредоточившись на сапоге, который от высохшей грязи стал твердым, как глиняный горшок. — Только я, герцог и черт знает сколько еще оруженосцев, ожидающих посвящения.

— Завидую я тебе.

— Тебя посвящали в рыцари в Блэкруте, а он древнее, — задумчиво произнес Дьюранд.

Хатчин рассмеялся:

— Знаешь, я скучал по тебе. Ты хотя и младше, а всегда был умнее. В переделки попадали мы из-за меня, а выкручивались благодаря тебе. Сколько тебя помню, ты вечно бы мрачным. Эдакий бутуз на кривых ножках. И вот ты вернулся.

— Точно, — Дьюранд улыбнулся. Еще одна поездка в Акконель, и он снова вернется сюда ждать наследства. Может быть, если между королем и властителями Гейтанских перевалов снова вспыхнет давнишняя вражда, Дьюранд вместе с Оссериком отправятся на войну.

Слуги тушили факелы.

— Ладно, — сказал Хатчин, — желаю тебе спокойной ночи. — Он хлопнул Дьюранда по плечу. — Представляешь, как я рад твоему приезду? Представляешь?

Дьюранд, улыбнувшись, кивнул.

— Вот и славно, — бросил Хатчин, уходя.

Дьюранд повернулся на бок. Великий план отца: посвящение в рыцари, воспитание в замке герцога, — все это было звеньями одной цепи, звеньями, идеально подходившими друг к другу. Он закрыл глаза.

— Вы хорошо устроились, милорд?

Дьюранд приоткрыл глаза и увидел, что к нему обращается простолюдин — скальд с живыми карими глазами и сломанным носом, обосновавшийся возле него.

— Да, приятель. Более или менее.

— Прошу прощения, — скальд весело улыбнулся, продемонстрировав поредевшие зубы. — Дурная привычка, вечно повсюду сую свой нос. Кстати, меня зовут Гермунд.

— Ага. Про нос я понял.

С этими словами Дьюранд закрыл глаза и провалился в сон. Ему не мешали ни храп, ни приглушенное рычание собак, ни стоны занимавшихся любовью.

Он проснулся затемно, удивляясь, что не проспал до полудня.

Сквозь щели и окна с улицы тянуло холодом, и, если бы не храп, стоявший в трапезной, Дьюранду могло показаться, что он спит под открытым небом. Он пошевелился. Кружась, поднялись в воздух комары. Дьюранд почувствовал, что его изрядно покусали. Однако он далеко не первый раз спал, расположившись на тюфяке, расстеленном на полу, и укусы комаров были ему не в диковинку.

Он задумался над тем, что же его разбудило.

Где-то вдалеке раздался стук. Наверное, кто-то еще проснулся. Дьюранд приподнялся на локтях, тщетно пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте.

Рядом с ним на стене пролегала полоска лунного света. Дьюранд сунул руку в эту полоску, неожиданно поняв, что камень, на который падал луч света, огромен — в рост человека. Он вспомнил, как мать ему рассказывала про Сынов Атти, воздвигнувших эту крепость. Сначала они построили колодец, оградив его огромными камнями. Мать показала именно на этот камень!

Как удивительно — чего только не вспомнишь.

— Тук! — снова раздалось в спящем замке. Звук доносился откуда-то издалека. И снова:

— Тук!

Лунный свет заиграл, словно некий великан пытался поймать его руками.

Дьюранд выскользнул из-под одеяла и кинулся к окну. Перед тем как луна окончательно скрылась за облаками, Дьюранд успел увидеть посеребренные светом каменные плиты и фигуру человека у колодца. В руках человек сжимал посох.

— Тук! — опустил он посох.

Голова человека стала медленно поворачиваться. Дьюранд отскочил от окна, успев заметить краем глаза, что человек бородат. Стояла Ночь Странника. Когда луна вновь показалась из-за облаков, Дьюранд опять глянул во двор и обнаружил, что там никого нет.

Дьюранд выругался под нос. Что же, в самом деле, происходит?

Босой, он кинулся из трапезной с обнаженным мечом и побежал во внутренний двор. Дверь сменяла дверь, арка — арку, — никого. Дьюранд внимательно осмотрел каменные плиты двора, но обнаружил лишь следы, которые оставил сам, когда въехал в замок.

Бесплотная тень — и та оставила бы след!

Изо рта Дьюранда шел пар, медленно тающий в недвижимом воздухе.

На следующий день Дьюранд притих и ждал. Он старался не выдать волнения, когда вместе с остальными возносил утром благодарственную молитву и усаживался за трапезу. Он знал, что знамения, явленные ему, должны сбыться.

Аттийцы понимают, что значит слово "рок".

После полудня мимо Дьюранда пробежал молодой парень, направляясь к покоям барона.

— Кто это был? Сын привратника? — поинтересовался кто-то.

Дьюранд окинул взглядом лица, на которых застыло любопытство, и неожиданно подумал, что все рыцари его отца похожи друг да друга, как двоюродные братья. Прежде он никогда ничего подобного не замечал.

Через несколько секунд парень появился снова, но на этот раз вслед за ним бежали двое мальчишек-слуг.

Дьюранд открыл ставни. Возле колодца стояли четыре лошади. Дьюранд узнал среди них коня сэра Кирена и клячу, на которую рыцарь взвалил поклажу. Двух других коней Дьюранд видел впервые. Кони были оседланы и готовы отправиться в путь. Один из коней казался горячим и своенравным, а другой — старым: ему было никак не меньше двадцати лет.

Скальд молча вскочил на каменную скамью и выглянул во двор:

— Приехал Лис? Погоди… Чьи же это лошади?

По обеим сторонам залы двери резко распахнулись, отправив гулять по замку гулкое эхо. В залу вышел отец Дьюранда, а с лестницы, спускающейся во двор, раздались тяжелые шаги. Наконец в зал шагнул седовласый человек, на лице которого блуждала мечтательная улыбка — это был Оссерик — владелец Грейвенхольма. Дьюранд с трудом его узнал. Прошедшие двадцать лет изменили его до неузнаваемости, осветив лицо полубезумной блуждающей улыбкой.

— Доброе утро, Оссерик, — произнесла мать Дьюранда, прервав затянувшееся молчание.

— Воистину, — согласился старик. — Воистину так. Поглядите, кого я привел. — Показался Кирен, который, оглянувшись в пол-оборота, произнес:

— Ступай же. Смелее.

В залу вошел высокий русоволосый незнакомец с обветренным лицом. Ножны, в которых незнакомец хранил свой меч, казались еще более ветхими, чем башмаки Дьюранда.

Дьюранд понял, что знамения были ниспосланы не зря.

— Он не утонул.

Где-то под ухом скальд что-то недовольно пробубнил о чудесной балладе, которая теперь катится коту под хвост.

— Он вернулся! — громко произнес Оссерик, улыбаясь сквозь слезы.

Дьюранд понял, что его мечтам не суждено сбыться. А люди вокруг кричали от радости.

Вскоре во всем баронстве зазвонили колокола.

Дьюранд сидел за молитвой, а потом и за обеденным столом в самом мрачном настроении. В голову не приходило ни единой мысли. Долгие годы он шел к цели, у него было будущее. Он служил четырнадцать лет — сначала пажом, потом оруженосцем. Он не понаслышке знал, что такое побои, — у него было даже несколько переломов. Однако он всегда знал, что в конце пути его ждет рыцарство.

Во главе стола под своим гербом сидел барон со старшим сыном. Дьюранд заметил, что его брат бледен как мел. Барон на мгновение встретился глазами с Дьюрандом и отвел взгляд.

Когда человека вышибают из седла, он, перед тем как попытаться встать, должен немного отлежаться. Потом, когда проходит первый шок, он может сплюнуть грязь, попавшую в рот и, приподнявшись, осмотреться. Дьюранд все это великолепно осознавал. Теперь он должен понять, переживет ли такой удар. Может, его просто оглушили? Надо хорошенько подумать.

Вначале в голову лез всякий вздор. Он слишком сроднился с мыслью о том, что Грейвенхольм достанется ему. Никаких других владений, которые он мог бы унаследовать, у его отца нет. Четырнадцать лет пошли насмарку. Дьюранд глубоко вздохнул и обратил взгляд на сидевших во главе стола.

Оссерик с сыном расположились между бароном и его супругой. Старик был на седьмом небе от счастья и беспрестанно о чем-то спрашивал русоволосого. Дьюранд обратил внимание на покрытые шрамами руки чужака. Несколько шрамов было и на его лице. Восставший из мертвых был наемником.

Дьюранд бросил вопросительный взгляд в сторону могучего торса своего отца и попытался собраться с мыслями. Надо разобраться. В каком положении он сейчас оказался? Ему надо поговорить с отцом, но к нему не подобраться — доброхоты окружили. Дьюранду казалось, что ему в рот сунули кляп.

С чувством смутного беспокойства Дьюранд решил действовать. До отца не добраться, но с братом поговорить он может. Спустя несколько минут он хлопнул Хатчина по плечу. Через некоторое время они стояли на лестнице, ведущей в подвал, вдалеке от шумного пира.

— Владыка Небесный, — в волнении произнес Хатчин.

Дьюранд почувствовал, как в нем начинает закипать ярость.

— Отец сделал все, что мог, — сказал Хатчин. — Ты видел его лицо, когда он понял, что Хирнан вернулся?

— Кто?

— Его так зовут. Я, признаться, тоже забыл, как его имя. Он был в Манкирии. Служил наемником, странствовал. И того, что он наскреб за эти годы, едва хватило на дорогу домой. Он, видать, сражался в целой тысяче битв, — в голосе Хатчина звучали нотки восхищения. — Вот я и предложил это… — добавил он.

Дьюранд уставился на брата:

— Что ты предложил?

— Я думал, что мы можем разделить Коль, после того как отец…

Дьюранд положил ладонь на грудь брату:

— Ты же знаешь, что я никогда тебе этого не позволю.

— Одним словом, я предложил раздел.

— И что же отец тебе ответил?

— Отец сказал, что наш род владеет этими землями со дня Сэрдана Путешественника и что они всегда передавались от отца к сыну. Никто никогда не пытался разделить эти земли, а ведь наш род — один из древнейших в королевстве. Если мы начнем дробить землю, наши внуки получат такие крошечные наделы, что на них нельзя будет и дерева посадить. А вскоре мы растворимся среди собственных же крестьян, словно капля вина в бочке с водой.

Дьюранд сглотнул. Хатчин опустил голову, уставившись в пол.

— Мне кажется, Оссерик слышал наш разговор. Отец говорил довольно громко.

Дьюранд толкнул брата, Хатчин ответил. Ярость, быстро вспыхнув, также быстро улеглась.

Дьюранд со всей силы стукнул кулаком по стене.

— Я ни о чем не прошу. Отцу не о чем волноваться.

— Царица Небесная, Дьюранд, это я волнуюсь. Я же думал, что все решено и что ты унаследуешь владения Оссерика.

— Все так думали, — ответил Дьюранд. Необходимо помнить о том, что главное — не паниковать. Надо собраться и понять, насколько сильный удар ему нанесло появление сына Оссерика. — Я хочу поговорить с отцом.

Дьюранд повернулся и прошел в зал, краем глаза заметив, как по лицу брата скользнула тень сочувствия. Трон отца пустовал.

— Где барон? — Дьюранд схватил слугу за рукав.

— В своих покоях, милорд. — Дьюранд отпустил слугу и, взбежав по ступенькам, остановился у двери из черного дуба, наполированной воском. Дьюранд уже взялся за ручку, когда из-за двери до него донеслись голоса:

— Они грабители. Наемники, — прозвучал голос барона.

— Это единственная возможность, которая у него осталась, — отозвался Кирен. — Он станет странствующим рыцарем, и то не зависит от вашего желания. У него нет своих земель.

— Да он вообще еще не рыцарь!

Дьюранду следовало бы войти, но был не в силах сделать и шага.

— Странствующие рыцари, — с презрением произнес барон. — Что за гордое название! Но кто они? Свиньи, сгрудившиеся у корыта. Они либо режут друг другу глотки в кабаках да публичных домах, либо сражаются за тех, у кого серебра побольше.

— Есть немало благородных лордов, которые не откажутся от лишнего меча. Что же еще нам делать с мальчиком? Я не могу вечно таскать его с собой.

Дьюранд уставился в дубовую дверь:

— Владыка Небесный, да лучше бы он вообще умер. Настоящий мужчина сражается за дом, за свою землю, за сюзерена, а не за горсть монет. В государстве волнения. Кое-кто до сих пор поговаривает, что старого короля Карломунда убили. Кто знает, что принесет следующий год? А турниры? Патриархи считают, что если рыцарь сразит своего противника во славу чести, он совершит убийство. Ни за что! А выкуп? Это то же самое убийство за деньги. Странствующих рыцарей ведет по жизни жадность и гордыня. Душа моего сына никогда не попадет в лапы Дьяволу!

— Барон, я взываю к вашему благоразумию. Судьба улыбнулась юноше, а она улыбается немногим. Возьмем, к примеру, сыновей священников и батраков, живущих на ваших землях. Какое будущее их ждет? А ваш сын сможет проложить себе дорогу.

Повисла такая гробовая тишина, что Дьюранд услышал собственное хриплое дыхание.

— Нельзя забывать, — заявил Кирен, — что у него нет титула. Он должен брать, что дают.

— Он провел у герцога столько лет… И все ради чего? Ради того, чтобы сражаться со всякой голытьбой? — проронил отец. — Лучше бы ему вообще не появляться на свет. Он должен был стать настоящим рыцарем, со своим гербом, титулом и леном. Он должен был стать лордом.

Как только до Дьюранда стал доходить смысл сказанного отцом, дверь распахнулась и на пороге появился сэр Кирен — рыжие волосы, подернутые сединой, были взлохмачены.

— Прости, — произнес Кирен после долгого молчания.

Дьюранда охватило страстное желание вцепиться в этого маленького человечка мертвой хваткой, но у него едва достало сил пошевелить руками. Не проронив ни слова, Дьюранд шагнул в покои отца.

В комнате было темно, окна закрыты ставнями. Дьюранд стоял на пороге, не в состоянии что-либо разглядеть.

Наконец из темноты донесся голос отца:

— Дьюранд. Проходи.

Постепенно глаза привыкли к сумраку и Дьюранд смог различить очертания фигуры отца, озаренной тусклым светом углей, тлеющих в камине. Тоненькие лучики света просачивались сквозь притворенные ставни, играя на кольцах, украшавших пальцы отца, и на клинке, что был у него на поясе.

— Что у тебя с рукой, сын мой?

Дьюранд кинул взгляд на кулак, перемазанный кровью. Видимо, он разбил его, в ярости ударив о стену.

— Ничего, отец.

— Говорил с Хатчином…

Дьюранд опустил голову.

— Что же он тебе сказал?

— Вполне достаточно.

— Раздела наследства не будет.

Дьюранд сглотнул. Отец тяжело поднялся со стула и подошел к камину. Искорки света весело играли на кольцах и мече.

— Всегда можно найти выход, — быстро сказал Дьюранд. — Может быть, где-нибудь есть место…

— А что мне делать с тем, кто это место занимает? — фыркнул барон. — Я сюзерен четырех лордов и дюжины рыцарей. Каждый из них принес мне присягу, поклявшись Отцом Небесным. Знай я заранее, что тебе ничего не достанется, я бы сделал тебя священником.

— Из меня никудышный священник.

— Это точно. Спорить не буду. — Отец был наслышан о "подвигах" сына при дворе герцога, о фингалах и разбитых губах. Сразу же после приезда в Акконель Дьюранд начал ввязывался в драки и потасовки.

Дьюранд увидел, как глаза отца сверкнули.

— Если я должен испытать силу своего меча…

— И погубить свою душу? Ты этого хочешь? Один твой характер чего стоит! Если мои молитвы достигнут небес, Всевышний до завтрашнего рассвета даст мне знак, и я буду знать, что с тобой делать. Ты мой сын. И не смей позволять другим доводить тебя до такого состояния, что ты снова будешь готов разбить в кровь кулаки. Иначе я тебя наизнанку выверну. Ты меня понял?

— Да, отец, — выдавил Дьюранд.

Барон махнул рукой, показывая, что разговор закончен, и Дьюранд вышел.

В трапезной Дьюранд увидел, как сын Оссерика внимательно слушает рассказы рыцарей, время от времени кивая головой. Дьюранду подумалось, что любая история из жизни Хирнана заставит кровь местных рыцарей стыть в жилах. Ладонь левой руки коснулась латунной головки рукояти меча. Очень хотелось выхватить клинок и броситься на чужака, занявшего его место. Этот мимолетный порыв смутил Дьюранда.

Темнело. Большую часть вещей Дьюранда свалили в кладовую, где лежала груда инструментов. Быстрым шагом миновав зал, Дьюранд направился именно туда. Он рывком распахнул дверь, и свет упал на щит с изображением герба его отца. Рядом лежала лопата. В приступе ярости Дьюранд схватил щит и изо всей силы швырнул его в дальний угол кладовой.

Хирнан получил все, а он останется ни с чем. Как все просто! Надо собраться. Хватит барахтаться в грязи!

Он собрал походную постель (она была все еще влажной), взял смену одежды и тяжелый узел, в который были завернуты его доспехи.

— Тебя, похоже, одолела хандра. Решил сбежать? — Дьюранд замер, услышал за спиной голос Кирена.

Слухи по замку расползались быстро.

— Я ни от кого не бегу.

— Вот как, — сэр Кирен провел рукой по подбородку. Его синие глаза ярко сверкнули. — Да, ты прав. Ты просто уезжаешь. В спешке. Совсем другое дело.

— Слушайте, вы… — Дьюранд замолчал, найдя в себе силы удержать готовые сорваться с губ слова. — Нет, сэр Кирен. Я не могу. По крайней мере, сейчас.

— Теперь мне придется быть внимательнее. — Кирен кивнул на щит Дьюранда, покрытый вмятинами. — Если мне удастся найти священника, я попрошу его истолковать знамения, явленные нам здесь. Мне не под силу сделать это самому. Говорят, что у Огненного залива живет свирепый Ротгар, который может предсказывать будущее по костям — по трещинам на лопатках. Думаю, он многое способен увидеть.

— Сэр Кирен… — Силы Небес и на этот раз уберегли Дьюранда от резкого ответа. — Я должен ехать.

— Будут говорить, что ты сбежал, — тихо произнес Кирен. — Ты мог бы подождать решения барона. Быть может, ты станешь самым богатым вольным земледельцем в Аттии.

— Я воин. Я не разбираюсь в свиньях, овцах и зерне.

— Дьюранд, пойми, в королевстве волнения. Кое-кто считает, нынешние беды — знак того, что король захватил престол силой. Налоги растут, народ голодает. Слабый король в такие времена, по мнению некоторых, просто опасен. По дорогам бродят привидения.

— Сэр Кирен, судьба дает мне шанс, и я должен им воспользоваться, — ответил Дьюранд. Он взял свои вещи и направился через двор к конюшням. Пока он собирался, Небесное Око уже почти исчезло за горизонтом, и отроги гор погрузились во тьму. Дьюранд прошел через комнату, где хранилась упряжь, и шагнул в сложенную из камня конюшню. На него испуганно уставились два мальчика-грума, словно вошедший был людоедом, спустившимся к ним с гор.

— Все в порядке, — сказал Дьюранд, однако испуганное выражение так и не исчезло с их лиц. — Мне нужен мой конь. Брэг. Он в стойле.

— Да, милорд. Мы его сейчас же выведем, — грумы смотрели на него затравленно, как кролики.

— О седле не волнуйтесь. Я его сам найду, — Дьюранд повернулся и шагнул в помещение, где хранилась упряжь, шаря взглядом по рядам седел.

Со двора донесся шум.

— Тук.

Он замер. Дверь во двор была широко открыта, и Дьюранд увидел фигуру в сером плаще, стоявшую у колодца. В руках у человека был посох толщиной с запястье с очень необычным навершием. Верх посоха, вырезанного из сучковатого дерева, раздваивался, образуя подобие вилки. Оба зубца были загнуты вниз, причем один зубец был короче другого. Казалось, человек, пройдя долгий путь, только что остановился. Отделанный железом конец посоха упирался в каменные плиты.

— Тук.

Сжав зубы, Дьюранд шагнул из темноты, потянув из ножен меч. Человек не сдвинулся с места. Широкая шляпа пилигрима скрывала черты его лица.

Выдохнув облачко пара, Дьюранд уставился на незнакомца. Вдруг человек сорвался с места и одним прыжком сиганул в колодец.

Дьюранд обмер от потрясения. На него неожиданно нахлынули воспоминания из детства: вниз колодца вела лестница — череда скользких ступенек, витками спускающихся прямо к воде.

Скрепя сердце, Дьюранд кинулся к чернеющему провалу колодца. Он увидел шляпу незнакомца двумя пролетами ниже. Дьюранд двинулся во тьму, ориентируясь на звук шагов, шаря руками по каменным стенам. Он чувствовал, как скользят ступени под его кожаными башмаками. Внезапно ноги потеряли опору. Раздался громкий всплеск. Перед тем как погрузится в ледяную воду, Дьюранд сильно ударился локтем о камень. Тьма сомкнулась над ним. В то же мгновение кто-то вцепился ему в воротник и потянул из воды наверх. Кашляя и выплевывая воду, Дьюранд произнес:

— Черт! Что произошло?

— Ты упал.

Справившись с очередным приступом кашля, Дьюранд вцепился мокрыми пальцами в каменную кладку и попытался встать.

— Дьявол!

— Думай, кого призываешь.

Дьюранд замотал головой, откидывая с глаз мокрые пряди волос.

— Надоел ты мне со своим посохом, — выдавил он из себя.

Привыкнув к полумраку, он заметил, что незнакомец выше на целый фут самого высокого человека, которого Дьюранд видел за свою жизнь. Незнакомец заполнял собой пространство колодца, подобно дереву.

Человек улыбался. Резким движением он опустил свой посох в воду — ни единого всплеска, зато от воды стало исходить оранжевое сияние, которое, казалось, шло из самого сердца земли.

— Царица Небесная, — выдохнул Дьюранд.

Сияние, исходящее из воды, осветило плащ незнакомца и посох, который он сжимал в своих руках. Дьюранд увидел частокол острых, как сапожные гвозди, зубов, лицо незнакомца, обрамленное бородой, и маленькие глазки — один глаз был черным, как ночь, другой сверкал белым, словно серебро.

— Так-то лучше, — громыхнул незнакомец.

Дьюранду понадобилось немало времени, чтобы привыкнуть к облику создания, стоявшего перед ним.

— Ты кто? — выдавил Дьюранд сквозь сжатые зубы.

— Я — Странник.

Дьюранд собрался с духом и поднял взгляд на незнакомца, посмотрев ему прямо в сверкающие глаза:

— Что? — Дьюранд не верил своим ушам.

— Князь Небесный. Дух. Владыка Дорог. Хранитель Перепутья. Странник.

— Ты просто волшебник, — сказал Дьюранд, хотя понимал, что его собеседник не дышит.

Гулким эхом отозвался колодец на смех незнакомца.

— Этот мир — сон моего брата, чье Око ты видишь каждый день на небесном своде. Вы же не зовете моего брата волшебником?

— Этот мир — сон Создателя, Молчаливого Государя Небесного? — Дьюранд обращал взгляд к его теплому Оку каждый раз, когда по утрам произносил благодарственную молитву. Дьюранд услышал, как незнакомец скрипнул зубами.

— Ты безумец, — выдавил из себя Дьюранд.

— Нет.

— Тогда безумец — я!

Незнакомец резко повернул голову, отчего на мгновение стал похож на птицу. Его крошечные глазки сверкнули:

— Нет.

— Властитель Небесный!

— Нет и еще раз нет, — резко оборвал Дьюранда незнакомец. — Как же я скучаю по тем временам, когда эта земля принадлежала Старым Богам, а мой Брат и его дети еще не воссияли ярким светом в этом мире, — незнакомец изогнул бровь. — Представь море… нет, океан, в котором каждая капля воды существует по отдельности, не смешиваясь с другими каплями, — рука незнакомца отечески коснулась головы Дьюранда. — Точно так же и человеческая память. Вы, люди, забывчивы. Я более чем волшебник, поскольку я не был никем рожден.

Дьюранд посмотрел на воду и снова перевел взгляд на незнакомца и его посох:

— Зачем ты пришел за мной?

— Это не я пришел, а ты. Я часто бываю не перепутьях, Дьюранд из Коль, — он провел пальцем по изгибу посоха.

Дьюранд почувствовал, как промокшая насквозь одежда отбирает у него остатки тепла. Локоть саднил, легкие болели.

— Чего ты от меня хочешь?

— Ты — путник, — произнес незнакомец.

— Путник?…

— Ты не понимаешь. Вы, малыши, снитесь моему Брату… и не важно, что настанет день и вы уйдете из этого сна, — незнакомец обратил взгляд вверх. — В юности я был скитальцем и бродил по дорогам мироздания, сотворенного моим Братом. Я видел, как духи старого мира охотились за духами нового, однако ничего не мог поделать. Я был далеко — подле Брата. А сейчас я близко. И все же я должен проявлять осторожность. Тихо, а не то услышит Нечистый.

Незнакомец поморщился.

— Вы, люди, странные существа. Я понял, что мне будут внимать лишь заблудшие, — глаза незнакомца сверкали подобно молниям. Дьюранд чувствовал невообразимую всеподавляющую мощь Странника, подобно гигантскому молоту, опускающемуся на наковальню Мироздания. Создание уставилось на Дьюранда:

— Ты путник, сбившийся с пути. Ты заблудший.

Дьюранд не знал, что на это ответить.

— Кем я стану? — севшим голосом спросил наконец Дьюранд.

— Это вопрос.

Незнакомец повернулся к воде, от которой исходило сияние. На секунду тень от шляпы скрыла жуткие черты его лица. Сияние, казалось, тянуло незнакомца вниз.

— Там глубоко? — услышал Дьюранд свой голос. Пустые бездонные глаза уставились на Дьюранда.

— Он был стар уже в те времена, когда Крейдел впервые взялся за плуг и положил начало истории твоего народа. Колодец восходит ко временам Древних Богов.

Это было больше двадцати веков назад, даже двадцати трех. Путник говорил о временах воистину немыслимой древности.

— Там, внизу, — молвил незнакомец, — кости, драгоценности, мечи и бронзовые щиты вождей кланов, останки агнцев, принесенных в жертву своенравным богам. Вот что скрывает колодец. Путник вновь опустил посох в воду, отозвавшуюся мелодичным звоном. Затем он повернулся к Дьюранду.

— Что ты хотел спросить?

Дьюранд сжал зубы и посмотрел в глаза незнакомца.

— Найду ли я себе место?

Странник ничего не ответил. Он не сводил взгляда с лица Дьюранда, словно ждал чего-то.

— Ждет ли меня успех? Я… Какой смысл бороться, если…

Странник, не отрываясь, смотрел на него, и неожиданно Дьюранд ощутил приступ беспокойства. Зачем он задает эти вопросы? Неужели он действительно хочет получить на них ответ? Что он будет делать, если ответ незнакомца будет неутешительным? Дьюранд попытался убедить себя в том, что ответ на вопросы совершенно не важен и что, когда он предстанет у райских врат, его обязательно пропустят как праведника. Странник ждал.

— Стану ли я… — начал Дьюранд и запнулся. Совершенно ясно, что на некоторые вопросы Странник не мог или не хотел отвечать. Надо подумать. Захочет ли женщина выходить замуж за бродягу, у которого нет ни гроша за душой?

— Будет ли у меня семья? — спросил он.

На этот вопрос Путник медленно кивнул. Он повернулся к воде и протянул над ней посох. Снова из-под воды вспыхнул яркий свет, заиграв на колеблющейся волнами поверхности.

— Там, внизу, — ответы, — сказал Странник. — Ответы на многие вопросы.

Дьюранд глянул в глубину. Внизу ветвился какой-то узор, становясь все яснее и яснее.

— Да, теперь я вижу, о чем ты мечтаешь, — незнакомец казался потрясенным. Он раскрыл рот, из которого выплыло облачко пара, порхнувшее вверх словно дымок курящегося фимиама. — Тебя ждет успех.

— А как насчет всего остального?

— Да, — сердито буркнул под нос незнакомец. — Скоро ты встретишь красавицу.

Он извлек из воды посох. Сухие пальцы с тихим шелестом скользнули по дереву.

— Это правда?

— Да.

— Точно? — Дьюранд решил не отступать.

— Да.

Незнакомец ссутулился. Его движения стали медленными, словно он почувствовал груз всех прожитых лет, вспомнил эпохи, которые сменяли одна другую перед его взором. Он снова поднял посох и глянул на Дьюранда. В тот момент Дьюранд не смог различить выражение его лица.

— Твой путь будет нелегким.

Странник резко опустил посох в воду. Свет погас и незнакомец пропал.

Глава 3 Между двух огней

Дьюранд тяжело дышал открытым ртом, от камней и воды тянуло холодом. Он поднял голову и взглянул вверх: где-то там, в высоте, плыли облака, отражаясь в темной воде колодца. Казалось, небо манило его.

Неожиданно какой-то черный предмет, кружась, полетел вниз. Дьюранд вытянул руку, собираясь его поймать, но предмет проскочил мимо пальцев и, сильно ударив по лбу, со стуком приземлился у его ног.

Со двора послышалось странное металлическое постукивание, однако это был явно не посох Странника. Сбитый с толку, измотанный загадками Дьюранд пошел вверх по лестнице.

На самом краю колодца он увидел мальчика, который возился с гвоздями и сапожным молотком. Мальчик был так погружен в свое занятие, что не сразу заметил нависшего над ним Дьюранда.

— Владыка Небесный! — мальчик выронил молоток, его глаза расширились от страха.

Дьюранд представил, как выглядит со стороны — великан с волосами-сосульками, слипшимися от воды.

— Не бойся, — сказал он.

Мальчик уставился на него, не в силах сдвинуться с места от ужаса. Его взгляд упал на руку Дьюранда, Дьюранд опустил взгляд и увидел, что рука залита кровью. Что только мог подумать мальчик! Залитое кровью чудовище, выбравшееся из тьмы колодца. Он улыбнулся и принялся вытирать кровь.

— Меня не надо бояться, — сказал он, тяжело вздохнув. — Посуди сам, я из плоти и крови. Правда, после того как ты бросил ту штуковину в колодец, крови у меня стало меньше.

— Что ты делал в колодце? — спросил мальчик.

— А ты что здесь делаешь в такой час?

— Задаю вопросы, — шепотом ответил мальчик.

— Один из твоих вопросов меня сильно задел, — хмыкнул Дьюранд.

Мальчик потупил взгляд.

Дьюранд склонился над ним:

— Я свалился в колодец, — сказал он, пытаясь улыбнуться.

Завоевать симпатию мальчика оказалось непростой задачей.

— Можно посмотреть?

Мальчик не возражал. Дьюранд увидел темную пластинку, из которой торчал металлический гвоздь и кровоточащую царапину на руке у мальчика.

— Это свинец, — пояснил мальчик.

— Очень похоже на кусок черепицы с крыши.

— Сначала надо хорошенько постучать молотком, а потом написать вопрос или желание, или… ну я не знаю, что в голову взбредет. Все это надо нацарапать гвоздем и чуть-чуть смазать кровью. А потом забиваешь гвоздь и бросаешь все в колодец.

— Так ты писать умеешь? А я только по лицам читать умею.

— Еще бы.

— Кто тебе рассказал?

— Это здесь все знают.

— Ты местный? — он никогда не видел этого мальчика. Впрочем, это ничего не значило, ведь он отсутствовал четырнадцать лет.

— Нет, — покачал головой мальчик, — мой отец — священник.

— Ух ты, — священники пытались отучить крестьян молиться древним богам еще со времен высадки Крейдела. — Этому тебя священник научил?

— Мой отец — вайриец! Он ученый!

Это многое объясняло. Из всех священников вайрицы были самыми странными. О них ходили разные слухи. Руки варийцев были вечно перемазаны чернилами. Из них получались хорошие писцы.

— Твой отец — священник — арбитр моего отца?

— Да, милорд, — поежился мальчик. — Он обучался в библиотеке Партанора. Поэтому он ученый.

— Наверное, он тебя научил фокусам с колодцем?

— Нет. Мудрые женщины вашей матери. Они много знают о таких вещах.

Дьюранд окоченел. Он мог бы и сам догадаться. Ведение Патриархов — закон, а дело мудрых женщин — помогать роженицам, собирать людей в последний путь и предсказывать будущее.

— Почему именно колодец?

— Послания надо кидать в колодец, чтобы тебя услышали Древние Боги и пришли к тебе с ответом во сне. Так делали священники в древности.

Мальчик смотрел на Дьюранда с опаской, словно ожидая незаслуженного нагоняя.

Молчание затянулось.

— Бросай свое послание, — наконец сказал Дьюранд.

Мальчик размахнулся и бросил жестянку в темное жерло колодца.

Через несколько минут копыта Брэга простучали по каменным плитам двора. Дьюранд пронесся мимо колодца, миновал поднятую замковую решетку. "Вернусь ли я сюда когда-нибудь?", — подумал он.

У ворот он заметил движение. У цоколя замковых врат крутилась маленькая фигурка — это был сын священника. Он поднял руку, и Дьюранд увидел царапину на ладони мальчика — след, оставленный гвоздем. Сам не зная отчего, Дьюранд тоже поднял руку, помахав в ответ. Что было у мальчика на уме? Почему он вышел проводить его? "Я так и не спросил, как его зовут", — мелькнула мысль. Дьюранд быстро кивнул ему и, пришпорив коня, понесся прочь.

Дьюранд ехал уже несколько часов. Сначала Брэг шел быстрым галопом, потом перешел на трусцу. Деревья с облетевшей листвой сменились тянувшимися вдоль дороги оградами, сложенными из булыжника, которые чередовались с зарослями кустарника. Путь лежал между холмов.

Дьюранд удивлялся себе. Что заставило его на ночь глядя тронуться в путь? В такой час на дороге было опасно. Несмотря на то, что Ночь Странника уже миновала и на небе ярко светила луна, на дороге можно было встретить разбойников. По королевству ползут слухи о волнениях. Близится зима, а какой есть выбор у голодных и неприкаянных? Только выйти на большую дорогу в поисках добычи.

Следовало подумать о будущем. В своих действиях он должен проявить осторожность ткача, трудящегося над замысловатым узором. Гирет — лишь старое герцогство в не менее старом королевстве, закостеневшем в правилах и традициях. Все, все без исключения, от простого пахаря до короля, восседающего на престоле в Эльдиноре, покорно принимали то, что им преподносила судьба. Дьюранд представил, что будет, если он вернется к герцогу в Акконель. Он может предложить герцогу свои услуги, но что ему на это ответит герцог? В свите герцога не было ни одного наемника. Человек благородного происхождения не мог просить о снисхождении, зная — Дьюранд рассмеялся — иной человек благородного происхождения с легкостью мог в подобном снисхождении отказать. Он понимал, что появление в Акконеле с учетом нынешнего положения осрамит герцога, да и его самого. Баронство Коль принадлежало его семье еще с той поры, когда первый герцог Гиретский передал его своему оруженосцу. Они пережили взлет и падение Великого Королевства и войны за Гремящим морем. Дьюранд решил, что скорее умрет, чем опозорит свой род. Он не поедет в Акконель. Так или иначе, ему все равно не хватит на дорогу еды. Он представил, как лежит в придорожной канаве присыпанный снегом, словно бродячий пес.

В подмастерья брали с четырнадцати лет; о том, чтобы стать священником, и речи может быть. Пекари, ткачи, ювелиры, переплетчики — все они состояли в гильдиях, и все профессии передавались от отца к сыну. Вот почему некоторые вынуждены предпочесть разбой честному труду. Предстать у райских врат с сонмом душ женщин и детей, загубленных им? Нет, разбой — это не для него.

Брэг продолжал трусить вперед. Прошло еще несколько часов, но Дьюранд этого не заметил, погрузившись в раздумья. Он очнулся от раздумий, когда Брэг вдруг тряхнул головой.

Дьюранд огляделся. Они заехали в узкую долину. Со всех сторон к ним тянулись размытые во тьме фигуры. Отовсюду на него смотрели голодные жадные взгляды. Похоже, Брэг забрел в лагерь разбойников. Дьюранд медленно потянулся за мечом. Люди, окружившие его, сжимали в руках ножи и дубинки.

Дотронувшись до ножен, Дьюранд, похолодев, вспомнил, что выронил меч, когда был в колодце. Быстрым взглядом он окинул место предстоящей схватки. Разбойники уже обступили его коня спереди и сзади, но сбоку, где тянулся склон холма, стояло всего лишь несколько бандитов. Если он промедлит еще немного, ему не вырваться.

В ту же секунду, выкрикнув проклятие, Дьюранд развернул Брэга в сторону холма и вогнал ему шпоры в бока. Конь припустил вверх по склону, оставив преследователей далеко позади. Дьюранд погладил шею Брэга. Несчастный конь. Зачем надо было отправляться в путь к ночи?

Он оторвался от преследователей и несся теперь среди холмов, навевавших воспоминания о китах, которые, по рассказам, обитали в Зимнем море и могли перевернуть целый корабль.

Дьюранд задумался о напавших на него разбойниках. На ум пришли слова отца о странствующих рыцарях, бродягах без сюзерена, которых судьба всю жизнь мотала по чужим землям. Быть может, кое-кто из грабителей и был странствующим рыцарем. Но о странствующих рыцарях рассказывали и другое. Среди них, наверное, были и герои, освобождавшие красавиц, томящихся в заточении в логовах людоедов. Так, по крайней мере, говорилось в балладах скальдов.

Небеса разверзлись и полил холодный дождь, Дьюранд съежился. Земля раскисла, и копыта Брэга заскользили по жидкой грязи.

Дьюранд, ругаясь, пытался сквозь темень разглядеть верхушки холмов, но тщетно. Брэг, понурив голову, ковылял вперед.

Добравшись до вершины, Дьюранд разглядел темное пятно на склоне соседнего холма.

— Вперед, Брэг, — подбодрил он коня, — быть может, там нас ждет приют.

Через некоторое время конь с седоком приблизились к чернеющему пятну, которое оказалось ощерившимися ветками зарослями тиса и ежевики. Дьюранд решил подъехать еще ближе, но Брэг отчаянно замотал головой.

— Тише, тише, — успокаивающе произнес Дьюранд, соскочив на землю. У самого края зарослей, одеялом, наброшенным на тонкие ветви, лежал толстый слой листвы. Брэг дрожал под порывами ветра и непогоды, да и сам Дьюранд промерз до мозга костей. Спрятать лошадь под ветками было невозможно. Окоченевшие пальцы сомкнулись на уздечке.

— Черт, — вздохнув, Дьюранд скинул с себя плащ и накрыл им коня, а сам улегся на листья и заснул.

Дьюранда разбудило тонкое ржание.

В горло словно иголки воткнули.

Он закашлялся.

Когда Дьюранд открыл глаза, нечто с шумом бросилось прочь от его шеи. Первое мгновенье его окружала лишь темень, но глаза быстро привыкли, и он смог разглядеть небольшое укрытие, которое образовывали ветки. Он вспомнил о зарослях ежевики.

В легких что-то заклокотало, и Дьюранда скрутил приступ кашля, вздернувший его вверх. Несколько мгновений спустя приступ прошел, и Дьюранд медленно оторвал ладонь от губ — это был не сон — на ладони осталась кровь.

Он огляделся. В темноте, там, где ветви ежевики, вытянувшись, сходились вместе, образуя подобие свода пещерки, рос терн, ощерившийся, острыми, как ножи иглами и колючками. Среди колючек метались какие-то тени. Дьюранд пристально всматривался, но ничего не мог понять. Порыв ветра сорвал завесу облаков, скрывавшую луну, и склон холма залил серебристый свет, отразившийся в дюжине глаз.

С губ Дьюранда сорвался стон.

Тени приближались. Теперь Дьюранд уже мог разглядеть венчики волос на черепах, обтянутых коричневой кожей. Сухоликие. Шишковатые головы с торчащими острыми ушами. Пальцы, увенчанные черными когтями-иглами.

— Владыка Небесный!

Одна из фигур коснулась руками земли и поползла к Дьюранду. Тварь распрямила длинные, гораздо длиннее, чем у человека, пальцы, похожие на ноги краба.

Дьюранд протянул руку к пустым ножнам. Меча нет, и значит, сражаться бессмысленно. Надо прорываться.

Как только его руки коснулись земли, она ожила. Зашевелился каждый листок, скрывавший под собой черное тельце. На руки и ноги хлынула волна пауков, они были повсюду, забирались под одежду. Мириады паучьих нитей опутали его.

Он дернулся, пальцы коснулись опавшей листвы, ища опоры; паучья сеть не поддавалась. Давя пауков, он повалился на землю.

Спеленутый по рукам и ногам, он отчаянно дергался, пытаясь вырваться. Он рычал, как раненный зверь, пока голос окончательно не сел. Если он сейчас умрет, у райских врат его вымажут дегтем и ввергнут в геенну. Шло время, лишь его хриплое дыхание да вой ветра прерывали гнетущую тишину. Неожиданно он услышал шорох — его окружали сухоликие. Иглы, покрывавшие их спины и бока, ходили ходуном.

— А он не из маленьких, — прокаркал чей-то голос.

Дьюранд забился в путах, словно пойманная рыба. Сухоликие ждали. Он почувствовал, как пальцы с острыми когтями вцепились ему в волосы и рывком подняли голову вверх. Прямо перед собой Дьюранд увидел лицо сухоликого — морщинистое, похожее на старое гнилое яблоко.

— Чего тебе надо? — выдохнул Дьюранд.

Лицо существа разошлось в улыбке, обнажившей желтые, острые, как бритва, зубы. Сухоликий повернулся к своим соплеменникам:

— Оно разговаривает, — хихикнул он.

— Кто он?

— Не знаю. Все так непросто.

— Старые роды смешиваются вновь и вновь.

— Только не его род.

— Да, в его жилах течет чистая кровь.

Голоса хрипели, булькали, завывали. Дьюранд закрыл глаза и попытался высвободиться из спеленавшей его паутины. Твари кружили вокруг Дьюранда, поглаживая его, цепляясь когтями за одежду.

— Может, он Бруна? — полюбопытствовало одно из существ. Бруна… Имя, знакомое с первых страниц "Книги Лун". Первый из праотцов.

— На мгновение повисло молчание, и сразу же посыпались ответы:

— Да.

— Да.

— Еще один Бруна.

— Бруна Широкоплечий.

— Он был сильным.

— Очень сильным.

— Я помню его улыбку в те далекие дни, которые пришли на смену первому рассвету, — сказал один из сухоликих. Он взял Дьюранда за подбородок и потянул голову вверх, пока тот не поперхнулся. Дьюранд почувствовал, как длинные пальцы твари обхватили его за горло и сомкнулись в районе затылка. Отпустив его шею, сухоликий сунул пальцы Дьюранду в рот и раздвинул ему губы:

— Да. Да, Ильсандер! Я чувствую, что перед нами Бруна.

— Ты так думаешь? Бруна? Вот так удача! Я помню, как он бродил с нами по холмам еще в те времена, когда Создатель помнил о нашем существовании. Я никогда не забуду его улыбку. Он учил нас истине, которая оказалась ложью. Помню его в полях пред нашей Девой. И Матерью.

— Ей надо было прийти пораньше.

— Ей надо было успеть в срок.

— Вот он перед нами, Бруна Широкоплечий. Убийца. Предатель. Он радуется свету, а мы должны рыскать по кустарникам. Он радуется жизни, а мы прозябаем среди терний.

Веки существа на секунду сомкнулись, и оно сказало с неожиданным восторгом:

— Когда я закрываю глаза, я снова вижу перед собой его лицо, словно нас не разделяют долгие века, минувшие от начала времен.

Лицо сухоликого скуксилось, и он отпустил голову Дьюранда.

— Помню, как она глядела на него. Помню, как он к ней подошел. Помню, как он ударил. Крик. Как же ясно я помню тот крик!

— Несправедливость, Ильсандер! Какая несправедливость!

— Извращение, — булькнул чей-то голос.

— По телу и волосам Дьюранда скользнули когтистые пальцы, поблескивающие черным. Дьюранда резко перевернули на спину, и он отчасти был даже рад этому. Слышать жуткие голоса существ и при этом не видеть их было просто невыносимым. Сухоликие сгрудились вокруг, пристально его рассматривая.

Когда Дьюранда переворачивали, он почувствовал, как в него впилась рукоять ножа. Теперь все мысли были только о том, как до него добраться.

— Извращение.

— Вперед вышло одно из существ. Его пальцы пробежали по груди Дьюранда, забрались под рубашку, нащупали соски.

— Мать их всех отметила.

— Создатель должен был знать — нас ждет смерть. Он должен был знать — нас ждет боль.

— Не надо был спасать Бруну и род его, в то время как мы страдали. Кто стерпит мир, где, единожды родившись, умираешь тысячи раз?

— Он не знал.

— Князь Судеб? Молчаливый Господин? Мать должна была родить, до того как сгинули многие из нас. — Чудовище подняло руку, сжимая и разжимая ее. — Их кровь живет, а наша гниет.

Дьюранд отчаянно работал пальцами, пытаясь добраться до ножа.

— Если бы только она подарила этому миру жизнь хотя бы чуть-чуть пораньше…

— В нем — горячая кровь Бруны. Потомки Бруны все еще ходят по этому миру, тогда как я был давным-давно сражен! Я чувствую, как кровь словно смеется над нами, струясь в его жилах!

— Как это мерзко, Ильсандер! — взвизгнуло одно из существ.

— Мы мертвы, а он жив.

— Мерзость!

— Нас изгнали из этого мира.

— Пусть же за нами последует и Бруна!

Глаза сухоликих вспыхнули яростью, и они закружились в диком танце, словно осенние листья, подхваченные ветром. Дьюранд понимал, что еще несколько мгновений и они бросятся на него. Подлесок содрогался от криков. Одно из существ вспрыгнуло ему на живот. Сверкнули желтые зубы, и в это мгновение Дьюранд, почувствовав, что ему наконец удалось высвободить руки из паутины. Он выхватил нож и со всего размаха ударил мерзкую тварь. Она заверещала, отлетев далеко в сторону. Дьюранд принялся кромсать паутину ножом, не думая о том, что может пораниться.

Кинувшись вперед, Дьюранд вырвался из подлеска под открытое небо. Пронзительно визжа, твари отпрыгивали в стороны, увидев в его руках стальной клинок. Дьюранд обернулся. Перед ним чернел кустарник, из которого высыпали сухоликие. Дьюранд высоко поднял нож, и те из тварей, которые пытались к нему приблизиться, замерли как вкопанные. Глаза вперились в клинок, следя за каждым его движением.

Дьюранд сжимал кинжал, словно волшебный талисман.

— Хранители Врат, — крикнул он. — Да вы же боитесь железа! Боитесь! — Дьюранд расплылся в жутковатой улыбке. Во всей Аттии крестьяне прибивали над порогам подковы, а мудрые женщины окружали колыбели острыми предметами из железа — ножницами, ножами, иголками, чтобы отпугнуть Изгнанных. Сухоликие, тихо ворча, крадучись, попятились назад под укрытие кустов.

Дьюранд услышал шепот, или шелест, который слышишь каждый раз, когда по кустам начинает гулять ветер. Дьюранду подумалось, что он десятки раз проезжал мимо подобных зарослей, не подозревая, что скрывается под пологом ветвей. Он постарался отогнать эти мысли от себя и быстро огляделся в надежде, что Брэг где-то неподалеку.

— Брэг, мальчик, ты еще здесь? — Дьюранд принялся обходить заросли по кругу, предусмотрительно выставив нож в направлении кустарника.

Брэг стоял, нервно переступая с ноги на ногу, шагах в двадцати от зарослей кустарника. Дьюранд не привязал коня, но верный Брэг его не бросил. Дьюранд попятился к коню, не сводя с кустарника взгляд. Сухоликие скользнули в траву. Они не приближались, но и не выпускали его из виду.

— Хороший мальчик, хороший, — прошептал Дьюранд, надеясь, что звук его голоса успокоит коня, готового в любой момент сорваться с места. В траве то тут, то там мелькали головы сухоликих. — Брэг — хороший мальчик. Сейчас мы отсюда уедем.

Наконец пальцы Дьюранда сомкнулись на уздечке. Он вставил ногу в стремя, и Брэг тронулся с места. Они медленно удалялись от кустарника. В последний раз угрожающе взмахнув ножом, Дьюранд повернулся к сухоликим спиной и одним рывком вскочил в седло. Брэг заржал. Твари, которых уже больше не сдерживал угрожающий вид ножа, бросились к коню и его седоку. Дьюранд повернул коня и направил его прямо на преследователей. Конь прыгнул и, втоптав в землю несколько сухоликих, понесся прямо на кустарник. Дьюранд снова резко развернул Брэга и припустил галопом.

Когда землю окутал предрассветный сумрак, от жуткого места их уже отделяли долгие лиги пути.

Медленно, нехотя, крадучись наступал рассвет, заря окрасила туман багровым. Под тяжким грузом усталости Дьюранд поник, привалившись к крупу коня. Если бы не выучка Брэга, он бы свалился на землю.

Дьюранд проснулся, дрожа от холода, и понял, что он заснул прямо в седле.

Откуда-то из тумана до него донеслось постукивание посоха, раз за разом опускающегося на камень:

— Тук! Тук!

— Господи, только не это…

Прошло несколько тягостных минут:

— И что же вы тут делаете в такую рань? — донеслось до Дьюранда — Не боитесь ночью по холмам скакать? А ну, коняга, кто на тебе расселся?

Чья-то рука опустилась на плечо Дьюранда.

— Господи, — выдохнул человек, — да ты из Коль. — На Дьюранда изумленно пялился давешний скальд. — Что с тобой приключилось?

Дьюранд посмотрел на перебитый нос скальда, на вывернутую наизнанку шляпу, которую скальд плотно надвинул на уши, и, не в силах сдержать себя, расхохотался.

— Надо тебя где-нибудь уложить, — скальд завертел головой. — Ах да, тут неподалеку есть пастушья хижина. Пойдем.

Человечек взял Брэга под уздцы и вывел за собой на тракт.

Перед тем, как сознание оставило Дьюранда, он успел заметить, что в руках скальда нет никакого посоха, а под ногами — обычная земля. Тракт не был мощен камнем.

— Вот так, сюда. О Боги…

С каждым шагом Брэга хижина, сложенная из серого камня, становилась все ближе. Она была похожа на торчащий из земли зуб. Скальд распахнул дверь, и Дьюранд, соскользнув с коня, пошатываясь, вошел в комнату, напоминавшую рукотворную пещеру, вырытую в склоне холма.

Скальд, суетливо шаря по карманам, склонился у очага, вделанного прямо в земляной пол. Некоторое время Дьюранд смотрел на него, без сил прислонившись к стене.

— Я сейчас в один миг разведу огонь, — бросил скальд. — Крыша тут из дерна, а он держит тепло не хуже соломы, — он взглянул на Дьюранда и, увидев открытую дверь, быстро добавил:

— Дверь лучше закрыть. — И опять склонился над очагом, пытаясь высечь огонь.

— Погоди, — возразил Дьюранд. — Я не хочу выпускать из виду Брэга.

— У тебя неплохой конь.

— Точно, — пробормотал Дьюранд. — Мне его Кирен подарил. Сказал, что он слишком большой для него. Кажется, это было так давно.

— Такому коню нужен хороший уход. Тебе это будет не по силам.

От мха, который скальд сложил в центре очага, повалил дымок. Показался язычок пламени — крошечный, размером с клювик воробья.

— Садись, — сказал скальд. — И сними мокрую одежду.

Дьюранд подсел к очагу.

— Осмелюсь предположить, что ты уехал в спешке, — сказал Гермунд. — Об остальном можно только догадываться.

Пламя над кучкой мха разгоралось все ярче. Скальд подложил в очаг хвороста, и огонь с жадностью набросился на добычу.

— Впрочем, — добавил скальд, — ты можешь сам все рассказать.

— Я уехал, — выдавил из себя Дьюранд.

— Ну и?

— Заехал в холмы, туда, где кончается лес.

Скальд пристально смотрел на него.

— Начался дождь, — продолжил Дьюранд.

— Я переждал его здесь, — вставил скальд, обращая взгляд вверх, к почерневшим от сажи перекрытиям.

— Спрятался под кустами.

— Так вот откуда царапины!

— Нет, — покачал головой Дьюранд, закрывая глаза. Когда он их открыл, то увидел, что скальд продолжает внимательно смотреть на него.

— Под листьями кто-то был, — сказал Дьюранд. — Сухоликие твари. Длинные руки. Зубастые. Заостренные уши. Пальцы как паучьи лапы.

— Дьявольщина.

Дьюранд замолчал, переводя дух.

— Как тебе удалось сбежать от них? — с настойчивостью в голосе спросил Гермунд.

— Ответь мне, скальд, кто это был?

— Кое-что я о них слышал, — скальд посмотрел ему в глаза. Дьюранд был слишком измотан, чтобы отвести взгляд.

— Они встречаются в диких землях, — скальд потер подбородок рукой. — Свидетели стародавних времен. Ты встретил первенцев, — он перевел взгляд на бугрящиеся стропила. — Священники могут поведать тебе о первых страницах "Книги Лун" гораздо больше, чем я. Есть много преданий о том, как в этот мир пришли люди, и о том, как юные духи приступили к Созиданию. Что же касается тех, кого ты повстречал… "Книга Лун" рассказывает только об их конце, — скальд посмотрел на Дьюранда. — День Первого Рассвета. Мудрые женщины много о нем знают. Думаю, твои новые друзья — провидцы. Именно так ты их должен называть.

Дьюранд счел за лучшее не перебивать скальда.

— Видишь ли, дело в том, они знали наших праотцов. Они жили задолго до появления Атти и его сынов. Задолго до времен Островных Королевств и эпохи Великих Царств, которые давным-давно пали. Они могут разглядеть родословную человека. Сказать, от кого ты ведешь свой род.

— Как?

— Когда-то, сразу после сотворения мира, не было ни боли, ни страданий, ни смерти. Первенцы гуляли, дышали, мечтали. Разве это было не прекрасно? Думаю, да. Но Царь Небесный был далеко не единственным, кто обретался в Иномирье. Однажды к Сыну Зари подошла ведьма Хэг и спросила, отчего Царь Небесный оставил его и тратит все свое время на этих малышей. Неужели в Его сердце больше не осталось любви к Его собственному сыну, Сыну Зари? Так она вселила в его душу сомнение и привлекла на свою сторону. Они вдохнули в создания Царя Небесного пороки. Сеяли болезни и зависть. Смерть не должна была угрожать первенцам. И все же они стали умирать.

Дьюранд заморгал, пытаясь собраться с мыслями.

— Ответь мне, скальд, какая связь между тварями в кустарнике и тем, что ты мне рассказываешь?

Скальд улыбнулся.

— Царь Небесный не желал, чтобы в мире существовала смерть. Так? Но первенцы умирали. Во всяком случае, это было некое подобие смерти. Рождения нет. Кое-кто из первенцев умер до появления Великой Матери. Царицы Небес еще не существовало. Загляни в "Книгу Лун".

— Никто не рождается. Не слышно плача детей. Что за вздор?

— Перед тем, как явилась Царица Небес, прошло какое-то время, — сказал Гермунд. — Она отделила мужчин от женщин, а жизнь от смерти. Но что стало с теми, кто умер до этого?

— Я не священник, скальд.

— Что стало с теми несчастными, кто умер еще до того, как смерть появилась в этом мире? Именно их ты и встретил. Тех, о ком молчит "Книга Лун".

Дьюранду не очень понравилась мысль о том, что эти мерзкие черноглазые создания шныряли по земле в первые дни Созидания. Довольно с него. Объяснения скальда вконец его вымотали.

— Так значит, они провидцы?

— Нет. Не совсем. Они ненавидят нас лютой ненавистью и хотят знать, чья кровь течет в наших жилах. Они хотят знать, кто именно из их прежних друзей посмеялся над ними, оставив потомство и сохранив свой род. Иногда они и отпускают своих жертв.

Дьюранд попытался вспомнить имя, услышанное в кустарнике:

— Я был Бру…

— Замолчи! — резко оборвал его скальд, прижав ладонь к губам Дьюранда. — Можешь назвать это имя мудрым женщинам, шепни его своей лошади. Только не говори его мне! — Гермунд перевел дыхание и убрал ладонь с губ Дьюранда. — Значит, ты повстречался с этими уродцами. В этом что-то есть. И тебе удалось от них сбежать. В этом тоже что-то есть. Таких, как ты, — немного, — скальд задумался.

Наконец он улыбнулся и махнул рукой.

— Мудрые женщины придают этим уродцам слишком большое значение. Роды смешивались, перемешивались. На свет появлялись полукровки. Где сейчас найдешь чистокровного? Но уж если ты чистокровный и попался к ним в лапы, тогда — берегись.

Дьюранд прикрыл глаза:

— Почему они живут в терновнике?

— Даже в стародавние времена существовала романтика. Терновник… Черный куст, сплетение неизбежности, чей плод так горек…

Дьюранд застонал, в голове все плыло.

— Мой конь — Брэг, видимо, совсем замерз. Кто-то должен заняться конем.

— Хорошо, — кивнул Гермунд, — пойду погляжу, что можно сделать.

Когда Дьюранд раскрыл глаза, в хижине было темно.

— Хотел тебя спросить, это ты постукивал в тумане? — тихо спросил Гермунд.

— Что? — переспросил Дьюранд. Он, оказывается, снова задремал.

Скальд возился с хлебом, сыром и пивом, пытаясь приготовить трапезу.

— Проснулся? — крикнул он.

Дьюранд понятия не имел, день ли сейчас, утро или ночь. В хижине не было окон и внутрь проникало очень мало света.

— Доброе утро, — осторожно произнес Дьюранд, поднимаясь на ноги. Он был почти уверен, что не ослышался, когда скальд задал ему первый вопрос, но в данный момент Дьюранду было не до этого. Мочевой пузырь вот-вот готов был лопнуть, и Дьюранд быстро скользнул за дверь. На востоке ярко светило солнце, и он подумал о Царе Небесном и о том, как прекрасен был мир много эпох назад. У Дьюранда возникло непреодолимое желание пасть на колени и вознести благодарственную молитву, но вместо этого он расстегнул штаны и сделал именно то, ради чего вышел из хижины.

Брэг заржал, судя по всему, мечтая об овсе. Гермунд снял с коня седло и накинул ему на спину одеяло.

Когда Дьюранд вернулся в хижину, то обнаружил, что скальд уже собрался в дорогу и затаптывает последние тлеющие угли в очаге. Оглядевшись, Дьюранд обнаружил свои седельные сумки, которые, видимо, притащил в хижину скальд.

Когда они закончили есть, Гермунд поинтересовался:

— Ну и куда же тебя отвести?

— Чего?

— В общем так. Я не из тех, кто бросает дело незаконченным, и буду чувствовать себя полным дураком, если после того, как я тебя сегодня спас, ты завтра погибнешь.

Дьюранд был искренне удивлен:

— Я не прошу тебя о помощи. У тебя наверняка есть и свои дела.

Скальд взял свои вещи и вразвалочку направился к двери.

— Ах да, — остановился Гермунд. — Ты ведь теперь странствующий рыцарь?

— Мы, кажется, уже решили, что священник из меня никудышный, — крикнул в ответ Дьюранд, сжимая и разжимая кулаки. Десять с лишним лет тренировок, учебных поединков, охоты и драк закалили его. Руки у него были, как у лесоруба.

Кинув взгляд на кулаки Дьюранда, скальд поморщился:

— Молочник из тебя тоже будет никудышный. От тебя любая корова сбежит.

— Одно скажу наверняка — вечно здесь сидеть я не собираюсь.

Гермунд бросил сумки на землю и поглядел на окутанные туманом холмы:

— Это точно. Сюда скорее всего вернется пастух.

Дьюранд вышел на улицу и покрутил головой, разминая шею.

— Единственное, что мне приходит в голову, — отправиться на турнир, присоединиться к свите кого-нибудь из лордов и показать ему, что я человек стоящий и меня можно оставить при себе.

Скальд закинул седельные сумки Брэгу на спину и с тревогой посмотрел в сторону холмов.

— Если кому-нибудь из лордов понадобится в услужение благородный человек, что ж, быть может, судьба тебе и улыбнется. Впрочем, твои шансы на успех совсем невелики.

Дьюранд подняв бровь, подошел к скальду. Он был выше Гермунда на целый фут.

— Конечно, — кивнул Дьюранд, — но среди лордов встречаются весьма практичные люди. Где собираются проводить ближайший турнир?

Скальд поднял лютню и поискал глазами на спине Брэга свободное место. Тщетно.

— Пожалуй, сам понесу, — решил Гермунд. — Нам надо найти тебе тяжеловоза.

Покачав головой, Дьюранд вскочил в седло и протянул руку скальду.

Гермунд потянул носом и скорчил рожу.

— В чем дело? — воспоминания о пережитом ночью были еще свежи, и Дьюранд не обратил внимания на запах.

— Не знаю, потянуло какой-то гадостью. Предлагаю поехать в Рамсхилл. Там каждый год проводятся очень неплохие турниры. Немного далековато, но не страшно — время еще есть. Надеюсь, сегодня мы заночуем на постоялом дворе.

— Непременно, — Дьюранд представил уютную комнату, теплый огонь в камине и улыбнулся.

Вонь Дьюранд почувствовал, как только Брэг двинулся с места.

— Боги! — выдохнул Гермунд у него за ухом.

Всего в дюжине шагов от хижины в кустах распростерлась здоровенная туша. Когда Дьюранд подъехал поближе, в воздух поднялся гриф, издав недовольный крик. Из кустов торчали белые рога.

— У ног путников лежал марал — взрослый олень-самец.

— Владыка Небесный, — пробормотал Гермунд, — ну и ночка выдалась. Должно быть, непогода выгнала его из леса, а здесь он погиб.

Дьюранд увидел голову оленя, гордую, благородную орлиную шею, напомнившую ему герб Коль. Точно такие же головы были изображены на его щите.

— Что пророчит мне это знаменье? Я сыт ими по горло! Был шторм, погиб олень. О каком ждущем меня несчастье я должен догадаться?

Гермунд не проронил ни слова — просто покачал головой у Дьюранда за спиной.

— Ты способен что-нибудь разглядеть этом? — спросил Дьюранд.

— Я знамения не толкую, — выдохнул Гермунд.

— Скажи мне все же, что ты видишь.

— Нет, — прошептал Гермунд. — Некогда я служил при дворе одного великого человека. У него была жена, она готовилась вот-вот разродиться. Позвали мудрую. Что-то пошло не так. Ребенок выжил. Женщина умерла.

Дьюранд взглянул на вывалившийся язык оленя.

— Какое это имеет отношение…

— Пророчество. Когда мудрая умащивала бальзамом и льняным маслом тело усопшей, она кое-что увидела. Она узрела будущее родившегося ребенка: "Что бы он ни сделал — все пойдет прахом", — еле слышно произнес Гермунд.

— Черт, — выругался Дьюранд, вспомнив свою беседу в колодце. — Ну и 'e0к, Гермунд? Пророчество сбылось?

— Недавно до меня дошли вести. И эти вести заставили меня задуматься.

Глава 4 В пути

— В любой момент он может показаться, — сказал Гермунд, вглядываясь вдаль.

Они надеялись вот-вот увидеть город.

Как обычно, они опаздывали.

За последние две недели они объездили весь восток и юг великого Сильвемера. Они опоздали на турнир в Рамсхилл на три дня. В Меренесе рябой ключник прогавкал, что в этом году турнир проводиться не будет, поскольку в городе объявлен траур — умер кто-то из знатных. Через неделю и без того тощий кошелек Дьюранда окончательно опустел, а последняя краюха хлеба была съедена. Теперь они торопились на единственный оставшийся турнир в Редуиндинге — последний из тех, которые проводились до зимы. Их путь лежал по объездному, идущему по диким местам тракту Сильвемера. Им надо было преодолеть не меньше сотни лиг, а в запасе оставалась всего одна неделя.

Они скакали изо всех сил. Посланники короля способны покрыть пятнадцать лиг в день, но они постоянно меняют коней. И они никогда не ездят вдвоем на одном коне.

Дьюранд понимал, что им надо во что бы то ни стало добраться до Редуиндинга. Они устали, им хотелось есть. Дьюранд опасался, что путешествие окончательно доконает маленького скальда, но другого выхода не было. Они должны попасть на турнир, иначе им не пережить надвигавшейся зимы. Где-то вдалеке залаяла собака.

— Ты слышал? — спросил Дьюранд.

Гермунд кивнул. Между холмами показались крытые соломой крыши деревушки. Гермунд наклонился к Дьюранду и произнес:

— Теперь посмотрим, удастся ли мне выторговать нам ужин. Мы…

— А ну стойте! — раздался женский голос.

Впереди дорогу преграждала толпа тощих людей с серпами и мотыгами в руках.

Гермунд стянул с головы шляпу, помял ее в руках и крикнул:

— Мы не причиним вам вреда!

— Интересно. Они не причинят вреда. Пропустите их, — приказала женщина. Несколько пахарей в толпе неуверенно переглянулись. — Стойте на месте, безмозглые сукины дети! Слушайте путники, — обратилась она к Дьюранду и Гермунду. — Час уже поздний, а на дороге неспокойно. Воры. Они уводят наш скот. Вчера увели трех баранов, которых мы собирались забивать. Работы до посевной здесь нет, а чужаки нам без надобности.

— Сударыня, — начал Гермунд. — Мы вовсе не поденщики в поисках…

— Глядя на вас, не скажешь.

— У нас же хороший конь.

— Вы едете вдвоем на одном коне. И я уже подумываю, не спросить ли, откуда этот конь у вас взялся. Он плохо выглядит.

— Мой друг был при дворе…

— Довольно. Разговор окончен, к чему зря лясы точить. А ну-ка парни…

Пара длиннолицых крестьян принялись раскручивать пращи.

— Дьюранд, гони! — крикнул Гермунд. Над их головами засвистели камни.

Они остановились только возле холмов.

— Повезло, — покачал головой Дьюранд. В него так и не попали.

— За себя говори, — буркнул скальд потирая голову. — Теперь ухо распухнет.

— С тобой все в порядке?

— Переживу. Сейчас цикл Кровавой луны, канун зимы, так что все идет наперекосяк. А в этом году еще и бунт Сумасшедшего Бороджина в Гейтане, король новые налоги вводит. Впрочем, поверь мне, начнется цикл Горькой луны и все придет в норму.

Дьюранд кивнул.

И снова несчастный Брэг медленно трусил по дороге. Дьюранд понятия не имел, сколько еще сможет выдержать бедный конь. Если б его кормили, холод был бы ему нипочем. Но сейчас Брэг сильно отощал, и Дьюранд серьезно за него беспокоился.

Тракт шел краем леса.

— Ты не знаешь, нет ли здесь неподалеку хижины? — спросил Дьюранд.

— К чему тебе хижина, когда здесь живет такой гостеприимный и сердечный народ? Впрочем, клянусь, еще немного такой скачки и я развалюсь надвое. Когда тащишься по дерьму, чувствуешь себя настоящим принцем, особенно если…

Брэг оступился. Гермунд взвизгнул. Дьюранд, проведя немало времени в седле, успел соскочить, когда Брэг стал заваливаться на бок. Промедли он хотя бы мгновение, конь, несомненно, придавил бы его.

Дьюранд и Гермунд покатились вниз по склону холма, отчаянно пытаясь ухватиться за побеги деревьев. Ветки папоротника, утесника и терновника нещадно нахлестывали их. Наконец Дьюранду удалось остановить свое падение. Он встал и огляделся. Гермунд уже стоял на ногах и отряхивался. Брэг отчаянно бил ногами в зарослях кизила.

— О Господи, — пробормотал Дьюранд и поспешил вниз по склону к коню.

Брэг пронзительно ржал. Гермунд подобрался к нему поближе.

— Боги, — вздохнул он.

Дьюранд, забыв обо всем, продирался к коню сквозь кустарник — надо был срочно осмотреть Брэга. Несчастный конь отчаянно сучил ногами, рискуя проломить хозяину голову. Подойдя ближе, Дьюранд увидел именно то, чего опасался. Ни один конь не мог пережить такого падения. Правая задняя нога Брэга была неестественно выгнута — это означало, что прямо у подколенника переломана берцовая кость.

— О Господи, — повторил Дьюранд. Конь от боли и страха заметался еще сильнее.

Дьюранд встретился взглядом с Гермундом, глаза которого были полны страха и надежды, и покачал головой.

— Царица Небесная, — пробормотал Дьюранд сквозь зубы. Он вспомнил о сотне лиг, которые они преодолели вместе с Брэгом, о том, как, преследуя оленей и косуль, несся он в свете солнечных лучей, а рядом с ним скакали охотники и слуги старого герцога Абраваналя.

Брэг снова истошно заржал. Дьюранд сглотнул, понимая, что ему сейчас придется сделать. Гермунд вряд ли сможет ему помочь. Меча у Дьюранда не было, но у него оставался кинжал. Он положил руку на шею Брэга и полоснул в том месте, где у коня на горле билась жила. Он держал Брэга до тех пор, пока тот не изошел кровью. Дьюранд оставался с конем до последнего — больше он ничего не мог для него сделать.

Когда все было кончено, Дьюранд поднялся с земли. Его трясло. Он собрал скатанные постели, лютню, свернутую кольчугу. Гермунд сначала стоял рядом, не говоря ни слова, а потом принялся помогать.

Дьюранд с трудом подавил в себе острое желание вернуться в деревню и навсегда отучить ее жителей прогонять прочь путников, ищущих ночлег.

Измотанные, голодные, окоченевшие от холода Дьюранд и Гермунд побрели на запад. Кольчуга, которую Дьюранд положил себе на плечо, давила, словно проклятие, но он даже не допускал мысли бросить ее — десятки тысяч железных колечек и заклепок, которые кузнец умело сплел и закалил в горне. И кольчуга, и Брэг были подарены Дьюранду Киреном. Без кольчуги рыцарю не обойтись, она стоила целую деревню. От усталости голова Дьюранда стала подобной пустому горшку — в ней не было ни единой мысли.

Они шли и шли. Им не дойти до Редуиндинга в срок, но Гермунду не удалось уговорить Дьюранда отказаться от затеи. Они проходили мимо свинопасов, сбивавших с дубов последние желуди для своих стад, мимо женщин в полях, которые, согнувшись, размахивали серпами над жнивьем. Когда поля сменялись болотами, они видели, как бедняки ходят босыми по грязи, срезая тростник. Лига сменяла лигу. Око Небес звало их на запад.

Как-то они спросили у бедняков дорогу. Несчастные с ног до головы были перемазаны грязью, отчего были похожи на покойников, и все же улыбались. Один из них поклонился, каким-то невероятным образом распознав в Дьюранде человека благородного происхождения. Дьюранд кивнул в ответ и, повернувшись к Гермунду, произнес:

— Не зависимо от того, что я делаю, есть и другие, чья судьба горше моей.

Гермунд рассмеялся и, кивнув на свернутую кольчугу, лежащую на плече Дьюранда, сказал:

— Можешь ее надеть. Посмотрим, что ты запоешь.

— Ты прав, если бы я шел, облаченный в доспехи, мой удел был бы куда как печальней.

Когда они спустились в долину, уже вечерело. Первый день пути подходил к концу.

Дьюранд повернулся к собирателям тростника:

— Как называется это место?

Крестьяне переглянулись, и один из них ответил:

— Деревня Балян, сир.

Название Дьюранду ничего не говорило. Он повернулся к скальду, чтобы спросить, сколько они прошли. Выражение глаз скальда сказало Дьюранду больше, чем он хотел знать.

— Сколько мы прошли?

— Три лиги, Дьюранд. Примерно три лиги.

Дьюранд кивнул. Им предстояло пройти девяносто лиг.

Ошеломленный, он поблагодарил крестьян и принялся взбираться на холм. Если судьба им не улыбнется, они скоро умрут от голода.

С вершины холма они увидели раскинувшуюся перед ними долину, через которую серебряной лентой бежала река Бэйндрол. Око Небес клонилось к закату, заливая светом первые зеленеющие всходы озимых.

За спиной Дьюранда тяжело вздохнул Гермунд.

— Слушай, я договорился с крестьянами. Они обещали накормить нас и дать место у костра, если мы им поможем…

Лучи солнечного света сверкнули, отразившись от металлической колонны, змеящейся по склону холма за рекой. Дьюранд, казалось, мог ясно различить шпоры, рукояти мечей, гребни шлемов, ярко сияющие в лучах Небесного Ока. Кавалькада всадников словно явилась прямо из его грез.

— Рыцари, — тихо вздохнул Дьюранд, словно боялся, что звук его голоса развеет прекрасное видение и кавалькада исчезнет.

— Дьюранд, что это?

Дьюранд, сжав в руке край плаща, смотрел, как рыцари один за одним исчезают за гребнем холма. Наконец-то судьба улыбнулась ему.

Ждать он не будет.

— За мной, скальд, — крикнул Дьюранд, бросившись вниз по склону холма. Он не даст такому подарку судьбы выскользнуть у него из рук.

— Куда ты несешься? — пыхтел сзади Гермунд. — Я не собираюсь скакать через живые изгороди.

Они неслись мимо работающих в полях крестьян, обрушивавших на них проклятья. И вдруг на их пути оказалась река шириной никак не меньше двадцати саженей. Куда ни глянь — ни моста, ни брода.

— Если ты решил от меня сбежать, — пошатываясь, сказал Гермунд, — то зря остановился. Я еще полон сил.

— Нам надо перебраться!

— Ладно, — скальд тяжело дышал. — Но я… настаиваю… ничего не сказал… ни слова… ты сошел с ума… какой-то лесной демон… овладел твоим разумом…

Скальд поднял брови, ожидая от Дьюранда объяснений. Когда же их так и не последовало, он хмыкнул:

— Ладно. Думаю, я знаю, где мы находимся.

Они потратили полчаса на поиски моста. Дьюранд все тянул шею, в надежде разглядеть сверкающие на солнце доспехи, но тщетно.

Наконец скальд махнул рукой на воду, бурлящую у тысяч мелких камней, пересекавших реку.

— Думается мне, что перед нами Койстрильский брод, — пояснил скальд. — Некогда здесь разыгралась страшная битва.

Гермунд кинул взгляд на руины стен, которые покрывали склоны холмов.

Дьюранду больше ничего не надо было знать. Согнувшись под тяжестью доспехов на плече, он прыгнул в реку. Когда они взобрались на холм, возвышавшийся на противоположной стороне реки, у него перед глазами плыли красные и черные круги. Перед ними раскинулась пустая дорога. Всадников нигде не было видно.

— Здесь проезжали, — Гермунд, утирая пот, показал на истоптанный тракт. — Их было не так уж и много — около двух десятков. У некоторых были хорошие лошади. Следы оставили не крестьянские лошадки и не коровы. На копытах были подковы.

— В тот момент, когда я их увидел, они были здесь.

— Значит, мы ищем не коров, а рыцарей? — помолчав, спросил скальд.

— Точно.

— Спасибо, что, наконец, мне все объяснил.

Дорога в том месте, где они стояли, расходилась. Одно из ответвлений тракта уводило прочь от реки. Гермунд опустился на колени и принялся ощупывать следы, втоптанные в грязь тракта.

— Нам надо нагнать их, — сказал Дьюранд.

— Они поехали в направлении Торментиля. Это довольно большой городок, стоящий на краю леса в паре лиг на запад отсюда.

Дьюранд поднял лицо к Небесному Оку — по его прикидкам до заката осталось еще несколько часов.

— Впрочем, они могут остановиться, не доезжая до Торментиля. Они вообще могут куда-нибудь свернуть.

— Торментиль, — медленно произнес Дьюранд, словно смакуя название города, о котором никогда раньше не слышал.

— Там много разных таверн, где можно переночевать. Вполне пристойный город. Мы к нему ближе всего.

Дьюранд криво улыбнулся.

— Либо рыцари ехали в город, либо мы их уже никогда не догоним. Так или иначе, мы отправляемся в Торментиль.

— До него же целых три лиги! — воскликнул измученный скальд.

— Ничего, Гермунд, зато, когда солнце скроется за горизонтом, нам, может, удастся побаловать себя пивом.

Вместе с темнотой пришли и сомнения.

"Что это были за рыцари?", — думал Дьюранд. Это мог быть какой-нибудь лорд, направляющийся со своими вассалами на турнир в Редуиндинге, но нельзя было исключать и других вариантов. Так или иначе, судьба в первый раз за долгое время, наконец, дала ему шанс, что же касается невзгод… Мужчина должен их переносить, сжав зубы и не жалуясь.

Грачи, рассевшиеся на голых ветвях деревьев, которые росли вдоль тракта, громко кричали, словно смеясь над ним.

— Дьюранд.

Ему казалось, что он, помимо седельных сумок, взвалил на плечи еще и Брэга, голод снедал его, глаза жгло, словно в них сунули по свече. При каждом шаге щит хлопал его…

— Дьюранд, стой.

Скальд аккуратно, так чтобы не измазаться в грязи, склонился над дорогой. Понять, что он пытается рассмотреть, было невозможно.

— Что?

— Кажется, нам повезло.

Услышав это, Дьюранд чуть не рассмеялся.

— Мы можем рассчитывать на ужин. Если не будешь бурчать, я, может быть, даже поделюсь с тобой.

Дьюранд собрался было перебить скальда, как вдруг Гермунд поднял указательный палец и сделал вид, что принюхивается:

— Чуешь?

Дьюранд принюхался и нахмурился — он так ничего и не почуял.

— Коровий навоз, — подсказал Гермунд.

— Неужели ты проголодался настолько, что…

— Город близко, и ставлю в заклад голову, что этот город — Торментиль. — Гермунд огляделся и на расстоянии нескольких шагов увидел у живой изгороди странный силуэт. — Погляди! Они его здесь специально поставили.

Скальд кинулся к силуэту, который очень напоминал придорожный алтарь — небольшое каменное строеньице с нишей. Приблизившись к алтарю, Гермунд замер и медленно отступил назад.

— Боги!

Подавив легкий приступ паники, Дьюранд скинул в траву седельные сумки и подошел к Гермунду. Сначала он ничего особенного не увидел — обычная каменная кладка и черная дыра, проделанная в ней на уровне пояса. Дьюранд подошел ближе, но тьма все еще хранила свой секрет. В ноздри Дьюранду ударил запах. Резкий запах.

Многие путники оставляли у иконы в придорожном алтаре цветы или венки. Кто-то совершал подношение хлебом и вином. В этом не было ничего необычного. Однако сейчас до Дьюранда доносился запах навоза.

— Властитель Небесный! — пробормотал Дьюранд, содрогнувшись. Запах был ужасен, но дело было даже не в том, что от алтаря несло, словно из отхожего места. Дьюранд сжал зубы.

Серебристый свет луны осветил нишу в алтаре. Где-то там должна была быть икона с изображением кого-нибудь из святых, истертая от бесчисленных прикосновений путников. Исходя из того, что алтарь стоял на дороге, Дьюранд рассчитывал, что скорее всего с иконы на него будет смотреть Странник.

Увиденное заставило Дьюранда снова содрогнуться. Камень был измазан кровью и калом, а образок святого был чем-то залеплен, скрывая от Дьюранда изображение. Какая-то кожица с волосками. Дьюранд отшатнулся, поняв, что образок святого залеплен кожей, сорванной с чьих-то с век, а волоски были ресницами.

— Это сделал какой-то безумец, — выдавил из себя Гермунд.

— Кто осмелился на такое? — покачал головой Дьюранд. Все в Аттии слышали рассказы о лордах, которые, проснувшись наутро, обнаруживали, что ослепли, и все оттого, что накануне оставили лошадей в святилище, превратив его в конюшню. Ходили истории о людях, которые, поднеся святым деньги, передумывали и забирали серебро с алтарей, отчего в скором времени становились калеками или разорялись. Дьюранд не мог представить, кто отважится играть с Силами Небес.

— Черт, — выругался Гермунд, — давай убираться отсюда подобру-поздорову. Кто-то решил поиграть с Великими. Неподалеку город, и пока мы до него не доберемся, я и слова об этом месте не произнесу.

Дьюранд не собирался с ним спорить.

Глава 5 На службе у лорда

Они шли, не сводя глаз с деревьев, подступающих к обочинам тракта. Где-то рядом бродит убийца. Или гробокопатель. Безумец или некромант.

Из зарослей деревьев донесся волчий вой.

— Боги! Всему должен быть предел! — простонал Гермунд.

Дьюранд услышал топот лап и тяжелое дыхание оскаленной пасти, из которой свешивался длинный язык.

— Бежим, — сказал Дьюранд, и они припустили.

Топот ног за их спиной становился все ближе и ближе.

От дикого, полного мощи и злобы волчьего воя кровь стыла в жилах. Они знали, что в любой момент зубы хищника могут сомкнуться у них на горле.

Неожиданно показались дома.

Это был город. Впереди горел огонь, и Дьюранд, бросив сумки, кинулся к нему из последних сил.

Их окружили.

Дюжина вооруженных людей, сидевших у костра, вскочила на ноги. Отблески огня плясали на остриях клинков, на секунду Дьюранду показалось, что люди до смерти напуганы.

— Попался, ублюдок! — раздался чей-то крик, и солдаты бросились на Дьюранда. На мгновение в его голове мелькнула мысль о Гермунде, мелькнула и оборвалась — что-то тяжелое опустилось ему на плечо. Дьюранд попытался защититься, но тычки кулаков сыпались на него словно удары молота на наковальню… из глаз брызнули искры.

Потом все прекратилось.

Дьюранд, лежа в грязи, приподнял голову и кинул на солдат взгляд. На него уже никто не смотрел. Кто-то смеялся, кто-то щелкал языком. Все взгляды были обращены на маленького человечка, стоящего у костра. Только священнику под силу остановить толпу солдат. Человечек был облачен в черное, рукава спускались почти до земли. Висящая мешком одежда и длинные голени делали его похожим на грача. Человечек вздернул вверх лысую, обтянутую бледной кожей голову.

— Ах да. Страх и злоба, — проворковал человечек, — две стороны одной медали.

Загорелый солдат с венчиком льняных волос повернулся к чернецу.

— Шел бы ты отсюда, пока с тобой чего не случилось.

Дьюранд понимал, что незнакомец в схватке с солдатом не выстоит, и все же тощий человечек не выказывал никаких признаков страха.

— Быть может, ты прежде замечал, что дворняга рычит, когда пугается.

— Ну все, — выдохнул солдат, — с нас довольно.

— Какой ты горячий, — щелкнул чернец языком, — и какой торопливый. Знаешь, со временем все такими становятся.

Солдат потянулся к булаве, висящей на поясе. Неожиданно дверь дома распахнулась, залив все вокруг светом, исходящим из комнаты. На пороге появилась фигура здоровяка, одетого в доспехи десяти королевств.

— В чем дело? — прорычал здоровяк, сверкнув глазами. — Я что, как мамочка, должен следить за каждым вашим шагом? — прищурившись, он ткнул пальцем в чернеца. — Довольно. Старина Мульсер не настолько бесполезен, чтобы я мог позволить над ним насмехаться.

Пожав плечами, чернец поклонился, и русоволосый солдат убрал руку с булавы. Все становилось на свои места — чернец задирался, потому что знал — за него заступятся. Здоровяк перевел взгляд на Дьюранда:

— А ты кто такой?

Пошатываясь, Дьюранд поднялся на ноги, и здоровяк окинул его с ног до головы сердитым взглядом.

— Я Дьюранд из Коль.

Посмотрев на капитана, Дьюранд увидел лошадей, привязанных за домом, отсветы костров на сложенных на земле шлемах и мечах. Несмотря на боль от побоев, он усмехнулся: он все-таки догнал рыцарей.

— Ты начал драку? — спросил капитан.

— Прошу прощения, ваша светлость, — ответил Дьюранд, поняв, что ему наконец улыбнулась судьба, — я наткнулся на ваших солдат. Но я не собирался причинять им никакого вреда, хотя я обучен обращению с оружием.

— Ясно, — капитан оскалился в усмешке. Зубы верхней челюсти у него были выбиты от клыка до клыка. — Меня зовут Гоул. Сэр Гоул из Лазариджа. Я служу лорду Радомору, сыну герцога Ирлакского, который правит землями к западу от Бейндрола.

Имя лорда было Дьюранду знакомо. Он был героем и даже женился на старшей дочери герцога, которому Дьюранд служил. Их свадьбу Дьюранд помнил смутно.

— Считай, что ты нанят. Мы иногда теряем людей. Но, друг Дьюранд, согласно древнему обычаю теперь ты должен купить выпивки своим новым товарищам. Особенно если ты сошелся с ними в драке и наградил их парой зуботычин.

Дьюранд вспомнил о пустом кошеле, висящем на поясе:

— В последний месяц мне не слишком везло.

Гоул усмехнулся:

— Это не беда, — он сорвал с пояса кошель и бросил Дьюранду. Кошель, пролетев сквозь дым и отблески костра, оказался в его руках.

— Считай, что это твое жалование.

Один из солдат взял у Дьюранда кошель и взвесил его в руке:

— Да тут денег хватит, чтобы упиться допьяна.

— Так пей, — бросил Гоул и повернулся к Дьюранду. — Ты слишком оголодал, чтобы сражаться, впрочем, это дело поправимое. Здесь, в Торментиле, мы охотимся за вором.

Сидевшие у костров солдаты переглянулись.

— Да, ребята. Мы нашли корень всех бед. Теперь ясно, отчего у народа нет денег платить подати, а урожаи в последние годы были такими скудными. Местный бейлиф [Бейлиф — представитель знатного дворянина, осуществляющий административную и судебную власть.] обманывал нашего лорда. Взимал подати с народа, за что только можно, и все оставлял себе. Еще он получил во владение мельницу. Два года людей обирал. Вот народ на лорда и короля возмущается, а во всем виноват этот сукин сын. Ворюга, запятнавший доброе имя милорда. Из-за таких, как он, вся смута и начинается. Теперь этого мерзавца поймали за руку.

Ну что ж, охота за вором — не такое уж плохое начало.

— Ух ты! — воскликнул один из солдат. — Еще один. Из-за повозок на свет костров вышел Гермунд.

Пока солдаты пили, Дьюранд отправился собирать свои вещи, брошенные на дороге. Теперь за его спиной оставалось не меньше дюжины воинов, поэтому он больше не боялся опасности, исходящей от леса. Гермунд отправился вслед за ним.

— Боже, Дьюранд, да ведь это же он, — произнес Гермунд, подойдя поближе.

— Кто? — уточнил Дьюранд. Ему показалось, что на тракте он увидел одну из своих сумок.

— Помнишь, о пророчестве, которое я говорил? — в голосе скальда слышались нотки отчаяния. — Речь в нем шла о Радоморе.

Дьюранд с трудом попытался воскресить в памяти пророчество.

— Я был при дворе его отца! — продолжил Гермунд. — И вот мы встретились с людьми его сына.

Дьюранд нагнулся, чтобы подобрать сумку, лежащую в луже. Почувствовав тяжесть, он понял, что нашел свои доспехи. Когда он поднял сумку из лужи, с нее стекла вода.

— Гермунд, я был на свадьбе у Радомира, — Дьюранд вспомнил черноволосую дочку герцога. — Не забывай, Радомир настоящий герой.

— Да но…

— Он чуть не погиб, спасая жизнь королю в битве при Хэллоудауне. — Дьюранд ясно помнил пир, который закатил в Акконеле, и громкие песни скальдов, от которых тряслись стропила.

— Дьюранд, это все так, но…

— Он из благородного рода, в котором были и короли, — Дьюранд склонился, чтобы подобрать еще одну сумку.

— Его прадедом был король Карондас.

Дьюранд торжествующе развел руками.

— Ты знаешь, монеты в полпенса с изображением его лица все еще в ходу в Эрресте. Мы наконец-то наткнулись на рыцарей. Я не могу просто уйти.

— Слушай, я…

— К тому же, — Дьюранд привел еще один довод, — я уже взял деньги.

— Я видел, — пробормотал скальд. — С ними ты голодать не будешь.

Дьюранд его не слушал. Он новичок, а новичков проверяют. Он уже нашел почти все свои вещи. Все они были насквозь мокрые.

— Мы бы ни за что не успели на турнир. И долго бы я протянул без гроша в кармане? Спустя месяц я бы умер от голода или стал бы просить подаяние. И если бы ты продолжал скитаться вместе со мной, твоя судьба была бы не лучше.

Гермунд поймал Дьюранда за рукав:

— Мне было видение.

— Гермунд, ну сам посуди. Он же герой. Какой толк в твоем пророчестве?

Гермунд что-то увидел в грязи и с рассеянным видом нагнулся. Он поднял перемазанный грязью ремень.

Дьюранд устало взглянул на скальда. За их спинами горели костры.

— Ладно, Гермунд, расскажи, что ты видел.

Гермунд заморгал, уставившись в землю:

— Грабежи. Тьму и войну. Стены, ворота и башни. Огонь. И слова. Я не знаю, откуда пришли эти слова.

Из лагеря донесся рев. Гоул снова распекал нерадивых.

— Гермунд, ты же понимаешь, я выбежал из леса, я был им совсем чужим, — Дьюранд кивнул в сторону костров, — а Гоул сразу принял меня в отряд. Ты сам это видел. Видимо, так захотели Силы Небес.

Дьюранд взялся за ремень в руках Гермунда и потянул. С хлюпающим, чавкающим звуком из грязи показался щит. Дьюранд взвалил его на спину, а Гермунд принялся вытирать его, пока на щите не проступил герб — головы трех оленей.

Издалека до них доносился голос Гоула.

— Мне надо идти, — сказал Дьюранд и, развернувшись, пошел к кострам.

— Итак, большинство из вас лыка не вяжут, с вами мы разберемся позже. Мне нужно несколько человек. Ну и кто отправится со мной на небольшую ночную прогулку? — капитан обвел солдат взглядом. — Ты пойдешь. Ты. И ты, — он остановился, уставившись на Дьюранда. — Ты тоже пойдешь с нами.

Дьюранд прошелся мимо солдат и остановился у могучего вальдурианца с длинной бородой и выбритым лбом, который, скрестив на груди руки, внимательно смотрел на Гоула.

— А ты, Фальк Ан'Тинан. Ты ведь все еще с нами?

Великан пожевал толстыми размером с палец губами. "Вот уж над кем не стоит насмехаться", — подумалось Дьюранду. Пояс, обхватывавший гиганта, пришелся бы в пору и быку. Дьюранд слышал, что горные крепости вальдурианцев были закрыты для чужаков еще задолго до того дня, когда Сэрдан обратил свой взор к Фарадору. С высоты гор воины перевалов взирали за взлетами и падениями государств, словно на волны, бьющиеся о берег острова.

— Я знаю, ты с нами последнюю ночь, — сказал Гоул. — Но утро еще не наступило. А поскольку милорд назначил меня вашим капитаном, я должен проследить, чтобы вы отработали каждый грош. А ты, мой друг, все еще должен милорду несколько часов.

Вальдурианец даже глазом не моргнул:

— Меня должны были отпустить в Хэллоудауне. Мы пришли, чтобы сражаться с Бороджином и его гейтанцами. Битва закончена, договор исполнен.

Гоул отвернулся от вальдурианца и с насмешкой посмотрел на своих солдат. "Интересно, как вальдурианца сюда занесло?", — подумал Дьюранд.

— Мне просто нужны крепкие ребята, — сказал Гоул. — Боятся нам нечего. Всего лишь ночная прогулка. Короче, чтобы найти мельника, для начала надо найти мельницу. За мной.

Мрачный вальдурианец пожал плечами и поправил перевязь с мечом.

Гоул приложил к уху ладонь, прислушиваясь. Издалека до них доносилось поскрипывание мельничного колеса и журчание воды.

Они шли огородами, пока не показалась мельница, колесо которой вращалось в небольшой речушке — одном из притоков Бейндрола. Дьюранд с удовлетворением обратил внимание на то, что далеко не все солдаты Гоула оказались пьяными. Те, что отправились с ними, двигались быстро и тихо. Двух солдат Гоул послал к парадному входу.

— Мы пришли от лорда Радомора, — закричал Гоул. Изнутри донесся хлопающий звук. — Ломай дверь! — заорал он. Солдаты поднажали, но дверь устояла.

Гоул ткнул пальцем в Дьюранда и вальдурианца:

— Вы двое, в обход!

Они сорвались с места и, продираясь сквозь кусты, обогнули мельницу. Негодяй бейлиф выскочил из черного хода и резко нагнулся, пряча что-то в воде. Его отделяло от преследователей вращающееся мельничное колесо.

— Выходи! — рявкнул Дьюранд, рявкнул громко, чтобы перекрыть плеск воды.

Бейлиф глянул на Дьюранда сквозь пелену вращающихся лопастей, после чего — у Дьюранда перехватило дыхание — прыгнул на колесо. Солдаты взревели от ярости. Бейлиф взмыл вверх, вцепился руками в крышу, подтянулся и пропал из виду.

— Властитель Небесный! — выдохнул один из солдат, появившийся за спиной Дьюранда. — Никогда такого не видел.

Дьюранд поглядел вверх — до крыши было не меньше трех фатомов [Фатом — морская сажень, равна 186 см.]. Если он поймает негодяя, то докажет, что его наняли не зря.

— Что сделал один, сможет и другой, — сказал он и, сжав зубы, прыгнул.

Он чуть не промахнулся.

Когда его ноги чуть не соскочили со скользкой лопасти мельничного колеса, его на мгновение сковал ужас. Он стал подниматься вверх. Отсветы факелов играли на мелких волнах. На дне реки он увидел силки, расставленные на угрей. Колесо заскрипело, и он, рванувшись вверх, перевалился через край крыши. Мельничное колесо обиженно застонало, словно сожалея об упущенной жертве.

— Государь Небесный, дай мне мужества, — взмолился Дьюранд, поднимаясь на ноги и оглядываясь в поисках бейлифа. Крыша была пуста, казалось, Дьюранд очутился на маленьком, голом, всеми покинутом островке.

— Великолепно, — раздался голос сэра Гоула. — А теперь слезай, ублюдок ненормальный.

Дьюранд озадаченно замер, но потом догадался, что капитан обращается не к нему и что бейлиф все еще на крыше.

Дьюранд пополз к коньку поросшей вьюнками крыши. "Давно здесь кровельщика не было", — подумал он.

— Спускайся и поделись с нами звонкой монетой, — продолжил Гоул. — Может быть, я даже тебя отпущу. Игра окончена.

Дьюранд перегнулся через конек и увидел бледную тень, распростершуюся на покрытой плесенью соломе. Человек смотрел на Гоула и солдат.

— Спускайся, а то мне не хочется поджигать мельницу. Ты что, там решил поселиться на веки вечные? Мы тебя поймали.

— Тень не двинулась с места. Пройдоха мельник-бейлиф полагал, что сзади него никого нет, а Гоул далеко не сразу решится поджечь мельницу, принадлежавшую лорду.

Дьюранд тихо пополз к ногам бейлифа.

— Приятель, а ты, видать, моряк, — сказал Гоул. — Мы таких фокусов никогда не видели.

Один из солдат буркнул что-то неразборчивое, и компания разразилась смехом.

Дьюранд полз вниз по скату крыши, прилагая все усилия к тому, чтобы не сорваться и издавать поменьше шума. Впрочем, голоса с улицы и шум мельничного колеса приглушали шорох соломы, по которой он полз. Наконец он подобрался к самому краю, с которого была видна улица и солдаты, задравшие головы, — они его заприметили.

Бейлиф его тоже заметил. Изогнувшись, он перекатился на спину и Дьюранд понял, что попался. Он почувствовал, как его обхватили руки бейлифа, а сам бейлиф пытается ударить его в живот ногой. Если Дьюранд не вырвется, то упадет и покалечится.

Они сцепились, повиснув у самого края, но Дьюранд оказался сильнее и рванул бейлифа за грудки. Плечи негодяя оказались в воздухе, свесившись за край ската. Дьюранд торжествующе улыбнулся и столкнул бейлифа в руки веселящихся солдат.

Когда Дьюранд спустился, солдаты окружили его, одобрительно похлопывая по спине:

— Да ты, приятель, совсем как белка! — воскликнул русоволосый воин по имени Мульсер, затеявший ссору с чернецом. — К чему теперь лестницы?! Этот парень один стоит целой осадной башни!

Гоул смеялся вместе с остальными солдатами, медленно соступавшими лежащего бейлифа.

— Нам дорогого стоило до тебя добраться, — ухмыльнувшись, произнес Гоул. — Думаешь, мы бы тебя упустили, так и не выбив денежки? А ну-ка, ребята, послушаем, что он скажет.

Двое солдат подхватили бейлифа за руки и вздернули на ноги.

— Деньги принадлежат мне, милорд, — сказал бейлиф.

Один из воинов занес кулак, но Гоул остановил его:

— Погоди. Давай послушаем, что он нам скажет.

— Никто не запрещает человеку откладывать на черный день, — продолжил бейлиф.

— Умно.

— Но это так!

— И как же тебе удалось столько скопить?

— Мне же причитается доля от налогов.

Гоул хлопнул себя по лбу:

— Ах да. Только вот беда, ты отдал лорду слишком мало.

— Ваша светлость, у меня никогда не было таких денег!

— Брось заливать. Горожане многое нам рассказали. Пенни у того возьмешь, пенни у другого. Курочка по зернышку клюет. И не смотри на меня так, к чему ломать голову, кто на тебя донес? Тебя ненавидят. Да и как любить человека, который безбожно тебя обирает, вытягивая последние гроши. Да, вот тебе маленький совет. Если ты у кого-то стянул деньги, не надо их трясти у всех перед носом. Люди это хорошо запоминают. Ты грабил своего господина, — Гоул резко ударил бейлифа в грудь. — Где деньги?

— Отпустите меня, и я все вам расскажу.

— А куда ты денешься? Говори!

— Отпустите меня!

— Отвечай, где деньги!

— За мельницей. Там мешочек. Я положил его в силок для угрей и сунул в реку.

Гоул взглядом приказал нескольким солдатам и Дьюранду проверить силки. Они принялись извлекать их из реки, но ничего, кроме дюжины бьющихся в них угрей, не нашли. Когда солдаты с громким всплеском швырнули силки назад в реку, а Гоул устало присел на корточки рядом с пленником, с дороги послышался грохот копыт.

Из тьмы показался высокий жеребец, на котором восседала огромная фигура с развевающимся на ветру плащом за плечами. Дьюранд и солдаты, с которых после осмотра манков ручьями лилась вода, воззрились на всадника со щетинистой бородой. Всадник был совершенно лыс. Перед солдатами предстал лорд Радомор. Несмотря на старую рану, повредившую плечо, которую он получил, сражаясь за короля, от Радомора исходили волны такой мощи, что, казалось, ему не составит никакого труда голыми руками выдернуть с корнем целое дерево.

Гоул повернулся к своему повелителю, успев бросить быстрый взгляд на Мульсера.

Русоволосый воин покачал головой:

— Мы ничего не нашли.

— Черт, — прошипел Гоул, склоняясь в поклоне.

— Это и он есть? — прогрохотал голос Радомора. Коню передалось настроение седока, и он нетерпеливо переминался с ноги на ногу, готовый в любой момент пуститься вскачь.

— Да, ваша светлость, — склонил голову Гоул, — он во всем признался.

Сверкнув черными глазами, Радомор взглянул на бейлифа. На долгое время повисла тишина.

— Ты грабил людей, прикрываясь моим именем, — наконец произнес Радомор — Ты обманывал, воровал, отравляя умы людей, приговаривая: "Это все Радомор. Это он обманывает и обворовывает вас. Это его должны проклинать ваши дети", — Радомор соскочил с коня, и бейлиф рухнул на колени:

— Нет, ваша светлость! Все было не так, клянусь вам!

— Не клянись. Ты, нарушивший обеты и клятвы, ты, сгубивший свою душу, что ты мне еще можешь сказать? Ты породил смуту в умах и сердцах людей. До меня дошли вести из земель отца. В Ферангоре народ возмущается налогами! Люди выступают против герцога, своего лорда и короля в Эльдиноре.

Радомор повернулся к Гоулу:

— Вернул ли этот человек то, что украл?

Гоул развел руками:

— Он сказал, где спрятал деньги, но там ничего нет…

Бейлиф рванулся вперед, раскрывая и закрывая рот, словно выброшенная на берег рыба.

— Господи! Но они же там были! Клянусь!

Солдаты скрутили вырывающегося бейлифа, взгляд которого был устремлен на опустившего голову Радомора.

— Ты понял, что это за чувство — отчаяние? Потерять награбленное, быть преданным… — Радомор замолчал и хищно втянул носом воздух, прикрыв на мгновенье глаза. Когда он их открыл, всем стало ясно — время споров прошло.

— Обворовывать господина, которому ты принес клятву верности, — измена. Пользоваться должностью, которую тебе доверили, себе во благо — измена, — Радомор замолчал, но, сделав паузу, продолжил. — Тебе не приходило в голову, что крестьяне, которых ты обирал, голодали? Женщины, дети. Ты не думал об этом?

Дьюранд бросил взгляд на стоящего на коленях бейлифа, который согнулся в поклоне, почти касаясь головой земли. Теперь они должны были отвезти его на суд герцога в Ферангор.

— Знаешь ли ты, как караются такие преступления? — прогремел Радомор.

Бейлиф стал поднимать голову, но Радомору он уже был неинтересен. Теперь уже лорд обращался к Гоулу.

— Я властитель этих земель. Именем моим он грабил народ. Именем моим вы его и повесите.

Через час на лугу рядом с городком стояло плотное кольцо крестьян, кутающихся в одежды, в которых их подняли с постелей, отчего толпа была похожа на сонм привидений. В центре толпы у огромного дерева стоял Гоул, Дьюранд и остальные солдаты. Некоторые из них тяжело дышали.

Над их головами в судорогах бился бейлиф, повешенный без суда и исповеди.

Гоул поднял взгляд вверх, упер руки в боки и удовлетворенно кивнул.

— Итак, — произнес он, окинув толпу мрачным взглядом, — мы изловили вашего бейлифа. Все кончено. Теперь лорд Радомор желает внести ясность в вопрос с деньгами, — Гоул ходил кругами. — Часть суммы принадлежит ему по праву, однако он решил, что все до последнего гроша останется в Торментиле.

Горожане начали просыпаться.

— Однако, — Гоул поднял палец, — какой-то ублюдок стянул все деньги. Его светлость не дурак. Он, как и я, знает, что такое искушение. К тому же украсть у вора вроде бы не преступление. Итак, хочу вас сразу предупредить. Если к закату похищенные деньги будут у меня — каждый житель получит свою долю. Если же негодяй надежно их припрятал и денег к рассвету у меня не будет — у меня не останется выбора. Так? Я скажу лорду Радомору, что вы подняли бунт, — Гоул кивнул на труп бейлифа. — А бунт — это измена вашему законному властелину. И мне придется сжечь здесь все дотла. И я это сделаю.

По толпе крестьян прошелся ропот. "Сколько их здесь? — подумалось Дьюранду — Не меньше сотни, и все крепко сбитые. А нас всего пятнадцать".

— Я знаю, времена сейчас непростые. Урожай был плохим. Даже среди благородных есть недовольные. И все же, уверяю, если мы сожжем ваши амбары, зима вам покажется очень долгой. Именно поэтому его светлость приказал мне предупредить вас. Он не позволит водить себя за нос… Итак, я жду до рассвета. Священник будет объявлять, сколько времени у вас осталось. Я полагаю, сейчас около полуночи, значит, у вас примерно шесть часов на то, чтобы вернуть деньги. Присмотритесь к соседям. Вы знаете, где у них тайники. Вам известно, у кого рыльце в пуху и кто у кого в должниках ходит. Но если Око Небес взойдет, а денег у меня все еще не будет — вы об этом сильно пожалеете.

Среди крестьян не было ни одного человека, который усомнился бы в искренности слов Гоула, который перед тем, как повесить бейлифа, даже не надел ему на голову мешок. Урок был прост — холоп не смеет срамить доброе имя своего господина и оставаться безнаказанным.

Глава 6 Башня в Ферангоре

— Тяжелая выдалась ночка, — вздохнул Мульсер.

— Не каждую ночь на твоих глазах вешают человека, — кивнул Дьюранд, раскладывая одеяло. Большинство солдат Гоула спали во дворе.

— Ты, видать, жил отшельником и отвык от мира, — усмехнулся Мульсер.

Дьюранд невольно рассмеялся.

— Боюсь, что Радомор слишком крут на руку. Много вешает без суда и священников-арбитров. Особенно в последнее время. А народ точит серпы, среди благородных смута. В один прекрасный день у людей кончится терпение.

— Думаешь, Гоул действительно собирается сжечь город?

— Когда-то я был таким же как ты, — помолчав изрек Мульсер. — Давно это было, я только начинал службу. Мечтал о прекрасных принцессах. Так откуда ты, говоришь, родом?

— Я из Коль. Мой отец барон.

— А ты, значит, незаконнорожденный? Или младший сын?

— Скорее второе, — ответил Дьюранд.

— Я так и подумал, — улыбнулся Мульсер. — И что, неужели не нашлось доли более завидной?

— Баронство у отца маленькое. Один из его вассалов овдовел, единственный сын — погиб в кораблекрушении. Земли должны были достаться мне. А потом этот его сын свалился как снег на голову. Вот я и остался ни с чем.

— Черт меня подери, — выругался Мульсер. — Ты часом не о Хирнане говоришь? Пару раз мне и Гоулу доводилось служить с ним на Внутренних морях в охране караванов. Помню в бою у Камберлее… — Мульсер покачал головой и снова замолчал. — Постоянно нам твердил о своих землях, жаловался, что они далеко. Все-таки он их получил. А ведь десять лет прошло!

— Больше. Пятнадцать, — поправил Дьюранд.

— Он-таки нашел свое счастье. Может быть, и нам удача улыбнется.

— Может быть, — кивнул Дьюранд.

Мимо прошел чернец, кинув на Мульсера злобный взгляд. Немного помедлив, чернец свернул и скрылся в таверне.

Когда Дьюранд проснулся, было еще темно. Его разбудили странные звуки, доносившиеся со двора, где были привязаны лошади.

Рядом с лагерем кто-то был. Дьюранд прикинул, сколько людей проживает в Торментиле. Кто знает, среди них, возможно, есть друзья повешенного бейлифа. Дьюранд был измотан до предела, но он уже получил деньги за службу и никому не позволит перерезать им в темноте глотки.

Он подобрался к сбитому наспех загону, но ничего особенного там не увидел. Тем не менее лошади, привязанные во дворе, не спали. Один из коней нервно замотал головой. Его примеру, фыркая, последовали еще несколько лошадей. Рядом с лошадьми кто-то был.

Дьюранду показалось, что он слышит постукивание копыт, доносящееся с улицы. Обойдя здание, он пошел на звук. Быть может, это вор, стащивший деньги, пытается улизнуть. Дьюранд, взяв в руки топор, оставленный рядом с поленницей, решил пока не поднимать тревогу.

Пытаясь не думать о жутковатом подступавшем к городу лесе, Дьюранд пошел на звук, не отводя глаз от дороги. Где-то впереди слышался плеск воды вращающегося мельничного колеса. Неожиданно Дьюранд заметил сероватую тень.

Дьюранд крепко сжал в руках топор, пожалев, что не поднял тревогу.

На углу дома стоял человек. Дьюранд узнал великана вальдурианца, которого Гоул называл Фальком Ан'Тинаном. Все встало на свои места. Вальдурианец заметил, как мельник возится у воды, и пока Дьюранд ползал по крыше, рискуя сорваться вниз, вальдурианец нашел деньги бейлифа и перепрятал их.

— Значит, это ты, — сказал Дьюранд. — Деньги у тебя?

Было темно, и Дьюранд не смог различить выражение лица иноземца. Вальдурианец поудобнее перехватил тяжелые седельные сумки.

— Ты разве не слышал, что сказал Гоул? Они сожгут весь городок.

Великан нависал над ним. Дьюранд в жизни не видел таких гигантов. Из-за мощных, словно горные утесы, плеч торчала рукоять огромного меча. Дьюранд, пожалев об оставленном в лагере щите, поднял топор — спасаться бегством было ниже его достоинства.

— Деньги у тебя в сумке. Гоул мог и не вешать бейлифа.

Фальк потянулся рукой за гигантским мячом. Дьюранд еще не закончил. Сыны Атти должны бросить вызов противнику по всем правилам, но Фальк, видимо, об этом не знал. Как только его пальцы сомкнулись на рукояти, он рванул меч из ножен и опустил его на Дьюранда, которому с трудом удалось увернуться от удара.

Иноземец, медленно моргая черными ничего не выражающими глазами, принялся размахивать мечом над головой. Дьюранд почувствовал, как у него учащенно бьется сердце. А потом все пришло в движение. Фальк, рыча словно зверь, отчаянно рубил и колол мечом, наседая на Дьюранда, едва успевавшего уворачиваться от ударов, каждый из которых был способен рассечь его на части. Когда меч гиганта вновь опустился, Дьюранд рванулся к великану, оказавшись с ним лицом к лицу. Он занес топор, целясь Фальку в лицо, но гигант взмахом меча остановил топор, застрявший между клинком и рукоятью. Фальк потянул меч вверх, а за ним топор и Дьюранда, так и не выпустившего из рук топорище. Огромный кулак врезался Дьюранду в ребра — сияющая в небе луна разорвалась черными осколками дикой боли. Дьюранд почувствовал, что летит вверх тормашками. Падение оглушило его, сбив дыхание. Скорчившись на земле, Дьюранд, раскрыв глаза, увидел перед собой сапоги из сыромятной кожи. Он поднял взгляд. Лунный свет ярко сверкнул, отразившись в стали поднятого клинка.

— Довольно! — раздался голос.

Некоторое время тишину прерывало лишь тяжелое дыхание исполина.

— И что же тут у нас происходит? — поинтересовался капитан Гоул. — Ты не из тех, кого можно легко вывести из себя, Фальк Ан'Тинан. Я гляжу, ты выудил славную рыбешку из запруды у мельницы.

Ответом Гоулу послужило лишь все то же тяжелое дыхание и тихое похрустывание щебня на дороге — великан переминался с ноги на ногу.

— И все ради чего? Ради какого то мешка с мелочью? Если бы ты остался с нами, у тебя в один прекрасный день был бы собственный замок и свои земли. Ты бы получил в сотни раз больше, чем в этом мешке.

Фальк лишь зарычал в ответ.

— Ну и стоят ли эти деньги твоей жизни? — спросил Гоул.

— А стоит ли твоя жизнь, Лазарь Гоул, попытки меня остановить? — наконец прогудел вальдурианец. Серьезный довод. Гоул поймал Фалька, но что может сделать рыбак, на крючок которого клюнула акула?

— Умно, Фальк. Бросай меч, и мы тебя быстренько вздернем. Весишь ты немало, так что много времени у нас это не займет.

— Дело господина, которому ты служишь, — проиграно.

— Не тебе судить ближних своих, друг мой.

— Я все видел собственными глазами. Здесь, в низинах, мне сложно растолковать знамения, и все же я их вижу. Он проиграл тот бой. Все, что произошло, было обманом, мороком.

— И ты решил сбежать.

Гигант глубоко вздохнул, набирая в грудь побольше воздуха. Дьюранд понял, что сейчас последует.

Тяжелое дыхание, скрип щебня под ногами, свист меча… Потом Дьюранд услышал странный звук — словно кто-то со всей силы вогнал вилы в сено. Звук повторился еще раз и еще. Чье-то тело с шумом рухнуло на дорогу, и наступила тишина.

Крепкие руки обхватили голову Дьюранда, рванув с такой силой, словно хотели отделить ее от тела.

— Властитель Небесный, — простонал он.

— Не угадал, — раздался в ответ голос Гоула. Пальцы капитана принялись ощупывать голову Дьюранда, впиваясь с такой силой, что, казалось, Гоул хочет раздавить ему череп.

— Голова цела. Жить будешь.

Фальк лежал в луже собственной крови. Он был мертв. На Гоуле не было ни единой царапины.

Пошатываясь, Дьюранд брел по палисадникам Торментиля. Он возвращался в лагерь. Ветер завывал в голых ветвях деревьев. Дьюранда не оставляло чувство, что за ним кто-то наблюдает. Было очень темно.

— Дьюранд! — раздался голос.

С облегчением Дьюранд понял, что обладателем голоса является Гермунд, силуэт которого проступил на побеленной известью стене. "Значит, я уже дошел до таверны", — подумал Дьюранд.

— Пока тебя не было…

— Чего еще? — устало вздохнул Дьюранд.

— Еще один.

— Дьявол, Гермунд, — простонал Дьюранд, — что "еще один"?

— Человек в черных одеждах. То ли советник, то ли лекарь. Клянусь, эти черти, должно быть, близнецы. Он только что прискакал из Ферангора. Сейчас он там. Смотри, — Гермунд, пригнувшись, показал на окно.

Подкравшись к окну, Дьюранд, услышал голос, показавшийся ему знакомым:

— Да, это так, милорд.

Дьюранд присел под окном на корточки, а Гермунд прижал к губам палец.

— Молчать! — рявкнул в ответ второй человек. Это был голос Радомора. — Я уже сказал, что с тобой сделаю, если ты снова заведешь об этом речь.

— Да милорд. Не имея доказательств.

— Ты не соображаешь, что несешь, — Радомор заговорил тише. Послышались звуки шагов. — Мой сын. Моя жена.

— Теперь есть доказательства милорд. Мы не можем более держать язык за зубами.

— Я с детства знаю Альдуана Варренделя.

— Их видели вместе. Она сидит в башне, возвышающейся над городом вашего отца.

— Пусть сидит. Она может делать все, что душе угодно.

— Она дает ему знаки.

— Знаки… — устало произнес Радомор. — Посмотрим, что это за знаки. Я увижу их собственными глазами, а ежели нет — то ты расплатишься своими. Неважно, что вы сделали для меня в прошлом, все мои долги перед вами будут закрыты и вы оба поплатитесь!

Дьюранд представил, как Радомор втыкает пальцы в выпученные глаза чернеца. Если чернецы не докажут, как утверждают, что супруга Радомора совершила прелюбодеяние, они по меньшей мере заслуживают ослепления.

Ставни резко распахнулись, осыпав голову Дьюранда щепками и штукатуркой.

— Гоул, — крикнул Радомор. — Подымай людей. Мы едем в Ферангор.

Дьюранд попытался воскресить в памяти образ черноволосой дочери герцога Гиретского. По сути, она приходилась Дьюранду родственницей. Он был на ее свадьбе. Чернецы ее оболгали.

К вечеру они добрались до города, скалой возвышавшегося над раскинувшейся перед ним равниной. Лорд Радомор поднял кулак, закованный в латную рукавицу в знак того, чтобы все остановились. Дьюранд почувствовал приступ дикой тоски. Один, вдали от дома он скакал к городу на чужой лошади, чтобы схватить на месте преступления дочь герцога Гиретского, обвиненную в прелюбодеянии. Во что бы то ни стало он докажет, что ее оболгали.

Гоул опустил руку Гермунду на плечо и голосом, не терпящим возражения, произнес:

— Неважно, что нас ждет, но скальдам там будет не место. Сам понимаешь.

Мульсер склонился в седле и, качнув головой в сторону города, произнес:

— А вот и Ферангор.

С первого взгляда Дьюранд понял, что человек, заложивший здесь крепость, знал свое дело назубок. Город возвышался на крутом холме, охваченном двумя рукавами реки, расходившейся у его основания. Холм, самый высокий из всех на Ирлакской равнине, сам по себе был похож на крепость. На склоне холма возвышались ряды крепостных стен с бастионами. Некогда деревянные, теперь они были выполнены в камне. Дома, ярусами покрывавшие холма, ощетинились черепицей крыш. Пикой в небо вздымался шпиль святилища, построенного, видимо, в том месте, где некогда в древности стоял трон главы клана.

