«Друг наш дракон»

Беря свое начало где-то в неизведанных глубинах земель, которым нет названия, змеясь и разбиваясь на множество протоков, река Веру становится широкой и полноводной, только когда выносит свои воды на желтые просторы Великих Степей Хут, где никто не живет, кроме гигантов-иппоантропосов, кормящихся влажной, глинистой почвой по берегам реки. Ее вода на всем протяжении своего пути бывает разного цвета: желтая на просторах Великих Степей, мутно-белая возле солончаковых болот гиблого Смрадного моря, красная от впадения множества кроваво-красных ручьев около Медных водопадов. Когда тихий покой ее волн достигает скал Манарис, вода Веру приобретает цвет неба на закате, с силой врываясь в узкий желоб Врат Пены, и прокатывается по нему вплоть до Ревущих Порогов, — тогда вода реки становится голубой, хотя и непрозрачной, ибо несет с собой множество мелких камешков и песка: скалы Манарис медленно отдают себя на растерзание реке, поддаваясь с какой-то безысходностью, явно не желая того.

После Врат Пены не стесненная более ничем река вновь широко разливается, и блики бледного солнца играют на поверхности воды. Река приходит в Долину. Долина не имеет своего названия. Это просто Долина, хотя народы, населяющие ее, называют Долину между собой по-разному, причем некоторые — именами такими, что их не выговорит и язык, самый что ни на есть изощренный в произнесении чужеродных словес. Река Веру по приходе в Долину также теряет свое название, и лишь немногие называют ее — Веру. Чаще же — просто Река.

Народов, населяющих Долину, много. Хоть некоторые и считают, что их неисчислимое множество, это все же не так. Скорее всего сюда подходит словечко «множество», ибо их действительно — множество, и самый многочисленный народ Долины — люди. Они населяют оба берега Реки вплоть до того места, где Река, которой надоедают теснящие ее скалы, за многие тысячелетия прорезала сама себе выход из Долины в твердых базальтах гор Надрад и вырвалась опять на волю, в Великие Степи Хут. Люди селятся и рядом с Лесом Норных Существ, которых еще никто не видел, но в чьи глубокие ямы каждый уже имел удовольствие провалиться. Если бы Норные Существа имели нежную, ранимую душу, то они давно бы уже вымерли только лишь от обилия нехороших и грубых ругательств, которыми осыпают их люди, попадающие в их ямы. Но, по-видимому, слуха у Норных Существ нет вовсе.

Дракон пришел в Долину ранним утром. Времена великих драконоборцев Вфаффа и Ортунга давно миновали, поэтому жители Долины были захвачены врасплох. Пользуясь этим, дракон перелетел через гряду скал Суспейг на западе, что стоило ему немалого труда, миновал фактории Арраса на левом берегу Реки и опустился на луг Опоэн, где паслось в то время стадо овец Путтига, человека из рощи Апп. Всех овец — 24 головы — дракон сожрал. Потом его видели, когда он летел на север, к грозным пикам гор Надрад. Брюхо его было раздуто и он громко икал в полете, окутываясь облачками серого дыма, из чего заключили, что дракон обожрался овцами.

Реакция на такое наглое вторжение было различной. Долина внезапно разбилась на два лагеря. На одной стороне, пострадавшей, были люди, сразу же пославшие охотников к горам Надрад, на другой — все остальные народы Долины, которым было предпочтительней оставаться любопытными наблюдателями. Обрадовались лишь скальные люди, живущие в пещерах гор Надрад, — ведь к ним летело много мяса. То, что у дракона огонь из пасти и страшный хвост, их, по видимости, не волновало. Скальные люди всегда отличались невежественностью и тупоумием.

