Томас Барнс Ночной охотник
Глава 1 МЕДНОВОЛОСЫЙ ОХОТНИК
Странствуя по бескрайним просторам Тайга, люди из отряда Кийта Хрипуна обычно шагали молча и сосредоточенно. Во время переходов были запрещены лишние разговоры, каждый из десяти членов команды должен был внимательно прислушиваться, вникать в то, что творится кругом.
В этот вечер сначала все шло своим чередом. Растянувшись в цепочку, они целенаправленно перемещались по густому лесу, все дальше и дальше продвигаясь на юг.
На долю четырех навьюченных буйволиц-кау приходилась основная часть походного груза. Искатели шагали почти налегке, ведь каждый из них нес только свое оружие.
Долгое время все было тихо и спокойно. Кийт, возглавлявший свой небольшой отряд, уверенно шел по намеченному маршруту, глубоко погрузившись в свои мысли. Он все время думал о Забытом городе, к которому они направлялись, о конечной цели экспедиции, и одновременно уже прикидывал место, где можно было бы разбить лагерь.
Приближалась пора ночлега. Темнота в этих местах наступала быстро, как полоса прилива на прибрежный песок. Багряный диск солнца с каждым мгновением клонился к земле и прятался за зубчатыми кронами, погружая Тайг во тьму.
Глаза Хрипуна подыскивали подходящий уголок для отдыха. В неверном сумрачном свете он вглядывался в чащу, но пока не мог обнаружить ничего стоящего.
Внезапно его размышления резко оборвались. Какая-то довольно крупная птица с пронзительным криком взмыла вверх. В первый момент ему показалось, что она выскочила у него прямо из-под ног. Со свистом рассекая крыльями влажный воздух, птица сразу устремилась к густой лохматой верхушке, венчавшей совершенно голый, прямой ствол огромной пальмы и, укрывшись там, истошно закричала.
Тут же с соседней пальмы ей тревожно ответила другая. Через несколько мгновений умиротворенный предвечерний лес наполнился беспокойными и нервными звуками, не прекращавшимися ни на миг.
С громкими воплями, похожими на издевательский визгливый хохот, взбудоражено пронеслась по ветвям деревьев стая маленьких обезьян. Их гибкие пушистые тела, казалось, почти пролетали над остроконечными верхушками кипарисов, зависали на секунду над причудливыми зелеными куполами тамариска и скрывались в золотистых ветвях осин, увитых лианами.
Стая не просто меняла место своей кормежки и уходила на ночлег. Обезьяны явно убегали прочь, всполошившись из-за какой-то угрожавшей им серьезной опасности.
Хрипун, возглавлявший свою команду, вскинул руку высоко вверх. Лишь на мгновение он продемонстрировал отряду тыльную сторону ладони, и все мгновенно отреагировали на жест предводителя.
Не сговариваясь, путешественники замедлили шаг и замерли на месте.
Не только птичий гомон и бегство обезьян заставили Кийта остановиться и внимательно прислушаться. Он уловил, что где-то неподалеку раздались странные звуки, такие невнятные, что искатели за его спиной в первый момент ничего не поняли.
Даже темнокожий гигант Джиро, следовавший обычно сразу за вожаком, недоуменно прошептал сзади:
– Что такое? Что случилось?
– Помолчи! – едва слышно отозвался вожак, не оборачиваясь. – Я что-то услышал!
– Может, грокон?
– Нет! – покачал головой Хрипун. – Совсем не похоже на кабана.
– Волки?
– И не волки. Притихни!
Звук повторился. На этот раз не только предводитель отряда, но и все остальные отчетливо различили человеческий голос.
– Что это? – полуобернувшись, спросил Кийт у друга, стоявшего за спиной. – Слышишь теперь?
– Клянусь Светлым ликом Троицы! – нахмурил брови Джиро. – Похоже, кто-то попал в беду! Что будем делать?
Крики раздались снова. Напряженные, нервные вопли, в которых отчетливо слышалась воинственная угроза и в то же время скрытая, инстинктивная просьба о поддержке.
– Там что-то происходит! – взревел чернокожий гигант, уловивший эти нотки. – Нужно помочь!
Кийт коротко приказал:
– С буйволицами остаются Диал, Бакли и Сутер. Остальные за мной.
Путешественники выхватили длинные ножи и стремительно побежали ниже по склону, приближаясь к зарослям тамариска. Не замедляя движения, Кийт скомандовал:
– Теперь действуем осторожно!
Они мгновенно пригнулись и бесшумно нырнули в тесное жерло лабиринта, причудливо петляющего между изогнутыми стволами высокого кустарника. Как тени, быстро и легко, они след в след пробирались между зарослями, заполнявшими извилистые проходы буйствующей зелени. Слышалось только шуршание ветвей, хлещущих по одежде, и сдавленное дыхание бегущих.
Через несколько секунд их бег плавно замедлился.
Впереди, в паре десятков шагов, вздымался огромный ствол дерева, отдаленно напоминавшего гигантскую секвойю.
Именно с той стороны раздавался тревожный шум. Теперь ясно были слышны яростные крики какого-то мужчины и грозный рев, вряд ли вырывавшийся из глотки человека.
Плотно прижав указательный палец к сомкнутым губам, Хрипун жестом напомнил о тишине, хотя это было совершенно излишне. Путешественники, державшие наготове свое оружие, и без того были предельно сосредоточены. Каждый из них понимал, что происходит нечто очень серьезное.
Рябой Рахт, сделав еще пару шагов и отодвинув в сторону длинную ветку, прошептал:
– Ну и дела. Там дерутся!
Укрываясь за густой листвой, искатели в лучах заката увидели, что на поляне разворачивается нешуточная схватка.
Молодой рыжеволосый мужчина, вооруженный топором, сражался со здоровенным лесным зверем. Противники кружили, упираясь внимательными взглядами друг в друга и каждое мгновение выбирая удобный момент для решающего выпада.
Странное животное на первый взгляд напоминало крупного медведя, и в памяти Кийта сразу всплыл образ гризли. Но только этот монстр стоял все время на мощных задних лапах, отчего по манере держаться чем-то даже походил на человека, заметно ссутулившегося и пружинисто согнувшего колени в ожидании нападения. Вдобавок к этому, волосатые пальцы зверя сжимали увесистую сучковатую палицу, которой можно было легко раскроить самый прочный череп, а никакой медведь не был в состоянии так обращаться с грозным оружием.
Судя по всему, упорное единоборство уже продолжалось довольно давно. Было видно, что мужчине приходится несладко.
И дело было совсем не в том, что он уступал по физической мощи противнику. Зверь атаковал, стараясь использовать не только палицу, клыки или когти, а средства, близкие по характеру к гипнотическому воздействию.
Через мгновение Хрипун понял, что на этого рыжеволосого здоровяка нападал не обыкновенный медведь, – в этом случае зверь уже лежал бы на земле, ведь незнакомый парень производил впечатление крепкого, опытного бойца. Нет, ему противостоял один из самых загадочных и опасных обитателей Тайга – вербэр, медведь-мутант, обладающий мощной силой ментального воздействия и даже способностями к гипнозу.
Безволосая макушка вербэра напоминала бы обыкновенную человеческую лысину, если бы не морщинилась многочисленными полукруглыми складками и не отливала мутным, грязно-серым перламутром. Голые остроконечные уши плотно прижимались к черепу и немного подрагивали от возбуждения. На верхней губе торчала жесткая щетина, похожая на обрезки толстой проволоки, а из мощных челюстей разинутой пасти высовывались длинные острые клыки.
Несколько попыток поразить противника палицей, которые предпринял вербэр, так и остались безуспешными. После этого мутант остановился и послал мощный угрожающий импульс, способный свалить иного человека с ног.
Находящийся в кустах Кийт предчувствовал такой поворот и успел вовремя развернуть свой ментальный рефлектор активной стороной к груди. Ему пришлось не только отразить агрессивную атаку, но и постараться соорудить своего рода защитный щит вокруг человека.
Незнакомец, защищавшийся изо всех сил, даже не подозревал, что это именно Хрипун, притаившийся в чаще леса, помогает ему отводить в стороны сгустки зловещей энергии, исходящей от вербэра. Несмотря на это, телепатические импульсы больно задевали рыжеволосого. Кийту было хорошо видно, как в один момент он даже отшатнулся назад, как от удара, а лицо его перекосила болезненная гримаса.
Вербэр напрягся и сделал движение вперед, словно выплевывая новый сгусток психической энергии. Человек пошатнулся, оступился и упал, не в силах противостоять такой атаке.
Стоявшим на противоположной стороне поляны путешественникам показалось, что через мгновение мутант сможет разорвать лежащего парня. Все происходило чересчур стремительно, а в этот момент они были еще слишком далеко, чтобы как-то помочь бедолаге.
– Сделай что-нибудь! – взмолился Рябой Рахт, обращаясь к Хрипуну. – Клянусь Духом Проливного Дождя, это иннеец, как мы с Торой! Кажется, он из нашего племени!
Собрав волю в пучок, Кийт скользнул мысленным лучом под лысый череп вербэра. Первая попытка оказалась успешной. Зверь на мгновение остановился и недоуменно потянул носом воздух.
Потом гнусную морду посетило некое подобие зловещей ухмылки. Он оскалился, повернулся и медленно тронулся с места по направлению к зарослям тамариска, оставив в покое человека, неподвижно лежащего на земле.
Видимо, вербэр решил, что с рыжеволосым уже не нужно бороться. Его он как бы оставил на закуску, а пока предпочел заняться другой добычей. Вся его ментальная сила теперь была направлена на новых противников.
– Дьявольщина! – внезапно выругался Джиро. – Что происходит? Моя рука словно одеревенела!
Мощный парализующий импульс вербэра сковал его волю. Чернокожий гигант не двигался, застыв, точно ствол дерева. Джиро как будто врос огромными подошвами в лесную подстилку, на том месте, где и остановился. В страхе и недоумении он пытался отойти в сторону, силился сделать хоть шаг, но все было тщетно.
– Что происходит? – яростно повторил он.
Все остальные путешественники испытывали то же самое воздействие. Даже закаленный Хрипун ощущал на себе телепатическое влияние сознания монстра.
Кийт невольно изумился, насколько сильно воля мутанта может подбираться к его рассудку, но долгие годы ментальных тренировок позволяли ему поставить достаточно надежные защитные блоки.
Вскоре уверенность в собственных силах возросла и наступило время идти в атаку. Прошли первые секунды, ушедшие только на оборону, и он сам стал активно воздействовать на мозг мутанта.
Сперва вербэр, казалось, подчинился воле Кийта. Медведь-мутант замер на месте, и теперь он точно окаменел, забыв об яростной агрессии, еще мгновение назад заставлявшей клокотать и вскипать каждую клетку его животного разума.
Волевые импульсы, которые Кийт пульсирующими кольцами набрасывал на сознание вербэра, ощутимо подействовали на сознание щетинистого гиганта. Равновесие удерживалось только до той поры, пока монстр не осознал, что кто-то пытается копаться у него под безволосым черепом.
Сначала вербэр даже не подозревал об этом, не отдавал себе отчета в том, что попал под сильное гипнотическое влияние Кийта. Однако вскоре он пришел в себя и разъярился еще сильней!
Хрипун почувствовал, что мутант взорвался внутри от ненависти и стал способен на самые безрассудные поступки. В одно мгновение Кийт смог сконцентрировать свои силы и послать в сознание лесного монстра психический заряд такой интенсивности, что тот вздрогнул и даже остановился.
Ответным рикошетом он послал пучок враждебной энергии Кийту.
– Чтобы ты сдох, урод! – с натугой крикнул Джиро, по-прежнему безуспешно пытавшийся стронуться с места.
– Помолчи! – в мучительной гримасе сдвигая брови, просипел Хрипун.
С помощью своего ментального медальона он смог скоординировать энергетические колебания мозга, сердца и солнечного сплетения. Это вдохнуло в него новые силы и позволило нанести еще один ментальный удар по вербэру.
Пучок психической энергии вырвался, но не попал в центр сознания лесной твари. Что-то произошло с причудливым мышлением лемута. Под напором дикой ярости оно превратилось в нечто клокочущее, полыхающее и совершенно аморфное по форме.
Медведь-оборотень перестал контролировать себя. Звериное начало в мутанте полностью возобладало, и вспыхнувшее неистовство заставило его снова повернулся к рыжеволосому человеку, без сознания лежавшему на траве. Огромная пасть монстра широко разверзлась, обнажая чудовищные ряды длинных острых клыков, и алчно нацелилась на жертву.
– Сделай хоть что-нибудь! – отчаянно взмолился Джиро. – Клянусь Светлым ликом Святой Троицы, он сейчас разорвет этого парня на куски!..
Можно было и не говорить этого. В руках Кийта уже появился метатель.
Пока остальные путешественники сопротивлялись и только пытались сдвинуться с места, оружие Хрипуна было приведено в полную боевую готовность.
Что же, мгновенно решил он, хоть и жаль тратить заряд из скудных запасов, но если телепатическими методами никак нельзя воздействовать на мозг этого лесного «красавца», придется действовать по-другому.
Отчаянным усилием воли Кийт стегнул по затылку мутанта, заставив его резко развернуться.
Палец, лежавший на пусковой скобе, решительно согнулся, и из массивного ствола карабина вырвался шестидюймовый разрывной снаряд.
Ракета со свистом пронеслась через поляну, оставив в лесном полумраке дымовой след, и вонзилась в грудь, покрытую шерстью.
Хрипун недаром всегда считался отменным стрелком. Выстрел его был точен и угодил прямо в сердце лесного монстра.
Раздался характерный чавкающий треск взламываемых костей. Кийт даже невольно поморщился и содрогнулся от этого страшного звука, – звука смерти.
Вербэр отшатнулся от мощного удара и взревел. Попятился еще по инерции на пару шагов и надсадно захрипел, опустив остекленевший изумленный взгляд на глубокую рану, разверзшуюся кровавым фонтаном у него в груди.
Увесистая палица вывалилась из расслабленных мохнатых пальцев. Медленно двинувшись к кустам, монстр зацепился гаснущим взглядом за людей, и Кийт даже поежился, ощутив последний, отчаянный выброс психической энергии, излучаемой сознанием вербэра.
Глаза мутанта, еще секунду назад полыхавшие от ярости, потухли. Он еще раз надсадно захрипел, содрогнулся всем телом и обмяк, рухнув на землю.
Иннейцы из отряда Кийта первыми пришли в себя. Дождевые охотники подбежали к мужчине, по-прежнему неподвижно лежавшему в траве, и возбужденно закричали:
– Мы знаем его! Он из нашего племени! Его зовут Медноволосый Хорр!
Тот, кого они назвали Хорром, зашевелился, с трудом приподнимая голову. Он обвел всех непонимающим взглядом, совершенно не отдавая себе отчет в том, кто эти люди, окружающие его со всех сторон.
Хрипун присел рядом на траву и спокойно сказал:
– Можешь не волноваться. Ты попал к друзьям.
Рябой Рахт радостно воскликнул:
– Ты узнаешь нас? Хорр, мы – дети Духа Проливного Дождя, как и ты сам!
Судя по всему, телепатическая атака вербэра не прошла даром для сознания этого Медноволосого Хорра. В глазах его по-прежнему отражалось полное недоумение. Он никак не мог осознать, что произошло с ним совсем недавно и вряд ли хоть что-то помнил.
– Кто вы такие? – нервно спросил рыжеволосый иннеец, вглядываясь в угрюмое лицо предводителя отряда, изуродованное глубокими страшными шрамами. – Что вам нужно?
– Можешь не волноваться, – проницательно заметил Кийт. – Никто не желает тебе зла.
Он давно привык к тому, что его внешность производила на незнакомых людей неприятное, пугающее впечатление.
– Мы не грабители, не бандиты, – продолжил Хрипун. – Ты попал к сёрчерам. Слышал о таких?
– Конечно, мне говорили о серверах, – слабо кивнул головой Хорр. – Только я раньше никогда не видел их. Не доводилось никогда столкнуться.
– Вот и встретился! – весело вмешался Джиро. – Клянусь Светлым ликом Троицы, тебе здорово повезло парень. Еще немного, и мы могли никогда и не познакомиться друг с другом!
* * *
Даже Медноволосый Хорр, бесстрашный боец и опытный лесной охотник, первым делом невольно подумал о своем оружии, увидев вокруг себя людей из отряда Хрипуна. Что уж говорить о любом добропорядочном купце, переправлявшем товары из Республики Метс в Атвианский союз? Каждый торговец всегда непременно напрягался, случайно повстречав на своем пути эту немногочисленную пеструю команду.
И это было неслучайно. В жестоком мире шесть тысяч четыреста семьдесят девятого года от Рождества Распятого Спасителя каждый нормальный человек должен был думать только об одном – о своей собственной безопасности.
Любой торговец, глядя на хитрые, обветренные рожи плечистых молодцев Кийта, слабо верил, что десяток отвязных здоровяков, попавшихся ему на пути, странствуют по лесным тропам Тайга просто так, ради невинного интереса. Непохоже было, что они углубились в чащу только для того, чтобы собирать какие-нибудь там душистые целебные травки или ароматные корешки для кулинарных изысков.
В первый момент отряд Хрипуна всегда однозначно принимали за банду разбойников, ведь множество лесных грабителей шаталось в поисках легкой добычи вдоль границ Республики Метс и Атвианского союза. Безрассудные злоумышленники углублялись в дебри Тайга и лабиринты Южных лесов, не гнушаясь ничем, – грабили небольшие поселения, пускали по миру честных торговцев, обирали лесорубов и перегонщиков скота. Власти, к неудовольствию многих купцов, ничего не могли поделать: слишком неуловимыми оказывались лесные преступники.
Но Кийт, несмотря на свой грозный и мрачный вид, наводящий на многих обывателей панический ужас, никогда не промышлял грабежом. Таких авантюристов, как Хрипун и его друзья, на просторах Атвианского союза и Республики Метс, называли «серверами», искателями, любителями сокровищ, сохранившихся с древних времен.
Сёрчеры – пестрое, разномастное племя охотников за остатками прошлых эпох, скрытыми в заброшенных руинах Забытых Городов, – были на самом деле очень уважаемыми людьми на многих торговых перекрестках нового мира. На свой страх и риск искатели проникали в Забытые Города и не только приносили оттуда на рынки древние вещи, – они возвращали современникам представления о прошлом, казалось бы, навеки похороненном в непроглядной тьме веков.
Границ для их постоянных походов почти не существовало. В сущности, идти искать можно было в любую сторону.
Четыре тысячи лет назад, еще до Смерти, до ядерной катастрофы, погубившей человеческую цивилизацию, весь североамериканский континент, на котором некогда располагались легендарные империи Канады и Соединенных Штатов Америки, был усеян многочисленными мегаполисами. Большие и малые, шумные и тихие, многоэтажные и приземистые, все эти города ежедневно сверкали связками перепончатых зеркал солнечных батарей и еженощно мерцали гроздьями уличных огней в вечерней мгле, опускавшейся на землю плотным покрывалом.
Когда-то на месте черных разливов Пайлуда, смертоносных барханов Голубой Пустыни и непроходимых Южных лесов энергично кипела жизнь. По широким полосам суперскоростных хайвеев стремительно проносились в разных направлениях обтекаемые кабины мощных приземистых автомобилей, ослепительно освещавших полотно дороги фасетчатыми звеньями ярких фар. Разноуровневые дороги пересекались друг с другом и перебинтовывали весь континент неким подобием гигантской паутины. Над этой «паутиной» тоже передвигался транспорт: там пролегали упорядоченные маршруты воздушных катамаранов, – скоростных летательных аппаратов третьего тысячелетия.
На всем континенте судорожно бурлила шумная, пестрая жизнь. Казалось, цивилизация неуклонно двигается к прогрессу. Но потом наступила Смерть, – катастрофа, страшнее которой еще ничего не было.
Спустя четыре десятка веков почти невозможно было представить себе, что когда-то, в далекой древности, именно здесь полыхали яркие огни. Пробираясь по зарослям или обходя стороной черные топи, трудно было вообразить, что неподалеку находятся останки стеклянных утесов небоскребов. Во времена, предшествующие Смерти, «скайскреперы» сверкали яркими прямоугольниками освещенных окон, а огромные плазменные и жидкокристаллические экраны ежесекундно взрывались умопомрачительными картинами, разноцветными каскадами виртуальных образов и фейерверками сверкающих рекламных роликов.
Пчелиные рои всегда перелетали от одного цветочного поля к другому цветочному полю.
Компания сёрчеров, возглавляемая Кийтом Хрипуном, всегда передвигалась от одного Забытого Города к другому.
Хриплоголосый вожак собрал вокруг себя команду смелых крепких парней, вместе с которыми пробирался к развалинам погибших мегаполисами бывшей Северной Америки. Они пробивались к тем Забытым Городам, которые не были разрушены полностью, до самого основания. Некоторые частично уцелели, а пустые прямоугольные силуэты древних небоскребов – «скайскреперов» попали в цепкие объятия зарослей. Высокие многоэтажные здания, свидетельствующие о невероятном мастерстве древних строителей, теперь торчали, покрытые раскаленным песком, влажным лишайником или опутанные толстыми эластичными жгутами лиан и ротангов.
С момента постройки «скайскреперов» прошло более четырех десятков веков. Но и после катастрофы полуразрушенные здания по-прежнему хранили в себе массу тайн, там было много непонятного для живущих тысячелетия спустя.
Перед Смертью, в далеком третьем тысячелетии, жизнь каждого человека была окружена массой сложнейших аппаратов, предметов и прочих технических приспособлений. Развитие технологий привело к тому, что многие предметы были практически вечными, они не были подвержены тлетворному влиянию времени и смогли сохраниться почти в первозданном виде даже спустя многие, многие столетия.
Все, что окружало людей до войны, все это вместе и составляло тот культурный слой, который формировал сознание каждого цивилизованного обитателя голубой планеты. Многое истлело после Смерти и превратилось в бесплотную труху. Но многое и осталось, – развитие технологий далекого прошлого привело к тому, что масса предметов, изготавливавшихся на Земле, стали почти вечными. Многие из них были сделаны с таким невероятным запасом прочности, что сумели пережить не только саму ядерную катастрофу, но и последовавшие за ней несколько десятков веков небытия.
Пotom цивилизация погибла.
Обитатели странного нового мира, выплывавшего к жизни из мутной пучины, сначала погрузились почти в первобытное состояние, а вслед за этим постепенно стали открывать для себя все заново.
Многие вещи, отвоеванные у прошлого, ставили их в тупик. Естественно, что большинство предметов спустя несколько тысячелетий даже не сохранили своего названия.
Уцелевшие после Смерти люди порой не имели никакого представления, для чего эти вещи были созданы. Им оставалось только догадываться, чему служили те или иные приспособления когда-то давно, в далекой, доисторической древности.
Но интерес к прошлому от этого только усиливался. Сёрчеры находили все новые и новые сокровища, из которых составлялась мозаика картины древней жизни, и помогали открывать погибший мир заново. Искатели кочевали по непроходимым лабиринтам Тайга и влажным Южным лесам, по выжженным просторам саванны и бесплодным плоскогорьям, каждый раз возвращаясь с новыми находками.
В этот раз отряд нацелился на юг. На карте, принадлежавшей Хрипуну, был обозначен очередной древний город, к которому они и собирались пробиться. На счастье Медноволосого Хорра, путешествовавшего в одиночку, маршрут сёрчеров пролег рядом с той поляной, на которой его настиг вербэр.
После схватки с мутантом сознание Медноволосого Хорра не сразу оправилось. Психика его настолько ослабла, что он не смог бы самостоятельно продолжить свой путь, хотя и порывался сразу расстаться с сёрчерами, пришедшими ему на выручку. Несмотря на то, что во время боя он не получил ни царапины, внешне иннеец напоминал человека, недавно перенесшего тяжелую болезнь.
Кийт предложил:
– Оставайся пока с нами. Тебе нужно восстановить силы.
– Клянусь Духом Проливного Дождя, – возразил Хорр. – Мне нужно идти своей тропой!
– В одиночку тебе будет трудно в ночном лесу, – заметил Хрипун. – Мне не хотелось бы, чтобы на тебя кто-нибудь напал. Ты не сможешь сопротивляться, как обычно, парень. Уж поверь мне! Мы собираемся отдохнуть пару дней, привести себя в порядок, а потом тронемся в путь. Все это время можешь оставаться с нами.
Несколько мгновений Медноволосый Хорр размышлял. На бесстрастном смуглом лице ничего нельзя было прочитать, но Кийт чувствовал, какие непростые чувства бушевали в душе у этого широкоплечего парня.
Иннейцы нууку, дождевые охотники Рябой Рахт и Зубастый Тора, поддержали своего вожака:
– Тебе нельзя сейчас оставаться одному! Дух Проливного Дождя не простит нам, если сейчас мы отпустим своего брата во тьму!
Скорее всего, именно слова соплеменников оказались решающими. Хорр согласился на короткое время примкнуть к отряду, и то лишь для того, чтобы утром продолжить путь по своей тропе.
Вечер надвигался стремительно, а медноволосый гигант еще не знал, что так быстро ему не удастся расстаться с сёрчерами. Клубок только начинал запутываться, и никто еще не предполагал, что утром эта история никоим образом не могла закончиться.
* * *
Навьюченные кау под охраной Диала, Бакли и Сутера ждали искателей на том же месте, где их недавно оставили. Следовало торопиться и выбрать место для стоянки, поэтому отряд сразу тронулся вперед.
– Куда же ты шел, охотник? – негромко спросил Хрипун, когда рыжеволосый иннеец немного пришел в себя. – Куда ты направлялся?
– В Ниану, – едва шевеля губами, с неохотой откликнулся Хорр, шагавший рядом с ним. – Мне нужно добраться в Ниану.
– Зачем? Чем ты хочешь заниматься в этом городе?
Этот вопрос так и повис в воздухе. Хорр поднял голову и сделал вид, что ничего не расслышал. Хотя, по правде говоря, кроме ответа именно на этот вопрос ничего более важного в его собственной жизни сейчас не было.
Никому на свете Медноволосый Хорр не открыл бы, для чего он пробирался в Ниану. Между тем планы его были вполне определенны.
Он не мог рассказать предводителю отряда почему больше не мог оставаться в родных местах вместе со своим племенем. Никто из иннейцев нууку ни о чем не догадывался, но только седовласый эливенер, мудрый врачеватель Астерс, долгие годы кочевавший по влажным лесам Тайга вместе с дождевыми охотниками, знал, по какой именно причине молодой вождь должен был отправиться в далекий путь.
Никто не догадывался, что как только наступало очередное полнолуние, в шатре Медноволосого Хорра появлялся образ Зеленоглазой Ратты, его возлюбленной, пропавшей в топях Пайлуда. Девушка не утонула и не стала добычей какого-нибудь голодного зверя, – она сгинула после той самой ночи, когда племя иннейцев нууку неосторожно приблизилось к гигантскому болоту Пайлуд и попало под власть всемогущего властителя черных топей, известного под именем Обитающий-в-Тумане.
Путешественники и торговцы предпочитали обходить стороной эти места. Люди только могли догадываться, что где-то там, за призрачной стеной белесой мглы, жила своей жизнью невидимая, но ужасная империя страшного монстра.
Обитающего-в-Тумане боялись все. Не только простые охотники, вроде иннейцев нууку, дрожали при одном лишь упоминании о нем. Медноволосый Хорр знал, что даже опытные служители Аббатств Кандианской конфедерации, – люди закаленные, опытные, прошедшие мощную ментальную подготовку, – даже эти сильные бойцы предпочитали особенно не углубляться в пределы огромного болота.
Мало того, никто не чувствовал себя спокойно, даже просто находясь недалеко от границ Пайлуда. Ни в плотно закрытом доме, ни в походном шатре, ни под толстыми сводами укромной лесной пещеры люди не были уверены в своей безопасности. В любой момент парализующие телепатические лучи Обитающего-в-Тумане могли полоснуть по незащищенному человеческому сознанию и все, тогда этого человека ожидал ужасный конец.
Каждый, кто хоть раз как-то соприкасался с Обитающим-в-Тумане, уже больше никогда не видел ни солнечного света, ни лунных лучей. Никто, кроме полноправного хозяина мрачных неведомых болот, не знал, что происходило с этими несчастными потом, после роковой встречи. Никто даже не мог себе представить, в какой вечный ад они попадали и какой была их дальнейшая судьба.
Иннейцы нууку только один раз приблизились к Пайлуду и потеряли пятерых самых красивых девушек, среди которых была и Зеленоглазая Ратта.
С тех пор ее образ не оставлял Медноволосого Хорра, и призрак утраченной возлюбленной нередко возникал рядом с ним, буквально в паре шагов. Бесплотная стройная фигура загадочно переливалась изумрудными искрами, и Ратта протягивала навстречу изящные светящиеся руки, с которыми невозможно было соприкоснуться.
Фосфоресцирующее, полупрозрачное в темноте мерцающее видение всегда дышало свежестью и молодостью. Пышная грудь почти разрывала изнутри полукруглый вырез длинной обтягивающей рубахи, а густые волосы, заплетенные в косички, ниспадали на полуобнаженные плечи.
Силуэт ее стройной фигуры, изменчивый и зыбкий, загадочно посверкивал в полумраке. Образ ткался каждый раз из вечернего воздуха и точно исторгал снопы устремляющихся ввысь изумрудно-золотых искр.
«Ниа-ана… Ниа-ана…» – шептал ее далекий голос, напоминающий легкое дыхание ночного прохладного ветра. «Ниа-ана… Ниа-ана…» – звучало у него в ушах, и Хорр однажды понял, что не может больше жить так, неспособен и далее вести прежнюю жизнь в глухих лесах родного Тайга.
«Иди ко мне… иди ко мне… иди ко мне… Зеленоглазая Ратта ждет тебя…» – звенел ее голос в отрывистых пронзительных криках ночных птиц.
«Иди ко мне… иди ко мне… иди ко мне… Зеленоглазая Ратта ждет тебя…» – слышалось ему в шелесте ветвей, раскачиваемых полуночным ветром.
«Иди ко мне… иди ко мне… иди ко мне… Зеленоглазая Ратта ждет тебя…» – шумели струи проливного дождя, омывавшие во мраке ночи крышу его шатра.
Он не смог больше жить, как прежде, внезапно простился со своим племенем и тронулся в путь. Только к седовласому Астерсу он не зашел на прощание. Медноволосый Хорр знал, что старый эливенер будет заклинать его не делать глупостей и пойдет на все, лишь бы вождь остался с дождевыми охотниками.
Хорр и сам бы остался, и сердце разрывалось при одной только мысли о том, что впереди его ждет темная неизвестность. Но только изумрудный образ появлялся снова и снова…
Иннеец сходил с ума. Он был уверен, что Зеленоглазая Ратта не сгинула в топях Пайлуда, что она не стала очередной жертвой Обитающего-в-Тумане, а уцелела. Медноволосый Хорр точно знал, что девушка осталась в живых. Она звала его в путь и ждала в далекой Ниане.
В путь он захватил с собой надежный кинжал с резной ручкой из бивня гигантского парза, несколько медных слитков для обмена и кусок кораллового ожерелья, который давно уже носил на груди как амулет.
Трудно было бы объяснить сёрчерам, зачем он идет в Ниану. Медноволосый Хорр сходил с ума от испепеляющего, невыносимого желания и знал, что непременно встретит там Ратту.
Он надеялся только на свои силы и знал, что не пропадет в любой ситуации. Но еще неизвестно, чем бы закончилась эта встреча с вербэром, если бы не метатель Хрипуна, поразивший проклятого оборотня.
Глава 2 ЛЕС И ПЕЩЕРА
Этот вечер Медноволосый Хорр вместе с командой Хрипуна остановился на ночлег очень поздно. Сёрчеры позволили себе наконец расслабиться и перевести дух, когда на небо уже выплыл яркий диск полной луны.
Неутомимые бродяги, пробиравшиеся по лесным тропам сквозь труднопроходимые дебри необъятного Южного Тайга, искали место для стоянки не на одну только ночь, а на несколько дней. Они хотели хорошенько отдохнуть перед решающим переходом и никак не могли отыскать именно то, что нужно.
Солнечный свет к этому времени уже угас. Густые плотные заросли почти погрузились в зыбкое темное марево, и мертвенно-бледный лунный свет уже серебрил верхушки деревьев.
Кийт никак не мог найти подходящий уголок, пока, наконец, нечто подходящее не подвернулось. Уставшие путники решили разбить походный лагерь, остановившись около темной горловины небольшой пещеры, попавшейся на пути.
Надежное логовище, вполне подходившее для ночного отдыха, было своеобразным укрытием, образованным самой природой. Уютная естественная пещера располагалась под толстыми корнями огромного, монументального мамонтова дерева.
Раскидистая вершина исполинского ствола была видна издалека, она гордо вздымалась посреди лохматых макушек пальм и остроконечных крон кипарисов. А между корнями природа соорудила нечто, напоминающее своеобразное жилище.
Силуэты зарослей зубчатого ливидамбараса и гигантских древовидных папоротников, растущих вокруг гигантского мамонтова дерева, уже погружались в темно-зеленую мглу. Очертания всех предметов расплывались в неопределенном мареве. Несмотря на это, опытный взгляд Кийта, следовавшего во главе отряда, сразу выхватил отверстие пещеры, неясно черневшее посреди буйных изумрудных зарослей, как пасть огромного животного.
Неподалеку монотонно и тихо шумела вода. Источник, струившийся с валунов, покрытых толстым слоем мха, впадал в небольшое лесное озеро, глубокое и прозрачное.
Не оборачиваясь, находясь по-прежнему спиной к своим людям, Хрипун резко вскинул руку, как всегда показав своему отряду тыльную сторону ладони. В вечерней тьме раздался его неповторимый сиплый голос.
– Все, грязные бездомные бездельники! Стоп! Тормозите! – тихо скомандовал вожак. – На сегодня уже хватит!
Медноволосый Хорр точно слышал, что эти слова прозвучали глухо, неясно и совсем негромко. Но к удивлению иннейца, еще не очень хорошо знавшего предводителя отряда, несмотря на это, сёрчеры сразу поняли своего вожака.
Кроме всех прочих своих достоинств, Кийт обладал удивительной способностью быть услышанным всегда и при любых обстоятельствах. Это при том, что никто и никогда не помнил, чтобы он говорил громко и повышал свой хриплый, рокочущий голос. Просто так получалось, что все разговоры вокруг смолкали каждый раз, стоило ему только открыть рот.
Никто не удивлялся этой небольшой загадке, все просто привыкли.
Впрочем, у феноменальной черты было вполне определенное объяснение, но даже приятели, долгое время общавшиеся с Кийтом, а уж тем более недавно появившийся в отряде Медноволосый Хорр, совершенно не подозревали о главной тайне его жизни.
Никто из сёрчеров не поверил бы, если бы узнал, что этот неутомимый бродяга, этот невысокий крепыш со смуглым бронзовым лицом, изуродованным глубокими извилистыми шрамами, когда-то прилежно учился в школе одного из лучших Аббатств Кандианской Универсальной Церкви. Глядя в его лукавые, пронзительные глаза, мало кто предположил бы, что этот сильный человек мечтал когда-то стать священником, как и многие мужчины из его рода.
Кийт многое знал и многое умел. Но все это основывалось на телепатических способностях, развитых в юношеские годы.
Помимо мощной религиозной и научной подготовки своих питомцев, наставники всех Аббатств Универсальной Церкви прежде всего уделяли много времени ментальным тренировкам будущих священников. Кийт был одним из самых способных учеников своего поколения.
Во время учебы он в совершенстве овладел самыми изощренными, самыми сложными телепатическими приемами. Именно об этом окружавшие его сёрчеры, имевшие лишь весьма смутное представление о таких вещах как мысленная речь и ментальное воздействие, даже не догадывались.
Хрипун не только был прирожденным вожаком. Он мог в совершенстве управлять такими каналами телепатической связи, в которых почти не задействовалось рассудочное, рациональное начало человеческого сознания. Ему вполне достаточно было тонко использовать лишь интуитивный, подсознательный спектр, чтобы люди из его отряда сразу беспрекословно повиновались силе подсознательного внушения.
Бесстрашные сёрчеры и не ощущали, что, на самом деле, находятся под жестким ментальным контролем вожака.
* * *
Вот и сейчас, около основания Мамонтова дерева, все было, как обычно.
Для Медноволосого Хорра, как и для всех остальных искателей, туманная тишина, наполненная звуками вечернего леса, словно бы едва нарушилась на пару мгновений короткими рублеными фразами Кийта. Между тем, мозг каждого воспринял мощные и определенные телепатические импульсы, проникшие внутрь сознания, минуя логические, рациональные секторы.
Услышав убедительный хрипловатый голос вожака, все его уставшие спутники с готовностью замерли на месте. Переход начался на восходе, ранним утром, и за целый день они ни разу не остановились надолго, пробираясь по бесконечным зеленым лабиринтам Тайга.
Стоявший впереди отряда Хрипун уверенно решил:
– Пожалуй, именно здесь каждый из нас сможет бросить свою мясистую задницу на землю! Дальше уже не пойдем! Здесь мы отдохнем дня три, и ничто нам не помешает.
– Неплохой уголок здесь, неплохой. – согласился чернокожий верзила Джиро, остановившийся за его спиной. – Хотя, если хорошенько поискать, может, найдем что-нибудь поинтереснее? Клянусь светлым ликом Троицы, мы сумеем присмотреть еще что-нибудь.
Происходивший с побережья Лантика, этот мощный парень обожал своего вожака. Он был предан Хрипуну до глубины души, но иногда из какой-то особенной вредности старался поставить под сомнение его решения.
– О чем ты говоришь, приятель? – с недовольной гримасой скривился Кийт, прекрасно все понимавший и без слов. – Ты что, эбеновая дубина, не доверяешь мне? Скоро солнце совсем скроется! Тогда мы окажемся в полной тьме и будем спать под открытым небом, в траве… Клянусь своим брюхом, это то, что нам нужно!
– Ты уверен? – недоверчиво спросил Джиро.
Он почесал гладкую, наголо выбритую мощную макушку, на которой выступали мощные округлые бугры. Блестящая и твердая, голова его была словно сделана из куска хорошо отполированного черного мрамора.
– Клянусь своим пустым, голодным, бурчащим брюхом, лучшего места нам точно не найти! – тоном, не допускающим возражений, сказал предводитель отряда. – Здесь все нам подходит. Место на пригорке, большая пещера. Там, за рощицей, озеро.
Обернувшись назад, он спросил:
– Сутер, где ты? Тебе пора купаться?
– Да уж, время настало! – с готовностью отозвался худой парень в кожаной бандане.
– Порядок, приятель. Скоро сможешь поплескаться в воде.
Обратившись к Джиро, Кийт приказал:
– А ты, несносный скандалист, проверь пещеру. Не ждет ли там какой-нибудь голодный монстр?
Чернокожий гигант запалил смоляной факел и на несколько секунд исчез во мраке. Осветив внутреннее пространство укромного убежища, верзила крикнул оттуда:
– Да, ты был прав! Тут хватит места для всех!
Показавшись снова в проеме, он с виноватой гримасой добавил, обращаясь к Кийту:
– Точно, все надежно! Если из-под земли, конечно, никакая тварь не вылезет, да и сверху никто не свалится.
– Тогда остаемся ночевать здесь, – решил предводитель отряда.
С Хрипуном, кроме Джиро, в отряде никто и никогда не спорил.
Невысокого роста, но крепко сбитый и широкоплечий, Кийт поражал прежде всего своим взглядом. Ледяные глаза его просто гипнотизировали, завораживали собеседников. Одним лишь видом своим он мог навести страх не только на случайных знакомых.
Ничего удивительного не было в том, что какие-нибудь дремучие земледельцы, живущих в районах Внутреннего моря, панически боялись его. Они просто холодели от ужаса, взглянув на это покореженное шрамами лицо, на котором металлическим холодным блеском сверкали пронизывающие, умные глаза.
Медноволосый Хорр сразу заметил, что встречаться с ним взглядом лишний раз боялись самые отчаянные члены его же собственного отряда. Мало кто осмеливался открыто взглянуть ему в лицо.
Задрав голову так, что с макушки чуть не слетел круглый шлем, скроенный из тяжелой просмоленной кожи грокона, главарь отряда впился внимательным взглядом в крону огромного мамонтова дерева.
Трудно даже предположить, невольно подумал Кийт, сколько лет исполнилось этому исполинскому дереву, родственнику древней гигантской секвойи. Невозможно было и представить, когда на возвышении, на небольшом холме начал расти этот великан!
Еще со времен учебы ему было известно, что такие исполины могли жить до четырех тысяч лет; в таком случае это означало, что робкий росток, появившийся из семени, чудом уцелевшего После ядерной войны, начал расти сразу после Смерти. За то время, пока это дерево достигло своих масштабов, на Земле очень многое изменилось.
Необъятный ствол, покрытый выпуклыми буграми и иссеченный глубокими морщинами извилистых трещин, вздымался на сотни футов. Казалось, он почти упирается в синеватое вечернее небо.
Могучие корни напоминали изогнутые колонны. Они уходили в недра земли, вгрызаясь в почву, как пальцы огромного чудовища. Между корявыми «пальцами» этих лап, заполненных землей, и образовывалось пространство, заключавшее в себе нечто вроде полукруглого навеса, высотой примерно в рост человека.
Логово это выглядело вполне пригодным для временного пристанища. Все члены отряда Хрипуна после ужина вполне могли хорошо отдохнуть внутри. Темной глухой ночью любой сёрчер мог почувствовать себя в полной безопасности под толстыми сводами укромной пещеры.
Заросли древовидного папоротника и зубчатого ливидамбараса, кустарника с огромными листьями, напоминавшими пятиконечные звезды, обрамляли опушку почти круглой формы. Место выглядело вполне пригодным для стоянки.
– Все, порядок! Разгружайтесь, бездельники! – по-прежнему тихо скомандовал Кийт. – Пусть рогачки остаются здесь, сами отыщут себе поблизости какой-нибудь жратвы, Мы расслабимся пару дней, имеем право. С утра старина Диал подергает буйволиц за соски, нацедит пару кувшинов молока. Немного отдохнем, а уж потом двинемся дальше!
У входа в пещеру закипела работа. Каждый знал свою задачу, поэтому дело спорилось быстро. Вскоре вещи были аккуратно сложены между корнями, а в центре поляны заполыхал костер, на котором готовилась походная снедь.
– Скажи мне, приятель, о чем обычно мечтают дождевые охотники из твоего племени вечером, после длинного перехода? – спросил у Хорра низкорослый метс по имени Диал.
– О милости Духа Проливного Дождя! О тихой, спокойной ночи усмехнулся иннеец.
– И все? – лукаво спросил Диал.
– Нет, конечно. Милость Духа Проливного Дождя означает хорошую жратву перед сном. Все думают о празднике «большого живота».
– Точно! – ухмыльнулся метс. – В этом все мы похожи. Перед хорошим сном на мягкой лежанке сёрчеры мечтают о доброй кружке хмельного меда, об увесистом куске жирной моцарры. Скоро я угощу тебя на славу этим сыром, ничего вкуснее ты еще никогда не пробовал!
* * *
Вся поклажа лесных путников была приторочена к мускулистым спинам четырех кау. Самки этих крупных вьючных животных напоминали по внешнему виду древних доисторических буйволиц, обитавших на Земле еще до Смерти, много тысяч лет назад.
Древнее, почти забытое слово «буйволица» все же оставалось в чести даже спустя несколько тысячелетий после колоссальной атомной ошибки, слизавшей с лица планеты почти все человечество. Оставшиеся в живых многие вещи обозначали по-иному, но и прежние слова остались в языке, так что слово «буйволица» порой иногда употреблялось наравне со словом «кау».
Сёрчеры брали кау в поход, но каждый раз новых. В конце очередной экспедиции животных забивали на мясо, так что совсем недавно, перед очередной экспедицией, искатели выменяли новых мощных самок, отдав за них кое-что из древних предметов, обнаруженных во время предыдущей экспедиции на разрушенный древний космодром.
Особенно ценились кау не только за силу и выносливость, но и за неприхотливость в обращении. Массивные, крепко сбитые животные обладали покладистым нравом. Они находили себе пищу в любом месте, где оказывались, питаясь практически любой зеленой растительностью, попадавшейся на глаза.
Рогачки легко прокладывали путь в самых непроходимых зарослях Тайга, что для небольшого отряда Хрипуна было особенно важно. Их раздвоенные копыта легко пробивали дорогу и по упругой лесной подстилке, и посреди черных топей болот.
В придачу ко всему, здоровенные невозмутимые буйволицы даже во время долгих переходов, несмотря на усталость, постоянно носили в своем вымени сладковатое жирное молоко. Этот продукт, конечно, сам по себе не пользовался особым успехом у людей Хрипуна, – как и все уважающие себя крепкие мужики, сёрчеры предпочитали пить что-нибудь покрепче. Но ни единая капля надоя не пропадала. Все молоко сливалось во вместительные фляги, притороченные к седлам, где во время переходов болталось, пенилось и скисало.
Раз в несколько дней, по вечерам, во время привалов, умелец Диал наполнял содержимым фляг вместительный закопченный чан. На костре он готовил для прожорливых приятелей свое любимое блюдо – «моцарру».
Куски вкусного и питательного подсоленного сыра, приправленного ароматными лесными травами, немного отдававшие древесным дымом, мгновенно исчезали в бездонных животах голодных бродяг, запивавших вкусную жратву хмельным медовым вином.
Иногда, в самых отчаянных ситуациях, когда невозможно было достать никакое другое пропитание, Диал снабжал сёрчеров особой едой, в которой использовалась кровь буйволиц. Он поочередно вскрывал их яремные вены, осторожно проткнув шкуры острием клинка, и сливал густую темную кровь во вместительную флягу.
Смешивая эту кровь с молоком, повар изготавливал нечто вроде темного сыра, – бурую моцарру, ломоть которой по питательности не уступал хорошему куску жареного мяса. Животные после этого не то что не умирали, но даже и не заболевали. Раны хорошо обрабатывались и бесследно заживали до того, когда сёрчерам требовалось снова воспользоваться теплой кровью.
* * *
Вечерний воздух наполнялся однообразным тихим звоном мошкары, роями слетавшейся к стоянке. Дым ночного костра надежно защищал от гнуса, так что люди Хрипуна могли спокойно поужинать у огня.
Лишь из темноты раздавались звучные хлопки. Хвосты буйволиц, с хрустом обрывавших мясистые листья и побеги с близлежащих кустарников, безостановочно хлестали по мускулистым тушам, сгоняя со шкур зловредных кровососов.
Во время походов самки кау обычно самостоятельно добывали себе пропитание. В любом месте они постоянно умудрялись выискивать для себя что-нибудь вкусненькое. И в этот вечер, еще пока сёрчеры раскладывали поклажу, буйволицы успели с легким пофыркиванием отойти немного в сторонку. Вскоре их сильные губы уже звучно срывали с зарослей ливидамбараса молодые, сочные побеги.
Где-то вдалеке несколько раз утробно проревел грокон, огромное лесное животное, чем-то отдаленно напоминавшее древнего вепря, но после Смерти выросшего до огромных размеров. Этот массивный, мускулистый кабан, покрытый жесткой щетиной, не уступал по весу взрослому баферу – хорошо откормленному быку.
– Неплохо было бы эту аппетитную крошку загнать в ловушку, – мечтательно вздохнул Джиро, прислушавшись к далеким воплям. – Клянусь голодным брюхом Хрипуна, я не отказался бы сейчас от пары кусков горячей свиной печенки.
Его ярко-красный язык невольно скользнул по краям пухлых, рельефных мясистых губ. Чернокожий гигант недаром облизывался: все сёрчеры были большими любителями мяса грокона. Конечно, не так и часто им удавалось настичь и одолеть такую добычу, – эти животные отличались редкой хитростью, сообразительностью и злобой.
Если уж грокон попадал в их руки, сёрчеры своего никогда не упускали. Несколько дней они не трогались с места, отъедаясь и отдыхая, а в это время неутомимый Диал коптил оставшееся мясо, нарезанное брусками, чтобы запасти его впрок.
Но в этот вечер огромный кабан, на его звериное счастье, бродил где-то совсем уж далеко. Не было смысла даже пытаться искать заманчивую добычу в глухих дебрях ночного леса. Во мраке он был особенно опасен, – глаза грокона хорошо ориентировались в темноте, и вдобавок ко всей своей сообразительности он отличался лютой злобой.
К тому же жратвы в этом походе хватало и так, жаловаться было не на что. Кроме традиционной моцарры, сваренной из кислого молока буйволиц кау, и традиционных сухих лепешек, Диал порадовал всех печеными личинками мускусного жука. Он обнаружил их вечером, пока все остальные разбивали лагерь, и первым делом стал готовить ужин.
Ждать угощения пришлось недолго. Повар отряда работал ловко и сноровисто. К тому же Джиро откупорил вино, и на душе у каждого стало веселей.
Даже сквозь ощутимый запах древесного дыма, поднимавшегося над костром, до Медноволосого Хорра донесся удивительный аромат, заключенный в обширном кожаном мехе. В воздухе неуловимо запахло чем-то сладким, тягучим, приторно-медовым.
– Попробуй, приятель, тебе понравиться! – Рахт протянул ему кожаный мех. – Дождевые охотники не делают такого, а зря.
Не успел Хорр сделать первый глоток медового вина, как перед ним возникло нечто вроде глубокого походного блюда. Своеобразная тарелка состояла из плотных жестких пальмовых листьев с волнообразными полукруглыми выемками по краям.
Эти листья, в огромном количестве валявшиеся под деревьями, окаймлявшими поляну, Диал набрал сразу после того, как горячий ужин был почти готов. Хорошенько промыв их в ручье и просушив, для каждого сёрчера он быстро соорудил нечто вроде походной тарелки, сшив листья между собой гибкими, упругими жилками древовидного папоротника.
Личинки жука, наваленные горкой на листья, аппетитно дымились и источали дразнящие ароматы. Облитые соусом, крупные, мясистые, – толщиной со средний палец взрослого мужчины, – хорошо пропеченные, личинки по внешнему виду напоминали обыкновенное мясо.
Хорр знал, что по вкусу это блюдо ничуть не уступает его любимой снеди – запеченным яйцам лесных птиц, – поэтому понюхал и смело вонзился зубами в ароматную мякоть. Еще один глоток темного густого вина освежил горло и разлился по жилам приятной теплотой.
Жареные личинки стремительно исчезали в желудках сёрчеров, несмотря на то, что раньше искатели не особенно часто употребляли их в пищу. За время странствий по Тайгу, по Южным лесам, как и по другим бескрайним кандианским пределам, организм каждого привык к самой различной жратве.
Таков был удел сёрчеров, вечных бродяг и странников. Никто не роптал по этому поводу, потому что судьбу они выбрали сами для себя. Сегодня им приходилось заправлять в брюхо одну снедь, а завтра другую. Но жизнь от этого становилась только веселее.
В разных местах сёрчеры и питались по-разному. Проходя густые леса, они разживались дичью и мясом грокона, добавляя съедобные коренья и питательные травы.
В прибрежных районах, окаймлявших Внутреннее море, искатели всегда жили дарами вод. Причем бескрайние волны таили в себе не только свежую рыбу, но и другие, самые разнообразные продукты. Не только съедобные водоросли и улитки, живущие на их стеблях, становились основой для пропитания сёрчеров. Внутреннее море таило в своих глубинах немало других продуктов, вполне пригодных для еды.
Диал умел вкусно готовить практически любые продукты. Все, что встречалось в лесах или доставалось из моря, служило походной пищей для сёрчеров. Поэтому так вкусны были и личинки гигантского жука.
Кийт сделал последний глоток медового вина и набрал в пригоршню этих дымящихся рассыпчатых личинок, пропитанных соусом из лесных трав.
Кожа на его руках уже давно задубела, одеревенела за время многочисленных походов. Как и все остальные сёрчеры, он не ощущал обжигающего жара только что приготовленной пищи даже кончиками пальцев, высовывавшихся из черных кожаных полуперчаток.
Вся остальная ватага не отставала от него. Каждый сёрчер получил свое собственное блюдо, сооруженное из сшитых объемистых пальмовых листьев, и скоро вся кладка личинок гигантского мускусного жука вместе с порядочными кусками свежей моцарры исчезла в ненасытных утробах голодных путешественников.
После горячего сытного ужина бродяги немного осовели, позволив себе расслабиться. Трапеза оказалась хороша еще и потому, что была сдобрена большим количеством хмельного меда.
Медноволосый Хорр впервые попробовал его, и Рахт сказал ему, что этот темный ароматный хмельной напиток производился по какому-то особому древнему рецепту из янтарного меда диких пчел. Делали его во многих метсианских поселениях, лежащих южнее границ Внутреннего моря. Сёрчеры обменивали вино на часть своих находок и перевозили запасы во время экспедиций в четырех продолговатых мехах, изготовленных из грубо обработанной, но тщательно просмоленной кожи.
Медовый хмельной напиток во время путешествия постоянно немного бродил внутри каждой кожаной емкости. С каждым днем пути вкус меда менялся и приобретал особый, ни с чем не сравнимый легкий аромат дымящегося костра.
Кийт Хрипун не так часто позволял сёрчерам выпить. Обычно он жестоко преследовал беспричинное пьянство. Далеко не каждый день он разрешал своим людям откупоривать кожаные мехи, притороченные к мощным загривкам кау.
Но в этот вечер он почувствовал, что нужно дать отряду отдохнуть. Поэтому, ко всеобщей радости, увесистые емкости начали двигаться по кругу, и вскоре на лесной поляне раздались возбужденные голоса сёрчеров.
Как бы ни была велика усталость, как бы ни гудело тело в конце трудного дня, в этот вечер сёрчеры не торопились сразу отправиться на ночлег в пещеру. Воспользовавшись случаем, они потягивали хмельной напиток и предпочитали подольше посидеть у огня.
То и дело лесную тишину нарушали взрывы громкого хохота. Приятели передавали по кругу кожаный мех и балагурили. Они смотрели на огонь, болтали и оживленно перебрасывались грубыми шутками.
Как водится, сёрчеры обожали смаковать собственные приключения, – особенно те, что происходили в злачных местах, расположенных в портовых кварталах Нианы, Намкуша, или какого-нибудь другого города. Историй было не так и много, все уже знали их наизусть, поэтому каждый раз приходилось изрядно приукрашивать, добавляя все новые и новые живописные подробности.
Жизнь сёрчеров раскачивалась, как маятник, – от одного похода до другого. Сначала они уходили в очередную опасную экспедицию, добираясь тайными тропами к какому-либо из Забытых городов. Достигнув руин древнего мегаполиса, приятели обнаруживали что-нибудь самое ценное и возвращались в оживленные населенные центры, чтобы поторговать, обменять находки на продукты, на одежду или на драгоценные слитки.
Большую часть добычи Кийт оставлял в отряде, для подготовки к следующему походу. Но, по условиям договора, и каждый сёрчер получал свою личную долю, с которой делал все, что хотел.
Эти средства и улетучивались в первую очередь. Слитки и ценные вещи обрушивались проливным драгоценным дождем на кабаки, да на окраинные городские кварталы, в которых, по традиции, обитали легкодоступные красотки. Богатство испарялось быстро, оставляя бродягам лишь головную боль, похмелье, да смутные воспоминания, с которыми они могли отправляться в экспедицию.
Разбегались по разным местам сёрчеры ненадолго, для того чтобы хоть немного отдохнуть друг от друга. Но вскоре на душе у каждого становилось пусто. Они собирались вместе, чтобы снова увидеть жуткие шрамы на лице своего вожака и под предводительством легендарного Кийта Хрипуна двинуть в очередной поход.
* * *
Искры, поднимавшиеся от горящих бревен, по извилистой замысловатой траектории летели вверх, возносясь куда-то в темноту, к недостижимой кроне огромного мамонтова дерева. На ночном небосводе пунктирными ожерельями загадочно мерцали яркие гроздья далеких созвездий.
Казалось, весь мир вокруг объят спокойствием, и сёрчеры после утомительного перехода отдыхали душой, расслабляясь в дружеской компании.
В голове Медноволосого Хорра непривычно шумело. Он впервые попробовал вина и с удовольствием прислушивался к оживленной беседе, разворачивавшейся вокруг полыхающего костра. Веселый гомон то и дело переходил в громкий заразительный хохот.
Худой блондин по имени Бакли, ловкий и жилистый парень из племени белокожих дикарей, в повседневной жизни слыл тихим молчуном. Говорил он обычно очень мало, почти невозможно было из него вытянуть хоть пару слов, и в остальное время он совершенно невозмутимо смотрел на мир.
Только в этот вечер светловолосый сёрчер охмелел. Причем опьянение настигло его сразу, от первого же глотка меда. Бледные щеки разрумянились, а с узкого лица, обычно сурового и невыразительного, ни на мгновение не сходила возбужденная улыбка.
С каждым новым глотком его одолевал все разраставшийся приступ болтливости. Сверкая в мерцающем свете костра влажными выпученными глазами, он горячо убеждал своих спутников:
– Я еще раз повторяю вам, други мои, что у той самой девки, я вам как-то рассказывал, у той, из красного шатра в Ниане, у которой я в последний раз провел целую ночь, у нее был самый настоящий хвост!
– Хвост? Разве у женщин бывает хвост? – недоверчиво взвился кто-то из сёрчеров, сидевших на другого краю костра. – Ты ничего не перепутал ночью? Это была точно девка? Ты уверен?
– Девка! Клянусь, други мои! Это была самая настоящая молодая девка! Длинные волосы, серьги в ушах, а груди… Груди у нее были, как у самой статной нианской красавицы! Таких грудей я еще никогда не видел, чтобы мне провалиться! Плотные, теплые, тяжелые… там было за что подержаться! Но, главное – они были покрыты густым пушком, мягкой нежной шерстью! Кто-то из родни у нее путался с людьми-кошками, это точно! Клянусь звездным небом, она была из племени мутантов! Ее звали Ц'Веела!
– Сколько же ты выпил тогда, Бакли? Признавайся, сколько медового вина ты перелил в себя, соломенная голова? – с нарочитой невинностью поинтересовался Джиро. – Может, от выпивки у тебя у самого на ладонях полезла густая щетина, вроде сена, которое торчит из твоего затылка?
– Да нет же, что ты болтаешь, черное обугленное полено, – досадливо поморщился белокожий парень. – Я почти не пил в тот вечер.
С недовольной гримасой он сделал рукой несколько резких движений в воздухе. Со стороны можно было подумать, будто он отмахивается, как от роя надоедливых насекомых, от взрывов веселого хохота, раздававшегося вокруг.
– Да, в ее шатре было темно, совсем темно, – упрямо повторил Бакли. – Дело было глубокой ночью, а лампы там не было.
– Как же ты все разглядел?
– Там совсем не было света, это точно. Но зато я все прекрасно помню! Глаза ее сверкали в темноте так, что в шатре было светло! Я трогал ее за груди! Я щупал ее, раздевал все дальше и дальше, а сам чувствовал, что все ее тело было покрыто кошачьей шерстью! Бедра, ляжки, спина и задница… все, все это было покрыто густой шерстью!
Иннеец Рябой Рахт, сидевший рядом с Хорром, с серьезным видом кивнул головой:
– Мы тебе верим. Клянусь Духом Проливного Дождя, чего тут такого? Ты и в самом деле раздел ее, потрогал и обнаружил густую шерсть на ее груди. Мы тебе верим, можешь не сомневаться. Ну, и что было потом?
Как и все дождевые охотники из племени нууку, Рахт редко улыбался. Даже в тех случаях, когда иннейцы погибали от смеха, на их красноватых, словно обожженных лицах сохранялось невозмутимое, твердое выражение.
– Потом? Что было потом? Не догадываешься? – гордо вскинул голову Бакли. – Мотыльку понятно, что было потом!
Чтобы выиграть время, он повернулся и обратился к чернокожему толстяку по имени Лоник, сидевшему рядом:
– Дай-ка мне еще глотнуть меда, приятель. Сейчас приложусь покрепче и подробно расскажу, что происходило дальше.
Острый кадык, выделявшийся на его бледном горле, несколько раз судорожно взметнулся, когда Бакли влил в себя очередную порцию меда.
– О, что это было! – воскликнул он, утирая влажные губы задубевшим рукавом. – Мне повезло, мне попалась самая страстная нианка, самая настоящая самка! О, эта кошка ласкала меня всю ночь! Она мучила меня, облизывала с ног до головы длинным горячим языком и терзала до утра своими когтями. Ц'Веела до рассвета не выпускала из своих теплых пальцев мой твердый таран!
– Да врешь ты все, приятель! – громогласно перебил его усмехающийся Джиро. – Клянусь светлым ликом Троицы, ты пришел в тот шатер поздно вечером, в это я верю…
– Мы тебе верим! – едва сдерживая смех, эхом откликнулись Аркен и Лоник.
– Ты выпил с ней вместе меда, в это я тоже верю, – продолжил Джиро. – Но вот потом ты напился до изумления, как всегда! Скорее всего, ты сразу уснул и очухался только утром!
– Нет, это было не так! – запротестовал парень. – Ты ошибаешься, бритая медвежья морда!
– Ты дрых всю ночь! Клянусь светлым ликом Троицы, ты храпел и свистел носом всю ночь! Вот в это я охотно верю! – воскликнул чернокожий, сверкая белоснежными безукоризненными зубами: – Тебе снилась эта девка, ты стонал от страсти с закрытыми глазами и гладил меховую подстилку, а думал, что держишь ее в руках! Ты напился и ерзал мокрым брюхом по меховой подстилке! Вот тебе и показалось, что у этой красотки кожа покрыта шерстью!
Сёрчеры гоготали во весь голос. От восторга путешественники хлопали друг друга по плечам с такой силой, словно каждый хотел выбить пыль из поношенной походной одежды соседа.