Дьюранд резко втянул носом воздух, взирая на город широко раскрытыми глазами, не обращая внимания на боль от ссадин, доставшихся ему в драке с Фальком. Близилась ночь.

— Чувствую, что до рассвета прольется кровь, — произнес Мульсер.

— Альвен ни в чем не виновата, — отозвался Дьюранд.

— Надейся.

Дьюранд в немой молитве обратился к Девяти Спящим, Деве и Матери. Альвен невиновна.

— Моя семья находится на службе у герцогов Гиретских еще со времен Гундерика. Я прожил в замке у герцога целых четырнадцать лет. Про благородных дам вечно всякую мерзость рассказывают.

— Брак — это титулы и земли, но не всегда любовь.

— Вранье, — отрезал Дьюранд.

Радомор, скакавший впереди, сорвал с себя богатый зеленый плащ. Увидев спину лорда и его плечо — покалеченные, искривленные, — Дьюранд содрогнулся.

— Говорят, что люди после такого ранения не выживают, — шепнул Мульсер.

Радомор с мрачным видом накинул на плечи грубую рогожу, которую ему передал Гоул.

— Чего это он? — удивился Мульсер.

По рядам прошелся ропот — солдаты передавали друг другу приказ. Мульсер его внимательно выслушал и повернувшись к Дьюранду пояснил:

— Нас не должны узнать. С тобой все в порядке. А что до меня…

Грубые руки срывали с уздечек значки с гербами, пряча их подальше. Иссеченные шрамами лица солдат скрывались за забралами шлемов. Один из людей замазывал сажей белую звезду на лбу коня Радомора. "Не к добру все это", — подумал Дьюранд.

Дорога тянулась через раскисшие поля, обрываясь у ворот внешней крепостной стены.

В глубине души Дьюранда шевельнулся червячок сомнения. Может быть, ему лучше развернуть лошадь и попытать шансы где-нибудь еще? Он пока не принес присяги, так что грех, который он возьмет на душу, будет невелик.

Не успел он это подумать, как перед ним возник Гоул:

— Значит так, Мульсер, мне надо перекинуться парой слов с твоим новым дружком, — Гоул ухмыльнулся. — Слушай внимательно, Дьюранд, мне нужен конь, на котором ты сейчас сидишь.

Дьюранд кинул удивленный взгляд на Мульсера и спешился. Спрыгнул на землю и Гоул. Он подхватил лошадь Дьюранда под уздцы, сунув ему в руки поводья собственной лошади серой масти.

Давай парень, полезай в седло. Меняемся лошадьми. Ты поведешь нас в город.

— Сир?

Тебя здесь никто не знает. Залезай на лошадь. Поедешь первым.

Дьюранд подчинился и поехал вперед к сэру Радомору, который уже облачился в рогожу. Дьюранду подумалось, что вряд ли какие-нибудь одежды могу скрыть личность их обладателя. В фигуре Радомора чувствовалась скрытая мощь, что наводила на мысли о дикарях, живущих за заливом Ярости.

— Лорд Радомор, — произнес Гоул. — Это тот самый парень, который полез за бейлифом на крышу.

Лорд Радомор поднял на Дьюранда взгляд.

— Это он выследил Фалька, — добавил Гоул. — он утверждает, что его зовут Дьюранд родом из Коль. В городе его никого не знает. С помощью него мы попадем в Ферангор. Не думаю, что кто-нибудь обратит внимание на цвет глаз.

— За дело! — рявкнул лорд.

— Слушаюсь, ваша светлость, — ответил Гоул.

— Слушаюсь, ваша светлость, — эхом повторил ему Дьюранд.

Они поклонились и поскакали прочь, вперед, туда, где надежда Дьюранда на побег становилась совсем призрачной. Капитан потянул поводья, останавливая коня:

— Что мне сказать стражникам? — спросил Дьюранд.

— Что-нибудь придумаешь, — ответил Гоул и, развернув лошадь, поскакал назад к колонне.

На Дьюранда из-за прорезей шлемов, из-под надвинутых на лбы капюшонов взирало две дюжины пар глаз. В воздух поднимались облачка пара. Кавалькада легким галопом направилась к воротам города. "О чем меня могут спросить стражники?" — думал Дьюранд. Кто я? Что у меня в городе за дело? Он выругался, представив опускающиеся решетки и летящие в него стрелы. Он кинул взгляд на солдат, скакавших за его спиной. Точно. Увидев их, стражники могут либо начать стрелять в них, либо просто захлопнут перед их носом ворота.

Когда они приблизились к воротам, из-за маленькой дверцы показалась горилообразная фигура стражника, голову которого украшал шлем-котелок. На высоте двадцати футов за зубцами крепостных стен сверкали шлемы других стражников.

— Кого черти принесли? — рявкнул горилообразный стражник. — Мы как раз собирались закрывать ворота, — в руках стражника был арбалет.

Конь Гоула фыркнул и замотал головой.

— Ну? — стражник перехватил арбалет поудобнее.

Дьюранд отстранено подумал, что если стражник разрядит в него арбалет с такого расстояния, то стрела либо пробьет горло навылет, либо застрянет, и тогда ее оперенье будет торчать прямо у него из под подбородка. В любом случае выстрел сразит его наповал.

— Давай же, — прошептал сзади Гоул.

Лунный свет блеснул на острие арбалетного болта.

— Чего вам надо в городе? Репу на базар привез? Герцогу горячие головы в городе не нужны. Ясно?

Герцог. Дьюранд почувствовал, как где-то внутри него вспыхнула искорка вдохновения.

— Ясно, — кивнул Дьюранд. — Но мы не собираемся устраивать здесь свары. Мы прибыли, чтобы встретится с герцогом.

Стражник качнул арбалетом. "Теперь, если у него дрогнет рука и он спустит тетиву, стрела попадет мне в бедро или убьет подо мной лошадь", — мелькнула в голове Дьюранда мысль.

— Зачем? — протянул стражник. — Ищете работу? Неплохая мысль.

— Точно. Хотим наняться в его дружину.

— Ясненько, — кивнул стражник. — Только вот герцога нет. Уехал он в Мантльуэлл. В паломничество.

Мантльуэлл. Дьюранд с ненавистью уставился на стражника, борясь с желанием закатить ему затрещину.

— Мы подождем его, — резко бросил он. — Или поговорим с капитаном твоей стражи.

— Вообще-то я вполне могу отправить вас восвояси… — стражник опустил арбалет, не двигаясь при этом с места, что очень удивило Дьюранда. Стражник, задрав голову, посмотрел вверх.

Наконец, до Дьюранда дошло, что стражник выпрашивает у него деньги. Дьюранд закрыл глаза. В его кошельке не было ни гроша. Затылком он чувствовал тяжелый взгляд Гоула.

И тут, подобно вспышке молнии, Дьюранду пришла в голову идея. Он повернулся к Гоулу.

— Мальчик мой, вознагради этого война за терпение, кинь ему пару монет.

Гоул, смерив Дьюранда холодным взглядом, сорвал с пояса кошель и швырнул его стражнику.

— Спасибо капитан, — отозвался тот. — Проезжайте, только смотрите, чтобы ваши ребята не бузили. У нас город тихий, законы мы уважаем.

Дьюранд, пришпорив коня, направил его прямо в распахнутые крепостные ворота, ведущие в город, размышляя, вздернет ли лорд Радомор стражника-негодяя или все-таки сжалится над ним.

Вскоре они подъехали к потемневшим от времени дверям трактира. Усмехнувшись, Мульсер посмотрел на Дьюранда.

— Куда теперь? — донесся до них голос Радомора.

— Здесь есть комната, — ответил лорду один из чернецов. — Ваше сиятельство сам убедится, что она расположена просто идеально.

Солдаты проследовали в трактир за своим господином. Странно, но трактир был абсолютно пуст, тогда как, учитывая позднее время, должен был быть забит под завязку. Сверху, со второго этажа, до Дьюранда донеслись звуки шагов.

Руки солдат покоились на рукоятях мечей, словно они ожидали, что противники могут в любой момент полезть в окна и двери. Похоже чернецы многое поставили на кон и решили снять весь трактир. Дьюранда охватило волнение. Он был уверен — супруга Радомора невиновна, и надеялся, что на рассвете чернецов ждет суд за лжесвидетельство.

Чтобы снять напряжение, Гоул отправил нескольких солдат в подвал раздобыть выпивку.

— Да это же настоящий постоялый двор, — крикнул один из солдат из погреба. — Не какой-то там захудалый трактир. Здесь ни эля, ни пива — одно только вино.

— Одного бочонка вам хватит, — кинул Гоул солдату, стоявшему у люка, ведущего в подвал, и повернулся к окнам, которые выходили на улицу. — Дверь — запереть, — тихо сказал он Дьюранду. — Нам ни к чему любопытные.

Дьюранд кивнул и, подхватив скамью, плотно вогнал ее между дверной ручкой и косяком. Теперь их никто не побеспокоит.

Гоул уставился на потолок.

— Что он… — начал Дьюранд.

— Тихо! — зашипел Гоул. Он с гневом посмотрел на солдат, пытающихся извлечь из подвала бочонок вина. — А ну заткнитесь!

Солдаты замерли, словно олени, почувствовавшие опасность. Гоул снова обратил свой взгляд к потолку.

Половицы второго этажа, расположенные над окнами, выходящими на улицу, заскрипели, сверху посыпалась пыль. Гоул едва заметно кивнул и прижался лицом к ставням. Его примеру последовал и Дьюранд, пытаясь разглядеть сквозь щели, что происходит на улице.

Постоялый двор, в котором они находились, располагался довольно высоко на склоне холма, однако поначалу Дьюранд ничего не мог разглядеть — разве что серые стены домов на противоположной стороне улочки. Чуть выше, вокруг вершины холма возвышалась цепь внутренних стен, а за ними — святилище и цитадель Аильнора — сына Карондаса.

Дьюранд ждал знака, обещанного чернецами, хотя не имел ни малейшего представления о том, что это будет за знак. Он слышал, как за его спиной солдаты с хлюпаньем прихлебывают вино. Он слышал, как над головой поскрипывают половицы, как сверху доносится бубнящий голос Радомора. Неожиданно повисла тишина, и Мульсер сдавил руку Дьюранда.

Где-то снаружи, на улице звучала музыка. Дьюранд плотнее прижался к щели в ставне, шаря глазами по крышам домов. Он не сомневался, что сможет отыскать источник музыки.

Там, где две крыши ножницами расходились в стороны, Дьюранд увидел посеребренную светом луны фигурку в окошке высокой башни, овал печального личика, поток черных, как воронье крыло, волос. К губам фигурка прижимала флейту. Башня возвышалась над замком герцогов Ирлакских. Музыка оборвалась, фигурка выглянула из окна и хлопнула в ладоши.

Трактир содрогнулся от звериного рыка, заставившего Дьюранда похолодеть.

Молнией лорд Радомор пронесся по лестнице, за ним следовали чернецы в развевающихся черных плащах.

— Скамью — долой, — скомандовал Гоул, и Дьюранд немедленно отбросил ее в сторону от двери — как раз вовремя, потому что мгновение спустя двери трактира с грохотом распахнулись от удара лорда Радомора. Лорд выбежал на улицу. Замершие на мгновение солдаты устремились вслед за своим господином. Некоторые из них успели заметить довольные ухмылки на лицах чернецов.

У внутренних врат стражник пытался заступить им дорогу, но он отпрыгнул в сторону, как только до него дошло, кто стоит перед ним. Никто в ту ночь не смел встать на пути лорда Радомора.

Вершина холма, над которой возвышались шпили и колокольни святилища Ферангора, представляла собой мощенный камнем двор порядка ста шагов в поперечнике. Повсюду носились полуодетые слуги, выбежавшие из замка, расположенного за святилищем. Именно к темнеющему замку и направился Радомор.

— Как ему удается сюда попасть? — потребовал ответа лорд Радомор.

Никто не уточнил, о ком идет речь. Всем это было и так понятно.

— Через колодец, — услужливо пояснил один из чернецов. — Все колодцы ведут к резервуарам под городом. Он спускается в колодец в своем доме, а потом вплавь добирается до замка.

Чернец мерил шагами двор:

— Протоки узкие. Вряд ли взрослому человеку хватит места для разворота.

— Если мы перекроем протоку… — начал второй из чернецов.

— И подожжем его дом… — продолжил первый.

— Он может появиться здесь в любое мгновение.

— За дело! — приказал Радомор. — Его появление здесь будет равносильно признанию.

Гоул повернулся к солдатам:

— Ты, ты и ты, — ткнул он пальцем в воинов, даже не взглянув на Дьюранда. — Вы знаете замок?

Солдаты кивнули, и Дьюранд с облегчением вздохнул, поняв, что ему не придется выполнять поручение капитана.

— На колодце есть решетка. Сбросите ее вниз. Дверь за собой прикроете. Шевелись! А ты встанешь на стражу у двери.

Гоул, играя желваками и закрыв глаза, собирался с мыслями.

— Вы двое, — кивнул он паре солдат, — вы знаете Ферангор не хуже меня. Подожжете дом Варренделя. Четверо на ворота, ворота — запереть. Остальным — навести прядок в замке.

— Думаю, — произнес один из чернецов, — его светлости тоже понадобятся солдаты.

Гоул кивнул.

— Мульсер, ты и ты, — на этот раз капитан ткнул пальцем в Дьюранда, — от меня ни на шаг.

Лорд Радомор с развевающимся за плечами плащом направился внутрь замка. Где-то там в высокой башне ждала возлюбленного ни о чем не подозревающая Альвен. Дьюранд попытался вспомнить темноволосую дочь герцога Абраваналя Гиретского. "Со дня свадьбы прошло около десяти лет", — подумалось Дьюранду.

— Мы рассчитываем на вас, сэр Гоул, — сказал чернец. — Человек, являющийся командиром и находящийся на службе у его светлости…

— Пошли, — взревел Гоул, устремляясь за лордом. Они шли вслед за лордом по окутанному тьмой замку. Лорд, перескакивая через ступеньки, подобно призраку, летел вверх по лестнице, ведущей к вершине башни. Наконец они оказался у двери, из-за которой тянуло густым запахом лаванды. Радомор с грохотом высадил дверь — эхо пошло гулять по лестничному колодцу. Из покоев, что-то прижав к груди, рванулась белая фигурка. Дьюранд схватил женщину за руку. На мгновение их взгляды встретились — перед ним была леди Альвен — черные, как ночь, глаза смотрели на Дьюранда с отчаянием.

Радомор смерил супругу тяжелым взглядом и кивком приказал следовать за собой. Альвен, сумев взять себя в руки, склонила голову и последовала за лордом. Сверток в ее руках задергался, оттуда раздался детский плач.

Дьюранд уставился на свою мозолистую ладонь, только что сжимавшую руку Альвен.

В лестничном колодце завывал ветер.

Слышался плач ребенка.

Радомор молчал, говорила только Альвен. Дьюранд изо всех сил зажмурился, пытаясь собраться с мыслями. Голова гудела.

Она во всем созналась. Радомор вечно был в разъездах, а она приглянулась сэру Альдуану. Все началось с дружбы. Альдуан был другом как ей, так и Радомору. А потом что-то изменилось. Летом, когда Радомор уехал на войну. Она не хотела сделать ему больно.

Дьюранд с остальными ждал у входа в покои. Дьюранд ожидал, что Радомор что-нибудь ей ответит, но тот не проронил ни звука.

Альвен умоляла его о пощаде, но потом и ее мольбы сменились тишиной. Казалось, прошла вечность. Наконец на пороге показался Радомор. У него было такое выражение лица, что даже Гоул отшатнулся. Тишину прерывал только плач ребенка.

Когда Радомор ушел, Гоул повернулся к солдатам:

— Вы остаетесь здесь сторожить, — сказал он. — И если вам дорога собственная жизнь — не смейте и носа сунуть к ней. Она для вас ничто.

С этими словами Гоул отправился вниз по лестнице вслед за Радомором, оставив двух стражников и Дьюранда в алькове у выломанной двери, ведущей в абсолютно чужую комнату, в чужом замке, расположенном на расстоянии долгих лиг от Гирета. "Лучше бы я помер от голода", — подумал Дьюранд.

Солдаты молчали, не смея даже перекинуться взглядами. Дьюранд мог представить возмущение и гнев этих людей. Лорд Радомор был героем, преданно служившим королю. И вот он потерял жену, которой верил, и друга, с которым был вместе с детства. И как же месть?

Мужчины стояли на страже, дитя плакало. Прошло два часа долгой осенней ночи. В нескольких шагах от них женщина убаюкивала ребенка. Дьюранд подавил желание войти в покои. Его вмешательство только навредит. Издалека донесся шум. Мужчины кричали. Взвизгнула женщина.

Дьюранд снова взглянул на ладони и вдруг до него донесся еле слышный голос мужчины. Слова были неразличимы, но интонация была умоляющей. Судя по звукам, голос шел из колодца.

Скрипнула чья-то перевязь.

— Господи, — пробормотал ее обладатель. Это был Мульсер.

Дьюранд глянул в просвет лестничного колодца и услышал шум воды. Колодец был сердцем огромной крепости. Звук льющейся воды доносился даже до вершины самой высокой башни. Дьюранд его прекрасно слышал. Значит, должна была слышать и замершая у порога Альвен.

Когда пошел пятый час, на лестнице послышались шаги.

— Смена! — громко крикнул один из двоих поднимающихся солдат. — Ступайте. Пока нас разместили в подвале.

Дьюранд медленно пошел вниз по продуваемой всеми ветрами лестнице. На него навалилась усталость, тянувшая его вниз, словно тяжелая кольчуга. Из-за спины доносилось звяканье доспехов — за ним шел Мульсер и еще один солдат. Они прошли мимо двери, ведущей в трапезную. На деревянном троне отца, сгорбившись, восседал лорд Радомор, слева и справа от него расположились чернецы. У дверей стояла стража, не сводя глаз со слуг, столпившихся в трапезной. С того момента, как крики утопающего огласили своды замка, никто так и не сдвинулся с места. Лица всех людей были искажены от ужаса. Всех, за исключением чернецов.

По дороге в подвал Дьюранд прошел мимо еще одной двери, охраняемой парой солдат. Черные головки гвоздей, кольцо, петли из кованого железа и мощный засов — это была дверь, ведущая к колодцу. Дьюранд оглянулся — он еще мог разглядеть трапезную и одного из чернецов. Чернец повернул голову к Дьюранду, расплылся в кривой улыбке и прижал к губам палец.

На следующий день Дьюранд вместе с Мульсером вновь поднимались по лестнице, ведущей к вершине башни.

— Что с ней будет? — прошептал Дьюранд.

— А что Радомор может сделать? — так же шепотом ответил Мульсер. — Да, ему наставили рога. Не он первый, не он последний. Подуется пару дней, а потом отправит девчонку домой в Акконель. Не думаю, что в Гирете придут в восторг, но кто посмеет возразить Радомору?

Любовь ушла, осталась только политика.

— Он отречется от Альвен, а ребенка оставит себе, — пришел к мрачному выводу Дьюранд.

— Радомору под сорок, в таком возрасте от наследников не отказываются. Да, мать будет тосковать по сыну, но Альвен сама виновата. Она нарушила клятву, принесенную Царю и Царице Небесной.

— Даже мудрые женщины не осмелятся вмешаться.

— Скоро все будет кончено, — кивнул Мульсер.

Они почти дошли, когда на них натолкнулся суетливый мастеровой с коробкой инструментов под мышкой, торопившийся вниз. На верхней площадке красовалась новая дверь: черные головки гвоздей, кольцо, петли из кованого железа и мощный засов — сестрица-близнец той двери, которая вела к колодцу.

Дьюранду показалось, что его преследует злой рок, а судьбой его овладел сам Властелин Тьмы. Радомор смягчится. Он должен смягчиться. Он герой, сражавшийся в авангарде королевской армии. Он чуть не погиб. Он — один из Сынов Атти, кровный родич государя.

"А леди Альвен приходится родней уже мне", — подумал Дьюранд, вспомнив ее черные глаза полные отчаяния.

День прошел в молчании. Альвен так ничего и не принесли — ни еды, ни воды. Пришла ночь, и Дьюранд, лежа на тюфяке в подвале крепости, никак не мог заснуть, размышляя о женщине, заключенной в высокую башню. Что он скажет в свое оправдание, когда предстанет перед престолом Всевышнего? То, что они делали, было фактически убийством дочки герцога. Дочки одного из самых верных вассалов и союзников короля. Может начаться война.

На следующий день Дьюранд вознес молитву, в которой искренне благодарил Небеса — его назначили нести стражу внизу.

Было жарко. Очень жарко.

Гоул назначил ему нести стражу в трапезной, наказав глядеть в оба и никого не выпускать.

Около полудня со стороны главного входа донеслись крики. Дверь распахнулась, и в трапезную кубарем влетел один из стражников. Вслед за ним в зал двумя колоннами шагнули незнакомцы в золотых одеждах. Это были священники. Некоторые из них бросали по сторонам такие свирепые взгляды, которые сделали бы честь воинам-варварам, обретавшимся в дальних пределах королевства.

Самый грозный из священников вошел последним. Он был около шести футов ростом. На грудь ему ниспадала борода, формой и размером напоминавшая медвежью шкуру, а богатство его одежд было воистину королевским. Патриарх Ферангора. Взгляд обычного священника способен заставить человека замереть на месте, склонившись в поклоне, взор патриарха — пронзал насквозь. Он и подобные ему были главной опорой Создателю.

Патриарх, скрестив на груди руки, обвел взглядом зал, ничего не упуская из виду. Солдаты прятали глаза — о женщине и ребенке, томящихся в башне, было известно всем. Патриарх поморщился — ему явно не нравилась царившая в трапезной жара.

— Я призвал тебя, лорд Радомор, — произнес патриарх, и его голос гулким эхом пошел гулять по трапезной. — Я призвал тебя, но ты не пришел.

Чернецы, беспрестанно кланяясь, воронами кружились у трона Радомора. Один из них поднял руку и, улыбнувшись, произнес:

— Ваше Святейшество, у его светлости были неотложные дела.

Патриарх, сверкнув глазами, кинул взгляд на чернеца, а потом, резко подняв руку, указал пальцем на Радомора.

— Я слышал о том, что ты творишь здесь! Я видел. Мои священники были на пожаре, разгоревшемся в городе. Ты убил человека. Ты сжег его дом. Довольно. Освободи жену и ребенка. Ты уже перешел все границы. Взяв суд в свои руки, ты забыл о законах и обычаях. Вспомни о своем деде, покоящемся под сводами святилища. Вспомни об отце, который возносит молитвы в Мантльуэлле. Я знаю, подчас ты принимаешь решения сгоряча. Но я знаю, что ты благороден. Ты не из тех, кто сносит предательство. Но поверь, из предательства можно почерпнуть не только ненависть. Знай, что Сатана не сводит глаз с великих, обретающихся в этом мире, — глаза Патриарха сверкнули, обдав всех присутствующих волной жара. — Знай, что праведный гнев таит в себе западню.

Радомор заморгал, не в силах двинуться с места под тяжелым взглядом патриарха.

— Радомор, сын Аильнора, — продолжил патриарх, — истинно говорю тебе, не принесут тебе добра твои новые советчики. Вести о том, что приключилось в битве у Хэллоудауна, дошли и до нас. Мы знаем о твоем чудесном исцелении. Мир, в котором мы живем, не вечен. Человек, осмелившийся вмешаться в устройство мироздания, многим рискует. В этом мире есть твари, которых мы зовем Изгнанными и Утраченными, и они столь же реальны, сколь реален ты или я. Они ищут трещины в мироздании. Спроси об этом своих советчиков. Ибо они мечтают, как расширить трещины, о которых я тебе говорю.

Патриарх замолчал, его грудь тяжело вздымалась, а по лицу градом катился пот.

— Я сказал тебе то, ради чего пришел сюда, лорд Радомор. Ты предупрежден. Остановись! У тебя еще есть надежда спастись.

Несмотря на жару, на лице Радомора не было ни капельки пота.

Просияв, один из чернецов произнес:

— Мы крайне признательны, что вы, Ваше Святейшество, нашли время и пришли поговорить с нами.

— Точно, — закивал его брат.

Теперь патриарх смотрел на чернецов. От такого взгляда цепенеют. Умирают.

— Было весьма занимательно, — сказал один.

— Очень, — кивнул второй.

— Вы подкинули нам пищу для размышлений.

— Страшные вещи рассказываете.

— Точно.

Чернецы улыбались Патриарху.

Патриарх устремил взгляд на Радомора, сидящего на троне.

— Хорошенько запомни то, что сейчас услышал.

Долгим, очень долгим взглядом Патриарх обвел всех присутствующих, после чего развернулся и вышел из зала.

Чернецы ухмылялись ему вслед.

К тому моменту, когда Дьюранд заступил на вечернее дежурство, ничего не изменилось — лишь чернецам разрешалось свободно перемещаться по замку. Дьюранд понемногу стал понимать: несмотря на то, что он стоит на часах, он сам превратился в своего рода пленника. Чем дольше он оставался в замке, тем очевиднее ему становилось, что Радомор не сжалится над пленниками, и Альвен с сыном обречены. Гоул не спускал с них глаз.

К великому облегчению Дьюранд снова избежал неприятной участи нести стражу у покоев Альвен — его поставили охранять верхний пролет замковой лестницы. Лицо обдавало волнами жара из трапезной, а шею морозил осенний холод. Когда рубиновые клинки лучей закатного солнца окрасили небо, снизу донеслись звуки шагов и голоса. Хлопнула дверь. Дьюранд увидел, как по лестнице поднимается незнакомец — шустрый, прилизанный — это явно был не Патриарх. Слева и справа от него шли чернецы.

На мгновение чернецы и незнакомец остановились вверху лестничного пролета, который охранял Дьюранд. Один из чернецов ухмыльнулся Дьюранду в лицо и скользнул в трапезную. Второй чернец наградил незнакомца и Дьюранда улыбкой, больше похожей на оскал мертвеца.

Дьюранд не двигался с места, загораживая незнакомцу путь. Несмотря на то, что незнакомец был в два раза его ниже, он явно чувствовал себя уверенно. Черные с проседью волосы очерчивали широкие скулы, а в глазах светился ум. Черная накидка одетая поверх доспехов была оторочена белым, а с пояса рыцаря свисал меч.

Пока чернец, стоявший с ними на лестнице, продолжал улыбаться, его брат склонился в поклоне перед лордом Радомором.

— Милорд, прошу прощения за беспокойство.

Радомор качнул головой.

— У нас гость, — продолжил чернец. — Мне показалось, что вы не откажетесь с ним встретится. Барон Кассонель из Дамарина ожидает вашей аудиенции.

Услышав имя гостя, Дьюранд вздрогнул. Увидев это, незнакомец приподнял бровь.

— Барон Кассонель состоит на службе у герцога Беоранского. Его лучший воин и преданный вассал. Если ваша светлость позволит, мой брат сопроводит его сюда.

Незнакомец, оказавшийся бароном Кассонелем Дамаринским, глянул на Дьюранда, загораживающего ему вход в трапезную, и тот поспешно уступил ему дорогу. Не было такого воина в Эрресте, который ни разу не слышал о бароне Кассонеле. Некогда странствующий рыцарь, он добился места при дворе герцога, а такое случалось один раз на тысячу. Клинок, висевший у него на поясе, звался Термагантом и был выкован в эпоху Великого Королевства тысячу лет назад. Рассказывают, что на турнире в Тернгире в те времена, когда Дьюранд был еще мальчишкой, Кассонель одного за другим вызвал на бой всех рыцарей из свиты герцога и всех их сразил в честном бою. Теперь он получил баронский титул, а герцог был его законным сюзереном. Когда Кассонель вошел в зал, все замерли.

Кассонель поклонился.

— Его светлость Лудегар, герцог Беорана шлет тебе привет, — сказал он. Манера говорить был подстать барону: казалось, рыцарь обдумывал каждое слово. — Он повелел передать свое восхищение и уважение своему двоюродному брату лорду Радомору, наследнику Аильнора, герцога Ирлакского.

Радомор поднял на рыцаря взгляд и, наконец, заговорил. Это были первые слова, которые Дьюранд услышал от него с тех пор, как они ворвались в башню.

— Он просил передать все это мне? Мне? Не отцу?

— Вам, ваша светлость.

— И гонцом он отправил вас?

— Я полагаю, что его светлость выбирает гонцов сообразно желанию высказать всю глубину уважения, которую он питает к двоюродному брату.

— Что попросил вас передать мне мой кузен? — Радомор прикрыл глаза.

Кассонель обвел глазами залу, задержав взгляд на Дьюранде. Послание герцога услышат не меньше двадцати человек. Некоторые стали беспокойно переминаться с ноги на ногу.

— Говорите, барон Кассонель, — произнес Радомор. — Пусть люди, присутствующие здесь, вас не смущают.

Кассонель медленно кивнул:

— Среди вельмож королевства растет обеспокоенность словами и делами Его Величества Рагнала, государя Эрреста, а именно вторжением в Гейтанские перевалы, разгромом армий в Кальдаре и дозорами на дальних восточных рубежах. За какие-то пять лет государь опустошил казну и обратился за помощью к ростовщикам.

— Я сражался на Гейтанских перевалах, барон Кассонель.

— Вы были единственным из всего авангарда Королевской армии, кто выжил в битве при Хэллоудауне. Проявленное вами мужество известно всем.

— Многие, очень многие, начиная еще со времен моего деда, приходили сюда с такими речами, — произнес Радомор, — но ответ они всегда получали один и тот же.

Кассонель снова медленно кивнул. Дьюранд поймал себя на том, что смотрит на меч рыцаря. Рука Кассонеля легла на рукоять.

— Уверен, что так оно и было, лорд Радомор. Но мне приказали проявить настойчивость. Память о делах вашего великого деда — государя Карондаса — будет жить в веках. Лишь в преклонные годы он принял решение передать Звездную Корону своему брату Брэну. Карондас был бездетным и справедливо опасался, что его смерть погрузит Эррест в пучину смуты и междоусобиц. Ради блага королевства он взял в жены дочь герцога Ирлакского и принял бразды правления герцогством. Он не мог даже и мечтать, что в столь преклонные годы, уже на закате жизни, сможет стать отцом. Многие дивились на чудо, связанное с появлением на свет вашего отца, и ломали головы над тем, что это чудо может означать.

Радомор заерзал:

— Так или иначе, но наш государь — Рагнал.

— Но что он за государь? Государь, который разорил земли младших наследников, вверенные ему в опеку. Государь, бросающий на ветер деньги так, словно в его руках осенние листья. Государь, спустивший серебро, которое было специально выделено на содержание земель, принадлежащих короне. Государь, по приказу которого сады вырубаются на дрова. Леса уничтожаются, а освободившиеся земли отдают под пашни.

— Мой отец не единожды слышал такие речи.

— Герцог Лудегар повелел мне напомнить вам о тех случаях, когда вдов заставляют вступать в повторные браки, чтобы передать титул и земли богатым купцам и крестьянам, у которых нет ни рода, ни племени, зато есть мошна, туго набитая золотом. Детей знатных фамилий обязывают выплачивать огромные суммы за право вступления в наследование. Никто не задумывается о том, что эти меры ведут к вырождению благородных родов.

— Но я, барон Кассонель, вовсе не герцог Ирлакский.

Барон обвел взглядом присутствующих. Он практически убрал ладонь с рукояти старинного меча — теперь ее касались только кончики пальцев.

— Мне велено вам передать, что у вас есть возможность в ближайшем будущем получить титул. Его светлость герцог Кейпэрнский, человек истово преданный престолу, тяжко болен и находится при смерти. Его сын уже поставлен в известность о подати, которую ему предстоит выплатить за право наследования титула и земель. Размер данной подати немыслим, и юноша ни при каких условиях не сможет ее внести.

Пальцы Радомора поглаживали резьбу, которая украшала трон его отца.

— Равновесие сил в Великом Совете будет нарушено.

— Ничего не могу сказать на этот счет.

— Мой отец никогда не даст своего согласия.

— Герцог повелел мне напомнить вам, что в ваших жилах течет королевская кровь. Ваш род — один из самых древних, и линия наследования в нем ни разу не прерывалась. При всем уважении должен отметить, что государство долго не выстоит, если на троне восседает самодур и мот.

Барон поклонился, не сводя глаз с Радомора, восседающего на троне герцога. Несмотря на удушающую жару, царящую в трапезной, по спине Дьюранда пробежал холодок. Что предлагает барон? Убийство? Государственную измену? Бунт?

— Подготовка уже началась, — сказал Кассонель. — С помощью герцога Лудегара дело может кончиться лишь малой кровью.

В зале повисла зловещая тишина.

— Ваши люди знают, как передать ответ, — произнес Кассонель. — Я должен оставить вас, чтобы вы подумали над предложением. Но помните, Великий Совет соберется еще до снега.

С этими словами Кассонель поклонился и, выйдя из трапезной, направился вниз по лестнице. "Я должен был снести негодяю голову, — сжав зубы, подумал Дьюранд, — а я что сделал? Ничего. Уступил ему дорогу".

Чернецы проследовали за Кассонелем. Дьюранд стоял на лестнице сжав кулаки. Измена. Он все видел и слышал, но другие знали, свидетелем какого разговора он стал. В крепости полно солдат. Ему не сбежать.

Из глубин замка до Дьюранда донесся шепот.

— Мне это не нравится.

Дьюранд затаил дыхание. Голос был знакомым — это говорил Мульсер.

— Господи, просто делай то, что тебе велено, — сквозь зубы ответил ему кто-то. Обладателем второго голоса был Гоул.

— Гоул, я, право, не знаю. Я надеялся, что все наконец пойдет на лад, что мы получим место в свите лорда. Жаль, что мы не оставили этих двух негодяев в Хэллоудауне.

— У тебя нет выбора.

— Что мы делаем? Мы же наняли этого паренька. На кого мы похожи в его глазах? На чудовищ из детских сказок.

— Мы делаем то, за что нам платят. Слишком поздно поворачивать назад.

Разговор сменился звуком удаляющихся шагов. Повисла тишина.

Дьюранд понял, что стоит в темноте совсем один. Из мрака на него надвинулись две скалящиеся фигуры — чернецы. Они внимательно посмотрели на него, после чего каждый из них прижал палец к губам. Дьюранду захотелось закричать и бросится прочь. Лишь собрав всю волю, ему удалось взять себя в руки.

Когда погасли последние кровавые отблески заката, Дьюранда наконец сменили. Дьюранд спустился вниз, в подвал, где спали солдаты, и плюхнулся на соломенный тюфяк. Он был страшно измотан и тут же погрузился в глубокий сон.

Через несколько часов его разбудил тихий, воркующий голос:

— Опасно быть умненьким, очень опасно. Лучше оставаться дурачком. Впрочем, уже слишком поздно. Нам жаль расставаться с тобой. Очень жаль.

Дьюранд открыл глаза. По подвалу кружили тени. Кто-то зарычал. Дьюранд понял, что это Мульсер.

Одна из черных фигур склонилась над русоволосым воином. Мульсер дернулся, пытаясь встать, но чернец лишь коснулся пальцами груди воина, и Мульсер тут же рухнул обратно на тюфяк, недвижимый, словно его пригвоздили к полу ударом топора. Через мгновение он снова заерзал, как будто пытаясь сбросить с себя невидимые путы. Чернец склонился над ним словно мать над колыбелью.

Дьюранд нащупал кинжал.

Чернец потянулся губами к лицу Мульсера. Коснувшись рта воина, он растянул его губы и разжал челюсти. Дьюранд попытался выхватить кинжал, но по его телу молнией прошла судорога. Над ним склонился второй чернец, который пристально смотрел в ему в глаза, словно пытаясь прочесть мысли. Указательный палец чернеца коснулся артерии на шее Дьюранда, и воин почувствовал, как с каждым ударом сердца его тело содрогается в коротких спазмах, как деревенеют его мышцы.

Слух все еще подчинялся Дьюранду — он услышал шепот. Это были не чернецы. Это был шепот многих голосов, подобный ропоту, который, порой, проходит по толпе людей. Глаза Дьюранда вылезли из орбит, он попытался найти взглядом Мульсера. Несчастный воин пытался бороться с чернецом, припавшим к его рту. Плечи Мульсера оторвались от пола, содрогаясь в ритмичных конвульсиях, отчего казалось, что чернец, нависший над ним, — кукловод, управляющий каждым движением воина, спина которого выгибалась все сильнее и сильнее, пока не послышался треск.

Шепот становился все громче. Казалось, теперь Дьюранд может различить отдельные слова. Он стал вращать глазами, пытаясь найти источник звука. Надо ртом каждого спящего солдата плясал язычок бледного пламени, словно чернецы вытягивали из несчастных души.

Со стоном Мульсер распростерся на тюфяке.

Наступила тишина.

Чернец, нависший над Мульсером, повернулся к собрату и улыбнулся. Казалось, он заметил Дьюранда, и его улыбка стала еще шире. На горле чернеца образовалась выдающаяся вперед жутковатая выпуклость. Продолжая улыбаться, он прижал палец к губам.

Стоявший над Дьюрандом чернец убрал палец от его шеи, и воин почувствовал, что свободен.

Мульсер был мертв, а Дьюранд едва мог пошевелиться.

Глава 7 Мантльуэлл

Он снова стоял на часах, охраняя вход в покои Альвен.

Ему никак не удавалось побыть одному.

Вот уже два дня, как Альвен сидела в заточении. Время от времени из-за двери раздавался плач ребенка. Дьюранд понимал, что дверь, ведущая в покои Альвен, уже никогда не откроется, и раздумывал, что он скажет в свое оправдание, когда предстанет перед престолом Всевышнего. Нет уж, если лорд Радомор решил уморить свою жену-прелюбодейку, Дьюранд ему не помощник.

Одним из первых порывов Дьюранда было сбросить с дверей засов и, подхватив женщину с ребенком, броситься вниз по лестнице. Естественно, сначала надо будет избавиться от стражника, стоявшего с ним в паре. Но это не единственный стражник, с которым пришлось бы схватиться. Внизу лестницы стоял караул, воины несли стражу в трапезной, не говоря уже о том, что в самом городе было полно солдат.

"Есть и другой способ", — подумал Дьюранд, уставившись на шлем своего напарника. Можно избавиться от стражника, а потом спустить женщину с ребенком прямо во двор через окно, не ломая голову над тем, что делать с воинами, охраняющими внутренние покои замка. Именно так поступали настоящие герои в балладах, которые пели скальды, — они помогали красавицам бежать из высоких башен, связав веревки из одежды или постельного белья.

Он попытался представить эту картину: Альвен с плачущим ребенком спускаются по веревкам, связанным из простыней. От окна до каменных плит двора — пятнадцать фатомов. Длина простыни — примерно пять футов. Если у Альвен в покоях наберется штук двадцать простынь — что ж, тогда, быть может, у них и есть шанс.

Дьюранд закрыл глаза, тасуя в голове варианты и возможности, словно колоду карт. К чему безрассудный героизм? С Радомором надо поговорить. Лицом к лицу. Он представил самого себя в трапезной: чужак, незнакомец, ведущий напыщенные речи о жене-прелюбодейке своего господина. Безнадежно. Впрочем, больше ничего не приходит в голову. Несчастная Альвен не может поговорить с собственным мужем! Право обращаться к Радомору напрямую теперь имеют только чернецы.

"Как же я мог забыть, — неожиданно спохватился Дьюранд. — Замок, Ферангор и земли Ирлака не принадлежат Радомору, это владения старого герцога Аильнора". Раз владелец замка — герцог, известный своим благородством, он должен узнать, что за безумие здесь творится.

Увы, герцога не было в городе.

Дьюранд почесал затылок, стараясь скрыть охватившее его отчаяние от второго стражника. Какой прок от герцога, если его отделяют от города десятки лиг? Дьюранд посмотрел на отделанную железом дверь. Герцог может вернуться в любой момент, но сколько еще продержится Альвен? А ребенок? Самое большее — пару дней. А если в их покоях нет воды, тогда им осталось и того меньше.

Дьюранд повернулся ко второму стражнику:

— Я пошел вниз.

Воин, удивленно моргая, уставился на Дьюранда.

— Пока я не вернулся — смотри в оба, — добавил Дьюранд, спускаясь по ступенькам вниз.

На этот раз Дьюранд, не доходя до пышущей жаром трапезной, свернул в боковой проход. Перед ним был коридор, очерченный рядами арок с окнами. Когда он выглянул в одно из окон, то обнаружил, что оно выходит прямо в трапезную — перед его взором предстала бритая голова Радомора и чернецы в мрачных одеждах, стоящие возле него. Дьюранд отпрянул, прижавшись к стене. Его могут убить, но сейчас на кону стояла не только его жизнь.

Дьюранд тихо вздохнул и, крадучись, направился по коридору — ему было нужно попасть на самые нижние уровни замка. В подвалах любого замка должен быть подземный ход, ведущий наружу. Интересно, когда стражник, стоявший вместе с ним в карауле начнет беспокоиться и поднимет тревогу? Наверное, он решил, что Дьюранд пошел до ветру. Скоро он поднимет тревогу.

Узкие мрачные переходы привели Дьюранда в подвальные помещения замка, сложенные из массивных валунов, — царство затхлости и мрака. Там он и обнаружил узкий проход, вырубленный в стене. Должно быть, это и есть подземных ход.

— Ну и куда ты собрался? — поинтересовался кто-то. Из темноты на Дьюранда надвинулся один из солдат Радомора, сжимавший в руке свечу.

— Смена, — решил рискнуть Дьюранд.

Солдат, прищурившись, посмотрел на него.

— Силы ада, ты кто? Новенький? Тебя Дурмунд зовут.

— Почти, — кивнул Дьюранд. — Тебя что, оставили здесь одного?

— Ага. Свечу вот дали, — от рябого солдата несло луком. — Но я только заступил.

Дьюранд уставился на солдата. Господи, как же ему надоело врать!

— Я и не собирался сменять тебя, — признался он, сразу почувствовав облегчение.

— Тогда чего…

— Я не намерен больше здесь оставаться.

— Увидел, что характер у Радомора крут и решил удрать? — солдат приподнял бровь.

— Да, — кивнул Дьюранд.

— Что ж, понимаю. Только не милорда тебе надо бояться, а Гоула. Он очень не любит ребят, которые сначала берут денежки, а потом пускаются в бега. А особенно он не любит тех, кто много слышал и много знает. Гоул такой нервный в последнее время — ужасно боится оплошать, а все из-за советников его светлости. А если ты сбежишь, это будет означать, что Гоул оплошал. Ты так беду на него накличешь, — солдат улыбнулся. — Ступай, откуда пришел, и выкинь мысли о побеге из головы. Если у тебя в кармане есть звонкая монета, считай я тебя не видел.

— У меня ни гроша.

— Ну, с собой у тебя может ничего и нет, но…

Дьюранд бросился на солдата. Схватив его, как тряпичную куклу, он со всей силы приложил его о стену. Голова гулко стукнулась о камень. Дьюранд ожидал, что солдат попытается вырваться, начнется драка, на шум прибегут другие, но вместо этого воин обмяк в его руках.

Дьюранд разжал пальцы, и солдат мешком повалился на пол. Видимо, Великие Силы внимательно наблюдали за ним, протягивая в самые ответственные моменты руку помощи. Дьюранд искренне надеялся, что ему помогают Силы Света.

Крадучись, на ощупь, он двинулся по узкому туннелю, прорубленному в стенах. Спустя некоторое время, он почувствовал облегчение — в его лицо дохнул свежий воздух, влажные стены расступились, и он оказался под открытым небом. Он стоял во внутреннем дворе — неподалеку вздымались стены святилища, шпили которого были усажены грачами, воронами, сороками. Птицы время от времени пикировали вниз и, важно задрав клювы, принимались разгуливать по двору.

Дьюранд кинулся к конюшням, вскочил на пегого коня, которого вряд ли кто-нибудь стал бы искать, и сквозь распахнутые ворота припустил в город.

Оказавшись на улицах города, Дьюранд потянул за уздцы, заставляя коня перейти на шаг. Уже опустились сумерки, мимо него спешили домой люди. Стража ждала удара колокола, чтобы закрыть ворота. Один из стражников даже сказал Дьюранду:

— Тебе повезло. В этом чертовом святилище уже час как должны были отзвонить к закрытию врат.

Дьюранд подумал о птицах, слетевшихся к святилищу, и об оскверненной иконе в Торментиле. Интересно, что стало с бесстрашным Патриархом? Дьюранда охватило желание пришпорить лошадь, которую он украл из замковой конюшни, но он взял себя в руки, пытаясь изобразить на лице скуку. Он должен добраться до последних ворот.

Наконец они показались впереди, и Дьюранд крепко сжал в руках поводья. Он почти вырвался.

Медленным шагом он проехал под каменным сводом надвратной башни, и когда он уже ощущал чарующий вкус свободы, кто-то рассмеялся. Дьюранд содрогнулся. За спиной зияла распахнутая пасть ворот. Еще один взрыв смеха, который теперь явственно звучал у него над головой. Черными кляксами со стены на него смотрела пара грачей.

Дьюранд, пришпорив лошадь, устремился к горизонту.

Всю первую ночь он скакал вслепую, полагая, что Мантльуэлл, где находился герцог, расположен где-то на юге. Спросить было некого. Всю ночь его преследовали птицы-падальщики.

Когда Око Небес поднялось над горизонтом, а в полях появились крестьяне, Дьюранд принялся спрашивать у них дорогу. Рядом постоянно кружили грачи. Порой, когда они подлетали достаточно близко, Дьюранд кидал в них камни. Иногда они взмывали так высоко, что превращались в черные точки, порхающие в облаках.

Где-то около полудня он увидел мальчика, стоявшего на дороге с синим куском материи в руках. Слева и справа от дороги раскинулись поля. Дьюранд натянул вожжи, увидев, что на самом деле в руках мальчика — праща. На поле показался мужчина, в бороде и одежде которого застряла солома. Мужчина подошел к мальчишке и заметил Дьюранда.

— Странные дела творятся… сколько воронов. Дурные знаменья, — пробормотал он. — Приходится просить сына их отпугивать. Одного он даже сшиб.

— Где-нибудь неподалеку есть храм или святилище? — спросил Дьюранд.

— Было святилище, да развалилось.

— Развалилось? — по спине Дьюранда пробежал холодок.

— Словно его жуки источили. Рассыпалось в труху.

Дьюранд сложил ладони в знак Небесного Ока.

— Ты говорил о воронах?

— Вороны, грачи — какая разница?

Дьюранд покачал головой. Дорога в ста шагах от того места, где они находились, поднималась вверх. В ветвях деревьев Дьюранд увидел черную тень. Должно быть птица.

— Найдите священника. Мне надо торопиться.

Мужчина кивнул, опустив руку мальчику на плечо.

— Вы не знаете, как добраться до Мантльуэлла?

— Езжай прямо. Тебе нужен утес на Хайшильском тракте. Там вообще много утесов. Из одного из них как раз и бьет святой источник Мантльуэлла.

Дьюранд кивнул, подумав об Альвен, томящейся в башне. Похоже, ехать осталось не так уж и долго.

— Да защитят вас Святые заступники, — кивнул Дьюранд, трогаясь в путь.

Он надеялся, что мальчику удалось убить из пращи хотя бы одного грача, но понимал, что это скорее всего самообман. Грачи были явно непростыми — их либо послали чернецы, либо это были сами чернецы, обратившиеся в птиц. Ну и болван же он! Надо было брать хорошую скаковую лошадь — а что за клячу он выбрал?! Он представил, как будет оправдываться у престола Всевышнего: "Мать с ребенком умерли по моей вине, а я еще вдобавок лошадь украл. Только лошадь была дешевой, грех невелик". Стражи Райских Врат, услышав такое, тут же бросят его в геенну.

Дьюранд знал — за ним уже послана погоня. Если он успеет и доедет до герцога в срок, все еще, может, обойдется.

Он пришпорил коня. Поля сменились дубравами. Ирлак был совсем непохож на его родину, Гирет. Дьюранд услышал голоса, доносящиеся с нагого и безжизненного серого холма, возвышавшегося над лесом, словно гигантская устричная раковина. Сзади, трепеща крыльями, взмыла в небо стайка скворцов — погоня была гораздо ближе, чем предполагал Дьюранд, Гоул находился от него на расстоянии полета стрелы.

Дьюранд пустил коня в галоп. Впереди на расстоянии всего одной лиги показались утесы — если он до них доберется, быть может, ему удастся спасти Альвен жизнь. Дьюранд несся по дороге, слыша сзади стук копыт. Как он ни всматривался вперед, он так и не смог разглядеть ни деревеньку, ни монастырь. Решив, что он пропустил нужный поворот, Дьюранд представил схватку с солдатами Гоула.

Неожиданно лес расступился, и перед Дьюрандом предстала каменная гряда с трещиной, образующей проход в поросшее мхом и папоротником ущелье, из которого струился ручей. Дьюранд с шумным всплеском влетел на коне в воды источника, распугивая склонившихся над водой и бормочущих молитвы паломников, похожих на родственников, шепчущихся у комнаты тяжелобольного.

Дьюранд соскользнул с коня и бросился мимо недоуменно взирающих на него пилигримов в ущелье, по камням которого бежал поток, наполняя его эхом, напомнившим Дьюранду о колодце в крепости Ферангора. Однако здесь, в отличие от крепости, мрачный каменный свод не заслонял ясного неба. Дьюранду показалось, что он вдруг оказался внутри раковины гигантской улитки.

Стены ущелья расступились и перед Дьюрандом предстал небольшой пруд, который наполнял бьющий из скалы источник, дававший начало ручью. Вокруг пруда сгрудились около семи человек, судя по одежде и стати — благородного происхождения. У края пруда Дьюранд приметил коленопреклоненную фигуру. Как только Дьюранд увидел благородное лицо, обрамленное седыми локонами, он понял — перед ним герцог Аильнор, сын короля Карондаса.

— Ваша светлость… — начал Дьюранд.

Несмотря на, то что в бородах и волосах людей, окружавших пруд, проступила седина, реакция их была молниеносной. Сильные руки скрутили Дьюранда, он услышал, как воины с лязгом выхватывают из ножен мечи.

— В полдень свет Небесного Ока падает на воды источника, — вздохнул коленопреклоненный герцог. — Но сегодня, как и прежде, Небесное Око скрывают тучи. Исцеления не будет.

Герцог встал с колен. Черты его лица поразили Дьюранда — перед ним стоял настоящий правитель — мудрый, благородный, достойный того, чтобы его лик чеканили на монетах. Герцог взглянул на Дьюранда и замер — казалось, Аильнор что-то увидел в его глазах:

— Ты?! — воскликнул он.

Руки стражников сдавили Дьюранда еще сильнее.

— Нет, нет, — покачал герцог головой и знаком приказал воинам отпустить Дьюранда.

Аильнор шагнул к нему и, протянув руки, коснулся его лица. Дьюранду показалось, что в серых глазах герцога мелькнуло благоговение.

— Сны, — выдохнул герцог.

— Я видел твое лицо. Ты… изменился. Страшные вещи представали пред моим взором… Скоро, очень скоро мои останки возложат в фамильный склеп, где покоятся мои предки, — герцог кинул взгляд на пруд и снова воззрился на Дьюранда.

— Я принес печальные вести, ваша светлость, — собравшись с духом, начал Дьюранд.

— Думаю, это только начало, — прошептал герцог, приблизив свое лицо к лицу Дьюранда, словно собираясь его поцеловать.

— Ваш сын… — начал Дьюранд.

Что ему сказать? Сказывалась бессонная ночь, проведенная в пути. Герцог закрыл серые глаза.

— В Торментиле мы получили известия, — произнес Дьюранд, — известия из Ферангора. Альдуан из Варренделя…

— Они любили играть детьми. У них были игрушечные лошадки. Помню, как Радомор дрался с ним у нас в конюшне на деревянных мечах.

— Альдуан мертв, — выдавил из себя Дьюранд.

— Его утопили, — кивнул герцог, не раскрывая глаз. — Его ведь утопили, так?

— Да, — ужас сковал Дьюранда. Как герцог узнал об этом? — Его утопили.

— А как же Альвен? — спросил герцог. Именно поэтому я прискакал к вам.

— Ребенок. Мой внук. Где он?

— Он в покоях леди Альвен. Они заперты.

— Некогда эти покои принадлежали моей жене, — произнес Аильнор.

Дьюранд вздохнул, собираясь продолжить:

— Он запер их в башне и поставил стражу. Входить к ним запрещено. Башня станет им могилой.

Герцог кивнул. Дьюранд был готов рассказать больше: о Беоране, Кассонеле и заговоре, но герцог Аильнор, ссутулившись и волоча ноги, направился к выходу из ущелья.

— Мне нужно подумать.

Дьюранду и воинам из свиты герцога ничего не оставалось, кроме как последовать за герцогом.

Потрясенный новостями, герцог брел по струящимся водам источника. Он вышел из ущелья как раз в тот момент, когда к скале со своим отрядом подъехал Гоул. Герцог вскинул руку вверх, отдавая молчаливый приказ, и его воины, обнажив мечи, встали полукругом, загораживая Гоулу проход.

Гоул поднял кулак, приказывая своим солдатам оставаться на месте. Дьюранд не мог поверить, что некогда был среди этих подлецов, которых считал рыцарями. Сейчас он понимал, что они были кем угодно, но только не рыцарями, несмотря на то, что пытались себя за них выдавать.

— Что это значит? — потребовал ответа герцог.

— Мы шли по следу дезертира, — прорычал Гоул, кивнув на Дьюранда. — Насколько я вижу, вы его уже нашли.

— Дезертир, — повторил герцог, шагнув к Гоулу.

— Да, ваша светлость. Он поступил на службу к вашему сыну. Не прошло и недели, как он уже сбежал, бросив свой пост и украв лошадь, — Гоул показал на коня Дьюранда, который был привязан к кусту, растущему у самого ручья. — Кроме того, — продолжил Гоул, — он убил одного из моих воинов — Хагала. Проломил ему голову.

Герцог стоял перед Гоулом словно маг, которому предстояло унять надвигающуюся бурю.

— Твой дезертир принес мне вести.

— Не сомневаюсь, ваша светлость, но прежде чем поверить в них, задумайтесь над тем, кто эти вести вам принес.

— Я так и сделаю, сэр Гоул.

Старый капитан нахмурился, беседа была ему явно не по нраву.

— Ваша светлость, мне приказали доставить этого человека назад в Ферангор, — сказал Гоул, хотя, скорее всего, поймав Дьюранда, он собирался вздернуть его на первом же дереве.

— Я тоже чувствую необходимость отправиться в Ферангор, — кивнул герцог.

— Отлично. У вашей светлости есть охрана. Мы присмотрим за Дьюрандом, чтобы он не сбежал.

Герцог, прищурившись, посмотрел на Гоула и, кивнув, бросил:

— В Ферангор.

Кавалькада скакала по дороге. Гоул не сводил с Дьюранда глаз. Несмотря на усталость, Дьюранд не осмелился попросить остановиться на отдых. Он жалел о каждой минуте, которую провел, охраняя покои Альвен в башне. Нужно было ехать в Мантльуэлл сразу же — в первую ночь.

Дорога поворачивала, на мгновение Дьюранд потерял из виду свиту герцога и тут же почувствовал острие кинжала, коснувшееся его горла.

— Слушай внимательно, — прорычал Гоул. — Ты выставил меня дураком перед лордом Радомором и его чертовыми советниками. Ты показал, чего стоит твоя преданность. Думаешь, его светлости нужен свидетель, который знает о том, что произошло в замке? Как ты считаешь? Подумай об этом, тварь.

Гоул отпустил Дьюранда. Снова показались люди из окружения герцога, один из них с подозрением посмотрел на Гоула. Но он не увидел ничего особенного — Гоул крайне удачно выбрал время, чтобы подобраться к Дьюранду. Дьюранд вспомнил, как копал могилу Фальку. На теле гиганта было три раны — на руке, груди и спине. У Гоула во время схватки с исполином даже дыхание не сбилось. Дьюранд коснулся шеи — она была в крови.

Взошло солнце, осветив возвышавшийся на холме Ферангор, издалека похожий на остров среди безбрежного океана. Дьюранд мог различить крепость, шпили святилища и башню, ставшую тюрьмой для Альвен и ее сына.

Герцог был мрачен. Воинов, повидавших многое, пробирала дрожь, когда герцог бросал на них взгляд своих серых глаз. Дьюранд вспомнил ужас в глазах герцога, когда тот впервые его увидел.

— Я не слышу звона колоколов, — голос герцога звучал громко в утренней тиши. — Патриарх должен встречать рассвет колокольным звоном.

— Быть может, они уже отзвонили? — предположил один из рыцарей.

— Нет, — покачал головой герцог, в его голосе слышалась мрачная уверенность. — В колокола никто и не ударял.

Глава 8 Ночь между двух холмов

Жители Ферангора провожали кавалькаду долгими взглядами. Стражники держали языки за зубами. Горожане казались Дьюранду моряками, которые, сгрудившись у края палубы корабля, смотрят на горизонт, ожидая надвигающуюся бурю.

Кавалькада въехала во двор замка, подняв в воздух десятки птиц-падальщиков, рассевшихся возле святилища. С каждой крыши на людей взирали тысячи глаз-бусинок.

Когда Дьюранд вошел в замок, он почувствовал, что в замке повсюду солдаты Гоула.

В арке, венчавшей главную лестницу, появился ухмыляющийся чернец.

— Ваша светлость, — произнес он, поклонившись так низко, что мазнул рукавом порог.

— Где мой сын? — спросил герцог.

— В трапезной, ваша светлость. Он ждет вас.

Герцог, не проронив ни слова, прошел в трапезную. Дьюранд проследовал за ним, обнаружив в трапезной еще восемь вооруженных солдат. Кое-кто из них улыбнулся ему.

Когда они вошли, Радомор не сдвинулся с места, продолжая сидеть на троне отца.

Герцог стоял перед сыном точно так же, как стоял перед воинами Гоула в Мантльуэлле.

— Сын.

— Отец, — Радомор остался недвижим.

— Отчего не звонили колокола в великом святилище?

Радомор ничего не ответил, а чернецы обменялись понимающими улыбками.

— Я приехал из-за Альвен и ее сына, — сказал герцог.

— Так.

— Я должен их увидеть.

— Это будет непросто, отец.

Глаза герцога вспыхнули:

— Хочешь сказать, что я опоздал?

— Отнюдь, — быстро заговорил один из чернецов. — Вы не опоздали. По крайней мере, не в том смысле, о котором вы подумали. Его светлости посоветовали сменить гнев на милость. Ему сказали, что держать жену с ребенком в заточении недостойно благородного человека, но поймите, он был в гневе. Альвен хотела уехать из Ферангора, и существовали серьезные опасения, что скандал выльется наружу. Первым порывом лорда Радомора было желание не выносить сора из избы, но поступок этого человека, называющего себя Дьюрандом, продемонстрировал лорду Радомору, что сохранить происшедшее в тайне будет непростой задачей.

— Где Альвен? — герцог, выслушав чернеца, снова перевел взгляд на Радомора.

— Она отправилась в Гиретские земли, отданные ей в приданное, — ответил другой чернец.

— А ребенок? Где мой внук?

— Она взяла его с собой, отец, — на этот раз ответил Радомор.

— Мы отправляемся за ней.

— Вы можете поступать, как пожелаете.

— Именно так, мой сын. А ты меня будешь сопровождать.

Радомор вскочил.

Дьюранд пристально всматривался в его лицо, пытаясь разглядеть хотя бы какие-нибудь тени эмоций, будь то ярость или торжество, — но он так ничего и не увидел. Глаза Радомора, черные, как магнит, уставились на Дьюранда.

Дьюранд понимал, что женщина с ребенком, должно быть, уже мертва.

Они скакали на восток, словно где-то там, в конце путешествия, их ждала Альвен с ребенком. Происходящее казалось игрой, заключительными куплетами саги, придуманной скальдом. Дьюранд еще не знал, чем кончится эта игра, но выйти из нее он уже не мог. Дьюранд потер шею. Пока игра не закончена, на его совести так и не будет невинно загубленных душ.

Его окружали две группы воинов: рыцарей и солдат, которые обменивались мрачными недружелюбными взглядами, сверкая глазами из-за забрал шлемов.

— Здесь, — когда солнце начало опускаться за горизонт, герцог Аильнор остановил кавалькаду. Двенадцатичасовой день подошел к концу. Перед воинами в надвигающемся сумраке возвышался холм с плоской вершиной, поросший высокой травой и кустарником. Герцог махнул рукой в сторону вершины, и воины, подчиняясь, погнали вперед лошадей — им предстояло разбить лагерь.

С вершины холма была видна река, черной лентой извивавшаяся в долине. Дьюранд с удивлением понял, что узнает эти места. Перед ним была река Бейндрол. Именно этой дорогой он и ехал из Акконеля, именно по этой дороге он гнался за кавалькадой Радомора. Наверняка ему уже попадался на глаза холм, на котором он сейчас стоит.

К Дьюранду подъехал Аильнор. Старый герцог не проронил ни слова, его глаза были устремлены вдаль, туда, где за рекой раскинулись земли Гирета. Люди спешивались, прыгая в траву. К Дьюранду и герцогу с поклоном приблизились чернецы.

— Ваша светлость, вы выбрали весьма занимательное место для привала. Весьма занимательное.

Герцог взглянул на поросшие лишайником нагромождения камней.

— Ах, да, — произнес второй чернец, роясь в складках одежды. — У меня есть для тeбя подарок, — улыбнувшись, он протянул Дьюранду синий отрез материи. Дьюранд содрогнулся — чернец сжимал в руках пращу мальчика, которого он встретил по дороге в Мантльуэлл. Чернец сунул пращу Дьюранду в руки.

— А что у нас здесь? — поинтересовался чернец с интонацией фокусника, развлекающего толпу на ярмарке. Он поводил рукой рядом с ухом Дьюранда после чего разжал кулак. Дьюранд увидел, что чернец протягивает ему небольшой голыш — такой, которыми дети запускают в ворон:

— Тебе не о чем волноваться. Можешь оставить все это себе, — чернецы склонились в поклоне перед герцогом и удалились.

— Древнее место, — помолчав, произнес Аильнор. Он так и не задал вопроса о праще.

— Да, ваша светлость, — согласился Дьюранд.

— Камни, — кивнул Аильнор на валуны, — это могилы. Они были здесь задолго до того, как сюда пришли наши предки, задолго до высадки Крейдела. Говорят, Гирет был назван в честь обитавшего в этих землях племени безжалостных дикарей, таившихся среди берез, когда Селугир-кормчий вошел в залив Акконеля.

Дьюранд сжал в руке пращу, принадлежавшую мальчику.

— Твой род из Гирета? — поинтересовался герцог.

— Да, ваше сиятельство. Мой отец владеет Коль.

— Ах да, припоминаю. Древний род. Как и мой. Должно быть, плыли вместе с Серданом Крэйделом. Как ты думаешь?

— Не знаю, ваша светлость, — Дьюранд знал, что Аильнор вел свой род от Сердана.

— Родословная имеет большое значение. Мы — Сыны Атти. Мы заботимся о чистоте крови наших детей, словно они скаковые лошади. Но делаем мы это не зря.

Герцог кивнул на лагерь, седые волосы сверкнули серебром:

— Тебе знаком этот холм?

— Нет, ваша светлость.

— Где-то там, — герцог махнул рукой в сторону реки, — у реки — Фецкая лощина. Там некогда разыгралась страшная битва. Холмы образуют небольшую долину в форме подковы, поросшую дубами. Один из наших далеких предков привел в эту лощину целую армию. В балладах скальдов сказано, что из долины никто так и не вышел. На том месте, где сейчас находимся мы, воздвигли монастырь. Он простоял тысячу лет, но потом сгорел дотла.

— Уже в те времена наши роды могли похвастаться своей древностью.

Герцог кивнул и спешился. Дьюранд последовал его примеру.

— Я хочу, чтобы ты сбежал. Погоди, покуда все улягутся.

Дьюранд замер, воззрившись на герцога. Его слова были для него полнейшей неожиданностью.

— Я должен доиграть эту партию, — продолжил герцог — Должен, покуда есть хотя бы тень надежды. Я не оставлю своего внука. Но ты молод, а я опасаюсь, что мой сын вряд ли оставит тебя в живых. Удивляюсь, как тебя еще не убили. Впрочем, за этим дело не станет. Быть может, уже завтра утром этот смерд Гоул с улыбкой сообщит всем, что прикончил тебя при попытке к бегству. Быть может, он даже убьет одного из моих рыцарей, а потом, когда уже покончит с тобой, сунет тебе в руки кинжал. Мой сын горд, мысль о том, что ты сбежал, разнося по долам весть о его позоре, для него невыносима.

Герцог, окинув взглядом лагерь, заприметил Радомора.

— Говорят, что он шел во главе авангарда королевской армии. В первый день Бороджин и его гейтанцы обрушились на королевскую рать, словно волны бушующего моря. Дорогую цену заплатил мой сын и воины, сражавшиеся бок о бок с ним, но они не дрогнули и не побежали. Они были героями. На второй день государь Рагнал держал авангард в резерве, солдатам надо было отдохнуть и восстановить силы. Радомор был ранен, многие убиты. Но в битве наступил перелом. Гейтанцы дрались, как бешенные псы, и, казалось, Бороджин вот-вот сломит строй королевских войск. И тогда мой раненный сын встал с постели и бросил остатки изломанного авангарда на врага. Каждый шаг стоил им десятка жизней. Они прорубились к Бороджину… или это Радомор прорубился… словом, наступление гейтанцев захлебнулось. Столько славных воинов полегло… Погибли все, кто был с Радомором.

Герцог замолчал.

— Сын, которого я знал и любил, пал в том сражении. Его не вернуть, — продолжил Аильнор. — Когда моя супруга была еще жива, будущее казалось нам совсем другим.

— Ваша светлость, — начал Дьюранд. — Я должен вам сказать одну вещь. Из Беорана приезжал гонец. Вашего сына склоняют к измене.

Длинная тень от холма протянулась в сторону Гирета. Аильнор молчал.

— Вы в опасности, — с настойчивостью в голосе произнес Дьюранд.

Старый лорд посмотрел ему в глаза и пророкотал:

— Когда все уснут, беги в сторону лощины. Думаю, что за тобой не погонятся.

В ту ночь Дьюранду снилась кровь, вязкая, липкая, залившая всю верхушку холма. Ему чудилось лязганье оружия и шепот. Слова сплетались друг с другом, наползали одно на другое так, что смысла их понять было невозможно.

Когда Дьюранд проснулся, стояла тишина. Он разглядел часовых, стоявших по разным сторонам лагеря. Пора. Но сначала нужно собраться. Он великолепно понимал, что без провизии и денег далеко не уйдет.

Укрытый материей мешок лежал за шатром герцога Аильнора. Дьюранд неслышно прокрался мимо спящих людей и лошадей и тихо взял пару караваев хлеба и головку сыра. Но важнее всего были, конечно, его доспехи, которые ему удалось забрать из казарм Ферангора. Он протащил их на себе целые лиги, и даже теперь не допускал мысли о том, чтобы бросить их. "Не жадность ли это?" — мелькнуло у него в голове.

Старый герцог и Радомор встали лагерями отдельно друг от друга, повязав между ними коней, которые играли роль гусей на дворе у крестьянина, слишком бедного, чтобы позволить себе завести сторожевую собаку. Дьюранд пригнулся и принялся отвязывать своего жеребца. Лошади беспокойно трясли головами и фыркали. Дьюранда охватил приступ беспокойства — в темноте все лошади казались одинаковыми. Наконец, он приметил коня с глубокой седловиной, который показался ему знакомым.

— Дьюранд, — прошептал кто-то рядом.

Голос говорившего поразил его, словно удар ножа в спину. Из высокой травы показались тени поднимающихся людей.

Дьюранд рванул висящий на поясе кинжал.

— Смело, — кивнул Лазарь Гоул. Рядом с ним Дьюранд увидел фигуры воинов. Пять, может быть, семь человек. Дьюранд обратился к Небесам с молитвой о помощи.

— Но смелость тебе не поможет, — продолжил Гоул. Дьюранд в отчаянии огляделся, в одиночку ему не одолеть Гоула. А ведь рядом с ним еще полдюжины людей. Он даже крикнуть не успеет.

Воины двинулись на него.

Дьюранд, пригнувшись, рванулся вперед, бросившись на землю, волчком проскользнул под лошадью и снова вскочил на ноги, раскачиваясь из стороны в сторону, словно крестьянин, играющий в мяч. Вокруг него сгрудились лошади. Прыгая, пригибаясь, отскакивая то в одну, то в другую сторону, он устремился к лощине. Неожиданно он оступился, ноги потеряли точку опоры. Он повалился на землю и кубарем покатился вниз по склону холма.

Он лежал, обхватив руками голову, упирающуюся в ствол дерева. Видимо, он сильно ударился во время падения и потерял сознание. Дьюранд почувствовал во рту привкус крови и понял, что если бы он в последний момент не прикрыл голову руками, то удар о дерево наверняка размозжил бы ему череп.

В ноздри бил резкий запах, нависший над влажной землей и дубами, покрывавшими лощину. Дьюранд вспомнил, как охотник ударом ножа вскрывает живот убитому кабану или оленю. Запах был очень похож. Страшным усилием воли Дьюранд заставил себя пошевелиться. Его в любой момент могут схватить люди Гоула. Негнущимися пальцами он ощупал живот — боли не было.

Он сел.

Было темно, словно Дьюранд оказался на дне пруда. Дьюранд с осторожностью поднялся на ноги и обнаружил, что земля все еще идет под уклон. Он попытался глубоко вздохнуть и скривился от ударившей в нос вони. Дьюранд счел за лучшее двинуться вниз по склону. Падая и снова поднимаясь на ноги, он двигался в сторону реки. Когда его глаза привыкли к темноте, он заметил в сумраке белесые тени. Когда он пытался присмотреться к ним повнимательней, тени расплывались, исчезая из поля зрения.

Наконец земля под ногами выровнялась, но заросли деревьев, сплетавших друг с другом свои ветви, царапающие тело и разрывающие одежду, стали еще гуще. Каждый шаг давался Дьюранду с великим трудом. В который раз, оступившись, он взмахнул рукой, пытаясь ухватится за сук, однако его ладонь ухватилась за опору, он почувствовал пальцами отнюдь не осклизлое холодное дерево. Это была человеческая плоть.

Первая мысль Дьюранда была — его настигли, и он пытался вцепиться в одного из людей Гоула. Покачнувшись, он упал на землю. Незнакомец нависал над ним, а у Дьюранда не было ничего, кроме ножа. Однако, присмотревшись, он понял, что стоявший перед ним незнакомец не двигается с места.

Пошатываясь, Дьюранд поднялся на ноги. Сначала он подумал, что перед ним — статуя какого-то забытого святого, но потом вспомнил тепло живой человеческой плоти, которую ощутили его пальцы. Дьюранд вплотную приблизился к незнакомцу и, содрогнувшись, понял, что в дубраве виднеются и другие застывшие истуканами фигуры. Незнакомец сжимал копье в поднятой руке, лицо было искажено, а рот распахнут, словно человек заходился в беззвучном крике. Человек был одет в тунику, а на его левой руке висел щит. Дьюранд обошел незнакомца, чтобы посмотреть герб, изображенный на щите. В центре щита виднелся металлический выступ, защищавший кулак воина, а вокруг этого выступа был намалеван вытянувшийся в прыжке олень. Дьюранд вспомнил, что уже видел такие щиты — они украшали стены залов в замке Акконеля. Лишь скальды да расхитители могил могли сказать, сколь древние эти щиты.

Времени у Дьюранда не было.

Он не слышал ничего подозрительного, но понимал, что люди Гоула все еще могут продираться сквозь заросли. Дьюранд тронулся с места, но снова на мгновение остановился, заглядевшись на развернувшуюся перед ним картину. Казалось, какая-то неведомая сила перенесла сюда сцену битвы за Фецкую лощину, одновременно заставив сражающихся воинов замереть как вкопанные на месте. Дьюранд шел мимо застывших воинов. Некоторые из них были нагими по пояс. На поясе одного из мужчин висел медный горн, верхняя часть которого была выкована в форме рычащей львиной пасти. Рты многих воинов были распахнуты в крике. Остекленевшие глаза сверкали в свете луны.

Неожиданно издалека донесся удар колокола, который, казалось, потряс основы мироздания. Дьюранд поднял взгляд на одного из воинов и затрепетал от ужаса — глаза воина ожили — и Дьюранд оказался лицом к лицу с истошно кричащим человеком.

Дьюранд бросился прочь, огибая замершие тела. Никогда в жизни он не бегал с такой скоростью. В голове билась только одна мысль: "К реке! Надо добраться до реки!". Не важно, сколь дико и безумно место, в котором он сейчас находился. Если ему удастся добраться до реки — он в безопасности. Потусторонние силы не властны пересечь водяную преграду.

Нет никакого сомнения — сошедшиеся в битве воины, несмотря на древние одежды, были Сынами Атти. Это были далекие предки Дьюранда — он ясно различал потемневшие от времени гербы на щитах. Что за сила подняла их из могил? Продираясь через сплетение застывших тел, Дьюранд прилагал все усилия к тому, чтобы ни до кого и ни до чего не дотрагиваться. У сил иномирья свои страшные правила — имен не называй и ничего не трогай. Одна маленькая ошибка — и твоя душа будет навеки загублена.

Снова ударил колокол, и лунный свет вспыхнул на воздетых к небу мечах и наконечниках копий. Дьюранд очутился в самом пекле застывшей на веки схватки. Ужасный запах бил с ноздри, валил с ног. Дьюранд видел замерших в агонии солдат, насаженных на копья, кровь, брызжущую из разрубленных ударами мечей шлемов. Дьюранд мчался вперед, понимая, что в той далекой битве аттийцы сошлись лицом к лицу не с врагом, а со своими же собратьями. Все гербы, что он увидел на щитах, были ему знакомы. Судя по ним, некоторые из воинов были родом из Гирета. Будь на его месте герольд, он бы перечислил все роды поименно. Битва, развернувшаяся перед Дьюрандом, была одним из эпизодов междоусобной войны. Как раз в такое братоубийственное безумие были готовы ввергнуть королевство Кассонель и его хозяева.

Снова загремел колокол. По рукам тысяч воинов, сжимавших оружие, прошла судорога. Их взгляды, в которых горело неугасимое пламя, устремились к вершине холма, где герцог с сыном разбили лагерь. Дьюранд проследил за взглядом воинов и содрогнулся — там, вдалеке, на вершине холма полыхала деревня, в небо вздымались шпили монастыря, охваченного языками пламени.

Набат захлебнулся. Дьюранд понял — несчастные глупцы тысячи лет назад осадили и сожгли монастырь, и были навеки прокляты. Теперь до скончания времен они были обречены еженощно выходить друг с другом на бой. Дьюранд бежал прочь со скоростью листка, подхваченного ураганом.

У всего есть свой предел. Тяжело дыша, Дьюранд остановился. Вот уже несколько лиг он бежал по тихому лесу, оставив далеко позади воинов, которые из ночи в ночь восставали из могил, чтобы вступить друг с другом в схватку. Дьюранд оглянулся и посмотрел на холм — ни звуков битвы, ни язычка пламени.

Ему каким-то образом удалось выбраться из лощины, так и не выйдя к реке. Дьюранд дрожал. За плечом у Дьюранда был мех с вином, который он так и не бросил, когда его попытались схватить солдаты Гоула. Дьюранд схватил мех и с жадностью приник к нему. Напившись, он рухнул на колени, скинув на землю кольчугу.

Дьюранд закрыл глаза, пытаясь восстановить дыхание. Он бросил герцога Аильнора. Он отказался от поисков леди Альвен. Он стоял у дверей ее покоев, слышал плач ребенка, но так ничего и не предпринял.

Некоторое время он прислушивался к биению собственного сердца, как вдруг из темноты, словно в ответ на его невеселые мысли, донесся крик. Дьюранд замотал головой, решив, что ему показалось, но крик повторился — женский крик. Дьюранд поднялся. Он великолепно понимал, что это не может быть Альвен, но все же… Дьюранд двинулся во тьму.

До него донесся мужской голос. Слов Дьюранд различить не мог, единственное, что он слышал — мужчина говорил с издевкой. Не исключено, что он пьян. Снова громким голосом заговорила женщина. Дьюранд понимал, что уже близко. Наконец, он продрался сквозь плотные заросли ивняка и вышел к берегу, заросшему тростником. От пьянящего запаха воды слегка закружилась голова. Дьюранд раздвинул тростник и увидел стоящую в реке женщину. Ее юбки на глади воды казались распустившимися лилиями.

Кто-то грубо рассмеялся.

На противоположном берегу толстяк с подбитым глазом хлопнул в ладоши и, хихикая, произнес:

— Разрази меня гром, если перед нами не русалка.

Среди деревьев мелькали тени людей. Видимо, они и загнали женщину в воду. Теперь она медленно пятилась, с каждым шагом приближаясь к Дьюранду. "Ходить по реке, не зная брода, опасно", — подумал он.

— Что такая красавица здесь делает одна? — поинтересовался толстяк. — Гретмон, ты бы оставил такую лапочку в одиночестве? Я бы — нет.

Качая головой, к берегу подошел еще один мерзавец. Лунный свет сверкнул в его волосах. Дьюранд услышал в темноте смешки — в зарослях прятались еще люди, и их было немало.

— Я вас предупреждаю, — заговорила девушка. — Лучше убирайтесь добром, а не то пожалеете. Темные пряди густых волос ниспадали на ее гордый стан. Теперь она вошла в реку уже по пояс.

— Правильно, ребята, — протянул толстяк. — Хахаль нашей русалочки может показаться в любой момент. Если бы у меня была такая красавица, я бы ее под замком держал, глаз с нее не спускал. Давай, полезай на берег, мы с ребятами окажем, как галантно мы умеем обращаться с красотками.

Девушка обрушила на голову толстяка поток проклятий.

Дьюранд сжал рукоять кинжала. Неважно, сколько там на берегу негодяев, но оставаться в стороне он не намерен. Девушка опустила руки в воду. Дьюранд понял — чтобы бежать, ей надо подобрать юбки. Толстяк, стоявший на берегу, вроде бы тоже заметил ее движение. Он ухмыльнулся. Из леса к берегу шагнуло еще трое подонков, сжимавших в руках топоры и дубинки. Женщина кинулась бежать. Улюлюкая, мужчины бросились за ней. Дьюранд сжался в тростнике, понимая, что единственным его преимуществом будет неожиданность.

Девушка оступилась, упала, но нашла в себе силы подняться и через мгновение она уже продиралась к берегу сквозь тростник, не заметив притаившегося Дьюранда. Промокшие насквозь юбки цеплялись за землю. Она не могла уйти далеко, и двое негодяев, на лицах лица которых застыла маска похоти, это великолепно понимали. Когда они вломились в тростник, на них выпрыгнул Дьюранд, нанеся мощный удар в голову русоволосому. Толстяк замер, схватившись за булаву:

— Так значит ты и есть… — он не договорил, получив удар в челюсть. В тростнике, пытаясь встать, барахтался русоволосый. Приближалось еще трое преследователей. Дьюранд кинул быстрый взгляд на девушку — ее тень белыми пятном мелькала среди кустов. Толстяк взмахнул булавой, промахнувшись лишь на волосок, — Дьюранд знал — булава в сильных умелых руках — страшное оружие. Толстяк глянул Дьюранду за плечо пытаясь разглядеть, далеко ли сумела убежать их жертва, и Дьюранд, воспользовавшись моментом, перехватил руку толстяка, сжимавшую булаву, одновременно нанеся резкий удар сверху вниз под подбородок. Толстяк, разжав пальцы, как подкошенный рухнул в тростник — булава осталась в руках Дьюранда.

Чтобы сражаться, под ногами должна быть твердая почва, но, чтобы победить, на негодяев надо нагнать страх. Дьюранд бросился вперед, прыгнув в воду, размахивая булавой над головой и рыча, как варвар, свалил одним ударом еще одного преследователя, обратив остальных в бегство.

Толстяк снова был на ногах:

— Трусы, — рявкнул он улепетывающим подельщикам.

Дьюранд резко повернулся к нему. Теперь они были один на один, и на этот раз булава находилась в руках Дьюранда. Кинув испуганный взгляд на противника и поняв, что преимущество уже не на его стороне, толстяк бросился прочь.

Шум, который негодяи подняли своим бегством, постепенно начал стихать. Мокрые, хрупкие руки девушки опустились Дьюранду на плечи, крепко сжав его. Дьюранд почувствовал приступ дикого желания. Он перевел дух. Девушка разомкнула объятия.

Дьюранд повернулся и посмотрел на нее. Девушка была несколько ниже, чем показалось ему в первый момент. Конечно же, перед ним была не Альвен, дочь герцога Абраваналя Гиретского.

— Почему ты меня… — начала девушка.

— Не мог же я тебя бросить.

— Они не знали, что ты здесь.

— Я услышал твой крик, — у Дьюранда перехватило дыхание, девушка стояла практически вплотную к нему. — Нам надо отсюда поскорее выбираться. Если хотя бы один из них умеет считать, они вернутся.

Девушка кивнула и, бросив взгляд на реку, направилась к берегу. Промокшее платье волочилось по грязной земле, плотно облегало бедра. Дьюранд, как ни старался, не мог отвести от девушки взгляд. Неожиданно она обернулась.

— Я тебя уже видела.

Дьюранд открыл было рот, но девушка покачала головой.

— Я видела твое лицо. Давным-давно. Быть может, во сне.

Она устало посмотрела на него. Девушка вся дрожала от холода.

— Ты простудишься, — нашелся Дьюранд. — У меня даже плаща с собой нет. Но тебе не о чем волноваться. Со мной ты в безопасности. Подожди здесь, мне надо собрать вещи. Я их оставил где-то у деревьев. Подожди чуть-чуть, и я тебя отведу, куда ты только попросишь. Не бойся.

Неожиданно Дьюранд понял, что у него в жизни снова появилась цель. Девушка не сводила с него глаз, но в темноте он не мог разглядеть выражения ее лица.

— Стой здесь, — повторил Дьюранд и бросился к деревьям, туда, где лежал узел с его доспехами. В голове не было ни единой мысли. Спустя несколько мгновений, он снова стоял на берегу, взвалив на плечи свои вещи. Девушки не было.

Он искал ее целый час, а потом, махнув на все рукой, перешел речушку в брод, оставив всякую надежду на то, что он пересекает полноводную Бейндрол. Отчего же он не спросил ту странную девушку, что это за место? Он может находиться где угодно. Впрочем, девушка говорила без акцента, а это было уже немало. На противоположном берегу он увидел дорогу, которая бежала вдоль реки, а потом сворачивала в лес, где разветвлялась влево и вправо. Колея глубоко отпечаталась в земле. Дьюранд понял, что перед ним не звериные тропы, а дорога, проложенная людьми. Дьюранд внимательно ее осмотрел, но так и не обнаружил никаких следов женщины, которую спас у реки.

"Владыка небесный, где же Бейндрол? Где я нахожусь? Каким же я был глупцом! Впрочем, нет, я еще хуже глупца. Властитель судеб, куда же ты меня забросил?" — думал Дьюранд.

Дьюранд направился по дороге, уводящей налево. Его обдувал прохладный ветерок, нос щекотал чарующий аромат воды, деревьев и влажной земли. Спустя некоторое время, когда земля по правую сторону дороги пошла вверх, образуя склон холма, Дьюранд почувствовал и другие запахи — лошадиного пота, навоза, вонь выгребных ям. Пахло человеком.

Дьюранд посмотрел вперед на уходящую вдаль дорогу, на верхушки деревьев, растущих на вершине холма, которые, казалось, упирались в самое небо. Сам холм, вздымавшийся на десять фатомов ввысь, был подобен утесу, на котором стоял Ферангор. С отчаянием Дьюранд подумал, что дорога идет в обход холма и ему придется свернуть.

Глубоко вздохнув, Дьюранд принялся карабкаться по склону, словно медведь, продираясь сквозь кустарник. Где-то на вершине горели огни. Там и впрямь был разбит лагерь. В свете костров среди палаток и деревьев бродили слуги и оруженосцы. Немного в стороне, на границе темноты и света, стояли лошади, от которых поднимались облачка пара. Тени играли на стенах шатров.

Не успел Дьюранд подумать, на чей лагерь он наткнулся, как вдруг на него из кустов набросилась тень, которая, опрокинув его на землю, принялась энергично молотить кулаками:

— Ублюдок! Подкрасться вздумал! — взревел напавший, обдав Дьюранда запахом чеснока и пива.

Дьюранд, лежа на спине, попытался упереть в землю локоть.

— Дьявол! — Дьюранда обдала очередная волна чесночного аромата. Он попытался опереться коленями о землю и приподняться вместе с напавшим на него человеком, одновременно стараясь вцепиться руками в волосы или капюшон незнакомца, но пальцы лишь скользили по кольчуге.

— Демоны ада! Полегче, скотина, — пальцы мужчины сомкнулись у Дьюранда на затылке, сграбастав в кулак волосы. Нападающий резко рванул вверх, и Дьюранд ткнулся подбородком в землю. Противник быстро перехватил его руки.

— А теперь, — незнакомец ткнулся бородой-веником Дьюранду в ухо. — Я тебя прирежу, как свинью, твоим же собственным ножом, — Дьюранд почувствовал, как мужчина шарит у него на поясе. Кинжал с лязгом выпрыгнул из ножен. Дьюранд не мог и пальцем пошевельнуть.

— Сэр Бейден! — послышался еще один голос, доносившийся с расстояния нескольких шагов от них.

— Бейден! — еще один голос.

— Я кое-кого поймал за палатками! — прорычал напавший на Дьюранда. — Думаю, этого сукиного сына отправили шпионить за его светлостью.

— И ты его теперь собираешься убить? Подумай, что ты делаешь! У нас же турнир.

— Он шпион!

А как же герольды? Что скажут они, когда узнают, что ты прикончил человека за пределами ристалища? Представь, что будет со всеми нами, если ты нарушишь перемирие, объявленное королем. Ты сильно ошибаешься, если считаешь, что его светлость придет в восторг, узнав, что из-за тебя нас всех выставили с турнира.

— Не суй нос куда не просят, Эйгрин, — прорычал голос над ухом Дьюранда. — А то я и тебе выпущу кишки.

— Рискни. Другие уже пытались.

Человек, прижимавший Дьюранда к земле, зарычал.

— Бейден, я не потреплю, чтобы один из моих людей угрожал человеку из свиты его светлости.

Тяжесть, навалившаяся на Дьюранда, исчезла. Незнакомец, наконец, отпустил его.

— Конзар.

— Именно.

Дьюранд кинул взгляд через плечо. Три человека, три обнаженных клинка.

— Я не нарушил перемирие. Пусть этот сукин сын живет. Я его поймал, когда он что-то вынюхивал за нашими палатками. Я его не знаю, но он явно не коробейник — это и ребенку ясно. А для крестьянина он слишком крепко сбит. Вы только посмотрите на его плечи.

— У него на поясе перевязь для меча, а куртка как раз для верховой езды, — заметил человек, которого назвали Эйгрином.

— Видать, чей-то наемник, — пришел к заключению Бейден.

Дьюранд лежал тихо, по возможности стараясь не шевелиться. Он слышал о Конзаре. Теперь надо было узнать, куда его занесло.

— Вставай, — приказал Конзар, — медленно.

Дьюранд поднялся на ноги. В нескольких шагах от него, обнажив меч, стоял высокий человек. В свете луны его волосы, одежда и клинок в руках казались одинакового сероватого, стального цвета. Видимо, это был Конзар — знаменитый воин, не раз бравший призы на турнирах и сразивший на ристалище не один десяток противников.

Дьюранд встал так, чтобы Конзар мог ясно видеть его руки. Ему удалось стряхнуть с себя Бейдена, однако Дьюранд великолепно понимал, что против троих противников у него нет никаких шансов, особенно если одним из противников окажется Конзар.

Конзар стоял дальше всех. Чуть ближе Дьюранд увидел стриженного под горшок рыцаря с вытянутым лицом. Рыцарь был недвижим, словно статуя, вырезанная из камня. Ближе всех к Дьюранду находился оскалившийся волком рыжеволосый крепыш, осторожно ощупывающий свою челюсть. Конзар пристально посмотрел на Дьюранда:

— Ты кто?

— Меня зовут Дьюранд. Дьюранд из Коль.

— Че?! — перебил Дьюранда рыжий. — Из Гирета что ли?

— Кто послал тебя? — продолжал Конзар.

— Никто. Где я нахожусь?

— Хочешь сказать, что набрел на нас совершенно случайно? — расхохотался Бейден. — Кон, давай вернем ему нож.

Конзар не сводил с Дьюранда взгляда:

— Отчего-то я тебе не верю.

— Властитель Небесный, — вздохнул Дьюранд. Что же ему сказать? Наверняка можно найти ответ, который бы их устроил, но ему ничего не приходило в голову. — Милорд, я смертельно устал. Я всего-навсего хотел добраться до турнира. А теперь прошу вас, скажите, где я нахожусь?

— Хотел добраться до турнира… — задумчиво повторил Конзар.

— Именно, — кивнул Дьюранд. — Я не думал… — Дьюранд прикрыл лицо руками, собираясь с мыслями.

Когда он отвел ладони от лица, то обнаружил, что Конзар продолжает все так же внимательно на него смотреть.

— Значит, ты хотел добраться до турнира, — сказал он.

— Да.

Длиннолицый рыцарь по имени Эйгрин покачал головой. Конзар кинул на него быстрый взгляд.

— Где я? — в который раз спросил Дьюранд.

— В Редуиндинге, — сухо ответил Конзар. — Ты на турнире в Редуиндинге.

— Но… — получается, он пешком за семь часов преодолел путь, на который бы у всадника ушло никак не меньше семи дней. Дьюранду показалось, что земля уходит у него из-под ног; только чудо помогло ему устоять на месте. — Состязания уже начались?

— Начались, — ясные глаза Конзара, казалось, заглядывали в самую душу.

Вот он шанс, вот то, о чем он мечтал! Силы Небес улыбнулись ему, сейчас не время отступать.

— Я хочу принять участие в турнире, — заявил Дьюранд.

Бейден громко фыркнул, но Дьюранд даже не посмотрел в его сторону, стараясь не отводить взгляда от глаз Конзара.

— Я не вор. Я Дьюранд из Коль. Сын Хрока. Меня знает любой, кто бывал в Акконеле. Спросите их.

Эйгрин снова покачал головой. Мужчины переглянулись. От шатров к ним двинулась еще одна фигура, сжимавшая в руках лампаду. Когда человека отделяло от Дьюранда всего лишь несколько шагов, свет лампады упал на его лицо — черные, как смоль, глаза и волосы. Мужчина как две капли воды был похож на леди Альвен.

Дьюранд раскрыл от изумления рот.

— Небеса, — только и смог выдавить из себя он.

— Акконель, говоришь? — усмехнулся Конзар.

И Дьюранда, обратившего взгляд к небесам, крепко взяли под руки.

Глава 9 Суд у озера

Шатер, в который отвели Дьюранда, выделялся богатым убранством. У стен были расставлены резные сундуки, а пол был покрыт искусно расшитым ковром, привезенным из-за Внутренних морей. В шатре было полно до зубов вооруженных рыцарей, внимательно смотревших на Дьюранда. Не сводил с него взгляда и черноволосый мужчина, одетый в красное, мужчина, так напоминавший лицом Альвен Гиретскую, — по-видимому, в данный момент его судья. Мужчина добродушно посмотрел на сэра Конзара.

— Ну и кого же вы мне привели, капитан? Официальное представление, насколько я понимаю, уже состоялось.

"Кто же это?", — лихорадочно силился понять Дьюранд. Конзар не проронил ни слова.

— Итак, — молодой человек хлопнул в ладоши, — может, мне все объяснит сэр Эйгрин?

Эйгрин, моргнув, склонился в поклоне.

— Ваша светлость, этот человек утверждает, что его знают в Акконеле.

Молодой лорд склонился в кресле:

— Та-а-к… — протянул он. — Крепкий. Черноволосый, синие…

— Думаю, если он бывал в Акконеле, его наверняка запомнили, — проворчал Бейден.

Лорд, лицо которого так напоминало образ Альвен, задумчиво посмотрел на Дьюранда.

— Говорит, что прошел девяносто лиг в обход Сильвемера и все ради того, чтобы попасть на турнир. А еще говорит, что он из Коль.

— Без лодки ему ничего больше не оставалось. Только идти в обход, — кивнул лорд.

Они с ним играли. Дьюранд окинул шатер изучающим взглядом. Он был озадачен — по непонятной причине рыцари смотрели на него гораздо более недружелюбно, чем их сюзерен, который прищурившись сидел в кресле.

— Ладно, сдаюсь. Расскажи мне, кто ты такой. Тогда, быть может, мне придет на ум, что с тобой делать.

— Меня зовут, Дьюранд, ваша светлость, сын Хрока, барона Коль.

Молодой лорд откинулся в кресле, сунув пальцы за шитый ремень:

— Кому ты служил?

— Я служил сэру Кирену, ваша светлость. Кирену из Арбурхолла.

Повисло тягостное молчание.

— Я уж думал, он давно вышел из того возраста, когда играют в рыцарей и оруженосцев. Лис старше, чем наш славный Кон, а скольких оруженосцев сменил Кон, знает лишь Господь.

Конзар прикрыл глаза, словно имя Кирена пробудило в нем неприятные воспоминания.

— Впрочем, я наслышан о Кирене. Как докажешь, что ты служил в Акконеле? Ты знаешь, кто я? — спросил юный лорд.

Дьюранд принялся лихорадочно соображать. Альвен была не единственным ребенком герцога, кроме нее у него была еще одна дочь и два сына. Младшая дочь и наследник жили в Акконеле, а вот младший сын… Он никогда его не видел. Однажды летом часть двора без лишнего шума и помпы отправилась на его свадьбу в Монервее. Дьюранд попытался вспомнить, как звали младшего сына герцога.

— Ламорик, — выдохнул Дьюранд.

По толпе рыцарей и слуг пронесся ропот. Кто-то выругался.

— Точно, — кивнул молодой лорд.

Ропот в шатре усиливался, но Дьюранд едва его слышал. Перед ним сидел младший сын герцога Гиретского, брат женщины, которую не без помощи Дьюранда заточили в башню Ферангора, дядя ребенка, которого скорее всего уже нет в живых. Дьюранду показалось, что Силы Небес насмехаются над ним.

— Согласись, догадаться было не просто, — заерзав в кресле, сказал Ламорик.

— Ваша светлость, — пошатываясь, Дьюранд отвесил поклон.

— Не спорю, мой друг, — кивнул Ламорик, — прошло немало лет с той поры, когда я в последний раз почтил своим присутствием Акконель, край, который я и родиной толком назвать не могу. Я появился на свет, когда отец… разъезжал по гостям.

Никто не рассмеялся.

— Так, значит, ты Дьюранд из Коль, сын одного из вассалов моего отца. Я же — Ламорик — младший сын герцога Абраваналя. Вот мы и познакомились. Отчего ты не с сэром Киреном? Отчего ты не в Акконеле?

— Ваша светлость… Предполагалось, что я унаследую лен под названием Грейвенхольм, но изначально наследником был… все думали что он…

— Ты о чем? — Ламорик показался озадаченным. Наконец, его лицо просияло догадкой. — Кораблекрушение? Ты о Хирнане? Он нашелся?

Дьюранд подумал, что ему надо рассказать об Альвен и ее сыне.

— Да, его звали Хирнан, — произнес Дьюранд.

— Силы Небесные! Земли его отца должны были отойти тебе. Как, говоришь, звался лен? Грейвенхольм?

— Да.

— И что сейчас?

— Что?

Альвен наверняка мертва. Дьюранд с тоской вспомнил ее образ в окне высокой башни.

— Что сейчас? — повторил Ламорик. — Ведь Грейвенхольм тебе не достался.

— Ничего, — выдавил из себя Дьюранд. — Мой отец не может прогнать человека, который принес ему присягу.

— Господь да убережет нас от честных отцов. Но кто тебя сюда послал? Мы не получили от Кирена ни весточки.

— Кирен? Он… он ни о чем не знает, — нашел в себе силы признаться Дьюранд.

— Ты хочешь сказать, что просто ушел от него?

— Вряд ли я могу взять к себе в свиту рыцаря, бросившего своего сюзерена, которому принес клятву верности. Неужели ты… Рыцарь.

— Ваша светлость, — произнес Дьюранд. — Я не рыцарь.

— А кто тогда? Оруженосец? Именем душ усопших, заклинаю тебя, ответь, что мне с тобой делать? Герольды отрежут мне уши, если я позволю тебе сражаться на турнире. Какой от тебя прок? Я имею полное право приказать бичевать тебя и с позором доставить в Акконель. Даже не знаю, что сказать. Ты не рыцарь. Ты оруженосец. Ты поклялся служить верой и правдой старине Кирену, а потом сбежал от него. Я угадал?

Дьюранд молчал. Он не мог заставить себя сказать Ламорику то, что должен.

Ламорик резким движением руки отбросил со лба локон волос:

— Властитель Небесный! Все мои люди при деле, мне некого отправить с тобой в Акконель, по крайней мере сейчас. Общий турнир начнется утром, — Ламорик помолчал. — Глаз с тебя не спущу. С этого момента ты поступаешь в распоряжение Гутреда. Ему вечно не хватает помощников. Гутред?

— Да, ваша светлость, — вперед вышел слуга невзрачного вида.

— Кажется, мы нашли тебе помощника. Дьюранд, — продолжил Ламорик, — будешь делать все, что тебе скажет Гутред, и помалкивай. Никому ни слова о том, что ты сегодня видел. По определенным причинам я скрываю свое подлинное имя. Ты меня понял?

Дьюранд кивнул. Он не имел ни малейшего представления о том, что за игру затеял Ламорик, но понял, что ему лучше лишний раз не раскрывать рта.

— Да, и еще, — поднял руку Ламорик. — Не забывай, Гутред, что на турнир приехал главный герольд Эрреста. За нами следят.

Дьюранд окинул взглядом рыцарей, стоявших полукругом у кресла своего сюзерена, и вышел вслед за слугой из шатра, не в силах поверить, что он сумел удержать язык за зубами.

Как только Дьюранд вышел из шатра, на него набросился слуга:

— Значит так, я служу Ламорику, понял? Служу десять лет верой и правдой, а до того был солдатом. Я за тобой приглядывать буду, ясно? Ничего плохого ты ему не сделаешь.

— Клянусь я…

— Можешь клясться, чем хочешь. Глаз с тебя не спущу. Старого Кирена каждый знает, — слуга почесал длинный нос и сухо рассмеялся, — но далеко не каждый может в драке оставить на Бейдене отметину.

— У меня не было выбора.

— Когда раздобудешь пару грошей, найди хорошего камнереза — он высечет эти слова на твоем надгробии. Старина Бейден не из тех, кто прощает, — Гутред оборвал смех и кивнул на землю. — Спать будешь здесь.

Как только Гутред ушел, Дьюранд без сил повалился на траву. Лежа, он обвел глазами красные, желтые, синие шатры, светившиеся изнутри, словно разноцветные фонарики. Лошади тихо фыркали и переступали ногами рядом с колышками, к которым были привязаны.

Дьюранд в отчаянии подумал, что на его совести теперь жизнь женщины. Какая разница, что он пытался ее спасти? Сейчас он находится в каких-то десяти шагах от ее брата. Ламорик должен обо всем узнать.

Дьюранд лежал на боку, земля была мокрой, и холодная влага просачивалась через одежду. Рыцари и пажи в лагере начали тушить огни.

— Ты говорил во сне странные вещи!

Над Дьюрандом кто-то склонился, расплывшись в ухмылке, обнажившей гнилые пеньки зубов. Дьюранд заметался в полудреме. Где он? С Киреном? С Гермундом-скальдом? Заперт в замке в Ферангора вместе с Альвен, умирающей в башне?

Открыв глаза, Дьюранд, поймал на себе мрачный взгляд Гутреда. "О чем я говорил во сне? " — испуганно подумал он.

— Короче, — подбоченясь, заявил Гутред. — Я не знаю, откуда тебя принесло и что творится у тебя в башке. Сегодня день общего боя. Если мы хотим, чтобы щит его светлости оказался в реестре главного герольда, нам надо пошевеливаться. Поднимайся.

Дьюранд, заставив себя встать, побрел вслед за оруженосцем, пробирающимся сквозь опутанный туманом лагерь. То там, то здесь мелькали тени пажей, слышался чей-то кашель — если бы не это, Дьюранд мог бы подумать, что умер и оказался на том свете. Где-то в тумане главный герольд Эрреста, чья семья со времен Эйнреда служила государю вот уже три сотни лет, нес свиток с изображением щитов участников турнира.

— Значит так, урод. На время турнира забудь имя его светлости. Он никакой не Ламорик. Здесь он сражается инкогнито под прозвищем Красный Рыцарь. Не произноси его имени — заруби это на носу.

В свите Ламорика оказалось не менее дюжины оруженосцев. Как это ни странно, ими командовал Гутред, хотя он и был простолюдином. Он энергично сыпал распоряжениями, одних отправляя к подножью холма за водой, других назначая в помощники рыцарям, которым предстояло выйти на ристалище.

— Мы с тобой отвечаем за доспехи милорда Ламорика, а я, вдобавок, буду приглядывать еще и за тобой. О завтраке можешь не беспокоится. Ты его пока не заработал.

Дьюранд и не думал беспокоиться о завтраке.

— Значит так, сейчас займемся доспехами. Кольчуги складывайте в бочки. Вон уксус, вон песок из озера. Всем чистить доспехи, пока я не прикажу остановиться.

Дьюранд зазевался и тут же получил хороший тычок в спину.

— Ты чего тут стоишь, рот разинул? — накинулся на него Гутред. — Думаешь, я дам тебе отлынивать? Как бы не так! Никуда отсюда не уходи. И даже не помышляй о бегстве. И не дай тебе Бог кому-нибудь ляпнуть имя его светлости.

Дьюранд погрузил в бочонок лучшую кольчугу, которую когда-либо держал в руках — гибкую, эластичную, хорошо закаленную в кузнечном горне. Где-то вдалеке у города в предрассветном сумраке серебрились волны Сильвемера. Дьюранд был не в силах оторвать от них взгляда. Всего за одну ночь он обогнул самое большое озеро в Аттии. Как? На западном берегу располагался проклятый всеми Гесперанд, на юге — Мерчион — обитель потусторонних сил, на востоке — Замки Молчания и лорды-исполины. Прошлой ночью он искал Альвен в далеком Ирлаке. А сегодня он уже смотрит на повозки коробейников, тянущихся к Редуиндингу. Какая Сила забросила его сюда и зачем?

Показался Ламорик. Он остановился на расстоянии дюжины ярдов от оруженосцев и заговорил с Гутредом, который, не глядя на Дьюранда, время от времени показывал на него рукой. Казалось, Дьюранд получил то, что хотел. Он успел на последний турнир, его взяли на службу к лорду. Однако Дьюранда снедала мысль, что он занимает чужое место. Как он может здесь находится после всего, что совершил? Но вместе с тем ему, наконец, представился шанс, о котором он долго молил небеса. Разве он может просто так отказаться от него? Что за Сила перенесла его в Редуиндинг?

Весь следующий час прошел в подготовке участников турнира и их лошадей к предстоящему бою. Подул свежий ветер, разорвав в клочья пелену тумана, опутывавшую лагерь. Вокруг ристалища толпами бродили торговцы, на все лады расхваливая перед рыцарями и зеваками мясные пироги и пиво. У самого края ристалища плотники сколотили трибуны, на которых, словно голуби на жердочке, расселись, не различая чинов и званий, старики и дети, простолюдины и благородные.

Когда Дьюранд напару с одним из оруженосцев набросили седло на коня мышиной масти, Дьюранд услышал, как от седла с треском отошла лука. У Дьюранда не оставалось ни единой секунды на объяснения, поэтому он, не говоря ни слова, кинулся на поиски шорника с молотком. Шорник, которого он отыскал, был из свиты сына герцога Монервейского, однако мастер, к его чести, починил седло без лишних слов.

Герольды были готовы выйти на поле. Дьюранд окинул взглядом развевающиеся стяги с изображением гербов и, поежившись, вспомнил застывших в вечной схватке воинов, которых он видел в Фецкой лощине. Подними Беоран мятеж, сколько благородных родов решат к нему присоединиться?

Дьюранд пробирался через толпу, среди которой сновали продавцы и нищие. Оказавшись в самой сутолоке, он чуть не наступил на слепого, который раскрыв "Книгу Лун", водил пальцем по строчкам, вычерченным на больших заляпанных страницах. Слепой старик громко, видимо по памяти, читал книгу вслух. Рядом с ним сидела рябая девочка, которая — Дьюранд содрогнулся — держала на коленях корзину, в которой шевелились гадюки. Девочка извлекала из корзины одну гадюку за другой и отправляла их в рот, глотая живьем. Возле девочки на земле сидел мужчина, на котором из одежды были только штаны. В его руках было что-то осклизлое, жуткое и с содроганием Дьюранд понял, что мужчина держит в ладони собственное бьющееся сердце.

Когда Дьюранд попытался проскользнуть мимо них, рябая девочка ухватила его за локоть. Слепой старик повернул к нему голову и произнес — или, может, прочел, кто знает:

— Второй же среди них был Бруна Широкоплечий. Праведный гнев был его пороком. Предавший и преданный. Подлость научила его милосердию. Измена научила понимать других. Остерегайтесь людей, в жилах которых бежит незамутненная кровь Бруны. Ибо эти люди за каждый урок расплачиваются болью.

Дьюранд резко дернул рукой и освободился от вцепившейся в него девочки. В его руках было седло, а в кармане — ни гроша.

— О чем ты? — выдавил из себя Дьюранд.

Слепец расплылся в благостной улыбке, отчего его лицо стало похоже на образ святого в храме. Девочка, не говоря ни слова, пялилась на Дьюранда. Из ее рта торчали хвосты проглоченных гадюк. О чем говорит слепец? О Ферангоре? Кого ему предстоит предать?

Дьюранд рванулся и налетел прямо на Гутреда, который смерил озадаченным взглядом сначала его, а потом и рябую девочку:

— В чем дело? Давай сюда, — он рванул седло из рук Дьюранда. — Дуй к остальным. Давай, пошевеливайся.

Дьюранд встал за выстроившимися в ряд всадниками, закованными в броню, которые молчаливо взирали на поросшее травой ристалище. Три сотни рыцарей — воины от каждого древнего рода. Люди и лошади дрожали от нетерпения, готовые в любой момент ринуться в бой.

Теперь эти люди нуждались в Дьюранде. Он подхватил свою кольчугу и, подняв ее над головой, принялся пробираться через толпу слуг. Гутред, стоявший перед оруженосцами, увидев кольчугу, удивленно приподнял бровь. На нем была лишь стеганная кожаная куртка, да на голове — металлический шлем-котелок.

— Слушайте внимательно. У его светлости остался последний шанс на то, чтобы выгорела его затея с инкогнито и Красным Рыцарем. Помните, главный герольд внимательно следит за боем, поэтому будьте начеку. Каждый из вас головой отвечает за то, чтобы у наших рыцарей всегда было под рукой оружие. Ни один не останется без щита, ни один из них не свалится с лошади по вашей вине. Ясно? Если у нашего рыцаря ломается копье, в его в руке тут же должно появиться запасное, прежде чем он вообще что-нибудь заметит. Даже если он попадет в самую страшную переделку, которую можно только себе представить, — вы должны быть подле него. А теперь марш к своим господам. Вы отвечаете за их жизни. У вас есть последний шанс убедиться в том, что они ничего не забыли.

Оруженосцы переглянулись, замешкавшись.

— Чего встали? — заревел Гутред. — Марш, я сказал!

Началась суматоха.

— Теперь разберемся с тобой, — Гутред схватил Дьюранда за руку. — Кирен редко бывал на турнирах. Так?

— Один раз я видел турнир в Акконеле. Когда выпускают быков… Я смотрел, но…

— Вот пердун старый. Прошлым летом битву при Хэллоудауне он тоже пропустил. Нет, Ламорика я тебе не доверю. Ни на шаг от меня не отходи. Будем смотреть за Конзаром.

— Но как же Ламорик? Я думал, ты его…

— О Ламорике не беспокойся. За ним есть кому приглядеть. Тебя я закрепляю за Конзаром. У меня нет ровным счетом ни одной причины доверять тебе. Если толку от тебя никакого не будет, что ж, Конзар обойдется, он боец опытный. Здесь не найдется ни одного человека, которому под силу… Что за черт?

Дьюранд ничего не услышал. Над ристалищем повисла тишина. С той стороны, где стоял Дьюранд, плечом к плечу, подняв копья к небу, сидели на боевых конях рыцари числом в сто сорок человек.

Гутред двинулся в сторону, выбирая место получше. Дьюранд пошел за ним.

— Хорошенько запомни цвета Конзара: три серебристых крачки на лазоревом поле, — Гутред в полсилы двинул кулаком в живот Дьюранду. — Понял? Синее поле и три белых птицы. Конзар будет в переднем ряду.

— На кого мы пойдем?

— Его светлость выставили против сына герцога Монервейского, лорда Морина. Он приходится его светлости шурином.

— Один из его людей помог починить седло, — быстро сказал Дьюранд. — Неужели Ламорика поставили сражаться против собственного шурина?

— Морин унаследует Монервей. У него ребята крепкие — сражались в Хеллоудауне, впрочем, у нас не хуже. Наши будут биться, чтобы взять побольше народу в плен, а потом потребовать выкуп. Жадность способна подвигнуть на многое.

Дьюранд кивнул. В Монервее деньги водились.

— Вон он, гляди, — Гутред показал пальцем. — Принимает участие в турнирах, чтобы не тупился меч, покуда нет войны.

На противоположном конце поля вперед выехал поджарый, похожий на борзую рыцарь. На его щите красовался странный замысловатый узор, повторявшийся на доспехах и на попоне, покрывавшей гнедого боевого коня.

— Вижу, — кивнул Дьюранд.

— Вот и молодец, — сказал Гутред и повернулся к трибуне, с которой главному герольду Эрреста предстояло наблюдать за боем.

— Приготовься, — Гутред поднял руку. — Вот и герольды показались.

Раздался чей-то голос, но Дьюранд ничего не мог разглядеть. Спины сидевших на лошадях рыцарей закрывали от него все ристалище.

— Вот и все, — выдохнул Гутред.

Дьюранд повернул к нему голову, собираясь съязвить, но тут он услышал звуки труб, которые немедленно заглушил страшный грохот. Сто сорок закованных в железо всадников и лошадей рванули с места, устремившись на противника. Земля содрогнулась под копытами коней. Дьюранд никогда подобного не видел. Даже в Акконеле.

Всадники с ужасным шумом столкнулись, по полю прокатился оглушительный треск ломающихся турнирных копий, острия которых были заменены тупыми деревянными наконечниками, вырезанными в виде сжатых кулаков. Закованные в броню всадники вылетали из седел, словно тряпичные куклы. Некоторые воины из стана противника прорвали строй рыцарей Ламорика. Ржущие лошади волочили по земле запутавшихся в стременах седоков.

— Плохо дело, — проворчал Гутред. — Ублюдки сразу сорвались в галоп, — он сокрушенно покачал головой. — Идиоты. Ты видишь капитана? — спросил он Дьюранда.

Дьюранд пристально вглядывался в страшную свалку — три сотни рыцарей неслись в три сотни разных направлений.

Но вот один из рыцарей воздел копье, и вокруг него стали собираться другие, пытаясь навести некое подобие порядка. Наконец ряды были восстановлены. Несколько рыцарей, осыпая всех и вся проклятиями, продолжали метаться по ристалищу.

— Не вижу, — покачал головой Дьюранд.

— Ряды плохо сошлись. Одно из двух: либо кто-то из ублюдков на правом фланге выбил противника из седла, либо кто-то струсил и в последний момент отвернул коня. Плохо дело. Для кого-то сегодняшний день окажется последним. Чего-то я наших не вижу.

Дьюранд сощурился, всматриваясь вдаль, но так никого не увидел. Их рыцарей могли окружить и разоружить.

— Ничего не вижу. Что…

— Демоны ада! Слушай внимательно, болван, — от меня ни на шаг. Мы должны помочь. У нас еще есть немного времени, — Гутред повернулся к оруженосцам. — Берите, как можно больше, — и за мной! К трибунам! Так, быстрее!

Оруженосцы подхватили копья и бросились за ним.

— Черт! Они собираются пускать коней прямо на них! — закричал Гутред.

Несмотря на сражение в центре поля, ряды конных рыцарей, которые стояли на левом и правом краю ристалища, тронулись с места, с каждым шагом набирая скорость. Ряды столкнулись как раз в тот момент, когда Дьюранд, Гутред и оруженосцы продирались через толпу зевак. Грохот столкновения сотен закованных в доспехи тел заставил толпу подпрыгнуть на месте, обрушив на сражающихся шквал рукоплесканий. Когда ряды сошедшихся в схватке воинов разошлись, подобно волнам, Дьюранд всего лишь в нескольких ярдах от себя увидел весь ужас кровавой битвы. Покалеченные лошади бились, словно рыбы, выброшенные на берег. Окровавленные рыцари ползли прочь в поисках безопасного места. Кое-кто лежал недвижим.

— Конзар! — ткнул рукой Гутред.

Дьюранд пошарил по полю глазами в поисках лежащего навзничь тела и вдруг увидел фигуру в синем с белом. Конзар нарезал круги вокруг ползущего по ристалищу рыцаря.

— Попался, — расплылся в улыбке Гутред. — Гляди, как ползет, — кажись, покалечился.

Скорчившийся в грязи рыцарь перевернулся на спину. Ряды рыцарей расходились.

— За дело парень, — рявкнул Гутред, — поймаем для Кона рыбку. Если пленник помрет на ристалище, выкупа не жди.

Дьюранд удивленно заморгал, увидев, как Гутред опрометью кинулся на поле, проскользнув между рядами рыцарей, вот-вот готовых снова сойтись в схватке. Дьюранд подумал, что Гутред сумасшедший, однако у него не оставалось другого выхода, кроме как, сжав зубы, пуститься бегом вслед за ним.

Увидев приближающегося Гутреда, Конзар кивнул и направил коня к выстраивающимся в ряд рыцарям Ламорика. Раненный пошевелился. Из-за забрала шлема донесся стон.

— К черту, — выругался Гутред, подхватив лежащего рыцаря. — Давай, — бросил он Дьюранду, — бери его за руку.

Неожиданно земля под ногами дрогнула.

— Силы Небесные, — прохрипел Гутред, разжав руки. Дьюранда замутило — он понял, что Гутред неверно рассчитал расстояние — им никак не уйти от удара конницы. Он увидел, как рыцари опускают копья, берут их на изготовку. По рядам всадников прошла волна и стальная лавина с двух сторон хлынула на них. В отчаянии Дьюранд подхватил поверженного рыцаря под руки и побежал. Конница все приближалась и приближалась — Дьюранд рухнул на землю прикрыв голову руками. Ряды конницы разошлись в стороны. Толпа разочарованно взревела.

Гутред поднялся на ноги и, сплюнув попавшую в рот грязь, поинтересовался:

— Ну и долго эти ублюдки собираются дурака валять? Когда они, наконец, займутся делом и начнут сражаться?

Они едва дотащили свою ношу до трибун. Кто-то сунул Дьюранду мех с вином.

— Умно, — шепнул Гутред ему на ухо. — Ловко ты оттащил его с линии удара. Он весит вместе с доспехами никак не меньше трехсот фунтов. Теперь на тебя обратят внимание. Ты ведь этого хотел?

На ристалище рыцари окончательно сломали строй. Сверкали мечи. Стонали люди, ржали лошади.

— Господи, — простонал лежащий на земле рыцарь. — Сукины вы дети. Я уж думал, вы мне руки оторвете. Что за ублюдок встал на мою ладонь?