Там, где странные изваяния неведомого народа уу вырастали прямо из тела ребристых скал Горбера, главного пика гор Надрад, где небо из блекло-голубого становилось темным и грозовым и откуда вся на была видна как на ладони, разделенная широкой голубой межой Веру, в каменном кресле, высеченном им самим, сидел Мозес. Мозес, если можно так выразиться, был самым немногочисленным народом Долины, ибо подобных Мозесу в Долине не было. Были, конечно, люди, но на них Мозес походил лишь своим обликом. Что же до остального… Никто не смог бы объяснить, чем Мозес отличается от любого другого человека, почему в гордом одиночестве живет в пещерах Горбера, возвышающегося над остальными пиками Надрад, и никогда не спускается в Долину. Но именно это странное поведение Мозеса и заставляло держаться подальше от него других жителей Долины. Значит, есть причина, почему он так поступает, шептались они,вглядываясь в склоны Горбера и пытаясь увидеть Мозеса, восседающего в своем каменном кресле. Ведь он колдун и имеет власть над темными силами, которые, все это знают, издавна обитают в воющих ветрами ущельях гор Надрад и которые всегда вредят людям.

На это сам Мозес с присущей ему прямотой в выражениях отвечал: «Да фигня все это, ххоссподи!» Что же касается его происхождения, то Мозес точно знал, что когда здесь еще не было людей, он здесь уже был, и было это каменное кресло, которое он высек своими руками, и пещера была, чтобы жить, и Река текла уже, и тролли были, ворчливые, злые как всегда, и розовые змеи, пакость, тоже были уже, и все были, кто сейчас живет в Долине, а вот людей не было, не было их еще, и не было свар и ссор, неизбежных людских спутников, и жизнь в Долине текла спокойно. Все это Мозес знал. Пожалуй, только это и отличало его от прочих народов Долины. Мозес был самым знающим и цивилизованным народом, поэтому его уважали.

Сейчас он сидел в своем кресле и наблюдал. Далеко внизу, прямо под ним, на неровных склонах пика Горбер, совершенно не приспособленных для подъема, виднелась разноцветная цепочка людей. Люди поднимались к нему. Мозес фыркнул. Эти люди были охотниками, посланными отловить дракона. Или убить его.

Насчет последнего Мозес сомневался. Он знавал нескольких драконов, и, насколько он знал их, те просто так убить себя не давали. Более того, они обладали неприятной привычкой откусывать охотникам головы или пожирать их целиком. Охотники считали эту привычку дурным тоном. Что же касается самих драконов, то они как-то не задумывались над этим серьезным и важным вопросом.

Поэтому Мозес смотрел на охотников, поднимающихся к нему, с жалостью: он не мог представить себе без головы, например, того же Путтига, хотя жена Путтига, он это знал, частенько и не без основания называла того «безголовым».

Конечно же, дракон заинтересовал Мозеса. В Долине давно уже не было драконов, и приход его стал тем живительным и никогда не иссякающим источником, из которого впоследствии черпаются все сплетни, слухи и страшные истории. Для Мозеса же это было интересно, но — увы — неново.

— Эге! — сказал Путтиг, когда его голова, ставшая поводом к размышлениям у Мозеса и причиной для семейных столкновений, появилась над краем скалы. — Да это Мозес! — Остальная часть тела Путтига появилась вслед за головой. — Вот это да! — За Путтигом на скалу взобрались и другие охотники, красные, обливающиеся потом. Они в удивленном молчании выстроились перед восседающим Мозесом. Молчание прервал староста деревни Путтига Уммус.

— Что скажешь, Мозес? — спросил он.

Мозес втайне и в какой уже раз удивился тому малому запасу слов и выражений, которым пользовались эти люди.

— Ты хочешь спросить, видел ли я дракона?

Семь голов с готовностью закивали.

Решение пришло к Мозесу.

— Н-не знаю, — пробормотал он, выстукивая пальцами по скале какой-то марш. — По-моему, он пролетал здесь. (В группе охотников — оживление). Он полетел туда. — Палец Мозеса проткнул воздух в направлении гор Имлаус. (Лица охотников потускнели — при воспоминании о скальных людях).

— Т-ты уверен? — спросил Путтиг. — А мы думали…

— Я сижу здесь уже двое суток, — высокомерно прервал его Мозес. — Сижу и все вижу. Все.

Путтиг снова закивал. Уммус сделал знак, и охотники гуськом удалились по горной тропинке к чернеющим пещерами невдалеке массивам гор Имлаус.

— Идиоты! — поморщился Мозес, обеими руками растирая себе поясницу. — Даже если я не боялся бы так радикулита, то все равно не смог бы сидеть здесь столько времени.

