«Дракон старой ведьмы»

В замке волшебника Олафа было очень холодно. Выбитые взрывной волной окна-витражи разноцветными льдинками усыпали черный мрамор пола магического кабинета. Волшебное зеркало, в котором Олаф провел когда-то в заточении без малого пятьсот лет, лежало опрокинутым в центре золотой пентаграммы; красная настенная драпировка была содрана со стен взрывом и теперь валялась на полу грязными комьями. И вообще казалось, будто в замке затеяли глобальный ремонт – для начала, естественно, развалив и разломав все, что только можно. Даже вся мебель куда-то исчезла… Хотя это как раз и не удивляло – живая волшебная мебель, скорее всего, сама о себе позаботилась, когда стали взрываться невидимые стены Закрытого королевства: судя по всему, столы и шкафы попрятались в лестничной шахте, внутри скалы, на которой стоял замок.

– Однако! – Тимка недовольно поежился и, согреваясь, обхватил себя руками. – Ну и холодина у вас тут, волшебник Олаф! И сквозняк жуткий. Вот возьму и как простужусь!

– Ты это брось, – Боня Хозяйственный, хрустя стеклянным крошевом, подошел к выбитому окну, осторожно выглянул в него. – Отличный вид, – повернувшись к друзьям, похвалил Хозяйственный волшебника, – со знанием дела замок поставлен. Одно только плохо: и впрямь без стекол холодновато. И ветер бешеный. Как в горах. У вас есть фанерка окно заколотить, пока новые стекла не поставят? А то Тим действительно простыть может.

– Фанерка! – возмущенно фыркнул Олаф. – Новые стекла! Тут, можно сказать, весь мир на кусочки разваливается, а они окно ремонтировать затеяли, – но, взглянув на дрожащего от промозглого сквозняка Тимку, ругаться передумал. – А насчет ветра – мы же в горах и находимся, – пробурчал волшебник, обводя ведьминым посохом вокруг себя, – странно было бы, если бы не дул… Ага, есть!

Стеклянное месиво исчезло с пола – витражи, новехонькие, без трещинок и сколов, снова стояли на своих местах, заливая разноцветными лучами рабочий кабинет волшебника. Кроваво-красная драпировка с нарисованными по ней большими серебряными иероглифами повисла на стенах; чудесное зеркало плавно взлетело с пола и встало на витые ножки радом с пентаграммой. Пол вновь сиял чистотой, гладкий, как полированный черный лед.