— Вашей светлости повезло, что вы остались в живых, — буркнул Гутред, отодвинув в сторону ногу. Он, не отрывая взгляда, смотрел на сражающихся: сумятицу рук, ног, тел и сверкающего оружия. Как в такой неразберихе можно было углядеть за каждым рыцарем — Дьюранд не понимал.

Лежащий навзничь рыцарь зашевелился и стянул с себя шлем:

— Ох! Прочь ублюдки. Я еще жив.

Дьюранд заметил, что седобородый рыцарь со сморщившимся от боли лицом, на которое был накинут кольчужный капюшон, — не молод. На первый взгляд пленнику было хорошо за сорок. Рыцарь принялся массировать плечо, но потом, прервавшись, посмотрел вверх. У него не было одного глаза.

— Кто мне руку вывихнул? — осведомился он.

— Его работа, — быстро сказал Гутред, кивнув на Дьюранда. — Это он тебя вытащил из-под удара.

На расстоянии вытянутой руки от трибун из седла вышибли рыцаря. С лязгом и грохотом он покатился по земле. Одноглазый вздохнул:

— Дай-ка руку, приятель.

Дьюранд без задней мысли помог воину подняться на ноги:

— Отлично, — произнес, улыбаясь, незнакомец. — Руку за руку. Впрочем, я тебе обязан жизнью. Скажите, где мне постоять, пока не закончится бой. Мне надо промочить горло, а не то я снова упаду. Кстати, меня зовут Берхард.

Мимо них по полю пронеслась вереница всадников в синем. Рыцарь, скакавший во главе кавалькады, вез брыкающегося пленника переброшенного через луку седла.

Гутред поглядел на Дьюранда:

— Отведешь его светлость к кострам. Это наш первый пленник и очень надеюсь, что не последний.

Мимо трибун пронесся Конзар, отсалютовав копьем то ли трибунам, встретившим его восторженным ревом, то ли Дьюранду. Посмотрев на толпу, Дьюранд приметил женщину, устремившую на него свой взгляд. Женщина стояла на трибуне для благородных. Дьюранд вздрогнул — он узнал ее. Именно ее он спас от насильников у речки. Только сейчас волосы женщины были не черными, а красными, как кровь.

— Только не это, — простонал Гутред. — Мы только что потеряли троих человек.

С ристалища, понурясь, уходила группа разоруженных рыцарей в помятых доспехах.

Спустя час Дьюранд и Гутред стояли у шатров, пытаясь перевести дыхание. Только что они еле уволокли с поля здоровенного рыцаря из стана Ламорика, получившего ранение в голову. Над рыцарем склонился лекарь, энергично работавший иголкой и ниткой, зашивая рану на лбу, а сам здоровяк лежал спокойно, время от времени прихлебывая из меха вино.

Пока Дьюранд с интересом наблюдал за спорой работой лекаря, Гутред не сводил взгляда с ристалища.

— Черт! Опять! — Гутред сорвал с головы шлем-котелок и со всей силы ахнул его об землю. — Еще один! Долго мы так не продержимся. Чудесное представление Ламорик решил показать главному герольду!

Дьюранд заприметил на ристалище стоящего на коленях рыцаря:

— Значит, теперь мы потеряли восьмерых? — уточнил он.

— Или девятерых. С тем же успехом их может быть уже девять. Дорого же они нам обойдутся.

Дьюранд знал, что согласно турнирным правилам доспехи, лошадь и оружие поверженного рыцаря переходят победителю, и чтобы получить их назад, придется заплатить выкуп.

— Давненько нам так не везло, — Гутред склонился, чтобы поднять с земли брошенный в сердцах шлем. Подняв его, он смерил Дьюранда подозрительным взглядом и с ехидством произнес. — Ты, видать, удачу приносишь.

Казалось, этот день никогда не закончится. Люди Ламорика постепенно начали впадать в отчаяние. Буквально час назад им пришлось устроить драку с оруженосцами из лагеря противника. Выбитый из седла рыцарь Ламорика грохнулся прямо под ноги Дьюранду. Естественно, люди Ламорика не могли стоять, сложа руки, и смотреть, как их рыцаря волокут в стан врага.

— Пошли, — буркнул Гутред, — его необязательно держать за ручку, — он кивнул на рыцаря с рассеченным лбом. — Вот увидишь — глазом не успеешь моргнуть, а он уже будет на ристалище. Сдаваться вместе с остальными.

Толпа взревела.

— Черт, в чем еще дело? — проворчал Гутред и, расталкивая толпу, принялся пробираться к ристалищу. Дьюранд последовал за ним. Энергично работая локтями, они пробились в первый ряд.

Дьюранд увидел, как закованный в красные доспехи Ламорик, спрыгнул с коня на землю, шагнув к поднимающемуся из грязи оглушенному рыцарю, которого он вышиб из седла. Рыцарь, склонившись, поднял с земли щит, украшенный замысловатым узором из синих и желтых камней.

— Святые угодники! — воскликнул Гутред. — Ламорик выбил самого Морина Монервейского.

Всем было ясно, что выкуп за одного только Морина может покрыть все расходы по оплате коней и доспехов всех рыцарей, которых они потеряли в тот день.

— Он может взять его в плен? — выдохнул Дьюранд.

— Заткнись, — прозвучало в ответ.

Ламорик, видимо, решил предстать перед толпой зевак благородным рыцарем. Он терпеливо ждал, пока Морин не поднимет щит и меч.

— Давай!

— Хватит нежничать!

Толпа хохотала.

Как только Морин встал на изготовку, Ламорик поднял в салюте меч. Морин последовал его примеру и сразу же бросился в атаку. Мечи со скрежетом скрестились, противники отпрыгнули, чтобы через мгновение вновь обрушить друг на друга град смертоносных ударов.

Лорд Монервей был быстр и ловок, однако Дьюранд заметил, что Морин слегка припадает на правую ногу, которую, видимо повредил во время падения с лошади. Это могло дать Ламорику столь необходимое преимущество.

Противники кружились.

— Давай же, давай. Вспомни, чему тебя учил Кон, — процедил сквозь зубы Гутред.

Морин сжался, словно гадюка, готовая к броску. Он понимал, что из той позиции, которую он занимал, ему не достать Ламорика. Неожиданно Ламорик рванулся вперед, высоко подняв красный щит. Морин начал разворачиваться, раскрываясь, занося клинок… слишком медленно. Снова скрестились мечи, удар шел за ударом, и вот меч Ламорика, преодолев защиту, опустился на колено Морина. Лорд Монервея отпрыгнул, сжавшись от боли. Стальной наколенник выдержал удар, но что стало с коленкой, которая скрывалась под ним, оставалось только гадать.

Кто-то из рыцарей Морина бросился на помощь своему господину. Дьюранд сам был готов кинуться с кулаками на мечи. Однако лорд Морин выпрямился, жестом остановил своих рыцарей и поднял меч, салютуя своему противнику. Он был отважен, но кто может сражаться, не двигаясь при этом с места?

Ламорик кинулся в бой, рассчитывая, что скорость и напор дадут ему необходимое преимущество. Как ни удивительно, но израненному лорду Монервея удавалось отражать все удары, градом сыпавшиеся на него. Он был искусным мечником, а кроме того, старше Ламорика на тринадцать лет.

Но Ламорик, не ослабляя напор, продолжал наседать, заставляя Морина постоянно поворачиваться. Всем было ясно, что лорд долго не продержится. Так оно и оказалось. По чистой случайности, Морин, на мгновение забыв о поврежденном колене, перенес вес тела на больную ногу. В ту же секунду Ламорик, отбив клинок противника, нанес два удара мечом по шлему лорда Монервея. Бойцы замерли. С грохотом Морин выронил щит и потянулся руками к шлему. Повисла тишина. Противник Ламорика покачнулся и рухнул на землю. Ламорик приставил клинок к горлу поверженного лорда:

— Вы сдаетесь?

Два-три человека из свиты Морина, спешившись, бросились к своему господину. Трибуны ахнули — Морин поднял руку и жестом остановил их:

— Сдаюсь, — он стянул с себя шлем и поднял взгляд на своего победителя. — Вы взяли надо мной верх. Признаю, — я ваш пленник.

Дьюранд был отнюдь не первым, кто бросился на ристалище.

Вновь он увидел девушку, когда оруженосцы и рыцари Ламорика подхватили на руки своего лорда, подняли над головами и понесли над ристалищем. Дьюранд был частью ликующей толпы, но когда поднял взгляд и увидел устремленный на него с трибуны взор Девы Реки, он забыл о других. Черные глаза красавицы, казалось, пронзали, смотрели сквозь него.

Когда они добрались до трибун, Дьюранд отделился от веселящейся толпы и бросился к девушке.

— Здравствуй, — сказал он.

Девушка подняла на него прекрасные глаза, которые казалось, были способны остановить биение его сердца.

— Ты помнишь меня? — спросил он.

Она промолчала.

— Ты куда-то пропала. Я рад, что все обошлось.

Девушка отвела взгляд. Дьюранду отчаянно, как мальчишке, захотелось спросить ее, правда ли, что она пришла на турнир, чтобы встретится с ним, видела ли она, как он вынес с поля рыцаря, поверженного Конзаром. Вместо этого он выдавил из себя:

— Хороший сегодня денек…

— Я не должна… мне нельзя говорить с тобой, — наконец произнесла она, поворачиваясь к нему спиной.

— Подожди! Кто ты?

— Камеристка.

Тоненькая, хрупкая — ей не составило никакого труда затеряться в шумящей толпе.

Ламорик, так и не успевший снять шлем, ходил кругами, за его плечами развевался красный плащ — он должен был выпить с каждым человеком в своей свите. Юный лорд поставил ногу на кресло и повернулся к Морину Монервейскому — единственному человеку в лагере, выделявшемуся своей мрачностью на общем фоне веселящихся людей. Один его глаз совсем заплыл.

— Добро пожаловать в мой лагерь, лорд Морин, — объявил Ламорик. — Рад видеть вас своим гостем.

Худощавый рыцарь коротко поклонился.

— Мне урок на будущее. Надо двигаться быстрее.

— Или выходить на бой с менее везучим противником.

Слипшиеся от пота волосы ниспадали на высокий лоб Морина, напоминая чернила, расплывшиеся на влажном пергаменте. Лорд моргнул, воззрившись на Ламорика здоровым глазом:

— Могу ли я узнать ваше имя, рыцарь?

— Я решил сохранить свое имя и герб в тайне, — ответил Ламорик.

— Вот так новшество, — помолчав, произнес лорд Морин.

— Боюсь, лишняя слава мне не нужна.

— Но я могу вас не узнать, если мне снова придется сойтись с вами в бою.

— Как это ни прискорбно, но вы правы.

— Я был бы рад сразиться с вами еще раз, — сказал Морин. — Очень рад. Если вы отказываетесь назвать мне свое имя, сделайте одолжение, не забудьте надеть этот красный шлем, перед тем как мы снова сойдемся в бою. Пусть это будет своего рода утешительный приз.

— Лорд Морин, — резко произнес Ламорик, — вы благородный человек?

Морин одеревенел.

— Не часто находятся те, кто ставит мое благородство под сомнение.

— А я никогда не слышал, что вы бежали от битвы только потому, что вам незнакома личность того, с кем вам предстояло сражаться.

Чувствовалось, что Морин был напряжен, словно натянутая тетива. Он медленно вздохнул.

— Полтысячи рыцарей принесли вассальную клятву сражаться и сложить головы за Монервей. Род Монервей ничуть не уступает в древности другим родам королевства. Я не могу себе позволить с легкостью относиться к вопросам, затрагивающим чистоту крови, — он сощурился и посмотрел на Ламорика. — Честно и открыто, я спрашиваю тебя, Красный Рыцарь, кто ты?

Молодой лорд взялся за шлем и, выдержав паузу, стянул его с головы. Перед потрясенным Морином предстал мокрый от пота, улыбающийся Ламорик — младший сын герцога Гиретского.

— Ты? — выдохнул Морин. Слово сорвалось с его уст подобно ледяной стреле.

— И теперь я возьму с тебя клятву, что ты никому обо мне не расскажешь.

Морин обвел взглядом присутствующих и медленно произнес:

— Да будут моими свидетелями Сыны Атти. Клянусь перед Властителем Небесным, что я, Морин из Монервей, наследник земель, лежащих между Гесперандом и Западным морем, ни словом ни делом не разглашу ни одной живой душе имя того, кто скрывается под прозвищем Красного Рыцаря, — лорд грузно повернулся к Ламорику. — Этого довольно?

— Лорд Морин, — Ламорик поставил шлем себе на колено. — Теперь я полностью удовлетворен.

Морин с трудом раскрыл заплывший глаз и вперил взгляд в Ламорика.

— Я буду рад возможности снова скрестить с вами меч.

— Я же не вижу никакой необходимости снова сходиться с вами в бою. На мой взгляд, дорогой шурин, сегодняшний бой ясно показал, кто из нас двоих искуснее владеет оружием.

Раненный лорд встал в полный рост и произнес:

— В таком случае, разговор можно считать законченным. Наши люди договорятся о выкупе. Мне надо на пир. После него делать здесь будет нечего.

— Полностью согласен.

Рыцари, чувствуя себя неуютно под мрачным взглядом лорда, разошлись в стороны, чтобы дать ему пройти.

— Видите? — торжествующие произнес Ламорик. — Вот что будет, когда мы победим. Все будут просто потрясены! — он улыбнулся. — Бедный Морин, он был всегда против того, чтобы его сестра вышла замуж за такое отребье, как я.

Дьюранд вспомнил давнишний скандал, о котором он слышал краем уха.

— Это так, милорд, — сухо произнес Конзар.

— А теперь я еще одержал над ним верх. То-то он разозлится.

— Да, милорд.

Ламорик фыркнул.

— Итак, каковы результаты боя?

— Неутешительные, милорд, — мы потеряли девятерых. За них придется платить выкуп, на который уйдет половина всех наших средств. Выкуп, полученный за Морина, может нас спасти. Я взял только одного пленника, — Конзар огляделся. Неожиданно Дьюранд понял, кого ищет взглядом капитан. Одноглазого рыцаря нигде не было.

— Где он? — резко спросил Конзар.

— Дьюранд! — рявкнул Гутред.

Дьюранд шагнул вперед. Одноглазый рыцарь сбежал.

— Где пленный? — потребовал ответа Конзар.

— Капитан, я его не видел. Не видел с того момента, как мы привели его сюда.

— Ты взял с него клятву никуда не уходить?

Дьюранд оказался на турнире в первый раз. Только сейчас до него стало доходить, какую оплошность он допустил. Одноглазый, должно быть, просто ушел.

— Нет, сэр, — поник головой Дьюранд.

Гутред сжал побелевшие кулаки.

— Гм! — нарушил молчание чей-то голос.

Бейден и несколько других воинов скрутили незнакомца, прежде чем он успел произнести хотя бы слово, что никак не помешало ему заорать:

— Пустите, сукины дети!

Дьюранд увидел бьющегося в руках воинов бородатого незнакомца. Рыцари подтащили одноглазого к креслу Ламорика.

— Так что же вы хотели сказать? — поинтересовался Ламорик, жестом приказывая воинам ослабить хватку.

— Ублюдки! — плюнул незнакомец. — Вы что, забыли рыцарский кодекс? Сукины дети, я же не сказал ни одному из вас, что сдаюсь, не говоря уже о том, что никто не удосужился взять с меня слово не уходить из вашего лагеря и я, заметьте, не полез обратно на ристалище, чтобы навесить вам тумаков…

— Дьявол, — выдохнул Бейден, отпрыгнув в сторону, словно вместо одноглазого он увидел перед собой клубок змей. С искаженным от ужаса лицом, он потянул из ножен меч.

— В чем дело? — рявкнул Ламорик. Мечи обнажили уже добрая половина рыцарей.

— Берхард, — показав пальцем на одноглазого, выдохнул Бейден.

Незнакомец сощурил единственный глаз, недоуменно оглядываясь по сторонам, так, словно его окружали сумасшедшие. Наконец он понял.

— Ах да, — он показал рукой на крепыша и улыбнулся. — Это ведь Бейден. А где же твои волосы?

Бейден, словно не веря своим глазам, покачал головой.

— Берхард, — кивнул незнакомец и, повернувшись к Ламорику, доверительно пояснил. — Вам придется простить моего старого друга. Он думает, что я восстал из мертвых.

Бейден сложил ладони в знак Небесного Ока.

— В последний раз мы виделись в Пендуре. Меня как раз вешали.

— Неужели?

— Это старая история. К счастью, мне представился шанс рассказать ее, поскольку вы производите впечатление весьма достойного юноши, которому вряд ли придет в голову отправить на тот свет человека только из-за его любви поболтать. Я видел ваше лицо, так? Учитывая все, что сегодня произошло, вам, возможно, понадобится еще одна пара рук, а я абсолютно свободный человек, не связанный никакими обязательствами. К тому же…

Дьюранд почувствовал резкую боль — кто-то больно потянул его за волосы:

— А ты и впрямь счастливчик, — прорычал Гутред ему в ухо. — Глаз с тебя не спущу.

Глава 10 Смерть и грезы

На пир, устроенный в городе в честь окончания турнира, отправился только Конзар. Ламорик для большинства участников турнира продолжал оставаться безымянным Красным Рыцарем, поэтому он со своей свитой остался в опустевшем лагере на вершине холма. Опустилась ночь, на небе ярко сверкали звезды. Свет, горящий в окнах замка, возвышавшегося над Редуиндингом, отражался в черных неподвижных водах Сильвемера. Ламорик приказал устроить в лагере небольшую пирушку — подали пиво, острые жаренные на костре колбаски и холодные мясные пироги. Большинство людей смеялись, бахвалясь своей удалью на турнире. Несколько воинов пребывали в мрачном состоянии духа.

Дьюранд протянул окоченевшие руки к огню. Наконец он мог собраться с мыслями. По крайней мере, попытаться. Неужели всего день назад он был в Фецкой лощине? С него еще не сошли царапины, оставленные ветками, когда он продирался через дубраву. Он так и не поговорил лордом Ламориком, он так и не снял с сердца тяжкий груз.

Люди смеялись, слушая какую-то бесконечно длинную историю. Дьюранд заметил, как Ламорик со странным выражением на лице поднялся и, не говоря ни слова, скрылся во тьме.

Голос Берхарда снова привлек внимание Дьюранда к людям, сидящим у костра:

— Я же сказал тебе, что с места не сдвинусь пока не доем.

— Ладно, — Бейден поднялся с земли. — Ну так вот, о чем это я? Вы, уроды, — обратился Бейден к сидящем у костра, — вообще непонятно куда смотрели. Хотя как можно было того ублюдка проглядеть — ума не приложу, — Бейден жестом изобразил как держит турнирное копье. — Попал ему прямо в мертвую точку на щите. Сукин сын вылетел из седла с такой скоростью, что сапоги потерял, — Бейден осклабился. Пламя костра сверкнуло на желтых зубах.

— Встает этот урод босым, качается из стороны в сторону и тупо моргает. Вот так, — Бейден принялся гримасничать, изображая своего поверженного противника. — Черт возьми, он мог сразу же сдаться, но вместо этого вынимает из ножен меч и начинает им махать, — Бейден выхватил свой острый как бритва клинок и взмахнул им, заставив сидящих у костра отшатнуться. — И что же мне было делать? Он был вооружен. Думаете он мне собирался отдать меч? Черта с два! Я, не слезая с лошади, сделал пару кругов вокруг него. — Бейден снова несколько раз взмахнул мечом, очерчивая им круг. — А то начну слезать, раскроюсь, один хороший выпад — и поминай как меня звали.

Клинок со свистом рассек воздух.

— Бейден, черт тебя побери, — выругался Берхард.

Дьюранд поморщился.

— А я ему, главное, ору: "Сдавайся! Сдавайся, сукин сын!". Так бы он и сдался. Держи карман шире. Стоит, глазами хлопает, губами шлепает. Одним словом, мне надоело.

Бейден неожиданно нахмурился:

— Дьявол, челюсть болит, — он заметил Дьюранда, стоявшего за кружком, который образовывали слушатели. — Ты мне своим чертовым локтем зуб выбил. Слышь, ты, клятвопреступник!

Кто-то из слушателей рассмеялся.

— Короче, я на него лошадью двинул и мечом — хлоп! Замахнулся — будь здоров, — толпа снова отшатнулась от пришедшего в движение клинка. — Попал ему прямо по затылку, — сверкнул зубами Бейден. — Клянусь, я хотел его ударить плашмя, чтобы он просто немножко повалялся без сознания но… Несчастный ублюдок… Одним словом, выкупа не жди. Зато мои ребята сняли с него доспехи, да и коняга у него неплох, — Бейден вогнал меч в землю, и клинок закачался из стороны в сторону. — Забавно он смотрелся: башка разрублена, сапог на ногах нет, лежит себе в грязи. Придурок.

Бейден обвел взглядом слушателей, ожидая взрыва хохота, но никто даже не улыбнулся.

— Черт тебя побери, Бейден, — произнес один из воинов.

Длиннолицый Эйгрин поднялся с земли. Бейден потянул воткнутый в землю меч, недоуменно переводя взгляд с одного рыцаря на другого.

— А чего такого? Я просто рассказал, как он выглядел. Босые ноги и…

Раздался шелестящий звук, подобный тому, что случается, когда портной разрезает шелковую ткань: Эйгрин отбил в сторону клинок Бейдена.

— Бейден, ты убил благородного человека, который не мог себя защитить. Ты убил его, находясь на лошади, тогда как он стоял на земле. Ты убил его подло, сзади. Владыка Небесный и Рати Его, это же всего-навсего турнир! Но тебе было мало убить противника, ты его еще и ограбил! Я уверен, что за это тебя ждет ад, но ужели ты хочешь, чтобы Око Небес померкло для всех нас?

Небо было черным, поэтому вопрос Эйгрина показался весьма уместным.

Бейден, покачиваясь, сделал шаг назад.

— Мы не в церкви, святоша, — прорычал он, — мы воины. Здесь нет места ни духам, ни призракам, ни монахам.

Дьюранд вскочил.

Эйгрин не проронил ни слова.

— Говорят тебе, ему просто не повезло, — прорычал Бейден. — Он был вооружен. На его месте с тем же успехом мог оказаться и я. Если тебе чего не по нраву, можешь убираться откуда пришел и жить как знаешь.

Эйгрин резким движением сбросил с плеч плащ и обнажил меч. Дьюранд кинул взгляд на остальных рыцарей и по выражению лиц понял, что они, как и он, не знают, что делать.

Неожиданно из темноты к костру шагнул Конзар, за которым следовал Ламорик.

— Что происходит? — бросил Ламорик. — Бейден? Эйгрин?

Бейден фыркнул.

— Убери меч в ножны, Бейден, — приказал Конзар. — Немедленно!

Бейден подчинился.

— Вот и славно, — кивнул Конзар.

— У меня нет настроения улаживать ваши свары, — произнес молодой лорд, вступая в круг людей, кольцом стоявших у костра. — Разве я нанимал вас для того, чтобы вы задирали друг друга? Сегодня мне пришлось выкупить девятерых рыцарей. Девятерых! Все вы знамениты. Все вы умелые воины. Так почему же на сегодняшнем турнире только я и Конзар взяли по пленнику?

Ламорик остановился, проведя рукой по щеке:

— Впрочем, оставим это. Кажется, этот год никогда не кончится, — он выдавил из себя улыбку. — Ты! Тебя ведь Берхард звать? Сейчас я присяду, и ты нам поведаешь о том, как восстал из мертвых.

— Ладно, — одноглазый рыцарь почесал в бороде. — Слушаюсь, ваша светлость. Мы сражались на юге в Пендуре. В те времена на голове у Бейдена было несколько больше волос.

— Продолжай, — Ламорик откинулся в кресле.

— Так получилось, что сторона, за которую мы сражались, проиграла. Мы оказались одни. На тридцать лиг кругом — ни одного друга. Наниматели, естественно, не заплатили нам ни гроша. Два дня скакали по холмам, гнали лошадей, словно они были охотничьими псами. Потом кончилась еда. В кармане у нас были одни дыры, поэтому мы решили найти какое-нибудь теплое местечко, где можно было бы запастись провизией.

Дьюранд внимательно смотрел, как собравшиеся вокруг костра обмениваются взглядами. Эйгрин и Конзар еле заметно кивнули друг другу. Гутред покачал головой. Ламорик подался вперед, внимательно слушая рассказ.

— Мы находились на вражеских землях, — продолжил бородатый рыцарь. — Заезжаем, значит, в деревню. Черт возьми, как сейчас помню, с каким наслаждением я спешился. Деревня знаете, была вытянутая такая — из тех, что расположены у реки или ручья. Нам повезло — мы не встретили ни единой живой души.

Дьюранд не сводил с Ламорика глаз. Молодой лорд сжимал и разжимал кулаки, обратив взгляд к ночному небу. Конзар завороженно смотрел в горящий огонь.

— Ума не могли приложить, чего нам брать в той деревне — продолжил Берхард. — Это вам не купеческая лавка, где все под рукой. Мы были бы рады отыскать бочонок пива, но что до всего остального… Подъехал я к мельнице, слез с лошади, оставил ее у забора, а сам пошел к двери. Ну и меч, само собой, держал наготове — так, на всякий случай. Откуда мне было знать, может, за дверью притаился мельник с косой или мотыгой. Сволочной народ, эти мельники.

Дьюранда эта фраза развеселила, и он чуть не рассмеялся.

— В общем, уши я держал востро. Только зря. В мельнице тоже никого не было. Темень, пыль, да зерно. И колесо мельничное поскрипывает. Двинул я в кладовую. Там и зерно отыскалось, и сушеный горох, — короче, то, что в кладовых и должно храниться. Нашлось даже пиво. Я уж решил, что провизии нам хватит надолго.

Бейден рассмеялся.

— Однако, — сказал Берхард, подняв палец, — на осмотр мельницы я потратил кое-какое время. Сколько точно — не скажу: не знаю. А мельничное колесо так скрипело и шумело, что ничего, кроме него, я и не слышал. А теперь представьте картину — выхожу я из мельницы, в руках — мешки с зерном, горохом и всякой всячиной, и вижу, что у мельницы столпилась вся деревня. Святые небеса, одеты они были, слово сумасшедшие. Венки да набедренные повязки из листьев, а в руках палки. Клянусь, я бы расхохотался, если бы не зверское выражение их лиц. Черт! Я решил, что они вернулись из леса с какого-то праздника и обнаружили, что мои друзья хозяйничают у них по домам. Бейден и остальные прыгнули в седла и поскакали к холмам.

— Мы не знали, что он остался в деревне! — воскликнул Бейден. — У нас времени не было.

— Не было так не было. Ладно уж. Крестьяне поволокли меня на окраину деревни, где у них рос здоровенный дуб. Сук торчал там тоже немаленький — я голову задрал, увидел, как он отполирован, и понял, что еще до заката предстану перед престолом Всевышнего. Крестьяне перекинули веревку через сук, накинули петлю мне на шею и принялись поднимать меня над землей. Представляете, вешают меня и танцуют. Ублюдки. Болтаюсь я на виселице, шею напрягаю и понимаю, что стоит мне ослабить мышцы, и все — моя песенка спета. Я медленно вращаюсь на веревке, словно веретено, вдыхаю воздух сквозь зубы, а ублюдки все танцуют. И ведь умом понимаю, что сейчас надо думать о том, что сказать Стражам Райских врат, а от злости совсем другие мысли в голову лезут. Я принялся раскачиваться из стороны в сторону. Видать, руки хотел освободить, чтобы передушить этих негодяев. Потом слышу звук, как будто веревка рваться начала. Глаза у меня в тот момент, ваша светлость, давно уже вылезли из орбит.

— Я уж думаю, Берхард, — выдавил из себя Ламорик.

Одноглазый рыцарь внимательно посмотрел на молодого лорда и продолжил.

— Веревка обвилась вокруг моей шеи, сдавив так, словно она была из железа. Я принялся дергаться изо всех сил, а перед глазами сверкали молнии.

— Нам стоило бы задержаться, — бросил Бейден. — Ты, видать, был похож на щуку. Толстую бородатую щуку.

— Потом короткий рывок, в глазах вспыхнуло и веревка оборвалась, — рыцарь вздохнул. — Я пустился наутек. Никогда в жизни так быстро не бегал. Я добрался до леса, прежде чем до этих сукиных детей дошло, что повесить меня не получилось, и я сбежал. Впрочем, я помню, что время от времени оглядывался и видел, как за мной несется толпа поднимая целый столб пыли.

Берхард замолчал, всматриваясь в лица рыцарей и оруженосцев.

— Все, что я рассказал, — святая правда, у меня где-то здесь до сих пор есть шрам. Можете поглядеть, — рыцарь задрал подбородок и принялся разгребать бороду. Было совершенно очевидно, что шрам разглядеть будет очень непросто.

Среди слушателей раздался ропот недоверия. Берхард поднял руку, призывая всех к вниманию.

— После моего чудесного спасения я отправился в паломничество. К алтарю Стражей Райских Врат.

До алтаря за Огненным заливом было три сотни лиг.

— Властитель Небесный, — выдохнул Бейден.

— В самой Аттии возле…

Вдруг Берхард замолчал, застыв с открытым ртом. Из темноты выплыла высокая худая фигура. Рыцари вскочили, потянувшись за мечами. Повисла тишина, слышалось только, как в огне потрескивают сучья.

— А у вас, брат, как погляжу, на пиру и менестрели есть.

Снявший доспехи Лорд Морин казался еще более худощавым.

— Брат, — эхом отозвался Ламорик.

— Один из ваших рыцарей по имени Конзар был на сегодняшнем пире.

— Да, брат, — Ламорик кивнул и настороженно посмотрел на Морина.

— Я не спускал с вашего рыцаря глаз.

Конзар с беспокойством переступил с ноги на ногу.

— И что же? — быстро спросил Ламорик.

Люди расступились, пропуская шагнувшего к огню лорда Морина. Под правым глазом лорда темнел синяк.

— Я следил за Конзаром, а тот, в свою очередь, — за герольдом Кандемаром. Особенно Конзара заинтересовал список участников турнира в Тернгире.

Дьюранд навострил уши, понимая, что сейчас речь пойдет о чем-то очень важном.

— Думаю, ему и впрямь было интересно, — пробормотал Ламорик.

— Ну и выражение лица было у Конзара, когда он склонился над списком. Он внимательно изучил герб каждого приглашенного на турнир, который устраивает принц. Потом ваш рыцарь вышел из залы.

— Ну и? Что же увидел Конзар?

— Ваш герб. Щит с красным полем. Его нет в списках. Я лично их просмотрел — строчку за строчкой. Несмотря на победу Красного Рыцаря, свидетелем которой стала добрая половина высокородных людей Эрреста, его не пригласили на турнир в Тернгире. А ведь место, где рыцарю представляется наилучший шанс показать себя, — именно Тернгир. Но если Красного Рыцаря нет в списках, он не имеет права принять участие в турнире.

Морин замолчал. Дьюранду было ясно, что Ламорик проиграл затеянную им игру.

— У меня есть одна идея, — изрек Морин.

— Невероятно.

Худощавый лорд пропустил колкость мимо ушей.

— Сезон турниров близится к концу. Красному Рыцарю больше нет смысла пытаться привлечь внимание главного герольда. Редуиндинг был последним стоящим турниром пред великим состязанием для избранных в Тернгире.

— Ты меня удивляешь, — сказал Ламорик.

Морин приподнял бровь:

— Вы уже готовы бросить свою затею с Красным Рыцарем. Теперь она не стоит и выеденного яйца. Все серебро, что вы потратили, все, что вы продали, все, что вы получили здесь, — все впустую. Сейчас вы ждете нужного момента, чтобы сказать людям, что вы отпускаете их на все четыре стороны, даже несмотря на то, что зима не за горами.

Собравшиеся у костра нервно заерзали. Многие устремили взгляды на Ламорика.

"Мы в руках у Морина", — подумал Дьюранд.

— Так чего же вы хотите? — спросил Ламорик.

— В нашем роду есть традиция: каждый год мы устраиваем небольшой турнир в Хайэйшес — там стоит небольшой охотничий домик, принадлежащий нашей семье. Турнир начнется через неделю.

— Я полагал, что вы последний, кто предложит мне вернуться во владения вашего отца.

— Если бы ваш брат не замолвил за вас словечко, вы бы до сих пор оставались там.

— Турнир небольшой, — задумчиво произнес Ламорик.

— И тем не менее на нем будет присутствовать главный герольд Эрреста.

— Прошу прощения, но мне всегда казалось, что турнир в Хайэйшес закрытый и предназначен для рыцарей и друзей твоего отца.

— И все же я предлагаю вам принять в нем участие.

— Я должен взять с вас слово.

Лорд Морин помолчал:

— Ты ищешь возможности проявить себя. Если я ищу случай снова сойтись с тобой в битве, глупо упускать подвернувшуюся возможность.

— Возможность вернуть честь там, где она некогда была утрачена?

Вопрос Ламорика Дьюранд не понял.

— Мы уезжаем завтра утром. Спустя шесть дней на восходе солнца начнется турнир. Скажу вам прямо. Вы приедете на турнир. Я понимаю это столь же ясно, как и то, что второй раз вы не возьмете надо мной верх.

Ламорик, вскочив схватил Морина за руку:

— До встречи в Хайэйшес.

Глаза Морина сверкнули огнем.

Желание веселиться пропало, и мужчины сидели, молча глядя на огонь. Некоторое время Дьюранд наблюдал за Ламориком, который, кипя от бешенства, ходит из стороны в сторону, а затем разложил постель. Свернувшись калачиком, он лежал, прислушиваясь к доносящимся до него обрывкам разговоров.

Что за ссора некогда приключилась между Ламориком и лордом Монервейским? Ходили какие-то слухи о свадьбе. Тайное рано или поздно всегда становится явным. Дьюранд содрогнулся. Перед его глазами поплыли образы горбатого Радомора, чернецов, Альвен, заточенной в башне; девочки, глотающей змей.

Последние из тех, кто сидел у костра, встали и направились к шатрам и палаткам. Один из них подошел к Дьюранду. Это был Конзар.

— Я видел, как ты вытаскивал с ристалища моего пленника, — сказал он. — Меча у тебя нет.

С этими словами Конзар воткнул в землю длинный клинок:

— Возьми, он твой. В скором времени он тебе понадобится.

Дьюранд поднял взгляд, стараясь разглядеть выражение лица капитана, но Конзар повернулся и пошел прочь. Дьюранд потянулся за мечом и крепко сжал рукоять, прежде чем отправить его в ножны, стараясь не думать о тайнах, хранителем которых он стал. Дьюранд почувствовал облегчение, словно потерпевший кораблекрушение человек, выброшенный волнами на незнакомый берег.

Дьюранд уснул. Ему снилось, что он стоит на берегу реки, в ноздри бил запах воды и водорослей. Ветер завывал в ветвях плакучих ив. На Дьюранде были только штаны и полотняная рубаха. Река, несущая прочь черные, как смоль, воды, извиваясь, исчезала за поворотом в нескольких сотнях шагов от того места, где стоял Дьюранд.

Вдалеке показался челн, влекомый водами реки вниз по течению. Низко, совсем над белыми планширами, украшенными искусной резьбой, мерцал огонь одинокой свечи. Картина, представшая перед Дьюрандом, показалась ему смутно знакомой. Потом Дьюранд увидел женщину — широкие манжеты длинных белых рукавов. Не задумываясь ни на мгновение, Дьюранд шагнул в темные воды реки и поплыл к челну. Прекрасная женщина, лежавшая в нем, держала в изящных руках свечу. Ее кожа была белой и нежной, словно шелк. Дьюранд чувствовал, как холодная вода сжимает его, сдавливает грудь.

Когда челн проплывал мимо него, Дьюранд попытался ухватиться пальцами за борт — тщетно. Пальцы скользнули по резному дереву, ухватив лишь водоросли. Дьюранд направился к берегу. Он знал, где находится, — река называлась Мейденсбир. Он вспомнил легенду. Как же было имя прекрасной женщины, что лежала в челне, женщины, которая как две капли воды была похожа на Деву Реки, которую он спас? Легенда. Древняя легенда. Проводив взглядом уплывающий вдаль челн, Дьюранд закрыл руками лицо, продолжая стоять по пояс в воде.

Легенда… Не легенда, а правда. Женщина, лежавшая в челне, была женой Гундерика — первого герцога Гиретского, влюбившаяся в одного из его рыцарей. Она любила обоих и никому не желала зла. Но однажды ночью оруженосец герцога обнаружил ее лежащей с любовником на берегу реки. Оруженосец был человеком честным и не мог допустить мысли, что у него от герцога могут быть какие-либо секреты. Однако сердце его было добрым, и он обещал герцогине подождать и не доносить о ней супругу до утра.

Говорят герцогиня выпила отвар наперстянки и, умирая, легла в челн, так, чтобы воды реки пронесли его мимо стен столицы герцогства. После этого Гундерик перенес столицу далеко на запад, в Акконель.

Челн почти исчез из виду. Дьюранд вспомнил, что герцог пожаловал верному оруженосцу титул и земли, земли, что лежали как можно дальше от Акконель. Этот оруженосец стал первым бароном Коль. На его гербе было изображено три оленя.

Дьюранд проснулся. Грудь широко вздымалась, словно у человека, долгое время пробывшего под водой. Моросил мелкий дождик. Мокрое насквозь одеяло, укрывавшее его, походило на шкуру дикого зверя. Дьюранд заморгал. Сон. Это был всего лишь сон. Он опустил взгляд на руку и вздрогнул — он сжимал в кулаке ниточку водорослей.

Донесшиеся до Дьюранда голоса напомнили ему, что он в лагере не один. Рядом с палатками в сумраке двигалась белесая тень человека. Не задумываясь, словно во сне, Дьюранд двинулся к ней. Неожиданно на его пути выросла фигура, выхватившая из ножен меч. Дьюранд замер. Клинок, что подарил ему Конзар, остался рядом с одеялом.

— Стой! — рявкнул Дьюранд.

— А, это ты, новичок. Тебя, кажется, Дьюрандом зовут, — прозвучал хриплый голос Ламорика. — Я не… Смотри под ноги. Где-то рядом выгребная яма. Сейчас дождь, так что ты ее не учуешь.

— Мне показалось, я видел…

— Она умерла.

— Кто?

— Моя сестра, — Ламорик отправил меч в ножны. — Ты вырос в Акконеле…

— Альвен, — Дьюранд приложил чудовищное усилие, чтобы его голос не дрожал от страха.

— Я… мне сложно говорить… Ее нашли в реке. Кто-то положил ее тело в лодку, которая проплыла по реке, что течет мимо Акконельской Цитадели и впадает в Сильвемер. Это какая-то нелепость, ошибка. Мой отец… Он приказал священнику писать ей каждую неделю… Весть о ее смерти убьет его.

Дьюранд задумался. Кого же он увидел в темноте? Может быть, гонца, принесшего страшное известие?

— Ты знал ее? — спросил Ламорик.

— Она была меня старше, — промямлил Дьюранд. — Замужем.

— Точно. Десять лет за Радомором Ирлакским. А теперь она в реке. Что же, черт возьми, происходит?

Дьюранд знал ответ на вопрос Ламорика, но счел за лучшее промолчать. Чернецы отправили Альвен домой. "Она отправилась в путь в свои родовые земли в Гирете", — сказали они.

Но это еще не все.

— Ребенка нашли? — затаив дыхание, спросил Дьюранд.

— Господи… я… я и думать забыл. Мне ничего не сказали о ребенке. Только об Альвен в лодке.

Дьюранд содрогнулся.

К восходу солнца Конзар нанял корабль, который должен был перевезти их через Сильвемер в Акконель: Ламорик хотел присутствовать на похоронах своей сестры. Никто не спрашивал, как он узнал о ее смерти, однако Дьюранд помнил о белесой фигуре, мелькнувшей среди шатров. Ламорик белого никогда не носил.

Когда корабль отправился в путь, мелкая морось сменилась штормом, поднявшим высокие волны, которые с грохотом обрушивались на скалистые берега озера. Буйный ветер мотал корабль словно скорлупку, хлестал по щекам людей. Сквозь рев бури слышались отрывистые команды капитана, отдававшего приказы великану-матросу, стоявшему за штурвалом. Сгрудившиеся на палубе люди смотрели, как слева и справа по борту корабля то исчезают, то появляются вновь проклятые берега Гесперанда и Мерчиона — земель, где не осмелится высадиться ни один здравомыслящий человек. Видели они и морских чудовищ, рыскавших в глубине, — даже эти твари страшились поднявшегося шторма.

Ламорик оставался на носу корабля, который то вздымался, то опускался. Сам Дьюранд находился в середине корабля, привязанный к перилам, чтобы перекатывавшиеся через борт волны не смыли его в пучину. Вместе с остальными он пытался успокоить ржущих и беснующихся от страха лошадей.

Наконец на второй день пути вдалеке показались шпили Акконеля. Шторм и ливень сменился на морось, напомнив рычащего сторожевого пса, прячущегося в конуру. Все на корабле были бледны и промокли до нитки. Корабль приблизился к причалу, и моряки, переругиваясь с портовыми рабочими, принялись кидать швартовые. Среди моряков, словно призрак, показался Ламорик. При виде лорда, люди переставали ругаться, некоторые стягивали шляпы. Перегнувшись через леер, Ламорик тихим голосом спросил:

— Вы были здесь, когда нашли мою сестру?

Большая часть рабочих принялась чесать затылки или привязывать швартовые, делая вид, что не расслышала вопроса, однако один кривоногий мужчина оказался храбрее своих товарищей.

— Ваша светлость, ее привезли прямо сюда. Ее заметила Альмора.

— Альмора?

Она была младшей сестрой Ламорика — веселой, черноволосой девчушкой.

— Поговаривают, что девочка неожиданно пробудилась от крепкого сна и побежала на самый верх башни Гундерика.

"Альвен тоже сидела в башне", — подумалось Дьюранду.

— Альмора выглянула в окно башни и увидела плывущий челн, а в нем лежала Альвен со свечой в руках. Вся в белом. Казалось, она спала.

— Ты это видел сам? — еле выговорил Ламорик. Его руки ходили ходуном.

— Это видели моя бабка и сестра, ваша светлость. Мудрые женщины еще до зари знали о том, что к нам направляется челн. Ваш брат приказал рыбакам перехватить челн, прежде чем он попадет в Сильвемер и сгинет навеки.

Ламорик кивнул. В его глазах стояли слезы.

— Я прибыл сюда, чтобы похоронить свою сестру, — наконец произнес он.

Рабочий замолчал, опустив голову, и Дьюранд понял, что за слова сейчас прозвучат. Никто из присутствующих не смел поднять взгляд на Ламорика.

— Все кончено, ваша светлость. Ваш отец похоронил ее сегодня утром, — сказал рабочий.

Ламорик выпрямился, вздернув подбородок. Люди, окружавшие его, отшатнулись увидев выражение его лица.

— В таком случае я отправляюсь в Святилище, — твердо сказал молодой лорд.

Быстрым шагом Ламорик прошел мимо перевернутых рыбачьих лодок и сушащихся снастей. Большая часть людей осталась в порту, охранять припасы и лошадей. Дьюранду повезло — он сопровождал молодого лорда, поскольку вместе с ним в Святилище отправился Гутред, а также сэры Эйгрин и Конзар.

Ламорик проскользнул в Фейские ворота. Колокола звонили, оповещая жителей города о том, что наступило время гасить огни. Лавочники закрывали огромными ставнями лавки, поблескивали влажные от мороси вывески трактиров. Рыцари прошли мимо закусочной "Водяные часы", в которой Дьюранд некогда любил коротать долгие вечерние часы. На улицах стоял запах навоза, выгребных ям и влажного камня: все как обычно и все вроде бы незнакомо. Они приближались к цитадели. Улицы становились все уже. Где-то вверху, на крышах, хлопали крыльями голуби. Они свернули за угол. Дьюранд полагал, что дальше они пойдут к башне Гундерика, но молодой лорд направился к Святилищу. Белые шпили храма, воздвигнутого во времена Великого Царства, когда короли Эрреста правили всей Аттией, возвышались над сгрудившимися подле него лавками и дворцами советов гильдий.

В Святилище вели резные дубовые ворота, столь огромные, что дерева, из которого они были сделаны, вполне хватило бы на целый боевой корабль. Чуть ниже в ворота была вделана небольшая дверь. Ламорик взялся за дверное кольцо, терявшееся среди искусной резьбы, и постучал.

Они стояли и ждали. Ламорик не обернулся к ним и не проронил ни слова. За их спинами на сто ярдов вдаль простиралась опустевшая улица. Неожиданно дверь со скрипом отворилась. Из-за нее показалась морщинистая рука, жестом пригласившая их войти. Огромный неф храма наполняли горящие восковые свечи, отбрасывая свет на древние колонны, украшенные резьбой с изображением бегущих животных и переплетающихся ветвей. В тридцати шагах от них, в глубине бокового нефа, сверкая огнями, горел целый лес лампад и свечей. Дьюранд смог разглядеть длинный саркофаг и вспомнил о приснившейся ему женщине, одетой в белое.

Псаломщик, открывший им двери, показал рукой в сторону. Ламорика ждал сам Оредгар — патриарх Акконеля. Одетый в парчу и золото, патриарх, казалось, явился к ним из глубины веков, из времен Великого Царства, существовавшего тысячу лет назад. После окончания службы для прихожан оставалось совершить еще ряд церемоний, на которые допускались только посвященные. Именно поэтому патриарх был в парадных одеждах.

Ламорик двинулся к патриарху, а сопровождающие остались ждать, разглядывая изразцы, украшавшие вход и поднимавшиеся к темным окнам. Дьюранд задумался. Он может молчать и дальше, но посмеет ли он тогда смотреть в глаза Ламорику?

Седобородый патриарх опустил руку на плечо Ламорику. Дьюранд обнаружил, что не знает, куда деть руки. Гутред с кислым выражением на лице посмотрел на Дьюранда, который наконец не выдержал и с раздражением произнес:

— Господи, давненько я не бывал в подобном месте, — он поднял взгляд, устремив его туда, где колонны достигали теряющегося во мгле свода собора. В темноте плясали огоньки свечей, отражаясь в тысячах оконных стекол.

Эйгрин фыркнул.

— Здесь ты можешь почувствовать Его, — сказал старый оруженосец. — Он смотрит на тебя. Смотрит и молчит. Совсем как мой отец. Глядит на тебя, глядит, а потом ты вдруг понимаешь, что тебе надо делать.

Конзар что-то буркнул себе под нос.

— Мы в святом храме. Он древнее самого королевства, — промолвил Эйгрин.

Патриарх кинул в их сторону пронзительный, как у ястреба, взгляд.

— Ладно, всем — тихо, — пробормотал Конзар.

Дьюранд, снедаемый сомнениями, поднял взгляд вверх и замер. С одним из оконных стекол было что-то не так — в нем не отражался свет. Казалось, за окном кто-то был.

Раздался стон, который донесся не от окна, а откуда-то из-под свода собора. Звук повторился. В глубине нефа Ламорик преклонил колено.

В храме зазвонили колокола, словно предупреждая о чем-то, их печальный гул был похож на стенание. Зарычав, Дьюранд повернулся и бросился к открытой двери прочь из храма во тьму ночи. Соглядатай, должно быть, притаился за углом, прижавшись к окну. Дьюранд понимал, что наверняка опоздал, соглядатая, если он, конечно, был мастером своего дела, надо полагать, давно и след простыл.

И все же, выбежав во двор, в двадцати шагах от себя Дьюранд увидел фигуру в черной одежде, рукава которой, словно крылья, волочились по земле.

Чернец поднял палец, знаком показывая Дьюранду не поднимать шума. Дьюранд рванулся вперед, но человечек бросился прочь и, нырнув во тьму, пропал из виду.

Гнаться было не за кем. Дьюранд остановился, оглядывая надгробия, деревья и видневшиеся вдалеке дома. До него донеслись звуки голосов и лязг извлекаемых из ножен мечей.

— Вон там! — закричал Гутред. За ним бежали Конзар и Эйгрин, устремившие взгляды в сторону крыши Святилища. Колокола замолчали.

— В чем дело? Здесь вообще кто-нибудь был? — подал голос Гутред.

Эйгрин приблизился к Дьюранду и окинув взглядом сад спросил:

— Что ты видел?

Дьюранд не знал, что ответить рыцарю. Что заставило чернеца очутиться здесь, у могилы Альвен? Что он делал в Акконеле? Дьюранд не мог врать, но что ему сказать, не навредив при этом себе?

— Увидел кого-то в темноте. Кто-то подглядывал.

Конзар подошел к окну. Стекло в одной из оконных панелей отсутствовало.

— Я погнался за ним, — продолжил Дьюранд, — но ему удалось сбежать.

— Замечательно, теперь мы благодаря тебе мы гоняемся за привидениями. Так получается? — ехидно поинтересовался Гутред.

Из-за угла показался патриарх Оредгар, за которым следовал Ламорик.

— Тебе не почудилось, — патриарх обращался к Дьюранду. — Здесь было нечто, но оно скрылось во тьме. Это существо не было человеком, но храм охраняет сила патриархов древности, поэтому попасть внутрь ему было не под силу.

Дьюранд, Гутред и оба рыцаря глядели на улицы Акконеля. Никто не проронил ни слова.

— Мне хочется побыть с сестрой, — прервал молчание Ламорик.

Они ждали Ламорика в темноте храма, нервничая, словно солдаты, заплутавшие в землях врага. Человек не смеет обнажать оружие в храме под страхом навеки погубить свою душу, но все они держали руки на рукоятях мечей. Дьюранд сжимал клинок, размышляя над тем, что этими же пальцами он касался руки Альвен.

Пока они ждали, их одежда, намокшая под дождем, просохла.

В третьем часу ночи Ламорик закончил заупокойную молитву и медленно направился к ним. Дьюранд старался не смотреть ему в глаза.

— Вы, должно быть, хотите побыть с семьей, — предположил Конзар.

— Мы отправляемся в Хайэйшес.

Конзар озадаченно почесал подбородок.

— Ваша светлость, но мы уже потеряли два дня. Чтобы добраться до Монервея, нам придется преодолеть добрую половину проклятого Гесперанда.

— В таком случае, нам надо поторопиться!

Конзар внимательно посмотрел на Ламорика и кивнул:

— Слушаюсь, ваша светлость.

Глава 11 Снова в путь

Во дворе трактира царил гомон — там толпились люди и кони. Ламорик хотел отправиться в дорогу немедленно, но рыцари и оруженосцы едва стояли на ногах от усталости. Солнце уже почти достигло зенита, а они пока так и не выехали из Акконеля. Дьюранд забросил на коня седельные сумки и увидел как из дверей трактира вышел Ламорик, направившийся прямо к Гутреду.

— Куда подевались эти сукины дети? — мрачно спросил молодой лорд.

— Они еще у цирюльника, — ответил Гутред. — Бейден не сможет сидеть в седле, покуда…

— Значит мы повезем его в телеге! — рявкнул Ламорик.

— Мы отыщем его, — сказал Дьюранд.

К нему повернулся Гутред и прорычал:

— Найди тачку. Шевелись, это ведь ты ему локтем зубы выбил.

Вдвоем они бросились по улице Соломенной к рыночной площади. Колеса пустой тачки, которую толкал перед собой Дьюранд, грохотали по булыжной мостовой, словно походные барабаны. По улице мимо лавок спешили по своим делам люди. Рыцарей нигде не было видно.

— Черт, они должны быть где-то здесь, — задыхаясь, сказал Гутред.

Дьюранд оглядел палатки и увидел двух воинов, двигающихся нетвердой походкой по направлению к боковой улице. Один из них был одноглазым.

— Вон они!

Гутред сорвался с места, энергично перебирая кривыми ногами. Расталкивая прохожих и перепрыгивая через кучи мусора, старый оруженосец и Дьюранд кинулись к рыцарям. Через несколько мгновений Гутред ухватил Берхарда за рукав. Одноглазый рыцарь прижал к стене ничего не соображающего Бейдена, раскачивавшегося из стороны в сторону так, словно рыжеволосый воин был мертвецки пьян.

— Лорд Берхард, вы закончили?

— Видели бы вы нашего Бейдена, — расплылся в улыбке бородач.

Бейден, словно услышав, что говорят о нем, закатил глаза и осел на землю. Его рубаха спереди была перемазана кровью.

— Нам надо поскорей возвращаться. Мы теряем время, а до Хайэйшес путь не близкий, — сказал Гутред.

— Хорошо, — кивнул Берхард, — давайте положим его в тачку.

Дьюранд подхватил Бейдена под руки, и через мгновение все было готово. Вздохнув, Дьюранд взялся за ручки.

— Да, парень, жаль, что тебя с нами не было, — рассмеялся Берхард, потрепав Дьюранда по плечу.

Бейден, выглянувший из тачки, был красен как рак. Впрочем, он заслужил подобное унижение. Дьюранд тронулся с места, стараясь идти как можно быстрее.

— Короче, открывает цирюльник ему рот, и что бы вы думали? Тут же говорит, что с радостью выдернул бы ему семь зубов. Не один. Не два. Целых семь, — Берхард сунул в рот палец. — Вше ш этой штороны, — он с явным удовольствием извлек палец изо рта, — по пенни за зуб.

— Платить цирюльнику зубами… — с отвращением покачал головой старый оруженосец.

— Друг мой, считай он дешево отделался, — ответил Берхард. — Вам, например, повезло, что у вас оба глаза на месте. Ведь когда спишь, всегда приходится держать один глаз открытым. Если вы, конечно, хотите встретить рассвет живыми и в добром здравии.

Дьюранд, чье внимание было сосредоточено на тачке, криво улыбнулся рыцарю. Бейден весил немало, а тачка, будто живая, моталась из стороны в сторону, норовя попасть колесами в каждую яму и колдобину на дороге.

— Значит так, завожу я Бейдена в маленькую палатку, — Берхард махнул рукой в сторону рыночной площади. — Зашли мы туда, а там ничего нет — только два стула и коробка с инструментами. Бейден старается раскрыть рот пошире, но толку с того — меж его зубов и кончик кинжала не просунешь. Зубодер, нежненько так, кладет руки ему на лицо… Бейден этого даже не заметил, и тут цирюльник как рванет, — они миновали арку, отозвавшуюся гулким эхом на смех Берхарда.

— Бейден так дернулся назад, что я уж думал, он себе шею сломает, но ему повезло — он с вечера не просыхал, а пьяниц Всевышний бережет.

У Дьюранда в спине отчаянно засвербело, но времени, чтобы остановиться и почесаться не было.

— Мы поднимаем Бейдена на ноги, и когда до него доходит, что происходит, он нас начинает гнать от себя. Он, мол, не хочет, чтобы его считали трусом, держать его не надо. После этого он сам садится на стул. Никакой помощи ему не надо. Но пальцами он вцепился в собственные коленки крепко — не оторвать. Зубодер открывает рот несчастного и, Всевышний, на глазах Бейдена наворачиваются слезы. Но он сдерживает их, мужчины не плачут. Мол, пусть ублюдок-цирюльник тешится вволю.

Дьюранд налетел тачкой на телегу и чуть не упал.

— Начинается осмотр, — продолжил Берхард. — Зубодер берет в руки иголку, это я ее так называю, хотя та иголка больше походила на шило, да и конец ее был затуплен. Принимает боевую стойку. Бейден как глаза зажмурил, так и не открывает их. Цирюльник начинает ковыряться у Бейдена во рту и определяет по фырканью да сопению бедняги, здоровый он зуб своим шилом зацепил или больной.

Гутред выругался. Плечи и руки Дьюранда страшно ныли и горели огнем.

— И вдруг, — Берхард хлопнул в ладоши. — Зубодер начал травить байки. Не знаю, что творилось у него в башке. По мне, чем быстрее закончишь, тем лучше. Но этот начинает: "Знавал я одного цирюльника в Эльдиноре, и пришла к нему однажды девушка. Зуб у бедняжки был гнилой — нечего сластей столько трескать. Он ей объяснил, что ничего страшного ей не грозит, что он всего-навсего тот зуб выдернет. Ну он полез ей в рот, тянет, тянет. Он в одну сторону, девка в другую. И неожиданно зуб выскочил. Цирюльник полетел вверх тормашками в одну сторону, девка в другую, юбки у нее задрались… Цирюльник поднимается на ноги, кидает взгляд на ее задницу, девка ревет белугой, и тут он замечает, что у него вся рука в крови. Понятное дело, он к крови привык — зубодер как никак. Он присматривается внимательнее и видит, что у него из пальца точит что-то белое…"

Дьюранд содрогнулся.

— А теперь внимание. Вы, надеюсь, не забыли, что цирюльник рассказывает эту историю, а Бейден слушает. Я вижу, как лицо бедолаги заливает пот. Он тихонько убирает руки с коленей и тянется ими вверх к воротнику цирюльника. Когда тот доходит в своем рассказе до самого интересного места, Бейден резко дергает цирюльника за воротник и открывает глаза. Видели бы вы, как Бейден на него посмотрел, — Берхард приложил руку к сердцу. — Отродясь такого взгляда такого не видывал. Зубодер глаза выкатил и хрипит. Когда Бейден его отпустил, цирюльник больше не проронил ни слова. Он словно засунул все свои байки про зубы мудрости, сломанные челюсти, ржавые щипцы в шкатулку, запер ее на замок и бросил в глубокую реку. Даже настойку какую-то приволок. То ли на маке, то ли на плюще, а может быть, вообще на мандрагоре. Потом зубодер снова взялся за работу, и, что греха таить, дело свое он знал. Не скажу, что Бейден и дальше вел себя паинькой. Согласитесь, не так-то просто усидеть на месте, когда у тебя выдирают зубы.

Из тачки донесся стон, оборвавший веселый смех Берхарда. Наконец показался трактир, располагавшийся на вершине небольшого пологого холма. Дьюранд, сжав зубы, налег на тачку, и через несколько мгновений они уже стояли у дверей.

— Будет здоров как бык, — кивнул Берхард на тачку. — Когда он придет в себя, зубодер велел прополоскать рот мальвазией и рассолом, чтобы отогнать зло.

— Духи вечно слетаются на кровь, но они любят вино или солоноватую воду, — кивнул Дьюранд.

У дверей трактира ждал сэр Эйгрин.

— Лучше бы ему подумать о Всевышнем, — промолвил он. — Впрочем, Бейден — это Бейден.

К ним подошел Конзар.

— Черт, в повозку его, — приказал он, посмотрев на Бейдена. — Ламорик уже отправился в путь.

Через полчаса кортеж Ламорика выехал из Закатных врат, и, проскакав по Западному мосту, направился прочь от Акконеля. Дьюранд, поглаживая рукоять меча, размышлял над тем, что дорога в Монервей пролегает по владениям герцога Ирлакского. Прошлой ночью он внимательно осмотрел подаренный ему меч — на лезвии клинка, уже побывавшего в битвах, почти не было заусенцев. Меч, не новый, но и не старый, благодаря металлической насадке на рукояти, был очень хорошо сбалансирован.

Сначала они поехали по Ферангорскому тракту, а потом Конзар повел кортеж на северо-запад, избегая многочисленных дорог, сворачивающих к столице Ирлака. Дьюранду мерещилось, что в каждой деревне, в каждом селе, которые они проезжали, прячутся люди Гоула, готовые в любой момент выскочить из засады и напасть на них. При виде любого всадника, скачущего им навстречу, Дьюранд хватался за меч, а каждый ворон, из тех, которые сидели на ветвях деревьев, провожал Дьюранда долгим взглядом. Спустя несколько недель, а то и дней, земли, через которые проезжал кортеж, могли стать ареной междоусобной войны.

И все же день выдался чудесным. Солнце ярко светило на бледном морозном небе. То там, то сям мелькали фермы северного Ирлака, и поля, черные после собранного урожая. По правую сторону от кавалькады раскинулось пустоземье, покрытое гранитными холмами, тоскливыми и унылыми, словно облака у самого горизонта. Невероятно, что эти дышащие покоем земли принадлежат безумцу Радомору.

Впереди ехал пышущий яростью Ламорик, казавшийся необузданным и диким, таким же как Радомор.

— Времени нет. Не успеем, — бубнил себе под нос Гутред.

Дьюранд растер руками лицо и оглядел процессию. Он видел спины скакавших впереди рыцарей. Берхарда мотало из стороны в сторону — одноглазый рыцарь уснул в седле. Сэр Эйгрин, чтобы не пропустить время молитвы, поглядывал на солнечные часы, сделанные в форме подвески. Кто-то из воинов точил огромные мечи, обращаясь с ними с такой легкостью, будто в их руках были кинжалы, кто-то — возился с упряжью. Из телеги время от времени доносились стоны Бейдена. Процессия ехала в гробовом молчании. Все понимали — им никак не успеть к началу турнира в Хайэйшес, как бы этого ни хотел Ламорик.

Придорожные деревеньки был пусты, до всадников доносился лишь лай собак, да плач детей. Кортеж провожали десятки глаз, сверкавших из-за окон. Всадники скакали вперед.

Незадолго до первых сумерек сгустился туман, сжавший мир до размеров маленького клочка земли. На севере все так же тянулось пустоземье. Холмы исчезли из виду, мгла, окутавшая равнину, таила угрозу. К северу лежало герцогство Гесперанд, также носившее название Утраченного герцогства, — место обитания призраков и злых духов. Пару раз у дороги возникали силуэты домов, Дьюранд слышал, как люди с хлопаньем затворяют двери. Во мгле могли бродить чернецы, демоны и сам Сатана.

Дорога свернула, и отряд выехал в долину. На расстоянии примерно одной лиги от них на холме возвышался замок, а у основания холма пристроилась небольшая деревушка. В замке их мог ждать теплый ночлег и горячая пища.

— Глядите, — Берхард показал рукой вдаль, туда, где у самой границы долины чернело нечто, погруженное в туман.

Что это? Может быть, лес?

— Там Гесперанд, — молвил Берхард.

Конзар прорычал приказ и отряд остановился.

— Я хочу знать, много ли мы проехали и сколько нам осталось дней пути. Мы отправимся в замок и все узнаем.

По рядам пронесся ропот одобрения.

— Гутред, возьми с собой пару ребят и езжай вперед, чтобы оповестить хозяев о нашем прибытии.

Дьюранд был готов на любое, даже на самое тяжелое и опасное задание. Он вызвался поехать вместе с пожилым оруженосцем.

В компании Гутреда и его нескольких помощников Дьюранд направился в сторону замка. В деревне, несмотря на довольно ранний час, не было видно ни единого человека. У въезда в деревню они резко остановились, распугав стадо свиней. Улицы были тихи и пустынны. Лошади жалобно заржали, и Гутред сложил ладони в знак Небесного Ока.

Кони тронулись с места, и теперь всадники ехали мимо деревенских домов, окна которых были закрыты ставнями. Серая твердыня замка нависала над затихшей деревней.

— Не нравится мне все это, — буркнул Гутред, и путники спешились, оглядываясь по сторонам в поисках жителей.

Как только Дьюранд спрыгнул на землю, с лязгом и грохотом опустился подъемный мост замка. Дьюранд едва успел выхватить из ножен меч, как из замка вылетел всадник. Он пустил своего коня в галоп вниз по склону холма, направляясь прямо к Дьюранду. Времени отскочить в сторону не было. Всадник поудобнее перехватил щит и копье. Оруженосцы брызнули в придорожные канавы, а Дьюранд замер на месте, ожидая неминуемой гибели. Скрипнув зубами, он сжал рукоять меча. Неожиданно всадник осадил скакуна, остановившись буквально в дюйме от клинка Дьюранда.

— Вы пришли с оружием в земли герцога Аильнора Ирлакского. Кто вы такие? — прорычал вислоусый безумец, вытаращив глаза.

Копье был нацелено прямо на Дьюранда, поэтому он счел за лучшее ответить:

— Сир, мы всего лишь путники. Мы никоим образом не желали нанести герцогу вред. Меня зовут Дьюранд.

— Вы ищете ночлега?

— Сир, я всего лишь оруженосец. Моего капитана зовут сэр Конзар, — произнес Дьюранд, помня о запрете разглашать подлинное имя того, кто скрывался под прозвищем Красного Рыцаря. — Наш отряд остановился невдалеке от деревни. Мы держим путь в Монервей.

— Меня зовут Беорник, управляющий крепостью и землями Ирдана, принадлежащими его светлости. Вам лучше войти в замок.

Дьюранд кивнул и, не сводя глаз с бесноватого управляющего, произнес:

— Я позову остальных.

В трапезной стояла тишина, прерываемая лишь звуками шагов. Забытая метла лежала на ворохе сена. Стол был уставлен пивными кружками.

— Сэр Беорник, — произнес Конзар. — В вашей деревне очень тихо.

Рыцарь кивнул, вперив остановившийся взгляд в стол, вокруг которого столпились люди.

— Все ушли.

Конзар раскрыл было рот, но его опередил Берхард.

— Что значит "ушли"?

— Все это началось прошлым вечером.

— Что "это"?

— Пришло известие о том, что герцог Аильнор лишил своего сына наследства в пользу внука. На этом настояли наши мудрые женщины.

Дьюранд замер. Герцог лишил наследства собственного сына? Значит, преданные герцогу люди оказались крепче, чем Дьюранд полагал.

— Прости, рыцарь, но я не понимаю тебя.

— Два дня назад был созван совет, — кивнул Беорник. — Поднялась буря, словно наступил конец времен. Все, как и предсказывали мудрые женщины.

— Прошу меня извинить, сэр Беорник, но…

— Год назад, — хрипло продолжил Беорник, словно не слыша, что к нему обращаются, — как раз на Изломе Зимы мы были на ночной службе в святилище. Наступила полночь. Когда мы вышли наружу, сияла полная луна, словно Око Небес обратилось в лед. И когда мы вышли во двор, в сиянии снега мы увидели… увидели деревню. У стен святилища стояли нагие жители, взрослые и дети, стояли и взирали на нас. Нагие, а тела их были белыми. Белыми как снег.

Люди, столпившиеся в трапезной, содрогнулись.

— Это были жители Ирдана, нашей деревни. Среди них был мой управляющий, три его дочки… Там были все… Все — понимаете? Каждый нашел в толпе самого себя, стоящего нагим на снегу под ярким светом луны. Казалось, они тянутся к нам. Хотят что-то сказать. Потом луну затянули тучи, и видение исчезло. Те, кто стоял поближе к ограде, кое-что услышал. Шепот. Тихий шепот: "Пройдет год, и мы снова встретимся. Лицом к лицу". Мудрые женщины обо всем знали. Знали, что все начнется с вестей из Ферангора.

— Властитель Небесный, — выдавил из себя Ламорик. — Эйгрин, ты хоть что-нибудь понял?

— Сложно сказать. Излом Зимы — межвременье, точно такое же, как и полночь. Именно тогда нам ниспосылаются знамения. К тому же, не будем забывать, — Гесперанд совсем близко.

— Я слышал, что надо быть совершенным безумцем, чтобы на Изломе Зимы ходить на кладбище, — кивнул Берхард, окидывая взглядом единственного глаза сероватые бойницы, через которые с запада, со стороны Гесперанда, в трапезную попадал свет закатного солнца.

— Я не мог пойти вместе со всеми, — прошептал Беорник.

— И куда же они отправились? — подался вперед Конзар.

— Они увидели, что начало уже положено. Род старого короля оборвется в Ирлаке.

— Куда ушли жители? — повторил вопрос Конзар.

— Мудрые женщины собрали всех и повели в лес.

— В Гесперанд?

— Да.

Дьюранд обмер: жители ушли в проклятые земли, чтобы избежать судьбы, которую им пророчило явленное год назад видение.

— Я не мог последовать за ними. Я управляющий замком и землями Ирдана, принадлежащими его светлости. Я поклялся спасением души исполнять свой долг и хранить верность герцогу. А они ушли в Гесперанд. Они будут пить тамошнюю воду и есть плоды, что произрастают в тех лесах. Они останутся там навеки.

Повисла гробовая тишина, которую первым решился прервать Конзар:

— Гутред, возьми людей. Уведите отсюда сэра Беорника и дайте ему выпить чего-нибудь покрепче. И снимите с него эту чертову кольчугу.

— Что же нам делать? — обхватил руками голову Ламорик.

Конзар что-то пробурчал о мудрых женщинах.

— Как ты думаешь, что происходит? — поинтересовался Ламорик.

— Каждый из нас, после того как ниспосылается знамение, волен действовать так, как захочет. Кто знает, что нас ждет? Я уверен — от судьбы не уйдешь. Мудрым женщинам многое открыто. Они достаточно знают о рождении и смерти.

— Радомор лишен наследства, а моя сестра мертва, — Ламорик сжал кулаки и бросил яростный взгляд на Конзара. — Что же произошло? Что это за место — Ирдан? Мы много проехали?

— Не очень, ваша светлость.

Эйгрин тихо извлек солнечные часы и поместил их на свет:

— Еще не стемнело. Сейчас около восьми, и мы еще можем ехать. Сейчас темнеет рано, но у нас еще есть время, чтобы проскакать с пяток лиг.

Ламорик кивнул. Пора было отправляться в путь.

Гутред оставил вместе с сошедшим с ума управляющим оруженосца по имени Эорман. Остальные же вскочили на лошадей и направились на запад, туда, где их ждали проклятые земли Гесперанда. На душе было неспокойно. Снова опустился туман.

— Ненавижу такую погоду, — поеживаясь, произнес Гутред. Лес приближался, чернея в тумане, словно берег покрытого льдом озера. Дьюранд был уверен, что не он один представил, как жители Ирдана гуськом, один за другим, входят в лесную чащу, чтобы сгинуть в ней навеки.

Несколько часов спустя порывы северного ветра разорвали пелену тумана, и люди увидели, что они уже подъехали к самой границе леса. Вокруг них расстилались проклятые земли Гесперанда. Послышались ругательства. Дьюранд сжал зубы. Ветер завывал в ветвях деревьев.

— Стойте, — отдал команду Конзар. Впрочем, прозвучавший приказ был излишним, поскольку лошади и сами остановились, а некоторые из них даже начали пятится.

Тракт раздваивался. Одна дорога вела в Ферангор и пророчила долгие дни обходного пути. Вторая — была проложена через Гесперандский лес и тянулась прямо к Монервею.

Ламорик пристально смотрел на развилку.

— На юг, — сказал молодой лорд. — Поедем по Ферангорскому тракту.

— Всего лишь лес отделяет нас от Хайэйшес, — промолвил Конзар.

— Насколько он способен замедлить скорость нашего продвижения?

— Это же Гесперанд, — ответил Конзар. — Объездной путь отнимет у нас не один день.

Они опоздают на турнир. Это понимали все. И сейчас Ламорик стоял перед непростым выбором: либо распустить отряд, бросив людей на милость судьбы на дорогах зимнего Эрреста, либо отправляться в путь — уже неважно куда.

— Значит, поедем в обход — просто поскачем быстрее, — решил Ламорик.

— Лорд Морин сказал, что турнир начнется через шесть дней.

— И что же скажешь мне ты, мой верный капитан?

— Нам предстоит проехать шестьдесят лиг, сир. Если мы двинем в обход, на дорогу уйдет несколько дней, а не часов.

— А что если мы бросим подводы и лошадей с грузом?

— Оружие можно взять в аренду. Но лошади измотаны после Сильвемера, и много от них ждать не приходится.

Повисло тягостное молчание. Люди внимательно слушали, ожидая, когда решится их участь.

Ламорик склонился в седле и, наконец, тщательно подбирая слова, начал:

— Сэр Эйгрин, до меня доходили слухи о людях, которым удавалось пересечь Гесперанд, оставшись при этом целыми и невидимыми.

Дьюранду казалось, что перед ним разыгрывается тщательно отрепетированный спектакль. Эйгрин сидел в седле, не отрывая взгляда от леса:

— Да, сир, были такие, которые входили в чащу и выходили из нее в добром здравии. Часть из них по пути ничего особенного не видели — только деревья и развалины. Те, в чьих сердцах тверда вера во Всевышнего…

— Ага, ты останешься в живых, если не притронешься ни к воде, ни к плодам, что растут в этом лесу, — закончил Берхард, поднимаясь в стременах. — Я не хочу оскорбить твои чувства, Эйгрин, но этот лес, если уж и не потусторонний мир, то очень к нему близок. Есть мы, и есть они. Внутри леса надо следовать десяткам, если не сотням правил.

— Верно, — произнес Конзар, всматриваясь в зеленый туннель, который образовывали сплетающиеся над дорогой ветви деревьев. Он повернулся лицом к отряду. — Я знаю о чем говорю. Много лет назад я с ребятами пересек этот лес.

Ламорик медленно кивнул и произнес:

— Я не хочу поворачивать назад.

Молодой лорд повернулся к отряду. Люди еще в Акконеле догадывались, что им предстоит, и в глубине души уже смирились. И все же Ламорик был должен обратиться к отряду с речью.

— Лорд Морин бросил мне вызов. Вы все видели сами. Он обещал, что на турнир приедет главный герольд Эрреста, чтобы стать свидетелем состязания. Судьба дала нам последний шанс, когда мы его уже не ждали. Больше фортуна не будет к нам столь благосклонна, — Ламорик посмотрел на них, задерживая взгляд на каждом члене отряда. — Я вижу в случившемся длань провидения. Нам надо ехать.

Никто не проронил ни слова.

Ламорик, пришпорив коня, первым въехал на лесную тропу. Отряд последовал за ним.

Над отрядом что-то шептало зеленое море листвы, через которое просачивались лучи заходящего солнца. Дьюранд задрал голову и на мгновение ему показалось, что он — утопающий, погружающийся в глубины океанской бездны. Потом это ощущение пропало.

— Держите ушки на макушке, — сдержанно произнес Гутред. — Пока вроде все тихо. Никому не спать, если хотите выбраться из этого леса живыми. Я говорил с браконьерами Гелебора. Они постоянно шастают по этому лесу и остаются невредимыми, потому что относятся к каждому листочку, как к скорпиону.

Во главе кавалькады ехал мрачный сэр Конзар. Меч и щит, которые рыцарь держал наготове, служили для Дьюранда лучшим предупреждением, чем все приказы и команды вместе взятые. И все же лес был зеленым и светлым. Дьюранд начал понимать ирданских крестьян, которые предпочли укрыться в этой чаще, не дожидаясь злого рока, который был готов обрушиться на их деревню. В лесу даже пахло иначе, приятней. В Ирлаке воздух был влажным, пропитанным запахом грязи и мокрой травы. В лесу, казалось, все еще царило лето. В Ирлаке деревья давно уже сбросили листву, здесь же она была зеленой. Но несмотря ни на что, Конзар держал оружие наготове.

Каждый часовой знает, что любая опасность с течением времени становится обыденностью. Страх пропадает. Через час дорога, покрытая лабиринтом каменистых кочек, пошла под уклон. Всадники, нарушив строй, сбились в кучу. Дьюранд с Гутредом оказались почти во главе кавалькады — впереди них скакали Конзар, Эйгрин и Ламорик. Теперь Дьюранду казалось, что они находятся под его надежной защитой.

— Ничего не понимаю, — донесся голос Ламорика. — Почему он лишил сына наследства? Что случилось с Альвен? — помолчав, молодой лорд добавил. — Бедный отец. Теперь его планам не суждено сбыться.

Конзар не отводил взгляда от петляющей дороги:

— Простите ваша светлость? — переспросил Эйгрин.

— Извините. Я о свадьбе. Мне минуло не больше тринадцати зим — я служил пажом в Уиндговере, когда отец объявил, что отдает Альвен в жены Радомору Ирлакскому. Я думал, что это лишь политика — союз верных короне герцогств и старых родов. Пара свадеб, и он свяжет Монервей, Ирлак и Гирет в союз верных государю земель. Потом я увидел ее будущего супруга. Я домой приехал на Зимний Излом. Альвен… знаете, она порой была остра на язык, и один из вассалов моего отца, Ситрик Гоул, буркнул под нос что-то про нее. Назвал ее то ли гадюкой, то ли мегерой. Помню, как обозвал его про себя сукиным сыном, но Радомор… Он, как молния, подскочил к Ситрику, выволок его во двор… Он поднял Гоула над землей. За шею. Этот болван болтался, словно на виселице, только вместо петли были руки Радомора. Эта свадьба была более чем союз благородных домов. Радомор любил ее, взял ее в жены, сражался за нее.

Дьюранд, задрав голову, подумал о Небесном Оке.

— И вот теперь Аильнор лишил сына наследства. Какую смерть приняла моя сестра? Альмора увидела ее в лодке? Что за ирония судьбы. Я думал, Альвен счастлива. У нее был ребенок.

У Дьюранда был ключ к разгадке. Он знал, что вызвало ярость Радомора. Он понимал, что пусть недолго, но он все же был тюремщиком Альвен и ее ребенка. Дьюранд все знал. "Сейчас или никогда, — решил он. — Если я смолчу, то больше не смогу называть себя мужчиной".

— Я все думаю и думаю об этом, — сказал Ламорик. — И вот нас занесло сюда, — закончил он, всматриваясь в заросли деревьев.

Дьюранд не мог больше молчать.

— Разгадку ищи в ее муже.

Эти слова произнес не Дьюранд.

В то же мгновение отряд пришел в движение, послышался лязг извлекаемых из ножен мечей, хлопки опускающихся забрал.

На дороге стоял высокий стройный незнакомец, очень похожий на воинов, которых Дьюранд видел в Фецкой лощине. Из-под плаща холодно поблескивала медная кольчуга.

Конзар, спрыгнув с коня, приставил меч к горлу незнакомца.

— Все как обычно, — пробормотал человек. Он даже не обратил внимания на острый клинок, готовый в любой момент оборвать его жизнь. Взгляд у незнакомца был, как у лунатика — казалось, он смотрел не на людей, а сквозь них.

— Отойди в сторону, Кон, — выдохнул Ламорик.

Конзар подчинился, но меч от горла незнакомца не убрал.

— Ты кто? — спросил Ламорик.

Незнакомец выдержал паузу и, сощурив глаза, заявил:

— Таких, как вы, было много. Очень много.

— Отчего ты заговорил о моей сестре?

— Всегда так, — человек разговаривал словно не с ними. — Вы отправляетесь на турнир, — добавил он.

— Не знаю, что…

Конзар поднял руку:

— Ты говоришь о Хайэйшес?

— О турнире, — поправил воин.

Конзар стукнул его кулаком в грудь, но широкоплечий незнакомец показался скорее удивленным, нежели раздосадованным таким поступком рыцаря.

— Что за турнир? — спросил Конзар.

— Боуэрский турнир у Гласс.

— Спроси еще раз, кто он такой, — вмешался сэр Эйгрин.

— Как твое имя? — спросил Ламорик. — Мой капитан убьет тебя, если ты не ответишь.

Словно лишь только теперь незнакомец заметил приставленное к горлу острие меча.

— Меня зовут Сейвин. Я ищу… — незнакомец моргнул и покачал головой. — Вы едете на турнир?

Нахмурившись, Ламорик повернулся к капитану.

— О каком турнире он говорит?

— Я кое-что слышал о нем, ваша светлость, — ответил Конзар. — Он проводится в Гесперанде каждые семь лет со времен Великого царства.

— Но… у нас нет времени. Мы должны ехать в Хайэйшес.

Лошадь Ламорика, словно уловив настроение седока, энергично закивала головой.

— Мы можем попытаться, — ответил Конзар.

Человек, назвавший себя Сейвином, кивнул и быстро, как молния, отпрыгнул с дороги под сень деревьев, уйдя с направления удара меча. Склонившись, он поднял с земли оружие минувших времен. Сначала в полусумраке сверкнул длинный меч. Дьюранд подумал, что вряд ли под сенью небесных сфер сохранился второй такой клинок. За мечом последовал овальный щит и позолоченный шлем. И, наконец, показалось очень странное оружие. Где-то у самой земли воин ухватился за что-то и потянул, извлекая на свет длинное черное древко. Пядь за пядью древко поднималось над землей, пока не показался наконечник. Незнакомец взмахнул копьем, забрасывая его себе на плечо, и с острия в сторону отряда сорвались тугие капли. Одна из них попала Дьюранду на щеку.

Гутред впился глазами в лицо Дьюранда. Дьюранд коснулся пальцами влаги и взглянул на них — они были красными. С острия копья, заливая темное древко, сочилась кровь.

Сейвин выпрямился, гордо задрав подбородок, — безумный воин, пришедший к ним из глубины веков. Он явно собирался присоединиться к отряду.

— Ты сошел с ума, — прошептал Ламорик.

— Ваша светлость, прошу вас, тщательно обдумывайте каждое действие, — произнес Берхард.

— Ты хочешь, чтобы я взял с нами этого ненормального?

— Я просто прошу вас подумать. Мы в необычном лесу. Чужаков не гонят. Ничем хорошим это никогда не заканчивалось.

— Сейвин… В этом имени что-то есть, — почесал нос Эйгрин.

— Ну что ж, — кивнул Ламорик. — Незнакомца я прочь не прогоню, но и скорость мы сбавлять не будем. Так будет справедливо. Сейвин, я разрешаю тебе пойти с нами.

Будто зная заранее решение молодого лорда, незнакомец медленно кивнул головой, на которой теперь красовался старинный шлем.

Они проехали еще одну лигу, когда Дьюранд заметил, как между деревьев что-то сверкнуло.

— Что это?

Люди в отряде принялись крутить головами.

— Там, за деревьями!

Рыцари, ехавшие впереди, и оруженосцы, замыкавшие строй, внимательно вглядываясь в том направлении, куда Дьюранд показывал рукой. За деревьями что-то мелькало.

Звякнул метал — Сейвин бросил щит на землю и принялся карабкаться на старый бук, перебирая руками и ногами с такой скоростью и легкостью, словно он лез по лестнице. Взобравшись на высоту в пять фатомов, воин, совсем как моряк, принялся всматриваться вдаль.

— Люди. Вооружены, — выдохнул он.

Слова Сейвина услышали все.

— Вооруженные люди? — лицо Берхарда исказилось. — О чем он?

— Тихо, — прошипел Конзар. — Всем мечи и щиты наизготовку.

Дьюранд потянулся за исцарапанным щитом и обнаружил, что в просвет среди деревьев ясно видит остановившийся отряд чужаков — воинов в кольчугах, сидящих верхом на лошадях. Лошадь Дьюранда переступила с ноги на ногу, слегка двинувшись вперед, и деревья сомкнулись, скрыв с глаз чужой отряд. Дьюранд попытался отыскать просвет, но как он ни крутился — все было тщетно.

— Пропали, — сказал он. — Теперь никого не вижу.

Конзар коротко кивнул:

— А с этого момента, джентльмены, соблюдаем тишину. И ушки держим на макушке. В таком безумном месте я никого не рискну отправить в разведку. Каждый должен быть начеку.

Сейвин соскользнул с дерева и, подхватив с земли шлем, снова водрузил его на голову.

По мере того как смеркалось, отряду стали попадаться на глаза все чаще и чаще путники.

На протяжении нескольких лиг дорога шла под уклон, и теперь с левой и правой стороны тракта высились черные земляные насыпи с торчащими из них мощными корнями деревьев, навевавшими мысли о пещерах, таящих несметные сокровища. Высоко над головами рыцарей сплетались ветви огромных деревьев, отчего людям казалось, что они находятся в нефе гигантского храма.

— Теперь и я их вижу, — донесся голос из задних рядов. Повсюду среди деревьев мелькали фигурки скачущих воинов. На этот раз Конзар даже не стал отдавать команду остановиться. Казалось, лес был битком набит вооруженными людьми.

Дьюранд, разминаясь, пошевелил плечами, крепко сжав в руках щит и меч. В шее отчаянно засвербело. Стоило Дьюранду потянуть руку, чтобы почесаться, кусты словно взорвались. На дорогу вылетел всадник. Солнце осветило его лицо, блеснув на клинке, который он сжимал в руках. Дьюранд подхватил щит и меч, понимая, что опоздал.

Всадник не нанес удара, хотя был так близко, что Дьюранд мог разглядеть щетину на его лице и обветренные щеки.

Рыцарь уставился на тракт стеклянными, ничего не видящими глазами, после чего, повернув голову, пришпорил коня. Конь молнией взлетел на насыпь и всадник исчез из виду.

Кавалькада остановилась — все смотрели на Дьюранда, широко раскрыв глаза. Кое-кто складывал ладони в знак Небесного Ока.

— Ты, — Сейвин, сжимающий в руке кровоточащее копье, уставился на Дьюранда. — Я тот, кто нужен.

Отряд тронулся с места.

— Я. Поиск был очень долгим, но сейчас мы почти рядом.

Дьюранд, не сводивший с безумца взгляда, чувствовал, что на них смотрит Гутред.

— Приятель, я не понимаю, о чем ты, — сказал Дьюранд.

— Меня ждет моя дама, — кровь, сочившаяся по древку старинного копья, заливала безумцу руки. — Она ждет меня.

К ним подъехал Берхард:

— Слушай, — обратился он к Сейвину. — Оставь парня в покое. Мне плевать, что это за мегера, о которой ты так беспокоишься. Дьюранд не имеет к ней никакого отношения.

Дьюранд услышал журчание воды. Где-то впереди бежала река, судя по звуку, немаленькая. Как ему удалось услышать ее шум сквозь стук копыт и звяканье сбруи? Берхард медленно кивнул.

— В чем дело? — потребовал ответа Сейвин. — Чего смотришь? Ты что-то слышишь?

Дьюранд не успел ответить.

— Что ты слышишь?! — завопил Сейвин.

Отряд словно почувствовал, как незнакомца захлестывает волна безумия.

— Вперед, — бросил короткий приказ Конзар.

— В чем дело? — Сейвин отвернулся от Дьюранда, обращаясь теперь ко всему отряду. Дьюранд пришпорил коня. Теперь они скакали легким галопом.

— Черт! — прорычал Гутред. — К реке. К реке, если хотите жить!

— Скачи! Скачи что есть сил! — крикнул Берхард Дьюранду.

— Стойте, — воскликнул Сейвин, оказываясь позади отряда. — Опять все повторяется. Не надо!

Дьюранд, оглянувшись, увидел у камня Сейвина. Он надрывно кричал — шея была перевита канатами вен, глаза выкачены. Кругом шумели деревья.

Люди сквозь ветер гнали лошадей вперед, плащи развивались за спинами, словно крылья птиц. Дьюранд привстал в стременах, пустив коня вскачь. Позади, перемещаясь по насыпи прыжками, отталкиваясь от деревьев, отрывая от них целые куски коры, отряд преследовал Сейвин.

Лес расступился и из-за спин скакавших впереди воинов, Дьюранд разглядел пролет выгнувшегося боевым луком моста. Впереди маячил свет — виднелись зеленые берега и сверкающая на солнце листва. Как только копыта коней ступили на мост, сзади раздался истошный крик Сейвина. Оглянувшись, Дьюранд увидел, как явившийся из тьмы веков воин качнулся назад и швырнул свое копье, которое со свистом устремилось к нему, разбрасывая капли крови, готовое вот-вот воткнуться под ключицу. Но копье так и не нашло своей жертвы. Бессильно зависнув над серединой моста, оно растаяло в воздухе. Когда Дьюранд окинул взглядом лес, Сейвина нигде не было видно.

Глава 12 Боуэр

Взбудораженные произошедшим люди проехали по поскрипывающему мосту. Наконец в тишине Конзар произнес:

— Эта река называется Гласс. Мы едем на турнир, о котором нам говорил этот Сейвин. — Под мостом среди покрытых мхом валунов река несла кристально чистые воды, от которых поднимались волны холодного воздуха. Дьюранд представил, что стало бы с ним, упади он в реку, берущую свое начало в лесах северного Эрреста, бегущую мимо Тернгира и впадающую в покрытое туманами Зимнее море, место, где он никогда не был. Кинь Сейвин копье чуть раньше — и Дьюранд наверняка бы погиб.

— Назад мы не повернем, — заявил Ламорик. — Кажется, все дороги герцогства ведут к этой реке.

Воины кивнули, и отряд тронулся вперед, въехав в буковую рощу, раскинувшуюся на противоположном берегу реки. Через некоторое время лес расступился, и вдалеке показалась вершина огромного замка.

— Вот он, — выдохнул Конзар. — Боуэр.

Крепость, белоснежные стены которой, сложенные из известняка, поднимались к самому небу, была никак не меньше замка герцога в Акконеле. Видавшие виды воины задирали головы, разинув рты, словно деревенские мальчишки.

Отряд ехал мимо замка. Люди не сводили с него глаз, словно ожидая, что из каждого окна на них в любой момент могут наброситься сонмы демонов. То здесь, то там виднелись пасущиеся овцы, но где же поля, снабжающие продовольствием обитателей замка? И есть ли вообще у этого замка обитатели? Ответ на эти вопросы ждал их за боковой стеной цитадели: перед отрядом раскинулся залитый красным светом заходящего солнца склон холма, который покрывали поля и домики. В полях за плугами, влекомыми мычащими быками, шли крестьяне; поднимались и опускались кирки и мотыги.

— Что они делают? — изумился сэр Эйгрин.

— Готовятся к посевной? — предположил Ламорик.

— Именно, — кивнул Конзар. — Все так и есть. Завтра они будут сеять озимые.

— Что? — изумился Ламорик. — Так поздно? А что если год выдастся холодный?

— Ваша светлость, — покачал головой Эйгрин, сложив длинные пальцы в знак Небесного Ока. — Я полагаю, здесь властвуют силы, которым не страшны времена года.

— Изумительно, — покачал головой Ламорик.

— Даже я не смог бы выразиться точнее, — согласился Эйгрин. — Многое остается непонятным, но, быть может, вскоре мы узнаем ответы на все вопросы.

Показалась сторожка у замковых врат.

Конзар и Гутред странно переглянулись.

— Дьюранд, — произнес Гутред. — Ступай и погляди, нет ли где привратника. Возможно, он в сторожке. Объяви о нашем прибытии.

Дьюранд спешился, чувствуя на себе многочисленные взгляды, и направился к сторожке, все глубже и глубже погружаясь в тень, которую отбрасывали белоснежные стены замка. Дьюранд ступил под арку. Лучи закатного солнца озаряли глазницы бойниц.

— Эй! — крикнул Дьюранд. Его голос эхом отразился от каменной кладки.

Ему никто не ответил.

— Мой капитан, сэр Конзар, ждет у ворот замка. Здесь есть кто-нибудь, кто…

Кто-то хихикнул. Послышались звуки шагов босых ног. Из-за эха было невозможно определить, откуда идет звук — его источник, казалось, был близко и далеко, спереди и сзади. Дьюранд оглянулся, поймав на себе взгляды Гутреда, Ламорика и остальных членов отряда. Он набрал в грудь побольше воздуха и решительно шагнул в глубь арки, скрывшись из виду.

Теперь он остался один на один с насмешником, который притаился за одной из бойниц. Дьюранд резко повернулся, поймав взглядом одну из бойниц, черневших на западной стене, после чего быстро отвел глаза.

— Ни за что не поверю, что ворота оставили без охраны, — пробормотал он, делая маленький шажок в сторону бойницы. — Замок в хорошем состоянии, — еще один шажок, — в полях работают крестьяне…

Еще один шажок — и до темнеющей бойницы остался всего лишь ярд. Дьюранд одним скачком покрыл оставшееся расстояние, запустил руки в бойницу и, сомкнув пальцы на чем-то мягком и волокнистом, резко потянул на себя. В узеньком окошке показались чьи-то бровь и щека. Их обладатель зашипел, издав звук, который обычно звучит, когда повар бросает мясо на раскаленную сковородку. Дьюранд потянул свою добычу за бороду и, прижавшись к бойнице, впился взглядом в выпученный глаз:

— Вылезай, приятель, — сказал он. — Мой капитан с отрядом ждут у ворот.

Глаз моргнул, а его обладатель не произнес ни слова, поэтому Дьюранду снова пришлось дернуть его за бороду.

— Открывай ворота и объяви, что прибыл сэр Конзар, — с этими словами Дьюранд отпустил свою жертву.

Снова раздалось шипение, за которым последовали шаркающие звуки удаляющихся шагов.

Несколько мгновений Дьюранд стоял в полумраке с раскрытым ртом, размышляя над тем, как ему объяснить свое поведение. Неожиданно дверь со скрипом распахнулась, и в залитом светом проеме возникла согбенная фигура бородача в изорванной одежде.

— Ваша светлость, — произнес незнакомец, не сводя с Дьюранда взгляда.

— Я всего лишь желаю объявить о прибытии сэра Конзара, — пояснил Дьюранд. — Ты не мог бы сказать, дома ли твой господин?

Рот незнакомца скривился:

— Да, ваша светлость. Вернее и да, и нет, — с этими словами привратник повернулся к Дьюранду спиной и, семеня ногами, удалился.

Привратник ушел, ворота были открыты. Дьюранд с известием о том, что им разрешили войти, поспешил к отряду.

Внутренний двор представлял собой залитую светом зеленую лужайку. Проследовав с отрядом внутрь крепости, Дьюранд снова подивился мастерству каменщиков, трудившихся над возведением замка. В косых лучах солнечного света он разглядел зловещие силуэты стражей, которые неподвижно, словно статуи, стояли на парапетах. "Если люди в этом замке были столь же сведущи в воинском деле, как и Сейвин, может, мне даже повезло, что я отпустил бороду привратника", — подумал Дьюранд.

Обнаружив, что внутренний двор пуст, отряд выстроился в неровную линию. Берхард недоуменно посмотрел на Дьюранда, но тот смог лишь покачать головой.

— Ну что ж, теперь, я полагаю, нам предстоит встретиться с владельцем этого замка, — произнес Ламорик таким тоном, словно ему уже не раз доводилось бывать в крепостях, где властвовали потусторонние силы. Члены отряда опустили руки на гарды мечей. Дьюранд окинул взглядом стены замка, внимательно всматриваясь во тьму каждой бойницы.

Неожиданно раздался грохот. Мелькнула мысль о лучниках, но вместо рушащейся на отряд тучи стрел двери, выходящие во двор, широко распахнулись.

Отряд смотрел в таящуюся за раскрытыми дверьми темень.

— Надеюсь, здесь живет не родня Сейвина? — пробормотал Берхард.

В темноте за дверью мелькнули какие-то тени. Напряжение достигло предела. Сверкнуло что-то желтое.

— Что за черт? — выругался Берхард.

Выстроившись в колонну по двое, во двор вышли молодые женщины, одетые в дорогие шелка. Несмотря на то что девушки хранили молчание, они чем-то напоминали шаловливых детей. Головы их были непокрыты, и густые черные, рыжие, золотистые локоны сияли в лучах солнца. Дьюранду показалось, что некоторые из девушек смотрят на него, тщетно пытаясь скрыть изумление. Он вспомнил о всклокоченных волосах и своем изношенном плаще, наброшенном на плечи — некогда зеленым, но теперь истершимся и приобретшим цвет гороховой похлебки. Дьюранд услышал, как за его спиной Берхард отряхивает с одежды пыль.

Сохраняя самообладание, вперед шагнул Ламорик.

— Здравствуйте, благородные дамы, — хмыкнув, произнес он, как ни в чем не бывало. — Меня зовут Ламорик, я второй сын Абраваналя, герцога Гиретского и командир этого отряда.

Девушки расплылись в улыбках, но не произнесли ни слова.

Озадаченный Ламорик улыбнулся в ответ и, не дождавшись ответа, продолжил:

— Я приношу извинения за наше вторжение. Мы держим путь в Монервей, — он выдержал паузу, тщетно ожидая, что кто-нибудь из девушек заговорит, после чего продолжил. — Я сражался на турнирах, скрывая свое подлинное имя, намереваясь…

Неожиданно, улыбающиеся девушки отвернулись от Ламорика, устремив взгляды на дверь за его спиной. На мгновение Ламорик замер с раскрытым ртом — внимание всех присутствующих было приковано к арке, в которой появилась женщина, одетая в зеленое платье. Ее огромные глаза были широко открыты, а красные, как кровь, волосы свиты в толстую косу. Шеренга девушек склонилась в глубоком поклоне.

— Я Властительница Боуэра, — произнесла женщина. — А это мои служанки.

Девушки-служанки повернулись к отряду медленно в реверансе.

— Я имел удовольствие посетить большую часть замков Эрреста, — сказал Ламорик, — но ничто не может сравниться с красотой этого замка и его обитателей. — Он изысканно поклонился. Некоторые рыцари, скрипя и звеня доспехами, попытались последовать его примеру.

Властительница удовлетворенно кивнула и пошла вдоль неровной линии выстроившихся рыцарей, окидывая их томным взглядом. Многие из них заливались краской, стыдясь своего вида. Дьюранд ощутил приступ паники, но быстро взял себя в руки. Белая, словно снег, кожа Властительницы, оттеняла ее рыжие волосы, делая их еще ярче. Женщина подняла взгляд на Дьюранда и долго смотрела на него, прежде чем отвести глаза в сторону. Потом она повернулась к Ламорику.

— Добро пожаловать в мои владения. Я рада вас видеть. Всех вас. Вы приехали как раз к празднику. Сегодня плуг последний раз вспахал землю, так что турнир начнется завтра.

— Да, миледи, — кивнул Ламорик.

— Сегодня мы лишь слегка перекусим, — сказала Властительница. — Зато завтра будет настоящий пир. Можете встать лагерем вместе с остальными участниками турнира.

Ламорик, казалось, хотел возразить. Им надо было ехать в Хайэйшес, но Властительница лишь помахала ему на прощание рукой. Даже Ламорик не нашел в себе сил перечить ей. Дьюранд смотрел рыжеволосой женщина вслед, задержав взгляд на покачивающихся бедрах. Он поднял глаза и заметил, что две-три служанки смотрят на него с шутливым упреком. Дьюранд пробормотал ругательство себе под нос, увидев как одна из служанок, качая бедрами, точно так же, как Властительница, отправилась вслед за своей госпожой.

Только когда двор опустел, Дьюранд обратил внимание, что трава, на которой он стоял пришла в движение. Несмотря на то, что она была коротко подстрижена, по зеленой, как шелк одежд Властительницы, траве прокатывались волны, разбивающиеся о носки поношенных сапог Дьюранда.

— Я полагаю, настала пора откланяться, — сказал Ламорик.

Оказавшись за стенами замка, Ламорик накинулся на Конзара:

— Теперь нам ни за что не поспеть в Хайэйшес. Поверить не могу… Я обещал, что мы примем участие в турнире. А теперь мы застряли здесь!

Конзар, словно окаменев, сидел в седле, не сводя взгляда с замка:

— Он такой же, каким и был, — пробормотал он. — Я даже думал, что в списки участников включат и меня.

— Мы должны вернуться и все объяснить. Владыка Небесный, я все поставил на карту, ввязавшись в затею с Красным Рыцарем. Что теперь обо мне подумает Морин?

— Ристалище вон там, — показал рукой Конзар на зеленеющее поле, укрытое туманом.

Идеальное место для битвы.

— Он будет ждать с главным герольдом Эрреста, — продолжал Ламорик, — язвить и кивать на пустое место, на которым должен был сидеть я. Мне нужно было остаться в Акконеле…

После того как они обогнули угловую башню, перед ними во всей красе раскинулся лагерь. Под стенами крепости, словно компания пьяниц, сгрудились в кучу не меньше сотни шатров.

— Судьба, милорд, — вмешался Эйгрин. — Вы приехали как раз к турниру, который проводится раз в семь лет. Что же еще…

— Черт, — коротко выругался Ламорик.

На краю лагеря оруженосец вытряхивал попону. Перед тем, как он скрылся в лабиринте шатров, каждый смог разглядеть на полотне герб — сложный узор, изображающий драгоценные камни синего и желтого цветов.

— Значит, мы не одни оказались дураками, решив срезать путь к Хайэйшес, — пробормотал Ламорик.

В одном из шатров был лорд Монервей.

— Ладно, парни, — кивнул Гутред оруженосцам. — Там, у стены, должна быть делянка. Если уж я ее заприметил, то вы и подавно ее найдете. Слезайте с лошадей и помогите своим господам устроиться на ночлег. Какая разница, куда нас занесло. К чему мне объяснять, вы сами все знаете.

Дьюранд собрался было присоединиться к оруженосцам.

— Э-э-э нет, Дьюранд, ты отправишься со мной. Думаю, нам следует наведаться к сэру Морину в гости.

— Гутред, — начал Ламорик. — Думаю, я должен нанести ему визит лично.

— Прошу простить, ваша светлость, — возразил Конзар. — Быть может, вы сначала предпочтете послать своего оруженосца?

— Я не собираюсь ни от кого прятаться.

— Конечно, ваша светлость, — кивнул Конзар. — Гутред, что ты скажешь сэру Морину?

— Я передам его светлости, что мы здесь, — ухмыльнулся старый оруженосец. — А если лорда Морина сопровождает главный герольд Эрреста, я могу также намекнуть, что сэр Ламорик желает перекинуться с ними парой слов.

— Быть посему, — склонил голову молодой лорд.

Дьюранд качал головой.

— Толстолобый дурак, — буркнул под нос Гутред.

Морин помнил их и обошелся с ними вежливо. С явным удовольствием Гутред объявил, что Ламорик прибыл принять участие в турнире, но посетителей принять не может по причине сильной усталости от тяжелой дороги.

Главного герольда Эрреста в Гесперанде не было.

— Дать сейчас Морину возможность биться с Ламориком? Мы что, рехнулись что ли?

Пробираясь через лагерь, им приходилось то и дело нырять под растяжки и обходить привязанных лошадей. Стояла тишина, только на многочисленных перекрестках сталкивались друг с другом вестовые и оруженосцы, спешащие с поручениями. На одном из таких перекрестков их с ног до головы окатил водой оруженосец, тащивший ведра на коромысле.

— Дьявол, — отряхиваясь, выругался Гутред. — Ступай вперед, ты, как никак, повыше меня будешь.

Дьюранд пошел впереди. Над лабиринтом палаток возвышались белые башни крепости, служившие великолепными ориентирами. Дьюранд пытался не обращать внимания на солдат, несших на башнях караул, не замечать сияние, которое, подобно свету горящей восковой свечи, исходило от каждого стража.

Затем Дьюранд натолкнулся на гигантского коня и едва успел убрать ногу, прежде чем на то место, где она мгновение назад находилась, опустилось огромное копыто.

Он поднял голову, чтобы испепелить всадника возмущенным взглядом, и, остолбенев, замер — казалось, он снова очутился в Ферангоре лицом к лицу с Кассонелем из Дамарина. На перевязи барона висел Термагант — знакомый Дьюранду меч времен Великого царства. Барон сощурился, сперва не узнав его. Но потом на лице барона мелькнуло нечто вроде сожаления, и он вздернул подбородок — Дьюранд понял, что Кассонель вспомнил, где его видел.

Дьюранд поклонился и отступил в сторону. Слишком поздно. Несколько мгновений барон неподвижно сидел в седле и, наконец, так и не проронив ни звука, тронулся с места. Дьюранд сжал зубы. Он знал тайну барона, барон знал секрет Дьюранда. Они зависели друг от друга. Дьюранд сделал шаг назад и налетел на Гутреда.

— Он чуть меня не растоптал, — пожаловался Дьюранд.

— Место здесь опасное, — не моргнув глазом, ответил Гутред. В его голосе слышалась угроза.

Когда они рассказали о лорде Морине и главном герольде, в отряде с облегчением рассмеялись. Поединка не будет, покуда Морин не найдет главного герольда. Пока остальные веселились и поздравляли друг друга, Гутред скользнул к Конзару и что-то зашептал ему на ухо. Конзар выпрямился и устремил взор к горизонту, будто ища что-то взглядом. Не желая попадаться ему на глаза, Дьюранд выхватил у одного из оруженосцев пустые ведра и поспешил прочь.

Вереница людей с ведрами в руках сновала от лагеря к лесу и обратно. К лесу и направился Дьюранд. Люди склонялись над колодцем, извлекая ведра с водой. Дьюранд размышлял о Кассонеле, ожидающем завтрашнего турнира в одной из палаток. Он знал, что Дьюранд служил у Радомора. Ему скорее всего было известно об Альвен, и он мог счесть странным, обнаружив Дьюранда в отряде брата покойной. Дьюранд был в Ферангоре, но не сказал об этом ни слова своим новым товарищам. И теперь этого одного единственного слова будет достаточно, чтобы погубить его. И он вполне будет заслуживать гибели.

Однако Кассонель должен также помнить, что Дьюранд был одним из молчаливых свидетелей, услышавших в Ферангоре послание барона. Дьюранд задумался. Он пошел на многое, чтобы защитить свое доброе имя. Но беды одного единственного человека — ничто, по сравнению с изменой и заговором, о котором шла речь в послании Кассонеля. Один-единственный короткий приказ властителя Ирлака или Беорана, и войска бросятся в битву, обрекая на смерть тысячи простых людей.

Кончено, Дьюранд предупредил лорда Аильнора, но только вряд ли старому герцогу под силу остановить заговорщиков в одиночку. Надо помнить, что собственная жизнь — ничто по сравнению с судьбой королевства. За Кассонелем нужен глаз да глаз.

Недоуменные взгляды пажей и оруженосцев вернули Дьюранда к реальности. Вскоре он подошел к колодцу. Там уже стояло двое: крепкий парень в зеленом и долговязый нескладный юноша.

Высокий юноша первым взялся за ворот:

— Добрый день, — произнес он, отбросив со лба прядь рыжеватых волос.

Дьюранд кивнул в ответ. Юноша не мог быть рыцарем — слишком молод.

— Скорее вечер, — поправил крепыш.

Юноша кивнул в сторону лагеря, где расположился отряд Дьюранда, и, продолжая вращать ворот, поинтересовался:

— Ты служишь Красному Рыцарю?

— Да, — нехотя отозвался Дьюранд, не будучи уверен в том, насколько правдив его ответ.

— Давно? — спросил юноша, и удивленно поднял брови, услышав горький смех Дьюранда.

— Не очень.

— Господи, — вздохнул высокий юноша. — Даже не знаю, как себя здесь вести. Кто король Эльдинора?

— Рагнал, — насторожился Дьюранд.

Крепыш расхохотался.

— Сейчас время Кровавой Луны? — помявшись, уточнил юноша.

— Ну да… — недоуменно кивнул Дьюранд.

Долговязый улыбнулся, кинув взгляд на силуэты людей, мелькавшие среди шатров:

— Кто знает, что творится в этих землях? Человек может прожить здесь целый век. Или вдруг предстать здесь перед нами, хотя на самом деле он уже несколько столетий мертв. Я объезжал окраины наших владений с воинами отца. Неожиданно перед нами появились три гончие. Лес затрясся, словно человек в лихорадке, и вдруг я обнаружил, что сижу на коне перед этим белым замком.

Крепыш рассмеялся:

— А я охотился. Еду на лошади, глядь — олень. Здоровенный — я таких отродясь не видел. А потом бац — и я оказался здесь.

Долговязый улыбнулся.

— Для меня это лишь третий турнир, — сказал он. — Меня зовут сэр Керлак. — Юноша перехватил ворот и протянул руку.

Дьюранд был потрясен. Оказывается, этот длинный юноша — рыцарь! После секундного замешательства он пожал протянутую руку.

Коротышка широко улыбнулся, протягивая руку:

— Я участвовал в турнирах тысячу раз. Меня зовут сэр Эйберн.

— Это всего лишь мой второй турнир, — подвел итог Дьюранд. — И я — оруженосец.

— Наконец-то, — выдохнул сэр Керлак, вытягивая из черных глубин колодца полную бадью и передавая ее Эйберну.

Крепыш кивнул в знак благодарности и приник к бадье. Когда он напился и протянул ее назад Керлаку, что-то похожее на лунный свет как будто скользнуло по лицу долговязого юноши. Дьюранд рванулся, перехватив бадью.

— Не пей!

Керлак замер, с ужасом уставившись на бадью, словно перед ним была гадюка. Золотистые лучи закатного солнца весело играли на плещущейся воде.

— Гесперанд, — пояснил Дьюранд.

— Нельзя ни есть, ни пить. Владыка Небесный, как я мог забыть?

Они оба повернулись к Эйберну. Лучи солнца, казалось, не касались его. Кожа рыцаря сияла изнутри бледным светом.

— Эйберн? — неуверенно произнес Керлак.

— Я тысячу раз пил из этого колодца, — успокоил их Эйберн.

Бледными тенями к костру шагали фигуры людей. Они шли не из лагеря, а из леса. Две-три дюжины крестьян окружили улыбающегося Эйберна.

Дьюранда охватил ужас.

Множество рук обхватили крепыша.

— Тысячу раз… — донесся до Дьюранда его голос. Эйберна волокли в лес прочь от колодца.

Керлак отставил бадью в сторону:

— Как, говоришь, тебя зовут?

— Дьюранд.

В лучах закатного солнца сэр Керлак вновь пожал его руку.

Случай, приключившийся с ними у колодца, был не единственным. Слухи, множась, распространялись по лагерю. Один из рыцарей, пришедший к краю леса, чтобы справить нужду, увидел двух пялящихся на него из кустов псов, каждый из которых был размером с лошадь. Другой своенравный лорд попытался уехать с турнира, прорвавшись через лесную чащу. Назад из его отряда вернулось только двое — тела их покрывали кровоподтеки, а одежда была изорвана в клочья.

Оказавшись в осаде, каждый пытался занять себя чем мог. Кто-то развел огонь, но Дьюранд вместо того, чтобы присоединиться к отряду, взял кусочек дерева и ветошь, сел в сторонке и извлек из ножен меч. Ножны были плохими — они пропускали влагу, поэтому по клинку уже расползлись паутинки ржавчины.

Кто-то хохотал, Дьюранд полировал клинок. "Что я делаю здесь?", — думал он. В его жизни были ошибки, но были также и маленькие победы. Но его теперешнее положение было шатким, всего лишь одно слово — и почва уйдет у него из-под ног.

Дьюранд все тер и тер клинок тряпкой, и паутинки ржавчины стали, наконец, пропадать. Впрочем, сказать наверняка было сложно — стояла темень, и ее не в силах был рассеять свет костра, вокруг которого столпились люди.

Он провел рукой по клинку, нащупывая мелкие зазубрины в тех местах, где меч скрещивался с другими клинками на поле брани, и бороздки, оставленные колечками рассеченных кольчуг вражеских воинов. У этого меча было немало владельцев, и многие рыцари приняли от него смерть.

До Дьюранда донеслись крики. Вокруг костра прыгали тени. Едва он успел вскочить на ноги, как вопли сменились смехом. Два вооруженных мечами воина кружили, ожидая, кто первым допустит ошибку.

— Очень хорошо, — раздался негромкий голос Конзара, сжимавшего деревянный меч. Деревянные клинки со стуком скрестились, вызвав волну смеха и улюлюканья.

Одноглазый Берхард оглянулся и, приметив Дьюранда, махнул рукой, приглашая подойти. У пламени костра стоял Конзар, в ногах которого лежал сэр Эйгрин. Капитан вогнал деревянный меч в землю и, нагнувшись, протянул Эйгрину руку, предлагая помочь подняться на ноги.

— Надеюсь, Эйгрин, ты признаешь мою победу.

— Ошибаешься.

Конзар потянул Эйгрина за руку, помогая бывшему священнику встать.

— Я и забыл, какой ты опасный противник.

— Для священника! — хохоча выкрикнул Берхард.

— По правде говоря, пока ты служил в Святом Воинстве, тебя научили парочке интересных приемов.

— Против правды не устоит ни один меч, — ответил Эйгрин. — Впрочем, я давно оставил Святой орден.

Конзар коротко улыбнулся и, заметив подошедшего Дьюранда, отступил в сторону.

— Дьюранд-оруженосец, — задумчиво произнес Конзар.

Глаза сидящих вокруг костра людей уставились на капитана.

Пальцы Конзара коснулись рукояти деревянного меча:

— Я слышал, тебя чуть лошадь не затоптала.

— Да сэр.

Что же Гутред рассказал Кошару? Кто-то хихикнул. Кто-то кашлянул.

— Но ты ведь жив-здоров? — уточнил Конзар.

— Да…

Конзар требовательно протянул руку к Эйгрину, и он тут же сунул в руку капитану деревянный меч.

— Рано или поздно я проверяю каждого, — Конзар сунул меч Дьюранду рукоятью вперед. Дьюранд, не в силах понять, что за игру затеял капитан, покорно взял клинок в руки.

— До трех касаний, — предупредил Конзар.

Дьюранд поднял меч, стараясь отогнать мысли о Кассонеле и заговоре.

— Отлично, — произнес капитан и, слегка пригнувшись, поглядел на Дьюранда, внимательно следя за каждым его движением.

Дьюранд осторожно переступил с ноги на ногу. Деревянным мечом можно было проломить голову или перебить руку, одним словом, преподнести ученику, осваивающему бой на мечах, хороший урок. Конзар, изредка моргая, смотрел на него из-за пламени костра. Дьюранд ждал.

— Он долго так стоять будет? — хохотнул Берхард. — Сейчас старина Конзар уснет.

Сидевшие у огня люди расхохотались.

В лицо Дьюранду пахнуло жаром костра. Атаковать первым такого противника, как Конзар, — все равно что лезть с закрытыми глазами в лес, полный капканов. К сожалению, Конзар раскусил его тактику, а улюлюкающие насмешники были явно не на стороне Дьюранда.

Пробормотав под нос ругательство, Дьюранд, перехватив поудобнее меч, рванулся вперед и в сторону, пытаясь уйти с линии костра и одним ударом достать противника. Опустившийся со свистом меч с грохотом стукнул о высоко поднятый Конзаром щит. Люди вздрогнули от неожиданности. Дьюранд было ухмыльнулся, но усмешка тут же слетела с его лица, когда он почувствовал страшный удар по ребрам — как будто его лягнула лошадь.

— Раз, — спокойно произнес Конзар, делая шаг назад. Теперь противников снова разделял костер.

Дьюранд набрал в грудь побольше воздуха, сконцентрировав все внимание на капитане, который плавно покачивал щитом из стороны в сторону. Конзар сделал еще шаг назад, чтобы огонь продолжал оставаться для него дополнительной зашитой. Дьюранд ждал, вспоминая бой Ламорика на ристалище в Редуиндинге. Неожиданно Дьюранду показалось, что Конзар оступился, и он атаковал. Снова раздался грохот щита, встретившего удар деревянного меча, после чего последовала ответная атака капитана. Деревянный клинок плашмя ударил Дьюранда в челюсть.

Дьюранд замотал головой, пытаясь избавиться от искр, брызнувших из глаз. Язык во рту разбух, как у висельника.

— Ты быстрее, чем я полагал, — тихо произнес Конзар. — Однако кое-чего тебе не хватает.

Дьюранд промолчал, не в силах собраться с разбегающимися мыслями.

— Давным-давно я понял, что когда атакуешь, первый удар редко достигает цели. Хороший мечник всегда двуличен. Нападай, но держи ухо востро. Нападай первым — в этом нет ничего плохого, но помни, что если у противника щит, и он трезв и бодр, первый удар пропадет впустую. Перед тем как сеять, надо сперва вспахать — это знает любой крестьянин. Смотри, — капитан снова пригнулся, приняв боевую стойку. — Целься мне в голову.

Дьюранд слышал такие слова не раз. Их обычно произносили сержанты на уроках фехтования, после которых оставались синяки и кровоподтеки. Дьюранд сжал рукоять меча.

— Действуй, — приказал Конзар.

Стиснув зубы, Дьюранд решил сделать все возможное, чтобы не оплошать. Резко выдохнув, он занес деревянный клинок и со всей силы обрушил его на капитана. Достигни ударцели, Конзар свалился бы с проломленной головой. Капитан встретил удар меча щитом и, холодно посмотрев на Дьюранда, кивнул.