Бакли упрямо повторил, стараясь перекричать хохочущих приятелей:
– Я был не пьян! Говорю тебе точно, черная медвежья морда, я не был пьян! Я действительно спал с девушкой-кошкой! Она мне прошептала на ухо свое имя – Ц'Веела! О, если бы вы видели ее огромные глаза! Они сверкали в темноте, как светильники! Так что я прекрасно все видел. В шатре пахло, как в кошатнике, но этот запах возбуждал! И шерсть! Шерсть у нее была везде, даже на спине! Мы вернемся в Ниану, и я отведу тебя к ней в шатер!
Хрипун сидел немного в стороне от всех своих друзей. Сам он обычно не любил пустых воспоминаний, но сейчас терпеливо наблюдал за дружеской перепалкой сёрчеров. Меда он больше не пил, ему вполне хватило нескольких глотков, и мех с вином раз за разом двигался мимо его рта.
На душе становилось все спокойнее. Казалось, этот вечер должен был хоть ненамного вырвать всех сёрчеров из бесконечной череды утомительных походных дней, хоть ненадолго дать им передохнуть после перехода, отнявшего столько сил.
Приятели продолжали пикироваться, а Кийт вполуха слушал их, все глубже погружаясь в собственные мысли. Неприметная, едва различимая расслабленная улыбка играла на суровом лице, освещенном мерцающим пламенем костра.
– Не было у тебя никакой девки в шатре! – громогласно хохотал Джиро, всегда обожавший издеваться над Бакли. – Напился, бродяга неугомонный, вот все это тебе и приснилось.
– Не приснилось! – кипятился светловолосый парень. – Все это было! Ее звали Ц'Веела!
– Хочешь сказать, что ты был в шатре в девкой из племени каких-нибудь лемутов?
– Почему именно из племени «лемутов»? – немного растерялся Бакли. – Разные бывают люди. Не всех ведь можно называть «лемутами».
В поисках поддержки он, взмолившись, попросил своего вожака:
– Скажи им, что я не вру! Бывают же такие девушки! Ты разных встречал, наверное.
– Бывают, бывают. Ты совершенно искренен и говоришь правду, – тихо, но своей привычке, просипел Кийт и приказал сёрчерам: – Не смейтесь над ним. Он не врет. Эта девка была из числа мутантов.
Слова предводителя отряда словно отрезвили веселящихся, и насмешки над Бакли сразу прекратились.
Медноволосый Хорр, за свою жизнь ни разу не покидавший пределов Тайга, вполголоса спросил у Рахта:
– Ты веришь в это? Разве можно в Ниане встретить девушку из племени мутантов?
Вместо прямого ответа его соплеменник загадочно отозвался:
– Посмотри налево, на Сутера.
Повернув голову, рыжеволосый иннеец невольно встретился глазами с высоким бледным парнем, устроившимся немного поодаль, в тени густых ветвей. Голова этого сёрчера с худым, продолговатым лицом была туго обтянута черной банданой, изготовленной из тонкой кожи молодого змееглава.
– Что ты хотел этим сказать? – уточнил Хорр у своего соседа.
– Ты умеешь плавать?
– Мы выросли с тобой среди лесных озер, если ты не забыл. Все дети Духа Проливного Дождя умеют плавать.
– А Сутер может не только плавать, но и нырять на любую глубину. Он способен держаться под водой несколько десятков минут подряд, не поднимаясь на поверхность и не чувствуя при этом абсолютно никаких неудобств.
– Не может быть… – недоверчиво протянул Хорр, невольно бросив взгляд на худого сёрчера, сидевшего в стороне.
– Он спокойно достает со дна Внутреннего моря подводные грибы и морские овощи, набирает для нас целые корзины съедобных улиток и вкуснейших моллюсков, – уважительно заметил Рябой. – Его помощь всегда незаменима. Особенно в тех Забытых Городах, которые ушли в воду и почти наполовину затоплены. Этому парню ничего не стоит проникнуть в самые недоступные места, порой он вытаскивает из-под воды на свет такие ценные предметы, сохранившиеся с прошлых времен, до которых не добрался бы никто из нас, обыкновенных людей. В остальное время, когда он не плавает под водой, эластичная бандана, стиснутая сзади на шее тугим узлом, постоянно обтягивает его голову. Даже во время сна Сутер не снимает платок из плотной прочной ткани.
– Почему?
– Все знают, что за ушами у него спрятаны продолговатые складки, – вполголоса сказал Рябой Рахт. – Если вдруг увидишь, то не пугайся. На первый взгляд это похоже на обыкновенные губы. Правда-правда… там что-то вроде таких плотных, твердых губ.
– Какие еще губы могут быть за ушами? – недоуменно прошептал Хорр, бросив невольный взгляд на Сутера. – Смеешься?
Он был уверен, что это всего лишь шутка.
– Клянусь Духом Проливного Дождя, я говорю совершенно серьезно. Там у него действительно складки, но это самые настоящие жабры, как у рыб! Поэтому он и может очень долго оставаться под водой и погружаться на такие глубины, о которых ты и не догадываешься! Он из племени человеческих мутантов…
– Ты хочешь сказать, что он родственник лемутов? – поморщился Хорр.
В схватках с лемутами погибли в свое время многие из дождевых охотников, поэтому в душе каждого иннейца нууку полыхала ненависть к этим гнусным созданиям.
Прежде чем ответить, Рябой выдержал приличную паузу, во время которой недвижно смотрел на пламя костра, а потом пояснил:
– Лемуты – это звери, которые после Смерти стали чем-то напоминать людей. А человеческие мутанты – это люди, которые словно пошли навстречу животным. Кого мы только ни встречали во время походов! У некоторых дети из поколения в поколение рождаются с хвостами, у других с загнутыми когтями и с мягкой шерстью на теле. Сутер из того племени, в котором все появляются с жабрами, и еще кое с чем.
Он понизил голос, поднял левую ладонь и сказал:
– Посмотри на мою руку, а потом на его. Замечаешь? В нашем отряде в походах все носят глоувы, но Сутер никогда не сможет их надеть.
И в самом деле, Медноволосый Хорр видел, что руки всех сёрчеров защищены глоувами – черными кожаными полуперчатками, укрепленными тяжелыми металлическими заклепками и оставляющими пальцы открытыми. Казавшиеся продолжением рукавов походных черных курток, они не только защищали мозолистые ладони, но и были ощутимым подспорьем в любой схватке. Бугристые металлические полосы, прикрывавшие выпуклые косточки кулака, служили одновременно и своеобразным кастетом, способным сокрушить челюсть противника.
– Сутер никогда не сможет носить полуперчатки. Его пальцы соединены перепонками, растянутыми от указательного до мизинца, – вмешался Тора и уважительно пояснил: – Перепонки у него такие острые, что под водой он даже не всегда пользуется ножом: без труда может перерезать этими волнистыми краями самые толстые, упругие стволы тростника, растущего на дне.
Когда Хорр в первый раз посмотрел на его узкое, продолговатое лицо, совершенно лишенное растительности, ему было заметно, что кожа Сутера не отличается особой гладкостью, а словно топорщится, бугрится мелкими-мелкими кристалликами, похожими на ячейки рыбьих чешуек. От этого казалось, что кожа постоянно переливается в свете костра разными оттенками, от нежно-розового до бирюзового.
Узкий, тонкий нос Сутера, казалось, тоже ничем не отличался от человеческого, но теперь взгляд Медноволосого Хорра приковала тонкая переносица, переходившая не в брови, а в некое подобие витого хряща-гребня, продольными буграми нависавшего вместо бровей над темными выпуклыми глазами.
– Лемутов он ненавидит еще сильнее, чем мы, – сказал Рябой Рахт. – Может быть, почти так же, как Кийт. Хотя, клянусь Духом Проливного Дождя, это кажется невозможным.
– Почему?
– Именно лемуты так изуродовали лицо нашего вожака. До этого – ты не поверишь! – он был довольно хорошо собой… Но после встречи с проклятыми тварями навсегда превратился в Хрипуна.
Глава 3 КИЙТ
В тот памятный вечер погибла почти треть людей из отряда сёрчеров. Потеря каждого была невосполнима, и Кийту пришлось искать новых ребят, ведь каждый из команды во время походов играл свою собственную, неповторимую роль.
Сам Кийт тогда уцелел, но лишился очень многого. Именно в тот вечер он навек расстался с со своим прежним благозвучным голосом и превратился в Хрипуна, в бесстрашного сёрчера с сиплым голосом. Он распрощался и с двумя пальцами левой руки, откушенными и бесследно исчезнувшими в зловонной бездонной утробе лемута.
Но кое-что он тогда все-таки приобрел.
Помимо бесценного опыта, необходимого для каждого предводителя, с тех пор Кийт стал обладателем жутких шрамов на лице. В тот памятный день молодой метс яростно сражался, без устали орудуя своим тяжелым клинком. В пылу ожесточенной борьбы Кийт не заметил коварно подкравшегося сзади лемута. Мутант, подобравшийся из густых зарослей кустарника, изловчившись, смог с воинственным воплем запрыгнуть ему на спину. Мощные волосатые пальцы полузверя-получеловека проникли, как крючья, в открытый рот тяжело дышавшего сёрчера. Не успел тот ничего сообразить, как мутант с визгом дернул пальцы к себе.
Сначала обе щеки метса оказались разорванными от уголков рта, протянувшись единой сквозной раной от одного уха до другого. Располосовав смуглое лицо, потом мутант попытался разорвать и горло человека, его окровавленные мохнатые пальцы уже сомкнулись вокруг шеи.
Волосатый ревун тут же погиб. Кийт сверхъестественным усилием смог сбросить его на землю. Молибденовая сталь клинка обрушилась, свистнула в воздухе, одним махом срубив тяжелую голову.
Едва только башка мутанта покатилась по хвое, как оружие Кийта еще раз протяжно пропело, и сверкающее острие надвое, сверху вниз, раскроило покрытый шерстью череп. Одна половина головы, вместе с левым глазом, покосилась наземь, а другая осталась в вертикальном положении.
Правый глаз лемута почти вылез из орбиты и продолжал вращаться еще несколько секунд, настолько сильно его организм цеплялся за жизнь. Только потом, спустя некоторое время, темный зрачок поблек, потух и застыл, неподвижно уставясь куда-то за линию горизонта.
Больше всего окровавленного Кийта поразила в тот вечер не только ненависть, с которой лемуты бросались на людей. Тогда состоялась и его первая встреча с жуткими созданиями, называемыми болотными дейторами. До этого молодой метс только слышал об их существовании, но лишь сейчас впервые увидел их воочию.
Случилось это так: не успела отрубленная голова лемута, пытавшегося разорвать горло Кийту, откатиться в траву, как откуда-то снизу, из густой травы, словно из-под земли, мгновенно выползла стайка небольших прожорливых существ. Хищники, чем-то на первый взгляд напоминавшие больших насекомых, на самом деле обладали рыбьими головами, и их невзрачные тела были сплошь покрыты переливающейся чешуей.
Гнусные мелкие мутанты и в самом деле представляли собой новую популяцию, нечто среднее между рыбами и насекомыми. Эти создания взбесившейся природы произошли, видимо, от древних кровожадных пираний, каким-то образом впитавших в себя многие черты насекомых, свойственные термитам.
После Смерти многие виды морских обитателей безвозвратно погибли. Их большая часть бесследно исчезла в пучинах мирового океана.
Но некоторые породы мутировали, превратившись в совершенно других животных. Так, например, обыкновенная минога, невзрачное продолговатое создание длиной в несколько дюймов, превратилась под влиянием радиации в гигантского круглоротого червя, в огромного морского колосса, способного даже опрокинуть небольшое судно, для того чтобы сожрать его пассажиров.
Пираньи, эти небольшие прожорливые рыбки, наводившие некогда на всех ужас своей кровожадностью, не пожелали смириться с участью жертв радиационной катастрофы. Сначала рыбки приспособились к жизни в болотистой густой среде и стали уничтожать всех других обитателей. Но потом выяснилось, что там прокормиться им становится все труднее и труднее.
И тогда эволюция сделала еще один немыслимый скачок, – у пираний появились конечности. Они смогли выползать на своих шести лапках за добычей на сушу, где им пришлось сражаться с хорошо организованными колониями термитов, уже давно облюбовавших те места.
Трудно было определить через несколько десятков столетий, кто победил в этой схватке. Но дейторы, произошедшие от пираний, как и древние термиты, тоже стали жить организованными сообществами.
У них появились различные касты, служащие различным целям.
Небольшие продолговатые тела рядовых болотных дейторов, дейторов-бойцов, покрывала влажная слизистая чешуя. Острые плавники превратились в подобие грозных шипов, острыми иглами торчавших из спины в разные стороны.
В лесной глуши они жили, как правило, недалеко от озер или болот. Дейторы обитали в земляных ходах, сложной паутиной расходившихся в разные стороны и, как правило, соединявшихся с водоемом.
Но старожилы селений, примыкавших к побережью Внутреннего моря, помнили жуткие случаи нашествий мутантов. Это случалось тогда, когда дейторы под влиянием каких-то факторов размножались настолько быстро, что уничтожали всю пищу вокруг.
Тогда гигантские колонии хищных рыб-насекомых снимались с насиженных мест. Огромные стаи перемещались густой полосой в поисках пропитания, уничтожая все живое на своем пути на протяжении многих десятков миль.
Растительная пища никогда не интересовала мелких мутантов. В возбуждение их приводили только существа, наполненные теплой кровью. Но они не гнушались и насекомыми, пожирая бабочек и мух, муравейники и пасеки, термитники и гнезда шмелей.
В таких случаях, когда колония дейторов перемещалась из края в край, уцелеть из живых существ, попавшихся им на пути, не мог никто. Даже самые крупные грозные хищники обращались в паническое бегство от таких колоний мутантов, потому что сопротивляться хорошо организованному сообществу этих жутких мелких рыб-насекомых не мог никто.
* * *
Потом Кийт не раз вспоминал, как, не дожидаясь окончания схватки между лемутами и сёрчерами, маленькие хищники, шевеля огромными челюстями, напоминавшими жвалы, выползли из-под земли. Дейторы не просто игнорировали происходящее вокруг, но при этом нагло и нетерпеливо набросились на свою добычу.
Вязкой плотной струей дейторы с омерзительным писком ринулись из густой травы прямо к раскроенному пополам черепу лемута, валявшемуся на земле. Слизистые тела рыб-насекомых сначала сплошь облепили отчлененную и разрубленную голову, а потом они стали исчезать внутри кровавой трещины, забираясь все глубже и глубже внутрь.
Вскоре снаружи не осталось ни одного насекомого-мутанта. Голова лемута начала раскачиваться, шевелиться на месте от лихорадочной голодной суеты, вскипевшей внутри.
Истерзанное, располосованное острыми когтями лицо Кийта заливала кровь, но он продолжал держаться. Ни единого стона не вырвалось у него, хотя он тогда едва мог дышать. С судорожным сипением хватаясь за пораненную шею, упавший на колени метс жадно глотал воздух.
Но, несмотря на боль, несмотря на отчаянные крики, раздававшиеся вокруг, он отчетливо слышал, как челюсти дейторов с влажным чавканьем лихорадочно пожирают еще дымящийся теплый мозг волосатого лемута. С ужасом он видел туманным взором, как рыбы-мутанты расправляются со своей добычей.
Через несколько мгновений с отрубленной головой было покончено.
Поглотив все внутри, рыбы-насекомые вышли наружу другим путем. Струя болотных дейторов вытекла через правую глазницу, выжрав глаз изнутри. На этот раз они словно изменили свою окраску, и все их слизистые тела были вымазаны кровью.
На пару секунд стайка разбежалась по голове, чтобы завершить свою стремительную трапезу. Вскоре все было кончено, и мутанты исчезли так же молниеносно, как и появились.
На траве остался лежать рассеченный пополам голый белый череп, еще совсем недавно красовавшийся на мускулистой плотной шее Волосатого Ревуна. Дейторы обглодали не только нос с ушами, но не погнушались даже жесткой кожей, покрытой густой шерстью…
С тех пор голос сёрчера навсегда утратил свой естественный природный тембр. После схватки с Волосатыми Ревунами голос Кийта приобрел тот неповторимый, ни с чем не сравнимый сиплый, рокочущий, булькающий оттенок, за который предводитель отряда и получил свое знаменитое прозвище – Хрипун.
Под этим прозвищем он и стал известен как среди друзей, так и среди врагов. Хрипуна помнили и уважали не только в Атвианском союзе, но и во многих городах, расположенных на побережье Внутреннего моря и Лантического океана.
* * *
Кийт не сразу стал предводителем отряда сёрчеров, больше известным под именем Хрипун, как не сразу стал искателем древних сокровищ. Эта извилистая, бесконечная, опасная, но безумно увлекательная дорога словно сама выбрала его.
Рожденному в оживленном поселении на самом севере Республики Метс в семье священника Кандианской Универсальной Церкви, на первый взгляд, ему тоже предстояло провести свой век священником или служителем одного из Аббатств. Казалось, судьбой ему была уготовлена та же сфера деятельности, что являлась уделом нескольких поколений его уважаемых предков.
Он принадлежал к племени метсов. Его народ, образовавшейся в результате смешения «белокожих» и «краснокожих», по истечению четырех тысячелетий после Смерти оказался преобладающей расой на огромной территории, включающей Канду и Атвианский Союз.
Так было не всегда. В древней Америке, в далекие времена до-Смерти, все финансовые и политические рычаги управления жизнью общества находились в руках людей, принадлежавших к группе, обозначаемой аббревиатурой WASP, – «Белые Англосаксы Протестанты».
Именно этим людям принадлежали банки и биржи, транснациональные корпорации и всемирные цифровые базы данных, опутывавшие земной шар паутиной компьютерных сетей, на основе которых и строился глобальный бизнес третьего тысячелетия.
После катастрофы колесо судьбы провернулось. Именно эта, некогда могущественная формация людей с белым цветом кожи оказалась на самом дне выжившей цивилизации. Некогда господствовавшие «васпы» в новом мире потеряли все, чем владели, и превратились в разрозненные племена белокожих дикарей, забывших религию предков.
Метсы, или как их называли в древности – «метисы», ведущие свое происхождение от франко-индейских полукровок, сумели выжить после страшного катаклизма, и не в последнюю очередь благодаря тому, что обитали относительно малыми группами в отдаленных сельскохозяйственных и лесных районах североамериканского континента.
В результате атомные и бактериологические болезни почти не добрались до ареалов их обитания. Сложнейшие коды генетической структуры народа метсов практически не пострадали в результате радикальной мутации, и они сохранили свой генофонд в целости и сохранности.
Свидетельством их генетического благополучия служило не только психическое здоровье, но и физическое совершенство. Во время учебы в Аббатстве Кийт, которого тогда еще никто не звал Хрипуном, по мнению почти всех окружающих был очень красивым юношей, даже для человека из племени метсов, и так отличавшихся благородством внешности.
Точеное, матовое, словно отлитое из бронзы лицо тогда еще не было обезображено жуткими рваными шрамами, следами когтей лемута. Его облик с молодости отличался правильными и на редкость мужественными чертами.
Длинные, густые и волнистые смоляные волосы обрамляли, как рама прекрасную картину, смуглое лицо, центром которого были большие глубокие черные глаза.
Еще во время учебы все отмечали уникальные свойства его взгляда, с которым во время телепатических тренировок соревноваться не мог никто из его соучеников по группе ментальной подготовки.
Все молоденькие, хорошенькие девушки округи не оставляли его без внимания. То одна, то другая красотка исправно поджидала его по вечерам после занятий в Аббатстве для того, чтобы якобы случайно встретиться во время прогулки.
В северных районах Метсианской Республики, в отличие от южных, священники не обязаны были строго соблюдать целибат – обет безбрачия, так что метсианские прелестницы не теряли надежды: каждой было бы лестно заполучить такого видного жениха, как знаменитый Кийт.
Его наставник, Аббат Лелио, тоже возлагал на питомца большие надежды. Со временем Кийт мог добиться очень многого и высоко подняться по иерархической лестнице Кандианской Универсальной Церкви.
Сначала он мог стать высокопоставленным офицером в службе Стражей Границ. Талантливому парню была вполне по плечу миссия тайного агента Универсальной Церкви в борьбе с бесчисленными слугами Нечистого, он мог бы выполнять самые ответственные поручения Аббатства.
А потом…
Как знать, потом, со временем, может быть, ему и самому суждено было взять в свои руки нити управления неустанной борьбы с кознями Темного Братства. Бритоголовые злодеи ни на мгновение не забывали о своих планах господства над миром, и каждый честный метсианец должен был прикладывать все силы для противодействия этому.
Но внезапно одаренный юноша, на которого возлагалось столько надежд, не завершив до конца курс обучения, бесследно исчез из Аббатства…
* * *
Кийт ошеломил всех стремительным отъездом. Пропал, никого не предупредив и оставив только краткое послание, в котором очень и очень туманно пытался оправдать свой поступок.
Обстоятельства, побудившие его так неожиданно покинуть не только Аббатство, в котором он не прошел до конца курс обучения, но даже родной край, были сначала не вполне ясны даже ему самому. Только позже он дозрел до того, чтобы признаться себе, что причиной, столь круто сломавшей его жизнь, стала неожиданная находка, оказавшаяся необычной географической картой.
Свернутый в рулон плотный лист в толстом футляре хранился давно, несколько столетий, на одной из самых верхних, самых пыльных полок библиотеки Аббатства. Тонкий темно-зеленый цилиндр, неприметно зажатый между двумя толстенными пыльными томами в кожаных переплетах, завалился в глубину и был незаметен для любого взгляда.
Но что-то притянуло внимание Кийта. Повинуясь безотчетному чувству, он вытянул странный предмет на свет.
Квадратный плотный лист был изготовлен не из обычной бумаги, а из какого-то древнего, особого сверхпрочного тонкого сплава. Сначала Кийт подумал, что этот материал просто заменял обыкновенную бумагу во времена, предшествующие ядерной катастрофе. Но вскоре неожиданно оказалось, что там скрывается удивительная тайна.
Палец Кийта совершенно случайно прикоснулся к небольшому прямоугольнику, темнеющему в левом нижнем углу листа. Он просто легко провел, мазнул подушечкой пальца по матовой поверхности… и внезапно произошла невероятная метаморфоза, о которой никто не догадывался на протяжении многих столетий.
Лист плавно распрямился в руках Кийта, превратившись в твердую плоскую прямоугольную панель.
Ученик Аббатства непроизвольно сдул густой слой пыли, и произошло чудо, – таинственный лист с тихим мелодичным звоном словно ожил, засверкав огоньками и засветившись изнутри ровным матовым сиянием.
Ошарашенный Кийт зажмурился и встряхнул головой, точно пытаясь прогнать неожиданное наваждение. Но все происходило наяву.
Он осторожно осмотрелся и, убедившись в том, что в библиотеке по-прежнему пустынно, снова устремил горящий взор на находку, зажатую в руках.
Словно капли жидкого серебра быстро заструились сверху вниз, открывая ровную мерцающую плоскость электронного «листа». Через мгновение на прямоугольнике уже ясно было различимо изображение.
Метсианскому парню, рожденному через несколько тысяч лет после Смерти, невозможно было сразу догадаться, что ему в руки попала географическая карта, являвшаяся, по сути, монитором портативного компьютера.
В голову Кийта даже не приходило, что его пальцы сжимали тонкий, наподобие листа обыкновенной бумаги, плазменный экран, изготовленный в третьем тысячелетии.
* * *
Лучшие умы Аббатства только читали в древних скрижалях, сохранившихся после смертельной катастрофы, что некогда на Земле компьютерные технологии достигли невероятных высот. Они лишь в самых смелых мечтах могли попытаться вообразить, что собой представляли электронно-вычислительные машины последних поколений.
Кабинетные умники, составлявшие цвет Кандианской Универсальной церкви, только лишь догадывались о том, что во Времена-до-Смерти ни одна городская квартира, даже самая бедная, не могла обходиться без компьютерной сети, как человек не может обходиться без нервной системы.
Каким бы изощренным ментальным мастерством ни обладали воины Кандианских Аббатств, но ни один из них не держал в руках ничего подобного. В отличие от обитателей того, прежнего, погибшего мира, жители седьмого тысячелетия привыкли больше полагаться на свои собственные способности, нежели на помощь электронного мозга.
Обнаружив в библиотеке Аббатства цилиндрический футляр, Кийт и предположить не мог, что наткнулся на самый простенький портативный компьютер, – детский географический атлас, предназначенный в прошлом для американских детей дошкольного возраста. Все экранное пространство учебного пособия, строго сориентированное по частям света, занимала яркая карта североамериканского континента. Тонкий монитор сохранил в полной неприкосновенности все надписи, все обозначения и все краски в их первозданной яркости.
Один лишь этот «лист» решил судьбу талантливого метсианского юноши. Вот так странно порой играет с людьми судьба…
Взгляд Кийта приковали вспыхивающие пестрыми огоньками кружки разных размеров, изображавшие многочисленные американские и канадские города.
Его взгляд жадно скользил по извилистым линиям, очерчивающим границы американских штатов и канадских провинций, и юноша внезапно, со сверхъестественной остротой предчувствия понял, что участь его навсегда предрешена.
Он понял, что не сможет больше жить, как прежде. С тех пор он практически не выпускал из рук древнюю компьютерную карту. Благодаря своей первой находке Кийт стал профессиональным сёрчером и начал скитаться по древним городам, сколотив команду преданных друзей.
Почему он бросил учебу в школе Аббатства и покинул родину?
Чтобы ответить самому себе на этот вопрос, Кийт часто мысленно возвращался к тому памятному дню. Все решилось очень быстро. Нередко он вспоминал, как глаза его, впервые прикованные к мерцающим изображениям городов, затуманились. Голова его тогда внезапно закружилась от ощущения прикосновения к самому настоящему чуду. Сознание словно стиснули незримые тиски, а во внутреннюю сторону затылка впились тончайшие острые иглы.
Палец его снова прикоснулся к темному прямоугольнику-выключателю, и атлас «потух», плавно свернувшись в первоначальное состояние. Свернувшись в рулон, он снова стал напоминать лист обыкновенной плотной бумаги, столетиями хранившейся в футляре.
На следующее утро все обитатели Аббатства были потрясены невероятным известием. Опустела комната, которую несколько лет занимал Кийт. Никто из его друзей ничего не понял!
Немногочисленные вещи, принадлежавшие ему, лежали на местах. Все осталось нетронутым, словно он вышел на мгновение. Только на скромном ученическом ложе чернела небольшая темная табличка с надписью. Все его друзья раз за разом читали ее, но только недоуменно пожимали плечами. Никто не мог сказать ничего вразумительного.
Только прежний наставник Кийта, Аббат Лелио, проницательно покачал головой, прочитав написанные грифелем слова:
«Не беспокойтесь. Не ждите. Не вспоминайте. Больше не увидимся. Меня ждут Забытые Города.»
Аббат по каталогу уже успел вычислить, что из научной библиотеки исчез древний футляр. Опытный священник ни с кем не поделился своими соображениями, потому что сам мог только догадываться, что именно заставило его лучшего ученика, его любимого ученика столь стремительно покинуть школу Аббатства.
* * *
С тех пор Кийт вел жизнь в чистом виде авантюрную. Чувства собственного дома, оседлости, какого-то человеческого уюта, определявшие существование многих его соплеменников, не являлись объектом его внимания. Он, как и все заядлые путешественники, даже плохо разбирался в обыкновенной, бытовой стороне жизни.
Дружная команда сёрчеров, которую он набрал за время странствий, чем-то напоминала единую семью. Каждый занимался своим делом и выполнял здесь определенную функцию.
В пестром отряде Хрипуна дружно сосуществовали люди самых разных народностей. Здесь не было никаких запретов, и вместе бродили даже те люди, страны которых воевали друг с другом.
Из бесстрашного племени дождевых охотников, иннейцев нууку, беспрестанно кочующих по безбрежным пределам зеленого Тайга, к сёрчерам навсегда пристали Рябой Рахт и Зубастый Тора. Никто кроме них так хорошо не разбирался в прихотливой вязи лесных следов, оставленных гроконами и парзами.
Никто, кроме дождевых охотников, к которым принадлежал и Медноволосый Хорр, не мог так здорово выслеживать добычу. Прирожденные следопыты, иннейцы нууку бесшумно передвигались и свободно ориентировались в лесу, что было очень важно во время переходов между Забытыми Городами.
Иннейцы нууку превосходили всех в меткости. Они на удивление точно метали ножи, копья и маленькие топорики, они были лучшими стрелками отряда. Выстрелами из «метателей» дождевые охотники могли уложить с расстояния в нескольких десятков шагов даже противника, казалось бы, надежно прятавшегося в непроходимой зеленой чаще.
Мутант-ныряльщик Сутер был незаменим, когда рядом появлялась водная стихия. Он не только мог надолго погружаться под воду и собирать дары дна, – набирать целые сетки морских грибов и нежнейших моллюсков, кисловатого папоротника и крабов. Некоторые Забытые Города стояли наполовину погруженными в воду, и без Сутера нельзя было бы проникнуть на нижние этажи, порой хранившие в своих недрах немало ценного.
Чернокожие выходцы с побережья Лантического океана, гигант Джиро, толстобрюхий Лоник и угрюмый длиннорукий Аркен бежали из рабства, где они были обречены на скотское существование и изнурительную работу до конца своей жизни. Хрипун в свое время не только укрыл их от погони, не только помог спрятаться, но и взял в свою команду.
Так что со временем бывшие жители государства Д'Алви, так несправедливо обошедшегося со своими подданными, стали самыми рьяными сёрчерами. Гигант, здоровяк атлетического сложения по имени Джиро стал самым преданным, самым верным другом предводителя отряда и был готов умереть за него в любое мгновение, без раздумья заслонить от любой опасности своим необъятным телом обожаемого предводителя.
Из народа белокожих дикарей к искателям прибились светловолосые клаймены по имени Бакли, Клир и Хекфи.
Представители некогда господствующей расы «васпов», они после Смерти вместе со своими соплеменниками влачили жалкое существование. Судьба словно решила посмеяться над высокомерным самомнением белого населения Земли и нарочно низвергла бывшую интеллектуальную элиту в пучины первобытного варварства.
Их далекие предки основывали могучие транснациональные корпорации, осуществляли прорывы в научное будущее, формировали менталитет целых поколений. А вот белокожие потомки, выжившие после Смерти, попав в отряд сёрчеров, отличались только тем, что умели невероятно быстро и ловко лазить по деревьям и по стенам разрушенных небоскребов.
Никто, ни чернокожие жители Чизпека и Д'Алви, ни лесные иннейцы, ни тем более метсы, не были способны так сноровисто перепрыгивать с ветки на ветку гигантских деревьев. Мало кому было под силу столь легко забираться по вертикальной разрушенной стене, стремительно проползать под землей или в узких ходах эксплуатационных тоннелей, как это запросто проделывали прирожденные клаймены Бакли, Клир и Хекфи.
Но все-таки большинство команды сёрчеров обычно составляли метсы, к которым принадлежал сам Кийт. Он являлся не только руководителем отряда, но и тем самым стержнем, вокруг которого формировалось дружное и бесшабашное сообщество.
Телепатические способности Хрипуна, развитию которых столько сил в свое время уделил почтенный наставник, Аббат Лелио, за годы странствий не только не ослабели, а даже многократно умножились и возросли. Телепатические способности усиливались постоянной, ежедневной тренировкой, суровыми испытаниями и мощным направленным действием ментального рефлектора, давным-давно, еще во времена учебы, полученного Кийтом в дар в школе Аббатства от его мудрого наставника.
Небольшой зеркальный диск, постоянно висевший на груди Кийта, обладал возможностью с невероятной силой координировать воедино разнонаправленные векторы самых разнообразных человеческих способностей.
Кийт мог управлять действием медальона. Достаточно было только поворачивать диск и направлять отражающую сторону к груди, чтобы уменьшать или увеличивать активность действия. В мгновения телепатической концентрации он вполне мог проникать в те процессы, что происходили в умах окружавших его людей, животных, птиц и даже насекомых.
Ментальные каналы его порой так открывались, параспособности настолько обострялись, что он, уже помимо своей воли, явственно ощущал внутренний ритм окружающей природы, что было мало кому доступно даже из числа лучших учеников Аббатства. Обращая мысленный взор на дерево или кустарник, Кийту ничего не стоило отчетливо увидеть все скрытые процессы, протекающие в растении, он видел направленность энергии, распространявшейся от самого тонкого, бледного корневого отростка, внедрившегося глубоко в сырую землю, до листьев кроны, сжигаемых прямыми солнечными лучами.
Медальон нужен был Кийту прежде всего потому, что он сводил в едином энергетическом потоке самые изощренные и пестрые мыслительные колебания, излучаемые человеческим сознанием. Он сплетал в своеобразную паутину рациональные секторы разума с периферийной нервной системой, с упругими мускулами и всеми органами чувств.
Рефлектор чутко улавливал сердечную пульсацию, совмещенную с артериальным давлением и колебанием нервного напряжения солнечного сплетения. Все это смешивалось с эмоциональной и ментальной информацией, поступающей из окружающего мира.
Ничто не проникало извне в сознание Кийта свободно. Он не мог себе позволить роскошь расслабиться ни на мгновение.
Именно он отвечал за весь отряд сёрчеров. В его сознании всегда бодрствовала инстинктивная осторожность по отношению к приходящей с разных сторон мысленной информации, в которой он пытался предугадать будущее.
В обязательном порядке ментальный медальон словно «стерилизовал», очищал от ненужных примесей самые разные информационные потоки, поступающие по интеллектуальным и телепатическим каналам. Потом с помощью рефлектора все словно сжималось в единую нейросубстанцию, и полученный продукт сливался по ментальным «желобам» в безбрежные запасники его памяти.
Так формировался жизненный опыт, необходимый для выживания в этом суровом мире.
Странник, бродяга, искатель удачи, Хрипун со времени своего исчезновения из Аббатства никогда не думал о прошлом и будущем, а жил только настоящим. Все его интересы были связаны только с сегодняшним днем, и все силы он прикладывал к тому, чтобы прожить его как можно полнее, перемещаясь от одного Забытого Города к другому.
Глава 4 НОЧНОЙ СМЕХ
Ночное небо, особенно в ясную, погожую погоду всегда вселяло в душу Хрипуна чувство надежды. Неподвижные звезды, мерцавшие на черном бархатном пологе, постоянством и неизменностью всегда олицетворяли для него вечную незыблемость, ту самую стабильность жизни, которой он сам себя лишил, выбрав дорогу сёрчера, вечного странника.
Беседа у костра, разведенного недалеко от входа в лесную пещеру под исполинским деревом, уже изрядно затянулась.
Медноволосый Хорр чувствовал, что ему невыносимо хочется спать. После того, как иннеец несколько раз глотнул медового вина, с непривычки его разморило, но он держался из последних сил.
Взгляд его затуманился, а перед глазами постоянно возникал образ Зеленоглазой Ратты, словно сотканный из искр и фонтанчиков пламени, вырывавшихся из огромного полена, горевшего в костре.
Он сопротивлялся мягкому напору сна, но сил уже не оставалось, и дождевой охотник первым удалился в пещеру. Стоило ему только опустить голову на покрывало, как неведомая сила точно поглотила его, и Хорр рухнул в забытье, как в омут, и не слышал больше ничего, что происходило вокруг.
Сёрчеры сначала немного попритихли, а потом снова приложились к вину и продолжали веселиться.
Сутер, сидевший по-прежнему в стороне, тихонько наигрывал заунывную мелодию на флейте, изготовленной из подводного тростника. Мутант обнаружил заросли этого растения на дне одного из лесных озер и довольно долго мастерил из тонкого ствола музыкальный инструмент. Прошло немало времени, прежде чем Сутер высушил и отполировал трубку, для того чтобы вырезать в ней изощренные отверстия, помогающие извлекать чарующие звуки.
С тех пор он часто играл во время остановок. Его простая, даже примитивная, но грустная и печальная музыка и сейчас витала над опушкой, накладываясь на возбужденные крики подвыпивших бродяг.
Кийт Хрипун по-прежнему сидел в полном молчании, разглядывая толстенное полено, потрескивавшее в самом центре костра.
Вернее, это было даже не полено, а целое бревно, ствол высокой пальмы, не так давно поваленной бурей. Чтобы дотащить эту огромную колоду из леса до костра, разведенного около пещеры, шестерым сёрчерам, к которым примкнул и Медноволосый Хорр, пришлось приложить немало усилий. А уж слабаками их никак нельзя было назвать.
Разрубить ствол с такой твердой древесиной им тоже ни за что не удалось бы, несмотря на все старания. Поэтому было решено волочить пальму по траве и целиком ухнуть бревно в обширный костер.
Глаза Хрипуна упирались в это полено, медленно горевшее в течение всего вечера. Бугристый, шишковатый ствол лежал на толстом слое угля и пепла, и взгляд предводителя сёрчеров скользил по его неровной, изрытой раскаленными впадинами поверхности. Изломы коры, трещины, узлы, наросты, наплывы еще явственнее проступали в огне. Все их изгибы и завитки завивались и корчились в трепещущих языках пламени.
Высоко взвивались огненные лепестки, снопы искр взметывались ввысь. Изменчивые блики танцевали в их узорах, и Кийт встрепенулся. Неожиданно он пережил тревожные, очень неприятные мгновения…
Внимательно рассматривая полыхающее зарево костра, он получил странное предостережение. Это было предупреждение! Не до конца осознанный, не до конца расшифрованный, но все-таки совершенно отчетливый сигнал!
В качающихся языках пламени ему внезапно почудилось нечто угрожающее. Странный изменчивый образ напоминал злобное, издевательски ухмыляющееся лицо.
В первое мгновение Кийт даже вздрогнул. Но сомневаться не приходилось, это не было мимолетным наваждением.
Видение нарождалось и надвигалось на него снова и снова, отчетливо проступая из раскаленного чрева очага.
Никто из сёрчеров не подозревал ни о чем. Парни продолжали заливать в себя хмельной напиток и громко смеяться, а Кийт точно выпал из реальной жизни.
Голова его наполнилась тупым однообразным шумом. Точно какое-то монотонное гудение проникло изнутри и завладело его слухом в тот момент, когда он устремил настороженный взгляд в огонь.
Невыразимо привлекательное и одновременно хищное лицо какой-то незнакомой женщины медленно соткалось в его глазах. Этот образ мгновенно проступил из красновато-черного зарева костра, как вспышка, но не исчез, а, наоборот, стал постепенно приобретать все более и более определенные, четкие очертания.
Ошеломленный Хрипун отпрянул. Через несколько секунд он смог даже разглядеть во всех подробностях этот призрачный образ, внезапное наваждение. Обрамленное буйными ниспадающими каскадами жестких густых волос, заплетенных в бесчисленные косички, лицо не просто смотрело на него, оно словно дразнило издевательской усмешкой!
Кийту даже казалось, что он отчетливо различает зеленые глаза, загадочно мерцающие на молодом лице. Однообразный гул, вибрировавший в его сознании, все нарастал и усиливался, превращаясь в невыносимую какофонию.
Чтобы отделаться от навязчивого наваждения, Хрипун запрокинул голову и сосредоточенно устремил взгляд вверх. Первое время зеленоглазый морок все еще не оставлял его воображения, потом мысленным усилием удалось от него освободиться.
Возбужденные хмелем сёрчеры кричали вокруг, хохотали и подшучивали друг над другом. Никто не замечал, что несколько минут Хрипун сидел, как каменное изваяние, подняв голову кверху.
На какое-то время небо затянулось. Потом подул верховой ветер, и полная луна вышла из-за облаков, озарив серебристыми лучами теплую компанию, устроившихся рядом с входом в лесную пещеру.
Успокоившись немного, Хрипун медленно опустил взгляд. Только спустя несколько секунд он позволил себе снова посмотреть на желтые, голубоватые и зеленоватые языки пламени, с яростным шипением вырывающиеся из многочисленных трещин в пальмовом полене.
Наваждение не проступало, хотя на душе у него было по-прежнему тревожно. Пляшущие в костре блики на какое-то мгновение становились ярче из-за всплесков и выбросов пламени.
Гигант Джиро поднялся со своего места, чтобы принести еще вина. Яркие языки пламени увеличили его и без того огромную тень, мечущуюся по густым зарослям ливидамбараса с широкими, похожими на звезды листьями.
Отблески костра то бледнели, то разгорались, то становились совсем черными. Они моментами превращались в совершенно невероятно розовые, оранжевые и пурпурные сполохи или застывали в воздухе бронзовыми кружевами.
Тень, мечущаяся по объемистым листьям ливидамбараса, то разделялась на несколько силуэтов, то сливалась вновь в единое целое. Непонятным образом она напоминала Кийту стройную женскую фигуру.
Колеблющаяся тень дрожала в глазах Хрипуна, как недоступный для осязания призрак. Ему казалось, что он снова и снова видит издевательскую усмешку на призрачных женских губах.
Предводитель обвел глазами своих приятелей, собравшихся вокруг костра. Кроме него, никто ничего не замечал.
Сутер по-прежнему извлекал из своей флейты меланхоличные мелодии. Рябой Рахт с невозмутимым лицом рассказывал какую-то охотничью иннейскую легенду. Клир и Лоник, не забывая прихлебывать хмельной мед, азартно играли в кости, выбрасывая металлические кубики на плоский срез старой пальмовой колоды.
Ночь приближалась к своей середине. Время стояло позднее, и Медноволосый Хорр уже давно удалился в пещеру, но никто из остальных сёрчеров, кроме клаймена Бакли, словно не собирался спать.
Лишь этот светловолосый дикарь захмелел настолько, что, приготовившись рассказать очередную небывалую любовную историю, произошедшую в его жизни, внезапно отключился. Он уже было прокашлялся и прочистил горло для следующей истории, как вдруг с бессмысленной улыбкой замер, назидательно подняв вверх указательный палец.
Из горла его вместо героического рассказа вырвался лишь какой-то жалкий писк. Правая рука, взметнувшаяся в энергичном жесте, внезапно обессилено упала вниз, взметнув пальцами хвойную подстилку. Что-то неразборчиво бормоча себе под нос, Бакли уронил лохматую голову на грудь, его выгоревшие светло-рыжие спутанные космы безжизненно повисли, и он громко захрапел.
Однако остальные словно не чувствовали усталости после утомительного перехода. Сёрчеры не только раскупорили и опустошили второй кожаный мех с медовым вином, но даже собрались вскрыть и третий, за которым Джиро уже поднялся и отправился в темноту, вглубь пещеры, где были сложены все походные припасы.
Только тогда Хрипун спохватился. На душе у него было очень неспокойно из-за смутных предчувствий.
Сообразив, что уже очень поздно, он решил пресечь буйство. Подумав немного, Кийт угрюмо произнес:
– Стоп!
Этого оказалось достаточно, чтобы сёрчеры сразу отреагировали. Как только раздался его тихий хриплый уверенный голос, немного напоминавший шелест, замолчала флейта Сутера.
Сразу стих возбужденный гул, раздававшийся вокруг костра.
Сёрчеры устремили удивленные и внимательные взгляды на своего предводителя. Сомнений не было, они не ослышались, но никто не осмелился ему возразить.
Тогда Хрипун, чтобы как-то сгладить впечатление, примирительно добавил с едва заметной дружеской улыбкой:
– Обжоры и пьяницы! Что-то вы слишком разошлись сегодня, не правда ли? Пора отправляться на ночлег!
Через мгновение громкое веселье прекратилось, словно по команде. Потухли оживленные улыбки, озарявшие весь вечер их задубевшие, обветренные лица. Подвыпившие сёрчеры стали стремительно трезветь, их блестящие от вина глаза стали приобретать обычную серьезность и озабоченность.
Внутренним зрением, не оборачиваясь к пещере, Кийт увидел сквозь темноту и заросли ливидамбараса своего давнего приятеля Джиро, уже шагнувшего внутрь исполинского дерева и зашедшего внутрь пещеры.
Не обращая даже взгляда в ту сторону, Хрипун мысленно приказал ему остановиться.
Излучающая вибрация мгновенно коснулась расслабленного сознания чернокожего гиганта. Хрипун уловил ответное удивление Джиро, и слабая улыбка тронула губы вожака.
Некоторое время стояла тишина. Было лишь слышно, как наверху, в ветвях гигантского дерева над головами бродяг шелестел ветерок. Со стороны лесного озера долетало приглушенное журчание источника.
Поскрипывая кожаной жилеткой, из которой выпирали мощные плечи, чернокожий Джиро вернулся из пещеры на прежнее место. Только, естественно, с пустыми руками.
Он даже представить себе не мог, что кто-то смог так стремительно вмешаться в его сознание. Поэтому обескураженный Джиро не совсем понимал, что, собственно, ему помешало притащить новый мех доброго вина, которого так хотелось всей веселой компании.
Верзила даже не осознавал до конца, что несколько мгновений назад подчинился чужой воле. Он бессознательно выполнил четкое мысленное распоряжение Кийта, но телепатическое вмешательство это оказалось настолько бережным, дружеским, тактичным, что не вызвало у него никакого отторжения.
– Давайте укладываться. Пора и в пещеру, на покой. Завтра у нас много дел. Не мешает хорошенько похрапеть. Пора спать, правда? Согласны? – миролюбиво сказал Кийт, поднимаясь со своего места и упираясь натруженными ладонями в свои крепкие колени.
Он кивнул на Бакли, мерно храпевшего у костра, и поинтересовался:
– Кто из вас потащит этого красавца к лежанке? Или пусть пока подышит свежим воздухом здесь? Пожалуй, это даже пойдет ему на пользу…
С добродушными улыбками сёрчеры переглянулись между собой. Потом толстый Лоник, ухмыльнувшись, предложил:
– И правда, пусть пока поспит тут, бедолага. Чего его тащить?
Махнув черной рукой и сверкнув в свете пламени блестящими металлическими заклепками, усеивавшими кожаные полуперчатки, он добавил:
– Сегодня моя очередь стоять на вахте вместе с Рахтом и Хекфи. Мы остаемся сторожить около костра, заодно и присмотрим за ним…
Джиро уже почти исчез в черной пасти лесной пещеры, но потом оглянулся и издевательски крикнул в сторону мирно посапывающего клаймена:
– Эй, приятель! Клянусь светлым ликом Троицы, сегодня ночью к тебе придет твоя любимая кошка! Ц'Веела уже сгорает от любви, она уже вся взмокла, думая о тебе, и бежит через лес, сгорая от страсти.
Услышав во сне его слова, почувствовав, что речь идет именно о нем, светловолосый Бакли вскинул голову. Дикарь обвел всех взглядом, бессмысленно тараща слипающиеся глаза, но было заметно, что он находится в глубоком забытьи.
Точно продолжая внезапно прервавшуюся беседу, клаймен громко завопил в темную пустоту, непонятно к кому обращаясь:
– Точно говорю тебе, я спал с этой кошкой! Эта девка лизала меня всю ночь! Ц'Веела не давала мне спать до утра и искусала все плечи! Она…
Светловолосый парень хотел добавить еще что-то, но силы его оказались на исходе. Неопределенно махнув расслабленной рукой, он снова уронил голову на грудь, взмахнув длинными спутанными прядями, напоминающими копну сухой перезревшей травы.
– Действительно, ему неплохо было бы поваляться на свежем воздухе, чтобы выветрить всю дурь из котелка, – едва заметно усмехнулся Хрипун. – Боюсь, завтра он не в силах будет поднять свою непутевую голову. Нам придется всем вместе помогать ему оторвать затылок от земли. Пусть храпит здесь, пьянчуга, а вы все ступайте в пещеру.
Бросив взгляд на небо, он добавил:
– Пора на покой. Укладывайтесь, а я скоро приду.
* * *
Углубившись немного в сторону и оказавшись в полной темноте, Кийт присел на ствол упавшего от старости палисандра, покрытого мягкой ворсистой бахромой светло-желтого мха. Несмотря на то, что ночной мрак окутывал его со всех сторон, метс все-таки плотно прикрыл глаза.
Отрешившись от всего, Хрипун сосредоточился только на одной цели. Он попытался сконцентрировать все свои телепатические способности для осторожного прощупывания, своеобразного обследовании всей округи.
Сёрчеры даже не догадывались о том, что подобную процедуру их вожак проделывал изо дня в день, каждую ночь и каждый вечер. Путешественники считали, что собственной безопасности обязаны только внимательности сторожевого поста, – ведь каждый из них по очереди оставался на ночь бдительно охранять спокойствие товарищей. Никто не думал, что покой их бережет и излучающая вибрация предводителя.
Пальцы Хрипуна распахнули походную тунику на груди и привычно нащупали тонкую витую цепочку, изготовленную из древнего сверхпрочного легкого сплава, выдерживающего огромные нагрузки. Мало кто знал, что у него под рубашкой, еще со времен учебы в школе Аббатстве, висит подарок наставника Лелио, – ментальный медальон, зеркальный серебристый круг величиной с древнюю десятицентовую монету.
В обычное время мысленный рефлектор смотрел тыльной стороной к телу и ничем не отличался от обыкновенного украшения, плотно прижимаясь к смуглой коже на груди. Но сейчас, как и во время всех обычных телепатических сеансов, Кийт плавно развернул его активной плоскостью наружу.
Приведенный в действие медальон мгновенно отреагировал на движение и ощутимо изменил энергетическое поле, окутывавшее до этого Хрипуна. Вектор психической энергии, до этого свернутый наподобие спиралевидной ленты, сразу распрямился. Этот процесс не прошел даром для его сознания и тут же отозвался множеством ослепительно-ярких вспышек, светящихся расползавшихся точек, пронзавших мозг подобием фосфоресцирующих зигзагов скрещивающихся молний.
Когда-то давно, в первые годы учебы в школе Аббатства, Кийту в такие мгновения приходилось нелегко. В прошлом он даже испытывал в подобные секунды неприятные, болезненные ощущения, но со временем постоянные ментальные тренировки и духовная закалка взяли свое.
Он научился достаточно спокойно переживать напор этого ослепительного матового света, озаряющего в подобные мгновения все уголки сознания. Невидимые острейшие иглы точно пронзили лоб насквозь, воткнувшись над бровям и упершись изнутри, во внутреннюю поверхность затылка.
Все равно, как бы он ни был готов к напору энергии, полностью совладать с собой не удалось. Даже тихий стон вырвался из изуродованного горла Хрипуна, когда острый ментальные лучи ворвались в сознание и начали лихорадочно, беспорядочно метаться внутри черепной коробки.
Бирюзовые иглы, сжимаясь и распрямляясь, оживляли своими стремительными прикосновениями каждый угол рассудка. Они проносились по всем секторам мозга и в заключение круговыми движениями очертили изнутри ободы глазниц, оставив на несколько секунд перед мысленным зрением бледнеющую картину двух мерцающих горизонтальных овалов.
За плотно закрытыми веками на мгновение ярко полыхнули изумрудно-серебристые языки пламени. К этому Кийт привык, такое с ним бывало почти каждый раз. Но внезапная картина заставила его встрепенуться – неожиданно перед мысленным взором из этих изменчивых, скрещивающихся бесформенных бликов стало проступать то же самое женское лицо, которое померещилось совсем недавно, когда Хрипун сидел перед костром.
Темнота, царившая вокруг него, рассеялась. На какое-то мгновение ему даже стало не по себе.
Почувствовав секундную мутную слабость, Кийт провел задрожавшими от напряжения пальцами по лбу и жадно, с сипением схватил вечерний воздух открытым ртом. Он почувствовал, что похолодевшее сердце стало разрастаться в груди и подступать к горлу комком липкой тошноты.
Подобное состояние иногда настигало его и раньше. Так что иллюзий он не строил.
По опыту уже было понятно, – неясное видение не случайно явилось ему из пламени костра. Будущее подавало предупредительные сигналы о возможных несчастьях. Наступавшее «завтра», без сомнения, опять готовило какие-то неприятности.
Он чувствовал это, и оставалось только попытаться оценить угрозу. Нужно было мысленно определить, с какой стороны вскоре ожидать удара.
Тревожным, беспокойным заревом словно осветились все секторы рассудка. Кийт не понимал, в чем дело. Пытливый мысленный поток, освободившийся от оков и сконцентрированный в тугой пучок, стал лихорадочно вращаться, поворачиваясь в разные стороны подобием фосфоресцирующего циркуля, пытаясь обнаружить источник таинственной опасности, скрытый пока в туманной неопределенности.
Пульсирующий поток сознания, превратившийся в пунктирную бирюзовую линию, описывал окружности, и центром было сознание Кийта. С каждым витком Хрипун точно расширял радиус охвата все дальше и дальше, ощупывая пространство чуткими кругами, «ощупывавшими» все пределы, доступные мысленной связи.
Внутренним зрением Хрипун явственно видел даже свои ментальные импульсы, раскидывавшиеся невидимыми бирюзовыми кольцами. Он пытался прощупать, пытался осознать гипотетическую опасность, которая в этот момент могла подбираться из темноты к лагерю сёрчеров.
Яркий, нестерпимый свет извергался отовсюду в его сознание, переливаясь вокруг глазных яблок овальными полыхающими ободами. Перед мысленным взором мелькали черные тени, внутреннее зрение улавливало неопределенное шевеление смутных контуров некоего бесформенного силуэта.
Но излучение этого ментального поля настолько подавляло его собственное, что Кийт даже затруднился бы сказать, на каком расстоянии находится этот источник.
Тревога его все возрастала. Беспокойство усиливалось еще и оттого, что, поймав слабые отголоски ментальных сигналов, Хрипун, к своему удивлению, сделал вывод, что, не считая нескольких ночных птиц, пролетавших высоко в небе, немногочисленных белок, пробегавших по ветвям, и мелких грызунов, зарывшихся глубоко в норы, вокруг не было никаких живых существ!
Все живое разбежалось вокруг, как перед приближением стихийного бедствия. Это было очень, очень странно…
Приемы дальновидения были знакомы ему, и иногда Кийт мысленным усилием мог пользоваться зрением какой-нибудь ночной птицы, вышедшей на охоту и зависшей над лесом. Нередко ему для этой цели служила сова, высматривающая свою добычу на ветви дерева; с ее помощью можно было с высоты обозреть близлежащие окрестности так, словно это происходило ясным днем.
Только сейчас все живые существа как будто испарились. Ночные птицы разлетелись, а разнообразные рептилии расползлись в разные стороны. Это озадачивало, настораживало Кийта с каждым мгновением все больше и больше.
Но готового ответа пока не было. Не было и четкого видения направления, откуда могла появиться опасность.
Бережно прикоснувшись пальцами к медальону, Хрипун снова развернул его тыльной стороной наружу. Яркий свет, полыхавший за опущенными веками, плавно начал тускнеть и меркнуть. Словно серые сумерки ватными потоками стали окутывать утомленное сознание, заполнив клубами темной фиолетовой мглы все уголки мозга.
Устало вздохнув, он неторопливо поднял веки, осмотрелся вокруг и тихо сказал самому себе:
– Что же теперь будем делать?
Несколько минут он сидел на стволе пальмы в полном молчании, пытаясь нащупать ответ. Потом решительно поднялся на ноги и ответил самому себе:
– Будем ждать. Нужно готовиться к чему-то очень неприятному…
* * *
Благодаря компьютерной географической карте Кийт свободно ориентировался в любой точке пространства.
Даже себе самому он не мог объяснить этого феномена. Но он четко ощущал, что древняя карта сама обладает особой, какой-то уникальной формой сознания. Ни покров облаков, ни глухая ночь, ни проливной дождь не мешали ему в любое мгновение точно знать местонахождение отряда сёрчеров. Он ясно представлял себе не только стороны света, но и ориентировался, в какой точке континента сейчас остановился.
Достаточно было только взглянуть на компьютерную карту, как едва заметное светящееся матовое пятно тотчас же указывало на его местонахождение. Стоило серверам передвинуться на несколько километров в сторону, как и пятно перемещалось, соответственным образом показывая изменение маршрута.
Сейчас, этой поздней ночью, несмотря на то, что лесная пещера, устроенная природой в стволе исполинского Мамонтова дерева, вызывала ощущение надежности, Хрипун ощущал близость страшного Пайлуда. Это достаточно сильно беспокоило его. Никто из его людей не знал, что огромное загадочное болото находится совсем недалеко.
Именно соседством с Пайлудом Хрипун пытался объяснить свои тяжелые предчувствия. Ни на мгновение из его памяти не исчезал образ Обитающего-в-Тумане, жуткого ментального вампира. Но Кийт знал, что кроме этого монстра, Пайлуд давал прибежище самым разным, невероятно агрессивным формам сознания, не всегда даже принадлежащим к живым существам.
Буйволицы, набив брюхо сочными листьями ливидамбараса, улеглись под деревом. Кау тоже сильно устали за предыдущие дни, поэтому сейчас мирно сопели, прижавшись друг к другу.
Сёрчеры тоже угомонились. Сноровисто разложив свои походные лежанки, они растянулись на мягких меховых ложах и сразу заснули.
Непосвященный человек, увидев лагерь спящих искателей, удивился бы. С первого взгляда сразу бросалось в глаза несоответствие между грубыми, бесформенными лежанками, изготовленными недавно в одном из городов Атвианского союза, и серебристыми покрывалами.
Легкие, почти невесомые, но очень теплые и прочные, покрывала были созданы человеческим разумом несколько тысячелетий назад, во Времена-до-Смерти. Но прошло столько времени, и сейчас они по-прежнему выглядели как новые.
Команда Хрипуна обнаружила эти вещи совсем недавно, когда отряд наткнулся на разрушенный древний космодром. Война уничтожила почти все на том плацдарме, мощные удары не оставили камня на камне, но совершенно случайно уцелел один из секторов подземных складов. Там Кийт и обнаружил разнообразный инвентарь, предназначенный для астронавтов двадцать второго века. Кроме специальной одежды, там встретились и эти уникальные покрывала.
Изготовленные из какого-то особого суперпрочного сплава, из вечного, не подверженного тлетворному дыханию времени материала, эти вещи не только защищали от самого пронизывающего холода и сырости. Они почти не имели веса и, кроме того, легко складывались. Повинуясь нажатию отливающей стальным блеском кнопки, расположенной в левом нижнем углу, в одно мгновение покрывала с едва слышным сипением послушно собирались, скукоживались и стягивались, превращаясь в удобный овальный футляр, отдаленно напоминавший кошелек, легко умещавшийся в ладони взрослого мужчины.
Для походных условий трудно было придумать нечто более удобное, поэтому Кийт решил оставить все эти находки для нужд своих людей. Большую часть найденного в древних арсеналах он обменял на четырех буйволиц кау, а вот эти покрывала оставил для отряда.
Они не только защищали от холода, но и обладали какими-то чудодейственными релаксирующими свойствами. Сёрчеры сразу заметили, что под этими серебристыми одеялами они быстрее могут восстанавливать силы и избавляются от усталости.
Поэтому в лесной пещере сразу воцарилась тишина. Серебристые силуэты лежали неподвижно, набираясь сил, и над отрядом витал дух спокойствия.
Только Хрипун никак не мог отделаться от тревожного чувства. Еще раз обеспокоено прислушавшись к происходившему вокруг, Кийт решил прилечь и устроился совсем недалеко от входа в пещеру. Обычно он всегда ложился вот так, с самого края, чтобы во мгновения опасности быть начеку.
Рядом с собой он положил прочный, укрепленный многочисленными металлическими заклепками кожаный походный мешок, с которым старался никогда надолго не расставаться. Кроме той самой заветной компьютерной карты, упакованной в металлический футляр цилиндрической формы, в котором портативный монитор-карта и хранился в библиотеке Аббатства, там лежало еще несколько предметов.
Эти вещи были настолько дороги для Хрипуна, что даже ночью он никогда не оставлял их далеко от себя.
* * *
Прежде всего, там лежал его заветный кинжал. Боевой клинок с молибденовым девятнадцатифутовым лезвием не раз выручал Хрипуна в самых тяжелых ситуациях. «Оружие выживания» было изготовлено давным-давно, еще в двадцать втором веке для какого-то рядового героя из элитной роты морских пехотинцев «U. S. Forces», отборной части армии Соединенных Штатов.
Не только лезвие могло угрожать неприятелю. Массивная тяжелая ручка кинжала тоже могла служить грозным орудием. Никому не удалось бы сосчитать, сколько вражеских голов с хрустом треснуло после мощных ударов этой рукояти. В рукоятке кинжала Хрипуна, как в футляре, хранилось довольно много разных мелких предметов, в разное время обнаруженных им в самых укромных уголках Забытых Городов. Древняя турбозажигалка, извергающая тонкий язык пламени, не гаснущий даже при шквалистом ветре. Моток тончайшей, но прочнейшей углеродистой арамидной нити, выдерживавшей немыслимые тяжести. Тонкие, но увесистые метательные иглы, изготовленные из титанового сплава, которыми он мог безошибочно поразить цель шагов с двадцати. Компас, вмонтированный в основание массивной рифленой рукоятки. Все эти предметы должны были помочь выжить в самых неблагоприятных условиях и постоянно находились при нем.
Кроме боевого клинка, кожаный мешок Кийта скрывал в себе еще и уникальный древний предмет, напоминавший по внешнему виду гигантскую маску. Голова любого человека, надевшего ее, становилась такой уродливой, что на первых порах даже бывалые сёрчеры покатывались со смеха.
Изуродованное шрамами лицо Хрипуна и так не блистало особой красотой, а в отливающей лиловым глянцем «маске» он сразу начинал походить на гигантского хищного жука, разглядывающего всех окружающих радужно отблескивающими, бессмысленно выпученными «глазами» странной, почти квадратной формы.
В двадцать втором веке таким прибором трудно было удивить даже какого-нибудь несмышленого пятилетнего мальчишку. Это был обыкновенный архаичный ноктовизор. Самый банальный фотонный умножитель, больше известный как прибор ночного видения, предназначался для обзора окрестностей в полной темноте.