На подобие подлокотника его кресла вскочил неизвестно откуда взявшийся горностай.

— Ну и чего ты добился, направив их по другому пути? — спросил он Мозеса.

Мозес подумал, прежде чем ответить.

— Я расчистил путь себе, — сказал он наконец.

Ада исчадье, приползшее в мир златоструйный, Агнцев несчастных пожрав и утробу костями насытив, В скалы наверх убралось, чтобы снова нежданно явиться…

Крепко сжимая суковатый посох, Мозес шел по извилистой тропинке, уводящей его в сторону, прямо противоположную той, куда он направил охотников. Зачем и почему — эти вопросы неотступно вертелись в его голове. Зачем, например, он идет по следам дракона? Чтобы убить его? Но он не великий Ортунг, и у него нет меча или еще чего там, чем убивают драконов. Нет, причина здесь другая. Любопытство, может? Ну, будем пока считать, что это оно сорвало его с места. В самом деле, почему бы ему не посидеть перед входом в свою пещеру — полюбоваться багряными красками заката, — он любил смотреть, как умирает каждый день солнце и как вновь его лучи по утрам высвечивают золотым края острых пиков на западе. Или поговорить с кем-нибудь — это он тоже любил. А с кем — не проблема: в этих горах можно найти уйму собеседников, жаждущих, как и он, потрепать языком на сон грядущий. Нет, вот он идет куда-то, сам не зная зачем. Любопытство, конечно.

Тропинка, изгибаясь, уходила за крутой бок черной скалы, и посередине ее темнела большая куча золы, из которой обгорелыми концами высовывались крупные обугленные кости. Мозес брезгливо потрогал гарь кончиком своего посоха. Драконовы испражнения. Ненасытная тварь сожрала овец, но теперь у нее снова пусто в брюхе. А что еще такое дракон, как не летающая огненная печь, которой постоянно требуется топливо. Не будь этого топлива, дракон давно бы уже сдох с голоду.

«Так мы становимся жертвами собственных страстей, — подумал Мозес, перешагивая через дымящуюся золу. — Рабы. А покажи, кто не раб. Один служит похоти, другой — жадности, третий — властолюбию, все — страху».

Тропа привела его к большой пещере. Здесь Мозес еще не был и по запаху почувствовал — в пещере живет нечто поопаснее скальных людей с их щетинистыми дубинками. Однако нужно было поздороваться по обычаю этих гор.

— Мир обитателям этой пещеры! — громко произнес Мозес.

В пещере послышался шорох, и к нему вышел василиск. Голова его была опущена, чтобы страшные глаза напрасно прожигали взглядом землю.

— И тебе мир, говорящая добыча! — елейно произнес он. — Увы, я не могу поднять на тебя глаза, ибо польщен твоим приветствием. Так что извини: увидеть тебя не смогу.

— Странное ты существо, — покачал головой Мозес. — Тут мимо твоей норы драконы что ни день пролетают, а ты решаешь, кто добыча, а кто — нет.

— Для меня все — добыча, — пояснил василиск, продолжая буравить взглядом серую скалу. — Кроме драконов и тебя, Мозес. Сейчас я сыт. А дракон — нет. Поэтому я сижу в норе, а сейчас разговариваю с тобой. Если бы был на твоем месте человек…

— Знаю, знаю, — оборвал его Мозес. — Ты охотишься сейчас?

— А как же! — обиделся василиск. — На них и охочусь.

— А другие…

— А другие труднодоступны, — перебил василиск. — К тому же хорошо и поучительно сочетать приятное с полезным — очищать от них Долину.

— А дракон? Он ведь твой родственник?

— Седьмая вода на киселе, — поморщился василиск. — Хоть и не люблю я его, а ведь он тоже — наш. И поможет в нашем деле.

— У вас уже и дело появилось, — проворчал Мозес, переминаясь с ноги на ногу.

— А ты иди, — напутствовал его василиск. — Повидайся с ним, расскажи о делах наших скорбных.

Мозес пошел дальше по тропинке, а спину ему обжег безвредный уже, смертельный взгляд.