— Ты знал, что я собираюсь делать. Здесь тесно, места чтобы увернуться от удара, — нет. Единственное, что мне оставалось — подставить щит. Ты заставил меня поднять щит, я раскрылся, обзор у меня стал хуже. Если бы удар в голову был ложным выпадом, следующим ударом ты мог бы вогнать мне меч промеж ребер, ранить в колено или ударить по глазам, — он склонил голову. — Если бы ты знал то, что знаю я, ты бы выиграл схватку. Научись угадывать мысли противника. Если ты раскрылся, жди, что твой противник попытается этим воспользоваться.

Дьюранд кивнул.

— А теперь все сначала, — сказал Конзар. — До пяти касаний.

Дьюранд поднял щит. Несмотря на то что Конзару пришлось попотеть, чтобы "касания", от которых ныло все тело, достигли цели, в конечном итоге Дьюранд все равно проиграл.

— Здоровый ты увалень, но двигаешься быстро, — признал Конзар.

Дьюранд зарычал.

— Только посмей назвать меня лжецом, — поднял бровь капитан, — и тогда мы скрестим уже настоящие клинки.

— Интересная мысль, — усмехнулся Ламорик, и Дьюранд сделал шажок назад. — Настоящие клинки добавят бою остроты. Он выхватил меч из ножен и высоко поднял его вверх. "Он что, пьян?" — подумал Дьюранд.

— Кто-нибудь примет вызов? Эйгрин? — острие меча теперь было нацелено на длиннолицего воина. — Я нанял лучших рыцарей, и теперь я хочу увидеть, чего они стоят. Выходи, Эйгрин. Посмотрим, чему научили тебя в Святом ордене.

Эйгрин моргнул. Он окинул взглядом остальных, словно задумавшись на миг, не найдется ли ему замена. Среди сидящих у костра были Бейден, Берхард, Конзар. Не говоря ни слова, Эйгрин выхватил из ножен меч. Лицо Ламорика расползлось в улыбке, и оба рыцаря подняли щиты.

— Отлично, — произнес Ламорик. — Ну, берегись.

С этими словами он принялся вращать меч, сверкающий в пламени костра. Эйгрин отпрыгнул, заставив отодвинуться в сторону устроившихся у огня людей. Сердца зрителей учащенно забились. Судя по скупым движениям Эйгрина, он был талантливым мечником.

Ламорик размахивал мечом с такой скоростью, что, казалось, уже сам не в силах остановить это бешенное вращение. Эйгрин подобрался и, занеся над головой щит, рванулся в сверкающую арку, образованную вращающимся мечом молодого лорда. Ламорик подался вперед и всем весом насадил себя на кончик меча противника. Все ожидали, что молодой лорд рухнет, истекая кровью, но из тонкого разреза на жилете не пролилось ни единой багряной капли.

— Вы слишком много размахивали мечом, ваша светлость, — промолвил Эйгрин. Ламорик скорчил рожу и медленно отступил в сторону.

— Если вы уж начали размахивать мечом, вы должны научится быстро останавливать его вращение, — с серьезным видом кивнул Конзар.

Пальцы юного лорда нащупали на жилете разрез, оставленный мечом Эйгрина и безумный блеск в глазах Ламорика померк.

— Ясно, — Ламорик тяжело дышал. — Эти шуточные схватки… Последние несколько дней я чувствовал себя неуверенно. Слишком часто рискую, — резко втянув воздух, он обнажил зубы в улыбке.

Дьюранд заметил, что Гутред на него смотрит, и несмотря на то, что Дьюранд перехватил его взгляд, старый оруженосец не отвел глаз.

— Кто-нибудь еще желает испытать мое искусство владения мечом? — осведомился Ламорик.

Он обвел взглядом сидящих вокруг костра и воззрился на Дьюранда, по телу которого пробежал холодок страха. Если бы ему предоставили выбор, он бы, конечно, предпочел деревянные мечи. Настоящее, боевое оружие — совсем другое дело. Не то, чтобы он особенно боялся отточенного клинка — его боялись все. Но оруженосец, изувечивший лорда, долго не проживет.

— Если Вы настаиваете, ваша светлость, — наконец ответил Дьюранд.

Казалось, Ламорик заметил, что Дьюранд промедлил с ответом:

— Боишься меня покалечить? — поинтересовался он, и что-то в выражении лица Дьюранда подсказало ему ответ.

— Отлично. Такая преданность достойна похвалы. Но я от тебя так просто не отстану. Пожалуй, у нас найдется противник, достойный тебя. Может быть, сэр Оуэн? Не думаю, что он будет возражать против парочки другой лишних царапин.

Рыцари рассмеялись.

Имя Оуэн ничего Дьюранду не говорило, да и лицо рыцаря он вспомнить не мог. Через мгновение к костру шагнул гигант размером с ломовую лошадь, скрестивший на груди мощные руки. Бровь исполина рассекал свежий шрам. Дьюранд вспомнил, как они с оруженосцами выволакивали этого гиганта с ристалища в Редуиндинге. Рыцарь улыбнулся, сверкнув золотыми зубами.

— Наконец мы узнаем, из чего сделан наш новичок, — усмехнулся Ламорик.

Рыцари заулыбались, оценив каламбур своего господина.

— Да уберегут нас Небеса от смертоубийства, — кивнул Ламорик. — Зато мы узнаем, чего стоит новичок в настоящей битве.

Несмотря на то, что сэр Оуэн был толстопузым, его руки были перевиты венами толщиной с канаты осадных машин. Он вытащил меч длинной в четыре фута.

— Советую одеть на себя кожаную куртку, да потолще, — прогремел великан. — Я с тобой нежничать не буду.

— Только после вас, — ответил Дьюранд и, увидев, как исполин, улыбнувшись, кивнул, пошел вслед прочь от костра.

"Наверное, я тронулся умом", — размышлял Дьюранд, направляясь к шатрам. Судя по взгляду Гутреда, старый оруженосец уже узнал его тайну. Сначала его победил Конзар, а теперь Ламорик заставил драться с Оуэном.

Сэр Оуэн отправился в свой шатер, а Дьюранд принялся копаться в сваленных в кучу вещах, принадлежавших оруженосцам и слугам. Наконец, его руки сомкнулись на увесистом узле, заваленном одеялами, в котором были сложены его доспехи. Оуэн говорил только о кожаной куртке, поэтому Дьюранд не имел права надеть кольчугу — иначе его назовут трусом. Отказавшись от доспехов, которые в предстоящей схватке могли спасти ему жизнь, Дьюранд натянул через голову дурно пахнущую, подбитую куртку.

За лугом, на котором мелькали огоньки костров, двигалось что-то темное — к Боуэру серой кошкой приближалась полночная буря. На самом лугу стояла тишь: ни ветерка, ни какого бы то ни было другого признака непогоды.

Дьюранд накрыл куском парусины сложенные вещи и направился обратно к костру, заметив, что количество собравшихся вокруг него рыцарей и оруженосцев увеличилось.

— Черт, — пробормотал он себе под нос. К огню подошло не просто несколько рыцарей из других отрядов, в толпе Дьюранд приметил яркие платья служанок из замка. В клубах дыма, идущего от костра, стоял, разминая руки, Оуэн, поигрывая мечом и щитом, словно они были игрушечными. По-видимому, их схватке предстояло превратится в поединок борцов на ярмарочной площади или… или в публичную порку.

— Владыка Небесный, — прошептал Дьюранд. Среди толпы он заметил стройную фигурку девушки, лицо которой обрамляли огненные волосы. Это была Дева Реки, женщина, с которой он впервые встретился в землях, лежащих на расстоянии долгих лиг от Гесперанда. Казалось, с той первой встречи прошли годы. Девушка перехватила его взгляд, отчего у Дьюранда сперло дыхание.

Дьюранд шагнул в круг.

Оуэн оскалился, обнажив золотые зубы, и, слегка согнув ноги, принял боевую стойку.

— Готовься к бою, — весело прорычал он. Дьюранд увидел устремленный на него взгляд огромных черных глаз девушки. Дьюранд отвернулся от нее. Мир съежился, теперь в нем для Дьюранда существовал только противник, меч и пляшущий огонь.

Схватка началась.

Оуэн принялся размахивать мечом, словно кузнечным молотом. Клинок со свистом описывал круги — здоровяк решил прибегнуть к тактике, которой только что неудачно воспользовался Ламорик. Дьюранд ждал, неожиданно для себя оказавшись в том же самом положении, что и Эйгрин. Наконец, улучшив момент, Дьюранд пригнулся, подняв высоко над головой щит. Гигант разгадал его маневр, двинув Дьюранду коленом между ног. Дьюранд покатился по земле, краем сознания отметив, что не учел одну простую истину: Оуэн и Ламорик все-таки были разными противниками.

— Он это надолго запомнит, — рассмеялся Бейден, и прежде чем Дьюранд успел собраться с мыслями, рыцарь подскочил к нему и рывком поставил на ноги.

Оуэн слегка пригнулся, отблески костра сверкнули на зубах.

Пытаясь перевести дух, Дьюранд поднял меч. Несмотря на боль и слабость после страшного удара, Дьюранд, сощурившись от света, который отбрасывал клинок, вдруг понял, что в этом поединке меч только отвлекает внимание. Хороший боец в подобном сражении вряд ли нанесет смертельную рану противнику. Но Оуэн, в отличие от Эйгрина, вовсе не считал поединок детской забавой. Отнюдь. Оуэн сражался всерьез, и он явно намеревался оставить Дьюранда лежать бездыханным на земле.

Согнувшись, гигант двинулся вперед. Его силуэт четко вырисовывался на фоне костра. Улучшив момент, когда великан оторвал от земли ногу, Дьюранд сделал ложный выпад мечом и, одновременно сжав перетянутую ремнями руку в кулак, снизу вверх нанес краем щита страшный удар по почкам рыцаря. Но этим дело не закончилось. Вогнав плечо под ребра гиганту, Дьюранд рванул вперед, перебирая ногами. В глазах потемнело от натуги. Гигант поддался, оступился, и противники покатились по земле. Дьюранд так и не ослабил хватку. Оуэн распростерся на траве, Дьюранд оказался сверху. Толпа молчала, потрясенная неожиданным исходом поединка. Ликуя, Дьюранд попытался встать, но понял, что это не так-то просто — Оуэн, вцепился в куртку мертвой хваткой.

— Отлично, — прошипел он, ухмыляясь, несмотря на страшную боль, которую, возможно, испытывал. — Очень неплохо. Но погляди сюда.

Что-то коснулось подбородка Дьюранда, холодком защекотав кожу. Скосив глаза, он увидел приставленное к горлу лезвие кинжала.

— Думаю, ничья, — предложил великан.

Дьюранд посмотрел в глаза рыцаря, окинул взглядом всклокоченные волосы и бороду, золотые зубы, оскаленные в ухмылке. Отчего-то ему захотелось рассмеяться.

Исполинская рука отпустила его.

Дьюранд поднялся на колени, собираясь встать. Его окружили женщины в шелковых одеждах, отороченных мехом. Казалось, он очутился внутри роскошного балдахина. Дьюранд почувствовал на себе пристальный взгляд.

— Очень впечатляюще, молодой человек, — произнесла Властительница Боуэра. Она протянула точеную ручку и помогла Дьюранду подняться на ноги. Лоб обдало ее горячее дыхание. Дьюранд взглянул ей в лицо — она была прекрасна: красные как вишни губы, совершенные черты лица.

— Спасибо, — выдавил из себя Дьюранд.

Властительница улыбнулась, отчего на ее щеках появились ямочки.

— В тебе что-то есть, — сказала она. Она, не отрываясь, смотрела ему в глаза, словно Дьюранд был загадкой, которую ей очень хотелось разгадать. — Какие у тебя широкие плечи. Интересно, кем ты станешь? Кто ты?

Она скользнула взглядом по Дьюранду, который почувствовал пробуждающееся в нем желание. Она была очень близко. Он видел, как легкий ветерок шевелит кончики ее волос. Ее губы застыли в полуулыбке.

— Я Дьюранд из Коль, — осторожно произнес он.

— Вот как?

Дьюранд понимал: он говорит не то, что нужно. Его ответ был недостаточным, более того, неуместным. Она улыбнулась, словно извиняясь.

— Я рада видеть тебя здесь, Дьюранд, — она сжала его руку, отчего по всему телу Дьюранда прокатилась волна жара.

Властительница окинула взглядом толпу:

— Я вас всех рада здесь видеть.

Дьюранд, сглотнув, не сводил с нее взгляда, будучи не в силах произнести ни слова.

Глава 13 Цена секретов

Гутред приставил Дьюранда к работе, приказав оттащить часть бочек с припасами к лесу.

Пока остальные пили и отдыхали, Дьюранд таскал бочку за бочкой к краю чащи, из которой раздавались зловещие стоны и крики, заставлявшие стыть в жилах кровь. Краем глаза он заметил, как из-за деревьев показалась фигура, направившаяся к лагерю.

— Где я, черт возьми? — недоуменно произнес незнакомец и, оступившись, налетел на бочонок с мукой.

Раздался громкий треск, и над бочонком поднялось белое облако. Сжав зубы Дьюранд шагнул вперед, чтобы помочь встать незнакомцу, барахтавшемуся в припасах Гутреда. Лицо человека было скрыто бесформенной шляпой. Незнакомец, заворчав, сдвинул ее на затылок.

— Гермунд! — Дьюранд непременно бы рассмеялся, если бы не наполненные ужасом глаза перемазавшегося в муке скальда.

— Дьюранд?

— Ага.

— Мне это не нравится. Совсем не нравится. Что ты здесь делаешь?

— Я здесь вместе с Ламориком Гиретским.

— Как? Я думал, ты служишь лорду…

— Нет, — Гермунд не должен был произносить имени, готового сорваться с губ. — Сейчас я в услужении у Ламорика.

— Чертов Гесперанд, — проворчал Гермунд. — Я уверен, что был никак не меньше, чем в лиге от его границ.

— Гермунд, — прошептал Дьюранд, заметив, как дрожат руки. Скальд был словно ниточкой из прошлого. — Я так рад тебя видеть.

Но скальд его не слушал, всматриваясь в шатры, замок и широкий луг.

— Неужели я попал на турнир? Только не это! Неужели я оказался за рекой? О боги!

Дьюранд услышал доносящиеся до них крики и, проследив за взглядом скальда, замер в изумлении, увидев, как последние люди, сжав в руках факелы, покидают лагерь.

— Полагаю, турнир начался, — сказал Гермунд и, семеня кривыми ногами, пошел на свет.

Когда они прибежали к лагерю, там уже никого не было. С небес нисходило яркое сияние полной луны, очерченной шелковистыми облаками. Чужая луна на чужом небе. Палатки стояли всеми покинутые, а силуэты стражников на башнях были единственными, кто оживлял картину, представшую перед Дьюрандом и скальдом.

— Царица Небесная, я же только что здесь был.

— Должно быть, турнир уже начался.

— В темноте?

— Думаю, нам сюда, — скальд направился в сторону колодца. Дьюранду ничего не оставалось, как последовать за ним.

Когда они вышли на прогалину, перед ними словно предстала картина из легенд.

Одетые в прекрасные наряды, сверкающие в серебристом, словно сверхъестественном, свете луны, Властительница и ее свита стояли на гребне полого склона холма, спускающегося к деревне. Дьюранд и Гермунд притаились в дюжине ярдов от женщин. Властительница держала что-то в руках, вроде бы букет цветов, но из-за большого расстояния сказать наверняка было нельзя.

Чуть ниже, выстроившись в два ряда, протянувшиеся от белоснежных стен замка до деревенских полей, стояли в молчании рыцари, оруженосцы и конюхи. Мужчины были в полном снаряжении: доспехах, кожаных куртках. Рыцари на согнутых руках держали шлемы, богато украшенные пышными плюмажами. Металл тускло блестел в свете луны.

— Когда они успели подготовиться? — недоумевал Дьюранд, — Я же таскал бочки совсем недолго.

— Пошли, — прошептал Гермунд. — Вон он, Ламорик, слева. Мы обойдем сзади.

Они принялись спускаться по склону. Наконец Дьюранд приметил венчик седых волос Конзара.

— Сюда, — прошептал Дьюранд. Теперь уже он показывал дорогу. Вместе со скальдом они пристроились сзади отряда Ламорика. Молодой лорд стоял, надев на голову красный шлем, скрывавший его лицо. Все с восхищением взирали на Властительницу и ее свиту. Дьюранд кинул взгляд на Гермунда и принялся протискиваться вперед, желая все увидеть сам.

Как только он оказался в первом ряду, Властительница и окружавшие ее девушки подняли глаза, но устремили их не на Дьюранда, а к вспаханным деревенским полям, расположенным внизу склона. У дальнего края поля, словно у берега озера, наполненного черными водами, в молчании собралась толпа крестьян. Как только на них опустился взгляд Властительницы, от толпы крестьян отделился старик, который направился через поле к замку. Несмотря на то, что его ноги ступали по влажной распаханной земле, старик шел бодро, удивительно ловко удерживая равновесие. Он ни разу не поскользнулся.

Сосредоточив все внимание на старике, Дьюранд совсем забыл о Властительнице и ее спутницах. Они тронулись с места и принялись спускаться по склону холма. Когда женщины проходили мимо него, прекрасные и недоступные в своей красоте, Дьюранд вытянулся в струнку.

Гермунд покачал головой.

У самого края поля Властительница со свитой и одинокая фигурка старика встретились. Крестьянин потянулся к Властительнице, и прекрасная женщина, склонившись, протянула ему букет. Дьюранд неожиданно понял, что в руках у Властительницы были вовсе не цветы, а сноп пшеничных колосьев, посеребренных светом луны. Старик с достоинством принял скоп колосьев, нежно, словно спящего ребенка прижав его груди.

— Дева Весны, — прошептал Гермунд. — Похоже, властительница Боуэра без ума от древних обрядов. Полная луна. Ритуал, посвященный сбору урожая. Последнее зерно. Это же культ Девы Весны. Как будто сейчас месяц жатвы.

Шепот скальда был единственным голосом, раздававшимся в тишине. Дьюранд не смел проронить ни звука.

Крестьяне на противоположном краю поля опустились на колени. По спине Дьюранда пробежал холодок. Все замерло. Только девять женщин шли вдоль поля, плавно и неспешно, словно они плыли над вспаханной землей.

— Дева Весны почти ровесница тех ребят, что ты повстречал в терновнике, — голос скальда в гробовой тишине звучал дико, казался святотатством. — Все живое умирало. Сын Зари и Властитель Преисподней решили погубить все живое. Щупальца хлада опутали мир, и Око Небес померкло. И тогда пришла Мать. Она поместила на небосвод луну, заставила вновь вращаться замершее колесо жизни, разделила человеческий род на мужчин и женщин. Но остался страх. То, что она сотворила, оказалось недостаточным. Мир продолжал погружаться во тьму и холод, где пребывал бы до скончания времен.

— Гермунд, — прошептал Дьюранд.

Скальд нахмурился, но все же продолжил:

— Дева Весны была первой женщиной, пришедшей в наш мир. Или одной из первых. Она скорбела о тех живых существах, что сгинули, не дождавшись ее. Она рыдала, и все живое слышало ее плач.

Дьюранду показалось, что он понимает, отчего обряд, который разворачивался перед ними, проходил в молчании. Тишина была данью памяти тому плачу.

Деревенский глава поклонился Властительнице, и она кивнула ему в ответ. Жилистые пальцы с нежностью погладили колосья, лежавшие на сгибе руки, и зачерпнули пригоршню зерен. Старик нагнулся и широким жестом швырнул первые семена озимых на распаханное поле. Сев начался.

Дьюранд заметил, что некоторые из рыцарей зажмурили глаза. Крестьянин шел вдоль поля, методично разбрасывая зерна, и наконец, когда он дошел до его края, от снопа колосьев в его руках ничего не осталось. Он повернулся к Властительнице, которая медленно кивнула, после чего вместе со свитой отправилась назад в сторону замка. Процессия в молчании прошла мимо выстроившихся в ряд вооруженных мужчин.

Гермунд качал головой, глядя, как женщины одна за другой исчезают во мраке распахнутого зева замковых врат:

— Месяц жатвы. Полная луна, входящая в новую фазу. Неудивительно, что Повелители выбрали именно этот день.

Ровные ряды рыцарей распались. Конзар, явно не желая ступать на тропу, по которой только что прошла Властительница со свитой, окинул отряд взглядом.

— Все как и прежде, — проговорил он. Его ледяной взгляд сначала упал на Дьюранда, потом на Гермунда.

— Он пришел из леса, — пояснил Дьюранд.

— Меня зовут Гермунд. Я скальд.

Эти слова, казалось, развеселили Конзара.

— Ну что ж, тогда тебе придется спеть обо мне песню.

Скальд озадаченно посмотрел на капитана, моргнул и с неожиданным беспокойством произнес:

— Да, конечно, я припоминаю эту балладу.

Дьюранд про себя отметил, что Гермунда надо будет хорошенько обо всем расспросить. Судя по всему, скальд знал о какой-то тайне Конзара.

Капитан кивнул и, повернувшись к ним спиной, обратился к отряду Ламорика.

— Напоминаю всем, — прозвучал уставший голос Конзара, — всем, если кто забыл, и на заметку каждому, кто не знал. Тем, кто завтра выйдет биться на ристалище, спать запрещается. Так здесь заведено.

Подобное правило было сущей нелепицей и безумием, однако Дьюранд заметил, что не он один энергично кивает. Они находились в землях, где правила и законы простых смертных ничего не значили.

Настроение у расходившихся рыцарей было самым разным. Керлак потирал лоб, то ли в замешательстве, то ли испытывая облегчение. Берхард улыбался, смешно подняв брови домиком. Гутред бросил на Дьюранда мрачный взгляд. Бейден оскалился продемонстрировав всем пару оставшихся зубов, а барон Кассонель молчаливо пробирался сквозь толпу, двигаясь с грацией и осторожностью хищного зверя, выслеживающего добычу.

Несмотря на то, что Боуэр казался островком, отделенным от остального мироздания непреодолимой преградой, на этом островке оказались и враги Дьюранда. Дьюранд прикинул шансы на успешный побег, но тут же вспомнил о Сейвине и его кровоточащем копье. Спасенья ждать было неоткуда.

— Значит, ты служишь оруженосцем? — уточнил Гермунд.

— Что ты знаешь об этом месте, Гермунд? — ответил Дьюранд вопросом на вопрос.

— Ну-у-у… — протянул скальд. — Не так уж и много. Проклятье скальдов — всех баллад не выучишь, даже если будешь зубрить их без малого четырнадцать лет.

— И все же, Гермунд.

— Есть древняя легенда об Утраченном Гесперанде. О герцоге и его супруге.

— Герцоге?

— И, конечно же, о Сейвине.

Дьюранд замер, схватив рванувшегося Гермунда за грудки. Кругом одни загадки и тайны. В надежде, что сейчас он получит ответ хотя бы на один вопрос, Дьюранд не рассчитал сил и чуть не поднял маленького скальда над землей.

— Во имя Небесных Сил, — просипел, выпучив глаза, скальд.

Дьюранд понял, что они привлекают внимание. Он отпустил Гермунда и, когда неодобрение в глазах проходящих мимо рыцарей сменилось равнодушием, Дьюранд склонился и прошептал на ухо скальду одно единственное имя:

— Сейвин.

— Да, Дьюранд, Сейвин.

— Расскажи мне о нем, — расталкивая людей, сидящих у костров и клонящих в дремоте головы, Дьюранд потащил Гермунда к стенам замка.

— Прошу тебя Гермунд, расскажи мне о нем.

На серебряный диск луны наползло облако, померк леденящий свет, заливавший замок и стражников на башнях. Ветер зашумел в ветвях деревьев, пригнув высокую траву.

— Расскажи мне о нем, — снова повторил Дьюранд.

— Это, быть может, всего лишь легенда. В результате того, что произошло, на Гесперанд легло проклятие. Здесь были замешаны Великие Силы.

Листья шелестели на ветру.

— Эта история случилась во времена Великого Царства, уже после того, как столицу перенесли к Зимнему морю, — Гермунд сощурился от порывов безжалостного ветра. — Время было лихое, — переплыв Гремящее море, вернулись Сыны Гештара. Их армии обрушились на земли, оставляя за собой огни пожаров.

Ветер, словно дыхание гигантского зверя, явившегося из адской бездны, задувал разожженные в лагере костры. Среди шатров и палаток, суетясь, бегали люди.

— Продолжай, Гермунд.

— В те времена Великим царством правил Аллестан. Он узнал о высадке Сынов Гештара, о городах Оберна, павших под натиском вражеских армий, о гибели своих вассалов, о разграбленных храмах. И тогда он собрал войско со всего Великого Царства. Пришли корабли из Партанора, легионы из Вуранны, Кальдуры. Пришли полки даже из Древнего Эрреста.

Гермунд остановился, чтобы перевести дыхание:

— Здесь в Гесперанде, в самом сердце Эрреста, правил герцог Эоркан. Он не пошел на войну. Народ уговорил герцога остаться, люди не желали лишаться защиты. Одним словом, были тысячи самых разных причин. В замке у герцога была стража. Одного из воинов той стражи звали Сейвин. У него был брат. Он отправился на юг!

Несмотря на ревущую бурю, Дьюранд старался ничего не упустить из сбивчивого рассказа скальда.

— Нам надо где-нибудь укрыться! — закричал Гермунд, но Дьюранд хотел знать, чем заканчивается легенда. Сам Гесперанд пытался прервать рассказ скальда.

— Что было дальше? — взревел Дьюранд, перекрывая голосом свист ветра.

— О Господи, — покачал головой Гермунд. — Сейвин с братом были очень близки. Они вырезали копья из ствола одного и того же ясеня и, взрезав ладони, на крови поклялись в дружбе и верности.

Тучи полностью затянули луну, погрузив мир во тьму. Дьюранд слышал доносящиеся из лагеря крики людей и ржание лошадей. Ветер трепал волосы, рвал плащ с плеч.

— Боги, — взмолился Гермунд.

— Говори!

— Младший брат отправился на войну. Никто не знал, в сколь тяжком положении оказалось Великое царство. Войска Гештара… Войска невольников с покоренных земель. Марагрим. Ненгур. Ротгар. Воины, ревущие, будто дикие звери. Бубнящие себе что-то под нос великаны, ползущие по земле на четвереньках, словно скот. Невиданные твари, которых никто прежде не видел, словно явившиеся из ночных кошмаров. Трюмы кораблей скрывали десятки тысяч этих бестий, диких животных, призраков, рабов. Дружины Аттии подходили к полю боя разрозненными, по частям, и гибли. В основном, полки состояли из воинов Эрреста. Но никто не знал о том, что творится. Сыны Гештара опутали поле битвы непроглядной завесой тьмы, — скальд поморщился. — Тайные Повелители… Они тоже ни о чем не знали. Они ждали вещих снов, но вместо грез приходило забытье. Они склонялись над ртутной амальгамой в надежде узреть, что происходит, но видели лишь отражения собственных длинных бород. И все же копье Сейвина приоткрыло завесу тайны.

Дьюранд склонил голову, чтобы яснее слышать заглушаемый ревом ветра голос скальда.

— Дьюранд, копье плакало. По ясеневому древку бежали кровавые слезы. Это была кровь брата Сейвина и рабов Гештара. Сейвин понял, что его брат и добрая половина Сынов Атти находятся в страшной опасности. И что еще хуже, они находились на расстоянии трехсот лиг от Сейвина, готового бросить на чашу весов собственную жизнь. Сейвин кинулся к герцогу Эоркану и показал ему кровоточащее копье, и герцог призвал Тайных Повелителей. Это сейчас они стали героями легенд, а в те времена их мог найти любой человек благородного происхождения. Тайные Повелители воззвали к изначальным силам и сплели великое заклинание, которое должно было перебросить герцога Эоркана и пять собранных им полков на поле битвы в трехстах лигах от Гесперанда, — Гермунд попытался закрыться плащом от ветра. — Но все пошло не так, как было задумано. Страшные клятвы приковали герцога и его войско к его же владениям. Повелители допустили в заклинании ошибку, и вместо того, чтобы переместить Эоркана с войском на поле боя, они вырвали Гесперанд из полотна мироздания. Это было в месяц жатвы. Стояла полная луна, входящая в новую фазу, — Гермунд ткнул пальцем вверх. — Когда Повелители закончили заклинание, Эррест содрогнулся.

Раздался грохот и ветер стих. Над Боуэром повисла тишина. Гермунд оглянулся на раскинувшуюся вдали деревню, потом, задрав голову, посмотрел на замок. По долине бегали люди. Пытаясь привести лагерь в порядок, они поднимали шатры и палатки, сорванные порывами ветра.

Гермунд коротко рассмеялся. Дьюранд покачал головой.

— Об остальном мало что известно. Думаю, начиная именно с той ночи, когда было произнесено заклинание, появился обычай каждые семь лет проводить здесь турнир. Но зачем он проводится, не знает ни один из ныне живущих. Быть может, турнир у замка прекрасной Дамы — отзвук событий давно минувших дней?

Дьюранд вспомнил слова Сейвина — "Меня ждет моя дама". Что же здесь произошло?

— Говорят, герцог Эоркан и поныне скачет во главе своего войска и его место в Великом Совете остается свободным. Вот только он и его войско обратились в призраков. Заклинание вырвало Гесперанд из сердца Эрреста. И теперь герцогство то появляется, то пропадает. Иногда здесь найдешь лишь руины, а иногда — замок и людей. Впрочем, не надо забывать, что даже младенцы в этих землях старше самых древних стариков в Аттии.

Тучи рассеялись, и Боуэр вновь заливал свет луны.

— Гермунд, скажи, отчего ты так испугался, когда меня увидел?

— Заклинание сплели здесь, — скальд словно пропустил вопрос мимо ушей. — Здесь его центр, его средоточие. Страшное заклинание, потрясшее основы мироздания. Я и представить не могу, что за силы надо иметь, чтобы его сплести, — Гермунд помолчал и добавил. — На каждом турнире в Боуэре обязательно кто-то гибнет.

Дьюранд медленно кивнул. Страшное заклятье, висевшее над герцогством, обряд сбора урожая — все это было неразрывно связано со смертью. Он вспомнил полное ярости лицо Сейвина — воина, пытавшегося воспротивиться собственной судьбе, злому року. Гесперанд был полон тайн и загадок.

О герцогстве ходило немало легенд. Дьюранд слышал о людях, которым удавалось живыми и невредимыми пересечь проклятые земли. Кто-то видел одинокие развалины в зеленых лугах, кто-то стены замков и снующих вокруг них людей. Обитатели Гесперанда были обречены жить здесь до скончания веков: стоило им ступить на землю смертных, и их тела обратились бы в прах.

— Гермунд, — Дьюранд замялся. — Прости меня, я был груб с тобой. Я многое повидал, — он шумно втянул носом воздух. — Я уже не тот Дьюранд, что расстался с тобой в Торментиле.

— Слушай…

— Присоединяйся к остальным, если хочешь. А мне надо подумать.

Дьюранд побрел прочь от лагеря, замедлив шаг на гребне холма рядом с тем местом, где стояла Владычица со своей свитой. Священники говорят, что Сын Зари и Владыка Преисподней наполняют души людей гордыней, жадностью и страхом, заставляя раз за разом творить подлости, покуда человек полностью не свернет с пути истины.

Но у человека есть и привилегия, которую не отнять никому. И эта привилегия — право на выбор.

— Мой верный Гутред, — произнес в темноте чей-то голос, — желает знать, отчего ты бродишь в темноте один.

Дьюранд вздрогнул. Отблески далеких костров осветили грубые черты лица обратившегося к нему воина. В десяти шагах от Дьюранда стоял Конзар, подбрасывая в руках камешек.

— Ты славно сражался со стариной Оуэном, — сказал он. — Тебе повезло. Если бы ты сразу заметил кинжал и перехватил его, ты бы выставил Оуэна дураком и нажил бы себе врага, — капитан выдержал паузу. — А наживать себе врагов — ошибка.

Дьюранд кивнул, чувствуя на себе пытливый взгляд Конзара. Повисло молчание.

— Он тебе рассказал? — спросил капитан. — Я о твоем дружке-скальде.

Дьюранд на мгновение растерялся, но тут же вспомнил о короткой беседе Гермунда и Конзара. Еще один секрет. Еще одна тайна.

— Сэр Конзар…

— Сейчас это уже скорее бородатый анекдот, — усмехнулся капитан. — Я об истории с бароном Кассонелем. Ты ее знаешь? — Конзар впился в Дьюранда взглядом.

Лишь однажды Кассонель совершил подвиг, прославивший его на все королевство.

— Он в одиночку победил целый отряд.

— Верно, — кивнул Конзар. — На турнире в Тернгире. Его светлость, Лудегар, герцог Беорана, отказался сражаться с Кассонелем.

— Вы были тогда с герцогом?

— Кассонель был молод, — улыбнулся Конзар, — совсем мальчишка. Он бросил перчатку Лудегару, но герцог лишь рассмеялся в ответ. Тут прибежал посыльный из порта, он принес дурные вести. С нашим кораблем случилась беда. Лошади, снаряжение, доспехи — все пошло ко дну. Мы бросились в порт, но ничего, кроме чаек и тупо пялящихся на нас матросов, так не нашли. Когда мы пошли назад, у черного входа в замок нас ждал Кассонель. И снова он бросил перчатку герцогу, заявив, что его светлость сможет пройти лишь в одном случае — признав себя пленником Кассонеля. Герцог бросал на него рыцарей, одного за другим, и над каждым Кассонель одерживал верх. Он, словно Страж Райских Врат, стоял в узком проходе и никого к не подпускал к дверям. Нас было двадцать семь человек. Он побил нас всех. А после пришла очередь герцога.

— Властитель Небесный, — выдохнул Дьюранд.

Побить двадцать семь рыцарей, проверенных в боях и походах! Чтобы стать героем, ни к чему легионы тьмы и Тайные Повелители.

— В те годы я был на службе у герцога. Он даже поговаривал о свадьбе — на примете была овдовевшая баронесса, владевшая шестьюдесятью поместьями. Ей был нужен муж, да к тому же она, на мой взгляд, не была страшилищем. Дверь, что охранял Кассонель, вела во внутренний двор замка, где собрался цвет рыцарства. Присутствовал там и король Рагнал, хотя в те времена он был всего лишь юным принцем.

Дьюранд взглянул на лучики морщин, разбегавшихся от уголков глаз Конзара, на седые локоны его волос…

— Термагант в его руках был воистину быстр, — покачал головой капитан.

— Давно это было? — прошептал Дьюранд.

— Хм. Семь зим я сражался ради того, чтобы попасть в милость Лудегару, и четырнадцать зим назад я этой милости лишился.

— Черт, — прошло двадцать лет. Ровно столько сейчас было Дьюранду.

— И вот старина Кассонель, ныне барон Дамарин, наложивший лапу на то, что должно было стать моим, прибыл на этот турнир. Прошло уже много лет. А я все ждал.

— Это первый…

— Нет. Отнюдь нет. Я встретился с ним здесь семь лет назад, — Конзар криво усмехнулся. — Даже на том, первом, турнире в Тернгире его никто не ждал, чего уж говорить о Гесперанде. Слишком для него мелко. Но все же он сюда явился. Увы, в тот раз нас поставили биться в одном отряде, поэтому я не мог с ним сразиться, не замарав при этом свою честь, — Конзар оскалился. — Теперь он барон и сражается за Беоран. Зачем ему биться на турнирах, рискуя собственной шкурой? У него шестьдесят поместий. Пруды, полные рыбы. Сотня мельниц, храмы, охотничьи угодья.

— И все же он сюда приехал, — сказал Дьюранд.

— У леди Дамарин растут усы, сделавшие бы честь любому гейтанскому принцу, — улыбнувшись произнес Конзар.

История, которую только что услышал Дьюранд, объясняла странные взгляды, которые на него кидал Конзар с того момента, как они разбили лагерь. Гутред был предан Конзару, поэтому и следил за новичком. Возможно, сказалась еще и недоверчивость старого оруженосца, свойственная ему от природы. Все мысли Конзара были только о Кассонеле. Может, он решил, что Дьюранд — наймит барона? Дьюранд скрипнул зубами и склонил голову, понимая, что секреты, которые он хранит, источают яд, отравляющий умы других.

— Сэр Конзар, — начал Дьюранд. — Я был у Радомора в Ирлаке. В Ферангоре. Приехал Кассонель. Он говорил с Радомором, пытаясь склонить его к измене. В королевстве заговор. В нем участвует герцог Беоранский и другие, но кто еще — я не знаю. Они уже начали действовать.

Капитан улыбался в темноту, подбрасывая на ладони камень. Посмотрев на Дьюранда, Конзар показал рукой на луг:

— Видишь?

Тихо шелестела мягкая трава, казавшаяся в лунном свете серой.

— Капитан?

Конзар кивком показал на луг и, размахнувшись, швырнул камень в траву. Как только он скрылся среди стеблей, луг ожил, наполнившись мириадами маленьких шевелящихся тел, рассыпанных по нему, словно бусины четок по каменному полу. По лугу пошли волны — казалось, само мироздание бежало прочь, стараясь побыстрее скрыться из виду.

В изумлении Дьюранд уставился на капитана:

— Зайцы, — пояснил Конзар. — В лунную ночь здесь всегда кишмя кишат зайцы.

Капитан не проронил больше ни слова, и Дьюранд, оцепенев, снова воззрился на огоньки горящих в лагере костров. Он сделал выбор, он рассказал о заговоре. Теперь ему ничего не оставалось, кроме как покорно ожидать того, что уготовила ему судьба. Дьюранд ощутил смутное чувство облегчения, словно человек, пришедший в себя после долгой болезни.

В свете костров в полумраке виднелись черные силуэты шатров, в которых, несмотря на поздний час, не было ни единого человека. Где же, интересно, сейчас Кассонель? Возможно, барон сидит сейчас со своими воинами возле одного из костров? Из лагеря донесся чей-то смех.

Дьюранд растянул было губы в улыбке, как вдруг увидел темную фигуру, которая, пригнувшись, кралась к лагерю Ламорика. Дьюранд подумал о Морине, Кассонеле, Сейвине и бесчисленных духах и призраках, скрывавшихся в лесной чаще.

Выхватив из ножен меч, он скользнул к фигурке, чернеющей на фоне полотняной стены шатра. Когда всего шаг отделял его от темного силуэта, фигурка обернулась — Дьюранд увидел огненно-рыжие волосы и расширившиеся от ужаса глаза. Перед ним была та самая девушка, которую он спас у реки.

— О Господи, — изумленно вздохнул он, быстро опустив меч. — Я… прости… я…

— Это ты? — запинаясь, спросила девушка.

— Я. Дьюранд. Помнишь меня? Мы познакомились у реки. В Редуиндинге. Помнишь? — отрывисто ответил Дьюранд, пытаясь собраться с мыслями. Наверняка она следовала за ним. Как иначе она могла оказаться здесь, в самом сердце проклятой земли?

— Помню, — вздохнула девушка.

Дьюранд поглядел на меч.

— Я думал, кто-то крадется к… — Дьюранд замолчал, поняв, что чуть не выдал имя своего господина, смущенно произнес:

— Я, наверное, тебя до смерти перепугал.

Они стояли друг против друга, словно остались одни на всем белом свете. Ее огромные черные глаза смотрели в глаза Дьюранда. Он почувствовал, что должен что-то сказать.

— Ты пойдешь завтра смотреть на турнир? — спросил он.

— Да, — настороженно ответила она.

Ее волосы были цвета красных цветов, покрывающих по весне склоны холмов.

— Как ты здесь очутилась? — спросил он.

— Мы бы сами ни за что не добрались сюда. Леди Бертрана…

Она была близко, очень близко. В ее глазах, словно в воде бездонных колодцев, отражался лунный свет. Дьюранд опустил руку на плечо девушки, почувствовав тепло ее тела. Это прикосновение рассеяло опутавшие их чары.

Девушка, покачав головой, отвела взгляд.

— Да хранит тебя Царица Небесная, — быстро сказала она и бросилась прочь, исчезнув в лабиринте палаток.

Дьюранд остался один посреди шатров. Издалека доносились звуки неспешного разговора. Сзади, в лесу, шумели на ветру деревья. Дьюранд почувствовал себя одним из зайцев на лугу, которые бросились прочь, напуганные камнем, брошенным Конзаром.

Закрыв глаза, он услышал среди криков и смеха голос Гермунда. Судя по всему, скальд уже начал развлекать людей.

— Ладно, будет вам, — крикнул Гермунд.

Дьюранд, чувствуя, как полыхает его лицо, протиснулся в круг стоящих у костра воинов.

Люди подались вперед, не желая упустить ни слова из рассказа сидящего на корточках скальда:

— В первый раз, когда мне удалось переспать с девушкой, мне было тринадцать. Она была уже немаленькой. Кожа белая, как молоко, губы красные. Правда, у нее на лбу были прыщи, ну да это не в счет, они были совсем крошечными. Помню ее обветренные губы, совсем как пергамент. Я лежал на спине на соломе. Она склонилась надо мной, стянула юбку через голову. Я увидел ее коленки с ямочками, круглый живот, широкие крепкие бедра. Она рывком сорвала с себя сорочку и нависла надо мной. Сиськи огромные. Соски торчат. Ничего не мог с собой поделать. Штаны-то у меня были спущены, а орудие уже давно находилось в боевом положении. Короче, как только я увидел ее голой… На ее груди и бедрах капельки пота… В общем, благородные рыцари, приключилось это самое… Одним словом, я не смог себя сдержать.

Слушатели покатились со смеху. Некоторые опрокинулись на спину. Оуэн, набычившись, покачал головой. Берхард перекатился на живот и, утирая слезы, сказал:

— Гермунд, друг мой, если твой рассказ о том, как ты первый раз переспал с женщиной, правда, ты невинен и чист как первый снег. Рассказывай дальше.

— Ну что ж, — кивнул Гермунд. — Видите ли, первый раз я остался с носом.

— Чего? — не понял Берхард.

— С носом. Моя возлюбленная увидела, что приключилось, ну и… девушкой она была горячей, на расправу скорой. К тому же, я лежал на соломе, а она была сверху. Двинула она мне в нос изо всех сил. Ну и тяжелая у нее была рука! Она ушла, я приподнимаюсь на локтях, из носа по подбородку течет кровь. Я уж подумал, что у меня начался насморк.

Некоторые из слушателей понимающе кивнули.

— Вот так, — заключил Гермунд, — я в первый раз остался с носом.

— У меня в первый раз на голове был шлем, — проворчал Оуэн, скорчив рожу. Шнобель на лице гиганта ничуть не уступал размерами носу Гермунда.

— То есть на поцелуи ты зря времени не тратил? — уточнил скальд.

— Интересно, придешься ли ты по вкусу тем псам, что видел в лесу? — зарычал гигант.

— Будет, вам будет, — Берхард примирительно поднял руку. — И все же, Гермунд, когда ты в первый раз по-настоящему переспал с женщиной?

Кривоногий скальд в притворном беспокойстве скорчил рожу:

— Как человек благородный, я не смею говорить о делах столь приватных и личных. Вы же понимаете, эти разговоры затрагивают честь леди. Верно я говорю?

Люди покатились со смеху.

Глаза Ламорика и Дьюранда встретились. Молодой лорд даже не улыбался. Судя по всему, Конзар уже все ему рассказал.

— С меня довольно, — Оуэн поднялся с земли и, подхватив скальда, словно маленького ребенка, направился к деревьям. Послышался шум ломающихся веток и у костра снова возник Оуэн, деловито отряхивавший руки.

— Следуй за мной, — шепнул на ухо Дьюранду молодой лорд.

От костра Дьюранда теперь отделяла фигура Ламорика. Чуть дальше стоял Конзар. Позади была только тьма и лес, в эту тьму погруженный. Начался разговор, которого с таким ужасом ожидал Дьюранд.

— Я мог бы тебя вздернуть прямо здесь и сейчас. Назови мне хотя бы одну причину, по которой мне этого не следует делать.

Дьюранд молчал.

Ламорик обошел его вокруг, словно зверя в клетке.

— Мой капитан сказал мне, что ты совсем недавно служил у Радомора Ирлакского. Ты и словом не обмолвился об этом, когда я брал тебя на службу, когда мы плыли на корабле в Акконель, когда мы молились за душу моей сестры в Святилище Акконеля. Отчего? Ты безумен? Неужели он и сейчас платит тебе деньги?

Дьюранд не произнес ни слова, даже когда Ламорик глянул прямо ему в глаза.

— Господи Боже! — Ламорик схватил Дьюранда за плечи и резко тряхнул. — Заклинаю, расскажи мне, что ты знаешь о моей сестре.

— Вам будет непросто выслушать меня, милорд.

— Говори.

— Лорду Радомору сказали, что она изменяла ему с человеком по имени Альдуан.

— С сэром Альдуаном из Варренделя? Моя Альвен?

— Этот человек был другом Радомора.

— Он и правда был на их свадьбе, — Ламорик отвел взгляд. — Неужели Радомор поверил?

— Поверил. Сэр Ламорик, ему было представлено доказательство, — Дьюранду было тяжело говорить.

— Доказательство?

— Она дала ему знак… она позвала его…

— Что ты несешь?

— Я знаю наверняка, что тот мужчина, Альдуан, — мертв. Ваша сестра… — Дьюранд почувствовал, что его лицо заливает краска стыда. Он вспомнил, как поймал Альвен за руку и втолкнул ее обратно в покои башни. — Я не знаю, что произошло, но Радомор был в ярости.

— В ярости, — эхом повторил Ламорик.

— Альдуан утонул. Его слышали… Мы слышали, как он кричал в колодце.

Они стояли в молчании. Ламорик ссутулился, уставившись в землю, и дотронулся до губ дрожащей рукой.

— Дьюранд, прошу, ответь мне со всей искренностью. Твой род служил моему роду со времен Гундерика. Ты сам веришь в доказательство ее вины? Ты в него веришь?

Дьюранд, заставив себя посмотреть в глаза молодому лорду, ответил:

— Она сама во всем призналась, ваша светлость.

Глава 14 Танец теней

Медленно, крадучись, к лагерю подбиралось утро. Когда заря окрасила розовым восточный горизонт, сэр Эйгрин в одиночестве вознес первую рассветную молитву. Вскоре к нему присоединились другие, глядя, как над замком разгорается новый день. Даже Бейден, молитвенно сложив руки, опустился на колени. Эйгрин продолжал молитву, пока край Небесного Ока не показался над горизонтом. Теперь рыцарь встал с колен и вознес благодарность Владыке Небес.

Дьюранд возился с лошадьми и сбруей, понимая, что он предатель, ожидающий приговора. Он знал, что скоро расстанется с отрядом, но все же тщательно проверил упряжь и подпруги, почистил лошадей скребницей.

Пока люди в лагере ждали наступления рассвета, жители деревни сбили из досок трибуны, обращенные к лугу. Рыцарям предстояло сражаться там, где недавно носились зайцы, потревоженные брошенным камнем Конзара. Тропинка, по которой прошлым вечером прошла Властительница со своей свитой, разделяла луг на две части: северную и южную, где предстояло встать противникам.

С наступлением рассвета лагерь пришел в движение. Рыцари потягивались, зевая и дрожа, словно мальчишки. Конюхи набрасывали разноцветные попоны на боевых коней. Повсюду носились оруженосцы со щитами и шлемами, забытыми рыцарями. Вскоре весь лагерь высыпал на луг, разделяясь на две колоны: одна направилась к северной части поля, вторая — к южной. Рыцарям хотелось спать. Одному из них сегодня предстояло умереть.

Никто не ворчал на странное правило, согласно которому их заставили бодрствовать всю ночь. Рыцари понимали, что должны сражаться. Дьюранд скользнул к лошади Конзара, намереваясь проверить подхвостник. Приглушенные разговоры неожиданно стихли. Подняв взгляд, Дьюранд увидел всадника в черных доспехах, украшенных серебряной насечкой. Барон Кассонель из Дамарина восседал в высоком боевом седле. Его глаза, обращенные к капитану, смотрели равнодушно, ровным счетом ничего не выражая.

— Сэр Конзар.

— Да.

— С нашей последней встречи прошло немало времени.

Сидящие в седлах воины молча смотрели на двух рыцарей.

— Верно, это было давно.

Кассонель с ног до головы смерил Конзара взглядом.

— Вы снова приехали в Гесперанд? — произнес Конзар. — Спустя семь лет?

— Я не собирался сюда ехать, — ответил барон. — Герцог не любит понапрасну тратить время.

— Полна ли казна герцога Беоранского?

— Доходы с его земель достаточно велики.

— Отлично. Я не желаю ему зла. Теперь у меня тоже есть лорд.

— Красный Рыцарь, — уточнил Кассонель.

— Именно. Красный Рыцарь.

Ламорик коснулся шлема, с издевкой отдав шуточный салют.

— Значит, вас перехватили по дороге.

— У меня не было намерения отправляться на турнир.

— По крайней мере сегодня хотя бы погода радует, — улыбнулся Конзар. — Как в Ферангоре? Не ветрено ли там? Полна ли казна герцога Аильнора? Не скучаете ли вы по старику? Иногда с ним сложно. Герцог вечно в разъездах, иногда уходят годы на то, чтобы его отыскать.

Если Кассонель и был удивлен, он этого никак не показывал. Правда, он бросил быстрый взгляд на Дьюранда, возившегося с подпругами:

— Герцог Ирлакский в добром здравии, сэр Конзар.

— До меня дошли кое-какие слухи. Его сын…

— Герцог в добром здравии. Уверяю вас, скорее всего он даже переживет некоторых из присутствующих здесь.

— Дай Бог, — кивнул Конзар.

— Вы сражаетесь на северной части?

— Именно.

— Что ж, тогда наша следующая встреча не за горами, — произнес Кассонель и поскакал со своим отрядом к южной оконечности поля.

Дьюранд почувствовал, как на его плечо опустилась рука. Подняв голову, он увидел улыбающегося капитана.

— Признаться, беседа мне понравилась, — кивнул Конзар.

Дьюранду стало капельку легче при мысли о том, что хотя бы с капитаном они расстанутся друзьями.

Как только Кассонель со своими воинами занял отведенные им места в ряду конников на противоположной оконечности опутанного туманом поля, на луг упало девять длинных теней, заставивших рыцарей вытянуться в струнку. В повисшей тишине на трибуне оглушительно заиграли трубы. Дьюранд вздрогнул, почувствовав, как от их рева по коже пробежал холодок. Властительница Боуэра и ее свита окинули взглядом хаос развевающихся флажков и храпящих коней и, поднявшись по грубо обструганным доскам ступенек, заняли свои места на трибуне. На трибуне были и другие зрители — путники, сбившиеся с дороги в Гесперанде. Где-то среди них, там, под зелеными навесами, на луг взирала девушка, которую Дьюранд спас у реки, девушка, которую он упустил, даже не спросив ее имени.

Снова заиграли фанфары.

— Властительница Боуэра рада приветствовать благородных рыцарей на празднике в честь Девы Весны.

Несмотря на то, что лошади загораживали обзор, Дьюранду удалось разглядеть воинов в зеленых одеждах, которые несли трубы, вырезанные в виде сказочных существ. Дьюранду показалось, что, несмотря на грозный вид, эти люди скорее всего герольды Властительницы Боуэра. Интересно, кем они были и как оказались в Гесперанде?

Один из герольдов, на грудь которого ниспадала длинная седая борода, выступил вперед и заговорил:

— Чтобы воздать должные почести Деве Весны, ее милость рада предложить всем вольным мужчинам должного возраста, не страшащихся показать свое искусство владения оружием, принять участие в ратной забаве, коя начнется до истечения этого часа, — герольд, сощурившись, упер кулак свободной руки в бок. — И пусть никто не осмелится увильнуть от возможности доказать свою преданность Деве Весны.

Герольд поднял тускло блеснувший серебром горн и провозгласил:

— Когда вы снова услышите зов моей трубы, знайте — это сигнал к началу схватки.

С этими словами герольд коротко поклонился, позволяя собравшимся подготовиться к бою.

— Вы слышали, что он сказал? — крикнул Конзар. — Вот так сюрприз.

Дьюранд поймал себя на том, что пялится на крупы лошадей, открывая и закрывая рот, словно выброшенная на берег рыба. Гесперанд был древним герцогством, и турнир, на котором они оказались, уходил корнями в то далекое прошлое, когда не существовало ни рыцарей, ни оруженосцев. В те стародавние времена были лишь воины. Дьюранд стоял в грязи, одетый в простую рубаху. Ему предстояло сесть на лошадь и сражаться настоящим боевым оружием.

— Я болен, — проворчал Гутред.

Ламорик обернулся в седле, всем своим видом излучая угрозу:

— Сражаться будут все, — приказал он. — Никакие оправдания не принимаются.

— Верно, — кивнул Гутред и заорал. — Все по коням! Будете биться верхом, как будто вас привязали к седлу!

Толпа начала быстро рассасываться. Все мужчины, включая оруженосцев и конюхов, в возрасте от двадцати одного года и старше, невзирая на род и звание, брызнули в стороны.

Дьюранда подхватил бурлящий людской поток. До того как герольд объявил о правилах турнира, он рассчитывал тихонько улизнуть, но теперь он бросился за седлом и доспехами, чтобы быстрее вернуться в строй.

— Шевелитесь, бараны, — ревел Гутред, — а не то будете биться пешими!

Тонко заржала лошадь. Конюх наградил одного из оруженосцев зуботычиной:

— Куда лезешь, болван? Ты что, не видишь? Это конь милорда!

Дьюранд извлек из груды скарба доспехи и щит и подхватил под уздцы коренастую верховую лошадь. Бесспорно, перед ним был не боевой конь, и все же лошадь казалось достаточно крепкой и сильной.

— Я сказал, "скаковые седла", болваны, — надрывайся Гутред. — Как думаете, сколько у нас еще осталось боевых седел? Поройтесь еще немного!

Дьюранд быстро подтянул подпругу и потащил коня обратно к рыцарям. Если этот коняга не сломает ему шею, пытаясь вырваться и убежать, можно причислить себя к баловням судьбы. Вокруг Дьюранда выстраивался в линию отряд, увеличившийся за счет вооруженных кто чем пажей, оруженосцев и конюхов, восседавших на лошадях, спины которых даже не были прикрыты попонами. Кони, расширив от ужаса глаза, мотали головами, конюхи в кожаных куртках, сжимая в руках копья, беспокойно ерзали в седлах.

По рядам разносился голос Кошара:

— … второй ряд. Или третий. Строй держать плотно — колено к колену, так, чтобы даже яблоку некуда было упасть, когда мы поскачем вперед, между вами не должно остаться свободного места.

Конзар оглянулся на толпу вооруженных всадников — голова шла кругом. Ламорик, понурившись, сидел на коне за спиной капитана. Голову молодого лорда венчал кровавый шлем. О чем думал Ламорик, было неизвестно — забрало полностью закрывало его лицо.

Дьюранд сидел на коне слева от Ламорика. Если бы не Ферангор, этот турнир стал бы шансом проявить себя и снискать милость молодого лорда. Теперь же он был в долгу у Ламорика, и Дьюранд чувствовал готовность пожертвовать жизнью, но оплатить этот долг.

Чей-то волосатый кулак с силой опустился на его колено. Дьюранд повернул голову и увидел, что ему протягивают копье.

— Ты чего, парень, уснул что ли? Как ты собираешься биться без копья?

— Целься копьем вперед, — любезно объяснил Гутред, — и не дай этому мешку с костями уснуть, — он хлопнул коня по крупу. — Ладно, мне надо кое с кем парой слов перекинуться, — Гутред повернулся к нему спиной и, работая локтями, начал пробираться к первому ряду.

Герольды пришли в движение. В руках у многих перепуганных людей Дьюранд заметил обнаженные мечи. Дьюранд так и не умылся, его лицо покрывала корка грязи, во рту было сухо как в пустыне. Неожиданно он понял, что так и не успел сходить до ветру.

Конь под ним переступил с ноги на ногу.

— Дьюранд?

Впереди бредущей за ним колонны ехал рыжеволосый Керлак. Теперь, в кольчуге и кафтане, расшитом зелеными и золотыми узорами, он действительно был похож на рыцаря.

— Как я погляжу, тебе подвернулась возможность показать себя?

— Надеюсь.

В глазах рыцаря мелькнула тревога:

— Черт! Ты что, собираешься биться с непокрытой головой?

— Мне повезло, что у меня есть хотя бы кольчуга, — среди всадников было немало и таких, которые собирались скакать навстречу копьям противника, будучи одетыми лишь в простую стеганую куртку.

— Думаю, я могу помочь товарищу по оружию. Погоди, — молодой рыцарь повернулся в седле и что-то прокричал, обращаясь к своему отряду. Спустя несколько мгновений к ним подбежал мальчик, держа высоко над головой шлем, словно блюдо на званном пиру. Керлак выхватил его из рук мальчика.

— Он не новый, — с сожалением произнес Керлак, протягивая Дьюранду шлем с широким предличником для защиты от ударов в глаза. Ковка хорошая, да и на железо жаловаться не приходится. К тому же и цвет подходящий, — шлем был выкрашен в зеленый цвет. Судя по этому, можно было заключить, что некогда он принадлежал самому Керлаку.

Дьюранд с благодарностью принял шлем:

— Ты щедр.

— Согласись, теперь у тебя появился шанс пережить этот турнир.

— Я сделаю все возможное, чтобы вернуть тебе его в целости и сохранности, — Дьюранд надел шлем на голову, сощурившись от резкого запаха и непривычно тяжелого веса.

— Прошлым вечером, там, у колодца, ты спас мне жизнь. Удачи!

Дьюранд, почувствовав облегчение, коснулся шлема, отсалютовав молодому рыцарю. Керлак, кивнув, поскакал прочь, чтобы занять свое место в строю.

Неожиданно Дьюранда толкнули. Конзар волчком вертелся в седле, осматривая их ряды. Дьюранд увидел, как он показывает пальцем на противоположный край поля. Конзар резко обернулся и закричал:

— Внимание, всем слушать мою команду. Всем выйти из строя. Марш из строя, вам говорят!

Послышались возгласы удивления и разочарования. Герольды уже вышли на ристалище, чтобы дать сигнал к началу состязания. Отряд Ламорика, к удивлению остальных воинов, качнувшись, вышел из строя.

— За мной! У нас мало времени, — закричал Конзар, встав в стременах. Они понеслись через все поле. В рядах противников поднялся в стременах барон Кассонель в черным с серебром доспехах, с недоумением глядя на приближающийся отряд Ламорика. Через несколько мгновений они присоединятся к полку Кассонеля, и Конзару придется распрощаться с возможностью сойтись с бароном в поединке.

Только когда их отряд смешался с воинами, стоявшими на северной стороне ристалища, Дьюранд разгадал причину странного поведения Конзара. Лорд Морин занял позицию как раз напротив них, и у наследника Монервея были все шансы сойтись с Ламориком лицом к лицу. Теперь же он не смел поднять на него меч — по турнирным правилам они стали союзниками.

Дорого же обошлось это решение Конзару. Они встали в общий ряд с остальными, лошади храпели и рвали удила. Воины на противоположной стороне поля смотрели на них с изумлением. Герольды вышли на ристалище. Один из них прошел как раз мимо ряда, в котором стоял Дьюранд. Команда к началу схватки могла прозвучать в любой момент.

По рядам прошла волна — всадники сдвигались, чтобы освободить место отряду Ламорика. Вперед выехал барон Кассонель, смерив мрачным взглядом Конзара.

Одетые в зеленое герольды встали по четырем углам поля. На противоположной стороне Дьюранд увидел рыжеволосого Керлака, который широко улыбался. Теперь им придется сражаться друг против друга. Дьюранд проверил, легко ли выходит из ножен меч, коснулся пальцами рукояти кинжала и перехватил поудобнее копье. В горле пересохло, словно его переложили пергаментом.

Дьюранд не мог разглядеть сидящих на трибуне, но он увидел, как тень легла на парусину навеса. Присмотревшись повнимательней, он понял, что фигурка, отбрасывающая тень, подняла руку. Это увидели и герольды, каждый из которых поднял трубу и прижал ее к губам. Дьюранд крепко сжал щит и копье.

Властительница опустила поднятую руку, в которой сжимала платок. Загремели фанфары, и рыцари понеслись навстречу друг другу.

Схватка была дикой и страшной. Око Небес, взошедшее после долгой лунной ночи, заливало ристалище ярким светом, под которым меркли все краски и цвета.

На протяжении долгих часов боя Дьюранд старался не отставать и не отбиться от отряда Ламорика. Над полем стоял грохот сталкивающихся полков, истошные крики раненных. Люди падали с коней, некоторые воины, выбитые из седел, бежали прочь с поля. На щит и кольчугу Дьюранда сыпались многочисленные удары. Насколько он заметил, ему пока не удалось выбить из седла ни одного рыцаря.

Когда пошел третий час схватки, от мощного удара копья слетел с коня Оуэн. Ламорик и Берхард устремились ему на помощь прежде, чем рыцарь, выбивший Оуэна из седла, смог воспользоваться своим преимуществом. Через мгновение здоровяк, болтая ногами в воздухе, летел над полем, зажатый с двух сторон боками лошадей.

Дьюранд вместе со всем отрядом бросился на помощь, чтобы прикрыть отход. Как только Ламорик с Берхардом доскакали до границ ристалища, они опустили гиганта на землю, и он, весело хохоча, покатился под ноги взиравших на него оруженосцев.

Начиная с этого момента, удача отвернулась от них.

— Ко мне! Ко мне! Строиться! — закричал Конзар, пытаясь собрать вокруг себя рассыпавшийся по ристалищу отряд. Они оказались на самом краю поля как на ладони, в двух дюжинах шагов от них сгрудились самые неумелые бойцы на самых плохих лошадях. Один из вражеских отрядов, решив воспользоваться преимуществом, отделился от общей схватки и поскакал на них.

У Дьюранда едва хватило времени развернуть лошадь. Вражеский отряд обрушился на них. Один из негодяев приметил Дьюранда и, выставив вперед копье, понесся на него. Противник целился копьем в центр щита, а Дьюранд направил острие в небольшой просвет между шеей лошади и уздечкой.

Удар прошел по касательной, страшная сила вырвала десятифутовое копье из руки Дьюранда. Отряд Ламорика вертелся, словно медведь, отмахивающийся от наскакивающих на него охотничьих собак. Солнце сверкало на доспехах, взлетали и опускались мечи. Отряд, мужественно встретив обрушившийся на него удар, гнал противника прочь. Почувствовав себя в относительной безопасности, Дьюранд потряс ноющую руку. Его копье лежало в грязи. С какой же легкостью оно сломалось! Казалось, оно было сделано из тростника, а не вырезано из ясеня. Противник все еще был занят схваткой с отрядом Ламорика, поэтому Дьюранд пока вполне мог отъехать в сторону, перевести дух и подыскать себе новое оружие.

Дьюранд направился к трибунам, но как только он вступил в их тень, его приметил рыцарь в доспехах, украшенных изображениями драконов. Позолоченный шлем, который венчал плюмаж, также в виде дракона, угрожающе повернулся в сторону Дьюранда. Несмотря на то, что рыцарь видел, что его противник безоружен, негодяй пришпорил коня и понесся к Дьюранду. Флажок, украшавший копье рыцаря, трепетал на ветру, словно язычок пламени.

— Черт, — прорычал Дьюранд.

В то мгновение, когда Дьюранд понял, что ему надо спасаться бегством, он услышал за спиной шелест голосов. Он быстро кинул взгляд через плечо и увидел вскочивших со своих мест девушек. Некоторые из них в ужасе закрыли лица руками. Он увидел расширившиеся от страха глаза. Где-то среди них была Дева Реки. Его Дама. О бегстве не могло быть и речи.

Он развернул коня и, выхватив меч, устремился навстречу вражескому рыцарю. Времени на раздумья не было. На щит обрушился страшный удар, швырнувший Дьюранда назад. Только благодаря тому, что Дьюранду удалось слегка отклониться в сторону, он сохранил равновесие и удержался в седле. Не медля не секунды, Дьюранд по касательной, плашмя, ударил мечом по шлему противника. Вращаясь взлетел в воздух отсеченный плюмаж.

Девушки на трибунах взвизгнули — плюмаж упал прямо к их ногам. Рыцарь покачнулся и с грохотом рухнул с лошади. Дьюранд, развернув коня, кинул взгляд на трибуны. Девушки, улыбаясь, смотрели на него. Среди них, в тени навеса, стояла Дева Реки. Растянув губы в улыбке, сверкнула зубами Властительница. Где-то там внизу, в грязи, барахтался поверженный рыцарь, безуспешно пытаясь встать на ноги. Дьюранд почувствовал, что ему надо что-то сделать. Может, надо позвать на помощь? Или взять рыцаря-негодяя в плен?

Затрубили герольды, рев горнов пронесся над ристалищем. Дьюранд вздрогнул. Воздетые мечи разом опустились. Властительница, точно так же, как и до начала схватки, невозмутимо взирала на ристалище. На краю ристалища кое-где все еще вспыхивали мелкие схватки, являвшиеся свидетельством того, что большинство рыцарей прекратили бой, подчиняясь сигналу горнов, а не по воле некоего волшебства. Перемазанные грязью воины устремили свои взоры к Властительнице. Дьюранд почувствовал себя дураком, поняв, что все смотрят и на него, поскольку он, волею случая, оказался неподалеку от ложи, в которой восседала Владычица. Коротко кивнув ей, он, уступая место длиннобородому герольду, заставил лошадь сделать пару дюжин шагов назад.

Поклонившись воинам, герольд объявил:

— Вы отважно сражались все утро, и Владычица благодарит вас за ваше самоотверженное участие в ратной забаве. Око Небес в зените. Общий бой подошел к концу. После полуденной молитвы турнир продолжится, однако на этот раз сражаться будут лишь избранные. Каждый отряд будет отдельно оповещен о выборе Владычицы. Будьте готовы, — на бой может быть вызван любой из воинов, — герольд выдержал паузу. — В следующий раз трубы прозвучат в седьмом часу.

Старый герольд направился к замку вслед за Властительницей и ее свитой, и Дьюранд, прикрыв глаза, глубоко вздохнул. Все кончено.

Некоторое время на ристалище и возле него оставались только всадники и деревенские жители. Через несколько мгновений воины повернулись и, не соблюдая строя, толпой двинулись к шатрам. Кто-то помогал встать рыцарю, поверженному Дьюрандом.

К Дьюранду подскочил одноглазый Берхард:

— Ты отважно сражался, — улыбнулся он. — К тому же теперь мы знаем, что твой конь чего-то стоит, — он протянул Дьюранду флягу с вином. — За тебя и твоего коня!

Дьюранд принял флягу, удивленный, что человек из отряда Ламорика не гнушается разговаривать с ним.

— Я считал, что схватка до смерти перепугает моего коня.

— Думаю он слишком глуп, и просто не обратил на нее внимание. И совсем не исключено, что он слеп, — Берхард взял протянутую Дьюрандом флягу. — Ты славно бился. Кое-кому преподал хороший урок. Теперь они дважды подумают прежде чем атаковать деревенского паренька на худой лошаденке, — он снова сунул Дьюранду флягу.

Дьюранд хлебнул вина и тяжело вздохнул.

— Рыцарь, что напал на тебя, заслуживал куда как худшего, — молвил Берхард и, оглянувшись, наклонился и прошептал на ухо Дьюранду. — Что до меня, так я говорю с кем хочу, — Берхард, кивнув, добавил. — Чего бы это ни стоило. А вот и твой приятель.

Гермунд взял коня под уздцы, и Дьюранд спешился, покачнувшись на ватных ногах.

— Ты жив, — рассмеялся скальд. — Ну и бой. Впервые вижу такой турнир. Половина болванов из тех, что сражались, должны быть счастливы, что они сами себя не укокошили, чего уж говорить о противниках. Некоторые лошади, совсем как зайцы, неслись куда глаза глядят. Я видел, что кое-кто вообще сидел задом наперед. Меньшего изящества можно ждать разве что от деревенской детворы, скачущей верхом на свиньях.

Они шли к шатрам, где расположился отряд Ламорика. Дьюранд думал о том, что ждет его в будущем. Наступала пора Кровавой Луны, в порывах ветра чувствовалось приближение зимы. Вскоре ему снова предстоит оказаться в одиночестве.

Гермунд сунул Дьюранду краюху хлеба:

— Ешь и не бойся. Хлеб испекли не в Гесперанде. Я его стащил у Гутреда.

Повсюду без сил лежали израненные люди, большая часть которых была не в состоянии даже говорить.

— Я такое уже видел однажды, — молвил Дьюранд. — Телеги в базарный день столкнулись.

Они нашли маленький, никем не занятый пятачок и опустились на землю. Земля как земля. Око Небес такое же теплое, как и обычно. Отбросив в сторону щит, Дьюранд впился в краюху. Пара зубов шатались.

Гермунд хлебнул вина и улыбнулся.

— Знаешь, если б тебя уложили на ристалище, я бы скучал по твоей страшной роже.

— Значит, ты видел, как я схватился с тем рыцарем? С Драконом? — спросил Дьюранд.

— Ему не следовало лезть на тебя с копьем, — Гермунд протянул Дьюранду флягу с вином.

Дьюранд не спорил.

— Дракон из баронов, — сказал Гермунд. — По крайней мере мне так кажется. Схватка была несправедливой. Ну, побил бы он тебя, и что с того?

— Спасибо за комплимент, — усмехнулся Дьюранд.

— А чего с тебя взять? Неужели он позарился на твои доспехи? Копья у тебя не было. Проиграв бой, он выставил себя дураком. Ни денег, ни чести. Риска мало, но и награды никакой. Интересно, что стало бы, если бы турнир не закончился? Рыцарь может сдаться в плен только рыцарю.

— Я думал, что он меня насадит на копье, как на вертел.

— Ага, — рассмеялся скальд. — Бац! Милые дамы, не желаете ли жаркого? Порой я подумываю о том, что ты мог бы стать неплохим скальдом.

Дьюранд больной рукой стянул с головы шлем. Из него вывалилась кожаная обкладка, перемазанная кровью.

Гермунд вздрогнул и замер, что-то увидев за спиной Дьюранда. У шатра Ламорика стоял Гутред и мрачно смотрел в сторону Дьюранда. Взгляд молодого лорда был также устремлен на него.

— Мне кажется, что тебе и впрямь надо искать неравный бой, — сказал Гермунд, хлопнув Дьюранда по плечу.

— Ты хочешь моей смерти? — спросил Дьюранд.

— Нет, — прищурившись ответил Гермунд, — ты мне не по зубам. Впрочем, тебе сегодня крепко досталось, и я мог бы попробовать взять над тобой верх.

Дьюранд улыбнулся. Он знал, что в будущем его ждут многочисленные сражения и раны.

Гермунд ткнул в Дьюранда узловатым пальцем.

— Все любят лихих героев, которые одерживают победы над врагами, превосходящими числом и умением. Именно такие враги тебе и нужны. Так что держи ушки на макушке.

— Мне нужен шлем получше, — буркнул Дьюранд.

— Умения побольше.

— Ага, и пластинчатый доспех, — рассмеялся Дьюранд хлебнув вина.

Кто-то метнулся к лагерю Ламорика.

— Интересно, что случилось на этот раз? — произнес Гермунд.

Дьюранду показалось, что его кто-то окликнул. Он поднялся с земли и увидел идущего к нему Берхарда.

— Эй, Дьюранд, тебе подарок от Властительницы! — он сунул в руки Дьюранду кусок желтоватого мыла.

Дьюранд уставился на него, ничего не понимая.

— Что это?

— Они объявили имена избранных и, Боже, помоги нам, ты один из них. Надо слегка привести тебя в порядок.

Члены отряда были потрясены известием не меньше Дьюранда. Конзар с изумлением взирал на него, сжимая в руках свиток желтоватого пергамента. Он развернул сверток и тихим голосом зачитал его:

— Из отряда Красного Рыцаря на ристалище вызываются Красный Рыцарь собственной персоной, сэр Конзар и Дьюранд из Коль.

— Отлично, парень, — оскалился Берхард, хлопнув Дьюранда по спине. — Если нужно, моя лошадь в твоем распоряжении.

Глава 15 На Боуэрском поле

Судя по солнечным часам Эйгрина, вот-вот должны были прозвучать трубы герольдов. Дьюранд так туго затянул ремень шлема, что ему было тяжело глотнуть. Его щит с цветами его семьи — желтым и зеленым — насчитывал теперь не одну дюжину царапин. Черный, как сажа, конь Берхарда исступленно мотал головой из стороны в сторону, будто желая сломать себе шею. Дьюранд сжал в руках поводья.

Избранных было тридцать. Рыцари разбились на два небольших отряда. Крестьяне врыли ограду, вынудив рыцарей прижаться к трибунам. Каждому отряду достался участок шагов пятьдесят в поперечнике. Места было очень мало.

Дьюранд с пятнадцатью рыцарями оказался на северной стороне поля. Только у Дьюранда шлем не имел забрала и лишь его конь стоял без попоны.

— Когда бой начнется, держитесь поближе друг к другу.

Дьюранд кивнул. Сразу за Конзаром верхом на жеребце восседал Ламорик, который для большинства участников турнира продолжал оставаться безымянным Красным Рыцарем. Капитан был недоволен. Важнее всего сейчас было сохранить жизнь молодого лорда, а место опытного воина было занято Дьюрандом.

Напротив их отряда на конях сидели, опустив забрала, пятнадцать вражеских рыцарей. Шлемы, щиты, попоны — все хорошо пригнано и в отличном состоянии.

— Я возьму на себя того, что с крестом. Синий — твой.

Напротив них в отряде врага действительно был рыцарь в синих доспехах. Дьюранд приподнял копье и вражеский рыцарь повторил его жест, воздев копье в шутливом салюте. Дьюранд чувствовал, как от волнения у него трясутся поджилки.

Властительница встала, сжимая в хрупкой ручке зеленый шелковый платок. Дьюранд уставился на вражеский отряд. Он вгляделся в рыцаря, которого выбрал себе Конзар: на черном поле щита — белый косой крест. Кассонель из Дамарина. Сейчас барон, повернувшись, смотрел на трибуны.

Властительница махнула рукой, и Дьюранд, резко повернув голову, увидел краем глаза, как, кружась, платок падает на ристалище. Грохот копыт заглушил рев труб герольдов. Рыцари, сорвавшись с места, понеслись навстречу друг другу. Дьюранд нацелил острие копья в центр щита противника, однако удар прошел вскользь. Тут же последовал ответный удар, чуть не вырвавший щит из рук Дьюранда. Копье вражеского рыцаря разлетелось в щепы. Противники пронеслись мимо друг друга.

Дьюранда охватил приступ ужаса. Он промахнулся! Оглянувшись, Дьюранд поискал глазами Конзара и вздрогнул — конь капитана летел вперед без седока. Когда Дьюранд развернул лошадь, Конзар все еще катился по земле. Солнце ярко сверкнуло на черно-белом шлеме Кассонеля. Конзар, которого отделяло от Дьюранда двадцать, а то и тридцать шагов, пытался подняться на ноги. Барон резким движением отбросил в сторону копье и выхватил из ножен Термагант. Конзар раскачивался из стороны в сторону, пытаясь прийти в себя после падения. Барон пришпорил скакуна. Дьюранд пустил коня в галоп, спеша на помощь. Но Кассонель уже пустился вскачь, нацелив меч прямо в сердце капитана.

Выбора у Дьюранда не оставалось. Повинуясь неожиданному порыву, он воздел копье над головой и на скаку изо всех сил запустил его в летящего, как ветер, рыцаря, одетого в черные с серебром доспехи. Копье разлетелось в щепки. Дьюранд проскакал мимо, не ведая, что творится у него за спиной, и резко рванул поводья коня, разворачиваясь. Лошадь Кассонеля неслась прочь, а сам барон кубарем катился по земле. Дьюранд остановил коня возле Конзара, который, покачиваясь, стоял, обнажив меч. Капитан был настороже или же прикладывал к тому все усилия — никто не знал: жив ли Кассонель или нет.

Дьюранд выхватил из ножен меч, но Кассонель лежал на земле недвижим. К Дьюранду подлетел Ламорик. Теперь он стоял, защищая капитана, и был готов броситься на любого, ищущего легкой наживы и слабого противника. Кассонель продолжал лежать, уткнувшись лицом в грязь.

— Отличная работа, — похвалил Ламорик. Начали подъезжать всадники из отряда Кассонеля. Их было много и, реши они сражаться, Дьюранду и Ламорику было бы несдобровать. Но вместо этого они столпились вокруг барона, склонившись над ним, словно верные псы над телом хозяина. На мгновение Дьюранду показалось, что они шарят в одежде своего командира. Наконец, они взяли барона под руки и поволокли прочь с ристалища. Со стороны Ламорика не последовало ни угроз, ни требований выкупа.

Молодой лорд задумчиво глядел вслед удаляющимся рыцарям:

— По крайней мере, сегодня Кассонель нас больше не побеспокоит.

— Я упустил шанс сразиться с ним, — горько рассмеялся Конзар.

— Прошу прощения, — склонил голову Дьюранд. — Быть может, вам удалось бы справиться с ним самому. Мне не следовало вмешиваться.

Лицо Конзара было цвета пергамента. Серые глаза капитана впились в Дьюранда.

Их окружили люди из отряда Ламорика. Гутред, подхватив Конзара под руку, повел капитана прочь, в безопасное место. Берхард взял одолженного Дьюранду коня под уздцы и сказал:

— Здесь нет ничьей вины. Ничьей, ты понял? — проводив взглядом уходящего с ристалища Конзара, он кивнул и добавил. — Смотри за его светлостью, Дьюранд. Сейчас этого больше некому поручить.

Зазвучали трубы. Герольды давали сигнал к началу новой атаки.

Дьюранд сражался в надежде, что Конзар все же придет в себя и присоединится к ним. Они не брали пленных, не ввязывались в стычки. Несмотря на недовольные окрики и ругательства Ламорика, Дьюранд не отступал от него ни на шаг, не давая возможности ни одному из кричащих рыцарей завязать с ними бой, который им не под силу было выиграть. Дьюранд скакал, сжав зубы и широко раскрыв глаза, оберегая Ламорика от опасности, словно сторожевой пес.

Сосредоточив все внимание на защите своего господина, Дьюранд едва заметил, что выбранная им тактика приносит определенные плоды. Тогда как они уходили от схваток, другие то и дело ввязывались в них. Рыцари, презрев опасность, вступали в стычки друг с другом, будто забыв о том, что они не на войне, а всего лишь на турнире. Вскоре на ристалище не осталось ни одной группы рыцарей, численность которой превышала бы трех человек. Каждая из групп в обоих отрядах потеряла по меньшей мере одного бойца. В этот момент терпение Ламорика лопнуло:

— Дьявол тебя побери, Дьюранд, я сын своего отца. Я не девчонка и не собираюсь прятаться за твоей спиной. Прочь с дороги, и, быть может, нам еще удастся взять пару пленников, прежде чем эта чертова схватка окончится, — с этими словами он сорвался в галоп.

Дьюранд пустил лошадь вслед за молодым лордом. Ламорик с помощью Дьюранда взял в плен рыцаря в желтом, после чего они развернули коней, направив их к двоим всадникам. Одного рыцаря Дьюранд сразу же узнал. Именно этот рыцарь чуть не выбил его из седла в самом начале турнира. Его щит был выкрашен в такие же цвета, как у Дьюранда, — зеленый и желтый.

Как только Дьюранд пришпорил коня, прозвучали трубы герольдов. Рыцарь в зеленом и желтом стащил с головы шлем, и Дьюранд с удивлением уставился на рыжие локоны представшего перед ним Керлака. Дьюранд, вымучено улыбнувшись отсалютовал ему, и Керлак улыбнулся в ответ.

Властительница встала, изобразив на лице негодование, и седобородый герольд, выйдя на ристалище, объявил:

— Ее светлости неинтересно смотреть на то, как рыцари рвут друг друга на части в стычках, тогда как силы их неравны. Пусть все оставшиеся на ристалище готовятся к последнему решающему состязанию. Вы будете сражаться поодиночке, один на один, до полной победы.

Участок, отведенный для боя, сделали еще уже. Теперь его со всех сторон окружали зрители. На одном краю поля вместе с девятью всадниками стоял Дьюранд, жалея, что он не в силах увидеть, что таится за забралом шлема, которое скрывало лицо Ламорика. Интересно, о чем он сейчас думает? Вокруг поля сгрудились около сотни рыцарей. Воины стояли в молчании, лица некоторых были залиты кровью. За рыцарями, тоже не произнося ни слова, столпились жители деревни — измазанные сажей лица, одежды из шерсти и домотканой материи. Крестьян было больше сотни.

Радостные крики, оглашавшие ристалище утром, сменились тишиной. Кто-то в толпе шмыгал носом. На противоположном конце ристалища постукивали копытами кони. Именно здесь предстояло принять бой.

На поле вышел седобородый герольд, благородные черты лица которого напоминали лик на иконе.

— Когда прозвучали рога, вас осталось восемнадцать, — заговорил герольд. — Девять и девять. Теперь надо решить, кто из вас лучший.

Герольд оглянулся на Властительницу, которая, кивнув, опустилась в кресло.

— На ристалище вызывается первая пара.

Рыцарь, которого Дьюранд прежде ни разу не видел, вскочил в седло и пустил коня навстречу противнику. С грохотом всадники столкнулись как раз напротив ложи, где восседала Властительца. Оба рыцаря вылетели из седел. Пошатываясь, воины поднялись и, обнажив мечи, продолжили схватку. До зрителей доносилось хриплое, тяжелое дыхание противников. Наконец рыцарь из отряда, стоявшего на противоположном конце поля, знаком показал, что признает поражение. Получив удар в плечо, он больше не мог поднять меч.

Дьюранд кинул взгляд на женщин, сидящих на трибуне. Они находились достаточно близко к сражавшимся, чтобы разглядеть каждый взмах меча. Как только первая пара рыцарей покинула ристалище, из отряда Дьюранда выехал рыцарь, одетый в черные доспехи. Взяв копье на изготовку, он понесся навстречу своему противнику. Снова земля содрогнулась от топота копыт. Дьюранд увидел, как черный рыцарь содрогнулся от удара отдачи, когда наконечник его копья впился в тело жертвы.

Однажды, еще в Акконеле, Дьюранд видел, как на человека на полном скаку налетела лошадь — несчастного отбросило на пять шагов. Что уж говорить про турнир, когда в удар копья вкладывалась вся скорость, с которой противники неслись навстречу друг другу, вес обоих рыцарей и их коней. Удивительно, как пока обошлось без жертв.

Потом Дьюранд вспомнил правило турнира: "кто-нибудь обязательно должен погибнуть". Скоро кому-то придется распрощаться с жизнью. Осталось всего семь пар рыцарей.

Пока Дьюранд занимался подсчетами, с места сорвался рыцарь в зеленом. И снова земля, словно боевой барабан, загрохотала под копытами коней. И снова никто не погиб. Рыцарь в зеленом вышел из схватки победителем. Галантно поклонившись, он протянул девушкам на трибуне плюмаж, срубленный со шлема проигравшего, — позолоченную фигурку льва. Затаив дыхание, девушки осторожно взяли протянутый им подарок.

Теперь уже все рыцари были в седлах. Дьюранд почувствовал, как на его плечо опустилась рука Ламорика. Что за нелепость сражаться в такой тесноте! Даже дышать тяжело.

Навстречу друг другу понеслась очередная пара рыцарей, что оказалось для Дьюранда совершеннейшей неожиданностью. Он даже не заметил, как рухнула с коней предыдущая пара. Еще один рыцарь пустился вскачь. Снова последовал траве грохот и лязг — оба противника кубарем покатились по траве.

Осталось всего несколько человек. Теперь они стояли в ряд.

— Сейчас я пойду, — сказал Ламорик.

— Да, ваша светлость, — склонил голову Дьюранд и, бросив взгляд на противоположный край ристалища, замер. Вперед выехал Морин.

Лорд Монервейский натянул латные рукавицы и поправил шлем. Дьюранд недоуменно оглянулся — ведь Морин прежде был на их стороне. Видимо, улучшив момент, за короткий промежуток времени перед решающим состязанием лорд Монервейский пересек ристалище, оказавшись в стане их противников. Раз он пошел на эту хитрость, надо полагать, ему надоело, что Ламорик постоянно увиливает от поединка.

Теперь одно неверное движение, один удар копьем — и Ламорик может навсегда проститься с шансом блеснуть воинским уменьем перед принцем и главным герольдом Эрреста на турнире в Тернгире. Ламорик был готов пустить лошадь вскачь.

— Нет, — сказал Дьюранд, дернув Ламорика за руку с такой силой, что молодой лорд чуть не вывалился из седла. Времени на объяснения не было. Он хлопнул по крупу лошадь стоявшего рядом рыцаря, одетого в доспехи в синюю полоску. Лошадь понеслась вперед. Рыцарь потянул было за уздцы, но понял, что уже отъехал слишком далеко, и если повернет, то прослывет трусом.

Дьюранд увидел, как лошадь Морина неуверенно тронулось вперед, но тут лорд Монервейский, в досаде, со всей силы вогнал ей шпоры в бока. Рыцари встретились на середине ристалища. Воин, одетый в доспехи, разрисованные синими полосками, опрокинулся в седле, и лошадь поволокла его прочь — нога рыцаря запуталась в стремени. Морин уехал с Ристалища, смерив Ламорика долгим взглядом. Про себя Дьюранд отметил, что пока ни один из участников не погиб.

— Прочь! — взревел Ламорик, устремив свою лошадь навстречу противнику в доспехах цвета морской волны.

Всадники сошлись, и обломки их копий брызнули в стороны, разбитые в мелкую щепу. Рыцари, спешившись, обнажили мечи. Обмен ударами закончился победой Ламорика, полоснувшего противника по пальцам. Воин опустился на колени, признавая свое поражение. Ламорик в мрачном расположении духа поклонился Властительнице и, вскочив на лошадь, поскакал прочь с ристалища.

Ни один из участников турнира так и не погиб.

— Твой черед, — бросил Ламорик, проезжая мимо. Дьюранд действительно был следующим и… единственным, кто остался на его стороне ристалища. А турнир так и не собрал свою кровавую жатву.

Он окинул взглядом море лиц. На него смотрели сотни рыцарей и крестьян. Тронув поводья, он выехал на исходную позицию. В толпе Дьюранд заметил Гермунда, сжимавшего в руках шляпу.

Дьюранд закрыл глаза. Кто-то из участников турнира, возможно, уже умер в шатре у костоправа. Дьюранд устремил взгляд на противоположный край ристалища. Там его ждал рыцарь в желтом и зеленом. Не в силах скрыть изумления, Дьюранд поднял копье и увидел, что Керлак повторил его жест. Лицо рыцаря было скрыто забралом шлема.

Желтый и зеленый. Человек не ведает, какую судьбу уготовил ему Владыка Небесный. В любом случае, ее надо принимать с благодарностью и не роптать.

Женщины на трибунах вскочили с мест. Рыцари должны были столкнуться прямо напротив них. Керлак никак не мог заставить лошадь тронуться с места. Женщины, о чем-то переговариваясь, показали на противников пальцами. Дьюранд, увидев, как Керлак взял на изготовку щит, перехватил поудобнее свой собственный — с фамильным гербом, на котором были изображены три оленя.

Кто-то на трибуне перегнулся через парапет. Дьюранд увидел рыжие волосы и огромные черные глаза — это была Дева Реки.

Керлак кивнул, и Дьюранд, набрав в грудь побольше воздуха, пришпорил коня.

Мелькала проносящаяся мимо пелена лиц. Дьюранд, опустив копье, прижал его покрепче к боку. Два удара: один в щит, второй — отдача копья. Брызнула щепа. Дьюранд прижал к боку обломок копья с такой силой, что костяшки пальцев больно впились в ребра. Ему удалось удержаться в седле.

Он пришел в себя, когда конь достиг противоположного края ристалища. Дьюранд перевел дух. Вокруг толпой стояли люди. Времени совсем не оставалось. Ему нужно оружие. Дрожащей рукой он извлек из ножен меч и понесся вперед. Дьюранд увидел, что Керлак, удержавшись в седле, как и он, тоже выхватил из ножен клинок. Они устремились навстречу друг другу. Меч Керлака алел в пламени заката. Воины столкнулись. Дьюранд не успел опустить занесенный клинок. Керлак со всей скорости налетел шлемом на крестовину меча Дьюранда. Сила удара вырвала клинок из руки — взлетев в воздух он, вращаясь, упал где-то далеко в толпе. Керлак покачнулся и, сверкнув стременами, с грохотом рухнул на землю.

Дьюранд в отчаянии остановил коня. Керлак, стоя в грязи на четвереньках, уже нащупал свой меч. Дьюранд спешился. Ватные ноги едва его держали. Его клинок окружила толпа крестьян. Взглянув на мрачные лица, Дьюранд понял, что назад его не получит. Керлак, сжимавший в руке меч, был уже на ногах. Дьюранд стоял перед ним безоружный. Керлак, поняв в каком положении оказался его противник, кивнул на лежащий в грязи обломок копья, длинной в добрые четыре фута. Обломок венчал острый наконечник.

Вокруг них шептала, шипела, шелестела толпа. Дьюранд поднял наконечник и принял боевую стойку. Перед ним стоял Керлак в желто-зеленых доспехах, внимательно следя из-за прорезей в шлеме за каждым движением. Противники закружились в смертельном танце.

Дьюранд заставил себя собраться с мыслями. Из обломка копья получится сносная дубинка, а острие, венчавшее обломок, давало дополнительное преимущество. Сквозь прорези шлема противника Дьюранд ясно видел веснушки, покрывавшие лицо Керлака. Дьюранд занес обломок копья и опустил его на противника. Дубина скользнула по выставленному щиту и гулко стукнула Керлака по шлему.

В ответ Керлак обрушил на Дьюранда град ударов. Подняв щит, Дьюранд начал отступать назад. Меч поднимался и опускался, противники наседали друг на друга. Дьюранд чуть не пропустил выпад, едва не лишивший его уха, однако нашел в себе силы ответить, нанеся еще один удар по шлему Керлака. Противники замерли, переводя дыхание.

Дьюранд попятился, склонив голову, словно затравленный охотничьими псами медведь. Наступило временное затишье. Кончик меча Керлака слегка подрагивал, приковывая к себе внимание Дьюранда. Противники кружились. Сейчас Дьюранду оставалось только защищаться и внимательно следить за каждым движением своего противника, который то нырял в тень, то выходил на свет, и тогда солнце начинало слепить Дьюранда, отражаясь от доспехов Керлака. Дьюранд почувствовал чудовищную усталость — слишком много сил он вложил в первую стычку. На щит обрушился страшный удар, и вся рука вплоть до плеча онемела. Клинок Керлака, плясавший, словно жало гадюки, наконец, устремился вперед. Отстраненно Дьюранд подумал, что, может быть, именно сейчас в лагере испускает дух кто-то из участников турнира. Дьюранд, отклонившись, ушел от удара, и клинок скользнул в волоске от его головы. С отчаянием воин понял, что долго не протянет.

Керлак нанес резкий рубящий удар, который пришелся на выставленный Дьюрандом щит. Клинок рассек обод и застрял в дереве. Дьюранд рванулся, но не смог высвободить щит. На мгновение воина охватил животный ужас. Керлак дернул за рукоять, пытаясь высвободить клинок, и Дьюранд понял — у него появился шанс на победу. Потянув щит на себя, Дьюранд провел захват, достойный борца с ярмарочной площади, и швырнул Керлака на землю. Противник грохнулся на истоптанное копытами ристалище. С громким треском щит Дьюранда раскололся. Недоуменно моргая, Дьюранд уставился на обломки. Защищаться от ударов теперь было нечем. Плечи налились свинцом усталости. Но Керлак лежал на земле — он был беззащитен. Трибуны вздохнули, с них доносились голоса женщин. В голове Дьюранда назойливой мухой вращалась одна единственная мысль: в живых должен остаться только один. Погибнет либо он, либо Керлак.

Дьюранд закрыл глаза. Человек не может выбрать время собственной кончины. Но только лишь от человека зависит, как он примет смерть. Дьюранд отбросил прочь обломки щита, глядя, как Керлак поднимается на ноги.

Дьюранд медленно поднял обломок копья, с достоинством салютовав взирающему на него противнику. Надо закончить начатое. Керлак кивнул и бросился в атаку, занеся над головой меч словно кузнечный молот. Дьюранд отбил удар обломком копья, прикрыв лицо свободной рукой.

Керлак наносил удар за ударом, заставляя Дьюранда пятиться и спотыкаться. О контратаке нечего было и думать: он едва успевал перевести дыхание. Тяжелая кольчуга стесняла движения, тянула к земле. Керлак снова занес меч, целясь Дьюранду в голову. Дьюранд отпрыгнул в сторону и, нырнув, обрушил на голень соперника косой удар, после чего снова отскочил. Из последних оставшихся сил Дьюранд бросился в атаку. Перед глазами плыли круги, он ясно слышал тяжелое дыхание противника. Дьюранд воздел обломок копья как дубину и принялся молотить им Керлака с такой силой и отчаянием, что чуть не выронил свое оружие. Противники отступили друг от друга. Дьюранд великолепно понимал — его силы на исходе. Надо было достойно встретить смерть. Неожиданно Керлак потянулся руками к шлему, покрытому вмятинами от палицы Дьюранда. "Что случилось?" — подумал Дьюранд. Неужели один из ударов все же достиг цели? Одним рывком Керлак сорвал с головы шлем.

Рыжеволосый рыцарь бросился в атаку слишком быстро. Дьюранд почувствовал боль в руке и плече. Пятясь, он прикрыл лицо руками. Что-то оцарапало голову и ухо. И вот наступил решающий момент. Дьюранд попытался сфокусировать взгляд на лице Керлака, залитом кровью. Противник высоко воздел клинок, блеск которого отразился в глазах Дьюранда. Меч начал опускаться, вычерчивая сверкающую дугу. Сжав обломок копья, Дьюранд рванулся вперед, подныривая под удар.

Раздался крик.

На поле бросились люди. Дьюранд услышал, как над ристалищем разносится тонкий свист. Он ощутил на языке вкус земли и железа. В рот попала сухая травинка. Зазвучали голоca. Над головой — купол неба цвета расплавленного олова. Он почувствовал, как к нему прикоснулись чьи-то руки. Раздались крики. Желудок Дьюранда взбунтовался, его вырвало. Качнулся горизонт с деревьями, похожими на черные гнилые зубы.

Дьюранд почувствовал, как его поднимают на руки и кладут на плечи, и вцепился пальцами в собственную кольчугу. Что-то горячее текло по щеке. Он повернул голову и увидел лицо девушки, глаза которой были полны боли. Он хотел дотронуться до ее волос которыми играл легкий ветерок. Она потянулась, и ее белые руки что-то повязали ему на шею. Несшие его мужчины опустились на колени. Взгляд Дьюранда скользнул по груди девушки, поясу, украшенному драгоценными камнями, шелковым туфелькам.

Дьюранд почувствовал ее дыхание, и губы девушки прижались к его лбу в поцелуе.

Когда он пришел в себя в следующий раз, то обнаружил, что лежит в ванне. К потолку комнаты были подвешены многочисленные латунные лампады, в которых горело ароматическое масло, распространяя запах благовоний. На поверхности воды плавали лепестки роз, колыхавшиеся на маленьких волнах, которые поднимало его дыхание и биение сердца. Жар и горячая вода, видимо, должны были облегчить страдания, причиняемые ранами. В голове пульсировал ком сплошной боли, страшно ныла грудь. Дьюранд воззрился на стену, украшенную гобеленом, на котором была изображена девушка в белой сорочке. Девушка держала в руках охапку соломы, в которой устроился зайчик. Это была не простая солома, а сухие ячменные колосья, полные зерен. Казалось, что зайчик смотрел из колосьев на Дьюранда с пониманием.

Дьюранд пытался собраться с мыслями. Он стоял в белом зале Боуэрского замка. У заставленных яствами столов выстроились ряды рыцарей в сверкающих кольчугах. С потолка свешивались огромные масляные светильники из чистого серебра, от которых исходил приятный аромат горящего благовонного масла.

Дьюранд переступил с ноги на ногу. Перед ним был стол для почетных гостей, установленный на возвышении. Рядом ним стояли девушки из свиты Властительницы и несколько рыцарей из богатых родов, проявивших себя на турнире. Девушки улыбались ему, и он не осмелился оставить их улыбки без ответа.

Казалось, все чего-то ждали. Наконец Властительница, стоявшая во главе стола, воздела руки, и залу наполнили звуки ее голоса:

— О Всемилостивая Матерь, Владычица Небесная, трепеща, мы возносим тебе благодарственную молитву. Этим вечером мы молим Тебя о том, чтобы мы пребывали в сердце Твоем, куда бы мы ни направили стопы свои, в какие бы земли под луной не занесла нас судьба. Мы помним о Твоей жертве и благодарим Тебя за жизнь, что Ты даришь и будешь дарить ныне и присно и во веки веков.

Люди стояли в молчании.

— Дева Весны. Рожденная на свет и не ведающая смерти. Святейшая Сестра. Дева Весны и Урожая, в этот вечер мы возносим Тебе хвалу за Твой крик, разорвавший мрак ночи. Мы, вынашивающие и рожающие детей, славим Тебя за то, что Ты приняла на себя бремя созидания. В память о Тебе мы обязуемся следовать Твоему примеру.

— Да будет так, — хором произнесли все.

После того как стихло эхо и повисло молчание, Властительница медленно кивнула. К столу по очереди, один за другим, стали подходить рыцари от каждого отряда, сражавшегося на турнире. Каждый воин кланялся Властительнице и благодарил за гостеприимство и удачу, которая ни на мгновение не оставляла отряд. Когда эта церемония подошла к концу, со всех сторон в зал хлынули люди — бледные стражи с крепостных стен. Дьюранд никогда прежде не мог подумать, что у людей может быть такая белая кожа. Каждый из стражей нес в руках супницу с похлебкой.

Деревянные скамьи застонали под весом опустившихся на них гостей. Перед каждым гостем стражи поставили по тарелке. Дьюранд вздрогнул, увидев, как через его плечо потянулись две белоснежные руки с длинными пальцами, в которых, казалось, не осталось ни единой капли крови, водрузив прямо перед его носом тарелку, украшенную изящной росписью. Расставив блюда, стражники отступили к стенам.

Властительница и ее свита, сидевшие за столом на возвышении, пили вино. Никто, кроме них, не прикоснулся ни к еде ни к питью. Дьюранд и представить себе не мог, кому в зале могла прийти в голову мысль о еде.

Дьюранд не притронулся ни к хлебу, ни к похлебке. За супом последовали пироги, фаршированные утиным, куриным, гусиным мясом и телятиной, подали птиц, запеченных вместе с приправами, и мясо, сваренное в молоке. Голова Дьюранда раскалывалась, ребра ныли, словно по ним били молотом. Одно блюдо сменяло другое, но ему оставалось только сглатывать слюну.

Дьюранд уставился на стоявший перед ним серебряный кубок, сверкающий в блеске светильников. Не в силах сдержать себя, он, протянув руку, взял кубок. Вино, источавшее аромат пряностей, коснулось губ. В запястье вцепилась чья-то рука.

Повернувшись, Дьюранд увидел худощавое лицо Морина Монервейского и пристальный взгляд, который устремил на него лорд. Морин и не думал ослабить хватку:

— Не пей.

— Владыка Небесный, — вздохнул Дьюранд. Оглядевшись, он обнаружил, что сидящие в зале рыцари не притронулись ни к одному из сотен блюд, принесенных в зал из замковых кухонь. Дьюранд осторожно поставил бокал на стол.

Неожиданно Властительница поднялась со своего места и обратилась к собравшимся:

— Наш пир подходит к концу, равно как и долгое бодрствование без сна, в котором, не сомкнув глаз, пребывали вы, храбрые воины. Знайте же, что в эту ночь мир находится под защитой Великой Матери. Ни одна живая тварь под луной не осмелиться причинить вред другой твари. Ягненок может спать, устроившись под боком у леопарда, а зайцу ни к чему страшиться клыков волка. Вам не потребуется выставлять дозорных и часовых. В эту ночь вся земля во всех пределах может спать спокойно. А теперь ступайте с миром.

Люди в зале, пробормотав молитву Владычице Небесной, встали с мест. Каждый отряд по очереди подходил к Властительнице, чтобы перед уходом поблагодарить ее за доброту и гостеприимство. Ламорик, так и не снявший шлема, низко поклонился. Морин же, наоборот, держал спину прямо, ограничившись коротким кивком. Кассонель, как и Ламорик, склонился перед Властительницей в поклоне. Барон выглядел вполне здоровым, и лишь хромота свидетельствовала о недавнем падении с лошади. Дьюранд встал и спустился с возвышения, чувствуя себя призраком.

— Дьюранд? — раздался голос Гермунда. — Он здесь, я нашел его!

Берхард устремился к ним. Энергично работая локтями, он пробивался сквозь толпу выходящих из залы людей.

— Держи — одноглазый рыцарь протянул Дьюранду меч рукоятью вперед. — После боя крестьяне просто развернулись и ушли. Они так и не сказали ни слова, будто воды в рот набрали. Вот я твой меч и подобрал. Конзар решил, что, если ты выкарабкаешься, меч тебе пригодится.

Гермунд осторожно похлопал Дьюранда по плечу.

— Если бы ты стоял на шаг дальше… даже на полшага, — покачал головой Берхард. — Твоя башка разлетелась бы, как тыква. Он тебя, в основном, рукоятью приложил. Признаюсь как на духу, когда он стал опускать меч, я так за тебя перепугался, что закрыл свой единственный здоровый глаз.

Дьюранд потрогал лоб.

— Представить не могу, как человек с закрытыми глазами может поразить кого-то копьем, ладно, пусть даже обломком копья, — продолжил Берхард. — Но Оуэн утверждает, что удар пришелся прямо сюда.

Берхард протянул руку и ткнул двумя пальцами Дьюранду в грудь, отчего тут же заныло сломанное ребро.

Дьюранд поморщился, и Берхард тут же убрал руку.

— Дьюранд? — с беспокойством произнес Гермунд.

Берхард, напустив на себя серьезность, кивнул головой:

— Тебя крепко приложили по голове. Кое-что ты мог и забыть. Такое бывает. Помнишь, что было до, а потом бац — и ты на полу.

— Давай выведем его отсюда, — скальд дернул Берхарда за рукав.

Грудь болела. Ребра сдавливало что-то твердое. Они прошли через внутренний двор, погруженный в тишину и ночную прохладу, и направились к замковым воротам.

— Ты победил, Дьюранд, — молвил Берхард. — Никто тебя не смеет ни в чем винить.

— Сэр Берхард, — произнес Гермунд. — Я уверен, что как только у него в голове проясниться, с ним все будет в порядке. Я позабочусь об этом.

Берхард кивнул, собираясь оставить их:

— Знаешь, Дьюранд, на турнирах и не такое случается. Твой друг знал об этом, — развернувшись, одноглазый рыцарь направился в сторону шатров.

Дьюранд почувствовал на себе взгляд скальда:

— Расскажи мне о бое, — попросил он.

— Ты победил.

Дьюранд принялся копаться в памяти, окутанной пеленой мрака, с ужасом думая о том, какие образы предстанут перед его глазами, если пелена спадет.

— Я победил.

— Что ты помнишь?

— Помню удар. Помню, как на меня опускался клинок, — Дьюранд нахмурился. Память была пуста.

— Ага. От удара ты, видать, потерял сознание, глаза, по крайней мере, у тебя были закрыты. Но ты выставил вперед обломок копья, словно это был кол. Керлак рванулся вперед и налетел на острие. Удивляюсь как ты себя не пропорол другим концом.

— Черт, — прошептал Дьюранд.

Гермунд кивнул и тихим голосом продолжил.

— Несколько мгновений вы так и стояли. А потом Керлак выронил меч.

Дьюранд, покачав головой, нащупал пальцами угловатую ссадину на груди. Именно в это место упирался обломанный край копья. Ссадина пульсировала, будто второе сердце.

— Он умер еще до наступления сумерек, — вздохнул скальд.

— Владыка Небесный, — пробормотал Дьюранд.

— Как ты себя чувствуешь?

— Мне надо подумать, — качнул рукой Дьюранд и в одиночестве побрел по тропинке, ведущей в поле, по которой совсем недавно ступала Властительница со свитой. Как странно. Если бы не Гесперанд, Ламорик с отрядом сразу же отправился бы на маленький турнир к Морину. Отец Ламорика мог бы не торопиться с похоронами Альвен и дождаться прибытия сына. Сын Оссерика мог погибнуть в море, и тогда Грейвенхольм достался бы Дьюранду. Дьюранд вспомнил, как стоял в карауле в Ферангоре. Произошла целая куча событий, которой лучше было бы не приключаться.

Он вовсе не собирался сражаться на турнире. Он должен был подавать запасные копья Гутреду и возиться со снаряжением. Он познакомился со славным малым, но не прошло дня — и он убил его.

Перед ним раскинулось истоптанное ристалище, и Дьюранд ступил на траву, примятую там, где стояли трибуны. Со стороны казалось, что поле взрыто не копытами боевых коней, а вспахано крестьянскими плугами.

В гордом одиночестве он преклонил колено. На плечи давил тяжкий груз усталости. Ребра болели. Он стоял примерно в том месте, где пал Керлак. Дьюранд вспомнил о предупреждении отца: странствующий рыцарь вечно рискует погубить свою бессмертную душу.

Дьюранд заморгал и тяжело вздохнул. Берхард прав: в случившемся нет его вины. Каждый рыцарь, выходящий на ристалище, знает, что на карту поставлена его жизнь.

У леса он заметил угловатый силуэт колодезного ворота. Дьюранд решил, что ему надо освежиться. Плеснуть в лицо холодной воды — что может быть лучше. Вскоре его пальцы прикоснулись к холодной каменной кладке колодца. Ведра у края колодца не было, лишь веревка свешивалась вниз. Дьюранд глянул вниз и увидел, как в глубине на поверхности воды отражается серебристый диск луны. Его собственная черная тень по форме напоминала замочную скважину.

Он повернул ворот и отражение луны, покрывшись рябью, поплыло ему навстречу. Дьюранд извлек бадью из колодца и опрокинул ее на себя. Потоки ледяной воды обрушились на лицо и грудь.

— Тебя зовут Дьюранд? — раздался женский голос.

Он — в Гесперанде, удивляться здесь нечему. В любой момент могло произойти самое невероятное. Дьюранд обернулся. С него ручьями лилась вода.

В дюжине шагов от него на лугу стояла Дева Реки, ее кожа была белой в свете луны. Она казалось совсем маленькой, зеленая вуаль подчеркивала бледность ее лица. Легкий ветерок играл плащом, свешивающимся за ее плечами. Дьюранд был не в силах отвести взгляда.

— Я… я должна была предвидеть, — она опустила взгляд, и Дьюранд увидел, как погас огонек в ее глазах. — Боюсь, я не ожидала…

Дьюранд вдруг понял, что перед ним вовсе не его Дева Реки.

— Прости, — прошептала Властительница Боуэра.

Дьюранд был не в силах ни оторвать от нее глаз, ни произнести что-нибудь в ответ. Он просто смотрел на нее.

— Я увидела, в тебе что-то есть, — тихо произнесла она. — Я не думала, что это… Я не желала…

Она была прекрасна и очень печальна. Он поднял руку. Ее щека была холодна как снег, но все же он почувствовал тепло, запустив пальцы в ее волосы. Властительница казалась совсем юной и очень хрупкой.

Она приникла к Дьюранду, глядя прямо ему в глаза.

— Дьюранд… — она положила руки ему на плечи, и они, слившись в поцелуе, опустились на землю.

Он чувствовал ее нежную кожу, ее тонкие руки скользили по его телу, словно крылья голубки. Дьюранд задыхался. Ее дыхание щекотало губы и нос, и вместе с тем, он чувствовал, как где-то в лесу несутся вперед призраки давно сгинувших рыцарей. Казалось, на него снова обрушился поток ледяной воды из колодца. Земля содрогалась под копытами призрачных коней. Он ослеп. Он потерял способность думать.

Не отрываясь от губ девушки, он на ощупь схватил ее юбки и рванул их вверх, обнажив ей ноги. Ее руки коснулись пояса Дьюранда, стянули с него куртку и тунику. Он почувствовал, как холодные пальцы скользнули по животу, развязали тесемку на штанах. Дьюранд потерял самообладание. Встав на колени, стянул с нее сорочку. Властительница лежала перед ним на земле, прекрасная в своей наготе. Он поцеловал ее, нежно дотронулся до груди. Она потянулась, ища его губ. Осторожно он опустился на нее, и ноги девушки сплелись за его спиной. Ее пятки прижались к его икрам.

Когда он, наконец, утомленный перекатился на спину, она последовала за ним, прижавшись к его груди. Дьюранд глядел на небо, а она играла с локоном его черных, как смоль, волос. Постепенно движение ее рук замедлилось и сошло на нет.

Она вздохнула, Дьюранд ощутил на щеке ее дыхание. Неожиданно он почувствовал, как девушка напряглась словно зверек.

— Царица Небесная, только в такие моменты все возвращается на круги своя, — девушка приподнялась. Ее лицо скрывала тень.

— Возвращается? — переспросил Дьюранд.

— Все эти годы. Столько людей, и все ради этого момента. Сейчас я их вижу. Я вижу их всех.

— Я не…

— Они сражались здесь, — она обернулась, непроизвольно прикрыв грудь руками. — Мой муж. Бедный Сейвин. Отзвуки. Думаю, это именно то, чего я хотела. Я могла все остановить и повернуть вспять. Но я этого не сделала. Я эхо, вернувшееся к жизни.

Она воззрилась на Дьюранда, словно увидела его в первый раз.

— Ты не очень похож на Сейвина. Он был жестоким. А Керлак! Бедный мальчик. Эоркан был совсем другим. Он не заслуживал…

Она увидела, как Дьюранд дернулся. Он подумал о Керлаке и о словах, срывавшихся с уст сухоликих в терновнике.

Девушка оглянулась на ристалище:

— Дева Весны скорбела не об усохших полях и увядших цветах. В те времена жили двое мужчин. Два лучших друга. Когда на землю опустилась ночь, Ильсандер и Бруна сошлись на поле, покрытом иссохшей травой. Она заигрывала с обоими и не смогла вовремя остановиться. Два лучших друга схватились в битве за право стать мужем Девы Весны. Их армии бились от рассвета до заката среди серых лугов. Когда красное, как кровь, Око Небес коснулось горизонта, Ильсандер пал от руки своего друга.

Бруна Широкоплечий.

Образы, которые Дьюранд так хотел навсегда изгнать из памяти. Булькающие голоса сухоликих в терновнике, девочка, глотающая гадюк… Ильсандер и Бруна. Сухоликие, прикоснувшись к Дьюранду, почувствовали, что в его жилах течет кровь Бруны. Одного из этих мерзких существ звали Ильсандер. Как раз об этом говорил Гермунд.

— Прослышав о гибели Ильсандера, Дева Весны закричала. Именно об этом крике и сохранилась память з легендах, — девушка склонилась над Дьюрандом.

— Кто ты? — прошептал он, страшась услышать ответ.

— История повторилась. Мой супруг… герцог… он был, как Ильсандер, — вздохнула Властительница. — Как же молода я была. Если бы я сказала Сейвину, что надежды нет, можно было избежать ссоры. Во что же мы превратились? Бедный Эоркан. Улыбками, что я раздавала направо и налево, я навлекла проклятье на всех нас.

Она кинула на Дьюранда взгляд, полный боли. Властительница казалась сейчас такой беззащитной. Дьюранд не мог поверить своим ушам. Неужели эта хрупкая девушка, совсем дитя, стала причиной того, что целое герцогство оказалось вырванным из полотна мироздания?

Властительница, протянув руку, дотронулась до кровоподтека на его груди.

— Впрочем, страдаю не только я. Долг тяжким бременем лежит на мне, но я продолжаю жить. И только в такие моменты я начинаю понимать, что зажилась в этом проклятом месте. Сюда приходило много Эорканов и Сейвинов. И до скончания времен они будут являться сюда, чтобы сойтись в битве.

Дьюранд в изумлении разинул рот:

— Но это несправедливо! Нельзя вечно расплачиваться за один-единственный грех. Наверняка, есть способ снять заклятье.

— Мысли путаются, — веки девушки затрепетали, — в стародавние времена я покрыла себя позором. Именно из-за этого ты обагрил свои руки кровью, но… у меня есть для тебя подарок…

Дьюранд попытался возразить.

— Ты не думай, что я такая уж беспомощная. Даже когда приходят грезы. Я проклята… — она горько усмехнулась. — Всего лишь проклята.

Девушка нащупала зеленую вуаль, которая была на ней, когда она приблизилась к колодцу.

— Возьми, Дьюранд. Увези это с собой из Гесперанда. Ради меня ты лишил человека жизни, я же тебе жизнь подарю. Я приду на помощь, когда ты меня позовешь.

Она сунула ему в руку тонкую ткань. Глаза девушки затуманились, словно дар, который она поднесла Дьюранду, мог нарушить древнее заклятье.

— Грезы… — прошептала она, сворачиваясь клубочком на траве, как дитя.

— Я не могу оставить тебя здесь, — промолвил Дьюранд, подумав о холоде ночи.

— И все же я останусь здесь, — дрожа, отозвалась она.

— Я не оставлю тебя, — сказал он.

— Оставишь, — прошептала она.

У Дьюранда не оставалось другого выхода. Оборвав бесцельный спор, он поднял девушку на руки и понес ее по лугу к замку. Бледные рыцари вышли из ворот навстречу Дьюранду, запахло воском. Неожиданно Дьюранд понял, что стражи, охраняющие замок, мертвы, но его это даже не удивило. Он увидел на телах рыцарей глубокие раны, которые давно перестали кровоточить. Со всей осторожностью, нежно, приняли они из рук Дьюранда тело Властительницы, и воин понял, что теперь она в безопасности.

Когда Дьюранд повернулся, чтобы уйти, его взгляд упал на одного из стражей. Несмотря на мертвенно-бледный цвет лица, Дьюранд узнал Керлака.

Дьюранд направился в лагерь, не в силах заставить себя забыть тусклый свет, который он увидел в глазах рыжеволосого воина. Наконец он добрался до шатров и уснул, сжимая в руках подарок Властительницы Боуэра.

Глава 16 Мост через Гласс

Дьюранд проснулся, обнаружив, что лежит в палатке, а в лицо ему бьет свет. Утро еще не наступило.

Дьюранд зашевелился под одеялом, ища рукой меч, но, вглядевшись, увидел, что над ним склонился Конзар, сжимавший в руках горящую лампаду.

— Предрассветные сумерки, — промолвил капитан. — Я всю жизнь ждал этого момента. Теперь настала пора действовать. Вставай и собирайся. Я уже не молод.

— Куда же я без…

— Шевелись быстрее. И не поднимай, пожалуйста, лишнего шума.

Дьюранд выбрался из палатки и увидел, что некоторые из оруженосцев, находившихся под началом Гутреда, уже снуют по лагерю.

Моргая, Дьюранд вгляделся в предрассветную мглу. Огромный замок, сложенный из белоснежного известняка, словно корова языком слизнула. Крепость исчезла, кругом шелестели листья деревьев. Там, где высился замок, теперь громоздилась груда каменных глыб.

Дьюранд сделал несколько шагов, и чуть не упал, споткнувшись о ствол поваленного дерева. Вместе с замком пропали и луг, и деревня. Теперь лагерь стоял в густых зарослях папоротника, окруженных чащей леса.

Конзар, уже сидевший в седле, тронул лошадь, промолвив:

— Мы сюда ехали этой дорогой.

Отряд тронулся в путь, оставляя за собой развалины замка, которые, казалось, притаились во мгле, словно великаны-людоеды. Дьюранд подумал о Властительнице, которую отнес в замок прошлой ночью. Женщина, которую он сжимал в объятьях, женщина, источавшая аромат полевых цветов, запах которых до сих хранили его руки, теперь обратилась в прах. Дьюранд вспомнил о бледных стражах, подносивших рыцарям блюда на пиру. Все кануло в небытие.

Все, кроме вуали, которую он сжимал в руке.