Естественно, Кийт совершенно не представлял себе, как именно называлась прежде эта вещь. Невозможно было объяснить, в чем заключался принцип ее действия.
Он знал только, что шел уже шесть тысяч четыреста семьдесят девятый год от Рождества распятого Спасителя мира. После Смерти, словно мраком окутавшей Землю, многие секреты человеческой цивилизации оказались утрачены навсегда.
Обнаружив однажды прибор в одном из Забытых Городов, он не сразу сообразил, в чем заключается его загадка. Потом он даже не мог объяснить себе, почему не оставил на месте дурацкую маску или не отбросил ее в сторону, как часто поступал со многими другими непонятными вещами.
Но вскоре представился удобный случай для открытия тайны. Случайно, бессознательно он надвинул эту маску на лоб во мраке и через мгновение просто обомлел: темнота перестала быть темнотой!
Оказалось, что человеческая мысль несколько тысячелетий назад побеждала даже глухую ночь…
Про себя он окрестил прибор просто и понятно: «совиные глаза».
С тех пор он неоднократно пользовался своей находкой. Кийт постоянно прибегал к помощи «совиных глаз» и изумлял бывалых, опытных, но ничего не понимающих в технике сёрчеров своей невероятной, сверхъестественной способностью видеть во тьме. И так его авторитет в отряде был непоколебим и каждое его слово звучало, как закон, обязательный к немедленному выполнению, – но после того как Хрипун несколько раз продемонстрировал свои новые возможности, уважение сёрчеров превысило все мыслимые пределы.
Рядом с его походным мешком лежало и дорогое, но довольно распространенное в Республике Метс оружие, известное как «метатель».
Метатель, этот заряжавшийся с дула гладкоствольный карабин, стрелял шестидюймовыми разрывными снарядами. При прямом попадании шагов с двадцати он был способен поразить самого грозного лемута… что и испытал на себе вербэр, так некстати напавший на Медноволосого Хорра.
Единственное неудобство этого оружия заключалось даже не в его дороговизне, а в том, что метатель нужно было тут же перезаряжать, что делало его применение в условиях жаркой схватки не очень удобным.
Смертоносные снаряды для метателей производились только вручную в специальных маленьких мастерских, расположенных, как правило, при кандианских Аббатствах, и после каждой очередной экспедиции Кийту, чтобы пополнить арсенал, обычно приходилось отдавать немало своих находок в обмен на драгоценные заряды.
В каких бы местах ни приходилось Хрипуну ночевать, где бы он ни вынужден был приклонить голову, он всегда точно знал, что на шее у него висит ментальный рефлектор, а рядом находятся самые дорогие для него вещи: молибденовый клинок, компьютерная карта, «совиные глаза» и метатель.
* * *
В лесной пещере Кийт долго не мог уснуть, ворочаясь с боку на бок. Он длительное время бодрствовал, а потом соскользнул в пучину сна, как в бездонный темный омут.
Среди ночи, едва только слабые лучи полной луны, вышедшей из-за облаков, коснулись земли, он внезапно проснулся от гнетущего страха, заполонившего каждую клеточку организма. Сразу стало понятно, что это неспроста.
Так ощутимо могло разбудить лишь то самое трагическое, черное предчувствие, которое внезапно охватило его у костра, когда из языков пламени на него стал надвигаться странный женский образ.
Каждая клетка тела Хрипуна тревожно вибрировала. Каждый сегмент его организма словно впитывал агрессивные телепатические импульсы, источник которых был пока совершенно непонятен.
С первых же секунд Хрипун понял по силе ментальных сигналов, что неприятности, которые он предчувствовал, уже подступили совсем близко.
В такие моменты телепатические способности его обострялись, активизировались, и он мог мысленным зрением мог видеть даже сквозь неживую материю. Мысленный взор проникал сквозь заросли кустарника, толстые стволы вековых деревьев, даже сквозь прочные каменные стены. Временами Кийт таким образом ориентировался в пространстве и был способен предвидеть будущее, безошибочно предсказывая приближение беды.
Но сейчас неожиданно до чуткого слуха Хрипуна донеслось нечто совершенно непонятное, нечто тревожное и пугающее. Ничего подобного он за всю свою жизнь не слышал…
В эту полуночную пору огромный лес обычно всегда был наполнен самыми разнообразными звуками, не прекращавшимися ни на мгновение.
Гудение ночных насекомых сливалось с дикими воплями хохочущих попугаев. Прерывистый хруст веток спорил с осторожным шуршанием травы.
Но сейчас ночной лес словно вымер. А этот странный звук, разорвавший ночной воздух, оказался совсем непохож на завывание ветра, плеск водопада около озера или шелест листьев.
Странный звук словно разбухал и ширился. Он приближался с бешеной скоростью, превращаясь в… громкий женский смех!
Хрипуну казалось, что гигантский лес, раскинувшийся кругом, содрогался от этого непонятного смеха. Ему чудилось, будто ветви мощных деревьев сотрясались, что кипарисы и пальмы раскачивались от крепких корней до высоченных крон и, все равно, смех продолжал надвигаться.
Издевательский, саркастический женский смех точно разбухал в ушах Кийта. Не в силах больше оставаться на одном месте, Хрипун вскинулся на своем ложе и огляделся вокруг.
Все было спокойно. Казалось, что этот непонятный шум достигает только его слуха. Никто из сёрчеров словно ничего не слышал. Все продолжали спокойно спать под сводами лесной пещеры.
А между тем было совершенно очевидно, что женский смех нарастал. Звук его усиливался с каждым мгновением и становился совершенно невыносимым. Хрипун ясно чувствовал, как, по мере приближения однообразного звука, его сердце невольно сжимается.
Вокруг ощутимо сгущалась напряженность. Даже сырой ночной воздух вокруг, казалось, становился вязким и плотным.
Внезапно все смолкло. Стих даже ветер, шевеливший листву деревьев. Даже небольшой водопад, изливавшийся в озеро, лежащее рядом с пещерой, казалось, мгновенно иссяк.
Хрипун почувствовал, словно вокруг что-то переменилось.
Он явственно слышал, что откуда-то из чащи потек жаркий, страстный женский шепот. Каждый дюйм пещеры заполнял умоляющий призыв.
Кийт прислушался, и ему показалось, будто он разбирает в этом мерном, как прибой, шепоте одну-единственную, обжигающую чувства фразу:
«Иди ко мне… иди ко мне… иди ко мне…»
Странное опьянение волнами окутывало его мускулистое тело с головы до ног. Такого невероятного, мучительного возбуждения Хрипун не испытывал уже давно. Казалось, он снова превратился в нетерпеливого девственного юнца, мечтающего о первой настоящей встрече с женщиной, мечтающего познать свою желанную.
«Иди ко мне… иди ко мне… иди ко мне… Зеленоглазая Ратта ждет тебя…» – повторил таинственный голос, и от каждого слова все тело Кийта покрывалось гусиной кожей.
Душа его изнывала от сладостного восторга, и тело словно стало набухать, подчиняясь возбуждению. От восторга он вскочил, хотя даже не понимал, кто такая Зеленоглазая Ратта и почему она вдруг ждет его поздней ночью.
Эйфория подчинила его мозг. Блаженство обдувало сознание сладостными горячими потоками. Нечто подобное бывало с ним когда-то давно, в юности во время учебы в школе Аббатства.
Тогда почтенный наставник, священник Лелио учил, что в таких случаях нужно сосредоточенными молитвами смирять жар плоти. По привычке Кийт закрыл глаза и стал произносить священные тексты, взывая о защите к Распятому Спасителю и Святой Троице.
Обращение к сакральным словам быстро помогло, но по-прежнему сознание Хрипуна заливали потоки странной эйфории. Это насторожило его еще больше. В памяти всплыло воспоминание о лукинаге.
Для усиления ментального трансцендентного контакта, во время учебы в Аббатстве почтенный наставник Лелио разрешал пользоваться легендарной лукинагой, довольно сильным наркотическим средством.
С годов ученичества Хрипун прекрасно помнил те ощущения. Через миг после приема лукинаги наслаждение сперва с силой ударяло в сознание тугой маслянистой струей… потом оборачивалось на несколько мгновений предательской слабостью во всем теле, а вслед за этим разливалось по жилам ровным и уверенным ощущением просветленного динамического спокойствия.
В небольших порциях раствор лукинаги приносил легкое забвение, раскрепощение сил и душевную свободу, помогая даже бороться со страхом перед дремучей неизвестностью. Но Кийт прекрасно знал, что стоило немного переборщить, как это вещество обрекало человека на верную гибель.
Иногда люди настолько привыкали к дурманящему вкусу лукинаги, что становились полностью зависимыми. Они делались вялыми, сонными, безразличными ко всему, и жизнь их заканчивалась печально. Те, кто настолько привыкали ко вкусу лукинаги, что не могли жить без нее, словно уходили куда-то вглубь собственного сознания.
Поклонники лукинаги точно закукливались в кокон собственных ментальных импульсов и становились полностью равнодушными к окружающей жизни.
Таких людей в Республике Метс было немного, и все же они порой встречались. Их легко было определить по бесстрастному взгляду тупых «рыбьих» глаз, которым они окидывали всех, не узнавая порой даже самых близких людей.
Поэтому священник Лелио с младых лет заложил в память Кийта кодированную защиту, своеобразный порог сопротивляемости этому препарату, так что Хрипун мог пользоваться лукинагой в небольших дозах, не опасаясь за радикальное изменение структуры своей психики.
Порой Кийт прибегал к помощи лукинаги и никогда этого не скрывал от своих приятелей. Но сейчас он совершенно точно знал, что ничего не принимал накануне вечером!
Между тем потоки маслянистого тепла словно заливали, захлестывали все каналы его мозга. Он смутно осознавал опасность и понимал, что нечто чуждое, враждебное стремилось вторгнуться извне в его сознание…
Неожиданно Кийт ясно понял, что находится под ментальной властью какого-то мощного разума. Сомнений не оставалось, все это было могучей телепатической атакой!
Разум Хрипуна, чуткий к ментальным воздействиям, поднял отчаянную тревогу. Сёрчер очнулся, судорожно сжимая свой серебряный медальон, открыл глаза, и какая-то мощная сила словно подбросила его на ноги.
Непонятные звуки, доносящиеся откуда-то снаружи, вскоре повторились снова. Сперва они прозвучали тихо, едва слышно. Потом раздались опять, и на этот раз чуткий, натренированный слух опытного сёрчера сразу уловил нечто непонятное.
Кийт в одно мгновение вскинулся со своего походного ложа, замер и напряженно прислушался.
Непроглядная тьма пещеры окутывала все вокруг плотной пеленой. Трудно было что-либо разглядеть, как бы он ни старался. Прижавшись спиной к холодному деревянному изгибу гигантского корня, он и сам словно превратился в Дерево, пытаясь понять, что происходит там, снаружи, в лесной чаще.
Пещера была довольно просторной и глубокой, но он лежал, как всегда, самым крайним. Шагах в трех от Хрипуна виднелось отверстие входа, и это жерло казалось ему зубчатым куском полупрозрачной дымчатой ткани, отчетливо выделявшейся на темном фоне.
Медленно и осторожно он приблизился к входному отверстию, быстро обернулся и через мгновение увидел, что и все остальные сёрчеры тоже вскочили со своих лежанок.
Снаружи в пещеру жидким потоком лился свет, едва выхватывавший из темноты лица сёрчеров.
Свет был очень слабый, но этого было достаточно для того, чтобы Хрипун с изумлением обнаружил: глаза его приятелей по-прежнему закрыты. Происходило что-то странное…
Бывалые, закаленные в походах мужчины вскочили на ноги, но не от чувства тревоги. Они не только блаженно улыбались и раскачивались, но и шли гуськом куда-то вперед, хотя все еще крепко спали. Вся его команда, еще несколько мгновений назад крепко дрыхнувшая на своих подстилках, уже стояла у выхода из пещеры.
Опытные сёрчеры, немало пережившие на своем веку, все они высыпали из пещеры на опушку и начали как-то странно, необычно подпрыгивать. Цепкий взгляд Кийта переползал с одного знакомого лица на другое, и изумление его только возрастало.
Сёрчеры не просыпались даже от этих странных прыжков! Они по-прежнему крепко спали!
Все путешественники, кроме Медноволосого Хорра, поднялись со своих мест, вышли из пещеры и начали перетаптываться на одном месте. Но при этом глаза их оставались закрыты, а на лицах играла одна и та же тупая улыбка, бессмысленное выражение полного, невероятного блаженства. Только Хорр, этот иннеец, недавно примкнувший к отряду, почему-то продолжал спокойно спать, тогда как все остальные дружно двигались на месте.
Ближе всех к лесу стоял чернокожий Джиро. Его рослая фигура сразу бросалась в глаза, и казалось, что здоровенный парень готов в любое мгновение, не просыпаясь, броситься куда-то в чащу.
Словно невидимая рука крепко стиснула запястье Кийта ледяной хваткой и решительно потащила из пещеры.
Сёрчер понял, что нечто ужасное захватило их всех, что приближавшаяся сила являлась воплощением той самой опасности, о которой предупреждало его видение у костра.
Все это пронеслось в его голове, пока он лихорадочно готовился к приближающемуся ментальному поединку.
Кийт ощутил удушье: казалось, его мозг и тело сдавили могучие тиски, выжимавшие из него энергию и силы. Одновременно с этим он продолжал чувствовать странный покой и даже в какой-то степени удовольствие, как будто телепатическая сила убаюкивала их всех, чтобы быстрее сломить волю к сопротивлению.
Напряжение ментального поля возрастало с каждой минутой. Телепатические атаки делались все более реальными, почти ощутимыми физически, окутывая плотной телепатической аурой лагерь сёрчеров.
Сжимая ментальный рефлектор, висевший на груди, Хрипун пытался сопротивляться с отчаянным мужеством. Он попробовал противостоять убаюкивающему ощущению блаженства, сосредоточив мысль на преданности Господу и повторяя сакральные иератические формулы.
Невольно в памяти всплыли традиционные ментальные тренировки в школе Аббатства, во время которых ученики не просто вступали в молчаливое жестокое телепатическое противоборство друг с другом, а стремились подчинить соперника своей воле. Используя один из приемов отвлечения сознания, он попытался бороться и начал снова повторять сакральные тексты молитв.
Но сейчас ужас усиливался еще и оттого, что не был заметен объект, излучавший такую мощную телепатическую энергию. Кийт не видел, кто является источником такого мощного ментального гнета, он не мог себе это представить, и именно это приводило его в полную растерянность.
Вокруг была полная темнота. Самое удивительное, что лагерь сёрчеров окутывала и полная тишина, словно все происходило не в густом лесу, а в глубоком подземелье.
Сёрчеры продолжали толпиться на опушке. При этом трансцендентная сила не разбудила их, оставив погруженными в гипнотический транс, и сразу подчинила себе. В таком состоянии сёрчеры могли идти куда угодно, – это было понятно с первого мгновения, – безропотно приближаясь к неминуемой гибели.
Хрипун понял, что, несмотря на идиотское ощущение блаженства, их всех настигло нечто ужасное. Сёрчеры продолжали радостно улыбаться с закрытыми глазами, а он приготовился к самому худшему.
Неожиданно ощущение эйфории выветрилось из сознания, словно сквозняк выдул клубы дыма из комнаты.
В это же мгновение немыслимая тяжесть стремительно навалилась на него, точно незримая мощная каменная глыба в одну секунду обрушилась сверху на плечи и заставила согнуться под гнетом невыносимого груза. Повинуясь неумолимой силе, Хрипун наклонился вперед, согнулся, тяжело дыша и с трудом удерживаясь на ногах.
Через мгновение он почувствовал, что больше не может сопротивляться неведомой силе, и рухнул всем телом в траву. Тут же послышался шум падения, и краем глаза, несмотря на головокружение, он увидел, как все остальные сёрчеры безвольно валятся наземь.
Воцарилась плотная, вязкая тишина, затягивающая, как пучина.
Послышалось что-то вроде то ли поскуливания, то ли рычания. Сёрчеры, скорчившись, валялись на холодной земле. Их глаза, наполненные ужасом, почти вылезали из орбит. На лицах не отражалось ничего похожего на какое-либо человеческое чувство.
Из-за плотной пелены облаков вышла полная луна. Призрачный свет хлынул на землю, и в лунных лучах Хрипун увидел, что на перекошенных лицах его друзей отражается один лишь звериный, панический, неосознанный ужас…
Глава 5 В ДОЗОРЕ
На следующий день сёрчеры проснулись поздно. Так поздно, как они еще никогда не просыпались во время своих экспедиций.
Полуденное солнце уже давно взошло над густым лесом. Раскаленный диск остановился прямо над полукруглой поляной с большим кострищем, наполненным пальмовыми углями.
Белое солнце безжалостно палило прямыми лучами по неподвижным фигурам крепко спящих сёрчеров. Бродяги беспорядочно валялись на земле недалеко от входа в пещеру под корнями мамонтова дерева и никак не могли продрать глаза. Рядом с ними лежали обнаженные ножи и топоры.
Бывалые путешественники просыпались один за другим. Мучительные недоуменные гримасы возникали на их мужественных лицах, когда они оглядывали друг друга.
Они не помнили, что происходило ночью…
Каждый из них очнулся в ужасном настроении. Голова с трудом поднималась, веки тяжело открывались после долгого сна.
Никто из них не смог бы сказать, что, собственно, происходило совсем недавно? Почему после прошедшей ночи на сердце стало так тяжело и безысходно?
Проснувшиеся сёрчеры обменивались вопросительными мутными взглядами. Пытаясь хоть что-то понять, они искали ответы друг у друга.
Каждый из них с изумлением обнаруживал, что валяется под открытым небом, хотя все смутно предполагали, что укладывались спать в пещере, о чем говорили серебристые космические покрывала, валявшиеся рядом с лежанками.
Отважные бродяги, содрогаясь от холода, обнаруживали, что лежат прямо на сырой земле, рядом с потухшим кострищем. Каждый болезненно морщился. Каждый чувствовал свинцовую тяжесть в голове. Всех сёрчеров мучила резь в желудке, и все ощущали какую-то мутную тошноту.
О том, что же все-таки происходило этой ночью, никто не мог сказать ничего определенного. Даже Кийт мучительно пытался восстановить ход событий.
Из древних книг он знал, что некогда существовала особая болезнь под названием амнезия, означавшая полную или частичную потерю памяти. То есть человек не мог понять, что было с ним в прошлом, не помнил, ничего не мог рассказать из того, что с ним происходило. Древние манускрипты описывали эту болезнь и объясняли ее разнообразными нервными срывами, сопровождавшими жизнь городских людей несколько тысячелетий назад.
Но в глубине души Кийт всегда полагал, что амнезия может наступить только под мощным и агрессивным ментальным влиянием. Только мастер мысленной связи, в совершенстве владеющий всем разнообразием телепатических приемов, мог, по его мнению, нанести памяти другого человека такие повреждения, при которых из нее выпадали бы целые блоки, целые участки, хранящие воспоминания.
И сейчас он впервые в жизни столкнулся со случаем коллективной амнезии. Дюжина крепких, бывалых, закаленных в походах мужиков внезапно поняли, что не могут ничего вспомнить.
Впервые в жизни он почувствовал себя неуверенно…
Он сидел немного в стороне, обхватив затылок крепкими ладонями, и старался воссоединить воедино обрывочные фрагменты своих воспоминаний. Но и он не мог выловить полного, цельного впечатления из той тягучей, густой аморфной массы, в которую, как ему показалось, превратилось его сознание после агрессивной телепатической ночной атаки.
Аморфная масса раздувалась в объеме, она словно вскипала и булькала пузырями дискретных сегментов в его гудящей от напряжения голове. Напряжение грозило разорвать череп пополам, но припомнить он ничего не мог, как ни старался.
Вместо воспоминаний была одна только плотная чернота.
Порой она нарушалась и взрывалась калейдоскопом ослепительных застывших впечатлений, вспышками мелькавших перед глазами с резким свистом. Но тут же все заволакивало мраком, и снова его сознание окутывалось ватной мглой.
Прошло не так мало времени, прежде чем он смог немного прийти в себя. Кийт боялся даже представить себе весь масштаб той телепатической силы, которая атаковала их минувшей ночью. Его собственная ментальная мощь питалась из источника врожденных способностей, развитых годами тренировок, но, оказалось, что она не способна в полной мере сопротивляться ночному нападению.
Хотя сёрчеры были еще довольно слабы и не настроены разговаривать, Кийт все-таки попытался мысленно пообщаться со своими обессиленными приятелями. Контактировал он на ментальном уровне, присев в центре поляны у костра.
Мысленным лучом Хрипун пытался по очереди проникать в клокочущее сознание каждого из них, чтобы напрямую собрать информацию обо всем, что произошло ночью. Одновременно он хотел помочь сёрчерам, постараться изнутри воздействовать на израненный мозг каждого терапевтическими успокаивающими волнами.
Связаться с сознанием приятелей оказалось не так-то просто. Агрессивное телепатическое воздействие, которое пережил каждый, не прошло бесследно. Оно разрушило многие привычные построения их рассудков.
Под влиянием активного ментального воздействия, которому сёрчеры подверглись во время ночного нападения, их пораженное мышление на время изменило свое строение. Хрипун прекрасно знал, что до этого сознание каждого из них имел ясную, стройную структуру. Теперь же, раз за разом мысленно ощупывая сознание приятелей, он убеждался, что их ауры на время словно расплавились, превратились в бесформенный пульсирующий комок. Попадая в сознательные части памяти, Кийт раз за разом сталкивался со сплошным ментальным месивом, с которым так трудно было наладить канал телепатической связи.
Тем не менее ему удалось послать в мозг каждого своего приятеля сильный умиротворяющий импульс. Импульс позволил сдержать панический порыв до такой степени, что сёрчеры смогли наконец собраться и начать мысленно восстанавливать всю картину происшедшего, которую безмолвно считывал с их сознания сидевший рядом Хрипун.
* * *
На поляне возле костра виднелись многочисленные свежие следы. Было такое ощущение, словно сёрчеры топталась там всю ночь.
Но для чего? Это они определить не могли…
Чернокожий Джиро, уперев узловатые мускулистые руки в бедра, стоял около входа в пещеру. Мучительно морщась от головной боли и с отвращением раздувая мясистые ноздри, он оглядел своих друзей, едва поднимавшихся на ноги, и язвительно заметил:
– Дьявольщина! Никогда не думал, что после свежего вина крепким мужикам бывает так плохо. Может быть, вчерашний мед оказался подпорченным? Может, нам подсунули тухлую жижу, изготовленную Нечистым? Клянусь светлым ликом Троицы, у меня такое ощущение, что вчера мы пили не медовое вино из мехов, а весь вечер хлебали чистую килу, причем полными кружками.
Густой, немного тягучий зеленоватый напиток под названием кила изготавливали из мякоти гигантских кактусов в самых южных районах побережья Внутреннего моря, да и то не везде. Рецепт этого древнего, невероятно крепкого напитка держался в тайне.
Не каждый желающий мог изготовить эту «огненную воду», от которой в малых дозах по жилам разливалось обжигающее тепло, а от большого количества заплетался язык и подламывались колени даже у самых выносливых, могучих сёрчеров.
В отряде всегда был основательный запас килы. Они постоянно возили с собой не менее полдюжины вместительных фляг. Но Кийт точно знал, что вчера вечером никто из сёрчеров ее даже не понюхал.
Во время походов он разрешал открывать металлические плоские фляги и употреблять кактусовый напиток только в крайних случаях. Например, когда кто-нибудь подхватывал простуду или дрожал от холода.
– Не пил ты вчера кактусовую килу, разве не помнишь, медвежья морда? Да и дело совсем не в вине, – угрюмо заметил Хрипун, исподлобья поглядев на Джиро. – Вино было вполне нормальное. Свежее правильное медовое вино. Не в этом дело…
– А в чем? – вопросительно сдвинул брови чернокожий и обвел взглядом всех своих товарищей, стоявших кругом. – Клянусь светлым ликом Троицы, что-то я не совсем понимаю… Вроде бы спать мы ложились в пещере, а проснулись черт знает где! Мы проснулись, и оказалось, что все валяются на земле, как последние портовые бродяги. Други мои, такого еще не было, чтобы сёрчеры во время похода валялись утром, как пьянчуги. Что произошло, скажи нам?
– Пока не знаю, – недовольно поморщился Кийт, скрипнув от недовольства зубами. – Сам пытаюсь разобраться.
Глаза его поднялись и неподвижно уставились в какую-то точку пространства. Он не хотел встречаться взглядом ни с кем из своих людей, потому что на душе у него было очень тяжело. Сёрчеры привыкли всегда и во всем полагаться на его удивительные способности, а в этот раз даже он не мог ничего объяснить, поскольку сам оказался в замешательстве.
У каждого сёрчера было такое ощущение, что ночью он получил сотрясение мозга. Даже предусмотрительный и запасливый Диал, всегда аккуратно выполнявший во время длительных походов функции повара, на этот раз с беспомощным выражением лица пытался сообразить, какую именно снедь он собирался накануне приготовить на завтрак. Диал силился и пытался что-то сообразить, но ничего не мог припомнить, ничего не мог извлечь из пораженной памяти.
* * *
Весь отряд собрался вокруг черного кострища, заваленного грудой холодных углей. Никто не собирался разводить новый костер.
Все сидели, опустив головы, и напряженно думали, что же все-таки произошло. Сёрчеры сосредоточенно соображали и молча ждали, что, в конце концов, скажет предводитель.
Хрипун сидел на высокой кряжистой колоде, на том самом пне, на котором накануне вечером Клир и Лоник играли в кости. Рядом с ним угрюмо молчал Джиро, устроившийся на куче сухих ветвей. С другой стороны кострища о чем-то тихо переговаривались иннейцы нууку, перебрасываясь короткими фразами на родном наречии дождевых охотников.
Немного в стороне, как всегда, устроился Сутер. Его глаза насторожено перемещались с места на место, точно он в любую минуту ожидал какой-то опасности.
Медноволосый Хорр тоже ничего не говорил. Его смуглое лицо, казалось, потемнело еще больше. Иннеец сидел немного в стороне и буравил неподвижным взглядом какую-то невидимую точку в пространстве.
Пальцы Кийта беспрестанно вращали четки, изготовленные из вишневого обсидиана, с которыми он не расставался со времен учебы в Аббатстве. Он внимательно смотрел на каждое граненое продолговатое звено, словно пытался понять, что означает сочетание различных камней, лежащих у него на ладони, и в этой фигуре найти определенный ответ.
Хотя предводитель и чувствовал напряженные взгляды направленных на него глаз, ничего определенного сказать им он был не в состоянии. Он решил распутать загадочный клубок с самого начала и идти по порядку, для начала сосредоточившись на главной цели.
В напряженные минуты, когда нужно было быстро успокоиться, Хрипун всегда прибегал к помощи своего своеобразного амулета. Он доставал тугое ожерелье из крупных, величиной с добрую виноградину, темных граненых зерен обсидиана.
И сейчас маслянисто поблескивающие куски вулканической породы скользили между его пальцев. Камни струились бесконечным смоляным потоком. Все его внимание в этот момент было устремлено на четки, точно в их различных сочетаниях можно было отыскать самое верное решение.
– Кто вчера оставался на вахте? – раздался наконец его тихий властный голос. – Кто вчера должен был охранять наш покой?
– Вчера, кажется, дежурным оставался Лоник, – болезненно сморщившись, не очень уверенно отозвался Джиро.
Чернокожий потирал мощный затылок с таким мучительным видом, точно его кто-то совсем недавно с силой огрел по голове увесистым поленом.
– Да, я вместе с Рахтом и Хекфи вроде бы сторожил около костра, – нерешительно подтвердил толстобрюхий Лоник.
– Что это значит, «вроде бы сторожил»? – недоуменно уставился на него Хрипун. – Как это понимать? Разве так заведено? Разве ты не помнишь, чья очередь была вчера?
Нестройное гудение голосов, раздавшееся в ответ, показало, что отряд полностью поддерживает предводителя.
Всем показалось, что черное, как полированный антрацит, блестящее круглое лицо Лоника вмиг словно бы посерело. Лоб и щеки его покрылись мелкими капельками пота, когда холодные, сосредоточенные глаза Кийта впились в него.
Мало кто выдерживал этот тяжелый взгляд. Пытливые глаза его просто гипнотизировали, подчиняли собеседника своей воле. Толстяк не был исключением из правил. Лоник скорчился, съежился, и даже словно уменьшился в размерах под влиянием пронизывающего взора своего предводителя.
– Отвечай, что же ты молчишь? – едва слышно спросил Хрипун.
– Кажется, помню. Мы оставались туг сторожить, – тяжело вздохнув, подтвердил Лоник.
Его коротко остриженные, густые черные волосы от ужаса, казалось, встали торчком, и стали напоминать плотную щетку для одежды.
Лоник ничего не помнил о вчерашнем вечере. Но он сделал мысленное усилие, судорожно сглотнул слюну и неуверенно добавил:
– Точно, мы здесь остались с оружием, а вы все, кажется, пошли спать в пещеру…
Больше он выдавить из себя ничего не смог, замолчал, и вокруг потухшего костра повисло тяжкое молчание. Тогда Лоник протянул руки в сторону своих товарищей и взмолился:
– Рахт! Хекфи! Что же вы молчите? Мы же были вместе! Разве вы ничего не помните, други мои?
Рябой Рахт и светлокожий Хекфи, сидевшие на другом конце кострища, неуверенно переглянулись между собой и понуро, но утвердительно кивнули. Но добавить что-либо к словами толстяка они явно побоялись.
Тогда Лоник потерянно улыбнулся и только неопределенно махнул пухлой рукой.
– Да, точно. Мы сторожили здесь и сидели, сидели, сидели… – мучительно припоминал он.
Однако, как ни силился, дальше этого продвинуться не смог.
Было видно, что память его довольно сильно повреждена. Иначе нельзя было объяснить тот факт, что воспоминания даже о простых событиях, происходивших накануне, ставят его в тупик.
Даже Кийт не мог сразу помочь Лонику. Как не мог он прийти на выручку и к другим сёрчерам потому, что его собственные каналы телепатической связи после вчерашней ночи нуждались в тщательном восстановлении.
Стало заметно, что от напряжения чернокожий толстяк чувствует себя все хуже и хуже. Чтобы не добивать его окончательно, предводитель отряда решил прийти Лонику на подмогу.
– Давайте вместе вспомним, – миролюбиво предложил Хрипун. – Что-то произошло, но мы должны объединиться и попытаться вместе, сообща все восстановить. Давайте думать, и пусть каждый постарается вспомнить, что происходило ночью. Потом мы вместе выстроим все от начала до конца.
Пару минут сёрчеры сидели молча. На их хмурых, угрюмых лицах читалось невероятное напряжение внутренних сил.
В наступившей тишине было отчетливо слышно, как шелестит трава. Слабый свежий ветерок с едва уловимым шуршанием шевелил ветвями кустарника.
– Насколько я помню, мы поужинали горячими личинками мускусного жука, – прервал молчание Хрипун. – С этим никто не будет спорить?
Разноголосый гул одобрения показал, что эта часть вчерашнего вечера доступна всем.
– Я сшил каждому тарелку из пальмовых листьев, – встрял повар Диал. – А Джиро еще кричал, что хочет догнать и зажарить грокона…
– Так что, пили мы вино? – полуутвердительно-полувопросительно обратился к приятелям Кийт.
– Конечно, пили! – воодушевленно зашевелились сёрчеры.
Воспоминания о таких простых и приземленных вещах словно помогали им нащупать твердую почву для укрепления разрушенного сознания. Из глубин расстроенной памяти сёрчеров всплывали, словно обломки кораблекрушения из морской пучины, различные образы, связанные со вчерашним вечером.
Постепенно, шаг за шагом они стали разматывать спутавшийся и порвавшийся клубок воспоминаний. То один, то другой извлекал из своей поврежденной памяти определенную деталь, обязательно находившую свое место в общей панораме.
Неожиданно взгляд Кийта обратился на буйволиц. Сначала он не понимал, что именно заставило его насторожиться, а потом пришло озарение.
Животные, судя по всему, тоже чувствовали себя неважно. Хотя они совершенно точно не употребляли накануне никаких спиртных напитков. Никто не предлагал буйволицам ни медового вина, ни крепкой кактусовой килы. Между тем, рогачки едва держались на ногах. Животных мутило, с их губ слетали клочья пены, и они бросали на своих хозяев вялые, беспомощные взгляды.
Перехватив его взгляд, Диал сказал:
– Сегодня у рогачек совсем нет молока. Ничего не понимаю, но первый раз за все время молоко пропало. Вымя совершенно пустое, и ни у одной я не смог надоить молока ни капли.
Сначала Хрипун не мог понять, что его тревожит, когда он смотрел на стоянку буйволиц. Он подошел ближе и с мучительной гримасой принялся осматривать все вокруг.
И мысленные усилия не пропали даром. Его внезапно осенило, и это стало своего рода ключом к разгадке тайны прошедшей ночи.
Возле того места, где были привязаны самки кау, земля была словно вспахана. Почва оказалась до черноты изрыта острыми раздвоенными копытами буйволиц.
Вглядываясь в это место, Кийт попытался сосредоточиться. Он старался понять, почему спокойные, мирные животные так оголтело взбили всю землю под ногами, чего раньше никогда не случалось.
И ответ пришел стремительно, как озарение. Стоило только собрать волю в пучок и с помощью ментального рефлектора постараться подключиться к каналам внеличностной энергии.
* * *
Не в первый раз зеркальный медальон помогал ему восстановить силы. Прикрыв веки и откинув голову назад, Хрипун словно оставил на время своих товарищей, угрюмо сидевших вокруг потухшего костра.
Наполнившее каждый угол рассудка глухое рокотание словно заставило его отсоединиться от своего земного организма. Собрав все силы, он постарался сконцентрироваться и как будто вылететь из самого себя, выпорхнуть из собственного тела, подобно пчеле, покидающей улей.
Сперва он увидел панораму зеленых дебрей Тайга, как будто находился на кроне самого высокого дерева. Потом словно оттолкнулся от твердой поверхности воображаемой ветви и начал плавно парить, то поднимаясь, то опускаясь на незримых потоках.
Безграничный лес уменьшался в размерах и исчезал за клубами туманных облаков, стелющихся над тихими безмолвными просторами, а сознание Кийта уверенно двигалось все дальше и дальше.
Раскаленный солнечный диск уже оказался вровень с ним на небесном просторе. Перед мысленным взглядом Хрипуна оказались клубы изумрудных сполохов. Сконцентрировавшись на вчерашних событиях, Кийт попытался повернуть время вспять и посмотреть на все происходившее ночью. Ему представилось, что глаза его превратились в огромные зеркала, нацеленные вниз из бездонного темного небосвода, усеянного цепочками сверкающих созвездий.
Из самого дальнего, недоступного угла сознания он попытался вытащить хоть слабую иллюзию воспоминаний. Через мгновение он ощутил эффект. Недра его памяти, блокированные до этого таинственной силой, точно поджидая удобного момента, с готовностью разверзлись. Всей своей мощью запасники обрушились на ячейки его мозга.
Черная космическая пустота, еще мгновение назад отражавшаяся в глазах-зеркалах алмазными цепями звезд, обернулась лазурно-серым туманом, иссеченным множеством зигзагообразных, фосфоресцирующих молний.
Из угла в угол туманную поверхность пересекли диагональные линии. Протяженные линии стали беспорядочно метаться перед его внутренним зрением, пока не сошлись остриями в одной точке, наглухо закрывшись наподобие листков цветочного бутона, плавно двигающегося в мутном колышущемся мареве.
Спустя какое-то время после напряженной концентрации в глубинах мрака памяти пробудилась крохотная лучистая точка, слабо различимый туманный огонек. Кийт почувствовал, что внутри сознания какой-то участок стал различать в немыслимых далях световую бесформенную массу, и сознание стало пробуждаться от своеобразного наркоза.
Перед его мысленным взором уже мелькали не разнообразные фосфоресцирующие абстрактные фигуры. Из плотного тумана проступали вполне реальные, конкретные события.
Вскоре внутренним зрением Хрипун увидел, как на своеобразном экране зрения, на воображаемой поверхности памяти появилось изображение сёрчеров, ложащихся спать под серебристыми космическими покрывалами…
В памяти Кийта неожиданно всплыла ночная картина, врезавшаяся ему в сознание. Он вспомнил, как тупые буйволицы не просто стояли ночью на своих местах около кустарников.
Буйволицы метались по поляне! Они словно находились в диком возбуждении и темпераментно перетаптывались, хотя было ясно заметно, что делали они это с закрытыми глазами!
Внутренним зрением метс увидел эту картину. Она отчетливо разрешилась в его сознании и потянула за собой другие.
Он отчетливо увидел спящих сёрчеров, поднимающихся с закрытыми глазами и послушно выбирающихся из пещеры. Следом за этим появилась картина, рисующая задыхавшихся от восторга сёрчеров, следовавших куда-то в ночную неизвестность…
– Все, я вспомнил! – решительно прохрипел Кийт. – Мы подверглись ночью мощной телепатической атаке! Даже буйволицы, хотя они и почти не обладают чувствительным ментальным разумом, все равно послушно вскочили, не говоря уже о нас…
Его сознание начало приобретать обычные построения. Следом за вожаком и все остальные сёрчеры стали восстанавливать в памяти вчерашнее.
– Помните, как Бакли рассказывал нам про свою подружку с кошачьим хвостом? – припомнил Лоник. – Он убеждал нас, что ее звали Ц'Веела, тело ее было покрыто шерстью, а язык…
– Да, а потом Бакли остался спать у костра, – хихикнул Хекфи, тряхнув светлыми волосами, зачесанными назад со лба. – Он еще так смешно причмокивал во сне, и я подумал, что он целует какую-то девицу. Он даже бормотал что-то вроде «Ц'Веела… Ц'Веела… ты зовешь меня…»
– Меня тоже звала какая-то девка, – признался Лоник. – Мне казалось, что она стоит у кустов.
– Меня тоже звала, – почесав бритый затылок, признался Джиро.
– И меня, – добавил Сутер и, мучительно сморщив затылок, припомнил. – Кажется, она говорила: «Иди ко мне… Зеленоглазая Ратта ждет тебя…»
Голоса сёрчеров тревожно загудели. Каждый их хотел вставить какую-то свою фразу. Никто из них не обращал внимания на Медноволосого Хорра.
Между тем оцепеневший от ужаса иннеец плотно прикрыл веки и беззвучно шевелил губами, истово обращаясь к своему божеству, к Духу Проливного Дождя.
Он единственный в эту ночь не слышал женского голоса. Только он один проснулся утром в пещере на том же самом месте, на котором накануне приклонил голову.
Рябой Рахт, один из иннейцев нууку, поднял руку в знак того, что хочет что-то сказать. Металлические браслеты, украшавшие его запястья, скользнули вниз и столкнулись с глухим звоном.
– Тихо! – приказал Хрипун. – Пусть Рахт скажет. Говори!
Перебросившись парой фраз с Зубастым Торой на наречии дождевых охотников, Рябой Рахт перешел на язык метсов и сумрачно сказал:
– Мы тоже помним, что Зеленоглазая Ратта звала нас.
– И это ты хотел нам сообщить? – иронично спросил Джиро. – Очень ценное сведение.
Не обращая внимание на этот выпад, Рахт промолвил:
– Мы помним, что она звала нас ночью, но это была не Зеленоглазая Ратта. Дух Проливного Дождя сказал нам, что это был Обитающий-в-Тумане…
– Ты что, можешь нам сказать, кто такая Зеленоглазая Ратта? – недоверчиво поинтересовался Хрипун. – Почему ты утверждаешь, что это была не она? Как ты можешь это знать?
– Мы с Рахтом помним ее, хотя видели давно! – пришел на помощь другу Тора.
Сверкнув белыми зубами, он сообщил:
– Мы ушли из племени, когда она была еще молоденькой девчонкой. Лучше нас ее знает Медноволосый Хорр.
Взгляды сёрчеров устремились на Хорра, и тот нарочито спокойно, размеренно сообщил:
– Она росла вместе со мной и была дочерью вождя. Ее отца звали Маар Шестипалый, и он погиб, когда иннейцы нууку зашли в Пайлуд.
– Где же сейчас эта Зеленоглазая Ратта? – спросил Кийт.
– Она пропала в ту же ночь, – угрюмо добавил Хорр. – Ее увел ее к себе Обитающий-в-Тумане.
– Что же, ты хочешь сказать, что вчера рядом с нами был Обитающий-в-Тумане? – хмуро спросил предводитель отряда. – Почему же тогда мы все слышали голос молодой девушки?
Хорр уставился вдаль и оставил этот вопрос без ответа.
Потом Лоник, смутно припоминая, нерешительно заметил:
– Кажется, вчера вечером Бакли кричал что-то об этой Ратте. Кажется, он куда-то шел и бормотал это имя, а потом…
Внезапно его бессвязную речь прервал беспокойный голос Джиро. Гигант громко рявкнул:
– Кстати, а где наш доблестный клаймен? Клянусь светлым ликом Троицы, что-то я не вижу этого болтуна!
На поляне воцарился панический беспорядок.
Сёрчеры опомнились и изумленно обводили глазами всю компанию. Они ощупывали все вокруг взглядами и вертели головами в разные стороны. Путешественники пытались отыскать светлокожего дикаря. Но его нигде не было видно. Ни у костра, ни в пещере, ни на опушке.
– Где Бакли? Куда он отошел? – тихо спросил Хрипун.
Никто не мог ответить ничего вразумительного. Каждый задавал себе вопрос, как случилось, что отсутствие Бакли обнаружилось только сейчас.
– Где ты, невыносимый враль? Где ты, беспробудный пьяница? Выходи скорей! – заревел во весь голос Джиро, поднявшись на ноги. – Клянусь светлым ликом Троицы, я не дам тебе больше вина за такие проделки!
Все вскочили со своих мест и замерли, прислушиваясь. Но вокруг по-прежнему стояла полная тишина.
Бакли не отзывался на громкие крики. Парня нигде не было видно.
– Его сегодня не было с утра! – нервно крикнул Хекфи, молодой дикарь из того же племени. – Точно помню – сегодня, когда мы проснулись, его не было на поляне!
– Как ты это мог определить? – стремительно спросил Хрипун.
– Как, как, – нервно передернул плечами парень. – Мы же друзья, вместе по скалам ползаем. Я только сейчас сообразил, что около костра его не было, хотя он оставался тут спать. Я оставался на посту вместе с Рахтом и Лоником…
– Точно, он храпел около огня и все время чмокал губами, точно целовал кого-то во сне, – подтвердил Лоник. – Мы играли в кости и все время смеялись…
– А потом? – напряженно спросил Джиро.
– Потом что случилось? Куда он пошел?
– Не знаю, – растерянно признался Лоник.
– Мы играли в кости сначала, не спали, а потом… Рахт! Что же ты молчишь? Ты был с нами!
Чернокожий толстяк лихорадочно протирал ладонью покрытый испариной лоб. Проделывал он это с такой старательностью, точно именно это движение помогало ему проникнуть вглубь памяти и вспомнить все.
– Он… он… сидел около костра, – откликнулся немногословный иннеец Рябой Рахт. – Громко храпел. А с тех пор я его не видел.
– Неужели вы не слышали ничего? – с болезненной гримасой спросил Хрипун. – Вы же оставались охранять нас!
Трое сёрчеров, остававшихся на посту, обменялись растерянными взглядами. Они пожали плечами, и Лоник выдавил из себя:
– Нет, клянемся… ничего не помним.
– Хороши бойцы, нечего сказать! – взвился Джиро. – Если бы наш лагерь ночью обнаружили враги, еще неизвестно, сидели бы дурные котелки до сих пор на наших плечах. Клянусь ресницами своей матери!..
– Перестань! – приказал ему Кийт. – Ты не имеешь права никого винить. Сам валялся утром в грязи.
Чернокожий гигант скрипнул зубами от досады и сплюнул в потухшее кострище. После этого он набрал воздуха в могучую грудь и громко закричал:
– Бакли! Отзовись, где ты? Бакли!.. Бакли!
Ответа не было. Его громовой голос, способный перекрыть шум сильнейшей грозы, только раздробился эхом, разлетевшись по лесу многочисленными повторениями.
– Дьявольщина! – раздался яростный вопль Джиро, напоминающий рев взбешенного медведя.
Чернокожий гигант ринулся в чащу.
Все сёрчеры поддались этому мощному эмоциональному порыву и одновременно кинулись за ним. Они побежали куда-то по извилистой тропинке, толкаясь и мешая друг другу.
– Он пропал! Где он? – орал Джиро из чащи, удаляясь вглубь зарослей. – Бакли исчез!
От ярости он с силой пнул кованым носком ствол кипариса. Дерево от удара его сапога зашаталось, и во все стороны брызнули куски плотной коры.
Медноволосый Хорр отчетливо вспомнил, как накануне вечером Джиро подтрунивал над подвыпившим Бакли. Тогда казалось, что между ними сквозит что-то вроде неприязни, но сейчас было видно, насколько трогательно относится чернокожий к своему приятелю. Было видно, что Джиро не на шутку взбешен.
Но Бакли нигде не было видно. Вчера вечером этот светловолосый сёрчер рассказывал свои небылицы, а потом напился, и все пошли спать, оставив его на поляне.
Сердце, как бешеное, забилось в гортани Кийта. Отчаянно не хватало воздуха, и он внезапно все вспомнил. События минувшей ночи восстановились перед его внутренним взором во всей яркости.
– Прах меня побери, – хрипло рычал вдали Джиро, с треском ломая ветви кустарника. – Если с Бакли что-то случилось, я не прощу себе этого!
Все, кроме предводителя, рассыпались по зарослям и постоянно обменивались криками, словно это как-то могло помочь в поисках. Несколько минут они носились по округе, но это не приносило ощутимых результатов.
Настороженный взгляд Кийта упал на землю. Он не сразу понял, что зацепило его внимание, но потом заметил, что следы Бакли, сидевшего на бревне накануне, по-прежнему различимы, и теперь он видел, что они тянутся куда-то вдоль опушки.
Через мгновение на его призыв подбежали иннейцы Рябой Рахт и Зубастый Тора. Дождевые охотники нууку традиционно считались лучшими следопытами отряда, и сейчас они со всем вниманием принялись изучать жуткое переплетение следов, черневших на лесной поляне.
Тем не менее, как бы ни было все вокруг затоптано, Рахту удалось распутать затейливую нить. Вскоре выяснилось, что следы, оставленные Бакли, ведут не туда, где несколько минут беспорядочно рыскали сёрчеры, а совсем в другую сторону.
Все ринулись вслед за иннейцами. Идти пришлось недолго…
* * *
Они увидели его издалека, потому что Бакли лежал на высоком пригорке. Клаймен удобно устроился, свесив ноги с холмика, поросшего сочной мягкой травой.
Издалека было видно, что длинные светлые волосы его были спутаны, как всегда. Одна густая прядь спускалась на висок, создавалось даже впечатление, что она колыхалась на ветру. А другая густая прядь, только чуть покороче, ниспадала на белый лоб.
В первое мгновение создавалось впечатление, что ему не просто хорошо, а даже очень хорошо. Блаженная улыбка играла на губах Бакли. Открытые синие глаза внимательно смотрели в небо.
– Эй, приятель, чего ты там разлегся? – крикнул Джиро издалека прерывающимся, неуверенным голосом. – Не протрезвел еще? Не слышишь, пьянчуга, что тебя уже зовут?
Светлокожий не отвечал. Он по-прежнему продолжал улыбаться.
Внезапно сёрчеры, растянувшиеся по тропинке, в одно мгновение разразились криками, потому что откуда-то из густой травы выскочило несколько дейторов, мерзких мутантов. Покрытые слизью хищные рыбы-насекомые вынырнули, как из-под земли, и один сразу взобрался на лицо Бакли.
– Тварь, уйди оттуда! – заорал подбегавший Джиро, но мелкое гнусное создание не обращало на него внимание.
Дейторы с мерзким тонким писком, напоминавшим металлическое скрежетание, рассыпались по бледному веснушчатому лицу парня.
Острые зубы одного из них тотчас вонзились в глазное яблоко Бакли.
Рыбьи челюсти лихорадочно работали, и через мгновение окровавленный нос дейтора уже стал полностью погружаться в глазницу. Кийту хорошо видна была панцирная спина, доставшаяся мутанту от насекомых, и покрытое чешуйками рыбье брюшко.
– Уйди, гнусь! – взревел взбешенный Джиро.
Но, ко всеобщему изумлению, дейторы не испугались даже тогда, когда чернокожий гигант подбежал вплотную. Мутанты только замерли и точно ждали чего-то, подняв слизистые головки и нагло глядя снизу на огромного человека.
– О, Спаситель… – внезапно простонал Джиро и от ужаса приложил к открытому рту огромную ладонь. – Святая Троица! Что же это такое…
В своей жизни Кийт видел многое.
Он пережил такое, что был вправе считать себя закаленным человеком. Но даже его душа наполнилась ледяной дрожью, когда он вслед за остальными сёрчерами подбежал к пологому пригорку и увидел своего лежащего товарища.
Клаймен лежал на спине, спокойно улыбаясь в небо, а грудь его была рассечена чем-то чрезвычайно острым, точно кто-то острым топором разрубил ему ребра и тщательно раздвинул их в стороны. Сквозь продолговатое отверстие было видно все тело, плоть и сухожилия, мышцы и волокна.
Только сердца у Бакли не было. Вместо этого органа зияла пустота…
На месте сердца зияла страшная лохматая рана. Кровь запеклась вокруг пораженного места лилово-черными ошметками.
Голова Кийта наполнилась тревожным звоном. Он внезапно вспомнил ночную телепатическую атаку.
Пока сёрчеры со сдавленными ругательствами отгоняли дейторов и поднимали тело погибшего Бакли, Хрипун припомнил, как давным-давно слышал, что только хозяин гигантского болота Пайлуд, Обитающий-в-Тумане, обычно рассекает ребра жертвы, чтобы вытащить для своей услады лихорадочно бьющееся, слабое, измученное страхом, но все еще теплое и пульсирующее человеческое сердце.
Именно Обитающий-в-Тумане и мог обладать такой ментальной силой, которая обрушилась на его отряд минувшей ночью…
* * *
Никогда Бакли не думал, что жизнь его окажется такой короткой. Он часто рисковал своей жизнью, но даже в самые опасные моменты не предполагал, что она прервется так скоро и закончится в не во время схватки или в экспедиции, а во после дружеской пьянки в глухом лесу.
Сёрчеры часто меняли места ночевок. Где-то они задерживались надолго, где-то не очень, в зависимости от того, как далеко находились от них Забытые Города.
Но никто старался не думать о своей последней стоянке. О том лагере, попав в который, человеку уже не суждено его покинуть… так образно говорили они о смерти.
…Вечером у костра парень даже не заметил, как перебрал медового вина, поэтому его оживление мгновенно перешло допустимые пределы, и он стал хвастать своими любовными приключениями, чего обычно не допускал.
Но хмель развязывал языки и не таким бойцам, как он. Бакли чувствовал, что все остальные сёрчеры подсмеиваются над ним, подтрунивают над его рассказом. Хотя, действительно, красотка по имени Ц'Веела целовала и ласкала его в своем шатре. Пусть за это и пришлось подарить ей пару серебряных слитков, из-за которых он совсем недавно рисковал собственной жизнью.
Слитки обычно приходили к нему ценой невероятного труда, медлительно, как сонные черепахи. Он к этому привык. Клаймен должен был подвергать свою жизнь опасности из-за этих кусков холодного металла, залезать по отвесным стенам на огромную высоту, каждую минуту рискуя сорваться вниз.
А вот ускользали драгоценные слитки из его рук быстро. Они уплывали прочь с легкостью маленьких морских рыбок.
И к этому Бакли тоже давным-давно приучила судьба.
Что с того? Значит, такой ему выпал рисунок жизни. Такую уж комбинацию точек выкинула на своих игральных костях судьба…
Красивая Ц'Веела дала ему не только ночь наслаждений, она навсегда подарила ему воспоминания. Слитки ушли бы от Бакли в любом случае, не оставив и следа в его памяти. А Ц'Веела жила в его воображении все время. Порой ему казалось, что та ночная встреча в ее шатре длилась не несколько часов, а гораздо, гораздо дольше.
Столько раз он вспоминал ту встречу, что страстная ночь сначала приобрела по длительности сначала размеры недели, потом нескольких недель. Дни воспоминаний прилеплялись к дням, ночи к ночам, недели к неделям.
Что значили против этого какие-то жалкие слитки?
Все равно, он уходил в новый поход вместе с командой Кийта Хрипуна. Он должен был обязательно вернуться с очередной богатой добычей.
В тот роковой вечер Бакли задремал у костра. Сквозь сон, как в тумане, до его слуха доносились возбужденные голоса подвыпивших приятелей. Потом сёрчеры отправились спать в пещеру, а он погрузился в самый глубокий, самый сладкий сон, в котором опять его, как и раньше, навестила гибкая, дышащая страстью красотка Ц'Веела.
Ее стройная обнаженная фигура извивалась перед внутренним взором Бакли. Ему снилось, что грациозная мутантка танцевала в двух шагах от него, и сердце переполнялось радостной дрожью.
Ему казалось, будто молодая девушка уже прикасается к нему, проводит мягкой ладонью по его длинным светлым волосам, ласкает кончиками пальцев щеки, губы, шею.
Потом ее рука начала скользить ниже и словно бы стала расстегивать ворот его туники. Бакли чувствовал, что пылает уже целиком, что волна жара от костра, опалявшего прежде его лицо, опускалась все ниже, на шею, на грудь, потом на живот, пока не охватила бедра раскаленной лихорадкой.
Ему было хорошо, очень хорошо.
Ладони ее сновали по всему телу, окутывали его теплым покрывалом любовных ласки, и в какой-то момент Бакли внезапно ощутил мучительное блаженство. Ему казалось, что он целует девушку, и с пересохших уст сорвался негромкий, но страстный стон.
Стройная Ц'Веела высовывала язычок и облизывала ему губы, она подходила совсем близко и терлась лобком о живот и без того возбужденного сёрчера. Она извивалась, как змея, и танцевала прямо перед ним.
Бакли был бы совершенно счастлив, он получил бы огромное удовольствие, если бы не одно досадное обстоятельство.
Внезапно, к его ужасу, он увидел, что Ц'Веела пятится назад, к гигантскому дереву, и хочет исчезнуть в лесной пещере, где укрылся отряд сёрчеров.
«Ц'Веела, любовь моя, вернись!» – едва шевеля губами, позвал он девушку.
Продолжая улыбаться все так же сладострастно, как и несколько мгновений назад, она все-таки упорно направлялась к пещере.
Неужели она хочет уйти к сёрчерам и спать с ними, подумал про себя Бакли? Неужели ей больше нравится Джиро, и она хочет предложить себя этому бритому наголо медведю?
Волна ревнивого разочарования захлестнула его душу. Такого гнусного предательство нельзя было стерпеть!
От разочарования он в первый момент как бы отрезвел, охладился. Но уже через несколько секунд опьянение волнами снова начало окутывать его с головы до ног.
Ц'Веела и не исчезала, и не приближалась к нему. Она словно парила, приподнявшись немного над землей, и продолжала чувственно извиваться всем телом.
Душа Бакли уже блаженствовала. От чувства восторга ему хотелось кричать и громко петь. Хмельная эйфория подчинила мозг, обвивая сознание невероятно сладостными ласковыми потоками.
Ц'Веела направилась в другую сторону и стала исчезать в зарослях зубчатого ливидамбараса. Бакли почувствовал, словно какая-то мощная сила поднимает его на ноги.
Через мгновение он вскочил со своего места, располагавшегося рядом с костром, и пошел за ней.
Его уши наполнились ласковым грудным голосом. Этот голос не принадлежал Ц'Вееле, но тембр его был необыкновенно приятен.
«Иди ко мне… иди ко мне… иди ко мне…» – звал этот голос.
Светловолосый парень поднял голову и увидел, что вместо Ц'Веелы у зарослей стоит другая девушка. Стройная девушка в длинном плаще с остроконечным капюшоном улыбнулась ему и позвала снова:
«Иди ко мне… иди ко мне… иди ко мне… Зеленоглазая Ратта ждет тебя…»
Бакли блаженно улыбнулся. Он не знал, кто такая Зеленоглазая Ратта, но ощущал, что вскоре все будет хорошо, очень хорошо. В блаженном состоянии он осознал, что ждал встречи с ней всю свою жизнь.
Почему-то он был уверен, что с Зеленоглазой Раттой ему будет даже лучше, чем с Ц'Веелой.
Он открыл глаза и, к своему изумлению увидел, что не только он стремится встретиться с Раттой. Оказывается, все сёрчеры уже оставили свои лежанки, вышли из пещеры и сейчас нетерпеливо подпрыгивали на опушке около потухшего костра.
Но его поразило, что все сёрчеры стояли с закрытыми глазами. Они сладостно улыбались, но все еще продолжали спать.
Значит, решил Бакли, никто, кроме него, не сможет отозваться на зов Зеленоглазой Ратты. От этого чувства ему хотелось кричать и визжать от экстаза.
«Иди ко мне… иди ко мне… иди ко мне…» – повторила Ратта.
Бакли сладостно вскрикнул и направился к ней. Эта незнакомка притягивала его, как водоворот, против которого не смог бы устоять никто. Непонятное жаркое чувство гнало к ней, влекло, и через мгновение Бакли приблизился к стройной зеленоглазой красавице…
* * *
В груди Кийта поселился неприятный холод, точно в его собственном сердце беспрерывно задул ледяной сквозняк. Он еще вчера вечером интуитивно предполагал, что может вскрыться какая-то ошеломляющая новость. Для этого были вполне определенные предпосылки – странное видение около костра и что-то необычное, царившее вокруг в природе.
Живая природа всегда обостренно ощущала грядущие, подступающие неприятности, а Хрипун с детства обладал способностью на ментальном уровне ощущать подобную тревожную пульсацию.
Уже с юности он был способен проникать в умы своих близких. Сколько он себя помнил, он спокойно улавливал мыслительные вибрации исходившие от отца, занимавшего высокий пост в Аббатстве, старшего брата-киллмена или маленьких сестренок. Причем Кийт всегда осознавал их мысли так же ясно, как и свои собственные. Он мог, не раскрывая рта, с помощью канала телепатической связи обмениваться с ними своими соображениями.
Не все в области ментальной подготовки открылось ему сразу, хотя природа и наделила сына священника Кандианской церкви недюжинными способностями. Кийт начал с самого малого, постепенно взращивая в себе телепатический дар, пытаясь проникать в сознание каждого попадающегося навстречу сверстника, а потом стал контактировать и со взрослыми, опытными людьми.
Для него не составляло никакого труда проникать мысленным взором во внутреннюю жизнь не только разнообразных насекомых и птиц, но даже деревьев и кустарников. Он порой мог четко улавливать предварительные предчувствия, разлитые в природе, и на их основе делать свои собственные выводы.
Нечто подобное случилось и накануне, когда он, к своему изумлению, не смог обнаружить вокруг ни одного живого существа. Поэтому он был внутренне готов к самому худшему, хотя тогда еще и не понимал, откуда следует ждать опасности.
Не зря разбежались все твари в округе. Они уже предчувствовали приближение Обитающего-в-Тумане и лихорадочно скрылись вдали.
Итак, с тем, что произошло накануне ночью, Кийт разобрался.
На основе самых разных данных он составил цельную панораму и понял, что молодой, увлекающийся и чувствительный Бакли раньше других членов отряда отозвался на призывный коварный шепот зеленоглазой искусительницы.
С этим было все относительно ясно. Только опытный предводитель отряда путешественников совершенно не представлял себе, что же теперь они должны делать завтра…
* * *
От нового дня сёрчеры не ждали ничего хорошего. После гибели Бакли все сёрчеры находились в шоке. Все готовились к самому худшему.
Это было понятно, когда Кийт отслужил заупокойную службу по погибшему Бакли. Хотя светлокожий дикарь, в отличие от своих далеких предков, не принадлежал к церкви Распятого Спасителя, недоучившийся священник Хрипун взял на себя смелость и посвятил траурный реквием памяти своего друга.
Кийт решил, что никакие догматы Кандианской Универсальной Церкви не могут помешать ему сделать это. Сёрчеры не только не возражали, но горячо поддержали его в этом решении.
Солнце уже начало опускаться к линии горизонта, когда отзвучали последние слова заупокойной молитвы и упала последняя горсть земли на свежевырытую могилу.
Бакли обрел свое последнее пристанище в лесу, в безымянном месте, как и положено каждому уважающему себя сёрчеру.
Его товарищи в угрюмом молчании вернулись к своей пещере. Хрипун велел откупорить флягу кактусовой килы, и путешественники почтили память друга, в тишине выпив за него по глотку этого крепкого, вязкого, обжигающего гортань напитка.
– Что же будем делать дальше? – тихо спросил Кийт, когда фляга совершила полный круг и вернулась в его руки.
Все сёрчеры переглянулись, точно пребывая в некоторой нерешительности. Но никто не решился ничего сказать.
– Давайте! Я внимательно слушаю! – попросил Кийт. – Мы мужчины, и должны вести себя решительно! Почему вы молчите? Решение нужно принимать всем вместе… Что мы будем делать дальше?
– Джиро, начинай! – промолвил иннеец Рябой Рахт, традиционно пользовавшийся в обществе сёрчеров непререкаемым авторитетом.
Чернокожий гигант только горько усмехнулся. Звучный плевок от досады сорвался с его мясистых губ, и из глубины крепкой груди послышалось глухое рычание.
– Плохие дела, – буркнул он и обвел взглядом своих друзей.
– Что же мы будем делать? – повторил Хрипун.