Мерзостный запах исходит из пасти его огненосной, Много героев убил он и много убьет еще в мире, Плачут и стонут те юные девы, которых Доблестных, смелых мужей он лишил навсегда, безвозвратно…

«Ум, — думал Мозес. — Ум, и только, заставляет этих существ отступать перед носителем знания. Интересно, что будет делать дракон, когда увидит меня? Во всяком случае, он должен быть разумен. Все драконы, которых я знал, были разумны. Нет, даже больше того: кто не разумен, тот не дракон, а просто какой-нибудь жалкий змей».

— Эге! — завопил кто-то вверху, и Мозес от неожиданности вздрогнул. Он поднял голову. На фоне неба, чуть припорошенного инеем облаков, перистых и каких-то безумных, отчетливо виднелся край утеса, вздымающегося кверху. Над этим краем торчала, похожая на некую инородную шишку, голова. Мозес был уверен, что это была голова Путтига. Рядом с нею торчали такие же шишковидные головы других охотников. Как странный фурункул, выскочивший на теле скалы, возле них появилась еще одна голова. Это была голова старосты Уммуса.

— Что скажешь? — прокричала свежепоявившаяся голова.

«О Господи!» — мысленно простонал Мозес.

— Что вы здесь делаете? — завопил он.

— Ищем дракона, — дружно проорали головы в ответ так, что вместе с их словами на Мозеса обрушился болезненный град мелких камешков.

— Да туда, туда он полетел, — надсадно и хрипато завопил он, сатанея от бешенства и махая рукой куда-то в сторону.

Головы исчезли, и Мозесу показалось, что утес излечился от какого-то опухолевого заболевания.

Он отправился, все еще кипя от гнева, и через несколько шагов наткнулся на вторую кучу золы. «Много съел», — подумал Мозес. Тропинка завернула, и за поворотом открылась небольшое ущелье. По его дну протекал большой ручей, в воде которого несколько ив полоскало свои гибкие зеленые плети. Рядом с ручьем стоял дом. А рядом с домом стоял тролль. Тролль внимательно разглядывал подходящего к нему Мозеса.

— Мир тебе! — сказал Мозес.

— И тебе мир! — сказал тролль.

Они немного помолчали.

— Дракон пролетал, — сообщил тролль. — Хотел сесть сюда, но что-то ему помешало.

— Сюда идут охотники, — сказал Мозес, устремляя свой взгляд туда, где голубовато-небесный туман обволакивал вершины гор. — У них копья и мечи.

Тролль издал серию скрежещущих звуков: это был смех.

— Люди! — проскрипел он. — Что они могут? Кстати, дракон хотел поздороваться.

— Я знаю, — флегматично изрек Мозес. Было видно, что тролль медленно закипает. Но это не потому, что я здесь, думал Мозес, а потому, что состояние постоянного раздражения, сопровождающееся воркотней и руганью, — извечное и нормальное состояние троллей.

— Я хочу его найти, — проговорил Мозес, прерывая бормотание тролля. Тот кинул на него косой взгляд. Мозес спокойно обозревал вершины гор, на которых клубился туман, уже ставший молочным.

— Ты думаешь, я против? — осторожно спросил тролль. — Ищи и найди его. И передай, что здесь ему нечего делать. В Долине мало еды. — Он показал руками, как мало еды в Долине.

— Если только он не спустится к реке, — произнес Мозес.

— Ты разговаривал с василиском, — заворчал тролль. — Чувствуется влияньице. Раньше ты таким не был. Но отрадно, что ты, наконец, встал на нашу сторону.

— Я пока не стою ни на чьей стороне, — сказал Мозес. — Я думаю.

— А! Ну, думай, думай… Может, чего и надумаешь.

— Я просто думаю, что на иппоантропосах не разговеешься.

Тролль долго молчал, потом махнул лапой.

— Делай как знаешь.

— Передай своим, — сказал Мозес, ступая на тропинку.

«А что могут сделать ему охотники? — думал он. Его посох выбивал искры, ударяясь о камни. — Луки, стрелы, копья, пики… Разве это оружие? Лезут еще туда же. Дикое и странное племя, без корней, без ничего. „Громогласные“, — называли их уу, ушедшие в никуда. Правильное название!» На этот раз путтигово «эге» настигло его, когда он осторожно проходил по краю головокружительной пропасти. Мозес чуть не свалился вниз. Его сурово нахмуренные брови никак не подействовали на компанию бравых охотников за драконами.