Вскоре перед ними показалась окутанная туманом река Гласс. Отряд Ламорика остановился у изогнувшегося дугой моста, поросшего мхом. Несмотря на то что, казалось, прошла целая вечность с того момента, когда они впервые увидели этот мост, отряд Ламорика оказался у реки в полном составе. На турнире не погиб ни один человек. Бейден, словно волк, скалился в беззубой улыбке. Берхард скреб щеку, поглядывая на деревья. Когда отряд вступил на мост, Дьюранд, опустив взгляд, увидел в воде темные силуэты рыб, боровшихся с холодным течением, грозившим унести их в окутанное туманами Зимнее море.

Конзар проехал мимо Дьюранда и, повернувшись к отряду, заговорил:

— Теперь мы почти в безопасности, — начал он. — Но помните, мы еще в Гесперанде.

— Верно, тут могут твориться странные вещи, — согласился Берхард.

— Верно, — кивнул Конзар. — Но поскольку мы ничего не можем с этим поделать, займемся делами насущными, — капитан вздернул подбородок. — Я выдернул вас из постелей в тот час, когда вы предпочли бы сон чему-либо другому. Так?

По отряду прокатилась волна ропота. Что за нужда была вставать в такую рань? Внизу под мостом шумела река. Капельки росы поблескивали на бородах и плащах воинов.

— Надо полагать, у меня была серьезная причина поднять вас в предрассветный час. Верно говорю? Судите сами. Я желаю сразиться с Кассонелем, — сказал Конзар. — Вам всем об этом известно.

Воины утвердительно закивали.

— Что ж, — Конзар выхватил из ножен меч. — Я больше не собираюсь ждать. Некогда Кассонель встал в дверях и не дал нам пройти. Теперь настал наш черед преградить ему путь.

Отряд замер. Дьюранду показалось, что он снова оказался в волшебном мире замков, прекрасных женщин, и стародавних проклятий, который этим утром рассеялся как дым, оставив после себя лишь мокрый папоротник и ноющие от влаги кости. Значит, Конзар решил встать на мосту и биться над рекой Гласс. Что ж, об этом будут говорить по всей Аттии.

— Мы не дадим Кассонелю пройти по этому мосту, — глаза Конзара полыхнули яростью. Капитан подался вперед. — Мы остановим барона здесь, и наш подвиг будет воспет в балладе, лучшей, чем та, что была сложена о нем.

В тишине, прерываемой лишь шумом реки, раздался голос Гермунда:

— О Боги! — скальд прижал ладони к лицу.

— В чем дело? — рявкнул капитан.

Гермунд не ответил, и капитан, продолжавший сжимать ь руке клинок, тронул поводья коня.

— Я спрашиваю, в чем дело?

Скальд стянул с головы шляпу:

— Сэр Конзар, мне право неловко, но, насколько мне известно, через эту реку переброшен еще один мост.

— Дорога только одна, — возразил капитан.

— Я пришел со стороны леса. Там не дорога, а скорее тропинка, о которой, впрочем, кто-нибудь может знать. Я пересек реку по мосту у маленького городка, местные называли его Сенгрин. Мост недалеко.

Конзар всматривался в туман, окутавший реку:

— Глупо пытаться обмануть собственную судьбу.

— Похожа, наша затея с мостом провалилась, — вздохнул Ламорик.

— Помните ураган, — произнес Гермунд. — Мост мог обрушиться.

— Этот мост не рухнул, — ответил Конзар.

Окаменевшее лицо капитана заставило Дьюранда пожалеть о своем поступке на турнире, о том броске копья, который выбил барона из седла, положив конец так и не начавшейся схватке с Конзаром.

— Мост каменный? — выдохнул Дьюранд.

— Нет, — повернулся к нему Гермунд. — Мост деревянный. Деревянный, но крепкий.

— Что ты задумал, Дьюранд? — спросил Конзар.

— Мы обрушим мост, сэр Конзар, — ответил Дьюранд, набрав в грудь побольше воздуха. — Дайте мне топоры и пару человек в помощь.

— Дровосеком стать захотелось? — поинтересовался Оуэн. — Ты вообще представляешь, как надо потрудиться, чтобы обрушить мост?

— Что-нибудь придумаем.

Оуэн собрался было возразить, но капитан поднял руку, призывая к молчанию.

— Попробуем, — сказал Конзар. — Дьюранд, пусть твой дружок-скальд отведет тебя к мосту. Вам надо будет его обрушить, — в возбуждении капитан показал рукой на Оуэна. — Возьми с собой нашего дровосека. Если вам не удастся разрушить мост, мы проторчим здесь впустую.

Дьюранд знал, что долги надо возвращать.

— Мы обрушим мост, — сказал он.

Если это, конечно, возможно. Кивнув Конзару, он заткнул зеленую вуаль за пояс.

— Мы выставим себя дураками, — шум реки заглушал голос Оуэна, сальные волосы которого были цвета старой, истершейся веревки.

Трое мужчин вглядывались в туман, надеясь на то, что в лесу никого нет. Оуэн качнулся в седле, когда его лошадь вступила на узкую тропинку.

— Они поднимут Конзара на смех. Только представьте, они подъезжают к реке и видят, как мы рубим топорами опоры моста в сорок футов длиной. Нам повезет, если они нас не убьют.

Туман клубился среди деревьев. Ворчание Оуэна было не в состоянии отвлечь Дьюранда от мыслей об урагане, замке, который превратился в груду камней, и проклятых жителях деревни. Отряд пока еще не оставил пределы Гесперанде. Журча, Гласс несла вдаль свои воды. Узкая тропинка вела вдоль крутого берега. Огромные корни, торчавшие из насыпи, грозящей в любой момент обвалиться, нависали над темными водами реки. Впереди ехал Гермунд. Конь Дьюранда тихо заржал.

— Если бы мы могли ослабить опоры моста так, чтобы по нему нельзя было проехать… — начал Дьюранд, заставив себя отогнать мысли о замке.

— Угу, — кивнул Оуэн. — Барон Кассонель с отрядом выезжает к реке и видит, как ты по горло в воде ковыряешься в опорах. У тебя острый нож есть?

— А что нам остается делать? — огрызнулся Дьюранд.

— Ты еще молод. Со временем поймешь, что иногда у человека не остается выбора. Взять, к примеру, "Книгу Лун". Ты должен благодарно принимать то, что ниспосылает тебе судьба.

— Джентльмены, — прервал их Гермунд, — здесь спуск к реке.

— После тебя, — отозвался Оуэн.

Тропинка резко забирала в сторону. Начинался крутой спуск к шумящей в белесом тумане реке. Оуэн отвесил шутливый поклон, пропуская Дьюранда вперед. Несмотря на браваду, рыцарю было явно не по себе. Лошади, скользя копытами по грязи, стали спускаться к Гласс, от которой исходили волны холодного воздуха.

— Властелин Небесный, — пробормотал Оуэн. Из тумана до них донесся влажный шлепок.

Гермунд остановился. Теперь они слышали лишь шум реки. Дьюранд сглотнул. Гермунд начал было поворачиваться к нему, растягивая губы в улыбке, как вдруг звук влажного шлепка повторился. Еще один шлепок. И еще один. Звучавшие в тумане жуткие звуки лишали мужества, заставляя кровь стыть в жилах, но Оуэн и не притронулся мечу. Дьюранд не имел желания первым выхватить клинок из ножен. Его пальцы крепко сжали рукоять топора. Дьюранд захватил с собой топор, чтобы рубить опоры моста, но он вполне может сгодиться и в бою.

Гермунд тронул поводья и медленно двинулся вперед. Оуэн кинул недоверчивый взгляд на Дьюранда. В звуках, доносившихся до них, не было угрозы, однако никто из троих не понимал, кто издавал эти жутковатые шлепки. Они подошли к самому берегу и увидели, что река изгибается, исчезая за крутым поворотом. Там, за излучиной, что-то мелькнуло, и раздался очередной шлепок, брызнули капли воды.

Гермунд замер и медленно, словно против воли, тронул поводья, направив коня за поворот.

— Господи, — раздался его голос.

— Что ты видишь? — спросил Дьюранд.

Гермунд словно окаменел. Оуэн спешился и, выхватив из ножен огромный меч, направился к Гермунду. Увидев картину, представшую перед скальдом, гигант застыл на месте.

— Что там?

Так и не получив ответа, Дьюранд спрыгнул с лошади и, подойдя к замершему рыцарю и скальду, увидел то же, что и они.

На заросшем травой берегу одиноким зубом торчал огромный камень, на котором лежала груда мокрой одежды. Спустя мгновение, мелькнула рука и еще одна мокрая туника шлепнулась на вершину валуна. Дьюранд сделал еще один шаг. Теперь он мог разглядеть круглое лицо женщины, а может быть, и девушки. Прачка. В свете разгорающейся зари он увидел ее щеку цвета сырого теста. Прачка сидела на корточках у вороха грязной одежды. Женщина полоскала в воде синюю тунику, измазанную чем-то темным.

Неожиданно прачка повернулась к Дьюранду лицом, и он вздрогнул, увидев черные сверкающие глаза, вокруг которых темнели синяки. Но не это потрясло Дьюранда. Лицо женщины, словно морда форели, которую выловили из пруда, не выражало никаких чувств и эмоций. Несчастная была слабоумной. Дурочкой.

Дьюранд понял, сколь глупо он выглядит с мечом в руках. Казалась, женщина была готова сорваться с места и пуститься наутек. Дьюранд положил клинок на траву и показал прачке пустые ладони. Женщина вскочила и повернулась к реке, собираясь прыгнуть в воду. Она была маленького роста и сутулой.

— Не надо, — успокаивающее произнес Дьюранд. За спиной что-то крикнул Гермунд, но Дьюранд не обратил на него никакого внимания. Сейчас главным было спасти женщину.

Прачка попятилась. Восковый лоб выдавался вперед, нависая над оплывшими чертами лица. Все внимание Дьюранда было приковано к ее глазам. Он никогда не видел таких черных глаз. Зрачки были огромными, заполнившими всю радужку, а белки только подчеркивали их черноту. Перед Дьюрандом был не человек. Потрескавшиеся губы расползлись в стороны, обнажая частокол белых зубов-игл.

— Дьюранд, — прошипел Гермунд.

— Назад, — прокаркала женщина.

— Что?

— Н-а-а-з-а-а-д.

— Дьюранд, не стой у нее на дороге! — крикнул Гермунд.

— Прошу, — жуткое создание скрутило синюю тунику, выжимая ее. — Короли. Королей вижу я. Все скажу. Спрашивай чего хочешь. Все скажу. Только отпусти. Отпусти.

— Все скажешь?

— Дьюранд, нет! — Гермунд вцепился в его руку и рванул с такой силой, что Дьюранд чуть не упал в реку.

Стоило Дьюранду на мгновенье отвлечься, как женщина, подхватив лежавшую у валуна одежду, бросилась прочь, прыгая по камням, наполовину погруженным в воду. По какой-то причине она боялась коснуться водной глади, словно глубина реки даже у самого берега была не меньше тысячи фатомов.

— Во имя всех святых, кто это был? — прошептал Дьюранд.

— Прачка, — Гермунд растопырил пальцы в знаке Небесного Ока.

— Чего?

— Прачка. Нам повезло. — Скальд окинул взглядом крутую насыпь, спускавшуюся прямо к берегу.

— Владыка Небесный, ты о чем?

— Она — одна из проклятых. Вернее они.

— Она что, пришла в наш мир только ради того, чтобы постирать себе одежду?

— Это не ее одежда. Погляди под ноги.

Они стояли как раз на том месте, где женщина, склонившись над рекой, стирала рубахи. В свете нарождающейся зари Дьюранд увидел, что вся земля перемазана кровью. Кровью был забрызган и валун. В ноздри бил жуткий запах.

— Она стирает одежду тех, кто скоро умрет. Кое-кто говорит, что она скорбит об обреченных, кто-то — что она радуется грядущей смерти. Она бы многое смогла тебе рассказать, — прохрипел севшим голосом Гермунд и покачал головой — Очень многое.

— Ты о чем?

— Говорят, она знает, чьи одежды стирает, и ей ведомо, как человек умрет. А еще говорят, что она может назвать тот день, когда возьмет в руки и твою рубаху, перемазанную кровью. Впрочем, кому под силу жить, зная, день своей смерти?

Оуэн уставился на реку, сжимая в руках меч.

— Владыка Небесный, — прошептал он.

— Дьюранд, говорят, для того чтобы узнать свою судьбу, достаточно преградить ей путь к воде.

Оуэн переступил с ноги на ногу:

— Если мы хотим обрушить мост, нам надо пошевеливаться. Плевать, что я вам говорил, надо попробовать. Что касается меня, то я своей рубахи у нее не увидел, и, скажу честно, мы будем выглядеть настоящими идиотами, если вернемся, так и не доехав до моста.

— Верно, — согласился Гермунд. — По коням. Посмотрим, смогу ли я вывести вас к мосту.

Трое мужчин, перегнувшись через перила моста, высокого и прочного, словно королевские кладовые, смотрели вниз.

Опоры и перекрытия, поддерживавшие мост, вздымались на пять фатомов ввысь. Дьюранд покосился на маленькие топорики, с помощью которых им предстояло обрушить такую громаду.

— Знаете, — задумчиво произнес Оуэн, — по-моему, будет проще изрубить в щепу каменный мост, а этот оставить на месте.

— Лучше бы я смолчал, — прошептал Гермунд.

— Твой приятель-скальд иногда говорит дельные вещи, — бросил Оуэн Дьюранду.

Дьюранд побрел вдоль перил. Обязательно должно быть хотя бы одно слабое место. Тщетно. Мост был построен из толстенных бревен, а доски настила за десять веков под копытами коней и кованых колес телег слились в единое неразделимое целое.

Копыта коня Оуэна застучали по мосту. Дьюранд, не в силах слушать брюзжание рыцаря, присел на корточки. В руках он сжимал топорик, который так и не пригодился. Все кончено. Дьюранд отбросил со лба прядь волос. Его что-то царапнуло. Дьюранд глянул на руку и обнаружил, что она испачкана в смоле. Он перемазался, когда трогал распорки моста. Неожиданно его осенило: для того чтобы мост стоял долго, его покрыли смолой.

— Не удивительно…

— Что не удивительно? — поинтересовался Оуэн.

Дьюранд, помолчав, кинул на рыцаря хитрый взгляд:

— Избавиться от деревянного моста проще простого…

— После урагана? Повсюду грязь, деревья насквозь мокрые. Топорами — мы и то быстрее управимся.

Гермунд спешился и, подойдя к краю моста, присел на корточки и, вытянув руку, поковырял балку.

— Они пропитали дуб смолой. И смолы они не жалели. Оуэн, заморгав, уставился на Гермунда и Дьюранда и, наконец, расплылся в широкой улыбке.

— Ладно, может у Конзара остается шанс сразиться со своим недругом.

— Им не составит труда выстроить еще один мост, — состроил рожу Гермунд. — В их распоряжении целая вечность.

— Попытайся высечь огонь. Мы попробуем найти трут.

Дьюранд и Оуэн разделились, бросившись к деревьям в поисках чего-нибудь сухого для растопки. Дьюранд присел на корточки под большой елью, в колени впились иголки, руки продирались сквозь сухие смолистые ветви. Иголки наверняка будут гореть, даже если весь Гесперанд насквозь промок. Он потащил ворох ощерившихся иглами веток к мосту. У Конзара будет шанс сразиться с Кассонелем.

Гермунд стоял на коленях, дуя на маленькую горку мха, от которой уже тянулся дымок:

— Давай быстрее. Сначала мы разведем огонь на той стороне, где находится Боуэр, затем переведем лошадей и потом подожжем мост с другой стороны.

Дьюранд свалил сухие ветки у самого въезда на мост и кинулся обратно в лес, оставив Гермунда трудиться над огнем. Дьюранд носился от моста к лесу и от леса к мосту, подтаскивая еловые ветки, понимая, что стоит пламени хотя бы ненадолго разгореться, смола тут же вспыхнет. Вдалеке стучал топором Оуэн.

Вскоре на мосту громоздилась гора хвороста, озаренная первыми лучами поднимающегося над горизонтом Небесного Ока, разогнавшего окрасившиеся розовым облака. Оуэн и Дьюранд схватили под уздцы лошадей и поведя их через мост, тогда как Гермунд продолжал колдовать над огнем.

— Надеюсь, Кассонель со своими ребятами не слишком торопятся, — пробурчал Оуэн. — Меньше всего мне сейчас хочется столкнуться с отрядом рыцарей.

— Он даже не догадывается, что для спешки есть причины.

Они крепко привязали лошадей на противоположном берегу. Несмотря на то что они собирались вернуться к Конзару сразу же, как только загорится мост, лошади могли испугаться пламени и убежать, прежде чем они успеют на них вскочить.

— Ух ты! Кажется, занялось! — донесся до них голос Гермунда.

В нос Дьюранду ударил запах горящей смолы. Забыв о том, что они находятся в Гесперанде, улыбающиеся, как мальчишки, Оуэн и Дьюранд бросились к мосту, на котором уже плясали языки пламени.

— Властелин Небесный, что же вы делаете?! — закричал кто-то. На самом краю моста стоял крепкий высокий незнакомец, взирающий из-за полыхающего огня на Дьюранда и Оуэна так, словно перед ним были два безумца.

— Ублюдки! — выругался он, и вдруг гнев на его лице сменился страхом. Повернувшись, он бросился по мосту за помощью. Жителей деревни вполне хватит, чтобы остановить их и затушить разгоравшееся пламя.

Оуэн рванулся сквозь дым за незнакомцем. Дьюранд кинулся следом. Незнакомец оказался зажатым между воинами и огнем. Глаза крестьянина бегали, он лихорадочно искал выход из ловушки, в которую попал. Надеясь проскочить мимо Дьюранда, он бросился вперед. Дьюранд прыгнул ему навстречу, нанеся удар локтем. Воин ожидал, что удар швырнет крестьянина на настил моста, но вместо этого несчастный отлетел к низким перилам и перекувырнулся через них.

— Господи, — выдохнул Дьюранд, тщетно пытаясь ухватить незнакомца за лодыжки. Падая, человек стукнулся о перекрытие. Мост содрогнулся от удара. Внизу раздался громкий всплеск. Дьюранд перегнулся через перила, всматриваясь вниз. На расстоянии фатома одно из перекрытий моста было перемазано кровью. Поток уносил прочь переломанное искалеченное тело. Крестьянин был одет в синюю тунику.

Дым ел глаза. Кто-то тянул Дьюранда за руку, но он не мог отвести взгляда от синего пятнышка, увлекаемого водами к излучине реки, там, где берег нависал над волнами, подобно носу перевернувшегося корабля.

— Черт, — произнес Оуэн, — пойдем. Когда сжигаешь мосты, надо позаботиться о том, чтобы остаться на нужной тебе стороне.

Дьюранд дотронулся кончиками пальцев до зеленой вуали, заткнутой за пояс.

Когда они вернулись, то обнаружили, что отряд Кассонеля уже подошел к мосту.

На самой середине моста стоял в полном одиночестве Конзар. Его доспехи, выкрашенные в серебристый и синий цвета, ярко сверкали на солнце. Капитан преграждал путь отряду, стоявшему у края моста со стороны Боуэра. Лошади фыркали и трясли головами. Шумела река. Конзар заговорил:

— Никто не осмелиться пересечь этот мост, прежде чем я скрещу меч с его светлостью бароном Кассонелем из Дамарина. Я не желаю ссориться ни с кем из присутствующих здесь, однако всем вам придется дождаться окончания поединка.

Из-за верхушек деревьев уже показался столб дыма. Ни один из сгрудившихся на берегу людей не рискнул пересечь подожженный мост. Но вместо гордости Дьюранд, сжав кулаки, почувствовал лишь тоску.

Река бурлила у опор моста. Дьюранд подумал о погибшем крестьянине. Интересно, унесла ли река его тело, или же оно застряло у одной из опор, прибитое теченьем? Дьюранд заставил себя посмотреть на черную воду. Синей туники нигде не было видно.

Позади него в холодном полумраке стояли Гермунд и Оуэн.

Барон не заставил себя долго ждать. Люди расступились, пропуская оруженосца, сжимавшего в руках древко с черно-белым штандартом Кассонеля.

Конзар ждал.

Наконец вперед на черной лошади выехал Кассонель. Безрукавка на бароне также была черного цвета, но руки и ноги его прикрывала кольчуга, которая, казалось, была свита из лоскутков тумана. Кассонель не пожалел времени на то, чтобы надеть на себя доспехи и взять оружие.

Не доезжая нескольких шагов до моста, барон остановился:

— Сэр Конзар, — начал он. — Вы отказываете мне в праве проехать по этому мосту?

— Я ищу возможность отплатить вам за любезность, оказанную мне в Тернгире некоторое время назад.

— Быть посему, — кивнул Кассонель.

— Вы, Кассонель, Барон Дамаринский, вассал герцога Лудегара Беоранского, не пересечете эту реку, прежде чем не возьмете надо мной верх в поединке, — объявил Конзар.

Кассонель выпрямился в седле. Верхушка шлема, который он держал под мышкой, сверкала на солнце серебром.

— Сэр Конзар, точно так же как некогда вы сражались со мной, когда я преградил вам проход, ныне я буду сражаться с вами за право пересечь реку и пройти по мосту. Никто не может простить ошибок, допущенных в бурной молодости.

Барон спрыгнул с коня, громыхнув доспехами с таким шумом, что он перекрыл рокот реки. Кассонель водрузил на голову шлем и взял щит, черное поле которого пересекали две белые косые линии, похожие на скрещенные клинки. Вступив на мост, рыцарь извлек из ножен меч. Причудливая гарда клинка напомнила Дьюранду о том, что перед его взором — знаменитый Термагант.

Дьюранд увидел, как рука капитана скользнула вверх к шлему. Конзар опустил забрало и принял боевую стойку. Солнце блеснуло на его щите, осветив фамильный герб: три белых чайки на синем поле.

На мгновение рыцари замерли. Под мостом грохотала река. Хрипели и фыркали кони. Солнечные лучи играли на доспехах и остриях клинков.

Кассонель атаковал первым, сделав глубокий выпад. Термагант скользнул по синему полю щита, капитан отклонился в сторону, уйдя от стремительного удара. Судя по движениям Кассонеля, барон, упав на турнире с лошади, повредил голень. Схватка длилась всего несколько мгновений. Термагант звенел, словно натянутая струна. Щиты с грохотом сталкивались, сверкали клинки, рыцари старались поразить друг друга в лицо или в ногу. Далеко не каждому воину было под силу выдержать такой темп боя. Наконец противники отпрыгнули друг от друга и закружились, ожидая, что кто-нибудь из них допустит ошибку и раскроется.

На этот раз первым атаковал Конзар. Удар его меча пришелся в самый центр белого косого креста на щите Кассонеля. Капитан наседал, прижимая барона к ограде. Рыцари тяжело дышали. Наконец Кассонелю удалось оттолкнуть Конзара. Мгновение барон стоял, повернувшись к отряду Ламорика спиной. Впрочем, Кассонелю было нечего опасаться удара сзади. Звеня и лязгая мечами, противники вновь сошлись в схватке. Конзар отступил, пригнулся и, прикрывшись щитом, нанес удар. Кассонель замер. Он покачнулся, еле устояв на ногах.

Конзар рванул меч вверх, солнце ярко сверкнуло на клинке, острием которого капитан подцепил шлем барона и, сорвав его с головы, швырнул высоко вверх.

Спустя несколько мгновений вращающийся в воздухе шлем плюхнулся в реку всего в нескольких шагах от Дьюранда и, громко булькнув, пошел ко дну, словно обычное ведро, брошенное в колодец.

Кассонель зашатался. Дьюранд увидел его лицо, по которому бежали темные струйки крови. Толпа воинов охнула, Конзар стоял от Кассонеля на расстоянии вытянутого меча. Повисла гробовая тишина. Медленно барон опустился на колени.

Дьюранд представил, как острие клинка входит Кассонелю в горло.

— Я… я… я сдаюсь, сэр Конзар, — прохрипел барон. Похоже, он пытался перевести дыхание, стараясь набрать в грудь побольше воздуха. Фигуры рыцарей отбрасывали на настил моста черные тени. Дьюранду показалось, что капитан протянул поверженному барону руку, предлагая ему помочь встать.

— Я вверяю вам свое оружие, коня и жизнь. Вы вольны поступить со мной так, как пожелаете.

Капитан мог сделать с бароном все что угодно. Все замерли, затаив дыхание, слышался лишь шум реки, несшей свои воды прочь, к Северному морю.

Конзар со свистом поднял меч и одним резким движением отправил его в ножны.

— Вставайте, сэр Кассонель, — молвил капитан, делая шаг назад. — Больше мне от вас ничего не нужно. Я сражался не за ваши доспехи и не за выкуп, поэтому ни того, ни другого я от вас не приму. Я уже получил то, что хотел, — он протянул Кассонелю руку.

Барон, поморщившись, отмахнулся от протянутой руки и самостоятельно поднялся на ноги.

— Вы ничего от меня не примете? — усмехнувшись спросил он. — Ну что ж, будь по-вашему. И все же у меня кое-что для вас есть.

— Нет никакой необходимости…

— Корона под угрозой.

Конзар, прищурившись, внимательно посмотрел на барона.

— Я о последнем займе, который государь получил на Великом Совете, — корабли, груженые серебром. Королю были нужны деньги на войну с Бороджином в Гейтане.

— Он брал займы и раньше, — ответил Конзар.

— Но ни гроша не вернул, поэтому на этот раз Совет потребовал залог. И Рагнал поставил все на карту. Он оставил в залог свою корону.

Дьюранд почувствовал, как по спине побежали мурашки. Как можно было заложить корону Древнего Эрреста?

— Властитель Небесный, — выдохнул Конзар.

— Государь не сможет выкупить залог. Казна пуста.

— Когда он должен внести деньги? — спросил Конзар, решив не вступать в спор.

— Не важно. Серебро было потрачено на подавление бунта. Говорят, король не думал, что война будет длиться так долго.

— Что же ты хочешь? — с деланным равнодушием поинтересовался капитан.

— Будет созван Великий Совет. Быть может, герцоги окажутся милостивы. Король приедет в Тернгир, чтобы встретится с ними. В этом месяце не только я оставил родовой замок и пустился в дорогу.

Барон, взмахнув руками, покачнулся, но устоял на ногах:

— Вы сказали, что давным-давно в Тернгире вы проиграли поединок со мной и жили с этим всю жизнь. Я выиграл тот бой, и с того дня победа всегда была со мной. Никто, кроме Князя Тишины, не ведает, что уготовано нам судьбой.

Галдящая толпа окружила Конзара. Люди веселились и на все лады славили Владыку Небесного.

Люди из отряда Ламорика столпились у края моста, включая тех, кто просидел все это время под мостом. По мосту тянулись отряды других лордов. Некоторые воины из этих отрядов находились в столь приподнятом состоянии духа, что выкрикивали здравницы и поздравления. Каждый счел своим долгом подъехать к капитану и одобрительно похлопать его по плечу. Несмотря на то, что грозные вести, прозвучавшие из уст Кассонеля, всех сильно обеспокоили, о словах барона старались не думать. Была одержана настоящая победа.

Дьюранд отступил на несколько шагов назад. Его не оставлял образ погибшего крестьянина в синей тунике. Ламорик, так и не снявший красный шлем из-за обилия идущих по мосту чужаков, не спускал с Дьюранда глаз.

На плечо Дьюранда опустилась волосатая лапа Гутреда.

— Ох ты! Ну что? Засмотрелся, да? Мы снялись утром в большой спешке, работы непочатый край. Нам еще паковаться и паковаться. Ты что…

— Гутред, — прогудел Ламорик. — Оставь его.

Гутред кинул на молодого лорда изумленный взгляд. Все слуги были заняты — они укладывали скарб в тюки и взваливали их на лошадей.

— Как прикажете, ваша светлость, — Гутред склонил голову и, повернувшись, побрел к суетящимся оруженосцам.

— Гермунд рассказал мне в двух словах о том, что было на мосту. — Ламорик почесал шею. — Я про того человека. Думаю, тебе просто не повезло. Мы живем в странное время. Неспокойное, — он помолчал. — Хорошее начало вовсе не означает хорошего конца. С того момента, как мы въехали в Гесперанд…

Со стороны моста донеслись крики, которые были гораздо громче, чем обычные здравницы и поздравления. Мост пересекал отряд Морина. Сам барон возвышался над отрядом, сидя высоко в седле.

— Красный Рыцарь, — произнес Морин. — Я жду вас в Хайэйшес.

Люди из обоих отрядов обменивались толчками и зуботычинами.

— Прекратить! — рявкнул Морин, бросив на дерущихся ледяной взгляд. — Красный Рыцарь, — спокойным голосом продолжил он, — смею вас заверить, вы вполне успеваете на турнир. Мое приглашение и соглашение, заключенное нами, остаются в силе. Встреча с вами на земле моих предков доставит мне несравненное удовольствие.

— Встреча с вами доставит мне удовольствие ничуть не меньшее, — отвечал Ламорик.

Один из рыцарей Морина пихнул Эйгрина локтем, и обмен тычками и толчками возобновился.

Конзар, еще не придя в себя после одержанной победы, скользнул между лошадьми лордов и, положив руку на грудь Ламорику, произнес:

— Довольно бравады и громких слов. Сэр Морин, его светлость Красный Рыцарь прощается с вами и желает вам счастливого пути. Мы с вами встретимся в Хайэйшес.

— Что ж, тогда до встречи, — Морин отвесил Конзару учтивый поклон и, кинув взгляд на дерущихся воинов, поинтересовался. — Вам не кажется, что они несколько увлеклись?

— Прекратите свару, — крикнул Конзар воинам Ламорика. — Мы встретимся с этими храбрецами, прежде чем успеем как следует истосковаться по ним. Собирайтесь. Или вы забыли, что мы все еще в Гесперанде?

Воины кинулись разыскивать своих коней и подгонять оруженосцев. Дьюранд почувствовал, как кто-то взял его под локоть.

— Погоди, приятель, — произнес Конзар. — Оуэн мне рассказал, что случилось на мосту.

— Черт, — прошептал Дьюранд.

— Скажу тебе честно, — молвил Конзар. — То, что мы затеяли сегодня утром, могло закончиться очень плохо. Но все прошло гладко, так что — выше нос, — Конзар подмигнул. — Я допустил ошибку, и если бы не ты, мне бы пришлось за нее дорого заплатить.

Все, что сказал капитан, было правдой.

— Послушай, Дьюранд, я потерял счет турнирам, в которых принял участие. Сколько раз мои зубы превращались в крошево от ударов, и все — ради надежды на то, что я снова сойдусь в поединке с Кассонелем, — Конзар потянул за рукоять меча, обнажив клинок на несколько дюймов. — Этим мечом я сразил столько противников, что из них можно сложить целую гору. И все это время я мечтал вернуться в тот день, когда двадцать лет назад я сошел с корабля на просоленную морскими ветрами пристань и скрестил мечи с Кассонелем. Если бы я остался на мосту и барон пересек реку выше по течению… Жить мне осталось не так уж много лет, и я бы недолго был посмешищем. Я не Властитель Судеб. Не мне решать, кому жить, а кому умереть. Единственное, что я могу сказать — жизнью крестьянина, что погиб на том мосту, была куплена моя жизнь. Я буду помнить об этом. Не в моих привычках забывать о долгах. Ты совершил то, что должен был совершить каждый ради своего командира. Чего же боле? Ах да, я должен кое-что сделать, — Конзар ткнул пальцем в грязь под ногами. — На колени.

Дьюранд уставился на капитана. Ламорик, сидевший на лошади невдалеке, стянул с головы шлем. Оглядываться на молодого лорда времени не было.

— На колени, — голосом, не терпящим возражений, повторил Конзар.

Дьюранд опустился в грязь. В гетры тут же просочилась влага. Рыцари и оруженосцы, оставив дела, с любопытством наблюдали за происходящим.

— Меч, — коротко приказал капитан.

Дьюранд вытащил меч из ножен и, подчиняясь жесту Конзара, положил клинок перед собой в грязь.

— Я посвящаю тебя в рыцари в Древнем Гесперанде. Ты понял? — Дьюранду показалось, что ему в голову впились тысячи игл — на его чело опустилась закованная рука Конзара.

В голове мелькнула шальная мысль: может быть, его всего-навсего дурачат?

— Ну вот, — произнес капитан.

Люди, стопившиеся вокруг них, образовывали неровный круг. Улыбались все, за исключением Гутреда, который неодобрительно качал головой.

— Я дарую тебе этот меч. Отныне ты не вправе принять клинок ни от меня, ни от кого-либо другого, не вернув назад прежний, — одним коротким движением Конзар подхватил лежащий на земле меч, стер с него грязь, и вогнал его в ножны, висящие на поясе Дьюранда. — Ты посвящен в рыцари.

Капитан не смог сдержать ухмылки:

— Дай мне твои руки.

Дьюранд задрав голову недоуменно посмотрел на Конзара.

— Господи Боже, протяни мне руки. Не заставляй меня жалеть.

Конзар повернул Дьюранда лицом к Ламорику.

— Не вставай с колен.

Дьюранд все еще не мог понять: шутят ли над ним или все это происходит взаправду. Если над ним насмехаются, он не побоится и скрестит с Конзаром мечи.

Ламорик улыбнулся и подался вперед. Согласно обычаю, не менее древнему, чем сама Аттия, молодой лорд сжал руки Дьюранда в своих ладонях.

— Сэр Дьюранд из Коль, — торжественно произнес Ламорик. — Ради спасения твоей бессмертной души, поклянись быть преданным мне, защищать меня от всех тварей, что рождаются и умирают, а в награду за это я стану твоим повелителем и заступником. Клянись в том Богом и Его Святым Воинством.

По лицу Ламорика расползлась улыбка. Где-то заржала лошадь.

— Клянусь Богом и Его Святым Воинством, — эхом отозвался Дьюранд.

— Согласны ли вы стать свидетелями принесенной клятвы? — обратился капитан к окружавшим их людям.

Воины дружно взревели, выражая свое согласие.

— Да будет так, — Конзар опустил ладонь на сжатые вместе руки Ламорика и Дьюранда.

Ни службы в храме, ни проповеди. Никто не коснулся плеча Дьюранда мечом. Дьюранд вспомнил, как все начиналось: он ехал домой, чтобы попросить денег и материи на новое платье. И вот сейчас он стоял на коленях в грязи посреди тумана. Теперь он был рыцарем и вассалом.

Капитан хлопнул Дьюранда по спине.

— Итак, поскольку теперь ты вассал Ламорика, ты поступаешь в мое распоряжение. Меня не волнует то, что ты сотворил в прошлом, — капитан выдержал паузу. — И ты получаешь право на долю добычи, которая нам досталась на турнире. Для начала тебе нужен хороший конь. Кстати, после вчерашнего боя мы получили имущество Керлака. Теперь оно твое.

Рассеянно кивнув, Дьюранд принял то, что некогда принадлежало другу, которого он убил.

Когда кавалькада Ламорика тронулась в путь, снова спустился густой туман. Другие отряды пропали из виду. Люди ехали в одиночестве, с опаской поглядывая на проплывающие мимо деревья. Неба не было видно, стояла тишина, прерываемая лишь цокотом копыт.

Теперь Дьюранд был рыцарем. Он ехал на лошади Керлака, еще один конь, боевой, шел вместе с обозом, в котором лежали вещи павшего воина. А что еще оставалось делать? Дьюранду был нужен конь, снаряжение Керлака тоже пригодиться. И все же казалось, что Дьявол в преисподней считает каждый грош, добытый Дьюрандом, чтобы потом предъявить ему счет.

Вокруг клубился туман. Конзар, ехавший впереди, снял притороченный к седлу щит. Большая часть рыцарей, не дожидаясь приказа, последовала его примеру.

— Черт, — выругался Берхард. — Нам надо догнать остальных и поскорей выбраться из этого места.

Лицо одноглазого рыцаря скрывал туман.

Прошел час. Широкая дорога постепенно сужалась. Копыта коней скользили по мокрой траве и папоротнику. Дьюранд надеялся, что Конзар, скакавший во главе отряда, может разглядеть больше, чем он. Из-за деревьев, подступавших к самой дороге, доносились странные звуки, словно за ними кто-то двигался.

Наконец отряд выехал в поросшую травой лощину, где дорога вовсе оборвалась.

— Нет, это уже не тракт, — проворчал Берхард. — Какая-то оленья тропа.

Одноглазый рыцарь был прав. Дорога, на которой они оказались, была скорее протоптана животными, размеры которых не превышали оленей или кабанов.

— Я бы даже сказал — заячья тропа, — буркнул под нос Берхард.

Они заблудились.

Конзар спрыгнул с лошади в траву. За ним последовали и другие рыцари, которые, словно дети, с опаской поглядывали на лесную чащу. Дьюранд решил спешиться, увидев, что к рыцарям присоединились Гутред и Гермунд.

Люди говорили вполголоса, слово боясь потревожить царившую в лесу тишину.

— Ни черта не видно, — проскулил Бейден, вглядываясь в туман, обступивший их стеной. — Мы заехали в самое сердце этого проклятого Богом леса.

— К чему жаловаться на погоду? — спокойно произнес Конзар. — Главное — не терять голову. Эйгрин, как ты думаешь, где мы сейчас находимся?

— Сложно сказать, — покачал головой длиннолицый воин. — Я даже не рискну предположить, сколько мы проехали. От моих солнечных часов сейчас никакого проку.

— Ладно, — промолвил Ламорик. — Мы должны двигаться на восток.

— Ага, — кивнул Конзар, вглядываясь в туман. — На восток…

Легко сказать.

— Нам всем доводилось охотиться, — сказал Ламорик. — Все мы ездили по лесным тропам.

Воины уставились на своего повелителя. Ламорик обвел глазами обступивших его рыцарей и остановил взгляд на скальде:

— Ты, Гермунд! Мудрые женщины что-то рассказывали о мхе. Ты ничего не помнишь?

— Мудрые женщины? Иногда бывает такой туман, который гуще любого мха, — скальд улыбнулся собственной шутке.

— Ты много путешествовал.

— Этого я отрицать не буду, — скальд закатил глаза. — Есть всякие приметы. Можно ориентироваться по птицам и деревьям, только все это — штука ненадежная.

Посуровевший Гутред кивнул:

— Скальд говорит правду. Приметы, и правда, есть. Мох боится света Небесного Ока. Птицы вьют гнезда там, где ветер слабее.

— Сосны клонятся к Небесному Оку, — подхватил Гермунд. — Как правило, листва на деревьях гуще с той стороны, которая обращена к югу.

— И о земле нельзя забывать, — добавил Эйгрин. — О реках и дорогах Гесперанда известно немного, но мы знаем, что в Гласс впадают Сандерлинг и Берселет, а они текут в Монервее. Мы можем пойти вниз под уклон.

— Моряки огибают Гесперандские холмы у западных берегов Сильвемера, — скорчил рожу Бейден. — Откуда нам знать, быть может, мы пойдем к озеру, а нам нужно совсем в другую сторону.

— Значит, будем ориентироваться по листве и птичьим гнездам, — ответил Ламорик и, покачав головой, рассмеялся. — Думаю, если мы хотим добраться до Хайэйшес в срок, сгодиться любая помощь. Ни к чему привередничать.

Люди заулыбались, ощутив прилив сил. Они снова были готовы отправиться в путь.

Настоящие мудрецы никогда не позволяют себе насмехаться над лесной чащобой.

Отряд с трудом продирался сквозь заросли, столь густые, что впору было надеть доспехи и прорубаться через них с оружием в руках. Не раз и не два Конзару приходилось сворачивать и искать обходной путь.

И повсюду был туман.

Вскоре сквозь шелест листвы, треск ломающихся веток и храп коней до отряда издалека донесся странный шум. Дьюранду удалось уловить затихающий вдали звук, который мог быть криком диких гусей или лисьим лаем.

Берхард, вздернув подбородок, произнес:

— Куда же ты скачешь, Властитель утерянных душ? Куда же ты скачешь, о герцог, что проклят навеки? Кого же преследуешь ты, летя сквозь чащобу лесную? Кого же преследуешь ты, подняв своих псов из могилы?

— Это присказка, которую любят повторять дети в Гелеборе, — пояснил одноглазый рыцарь.

— Черт побери, Берхард, — только и ответил Ламорик.

Теперь до отряда из-за тумана явственно доносился вой собак. Пальцы Дьюранда коснулись зеленой вуали, заткнутой за пояс. Может быть, Властительница и правда придет на помощь, как обещала.

Дьюранд повернулся к другим, желая понять, слышал ли вой кто-нибудь, кроме него, и обнаружил, что некоторые рыцари уже успели выхватить из ножен мечи, хотя команды "оружие к бою" никто не давал.

Отряд двигался по дну лощины вперед. То сзади, то спереди из тумана до них доносился жуткий вой, заставляя воинов крутить головами в поисках его источника. Дьюранд чувствовал, как псы под покровом тумана преследуют их, неслышно ступая среди деревьев.

Отряд увеличил скорость, несмотря на то что приказа никто и не отдал. Стена деревьев, окружавших лощину, paccтупилась. Все пропало из виду. Остался лишь туман да шелест травы под копытами коней. Дьюранд чувствовал, что в тумане скачут всадники. Он подумал о воинстве Гесперанда, которое было обречено вечно мчаться вслед за своим герцогом-рогоносцем. Дьюранд слышал позади топот копыт. Их отряд растянулся, и Дьюранд обнаружил, что едет между Конзаром и Ламориком, пустивших своих коней легким галопом.

Неожиданно прямо перед ними из тумана выросла стена леса. Лошади заржали, вставая на дыбы.

Но внезапно представшая перед отрядом чащоба были далеко не главным, что заставило рыцарей крепко сжать рукояти мечей. У самых деревьев, широко раскрыв глаза, стояла группа дрожащих людей. Двое бородачей, сидевших на лошадях, сжимали в руках боевые топоры. Было ясно, что незнакомцы готовы в любой момент пустить их в ход. Среди людей, замерших у деревьев, были женщины.

Несколько коротких мгновений оба отряда в безмолвии взирали друг на друга, широко раскрыв глаза. Наконец и те и другие, казалось, поняли, что перед ними простые смертные. За спиной вооруженных топорами бородачей на лошадях сидели женщины. Одну из них Дьюранд сразу узнал. Это была его Дева Реки.

Другая женщина, постарше, произнесла:

— Кто вы такие? По какому праву вы напали на нас?

Конзар выпрямился в седле и, тронув поводья, выехал вперед, тогда как Ламорик, желая остаться инкогнито, заставил лошадь сделать несколько шагов назад:

— Прошу прощения, ваша светлость, — сказал капитан. — Произошло недоразумение. О нападении не может быть и речи. Мы не желаем причинить вреда ни вам, ни вашим слугам.

Дьюранд не мог отвести глаз от девушки, которую встретил в Редуиндинге. Ее отряду, а значит, и ей самой угрожала опасность.

Взволнованная женщина вроде бы узнала капитана:

— Сэр Конзар? Я… я леди Бертрана, — она замялась, ее глаза забегали. — Со мной мои стражи и фрейлина, равно как группа рыцарей и воинов, возвращающихся с турнира и присоединившихся к нам.

Некоторые из мужчин склонились в поклоне. Дьюранд, не отрывая глаз, смотрел на девушку. Судя по ее виду, ей досталось не меньше, чем им. Девушка подняла взгляд на Дьюранда, потом перевела его на Ламорика, лицо которого скрывал капюшон.

— Миледи, я хочу еще раз принести извинения… — склонил голову капитан.

— Сэр Конзар, — произнесла леди Бертрана. — Я полагаю, вам можно доверять. Мы отстали от других. Мы слышали вой собак и стук копыт. Впрочем, я полагаю, эти звуки исходили от вашего отряда.

— Сударыня, у нас нет собак.

— И правда, — женщина опустила голову. — Быть может, мы встретились по воле Высших Сил. Будет мудро, если в дальнейший путь мы отправимся вместе.

— Конечно, ваша светлость, — Конзар почесал затылок. — Но куда лежит ваш путь?

Прежде чем женщина успела ответить, из леса донесся жуткий вой, заставивший рыцарей вздрогнуть и покрепче сжать в руках оружие.

— Прочь отсюда, — прошептала Бертрана. — Чем быстрее мы выберемся из Гесперанда, тем лучше. Надо найти кратчайшую дорогу.

— В таком случае следуйте за нами. Мы пойдем к реке.

Глава 17 Псы Гесперанда

Дьюранд не мог понять, как ему в голову могла прийти мысль, что вой, преследовавший их, был гоготом гусей или тявканьем лисиц.

Отряд несся на запад, продираясь сквозь опутанные туманом деревья, за которыми скользили невидимые глазу псы. Дьюранд старался держаться поближе к рыжеволосой девушке.

Они неслись куда глаза глядят. Лес содрогался от лая собак, визга и рева охотничьих рогов и тяжелого грохота копыт. Среди деревьев мелькали тени. Времени, чтобы остановиться, не было. Все мужчины в отряде уже обнажили мечи, понимая, что их гонят по чащобе, словно дичь.

Кавалькада снова резко повернула, и люди увидели, как на дорогу, прыгнула серебристая тень. Дьюранд, сжав удила, содрогнулся: на тропе стоял огромный пес, который в холке был выше теленка. Пес, оскалившись, замотал острой башкой. Лоснящиеся бока твари, покрытые густой серебристой шерстью, вздымались и опадали, на них рельефно проступали ребра. Тело пса было перевито канатами жил и пульсирующих вен, отчего казалось, что под кожей существа шевелится клубок червей. Тварь высунула длинный розовый язык и, зарычав, скрылась в зарослях.

— Вперед! — закричал Конзар в повисшей на мгновение тишине. — Не останавливайтесь! Они гонятся за нами!

Лес снова огласился жуткими звуками. Вновь до отряда доносился рев рогов и рычание псов. Дьюранд чувствовал, как земля содрогается под копытами коней. Все без разбору — рыцари, оруженосцы, конюхи — пришпорили лошадей и понеслись вперед, прижавшись к гривам своих скакунов.

Дьюранд вытянул шею, чтобы не потерять из виду несшийся впереди отряд. Дорога, полная выбоин, способных переломать нога любому коню, петляла словно заяц, убегающий от охотников. Тропа разветвилась. И снова разветвилась. Казалось, с каждым поворотом отряд терял несколько всадников. Дьюранд несся вперед. Он должен во что бы то ни стало оставаться рядом с рыжеволосой девушкой. Они летели сквозь туман и деревья, словно блуждающие огоньки, а грохот копыт преследовавшего их воинства становился все ближе и ближе. Кто-то истошно закричал. С каждым поворотом отряд становился все меньше и меньше.

Из-за кустов рванулся огромный пес. В одном прыжке он выхватил из седла человека, скакавшего впереди Дьюранда, и скрылся в непроглядной, словно морские глубины, лесной чащобе. Конь Дьюранда, стукнув копытами, перемахнул через упавшую лошадь.

Через некоторое время Дьюранд заметил, что шум погони становится все тише и тише, удаляясь вправо, покуда и вовсе не умолк. По левую руку Дьюранда в гробовой тишине возвышались деревья. По спине Дьюранда пробежал холодок — он спасен! Но… он остался один.

Ни рыжеволосой девушки, ни капитана, ни лорда Ламорика, которому он поклялся служить верой и правдой.

Услышав рык, Дьюранд пришпорил коня и, сжав зубы, поехал на звук. В лицо ударил порыв свежего холодного воздуха. Дьюранд оказался на прогалине. В тридцати шагах от него на земле лежала лошадь, отчаянно перебирая ногами. Рядом, тускло поблескивая серебристой шерстью, кружили два пса, не сводившие глаз с бородача, сжавшего в руках топор. Не успел Дьюранд пришпорить коня, как один из псов прыгнул и, обрушившись всем телом на бородатого воина, повалил его на землю. Во все стороны брызнула кровь.

Невдалеке стояла Дева Реки. Второй пес подобрался, готовясь к прыжку. Рыжеволосая девушка в ужасе закрыла лицо руками, и в тот же миг Дьюранд подхватил ее с земли, буквально вырвав девушку из разинутой пасти жуткого зверя.

Прежде чем псы успели прийти в себя и сообразить, что добыча от них ускользнула, Дьюранд уже скрылся в тумане. Девушка, переброшенная через седло, пыталась сопротивляться, но Дьюранд даже и не думал останавливаться. Он все еще слышал позади лай собак и топот их лап.

— Мой страж, — закричала девушка. — Дай мне сесть!

Дьюранд не ответил. Конь вынес их на просеку, подобно каналу рассекавшую девственный лес. С того момента, когда до них впервые донеслись звуки приближающегося Воинства Гесперанда, они, должно быть, проехали немало лиг.

У Дьюранда было лишь мгновение, чтобы принять решение, в каком направлении теперь ехать.

— Владычица Небесная, — прошептала девушка.

Их путь преграждали с десяток рыцарей, вооруженных щитами и копьями. Их лица и доспехи были залиты тусклым, призрачным светом. Сначала Дьюранду показалось, что лошади, на которых сидели рыцари, были крепкими и здоровыми, но потом он заметил, что и всадники, и их скакуны полупрозрачны. Сквозь воинов можно было разглядеть дорогу, которую они преграждали.

Впереди небольшого отряда находился высокий мужчина, голова которого была увенчана короной из скованных вместе серебристых фигурок соколов. Лицо воина украшала короткая седая борода, а на месте сердца чернела дыра. Воин был абсолютно не похож на Керлака.

— В чем дело? Почему ты остановился? — девушка с тревогой посмотрела на Дьюранда.

— Воинство Гесперанда, — коротко ответил Дьюранд.

О чем бы ни рассказывали путаные мифы и легенды, было совершенно ясно, что герцог не даст ему проехать.

— Давай-ка я помогу тебе слезть.

— Слезть?

Дьюранд помог девушке спешиться, почувствовав приятное тепло ее тела, после чего и сам слез с коня. Несмотря на что все внимание девушки было приковано к всадникам, преграждавшим им путь, она удивленно повернулась к Дьюранду:

— Что ты собираешься делать?

— Садись на лошадь. Я буду биться с ними.

— Но ты погибнешь.

Он улыбнулся. Дьюранд еще не встречал девушки прекрасней и он был готов рискнуть ради нее жизнью. Он посмотрел прямо в ее огромные черные глаза.

— Не надо, — она вздрогнула и сделала шаг назад, кинув взгляд на всадников. — Ты сошел с ума. Я сяду позади тебя.

— У меня нет дамского седла, — ответил Дьюранд.

— Ничего страшного, — улыбнулась она, сунув ногу в стремя.

Дьюранд улыбнулся и вскочил в седло. Через мгновение руки девушки крепко обхватили его за талию. Он чувствовал, как ее подбородок касается его плеча.

— Я видела тебя в Боуэре. Я видела тебя в Редуиндинге. Ты не бросишь меня. Нечего строить из себя мученика.

Дьюранд, все еще улыбаясь, покачал головой и взял на изготовку щит и меч. Дорогу преграждало шесть выстроившихся в ряд серых рыцарей, которым уже минула не одна сотня лет. На каждом из воинов был шлем конической формы и серая кольчуга, каждый из рыцарей сжимал в руках копье. На длинных щитах красовались изображения животных. Конь, доставшийся от Керлака, был достаточно быстр, но все же Дьюранд не был уверен, что им удастся проскочить мимо воинов. Даже если получится проскользнуть мимо рыцарей, далеко ли их сможет унести конь? Ведь теперь их стало двое — он и девушка.

— Миледи, — произнес воин. — Меня зовут Дьюранд. Я родился в Блекрутс, что в баронстве Коль. Могу ли я узнать ваше имя?

— Дорвен, — ответила она. — Меня зовут Дорвен.

Он улыбнулся.

— Скачи, — прошептала она. — Да смилостивятся над нами Небеса.

Владыка Гесперанда поднял к серому лицу меч, салютуя Дьюранду. Дьюранд ответил ему тем же. Конь, недовольный тяжким грузом, который ему теперь предстояло нести, переступил с ноги на ногу. Герцог пришпорил скакуна и понесся вперед.

Неожиданно ощутив приступ дикого, необъяснимого веселья, Дьюранд обнаружил, что знает, как решить головоломку. Им удастся спастись. У него есть одно неоспоримое преимущество. Дернув плечом, он пустил коня вскачь навстречу рвущемуся вперед призрачному герцогу. Дорвен крепко прижалась к Дьюранду, конь шел быстрым галопом. По лицу Дьюранда расплылась широкая безумная улыбка. Герцог сжимал в руках длинное копье, наконечник которого поблескивал, словно путеводная звезда. Интересно, скольким путникам в этом лесу довелось принять смерть от этого копья?

Всадники с бешенной скоростью сближались, но в последний момент Дьюранд дернул поводья, поворачивая коня к деревьям. Герцог резко рванул коня в бок, но копье лишь бессильно скользнуло по щиту Дьюранда. Воины, преграждавшие путь, пришли в движение, начав разворачивать коней.

Единственное преимущество Дьюранда заключалось в том, что он вовсе не собирался сражаться с древним герцогом. Обогнув рыцарей по насыпи, Дьюранд снова вылетел на тропу. Оставшиеся позади воины герцога все еще никак не могли развернуть лошадей, а сам владыка Гесперанда, не успев остановить коня, вообще несся в противоположном направлении. Дьюранд пришпорил скакуна, и за его спиной сомкнулась пелена тумана.

Несчастный конь пролетел сотню шагов, две сотни шагов и, не в силах долго держать темп со столь тяжелой ношей на спине, пошел медленнее. "Так нас быстро догонят", — подумал Дьюранд.

Они скакали, покуда конь не перешел на шаг, а потом и вовсе не остановился, тяжело дыша. Дьюранд, выхватив из ножен меч, всматривался в туман, понимая, что он вряд ли успеет что-нибудь сделать, если из мглы неожиданно вылетит воинство герцога. Однако стояла тишина, над ними, недвижим, возвышался лес, стука копыт не было слышно. Казалось, света стало меньше, опускались сумерки. Конь тяжело дышал. Дьюранд чувствовал, как к его спине приникла Дорвен.

— Владычица Небесная, — прошептала девушка и разомкнула руки, на краткий миг задержав их на талии Дьюранда. — Мы живы.

Дьюранд, обернувшись, посмотрел на нее. Ему показалось, что девушка старается отвести от него взгляд.

— Давай-ка, я помогу тебе слезть, — Дьюранд подхватил Дорвен, которая удивленно на него посмотрела. Их глаза встретились, и у Дьюранда перехватило дыхание. Он осторожно опустил ее на землю.

— Думаю, некоторое время нам придется идти пешком. Конь должен передохнуть.

Дорвен оглянулась: на расстоянии пятидесяти шагов дорога и деревья, обступавшие их, исчезали в пелене тумана, из которого в любой момент мог вылететь герцог со своим воинством. Несмотря на то что стояла тишина, Дьюранд чувствовал, что где то там, в беловатой мгле, окруженный преданными рыцарями, скачет незнающий покоя Эоркан.

— Пойдем, — наконец сказала Дорвен. — К чему стоять на месте?

— Ты права, — согласился Дьюранд, отводя глаза от тумана.

Дорвен коснулась Дьюранда, вытащив у него из-за пояса длинный кинжал.

— Проклятые боятся железа, — с улыбкой пояснила она.

Дьюранд и Дорвен снова посмотрели на клубящийся туман, надежно скрывавший дорогу впереди и позади них.

— Иногда случается так, что у человека не остается выбора. Остается только терпеть, — сказала девушка.

Они медленно шли по тропе. Если бы кто-нибудь спросил Дьюранда, куда он направляется, Дьюранд бы ответил просто: "Прочь".

Примерно через час Дорвен спросила:

— Ты знаешь, куда ведет эта дорога?

— Ты ведь, наверное, хочешь вернуться к госпоже Бертране, — осенило Дьюранда. — Я и забыл о ней. Она…

— Я не знаю, что с ней стало.

— Ты права. Нам надо попробовать найти остальных. Мне нужно вернуться к сэру Конзару и… — он чуть не произнес вслух имя Ламорика, — и Красному Рыцарю. А ты будешь в безопасности со своей госпожой.

"Надо свернуть с дороги и некоторое время идти на север", — это была единственная мысль, пришедшая Дьюранду в голову. В тот — момент, когда он свернул и бросился на помощь Дорвен, отряд должен был находится по правую руку от него.

— Погляди, какой туман. Мы можем пройти мимо наших друзей и не заметить, — девушка задрала голову. — Кажется, темнеет.

И действительно смеркалось, хотя солнца не было видно.

— Хочешь сказать, надо сделать привал?

— Почему бы и нет? Мы же нашли дорогу.

— Точно, — сказал Дьюранд.

Свернуть с дороги, на ночь глядя? Безумие!

— Лучше остановиться прямо сейчас, пока еще хоть что-то можно разглядеть. Вряд ли ночь будет лунной, — сказал он.

В нескольких шагах от дороги они нашли пятачок сухой земли. Огнива у них не было, поэтому о костре не могло быть и речи.

Становилось все темнее. Дьюранд протянул Дорвен свой плащ, но она лишь покачала головой.

— Что мне за радость, если ты замерзнешь?

— Я не замерзну. Буду ходить кругами и караулить тебя. Так и согреюсь.

Она опустилась на землю, поросшую мягким мхом. Дьюранд, усмехнувшись, подумал о том, что в Акконеле ему приходилось спать на голых досках.

— Будешь сторожить меня всю ночь напролет? — спросила она.

Дьюранд запахнулся в плащ:

— Мне будет спокойнее, если я останусь в карауле. Если ты способна спать в этом проклятом месте, значит, ты гораздо храбрее меня.

— Мы будем по очереди сторожить друг друга, — прошептала она, сворачиваясь клубочком.

— Тогда ты первая ложись спать, договорились? — предложил Дьюранд.

— Никогда бы не поверила, что со мной такое может приключиться, — сказала девушка.

Дьюранд рассмеялся.

— Когда я была маленькой девочкой, я любила гулять в лесу. Ну и бесились же слуги! Ведь им приходилось меня искать. Но однажды я заблудилась. Помню, как перепугалась. Лес был таким страшным, диким. Я вспомнила все сказки и байки, что мне рассказывали няньки. Мне казалось, что за каждым деревом прячутся проклятые рыцари, Странники, и нечистая сила. Дети вечно себе всякого напридумывают.

Ее взгляд затуманился. Дорвен погрузилась в воспоминания:

— Но теперь я выросла, стала взрослой. Эти сказки, словно старые вещи в кладовке, погребенные под грудой хлама. У меня появились другие дела, заботы. Приходилось выслушивать наставления мудрых женщин: о том, как вести себя в постели с мужчиной, как лечить боли в животе, в какой воде мыть младенцев, как провожать в последний путь усопших… — Дорвен помолчала. — А сейчас я будто снова оказалась в детстве.

Стоя над лежащей девушкой, Дьюранд, сжимавший в руках щит и меч, смог только кивнуть.

— Лес, в котором я заблудилась в детстве, был очень похож на этот, — произнесла Дорвен.

Дьюранд с нежностью посмотрел на девушку. Растянутые в грустной улыбке губы, грязное пятнышко на щеке, плавный изгиб бедра…

— Мудрые женщины говорят, что Проклятые ходят кругами, — вздохнула Дорвен. — Все повторяется сызнова: вновь и вновь. Вновь и вновь. И нет сил разорвать этот порочный круг.

Дьюранд кивнул, запахиваясь в промокший плащ. Девушка говорила истинную правду, он сам был тому свидетелем — взять тот же турнир. Дьюранд, вздохнув, попытался собрать воедино все части головоломки. Он вспомнил рассказ Гермунда о страшном заклятии, вырвавшем герцогство Гесперанд из полотна мироздания. Быть может, Сейвин убил своего господина? Властительница Боуэра чуть не призналась в этом. Но что это все значило?

Дьюранд вгляделся в чернеющий лес. Где-то там, среди деревьев, Эоркан несся вперед, преследуя вассала, чье преступление обрушило на герцогство страшное проклятие; там пробирался по чащобе Сейвин, стремясь быстрее попасть к своей прекрасной даме. Безумие. Кругом безумие.

Стоя во тьме, Дьюранд подумал о Властительнице Боуэра, и его пальцы дотронулись до зеленой материи, завязанной узелком на поясе. Вспомнился Дьюранду и Керлак, нашедший последнее пристанище в Боуэрском замке. Стоявшая невдалеке лошадь Керлака — белесое пятно в кромешной мгле, всхрапнула и дернула хвостом.

У его ног, свернувшись калачиком, крепко спала Дорвен. Он скользнул глазами по ее фигурке, бледному лицу, губам и волосам, которые в темноте казались черными. Что привело ее в Гесперанд? Неужели она шла за ним от самого Редуиндинга? Дьюранду очень хотелось в это верить. Но к чему себе лгать? Кортеж леди Бертраны случайно заехал в Гесперанд, когда она ехала из Редуиндинга домой. Чары Гесперанда притягивали многих. Интересно, где находились владения леди Бертраны?

Он устал, ночь была темна и холодна, но Дьюранд продолжал ходить из стороны в сторону, не давая себе заснуть.

Он проснулся оттого, что теплая ладонь сжала его руку.

— Властитель Небесный, — прошептала Дорвен, ее жаркое дыхание коснулось его лица. — Дьюранд.

Дьюранд, обернувшись, увидел огромные полные ужаса глаза девушки. Вокруг них в тумане что-то двигалось.

— Царица Небесная, — выдохнул он. Его лицо исказила судорога.

Куда ни кинь взгляд, повсюду виднелись фигуры взъерошенных людей, которые то поднимались с земли, то снова опускались на четвереньки. С шуршанием по траве волочились ножны, прикрепленные к перевязям на поясах людей. К счастью, у подавляющего большинства ножны пустовали. В глазах людей Дьюранд увидел искорки безумия. Незнакомцы трясли головами и шевелили губами, не издавая при этом ни единого звука. Некоторые разевали рты, обнажая желтые зубы и вываливая наружу черные языки.

Непонятно почему Дьюранду почудилось, что они оказались на кладбище, могилы которого разверзлись, изрыгнув из себя покойников. Безумцы в ужасе пялились друг на друга, их куртки были заляпаны кровью. Некоторые из людей, словно не веря своим глазам, ковырялись пальцами в ранах, покрывавших их тела.

— Владыка Небесный, — прошептал Дьюранд.

— Ты не разбудил меня, — сказала Дорвен.

— Я… — Дьюранд замялся. — Я не мог.

— Они спали. Рядом с нами. А потом я тебя разбудила. Как только ты пробудился, проснулись и они, — на лицах окружавших их людей отражалось отчаяние. Один из безумцев, кожа которого была цвета воска, стоял всего лишь в нескольких футах от Дьюранда. От незнакомца, одетого в куртку, сшитую из грубой материи синего цвета, исходил сладковатый запах. Дьюранд понял, что они окружены. Придется прорываться с боем.

— Их полно на лужайке, — дрожащим голосом произнесла Дорвен.

— Лужайке? — переспросил Дьюранд. Когда они остановились на ночлег, вокруг был один лишь лес.

— Погляди, деревня.

Туман расступился, и перед изумленным взглядом Дьюранда предстали ряды домов, уходившие вдаль. Дьюранд заметил навозные кучи, стены гигантского амбара и сложенное из огромных бревен поместье. Более того, он заметил и крестьян в шерстяных одеждах. Крестьяне косились на них, держась руками за ограду, которой была обнесена деревня, беззвучно перешептываясь друг с другом.

— Целая деревня. Неужели мы не спим? — Дорвен сжала его руку.

Человек в синей куртке наконец поднялся на ноги и, расталкивая остальных, побрел к деревне. Неожиданно он остановился и, зажмурив глаза, поднял к голове стиснутые кулаки. В одном из кулаков он сжимал клочок зеленой ткани. За первым человеком последовали и другие, один за одним поднимаясь с земли, они разевали рты в беззвучном крике. Крестьяне, столпившиеся у ограды, бросились наутек.

Дьюранд вспомнил о зеленой вуали, повязанной у него на поясе.

— Что происходит? — прохрипел он.

Ему пришлось подобраться, чтобы на него не наступили проходившие мимо него мертвецы. Глаза восставших из могил людей вращались, они разевали рты и, самое страшное, — все это происходило в полнейшем молчании, нарушаемом лишь дыханием Дьюранда и Дорвен. Надо было по добру по здорову уносить ноги. И чем быстрее, тем лучше. Но для начала им предстояло найти коня.

Дорвен помогла воину подняться на ноги.

Дьюранд увидел коня, стоявшего от них в двух дюжинах шагов, но все это пространство было занято толпой покачивающихся серокожих существ, которые некогда были людьми. Дьюранд охотнее дотронулся бы до утопленника, чем до одного из них.

Толпа крестьян вновь кинулась к ограде. Теперь среди них с грозным видом шагал высокий бородатый мужчина, одетый в богато украшенные одежды священника-арбитра. Священник развел руки в стороны и, брызгая слюной, о чем-то заговорил, но с его уст не сорвалось и звука. Один из безумцев коснулся серыми пальцами запястья Дьюранда — руку кольнуло, в ушах раздался звон.

Священник, засучив рукава, воздел к небесам посох. Его плащ был усыпан таким количеством золотых украшений, что на них можно было купить половину деревни. Священник резко тряхнул руками. Плащ на плечах Дьюранда всколыхнулся, словно от порыва ветра, равно как и одежды, покрывавшие тела безумцев, приблизившихся к деревенской ограде.

— Дьюранд, — с тревогой произнесла побледневшая Дорвен.

Священник опустил посох и выждав несколько мгновений снова поднял его вверх. Какая-то невидимая сила ударила Дьюранда в грудь, швырнув его на землю. Ему показалось, что он падает в глубокий колодец, погружается в воду, которая заливает уши, лишая способности слышать.

Неожиданно он понял, что слух вернулся к нему.

— Сейвин, Сейвин, Сейвин, — повторяли голоса раскачивающихся из стороны в сторону безумцев.

— Я не Сейвин, — выдохнул Дьюранд.

— Я не Сейвин! Я не он! Ошибка. Я не Сейвин, — отозвались они.

Вдруг до Дьюранда дошло, что все это время безумцы повторяли одно и то же. Губы каждого из них шевелились, чтобы, брызгая слюной, которая уже заливала подбородки, вновь и вновь повторять знакомое имя. Эти люди некогда возвращались с турнира, но так и не покинули пределов Гесперанда. Их настиг Эоркан.

Когда Дьюранду показалось, что он вот-вот потеряет сознание, издалека донесся стук копыт. Герцог снова был у них на хвосте. Безумцы, окружавшие его, были похожи на иступлено молящихся монахов.

— Предатель! — доносилось до Дьюранда.

— Прелюбодей!

— Клятвопреступник!

— Я не он, — на все лады твердили несчастные.

Дорвен пыталась что-то сказать ему. Обернувшись, Дьюранд увидел на ее лице гримасу ужаса. Ее губы беззвучно шевелились, и вдруг он услышал ее голос. Девушка изо всех сил трясла его:

— Дьюранд!

Весь мир, казалось, содрогнулся, и Дьюранд пришел в себя. Священник, обратив взгляд к небу, продолжал что-то говорить. Сейчас Дьюранд знал наверняка, что Эоркан приближается. Он потянулся к Дорвен, но обнаружил, что руки еле его слушаются, по всему телу разливался жуткий холод, словно он не один час пролежал на льду.

Священник, судя по всему, проводил ритуал, чтобы защитить деревню от нечистой силы. От каждого его слова плащ и одежда Дьюранда колыхались и трепетали, словно от порывов ветра.

— За мной! — крикнул Дьюранд и, схватив девушку за руку, потащил ее за собой, врезавшись в толпу. Им надо добраться до коня. Кто-то из безумцев шарахался от них, кто-то вовсе исчезал, превращаясь в клубы коричневого дыма. Священник начал оборачиваться. Дорога позади них изгибалась, поэтому, если из-за поворота сейчас вылетит герцог, у них не останется времени, чтобы подготовить ему достойную встречу.

Времени седлать коня не было. Дьюранд вспрыгнул на голую спину скакуна, одним движением усадив за собой девушку. Глаза священника сверкали, губы быстро шевелились. Тело в дорогих одеждах билось в судорогах, и Дьюранд понял, что с уст священника вот-вот сорвется новое заклинание. Какое — Дьюранд не знал и не желал знать.

Дорвен крепко обхватила торс воина руками, и Дьюранд, ударив пятками в бока коня, пустил его в галоп столь дикий, что ему едва удалось удержаться на спине до смерти напуганного животного. Он чувствовал, как оставшийся позади священник закончил заклинание, ледяные когти которого протянулись следом за Дьюрандом, готовые вырвать душу из его тела.

Конь, прыгнув, перемахнул деревенскую ограду, и Дьюранд с Дорвен снова оказались на дороге. Сзади грохотали копыта коней их преследователей. Дорвен истошно закричала. Хороший наездник на многое способен, оказавшись на лошади без седла, у Дьюранда же все силы уходили на то, чтобы не сорваться со спины мчащегося сквозь туман коня. Ни седла, ни сбруи. Слева и справа от них мелькали деревья-великаны.

Проскакав добрую лигу, конь стал сбавлять скорость и спотыкаться. Немедленно позади стал слышен грохот копыт. Герцог и его воинство неумолимо приближались. Они их наверняка догонят, но настоящий мужчина не может предстать перед Райскими Вратами с торчащим из спины копьем.

Дьюранд спешился и, выхватив меч, повернулся, чтобы достойно встретить преследователей. Он погибнет в бою, как и подобает мужчине.

Девушка что-то ему кричала, но что именно, Дьюранд отчего-то не мог понять. Ей надо было бежать, и Дьюранд попытался ей это втолковать. Она им не нужна, гонятся ведь за ним, но словно какой-то невидимый ураган заглушал все слова, срывающиеся с его губ.

И вот из тумана в двухстах шагах от них показалось воинство Гесперанда. В пелене листьев он видел нацеленные на него острия копий, крепких воинов в седлах боевых коней и скачущего впереди герцога Эоркана Гесперандского, голову которого венчала серебряная корона. Для всех них Дьюранд был Сейвином. Разговоров не будет — Сейвин предал их и не заслуживает снисхождения. На копье герцога вместо флажка развевались клочки зеленой материи.

Девушка снова потянула Дьюранда за рукав и в отчаянии что-то закричала, но ее голос донесся до него, словно издалека. Если ей не избежать смерти — что ж, судьба есть судьба, но он будет сражаться за Дорвен до последнего вздоха. Если она решила остаться, ей надо спрятаться за его спиной. В худшем случае у него будет возможность нанести хотя бы один удар. В лучшем случае он заставит дорого заплатить за их жизни.

Дорвен вцепилась в его руку. Странно. Дьюранду показалось, что на него пахнуло холодом. Что такого особенного она хотела сказать ему?

Он оглянулся на девушку. Позади нее вдоль дороги тянулись деревья, усыпанные красными и желтыми листьями. Что-то не так. Дьюранд снова повернул голову в сторону преследователей. Листва на деревьях была зеленой.

В отчаянии девушка посмотрела ему в глаза.

Еще мгновение, и его пронзят копья, поднимут в воздух, словно крестьянские вилы сноп пшеничных колосьев.

Губы Дорвен шевелились. Она пыталась что-то сказать ему.

"Дьюранд!"

Он моргнул.

— Дьюранд! — на этот раз он услышал ее крик.

В ноздри ударил знакомый запах прелой травы. Аромат осени.

Армада закованных в броню всадников обрушилась на Дьюранда и Дорвен и рассыпалась прахом, превратившись в сухие листья, которые, подхваченные порывом ветра, осыпали их с ног до головы. Дьюранд уставился в огромные черные глаза девушки, в которых теперь стояли слезы.

Стоя на извилистой тропинке, на самой границе Гесперанда и Монервея, в котором царствовала осень, Дьюранд и Дорвен слились в долгом поцелуе.

Милостью Властительницы Небесной они находились за пределами проклятого герцогства.

Глава 18 Монервей

— Посмотри! Мост, — удивленно и вместе с тем смущенно произнесла Дорвен, оторвавшись от губ Дьюранда.

Дьюранд покачал головой. Его оставила энергия, которая переполняла его, пока они спасались от погони, и он покачнулся от усталости.

— Не удивительно, что лес мне показался таким знакомым, — прошептала она.

— Ты о чем? — нахмурился Дьюранд.

— Погляди! — сказала она и показала рукой.

Дьюранд повернулся и сквозь просвет среди деревьев в пол-лиги от них увидел белую каменную кладку моста. Все казалось таким светлым. Таким… живым.

— Это Лесной мост, — сказала Дорвен, обнимая Дьюранда за талию. — Он совсем невдалеке от… — она замялась, по лицу пробежала тень. — Теперь он никуда не ведет. Сюда иногда приезжают просто так, только для того, чтобы на него посмотреть. Думаю, до Хайэйшес недалеко.

Должно быть, они уже во владениях герцога Монервейского. Во влажном осеннем воздухе явственно чувствовался запах воды.

— Река Гласс тоже неподалеку? — спросил Дьюранд.

— Да. Твои друзья, должно быть, поехали этой дорогой. Согласись, реку удобнее всего переходить по мосту.

— Ясно, — кивнул Дьюранд. То, что говорила девушка, вполне могло оказаться правдой. Он нежно коснулся ее руки.

Под ярко сияющим Оком Небес их плащи, пропитанные росой и влагой туманов Гесперанда, быстро высохли. Дьюранд и Дорвен пошли по дороге, ведя за собой коня. Весело светило солнце, заливая ярким светом пожухлую траву, растущую у подножий деревьев. Дорога шла под уклон, мост исчез из виду. Над зарослями папоротника, испуганно хлопая крыльями, взмыла пара фазанов. Устроившаяся на ветке рябины белка сосредоточенно уставилась на бредущих по тракту Дьюранда и Дорвен. Земля под ногами была твердой и холодной.

Дьюранд задумался о других — о тех, кто остался в Гесперанде. Он видел, как огромный пес выхватил человека из седла. Еще один воин на всем скаку налетел на дерево. Если Ламорик сгинул в Гесперанде, значит, Дьюранд снова остался один. А зима надвигалась. Впрочем, теперь приходилось думать не только о себе, но и о Дорвен.

— Мост — единственное место на долгие лиги, где можно пересечь реку, — сказала девушка. — И если… если случилось самое худшее… если из леса никто кроме нас не выбрался… Нам все равно помогут…

Скрытая зарослями папоротника, где-то бурлила река. В воздухе чувствовалась влага. Наконец показался мост, по краям которого были возведены увитые плющом каменные башенки. Дьюранду показалось, что он снова очутился в Гесперанде.

— Ничего удивительного, — пробормотал Дьюранд.

Вдруг он услышал, как кто-то выругался. Круглые каменные башенки закрывали весь обзор. Знаком приказав Дорвен оставаться на месте, Дьюранд подкрался к стене одной из башенок и, прижавшись к ней всем телом, кинул быстрый взгляд на ворота.

На самой середине моста стояли Оуэн, Берхард и Бейден, пытаясь усмирить боевого коня серой масти, который, прядая ушами, балансировал на досках, перекинутых через пролом в настиле. Гермунд, вжавшись в ограду, не терял присутствия духа и твердил, что им всем надо поторапливаться. Дьюранд вышел на свет.

Сначала его никто не заметил. Наконец Гермунд поднял взгляд и, увидев Дьюранда, разинул рот.

— Дьюранд, — выдохнул он. Скальд казался скорее удивленным, нежели обрадованным.

Дьюранд осклабился.

Четверо мужчин смотрели на него разинув рты, словно бараны. В конце концов Дьюранда узнали. Все бросились к нему, грохоча сапогами по дряхлому мосту. Друзья обступили его, обнимали, хлопали по спине.

— Мы уж думали, ты покойник, — сказал Берхард.

— В те редкие моменты, когда вообще думали о тебе, — подмигнул Оуэн.

— Я был занят. Спасал прекрасных дам, — улыбнулся Дьюранд и, помахав рукой, дал знак Дорвен, что бояться нечего и можно выходить. Девушка, набросив на голову капюшон, направилась к мосту.

— Черт! — проревел Бейден за их спинами.

Доски под копытами боевого коня треснули, обломки и щепа брызнули в стороны. Конь вместе с Бейденом, державшим его под уздцы, провалился под мост.

— Бейден! — закричал Берхард.

Люди бросились на помощь. Опустившись на четвереньки, они глянули в пролом моста. Конь с шумом грохнулся в воду, подняв по обеим сторонам моста фонтаны брызг.

— Бейден, — прошептал Берхард. Что за нелепая смерть.

С всплеском над проломом показалась мокрая рука, ухватившая одноглазого рыцаря за воротник.

— Я здесь, тупой, слепой, вонючий сукин сын.

Общими усилиями Бейдена удалось извлечь из пролома.

Бейден, от мокрой одежды которого шел пар, хотел немедленно спуститься назад в пролом за конем. Удержать его удалось с трудом. Рыцарь кипел от ярости:

— Вы что совсем сдурели?! Оставили меня одного с этим сумасшедшим чудовищем! Вы что, думали, он будет стоять и ждать, пока вы там целуетесь?

Берхард попытался положить на плечо Бейдену руку, но рыцарь лишь злобно отмахнулся.

— Сам с собой обнимайся. С меня хватит.

Бейден пошел прочь. Его проводили долгими взглядами. С громкими хлопками Оуэн отряхнул руки.

— А коня мы разве доставать не будем? — спросил Дьюранд.

Здоровяк улыбнулся, приподняв бровь:

— Это конь Бейдена. Он мне весь день продыху не давал.

Встреча с этой четверкой заставила Дьюранда на время забыть о других членах отряда. Он схватил здоровяка за руку:

— А где остальные?

— Все выбрались из леса и ждут отставших. С нами Конзар, Ламорик… ну мы еще. Эйгрин. Кто-то погиб в лесу, тому есть свидетели. Не достает лишь нескольких, мы их ждем почти целый день. Ты один из последних.

— А как леди Бертрана? — спросил Дьюранд, кинув взгляд на Дорвен, лицо которой теперь скрывал капюшон.

— Она будет чертовски рада увидеть твою подругу живой и невредимой. Чуть нас с ума не свела своими вопросами! "Вы ее видели?", "Вы ее ищете?" "Кто-нибудь видел девушку? Рыженькую такую". Ладно, довольно. Пойдемте, — кивнул Оуэн. — Мы ждем новостей из Хайэйшес. Если Морину и впрямь удалось затащить на турнир главного герольда Эрреста, его светлости в самом скором времени предстоит сразиться в битве.

Дьюранд последовал за рыцарями, которые направились по мосту к противоположному берегу реки. Он попытался взять Дорвен за руку, обнять ее, но девушка, покачав головой, отстранилась.

— Что случилось? Я тебя чем-то обидел?

Она лишь снова покачала головой в ответ.

— Дьюранд!

Он опустил взгляд и обнаружил, что в настиле моста чернеют огромные провалы, через которые были переброшены доски. Берхард, хохотнув, показал на берег. Вдоль реки по берегу с толпой конюхов несся Бейден, преследуя провалившегося под мост боевого коня, которого уносило течение. Солнце весело играло на волнах.

Дорвен даже не хотела идти рядом с ним.

— Я боялся за тебя, — Гермунд тронул Дьюранда за руку, — я чувствовал, что в лесу что-то происходит, — лицо скальда исказила гримаса ужаса. — И все же ты жив, — Гермунд покачал головой.

Дьюранд открыл было рот, но так ничего и не сказал.

Мимо него, низко опустив голову, проскользнула Дорвен, словно стыдясь чего-то. То ли себя, то ли Дьюранда.

Выбравшиеся из леса, будто беженцы, столпились на противоположной стороне моста. Измазанные в грязи люди сгрудились вокруг последних бочек с припасами.

— Почти всем удалось спастись, — произнес полушепотом Гермунд. — Но я чувствовал — в лесу творится неладное. Но что нам оставалось делать? Только ждать. Ждать тех, кто выжил. Ждать новостей, — скальд попытался выжать из себя улыбку. — Ламорик уже целую лужайку вытоптал, все ждет вестей — приехал ли главный герольд или нет.

Они прошли по доскам, перекинутым через последний пролом.

Когда Дьюранд сошел с моста, друзья и незнакомцы подняли на него полные сожаления глаза. Один из мужчин вытер рукавом нос. Половина из тех, кто столпился на берегу, потеряли в лесу близких, и Дьюранд был явно не тот человек, которого некоторые из собравшихся надеялись увидеть.

К Дьюранду шагнул Красный Рыцарь, лицо которого по-прежнему скрывало опущенное забрало. За спиной рыцаря стоял Конзар.

— Милорд, — промолвил Дьюранд, преклоняя колено.

Ламорик не произнес ни слова и не двинулся с места. Казалось, перед Дьюрандом — статуя, вырезанная из дерева. До него доносилось лишь тяжелое дыхание Ламорика.

Молодой лорд склонил голову:

— Дьюранд.

— Я рад, что… — начал Дьюранд.

— Хорошо, хорошо, — Ламорик обвел взглядом отряд и невнятно пробормотал. — Спроси о своих вещах у Гутреда, — после чего развернулся и пошел прочь. Вроде, он был в хорошем настроении.

Гермунд озадаченно почесал подбородок:

— Помяни мое слово, ветер какой-то странный, — скальд снова расплылся в улыбке. — Ладно, давай займемся твоим барахлишком. Как поживают кони, что достались тебе от Керлака?

Гермунд продолжал что-то говорить. Дьюранд в этот момент с тоской заметил, что Дорвен двинулась прочь, так и не сказав ему ни слова. Он в нерешительности шагнул вслед за ней, желая нагнать ее.

— Прости, если я тебя обидел!

Она не остановилась, и Дьюранду ничего не оставалось, кроме как смотреть на ее удаляющуюся фигурку, укрытую плащом.

Леди Бертрана, стоявшая среди толпы спасшихся из леса людей, заметила свою фрейлину и расплакалась от радости.

Гермунд в смущении ухватил Дьюранда за рукав:

— Оставь ее. Сейчас так будет лучше, — он помолчал. — Итак, чем мы теперь займемся?

Из леса выехал отряд всадников, состоявший из егерей и рыцарей. Во главе отряда скакал мрачный капитан, являвшийся обладателем столь широких плеч, что начинало казаться, что он сунул под рубаху длинную жердь.

— Это еще кто? — пробормотал скальд.

Взгляды людей впились в здоровяка, восседавшего на коне. На мгновение Дьюранд забыл и о Дорвен, и о скальде. Не произнеся ни слова, гигант спешился и, подойдя к лорду Морину, преклонил колено:

— Здравствуйте, милорд.

— Встаньте, сэр Вэир.

Вэир поднялся, всматриваясь в царапины и синяки, покрывавшие лицо лорда Морина.

— Вам не следовало оставлять меня здесь, — мрачно произнес исполин.

Повисла гробовая тишина, люди боялись упустить даже слово.

— Как твое плечо? — спросил Морин.

— Я его вылечил еще до наступления времени Кровавой Луны.

— Хорошо. Очень хорошо.

На лице Вэира не отразилось даже тени улыбки.

— Я приехал вместе с Красным Рыцарем, — добавил Морин.

Ламорик склонился в поклоне. Здоровяк лишь повел темными глазами. Известие не произвело на него никакого впечатления.

— Мы получили ваше послание, милорд, — доложил Вэир.

— Мы сразились с Красным Рыцарем на турнире в Редуиндинге, — сказал Морин.

— Я понял, ваша светлость.

— Я хочу вновь сразиться с ним в Хайэйшес.

— Если этот рыцарь желает биться, ваша светлость, вне всякого сомнения, мы сделаем ему такое одолжение, — кивнул Вэир.

Люди, столпившиеся вокруг них, внимательно прислушивались к разговору. Оуэн облизал губы, отчего на один короткий миг стал похож на ящерицу. Быть может, они впустую, рискуя жизнями, мчались через Гесперанд. Кто знает, не придется ли им сейчас повернуть коней и отправиться домой.

— Главный герольд Эрреста уже прибыл и ждет начала турнира, — изрек Вэир.

Люди из отряда Ламорика с облегчением расплылись в улыбках, а здоровяк, не сказав больше ни слова, продел ногу в стремя и вскочил в седло.

Гермунд лишь покачал головой.

Дьюранд надеялся, что по дороге до Хайэйшес ему еще представится возможность остаться с Дорвен наедине, но — увы. Тракт, по которому они ехали, был узким, а отряд — большим.

Дьюранд теребил повязанную на поясе зеленую вуаль и ждал.

Скальд продолжал что-то бубнить себе под нос.

Наконец лес расступился, и отряд выехал на равнину, покрытую лугами и распаханными полями. Серебристой лентой через нее вилась река Гласс. Над рекой нависал Хайэйшес — крепость, воздвигнутая на холме в излучине реки и обнесенная деревянным частоколом. Дьюранд вспомнил, как лорд Морин называл Хайэйшес "охотничьим домиком". Благодаря реке и холму, на котором стояла крепость, в ней можно было выдержать долгую осаду, даже несмотря на то, что сложена она была не из камня — огромные бревна послужили строительным материалом для безвестных талантливых мастеров. Чтобы заставить герцога Северина оставить крепость, потребовалось бы либо войско, числом никак не меньше тысячи человек, либо… либо приезд сына.

В сопровождении свиты вассалов знатного происхождения из крепости выехал герцог, одетый в черный шерстяной кафтан. Северин, которому уже минуло семьдесят зим, ростом был ниже сына, хотя очень напоминал его осанкой. И отец, и сын были тонкокостными, однако Морин смахивал скорее на поджарую борзую, готовую в любой момент бросится в погоню за дичью, тогда как Северин походил на связку сухого ломкого хвороста.

Отец улыбнулся.

— Я очень рад видеть тебя, сын мой.

Морин встал на колени, протянув вперед руки, и Северин, в древнем приветствии, сжал их ладонями.

— Я лишь сожалею о том, что был вынужден отложить свой приезд.

Старик дотронулся до плеча своего сына:

— До меня дошли вести об испытаниях, выпавших на твою долю, — улыбка сползла с лица старика. — Со времен падения Гесперанда никто в нашем роду так и не осмелился пересечь проклятое герцогство. Ты стал первым. К чему было так рисковать?

— Но я все же выжил.

— Верно, — герцог улыбнулся. — Ты выжил и приехал сюда, чему я несказанно рад. Встань же и представь мне благородных рыцарей, которые путешествуют вместе с тобой. Я не узнаю их гербов.

Дрожащей рукой старик показал на Ламорика.

— Отец, — ответил Морин, — ты видишь ратников из отряда стоящего перед тобой воина в красных доспехах. Этот воин сражается на турнирах, скрывая свое лицо и герб. Его называют Красным Рыцарем.

— Красный Рыцарь! Я рад тебя приветствовать на нашем собрании, — герцог растянул губы в улыбке. — Согласно обычаю каждый год мы проводим небольшой турнир для своих вассалов и друзей, однако, я полагаю, наши рыцари будут только рады возможности скрестить оружие с воинами, прибывшими из далеких земель. Особенно если за сражением будет наблюдать главный герольд Эрреста. Без всякого сомнения, вам потребуется сытная еда и теплые постели.

— Красный Рыцарь, вы можете расположиться в Хайэйшес и присоединиться к пиру в… — подхватил было Морин.

— Прошу прощения, — покачал головой Ламорик, пытаясь обуздать перебирающую ногами лошадь. — Прошу прощения, но это невозможно.

Герцог Северин был явно смущен. Морин вздернул подбородок.

— Мы были бы счастливы, — продолжил молодой лорд, — если бы вы позволили нам разбить лагерь на лугу.

— На лугу… — выдавил из себя Морин.

Судя по лицу Вэира, гигант был готов сорваться с места и вышибить из Ламорика дух.

— Можете ставить шатры, где пожелаете, — проговорил, наконец, герцог. — Если, конечно, такова ваша воля.

— Да, ваша светлость.

— В таком случае, быть по сему.

Дьюранд в изумлении раскрыл рот. Ему захотелось закатить Ламорику затрещину. Как же он теперь встретится с Дорвен, если все гости будут в трапезной, а они — в лагере у подножия замка?

— Ставьте шатры, — приказал Конзар, и та же самая компания, что упустила на мосту боевого коня, побрела искать подходящее место для лагеря. Гутред проводил их скептическим взглядом.

Дьюранд брел вслед за рыцарями, чувствуя, что попал в ловушку. Они прошли мимо крестьян, ворочавших тяжелые валуны, группы людей, упражнявшихся в метании копий на специальной площадке, и наконец вышли на пастбище.

— Ну что ж, — вздохнул Берхард. — Это место ничем не лучше и не хуже других. Камней мало, слой дерна толстый, — он попрыгал на месте. — Не думаю, что в замке нам спалось бы слаще.

Дьюранду было все равно, да и у остальных явно не было желания спорить. Мимо протопал Гутред, оглядываясь по сторонам и рассыпая распоряжения. Среди всей этой кутерьмы мало кто обратил внимание на кучку крестьян, размахивавших кирками и лопатами. Неожиданно от нее отделился человек в черной шляпе и направился к рыцарям.

— Ваши светлости, я на вашем месте не стал бы разбивать лагерь здесь.

— Вот как? — спросил Берхард, выставив вперед бороду.

— Не стал бы, уж будьте уверены, — подтвердил человек.

Берхард кивнул: вполне логично. Вдалеке кто-то кричал — видимо, крестьяне, ворочавшие камни.

— И отчего же на нашем месте ты не стал бы разбивать здесь лагерь?

— Ну… Здесь-то? Земля здесь вся уйдет.

— Уйдет? — недоуменно переспросил Берхард.

— Ага.

Оуэн опустил руку на плечо Бейдену, который начал медленно закипать.

— Уйдет под воду. Утром… это… бой будет, — пояснил крестьянин.

— Послушай, приятель, — покачал головой Берхард. — О чем ты толкуешь?

— Мы реку двигаем. Чтобы остров получился.

Оуэн крепко держал Бейдена, который готов был набросится на косноязычного крестьянина и пересчитать ему зубы.

— Погодите, — Берхард взмахнул рукой. — Я, кажется, начинаю понимать.

— Река, — с тоской поглядев на непонятливых рыцарей, начал крестьянин.

— Гласс? — подсказал Берхард.

— Надо, чтобы она текла вот так, — крестьянин повернулся к холму, на котором стоял замок и сделал жест рукой, изображая канал, который должен был огибать возвышенность с севера. — А реку запрудили и пустили ее по слепому рукаву.

— По слепому рукаву? Ясно, — Берхард кивнул. — И где бы ты на нашем месте встал лагерем?

— Я не смею давать такие советы, ваша светлость.

— Конечно, — согласился Берхард. — Ну и дурак же я! Ладно, мы сами найдем нужное место. Ты только главное скажи, не зальет ли нас?

— Как пожелаете.

— Как пожелаю, — склонил голову Берхард и повернулся к остальным. — Как насчет того, чтобы встать лагерем во-о-н там? — Он показал на склон холма.

Рыцари отправились в указанную Берхардом сторону. Их уже ждал Гермунд, как обычно что-то бормоча себе под нос.

Дьюранд трудился как вол, таская бочки с припасами и ставя палатки. Все это время он думал о частоколе, которым был обнесен замок.

Внимание Дьюранда привлекли вопли крестьян, корпевших над запрудой. Река решила довершить их труд, длившийся долгие часы, и хлынула на пастбище, где рыцари собирались разбить лагерь.

Наконец, когда все колышки и столбы были вбиты в землю, шатры поставлены, а лошади надежно привязаны, Дьюранд присоединился к остальным членам отряда, сгрудившимся у костра. Звезды, как в зеркале, отражались в воде, ровным слоем покрывавшей поверхность пастбища.

Повара Хайэйшес жарили во дворе замка мясо, и чарующие ароматы, сочащиеся сквозь бревна частокола, сводили голодных воинов с ума.

Бейден потряс головой, будто желая избавиться от волшебного запаха, лезущего в ноздри.

— Ну и где будет турнир? — спросил он. — Кто-нибудь знает?

— Судя по всему, в реке, — ответил Берхард.

Гермунд кивнул. Казалось, он бился над какой-то загадкой:

— Остров. Как интересно.

— Что тебе интересно, скальд? — раздраженно спросил Бейден.

— Острова под водами рек. Однажды жил король. Один из аттийцев. Теперь его кости сокрыты водой.

— Не пойму, что ты лопочешь. Да и плевать, — поморщился Бейден. — Главное, чтобы ночь была ветреной и без дождя. Земля, как-никак, должна просохнуть. Если они вообще хотят, чтобы мы сражались в конном строю.

— Может, придется биться пешими, — вздохнул Берхард.

— Главное, чтоб камней было поменьше, — скорчил рожу Оуэн. — Поцапались мы однажды с одним человеком. Крепко поцапались. Он заставил нас биться прямо во дворе замка.

Послышался недоверчивый шепот.

— Думаете, я лгу? Да знаете, кто вы? — взвился Оуэн. — Сукины дети! Вот! Мы выстроились в ряд прямо во дворе. Мы в седлах, под копытами коней — булыжники, — здоровяк сунул палец в рот. — Школько я шам швоих жубов оштавил…

К сидящим у костра рыцарям присоединились Конзар и Ламорик, лицо которого все так же скрывал шлем.

— Джентльмены, — произнес Ламорик.

— Вы так и не сняли этот шлем, ваша светлость? — спросил Оуэн.

Ламорик слегка сдвинул шлем, так, чтобы все увидели его рот, искривленный в гримасе недовольства.

— Черт бы побрал Морина с его приглашением на пир. Что мне оставалось делать? Там почти вся семья в сборе. Добрая половина вассалов Северина присутствовала на моей свадьбе. Они же не глухие. И не надо считать их идиотами. Мой голос сразу бы узнали.

Дьюранд согласно закивал вместе со всеми.

— Барон хотел, чтобы я весь вечер просидел молчком за столом, как дурак, с этим ведром на голове, захлебываясь слюнями, покуда весь двор его отца пялился бы на меня, объедаясь жареными цаплями и фазанами. Этот негодяй, да отвернется от него Небесное Око, великолепно понимал, что я откажусь от его приглашения и приглашения герцога.

Сидевшим вокруг костра не оставалось ничего, кроме как кивать и прятать взоры. Возле ворот замка начались состязания борцов. Послышался глухой удар падения и радостные крики зевак.

— Ну что ж, — сказал Ламорик. — Так или иначе, вскоре все будет позади, — он снова плотно надвинул на голову шлем и направился в сторону шатров.

— Доброй вам ночи, джентльмены, — сказал, поднимаясь на ноги, Конзар, отправляясь вслед за молодым лордом.

— Ну-у-у… — протянул Берхард. — Можете обозвать меня простачком, только я все равно ничего не понимаю.

— Милорд должен скрывать свое лицо, — вздохнул Оуэн. — Здесь полно незнакомцев, есть и те, кто его знают. Может, после того как совсем стемнеет…

— Владыка Небесный, — перебил Берхард, — я говорю не про Хайэйшес, а вообще про всю эту затею с Красным Рыцарем. К чему милорду скрывать свое имя?

Оуэн, пропустив вопрос одноглазого рыцаря мимо ушей, принялся сосредоточенно ковыряться в зубах.

— И что произошло между Морином и Ламориком? — не отступал Берхард.

— Неужели? Не может быть! — неожиданно отозвался Гермунд, погруженный в собственные мысли.

— Давай, ты все расскажешь, а потом мы вместе решим, — предложил Берхард скальду.

— Ну ладно, — вздохнул скальд, — Гирет и Монервей. Два герцогства, верные короне. У Северина — дочь, у Абраваналя — сын. Вот вам и готов союз. Ламорик человек веселый, его чаще видят в трактирах, чем в храмах или при дворах герцогов.

— Он славный малый, — осклабился Бейден.

Гермунд взмахнул рукой, словно муху отгонял.

— Обоим герцогам был нужен союз. Стояла весна, распускались цветы. И вот герцог Абраваналь… — скальд замолчал, подняв взгляд к небесам.

Собравшиеся вокруг костра, затаив дыхание, внимали скальду. Гермунд принялся ковыряться в ухе.

— Скальд! — рявкнул Берхард, и Гермунд вернулся к прерванному рассказу.

— Ну так вот. Абраваналь бросает клич, вызывает к себе сына, и они всей компанией отправляются в Монервей на венчание, которое должно было состояться в Святилище Эвенсенда. И пока слуги наводили лоск, начищая серебряную посуду и усыпая цветами Святилище, пришли дурные вести.

— Бороджин? — рискнул предположить Берхард.

— Безумец Бороджин поднял мятеж в Гейтане.

— О чем я и говорю, — сварливо заметил Берхард, но Гермунд, не обратив на него внимания, продолжил. — Князь Гейтаны и его сыновья присоединились к восстанию. Король Рагнал объявил о созыве войска. Каждый из герцогов Древнего Эрреста должен был привести свою дружину.

— Ну… — подбодрил скальда Берхард.

— Герцог Абраваналь был болен и не смог отправиться на войну. К тому же он решил, что старший сын должен остаться подле него, поэтому дружину Гирета он вверил Ламорику. Большая честь.

— Так, а что со свадьбой? — спросил одноглазый рыцарь.

— Гонцы с вестью о войне поскакали через Монервей и Ирлак, барабаня в ворота замка каждого барона Гирета. А как же свадьба? Со свадьбой все прекрасно. Устроили небольшую пирушку. Жених, невеста и их семьи. На носу венчание и война, поэтому у всех на душе скребут кошки. После пирушки все разбрелись по кроватям.

— Душераздирающая история, скальд, — зевнул Берхард.

— Ага. Одним словом, все пошли спать. Все, кроме Ламорика. Думаю пара дружков уломали его отправиться повеселиться в город. Чем они занимались в городе, покрыто мраком тайны.

Некоторые из воинов усмехнулись. В любом большом городе найдется достаточно трактиров и борделей, и света, который горит в них, вполне хватит, чтобы развеять мрак подобных тайн.

— Единственное, что мне известно, — продолжил скальд, — на следующее утро в Святилище приключилась беда. Милорд не явился на заутреннюю, и тогда старшего брата отправили его искать.

— Надеюсь, Ламорику повезло с тещей и тестем больше, чем мне, — покачал головой Берхард.

— Думаю, Гутред смог бы больше рассказать, — произнес скальд. — Одним словом, закончилось все печально. Представьте картину: в храме сидит невеста с родней и доброй половиной жителей Эвенсенда, и тут появляется Ламорик. Братец все-таки отыскал его. Им даже почти удалось отчистить камзол жениха от соломы. После этого Абраваналь перепоручил дружину Гирета одному из баронов… кажется Сванскину.

— Воздаяние, — задумчиво промолвил Берхард.

Дьюранд задрал голову. В высоте манящим светом мерцали окна замка Хайэйшес, в котором собрались все знатные люди Монервея.

— Целое лето бился на турнирах, — продолжил Берхард. — И теперь он здесь. На него будет смотреть вся родня невесты. Интересно как…

— Погоди, — поднял руку Оуэн. — Милорд лично меня нанял, чтобы провернуть следующую штуку. Мы сражаемся на турнирах, чтобы добиться права состязаться на ристалище в Тернгире пред очами Его Величества и всех баронов. Они думают, что хорошо знают милорда. Его герб был в турнирных списках еще с того дня, когда он сумел выговорить первое слово, — здоровяк решил не упоминать о том, что Ламорик пользовался славой транжиры и бездельника. — Мы станем героями, и когда разнесем в прах всех сукиных сынов, которые осмелятся бросить нам вызов, и Красного Рыцаря объявят лучшим из лучших и победителем — все взгляды будут устремлены на него. Представляете, сам государь сидит и ломает голову: чье же лицо скрывает забрало. И тогда Ламорик снимет шлем и все увидят, кто он на самом деле, — Оуэн толкнул Берхарда локтем в бок и оскалился, сверкнув золотыми зубами. — На такую шутку никто не отваживался уже добрую сотню лет. Его светлость будет награжден по достоинству. Ну и мы вместе с ним. Всю оставшуюся жизнь будем купаться в золоте.

— А вместо этого мы сидим здесь на лугу и подыхаем от голода, — презрительно усмехнулся Бейден.

— Лучше уж на лугу, чем в воде, — пожал плечами Берхард.

Гермунд снова качал головой и что-то бубнил.

— Интересно, что было потом. После того как братец притащил Ламорика в храм, — принялся размышлять вслух Берхард. — Кое-что я бы смог выбить из Гутреда…

И тут в свет, отбрасываемый костром, ступил старый оруженосец, словно услышал, что речь зашла о нем.

— Если вы закончили мудрствовать, у меня для вас новости. Конзар смилостивился и приказал передать, что если среди вас найдутся желающие, они могут отправиться в замок на пир.

Люди заулыбались, выпрямляя спины. Дьюранд начал вставать, радуясь возможности попасть внутрь крепости.

— Все, у кого хватит совести бросить ближних своих на пронизывающем ветру, могут отправляться на пир прямо сейчас, — Гутред расплылся в улыбке.

Бейден вскочил на ноги, прежде чем Берхард успел ухватиться за край его плаща.

— Что за бессердечность, Гутред! — воскликнул Берхард. — Это жестоко!

Гутред скорчил одноглазому рыцарю рожу и пошел прочь.

В надвигающейся темноте Дьюранд заметил, что Гермунд, не отрываясь, смотрит на него. Дьюранд отвел взгляд в сторону.

На долину уже давно опустились сумерки, но чарующие благоухания, сочившиеся из-за стен замка, казалось, заполнили собой все мироздание. В воздухе висел сводящий с ума аромат жаренной оленины, свинины и баранины.

Дьюранду запах напоминал лишь о Дорвен, сидевшей вне досягаемости за столом в трапезной. В который раз он обвел взглядом деревянные стены замка.

— Владыка Небесный, что они там делают? — полюбопытствовал Берхард.

— Кровавая Луна, — покачав головой, невпопад ответил Гермунд.

— Ладно, — кивнул одноглазый рыцарь. — Я и сам знаю. Они солят дичь, насаживают ее на вертел… они тушат и жарят все, чем будут объедаться долгими зимними вечерами.

— Владыка Небесный, — простонал Бейден.

Лица многих рыцарей были мрачнее туч, погружаясь в невеселые мысли о том, что их ждет зимой. Если задумка Ламорика пойдет прахом, скорее всего они все окажутся на дороге среди стужи.

— А еще у них пиво, сидр…

Дьюранд резко встал. Остальные могут говорить о еде, славе, смерти и чести, сколько вздумается, но лично он не мог выкинуть из головы мысли о Дорвен. Неужели он чем-то ее обидел? Может, она его стыдилась? К чему сомнения — они глупы, а пустые волнения не доведут до добра. Он должен найти ее и обо всем поговорить. Если он спросит ее, она обязательно все расскажет.

— Ну вот, Берхард, одного ты кажется уже довел, — сказал кто-то из воинов, кинув взгляд на Дьюранда.

Дьюранд не ответил. Он уверенно направился к замку, обойдя кругом площадку у самых ворот, на которой шли состязания по борьбе. Он не возьмет в рот ни крошки. Ему нужно в замок, потому что там — Дорвен. Через ров, окружавший крепость, был переброшен подъемный мост.

Стоило Дьюранду ступить на доски моста, как из ворот вылетела стайка слуг и пажей. Дьюранд глянул в ров — до земли было целых пять фатомов, и резким движением поймал одного из пажей за рукав.

— Послушай, — осторожно начал Дьюранд, — я хочу тебя кое о чем спросить. Ты не знаешь, где я могу найти леди Бертрану?

— Чего? — выдавил из себя юноша, сжимавший в руках огромное блюдо с пирогами.

Дьюранд пояснил:

— Женщина. Приехала с нами. С Красным Рыцарем. Ей за сорок. Невысокая. С ней была фрейлина и телохранитель, — он пытался перечислять приметы, которые паж мог запомнить. — У телохранителя есть большой боевой топор.

— Нет, сэр, я их не видел. Я бы запомнил, сэр. Мы готовили гостям покои. Я там был.

И Дьюранд замер в изумлении. Если паж говорил правду, Бертраны в замке не было. Отчего же она отвергла приглашение герцога?

Дьюранд осмотрелся по сторонам, окинув взглядом погруженные в сумрак поля. Когда они разбивали лагерь, быть может, он лично, сам того не зная, помогал ставить шатер леди Бертраны.

— Спасибо, паренек, — Дьюранд отпустил рукав пажа, но тут ему в ноздри ударил запах разложенных на блюде пирогов.

— Это кому? — кивнул на блюдо Дьюранд.

— Вам. Воинам Красного Рыцаря. Герцог приказал отнести вам еду со стола.

— Ступай, — сказал Дьюранд, взяв в руки маленький пирожок. — И не забудь передать своему господину нашу искреннюю благодарность.

Что ж, теперь он знал, что ему надо найти шатер Бертраны, пусть даже он не помнит, как он выглядит.

Когда воин оглянулся, пажа уже и след простыл. Дьюранд пошел назад. Большая часть отряда сгрудилась у рва, по которому теперь струилась вода. Дьюранд решил обойти воинов стороной. Если у него осталась хотя бы крупица собственного достоинства, он не станет спрашивать у каждого оруженосца, куда подевалась его возлюбленная. Сперва надо понять — сможет ли он отыскать ее самостоятельно.

Между частоколом и свежевыкопанным рвом стояло всего две дюжины шатров и палаток. Рыжеволосая девушка должна быть где-то там, если, конечно, ее госпожа не решила остановиться в какой-нибудь крестьянской лачуге.

Дьюранд медленно шел мимо шатров, внимательно поглядывая по сторонам. Вдалеке, там, где находилось старое русло реки, из воды поднималось нечто огромное, похожее на труп левиафана, поблескивавшее в последних закатных лучах. Должно быть, остров, на котором им завтра предстояло сражаться. Дьюранд повернулся, и его взгляд упал на седобородого воина, сжимавшего в руках топор. Воин охранял вход в большой шатер.

— Добрый вечер, — улыбнулся Дьюранд и шагнул к шатру.

Страж ничего не ответил на приветствие Дьюранда.

— Скажи, это ведь ты был в лесу с леди Бертраной?

Крепкий как дуб воин смерил Дьюранда внимательным взглядом синих глаз.

— Можно мне поговорить с ней? Она внутри?

Страж не сдвинулся с места.

Дьюранд сделал еще один шаг вперед, намереваясь откинуть в сторону полог шатра, но воин, одетый в пластинчатый доспех, сжав топор обеими руками, преградил ему путь.

— Я лишь хочу поговорить с ней, — сказал Дьюранд. Ему очень не нравилось, когда к нему относились, как к чужаку.

Из шатра на звук его голоса вышла леди Бертрана.

— Прошу прощения, Колгрим, но мне показалось, что здесь кто-то разговаривает, — сказала она. Подняв взгляд на Дьюранда, она ахнула, словно впервые его увидев.

— Здравствуйте, ваша светлость, — склонил голову Дьюранд.

Женщина, стараясь скрыть беспокойство, с достоинством кивнула. Внимательно вглядевшись в ее лицо, Дьюранд понял, что во время разговора с пажом ему следовало спрашивать о женщине пятидесяти, а то и шестидесяти лет. Кожа леди была мягкой, словно лайковая сумочка.

Взглянув на набирающий силу поток, мчавшийся у лагеря, Бертрана улыбнулась.

— Повсюду вода?

— Да.

— Скоро река будет огибать нас кольцом, — сказала Бертрана, стараясь не смотреть в глаза Дьюранду.

— Я хочу ее видеть.

— Ее здесь нет, — ответила женщина, хотя Дьюранд был совершенно уверен, что Дорвен внутри шатра. Всего лишь несколько шагов отделяло его от рыжеволосой девушки. Если бы он решил ворваться в шатер, его бы никто не смог остановить.

Вода поднималась.

— Вы уверены? — спросил Дьюранд.

— Уверена, сэр Дьюранд, — вздохнула Бертрана. — Ее здесь нет.

Дьюранд кивнул и пошел прочь.

Ему хотелось что-нибудь схватить и сломать. Перешагивая через колышки и канаты, огибая палатки, Дьюранд задыхался от страстного желания зарубить седобородого стража его собственным топором. Его так и подмывало броситься назад и, откинув полог шатра, заключить Дорвен в объятия. Сколько раз он виделся с девушкой, прежде чем они поцеловались? Сколько раз она уже ускользала от него?

Дьюранд услышал, как кто-то с тихим шелестом извлек из ножен меч.

— Я желаю сразиться с этим сукиным сыном! Я его вызываю! — раздался громкий голос, принадлежавший Вэиру.

Сидевшие у костра люди Ламорика стали подниматься на ноги. В небо летели искры — Вэир стоял чуть ли не в самом костре. Дьюранд бросился к огню, где назревала драка.

— Мне все рассказали! — рычал Вэир. — Я уже все знаю о подвигах на турнире в Гесперанде. Меняться сторонами, ишь чего удумал! Да я…

Ламорик шагнул из своего шатра, закрепляя на голове шлем.

— Вот ты где! — Вэир рванулся вперед. — Ну я тебя…

Дорогу здоровяку преградил Дьюранд.

— Ты еще кто такой, черт тебя побери?

— Если ты хочешь с кем-нибудь сразиться, начни с меня.

Вэир окинул Дьюранда с ног до головы оценивающим взглядом. Несмотря на то что Дьюранд был выше его на несколько дюймов, Вэир был гораздо крепче. Казалось, ему было под силу сломать шею даже быку.

— Советую тебе выбирать выражения, когда ты говоришь о его светлости, — сказал Дьюранд.

— Ладно, — кивнул Вэир. — Начнем с тебя.

Дьюранд глубоко вздохнул и потянул из ножен меч.

— Общее перемирие! — воскликнул Берхард. — Вы забыли о правилах, утвержденных королем? Никаких поединков за пределами ристалища.

Вэир и Дьюранд замерли. Воины из отряда Ламорика встревожено переглядывались.

— У нас не королевский турнир, — буркнул Вэир, не сдвинувшись с места.

— И все же мы — гости герцога Северина, — возразил Берхард. — Гости твоего господина.

Все понимали, что если Вэир прольет хоть каплю крови одного из гостей, он навлечет на своего господина проклятие Странника.

Дьюранд заметил, что несколько рыцарей посмотрели в сторону борцов, состязавшихся у замка. Это не ускользнуло и от внимания Вэира. Толпа, наблюдавшая за состязанием, теперь смотрела на них.

— Ладно, пойдем, — кивнул здоровяк.

Они направились к площадке, где проходили состязания. Борьба являлась древней забавой в Аттии, и в Монервее, и в Эрресте был распространен один и тот же стиль. Обычно перед схваткой борцы одевали стеганные куртки. За всю недолгую жизнь Дьюранду не раз и не два приходилось драться, ему были известны дюжины самых разных захватов и бросков. Вскоре Дьюранда окружила толпа. Ему помогли снять плащ и перевязь с мечом, услужливые руки нацепили на него провонявшую плотную парусиновую куртку. Люди из отряда Ламорика шептали ему советы: держать здоровяка на расстоянии и не забывать следить за ногами.

Его вытолкнули на середину площадки.

— Ну, держись, — проревел Вэир.

Дьюранд так и сделал, одной рукой вцепившись в воротник детины, а другой — в его пояс, почувствовав как шею и бедро обхватили широкие, как лопаты, ладони. В нос ударил запах чеснока и кислого вина. Борцы уперли ноги в землю, ожидая сигнала бейлифа.

Наконец схватка началась.

Благодаря то ли Богу, то ли Дьяволу, Вэир был на удивление плотно сложен. Его тело, крепкое, как дерево, казалось, было перевито корабельными канатами жил и мышц. Первая попытка Дьюранда сдвинуть гиганта с места не увенчалась успехом. Вэир будто врос в землю.

— Морин рассказал мне, в какие игры вы играете, — прорычал Вэир, не ослабляя хватку.

Дьюранд согнул ногу, немного смещая вес, и оба борца зашатались.

— Ублюдки, — прошипел Вэир.

Неожиданно здоровяк повернулся, и Дьюранд почувствовал, что летит на землю. Только благодаря одному-единственному отчаянному рывку он не упал плашмя. Одновременное касание земли плечами и бедрами означало проигрыш боя.

Он еще не проиграл бой, но Вэир выиграл одно очко.

— Начали, — рявкнул бейлиф.

Теперь они тянули друг друга в разные стороны. Дьюранд едва сдерживал стон, вкладывая в рывки всю силу, но его противник был словно сделан из камня.

Вэир наносил по ногам Дьюранда один удар за другим. Каждый из них отдавался во всем теле тупой болью, вместе с тем оставляя надежду на удачный бросок. Неожиданно, Дьюранд и сам не понял, как это произошло, Вэиру удалось провести бросок, и Дьюранд снова оказался на земле.

— Плечи, — покачал головой бейлиф. — Только плечи.

Дьюранда охватил приступ дикой ярости. Он развел руки в стороны и поманил Вэира. Теперь Дьюранд, оказавшись в крепком захвате, тяжело дыша, ждал, когда его противник допустит ошибку. Грудь вздымалась, подобно кузнечным мехам.

Вэир, неожиданно ослабив захват, нырнул вниз — это был рисковый прием. Ударив плечом Дьюранда в живот, словно киркой, Вэир подхватил противника, поднимая его над землей. Однако Дьюранд решил, что просто так не сдастся. Задыхаясь, он обхватил плечи Вэира и со всей силы двинул ему коленом под ребра.

Здоровяк потерял равновесие и, сцепившись, противники вместе рухнули на землю. Еще в падении Дьюранд понял, что он окажется снизу, а значит, по условиям поединка, проиграет. В тот самый момент, когда от удара о землю жутко клацнули зубы, он, переворачиваясь, столкнул с себя противника, ухватив его за шею.

Дьюранд коснулся земли головой, шеей и плечом. Он разжал руки, но Вэир не двигался. В гробовом молчании Дьюранд, пошатываясь, поднялся на ноги. Вэир продолжал лежать недвижим. Выбежавший на площадку бейлиф, склонился над распростертым здоровяком.

Дьюранд принялся отряхивать прилипшую к нему грязь. Он чувствовал, как внутри него затихает вспыхнувшая ярость.

Его обступили друзья, помогая Дьюранду стянуть с себя провонявшую потом куртку.

У их ног валялся в грязи вассал герцога.

Глава 19 Хайэйшес

Вэир не двигался. Никто даже не глянул в сторону поверженного высокородного рыцаря, который лежал лицом в грязи, распластав руки. Быть может, он мертв?

Никто не произнес ни слова.

Наконец Вэир зашевелился, приподнимаясь на локтях. Все с облегчением вздохнули. Люди из отряда Ламорика одобрительно хлопали Дьюранда по спине.

Оуэн сжал его плечо:

— Я уж подумал, тебе понадобится наша помощь.

— Крепкий же у тебя лоб, — щелкнув языком, пробормотал Бейден.

Остальные либо осыпали Вэира проклятьями, либо возносили хвалу Небесам, радуясь, что здоровяк не сломал Дьюранду шею. Дьюранд поискал глазами Ламорика. Молодой лорд вместе с Конзаром стояли чуть в стороне от остальных. Неожиданно головы всех присутствующих повернулись к воротам замка. По подъемному мосту в направлении площадки шел лорд Морин в окружении вассалов. У самого края площадки Морин остановился и разгневанно посмотрел на Дьюранда. Вэир барахтался в грязи, пытаясь подняться на ноги.

К лорду Морину шагнул Красный Рыцарь.

— Вы решили прервать трапезу? — спросил Ламорик.

— Вэир не должен был устраивать ссору.

— Удивительно слышать подобные речи от вас.

Морин на мгновение смежил веки.

— Вэир горяч. Он оставил нас, не сказав ни слова. Я пришел, как только обо всем узнал.

— И, кстати, вовремя, — заметил Ламорик.

— Вы о чем?

— Вы хорошо выбрали момент, милорд. У вашего рыцаря была чудесная возможность добраться до меня, прежде чем вы успели бы появиться. Если бы не помощь сэра Дьюранда, все уже было бы кончено.