Предчувствие беды становилось все более и более явственным. Хотя Кийт и задавал свой вопрос, в глубине души он уже знал, какой получит на него ответ. Интуиция его не подвела, и слова Джиро, прозвучавшие через мгновение, ничего нового для него не содержали.
– В том то и дело, что делать мы ничего не можем! – угрюмо ответил чернокожий. – Скоро солнце скроется, и идти мы никуда не можем.
– Буйволицы едва держатся на ногах, – сокрушенно махнул рукой Диал. – Рогачки с утра ничего не жрали. Что с ними такое, ума не приложу…
– Все точно, – подтвердил Джиро. – Скажи, что будем делать? Сражаться?
– С кем? – вздохнул Кийт. – Ты представляешь, с кем собираешься сражаться?
– Что же, мы просто так уйдем и не отомстим за смерть Бакли? – возмущенно и яростно взвился Джиро.
– Не знаю, – отозвался предводитель, стиснув челюсти.
У лесной пещеры повисла тяжелая, плотная тишина. Все угрюмо молчали, на лицах читался бушующий гнев. Такого уже долгое время не случалось, и Кийт физически чувствовал, как в душе у друзей клокочет негасимая ярость.
– Думаете, мы можем отомстить? – прервал он молчание, обводя взглядом всех присутствующих.
Сёрчеры одновременно зашумели в знак согласия. Все беспорядочно заговорили, но даже этот гул перекрыл звучный голос чернокожего верзилы:
– Что тут думать? Клянусь светлым ликом Троицы, мы должны отомстить! Несчастного Бакли убили! Причем убили жестоко! Это совершенно точно, какая-то лесная тварь решили отведать вкуса человеческой крови! Мы не можем прощать такое!
– Мы тоже так думаем! – кивнули Рябой Рахт и Зубастый Тора.
Они переглянулись, и Джиро требовательно спросил у Кийта:
– Что думаешь предпринять? Как мы будем действовать теперь?
Судя по выражению его глаз, у него самого, как и у всех остальных, ответ уже был готов.
– Если впереди большая драка, мы должны думать, как будем сражаться, – заявил Лоник.
Было видно, что он очень переживает из-за случившегося ночью. Ведь именно он оставался главным на посту и упустил момент нападения. Толстяку не терпелось взять реванш и искупить свою вину.
– Думаете, без драки мы не обойдемся? – спросил Хрипун.
– Какая-то подлая мразь объявила нам войну! – вскинулся Лоник. – Пролита человеческая кровь! Никто из этих лесных монстров, прах их побери, не собирается останавливаться! Мы не можем сидеть у костра и ждать, пока нас уволокут в лес, вырвут сердца, а потом дейторы обглодают до костей наши тела, валяющиеся на пригорках!
Толстяк обвел глазами всех присутствующих и торжественно объявил:
– У нас есть не только кинжалы, топоры и гарпуны.
Он пристально посмотрел на Кийта и твердо сказал:
– А ты должен взять в руки свой метатель!
– Ты уверен, что это единственный вариант? – произнес Кийт. – Может быть, нам лучше исчезнуть отсюда?
– Нет, мы будем сражаться! – вмешался Джиро.
– Ты уверен?
– Конечно! Будь я проклят, если это не так!
Кийт давно знал воинственную натуру своего друга и привык всегда с большой осмотрительностью относиться к его советам.
– Мы не можем убегать! – настойчиво, даже укоризненно повторил чернокожий верзила. – Неужели ты до сих пор не понимаешь? Нам нужно отомстить за смерть нашего друга!
В знак одобрения и поддержки сёрчеры снова дружно загудели, но из груди Кийта вырвался тяжелый вздох. Никто и никогда не мог бы назвать его трусом, и он разделял искренние чувства своих друзей, стремившихся расплатиться с убийцей. Только никто из них пока еще не понимал, с какой чудовищной силой им предстояло столкнуться, и к каким непредсказуемым последствиям для каждого это могло очень скоро привести.
– Тогда нужно готовиться. Диал пусть займется ужином, а вы беритесь за оружие, – обратился к своим друзьям Хрипун.
– Да, доставайте топоры и кинжалы, – рявкнул вскочивший на ноги Джиро. – Заряжайте метатель. Сегодня нас ждет горячая ночь, прах меня побери.
– Интересно, – с изумлением вскинул бровь Кийт. – А ты, медвежья морда, чем собираешься заниматься все время до вечера?
– Меня ждут дела поважнее, – с достоинством отозвался тот.
– Какие дела могут быть важнее оружия? – не унимался предводитель. – Что ты несешь?
– Мои дела важнее всех других, – Джиро назидательно поднял узловатый черный палец. – Мне нужно глотнуть кактусовой килы и хорошенько побрить голову!
– Не трогай килу, медвежья морда! – с притворным гневом просипел Кийт.
Но было уже поздно. Джиро уже протянул огромную потную лапищу, блестевшую так, словно ее покрывал толстый слой расплавленной смолы, к фляге, стоявшей рядом с сапогом Хрипуна. Его мускулистая рука была такой толщины, что вполне могла сравниться с ногой предводителя отряда.
С видимым удовольствием пошевелив мясистыми ноздрями и понюхав флягу, наполненную килой, Джиро приложил горлышко к своим мясистым губам и, к слабому возмущению остальных, в несколько глотков опустошил ее.
* * *
Этот темнокожий гигант всегда неуклонно придерживался одной своей традиции. Перед важными схватками он вволю хлестал кактусовую килу и брил наголо голову, виртуозно орудуя острейшим боевым кинжалом.
И на этот раз он не изменил себе. Причем побрился у костра, не глядя на свое отражение, с такой тщательностью, что глянцевая кожа, туго обтягивающая его массивный шишковатый череп, даже в полумраке заблестела, как черное полированное дерево.
– Клянусь светлым ликом Святой Троицы, сегодня я разорву эту тварь! – с утробным рычанием воскликнул он. – Бедный Бакли будет отомщен!
После бритья Джиро тщательно вытер свой кинжал, поднялся и направился за оружием в пещеру. Заходя внутрь, он на мгновение заслонил проход своей необъятной тушей. Его мускулистая, обнаженная до пояса фигура заполнила собой весь полукруглый свод проема, образовавшегося между огромными корнями многовекового Мамонтова дерева.
На черной мускулистой спине Джиро даже в сумерках отчетливо бугрилось несколько продолговатых выпуклых шрамов, следы глубоких, тяжелых ранений. Не только предводителю отряда сёрчеров годы скитаний подарили свои отметины.
В тот вечер, когда Кийту навсегда изуродовали лицо, другой Волосатый Ревун попытался помериться силами и с Джиро. Хотя и для того лемута это не кончилось ничем хорошим, мутанту едва не удалось искалечить человека.
У каждого, кто видел обнаженный торс Джиро первый раз, сразу возникало такое ощущение, что этого гиганта какой-то невероятно могучий противник попытался разорвать на несколько частей, и более того, это ему почти удалось. Но человек все-таки одолел монстра, а врачеватели крепко и надежно зашили ужасные раны, превратившиеся в бугристые шрамы…
Солнце клонилось к земле, и сёрчеры сосредоточенно готовились к схватке. Они проверяли свое оружие и перебрасывались негромкими фразами.
Каждый в отряде отвечал за свое оружие. Иннейцы нууку, Рябой Рахт и Зубастый Тора, смазали метатели и проверили, как надежно они заряжены.
Джиро воинственно помахал в воздухе двумя тяжеленными топорами с титановыми рукоятками. Хекфи и Лоник зарядили пневматические гарпуны ребристыми остриями.
Кроме того, у каждого наготове имелся боевой кинжал. Это оружие было священным для всех, и даже с закрытыми глазами каждый сёрчер мог выбрать свой собственный клинок из груды ему подобных.
Сосредоточенный Кийт сидел недалеко от выхода из пещеры и старался подчинить свое сознание максимальной концентрации. Все члены его отряда были собраны перед этой ночью.
Вчера они позволили себе расслабиться. Накачались медовым вином и в беззаботном расположении духа отправились спать. Только горькая участь бедного Бакли убедила каждого в том, что отряд продолжает жить в жестоком, враждебном мире.
Едва лишь стемнело, Хрипун проверил, как действуют «совиные глаза». Старинный прибор редко капризничал и сейчас, как всегда, работал безотказно. Стоило только надвинуть прорезиненную маску на переносицу, как картина мира разительно изменялась.
Даже в полном мраке ничто не могло скрыться от его взора. Ничто не могло пройти мимо внимательного взгляда Кийта, вооруженного «совиными глазами».
Сёрчеры поужинали почти в полном молчании, мрачно перемалывая челюстями походную еду. Свежего сыра уже не было, буйволицы отказывались давать молоко. Личинки жука закончились, а новых поступлений у отряда не имелось.
Пришлось довольствоваться сухими запасами. Еще оставалось порядочно вяленого мяса грокона, и каждый получил по куску сухого пеммикана. Это была традиционная, проверенная временем походная пища, придуманная иннейцами, населявших бескрайние просторы Тайга.
Рябой Рахт, Медноволосый Хорр и Зубастый Тора, как прирожденные дождевые охотники, с огромным удовольствием поглощали пеммикан. Эти аккуратные прямоугольные пластины готовились по древнему иннейскому рецепту, они состояли из ароматного растительного жира и вязкого кленового сахара, смешанного с самыми разными сушеные ягодами и овощами.
Все остальные сёрчеры обычно предпочитали свежую, только что приготовленную пищу, но в этот вечер каждый понимал, что это невыполнимо, и никто не возмущался. Диал без лишних слов подавал им простецкую походную жратву. Провизия быстро исчезала в их желудках, все еще ощущавших мутную слабость после вчерашнего.
Невольно Хрипун подумал, насколько этот вечер отличается от предыдущего. Накануне вся опушка перед лесной пещерой кипела весельем. Далеко было слышно, наверное, как громко хохочут усталые путешественники.
Теперь все было абсолютно по-другому. Хотя так же жарко полыхал костер, и сёрчеры так же сидели вокруг него. Только на этот раз каждый из них сидел спиной к огню. Настороженные, угрюмые лица путешественников были обращены к лесу, а их натруженные руки сжимали оружие.
Напряженный слух ловил каждый шорох, каждый звук, раздававшийся где-нибудь неподалеку. Но окружающая природа точно затаилась. Все вокруг было погружено в молчание, и даже ночной ветер не беспокоил своим свежим дыханием листья деревьев и кустарников, окружавших гигантское мамонтовое дерево.
В томительном ожидании у костра прошла ночь. Сёрчеры порой негромко читали молитвы. Кийт не успел закончить обучение в школе Аббатства и не стал священником Универсальной Церкви, как его отец, дед и прадед. Он выбрал для себя опасную дорогу сёрчера. Но никогда не предавал честь своих предков и ни на одно мгновение не забывал веру в Бога-Отца, Распятого Сына и Святого Духа.
Почти все люди из его отряда разделяли его убеждения. Только несколько человек не прошли через обряд крещения.
Белокожие дикари Бакли, Хекфи и Клир наотрез отказывались принимать крещение, поклоняясь своим многочисленным идолам.
Мутант-ныряльщик Сутер жил какой-то своей собственной внутренней жизнью, замкнутой и герметичной. Даже Хрипун, который так много лет провел рядом с ним в походах, не мог со всей определенностью утверждать, верит ли этот сёрчер в божественное начало.
Иннейцы нууку, дождевые охотники Рябой Рахт и Зубастый Тора всегда поклонялись только своему божеству. Они продолжали верить, что миром управляет Дух Проливного Дождя. Кийт с уважением относился к их убеждениям и никогда не пытался обратить в свою веру.
Но остальные сёрчеры верили в Светлую Троицу и в походах часто просили о помощи Бога-Отца, Распятого Сына и Святого Духа. Священные тексты никогда не звучали фальшиво в устах этих закаленных, обожженных жизнью людей, потому что каждая молитва звучала в очень рискованные моменты, когда смерть могла стоять совсем рядом.
И в этот вечер, чтобы противостоять дьявольской силе, они вспоминали сакральные тексты.
Несколько раз сёрчеры прерывали молитвы, вздрагивали и хватались за оружие, когда до их напряженного слуха долетало нечто, напоминавшее им внешнюю угрозу. В любое мгновение они были готовы вскочить со своих мест и принять бой.
– Нельзя ни в коем случае внутренне расслабляться и идти на поводу у этого фальшивого наслаждения, – наставлял Кийт своих приятелей, сидя у костра. – Даже внутренне нельзя отдаваться этому чувству, потому что Обитающий-в-Тумане сразу это чувствует. А как он ощутит, что ты слаб, только поманит силой воли, подзовет к себе – и все… никто даже не успеет протянуть тебе руку…
За эти годы Хрипуну пришлось много пережить, он побывал в самых разных опасных ситуациях и считал себя вправе советовать другим.
– В случае самой сильной опасности мы возьмемся за руки! – негромко предупредил он. – Это древний способ. Еще наши деды так боролись с телепатической угрозой. Если мы соединимся в цепь, тогда наши силы объединятся, и никто не сможет совладать с нами!
Но каждый раз тревога оказывалась ложной. За всю ночь опасность так и не появилась.
Наступило утро. Розовое рассветное солнце стало разливаться нежным светом в пушистой зыби белых облаков.
Хрипун бережно повернул ментальный рефлектор, усиливающий телепатические способности, тыльной стороной к груди и уверенно сказал:
– Мы можем ложиться спать. Сегодня к нам никто не придет.
Под утро он немного осунулся. С его волевого, жесткого лица не сходило угрюмое и решительное выражение. Резко обострившиеся черты бронзового метсианского лица казались, особенно в неясном мерцающем свете костра, отлитыми из металла.
Он поднялся и спокойным шагом направился к пещере, потому что совершенно точно знал, что телепатические вампиры никогда не нападают на своих жертв при солнечном свете. Предводитель отряда был абсолютно уверен, что до следующего вечера они могут не опасаться своего могущественного противника.
Рассвет уже озарял верхушки гигантских деревьев золотистым блеском, а сёрчеры все еще продолжали выжидать, не решаясь покинуть свои боевые позиции.
– Тора и Диал, вы остаетесь до обеда на посту, – коротко приказал Хрипун. – Потом вас сменят Медноволосый Хорр и Сутер. Мы отдохнем и будем ждать наступления вечера. Посмотрим, кто к нам придет под покровом темноты.
Солнечный диск, потихоньку всплывший на нежную лазурь бескрайнего неба, раскалялся с каждым мгновением. Воздух наполнялся треском, свистом и гудением насекомых.
Огромные красочные бабочки расправили пестрые крылья и выбрались из тени непроходимых зарослей. Тучи насекомых взвились вместе со стаями голодных птиц, стремительно преследовавших свою добычу.
Вся эта мирная картина совершенно не соответствовала настроению сёрчеров. С угрюмыми, осунувшимися лицами все поднялись со своих мест и направились в пещеру, чтобы отдохнуть до вечера.
* * *
А поздней ночью в лихорадочно воспаленном сознании ожидавших нападения искателей, сидевших вокруг полыхающего костра, разразилась настоящая буря. Их рассудки бурлили и вскипали напряженными потоками под мощным психологическим гнетом.
Все началось так же, как и в тот вечер, когда погиб Бакли. Только на этот раз сёрчеры не спали хмельным сном, а опять судорожно сжимали гарпуны и рукоятки тесаков.
Но все равно, волна искусственного, фальшивого наслаждения накрыла сознание каждого из них и в первый момент практически подчинила своей воле.
Ошеломленный Кийт понял, что даже рефлектор не может заблокировать его мозг от телепатической агрессии, такой ментальной мощью владел этот противник. Все считали его закаленным путешественником, но даже он почувствовал, как неприятный холодок мгновенно пробежал по кончикам пальцев.
Кийт ощутил на себе мощный волевой напор, излучаемый нечеловеческим мозгом, но не дрогнул. Он стремительно обвел глазами друзей и, в свою очередь, послал для поддержки каждому из своих спутников яростный мысленный импульс.
Затем он надвинул на переносицу «совиные глаза» и сделал решительный шаг вперед, крепко сжимая в руках тяжелый ствол метателя.
Внезапно он каждой клеткой мозга ощутил новую мощную ментальную атаку. Такого яростного напора ему не приходилось переживать уже очень давно. Безжалостные тиски обхватили его сознание и начали сжиматься полыхающим обручем.
– Отойдите в сторону! Назад, к пещере! Возьмитесь за руки! – сдавленно взревел он своим спутникам.
В нескольких шагах от него мелькала черная глянцевая макушка. Выбритый наголо Джиро с шумом подпрыгивал на месте, грузно качаясь всей своей тушей. Он стоял против света, исходившего от костра, и его могучие плечи отбрасывали такую огромную колыхающуюся тень на зубчатый ливидамбарас, что закрывали сразу несколько кустов.
Сконцентрировав все свои телепатические способности, Хрипун постарался защитить сёрчеров от неумолимо наступавших импульсов жесткой воли. Но враждебная сила хлестала по сознанию свирепыми бичами, от которых невозможно было укрыться нигде.
Ужас состоял и в том, что, несмотря на аппарат ночного видения, вожак отряда не мог определить, откуда именно исходит мощнейшая угроза.
Наконец, краем глаза он увидел, что сбоку появилась какая-то тень. Резко, нацелено Хрипун повернулся и напряженно прищурился.
«Совиные глаза» предоставляли ему возможность прекрасно видеть даже в самом глухом, самом полном мраке. Но он не поверил, когда с помощью этого древнего прибора увидел, что перед ним, в каком-то десятке шагов, под густой веткой зубчатого ливидамбараса стоит… молодая девушка!
Кийт был готов лицезреть все что угодно, – страшного монстра, оборотня, чудовище. Но, к своему изумлению, ясно заметил красавицу, стоявшую в зарослях кустарника.
Он отчетливо видел незнакомку в длинном темном плаще с высоким остроконечным капюшоном. От неожиданности Кийт замер, не прекращая внимательно изучать врага.
С помощью «совиных глаз» можно было подробно рассмотреть ее привлекательные черты. Каскады жестких густых волос, заплетенных в бесчисленные косички, буйными потоками выбивались из капюшона и обрамляли изящное, миловидное лицо, украшенное прелестными ямочками на щеках.
И тут его осенило!
Именно это молодое лицо наваждением являлось к нему вчера у костра. Именно это лицо медленно проступало в его глазах накануне, когда он сосредотачивался на красновато-черном зареве.
Через несколько секунд ошеломленный Хрипун смог разглядеть во всех подробностях этот призрачный образ. Призрачная незнакомка улыбалась ему издевательской улыбкой, и Кийту даже казалось, что он с помощью «совиных глаз» отчетливо различает загадочно мерцающие зеленые глаза.
Снова, как и вчера, его слух стал до предела заполняться страстным шепотом-призывом. Сознание снова и снова пронзала обжигающая, полыхающая фраза:
«Иди ко мне… иди ко мне… иди ко мне… иди ко мне…»
Точно так же, как и накануне, странное опьянение хмельными волнами начало окутывать его закаленное тело с головы до ног.
«Иди ко мне… иди ко мне… иди ко мне… Зеленоглазая Ратта ждет тебя…» – ласково пел мелодичный женский голос, под влиянием которого каждая клетка мужской натуры рвалась навстречу чувственным наслаждениям.
Но теперь он уже по собственному горькому опыту знал, чем заканчивается такое фальшивое возбуждение.
Под личиной прекрасной зеленоглазой девушки скрывался ненасытный убийца. Телепатический вампир не просто похищал сердца у своих жертв, а сначала развлекался, приманивая к себе ласковыми призывами.
– Сейчас, сейчас, Ратта… – преодолевая немыслимое ментальное напряжение, прохрипел Кийт. – Подожди, тварь поганая, сейчас я угощу тебя горяченьким…
Он с невероятным трудом поднял тяжелый ствол своего сокрушительного оружия. Направив в темноту, нацелил его на женский силуэт.
«Иди ко мне… иди ко мне… иди ко мне…» – мелодично дрожал ее глубокий голос в ушах Хрипуна.
Сопротивляться становилось все трудней и трудней. Капли пота от напряжения выступили на его лице. Дыхание прерывалось, но он дрожащими, неверными пальцами готовил метатель к действию.
«Иди ко мне… иди ко мне… иди ко мне… Зеленоглазая Ратта ждет тебя…» – со звонким смехом манила она.
От этого смеха голова шла кругом. Невыносимое физическое возбуждение охватило каждую клетку тела Кийта. Он чувствовал, что через мгновение не сможет сопротивляться этому искушению, бросит наземь оружие и бросится в объятия незнакомки.
Но длительные годы ментальной тренировки не прошли даром. Он смог поставить защитный блок и держаться, контролируя свое поведение.
– Подожди… подожди, дорогая… – напряженно шептал он. – Сейчас я приду к тебе. Уже иду…
Наконец, метатель был приведен в полную боевую готовность. Стоило теперь только дернуть спусковую скобу, как его пасть вздрогнула бы, с легким завыванием плюнула бы зарядом и разметала в клочья не только эту Зеленоглазую Ратту, но и все заросли зубчатого ливидамбараса, громоздившиеся за ее спиной.
Кровь гулко загрохотала в висках. Кийт услышал эту оглушительную пульсацию и приготовился привести оружие в действие.
– Подожди, прошу тебя, – раздался сдавленный голос Медноволосого Хорра, стоявшего у него за спиной. – Клянусь Духом Проливного Дождя, ты не сможешь этого сделать!
– Не мешай мне! – просипел предводитель отряда. – Отойди в сторону!
И тут случилось невероятное. К своему чудовищному разочарованию, вожак не мог выстрелить из своего грозного оружия…
Как ни старался Хрипун, он оказался не в состоянии выпустить из жерла метателя смертоносную энергию, которая навсегда уничтожила бы Обитающего-в-Тумане. Его тело словно парализовало.
Предводитель сёрчеров стоял, как вкопанный, и не мог даже шевельнуть пальцем, лежащим на спусковой скобе. Невероятная власть мозга его противника сковала человеческую волю. Невидимые телепатические тиски стиснули не только сознание, но и тело, заставив Кийта недвижно застыть на месте. Он мог еще ощущать окружающий мир и сознавать, что с ним происходит. Но пошевелить даже пальцем руки был не в силах…
Вампир решил, что с ним покончено, и приготовился добить свою жертву.
Нанесенный телепатический удар затуманил разум Кийта. Но тело сёрчера, поймав подсознательный импульс, вырвавшийся из самого глухого, недоступного уголка сознания, все-таки метнулось назад, а не по направлению к зеленоглазой девушке, как она приказывала.
Хрипун устремился к своим товарищам, успевшим, по его команде, схватиться за руки и сомкнуться в единую цепь. Только Хорр стоял в стороне. Кийт не понимал, почему он не стремится ко всем остальным сёрчерам, а точно, наоборот, хочет отделиться от всего отряда.
Телепатический удар повторился, и Хорр рухнул в траву без сознания. Между Кийтом и Джиро, стоявшим с краю, оказалось небольшое пространство, всего метра два. Чернокожий гигант, громко взревев от телепатического удара, тоже пошатнулся и едва удержался на ногах, и все же из последних сил потянулся к вожаку.
К счастью, их руки встретились, Кийт ощутил помощь друзей и присоединил свои силы к общей цепи.
Но тотчас рядом с ним стремительно промчалась какая-то легкая тень. Краем глаза Хрипун заметил светловолосого Хекфи, бросившегося к Зеленоглазой Ратте.
– Остановись! – просипел вожак пареньку в спину, преодолевая немыслимое напряжение.
Тут же его покрытое шрамами горло словно стиснул жестокий обруч. Подул ледяной сквозняк, и он не смог больше сдвинуться с места.
Что-то словно вцепилось в ноги сёрчеров, так что никто из них не мог оторвать подошвы от земли. Путешественники окаменели и стояли, как мраморные изваяния.
– Проклятие! Хекфи, куда ты! – глухо сипел Джиро, едва шевеля мясистыми губами. – Что происходит?
Мощным телепатическим импульсом Кийт старался разжать ментальные тиски, которыми таинственный вампир блокировал его разум. Но это давалось ему не просто.
Призывая на помощь Бога-Отца, Распятого Сына и Святого Духа, сёрчер старался ускользнуть из этих телепатических оков, которыми мозг чудовища, сдавливал его сознание.
Противостояние достигло высшей точки. Хекфи подошел к зеленоглазому чудовищу и стал удаляться с чащу.
Дальнейшее произошло стремительно. Одной рукой удерживая метатель и упирая его прикладом в бедро, Кийт проник за пазуху походной туники и крепко сжал диск своего ментального медальона.
Сноп ярких искр брызнул у него перед глазами, как будто от чувствительного удара кулаком в лицо, но он не собирался сдаваться. И все-таки сокрушительный телепатический удар, обрушившийся через мгновение, заставил его захрипеть, замереть на мгновение и зашататься.
Ментальная агрессивная атака повторилась с удвоенной силой… Руки Кийта продолжали по инерции скользить по цепочке рефлектора, но все уже плыло перед глазами. Нечеловеческий разум повторно нанес удар, вспышка направленного психического излучения угодила ему точно в центр сознания.
На этот раз возникло такое ощущение, точно тяжелый кузнечный молот со всего маха безжалостно врезался в темя. До слуха еще доносились отчаянные вопли сёрчеров. Джиро вместе со своими товарищами не собирался сдаваться. Как и подобает настоящим бойцам, они пытались сопротивляться. Но с каждым мгновением даже Кийт чувствовал, как силы покидают его.
Лицо исказила мучительная гримаса. Дыхание затруднилось, сознание заволокла тьма. Метатель вывалился из ослабевших рук и с глухим звуком упал в траву. Внезапно, в один миг, точно исчезла опора под ногами. Он плохо понимал, что происходит, и только помнил, что перед глазами все еще пульсировал образ смуглолицей зеленоглазой девушки, манящей к себе таинственным бесплотным голосом…
«Иди ко мне… иди ко мне… иди ко мне… Зеленоглазая Ратта ждет тебя…» – все еще звучало у него в ушах, когда он уже почти отключился и потерял сознание.
Перед глазами сгустилась тьма, пронизанная изумрудно-зелеными искрами…
Глава 6 РОДИМОЕ ПЯТНО
Зеленоглазая Ратта до четырнадцати лет прожила с иннейцами племени нууку. До четырнадцати лет соплеменники немного побаивались ее, хотя и считали самой обычной девушкой.
Сколько она себя помнила, она всегда жила с племенем дождевых охотников, хотя в ее жилах не текло ни капли настоящей иннейской крови. Зеленоглазая Ратта выросла в шатре вождя, и всем известно было, что она приходится приемной дочерью главному дождевому охотнику, самому уважаемому воину племени по имени Маар Шестипалый.
Маар нашел крохотного младенца на узком песчаном берегу лесного безымянного ручья. Девочка лежала в плетеной корзине. Она не спала, но и не плакала, обводя сбежавшихся иннейцев своими большими зелеными глазами.
Никто из нууку не мог понять, как очутился на берегу этот розовый упитанный ребенок, еще не умеющий ходить.
Девочка лежала на плетеных прутьях корзины, совсем голая, даже без покрывала. Иннейцы поразились, – несмотря на то, что в лесной чаще было довольно прохладно, девочка не дрожала и не мерзла. От этого голенького тельца исходило удивительное умиротворение.
Столпившиеся вокруг иннейцы заметили на ее груди девочки странное родимое пятно. Эта продолговатая, извилистая отметина змеилась по телу зигзагом, наподобие молнии. Дождевые охотники украдкой смотрели на странную мету, качая головами, и сразу отводили глаза, чтобы ни в коем случае не встретиться взглядом с найденышем.
Нууку пожимали плечами, поспешно поворачиваясь к корзине спиной, а потом обескураженно смотрели друг на друга.
Девочка приплыла из неведомых краев, и дождевые охотники должны были решить ее судьбу.
Тогда Шестипалый был одинок. Его сын погиб в схватке с лемутами, а вторая жена умерла незадолго до того, как племя наткнулось в лесу на странного ребенка.
Маар, наклонившись над плетеной колыбелью и увидев родимое пятно у нее на груди, внезапно почувствовал странный озноб, как будто его на мгновение охватила лихорадка. Тогда, не особенно долго размышляя, на виду у всего племени Шестипалый вытащил ребенка из корзины и пристально, так чтобы все охотники успели заметить этот момент, посмотрел девочке в глаза.
Согласно древней иннейской традиции это означало, что отныне они навсегда породнились. С этого момента Шестипалый стал приемным отцом неизвестной девочки и взял ее к себе в шатер, назвав Зеленоглазой Раттой.
Прожив до старости среди влажных зарослей Тайга, трудно было даже представить себе, что где-то в других местах существовала иная жизнь. Маар Шестипалый, приемный отец Ратты, до поры до времени считался среди своих дождевых собратьев самым умным, самым мудрым человеком. Но даже он, при всех своих способностях, не мог догадываться о существовании других, неведомых краев.
Нууку довольно много путешествовали и никогда не обзаводились постоянными жилищами. Но они кочевали и постоянно передвигались в поисках добычи только по бескрайним массивам Тайга, предпочитая обходить стороной и древние Забытые Города и современные поселения, в которых продолжала кипеть жизнь.
Дождевые охотники считали, что можно счастливо прожить жизнь, если избежать встреч с шайками безжалостных лемутов, прожорливых людей-крыс и ненасытных Волосатых ревунов. Подарком судьбы считались дни, когда удавалось завалить жирного зверя и набить потуже брюхо.
С той поры, как Маар Шестипалый пристально посмотрел в глаза приплывшей в корзине девочки, прошло четырнадцать лет. Иннейцы нууку мерили время разливами лесных рек и умели считать только до десяти, поэтому Маар Шестипалый считал, что его любимой дочке исполнилось десять и четыре разливов лесных рек.
Это был возраст невесты. Дождевые охотники засматривались на Ратту, но вождь не спешил со свадьбой. Он никак не мог решить расстаться со своей приемной дочерью и навсегда отдать ее в шатер другого охотника.
– Дух Проливного Дождя говорит, что нужно ждать до следующего разлива лесных рек, – многозначительно говорил он собратьям, когда речь заходила о возможном сватовстве.
Хотя роскошные девичьи формы уже выглядели вполне зрелыми, но изящные щечки Зеленоглазой Ратты, обрамленные буйными каскадами жестких черных косичек, все еще сохраняли нежнейшие, невинные подростковые контуры. Несмотря на свои четырнадцать лет, – а в этом возрасте обычно девушки племени нууку уже вовсю рожали второго или третьего ребенка, – приемная дочь вождя все еще сохраняла девственность.
Маар Шестипалый всеми силами оттягивал свадьбу под разными предлогами. Он боялся признаться даже самому себе, что влюблен в свою приемную дочь…
Она была совершенно непохожа на остальных иннейских девушек. Лицо Ратты было так восхитительно, что все гости племени нууку, все незнакомые мужчины любого возраста буквально столбенели и не могли оторвать от нее взгляда.
Сам Маар предпочитал не расставаться с ней надолго. Конечно, порой он разлучался с ней, отправляясь во владения соседних племен для переговоров или для обмена товарами. Но потом, по возвращении, при виде своей приемной дочери он частенько ловил себя на мысли о том, что получает невероятное наслаждение. На некоторое время, общаясь с Раттой, Шестипалый словно забывал про окружающий мир и про все свои неотложные дела.
Седовласый вождь терял себя, растворяясь в любовании красотой царственной девушки, и после этого обычно даже не мог припомнить, чем он, собственно, был занят все это время. В такие мгновения иннеец проклинал судьбу за то, что в свое время именно он посмотрел пристально ей в глаза и назвался этой красавице отцом. По древнему обычаю, он стал с ней одной крови и не мог даже пальцем прикоснуться к дочери.
Вождь не мог даже подумать об обладании красавицей. Шестипалый старался гнать от себя подобные мысли, иначе божество иннейцев нууку сурово наказало бы его.
«Почему Дух Проливного Дождя не подсказал мне тогда, что нужно заставить посмотреть ей в глаза кого-нибудь из охотников? Почему? – сокрушался Маар Шестипалый. – Если бы на нее взглянул Лысый Ниир или Жженный Хотт, я мог бы сейчас жениться на ней!»
С той поры, как девочка начала взрослеть и превращаться в красавицу, Шестипалый всегда втайне желал стать ей чужим. Никто не мог запретить ему думать так.
Порой его захлестывало такое иступленное чувство вожделения, что старый вождь мечтал превратиться в молодого, сильного мужчину, который имел бы право прийти к ней ночью в шатер.
Больше всего на свете он мечтал стать молодым и, главное, совершенно чужим своей приемной дочери. До дрожи Маар Шестипалый жаждал возлечь с ней на ложе любви, чтобы обладать красавицей со всей неукротимой страстью дождевого охотника и тем самым навеки подтвердить свое исключительное право на нее.
* * *
Но Зеленоглазая Ратта любила Медноволосого Хорра и хотела, чтобы только этот парень лежал с ней каждую ночь в одном шатре. Она думала о нем все время.
Стоило приемной дочери только прикрыть веки, как перед ее внутренним взором сразу возникал Медноволосый Хорр, доблестный воин и удачливый охотник.
Молодой иннеец и зеленоглазая девушка любили друг друга. Но в один роковой вечер их племя по неосторожности забрело на окраину Пайлуда.
Дождевые охотники настигли молодого грокона и забили его после нескольких дней постоянной погони. После сытного ужина нууку решили не покидать Пайлуд, а легли спать, укрывшись в походных шатрах.
Тогда среди ночи рядом с ними появился властитель гигантского болота.
Обитающий-в-Тумане возник, когда Ратта лежала в своем шатре и никак не могла избавиться от сладостных воспоминаний о Медноволосом Хорре. Видение являлось к ней снова и снова, становясь все более откровенным. И если сначала образ широкоплечего иннейца только нежно разговаривал с ней, то с каждым разом он проявлял все больше настойчивости.
Ничего Ратта не могла с собой поделать. Ей казалось, что молодой охотник уже прикасается к ней, проводит ладонью по волосам, заплетенным в тонкие косички, ласкает кончиками пальцев ее щеки, губы, шею.
И внезапно ее кто-то позвал…
Душа ее встрепенулась, она порывисто вскинулась на месте.
Полог раскрылся словно сам по себе. Снаружи в шатер хлынул яркий лунный свет, выхвативший из темноты силуэты подружек, спавших рядом с ней. Ратта с изумлением увидела, что девушки медленно поднимаются навстречу таинственному свету, но глаза их по-прежнему плотно закрыты.
Молодые девушки нууку все еще спали! Между тем Зеленоглазая Ратта чувствовала, как кто-то властно зовет ее к себе.
Словно бы ледяные незримые пальцы крепко стиснули ее запястье и решительно вытащили из шатра. Сопротивляться Ратта даже не собиралась, потому что знала, что вскоре ей будет очень хорошо, даже лучше, чем с образом Медноволосого Хорра. В спину ей жарко, нетерпеливо дышали подружки, тоже рвущиеся выйти наружу.
К своему удивлению Зеленоглазая Ратта увидела, что не только она выскочила из шатра. Оказывается, все племя уже оставило свои лежанки, и сейчас все доблестные охотники нетерпеливо перетаптывались на берегу, растянувшись в линию. Но и они передвигались с закрытыми глазами, словно лунатики.
Только приемный отец, Маар Шестипалый, почему-то не хотел присоединиться к своим сородичам. Как и подобает вождю, он оказался впереди всех и неподвижно торчал у берега, как кряжистый ствол дерева.
Рядом с ним Ратта сразу увидела странный силуэт высокого мужчины. Незнакомец в длинной, до пят одежде с капюшоном стоял в самом центре просторной лодки.
Девушка поняла, что именно он держит ее за руку, хотя между ними и пролегло расстояние в несколько десятков шагов.
На миг она, вместе со своими подругами, содрогнулась от благоговения и глубочайшего изумления, и тут же благоговение превратилось в самое настоящее вожделение, а изумление – в восторг.
Ей хотелось кричать, визжать от экстаза, изгибаться всем телом и царапать лицо острыми ногтями. Она даже не заметила, как пальцы ее непроизвольно рванули ожерелье, висящее на груди, тонкая нить лопнула, и куски коралла брызнули на сырую землю.
Девушки сладостно вскрикнули. Этот пришелец притягивал их, притягивал как водоворот, против которого не смог бы устоять никто. Непонятное жаркое чувство гнало к нему, влекло, и вместе со своими подругами Ратта приблизилась к лодке.
Она только успела удивиться, что девушки спокойно перепрыгивают через борт, – ее подружки прекрасно ориентировались, не открывая сомкнутых глаз. Судно отошло от берега и неслышно заскользило, увозя молодых иннеанок по извилистой паутине проток.
Внезапно Ратта почувствовала, что хмельное возбуждение начинает испаряться. С каждым мгновением она трезвела, с каждым взмахом ресниц осознавала, что леденящий холод исподволь заползает в душу. Вихрем пронеслось вдруг в ее сознании воспоминание об Обитающем-в-Тумане.
О, ужас! Как часто она слышала перед сном, во тьме походных шатров, рассказы об этом чудовище! Как часто ее пугали Обитающим-в-Тумане, но никогда она всерьез не принимала эти истории, не верила в них, считая пустыми бреднями.
Даже спящие девушки, стоящие рядом с ней, уже начали беспокоиться, однако только приемная дочь вождя осознавала весь ужас их положения.
Сопротивляться в таком состоянии уже никто не мог. Даже Дух Проливного Дождя не в состоянии был выручить своих дочерей.
Парализующие лучи зловещей воли тисками сжимали сознание каждой из них. Никто не мог даже двинуть пальцем, и в отчаянии Ратта поняла, что оставалось только покориться судьбе…
Судно двигалось все дальше и дальше вглубь, скользя по лабиринтам узких каналов-проток, заросших густой растительностью. Порой ветви деревьев и папоротников так близко смыкались над водой, что образовывали длинные лиственные туннели, и хлестали по искаженным от ужаса лицам иннеанок.
Из клубов тумана медленно выступил силуэт острова, расположенного где-то в самом центре Пайлуда. Довольно высокий, но пологий конус, возвышавшийся над черными топями болот, показался издалека. Ратта почему-то сразу поняла, что именно туда, в этом направлении держит путь Обитающий-в-Тумане.
Нос судна плавно уткнулся в песчаный берег. Повинуясь телепатическому приказу, девушки вышли из лодки и направились вглубь острова.
Вскоре Ратта даже позавидовала своим подругам. Они шли с закрытыми глазами и ничего не замечали вокруг, а вот дочери вождя суждено было все видеть…
Сначала взгляд уперся в какую-то кучу, белеющую в темноте. Несколько мгновений Ратта вглядывалась в беспорядочное переплетение прямых и изогнутых линий, пытаясь понять их происхождение.
«Не понимаю, что это такое? Неужели какие-то корни?» – с тоской отчаяния думала она.
Мгновенно пришедший ответ, быстрая догадка заставила ее ощутимо вздрогнуть всем телом. Какой-то голос внутри нее сурово отозвался:
«Кости! Человеческие ребра и позвонки! Они обглоданы почти дочиста…» Скелеты плавали в лужах, и округлые ребра высовывались из темной зловонной жижи, растекшейся у подножия островного возвышения.
Приемная дочь вождя на несколько секунд точно оглохла и ослепла. Она не видела и не слышала ничего. Из глаз брызнули охапки искр, как будто ей хорошо треснули по затылку.
– Помоги мне, Дух Проливного Дождя! Помоги мне! – жалобно простонала она. – Услышь меня!
Левушке казалось, что она кричит во весь голос. Но на самом деле едва слышное сипение вырвалось из ее сдавленного горла.
Дальше показалась основательная пирамида, освещенная лунными лучами. Если бы Ратта могла, то оглушительно завопила бы, потому что, миновав несколько шагов, увидела в мерцании серебристый нитей, что пирамида аккуратно сложена из множества светлых, вымытых дождями человеческих черепов…
Сердце колотилось, как бешеное. Ледяной ужас кольцом стискивал ее горло, от страха тело ее точно окаменело и сжалось в комок.
Даже в сумраке было видно, какая основательная куча громоздится на берегу. Черепа нельзя было сосчитать, их было много, очень много. Они бесстрастно взирали на прибывших девушек бесчисленными пустыми глазницами и, казалось, глумливо ухмылялись пленницам, скаля белоснежные зубы, торчащие в разверстых челюстях.
– Помоги мне, Дух Проливного Дождя! Помоги мне! – исступленно взывала Ратта, хотя в глубине души уже поняла, что даже всемогущий дух не сможет их спасти.
Вокруг кучи черепов на прутьях топорщились многочисленные пучки густых волос.
– Скальпы… – омертвелыми губами прошептала иннеанка. – Это же человеческие волосы…
Скальпы были насажены на голые, лишенные листьев ветви деревьев, как на жерди, и длинные пряди едва заметно шевелились на ветру.
– Помоги! Помоги! – еще раз простонала она. – Дух Проливного Дождя…
Тут же она поймала на себе холодный взгляд, полыхнувший из-под черного капюшона, закрывавшего голову властелина болот. Обитающий-в-Тумане наблюдал за ней, упивался своей властью и исподволь внушал умирающей от страха девушке мысль, что вскоре и ее голова расстанется с телом, вскоре и ее череп найдет своё место в этой ужасной куче, а скальп со множеством тонких витых косичек будет висеть на дереве, устрашая новых жертв.
Цепочкой, одна за другой, девушки неторопливо поднялись еще выше. Впереди показался проем, напоминающий вход в глубокую пещеру.
Подруги Ратты по-прежнему словно спали и послушно шли с закрытыми глазами. Они ничего не замечали и подчинялись каждому приказу, который мысленно отдавал Обитающий-в-Тумане.
Увидев черный провал, Ратта испуганно отшатнулась и судорожно осмотрелась вокруг. Полукруглый лаз, темнеющий среди серого мха и редких кустарников, напоминал открытую пасть какого-то чудовища с огромными черными деснами.
Горловина пещеры неумолимо притягивала к себе, манила, хотя и источала явную угрозу, опасность неизвестного.
– Теперь ты принадлежишь мне, – раздался в ее мозгу хриплый, жесткий голос, напоминающий скорее скрежет. – Ты обречена. Ты будешь моей.
Подруги одна за одной приближались ко входу, и тьма поглощала их.
В спину Ратты словно толкала неумолимая сила и тоже приказывала приблизиться к пещере, но она еще пыталась сопротивляться, хотя и понимала весь кошмар своего положения.
Мгновение постояв около холма, приемная дочь вождя была вынуждена шагнуть в темноту, чтобы через мгновение внезапно рухнуть в глубокий колодец. Со сдавленным криком она упала и ударилась в спину одной из своих подруг.
Сверху, из бледного расплывчатого пятна входного проема брезжил мертвенный лунный свет. Тяжелый запах, окружавший остров, в подземном ходе только усилился и стал совершенно невыносимым.
Иннеанки поднялись и послушно пошли вперед. Девушки оказались в небольшом покатом земляном туннеле. Продвинувшись вперед, Ратта обнаружила под ногами широкие ступени, ведущие еще глубже.
Каменная лестница, покрытая толстым мягким слоем влажного мха, устремлялась вглубь. Она вела в какую-то необычную залу с гладкими полукруглыми сводами.
Ноги иннеанок скользили по ступеням, покрытым вековой плесенью. Пересохшие губы жадно хватали спертый зловонный воздух, пахнущий сырой землей, кровью и болотными испарениями.
Зала следовала за залой, лестница за лестницей. Неумолимая сила толкала их вперед, и каждый раз, попав в новое помещение, Ратта надеялась получить хотя бы миг передышки, обрести хотя бы слабый луч надежды.
Наконец они вошли в просторное продолговатое помещение, тянущееся не меньше, чем на пару сотен шагов. Дальний край комнаты терялся где-то в беспробудном мраке.
Зловещая воля, управлявшая девушками, приказала остановиться.
Стены, сложенные из полированного камня, словно излучали неясный мерцающий свет. Зоркие глаза дочери вождя, привыкшие к темноте, в этом странном зеркальном освещении могли даже различать небольшие детали обстановки.
Темнели мрачные колонны, дверные проемы, черные прямоугольники глухих окон.
Ее чуткий слух уловил непонятные звуки, явственный шорох, доносившийся откуда-то издалека. В противоположной стороне залы раздался загадочный шелест.
Она невольно крепко прижалась к девушкам, прильнула к своим подругам, по-прежнему спящим, и тогда услышала жалобный глухой голос…
Все плыло перед глазами молодой иннеанки. Она давно уже лишилась дара речи и не могла даже пошевелиться от ужаса, когда перед ней возникло существо, умоляюще простиравшее вперед руки.
Длинные распущенные волосы жуткой пришелицы спускались на плечи, они доставали прядями до обнаженной истерзанной груди! Несомненно, это была девушка, – точнее, когда-то это была девушка.
Взору Ратты предстал бесплотный призрак, выглядящий отвратительно и пугающе. Мертвенно-серое, покрытое гнилью лицо совершенно ничего не выражало.
На груди привидения, там, где у живого человека должно находиться сердце, зияла глубокая рваная рана. Словно дикий зверь терзал ее грудь, рассек ребра и острыми клыками вырвал сердце, – оставив на этом месте страшную дыру.
Сквозь очертания туманного женского силуэта проглядывали и другие невесомые фигуры. Все они едва слышно издавали мучительные стоны, голоса их порой сливались в жуткий неистовый плач, рвущий душу на части.
И снова Ратта позавидовала своим подругам. Девушки послушно шли вперед, раскачивались, поворачивали за угол, спускались по скользким ступеням, но продолжали спать. Счастье их состояло в том, что они ничего не видели и все еще не подозревали, какую ловушку им приготовила судьба.
За спиной снова раздались какие-то странные звуки.
На этот раз до слуха Ратты донеслись не стоны и не завывания призраков с обезображенными лицами. Она услышала нечто вроде зловещего шипения, неведомую нечленораздельную речь, напоминавшую скорее слабый скрежет.
Повинуясь могущественной силе, она повернулась и увидела хозяина подземелья.
Высокая фигура в длинном темном плаще с капюшоном почти закрыла прямоугольный проем, слабо освещаемый сзади. Ратта взглянула на это существо, и ей показалось, что влажный пол под ее ногами уходит куда-то в сторону, он выскальзывает, как небольшой плот, стремительно летящий по водам горной реки.
Обитающий-в-Тумане сделал пару шагов вперед и остановился. Кружившие по залу призраки с невероятным визгом бросились в разные стороны, сталкиваясь и сплетаясь друг с другом, как языки пламени.
Резким движением костлявой руки он откинул капюшон.
Взору трепещущей Ратты предстало ужасное зрелище: покатый череп, туго обтянутый зеленовато-бурой осклизлой кожей, цветом подстать застаревшей болотной плесени. Худое продолговатое лицо своей неподвижностью напоминало страшную маску и было абсолютно лишено растительности, на нем нельзя было разглядеть ни бровей, ни ресниц.
Над узким треугольным подбородком виднелись две коричневые изогнутые полосы. Они змеились как-то независимо друг от друга и постоянно подрагивали, словно вместо губ отверстие рта вампира окаймляли два огромных червя-кровососа, две жирные болотные пиявки.
Подруги Ратты, не просыпаясь, рухнули на колени и продолжали опускаться ниже, пока не приняли распластанную позу, выражавшую полное смирение. И даже в этом странном положении они еще дрожали и раскачивались, словно стремились растечься по осклизлому, покрытому плесенью каменному полу.
Но приемная дочь вождя, к своему глубокому изумлению, продолжала оставаться на ногах. Ей даже хотелось бы упасть, отключиться от всего, но могущественная воля удерживала ее.
Она не могла отвести взгляда от хозяина подземелья. От страха беспомощно холодела грудь, но он безмолвно приказывал ей не опускать голову.
У чудовища не было глаз…
Из-под тяжелых мутно-зеленых век на девушку смотрели пустые проемы. На месте глаз находились два больших красных пятна, две глубокие лунки, точно наполненные сгустками запекшейся крови.
Несмотря на это, Обитающий-в-Тумане все зорко видел!
Заметив ее ужас, он откинул голову и со злорадным удовлетворением хрипло захохотал, если, конечно, этот металлический скрип можно было называть смехом. Из глубоких глазниц, как из воронок, вырвались яркие вспышки, осветив на несколько мгновений все пространство подземной душной залы изумрудным пламенем.
Бешеные ослепительные вихри налетели на девушку и пронеслись в ее голове, озаряя все закоулки сознания. Слух ее мгновенно наполнился истошными воплями, мучительными стонами, шумом ударов и хрустом костей.
Любой человек, услышавший эти ужасные звуки, содрогнулся бы и плотно зажал уши ладонями. Но Ратта не могла двинуться без приказа своего повелителя и была вынуждена безропотно все воспринимать.
Каждый вопль, каждый стон отдавался в ее мозгу калейдоскопом кроваво-красных, болотно-зеленых и черных пятен. Галлюцинирующие зеркальные образы росли, набухали и рассыпались на бесчисленное множество ломаных линий.
От криков, звучащих в ее сознании, словно сорвался камень высоко в горах и полетел по уступам в бездну, оглашая горы грохотом. Но Ратта не могла сказать, был ли это шум падения или раскаты издевательского смеха Обитающего-в-Тумане.
Некоторое время звуки продолжали звенеть, а потом все внутри смолкло. Она вздрогнула и словно очнулась после долгого сна.
По-прежнему в нее упирались холодные кровавые пятна, заменявшие вампиру глаза.
Повинуясь этому жестокому взгляду, пальцы Ратты словно сами по себе потянулись к подолу длинной рубашки. Грубая ткань поползла вверх, обнажая прекрасное, точно выточенное из камня девичье тело.
Подземный тоннель обдувал ее смуглую кожу ледяным дыханием. Иннеанка не чувствовала холода, хотя стояла перед повелителем болот совершенно обнаженной. Ей казалось, что все стройное тело ее горит, полыхает странным пламенем! Изумрудный блеск играл на длинной лебединой шее, покатых плечах, казалось, он прожигал девичий живот и округлые, плавные бедра.
Она ждала смерти и ни о чем не могла думать.
Только Обитающий-в-Тумане почему-то не собирался убивать Ратту. Незрячий взгляд его глаз, напоминающих окровавленные провалы, уткнулся в продолговатое родимое пятно, змеившееся зигзагом молнии в ложбинке ее полной груди.
Это родимое пятно притягивало внимание монстра. Он впился на несколько секунд в отметину невидящим взглядом, а потом сделал нечто совершенно невероятное – неторопливо распахнул свой зловонный, покрытый слизью плащ, и девушка увидела, что на груди его темнеет точно такое же продолговатое родимое пятно, отчетливо похожее по форме на зигзаг молнии!
Зловещая воля чудовища проникала в сознание девушки и просачивалась внутрь нее. Но его энергия не уничтожала иннеанку, а, напротив, как будто даже ласкала ее.
Сила злобного существа расползалась по всем закоулкам сознания Зеленоглазой, но не губила ее, потому что перед девушкой стоял ее настоящий, подлинный отец…
Зеленоглазая Ратта не должна была жить среди влажных лесов в племени дождевых охотников. По крови принадлежала она к высшему сословию, – мать ее звали Далила, и она жила в Ниане, в доме богатейшего купца Нодро.
А отец Ратты…
Отец ее был последним из рода, владевшего красивейшим городом Южной Канды. Длинное родимое пятно, напоминавшее изображение молнии, было родовым знаком многих поколений, принадлежавших к семье правителей кандианского города Наккута, безвозвратно ушедшего в трясины Пайлуда.
Последний принц этого рода некогда возжелал бессмертия, и он его обрел, превратившись в повелителя Пайлуда.
Обитающий-в-Тумане, обнаружив в своем логове собственную дочь, корчился и извивался от внезапно нахлынувших воспоминаний, но из сполохов и искр на него пристально смотрели бездонные зеленые глаза Далилы.
Он не мог бы никогда себе представить, что где-то в мире существует его ребенок, его дочь. Но теперь она стояла рядом с ним на скользких плитах Небоскреба, ушедшего под толщу зловонного болота.
На рассвете из тумана Пайлуда выплыла черная лодка. В ней виднелся не силуэт Обитающего-в-Тумане, а фигура Зеленоглазой Ратты.
Точнее, той девушки, которую иннейцы нууку считали приемной дочерью своего вождя. Повелитель болот проник в ее сознание до такой степени, что девушка полностью подчинилась его воле. Она перестала принадлежать себе и только послушно воспринимала каждый его телепатический приказ.
– Куда я плыву? – едва шевеля посиневшими губами спросила она, обводя неподвижными глазами выплывающий из тумана тростник.
В ответ раздалось что-то вроде скрежета. Слух ее наполнился монотонным шумом и скрипом, в котором она разобрала одно только слово:
– Ниана… Ниана…
Ее мать Далила давно уже погибла. Она покончила с собой, когда родила ребенка от того, кто превратился в Обитающего-в-Тумане. Но Ратта была зачата в Ниане, и повелитель Пайлуда вел ее в этот город в надежде воскресить дух своей погибшей зеленоглазой возлюбленной.
В какие-то моменты ледяная хватка Обитающего-в-Тумане ослабевала. Тогда Зеленоглазая Ратта приходила в себя и тосковала. Сердце ее принадлежало только одному человеку – Медноволосому Хорру.
Девушка звала его, и в эти мгновения дождевой охотник слышал ее голос.
С тех пор, как образ пропавшей без вести Ратты стал являться молодому иннейцу, он потерял покой. Везде, в шуме листвы и в шорохе ветра, везде он слышал звучание ее голоса, который распевно повторял:
«Ниа-ана… Ниа-ана…»
Этот странный протяжный звук длился и растягивался, как дуновение ветра. Бесплотный женский голос исходил неизвестно откуда, хрустальным тембром распевая:
«Иди ко мне… иди ко мне… иди ко мне… Зеленоглазая Ратта ждет тебя…»
Обитающий-в-Тумане приказывал ей погубить Хорра, чтобы навсегда перерубить последнюю нить, связывавшую ее с человеческим прошлым. Из последних сил Зеленоглазая Ратта сопротивлялась и вместо своего возлюбленного убивала других молодых мужчин.
Глава 7 ЗАПАДНЯ
Отряд, измученный очередными ночными испытаниями, опять с огромным трудом проснулся после полудня. Все беспорядочно валялись около потухшего костра. Голова у каждого гудела, словно накануне на поляне вовсю бушевала дружеская попойка.
Снова, как и в первый раз, когда лишился жизни Бакли, сёрчеры в первые минуты не помнили абсолютно ничего. Даже Хрипун испытывал омерзительную неуверенность, вновь обнаруживая провалы в памяти.
Он вынужден был прилагать все усилия, чтобы не только излечить своих друзей от коллективной амнезии, но и привести в порядок структуру сознания каждого из членов отряда. И прежде всего нужно было заняться собственными защитными построениями.
С помощью ментального медальона он упорядочивал собственный рассудок и помогал каждому из своих друзей. Потом сёрчеры совместными усилиями постарались склеить события прошедшей ночи, и Кийт, к своему ужасу, вспомнил, что так и не смог привести в действие свой метатель в тот момент, когда решительно собирался полыхнуть смертоносным зарядом по фигуре Зеленоглазой Ратты.
Со всей отчетливостью перед ним всплыло то мгновение, когда он нацелил жерло мощного оружия на таинственный и зловещий образ, и Кийт осознал, что до такой степени поддался телепатическому влиянию, что даже не смог нажать на спусковую скобу.
Он боялся признаться, но именно этот факт привел его в ужас. Именно от этого воспоминания он почувствовал, как на мгновение ослабели колени.
Чтобы он во время опасности не смог воспользоваться оружием… Такого он не мог припомнить за все время, что странствовал с отрядом бесстрашных бродяг!
Чтобы привести в порядок свои защитные телепатические редуты. Кийт уединился в пещере под мамонтовым деревом. Развернув ментальный медальон активной стороной, он сосредоточился на своем самочувствии.
Годами усиленных тренировок он достиг такой способности, что мог изнутри обозревать свое тело. Он не только мог исследовать каждый свой жизненный орган, проверять работу сердца или печени, почек или легких путем такого внутреннего обследования, но также обладал опытом внутреннего самолечения. Обнаружив определенные неполадки, «сбои» в своем организме, Кийт с помощью ментального рефлектора сводил воедино мысленные усилия, подключал все данные своей потрясающей памяти в единый энергетический поток и устранял недомогание.
Уединившись в пещере, словно отодвинувшись от внешнего мира, он смог отрешиться от всех событий, происходящих вокруг. На несколько секунд на душе стало спокойно, и даже расслабленная улыбка едва заметно заиграла на его губах, изуродованных когтями лемута.
Но тут же он резко одернул себя. Внутренний слух наполнился напряженными звуками.
Сердце Кийта сжалось от неприятного возвращения в реальность, и лицо вытянулось от разочарования. Сознание, связанное незримой телепатической нитью с окружающим миром, сразу чутко уловило тревожные импульсы.
Ментальный рефлектор, настроенный до этого на полное успокоение, изменил вектор энергии, тут же отозвавшийся в мозгу яркой вспышкой. В такие моменты, знаменующиеся быстрым переходом от созидательной рефлексии к полной активности, Кийт почти всегда испытывал достаточно болезненные ощущения, вызванные напором спиралевидного потока ослепительного матового света, ввинчивающегося во все секторы сознания.
Он снова откинул голову назад и с усилием втянул воздух ноздрями, потому что грудь словно стиснули незримые тиски. Яркими лучами осветились все углы рассудка, и концентрированная мысль, освободившаяся от оков, мгновенно протянулась в сторону окружающего мира, пытаясь обнаружить источник беспокойства.
Но Кийт все еще находился в глубинах своего подсознания и не совсем вернулся в реальный мир, поэтому не слышал ничего. Он попытался воссоединиться со своим земным организмом, собрав все силы, постарался сконцентрироваться и вернуться в себя, втиснуться в собственное тело, как в узкую перчатку.
Кто-то внезапно встряхнул его за плечо с такой силой, что Хрипун от неожиданности едва не повалился на узкую лежанку, на которой только что медитировал. Он встрепенулся, открыл глаза и увидел возвышающуюся над собой мощную черную фигуру.
Пока Кийт, прикрыв веки, находился в телепатическом контакте с самим собой, к нему стремительно приблизился Джиро.
Чернокожий верзила, полуобнаженный до пояса, стоял в полукруглой арке у входа в пещеру. Его могучие плечи отбрасывали такую огромную тень на земляной пол, что в ней потонул не только Хрипун, но и большая часть походных лежанок сёрчеров.
Гигант в знак извинения приложил ладонь к груди, покрытой буграми плотных мускулов. Его черная огромная блестящая рука плотно прикрыла священный крест, висящий на прочной цепочке.
– Что тебе нужно? – едва слышно спросил Кийт.
Джиро стоял неподвижно, словно деревянное изваяние. Таким еще Хрипуну не приходилось его видеть. Грубое, суровое лицо его друга в этотмомент выглядело ужасно. Стиснутые челюсти, угрюмо сверкающие глаза…
Казалось, он готов разорвать пополам любого врага, попадись тот сейчас ему на пути. Ментальные импульсы, излучаемые взбешенным мозгом Джиро, заставили Кийта внутренне содрогнуться.
Сгустки отрицательной психической энергии, вибрирующими кольцами исходившие от темнокожего уроженца Лантического побережья, уже наполнили сознание предводителя отряда страшными предчувствиями.
– Что произошло? – спросил Кийт. – Что вы обнаружили?
– Клянусь Светлым ликом Троицы, нас снова стало меньше! – едва сдерживаясь, отозвался Джиро.
Слова вырывались у него с большим напряжением. Мощная грудь прерывисто вздымалась, и этот утробный голос звучал, как трагическое заклинание.
– Проклятие! Неужели это возможно? – хрипло спросил Кийт, мгновенно вскочив с лежанки. – Что произошло?
Но вопрос повис в воздухе. Никто не мог вымолвить ни слова.
За его спиной стояли Рябой Рахт с Лоником. В тишине, казалось, было слышно, как они яростно скрежещут зубами.
Вместо ответа Джиро мотнул огромной головой в сторону чащи, приглашая за собой. Сёрчеры пустились бегом.
Их прерывистое дыхание сливалось воедино. Скользила под ногами влажная после легкого дождя трава, хлестали по лицам колючие зубчатые ветки ливидамбараса, но никто из друзей не замечал этого.
Капли пота выступили на пульсирующих висках Кийта.
Прямо перед ним на краю лесной опушки чернел старый засохший платан. Голая крона росла не вверх, а широко раскинулась вокруг толстого ствола.
На дереве вниз головой висел человек…
Его неподвижное тело опутывали жгуты лиан, крепившиеся к одной из самых толстых, основательных корявых ветвей.
– Это Хекфи, – сумрачно сказал Рябой Рахт. – Мы только недавно увидели его.
Руки молодого парня были заломлены за спину и туго перевязаны, как бы склеены на запястьях.
– Как же это мы сразу поутру не обнаружили, что его нет с нами? – мучительно застонал Кийт.
– Все сёрчеры валялись утром без памяти. Каждый думал только о себе, – шумно сопя мясистыми ноздрями, выдавил Джиро.
В истерзанной памяти Хрипуна возникло смутное воспоминание о том, что Хекфи и в самом деле оторвался ночью от всех остальных. В ушах всплыли отчаянные предостерегающие крики, которыми сёрчеры пытались остановить убегающего в чащу товарища.
– Вчера мы все успели схватиться за руки, а он улизнул в кустарник к этой зеленоглазой, – прикрыв глаза, устало промолвил Кийт.
Длинные светлые волосы Хекфи свисали вниз густыми прядями. Кончиками они касались сухой, выжженной полуденным солнцем желтой травы, и по цвету почти сливались бы с ней, если бы не потоки стекавшей вниз запекшейся крови.
Грудь его была рассечена и зияла кровавой пустотой.