— Мы не нашли его, — ухмыляясь, сообщил Путтиг. — Нашли только его дерьмо.

Мозес хотел было добавить, что с них и этого достаточно, но удержался.

— Очень уж хочется видеть его башку приколоченной к стене над кроватью, — сказал человек справа от Путтига, краснолицый крепыш в шляпе с пером. Его звали Моббз.

— Ага, — сказал староста Уммус. Все взгляды устремились на Мозеса.

А в том ежесекундно нарастало раздражение. «Эти идиоты, — думал Мозес, переводя взгляд с одного ухмыляющегося лица на другое, — продержат меня здесь до глубокой ночи». Эта мысль показалась ему возмутительной.

— Ты золу трогал? — обратился он к Уммусу.

— Да.

— Горячая она была?

— Горя… — Орава охотников переглянулась и с диким победным воплем исчезла в скалах. Мозес только вздохнул. Нет, он на них не зол, конечно, но…

На третью кучу золы он набрел очень скоро. Видимо, охотники все же нашли дракона. Теперь они сидели вокруг дымящейся кучки, и вид их был жалок. На Моббзе больше не было шляпы с пером: вместо нее дымились остатки уцелевших волос. Куртка Путтига была прожжена в нескольких местах.

— А где Уммус? — спросил Мозес, равнодушно проходя мимо.

— Вот, — показал Путтиг на золу. — Он его сожрал только что.

— Хм. — Мозес остановился, чтобы в размышлении потереть щеку. — Этого мало. Он все еще голоден.

Охотники в возмущении повскакали с мест.

— Что? — завопил Моббз. — Ты считаешь, что этого мало? Подожди, Мозес, скоро мы накормим дракона тобой!

Группа обогнула Мозеса и скрылась за поворотом.

Встал перед ним отважный, мечом добродетельный Уммус, К пасти ужасной бесстрашно с булатом герой устремился, Но во мгновение ока чудовищем смрадным был пожран…

Его задела, мягко коснувшись крылом, сова. «Днем? — подумал Мозес. — Значит, что-то не так». Сова уселась на камень слева от Мозеса, так как справа тропинка обрывалась в глубокую, бездонную пропасть.

— Угу! — гукнула сова. — Дракон голоден, а пищи нет. Не станет же он жрать камни.

От этих упреков у Мозеса начала уже болеть голова.

— А чего он тогда сюда прилетел? — огрызнулся он.

— Зов предков, — объяснила сова. — А впрочем, кто его знает. Мясо иппоантропосов пресно и пахнет землей.

— Да оно и на мясо-то не похоже, — согласился Мозес. Он ждал, вычерчивая посохом по камням странные фигуры.

Сова молчала.

— Ну?

Сова молчала.

— Сидела бы лучше в пещере, — презрительно проговорил Мозес, собираясь идти.

— Не обижайся, — быстро сказала сова, взлетая и садясь ему на плечо. — Ты знаешь язык драконов. Скажи ему.

— Да ведь он враг, — искренне удивился Мозес. — С ума вы все посходили!

— Есть здесь другие враги пострашнее его, — внушительно произнесла сова.

— Они разоряют наши гнезда, убивают нас. Народы ожесточились и точат зубы. И правильно. Они хоть и в Долине, но все равно — невежественны и шумны. Варвары! Откуда только они взялись? Скажи ему, Мозес.

Мозес думал.

— Скажешь? — не отставала сова.

— А откуда мне знать, что ты — не единственная, кто хочет этого? Что этого хотят и другие народы?

— Гарантии дать не могу, — сказала сова. — Но поверь на слово.

— Уф-ф, — вздохнул Мозес. — Я подумаю.

— Думай, — произнесла сова, взмахивая крыльями. — Но знай, что дракон — это наш последний шанс.