Дьюранд удивился словам молодого лорда. Собравшихся охватило беспокойство.

Глаза Морина сверкнули огнем.

— Вы хотите сказать, что вовсе не собирались натравливать на меня этого головореза? Неужели вы не желали, чтобы он меня искалечил, прежде чем мы встретимся с вами на ристалище? Или же вы искали возможность сохранить свою репутацию в глазах вассалов своего отца?

Морин выхватил из ножен меч, сверкнувший в свете факелов.

— Чтобы сразиться с таким мерзавцем, как вы, настоящему мужчине ни к чему опускаться до подобных уловок.

Ламорик обнажил свой клинок.

— Вам нельзя отказать в проницательности, лорд Морин. Вэир вам предан. Он горяч. Ему даже приказа не надобно. Достаточно в правильный момент произнести пару-тройку нужных слов. Вэир бы сделал все за вас. А вы бы отправились спать, невинны как дитя.

Клинок в руках Морина дернулся, как вдруг от ворот Хайэйшес донесся топот многочисленных ног.

Во главе группы людей, среди которых добрая половина была баронами Монервея, шагал герцог Северин.

— Джентльмены! — раздался громкий голос герцога. — Мир. Я не допущу кровопролития. Вы мои гости. Мы условились о времени и месте турнира, и, я полагаю, осталось недолго ждать битвы, где каждый получит по заслугам.

Лорд Морин кивнул и отправил меч в ножны.

— Я договорился о том, что мы будем сражаться перед главным герольдом Эрреста.

Ламорик упер руки в боки.

— Хорошо, — кивнул Северин. — Еда готова. Она ждет вас. Люди трудились. Животные гибли, чтобы наполнить ваши желудки. Недолжно закрывать глаза на такие жертвы.

Морин кивнул и, взглядом приказав своим людям помочь еще окончательно не пришедшему в себя Вэиру, направился в сторону частокола.

Дьюранд покачал головой. Ламорик вел себя как безумец, вот только чем он лучше молодого лорда? Дьюранда провожали удивленные взгляды слуг. Он снова допустил ошибку. Зачем он полез в драку с Вэиром? Глупо и опасно, да и на душе вовсе не стало легче. Он снова потерял Дорвен. Но чем же он ее обидел? Дьюранд никак не мог этого понять. Отчего вдруг удача отвернулась от него?

— Дьюранд!

Он обернулся и увидел Гермунда, склонившегося над рвом.

— Ты чего надулся? Вэир тебе настроение испортил?

Дьюранд сжал кулаки. К чему напрасно злиться?

— Чего ты кипишь? — спросил скальд, приближаясь. — Ты зачем в драку полез? Хотел защитить Ламорика?

Карие глаза Гермунда впились в Дьюранда, и по лицу скальда скользнула тень понимания.

— Вот как? Значит, я ошибаюсь. Ламорик тут ни при чем.

Дьюранд медленно выдохнул через ноздри и зажмурился.

— Ясненько, — протянул Гермунд.

— Раз "ясненько", оставь меня в покое. Я хочу побыть один.

Гермунд медленно кивнул, но стоило Дьюранду повернуться к нему спиной и двинуться с места, как скальд подлетел к нему и схватил за руку.

— Сперва — Странник. Потом — холмы, потом — тот мертвый олень у хижины.

— Гермунд, — поморщившись, сказал Дьюранд.

— Слушай, парень, Странник является далеко не каждому встречному-поперечному. Кто-то слышит стук его посоха, когда решает: убить жену или ребенка или оставить их в живых, взять или лучше не трогать, сказать или промолчать. Люди слышат лишь стук. Иногда им начинает казаться, что на них кто-то смотрит.

Дьюранд вспомнил лес в Грейвенхольме и преследовавший его стук.

— Тебе довелось встретиться со Странником лицом к лицу. — Гермунд огляделся. — Ты будто несешься сломя голову сквозь залу, где люди кружатся в танце, сбиваешь их с ритма, толкаешься, танцуешь с одной девушкой, потом — с другой, с третьей, постоянно меняя партнеров. Но вместе с тем ты меняешь и сам танец.

Дьюранд вспомнил о новостях, достигших замка наутро после ночи Странника, новостях, заставивших его пуститься в странствия, приведших его в Редуиндинг, Боуэр, Хайэйшес. Куда его еще занесет, знает лишь Господь.

— Немного же пользы принесла мне та встреча, — буркнул Дьюранд.

— Не скажи, — покачал головой скальд. — Может все только начинается.

— Твои слова звучат как приговор. Я…

Неожиданно показалось, что весь мир содрогнулся. Земля задрожала так, что Дьюранд едва устоял на ногах. Вдали еле слышно зазвенели колокола. Дрожь исходила откуда-то из-за стен замка и одновременно из долины. Дьюранд увидел, как от острова по ровной глади реки расходятся круги.

— Черт, — озираясь, прошептал Гермунд.

В тумане, покрывавшем реку, кусок глины отделился от острова и скользнул в темную воду.

Плащ Дьюранда затрепетал от налетевшего порыва холодного ветра. Заскрипели черные голые ветви деревьев. Погода менялась.

— Черт, — повторил Гермунд, кинув взгляд на темное небо. — Черт! Черт!

Дьюранд схватил скальда за плечо. Из лагеря доносились крики людей. Ржали лошади.

— Что это значит? — требовательно спросил Дьюранд. Он чувствовал — только что произошло нечто важное, словно изменился весь мир. Дьюранд посмотрел на горизонт, и ему вдруг показалось, что он плывет на огромном корабле по бескрайнему морю. Он потряс головой, отгоняя видение.

Дьюранд услышал чьи-то шаги. Эту походку он узнал бы из тысячи. Всего в двадцати шагах от него у самого входа в шатер леди Бертраны стояла Дорвен, обратившая взгляд к небу.

— Ты только что говорил о танце, — промолвил Дьюранд. — На эту ерунду я тебе так отвечу: я в танце партнеров не меняю, — с этими словами он отпустил плечо скальда и бросился к Дорвен, огибая растяжки и колышки. Она смотрела вверх, пока он не дотронулся до нее.

— Дорвен, — сказал он.

— Нет, Дьюранд, не надо, — она обратила к нему взгляд огромных черных глаз.

Он схватил ее за локоть. Дорвен посмотрела на его руку так, словно в нее вцепилась лапа некой мерзкой твари. Быстро высвободившись, она откинула полог и скрылась в шатре. Дьюранд рванулся следом. В заставленном сундуками шатре царил густой аромат сухих трав. Леди Бертрана, увидев Дьюранда, поднялась из кресла, навстречу ему шагнул Колгрим. Дорвен нигде не было, но Дьюранд заметил, как шелохнулся полог на противоположной стороне шатра.

Дьюранд, сломя голову, бросился наружу. То там, то здесь виднелись люди, которые с опаской поглядывали на небо, складывая ладони в знаке Небесного Ока. Рыжеволосой девушки и след простыл. Будто сквозь землю провалилась. Словно ее никогда и не было.

Дьюранд стиснул зубы и зажмурил глаза. У него перехватило дыхание. Казалось, весь мир пошел на него войной. Его окружали шатры, опутывали паутиной веревки распорок, путь преграждали канавы, рвы и стены. Он обратил взгляд к небесам — на горизонте из-за облаков еще виднелся краешек солнца, красного, словно раскаленный камень в горниле.

Сзади Дьюранд услышал тяжелое дыхание Колгрима, сжимавшего в руках боевой топор.

— Я не причиню вреда даме, которую ты охраняешь, — Дьюранд даже не счел нужным повернуться к бородачу лицом.

Дьюранд медленно побрел мимо палаток. Ему хотелось поскорее выбраться из лагеря на открытое место.

Ров уже до краев наполнился водой. Голову наполняли мрачные мысли. Что еще ждет его сегодня? Неужели в его жизни снова наступила полоса неудач? Дьюранд чувствовал, что чаша его терпения вот-вот переполнится. Еще одна капля, и он бросится прочь из лагеря в лес. Никого не хотелось видеть. Он пошел вдоль глубоко рва, огибавшего замок. В том месте, где ров снова соединялся с рекой, белела одинокая фигура.

Дьюранд похолодел. В голове мелькнула мысль о призраках. Неужели это Керлак пришел по его душу? А может, это Прачка? Дьюранд подумал о крестьянине в синей тунике и о самом Страннике.

Незнакомец медленно повернулся. Это был вовсе не Керлак. Перед Дьюрандом предстал Эйгрин. Рыцарь прищурился.

— Земля дрогнула. Что это было? — спросил Дьюранд.

— Не знаю, — рыцарь теребил в руках диск солнечных часов.

— Что все это может значить?

Казалось, Эйгрин, бывший некогда лицом духовного звания, должен знать все на свете.

— Я не могу ответить на твой вопрос. Я был не просто монахом, — рыцарь усмехнулся. — Говорят, небо — зеркало, в котором отражается все, что происходит на земле.

Дьюранд слышал рассказы о монастырях, в которых на похоронных дрогах рядами возлежат рыцари — холодные и древние, как камни стен этих монастырей.

— Ты попал в переделку, — заметил рыцарь.

Дьюранд не знал с чего начать. Эйгрин молча кивнул на исцарапанные и перемазанные грязью кулаки и лицо Дьюранда.

— Пришел Вэир. Его надо было остановить — он хотел сразиться с Ламориком. Мне повезло.

— Будем надеяться, что завтра Ламорику повезет не меньше.

Дьюранд задумался на мгновение и медленно кивнул. Ламорик может проиграть. Тогда все, что пережил Дьюранд, окажется напрасным.

— Если Ламорик проиграет, мы останемся без гроша под открытым небом. Ему придется распустить отряд. Грядущая зима будет тяжелой, налоги опустошили карманы простолюдинов и благородных. — Эйгрин внимательно посмотрел на Дьюранда. — Тяжко живется рыцарю без повелителя и без земель.

Эйгрин снова обратил взгляд к горизонту. "Интересно, сколько зим он пережил в одиночку под открытым небом?", — подумал Дьюранд.

— Почему вы ушли? — спросил Дьюранд.

— Из Святого Братства? — Эйгрин помолчал. — Из-за жены.

— Я и не думал… — в изумлении начал Дьюранд.

— Она давно умерла. Еще в годы правления Карондаса.

Король Карондас вот уже шестьдесят лет как покоился в Святилище Ферангора.

Эйгрин сухо рассмеялся:

— Она была из мудрых. Желала, чтобы я отказался от такой жизни. Я возлег на похоронные дроги, а она принесла "бальзам мертвецов". Я позабыл о братстве, Боге и короле. Я ушел вместе с ней, ибо лишь мысль о том, что ее придется отпустить одну, вселяла мне в сердце печаль.

— Господи, — пробормотал Дьюранд.

— Я должен был служить королям Эрреста. К этому меня призвали Великие Силы. Отвергнув их зов, я отвратил от себя Небесное Око. Невозможно избежать того, что тебе предначертано. Посмотрим, что станет с Ламориком и теми, кто осмелился связать свою судьбу с его судьбой.

Дьюранд кивнул. Они еще не проиграли. Кто сказал, что все уже кончено?

— Если главный герольд будет судить справедливо…

Черные глаза Эйгрина впились в Дьюранда:

— Главный герольд Эрреста стоял плечом к плечу с сынами Эйнреда, сражаясь с Проклятыми Князьями, был подле скорбящего государя на Равнине Черепа и Костяном Пустоземье, трубил в горн у черных врат Пылающего Города. Ему вверен на хранение список гербов Эрреста, он хранит память о подвигах благородных воителей — живых и ныне уже покойных. Когда он судит — его устами говорят сами Небеса.

Дьюранд почесал затылок, глядя в землю.

— Прости, я погорячился, — вздохнул Эйгрин.

— Вам незачем просить прощения, — Дьюранд качнул головой. Рыцарь был прав.

Дьюранд закрыл глаза — мысли путались, то и дело возвращаясь к Дорвен.

— Великие силы. Я снова чувствую их как когда-то прежде, — признался Эйгрин. — Быть может, именно это дает нам повод надеяться.

Дьюранд глядел на рыцаря, прошедшего через сотни, тысячи битв. Чем для него была охота Конзара за Кассонелем, на которую капитан потратил почти всю жизнь? Мгновением?

Эйгрин не сводил глаз с горизонта.

— Око Небес оставило нас, — произнес рыцарь, опускаясь на колени. — Наступила ночь.

Дьюранд оставил Эйгрина в одиночестве возносить молитвы, а сам вернулся в лагерь. Мимо прошли конюхи, которые куда-то вели под уздцы лошадей. Ярко светили звезды, отражаясь в водной глади реки. Дьюранд сжал кулаки. Нет, он не собирается ждать целую вечность. Он найдет Дорвен и узнает, что так сильно беспокоит ее. Если она хочет держать их отношения в тайне ото всех — что ж, быть по сему.

В некоторых палатках уже погасили огонь, но в шатре леди Бертраны, на стены которого ложились длинные тени, еще теплился свет лампад. Дьюранд узнал тень самой леди и ее седобородого стража. Тени замерли, словно обитатели шатра почувствовали, что он неподалеку. Дорвен в шатре не было.

Промелькнула мысль, что его возлюбленная вполне могла попасться на глаза одному из конюхов, и Дьюранд направился туда, где пахло навозом и конским потом, фыркали лошади, надежно привязанные к вбитым в землю жердям.

— Девушку не видели?

Румяный паренек, стоявший возле каурой кобылы, поднял взгляд. В руках он держал грубую попону.

— Давай помогу, — предложил Дьюранд, и они вместе забросили попону на спину лошади. — Так ты не видел девушку? Она путешествует вместе с леди Бертраной.

— Рыженькую? — уточнил паренек, одергивая грубую материю.

— Точно, — Дьюранд внимательно посмотрел ему в глаза.

Паренек энергично кивнул:

— Она пошла туда, — он показал пальцем на высокий, похожий на перевернутый рог шатер, в котором горел свет. На фоне чернеющих палаток шатер казался исполинским фонариком.

Дьюранд посмотрел на мерцающий вдали огонь и глубоко вздохнул.

— Спасибо, — сказал он и, кивнув пареньку, направился в сторону лучащегося светом шатра.

Надо поговорить с ней напрямую. Быть может, она боится за свою честь. Женщины — они такие. С отрядами вечно таскаются гулящие женщины, которые готовы переспать с любым за пару грошей. Люди видели, как она вышла вместе с ним из леса. Про нее невесть что могут подумать. Есть чему испугаться. Ей надо все объяснить, пусть даже если его слова причинят ей боль.

В лагере было темно, Дьюранд пошел быстрее. Сколько же в лагере растяжек и веревок! Столько во всем Акконельском порту не найдется! Дьюранд обогнул кучу навоза — какой-то дурак привязал лошадь прямо у входа в палатку, видимо, чтобы утром долго не искать. Наконец он оказался у светящегося шатра. Изнутри доносились приглушенные голоса.

Услышав шаги, Берхард с Оуэном оглянулись. Судя по лицам, они были скорее заинтригованы, нежели удивлены неожиданным появлением своего товарища.

— Дьюранд? — спросил Берхард.

Дьюранд не мог произнести ни слова. Он не отрываясь смотрел на шатер. Единственный шатер, в котором горел свет.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Берхард, — Вэир, говорят, уже оклемался.

Дьюранд был не в силах даже кивнуть, не говоря уже о том, чтобы разговаривать с Берхардом. Он мог только смотреть. Мальчик-конюх мог указать на любую из двух дюжин палаток, но он этого не сделал. Он указал именно на этот шатер, который охранял Берхард.

Рука Дьюранда потянулась к пологу.

— Эй! — Берхард поднял бровь. — Говорят, он с женой.

Одноглазый рыцарь даже не успел удивиться. Резким движением откинув полог, Дьюранд шагнул в шатер своего суверена. Сидевший на сундуке Ламорик поднял на вошедшего изумленный взгляд. Дорвен, расположилась в кресле молодого лорда. Увидев Дьюранда, она окаменела. Ламорик, казалось, находился в хорошем расположении духа и был готов простить неожиданное вторжение незваного гостя. К тому же он всего лишь разговаривал с рыжеволосой девушкой.

У Дьюранда перехватило дыхание.

— Дьюранд? — с недоумением в голосе произнес Ламорик.

Стиснув зубы, Дьюранд отвел взгляд от сидевшей в кресле Дорвен.

— Вот так удача, — произнес Ламорик. — Ты знаком с моей женой? Она мне рассказала о твоих подвигах в Гесперанде.

Дьюранд стоял у входа как вкопанный.

— Начиная с самой свадьбы, нам приходится встречаться тайно, будто мы прелюбодеи, — промолвил Ламорик. — А сейчас мы вообще в землях ее отца. Безумие, согласись?

Дорвен… Леди Дорвен, дочь Северина Монервейского, заставила себя перевести взгляд на мужа.

— Вся эта история с Красным Рыцарем тянется с нашей свадьбы, — пояснил Ламорик. — Это все отец виноват. Друзья настояли, чтобы я как следует отпраздновал канун столь знаменательного дня в моей жизни. Выпили мы много. Там были женщины… ну… в трактире… в городе. И хотя я не оскорбил своего отца, — Ламорик поклонился Дорвен, — тесть был крайне рассержен. И вот я решил доказать, что он был не прав, — Ламорик поглядел на Дьюранда.

— Я понял, ваша светлость, — выдавил из себя Дьюранд, прикоснувшись пальцами к зеленой вуали на поясе.

Властительница Гесперанда у него в долгу.

— Впрочем, как Красному Рыцарю удастся скрыть свое имя, если подле него вечно будет жена Ламорика? Мне хватает и Гутреда. И все же моя супруга не отходит от меня ни на шаг. Она отправилась за мной даже в Гесперанд.

Дьюранд понял, о чем Ламорик только что спорил с Дорвен. Молодой лорд не хотел, чтобы рыжеволосая девушка повсюду следовала за ним.

Когда Ламорик отвел взгляд, глаза Дорвен полные отчаяния и мольбы встретились с глазами Дьюранда. Дьюранд мог обрушиться на нее с упреками, рассказать Ламорику об их поцелуе.

— Я хотел пожелать вам удачи, ваша светлость, — прохрипел Дьюранд севшим голосом.

— Вот как? Ну что ж…

Дьюранд, не имея больше сил сохранять спокойствие, развернулся и вышел из шатра. Не сказав ни слова Оуэну и Берхарду, замершим с открытыми ртами, Дьюранд отправился на поиски собственной палатки, которая, как и многое другое, досталась ему от Керлака.

Дьюранд лежал в темноте и думал. Почему она ему ничего не сказала? Она могла сохранить имя супруга в тайне. Знай Дьюранд, что она замужем, он бы и пальцем к ней не прикоснулся. Дьюранд теребил руками зеленую вуаль, размышляя о Сейвине и проклятом герцоге. История повторялась.

Почему она ничего не сказала?

Примерно через час кто-то его позвал шепотом. Быть может, это была Дорвен, но он не ответил на зов, а в палатку так никто и не заглянул.

Дьюранд думал о словах Гермунда. Может, скальд был прав?

Глава 20 Под мерцающими водами

И вот час настал.

Шумела толпа. Между берегом реки и стенами замка, над которыми нависали темные свинцовые тучи, готовые в любой момент обрушить на землю дождь, собралось столько народу, что яблоку было негде упасть. Играла музыка, реяли на ветру стяги.

Ламорик медленно поклонился толпе зевак и повел свой отряд к берегу, где сгрудились перемазанные грязью крестьяне.

— Ну и где же ристалище? — тихо спросил Конзар.

— Ристалище — это остров, — коротко ответил Ламорик, покосившись на Гутреда, возившегося с подпругой.

— Да там едва лошадь поместится, — проворчал Гутред.

— Никаких лошадей, — покачал головой Ламорик. — Нас перевезут на остров на лодке. Мы будем биться пешими.

Гутред неуверенно кивнул. Когда рыцарь сражался на турнире в конном строю — все зависело от его воинских талантов и искусства наездника. Если воины будут биться пешими на маленьком пятачке земли, можно рассчитывать лишь на удачу.

— Все обойдется, — соврал Гутред.

Дьюранд отбросил упавшую на лоб прядь волос, стараясь отогнать мысли о Морине. Барон — искусный мечник. К тому же он ненавидит Ламорика и будет сражаться отчаянно. А ведь этот турнир — их последний шанс попасть в Тернгир. Где-то там, в толпе, должна быть Дорвен. Наверное, она искала глазами Дьюранда. Он понимал — между ними все кончено, и с этим ничего нельзя сделать. Он принес Ламорику клятву вассальной верности.

Дьюранд уставился на старое русло, по которому вновь бежала река. Остров жутковатым горбом торчал над темной гладью воды. Крестьяне между тем подтащили к берегу челн. Стоило Дьюранду подумать о том, выдержит ли это утлое суденышко вес рыцарей в боевом снаряжении, как по толпе прокатилась волна.

— Идут, — проворчал Гутред.

Зеваки бросились в стороны, уступая дорогу герцогу Северину, который шел в сопровождении баронов, беседуя с главным герольдом Эрреста — Кандемаром, человеком, прожившим многие годы.

Кандемар, шести футов ростом, казался статуей, высеченной из алебастра. Его серые, как пепел, волосы ниспадали на бледное лицо, в котором не было ни единой кровинки. На поясе главного герольда висел знаменитый рог, искусно отделанный слоновой костью. Именно в этот рог Кандемар вострубил у стен Пылающего Города. Горловина рога была украшена серебром, на котором были выбиты тускло поблескивающие старинные письмена и гербы.

Впереди процессии, направлявшейся к зрительской трибуне, установленной у частокола, шел могучий воин из дружины герцога, прокладывая путь через толпу.

— Я оставил все как есть, — говорил герцог. — Покоев в замке теперь не хватает, но во дворе достаточно места. И мои вассалы устраивают между собой ссоры из-за хороших постелей.

Дьюранду показалось, что герцог выглядит смущенным и обеспокоенным. То и дело Северин кидал взгляд в сторону канала.

Лицо герольда походило на барельеф, высеченный на стене храма и изображавший одного из рыцарей Святого Воинства. Взгляд Кандемара устремился к острову, скользнул по толпе и остановился на лице Дьюранда, к вящему ужасу последнего.

Дьюранду показалось, что Кандемар узрел все его грехи так же ясно, как если бы они были записаны на листе пергамента. Попасть на глаза древнему герольду было все равно, что предстать перед престолом Всевышнего.

Прежде чем у Дьюранда перехватило дыхание, на трибуну поднялся крепко сбитый священник, который многозначительно посмотрел на Северина.

— Я полагаю, пора начинать, — извиняющимся тоном произнес герцог.

Шум толпы постепенно затих. Старый герцог попытался выдавить из себя улыбку.

— Вот мы снова собрались здесь, у берегов реки Гласс, — начал он. — Мы пришли сюда, чтобы отдать дань памяти. История об этих землях записана в хрониках Аттии. Сейчас будет говорить священник.

Северин посмотрел на здоровяка в рясе и по ответному взгляду понял, что священник вовсе не горит желанием произносить речь.

— В нынешние времена, когда по земле ползут мрачные слухи и от предела к пределу несутся странные вести, мы должны помнить о короле Цеодане, сыне Сердана Путешественника. У короля был вассал по имени Миркол Охотник, который основал Монервей. Именно он был одним из первых, кто ступил на землю долины Хайэйшес, — герцог выдержал паузу.

— А дальше я забыл, — усмехнувшись, пробурчал Оуэн.

— Миркол пришел сюда, чтобы сокрушить врагов государя. Он гнал их огнем и мечом, пока они не повернули назад, решив сразиться с ним и встретить свою судьбу лицом к лицу. Битва произошла на лугу, который впоследствии назвали Курган-островом. На этой земле бился Миркол. Эту землю даровал ему сын Путешественника в награду за победу. Говорят, именно тогда по его приказу для Гласс вырыли новое русло, и воды реки скрыли останки тех, кто пал в той битве.

Пока герцог говорил, поднялся ветер, но Дьюранд едва обратил на это внимание. Вместо этого он искал в толпе Дорвен.

Главный герольд способен прочесть его мысли? Плевать. Дьюранд хотел увидеть рыжеволосую девушку хоть одним глазком. В небе клубились черные тучи.

— И ныне мой сын лорд Морин, мой наследник и наследник древних владений Миркола прибыл в Хайэйшес во время Кровавой Луны, как некогда и я, мой отец и отец моего отца, и прочие наши предки, чей род восходит к Мирколу. Ныне он поставит на карту свою жизнь и примет участие в турнире в память о битве и подвигах верного вассала короля, своего далекого предка, сражавшегося за эти земли.

Зеленый плащ герцога реял на порывистом ветру. Северин заговорил громче:

— Большая часть из собравшихся здесь знают правила турнира. Красный Рыцарь, вам предстоит биться на Курган-острове. Вы отправитесь туда, вооружившись щитом и мечом. Сражаться будете пешими. Ежели вы или лорд Морин получите рану, столь тяжелую, что будете не в силах продолжить бой, то можете сдаться, не страшась замарать свою честь. На этом турнире победитель не вправе требовать выкупа за побежденного. Поверженный рыцарь обязан бросить свой щит и меч в реку.

Услышав слова герцога, некоторые воины в отряде Ламорика зароптали. Желающих выбросить в реку добрый меч было немного.

Плащ герцога бился и трепетал на ветру, словно пойманный в ловушку дикий зверь.

— Помолитесь Владыке Небесному, — произнес старый герцог. — Время битвы настало.

Дьюранд с отчаянием вздохнул. Он так и не нашел в толпе лицо Дорвен. Герольды затрубили в рога, и Дьюранд вдруг понял, что лорда Морина тоже нигде не видно. Словно в ответ на его мысли из-за острова показалась лодка, в которой стоял наследник Монервея. Вэир, сжимая в руках огромную вагу, отталкивал лодку от противоположного берега.

Опустив меч, Ламорик решительно, словно желая пересечь реку, пройдясь по поверхности водной глади, шагнул в челн и замер на носу. Руки крепко взялись за планшир. В голове Дьюранда шевельнулась черная, мерзкая мыслишка, словно нашептанная самим Сатаной: что станет с Дорвен, если Ламорик погибнет?

Ламорик обернулся и, найдя взглядом Дьюранда, указал на него острием меча.

— Коли он взял с собой Вэира, ты тоже поедешь со мной!

Окружающие принялись одобрительно хлопать Дьюранда по спине и плечам, подталкивая его к лодке. Оуэн сунул ему в руки вагу. И вдруг, совершенно неожиданно, Дьюранд увидел в толпе лицо побледневшей как полотно Дорвен.

— Спокойно, — бросил Ламорик.

Дьюранд почувствовал, как по спине пробежал холодок. Ему страшно захотелось со всей силы врезать Красному Рыцарю вагой. Вместо этого Дьюранд сжал в руках жердь и, стиснув зубы, оттолкнул лодку от берега.

Ламорик, покачнувшись, снова ухватился за планшир. Дьюранд работал вагой, то и дело поглядывая на затянутое тучами небо, словно надеясь увидеть Всевышнего. Воин кипел от злости: сейчас он был совсем не в настроении играть роль оруженосца Ламорика. Править лодкой было непросто — ветер становился все сильнее. Дьюранд раз за разом вгонял вагу в воду, чувствуя, как ее конец скользит по придонному илу и грязи.

Челн Морина уже достиг острова, и лорд спрыгнул на берег, а Вэир, оскалившись, наблюдал, как Дьюранд прикладывает все усилия, чтобы удержать лодку по курсу. Еще один толчок ваги, и нос лодки ткнулся в берег, на который тут же спрыгнул Ламорик. Челн закачался, напоминая пони, мотающего из стороны в сторону головой. Дьюранд, следуя примеру Вэира, оттолкнулся от берега вагой, и лодка поплыла прочь от острова.

Лорд Морин и Ламорик встали на изготовку, ожидая сигнала к началу поединка. Чтобы удержать челн на ветру, Дьюранду пришлось вцепиться в вагу обеими руками. Он подумал, что станет, если в следующий раз им придется сражаться на ходулях. Или на деревьях.

По кивку герцога взревели трубы, и оба рыцаря пришли в движение. Ламорик пригнувшись, бочком, по-крабьи двинулся в сторону. Его сапоги скользили по влажным камням. Неожиданно он рванулся вперед, выставив меч. Морин отразил выпад и контратаковал. Противники кружились вокруг друг друга, обмениваясь ударами. Ноги обоих противников скользили по грязи, хотя участок земли, на котором стоял Морин оказался лучше, чем у молодого лорда. В основном все выпады, уходы от удара и контратаки приводили к тому, что один из рыцарей, а то и оба падали на колени. Очень быстро красные доспехи Ламорика и одежды Морина, усыпанные рисунками из драгоценных камней, оказались покрытыми густым слоем грязи. С лязгом скрещивались мечи, грохоча, сталкивались щиты. Каждый удар мог оказаться последним.

Ламорику приходилось несладко. Каждое движение Морина, каждый его удар были скупо выверены и рассчитаны. Ламорик сделал неудачный выпад и тут же о нем пожалел, получив удар по спине. Молодой лорд поскользнулся, и на голову плашмя опустился клинок. Морин заставлял дорого платить за каждую ошибку.

Дьюранд, присев в лодке, качавшейся на волнах, то и дело вздрагивал. В вышине небес, подобно горам, громоздились тучи. На острове яркими молниями сверкали клинки.

Морин не знал пощады. Ламорик отчаянно защищался, понимая, что на карту поставлена его жизнь. За каждой попыткой достать противника мечом следовало неминуемое возмездие — удары в ключицу или предплечья. Клинок Морина, забранный для безопасности железными кольцами, опускался на противника, словно топор дровосека. Ламорик пока держался, отчаянно контратакуя. Однако все понимали, что даже один единственный выпад способен переломать кости или пробить шлем. Любой удар мог оказаться для Ламорика последним, а с его смертью гибли и надежды многих рыцарей, связавших свои судьбы с судьбой молодого лорда.

Ламорик сражался.

И тут Морин поймал его в ловушку. На Ламорика обрушился удар, способный вогнать человека в землю. Молодой рыцарь покачнулся. Не медля ни секунды, Морин нанес еще один страшный удар, от которого Ламорик попытался защититься, подняв щит. Слишком поздно.

Толпа вздохнула. Дьюранд поймал себя на том, что подобрался, готовый бросится по воде аки посуху на помощь своему лорду. Ламорик, едва держась на ногах, попятился. Зеваки теперь молчали. Наступила мертвая тишина, в которой, под аккомпанемент воя ветра, жутко грохоча и лязгая, гремело оружие сошедшихся в поединке рыцарей.

Лорд Морин, подождав, пока Ламорик придет в себя, обрушил на противника третий страшный удар. Молодого лорда качало из стороны в сторону, словно висельника в петле. И все же он продолжал стоять. Всем уже было ясно — чтобы спасти жизнь, ему надо было просить пощады, игра в Красного Рыцаря была закончена. Рыцари в отряде Ламорика понимали — бой проигран, и им придется встретить грядущую зиму под открытым небом. Это было очевидно всем, но невероятным усилием Ламорик собрал в кулак всю свою волю и устоял на ногах. Стало ясно — он не преклонит колени перед врагом, и лорд Морин замер, потрясенный мужеством противника.

Пока Морин в суеверном ужасе таращился на молодого лорда, Ламорик отбросил щит прочь и, словно жнец косу, ухватился обеими руками за рукоять меча. "Интересно, сколько крови он потерял?", — подумал Дьюранд. Ламорик покачнулся. Чтобы опрокинуть его на землю, было достаточно всего лишь одного удара, но Морин замер недвижим, будто окаменев. Застонав, Ламорик неуклюже замахнулся мечом.

Отбить такой удар не составило бы никакого труда. Морин мог выставить клинок или закрыться щитом. Будучи прекрасным мечником, он мог сделать все что угодно и обязательно бы сделал… Но тут мироздание содрогнулось. В то самое мгновение, когда Ламорик занес меч, издалека донесся всхлипывающий, рыдающий звон колоколов. Покрытое тучами небо вспыхнуло и по нему от горизонта к горизонту пошли круги, словно по водяной глади пруда, в который швырнули огромный валун.

Лодочка, в которой устроился Дьюранд, заходила ходуном, а остров посреди реки содрогнулся и осел. По поверхности курган-острова прошла волна, земля взбугрилась, словно под ней кто-то зашевелился.

И среди всего этого светопреставления Ламорик обрушил меч на голову противника. Морин, взмахнув руками, выронил клинок и распростерся на земле.

На краткий миг Дьюранд почувствовал облегчение — Ламорик победил. Последний удар отнял последние остатки сил, и молодой лорд пошатнулся. Грязь под его ногами брызнула в стороны, и из под земли высунулась огромная когтистая рука. В следующее мгновение лодка, в которой находился Дьюранд, перевернулась.

Дьюранд попытался вцепиться в челн руками, однако пальцы лишь беспомощно скользнули по влажному борту. В голове не осталось ни одной мысли. Тяжелая кольчуга тянула ко дну. Ни один человек неспособен плавать в доспехах, весящих пятьдесят фунтов. Лодка, словно живая, выскользнула из под рук, и Дьюранд скрылся под водой. Единственное, что он мог сейчас сделать — задержать дыхание.

Ноги коснулись дна. Голова была готова лопнуть. Дьюранд попытался взять себя в руки. Он тонет. Его пальцы коснулись придонного ила. Надо убить в себе страх — здесь неглубоко. Он отталкивался ото дна жердью, да и что в этом удивительного: он же не в море. Значит, еще можно побороться.

Дьюранд забился под водой. Как только ноги ощутили опору, он оттолкнулся и двинулся в сторону острова. Дно было завалено скользкими предметами, покрытыми слоем грязи. Ил толстым слоем покрывал старинные щиты. Пальцы воина касались черепов, костей, ржавых мечей. Дьюранд понял, что движется среди разверзшихся могил. Более того, теперь он знал, что добрался до острова.

Тяжело дыша, он вынырнул из воды, поднимая тучи брызг. Легкие отчаянно молили о глотке воздуха. Остров, на берег которого он выбрался, ходил ходуном словно живой. Наполовину засыпанное ржавыми шлемами, щитами и костями под землей билось чудовище — тролль, великанша, некая жуткая пародия на женщину. Несмотря на то что большая часть тела великанши была сокрыта под поверхностью кургана, Дьюранд осознал, что представшее перед ним чудовище значительно больше лошади. Великанша кричала так, что под синеватой кожей выступали огромные ребра. Казалось, само мироздание содрогается от ее воплей.

Ламорик бился, зажатый в руке великанши.

Дьюранд, с которого ручьями текла вода, заметил Вэира. Здоровяк, схватив Морина за воротник, тянул своего лорда и повелителя к лодке. В одно мгновение Дьюранд понял, что если сейчас он скинет кольчугу и бросится вплавь в реку, то окажется в лодке, прежде чем Вэир и Морин доберутся до нее. Он глянул на заходящуюся в крике толпу и увидел огромные полные ужаса глаза Дорвен.

Дьюранд повернулся к Ламорику. Настоящие рыцари не бросают своих сюзеренов на смерть. Великанша постепенно выбиралась из под земли. Вылезла вторая рука, шарящая по сторонам в поисках опоры. Показались длинные болтающиеся груди. Жуткое серовато-синее лицо исказилось в отвратительной гримасе, и великанша подняла Ламорика в воздух.

Дьюранд бросился вперед.

За все годы своего существования в голову этой жуткой бестии ни разу не приходила мысль, что найдется смельчак, который отважиться оказать ей сопротивление. Она вряд ли даже почувствовала боль. Дьюранд со всей скорости врезался в голень великанши, почувствовав удар такой силы, будто на него всей тушей обрушился бык. Чудище, опершись на предплечья, перенесло весь свой вес на одну ступню с длинными когтями.

Из глаз Дьюранда брызнули искры. Придавленный к земле, он ловил ртом воздух и надеялся, что Ламорику удалось высвободиться.

Страшная сила прижала плечо Дьюранда к земле. Он рванулся, и ему удалось выдернуть ногу из-под лодыжки чудовища. Великанша, лицо которой нависало над Дьюрандом на высоте целого фатома, осклабилась. Дьюранд никак не мог высвободиться. Чудовище заслонило собой весь мир. Перед глазами Дьюранда мелькнули острые зубы, его обдало гнилостное дыхание великанши, от кожи которой исходил леденящий холод.

Дьюранд понял, что настал его последний час.

Чудовище рванулось к нему, но вдруг замерло, разинув огромный рот, утыканный частоколом зубов. По телу великанши прошла судорога. Дьюранд, повернув голову, увидел, как у его колен что-то тускло сверкнуло. Он понял, что перед ним наконечник копья, пронзившего чудовище насквозь и расщепившего древний щит, который валялся у ног Дьюранда.

— Дьюранд, ты жив? — донесся до него голос Ламорика. — Выбирайся скорее.

Дьюранд заморгал, не сводя взгляда с серого лица великанши, которая нависала над ним, опершись на руки. Дьюранд и великанша пришли в движение одновременно. Дьюранд, извиваясь, выскользнул из под возвышавшегося над ним чудовища, которое издало протяжный крик, полный тоски и злобы. Теперь воин был вне пределов досягаемости. Великанша, поднимая фонтаны грязи, билась о землю, стараясь высвободиться и сбросить с себя Ламорика, вцепившегося в ее плечи. Копье крепко пригвоздило чудовище к острову, который, казалось, не желал отпускать ее от себя.

Молодой лорд продолжал оставаться на спине великанши, покуда один особенно сильный рывок не отбросил его в сторону. Перекувырнувшись несколько раз в воздухе, Ламорик с громким всплеском упал в реку. Воды поглотили молодого лорда, сомкнувшись над его головой. Дьюранд, подняв взгляд, увидел, что к острову устремились десятки лодок. Через несколько мгновений воина уже окружили, помогая подняться на ноги. Он оглянулся, посмотрев через плечо, на заходящуюся в крике великаншу, разбрасывающую в стороны обломки старинных щитов. Древко копья, пригвоздившего великаншу к земле, вот-вот должно было сломаться, и Дьюранд, содрогнувшись, представил, что произойдет с людьми, если чудовище доберется до них. В голове, подобно вспышке молнии, сверкнула мысль: старый герцог говорил, что Миркол пустил реку по другому руслу.

Люди, в глазах которых застыл ужас, потащили его к лодке.

— Запруда! — закричал Дьюранд. Несколько человек покосилось на него, однако никто и не подумал остановиться. Дьюранд в отчаянии забился в их руках.

— Надо разрушить запруду! Затопите остров.

— Точно! Он прав! — раздались голоса.

Пока его везли через реку, Дьюранд, оказавшийся в одной крестьянских лодчонок, успел перевести дыхание. Вскоре он уже лежал в траве на берегу, приподнимаясь над землей на локтях. Рядом с ним распростерся Ламорик. Молодой лорд потерял шлем, но теперь черты его лица были сокрыты под маской из грязи и крови.

— Дьюранд, ты жив?

Дрожащей рукой Дьюранд ощупал лицо.

— Жив, — неуверенно ответил он.

— Я думал, оно тебя сожрало, — признался Ламорик.

Ламорик… сюзерен, спасший ему жизнь.

— А вот и ребята, — добавил молодой лорд.

Над Ламориком, сжимая в руках мечи, склонились Гутред, Эйгрин и подбежавшие вслед за ними остальные члены отряда. Издалека доносился рев чудовища. Берхард протянул Ламорику и Дьюранду теплые сухие одеяла.

Конзар, вместо того чтобы последовать примеру других и склониться над измученными рыцарями, смотрел на остров с беснующейся великаншей, затем, кинув быстрый взгляд на Ламорика и не сказав ни слова, направился к трибунам, воздвигнутым для герцога и его свиты.

— Владыка Небесный, — простонал Ламорик. — Я уж думал все кончено. Она крепко меня держала. Я мог только болтать ногами и ждать, когда она меня сожрет. Черт, голова раскалывается. Ну и ручища… В такой ладони и арбуз поместился бы.

Окружавшие их рыцари слегка расступились, и в небольшом просвете Дьюранд увидел, что вода в реке начала быстро подниматься. Великанша ударила по воде кулаком, подняв в воздух фонтан брызг. Чудовище отчаянно билось в волнах, перехлестывающих остров, ставший для него тюрьмой. Наконец из воды осталась торчать лишь когтистая лапа, потом скрылась и она. Гласс поглотила остров и его пленницу, словно они никогда не существовали.

Ламорик внимательно посмотрел Дьюранду в глаза.

— Ты мог бы остаться в лодке, — сказал он.

— Нет, ваша светлость, — мотнул головой Дьюранд. Он и правда не смог бы этого сделать.

Ламорик поднял взгляд к небесам, затянутым клубящимися тучами.

— Господи, что это значит?

Дьюранд не знал, что ответить.

— Кровь Королей, ваша светлость, — с беспокойством в голосе отозвался Эйгрин. — Точно такое же творилось пять лет назад в тот день, когда скончался король Карломунд. Чтобы такое увидеть, надо было быть в Уиндговере.

Дьюранд вспомнил, что в тот день, пять лет назад, на Акконель, отстоявший от Уиндговера на сто пятьдесят лиг, обрушился жуткий шторм. Говорят, такое случалось, когда король умирал не своей смертью.

— Ничего не понимаю, — покачал головой Ламорик. — Что, кто-то умер?

Вновь подошел Конзар. Растолкав рыцарей, он преклонил перед лежащим Ламориком колено.

— Я думаю, ваша светлость, мы сами скоро обо всем узнаем.

— Ты о чем?

— Главный герольд только что включил Красного Рыцаря в состав участников турнира в Тернгире, — Конзар улыбнулся. — Вскоре вы сможете обо всем расспросить самого короля.

Глава 21 Печать патриархов

Прежде чем сапоги на ногах Дьюранда успели просохнуть, отряд успел проехать три лиги. Он мчался вдоль границ Гесперанда, держа путь в Тернгир. Вместо того чтобы остаться на пир, Красный Рыцарь приказал озадаченным воинам сворачивать лагерь и отправляться в дорогу.

Все это время кавалькада двигалась в молчании, что вполне устраивало Дьюранда. Дорвен осталась позади — в Хайэйшес.

Неожиданно мимо отряда по узкой лесной тропинке пронеслась группа рыцарей. Некоторые лица были знакомыми — Дьюранд узнал здоровяка Оуэна, Бейдена и одноглазого Берхарда. Рыцари окружили Ламорика, ехавшего во главе кортежа. Наконец молодой лорд обратил на них внимание.

— За дело! — прорычал Бейден. Руки рыцарей подхватили Ламорика, извлекая его из седла.

— И этого тоже! — рявкнул чей-то голос под ухом Дьюранда, и он почувствовал, как его стаскивают с лошади.

Рыцари громко пыхтели, раздвигая плечами ветви кустов и деревьев. Куда же они его тащили? Дьюранд услышал журчание реки.

Впереди первая группа, добравшись до берега, кричала:

— Раз! Два!…

— Стойте! — крикнул кто-то. — На нем эта чертова кольчуга!

— Долой ее!

Ламорик после боя так и не успел снять доспехи, тогда как Дьюранд сумел выкроить время и переодеться. На берегу то и дело раздавались взрывы смеха и улюлюканье.

— Погодите! Этот уже готовенький! — завопил один из бородачей, тащивший Дьюранда.

Несчастный почувствовал, что его принялись раскачивать:

— Раз! Два!

— Боги! — воскликнул Берхард, прежде чем хохочущие рыцари успели разжать руки. Вместо этого они аккуратно опустили его на траву. Когда Дьюранд поднялся на ноги, висела гробовая тишина, прерываемая лишь журчанием воды. В центре толпы на земле распростерся Ламорик. Казалось, его только что приволокли из камеры пыток. Грудь и плечи покрывали синяки и кровоподтеки. Особенно жутко смотрелись на белоснежной коже молодого лорда раны.

Ламорик выдавил из себя жалкую улыбку и недоуменно поглядел на раны так, словно он увидел их впервые.

— Досталось мне, — признал он.

Кто-то из рыцарей кивнул. Сколь сильна была воля молодого лорда, удерживавшая его в седле с такими ранами!

— Может, ваша светлость… — начал Берхард.

— Решено, — тихо сказал Конзар. — Мы устроим привал.

— Нет, капитан, — твердо произнес Ламорик.

— Да, ваша светлость. Гутред, Эйгрин, давайте подумаем, что мы можем сделать. Разъезжать в таком состоянии… Это до добра не доведет.

Лужайка рядом с дорогой словно сама просилась, чтобы на ней разбили лагерь.

— Дьюранд, помоги-ка, — бросил Эйгрин.

Ламорик зашипел от боли, когда его подняли на руки.

— Нам надо проехать до заката еще целую пропасть лиг, — начал протестовать Ламорик.

Дьюранд провел в замке Акконеля не один год, но ему ни разу в жизни не доводилось видеть человека с такими увечьями.

— Нам понадобится медвежья желчь, — вздохнул Берхард.

Гласе Где мы ее возьмем? — фыркнул Гутред.

— Когда не нужна, она есть, — философски заметил одноглазый рыцарь, пожимая плечами. — А когда она нужна, ее нет.

— Где Конзар? — Ламорик переводил взгляд с одного рыцаря на другого. — Скажи ему, — начал он обращаясь к Дьюранду и внезапно замолчал, переводя дыхание. — Скажи ему, что мы можем устроить часовой привал. Через час мы снова отправимся в путь.

— Нам нужен окопник, — начал перечислять Гутред, — тысячелистник, кровавик. Может, черноголовка.

— Алтей, — предложил Берхард.

— Он у тебя есть? — покосился Гутред.

— Думаю, где-то завалялся.

— Свежий?

— Нам надо ехать, — простонал Ламорик.

— У меня есть бальзам из медвежьего жира, — сказал Берхард. — А еще — коралл, благословленный патриархом в Вэйвэндинге.

Ламорик дернулся в их руках:

— На привал нет времени. Нам надо дотемна доехать до Гелебора.

Эйгрин отправил оруженосцев в обоз, приказав побыстрее принести одеяла.

— Так о чем ты говорил? — обратился он к Гутреду.

— Нужны мази и припарки. Милорда уложить в тепле. Перво-наперво, притупим боль и отгоним от ран духов зла. У меня есть все, что нужно. Для начала промоем раны.

— Эта поляна ничем не хуже других, — промолвил Эйгрин. — Хотя было бы лучше, если б мы убрались подальше от реки и Гесперанда. Я разведу огонь. Пусть кто-нибудь принесет вещи Гутреда.

Когда они осторожно опустили Ламорика на мягкую траву, лицо молодого лорда исказила такая гримаса боли, словно его со всей силы швырнули на голые камни.

Дьюранд содрогнулся.

Побледневший молодой лорд приподнял голову, которая то и дело норовила запрокинуться.

— Какой сегодня день?

— По моим подсчетам, до турнира в Тернгире осталось семь дней, — спокойно ответил Эйгрин.

— Сто лиг.

— Однако пятьдесят из них, — возразил Эйгрин, — королевские дороги.

Один из пажей сунул сумку Гутреда Дьюранду в руки. Дьюранд нашел в ней глиняную бутыль, которая обычно требовалась пожилому оруженосцу, когда ему приходилось лечить раненных рыцарей. Старый оруженосец, кивнув, принял бутыль из рук Дьюранда.

— Отвары и вино, — пояснил Гутред, поднося горлышко к губам Ламорика.

— Господи, а вино-то дрянное, — сморщился молодой лорд.

Как только люди принялись за дело, первый шок, который они получили, увидев раны Ламорика, стал проходить. Через час на лужайке уже стояли шатры и палатки. Кто-то успел развести костер, на котором сначала, следуя советам тихо переговаривающихся друг с другом цирюльников, вскипятили отвары, а затем зажарили прихваченную в Монервее оленину. Из обоза извлекли бочонок доброго красного вина — его Берхарду и Гутреду удалось под шумок умыкнуть в Хайэйшес.

Все расселись рядом с Ламориком, словно не желая упускать его из виду.

— Я уж думал, вам конец, — рассказывал Берхард, обращаясь к Ламорику. — И тут вдруг он, — одноглазый рыцарь кивнул на Дьюранда. — Как выскочит, как кинется на нее, словно вепрь. Она даже не поняла, что это в нее врезалось. Представляю ее недоумение! Проспала Бог знает сколько лет в земле, в кои-то веки вылезла поглядеть на белый свет, а тут ее начинает бодать какой-то странный закованный в железо баран.

— А что мне оставалось делать? — развел руками Дьюранд. Похоже, из него решили сделать героя.

— Берхард, — поднял палец Эйгрин. — Дьюранд не может быть бараном и вепрем одновременно.

— А потом… — громким голосом продолжил Берхард, но тут же, кинув взгляд на спящего Ламорика, перешел на хриплый шепот. Плечи молодого лорда были покрыты припарками. — А потом его светлость с копьем как выскочит! Чего удивляться, что главный герольд внес его в списки участников. Знай мы заранее, что все окажется так просто, можно было махнуть рукой на этого Морина и сразу отправляться выуживать из реки чудовищ.

Оуэн, положив руки за голову, откинулся на траву и широко улыбнулся.

— Я помню, как все начиналось. Когда мы начали ломать комедию с Красным Рыцарем. Кажется, это было так давно…

— Безумную комедию, — поправил Бейден, выставив палец.

— Бейден, перестань, — шикнул Берхард, который в тот момент был занят тем, что снимал одну из припарок с плеча Ламорика. Если б Ламорик не спал, он бы наверняка услышал разговор рыцарей.

— Комедию, которая должна была принести нам к зиме кучу серебра, — закончил наконец Бейден.

Оуэн поднял руку, призывая всех к вниманию. На лице здоровяка продолжала лежать печать задумчивости.

— Может, затея с Красным Рыцарем еще сделает нас богачами. Честно признаюсь, в самом начале я и не думал, что мы попадем на турнир в Тернгире. А теперь я уже могу представить нас там. Всех нас, на ристалище, сжимающих в руках копья с развевающимися флажками. На нас смотрят десятки, сотни человек, главный герольд и принц. Лучшие и благороднейшие люди королевства ломают голову и никак не могут понять — кто же такой Красный Рыцарь. Все внимание приковано к нам. Представляете, что это за улыбка судьбы?

— А вот если мы еще победим… — протянул Берхард.

— Ага, точно, — люди закивали, в глазах вспыхнули огоньки.

— Конец странствиям, — вздохнул Оуэн, — больше не надо мокнуть под дождем. Радость и веселье до скончания дней.

Деревья зашумели, налетел порыв холодного ветра. На поляну падал солнечный свет, просачиваясь сквозь ветви. Несмотря на одеяла и тепло костра, Ламорик задрожал. В глаза бросалась мертвенная бледность молодого лорда, который сейчас казался утопленником, только что вытащенным из воды. Он совсем не был похож на человека, способного повести отряд к победе.

— Милорду ни к чему лежать под открытым небом, — сказал Эйгрин, кивнув Дьюранду, Бейдену и Оуэну. Троица подхватила Ламорика на руки и понесла в шатер.

Когда руки Дьюранда сомкнулись на лодыжках молодого лорда, он почувствовал, что кожа Ламорика горячая, словно расплавленный воск. Бейден и Оуэн принялись закутывать израненного лорда в одеяла. Ламорик застонал. Цирюльники и лекари что-то бормотали себе под нос, то и дело отдавая распоряжения.

Отдернув полог, в шатер вошел Гермунд, сжимая в руках горящую лампу. Только сейчас все заметили, как стало темно. Огонь лампы ярко осветил жуткие синяки и кровоподтеки на теле Ламорика, и, увидев их, Дьюранд вспомнил, как стоял, разрываясь, на Курган-острове, желая помочь своему лорду и вместе с тем мечтая о его гибели. Ныне же Ламорик лежал перед ним, напоминая скорее мертвого, нежели живого.

Ламорик не причинил ему никакого вреда, более того, он спас ему жизнь. Но воображение тут же нарисовало образ Дорвен. Воин едва мог дышать, когда глядел на нее. Чувствуя на себе пристальный взгляд скальда, Дьюранд резко развернулся и вышел из шатра.

На дороге, тянувшейся из Хайэйшес, показались всадники в развевающихся плащах. У одного из них на поясе висел боевой топор. За спиной бородача в дамском седле сидела леди Бертрана. Дьюранд, похолодев, увидел, что на втором коне скачет Дорвен.

Конзар вместе с другими воинами поднялись от костра, чтобы встретить вновь прибывших, а Дьюранд, воспользовавшись поднявшейся суматохой, отступил под сень деревьев. Дорвен шагнула к костру, свет которого осветил ее лицо. Дьюранд отступил в тень еще дальше. Взгляд рыжеволосой девушки скользнул по лицам воинов, словно она искала кого-то.

— Я приветствую вас, леди Дорвен, — с этими словами Конзар преклонил перед девушкой колено.

— Здравствуйте, сэр Конзар, — кивнула она в ответ.

— Ваш муж расположился на отдых в шатре.

Дорвен открыла рот и, помолчав, наконец произнесла.

— Я желаю его видеть.

— Да, ваша светлость, — сказал Конзар и повел ее прочь от костра. На миг девушка оглянулась, и Дьюранд снова увидел ее ищущий взгляд. Сердце отчаянно билось, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди. Всего в десяти шагах в шатре под одеялами трясся в лихорадке лорд Ламорик, человек, который, вместо того чтобы спасаться бегством, рискуя жизнью, бросился Дьюранду на помощь и пригвоздил к земле великаншу.

Дьюранд услышал, как кто-то вогнал в землю лопату. Обернувшись, он разглядел в кустах фигуру Берхарда, который, видимо, вышел из шатра сразу же вслед за Дьюрандом. Одноглазый рыцарь отложил лопату в сторону и осторожно положил в ямку скомканные припарки.

— Изыди, — тихо произнес Берхард. — Силами Небесными заклинаю тебя — изыди. Изыди и забери с собой зло и боль, от которых страдает наш лорд. Владыкой Небесным и Стражами Райских Врат заклинаю тебя — изыди!

Дьюранд моргнул и попятился назад. Под каблуками тихо хрустнула галька, и как только лодыжек коснулась холодная вода, он услышал за спиной громкий влажный шлепок. Потом еще один. И еще. Дьюранд обернулся и посмотрел на реку.

На противоположном берегу тканью выцветших знамен колыхались призрачные фигуры. Вдоль берега сновали серые тени — Дьюранд едва их мог различить, несмотря на то, что ясно слышал женские голоса и влажные шлепки мокрого белья о камень. Он совсем забыл, сколь близко находится Гесперанд. В ноздри бил острый запах щелока. Он переступил с ноги на ногу, и тени на противоположном берегу замерли — все как одна. На него уставились десятки пар глаз. Вдалеке из-за деревьев доносился лай псов. Ему показалось, что кто-то прошептал: "Сейвин".

— Дьюранд!

Дьюранд почувствовал, как чьи-то пальцы схватили его за руку. Задрав голову, на него смотрел, сосредоточенно моргая, коротышка-скальд.

— Отойди от воды, — сказал Гермунд и потянул его за руку.

— Гермунд, — озадаченно промолвил Дьюранд. Казалось, они не говорили целую вечность.

Скальд посмотрел на реку, кинув быстрый взгляд через плечо.

— Я бы предпочел, чтобы мы не останавливались, покуда не доедем до Гелебора, — сказал Гермунд. — Мы слишком близко. Особенно сейчас. Удар, который помог великанше высвободиться, — это тебе не шутки. Не припомню такого со времен прежнего короля.

Где-то в лагере, в шатре Ламорика, Дорвен склонилась над своим супругом. Дьюранд знал, что ему надо забыть о ней, и чем быстрее, тем лучше. Кому какое дело до разбитого сердца.

Дьюранд вспомнил о черных тучах, которые затянули небеса во время поединка на острове.

— Карломунд, — произнес он.

Услышав имя покойного короля, Гермунд сложил ладони в знаке Небесного Ока.

— И многие государи до него, — кивнул скальд, поняв, к чему клонит Дьюранд.

— Кровь королей, — задумчиво произнес Дьюранд. Пять зим тому назад король погиб на охоте. "На охоту в Уиндговере мчится король, летит на коне Карломунд…" — именно с этих слов начиналась одна знаменитая баллада. С королем на охоту отправились сыновья. Поговаривают, принц Бидэн на охоту не поехал, но просил отца быть поосторожнее. Отца вызвались сопровождать принц Эодан и принц Рагнал. "Слишком много принцев", — сходились многие во мнении. Впрочем, даже король может погибнуть, свалившись с лошади.

— Кто-то оказался глупцом, — промолвил Гермунд. — Прежде патриархи проявляли большую заботу о мироздании.

— И еще эта тварь в реке, — Дьюранд плохо понимал, о чем толкует скальд, поэтому решил закинуть удочку.

— Старые узы покуда удерживают Древний Эррест и государство продолжает оставаться единым. Знать извечно была связана клятвами верности с королями. Короли давали дворянам землю, а дворяне клялись защищать корону до последнего вздоха. Цепи клятв. Так было из века в век. Тысячи тысяч кошмарных созданий продолжают оставаться прикованными к земле еще со времен Сердана. А центр всего мироздания — король, ибо все клятвы завязаны на него. Он — печать всех печатей.

— Нарушенная клятва вырвала Гесперанд из полотна мироздания, — покачал головой Дьюранд.

— Даже когда все происходит как надо и король умирает своей смертью, а заранее выбранный наследник ожидает, когда почивший государь займет свое место в усыпальнице предков, даже тогда ты можешь почувствовать, как содрогается мироздание. Оно словно мяч, подброшенный к небесам, но так и оставшийся висеть в воздухе.

— И именно в такие моменты твари, подобные той великанше, вылезают наружу, — заключил Дьюранд.

Но кто умер? Дьюранд вспомнил о словах Кассонеля, произнесенных бароном на мосту в Гесперанде. Государь сильно задолжал, а время расплаты по счетам должно было вот-вот наступить.

— Ты слышал, что говорил Кассонель? — спросил Дьюранд.

— Ага. Все может быть. Бедняга Рагнал. Ему постоянно не везло. С тех пор, как этот старый дурак, его отец, грохнулся с лошади, то и дело приключалась какая-нибудь беда. Вот сейчас — бунт в Гейтане. Один год — засуха, другой — мор, третий — голод. И все налоги, налоги, еще налоги, а со дня коронации в казне так и не появилось ни единого гроша. Теперь Великий Совет может сделать с Рагналом все, что пожелает.

— Гермунд, а что случится, если на трон сядет узурпатор?

— "Сгинет король, конец и королевству", — так говорят мудрые женщины. Государь связан с королевством незримыми нитями. В этом-то все и дело.

— И узурпатору, захватившему престол, придется несладко.

— Вполне может быть. Страшно представить, что произойдет, если распадутся цепи заклятий, свитых Тайными Повелителями и патриархами. Что будет, если все рассыплется в прах?

В свете костра двигались люди.

— Так вот почему они вьются вокруг Радомора, — неожиданно осенило Дьюранда. — В его жилах течет королевская кровь.

— Беоран со своими приспешниками не дремлет, — прошептал Гермунд. — Кассонель далеко не единственный, кого снарядили в дорогу: Посланцев тысячи, они рыскают по королевству, проверяя крепость древних уз. Что нас ждет? Наверняка могу сказать лишь одно — потребуется недюжинное мужество, чтобы низложить миропомазанника.

— Неужто они уже убили государя? — растерянно спросил Дьюранд.

— Хороший вопрос. Хочу тебя спросить, ты заметил, как по небесам пробежала рябь? Ты обратил внимание, с какой стороны она прошла?

— С юга, — сглотнув, ответил Дьюранд, понимая, что никогда не забудет прокатившихся по небу волн.

— Точно. С юга или юго-востока. Быть может, центром волнения была Ирлакская равнина или юг Гирета?

Дьюранд даже думать не смел о том, что в центре светопреставления оказался его родной замок, где проживали родители.

— Король в Эльдиноре, — еле слышно пробормотал Дьюранд. — Говорят, что Рагнал через неделю должен быть в Тернгире, а он — пятьдесят лиг к северу. Слишком далеко и от Ирлака, и от Гирета.

Седобородый Аильнор, Радомор, сын Радомора и Альвен — все они были потомками отрекшегося от престола короля Карондаса. Получается, что в Ирлаке людей, в чьих жилах текла королевская кровь, было ничуть не меньше, чем в самом Эльдиноре. Неужели Радомор?…

— Дьюранд, — скальд внимательно смотрел на него. — Тут замешан Радомор. Я прав?

— Да.

Либо герцог убил своего сына, либо Радомор стал отцеубийцей. А может, погибли оба. Или умер ребенок. Было ясно — в движение пришли чудовищные силы, но где? На мгновение Дьюранду показалось, что он все понял.

— В Ирлаке пролилась кровь, — произнес он.

— Это все, что ты можешь сказать? — спросил Гермунд.

— Это все, что я могу сказать наверняка.

Скальд коснулся руки Дьюранда:

— Давай отойдем подальше от воды.

Ламорик проспал всю ночь и, проснувшись наутро, нашел в себе силы продолжить путешествие — он заплатил немалую цену за право участия в королевском турнире в Тернгире.

Они снова отправились в путь, который лежал на север вдоль границ Гесперанда, оставляя за своей спиной леса Монервея. Эйгрин бормотал полуденную молитву.

Дорвен то и дело бросала на Дьюранда взгляды, но не могла к нему приблизиться — слишком много было вокруг свидетелей. Впрочем, Дьюранд не испытывал ни малейшего желания говорить с рыжеволосой девушкой.

Всю ночь и утро до него доносился скрип деревьев Гесперанда, так похожий на плач и всхлипывания. Меньше всего воину сейчас хотелось ссориться с Дорвен. Дьюранд чувствовал себя неуверенно.

Как только лесная чаща расступилась перед отрядом, Ламорик осадил коня. Кавалькада остановилась так резко, что погруженный в невеселые мысли Дьюранд чуть не свалился с коня. Ламорик подался вперед, наклоняясь к луке седла, и выжал из себя улыбку.

— Значит так, ребята, слушайте внимательно, — начал он, оглянувшись через плечо на раскинувшуюся перед отрядом Гелеборскую равнину. — Знающие люди мне подсказали, что здесь где-то рядом проходит Лэйверский тракт. Он ведет в города Лэйверин, Эльдинор и Тернгир. Вон там, — Ламорик, повернувшись в седле, показал на равнину, — Коп-Альдер, первый приличный городишко на нашем пути, и он как раз стоит на Лэйверском тракте. Гермунд говорит, что до него пять, а то и семь лиг. Пока до города не доберемся, привала делать не будем. Да, возможно, сегодня вам придется провести в седлах немало времени. И все же никаких остановок, покуда не доедем до Коп-Альдера, где нас ждет горячий ужин, теплая постель и крыша над головой.

Прежде рыцари закричали бы "Ура!", но сейчас они лишь устало кивнули. По отряду пронесся глухой ропот.

Ламорик весело улыбнулся:

— Нас ждет Коп-Альдер и теплая постель!

— Что это за Коп-Альдер? — Дьюранд толкнул скальда в бок.

— Там лекари. И вообще славное место, в котором невредно оказаться, когда повсюду творятся такие страсти. Это Конзар с Эйгрином уговорили милорда.

Кавалькада пронеслась мимо деревушек южного Гелебора и выехала на Лэйверский тракт — мощеную дорогу шириной в десять шагов. Грохот подков о камень напугал некоторых лошадей — далеко не всем из них доводилось хотя бы раз в жизни скакать по хорошим трактам.

К закату Гутред ехал с Ламориком на одной лошади, поддерживая молодого лорда, чтобы он не выпал из седла. К этому моменту вдалеке на вершине холма показался Коп-Альдер. Нависавший над Лэйверским трактом город был погружен в странную тишину. Дьюранд поднял взгляд на высокие стены из песчаника и крутые скаты крыш. Судя по всему, Коп-Альдер некогда был крепостью. Чем он был сейчас — оставалось лишь догадываться.

— Вот вам и Коп-Альдер, — сказал Гермунд.

Огороженные осыпавшимся рвом высились мрачные стены и угловатые башни. Стояла тишина. Не было слышно ни лая собак, ни плача детей. Коп-Альдер выглядел очень странно. До путников донесся звон колоколов.

— Глядите, — прошептал Гермунд. — Теперь все ясно.

Из городских ворот показалась вереница людей. Несколько рыцарей, сидевших в седлах рядом с Дьюрандом, сложили ладони в знаке Небесного Ока. Люди, переставляя ноги в жидкой грязи, несли на плечах четыре открытых гроба, в которых виднелись силуэты покойников, одетых в саваны. На пригорке у подножия холма Дьюранд увидел поросшее деревьями кладбище.

Похоронная процессия должна была пройти мимо отряда.

Пожилой монах, шедший впереди колонны людей, замер перед Конзаром и Ламориком, лошади которых заржали, испуганно перебирая ногами. Подняв к небесам посох, монах дал процессии знак остановиться. На лбу каждого человека в процессии желтела полоса охры. Старик обвел взором отряд и, найдя в нем Дьюранда, внимательно посмотрел на него. Потом монах перевел взгляд голубых глаз на Ламорика, который, будто окаменев, сидел в седле недвижим.

— Святой отец, меня зовут Конзар, — кашлянув, начал капитан, — преданный вассал на службе у его светлости сэра Ламорика Гиретского.

— А я здешний настоятель, — Дьюранд уловил в речи монаха южный выговор.

— Примите мои извинения, отец-настоятель, если бы я знал, куда направляете вы стопы свои, я бы никогда не преступил вам…

— Ты уже преступил, — покачал головой старый монах, подбородок которого покрывала седая щетина.

Дьюранд заметил на лице настоятеля следы свежих царапин. Некоторые из них были довольно глубокими.

— Моим людям требуются постели, святой отец. Им надо прилечь.

— Ну что ж. Этим людям, — старик показал посохом на гробы, — тоже надо прилечь. Мы предадим их земле, прежде чем опустятся последние сумерки. Езжайте в город и ждите нас там.

Конзар, кивнув, тронул поводья коня. Оказавшись у ворот, Дьюранд оглянулся, бросив взгляд на равнину Гесперанд и Монервей. Неожиданно его взгляд замер на шатрах, расставленных у самых границ леса.

— Морин, — кивнул скальд, проследив за взглядом Дьюранда. — Думаю, нам еще придется с ним встретиться.

Дьюранд покачал головой. Отряд въехал в западные ворота Коп-Альдера.

Естественно, Кон-Альдер оказался монастырем. Отряд остановился в холодном узком дворике между внутренними и внешними стенами. Из ртов людей, беспокойно оглядывавшихся по сторонам, поднимались облачка пара. Дьюранд окинул взглядом высокие стены и крутые скаты крыш. Казалось, монастырь был вырублен из одного огромного куска синевато-серого сланца. Над каждым окном и дверью виднелись высеченные на камне барельефы с изображением раскрытого молитвенника.

— Мы весь день не вылезали из седла, — начал Бейден. — И что? Только ради того, чтобы доехать до этого чертова…

Вделанная в ворота дверь громко скрипнула — словно ворон каркнул — и во внутренний двор ступил настоятель в сопровождении братии.

Старик отряхнул руки, живо напомнив крестьянина, вернувшегося домой после тяжелого трудового дня в полях.

— Что вы здесь делаете? — строго спросил настоятель.

— Ждем, как вы и сказали, — ответил Конзар, — постелей и трапезы, если, конечно, они у вас найдутся.

— На трапезу вы уже опоздали. Скоро опустятся последние вечерние сумерки, и с постелями мы вам поможем. Братья покажут вашим слугам, где у нас конюшни. Остальные пусть идут за мной. Я отведу вас в покои для мирян.

Настоятель тронулся с места, на мгновение дотронувшись рукой до груди Дьюранда, отстранив его в сторону, чтобы пройти. Большие бледно-голубые глаза старика встретились с глазами Дьюранда. Рыцари, переглянувшись, отправились вслед за удаляющимися звуками посоха, постукивающего по камням. Дьюранд вспомнил, как он ехал через леса Гирета, и решил держаться поближе к Ламорику. Дорвен была где-то рядом.

Они свернули в лабиринт узких проходов и коридоров, огибающих весь монастырь. Ламорик шел медленно, еле переставляя ногами, поэтому оказался с Дьюрандом в хвосте отряда. Остальные рыцари с настоятелем были уже далеко впереди. Наконец Дьюранд с молодым лордом свернули за угол, и перед их взорами предстал тихий пустой коридор. В стене Дьюранд заметил низкий проем — дверь была открыта. Дьюранд с Ламориком вошли в келью, и настоятель, услышав их шаги, резко обернулся. Глубокие царапины на его лице смотрелись жутко.

— Вы останетесь здесь. И не думайте, что я не знаю, кто вы такие. Вы не паломники и не благородные воины. Патриархи не желают иметь дело с грабежами и убийствами, которые вы творите, оргиями, в которых вы участвуете, какими бы красивыми словами вы ни называли эти мерзости. Пока вы здесь, ведите себя тихо и дважды подумайте, прежде чем куда-нибудь отправиться.

Настоятель бросил взгляд на Ламорика и вздрогнул.

— Его — в лазарет. Потребуется два человека — пусть возьмут его под руки. А эти две, — старик показал концом посоха на Бертрану и Дорвен. — останутся в покоях для женщин.

— Я должна остаться со своим… — попыталась возразить рыжеволосая девушка.

— Они отправятся на женскую половину и будут там тихо сидеть.

Как из-под земли выросли два монаха, готовые сопровождать женщин к их келье. Перед тем как проследовать за ними, Дорвен оглянулась, и ее глаза встретились с глазами Дьюранда. Спустя мгновение, она вышла в коридор.

Люди казались растерянными. Настоятель терпеливо ждал. Наконец вперед шагнул Конзар.

— Эйгрин, — сказал он. — Ты не поможешь Дьюранду сопровождать его светлость в лазарет?

Эйгрин, чуть помедлив, кивнул.

— Идем, — молвил настоятель.

— Отлично, — обратился Конзар к остальным. — Всем расположиться на ночлег. Где-то здесь есть альковы, а может найдутся и свечи.

— Лампады, — поправил настоятель, уже стоя в коридоре.

Эйгрин и Дьюранд, поддерживая Ламорика под руки, вышли из кельи и встали рядом со стариком.

— Подождите, — сказал он.

Потрясенный Дьюранд увидел, как настоятель снял с пояса связку больших черных ключей и, притворив дверь в келью, запер ее, громко лязгнув замком. Вся поверхность двери была покрыта причудливыми символами и знаками.

— Вот так, — кивнул старик. — Следуйте за мной.

Настоятель засеменил вдоль темных отвесных стен с такой скоростью, что Дьюранду оставалось лишь в изумлении покачать головой.

Им опять пришлось обогнуть монастырь и снова углубиться в переходы, направляясь к самому сердцу Кон-Альдера, туда, где темным провалом чернело отверстие огромного колодца.

У его края Дьюранд замедлил шаги. Колодец — тридцать шагов в поперечнике и двадцать фатомов в глубину, распахнувший свой огромный голодный зев, — казался заброшенной шахтой. Быть может, перед ним было монастырское хранилище под открытым небом?

По двору, шаркая ногами, вереницей бродили монахи, склонив головы в молитве. Никто из них не поднял на рыцарей и взгляда. Присмотревшись Дьюранд обмер, потрясенный, — за невесть сколько веков миллионы сандалий протерли камень насквозь и монахи теперь двигались по протоптанным в земле канавам, глубина которых доходила до колен.

Ламорик привалился на плечо Дьюранду, и Эйгрин, не говоря ни слова, качнул головой — идем, мол. Старик настоятель почти скрылся из виду, Ламорик едва стоял на ногах.

Дьюранд решил повременить с вопросами, и они двинулись через дворик, по дороге натолкнувшись на два тела, завернутых в саваны. На каменных плитах лежали горки свежей земли.

Настоятель, лоб которого пересекала полоса желтой краски, ждал их, обхватив посох обеими руками.

— Сюда, — сказал он, — несите его сюда.

Кивнув, Эйгрин с Дьюрандом втащили Ламорика в сумрачную келью. В келье на соломенных тюфяках лежало несколько израненных монахов.

— Что случилось? — Дьюранд кинул на Эйгрина изумленный взгляд, однако настоятель резко поднял руку, призывая их к тишине.

— Оставьте его здесь и ступайте, — сказал старик. — Ваш друг скоро поправится, — он внимательно посмотрел на Эйгрина. — Я полагаю, ты найдешь обратную дорогу, брат мой.

— Да, отец-настоятель, — склонил голову Эйгрин и, схватив Дьюранда за руку, потащил его обратно во двор.

— Что происходит? — спросил Дьюранд, слыша, как из дальнего угла двора доносятся удары заступов о камни.

— Сложно сказать, — уклончиво ответил Эйгрин.

— Мне показалось, настоятель тебя знает.

— Конечно. Человек должен обладать немалыми знаниями и силой духа, чтобы жить здесь. Мне неведомы подробности истории об этом холме, но поговаривают, что в древности один из местных вождей вызвал из тьмы глубин чудовище. Что это была за тварь — я не знаю. С тех пор сменилось уже семьдесят поколений, а чудище так и не могут успокоить. Когда здесь впервые появился Сэрдан и Сыны Атти, народ, живший в этих землях, уже был на грани отчаяния. Гермунд вряд ли тебе о чем-нибудь расскажет. Впрочем, если ты прислушаешься, то сам сможешь почувствовать, как под стенами святого монастыря ворочается эта тварь.

Дьюранд, содрогнувшись, представил монастырь, наполненный демонами из преисподней.

Эйгрин торопился.

— Повсюду гибнут люди. На них обрушиваются такие же чудища, как и то, что напало на его светлость на Курган-острове. И так во всем королевстве. Рисковое дело — пролить кровь короля. Люди не желают этого понимать.

— Ну и взгляд у этого старика, — промолвил воин. — Острый как бритва.

— Он слеп, Дьюранд. Катаракта.

Дьюранд оступился, но Эйгрин даже не подумал сбавить скорость:

— Нам надо пошевеливаться, — сказал он. — Если глаза не обманывают, вот-вот наступят последние сумерки. После них ни за какие сокровища я не выйду наружу.

Он уже почти бежал, а Дьюранд несся вслед за ним, стараясь не споткнуться и не упасть. Наконец Эйгрин свернул в знакомый коридор. У двери их ждал монах, сжимая в дрожащей руке связку ключей. Как только дверь за ними захлопнулась, раздался печальный колокольный звон — монастырь прощался с последними отблесками света уходящего дня. Дрожащий свет лампад освещал напряженные лица рыцарей.

— Мы заперты, — прошептал Берхард. — Зато у нас есть полкруга острого сыра и пара пинт красного вина, чтобы промочить горло.

И тут Дьюранд впервые услышал, как Эйгрин смеется.

Масло в лампадах закончилось быстро — настоятель дал воинам ровно столько, сколько необходимо, и члены отряда скоро разбрелись по альковам. Из-за двери доносились леденящие кровь вопли, оглашавшие темные коридоры Коп-Альдера. Слышалось, как монахи бормочут молитвы, им вторил Эйгрин. Мрак разрывали душераздирающие крики.

— В такие ночи, — промолвил Берхард, — мне кажется, что я начинаю видеть вторым глазом, тем, что лишился давным-давно. И знаете, что я вижу?

— Да замолчи ты, ради Бога, — прошипел из своей ниши Бейден. — Больше поговорить не о чем?

— Тогда давайте потолкуем о Морине. Вам не кажется, что он идет за нами на север?

— Кажется, — отозвался Бейден. — Интересно, чего этому сукину сыну теперь от нас надо?

— Он тоже едет в Тернгир, — ответил Конзар. Со всех сторон раздались ругательства и стоны. — Он будет представлять своего отца на Великом Совете. Туда все едут.

В коридоре за дверью раздался дикий вой. Скрипнули петли.

— Господи, — прошептал кто-то.

— Всем спать, — приказал Конзар. — Я обещал вам постели, вы их получили. Теперь спите.

Дьюранд повернулся на бок, вслушиваясь в бормотание Эйгрина и жуткие звуки, доносившиеся из-за двери. Что же произошло в Ирлаке? Дьюранд почти был готов молиться о том, что убили Радомора, о том, что негодяй принял смерть от руки одного из мрачных рыцарей, входивших в свиту герцога Аильнора. Если все так и есть, значит, самое страшное уже позади и волна несчастий, прокатившаяся по королевству, скоро сойдет на нет. Но перед мысленным взором Дьюранда тут же предстал сверкающий лысым черепом Радомор, развалившийся на престоле своего отца.

Дьюранд понимал, что должен во всем разобраться. Очень хорошо, что они едут в Тернгир. Там соберутся главы благородных домов Беорана, Ирлака, Гелебора, Уиндговера и многих других земель. Лежа в темноте, Дьюранд размышлял о том, что ему необходимо собственными глазами узреть ураган, обрушившийся на королевство. На воина навалилась усталость, и он провалился в сон, слыша, как некоторые рыцари присоединяются к шепчущему молитвы Эйгрину.

Дверь с грохотом отворилась, и в брезжащем сероватом свете показалась фигура настоятеля, одетого в черную сутану.

— Первые предрассветные сумерки, милорды, — объявил он. — Вам пора в путь, — старик замолчал, и в повисшей тишине до отряда донесся звон колоколов. Настоятель улыбнулся. — Слышите? Я вас не обманываю.

Он повернулся и вышел. Дьюранд, застонав, сел на каменном ложе, опустив обутые в сапоги ноги на плиты пола.

— Кирпичи и кровати, — изрек Берхард.

— Че? — скорчил рожу Бейден.

— Перед тем как на них лечь, надо постелить солому, — пояснил Берхард.

Люди стонали, кашляли, почесывались, отчего Дьюранду почудилось, что он оказался в хлеву.

— Пойду погляжу, как его светлость, — сказал Конзар, хлопнул ладонями по коленам. Из его рта к потолку поднимались облачка пара. — А вы пойдите, посмотрите удастся ли вам выпросить у этих скряг горячей пищи. Через несколько дней мы будем в Тернгире. Надеюсь, об этом никто не забыл?

Однако Дьюранда в первую очередь беспокоил отнюдь не завтрак. Выйдя из кельи, он расспросил охраняющего вход монаха, где находится отхожее место, и двинулся по коридору, стараясь не забыть, сколько раз и куда ему надо свернуть.

После всех диких воплей и криков, которые слышались ночью, затихший монастырь в рассветном полусумраке выглядел странно. У пола стелился белесый туман, утренняя роса покрывала двери, украшенные причудливой резьбой, изображавшей Небесное воинство и сказочных зверей. Какие бы проклятые твари и чудовища не рыскали по коридорам древнего монастыря под покровом ночи, с возвращением солнца на небесный свод они погрузились в сон.

Дьюранду казалось, что он вот-вот лопнет. Дважды ему уже пришлось повернуть назад, поскольку он решил, что идет не в том направлении. Наконец он нырнул в небольшую комнатенку. На небольшом возвышении виднелось шесть отверстий.

Дьюранд вздрогнул — на его плечо опустилась чья-то рука.

— Это ты? — спросил слепой настоятель. — Заблудился?

Дьюранд даже и не думал пускаться в длинные объяснения.

— Ты ведь пока не в центре, но направляешься именно туда. Разве я не прав?

— Святой отец, я никуда не направляюсь.

— Да ну? — настоятель расплылся в улыбке, обнажившей крепкие желтые зубы. — Поверь мне, ты доберешься до центра. Но тебя ожидают тяжкие испытания — огонь и вода, вера и кровь.

Единственное, чего в этот момент хотелось Дьюранду, — остаться одному. Он был по горло сыт пророчествами.

— Ах да, — протянул настоятель. — Тебе уже пришлось с ними столкнуться. Они тебя звали Бруной. Я прав?

Дьюранд отступил на полшага назад.

— Бруна Широкоплечий. Игра, что так радует мудрых женщин. Они видят в тебе Бруну и молчат или же предупреждают, что честь и предательство — две стороны одной медали. Ведьмы. Ты словно огромный валун. Брось тебя в воду, пойдут большие волны. Больше они ничего не видят. Мудрые женщины обожают поговорить об огромных валунах.

Старик приподнял бровь. На его лбу все так же красовалась полоса желтой краски.

— Не бойся, — заговорщицки прошептал настоятель. — Я никому не скажу, что мне открылось. Я умею хранить секреты, — он почесал нос. — Главное не забывай, с кем нам приходится воевать.

— Воевать?

— Ну да. Мы сражаемся с Сыном Зари и его воинством. Изгнанными. Проклятыми. В дни потрясений содрогается все королевство. Оно подобно сети, опутывающей этих жутких тварей, врагов человеческих и всего живого, сети, свитой из клятв. Мироздание переполнено чудовищами, призраками и прочей нечистью — всех их держит сеть, которую патриархи поручили королю. Думаешь, нам здесь не страшно? Думаешь, мы бы не убежали отсюда, подвернись нам такая возможность? Весь Коп-Альдер трясется, как припадочный. Но мы скованы такими жуткими клятвами, от которых бы у тебя кровь застыла в жилах. К тому же, если мы оставим монастырь, кто, в таком случае, будет держать здесь оборону? То же самое с тобой. Ты находишься в плену клятв, страха, мечтаний и страсти.

Дьюранд, съежившись под косым взглядом настоятеля, скользнул в маленькую комнатушку. Он больше не мог терпеть. Оглянувшись через плечо, он увидел, что старик все еще стоит в дверях.

— Помни, что все поставлено на карту, — предупредил слепец. — Все!

Когда Дьюранд добрался до трапезной, то не обнаружил там ни единого человека. Весь отряд столпился в монастырской кухне. Услышав доносящийся оттуда голос Ламорика, Дьюранд медленно подошел к раскрытой двери.

— Мы должны ехать. Чем раньше, тем лучше. Я видел все ясно, ясно, как… — Ламорик замолчал, переводя взгляд с одного озадаченного лица на другое, и извлек из ножен короткое лезвие, — ясно, как этот кинжал. Я помню все до малейших деталей. Развевающиеся знамена. Сверкающие мечи и шлемы. Сотни рыцарей, летящих на конях по ристалищу. Повсюду деревянные трибуны, подобные тысячам осадных лестниц. Я всех видел, — Ламорик, окруженный рыцарями был мертвенно бледен. — И тебя, Бейден, и тебя, Конзар, — молодой лорд обратил внимание на замершего в дверях Дьюранда, — и ты, Дьюранд, там тоже был. Силы Небесные…

Ламорик замолчал, открывая и закрывая рот, словно выброшенная на берег рыба, тогда как Берхард, Гермунд и даже Дорвен бросали на Дьюранда взгляды — виноватые, умоляющие.

— Эйгрин, — Ламорик повернулся к рыцарю. — Я тебя тоже помню. Ты скакал на лошади в желтом плаще и шлеме. Все было желтое.

Судя по лицу Дорвен, слова молодого лорда потрясли ее до глубины души.

— Это сон? — уточнил Дьюранд. — Вам приснился сон?

— Да. Пока я спал в лазарете, — кивнул Ламорик. — Дьюранд, толпа приветствовала нас! Все королевство смотрело на нас и радовалось нашим победам! Я должен рассказать об этом сне мудрым женщинам. Но для начала давайте поблагодарим святых отцов за их гостеприимство. Нас ждет Тернгир! За мной!

Ламорик быстрым шагом вышел из кухни. Рыцари и оруженосцы, подхватив хлеб и сыр, устремились вслед за лордом. Дьюранд, почувствовав, как бешено забурлила кровь в его жилах, схватил Гермунда за руку.

— Гермунд, он и вправду видел сон?

— Думаю, да, — оглядываясь по сторонам, ответил Гермунд. — Но Дорвен… когда она пришла за ним в лазарет, монахи сказали, что Ламорика лихорадило всю ночь. Он страшно кричал в бреду.

— Владыка Небесный, — вздохнул Дьюранд.

— Точно, — кивнул Гермунд. — Нам еще многое предстоит пережить, друг мой.

Глава 22 Крылья памяти

Отряд провел в дороге целый день. Лэйверский тракт, тянувшийся среди лугов и полей, свернул в рощу, где было решено устроить привал аккурат между Медларом и маленькой безымянной деревушкой. Было влажно, поэтому, поставив шатры и палатки, продрогшие люди собрались у большого костра — погреться и обсушиться. Скальд коснулся пальцами струн лютни, которые тихо зазвенели в ответ. Он давно уже не брал инструмент в руки и, казалось, истосковался по нему.

Оуэн, глядя в огонь, набросил на плечи одеяло и широко улыбнулся, сверкнув золотыми зубами:

— Женюсь и найду себе где-нибудь замок. Хочется осесть, пока в моей шкуре не провертели дыру, которую будет не под силу залатать даже лекарям. Какой толк от славы, если нет ни женщин, ни земель? Кстати, я не собираюсь брать в жены кого попало. Сэра Оуэна устроят только самые благородные и достойные вдовушки Эрреста! Сэр Оуэн! Отважный воин, сражавшийся плечом к плечу с Красным Рыцарем в Тернгире.

Ламорик громко рассмеялся. Было невозможно не поверить в тот сказочный сон, который, словно яркий солнечный свет, рассеивал тьму мрачных пророчеств и дурных знамений.

— Вот это жизнь, — Бейден улыбнувшись, снял с пояса кошель и потряс им. — Деньги не должны лежать мертвым грузом.

Леди Бертрана покачала головой. Дьюранд поднял глаза и встретился взглядом с Дорвен.

С того момента, как воин узнал правду, он не позволил себе перемолвиться с ней и словом. Он старался забыть обо всем, что между ними было, и стать таким, как прежде. Однако Дорвен заметила, что он на нее смотрит, и сделала еле заметный жест, приглашая его отойти от костра.

Дьюранд решил, что не сдвинется с места.

— А ты, Гермунд? — спросил Ламорик. — Ты будешь сражаться вместе с нами?

— Я? — скальд улыбнулся. — Я лучше сложу балладу, которую назову "Красный Рыцарь в Тернгире". — Гермунд взял звучный аккорд.

Дорвен, не сводя глаз с Дьюранда, начала вставать. Еще мгновение, и он бы поднялся и пошел за ней. Неожиданно из-за деревьев донесся резкий удар. Люди застыли, повернув головы в сторону Кон-Альдера.

Последовал еще один удар, а за ним — громкий хлопок.

Дьюранд вскочил.

— Значит так, — приказал ему Конзар. Он резко повернул голову, отчего стал похож на ястреба. — Проверь, что там происходит. Возьми с собой Эйгрина. Если заметите какую беду, немедленно возвращайтесь.

Не произнеся ни слова, двое мужчин углубились во влажный полумрак леса. Позади у костра осталась Дорвен. Несмотря на то, что Дьюранд не мог даже и представить, с кем или чем ему предстоит столкнуться, воин почувствовал облегчение. Дьюранд попытался выкинуть мысли о Дорвен из головы. Рыцари отошли от костра уже на тридцать шагов, на дороге могли быть разбойники. Отразившись от деревьев, по тракту эхом прокатился звук еще одного удара. Дьюранд коснулся рукояти меча.

— Далеко? — шепотом спросил он.

— Не думаю, что совсем рядом, — почесал подбородок Эйгрин.

— Нам надо посмотреть, что происходит.

— Ага.

Доспехи обоих рыцарей остались в обозе.

— Берхард с его глазом был бы сейчас кстати, — попытался пошутить Дьюранд.

Эйгрин внимательно посмотрел на Дьюранда.

— Ну, он же сам говорил. В монастыре. Помнишь? — оправдываясь, сказал Дьюранд.

— Такие люди, как он, не всегда понимают, что далеко не все являются их подобиями.

— Послушай, он ведь и с тобой говорил… — обиженно начал Дьюранд, но резким движением руки Эйгрин дал ему знак замолчать. Вдалеке, во тьме что-то двигались. До рыцарей донеслись звуки голосов.

— Уходим с дороги, — прошептал Эйгрин. — Обойдем их по краю леса.

Они остановились, когда в двадцати шагах впереди них забрезжили отблески костра. В ноздри ударил запах конского навоза. Слышались взрывы хохота.

Они опустились на землю и поползли вперед к терновнику, росшему у самого края лагеря. Эйгрин толкнул Дьюранда в бок, ткнув пальцам на герб, украшавший один из шатров. На гербе был изображен причудливый узор из синих и желтых драгоценных камней. Перед рыцарями раскинулся лагерь Морина. Над головой в ветвях дуба что-то зашуршало. Дьюранд поднял взгляд и увидел над собой двух грачей. Один их них, громко захлопав крыльями, обрушил ворох сухих веточек и мелкого мусора прямо Дьюранду в глаза.

— Что там такое? — донесся до рыцарей знакомый голос Вэира.

— Может духи леса? Думаешь, надо пойти и проверить?

Дьюранд схватился за меч, но, кинув взгляд на Эйгрина, понял, что рыцарь предпочел бы, не вступая в бой, скрыться незамеченным. Он даже не притронулся к оружию.

Поняв, что мнения расходятся, Эйгрин кивнул в сторону деревьев, и рыцари бесшумно растворились во тьме лесной чащи.

На следующий день отряд Морина нагнал их. Виной тому послужила обычная телега.

Лэйверский тракт тянулся дальше на север между крутых дорожных насыпей, которые становились все выше и выше, покуда не достигли такого размера, что только конники имели возможность разглядеть проплывавшие мимо деревеньки и мельницы. Древний тракт сузился, к самым его краям подступали деревья. Впереди отряда грохотала телега, которую тащили запряженные в нее волы. Объехать ее не было никакой возможности, поэтому вскоре им уже дышал в спину отряд Морина.

Дьюранд ехал во главе кавалькады, то и дело чуть не налетая на высокую телегу. Над головой в ветвях деревьев мелькнула черная тень — грач.

— Полагаю, отец пошлет на Совет Лендеста, — промолвил Ламорик. — Не представляю, как он может отправиться в такую даль, как Тернгир в это время года.

Его голос глухо отдавался в шлеме, который молодому лорду пришлось снова надеть — кругом было слишком много людей Морина, а им было вовсе не обязательно знать, кто скрывается под прозвищем Красного Рыцаря.

Дьюранд обратил внимание, что на деревьях прибавилось черных птиц. Они перескакивали с ветки на ветку, о чем-то перекрикиваясь между собой.

— Ваш отец уже не молод, — заметил Конзар.

— Мой старший брат с величайшей осторожностью и почтением донесет до Совета волю отца. Братец всегда все делает с величайшей осторожностью и почтением.

Конзар снисходительно улыбнулся.

В ветвях деревьев орали грачи и вороны, словно насмехаясь над проезжающими людьми. Обилие птиц, черной листвой покрывавших каждое дерево, стали замечать и другие воины.

— Наверное, капитан сейчас скажет, что мой братец — помощь и утешение отцу. Как ты думаешь, Дьюранд, я прав?

— Да, ваша светлость, — моргнул Дьюранд.

— Ну вот, — удовлетворенно кивнул Ламорик Конзару.

Два грача снялись с веток и, спланировав вниз, уселись на катившуюся перед отрядом телегу. Глаза-бусинки птиц ярко поблескивали.

Стоило Дьюранду открыть рот, как сзади поднялся гам. Оглянувшись, Дьюранд увидел, как Вэир сцепился с одним из рыцарей Ламорика.

Неожиданно подвода впереди с грохотом слетела с колес и обрушилась на волов, тащивших ее. Издав протяжный крик, грачи взмыли в небо. Дьюранд повернулся в седле и обнаружил, что попона, накрывавшая телегу, отброшена в сторону. В подводе прятались люди. С крутых склонов к отряду устремились незнакомцы.

Засада!

— Ложись! — крикнул Дьюранд Ламорику, увидев арбалет в руке убийцы, скрывавшегося в подводе.

Острие арбалетного болта было нацелено прямо в горло молодого лорда. Дьюранд, рванувшись вперед, ударил по арбалету снизу вверх. Глухо щелкнула тугая тетива, и короткая стрела ушла в небо. Второй человек в подводе уже поднимал свой самострел, и Дьюранд в отчаянии толкнул первого нападавшего прямо на острый наконечник стрелы. Убийца рухнул — стрела глубоко впилась ему прямо между ребер. Впереди телеги Дьюранд заметил движение. Воин кинулся туда, скользнув взглядом по пустому сиденью возницы и искалеченным волам, один из которых, громко мыча, бился на земле, перебирая ногами.

Далее на тракте путь Дьюранду преграждала фигура человека, словно явившегося из другого мира. Перед воином стоял, сверкая глазами, Гоул Лазаридж. Увидев старого знакомца, Гоул в изумлении покачал головой.

— Черт возьми, да это же Дьюранд! Поверить не могу! — ухмыльнулся Гоул, плавным движением извлекая из ножен меч.

В отчаянии Дьюранд увидел, что на противнике кольчуга, тогда как на нем самом — лишь кафтан да туника.

— Здравствуй, Гоул, — отозвался Дьюранд, стараясь говорить как можно более холодно.

— Твой побег дорого мне обошелся, — капитан расплылся в улыбке. Большая часть зубов на верхней челюсти отсутствовала. — Зато я вам приготовил небольшой сюрприз, — Гоул кивнул на сошедшихся в бою людей. — Как тебе подарочек моему господину? Но здесь оказался ты, а это — уже подарочек для меня. Не спорю, Владыка Судеб умеет удивлять.

Дьюранд вовремя схватился за меч, потому что Гоул сделал резкий выпад, и Дьюранду только чудом удалось увернуться, отбив его клинок. Гоул улыбался. Дрожащей рукой Дьюранд поднял меч, загораживаясь им от капитана, великолепно понимая, что Гоулу достаточно одного единственного удачного удара, чтобы прикончить его. Дьюранда, охватило отчаяние — ему нужна кольчуга. Гоул закрылся широким щитом, оставив незащищенными лишь голени и сверкающие глаза. Ослепив Дьюранда блеском отразившегося в щите солнца, капитан пошел в атаку, стараясь зацепить мечом ноги противника. Дьюранд отпрыгнул назад, оказавшись под защитой перебирающего ногами искалеченного вола. Копыта били по мощеному камнем тракту. Гоул, оскалившись, тоже отступил. Весь мир сжался до размеров телеги пяти шагов в длину. Дьюранд понимал, что, если он немедленно не придумает, как одолеть врага, его ничто уже не спасет.

Гоул сделал выпад, и Дьюранд, вместо того чтобы отступить, рванулся вперед. Когда-то один парень в Акконеле сказал ему, что если на него когда-нибудь натравят собаку, то ее можно одолеть, вцепившись ей в горло. Именно это Дьюранд и попытался сейчас проделать.

Отбив меч в сторону, Дьюранд врезался в противника всем своим весом, вцепившись капитану в горло. Гоул зарычал. Мечи лязгали, скрещиваясь друг с другом. Дьюранд понимал — если ослабит хватку, то может проститься с жизнью. Капитан рванулся вниз. Дьюранд продолжал держать его за горло, однако Гоулу удалось высвободить меч, но, к счастью, свободного места для замаха не оказалось. Оба противника тяжело дышали. Единственное, что было нужно капитану, — свободное пространство. Если ему удастся высвободиться и отступить на полшага, с Дьюрандом будет покончено. Гоул, откинув голову назад, обрушил удар на Дьюранда, стремясь сломать ему нос.

Дьюранд почувствовал, как его пальцы скользнули по металлу кольчуги. Капитан со страшной силой ткнул локтем в живот, вышибив остатки воздуха из легких противника.

На поясе Гоула висел кинжал. Пальцы Дьюранда сомкнулись на его рукояти и вытащили его из ножен. Капитан отбросил меч в сторону и вцепился руками в лицо врагу. Ногти Гоула царапали лицо, пальцы впивались в глаза, но Дьюранд продолжал тянуть кинжал вверх, пока не почувствовал, что острие упирается уже не в кольчугу, а в живую плоть. И тогда Дьюранд нажал на рукоять изо всех сил, вгоняя клинок по самое основание в горло Гоулу.

Дьюранд лежал на дороге, придавленный телом капитана. Ему показалось, что на него вылили целое ведро крови. Когда, она наконец перестала сочиться из раны, Дьюранд услышал, как над дорогой кричат грачи, будто потешаясь над ним.

Глава 23 К морю

Грачи, громко крича, черной тучей кружились над Лэйверским трактом. Дьюранд медленно поднялся на ноги. Звуки боя стихли.

Дьюранд, покачиваясь, прошел мимо лежащего на камнях вола, который все еще продолжал шевелиться, и обогнул телегу, ожидая увидеть распростертые на дороге тела. В руках нападавших, устремившихся на них со склонов, были арбалеты. Негодяев было слишком много, да и напали они неожиданно. Весь отряд или, по крайней мере, большая его часть должны были неминуемо погибнуть.

Дьюранд увидел обращенные к нему знакомые лица, и облегченно вздохнул. Между обочинами медленно бродили люди и кони. Оруженосцы расчищали дорогу от обломков. Среди этого хаоса толпа рыцарей сгрудилась вокруг лежащего ничком Ламорика. Дьюранд издалека никак не мог разглядеть — жив лорд или погиб. Он подошел ближе. Гермунд, Берхард и Эйгрин подняли на него обеспокоенные взгляды. Дорвен, склонившаяся у тела супруга, посмотрела на Дьюранда с таким ужасом, словно перед ней предстал восставший из могилы мертвец.

Ламорик резко приподнялся, опершись на локоть. Кафтан на плече был взрезан ударом меча.

— Черт возьми, — прохрипел он, увидев Дьюранда. — Что с тобой сделали?

Дьюранд заморгал и попытался отряхнуть одежду. Опустив глаза, он увидел, что его трясущиеся руки залиты кровью, как у мясника. Липкая дрянь покрывала лицо и всю одежду.

— Это не моя… не моя кровь, — пробормотал он, — я там, на дороге, встретил капитана. Это его кровь… большей частью.

Рыцари взорвались диким, истерическим смехом.

— Дьюранд, черт тебя побери, умойся, а то нас всех стошнит от твоего вида, — выдавил Ламорик.

Дорвен подняла к лицу дрожащую руку.

К счастью, а быть может, волею Небесных Сил отряд Ламорика потерял в сражении всего троих лошадей и двоих людей. Остальные отделались ранениями, большая часть которых была нанесена арбалетными болтами.

— Нам крупно повезло, — качая головой, признал Конзар. — Из таких ловушек живыми не выбираются. О том, чтобы обратить ублюдков в бегство, — я вообще молчу. Мы их вовремя заметили, да и людей у них было слишком мало.

Рыцари повернулись на звук приближающихся к ним шагов. Через обломки и распростертые тела к отряду в сопровождении Вэира и дюжины рыцарей направлялся лорд Морин. Дьюранд увидел, как руки нескольких рыцарей легли на рукояти мечей. Пробормотав сквозь зубы ругательство, Ламорик надвинул на голову шлем.

— Очень мило, — изрек Вэир, упирая руки в боки.

— Следи за языком, — отозвался Оуэн, но Вэир лишь рассмеялся.

— Право, очень мило, — повторил он. — Только мы уперлись вам в спину, как на нас тут же навалились. И сколько вы им заплатили?

— У меня в отряде есть погибшие, — прорычал Ламорик.

Вэир усмехнулся:

— Может, они вам угрожали? Так было дело? Вы шли в пол-лиге впереди нас. Что, они приставили вам к горлу мечи и велели молчать, покуда мы не подойдем? Так было дело? Вы струсили и пошли с ними на сделку?

— Вэир! — рявкнул Морин.

— Отзовите своего пса, милорд. После того как его побили, вам это не составит никакого труда, — произнес Ламорик. В его голосе слышалось страдание, которое молодому лорду причиняли раны. — Морин, говорите, что хотели, и покончим с этим. Горячий нрав вашего рыцаря не оправдывает тот вздор, что он несет.

Вэир рванулся вперед, желая схватить Ламорика за горло, но дружки удержали его, схватив под руки и повиснув на плечах.

— Морин, от одного вашего присутствия становится дурно, — сказал Ламорик. — Вам больше нечего беспокоится о том, что мы будем путаться у вас под ногами. В Тернгир идут разные пути, и одной дорогой с вами я больше не поеду. Конзар!

— Я здесь.

— Гутред!

Пожилой оруженосец поднял голову от лежащего на дороге рыцаря, которому он перевязывал рану.

— Помогите остальным собраться. Мы выступаем. Нам надо еще заехать в храм, чтобы похоронить убитых. Да, и пошлите людей, чтобы забить волов и убрать подводу с дороги.

Они похоронили покойников в маленьком городишке под названием Лейнсхолл и двинулись дальше на север по узким тропам, тянувшимся мимо безвестных деревушек и сел. Теперь отряд вел Гермунд, знавший в Эрресте каждым камень. То и дело им навстречу попадались всадники странного вида; с веток деревьев, напуганные приближением отряда, срывались черные птицы.

Их путь лежал к Портстеирс — городу, лежавшему на расстоянии всего двадцати лиг от Тернгира. Рыцари, отправленные в авангард, возвращались с докладами о замеченных впереди одиноких всадниках, которые при появлении отряда пускались наутек. Один раз до них донесся затихающий вдалеке стук копыт. Дьюранду казалось, что со всех сторон на воинов устремлены сотни глаз. Он кинул взгляд на Дорвен и коснулся пальцами рукояти меча.

Бейден и двое оруженосцев поскакали вперед в поисках ночлега.

— Я чувствую, что за нами гонятся. Эти ублюдки все ближе и ближе, — пробормотал Оуэн. — Будто огромная рука великана готова нас сграбастать. Мы еще пожалеем, что с нами нет отряда Морина.

— Думай, что говоришь, — бросил Берхард.

Сыны Атти не должны поминать лихо, которого надеются избежать.

— Никогда не видел, чтобы разбойники нападали на такой большой отряд, — отозвался Оуэн. — Либо они сошли с ума, либо это только начало.

— Я бы чувствовал себя спокойнее, если б нам удалось найти на ночь кров, — неожиданно произнес Эйгрин.

Солнце опускалось за горизонт. Смеркалось. Конзар встал в стременах и пристально посмотрел вперед, на погрузившиеся в сумрак поля:

— Едут!

Из темноты показались оруженосцы и Бейден. От их лошадей шел пар.

— Какие новости? — спросил капитан.

— На дорогах и вправду полно всадников, — ответил Бейден, обводя взглядом живую изгородь, тянувшуюся вдоль тракта, и холмы, темневшие вдалеке. — Может, нас заманивают, может, выжидают момент, когда напасть, — не знаю. Кони у них быстрые, нагнать их так и не удалось. Но мы нашли местечко, где можно остановиться на ночлег. Пахарь сказал, что деревушка называется Атторфол. Там есть, где укрыться и чем подпереть двери.

— Тогда нам надо поторапливаться, — склонил голову Ламорик.

Дьюранд никак не мог понять — каким чудом Бейдену удалось отыскать деревушку.

В закатном полусумраке деревья полностью скрывали село из виду. Когда Бейден и оруженосцы показали на одинокий невысокой холм, поросший дубами, — им никто не поверил.

Только подъехав ближе, членам отряда удалось разглядеть деревушку — две дюжины сараев и домишек, сгрудившихся на склоне холма, который огибала дорога. Крытые соломой и дранкой халупы, темные от влаги стены, поросшие мхом, — деревня производила жалкое впечатление. Слышался собачий лай.

— Черт возьми, Бейден, — выругался Берхард. — Здесь живет хотя бы один благородный?

— Говорят, есть один рыцарь. Вассал герцога Гелеборского, — отозвался Бейден.

— Да помогут ему Небеса.

— Вы только поглядите! — улыбнулся Оуэн. — Настоящий каменный дом.

— Зеленый от мха, словно кусок заплесневевшей свинины, — поморщился Берхард.

Из усадьбы донесся собачий вой.

Они ехали по узким деревенским улочкам. Протяжно блея, на отряд пялились бараны и овцы. Дьюранд чувствовал устремленные на них взгляды из-за позеленевших от времени ставней. Все мужчины держали наготове оружие.

— Вы только поглядите, — Берхард ткнул пальцем на стоявшую посреди дороги корову. — Она разве что мхом не поросла. Не животное, а овощ какой-то. Я…

— Всем держать ухо востро, а рты на замке, — приказал Конзар.

— Сюрпризы нам ни к чему.

Из-за угла им навстречу вышел слуга-простолюдин.

— Сэр, — обратился к нему молодой лорд. — Я — Ламорик Гиретский, а люди, что стоят перед вами, — мои вассалы и спутники. С нами в пути приключилась беда, и мы просим вашего господина дать нам приют на ночь. В нашем отряде есть женщины.

Слуга, чем-то напоминающий гриб, смерил Ламорика взглядом.

— Мы никому не причиним зла, — сказал молодой лорд.

В повисшей тишине звякала сбруя и поскрипывали седла. Желающих заночевать в полях под открытым небом в отряде не было. Так и не проронив ни слова, слуга повернулся и пошел прочь. Отряд тронулся вслед за ним и, поплутав по лабиринту сараев и курятников, остановился у лестницы, ведущей ко входу поросшей мхом каменной усадьбы. Дьюранд не сводил взгляда с бойниц и окон верхних этажей, готовый в любой момент выхватить меч.

Дверь со скрипом отворилось, из дома пахнуло могильным холодом. Рыцари, грохоча сапогами, поднялись по лестнице и шагнули во тьму усадьбы. Дьюранд постарался встать так, чтобы Дорвен оказалась за его спиной. Что бы ни произошло — первый удар он примет на себя.

Оказавшись внутри, рыцари обнаружили, что во тьме их ждет лишь тощий слуга.

— Сэр Уарин Атторфольский, — объявил он.

Никто не отозвался, лишь зарычали псы. Два пса. Бейден начал было недовольно ворчать, но вдруг люди увидели, как в темноте двинулась чья-то тень.

Ламорик, прочистив горло, заговорил:

— Вас зовут сэр Уарин? Мое имя — Ламорик, я младший сын Абраваналя, герцога Гиретского. Люди, что стоят перед вами, мои вассалы и спутники.

В сумраке начали проступать очертания высокого человека, сидевшего во главе стола.

— Вы вошли в мой дом с оружием, — раздался грубый голос.

— С нами в пути приключилась беда, — при виде поднятой руки молодого лорда псы зашлись лаем. — Мы никому не причиним зла.

Слуга зажег лампады, пахнувшие рыбьим жиром, и со стуком поставил их на стол.

— Значит, вам нужен кров и стол? — грозно спросил человек, который, по всей видимости, и был Уарином.

— Да, — отозвался Ламорик. — Всего на одну ночь Я с отрядом направляюсь в Портстеирс по поручению отца — не моргнув глазом, соврал молодой лорд.

Уарин что-то проворчал, и к нему кинулись слуги. Дрожащие огоньки лампад осветили лицо человека, согласившегося впустить отряд на ночлег. Перед рыцарями сидел угрюмый старик, чье бледное лицо обрамляли густые пряди седых волос. По правую и левую руку от него поганками сидели две женщины, жеманно пряча глаза. Они даже не догадались предложить леди Бертране и Дорвен сеть.

Рыцари, чувствуя себя неловко, расселись по скамьям, и слуги внесли в комнату лепешки и желтый круг сыра, больше напоминавший кусок воска. Бейден и Оуэн скорчили рожи, однако Ламорик, продолжая мило улыбаться, взял в руки ломоть хлеба и, поднеся его ко рту, впился в него зубами. Судя по вздувшимся на шее жилам, молодой лорд с тем же успехом мог попытаться откусить кусок от древка копья.

В тусклом свете лампад Дьюранд разглядел двух огромных серых мастифов, не уступавших размерами молодым бычкам.

— У вас в отряде много людей, — пробурчал хозяин.

— Да, это так, и мы с благодарностью примем то, что вы сочтете возможным предложить нам. В последнее время вас не радовали гости?

— Нет. Какие сейчас гости? Голодно нынче.

Вновь появились слуги. Расставив по столам кружки, они принялись разливать пиво. Одна из женщин-поганок дернула Уарина за рукав.

— Эти две дамы — мои дочери, — запоздало представил их Уарин, и поганки склонили головы в поклоне.

В повисшей тишине рыцари жевали хлеб и отрезали куски от твердого желтоватого круга сыра, искренне надеясь, что перед ними действительно сыр.

Дьюранд заерзал на скамье — опустив руку, он нащупал пару мужских перчаток хорошей выделки. Они были слишком новыми, чтобы принадлежать Уарину. Таких перчаток Дьюранд никогда раньше не видел.

— Сэр Уарин, — решился Ламорик. — Видели ли вы знаки, явленные на небесах?

— Видел. Молоко в половине крынок скисло.

Дьюранд поднял руку почесать подбородок, и локоть воина задел прошмыгнувший мимо слуга. Когда Дьюранд опустил взгляд на скамейку, то обнаружил, что перчатки пропали.

— На дороге я заметил странных всадников. Может, это посланцы. Может, соглядатаи. Вы что-нибудь о них слышали?

— На дорогах вечно встречаются странные путники. Особенно когда времена неспокойные. Ежели вы спрашиваете о короле и его родне, — сказал Уарин, — мне нечего вам сказать, мы ничего не слышали. Впрочем, с такими налогами, податями и оброками я уже ничему не удивлюсь. А сейчас еще эта история со ссудой. Байка про охоту мало кому понравилась. Карломунд уезжает в сопровождении двух старших сыновей, а потом его привозят со сломанной шеей. Кто поверит в то, что государь просто свалился с лошади?

— Сэр Уарин, — с угрозой в голосе произнес Ламорик.

— Король Рагнал никому никогда особо не нравился.

— А как насчет герцога Гелеборского? Он предупредил вас о своих планах? Я слышал, в Тернгире соберется Великий совет.

— Он будет действовать так, как сочтет нужным.

— Он принес присягу и клятву верности в храме Эльдинора.

— А сколько народу присягало и клялось в верности Карломунду?

— Некоторые назвали бы ваши слова изменой.

— А некоторые давно бы заметили, что час уже поздний! — старый рыцарь резко встал и, щелкнув пальцами, дал знак собакам и дочерям. — Ешьте и пейте. Надеюсь, вы не задержитесь у нас долго.

Уарин в сопровождении собак и дочерей протопал по деревянной лестнице, проследовав в покои на верхнем этаже.

— Думаю, отец бы повесил его за такие слова, — устало пробормотал Ламорик.

Дорвен потупила взгляд.

— Да и за сыр его не грех вздернуть, — дернул головой Оуэн.

Ламорик ткнул пальцем вверх, туда, где располагались комнаты Уарина, и, обратив взгляд к Конзару, спросил:

— Как ты думаешь, нам угрожает здесь опасность?

— Уарин не похож на человека действия, ваша светлость — шепотом отозвался капитан.

В темноте все еще шныряли слуги.

— К тому же никто не мог знать, что мы остановимся здесь, — добавил Берхард.

— Надо выставить часовых, — заключил Конзар. — По человеку у каждого окна и еще одного — у двери.

— Что же за ублюдки на нас напали? — почесал голову Оуэн. — Это были не обычные разбойники. Бейден, ты что скажешь?

— Простые разбойники никогда не нападут на отряд рыцарей, — согласился Бейден. — На дорогах есть добыча попроще, и ее немало. Священники. Купцы.

— Ты слышал, что сказал Вэир, — промолвил Ламорик. — Он считает, что мы сами все подстроили. А если засада дело рук Морина? Согласитесь, это звучит дико. Однако проще всего уйти от ответа, обвинив во всем нас.

Дьюранд в это не мог поверить. Гоул явно не ожидал его увидеть. Если бы он знал, кто входит в отряд Ламорика, то и появление Дьюранда скорее всего не оказалось бы для него таким сюрпризом. К тому же, кроме молодого лорда и его воинов, по дороге ехал и Морин.

— Как собирается голосовать, герцог Монервейский? — неожиданно для всех громко спросил Дьюранд.

Лица рыцарей повернулись к нему.

— Герцог Северин, верный вассал государя, — начал Эйгрин тщательно подбирая слова. Ламорик пристально посмотрел на длиннолицего воина, но все же Эйгрин продолжил. — Его род знает, что такое честь. Он никогда не проголосует за низложение короля, даже под угрозой лишения всех владений — всех, до последнего акра.

Эйгрин кинул на Дьюранда взгляд, ожидая, что он скажет в ответ. Дьюранд заметил, что на него смотрят все, даже Дорвен. Сглотнув, он произнес.

— Капитан… Человек, которого я убил… Я знал его по Ирлаку. Служил под его началом. Его звали Гоул.

Несколько рыцарей кивнули. Некоторые слышали имя сраженного Дьюрандом капитана, кое-кому доводилось даже сталкиваться с ним. Трое-четверо рыцарей выглядели озадаченными. Дьюранду стало интересно: сколько людей уже знает о том, что он служил Радомору? Что подумает о нем Дорвен?

— Это был человек Радомора? — уточнил Ламорик.

— Мне показалось, что он зол на Радомора. Я ведь убежал и Гоула, видать, строго наказали за то, что он упустил меня. Он назвал засаду "подарком" Радомору.

Люди за столом беспокойно заерзали. Дьюранд сидел, понурившись, не смея поднять на Дорвен взгляд.

Оуэн потрясенно замотал головой:

— Не может быть. Радомор сражался в Гейтане. Он вел в бой дружину отца под королевским стягом.

— Он сражался в авангарде и на второй день битвы был тяжело ранен, — кивнул Эйгрин, — и чуть не погиб. Славное начало воинской службы, которое могло там же и закончится.

— Но мне нечего делить с Радомором, — возразил Ламорик. — Он был женат на моей сестре. Ничего не понимаю!

Дьюранд содрогнулся. Радомор запер сестру своего шурина в башне. Дьюранд еще никому об этом не рассказал, а сейчас уже было поздно. Слишком долго он откладывал.

Конзар кивнул:

— Морин был уполномочен представлять на Совете своего отца, — заметил он.

— Неужели смерть Морина должна была стать "подарочком" Радомору? — произнес Ламорик. — Интересно, что бы он сказал на такой "подарочек". Все это мне напоминает одну историю. Как-то раз кошка притащила сестре в постель ужа. Мертвого, естественно.

— Гоул был жестоким, — сказал Дьюранд.

— Свирепым и хладнокровным убийцей, — добавил Берхард.

Эйгрин неодобрительно на него посмотрел: умные люди не отзываются дурно о новопреставленных.

— Я видел его в Пендуре, — тихо произнес Берхард.

— Быть может, он просто перешел границы дозволенного, — примирительно сказал Ламорик. — Лорд должен понимать, кого он принимает к себе на службу.

— Гоул мог охотиться на Морина, — заговорил Конзар, обводя взглядом трапезную. — Может, он не ожидал, что на дороге окажутся сразу два отряда. Может, он ждал помощи. Нам это сейчас не известно. Если бы Ламорика взяли в заложники, заговорщики могли бы заставить герцога Гиретского отдать им свой голос. Ешьте. Будьте настороже. Скоро все прояснится.

Они в молчании закончили трапезу. Спустя некоторое время худой слуга притащил старые соломенные тюфяки. Женщинам достались те, что получше. Мужчины, кроме тех, кто остался стоять на часах, расстелив на влажной соломе одеяла, ворочались с боку на бок, бормоча заговоры, оберегающие от разбойников и хищных зверей.

Дьюранд лежал на спине, вслушиваясь в стоны и вздохи людей. Где-то шуршали мыши. Совсем рядом, в темноте, спала Дорвен. Дьюранд попытался отогнать мысли о ней. Он представил Радомора, сидящего на троне отца в жарко натопленной трапезной, глав благородных фамилий, мчащихся в Тернгир на Совет. Недовольных Рагналом было очень много. Слишком много. И слишком много людей, которые сновали по королевству, подобно Кассонелю, сея в умах смуту.

Дьюранд задумался над тем, сколько голосов у членов Совета. Если эти идиоты решили свергнуть короля, им надо одержать верх на Великом Совете и иметь подходящую кандидатуру на роль узурпатора. Но Радомор смолчал, когда Кассонель завел об этом речь, более того, покуда Аильнор был жив, Радомор не имел права претендовать на власть в герцогстве.