– Еще один из нас лишился сердца, – утробным голосом подвел итог Джиро. – Интересно знать, кто будет следующим?
* * *
Хрипун и сам чувствовал, что команда путешественников попала в своеобразную ловушку.
У них не оставалось выбора. Ночью сёрчеры передвигаться по лесу не могли. Каждый раз нанесенные повреждения оказывались настолько велики, что требовалось немало времени для восстановления.
Сёрчеры не боялись ничего. Во время странствий по Забытым Городам они встречались с самыми омерзительными тварями, обитающими в разрушенных древних мегаполисах. С оружием в руках искатели могли сражаться с кем угодно, спина к спине. Но единственное, что сейчас приводило их в ужас – неизвестность. Неизведанная опасность сжимала душу тисками страха, вселяла чувство неуверенности и парализовала бойцовскую мощь.
От ощущения собственного бессилия кровь Кийта яростно вскипала, приливая к вискам. Он был способен помочь своим парням во многих ситуациях, во время жаркой схватки мог поддержать на расстоянии их волю и послать заряд дополнительных сил, но сейчас все было бесполезно.
Все угрюмо ждали вечера. Сёрчеры снова готовили оружие, хотя в глубине души каждый понимал, что тесак или метатель может и не пригодиться.
Внутри отряда нарастало ощутимое раздражение. Это Кийт чувствовал без особого труда. Даже преданный ему Джиро старался не встречаться глазами с предводителем, которого обожал. Лоник и Диал о чем-то советовались около походного очага.
Иннейцы нууку все чаще стали переговариваться друг с другом на своем родном наречии дождевых охотников.
Только мутант-ныряльщик Сутер продолжал вести себя, как прежде.
Кийт понял, что к вечеру напряжение может выйти наружу, и решительно предложил всем:
– Давайте соберемся и поговорим начистоту!
За все время, что сёрчеры странствовали под его руководством, никто не осмеливался возражать ему. Таковы были суровые походные правила. Если во время недолгих возвращений в города сёрчеры и могли позволить себе забыть о субординации, то во время экспедиций это категорически запрещалось.
Поэтому, бросив все дела, хмурые бродяги собрались вокруг костра и приготовились слушать своего предводителя.
– Знаю, что мой авторитет пошатнулся за эти два дня, – признался Хрипун. – Я виноват перед вами. Это моя вина!
– Клянусь ресницами матери, о чем ты говоришь? – попытался его перебить Джиро. – Какая вина? Что ты несешь?
– Не горячись, – сдвинул брови Хрипун.
Путешественники устроились около пещеры на толстых корнях мамонтова дерева, как на длинных скамьях. Повисла гнетущая тишина, все старались избегать смотреть друг на друга. Первое время сёрчеры безмолвствовали: никто не мог вымолвить и слова от чудовищного шока, пережитого совсем недавно.
Лоник опустился на краешек извилистого корня и сидел, наглухо закрыв лицо ладонями. Рябой Рахт, Медноволосый Хорр и Зубастый Тора присели с краю и уставились в какую-то невидимую точку пространства, а повар Диал понуро опустил голову.
Белокожий дикарь Аркен никак не мог смириться с потерей своего старинного приятеля. Молочно-белое лицо оставалось невозмутимым, но было видно как его трясет изнутри, даже несмотря на то, что он кутался в древнюю серебристую куртку, изготовленную некогда для астронавтов прошлого.
Плечи Аркена ходили ходуном. Тонкие губы заметно подрагивали, а глаза полыхали смесью ужаса и ярости.
– Итак, мы еще ничего не смогли предпринять, а лесная тварь действует, как ей вздумается. Вампир расправился уже с двумя нашими друзьями, – прервал молчание Кийт, тяжело дыша и обводя взглядом своих оставшихся спутников.
– Ты хочешь сказать: «Кто следующий?» – глухо откликнулся Джиро. – Мы все виноваты в этих двух смертях! Бакли и Хекфи можно было спасти, если бы мы действовали внимательно и не позволяли себе расслабляться!
Его гневно сверкающие глаза мимоходом уперлись в Лоника и Рахта. Именно они вместе с Хекфи оставались на страже в первую ночь, когда погиб Бакли.
От этого мимолетного взгляда даже бывалые сёрчеры нервно поежились. Однако Кийту не понравился этот выпад Джиро, и он строго сдвинул брови:
– Хочешь сказать, что именно их мы должны винить в своих несчастьях?
– Толстяк и иннеец оставались тогда дежурить, – со сдавленным рычанием напомнил темнокожий верзила. – Если бы они вовремя подняли тревогу, мы успели бы в первую же ночь собраться. Сердце Бакли до сих пор билось бы в его груди!
– Мы, если помнишь, готовились к схватке вчера вечером. Все были готовы к нападению.
Но сердце теперь не бьется в груди Хекфи. И что же, опять виноваты Лоник с Рахтом?
– Клянусь Светлым ликом Троицы, мы все виноваты. В том числе и ты! – взвился от негодования Джиро.
– Ты не должен так говорить, – властно одернул его Кийт и сверкнул глазами. – Если ты хочешь, чтобы тебя называли «предводитель отряда», пожалуйста. Если сёрчеры решат, что я уже не справляюсь, ты станешь вожаком.
В ответ чернокожий гигант только виновато опустил голову.
– Если начнем ссориться и выяснять отношения, мы все очень скоро погибнем! – угрюмо продолжил Кийт. – Сейчас нужно решить, что делать дальше. Кто хочет что-нибудь сказать?!
В отряде все привыкли, что самые важные решения во время походов принимает Хрипун, поэтому теперь его предложение застало всех врасплох.
– Какие у тебя есть мысли на этот счет? Что мы будем делать? – подал голос Диал, приютившийся в углу. – Что ты можешь предложить?
– Что предложить?..
Прикрыв веки, Кийт устало провел по лбу шершавой поверхностью ладони, затянутой в полуперчатку из плотной кожи.
Что делать? С самого начала все складывалось не так, как хотелось бы. Что же произошло?
Вопросы роились в голове. В эти мгновения у него несколько раз промелькнула мысль о том, что они недооценили своего противника. Причем очень сильно недооценили.
– Пока я не знаю, что мы будем дальше делать, – честно признался он. – Мое предложение заключается в том, чтобы пересмотреть планы и не идти к Забытому Городу, как собирались раньше.
– Куда же мы пойдем? – хмуро спросил Джиро.
– Возвращаемся обратно! – жестко отозвался Хрипун. – Бросаем здесь все вещи, забиваем буйволйц и налегке, почти бегом достигаем лесной реки, чтобы сплавиться на плоту и уйти подальше от этого проклятого места.
– Это будет классное зрелище! Многие купцы хорошо заплатили бы, чтобы полюбоваться, как испуганная стая трусов, называвших себя сёрчерами, с позором бежит по лесу обратно! И не просто бежит к реке, а постоянно присаживается под деревьями, чтобы опростать животы, вздувшиеся от страха, – язвительно процедил чернокожий гигант.
Только долгий, пристальный взгляд Хрипуна заставил его закрыть рот. Джиро скрестил узловатые могучие руки на груди и независимо пожал плечами:
– Молчу, молчу, молчу…
– Заметь, медвежья морда, это предложил лично ты, – указательный палец Кийта назидательно нацелился на старого друга. – Я предлагаю разные пути, а вы уж вольны выбирать любой из них. Итак, первое: мы недооценили страшные телепатические способности этой твари. Поэтому и вынуждены вернуться обратно.
– Но зачем же забивать буйволиц? – спросил хозяйственный Диал. – Они дают такое вкусное молоко.
Узловатый палец Хрипуна наставительно вскинулся вверх.
– Потому что рогачки едва могут передвигаться после этих ментальных атак. Эти животные обладают зачатками разума, и, видимо, на них волны действуют еще сильнее, чем на людей. Обитающий-в-Тумане целился в нас, но чуткие животные все улавливали!
Сёрчеры не возражали. После таких изнурительных ночей буйволицы отощали. Они ничего не могли есть, у них пропало молоко, и животные, еще пару дней назад отличавшиеся могучим здоровьем, сейчас выглядели совершенно больными.
Все это было видно с первого взгляда.
– Буйволицы не смогут быстро пробираться по лесу, – с сожалением повторил Кийт. – Мы только потеряем время и не сможем далеко уйти.
Тяжело вздохнув, он продолжил:
– В первом случае, если нам повезет, мы оторвемся от Обитающего-в-Тумане. Но у нас есть и другой путь.
– В чем же он заключается? – подал голос молчаливый Сутер.
– Этот план заключается в том, что мы остаемся здесь!
Сёрчеры сразу стали обмениваться взглядами. Их низкие голоса нестройно загудели, но пока неясно было, по душе ли им такая мысль вожака.
– Мы никуда не убегаем, а остаемся здесь до тех пор, пока не отомстим за смерть наших товарищей. Мы торчим около пещеры и ждем схватки, пока не уничтожим эту тварь. Или пока…
Он прервал себя и многозначительно замолчал. Только друзья его прекрасно поняли и без слов.
– Или пока Обитающий-в-Тумане нас не распотрошит? Пока все мы не погибнем? Так ты хотел сказать, не правда ли? – прервал молчание Джиро.
Кийт снова призадумался, спрашивая себя, что, на самом деле, их ждет в таком случае. Вспомнился мертвый Бакли, лежавший на высоком пригорке. Потом в воображении всплыл образ Хекфи, висящего вниз головой на толстой ветви платана.
Ему пришла мысль, что вампир не просто стремится завладеть душой своей жертвы и вырвать у живого человека бьющееся теплое сердце. Монстр к тому же еще и развлекался, стараясь убивать каждый раз по-разному.
Все эти мысли вихрем пронеслись у него в голове. Кийт тут же откровенно, не скрывая ничего, добавил:
– Да, в этом случае мы можем все до одного погибнуть. Хотя и в первом случае никто не обещает нам полную безопасность. Обитающий-в-Тумане может настигнуть нас и на берегу лесной реки.
Внимательно оглядев своих друзей, Хрипун попытался понять, что творится у каждого на душе.
– Клянусь Светлым ликом Троицы, чего тут скрывать! Мне лично по душе второй вариант, – решительно крякнул Джиро, положив свою необъятную ладонь на нагрудный крест. – Хотя, может быть, все остальные против? Давайте, скажите по-честному.
– Кто-нибудь из вас против? – уточнил Кийт.
Его холодные глаза пытливо упирались в лица сёрчеров. Хрипун по очереди переводил взгляд с одного на другого, он не продолжал разговор, а молчал с выжидательной улыбкой, играющей на покалеченных губах.
Некоторое время они сидели, безмолвно размышляя над его словами. Потом едва заметно зашевелились, точно уловив некое решение, прилетевшее извне.
Медноволосый Хорр сидел немного в стороне и угрюмо молчал. Впрочем, он был новичком в отряде, и на него мало кто обращал внимания. А вот два других иннейца из племени нууку быстро перемигнулись, обменявшись понимающими взглядами.
Тора, обнажив два невероятно крупных передних зуба, благодаря коим и заслужил свое прозвище, отозвался:
– Дух Проливного Дождя говорит, что мы будем с тобой до самого конца, Хрипун! Какой тропой пойдешь ты, туда повернут и дождевые охотники.
Сутер поднял вверх руку, показав плавательные перепонки, соединяющие его пальцы, и скрипучим голосом сказал:
– Я тоже с тобой. Куда ты, Хрипун, туда и я.
Настала очередь Диала. Повар решительно кашлянул в кулак и, как будто это само собой подразумевалось, откликнулся:
– Мое дело кормить сёрчеров. Куда все, туда и я.
Словом, никто из отряда не высказал особого мнения. Даже Джиро, который порой не мог отказать себе в удовольствии поспорить с предводителем отряда, на этот раз не колебался и совершенно четко сказал:
– Не понимаю, зачем голосовать? Мы всегда доверяли тебе. Не вижу причин менять обычай!
Внимательные глаза сёрчеров впились в предводителя. Они напряженно ждали, какое решение примет он.
Про себя Кийт уже давно решил, как нужно действовать. Но он хотел, чтобы к этому пришел и весь отряд. Еще недавно казалось, что внутри команды появился какой-то разброд, а по опыту бывалого путешественника он знал, что эта ситуация означала бы в дальнейшем крупные неприятности для всех.
Теперь никаких шатаний не было. Всю полноту власти он снова получил в свои руки, поэтому голос его и приобрел прежнюю уверенность.
– Тогда я должен вам объявить свое решение, – отчеканил Хрипун, переводя внимательный взгляд с лица одного сёрчера на другого. – Мы остаемся.
– Нисколько не сомневался! – успел вклиниться Джиро, гортанно фыркнув от удовольствия.
– Помолчи немного, медвежья морда, – обратился к нему предводитель. – Сейчас ты сможешь болтать, сколько захочешь. Так вот, мы остаемся для того, чтобы сражаться, и на этот раз мы не будем изображать из себя мальчиков для битья. Берите оружие! Мы готовимся к схватке!
Джиро, не скрывая своего удовлетворения, хмыкнул:
– Нисколько и не сомневался… я и не собирался спасаться бегством от какой-то твари.
Но на суровом лице Кийта не появилось ни капли эмоций. Бесстрастным твердым голосом он сказал:
– Мы остаемся ждать сражения. Но для этого все должны хорошо отдохнуть. Два человека остаются на страже. Остальные идут в пещеру и отдыхают, для того чтобы набраться к вечеру побольше сил.
Сёрчерам пришлось подчиниться, и вскоре, растянувшись цепочкой, они исчезли в пещере.
Глава 8 ХИЩНАЯ РЕКА
Между тем, отдохнуть им так и не удалось. Не успели путешественники устроиться на своих лежанках в пещере и прикрыть глаза, как вокруг начало твориться что- то неладное.
Сначала до их слуха донеслось нечто похожее на тихое завывание, – с таким завыванием гудит обычно раскаленный воздух в длинной трубе камина или печи.
Неясный гнетущий шум мало-помалу разбухал и ширился. Непонятный звук постепенно набирал все новые и новые обороты.
Вскоре уже можно было, не напрягаясь, четко различить нечто вроде монотонной, однообразной вибрации воздуха. Раскатистый гул слышался все сильней и нарастал с каждым мгновением, свидетельствуя о приближении какой-то загадочной силы.
Вскоре сёрчеры стали замечать, что густой лес весь дрожит от этого непонятного колыхания. Даже мощные деревья подрагивали и словно вибрировали изнутри.
Не в силах больше оставаться в пещере, сёрчеры вскочили со своих примятых лежанок. Лесные путешественники с оружием в руках выбежали наружу и не успели добраться до центра просторной поляны, как грозный шум сделался совершенно невыносимым.
– Смотрите-ка, птицы! Клянусь Духом Проливного Дождя! Это же птицы! – первым закричал Рябой Рахт, остававшийся дежурить на посту.
Птичьи стаи проносились в одном, и том же направлении с немыслимой скоростью. Порой они налетали друг на друга и тогда сплетались в какие-то немыслимые клубящиеся, вскипающие огромные небесные фигуры, каждое мгновение менявшие свою форму.
Черные клубы птиц, как тучи, постепенно наползали сверху. От них становилось почти темно, потому что бесчисленные стаи пролетали над лесом и оставляли лишь узкую голубую полоску неба, которую испепеляли яркие лучи полуденного солнца.
Темные косяки пернатых с испуганными пронзительными криками, как тяжелые облака, неслись с востока на запад. Стаи птиц со свинцовым отблеском оперения чередовались с бесчисленным множеством коричневых крыльев. Мелкие сменялись более крупными, темные чередовались со светлыми.
Иногда нагромождения птичьих стай полностью закрывали небо, а затем разбегались в стороны, оборачиваясь просветами, озаренными по краям золотистым сиянием. Порой казалось, само небо словно раскололось, разбилось на мелкие куски.
– Клянусь Светлым ликом Троицы, – с изумлением выдавил из себя Джиро. – Никогда не видел ничего подобного…
Но не только этот чернокожий гигант был настолько ошарашен, что забыл абсолютно обо всем.
Хотя дождевые охотники Хорр, Рахт и Тора оставались внешне невозмутимыми, было видно, как сильно они потрясены.
Толстый Лоник то и дело бормотал про себя какие-то слова, – очевидно, повторял молитвы, – а светловолосый дикарь Клир стоял с бессмысленно разинутым ртом.
Даже Кийт, повидавший на своем веку многое, очень многое, оставался в полном замешательстве. Ему трудно было объяснить столь удивительное зрелище.
Стаи обезьян и белок стремительно перемещались по верховым ветвям, проносясь крикливыми потоками. Мимо поляны, где бродяги разбили свой лагерь, ломая ветки и сучья пробегали многочисленные мелкие лесные животные. Вдалеке отчетливо хрустел валежник под копытами массивных баферов.
Их собственные животные ударились в панику. Все четыре буйволицы-кау, ошалевшие за последние две ночи от телепатических атак, стали проявлять беспокойство. Смирные, безропотные самки словно бы взбесились. Они громко и мучительно стонали и нетерпеливо перетаптывались на месте, словно стараясь сорваться с привязи и убежать.
– Неужели это опять Обитающий-в-Тумане? – спросил Диал.
Неотступное ощущение исходящей со всех сторон угрозы с каждым мгновением только усиливалось.
– Клянусь Светлым ликом Троицы, я ничего не понимаю!
От досады Джиро звучно плюнул в траву и повернулся к Кийту:
– Что ты можешь сказать на это?
Но Хрипун ничего не ответил. К удивлению друзей, он снова отошел по направлению к пещере и уединился там.
Он решил попытаться использовать свой дар дальновидения и слиться с сознанием какой-нибудь птицы, чтобы увидеть мир ее зрением.
Он и раньше проделывал такие опыты, каждый раз отчетливо ощущая, какая бездна лежит между его разумом и мозгом зверя, птицы или ящера. Любое живое существо обладало инстинктом самообороны и воздвигало некое подобие ментальной преграды, противясь постороннему вторжению в собственное сознание.
А Кийту для получения более полной информации нужно было добиваться такого эффекта, при котором животные точно не сознавали бы различий между ним и собой. Он стремился так подстроить собственное сознание, чтобы мыслительные сущности животного и человека непроизвольно слились бы воедино.
С помощью рефлектора он дал себе установку и отдался на волю ментальной кодировки.
Бешеные завывающие вихри мгновенно пронеслись в голове Кийта, свирепо продувая все закоулки его сознания. Слух наполнился невероятно яростными звуками, напоминающими тревожное гудение колоколов на пожаре.
Любой человек, чудом услышавший бы эти тревожные, вибрирующие аккорды, воспринял бы их только как какофонию, как некий беспорядочный шум, хотя и организованный особым мелодичным образом. Но для Кийта вибрирующие созвучия представляли совершенно определенный язык, определенный шифр, посредством которого ему порой удавалось разгадывать многие тайны природы.
Каждое закодированное созвучие откликалась в его мозгу пространственным и цветовым воплощением. Он слышал звенящие и пульсирующие, высокие и низкие интервалы, и одновременно видел внутренним зрением всю насыщенную гамму переливающихся цветных картин.
От определенного сочетания красок зависело многое.
Тревожный калейдоскоп наливался красными, свинцовыми, серыми, черными оттенками. Галлюцинирующие катастрофические образы росли и набухали. Словно закипев и достигнув своей критической массы, клубы распадались на бесчисленное множество мелких пористых, словно покрытых мельчайшими отверстиями шаров.
Некоторое время звуки еще продолжали звенеть, а потом все внутри него смолкло. Настройка сознания, которая превращала его мозг в совершенно определенную структуру, заканчивалась.
Теперь он был способен подключиться к сознанию другого живого существа. Он сосредоточился и постарался внедриться в сознание орла, летящего над лесом. Первая же попытка оказалась удачной. Сознание Кийта сопрягалось с птичьим, образуя своего рода телепатическую замкнутую систему, связанную незримой пуповиной. Если ментальное соединение происходило деликатно, внутри подобной системы свободно циркулировали пласты самой различной зрительной информации.
Помимо того, что Хрипун обладал невероятными телепатическими способностями от природы, он пользовался еще и медальоном, унаследованным от почтенного наставника Лелио. С помощью ментального рефлектора он сейчас сумел не только умножить концентрацию сознания, но и наладить телепатический контакт с летящей птицей, осваивая за короткое время немыслимое количество зрительных образов, поступающих из ее мозга.
Два живых существа, человек и птица, находясь на разных точках пространственного интервала в несколько сот метров, смогли мысленно ощущать друг друга. При этом пернатое существо не почувствовало враждебности такого телепатического прикосновение, а продолжало спокойно доставлять и сбрасывать всю собственную информацию в нужные секторы человеческого сознания.
Кийт слился со зрением орла, как только ощутил свою собственную готовность. Соединение прошло нормально, но вскоре Хрипун опешил, не в силах сообразить, где находится в этот момент орел.
Вокруг не было видно ни одного реального предмета. Сосредоточившись, сёрчер не смог заметить ни одного темнеющего силуэта дерева или кустарника, ни одного знакомого ориентира местности.
Потом он понял, что пара блестящих зрачков пернатого хищника фиксировала безостановочное движение каких-то поблескивающих потоков, струящихся между деревьями. Каждая мерцающая струя, каждая светящаяся полоса, каждая переливающаяся дуга, – все эти причудливые узоры мигали в своем неповторимом ритме.
Возникало такое ощущение, будто на небольшом расстоянии от того Мамонтова дерева, у которого остановились сёрчеры, беспредельные дебри Тайга заливает какое-то вещество. В десятке миль отсюда происходило нечто похожее на наводнение.
Вместе с тем, на натиск обыкновенной воды это было совершенно не похоже. Поднебесный ракурс, который оказался в распоряжении Кийта, показывал, что странная поблескивающая субстанция разливалась между деревьями достаточно быстро, но вязко и плавно.
Все это накладывалось на тревожную пульсацию, постоянно излучаемую мозгом орла. Проникая мысленным взором во внутреннюю жизнь птицы, Кийт отчетливо улавливал панические предчувствия, бьющиеся в ее мозгу.
Еще не сделав окончательного вывода, он был внутренне готов к самому худшему.
Кийт не двигался с места, но внутри у него было такое ощущение, будто он завис высоко в небе и начал плавно парить. Он совершенно отчетливо чувствовал, как, распластав крылья, то поднимается, то опускается на незримых воздушных потоках, не осязая даже подобия твердой опоры.
Хрипун летел не на струях ветра, а в вихре, который был создан его собственной ментальной энергией. Парил над зелеными кронами и чащами, но постоянно видел, как всюду его окружают бесчисленные стаи птиц. Под ним простиралось безбрежное море светло-серых, угольно-черных, пестрых клубов самых разных крылатых существ и все они стремились в одну сторону.
Точнее, как понимал Кийт, все они улетали прочь! Птицы неслись в панике, скрывались от смертельной опасности.
* * *
Сёрчеры сидели, затаив дыхание, в напряжении ожидая, что скажет их предводитель. Казалось, что никто из них не только не может шевельнуться, но никто даже не способен вздохнуть, набрать воздуха в легкие…
Голова Кийта еще не совсем отошла от телепатического контакта с панически улетавшей прочь птицей. В его собственном сознании еще не все стало на место, там теснились смутные догадки.
Прежде чем рассказать обо всем сёрчерам, он попытался свести полученную информацию в единый порядок. Все зафиксированные зрительные образы должны были прийти к полной гармонии между собой.
Хрипун постарался сделать ментальное усилие, чтобы хаотично блуждавшие мысленные образы зацепились друг за друга и скрестились, образовав многомерные связи между собой. Тогда подобные фигуры образовывали в сознании новую смысловую структуру, внутренне взаимосвязанную со всех сторон, как искусственно выращенный кристалл.
Только тогда, когда его собственное сознание начинало напоминать громоздкий угловатый кусок хрусталя, он начинал постепенно переводить всю информацию в словесные, вербальные структуры.
Используя ментальный рефлектор и соотнося мыслительные колебания мозга с сердечными импульсами, ему удалось постепенно, шаг за шагом, отсечь массу ненужных сведений и впечатлений, хлынувших в сознание после телепатического контакта с орлом. Медальон помогал отбрасывать все лишнее, чтобы энергетическим пучком сознания Кийт мог концентрироваться на самом главном.
Джиро с большим нетерпением ожидал, пока предводитель отряда выйдет из своего телепатического транса. У чернокожего гиганта были свои собственные соображения на этот счет.
Пока Хрипун, уединившись, оставался в пещере, сёрчеры продолжали наблюдать за летящими птицами и стремительно удирающими в том же направлении лесными животными.
– Клянусь Светлым ликом Троицы, это похоже на лесной пожар! – авторитетно заявил Джиро. – Я знаю, что когда где-то горит лес, все зверье смывается подальше, чтобы не подпалить свои шкуры.
Но иннейцы не разделяли его точки зрения. Дождевые охотники, как прирожденные жители Тайга, поспешили возразить.
– Дух Проливного Дождя говорит, что когда начинается большой огонь, начинается большой дым, – воскликнул Рябой Рахт. – А мы, заметь, дышим чистым, свежим, вкусным воздухом!
– Ну и что, – не собирался сдаваться Джиро. – Просто ветер дует совершенно в другую сторону. Вот мы и не чувствуем ничего.
Увлажнив кончик пальца языком, Зубастый Тора вскинул палец вверх.
– Нет, приятель, – покачал он головой. – Ты ошибаешься. Ветер дышит прямо нам в лицо.
– Если бы там горел большой огонь, мы дышали бы черной гадостью! – подвел итог Рахт. – Это не огонь. Клянусь Духом Проливного Дождя, это совершенно не похоже на огонь!
Пока между ними разгорался спор, из пещеры с угрюмым лицом появился предводитель отряда. Закончив контакт, Хрипун собрал сёрчеров. Судя по его внешнему виду, ничего хорошего услышать они не могли.
Несколько секунд он молчал, внимательно глядя вверх.
– Что же ты сообщишь нам? – первым не выдержал Джиро. – Ты тоже считаешь, что это непохоже на лесной пожар?
– Конечно, – угрюмо отозвался Хрипун.
Иннейцы переглянулись с невозмутимым торжеством. Но тут же едва заметные улыбки сползли с их смуглых лиц, потому что Кийт продолжил:
– Нет, это не пожар, а нечто гораздо, гораздо более опасное!
На лицах путешественников отразилось изумление. Каждый из них считал, что для путешественников ничего хуже лесного пожара быть не может.
– Но птицы улетают, а звери убегают, – не сдавался Джиро. – Отчего же все улепетывают, в таком случае?
– Болотные дейторы, – сумрачно ответил Хрипун. – Вам знакомы такие милые создания?
Но его ответ нисколько не прояснил ситуации.
– Ну и что, дейторы, – пожал мускулистыми плечами Джиро и усмехнулся. – Мы все время сталкиваемся с этими тварями. Чего же нам – тоже теперь бежать куда-то?
И в самом деле, не проходило и недели, чтобы во время лесных переходов сёрчеры не столкнулись со стайкой болотных дейторов. Никто не спорил, ни у кого из людей не вызывали особых симпатий эти мутировавшие создания, напоминавшие одновременно и хищных пираний, и прожорливых термитов.
При одном только виде их маленьких тел, покрытых серой слизью, любому нормальному человеку хотелось с омерзением сплюнуть.
Но дейторы обычно никогда не нападали на людей. Рыбы-насекомые питались только падалью, охотились на мелких зверьков или грабили птичьи гнезда, ползая на своих цепких лапках по деревьям. Поэтому чернокожий гигант не придал особого значения словам Кийта. Казалось, что тут опасного – болотные дейторы… Подумаешь…
Только вожак не разделял его настроения. Он вздохнул и в тяжелом раздумье ответил:
– Бежать нам нужно было давно, еще утром. Тогда, может быть, мы еще и спаслись бы. Но, боюсь, что уже слишком поздно.
От его слов у сёрчеров, и так пребывающих в напряженном состоянии, вытянулись лица.
– Постой, постой, – взвился Диал. – Что это значит: «Может быть, мы еще и спаслись бы…» Ты хочешь сказать, что сейчас у нас нет шансов на спасение?
– Практически нет, – тихо, но уверенно отозвался Хрипун. – Мы можем не спастись от болотных дейторов…
– Ты шутишь? – вскричал белокожий дикарь Клир.
Хотя он тут же осекся, ибо понял, что мог бы и не задавать столь поспешно такой дурацкий вопрос.
И в обычное время предводитель отряда не очень охотно настраивался на шуточный лад. А сейчас, перед лицом грозящей опасности, он и вовсе не намерен был развлекаться.
– Объясни, будь добр, – раздался скрипучий голос Сутера, молчавшего до сих пор и не принимавшего участия в общей беседе. – Что же все-таки происходит?
– В древности это называли мудреными словами: «генетическая катастрофа». Как сейчас назвать, не знаю, – заметил Хрипун. – Только почему-то прямо на нас идет невероятное количество дейторов. Такая пакость случается очень редко, но когда она происходит, бороться с ней не может никто. Лучшие умы, ученые Аббатств не в силах объяснить, почему болотные дейторы иногда вдруг начинают плодиться со страшной скоростью.
Прямо над лесной поляной, совсем низко над головами сёрчеров промчалась огромная стая красочных попугаев. Крупные птицы пронзительно кричали и так лихорадочно работали крыльями, что возникало ощущение вибрации воздуха. От судорожных взмахов воздух словно стал плотным, как жидкость, и каждый из путешественников ощущал его колыхание.
Становилось понятно, почему шум, раздававшийся издалека, отличался такой вибрацией. Все воздушное пространство на много километров в округе было заполнено до отказа этим лихорадочным, паническим трепетанием бесчисленных крыльев.
– Почему же птицы удирают? – спросил Диал. – Что стоит им пересидеть на ветвях? Почему они не могут переждать наверху, пока нашествие пройдет?
– Дейторы не оставляют ничего живого на своем пути. Эти твари спокойно заползают на деревья и могут сидеть на ветвях, сколько угодно, поджидая добычу. А никакая птица не может слишком долго находиться в воздухе. Каждому пернатому нужно время от времени отдыхать. К тому же птицы очень восприимчивы к паническим настроениям. Если одна стая срывается с места, другая не отстает от нее, за ними подключаются и все остальные.
Кийт посмотрел еще раз на темное от летящих птиц небо и припомнил:
– Древние умники называли это «эффект лавинного побега».
– Что же будем делать мы? – уперев мускулистые руки в бедра, спросил Джиро. – Клянусь Светлым ликом Троицы, лично у меня еще утром не было крыльев. Что нам остается? Бежать? Скакать по лесным зарослям?
Голова Кийта медленно качнулась в знак отрицания.
– Бежать бесполезно. Я подсоединился к глазам орла и увидел, что дейторы уже совсем близко от нас. Думаю, через полтора часа они привалят на нашу поляну.
Прямо над лагерем сёрчеров с шумом промчалась стая гигантских красных ибисов. Всем показалось, что небо окрасилось в кровавые тона и весь небосвод до самого горизонта залился кровью.
– Неужели ничего нельзя сделать? – воскликнул Диал. – Неужели ты не можешь ничем помочь, и мы все погибнем?
Предводитель отряда стоял у пальмовой колоды с непроницаемым лицом и несколько минут с отсутствующим взглядом изучал небесную даль, переливающуюся клубами птичьих стай.
Как раз в этот момент на небе началось что-то невообразимое. Белоголовые орланы случайно налетели на красных ибисов, и обе стаи закружились в воздухе, как два враждующих войска, сошедшихся на поле боя для последней смертельной битвы. Стройный порядок стай рассыпался, превратившись в дикую мешанину разных пород.
Пронзительные крики, раздававшиеся сверху, заставили людей содрогнуться от ужаса. В воздухе кружились и вертелись бесчисленные перья, вырванные в ходе столкновения.
Одно из продолговатых перьев, выпавших из крыла красного ибиса, планируя, опустилось на поляну, прямо у кострища, заваленного черными углями. Кийт медленно поднял его и несколько мгновений рассматривал с угрюмым любопытством.
– Но почему? – воскликнул Диал, вжимая шею в воротник своей кожаной туники. – Почему опять нам грозит гибель? Неужели ничего нельзя предпринять?
Но Хрипун не отвечал, а рассматривал красное перо с таким вниманием, словно в его узоре был запечатлен какой-то тайный смысл.
Потом он словно сжалился над своими товарищами и признался:
– Я знаю только один выход. Но это будет нелегко для всех.
Он обвел пристальным взглядом друзей и продолжил:
– После нашествий дейторов, подобного тому, что идет сейчас на нас, в округе обычно не остается ни одного живого существа. Растительная пища их совершенно не интересует, а вот все живое они полностью истребляют на своем пути. После дейторов не остается даже мелких насекомых, ни жуков, ни клопов, ни пчел. Но единственный вид, который остается – гигантские пауки! Только пауки могут уцелеть после такой лавины, пожирающей все на своем пути. И знаете, почему?
– Они ядовитые, клянусь Светлым ликом Троицы, – самодовольно воскликнул Джиро. – Дейторы не могут жрать эту дрянь, потому что даже мутантов тошнит от пауков!
– Ты слишком высокого мнения о дейторах, – печально покачал головой Хрипун. – На самом деле, рыбы-мутанты жрут все, что попадается им на пути, и каждая мутировавшая тварь с огромным удовольствием отправила бы себе в брюхо кусок любого, даже самого ядовитого и страшного паука. Я, вообще, сомневаюсь, действует ли них какой-нибудь яд.
– Так в чем же дело? Почему им удается уцелеть?
– Потому что пауки спускают свои прочные, эластичные нити вниз с ветвей и висят на них над землей, пока дейторы не сожрут все вокруг и не направятся дальше, уничтожать все на своем пути.
– Почему же рыбы не обгрызают паутину? – недоуменно спросил Рябой Рахт. – Почему они не оборвут нить и не сбросят паука вниз?
– Во-первых, это не так просто сделать, – отозвался Кийт. – Пауки прилепляют тенета с внутренней стороны ветвей, а добраться туда сложновато даже дейторам. Ну и, во-вторых, у дейторов просто не хватает сообразительности, они не смекают, что нужно оборвать нить. Понимаете?
Сёрчеры переглянулись между собой, и по их унылым физиономиям было сразу понятно, что речь предводителя отряда пока не очень доходит до каждого.
– Я долго размышлял, но пришел к выводу, что у нас есть только один вариант, – вздохнул Кийт. – Мы можем спастись от нашествия дейторов единственным способом: если уподобимся паукам и повиснем на ветвях, как эти восьмиглазые красавцы.
Глаза сёрчеров широко открылись от изумления. Несколько секунд они не могли прийти в себя от такой невероятной новости.
– Ты не шутишь? Это не розыгрыш? – ошеломлено спросил Джиро.
– Нисколько не шучу.
– Насколько я понимаю, я не очень напоминаю паука, – ошеломлено протянул чернокожий гигант. – К тому же я никогда не выпускал из своего брюха паутину!
– Тебе и не нужно ничего выпускать из своего брюха. Кроме того, разумеется, что из него обычно вылезает и так, – совершенно серьезно продолжил Хрипун.
– Но как же мы будем висеть на ветвях? Где мы возьмем такую прочную паутину? Что ты задумал?
Вместо ответа Кийт развязал свой походный мешок и продемонстрировал всем толстый моток.
Это была тончайшая полиарамидная нить, обнаруженная сёрчерами не так давно в полуразрушенном древнем центре, где во времена- до-Смерти подготавливались галактические исследования.
* * *
Еще несколько дней назад в отряде Хрипуна было три клаймена. Там насчитывалось три человека, обладавших удивительной способностью залезать на деревья и стены.
Бакли, Хекфи и Клир, все они происходили из одного племени белокожих дикарей. У них было немало достоинств, но одни из самых ценных все и всегда признавали то, что светловолосые дикари могли стремительно взлетать наверх но самым труднопроходимым поверхностям.
У Кийта иногда возникало такое ощущение, что ступни этих молодцев хранят какой-то секрет. Порой ему казалось, что подошвы их покрыты какими-то особыми присосками, крючками или липучими волосками, наподобие паучьих.
Настолько быстро и ловко парни могли взбираться по вертикальным стенам полуразрушенных небоскребов в Забытых Городах, что порой дух захватывало от изумления. А уж по деревьям они перемещались с ловкостью и сноровкой взрослых обезьян.
Если отряду случалось проходить по гористой местности, эта светлокожая троица, Бакли, Хекфи и Клир, обычно устраивала увлекательное соревнование. Причем состязались они всегда исключительно между собой, потому что никто другой заведомо не смог бы составить им конкуренцию.
Дикари выбирали самый трудный вариант и взбирались на скалы, засекая время и выясняя, кто быстрей окажется на вершине. Взбирались они по гладким плоскостям утесов, порой далеко отклонявшихся вперед, так что клайменам порой приходилось подниматься по наклонным сводам, как по потолкам.
Но за последние дни двоих не стало. Бакли и Хекфи погибли…
Зеленоглазая Ратта выбрала почему-то именно этих ребят. В живых остался только один представитель племени клайменов.
И вот сейчас невероятные способности Клира должны были пригодиться. Наступил момент, когда его талант пришелся как нельзя более кстати. С его помощью сёрчеры решили попытаться спастись от нашествия прожорливых дейторов.
Белокожий дикарь разулся, затянул потуже кожаный пояс и засунул за него мотки полиарамидной нити, некогда предназначенной для нужд космической индустрии. Эта нить, изготовленная несколько десятков столетий назад по самой современной технологии третьего тысячелетия, отличалась уникальными свойствами.
Даже Кийт не мог поверить своим глазам, когда испытывал свойства этого суперпрочного волокна. Несмотря на то, что полиарамидная нить внешне и в самом деле походила на паутину, Хрипуну иногда казалось, что прочнее этого материала человечество никогда ничего не изобретало.
Он пытался разрубить ее топором, пилил куском древней ножовки по металлу. Жег огнем, а потом бросал в ледяную воду.
Но космическая нить осталась целой. Запас прочности позволял ей выдерживать любые тяжести.
Сейчас Хрипун нисколько не сомневался, что именно полиарамидное волокно спасет его отряд.
– Вперед! – приказал он Клиру. – Действуй, у нас осталось не так много времени. Дейторы скоро появятся здесь.
Клаймен подскочил к мощному дереву, под корнями которого третий день располагался отряд путешественников, побежал по толстому корню вверх, как по лестнице, и легко подпрыгнул, уцепившись за толстый жгут упругой лианы. Лианы и ротанги опутывали исполинское мамонтовое дерево до самой макушки густой кроны, поэтому из ветвей торчали многочисленные хитросплетения стеблей.
Быстро перебирая руками и ногами, Клир стал стремительно подниматься. Взлетал он вверх легко и ровно, упираясь ступнями в колоссальный ствол, покрытый корой с извилистыми продольными трещинами.
Плотная листва в одно мгновение бесследно поглотила его невзрачную, но гибкую фигуру. Было видно, что этот подъем нисколько не затрудняет его и напоминает по сложности обыкновенную прогулку по лесной тропинке.
Вскоре он показался на одной из самых толстых веток, мастерски балансируя и быстро передвигаясь к ее середине.
– Как вам эта жердочка? – спросил он сверху, с высоты примерно тридцати-сорока футов. – Пригодна для нашей паутины?
Ветвь дерева, на которой он без труда стоял, была без преувеличения огромна. По толщине она превосходила стволы многих высоких деревьев, стоявших вокруг.
– Годится! – негромко крикнул снизу Кийт. – Действуй, как договаривались! И поторапливайся! Если дейторы внезапно появятся здесь, от нас останутся только косточки. Но и до тебя они смогут добраться, не обольщайся… эти твари бегают по деревьям быстрей обезьян.
Перед тем, как Клир забрался на огромную ветвь, Хрипун подробно проинструктировал его о своем замысле, поэтому клаймен действовал быстро и сосредоточенно.
Первым делом он срезал длинный жгут ротанга, извивавшийся вдоль толстой ветви. Сверху на сёрчеров брызнул влажный сок, струившийся во внутренней полости ротангов, как в трубах.
Сноровисто срезав противные острые шипы по всей длине жгута, клаймен обмотал один конец вокруг пояса, а другой подвязал особым узлом в развилке сучьев. Каждое движение его отличалось четкостью и даже особой красотой.
Всякий раз, глядя на него, Кийт не переставал изумляться той перемене, которая происходила, когда клаймен оказывался наверху.
Еще недавно, буквально минуту назад, казалось, что это совершенно заурядный человек. Порой на него неприятно было даже смотреть. В обыкновенной жизни он был неопрятен, неловок. Кийта порой раздражали бессмысленные мутные глаза дикаря. Как и многих белых людей, выживших после Смерти, Клира отличало бессмысленно-идиотское выражение лица.
Но каждый раз, стоило ему только забраться наверх, на вертикальную стену, на скалу, или, как сейчас, на дерево, как он мгновенно преображался.
Каждое движение становилось четким, выверенным. Взгляд сразу концентрировался, черты подбирались и приобретали осмысленный, даже одухотворенный вид. Эту загадку Кийт никогда не мог объяснить.
Закончив работу, клаймен оставил надежный сук и соскользнул вниз по гладкой лиане, покрытой прохладными каплями прозрачного сока. Упругий стебель, прихотливо извивавшийся вдоль ствола, устремляясь вверх, к животворному морю солнечных лучей, служил прекрасным средством для спуска.
Со стороны Кийту даже показалось, что белокожий дикарь, спускаясь по лиане, совершил своего рода медленный затяжной прыжок. Его босые ступни, сверкая в гуще ветвей, пружинили о густые плотные листья. Клир смог замедлить движение еще в воздухе, притормозив и ловко уцепившись пальцами ног за гибкие прутья кустарника.
– Ты предлагаешь нам спрятаться там, – с сомнением сказал Джиро. – Клянусь Светлым ликом Троицы, я еще никогда не чувствовал себя так гнусно, ребята. Я совершенно не похож на паука!
– Если хочешь, можешь оставаться внизу! – оборвал его Кийт и смерил взглядом массивную фигуру чернокожего гиганта. – Думаю, дейторы очень порадуются встрече с таким экземпляром, как ты.
– Хорошо, хорошо, – поспешно откликнулся верзила и добавил: – Я еще никогда не бросал товарищей в трудную минуту!
Пока Клир трудился наверху, по приказу Кийта, сёрчеры собрали все вещи. Все, что только можно было поднять наверх, они упаковали в походные мешки. Запасы провизии, мехи с вином, фляги с кактусовой килой, – все это было готово к отправке на ветвь, которой суждено было спасти путешественников от верной гибели.
Несчастье надвигалось. Приближение катастрофы чувствовалось все явственнее с каждой минутой.
Буйволицы бились и ревели. Самки кау ощущали приближение дейторов, но были привязаны и никуда не могли убежать.
– Может быть, мы их отпустим? – с надеждой спросил Диал.
– Отпустим, – угрюмо ответил Хрипун. – Но только прямо перед тем, как сами поднимемся наверх. Животные не смогут далеко уйти по лесу, мутанты все равно догонят их, но буйволицы смогут хоть как-то отвлечь внимание от нас.
На глазах у хозяйственного Диала показались слезы, но даже повар понимал, что животных спасти никак не удастся.
Наконец все было готово. Сёрчеры запрокидывали головы и с некоторым сомнением смотрели туда, где им было суждено пересидеть опасность.
Под огромным суком, отходившим от ствола дерева на высоте около сорока футов, клаймен уже все подготовил для их спасения. Путешественники могли по очереди подниматься наверх.
Кийт поднялся по лиане легко, оказавшись на той ветви, с которой свисали «паучьи нити» – длинные, почти невидимые, но очень прочные тросы из космического волокна. Там было приготовлено для каждого нечто вроде сидения, сооруженного из космического серебристого покрывала, и каждое держалось на трех стропилах, слегка напоминая обыкновенные детские качели.
Болотные дейторы никак не могли бы добраться до человека, висящего на такой «паутине»: снизу никак не допрыгнули бы и сверху не смогли подобраться.
Больше ничего придумать было нельзя.
Все было сооружено Клиром из мотка полиарамидной нити. И то, этого материала едва-едва хватило на всех.
Клаймен оставил для себя самое опасное место. Его сидение держалось лишь на двух стропилах, потому что волокна уже не хватало. Пережидать опасность на таком сооружении мог только тренированный человек, знающий по-настоящему, как нужно держать равновесие.
Нашествие болотных дейторов приближалось. Это стало понятно, потому что вскоре вокруг воцарилась полная тишина.
Если еще недавно лес словно гудел и раскачивался от напряжения, то сейчас все вокруг точно замерло. Еще каких-то полчаса назад небо закрывали бесчисленные стаи улетающих в панике птиц, однако сейчас горизонт был чист и светел.
Кийт залезал в свое убежище последним. Остальные сёрчеры уже заняли свои места. Даже Джиро забрался на сидение с помощью Клира и теперь со злобой сплевывал вниз.
Отпустив в лес всех четырех буйволиц, уже изнемогавших от ужаса, наконец и Хрипун направился к огромному дереву. Он шел сосредоточенно и неторопливо, хотя чувствовал, как волна слепой ненависти уже приближается в лесной поляне.
Без раздумий он перевалился через толстую ветвь и сгруппировался, цепляясь левой рукой за толстый жгут лианы. Удерживаясь на узком выступе, на какую-то долю секунды вожак замер, напряженно вглядываясь вниз, прямо под собой.
– Тут невысоко, – бесстрастным голосом, но с едва заметной улыбкой доложил клаймен, спокойно стоявший без страховки на самом краю огромной ветви.
– Да, дружище, согласен с тобой, – иронично улыбнулся Кийт и поправил тяжеленный заплечный мешок.
В мешке лежали только самые дорогие для него вещи, – компьютерная карта, «совиные глаза» и метатель. Но и этого было достаточно для того, чтобы мешок ощутимо оттягивал плечи.
Почтенный Лелио, его требовательный наставник во время учебы в школе Аббатства, учил не только преодолевать страх высоты, но и освобождать свой разум перед важным испытанием. Кийт должен был мысленно моделировать такую ситуацию, будто шагает в пропасть с утеса и идет по воздуху над бездной.
Одним из важных положений ментальной подготовки было умение ученика преодолевать древние инстинкты самосохранения и превозмогать первобытный страх. В том числе освобождаться от страха высоты.
В школе Аббатства Кийт был одним из лучших учеников.
Наставник Лелио контролировал его сознание. Аббат вступал в полный телепатический контакт со своим воспитанником и видел, как успешно тот справляется с заданием.
Задание усложнялось раз за разом. Кийт не только мысленно шагал в бездну, оттолкнувшись от крыши высоченного здания, но и одолевал по воздуху долгую дорогу до крыши соседнего здания. Тогда все обходилось прекрасно, он с замиранием сердца балансировал в воздухе над главной улицей того метсианского селения, в котором учился, и шагал, поглядывая сверху на черные макушки прохожих.
Вот и сейчас, зависнув у края ветви, Хрипун невольно вспомнил долгие тренировки времен учебы.
Клаймен, стоявший рядом, расценил его задержку по-своему.
– Всего сорок футов, сущая безделица, – успокоительно сказал ему Клир. – Это не страшно. Ничего не стоит прыгнуть с такой высоты. С тобой ничего не случится! Я буду рядом.
– Я и так знаю, что ничего не произойдет, – усмехнулся Кийт. – Только прыгать тебе не советую!
Оставалось лишь пересилить свой слабый, противный страх, секундную слабость, и рвануть вниз, обмотавшись вокруг пояса крепчайшей полиарамидной нитью.
У Кийта, почти слетевшего вниз на пружинистом жгуте, на мгновение перехватило дыхание. Он с огромным неудовольствием отметил, что волна липкого холодного страха обдала сознание, когда ему показалось, что полиарамидные волокна могут оборваться, обрушив его тело вниз.
Разумом он понимал, что это невозможно. Но какой-то сектор в подсознании, несмотря на долгие годы упорных ментальных тренировок, все- таки сохранял омерзительное чувство страха.
Никто не заметил его мгновенной слабости, в этом не было сомнений. Он тут же он взял себя в руки, потому что все остальные сёрчеры внимательно наблюдали за своим вожаком.
Но себя самого Кийт никогда не хотел обманывать. Наедине с собой он всегда оставался честен.
Огромное мамонтовое дерево, под корнями которого была пещера, стояло на пригорке. Отсюда, сверху, открывался довольно живописный вид на окружающий лес. Между густых зарослей зубчатого ливидамбараса вздымались лохматые верхушки пальм с длинными продолговатыми листьями.
То тут, то там к вечернему небу взмывали остроконечные стрелы кипарисов, увитые узкими лианами и покрытые воздушными эпифитами.
Атмосфера вокруг ощутимо сгущалась. Лесные просторы молчали, но в этом молчании чувствовалось ледяное безмолвие могилы.
Каждой клеткой сознания Хрипун осознавал, что по лесу идет смерть, разливающаяся потоками, захватывающая все на своем пути и быстро приближающаяся к лесной поляне.
– Будьте внимательны, – глухо предупредил он своих друзей. – Твари уже рядом! Скоро они будут здесь.
Он уже слышал неясный тонкий гул, раздававшийся с восточной стороны. Ему казалось, что уже можно различить мерзкий писк и свирепое чавканье челюстей, пожирающих все на своем пути.
Наконец, все началось…
Дейторы появились внезапно, хотя повисшие на стропилах сёрчеры ожидали этого каждую секунду. Между стволов пальм и кипарисов стали стремительно мелькать слизистые мелкие тела.
Кийт не мог сообразить, как пустое пространство лесной поляны под ними всего лишь за одно мгновение оказалось заполненным хищным потоком.
Только тогда Хрипун увидел, насколько много на самом деле оказалось в лесу болотных дейторов. В действительности, слизистых мутантов было даже гораздо больше, чем он предполагал.
Количество их поражало воображение! Перед глазами разворачивалось нечто непостижимое.
Серебристые, покрытые слизистым налетом небольшие тела вытекали из-за кустов, словно река. Они заполняли все пространство вокруг бесчисленными, уходящими вдаль ровными потоками.
Болотные дейторы облепляли деревья и кустарники. Их нервно дрожащие тела кишели повсюду, раскрытые зубастые пасти совались в каждый уголок, с голодным писком пытаясь раздобыть себе пищу.
Раскачивавшийся на тонких прочных нитях Кийт понял, что по лесным просторам шли не просто отдельные разрозненные стаи болотных дейторов, соединившиеся в один поток. С востока на запад следовала целая организованная колония, целенаправленно уничтожавшая все на своем пути.
Он знал, что дейторы, которые нападали на все живые существа вокруг, смогли выкарабкаться после Смерти. Секрет этих созданий заключался в их удивительной живучести. Они цеплялись за существование рода и были гибкими, мобильными, способными к радикальным мутациям организмами.
Только глядя сверху на нескончаемые потоки, Хрипун понял, что бороться с ними, действительно, невозможно. Можно было жечь их тоннами, но ничего не добиться, потому что рождаемость у этих мутантов отличалась чудовищной интенсивностью.
Они размножались постоянно, невзирая на самые неблагоприятные условия. Кийт представил себе, что пока эта колония проходит половину мили, рождается уже, наверняка, не меньше сотни паскудных голодных детенышей, не меньше сотни мелких пищащих организмов, будущих слизистых убийц.
Потом колония минует следующую половину, и на свет появляется точно такое же количество. Все они стремительно растут и думают только о двух вещах: как набить брюхо и оставить потомство.
Хрипун, раскачивавшийся на нитях своей «паутины», скользил мысленным взглядом по бурлящей внизу хищной реке. Это было не очень приятное зрелище. Шествовавшие внизу дейторы распространяли вокруг себя волны дикой концентрированной злобы.
Но Кийт не закрывал защитные редуты, а, наоборот, пытался вступить в своеобразный контакт. Он напряженно тщился отыскать единый энергетический центр, чтобы понять, как же управляется такая кровожадная махина.
Но все усилия оказывались тщетными. Возникало такое ощущение, будто каждый болотный дейтор четко знал, что ему делать. Мелкий мутант осознавал, что его предназначение состоит в том, чтобы жрать и производить потомство.
И в то же время никто из мутантов не хотел брать на себя ответственность за управлением действиями собрата, следовавшего с ним бок о бок.
Внедриться в такой коллективный разум ему не удалось. И, тем не менее, Хрипун явственно ощущал, что некий мощный центр, расположенный не здесь, а где-то в другом месте, управляет действиями колонии. Слишком четко и слаженно действовали болотный дейторы, – так что возникало ощущение, что их движениями управлял чей-то разум…
* * *
Шло время. Мутанты все прибывали и прибывали, и даже примерно представить себе их общее количество было невозможно.
Между тем, сверху, со своего наблюдательного поста Хрипун увидел, как один из потоков дейторов настиг буйволицу, бежавшую последней, – самую слабую самку. Стремительно бросившись бежать с опушки, она повредила себе одно копыто, захромала и отстала.
Издалека раздавались ее жалобные вопли, а потом, через несколько секунд, все затихло…
Но и остальные рогачки не ушли далеко. Кийт скорее почувствовал внутренним зрением, чем увидел наяву, как их настигают хищные мутанты.
Болотные дейторы все вытекали и вытекали нескончаемыми потоками на лесную поляну.
Кийт заметил, что голодные твари почувствовали людей, висевших под огромной ветвью.
Если сначала они реагировали на острый запах крови буйволиц, то теперь сконцентрировали все внимание на сёрчерах.
Исполинский, вздымающийся к небу ствол Мамонтова дерева словно вскипел облепившими его кору серебристыми телами. Ветвь, с которой свисала «паутина» сёрчеров, ломилась от кишевших на ней мутантов.
Толстенный сук пока защищал людей надежно, как крыша. Хотя сёрчеры и слышали отчетливо мерзкий беспорядочный писк над собой, ничто не угрожало их безопасности.
Но наиболее наглые и голодные мутанты не оставляли попыток подобраться ближе к Недоступной добыче.
Отдельные дейторы пытались, цепляясь лапками, спуститься по коре и приблизиться к стропилам из арамидного волокна, на которых висели сёрчеры.
Каждый раз это заканчивалось плачевно для хищников. Многие из них срывались с дерева и летели с яростным писком вниз, чтобы уже не подняться никогда.
Хрипун с омерзением наблюдал, как падающие дейторы с шумом брякались об землю, теряли сознание от удара и тут же становились легкой добычей для своих сородичей. Нетерпеливо кишевшая внизу масса тотчас набрасывалась на упавших сверху особей, терявших способность сопротивляться.
Их тела не разбивались от падения, но мгновенно исчезали в кровавых пастях, разорванные острыми зубами сородичей.
Так произошло несколько раз. И внезапно дейторы, словно по команде, переменили тактику.
Кийт почувствовал, как по телу мгновенно пробежал неприятный холодок, когда он заметил маленькую оплошность.
Клаймен Клир, последним спустившийся на своей «паутине», не учел одного. Он свесил ее слишком близко, и от него до вертикального ствола оставалось всего около трех футов. К тому же он оставил себе только пару стропил, вместо трех, на которых раскачивались остальные сёрчеры.
Немыслимым образом изгибаясь, поднявшиеся вверх дейторы стали прыгать на него прямо со ствола. С удивительной силой отталкиваясь всеми шестью лапами от Мамонтова дерева, рыбы-насекомые одна за другой напрыгивали на клаймена.
– Прочь! Прочь, падаль! – с омерзением кричал он.
Одной рукой держась за стропила, другой Клир стряхивал прыгавших на него дейторов. Он отшвыривал их одного за другим вниз, где тварей уже поджидала кипящая куча желающих поживиться.
– Прочь! – все громче и громче вопил светлокожий дикарь, отмахиваясь от гнусных слизистых мутантов.
– Осторожно! Клир, держись крепче! – взмолился качавшийся недалеко Хрипун. – Будь осторожен!
На душе у Кийта было неспокойно. И не только оттого, что он позволил неизвестной силе заманить весь отряд в ловушку, из которой так трудно было выбраться. Он чувствовал, как вокруг опять сгущается кольцо ненависти и словно некая таинственная сила управляет мерзко скрежещущими мутантами.
Коварства и упорства у дейторов было хоть отбавляй. Рыбы-насекомые, словно почувствовав слабое место, раз за разом прыгали именно на клаймена, и ему становилось все трудней отбиваться от них.
– Осторожно, Клир! – в отчаянии кричали сёрчеры с разных мест.
Душа у каждого замирала, когда тот отпускал стропила и, балансируя всем телом, сдирал с себя настырных дейторов.
И все кончилось ужасно…
В один момент сразу несколько мутантов ринулись на него. Один смог вонзить острейшие зубы прямо в горло человеку.
Участь светлокожего клаймена оказалась решена. Он жалобно закричал от жестокого укуса, попытался содрать кровожадного мутанта с шеи, но сделал слишком сильное движение, не удержал равновесие и вывалился со своего шаткого сидения…
– Клир! – заорали все сёрчеры, и многие из них закрыли глаза от ужаса.
С прощальным отчаянным криком светловолосый парень упал вниз, в самую гущу кишащих мутантов.
Сперва клаймен еще пытался сопротивляться. Несмотря на падение с такой большой высоты, он чудом успел сгруппироваться в воздухе и приземлиться на ноги, спружинив коленями. Однако дейторы тут же набросились на бедолагу. Он попытался сделать несколько судорожных шагов обратно к стволу дерева, но не удержался на ногах, потерял равновесие и повалился наземь.
С ужасом Хрипун видел сверху, как клаймен перекатывался с места на место, извиваясь мускулистым телом. Скользнув в его сознание мысленным лучом, Кийт пытался помочь другу выстоять в это мгновение.
Ментальный рефлектор впивался в тело, как будто был сделан из раскаленного металла, и голова Кийта наполнялась потоками угрожающего глухого шума. Но помочь клаймену он не мог…
Несмотря на все свои мысленные усилия, он не мог повлиять на сознание дейторов. Его сопротивление продолжалось лишь какой-то десяток секунд. Клир несколько раз пытался подняться на ноги, но у него ничего не получилось.
От его отчаянных криков кровь стыла в жилах товарищей. Их губы безостановочно шевелились, повторяя слова молитв.
И хотя белокожий клаймен не принадлежал к Кандианской Универсальной Церкви, но сейчас это не имело значения, и они всеми силами души старались помочь своему другу и молили Бога-Отца, Распятого Спасителя и Святого Духа о поддержке для несчастного товарища.
Вскоре все кончилось… Дейторы облепили беднягу с головы до ног, как густая, вязкая, переливающаяся грязь. Вскоре уже не стало видно под толстым слоем слизистых рыб-насекомых очертаний его собственного тела. Сверху это было похоже на холм, который пытался шевелиться и передвигаться с места на место, – однако с каждым разом все слабее и слабее. Через считанные мгновения Клир судорожно вздрогнул и вскинулся всем телом. Ноги его дернулись в последней конвульсии, и он затих навсегда.
Сквозь пелену жгучих слез, выступивших на глаза, предводителю отряда сверху было видно, как куски кровоточащей бесформенной плоти, еще несколько минут назад принадлежавшей его преданному другу, стремительно исчезают в ненасытных желудках бесчисленных рыб-насекомых. Раскачиваясь на своей паутине, от бессильной ярости завывал Джиро.
– Твари! Твари… – во весь голос орал чернокожий гигант. – Святая Троица, помоги ему!
Остальные сёрчеры, продолжая истово молиться, с молчаливым ужасом наблюдали за стремительной расправой.
Опустив голову, через пару десятков секунд Кийт с ужасом увидел, что под корнями гигантского дерева остался лежать только белый, полностью обглоданный человеческий скелет…
Глава 9 ПОДВОДНЫЙ ЛЕС
Сёрчеры, после нашествия дейторов, не сразу осознали, когда пролетело утро и наступил день.
Раскаленный солнечный диск уже вовсю полыхал на знойной лазури бескрайнего неба. Свежий ветер шевелил огромную крону дерева, возвышающегося колоссом среди пальм и кипарисов, окруженных зелеными клубами буйствующих зарослей ливидамбараса.
Яркие лучи солнца осветили измученных сёрчеров, до сих пор висящих на своих «паутинах» под ветвью. Прошла страшная ночь, вокруг все уже утихло, но друзья пока не спускались, выжидая удобное для этого время.
Такого испытания на их долю не выпадало уже давно. Всю ночь вокруг искателей бурлила хищная, кровожадная река смерти, несущая потоки все новых и новых изнывающих от голода дейторов.
Ошеломленное сознание Хрипуна порой отключалось. Хоть на несколько секунд он старался отгородиться от агрессивных волн, захлестывавших до краев его сознание.
Всю ночь дейторы находились рядом и пытались добраться до людей. От этого сёрчеры не могли расслабиться ни на мгновение, ведь в любую секунду кто-то из мелких хищников мог обнаружить путь к человеческой плоти. Приходилось постоянно быть начеку.
Мутанты постоянно проползали где-то совсем близко. Без сомнения, рыбы-насекомые прекрасно видели отряд, зависший на своих тончайших нитях в нескольких десятках футов над землей.
Кийту в темноте казалось, что пространство вокруг буквально мерцает от хищных взглядов тварей, клубящихся, бурлящих вокруг и двигающихся плотным потоком на запад. Нашествие дейторов текло и переливалось, как колдовская светящаяся река.
Когда погиб светлокожий дикарь, сёрчеры на мгновение подумали, что та же участь ожидает каждого из них. Слишком быстро и слишком просто все произошло.
Ужасная и стремительная смерть клаймена показала, насколько опасны дейторы. Хищники находились совсем рядом, они ползали везде, уничтожая птичьи гнезда и напоминавшие продолговатые мешки соты диких пчел, в огромном количестве прятавшиеся в листве близлежащих деревьев.
Дейторы чувствовали себя хозяевами, они вели себя так, словно находились на своей территории. А люди, привыкшие считать себя царями природы, ничего не могли предпринять в ответ.