«А ведь правда, — думал Мозес, — и тролль, и сова, и василиск говорят одно и то же. Наверное, народы Долины, наконец, взбунтовались. Помочь? А как же оценка потомков? Что они скажут? Скажут — Мозес предал. А вот кого предал? Потомки не будут знать всей правды, что знаем мы. Колебания!» «Эге» Путтига снова вывело его из раздумий. Группа охотников была с добычей. Где-то наверху они подстрелили скального человека и теперь волокли его тушу с собой.

Мозес посмотрел на него. Жемчужный мех слабо колыхался от движения, открытые глаза смотрели в небо. Дикая ярость начала подниматься в нем.

— А ведь он — человек, — сказал он, смотря на охотников долгим взглядом. Те не обратили на это внимания. Двое уселись на корточки и принялись свежевать тушу.

— Ребята проголодались, — объяснил довольный Путтиг. — Тем более какой он человек? Зверь — и ничего более.

Двое свежевальщиков с хрустом отдирали шкуру от мяса и костей. Мозес вспомнил, как он наблюдал за пещерой, где жили скальные люди, как умилялся видом их детенышей. Ярость, подступившая к горлу плотным комом, делала мысль четкой и ясной, будто в слепящем свете чистого огня ненависти.

Охотники не обращали внимания на его неподвижную фигуру. Они занимались разбиванием лагеря.

— Вот поужинаем, переночуем, — доносился до него оживленный говорок Путтига, — и вновь отправимся за драконом.

И ни Путтиг, ни охотники не почувствовали взгляда, который проколол их спины, беспечное лицо Путтига, сваленный в кучу луки и мечи одной острой пронзительной иглой.

Когда Мозес уходил, он услышал за своей спиной, как ему что-то завопил Путтиг, и охотники ответили ему громким гоготом. Пальцы Мозеса крепче сжали посох. Они перестали его бояться — тем хуже для них.

Скалы, пещеры, болота и заросль лихая Светлым, уютным исчадью являются домом, Где затаилось оно в предвкушении мрачном и злобном…

Дракона Мозес встретил, конечно, первым. Тот сидел на одиноком утесе, такой же одинокий, и выглядел, по правде сказать, неважно.

— Привет! — сказал Мозес.

— Привет! — откликнулся дракон.

— Ты плохо выглядишь.

— Знаю, — равнодушно ответил дракон. — Нет еды — и вот я уже бессилен перелететь через горы.

— А ты думал, здесь рай земной, когда летел сюда?

— Думал. Но, кажется, я ошибся.

— А может, и не ошибся…

— Что ты хочешь этим сказать? — оживился дракон.

— Почему вот, например, ты меня не трогаешь? — задал вопрос Мозес.

— Не знаю… Наверно, потому, что ты говоришь на моем языке.

Мозес засмеялся.

— А ведь ничего бы не стоило — хам! — и заглотить меня. А?

— Да, — согласился дракон.

— Здесь есть пища, — вдруг сказал Мозес. Он почти ненавидел себя. Даже ненавидел.

— Есть пища? — переспросил дракон, выдохнув язык пламени. — Где?

Мозес смотрел на него. Дракон сидел перед ним, огромный, изящный, весь какой-то нереальный, чешуя блестела в свете заходящего солнца, гибкий хвост временами судорожно подергивался — в предвкушении, и от него немного тянуло паленым. Мозес повернулся в ту сторону, откуда пришел. Оттуда, доносимые порывами ветра, уже ставшего прохладным, и ими же временами заглушаемые, слышались взрывы хохота. Охотники кутили. Они пили вино и ели мясо скального человека. Мозес повернулся к дракону…

Что там мирские пороки — бывает во сто крат ужасней, Если соседям своим люди бичом божьим мнятся, А избавителем строгим мир от грехов очищает Враг наш дракон, другом прикинувшись странным…

— Спустись к реке, — сказал он ему. — Там ты найдешь много пищи. А потом приходи сюда. Твой десерт будет спать вокруг потухшего костра.

— А потом? — спросил дракон.

— Потом ты улетишь из этой долины, — сказал Мозес. —Улетишь и больше никогда сюда не вернешься.

Дракон хмыкнул, расправляя затрещавшие крылья.

— Что за прок тебе от этого?

Мозес, который уже не смотрел на него, просто пожал плечами.

Дракон поднялся в воздух и быстро полетел вниз, к желтым огням поселков людей.

Оглавление