Но кто-то ведь умер в Ирлаке!

Кем бы ни был некогда Радомор, измена Альвен и рок, о котором говорил скальд, безвозвратно изменили его. Радомор мог пойти на все что угодно.

Не считая Гесперанда и мятежной Гейтаны, королевство состояло из четырнадцати герцогств. Сюзерен Кассонеля герцог Беоранский будет голосовать за низложение короля. Монервей будет голосовать против, а Абраваналь Гиретский отдаст свой голос за свержение Рагнала разве что только после дождичка в четверг. Кассонель говорил, что сын какого-то герцога крайне недоволен высоким налогом на наследство. О каком же герцогстве шла речь? Кейпэрн? Гелебор? А как насчет вдовы, владеющей Сэрданой и Германдером? Кому она отдаст свой голос?

По соломе на тонких ножках-иголочках пробежал какой-то маленький зверек. Дьюранд потер глаза. Война в самом сердце Эрреста… Она коснется мужчин, женщин, детей — всех, кто связан путами клятв. Война разорвет эти путы, и мир рухнет, расколовшись на тысячи осколков. Разве простые люди станут друг другу доверять, если даже их лорд-повелитель отречется от клятвы, данной королю, и возведет на престол узурпатора?

Когда Дьюранд открыл глаза, в самом верху лестницы он увидел огонек одинокой свечи. Лестница вела в покои Уарина. Пламя разгоралось ярче, и в его отсвете мелькнуло мрачное лицо хозяина поместья. Уарин был не один. Рядом с ним в небольшом круге желтоватого света стоял незнакомец. Дьюранд вспомнил о перчатках.

— Дьюранд, — прошептал один из часовых.

В то же мгновение воин кинулся к лестнице. Дьюранд оступился в темноте, но, вцепившись руками в деревянные ступени, устоял на ногах. Изо всех сил он рванулся наверх. Дверь в доме была одна, но на верхнем этаже было немало окон. Загнанный в ловушку незнакомец вполне мог бежать через одно из них. В конце длинного коридора мелькнул свет, хлопнула дверь. Дьюранд бросился вперед, обрушив па дверь вес всего своего тела.

Склонившийся у окна Уарин резко выпрямился, оборачиваясь; порыв ветра чуть не задул свечу в его руках. Судя по всему, Дьюранд оказался в спальне Уарина. Фигура в черном плаще нырнула в оконный проем.

Огромные псы кинулись на Дьюранда.

— Убери их! — крикнул он, но мощные лапы уже ударили в грудь, опрокидывая на пол, слюнявая морда ткнулась в лицо, оскаленная пасть распахнулась, готовая впиться в горло. Усадьба наполнилась криками. По ступеням грохотали сапоги.

Бейден, Оуэн и еще половина рыцарей отряда гнались за незнакомцем, пока он не исчез во тьме, окутывавшей дороги и тропы.

Остальные заперли все двери и усадили Уарина за стол. Со второго этажа доносился громкий плач дочерей хозяина поместья. Девушки рыдали над мертвыми собаками. Псы оказались столь упрямыми, что воины были вынуждены их прикончить.

— Что все это значит? — потребовал ответа старый рыцарь.

— Сэр Уарин, — подался вперед Конзар. — Боюсь, вы солгали, сказав нам, что в последнее время у вас не было гостей.

— Не понимаю, какое это может иметь отношение… — сдавленным шепотом начал Уарин.

Дьюранд крепко сжал плечо рыцаря.

— Отвечайте, — рявкнул Конзар.

— Да, ко мне иногда приезжали. В основном здесь останавливались на ночлег. Сюда иногда приезжали люди из Беорана, Кэйпэрна, Геронлиса, Хайшильда.

— А ваш лорд?

— Я принес ему клятву верности!

Дьюранд резким движением заломил Уарину руку.

— Его светлость предупредил всех нас, что после Тернгира может начаться смута, а еще он говорил об этом кровопийце, которого вы зовете королем. С ним покуда приходится цацкаться… ну да ничего — может, для трона Хейзлвуда найдется человек подостойней Рагнала. Больше герцог ничего не говорил.

— И кто же этот, более достойный? — потребовал ответа Конзар. — И не думай, что тебе и на этот раз удастся провести меня.

— Не знаю. Почем мне знать, может, его светлость сам присматривается к престолу?

— Ладно, — кивнул Конзар, и Дьюранд отпустил рыцаря.

— Пошли вон из моего дома, — выдохнул Уарин.

— Ты кое-что забыл. Что за гость к тебе только что наведался?

— Человек из Гелебора. Простой гонец. Он как раз мне и сказал, что после Тернгира может начаться смута и надо быть готовым присоединиться к войску.

— Он нас здесь видел. Что он теперь станет делать? — спросил Конзар.

— Не знаю. Наверно, попробует перехватить герцога в Тернгире. Может, предупредит своих, что по дороге идет отряд из Гирета, а эти ребята пылинки сдувать с вас не станут.

Они выехали, когда еще стояла темень, и тронулись в путь по пастушьим тропам, которые смог отыскать Гермунд. Занимался тусклый рассвет. Отряд скакал мимо стад пасущихся свиней. Когда тропка бежала по лесу, на глаза изредка попадались лисицы, сновавшие среди деревьев.

Рыцари и оруженосцы держали мечи наготове. Конзар снарядил несколько человек в авангард и арьергард на случай засады. Наконец воины преодолели Гелебор и Сердану, достигнув нависавших над морем известковых утесов и расположенного на побережье города Портстеирс.

— Дьюранд, нам надо поговорить, — произнесла Дорвен.

Они скакали в самом хвосте кавалькады, и сейчас их никто не слышал. На протяжении последних пятидесяти лиг рыжеволосая девушка старалась нагнать его. Теперь, когда отряд грохотал копытами по узким извилистым улочкам Портстеирса, ей это наконец удалось.

— Довольно от меня бегать, — сказала она.

Дьюранд ничего не ответил. Город раскинулся на белом известковом утесе, террасами спускаясь к самому морю. Улица, которая вела к порту, петляла змеей. На каждом повороте красовались статуи каких-нибудь святых: Стражей Райских врат, либо Защитника, либо Девы, либо Небесной Властительницы.

Дорвен нагнала его, когда они проезжали мимо статуй Стражей, сжимавших в каменных руках щиты и мечи.

— Ты должен дать мне возможность все объяснить.

— Не нужно, — бросил Дьюранд и, пришпорив коня, нагнал отряд.

— Черт тебя побери, — пробормотала она.

Всем известно — нет такого секрета, который можно утаить от всевидящего Небесного Ока. Для Дьюранда уличная сутолока и теснота означали безопасность: Дорвен не станет говорить с ним при свидетелях, и все же он чувствовал спиной устремленный на него взгляд рыжеволосой девушки. Дьюранд глубоко вдохнул соленый морской воздух. Портстеирс был необычным городом. Домишки и лавочки сгрудились, тесно прижавшись друг к другу, и, несмотря на то что город бы не таким уж большим, из-за крыш виднелся лишь краешек моря.

Мелькнула еще одна статуя — на этот раз перед отрядом предстало изображение Девы. Статуя была высокой — казалось, Дева тянется вверх, чтобы взглянуть на морские волны. У ее ног грохотали подводы.

— Дьюранд, нам надо поговорить. К чему притворство? — Дорвен снова нагнала его.

Дьюранд лишь покачал головой. "Сейчас не время для разговора, — подумал он. — А когда это время настанет? Никогда". Он словно цирюльник, которому предстоит одним рывком вырвать гнилой зуб. Разговор мог принести облегчение им обоим.

— Заклинаю тебя… — начала она, но Дьюранд снова пришпорил коня. Теперь он скакал рука об руку с Ламориком.

По улице навстречу им летел Берхард. Лихо осадив коня, одноглазый рыцарь доложил Ламорику:

— Ваша светлость, у причала стоит пара посудин, которые здесь застряли до окончания сезона штормов. Я там присмотрел кораблик, называется "Золан", потолковал с капитаном. Палуба должна выдержать лошадей, а команда хоть сейчас готова к отплытию.

— Капитан согласился нам помочь? — расплылся в широкой улыбке Ламорик.

— Обычно он возит в Бидинг племенной скот, — ответил Берхард. — Сказал, что, если заплатим, он пойдет и до Тернгира.

Последовал еще один поворот. Здесь возвышалась статуя, изображавшая человека с надвинутым на глаза капюшоном, сжимающего костлявыми руками длинный посох. Какой-то шутник вставил в глаза статуи серебряные монеты.

— Я же говорил, — весело произнес Ламорик. — Нам судьбой предопределено добраться до Тернгира в срок. Силы Небесные смели с нашего пути все преграды.

Берхард поежился, бросив на статую косой взгляд.

— Может и так, ваша светлость. На все воля Небес.

— В любом случае, нам лучше поторопиться, — кивнул Ламорик.

Кавалькада выехала на причал. Матросы сновали по широкой палубе одного из кораблей, на которой уже стояло с десяток лошадей. Другие моряки возились у причальных концов.

— Вот она, — ткнул пальцем Берхард, — "Золан".

Дьюранд лично провел своего коня по сходням, пока все остальные, суетясь, затаскивали на корабль узлы с вещами. Люди спешили, торопясь закончить погрузку, прежде чем капитан прикажет отдать швартовы. У Дорвен не было никакой возможности приблизиться к Дьюранду. Гутред метался с корабля на палубу и обратно, отдавая приказы, завязывая глаза лошадям и втаскивая их на палубу по сходням. Рядом с каждым конем должно было находиться по крайней мере по одному человеку.

— Сколько?! — завопил Берхард.

Присмотревшись, Дьюранд увидел, что одноглазый рыцарь вместе с Ламориком, Конзаром и Эйгрином обступили капитана. Разговор, по всей видимости, шел о цене. Круглолицый кривоногий капитан явно не собирался отступать.

— Цена справедливая, — твердил он. — Во-первых, в путь отправляемся сразу. Во-вторых, назад я пойду порожняком, в-третьих…

Когда Берхард уже собирался швырнуть капитана за борт, Ламорик отстегнул от седла кошель.

— Держи, — осклабившись, сказал он. — Я выплатил жалование, мы держим путь в Тернгир, и это все, что у меня осталось. — Ламорик потряс кошелем перед самым носом капитана. — Хочешь получить фунт серебра — держи.

Капитан принял кошель, на его лице было написано сомнение.

Молодой лорд улыбнулся, отряхивая руки.

— Думаю, в кошеле на пару-тройку монет больше, но меня это не заботит, — Ламорик улыбнулся друзьям. — Я вложил в эту затею все свое состояние.

Многие, очень многие, услышав эти слова, растерянно заморгали. Некоторые схватились за шляпы. До победы было еще далеко, но теперь все знали, что дороги назад нет, по крайней мере для молодого лорда, которому они доверили свои судьбы.

— Ну что ж, в путь. Отдать швартовы! — закричал капитан, потрясая кошелем. — Дайте сигнал лоцману.

По палубе побежали матросы.

— Пойдемте поглядим, что происходит, — предложил Ламорик, и его спутники проследовали вслед за ним на бак. Моряки на портовых лодках, которые должны были вывести корабль в бухту, бросали матросам канаты.

Дьюранд собирался остаться с лошадьми, но, увидев, пробирающуюся к нему среди коней Дорвен, кинул поводья одному из оруженосцев и, не оглядываясь, чтобы не видеть нахмурившегося лица девушки, широкими шагами прошел на бак.

Оказавшись среди людей, сгрудившихся на баке, Дьюранд посмотрел назад, окинув взором Портстеирс, высящийся на белоснежных известковых утесах Серданы, вздымавшихся к небесам на целых двадцать фатомов. Кому отдаст голос властительница их земель? Если заговорщики переманили ее на свою сторону или хотя бы посеяли в ее душе сомнение, она может проголосовать за низложение государя. После смерти супруга под ее властью оказалось сразу два герцогства, но все же ей удалось не растерять земли. Больше Дьюранд ничего о герцогине не знал.

По палубе сновали матросы, они карабкались вверх по вантам, собираясь поднять парус. Люди, сидевшие в лодочках, налегали на весла, выводя корабль в открытое море.

С корабля было видно два, вернее даже три герцогства. Не удивительно, что на дорогах и трактах сейчас можно встретить столько гонцов и посланцев. Четырнадцать герцогов приедут на Совет — каждый из них держит нос по ветру, желая угадать, кто в намечающейся схватке победит, а кто проиграет. Нет сомнений, король отправит на тот свет любого, кто осмелится проголосовать против него.

Черные глаза Дорвен, не отрываясь, смотрели на Дьюранда. В них чувствовался укор. Сейчас Дьюранд был в толпе и у всех на виду, поэтому мог не опасаться неприятного разговора с девушкой. Конюхи и оруженосцы почесывались, поглядывая по сторонам. Им было скучно стоять на одном месте и держать поводья коней. На палубе было полно людей, кто-то наверняка должен был заметить взгляд Дорвен. Дьюранд повернулся к ней спиной.

— Ну что сказать, — рассказывал Берхард. — Была у меня когда-то земля. Священники ее даже измерили, сказали — двести акров.

— Меня бы это вполне устроило, — Оуэн удивленно поднял белесые брови.

— А я свои земли не удержал, — вздохнул Берхард. — Долги росли, одно на другое, мор среди крестьян, неурожаи. Так я и потерял свою землю.

Рыцари, стоявшие в кружке, переглянулись.

— Давно это было, — задумчиво произнес Берхард. — Все эти двадцать лет я был наемником. То одного охранял, то другого. Воевал. Меня носило по всем землям: отсюда до Манкирии, а мне все никак не удавалось накопить денег, чтобы выкупить хотя бы половину того, что я потерял в молодости. В этом нет ничего удивительного. В жизни наступает полоса удач, но я никогда не слышал, чтобы она длилась долго. А сейчас я чувствую, что старею. Я уже не так резво встаю с постели и мне все меньше и меньше нравится спать на голой земле.

— Пуховые перины, — кивнул Оуэн, сверкнув золотыми зубами.

— Горячая пища, — отозвался Берхард.

Бейден, осклабившись, поглядел на обоих рыцарей.

— В молодости всего этого не замечаешь, — продолжил Берхард. — Но на мою долю выпало немало испытаний, и я чувствую, что мои старые кости долго не протянут. Вот почему я еду с вами на север. А ты, Эйгрин, — Берхард поднял взгляд на длиннолицего рыцаря, — что ты собираешься делать, когда прославишься и разбогатеешь?

— Буду отдыхать, — отозвался Эйгрин. — Если мне позволит Владыка Небесный.

— В этом-то все и дело, — кивнул Берхард. — Когда ты странствуешь, все время находишься в движении. Не очень-то получается сидеть сложа руки, когда не знаешь, на какие деньги завтра будешь есть. Голова вечно занята разными мыслями. Успею ли я на турнир или опоздаю? А где мне придется зазимовать? Мы и отдохнуть толком не можем.

Капитан вразвалочку прошелся по баку и, перегнувшись через борт, закричал людям в лодках:

— Довольно, ребята. Отдать концы! Теперь мы можем поднять паруса.

Команда загрохотала по палубе башмаками, захлопал, поднимаясь, парус, загораживая собой сверкающие белым утесы и террасы города.

Дорвен шагнула вперед и кинула взгляд на Дьюранда.

Путешествие продолжалось без происшествий, и рыцарям вскоре наскучили пустые разговоры. Кто-то из них остался на баке, всматриваться вдаль, кто-то пошел проверить лошадей, некоторые, достав узлы, принялись приводить в порядок свои вещи. Если бы люди не были так поглощены своими занятиями, они, наверное, не упустили бы из виду взгляды Дорвен, которые она бросала на Дьюранда. Большая часть рыцарей расселась на палубе и, взяв в руки точильные камни, принялась приводить в порядок мечи. Гутред, порывшись в своих вещах, извлек точильный круг и пошел помогать воинам.

Дьюранд чувствовал, как его начинает укачивать, от взгляда Дорвен становилось только хуже. Что ему делать? Нет, он не хотел стоять и молчать, больше всего на свете он желал сжать ее в своих объятиях и приникнуть к ее губам. Дьюранд прошел на самый нос. Когда укачивает, надо смотреть вдаль — говорят, помогает.

Через несколько часов после того, как Эйгрин прочитал полуденную молитву, Дьюранд заметил на юго-востоке просвет в стене белых утесов, мимо которых скользил по волнам их корабль. По спине Дьюранда пробежали мурашки. Он понял, что смотрит на Эльдиноровы Врата — пролив, ведущий в залив Эльдинора. Прищурившись, ему удалось разглядеть иглы белых башен, вздымавшихся над волнами. Это была столица Древнего Эрреста, властители которого некогда правили всей Аттией, столица, представшая перед ним во всем своем величии и красе, город, расположенный на белокаменном острове, окруженном со всех сторон лигами воды. Вдруг Дьюранд заметил, как некоторые из башен-игл движутся, и его неожиданно осенило — это были мачты десятков, сотен кораблей. Где-то там, за ними, громоздилась Орлиная Гора. На ее вершине была воздвигнута цитадель, а в ней стоял трон Хейзлвуда, вырезанный из сундука, который королева Элларифь отпустила на волю волн, положив в него только что родившихся принцев. Где-то там, возвышались шпили Великого Святилища — там, в усыпальнице предков, каждый король, прежде чем взойти на престол должен был провести три ночи.

Город, являвшийся некогда центром мироздания… Давно было утрачено былое могущество, но даже сейчас многие властители земель, входивших в состав Древнего Эрреста, правили с оглядкой на Эльдинор. Короли, коим несть числа. Несчетное множество героев. Великие Силы, с небес на землю. Все это могло в одночасье рухнуть из-за каких-то долгов.

Дьюранд обернулся и поймал на себе взгляд Дорвен.

Глава 24 Крушение мечты

— Боже, — чуть слышно прошептал Ламорик. — Почти доплыли.

Над морскими волнами нависали утесы Тернгира, тлевшие в свете закатного солнца рубиновыми углями. Рыцари, на веку которых было немало жестоких битв и сражений, восторженно пихали друг друга локтями, словно мальчишки.

— Мы прибыли в Тернгир, — торжественно произнес Эйгрин, и несколько рыцарей сложили ладони в знаке Небесного Ока.

Корабль, оставив часть груза в Бидинге, теперь, сражаясь с упрямым ветром, летел по волнам на северо-восток. Показалась крепость, и Дьюранд ахнул, поразившись хитроумному замыслу мастеров. Неприступный замок стоял на самой вершине гряды, возвышаясь над грохочущим прибоем на целых сорок фатомов. К замку поднималась вырубленная в скале лестница, столь узкая, что на ней едва бы поместилось два человека. Сейчас в крепость съехался весь цвет королевства.

— Я и не думал, что мы когда-нибудь сюда доберемся, — промолвил Ламорик. — Вы все отважно сражались за меня. Я не ждал от вас такого мужества.

Пока "Золан", борясь с ветром, медленно продвигался к мысу, Дьюранд заметил одну деталь, которая прежде от него ускользнула. Возле узкой лестницы, вырубленной в скале, на которой возвышался замок, был сделан небольшой причал. Даже если враги осадят замок, защитникам было нечего беспокоиться — с тыла им всегда могли подвести оружие и припасы.

Корабль резко качнуло.

— Что творит этот идиот? — промолвил Ламорик.

Они приблизились к Барбиканскому проливу, где залив, по которому они плыли, обрывался и начиналось бескрайнее Закатное море. Внимание Дьюранда было захвачено открывшейся перед ними картиной, поэтому он не сразу заметил суету, которую подняли на палубе матросы. Теперь он слышал, как капитан, стоя на юте, надрываясь, отдает приказы рулевому и команде, возящейся с широким парусом. Прервавшись на мгновение, он пробормотал заговор от кораблекрушения.

Бросив взгляд на буруны, Дьюранд понял причины беспокойства капитана — сильное течение в проливе несло их прямо на камни. Дьюранд содрогнулся. Все детство и юность он провел у берегов Сильвемера и мало что знал о кораблях и течениях. В проливе дул сильный ветер. Чтобы не налететь на скалы, капитан повел корабль галсами, лавируя от подветренного берега. Учитывая сильное течение и резкие порывы ветра, удержать судно на курсе было крайне непростым делом.

Нос "Золан" повернулся на север, и корабль понесло прямо к скалам, на которые с грохотом обрушивались волны. Глаза людей расширились от ужаса. Эйгрин, прервав молитву, ухватился одной рукой за снасти. В любой момент капитан мог скомандовать поворот, чтобы уйти от ветра.

В тот миг, когда капитан открыл рот, Дьюранд увидел катящийся по проливу вал. Капитан прокричал команду, и в тот же миг в борт ударила волна. Нос корабля, словно рычаг катапульты, резко рванулся вверх, и Дьюранд, несмотря на то, что был готов к удару, кубарем покатился по палубе, ударившись о фальшборт. Кричали люди, ржали кони. Дьюранд поднялся на четвереньки и, повернув голову, увидел шевелящуюся массу людей и лошадей. Лилась кровь.

— Ко мне! Сменить курс! К черту парус! К черту парус, я сказал! — рычал капитан на юте.

Дьюранда осенило, он понял, что хочет капитан. Их все еще несло на камни. Удар волны швырнул лошадей к борту, раздавив и покалечив всех, кто там стоял. Покуда корабль идет под парусом, маневр выполнить не удастся. Кто-то должен убрать парус.

Корабль качнуло.

Дьюранд, пригнувшись, вклинился в гущу беснующихся коней и людей, не отрывая взгляда от линя, крепящего парус. Если его получится отвязать, может, им еще удастся спастись. Судно рвануло, и у правого борта образовалась узкая не занятая никем лазейка. Дьюранд рванулся вперед. Сапоги скользили по палубе, и воин, перебирая ногами, вцепился в снасти, чтобы не сорваться за борт.

"Золан" пролетела еще пятьдесят ярдов. Времени совсем не оставалось. Оттолкнувшись от борта, Дьюранд прыгнул к линю, удерживающему парус. Царапая руки до ссадин и ломая ногти, он распутал узел. Парус, почувствовав свободу, затрепетал на диком ветру.

— Рулевое весло держи! Налегай! Поворачиваем!

"Золан" зарылась в волны и двинулась, замедляя бег, к смертоносным скалам. Заляпанные кровью матросы потянулись стягивать реи. Снова закрепили лини, и парус тут же раздулся от наполнившего его ветра. Корабль резко рванулся вперед.

На Дьюранда смотрело тридцать-сорок пар испуганных глаз. Он переводил взгляд с одного лица на другое, ища Дорвен. Вдруг всех их накрыла огромная тень. Скалы остались позади, но теперь корабль несло к каменистой гряде, которая становилась все ближе и ближе. Для разворота не оставалось места — всего лишь какие-то ярды отделяли судно от острых камней.

Корабли с квадратными парусами были очень удобны и просты в управлении, однако ни одно такое судно не могло идти против ветра. "Золан" несся вперед, рассекая буруны. Люди закричали от ужаса, понимая, что корабль вот-вот врежется в берег. Показался каменный причал в обрамлении белоснежной пены.

— Взять рифы! [Брать рифы — уменьшать площадь паруса, подбирая и стягивая его нижнюю часть.] — закричал капитан. — Взять их, если жизнь дорога!

"Золан" пролетел по скалам у подножия гряды, накренившись так сильно, что нок-рея заскребла по утесу, словно трость в руках слепца. Корабль скользил по тихой бухте.

— Черт, — прошипел капитан, вцепившись руками в перила. Его слова явно не были вздохом облегчения. Взгляд капитана был прикован к причалу.

— Держать судно бортом, рулевой, — прорычал он. — Мы плывем слишком быстро.

Причал стремительно приближался.

— Готовьте кранцы, привальные брусья, все что под руку попадется, — бросил капитан морякам.

Моряки лихорадочно принялись крепить свернутый такелаж, чтобы защитить борт судна и смягчить удар о камень.

С громким треском "Золан" врезался в причал.

Судно от носа до кормы застонало, словно раненый зверь, во все стороны брызнули обломки. Дерево оглушительно заскрипело о камень и корабль замер. Матросы стали спрыгивать на берег, крепко привязывая канаты к швартовым тумбам, превращая корабль и причал в одно целое. Даже если корабль дал течь, теперь ему бы не удалось затонуть — его надежно держали швартовы.

Рыцари и оруженосцы медленно поднимались на ноги. Лошади ржали и били копытами. Дьюранд столкнулся нос к носу с матросом, который, возможно, должен был следить за парусом. Покачав головой, матрос отвел в сторону налипшие на лоб волосы и произнес:

— Неисповедима воля Владыки Морей. Ветер переменился в самое последнее мгновение. Подул прямо с моря, — моряк запнулся и сложил ладони в знаке Небесного Ока.

— Я должен найти… — начал Дьюранд и замолчал. Он собирался произнести имя Дорвен. — Я должен кое-кого найти. Ты не видел женщину?

Моряк, погрузившись в молитву, даже не ответил. Дьюранд стал медленно пробираться по палубе, поднимая людей на ноги и успокаивая лошадей. Отпустив одну из уздечек, он повернул голову и прямо перед собой увидел лицо Дорвен. Дьюранд не проронил не слова, но у него перехватило дыхание, словно его ударили.

— Я рада, что ты жив и невредим, — произнесла она.

Дьюранд кивнул, посмотрев ей в глаза.

— Я должен… Другие… Им нужна помощь, — выдавил он из себя. Собрав всю волю, ему удалось сдержаться: он не сжал ее в объятиях, не взял за руку и даже не дотронулся до нее.

Высадившись на берег и собрав вещи, отряд приступил к выполнению очень непростой задачи: людям предстояло взобраться с лошадьми по высокой лестнице, ведущей на вершину утеса, на котором был воздвигнут замок Тернгир. В крушении погиб один паж — из тихонь, Дьюранд его не помнил, трое были сильно покалечены. Некоторые оруженосцы получили вывихи, у иных ныли ребра. Рыцарям повезло — среди них пострадавших не было. Двух боевых и четырех тягловых коней пришлось забить — их жизни и кровь были отданы морю. Несколько человек одобрительно хлопали Дьюранда по плечу.

Оказавшись на вершине продуваемой всеми ветрами лестницы, они подошли к задней двери, ведущей в крепость. На двери красной краской был намалеван круг, изображавший Небесное Око.

Конзар дал знак остальным подождать, а сам подошел к двери и поднял сжатую в кулак руку. Неожиданно капитан замер, так и не опустив кулак. Дьюранд вспомнил рассказ Конзара. Быть может, именно у этой двери стоял Кассонель, обнажив меч, преграждая отряду Конзара дорогу. Он представил, как двадцать семь человек один за другим выходят на бой с Кассонелем, оставляя за своими спинами обрыв высотой в сорок фатомов.

Дверь открылась, и воины проскользнули по узкому коридорчику в небольшой двор, мощенный камнем. Дьюранд заморгал, обнаружив, что стоит посреди толпы людей. Свет отражался от сотен драгоценных камней, падал на богатые одежды, отороченные дорогими мехами. Дьюранд никогда не видел такого количества знатных людей одновременно.

— Дьюранд, шлем! — прошипел Ламорик, отступая в темноту коридора.

Дьюранд сунул руку в мешок, висевший у него на плече, и во мгновение ока протянул милорду его пятифунтовый шлем.

К ним шагнул человек в дорогих одеждах черного цвета, на лице которого было написано живое участие:

— Милорды, мы видели, как корабль вышвырнуло на пристань. Это были не вы?

Ламорик, на голове которого уже красовался шлем, шагнул вперед и преклонил перед человеком колено.

— Здравствуйте, Ваше Высочество.

Ваше Высочество… Дьюранд почувствовал благоговейный трепет. Перед ним стоял еще один человек, в чьих жилах текла благородная кровь королей Аттии. Вместе с остальными Дьюранд преклонил колено, одновременно пытаясь сообразить, кто именно стоит перед ним. Лицо человека украшала аккуратно подстриженная черная борода. Принц Уиндговерский был русоволос и крепко сбит. Значит, сейчас с ними разговаривает принц Бидэн — властитель Тернгира.

— В страшном волнении следили мы за вашим судном, — произнес Бидэн. — На стены высыпала целая толпа. Капитана корабля следует наградить.

— Да, Ваше Высочество.

— Мы пришлем лекарей. Они позаботятся о раненых. Я прав, полагая, что передо мной Красный Рыцарь, о котором в последнее время столько говорят?

— Да, Ваше Высочество.

— Прошу вас, встаньте. Думаю, многие были удивлены, узнав, что главный герольд не пригласил вас в Тернгир, после того, как вы отважно бились на ристалище в Редуиндинге. До нас уже дошли слухи о том, что произошло в Хайэйшес. Ваше мужество и подвиги достойны героев глубокой старины.

— Благодарю Вас, Ваше Высочество.

— Сэр рыцарь, мы крайне рады видеть вас и ваших спутников в Тернгире, — принц замолчал, обводя широким жестом двор. — Увы, в Тернгире тесно накануне столь великого действа. За мостом разбит лагерь. Если вы не возражаете, мой сенешаль проследит за тем, чтобы вы без хлопот поставили там свои палатки и шатры, — Бидэн положил руку на плечо Ламорику.

— Это именно то, что нам нужно, Ваше Высочество.

— Очень хорошо. Я лично прослежу за тем, чтобы мои священники обратились со словами утешения и поддержки к тем, кому не повезло. Мои слуги выкатят вам бочку вина, чтобы вы укрепили свой дух.

— Благодарю Вас, Ваше Высочество.

— Мы все с нетерпением будем ждать завтрашнего турнира. Завтра мы увидим, как вершатся великие дела, — произнес Бидэн.

Ламорик с рыцарями низко поклонились и проследовали за сенешалем.

Гермунд приник к Дьюранду и зашептал на ухо:

— Пойду погляжу, правда ли, что в замке действительно нет свободного места. Посмотрим, где разместили герцогов, — сжимая в руках лютню, скальд направился прочь.

Тогда как большая часть людей, окружавших принца, остались с ним, некоторые двинулись вслед за Ламориком и его спутниками. Впереди толпы зевак шел Вэир.

— Капитан, что правил судном, видать рехнулся, — крикнул в спину молодому лорду вассал Морина. — Надо совсем лишиться ума, чтобы заходить к берегу с подветренной стороны. Вы чуть не пошли ко дну на глазах у всего двора. Зачем вам понадобился корабль? По земле было ехать страшно?

— Легко быть храбрецом, когда действует королевское перемирие. Интересно, чего ты стоишь на ристалище? — оглянулся Оуэн, сверкнув золотыми зубами.

— Я там еще страшнее, — осклабился Вэир.

— Знаешь, — Берхард хлопнул Оуэна по плечу. — На земле, которой я владел, рос лес, а в лесу жили белки. Сидят на ветках и все трещат, трещат, трещат. Только об орехах и думают. Совсем мозгов в голове нет.

Отряд Ламорика вышел из ворот и ступил на мост, сотворенный самой природой, — причудливо выгнувшуюся каменную арку, вознесшуюся над волнами на высоте сорок фатомов. Мост был столь узким, что по нему с трудом могла проехать телега.

Небесное Око уже зашло, и людям, шедшим по мосту, казалось, что они ступают прямо по небу.

Сенешаль показал отряду клочок свободной земли. Над головами кружились чайки. Вэир наконец оставил рыцарей в покое и двинулся дальше — впереди стоял шатер, украшенный гербом Монервея.

Из позаимствованного у других отрядов хвороста рыцари развели огонь, и вскоре воины собрались в кружок у потрескивающего костра, потягивая вино, подаренное принцем, и закусывая тем, что удалось раздобыть.

Берхард зевал, поблескивая здоровым глазом.

— Каждую из сторон на турнире в бой ведут маршалы. Как в старые добрые времена. Маршал-победитель может потребовать у маршала проигравшей стороны все что угодно. Лошадей. Право охотиться в его землях. Фамильный меч. Весь годовой улов рыбы. Кречетов.

— Я бы попросил дом, а в нем — горячую жареную говяжью лопатку, — проворчал Бейден. — Мне не очень по вкусу трескать всякую холодную дрянь после того, как мы проскакали весь Гелебор с Серданой, поплавали в море и попали в кораблекрушение, — он отломил кусок от краюхи черствого хлеба. — Хочу говяжью лопатку, прожаренную так, что мясо само сходит с кости.

— Зубы все никак покоя не дают? — съязвил Берхард.

Дьюранд не засмеялся. Голова была полна мыслей о герцогах-предателях, кораблекрушениях, Радоморе в окружении чернецов, Дорвен и Тернгир. Он встал и отправился искать свою палатку, и вдруг почувствовал, как на плечо легла чья-то рука.

— Дьюранд, — произнес Ламорик. — Я хочу, чтобы ты знал. Великанша. Эта история на корабле… когда ты помог с парусом. Шлем… буквально только что, сегодня вечером. У тебя легкая рука. Тебе везет, — молодой лорд посмотрел на озаренные светом бойницы Тернгира. — И вот мы наконец здесь, — он улыбался.

— Да, ваша светлость, — кивнул Дьюранд. На душе скребли кошки.

— Что бы ни случилось, я не забуду того, что ты сделал, — Ламорик сиял.

— Да, ваша светлость.

— Да, — Ламорик кивнул. — Не забуду. Теперь ступай. Тебе нужно отдохнуть. Нам всем надо отдохнуть, — он кивнул на коленопреклоненного Эйгрина. — Должно быть, кончаются сумерки. Солнце село. Этот человек точнее храмовых колоколов.

— Спокойной ночи, ваша светлость, — произнес Дьюранд и направился к себе в палатку.

Сквозь парусину виднелся блеск костров и блуждающие меж огнями тени людей. Закрыв глаза, он услышал доносящиеся снаружи звуки, на которые прежде не обращал внимания. Кто-то играл на скрипке. Били барабаны. Щебетали женщины. Хрипло переговаривались мужчины.

Дьюранд вжал голову в землю. Ламорик нанял лучших рыцарей, и у них действительно был шанс одержать победу. Все решится в ближайшие два дня. Ламорик всех заразил азартом. Дьюранд слышал, как Берхард жалуется на старые кости и грезит о возвращении домой, видел, как Конзар, прежде чем постучать, замер у двери Тернгира, помнил о мечтах Оуэна.

Но они могут и проиграть.

Дьюранд снова стал прислушиваться к шуму лагеря. Люди кричали, шептали, визжали, мелькали тени. Интересно, сколько рыцарей, младших сыновей из благородных семей, которые завтра должны были сойтись в бою на ристалище, знали о Великом Совете и предстоящем голосовании? Сколько из них догадывались, что находятся у замка, в котором, возможно, будут выпущены на свободу проклятые твари из преисподней, а королевству подписан смертный приговор, после чего кровь польется рекой и брат пойдет на брата?

Огни костров медленно затухали, люди начали расходиться по шатрам и палаткам. Дьюранд вспомнил, как его только что благодарил Ламорик, и на душе снова заскребли кошки.

Кто-то дотронулся до палатки. Мелькнула чья-то тень. Полог резко отдернули в сторону.

— Дьюранд, — раздался шепот Дорвен.

— Воинство Небесное, — промолвил он.

Девушка быстро проскользнула в палатку.

— Тебе нельзя здесь быть, — со злостью в голосе произнес Дьюранд.

— Мы должны поговорить, — отозвалась она.

— Не о чем нам разговаривать, — прошипел Дьюранд, понимая, что девушку мог кто-нибудь увидеть. — Ты его жена.

— Да.

— Могла бы меня предупредить.

— Он был Красным Рыцарем, а я строила из себя фрейлину благородной леди, а потом… потом было уже поздно.

— Угу, — кивнул Дьюранд. Сердце так и заходилось, готовое выпрыгнуть из груди. Он вспомнил, как в Редуиндинге она пыталась избежать с ним встречи.

— Погоди, — начал он. — У тебя была возможность мне все рассказать. Куча возможностей. Во время одной из наших встреч ты могла мне хотя бы намекнуть.

— Дьюранд…

— Ясное дело, когда я тебя спас у реки, надо было держать рот на замке. Но потом… Почему ты молчала? К чему надо было держать язык за зубами?

— Я…

— С первого же вечера я знал, кто скрывается под маской Красного Рыцаря. Зачем ты от меня бегала? Могла бы просто сказать.

— Я ошибалась, Дьюранд.

— Почему нельзя было просто все мне рассказать?

— Все это моя ошибка.

— Ты просто могла сказать, что замужем. Я бы не требовал назвать имя супруга.

— Я не могла. Просто не могла.

Он чувствовал, как колотится ее сердце, как касается его щеки ее дыхание. Она была так близко! Они были в самом центре лагеря ее мужа — лагеря Ламорика. Они слились в поцелуе, и Дьюранду показалось, что он погружается в пучину. Его ласкали руки Дорвен, легкие и нежные, как крылья голубки. Красивое и ладное девичье тело дышало жаром, который кружил голову, сводил с ума. Только сейчас Дьюранд понял, как сильно он замерз. Закоченел до мозга костей.

Говорят, что заблудившиеся в океане моряки, потеряв от жажды разум, начинают жадно глотать морскую воду. Дьюранд и Дорвен, сжимавшие друг друга в объятиях, были подобны этим безумцам…

После того как все кончилось, они замерли, приходя в себя. Так получилось, что опорный шест палатки оказался между ними, отчего Дьюранд и Дорвен были похожи на жертв кораблекрушения, оказавшихся вдвоем посреди открытого моря.

— Наш брак, — начала девушка. — Мы с отцом перебрали многих, очень многих. А потом я вспомнила Ламорика. Мы виделись прежде. У него были черные глаза и красивая улыбка. Я спросила совета у мудрых женщин. Они сказали, что женщины своими телами ткут спокойствие и мир. И я поклялась Небесным Оком и Луной быть верной своему супругу. В тот же месяц он уехал. Ламорик был в бешенстве, когда узнал, что отец отдал командование дружиной другому. Потом он придумал эту затею с Красным Рыцарем. Я поехала следом за ним. Так мне велели поступить мудрые женщины. Что мне оставалось делать? Я была его женой. Вот я и отправилась в путь.

Ламорик бросил ее в первый же месяц после женитьбы. Девушка, потянувшись, погладила черные локоны, ниспадавшие Дьюранду на лоб. На ее бледных щеках вспыхнул румянец.

— Он все поставил на карту, — произнесла Дорвен. — Все земли, что дал ему отец. Каменоломни и тамошних рабочих. Крестьян и мельницы. Все.

Дьюранд вспомнил о последнем фунте серебра, которым Ламорик расплатился с капитаном судна.

— Он безумец, — пробормотал Дьюранд.

— Он… — она помолчала. — Всю свою жизнь он прожил на подарках отца и подачках братьев. Он не заработал ни гроша. Ничего своего. Я думаю, он пошел на всю эту историю с Красным Рыцарем, чтобы доказать, что кое-чего он все-таки стоит.

Дьюранд, прикрыв глаза, попытался отыскать в глубинах своего сердца затаившуюся ненависть к Ламорику. Ненависти не было. Ему хотелось презирать Ламорика за подачки, которые он получал от отца и братьев. Дьюранд вспомнил долгие лиги пути, что он преодолел, собственного брата и отца. Он чувствовал дыхание девушки на своих губах.

— А потом появился ты. Несся ко мне на помощь через заросли тростника, как разъяренный бык, когда Ламорик меня оставил. Я увидела тебя, и поняла… все поняла.

— Ламорик не заслужил такой участи.

Дорвен села, подобрав ноги. Ее рука скользнула по груди Дьюранда.

— Что же нам делать? — спросил он.

— Ничего. Мы не в силах что-либо изменить. Так говорят мудрые женщины. Есть дела, которые нужно вершить, а уж как именно — неважно. Невзгоды надо сносить безропотно. Владычица Небес вечно в разлуке со Своим супругом. Око Небес и Луна. Она слишком поздно явилась в наш мир, чтобы сохранить за собой право выбирать место Своего обитания.

Дорвен двинулась к пологу. Дьюранд поднялся на ноги и девушка поцеловала его.

— Храни тебя Бог, — прошептала она и выскользнула из палатки.

Дьюранд застыл — так замирает в петле повешенный, после того, как прекращаются последние судороги. За парусиной палатки горели костры, двигались люди, слышались приглушенные голоса и смех.

Господь Всемогущий!

Дьюранду казалось, что он обратился в бесплотного призрака. В свете луны мелькнула стая чаек, которые, громко крича, промелькнули над утесом и понеслись в сторону открытого моря. По мосту шел Гермунд, размахивая шляпой, словно желая отпугнуть от себя летящих птиц.

— Дьюранд, — скальд улыбнулся, продемонстрировав прореху в зубах. Чайки кружились над его головой, пикировали вниз, стараясь ударить клювом. — Если так пойдет дальше, скоро стану, как Берхард, — продолжая улыбаться, Гермунд зажмурил один глаз.

— Что тебе удалось узнать? — спросил Дьюранд. Они стояли на самом краю лагеря.

Гермунд посерьезнел.

— Заседание Великого Совета начнется сразу же после ристалища. Прибыли гонцы с известием, что король Рагнал встал лагерем в Бидинге и прибудет к завтрашнему полудню.

Дьюранд устремил взор к югу, в сторону Эльдинора, словно желая узреть поля предстоящих битв.

— Что же касается остальных, все очень непонятно. Нет, конечно, есть и те, про кого можно сказать наверняка. Они будут голосовать вместе, если почувствуют, что Совет решился пойти против Рагнала. Парниаша из Кэйпэрна то сидит с недовольной рожей, словно ему муха в пиво попала, то начинает злорадно зыркать по сторонам, будто в тайне ото всех урвал где-то жирный кусок. Хряк из Гелебора всадит нож в спину любому, кто осмелится стащить у него из тарелки хотя бы голубинную ножку. Герцог Беоранский похож на рехнувшегося капитана, который собирается вести корабль через шторм. Есть и другие, которым я бы не стал доверять — герцог Хайшильдский, видать, не знает, что, если человек закроет один глаз и вдобавок прикусит язык, — прямо ходить у него не получится — ноги будут заплетаться. В старой перечнице из Серданы я тоже сомневаюсь. Никто не рискнет предсказать, что она способна выкинуть. Наслаждается чудесным обществом — ходит, как купец в базарный день, и раскланивается с благородными гостями, а собралось их здесь полкоролевства.

Дьюранд попытался переварить сказанное Гермундом:

— А Радомор?

— Он еще не приехал. Кстати, вестей из Ирлака тоже еще нет. И я бы не сказал, что никто не понимает, что у Рагнала на уме. Неким чудесным образом об этом, кажется, знают все. Слухи самые разные. Одни говорят, что он жив. Другие говорят, что Радомор мертв и, пройдя Райские Врата, присоединится к Небесному Воинству. Я слышал, как герцог Гарелинский втолковывал это герцогине Мод из Серданы. Лорд Радомор — герой. Этим летом он отважно сражался за короля. Никто не поверит, что Радомор тянет руки к короне. Он отправился домой с войны лишь в месяц жатвы. Впрочем, есть еще и другие. У старой перечницы явно что-то на уме. Ей так и хотелось что-то сказать, пока властитель Гарелианы пел ей дифирамбы о Радоморе. Курица жирная, — фыркнул Гермунд. — Ну и, конечно, люди говорят о несчастной Альвен.

А вот это действительно важно. Быть может, именно правда о ее смерти повлияет на будущее королевства.

— Брат Ламорика здесь? — спросил Дьюранд.

— Ага. Встал лагерем где-то неподалеку. Гирет будет голосовать за короля — это уж точно. Многие еще колеблются, но голосование не за горами.

— Терпеть не могу тишину.

— Ее мало кто любит. Все перешептываются за спинами друг друга. Жужжат как осы. Слухам нет числа. Некоторые вообще считали, что Красный Рыцарь — это Радомор. Сейчас так уже никто не думает. Радомор куда как крепче, он двоих таких Красных Рыцарей за обедом стрескает и не подавится.

— Значит, — Дьюранд почесал затылок, — скоро приедет либо Аильнор, либо его сын.

— К завтрашнему дню мы…

К лагерю Ламорика приблизился Вэир, и Оуэн Эйгрин и Берхард вышли ему навстречу.

— Кажись, вы здорово перепугались, — ухмыльнувшись, произнес Вэир.

— Иди, куда шел, — пробурчал Оуэн.

— Что, человеку уже и ходить здесь нельзя?

— Смотря какому человеку, — ответил Оуэн.

— Да вы сами на себя посмотрите, — произнес Вэир. — Я что, один к вам присматриваюсь? Как можно говорить о чести человека, в груди которого бьется сердце труса? Мухлюет на ристалище, ищет легких побед. Дешевка! Как вы думаете, что о вас говорят?

— Кто бы рот раскрывал! — воскликнул Оуэн. — А ты сейчас не прячешься? Прикрылся королевским перемирием и брешешь как собака. Ты хочешь, чтобы твоего господина в наказание за драку вычеркнули из списков участников? Или ты желаешь, чтобы такая участь постигла нашего лорда? Небось, Морин испугался, что его в третий раз побьют. Угадал?

Дьюранд направился к товарищам. За ним шел Гермунд.

— О лорде Морине можешь не беспокоиться, — рявкнул Вэир. — Приходи завтра на ристалище и увидишь, как он поведет в бой все войско Севера. Да, его назначили маршалом Северного войска. И если ваш лордишка не сумеет разглядеть его из той лазейки, где он будет прятаться, дрожа от страха, передайте ему — лорд Морин сражается против войска Юга на глазах доброй половины благородного люда Эрреста. Не знаю, хватит ли у тебя смелости выбраться из укрытия…

— Радуешься королевскому перемирию? — прорычал Оуэн.

Дьюранд присоединился к друзьям.

— Намекаешь, что я прячусь за перемирие? Да? Ты это уже один раз сказал. Не думаю, что с турнира станут выгонять за пару выбитых зубов. К тому же они у тебя все равно как браслеты на руках портовой шлюхи.

Дьюранд кинул взгляд на обеспокоенное лицо Эйгрина.

— Погодите, — сказал Дьюранд. — В Тернгире собрались люди поважнее нас, а завтра нам предстоит выйти на ристалище. Я не думаю…

— Ты чего это, малыш, стал таким осторожным? А ну-ка заткнись, и тогда я, может, никому не расскажу о том, что видел этим вечером.

Сердце Дьюранда ушло в пятки. Земля закачалась под ногами.

— Думаешь, леди Бертрана обрадуется, когда узнает, что ты с ее фрейлиной…

— Закрой рот, — прошептал Дьюранд.

— Ух ты! Теперь…

— Заткнись!

Рука Дьюранда легла на рукоять меча. Сквозь шум в ушах он услышал, как кто-то произнес его имя.

— Убери свою железяку, а не то мне придется тебя серьезно проучить, — оскалился Вэир, извлекая из ножен клинок. — Кажется, я наступил тебе на больную мозоль.

Дьюранд сделал выпад, целя острием в лицо Вэиру. Здоровяк отпрыгнул:

— Он напал первый, — приходя в себя, произнес Вэир. — Вы все это видели.

Ухмылка исчезла с его лица. Все видели, как Дьюранд сделал выпад, и никто не смел отказать человеку благородного происхождения в праве на поединок.

Ни на Дьюранде, ни на Вэире не было доспехов, но противники даже не обратили на это внимания.

Вэир рывком сорвал с себя шерстяной плащ, сжав его в свободной руке.

Дьюранд атаковал, снова целясь в лицо противнику, и тут же почувствовал острую боль в районе бедра. Клинок Вэира настиг его. Дьюранд отскочил, обрушив меч на шею противника, но Вэиру чудесным образом удалось отразить удар, и в следующий миг лезвие прочертило кровавую полосу по предплечью Дьюранда. Дьюранд уклонялся, уходя от атаки. Истошно кричали чайки. Кровь текла по руке, заливая руку, в сапоге хлюпало.

Вэир был умелым мечником. Таким, как Конзар, Гоул, Кассонель. Размахивая мечом, он обрушивал на противника удар за ударом, и Дьюранд понял — ему не победить. Еще один взмах клинка — и на теле Дьюранда появилась новая рана. И вдруг в тот момент, когда Вэир поднял меч, чтобы отразить опускающийся на него клинок, Дьюранд обратил внимание на плечо здоровяка. С ним было что-то не так. Дьюранд вновь, воздев руку, опустил меч, и крепыш неуклюже парировал удар, вместо того чтобы просто отвести клинок в сторону.

Доброй половине рыцарей Эрреста хотя бы раз в жизни приходилось пережить вывих плечевого сустава. Плечо Вэира еле двигалось — здоровяк был не в силах поднять правую руку выше собственной шеи.

Дьюранд бросился в атаку, осыпая противника косыми ударами. В сапоге хлюпала кровь. Вэир попятился. Дьюранд высоко поднял меч, понимая, что этот удар противник ни за что не отразит. Это понял и Вэир, в глазах вспыхнули огоньки, лицо исказила гримаса. И вдруг он исчез.

Ошеломленный Дьюранд опустил клинок. Его схватили крепкие руки, над головой, истошно крича, парили чайки. Он почувствовал, как кто-то пытается вырвать меч. Дьюранд придвинулся на полшага вперед и все понял. Они сражались на утесе, возвышавшемся над морем на сорок фатомов. Вэир оступился и сорвался вниз.

— Смотрите! Смотрите! — раздался крик.

Дьюранд почувствовал приступ дурноты. Его окружили рыцари из отряда Ламорика. Сам Ламорик спешил к ним, надевая на ходу шлем.

— Владыка Небесный! Что же ты наделал! — прошипел он. Молодой лорд повернулся к Тернгиру, откуда уже показались люди. Впереди них верхом на коне мчался сам принц Бидэн:

— Что это значит? — грозно спросил он.

— Спор, — ответил Берхард. — Несчастный случай.

— Ты кто такой?

— Сэр Берхард, — одноглазый рыцарь поспешно, но вместе с тем сохраняя достоинство, склонил голову. — Рыцарь.

— Из какого отряда?

— Это был несчастный случай, Ваше Высочество. Человек по имени Вэир упал с утеса.

— Ссорящиеся обнажили мечи… — молвил принц.

— Они спорили. А потом Вэир оступился.

Дьюранд поднял взгляд на возвышающегося в седле Бидэна. Поверх нижней рубахи принц успел накинуть лишь черную мантию. У Берхарда хватило мужества, чтобы попытаться выгородить Дьюранда, но Бидэн знал правду. Дьюранд нарушил королевское перемирие. Он убил человека за пределами ристалища. Время было нельзя повернуть вспять, а содеянное — исправить.

По мосту проскакал всадник, резко осадивший коня у собравшийся толпы людей. Спрыгнув с коня, он склонился перед принцем в глубоком поклоне.

— Ваше Высочество!

— Ты съездил к причалу? — спросил Бидэн.

— Да, Ваше Высочество. Человек мертв. Люди у причала видели, как он упал.

— Из какого он был отряда? — качнулся в седле Бидэн.

— Из отряда Морина Монервейского, — выдавил Берхард.

— А он из какого отряда? — яростно сверкнув глазами, принц ткнул пальцем в Дьюранда.

— Из моего, Ваше Высочество, — шагнул Ламорик, сжав в кулаке край плаща. — Он из моего отряда.

— Красный Рыцарь, вы признаете его вину?

— Признаю. Поединок между этими людьми был вопросом чести.

— Пусть об этом судит родня покойного. Нарушено королевское перемирие — один из ваших людей преступил закон. Вы это признаете?

Плащ Ламорика развевался от порывов ветра. Дьюранду показалось, что ноги молодого лорда слегка дрожат. Ламорик кивнул.

— Мы немедленно уедем.

Неожиданно раздался клекот. Расправив крылья, с небес спускались огромные птицы. Бидэн посмотрел по сторонам. Свидетели и обвиняемые крутили головами, взирая, как на землю садились серовато-белые морские орлы, впиваясь в камень когтями, способными схватить и унести прочь целого ягненка. Со стороны Эльдинорского тракта донесся грохот барабанов. Орлы повернули головы в сторону дороги, устремив свои взгляды туда, куда уже смотрело около сотни рыцарей, столпившихся у края обрыва. Один за другим благородные воины преклоняли колена, а простолюдины на лигу вокруг распростерлись на земле.

Ламорик, Бидэн и Дьюранд были единственными, кто не сдвинулся с места. Затем Красный Рыцарь медленно преклонил колено. Дьюранд продолжал стоять, находясь на грани обморока от потери крови и ран. Пахнуло воском. Берхард резко дернул за Дьюранда рукав, и тот, собрав последние силы, опустился на одно колено. Рыцари склонили головы.

От следующей по дороге процессии отделился отряд всадников в светлых одеждах, которые поскакали вперед к Бидэну, поспешно запахнувшемуся в черную мантию. Бой огромных, как котлы, барабанов сотрясал воздух. Далее шли два ряда бормочущих молитвы священников в одеждах, усыпанных драгоценными камнями. Священники благословляли путь, по которому ступал их господин и повелитель. Ехали члены ордена септаримов — рыцари Храма, к которому некогда принадлежал Эйгрин, — высокие, холодные как лед воины, закованные в серебряные кольчуги. Окружив принца, септаримы расступились, и перед Бидэном предстал всадник, которой, казалось, явился из древней саги о великих героях. Он был худ и широкоплеч. Его перчатки, мантия, пояс и ботинки были щедро усыпаны тысячами сверкающих драгоценных камней, словно оклад "Книги Лун" возлежащей на алтаре храма. На голове тускло поблескивал венец из красного золота инкрустированный массивными черными сапфирами. Этот венец и был знаменитой короной Эвэнстар, которая украшала головы всех государей, начиная от Сердана Путешественника.

В Тернгир прибыл Рагнал, король Древнего Эрреста.

Монарх потянулся словно лев. Коленопреклоненные рыцари опустили взгляды в землю.

За монархом, кто пешком, кто на ослах, тянулись одетые в черное чиновники. Поглядывая по сторонам, они что-то записывали на листах пергамента.

Когда государь, приблизившись к принцу, остановил коня, все склонились в глубоком поклоне.

Король спешился и шагнул к преклонившему колено Бидэну, одетому лишь в мантию, наброшенную на исподнюю рубаху, в которой принца подняли с постели. Дьюранду удалось разглядеть лишь сапоги государя, украшенные вышивкой. Мановением руки Рагнал оборвал молитву священников.

— Здравствуй, Бидэн, — произнес государь.

Бидэн, склонившийся в глубоком поклоне, протянул брату руки, которые король сжал своими ладонями.

— О, великий король. Мой сюзерен. Владелец замка и угодий Тернгира приветствует вас. Моя земля — ваша земля. Мой замок — ваш замок. Я приветствую вас на вашем турнире и Великом Совете Тернгира, вознося благодарственные молитвы Небесам за то, что они хранили вас в пути.

Рагнал отпустил руки Бидэна и почесал затылок, на который ниспадала грива белокурых волос.

— Мой Великий Совет, — сухо повторил государь. — Давай зайдем в замок, я провел в седле немало часов.

— Конечно брат, — сказал Бидэн, поднимаясь. — Следуйте за мной. Места хватит для всех ваших спутников. — Принц запахнул мантию — было холодно.

— Что-то случилось?

— Произошел несчастный случай, о котором мне поведали эти рыцари. Кто-то погиб. Тернгир — место опасное.

— Пойдем в замок, брат, — проворчал Рагнал.

Процессия двинулась к мосту.

Глава 25 Сплетенные кольца

Толпа качнулась назад. Монахи снова принялись читать молитвы, хладные рыцари ордена септаримов тронули поводья коней, а морские орлы взмыли в воздух.

Бароны, рыцари и слуги проследовали в ворота Тернгира за королем и его братом, огибая отряд Красного Рыцаря, и на пронизывающем ветру остался стоять один лишь Ламорик со своими воинами.

Наконец молодой лорд повернулся и на негнущихся ногах направился к своему шатру. Вслед за ним потянулись и другие. Молчание прервал Бейден, который рванулся к Дьюранду, сотрясая воздух проклятиями. Товарищи, схватили под руки и едва удержали Бейдена, желавшего сбросить Дьюранда со скалы вслед за Вэиром. Люди, шагавшие в хвосте процессии, следовавшей за королем, оглядывались на них, удивленно поднимая брови.

Крики и ругательства Бейдена сменились всхлипываниями. Берхард кинул взгляд на окаменевшего Дьюранда, который не мог двинуться с места. Наконец на ветру остался только он и скальд.

— Пойдем, — сказал Гермунд, запахиваясь в плащ. — Нам надо собираться.

Дьюранд посмотрел на спины своих товарищей, понуро шагавших к палаткам, потом перевел взгляд на стены Тернгира. Все было кончено.

— Пойдем, — повторил Гермунд. — Мы же не можем оставить здесь вещи, — кривоногий скальд сделал несколько шагов по направлению к лагерю и оглянулся. — Боже, нам надо осмотреть твои раны. Он чуть не отсек тебе руку. А нога! Погляди на ногу.

Скальд скорее говорил сам с собой, но Дьюранд пошел вслед за ним туда, где среди палаток стояли его товарищи. Их лица были пусты, глаза ничего не выражали.

— Кончено, — сказал Оуэн Берхарду. — Все кончено.

— Куда ты поедешь? — спросил Берхард.

Встретившись взглядами с Дьюрандом, Оуэн, удивленно подняв брови, отошел в сторону, уступая дорогу. Гермунд схватил Дьюранда за локоть и повлек его в палатку. Ламорик стоял рядом с Дорвен, которая с недоумением смотрела на супруга. Она была бледна, чувствуя, что случилось нечто дурное, страшное. Перед молодым лордом преклонил колена Гутред.

— Снимаемся, — бросил Ламорик. — Мы уезжаем.

Дьюранд полез в палатку. Голова гудела, казалось, она разбухла, словно сухарь, брошенный в миску с супом. Пальцы коснулись земли. Надо ехать. Он принялся собирать вещи, вынимать из земли колышки, сматывать веревки. К нему подошли несколько оруженосцев, Гутред жестом приказал им помочь. Пара пажей подвела Дьюранду его коней, остальные укладывали его скарб в седельные сумки, сворачивали в узлы вещи.

Наконец сборы были закончены.

— Вот и все, юноша, — медленно произнес Гутред. — Вставай.

Судя по выражению лица, пожилой оруженосец был далек от злорадства. Он думал о невзгодах, которым предстоит выпасть на его собственные плечи и плечи Ламорика. Гутред принял поводья коней из рук пажей и сунул их в ладонь Дьюранду:

— Перед тем, как отправишься в путь, проверь, все ли вещи на месте, — сказал Гутред и, кивнув на запекшуюся кровь, добавил. — Не забудь помыться.

Дьюранд кивнул и направился прочь из лагеря, вглядываясь в лица людей. Больше с ним так никто и не заговорил.

Некоторое время он ехал куда глаза глядят, туда, куда бежала дорога. Дьюранда охватила апатия. В конце концов он оказался у берега моря, у берега, на который упал, сорвавшись со скалы, Вэир. Неожиданно Дьюранду вспомнилось, что Вэир, падая с утеса, не закричал.

С высоты казалось, что склоны утеса опускаются отвесно прямо в море, на самом деле это было не так. У подножия скал лежали груды камней, омываемых волнами, оставляя человеку достаточно места, чтобы пройти вдоль берега. И все же путь был непрост, а Дьюранду приходилось еще вести под уздцы коней.

Через несколько часов после поединка настроение Повелителя Глубин вновь переменилось. В Барбиканском проливе вновь поднялся ветер, который, вспенивая валы, с грохотом обрушивал их на прибрежные камни. Потом с шипением вода отступала только для того, чтобы мгновение спустя снова наброситься на скалы. Дождем летели брызги.

Дьюранд, пошатываясь, шел вперед. Все было кончено. Он поднял голову, пытаясь разглядеть сквозь тучи брызг вершину утеса. Рыцари Ламорика были суровы, даже жестоки, но их объединила дикая, сказочная мечта. Каждый мужчина в отряде, как мальчишка, грезил о славе, женщинах, землях, крыше над головой. Все эти грезы рухнули в пропасть вместе с Вэиром.

Перед Дьюрандом выросла еще одна скала. Бедро пронзила боль, он покачнулся, и конь, которого он вел под уздцы, замотал головой. Мечту уничтожили не сотни конных рыцарей и не отряд яростно сражающихся воинов. Она развеялась дымом благодаря всего лишь одному-единственному дураку, не желавшему поверить в то, что тайное всегда становится явным. Дьюранд и сам не заметил, как стараниями демонов ада девушка возникла на его жизненном пути. Он вспомнил о тьме палатки, о том, как они занимались любовью, когда снаружи сотнями голосов шумел лагерь. Ему надо было ее прогнать. Они собирались всего лишь проститься.

Но ее увидел Вэир.

Дьюранд вспомнил о вуали, которую подарила ему Владычица Гесперанда. Она сказала, что дарит ему жизнь в обмен на жизнь, которую он отнял, но скольких он уже успел погубить? Дьюранд сдернул зеленую материю с пояса, и она затрепетала на ветру. Себе он уже не поможет, зато спасет других. Подняв взгляд, сквозь водяную пыль Дьюранд увидел идущего впереди человека, сжимавшего в руках посох. Дьюранд не мог поверить своим глазам. Кто рискнет отправиться ночью в путь в такую погоду? Незнакомец замер и, оглянувшись, посмотрел на Дьюранда. В следующее мгновение о камни ударила волна, и путника скрыла пелена брызг. Дьюранд почувствовал, как вода просачивается ему в сапоги.

Несмотря на шум бушующего шторма, он услышал, как его кто-то окликнул, на этот раз голос прозвучал сзади. Дьюранд оглянулся и увидел невысокую фигурку, вершившую свой путь по груде прибрежного щебня в дюжине шагов от него. Дьюранд зашагал вперед, рванув удила. Нигде ему не найти покоя и одиночества. Даже у бушующего моря.

— Дьюранд! — казалось, спустя лишь мгновение скальд схватил его за локоть.

"Неужели я и впрямь так медленно иду?", — подумал воин.

— Слушай, ты так доконаешь лошадей, — Гермунду приходилось кричать. — Дьюранд, ты что, хочешь, чтобы лошади пали? Ладно, черт с ними, нам надо где-нибудь укрыться, — скальд потащил Дьюранда вперед, схватив его за край плаща. — Там впереди есть пещера. Недалеко. Сюда! — коротышка скальд быстро переставлял кривые ноги.

Вверх вздымалась высоченная известняковая скала. Дьюранд обессилено привалился спиной к камню, пытаясь перевести дыхание.

— Господи Боже, — вздохнул Гермунд, стоя на узкой тропинке протоптанной в щебне. — Она совсем рядом. Да вот же она!

Скальд показал рукой на поросший папоротником провал, пятном черневший на белоснежной поверхности скалы. Гермунд юркнул в пещеру и, высунувшись оттуда, крикнул:

— Здесь всем места хватит! Даже лошадям!

Дьюранд шагнул внутрь. Сотни белых фигур — рыцари, короли и воинство ада уставились на него со стен пустыми глазницами. На какой-то миг его взору целиком открылся весь барельеф, вырезанный в скале каким-то мастером. В следующее мгновение лошадь, которую он вел под уздцы, загородила весь свет. В наступившей темноте Дьюранд замер, не понимая, где он очутился и куда ему идти.

— Что это за место? — спросил он.

— Ты уверен, что хочешь услышать эту историю?

После всего, что случилось, Дьюранд не мог поверить, что на свете остались слова, способные нанести больший вред, чем тот, что уже был причинен.

— Эта история связана с праздником там, наверху, — Гермунд ткнул пальцем вверх, в направлении крепости. — Ты когда-нибудь раньше бывал на турнире в Тернгире?

Дьюранд покачал головой. Позади него лошади переступали с ноги на ногу.

— Тернгир принадлежит короне, с тех пор как Сэрдан Путешественник пересек Барбиканский пролив, так? Когда король Эйнред отправился на войну, он взял с собой двоих сыновей. Слышал о битве Сгинувших Принцев? Эйнред оставил дома лишь одного. Самого младшего, — Гермунд ткнул пальцем в сторону Тернгира.

Дьюранд всматривался в барельефы, покрывающие стены и потолок пещеры. Сотни, тысячи фигурок, распахнувших в крике рты.

— Священники пророчили победу. "Победа, победа, вас ждет победа", — повторяли они все, провожая корабли, направлявшиеся к морю Мрака. О победе твердили все, за исключением одного, — Гермунд поднялся на ноги и двинулся по пещере. — Так… сейчас попытаемся отыскать… Ты что-нибудь слышал о Слепом Виллане?

Гермунд направился в глубь пещеры, и Дьюранд проследовал за ним. В темноте что-то виднелось: то ли скамья, вырезанная из камня, то ли алтарь.

— Вот оно, — Гермунд наклонился, и Дьюранд услышал, как что-то глухо звякнуло. — Нашел. Оно здесь. Сможешь нащупать?

Дьюранд, невзирая на боль от ран, присел на корточки, и его пальцы дотронулись до холодного металлического кольца, вбитого в пол пещеры.

— Здесь его приковали.

— Кого, Гермунд? — выдохнул Дьюранд. — Виллана?

— Нет. Вернее, и да, и нет. Виллан был сыном короля. Младшим, который остался дома. Будучи младшим сыном короля, он был владыкой Тернгира, точно так же, как сейчас Бидэн. Так вот, единственным священником, который не присоединился к общему хору предсказателей, пророчащих победу, был личный духовник Виллана. Говорят, он был иноземцем. Звали его Хьюглин. Честный человек.

Дьюранд, покачнувшись, уперся правой рукой в барельеф. Он все никак не мог перевести дыхание.

— Господи Боже, — ахнул Гермунд, схватив Дьюранда за руку. Воину больше всего сейчас хотелось лечь на землю, уснуть и никогда больше не просыпаться. — Сядь, пока не упал и не расшиб себе голову. Чего тебе положил в мешок Гутред?

Гермунд кинулся к седельным сумкам:

— Бедные лошадки, — повисла тишина. — Ну вот, нашел. Я так и знал, — раздался звук льющейся жидкости. — Давай, хлебни вот это. А здесь вода, — скальд поднес ко рту Дьюранда бурдюк. Вкус был отвратительным. — Пей, тебе говорят. Ты потерял много крови.

— Ну так вот, — произнес скальд, продолжая копаться в сумках. — Представь, священники по всей стране предсказывают победу и пророчат, что король и принцы вернутся домой с войны живыми и невредимыми. А Хьюглин твердит свое, мол, если принцы оставят берега Тернгира, то больше их уже никогда не увидят. Да, Эйнред Завоеватель рассеет орды Сынов Гештара, но он должен оставить сыновей дома. Патриархи пытались заставить его замолчать, но не на того напали, и, несмотря на мрачные пророчества Хьюглина, флотилия Эрреста отправилась от берегов Тернгира в плавание, после чего Хьюглина никто даже слушать не хотел.

Дьюранд сделал еще один глоток из бурдюка, который ему дал Гермунд. Лошади фыркали. Шторм постепенно стихал.

— Когда стали приходить первые вести, Хьюглина невзлюбили еще больше. А он все бубнил о павших воинах, Равнине Черепа и Костяном Пустоземье. Говорил, что ясно видел, как все произойдет, призывал людей и священников молиться, отслужить заупокойные службы по тем, кто ушел на войну. Наконец Хьюглин со своими предсказаниями надоел Виллану. Сам понимаешь, в каком гневе был принц. Он приказал схватить своего духовника и припомнил ему пророчество о том, что принцы никогда больше не увидят берегов Тернгира. Хьюглина ослепили, взяли под руки и потащили вниз, к морю. В те времена, точно так же как и ныне, не многие отваживались поднять руку на священника — все знали, к каким несчастьям это может привести. Воины, тащившие Хьюглина к берегу, чувствовали спинами недремлющий взгляд Небесного Ока. Священника не убили. Ему повезло. Вместо того чтобы перерезать Хьюглину горло, его отвели в пещеру. Один из стражников взял колотушку и вбил кольцо в пол. К нему воины приковали священника, после чего отправились спать, не оставив Хьюглину ни воды, ни еды, решив, что Создатель волен сам распоряжаться своим твореньем, и Ему решать — жить Хьюглину или умереть, — Гермунд усмехнулся.

Свет луны скользнул по тысячам вырезанных на камне лиц. Казалось, они вот-вот оживут.

— Священник остался жив, чего никак нельзя сказать о принцах, — опять усмехаться Гермунд. — Эйнред отправил флагман "Орел", приказав поднять черный парус с ярко-красным изображением Небесного Ока в знак того, что принцы пали в битве.

Взгляд Дьюранда, скользнув по барельефу, остановился на корабле, парус которого украшало изображение Небесного Ока. Дьюранд разинул от изумления рот.

— Команда направила корабль прямо к Тернгиру, потому что теперь наследником престола был Виллан. Сколько им было плыть? Думаю, лиг семьсот. Принц увидел черный парус, мрачные лица гребцов и обо всем догадался. Его братья были мертвы. Он понял, что стал наследником, иначе бы "Орел" не поплыл в Тернгир. Первым делом принц подумал о Хьюглине, томившимся в пещере.

Дьюранд разглядел маленьких гребцов, налегающих на весла. Увидел он и принца, стоящего на скале.

— Принц спустился вниз, прошел мимо людей, склонившихся в поклоне на причале, и направился в пещеру, где сидел скованный Хьюглин. Он освободил старика. Не знаю, как бедолага выжил — пил он из расселин, а ел все, что заползало в пещеру. Люди, а в первую очередь те, кто засадил священника в пещеру, внимательно смотрели за происходящим. И тогда Виллан приказал ослепить себя. Он приказал стражам вырвать Ему глаза — Ему, принцу Эрреста! Взрослые мужчины, воины, много повидавшие на своем веку, рыдали, как дети, исполняя волю принца. Потом он приказал приковать себя к полу. Хьюглин, слыша, что творится вокруг, лишь кивал, а потом показал рукой на стены и сказал: "Я записал всю историю, — сказал он. — Теперь ее может прочесть даже слепец". — Гермунд пожал плечами.

— Сколько он просидел здесь? — спросил Дьюранд.

— Прошло не меньше двух лет, прежде чем первые вести о гибели принцев достигли Тернгира. Ровно столько провел здесь и Виллан. Точно так же, как Хьюглин, он пил воду из расселин и питался все тем, что заползало в пещеру. С тех пор появился обычай. Все властители Тернгира, за редким исключением, спускались в эту пещеру накануне турнира и проводили здесь всю ночь в молитвах. Бидэна я пока здесь не вижу, но он может прийти в любой момент. Завтра турнир. Вряд ли он махнул рукой на древнюю традицию. Поговаривают, что на этих стенах высечено будущее принцев Эрреста.

Дьюранд глубоко вздохнул. Гермунд пробрался на середину пещеры и высек пламя, дрожащий свет которого осветил барельефы.

— Ну вот, — удовлетворенно произнес скальд. — Кто бы мог подумать, что конские задницы могут служить такой хорошей защитой от ветра. Сейчас согреемся, если дым не помешает, — он неожиданно рассмеялся. — Знаешь, а Бидэна когда-то называли "сгинувшим принцем". В детстве он был еще тем шалопаем. Старшие братья его вечно задирали. И в один прекрасный день он ушел. Когда наконец спохватились, его и след простыл. Слуги и рыцари Карломунда обшарили каждый куст на сто лиг окрест. Минуло три ночи. Некоторые уже думали, что принца нет в живых, как вдруг он, словно призрак, объявился в храме. Три дня и три ночи он бродил по Святилищу королей Эрреста, — Гермунд подхватил одну из седельных сумок. — Думаю, Гутред успел сунуть сюда мазь от ран. Волны прибоя уже и так неплохо промыли твои раны. Попробуем теперь смазать их бальзамом. Будь я лекарем, наложил бы тебе на руку швы. Можешь не волноваться, шрамов у тебя будет немало. Попугаешь ты внуков.

Дьюранд коротко рассмеялся, и Гермунд потянулся к нему и, закатав рукава рубахи воина, принялся за дело. С лица скальда не сходило виноватое выражение.

— Воинство Небесное, — пробормотал он, — я мог бы сказать, что больно не будет, но ты сам все знаешь. К чему мне врать?

Дьюранд закрыл глаза: пара порезов его не убьют, если, конечно, их вовремя обработать. Пока Гермунд трудился, Дьюранд несколько раз сжал и разжал кулак, почувствовав, как по руке расползается боль.

— Пальцы двигаются, а это уже хорошо, — сказал Гермунд.

Дьюранд посмотрел скальду в глаза.

— Знаешь, я все слышал, — признался Гермунд. — Я был рядом с твоей палаткой, так что я знаю, отчего Вэир принял смерть.

Дьюранд закрыл глаза, сглотнул и со спокойствием, на которое только был способен, спросил:

— Ламорик знает?

— Не думаю. Мне показалось, никто не понял, о чем толкует Вэир, потом была драка, потом явился принц с королем.

— Это хорошо. Она не заслуживает… — Дьюранд оборвал себя. На ее глазах муж и возлюбленный потеряли из-за нее то, что имели: дома, земли, одним словом — все. Дьюранд понимал, что виноват лишь он — дурак и лжец. Дорвен была ни при чем.

— О вас никто никогда не узнает, — промолвил Гермунд.

— Конечно, — кивнул Дьюранд, размышляя о сестре Ламорика, запертой в башне, вспоминая, как он стоял на посту, охраняя ее. Это помогло собраться с мыслями. Он подумал о Ламорике, Альвен, Радоморе, Дорвен, о тех людях, которые сейчас собирали вещи и сворачивали лагерь, чтобы отправиться в путь и зазимовать под открытым небом. Перед его мысленным взором предстала Альвен с распущенными волосами, лежащая в лодке, плывущей по Бэйндролу, мерзнущих на дороге людей, закованные в кольчугу плечи, покрытые снегом. Он вспомнил, с каким ужасом смотрела ему в спину Дорвэн, когда он уходил.

— Сменим тему, — выдавил из себя Дьюранд.

Если уж говорить, так лучше о чем-нибудь другом.

— Ладно, ладно. Так, надо снять штаны, поглядим, что у тебя с ногой.

Штаны присохли к ранам, поэтому их пришлось размочить морской водой. Только после этого Дьюранду не без помощи скальда удалось их стащить.

— Так, сейчас посмотрим, — скальд склонился над ним. — По-моему, ничего страшного. — Гермунд, причмокнув губами, забормотал что-то себе под нос, затем он раздвинул края раны. — Я ее хорошенько промою и смажу крепким вином, чтобы отогнать злых духов. Твои раны не опасны, главное постоянно за ними приглядывать, покуда они не зажили.

Какая к черту разница! Дорвен пришла проститься с ним, ее увидел Вэир, и к чему это привело?! Теперь Дьюранд оказался точно в таком же положении, как и в самом начале своего путешествия. Если он продаст все, что у него сейчас есть, ему, быть может, удастся наскрести денег, чтобы добраться до замка отца и вымолить у него прощение.

Дьюранд стиснул зубы, устыдившись своих мыслей. Другим придется заплатить за его глупость куда большую цену. Все его путешествие, полное лишений, все его стремления завоевать себе место под солнцем были лишь ребячеством. Но он принес людям столько вреда, сколько не под силу ни одному ребенку.

— Интересно, что сейчас происходит в замке, — промолвил Гермунд, разводя края раны в стороны, чтобы плеснуть на нее вина. Он пробормотал заклинание и сплюнул на пол. — Видел бы ты всю эту знать. Некоторые вообще не собирались сюда ехать. Герцог Гарелинский выглядит так, словно расчесывал бороду связкой терновых веток. Другие расхаживают с важным видом, надувая щеки. Думаю, сейчас они все собрались на пир. На огне жарятся быки, лебеди, павлины, угри, дельфины.

Дьюранд попытался представить эту картину.

— Как пройдет голосование? — отстранено произнес он.

— Не знаю. Ты когда-нибудь видел канатоходцев? Либо свалишься, либо — нет. Думаю, сейчас все уже решили, как будут голосовать, и я могу насчитать семерых, которые наверняка выступят за низложение государя.

— Семерых? — Дьюранд поднялся на ноги, направляясь к выходу из пещеры. Ему хотелось глотнуть свежего воздуха. — А всего сколько голосов?

— С момента утраты Гесперанда на Совете представлены четырнадцать герцогств.

Четырнадцать герцогств.

— Гермунд, а что если число голосов будет равным?

— Даже в такие тяжкие времена, как ныне, никто не осмелится сместить государя при равном числе голосов. Твой вопрос не худо бы задать священникам, если к голосованию не приложит руку Радомор.

Но Радомор ехал в Тернгир. Если бы заговорщики были уверены в смерти Радомора, они бы и носа не посмели показать на Великом Совете. Дьюранд привалился плечом к сероватому камню. Если бы мятежники допускали мысль о проигрыше, они бы прислали в замок лишь своих слуг. А если они чувствовали, что число голосов разделится поровну, значит, они что-то задумали. У них явно был план перевесить чашу весов на свою сторону. Дьюранд вспомнил Гоула и покрытый грязью тракт, тянущийся через Гелебор, вспомнил о праве маршала-победителя. Маршал мог потребовать все что угодно.

И маршалом назначили Морина.

Дьюранд посмотрел на свою руку, упиравшуюся в каменный барельеф, и чуть сдвинул пальцы в сторону. Перед глазами предстали две фигурки, две черные царапины: две птицы, которых, казалось, нарисовал ребенок. Дьюранд перевел взгляд на бушующее море и увидел пару черных клякс, летящих над волнами.

— Дьюранд, — позвал его скальд.

Дьюранд выскочил из пещеры в чем был. Птицы, издавая громкие крики, похожие на смех, кружили, метались из стороны в сторону, словно пьяные. Это были не чайки и не крачки. В сторону Тернгира летело два грача.

— Помоги мне сесть на лошадь, — проговорил Дьюранд.

Дьюранд со скоростью, на которую только был способен, устремился назад, в сторону утесов и лестницы, поднимающейся к Тернгиру. С небес падал дождь, вода смешивалась с кровью, бежавшей по рукам и ногам. Дьюранд не обращал внимания на боль, словно забыв о ней.

— Дьюранд, ради Бога, ты же погубишь себя! — закричал в отчаянии Гермунд. — Черт, да ты и меня погубишь.

Дьюранд крутил головой по сторонам. Ему нельзя слушать Гермунда. Если он пойдет медленней, то сдастся, не выдержит и в итоге повернет назад. Мысль о том, что ему придется предстать перед Ламориком и его воинами, вдавливала в землю, от нее становилось тесно в груди, перехватывало дыхание. Надо идти вперед во что бы то ни стало. У гордыни и стыда большая власть над душой и сердцем человека, но Дьюранд не собирался сидеть сложа руки. Он обязан нагнать отряд и рассказать всем то, что должен. Быть может, его слова заставят людей повернуть вспять.

Дьюранд выбрался на широкую дорогу, которая вроде бы шла на юг.

— Они ведь поехали по Эльдинорскому тракту? — оглядываясь, спросил он скальда.

— Ламорик с отрядом? Да, — ливень вбивал скальда в землю. — Черт возьми, Дьюранд, что ты задумал?

Дьюранд глянул на дорогу. С небес падал дождь, смывая все следы, поэтому было неясно, в каком направлении двинулся Ламорик и далеко ли он ушел. Ламорик мог или кружить вокруг Тернгира, или же ехать к Эльдинору. Дьюранд зажмурил глаза и, тронув поводья коня, поскакал на юг. Окажись он на месте Ламорика, ему бы захотелось поскорее уехать из Тернгира.

Дьюранд не мог сказать наверняка, сколько он ехал. Ливень промочил одежду насквозь, руки ходили ходуном. Он изо всех сил сжимал скользкие от воды поводья, но дрожь унять так и не удавалось.

— А тебя за какими чертями сюда занесло? — прорычал чей то голос.

На самой середине дороги стоял Бейден, который словно явился из детской сказки о троллях. Ярко-рыжие мокрые волосы облепили его голову, поэтому казалось, что с рыцаря сорвали скальп. В руках Бейден сжимал цеп.

— Я задал тебе вопрос и желаю услышать ответ, — прорычал Бейден. Цеп звякнул.

Из под навесов, сделанных из просмоленной парусины, стали подтягиваться изумленные люди. Показался Оуэн, который, увидев Дьюранда, застыл на месте.

— Ты едешь на юг, Дьюранд? — произнес капитан с полувопросительной, полуутвердительной интонацией.

— Нет, — язык еле ворочался, сердце учащенно билось. — Я приехал поговорить с его светлостью.

— Дьюранд, — с капитана ручьями лилась вода. — Говорить больше не о чем.

Однако Ламорик уже вышел на дорогу. Конзар попытался дать Дьюранду знак молчать, но не успел.

— Вы должны поехать назад, — зубы Дьюранда стучали от холода.

Ламорик озадаченно посмотрел на него, потом перевел взгляд на Гермунда:

— Скальд, этот человек сошел с ума? Разве он не слышал, что сказал принц?

Гермунд, съежившийся в седле огромного гнедого коня, был похож на ребенка. Скальд молча покачал головой.

— Дьюранд, — промолвил Ламорик. — От свары, что ты затеял, проснулся сам принц. Он даже вышел из замка, чтобы выразить всем нам свое почтение. Тебе повезло, что он не приказал тебя вздернуть. И тебе чертовски повезло, что никто из наших не перерезал тебе горло.

— Вам надо вернуться, — выдавил из себя Дьюранд.

Ламорик внимательно посмотрел на него и покачал головой.

— Все кончено, — широким жестом руки он обвел окруживших его людей, — ты застал всех нас вместе лишь потому, что по мысу идет лишь один тракт. Красного Рыцаря больше нет. Возвращаться некому, — веко молодого лорда дернулось. — Отряд распущен. У Красного Рыцаря больше нет спутников. Дьюранд, пора спуститься с небес на землю. Я говорю тебе это лишь потому, что некогда ты служил мне верой и правдой. Все было кончено в тот момент, когда ты столкнул Вэира с обрыва.

Некоторые из людей двинулись к Дьюранду. Если бы он мог, то бы пустил лошадь вскачь. Дьюранд опустил голову, коснулся лица окоченевшими пальцами.

— В Тернгир едет Радомор, — сказал он, пытаясь набрать в грудь побольше воздуха. — Ему нужен Морин. Тогда в Совете будет перевес голосов. Если мы не остановим Радомора, начнется война.

— Остановим Радомора?

— Я все видел… Грачей-чернецов… Слышал, как Кассонель передавал ему послание от… — имена крутились в его голове, — от герцога Беоранского. Они хотели привлечь Радомора на свою сторону.

— Ты рехнулся, — Ламорик, побледнев, посмотрел на Конзара, словно ища поддержки. — Радомор муж моей сестры.

— Я был в Ферангоре, — просто ответил Дьюранд.

— Радомор ни за что не пойдет против короля. Он человек чести. Он вел королевское войско. Все это было лишь нынешним летом, — Ламорик переводил взгляд с одного рыцаря на другого. — Его ранили в Гейтане.

— Радомор сильно озлился на Альвен, — молвил Дьюранд. Его лицо горело.

— Он любил ее больше жизни. Он всегда заступался за бедняжку Альвен. Видел бы ты, что он сделал с Гоулом, когда тот осмелился обозвать ее мегерой.

— Радомор уже не тот что прежде, ваша светлость. Он изменился. Я был там. Он кипел от ярости. Он утопил человека, с которым Альвен ему изменила. Крики несчастного разносились по замку, Радомор слышал их и спокойно сидел сложа руки. Он убил своего друга. Потом он приказал запереть в башне вашу сестру с маленьким ребенком, — глаза людей были прикованы к Дьюранду. Теперь отступать было поздно. — Он приказал поставить в ее покоях крепкую дверь. Альвен и ребенка не кормили. Им не давали даже воды.

— Она покончила с собой, — произнес Ламорик. — Ее можно понять. Такой позор…

Дьюранд не дал Ламорику закончить.

— Ваша светлость, Радомор держал Альвен с ребенком башне. Когда она выбежала из покоев, я поймал ее за руку. Она с ребенком находилась в заточении несколько дней. Они голодали. Я стоял на страже у ее покоев, а потом поехал за Аильнором. Ваша светлость, когда я нашел его, Аильнор молился об избавлении от кошмаров, что мучили его. После этого Альвен никто не видел. Никто. Радомор сказал, что она уехала, и мы отправились вслед за ней. Сказал, что она проследовала в земли Гирета. Я видел, ваша светлость, как Радомор сидел на престоле своего отца. Я был там. Я все видел.

Казалось, Ламорик съежился. Лил дождь.

— Ваша светлость, Радомор не должен стать королем, — сказал Дьюранд. — Нам надо вернуться. Да, Красного Рыцаря больше не существует, но у вас есть и собственное имя. Вы можете поехать назад, подняв стяг Гирета. Положение безвыходное. Предателям никогда не свергнуть короля, но им на помощь идет Радомор Ирлакский, и на турнире он поведет Южное войско против лорда Морина.

Кто такой Морин, знали все. Даже Ламорик, что бы он ни говорил о лорде Монервейском. Морин всегда поступал, как того требовала честь. Он проиграет и все равно преклонит колено, чтобы выслушать пожелание победителя, заранее зная, что попросит у него Радомор. Морин окажется связан узами клятвы чести и Радомор воспользуется ими, чтобы вырвать у Морина заветное обещание. А желал Радомор лишь одного.

— Вы должны остановить Радомора, — произнес Дьюранд.

Он видел, как Ламорик раскрывает и закрывает рот, пытаясь собраться с мыслями. Дьюранд чувствовал, как струйки воды бегут по телу и льются в сапоги.

— Господь Всемогущий, — покачав головой, вымолвил молодой лорд.

Дьюранд просил вернуться в Тернгир, после того как все мечты Ламорика развеялись словно дым, умолял встать плечом к плечу с человеком, которого молодой лорд ненавидел. Стояла тишина, прерываемая лишь шелестом дождя.

— Если ехать, так всем вместе, — прорычал Ламорик.

Дьюранд, моргая, уставился на него. К этому моменту вокруг них собрался уже весь отряд. Люди кутались в шерстяные плащи и пропитанные смолой куски парусины.

— Если надо ехать, — мрачно произнес молодой лорд, — ты поедешь со мной и будешь сражаться рука об руку со всеми нами. Когда я присоединюсь к лорду Морину и его отряду, после того как он похоронил Вэира, ты должен быть подле меня.

Дьюранд посмотрел Ламорику прямо в глаза.

— Да ваша светлость, — произнес он. — Если вы возвращаетесь в Тернгир, я еду с вами.

Эйгрин посмотрел на север, туда, где высился замок, сокрытый от взоров пеленою дождя.

— На Тернгир! — бросил он.

Глава 26 Накануне битвы

Уже с моста было видно, что ворота крепости закрыты. С затянутых серыми тучами небес лил дождь.

Гермунд хмыкнул:

— Должно быть, они сейчас все собрались на вершине сторожевой башни, чтобы вместе со священниками отправиться вниз, к Барбиканскому проливу, как и в ту ночь, когда Виллан приказал ослепить себя. Бедолаги замерзнут и промокнут до мозга костей. Хотя, может, кто-нибудь принесет им пару бокалов горячей мальвазии.

Дьюранд скакал рука об руку с Ламориком и его женой во главе колонны. Они как раз подъезжали к сторожке у ворот. Вместо того чтобы ехать в хвосте, с обозом, Дорвен предпочла быть рядом со своим супругом. Покуда молодой лорд скрывал свое подлинное имя под личиной Красного Рыцаря, Дорвен была помехой, теперь же все изменилось. Человек, сидевший в седле, был не безымянным Красным Рыцарем, а Ламориком, скачущим под дождем со своей молодой женой в Тернгир.

Остальной отряд остался ждать у моста. Дьюранд слышал, как Бейден довольно громко что-то бубнит себе под нос:

— Этот сукин сын свихнулся. Поменяться лошадьми и плащами! Ну, поменялись. Кого мы так обманем? Ублюдки нас сразу узнают.

— Долго водить их за нос не получится, — кивнул Гутред, не сводя глаз со сторожки. — Нам главное через ворота проехать. Если его светлость начнут расспрашивать, он может сказать все что угодно. Мол, мы люди из распущенного отряда какого-то странного рыцаря, скрывавшего имя. Соврет, что в голову взбредет. Сейчас темно, а он как-никак сын герцога Гиретского.

— Вздор, — пробурчал Бейден. — Чушь собачья. Зря мы вернулись.

Лишь благодаря чудовищному усилию воли, Дьюранду удавалось оставаться в седле.

— Потом они отправятся к причалу, — произнес Гермунд.

Дьюранд вспомнил о знати, столпившейся на вершине сторожевой башни.

— Отправятся всей дружной компанией вниз по лестнице в сопровождении дюжины священников в золоченых одеждах, волоча по земле плащи, отороченные дорогими мехами, — продолжил скальд.

Возле зубцов заметались фигурки.

Оруженосец сложил ладони рупором и прокричал стражам Тернгира:

— Лорд Ламорик, сын Абраваналя, герцога Гиретского.

Дьюранд не сводил глаз со стражников — теперь их было двое. Пока за крепостными зубцами удавалось различить лишь края их шлемов. Шлемы неожиданно качнулись, словно стражи повернулись, встав спинами к мосту. Странно.

В то же миг отряд почувствовал дрожь, пробежавшую по мосту. Старинные ворота медленно начали открываться.

Никто не сдвинулся с места.

На протяжении несколько мгновений люди, окаменев, продолжали сидеть в седлах, не имея ни малейшего представления о том, что сейчас произойдет. Из сторожки так никто и не показался. Ламорик тронул поводья коня, и отряд двинулся вперед.

Дьюранд, стиснув зубы, въехал в ворота, струйки дождя, смешиваясь с грязью, лились с решетки ему за шиворот. Кони, оказавшись под низкими сводами ворот, храпели, беспокойно тряся головами. Отряд окутывал мрак, словно люди погрузились глубоко под воду.

Воины остановились во внутреннем дворе, их взгляды устремились к высокой башне в стене, выходящей к морю. На вершине башни у парапета сгрудилась добрая половина благородных людей Древнего Эрреста. Раскрыв рты и обратив взоры к морю, они стояли, застыв, словно каменные статуи.

По внутренней крепостной стене к башне вели ступеньки.

Несмотря на то, что никто не проронил ни слова, воины Ламорика один за другим спешились и направились к лестнице. Впереди Дьюранда шел Оуэн. Неожиданно здоровяк замер, как и те, кто уже стоял у крепостных зубцов. Дьюранд скользнул мимо него и шагнул к парапету, откуда открывался вид на залив.

Скользя по черным волнам, словно конькобежец, к Тернгиру плыл военный корабль. Два ряда весел по каждому борту взлетали над темной водой, обшивка и рангоуты сверкали серебром. Буруны рассекал мощный таран. Ветер раздувал черный, как смоль, парус с изображением Небесного Ока. В то самое мгновение, когда Дьюранд понял, что корабль направляется к причалу, гребцы, подчиняясь неслышному приказу, подняли весла. Теперь судно скользило вдоль берега, собираясь причалить. Перед людьми предстал знаменитый "Орел".

Сквозь тучи брызг и дождь на носу "Орла" можно было различить высокого человека. Вокруг Дьюранда двигались люди, но он не мог шевельнуться. Прищурившись, он прильнул к бойнице. За плечами человека, стоящего на носу корабля, развевался длинный плащ, а на голове что-то металлически поблескивало.

Надо подобраться поближе.

— Ух ты, — вздохнул Гермунд, дернув Дьюранда за плащ, — ты только посмотри.

Скальд глупо улыбался. Мимо них к причалу двигалась толпа. Гермунд указал еще на одну вереницу людей, шагавших через внутренний двор. Впереди нее шел король Рагнал.

— Что-то будет, — задумчиво произнес скальд, вновь поворачиваясь к парапету.

Дьюранд кинулся к лестнице. К благородным людям королевства из глубин времен явился призрачный корабль, который может исчезнуть в любое мгновение, словно гаснущее пламя одинокой лампады. Дьюранд нутром чуял: он должен понять, что означает представшее пред ними видение.

Скользнув мимо Гермунда, Дьюранд оглянулся и увидел принца Бидэна, в одиночестве стоящего на сторожевой башне. Руки принца, укрытые перчатками, поглаживали бороду. Принц с благоговейным трепетом взирал на палубу "Орла". Корабль выглядел жутко, зловеще.

Дьюранд побежал вниз по лестнице, ведущей к причалу, перебирая ногами по скользким ступенькам так быстро, что несколько раз чуть не упал. Когда его взору снова открылся "Орел", Дьюранда охватила волна ужаса. Корабль, вопреки ожиданиям, не исчез и не растворился в воздухе. Дьюранд попытался представить, сколь долгий путь от Престола Всевышнего до причала Тернгира проделал этот корабль. С того дня, как Сгинувшие принцы отправились в путь из Тернгира, прошло более двух веков, и вот в день памяти о них древний корабль собирался причалить к крепости.

"Орел" медленно скользил во тьме, серебром отражаясь в холодной черной воде. Дьюранд увидел на веслах бородатых воинов, кожа которых была серой, словно свинец. Теперь, когда всего лишь несколько шагов отделяло "Орла" от причала, Дьюранд перешел на бег. Он обогнул придворных, медленно шагавших впереди него, и помчался вниз, перепрыгивая сразу через десять ступенек.

В то самое мгновение, когда подошвы сапог Дьюранда коснулись камней причала, "Орел" замер у берега. На миг сверкнула вспышка жуткого, сверхъестественного света.

Волны шелестели во мраке ночи о борт корабля-призрака. Ветер выл в утесах. Дьюранд услышал за спиной звуки шагов на лестнице. Прежде чем "Орел" растаял воздухе, Дьюранду удалось разглядеть длиннолицего, скуластого человека, стоявшего на носу корабля. Его голову венчала корона, а вместо глаз зияла пара черных провалов. Дьюранду показалось, что человек вот-вот сойдет на берег, но расстояние между бортом и причалом было слишком велико.

Этот корабль был знамением.

На пронизывающем ветру, который никак не желал стихать, отряд Ламорика принялся разбивать лагерь. Стучали молотки, люди вбивали в землю колья, мозолистые руки ставили жерди-подпорки. Несмотря на раны, полученные в недавнем поединке, Дьюранд таскал самые большие связки и тюки, тяжким трудом стараясь загладить свою вину, словно кто-то неведомый наложил на него епитимью. После того как телеги опустели, Дьюранд направился к Гутреду. Старый оруженосец стоял возле груды бочек и сундуков вместе с одним из слуг, которого сенешаль Бидэна направил им в помощь, приказав поставить палатки на том месте, где совсем недавно располагался лагерь Красного Рыцаря.

— Истину он сказал, — кивал слуга сенешаля. — Я думал, половина погибнет, когда увидел, как все бросились к алтарю.

— Алтарю? — переспросил Гутред.

— Он разобран. Его Высочество приказали сделать в храме ремонт. Вынесли все: иконы, алтарь, скамьи, сняли пол. А потом в храм вламывается толпа лордов, прибежавших со стен и сторожевой башни. Света нет, пол разобран — одни дыры. Думаю, юному герцогу Кэйпернскому придется походить с перевязанной рукой.

Гутред кивнул, и слуга сенешаля, увидев подошедшего к ним Дьюранда, немедленно замолчал. Дьюранд подхватил сундук, в который, казалось, положили пару кузнечных наковален.

— Туда, — махнув рукой, приказал Гутред, — В палатку Берхарда.

Дьюранд потащил сундук, с тоской замечая, что все разговоры смолкают при его приближении. Бейден, словно цепной пес, кидался на всех, кто оказывался рядом с ним.

— Слушай, Дьюранд, я тут перемолвился парой словечек с ребятами из соседнего лагеря, — начал он. — Знаешь, что они мне сказали? Да, Морин — Маршал Северного войска, а Южное поведет барон Брудэй Хиркенвальд. Ему уже минуло шестьдесят зим, — Бейден ткнул всеми десятью пальцами в грудь Дьюранда с такой силой, что воин покачнулся. — Ты слышал, осел, Брудэй Хиркенвальд. Думаешь, когда милорд проснется и узнает, что будет сражаться против старого Брудэя, он пустится от радости в пляс? И это после того, как он поставил на карту все, до последней кольчуги и клячи! Вдобавок ко всему добрая половина народа догадывается, что он — Красный Рыцарь, шельмец и неудачник, неспособный играть даже по собственным правилам.

Дьюранд швырнул сундук на землю и занес кулак, чтобы двинуть рыцаря в беззубый рот, но увидел, что рука залита кровью — открылась рана, которую ему нанес Вэир. Нагнувшись, Дьюранд поднял сундук и, взвалив его на плечо, пошел прочь, смерив Бейдена презрительным взглядом.

Сон никак не шел.

Может быть, тайна Красного Рыцаря давно уже была секретом полишинеля? За пять месяцев кто-то наверняка мог узнать голос Ламорика или услышать краем уха обрывок разговора. Что не сболтнешь, когда пьян, к тому же половина людей из благородных домов Эрреста приходилась друг другу родственниками. Дьюранд предал милорда, и вот теперь Ламорику пришлось выставить себя дураком, прикрывшись именем отца.

И все же они вернулись, поставили палатки и шатры в ту же самую грязь и улеглись спать в ожидании все той же битвы.

Но битва их ждала иная. Игры кончились. Если они победят, Морин не преклонит перед победителем колено и Радомор никогда не получит трона.

Дьюранд повернулся на другой бок.

Сейчас Дьюранда больше всего беспокоили не интриги и не заговоры. Он попытался вспомнить, кто стоял рядом с ним в тот момент, когда вассал Морина произнес те жуткие слова. Перед глазами Дьюранда возник мысленный образ ухмыляющегося Вэира. Эйгрин и Берхард удивленно взирают на него. Оуэн спорит. Значит, уже трем рыцарям все известно. Интересно, когда Ламорик узнает об измене жены? Все зависит от того, с какой скоростью поползут слухи.

Дьюранд выругался. Его терзали сомнения. А что если никакого заговора не существует? Что если он напрасно потащил отряд назад в Тернгир? В канун долгой зимы последнее, чего хочет рыцарь — так это потерять лошадь и доспехи, проиграв их в схватке на турнире. В кошелях рыцарей остались последние гроши и, возможно, денег там так и не появится. Кто знает что будет, когда у воинов ничего не останется?

Дьюранд видел, что творится на небесах, когда умирает государь. Он видел, как бьются закованные в цепи исчадия тьмы, чуя пролитую королевскую кровь. Один лишь Всевышний знает, что за бедствия обрушатся на землю, если заговорщикам удастся свергнуть государя, а на трон Хейзлвуда воссядет узурпатор. Дьюранд надеялся, что ошибается и никакого заговора нет. Да, он выставит себя дураком, да, отряд окажется зимой под открытым небом, но королевство, как и прежде, будет пребывать в мире и спокойствии.

Глава 27 Леопард на зеленом поле

Должно быть Дьюранд забылся сном. Когда он раскрыл глаза — кругом была тьма. В шатрах и палатках спали воины. Ветер угас, и в повисшей тишине Дьюранд услышал, как лошади беспокойно всхрапывают и переступают с ноги на ногу, чувствуя приближение воплощенного зла. Животным под силу узреть то, что недоступно человеческому глазу.

Кто-то приближался к Тернгиру.

Дьюранд, перевернувшись на живот, прополз на локтях ко входу в палатку и отдернул полог. Лошади, шатры, частокол — все вроде было на месте, залитое светом луны. Дьюранд опустил ладонь на землю и тут же отдернул ее, почувствовав, как под пальцами что-то шевелится.

Земля, словно травой, была покрыта извивающимися червями и личинками. Их белесые тела были похожи на вены. Дьюранд вскочил, выхватив меч. Черви ползали по закутанным в одеяла спящим людям. Дьюранд сжал зубы, осознав, что он не зря настоял на том, чтобы Ламорик с отрядом вернулся в Тернгир.

Он выбрался из палатки, чувствуя, как подошвы сапог скользят по мерзкому живому ковру. Слуг, спящих под открытым небом, скрывала шевелящаяся масса. Дьюранд медленно обошел палатки и потухшие костры, ни на мгновение не сомневаясь, что нашествие червей — лишь первый порыв надвигающейся бури.

Он чувствовал на себе взгляды.

В лагере Ламорика заржала лошадь.

Всего лишь в нескольких шагах от того места, где Вэир сорвался в пропасть, Дьюранд заметил группу всадников. Он представил высокий утес, уходящие на юг поля, понимая, что остался с незнакомцами один на один. С уст Дьюранда сорвалось ругательство. Казалось, всадников извергла сама преисподняя; сияние луны не рассеивало тьму, а лишь подчеркивало черноту их одежд.

Все незнакомцы, неподвижно высившиеся в седлах, были рыцарями. С их плеч ниспадали черные плащи. От коня к коню двигались две фигурки, одетые в мрачные робы с длинными рукавами. Фигурки людей, так похожие на птиц-падалыциков. В центре маленького отряда на коне восседал, сверкая бритым черепом, сам герцог Ирлакский.

Дьюранд вспомнил беседу с Аильнором у Фецкой лощины. Они оба знали, что ждет старого герцога. Глупо было надеяться, что Аильнор остался в живых.

Дьюранд почувствовал, как Радомор ожег его взглядом, и воин, памятуя о страшном жаре, царившем в трапезной Ферангора, с ужасом осознал, что глядящий на него человек променял свою душу на королевский венец.

Вдруг всего в нескольких шагах от Дьюранда из палатки выбрался Гермунд. Окажись скальд на фут ближе, он бы уткнулся прямо в клинок, который воин сжимал в руках.

— Кто-то приехал, — скальд облизал губы, ворочая глазами, словно лунатик. — Что-то движется.

Дьюранд, уставший от тайн и загадок, схватил скальда за грудки и потащил его к мосту.

Не сводя глаз с Радомора, Дьюранд присел на бочонок и начат править лезвие меча. Гермунд с беспокойством переминался с ноги на ногу, не говоря ни слова.

Постепенно черви скрылись под землей, а черное небо на горизонте окрасилось бледно-голубым. Из палатки показался Эйгрин, одетый в кольчугу и желтую куртку. Кинув беглый взгляд на Радомора и его спутников, рыцарь направился к краю восточного утеса и преклонил колена, ожидая появления Небесного Ока.

Для остальных членов отряда прибытие Радомора оказалось большой неожиданностью. Каждый воин, выбравшись из палатки, замирал, удивленно уставившись на группу неподвижных всадников. Многие подходили поближе, останавливаясь рядом с сидящим на бочонке Дьюрандом. Кто-то хватался за оружие, но большинство просто пялилось, так и забыв про одежду, покуда Дьюранд, сохраняя хладнокровие трудился над клинком.

С наступлением рассвета в облике незнакомцев наметились перемены. Кровавая заря осветила один и тот же рисунок, украшавший нагрудники молчаливых рыцарей. Все увидели знакомый герб Ирлака: на зеленом поле — изогнувшийся в прыжке леопард, выпустивший когти.

Гермунд почесал голову краем шляпы, которую сжимал в руках.

— Что бы он ни сделал, все пойдет прахом, — прошептал он. — Боги… Боги…

Это были первые слова, которые сорвались с его уст после нескольких часов молчания. Дьюранд почувствовал, как волосы на голове встают дыбом, но постарался ответить как можно более спокойно:

— Будем надеяться, что пророчество сбудется.

— Боже, — прошептал Гермунд. — Что же он наделал? Такой вонью пахнуло — у меня аж дыхание сперло.

Рука воина, сжимавшая точильный камень, резко остановилась. Дьюранд чувствовал лишь запах моря.

— Ты о чем? О какой вони ты говоришь? — спросил он.

— Однажды я повстречался с мудрой женщиной, — скальд снова облизал губы. — Она сказала, что, когда поблизости духи зла, она чувствует прикосновение чьих-то холодных пальцев. Я же чувствую вкус или скорее запах. Сейчас воняет раскаленным свинцом.

— Хочешь сказать, что тебе под силу чувствовать то, что недоступно остальным? — спросил Дьюранд.

Вместо ответа, скальд принялся лихорадочно шарить по карманам и наконец, потянувшись к шее, стащил с нее кусок зеленой материи:

— Держи, — сказал он, протягивая ткань воину. — Пусть лучше она будет у тебя.

Стоило пальцам Дьюранда коснуться материи, как он понял, что скальд протягивает ему вуаль Властительницы Гесперанда.

Дьюранд раскрыл было рот, но на его плечи опустилась рука Берхарда. Рядом с одноглазым рыцарем высился Оуэн. За их спинами что-то бубнил Бейден, поминавший Дьюранда недобрым словом. Вскоре к ним подошел Ламорик в сопровождении Конзара.

Из замка показалась группа людей, среди которых Дьюранд узнал сенешаля Бидэна. Они остановились возле Радомора и чернецов и заговорили, но о чем — слышно не было.

— Отряд одет в цвета Ирлака, — заметил Берхард.

— Раз Радомор жив, значит теперь он — герцог Ирлакский, — тихо произнес Ламорик. — Отцеубийца. Поверить не могу. Он здесь, чтобы захватить престол.

— Он будет сражаться вместе с бароном Хиркенвальдом, — добавил Конзар. — Поэтому его назначат маршалом Южного войска.

Радомор ждал начала турнира в южной части обширного внутреннего двора крепости. Возле него вот уже несколько часов стоял, преклонив колена, то ли новый капитан, то ли телохранитель.

Стараясь не выпускать герцога Ирлакского из вида, Дьюранд отнес копья, кольчугу и прочее снаряжение в северную часть двора. Туда же он отвел гнедого коня, доставшегося ему от Керлака. Воин проверил обмотку рукояти клинка и сбрую, посмотрел, надежно ли держат лямки щита. Все это время он то и дело посматривал на противоположную сторону поля.

Наступил день решающей битвы.

Мало-помалу двор стал заполняться рыцарями и оруженосцами, над головами которых, протяжно крича, кружили чайки.

Дьюранд внимательно всматривался в каждого рыцаря, стараясь угадать сильных противников. Время от времени возле него останавливался то один, то другой рыцарь из Монервея, окидывая Дьюранда изумленным взглядом. Воин не обращал на них внимания, ему было нечего им сказать. Когда Дьюранд почти закончил проверку снаряжения, мимо него прошагали три герольда, державшие в руках молотки и колья. Берхард вместе с несколькими рыцарями тянули шеи — считалось, что по сорту дерева, из которого вырезаны колья, можно попытаться предсказать исход турнира.

— Кол, что вобьют на севере, кажись, ореховый, — пробормотал Берхард.

Все знали, трон Эрреста вырезан из сундука, в котором юных принцев отправили прочь по волнам, а тот сундук был как раз из орехового дерева.

— С нами король, — осторожно молвил Эйгрин.

— Думаю, все потому, что мы к северу от Эльдинора, — предположил Берхард. Герольд взмахнул молотом, чтобы вбить в землю кол, отмечавший северо-восточный край ристалища. Кол вошел в землю с трех ударов.

— Он его не расколол? — с тревогой спросил Берхард.

— Кажется, нет. Мы сражаемся в Северном войске. Небеса будут благосклонны к нам, — заключил Эйгрин. Рыцарь, казалось, произносил заранее вызубренные слова.

Дьюранд еще раз проверил доспехи. Герольды, держа в руках колья, направились к другому краю ристалища.

— Теперь — восток? — спросил Эйгрин.

Дьюранд обратил внимание на то, с какой осторожностью рыцарь подбирает слова.

— Боярышник, — удовлетворенно кивнул Берхард. — Против сил зла. Говорят, он приносит удачу.

— Славно.

Дьюранд затянул пряжки на поножах, внимательно следя за друзьями, считающими количество ударов. На этот раз, чтобы вогнать кол в землю, молот опустился целых пять раз. Рыцари сощурились.

— Юг? — прошептал Эйгрин.

— Бузина, — раздалось в ответ.

Эйгрин кивнул. Теперь Дьюранд, подняв взгляд, вместе с остальными смотрел, как герольды, важно ступая, подошли к вскинувшимся чернецам и Радомору.

— Бузина — символ зла, — прошептал Берхард.

Герольд взял в руки кол, и один из чернецов вздернул подбородок. Второй хищно оскалился. Герольд занес молоток. Бац! Бац! Бац! Кол вошел в землю.

— И что же на западе, сэр Берхард? — промолвил Эйгрин.

— Терн, — чуть слышно ответил одноглазый рыцарь. — Знак судьбы.

Дьюранд почесал затылок. На него нахлынули воспоминания о сморщенных человечках, схвативших его в кустах терновника. Судьба.

Эйгрин кивнул. К ним приближались герольды. Обратившись спинами к Радомору и чернецам, они направлялись прямо к Дьюранду, Берхарду, Эйгрину и остальным воинам Ламорика, тихо перешептывающимся. Молодой лорд не сводил взгляд с герольда, который, преклонив колена, приставил кол к земле прямо у ног Эйгрина. Старший герольд вытер со лба пот и, взмахнув колотушкой, резко опустил ее, вогнав терновый кол в землю с одного удара.

Не веря своим глазам, один из герольдов взялся за кол, пытаясь раскачать его, но тот вошел в землю намертво.

Глаза Эйгрина затуманились, казалось, рыцарь унесся в своих мыслях далеко от ристалища. Чернецы все смотрели на вбитый в землю терновый кол.

— Я вас приветствую, сэр Ламорик, — произнес кто-то. Морин приблизился к лорду, некогда скрывавшему свое имя под кличкой Красный Рыцарь.

— Здравствуйте, лорд Морин, — слегка запнувшись, отозвался молодой лорд.

— Я… удивлен видеть вас здесь, — на Морине был только теплый камзол. За лордом семенила группа оруженосцев, тащивших доспехи своего господина. Следом за ними шло около дюжины рыцарей.

— Вы можете посмотреть списки участников. Там есть мое имя, — сказал Ламорик.

— Вэир двадцать лет служил моему отцу верой и правдой.

Сердце Дьюранда екнуло.

— И все же вы никому ничего не сказали, — ответил молодой лорд.

Морин весь напрягся, а воины, сопровождавшие его, были готовы в любой момент схватиться за мечи. Судьба всего отряда повисла на волоске. Неужели они зря вернулись в Тернгир? Морин мог спокойно их выдать.

— Я ожидал, что вы будете сражаться на стороне Юга, желая сойтись со мной в поединке. И вот я обнаруживаю, что вы присоединились к моему войску.

Ламорик, сначала резко зажмурив, открыл глаза и тихо произнес:

— Лорд Морин, вы брат моей жены, человек чести и потомок древнего рода.

Повисла тишина.

— Я дурно поступал с вами, я не принимал вас всерьез, но сейчас я знаю, кто вы на самом деле. Вы мастерски владеете мечом. Вы рыцарь. Предлагая вам свой меч, я клянусь, что не замышляю никакой подлости.

Ламорик опустил удивленный взгляд на шлем, который он держал под мышкой так, словно увидел его впервые.

— Когда-то вы сказали, что одолеете меня в поединке и заберете мой шлем в качестве трофея. Ныне же я отдаю его вам. Клянусь честью, ваша семья — моя семья, ваша жизнь — моя жизнь.

Сухощавый лорд Монервейский молча стоял, внимательно глядя в глаза Ламорику. Люди затаили дыхание. Дьюранд не знал, что будет делать, если Морин прикажет убираться прочь. Он попытался представить, как под неусыпными взглядами чернецов отряд Ламорика сражается рука об руку с Радомором и его рыцарями в зеленом. Чтобы защитить Морина, надо биться в Северной армии.

— Можете оставить свой шлем, — наконец вздернул подбородок Морин. — Если вы собираетесь выступить на моей стороне, он вам еще понадобится.

Рыцари испустили глубокий вздох облегчения. Кто-то выругался.

— Поскольку теперь все вы — мои товарищи по оружию, — продолжил Морин, — я должен сказать вам то, что другие уже и так знают. Я готов биться, но в моем отряде мало людей. Я прибыл в Тернгир, чтобы представлять на Великом Совете своего отца, и лишь здесь принц Бидэн предложил мне возглавить на турнире Северную армию.

— Радомор попытается взять вас в плен, — сказал Ламорик.

— Пусть. Я его не боюсь.

— Конечно, — Ламорик склонился в поклоне, и его взгляд встретился со взглядом Дьюранда.

В ту же секунду загремели фанфары. Испуганные чайки, хлопая крыльями, взмыли над парапетами.

Морин усмехнулся.

— Мы вовремя помирились. Занимайте места. Вскоре мы увидим, чего стоит Радомор, когда с ним сойдутся в битве настоящие Сыны Атти.

Учтиво поклонившись, Морин в сопровождении слуг и оруженосцев пошел прочь.

— Вы слышали? — взревел Конзар. — Оруженосцев — в задний ряд. Готовьте лошадей. Фанфары даны в честь короля.

Дьюранд в несколько прыжков оказался возле гнедого коня и, схватив его под уздцы, потащил в первый ряд. Кто-то из рыцарей бормотал молитвы, кто-то складывал ладони в знаке Небесного Ока. Сегодня, следуя воле Владыки Небес, рыцари явились на ристалище, чтобы сойтись в схватке. Теперь ее исход был полностью в их руках.

Пока воины выстраивались в ряд, Дьюранд обвел ристалище взглядом в поисках короля, за которого им предстояло сражаться. Рыцари на конях закрывали собой трибуны, но сквозь небольшой просвет Дьюранду все же удалось уловить тусклый блеск древней короны. На трибуну, слегка согнувшись под тяжестью парадных одеяний, взошел Рагнал рука об руку с чернобородым братом. Подчиняясь повелевающему жесту короля, вереница священников, следовавших за ним, остановилась, и далее за государем и принцем последовала лишь кучка бледных, как поганки, чиновников, одетых в черное. Рыцарь, увидевший перед боем священника, обязательно должен был помолиться. Казалось, королю Эрреста было подвластно видеть то, что творилось в сердцах воинов.

— В ряд, джентльмены, становитесь в ряд, — повторял Конзар.

Оглянувшись, Дьюранд увидел, как Оуэн ведет под уздцы свою белую лошадь, направляясь к первому ряду. Мысль о том, что здоровяк во время боя будет рядом, принесла Дьюранду облегчение. Прыгнув в седло, Оуэн пристально посмотрел на противоположный край ристалища:

— Не нравятся мне эти ребята, — проворчал он.

Наемники, на одеждах которых красовались гербы Ирлака, тоже выстраивались в линию. Горбатый герцог взобрался в седло огромного вороного жеребца, телохранитель, стоявший позади, тоже вскочил на коня. Дьюранд решил, что телохранителя и Радомора надо во чтобы то ни стало разделить. Чернецов нигде не было видно.

К Оуэну и Дьюранду подъехал Берхард на кауром жеребце, выигранном на турнире в Боуэре.

— Радомор неважно выглядит. Думаю, это из-за раны, которую он получил в Хэллоудауне.

— Точно, — согласился Оуэн. — Когда, говоришь, его ранили?

— Так когда была битва? Летом. Когда Рагнал отправился на войну в Гейтану. Судя по горбу, ему сломали позвоночник. Люди с такими ранами не живут.

— И тем не менее он здесь, — качнул головой Оуэн, — и он мне очень не нравится. Надеюсь, нам не придется встретиться с ним в бою.

— Кто знает, — усмехнулся Берхард.

Надвигавшуюся битву можно было сравнить с бурей, в которую попал "Золан". Можно желать всего чего угодно, но в битве свои правила. Дьюранд понимал, что ему надо быть настороже. Морин должен выиграть, Ирлак — проиграть, все остальное — неважно. Плевать на мудрых женщин и терновые колья — никому не суждено предугадать свою судьбу. Дьюранд поймал ногой стремя и собрался было вскочить в седло, но кто-то его схватил за локоть.

— Дьюранд, — вздохнул Эйгрин.

— Вот-вот дадут сигнал к бою.

— Послушай, — Эйгрин дернул его за руку. — Прежде я служил королю, но свернул с этого пути. Я тебе уже рассказывал об этом. С той поры прошло много лет. Больше, чем ты сможешь представить.