В подавленном, ошеломленном состоянии сёрчеры ждали окончания нашествия, крепко вцепившись в свои тонкие, едва различимые стропила. Все понимали, что быстро мутанты не пройдут, и поэтому приготовились к длительной осаде.
Прожорливые твари прекрасно ориентировались в окружающей обстановке. Пока вокруг бурлил скрежетавший, пищащий поток, Кийта не оставляло впечатление, что крохотные хищники постоянно пытаются изобрести какие-нибудь способы, чтобы добраться до людей – своей такой желанной добычи.
Голодные взгляды кровожадных существ точно пронзали людей насквозь. Откуда-то из темноты со свирепой прожигающий ненавистью на сёрчеров были направлены бесчисленные двигающиеся красноватые глазки рыб-насекомых.
Кровь Кийта всю ночь пульсировала нервными толчками в висках, лихорадочно циркулируя по жилам. Он постоянно внутренне сопротивлялся обволакивающей агрессии, чувствуя гнет телепатического пресса.
Присутствие зловещего коллективного разума ощущалось повсюду, его дыхание заполняло все вокруг. Каждый темный угол ночного леса, каждое гнездо на вершине дерева и каждая нора, уходящая извилистыми ходами глубоко под землю, – все это переживало нашествие беспрестанно двигающихся мутантов.
Прошли они окончательно только на рассвете. Но долго еще утомленные люди не могли поверить в это.
Когда взошло солнце, качаясь на тончайшей «паутине», Кийт в очередной раз обвел сверху измученным взглядом лес. Внизу повсюду простиралась картина невероятного разгрома.
Прямо под деревом лежал скелет погибшего клаймена. В отдалении на опушке белел остов одной буйволицы, еще дальше из травы выглядывали кости другой. Остальные, наверняка, тоже не успели уйти слишком далеко, и их останки сейчас валялись где-нибудь в зарослях.
Дейторы не оставляли ни мельчайшего комка плоти на телах своих жертв. Стремительно облепляя добычу клокочущим клубком, они обчищали тело, словно слизывая мясо, и через несколько секунд сползали с жертвы, оставляя после себя только голый скелет.
Такой участи не мог избежать никто из живых существ, попавшихся на дороге потоку мутантов.
Кийт знал, что бывали случаи, когда путь дейторов пролегал через человеческие поселения. Даже подготовленные, опытные люди не всегда были в состоянии спастись от такой беды. Только огонь, окружавший поселенцев плотным кольцом, мог какое-то время удерживать на расстоянии этих тварей. Но и это не являлось универсальным средством борьбы с нашествием. Если запас топлива у защитников заканчивался, люди подвергались смертельной опасности и в большинстве случаев были обречены на гибель.
Сражаться с клокочущим потоком омерзительных мутантов было невозможно. Дейторы пожирали и огромных гроконов, попавшихся на пути, и парзов, вооруженных четырьмя бивнями, и даже воинственных лемутов. Люди-крысы и Волосатые Ревуны старались не попадаться на пути дейторов, когда случалось такое несчастье.
Лишь подводные обитатели были застрахованы от уничтожения.
И только отряду Кийта удалось избежать встречи с острыми зубами мутантов, доставшихся им в наследство от пираний, далеких предков, некогда наводивших ужас на все живое. Сёрчеры уцелели, хотя более утомительной, изнурительной ночи никто из путешественников в своей жизни не мог припомнить.
Настало утро, но они не спешили покидать свои убежища. Как бы ни болело тело от неудобного положения на сидении стропил, опасность была еще вероятна. Нужно было выждать еще немного, дабы убедиться в том, что течение реки не повернет вспять.
Отчаянно сопротивляясь физическому и психическому истощению, Хрипун продолжал отслеживать внутренним зрением перемещения дейторов.
Потоки насекомых двигались на запад. Но он иногда ясно чувствовал, как они совершенно необъяснимо вдруг принимаются разворачиваться. Клокочущее смертоносное завихрение ни с того, ни с сего возвращается, и хищная река снова направляется в то место, где, казалось бы, только что прошла, уничтожив все живое.
Нужно было убедиться в том, что мерзкие твари больше не вернутся. Только тогда можно было покидать убежище.
Подключиться к зрению какого-нибудь существа не представлялось возможным. Все живое разбежалось и разлетелось от ужаса еще накануне, и дейторы довершили эту картину, не оставив после себя никого, кроме людей, провисевших всю ночь на стропилах тонкой космической нити.
Утренний туман рассеялся рано, и яркое солнце пронизывало прямыми лучами темные прогалины между пальмами и кипарисами. Погода стояла прекрасная, так что трудно было поверить в происходившее накануне ночью.
Кийт несколько раз глубоко вдохнул свежий утренний воздух, насыщая кровь кислородом, и развернул ментальный рефлектор активной стороной к груди. Сёрчеры уже привыкли к тому, что порой в такие моменты его изуродованные губы точно перекашивались молниеносной судорогой. Но так продолжалось всего несколько секунд. Потом сознание Кийта приняло на себя удар ментальных векторов, и включились механизмы внутренней защиты.
Через мгновение лицо его приобрело обычное спокойное выражение, отмеченное печатью присущей ему решительности. Мысленным лучом он исследовал обстановку.
Пульсирующий мысленный щуп, описывавший невидимые окружности, не обернулся тревожным рикошетом, как бывало в тех случаях, когда где-то рядом таилась угроза. Хрипун наконец решил, что настал безопасный момент.
Только после этого он сказал друзьям:
– Теперь пора вниз, спускаемся.
Несмотря на усталость, Хрипун не отказал себе в небольшом удовольствии пошутить, что в обычной жизни случалось с ним крайне редко. Едва заметно улыбнувшись, он обратился к висящим рядом друзьям так, словно они проснулись где-нибудь на удобных лежанках в пещере, и произнес:
– Доброе утро! Пора вставать. Уже наступило утро, кажется… Джиро, взгляни в окно и посмотри, взошло ли солнце?
Чернокожий гигант отозвался с яростным фырканьем.
– Солнце, кажется, взошло. Однако мне все равно! Я ничего не ощущаю! Клянусь Светлым ликом Троицы, я не чувствую ничего! Мое тело больше мне не принадлежит.
Ругаясь и проклиная все на свете, они стали выбираться из своих убежищ. Спускаться пришлось с великой осторожностью. Любое неверное движение могло обернуться падением с большой высоты, поэтому путешественники бережно страховали друг друга, пользуясь эластичными жгутами лиан, которые они заранее запасли накануне.
Вчера вечером все сделал белокожий клаймен, который чувствовал себя на ветвях деревьев, как дома. Но Клир больше не мог никому помочь, так что приходилось надеяться только на свои силы.
Скелет лежал внизу у корней, и сёрчеры избегали лишний раз бросать туда взгляд. Они были закаленными людьми и пережили уже всякое. Но чтобы оберегать память о погибшем друге, они старались не смотреть пристально в ту сторону, где лежали его останки.
Труднее всего пришлось Джиро. Его массивное, мощное тело за ночь затекло без движения, и он едва мог передвигаться по толстой ветви, под которой висел с вечера. Онемевшие за ночь руки отказывались служить бывалому путешественнику.
Спустившись наконец вниз, он помолчал немного, и на крупном лице появилась усталая, измученная улыбка. Мускулистые ноги его подкашивались. Он сел на пригорок и признался:
– Никогда не думал, что я так люблю землю! Клянусь Светлым ликом Троицы, в мире нет ничего более прекрасного. О, как хорошо! Как прекрасно, что можно ходить по траве и не держаться за стропила!
Первым делом было решено предать земле останки Клира.
Белокожий клаймен обрел место рядом со своими друзьями Бакли и Хекфи. Никто не мог объяснить, почему судьба так распорядилась, но все трое светловолосых дикарей один за другим покинули отряд сёрчеров.
Когда последняя горсть земли упала на захоронение и Кийт в третий раз за последние дни прочитал скорбные слова реквиема, сёрчеры с угрюмыми лицами вернулись к пещере. Несколько дней назад, когда они обнаружили на своем пути эту пещеру, никто не предполагал, что трое путешественников не смогут двинуться дальше.
В руках сёрчеров появилась одна из уцелевших фляжек кактусовой килы. Она совершила почти полный круг, по очереди оказываясь в руках у каждого сёрчера, и наконец попала к Джиро.
С мрачной физиономией тот приложил горлышко к своим мясистым губам, и через мгновение поляна огласилась возмущенным криком:
– Проклятие! Да она уже пустая! – яростно взревел он. – Вы выхлестали всю, бездонные бочки!
– Не шуми, не шуми, – поморщился Кийт и тихо добавил: – У нас еще есть несколько. Можешь взять и пить, сколько тебе вздумается.
Повторного предложения не потребовалось.
Бритоголовый верзила нащупал в походном мешке запечатанную флягу и захватил ее своей необъятной ладонью. В один момент он вытащил ее, откупорил крепкими белыми клыками, мотнув головой в сторону, и выплюнул пробку в траву. Запрокинув горлышко, он без раздумий начал заливать крепкую кактусовую килу в открытый рот, напоминавший скорее разверстую пасть медведя. Вязкая струя кактусовой килы текла из бутылки так тягуче и долго, что прошло несколько секунд, прежде чем он удовлетворенно хмыкнул и опустил сосуд.
Потом Джиро зажмурился, встряхнул головой, с кряхтением выдохнул воздух и спросил у предводителя отряда:
– Мне нужно смазать плечо. Оно полностью онемело, и я ничего не чувствую. Никак не отойдет после ночи. Могу я немного подлечиться?
Кийт не возражал. Тогда Джиро осторожно наклонил узкое горлышко над онемевшим плечом и начал обильно смачивать крепким напитком кожу.
Потом бережно отставил в сторону драгоценную килу и начал растирать спиртное здоровой ладонью. В свете ярких солнечных лучей было видно, как под черной кожей волнами перекатываются бугры огромных крепких мышц, по твердости не уступавших корням мамонтова дерева, которые уходили глубоко в землю около лесной пещеры.
Чернокожий гигант несколько минут молча, сосредоточенно и упорно массировал, растирал и разминал затекшее плечо. Ему явно становилось лучше.
Тогда он, вдобавок ко всему, снова поднял флягу и сделал еще несколько основательных глотков.
– Теперь я чувствую, что окончательно пришел в себя! – громогласно объявил и, сверкая заблестевшими глазами, обратился к своим приятелям: – С возвращением на землю!
* * *
Вокруг стояло безмолвие. Абсолютная, пугающая, обескураживающая тишина заполнила лес, как вязкое, густое вещество.
Тайг всегда был наполнен самыми разнообразными звуками, сливавшимися в одну немыслимую какофонию. Кричали птицы и обезьяны, гудели крыльями стрекозы и мелкие кровососы.
Сейчас Тайг точно вымер. Не было видно никого…
Обычно в это время воздух заполняли огромные бабочки, порхавшие в высоте, птицы беспрестанно сновали и перелетали с ветки на ветку, по кронам деревьев то и дело проскальзывали стайки белок или мелких обезьянок. Но после нашествия дейторов в лесу было тихо, как в самом глухом подвале. Рыбы-насекомые уничтожили или распугали все живое…
Усталые сёрчеры приводили в порядок свои вещи. Диал чесал в затылке и размышлял, чем можно было бы накормить голодный отряд, но оставался в полном недоумении.
На рассвете, когда путешественники еще висели на тончайших нитях под деревом, каждый подкрепился плиткой пеммикана, размоченного парой глотков чистой воды. Запас они взяли с собой еще внизу, – нетрудно было предположить, что течение хищной реки может затянуться надолго.
В то время, когда сёрчеры подкреплялись наверху, один кусок пеммикана случайно вывалился из пальцев Кийта и полетел вниз, прямо в кишащий поток дейторов. Путешественникам в предрассветной мгле показалось, что этот кусок не успел даже упасть на землю… не успел даже долететь вниз.
Возникло такое ощущение, что он растаял непонятным образом еще в воздухе. Упавший пеммикан, даже не приземляясь, попал в острые зубы, и походная пища сразу исчезла, растворилась без следа.
Теперь Диал пытался что-то придумать, чтобы поддержать обессилевших товарищей. Сухие запасы подходили к концу, а после прохода мутантов в округе вряд ли можно было отыскать что-нибудь съестное.
Хищники не только не оставляли и следа от медовых сот вместе с воском и прополисом. Дейторы сжирали даже жуков с их личинками, уничтожали подчистую осиные гнезда и рои шмелей.
Глядя на его растерянность, Сутер скрипуче сказал:
– Здесь недалеко озеро. Я попробую посмотреть, может быть, на дне найдется что-нибудь съедобное.
Но Кийт никак не соглашался отпустить его самого по себе. Слишком опасно было в таких условиях кому-нибудь отделяться от основного отряда.
– Подожди, я тоже пойду с тобой, – решил Хрипун. – Да и можно искупаться. Мне, пожалуй, тоже не помешает освежиться после такой ночи.
Он обратился к остальным:
– Мы скоро вернемся. Но не расслабляйтесь. Не отходите в сторону по одному. Держите друг друга в поле зрения. Не забывайте ни на мгновение, что мы должны думать о собственной безопасности.
Отойдя от гигантского мамонтова дерева и свернув с узкой лесной тропинки, Хрипун и Сутер стали пробираться между деревьями по отлогому склону. Скоро подлесок стал гуще, впереди мелькнула полоска воды, и они вышли на поросший густой травой, изогнутый плавной линией берег.
Почти вплотную к водоему поступала рощица. Гладкая, как зеркало, вода голубела под ясным полуденным небом среди круговой стены громоздящихся деревьев.
В одной стороне рощицы к небу стремились остроконечные кипарисы с пожелтевшими, выжженными палящим солнцем вершинами. Другая часть густо заросла стройными тропическими пальмами, свешивавшими вниз зеленые охапки гигантских продолговатых листьев.
Здесь тоже чувствовалось, как не хватает птиц. Без их хлопотливой суеты, без нескончаемого веселого щебета и громких перебранок безмолвие природы сразу обнаруживало весь ужас произошедшего.
Обычно тут плескались водоплавающие птицы, звенела мошкара, над водой обычно шустро реяли стрекозы и другие насекомые, наполнявшие воздух жужжанием и стрекотом. Сейчас же, как в страшном сне, все было тихо…
Лишь тихий, неясный шум льющейся воды нарушал полную тишину. Неподалеку, на самом краю водоема темнело что-то вроде небольшой скалы. С той стороны монотонно и тихо журчала струя. В лесное озеро впадал источник, мерно струившийся с валунов, покрытых толстым слоем мха.
Кийт утомленно присел на густую влажную траву, скидывая походные сапоги. Место ему нравилось, оно наполняло душу покоем.
Узкий мыс врезался отмелью в водную гладь озера почти на треть. Белоснежные кувшинки, раскрывшие остроконечные чашечки, уходили вглубь воды толстыми мясистыми стеблями. Сочная зелень овальных, плавно изогнутых листьев, распростершихся на зеркальной поверхности озера, поблескивала бесчисленными капельками росы.
Неумолчный ропот струй небольшого водопада, плескавших в отдалении, успокаивал тревожно пульсирующее сознание Кийта. Больше всего на свете хотелось скинуть с плеч плотно прилегающую к телу одежду и окунуться в озеро. Он смотрел на ровную гладь, чуть подернутую дымкой тумана, и с наслаждением впитывал токи спокойствия, исходящие от этого оазиса.
Между тем, Сутер уже скинул кожаную одежду. Он стоял в воде по пояс, расправляя жесткую, но в то же время эластичную ткань, – плавательные перепонки, соединявшие пальцы его рук.
Худое жилистое тело, покрытое зернистой кожей, напоминающей рыбью чешую, подрагивало от возбуждения. По груди и спине точно пробегали разряды невидимых молний.
Мутант коротко выдохнул воздух и ринулся вглубь озера, рассекая надвое зеркальную поверхность. Когда вода успокоилась, Сутер уже был, наверняка, где-то на основательной глубине.
Несколько минут, как минимум, можно было не ждать его появления. Раньше этого времени он обычно никогда не всплывал.
Хрипун встал с влажной травы и, раздевшись, отправился следом за своим другом. Закрепив специальной заколкой цепочку, на которой висел ментальный рефлектор, он погрузился в озеро.
Воду нельзя было назвать слишком теплой. Кожу сначала словно обожгло ледяными потоками, в первые секунды Кийт даже почувствовал, как перехватывает дыхание. Но вскоре организм приноровился, и прозрачнейшая вода мягко обволокла тело прохладной лаской.
Нечто, напоминающее волну восторга, наполнило душу утомленного сёрчера, когда он подплыл к валунам, с которых хлестал источник. Когда тугие струи, низвергавшиеся со скалы, с брызгами обрушились на его плечи и голову, его посетила иллюзия, будто растаяли все мучительные проблемы, которые навалились на сёрчеров в последние дни.
Чувство эйфории оказалось настолько сильным, что он сознательно попытался обмануться и внушить себе идею, главный смысл которой состоял в том, что все трудности отошли в сторону. Чтобы излечить сознание, истерзанное последними событиями, он сделал мысленную попытку слиться воедино с окружающим первозданным миром.
На время он сознательно приказал себе отстраниться от смертей товарищей и восстановить разумный порядок в сознании.
Уже плавая в прозрачной воде, он невольно обернулся и посмотрел на свою одежду, оставшуюся на берегу. Одежда играла слишком большую роль в жизни сёрчеров, чтобы можно было забывать о ней.
Со времен учебы в школе Аббатства Кийт знал, что нужно уделять внимание не только внутренней, ментальной тренировке. Почтенный наставник Лелио неоднократно обращал его внимание на тот факт, что нужно также правильно подбирать свое облачение, обмундирование.
Аббат учил, что одежда важна для каждого метса не только для того, чтобы согревать тело в прохладное время или, наоборот, спасаться от ожогов палящих солнечных лучей.
Все было сложнее, значительно сложнее и зависело от степени необходимости ментальной защиты. Со времен учебы в школе Аббатства Кийт усвоил, что правильная одежда помогает сооружать в сознании своеобразные защитные блоки.
Этим вещам он уделял большое внимание. Точно так же, как по утрам никогда не оставлял свою постель измятой. По своему опыту он знал, что смятая лежанка, повторяющая изгибы линий тела, еще продолжает хранить энергетику человека, который спал на ней всю ночь и только что поднялся.
Порой во время экспедиций уровень напора отрицательной энергии, поступавшей извне, оказывался настолько высок, что сама одежда пропитывалась враждебным воздействием, так что Хрипун был вынужден довольно часто менять свою амуницию.
Он пользовался не только предметами, сшитыми недавно в самых различных мастерских. В его гардероб входили и некоторые вещи, скроенные давно, несколько тысячелетий назад.
Развитие индустрии во Времена-до-Смерти поражало воображение потомков. Особенно это касалось тех отраслей, которые обслуживали космическую промышленность.
Для амуниции астронавтов третьего тысячелетия использовались такие суперпрочные материалы, которые спокойно пережили все жуткие катаклизмы. Сёрчеры, обнаружив эти вещи спустя десятки веков, с большим успехом ими пользовались, как новыми.
Это касалось не только сложнейших вакуумных костюмов. Портными далекого прошлого изготавливали одеяния из многослойного, прочнейшего полиарамидного волокна, наподобие того, на котором отряд Кийта провисел всю ночь.
Космическая одежда прошлого была довольно сложной в обращении. Она была оснащена крошечными, невидимыми невооруженным глазом, но удивительно мощными баллистическими процессорами.
Неопытный человек даже не знал, как нужно ее носить. Сёрчеры на первых порах приходили в полное недоумение, обнаружив в древних кладовых такие хитроумные вещи, с которыми они не знали, как обращаться.
Сначала они опытным путем обнаружили, что древняя обувь астронавтов меняла высоту подошвы и каблука в зависимости от скорости ходьбы. Потом с изумлением Кийт убедился и в том, что космические комбинезоны далекого прошлого не имели размеров.
Один и тот же костюм одинаково подходил сначала тщедушному Хекфи, а потом и широкоплечему гиганту Джиро, который почти втрое превосходил клаймена по габаритам. Некие мудреные приспособления, спрятанные внутри полиарамидной ткани, быстро подстраивали одежду под любой рост и любую фигуру.
Кийт знал из древних книг, что подобные вакуумные комбинезоны надежно защищали человека. Они спасали жизнь не одной сотне отважных исследователей древней цивилизации, работавших в самых суровых условиях во многих, самых глухих и отдаленных уголках галактики.
В Забытых Городах нечасто встречались подобные находки, и сёрчеры знали, что космические принадлежности не пользовались особым спросом на побережье Внутреннего моря и Лантического океана. Там больше всего ценилось простое и надежное оружие, – древние тесаки, топоры, пневматические гарпуны.
А одежда, хотя и была изготовлена из вечных материалов, не поддающихся тлетворному влиянию времени, не так интересовала покупателей, чересчур сосредоточенных на более простых, приземленных предметах.
Например, весьма ценились разнообразные древние сети из альтерированного, обработанного особым образом капрона. Этот материал тоже спокойно пережил Смерть и во времена Кийта выглядел, как новый.
Из сетей, которые находили в Забытых Городах сёрчеры, многие умельцы не только изготавливали рыболовные снасти. Сети с самыми мелкими ячейками попадали к портным, и те изготавливали из них для модников Лантического побережья рубашки и куртки.
Сами-то сёрчеры традиционно предпочитали одежду из кожи грокона или змееглава, для верности укрепленную прочными металлическими заклепками. Проклепанные куртки и брюки, жилетки и глоувы – перчатки с обрезанными пальцами, все эти незаменимые для путешественников товары изготавливали лучшие мастера Нианы и Намкуша в обмен на товары, которые удавалось добыть в экспедиции.
Но иногда Хрипун приберегал для себя кое- что из древних находок. Не только «совиные глаза» и боевой клинок остались с ним после многих экспедиций в Забытые Города.
Кроме серебристого космического покрывала, он облюбовал и тонкую жилетку. Несмотря на удивительную легкость древнего материала, эту вещь нельзя было проткнуть ножом.
Сколько Кийт ни пытался пронзить жилетку острием, сколько раз ни старался пробить ее со всего маха, на ткани не оставалось ни следа. Хрипун носил ее под легкой туникой и чувствовал, как тончайшая ткань согревает тело даже во время суровых холодных ночей.
* * *
Из расселины в невысокой скале, окруженной валунами, изливался источник и, прежде чем обрушиться в воду, пару метров вился среди гладких, отполированных временем камней.
Кийт плавал в озере, с наслаждением чувствуя, как измученное тело снова наливается силой.
Прохладная вода отличалась удивительной прозрачностью, но глубина была такая, что дно совершенно не просматривалось. Только у берега можно было пройти по камням пару шагов, а потом дно под ногами стремительно исчезало, словно уходило в какую-то пропасть.
Слишком далеко от берега Хрипун старался не удаляться. Плавал он превосходно, но прирожденное чувство осторожности не позволяло забыть обо всем и ринуться куда-нибудь вглубь.
Порой он переворачивался на спину и устремлял взгляд на синее небо, нависшее над лесом. В такие мгновения Хрипун успевал отрешиться от всего земного и освободить, очистить разум от следов враждебных атак, которые пришлось пережить в последнее время.
Несколько раз в толще воды он видел фигуру Сутера. Мутант погружался на большие глубины и пытался обнаружить там что-нибудь съестное.
По-прежнему Кийт никак не мог смириться с отсутствием птиц.
Обычно в таких местах они вели суетную жизнь, пересвистывались друг с другом, что-то выясняли между собой, без конца перелетали с места на место. Но сейчас он плавал и без конца изумлялся тишине, царившей вокруг. В этом было что-то ненатуральное, фальшивое, искусственное.
Из глубины стремительно появился силуэт Сутера. Он волнообразно изгибался от кончиков ног до вытянутых пальцев рук, извивался всем длинным, поджарым телом, отчего вода вокруг его головы рассекалась на два потока.
Руки с острыми плавательными перепонками были вытянуты вперед, над головой, и без труда разрезали толщу озерной воды.
Взметнув пенистые фонтанчики брызг, Сутер разогнался снизу и вынырнул на поверхность, причем сделал это с такой скоростью, что даже выпрыгнул всем телом из воды, совсем рядом с Кийтом.
Каким-то невероятным образом он сумел во время прыжка зависнуть в воздухе на манер дельфина. На мгновение блеснув влажным продолговатым телом в солнечных лучах, он изогнулся и снова нырнул вниз головой, рассекая плавательными перепонками озерную гладь – так ловко, что на поверхности воды почти не осталось брызг.
Потом он снова поднялся и на этот раз сбавил скорость, так что Хрипун смог посмотреть на приятеля.
Вода стекала с довольного лица мутанта, покрытого микроскопическими ячейками рыбьих чешуек. Два потока сливались с хряща-гребня, продольными буграми нависавшего вместо бровей у него над глазами. Он несколько раз взмахнул головой, отряхиваясь от последних капель.
Сразу было видно, как благотворно подействовало на него купание. Взгляд мутанта оживленно горел, он взволнованно дышал, и от всего его облика исходило ощущение радостного возбуждения.
Несмотря на то, что он достаточно долго мог находиться на суше, Сутер периодически нуждался в длительном контакте с водой, как и все его сородичи. Наблюдательный глаз Хрипуна множество раз отмечал те изменения, которые происходили в характере мутанта-ныряльщика, если ему хоть несколько дней не удавалось искупаться.
Если два или три дня Сутер не мог плавать, он становился замкнутым и нервным. Но если у некоторых людей, вроде Джиро, вся раздражительность всегда сразу выплескивалась наружу, Сутер не мог так себя вести, и Кийт, проникая мысленным лучом в сознание приятеля, отмечал, как быстро увеличиваются темные пятна агрессивности во многих секторах его рассудка.
Сутер приветственно кивнул Кийту, словно они очень давно не виделись, и принялся стремительно резвиться в воде вокруг своего предводителя, описывая пенистые круги.
– Что, приятель, отмок на глубине? – с легкой улыбкой спросил Хрипун, когда Сутер замедлил движение и завис рядом с ним. – Лучше чувствуешь себя? Чем ты там занимался?
– Сегодня на обед у нас будет свежая пища, – скрипучим, сдавленным голосом сообщил Сутер. – Ты должен мне помочь!
– Что ты обнаружил?
– Подводный лес!
– Подводный лес? И что там интересного? – спросил Кийт, выплюнув воду, попавшую ему в рот после очередного бурного разворота мутанта. – Подводные грибы? Моллюски? Водоросли?
Мало кто из метсов или жителей Атвианского союза, обитающих на суше, догадывался, что под кристальной толщей воды во многих озерах, как и в большинстве областей Внутреннего моря, по-прежнему росли густые леса. Некоторые виды растений, произраставшие прежде, до катастрофы, под открытым небом, не погибли после Смерти, не исчезли с лица Земли, а словно спрятались, опустившись под воду.
Сформировавшиеся в результате радикальной мутации новые разновидности деревьев спустя несколько десятков столетий изменились. Они не погибли и приспособились к новой жизни.
Густые леса продолжали расти, как и раньше, прекрасно чувствуя себя на дне Внутреннего моря и многочисленных озер Тайга. Там же встречались не только традиционные папоротники, но и подводные овощи. Все это у сёрчеров считалось съедобным. Все шло в ход во время экспедиций.
Многочисленные водоемы скрывали под своей поверхностью даже мясистые грибы. Шляпки грибов вылезали когда-то прежде, в древние времена после дождя из лесной подстилки. Теперь красавцы шампиньоны таились на дне. Их нужно было разыскивать среди мохнатых зарослей бурых водорослей.
Никакая радикальная мутация не совершается без совокупности малых мутаций, которые затрагивают самые маленькие, незначительные структуры. Люди, жившие во Времена-до-Смерти, нынче не узнали бы свой мир. Многие животные и растения не только изменились внешне, но и поменяли среду обитания, о чем, впрочем, не догадывались люди Канды, селившиеся вдали от моря и озер.
* * *
Побывавший в подводном лесу Сутер пребывал в возбуждении. Он никак не мог спокойно остановиться и постоянно описывал круги вокруг удерживавшегося на одном месте Кийта. От этого и Хрипуну приходилось то и дело вертеть головой.
Сутер проплывал мимо него и каждый раз бросал пару отрывистых слов фразу, на которые Кийт едва успевал ответить торопливой фразой.
– Сейчас мы будем охотиться! – воодушевленно крикнул мутант.
– На кого?
– Я видел в лесу черепаху!
– Это правильная черепаха? – успел спросить Хрипун, пока ныряльщик проплывал рядом. – Не снапер?
Хотя он мог и не задавать такой вопрос.
Если бы в озере жил снапер, пусть даже и совсем молодой, обоим сёрчерам нужно было бы срочно спасаться бегством. В противном случае именно они могли бы стать лакомым обедом для этой гигантской черепахи, нападавшей даже на крупных животных, вроде буйволиц кау, пришедших к озеру на водопой.
– Это не снапер! Правильная черепаха! – с восторгом фыркнул водой Сутер, описывая очередную пенистую дугу вокруг своего предводителя.
– Почему же ты не приволок ее наверх?
– Я не справился бы с ней!
– А перепонки?
– Нужно лезвие и…
– И…
– И еще кое-что!
В голосе Сутера звучало охотничье возбуждение. Наконец он заставил себя приостановиться.
– Подожди меня здесь! – предупредил он своего вожака. – Сейчас вернусь.
Взрезая темную зеркальную гладь озера двумя пенистыми полосами, расходившимися по поверхности воды под острым углом, ныряльщик стремительно, волнообразно изгибаясь всем телом, направился к вещам, оставленным сёрчерами на суше.
Через несколько секунд он уже стоял на берегу.
Сначала из кожаного чехла появился его узкий обоюдоострый стилет. Потом он вытащил овальный футляр размером с ладонь, в котором в сложенном виде хранилось серебристое покрывало, – одно из тех, которыми сёрчеры обычно укрывались ночью.
В каждом его движении читался затаенный азарт. Вся фигура была наполнена своеобразной пульсирующей дрожью от предчувствия предстоящей охоты.
Прошло всего несколько секунд – и он вернулся к Кийту, все еще плававшему посреди озера.
Потом все пошло сложнее.
Сутер стал раскрывать покрывало из овального футляра таким образом, чтобы оно вышло не ровной, плоской формой, а представляло бы собой выпуклый купол. У него это получилось не с первого раза, так что Кийту пришлось прийти товарищу на помощь.
Они вдвоем довольно часто проделывали такое. Благодаря воздуху, остававшемуся во внутренней поверхности серебристого купола, Хрипун мог довольно долго дышать под водой и погружаться на такую глубину, на какую никогда не опустился бы без помощи этого нехитрого приспособления.
Вот и на этот раз он поднырнул под купол, установленный строго горизонтально на зеркальной глади озера, и Сутер увлек его вниз за собой.
Сёрчеры стали погружаться. Они приближались ко дну почти отвесно, словно спускаясь по узкому вертикальному колодцу.
По собственному опыту Хрипун знал, что в такие мгновения нужно стараться не делать лишних движений, чтобы серебристый купол над его головой не изменил своего положения. Иначе, как это порой бывало, пойманный в плен воздух с готовностью выскользнул бы из под «колокола» и огромным пузырем устремился бы вверх.
Голова его стала заметно тяжелеть.
Он не видел, что происходит наверху и рядом с ним, по бокам. Он и не мог наблюдать ничего, потому что способен был смотреть только строго вниз, под собой. Взгляд его упирался в голову Сутера, опускавшегося под ним и увлекавшего Хрипуна за ногу все глубже и глубже, наподобие груза.
В прозрачной воде Кийту было хорошо видно, как за ушными раковинами ныряльщика равномерно пульсируют, шевелятся извилистые жабры.
Именно этот редкий орган появился в результате мутации у предков Сутера и позволял его приятелю чувствовать себя в подводном лесу совершенно свободно, как и в лесу обыкновенном.
He в первый раз Сутер помогал Кийту опуститься на глубину, однако в этой чистой, прозрачной воде подводный лес поразил его своей красотой.
Когда они опустились на дно и подошвы ощутили твердую почву, Хрипуну показалось, что он попал в сумрачный, загадочный лабиринт. Буйная растительность петляла и извивалась среди причудливых стволов подводных каштанов.
Кустарники и молодые деревца, удивительным образом напоминавшие обыкновенные, виднелись со всех сторон. Вверх, к солнцу жадно тянулись молодые отростки, чтобы подняться повыше и продлить свое существование.
Кустарники низко стелились вдоль слизистой поверхности дна. Крупные листья с разводами в виде зигзагов едва заметно колыхались в колебаниях воды, возникавших от шагов Кийта и Сутера, и приоткрывали шляпки подводных шампиньонов, прячущихся под ними.
Чувствовал Хрипун себя уже не очень хорошо.
Мутант-ныряльщик при каждом удобном случае уделял внимание его подводной тренировке, и предводитель отряда мог спокойно погружаться на большую глубину. Несмотря на это, сейчас они опустились слишком глубоко, и голова его была наполнена однообразным, монотонным звоном.
Изнутри черепную коробку словно распирал какой-то глухой однообразный рев, и это довольно сильно беспокоило Хрипуна. Постоянный писк, как противная музыкальная нота на одной высоте, все время врывался в его слух.
Внезапно Сутер наклонился под серебристый «зонтик» и плавным жестом дал знак, что нужно приготовиться. Кийт несколько раз глубоко вздохнул, словно забирая остатки воздуха в легкие, и через мгновение нажал на металлическую кнопку в углу покрывала, служившего ему колоколом.
Ткань стремительно собралась в футляр, легко уместившийся в кармане плавательного костюма.
Теперь у метса в запасе оставалось около двух минут для свободных, активных действий. Именно столько он мог выдержать на дне. После этого нужно было обязательно всплывать.
Впереди показалось нечто, напоминавшее большой выпуклый валун, лежащий на дне. В другое время он не привлек бы внимание Хрипуна, но сейчас Сутер жестом показал, что это и есть цель их длительного погружения в подводный лес.
Стало понятно, что перед ними находится панцирь довольно большой черепахи, прижавшейся к самому дну. В одиночку мутант-ныряльщик не смог бы справиться с этим неповоротливым животным, поэтому Кийту пришлось на время сменить среду обитания.
По знаку Сутера, сёрчеры нагнулись. Цепочки воздушных пузырьков выходили изо рта Кийта, но он еще чувствовал себя нормально. Их пальцы нащупали толстый край панциря, усеянного бугристыми наростами, и, соединив усилился, поднатужившись, они рванули панцирь вверх, опрокидывая черепаху на спину.
Несмотря на то, что солнечные лучи едва-едва доходили до подводных зарослей, перед глазами Хрипуна появилась белая тупая морда, чем- то напоминавшая голову древнего вымершего животного под названием гиппопотам, изображение которого метс в юности видел в старинных научных книгах.
Черепаха оказалась тяжелее, чем Кийт думал. К тому же она не собиралась сдаваться без сопротивления.
На несколько мгновений людей заворожил ее слепой взгляд. Крошечные выпуклые глазки без зрачков уперлись странно пристальным взором в напряженное лицо Хрипуна, и он тут же почувствовал себя не очень уверенно.
Но Сутер не собирался подниматься без добычи. Сделав отчаянный рывок, он движением головы дал понять своему предводителю, что следует напрячься.
Сконцентрировавшись и слив воедино свои усилия, им удалось оторвать массивное животное от дна и перевернуть его. Черепаха была обречена, Беспомощно размахивая когтистыми лапами, она попыталась перевернуться обратно, но Сутер не терял времени.
Длинное узкое лезвие описало в воде плавный полукруг. Размахнувшись, насколько это было возможно, мутант со всей силы вонзил острие по самую рукоятку в ее бледное мягкое, незащищенное брюхо.
Как только тонкая струя густой крови вырвалась из пораженного сердца, все было кончено. Черепаха судорожно взмахнула лапами, взметнув мутное облако, и затихла.
Вода невыносимо давила на голову Кийта. Воздуха уже не хватало, кровь приливала к вискам и стучала в барабанных перепонках.
Он понял, что больше ни мгновения не может оставаться в подводном лесу. Пружинисто оттолкнувшись, предводитель отряда устремился наверх, к солнцу.
Перед глазами лихорадочно пульсировали кроваво-красные полыхающие круги, грозя разрушить хрупкий самоконтроль. Круги все убыстряли свою вибрацию, и Кийту казалось, будто в центре каждого круга появляется белая тупая морда с завораживающим слепым взглядом.
Наконец, с шумом высунув голову из воды, метс судорожно принялся глотать воздух, не обращая внимания на то, что холодная вода то и дело попадает в рот. Последние секунды, перед тем как выскочить на поверхность, он плыл, почти не сознавая себя.
Только животный, первобытный инстинкт самосохранения, жажда жизни двигала им, когда он, лихорадочно работая руками и ногами, преодолевал последние метры кристально-прозрачной толщи воды, нависшей над головой.
Глава 10 ЛЕДЯНАЯ ГОРА
Наконец Диал накормил отряд вкуснейшим супом, сваренным из мяса слепой беломордой черепахи, и сёрчеры двинулись в путь, в глубине души надеясь на то, что Зеленоглазая Ратта после нашествия мутантов навсегда забыла о существовании их отряда.
Перед тем как отряд снялся с места, Медноволосый Хорр подошел к Кийту и сумрачно сказал:
– Дух Проливного Дождя велит мне продолжить путь одному. Меня ждет своя тропа, а вы пойдете по своей. Благодарю тебя. Ты спас мне жизнь, и я никогда не забуду этого.
– Помню, ты собирался в Ниану, охотник? – спросил Хрипун.
– У тебя хорошая память.
– Мы тоже пойдем туда. Но только после того, как найдем Забытый город. Оставайся пока с нами еще на несколько дней, и ты не пожалеешь.
– Не могу я ждать так долго, – покачал головой иннеец.
Он ни за что не рассказал бы никому из отряда о голосе Зеленоглазой Ратты, который опять слышал прошлой ночью. Она звала его в Ниану, как и раньше.
– Не торопись оставлять нас, – посоветовал Кийт. – Мы еще не вышли из кольца опасностей, поджидающих за каждым деревом, на каждой тропе. Когда идешь с друзьями, можно надеяться на их помощь. Скажи лучше, что бы ты делал, если бы встретился с дейторами один на один?
– Дух Проливного Дождя не оставил бы меня, – быстро отозвался Хорр, хотя голос его прозвучал не очень уверенно.
– Я уважаю ваше иннейское божество, – кивнул головой Хрипун. – Не обижайся, но только не думаю, чтобы всемогущий дух отогнал бы от тебя этих мерзких тварей. После встречи с дейторами твои кости лежали бы сейчас где-нибудь под тенистым кустом. Еще неизвестно, не пойдут ли дейторы в обратную сторону. Тогда они быстро могут догнать нас, ведь весь груз теперь ложится на наши плечи.
Немного помолчав, он добавил:
– Можешь добраться с нами до Забытого города. По моим расчетам, он находится недалеко от залива. Мы пробудем там недолго, а потом погрузимся на торговый корабль и с моря попадем в Ниану. Поверь мне, одному путешествовать в этих местах небезопасно.
Взвесив все, Медноволосый Хорр согласился с предложением Кийта. Иннеец остался на время с отрядом сёрчеров, и очень скоро судьба предоставила случай убедиться в правоте Хрипуна.
* * *
На следующее утро они вышли к полноводной реке, шумно катившей свои воды в сторону Внутреннего моря. По-прежнему путешественников окружало безжизненное пространство. Как они ни вслушивались, кроме гудения ветра, шелеста листьев и плеска волн, им не удавалось уловить ни звука.
Кругом царило полное безмолвие. И здесь природа несла на себе ужасающую печать нашествия дейторов.
До обеда они шли вдоль берега реки, укрываясь в тени раскидистых ив и высокого лозняка. Но потом безымянное русло круто повернуло вправо, и Кийт, сверив направление со своей картой, дал отряду приказ покинуть песчаный склон.
Впереди, на расстоянии приблизительно пяти сотен шагов, виднелась зубчатая стена леса, над вершинами которой лежала какая-то серо-голубая шапка, напоминающая одинокое низкое облако, опустившееся прямо на кроны деревьев.
Не успели они миновать и десятка метров, как Кийт, следовавший во главе отряда приказал:
– Стойте! Стоп! Я чувствую какую-то опасность.
Сёрчеры тотчас замерли и с изумлением уставились на вожака. Он указал им вперед.
Прямо перед ними разворачивалось нечто невообразимое. Из леса на путешественников медленно выползали огромные клубы. Они напоминали утренний туман, хотя все вокруг заливало беспощадное полуденное солнце, прямые палящие лучи которого упирались в плотную белесую пелену. Стояла жара, а на лазурном небе не было заметно ни облачка.
Джиро подставил огромную ладонь козырьком ко лбу и изумленно протянул:
– Что это за чертовщина? Такого я еще никогда не встречал!
– Нужно поворачивать назад, – тихо сказал Хрипун.
– Куда назад? – пожал плечами чернокожий. – В гости к дейторам?
– Чует мое сердце, это будет нечто почище, чем дейторы, – нервно заметил предводитель отряда. – Нужно уходить, пока не поздно! Это не туман!
Действительно, через несколько секунд все остальные увидели, как из густых клубов выплывает какое-то непонятное тело огромных размеров. Контуры его казались расплывчатыми и размытыми. Цепкие взгляды путешественников впились в приближающийся гигантский предмет, и их удивление возрастало с каждым мгновением.
Несмотря на оглушающую жару, из тумана выплывало нечто похожее на огромный айсберг, напоминавший по очертаниям лесной гриб.
Сначала они приняли это за полуденный мираж. Но отделаться от наваждения было нельзя, и вскоре стало понятно, что прямо на них двигается призрачная, полупрозрачная фигура, сложенная из самого настоящего льда.
Дымчатый столп, этот бирюзово-перламутровый «ледник» с основанием цилиндрической формы, вздымался к небу выше самых высоких деревьев. Своими размерами, потрясающими воображение, он не уступал иному древнему небоскребу из тех, которые сёрчеры встречали в Забытых городах.
Странный предмет не только был очень похож на гигантский гриб, на шампиньон немыслимых объемов, но и светился изнутри, излучая матовый, опалесцирующий свет. «Ледник» переливался спиралевидными мерцающими струями самых разнообразных цветов, просачивающимися снизу, от основания до самой верхушки.
Глаза сёрчеров не успевали фиксировать причудливые и странные сочетания, вспыхивающие в его недрах. Трудно было уследить, когда цвет изменяется от палевого до лазурного, когда он темнеет от розового до бордового.
Поверхность «ножки» этого непонятного «гриба» выглядела безупречно гладкой и блестящей. Верхняя же часть, округлая «шляпка», плотно прилегающая к основанию, выглядела ноздреватой и рыхлой. Бесчисленные мелкие поры и каверны сверху донизу покрывали вытянутый купол, отчего он выглядел неровным и сморщенным.
Туман, сопровождавший движение «ледника», постепенно рассеивался, открывая ужасное зрелище. Там, где белесые клочья расходились по сторонам, сёрчеры видели мертвый, погибший, неживой лес. Все происходящее казалось воплощением самых страшных ночных кошмаров.
Блестящие, переливающиеся на свету перламутровые капли стремительно рвались к небу, а потом густыми потоками обрушивались наземь, рассекая воздух с тонким свистом. Они оседали, обернувшись большими, почти невесомыми кристаллами, которые все падали и падали сверху, покрывая все вокруг толстым слоем снежного порошка.
Хрипун заметил, что через несколько секунд кристаллы начинают стягиваться в блестящую пленку, которая потом ощутимо разбухала, превращаясь в вязкую массу, напоминающую толстый слой жидкого стекла.
Все происходило настолько быстро, что Кийт и его друзья застыли в недоумении. Вязкое вещество быстро отвердевало, покрываясь затейливым узором. Рисунки шестиугольных мелких «снежинок» разрастались, разбегались причудливой паутиной. В разные стороны от углов ячеек, напоминающих секции пчелиных сот, протягивались шесть еще более длинных нитей к новым ячейкам. Крупные, в свою очередь, увеличивались и разрастались другими прихотливыми линиями. Вскоре поверхность деревьев оказывалась испещрена сетью мелких соединяющихся морщинок.
На стволах и кронах, на сучьях и продолговатых листьях, везде проступали льдинки. Перламутровая короста стискивала деревья монолитным слоем, сдавливала их твердым панцирем прозрачного хрусталя.
Беспощадный раскаленный ветер обдувал деревья, полируя ледяную коросту, и стволы внезапно стали напоминать мрачные скелеты животных, навсегда застывшие в прозрачной смоле.
Провисшие верхушки погибших деревьев были покрыты бесчисленными гирляндами зернистых кристаллов, похожих на серый подтаявший снег. С сучьев свисали тонкие слюдяные нити, и раскаленный ветер обдувал их обжигающими струями, превращая в губчатую массу.
Издалека казалось, что весь огромный лес покрыт ледяным панцирем. Переплетающиеся ветви обледеневших деревьев, стоявших рядом друг с другом, образовывали причудливый узор ходов и тоннелей, уходящих куда-то вглубь зарослей прихотливым лабиринтом.
Ни у кого из путешественников не оставалось сомнений, что в страшных изменениях, происшедших вокруг, виноват именно «айсберг», возвышавшийся прямо перед ними.
Как только могло перемещаться это тело, невозможно было даже представить. Несмотря ни на что, огромный предмет уверенно передвигался и, казалось, стал ползти еще быстрее, покрывая все пространство вокруг себя толстым слоем странного белого налета.
Большие, почти невесомые белые кристаллы, напоминавшие снег, извергались из недр загадочного «айсберга». Невесомые «снежинки», подобно мельчайшим каплям, распыляемым мощными струями некоего фантастического фонтана, вздымались ввысь и дугами опускались наземь.
Все растения под воздействием этих струящихся кристаллов утрачивали свои первоначальные формы. Кусты приобретали очертания замерших человеческих тел. Кипарисы напоминали треугольные силуэты пирамид. Роскошные круглые шапки пальм, не различимые под толстым слоем белого налета, вызывали в памяти пушистые одуванчики.
Даже густые кроны многолетних платанов сплошь обледенели. Вдали, на пригорке, виднелся ствол одинокой, искривленной ветрами сосны, облепленной от основания до самой верхушки прозрачной коростой, вязкой массой, немного напоминающей густое растопленное сало грокона.
Вырываясь из пористых отверстий, расположенных в «шляпке гриба» снег сначала поднимался высоко к небу, чтобы потом обрушиться вниз и лечь густой пеленой на верхушки гигантских деревьев. Сначала кроны облепляли шестиугольные невесомые снежинки, потом они словно срастались между собой, начиная тускло поблескивать расплывшимися контурами белесых слизистых пятен.
«Снег» валил, не прекращаясь ни на мгновение. Ледяные «зерна» вырастали и оборачивались крупными угловатыми кристаллами. Колоссальные стволы секвойи, мамонтовых деревьев и дубов уже не были видны. Каждое дерево издалека выглядело ледником, глетчером, айсбергом.
Неожиданно в голову Кийта пришла нелепая мысль о том, что за то время, пока они висели на ветви, спасаясь от нашествия дейторов, начался конец света. В его памяти сразу всплыли годы ученичества в Школе Аббатства. Тема гибели окружающего мира подробно разбиралась там, и на одном из занятий они обсуждали эту проблему со своим наставником.
«Сценарий конца света точно определен. Мы знаем, как это будет, – спокойным голосом рассказывал тогда седовласый Аббат Лелио своим юным подопечным. – Все начнется с зимы, которая установится во всех точках земного шара. Стужа поползет навстречу друг другу с обоих полюсов и захватит все мыслимые пределы, завоюет абсолютно все края. Благословенные влажные тропики и раскаленная выжженная саванна, даже эти края, никогда не видавшие снега ощутят на себе ледяное дыхание.»
«Это будет ядерная Зима? Нечто, похожее на Смерть?» – уточнил тогда Кийт, ходивший обычно в первых учениках и прекрасно осведомленный о последствиях атомной катастрофы, уничтожившей прежнюю человеческую цивилизацию.
«Нет, похоже, что тогда будет развертываться некий иной план. Воевать друг с другом никто не будет. Возникнет такой эффект, при котором словно охладится само солнце. Не только реки и озера, но и все моря с океанами замерзнут. И снег будет падать, падать, падать…»
Эти слова, сказанные наставником Лелио много лет назад, сразу всплыли в памяти Кийта, стоило ему только увидеть перед собой «ледник».
«Айсберг» полз со скоростью улитки, но ни на мгновение не замедлял движения и не оставлял на своем пути ничего живого. Деревья, тянувшиеся к солнцу десятки и сотни лет, под воздействием губительных кристаллов постепенно погибали. Огромный кусок льда разъедал благословенные чащи, как гнойная язва, как смертельная болезнь. Деревья погибали, а их останки, покрытые ледяной коростой, служили пищей для отвратительных пятен серой губчатой плесени.
Но даже не эти чудовищные изменения, происходившие с самой сердцевиной зеленого леса, так сильно поразили Хрипуна. Он обостренно почувствовал, насколько сильна свирепая мощь, невероятная сила, которую излучает гигантский «гриб».
Вокруг жуткой ледяной конструкции во все стороны распространялась мощная волна лютой злобы. Потоки невероятно сильной враждебной воли извергались из жутких недр, стремясь подчинить себе все вокруг.
Не успел Кийт понять, как по его разуму, как и по сознанию каждого сёрчера ударили ощутимые импульсы. В первое мгновение никто, кроме него, даже не заметил, что рассудок каждого из них стремится опутать огромная холодная сеть. Окажись Хрипун немного слабее – и еще неизвестно, смогли бы сёрчеры миновать это ужасное место.
Его тренированный разум забил тревогу, хотя сначала никто из его друзей не заметил ничего подозрительного.
– Это ловушка! – яростно просипел он. – Нужно срочно уходить!
Но сделать это было не так просто. Напряжение ментального поля, распространявшегося вокруг «ледника» возрастало с каждым мгновением. Давление делалось реальным, почти ощутимым физически, оно наступало вместе с плотной пеленой тумана и окутывало разум каждого.
Сжимая висевший на груди медальон, с отчаянным мужеством Хрипун приготовился сопротивляться, хотя в глубине души понимал всю тщетность подобных намерений. Вытягивающая все силы телепатическая мощь огромного «ледника» казалась неисчерпаемой. Едва Хрипун успевал отвести в сторону от сёрчеров одну агрессивную волну и пытался собраться с силами, как немедленно подступала другая. Чем сильнее становилось давление на человеческий разум и волю, тем более безнадежным казалось сопротивление.
– Что это такое? – с мучительным стоном спросил Джиро.
– Скорее всего, одно из порождений Дома, – едва слышно прошептал Кийт.
Он много слышал об этой чудовищной силе, но никогда не предполагал, что рано или поздно встретится с ней. Ученые Аббатств предполагали, что Дом был прямым порождением Смерти, являясь частью разросшихся радиоактивных пустынь. Дом являлся странной формой существования, которая никогда не появилась бы в результате мирной, естественной эволюции, а зародилась только как часть летальной мутации.
Стоило Хрипуну только на мгновение снять защитные барьеры, словно бы настроиться на частоту «айсберга», как в тот же миг его сознание восприняло картину внутренней жизни странного объекта. Внешне казалось, что вся поверхность монстра неподвижна, но Кийт сразу определил, что в этой чудовищной ледяной глыбе пульсируют жизненные ритмы.
«Гриб» притягивал сёрчеров к себе! Неумолимая сила как будто подталкивала их, пытаясь утопить людей в мощном потоке безличного зла и жестокости, распространявшемся повсюду.
Во время недавнего нашествия дейторов Кийт порой совершенно отчетливо сознавал, что хищными мутантами, управляет некая свирепая воля. Тогда он не мог определить ее местонахождение, но сейчас не сомневался, что центром чудовищного по силе телепатического гнета являлся этот «ледник», окруженный клубами густого тумана.
Именно «айсберг», собрав вокруг себя бесчисленные полчища дейторов и подчинив их своей воле, управлял их густыми потоками, уничтожавшими все живое на своем пути. Мутанты нужны были этому ужасному созданию лишь как средство, как инструмент, с помощью которого за короткий срок роскошные леса становились безжизненными и безмолвными.
Как и многие другие формы Дома, «ледник» мог обнаруживать мыслящие существа, приманивать их к себе, парализовать волю и уничтожать. В этом сёрчеры убедились очень скоро.
Не прошло даже нескольких минут с того момента, как они поднялись от берега реки, – и из редкого островка зеленых зарослей, еще остававшихся незатронутыми болезненной язвой, показался крупный медведь.
Трудно было сказать, почему он не покинул эти места вместе со всеми остальными обитателями леса. Скорее всего, ему удалось укрыться от дейторов в глубокой берлоге и чудом избежать смерти, но сейчас Дом обнаружил логовище зверя, и было очевидно, что дни его сочтены.
Медведь приближался к «айсбергу», как сонный, и движения его были расслабленными, неверными. Он даже не пытался сопротивляться. Кийт сразу понял – «айсберг» настолько подчинил себе звериный мозг, что мохнатый увалень не владел собой и направлялся к ледяной глыбе, совершенно не ощущая опасности.
– Теперь смотрите внимательно, – прошептал Хрипун. – Такое может случиться с каждым из нас!
Когда животное подошло ближе, из шляпки «гриба» вылетело клубящееся облако «снежинок», напоминающее причудливый рой встревоженных серебристых пчел. Облако сначала взмыло высоко вверх, а потом стремительными потоками обрушилось на медведя, остановившегося и присевшего у пригорка.
Не успел зверь ничего сообразить, как «снежинки» осели на его шкуре и покрыли все тело толстым слоем белесого порошка. Лесной увалень сначала попытался отбиваться от снежинок, как от надоедливой мошкары, но через несколько секунд кристаллы превратились в блестящую пленку, которую он безуспешно старался стряхнуть с морды, яростно раздирая ее когтями. Кристаллы, облепившие его с головы до ног, превращались в ту же самую вязкую массу, которая уже покрывала многие деревья погибшего леса.
С каждым мгновением двигаться зверю становилось все труднее. Он в отчаянии катался по траве, видимо, мог еще дышать и из последних сил пытался содрать с себя пленку.
До слуха сёрчеров доносились предсмертные отчаянные вопли, глухо вырывавшиеся из-под вязкого полупрозрачного налета, облепившего бурую морду. Но и это было еще не все…
Если кустарники и деревья просто погибали, соприкоснувшись со смертоносным холодом, то живых существ поджидал иной конец. Любое создание, наделенное разумом, служило пищей для зловещего Дома. Подчинив себе разум существа, «ледник» паразитировал на нем и размножался.
В этом сёрчерам довелось убедиться очень скоро.
Мохнатую тушу недолго сдавливали тиски глянцевой коросты.
Уже через несколько секунд, после того как он затих, ледяная куча, в которую превратилось тело медведя, стала словно раскалываться на части. Глубокие извилистые трещины прорезали гладкую поверхность и разошлись темной паутиной по спине и бокам.
Мертвого медведя стали изнутри сотрясать сильные толчки. Потом обледеневшее тело с чавкающим звуком разломилось на части, и оказалось, что все внутри заполняет бесформенный комок вязкой слизи, в которую за считанные мгновения превратились внутренние органы и кровеносная система лесного животного.
Из этого студня выползло некое бледное полупрозрачное существо, оставляя на том месте, где погиб медведь, лишь жалкие скользкие ошметки оболочки. Толстое продолговатое тело, внешне напоминающее огромного студенистого червя, состояло из вещества, ничем не отличавшегося от губительного налета, покрывавшего все деревья вокруг, но при этом обладало способностью к передвижению.
Плавно извиваясь и струясь кольцами, скользкий и блестящий на солнце червь сразу направился в сторону «айсберга», продолжавшего исторгать из своих недр клубы смертоносных кристаллов. Приблизившись к ледяной глыбе, он быстро слился с ним и точно растворился в белесой дымке, окутывавшей основание гигантского «гриба».
– Нужно уходить! – решительно прохрипел Кийт. – Еще немного, и каждый из нас потащится точно таким же образом к этой ледяной дряни!
– Клянусь Светлым ликом Троицы, я не хочу превращаться в червяка и ползать на брюхе! – воскликнул Джиро. – Мне вполне уютно в своем собственном теле!
Но удалиться от этого проклятого места оказалось не так-то просто. Зловещее сознание Дома уже давно почувствовало присутствие людей.
Оно раскидывало колоссальный круг волн, сквозь психическое воздействие которого прорваться было очень непросто. Сконцентрировав ментальные силы, Кийт понял, как трудно человеку просочиться сквозь полыхающее кольцо той слепой ненависти ко всему живому, которую излучал «ледник», двигавшийся под раскаленными лучами полуденного солнца.
Если бы на месте сёрчеров оказались обыкновенные люди, их, безусловно, ждало бы самое страшное – страдания и мучительная гибель. Но опыт и телепатическая подготовка Хрипуна никогда не позволили бы ему так просто отдать свою жизнь и жизни доверившихся ему людей.
Мозг его лихорадочно сопротивлялся неумолимому гнету и в то же время искал пути спасения. Не только он, но и все оцепеневшие от ужаса сёрчеры понимали, что теперь спасти их может только чудо.
Чудовищное сознание, которым обладал огромный «айсберг», не собиралось отпускать от себя богатую добычу. Сёрчеры повернули назад и обнаружили, что с трудом могут передвигать ноги. У них было такое ощущение, что не только кожаные мешки, но и походные сапоги отяжелели и превратились в каменные глыбы. Бежать они были не в силах, но даже и бегом путешественники не смогли бы удалиться от этого места настолько, чтобы почувствовать себя в полной безопасности.
Жаркий пот заливал их лица. Дыхание затруднилось, и громкое сипение вырывалось из груди каждого путешественника.
– Бросайте поклажу! – натужно прохрипел Кийт. – Идем к берегу!
– А еда? – несмотря на усилия, мучительно дернулся Джиро. – Как мы можем остаться без жратвы!
– Оставьте только оружие и покрывала! – заплетающимся языком скомандовал предводитель отряда. – Если будем медлить, нам ничего не пригодится! Быстро к реке!
Спасительной нитью пронеслась в его сознании мысль о полноводном потоке, вдоль которого они шли сегодня утром на протяжении нескольких часов.
Огромный ледяной утес заметно придвинулся к ним. Он притягивал к себе горстку людей, и с каждым мгновением им все труднее становилось двигаться.
Раскаленное солнце жгло их своими лучами, но сёрчерам казалось, что они уже чувствуют морозное дуновение лютой зимы.
Внезапно Рябой Рахт истошно закричал:
– Берегись!
Все обернулись и увидели, что над Лоником, немного отставшим от остальных, нависло небольшое серое облако, вылетевшее из недр «гриба».
Толстяк судорожно рванулся вперед, пытаясь уклониться от смертельной заразы, но было поздно. «Снег» хотя и не накрыл его тело полностью, все-таки серьезно зацепил.
Половину массивного туловища точно парализовало. Левая рука, сразу покрывшаяся блестящей хрустальной коркой, моментально выгнулась, неестественно заломившись в сторону.
– Помогите мне… – взмолился Лоник, обливаясь жарким потом. – Я погибаю…
Губы его шевелились с огромным трудом. Он говорил, преодолевая невыносимую боль.
Медноволосый Хорр, который оказался ближе всех, постарался превозмочь телепатическое давление Дома, развернулся и направился к стонущему толстяку, чтобы подставить плечо под его пораженную руку.
– Стой, не подходи близко! – изо всех сил завопил Хрипун. – Не прикасайся к нему! Это смертельно!
Иннеец остановился и бросил нерешительный взгляд на остальных.
– Он сейчас замерзнет! – недоуменно выпалил он. – Ему нужно помочь!
– Опомнись! – зычно заорал Джиро. – Ты ему уже ничем не поможешь!
– Мы не сможем ему помочь! – поддержал его Рябой Рахт. – Отходи в сторону, брат, иначе погибнешь!
Колени Лоника подкосились, он повалился на землю и жадно, как выпрыгнувшая из воды рыба, хватал воздух ртом. Несмотря на то, что летучие кристаллы попали только на руку и плечо, он был обречен. Зловещая короста, стремительно расползалась по всему телу, заковывая его в ледяной панцирь.
Нерасторопного сёрчера ждала та же трагическая участь, которая несколько минут назад настигла медведя. Никто из его друзей не мог заставить себя смотреть, как через несколько секунд из его толстого туловища выползет гнусный прозрачный червь.
– Прощай, Лоник! – скрежеща зубами, простонал Джиро.
Из купола, венчавшего ледяную глыбу, вырвалось новое устрашающее облако. Клубы кристаллов поднялись вверх, как обычно, и неотвратимо поплыли по направлению к людям, из последних сил устремившихся к кромке крутого склона, спускавшегося к руслу реки. Смертоносное вещество полностью закрыло солнце над их головами, и черная тень стала наползать на них. Времени на раздумье не оставалось.
Для того, чтобы приблизиться к берегу, нужно было миновать всего несколько метров, но сделать это оказалось безумно сложно. Руки и ноги у всех были как ватные.
– Прыгайте! – крикнул Кийт и первым ринулся к реке.
Собрав все силы, он заставил себя сделать несколько упругих, резких шагов и, оттолкнувшись обеими ногами, бросился вниз головой, кубарем скатываясь по песчаному откосу.
Пример вожака сразу подействовал на остальных. Следом за ним шесть скрюченных фигур слетели к воде, уклонившись от серебристой пыли. Через мгновение ноздреватый купол «айсберга» выпустил новые клубы, немедленно поплывшие к реке.
– Разворачивайте покрывала! – крикнул Кийт. – Бросайтесь в воду!