Все рыцари были уже в седлах. Рыцарь стиснул руку Дьюранда.

— Мы знаем, что произошло. Берхард, Оуэн и я.

Дьюранд содрогнулся.

— Я понимаю, чего тебе стоило поехать за нами вслед, уговорить вернуться назад в Тернгир. Нам известно… — Эйгрин замялся. — Нам известно, что он не очень хорошо обращался с девушкой. Он никогда ни о чем не узнает. Мы ему ничего не расскажем. Тайна останется тайной.

Дьюранд замялся, он чувствовал — надо что-то сказать. Но Эйгрин повернулся и заученным движением взлетел в седло.

— По коням, трибуны полны, по коням! — кричал Конзар.

По ристалищу прошествовал разодетый в белое Кандемар. Бессменный герольд Эрреста остановился у королевской ложи:

— Внемлите мне, собравшиеся на этой скале, — хриплый голос главного герольда, который звучал лишь по приказу государя, эхом отдавался от стен замка. — Я приветствую вас от имени его величества Рагнала и его высочества Бидэна, — герольд чинно поклонился зрителям и рыцарям, ожидающим сигнала к началу схватки.

Дьюранд дрожащими руками снял висящий на седле шлем, надел его и закрепил на подбородке ремень.

— Мы явились сюда, чтобы почтить память усопших и преклониться перед теми, в чьих жилах течет королевская кровь, — продолжал вещать герольд. — Много лет назад в эти земли пришла беда. В семнадцатый год правления Эйнреда, когда сам государь сражался за морем Мрака, два принца пали в битве. Они мужественно сражались, но враги, превзойдя принцев числом, одолели их. С тех пор, как первая весть об их гибели достигла этих берегов, Сыны Атти каждый год собирались на этой скале, чтобы, пролив кровь, доказать свое мужество и храбрость.

Мертвенно-бледный герольд вздернул подбородок, сверкнув голубыми глазами.

— Тот, кто выходит на ристалище, берется доказать, что мужество еще живо в сердцах представителей благородных родов Древнего Эрреста. Здесь, где младший из сыновей государя стал наследником и скорбная весть впервые достигла берегов Эрреста, вы, сражаясь на ристалище, даете отпор Воинству Ада, вновь и вновь доказывая, что королевский род будет вечно править Эррестом. Я обращаюсь к каждому из тех, кто вышел на ристалище, — помните о славе ваших родов и чести фамилий. Презирайте трусость, отчаяние и предательство.

Герольд повернулся, пошел прочь и скрылся за сидящими на конях рыцарями. Дьюранд еще раз проверил — крепко ли затянут на подбородке ремень. Сотни укрытых длинными попонами лошадей, на которых восседали представители знатнейших родов Эрреста, громко фыркали и мотали головами. Радомор, находившийся в самой середине противоположного ряда, опустил на голову шлем. Дьюранд кинул взгляд на поднявшего руку принца. Бидэн был одет во все черное. Каждый конь, каждый рыцарь дрожали от нетерпения, словно натянутая тетива. Бидэн поднял руку еще выше и резко опустил ее.

Ристалище содрогнулось от грохота копыт.

Две сотни закованных в броню рыцарей понеслись навстречу друг другу. Дьюранд летел в первом ряду навстречу Южному войску. Радомор был вне досягаемости копья, поэтому Дьюранд выбрал себе другого противника, за плечами которого развевался плащ в черно-белую клетку. Дьюранд увидел, как полыхнули огнем глаза, сверкнули заклепки на шлеме. Дьюранд вырвался вперед, и его копье первым нашло свою цель, врезавшись в клетчатого с такой силой, что Дьюранд покачнулся в седле.

Острие противника лишь скользнуло по щиту, задев плечо и подбородок. Раскинув руки, клетчатый повалился на землю. Дьюранд услышал, как за спиной с треском разлетелись в щепы сотни копий. Кричали рыцари, истошно ржали кони.

— Держать ряды! Держать ряды! — надрывались капитаны.

Дьюранд почувствовал, как по подбородку побежала струйка крови. На ристалище бросились оруженосцы, протягивая рыцарям, лишившимся оружия, новые копья.

— Дьюранд, — рявкнул Конзар. — Смотри по сторонам. Ты не на скачках.

Рыцари разошлись, чтобы вновь сшибиться на середине поля. Дьюранд не верил собственным ушам. Воины хохотали, обмениваясь с противниками шутками. Наконец, когда ряды столкнулись друг с другом в третий раз, начался общий бой. Эта пародия на настоящее сражение длилась около часа. Дьюранд, уворачиваясь от ударов, пытался пробиться к Радомору, но герцог Ирлакский все время оставался под защитой своего отряда, ощерившегося копьями. Ни Радомор, ни его воины не двигались с места.

Озадаченный Дьюранд задрал голову, чтобы посмотреть на Небесное Око. Рыцари вокруг него, веселясь, обменивались шуточными ударами, будто они выехали на прогулку, а не на ристалище. Некоторые из воинов покинули поле, объяснив свое решение тем, что у них ослабли крепежи плюмажей на шлемах. Один из рыцарей, когда у него порвались ремни на щите, отказался продолжать бой и сдался на милость победителю. Во время кулачных боев и то проливалось больше крови.

Дьюранду показалось, что он единственный во всем мире остался в здравом уме. Подавляющее большинство рыцарей, сражавшихся на турнире, не подозревали, что на ристалище решалась судьба королевства и короны.

Радомор вот-вот должен был начать действовать.

В полдень ристалище опустело. Когда участники турнира тронулись прочь с поля, Дьюранд ехал рядом с Ламориком, слыша насмешки и хихиканье рыцарей. Дьюранд нахмурился.

Когда молодой лорд спешился, Дьюранд наконец увидел то, что уже давно заметили остальные, — у Ламорика не было ни времени послать в Акконель за другими доспехами, ни денег на то, чтобы купить новые. Поэтому молодому лорду пришлось весь день разъезжать в одеждах Красного Рыцаря. На красном щите отсутствовало изображение быка — герба Акконеля, попона, куртка и флажок на копье были тоже красного цвета. Всем было ясно, что изгнанный с турнира Ламорик решил сжулить и вернуться, прикрывшись именем отца.

Молодой лорд превратился в объект насмешек.

Стоило Дьюранду спешиться, как на него тут же бросился Бейден.

— Слушай, Дьюранд, если этот бой так важен, почему никто кроме нас, об этом не знает? Отчего эти зеленые даже с места не желают сдвинуться? Они, кажись, пока еще ни одного пленного не взяли.

— Не знаю, — честно признался Дьюранд, не веря в то, что допустил ошибку.

— Я уверен, мы прославимся, благодаря тому фокусу, что провернули, — сплюнул Бейден. — На нас смотрят принц с герольдом и сам король. Лучшие люди королевства хихикают в кулачок, перемывают нам кости, обсуждают все, что мы делаем, — он попытался ударить Дьюранда в челюсть, но на его плечах повисли сразу несколько человек.

Дьюранд знал, что собравшаяся вокруг толпа внимательно на него смотрит. Те, что стояли подальше, — хохотали, те, что поближе, — хмурились и молчали.

Бейден оттолкнул державших его воинов и одернул накидку, скрывавшую кольчугу:

— "Красный Рыцарь покраснеет от стыда", — пробормотал он. — Так все будут твердить аж до следующей Ночи Странника.

— Довольно, Бейден, — прорычал Конзар. Каждый, кто увидел ледяной взгляд капитана, понял, что выяснение отношений придется отложить до лучших времен. Сгрудившиеся вокруг люди все еще смотрели на рыцарей, и Бейден замолчал.

— Ну что ж, — произнес Берхард. — Кому-нибудь удалось подобраться к зеленым достаточно близко, чтобы услышать, о чем они там разговаривают? Мне кажется, Радомор нанял немало южан.

— Я слыхал, как один из них выругался, — кивнул Оуэн. — Думаю это манкирийский говор. Знаете, как звучит их язык — все одно, что брехня собачья. А доспехи почему-то на себя надели северные.

— Плевать, где Радомор их нанял, — проворчал Бейден. — Какие они к чертям воины, если позволили на себя напялить цвета Ирлака? Я много кому служил, но ни одному лорду не позволял и никогда не позволю нацепить на меня его герб. Я вам не лошадь. А их, — Бейден кивнул на противоположный край поля, — надо проучить. Крепко проучить!

— Не думаю, что герцог Ирлакский явился на ристалище просто, чтобы поразвлечься, — покачал головой Оуэн.

На мгновение воцарилось молчание. Дьюранд даже не обратил внимания на текущую по лицу кровь.

— Может быть, Радомор прознал об одной из баек, которые слышал Дьюранд, — мрачно усмехнулся Бейден. — Вот он сюда и приехал, чтобы отучить нас распускать язык. Возможно, для него это всего-навсего игра.

— Вряд ли это игра, — покачал головой Эйгрин.

— Монах, тебе повсюду мерещатся призраки. Если бы ему была нужна победа, он бы не стал стоять на месте, — Бейден ткнул пальцем в Дьюранда. — Он напрасно притащил нас обратно. Мы стали для всех посмешищем. Толпа дураков.

— Радомор здесь, — ответил Конзар. — Он взял титул отца. Возможно, убил его. Это не шутки и не игра. — Капитан посмотрел на противоположный край поля, где Радомор возвышался в седле над Южной армией, словно леопард посреди стайки голубей. — Поглядите на него. Подумайте о том, что он сотворил. Его отец мертв. Жена мертва. Он тщательно продумывает каждый свой ход, ведь король может лишить его титула.

За весь день Дьюранд так и не получил ни одного серьезного ранения, и вдруг мелькнула какая-то тень и он ослеп. Единственное, что ему оставалось — уехать с ристалища.

— Древко копья, — произнес Гутред, когда Дьюранд, ловя ртом воздух, соскочил с коня. Боль была такая, словно ему всадили стрелу между глаз, хотя он и понимал, что ему всего-навсего сломали нос.

— Сейчас принесут тысячелистник, молоток и пару щипчиков.

— Обойдется, — попытался возразить Дьюранд.

— Садись, тебе говорят. Откинь голову. Мне нужно вправить тебе кости. Не дергайся. И сними с себя шлем. Мне еще надо позаботится о Берхарде с Бейденом.

Дьюранд потянул голову вверх и обнаружил, что удар сдвинул шлем почти на затылок, разорвав крепежные завязки. За прошедшие после полудня часы и без того невысокий накал схватки ослаб, и все больше и больше рыцарей предпочитали жаркой схватке отдых за пределами ристалища. На противоположном конце поля Радомор со своим отрядом отошел в задние ряды, оказавшись за пределами досягаемости.

Дьюранд хотел поскорее остановить кровотечение и снова надеть шлем. Если ему под силу дышать, значит, он может и сражаться. Он попытался распутать завязки на шлеме.

Солнце сверкнуло на доспехах, и кто-то прямо перед ним спрыгнул с коня. Дьюранд, заморгав слезящимися глазами, разглядел залитое потом лицо капитана.

— Где Гутред? — бросил Конзар.

— Из боя вышли Бейден с Берхардом и он…

Капитан схватил Дьюранда за грудки.

— Найди их и марш на ристалище.

— Что вы хотите…

Конзар ткнул рукой в противоположный край поля. Воины в зеленом надевали на себя кольчуги, водружали на головы шлемы.

— Передай, что Радомор выводит на поле своих ублюдков.

Конзар отпустил Дьюранда и прыгнул в седло:

— На ристалище! Радомор сейчас возьмется за Морина!

Дьюранд вскочил на ноги. Капитан был прав. Не успел Дьюранд отыскать хотя бы одного знакомого рыцаря, как отряд герцога Ирлакского с Радомором во главе рванулся на поле. К этому моменту хаос общей схватки уже улегся, все рыцари выбрали себе противников. Отряд Морина был разбросан по всему ристалищу, рыцари скрещивали мечи в десятках поединков.

Оказавшись в одиночестве, наследник Монервея дернул поводья, разворачивая лошадь. Конзар, понимая, что не успеет, все равно несся через все ристалище на помощь. Однако совсем недалеко от маршала Северной армии оказался Эйгрин, который, следуя примеру Морина, развернул коня. Дьюранд вскочил на гнедого жеребца. Конзар гнал лошадь наперерез ирлакскому отряду.

Эйгрин уже поравнялся с лордом Монервейским.

— К Морину! — закричал что есть мочи Дьюранд и, кинув взгляд через плечо, обнаружил, что позади него мчатся Оуэн и Берхард.

Решение созрело в голове Эйгрина в один момент. Одетый в желтое рыцарь вогнал шпоры в бока боевого коня и полетел вперед, словно золотая стрела, выпущенная из гигантского лука. В три прыжка он оказался у отряда Радомора. Эйгрин перехватил копье, нацелив его на герцога Ирлакского. Чтобы спасти господина, один из рыцарей — телохранитель Радомора — дернул поводья лошади в отчаянной попытке принять удар на себя. Все три воина столкнулись, желтое смешалось с зеленым. Большая часть всадников брызнули в стороны, но некоторые, промедлив лишь мгновение, влетели прямо в гущу свалки.

Группа рыцарей во главе с Конзаром стеной обступила сэра Морина. К ним на помощь скакал Ламорик, расшвыривая воинов, сошедшихся в поединке у него на пути.

Пошатываясь, телохранитель Радомора встал и, наклонившись, поднял с земли герцога Ирлакского.

Дьюранд был одним из первых, кто оказался возле бьющихся на земле лошадей. Поначалу никто не мог разглядеть Эйгрина, но наконец Дьюранд увидел блеснувшую кольчугу и втоптанную в грязь изорванную желтую попону. Лошадь дико ржала и молотила копытами, всем своим весом наваливаясь на Эйгрина. Впрочем, всем было ясно, что рыцарю было уже нельзя помочь. Эйгрин лежал ничком, голова, укрытая шлемом, — вдавлена в землю.

К Дьюранду присоединилась уже половина рыцарей из Северного войска. Гутред резко повернулся к оруженосцам:

— Арбалет! — прорычал он, а когда никто из них не двинулся с места, рявкнул. — Живо!

Когда кто-то наконец сунул в руки Гутреда огромный, как якорь, арбалет, старый оруженосец, не медля, вскинул его и всадил болт в голову лошади. Так он проделал еще два раза. Когда он натягивал тетиву и стрелял, его лицо ничего не выражало, Гутред действовал механически — чувств в нем было не больше, чем во вращающемся мельничном колесе. Короткие арбалетные стрелы торчали из голов лошадей, словно гнилые залитые кровью зубы.

Когда арбалет, хлопнув тетивой, послал болт в голову второй лошади, на этот раз принадлежавшей ирлакскому отряду, Дьюранд подошел поближе. Пригвожденный к земле рыцарь лежал неподвижно в месиве желтого и серебристого, белого и золотого. Дьюранд вспомнил последние слова рыцаря, сказанные ему перед самым началом турнира: "Тайна останется тайной". Он никак не мог поверить, что лежащее перед ним изломанное тело — Эйгрин.

Дьюранд не услышал, как Гутред, спустив арбалет, прикончил третью лошадь. Эйгрин был мертв, но Дьюранду казалось очень важным высвободить его из-под лежавшей на нем лошади. Наклонившись, он упер ладони во все еще теплый бок и принялся толкать. Вскоре к нему присоединились другие, и Эйгрин наконец оказался на свободе.

Из ирлакского лагеря пришли вести — Радомор остался жив.

Когда Око Небес коснулось горизонта, Ламорик вместе с остальными членами отряда прочли молитву по Эйгрину и еще одному рыцарю, павшему в битве. Отряд стоял на самом краю утеса, вдали от освященной земли. Не было мудрых женщин, чтобы омыть тела павших и подготовить их должным образом перед отправкой в последний путь, хотя Дорвен помазала миром лбы обоих рыцарей. Не было священников. Гутред завернул тела в чистые попоны лошадей, принадлежавших рыцарям. Люди еще раз проверили, чтобы с каждым из их погибших положили пояс, шпоры, и мечи — так их товарищей сразу узнают у Райских врат. Дьюранд не знал второго рыцаря. Да и знал ли он Эйгрина? Отряд молча стоял у могил. Дьюранд уставился в землю, пряча глаза и от живых, и от мертвых.

Завтра их ждет еще один день турнира, с восходом солнца Радомор Ирлакский выйдет на ристалище. Он выйдет обязательно, если только Эйгрин не переломал все его кости. Главное — пережить завтрашний день.

Сапог коснулась чья-то тень.

— Писать умеешь? — спросил Берхард.

— Что?

— Ты писать умеешь? — повторил одноглазый рыцарь.

— Нет.

— Проклятие… Я просто подумал… Мы не спросили… А, к черту все, — пробормотал Берхард, с отсутствующим видом поглаживая бороду.

Спустя несколько мгновений рыцарь рассеянно потрепал Дьюранда по плечу. Уходя он остановился возле Гутреда и прошептал ему на ухо нечто такое, от чего старый оруженосец вздрогнул.

— Все, — сказал он, обращаясь к Дьюранду. — Ты поможешь мне зарыть их.

— Мы оставим их здесь? — спросил Дьюранд.

— Да.

Гутред протянул ему лопату, и Дьюранд вогнал ее в груду свежевскопанной земли. Только сейчас он заметил, что ее слишком мало, и, скосив взгляд, посмотрел в могилы. Они были неглубокими — едва ли в фут.

— Гутред?

Дьюранд увидел взгляд оруженосца, полный тоски и печали, и упреки, которые уже были готовы сорваться с уст, так и не прозвучали.

— Ладно, — только и сказал Дьюранд.

Дьюранда разбудил стук лопат и свет факелов.

В тот же мгновение он вскочил на ноги и выбрался из палатки. Воображение рисовано чернецов, склонившихся над телами павших рыцарей. Сначала он увидел одинокий факел рядом с могилами. Пламя билось на ветру. Потом он разглядел несколько склонившихся над ямами фигур. Не медля ни секунды, Дьюранд выхватил меч и застыл, не веря собственным глазам.

За краткий миг до того, как резкий порыв ветра рванул пламя факела в сторону, Дьюранд сумел различить стоящего по колено в могиле Бейдена, размахивающего лопатой. Ветер снова качнул пламя, и оно осветило лицо Конзара. Факел сжимал в руках Берхард.

— Во имя Небесного Воинства, что вы… — начал Дьюранд, прежде чем сообразил, что ему лучше было хранить молчание.

Берхард посмотрел на него с сожалением. Взгляд Конзара ничего не выражал.

— Делаем то, что должно, — отозвался капитан.

— Эйгрин был грамотным, — добавил Берхард с таким видом, будто его слова все объясняли.

Дьюранд заморгал. Перед ним были безумцы.

— Еще никто не умирал, — полувопросительно произнес Конзар. — С момента твоего появления мы еще никого не теряли. Я имею в виду на турнирах.

Неожиданно Дьюранда осенила догадка.

— Это первый настоящий турнир. В Гесперанде все было иначе.

— Мы нечисты, — произнес Конзар.

Дьюранд увидел, как они склонились над разрытой могилой. Он вспомнил Эйгрина, сражавшегося за короля. Вспомнил о мече, который сжимал в руках:

— Ты-то может и нечист! Что, во имя всех…

— Сразив человека на турнире — ты становишься убийцей. Потребовав выкуп — вымогателем. Радея о чести — впадаешь в грех гордыни и тщеславия, — произнес Берхард, дотрагиваясь до здорового глаза, который слезился от дыма факела.

— Мудрые женщины и патриархи запрещают хоронить нас в освященной земле, — устало продолжил Конзар. — Седобородые наложили вето на турниры и не видят никакого смысла отпевать погибших там дураков. Порой нам удается найти странствующего монаха, который может отслужить заупокойную.

— _ Умершие без исповеди, похороненные без заупокойной, могут привлечь внимание адского воинства.

Бейден что-то проворчал, соглашаясь.

Показалась присыпанная землей желтая ткань попоны. Что они творят? Стоит ли удивляться, если они и правда привлекут внимание Сатаны?

— Что происходит? — наконец произнес Дьюранд.

— Он лежит в не освященной земле, — отозвался Берхард и, обведя взглядом утес, сложил ладони в знаке Небесного Ока. — Только не думай, что мы это делаем с легким сердцем. С человеком, похороненным в обычной земле, можно сделать все что угодно. Такой несчастный все равно, что охотничий рог, зовущий к себе Изгнанных, Проклятых и прочее адское отродье. Мир полон всяких тварей, которые не дадут телу покоиться в земле. А что если душа покойного требует отмщения? Ты сам видел виселицы на дорогах.

Дьюранд не стал этого отрицать.

— Ты же не хочешь, чтобы ублюдки отыскали тех, кто их вздернул, или заявились к ним домой, обрушивая свою месть на родных?

Дьюранд уступил и не стал больше спорить. В гробовой тишине Бейден взрезал желтый саван, обнажив белоснежную кожу покойного, после чего взял в руки топор.

— Ноги и руки, Бейден, — сухо сказал Берхард. — Мы выроем настоящие могилы.

Бейден замахнулся топориком и резко опустил его. Рыцари отвернулись.

Дьюранд взялся за лопату и принялся копать новые могилы. Воины трудились всю ночь, сменяя друг друга. Дьюранд, стиснув зубы, вгонял лопату в землю, ни на секунду не сомневаясь, что все они сошли с ума. Наконец работа была закончена, и Дьюранду помогли выбраться наружу. Не произнеся ни слова, рыцари отнесли к новым могилам завернутые в саваны тела, которые, казалось, одеревенели от ужаса, а не от того, что жизнь покинула их.

Бейден спустился в могилу. Ему передали молоток и железные гвозди.

— Тук! Тук! Тук! — раздавались удары молотка.

Дьюранд Берхард и Конзар стояли на морском ветру рядом с грудой земли. Берхард приложился к бурдюку с вином. По левую и правую руку от них чернело море.

— Таких могил много. Сначала мелкую выкопают, а потом переделывают, углубляют. Душегубы, самоубийцы. И дети, не дожившие до освящения в храме, когда им дают имя. Проклятые слетаются на таких мертвецов, как пчелы на мед.

Бейден возился в могиле. Один раз он неудачно поставил ногу, видимо, наступив Эйгрину на грудь, отчего труп издал протяжный стон.

Сердце замерло в груди Дьюранда:

— Владыка Небесный, — прошипел он.

— Это легкие. Как кузнечные меха, — пояснил Берхард, но все-таки не преминул сложить ладони в знаке Небесного Ока и хлебнуть вина. — Это просто легкие. Я уже слышал, как сегодня кое-кто поминал Небесные Силы.

— Черт, — выругался Дьюранд.

Берхард протянул ему бурдюк. От вина пахло орешником и желудями. Дьюранд передал бурдюк Конзару.

Бейден продолжал трудиться, не ведая ни страха, ни печали.

Когда работа была закончена, а могилы засыпаны землей, четверо мужчин едва не падали на землю от усталости.

Берхард, утиравший со лба пот перемазанной грязью рукой, вздохнул, обращаясь к Дьюранду:

— Эх, жаль, что ты неграмотный. Если б ты умел писать, все было бы гораздо проще. Накарябал бы пару строчек из "Книги Лун". Наш старый друг…

— Эйгрин?

— Называть мертвеца по имени?! Даже и не думай! Написали бы просто: здесь лежит наш друг, некогда желавший присоединиться к святому ордену септаримов.

— Ага.

— Долгие годы учился в Лойгерне… или Пэннонгэйте — запамятовал, где, чтобы служить королю. Потом встретил девушку… Примерно в таком духе. Вот почему ему так хорошо удавалось цитировать священные тексты, — вздохнул Берхард, — "Книгу Лун" и все остальное. Не знаю, что происходит за храмовыми стенами, но септаримы учат своих на совесть. Пишешь все это на кусочке меди или свинца, если под рукой нет меди, и суешь покойнику в рот. Тогда Проклятым будет куда как сложнее добраться до мертвеца. А самое главное, он уже никогда не встанет из могилы. Хорошо, что с нами Бейден. Ужасная работенка. Когда я служил в Оберне, знавал одного воина, который сознался на исповеди священнику, что творил такие дела. Священник наложил на бедолагу епитимью — несчастному ублюдку пришлось пешком отправиться в паломничество к алтарю, установленному на месте высадки Сэрдана, что в Уэйвэндинге. И священник был прав, — Берхард покачал головой. — Такие дела оставляют на человеке отпечаток, — одноглазый рыцарь усмехнулся. — Бейден — настоящий сукин сын. То, что он сделал сегодня ночью, — не самый страшный грех, по сравнению с теми, что он уже взял на душу.

Глава 28 На скале Тернгира

Вернувшись в палатку и смежив веки, Дьюранд моментально провалился в сон. Ему снилось, как что-то движется в темноте. Во мраке метались тысячи тысяч теней. Одна из них сейчас скользила по лагерю, продираясь между палаток, — жутковатое сочетание когтей и мышц. Плоская голова неповоротливого чудовища поворачивалась из стороны в сторону, ярко сверкали синие глаза. Наконец оно остановилось возле двух свежих могил, на мгновение замерло, а потом, неожиданно придя в движение, резко всадило когти в землю.

Тварь погружалась все глубже, энергично работая лапами. Дьюранд заметил, как в пасти сверкнули острые, как иглы, зубы. В земле мелькнул край желтой материи — саван, сшитый грубыми нитками из попоны. Тварь рванула когтями материю, и Дьюранд увидел белое как мел лицо покойника. Когти растянули синеватые губы мертвеца и разжали рот. Увиденное удовлетворило чудовище и оно, схватив за края савана, резко рвануло. Тело, намертво пригвожденное Бейденом, тряпичной куклой моталось в могиле, а чудовище все тянуло и тянуло его вверх. Тварь металась над могилой, издавая пронзительные вопли ярости, но единственное, что ей удалось вытащить на поверхность — край савана, в который было завернуто тело Эйгрина.

Дьюранд проснулся в желто-зеленой палатке, некогда принадлежавшей Керлаку, и, заморгав глазами, попытался вдохнуть немного воздуха через сломанный нос. Приподнявшись, воин осмотрел свой нехитрый скарб. Накидка, которую он надевал поверх доспехов, была холодной, задубела, словно мясницкий фартук, превратившись из зеленой в бурую. Щит покрывали глубокие царапины, а шлем — вмятины. По длинному клинку расползались паутинки ржавчины.

Сегодня отряду предстояло не только пережить еще один день турнира. Сегодня им надо было победить. Ожидание томило, хотелось поскорее выйти на ристалище.

В палатку скользнул красный лучик рассветного солнца и вместе с ним внутрь просунулась голова, украшенная богатой шевелюрой:

— Сэр. Я оруженосец сэра Берхарда. Гутред послал меня за вашей накидкой. Он очень ругался и сказал, что скорее сдохнет, чем позволит вам выехать на ристалище в грязном и выставить Ламорика дураком. Еще он сказал, что у вашей лошади нет попоны. Это так, сэр?

— Что?

Юноша, само воплощение святой невинности, моргая, глядел на Дьюранда.

— Да, точно. Попоны нет.

Молодой человек кивнул и скользнул в палатку, пропуская мимо ушей объяснения, в которые пустился Дьюранд. Они его не касались. Юноша наклонился, поднимая с пола перемазанную кровью и грязью накидку.

— Времени нет, — промолвил Дьюранд, понимая всю безнадежность попыток переубедить оруженосца. Юноша поднял собранные в кучу грязные вещи и попятился из палатки, не обращая внимания на уговоры Дьюранда. На прощание он вежливо улыбнулся воину и произнес:

— Завтрак готов.

Дьюранд снова оказался один. Глаза ел запах щелока, появившийся в палатке вместе с оруженосцем. Труд юноши был не из легких. Дьюранд улыбнулся — в жизни рыцаря есть свои преимущества.

Выйдя из палатки, Дьюранд первым делом глянул на пятачок, где они схоронили павших рыцарей. Холмик земли возвышался над могилой Эйгрина, расположенной на самом краю восточного утеса. Вспомнив о привидевшемся ночью кошмаре, Дьюранд быстрым шагом направился к могилам.

Увидев силуэты двух человек, Дьюранд замер. Перед ним стояли Дорвен и Ламорик, и Дьюранд молча склонился в поклоне.

— Здравствуй, Дьюранд, — промолвил молодой лорд.

— Доброе утро, ваша светлость. Здравствуйте миледи.

Дорвен хорошо играла свою роль. Даже после всего, что случилось, она казалось спокойной и расслабленной.

— Видел ли ты вчера моего брата? — спросил Ламорик.

— Я не… — запнулся Дьюранд.

— Я о брате. Его послал отец. Представлять Гирет на Великом Совете. Он приехал. Я его видел на трибуне.

— Я не…

— И все же он здесь. Лендест, наследник герцога Гиретского. Он достаточно мудр, чтобы не участвовать в турнирах и заговорах, когда дома столько дел, — Ламорик виновато посмотрел на жену. — Так было всегда. Он дома, а я — в пути. Он весь в заботах, а я — все развлекаюсь да баклуши бью, — молодой лорд кивнул на доспехи Красного Рыцаря. — Впрочем, какая разница. Я прав?

Дьюранд вспомнил о том, сколько всего он скрывает от своего господина.

— Это могила? — раздался чей-то голос.

У могильной насыпи в сиянии рассвета стоял лорд Монервейский. Его вопрос повис в воздухе, оставшись без ответа.

— Лорд Ламорик, после всего случившегося я должен…

— Морин, я далеко не всегда был тем, кого здравомыслящий человек желает видеть супругом своей сестры, — произнес молодой лорд, взяв Дорвен под руку.

Повисло молчание. Лорд Морин, видимо, решив оставить при себе все то, что собирался сейчас произнести, спросил:

— Почему вы решили ко мне присоединиться? Зачем… — он показал рукой на могилы. — К чему эти жертвы?

— У нас есть на то причина.

— Радомор.

— Он думает, что станет королем.

— За ним пойдут многие, — Морин кивнул, не вступая в спор.

— Если Рагнал потеряет корону, кое-кто очень обрадуется, если ее возложат на чело Радомора. Впрочем, если мы сегодня победим, нам нечего бояться.

— Почему?

— Если на турнире победит Радомор, он потребует, чтобы вы отдали ему свой голос на Совете.

Морин не стал возражать.

— Победив, он получит право потребовать от вас все что угодно, — продолжил Ламорик. — Если, конечно, Радомору под силу одолеть нас.

Морин надолго задумался.

— Он будет вправе требовать все, что угодно, — наконец задумчиво повторил он.

— Он возьмет с вас клятву чести.

— Я принес клятву, — прошептал Морин. — Будучи маршалом Северного войска, перед лицом государя и принца я торжественно пообещал соблюдать правила турнира. Свидетелем моей клятвы был главный герольд Эрреста Кандемар. Полтысячи рыцарей связаны узами клятв верности моему дому, равно как и я, — ибо дал слово заботиться о них. В своих землях я — верховный судья, вестник королевской справедливости. Мне приходится рассматривать тысячи дел, — лорд замолчал. — Я не могу отречься от клятвы.

— Этого не понадобится, — заверил Ламорик. — Мы не дадим Радомору победить. Ступайте к своим рыцарям. Расскажите обо всем тем, кто станет вас слушать. В этот день только от нас зависит: воссядет ли Радомор на престол или нет.

Морин опустил взгляд на могилу под ногами:

— Он был вашим другом, — молвил он.

— Эйгрин был себе на уме. И все же за всю свою жизнь я не встречал человека мудрее его.

Морин, кивнув, резко одернул плащ и, уходя, бросил:

— Что ж, будем биться так, чтобы его жизнь не стала бы платой всего лишь за один день отсрочки.

— Рыцари готовы сложить головы, но не допустить на трон узурпатора, — произнесла Дорвен.

Ламорик кивнул и дотронулся до плеча Дьюранда:

— Хорошо, что ты заставил нас вернуться, — сказал он и направился с женой в свой шатер.

Дьюранд встал на колени, обратив лицо к восходу, точно так же, как за день до этого делал Эйгрин. Опустив руку на изрытую землю, Дьюранд коснулся узенького треугольника желтой материи, торчащего из могилы, словно полевой цветок. Вперив взгляд в землю, воин сжал материю двумя пальцами.

Через час снова полил дождь.

Дьюранд внимательно смотрел, как король в сопровождении одетых в черное чиновников поднимается на трибуну. Несмотря на усыпанную сапфирами корону, Рагнал выглядел бы уместнее на поле боя среди войск, а не в замке в окружении трусов, предателей и дураков.

Вода струилась по кольчугам. Рыцари, выстроившиеся в ряды под небом, затянутым низко висящими тучами, ждали сигнала к началу турнира. Воины поправляли воротники кольчуг руками, закованными в латные рукавицы, трепали лошадей по шее, надевали шлемы. Ни бравады, ни похвальбы. Гибель Эйгрина резко изменила настроение рыцарей. Лишь безумец мог еще верить в то, что ему предстоит участвовать в игре, а не в смертельной битве. Некоторые рыцари даже переметнулись в Южное войско — крысы бежали с тонущего корабля.

Промокший насквозь Гермунд стоял среди оруженосцев, втянув голову в плечи:

— У Радомора столько же людей, сколько и вчера. Ни один не покалечился — разве что коленку разбил.

Несмотря на отвратительную морось, сочившуюся с небес, воины, одетые в цвета Ирлака, как и прежде сидели, возвышаясь, в седлах. От Радомора исходили воины столь жгучей злобы, что она, казалось, была способна обратить падающую с небес воду в пар. Перед Радомором стоял на коленях его телохранитель, согнувшийся в земном поклоне. Ни он, ни его господин, казалось, абсолютно не пострадали в столкновении, в котором накануне погибли три коня и один рыцарь. Между рядов сновали чернецы, распугивая лошадей.

— Мне это не нравится, — пробормотал Гермунд. — Радомор вышел на ристалище. Поверить не могу. Вчера его волоком утащили с поля, а сегодня он снова в седле, будто ему только плечо вывихнули. Так не бывает!

Гутред что-то пробурчал под нос. Дождь струился по его лицу, на котором застыло невозмутимое выражение.

— Да и войско наше поредело, — продолжил Гермунд. — Очень похоже на площадь после базарного дня.

— Люди есть люди, — отозвался Гутред. — Они склонны бежать в страхе, нежели, следуя голосу совести, присоединиться к слабому, на стороне которого правда.

— Позор, — кивнул скальд.

— Что еще хуже — в нашем отряде потери, — вздохнул Гутред. — Вчера погибли Эйгрин и этот… молоденький… Кэйдан. А сегодня мы лишились еще двоих — ублюдок Масгред вдруг обнаружил, что потянул плечо — разболелось оно, как ни странно, только утром, а Бейден слег с лихорадкой.

Дьюранд вспомнил замогильный стон, который раздался, когда Бейден наступил на грудь покойного Эйгрина. Берхард говорил, что жуткий ритуал, который они проделали над трупами, накладывает на человека отпечаток. Впрочем, Бейден мог просто струсить.

— Плохо дело, — пробормотал Дьюранд, оглянувшись на Северное войско, тонкой линией растянувшееся поперек ристалища.

Воинство Радомора было заметно больше. Окидывая взглядом воинов, Дьюранд лихорадочно пытался придумать тактику, которая позволит свести на нет численное превосходство противника. Радомору нельзя было отказать в уме. Весь вчерашний день он простоял со своим отрядом на месте, не тратя понапрасну сил, поэтому схватку на ристалище никто не воспринимал всерьез. Только к вечеру он пошел в отчаянную атаку, которая лучше всяких слов дала понять окружающим, что грядет настоящая битва.

— Умно, — пробормотал Дьюранд. — Радомор весь день играл с нами как кошка с мышкой, а потом сделал один рывок — и что в результате? Двадцать человек дезертировало.

— Без них обойдемся, — отозвался Гутред.

Дьюранд от всей души надеялся, что старый оруженосец окажется прав.

— Пока вы вчера сражались, я внимательно следил за трибунами, — сказал Гермунд. — Сейчас уже можно точно сказать, откуда ветер дует.

Дьюранд внимательно посмотрел на скальда:

— Ты хочешь сказать, когда Радомор понесся на Морина, кто-то вскочил с места?

— Ага. Правда, они снова уселись, когда его перехватил Эйгрин. Видел бы ты их рожи. Благородные зады отрываются от скамеек. Глаза сверкают, как у бешенных собак. А в результате — ничего, — Гермунд улыбнулся. — Герцог Беоранский чуть не выругался.

Дьюранд, погруженный в мысли о предстоящем бое и правильной тактике, которую еще предстояло выбрать, совсем забыл о Великом Совете.

— Как распределяются голоса? — спросил он.

— Как и прежде. Радомору все еще нужна победа. Как и нам.

Дьюранд кивнул, глубоко вздохнув.

— Верно. За дело.

Пока Дьюранд поудобнее устраивался в седле, из рядов выехал Конзар, который, повернувшись к воинам из отряда Ламорика, произнес:

— Сегодня Герцог Ирлакский будет искать встречи с лордом Морином, поэтому схватки ждать не придется.

Оуэн громко рассмеялся. Остальные лишь улыбнулись.

— Держите ушки на макушке, а нос по ветру. Смотреть — в оба. Вы сами все знаете, и все же я повторю еще раз — вместе мы — сила, значит, мы будем держаться вместе, а если кто думает иначе, пусть знает — я куда страшнее Радомора. Ясно?

Часть рыцарей, улыбаясь шутке Конзара, подняли в салюте мечи и копья. Капитан улыбнулся в ответ, став похож на атамана разбойников.

— Вот и славно, раз ясно. Будьте внимательны, и, быть может, нам удастся добыть голову Радомора.

Лошади по обеим сторонам ристалища храпели и фыркали, нервно переставляя копыта. Как и накануне, к рыцарям обратился с речью главный герольд Эрреста Кандемар, поднявший в воздух, словно скипетр, отделанный слоновой костью рог. Дьюранд затянул подпругу, проверил сбрую и взял в руки копье, которое показалось ему легким как тростинка.

Конзар был прав, Радомор будет искать с ними встречи, и этим надо воспользоваться. Они будут сражаться и непременно победят. Принц Бидэн поднял черную перчатку. Дьюранд почувствовал, как пересохло во рту. Гнедой конь под ним мотал головой и прядал ушами. Наконец Бидэн опустил руку, и две сотни лошадей рванулись навстречу друг другу. Сверкая глазами, стиснув зубы, рыцари Северного войска вгоняли шпоры в бока своих скакунов. Навстречу им, раздувая ноздри, дико вытаращив глаза, неслись воины Радомора, ощерясь наконечниками копий. Некоторые из наемников герцога Ирлакского даже подняли копья над головами, являя собой зрелище дикое и страшное.

Рыцари с грохотом столкнулись. Наконечник турнирного копья Дьюранда, вырезанный в форме сжатого кулака, врезался в ребра рыцаря, шлем которого был украшен плюмажем в виде песьей головы. В то же мгновение щит Дьюранда содрогнулся от страшного удара. Во все стороны брызнули обломки разлетевшихся в щепу копий.

Дьюранду удалось удержаться в седле — подпруга, к счастью, выдержала. Воин втянул сквозь зубы влажный морской воздух и развернул коня, отбрасывая обломок копья. Лошадь рыцаря, с которым Дьюранд сошелся в схватке, неслась вперед без седока. Сам противник кубарем катился по земле.

— Стройся!

Капитан бросил клич не только отряду Ламорика, он обращался ко всему Северному войску. Дьюранд, сощурившись, увидел, как воины Радомора, резко осаживая коней, повернули и, не сбавляя скорости, понеслись назад на свою сторону ристалища. С ужасом Дьюранд увидел, как Южное войско снова разворачивается.

Конзар, откинув забрало, надсаживая голос, закричал:

— Развернуться! Развернуться! На них!

Но земля уже грохотала от сотен копыт — лавина вражеской дружины летела на них. На северной стороне скакали одинокие всадники. Время выстроиться в ряд уже не было. Глаза Конзара сверкнули, и он закричал рыцарям Ламорика, поскольку они были единственными, кто оказался рядом:

— На них!

Ламорик с маленьким отрядом в одиночестве понесся на громаду надвигающейся Южной армии.

Рыцари Ламорика неслись мимо союзников, пытающихся развернуть лошадей, и прежде чем поверженные в предыдущей схватке рыцари успели покинуть ристалище, маленький отряд вылетел на открытое пространство. То, что они задумали, было безумием. Дьюранд выхватил меч, высоко воздев его в воздух, и в следующий миг отряд Ламорика и армада Южного войска с грохотом столкнулись.

Страшно кричали люди, истошно ржали кони.

Отряд Ламорика глубоко врубился в ряды Южной дружины, обступившей его со всех сторон. На щит Дьюранда обрушился град ударов мечей, булав и топоров. Все, что Дьюранд мог сделать в тот момент, — гнать коня вперед в надежде, что никому не удастся выбить его из седла. В тех местах, где падали лошади, образовывались небольшие участки свободного пространства. Именно в такой просвет и рванулся Дьюранд, почувствовав в короткий миг, как копыта его коня втоптали в грязь ристалища одного из поверженных воинов.

Взлетали и опускались клинки. На шлеме Дьюранда не было забрала, лицо оставалось уязвимым, но в этом было и неоспоримое преимущество — воин мог видеть то, что оставалось сокрытым для рыцарей, чей угол обзора ограничивался узкими прорезями в шлеме. Прежде чем Дьюранд это понял, волна сражавшихся выплюнула ему навстречу рыцаря, который, не медля ни секунды, бросился на него. Дьюранд пришпорил коня, и огромный гнедой жеребец всей грудью обрушился на лошадь атакующего. Дьюранд со всей силы рубанул мечом по ноге противника.

— Дьюранд! Сюда! — сине-белый плащ капитана мелькал среди людей, стеной обступивших Морина. Битва была отчаянной.

— Помоги Ламорику! — крикнул Конзар.

Воинам Радомора удалось вклиниться в ряды северного войска и отделить Ламорика от остальных членов отряда. Всего двадцать шагов отделяло Дьюранда от его лорда, но все это расстояние было заполнено сражающимися людьми. Казалось, что кто-то в Южной дружине вознамерился взять Ламорика в плен. Если лорд был сыном герцога, значит, взяв Ламорика в плен, за него можно получить немалый выкуп, ради которого стоило рискнуть. Молодой лорд в доспехах Красного Рыцаря отчаянно сражался с обступившими его врагами.

Сжав зубы, Дьюранд пришпорил коня, бросился на помощь. Казалось, он плывет против течения бурной реки. Вскоре он понял, что единственный способ хотя бы немного продвинуться вперед — вынуть ноги из стремени и упереть их в плечи коня. Со всех стороны сыпались удары. Особенно сильный пришелся по спине, и Дьюранд наверняка бы погиб, если б не кольчуга и толстая кожаная куртка с подбоем.

Было очень тесно. Каждый шаг давался с большим трудом. Дьюранд, не глядя, рубил направо и налево. Место было так мало, что даже убитые, стиснутые со всех сторон, не могли упасть на землю. Дьюранд разглядел отчаянно размахивающего боевым молотом Берхарда, старавшегося защитить Ламорика от ударов. Дьюранд понял, что, судя по количеству вмятин на шлеме, одноглазый рыцарь вряд ли продержится долго.

В тот же миг Дьюранд, опершись ногами о загривок коня, поднялся над толпой. Перед ним раскинулось море колышущихся шлемов и плюмажей. Лицо Дьюранда расползлось в улыбке — Ламорик был всего лишь в нескольких шагах. Перескакивая с плеча на плечо, с макушки на макушку, Дьюранд понесся на помощь молодому лорду. Рыцари Северной армии бранились, Южной — пытались столкнуть его, но спохватывались слишком поздно. Берхард, лишившийся к этому момента шлема, заметил Дьюранда в самый последний момент. Противник одноглазого рыцаря отвлекся, задирая голову, и Берхарду этого вполне хватило, чтобы вогнать клинок в глазную прорезь шлема. Схватив мертвеца за воротник, Дьюранд повалился на землю.

Сражаясь плечом к плечу с Ламориком, отражая атаку за атакой, Дьюранд не забывал о представлении, которое только что устроил.

Дождь стих, а бой все еще продолжался. Через некоторое время даже отряд Радомора устал сражаться. Взревели трубы герольдов, оповещая рыцарей об окончании схватки. Наступил полдень. Пора было обедать.

Не обращая внимания на покрывавшую доспехи кровь и грязь, Дьюранд с мрачным удовлетворением взирал, как Южное воинство уходит прочь, направляясь к краю истоптанного, покрытого телами ристалища. Несколько человек все еще сражались. Оба войска были похожи на бойцовых собак, вцепившихся друг другу в глотки и теперь медленно разжимающих челюсти, оставляя длинные кровавые раны. Дьюранд едва обратил внимание на мертвых.

Воины из отряда Ламорика, собравшись вместе, медленно двинулись с ристалища. Оруженосцы бежали к ним, сжимая в руках фляги с вином. Один из них принял поводья коня, которого вел Дьюранд. Воин обратил внимание на сине-зеленую попону и понял, что конь в действительности не его. Значит, это трофей.

За пределами ристалища слуги поставили шатер, где рыцари могли укрыться от непогоды. Оруженосцы вместе с Гутредом внимательно осматривали доспехи и раны каждого входившего. Один из пажей сунул в руку Дьюранда кубок вина.

— Самое мерзкое утро с того дня, как у меня померла жена, — вымученно пошутил Берхард, опускаясь в кресло.

— Нам пришлось туго, — согласился Конзар.

Повисла тишина, прерываемая лишь тяжелым дыханием рыцарей. Сражение не прошло бесследно: у кого-то был сломан нос или палец, кто-то лишился зубов или вывихнул плечо. По крыше шатра шелестел дождь.

— Скольких мы потеряли? — спросил Ламорик.

— Сложно сказать. Одного точно — из Гарелина. Славный был боец — дюжину уложил, — Берхард поморщился.

— Троих, — поправил Конзар.

— Думаю, отступать уже поздно, — саркастически заметил Берхард.

Несколько человек фыркнули.

— Впрочем, — вздохнул Берхард, — если мы не выйдем на бой, нам все придется сражаться с Радомором, только позже.

— Вряд ли он нас забудет, — пробормотал Конзар.

— Точно. Поэтому лучше одолеть его сейчас, — Берхард улыбнулся. — Так безопаснее всего.

Пока одноглазый рыцарь улыбался, Гутред склонился, осторожно ощупывая его колено сквозь кольчугу. Берхард дернулся.

— Надо осмотреть ногу. Снимай чулок.

— Черт, — вздохнул Берхард, поднимаясь, и Гутред потянулся к поясу рыцаря — к бечевке, которая крепила кольчужные чулки к поясу.

— А ну убери руки! Ты куда их тянешь? Если ты чулки стащишь, с меня все посыплется. Я не собираюсь выходить на ристалище в чем мать родила.

— Послушай, Берхард, ты уже сегодня один раз надел доспехи… — улыбнулся Ламорик.

— Именно поэтому я и остался жив!

Рыцари прятали в бородах усмешки.

Гутред не собирался уступать, и вскоре Берхард сидел на бочке, оставшись в одних серых бриджах. Старый оруженосец стянул с него все — накидку, кожаную куртку, кольчугу, тунику и чулки — только для того, чтобы осмотреть рану, которая оказалась простым синяком. Гутред невозмутимо взял мазь и с равнодушным видом принялся втирать ее рыцарю в колено. Берхард сыпал проклятьями, уверяя окружающих, что Гутред издевается над ним.

Наконец Берхард вскочил, скомандовав оруженосцу:

— Довольно! Одевай меня обратно.

Рыцари Ламорика плакали от смеха.

Берхард, не обращая на них внимания, дал знак оруженосцу, который, споро подхватив кожаную куртку, кинулся к рыцарю.

— Да нет же. Сначала кольчужные чулки. Не этот, сколько тебя учить! Сначала надевают левый чулок, — Берхард уселся на бочку, и юноша принялся натягивать чулки на толстые ноги рыцаря. — Вот так, я их сам завяжу. Теперь тащи куртку.

Юноша подхватил мокрую кутку и попытался надеть ее через голову рыцаря. Берхард одернул ее, чтобы разгладить сгибы.

— Что там у нас дальше? — на лице одноглазого рыцаря не было ни тени улыбки.

Юноша склонился над долгополой кольчугой и поднял ее с земли, пытаясь отыскать рукава и воротник. С превеликим трудом Берхард натянул ее на себя, вращая головой и дергая руками в рукавах. Без помощи оруженосца он вряд ли справился бы.

— Ты славно помог мне, малыш, — улыбнулся Берхард, поглаживая руками красную накидку, обшитую изнутри металлическими пластинами. На ткани красовался герб — три певчие птицы. — Она не раз меня спасала, — сказал рыцарь, ударив кулаком в грудь.

Наконец Берхард натянул шапочку из белой парусины, завязав узелок под подбородком, и принял из рук оруженосца кольчужный капюшон.

— Молодец, правильно догадался, — похвалил рыцарь, натягивая капюшон поверх шапочки. — Рукавицы не трогай, я их надену перед самым выходом. Боже всемогущий, — неожиданно вздохнул он. — Отлить-то я забыл.

Шатер чуть не рухнул от взрыва хохота. Когда все наконец отсмеялись, Берхард провел рукой по доспехам и, глянув на оруженосца, произнес:

— Черт, я же шлем потерял, — он повернулся к Конзару. — Я его снял, когда мы сражались… Кажется, порвалась кольчуга, — Берхард опустил взгляд на пластинчатый доспех. В нем зияло небольшое отверстие, из которого свешивалась цепочка. — Ничего удивительного, — рыцарь поднял взгляд на оруженосца. — Ну как, сможешь отыскать мой шлем? Там еще на плюмаже — фигурки птиц. По крайней мере, они там были до сегодняшнего боя.

Дьюранд проследил взглядом за юношей, который, смущенный всеобщим вниманием, кинулся на поиски шлема. Потом ему вспомнилось, куда побежал оруженосец. Мальчику предстояло копаться в грязи залитого кровью ристалища, на котором лежали трупы, втоптанные в землю копытами сотен коней. Мальчик никогда такого не видел. Дьюранд подумал, что в этом отношении он и сам ничем не отличается от юного оруженосца. До сегодняшнего дня он никогда не видел столь жестокой и кровавой битвы. Дьюранд уставился в узоры на ковре, забыв о бокале вина в руке.

Не прошло и часа, как в палатку вбежал посыльный одного из герольдов, чтобы объявить о скором начале схватки.

Над ристалищем кружили птицы-падальщики. Их никто не осмеливался отогнать. Восседавшие на конях рыцари взирали, как птицы, опустившись на землю, важно расхаживали между трупами. Черные клювы впивались в мертвую плоть распростертых на ристалище тел.

— Никогда такого не видел, — признался Берхард.

— Разве что на поле боя, — отозвался Конзар.

К ним подбежал оруженосец Берхарда, прижимая к груди покрытый грязью и кровью шлем с погнутым плюмажем.

— Славный мальчик, — кивнул Берхард, забирая у юноши шлем.

Знатнейшие люди королевства медленно рассаживались на длинные скамейки, расставленные на трибунах. Среди них Дьюранд увидел и вздернувшую подбородок леди Мод, и энергично посматривающего по сторонам бородатого лорда в сопровождении толпы лизоблюдов — герцога Беоранского. Увидел он и Бидэна — принц поддерживал под локоть брата. Взгляд Дьюранда задержался на мрачном короле в одеждах, украшенных драгоценными камнями, — государь был похож на льва, угодившего в ловушку.

— Я повторю то, что вы уже слышали, — раздался голос Кошара. — Сражаемся вместе. Ни шагу друг от друга. Нельзя дать противнику разъединить нас. Будем стоять насмерть, покуда Радомору не станет дурно от одного только нашего вида. Мы должны держаться вместе, в противном случае произойдет то же, что и сегодня утром, — капитан кинул взгляд на Дьюранда. — Вот что еще я вам скажу. Им нужен Морин. Они будут пробиваться к нему, сметая всех, кто встанет у них на пути. Им уже не нужны пленные. Им будет плевать на выкуп. Сегодняшняя схватка — последний шанс Радомора взять над Морином верх. Помните об этом.

Рыцари сидели в седлах, ожидая сигнала к началу боя, допивая последние глотки оставшегося во флягах вина. Боевые кони переступали с ноги на ногу и мотали головами.

Взревели трубы, и в то же мгновение их звук потонул в грохоте сотен копыт. Наконечники копий стальными птицами понеслись навстречу друг другу. Войска столкнулись, по железным рядам прошла судорога. Дьюранд врезался в самую гущу врагов. Со всех сторон на него обрушивались удары. Среди хаоса сверкающих клинков он увидел, как небольшой отряд, отделившись от Южного войска, поскакал прочь. Встав в стременах, Дьюранд окинул взглядом сражающихся, но не увидел среди них ни Радомора, ни его воинов в зеленом. Герцог Ирлакский бросил свое войско, предоставив ему сражаться в одиночестве.

Противник наседал, и Дьюранду ничего не оставалось, кроме как вступить в бой, сосредоточив все внимание на врагах. Если бы он позволил себе отвлечься даже на мгновение, он мог бы пропустить нацеленный на него удар меча или булавы. Горячка отчаянной схватки заставила его забыть о рыцарях в зеленом и их предводителе.

Неожиданно Дьюранд услышал предупреждающий окрик капитана, и в ту же секунду отряд зеленых воинов на всем скаку врубился в ряды Северного войска. Страшный удар вырвал из седла воина, скакавшего позади Дьюранда, словно тряпичную куклу. Беснующиеся лошади рвали удила. Воины в зеленом бились с яростью леопардов, изображенных на украшавших их доспехи гербах, расшвыривая с дороги рыцарей Морина.

— Сомкнуть ряды! — закричал Конзар. — За Монервей!

Воины Ламорика, подхватив друг друга под локти или взяв под уздцы лошадь соседа, бросились в самую гущу свалки, туда, где мелькал узорчатый плащ Морина, надеясь перехватить воинов Радомора, двигавшихся в том же направлении.

Когда рыцарям Ламорика наконец удалось пробиться к лорду Монервейскому, Дьюранд, перед глазами которого уже плыли кровавые круги, увидел, как воины в зеленом разворачиваются, выходя из боя. Пришпорив коней, отряд Радомора скрылся из виду за пеленой ливня. Несмотря на усталость, Дьюранд и десяток рыцарей кинулись в погоню за отступающим врагом, но, услышав окрик не терпящего возражений Конзара, преследователем пришлось остановиться.

Воины Южного войска были озадачены бегством с ристалища отряда Радомора ничуть не меньше рыцарей Морина. Кто-то заулюлюкал, торжествуя победу. Конзар подняв руку, закованную в латную рукавицу, обратился к своим ратникам:

— Они вернутся. Ждите.

Капитан привстал в стременах, внимательно всматриваясь в завесу дождя.

Кое-где с новой силой вспыхнула схватка. Когда Дьюранд уже усомнился в том, что Радомор вернется, он услышал невдалеке грохот приближающихся копыт. Глаза вперились в серую хмарь. Радомор был где-то рядом — но где? Звук скачущей на них конницы шел отовсюду. Дьюранд раскрыл рот и в то же мгновение услышал, как тишина сзади него взорвалась криками боли и ярости.

Отряд Радомора обошел их и ударил с тыла.

Вновь засверкали клиники. Всего в нескольких шагах от Дьюранда сквозь толпу рыцарей прорывался телохранитель Радомора, обрушивая налево и направо удары булавы. Казалось, что в бой вступил не человек, а дикий зверь. Гигант схватил последнего противника одной рукой, вырвал его из седла и со всей силы швырнул в сторону, и теперь перед телохранителем Радомора оставался лишь один воин, преграждавший ему путь к Морину — Дьюранд.

Дьюранд стиснул зубы.

— Черт!

Гигант занес руку и опустил на голову Дьюранда утыканную шипами булаву. Удар, который пришелся на поднятый Дьюрандом щит, был такой силы, что шипы пробили дерево и вышли с внутренней стороны щита. Исполин качнулся назад, рванув на себя застрявшую булаву, при этом чуть не выдернув щит из руки Дьюранда. От телохранителя Радомора исходили волны такой мощи, что, казалось, в доспехи был закован не человек, а медведь. Исполин снова обрушил булаву на противника. На этот раз Дьюранду удалось парировать удар, и лишь один шип скользнул по латной рукавице.

Дьюранд пришпорил коня, и булава в третий раз со свистом пронеслась мимо. Дьюранд подавил в себе страстное желание пустить коня вскачь. Стиснув зубы, Дьюранд боролся с одолевающим его ужасом, он знал, что не должен, не может бежать. Резко дернув удила, он развернул коня. Кем бы ни было закованное в броню чудовище, оно не прорвется к Морину, покуда Дьюранд жив.

Исполин уже двинулся вперед, когда Дьюранд, проскользнув мимо, снова встал у него на пути. Воину казалось, что он пес, путающийся под ногами у быка. Гигант, мелко дрожа, загудел, словно мешок полный пчел. Седая борода исполина выбивалась из под шлема, он источал страшную вонь.

Дьюранд провел выпад, но за миг промедления ему пришлось дорого заплатить. Гигант опередил его. Дьюранд увидел мелькнувшую булаву и понял, что этот удар ему не отразить. Шипы пробили насквозь щит, который воин вздернул на плечо, пытаясь прикрыться, и впились в тело.

На мгновение мир исчез. Дьюранд накренился в седле. Ему казалось, что он тонет, погружаясь все глубже и глубже в океанскую пучину. Воин понимал, что сейчас он либо упадет с лошади, либо получит последний, на этот раз смертельный удар.

Краем глаза Дьюранд заметил, как несколько всадников, сражавшихся во главе отряда Радомора, прорвались к Морину, на помощь которому со всех сторон кинулись рыцари, обступив его плотной стеной. Дьюранд видел, что силы равны. Телохранитель Радомора начал поворачиваться к лорду Монервейскому, и Дьюранд понял, что если гигант вступит в бой, равновесие сил нарушится и вскоре все будет кончено.

Дьюранд рванулся вперед и, со всей силы замахнувшись, рубанул по плечу гиганта. Исполин попытался развернуться и пропустил еще один удар, на этот раз пришедшийся по шлему. Гигант, взмахнув руками, закачался в седле. Дьюранд, размахивая клинком, вновь и вновь опускал его на противника словно молотобоец. Эта тварь никогда не прорвется к Морину! Встав в стременах, Дьюранд взялся за рукоять меча обеими руками и, вложив весть свой вес в удар, обрушил его на грудь противника.

Клинок, взрезав доспех, глубоко вошел в тело противника, словно вилы в сено. В лицо Дьюранду вместо фонтана крови брызнула туча мух. Не удержав равновесия, Дьюранд вслед за гигантом выпал из седла, подняв фонтаны грязи при падении. Воину показалось, что он приземлился в кучу отбросов. Кружащие мухи, вырывавшиеся из доспехов поверженного гиганта, лезли в рот и нос. Дьюранд потянул на себя меч, извлекая его из тела исполина. На клинке не осталось ни единой капли крови. Дьюранд возился в грязи посреди кипящей битвы. Кругом жужжали мухи. Никто из воинов и не думал глянуть вниз, на Дьюранда в любой момент могла налететь лошадь, но воин, силившийся подняться на ноги, даже не думал об этом. Неожиданно его накрыла чья-то тень. Дьюранд услышал глухой рев, увидел, как прямо перед его носом копыта коня взметнули грязь. Надо забыть о страхе и попытаться встать. Мелькнула зеленая попона и над ней, где-то в высоте, — оранжевый леопард на плюмаже, который, казалось, готов был сорваться со шлема и бросится в гущу свалки. Возле Дьюранда оказался сам мятежный герцог Ирлакский. Волны ярости, исходившие от него, словно вдавливали Дьюранда в землю.

Неожиданно Радомор исчез. Подняв голову, Дьюранд увидел, как горбатый герцог, поднимая фонтаны грязи, понесся вперед, сжимая в руке острый топор, сверкающий в лучах пробивающегося сквозь облака солнца. Один из рыцарей пустил лошадь вскачь, бросаясь Радомору наперерез. Мелькнула сине-голубая попона. Конзар. Закусив до крови губу, Дьюранд поднялся на ноги, понимая, что если он не найдет лошадь, в сутолоке боя его могут затоптать как враги, так и друзья. Ристалище было усеяно телами людей.

Радомор, сверкая глазами, сорвал шлем, оставшись в плотно облегающем голову кольчужном капюшоне, из под которого торчала широкая борода. Горбатый герцог и Конзар закружились, выжидая, кто первый допустит ошибку. Дьюранд осознавал, что если капитан поспешит и позволит себе оплошность, все будет кончено.

После короткого обмена ударами противники разошлись в стороны. Копыта их коней крушили останки телохранителя Радомора. Среди измятых, изрубленных доспехов исполина Дьюранд с ужасом увидел кучу шевелящегося, перемазанного кровью тряпья.

То, что разворачивалось перед глазами Дьюранда, вряд ли можно было назвать поединком. Радомору всего-навсего нужно было отвлечь внимание капитана. В любой момент на помощь своему господину мог примчаться один из воинов в зеленом. Однако горбатый герцог не желал ждать. Топор сверкнул на солнце, и глубоко вошел в щит Конзара. Удар был такой силы, что мог стоить капитану руки. На короткий миг топор замер, застряв в щите Конзара. Дьюранд вспомнил, что во время поединка в Гесперанде точно в такуюже ловушку попал Керлак.

Конзар не упустил свой шанс. Рванув на себя щит, он взмахнул мечом. Сверкающий клинок описал дугу, сделавшую бы честь любой баллисте, обрушился на Радомора, полоснув его от уха до искалеченного плеча. Дьюранд содрогнулся. Герцог пришпорил коня и, выронив в грязь щит с изображением леопарда, поскакал прочь от места схватки. Герцога мотало в седле из стороны в сторону, любой другой на его месте давно бы упал.

Снова зарядил дождь. Рыцари повернулись к Конзару, словно испрашивая дозволения догнать Радомора, но капитан, не сводя взгляда с удаляющегося герцога, возвышался в седле недвижим. Радомор ехал прочь с ристалища. Воины не могли поверить своим глазам. По всем законам горбун должен был валяться в грязи — удар, который нанес Конзар, расколол бы и дуб, он был смертелен, но Радомор даже не потерял сознания. Бесспорно, герцог Ирлакский проиграл бой, но как ему удалось удержаться в седле?

Послышались крики радости. Дьюранд, вздрогнув, вспомнил выражение лица уезжавшего с ристалища Радомора — оно полыхало такой ненавистью и яростью, что было ясно — герцог остался бы в седле, даже если бы ему переломали все кости. Среди шатров и палаток на краю поля суетились чернецы. На самом же ристалище рыцари Южного воинства, понурившись, брели прочь, а воины Морина, откинув забрала, обступили Конзара, хлопая его по плечу. Морин, стоявший в нескольких шагах от капитана, недоуменно посмотрел по сторонам, словно не веря в свое чудесное спасение. Всадники кричали, вздымая копья в небо. Окажись Дьюранд ближе, его бы затоптали ликующие товарищи.

Дьюранд поискал глазами горбатого герцога. Радомор уже доехал до края ристалища, и чернецы скользнули к своему повелителю, взяв его за руки. Из их ртов полились струйки мрака, опутавшие герцога с ног до головы. У Дьюранда перехватило дыхание. С ужасом он увидел, как Радомор выпрямился в седле и, оскалившись, повернулся к празднующим победу рыцарям. Глаза его ярко сверкнули. Герцог вогнал шпоры в бока жеребца и понесся вперед. Дьюранд закричал.

Отодвинувшие забрала рыцари, а часть из них уже отложили в сторону щиты, начали медленно поворачиваться. Еще мгновение, и герцог обрушит топор на Конзара, которого обступили поздравляющие рыцари, загородив капитану весь обзор. В самый последний момент Конзар взмахнул мечом, но удар лег плашмя. Вставший в стременах Радомор пронесся мимо и, занеся топор, устремился к лорду Монервейскому. Морин только начал разворачиваться. Слишком поздно. Слишком медленно рыцари сомкнули ряды. Огромный конь Радомора расшвырял их в стороны, а герцог, не обращая внимания на сыпавшиеся на него со всех сторон удары, со всего размаха опустил топор на плечо лорда Монервейского. Герцог Ирлакский, не останавливаясь, пронесся дальше, а Морин, рухнув с лошади, покатился по грязи.

Дьюранд окоченел. Какой смысл убивать наследника Монервея? Как же пожелание, которое должен выполнить проигравший? Как же его голос на Великом Совете? С небес лил дождь. К Дьюранду подъехали Оуэн с Берхардом, они попытались взять его под мышки, чтобы помочь сесть на лошадь, но он лишь отмахнулся. Радомор ехал прочь с ристалища. Его приветствовали радостные крики воинов в зеленом. Дьюранд повернулся к лежащему на земле Морину, которого обступили рыцари. Подойдя поближе, Дьюранд сквозь небольшой просвет увидел, как Морин зашевелился, пытаясь подняться.

— Неисповедимы пути Господни, — перемазанное грязью лицо Дьюранда озарила улыбка. План Радомора провалился. Морин остался жив. Победа! Корона спасена и королевству больше не угрожает война. Оуэн и Берхард пустились в пляс.

Неожиданно Дьюранд услышал тихий свист. Вокруг него в радиусе нескольких ярдов никого не было, и все же странный звук доносился откуда-то поблизости.

— Н-е-е-е-т, — простонал кто-то.

Всего в шаге от Дьюранда в измятых доспехах лежал обезображенный труп телохранителя Радомора. Свист исходил именно от мертвеца.

— Довольно… Хватит… — снова раздался голос.

Казалось, что свист шел из самых глубин земли, словно труп телохранителя прикрывал вход в глубокие катакомбы, в которых таилось зло. В грязи что-то зашевелилось. Куски темной материи, торчавшие из дыр, проделанных клинком Дьюранда и копытами коней, словно живые, заползали назад внутрь доспехов. Седые волосы исполина, выбивавшиеся из-под шлема, были похожи на паутину.

Застонав, одним рывком гигант поднялся с земли, оказавшись лицом к лицу с Дьюрандом. Воин выругался, сложив ладони в знак Небесного Ока. Жуткое создание, сверкнув глазами, оглянулось на своего коня, летящего к нему по полю. Скрипнув шлемом, исполин повернулся к Дьюранду, который присел под тяжестью его взгляда. Дьюранд понимал, что ему не одолеть стоящее перед ним чудовище, но и гигант, вместо того чтобы броситься на рыцаря, вскочил на коня и поскакал с ристалища.

Глава 29 Пойманный лев

— Всем встать! Государь поднялся! — разнесся над ристалищем голос. Видимо, когда восставший из мертвых телохранитель Радомора тронулся прочь с ристалища, Дьюранд потерял сознание, потому что, раскрыв глаза, он обнаружил, что упирается ладонями в землю.

Попоны павших лошадей хлопали и трепетали от порывов дувшего с моря ветра. Берхард взял Дьюранда под руку, помогая ему подняться. Первым, на кого упал взгляд Дьюранда, был Кандемар, сжимавший в руках рог. Белый плащ герольда трепетал на ветру. Широко расставив ноги, в королевской ложе стоял Рагнал, окруженный одетыми в черные плащи слугами. Со скамей, придерживая шляпы и вуали, поднимались озадаченные лорды и леди. Принц Бидэн глянул на брата, растянув губы в успокаивающей полуулыбке. Рагнал был мрачен как туча.

Окоченевшими пальцами Рагнал дал знак Кандемару, который тут же протрубил короткий сигнал. Недоуменный ропот зрителей немедленно оборвался. Повисла тишина.

— Довольно, — бросил король. — Хватит. Мы еще посмотрим, чем все закончится вечером.

С этими словами государь сошел с трибуны. За ним вереницей последовали слуги и зрители. Пир должен был начаться, как только участники турнира приведут себя в порядок после битвы.

Теперь отряду Ламорика предстояло узнать, чего стоили все их усилия.

Тьма окутала мироздание, содрогавшееся, подобно огромному трясущемуся в лихорадке великану. Страшный ураган, пришедший со стороны Закатного моря, обрушился на Тернгир. Дьюранд пробрался в хлопающую на ветру палатку и достал из накиданных в кучу вещей чистую тунику. Снаружи донесся взрыв смеха.

У рыцарей были все основания веселиться. Радомор проиграл, несмотря на все интриги. Теперь он остался ни с чем. Мало кто счел нападение на Морина в конце турнира достойным, мужественным поступком. Заключительная атака была скорее жестом отчаяния, тогда как честь подлинного рыцаря требовала большего — воин должен безропотно и с достоинством принимать то, что ему уготовила судьба. Натягивая лучшие кафтаны, люди перекидывались шутками и обменивались мнениями о причинах той спешки, с которой король остановил турнир и покинул ристалище.

Дьюранд никак не мог забыть искаженное яростью лицо Радомора. На его глазах сраженный в битве телохранитель восстал из мертвых. Дьюранд понимал, что еще рано праздновать победу. Радомор так просто не отступит.

Дьюранд затянул перевязь с мечом, сморщившись от боли, волнами исходившей от искалеченного булавой плеча, порезов и ушибов. Радомор и его прислужники не остановятся ни перед чем. Покуда они здесь, все королевство находится в опасности — от морских берегов до баронства Коль. Сегодня вечером здесь, в Тернгире, на скале, вздрагивающей под ударами лютой непогоды, должна была решиться судьба государства. Парусина палатки громко хлопала на ветру. Взгляд Дьюранда упал на зеленую вуаль, которая в опустившейся тьме казалась черной. Оставлять подарок Владычицы Гесперанда было нельзя. Дьюранд понимал, что необходимо быть готовым ко всему. На пиру может произойти все что угодно.

Голоса друзей стихли. Остальные рыцари, слуги и оруженосцы, приводившие себя в порядок, вели себя куда как тише. Глубоко вздохнув, Дьюранд откинул полог и вышел наружу. Ветер едва не сбил его с ног. Обрушившийся на лагерь ураган уже сорвал несколько палаток, которые теперь катились прочь. В одиночестве Дьюранд пересек двор замка, поросший просоленной морским ветром травой, направляясь к главной башне крепости. В узких бойницах дрожали огни. На мгновение перед мысленным взором Дьюранда предстал образ Радомора, сидящего на троне Ферангора.

Взобравшись по лестнице, поднимавшейся к массивной резной двери, ведшей внутрь центральной башни, Дьюранд вступил в замковые покои, оставив за собой свист ветра и рев бури. Сверху, из парадной залы, куда вели ступеньки, до него доносился смех собравшихся на пир гостей. Пальцы коснулись рукояти меча. Дьюранда на миг охватило отчаяние. Что он здесь делает? Как у него хватило мужества явиться сюда после всего того, что произошло? Радомор в ярости, чернецы плетут интриги, а само мироздание бурлит, словно кипящий котел.

— Посмотрим, куда нас собираются посадить, — раздался сверху голос Ламорика. — Погоди.

У самого входа в зал в одиночестве стояла Дорвен. Дьюранда пронзило отчаяние. Девушка тоже будет на Совете. Нельзя подвергать ее такой опасности. Никто не способен предугадать, на что способен Радомор. Выругавшись, Дьюранд устремился вверх по ступенькам. Дорвен надо побыстрее увести куда-нибудь подальше. Пусть ее увезут подальше от замка. Еще есть время.

— Дорвен… — начал он.

Крепкая рука опустилась ему на плечо. Сверкая золотыми зубами, на него смотрел Оуэн.

— Дьюранд, дружище, чего же ты на пороге стоишь? Заходи, — здоровяк улыбался, но его пальцы сомкнулись на Дьюранде мертвой хваткой. — У нас есть для тебя место. Ламорик только что зашел, чтобы узнать у сенешаля, куда его собираются усадить вместе с леди Дорвен.

Дьюранд кинул отчаянный взгляд на девушку:

— Оуэн, клянусь Богом, я не…

— Заходи скорей. Принц не поскупился — стол ломится от яств. Уже подали вино.

Дьюранд побрел за Оуэном, чувствуя на себе полный отчаяния взгляд Дорвен. Он так и не смог ничего ей объяснить. Он не мог устроить драку с Оуэном, чья рука на его плече даже не дрогнула.

Дьюранд оказался в зале, наводненном веселящимися людьми. Ветер протяжно завывал в бойницах над их головами. Трапезная Тернгира оказалась длинным наполненным дымом жаровен залом. Стены покрывала штукатурка, скрывавшая гигантские валуны, из которых был сложен замок. На возвышении в самом конце зала белел, словно алтарь в храме, стол для почетных гостей, за который должен был воссесть Великий Совет — король, принц и все герцоги Эрреста. По традиции было даже оставлено место для властителя Гесперанда, который вот уже долгие столетия не появлялся на Совете. За столом, погруженный в мрачные мысли, в одиночестве сидел Радомор, одетый в перемазанные грязью и кровью доспехи.

Именно таким Дьюранд запомнил его в Ферангоре. Оуэн слегка подтолкнул Дьюранда вперед.

Вокруг яркого огня, полыхавшего в самой середине залы, слуги расставили столы и скамьи для гостей и участников турнира. К этим столам Оуэн и повел Дьюранда.

— Сюда, дружище, присаживайся, — русоволосый гигант протянул Дьюранду чашу. — Выпей. Глоток вина тебе не повредит.

Дьюранд пригубив вино, отставил чашу в сторону, заметив сидящих неподалеку воинов в зеленом, которые теребили рукояти кинжалов. За столом у самого возвышения грузно высился в измятом шлеме телохранитель Радомора. Чернецы прихорашивались.

— Я уж думал, ты потерялся, — сказал Дьюранду Берхард. — Как плечо?

— Нормально, — Дьюранд едва догадался, о чем говорит одноглазый рыцарь.

Устроившись возле огня с кувшинами вина, возились одетые в черное чиновники — казначеи, канцеляристы, летописцы. Несмотря на почтенный возраст, лысины и седые волосы, чиновники смеялись, мутузили другу друга, прихлебывая вино и веселясь как дети.

Берхард кинул взгляд на спину Дьюранда и расплылся в улыбке:

— Купи себе при случае новый кафтан.

Дьюранд оглянулся, равнодушно посмотрев на разошедшийся шов. Плевать. Сейчас самое главное — не спускать глаз с Радомора, возвышавшегося над столом для почетных гостей. Дьюранд никак не мог взять в голову, как остальные могут веселиться в присутствии горбатого герцога, которого, казалось, извергла сама геенна огненная.

Грохот барабанов привлек всеобщее внимание к вступившей в зал процессии герцогов Эрреста, которые гуськом направились к возвышению, чтобы занять свои места за почетным столом. Впереди них шагал согбенный прелат, облачение которого было усыпано драгоценными камнями. В руках старик сжимал изображение солнечного диска, отлитое из чистого золота.

Каждый из следовавших за прелатом лордов был разодет в парчовое платье немыслимой цены, украшенное изысканной вышивкой. Сверкали инкрустированные рукояти мечей и короны на головах. Среди участников процессии Дьюранд заметил и Морина. Сломанная ключица не помешала лорду Монервейскому явиться на Совет.

Поднявшись на возвышение, каждый из лордов встал позади своего стула с высокой спинкой. Герцоги то и дело поглядывали на сидящего Радомора, который так и не сдвинулся с места.

Сильный порыв ветра чуть не задул свечи. Радомор, отодвинув стул, медленно поднялся на ноги. Герцог Беоранский крепко схватил горбуна за руку и, растянув губы в улыбке, что-то забормотал ему на ухо. В зал вступил Кандемар:

— Милорды, леди и джентльмены, — произнес герольд. — Его Королевское Величество, Рагнал, милостью Небес государь Эрреста, древнего королевства Аттии, наследник земель Сэрдана.

Загремели барабаны, и все присутствующие поднялись со своих мест. Казалось, что лишь Радомор продолжал оставаться безучастным к происходящему. В зал вошли священники, сжимая в руках кадильницы с курящимися благовониями. За ними проследовали септаримы, бледные и хладные, как сам главный герольд Кандемар. Воины в сверкающих серебром доспехах встали у стены позади герцогов.

Огонь горящих свечей озарял трапезную золотистым светом. В ноздри бил кружащий голову аромат благовоний.

И наконец в замерший в ожидании зал вступил сам государь Эрреста — Рагнал. С его пояса свисал фамильный меч, передававшийся в наследство от поколения к поколению. На голове тускло сверкала корона из красного золота, усыпанная черными сапфирами.

— Ну что ж, пора приступить к этому безумию, — мрачно произнес Рагнал. Эти слова послужили сигналом к началу пира.

Покуда одно блюдо сменяло другое, священник-арбитр успел произнести немало мудрых слов. Рыцарям, проявившим на турнире мужество и храбрость, были поднесены дары от лордов. А шторм за стенами крепости все набирал силу. В узких амбразурах и бойницах сверкали молнии, гром грохотал с такой силой, что некоторые из воинов вздрагивали. Дьюранд не отнимал пальцев от рукояти меча.

Радомор сидел все так же недвижим, не произнося ни слова. По словам Гермунда, у заговорщиков не хватало голосов, чтобы низложить короля. Радомор кипел от ярости. Вскоре все присутствующие в зале стали коситься на главный стол, посматривая на участников Совета, собиравшихся голосовать за низложение короля. Даже последний дурак понимал, что бушующий за стенами ураган — не случайность.

Лишь несколько человек отделяло Дорвен от Дьюранда, и все же девушка сидела слишком близко к чернецам, телохранителю Радомора и герцогам Эрреста. Она поднесла к губам чашу и вздрогнула, видимо, почувствовав на себе дикий взгляд Дьюранда.

— Как ты называешь этих ребят в черном? — неожиданно спросил Берхард.

Дьюранд почувствовал, как Оуэн сжал его руку.

— Ты их кличешь "чернецы"? Я не ошибся? — продолжил одноглазый рыцарь.

— Вроде да, Берхард, — отозвался Оуэн.

— Знаешь, я уже о них слышал. Довелось мне как-то познакомиться с механиками. Они плыли со мной на барже по Гринроуд. Я был наемником — меня взяли в охрану каравана, обещав хорошо заплатить. Пошли слухи, что к югу от Вудэнда промышляют банды разбойников.

— Чему здесь удивляться? — отозвался Оуэн. — Там много добычи. По Гринроуд в Эррест везут чуть ли не половину всех товаров. Так, по крайней мере, рассказывают.

Один из чернецов поднял голову, кинув на Дьюранда быстрый взгляд.

— Ну так вот, — кивнул Берхард. — Стою я на барже, в одной руке — арбалет, другой почесываюсь — мошкара меня искусала страшно. Эти двое смотрят в воду, над рекой тучи комаров и прочей мелкой дряни, я верчу башкой, мечтая лишь об одном — скинуть эту чертову кольчугу. Тут я что-то ляпнул про жару. А эти двое начали хохотать. Сказали, что они с юга и человек, ни разу не глотавший пыли Тотарры, понятия не имеет, что такое настоящая жара.

Теперь уже оба чернеца, оторвавшись от стоявшего перед ними блюда, подняв брови, пялились на Дьюранда. У воина перехватило дыхание.

— Механики как раз ехали после осады Понтэя. Видать, той самой осады, о которой поется в песне, — Берхард стукнул кулаком в грудь и во весь голос запел. — "Девять башен высоких славят Понтэй, но Баррис — стоит з стороне. Бежал Вальдемар и укрылся он в ней…", — рыцарь, замолчав, повернулся к Дьюранду. — Знаешь эту балладу?

Дьюранд, обеспокоенный вниманием чернецов, ничего не ответил.

— Слово за слово — мы разговорились. Речь пошла о Вальдемаре, ну и, конечно, о мятеже. Выяснилось, что эти твои чернецы были как раз из лагеря мятежников. Служили при дворе. Когда-то были священниками. Так, по крайней мере, мне рассказывали.

Теперь чернецы улыбались.

— Священниками? — не веря собственным ушам, переспросил Дьюранд.

— Так сказали механики, — пожал плечами Берхард. — То ли писцы, то ли арбитры. Видать, нашим друзьям надоело раболепствовать, пресмыкаться, ползать по шелковым коврам и спать в холодных кельях, сидеть на хлебе и воде, тогда как их господа утопали в роскоши, упиваясь из золоченых чаш лучшими винами Вуранны.

Чернецы налили себе в кубки темное, как кровь, вино. Один из них облизал губы. Дьюранд почувствовал, как под рукой что-то шевельнулось, но был не в силах отвести взгляд. Снаружи сверкали молнии и грохотал гром.

— Они стали убирать соперников. После одного пира кастелян и три бейлифа захворали так тяжко, что вскоре померли. Впрочем, нет, вру, кастелян выжил, правда, полностью облысел.

— Дешево отделался, — рассмеялся Оуэн.

— А месяц спустя — поскользнулся на каменной лестнице. Расшибся так, что его едва узнали. Вскоре эти ребята остались одни. Теперь им никто не мешал, и они могли нашептать в уши мятежника Вальдемара все что угодного. Они стали совать нос куда не следует, отыскали древние рукописи и свитки, написанные во времена Сынов Гештара, еще до того, как Эйнред Завоеватель вымел эту нечисть. Долгие ночи они проводили в пустоземье, ползая по заброшенным гробницам и катакомбам, сокрытым от глаз людей и Небесного Ока.

Дьюранд почувствовал в лежащей на скатерти ладони мелкое покалывание.

— Если это та же самая парочка, значит, все их усилия пошли прахом.

— Что? — Дьюранд повернулся к Берхарду, едва сумев оторвать взгляд от чернецов.

— Они поставили не на ту лошадку. Мятеж, что они подняли, был вероломством даже для подлецов. Вальдемар с легкостью клялся кому угодно в чем угодно, а потом с той же легкостью нарушал данное слово. Они бежали незадолго до того, как Вальдемар поднял мятеж. Они…

— Перестарались? — хохотнул Оуэн.

— Механики на барже сказали именно так, — склонил голову Берхард. — Чернецы превратили Вальдемара в деспота, отчего страдали все, и наши друзья не были исключением.

Чернецы продолжали скалиться. Один из них поднял над блюдом за крыло жареного голубя и скорчил рожу, изображая, как его самого насаживают на вертел и жарят над огнем.

— Теперь ты знаешь, откуда они появились, — тихо промолвил одноглазый рыцарь. — Когда твердыня Вальдемара пала, явились священники, чтобы осмотреть покои, где жили твои чернецы. Заметь, двое из священников были патриархами. Не знаю, что они там нашли. Известно лишь, что они приказали снести замок мятежника. Но даже этого им показалось мало, и патриархи повелели построить на реке запруду и затопить развалины. Механики, с которыми я плыл, как раз занимались постройкой запруды. Но что такого нашли в покоях чернецов, они так и не сказали.

Дьюранд почувствовал под пальцами влагу и озадаченно посмотрел на скатерть. Материя стремительно чернела.

— Владыка Небесный, — выдохнул Берхард.

Оуэн резко отдернул руки от скатерти. Стол, скамьи, еда покрылись отвратительными струпьями и коростой. Повсюду извивались черви и личинки. Пятна плесени расползлись по белой штукатурке стен. Блюда кишели насекомыми. Содрогнувшись, Дьюранд увидел, как один из чиновников короля подхватил с пола таракана и быстро отправил в рот.

Рыцари отпрянули от столов. Септаримы схватились за мечи, переводя взгляды с Дьюранда на чернецов. Дьюранд увидел расширившиеся от ужаса черные глаза Дорвен.

— Довольно шуток! — пронесся по залу рык.

Король Эрреста Рагнал вскочил из-за стола. Дьюранд увидел, как насекомые шныряют по сапогам государя.

— Покончим со всем разом, — произнес Рагнал. — В этом зале собрались все, кто нам нужен. Я не вижу причин сидеть здесь всю ночь. Предлагаю начать Совет прямо сейчас. Что скажут герцоги Ирлака и Беорана?

За стенами крепости ревело бушующее море, брызги огромных волн взлетали на высоту сорока фатомов. Герцог Беоранский оперся на локоть, наслаждаясь яростью короля. Радомор медленно повернулся к государю.

— Сейчас так сейчас, кузен. К чему ждать?

Рагнал перевел полный ненависти взгляд на горбатого герцога, который еще летом, рискуя жизнью, сражался за него, герцога, в чьих жилах текла королевская кровь.

— Страшен гнев принцев, — произнес кто-то.

Дьюранда чуть не вырвало. Мерзкий голос раздавался у него в голове; казалось, внутрь нее запихнули ком осклизлых шевелящихся червей.

Чернецы, сидящие среди воинов в зеленом, не сводили с Дьюранда глаз. Лица расползлись в довольных улыбках.

— Шакалы. Они и говорить толком не умеют. К чему их слушать? Гораздо приятнее побеседовать со старыми друзьями. Ты рассказал своему непоседливому лорду о том, как присматривал за его сестренкой? За ней и за ее несчастным малышом? Как ты думаешь, ее согревала мысль о том, что за дверью стоит ее родственник?

— Быть посему кузен, — говорил Рагнал. — Поскольку я все еще государь, я объявляю о начале Великого Совета. Несмотря на то, что речь пойдет обо мне, я заявляю право на то, чтобы и на этот раз возглавить Совет.

Поскольку возражений не последовало, Рагнал продолжил, обратившись к сидящим за столом герцогам:

— Принимайте решения сообразно древним обычаям и традициям, законам королей минувшего и наставлениям патриархов. Под страхом навлечь проклятие на свою бессмертную душу вплоть до окончания Совета запрещается лжесвидетельствовать и обнажать оружие.

Дьюранду показалось, что по залу пронесся ропот. Воин почти ничего не слышал — в голове звучал сочащийся злобой голос, заглушавший все остальные звуки.

— Ну что ж. Давайте послушаем.

Рагнал подался вперед и с усмешкой в голосе произнес:

— Великий Совет собрался, дабы обсудить следующий вопрос. Чтобы собрать армию и подавить бунт, я занял у Совета деньги. Залогом стала вот эта побрякушка, — государь, на лице которого было написано презрение, снял с головы корону Эвенстар. — Настало время вернуть заем, но казна по-прежнему пуста, — сидевшие у огня чиновники с виноватым видом о чем-то зашептались. — В связи с этим я прошу Великий Совет простить мне мой долг.

Рагнал навис над столом, переводя взгляд с одного герцога на другого. Русая борода и грива льняных волос лить усиливали сходство государя со львом.

— Кто, — прогремел король, — согласен простить долг и выступить в мою защиту?

Повисло молчание.

— Дьюранд! Дьюранд, что с тобой? — раздался чей-то шепот.

Что-то проговорила Дорвен. Слов было не разобрать.

— Уходите, прошу вас, — твердил ей кто-то.

— Отчего все замолчали? Неужели совсем не осталось храбрецов? — произнес мерзкий голос в голове Дьюранда. Воин, ловя ртом воздух, зажмурился и сжал кулаки.

Из-за стола поднялся высокий мужчина с длинными усами — герцог Гарелинский, владения которого граничили с Гиретом. Герцогства находились в союзе, скрепленном узами брака. Герцог Гарелинский чем-то напоминал одного из древних воинов, увиденных Дьюрандом в Фецкой лощине. Лорд огладил рукой длинный кафтан и склонился перед королем в глубоком поклоне.

— Я был бы рад, если бы государь оказал мне честь и позволил выступить в его защиту.

— Ты погляди, как ладно говорит. А посмотришь — деревенщина деревенщиной. Жалкий пес, обученный ходить на задних лапах.

Дьюранд обхватил голову руками. Он видел обеспокоенных друзей, окруживших его, но не мог произнести ни слова.

— Мы уже поблагодарили тебя за старину Гоула? Засада была полностью его идеей. Наверное, он догадывался о наших планах. Взрослые люди порой ведут себя как дети, — это так удивительно. Ему хотелось вернуть расположение Радомора. Впрочем, Гоул нам был уже не нужен. Бедолага погиб от собственного кинжала, который не раз служил ему верой и правдой.

Дьюранд почувствовал во рту вкус крови, на шее вздулись вены. Ему казалось, что холодная сталь кинжала погружается ему в горло. Его попытались вывести из зала. Резким движением Дьюранд стряхнул с себя руки.

— Вы мужественно сражались за нас, герцог Гарелинский, — промолвил Рагнал, — и всегда были нашим преданным союзником. Мы с радостью выслушаем вас.

Лорд кивнул и, перекрывая рев бури, бушующей за стенами замка, громко сказал:

— Ваше Величество, Ваше Высочество и вы, милорды, члены Великого Совета. Средства, полученные его Величеством, не были выброшены на ветер. Серебро пошло не на строительство замков. Оно было потрачено не на лошадей, не на охотничьи угодья и не на вина Вуранны. Короче говоря, государь расходовал деньги совсем не так, как потратил бы их я, — несколько человек в Совете рассмеялись. — Все серебро пошло на усмирение безумца Бороджина, на жалование рыцарям, маршалам, конюхам и простым солдатам. На него приобрели провиант и пополнили кавалерию. Этим серебром мы оплатили мир и спокойствие наших восточных рубежей. Деньги, что мы ссудили государю, не обогатили его. Мы обрели покой. Купечество и простой люд теперь в безопасности. Неужели мы заблуждались, ссудив государю эти деньги? Неужели государь допустил ошибку, обратившись к нам за помощью? Хотелось бы нам получить назад серебро, распрощавшись с миром, который был завоеван с таким трудом, с миром, на приобретение которого были потрачены наши деньги? Нам такой обмен не нужен. Я никогда не…

Замок содрогнулся. Молния ударила прямо в скалу, на которой возвышался Тернгир, и лорд покачнулся. Дьюранд представил башни, рушащиеся с утеса в море.

— Складно говорит, очень складно. Будем надеяться, что ураган не помешает ему договорить до конца.

Герцог, обратив взгляд к узким бойницам над головами присутствующих, продолжил.

— Нам приходится… нам приходится говорить о деньгах, тогда как само мироздание находится под ударом. Все потому, что Совет отказался помочь государю, согласившись дать деньги только под залог. Все потому, что члены Совета забыли, чего требуют от них долг и честь, когда государь ставит в заклад корону. Тогда как воин на поле брани защищает свои дом и честь, государь, рискуя короной, защищает наши дома и нашу честь. Долг государя не срамит. Дать деньги на войну было нашей святой обязанностью. И только простив долг, сможем мы смыть с себя позор, — герцог опустил голову. — Я все сказал. Ежели мне кто-то желает возразить — пусть говорит.

Чернецы, хохоча, хлопали в ладоши. Рагнал повернулся к Радомору, жирному герцогу Гелеборскому и самодовольному Лудегару, владыке Беорана.

— Кто из вас выступит против списания долга?

— Позвольте мне, о Великий Король, — сказал герцог Беоранский.

— Вы только поглядите! Еще один словоблуд. Славный мы устроили спектакль!

Дьюранд впился глазами в герцога, который, услышав, как Рагнал фыркнул, решил, что ему разрешено встать. Лудегар выглядел самоуверенным, чем-то напоминая капитана корабля, доставившего отряд Ламорика в Тернгир. Лорд поклонился государю в пояс и, широко улыбнувшись, произнес:

— Ваше Величество, ваше Высочество, достопочтенные члены Совета. Если мне позволит шторм, я хотел бы задать вам вопрос, ответ на который и так очевиден. Разве государь вправе быть менее честным, чем самый ничтожный из его поданных?

В зале послышались крики возмущения.

— Ух ты! — прошипел голос в голове Дьюранда. — Да этот Лудегар — подлый предатель. Остерегайтесь гордыни, ваша светлость! Гордыня — смертный грех.

Герцог Беоранский ждал, пока шум, поднявшийся в зале, успокоится. Наконец он воздел руку.

— Я никоим образом не желал проявить к его Величеству неуважение. Мы обсуждаем очень важный вопрос. Разве государь не обязан сдержать данное нам обещание? Имеет ли право король отказаться от клятвы, произнесенной в присутствии всех членов Великого Совета? Думаю, мы знаем ответы на эти вопросы. Я утверждаю, что король, попросив у Великого Совета заем, знал, что, опозорит себя, не вернув деньги в срок. Ничем больше он не рисковал. Разве бы мы ссудили государю серебро, заранее зная, что нам не вернут ни гроша? Я полагаю, что государь с самого начал понимал, что не в наших силах поднести ему столь богатый дар, поэтому успокоил нас, пообещав вернуть деньги. Чтобы убедить нас в том, что мы получим назад серебро, государь отдал в заклад корону. Подводя итог, осмелюсь утверждать, что король, заставив нас поверить в возможность возврата ссуды, пообещал нам луну с неба.

Дьюранд обвел зал блуждающим взглядом. Теперь со всех сторон его окружали воины Ламорика.

— Король не проходимец, который может позволить себе разбрасываться обещаниями направо и налево.

— Гордыня, Лудегар, гордыня.

— Каждый крестьянин обязан держать данную им клятву. Ужели слово короля стоит дешевле? Разве для короля существуют иные законы? — вопросил владыка Беорана. — Государь обещал вернуть нам ссуду, и вот настало время сдержать обещание. Ежели у государя нет денег, он должен отдать нам свой залог, — половина собравшихся в зале людей вскочила на ноги, — залог, который он сам выбрал!

Трапезная наполнилась криками и улюлюканьем. Радомор сидел, окаменев, не двигаясь с места. Поднявшийся в зале гам только веселил чернецов.

— Довольно! — рявкнул Рагнал.

Государь вскочил, вцепившись руками в стол. Рагнал прекрасно понимал, что шторм за окнами разбушевался не случайно.

— Покуда я все еще король, в зале будет тишина или же вышвырну всю шваль вон! С меня довольно и буйства Небес!

— Король воистину прозорлив… Обрушиться с бранью на Великий Совет и лордов прямо перед голосованием. Ловкий ход.

Повисшая в зале тишина длилась недолго. Снова послышался глухой ропот и перешептывание. На плечи Дьюранда опустились чьи-то руки, заставив его сесть.

— Каждая из сторон высказала свою точку зрения, — произнес Рагнал, — и теперь я вызываю своего священника-арбитра.

Проведя ладонью по богатой вышивке, украшавшей одежды, из-за стола поднялся согбенный бременем лет прелат. Старик кивнул, показывая, что готов к голосованию.

— Ясен ли вопрос, стоящий перед Великим Советом? — спросил Рагнал.

— Ясен, сир. Цель голосования — разрешить спор, возникший между государем и Великим Советом. Государь взял ссуду, и во власти Совета простить королю его долг.

— А корона?

— Государь вправе отречься от престола, как некогда… — священник на мгновение замолчал, — как это некогда сделал король Карондас, да пребудет он в памяти нашей во веки веков.

— Мы тебе не рассказывали о Радоморе? — проскрипел голос в голове Дьюранда.

— Так пусть же начнется голосование! — провозгласил Рагнал.

— Сражаясь за короля, он пал, поверженный врагами, на поле брани в Гейтане. Пропустил удар по чистой случайности. Ему очень не хотелось умирать. Жизнь только начиналась. Все, чего он достиг, — все могло пойти прахом.

— Голосовать можно по-разному. Существует несколько систем, — качнул бородой арбитр. — Черные и белые камни, короткие и длинные прутья…

— Я имею право выбора?

Арбитр, моргая, уставился на государя.

— Когда мы его нашли, он был не просто ранен. Он лежал в грязи Гейтаны и умирал. Не то, что руку поднять, пальцем пошевелить уже не мог. Со смертью он терял все.

— Выбор за вами, ваше величество.

Лицо Рагнала расползлось в зловещей улыбке.

— Именно в такие моменты человек делает выбор. Его жизнь в обмен на жизнь нескольких воинов. Кто их спохватится? Кто их будет искать? Кто станет выяснять, куда они делись, когда кругом идет битва?

Ураган стонал и кричал голосами несчастных, запертых в объятом пламенем доме.

— Я требую поименного голосования. Спрашивать буду каждого. Не время и не место для игр.

— Подобное желание не противоречит закону, ваше величество, — на мгновение замявшись, отозвался арбитр, и Paгнал кивнул с мрачным выражением на лице. Если уж вассалы решили от него отречься, то пусть сделают это открыто — ему в лицо.

— В таком случае, — произнес государь, — приступим.

— Герцог Гарелинский, мы желаем начать с вас. Подойдите к нам.

Высокий лорд встал из-за стола и преклонил перед государем колено.

— Мы просим Великий Совет простить нам наш долг. Вы должны сказать "да", если согласны, либо "нет", ежели считаете, что мы его обязаны выплатить. Что скажет герцогство Гарелин?

— Ответ — "да". Гарелин считает, что долг следует простить.

Рагнал медленно кивнул.

— Обрати внимание, сначала он решил обратиться к союзникам. Мудрое решение. Быть может, ему удастся посеять сомнение в ряды заговорщиков и кого-нибудь привлечь на свою сторону. В "Книге Лун" сказано, что тонкие стебли камыша гнутся под ударами бури.

— Мы благодарим герцогство Гарелин и призываем к ответу Уиндговер.

Вперед вышел черноволосый коротышка и встал перед королем на колени.

— Это еще кто? — проскрипел отвратительный голос. — Разве это властитель Уиндговера? Разве принц Эодан не высок и русоволос, как сам король? Где же братец несчастного государя? Отчего он в столь грозный час предпочел остаться в Уиндговере?

Дьюранд старался смотреть на возвышение, не обращая внимания на шепот чернецов, звучавший у него в голове. Темноволосый человек протянул государю свиток, скрепленный печатью из черного воска. Король передал свиток арбитру.

— Бумага, вверенная вам, написана рукой принца. Я уполномочен огласить его волю.

Священник-арбитр кивнул.

— Мы обратились к Совету с просьбой простить нам наш долг. Вы должны ответить "да" или "нет". Что скажет Уиндговер?

— Ты не заметил в вопросе определенную двусмысленность?

— Уиндговер говорит "да". Долг следует простить.

Рагнал сухо кивнул и вызвал следующего члена Совета. На этот раз перед государем предстал старший брат Ламорика. За ним последовал лорд Морин, который, с трудом преклонив перед государем колено, побледнел от мучившей его боли. Затем были вызваны герцоги Гелеборский и Хайшильдский — оба проголосовали против государя. Леди Мод с поспешностью, удивившей Совет, склонилась перед королем в поклоне и отдала голоса обеих герцогств — Германдера и Серданы в пользу государя. Грудь Дьюранда тяжело вздымалась. Забрезжила надежда на положительный исход голосования.

— Только подумай, все так и вились вокруг нее, пытаясь вызнать, как она собирается голосовать, а старуха молчала, словно воды в рот набрала. Это тоже гордыня и тщеславие. Погляди-ка на герцога Гелеборского. Морщится, будто его лимон жрать заставили. Король должен быть доволен. Пока все идет так, как он и рассчитывал.

Гермунд, ходивший кругами в молчании, не говоря ни слова, дотронулся до плеча Дьюранда. Воину показалось, что его пронзили раскаленной иглой. Голова гудела, раскалываясь от боли.

Радомор все с тем же с мрачным видом возвышался над столом для почетных гостей. Чернецы веселились. По стенам расползались пятна плесени. Дьюранду стало тяжело дышать, он никак не мог набрать в грудь воздуха. Надо поскорее вывести из замка Дорвен.

Из-за стола поднялся Лудегар. Обогнув стол, он направился к королю. Из отделанных черной кожей ножен торчала рукоять меча, усыпанного драгоценными камнями.

— Мы обратились к Совету с просьбой простить нам наш долг. Вы должны ответить "да" или "нет". Что скажет Беоран? — обратился Рагнал к коленопреклоненному герцогу.

Дьюранд попытался собраться с мыслями, чувствуя, как из носа полилась кровь. Герцог пока еще мог спасти лицо. Леди Мод высказалась в поддержку государя. Даже если Лудегар откажет удовлетворить просьбу короля, заговорщики смогут рассчитывать лишь на равенство голосов. Значит, им не удастся низложить Рагнала!

Дьюранд вытер губы — на ладони осталось влажное черное пятно, которое, сверкнув, во мгновение высохло, и порыв ветра унес грязь, слово сажу. На ладонь упала еще одна капля.

— Беоран говорит "нет". Долг надо вернуть.

Рагнал, сверкнув глазами, медленно кивнул.

— Сейчас начнется самое интересное, — прошептал голос. Каждый звук отдавался во всем черепе дикой болью.

Гермунд и Берхард что-то говорили Дьюранду, но он их не слышал. По подбородку бежала струйка черной дряни. За окнами выл ветер, срывая с утесов целые валуны.

— Мы благодарим Беоран и призываем к ответу Ирлак.

Радомор медленно поднялся со своего места. Лицо было перемазано глубоко въевшейся в кожу грязью. Плечи скрывали доспехи со следами вмятин. Пройдя по возвышению, герцог преклонил перед государем колено, не сводя с Рагнала черных, как магнит, глаз.

— Что он скажет… он скажет… он скажет…? — шептали голоса.

— Мы обратились к Совету с просьбой простить нам наш долг. Что скажешь ты, наш верный герцог Ирлакский?

Пламя свечей затрепетало, когда Радомор с вызовом глянул на короля.

— Ирлак говорит "нет", кузен. Надо платить по долгам.

Радомор, не спуская с короля глаз, поднялся. Несмотря на горб, он был выше Рагнала. Снаружи со страшным грохотом в море сошла лавина камней.

— Смотри дружок. Смотри внимательно.

Дьюранд схватился за меч.

— Ну и какое же решение принял Совет?

Голоса разделились поровну. Радомор проиграл, и теперь он мог разве что зарубить короля у всех на глазах. Все кончено. Лудегар и Радомор голосовали против короля, заранее зная, что они не наберут достаточного количества голосов, чтобы низложить его.

Сидящие в зале сторонники короля зашептались с озадаченным видом. Неужели они победили?

— Не понимаю, — пробормотал Гермунд. — Ничего не понимаю. О Боже, Дьюранд, что с тобой?

Радомор продолжал стоять на возвышении, не двигаясь с места.

— Сядьте, герцог Радомор, — произнес Рагнал. — На этот раз вы проиграли.

Горбун, набычившись, покачал головой.

— Вы служили мне верой и правдой, — продолжил король. — Поглядите, до чего вас довел Лудегар.

Не поворачивая головы, Радомор скосил взгляд на арбитра.

— Священник, — прорычал он. — Огласи результаты голосования.

Арбитр с недоумением оторвал взгляд от листа пергамента, на котором он вел записи:

— Подано четырнадцать голосов: семь за то, чтобы простить долг, и семь — против этого.

— Если голоса разделились таким образом, можно ли считать просьбу государя удовлетворенной?

— О Боги! — ахнул Гермунд.

Дьюранд недоуменно поглядел на скальда.

— Можно ли считать предложение принятым, коль скоро за него не подано большинство голосов?

— Нет… нельзя, — запинаясь, ответил арбитр.

Дьюранду показалось, что пол уходит у него из под ног.

Само мироздание было готово распасться на куски.

— В таком случае, я полагаю, удача отвернулась от тебя, кузен. Ты обратился к Совету с просьбой, и Совет отказался ее удовлетворить.

Задувая свечи, в зал ворвался порыв дикого ветра, заставивший забиться пламя в очаге. Плащ за плечами Радомора затрепетал, взмывая вверх, подобно черным крыльям. Герцог Ирлакский расплылся в широкой улыбке.

Дьюранду казалось, что голова вот-вот разлетится на куски от боли.

— Наконец-то трон в наших руках.

— Я воевал за тебя, — произнес Радомор. — Я проливал кровь и рисковал жизнью, защищая твою жизнь. А ты, кузен, все это время делал ошибку за ошибкой, совершал просчет за просчетом, доведя королевство до полного истощения, покуда над ним не нависла угроза полного распада.

Собравшиеся в зале понимали, что не во власти человека было предвидеть восстания и неурожаи, обрушившиеся в последние годы на Эррест.

— И в довершение всего ты осмелился рискнуть короной, оставив ее в залог ссуды, которую тебе не под силу вернуть.

Несмотря на все усилия, свершалось то, чего Дьюранд так стремился предотвратить. Истошно, словно в дикой муке выл ветер. Стонали скалы, на которых был воздвигнут Тернгир. Невзирая на дикую головную боль, Дьюранд представил страшные судороги, которые прошли из конца в конец королевства. Он увидел, как в Хайэйшес под водой забилась в путах заклинаний великанша, завыл демон, заключенный в подземельях Коп-Альдера, зашевелились сухоликие в терновнике.

— Твое время прошло, кузен, а мое — наступило, — с этими словами Радомор потянулся к короне.

И вдруг повисла мертвая, оглушающая тишина, словно гигантская птица распростерла черные крылья над всем королевством. Дьюранд замотал головой, смаргивая с глаз слезы боли. Он вспомнил о землях, вырванных из полотна мироздания за преступления куда как меньшие того, которое совершалось сейчас в Тернгире. Дьюранд ходил по тропам Гесперанда и своими глазами видел герцога и его супругу, на которых лежало страшное проклятие. Надо было что-то сделать. Дьюранд вскочил на ноги, извлекая из ножен меч, но тут его взгляд упал на Дорвен.

Если бы Дорвен не выдернула его за невидимую черту, у которой кончались земли проклятого Гесперанда, Дьюранд наверняка бы пал, сраженный призрачным герцогом. Пальцы коснулись зеленой вуали. Если бы не Дорвен, эта материя украсила бы копье герцога, как и вуали, подаренные госпожой другим воинам, предшественникам Дьюранда, которые одержали победу на турнире, но оказались не в силах уйти от мести Эоркана.

Дьюранд вспомнил все, и гробовую тишину нарушил его истошный крик:

— Стойте!

Воин сжал в кулаке кусок зеленой материи. Взгляды всех гостей обратились к Дьюранду. На него посмотрел даже Радомор.

Сквозь узкие бойницы в залу проник солнечный свет, свет вечернего августовского солнца, пробивающегося сквозь усыпанные листвой ветви буков. Дьюранд почувствовал легкий аромат восковых свечей — именно так пахло в Боуэре. На лестнице послышались шаги.

— В чем дело? — прорычал Радомор.

Чернецы сидели, напоминая собой резные каменные статуи чудовищ.

— Голосование не закончено, — запинаясь, ответил Дьюранд. — Осталось еще одно герцогство.

С лестницы двумя колоннами уже вступали в зал мертвецы — призрачные воины Боуэра: юные и бледные как снег. Сколько они провели в дороге? Когда они отправились в путь? Воины несли в паланкине властительницу Гесперанда, кожа которой сияла, словно в лунном свете. Она подняла взгляд на Дьюранда, и ее глаза затуманились, будто вечно юная леди пыталась вспомнить давно забытый сон.

— Властительница, — прошептал Дьюранд. — Властительница Гесперанда. Ты все-таки пришла.

Бледные воины пересекли в молчании зал и, поднявшись на возвышение, поставили паланкин перед королем и его врагом. И Рагнал, и Радомор напоминали двух диких животных, застигнутых в разгар схватки и готовых в любой момент броситься в бегство.

— Король Эрреста, — обратилась юная дева, поднимая взгляд на Рагнала.

— Да, это я, — осторожно ответил государь.

— Я — Властительница Гесперанда. Я вверяю вам послание, скрепленное печатью моего супруга, и готова огласить его волю, — она протянула свиток пергамента.

Радомор кинул взгляд на священника, и арбитр, кивнув, принял свиток из ее рук. Гесперанд имел в Великом Совете право голоса на протяжении долгих веков.

— Вы должны проголосовать, миледи, — произнес Дьюранд, сжав в руках вуаль.

— Огласите вопрос, Ваше Величество, — отозвалась Властительница.

Рагнал медленно кивнул.

— Совет некогда ссудил мне денег, — промолвил государь, — и ныне я прошу простить мой долг. Вы должны ответить "да" или "нет". Что скажет… Гесперанд?

— Гесперанд говорит "да", ваше величество, — ответила Владычица. Ее глаза встретились с глазами Дьюранда, но она даже не запнулась. — Долг следует простить.

Никто не стал слушать арбитра, открывшего было рот, чтобы огласить окончательный вердикт. Все, кто находился в зале, повскакивали на ноги, оглашая замок криками ярости или радости. Дьюранд почувствовал, как по лицу расползается улыбка. Заговорщики явно не ожидали такого поворота событий. Радомор отпрыгнул от короля, схватившись за меч, при этом великолепно понимая, что не проживет и мгновения, если поднимет руку на государя, которого окружали септаримы и воины Гесперанда. Лудегар подскочил к Радомору и, ухватив горбуна за руку, что-то зашептал ему на ухо, униженно кланяясь, словно провинившийся холоп. Радомор оттолкнул от себя герцога Беоранского и потянул из ножен меч. Горбун успел обнажить клинок на целый фут, прежде чем ему наконец удалось взять себя в руки. Резко повернувшись, расшвыривая всех на своем пути, герцог Ирлакский двинулся прочь из залы. За ним устремились чернецы, его телохранитель и воины в зеленом. Спустя несколько мгновений, добрая треть присутствовавших в зале людей уже толпилась во дворе, лихорадочно собираясь в дорогу.

Друзья обнимались, хлопали друг друга по спинам, но Дьюранд, отстранившись, проследовал к возвышению, где бледные воины подняли на свои плечи паланкин.

— Миледи, вы кое-что забыли, — произнес воин, протягивая Властительнице вуаль.

Губы девушки разошлись в улыбке. Ее пальцы, коснувшись Дьюранда, сомкнулись на скомканном, измятом куске материи.

Рыцари Гесперанда уже разворачивались к выходу. Некоторые из них с упреком смотрели на Дьюранда. Он видел следы ран на их телах, темные провалы ртов и глаза — некогда живые, а теперь — холодные и пустые. Воины двинулись к лестнице. Их забота о женщине в паланкине, который они несли на плечах, была сродни отношению тюремщика к узнику. Ведь именно она, Властительница Гесперанда, стала причиной их гибели.

Дьюранд повернулся к воинам спиной, страшась увидеть среди них Керлака.

— Спасибо, — произнесла Властительница Боуэра.

Он все же рискнул поднять на нее взгляд. Девушка сначала смотрела на Дьюранда, а потом — сквозь него. Воины тронулись в путь. Несмотря на то что Дьюранд все еще мог коснуться их рукой, он понимал, что призрачной процессии давно уже нет в зале, остался лишь морок, который через несколько мгновений рассеется, как утренний туман. И все же Владычица откликнулась на зов и, быть может, помощь, которую она оказала королевству, зачтется ей и поможет расплатиться за страшный грех, совершенный столетия назад. Дьюранд искренне на это надеялся.

Глава 30 Покой в сиянии луны

Дьюранд выскользнул во двор, залитый серебряным светом Луны. И воину, и замку крепко досталось. Круглая смотровая башня, некогда нависавшая над заливом, обрушилась под ударами бури, завалив дверь, в которой некогда, обнажив меч, встал Кассонель, преградив Конзару путь. По двору бегали слуги. Угловая башня накренилась, словно могучий дуб, и Дьюранд кинулся помогать рабочим, тащившим брусья, чтобы укрепить ее.

Когда они остановились, чтобы перевести дыхание и послушать — не трещат ли деревянные опоры, появился Гермунд.

— Интересно, кто-нибудь внутри знает, что рискует в любой момент рухнуть в море? — глядя на башню, произнес скальд.

— Мне надо было идти в плотники, — признался Дьюранд.

— Большая часть этих стен еще помнит Виллана, — покачал головой Гермунд. Лунный свет играл на ровной поверхности моря.

— Пойдем, Дьюранд, ты их только смущаешь, — скальд кивнул на слуг.

Дьюранд послушно пошел вслед за другом.

— А мы то думали, куда ты пропал, — произнес скальд, внимательно посмотрев на воина.

— Я бы рехнулся, если б просидел там еще час.

— Король уже отправился в путь на юг.

— Ничего удивительного. Голосование уже закончилось.

Гермунд снова внимательно посмотрел на Дьюранда. Воин лишь улыбнулся:

— Не беспокойся обо мне, Гермунд.

— Там, в зале, мне показалось, что ты сошел с ума. Давай, ты больше не будешь вызывать призраков? По крайней мере, в ближайшие несколько дней.

Дьюранд взглянул сквозь распахнутые замковые ворота на мост, по которому ехали прочь из замка мятежники и лорды, оставшиеся верными королю:

— Пойдем-ка на воздух. Мне здесь тяжко дышать.

Гермунд кивнул. Перейдя через мост, они оказались в лагере. Среди сорванных ураганом палаток щипали траву кони. Дьюранд прошел мимо того места, где Вэир, оступившись, сорвался со скалы. Неподалеку чернела могила Эйгрина. Палатка Дьюранда обрушилась на стоявшие в ней сундуки. Воин принялся копаться в складках парусины, чтобы извлечь свои вещи, и вдруг замер, словно молнией пораженный.

— Тук! — стальной наконечник посоха опустился на камни. Звук шел откуда-то с юга, с тракта, по которому заговорщики неслись прочь от замка. Стук посоха перекрыли взрывы веселого хохота. По мосту в сторону лагеря шла толпа народа.

— Мы все вытрясли из Гермунда, — хлопая Дьюранда по плечу, смеялся Берхард. — Оуэн взял бедолагу за грудки и поднял его над землей.

Здоровяк сверкнул золотыми зубами. Одноглазый рыцарь махнул рукой на юг:

— Короли постоянно переезжают с места на место. Они вечно в пути. После сегодняшнего вечера государь будет сгорать от желания подарить тебе никак не меньше десятка замков в Беоране. Нам надо его нагнать.

Оуэн толкнул Дьюранда локтем в бок:

— Ты станешь богаче любого купца из Манкирии. Бьюсь об заклад, у короля есть в запасе золотишко, которое он отложил на черный день, — здоровяк взял Дьюранда под руку. — Принц выставил нам лучшее вино Вуранны, чтобы порадовать своего венценосного брата. Сейчас все разъехались. Пойдем — не пропадать же добру.

Берхард взял Дьюранда под другую руку:

— Один глоток этой амброзии, и тебя коснутся лучи жаркого южного солнца. Ты почувствуешь легкий бриз, дующий с Внутренних Морей.

— Думаю, я еще способен самостоятельно переставлять ноги, — отозвался Дьюранд.

Рыцари кивнули и отпустили Дьюранда, убедившись в том, что воин не выказывает ни малейшего желания в очередной раз куда-нибудь исчезнуть.

— Быть может, теперь нам удастся похоронить Эйгрина по-человечески, — сказал Дьюранд.

— Точно, — кивнул Берхард. — Даже патриарх не посмеет спорить с тем, что Эйгрин погиб на войне.

Дьюранд оторвал взгляд от могилы и увидел Дорвен, стоявшую в лунном свете у замковых врат. Какое-то мгновение она оставалась в одиночестве, но вот уже перед ней в поклоне склонились Оуэн и Берхард, то и дело посматривая на Дьюранда. Из ворот показались Конзар и Ламорик. Глаза капитана сверкнули. Молодой лорд, просияв, взял супругу под руку.

— Пойдем, — произнес Ламорик, и они все направились внутрь замка.

Дьюранд на мгновение оглянулся и услышал постукивание посоха Странника, замирающее вдали.

КОНЕЦ

Оглавление

Глава 1 Ноцкий тракт

Глава 2 Дома!

Глава 3 Между двух огней

Глава 4 В пути

Глава 5 На службе у лорда

Глава 6 Башня в Ферангоре

Глава 7 Мантльуэлл

Глава 8 Ночь между двух холмов

Глава 9 Суд у озера

Глава 10 Смерть и грезы

Глава 11 Снова в путь

Глава 12 Боуэр

Глава 13 Цена секретов

Глава 14 Танец теней

Глава 15 На Боуэрском поле

Глава 16 Мост через Гласс

Глава 17 Псы Гесперанда

Глава 18 Монервей

Глава 19 Хайэйшес

Глава 20 Под мерцающими водами

Глава 21 Печать патриархов

Глава 22 Крылья памяти

Глава 23 К морю

Глава 24 Крушение мечты

Глава 25 Сплетенные кольца

Глава 26 Накануне битвы

Глава 27 Леопард на зеленом поле

Глава 28 На скале Тернгира

Глава 29 Пойманный лев

Глава 30 Покой в сиянии луны

Реклама на сайте