Труднее всех пришлось Медноволосому Хор- ру. Остальные опытные путешественники хорошо знали свои вещи и сразу сообразили, что можно было так раскрыть серебристую ткань, чтобы она расправлялась не ровной плоскостью, а округлым выпуклым куполом. Стоявший рядом Рябой Рахт лихорадочно быстро раскрыл свой футляр и успел помочь соплеменнику. Искрящееся облако снова нависло над искателями, но в руках у каждого уже было нечто, напоминающее большой рыбий пузырь.
Каскады брызг взметнулись в воздух, и вода поглотила бродяг в тот момент, когда нацеливавшийся на них «снег» куполом опустился на берег. Кристаллы плотной пеленой накрыли то самое место, где еще секунду назад стояли сёрчеры, и окутали каменистую полосу смертоносным блестящим налетом.
Глава 11 ЗАБЫТЫЙ ГОРОД
Стремительные полноводные потоки уносили искателей от погибшего леса, в котором они чуть не попали в смертельную ловушку.
Выбрались из воды они только тогда, когда почувствовали, что удалились на безопасное расстояние. Первое время путешественники находились в подавленном состоянии. Все думали только о погибшем Лонике.
Однако настал момент, чтобы подумать о себе: просушить одежду и позаботиться о пропитании. Сёрчеры обнаружили, что «айсберг» и кровожадные дейторы уничтожили не все живое на свете. Течение реки приблизило путешественников к тем районам Тайга, которые пока оставались в стороне от губительного нашествия и поэтому уцелели.
Стали появляться птицы, с пронзительными криками летающие между деревьями и шумно рассекающие крыльями влажный воздух непроходимых дебрей. Тихий, безмолвный, вымерший до этих мест Тайг словно понемногу стал приходить в движение и начал наполняться самыми разнообразными звуками, не прекращавшимися ни на мгновение.
Эти звуки отзывались в сердцах сёрчеров самыми радостными чувствами, как мелодии любимых песен. Путешественникам казалось, что в своей жизни они не слышали ничего более благозвучного и приятного, чем хлопанье крыльев многочисленных птиц, срывавшихся с веток, или необузданные вопли мохнатых обезьян, целыми шайками проносившихся по зеленым вершинам деревьев.
Иннейцам удалось выследить и подстрелить из гарпуна огромную куропатку, мяса которой вполне хватило для того, чтобы утолить лютый голод семерых измученных мужчин.
Они решили не отступать и продвигаться вперед, к намеченной цели.
Почти всю поклажу пришлось бросить на берегу реки. Из снаряжения, кроме серебристых покрывал, у них остались только топоры с металлическими рукоятками и пневматические гарпуны, висящие на прочных кожаных ремнях и оттягивавшие крепкие плечи сёрчеров.
Головы были надежно защищены прочными капюшонами из плотной кожи, хорошо спасающей и от проливного дождя, и от полуденного зноя.
Кийт лишился своего метателя и «совиных глаз», позволявших видеть во тьме так же, как и днем. Но со своей картой он не расстался бы никогда.
Все время сверяясь с ней, он вычислил, что река отнесла отряд в нужном направлении, и уже через пару дней они вполне могли выйти к тому месту, где, по его предположениям, находился один из Забытых Городов.
Там их наверняка ждала удача. Найденные вещи можно было продать или обменять в Ниане, чтобы возместить все потери и окупить очередной поход.
* * *
Куда бы ни падали взгляды сёрчеров, везде простиралась бескрайняя буро-зеленая равнина, покрытая невысокими волнистыми холмами. Пологие пригорки, поросшие грязно-зеленой растительностью, напоминали бесконечные волнообразные барханы в пустыне.
К удивлению многих, земля под ногами была не твердая, а как-то странно пружинила. На каждый уверенный шаг почва заметно отвечала плавным встречным движением.
– Что это такое? – спросил Джиро, увесисто подпрыгивая на обеих ногах.
– Возможно, мы находимся поблизости от болота, – просипел в ответ Кийт.
Вскоре его догадка подтвердилась. Сёрчеры миновали протяженную равнину и подошли к воде. Впереди простиралось нечто вроде залива, лагуны довольно правильной округлой, слегка вытянутой формы.
Невысокие бугры волнистыми линиями покрывали однообразную тинистую поверхность подковообразной лагуны. Плавные холмики выглядели наподобие небольших островов, поросших бурым мхом и покрытых влажной плотной слизистой оболочкой.
Отряд на миг остановился, а потом изменил направление движения. Пока сёрчеры пробирались по твердой, хотя и немного пружинистой поверхности древней дороги, все шло хорошо. Но стоило им только уклониться в сторону и направиться к холму по полю, залитому жидкой грязью, как сразу стряслось неожиданное происшествие.
Ничего не боящийся, как обычно, Джиро сделал решительный шаг в сторону и внезапно потерял равновесие. Никто не успел ничего сообразить, как твердая опора точно выскользнула из-под ног, его стремительно повело еще дальше в сторону, и через мгновение огромный тяжелый сёрчер с громким чмокающим звуком шлепнулся массивным телом в грязь, провалившись в трясину, доходящую ему примерно до груди.
– Эй, приятель, ты что, решил искупаться? – хмыкнул опешивший немного Рябой Рахт, следовавший за спиной чернокожего. – Стало сильно жарко?
– Чтобы ты голой задницей прыгнул на кактус, дубина! Тогда бы выдавил оттуда хоть немного килы, – со сдавленным ругательством отозвался Джиро. – Помоги мне лучше выбраться из этого дерьма!
Только совместными усилиями удалось вытащить гиганта из трясины.
Внимательно оглядевшись вокруг, Кийт заметил впереди возвышенность, отличавшуюся необычно правильными очертаниями и поросшую древовидным папоротником. Из густой чащи папоротников едва выглядывали мохнатые макушки нескольких карликовых сосен, опутанных прихотливой паутиной эластичных нитей ротангов.
– Пожалуй, нужно посмотреть, что там такое, – очень тихо предложил Хрипун.
Он не оборачивался, но сёрчеры, стоявшие за его спиной, сразу, как обычно, услышали своего вожака.
Кийт повернулся к Хорру и спросил:
– Видел ли ты когда-нибудь нечто подобное?
– Нет, – удивленно покачал головой иннеец. – В Тайге такого не было.
– Чует мое сердце, что матушка-природа никогда не создавала ничего подобного, – сказал Хрипун. – Похоже, мы подошли к Забытому Городу!
Насколько мог видеть глаз, вокруг царствовала влажная стихия. Грязная густая жижа бурого цвета, словно вытекшая из зловонного болота, облепляла рельеф местности со всех сторон. Палящее солнце вызывало многочисленные испарения, плотным маревом поднимающиеся снизу и заволакивающие все вокруг клубами призрачного тумана.
Сёрчеры двинулись вперед. Прошло не менее пары часов, прежде чем они обнаружили, что за той самой лагуной подковоообразной формы, что попалась им на пути, и в самом деле показались руины гигантского древнего мегаполиса.
Забытый Город, этот мертвый памятник исчезнувшей человеческой цивилизации, выплывал из белесой пелены темными останками строений. Медноволосый Хорр изумленно смотрел по сторонам.
Перед его ошеломленным взором показались руины большого города, погибшего во время страшной катастрофы.
– Смотри, приятель, для тебя это все впервые, – сказал Хрипун. – Мы с ребятами таких городов уже повидали немало.
Порой он останавливался, что взглянуть на свою компьютерную карту. По мере приближения, на карте разворачивался все более и более подробный план.
– Древние американские мегаполисы не имели цельной формы, – пояснил он Хорру, бросая взгляд на свою карту. – У них не было единой структуры, все они как бы распадались на несколько различных частей.
Остановившись на мгновение, Кийт указал вперед пальцем, выглядывавшим из проклепанной кожаной полуперчатки, и наставительно пояснил:
– Видишь? Там что-то вроде скал или утесов. Только это не горы, а развалины деловых районов города. В них всегда сосредотачивались многочисленные офисы транснациональных компаний, которые вершили миром. Чего там только не было! Могущественные банки, где собирались все деньги планеты, роскошные отели, огромные магазины, рестораны.
Многие слова, которые употреблял предводитель отряда, впервые встречались Хорру, но иннеец старался не выказывать удивления, а с невозмутимым видом кивал головой, следуя рядом с Хрипуном.
– Эти центральные районы назывались «даунтаун», – продолжал Кийт. – Каждый даунтаун обычно застраивался небоскребами, остатки которых ты сейчас и видишь. Когда-то эти высотные дома строили для того, чтобы все издалека видели мировую мощь их владельцев. А теперь они стоят, опутанные лианами, и ветер гуляет по пустым загаженным коридорам.
Оглянувшись и посмотрев на свой отряд, Кийт снова взмахнул рукой и обратился к Медноволосому Хорру:
– Отсюда, от даунтауна в разные стороны тянулись широкие ленты дорог, которые назывались «хайвэями». Сейчас тут только грязь и водоросли, а когда-то были скоростные трассы, по которым со страшной скоростью пролетали древние повозки.
– С такой скоростью, с которой бегает гро- кон? – спросил Хорр.
– Думаю, еще быстрее, – отозвался Кийт. – В древних книгах писали, что на таком аппарате можно было очень быстро попасть из одного города в другой. Вообрази, приятель, мы с тобой должны пробираться десять, двадцать дней, а люди прошлого только садились в свои повозки и через несколько часов попадали в другой город. Представляешь?
– He очень, – честно ответил иннеец. – Клянусь Духом Проливного Дождя, такого не может быть!
Выросший во влажных зарослях Тайга, Медноволосый Хорр не имел представления о том, что это такое – большая скорость. Он видел, конечно, что некоторые живые существа способны очень быстро передвигаться, но лишь наблюдал за этим со стороны, а сам не испытывал подобных ощущений.
Когда он жил в Тайге, все живое вокруг постоянно находилось в движении. Таков был закон леса: нужно шевелиться, чтобы уцелеть. Острый глаз иннейца едва успевал следить за причудливыми зигзагами кружащих в небе птиц или за безумными воздушными фигурами гигантских стрекоз.
– В отличие от центральной части Города, там, где сейчас скопище этих огромных полуразрушенных небоскребов, все прилегающие районы по традиции застраивались одноэтажными или двухэтажными домами. Здесь селились со своими семьями люди победнее. Как правило, эти строения после Смерти практически не сохранились, и мы с тобой сейчас как раз идем по таким местам.
Полностью погруженные в грязь, окраинные районы города превратились в небольшие островки, поросшие грязно-бурой зеленью.
Кийт вместе со своими спутниками решил держать путь к восточной окраине Забытого Города. Именно там, по его расчетам, основанным на компьютерной карте, располагался древний даунтаун.
Только небоскребы смогли устоять и пережили катастрофу. Некоторые многоэтажные здания порой вздымались к небу выше самых больших деревьев гигантских Южных лесов.
Величина их в первый момент потрясла воображение Медноволосого Хорра, но вскоре он попривык и теперь более спокойно обозревал окрестности.
Все небоскребы сохранились по-разному. Некоторые, вообще, перестали существовать, рассыпались в прах или полностью ушли в болотистую почву. Другие и через несколько тысяч лет поднимались над водой, хотя и несли на себе следы разрушительного древнего оружия. Опаленные войной, остатки этих многоэтажных архитектурных построек прошлого выглядели в глазах людей нового времени страшным напоминанием о беспредельной изобретательности и жестокости человеческой мысли.
* * *
Снова Хрипун попал в Забытый Город и вместе со своими спутниками очутился в царстве угрюмых каменных зданий, среди необитаемых блочных коробок, сложенных в глубокой древности из массивных бетонных плит.
Кое-где темнели провалы окон, в некоторых даже поблескивали на солнце осколки старого толстого стекла. С крыш иных зданий до сих пор свешивались листы бурого, покрытого плесенью кровельного железа.
Сколько раз Кийт бывал в подобных городах, но никак не мог привыкнуть к противоречивым чувствам, наполнявшим душу. С одной стороны, он испытывал охотничий азарт, приближаясь к каждому новому месту, и это заводило его, почище любой игры.
С другой стороны, именно здесь ощущалось невыносимое давление страшного прошлого. Неистребимая аура ужасной войны, призрак чудовищной катастрофы нависали над каждым Забытым Городом.
Остатки древних мегаполисов привлекали Кийта еще и потому, что он принадлежал к людям, которые из поколения в поколение, из рода в род, проживали только в небольших селениях и избегали больших городов. Это было уже в крови, ведь после Смерти уцелела лишь малая часть людей, и все они выжили только за счет того, что во время губительной схватки жили в самых отдаленных, в самых глухих уголках планеты.
Ничтожный процент прежнего огромного населения Земли смог выкарабкаться после ядер- ной войны и переползти над пропастью в будущее, лишь потому что все они жили на окраинах цивилизации.
…Даже сквозь заросли кустарника и папоротников угадывалось направление проезжей части. Судя по всему, здесь когда-то пролегала широкая улица. По обеим сторонам древней авеню темнели уступы полуразрушенных многоэтажных зданий, увитых лианами и ротангами.
Бугристые, выщербленные силуэты многих небоскребов были сплошь покрыты растительностью. Кое-где деревца росли высоко над землей, укоренившись на высоте двадцати этажей. В некоторых домах могучие деревья поднялись прямо внутри разрушенных каркасов. Их крепкие корни разламывали остатки строений изнутри, а ветви высовывались из просторных разбитых окон.
В поисках возможных врагов, укрывшихся в развалинах, Кийт постоянно исследовал ментальное поле. Он был начеку, потому что по собственному опыту знал, что Забытые Города нередко оказывались не пустыми, а служили пристанищем для шаек злобных лемутов.
Особенно большая вероятность была встретить тут людей-крыс. Что было не удивительно, ибо это племя на протяжении многих столетий питало слабость к городским кварталом.
Вездесущее племя грызунов уже во Времена-до-Смерти проживало в основном в крупных населенных пунктах. Казалось, серым хищникам не повезло, ведь именно перенаселенные древние мегаполисы приняли на себя самые разрушительные ядерные удары. Казалось бы, многочисленные крысы, эти небольшие млекопитающие, наряду со многими другими городскими животными были обречены на небытие.
Только их рассудок упорно не сдавался и цеплялся за существование на планете. Они не только выкарабкались после Смерти, но и под воздействием летальной мутации превратились в совершенно новое племя, – в людей-крыс, в котором иные твари порой не уступали по росту взрослому мужчине.
Кийт прекрасно знал телепатические волны, которые излучали злобные лемуты. Но сейчас он был относительно спокоен. Разум его оставался начеку и не давал поводов для тревоги.
– Попробуем посмотреть, что может быть интересного здесь, – сказал Хрипун, и отряд проник в древнее строение, показавшееся всем наименее пострадавшим.
– Клянусь Светлым ликом Троицы, мне кажется, мы найдем что-нибудь стоящее, – отозвался Джиро.
Несмотря на промокшую в болоте одежду, темнокожий, похоже, находился в прекрасном настроении. Азарт новых приключений и тяжесть оружия всегда придавали ему заряд бодрости и несокрушимую уверенность в собственных силах.
Развалины многоэтажного здания, поросшего мхом, были наполнены не только обыкновенным мусором, но и разнообразными осколками прошлого. Внутри располагались многочисленные помещения, соединенные между собой хитроумными переходами и вертикальными шахтами лифтов, тянущимися снизу доверху.
Конечно, каждое такое здание, разработанное самыми мудрыми архитекторами прошлого, имело сложную систему. Перемещаясь по очередному разрушенному небоскребу, попадая из одного помещения в другое, он сразу пытался вникнуть в замысел архитектора, представить себе образ огромного строения.
Порой без опыта и умения в развалинах нечего было и делать. Неискушенный новичок, даже забравшийся в самое простое сооружение, мог бы скорее умереть, прежде чем выбраться из бесконечных коридоров, серпантином вьющихся внутри необъятного многоэтажного здания.
Покрытые вековой грязью ступени вели куда-то наверх. Там темнел проход, уводящий к этажам, которые выглядели не очень разрушенными.
– Что же, пожалуй, здесь нас ждет удача! – закричал Джиро, успевший подняться на один из верхних этажей. – Мы сможем вернуться с полными мешками!
Сёрчеры присоединились к нему, и закипела дружная работа. За несколько дней они успели облазить почти все сохранившиеся здания, обнаружив немало интересного.
Помимо древнего оружия, с которым путешественники возвращались из каждого похода, в этот раз они наткнулись на предметы домашней утвари, инструменты, чудом сохранившиеся драгоценные украшения.
Почти каждый день приносил новые находки и открытия, заставлявшие сёрчеров взрываться возбужденными криками. Искатели уже предвкушали возвращение и разнообразные радости жизни, которыми можно было побаловать себя, прибыв в Ниану с такими богатствами.
Лишь Медноволосый Хорр не принимал участие во всеобщем ликовании, хотя и помогал вести поиски. Он с нетерпением ждал отъезда, потому что сердце его постоянно сжималось при воспоминании о Зеленоглазой Ратте.
Призрак, погубивший Бакли и Хекфи, отстал от отряда сёрчеров. Но лишь Хорр знал, что именно он был причиной смерти этих двух парней. Сёрчеры продолжали исследовать Забытый Город и были увлечены своими находками, а в ушах дождевого охотника каждый вечер звучал голос, такой знакомый и опасный: «Иди ко мне… иди ко мне… иди ко мне… Зеленоглазая Ратта ждет тебя…»
Глава 12 УЛИЦЫ НИАНЫ
Когда стемнело, в Ниану пришел праздник фейерверка, которого все горожане так долго ждали.
Десятки, сотни, даже тысячи ярких огней вспыхнули на черном куполе небосклона и покрыли бездонную тьму сверкающими нитями. Гигантские извилистые линии загорались над головами взбудораженных жителей. Разноцветные лучи пересекались на ночном небе, протягивались бесчисленными сверкающими дугами, взмывали полукольцами и обрушивались вниз стремительными меркнущими зигзагами.
Бурлящие ночные улицы освещались отовсюду. Неверный приглушенный свет то и дело выхватывал из тьмы прямоугольные силуэты многоэтажных зданий, остатки типичных североамериканских небоскребов, сохранившиеся еще со Времен-до-Смерти.
Казалось, что сам древний город ожил и пришел в движение. В сполохах небесного пламени тени старинных зданий Нианы с удивительной легкостью накренялись и перемещались по мостовым.
Запруженные народом улицы и площади радостно гудели, почти каждую минуту взрываясь громкими воплями. Сверху из темноты им вторили восторженными криками горожане, собравшиеся на крышах домов. Счастливцы, успевшие вовремя прорваться на смотровые площадки, толпились там, наверху, и особенно бурно откликались на необычный небесный спектакль.
Молодой Одилон, сын известного нианского купца, давно ждал праздника.
Внутренний голос почему-то говорил парню, что именно в этот вечер, во время торжества, в его судьбе может произойти, наконец, желанная встреча. Томительные предчувствия распирали грудь, он нетерпеливо дрожал, примеривая свою обновку и считая дни, оставшиеся до долгожданной даты.
К своему удивлению, вечером он обнаружил, что даже фейерверк не очень интересует его. Все вокруг искрилось и сияло, трещало и свистело, но это огненное пиршество не заставляло его радостно кричать, как это делали многочисленные толпы нианских зевак.
Он прогуливался по аллеям знаменитого нианского парка, жадно впиваясь взглядом в молодых горожанок, и пытливо прислушивался к внутреннему голосу. Навстречу попадались черноволосые и светловолосые, кудрявые и коротко стриженые, но ни одна из не заставила сердце Одилона встрепенуться.
Жадно он всматривался в изящные женские лица, освещаемые вспышками фейерверка, и продолжал кружить по длинным дорожкам, усыпанным мелким гравием.
Добравшись таким образом до дальней стороны просторного парка, примыкавшей к глухой неосвещенной улице, он собирался уже повернуть обратно. Можно было снова начать круговое движение, чтобы в бесцельном вращении попытаться встретить ее, желанную, единственную…
И тут ветер, насыщенный запахами серы и селитры, словно донес до него нечто… нечто едва уловимое и возбуждающее. Это трудно было бы назвать запахом. Одилон не чувствовал никакого аромата, но каждую клеточку его тела охватило смутное, радостное беспокойство.
В нос лезли едкие запахи порохового дыма петард, а юноше все-таки казалось, будто он вдыхает нежный и тонкий аромат, от которого Одилон испытывал настоящее блаженство!
Точно какая-то невидимая волна проникла в его сознание. Под воздействием этого телепатического луча, непередаваемое удовольствие с каждой секундой все глубже проникало в его рассудок и затопляло волнами наслаждения, заставляя Одилона растягивать пухлые губы в томной улыбке.
У него появилось смутное ощущение, будто эта невидимая волна является ключом к счастью. Он точно осознал, что зря проживет дальнейшую жизнь, если упустит сейчас это благословенное чувство.
Его пылающий взгляд выхватил из полумрака женскую фигуру! Он успел увидеть девушку в темном плаще с высоким остроконечным капюшоном, на мгновение высветившуюся в зарослях кустарника ослепительными бликами фейерверка.
Стоя против света, он успел увидеть только ее силуэт. Женское лицо почти скрывал просторный капюшон, из-под которого выбивались десятки тонких длинных витых косичек.
Юноше чуть не стало дурно от возбуждения. Кровь застучала в висках, заглушая шум от взрывов петард.
Наконец он увидел ее! Одилон ни мгновения не сомневался, что за темной листвой сейчас стояла та, единственная, которую он так долго ждал и ради которой пришел сегодня на Праздник Трех Фонтанов.
Он должен был заполучить ее именно сегодня вечером! И не просто для того, чтобы утолить жажду обладания, а ради своего вечного счастья!
Громогласный вопль горожан приветствовал очередную фигуру фейерверка, взмывшую в высоту.
– Смотрите! Ура-а! Смотрите! – раздались с разных сторон возбужденные голоса. – Как здорово! Ура-а! Ура-а!
Повинуясь стадному чувству, юноша невольно повернулся и бросил беглый взгляд на расцвеченное яркими нитями небо. Когда он опустил голову, оказалось, что прекрасная незнакомка исчезла. Раскидистый куст все так же освещался разноцветными вспышками, но стройной фигуры за ветвями не было…
Одилон похолодел от ужаса. От вспыхнувшей паники мучительное страдание пронзило его грудь.
Взгляд его напряженно сверлил мерцающий полумрак, и внезапно вдали вновь показался остроконечный темный капюшон, немного возвышающийся над мерно колышущимися головами.
Вдруг в его сознании зазвучал странный бесплотный голос:
«Иди ко мне… иди ко мне… иди ко мне… Зеленоглазая Ратта ждет тебя…»
Одилон сначала опешил и даже осмотрелся по сторонам. Но рядом никого не было, и он бросился вперед, стал пробираться сквозь гущу разряженных зевак, стараясь не упускать из вида девушку, идущую примерно в тридцати шагах. В любое другое время юноша шутя преодолел бы это расстояние и догнал ее, но сейчас вся аллея была сплошь запружена людьми.
То и дело он останавливался, приподнимался на носках, чтобы бросить взгляд поверх голов, потом снова пускался в погоню, локтями и всем телом отчаянно проталкиваясь вперед.
Он страшного возбуждения он не слышал ничего. Ноги сами несли вдаль, он словно плыл на теплых потоках убаюкивавшей эйфории, до предела затоплявшей сознание, и в пылу радостного преследования даже не заметил, как оказался в самом дальнем, глухом углу дворцового парка.
Здесь было гораздо темнее, чем в центральной части. Факелы фейерверка уже не так ярко освещали пространство вокруг. Зубчатые силуэты кустарников и прямые дорожки заливал лишь ровный, безжизненный свет полной луны.
Людская толпа постепенно растаяла. Разряженные зеваки все реже и реже попадались навстречу. Праздник бушевал где-то вдали, и с той стороны слабо доносились музыки и веселых песен.
Одилон по-прежнему плохо видел окружающее. Вокруг него не сверкали огни, а перед глазами маячил только стройный женский силуэт.
В ушах постоянно повторялся бесплотный голос:
«Иди ко мне… иди ко мне… иди ко мне… Зеленоглазая Ратта ждет тебя…»
Но, несмотря на это Одилон, к своему глубокому изумлению, невольно сообразил, что настичь девушку будет не так то просто. Казалось бы, все препятствия исчезли, но расстояние между ним и прекрасной незнакомкой почти не сокращалось.
Они уже достигли крайнего предела парка, окаймленного высокой кованой оградой. Кругом не было заметно ни души. Лишь соловьи оглашали воздух разливистыми трелями.
На небольшом холме белели в полумраке руины старинной постройки, возвышавшейся тут несколько тысячелетий назад.
Тут девушка остановилась и замерла. По- прежнему Одилон видел только ее спину, окутанную складками темного длинного плаща.
На волне радостного возбуждения он ринулся вперед, протягивая к ней руки. Молодой нианец почти не владел собой, захлестывавшая его эйфория достигла высшей точки.
Но в какой-то паре шагов от незнакомки он остановился, как вкопанный, словно подчиняясь некой неведомой могущественной силе. Тогда она повернулась, и Одилон наконец увидел ее лицо, залитое ярким ровным лунным светом.
Незнакомка посмотрела на него и улыбнулась.
О, как она была прекрасна! Никогда еще прежде он не видел таких пленительных зеленых глаз, взгляд которых точно пронзал душу до самого дна. Никогда еще он не встречал таких щек, украшенных нежными ямочками, и пухлых губ, окружавших безупречные ряды белоснежных жемчужных зубов.
– Как ты хороша! Ты божественна! – восхищенно прошептал он, не сводя глаз с незнакомки. – Я ждал тебя всю жизнь! Я искал тебя все это время и теперь ни на шаг не отпущу от себя!
Она ничего не говорила, а только загадочно улыбалась.
– Как тебя зовут? – воскликнул Одилон. – Откройся мне?
– Ратта… – мелодичным, хотя и немного хрипловатым голосом ответила она. – Ратта Зеленоглазая…
Девушка загадочно усмехнулась, и Одилон понял это по-своему.
Он хотел броситься к девушке, заключить в объятья ее стройный стан. Он хотел поднять ее на руки и закружиться в могучем порыве любви…
Молодой нианец даже сделал шаг вперед, но неожиданно неведомая сила удержала его на месте. Присутствие какой-то мощной воли сковало возбужденное сознание, не давая возможности сделать даже один-единственный шаг.
Торжество подошло к своей высшей точке, и наступило время Королевы фейерверка. Об этой сложной пиротехнической фигуре уже давно ходили легенды. Считалось, что она должна была стать самым главным украшением Праздника Трех Фонтанов.
Ослепительно яркая огромная хвостатая комета взмыла в ночное небо выше всех других, несколько раз перевернулась, описывая причудливые фигуры, и потом с оглушительным взрывом разлетелась на мириады сверкающих пятен.
Взгляд Одилона невольно вскинулся вверх. Он успел увидеть разноцветную паутину фейерверка, опутавшую ночную мглу, и на мгновение замер.
Когда он опустил голову, внезапно стало очень холодно. Он ощутил безотчетный испуг, странный озноб, как будто его вновь охватил забытый, давно преодоленный страх.
Показалось, будто в грудь, в самое сердце, подул холодный сквозняк, отдававший невыносимым смрадом. Точно кто-то распахнул настежь дверь в огромный сырой, заплесневелый подвал, и поток болотной гнили, вырвавшись оттуда, пронзил юношу своим зловонием.
За одно мгновение с прекрасной незнакомкой произошла невероятная перемена!
Внешне силуэт почти ничем не изменился. По-прежнему виднелся длинный плащ и остроконечный капюшон, полностью закрывавший голову.
Но теперь вместо девушки на Одилона надвигался чудовищный монстр… Юноша застонал от ужаса, но не мог стронуться с места.
– Помогите! Помогите! – отчаянно оглушительно закричал он. – Кто-нибудь, спасите…
Тело его рвалось прочь, но он не мог сделать и шага из-за предательски ослабевших ног. Комок тошноты подступил к горлу Одилона, когда в воронке капюшона он увидел вместо пленительного женского лица какую-то жуткую личину.
На покатом черепе, туго обтянутом зеленовато-бурой осклизлой кожей, змеились, словно болотные пиявки, узкие полоски коричневых губ. Из глубоких впадин в упор смотрели пустые проемы.
На месте зеленых глаз, еще недавно пленительных и лучистых, теперь полыхали два больших красных пятна. Одилон, вообще, не видел глаз чудовища, на него были наставлены две глубокие лунки, точно наполненные огненными сгустками запекшейся крови.
Молодой нианец попытался крикнуть еще раз, но горло словно сжала невидимая рука. Ледяные пальца сомкнулись вокруг шеи, окаймленной белоснежным кружевным воротником, и у него вырвалось лишь сдавленное сипение. От страха все его тело точно окаменело и сжалось в комок.
Монстр хрипло засмеялся, откинув голову назад. Этот смех напоминал рычание голодного зверя.
Оборотень сделал шаг вперед и поднял руку. Одилон заметил краем глаза, как в лунном свете что-то блеснуло, и тут же почувствовал в груди боль, дикую невыносимую боль. С отчаянием он понял, что наступил последний миг его жизни, и еще успел ощутить, как безжалостные ледяные пальцы вскрывают его ребра и пробираются к самому сердцу…
* * *
Подступали сумерки. Раскаленный диск солнца уже начал спускаться с неба в неопределенное призрачное марево за горизонтом. Облака, проплывавшие навстречу купеческому кораблю, уходили куда-то вдаль, в беспредельные просторы темнеющего неба.
Темно-рыжие волосы Хорра без устали трепал прохладный влажный ветер. Морской воздух пропитывали запахи свежести, ничуть не уступавшей лесному дыханию Тайга, к которому привык каждый дождевой охотник.
Медноволосый Хорр глубоко дышал, вбирая в свою широкую грудь свежесть Внутреннего моря.
За свою жизнь он только несколько раз приближался к необъятной голубой стихии, но никогда раньше даже не мог и предположить, что наступит время, – и он сам будет стоять на палубе, вперившись в туманную нежную дымку, заволакивающую едва уловимую линию горизонта…
Крепко вцепившись пальцами в борт корабля и устремив куда-то вдаль цепкий настороженный взгляд, он пытался предугадать, что ждет его впереди.
Купеческий корабль начал подходить к берегу, и вдали уже стали угадываться очертания большого города.
– Это Ниана? – спросил Медноволосый Хорр у Рябого Рахта, стоявшего рядом с ним на палубе.
– Ты прав, – утвердительно кивнул иннеец. – Скоро мы причалим.
Ниана увеличивалась в размерах, с каждой минутой становясь все ближе. Вдалеке из легкой туманной дымки, повисшей над водой, с каждым мгновением постепенно проступали неясные силуэты, и острый глаз Медноволосого Хорра уже различал очертания многоэтажных каменных зданий.
За спиной оставалась неподвижная гладь Внутреннего моря. Впереди его ждал город, в который дождевого охотника постоянно звал образ Зеленоглазой Ратты. Все это вселило в душу уставшего иннейца тревожное возбуждение и волнение.
В лучах заката по правому борту появились пригородные селения, да и сама Ниана уже отчетливо различалась впереди. Последние лучи солнца высвечивали убогие покосившиеся черные лачуги, сооруженные жителями из обломков древних бетонных плит.
Когда купеческий корабль, на палубе которого вместе с отрядом сёрчеров стоял Медноволосый Хорр, подошел к причалам порта, уже совсем стемнело. На фоне бледного серого неба колыхались мачты многочисленных кораблей, как тонкие стволы загадочного леса с облетевшей листвой.
Внезапно темноту разорвали ослепительные вспышки. Многочисленные яркие огни взлетели в черное небо и словно повисли над головой сверкающими нитями. Огромные извилистые линии загорались над морем и городом.
– Салют! Салют! – галдели матросы, запрокинув головы вверх.
Медноволосый Хорр вместе с отрядом сёрчеров достиг пределов Нианы именно в тот вечер, когда над городом вовсю полыхал праздничный фейерверк. Праздник начался, как по команде, и ветер подхватил обрывки веселых мелодий, клочки песен и заливистый смех.
На пристани иннеец попрощался с Хрипуном и расстался со своими новыми друзьями. Пути их на время разошлись.
Все мысли дождевого охотника были поглощены Зеленоглазой Раттой, и ни о чем другом он не мог и думать.
Как и где он будет искать свою любимую, Хорр совершенно не представлял.
Прислушавшись к внутреннему голосу, он прямо из порта двинулся по направлению к тому месту, откуда вырывались яркие снопы праздничных огней. Он шел по шумным улицам то медленно и осторожно, внимательно рассматривая все вокруг, то вдруг ускорял шаг почти до бега, подчиняясь подхлестывавшим его импульсам.
С древней каменной башни, которая была самой высокой точкой города, вниз слетали искры фейерверка. С колокольни древней церкви, с этой святыни минувших тысячелетий, так называемые «огненные звери» швыряли в бухту пылающий звездный дождь.
С оглушительным шумом взлетали петарды. На мостовых лопались шутихи, а в небо поднимались бесчисленные яркие снопы искр и рисовали причудливые лесные цветы.
Иннеец молча постоял в тени большого здания, жадно рассматривая проплывающую мимо праздничную толпу, а потом неторопливо направился в сторону порта. Он не участвовал в общем ликовании, даже не задрал голову, как все остальные, чтобы рассмотреть летящий вверх цветной факел, рассыпающийся множеством нитей.
Он с надеждой смотрел только на молодых девушек…
Все, что искрилось и сияло, трещало и свистело там, в черном небе, взрываясь огненной паутиной рядом с полной луной, не имело для него никакого значения.
Но тщетно, ни одно девичье лицо не заставило его сердце встрепенуться. Ни один женский силуэт не зажег его глаза ярким огнем.
Оторвавшись от темной стены, Медноволосый Хорр нырнул в человеческую гущу и стал прокладывать себе путь по направлению к причалам, внимательно оглядываясь по сторонам.
Он двигался медленно, постоянно осматриваясь. Если бы он попал сюда сразу из своего родного Тайга, то был бы ошеломлен и обескуражен новизной обстановки. Но ему повезло встретиться с отрядом Кийта Хрипуна, и вожак сёрчеров довольно много объяснил иннейцу о городской жизни.
Беспорядочно блуждая по Ниане, смешавшись с толпой, Медноволосый Хорр ходил по улицам и внимательно присматривался к тому, что окружало его.
Не успел он миновать и пары кварталов, протянувшихся вдоль окраинной части дворцового парка, как внезапно его слух уловил какой-то странный, непонятный звук. Медноволосый Хорр даже остановился у каменного столба ограды и внимательно прислушался.
Несомненно, это был крик о помощи, слабо доносившийся из мрака:
– Кто-нибудь! Спасите!
Человек кричал так жалобно… и это происходило где-то совсем рядом, недалеко от того места, где он остановился!
В беспредельных лесах Тайга испокон веков было принято приходить друг к другу на помощь. Много раз иннеец спасал людей, и сам получил поддержку от Кийта в трудное мгновение, когда безуспешно пытался сражаться с вербэром.
Вождь пружинисто прыгнул на каменный парапет, отделявший улицу от парка, и ловко перемахнул через металлическую ограду. Миновав продольные ряды кустарников, он выскочил на дорожку, залитую лунным светом и остановился.
– Да у него вырвано сердце… – прошептал иннеец, осторожно наклонившись над телом несчастного. – Клянусь Духом Проливного Дождя, этот ужас настиг меня и в Ниане!
Медноволосый Хорр с содроганием взирал на погибшего юношу и, как ни странно, напряженно, чутко внюхивался. Только он замечал, что едкие ароматы порохового дыма почему-то сменились смрадом влажной гнили, словно облепившей за одно мгновение его смуглое лице.
В нос ощутимо ударили не запахи фейерверка, а зловонная плесень и густые болотные миазмы!
Лицо иннейца оставалось бесстрастным, но глаза широко открылись от удивления. У него возникло полное ощущение, что, сделав всего пару шагов, он успел удивительным образом переместиться из праздничного дворцового парка Нианы в самый центр глухого Пайлуда!
Медноволосый Хорр ощущал, что здесь только что побывала зловещая, странная сила, и от близости к этой ледяной неизвестности у него странно похолодели пальцы, сжимавшие костяную рукоятку кинжала.
В неверном колеблющемся свете полыхающих факелов показались темные силуэты людей, тоже прибежавших на крики.
– Что здесь случилось? – задыхаясь от быстрого бега, спросил у Хорра какой-то невзрачный черноволосый мужчина, на щеке которого темнела крупная бородавка.
– Его убили, – мрачно кивнул на труп Медноволосый Хорр. – Клянусь Духом Проливного Дождя, более мертвых парней я еще не встречал никогда…
Иннеец не обратил внимания на то, какими глазами мужчина уставился на кинжал, который он все еще продолжал держать в руке.
Отовсюду доносились крики ужаса:
– Смотрите! Смотрите!.. У него разрезана грудь… Охотник за сердцами!..
Весело и празднично одетые горожане, привлеченные криками, прибежали к дорожке. Толпа зевак отхлынула, лишь уступая место двум охранникам, сжимающим в руках горящие факелы.
Все с ужасом смотрели на погибшего юношу и с трепетом повторяли, что только недавно в Южном квартале был убит еще один молодой нианец. Точно так же, как и бедный Одилон, он лежал с рассеченной грудью, из которой безжалостная рука вырвала сердце.
Кто-то вспомнил, что еще несколько дней назад другой юноша точно так же лишился сердца.
Это произошло в самом центре города, недалеко от башни старинного небоскреба.
Убийства продолжались уже несколько недель, и никто не мог сказать, что ждет впереди. Несмотря на то, что жуткий охотник за сердцами преследовал пока только молодых парней, никто не чувствовал себя ночью в безопасности, каждый в любой момент мог стать жертвой убийцы.
Эта мысль заставила всех цепенеть от жути. Зеваки боялись даже произнести ее вслух и едва слышно перешептывались.
В этот момент из глухой части парка раздался женский голос. Кричала, несомненно, молодая девушка, но голос ее, распыленный вечерним ветром и заглушаемый треском фейерверка, звучал очень невнятно.
– Я здесь… – жалобно прокричала она вдали, и ее голос эхом отдался в окрестных рощах.
– Клянусь Духом Проливного Дождя… – ошеломлено вскинул голову Медноволосый Хорр. – Я знаю, кому принадлежит этот голос!
Он ринулся в сторону и выбежал в глухую, заросшую часть парка, из которой только что донесся крик, но там в нерешительности остановился. Где-то за спиной раздавались взволнованные крики людей, прибежавших к трупу с факелами, но вождя это нисколько не интересовало.
Всем своим естеством он напряженно всматривался и вслушивался в то, что творится кругом. Таинственный болотный запах исчез, оставив в душе ощущение пустоты. Нигде ничего не было видно, и как дождевой охотник ни напрягал свое острое зрение, он не мог различить ни одного движения.
Но ветер шевелил листву деревьев, и в этом монотонном шелесте вождю чудился мелодичный, печальный голос Зеленоглазой Ратты:
«Я здесь… Я здесь… здесь…» – словно тихо шептала она.
«Я здесь…» – отчетливо слышал ее голос Медноволосый Хорр, и каждый раз эти едва уловимые звуки отзывались мучительной болью в сердце иннейца.
– Ратта, я уже здесь, – крикнул он во все горло. – Ты слышишь меня? Я пришел к тебе! Я здесь!
Эхо подхватило его слова, и все окрестные рощи отозвались:
– Здесь… здесь… здесь…
Медноволосый Хорр ринулся в сторону глухой части парка. Иннеец не заметил, что черноволосый мужчина с бородавкой на щеке все это время не спускал с него пристальный взгляд.
Глаза незнакомца сверлили резную костяную ручку кинжала, торчавшего из кожаного футляра, что висел на бедре Хорра.
* * *
Место для ночлега иннеец смог найти с трудом и спал очень плохо. Всю ночь он ворочался на куче слегка подсохших водорослей, в душной комнате, расположенной в полуподвальном помещении старого заброшенного кирпичного здания, не понимая, спит он или не спит.
Перед его внутренним взором то и дело возникало лицо Зеленоглазой Ратты. Однако, как ни странно, ее образ сопровождался запахами гниющих водорослей, не только лежавших у него под головой, но сплошь усеивавших береговую полосу у порта.
Аромат Внутреннего моря не отпускал его ни на мгновение.
Море в Ниане чувствовалось везде. Морские запахи пронизывали воздух, как солнечные лучи, они настигали в самых укромных уголках порывами соленого ветра и постоянно лезли в ноздри смрадными миазмами разлагающейся рыбной требухи и водорослей.
Проснувшись чуть свет, он перекусил оставшейся плиткой пеммикана и отправился в путь. Он перемещался по городу, словно повинуясь дуновению ветра и, не чувствуя усталости, ходил до вечера.
Закалка лесного жителя помогала ему. Только тогда, когда солнце начало клониться к туманному горизонту Внутреннего моря, иннеец ощутил, что изрядно утомился. Чувство голода все сильней давало о себе знать, и он решил подкрепиться.
Медноволосый Хорр свернул на узкую улочку и направился в северный квартал. Еще со вчерашнего вечера он знал, что там, в старом бетонном помещении бывшего склада, находилась таверна.
По пути он миновал несколько плохо освещенных площадей, все еще запруженных народом. Там располагались торговые ряды, где можно было выгодно купить или продать нужную вещь, и горожане, возвращаясь вечером домой, все еще заворачивали на рынки.
Чтобы попасть в северную часть города, Медноволосому Хорру нужно было миновать несколько древних площадей, образовавшихся среди остатков древних небоскребов. Путь его пролегал по старым запутанным улицам, шедшим по склону холма, на вершине которого виднелась старинная башня, самая высокая в Ниане. Там был дворец и тот самый парк, где он вчера вечером обнаружил парня со вскрытой грудью.
Почему какому-то мерзавцу нравилось убивать по ночам безоружных парней? Этого Медноволосый Хорр не мог понять. Если бы это была лесная схватка, если бы у каждого было оружие и каждый противник мог сам постоять за себя, то все было бы понятно. Но накануне иннеец четко видел, что молодой паренек был совершенно безоружен.
Нет, угрюмо размышлял Хорр, без Нечистого тут не обошлось. Зачем убийца еще, вдобавок, и вскрывал мертвым парнишкам ребра? Зачем он вытаскивал у них сердца? И не связано ли это с теми двумя бедолагами-сёрчерами, что погибли в дебрях Тайга той же ужасной смертью?
В окружающем его мире всегда было разлито зло. Смерть ходила за каждым нууку по пятам и сопровождала всю жизнь. Хотя в мире после Смерти болели мало, любой дождевой охотник мог умереть в детстве от непонятной хвори, если на его лицо падало не влажное благотворное дыхание Духа Проливного Дождя, а едкая слюна дурного духа. В юности каждого из племени нууку мог разорвать на охоте хитрый разъяренный грокон, его скальп мог оказаться в руках врага.
Наконец, и сам Нечистый охотился за дождевыми охотниками. Он мог утащить кого угодно из нууку в бездонную тьму, в бескрайние топи болот, как это произошло в ту злосчастную ночь с самыми красивыми иннейскими девушками у небольшой реки на окраине Пайлуда.
В ту ночь пропала и Зеленоглазая Ратта. Но Хорр был убежден, что она все еще жива…
* * *
В грязной таверне, устроенной в прокопченном, потрескавшемся здании, он постарался устроиться в самом темном углу, чтобы не привлекать к себе лишний раз любопытные взгляды. Здесь царили бестолковый шум и суета, раздавалось нестройное пение, и вовсю клокотали пьяные бессвязные разговоры.
Грубые скамейки, похоже, уже до основания были пропитаны винным духом и зловонием потных, немытых тел. Длинные потемневшие столы были сплошь испещрены вмятинами и царапинами.
Иннейцу пришлось довольно долго прождать, сидя на жесткой скамье, прежде чем на него обратил внимание взмокший от духоты и суеты повар. Медноволосый Хорр сразу заметил, что здесь, в портовых кварталах Нианы, не очень-то жаловали смуглолицых жителей лесов, и в этих грязных кварталах к нему относились, как к существу низшего порядка.
Наконец на него уставились мутные глаза нианца.
– Ты говоришь только на своем лесном наречии? – с выражением отвращения почесывая лоснящуюся салом небритую щеку, спросил толстый повар. – Ты воешь, как испуганная обезьяна? Или ревешь, как голодный грокон?
– Я знаю разные языки, – невозмутимо ответил Медноволосый Хорр на чистом батви, универсальном торговом жаргоне.
Не обращая внимания на издевку, он совершенно спокойно добавил:
– Так что не надо напрягаться. Я могу спокойно разговаривать с тобой.
– И в самом деле. Не может быть! – удивленно взметнулись брови толстяка. – Дикарь умеет не только клекотать по-птичьи!
Нианец не мог представить себе, что этот рослый иннеец и в самом деле владеет не только своим родным языком, но может общаться и на батви, и на языке метсов.
Хотя все объяснялось просто.
Вместе с племенем нууку жил искусный знахарь, старый эливенер по имени Астерс. Этот мудрый седовласый молчун, в жилах которого не текло ни капли иннейской крови, долго обитал с дождевыми охотниками и врачевал многие поколения отважных лесных воинов.
Никто не знал возраста Астерса. Никто и представить себе не мог, сколько разливов лесных рек пришлось за свою жизнь увидеть этому человеку. Мудрость его была неиссякаема, и именно он обучил Хорра многим премудростям, в том числе и разным языкам, на которых общались между собой люди от южных районов побережья Лантического океана до самых северных уголков Республики Метс.
– Чего ты тогда хочешь? – спросил повар. – Вина побольше? Горячей жратвы?
– Я голоден, – спокойно ответил Медноволосый Хорр.
– Сначала заплати за жратву, – недоверчиво отозвался нианец. – Я не привык кормить дикарей бесплатно.
После того как Медноволосый Хорр расплатился, повар зевнул и небрежно бросил:
– Теперь жди.
Потом лениво повернулся обратно и пошел вглубь кухни, обмахивая на ходу потное лицо подолом серого засаленного фартука.
Почти всех посетителей, сидевших за столами в сумрачном зале, обслуживал молодой угрюмый парень. Именно он приносил всем из кухни приготовленную еду.
Но к столу Хорра этот длинный детина с лиловым носом не захотел подойти.
– Эй, ты, иннеец, – пренебрежительно процедил он и кивнул на глиняное блюдо, стоявшее с самого края каменного подноса. – Хватай свою жратву. Для тебя уже готово.
Все кругом болтали одновременно, не особо слушая друг друга.
Хорр поднялся и подошел к подносу, на котором стояла предназначенная для него тарелка с куском какой-то плохо прожаренной морской рыбы.
– Сколько будешь пить? – с отсутствующим видом спросил повар из глубины кухни, даже не поднимая головы.
Но даже от одной кружки с темным вином иннеец отказался. В лесах Тайга не принято было увлекаться спиртным, и он хорошо помнил, чем кончился тот вечер, когда он вместе с сёрчерами выпил вина. Тем более сейчас Хорр находился в таком расположении духа, что и подумать не мог о спиртном.
Рыба оказалась не только полусырой, но и плохо очищенной. Но Хорр понимал, что возмущаться сейчас не время и не место. Он и так порой ловил на себе угрюмые взгляды, направленные на него с разных сторон.
Вокруг сидело слишком много мрачных подвыпивших подозрительных личностей. Судя по всему, народ в припортовых кварталах уже достаточно давно взялся переливать содержимое глиняных кувшинов в свои глотки, и хмель уже начал действовать всем на мозги.
Но иннеец не обращал внимания на агрессивные взгляды, стараясь не смотреть по сторонам. Хотя несколько раз его рука невольно ложилась на рукоятку кинжала, изготовленную из бивня огромного парза, усилием воли он заставлял себя успокоиться.
Мощные челюсти Медноволосого Хорра продолжали равномерно размалывать полусырую рыбу, и ни один мускул не двигался на его лице, хотя все внутри порой словно стягивалось в один тугой нервный узел.
Он сосредоточенно поглощал свою еду и не замечал, что из противоположного угла за ним украдкой наблюдает черноволосый мужчина с невзрачным, незапоминающимся лицом. Единственной отличительной чертой на этом лице была крупная бородавка, темнеющая ровно посреди щеки.
Мужчина делал вид, будто беседует со своим соседом по столу, однако сам украдкой бросал внимательные, испытующие взгляды в сторону иннейца.
Завершив трапезу, ничего не подозревающий Медноволосый Хорр поднялся со своего места и направился в сторону толстого повара, изнывающего от духоты.
– Могу ли я спросить тебя об одной вещи? – обратился иннеец.
– М-м, – в знак согласия повар издал какой-то неопределенный звук.
– Я ищу одного человека, – сказал Хорр, осмотревшись вокруг.
– Какого?
– Мне нужно найти девушку.
Неожиданно повар, пребывавший все время в сонном состоянии, сразу оживился. Слова Хорра он понял по-своему.
– Очень хорошо! – блеснул нианец заплывшими глазками. – Ты не пьешь вино, но зато интересуешься девушками. Это очень хорошо! Какие тебя больше интересуют? Каких ты предпочитаешь? Полненьких или стройных, улыбчивых или скромненьких? Я могу помочь, в портовом квартале есть один замечательный шатер, за небольшую плату я могу сказать, где он находится… Там живет красотка по имени Ц'Веела! С ней ты забудешь обо всем!
– Нет, ты не совсем правильно понял меня, – поморщился Хорр, сообразив, на что намекает повар. – Я ищу высокую девушку. У нее смуглая кожа, как у меня, и густые черные волосы, сплошь заплетенные в мелкие косички. У нее зеленые глаза…
Но повар сразу потерял интерес к разговору. Почесав в затылке, он равнодушно признался:
– Косички… зеленые глаза… Нет, что-то не припомню. Но я ведь никого не вижу. Целыми днями только и делаю, что сижу здесь и кормлю голодных дикарей, вроде тебя.
– Если ты что-нибудь узнаешь об этой девушке, скажи мне, – попросил иннеец. – Я зайду к тебе завтра вечером.
Медноволосый Хорр открыл входную дверь и растворился в вечерней мгле.
Когда он уже почти исчез в темноте, повар крикнул вслед:
– Заходи еще! Если захочешь сходить к Ц'Вееле и провести с ней ночь, я устрою это для тебя!
Но дождевой охотник уже не услышал этого. Не увидел он и что, стоило только его мощной спине исчезнуть в дверном проеме, как со своего места в углу поднялся тот самый мужчина с бородавкой, который все время незаметно наблюдал за Хорром.
Он быстро подошел к повару и требовательно спросил:
– О чем вы сейчас беседовали? Говори быстро!
Лицо толстого нианца, до этого лениво дремавшего, сразу вытянулось и приобрело испуганное, заискивающее выражение.
Судорожно сглотнув слюну, он огляделся и пролепетал:
– Иннеец говорил, что ищет какую-то девушку…
* * *
Узкая окраинная улочка, на которой находилась душная таверна, никогда не освещалась яркими фонарями, поэтому Медноволосый Хорр, только шагнув за порог, оказался в полной, непроглядной темноте.
Все вокруг в этом квартале смолкло до утра. Народ давно уже успокоился и отправился спать. В городе можно было себе такое позволить, невольно подумал иннеец.
В Тайге жилось иначе, там нельзя было расслабиться ни на минуту. Жителям лесов постоянно нужно думать о пропитании для всего племени и все время заботиться о своей безопасности.
Мало того, что с утра до вечера вокруг шныряли волки, но в любой момент из-за деревьев могла выскочить шайка лемутов или какая-нибудь страшная хищная тварь, готовая сожрать подряд всех дождевых охотников вместе с их семьями.
Несмотря на темноту, разбавленную только холодным светом полной луны, иннеец считал, что вполне разберется в лабиринте городских улиц. Он прекрасно ориентировался в глухом лесу и справедливо полагал, что в городе ему будет очень легко отыскать дорогу.
Взгляд Хорра постоянно скользил по пустынным улицам, его зоркие глаза высматривали знакомый силуэт Ратты, который, как ему казалось, мог мелькнуть в темноте.
Внезапно Медноволосый Хорр вздрогнул. Ему и в самом деле показалось, что он увидел где-то далеко впереди девушку, безумно похожую на Ратту.
Сорвавшись с места, иннеец изо всех сил ринулся туда. Иннеец бежал по улицам и старался утихомирить себя, хотя ясно чувствовал, что горячая кровь кипит от возбуждения.
Несколько кварталов дождевой охотник миновал, не задумываясь о том, куда он направляется.
Девушка и не исчезала и не приближалась, но иннеец даже не думал замедлять шаг. Его пылкий взгляд сверлил остроконечный капюшон, темнеющий впереди в лунном свете.
«Иди ко мне… иди ко мне… иди ко мне… Зеленоглазая Ратта ждет тебя…» – звенел у него в ушах странный бесплотный голос.
Пробежав несколько улиц, он сообразил, что направляется к морю, темневшему вдали. С той стороны тянуло свежестью и прохладой. Но, оглянувшись, он внезапно сообразил, что потерял девушку из вида. Как бы ни впивался его взгляд в серебристую вечернюю темноту, он ничего не мог обнаружить.
Где-то недалеко дышало свежестью Внутреннее море. Волны с равномерным шумом бились у берега.
В этот момент Медноволосый Хорр снова увидел силуэт, так напоминавший ему Зеленоглазую Ратту. Но фигура девушки мелькнула и исчезла.
Он ринулся туда, перемахнул через парапет и в ужасе остановился, как вкопанный. Перед его глазами лежало окровавленное тело.
Молодой парень, казалось, еще жил. Но грудь его была рассечена и зияла черной пустотой.
Невольно иннеец схватился за рукоятку кинжала. Страшная картина, открывшаяся ему, совсем не успокаивала. Напротив, никто не мог дать ему гарантии, что через мгновение из темноты не выскочит какой-нибудь противник с оружием в руках.
Внимательный взгляд Хорра вперился во мрак, и неожиданно он увидел невзрачного мужчину с бородавкой на щеке.
– Что тут произошло? – бесстрастным голосом спросил незнакомец и пристально посмотрел на Хорра. – Что ты тут делаешь?
* * *
Для молодого моряка по имени Мено этот вечер обещал стать особенным. Он увидел девушку, смуглое лицо которой окаймляли узкие, туго заплетенные косички, и понял, что навеки связан с ней судьбой.
«Иди ко мне… иди ко мне… иди ко мне… Зеленоглазая Ратта ждет тебя…» – постоянно звала она, и голос этот отзывался в его душе неописуемым блаженством.
Но, к своему удивлению, он никак не мог приблизиться к этой красавице.
Сначала он двигался за ней по темным улицам, минуя многочисленные пустые площади. Потом выскочил на морскую набережную, ограниченную толстым каменным парапетом.
Силуэты многоэтажных полуразрушенных небоскребов-башен возникали из мглы, как огромные скалы. В темноте шелестели гигантскими листьями роскошные шапки пальм, растущих вдоль набережной. Густые кроны сикомор изгибались под порывами свежего ветра, цветущие душистые кустарники раскрылись бесконечной пеной ночных цветов.
Но Мено плохо видел все это. В ушах его звучал голос девушки, и он чувствовал, что ничего более важного в его жизни еще не было.
«Иди ко мне… иди ко мне… иди ко мне… Зеленоглазая Ратта ждет тебя…» – ласково напевал голос, который молодой моряк готов был слушать всю жизнь.
Он бежал и бежал за ней, не чувствуя усталости. Мощеная набережная вскоре закончилась, но моряк даже не задумывался о том, куда ему нужно следовать. Направление ему подсказывал кто-то со стороны.
Свернув влево, он стремительно пересек пустынную большую площадь у древнего моста и оказался на сонной городской окраине, застроенной одноэтажными деревянными хибарами с плоскими крышами.
Не останавливаясь и миновав еще несколько кварталов, Мено перепрыгнул через парапет и замер. Грудь его тяжело вздымалась от стремительного бега, горло точно извергало раскаленный воздух.
Он увидел, наконец, что девушка остановилась.
– Ратта! – прошептал моряк имя, которое раньше никогда не слышал. – Наконец-то я нашел тебя!
Ему казалось, что теперь все в его жизни всегда будет хорошо, очень хорошо.
Но уже через мгновение блаженная улыбка сползла с его лица и обернулась гримасой ужаса. Он увидел, что из-под капюшона на него вместо прелестного девичьего лица смотрит личина жуткого монстра…
* * *
Прошло еще два дня, в течение которых Медноволосый Хорр пытался разыскать в лабиринтах большого города свою любимую Зеленоглазую Ратту. Пока ему ничего не удавалось сделать. Только накануне ночью, обходя пустынные городские улицы, он снова, как ему показалось, увидел вдали ее силуэт.
Но опять, как и в предыдущие дни, он побежал за ней и наткнулся на окровавленный труп. На этот раз несчастной жертвой оказался молоденький ученик, возвращавшийся поздно вечером с занятий.
Каждый вечер Медноволосый Хорр приходил ужинать к толстому повару в надежде на то, что этот потный нианец сможет узнать хоть что-то о девушке с зелеными глазами.
И, наконец, толстяк, обмахиваясь своим фартуком, сообщил ему кое-что интересное.
От волнения Медноволосый Хорр даже не смог закончить своего ужина. Оставив на столе недоеденную жратву, он выскочил наружу.
Пружинистым легким бегом иннеец проносился по узким зловонным улочкам прилегающего к таверне квартала. Везде была темнота, кое-где нарушенная лишь узкими полосками жидкого света, пробивавшегося сквозь крохотные продолговатые окна, в которых виднелись куски толстого древнего стекла, сохранившегося со Времен-до-Смерти.
Везде было пустынно. Только голодные собаки, сбившись в стаи, порой выныривали черной сворой из темных проходов полуразрушенных домов. Они провожали бегущего иннейца злобным лаем и устремлялись в темноту на поиски хоть какой-нибудь жратвы.
Медноволосый Хорр еще в первые дни своего пребывания здесь был поражен огромным количеством псов, шатавшихся по окраинам Нианы. Он не привык к этому, потому что в Тайге собак уже оставалось не так и много.
Их постоянно истребляли лесные волки, словно задавшиеся целью уничтожить до конца всю собачью породу. Серые хищники убивали любую домашнюю собаку, которую только могли обнаружить, выслеживая ее с дьявольским упорством и терпением.
Поэтому обычно дождевые охотники, как и все другие обитатели Тайга, если уж и держали у себя собак, то надежно защищали их, не отпуская от шатров даже днем. Хитрые волки могли неожиданно напасть при солнечном свете, и такие случаи встречались на каждом шагу.
Впрочем, большинство иннейцев из племени нууку недолюбливали собак. Эта звериная порода, пользуясь человеческой поддержкой, становилась ленивой, трусливой и все меньше приносила пользу людям.
Но в Ниане все было по-другому. Волками тут и не пахло, поэтому огромные собаки беспрепятственно плодились и жили своей собственной жизнью, сбиваясь в большие стаи и рыская в поисках пропитания по окраинам.
Пользуясь своей безнаказанностью, эти мерзкие создания, некогда исправно служившие человеку, образовывали на окраинах нечто вроде собачьих колоний, куда даже вооруженные горожане старались без лишней надобности не соваться.
Только Хорру было на все наплевать. Его путь пролегал через необитаемый район, и он не собирался сворачивать, не боялся встречи ни с каким существом.
Все-таки один из свирепых всклокоченных псов, населявших округу, внезапно выскочил из-под подкосившейся хибары и бросился на иннейца, пружинисто бежавшего вдоль мрачной улицы. Даже в темноте Медноволосый Хорр заметил, как яростно сверкнули глаза одичавшей твари.
При свете луны иннеец заметил, что пестрая длинная шерсть крупного массивного кобеля встала дыбом на загривке, когда он почуял человека.
Откуда-то из глубины смрадной утробы зверя вырывалось зловещее урчание. Мохнатая, косматая грудь пса вздымалась и опадала. Из разверстой зубастой пасти с влажных клыков обильно капала тягучая светлая пена.
Через мгновение дрожащий пес кинулся вперед. Огромные блестящие клыки, казалось, почти сомкнулись на горле иннейца. Но Медноволосый Хорр уже был готов к этому и стремительно увернулся.
Тяжелые челюсти лязгнули в пустоте.
В следующий миг злобный зверь всхрапнул и осекся, потому что тяжелый иннейский клинок со свистом обрушился на мохнатую шею.
Крупная продолговатая голова с чавкающим звуком шмякнулась в зловонную лужу нечистот. Грязь брызнула в разные стороны, и облепленная темной жижей собачья голова с разверстой пастью откатилась на несколько шагов в сторону.
С брезгливой гримасой, исказившей его красивое смуглое лицо, Медноволосый Хорр огляделся вокруг. Ему совершенно не хотелось обтирать окровавленное лезвие ни о собственную одежду, ни об обезглавленное тело.
Иннейцы не любили собак, но убийство этого зверя всегда считалось дурным предзнаменованием. Поэтому Дух Проливного Дождя запрещал смотреть на мертвых псов. Божество не позволяло даже взглядом дотрагиваться до трупа.
Молниеносно расправившись с бешеным кобелем, Медноволосый Хорр сразу отвернулся, чтобы случайно не зацепить взором безобразные окровавленные останки. Не оборачиваясь, он снова побежал, торопливо удаляясь прочь и с силой стряхивая на дорогу с острого лезвия капли густой крови.
Миновав небольшую темную площадь, он повернул к берегу, оставляя позади скопище полуразрушенных домов.
Иннеец осмотрелся вокруг. Толстый повар недавно сказал ему, что именно в этих краях порой видели высокую стройную девушку, волосы которой заплетены десятками длинных тонких косичек. Поэтому Медноволосый Хорр так стремительно покинул таверну и направился именно сюда.
Он не собирался ничего откладывать и именно сегодня вечером намеревался посетить эти края. Неужели он мог ждать, если где-то здесь мог сейчас встретить Зеленоглазую Ратту?
На берегу моря все было тихо. Ветер, вспенивавший поверхность воды легкими бурунами и треплющий верхушки пальм, не доносил ни звука.
Около причала виднелась небольшая постройка с плоской крышей, наподобие домика из обожженного кирпича. С обеих сторон от узкого прохода темнели старые заплесневелые бревна, сваленные огромными грудами.
Внезапно от мрака отделилась какая-то высокая фигура. Медноволосый Хорр сразу застыл в напряженном ожидании.
– Что ты ищешь здесь, чужеземец? – в тишине морского берега отчетливо раздались звуки скрипучего голоса.
Поток лунных лучей упал на квадратный невысокий металлический контейнер, шагах в десяти от иннейца. На этот ржавый контейнер, почти вросший во влажную почву морского берега и покрытый толстым слоем водорослей, с холодной улыбкой на лице неторопливо поднялся закутанный в плащ человек, только что появившийся из-за груды бочек.
Даже в темноте было заметно, как глаза его внимательно изучали Хорра.
– Что тебе нужно тут? – требовательно повторил незнакомец.
Жизнь в лесах Тайга приучает его обитателей к постоянной бдительности. В любое время суток Медноволосый Хорр всегда был готов отразить нападение. Поэтому, слушая вопросы закутанного в плащ мужчины, иннеец незаметно опустил кулак и медленно сжал тяжелую рукоятку кинжала.
Он не строил иллюзий по поводу собственной безопасности. Скрипучий голос, доносящийся из темноты, был наполнен такой угрозой, что нервы Хорра сразу стянулись в комок.
– Кто ты? – спросил иннеец на языке батви. – Сначала скажи, кто ты такой и что ты сам делаешь здесь?
– Ты узнаешь все позже, – раздался ровный, ничего не выражающий голос.
– И ты узнаешь все позже, – пожал плечами иннеец. – Дух Проливного Дождя запрещает дождевым охотникам разговаривать с незнакомцами. Однако я мирный человек и никому не угрожаю.
– Если ты мирный человек, зачем тогда держишься за оружие? – сурово и напористо спросил мужчина.
Брови Хорра, стоявшего в тени, взмыли вверх от удивления.
– У меня нет оружия, – с нарочитым равнодушием пожал он плечами.
– Неправда, – раздался металлический голос. – Ты обманываешь меня. Твоя правая рука лежит на рукоятке кинжала.
– Ты уверен?
– Уверен. Я вижу, что эта рукоять изготовлена из резной кости, из бивня парза.
Нараставшее изумление заставило Хорра опешить. Незнакомец повысил голос и жестко спросил:
– Зачем ты ходишь по ночному городу с клинком?
– Кто ты? – не очень уверенно отозвался дождевой охотник. – Почему я должен отвечать на твои вопросы? Сначала скажи мне, кто ты такой? Потом и я отвечу.
– Ты ответишь, – зловеще проскрипел мужчина. – Скоро ты ответишь абсолютно за все!
Незнакомец легко спустился с квадратного контейнера и решительно шагнул к Хорру. В этом движении было столько угрозы, что иннеец сделал шаг назад и попытался вытащить кинжал из чехла.
Однако… как он ни старался, но не смог шевельнуть пальцами, сжимавшими рукоятку.
Внезапно тело его оказалось скованным, словно бы окаменевшим. Несмотря на все нечеловеческие усилия, Медноволосый Хорр полностью утратил способность двигаться.
Удушье охватило иннейца. Казалось, со всех сторон его рассудок сдавили могучие тиски, старающиеся по каплям выжать жизненную энергию из мозга и тела.
Медноволосый Хорр пытался сопротивляться. Он не хотел сдаваться сразу, без боя. Собрав волю, он постарался выхватить из ножен клинок и бросить тело навстречу незнакомцу. В первое мгновение ему показалось, что он сумел преодолеть чуждый натиск и двинуться на врага.
Но тут же иннеец понял, что ошибался…
По собственному опыту он знал, что это телепатическая атака. Незримая рука безжалостно сдавила мощное горло, он не видел ничего перед собой, но чувствовал, что его кто-то душит. Судорожно закашлявшись, через мгновение дождевой охотник захрипел от удушья. Лицо иннейца налилось густым багровым оттенком.
Внезапно старые заплесневелые бревна, лежавшие поодаль, словно зашевелились в его глазах. Темные стволы принялись крутиться и вспыхнули изнутри разноцветными огнями. Огненные вращающиеся бревна перед глазами иннейца стали как-то странно двоиться, троиться, и через мгновение перед его внутренним взором поплыл пугающий, тревожный и яркий пульсирующий калейдоскоп полыхающих кругов.
Руки Медноволосого Хорра крепко сжимали рукоятку кинжала. Казалось, она осталась его последней опорой, потому что почва под ногами, как заколдованная, стала коварно отъезжать в сторону…
– Кто ты? Что тебе нужно от меня?.. – прохрипел иннеец.
Он с ужасом понял, что этот незнакомец успел опутать его мозг мощной ментальной сетью.
– Дух Проливного Дождя, помоги мне! – прошептали его онемевшие губы. – Помоги своему сыну!
Несмотря на агрессивную атаку, охотник сумел резко выдохнуть воздух из груди, потом снова вдохнуть, и попытался взять себя в руки. Ему показалось, что воли хватит, чтобы уйти от ментального гнета, но ничего из этого не получилось.
Сил достало только на то, чтобы совсем чуть-чуть двинуться с места, но дальше не получилось сделать и пары шагов. Ноги не слушались его, они стали как ватные. Мужчина сделал один только шаг, как ночное небо внезапно повалилось, и сверкающий созвездиями небосвод опрокинулся навзничь.
Медноволосый Хорр услышал какой-то глухой шум, и иннеец понял, что это его затылок расслабленно врезался со всего маха в морской берег.
Он еще мог наблюдать мутным, слабеющим взглядом все, что происходило дальше, но это уже было как бы со стороны, ему казалось, будто все это творится не с ним, а с другим, посторонним человеком.
По-прежнему негромко плескали прохладные морские волны, и подвывал легкий ночной бриз. Лежа на песке, Медноволосый Хорр увидел, как из полумрака выросли огромные мужские фигуры. Охотник еще успел сообразить, что такими гигантскими они казались, потому что он смотрел на них снизу вверх, безжизненно валяясь на берегу, – при этом лунный свет удлинял их тени, и без того кажущиеся вытянутыми.
– Поднимайте его! – раздался скрипучий голос.
Иннейца резко подхватили и потащили куда-то, как кожаный мешок с кокосовыми орехами. Сознание оставило его, и Медноволосый Хорр провалился в мутную душную бездну.
* * *
Пришел в себя он, видимо, нескоро.
Сначала просто понял, что как-то очень неудобно сидит с закрытыми глазами, но тут же голову пронзила жуткая тупая боль, даже не дававшая возможности открыть глаза. С опущенными веками Медноволосый Хорр попытался поднести руки к лицу, чтобы прикоснуться к раскалывавшемуся лбу, но не смог этого сделать.
Тяжело брякнуло железо, и он почувствовал, как сдавлены кисти рук, и, разлепив веки, заметил на запястьях оковы. От стиснутых металлом запястий в обе стороны устремлялись тонкие серебристые цепи с продолговатыми, слегка изогнутыми звеньями.
Медноволосый Хорр понял, что прикован к жесткому креслу, сплетенному из ребристых металлических прутьев, стоявшему посреди полуподвального помещения с низким бетонным потолком.
Горел яркий огонь. Здесь было так жарко, что на коже выступила испарина.
– Насколько я вижу, ты, наконец, очнулся? – раздался за его плечом негромкий скрипучий голос, смутно показавшийся Хорру знакомым. – Не очень-то крепкое у тебя здоровье, если ты так долго не можешь открыть глаза.
Заскрипела кожаная обувь, и из полумрака неторопливо появился мужчина. Его лицо сразу напомнило иннейцу все, что произошло на морском берегу.
Этот был именно тот, кто свалил Медноволосого Хорра на песок, не прикоснувшись к нему даже пальцем. Самое обидное, что незнакомец победил дождевого охотника не в честном мужском бою, сражаясь настоящим оружием, а взял верх, пользуясь ментальной властью своего сознания.
Мужчина сел на кресло прямо напротив Медноволосого Хорра и уперся в лицо иннейца пристальным, тяжелым взглядом.
Хорр не отвел глаза, хотя это было очень нелегко, а постарался спокойно посмотреть в ответ, разглядывая незнакомца. Ничего хорошего вид этого человека не обещал…
Все в его облике говорило о невероятной внутренней силе. На лице, обрамленном длинными черными волосами, лежала печать жесткости и решительности.
– Меня зовут Меола, – угрюмо промолвил он наконец, по-прежнему не сводя тяжелого взгляда с охотника. – Ты знаешь меня?
– Нет, – удивленно пожал плечами Медноволосый Хорр. – Почему я должен тебя знать? Я не так давно приплыл сюда.
– Я начальник охраны этого мирного города. Я днем и ночью отвечаю за безопасность во всей Ниане.
– Теперь я знаю тебя. Почему ты не сказал об этом на берегу?
– Ты все узнаешь…
Монотонно гудела труба очага, через которую наверх устремлялись клубы густого смолянистого дыма. В большом открытом камине бушевал огонь, и мерцающий свет вырывался из прямоугольного проема, отбрасывая колышущиеся тени на стены.
От этого все помещение окрашивалось в тревожные тона. Мятущиеся багровые блики играли на суровом лице Меолы, отбрасывая тени на его глазницы.
– Почему ты меня заковал? – мрачно спросил иннеец. – Зачем ты это сделал?
– Ты не догадываешься? – сдвинул брови мужчина.
– Нет.
Над переносицей Меолы отчетливо выделялся глубокий вертикальный шрам, который начинался у бровей и доходил почти до середины лба. Голос его звучал странно-тягуче и постоянно напоминал Хорру те неприятные ощущения, которые он пережил, задыхаясь от удушья на морском песке.
Меола почти минуту пристально смотрел на иннейца, а потом проскрипел:
– Ты кто? Откуда?
– Я дождевой охотник из племени нууку, – с достоинством ответил Хорр. – Мы живем в Тайге под защитой великого Духа Проливного Дождя…
– Что тебе нужно в нашем городе? – бесстрастно спросил мужчина. – Зачем ты приехал? Ты зачем ходишь везде по ночам?
Медноволосый Хорр молчал, гордо откинув голову. Он не понимал, почему его схватили и почему он должен отвечать на такие вопросы.
– Зачем тебе оружие? – сурово спросил длинноволосый мужчина.
Он кивнул в сторону ржавой бочки, поставленной на шлак вверх днищем, как круглый стол. На бочке иннеец увидел свой боевой тесак с резной рукояткой из бивня парза.
– Я дождевой охотник из племени нууку, – пожал плечами Медноволосый Хорр. – Мужчины моего племени всегда ходят с оружием. К тому же, в Ниане опасно. Здесь можно ждать всего, чего угодно. Здесь убивают людей по ночам.
Он и в самом деле не видел ничего странного в том, что в кожаном чехле носил острый клинок. Но слова, прозвучавшие через несколько секунд, поразили его до глубины души.
– Это ты убиваешь людей по ночам, – совершенно бесстрастным голосом, без злобы сказал сидящий напротив него Меола. – Ты и есть тот ночной убийца, которого боится весь город.
Оскорбительный смысл этих слов дошел до Хорра не сразу. Однако он сумел подавить в себе ответную вспышку гнева и невозмутимо отозвался:
– Иннейцы нууку никогда не убивают людей по ночам. Только в честном бою. Только во время сражения.
Но начальник охраны пропустил его слова мимо ушей и сурово изрек:
– Мы знаем, для чего тебе этот кинжал.
Послышался шум шагов, и из полумрака выступили еще двое мужчин. Один сел рядом с Меолой, а другой, коротко стриженный, подошел к бочке и осторожно взял кинжал за рукоять.
Когда он повернулся спиной, то Медноволосый Хорр заметил у него на затылке, в темных волосах, крупное седое пятно.
– Фалб, помощник мой, покажи ему, что нас не обмануть, – зловеще усмехнулся Меола. – Пусть поймет, что отпираться бесполезно!
Тот, кого только что назвали Фалбом, приподнял кинжал иннейца и заметил с нарочитым уважением:
– Неплохая вещь! Очень недурно сделана. Хотя рукоятка немного тяжеловата.
– Эта рукоятка сделана для настоящего мужчины, – пожал плечами Медноволосый Хорр. – Она только придает руке необходимую крепость.
– Но все равно для меня она тяжеловата. Правда, лезвие замечательное.
– Лезвие замечательное, – с бесстрастным выражением лица подтвердил Меола.
Несколько секунд Фалб внимательно рассматривал кинжал, а потом внезапно спросил:
– Скажи нам, легко взрезать таким лезвием грудь человека?
– Что ты имеешь в виду?
– Скажи нам, легко ли тебе таким оружием вырезать из груди сердце у живого человека?
Невольный вздох вырвался из груди Медноволосого Хорра. До него дошло, что его подозревают в тех самых ночных преступлениях, о которых с ужасом говорили все вокруг…
– Вы ошибаетесь, – совершенно спокойно сказал иннеец. – Этим кинжалом не убивали человека.
– Почему же тут кровь! – яростно прошипел Фалб, приближая к смуглому лицо лезвие с мутными подтеками. – Почему?
Хорр вздохнул. Этот Фалб сейчас держал в руках его тесак, которым он совсем недавно в темноте отбивался от нападения злобной собаки.
– Это не человеческая кровь, – мрачно изрек охотник. – Это собачья кровь.
Раздался жесткий, скрипучий смех Меолы.
– Мы не верим тебе, – процедил начальник охраны. – Это человеческая кровь. Ты убийца. Ты убивал по ночам.
На лице Хорра не дрогнул ни один мускул. Он судорожно размышлял, что может сделать, как он способен помочь себе, если руки прикованы к металлическим скобам жесткого кресла.
Помочь он сам себе не мог, и никто не мог прийти к нему на помощь. Сёрчеры остались далеко, и ему оставалось рассчитывать только на свои собственные силы, да и на милость Духа Проливного Дождя.
Но он старался не унывать, говоря себе, что бывал в ситуациях и похуже. И ничего, потом просыпался утром в своем походном шатре…
Раньше в своем деле он полагался только на свои силы, и это никогда не подводило. Но сейчас произошла какая-то ошибка, и он считал, что нужно исправить ее как можно скорее.
– Я никого не убивал! – твердо сказал Медноволосый Хорр. – Дух Проливного Дождя, отец моего народа нууку, позволил мне стать охотником и воином. Я обнажаю оружие только на охоте и во время бранной схватки.
Черные густые пряди колыхнулись, когда Меола кивнул головой и яростно сказал:
– Действительно, обликом ты напоминаешь настоящего воина, доблестного бойца. Но твой кинжал обагрен кровью! Поэтому мне и неприятно думать, что такой человек, как ты, не только убивал по ночам беззащитных, но еще и вдобавок глумился над их телами, выволакивая наружу трепещущие сердца!
Суровые глаза начальника охраны впились в пленника, и Меола гневно спросил:
– Что заставило тебя свернуть с тропы настоящего дождевого охотника? Почему Нечистый смог завладеть твоим разумом и твоими руками творить зло? Ведь только Нечистый мог получать удовольствие от таких злодейств. Ты приносил сердца несчастных мастерам Темного круга? Рассказывай! Кто твой хозяин?
– Я все рассказал бы, если бы действительно убивал по ночам мирных нианцев и потрошил их, как гроконов, как лесных свиней, – вздохнул Медноволосый Хорр. – Клянусь Духом Проливного Дождя! Клянусь зелеными вершинами Тайга! Клянусь грудью своей матери, я никого не убивал без причины, и тут произошла роковая ошибка!
– Зачем ты приехал в Ниану?
Начальник охраны не сводил с него тяжелого испытующего взора. Из-под густых смоляных бровей на иннейца нацелились темные суровые глаза. Дождевой охотник почувствовал, как сильный мыслительный щуп пытается взломать оковы его рассудка и забраться в самые глубины его сознания.
Мало кто выдерживал такой натиск.
Но иннеец сумел выстоять в этой краткой ментальной схватке и ответить прямым, спокойным взглядом. Он думал в этот момент о Зеленоглазой Ратте, и это придало ему дополнительных сил.
Но он не способен был говорить о своей любимой девушке. Дождевой охотник никогда не смог бы этого сделать.
– О, Небесный Хранитель… – тихо проговорил Меола, откинувшись на резную спинку своего кресла. – Ты защищаешься. Значит, что-то скрываешь! Зачем ты приехал в Ниану?
– Я не скажу тебе этого, – глухо отозвался Медноволосый Хорр, откинувшись на спинку металлического кресла, к которому он был намертво прикован.
– Гинт! – посмотрел Меола куда-то в сторону. – Подойди поближе.
Низкорослый худощавый брюнет, на щеке которого темнела крупная бородавка, выступил из темноты, где он все это время стоял, незамеченный Хорром.
Иннеец скользнул усталым взглядом по лицу этого черноволосого и смутно припомнил, что где-то уже видел его.
– Расскажи нам все, – потребовал начальник охраны.
Щуплый невзрачный мужчина сказал бесстрастным голосом, очень похожим на голос Меолы:
– Этот человек уже совершил не менее пяти убийств в Ниане.
Через мгновение Медноволосый Хорр сразу вспомнил, где видел его. Это было три раза, в парке и у моря…
Словно прочитав его мысли, Гинт продолжил:
– В трех последних случаях я даже видел его около убитых. Это было во время Праздника Трех Фонтанов – тогда был убит юноша по имена Одилон. На берегу моря этот убийца растерзал молодого моряка Мено. Заметил я его и около школы, где погиб ученик Нунц.
Иннеец собрал все силы и как можно более спокойно ответил:
– Я никого не убивал.
– Почему тебя видели там?
Медноволосый Хорр и сам не мог объяснить, почему каждый раз, когда он устремлялся за девушкой, похожей на Зеленоглазую Ратту, то натыкался на мертвое, истерзанное тело.
– Я проходил мимо ограды парка, – пожал он плечами. – Дело было праздничной ночью. Фейерверк… Праздник Трех Фонтанов… внезапно из-за ограды послышались отчаянные крики о спасении.
– И ты, услышав это, сразу побежал туда? – иронично спросил Меола, не сводя холодного взгляда с пленника.
– Да! В моих краях принято приходить друг к другу на помощь. Дух Проливного Дождя велит спасать погибающих.
– И что же дальше?
– Парень так жалобно кричал, что я не выдержал. Ринулся на помощь. Но когда я подбежал, он уже был безнадежно мертв, неподвижен, как болотная коряга. Хотя на губах его еще и теплилось дыхание, сердца в груди несчастного я уже не увидел. Кто-то убил его до того, как я успел подбежать.
Медноволосый Хорр внезапно замолк. С непонятной взволнованностью он вспомнил темную фигуру в остроконечном капюшоне, исчезающую за листвой влажного от вечерней росы кустарника.
Его мгновенное замешательство не укрылось от цепкого взгляда Меолы. Начальник охраны поймал его на крючок и уже не собирался отпускать.
– Почему же ты не остался на месте? Почему не объяснил охранникам, что произошло?
– Мне ничего не удалось бы объяснить! – пожал плечами Медноволосый Хорр. – Клянусь Духом Проливного Дождя, мне нечего было сказать.
– Правдиво, ничего не скажешь, – с холодной улыбкой кивнул Меола. – Действительно, звучит очень убедительно. Ты подбежал, увидел несчастного и удалился.
Внезапно он грозно вопросил:
– А как же убитый на морском берегу? Ты тоже случайно оказался рядом, когда зверски убили моряка?
– Да, я случайно оказался там.
– А Нунц? И опять ты случайно пришел к школе вечером?
Неожиданно Медноволосый Хорр смутился. Он ничего не мог бы сказать о том вечере, когда преследовал девушку, безумно похожую на Ратту, а внезапно наткнулся на труп молодого нианца, истекающий кровью в нескольких шагах от моря. Ничего не мог сказать и об убитом ученике. Каждый раз он искал свою любимую, а натыкался на мертвеца…
Начальник охраны продолжал свирепо сверлить глазами Хорра. Этот жесткий взгляд не сулил пленнику ничего хорошего.
– Ты виновен во всех убийствах, – решительно сказал Меола. – Это сделал ты, и мы уничтожим тебя. Я доложу обо всем Главе Совета Купцов, и он решит, когда тебя казнят.
Голос его прозвучал настолько жестоко, что не оставалось никаких надежд на то, что этот человек может передумать.
Да, невольно вздохнул про себя Медноволосый Хорр, если бы выбирать, наверное, лучше было бы погибнуть в болотах Пайлуда. Лучше бы уплыть вместе с Раттой в смрадную тьму!
Перед его глазами невольно возникло тяжкое неотвязное видение: освещаемая серебристой луной зеркальная гладь протоки и отчетливый силуэт черной лодки, увозящей в туман зеленоглазую девушку…
Суровый голос Меолы вернул его к ужасной действительности.
– Обычно все казни Глава Совета Купцов Нианы назначает на площади Свинцовой Звезды, – сказал Меола. – Но Глава должен еще решить, когда это произойдет. До этого времени ты будешь сидеть в клетке, как зверь. Ты будешь жить в клетке, чтобы все жители Нианы смогли прийти и посмотреть на гнусного убийцу.
От бессильной ярости молодой иннеец был готов грызть зубами свои кандалы. Мышцы его вздувались буграми, когда он пытался вырвать массивные цепи из стен, но этого ему сделать так и не удалось.
Меола встал и добавил ледяным тоном:
– Готовься к жуткой смерти. Казнь будет страшной. Ты не сразу умрешь. Ты будешь очень долго мучиться. Все жители Нианы смогут посмотреть на площади, как ты будешь страдать перед смертью…
* * *
Сёрчеры все эти дни не покидали границ Нианы. Они поражались тому, что весь город говорит только об одной новости, – о предстоящем наказании, которое должен был понести какой-то страшный убийца, вырезавший сердца у молодых нианских парней.
Об этом говорили в портовых кабаках. Об этом судачили хозяйки, выбравшиеся купить продуктов на морских рынках. Это обсуждали в богатых купеческих кварталах и на нищенских окраинах.
Только об этом говорили и в тех лавках, куда люди Хрипуна приносили вещи, обнаруженные ими во время последней экспедиции. Во многих местах искателей уже хорошо знали, ведь они часто появлялись в городе с очень ценными находками.
Куда бы они ни заходили, после традиционных приветствий их сразу спрашивали:
– Пойдете ли вы на площадь Свинцовой Звезды?
Кийт обычно равнодушно отмахивался от таких вопросов. Он никогда не был любителем кровавых зрелищ.
Но все равно, против своей воли, он все-таки пошел на казнь…
Накануне вечером, когда они вместе с Джиро сидели в одном портовом кабаке, в дверь влетели ошеломленные иннейцы из его отряда.
Все остальные сёрчеры разбрелись по своим делам. Это было вполне в традиции отряда Хрипуна, – вместе они держались только во время походов.
После возвращения из экспедиций только чернокожий гигант обычно находился рядом со своим предводителем. Джиро редко расставался с Кийтом, и, как правило, они вместе жили на каком-нибудь постоялом дворе.
Мутант-ныряльщик вообще предпочитал не приближаться к Ниане.
В больших городах Сутер всегда чувствовал себя особенно неуютно. Прежде всего, горожане обычно неприязненно относились к людям-мутантам, а то, что он относится к этому племени, опытному глазу было видно сразу.
Если жабры за ушами, эти извилистые мясистые складки, он мог еще прятать под банданой, то жесткие плавательные перепонки на руках скрыть никогда не удавалось…
Все остальные разбредались, посещая кабаки и шатры улыбчивых девушек. Путешественники забывали о том, что еще совсем недавно рисковали жизнью ради своих богатств, и приделывая крылья к своим честно заработанным серебряным слиткам, для того чтобы богатство легче улетало из их рук навсегда.
Когда все заработанное заканчивалось, сёрчеры собирались вновь. Кийт по своей компьютерной карте вычислял очередной Забытый Город, и отряд опять шел новым маршрутом.
Но в этот раз не прошло и пары дней после возвращения, как Рябой Рахт и Зубастый Тора разыскали Кийта. Как только они появились в низком помещении, пропахшем запахами вина, грубой жратвы и мужского пота, Хрипун сразу почувствовал неладное.
Казалось, в тот вечер ему удастся отдохнуть. Как и каждому нормальному человека, Кийту невольно захотелось немного расслабиться, отойти душой после похода, в котором пришлось так много пережить.
Удалось достаточно выгодно продать оружие и старинную посуду, которую они обнаружили недавно в Забытом городе, и хотя бы один вечер можно было ни о чем не думать.
Вместе с Джиро они пригласили на кружку вина старого толстого Тента, хозяина небольшой торговой лавки, всегда помогавшего пристроить древние вещи. Казалось, весь вечер еще был впереди.
Хрипун сидел за одним столом со своим закадычным другом и краснощеким пузатым нианцем. Втроем они потягивали теплый хмельной мед из толстостенных глиняных бокалов, обменивались новостями и бездумно болтали о разных мелочах.
По жилам уже разливалось слабое тепло от медового вина, а в кувшине еще вдоволь оставалось ароматного напитка. На блюде горкой ле жали разные лакомства, фрукты и сыр. После походной пищи сёрчеры любили побаловать себя всякими деликатесами.
На душе становилось все спокойнее. Казалось, этот вечер должен был вырвать его из бесконечной череды напряженных забот. Неприметная расслабленная улыбка играла на губах Кийта. Порой даже Джиро с изумлением смотрел на своего вожака, – ведь несколько раз тот громко засмеялся, отчего преобразилось его изуродованное глубокими шрамами лицо, что бывало крайне редко.
Внезапно в небольшом зале появились иннейцы.
Сердце Кийта сжалось от неприятного предчувствия, и даже лицо вытянулось от мгновенного напряжения. По опыту он знал, что так просто Рябой Рахт и Зубастый Тора не станут его разыскивать.
Обычно невозмутимые иннейцы выглядели ошеломленными. Такими Кийт не видел их давно.
Внимательно посмотревший на них Тент сразу почувствовал, что он здесь лишний. Не первый день он общался с Хрипуном и прекрасно знал, как ведут себя сёрчеры, и поэтому поспешил удалиться, чтобы не мешать.
После того, как толстый нианец ушел, иннейцы попросили предводителя отряда пересесть за другой стол и уединились в самом углу, чтобы никто не смог услышать их разговор.
– Ты слышал о казни? – приглушенным голосом спросил Рябой Рахт, после того как сделал небольшой глоток вина из кружки, которую принес хозяин для новых членов компании.
– Ты тоже интересуешься этим? – брезгливо морщился Кийт. – Меня это совершенно не волнует! Пусть богатые бездельники ходят смотреть на подобные вещи. У меня нет времени на такие глупости.
– Клянусь Духом Проливного Дождя, я не стал бы спрашивать тебя, если бы не одна важная причина, – взвился Рахт. – Мы узнали совершенно невероятную новость!
Хрипун с изумлением переводил взгляд с одного иннейца на другого. Он ничего не понимал, – его друзей невозможно было узнать. Дождевых охотников всегда отличала собранность, сосредоточенность. Их лица обычно казались непроницаемы, и невозможно было понять, что творится на душе у каждого.
Но сейчас он видел, как они взволнованы и ошеломлены.
Рябой Рахт огляделся и сказал:
– Конечно, ты знаешь, что должны казнить убийцу? Он уже сидит в клетке на площади Свинцовой Звезды.
– Слышал, – пожал плечами Кийт. – Об этом только и говорят во всей Ниане. Точно никаких других новостей нет. Но я на площадь не пойду!
– Мы только что узнали, что в клетке сидит Медноволосый Хорр! – нервным, прерывающимся голосом сказал Тора. – Его обвиняют в убийствах и собираются завтра казнить!
– Проклятие! – взвился Джиро – Неужели это возможно?
– Вы уверены? – тихо спросил Кийт, с напряжением всматриваясь в глаза Рябого Рахта и Зубастого Торы. – Вы не ошибаетесь?
– Нет! – почти в один голос закричали иннейцы. – Мы только что были на площади и видели его в клетке!
– Что же с ним произошло? – задумчиво спросил Хрипун. – Это какое-то дикое недоразумение. Что случилось?
Вопрос повис в воздухе. Никто из сёрчеров не мог вымолвить ни слова.
Неужели Медноволосый Хорр и в самом деле мог кого-то убить? Но если он невиновен, как случилось, что его обвинили в преступлениях?
Все эти мысли мрачным вихрем мгновенно пронеслись в голове Кийта, пока он задумчиво поглядывал на дно своей глиняной кружки. Если говорить откровенно, он не так давно был знаком с этим рослым индейцем, однако чутье и мощная телепатическая подготовка позволяли ему достаточно верно разбираться в людях, так что он не верил в виновность Хорра.
– Как думаешь, можем мы ему как-нибудь помочь? – спросил Джиро, нахмурившись.
– Боюсь, что нет… – тяжело вздохнул Хрипун. – Слишком мало времени осталось.
Глава 13 ДЫМ НА ПЛОЩАДИ
Казнь преступника, по приказу Главы Совета Купцов, должна была состояться на следующий день, ровно в полдень. Ниана не баловала своих жителей развлечениями, поэтому слух о предстоящем событии облетел всех горожан.
Уже раним утром к мрачному древнему кварталу стали подтягиваться первые любители кровавых зрелищ. Эти бездельники начали появляться на площади Свинцовой Звезды затемно, когда солнце еще даже не золотило своими лучами небесную мглу.
Попасть на площадь можно было только двумя путями.
Можно было подобраться со стороны моря, но для этого приходилось делать большой крюк по грязным портовым кварталам. Более короткий путь из самого города вел через узкое жерло древнего и очень протяженного тоннеля.
Каждый, кто видел в этот момент темные фигуры, решительным шагом выходившие из арки тоннеля и направлявшиеся в полумраке к просторной площади, сразу понимал, что рано поднявшиеся горожане целенаправленно стремятся по очень важному для них делу.
Действительно, они почти не спали всю ночь. Они пришли сюда спозаранку, чтобы обеспечить себе самые лучшие, выгодные места.
Предусмотрительные нианцы даже притащили с собой сиденья. Сюда приволокли легкие скамейки, сделанные из металлических прутьев, и удобные стулья, изготовленные на древний манер из дерева.
Те, кто попроще, устраивались на плоских бетонных крышах и для сидения притащили матерчатые подушки, набитые сухими водорослями, Порой виднелись перепончатые полупрозрачные зонтики, защищавшие от палящих лучей солнца. Зонтики изготавливались в портовых кварталах из высушенных воздушных пузырей гигантских рыб.
Кийт пришел сюда в одной компании вместе с Джиро, Рябым Рахтом и Зубастым Торой. Они пересекли широкий проспект и оказались рядом с узким жерлом древнего тоннеля, чернеющего бесформенным пятном в бетонной стене старого, покрытого древними трещинами, высокого виадука.
Хрипуна поразило, что многие жители Нианы не только сами спешили на площадь Свинцовой Звезды, чтобы успеть занять хорошие позиции для зрелища. Они тащили с собой полные выводки своих многочисленных детей, взяв всех, от самых больших до карапузов, еще неуверенно стоявших на ногах.
В длинном темном тоннеле, который вел на площадь, было тесно и душно, как в самом грязном портовом кабаке. Толпа двигалась в одном направлении и текла по огромному коридору густой, плотной струей.
Длинный тоннель тянулся от проспекта до площади Свинцовой Звезды почти на километр. Порой он разветвлялся на рукава, но боковые ответвления уже давно были перегорожены потрескавшимися бетонными плитами.
Запрокинув голову, внимательным взглядом Джиро рассматривал черные полукруглые своды, нависшие над ними, и прямоугольные щиты, прикрепленные к боковым стенам.
– Что это за штуки такие? Что там нарисовано? – недоуменно спросил он у Кийта. – Клянусь Светлым ликом Троицы, я ничего не понимаю в этой абракадабре.
Лучи факелов в руках сёрчеров, которые освещали себе путь, как и многочисленные горожане, выхватывали из тьмы какие-то древние надписи и круглые эмблемы, изображенные на прямоугольных металлических щитах, еще сохранивших прежние краски, хотя уже и значительно поблекшие за несколько десятков столетий.
– Тут изображены указательные знаки, – ответил Хрипун, шагая рядом со своим темнокожим приятелем плечом к плечу.
– Какие еще знаки?
– В древности эти штуки регулировали движение в тоннеле. Это сейчас тут обычно полная тишина. Несколько тысяч лет назад, как ты понимаешь, здесь кипела судорожная жизнь. Сверкали яркие фонари, проносились транспортные средства в разные стороны тоннеля. Все это движение и регулировалось системой таких картин.
– Но что они означали? – не унимался чернокожий гигант, не сводя взгляда со щитов, постоянно попадавшихся на пути.
– Честно говоря, я и сам не знаю, – признался Хрипун. – Смысл их сейчас никому непонятен, потому что указательные символы принадлежали к особому, специфическому языку древности, знание которого было утеряно после Смерти.
Прошло минут тридцать, прежде чем они могли миновать длинное русло тоннеля, запруженное народом.
Площадь заливало яркое солнце. Ослепительный свет больно резанул по глазам, привыкшим к темноте, стоило им только выйти из арки. В первое мгновение Хрипун непроизвольно закрыл переносицу рукой и успел заметить только картину, напоминавшую поле боя перед решительным сражением, когда организованное войско ждет появления неприятеля.
Пространство вокруг сплошь оказалось наполнено горожанами. Мест на площади уже не было. Человеческие фигуры чернели везде, заполняя любой свободный уголок.
– Смотрите! – сказал Рябой Рахт. – Клянусь Духом Проливного Дождя, это же Медноволосый Хорр!
Над самой площадью, над головами всех собравшихся жителей протягивался заметно прогнувшийся в середине металлический трос. В самом центре, на расстоянии примерно пятнадцати футов от земли висела старая ржавая клетка.
В клетке находился молодой рослый парень, темно-рыжие густые волосы которого были забраны на затылке в тугую косу. Присмотревшись, сёрчеры, и в самом деле, распознали в нем Медноволосого Хорра.
Два конца толстого троса, раскачивавшегося с немыслимым скрипом, крепились между зданиями древних складов, расположенных друг против друга и построенных из серых бетонных панелей. Около тех мест, где находились крепления, торчали грозные фигуры могучих вооруженных охранников, не подпускавших никого близко.
Клетка специально была подвешена высоко, так, чтобы каждый горожанин мог издалека увидеть заключенного в ней человека, не приближаясь вплотную.
В самом центре грязная площадь была обнесена по кругу ржавой сеткой высотой примерно метра в три, за которую проникнуть не мог никто. Внутри загородки виднелся высокий деревянный эшафот, специально выстроенный накануне для предстоящей казни.
Над площадью, как облако, нависал оживленный гомон. Многочисленные голоса сливались в одном звуковом потоке.
Бродячие торговцы уже развернулись вовсю, они протискивались сквозь толпу, пытаясь продать свой товар, и с разных сторон доносились их нервные выкрики.
Люди ели и пили, болтали и хохотали. Кругом стоял шум и гам, ничем не отличающийся от праздника Трех Фонтанов.
Вскоре собралось тысяч десять народа. Больше, чем на Праздник Трех Фонтанов, больше, чем на самый большой крестный ход в честь Распятого Спасителя. Больше, чем когда-либо, вообще, собиралось в Ниане.
Люди все прибывали и прибывали. Толпа горожан текла, не прекращаясь, из древнего тоннеля, забивая до отказа пространство площади.
Когда на сёрчеров все с возрастающей силой стали напирать новоприбывшие, Рябой Рахт, подняв голову, предложил:
– Можно залезть наверх! Люди уже занимают места и там.
Повернувшись, искатели, и в самом деле, обнаружили, что нианцы поднимаются на древний виадук, взбираясь по изрытой трещинами, облупившейся стене из красного кирпича.
– Да, Клянусь Светлым ликом Троицы, это будет непросто, – протянул Джиро. – Занятие совсем не для слабонервных…
В самом деле, смельчакам приходилось карабкаться вверх по совершенно отвесной стене. Конечно, подниматься нужно было не по ровной плоскости, какой она была несколько тысячелетий назад; время изъело стену впадинами и рытвинами, что облегчало задачу. Но, все равно, громада виадука уходила ввысь на высоту примерно четырех, может быть, пяти этажей старинных домов.
Кому-то это удалось сделать, и фигуры отважных уже темнели на самом верху… хотя многие оставляли свою безумную затею, только попробовав подступиться к стене.
Внезапно со стороны виадука раздался отчаянный крик. Все, кто был в этот момент на площади, мгновенно повернули туда головы.
Какой-то молодой мужчина, уже почти достигнув верхней площадки, внезапно сорвался вниз, не удержавшись на кирпичных рытвинах. С истошным, пронзительными воплем, судорожно изгибаясь всем телом и пытаясь хоть как-то уцепиться в последний момент за стену, он полетел вниз и с глухим стуком врезался в древнюю бетонную плиту, заваленную россыпью битого красного кирпича.
Толпа ахнула в едином порыве ужаса. Все уставились на несчастного.
Слабо шевельнувшись пару раз, нианец затих. Несколько человек ринулись к нему, чтобы помочь, но все уже было бесполезно.
Несчастный уткнулся лицом в кирпичную крошку, словно закрывая руками проломленную голову. В первые секунды возникала даже такая иллюзия, будто он заслоняет глаза от ослепительного солнечного света.
Но уже через мгновение все заметили, как рядом с головой стремительно стало разливаться темное полукруглое пятно.
Пробравшиеся сквозь толпу стражники оттащили труп в сторону, а зеваки, собравшиеся посмотреть на казнь, на все лады принялись обсуждать это происшествие. Все восприняли случившееся как некую встряску, предварительную подготовку к грядущему кровавому и жестокому зрелищу.
– Клянусь Светлым ликом Троицы, ему уже все равно… – сказал Джиро, посмотрев на треснувший череп смельчака. – У меня лично совершенно нет настроения забираться на виадук. Мне и без того хорошо видно отсюда.
Бритая голова чернокожего гиганта возвышалась над толпой, так что ему, в отличие от остальных, даже не требовалось приподниматься на цыпочки, чтобы обозреть все, что происходило в этот момент вокруг.
* * *
Еще у входа в тоннель виадука, ведущий на площадь Серебряной Звезды, Хрипун постарался наглухо заблокировать все каналы телепатической связи. Он поглубже упрятал ментальный медальон, развернув его тыльной стороной к груди, чтобы не стать жертвой собственных телепатических способностей.
Уже в городе, на широком проспекте, он стал болезненно и обостренно чувствовать все, что творилось в головах нианцев. Горожане в предвкушении предстоящей казни словно не могли думать ни о чем другом, и все их подсознательные импульсы были направлены только на переживания, связанные с черной, отрицательной энергетикой.
Светлые мечты и ласковые воспоминания, добрые надежды и радостные переживания, все эти солнечные мысли словно улетучились из сознания окружавших его людей. Вместо этого их разумом завладели жестокие инстинкты.
Создавалось ощущение, точно внешние слои мозга, отвечающие за самые сложные переживания человеческой психики, куда-то испарились. Вместо этого сознанием почти каждого горожанина, спешившего на площадь Свинцовой Звезды, заправлял отныне тот слой мозга, который у человека был общим даже не с млекопитающими, а с рептилиями.
«P-комплекс», составляющий ядро мозга любого человека, в этот день точно разбух в головах у многих и полностью завладел их сознанием.
Уже постепенно продвигаясь по темному тоннелю, Хрипун с холодным ужасом чувствовал, как его обволакивают комком сплошного слизистого месива ментальные излучения, основанные на самых низменных чувствах.
Жестокость и зависть, тщеславие и похоть, все это окружало сознание Кийта, стискивало пульсирующим кольцом, когда он проходил с друзьями по длинному тоннелю и, особенно, когда появился на площади. Все это давило тяжело, как душный предгрозовой воздух.
Поэтому ему пришлось приложить немало усилий, чтобы заблокировать все каналы телепатической связи. У него не оставалось никакого другого выхода, находясь на запруженной горожанами площади, кроме как поставить прочные ментальные блоки, защищающие разум от чуждого агрессивного вторжения.
Не все места вокруг помоста были до конца забиты народом. Вокруг ржавой сетки высокого ограждения, отделявшей от основного пространства деревянный эшафот, еще оставалось свободное место, словно вырезанное ножом из плотного теста человеческой толпы.
Круглая площадка с мягкими сидениями предназначалась для членов Совета Купцов Нианы, в том случае, если бы они захотели явиться сюда, дабы насладиться зрелищем.
И еще оставался пустым длинный проход, прямой и узкий, шириной всего в пару шагов. Огороженный ржавой колючей проволокой, проход соединял прямой линией место предстоящей казни с темной аркой древнего тоннеля.
Сквозь этот проход должен был пройти правитель города. Но прежде должен был появиться тот, кто вскоре расправился бы с убийцей.
С невероятно тяжелым чувством Хрипун смотрел на нианцев, считающих, что перед ними, взявшись за ржавые прутья клетки, стоит именно тот, кто долгое время держал большой город в страхе и напряжении. Кийту казалось, что любой здравомыслящий нианец, взглянув на суровое, мужественное, открытое лицо Медноволосого Хорра, сразу бы понял, что этот человек, болтающийся сейчас в ржавой клетке над площадью, не способен никого убивать ради собственного удовольствия.
Примерно за полчаса до казни на площадь перестали пускать людей. С внешней стороны тоннеля, со стороны городского проспекта, охрана прекратила доступ горожанам, и все на площади замерли в ожидании.
Наконец, из арки виадука показался палач. Чтобы освободить для него путь, охранники загодя перекрыли проход сквозь темное жерло древнего тоннеля.
Сёрчеры вместе со всей толпой повернули головы по направлению к виадуку и увидели широкоплечего здоровенного. мужчину, по комплекции ничуть не уступающего Джиро, Его мощные плечи обтягивала черная кожаная куртка, украшенная расходящимися по швам линиями серебристых заклепок.
– Ну и мерзкий тип, – невольно вырвалось у Джиро.
– Обыкновенный убийца, – пожал плечами Хрипун. – Это его работа. Ты ищешь Забытые города, а он казнит людей.
Металлическая тяжелая маска-шлем, отливающая свинцовым блеском защищала голову палача, захватывая и всю верхнюю половину лица.
Верзила на несколько секунд остановился в полукруглом проеме тоннеля, оглядел толпу через овальные прорези для глаз и неторопливо вышел на площадь в сопровождении немногочисленной охраны.
Толпа притихла и наблюдала за тем, как палач не спеша идет по прямому проходу к центру площади Свинцовой Звезды. Приблизившись к ржавой сетке высокого ограждения, он зашел внутрь и поднялся на деревянный помост.
За его спиной пружинистой походкой проследовали подручные: трое крепко сбитых молодых парней.
Их встретил одобрительный, но немного испуганный гул. В центре площади Свинцовой Звезды появился тот, кто должен был стать карающей рукой возмездия.
Помощники палача подтащили к эшафоту крест, сбитый из положенных наискось бревен. Они установили его на четырех плотницких козлах, подобрав подходящую для работы высоту, и неторопливо отошли.
После этого на помосте появилась жаровня, в которой заполыхало пламя. Именно этот огонь, раскалявший добела железо, должен был очистить Ниану от страшного зла.
После этого к эшафоту приблизился сам палач со своими орудиями. Взору зевак открылись рифленые металлические пруты и щипцы, которыми предстояло откусывать куски плоти. Широкий тесак был нужен для вскрытия груди, а топор с серповидным острием предназначался для того, чтобы обезглавить преступника.
От центра эшафота к небесам взмывали клубы черного дыма. Палач обошел крест со всех сторон, словно оценивая его установку, отмерил число шагов… Чтобы скоротать время, верзила в металлической маске принялся то с одной, то с другой стороны наносить увесистым металлическим прутом воображаемые удары в воздухе.
Вокруг разразилась настоящая овация. Горожане уже словно представляли себе, как палач будет крушить иннейца, и заранее предвкушали это зрелище.
– Клянусь Светлым ликом Троицы, как мерзко! – не выдержал Джиро и в гневе повернулся к Кийту: – Какие сволочи населяют этот город!
На суровом мужественном лице Медноволосого Хорра было написано глубокое отвращение ко всему происходящему. Едва заметная брезгливая улыбка блуждала по его губам, когда иннеец поднимал глаза и обводил взглядом распалившуюся толпу.
Во всей его фигуре, в каждом повороте головы читалась несокрушимая уверенность, и это еще больше разжигало ненависть взопревших зевак. Густые рыжеватые брови иннейца мрачно нависали над его глазами, и тяжелый стальной взгляд яростно сверкал каждый раз, когда он поворачивал голову.
Гам вокруг стоял такой, что, казалось, содрогаются мрачные стены древних домов, окаймляющих площадь Свинцовой Звезды.
Толпа внизу беспрестанно колыхалась. Необъяснимым образом по скоплению людей точно пробегали волны. Могучая сила разворачивала всю эту ораву то в одну, то в другую сторону, заставляя людей хвататься друг за друга.
Глава Совета Купцов Нианы появился со своей охраной из тоннеля и прошел через узкий проход, огороженный по бокам паутиной колючей проволоки, и люди захлопали в ладоши. Измученный ожиданием народ не испытывал упоительной любви к этому Главе, все объяснялось прозаично: зеваки аплодировали, потому что поняли – если появился Глава Совета, значит время долгожданной казни подошло.
На краю эшафота появился помощник начальника охраны, поднявшийся по центральной лестнице. Фалб, облаченный в черный плащ, обвел всех суровым взглядом и торжественно закричал:
– Внимание! Сейчас в присутствии мирных и честных жителей города Нианы свершится справедливое возмездие!.. Жители могут наконец спать спокойно: убийца задержан и сейчас состоится казнь!
– Дьявольщина, – вскипел Джиро. – Разве они не видят, что Медноволосый Хорр не мог никого убивать!
Но стоявший на эшафоте Фалб, естественно, не слышал этих слов. Он размеренно продолжал, как глашатай:
– Сначала убийце будут жечь правую руку каленым железом! Будут жечь руку железом, пока не сгорят до основания все пальцы!
После каждой фразы он делал небольшую паузу, чтобы его слова долетели до самого далекого уголка площади Свинцовой Звезды.
– Потом плоть убийцы будет оторвана от костей в пяти местах! Чужеземец совершил как минимум пять убийств! И по количеству совершенных им преступлений, ему щипцами вырвут куски мяса из тела!
На площади воцарилась полная тишина, все горожане жадно ловили каждое слово, вылетавшее из уст Фалба.
– После того, как мясо будет оторвано от костей, грязное сердце чужеземца вырвут из груди и бросят в его преступное лицо!
– Что же они творят! – шептал чернокожий гигант, вскипающий от возмущения. – Хорр ни в чем не виноват!
Фалб подошел к заключительной части приговора. Перед последними словами он позволил себе немного отдохнуть, из-за чего вся площадь какое-то время, затаив дух, томилась в ожидании, а потом набрал полную грудь воздуха и протрубил:
– Наконец, преступника обезглавят! Ему отрубят голову, и голова будет насажена на позорный шест! Там она будет торчать до тех пор, пока солнце, ветер и дождь не превратят ее в прах! Так было решено на Совете Купцов Города! Так должно быть!
Правитель города, Глава Совета Купцов вместе с семьей и нианскими старейшинами занял место на специальной трибуне.
Тотчас несколько десятков отборных крепких охранников в кожаных жилетах растянулись с обеих сторон плотными цепями, оттесняя мощными спинами нетерпеливо напирающую колышущуюся толпу.
Трос, на котором висела ржавая клетка, ослабел и стал прогибаться, опуская клетку на эшафот.
– Неужели они все-таки казнят его? – скрипел зубами Джиро. – Никогда еще не чувствовал себя таким бессильным… мы никак не можем помочь этому парню!
Охранники подбежали и отворили решетчатую дверь, открывшуюся с немыслимым скрипом и грохотом.
Помощники палача вытащили иннейца из клетки, словно он еще сейчас мог причинить кому-нибудь смертельный урон. Хотя Медноволосый Хорр и не думал сопротивляться, они намеренно грубо подхватили его под руки и повели к эшафоту.
Они действовали неторопливо, методично. Подручные палача знали, что за ними наблюдают десятки глаз, и не могли отказать себе в удовольствии немного порисоваться. Вскоре иннеец оказался привязан к деревянным козлам.
Высоко вверх, так чтобы все могли видеть, они подняли его правую руку и привязали ее к деревянному брусу. Все считали, что именно в правой руке он держал кинжал, и именно пальцы этой руки были обагрены кровью жертв.
Затаив дыхание, собравшиеся на площади ждали, когда начнется пытка.
Но палач намеренно не спешил. Несколько раз доставал из огня металлический рифленый прут и внимательно разглядывал его окончание, только каждый раз оставался недоволен результатом.
По его мнению, железо еще недостаточно нагрелось в жаровне. Оно должно было раскалиться добела, тогда и следовало приступить к экзекуции.
Клубящийся дым валил из жаровни. Помощники усиливали огонь, они подлили туда какое-то черное, густое и вязкое вещество, которое сразу отозвалось в воздухе отвратительным чадом.
Запах этот оказался для многих настолько непривычным, что горожане зажали носы и скорчились от омерзения.
Иннейцы, стоящие рядом с Хрипуном, тоже кашляли от смоляного дыма, валившего с эшафота, и что-то тихо твердили на своем лесном наречии. Дождевые охотники не беседовали друг с другом, а постоянно повторяли какие-то слова, напоминавшие заклинание.
– Что вы там кудахчете, как курицы? – не выдержал Джиро. – Говорите нормально!
– Мы просим, чтобы Дух Проливного Дождя помог нашему брату, – сурово ответил Рябой Рахт. – Не мешай, медвежья морда! Дух Проливного Дождя не любит этого.
Наконец, палач надел прочную перчатку, обшитую керамическими пластинами, снова вытащил рифленый прут из чадящего очага, в котором бесновалось жаркое пламя, и на этот раз остался доволен. Все остальные тоже увидели, как продолговатый кусок металла раскалился до такой степени, что стал светиться, озаряя все вокруг.
Высоко подняв над головой светящийся прут и показав его всем горожанам, палач неторопливо к Медноволосому Хорру, привязанному к деревянным брусьям.
Все было готово к казни. Ничто не мешало справедливому возмездию. Все притихли и только ждали последнего приказа повелителя Нианы.
Палач вопросительно посмотрел на Главу Совета Купцов, и тот одобрительно махнул рукой…
* * *
Неожиданно на помосте возникла фигура высокой девушки в темном плаще с высоким островерхим капюшоном. Никто не мог бы сказать, каким образом она пробралась туда сквозь густую толпу и как прорвалась сквозь плотное кольцо стражи.
Но девушку видели все. Чем-то сверхъестественным веяло от ее образа. Особенно странными выглядели зеленые глаза, мерцавшие на удивительно бледном, болотно-сером измученном лице в окружении темных глубоких впадин.
– Это же она… Зеленоглазая Ратта… – окаменев от ужаса, произнес Рябой Рахт, стоящий рядом с Хрипуном. – Клянусь Духом Проливного Дождя, это та самая, которая была в лесу!
Он мог этого и не говорить. Кийт и сам прекрасно видел, что на площади Свинцовой Звезды появилась девушка, удивительным образом напоминающая тот образ, который по ночам преследовал сёрчеров.
Зеленоглазая Ратта заслонила своим телом привязанного к крестовине молодого мужчину, словно защищая его от палача, и сбросила с плеч длинный плащ. Никто не мог помешать ей.
Девушка встряхнула густыми черными волосами, заплетенными в тонкие косички. Никто не мог объяснить этого феномена, но ее голос слышали все.
Над площадью разнесся необычайно низкий, хриплый и изломанный голос:
– Стойте! Стойте!.. – закричала она, обводя взглядом запруженную площадь. – Остановите убийство!
Плечистые охранники застыли и словно оледенели, увидев незнакомку. Палач не мог сдвинуться с места и неподвижно стоял, тупо поглядывая на нее через прорези в своей маске.
– Вы не можете убить честного, ни в чем не повинного человека! – пронзительно продолжила она. – Перед вами вождь дождевых охотников, обитающих в северных лесах Тайга… это доблестный воин по имени Медноволосый Хорр… никогда, никогда его клинок не поднимался на безоружного человека.
Ее перебил властный, скрипучий голос.
Начальник охраны Нианы раньше всех опомнился от неожиданного появления незнакомки. Меола сурово крикнул:
– Безумная! Убирайся прочь! Покинь место справедливой казни и удались отсюда!
Девушка не шелохнулась. Она словно не слышала начальника охраны и тотчас вскинула руки, намереваясь снова обратиться к толпе. Но Меола перебил ее:
– Убирайся прочь! Быстро уйди, или я прикажу своим людям раздавить тебя!
Она снова не обратила никакого внимания на его слова, высоко вскинула вверх руки и громко возопила:
– Медноволосый Хорр ни в чем не виноват! Настоящий убийца живет во мне!
В этот момент произошло нечто невероятное, заставившее всех затихнуть. Случилось нечто настолько непостижимое и неслыханное, что даже Кийт не мог ничего объяснить.
– О, Дух Проливного Дождя… что же это такое? – ошеломлено спрашивали иннейцы, стоящие рядом с ним.
На площади Свинцовой Звезды, еще мгновение назад залитой солнечным светом, внезапно стало стремительно смеркаться. Стало темно, как осенним вечером, хотя все видели, что небо по-прежнему совершенно чисто, а в вышине полыхает раскаленный солнечный диск.
Все вокруг стало покрываться густым плотным туманом, с едва слышным шипением заволакивавшим запруженную народом площадь.
Нианцы, еще недавно веселившиеся и толкавшиеся, мгновенно замерли на своих местах. Колыхавшаяся от возбуждения толпа боязливо застыла, бесчисленные изумленные глаза уставились на женскую фигуру, возвышавшуюся в центре помоста.
Ошеломленные взгляды были направлены на странную девушку, потому что всем казалось, будто именно ее тело было источником мглистых туманных клубов, заполнивших огромное пространство площади.
В тишине, даже в самых дальних уголках, в самых отдаленных местах было слышно, как тяжелый металлический прут с глухим стуком вывалился на деревянный эшафот из пальцев ошеломленного палача.
Яркий огонь, полыхавший в специальной жаровне, предназначенной для раскаливания орудий казни, начал заметно чахнуть. Языки пламени приникли и стали уменьшаться в размерах, пока не погасли совсем, оставив на полукруглой чаше грязно-серую горстку влажного пепла.
Сверхъестественная энергия пронизала девушку, контуры ее фигуры стали размываться, исторгая клубы едкого марева. Волны плотного тумана выплескивались наружу и расширялись над головами зевак наподобие непроницаемого полога.
Нианцы неподвижно замерли. После появления сверхъестественного тумана они испуганно притихли, наивно пытаясь отодвинуться от серых влажных клубов, накрывавших их сверху. Некоторые ротозеи, пришедшие позже всех и располагавшиеся в самых последних рядах, даже решили поскорее скрыться отсюда. Они предусмотрительно стали покидать площадь Свинцовой Звезды, в ужасе устремляясь в длинный древний тоннель.
Поднятые ладонями вверх руки девушки поблескивали и мерцали, источая изумрудные лучи. Пальцы словно были сделаны из раскаленного добела металла, и ровное свечение, исходящее из них острыми лучами, в ошеломленной тишине наполняло все пространство площади, затопляя самые укромные места.
Все затаили дыхание. Казалось, что никто не только не может шевельнуться, но не способен и вздохнуть, набрать влажного воздуха в легкие.
Все присутствующие, и простые люди, и богатые купцы, все они обескураженно взирали на незнакомку. Сотни глаз с ужасом пожирали ее, потому что чувствовали, – клубы густого тумана и волны ярких лучей имеют сверхъестественное происхождение.
Вокруг ощутимо сгущалась яростная напряженность. Даже воздух, казалось, становился вязким и плотным.
– Медноволосый Хорр ни в чем не виноват! – прорезал ее голос туманную мглу.
Никто даже не успел понять, откуда в руках незнакомки появился длинный нож с узким лезвием. Нескольких взмахов клинка было достаточно для того, чтобы смуглолицый пленник, привязанный к наискось сбитому кресту, смог снова обрести свободу.
– Ратта, неужели я наконец встретил тебя… – прошептал лесной охотник, ошеломлено озираясь кругом. – Клянусь Духом Проливного Дождя, я знал, что это случится… Теперь мы будем вместе всегда!
Он порывисто двинулся навстречу, но Зеленоглазая Ратта с отчаянием отшатнулась от него.
– Нет, Хорр!
Девушка держала нож в руках, повернув его острием к себе. Внезапно она налетела всей грудью на мощное лезвие, легко пронзив себя и попав точно в сердце.
Сдавленный слабый хрип вырвался из ее горла, и судороги пробежали по всему стройному телу. Ратта обмякла, зашаталась и рухнула на помост…
Нианцы оцепенели от ужаса. Им показалось, что в этот момент девушка точно раздвоилась. Один силуэт упал безжизненно наземь, а другой остался стоять. Но за одно мгновение произошла невероятная перемена…
Сначала казалось, что внешне туманный силуэт Зеленоглазой Ратты почти не изменился. По-прежнему в белесом мареве виднелся длинный плащ и остроконечный капюшон, полностью закрывавший голову.
Но теперь всем почудилось, будто вместо девушки на помосте стоит, шатаясь, чудовищный монстр…
Из глоток нианцев вырвался вопль ужаса, когда в просторной воронке капюшона они увидел вместо пленительного женского лица какую-то жуткую личину. Из-под ткани выглядывал покатый череп, обтянутый зеленовато-бурой осклизлой кожей, шевелились узкие полоски коричневых губ.
На месте зеленых глаз девушки теперь полыхали два больших красных пятна, две глубокие лунки, точно наполненные огненными сгустками запекшейся крови.
И через мгновение до слуха ошеломленных жителей Нианы донеслось нечто непонятное, пугающее. Ничего подобного они за всю свою жизнь не слышали…
Странный звук, разорвавший влажный воздух, оказался совсем непохож на завывание ветра, гомон толпы или бряцания оружием. Он донесся сначала откуда-то издалека, а потом начал разбухать и шириться, приближаясь с бешеной скоростью и постепенно превращаясь в невыносимый шум и грохот.
К небу с испуганными пронзительными криками взмыли бесчисленные стаи птиц, прятавшихся на ветвях деревьев. Огромные черные стаи кружили, каждый миг меняя очертания, и их встревоженный гвалт разносился повсюду.
Площадь Свинцовой Звезды дрожала от этого яростного рева, в котором слышался и издевательский хохот. Многоэтажные дома сотрясались.
Не помня себя от ужаса, мужчины и женщины, вскочили со своих длинных скамеек и металлических стульев. Нианцы пытались вырваться с площади, но узкое жерло тоннеля не пропускало слишком много народа.
Дикая толкотня и давка не позволяла никому сделать и шага. Почти никто не успел добраться до края просторной площади, а грозный шум стал совсем невыносимым.
Горожане были ошеломлены, по мере приближения однообразного звучания их сердца отчаянно сжимались. Раздавались жалобные крики, вопли и стенания.
Шум, заполнявший огромную площадь, прорезал ужасный визг, отдавшийся в мозгу каждого нианца невероятным страданием. Над городскими просторами пронесся вопль страшного существа, стоявшего на деревянном эшафоте.
Кийт понимал, что происходит нечто сверхъестественное. Все вокруг бесновались от ужаса, кричали и вопили. Даже его товарищи, бывалые сёрчеры, не смогли устоять перед всеобщей паникой, захватившей площадь. Джиро зажал ладонями уши и молился Светлому Лику Троицы. Рябой Рахт и Зубастый Тора, стиснув кулаки, просили поддержки у Духа Проливного Дождя.
Затем на мгновение восстановилась полная тишина, поразившая всех своей пустотой, вакуумом, абсолютной беззвучностью. Когда облако черного тумана рассеялось, нианцы поняли, что фигура в плаще с капюшоном больше не маячит у них перед глазами.
Видение словно переместилось в черное облако, из которого медленно, тягуче капала какая-то густая жидкость, покрывая отвратительными маслянистыми пятнами любую поверхность, на которую попадала. Мерзким зловонием тянуло от этого облака, и невыносимый смрад начал стремительно расползаться по всем близлежащим кварталам, заставляя всех бледнеть и закрывать лицо руками.
Все в ужасе бежали с площади, пытаясь спастись от зловония. Лишь Медноволосый Хорр продолжал неподвижно стоять на том месте, где еще недавно ему должны были вырвать сердце.
– Дух Проливного Дождя, взываю к тебе! – взмолился он. – Спаси меня, отец племени нууку!
Неожиданно над площадью повисла туча, по размерам превышающая ту, которая источала зловоние. Они соприкоснулись и словно вскипели, начали бурлить. Сначала огромная тень накрыла разбегавшуюся толпу, а потом и все близлежащие улицы оказались в полном мраке.
Все бежали и видели вверху клубящиеся темные облака, над которыми плясал исполинский смерч. Он то стремительно вытягивался к небесам, касаясь туч широкой воронкой, то оседал вниз, расплющивался и кружил у самой земли, будто хотел вобрать в себя все на свете.
Кийт не мог сопротивляться бешеному напору толпы, в панике стремящейся к жерлу тоннеля. Вместе со своими приятелями он был вынужден бежать прочь, хотя и все время поворачивал голову, устремляя пристальный взгляд на Медноволосого Хорра.
И тут набрякшие небеса разрешились ошеломляющим, мощным проливным дождем.
Ливень хлынул на площадь Свинцовой Звезды стеной воды. Прохладные струи смывали с досок кровь, вытекающую из груди Зеленоглазой Ратты, и густые разводы зловонной гнили, унося их на серые просторы океана вечности.
Комментарии к книге «Ночной охотник», Томас Барнс
Всего 0 комментариев